«Рабы Тьмы (ЛП)»

Рабы Тьмы (ЛП) (fb2) - Рабы Тьмы (ЛП) (пер. Данил Сыч,Анастасия Кузьмина,Юрия Скейс) (Warhammer 40000: Ересь Хоруса - 51) 2587K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джон Френч

Вы держите на своем носителе томик Ереси Гора, который мог бы и не выйти на свет, без поддержки этих людей:

Карен Каспаров (Warp Thread)

Denis Nugaev

Lemurka Warlock

Артём Ефимов

Денис Агеев

Странного Типа

Yulia Sergukova

Екатерина Иванова аka Неизвестный Гвардеец

Legatus Augusti pro praetore Cutuli Delphini venator (ЭТО TAKTIKA, SUKA V2.0)

Дмитрий Исаев

Сергей

Vladislav Shrike

Salivan

MrFaktorX

Indef

Павел Ерехинский

Bes

Ярослав Шмидт

Алексей

Forin

Kirov Roman

Оладия Праведного (первого после Люция)

Stanislav Povazniuk

Утошка

Кот Кот

Alexey

Vova L

Boris Panchenko

@iamag0d

JustDan

Grighoul

Евгений (warforge)

Sever

Chaotic Red

NaFTus 27

Ересь Гора

Это легендарное время.

Галактика в огне. Славное будущее человечества, каким его видел Император, лежит в руинах. Его возлюбленный сын Гор отвернулся от света своего отца и принял в себя Хаос.

Его воинства, могучие и непоколебимые Космические Десантники, завязаны в жестокой гражданской войне. Некогда эти совершенные воины сражались бок о бок подобно братьям, защищая галактику и возвращая человечество к свету Императора. Теперь они разделены.

Одни остались верны Императору, другие приняли сторону Магистра войны. Во главе их многотысячных легионов стоят примархи. Они вершина генетических исследований Императора – восхитительные, сверхчеловеческие существа. Но когда они вступают в битву друг с другом, неясно, кто одержит победу.

Миры полыхают. На Исстване V Гор нанес жестокий удар и три верных легиона практически уничтожены. Началась война, пламя которой окутает все человечество. Где были честь и благородство, ныне царствуют предательство и подлость. Убийцы прячутся в каждой тени. Армии готовятся к бою. Перед каждым стоит выбор – принять одну из сторон или умереть.

Гор собирает свои войска. Цель его гнева – сама Терра. Император ждет возвращения своего блудного сына, восседая на Золотом Троне. Но его истинный враг – Хаос, первородная сила, жаждущая заставить человечество служить своим капризам и прихотям.

Крики невинных и мольбы праведных отзываются хохотом Темных Богов. Если Император потерпит поражение и его война будет проиграна – всё человечество ждут страдания и вечное проклятие.

Это конец эпохи знаний и просвещения.

Наступает Эпоха Тьмы.

Посвящается памяти Алана Блая,

1974–2017

~ Действующие лица ~

Примархи:

Гор Луперкаль, Магистр Войны, Примарх XVI легиона

Фулгрим, Принц Удовольствий, Демон—Примарх III легиона

Пертурабо, Повелитель Железа, Примарх IV легиона

Ангрон, Принц Крови, Демон—Примарх XII легиона

Мортарион, Повелитель Смерти, Примарх XIV легиона

Магнус Красный, Принц Перемен, Демон—Примарх XV легиона

Лоргар Аврелиан, Примарх XVII легиона

Альфарий, Примарх ХХ легиона

XVI легион «Сыны Гора»:

Малогарст, «Кривой», советник Магистра войны

Эзекиль Абаддон, Первый капитан

Гор Аксиманд, «Маленький Гор», капитан пятой роты

Фальк Кибре, «Вдоводел», капитан когорты Юстаэринцев

Калус Экаддон, капитан Катуланских налётчиков

Аргонис, «Неустрашимый», эмиссар Магистра войны

III легион «Дети Императора»:

Эйдолон, «Возвышенный», Лорд—Командор

IV легион «Железные воины»:

Форрикс, «Крушитель», Первый капитан, триарх

Вольк, Командир 786 го Великого флота

XII легион «Пожиратели миров»:

Кхарн, Капитан восьмой роты, советник Ангрона

XVII легион «Несущие слово»:

Зарду Лайак, «Багровый Апостол», Повелитель Безмолвных

Кулнар, Раб Клинка Анакатиса

Хебэк, Раб Клинка Анакатиса

Другие:

Актея, Оракул Пепельной Святой

Сота—Нуль, представитель Кельбор—Хала

Нерождённые:

Н’кари, Великий Демон–принц Слаанеш

Амарок, проводник душ

Са’Ра’Ам, демон, Острие ножа, Смех Войны

Тормагеддон

«Накройте головы, не издевайтесь

Поклонами над плотью. Прочь почтенье,

Условности, обычаи, обряды!

Во мне все время ошибались вы:

Как вы, ем хлеб я, немощам подвержен,

Скорблю, ищу друзей. Коль я таков,

Зачем вы королем меня зовете?»

— приписывается драматургу Шекспиру (М2)

«Взови к рабам своим,

Взови к силе земли своей, что воплотилась в кованой стали, выстрой их войско до захода солнца,

Воздень длань свою и услышь клич их, столь громкий, что пробудить способен Йодан и Керис от их дремоты багровой,

Узри солнце, играющие на мечах и копьях, взгляни в глаза, что видят лишь славу в грохоте оружия, и нет для них музыки лучше,

Сделай это и яви мне, и Я скажу, что перед взором моим лишь груды черепов, и вой ветра средь костей.»

— из письма Крона Королеве в «Мистических циклах Колхиды»

«Да будет так»

— высказывание времён Древней Терры

Пролог

Накануне Триумфа

Через горную равнину двигалась окутанная в плащ фигура. Ночные небеса озарялись светом перевалочных лагерей. Огни двигателей боевых кораблей сияли ярче, чем звёзды во мраке, горизонт был исполосован оранжевыми ранами, оставленными макро–шаттлами и грузовозами. Полукилометровая площадь была неподвижной, за исключением, дребезжащего на ветру пламени осветительных столпов.

Остановившись, фигура развернулась на месте, осмотревшись. Он наблюдал, как в дали тьма растворялась пред его взором. На спецплощадках, предназначенных для лагерей наиболее чтимых военных сил из всех, призванных сюда, приземлялись штурмовые и десантные корабли. Огни двигались средь стальных птиц. Ветер переменился, и его ушей достигли раскаты смеха. На мгновенье, ему показалось, будто он услышал сухую шутку, которая вызвала этот звук, и его внутреннему взору представилась картина, как один воин похлопывает другого по спине. На всем плато, братья не по крови, но по призванию, разделяют моменты товарищества.

Он прислушался.

— Я был там, - произнес голос из толпы бронированных фигур, собравшихся вокруг клетки с тлеющими углями. Никто из них не заметил слушателя, стоящего на краю освещённой площадки. Окутанная в плащ фигура узнала голос и историю. Под капюшоном промелькнула лёгкая ухмылка.

— Я был там, когда Гор убил… - порывы ветра уносили слова прочь и вздымал вверх искры от светящихся углей.

Фигура развернулась и зашагала прочь по пустой площади. Завтра, миллионы людей будут маршировать там, где ныне лежит его путь, но сейчас здесь был только он, идущий своей дорогой. Вдалеке, мраморной горой, сменившей предыдущие, маячил Имперский Помост. Десять тысяч ремесленников работали без отдыха, над символом победы и могущества: статуи мужчин и женщин, держащих молнии из бронзы, орлы, распханувшие крылья, имена миллионов павших за два столетия в войне за звёзды. С этих лож и балконов, высшие и почтенные будут наблюдать за мощью Великого Крестового Похода, но сейчас здесь было пусто и тихо, величественность, скрытая ночной пеленой.

Некто в плаще взглянул на силуэт постамента, и двинулся дальше. Никто его не останавливал, хотя он знал, что чьи–то глаза, человеческие и трансчеловеческие, следят за каждым его шагом. Но никто из них не замечал ничего, кроме, может, мерцания во мраке или пыль, переносимую легким бризом.

Он услышал звук приводимого к готовности оружия, в тот момент, как вошел в тень помоста. Послышался тихий гул сервоприводов мастерски созданной брони. Он остановился и вгляделся в клубы глубокой тьмы между статуй. Пять кустодианцев стояли во мраке, невидимые для глаза смертного. Как и он, они были окутаны маскировочными плащами, их силуэты ускользали от взгляда. Они знали, что здесь кто–то есть, но кто именно и где? Даже у сверхлюдей были пределы возможностей.

Он очень осторожно коснулся кольца на указательном пальце. Электронная схема в металлическом кольце испустила импульс в темноту. Кустодианцы немного поколебавшись, приняли спокойную позу.

— Зачем ты, незнакомец, пришел к моим дверям в ночи? - прозвучал голос из ниши у основания постамента. – Потому что он не незнакомец, - снова сказал голос, когда фигура в плаще повернулась. Старик вошел в поле зрения, опираясь на посох двумя руками, как будто помогая себе. Малкадор, Сигиллит Империума и правая рука Императора, глядя прямо на скрытую фигуру, подняв бровь.

— Ищешь уединения, Гор Луперкаль?

— Что–то в этом роде - сказал Гор, сбрасывая с головы обманный покров.

— Поверишь ли ты, что я искал того же? - сказал Малкадор.

— Нет, - сказал Гор, и улыбнулся - Не поверил бы.

— Я тоже. – Старик ухо рассмеялся - Могу ли я разделить его с тобой?

Гор кивнул.

— Пойдем, - сказал Малкадор, указывая на открытую дверь в основании помоста. Ряды широких ступеней тянулись от порога. Пара преступила его и начала восхождение.

— Он сказал тебе, - произнёс Малкадор спустя какое–то время.

Гор кивнул.

— Да.

— Ты удивлён?

— Я… сомневаюсь

— Я уверен, что это необычно для тебя, - сказал Малкадор. - Он предполагал, что так и будет.

Гор бросил взгляд на старика, идущего рядом.

— И все же он желает этого для меня?

— Естественно, - сказал Малкадор. - Разве ты не делаешь того же, полагаясь на своих командиров? На Абаддона? На Кривого?

— Я хотел бы, чтобы его так не называли, - произнес Гор.

Малкадор издал смешок.

— Может быть это бестактно, но суть передана верно…

— От тебя это звучит, как комплимент.

— Так и есть. – Малкадор улыбнулся.

Они молча продолжили подъём. Конец лестницы привёл их к широкому коридору. Дверь в конце вела во мрак. Со стен свисали знамёна: на каждом из них – словно, металлической нитью по ткани – были вытканы символы: алая словно кровь молния, кольцо из багровых зубов, голова волка на фоне убывающей луны. Гор на миг остановился, бросив взгляд на знамя с головой волка, затем оба, примарх и Глас Императора человечества, шагнули на просторный балкон. Ночной ветер дул на равнину. Свет от лагерей Легионов и далекое свечение агломераций Механикум тянулись перед ними, будто яркие искры, рассыпанные по чёрному полотну.

Подул ветер, развевая плащ Гора, примарх наклонился, облокотившись на перила.

— Могу ли я отказать ему? – спросил он, нарушив молчание.

— Само собой разумеется. – Ответил Малкадор.

Гор взглянул вниз, на парадную площадь, с высоты.

— А если я соглашусь?

— Тогда всё изменится.

— Остальные…

— Научатся принимать это, как данность. – Малкадор улыбнулся. – Как и ты.

Гор внимательно посмотрел на него. Сигиллит выдержал его взгляд. Спустя миг, Гор отвёл глаза.

— Может быть.

Малкадор вздёрнул бровь, но промолчал.

— Это изменит всё, - в конце концов сказал Гор.

— Всё имеет свойство меняться…

— И всё остается прежним, – продолжил Гор, на его лице промелькнула улыбка.

— Хм, полагаю, что последняя часть здесь неприменима, так ведь? – Ветер усилился, и древки знамён, закреплённых под перилами, задребезжали. – Ты гадаешь, как это повлияет на тебя…

Теперь Гор удивленно поднял бровь.

— Я не имею в виду, что ты засомневался в себе, друг мой, лишь думаешь, как изменится мир после этого. И, да, это изменит тебя – иначе и быть не может. Но ты возвысишься, Гор. Император хорошо обдумал своё решение. Он знает, ты станешь тем, для чего был рождён. – Малкадор замолчал и сильнее опёрся на свой посох. – Остальные… Да, некоторые из них будут возмущены, некоторые даже воспротивятся, но, в конечном счёте, все примут это.

— Я задавался вопросом: что бы я делал, если бы эта ноша была возложена на кого–то другого. На Робаута или Рогала…

— И? – спросил Малкадор. – Что бы ты делал тогда?

— Я бы задался вопросом, почему на этом месте – не я, - сказал Гор, и рассмеялся, звук был ярким на фоне ветра. – А потом бы принял этот факт и делал все, что в моих силах, чтобы облегчить ношу для того, кто несёт её.

— Совершенно верно, - сказал Малкадор. – Многие братья поступят точно так же. Прислушивайся к ним, Гор. Тебе понадобится их помощь – как Император нуждается в твоей.

— Действительно? - спросил Гор. – Я не знаю ничего, что Его разум не мог бы охватить.

— Но ты – Его рука и Его хватка, Гор. Он добивается того, что Ему нужно, с помощью тех, кто Ему служит и любит Его. С помощью тебя.

— И, все же он этого не сказал, когда говорил со мной об этом долге.

— Нет. Это он оставил мне.

— Действует с помощью своих инструментов…

— Верно.

Гор кивнул, хотя его лицо не изменилось. Малкадор выпрямился и отвернулся.

— Ты знаешь истину, которую я тебе сейчас расскажу, но я все равно сделаю это. Хорошо запомни тот урок, что дал тебе Император. Каждый клинок и каждый воин в Великом Крестовом походе ответит на твой призыв. Изучай их, будто видишь их впервые. Используй их, так как должно, не бойся, что они заметят в тебе перемены. Ты станешь их предводителем, но именно они делают тебя Магистром Войны.

— Магистром Войны… Значит, ты думаешь, что я дам согласие?

— Я думаю, ты уже дал. – Малкадор зашагал прочь, выстукивая медленный ритм своих шагов. Во мраке пара Кустодианцев, остававшихся неподвижными, словно статуи, развернулись с мелодичным звуком сервоприводов доспеха и последовали за Сигиллитом. – Доброй ночи, Гор Луперкаль. До завтра.

Гор остался, рассматривая Равнину Триумфа. Свет звёзд и лагерных костров отражались в его глазах. Он выпрямился и зашагал прочь, напоследок бросив взгляд назад.

Часть первая, в которой сыны богов могут истекать кровью

I

Малогарст

Сыны Гора отнесли истекающего кровью отца к его трону. Призраки преследовали их, воя из теней, кровь капала из доспеха. Сыновей было четверо: Кибре, чьи черные доспехи блестели от запёкшейся крови; Гор Аксиманд, с бледным лицом и не сводящий глаз с огромной красной раны в боку Магистра Войны и все еще дымящегося расколотого доспеха; мерцающий призрачным светом и бесшумный как дым Тормагеддон; и Малогарст, который ступал вслед за ними, хватая воздух через респиратор и хромая искалеченными ногами.

Юстаэринцы шли следом. Черный терминаторский доспех блестел от крови в свете мигающих ламп тревоги.

— Сир, - позвал Аксиманд, с трудом выговаривая слова и напрягая каждую мышцу тела, чтобы нести Магистра Войны. – Сир, вы слышите нас?

— Я… - рот Гора был похож на трещину в бледной маске его лица. Подбитый мехом плащ волочился по полу, обожжённый и продырявленный, оставляя за собой грязный след на палубе.

Малогарст чувствовал привкус железа, серы и мёда через свою маску. Голова Гора подрагивала. Рана на боку открылась ещё шире, доспех сминался, словно кожа вокруг оскалившегося рта.

— Сир! – окликнул его Аксиманд.

В одном из коридоров, мимо которого они проходили, появился офицер в красно–чёрной форме старшего офицера. Бронзовый инфо–планшет выпал из его рук на палубу, и он спешно упал ниц, но Малогарст заметил, как тот бросил взгляд в сторону Магистра Войны, прежде чем прижался лбом к полу. Малогарст, развернувшись, пнул его. Резкая боль пронзила его спину, когда сервоприводы доспеха выпрямили его ногу. Человек отлетел, его голова превратилась в месиво из разбитых костей и мяса. Малогарст закряхтел: ощущения были не из приятных.

— Что… - произнёс Аксиманд.

— Он видел! – рявкнул на него Малогарст и поспешил, хромая, вслед за остальными.

— Юстаэринцы! – отдал команду Кибре, его голос прогремел в воксе. – Устранить всех на командной палубе и в коридорах, с девяносто пятого по двухсотый. В живых не оставлять никого!

Терминаторы рассыпались в стороны. Эхо от выстрелов разносилось по коридорам. В боковых коридорах, которые они миновали, мелькали вспышки света. Крик поднялся и тут же затих.

— Течения сдвигаются… – прошипел Тормагеддон, шагая, словно скользя, почти не сгибаясь под тяжестью Магистра войны. – Он…

— Тихо! – дрожащим от злобы голосом, рявкнул Малогарст. Демонхост зашипел в ответ.

Они добрались до тронного зала. Двери распахнулись перед ними. Внешнюю тьму развеивало свечение звёзд и пламени. В дальнем конце зала, перед раскрытым глазом окулюса, возвышался трон. Они поспешили к нему. Кровь покрыла пол за ними, начиная дымиться от соприкосновения с воздухом. Пламя в жаровнях с маслом, подвешенных к потолку, трепетало и опадало. За их спинами возвышались тени. Чем больше крови проливалось на палубу, тем громче были крики эфира.

— Заприте двери, - выкрикнул Малогарст двум Юстаэринцам, которые следовали за ними. – Никого не впускать. Никого!

Они опустили Магистра войны у подножия трона.

— Нужно вызвать апотекариев, - сказал Аксиманд.

Громадный трон из базальта и черного железа навис над ними.

— Они ничем не смогут помочь, - огрызнулся Малогарст.

— Что с ним происходит? - спросил Аксиманд, глядя на неподвижный силуэт Тормагеддона, который замер в шаге позади остальных. Демонхост медленно покачал головой.

— Я не могу смотреть на него. В варпе - лишь сломанные лезвия и крик ворон.

— Мы должны… – начал было Кибре.

— Мой… мой трон… – прошептал Гор, и на мгновенье четверо сыновей оцепенели. - Мой… отец…

Никто из них не шевельнулся. Капля крови вытекла из раны на боку Магистра войны и упала на пол облачком пепла. Кибре обернулся, бросив взгляд в сторону Малогарста.

— Посадите его на трон! - прорычал Малогарст. Теперь и он почувствовал это - будто рябь на краю поля зрения, где–то позади глаз. Варп струился вокруг них, извиваясь и стягиваясь, точно нити, сплетающиеся в верёвку.

Звук шагов отдавался звоном на ступенях к трону. Через обзорное окно Малогарст наблюдал за горящим углем света звезды Бета—Гармона, медленно уплывающей назад. На стеклянных панелях намерзал иней, словно паутина натянутая поверх звездного света.

С усилием четверо сыновей Гора подняли его и водрузили на трон.

— Отойдите, - прошипел Малогарст.

Кровь струилась из раны Магистра войны, стекая на пьедестал трона черным дымящимся потоком.

В эти моменты ничто не двигалось. Глаза Гора были открыты, но если он что–то и видел, направлены они были в пустоту.

— Что… – заговорил Кибре.

Металлический коготь со скрежетом прошелся по правому подлокотнику кресла. Четверо сыновей не смели и двинуться. Поток алой крови из раны иссяк, превратившись в редкие капли. Вздох с шипением вырвался из губ Гора. Он сжал руку. Лезвия вонзились в черный камень. Гор приподнял голову, на миг закрыв глаза, размыкая бледные губы. Его силуэт мерцал, будто растворяясь в тенях и вновь проявляясь в реальности.

Малогарст сделал шаг вперед.

Магистр войны открыл глаза.

Малогарст ощутил, как взгляд коснулся его. Волна жара прокатилась по телу, и он почувствовал, как на мгновенье его тело застыло, почувствовал, как его плоть разрывается на части и рассыпается в безвременье, как его душа становится воплем, тянущимся до предела сущего.

Образ Магистра войны вздрогнул и обрел форму.

— Всё… в порядке, Мал, - сказал Гор.

Четверо Сынов Гора пали ниц. Шум их силовой брони эхом отдавался в тишине. Малогарст с хрипом выдохнул через респиратор и позволил себе испытать некоторое подобие облегчения.

Гор сделал долгий, медленный вдох. Рана в его боку закрылась. Всё, что осталось от нее, — только тонкая линия на броне, еще влажная от крови. Шум от стенаний, звучавшие на самом краю восприятия Малогарста, затих.

— Сир, - сказал Аксиманд, - вы…

— Наши силы и позиция? - спросил Гор. Он был всё так же бледен, но тени наползали на его лицо, подчеркивая жесткие черты.

— Передовой флот с нами, - доложил Аксиманд, не отрывая взгляда от примарха. - Боевые флоты легиона Ахерон, Стикс и Харон находятся внутри системы, вместе с группировками Беллум, Катулл, Ни—Ро-Дельта, Малик, Дутеррон и Ноктис. Столкновения продолжаются, но мы одержали победу. Врата Бета—Гармона открыты.

— Но вы отозвали авангард? - уточнил Гор.

— Сир, вы были…

— Я знаю, Маленький Гор, - ответил Магистр войны. Он на мгновенье сомкнул веки.

— Я знаю. Вы хорошо справились, сыновья мои.

Бета—Гармон истощал их силы уже многие месяцы – дробя броню, пожирая тела и пули. Войска, оставшиеся верными Императору, сражались с такой яростью и силой, что в одной этой системе было пролито больше крови, чем за последние пять лет Великого Крестового похода. Но выбора не было – ни для сил Императора, ни для Магистра войны. Бета—Гармон был воротами ведущими к Сегментум Солар. Проложенные через варп маршруты сходились к этой системе и расходились от нее, точно нити паутины. Через нее флотилии кораблей могли достичь звездных пределов вокруг Терры. Это были не единственные врата в Солнечную систему - но все другие не имели значения.

Наконец, смертельное равновесие нарушилось. Гор вышел на поле боя. С ним был ударный отряд лучших воинов легиона. Тьма и огонь следовали за ними, словно они были тенью, отброшенной присутствием Магистра войны. Малогарст остался тогда, как делал столь часто, на «Мстительном Духе», следя за бесконечным балансом сил – теперь и оккультных, и материальных, - что позволяли вращаться колесам военной машины Гора. Ему не было нужды видеть, как его повелитель шагает среди бойни и как падают те, кто преграждает ему путь.

Всё случилось так, как и было предрешено. Их враги были повержены, и весы битвы, так долго остававшиеся в равновесии, покачнулись.

До тех пор, пока Гор, шагавший среди пепла и крови – бог империи, которую должен был заполучить в этой войне, - не пал.

Пал, не получив ни единого удара.

И его сыновья унесли его, истекающего кровью, с поля боя – как уже делали однажды прежде.

Малогарст первым поднял голову, взглянув на восседающего на троне Магистра войны. Острая, резкая боль наполнила его череп. Он попытался сфокусировать взгляд. Почувствовал кровь на зубах.

Он опустил взгляд. Боль утихла, но не исчезла.

— Сир, какова ваша воля?

— Время, - хрипло произнес Гор, и Малогарст ощутил, с какой болью дается Воителю попытка говорить. – Время истекает. Пошлите за ними. Мы… мы должны собраться, прежде чем…

Гор закрыл глаза; боль исходила от него, точно жар от вдруг вспыхнувшего костра. Малогарст крепко стиснул зубы. Пузыри болезненно–ярких цветов плыли перед его глазами. Гор не шевелился на своем троне. Тени скользили по стенам и полу тронного зала, словно бы от Магистра войны исходил свет. Но не было никакого света.

Малогарст заставил себя встать. Он попытался поднять голову, но не смог. Аксиманд уже был на ногах и отходил назад. Тормагеддон мерцал, его тело рассыпалось, утрачивая плотность, и собиралось обратно, точно зернистое пикт–изображение. Кибре оставался на коленях у подножия трона, впиваясь пальцами в камень, чтобы не двинуться с места.

— Идите, - сказал Гор, и его голос звучал словно издалека. – Призовите их… Моих братьев…

— Сир, - голос Малогарста дрожал от волн боли, накатывающих на него.

— Улланор, - проговорил Гор. – Улланор…

А затем он замолчал. Его глаза закрылись. Тени замерли, и Магистр войны остался сидеть на своем троне, бледный и истекающий кровью.

Лайак

Крики обтекали «Трисагион», скользящий в потоках варпа. Тридцать две тысячи семь сотен и восемьдесят шесть человек висели на гвоздях, вогнанных в наружную часть его корпуса. Все они были живы, когда корабль перешел из холода реального пространства в объятия Царства Богов. Они были живы и теперь, в определенном смысле: их смерть растянулась до вечной какофонии мук. Демоны роились над ними, липли к корпусу корабля, жадно лакая агонию и горячку из человеческих душ и тел, которые они разрывали на части. При взгляде сверху казалось, что схожий формой с наконечником копья корпус «Трисагиона» одет в переменчивую оболочку из хитина и влажной плоти. Факельные башни пылали надо всем этим, огни колыхались в медленном ритме вместе с воплями боли и вскриками кормящихся демонов.

«Красота, - прошептал голос в голове Лайака. – Истина…»

Он кивнул.

— Слава Вечной Четверке, ибо Они суть Всё, - сказал он вслух, продолжая литанию, которую произносил без остановки с тех пор, как «Трисагион» пробил брешь в завесе Священного Царства. – Слава Восьмеричной Истине, ибо она Вечна. Слава Первому Кругу служителей, ибо они возвышеннейшие из всех.

Он сидел в центре черного стеклянного пола, напротив кристального окна в обзорной части башни. Дым горящих благовоний струился на него из курильниц, которые раскачивали восемь закутанных фигур. Под одеждами каждый из этих просителей представлял собой мешанину мутировавшей и умерщвляемой плоти, но в присутствии Алого Апостола они скрывали свои благословения. Все они пожертвовали своим слухом и зрением, дабы служить ему. Находиться в присутствии Зарду Лайака, Первого Капеллана Неизъяснимых, того, кто одновременно жертва и откровение, было само по себе благословением за пределом вообразимого. Их души не смогли бы выдержать вида его открытого лица и звука его голоса.

Еще дальше, около единственной двери, ведущей из башенного святилища, стояли две сгорбленные фигуры. С головы до пят они были затянуты в красный бархат, и этот же бархат растекался по полу у их ног. Они не двигались, но свеча, сделанная из человеческого жира, крови и сожженных костей, висела в воздухе перед каждым из них. Черное сало, отмеченное печатями, проливало прозрачные слезы на пол перед укутанными гигантами.

«Он приближается», - подумал Лайак, и знал, что это воистину так, даже когда шепот мысли еще звучал у него внутри.

Он поднялся со своего места. На нем не было ни одежды, ни брони. В подобные моменты созерцания Лайак всегда выбирал помнить, что он был создан из плоти. Гладкие мускулы перекатились под кожей, когда он встал. Слова, выжженные на теле, покрывали его от шеи до кончиков пальцев ног. Пять сотен и еще двадцать языков отмечали его. Все принадлежали культурам, мертвым уже тысячи лет: человеческим или чужацким. Лайак говорил на каждом.

Он поднял руки к лицу, на мгновение закрыл глаза.

— Уш–на–катал, - сказал он. Он ощутил, как зов шипяще скользит в Священное Царство, и услышал ответ. Тонкие как паутина силуэты из черного дыма соткались вокруг него, расплывчатые, точно наброски, сделанные на пергаменте водой и чернилами. Тени лиц обрели форму в клубящемся сонме: вопящие в молчаливой муке, исходящие ненавистью, рыдающие.

Его разум наполнился шепотами.

«Кто ты?»

+Я не хочу умирать+

«Кто ты?»

+Прошу, пощадите…+

«Кто ты?»

+Предавший клятвы…+

«Кто ты?»

+Ты – осквернитель всего, что прежде почитал святым…+

«Кто ты?»

+Почему ты делаешь это?+

— Ус–ка–тед, - приказал он. Силуэты, сотканные из дыма, протягивали призрачные пальцы. Их касания скользили по его коже. Холодное, как лед, пламя жгло плоть.

+Мы знаем тебя, Безымянный+ - шипели голоса у него под черепом.

+Мы помним…+

+Мертвые помнят…+

Лайак держал рот закрытым. Боль была подобна сверхновой в центре его существа. Она была словно сожжение, словно железные гвозди, вколачиваемые в кость. Словно перерождение и откровение.

Поверх его кожи обрела форму броня. Очертания керамитовых пластин, наплечников и перчаток, сплетенные из обнявших его теней. Электронные компоненты и кабели обрели бытие и соединились с его нервами. И вот, наконец, он стоял, облаченный в пепельно–серую броню, оставившую непокрытой лишь голову.

— Хесс–не, — произнес он.

Тени померкли, исходя ненавистью и злобой, скользя обратно в бесконечность Священного Царства. Благословенная мука, которую он претерпевал, истаяла из его плоти, и он склонил голову в благодарности за это благословение. В последнюю очередь он повернулся и шагнул в ту часть помещения, где его шлем–маска глядел вниз с оружейной стойки. Ее личина скалилась в ледяной ярости. Три глаза рядами спускались по обеим щекам; каждый глаз пылал, точно угли в горне. Разверстая яма рта была полна острого серебра. Два обсидиановых осколка торчали рогами из надбровий. Шлем был подарком от первого из Гал Ворбак, и Лайак носил его всегда — исключая краткие мгновения уединенных раздумий.

Лайак протянул руки и взял шлем, ощущая, как его злоба щиплет язык привкусом крови.

С осторожностью он надел шлем–маску на голову. Крючки на ее внутренней стороне впились в его щеки. Дыхательные трубки сами собой соединились с его броней. Густой благовонный дым наполнил его следующий вдох. Вихрь колхидских рун закружился перед его глазами. Измерения и цвета, которые не дано было видеть смертным, окрасили помещение вокруг него.

«Он здесь», — пришла мысль. Он повернулся и опустился на колени, стоило отвориться двери внутреннего святилища. Закутанные в красное фигуры обернулись; их одеяния пошли волнами, когда склонились и они. Одетые в мантии просители не могли ни услышать, как открывается дверь, ни увидеть вошедшего, но присутствия подобного существа было достаточно, чтобы они пали ниц.

Лоргар Аврелиан на мгновение остановился на пороге. Его кожа была посыпана золотистой пудрой, его щеки и бритый череп изукрашены клинописными знаками. Алые одеяния покрывали его незащищенную броней плоть. Если бы не его размеры, он выглядел бы, подобно жрецу с пустынной планеты, вырастившей его.

Он излучал харизму. Это была не ярость, окружавшая ореолом ныне–возвысившегося Князя Крови, и не чистое эфирное могущество Магнуса. Стоять вблизи Лоргара Аврелиана означало – желать услышать, как он заговорит, ощущать пробуждение глубочайших эмоций от его малейшего жеста, ощущать, как душа одновременно сжимается и ликует.

За тем исключением, что Лайак не чувствовал ничего: только то, как крючки на маске, надетой им, режут плоть.

— Ваше блаженство, - сказал он.

— Встань, сын мой, - сказал Лоргар. – Я прошу у тебя прощения за то, что нарушил твой обряд.

— Куда бы Вы ни шли, за Вами следуют истина и запредельность. Принимать вас в это мгновение – гораздо более свято.

Лоргар наклонил голову в знак признательности; на краткий миг прикрыл глаза.

— В течение двух часов мы достигнем границ системы Бета—Гармон, и там мы найдем Магистра войны. Послания летят сквозь уста сотворенных богами к другим моим братьям. Он созывает нас вместе, дабы мы встали плечом к плечу в последний раз, как стояли некогда у ног нашего отца.

Лоргар остановился, а следом подошел к кристальному обзорному окну, сквозь которое плясал тошнотворный свет варпа. На какое–то мгновение Лайаку сделалось интересно: что видят глаза примарха. Священное Царство было зеркалом душ, и то, что отражалось в нем, было различным для каждого разума, дерзнувшего туда заглянуть. Лайак видел только призраков, когда смотрел в варп. Он давно уже перестал спрашивать себя, почему.

— Мы отвечаем на призыв Магистра войны, и благословенны на это, - отозвался Лайак.

— Нет, - сказал Лоргар. – Послание еще не достигло нас, и не прибудет, пока мы не окажемся рядом с Гором. Оно не имеет значения, и не из–за него мы пустились в путь. Мы входим в горнило, сын мой. Отсюда последует исход всего. Время и судьба сходятся в точку, и колесо вселенной дожидается поворота вокруг нее. Так было явлено. Это записано голосами бури и кровью умирающих. Всеобщая судьба ждет своего рождения. Божественная победа лежит перед нами, перед всем человечеством. – Лоргар сосредоточил взгляд на Лайаке. Отражения вопящих призраков танцевали в его глазах. – Понимаешь ли ты?

Лайак склонил голову в ответ на слова, ощущая, как сотрясаются его мысли.

— Священнейший повелитель, чем могу послужить?

Лоргар вновь отвернулся, и Лайак почувствовал, как огненное сияние его примарха охладевает, как будто бы отброшенное в тень.

— Я слышу музыку вечности, сын мой. Гор… - медленно выговорил он. – С Гором происходит… что–то.

Вольк

— Командир, эскадрилья готова начать последние приготовления для запуска.

Вольк не ответил серву–смертному. Слова этого человека были лишь формальностью, без того хорошо известной ему. Их ритм был словно биение его собственных сердец. Он не сводил взгляд с истребителя, стоявшего на рокрите перед ним. Его полированная металлическая обшивка мерцала в свете красных ламп пещеры, превращенной в ангар. Желто–черные полоски отмечали его хвостовое оперение и кончики крыльев.

— Железо рождает силу. Сила рождает волю… - произнес Вольк, глядя, как слова расплываются перед ним белыми облачками пара. Моторы его истребителя запустились. Воздух запел. - Воля рождает веру…

Сервитор принялся отсоединять провода от разъемов на спине его доспеха. Техножрец, облаченный в пурпур и медь, обходил истребитель вокруг, брызгая маслом с бронзовых пальцев. За жрецом следовал один из адептов, отключая подачу боеприпасов к орудиям и закрывая консоли доступа.

— Честь рождает железо.

Истребитель полностью пробудился. Вольк чувствовал, как нейроподключение отзывается щекоткой в разъемах вдоль позвоночника. Мышцы и кости заныли – железо и оружие сливались с плотью. Он выдохнул, ощущая, как мощь двигателя прокатывается волной вдоль хребта, а заряженные орудия покалывают пальцы. Он словно становился цельным, единым.

У истребителя был номер. Так было принято в Четвертом легионе. Другие легионы увешивали свои летательные аппараты именами – точно шуты, цепляющие бубенцы к ушам. Но не Железные Воины. И хотя «Грозовой Ворон» принадлежал Вольку уже четыре десятка лет войны, он удостоился лишь чести носить номер подразделения, к которому был приписан: 786-1-1. Первый истребитель первой эскадрильи 786‑го авиационного батальона. Того, что от него осталось, во всяком случае.

— Это – Несокрушимая Литания, и вовеки да будет так.

Вольк отстегнул висевший на бедре шлем и надел на голову, защелкнув крепления. Купол кабины начал закрываться. В пещере–ангаре замигал желтый свет. Предупреждающие сигналы пытались перебить нарастающий хор двигателей.

Он закрыл глаза. Серебряный аугментический имплант, заполняющий его правую глазницу последние тридцать лет, развернул перед ним зеленые линии грубой топографической схемы. Он открыл глаза. Зеленая проекция и физический мир наложились друг на друга. Системы кабины одна за другой вспыхнули оповещающими о статусе символами.

— Всем членам эскадрильи, - сказал он, включая вокс. – Полная готовность к вылету. Обратный отсчет, братья.

Сбоку его обзора прокручивались цифры. Металлическая стена огромного ангара заскользила вниз, уходя в пол, и тяжелые внешние ворота за ней открылись. В черноте за ними алыми вспышками мерцало манящее пламя битвы. Внутрь летели снег и пепел. Вольк активировал реактивные двигатели. 786-1-1 поднялся над полом пещеры и покачнулся на порывистом ветру. Вольк выровнял курс, даже не задумавшись.

По всей пещере шестьдесят четыре боевые машины поднимались со своих мест – тройки перехватчиков «Зифон», «Огненных Рапторов» и «Грозовых Воронов», все он были цвета неокрашенной стали. Их было по–прежнему достаточно, чтобы называться авиа–батальоном. Едва достаточно. И всем им предстояло подняться в воздух без половины необходимых боеприпасов. Их магазины с патронами были почти пусты, аккумуляторы лазерных пушек едва заряжены, топливо — на нижней отметке, так, чтобы как раз хватило для завершения задания. Меньше десяти лет назад невозможно было и представить, что они могут отправиться в бой вот так. Но теперь… Теперь они были воинами, которым не хватало средств для ведения войны.

- 786-1-2 готов, - донесся через вокс голос Заррака. Вольк молча отправил напарнику сигнал подтверждения.

— Мрачноват сегодня, братец? – Металлический скрежет в голосе Заррака не мог скрыть подначки в его словах. Вольк проигнорировал его, хотя его губы и дернулись в коротком подобии улыбки.

— Цели задания приняты, - произнес Вольк по воксу. – Командный пункт «Оникс», на связи эскадрилья семь–восемь–шесть, запрашиваем разрешение.

Пару секунд в его ушах шипели помехи. Обратный отсчет стремительно приближался к нулю.

— Эскадрилья семь–восемь–шесть, разрешение на вылет получено, - прозвучал голос офицера. Этот человек будет наблюдать за данными эскадрильи Волька и сравнивать их с мириадом других операций вокруг Ониксовой крепости. Для него война за Крейд так и останется всего лишь набором цифр и сигналов, проходящих через него. Вольк едва ли мог испытывать к подобному образу жизни что–то, кроме презрения.

— Железо внутри, - сказал офицер.

— Железо снаружи, - ответил Вольк и переключился на внутренний канал связи. – Активировать орудия.

Янтарные руны на индикаторах орудий вспыхнули зеленым. В двигателях 786-1-1 нарастала скованная сила. Истребитель вздрагивал вокруг него, с трудом удерживаясь на месте.

Отсчет дошел до нуля.

786-1-1 рванулся вперед. Волька ударило ускорением. Воздух вылетел из легких. Стена ночи и кружащегося снега устремилась ему навстречу, а затем он оставил ее позади, поднимаясь в черное небо. Вслед за ним его братья по эскадрилье вылетали из разверстой пасти пещеры, оставляя за собой росчерки синего огня.

Взвыли сигналы тревоги – вражеские системы наведения взяли его в прицел. Трассирующие пули и взрывы расцветили ночь снаружи кабины. Он активировал меры противодействия. Ложные цели и приманки для ауспекса рассыпались за хвостом 786-1-1. Вольк бросил истребитель в крутую спираль, уводящую вверх. Его напарник следовал за ним, безупречно держа строй. Остальной авиа–батальон рассыпался в воздухе, кружась и уходя от стремящегося настичь их огня. Под ними тянулась к небу цепь Ониксовых гор. На земле пульсировали взрывы, подсвечивая изнанку облаков. Пылали орудийные батареи, вкопанные в склоны гор. Огонь ручного оружия казался искрами в море света.

Планета Крейд располагалась на границе между владениями Магистра войны и мстительным гневом Ультрамара. Варп–шторма, что так надолго раскололи галактику, стихли. Вопящие волны, ослеплявшие Сегментум Ультима, рассыпались, и вслед за отступающим штормом двинулись ярость Робаута Жиллимана и каждый осколок сил, которые он только мог собрать. Их ранил Теневой Крестовый поход Лоргара и Ангрона, их истощили набеги Ночного Призрака. Но владыка Макрагга выстоял, и теперь его сыны шли мстить. Миры, подчинившиеся имени Магистра войны, стали их жертвой – некоторые пали, а верность других начала колебаться. И всё это время слова и слухи доходили с юга галактики, сперва – шепотом, затем – в разрозненных докладах об отступлении и разгроме: воины Тринадцатого идут.

На пути этой вздымающейся волны встали Железные Воины. Они сжигали миры или укрепляли и отстраивали их. Ставили ловушки на пути врага. За каждый шаг вперед силы Ложного Императора платили снова и снова. Но всё же они шли дальше.

Остатки завоевательных подразделений Имперской Армии, Тагмата Механикум, дома вольных торговцев, безземельные Рыцари, осколки Легионов, считавшихся разбитыми на Исстване V – все они сражались в армиях, которые вели Ультрамарины. У них была дисциплина и единая цель, и цель эта была – возмездие. Против них встал Повелитель Железа – непоколебимо, неустанно, удерживая строй, пока Магистр войны открывал путь к Терре.

Крейд был ключевым пунктом на линии фронта, миром, контролирующим всю систему, отсюда шло управление другими, и без него враг свободен был разделять и уничтожать. Этот мир должен был выстоять, и он стоял уже шесть месяцев. Вольк был здесь с тех пор, как Пертурабо поднял свое знамя над северными горами Крейда. Он видел, как нарастало давление на линии обороны в космосе, на земле и в небе. Пока что силы самих Ультрамаринов не достигли Крейда, но вскоре достигнут — и тогда начнется настоящая битва.

Вольк был железом, кровью и плотью. Он готов был драться, пока от него не останется ничего, и продолжить драться после этого. Но иногда, в первые секунды боя, он всё же задумывался - ждет ли их победа.

— Вражеские перехватчики по курсу, - окликнул Заррак.

Вольк резко увел истребитель в штопор – еще до того, как ауспекс взорвался воплями предупреждений. Красные руны побежали по дисплею. Очереди пулеметного огня осветили ночь.

— Ухожу влево! – выкрикнул Заррак.

Вольк вывел 786-1-1 из штопора и добавил мощности двигателям. Индикаторы топлива пульсировали желтым. Он поднялся выше, чувствуя, как ускорение придавливает его с сокрушающей кости силой. У него не было ни времени, ни топлива для воздушной дуэли. Своим наполовину машинным зрением он видел, что эскадрилья по–прежнему с ним; каждый истребитель следовал по собственной извилистой траектории, и снаряды взрывались позади них. Враги тоже были здесь — пары алых точек, приближающихся сверху и снизу. Но они вскоре обгонят их. Вольк видел расчеты и сам проводил их: его силы достигнут своей цели. Они выполнят задание.

— Что… – донесся по воксу голос Заррака и оборвался.

Ауспекс Волька зашипел невнятными помехами.

Из слоя облаков наверху рухнула ракета, ударив в напарника Волька. Взревел огонь. Вольк рефлекторно дернулся в сторону – импульс лазерного огня прожег пространство там, где он только что был.

Темная тень падала из облаков над ним. Ночь лишила цвета ее крылья, но, хотя Вольк видел его всего долю секунды, он узнал его. Перехватчик «Зифон», родич тем, что шли под его командой. Хищник неба, созданный, чтобы убивать себе подобных. И этой машиной не мог управлять человек.

Вольк выполнил бочку. Лазерные выстрелы прошивали воздух за ним. Тревожные сигналы звенели в ушах. Вокс полнился шквалом сигналов вперемешку с помехами — его эскадрилья тоже встретилась с обрушившимися на них врагами.

Вольк моргнул, выключая разметку автоматической системы наведения, продолжая переворачиваться.

Вражеский истребитель падал на него, точно кинжал, его лазпушки превращали ночь в мерцающий день. Коротким выхлопом двигателей Вольк остановил вращение. Прицел ручного наведения на миг сфокусировался на истребителе. Он нажал на спуск. Одиночный импульс белого сияния сорвался из–под его крыльев. Ни один смертный не смог бы сделать подобный выстрел, и даже среди легионеров мало кто решился бы на это. Выстрел пришелся в хвост вражеского истребителя, превратив его в пар.

У Волька было два удара сердца, чтобы увидеть, как горящие обломки кувыркаются мимо него. В эти короткие мгновения — когда половина его внимания была занята запоминанием позиций своей эскадрильи и их противников — он разглядел цвета своего врага в огне его гибели.

Синий.

Сапфирово–синий. Цвет моря в солнечный полдень. И на крыльях – символ Ультрамара, выведенный ярко–белым.

«Значит, они здесь», - подумал Вольк.

Он включил вокс.

— Командный пункт «Оникс», на связи 786-1-1. Тревога первого уровня всем командным постам.

Его руки шевельнулись, и истребитель, заложив вираж, устремился вниз, разрезая ночь – туда, где его братья кружили над освещенной битвами землей.

— Продолжай, 786-1-1, - произнес голос, слишком глубокий, чтобы быть человеческим.

— Силы Тринадцатого вошли в пространство боя, - сказал Вольк. Внизу он увидел вспышку белого огня. Одна из зеленых отметок на экране статуса эскадрильи погасла. – Ультрамарины здесь.

  Раненый Магистр Войны Гор на троне

II

Малогарст

— Это приказ Магистра Войны, - сказал Малогарст.

Призрачное изображение Мортариона мерцало в воздухе над пылающим телом метатрона. Глаза Владыки Смерти над высоким горжетом казались темными провалами. Из клапанов его брони с шипением вырывались испарения. Один лишь взгляд на него заставлял Малогарста покрываться холодным потом. На полу подергивалось распростертое тело метатрона, по всему его телу пузырились нарывы. Он не переживет эту аудиенцию; жаль, но с этим ничего нельзя было сделать.

Варп многое даровал войскам Гора, и не последним из даров была возможность навигации и связи через бескрайние пространства космоса. Хотя они по–прежнему использовали Навигаторов, чтобы прокладывать курс большинства своих кораблей, и астропатов, чтобы обмениваться сообщениями между рассредоточенными силами, тайные и тонкие искусства обеспечивали им куда большую точность, о чем оставшиеся верными Императору не могли и мечтать. С помощью связанных душ и договоров с демонами они могли проводить корабли через шторма, способные уничтожить самый мощный флот. Они могли говорить друг с другом так, словно стояли в одной комнате, хотя на самом деле их разделяло полгалактики. Но, как и всегда с обитателями варпа, за их силы приходилось расплачиваться – примером чего были метатроны.

Все они когда–то были астропатами, прежде чем их разумы и души были рассечены колдовством и соединены с созданиями варпа. Через них слуги Магистра войны могли слышать его голос где угодно, если у них тоже был метатрон. Но эта связь стоила крови и жизней. Нередко эти создания умирали, исполняя свое предназначение. Малогарст уже выжег троих своих метатронов за одну ночь.

— Если такова воля Магистра войны, он может высказать это мне собственной персоной, - сказал Мортарион. Примарх Гвардии Смерти опирался на свою косу; его броня двигалась в такт дыханию.

— Я голос Магистра войны, и Вы выслушаете меня.

— Ты рот, который открывается, но не производит ни звука, Кривой.

— Он доверяет и ценит Вас выше всех, господин. Он не доверил бы такую честь никому другому, и он проследит, чтобы никто не отнял ее у Вас.

— Но он не оказывает мне чести лично сообщить о том, что я буду первым, кто бросит свой легион на Дорновы стены. Ты льстец, Малогарст, но подобное можно назвать честью лишь тогда, когда приказ исходит от хозяина, а не от его пса.

— Вы сделаете это, Мортарион. Таков его приказ.

— Так пусть он прикажет мне сам.

Он взмахнул косой - так быстро, что Малогарст успел увидеть только размытый блеск. Изображение исчезло. Вонь серы и жженого сахара разлилась в воздухе. Метатрон дергался в судорогах на полу, его плоть лопалась. Изо рта слепого создания хлынула кровь. Пронзительный скорбный вопль взметнулся в разуме Малогарста. Еще секунду он смотрел на опустевший воздух, затем достал болтер и выстрелил. Фонтан крови и костей брызнул вверх. В смрадном воздухе воцарилось молчание.

— Расходовать подобный материал с такой легкостью… – произнес мягкий голос за его спиной. – Это кое о чем говорит.

Малогарст обернулся, вскинув болтер, обнаруживая цель за долю мгновения между ударами сердца. Пусть он был искалечен, но его плоть оставалась плотью сверхчеловека. Он остановился, его палец замер над спусковым крючком.

— И о чем же это говорит? – Спросил он.

Девять линз уставились на Малогарста из–под черного капюшона. Они медленно вращались, пока он продолжал держать их обладателя на прицеле, удерживая палец на спусковом крючке.

— Может быть, то, что ты милосерден, - сказал голос. Он был женским, шипящим и гортанным.

Фигура приблизилась. Она была высокой, или, скорее, казалось, будто нечто высокое спрятано под складками ткани. Системы брони Малогарста зашипели помехами при взгляде на нее. Он не опускал болтер.

— Может быть, то, что ты разгневан.

— Ты будешь подчиняться, Сота—Нул, или я разорву тебя на части, а что останется – скормлю Луперкам.

— Может быть, то, что ты жесток.

Его палец напрягся. Спусковой механизм внутри болтера замер на самой грани выстрела.

— Это говорит о том, что если что–то стало бесполезным, я предпочитаю избавиться от этого.

Сота—Нул наклонила голову.

— Вот как? Я запишу этот факт для анализа на истинность. – Несмотря на все то, что он знал о ней, именно голос Сота—Нул всегда пробуждал в нем желание сжечь ее на месте. Он не был похож на голоса большинства техножрецов: слишком эмоциональный, слишком… человечный.

— Как ты вошла в эти покои? - прорычал он.

— Как представитель Генерала—Фабрикатора, я вхожу туда, куда хочу.

— Не на этом корабле.

— Всюду, где поворачиваются шестерни, я могу пройти, - техноведьма наклонила голову набок. – Впрочем, если мое вторжение причинило тебе эмоциональный дискомфорт, я предлагаю соответствующие извинения, которые позволят тебе восстановить душевное равновесие.

Малогарст опустил оружие. Он сделал глубокий вдох и заставил разум успокоиться. Гнев мог быть полезен – как могли быть полезны все эмоции, - но, как бы ни вопили все его инстинкты застрелить техноведьму, он не мог прислушиваться к ним. Сота—Нул принадлежала к последователям Кельбор—Хала, Генерал—Фабрикатора новых Механикум. Малогарст не был уверен в том, что она такое – человек, машина или же ни то, ни другое, - но он чувствовал пронизывающие ее плетения варпа. Так же, как он был советником Гора, Сота—Нул была фактотумом Кельбор—Хала при дворе Магистра войны. Он не мог застрелить ее, точно так же, как она не могла его убить. Если бы кто–то из них попробовал это сделать и потерпел неудачу, они бы начали вторую гражданскую войну, пока первая еще пылает. Эта война могла бы разгореться когда–нибудь, но не раньше, чем Кельбор—Хал и его Темные Механикум помогут Гору занять Трон Терры.

— Чего ты хочешь? – Спросил он.

— Гор не покидал своих покоев уже тридцать восемь дней.

Малогарст не изменился в лице, но перед его внутренним взором предстали все те тысячи сервиторов, что перемещались по «Мстительному Духу», все механические системы, облекающие кости корабля. Немалым искушением было думать, что их не заботит ничего из того, что они видели, — но подобные мысли были бы ошибкой. Они видели, и они отвечали Механикум.

— Это не ваша забота.

— Неверно. Это заботит нас. Величина нашей заботы весьма существенна.

— Магистр войны занят планированием следующих стадий войны. Ты видела приказы, которые он отдавал.

— Которые отдавал ты, советник.

— Магистр войны готовится к следующей масштабной фазе битвы. Его приготовлениям не следует мешать. Я говорю за него.

Сота—Нул повернула свой капюшон туда, где на полу лежали останки метатрона, дымясь и остывая.

— Твоим словам недостает показателей правдивости. Следовательно, я зарегистрирую наше недовольство твоим ответом и передам запрос на то, чтобы Магистр войны напрямую и лично связался с Генерал—Фабрикатором.

— Я передам ваше сообщение и недовольство Воителю, - сказал Малогарст. – А теперь ты оставишь меня и дашь мне поработать. – Он встретил взгляд ее девяти глаз и коротко качнул головой. – Эта аудиенция окончена, и ты не будешь впредь посещать меня подобным образом.

Секунду техноведьма не шевелилась, а затем развернулась и поплыла во тьму, скрывавшую далекий вход в зал.

— Союзники Магистра войны – не слепцы, Малогарст. Тебе стоило бы… - Сота—Нул замешкалась, и у Малогарста возникло впечатление, что она пытается подобрать следующее слово. – Побеспокоиться.

— Я беспокоюсь… – прошептал он самому себе, слыша, как двери за ней закрылись. - Беспокоюсь.

Лайак

Трисагион и Мстительный дух встретились в бездне меж звездами, среди мертвых боевых кораблей. Эскадры боевых крейсеров окружали флагман Магистра войны с флангов. Сотни эсминцев и фрегатов двигались между ними, подобно мелкой рыбе вокруг левиафанов, их орудия были заряжены и готовы, а ауспекс–системы сканировали усыпанную осколками тьму.

Флот Несущих Слово приближался медленно, меньшие корабли шли в тесном строю, транслируя литании восхваления и молитв. Их орудия молчали, ауспексы и системы прицеливания отключены, пустотные щиты деактивированы.

Корабли Сынов Гора окружили их, идя так близко, что их залп ударил бы прежде, чем цели засекли бы его. Несущие Слово сохраняли прежний курс. Вихрь сигналов пронесся в пропасти между флотами. Были подтверждены идентификационные маркеры, осуществлены обмен и проверка шифров. Монотонный гул приветствия Несущих Слово проникал фоновым шумом в каждый вокс–сигнал.

«Неделимая слава. Слава Гору Луперкалю, возвышенному и высочайшему. Слава помазаннику Богов. Слава…»

Слова текли водопадом голосов.

Несущие Слово остановились в пятидесяти километрах от Мстительного Духа. Меньшие суда изменили позиции и выстроились в восьмиконечную звезду. Желтые огни двигателей вспыхнули по всему флоту, корабли полностью остановились.

Только «Трисагион» скользил вперед, как королева, оставившая позади свиту, чтобы приблизиться к трону императрицы. Сыны Гора держались в отдалении, позволив кораблю пройти без сопровождения. Турбины вспыхнули по всей длине его корпуса, с каждой вспышкой распыляя пепел тысяч рабов, загнанных в двигательные туннели, дабы благословить эту встречу своей смертью. Наконец, «Трисагион замер», нос к носу с Мстительным духом, их разделял чуть больше, чем километр. Так они зависли на некоторое время: два божества разрушения, схожие размером и силой, но мало чем иным.

Одинокая Грозовая птица вылетела из ангара на носу Трисагиона к «Мстительному Духу». Внутри ее корпуса, в красноватом мраке, сидел Зарду Лайак. Дрожащий воздух был наполнен молчанием. Сорок воинов его собственного Ордена Безмолвных находились на скамьях, их алая броня была присыпана пеплом. Восковые полоски со священными символами свисали с их наплечников. Это были Трижды Рожденные, избранные из тех, кем он командовал. Их отрезанные языки, заключенные в янтарь и нанизанные на шнуры, сплетенные из человеческих волос, свисали с их шей. Двое его рабов клинка, Кулнар и Хебек, сидели по обе стороны от Лайака, подобно статуям. Только черное железо и золотые рукояти мечей у них на поясе отличали их от всех остальных.

Лоргар стоял в дальнем конце кабины, склонив голову и закрыв глаза. Воздух вокруг него мерцал в такт его безмолвным молитвам.

Лайак почувствовал, как замедляется «Грозовая Птица», и увидел, как примарх поднимает голову и открывает глаза. Транспорт с лязгом содрогнулся, когда его посадочные опоры коснулись палубы. Лайак поднялся, и вместе с ним, как один, поднялись Безмолвные. С шипением опустилась передняя штурмовая рампа. Лоргар оглянулся через плечо.

— Боги ступают с нами, - сказал он.

— И в их воле наша сила.

Рампа полностью раскрылась. Лоргар сошел вниз, в открывающийся за ней свет.

Лайак следовал в десяти шагах позади, его посох постукивал в ритм его шагам. Его рабы и его братья шли следом.

Ангар был пуст, не считая «Грозовой Птицы» Лоргара; очертания огромного зала терялись в темноте. Это пространство было заполнено Сынами Гора, выстроившимися шеренгами и квадратами, алые линзы светились на фоне брони цвета морской волны. Над ними висели знамена, отмеченные немигающим Оком Гора, вытканным золотом, серебром и медью по черному. За ними стояли создания Механикум, сгорбленные, в темных одеждах, а еще дальше – смертные солдаты, тысячами, их лица скрадывали расстояние и темнота.

Взревел искусственный гром, когда собравшиеся воины, как один, обратили на себя внимание. Лоргар остановился и на одну–единственную секунду склонил голову.

Три воина Легиона стояли перед ними нестройной группой. Лайак знал каждого из них по внешнему виду и репутации: Фальк Кибре, угрожающий в обсидиановой броне типа Катафрактарий; Гор Аксиманд, чье содранное и пришитое заново лицо было похоже на маску; и в центре, Малогарст. Советник Магистра войны стоял, ссутулившись, под бронзовым посохом, увенчанным золотым Оком Гора. Испещренным символами зрением шлема–маски Лайак видел, как аура Малогарста идет рябью и колышется, точно рваный саван.

Шепоты зудели в ушах Лайака.

+Кхак’акаоз’кхишк’аками, К’тлашси’иссо’акшами, Бахк’гуранхи’агхками.+

Он видел жизненную силу, истекающую из советника, даже когда энергия душ клубилась вокруг него.

«Могуществен, - подумал Лайак. – Могуществен в любом смысле слова».

— Досточтимый лорд Аврелиан, - сказал Малогарст. Аксиманд и Кибре коротко наклонили головы. Лайак отметил неявную демонстрацию силы, власти и официоза. Скипетр в руке Малогарста обозначал, что тот в это мгновение представляет Гора. Он говорил голосом Магистра войны и, потому не выказывал подобострастия перед примархом Несущих Слово.

Лоргар улыбнулся.

— Малогарст и двое из Морниваля. Вы удостоили меня великой чести. – Слова были безмятежны, от них явственно исходила теплота искренности.

— Честь здесь для нас, - сказал Малогарст.

— Фронт Бета—Гармона прорван. Путь к Терре открыт, и торжество истины близко. Настал ваш час. Богам ведомы ваши имена, и по делам вашим вы подняты высоко.

Рубленая рана рта Аксиманда открылась, чтобы что–то сказать, но Малогарст опередил его.

— Здесь многое нужно обсудить. Прошу, позвольте нам проводить вас и ваших воинов.

— Благодарю. Ведите же, прошу.

Малогарст кивнул и повернулся. Лоргар зашагал с ним рядом. Аксиманд и Кибре следовали за ними рядом с Лайаком. Его двое рабов клинка держались позади, на расстоянии шага. Лайак почувствовал, как крючки на внутренней стороне маски глубже вонзаются в плоть, по мере того, как воины проходили все дальше внутрь Мстительного духа. Варп пронизывал его покои и залы. Он уже проник в кости самого корабля. Наполовину родившиеся демоны рыскали на краю поля зрения. Сами боги ступили на эти палубы, и теперь глядели из теней. Это было хорошо – будет проще посеять те семена, какие он должен.

— Надеюсь, мой брат сможет принять меня, как только разрешится то дело, что задерживает его, - небрежно заметил Лоргар, когда они вошли в один из главных магистральных туннелей корабля.

— Разумеется, - без запинки отозвался Малогарст.

Гул работающей силовой брони и тяжелый топот закованных в броню ног наполнил мгновение, что последовало за этой ложью.

— Если позволите, лорд Аврелиан, - прохрипел Малогарст. – Мы рады Вашему появлению, но мы не ожидали этого визита.

— Есть ли нужда объявлять о встрече братьев, встрече родни? Мы на пороге победы, Малогарст. Победы, за которую сражались мы все. Нам должно сплотиться в это мгновение, разве нет?

— Несомненно. Волей Магистра Войны были отправлены послания как раз для этого, но они не призывали сюда ни вас, ни ваш легион. Вам следовало собраться на Улланоре.

— Послания? Боюсь, боги не донесли твои слова до меня, но ветра вечности направили меня сюда, где я более всего нужен. – Лоргар глянул на Малогарста. – А я нужен здесь, не правда ли, Мал?

На лице Малогарста не отразилось ничего, но его образ в поле зрения маски Лайака напрягся и замерцал.

— Вам всегда рады при дворе Магистра войны, — произнес Малогарст.

— При его дворе? Что должен видеть во сне брат, чтобы проснуться и обнаружить короля на месте брата? – Малогарст начал было отвечать, но Лоргар поднял руку умиротворяющим жестом. – Я не намерен говорить об этом здесь, но я должен увидеть Гора. Ради победы, что будет нашей, я должен увидеть его. – Он вновь умолк и позволил тишине установиться. Лайак почти улыбнулся. Слова примарха были превосходным балансом силы, искренности и смирения. Они управляли мыслями и настроениями, точно пальцы божественного музыканта. – Я здесь, чтобы помочь, и я могу помочь.

Лицо Малогарста оставалось недвижным всю их дорогу. Тени и тишина словно бы затаили дыхание.

— Магистр войны признателен за вашу службу, - сказал он, наконец.

Лоргар улыбнулся с печалью.

— И я живу, чтобы служить.

Вольк

Вольк послал «Грозового Ворона» вниз. Стена горного склона выросла ему навстречу, ее черный массив затмил небо. Огонь лизнул воздух вокруг него. Наземные установки открылись взгляду, когда он прошел низким курсом над утесами и впадинами. Он мог видеть зубцы башен, опоясывающих холмы, и скошенные лобовые укрепления линий обороны, сбегающих вниз по склонам горы.

Дисплей его шлема был пятном размытого красного цвета — отметки угроз, показатели уровня топлива, количества боеприпасов, цельности коммуникаций. Повсюду в окрестностях остатки его авиа–батальона следовали его примеру, ныряли низко, прижимаясь к земле, в ходе своего бегства под укрытие горы. Он чувствовал, как пули и лазерные импульсы ударяют по его крыльям. Еще больше красного в глазах.

— Командир, у вас на хвосте враг, — доложил его новый ведомый. Позади него похожий очертаниями на клинок топора «Ворон», окрашенный в рваные желто–красные полосы, с ревом вырвался из своего укрытия — где бы оно ни было — на другой стороне каменной гряды. Вольк вывернул 786-1-1 в сторону, и залп лазерной пушки пронесся мимо.

Он видел вход в пещерный ангар, близко, но все еще в секундах пути — секундах, которых у него могло и не быть.

«Слишком далеко, — подумал он. — Даже чересчур слишком».

«Грозовой Ворон» следовал за ним, не отставая. Предупреждение о том, что цель захвачена, становилось всё громче.

Вольк запустил носовые маневровые двигатели. 786-1-1 перевернулся. Сила воздействия выбила воздух из всех трех его легких. Кровь отлила от конечностей и головы. Датчик топлива добавил свой голос к хору предупреждений. Ворон крепко держался у него на хвосте. Его пилот был хорош, даже очень — возможно, один из тех, кто состоял на службе у Вольных Торговцев, которых Ультрамарины использовали, чтобы разбить Железных Воинов на Крейде. Выстрел из лаз–пушки последовал за Вольком, когда тот нырнул ниже. Горный склон был так близко, что казалось: он может дотянуться туда рукой из кабины.

— Ну, держись здесь, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Держись за мной.

Хлесткий треск — лазер чиркнул по краю левого хвостового стабилизатора. «Грозовой Ворон» взбрыкнул, будто укушенный.

Отвесный утес сплошного черного стекла, замыкающий устье долины, вырос ему навстречу.

— Держись…

«Ворон» был близко, цеплялся к нему, как тень.

— Ближе…

Утес выглядел стеной черноты.

И на мгновение чернота напротив, и вой двигателей, и обещание смерти в его руках — сделались всем. Сделались вселенной.

Ворон выстрелил.

Вольк бросил 786-1-1 вертикально вверх, вливая в двигатели последние остатки топлива, и взмыл над краем утеса. «Грозовой Ворон» шел следом, его собственные двигатели пылали жаркой голубизной.

Две артиллерийские установки, расположенные на вершине утеса, повернулись и открыли огонь. Четыре счетверенных автопушки выплюнули в воздух твердые пули. Фугасные снаряды пронеслись мимо Волька и сорвали «Грозового Ворона» с неба.

Вольк глядел, как навстречу ему открывается зев пещеры–ангара. Защитные установки дернулись и вновь замерли, когда он оказался внутри. 786-1-1 опустился на посадочную платформу в точности тогда, когда прозвучал финальный сигнал тревоги — сообщавший о том, что топливо подошло к концу.

Вольк отщелкнул контакты, соединяющие его с истребителем, еще до того, как его двигатели заглохли. Крепления шлема с шипением расстегнулись. Запах топлива и машинного масла наполнил ноздри. Он выпрыгнул из кабины, как только купол начал подниматься.

— Ты похож на человека, который предпочел бы быть в другом месте, командующий. — Голос заставил его обернуться. Он не позволил удивлению отразиться на лице. Гнев облегчал эту задачу.

Первый капитан Форрикс стоял на краю посадочной площадки. Благодаря массивной терминаторской броне его землистое лицо, казалось, утопало в воротнике доспеха. Темные глаза поблескивали над тонкогубой улыбкой.

Вольк не отвечал. По правде сказать, ему хотелось бы, но ответ, который приходил на ум, был не из тех, которые стоило произносить вслух при одном из ближайших офицеров Повелителя Железа. Он усмирил свои мысли. Его нервы все еще пели воем орудийных затворов и ударами гравитации. Агрессия и убийственные инстинкты управляли ритмом его сердец. Он замер, когда трио сервиторов обступило его, чтобы приладить модуль питания к его броне. Серв–оружейник в черных одеждах и безликой железной маске протянул ему болтер. Руки смертного слегка подрагивали, сражаясь с весом, который он поднимал. Вольк взял оружие, проверил прицел и прицепил его к броне у бедра. Когда он закончил с этим, то наконец поднял взгляд на Форрикса, коротко склонил голову и собрался уже направиться туда, где прочие бойцы его авиа–батальона выбирались из своих боевых машин.

— Тебя гнетет что–то? — спросил Форрикс.

Вольк обернулся, открыл рот и закрыл снова.

— Ничего, о чем было бы нужно говорить здесь, — осторожно произнес он, показывая головой в сторону стоявших рядом слуг и Железных Воинов.

Форрикс оглядел их — и повернулся прочь.

— За мной, — сказал он.

Секунду Вольк стоял без движения, затем зашагал за Первым капитаном. Они перешли из пещеры внутрь основного массива крепости–горы. С гладких стен туннелей, сквозь которые они проходили, капала влага. Сервиторы, смертные солдаты и слуги расступались перед ними по пути. Взрывозащитные двери отворились, и в клетке лифта они начали спуск вниз по шахтам, укрепленным ржавыми металлическими балками.

До прихода Железных Воинов гора Оникс была просто горой. Шахты пронизывали ее кости, но в течение недели целый муравейник туннелей был прорыт от самых корней горы и вплоть до вершины. Вспомогательные укрепления и стены были вырублены в ее склонах, и хранилища выточены в ее сердцевине. Всё — за неделю. Таково было искусство Четвертого легиона и Повелителя Железа.

— Ты встревожен, что тебя продолжают подвергать порицанию, — сказал Форрикс, когда они вышли из макро–лифта в облицованный пласталью проход. Вольк взглянул вверх — орудия под потолком повернулись и нацелились на них. Линии прицеливания заплясали по его броне. Спустя один удар сердца орудия замерли. — Это не порицание, хотя ты его, возможно, заслуживаешь.

— За что же?

— За слабость, конечно же.

— Чего желает от меня лорд–примарх, то я исполню, — сказал Вольк. Форрикс одарил его тяжелым взглядом. — Если он желает, чтобы я принял смерть от своей же руки, ему достаточно приказать. Железо моей крови принадлежит ему.

Глаза Первого капитана сузились.

— Не всё железо выковано одинаковым, — сказал он. Туннель перед ними кончался металлической дверью, окрашенной в полосы черного и желтого. Пара исполинских фигур обрамляла проход. Щиты размером с танковые башни висели на руках, приводимых в движение поршнями, и в этих же руках покоились громадные молоты. Холодный зеленый огонь мерцал в их глазницах; пушки на их плечах повернулись следом за Форриксом и Вольком. То были автоматоны Железного Круга, машины, которые Пертурабо создал собственными руками, дабы те были его телохранителями; их присутствие устраняло всякие сомнения в том, к кому вели Волька.

— Вера рождает Честь, — произнес Вольк.

Взгляд Форрикса стал ледяным.

Необъятные механизмы внутри дверей лязгнули. Слои металла расходились по одному, пока путь в лежащее за ними помещение не открылся полностью. Спустя мгновение Форрикс и Вольк прошли туда. Свечение пикт–экранов и голо–дисплеев размывало темноту внутри. Штабеля машин и ряды сервиторов, привязанных кабелями к дата–капсулам, окружали центральную идеально–круглую нишу. Числа и символы непрестанно бежали по мерцающим экранам и голографическим проекциями. В центре их, купаясь в холодном свете, стоял Пертурабо. Четыре автоматона Железного Круга стояли вокруг него, обращенные наружу: мрачные статуи, охраняющие полубога войны.

Примарх Железных Воинов не оглянулся, когда Форрикс и Вольк приблизились к нему. Вольк не бывал в присутствии примарха уже много месяцев, с самого отступления с Талларна; с тех пор, как Вольк получил порицание за проваленную попытку задержать эмиссара Гора. За это время Пертурабо изменился. Его броня стала массивнее и тяжелее. На его плечах и руках к креплениям и бронированным пластинам добавились во множестве системы вооружения. Броня отливала холодным блеском, словно бы металл покрывала, точно пот, тонкая пленка темного масла. Его лицо было бледным, кожа туго обтягивала череп, а глаза казались точками отраженного света в затененных провалах. Таким он был с тех самых пор, как вернулся из глубин Черного Солнца, — словно из него вытянули некую жизненную силу, а то, что осталось, было сточено до острого, режущего края.

— На колени, — сказал Пертурабо, не поворачиваясь.

Вольк опустился на колени и склонил голову. За ним со скрежетом закрылась бронированная дверь. Форрикс остался стоять, на шаг позади него. Вольк услышал, как примарх обернулся, и вздрогнул под броней, ощущая покалывание в нервах. Пертурабо смотрел на него. Он чувствовал это. Это было словно момент, когда вражеские системы наведения берут тебя на прицел, и ты ощущаешь смерть в воплях сенсоров.

— Эмиссар по имени Аргонис… — произнес примарх. Услышав имя, Вольк удивился — почему Форрикс солгал. Дело было в его провале на Талларне. Дело было в наказании. — Ты его знаешь.

Вольк сглотнул; в горле пересохло, мысли бешено кружились. Аргонис был одним из Сынов Гора, одним из военных лидеров Шестнадцатого легиона во время Великого Крестового похода. Он был рожден на Хтонии — безжалостный, жестокий, прямой; лучший пилот из всех, кого Вольку доводилось видеть. Они вместе командовали воздушными войсками в трех кампаниях в составе завоевательного флота Кельтиуса. Они вместе тренировались, вместе сражались и вместе убивали — если между легионерами разной крови могла существовать такая связь, то они были друзьями. Это было до того, как Магистр Войны начал войну против Императора, до резни Легионов и сожжения прошлого. С тех пор они встретились лишь однажды, на Талларне. Это воссоединение закончилось порицанием для Волька.

— Я сражался вместе с ним, мой господин, — сказал Вольк. — Я знаю его.

— Он будет тебе доверять?

Вольк вспомнил, как Аргонис улыбался — нечастой волчьей усмешкой.

— Возможно, господин.

— А ты — ты доверяешь ему?

— Нет, — ответил Вольк без колебаний.

— Почему?

— Никогда нельзя доверять слишком острому мечу, господин.

— Именно так, — сказал Пертурабо. — Согласишься ли ты возобновить узы братства по моему приказу?

— Конечно, господин.

— И быть его тенью, чтобы ты мог узнать его мысли и побуждения?

— Да, господин.

— И по приказу своего господина, зная, что он — представитель Магистра войны, забрать его жизнь?

Вольк снова увидел, как мигали красным руны прицела на Грозовом Орле Аргониса, когда тот поднимался над изгибом сферы Талларна. Было ли это уловкой или ловушкой? Обрекал ли он себя на дальнейшее наказание? На смерть?

«Я — железо, — подумал он, — а железо — это правда».

— Да, — ответил он. Непрестанный гул экранов заполнил тишину.

— Поднимись, — сказал Пертурабо.

Вольк поднялся на ноги и встретил взгляд своего примарха. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не поднять руки для защиты, не побежать. Его инстинкты кричали, что это смерть — смерть и полное уничтожение смотрели на него взглядом холодным, как мертвые звезды.

— Что, Аргонис возвращается к нам? — спросил он, с усилием выталкивая слова изо рта.

Пертурабо покачал головой — коротко, почти незаметно. Орудийные системы на его запястьях зажужжали, их механизмы пришли в движение.

— Он уже здесь, и он несет весть от Магистра Войны.

III

Малогарст

— Сир? Вы слышите мой голос? — Малогарст склонился перед троном, у ног Магистра войны. Черты его лица казались лишь бледным наброском в тени горжета доспехов. Огни боевых кораблей мерцали за обзорным окном — ярче далеких звезд.

— Сир? — повторил он, и слово растворилось в тишине, едва слетев с его губ.

Рана в боку Магистра войны вновь открылась. Кровь сочилась из зева разорванной плоти, и рана словно дышала, вытягивая звуки из воздуха. Пол вокруг Малогарста покрывали узоры и символы, нарисованные пеплом, солью и кровью. В подсвечниках из высушенных человеческих рук и полированных черепов горели свечи. В левой руке Малогарст держал кинжал; клинок обагрился о порез, сделанный на обнаженной плоти правой руки. С его пальцев медленно стекала кровь. Он стоял на коленях перед троном шесть часов подряд, произнося слова, призывая каждую крупицу силы, украденную у варпа за последние годы, пытаясь добиться от Гора хотя бы какой–то реакции. Всё было тщетно. Оккультные формулы бессильно угасали, и ответом на его воззвания к первостепенным и основополагающим силам варпа было лишь молчание. Казалось, что Гор восседал в центре водоворота, безмолвного шторма, поглощающего всю силу вокруг себя. Он пребывал в таком состоянии последние недели — не поднимаясь с трона, приходя в себя на краткие мгновения ясности сознания лишь затем, чтобы вновь погрузится в бессознательное.

— Ну и ну, — проговорил Малогарст, качая головой и чувствуя, как усталость расходится по его нервам. — Ну и ну…

Он вдохнул и следом выдохнул. Время истекало. Даже со всеми доступными ему силами, со способностью обходиться без сна, с силой воли, что могла крушить железо, он не мог замедлить течение времени. Переплетения контроля, власти и ответственности ожидали его, стоило ему шагнуть за порог тронного зала. Сейчас каждая идеально выверенная нить из решений и последствий вела к нему.

Так странно, подумал Малогарст — многие, очень многие в его Легионе и за его пределами, считали его манипулятором, который жадно накапливал власть и распоряжался ею. А теперь власть в самом деле принадлежала ему: давила на него всей своей тяжестью, запутывала в своих удушающих нитях. Те, кто называл его «Кривым», сочли бы, что он должен наслаждаться подобным положением дел. Малогарст нагнулся, чтобы убрать ритуальные предметы, и его накрыла волна невероятной усталости, словно лихорадка. На краю зрения кружились и лопались цветные пузыри. Он тяжело дышал. Несмотря на всю ту силу, дарованную ему генетически улучшенным телом, он не мог стряхнуть эту иссушающую усталость. Он точно знал, что она не была естественной — точно так же, как не был естественным одолевающий его сон и приносимые им видения.

Избавившись от остатков своих тайных ритуалов, он подобрал жезл власти, поклонился неподвижному силуэту Гора и проковылял к боковой двери. Кибре и четверо Юстаэринцев ждали там.

Малогарст ответил на вопрос Кибре прежде, чем тот успел его задать.

— Так же, как и прежде.

Кибре кивнул, и Терминаторы в черной броне прошли в тронный зал, чтобы нести стражу перед своим безмолвным повелителем. Кибре остановился, проходя мимо Малогарста.

— Сколько еще это может продолжаться?

Малогарст встретил его взгляд. Интересно, заметна ли усталось на его лице? Он задумался об осторожном ответе, но не сумел его найти.

— Я не знаю, — сказал он.

Кибре некоторое время смеривал его взглядом, затем отвернулся и зашагал в тронный зал.

Малогарст одиноко поплёлся в свои покои. Он предпочитал боковые коридоры и закрытые туннели, тщательно избегая мест, где собирались просители, желающие вынести свои вопросы на суд Магистра войны или предложить дары. Гор редко принимал кого–то, кроме наиболее доверенных из своих подданных; обычно его представлял Малогарст. Он продолжал исполнять эту обязанность и в последние недели — было жизненно важно, чтобы никто не заметил ни малейшей заминки во вращении механизма власти.

Но Лоргар… Зачем он явился сюда? Он был примархом, и все хитрости Малогарста не могли убедить его в том, что всё было в порядке. Лоргар знал, что с Гором что–то не так; он практически сам сказал, что знает об этом, когда прибыл. Малогарст не знал только, какой демон нашептал это владыке Несущих Слово — впрочем, он отбросил эту мысль. Это не имело значения. Он должен был пробудить Гора. Он должен был понять, что за недуг обрушился на Магистра войны. Он должен был…

— Рад нашей встрече, — пророкотал голос из теней впереди. Малогарст вскинул взгляд. Он потянулся к болтеру на поясе, одновременно проклиная самого себя за то, что позволил усталости ослепить себя и притупить чувства. — В этом нет нужды, — сказал Зарду Лайак, выходя на свет. — В конце концов, разве мы не братья?

Тьма сорвалась клочьями с Несущего Слово, точно дым, сдутый ветром. Двое безмолвных телохранителей Лайака стояли позади своего хозяина, расслабленно опустив руки. Малогарст почувствовал, покалывание кожи под доспехом, взглянув в пустые линзы их шлемов. Лайак остановился на расстоянии вытянутой руки от Малогарста. Оба впились взглядами друг в друга: сгорбленный советник в броне цвета морской волны, с посохом увенчанным Оком Гора, и Несущий Слово в сером, держащий в руках жезл в форме расколотой луны и бронзовой курильницей на нем. Ряды глаз, в маске–шлеме Лайака, светились словно угли.

Гнев Малогарста вспыхнул ярче, смешиваясь с усталостью. Ему стоит промолчать, держать язык за зубами.

— Ты — гость Магистра войны, — сказал Малогарст, понизив голос, — но если сделаешь так еще раз — я вырежу твое сердце, засуну его тебе в рот и выброшу тебя в космос.

Один из близнецов–стражей Лайака повернул голову, уставившись на Малогарста.

Секунду Лайак не шевелился, затем наклонил голову набок — точно птица, наблюдающая за змеёй.

— Это в вашей крови, не так ли? Призрак Хтонии, поджидающий случая, чтобы отплатить за слова кровью.

— Я знавал предыдущих… любимцев Лоргара, — Малогарст улыбнулся. — Спроси их.

— Я не повторю ошибок Эреба — сказал Лайак.

Малогарст заставил себя не шевелиться. С ним вели игру, и он знал это. Он не знал лишь, зачем, — но, в чем бы ни заключалась эта игра, он проиграл первый ход.

— Возвращайся в свои покои, — сказал он, тщательно контролируя себя, и шагнул вперед, намереваясь пройти через пространство, преграждаемое Лайаком и его двумя спутниками. На мгновение ему показалось, что Лайак не сдвинется с места, но Несущие Слово отступили в сторону. Малогарст прошел мимо них.

— Я могу помочь тебе, — сказал Лайак позади него.

Малогарст двинулся дальше. Теперь уловка была очевидна. Лоргар подослал Лайака, чтобы узнать о том, что произошло с Магистром Войны. Несущий Слово спровоцировал его гнев, нарушив равновесие мыслей, сделав его менее осторожным, более уязвимым для его истинных намерений. Малогарст почти улыбнулся — насколько грубо это было задумано — и продолжил идти. Уловка почти сработала. Он слишком устал.

— Я могу помочь Магистру Войны. Я знаю, что за недуг удерживает его в безмолвии на его троне.

Малогарст остановился.

«Я не должен слушать его», — подумал он. Никогда не доверять — никогда! Всегда видеть ножи в тенях, коварство в улыбке. Но… но…

Он медленно обернулся и посмотрел на Лайака.

— Именно поэтому лорд Аврелиан здесь. Поэтому я здесь. Мы знаем.

— Здесь нечего знать, — отрезал Малогарст.

— Никто не услышит нас, Малогарст, можешь не бояться. Это только наше дело, и ничье другое. Мы можем помочь.

— Если ты говоришь правду, Лоргар высказал бы это… предложение сразу же по прибытии.

— Доверие, — сказал Лайак. — Он хотел увидеть, доверяешь ли ты ему.

— Я не доверяю никому.

— Значит, ты мудр.

Малогарст молчал. Он думал про Эреба, Верховного Капеллана Несущих Слово, впавшего в немилость, про давинитов и знания, которыми они владели и которые он взял у них. Он достиг границ своих способностей и знаний — и не видел ничего за ними.

— Расскажи мне, что ты знаешь, — сказал он.

Лайак

— Это не дозволено, Малогарст, — пророкотал Фальк Кибре, выйдя из теней, в которых утопало преддверие тронного зала Гора. Малогарст повернулся, когда массивные силуэты показались из темноты, сопровождаемые гулом активируемой брони. Лайак прошипел себе под нос слова силы. Клубящаяся тьма окутала его. Позади него Кулнар и Хебек сжали рукояти своих мечей. Трещины побежали по их перчаткам и внутри замерцало алое пламя. Только Лоргар не реагировал. Примарх оставался спокоен, глядя на двери тронного зала; его лицо было бесстрастным.

— Вы не пройдете, — прорычал Кибре, с грохотом шагнув вперед. Зеркальные монеты загремели на пластинах его чёрных терминаторских доспехах. С ним было пятеро Юстаэринских Терминаторов, на безликих шлемах горели красным линзы. Еще больше вышло из тьмы за ними. Они деактивировали броню и встали во мраке, безмолвные, словно статуи. Перед Лайаком пульсировали кружащиеся руны, пока его шлем пытался охватить ауры их душ. Ему следовало бы почувствовать присутствие терминаторов — но нет. Чем ближе они были к тронному залу, тем меньшее Лайак способен был почувствовать в Море Душ. Шепот меньших демонов, скованных его волей, утихли в его в разуме, и даже его рабы клинка двигались вперед с неохотой. Казалось, будто за этими дверями ждал буря, буря такой мощи, что её ветра унесли отовсюду все прочие звуки.

— Не вмешивайся, Кибре, — прохрипел Малогарст. — Это ради Магистра Войны.

Юстаэринцы направили на них оружие. Кибре поднял плазменный бластер. Пронзительный вой прорезал воздух, когда заряд достиг пиковой величины. Лайак мог разглядеть скованный гнев, горящий в глубине души Кибре. Тот был словно алый плащ, подрагивающий и волочащийся за ним. Ему было страшно — осознал Лайак. Не так, как боятся смертные, но так, как может содрогнуться даже сильнейшая крепость, если поколебать почву под ней.

«Хорошо, — подумал он. — Семена начинают прорастать».

— Ты смеешь угрожать… — начал Малогарст.

— Я защищаю Магистра войны, — прогремел Фальк. — Кому ты служишь, брат? Какие слова тебе нашептали? Какой ложью заплатили?

Кожа Малогарста туго натянулась на черепе. Его искалеченные руки перехватили посох власти. Этот почти незаметный жест излучал уверенность. Лайак поймал себя на мысли, что ему ведомо, кто из этих двоих — огромного воина в черном и сгорбленного советника — был опаснее.

— Спокойствие. — Слово было негромким, но ощущалось, точно удар молота. Взгляд Кибре прыгнул вверх. Прицел Юстаэринца дрогнул. — Мы — братья, — произнес Лоргар. — Мы — воины, объединенные общей идеей, общим намерением. Благородный Фальк, здесь нет никакой опасности, от которой тебе следовало бы защищать своего повелителя. Твоя преданность оказывает Магистру Войны честь. — Лоргар шагнул навстречу командиру Юстаэринцев. Кибре опустил плазма–бластер. Примарх посмотрел на терминатора. — Я лишь желаю увидеть Магистра войны, прежде чем я отбуду. Малогарст не нарушил никаких клятв, и я не стану просить тебя преступить твой обет защиты. Пусть меж нами не будет раздора.

Лайак мог чувствовать силу этих слов. Они были не схожи ни с колдовским могуществом, ни с трюками ловкача. Сама вселенная словно бы перестраивалась вокруг них, словно они были — истина и созидание.

Лоргар оглядел Юстаэринцев. Его безмятежный взгляд коснулся их, и они опустили оружие — вслед за своим командиром.

— Если бы только все воины Магистра Войны были подобны вам. Вы посрамляете всех нас.

Он слегка опустил голову. А следом, чудесным образом, облачённые в черное терминаторы преклонили колени.

Малогарст и Кибре не сдвинулись с места, но Лоргар повернулся к ним.

— Я прибыл, чтобы послужить воле Магистра войны. Чтобы помочь. Я спросил бы, как могу сделать это, но кажется, мне известно, что сделать будет лучше всего. Гор приказал нам собраться на Улланоре. И будет так, как он повелел. Но есть те, кто не ответит на зов. Кёрз в яме из костей и самосожалений. Ангрон, возвышенный богами, не слышит ничего, кроме зова священной резни. И Фулгрим… где он сейчас?

Малогарст крепче сжал посох, как будто ища равновесия. Он втянул воздух. Рваные тени вздымались и подрагивали вокруг него.

— Были отправлены сообщения и посланники.

— Слова, что не могут быть услышаны, — с легкостью произнес Лоргар. — Послания, что останутся незамеченными. Если вы желаете, чтобы мои потерянные братья отозвались, вам следует отправить за ними других. Вам следует отправить примархов, чтобы иметь дело с примархами. — Мгновение Малогарст молчал, затем кивнул. Лоргар коротко улыбнулся и продолжил: — Пертурабо… Он подчинится.

— Я уже отправил к нему посланника, — сказал Малогарст.

— Тогда свяжись с этим посланником — я знаю, у тебя есть средства.

— И отправить его — куда? Он и Фулгрим…

— Нет, не за Фулгримом, — сказал Лоргар. — За Ангроном. Только железо ныне может сковать моего вознесшегося брата.

— А Керз?

— Альфарий еще оказывает вам любезность, подчиняясь приказам?

Малогарст покачал головой.

— Ему нашлось применение в другом месте.

— Тогда, возможно, Конрад недосягаем, или уже недосягаем. Я давно опасался того, что это неизбежно.

— Я направил послов к последнему его известному местопребыванию, — сказал Малогарст.

— Надеюсь, среди них нет никого, кто тебя заботит, — ответил Лоргар. Малогарст пожал сгорбленными плечами.

— И что насчет Фулгрима? — спросил советник. — Даже собственный легион не видел его с тех пор, как он исчез в разломе за Кадией.

— Око Ужаса, как называет его Пертурабо. Обитель богов и их ангелов, и лишь тот кто исповедался не страшится ступать там. — Лоргар умолк и прижал ладонь к своей груди. Полированная сталь и алое покрытие его перчатки поблескивали в неровном свете.

Я отыщу Фулгрима и приведу его к Улланору. Я клянусь.

Малогарст — впервые с тех пор, как Лоргар ступил на борт — склонил голову.

— Благодарю вас, лорд Аврелиан, за вашу мудрость, знания и верность.

Лицо Лоргара осталось неподвижным.

— Это все, что я могу дать. Берегите своего Магистра Войны. Мы увидимся вновь, на Улланоре. — Следом он отвернулся от по–прежнему закрытых дверей тронного зала и направился прочь. Вокруг него поднимались приклонившие колено Юстаэринцы. Лайак задержался мгновением дольше, смеряя ровным взглядом Кибре и Малогарста.

Вольк

— Излагай свое сообщение, эмиссар, — сказал Пертурабо, когда Вольк вошел в Окулум.

Рассветные лучи ложились на горные пики за хрустальными окнами твердыни. Это была наивысшая точка крепости, которую легион выдолбил в Ониксовой горе. Полированные адамантиевые балки скрепляли купол из хрустальных панелей метровой толщины. Пол был камнем самой горы, срезанным и доведенным до зеркальной гладкости. Свет падал сквозь купол и отражался от серого пола разноцветными лучами. Вольк не был здесь прежде, но знал, что Окулум спроектировал сам Повелитель Железа. Действительность поразила его: так величественна она была. Даже потрескивание пустотных щитов и дым, поднимающийся с пылающих отрогов горы, казались преобразованными в нечто божественное, словно бы стоять здесь означало смотреть сверху вниз на реальность, точно некий ложный бог из древних легенд.

Создатель Окулума выглядел неуместным в здешнем великолепии: грубое вторжение металла и угрозы среди безмятежности. Затворы его орудийных систем щелкали и вращались, точно сокращающиеся мышцы. По спиралям аккумуляторов пробегали волны энергии.

Аргонис Неустрашимый, эмиссар Магистра Войны, повернулся к ним. Он был без шлема, резкие черты лица — чистые, лишенные шрамов. Алый плащ ниспадал с правого плеча его черно–зеленой брони. Он держал шлем с красным плюмажем под левой рукой, а в правой сжимал эбонитовый посох, увенчанный золотым Оком Гора. Кровавый топаз в его центре мерцал, будто раскаленный уголь. Аргонис встретил взгляд Пертурабо — и удержал, не мигая, не отводя темных глаз.

— Я передаю волю Магистра Войны, — сказал он ровным голосом. — Это — не сообщение. Я принес приказ, который вы исполните.

Пертурабо выдержал долгую паузу. Когда он заговорил, его голос был низким и хриплым от усилий сдержаться.

— Говори.

Взгляд Аргониса метнулся к Вольку и обратно к примарху.

— Гор, Спаситель и Повелитель человечества, приказывает тебе, Пертурабо, Владыка Четвертого легиона, отыскать своего брата Ангрона и любым путем привести его, равно как и его легион, к месту сбора войск на Улланоре. Это следует выполнить как можно быстрее, согласно его повелению, используя все средства и любой ценой. — Аргонис прикрепил шлем к поясу и извлек из–под плаща цилиндрический футляр для свитков из черного стекла, с серебряными наконечниками. Он протянул футляр вперед. — Прими начертанную здесь волю Гора из моей руки.

— Повелитель человечества… — неспешно выговорил Пертурабо. — Магистр войны. Луперкаль. Брат. Все эти титулы — когда–то их было достаточно. А что скажешь ты о том, что вело нас на войну, эмиссар? Что о том, как мы были использованы нашим бесчестным отцом? Что о разорванных узах и предательстве?

Вольк стоял неподвижно. Кожу под доспехом покалывало. Пертурабо был точно статуя, ничто на нем не шевелилось и не издавало ни звука — только бескровные губы двигались под взглядом черных глаз. — Я считываю течения битв, сектор за сектором, и я вижу, как воины железа сражаются, и в их оружии иссякают пули, как мои сыновья утопают в волнах наступления Жиллимана. Я смотрю на владения, ради которых мы воюем, — и вижу лишь пепел. Теперь же вот до чего дошло — приказы о том, что мы должны истекать кровью и дальше, преподнесенные со всеми формальностями, приказы от нищих к господам.

— Ты отказываешься принять этот приказ? — спросил Аргонис, всё так же протягивая футляр со свитком.

— Отказываюсь ли я? — проговорил Пертурабо, и его голос был рокотом грома в блестящем воздухе. — Мой легион истекает кровью. Мы истекаем кровью ради наших клятв и верности. На сотне миров мы истекаем кровью — и не сдаемся. Отказываюсь ли я? Мой ответ написан кровью погибших, железом в их жилах, что впитывается в грязь, покуда мы вершим волю Магистра войны. Отказываюсь ли я? Нет, посланник, но я чувствую вес бремени мясника, которое ты даешь мне.

Пертурабо принял цилиндр со свитком, раскрыл его и пробежал одним взглядом.

— Форрикс, — негромко произнес он; взгляд оставался сосредоточенным на свитке в его руке. — Подготовь сообщения для Кроагера на Яннике и для Торамино на Кассусе. Вулл Брон примет командование здесь. Всем фронтам — начать отвод и переброску сил через Бета—Гармон к точке сбора на Улланоре. Никакого поспешного отступления. Не сдавать ни пяди. Те, кто должны остаться, заставят ублюдков Жиллимана заплатить. Данный приказ следует передать вниз по цепочке без искажений. Прикажи «Железной Крови» и авиационному батальону перейти на низкую орбиту и подготовь Первый Гранд–батальон к полной погрузке и перемещению из этой системы в пределах двадцатичетырехчасового интервала под моим непосредственным командованием.

— Есть, господин, — отозвался Форрикс без паузы. — Эффективность обороны здесь и на всех театрах военных действий, отсюда и до Провала Сунларна, снизится, как минимум на сорок пять процентов. Мы понесем тяжелые потери — как удерживая линию фронта, так и прорывая блокаду на узлах варп–путей. Наличный боевой состав, который мы сможем переправить на Улланор, составит…

— Я знаю, — сказал Пертурабо и поднял голову от пергамента с приказом, чтобы взглянуть на Первого капитана. — Отдавай приказы.

Форрикс направился прочь. Вольк стоял ошаломлённым.

— Задавай свой вопрос, командующий, — сказал Пертурабо, не глядя на Волька.

— То, что вы только что приказали, приведет к потере миров, которые мы ценной крови захватили и удерживали. Магистр войны обязан понимать это. Он обязан понимать, что отвести силы с этого участка фронта — означает потерпеть здесь поражение.

— Дело в том, что это не имеет значения. Наши враги становятся сильнее, а мы слабеем. Это — последний удар копья для моего брата. Он генерал, стоящий перед разрушенными стенами крепости, победа почти у него в руках, но за своей спиной он видит на холмах конницу. Он должен овладеть крепостью сейчас же. Если ему удастся, он — победитель. Всё прочее несущественно. Не так ли, эмиссар?

Аргонис не ответил, но повернулся без поклона и отошел, чтобы взглянуть на склон горы, открывающийся взгляду под ними. Свет заиграл на его броне, на секунду облекая его ореолом алого рассветного солнца.

— Я буду сопровождать вас на этой миссии от имени Магистра Войны, — сказал он. — Такова его воля.

Оружейные системы Пертурабо сделали оборот, но он не ответил.

— Почему вы, господин? — спросил Вольк. — Почему эту задачу возлагают на вас?

Пертурабо повернулся и прошел по каменному зеркалу пола; его шаги отдавались в тишине, точно выстрелы.

— Потому что он знал, что я не ослушаюсь, — сказал он.

  Зарду Лайак,«Багровый Апостол», Повелитель Безмолвных

IV

Малогарст

Они пришли за ним — как он и ожидал. Его руки всё ещё оставались влажными от крови. Только догорающие ритуальные свечи освещали бывший зал ложи. Остатки сосуда для демона, с которым он торговался, свешивались с цепей, привинченных к стене. Над костями, покрытыми ошметками плоти, поднимался дым. Раздвоенный язык существа болтался под его лишенным челюстей черепом. Малогарст работал медленно, вырезая произнесенные демоном слова на старой серебряной монете. Еще три призыва, еще три демона, которых он заставит поделиться тайнами, — и у него будет талисман, который понадобится, когда он пройдет на ту сторону.

Он как раз закончил надпись на монете, когда услышал, как открываются двери зала. Пламя свечей взметнулось вверх. Он отложил испачканную в крови монету и окунул обнаженные руки в бронзовую чашу с водой. Тяжелые шаги прозвучали из темноты позади него.

— Что гнетет вас, братья мои?

Тишина была ему ответом. Он прислушался. Его восприятие способно было вычленить ритм и смысл даже в самых тихих звуках; один из генетических даров, которого не смогли лишить его увечья. Ритм шагов, присутствие и отсутствие дыхания, гул сервомоторов брони, что был так же индивидуален, как и черты лица, — он слышал всё это.

— Аксиманд, — сказал он, по–прежнему не поднимая глаз, глядя, как кровь расплывается в воде, где он омывал руки. — Не похоже на тебя, брат — являться без предупреждения и в молчании.

Никакого ответа. Звук шагов прекратился. Приглушенное гудение брони раздавалось в воздухе.

«Четверо», - подумал Малогарст, моргая и пытаясь вычислить, кем были остальные. Он вынул руки из воды, стряхивая розовые капли со скрюченных пальцев. Власть была подобна зеркальному лабиринту: восприятие, контроль и вера — вот что было главным. В этот момент он должен был бы обеспокоиться, должен был повернуться, чтобы увидеть, кто вошел в этот зал через двери, которые он сам запер, должен был потянуться к оружию, чтобы защитить себя…

— Кибре, — осторожно произнес он. — Я надеюсь, тебя не обуяли вновь сомнения, которые ты уже высказывал, касательно предложенного мной пути, но если это так — выскажи их снова, и позволь мне показать тебе, что избранный мной путь — это тот самый путь, который выбрал бы Магистр войны.

Он взял лежащую возле чаши черную тряпицу и принялся вытирать руки. Старые шрамы на искалеченных костяшках пальцев болели.

— Тормагеддон. Я слышу твое молчание, возрожденный. Ты — как никто другой — должен понимать, что это необходимо. — В мыслях он вызвал в своем разуме слова очищения, которые получил от демона мучений. Тормагеддон, это демоническое создание, был силен и неким образом неподвластен попыткам связать его — нечто из ряда вон выходящее для сущностей варпа, чего он не понимал. Впрочем, Малогарст знал, что может причинить ему боль. Если потребуется. — Наш Магистр Войны захвачен между нашим царством и твоим, между этой реальностью и имматериумом. Его возвышение началось, но пока еще не завершено. Ему нужна наша помощь, чтобы пройти это испытание.

Малогарст уронил тряпицу в чашу. Вода выплеснулась на пол. Подобрав со стола перчатки, он натянул их и защелкнул на месте.

Четверо, их было четверо, он был уверен, но никак не мог узнать четвертого.

— Я понимаю, что вы боитесь, — сказал он, глядя на идущую рябью воду и разминая пальцы. — И да, я имею в виду именно это — боитесь. У страха множество обличий, и лишь несколько самых распространенных можно найти на поле боя. Чем еще можно ответить на столь напряженную ситуацию, когда мы видим нашего отца, сраженного, когда видим его неподвижным, в то время как шестерни его войны продолжают вращаться — но без его руки, чтобы направить их? Что еще вы можете испытывать, если не страх?

Он выпрямил поочередно каждый палец. Внутри разума он разделил свои мысли, удерживая слова очищения параллельно с другой, более прямой и грубой формулировкой. Кончики пальцев дрожали.

— Вы видите в каждой тени чудовище, и — будучи Сынами Гора — вы хотите встретить их лицом к лицу, убить их, приблизиться к ним, чтобы ощутить их последний вздох, прежде чем выпотрошить их и позволить их жизни стечь на землю. Но того, что делаю я, не следует бояться. Я — не враг вам, если только вы — не враги Магистру Войны, а я знаю, что мы все — вернейшие из его сыновей.

Он замолчал, задержав дыхание. Почему они не отвечали? Если они хотели напасть, то почему не двигались?

— Я — Кривой, мастер изощренных слов и коварных дел.

Он протянул руку и взял атам. Кровь запятнала серебряный клинок.

— Но сейчас я прошу вас об одном: послушайте.

Он приготовился. Его плоть отозвалась болью, пока оба его сердца накачивали кровь в мышцы.

— Послушайте, и доверьтесь мне.

Он обернулся.

— Я доверяю тебе, Мал, — сказал Гор Луперкаль.

Серебряный кинжал выпал из скрюченных пальцев.

Малогарст открыл рот, собираясь заговорить.

Пустые тени ложи взглянули на него в ответ.

Кинжал ударился об пол; звук гулко прозвенел в тишине.

Сердца Малогарста стучали в груди, точно два молота. Мгновение он стоял, оцепенев, но затем двинулся вперед — его собственные шаги отдавались эхом, пока он хромал к дверям. Они были по–прежнему заперты, хотя ритуальные символы защиты, которые он начертал на металле, сгорели и превратились в пепел. Он потянулся к механизму двери, но вдруг остановился.

Что произошло сейчас?

Галлюцинация?

Нападение?

Предупреждение?

— Силы богов окружают тебя, сын Гора, — сказал Лайак во время их беседы. — Магистр Войны, Помазанник Пантеона, привлекает к себе ангелов ярости и желания, лжи и разложения. Они шепчут в уши тем, кто готов слушать. В трещинах между страхом и надеждой шепчут они. Те, кому они шепчут — двигаются согласно желаниям богов. Они разрывают тебя на части, и принимают твои разорванные останки в свои божественные объятия.

— Почему? — спросил Малогарст у Несущего Слово.

— Ибо такова природа божественного — быть разделенным.

Он включил вокс.

— Где капитан Аксиманд? — спросил он. Канал щелкнул и зашипел помехами, пока вокс–сервитор распознавал его голосовую команду.

— Капитан Аксиманд находится в стратегиуме. Открыть прямой канал связи?

— Нет… — медленно произнес Малогарст. Он смотрел назад, в темноту покинутого зала ложи.

Я доверяю тебе, Мал.

Кругом враги, даже если они носят улыбки друзей.

— Нет… — повторил он и отключил вокс.

Лайак

Мстительный Дух и плеяда его кораблей скользнули вдаль. За спиной Лайака обширное, точно залы собора, пространство мостика «Трисагиона» содрогалось от песнопений благословенно–обреченных. Называть это место мостиком означало свидетельствовать о недостатках человеческого языка; называть его мостиком — означало позиционировать его размер и величие в одном ряду с дощатыми настилам, откуда выкрикивали приказы капитаны примитивных кораблей. Это место было иного порядка. Точно так же, как перед царствием богов становились ничтожными жизни смертных, так мощь и предназначение этого пространства делали незначительными все прочие.

Мостик сам по себе был длиной в полкилометра. Укрепленные колоннами стены из стали и бронзы вздымались к сводчатому потолку. Медные кадильницы величиной с голову Титана покачивались на цепях под нарисованными на потолке изображениями священных созвездий родного мира Несущих Слово. Ярусы клеток заполняли пространство мостика по всей его длине. Внутри их пел хвалу богам тысяче–сильный хор. Эти люди останутся в клетках — их легкие будут медленно наполняться гноем, а рты кровью, — до конца своих дней. Все они обнаружили недостаток веры и сражались, дабы заслужить свой приговор внутри клеток хора. Воздух вокруг них дрожал и вспыхивал различными цветами, а песнопения вздымались и опадали в такт с корабельным пульсом.

По центру располагались алтари разрушения. Здесь техножрецы Темных Механикум, а также жрецы резни, смерти и ликования, сновали вокруг. Кровь, пепел и пламя пятнали их одежды. Когда «Трисагион» говорил языком войны, это не была грубая передача команд; это происходило посредством ритуала — опустошение предначертанное, не проговоренное. Лайак находил эту демонстрацию могущества захватывающей.

— Благослови это расставание, — произнес Лоргар; он стоял прямо впереди Лайака. Изображение флота Магистра войны зависло перед ними; проекция наслаивалась на испещренную звездами темноту за носовыми окнами корабля.

— Малогарст оказался более покладистым, чем я ожидал, — отметил примарх.

— Воистину, — отозвался Лайак.

— Ты, должно быть, хорошо проделал свою работу.

— Доверие и откровенность — первые среди грехов тех, кто слаб.

— Что ты сказал ему?

— Ничего существенного, повелитель.

— Хорошо. Он всегда был верен моему брату. Его зовут Кривым, но душа его проста.

— Он верит и служит — не богам, но Гору, от начала и до конца, — сказал Лайак.

— До конца… — выдохнул Лоргар.

Лайак промолчал.

— Гор не может выжить. Даже если он поднимется, ему нельзя позволить вести эту войну…

— Не ересь ли это? — проговорил Лайак.

— Ересь? — переспросил Лоргар негромко. — Гор — воин, и вождь, но он — не истина. Эта война не ради него. Не ради его болезненной нужды повергнуть нашего отца, и не ради его мечтаний об империи. Речь о торжестве истины. Истины с большой буквы. Боги — единственная составляющая бытия, которая вечна, которая не терпит ущерба. В них единственное истинное спасение, которое может обрести человечество — которое оно должно обрести. Вот что действительно важно, сын мой. Не гордость и не слава, и не выживание одной души превыше других.

— Вы полагаете, что Гор потерпит крах?

— Я полагаю, сын мой, что он одновременно слишком слаб и слишком силен. Слишком силен, чтобы целиком предаться божественной воле. Вот почему он сидит на троне, словно труп при своем собственном дворе. Вот почему кровоточит рана, нанесенная ему Руссом. Он помазан богами. Они благословили и вознесли его превыше всех прочих, выше даже меня, их преданнейшего служителя. Ему были даны ключи от бытия… И все же он не принял богов. Он ставит себя над ними. И он достаточно силен, чтобы сопротивляться, но недостаточно силен, чтобы победить. Боги одарили его могуществом, превосходящим их дары всем прочим. И все же он сопротивляется этому. Он противостоит милости богов, пусть даже они возвышают его. Кто обладает силой достаточной, чтобы восторжествовать над богами? Не покорившись же, он будет разорван на части — не покорившись, он будет слишком слаб, чтобы одолеть Императора. И тогда мы проиграем.

— Он — Помазанник, мой повелитель. Боги избрали себе орудие.

Лоргар не ответил сразу; прикрыл глаза. Его лицо было абсолютно неподвижным. Зрением шлема Лайак видел, как сжимается белый ореол силы вокруг примарха.

— И если он — орудие с изъяном, что тогда? Должны ли мы стоять в стороне и глядеть, как все, чего мы достигли, становится пеплом?

— Если такова воля богов.

— Боги одаряют нас силой. Что делать с этой силой — решать нам: возвыситься благодаря ей — или сломаться под нею. Мы — не рабы им. Мы — их избранники, и то, что мы совершаем, — либо во славу их, либо к их неудовольствию.

— А Гор… Не тот ли он избранник, кто должен возвыситься благодаря собственной силе?

Лоргар обернулся и взглянул на него. Лайак глядел в ответ. Крючки на внутренней стороне шлема–маски впились глубже. Кровь слезами текла из глазниц маски. Он мог почувствовать, как разум примарха вьется вокруг его собственного, ища путь внутрь.

— Сними свой шлем, — мягко произнес Лоргар.

— Я не могу, повелитель, — ответил Лайак, опустив взгляд. — Вы знаете, что я не могу. Лишь боги могут видеть мое лицо и знать мои мысли.

— Разве я не глас божий? — спросил Лоргар. — Ты дерзнёшь бросить вызов этому гласу?

— Вы таковы, повелитель, и я повинуюсь, и в повиновении лишусь жизни.

Долгое мгновение Лоргар молчал, затем качнул головой.

— Выходит, ты понимаешь. Богам нужно повиноваться, — сказал он. Пение обреченных сделалось громче, когда «Трисагион» начал поворачиваться. Изображение «Мстительного Духа» было теперь всего лишь яркой звездой среди меньших светящихся точек. — Боги возложили бремя на мою душу. Гор брат мне, но что значит братство перед торжеством изначальной истины? Неудача недопустима сын мой. Боги должны восторжествовать, Гор же не даст им победы. Другой должен занять его место, должен объединить всех под волей и величием богов. Ты понимаешь, сын мой?

Лайак склонил голову, как если бы в смирении.

— Это место намерены занять вы, — сказал он.

Лоргар не отводил взгляда от холодных звезд.

— Почему всё дошло до этого? — проговорил он. — Почему это должно пасть на меня?

Шум мостика и стенания приговоренных затихли, когда трижды ударил гонг. Корабль содрогнулся; запустились варп–двигатели.

— Мы действительно собираемся найти Фулгрима? — спросил, наконец, Лайак.

— Да, — сказал Лоргар. — Трон нельзя занять в одиночку. Всё, что мы делаем или чему становимся причиной, должно служить одной истинной цели. Вот почему я рассказал тебе это, сын мой, и вот почему ты отправляешься со мной. Тебе предстоит исполнить великую задачу, и сыграть еще более великую роль в том, что должно свершиться.

— Огласите свою волю, повелитель, и да будет она исполнена.

Лоргар перевел на него взгляд — и в его звездных глазах светилась печаль.

Вольк

Над Ониксовой горой занимался рассвет. Смешанный с дымом туман вползал в окоп перед Вольком, клубясь над бронированным краем и растекаясь между собравшихся воинов. Вдалеке грохотал фальшивый гром бомбардировки; поднималось солнце. Вольк вдохнул влажный воздух и загнал в болтер девятый снаряд. Еще два лежали на его ладони. Еще два, всего — одиннадцать, и все подсумки для обойм у него на поясе были пусты. Точно так же обстояли дела у каждого из четырнадцати легионеров, ждущих в окопе вместе с ним. У каждого было оружие ближнего боя, в ножнах на поясе или висящее за спиной: мечи–гладии с тяжелыми клинками, молоты со стальными вороньими клювами на обратной стороне, треугольные топоры с бритвенно–острыми лезвиями.

Оружие старых войн, подумал Вольк, оружие из тех времен, когда люди рубили друг друга и истекали кровью в грязи, чтобы отобрать каменные крепости у врагов в вонючих кольчугах и гнутых панцирях. Мир должен был измениться, продвинуться к чему–то лучшему, но вот — вот они, воины, созданные тайным знанием, идущие в бой, точно варвары. Да, именно к этому всё и пришло — война достигла той точки, когда битва начиналась с подсчета оставшихся боеприпасов и заканчивалась резней и ударами в грязи, пока одна из сторон не устанет до смерти.

— Шестьдесят секунд, — доложил сержант взвода, натягивая усыпанный заклепками шлем на покрытую шрамами голову. Остальной взвод последовал его примеру.

Все они были новыми рекрутами, избранными и принятыми в легион за годы после того, как началась война против Императора. Ускоренные методы имплантации и обучения означали, что большинство из этих воинов провели в сражениях не больше пяти лет. Впрочем, они выглядели как ветераны, подумал Вольк. Нет, они и были ветеранами. Они проливали кровь на Гидре Кордатус, Несторайе, Талларне. Они знали лишь одну разновидность войны, и никаких других: убивать своих братьев.

Вольк надел шлем. Давление внутри с шипением выровнялось.

— Ждем вашего разрешения, командир, — сказал по воксу сержант.

— Продолжайте, сержант, — отозвался Вольк. — Это ваш бой. Я — всего–навсего пассажир.

— Как прикажете, — ответил сержант.

— Движение в окопах! — раздался крик справа от Волька. Взвод одним движением развернулся, наводя оружие по всем направлениям.

— Не стрелять! — скомандовал Вольк.

Некто в черно–зеленой силовой броне шел по окопу. Мерцали бронзовые хтонийские руны, высеченные на его доспехах. Лицевая пластина шлема была украшена серебром, и над ним возвышался алый плюмаж, развевающийся на ветру среди тумана. Аргонис приближался к ним с расслабленной сосредоточенностью, точно хищник, высматривающий добычу.

— Мы могли бы убить тебя, — прорычал Вольк, когда Аргонис подошел ближе.

— Вы могли бы попробовать, — ответил эмиссар. К его бедру был пристегнут выкрашенный в черное болтер, а на поясе висел меч — рядом с парой силовых ножей в ножнах. Вольк узнал хтонийские рубины на рукоятках ножей — алые, с черными разводами внутри. Ножи уличных банд, только оснащенные генераторами силового поля. Вольк видел их прежде и встречался с ними на тренировочных аренах — давным–давно, в ту эпоху, когда узы братствы были чем–то большим, чем плащ, скрывавший предательство.

— Почему ты здесь? — рыкнул Вольк.

— Я — голос Гора, и я иду, куда хочу, — сказал Аргонис. Он взглянул на ждущий строй Железных Воинов. — Почему ты здесь, брат?

— Участвую в атаке.

— Значит, у нас одна и та же причина, — сказал Аргонис, поднимая болтер. Он передернул затвор.

Вольк хотел было прорычать что–то еще, но только покачал головой.

— Пора, командир, — сказал сержант.

Вольк взглянул на Аргониса, затем — снова на взвод.

— Приступайте, — сказал он.

— Полная готовность, — скомандовал сержант.

— Сейчас должна подойти ваша воздушная поддержка, — заметил Аргонис по воксу.

Словно бы вызванные его словами, над головой с воем пронеслись два истребителя. Звуковая волна, следующая за ними, разнеслась эхом по окопу. Земля содрогнулась мгновение спустя. Колонны дыма и земли ударили в небо за краем окопа.

— Вперед, — скомандовал сержант. Взвод перемахнул кромку окопа. Вольк не отставал от них.

Вывороченные комли деревьев и обугленные кустарники усеивали склон, из которого тут и там, будто пальцы, торчали скалы черного камня. В трехста метрах ниже облака взметнувшихся от воздушного удара обломков падали на землю вокруг остатков линии окопов. Триста метров.

Вольк перешел на бег. Аргонис держался справа от него. Истребители кружили над головой. Из–за обломков сверкнули выстрелы. Возможно, авиаудар выиграл им несколько метров, но, кто бы ни занимал нужные им окопы — они были всё ещё живы. Лазерные заряды врезались в Железного Воина справа от Волька. Керамит вспыхивал и осыпался хлопьями; воин продолжал бежать.

Еще огонь — сперва беспорядочный, затем перепахавший склон дисциплинированными залпами. Один из Железных Воинов упал; его броня спереди была разбита на куски.

Сто метров.

Вольк видел, как смертные пригибаются за лазерным оружием на краю окопа, видел противогазы под хромированными шлемами. Они не отступили, хотя Железные Воины приближались к ним.

Дисциплинированные, подумал Вольк. Эти окопы были захвачены врагом днем раньше, вместе с еще десятью километрами линий обороны вдоль склонов горы. Солдаты–люди, удерживавшие эти секции, дрогнули, когда у них закончились боеприпасы. И потому теперь Железные Воины пришли, чтобы вернуть то, что потеряли смертные.

Аргонис открыл огонь. Вдоль кромки окопа прогремели взрывы. Трое солдат исчезли. Кровь и хромированный металл разлетелись в стороны. Никто из Железных Воинов не стрелял. Вольк уловил отблеск зарядных спиралей на парапете.

— Плазма! — выкрикнул он.

Руны прицела мигали красным перед глазами. Он нажал на спуск болтера — один раз. Снаряд ударил в плазменный пистолет ровно в тот момент, когда тот готов был выстрелить. Взрыв превратился в сферу сияющей голубой энергии, превращающей в пыль рокрит, плоть и металл. Дисплей шлема Волька потускнел. Он добрался до края окопа и спрыгнул вниз. Один из смертных двинулся было к нему. Вольк впечатал приклад болтера ему в лицо. Из разбитых линз брызнула кровь. Вольк наступил на упавшее тело. Аргонис был рядом с ним, стреляя вглубь окопа. Заряды болтера разлетались шрапнелью от бронированных стен.

— Отходим влево! — крикнул сержант. Взвод подчинился, разбиваясь на пары и рассыпаясь по окопу; их клинки и руки были окрашены красным. Аргонис был единственным, кто стрелял из своего оружия. Хтониец двигался с плавной жестокостью, убивая на своем пути, без труда вливаясь в атаку Железных Воинов.

— Зачем ты здесь, брат? — выкрикнул Аргонис, ныряя в укрытие, когда окоп накрыло крупнокалиберным огнем. Вольк бросился в другую сторону. Снаряд ударил его в левое плечо; он почувствовал, как разрываются мышцы — гильза ввинчивалась под броню. Янтарные руны прицеливания кружились поверх глаз, ища цель. Он выстрелил дважды. Первый снаряд с ревом скрылся в окопе. Следующий он направил в рокритовую стену. Взметнулись осколки и пыль. Аргонис уже двигался вперед под их прикрытием. Еще больше снарядов пронеслись мимо. Вольк метнулся следом.

— Чтобы запомнить, — рыкнул он через вокс.

— Запомнить что?

— Что мы оставляем, — ответил Вольк.

Аргонис был в трех шагах впереди, когда они вынырнули из облака пыли. Крупнокалиберный пулемет торчал из амбразуры в пласталевом заграждении, тянувшемся вдоль окопа. Вольк заметил блеск шлема стрелка. Выставив плечо вперед, он бросился в атаку. В нормальной обстановке они использовали бы гранаты, огнеметы и ураган болтерных снарядов, чтобы смести огневую позицию. Роскошь подобных средств осталась лишь в памяти.

Пулемет открыл огонь, но пули ушли слишком высоко. Вольк успел на секунду удивиться, отчего стрелок целится так небрежно, прежде чем на него обрушился удар топора.

Ультрамарин всё это время ждал в нише, вырубленной в стене окопа. Вольк заметил бы его, но пулемет дал очередь как раз вовремя, чтобы обеспечить Ультрамарину преимущество внезапности. Силовое поле вспыхнуло по краю падающего сверху лезвия. Вольк извернулся, вскинув руку. Он был в невыгодной позиции и утратил равновесие. Он осознавал всё это ясно, как в остановившемся мгновении, глядя прямо в алые линзы шлема Ультрамарина. Золотые лавровые ветви были выгравированы на висках воина; и на каждом пальце, сжимающем топор, — крохотные орлиные крылья.

Болтерные снаряды ударили в Ультрамарина. Сапфировое и золотое разлетелись осколками. Воин содрогнулся. Вольк бросил весь свой вес вперед. Лезвие топора прочертило дугу. Плечом Вольк ударил Ультрамарина в грудь и толкнул на стену окопа. Рокрит треснул от столкновения. Кровь брызнула из–под разбитой брони на правом боку воина. Он был ранен, и был один, но он был сыном Ультрамара.

Вольк вытащил меч. Клинок был тяжелым, коротким, с убийственно заточенным острием. Он ударил вверх и вперед, целя в сочленение под мышкой. Ультрамарин извернулся. Навершие силового топора врезалось в правый глаз Волька. Он ощутил, как его удар скользнул по нагруднику Ультрамарина. Замахнувшись, он въехал локтем по лицевой пластине Ультрамарина. Раскололись глазные линзы. Треснул керамит. Ультрамарин оттолкнул его и поднял болтер. Кровь стекала по щекам его белого шлема. Вольк знал, что случится следом, даже если между ними разверзнется пропасть. Ультрамарин готовился выстрелить.

Силовой нож Аргониса отнял кисть Ультрамарина чуть выше запястья. Вольк вогнал острие меча в шею воина. Вулканизированная резина и кабели разошлись под давлением, и острие ударило в плоть. Вольк почувствовал, как лезвие ткнулось в заднюю часть воротника доспеха. Полилась кровь. На мгновение Вольк принял на себя вес мертвого тела врага. Он сорвал гранату с пояса Ультрамарина, высвободил клинок, повернулся — и бросил гранату в амбразуру, откуда стрелял пулемет. От взрыва металлические пластины выгнулись наружу. Двое Железных Воинов, вооруженных заостренными молотами, пробежали мимо.

Вольк наклонился и принялся избавлять мертвого Ультрамарина от гранат, патронов и оружия. Аргонис стоял над ним, держа в руках нож и болтер.

— Вот это ты хочешь помнить — как сражался, будто падальщик, голодный до пуль?

Вольк выпрямился и поглядел на того, кто когда–то был ему другом.

— Четвертый Легион бился за Императора там, где не стал бы никто другой. Мы тяжко трудились, и убивали, и проливали кровь в забытых углах. Нами пренебрегали — вечно покорными, вечно обойденными. Примарх верил, что наша судьба может быть иной, что нам достанется иное место в том будущем, которое создаст Гор. — Вольк указал окровавленным клинком на алое с золотом Око Гора на броне Аргониса. — Я хотел напомнить себе, что ничего не меняется.

— Достигнут предел расхода боеприпасов, — раздался по воксу голос сержанта. — Готовность к отступлению.

Вольк двинулся мимо Аргониса, возвращаясь вдоль окопа к границе, откуда они начинали. До приказа Магистра войны о сборе на Улланоре им удалось бы удержать пространство, которое они только что очистили. Теперь они вынуждены будут его оставить. Не пройдет и дня — и в крепости не останется достаточно войск, чтобы укомплектовать линии обороны там, где они еще держались. Вот во что превратятся битвы повсюду вдоль границ Ультрамара: каждая победа — только отсрочка, и всё более краткая.

— Это преддверие победы, — сказал Аргонис из–за спины Волька. — Даже если отсюда этого увидеть нельзя — победа близка.

— Действительно? — произнес Вольк. — Это говорит вера или надежда? — Он отвернулся. Черный дым наползал на окоп с нижних склонов горы. По воздуху прокатился дрожащий гул далекого взрыва. — Мы повинуемся, брат. Итог был только сном, и что означают сны?

Часть вторая, в которой империю охватывает огонь

V

Экаддон

Он сделал вдох и на секунду прикрыл глаза. Кровь стекала по лицу и плечам, не успев еще свернуться. Его сердца уже возвращались к спокойному, размеренному ритму. Он сожалел, пожалуй, лишь об одном человеческом свойстве, что он утратил — о чувстве утомления, сбившееся дыхание, бешеный стук единственного сердца в груди.

Генетическое возвышение, превратившее человека в воина Легиона, отняло это.

Он открыл глаза. Останки пятнадцати боевых сервиторов лежали вокруг него. Из их плоти сочилась кровь, а из механических частей — масло. Все они были изготовлены недавно — из хорошего, сильного материала, отобранного среди рабов с нижних палуб. Все они были убийцами, ставшими хищниками, чтобы не превратиться в добычу. Механикум оставили им полные двигательные функции и те части мозга, что отвечали за боевые инстинкты. Усилители агрессии, грубые нейропротезы и имплантированное оружие продвинули их способности далеко за рамки обычной эффективности, в сторону бесчеловечной резни. Именно этого, и не меньше, он требовал от техножрецов, и они выполнили запрос полностью.

И всё же… Следовало признать, результат его разочаровал.

Другие могли предпочитать меч, или болтер, или топор вроде того, которой он держал сейчас в руке, но именно нож был душой убийцы. Таков был урок Хтонии, один из тех, что выучивали по приглушенным крикам умирающих в темных тоннелях, в другой жизни. Остаток мира, что породил его, и короткого детства, сделавшего его тем, кем он был. Это было… истиной. Только брат по крови, пришедший вместе с ним в Легион и вставший рядом, возможно, превосходил его в этом способе убийства.

Он повел плечами и зашагал через зал, расплескивая босыми ногами лужи крови и масла. Он вернул топор на оружейную стойку, ненадолго включив силовое поле перед этим, чтобы сжечь кровь на клинке. Он был обнажен до пояса, и татуировки и метки, покрывавшие кожу, растягивались, когда он по очереди напрягал и расслаблял мышцы. В основном это были геометрические знаки, ломаные линии языка хтонийских банд. Не самый изощренный язык, но кто заботится об изощренности, когда главная цель – напугать. В полумраке или полной тьме тоннелей Хтонии эти знаки читали на ощупь едва ли не чаще, чем глазами — линии, глубоко врезанные в камень или металл острием клинка. Это был язык ударов, созданный убийцами. Калус Экаддон находил это в равной мере и забавным, и уместным.

Он взглянул на стойку с оружием. Он был хорошим убийцей, и был им всегда. Это была именно та вещь, что так легко давалась ему в детстве, она же позволила ему выжить и затем принесла ему всё, что он знал. И гордость, и статус — какой уж был, — и братство – все они брали начало от лезвия ножа или дула пистолета.

Отойдя от стойки, он вытащил кинжал из ножен на бедре. Генератор силового поля крепился к основанию клинка, но в остальном это было то же самое оружие, которое он принес с Хтонии: прямой клинок, сходящийся к острому кончику, бритвенно–острый, с кровостоком, идущим вдоль тупой стороны. В навершие была вбита зеркальная монета, отполированная до гладкости. Он прокрутил нож между пальцами, меняя хватку с прямой на обратную, и открыл рот, собираясь вызвать следующую волну сервиторов.

Двери зала для тренировок лязгнули замками, открываясь. Экаддон обернулся, глядя, как раздвигаются в стороны их створки. Фальк Кибре шагнул внутрь. Вибрирующий гул терминаторской брони действовал Экаддону на нервы, пока Вдоводел приближался к нему. Экаддон не двинулся, удерживая на лице привычную полу–ухмылку.

— Брат, — Кибре остановился. Даже без брони он был огромен; в доспехах же он превращался в гору угольно–черных пластин и покатых углов.

— Фальк, — отозвался Экаддон. — Если ты пришел проверить свои умения, ты оделся чересчур нарядно.

Кибре коротко рыкнул — или, возможно, это был смех — и прошел мимо Экаддона, раздавливая в кашу тела сервиторов тяжелыми ботинками. Он обошел арену по краю, поворачивая голову и разглядывая останки.

— Опасаешься, что теряешь хватку, брат? — наконец спросил Кибре, пиная отрубленную голову носком ботинка.

— Главное — чтобы клинок в хватке оставался острым, а иначе она ничего не стоит.

— Верно, — проворчал Кибре. — Верно… — Он кивнул на нож в руке Экаддона: — И ты им всё это сделал?

Экаддон покачал головой.

— Это для следующей партии.

— По–прежнему любишь свои детские игрушки, да, братец? Я слыхал, будто ты чуть не убил воина, который пытался отобрать у тебя этот нож — еще на Хтонии, когда тебя забирали в легион. Говорят, ты выколол ему глаз.

— Зря говорят, — отрезал Экаддон.

— Врут, значит… — протянул Кибре. — Кто это подобрал тебя тогда в тоннелях? Сеянус? Старик Вполуха?

— Ты знаешь, кто это был, — осторожно ответил Экаддон.

Взгляд Кибре снова упал на нож в руке Экаддона и метнулся выше — к серебряному шнуру и обсидиановому диску на его запястье. Вырезанный на диске круговорот перьев, когтей и глаз невозможно было разглядеть в полумраке тренировочного зала, но он знал, что узор был там — эхо того узора, что являлся ему во снах. Он привязал амулет на руку на время тренировки, но позже собирался снова надеть на шею. Он всё еще не привык к его весу и прикосновению к коже.

— Верность… — произнес Кибре, взвешивая слова. — Наступают тяжелые времена, времена испытаний. — Экаддон отметил, как он подчеркнул последнее слово.

— Ты имеешь в виду ваш спор с Малогарстом? — Кибре моргнул, и он ощутил вспышку удовольствия. — Я не состою в Морнивале, брат, но я ношу черное, как и ты.

— Мы оба — из Первой роты. Мы охраняем и наблюдаем, и мы слышим…

— Ему нельзя доверять, — сказал Кибре.

Экаддон приподнял бровь, снова улыбнувшись привычной наглой усмешкой.

— Магистр Войны доверяет ему.

Кибре сжал зубы и длинно выдохнул.

— Магистр Войны… в своем… уединении не может ни доверять, ни осуждать. Мы должны сделать это за него. Мы — его стражи.

Экаддон все еще держал бровь приподнятой.

— А что Абаддон? Что думает наш Первый капитан?

— Его нет здесь, но он бы согласился, — Кибре сделал паузу. — Аксиманд согласен.

— А Тормагеддон? — спросил Экаддон. — Как насчет этого существа? Выбрал ли он сторону? Потому что речь идет именно об этом, ты ведь не станешь спорить. Выбрать сторону, очертить границы? Он хочет воспользоваться каким–то колдовством, чтобы… что? Оживить Магистра войны? А вы с Аксимандом полагаете, что колдовские знания, полученные от таких, как Эреб или Лоргар, — слишком подозрительны, и что Магистр Войны очнется сам.

Кибре не ответил. Экаддон ухмыльнулся — широко и без всякого веселья.

— Ты не доверяешь мне. Ты не знаешь, буду ли я на твоей стороне, если ты прикажешь выпустить кишки Малогарста на палубу, так? — Оскалившись, он подбросил нож в воздух. Клинок прокрутился вокруг своей оси, падая. Он поймал его, подбросил снова и поймал другой рукой, и подбросил опять, ухмыляясь, глядя на блеск ножа. — Мы все — убийцы и предатели, разве ты не слышал об этом, брат? На моем личном счету — двести семь смертей от Исствана до Бета—Гармона: доказывает ли это, что мне нельзя доверять?

— Я серьезно, брат, — прорычал Кибре.

— Как и я, — сказал Экаддон, поймав падающий нож между пальцами. Он перехватил клинок крепче. — Я — капитан Налетчиков, я ношу черное Первой роты. Я много раз испытан кровью. Я стоял рядом с Воителем, рядом с тобой, и никогда не колебался, убивая по приказу нашего повелителя. Что из этого ты подвергаешь сомнению?

— Твою… ложу, — Кибре выплюнул это слово так, словно разжевал что–то горькое и острое.

Экаддон рассмеялся и отвернулся.

— Это не ложа, братец. Дни ложи давно миновали, ее цель исполнена. Ты наверняка помнишь, или, может, ты не можешь сказать? — Старые слова скрытности он обернул насмешкой — и увидел, как Вдоводел сверкнул глазами. Экаддон позволил своему удовлетворению отразиться в ухмылке. — Мы оба были там, и мы оба теперь знаем истину — нет больше никаких лож, никакого Эреба, что дергал за ниточки ради собственных целей. Мы все теперь принадлежим к одной ложе, и это — легион Магистра Войны. — Он усмехнулся шире, открывая черно–серебряные руны, вырезанные на зубах. — Все остальные мертвы.

— Твои Стервятники… — начал было Кибре.

— Воинские братства были всегда, еще даже на Хтонии. Ты должен бы это помнить, а? Стервятники не следуют за мной. И не следуют ни за кем. Они следуют принципам — воля, сила, власть. Это вопрос личных предпочтений, не всеобщих. Сам видишь, это даже не тайна. Я предложил бы тебе посвящение, но, полагаю, оно не будет тебе по вкусу.

Кибре задержал взгляд на усмешке Экаддона, затем покачал головой.

— Мне стоило убить тебя давным–давно, — сказал он.

— Тебе стоило попытаться, — сказал Экаддон. — Тогда нам хотя бы не пришлось вести этот разговор.

Оба они застыли без движения. Экаддон продолжал усмехаться, темные запавшие глаза Кибре смотрели, не мигая.

Потом Вдоводел рассмеялся со звуком, подобным выстрелу, и с ворчанием сервомоторов наполовину отвернулся, качая головой.

— Клянусь кровью, ты умеешь вызвать к себе неприязнь, — сказал он.

Экаддон наклонил голову.

— Один из моих талантов. Но ты пришел сюда, чтобы выяснить, встану ли я рядом с тобой, если ты, Малогарст и Аксиманд решите разорвать легион на части. Если тебе по–прежнему нужен ответ, вот он: мне плевать. Плевать, прав Малогарст или ты, согласится Аксиманд, или нет. Мне плевать. Это твой бой, не мой.

— Как раньше на Хтонии?

Экаддон пожал плечами.

— Да, именно так.

— Но если до этого дойдет — ты будешь с нами или с Кривым?

— Я буду там, где был всегда — с самим собой и с Луперкалем, — ответил Экаддон, покачав головой. — Но ты, брат… Если ты решишь, что все, кто не с тобой — против тебя, у тебя останется еще меньше друзей, чем есть сейчас.

Кибре приподнял подбородок.

— Малогарст утверждает, что он помогает Магистру Войны, что его планы и колдовство необходимы, — эти слова не заставят тебя задуматься, какой из путей стоит поддерживать?

Теперь настала очередь Экаддона смеяться.

— Ты же меня знаешь, Фальк.

— Капитан Кибре, — прорычал он, но затем кивнул. — Впрочем, да, знаю. Просто хочу убедиться, что это так и останется. Ты всегда был хорошим солдатом, Калус.

Фальк Кибре развернулся и зашагал прочь; гул и скрежет его брони растворились в тенях. Экаддон смотрел, как капитан Юстаэринцев уходит, а потом повернулся обратно к пустому кругу тренировочной арены.

Он повел плечами, чувствуя, как расслабляются мышцы.

— Повторить предыдущие параметры тренировки, — приказал он и услышал, как сервиторы–контроллеры защелкали в ответ. — Увеличить агрессивность боевых сервиторов до максимума.

— Принято, — отозвался сервитор–контроллер. Экаддон перебросил нож из руки в руку. Кибре всегда был умен, но прямолинеен. Он принял ответ Экаддона, но даже не подумал задать на самом деле важный вопрос.

Пятнадцать боевых сервиторов загромыхали вперед. Взревели цепные клинки, поднялись силовые плети и поршневые копья.

Вопрос был не в том, что Экаддон считал правильным, или кого считал правым. Его это не заботило. Вопрос был в том, кто сможет дать ему то, что он хочет?

— Активация, — прорычал он, и сервиторы бросились вперед.

Лайак

Оркус был поруганным миром.

Он никогда не был красив. Некогда над большей частью его лесов клубились облака. В морях и океанах плескались угрюмые воды цвета отравленного вина. Лед покрывал его полюса, простирая свою холодную хватку резких ветров к горным хребтам в более низких широтах. Люди–колонисты обнаружили этот мир в одну из бесчисленных эпох Долгой Ночи. Оркус не был добр к своим приемным детям. От поколений, пытавшихся вести жизнь на его поверхности, остались лишь крохотные горстки человеческих существ, пребывающих в постоянном страхе перед чем–то неясным. Когда Великий Крестовый поход нашел их, итераторам удалось установить, что измученные, одетые в шерсть люди верили, будто живут на краю царства мертвых, будто они прокляты.

Они были правы, конечно же. Глядя на поверхность Оркус, встающую перед ними, Лайак задумался: остановились ли хоть раз несшие Имперскую Истину, чтобы спросить себя: не видят ли те, которых они пытаются «просвятить», истину? Оркус был миром, расположенным на окраине иного царства.

Теперь он лежал в небесах, словно расколотый череп на поле сражения забытых богов. Континентальные пожары содрали леса с его поверхности. Термические заряды обратили ледяные шапки в пар. Клубящиеся облака серого пепла стали его погребальным саваном. Только горы остались прежними, когтями впиваясь в пронизанный молниями мрак. Орбитальные станции кольцом окружали Оркус, а корабли медлительно скользили в пропыленном космическом пространстве планеты, принося воинов–пилигримов на съедение ее темной пасти.

— Был ли в сожжении этого места иной смысл, помимо ритуального посвящения? — спросил Лайак, глядя, как серые вихри атмосферы Оркуса мчались навстречу их опускающемуся челноку. — Повелитель, — добавил он.

— Красиво, не правда ли? — произнес Лоргар. — Среди твоих братьев есть те, кто глядели на это место и говорили, что ощутили на лицах дыхание богов.

— Да, — сказал Лайак, тщательно проговаривая слово. Он чувствовал себя странно с тех самых пор, как Лоргар сообщил, какая роль будет отведена ему в плане по свержению Гора как Магистра Войны. — Они благословлены, — закончил он.

— Ты ни разу прежде не созерцал двери лабиринтовых путей? — спросил Лоргар, когда вид за арками окон шаттла превратился сплошной стеной клубящегося серого цвета.

— Я никогда не удостаивался подобной чести, — сказал Лайак.

— Это… нечто. Быть может, это тронет даже твою душу.

— Быть может, повелитель.

Лоргар смотрел на него, не мигая. Маска Лайака плотнее сжалась поверх лица. Кровавые слезы потекли из–под железных крючьев в щеках. Лайак выдержал взгляд примарха. Кроме них двоих на борту шаттла были только рабы клинка Лайака. Трюм мог вместить пять десятков легионеров в полной броне, но Лоргар повелел, чтобы они отправились к двери между мирами одни.

— Смотри, — сказал Лоргар, вновь повернув взгляд к тому, что находилось за облаками пепла.

Запустились высотные атмосферные двигатели шаттла, и его полет выровнялся. Облака поредели. Треснувший шпиль из черного камня вырос из мрака впереди. Челнок облетел вокруг каменного пальца. Зажглись прожекторы на его корпусе, прорезая тьму внизу. Облака вокруг вдруг исчезли, и сплошной их слой наверху казался крышкой, приколоченной к небу. Внизу был только чистый воздух. Вспышки молний освещали крутые склоны черных гор, вздымающихся вокруг, пока они опускались всё ниже. Нескончаемым потопом лился черный дождь.

Челнок повернул, проходя между двух утесов. Лайак уловил промельк огней, горящих где–то в широкой долине внизу. Они миновали просвет между двумя горами.

И тут земля ушла вниз, и продолжала всё отдаляться. Вопреки собственной воле Лайак ощутил всплеск головокружения. Перед его глазами простерлась бесконечно глубокая тьма.

Открытая рана зияла на коже планеты. Резаки и взрывчатка разрушили половину горы, оставив вместо себя коническую шахту, достаточно широкую, чтобы вместить боевой корабль. Сплавившиеся кристаллы блестели на ровных стенах. Громадные металлические опорные конструкции спиралью уходили вглубь расселины. Паутина балок и кабелей удерживала их на гладком, точно стекло, камне. Конструкции были усеяны факельными башнями, испускавшими раскаленное добела пламя в наполненную дождем темноту. Трупы принесенных в жертву висели на цепях под платформами. Сооружения, венчавшие их, были, казалось, сделаны из плоти самой горы: храмы, оружейные, хранилища – черный камень их крыш был весь покрыт высеченными словами.

Но Лайак мог видеть, что темнота простирается дальше даже самых глубоко расположенных конструкций. Пока он смотрел, молния ударила в одну из стен шахты и разрушила ее. На мгновение перед ним возник образ языка, высунувшегося из пасти огромного зверя.

Челнок запустил двигатель, чтобы удержаться точно над провалом и начал опускаться. Факельные башни, салютуя, выдохнули голубое пламя. Строения, расположенные на опорах, росли, и Лайак осознал, что бездна под ними скрадывала их размеры. Тут были святилища и залы собраний, способные вместить манипулу Титанов или десятки тысяч пехотинцев. Здесь была промежуточная станция на дороге к чужацкому измерению, известному как Паутина. Боевые машины, солдаты и снаряжение прибывали сюда, благословлялись жрецами изначальной истины, а следом спускались во мрак пространства лабиринта.

Брешь в Паутине не была создана Несущими Слово. Она была древней, остатком войны между древними расами, давно погибшими. Но боги помнили, и их демоны направили Лоргара к Оркусу, равно как к иным планетам, где двери между мирами можно было заставить отвориться вновь. Некоторые врата погрузились на дно океанов. Пустыни и кости мертвых городов окружали другие. Инопланетные джунгли разрослись поверх двери на Ласиль X, задушив ее под лианами метровой толщины. На Оркусе дверь ожидала в темноте, вдали от света мира над ней — ожидала, выпуская в мир странные сны. А затем Лоргар нашел ее, и его слуги прокопали в горе дыру прямо к ее пасти.

Лайак осознал, что Лоргар наблюдает за ним, когда опустились к самой нижней платформы круглой шахты.

— Притягательно, не так ли? — спросил примарх.

Челнок подбросило, когда пришли в действие посадочные двигатели. Он повернулся вокруг своей оси и сел на широкую платформу, выступающую из стены шахты. Дверь в его нижней части отъехала вверх. Ветер ворвался внутрь, принося запахи дождя и пепла. Лайак ожидал увидеть на посадочной площадке просителей, толпящихся в ожидании, — нечто подобное всегда следовало за Лоргаром, точно тень, — но вместо этого там находились лишь десять фигур, закутанных в алые одеяния с капюшонами, стоящих полукругом. Капли дождя шипели в метре над ними, обращаясь в пар еще в воздухе. Жаркое марево дрожало вокруг них, размывая и искажая их очертания. Некоторые были высокими и худыми, как палки, другие — приземистыми и раздутыми. Некоторые выглядели почти людьми. Все они ярко вспыхивали в испещренном рунами зрении маски Лайака. Шепот на бесчисленных языках дышал ему в уши, когда он глядел на них. Впервые за долгое время он чувствовал себя в замешательстве.

Это были Оракулы Пепельной Святой. Все до одного были священными прорицателями, чтившими Благословенную Госпожу и читавшими в потоках варпа. Они пользовались покровительством примарха и ценились почти столь же высоко, как Потерянная Святая Пантеона. Мало кто из Легиона хоть раз видел Плачущих, как называли их некоторые. Лайак никогда не встречал их сам и думал о них, как о потакании сентиментальности. Теперь он осознал, что ошибался.

Десятеро в алом поклонились, когда Лоргар подошел к ним. Любые другие смертные простерлись бы на коленях, прижав лица к мокрым камням платформы. Эти же просто опустили головы на три удара сердца, а следом подняли их вновь.

— Ваше святейшество, — прозвучал голос одного из десятки. Для ушей Лайака голос казался женским, однако надтреснутым и разбавленным обертонами, от которых начинали пылать защитные знаки, выгравированные на изнанке его брони. — Вашим появлением дышала кровь умирающих, и ваша воля записана огнями шторма.

— Благоприятные знамения, — сказал Лоргар.

— Знамения благие и недобрые одинаковы перед ликом вечности.

Лоргар едва заметно улыбнулся.

— В точности так, — сказал он. — Я не узнаю твоего голоса. С кем я говорю?

Фигура не ответила, но повернула голову под капюшоном к Лайаку. Тот напрягся.

— Вы взяли с собой своего пустого человека, — сказала она.

Лайак почувствовал, как жалят железные крючки его маски, и как удлиняются серебряные клыки, будто у хищника, оскалившегося на соперника.

— Он будет моим попутчиком, когда я перешагну порог.

— Чего вы ищете? — спросила облаченная в капюшон, вновь посмотрев на Лоргара.

— Я ищу моего потерянного брата. Я ищу ангела невоздержанности, что когда–то был Фулгримом.

Десятеро одетых в алое зашипели, закачали головами под красным бархатом. Перед глазами Лайака вокруг них вспыхнули ауры, мерцающие серым смятением и синим страхом. Некоторые воздели руки. Лайак мельком различил тонкие пальцы и бумажно–белую кожу.

— Избранник Совершенства…, — проговорила самая высокая из фигур. Его голос был высоким и резким, точно звук соприкосновения осколков стекла. — Пройти по такому пути… Даже ступить на него…

— Я знаю, что лишь немногие способны перенести подобное путешествие. Вот почему я и взял только нескольких. Я тоже читал предзнаменования. Мне понадобится проводник.

— Конечно же, лорд Аврелиан, — произнесла та, что заговорила с ними первой, и подняла руки, сбрасывая капюшон. Голова под ним была выбрита начисто; черты оказались юными, женскими, не испорченными шрамами. Сделанные сажей татуировки окружали ее глаза и струились по щекам, точно неровные дорожки слез. Сами же глаза были мутно–белыми. Сила пылала сквозь них. Лайак осознал, что она слепа.

Двое некоторое время разглядывали друг друга.

— Я не знаю тебя, — произнес Лоргар, и Лайаку показалось, что в голосе примарха сражаются сомнение и уверенность.

— Как можете даже Вы знать каждого, кто служит вашей воле? — произнесла слепая. — Я зовусь Актеей. Я — оракул этих дверей. Я пройду с вами и буду вашим проводником.

У Лайака возникло чувство, что Лоргар собирался поспорить с этим, но спустя мгновение он кивнул.

— Мы благословлены.

— Возможно, — сказала Актея. — Это не начертано.

Вольк

Пертурабо следил за потоками холодных данных из сердца «Железной Крови». Вокруг него с потолка свисали экраны. Тактическая информация прокручивалась по ним бесконечным каскадом. Эти дисплеи были не из тех, что преобразовывали детали в карты и графики; это были необработанные данные со всего флота под командованием «Железной Крови». Показатели двигателей, готовность заряда орудий, погрешности позиций, статус экипажа — всё это проходило по экранам в необработанном виде. Пертурабо уже час впитывал эту информацию, при этом шевелились только его глаза. Время от времени расположение экранов менялось, но Повелитель Железа в центре их оставался недвижим. Автоматы его Железного Круга выстроились около него неровным кольцом. Зеленые лучи сенсоров вспыхивали в их глазах, непрестанно сканируя окружение.

Вольк вернулся с поверхности после своего последнего наземного боя на склонах горы. Окопная грязь, забившаяся в царапины на его броне, выглядела неуместно в этом стерильном окружении. Лишь один раз прежде он бывал в стратегиуме Железной Крови. Тогда, как и сейчас, он был потрясен тишиной. Другие, кто видел его легион в качестве разрушителей крепостей и слышал Железо в их имени как рев пушек, удивились бы спокойствию этого места.

Помещение было круглым, его пол был разделен на ярусы, так что ряды панелей управления поднимались из открытого пространства в центре к куполу из голого металла. Сотни сервиторов сидели за пультами, опутанные трубками и проводами; их кожа стала серой за годы, проведенные в вечном полумраке. Сервы в черной униформе бесшумно скользили между ними. То тут, то там техножрецы в белых мантиях склонялись над контрольными панелями, с негромким пощелкиванием металлических рук нажимая на клавиши и поворачивая ручки регулировки. Все они выполняли свои задачи, не произнося ни единого лишнего слова. Стратегиум был погребен глубоко в недрах «Железной крови», и ведущие к нему коридоры охранялись пулеметными турелями и манипулами кибернетика.

На других кораблях центр командования располагался бы на мостике. Там звездный свет падал бы через огромные обзорные окна, но не на «Железной Крови». Еще задолго до первых столкновений этой войны Пертурабо держал внутренность корабля полностью закрытой от вида космоса снаружи. Частичтно из чистой практичности: иллюминаторы создавали уязвимые точки на корпусе и не давали никаких преимуществ в битве. К тому же, их отсутствие позволяло сфокусировать разум. Все, что тебе нужно видеть — прямо перед тобой, и пусть ничто не отвлекает тебя. Последней же причиной, как подозревал Вольк, стал урок, извлеченный из осадного искусства и повторенный за последнее десятилетие в сражениях с воинами, обладавшими теми же исходными способностями, что и Четвертый легион, — типичный мостик, расположенный высоко на корпусе корабля, оказывался слишком легкой мишенью.

— Все элементы на своих местах, — сказал Пертурабо, его голос был тихим, но слышен по всему залу. — Начинайте первую фазу.

— Повинуемся, — отозвались сервы. Гул систем управления слился с бормотанием экипажа, передававшего приказы. Вибрация корабля басовой нотой поднималась из–под пола, отдаваясь в ногах Волька. Он попытался прочитать и осмыслить данные, бегущие перед Пертурабо, но вскоре был вынужден признать поражение. Их было попросту слишком много. Он занимал достаточно высокий пост в иерархии легиона и прошел множество уровней ментальной подготовки, позволяющей его разуму функционировать на таких уровнях тактической сложности, которые свели бы с ума большинство смертных. Но это было подобно попытке напиться из водопада. Он мог считать общие показатели и получить смутные впечатления о реальности за пределами корабля, но не более того.

Аргонис снял шлем и пристегнул его к поясу. Мерцающий свет экранов отразился в его глазах. Вольк видел, что эмиссар собирается заговорить.

— Ты хочешь увидеть, к чему привел приказ Магистра войны. — Пертурабо повернул голову, чтобы посмотреть на Аргониса. Его пергаментно–бледная кожа туго обтягивала череп. Скрытые поршни брони с шипением сокращались, будто мышцы.

Аргонис кивнул.

Пертурабо шевельнул рукой. Появился конус света. Проекции Крейда и его системы светилась зеленым. Спираль кораблей тянулась от северного полюса планеты, каждый из которых также был отмечен зеленым.

Вражеский флот держался поодаль, выжидая и наблюдая за тем, что делал Повелитель Железа. Данные сенсоров окружали каждый из чужих кораблей. В основном это были военные суда среднего тоннажа, с человеческим экипажем. Два из них были левиафанами космоса. «Акрезас» и «Рожденный Туманностью» были боевыми барками династии Кассини, изгнанных лордов юпитерианских пустотных кланов, которые вернулись с дальних границ галактики. За ними висел зазубренный осколок: одинокий крейсер Легионов Астартес. «Консул Вечности» блестел бронзовой броней, и на его носу красовался символ Ультрамаринов, сжатый в когтях серебряного сокола. Это была внушительная сила — недостаточная для блокады планеты, но более чем пригодная для того, чтобы оспорить ее. Вольк всмотрелся в изображение, переводя взгляд с одного скопления противника на другое, изучая их расположение. Аргонис высказал его мысли вслух.

— Это Кинжал Ориона, — эмиссар кивком указал на схему построения вражеского флота. — Ультрамарины осторожны, но они ударят, как только станет ясно, куда движутся наши корабли.

— Ты искусен в космической войне, как и в дипломатии, — сказал Пертурабо. — Скажи мне — что сделал бы ты, чтобы вырваться из системы?

Аргонис не колебался.

— Отправить две существенных части флота к внутренним границам системы, выманить врагов на противостояние, а затем двинуть флот в наступление на тех, кто попытается блокировать вас. Сосредоточить удары и прорываться на максимальной скорости.

— Просто и прямо, — хрипло сказал Пертурабо. — Я почти чувствую вкус хтонийского пепла. — Он прищурился, отворачиваясь от эмиссара к экранам с информацией. — Но против нас — псы Жиллимана, и при всех их недостатках — они не глупцы.

Пертурабо сделал вдох и поднял руку. Орудийная турель на его спине с шипением выдохнула струю охлаждающего газа. Он расправил пальцы под звук мелодично проворачивающихся шестерней. Гул далеких двигателей усилился. Отметка «Железной Крови» на дисплее пришла в движение.

— Они наверняка уже просчитали в теории, какая часть флота попытается пойти на прорыв. — Между кораблями Железных Воинов заискрились сигналы и отметки данных. — Они уже сделали поправки на это. — Флот «Железной Крови ускорялся». Спиральный строй кораблей начал вращаться быстрее. — Твой план, тем не менее, мог бы сработать. Мы могли бы вырваться. Потери были бы почти равнозначны тем, что мы понесем теперь.

Вольк видел, как силы противника начинают реагировать. Около групп кораблей замигали предупреждения о запуске орудий. Он мысленно слышал рев торпед, целующих космос, двигателей, разгорающихся в полную силу. В стратегиуме царила тишина, и далекий рык плазменных реакторов звучал подобно эху надвигающейся грозы.

— Приемлемое решение, — сказал Пертурабо, — но оно упускает один важный момент. — Символы полной боевой готовности орудий и кораблей вспыхивали по всему флоту Железных Воинов. — Наши силы состоят из четырех элементов. Одна из этих частей останется здесь, чтобы удерживать космос, пока будет длиться битва на поверхности. Еще две — боевые флоты, которые отправятся на Мондус Кратон и Нуминос, а оттуда проследуют через прорыв на Бета—Гармоне к точке сбора на Улланоре…

— Лорд Пертурабо, — подала голос одна из сервов, отвечающих за тактические системы, откуда–то между рядов панелей управления. — Все элементы ожидают Вашего приказа.

Пертурабо не сводил взгляд с Аргониса. Эмиссар смотрел в ответ, не мигая.

— Ты знаешь, в чем истинная природа железа? Даже когда оно недвижно, когда оно — лишь кусок руды в земле, железо видит сны, ибо оно знает свое предназначение… — Он обернулся к серву, что заговорила секунду назад. Кивнул. – Это предназначение — резать…

Серв отвернулась, жестами отдавая команду своим подчиненным.

— Крушить… — голос Пертурабо скрежетал, будто точильный камень по острому лезвию.

Через вокс с треском доносились приказы. Полотнища информации, отраженные в глазах Пертурабо, мигнули и заскользили быстрее.

— Разбивать.

Голограмма поворачивалась, расширяя обзор. Весь флот Железных Воинов выстраивался вокруг «Железной Крови» и позади нее, пока огромный корабль набирал скорость. Группы вражеских кораблей тоже перемещались, заходя на векторы атаки, скользя на фоне звезд и готовясь обрушиться вниз на массу кораблей Железных Воинов, точно ястребы на стаю голубей. Но они двигались слишком медленно. Вольк понимал, что в своих теоретических выкладках их командиры предполагали, что часть флота останется рядом с Крейдом. Что даже если они соберут достаточные силы, Железные Воины всё же не выступят, как единое целое; что они не смогут скоординировать свои действия так быстро, как им это удалось.

— Я всегда восхищался хтонийской прямотой, — заметил Пертурабо, по–прежнему глядя на Аргониса, пока мерцание боевых данных разгоралось и изменялось за его спиной. — Бросок копья, единственный удар, оканчивающий конфликт. Но удар копья хорош ровно настолько, насколько достойна цель, в которую он направлен.

— Вы не отступаете из системы… — начал Аргонис. Вольк коротко рассмеялся, перебив его.

Вольк смотрел на примарха, сдерживая холодное веселье, охватившее его, когда он понял, что именно происходит. Пертурабо бросил взгляд на него, и в лишенных света глубинах глаз примарха он заметил проблеск чего–то, чего не видел уже давно: некую связь, мгновение общего понимания — настолько сильного, что на секунду его следующая мысль была точно эхо собственных мыслей Пертурабо.

— Ты не видишь, брат, — сказал Вольк. — Ты полагаешь, что единственное наше предназначение — это следовать твоему приказу, что мы — лишь мечи, которыми пользуются и следом откладывают в сторону.

Масса флота Железных Воинов неотвратимо двигалась вперед; вспыхнул выстрел центрального орудия — направленный туда, где боевой корабль Ультрамаринов двигался среди стаи судов эскорта. Корабли–сестры «Железной Крови» разошлись вокруг нее широким конусом. В голограмме один за другим замерцали залпы. Показатели энергии щитов уменьшились. Расход боеприпасов усилился.

— Но мы не инструменты, чтобы нами пользовались, — сказал Форрикс, вставая рядом с Вольком.

Вражеский флот отвечал им. Огонь хлестал внешние элементы строя Железных Воинов. Умирали корабли. Гасли щиты. Раскалывалась броня, выплескивая пламя и свет в темноту. Но «Железная Кровь» пробивалась дальше, и расстояние между ней и «Консулом Вечности» сокращалось.

— Наше железо — в нашей крови, не в наших клинках.

Они теряли корабли. Они страдали. Но всё это не имело значения. Вольк смотрел, как корабли Ультрамаринов кружат по спирали вокруг них, поливая огнем, и знал: там умирают братья по легиону, что кажутся не больше, чем осколками света перед его глазами.

— Почему? — спросил Аргонис, когда «Консул Вечности» загорелся под огнем пяти кораблей.

Пертурабо ответил не сразу. Он смотрел, как растут показатели потерь.

— Потому что мы были созданы, чтобы строить, но теперь мы существуем, чтобы разрушать. — Он поднял руку, и все экраны мигнули и погасли, воздух на месте голограммы опустел. — Отправьте приказы элементам флота разделиться и выходить в варп, как только мы пересечем границу системы.

— Наш курс? — спросил Аргонис, когда Пертурабо развернулся и двинулся к выходу. Автоматы Железного Круга обратили на эмиссара зеленые глаза. Щелкнули и зажужжали изощренные механизмы в их руках — они едва заметно поменяли положение. Это напомнило Вольку, как напрягаются мышцы в руке воина, держащей меч. Лицо Аргониса оставалось бесстрастным.

— Куда мы направляемся? — снова спросил он.

— Даже диким псам Ангрона нужны снаряды и броня, — сказал Форрикс. — Потому мы отправляется в кузницу, что питает их.

— Сарум, — произнес Пертурабо, не оборачиваясь. — Мы отправляемся в колыбель драконов войны.

VI

Малогарст

Малогарст шел по «Мстительному Духу», точно призрак. Коридоры, по которым он шел, были узкими, и до недавних пор ими не пользовался никто, кроме низших обслуживающих сервиторов. Трубы и пучки проводов проходили по изогнутым полукруглым стенам. Воздух гудел от статического электричества. Здесь почти не было света, но его глаза улавливали редкие проблески, и мир представал перед ним в серой монохромной гамме. Просторный плащ укрывал его броню, но на самом деле невидимым его делало не это – равно как и не покров заклятий, заслоняющий от взгляда, заглушающий шаги. Просто он шел там, где больше не ходил никто.

Здесь остались отметины вторжения Волков: стреляные гильзы, осколки керамита, гарь и пыль от взрывов. Малогарст проходил мимо, непрестанно вслушиваясь в изменения в пульсе корабля. Он вместе со своей свитой боевых кораблей снимался с якоря. Снаружи, в темноте, гигантские двигатели извергали плазму в холодный вакуум. Между судами начнут бегать сигналы. Огромные корабли становились в строй рядом с «Мстительным Духом». Вскоре запустятся варп–двигатели и примутся расплетать ткань реальности.

Он подумал про Аксиманда — сомневающегося, благородного Аксиманда, последнего простого воина в Морнивале. Он подумал о том, как тот стоит на мостике, наблюдая за потоком команд, расходящихся по флоту, и маска его пришитого лица хмурится от мыслей о великой войне за пределом всего, что он мог бы себе вообразить. Он был способным командиром, он руководил покорением миров, но командование такой войной, как эта, было слишком для него. Пока что он справлялся, следуя в русле последних приказаний Магистра войны, но вскоре эта инерция иссякнет. Аксиманд знал это, знал, что только Магистр войны способен удержать в узде бурю, которую сам же и породил.

Но что сделает это понимание с Аксимандом? Каким образом бремя неведомого повлияет на его действия? Малогарсту казалось, что он знает, и ему совсем не нравился тот ответ, который он видел.

Он остановился на перекрестке коридоров, сверил свою позицию с мысленной картой и поискал люк в полу. Тот нашелся без особого труда, его очертания были скрыты под пылью и слоем коррозии. Он опустился на колени, нащупывая замок. И замер, обшаривая взглядом темные ответвления тоннелей вокруг.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал Малогарст. — Эти театральные жесты так утомляют.

— Но осмотрительность и осторожность никогда не помешают, — ответил голос из темноты.

Из тьмы донесся шипящий вздох и скрежет металла, и Сота—Нул показалась перед ним, вытягивая себя механодентдритами из щели между двумя трубами, точно паук, вылезающий из норы.

Малогарст стиснул зубы. При виде посланницы Кельбор—Хала ему всегда приходил на ум звук хитиновых панцирей насекомых, крошащихся под ногами.

— Надеюсь, ты учел все аспекты/необходимые параметры своего плана, Кривой, — сказала она. Влажный щелчок донесся из–под черных складок мантии. Возможно, подумал Малогарст, это была улыбка. Или смех. — Если ты сделал ошибку, результат вряд ли будет для тебя благоприятен.

— Я благодарен за то, что ты здесь, — выговорил он, усилием воли заставляя себя не скрипеть зубами.

— Коэффициенты искренности в твоем голосе ниже уровня, которого ты достигаешь обычно, — заметила Сота—Нул. — Разумеется, ты доволен, что я здесь. Твои намерения имели бы очень небольшой шанс осуществиться без моего присутствия/сотрудничества.

Малогарст тихо выдохнул. Конечно, она была права. Но он всё равно предпочел бы застрелить ее.

— Идем, — сказал он, потянувшись к ручке люка в полу.

Сота—Нул подняла один механодентрит. Малогарст остановился, повинуясь ее жесту. Впервые он заметил, что три манипулятора на конце были на самом деле человеческими пальцами с пожелтевшей высохшей кожей.

— Секунду, — сказала Сота—Нул. Человеческие пальцы начали сгибаться — медленно, по одному суставу. — Вот, — произнесла она, когда сомкнулся последний палец. Низкая волна вибрации прокатилась по полу и стенам: в недрах корабля ожили варп–двигатели. В переплетениях тоннелей рабы и слуги замирали, закрыв глаза; кто–то стонал, кто–то шептал молитвы новым богам. В командных узлах множество глаз следили за ошибками в системе и темпоральными аномалиями. Братья и сестры Сота—Нул среди Механикум склонялись, бормоча, над своими пультами. Даже если в норме какая–нибудь из систем корабля заметила бы открытие ремонтного люка, сейчас возможностью того, что на это обратят внимание, можно было пренебречь.

Малогарст распахнул люк и скользнул вниз. Его искалеченная плоть сопротивлялась, но он заглушил боль волевым приказом. Сота—Нул последовала за ним, перебирая механодендритами. Она захлопнула люк за ними. Малогарст принялся спускаться по шахте, нащупывая руками и ногами скобы, привинченные к стене.

— Удачно, что Волки не нашли этот путь, — заметила Сота—Нул, пока они спускались.

— Как бы они могли его найти? — спросил Малогарст. — Даже этот дурак Локен не знал корабль настолько хорошо, как ему казалось. Чтобы найти такие места, нужно смотреть другим взглядом.

— Взглядом предателя…

— Взглядом того, кто не предполагает, будто хоть что–то свободно от подозрений, — ответил Малогарст.

— Юстаэринцы будут следить. Даже если они не знают об этом конкретном пути в тронный зал, они будут следить.

— Будут, — согласился Малогарст.

Кибре… Вечная тень Абаддона, но без тех глубин, что Первый капитан скрывает под маской агрессивности. С Вдоводелом придется разобраться, если этот план не удастся. Текущая ситуация медленно давила на слабые стороны Аксиманда, но в случае Кибре эффект был мгновенным. Он зарылся в подозрениях, в отрицании и защите. Он никогда не согласился бы с тем, что собирался испробовать Малогарст. И хуже того, он убил бы советника, если бы тот попытался сделать это открыто. Малогарст видел глаза Кибре за порогом тронного зала, когда тот разговаривал с Лоргаром. Он был напуган, но не мог чувствовать страха, а такие парадоксы оказывали воздействие на разум, предсказуемо для человеческого разума.

— Ты не выглядишь встревоженным, — сказала Сота—Нул.

— Я могу рассчитывать на твою помощь, разве не так? — отозвался Малогарст, ступая со стены шахты на пол прохода внизу. Он чувствовал вибрацию сенсорных волн где–то на самом краю слышимости. Стоило ему отойти на метр в любую сторону от этой точки, и зазвучат такие сирены, что их не заглушит и звук варп–перехода. — Разве посланница Генерала—Фабрикатора не проходит там, где хочет?

Сота—Нул соскользнула вниз, встав рядом с ним. Она повернула голову; из–под капюшона доносилось шипение и потрескивание кода. Шепот сенсоров затих.

— Если ты откроешь дверь и обнаружишь направленное на тебя оружие, у этой свободы ограниченная полезность.

Малогарст двинулся дальше по тоннелю. Здесь, так близко к цели, он ощущал, как шевелится и вздрагивает варп, даже внутри заглушающего кокона поля Геллера. Так близко… Ему оставалось только надеяться, что он рассудил правильно. Он достиг двери. Та была маленькой и тяжелой, со сложным замком, достаточно прочным, чтобы удержать целую армию.

Сота—Нул проплыла вперед и резко остановилась в полуметре от Малогарста. Ее скрытая капюшоном голова дернулась, затем повернулась к нему. Линзы под тенью капюшона сменили цвет с пурпурного на алый.

— Докладывают о бунтах среди рабочих бригад.

Малогарст улыбнулся про себя.

— Достаточно обычное происшествие во время варп–перехода. Хотя это и необдуманно с их стороны. Они не переживут наказания.

Сота—Нул снова покачала головой.

— Каким–то образом они проникли в командную цитадель. Их число велико. Есть признаки, что они подверглись массовому помешательству самоубийственного уровня. Юстаэринцы лично выдвинулись, чтобы заблокировать подходы к тронному залу.

— О… что ж, подобное совпадение можно счесть удобным, — произнес Малогарст ровным голосом. — Пожалуйста, открой дверь.

— Внутри всё равно будет один из Первой роты, — прошипела Сота—Нул. — Даже твои змеиные уловки не могут заставить этого почетного стража покинуть пост.

— Нет, — ответил он, — на такое я не способен. А теперь открой дверь.

Техноведьма замешкалась. На секунду ее механодендриты зависли в воздухе, а затем она скользнула вперед, бормоча звуки, что могли бы быть строками машинного кода или чем–то, что ее сородичи использовали в качестве ругательств. Остановившись напротив двери, иссохшими пальцами она извлекла из складок мантии ключ. Тот был сделан из черного металла и блестел микросхемами в красном свете ее глаз. Она вставила ключ в замок и повернула его.

Ропот механизмов прошел по двери, и та распахнулась внутрь. Малогарст пригнулся, проходя через проем; техноведьма последовала за ним, и они шагнули в сумрак и тени тронного зала Магистра войны.

Взведенный болтер, уверенно лежащий в руках воина в черной броне, был нацелен им в лица.

Малогарст коротко наклонил голову. Его лицо оставалось маской спокойствия, но он вспомнил, как они с этим воином встретились в последний раз — несколько дней назад, в полнейшей тишине одного из заброшенных уголков «Мстительного Духа».

— Ты понимаешь, о чем я прошу тебя? — спросил он тогда.

— Предательство, — сказал воин. — Ты просишь о предательстве.

Малогарст посмотрел воину в глаза, не мигая, а затем кивнул.

— Именно так.

— Значит, мы поняли друг друга, — сказал воин.

— Если ты потерпишь неудачу или тебя обнаружат… — начал Малогарст.

— То в лучшем случае я окончу свои дни с головой на пике, а в худшем… будет куда как хуже. — На последних словах воин ухмыльнулся, демонстрируя два ряда стальных зубов с аккуратно заостренными кончиками. У него было бледное лицо и янтарные глаза; татуировки банды на щеках напоминали тени, отброшенные вороньими крыльями.

— Твоя награда…

— Власть — это риск, разве не так, господин советник? Я рискую тем, что ты можешь оказаться не настолько изощренным, как говорит твоя репутация, и тогда мы оба… — он сделал паузу, по–прежнему ухмыляясь. — В общем, мы оба заплатим эту цену. Но если у тебя получится то, что ты хочешь сделать — что бы это ни было — тогда тебе понадобятся те, кому ты можешь доверять, те, кто послужил тебе. Что толку ставить условия сейчас? Моя награда — подняться, когда твои враги падут. Таков ход вещей. Так это понимаю я. И соглашаюсь в точности на это. Малогарст кивнул.

— Ты всегда был проницателен.

— Я таков, как я хочу, — ответил воин.

— Настал час, капитан… — произнес Малогарст.

Воин в черной броне застыл на секунду, а затем опустил болтер.

— Вы задержались, — сказал Калус Экаддон.

Лайак

Платформа опускалась в ждущую тьму. С опорных конструкций, спиралью идущих вдоль стен шахты, доносились крики. Небо над ними опутывала паутина молний. На платформе стояло сорок семь фигур. Пепельные Оракулы трудились над внутренностями и дымом десять ночей подряд, дабы определить число, которое вероятнее всего будет принято вратами, а также наиболее благоприятное время для отбытия. Лоргар, Актея и сорок два воина Безмолвных стояли рядом с Лайаком и двумя его рабами клинка. Носимые в знак обета полоски кожи, надписанные кровью, свисали с брони воинов. Струи дождя стекали по ним, оставляя грязные разводы на блестяще–алом керамите.

— Под взором богов мы шествуем, — произнес Лайак. Избранные воины ударили оружием о доспехи. Актея подняла голову, и пусть даже она не поворачивала к нему лица, Лайак ощутил, как ее разум сосредотачивается на нем, прежде чем перейти дальше.

— Чего ты хочешь, пустой? — спросила она в своем святилище из черного камня.

— Я не хочу ничего, — ответил он.

— Тогда почему ты здесь?

— Боги указуют путь всем, — воззвал Лоргар, как только тьма сомкнулась над ними. Он запрокинул голову, закрыл глаза; черный дождь тек по его золоченому лицу. Крик разнесся эхом; слова с каждой секундой улетали все дальше, теряя слоги.

«Боги указуют…»

«Указуют путь…»

«Боги…»

«Всем…»

Сотни ревностных верующих, столпившихся на опорах, закричали, когда перерезали горло стоящим в первых рядах и столкнули их тела в бездну. Умирающие люди, падая, пролетали мимо платформы. На броню Лайака брызнула кровь.

— Лоргар не давал тебе приказа быть здесь, — заметила Актея, когда он шагнул в ее храм. — Твои вопросы — только твои; я вижу это в твоем лице.

Он отправился на ее поиски прошлой ночью перед их спуском в Паутину. В святилище она была одна. Само оно было вырезано в стене шахты; его единственную дверь по краям украшали выполненные серебром сцены, взятые из Книги Лоргара.

— Не впускайте никого, — повелел Лайак Кулнару и Хебеку, ступая через порог. Внутреннее пространство утопало во мраке; единственный свет давали мерцание его посоха — и глаза его шлема–маски. Воздух внутри был горячим, зловонным. Ноздри маски приоткрылись, позволяя ему вдохнуть запахи: разложения, крови, пота и благовоний. Пол усеивали гниющие кости. Некоторые выглядели так, будто их только что очистили от мяса, другие казались изрубленными, некоторые — изгрызенными. Медные диски, покрытые гравировкой, были подвешены на нитях к низкому потолку. Лайак узнавал большинство символов. То, что он не узнавал их все, беспокоило его больше, чем сила, с какой они давили на его разум.

— Он не посылал тебя сюда, — сказала Актея, обратив к нему невидящие глаза. — И он не знает, что ты здесь. Так что, Поглотитель Имен, — самый возвышенный, самый верный слуга Лоргара, возвышеннейший среди благословенных, — почему ты пришел с вопросами?

Платформа продолжала спуск; на тросах плясали разряды. Свет от опорных конструкций, оставшихся наверху, делался всё слабее. Исполосованное бурей небо над ними сжималось до крохотного кружка. Лайак вслушался в потрескивание энергии над поверхностью металла. Когти мучения вонзились в него с внутренней стороны маски. Он выдохнул.

— Я вижу твое лицо, — сказала Актея, протягивая окровавленную руку. Он отпрянул, пусть даже она стояла слишком далеко, чтобы коснуться его. — Ты был когда–то красив. Ты помнишь?

— Нет, — сказал он.

— Ты желаешь вспомнить?

— Этого не дозволено, — сказал он. Она покачала головой, как если бы сомневалась в сказанном.

— Кем же?

— Кощунственно знать.

Платформу тряхнуло — спуск прекратился. Взгляд Лайака сфокусировался вновь — как если бы после пробуждения. Его глаза все это время оставались открытыми; он не был способен закрыть их — веки давным–давно были срезаны с его лица. Он чувствовал, как на губах спекается кровь. Кулнар глянул на него.

Лайак ощутил ненависть раба, кипящую под покорным молчаливым вопросом.

«Ничего, - он придал словам форму у себя под черепом, чтобы Кулнар мог услышать. – Совсем ничего».

Кулнар снова обратил взгляд вдаль и убрал руку от меча. Пылающие трещины на его перчатке сомкнулись.

Платформа покачнулась, когда Лоргар подошел к ее краю. Над головами у них все тросы сходились в одну точку.

— Вот и оно, — сказал примарх.

Актея кивнула.

— Да.

— И как нам двинуться дальше?

Она пожала плечами.

— С верой.

— О, разумеется. — С этими словами Лоргар шагнул с платформы и провалился в никуда.

Лайак приблизился к краю. Кровь жертв так и сочилась сверху, смешиваясь с каплями дождя, стекающими по его серой броне. Он поглядел вниз.

— Благословенно ли затеянное нами в глазах богов? — спросил он Актэю.

— Ты пришел спрашивать не об этом, — ответила она. Восемь трупов лежали в святилище. Каждый был пригвожден к полу в одной из ключевых точек октета. Ни один из них не умер легкой смертью. Ручейки крови подсыхали на мраморном полу. Актея стояла в центре восьмиконечной звезды. Ее одежды были покрыты пятнами более глубокого оттенка красного; бархат сделался жестким. — Ты — верховный жрец этой новой эпохи истины. Разве ты не знаешь ответа? Но ежели ты сомневаешься, отведай авгуров сам, Пустой.

Она протянула ему атам из черного стекла. Лайак не взял его. Актея пожала плечами и уронила нож. Затем провела по лицу тыльной стороной ладони; поверх ее губ отпечатался кровавый след.

— Прав ли благословенный примарх? Воистину ли мы исполняем волю богов?

— Истина… — проговорила Актея и прикусила окровавленную губу. — Истина — не то, чего ты хочешь.

— Тогда почему мы здесь? — спросил он.

— Наконец–то настоящий вопрос, — сказала она.

Лайак чувствовал взгляды других воинов на платформе и пылающий взор Актеи, наблюдающей за его колебаниями. Каким–то образом он знал: под капюшоном она улыбается.

Он сошел с края — и рухнул в тишину.

Вольк

По все «Железной Крови» завыли сирены, когда корабль пробил оболочку реальности. Вольк успел наполовину пройти центральный коридор, когда корабль закричал. Голубоватая пульсация сигналов, горевших во время варп–перехода, погасла. В такт вою сирен замигали янтарные лампы. Вольк ощутил, как палуба уходит из–под ног — что–то с силой врезалось в корпус. Оборвав начатый было поток ругательств, он надвинул шлем и побежал к корме. Информация заскользила перед глазами, стоило его дисплею подключиться к тактической сети корабля.

Вместе с Железной Кровью через варп шло одиннадцать кораблей — меньше, чем обычно, но всё же они оставались силой, способной покорять системы. В состав флота входили военный корабль «Непокорность», транспорт «Стронциевый Рассвет» и три тяжелых крейсера: «Разрушитель Камня», «Сизиф» и «Трезубец». Макро–бомбардировщик «Энио» следовал за «Железной Кровью» угловатой тенью, спрятав ряды своих орудий под многослойными пластинами брони корпуса. Два ударных крейсера, «Скипетр Орестеса» и «Железный Эдикт», образовывали авангард, а эскадра из трех фрегатов: «Дева», «Мать» и «Старуха» – внимательные и быстрые корабли, — патрулировала всю группировку. Все они только что вывалились из варпа без всякого предупреждения.

Манипулы боевых автоматов выдвинулись из ниш по обе стороны коридора. Лучи сканеров ощупали Волька, но автоматы позволили ему пройти. Он ускорил шаг. Он был один. Никакой охраны или сопровождения не следовало за ним по проходам «Железной Крови».

Пригнувшись, он миновал арку. Тяжелые глухие двери с грохотом распахнулись перед ним, стоило его кодам авторизации отключить их блокировку. Корабль всё еще содрогался, вибрируя от энергии двигателей и полученного урона.

Он добрался до одного из главных подъемников, окруженного мигающими желтыми лампами. Остановился на секунду, ожидая, пока откроются двери. Слева от него вдруг раздвинулась дверь в стене. Он резко обернулся, хватаясь за болтер.

— Стой! — Аргонис показался из прохода, подняв руку. Эмиссар Магистра Войны был одет в полную броню, но без плаща и скипетра.

— Где Пертурабо? — спросил Аргонис, следуя за Вольком.

— С навигаторами.

Дверь за Аргонисом закрылась, лязгнув засовами. Вольк ввел код разблокировки на пульте управления подъемником. Платформа рванулась вверх. Силы, что размазали бы простого смертного по полу, только проходили вибрацией сквозь тело Волька, пока стены шахты проносились мимо. Подъемник преодолевал километр внутри корабля меньше, чем за минуту. Диафрагмы переборок раскрывались перед ними и захлопывались следом.

— Где мы? — спросил Аргонис.

— В газовой туманности, — ответил Вольк, всё еще пытаясь воспринять данные из систем корабля, проходящие через его глаз. — Здесь ничего нет, кроме умирающих звезд и мусора, мертво и пусто.

— Нас выбросило из варпа штормом? — не успокаивался Аргонис.

Вольк покачал головой.

Последние двадцать четыре часа перехода выдались нелегкими. Варп обернулся яростным шквалом, снося «Железную Кровь» назад, хотя она упрямо пробивалась вперед. Вихри стенаний, воплей и гнева обрушивались на поля Геллера, и двенадцать кораблей с трудом держались вместе, — но они видели бури и похуже. Все навигаторы флота смотрели в Черный Окулус; они могли прокладывать путь в оке бездны, и никакие шторма не в силах были им помешать.

— Тогда что это было? — прорычал Аргонис.

Вольк снова покачал головой.

— Я иду к примарху, в главный анклав навигаторов, — сказал он. Над головой, стремительно приближаясь, мигали зеленые огни.

— Он призвал тебя?

Вольк не ответил. Правда заключалась в том, что он почти не видел примарха с тех пор, как они вырвались с Крейда. Всё время пути он занимался в основном одиночными тренировками. Боеприпасы приходилось беречь для настоящих битв, и потому он проводил часы с мечом, молотом и топором, круша сервиторов, или же запирался во вращающейся клетке симулятора полетов. Аргонис нередко присоединялся к нему, соревнуясь с Вольком во владении клинком и пилотском искусстве, пока «Железная Кровь» летела по краю шторма. За это время Пертурабо вызывал его к себе лишь однажды.

— Сын Гора… — сказал он в тот раз, когда Вольк вошел к нему. Примарх работал над своей экзоброней с помощью подключенного непосредственно к мозгу пучка механодендритов. Летели искры от сварки. Отвертки выводили тонкую мелодию. Серворуки держали пластины брони, и тонкие манипуляторы погружались в механизмы под ней. Это зрелище странным образом вызывало в голове Волька образ хирурга, который проводит операцию на собственном теле, сдвинув в сторону кожу вокруг разреза и орудуя скальпелем. — Высокомерия его породы у него не отнять, но верен ли он Воителю?

— Стали бы отправлять его к нам, если бы он не был верен? — спросил Вольк.

— Но ведь самых доверенных лейтенантов никогда не отправляют на такие задания. Никогда — ни Абаддона, ни Аксиманда, ни Малогарста.

— Вы думаете, у него есть сомнения, господин?

— Я думаю, у него есть изъян.

Вольк замешкался, но всё же кивнул.

— Возможно, — сказал он.

— Выясни это наверняка, и если так — выясни, что за слабость скрывается в его сердце.

Вольк склонил голову, но остановился, прежде чем повернуться и уйти.

— Но какой цели служит знание подобных вещей о наших союзниках?

Механизмы на секунду остановили движение, огонь сварочных аппаратов замер над металлом.

— Той же цели, что и каждый поступок и каждая жизнь в эту эпоху, — сказал Пертурабо. — Быть оружием.

Подъемник с лязгом остановился. Окрашенные черно–желтыми полосами двери раздвинулись перед ними, и они шагнули в анклав Навигаторов. Звуки сирен сменились человеческими криками.

Небольшому кораблю могло хватить одного навигатора, чтобы прокладывать путь через варп. Более массивные корабли требовали целые группы, чтобы они могли распределять между собой усилия по направлению всего огромного тела через имматериум, а также на тот случай, если один из них умрет или сойдет с ума. Подобное происходило не так уж редко. Для такого корабля, как «Железная Кровь», навигаторы выделяли целую отдельную ветвь дома – во всяком случае, так было раньше. Многое изменилось после странствия через Око Ужаса.

Навигаторы «Железной Крови» смотрели во тьму сердца вселенной. Те, кто выжил, остались… измененными.

Вольк шагал по коридору, обшитому сплошными листами полированной стали. Лица, вырезанные из зеленого нефрита и белого алебастра, украшали стены. У всех скульптур были завязаны глаза, а рты распахнуты, открывая провалы в тени в обрамлении зубов. Один из автоматов Железного Круга стоял перед дверями в убежище Навигаторов, но отступил в сторону перед Вольком и Аргонисом, лязгнув поршнями и окинув их сканирующим лучом.

За дверью их встретила какофония. Свет огня и звезд вливался внутрь через три треугольных иллюминатора, которые образовывали переднюю и боковые стены помещения. Когда–то здесь стояли кресла для Навигаторов, но это было давно. Теперь между полом и потолком были подвешены клетки. В них висели фигуры, распятые между прутьев, раскинув руки и ноги. Если не приглядываться, их можно было бы принять за людей. Каждый из них носил железную маску, приклепанную к черепу, полностью гладкую, за исключением только заслонки–диафрагмы на лбу. Именно от этих фигур исходили крики. Кожаные меха надувались на мутировавших шеях, и отверстия, похожие на жабры, открывались между ребрами. Пертурабо стоял среди них. Он не смотрел на кричащих навигаторов. Он смотрел в пустоту.

— Лорд Пертурабо, — сказал Аргонис. — Почему…

— Мы не можем двигаться дальше, — ответил он. — В варпе… некое давление.

— Этот шторм… — начал было Аргонис.

— Не шторм. — Повелитель Железа указал на навигаторов. — Те, кто смотрел в Черный Окулус, могут видеть спокойный путь через шторма. Они могут видеть всё, но сейчас что–то ослепило их, эмиссар.

Вольк вдруг понял, что навигаторы перестали кричать. Он слышал глухой стук и шипение, исходившее от трубок и механизмов, подключенных к их клеткам. Где–то вдалеке продолжали завывать корабельные сирены.

— Что их ослепило? — спросил Аргонис.

— Дети лихорадки… — выдохнул один из навигаторов. — Дети лихорадки…

А следом за ним все навигаторы обратились к этим словам, со стонами повторяя их снова и снова.

— Дети лихорадки, дети лихорадки, дети лихорадки, дети лихорадки…

Вольк вздрогнул — прямой канал связи с командными системами «Железной Крови» обрушил на его глаза и уши поток данных. Его сердца забились быстрее, и дыхание замерло в легких.

— Господин, системы ауспекса показывают множественные сигналы двигателей, — сказал Вольк. — Боевые корабли. Они зарядили орудия. Они передают сигналы вызова… — Вольк остановился.

— Дети лихорадки… — прошипели навигаторы.

— Кто они такие?

Пертурабо, вероятно, каким–то образом получил ту же самую информацию, хотя Вольк и не знал, как именно. Повелитель Железа смотрел на Аргониса, не двигаясь. Ни единый мускул не шевелился на его лице. Орудийные системы на его руках затихли.

— Они говорят, что принадлежат к Шестнадцатому легиону, — сказал Вольк. — Говорят, что они — из Сынов Гора.

VII

Малогарст

— Все входы заперты, — сказала Сота—Нул. Малогарст кивнул, показывая, что услышал ее, и продолжил раскладывать на полу предметы, которые принес с собой. Линзы глаз техноведьмы сузились, фокусируясь на предметах.

— Запертые или нет, никакие двери не удержат наших братьев, стоит им понять, что ты здесь, — заметил Экаддон.

Капитан снял шлем и наблюдал за Малогарстом; его глаза холодно блеснули, когда их взгляд упал на атам и покрытую надписями серебряную монету.

— В таком случае, очень удобно, что вы оба будете следить за такой возможностью и отвлечете их, если возникнут подозрения.

Малогарст опустил взгляд на ритуальные инструменты. Их было сравнительно немного для столь важного обряда: серебряный кинжал–атам; монета; мешочек из человеческой кожи, наполненный пеплом сожженных костей; глаз еще живого человека, плавающий в колбе, содержащей смесь крови с маслом; красные комочки благовоний в небольшой железной курильнице; и, наконец, блестящая черная глиняная чаша. Всё было в точности так, как сказал ему Лайак и как подтвердили его собственные изыскания.

— Что ты собираешься предпринять/сделать? — спросила Сота—Нул. Ее голос звучал настолько сухо, что Малогарст не мог не подумать о жажде.

— Немного поздновато для сомнений и уточнений, ты не находишь? — сказал он, поднимая атам. Он взглянул вверх, устремив взгляд на неподвижный силуэт Гора.

Примарх не шевелился — точно каменная статуя на троне. Звездный свет мерцал позади возвышения, искажаясь в волнах призрачной энергии: корабль входил в варп. Бронированные заслонки начали опускаться поверх иллюминатора, точно глаз закрывался при виде Моря Душ.

— Как я сказал, я собираюсь поговорить с Магистром Войны.

— Ты уже пробовал колдовство, — заметил Экаддон. — Но ничего не вышло.

— Боишься, что не на того поставил, мальчик?

Экаддон не ответил.

Подняв руку, Малогарст снял респиратор. Он открыл колбу с глазом и зажег благовония. Кольца серого дыма заструились в воздухе, источая запах расплавленного сахара и жженого волоса. Костяной пепел он рассыпал кольцом вокруг себя и остатками благословил свои веки.

Он готовился к этому двадцать пять часов. Слова и священные числа проплывали, сплетаясь, в его подсознании.

Он провел пальцами по изнанке горжета.

— Подойди, — сказал он, указав на Экаддона.

— Я не…

— Ты будешь делать, как я приказываю! — рявкнул Малогарст.

Экаддон застыл, его глаза пылали холодным гневом.

— Ты будешь делать, как я приказываю, иначе всё… всё, что мы сделали, всё, о чем ты мечтаешь, — всё обратится в пепел. Ты хочешь подняться выше? Хочешь почувствовать, как рука судьбы коснется твоей головы? Тогда слушайся, мальчик. — Малогарст смотрел ему прямо в глаза, слыша, как собственные дыхание хрипло вырывается между зубов.

Экаддон даже не моргнул, но гнев исчез, постепенно подчиняясь ему.

— Когда прольется кровь, собери ее и поднеси Воителю. — Он протянул черную чашу Экаддону.

— Кровь?..

— Да, — подтвердил Малогарст. — Ты поймешь. Поднеси кровь к его губам.

— И это всё? — спросил Экаддон.

Малогарст усмехнулся.

— Это всё. — Он опустился на колени перед разложенными инструментами. Сделав вдох, он услышал, как легкие отозвались хрипом. — А теперь лучше бы тебе отойти назад. — Он закрыл глаза.

Разум Малогарста обратился внутрь самого себя.

Он ощутил, как пальцы варпа тянутся из–за пределов восприятия и увлекают его в свои объятья.

Слова обжигали мысли, старые, древние слова, что дрожали, пытаясь сорваться с привязи его воли.

Его обнаженная правая рука нащупала глаз к колбе и поднесла ко рту.

— Это может убить тебя… — донесся насмешливый голос из глубины разума. Малогарст заглушил эти слова.

Он чувствовал, как движется его рот, как язык образует звуки, пока он кусал и жевал, но он не слышал ничего из этого.

— Это убьет тебя…

Он горел и замерзал, падал сквозь бесконечность и вместе с тем пытался взлететь.

— Это может разрушить всё…

Слова прошивали его нитями пламени и тьмы, вытягивая всю его волю и все чувства.

Но разве есть иной выбор?

Где–то там, за пределами кипящей муки огня и льда, воздух в тронном зале сворачивался и изгибался, хлеща ветрами — сама субстанция бытия пыталась стряхнуть то, что он делал. А еще дальше, точно голод черной звезды, было присутствие Магистра войны.

Он усилием воли вернул сознание в реальность, ощутил, как поднимается левая рука, ощутил рукоять атама в пальцах.

Последний слог, произнесенный в его мыслях, встал на место.

Малогарст поднял нож и перерезал себе горло.

Он почувствовал, как начинает падать, как черный психоактивный лед намерзает и раскалывается вокруг его рук и ног, пока кровь выплескивается из горла. Его разум сжимался, становясь лишенной измерений сферой, шариком сущности, скованным кольцами пылающего железа. Где–то там он пытался дышать.

Теплое…

Красное…

Теплое…

Он ощутил, как поднимается куда–то, хотя знал, что его тело по–прежнему лежит на полу, проливая жизненную влагу на засыпанное пеплом железо. Нечто огромное, нечто настолько большое, что лишено было краев, устремилось ему навстречу. Он хотел закричать, но он оставил рот позади.

Тьма встала перед ним стеной — сплошной, беспросветной, простирающейся вниз, и вверх, и в любую сторону.

— Привет, Мал, — произнес голос.

Лайак

Звук.

Первым появился звук.

Голоса. Слова. Шепоты. Крики. Песни.

Лайак падал сквозь звуки, чувствуя, как те раздирают его, тянут в разные стороны, пока он проносится мимо, пытаются удержать, молят, угрожают.

Всё выше и выше поднимался звук, не имевший ни конца, ни начала. Лайак узнавал языки, на которых говорили в последний раз, когда галактика была лишь угольком в утробе вселенной. Он слышал в них боль. Он слышал печаль и гнев, бурлящие внутри них; глубинные течения сокрытых рек, что никогда не достигнут моря.

Ощущения наслаивались поверх ядра, которым было сознание: боль, раскалывающая по своей силе; запах и вкус, насыщенные хлопьями пепла и медью крови; вес и форма собственного тела и облегающей его брони.

Зрение вернулось последним; образы медленно проявлялись в разуме, а звуки отступали на задний план.

Тонкие нити света разворачивались перед ним, уходя в необозримую высь и изгибаясь наподобие стен круглого туннеля. За этими стенами вращалась беззвездная ночь. Туман растекался на уровне ног и скрадывал расстояние. Гневные черно–красные разводы вспыхивали и гасли в этом тумане. Маска Лайака обжигала лицо.

Он осторожно повернул голову. Туннель ускользал от взгляда. Расстояния сокращались и увеличивались в зависимости от угла зрения. Руны, бегущие по визору его шлема, рассыпались, не успевая сформироваться. Туннель выглядел одновременно таким узким, что по нему едва ли могли бы пройти бок о бок пять человек, и таким широким, что космический корабль свободно мог бы проскользнуть в его глотку.

Лайак понятия не имел, где он. Он читал о Паутине, но в этих осколках мифов оказалось мало проку, когда он столкнулся с реальностью лабиринтного царства. Ему сделалось интересно: всегда ли дверь вела с Оркуса в одну и ту же точку для любого, кто проходил сквозь нее.

— Нам нужно двигаться, — ровный голос Актеи эхом разнесся откуда–то рядом с Лайаком. Он развернулся на месте, взмахивая жезлом.

Она стояла в шаге от него. Ее капюшон был откинут, а голова склонена набок — как если бы она прислушивалась к чему–то. Ее лицо оставалось неподвижным, но глаза теперь были не белыми, а сплошь алыми. Кулнар и Хебек стояли за нею, поводя головами из стороны в сторону, точно псы.

Лоргар также был здесь, появившись внезапно, как если бы открывшийся Лайаку вид пустого прохода был рисунком на занавесе, отдернутом прочь.

— Нас сорок пять, — сказал Лоргар: голосом одновременно громким и далеким. Лайак повернулся, скользя взглядом по припорошенной пеплом броне его собственных воинов. Здесь были ветераны Калтет, в броне, инкрустированной грязным золотом, взятым из сокровищниц мертвых королей. Унктут уже занимали круговую оборону, целя из автопушек в клубящийся туман. Мясники Гадет и обвешанные костями братья Гролт были здесь, двигаясь медлительно, как будто пробуждались ото сна. На мгновение всё казалось таким, каким должно было быть. Затем Лайак глянул вновь, ведя счет при взгляде, сверяясь со своей памятью о каждом из воинов. Двое исчезли. Исчезли так, что он даже не был уверен, существовали ли они когда–либо.

— Перекресток берет свою плату, — проговорила Актея. И затем вновь: — Нам нужно двигаться.

Лоргар повернулся на месте; глаза у него блестели.

— Завораживающе, — сказал он. Лоргар, как и Лайак, прежде не ступал в Паутину. Он посылал десятки тысяч сквозь бреши в лабиринтном измерении: воинов его собственного легиона, Пожирателей Миров, мучеников из сотен культов. Но сам никогда не входил туда.

— Завораживающе и смертельно, — уточнила Актея. Ее плечи ссутулились, и голова подергивалась в разные стороны. — Здесь есть… силы, которых нам не стоит недооценивать.

— Я чувствую их, — сказал Лоргар.

— В каком направлении нам идти? — спросил Лайак.

— Направление — ничто, — сказала Актея. — Только цель что–то значит.

Она вытащила из складок своего одеяния неглубокую бронзовую чашу, обхватила ее обеими руками и протянула Лоргару.

— Кровь взывает к крови, — произнесла она.

Лоргар поднял левую руку. Перчатка отстегнулась с легким гудением механизмов. Он сжал и разжал пальцы, а затем снял с пояса узкое лезвие. Закрыв глаза, он и выдохнул беззвучное слово, которое едва не сбило Лайака с ног. На коже примарха вздулись черные вены. Лоргар полоснул лезвием по ладони. Кровь полилась наружу и ударила о дно бронзовой чаши. Актея с шипением произносила слова, обращавшиеся в дым, стоило им коснуться воздуха. Лоргар сомкнул кулак. Черные ручейки сочились между его стиснутых пальцев. Лайак мог ощутить вкус разлитого в воздухе колдовства. Стены туннеля вокруг них пошли рябью. Красные молнии прошили туман. Чаша светилась темно–вишневым от жара. Пальцы Актеи горели, но она держалась. Лоргар не разжимал кулак; на его лице под слоем золотой пудры проступали темные вены. Затем он раскрыл ладонь и сделал шаг назад. Последняя капля крови упала в чашу.

— Назовите его имя, повелитель! — вскрикнула Актея. — Назовите сейчас же!

— Фулгрим, рожденный третьим от души нашего отца, брат по крови, брат по судьбе, тебя ищу я!

Слоги прокатились, точно гром. Лайак почувствовал, как изгибается пол: проход сжимался и скручивался. Свет вспыхнул над бронзовой чашей. Актея застыла статуей, с открытым ртом, словно бы в оборванном вопле.

Тишина обрушилась ударом молота.

Лайак не видел больше стен прохода. Туман цвета кровоподтеков окружал их, погруженный в приглушенные сумерки.

— Я вижу… — выдохнула Актея. Чашу она держала высоко поднятой левой рукой, а в правой руке сжимала сферический хрустальный флакон. Она влила кровь туда и заткнула горлышко серебряной пробкой. Лайак чувствовал, как его глаза будто сами по себе пытаются взглянуть в противоположную сторону. Оракул держала флакон прямо перед лицом.

— Путь открывается, — провозгласила Актея. — Не теряйте меня из вида. Не оглядывайтесь. Куда бы вы ни шли, не оглядывайтесь.

Она сошла с места; по ее следу стелился туман. Несущие Слово последовали за ней; их глаза светились в полумраке. Лайак слышал голоса у себя за спиной, шепчущие на чужих языках. Невидимые ладони когтили и поглаживали его спину. Он чувствовал, как терзает его волю инстинктивное желание обернуться. Маска вцепилась ему в лицо. Призрачные ощущения щекотали нервы. Зловещие зеленые искры выплясывали над его жезлом и выступающими частями брони. Он ощущал эфирное присутствие, давящее, обволакивающее. То была не атака, не сжимающиеся кольца единственной воли, пытающейся вторгнуться в чужой разум. Скорее, это схоже было с погружением на дно моря — когда свет с поверхности постепенно тускнеет, и черная вода наваливается сокрушительной тяжестью.

— Это место… — начал с рычанием Лайак.

— Смертельно, — закончила за него Актея, не замедляя шага. — Почему, как ты думаешь, те, кого вы посылали сюда, благословлены, как мученики?

— Тогда зачем путешествовать именно так? — проговорил Лайак сквозь зубы.

— Затем, что это быстрый путь, — сказал Лоргар. — И единственный, который позволит нам добраться туда, куда нужно, с уверенностью и в тайне.

Они продолжили идти.

Время ускользало от осознания. Лайак не был больше уверен: проходили ли между отдельными шагами и мыслями секунды — или недели. Он был знаком с тем, как священное царство обращает время в насмешку, но здесь это ощущалось иначе, будто нарочитым. Умышленным. Он почувствовал, как вздрагивает, и вызвал в памяти слова защиты от желающих поживиться духов. Формула вспыхнула в его разуме, но единственным ответом послужил шипящий смешок на границе слышимости.

— Ты, конечно же, понимаешь, что они говорят? — голос Лоргара вновь вернул его к действительности. Каким–то образом Лайак продвинулся дальше, чем думал, и почти догнал примарха. Актея выглядела красной тенью в трех шагах впереди от них.

— Да, мой повелитель, — отозвался Лайак. — Они говорят на языках эльдар.

— Разумеется. И что же они говорят?

Это место… Оно…

Лайак пытался сосредоточиться.

— Что мы умрем. Что мы выбрали неверный путь. Что мы должны повернуть. — Лайак чувствовал, как священная агония его маски жалит всё глубже; размытые края его мыслей заострялись. Боль почти не давала думать. — Почему вы спрашиваете, повелитель? Вы должны понимать их лучше, чем я.

— Так и есть, но мне они говорят иное. — Лайак почувствовал, как замедляется его шаг. Что–то в этом разговоре было неправильно. Что–то было неправильно в его мыслях. — Хочешь ли ты знать, что они говорят мне?

Лайак остановился. Шепоты, что следовали за ним, пропали. Призрачное касание чьего–то присутствия за его спиной исчезло. Он больше не слышал своих братьев, шагавших следом. Ему необходимо было обернуться. Спереди от него алая тень Актеи уходила всё дальше и дальше в туман. Лоргар, впрочем, был по–прежнему здесь.

— Что же шепоты говорят вам? — спросил Лайак.

Лоргар остановился на шаг впереди и обернулся к Лайаку.

— Они говорят, что ты заблудился, и что ты умрешь, не увидев света другого солнца, — проговорило лицо Лоргара. Лайак отпрянул назад, поднимая жезл. Лицо Лоргара расходилось, растворяясь в ничто, распахнув рот в крике, извергающем тишину.

— Кулнар! — выкрикнул Лайак. — Хебек!

Но слова вернулись лишь эхом себя самих. Он был в тумане один, и смех на задворках его разума звучал плачем на ветру.

Вольк

Штурмовой катер, опустившийся на палубу, выглядел так, словно его вытащили со дна моря. По всему фюзеляжу расползлись узловатые наросты. Вздувшиеся струпья заполняли углубления между фюзеляжем и крыльями и свешивались под носом машины. Струи теплого пара сочились из обрамленных ржавчиной пор в брюхе катера. Вольк подумал, что больше всего это напоминает груду изъеденных болезнями кораллов, а не боевую машину. Системы прицеливания его шлема обрисовывали силуэт катера пульсирующим желтым; болтер лежал в руке. За его спиной выстроились двадцать осадных терминаторов с горбами ракетных установок на плечах, подняв болтеры.

Пертурабо стоял рядом с Вольком; Железный Круг образовывал стену по обе стороны от него. Орудийные турели на стенах и потолке ангара повернулись и взяли катер в прицел. В этом не было необходимости. Даже ничтожная доля собранной здесь огневой мощи могла превратить катер в обломки за одно мгновение, но переизбыток силы был силой сам по себе.

Аргонис стоял впереди Пертурабо и Волька, в плаще и шлеме, со скипетром, свидетельствующим его полномочия, в руках. Он сохранил своё оружие, но даже в руках такого воина, как Неотмеченный, это не значило ничего. Огневая мощь, нацеленная на катер, была направлена и на него. Аргонис оглянулся на Волька через плечо. Щелкнул вокс — открылся приватный канал связи между ними. В ушах Волька зашипели помехи, но Аргонис не сказал ни слова и, спустя секунду, вновь повернулся к катеру. Эмиссар хранил каменное молчание с тех пор, как они получили сигналы от кораблей, утверждающих, что принадлежат Сынам Гора.

Аппарель катера со скрипом опустилась. На палубу посыпались хлопья ржавчины и раскрошившейся кости. Орудия на броне Пертурабо лязгнули затворами. Заструился желтый дым, свиваясь кольцами, и из него показался неуклюжий силуэт. Вольк рефлекторно поднял оружие, стоило чужаку выйти на свет. Как и катер, его броня была покрыта бугристой коркой похожих на кораллы наростов. Нарывы размером с кулак усеивали его торс. Бледная бахрома щупалец то и дело показывалась из крохотных отверстий, пробуя воздух. Под наростами Вольк с трудом угадывал очертания терминаторской брони модели Тартарос. Но в первую очередь взгляд притягивала голова этого создания. Она выглядела высушенной, точно оттуда высосали всю плоть, так что пергаментная кожа свисала с черепа. Рот узкой линией разрезал сухие провалы морщин. У существа было три глаза: два — без век, покрытые желтой пленкой катаракты, а третий — кроваво–красный, посреди лба. Существо моргнуло третьим глазом, осматривая собравшееся воинство.

Аргонис заговорил первым.

— Кто ты?

Чужак не смотрел на него, но повернул голову внутри брони.

— Шторм заговорил, и мы ответили, — произнес он. Вольк ожидал услышать шипение или сухой скрежет, но голос оказался неожиданно сильным.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Пертурабо.

Существо кивнуло; его броня заскрипела, когда оно изменило позу.

— Ты — Повелитель Железа. Ты — воин, что прошел сквозь зрачок Ока и узрел истину. Ты — разрушитель и убийца миров. Да… Мы знаем, кто ты.

— Что вы сделали с нашими навигаторами? — прорычал Вольк.

— Мы… — чужак изменил направление взгляда, но по–прежнему не смотрел на Волька, как будто видел это место или расположившихся здесь воинов иначе, чем все остальные. — Мы не сделали ничего. Шторм принес нас сюда, и потому мы здесь. — Он замолчал, и его голова медленно повернулась обратно, точно шестеренка в механизме. Красный глаз уставился на Пертурабо.

Гул оружия, готового выстрелить, наполнил воздух. Пертурабо покачал головой.

— Шторм принес вас?

— Мы принадлежим шторму. Он — наш отец, мы — его голос.

Аргонис шагнул вперед, сжимая в руке болтер. Он поднял оружие.

— Твое имя, — потребовал он.

— Мое имя было Кхалек, — сказало существо, не отводя взгляда от Пертурабо. — Я звался Вожаком Гекоры. Я звался Лунным Волком, а ныне я из Сынов Гора.

Аргонис был сама неподвижность.

— Кхалека никто не видел уже три года, — произнес он. — Его подразделение пропало без вести при переходе к Новагеддону.

— И вот, мы нашлись.

Палец Аргониса замер над спусковым крючком болт–пистолета.

Пертурабо сделал один шаг вперед; прицельный луч вырвался из орудийной установки на его плече и задержался на руке, в которой Аргонис сжимал оружие.

Аргонис не стрелял. Пертурабо не смещал прицела. Спустя долгое мгновение эмиссар опустил руку и отступил назад.

— Что значит — вас послали? — спросил Пертурабо Кхалека.

— Мы суть шторм, его семеричные ветра правят нами, и мы его дети. Куда он несет нас, туда мы следуем. Мы — его голос. Он поднял нас из могил–кораблей в его сердце, поднял нас и вновь дал нам жизнь, и вот, мы явились говорить за него.

— Варп… — выдохнул Вольк. — В них… варп.

— Шторм внутри нас, — подтвердил Кхалек.

— Что шторм отправил вас сообщить? — спросил Пертурабо.

— Он отправил нас, дабы сделать тебе предложение. Для тебя приготовлен трон, Повелитель Железа, — сказал Кхалек, и дрожь пробежала по его телу. Вольк заметил промельк чего–то алого на иссохших губах. — Трон, что рыдает слезами твоих врагов. А вместе с троном — корона: стоит лишь тебе возложить ее на чело, и железо в твоей крови станет вечным. Ты гниешь изнутри, Повелитель Железа. Ты облекаешь кожу металлом и держишь убийственные кромки как можно ближе, поскольку благодаря им ты чувствуешь силу, что утекает от тебя. Ты чувствуешь здесь истину. Ты узнаёшь ее по собственной лихорадочной дрожи.

Тело Кхалека было в движении; его плечи приподнимались, как если бы мышцы у него под броней подергивались, хотя голос оставался ровным.

— Принц Шестеричного Пути ужалил глубоко и пировал долго. Рана в твоей душе гноится. Ты умираешь. Твое железо — ржа.

Пертурабо не двигался, но Вольк подумал, что тени во впадинах его лица сделались глубже.

Судороги Кхалека прекратились. Его подбородок был мокрым от крови.

— Ты сопротивляешься. Ты борешься, но это лишь крадет у тебя больше. Ты ищешь Сына Крови, Пса Костей, что щелкает зубами в своем ошейнике из меди. Отец—Шторм видит это; видит — и знает, что если ты найдешь Гончего Красных Песков, ты умрешь. Ты слаб, он же превосходит твою слабость. Он не уступит. Он не подчинится. Он взвесит твой металл, и найдет тебя легким. Отец видит, и Отец знает. — Кхалек сделал сдавленный вдох и наклонил голову. — Ты можешь подняться, владыка. Ты можешь сделаться вечным, несокрушенным, несокрушимым.

— Это всё, что вы прибыли сообщить мне? — спросил Пертурабо.

Кхалек поднял голову — и опять опустил.

— Да.

— Хорошо, — сказал Пертурабо.

Воздух взорвался воплем. Лучи раскаленной энергии и потоки снарядов пронеслись, пылая, между Пертурабо и Кхалеком. Воин исчез. Пластины брони, плоть и металл превратились в мешанину обломков и пара.

Визор Волька затемнился, чтобы приглушить яростную вспышку света. Пертурабо, ринувшийся вперед сквозь пламя, выглядел размытым пятном. Прочие Железные Воины застыли, не успев сделать выстрел, когда примарх пронесся мимо них.

Катер Кхалека пытался подняться с палубы. Двигатели выкашливали грязные струи пламени. Орудийные установки поворачивались, перемалывая кости и хлопья ржавчины внутри своих механизмов. Повелитель Железа ударил в переднюю часть катера, когда тот начал взлетать. В руках у него не было оружия; молот Крушитель Наковален по–прежнему покоился в руках одного из автоматов Железного Круга; но это не имело значения. Энергия окутывала кулаки примарха, когда он обрушил первый удар.

Броня смялась. Вспыхнули дуги молний. Катер накренился; его нос разлетелся вдребезги, на палубу хлынули масло и загустевшая кровь. Расколотая орудийная платформа подергивалась в остатках креплений. Пертурабо въехал кулаком в рану. Прогремел взрыв. Катер разорвало на части. Осколки заржавленной брони, взметнувшиеся в воздух, ударили в щиты Железного Круга — те устремились на защиту своего хозяина. Облако пламени поднялось вверх, окаймленное густым черным дымом. Вокруг разило обугленным мясом и расплавленным металлом.

Пертурабо вышел из огня; его броня почернела от копоти. Блики пламени плясали по ее краям, и на мгновение показалось, будто доспех сам выдыхает ад.

— Всем кораблям: вступить в бой, — проговорил он; его голос перекрывал затухающее эхо взрыва. — Приготовиться к переходу в варп по моему приказу.

— Навигаторы… — начал Аргонис.

— Мы встретим шторм.

В аугментическом глазу Волька промелькнул внезапный поток тактических данных.

— Повелитель, они выпускают абордажные капсулы и торпеды. — Вольк моргнул; веко опустилось поверх металлической сферы, заменявшей ему правый глаз. Это никак не повлияло на непрерывность потока данных. — Их сотни…

— Выпустить перехватчики, все эскадрильи, — сказал Пертурабо, замедляя шаг, неожиданно замерев. Его глаза были пусты. — Выжгите их из космоса.

VIII

Малогарст

Он открыл рот, чтобы закричать.

Пыль… Он чувствовал вкус пыли… и дыма от полевых костров.

Он попытался встать и посмотреть, откуда прозвучал голос.

Гор Луперкаль стоял рядом с ним, положив руки на перила беломраморной балюстрады. Вспышки двигателей космических кораблей расцвечивали ночное небо над головой. На темной равнине под балконом, где они стояли, перемигивались огни. Ветер колебал пламя факела, горящего в железном креплении под ними.

— Господин… — начал Малогарст.

— Что ты делаешь, Мал? — спросил Гор, не поднимая взгляд.

Малогарст хотел заговорить, но замешкался. Он огляделся вокруг. Коснулся камня балюстрады — тот был твердым, материальным. Он посмотрел на свою перчатку. Пальцы были закованы в серо–белый керамит.

— Ты не должен здесь быть, — сказал Гор.

— Где «здесь», мой господин?

Гор выпрямился, на мгновение нахмурившись. Малогарст понял вдруг, что примарх был облачен не в темно–зеленый Сынов Гора, и не в черный Повелителя Нового Империума. Его доспех был белым — как в давно прошедшие дни, белым — цвета Лунных Волков.

— Это Улланор, Мал, — сказал Гор. — Разве ты не видишь? Это Улланор, и завтра мой отец окажет мне великую честь.

Малогарст посмотрел на Гора. Его лицо было таким же, как… Нет. Оно было как будто сильнее, нетронутое теми заботами, что осаждали его тогда, накануне триумфа. Этот Гор был спокоен — скорее образ того, что должно было быть, чем то, что было в действительности. Он глядел, как ночь заполняет тишину равнины, и он стоял один.

— Магистр войны… — выдохнул Гор. — Меня назовут Магистром Войны, Мал. Завтра, на этом самом месте, мой отец передаст мне командование Великим Крестовым походом.

Малогарст моргнул. Ветер, касающийся его лица, казался реальным. Очень реальным. Словно острый край лезвия, прижатый к коже.

— Он говорит, что Он должен вернуться на Терру. Есть дела, которые требуют Его присутствия. Дела… — слово скользнуло прочь и развеялось по ветру. — Он забирает Рогала с собой.

— Сир…

— Полное командование, абсолютная власть в завоеваниях — моей ли рукой или чужой. Такая честь, Мал, такая демонстрация доверия…

— Сир, я не здесь…

— Вот только почему это кажется пустым — незавершенная задача, с которой надо поскорее разобраться?

Малогарст шагнул ближе.

— Господин, это — не реальность. Улланор был давным–давно. У нас мало времени…

Гор повернул голову. Темное небо содрогнулось, окрашиваясь алым рассветом, а затем — сияющей голубизной. Пылающее солнце взлетело в зенит. Равнина огней превратилась в море лиц среди блеска брони. Балкон сотрясался от поступи Титанов. Ревели боевые рога, разгоняя своим звуком ветер. Вся мощь человечества маршировала и выкрикивала кличи, пока солнце не закатилось во тьму и звезды не осветили красным возвратившуюся ночь, и Гор уже не был облачен в белое с серым, но возвышался мрачным силуэтом — сама темнота, обретающая форму лишь в блеске острых краев и в обрывках теней.

— Малогарст… — выдохнул Гор, и голос его раскатился громом, сливаясь с воплями боевых рогов.

Малогарст отступил назад. Воздух вышибло из легких. Нестерпимый жар опалял его плоть. Напряжение сдавливало кости. Он слышал смех, высокий и пронзительный, разрывающий мысли. А потом Магистр войны отвернулся — черная тень на фоне неба, полного красных грозовых облаков.

— Вы послали эту тень? На какое посмешище вы себя выставляете?

И он засмеялся, но Малогарст слышал пустые раскаты грома.

Броня Гора была вновь белым и серым Лунных Волков, но теперь ее покрывали сажа и потеки крови. Балкон исчез, земля под ногами была зернисто–серой — город, обращенный в пепел огненной бурей.

— Господин, — позвал он. — Господин, послушайте меня. Я — Малогарст. Я ваш слуга.

Гор обернулся к нему. Малогарст едва не упал.

— Ты — ложь. Здесь нет никого. Это — пустошь богов.

Гор поднял взгляд, и вдруг ореол его присутствия словно бы умалился, словно он стал чем–то более похожим на человека. Тени скрылись, оставляя его лицо, дрожащий жар остыл. Красные облака и спирали из пепла замерли. Он посмотрел на Малогарста, и советнику показалось, что в глазах примарха, где только что был огонь, он видит боль.

— Мал?

— Это я, господин, — ответил Малогарст.

— Но ты не можешь быть здесь…

— Господин, вы помните «Мстительный дух»? Ваша рана…

Но Гор лишь покачал головой.

— «Мстительный дух» был давно.

— Нет, сир, — возразил Малогарст. — Это — сейчас. В это самое мгновение вы сидите на своем троне, и я там, с вами. Разве вы не помните?

— Помню… — произнес Гор. — Я помню всё. Я помню, как расходилась земля под первым плугом. Я видел, как первый меч поднимается из воды, остывая после кузницы. Я держал угли умирающего солнца в своей руке.

— Вы были ранены…

— Волк укусил глубоко, но недостаточно глубоко. Лишь царапина, напоминание о том, что у моих братьев тоже есть зубы.

Малогарст покачал головой.

— Рана открылась снова, на Бета—Гармоне. Вы истекали кровью. Вы…

— Я умирал.

— Да, — Малогарст замолчал на мгновение. — Вы всё еще умираете.

Гор не ответил.

— Улланор… — медленно выговорил Гор, и вокруг них облака и пепельный ветер взметнулись на миг и вновь застыли. — Улланор…

— Вы помните? Но тогда вы помните и приказы, что вы отдали?

Примарх нахмурился, и на секунду тени выросли вновь, точно темные вены проступили под кожей.

— Приказы? Нет, но Улланор ждет меня — там. Он ждет меня.

Гор зашагал вперед. Пепел под его ногами не издавал ни звука, и впереди расстилалась лишь серая равнина.

Малогарст ощутил, как его мысли кружатся водоворотом.

Улланор ждет меня…

Несмотря на всё, что он знал о варпе, несмотря на все те шаги, которые он предпринял, чтобы достичь этой точки, он всё же не был уверен. Был ли он в действительности на «Мстительном духе»? Оставался ли он по–прежнему там, истекая кровью на полу?

Он поспешил за своим Воителем.

— Сир, что происходит?

Гор взглянул на него. Бескрайняя стылая равнина отражалась в его глазах.

— Есть цена, Мал, цена, которую нужно платить. Я должен идти.

— Вы не имеете в виду…

— Я не умираю.

Он не останавливался. Завеса пепла скрывала его силуэт. Вновь поднялся ветер. Малогарст вскинул руку, прикрывая глаза от обжигающих искр. Он моргнул. Гор уже стал размытым пятном в вихре пепла, уходя всё дальше.

— Сир!

— Я не умираю, Мал, — донесся до него голос Гора, как нить, тянущаяся из–за пределов зрения. — Я сражаюсь.

Лайак

Призрак ударил воплем по разуму Лайака; один из шести глаз его маски треснул. Он прокричал имя изгнания. Его броню и жезл окутал огонь. Призрак обернулся вокруг Лайака. Он был ничем, наброском быстрых движений и вопящего лица. Когти, впрочем, у него оставались. Они чиркнули по Лайаку, стоило ему взмахнуть своим пылающим жезлом. Его обдало холодом от этого прикосновения. Из рассеченной кожи шла кровь. Разум превратился в водоворот образов–голосов.

Ты — чистая душа, Лайак…

Ты — пустой человек…

Как тебя зовут?

В своем разуме он призывал имена и формулы, бичуя ими память, будто дождем клинков. Ответа не было. Никакого. Он падал.

Боги отреклись от тебя…

Ты был взят сюда лишь как жертва…

Почему, как ты думаешь, они благословлены как мученики?

Его лицо горело огнем. Металл шлема корчился, извивался. Крючья на внутренней стороне рвали плоть, точно зубы. Жезл выскальзывал из рук. Разум кружил без остановки, не в силах отыскать центр. Ладони Лайака поднялись к маске.

Кто ты?

Ты наверняка был кем–то прежде…

Я — никто.

Маска будто сама упала ему в руки. Кровь полилась из руин разодранного лица. Туман был точно стена, прижатая к самым его глазам. Огонь вокруг брони угас.

— Теперь, — разнеслось далеким криком–плачем на ветру, — теперь ты воистину наш.

Лайак поднял взгляд. Сверху на него смотрело лицо. Молодое, но генетическая алхимия — скорее, чем время, — сделала его черты твердыми. Одинокий язык черного пламени отмечал каждую щеку. Глаза были темными. Броня цвета пепла кольцом охватывала шею.

— Я не знаю, кто ты, — выдохнул Лайак, и собственный голос показался ему чужим.

— О нет, ты знаешь, — возразил обладатель лица. — Я был рожден под светом звезды, что сияет над Террой. Этот свет… В те времена он приходил сквозь иллюминаторы, когда станция выходила из тени затмения.

Лайак слушал, пригвожденный к месту словами странной фигуры.

— Даже сквозь всю эту пыль и сажу, ты мог видеть свет. Говорили, там и тогда, что это опасно, что если пленка на кристалле окажется повреждена, то свет убьет тебя… Это не имело значения. Что такое была смерть по сравнению с этим светом? Я был тогда один: ребенок, взрослеющий без воспоминаний о тех, кто создал меня, полагаясь лишь на инстинкты, способные сохранить невинную душу в гниющем городе, повисшем среди пустоты.

— Замолкни, — рыкнул Лайак, чувствуя слабость в произнесенном слове в тот самый миг, как оно сорвалось с языка.

Фигура в серой броне не сдвинулась с места; лицо оставалось безмятежным. Лайак не мог отвернуться. Этот спокойный взор был как целый мир; а слова — громче мыслей и мягче пепла.

— Меня нашли. Я был последним, кто остался в живых. Меня спросили, верю ли я в богов. Боги… Те, кто нашел меня, пришли из–за них. Боги были повсюду. На каждом перекресте было по святилищу, усыпанному приношениями — клочками ткани, яркими трубками поливальщиков, крошечными костями. Под кучей хлама можно было увидеть богов. Они были сделаны из старого стекла, запыленного металла и проводов. Их были сотни. Кал’дур’ха, Податель Дыхания. Су’неш Джанек, Госпожа Молнии. Воль’Теон, Стоящий–в–Начале, и прочие; с невнятными именами, но всеобъемлющей силой. Их жрецы–надсмотрщики громыхали от амулетов. Можно было слышать, как они идут, чтобы убивать. Жертвоприношение, вот как они это звали, но, по сути, оно оставалось тем же убийством. Единственное, что я мог вспомнить из времени, прежде чем я остался один, это жрец–надсмотрщик с вырезанной на лице звездой и кулон с каплей крови, болтающийся на его руке, сжимающей нож…

Лайаку казалось — он видит, как образы расцветают внутри этих слов: изломанные, витражные видения о мальчике, жившем в тенях.

— Всё это кончилось, когда пришли они. Всё сделалось пламенем, и надсмотрщики кричали, сгорая. Меня нашли, потому что я выбрался из укрытия, чтобы посмотреть, как сгорают боги. Я плакал. Меня увидели. Я не убежал. Они были огромными: гиганты в сером, несущие в руках огонь. Они не убили меня, хотя убивали всех остальных. Они спросили меня, отчего я плачу. — Говоривший протянул руку, чуть расставив пальцы, как если бы хотел погладить Лайака по щеке. — Я рассказал им. Они забрали меня с собой. Изменили меня. Переделали меня. И я видел истинный свет солнца — и сжигал ложных божеств. Мне была дана цель, и я обрел себя в пламени. У меня была истина, и больше ничего мне не было нужно.

— Я не… — выдохнул Лайак. Он всецело владел собой, его мир зиждился на силе, однако в это мгновение он чувствовал себя как с содранной кожей и без малейшей воли к сопротивлению. — Я не знаю тебя.

— Нет, — было ему ответом. — Ты раб. Носитель пустого имени, существо, а не человек, которым ты был когда–то. Было бы милосердием сказать, что это благословение, что ты обретешь покой. — Лайак мог видеть сквозь протянутые к нему пальцы. — Но я никогда не был милосерден, не так ли?

Серебряный кинжал резанул по горлу призрачной фигуры. Оттуда вырвалась кипящая чернота. Призрак рухнул назад, взбухая и раздуваясь, точно дым, подхваченный бурным ветром. Раздался пронзительный вопль, переходящий в завывание, проносясь эхом всё дальше и дальше.

Настоящая, вещественная рука показалась из тумана и схватила Лайака за запястье. Он поднялся; его мышцы отреагировали, опережая разум. Он посмотрел в пустые глаза Хебека; раб помог ему встать на ноги.

— Двигайся! — раздался голос Актеи.

Его рабы клинка стояли по обе стороны от оракула. Она по–прежнему держала в руке хрустальный флакон, но теперь поворачивала голову из стороны в сторону, изучая туман слепыми глазами. Серебряный кинжал в другой ее руке казался взгляду Лайака потускневшим.

Жезл по–прежнему оставался у него в руке; в другой была маска. Он поглядел на Актею.

— Всё в порядке, — бросила она. — Я не могу видеть твое драгоценное лицо, помнишь?

Лайак поднял шлем, и тот со щелчком вернулся на место.

— Иллюзии, — прорычал он; его мысли возвращались на свои места.

— За мной, быстро, — произнесла Актея — и бросилась бежать. Лайак поспешил следом и сравнялся с нею спустя всего лишь два длинных шага.

— Где примарх? — окликнул ее Лайак.

— Там же, где и мы все, Пустой, — ответила Актея, тяжело дыша. — Потерян.

Вольк

«Грозовой Ворон» копьем вонзился в темноту. На дисплее шлема Волька зажглись руны наведения. Надвигающийся рой отображался пульсирующим облаком отметок угрозы. За ними будто бы клубилась, вздымаясь, пыль. Изумрудные и охряные облака складывались в призрачные лица; их глаза сверкали огнем умирающих звезд. Боевые корабли формировали своего рода клетку вокруг «Железной крови». Поток тактических данных, доступных Вольку, фиксировал двадцать пять единиц, и еще десять маячили на границе зоны действия ауспексов. Корка застарелых корост скрывала их изначальный облик. Некоторые были слиянием двух или больше судов: корпуса держались вместе благодаря металлу, проросшему сквозь них, точно пораженные раком кости. Другие бугрились опухолями; пузыри кист усеивали орудийные гнезда. И все они изрыгали в пустоту космоса снаряды и летательные аппараты.

— Нам будет, что убивать, — донесся сквозь потрескивание в воксе голос Аргониса. Вольк глянул через левое плечо и обнаружил перехватчик эмиссара, очерченный синим: синхронизированные данные эскадрильи кружились вокруг него кольцом. То был «Зифон», машина компактнее и быстрее, чем «Грозовой Ворон», но с меньшим боезапасом. И 786-1-1 был снаряжен полностью. Пускай запасы Легиона почти иссякли, но если они не переживут это столкновение — неважно, сколько еще останется патронов.

— Будем надеяться, ты всё так же хорош в убийстве, как прежде, — ответил Вольк.

— Как и ты, брат, — сказал Аргонис. Вольк моргнул — такова была безыскусная искренность этих слов.

Вольку не приказывали вступать в бой, но ему не нужны были приказы. Он был воином, и существовал — прежде всего — ради битвы. Пертурабо никак не прокомментировал его решение. Вольк сомневался, что примарх вообще счел это сколько–нибудь важной деталью.

Вольк как раз забирался в кабину истребителя, когда вокс у него в шлеме щелкнул и раздался голос Аргониса.

— Я буду твоей тенью, Железный Коготь, — сказал тот; старый позывной, взывающий к временам, существовавшим ныне только в памяти.

— Как пожелаешь, — ответил Вольк.

Уже в космическом пространстве, Вольк ощутил, как отдается у него в позвоночнике рев двигателей, толкающих истребитель туда, где разворачивалось сражение. Десятки других боевых машин рассыпались вокруг кораблей Железных Воинов, готовясь встретить вражеский рой. Корабли поворачивались, перестраиваясь ромбом; орудия заряжены, но пока не стреляют. На дисплее шлема Волька таймер в углу отсчитывал время до перехода в варп.

— Цели два–восемь–пять на три–пять–семь, — сказал Аргонис.

— Вижу их. Вступаем в бой.

Истребитель Аргониса свернул в сторону. Звездный свет выхватил орлиные перья, выгравированные золотом на черном с зеленью фюзеляже. Вольк проделал тот же маневр. Всё чувствовалось привычным — словно тогда, когда берешь в руки старый меч. Здесь он не командовал авиа–батальоном. Все его братья остались на Крейде. Он не знал даже, достигнут ли они когда–нибудь Улланора. Вольк знал: ему полагалось бы чувствовать себя слабее и меньше, но это было не так. Пока звон прицельных систем наполнял его уши и перегрузки сдавливали плоть, он чувствовал себя так, словно нечто на краткое время возвратилось к нему.

Три огонька размером с булавку вспыхнули в поле зрения, окаймленные янтарными метками прицела. Он моргнул. В левом глазу развернулось увеличенное изображение. Каждое из пятнышек было летательным аппаратом; каждый в несколько раз превосходил размером как его машину, так и машину Аргониса.

— Три цели, приближаются быстро, разделяемся и идем наперерез, — передал он по воксу.

Аргонис направил свой перехватчик по широкой дуге, нацеливаясь наперерез наступающим машинам противника. Вольк свернул в противоположную сторону.

Предупреждения о наведенных вражеских орудиях звенели в ушах.

Позади него первые залпы чужого флота пробивали сферу истребителей, устремляясь к «Железной Крови». Орудия кораблей легиона открыли ответный огонь. Потоки пламени расчерчивали темноту. Взрывались торпеды. Ночь расцветилась вспышками плазмы.

Три выбранные Вольком цели ускорились. Их двигатели выдыхали рваные конусы пламени. Они не пытаются уклониться, понял он. Никто из них не пытался. Весь вражеский флот смыкался вокруг «Железной Крови» и ее кораблей, сжимая сферу вокруг них. Они не выживут, осознал Вольк. Пусть их было больше, но они шли прямиком на пушки Железных Воинов. Даже если им удастся сбить несколько кораблей, то лишь ценой собственного уничтожения. Этот план не имел никакого смысла.

Турели на вражеских истребителях повернулись. Вольк бросил 786-1-1 в крутую спираль, уходя из–под обстрела. Шторм лазерного огня обрушился на него, но он уже вращался. Цели были прямо перед глазами, зажатые между ним и перехватчиком Аргониса. Снова зазвенели сигналы систем прицеливания. Его палец нажал на кнопку огня. Ракеты сорвались с крыльев. С другой стороны от троицы противников Аргонис выпустил залп собственных ракет и резко ушел вверх. Вольк повторил маневр секунду спустя. Ракеты достигли цели, и вражеские истребители перестали существовать. Проржавевшая броня и костяные наросты исчезли в сферических вспышках грязного света.

— Всё просто, — выдохнул Аргонис по воксу; они оба вновь вернулись в строй.

— Так что, ты горд участвовать в убийстве собственного Легиона, брат?

Пространство вокруг них сверкало и пульсировало вспышками взрывов. Счетчик, бегущий по краю визора Волька, мигал, отсчитывая мгновения до того, как флот сможет отступить в варп.

— Ты недоумок, — рявкнул Аргонис. — Чем бы ни были эти создания, они — не мой Легион.

— Ты так уверен?

— Что они пытаются сделать? — спросил Аргонис, как если бы не услышал.

Вольк собирался ответить, как вдруг сфера космоса за куполом кабины содрогнулась и исказилась.

— Взгляни на звезды, — позвал Аргонис.

Вольк оглянулся.

Звезды исчезли. Клубящиеся облака газа поглотили темноту. Угольно–красное свечение мерцало во мраке. И не было больше просто кольца ржавых кораблей и пылающего роя снарядов; были тени на глубине. Обширные, громадные тени. Тени, что двигались, словно силуэты морских тварей, всплывающих из таких глубин, куда не достигает свет.

«Железная Кровь» начала стрельбу из основных орудий. Новые солнца расцветали во мраке. Макро–снаряды ударили о пустотные щиты вражеских кораблей. Волны энергии выплеснулись в темноту — пустотные щиты падали слой за слоем, дрожащими вспышками. Остальные корабли Железных Воинов также открыли огонь. Три раздутых корабля погибли: разодранные на части, окутанные пламенем, изрешеченные насквозь.

Но темнота за горящими обломками не была просто чернотой. Это была кожа. Прозрачная кожа на черном оке, глядящем вперед. Рой приближающихся торпед прорвался сквозь стену взрывов, пылая, будто рой насекомых, летящих сквозь пламя свечей.

Вольк ощутил, как тело охватывает жар. Он покрылся потом. Он чувствовал, как давление расплющивает капли по его коже. Перед глазами всё расплывалось.

— Ты слишком слаб… — выдохнул голос внутри его черепа, что мог быть воспоминанием, а мог принадлежать ему самому. — Железные Воины умирают, и железо в их крови становится ржой. Они умирают без патронов в оружии. Они умирают так, как было всегда и как всегда будет. Как слабые и нежеланные дети войны.

«Но разве есть выбор? — ответил голос у него в мыслях, тихий и размеренный по контрасту со штормом. — У нас нет выбора и никогда не было. Мы — инструменты для чужих завоеваний. Мы ломаемся, и нас выбрасывают, использовав. Нам не остается быть ничем иным».

— Всегда есть нечто иное, — ответил голос внутри черепа. — Тебе лишь нужно позволить себе стать им.

— Брат! — окрик–предупреждение выдернул его обратно в реальность. Красные огни озаряли кабину. Фюзеляж сотрясался от попаданий. Что–то ударило прямо в стекло кабины; от места столкновения разбежалась паутина трещин. Вольк влетел в крошащуюся стену обломков. Его палец лежал на рычаге активации лазпушек, опустошая их заряд. Он ощущал жар разрушения — своими нервными окончаниями, своей душой.

Он осознал, что не способен остановиться, что он, не осознавая того, летел строго по направлению к надвигающимся врагам. Все это время он убивал. Обломки, окружавшие его, — вот и всё, что осталось от его жертв.

Таймер на краю его поля зрения неумолимо приближался ко времени, когда «Железная Кровь» будет готова к переходу в варп. Ему следовало развернуть 786-1-1 и как можно скорее добраться до корабля. Ему следовало покинуть сферу боевых действий. И он не сделал этого. Он не мог. Нечто иное, нечто, таящееся у самых корней его измененной плоти, удерживало его там, где он был сейчас. Он не желал держаться. Он не желал выносить испытания, которые не под силу другим. Он желал истинно быть тем, чем всегда и оставался; тем, чем всегда по–настоящему был.

— Что ты делаешь?! — окликнул его Аргонис.

Нейроконтакты, соединяющие Волька с 786-1-1, горели. Торпеды и пушки были его пальцами.

Вражеская машина мелькнула в поле зрения Волька. Он выстрелил. Лучи лазеров протянулись от него к цели.

Взрыв…

Свет… Яркий свет за лихорадкой размытых красок. Он вращался. Двигатели ревели в такт с сокращениями его легких.

Вольк видел, как остальные истребители заградительного строя разворачиваются, пылая выхлопами двигателей, как они сжигают остатки горючего и несутся обратно в объятия своих кораблей–носителей.

Ему следовало быть с ними. У него было достаточно топлива. Достаточно времени.

Голос…

— Выходи из боя! — звенел у него в ушах крик Аргониса. — Выходи из боя немедленно!

IX

Малогарст

Тишина сомкнулась вокруг него, точно сжатый кулак. Окаймленные красным облака превратились в безликую черноту, звук ветра сменился гулкой неподвижностью. Малогарст сделал вдох — и услышал, как звук заполняет уши. Он шагнул вперед. Его нога коснулась холодного, влажного камня. Брони на нем больше не было. Он чувствовал, как грубая ткань царапает кожу при движении. В руках был посох, готовый принять его вес при следующем шаге. Боль пронизывала спину, и он поморщился, попытавшись идти дальше.

«Всё это — нереально», — напомнил голос в его голове, а другой голос ответил: «С чего ты такое взял? Если здесь не действуют те же правила, это еще не значит, что этого нет на самом деле».

Но здесь, в любом случае, не было и следа Гора. Только темнота и звук его собственного дыхания. Вот только ощущения были другими. У него было всего два легких и одно сердце.

Снова смертный, пусть и только на время.

— Сир, — позвал он. — Гор…

Ему отозвалось эхо, раскатываясь в замкнутом пространстве впереди. Значит, это пещера или, может быть, зал. Он шагнул еще раз, чувствуя влагу на выглаженных водой камнях и тяжело опираясь на посох. Гор где–то здесь. Он должен быть…

«Должен ли?» — мелькнуло в мыслях.

Малогарст моргнул. В отдалении появился свет — маленькое, холодное пятнышко, но всё же свет. Он двинулся туда, поскальзываясь и едва не падая на неровном полу. Пятно света увеличивалось. Это был не огонь, не яркий луч прожектора или люмен–лампы. Этот рассеянный свет приближался постепенно, отражаясь от мокрого камня. Малогарст не сводил с него глаз, медленно пробираясь по полу пещеры, пока, наконец, не разглядел источник света. Он остановился.

Черное озеро пересекало пещеру от стены до стены. Непроглядно–черная вода, похожая на провал в бездну — если бы не лунный свет, отражающийся от поверхности. Пока Малогарст смотрел на это, одинокая капля сорвалась сверху, рассыпая рябь по воде. Он поднял взгляд. Потолок пещеры был сплошным камнем с хрустальными прожилками, без трещин и отверстий. Озеро, хотя и узкое, перекрывало дорогу дальше, и обойти его по краю было невозможно. Малогарст подошел к берегу и нагнулся, собираясь коснуться воды пальцами.

— Ты точно хочешь это сделать?

Малогарст вскочил и отступил от озера, сжимая посох обеими руками и готовясь ударить.

На другом берегу стоял некто. Это был человек. Дряблая кожа покрывала иссохшие мышцы, и волосы, доходившие до плеч, блестели белым в отраженном лунном свете. Впрочем, спину этот некто держал прямо, и время, покрывшее морщинами его лицо, только сильнее заострило его острые по–птичьи черты. В первую секунду Малогарст не узнал это лицо — без тех генетических улучшений, которыми оно обладало при жизни. Затем озарение вытолкнуло имя из его рта.

— Йактон?

Йактон Круз пожал плечами.

— Если хочешь, — сказал он. Теперь Малогарст обратил внимание на его одежду. Длинная серо–белая туника свешивалась с плеч Круза. Ткань была заляпана кровью. Малогарст различил резкие росчерки от ударов мечей и темные пятна от глубоких ран. Рваный лист пергамента, приколотый обломанными лезвиями ножей, украшал грудь Круза. На пергаменте было написано одно–единственное слово — быстрым, неровным почерком. «Убийца», - гласило оно.

— Дух варпа, — прорычал Малогарст, — порождение демонов, явившееся в обличье памяти.

— Если пожелаешь, может, и так, — снова сказал Йактон Круз. Его глаза казались пустыми дырами, напоминая слепой взгляд древних статуй.

Все знания, которыми Малогарст овладел в беседах с созданиями имматериума, ожили в его разуме. Он искал Гора, чтобы вытащить своего повелителя обратно в мир живых. Он шагал сейчас по путям варпа, среди снов и метафор, и варп искажал его задачу, превращая в нечто куда более древнее и смертельное. Он не должен был забывать об осторожности.

— Ты ищешь, Кривой, ищешь далеко за пределами твоих сил и способностей.

Круз шагнул вперед и нагнулся к посеребренному луной озеру. Вытянув руку, он медленно коснулся воды кончиками пальцев.

— Но ты всё еще можешь получить ответы, если хочешь.

— И какова цена? — сказал Малогарст. В его мыслях зрело подозрение, но он не позволял идее сформироваться, скрывая ее в этой незавершенности. Все ухищрения, необходимые, чтобы лгать людям, не могли сравниться с искусством обманывать демонов.

— Цена? — переспросил Круз. — Ты должен знать это, брат. Ибо где мы сейчас и что это за вода перед нами?

— Хтония, — произнес Малогарст, давая имя мысли, что посетила его сразу же при взгляде на стены пещеры и черное озеро. Он посмотрел на диск луны, висящий над покрытой рябью водой. Подумал о Морнивале и об осколках старых обычаев, укорененных в легионе так глубоко, что только теперь их происхождение из темноты делалось очевидным.

— Дверь становления, — сказал он, глядя в пустые глаза Круза. — Сборщик платы, и… — он поднял руку к груди, и его пальцы нащупали кожаный мешочек, висящий на шнурке на шее. Сняв его, он вытряхнул содержимое мешочка на ладонь. Одна–единственная блестящая зеркальная монета, мерцающая, точно отражение утонувшей в воде луны. — Цена.

— Ты ли — тот, кого я призывал? — спросил Малогарст, вскинув руку и зажав между пальцами монету, покрытую гравировкой. Обрывок древних легенд из тоннелей Хтонии, обретший новую силу благодаря искусству, которое постиг Малогарст. Монета мертвых, дар, уплаченный, дабы обязать проводника проделать путь сквозь неведомое. Кровь и символы на монете придавали ей здесь, в варпе, вес и значение куда больше, чем в реальности.

Круз не шевельнулся.

— Ты понимаешь, — сказал он; скорее утверждение, чем вопрос.

Малогарст посмотрел на волчью голову на серебряном диске. Он наклонил ладонь, и голова превратилась в глаз с узкой прорезью зрачка.

— Моя душа, — ответил он. — Всё, чем я был и что я есть, всё, что я ограждал от варпа, когда другие отдавались ему.

— Такова цена, — сказал Круз и протянул ладонь над водой. — Цена всегда такова.

Малогарст кивнул, на мгновение сжав монету в кулаке и открыв ее снова. Серебро ярко сияло в его пальцах.

— Да, — согласился он. — Конечно, именно так. Я понимаю.

Он подбросил монету в воздух. Она закувыркалась — глаз и волк сменяли друг друга в падении — и ударилась об отражение луны, разбив его. Круз метнулся вперед — его рука нырнула под воду, чтобы поймать тонущую монету. Пальцы Малогарста сомкнулись вокруг сжатого кулака Круза.

— Я понимаю, — прорычал Малогарст. Круз попытался вырваться, но Малогарст крепко держал его. Слог силы сорвался с его губ. Стены пещеры задрожали. Вода в озере забурлила, пошла волнами. — Я понимаю, — повторил он и выплюнул цепочку слогов в лицо Крузу. — Лайак поместил тебя здесь, зная, куда приведет путь. Так вы хотите заманить меня. Получить возможность вонзить свои клыки в мою душу. Поместить близ Гора еще одного раба.

Лицо Йактона Круза искажалось, иллюзия плоти пузырилась и плавилась. Челюсть с хрустом удлинилась. Выдвинулись черные клыки. Шерсть и перья прорастали сквозь кожу. Тело увеличивалось в размерах, мышцы вздувались под серой плотью. Демон взревел в лицо Малогарсту. Слюна и кровь забрызгали его щеки.

— Ты пал, — проревел демон. — Ты уже пал. Ты уже стал мясом на нашем столе. У тебя нет выбора. Единственный вопрос — кто держит твой поводок.

— У тебя нет власти надо мной. Я уже давно отдал свою душу…

Малогарст крепче сжал хватку поверх руки существа — руки, что по–прежнему держала монету — зеркало настоящей монеты, висящей на его перерезанной шее в реальном мире; монету, которая прожигала сущность демона, как бы он ни пытался от нее избавиться.

— Я отдал свою душу Гору Луперкалю, — сказал он и произнес последний слог.

Демон закричал. Монета погружалась в его плоть, сжигая до углей кожу и кость. Малогарст разжал пальцы и выпрямился.

Демон скорчился на краю озера, затем замер. Его челюсть втянулась обратно. Перья и шерсть скрылись под кожей. Когда он наконец встал, то выглядел так же, как и раньше. Только правая рука осталась черной и искривленной, со сморщенной кожей и когтями на пальцах. Серебряная монета лежала на ладони, сплавившись с почерневшей плотью. Демон, казалось, коротко вздохнул, затем поднял взгляд на Малогарста.

— Ты заплатишь за это.

— Как тебя зовут?

Демон покачал головой.

— Ты связал меня. Зачем тебе мое имя?

Малогарст тонко улыбнулся.

— Чтобы знать, как к тебе обращаться. Назови мне свое имя.

— Амарок, — ответил демон.

— И ты будешь моим проводником, Амарок, как и обещал, хотя не собирался выполнять обещание. — Малогарст указал на озеро. — Отведи меня к Гору.

— Ты даже не представляешь, о чем просишь.

— Неважно.

— Хорошо же, — Амарок нагнулся и дохнул на воду. Луна исчезла, оставив лишь темноту; теперь на поверхности не было никакого отражения. Демон отступил назад и указал на озеро.

Подойдя к краю, Малогарст поднял взгляд на демона. Черные провалы взглянули на него в ответ.

— Почему ты носишь этот облик? — спросил Малогарст. — Из всех лиц, которые ты мог бы выбрать, этот старый дурак мало что значит для меня. — Он махнул рукой в сторону пергамента, по–прежнему приколотого к груди демона. — А его смерть — и того меньше.

— Мы все старики, Мал, — произнес голос Йактона Круза. Амарок улыбнулся и указал на озеро: — После тебя, хозяин.

Лайак

— Это место осквернено! — рыкнул Лайак. Перед ним дороги ветвились и скручивались, словно внутренности витой раковины. Он и его спутники перестали бежать еще какое–то время назад — насколько давно, он не мог судить. Лайак был убежден, что они проходили пространство более обширные, чем это; огромные, гулкие пустоты, давившие на его чувства, даже будучи укрыты туманом. Гравитация подчинялась простому в своей извращенности закону: «низом» была любая поверхность, на которой ноги находили опору.

— Или чудесно — зависит от того, как смотреть, — отозвалась Актея. Она по–прежнему держала в руках выпуклый хрустальный сосуд с кровью. Время от времени она поднимала сосуд к лицу и прижимала к одной или другой глазнице. — Паутина обманывает, но не свят ли обман? Разве не следует испытывать праведных?

— Она нам не повинуется, — огрызнулся Лайак.

— И всё, что не повинуется, должно быть уничтожено? Не слишком ли это недальновидно?

— Твои вопросы…

— Проницательны, — сказала Актея. — Я надеялась бы, что некто, набравшийся такого могущества под взором богов, будет ценить проницательность.

— Я ценю только то, что служит богам.

— Ты лжешь. — Она пожала плечами. Ее голова поворачивалась из стороны в сторону, лицо то и дело подергивалось. — Не туда, — сказала она наконец, указывая пальцем на один из проходов, уходящий вниз, но не сделала и шага к другим ответвлениям.

— Я не лгу.

— Ты лжешь непрестанно. Твоя сущность берет начало во лжи, и любая истина, которую ты находишь, — редкость. Ты лжешь. Как и все прочие. Как и Лоргар — хотя лжет он больше себе, чем другим.

Лайак застыл на месте.

Актея оглянулась на него и снова пожала плечами.

— Я говорю, как есть, — сказала она. — Таков мой долг.

— Долг — перед кем?

— Перед истиной, — ответила она. — В конечном счете, именно ей мы служим, не так ли? Не примархам, не императорам, ни Магистра Войны — одной лишь вселенской истине.

— Боги… — начал он.

— Ты зовешь их богами, и это подходящий им титул, но они воплощают истину, вот и всё. Безразлично, склоняемся ли мы перед нею, возносим ли молитвы, или же ненавидим и презираем ее: истина — вечна, и притязает на всё.

— Ты еретичка!

Ладони Кулнара и Хебека легли на рукояти мечей.

— Нет, — произнесла Актея, не двигаясь с места. Рабы клинка замерли на полушаге. — Я — часть твоей души, которой тебе недостает. Та часть, что не перестает удивляться: почему Лоргар презирает тебя, и все же держит близко, почему вместо настоящего имени ты носишь то, которое взял из книги, — почему ты раб, не знающий даже, кто держит его цепь? — Актея покачала головой. — Что? Думаешь, что следует убить меня?

— Я делал большее — по меньшим причинам, — сказал Лайак.

— И это, по крайней мере, не ложь. Ты не можешь меня убить. Ты уже потерялся, и я нужна тебе, чтобы просто выжить здесь. И тебе не следует думать, будто говорить это, как есть, — слабость; нет, это необходимость. Паутина — лабиринт не тоннелей, но разума. Она слушает, она дышит тайнами тех, кто ступает по ее тропам. Один и тот же путь, проделанный разными душами, будет вести к различным местам. Здешние карты не размечают поворотов и перекрестков. Они размечают формы, что принимает душа на пути к своей цели. — Она усмехнулась. Лайак заметил, что зубы у нее — заостренные, из полированного серебра. — Почему, как ты думаешь, ты и твои братья потеряли путь? Вы что–то скрываете от себя самих. Все вы.

— Здесь есть духи, — произнес Лайак, встряхнув головой. — Могущественные, не позволяющие себя связать.

— Те, кто заплутал на дорогах, — кивнула Актея. — Души, что никогда не уйдут отсюда.

— Еще одни призраки, — рыкнул Лайак.

— Здесь царствие призраков, Пустой. Тебе стоило бы чувствовать себя как дома.

Лайак уже готов был огрызнуться в ответ, как вдруг его восприятия коснулся некий звук.

Он поднял руку.

— Ты это слышишь? — спросил Лайак. Кулнар позади него дернулся. Хебек прошипел нечто, что могло бы быть словом, если бы во рту, произнесшем его, был бы язык. Актея застыла; сморщила лоб.

— Я ничего не слышу.

Звук в Паутине казался плоским. Лязг их оружия не создавал эха, и гудению силовой брони недоставало глубины. Лайак медленно повернулся, отчетливо ощущая покалывание в нервных окончаниях — там, где рука призрака скользнула сквозь его доспехи и плоть. Звук пришел вновь — дуновением от тропы по левую от них руку.

— Я слышу звон мечей. Болтерный огонь…

— В Паутине велись битвы со времени ее рождения, и всякого рода создания сражаются и умирают здесь по сей день, — сказала Актея. — Порой эхо подобных стычек можно услышать через половину галактики и из далекого прошлого.

— Быть может, — отозвался Лайак, — но сейчас это не так. — Он бросился бежать по пути, ведущему влево. Правый путь схлопнулся, прекращая существовать. — Держите её! — крикнул он рабам клинка. Актея уже пустилась за ним следом; ее алое одеяние развевалось за спиной. Кулнар догнал ее одним прыжком и сгреб в охапку. Актея зашипела от гнева.

Лайак бежал. Туман расходился перед ним, туннель делался прочнее и открывался ему всё дальше, словно цветок навстречу солнцу. Лайак сделал еще один шаг…

И шагнул туда, где царили резня и пламя.

Вольк

— Темпы его выздоровления не соответствуют стандартным свойствам его физиологии. — Голос звучал монотонным гудением статики и вращающихся шестерней. Он сделал вдох; почувствовал вкус железа. — Я не смог удалить части поврежденной брони.

Еще один голос, слишком далекий, чтобы ясно различить его, но звучащий знакомо.

— Ничего похожего на быструю регенерацию и срастание сухожилий, хотя имело место изменение металлической структуры в…

Голос, не давший собеседнику окончить фразу, оставался все так же за пределом слышимости.

Он не видел ничего; только вспышки оранжевого света пульсировали в темноте.

Вспышки…

Темнота…

Было огненное свечение, яркие всплески в черноте, золотые и серебряные нити пуль и лазерных лучей, прошивающих пространство. Он мчался прямо в пасть врагу, и жар машины вокруг него был словно алый рев крови. Экраны горели красным: мигающим красным предупреждений, повреждений, обстрела…

Он…

— Что… произошло? — спросил он; его голос хрипел и булькал в искалеченном горле.

— Ты нарушил приказ, — сказал Аргонис — на этот раз его голос звучал отчетливо и близко. — Ты простился со здравым смыслом. Ты был так близок к смерти, как я не видел еще никого — из тех, кто в итоге остался в живых.

— Я… ничего не вижу…

— Сохранившаяся зрительная сфера биологического происхождения была потеряна вместе с правой верхней долей черепа. Аугметика в левой части осталась функциональной, однако, была деактивирована. Я могу реактивировать ее, если вы прикажете.

— Сделай это, — произнес Вольк. Что–то пощелкивало у него в груди — словно поднимались и опускались рычаги.

Его мир наполнился рябью помех. Боль вонзилась в череп и взорвалась пронзительным, болезненно–ярким светом.

Он не закричал. Во рту расползался густой железистый привкус.

Расплывчатые, призрачные очертания в сине–зеленой цветовой гамме проявились перед Вольком. Он был подвешен вертикально — центральный узел в паутине цепей, трубок и проводов. Паутина подергивалась в такт ритмичному посасыванию и шипению, проникавшим в его уши. Чуть ниже и спереди от него стоял техножрец. Скопище металлических щупалец шевельнулось там, где должны были быть ноги, когда тот приблизился. Диски глазных линз вращались под капюшоном.

— Восприятие подключено, — монотонно сообщил он тем самым голосом из статики и шестерней.

— Что случилось с тобой там? — требовательно спросил Аргонис, подходя на шаг ближе за спиной техножреца. Он был по–прежнему в броне, и глаза на лишенном шрамов лице смотрели жестко. Вольк видел, как бугрится, раскалывается броня под напором огненного потопа, а следом — мгновенный цветок детонирующих топливных элементов: огонь тут же вдохнул весь питающий его воздух. И он снова ощутил жар, почувствовал его вкус на губах. Это был вкус железа.

— Я… не знаю, — ответил он. Аргонис смерил его долгим взглядом.

— Тебя пришлось вырезать из твоей машины… То немногое, что от тебя осталось. — Он замолчал на секунду. — Мне доводилось видеть боевое безумие. Я видел, как пилот–смертный летел сквозь облако истребителей, срывая их с неба, — до тех пор, пока у него не кончилось топливо, а в легких не иссяк воздух для вопля ярости, — пока не умер. — Аргонис подошел ближе, запрокинул голову, и Вольк увидел в его глазах нечто, что можно было принять за жалость. — Но ты — Железный Коготь; не смертный, одуревший от стимуляторов и часов боя, неспособный больше понимать, где реальность. Поэтому скажи мне: что случилось?

Железо внутри. Железо снаружи. Литания окружала его, и в ней он слышал ответ. У железа есть лишь одно желание, говорила она. Ему снится точильный камень и скрежет. Оно живет, чтобы быть убийственным острием.

Вольк попытался встряхнуть головой — и не смог. Техножрец скользнул ближе к нему, поправляя что–то вне поля его зрения. Голова Волька свесилась; затем повернулась в сторону.

— Где мы? — спросил он.

Аргонис глянул на техножреца — и снова на Волька.

— Сарум, — сказал Аргонис. Техножрец вздрогнул, посмотрел на Волька и с шипением выплюнул пар. Аргонис не обратил внимания. — Ты долго спал, брат.

— И теперь ты пришел меня разбудить?

— Нет, — ответил Аргонис. — Ты очнулся сразу после того, как мы вышли из варпа на окраине системы и оказались в пределах досягаемости внешних оборонительных систем.

Вольк почувствовал, как Аргонис вложил в слова определенный вес — как если бы хотел посмотреть, что Вольк на это ответит.

— Откуда ты знаешь, когда я очнулся? — спросил Вольк.

Аргонис едва заметно пожал плечами, и кратчайшая тень улыбки мелькнула в углу его рта.

— Я был здесь, — просто ответил он.

Вольк моргнул бы, но его глаз был механизмом, и — как он только что понял — он не чувствовал собственного лица.

— Что произошло? — спросил он снова.

— Мы выжили.

— Покажи мне, — сказал Вольк.

Аргонис помедлил, но следом всё же кивнул, скользнув взглядом по техножрецу.

Изображения и данные наводнили зрение Волька. Он видел. Он видел, как раздувшиеся корабли взрываются и горят, приближаясь к «Железной крови» и ее сестрам. Он видел, как остальные не меняют курс, изрыгая снаряды в Железных Воинов до тех пор, пока не начинает казаться, будто их рой затмил звезды. Он видел, как корабли с железными корпусами набрасывают на тьму сеть огня: каждый залп скоординирован и рассчитан так, что вращающаяся кристаллическая решетка построения кажется единой сущностью, подчиненной одной–единственной воле. Противник продолжал наступать, вопреки всему, пока не раскрылись первые бреши из реальности в варп, и Железные Воины не отступили обратно в шторм. Данные сенсоров моргнули, сменившись чернотой.

— Чего они хотели? — спросил Вольк, когда изображение Аргониса вернулось. — Существа, утверждавшие, будто они — твои братья по Легиону…

— Они не имели отношения к Легиону.

— Чем бы они ни были, они обязаны были знать, что не могут выстоять перед нашими орудиями. На что они надеялись?

Аргонис долго смотрел на Волька.

— Я не знаю, — сказал он наконец. — Когда флот вернулся в варп, шторма рассеялись. Словно их ветром сдуло — чтобы освободить нам путь.

— Варп… Твои братья — те, кто утверждали, будто они твои братья, — также утверждали, будто говорят голосом варпа.

— Магистр войны укротил варп, и тот отвечает ему. Никто иной не говорит его голосом.

— Я повидал на этой войне многое, к чему приложил руку варп. Хотел бы я теперь слышать эти твои слова — и верить им.

По виду Аргониса казалось, будто он собирался ответить, но следом он встряхнул головой и отвернулся.

— Пертурабо собирается встретить Красных Жрецов Сарума у врат их владений. Я должен отправляться туда.

— Примарх не призывал меня? — спросил Вольк и только потом осознал, насколько странным был этот вопрос.

Аргонис покачал головой. Техножрец снова дернулся и, щелкая, что–то пробормотал.

— Если ты идешь с ним, — сказал Вольк, чувствуя, как бесформенный туман, окутавший его нервы, сменяется силой, — то я иду с тобой. Сними меня отсюда. И дай мне броню.

— Запрос находится за пределами моих текущих рекомендуемых параметров, — начал техножрец, вращая линзами глаз. — Аугментическая интеграция не завершена. Интерфейс подключения к нервной системе еще не прижился. Машина не благословляет ваше движение.

Вольк рассмеялся. Техножрец скользнул назад. Гудели невидимые механизмы.

Аргонис шагнул ближе.

— Ты должен увидеть это, — негромко сказал он и махнул шипящему техножрецу. — Покажи ему.

Техножрец замешкался, а затем принялся поворачивать ручки регулировки на медной коробочке, которую извлек из складок мантии. Изображение перед взглядом Волька исчезло; теперь он смотрел на опутанный проводами бесформенный куль, висящий в паутине цепей. Это отдаленно напоминало человеческий торс — но только отдаленно. Руки и ноги заканчивались на локтях и коленях. Металл протезов и разъемов блестел среди плоти. Вокруг двигались механические манипуляторы, точно осторожные ласкающие руки, разбрызгивая антисептический аэрозоль из крошечных насадок. Кое–где в плоть врастали куски почерневшего металла, обрамленные вздувшейся розовой рубцовой тканью. Голова — сплошное железо — удерживалась на шее сложной конструкцией шестерней. Оставшаяся на его теле плоть напоминала подгоревшее мясо, а пласталь и хром покрывала радужная пленка коррозии. Это не было похоже на Космического Десантника. Это не было похоже на него.

— Подсоединяйте аугментику, — услышал Вольк собственный голос. — Принесите мне броню. Сделайте так, чтобы я вышел отсюда.

Техножрец снова оглянулся на Аргониса.

— Лорд примарх не…

— Сделай это, — сказал Аргонис. — Именем и властью Магистра войны — сделай, как он просит.

Техножрец повиновался.

У него забрали зрение, пока шла работа. Боль осталась. Он терпел ее.

Вольк вышел из оружейной с шипением и лязгом поршней в суставах. Техножрецы не смогли приспособить для него стандартную броню, поэтому они были вынуждены осквернить доспех тактического дредноута. Когда–то это была модель «Тартарос», но она подверглась необходимым модификациям, чтобы принять его плоть. Он начинал исцеляться. Техножрецы признались, что не смогли удалить некоторые аугментические части, которыми наделили его раньше; его тело не позволяло это сделать.

Первые шаги отозвались мучительными вспышками, но к тому времени, как Вольк добрался до ангара, боль обрела для него иной смысл — хотя он по–прежнему ощущал ее. Его просто больше не заботило то, что он испытывает страдания.

Ему дали оружие — болтер и цепной меч. Ни то, ни другое не лежало в руках так, как надо. Он решил, что этого и следовало ожидать: его руки больше не были плотью. Другая едва слышная мысль, притаившаяся за болью железа и плоти, шепнула — причина в том, что это оружие никогда еще не забирало жизни. Оно было мертвым, не обагренным кровью, лишенным своей песни.

Пертурабо взглянул на Волька, когда тот пересекал палубу. Ряды Железных Воинов выстроились в ожидании перед опущенными аппарелями катеров. Вольк замедлил шаг, приблизившись к примарху. Глаза–прицелы Железного Круга уставились на него и замерли на несколько секунд. Аргонис шел рядом с ним, вооруженный и в броне, держа Око Гора в правой руке. Вольк начал было опускаться на колени с шипением суставов, ожидая порицания из уст своего повелителя. Примарх лишь коротко покачал головой, прежде чем Вольк успел склониться.

Железный Круг расступился перед Вольком и сомкнулся за ним и Аргонисом; они последовали за примархом во чрево «Грозовой Птицы». Только когда катер уже с ревом несся через пустоту, Вольк нарушил молчание.

— Они не подвергали сомнению ваше право явиться сюда, господин?

— Нет, — сказал Пертурабо, отворачиваясь и глядя в темноту. — Они ждали нас.

Вольк слушал эти слова, и дрожь пронизала его закованную в металл плоть.

X

Малогарст

Он падал сквозь горящее небо. От горизонта до горизонта кипели облака огня. Внизу были расколотые камни и черная, спекшаяся земля. Здесь не было солнца, только свет адского горнила, пылающий, перетекающий над разрушенными крепостями и скелетами боевых машин. Огромные змеиные силуэты свивались кольцами в пламенных облаках. Молнии ударяли от земли в небо и обратно — целый лес ослепительных росчерков, выжигающих пейзаж до монохрома в мгновение ока. Малогарст падал, и горячий ветер обжигал его кожу. Полы его одежд хлопали позади. Демон, принявший облик Йактона Круза, был прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Малогарст осознал, что он летит ровно, не переворачиваясь; гравитация не действовала на него, и он подозревал, что здесь ее прикосновение не более реально, чем кожа на его собственном теле.

Далеко внизу распустился огненный цветок взрыва — ударная волна в километр шириной, грибовидное облако, поднимающееся над выжженной землей. Раздался грохот детонации, и пламенные облака отозвались эхом грома.

— Слышишь? — окликнул его демон. — Это — голос бога.

Блестящее черное море устремилось вперед вслед за взрывом, перекатываясь бурунами, вскипая красной пеной. Но это было не море. Это была волна тел — миллионы созданий, кто–то на двух ногах, кто–то на четырех, будто звери; их броня была опалена до черноты, но кровь их, проливаясь, текла красным потоком. Падая ниже, Малогарст различил машины, шагающие среди тел и пробирающиеся через бойню, давящие живых и мертвых, не переставая стрелять.

Он узнавал очертания некоторых из них — Титаны класса «Разбойник» и танки «Бэйнблэйд» — но многие другие конструкции он никогда не видел и не слышал о них; это были машины из давно минувших войн или же из грядущих. Он видел, как машина в форме ограненного кристалла испустила волну холодного света, срывая броню и плоть со всего вокруг. Он видел, как нечто с тремя тонкими ногами пало под ударом чуждого существа из хитина и плоти. В этой резне были воины в мехах, вооруженные копьями с каменными наконечниками, были тонкие фигуры, что кружились, точно оснащенные клинками призраки, были люди в форме, пропитанной кровью и грязью, которые поливали огнем всё, что приближалось к ним. Бесконечная бойня уходила за горизонт.

— Где это? — спросил Малогарст.

Демон, повернув голову, уставился на него.

— Везде, — он протянул руку и указал вниз. — Смотри.

Малогарст посмотрел. Там, на горе трупов, стоял некто в черной броне. Даже отсюда, когда целый мир резни лежал перед ним, Малогарст ощутил, как этот силуэт притягивает его взгляд.

— Луперкаль, — выдохнул он.

Он смотрел, как Магистр Войны взмахивает своей булавой, круша и дробя, и воины волнами обрушиваются на склон перед ним и откатываются назад — разбитые, уничтоженные, разбрызгивая кровь из расколотых черепов. Длинные, точно косы, клинки на его руке вырывали жизнь из тех, кто подходил достаточно близко, чтобы ощутить их прикосновение. Кровавые призраки вопили вокруг него, поднимаясь над убитыми в пронизанном красным тумане. Теперь, глядя сверху, Малогарст видел, как волны воинов, машин и огня окружают одинокий силуэт; каждый клубок резни — крупица в гигантском водовороте смерти. И Гор каким–то образом не стоял на месте; невероятно, но он двигался, пробираясь через океан убийств, удар за ударом, шаг за шагом.

Он смотрел, как боевая машина с паучьими ногами карабкается к Гору по горе трупов.

Она исторгла копье ярко–зеленого огня, ослепительное, будто неоновая вспышка. Луч ударил в воющих вокруг Магистра Войны духов. Взметнулась стена белого пламени. Сражающиеся упали с выжженными глазами. На мгновение всё застыло — а затем Гор шагнул из безумного облака света.

Он был ранен — даже на таком расстоянии Малогарст не мог не заметить этого. Кровь заливала лицо, и дым поднимался от брони. Но он не останавливался. Похожая на паука машина встала на месте, перебирая ногами. Пушки на жвалах засияли нарастающей энергией. Гор бросился вперед. Машина с воплем выплюнула заряд, но Сокрушитель Миров уже обрушился на нее. Вокруг зазмеились молнии, выхватывая застывшее мгновение белыми вспышками. Металл согнулся и разошелся. Машина отшатнулась назад, разбрасывая вокруг себя вырванные из трупов куски мяса. Второй удар Гора вбил ее хромированный корпус в землю. Воитель шагнул вперед, встречая прилив битвы, отхлынувший было прочь, и новые воины падали от его руки; его коготь кричал, исторгая души мертвых из плоти.

— Ты видишь, — сказал демон. Малогарст взглянул на него, вдруг осознав, что они больше не падают, но висят в дрожащем от жара воздухе. — Ты видишь, какая честь оказана ему. Для других Владыка Резни послал бы армию. Но для него Бронзовый Бог создает целый мир–бойню, бесконечный и неистощимый. Только для него одного.

Малогарст знал, что он видит. В рукописях, что были запретными даже во время Долгой Ночи, он читал о лихорадочных видениях людей, утверждавших, будто видели места, где битва течет над вовеки бессонными землями, где земля исходит дымом от погребальных костров, и мертвые поднимаются с восходом красных солнц, чтобы вновь начать бесконечную резню.

— Отведи меня к нему, — прорычал он Амароку.

Демон склонил голову, и они принялись опускаться через вихри пепла. Малогарст чувствовал жар огня и взрывов, но слабо, словно это была лишь тень настоящего пламени и воспоминание о боли. Ни одна пуля не вылетела из моря войны им навстречу, и когда они коснулись земли, поток битвы струился вперед, безразличный к ним. Он не расступился, заметил Малогарст, но каким–то образом беспорядочное движение машин и тел миновало их.

Гор возвышался над ними, убивая с каждым движением. Ореол душ кружился над ним, пронизанный красным — кровью их смертей. Малогарст чувствовал присутствие примарха. Это было то же притяжение, какое он ощущал в тронном зале, — словно бы он стоял на краю тайфуна.

— Сир! — выкрикнул он и набрал воздуха для нового крика, но Гор повернулся к нему. Его лицо было залито кровью. На его броне зияли раны, заметил Малогарст, и кровь была у него во рту, когда он заговорил.

— Малогарст, — произнес он, ни не секунду не прекращая смертоносных ударов. — Ты не должен быть здесь. Я оставил тебя… — Он взмахнул Сокрушителем Миров, отбрасывая от себя тела в бронзовой броне. — Я оставил тебя на Молехе. Как посмел ты нарушить мою волю?

— Это сон, — ответил Малогарст, перекрикивая грохот выстрелов и вопли умирающих. — Это видение, посланное варпом. Вы должны вернуться к нам, сир. Вы должны последовать за мной обратно.

— Я не потерплю поражения, — прорычал Гор, скаля окровавленные зубы. — Я сокрушу это владение богов. Я заставлю его покориться моей воле. Возвращайся на Молех. Не смей нарушить этот приказ так, как нарушил прежний, последовав за мной сюда.

Гор рванулся вперед, не оглядываясь на Малогарста, и нанес еще один удар; взметнулся фонтан крови с осколками костей.

— Молех был давно, сир, — позвал его Малогарст. — Вы вернулись к нам. Вы вернулись из царства за дверью.

— Нет, не вернулся, — сказал Амарок. Демон говорил тихо, но Малогарст ясно слышал его за шумом битвы. Он обернулся. Существо с лицом Йактона Круза покачало головой — почти что печально. — Он не вернулся. Или, во всяком случае, вернулся не весь.

— Что за ложь ты…

— Не ложь, Кривой. Только холодная истина. Истина, которая должна была быть очевидна всем вам.

— Ты…

— Ты связал меня, — напомнил демон. — Прикажи мне говорить правду, и ты услышишь те же слова, Малогарст. Гор остался здесь, в Землях Битвы, и если мы поищем еще, то увидим его блуждающим в Садах Разложения и, возможно, даже сумеем заметить его отражение там, где он ищет выход из Замка Зеркал. Он — помазанник богов. Он победил и потребовал благосклонности каждого из них, великих и малых, от наивысших сил до нижайших князей отчаяния. Они влили в него знания и власть, больше, чем получал любой другой избранник, ибо подобного сосуда никогда не было у них прежде. Они вознесли его, и они дали ему знания, откровения, власть, силу. Они шептали, что он — всё, чем был его отец, и больше этого. И он принял эту ложь.

— Это не ложь, — выговорил Малогарст. — Он низвергнет своего отца.

— Ложь — не в этом, Кривой. Тебе стоило бы знать вкус обмана. Он вернулся к вам, но часть его — часть его души, его силы — осталась здесь, навеки скованная богами.

— Его нет здесь. И меня нет здесь. Это метафора, способ увидеть нечто, что происходит между ним и варпом…

— Если тебе так угодно, но это всё же реально. Как и его борьба.

— Он сказал, что сражается.

— Так и есть — сражается с богами, которых — он верил — может заставить склониться.

— Но это не всё, верно? Если он сражается с богами внутри своей души, значит, они пытаются поглотить его.

На губах демона мелькнула улыбка.

— Власть — это игра, великая игра, не знающая масштабов и границ. Когда чумные ветра слабеют, приходит огонь войны и сжигает трупы, гниющие на полях. Когда невоздержанность становится совершенной, вступает слепой случай и отравляет ее. И этот танец бесконечен.

— Он видел все силы и заключил договор с ними, — сказал Малогарст, но внутренне уже понимал то, что следовало из слов демона, хотя и продолжал возражать. — Он — не пешка в их игре.

— Разве нет? Не пешка, но всё же фигура на игровой доске. Это и есть истина любой власти, не так ли?

— Но силы варпа избрали Воителя как своего союзника против Императора.

— Свое орудие, не своего союзника. Ложь — не забывай. Единожды все силы потустороннего царства поставили эту цель превыше своей борьбы за превосходство друг над другом. Можешь ли ты представить, насколько это редкое событие? «Хаос», так вы иногда называете нас на языке смертных. И в этом имени есть истина. А Хаос отвергает единство и равновесие. Он стремится к раздору, к битве, к обману и разложению. Неважно, что нас объединяет, — те силы, что разделяют нас, всё равно победят.

— Все они хотят заполучить его себе, — сказал Малогарст. — Они знают, что победа близка, и не хотят делиться трофеями. — Он посмотрел на окровавленную фигуру Гора, бредущего по вечному полю битвы. — Они разрывают его на части…

— Как дети, которые не могут поделить игрушку. — Демон тоже смотрел на Гора. Примарх продолжал двигаться вперед, но теперь замедлился. Похожие на собак существа с шестью ногами и освежеванными черепами взбирались друг на друга, чтобы укусить его; их зубы высекали искры из брони, а пронзительный вой перекрывал выстрелы.

— Как внизу, так и наверху. Они разрывают его на части, точно так же, как разрывают тебя и твоих союзников в царстве плоти. — Малогарст взглянул на демона, прищурившись. — Ты видел это, — продолжал демон, — все эти фракции и всю ложь, и перемены, гноящиеся в темноте. Боги используют множество орудий — кого–то добровольно, кого–то в неведении, — но все они служат, неважно, знают они это или нет. Битвы во имя гордости, разрушительные амбиции, желания, осуществляемые во мраке, — всё склоняет весы в ту или иную сторону. И всё это время Гор слабеет.

— Ты хочешь сказать…

— Волки сжимают кольцо, Кривой. Гор сражается, но он проигрывает.

— Но тогда Хаос не получит ничего.

— Неужели? — переспросил демон. Малогарст уставился в его неподвижное, улыбающееся лицо. — Он должен принять это, Малогарст. Он должен сдаться, чтобы выйти победителем. Это — единственный путь. Он должен сделать последний шаг. Иначе они раздерут его на части, пока он будет сопротивляться, и возведут другого на его место.

— Нет никого другого, — сказал Малогарст. — Не может быть.

— И может, и будет. Если ты хочешь спасти его, ты должен заставить его понять, что он обязан склониться.

— Ты лжешь, — выдохнул он.

— Нет, — сказал Амарок. — Нет, я говорю тебе правду, которую ты не хочешь слышать.

— Он не падет, — выплюнул Малогарст и устремился вслед за образом Гора. — И я не подведу его.

Небо над головой мигнуло, залившись красным. Толпы воинов, грохот выстрелов и крики умирающих еще были здесь, но словно бы отдалялись.

— Нет! — выкрикнул Малогарст. Образ Гора становился смутным, растворяясь, будто чернильный след в кровавой воде. — Нет! — он повернулся к демону.

— Похоже, мир плоти зовет, — усмехнулся тот.

— Ты…

— Помни, что я сказал, Кривой, — произнес демон — снова голосом Йактона Круза. — Как наверху, так и внизу. Волки сжимают кольцо. — Амарок поднял руку, и его образ начал выцветать; серебряная монета сияла в центре раскрытой ладони. — Мы еще поговорим. В конце концов — я с тобой сейчас и навсегда, брат.

А затем он исчез, и какофония криков окружила Малогарста; боль растворила его тело и дала ему другое взамен.

Воздух ворвался в легкие. Он почувствовал, что задыхается. Боль пронизывала его. Он нащупал обнаженными ладонями металл палубы. Замерзшая кровь осыпалась кристаллами. Сам воздух вопил.

— Вставай! — выкрикнул голос рядом. — Вставай, старый ты урод, или я перережу тебе горло еще раз.

Его грудь всколыхнулась; его стошнило кристаллами крови и желчи. Коснувшись шеи, он обнаружил мягкую плоть там, где атам отворил его горло. Он с трудом поднялся на ноги и покачнулся.

— Тебе лучше убираться отсюда, — сказал Калус Экаддон. Сота—Нул позади него уже стояла у потайной двери. — Командиры Морниваля вызвали тебя в стратегиум.

Малогарст моргнул. Перед глазами всё плыло, крики по–прежнему звенели в ушах… Нет, не крики: сирены. Боевые сирены.

— Почему? — выдохнул он. — Что происходит?

— Враги, — оскалился Экаддон. — Псы Императора нашли нас.

Лайак

То была пещера с гладкими стенами — наподобие внутренностей огромной морской ракушки. Мосты из некоего блестящего вещества пересекали ее крест–накрест, точно паутина. Полированные кристаллы располагались на изогнутых арках в каждой точке, где соединялась пара этих тонких мостов. Кристаллы — высотой в рост смертного человека — испускали бледное свечение. Между ними потрескивали молнии. Там, где мостики встречались со стеной Паутины, открывались округлые провалы в окутанную туманом даль. Лайак осознал, что и сам выбежал из одного такого отверстия. Перед ним уходил вперед узкий мост.

Нити перестрелки прошивали пространство между изящными мостами. Воины в алом бежали вперед, лучи энергии и потоки снарядов всполохами вырывались из их оружия в направлении невидимых целей. В воксе Лайака раздался крик, а следом его уши наполнились щелкающим скрежетом, похожим на трение крыльев насекомых. Он знал этот звук: то был голос Безмолвных. Без языков они не могли изъясняться связно, но в бою они управляли треском и шипением в воксе, создавая язык, вздымавшийся, точно рев пыльной бури.

— Стойте здесь, — бросил он рабам клинка. — Защищайте оракула.

Он выбежал на середину узкого моста.

— Кситрас’ка’хемек, — выдохнул он. Серебряные зубы маски с хрустом разошлись и сомкнулись, когда нечестивое слово прорвалось сквозь них. Звук обрел форму. Дымно–черные символы взметнулись за спиной Лайака, опрокидываясь, расползаясь, меняя облик. Очертания перьев и изогнутых когтей задрожали, обретая эфирное бытие.

Пронзительные, голодные вопли раскололи воздух. Воля Лайака потекла по узам, соединяющим его с демонами, и они закружились высоко над ним, словно рожденная тенями стая ворон. Его зрение слилось с многомерной картиной восприятия демонов. Всё перед взором окрасилось алым. Разум Лайака впитывал виденное, сплавляя его с тем, что видели его собственные глаза.

Он увидел врагов, в которых стреляли его братья. Для зрения демонов они пылали белым. Плюмажи на их высоких шлемах развевались, когда они взмахивали своими алебардами. То были золотые создания; их сущность была пронизана грозовыми сполохами — как если бы они были сотворены из молний.

«Кустодии, — подумал Лайак. — Спутники Императора и преданные лишь ему воины».

И перед отрядом Кустодиев стоял Лоргар. Сила окружала его ореолом, мерцая, обращая свет в тень, когда на него опускались удары, скручивая стрелы энергии в огненные шнуры. Его алая броня казалась черной среди пылающего сияния. Увенчанный лезвиями скипетр был у него в руке; каждый его удар звучал вскриком. Пока Лайак смотрел, один из кустодиев отступил на шаг, уворачиваясь от пронесшегося мимо скипетра, а следом повернулся и сделал выпад копьем. Удар пел убийственным изяществом. Но так и не достиг цели. Ураган силы, окружавший Лоргара, ударил по кустодию. На мгновение ярко вспыхнул мистический алгоритм, вделанный в броню воина. Следом кустодий распался на части. Броня стала золой, плоть — пеплом, кости — черными щепками, разметанными ветром. Лоргар даже не сбился с шага.

Для многих он был жрецом, демагогом, способным вдохновлять смертных на деяния, что прорвут завесу небес. Лайак был свидетелем подобному; был свидетелем тому, как перед примархом замолкает, устрашившись, завоеванный город, а затем возносит свои голоса в хвале богам. Но в это мгновение Лайак видел, что Лоргар был никакой не жрец; он был — убийственная сила веры, обретшая форму.

Отряд одетых в алую броню Несущих Слово двигался вслед за своим повелителем. Безмолвные крики ликования вырывались из их безъязыких ртов. Двое кустодиев стояли на мосту перед ними и их примархом. Они не бежали, хотя обязаны были знать, что умрут. Лайак полагал, что некоторые сочли бы такую стойкость достойной почестей; для него же она заслуживала лишь презрения. Кустодии не проявляли храбрости, принимая мученичество; их души были изуродованы, отнимая у них возможность решиться на самопожертвование добровольно.

Они, впрочем, хорошо сражались — отходили назад, вращая копья приемами, которые невозможно было распознать, и не прекращая вести огонь даже в повороте.

Лоргар опустил скипетр на кустодия. Золотой воин двигался быстрее, чем мог бы отследить глаз, но удар шипованного навершия достиг цели. Смятое золото и горелая плоть разлетелись в стороны от скипетра, когда тот поднялся

Сверху обрушился дождь выстрелов. Разрывные снаряды ударили в ближайших к Лоргару Несущих Слово. Обломки брони и кровавые клочья рухнули с моста. Огонь и взрывы взбаламутили воздух вокруг примарха.

Трио автоматонов показалось на мосту над кустодиями и примархом. Их броня была красного цвета заходящих солнц, и знаки Механикум Марса покрывали ее паутиной двоичного кода. Казалось, они свисают с моста, подвешенные за ноги, целясь поверх своих голов батареями орудий, приводимых в движение поршнями. За тем исключением, конечно, что со своей собственной точки зрения они не находились вверх ногами.

Лайак выпустил стайку демонов в воздух между автоматонами и их целями. Лучи прицелов метнулись к ним, повернулись орудия. Крылатые демоны вскрикнули и попытались увильнуть в сторону. Воля Лайака хлестнула по ним, удерживая их вместе, и они влетели прямо в поток огня. Тела из склизкой кожи и черных перьев разлетелись на части. Лайак почувствовал, как демоны растворяются, становясь ничем, и услышал проклятия, с которыми они погружались обратно в глубины варпа. Они продержались семь секунд.

Но этого было достаточно.

Лоргар выступил из пылающего воздуха. Его глаза сделались окнами в царство пламени. Он воздел руку. Медленный, торжественный жест, ладонь раскрыта, словно в благословении. Ближайший автоматон вспыхнул раскаленной белизной. Снаряды и топливо взорвались. Поршни расплавились. Автоматон осел вперед, точно восковая кукла под пламенем резака.

Лайак теперь был посередине моста, прямо под примархом. Огонь вспыхивал сверху и справа от него, ударяя по Несущим Слово, которые пытались добраться до своего примарха. Лайак резко обернулся — еще одна пара автоматонов заняла позицию на другом мосту. Луч прицела одной из машин уперся в него. Орудия повернулись. Стабилизаторы отдачи защелкнулись с шипением поршней.

— Хии’на’ук, — выговорил Лайак. Слово обрело сущность и устремилось, пылая, к стреляющим автоматонам. Крупнокалиберные снаряды врезались в гниющую плоть — демон проявлялся в реальности. Семь крыльев развернулись из–под его брюха. Скопления фасеточных глаз блестели над длинным хоботком. Насекомые ноги — в метр длиной — свисали с тела. Личинки и гной сыпались с существа; оно бросилось на автоматонов. Ударили выстрелы, разбрызгивая гниющий жир и окровавленное мясо. Автоматоны разогнули ноги, пытаясь отступить и перестроиться. Демон врезался в первого из них, опрокинув его назад. Гладкая костяная поверхность моста брызнула осколками. Автоматон тщетно сопротивлялся, боевые протоколы не в силах были выбрать алгоритм действий. Демон душил его, обвив ногами корпус и капая кислотной слюной, пока его хоботок ввинчивался во внутренности машины. Второй автоматон еще стоял на месте, приняв позицию для стрельбы, когда демон снова взвился в воздух и бросился на него.

Лайак отвернулся, оставив демона на произвол инстинктов, и отыскал взглядом Лоргара. Примарх стоял в центре шторма из огня и дыма. На мосту появились новые кустодии, наступая с обеих сторон под прикрытием высоких щитов, а отряды на других мостах обрушивали на примарха шквалы выстрелов.

Лоргар остановился; убийственный огонь откатился назад, когда воздух вокруг него замерцал от психической мощи. Несущие Слово теперь обступали его — молчаливое алое кольцо. Кустодии наступали, и на мгновение Лайак увидел их, пусть даже краем глаза.

— Повелитель, — позвал он.

Лоргар обернулся. Кожа туго обтягивала его лицо. Темные вены проступали под золотистой пудрой. Его глаза встретили взгляд Лайака, затем вернулись туда, где рабы клинка закрывали собой Актею недалеко от выхода, из которого они явились. Вибрирующий энергетический луч ударил в одного из воинов рядом с Лоргаром и превратил его в черную пыль.

— Повелитель, это не…

Мост раскололся. Бледные фрагменты посыпались во все стороны под действием конфликтующих между собою сил гравитации. Кустодии упали. Лоргар выпрямился с закрытыми глазами; его кожа блестела белым сиянием. Осколки призрачной кости зависли в воздухе. Нити огня проросли над ними, сверкая всё ярче и ярче, пока не сделались похожи на угли, едва вытащенные из печи. А следом они разлетелись повсюду, выкашивая автоматонов, боевых сервиторов и кустодиев, плавя доспехи, разжигая огонь из масла, сжигая плоть в пепел. Призрачная кость разбивалась с каждым ударом; сотни меньших осколков разлетались от столкновений, пока всё вокруг не оказалось залито светом от чего–то вроде облака охваченных огнем перьев. Крики и вой машин сделались громче, а следом их начало становиться все меньше и меньше, пока из звуков не остался только шелест пыли призрачной кости на ветру.

Лоргар открыл глаза. Пыль улеглась.

Лайак вскарабкался вверх, следуя по изгибам и спиралям чужацких мостов. Рабы клинка следовали за ним; между ними — Актея. Он достиг Лоргара как раз вовремя, чтобы увидеть, как примарх поднимается с того места, где опускался на колени перед разбитым пролетом. Лайак замедлил шаг, наклонился и оглядел то, что осталось от трупов, распростертых на гладкой земле. Он коснулся непокрытой ладонью измельченного вещества и размолотых в пыль осколков. Черная эктоплазма осталась на кончиках его пальцев.

— Это не были создания Императора, — сказал он — и посмотрел вверх. Лоргар глядел на него, сверху вниз; маска спокойствия вновь заняла свое место на припорошенном золотом лице.

— Некогда они были ими, — произнес Лоргар.

— Снова призраки, — сказал Лайак. Над ними и вокруг них содрогалась паутина призрачной кости.

— Она пытается сбить нас с пути, — сказала Актея. — Здесь зал слияния. Время и выбор берут начало отсюда. Мы близко. Они вернутся, и будут сильнее.

— Ты — наш проводник, — сказал Лоргар. — Какой путь мы должны избрать?

Она открыла рот — и тут же закрыла.

— Какой путь? — повторил Лоргар.

Актея не шевелилась и не говорила ни слова.

Лайак ощутил, как дернулась маска на его лице. В его разуме двигались осколки слов, свиваясь в памяти. Высокий, пронзительный звук, похожий на одинокий крик, исторгаемый из одной глотки за другой, задрожал в воздухе.

— Ты слышишь это? — спросил он.

Актея повела головой.

— Нет, — сказала она. — Что ты слышишь?

Лайак повернулся и двинулся по направлению к звуку. Тот исходил из того входа, откуда появился Лоргар. Внутри мерцал свет, и на бледных стенах двигались тени, будто отброшенные разгорающимся костром.

— Мы пришли оттуда… — начал было Лоргар.

С другой стороны зала прогремели выстрелы. Серебристый туман сочился в воздух из стен, устремляясь к ним, точно сжимающийся кулак.

— За ним! — выкрикнула Актея, когда Лайак перешел на бег, спеша за зовущим криком у себя голове. Распахнувшийся перед ним портал вдруг залился чернотой.

Вольк

Красные жрецы ждали их на спутнике, созданном из оружия. Мечи, танки и корпуса Титанов лежали рядом с пистолетами и пулями, выкопанными на полях битв, лезвиями топоров, генераторами силового поля, пустыми оболочками вирусных бомб, разбитыми танковыми орудиями и ножами из бронзы, железа и стали. Были здесь и конверсионные установки, сегменты макро–пушек, бомбы, еще теплые от радиации забытых войн, усеянные клинками цепи и заостренные осколки кремня. Всё это было скомкано в неправильной формы шар, кружащий на внешних границах Сарума, точно ржавеющий моргенштерн, заброшенный в небо. Катер Пертурабо скользнул в сердце этой конструкции сквозь дуло бывшей нова–пушки. Остальной флот Железных Воинов под командованием Форрикса окружил спутник, наведя орудия, направив сенсоры, — но слыша лишь тишину.

При высадке примарха встретил одинокий сервитор — древняя машина, закованная в потрепанную в битвах разномастную броню. На его плечах болтался череп с нахлобученным шлемом, ухмыляясь через вертикальную щель в древней бронзе. Сервитор поклонился, дребезжа костями и скрипя шестеренками, и повел их в темноту.

Стены тоннеля, по которому они шли, были составлены из той же массы деталей оружия: все они были сплавлены вместе и отшлифованы до блестящей ровной поверхности.

Вольк не слышал голосов, пока они не отошли достаточно далеко, чтобы потерять катер из вида.

Сперва он решил, что это всего лишь случайные сигналы в вокс–сети, но они не замолчали и тогда, когда он отключил все системы связи. Они не говорили ни на одном из известных ему языков, но Вольку казалось, что он почти понимает их. Оружие в его руках отзывалось тупой болью.

— Славься, Пертурабо, — громыхнул голос, отражающийся эхом от стен, когда они вошли в зал под высоким куполом. — Славься, Повелитель Железа.

Восемь фигур стояли в центре зала. Тяжелые складки темно–красной ткани свешивались с их похожих на скелеты тел. По краям мантий шли белые треугольники, напоминающие зубья пилы. Или просто зубы. В тени тяжелых капюшонов скрывались вытянутые черепа из черного металла. Некоторые из них напоминали освежеванные лошадиные головы, отлитые в железе; другие были узкими, похожими на лисьи. У одного и вовсе не было головы — только круглый рот с рядами металлических клыков. Вольк не видел оружия, но это не означало его отсутствия. Он знал, что оружие было здесь. Глядя на жрецов, он словно бы чувствовал пушки и клинки, ждущие под их мантиями.

— Ваше прибытие сюда — честь для нас, — сказал тот же голос, и Вольк задумался на мгновение — которому из восьми жрецов он принадлежал? или же они говорили все вместе?

Пертурабо не сводил взгляда с восьмерых, пока Железный Круг выстраивался за его спиной. Двадцать терминаторов, тяжело ступая, заняли места позади них, пусковые установки циклонных ракет приведены в готовность. Аргонис стоял рядом с примархом, Вольк — на шаг позади них обоих.

— Честь… — повторил Пертурабо, позволяя слову угаснуть эхом. — Где была честь, когда вы не отвечали на мой призыв утолить голод нашего оружия, когда иссякали наши возможности вести войну?

Жрецы молчали. Красные огоньки поблескивали в провалах их глазниц.

— Сарум держится в стороне, — сказал Аргонис, когда они только начали путь к миру–кузнице. — Они помогали союзникам Магистра Войны, но они себе на уме. Мы не должны доверять им.

— Не думаю, что он намерен им доверять, — ответил Вольк. — Только получить от них то, что ему нужно.

Вольк знал, почему они явились сюда в поисках Ангрона: из всех сил, с которыми Сарум был достаточно близок, чтобы заключить союз, именно Пожиратели Миров были связаны с ним ближе всего. Ангрон покорил этот мир, и в процессе разрешил внутренний конфликт среди жрецов Сарума. Оружие и броня текли из кузниц в обагренные кровью руки Двенадцатого легиона. С тех пор, как началась война с Империумом, Сарум внешне служил интересам Воителя, но его жрецы не заняли сторону Новых Механикум Кельбор—Хала и не подчинялись никому, кроме самих себя. Им не доверяли, и сейчас, стоя рядом с ними, Вольк понимал — почему.

— Мы ждали тебя, Пертурабо, — произнес голос жрецов. Затем они зашевелились — восемь фигур разошлись по восьми точкам на окружности зала. — Ты должен пойти с нами.

Железный Круг сомкнул щиты, загрохотав гидравликой. Оружие захватило цели. Вольк почувствовал, как подергивается оружие в его руках.

— Нет, — сказал Пертурабо, едва заметно покачав головой. — Вы дадите мне то, за чем я пришел, и после этого я уйду.

— Ты обретешь то, что ищешь, хотя и не назвал это, — сказали жрецы. — Ты получишь это — и больше того. Но мы не можем распоряжаться такими дарами. Ты благословен, Повелитель Железа и Смерти. Ты увидишь сердце всего, и оно будет говорить с тобой.

Аргонис открыл было рот, но гулкий голос не позволил ему ничего сказать.

— Ты, кто прошел через Черную Звезду и искал оружие богов, — ты обретешь всё, что ищешь, если последуешь за нами.

Вольку казалось, что слова впитываются в его кровь. Холод и жар охватывали его. Он чувствовал в своем теле побуждение двигаться, следовать за обещанием в словах Красных Жрецов. Это не было похоже на желание. Это было похоже на голод.

— Вы знаете, почему я здесь, — сказал Пертурабо. До сих пор никто не упоминал про Ангрона или Двенадцатый легион.

Жрец с лошадиным черепом покачал головой. Лязгнули цепные зубья в его челюсти.

— Мы — хранители, — сказал он, и теперь голос исходил от него одного. Звук был как от шестерней, перемалывающих мясо. — Мы пришли лишь для того, чтобы проводить вас вниз.

— Вниз? — переспросил Аргонис.

Лошадиный череп повернулся к эмиссару.

— Вниз, — повторил жрец.

— Это высочайшая честь, — сказал жрец с акульим оскалом, видневшимся под красной полоской сенсоров. — От подобного нельзя отказаться.

Вольк был уверен, что Пертурабо отвернется, но Повелитель Железа лишь коротко кивнул.

— Отведите нас к вашему откровению, — сказал он.

Жрец замер на мгновение, но затем кивнул в ответ.

Они покинули зал через дверь, которую Вольк не заметил, когда они только вошли. Он не знал, была ли причина в хитро расположенных углах стен или в технологических трюках, но, пока жрецы не подвели их к выходу, он мог поклясться, что здесь не было никакой двери. Тоннели, по которым они шли, становились всё грубее, обломки торчали из стен, преграждая путь, так что приходилось огибать лезвия копий и дула пушек. Воздух раскалялся, словно они приближались к гигантскому горну или к сердцу вулкана. Вольк вспомнил слова Пертурабо: «Отведите меня к вашему откровению», — и шок, очевидный в оцепенении жреца.

— В сердце их владений есть нечто, — сказал Пертурабо, шагая впереди Волька. Примарх коротко оглянулся, и его черные глаза поймали взгляд Волька. Затем он снова повернулся туда, где перед ним следовал эскорт жрецов. — Это, на самом деле, вопрос геометрии. Достаточно приглядеться к конструкциям силы, что возводят эти жрецы, прислушаться к словам, которые они произносят и оставляют несказанными. Эти создания не служат Омниссии Марса.

Вольк бросил взгляд на жрецов и белые зубцы по краю их мантий, которые казались черными в тусклом свете. Их глаза горели, точно угли.

— Они служат чему–то другому, — продолжал Пертурабо, — чему–то, что они хранили в тайне. Чему–то, что говорит в их снах о клинках и пушках. — Вольку показалось, что он расслышал улыбку в голосе примарха. Его пульс словно замер. Зрение размывалось по краям. Что–то было неправильно. Очень, очень неправильно.

— Мы встретим это, сын мой. Мы увидим нашу судьбу.

Все жрецы перед ними вдруг повернули головы; в шейных суставах резко щелкнули кости и механизмы. Вольк видел красные угли–глаза и железные улыбки черепов, и его плоть пылала, и крик боли разрывал губы, и он не шел, но падал в пустоту, и истребитель горел вокруг него.

— Ты умер, — сказал голос, звучащий в точности как голос Пертурабо. — Но ты можешь жить снова — в огне.

И Вольк выкрикнул свой ответ.

Коридор мигнул, вновь став реальностью. Жрецы шли впереди, как и раньше. Пертурабо шагал среди массивных автоматов Железного Круга, и его экзоброня отзывалась гудением на каждый шаг. Вольк всё еще чувствовал жар собственной горящей плоти, но он ускользал, точно тающий сон. Смутный оранжевый свет просачивался откуда–то издалека впереди. Позади — он оглянулся — была лишь темнота. Вольк ощутил, как дрожь прошла по его броне и телу.

Что происходило с ним? Что происходило с ними всеми?

— Мы потеряли вокс–контакт с «Железной Кровью», — сказал Аргонис и остановился, сжимая болтер в руке. Пертурабо остановился тоже, обернувшись к эмиссару. Жрецы за ним замерли.

— Мы потеряли связь с флотом, — ровным голосом ответил Пертурабо, — потому что мы находимся за пределами досягаемости его вокс–передатчиков.

— Покрытие флота должно охватывать весь спутник, — возразил Аргонис. — Если только наши хозяева не глушат его.

— Или же флот сейчас в миллиардах километров от нас, — сказал Пертурабо. Аргонис затряс головой. — Мы не просто прошли глубже в недра спутника. Мы прошли сквозь врата. Мы идем к самому сердцу Сарума.

Вольк слышал слова и знал, что они истинны. Красные Жрецы не отвечали, хотя Вольк был уверен, что они тоже слышали примарха. Аргонис не сводил взгляда с тоннеля перед ними, на его лице застыло сосредоточенное выражение.

Свет в отдалении нарастал. По стенам начали расползаться жаркие красные отблески. Вольк чувствовал это. Буквально чувствовал. Его нервы по большей части были выжжены после крушения и поспешной установки аугментики. Все ощущения превратились в поток информации от сенсоров. Но сейчас он чувствовал жар. Он распространялся по металлу его рук и ног и горячим дыханием касался кожи.

Жрецы остановились перед ними и, как один, повернулись к Пертурабо.

— Мы не пойдем дальше, — произнесли они слитным голосом, исходящим со всех сторон сразу. — Ты идешь один.

Пертурабо покачал головой.

— Они идут со мной.

— Как пожелаешь, — сказали жрецы, отступая в сторону.

Пертурабо шагнул вперед, но Аргонис поднял свой жезл, преграждая примарху путь Оком Гора.

— Куда ты нас привел? — спросил Аргонис.

— К ответам, — сказал Пертурабо и оттолкнул жезл прочь, не останавливаясь.

Мгновение Аргонис не двигался. Вольк оглянулся на него, уже следуя за примархом и Железным Кругом. Их глаза встретились: металл и кристалл — с чернотой Хтонии. На миг Вольку показалось, что он заметил что–то во взгляде брата — призрак эмоции, которую не мог понять. Затем эмиссар последовал за ними, и они прошли в раскаленное горнило, мимо склоненных голов жрецов.

Теперь светились сами стены — вишнево–красным, угольно–черным. Мешанина оружия уступила место грубому камню, прошитому вкраплениями кристаллов и искрами руды. На полу лежала пыль — серый, мягкий пепел, достаточно толстый, чтобы приглушать шаги терминаторов и автоматонов. Низкий рокот, похожий на течение огромной реки, нарастал впереди, за изгибом коридора. Вольк ощутил внезапное желание повернуться и зашагать назад, но ноги несли его дальше; механизмы и плоть работали безупречно, и жар опалял его чувства.

А затем они шагнули за последний поворот — в раскаленный свет сердца Сарума.

XI

Малогарст

— Системы флота в полной готовности, – сказала Сота—Нуль, спешно пробираясь через тьму нижних уровней «Мстительного Духа». Малогарст тяжело дышал. Он истекал потом. Ему казалось, что он ощущал жар горящих небес на своём лице.

— Почему мы вышли из варпа? – спросил он торопясь. Ему нужно было попасть на мостик, ему нужно было увидеть, что происходит. Сота—Нуль считывала информацию из корабельной системы, но причина его беспокойства никак не была связана с этим.

Как на небесах, так и на земле…

— Экстренный вывод флота, вследствие резких изменений в имматериуме. – сказала техножрица, и у нее вырвался поток информации на бинарнике, больше похожего на безрадостный смешок. – Это выбросило нас обратно в реальность.

— И враги были здесь?

— Нас выбросило прямо над системой орбитальной защиты, – сказала техножрица. Её голос звучал очень человечно, она словно мурлыкала. – Главной крепостью. Пять звездных фортов, сеть платформ вооружения класса бета девять, сорок кораблей–мониторов и флот боевых кораблей размером с боевую группу. Я чувствую присутствие моих непросвещённых собратьев и сынов Дорна. Тебя когда–либо посещало ощущение, что тебя испытывали? Что ты был проклят?

— Ты считаешь это забавным?

— Я считаю, что это трагично, но не без оснований.

— Потерять людей и технику в бессмысленном сражении?

— Посмотреть, сможет ли твой легион сражаться без опеки Гора.

Он не ответил. Десять минут тишины и молчания, и они добрались до основного подъёмника. Малогарст преодолел локауты и отправил подъемник в кормовой командный блок «Мстительного Духа». Сота—Нуль отстранилась от двери, когда та открылась, и прошла мимо тех рабов, которые пали ниц перед ней. Малогарст продолжил движение и вошел в стратегиум, не обращая внимания на кличи стражей и воинов легиона. Выкрикиваемые приказы и сигналы системных сервиторов заглушили вой боевых сирен. Свет гололита мерцал и крутился в воздухе под куполообразной прозрачной крышей. Когда Малогарст поднял взгляд, мерцание перезаряжающихся пустотных щитов погасил свет звёзд.

Аксиманд стоял в центре комнаты, у каменного столба. Окружавшая его завеса света менялась вместе с направлением его взгляда. Его рот был словно пришит к сшитой маске его лица.

— Сейчас не время, с чем бы ты ни пришел, – сказал Аксиманд. – Приведите все в готовность, проверьте оружие. Он взглянул на Малогарста. На израненном лице Аксиманда проступил пот. – Они уже в зоне поражения. У нас нет времени для наведения основных орудий.

— Так близко? – спросил Малогарст.

— Мы вышли из варпа в зоне поражения их орудий, и они начали движение, пока наши системы приходили в норму после перехода.

— Сколько нам потребуется времени до повторного варп–перехода? – поинтересовался Малогарст.

Лицо Аксиманда скривилось в гримасу, будто он хотел сплюнуть, но успокоился, его взор обратился на массу дисплеев.

— Слишком долго, - процедил он.

— Это Гета—Гладиус, - выдохнул Малогарст, глядя на дисплей. – Наша разведка идентифицировала его как один из дорнийских пограничных миров Сегментума Солар.

— Доклады верны, – прорычал Аксиманд.

— Мы слишком далеко от проложенного курса, - сказал Малогарст. – Мы должны войти в варп, даже если это будет означать прыжок в око бури.

— Варп–двигатели двух третей кораблей повреждены. Нам нужно время перед новым переходом. Также возможность перехода зависит от всплесков в море эмпиреев, которые выбросили нас сюда

— Даже в таком случае, по приказу Магистра Войны, мы должны как можно быстрее добраться до Улланора.

— Это он сказал?

Малогарст бросил на него резкий взгляд.

— Да, он.

На мгновенье Аксиманд умолк, его взгляд метался между дисплеями. Малогарст мог ощутить уровень сосредоточенности в воздухе.

— Где ты был?

Воздержавшись от ответа, Малогарст двинулся к панелям, которые контролировали варп–двигатели. Техножрецы вытаскивали обожженные груды мяса, в которые превратились сервиторы, из их рабочих платформ. На экранах вращались размытые пятна инфо–рун.

— Мы должны войти в варп и вернуться обратно.

— Я задал тебе вопрос. Где ты был? – произнес Аксиманд.

— Где остальные? – спросил Малогарст – Где Фальк и Тормагеддон?

В этот раз Аксиманд воздержался от ответа, вместо этого он подозвал одного из флотских офицеров.

— Как только «Чёрный Волк» и «Сын меча» будут готовы, всем кораблям пойти на сближение с третьей крепостью.

— Мы лезем на рожон? – спросил Малогарст.

— Либо мы наносим удар, либо мы сидим здесь и никак не сопротивляемся их атакам. Как ты и сказал, это флот Магистра Войны. Он не колеблется, он завоёвывает.

«Мстительный Дух» плавно начал движение. Экраны и дисплеи транслировали множество изображений вражеских крепостей и тёмные, угловатые очертания их кораблей. Корабли двигались вперед и назад, формируя флот «Мстительного Духа» в конус со звездной крепостью на конце. За ним светилась звезда системы, похожая на крупицу серебра, блестевшую не ярче небосвода.

— Шторм выбросил нас прямо сюда… – размышлял вслух Малогарст. Он хорошо знал, что планеты и звёздные системы выступали порогами в море эмпиреев. Он не удивился, узнав, что корабль был вынужден выйти так близко к системе, но выйти прямо в поле зрения вражеских орудий…

— Тревога, тревога, тревога! – прозвучал механический голос. Через секунду над куполом стратегиума разлился свет пустотных щитов. Вспышки белого света ослепляли.

— Взрыв нова–снарядов! – крикнул флотский офицер, стоящий за панелью. Защитные экраны заглушили вспышки света.

— Донесение с «Чёрного Волка», их щиты отключены, – сказал другой офицер, – Пожары по всему корпусу.

— Идентифицированы три вражеских корабля: «Ангел Абсолюта» Девятого легиона, «Клинок крестоносца» и «Каменное сердце» Седьмого.

— Замечены вражеские абордажные команды!

Малогарст наблюдал, как три баржи легиона загорелись, будучи обстреляны орудиями и абордажными торпедами. Абордажные элементы уже находились в зоне поражения защитных турелей, как в то же время основные вражеские орудия открыли огонь. Их взрывная мощь равна тысячам макро–снарядов. Опасно. Очень опасно, и это означает, что часть из них точно достигнет цели.

— Тревога!

Пустота над куполом расцвела вспышками огня.

— Вражеская абордажная команда в зоне действия турели, – произнес механический голос. – Ауспекс и система наведения на шестидесяти процентах точности. Огонь.

Малогарст увидел уменьшенную проекцию «Мстительного Духа», усыпанную вспышками от маркеров пораженных целей.

— Отряды прорыва, секции от сорок–два до сорок–восемь, уровень шесть–один–пять!

Панель накренилась. Прозвучала систем тревоги. На Малогарста нахлынули воспоминания о кровопролитии: как дрожала земля от взрывов, когда горели небеса, и реки крови превращали почву в грязь.

— Сражения, ведущиеся из гордости, гнусных амбиций, тёмных желаний, так или иначе нарушают равновесие, - в памяти всплыл голос Амарока. – И всё ослабляет Гора.

— Мы должны идти, - сказал он сухим голосом. Он чувствовал привкус железа. – Ты глупец. Вытащи нас. Вытащи нас и войди в варп!

Аксиманд взглянул на него, обернувшись.

— Трус, – сплюнул он.

— У нас нет шансов, брат, – произнёс Малогарст, пытаясь подавить внезапный приступ тошноты. – Во имя Магистра Войны, мы должны уйти. Мы должны спасаться!

— Нет! – закричал Аксиманд и сделал жест, обращённый в сторону. Вперёд вышли легионеры, на лицах которых были череполикие шлемы из золотого тиснения. – Я здесь командую!

— Гор командует, – сказал Малогарст.

— И я его истинный сын, – отрезал Аксиманд, — И когда он вернётся, то увидит, что именно я остался истинно верным ему.

Малогарст посмотрел на окруживших его воинов, и куда направлено их оружие. Не было смысла говорить, что они не сделают задуманного, даже несмотря на то, что он советник Магистра Войны. Он узрел это. Узрел надлом в легионе и его воинах. Гордость, гнев, быть может, даже страх, – надлом, который Гор и сам Малогарст использовали для своих целей, но теперь лишь обнажающий слабости. Без Гора они были всего лишь полководцами и убийцами, пытающимися следовать мечте, которую не могут осознать.

Его лицо украсила холодная улыбка. Аксиманд оглянулся, свет битвы отражался в его глазах. На мгновенье Малогарсту показалось, будто во взгляде Аксиманда промелькнула тень сомнения. Палуба задрожала.

— Ты не Маленький Гор, – сказал он. – У тебя нет власти.

— Взять его. – Сказал Аксиманд, и череполикие воины окружили его.

Лайак

Отряд вышел из сумрака в мёртвенно–красный свет. У Лайака перехватило дух, когда он осмотрелся. Из маски, натянутой на его лицо, донеслось рычание. Путники стояли на горной плоскости из чёрного стекла. Вершина выглядела так, будто волны моря омывали её веками. Что–то двигалось под поверхностью горы: бледное нечто с копной щупалец и сегментированными телами. На чёрном небе над их головами из розовых, изумрудных, золотых и голубых цветов складывалось сияние. Само солнце представляло собой рваный круг, который освещал землю, но не тронул облака. Под горой покачнулся лес. Шелест серебряных деревьев звучал словно перезвон маленьких колокольчиков. Пока Лайак смотрел, с одного из деревьев поднялись существа, похожие на мотыльков. От взмахов их крыльев поднялись облака серой пыли. Тут и там тянулись здания, зазубренные башни которых достигали неба. Лайак заметил движущиеся фигуры на горизонте. На секунду он подумал, что это всего лишь блики в слоях света, но затем понял, что это тени огромных зданий, которые охватывали пространство между небом и землей, словно рёбра гигантского существа. Когда он смотрел на них, те будто искривлялись. Его посетило ощущение клаустрофобии, будто всё, что его окружало, было огромной маткой. Или желудком.

— Это место было колыбелью расы эльдар. – сказал Лоргар.

— И их могилой, – добавила Актея. Она стояла позади Лайака и примарха. Её слепые глаза метались взад–вперед под закрытыми веками. Кроваво–красный шар лежал на её дрожащих руках.

— Это священное место, – выдохнув, сказал Лоргар. – Здесь родилось божество. Вы всё ещё можете слышать крик его рождения…

На секунду Лайак задался вопросом, что повелитель имел в виду. Но, как только он хотел заговорить, каждый звук и чувство слились в одно. Медленные взмахи крыльев мотылька, шум листьев и вздох ветра поднялись и смешались, сочетаясь и объединяясь до тех пор, пока мир не взревел на него. Звук был красивый и оглушительный, и Лайак знал: если он не перестанет слушать его сейчас, то уже никогда не сможет остановиться.

Стоявшие вокруг них Несущие Слово упали на колени.

— Твой брат здесь, – произнесла Актея. – Он знает, что ты пришел.

— Он ожидает нас, – сказал Лайак, глядя на тени городов. Он был уверен, что силуэты башен и зданий сменили своё положение. – Он прячется…

Лоргар улыбнулся:

— Он просто позволяет нам прийти к нему. Пустяковая демонстрация силы, мелочь, но для возвышенного принца Последнерождённого Бога удовольствия мало не бывает. В таком случае его гордость и высокомерие сакральны.

Примарх взглянул на Актею. Она дрожала. Спокойствие, в которое она оборачивалась будто в плащ, как ветром сдуло. Она выглядела запуганной.

—Ты можешь провести нас к нему? – спросил Лоргар. Актея вздрогнула и посмотрела на него, прерывисто дыша. Её внимание привлекло что–то внутри неё. Актея кивнула. Её руки дрожали, поднося хрустальную сферу крови к лицу.

—Туда, – она пошла вперёд, в сторону леса. Лоргар последовал за ней. Несущие Слово поднялись с колен и построились в форме звезды, окружив примарха. Только Лайак, Кулнар и Хебек остались позади. Маска Лайака с шипением шептала что–то ему на ухо. Он не обращал на это внимание. Ему казалось, будто он слышит и другие голоса, знакомые, говорящие то, что он не мог слышать, но чувствовал, что хотел знать. Хебек повернулся, посмотрев на Лайака. Его глаза горели приглушенной ненавистью.

— Мне тоже это не нравится, – сказал Лайак. – Всё это.

Они двинулись следом за примархом. Под его ногами вяло проплыли бледные существа, ехидно скалясь.

Они спускались в лес по тропинке, которая вилась по склону, будто змея. Почва под деревьями была покрыта тёмными пятнами и отсветами, проникающими через пелену.

Из–под их ног поднимались облака пыли. Под маску проник запах, раздирающий ноздри и горло. Пахло цветами, специями, потом и только что вырезанными частями тела. От таких ароматов чуть не закружилась голова. Но маска причиняла боль, удерживая его в сознании и не давая мыслям убежать по дорожкам соблазнов и ложных обещаний.

Стволы деревьев были серыми, их кора была мягкой и влажной, словно кожа рыбы. Лайак попытался понять, как долго они идут, и не смог.

Здесь были лица.

Лица виднелись между деревьями. Они наблюдали, уходили из поля зрения, двигались вслед за группой. Он увидел длинные ноги, гладкие и мускулистые тела, обсидиановые глаза – всё, о чем он читал в Шестой главе Либер Хаотика или в Книгах Ибеона, и даже больше. Увидел вещи, о которых он никогда не слышал, демонов разных видов и форм: волосатых, освежеванных, немых и плюющихся друг другу в рот золотой слюной. Это было не более чем проблеском, смесью удивления и ужаса, навеянное ему раскачивающимися деревьями.

Лес был всё ближе и ближе, и лица приближались с каждым проблеском. Он мельком увидел царство Тёмного Принца, где какофония звуков размывала твёрдость предметов. Казалось, что всё здесь было мягким….

Лайак хотел сесть, чтобы почувствовать мягкость почвы, почувствовать, как мягкая пыль накрыла и заполнила его. Чтобы всё то, что он видел и чувствовал, настигло его здесь, хихикая и шипя, а потом…

— Суль–ну, Ис’Наг, сутеп’ашн… – он чётко произнес слова защиты через забившуюся порошком маску. Он услышал смех, пытаясь выдавить из себя слова. Но он продолжил произносить слова и идти дальше.

Только рабы Лайака и Лоргара шли, источая безразличие. Актея дрожала, её мысли проявлялись в виде спиралей света и затенённых крыльев. Вся её сила была сконцентрирована на сфере из крови, которую она держала близко к лицу. Она не выглядела красивой и величественной. Она была опустошенной и ссутулившейся, словно дерево с кожей девочки. Прилагающей усилия, чтобы сделать шаг.

Лайак увидел одного из Несущих Слово, замершего впереди. Лайак хотел бы встряхнуть его, но в тот же миг воин уронил оружие, отсоединил шлем и вдохнул. Он не прекращал вдыхать. Воин вдыхал и вдыхал воздух, сосуды на шее набухали, когда через его губы вливались споры. Боевые братья двинулись в его сторону, пробираясь медленно, словно через патоку. Лоргар поднял руку, и Лайак почувствовал физическую мощь в этом жесте.

— Это святое место, – сказал Лоргар. – Примите это как должное.

Воин пал на колени. Его доспех раскололся, оставляя зияющие дыры, которые словно дышали. Гул и хихиканье доносились из леса. Серые корни поднялись из пыли, и каждый корень был покрыт пастями. Они потянули воина вниз, в землю. Долгий психический вопль раздался в разуме Лайака, а после наступила тишина. Лишь красное пятно расплылось на месте, где ранее стоял воин. Хрустальные розы проросли, лепестки их были влажные и яркие.

— Уже близко, – прошипела Актея, усилием подавляя дрожь в голосе. На её мантии расцвели темно–красные цветы. – Очень близко.

Лоргар кивнул. Позади примарха задрожали серые кроны леса. Между стволами скрывалось что–то ещё, что–то, чего он еще не мог увидеть.

— Ты знаешь свои обязанности, сын мой – сказал он. Лайак кивнул. Он понимал, о чем просит его примарх. То, зачем он здесь. Он знал.

Лоргар шагнул вперёд. Лайак последовал за ним, и внезапно лес оказался позади, а над ними появились башни, стены и соборы, тянувшиеся вверх и вверх к идеальному, пудрово–синему небу.

Лайак остановился. Воины, стоявшие рядом с ним, застыли в благоговении. Актея медленно прильнула к земле, её руки, словно когти, изогнулись вокруг сферы крови, которая привела их сюда.

Лоргар ненадолго закрыл глаза, чтобы как будто впервые увидеть это зрелище.

— Город–дворец Князя Совершенства, – сказал он. – Боги благословили нас.

С башен над ними завопили трубы.

Вольк

Зал имел сферическую форму. Стены были обставлены чёрным стеклом. Сталактиты выступали внутрь, и их наконечники, будто пальцы, указывали на то, что лежало в сердце зала.

На взгляд Волька, это была огромная статуя, высеченная из чёрного камня. Она напомнила Вольку горгулью. Её черты были грубыми, казалось, что они выбиты тупым инструментом. Конечности были плотно прижаты к телу, ноги сложены, руки сжаты. Ряды зубов торчали из–под глаз. Сложенные крылья сидели на спине, и каждая из восьми рук, сложенных на туловище и спине, держала своё оружие: нож, топор, меч. Цепи, удерживавшие и оплетающие её, врезались в камень и уходили к краю зала. Звенья цепей светились желтым и белым от жара. Чаны расплавленного металла висели в воздухе, наполняясь из каскадов, усеявших поверхность зала. Зазубренная пасть будто собирала тени от свечения горнила.

Вольк хотел отвернуться, но его взор был прикован к статуе. Воспоминания нахлынули на него. Они проникали в него, словно нож в мягкое масло. Он почувствовал укол каменного острия на шее. Он знал, что орудие вытесали из камня не для заготовки леса или добычи еды, а для убийства. Он почувствовал кузни, удары молота по металлическим прутьям, удар за ударом изготавливая из них меч, который будет нести песнь завоевания сквозь века. Он почувствовал удар приклада, порох во рту, объятия тысяч инструментов смерти, когда они прикасались к истории в первый раз.

Аргонис прошел мимо него и внезапно осознал, что взгляды всех стоящих в зале прикованы к статуе. Пертурабо медленно шагнул вперёд, части его доспеха тихо шипели.

Вольк попытался пошевелиться. Но не получалось. Жар пронизывал его, будто шептал, касаясь сервоприводов, распространяясь по узлам интерфейса.

Сын моего сына. Вольк услышал голос, услышал эхо, но он знал, что голос прозвучал у него в голове, обращённый к нему одному. Он был глубоким, словно отдалённый рокот орудий. Я так долго ждал и следил за тобой. У меня есть столько всего, что я могу дать тебе.

Его наполнила боль. Он пал без движения, пещера будто сужалась перед его взором, пока его сознание погружалось всё глубже в небытие. Каждый кусочек его плоти отваливался, будто был сварен, нервы и сухожилия обуглились. Он изо всех сил старался прийти в себя, но свет бытия удалялся от него. Всё, что он помнил, это его прошлое, которое разлетелось на осколки: первый порез на коже, грохот оружейной, клич вражеского наступления, более многочисленного, чем туча снарядов, разрывавших их на части, жажда большей силы, острого клинка, мощи, чтобы сразить их и пропитать землю кровью. Он был здесь, его рёв был песней, песней клинков и пуль.

Не сопротивляйся. Ты стольким можешь стать. Голос, громкий, словно орудийный огонь, сшитый из кусочков самой жизни, потраченной, чтобы разрушать, превозмогать и снова разрушать. Ты так долго стойко переносил всё, но ты не должен был выжить. Ты должен был пасть сломленным, сожжённым. Это то, о чём мечтает твоя душа, мечта, которой ты будешь жить. Я даю, но также и беру. Я дам тебе это, но есть дело, которое ты выполнишь для меня.

Вольк почувствовал, как нечто возвышается внутри него. Он мог сражаться, но не хотел. Голос в его голове был чем–то, от чего он не отрекался. Он звучал как желания и страхи, которые он держал в себе с тех пор, как он покинул разрушенные города. Он всегда был силён, но всё–таки недостаточно, он был убийцей, но не ровней тем, кто сражался против него. И теперь он знал, что сможет стать таким.

Железо внутри, железо снаружи.

Он отпустил последний стежок своей души, и в него ворвалось жаркое пламя.

Его рот раскрылся.

— Сын мой, - сказал демон. Железный Круг повернулся, поднимая оружие. Аргонис выхватил болтер и вскинул его. Вольк перевел на них взгляд. Его лицо было маской поверх огня. Из провалов глаз струился ревущий свет. Металл его аугментики стал красным от жара. Демон посмотрел на дула орудий и улыбнулся. – Сыны моего сына. Я так долго ждал вашего прихода.

Пластины и поршни внизу спины Пертурабо дрогнули один за другим, и он повернулся.

— Ты существо, что заточено здесь, – проговорил он.

— Заточённое, схороненное, спрятанное, выпущенное на волю.… Зависит от точки зрения.

— Ты заточён, – отрезал Пертурабо и поднял молот, указывая на горящую ухмылку демона. – И раз это так, ты можешь испытывать страдания. Не надо со мной играть. Я здесь за информацией, которую ты мне дашь.

— Я знаю, - ответил демон. – Ты ищешь своего брата. Ты ищешь Восьмеричного Принца Резни. Я знаю, Пертурабо. Я наблюдал за ним через глаза орудий, что стреляли на его поле битвы. Я знаю, что Гор послал тебя привести Ангрона назад, собаку отправили притащить взбесившегося сородича обратно в семью.

Пертурабо сохранял безмолвную неподвижность. Затем пересек расстояние, разделявшее его и тело Волька, и, стиснув пальцы на его горле, поднял над полом. Пока он держал его так, поршни и сервоприводы шипели в местах креплений. Он смотрел в огонь, сочащийся из глаз Волька. Лицо его было безразлично.

Демон усмехнулся, изо рта Волька хлынул жар.

— Я то, что делает твою кровь красной, и острие твоего клинка, Повелитель Железа, – он произнес титул с насмешкой.

— Я знаю подобных тебе, – выговорил Пертурабо. – Я видел ваши сердца. Я прочувствовал сладость вашей лжи.

— Бастард Императора глубоко ранил тебя, сын мой, - сказал демон. – Он забрал у тебя многое: твою силу, твою решимость. Я вижу, эта рана еще кровоточит.

Рука Волька поднялась. Пертурабо сильнее сжал руку, но демон лишь постучал металлическим пальцем по пластинам, прикрывавшим предплечье примарха.

— Все это Железо снаружи не сможет исцелить ее, – на виске Пертурабо дернулся мускул. – Но оружие, Пертурабо, оружие, такое же, как у богов… Что тогда значит ложь подобных мне? Ты получил такое оружие на Талларне. Да, и оно было вырвано из твоих рук братом. Братом, которому ты служишь. Но ты никогда не думал заглянуть внутрь.

Пертурабо выдержал долгую паузу, затем отпустил горло Волька, но воин остался висеть в воздухе с той же горящей ухмылкой.

— Что это? К чему ты нас привел? – спросил Аргонис. Его слова были сухими, но болтер не дрожал.

— Он привел вас туда, где, как думал, найдет ответы, – сказал демон ртом Волька. – Но его путь кругами ведет его глубже и глубже. Не важно, как далеко ты попробуешь зайти, все равно придешь обратно к черному сердцу. Он продолжает находить ответы, которые не хочет слышать.

Демон продолжал смотреть на Аргониса.

— Все дворы и княжества эфира уже ведут войну, вгрызаясь в душу твоего Магистра Войны и его братьев–бастардов. Ты острая грань, Аргонис. Острая грань… Я знаю тебя. Я был в твоей руке, когда ты убил в первый раз. Каждое лезвие, что ты затачивал, было песней, что я слушал, - он улыбнулся наполовину металлическими остатками рта Волька.

— Отпусти его, демон! – рыкнул Аргонис.

— Тебе ведь не все равно, не так ли? У меня нет представлений о человеческих привязанностях. Только долг службы, но у тебя, Аргонис, душа убийцы. Ты не должен переживать за то, что ожидает его, так же, как ты не переживал за то, что случилось с твоими братьями, которых ты убил на Исстване, или другими детьми тоннелей, что ты оставил истекать кровью за еду, прежде чем стал Неустрашимым, – он улыбнулся. Между зубов Волька потек расплавленный металл. - Ты не должен переживать, но переживаешь. Как брат.

— Довольно, – сказал Пертурабо, слово заглушило рев расплавленного железа, падавшего из мира сверху. – Ты сердце Сарума. Красные Жрецы твои. То, что знают они, знаешь ты. Так ответь мне теперь – где Ангрон? Как мы можем найти его?

— Так же, как ты можешь найти любого взбесившегося зверя – следовать за трупами и воплями умирающих.

— Это не ответ.

— Давай, сын Железа, не разочаровывай своего отца. Я многое даровал тебе за долгие годы, но эта вещь не бесплатна.

— Как долго ты был заточен здесь? – спросил Аргонис перед тем, как заговорил Пертурабо. Голова Волька повернулась в его сторону.

— Со времен, о которых никто не помнит, волк Хтонии. Я был здесь, когда первая душа создала инструмент, чтобы отнимать жизнь. Я был рожден в остро заточенных костях и расколотых на наконечники стрел камнях. Рев пороха и изгибы скимитаров есть мое дыхание и улыбка, что Я даю полю битвы, – искры вылетали изо рта Волька. То, что осталось от его плоти, было черным и покрытым волдырями. – Другие были рождены первым убийством, но моей матерью было первое оружие, и моим отцом была рука, что его сделала. И Я всегда с тобой, каждый раз, когда ты совершаешь убийство. Я муза жестокости, и ее музыку ты создаешь инструментами, что Я даю тебе.

— И все же, ты заточен здесь, - сказал Аргонис. – Я видел тебе подобных. Я видел, как Магистр Войны призывает и отсылает самых могущественных из вас. Они не сидят на привязи. – Он перевёл взгляд с Волька на Пертурабо. – Это создание чистого коварства, повелитель. Создание, что предложит любую ложь, чтобы освободиться.

— Но я не желаю свободы, сын Гора. – Аргонис моргнул. – Я заключенный, которому нравится, что решетка держит всех прочих снаружи, так же, как то, что она держит его внутри. Свобода – не та цена, которую ты можешь мне предложить.

Повисла тишина, тягучая, нарушаемая лишь треском доспехов Волька, распираемых нарастающим жаром.

— Так какова же цена? – наконец произнес Пертурабо.

— Ты будешь делать то, что велит Гор, или собираешься свернуть в сторону?

— Мой путь определён, - сказал Пертурабо. – Назови свою цену.

— Это песнь разрушения, Пертурабо. Каждый клинок, каждая пуля поёт эту песню в тени нашего царства. Ты слушал её на протяжении всей своей жизни. Всё, чего я желаю, чтобы ты открыл свою душу ей – чтобы ты спел свою песню уничтожения, дабы я услышал её.

— Я не отдам свою душу тебе, - с нотками тревоги проговорил Пертурабо. – Ни тебе, ни кому бы то ни было еще из твоего рода.

— Я знаю, но я услышу, как ты поешь для меня, сын Железа и Крови. Это не цена, которую ты заплатишь. Это последствия того, по какому пути ты идешь. Ценой было услышать то, что ты не свернешь с тропы, и правду в твоих словах. Ты не можешь отдать мне свою душу, Пертурабо. Ты был наш с того момента, как в твоей плоти блеснула искра жизни.

Пертурабо щелкнул пальцами. Железный Круг шагнул вперед с грохотом высвобожденных патронов. Разрывные снаряды, ревя, выходили из пушек на их плечах. Вольк дергался под раздирающим огнем. Его тело теперь разрывалось от жара, плоть светилась, как раскаленная сталь. Пластины доспехов стали мягкими, их металл тёк. Вольк смотрел изнутри и слышал каждое слово, сорвавшееся с его уст, но он не слушал. Он слышал звук вечности, грохочущий вокруг него.

— Наводнение, – сказал демон. – Ты найдешь то, что ищешь, на Наводнении.

Пертурабо повернулся и шагнул в сторону двери, через которую они пришли.

— Он больше не твой брат, – окликнул его демон. – Не что иное, как глупый змей, который был Фулгримом, не что иное, как эхо существ, которых ты когда–то знал. Они рабы, скованные силой, что переделала их.

— Отдай мне моего сына, – не мигая, сказал Пертурабо низким голосом. – Или я разрушу эту тюрьму, которая дает тебе свободу от пут твоего хозяина и жестокой родни. Ты слишком много говоришь, тварь. Ты не желаешь быть свободным от цепей. Ты желаешь быть свободным от бога, что призовет тебя. Отдай мне моего сына.

Демон молчал. Вокруг тела Волька завывал ветер.

— Я не собираюсь отдавать его тебе, – ответил он. – Я собираюсь дать тебе оружие. Тебя еще ждут предательства, Повелитель Железа. Другие братья отвернутся от тебя так же, как это сделал Фулгрим.

— Кто?

— Не Ангрон, никто из тех, что склонился перед богами. Смертные предательство бьет глубже, чем божественное, ведь нет таких обещаний, данных богами, которые могли бы заставить их предать.

Тело Волька упало на каменный пол грудой полурасплавленного металла и жареного мяса.

— Ты знаешь, что такое оружие, Пертурабо? Это и есть вопрос. Приставь нож к горлу и спроси – что я?

Тело Волька содрогнулось. Пертурабо подал снаряды в орудия, раздался шум зарядки.

— Видишь ли, все эти прекрасные ужасные вещи, что я помог сотворить мертвым – они ничто. Лезвие ножа ничего не значит. Пуля – лишь металл до того, как она покинет ствол.

Масса доспехов и пузырящейся плоти начала подниматься. Каким–то образом голос все еще вырывался из ее рта.

— Нужны душа и ум, чтобы нажать на спусковой крючок, чтобы сделать инструмент оружием. – Последнее слово было сухим шипением из обгорелых губ. Фигура, что некогда была Вольком, подняла голову и открыла глаза.

XII

Малогарст

Его не связали. Он полагал, что это было данью уважения. Его клетка состояла из нескольких комнат в Черных Уровнях. Размеры «Мстительного Духа» подразумевали, что в трюмах были секции, в которые очень редко заходили, и те, которые из–за ненадобности или старых боевых повреждений оставались обесточенными, без света и воздуха. Несмотря на то, что корабль был полностью в строю, отметины былых завоеваний всегда оставались на месте, поскольку проще было их запечатать, чем восстановить. Малогарсту порой казалось, что эти массы темноты были похожи на мертвую плоть на теле корабля, населенную шрамами старых битв. Он сам пользовался безвоздушными лабиринтами в прошлом, ведь всегда была потребность в месте вдали от других. Теперь он был заключенным в одном из них.

Конечно, они позволили ему остаться в броне, но выкачали из нее почти всю энергию, так что его хромающая похода стала медленной и тяжелой. Если бы он попробовал, скажем, пробиться через одну из армированных переборок, державших его внутри, он бы истощил резервы до того, как смог бы сделать хотя бы вмятину, и тогда ему осталось бы только дышать. Они даже застегнули ошейник вокруг его горла внутри доспеха. Он был медным, с шипами на внутренней стороне, и, как ему сказали, мог чувствовать возмущения в варпе. Если бы он попробовал использовать колдовство, шипы бы вонзились в его горло, сомкнувшись в середине. Ему было интересно, откуда Аксиманд достал такой.

Дрожь палубы не прекращалась. Малогарст остановился, считая, сколько будет продолжаться вибрация.

«Непрерывный огонь», - подумал он. Корабль использовал всю свою орудийную мощь.

— Гордость, - выдохнул он сам себе, ковыляя по темному коридору. Он трижды обошел все место заточения разными путями и не нашел ни пути побега, ни даже намека на связь с другими частями корабля. Если бы он мог, кому бы он мог доверять? Он подумал о том, как Сота—Нуль покинула его прямо перед тем, как он ушел в стратегиум. Знак предательства или совпадение? Он не знал. Но Аксиманд что–то подозревал. Бедный сомневающийся, полный страха и жестокий Маленький Гор.… У него всегда были дефекты, но такого Малогарст не ожидал.

— Тебя предупреждали, - мысль звучала голосом Амарока.

— Нам нужно поговорить. – В сознании Малогарста звучал хор скребущих по металлу ножей. По стенам и полу расползся иней, искрясь в свечении визоров его шлема. По его коже пробежали мурашки.

Тормагеддон вошел в поле зрения, его силуэт будто срастался с тьмой. Его голова была обнажена, лицо припорошено кристаллами льда. Он улыбался подобно шакалу, сверкая острыми белыми зубами на красных деснах. Его глаза были затуманенными жемчужинами, с осколками янтарных ирисов и прорезями зрачков.

— Говори… - осторожно проговорил Малогарст. Демонхост остановился. Не в первый раз Малогарст задумывался о природе демона, которому он помог вселиться в плоть Граэля Ноктюа. Он помог создать существо, дав тело, в котором он сможет передвигаться по миру, но не связал его своей волей. Луперки, созданные им, были существами с двойной душой, смешение плоти Легиона и демонов, гибриды форм жизни. Тормагеддон не был таким. Насколько он мог судить, от носителя ничего не осталось. Всем, что напоминало о Граэле Ноктюа, были лишь черты лица под обличием демона. И сам демон… Он утверждал, что сформировался из оболочки мертвой души Торгаддона, мстителя, рожденного в результате отбраковки Легиона на Исстване, и из обрывков варпа, созданных предательством. Было ли это правдой? Могло ли это быть правдой? У Малогарста было достаточно сомнений, чтобы не доверять ему, но Гор возвысил его, введя в свой совет. Кому служил демон, и с какой целью? Сейчас, более чем когда–либо, вопрос требовал ответа.

Малогарст оглядел темные проходы.

— Твой визит был согласован с другими?

— Я хожу, куда хочу, – ответил демонхост.

— Я это уже слышал.

Тормагеддон пожал плечами, от странно плавного движения на пол посыпалась инеевая пыль.

— Маленькому Гору не хватило бы убеждения, чтобы остановить меня, если бы он попытался.

— На чьей ты стороне, тварь? – спросил Малогарст. Тормагеддон вопросительно наклонил голову. – Ты знаешь, о чем я, демон.

Тормагеддон поднял голову, тонко улыбаясь.

— Твой лживый род приведет нас к поражению в войне, – сказал Малогарст. – Приведет Магистра Войны к поражению в момент победы.

— Удивит ли это тебя, Малогарст, если я скажу, что мне плевать…

Малогарст выдержал взгляд янтарных глаз и затем мотнул головой.

— Нет, нисколько.

— Я хочу спросить тебя, Малогарст… — Голос шелестел, будто шел из нескольких глоток. – Почему тебе не все равно?

— Магистр войны…

— У тебя есть сила, проницательность… — демон двинулся вперед, проведя рукой по останкам черт Ноктюа. – Бессердечность… И все же ты не ищешь собственной выгоды. У тебя душа повелителя, но ты стал слугой. Почему?

Малогарст моргнул, и в глубине его сознания мелькнула огненная картина стен шахт с тенями гангстеров. Смех превратил рты в волчьи оскалы. Он чувствовал запах рудной пыли и золы, запах дома, оставшегося далеко позади.

— У меня есть для этого причины, – ответил он. Демонхост смотрел на него черными разрезами зрачков.

— Ты сделаешь все, чтобы он победил… – проговорил он.

— Ты знаешь, что это так.

Тормагеддон кивнул.

— Да, – ответил он. – Знаю. Вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы и другие заплатили ту же цену.

— Что ты имеешь в виду?

— Война, Малогарст. Война и убийство.

Малогарст снова моргнул, и на мгновение увидел демона Амарока, носящего личину Йактона Круза, на его груди был пергамент с кровавой надписью «убийца».

— Ты думаешь, что ты можешь вернуть Гора, можешь помочь ему выиграть войну внутри него самого.

— Я могу.

— Возможно… Но тебе нужно выйти из тени и оставить свой паучий путь на время. Аксиманд не позволит тебе сделать то, что ты намереваешься, из–за невежества, а Кибре – из–за страха. А Абаддона здесь нет, чтобы позаботиться обо всем, так или иначе. Так что тебя бросили здесь, скованного во тьме, пока Луперкаль путешествует во тьме, и ты ничего не можешь с этим поделать.

Он должен подчиниться…

— Так вот для чего ты пришел? – проворчал Малогарст. – Предложить видимость безопасности?

— Нет, я пришел посмотреть, примешь ли ты мое предложение отдать тебе командование Легионом.

Корабль вновь затрясся. Отдача орудий и взрывы снарядов прокатились дрожью через тело Малогарста, пока слова демона звучали в его черепе.

Он потряс головой.

— Мы – Легион, – сказал он. – Мы – сыны Магистра Войны. Мы не предаем друг друга.

— Предаете, – отозвался демон. Его голос был сухим треском искалеченных голосовых связок, но узнаваемым. Это не был острый скрежет демона, не живое урчание Граэля Ноктюа. Это был голос Торгаддона, уже как половину десятилетия погибшего в костре Исствана III.

— Кибре и Аксиманд верны Луперкалю, они…

— Они идут. Чего ты хочешь, Малогарст? Помочь Магистру Войны или сохранить верность идеалу, которого ты помог убить?

Убийца… Слово вновь пронеслось в его мыслях.

— Об этом нужно позаботиться.

— А о чем не нужно?

Он посмотрел в глаза демона.

— Каким силам ты служишь, что так охотно помогаешь мне, тварь?

— Это мое дело.

«Такой ответ беспокоит меня больше всего», – подумал он.

— Хорошо, брат, – сказал он. – Мы договорились. Пусть война и убийство свершатся.

На лице демона все еще играла улыбка, когда он склонил голову.

Лайак

Дворец, по размерам сопоставимый с городом, плакал, когда они проходили через него. Крики боли, смерти и наслаждения эхом раздавались в проходах. Силуэты, человеческие и нет, плясали под их ногами и шипели, умоляя, перед тем, как перерезать свои собственные глотки. Многие продолжали бормотать, пока их кровь текла по белоснежному мрамору. Лайак отметил, что все они перед смертью плакали. Звуки отражались от стен построек и стекали вниз, создавая оглушающий шум. Силуэты смотрели на них с утонченных балконов гладкостенных башен. Мутанты с головами быков и мускулистыми, покрытыми маслом телами сопели и фыркали, угрожающе потряхивая мечами с изогнутыми на манер крюков лезвиями и кулаками, обмотанными острыми цепями. Вздутые груды плоти в одеяниях из шелка и вельвета говорили на высоком, ломком языке, который Лайак никогда не слышал. Среди них двигались нерожденные, скользя между формами гибкими, томными, зубастыми и когтистыми, лаская и жаля смертных по прихоти. Сознание Лайака мутилось от наполненного варпом воздуха. Он не мог больше различать, что было создано мыслями, а что из материи; они переплелись, подобно чередованию песни или речи.

— За нами наблюдают, - сказала Актея.

— Естественно, - ответил Лоргар.

Их никто не задержал на входе. Удивительно, но он не видел ни врат, ни других сооружений, которые можно было бы назвать укреплениями, но с каждым шагом он все сильнее чувствовал угрозу.

— Нет, - проговорила Актея. – Я не имею в виду демонов или колдовство. Это… силы наблюдают за нами. Я чувствую их.

— Я знаю, — парировал Лоргар. Актея не ответила.

Их путь шел дальше и дальше, изгибаясь вокруг башен и кружась вокруг соборов из яркого цветного стекла и полированного серебра. Лайак узнавал геометрию эльдар в их линиях, но измененную, будто воля, направлявшая руку, что создала каждую башню, колонну и дверь, намеренно вкладывала едва уловимую насмешку и надругательство. Каждая стена была мягко изогнута, углы притягивали взгляд и не отпускали, пока не приводили его к жемчужной статуе, бассейну с водой, освежеванному силуэту, подвешенному в паутине цепей, чьи стоны идеально резонировали с мелодичным боем. Порой они пересекали пространство между строениями и смотрели вниз, в каналы, наполненные чистой водой, или на дорогу, переполненную крылатыми демонами, сидящими на корточках, с багряными руками и губами.

— По какому пути мы следуем? – спросил Лайак. Демон, раскрыв обтянутые кожей крылья, взглянул на него. Актея, посмотрев на него, перевела взгляд в сторону.

— Никакому, – произнес Лоргар, - но мы доберёмся к Фулгриму. Он будет там, где всегда желал бы находиться – в центре внимания. Он захочет показаться первым.

Как только Лоргар закончил говорить, они пришли к просторной веранде. Статуи из алебастра, мрамора и нефрита охватывали её. Издалека они казались идеальными, но при ближайшем рассмотрении – ужасными. Вода с журчанием разливалась из фонтанов, приняв форму идеальных мужских и женских фигур. Лайак осмотрелся и заметил залитые кровью глаза, таращившиеся на него из глазных впадин одной из статуй, ему казалось, будто он слышал приглушенный, тихий крик в своей голове. Толпа заполнила свободное пространство. Светлые шелка развивались на тёплом бризе. Лица в масках обратили свой взгляд на них, в их одеяниях и украшениях переплетались горе и радость. Толпа, пройдя вперёд, разделилась. Тонкие, словно ивы, фигуры в розовых туниках отделились от общей процессии и начали бросать в воздух цветы с серыми лепестками и пепел. Лайак заметил, что у всех них были либо глаза, либо рты, либо нос, либо уши, и всегда лишь что–то одно.

— Аврелиан, Аврелиан, Аврелиан… — пели они.

Хлопья пепла опадали на землю под их ногами. Стройный, как веретено, танцор в фиолетовых одеждах вился на их пути. Его лицо скрывала рогатая маска, но он протянул руку к ним. Лоргар помедлил, Лайак и остальные остановились за ним. Танцор кивнул и засмеялся, затем колесом перекатился в сторону, и толпа за ним расступилась подобно занавесу над сценой.

На помосте перед ними лежала фигура. Она была раздута, плоть мягкими валиками свисала с ее торса. Лайак разглядел маленькие, толстые руки, проглядывающие из–под складок жира. Низ ее тела был змеиным. Раздутую тушу покрывали жемчужные чешуйки. Они приподнялись, открывая зеленые глаза. Маленькая голова, чьи черты были утоплены в плоти, возвышалась над огромным телом, длинные локоны белых волос свисали с нее. Брызги крови и черной жидкости, которая могла быть вином, покрывали ее кожу. Она приподнялась, когда они приблизились, разбросав громадным телом подушки. Толпа вокруг дрожала. Некоторые пожирали собственную плоть. Кровь запятнала белый камень под их ногами.

— Лоргаррр… - прошипело существо, когда они приблизились, звук превратился в завихрения дыма, сойдя с губ. Трое из Несущих Слово пали на колени, другие шатались, как камыш на ветру.

Это было гнусно. Лайак вглядывался в самые кошмарные ужасы варпа, связывал их и совершал деяния, чтобы заполучить их расположение. Но даже простой взгляд на эту чудовищную тушу на помосте вызывал чувство, словно душа растягивается и вытягивается, чувство, как каждое отринутое желание поднимается в мыслях. Он узнал его, хотя никогда не видел. Это было самое священное чудовище, и он никогда еще не чувствовал такого желания оставить от него лишь расплавленный жир и сожженную кожу. К тому же, оно не было Фулгримом.

Он повернулся к Лоргару, намереваясь что–то сказать, но существо на помосте вновь заговорило.

— Приветствввую, - проговорило оно, от чего по его телу прокатилась дрожь. Оно улыбнулось, под розовыми губами обнажились острые зубы, красные от крови и вина. – Приветствввую… в моем городеее… моих владенияххх… моем миреее… брат моййй…

Лоргар смотрел на создание абсолютно спокойно и без эмоций.

— Нет, – сказал он. – Это не твой город, демон. – Он повернулся, чтобы осмотреть скулящую и смеющуюся толпу. – Покажись, Фулгрим.

Раздутое существо на помосте зашипело, как кошка, и увенчанный погремушкой хвост поднялся из его колец.

— Ничего страшного, мой сладкий, - произнес медовый голос. Облаченный в фиолетовое танцор сделал сальто вперед и низко поклонился, затем сорвал маску с лица и поднял ее в идеально высоком приветствии. Он высоко поднял руку с маской, балансировавшей на кончиках пальцев. – Мой брат просто не понимает шуток, — сказал Фулгрим и хихикнул. – Даже маленьких.

Лицо танцора светилось совершенством. Каждая линия и черта была истиной, что искал каждый скульптор в каждом творении и каждый раз упускал. Он стянул вельвет с головы, и белоснежные волосы расплескались на ветру, клубясь за его спиной. Он скользнул ближе к Лоргару, увеличиваясь с каждый шагом, так что смог смотреть ровно в глаза примарху Несущих Слово. Улыбка приподняла уголки его рта, обнажив зубы цвета слоновой кости.

— Брат, - сказал Фулгрим. – Я надеюсь, это будет приятно.

Лоргар промолчал.

Фулгрим пожал плечами, этот жест был подобен дуновению ветра.

— Возможно, слишком много надеюсь. – Он отвернулся, и Лайак заметил блеск серебряного кинжала в руке Фулгрима. Несущий Слово рванулся вперед, утягивая рабов клинка за собой…

Но Фулгрим провел лезвием вдоль своего собственного тела. Вельвет разошелся и спал с алебастровых мускулов. Демон–примарх высвободил ногу из упавшего костюма, и, как только его голая нога коснулась камня, она начала меняться. Вверх по ней расползлись чешуйки, покрывая разбухающую плоть. Вторая нога пропала, слившись со змеиными кольцами, выросшими под ним, когда он скользнул вперед. Вторая пара рук появилась из его боков. На пальцах сверкали кольца, блестя подобно звездам. Фулгрим достиг помоста и заполз на него. Раздутое существо извивалось в приветствии, распрямив тушу и скрутив ее вокруг Фулгрима, когда тот обнял его. Существо замурлыкало в руках демона–примарха, обнажив зубы. Фулгрим провел рукой по его волосам.

— Ну же, Н’кари, моя радость… Мы получим блаженство вновь, когда это закончится, но он семья, это означает, что я должен выслушать то, что он скажет, хммм? По крайней мере, чуть–чуть.

Н’кари… Это не было истинным именем – оно бы разрушило реальность, будь произнесено – но в царстве варпа оно было вроде подписи, нарисованной в мерзости. Лайак видел его мельком, слышал на краю кровавых видений, но никогда раньше не видел. Теперь оно сидело перед ним. Н’кари… Пожиратель Наслаждений, Сын Разрушения, Дочь Наслаждения, один–одна из Шести Куртизанок Темного Принца.

Фулгрим устроился рядом с экзальтированным демоном, их змеиные тела со вздохом переплелись, затем он повернулся обратно к Лоргару. Тишина пала на веранду и распространилась по городу. Крики и песни застряли в глотках. Гонги и флейты умолкли.

— Итак… – произнес он, улыбка исчезла с его лица. – Так о чем мы будем говорить?

Аргонис

Аргонис вошел в комнату аудиенций Пертурабо, когда «Железная Кровь» двинулась к краю Системы Сарум. Слой металлической пыли, покрывавший пол помещения, говорил о том, что комнатой давно не пользовались. Аргонис последний раз был здесь, когда «Железная Кровь» была на орбите Талларна. Пертурабо не использовал комнату с тех пор, как эта кампания завершилась. Аргонис полагал, что он сторонился ее из–за ассоциаций с унижением, но сейчас она использовалась для других целей.

Вольк стоял у подножия трона неподвижно и молча.

«Это все еще Вольк», – подумал Аргонис. В любом случае, он хотел знать.

Аргонис не засек ни дыхания, ни биения сердца, когда вошел в тронную залу, и Вольк не подавал никаких признаков своего присутствия. Вольк знал, что он здесь. Аргонис почувствовал, что это так, когда по его спине пробежали мурашки угрозы, лишь он приблизился к тому, что некогда было его другом. Тело Железного Воина больше не выглядело как тело легионера, аугментированное или нет. Это больше не выглядело как что–либо, когда–то бывшее человеком.

Он… вырос. Металл его доспехов и аугментаций принял плавные, подобные плоти формы. Стальные сухожилия протянулись между пластинами. Руки вспучились, как наливной фрукт, покрытый металлом. Голова Волька сидела в углублении для шлема, оголённая, оставшаяся кожа была бледной и пронизана тёмными венами. Вживлённая в его череп аугментика вросла в плоть, приняв форму потерянных костей, и две трети его лица стали стальным черепом. Его глаза были закрыты. Закрытые веки всё ещё выглядели как плоть.

Аргонис смотрел на него несколько минут. Он знал, кем являлись союзники Магистра Войны. Он видел, как Гор собственноручно высвободил этих союзников. Он стоял рядом с Луперками, видел, как подобные Малогарсту и Телекрею вытягивали жизнь из живого человека одним лишь словом. Он знал имя, которое дали этим союзникам, и оно отражало их суть – демоны. Они выдернули существ из древних мифов, чтобы уничтожить Эру Просвещения, которую начал Император. И это не беспокоило его. В подобных конфликтах не имело значения, какими методами ведётся война. Он существовал не для того, чтобы сомневаться или задавать вопросы. Он был волей Магистра Войны. Так он решил после Исствана, момента своей слабости. Но здесь он смотрел на то, что не могло быть помещено в один ряд с честью и клятвами.

— Вольк? – сказал он, но слова растворились во мраке. – Брат, ты слышишь меня? – ответа не последовало. Вольк был словно статуя. Или труп. Он был бездыханным. Пистолет в его руках – всегда твёрдых – заёрзал. - Легион… - произнес он, заморгав, когда слова слетели с его губ. – Братство… Верность… Это просто, не так ли? Так просто. Даже когда вы убиваете друг друга, вы проводите новую черту. Вы держите слово, но придаёте им другое значение. Легионом стали те, кто следовал виденью Магистра Войны. Братством стали те, кто замарал руки кровью своих братьев. Верностью стало… – его голос затих. Он вытащил свой пистолет. Пистолет Марсианского производства с памятью о Хтонии. Отметки банды мерцали в когтях золотого орла, расправившего крылья на корпусе пистолета, а в приклад была инкрустирована зеркальная монета. Это было оружие главаря банды, показатель высокого положения, орудие казни.

Он замешкался, чёрный взгляд остановился на закрытых глазах в стальном черепе. Он поднял пистолет. Ствол был на уровне закрытого правого глаза. Его палец потянулся к спусковому крючку.

Глаза распахнулись. Палец Аргониса замер на спусковом крючке. Глаза светились серебром от края до края. Когда рука Волька зажала ствол пистолета, Аргонис выстрелил. Болт врезался в ладонь. Осколки металла разлетелись в разные стороны. Аргонис вздрогнул, когда осколок коснулся его лица. Вольк двинулся вперёд, удерживая пистолет. Его руку разорвало на части. Пролилась кровь, шипя и испаряясь. Но он не отпускал. Завитки металла обмотались вокруг пистолета. Металл на корпусе начал сиять красным. Аргонис отпустил его, рука опустилась к мечу. Вольк поднял оружие. Его рука поглощала пистолет, как смола, которая поглощает камешки.

Аргонис вытащил меч. Треск и свет активации окрасили клинок. Вольк взглянул на оружие. Танцующие молнии отражались в его глазах. Он поднял руку. Жидкое месиво застыло до состояния холодного металла. Ударный механизм вращался. Оружейные порты раскрылись и оттуда показались стволы пушек. Аргонис посмотрел на черный круг ствола. Идеальный калибр болт–пистолета. Он мог увидеть нарезную спираль, уходящую вглубь. На корпусе мелькнул, а потом пропал золотой орёл. Аргонис посмотрел на оружие, поднятый им меч остался без движения.

Вольк уставился на него, в его глазах не читалось ничего. Затем его рука откинулась назад. Аргонис наблюдал, как пистолет, вплавленный в руку Волька, развалился, растворился в одно мгновенье. Осталась лишь пустая рука Волька. Он отошел назад и принял позу, в которой стоял до этого. Аргонис опустил меч, не деактивируя его. Глаза Волька оставались открытыми.

—Ты выбрал это, брат? – спросил он, удивившись, что вопрос слетел с его губ. – Ты решил стать этим?

Вольк хранил молчание, потом взглянул вверх, будто прислушиваясь к чему–то. Он кивнул и закрыл глаза.

И завыли клаксоны.

Аргонис выругался и побежал к двери, придерживая шлем во время движения. Информация заполнила его сознание, как только он подключился к стратегическому каналу. Ему потребовалось всего пять секунд, чтобы разобраться в сложившейся ситуации, за это время он преодолел сто метров на пути к стратегиуму. Дверь с хлопком открылась перед ним, считав его коды доступа, стража опустила оружие.

— И сколько теперь? – спросил он, войдя в стратегиум. Пертурабо стоял в центре занавеса из экранов и голо–дисплеев.

— Двадцать, – ответил Форрикс. – Они вышли из варпа на краю системы. Самые крупные силы сопоставимы с третью всего нашего флота, но они быстро приближаются. Сканирование ауспексов подтвердил тот факт, что силы в полной боевой готовности.

«Естественно», – подумал Аргонис. XIII легион всегда был в полной боевой готовности. Он посмотрел туда, где промелькнуло маленькое тактическое изображение на офицерском экране. Через пустоту космоса к ним двигались двадцать кораблей, разделившись на четыре кластера. Имена и тактическая информация прокручивалась сбоку дисплея: «Катулл», ударный крейсер класса «Агентха»; «Правда Чести», ударный корвет класса «Кредо»; «Меч пятисот», ударный крейсер класса «Маэгарон», а также детали их истории со свитков почёта Великого Крестового Похода.

Аргонис стиснул зубы, сдерживая поток ругани на хтонийском. Как Ультрамарины сумели так быстро и так далеко забраться? Они были далеко от фронта вторичных сил, созданного Жиллиманом, но внешним боевым группам XIII легиона потребовались бы недели и месяцы на перелёт, на то, чтобы пробиться. Но дисплеи не врали. Они были здесь. По злой случайности или умыслу, они были здесь.

— Они не смогут победить нас, – сказал Форрикс. – Соотношение боевых условий не…

— Им нет нужды побеждать нас, – прервал Аргонис. – Им нужно нас задержать.

Железный Воин выглядел так, будто хотел возразить.

— Флот авангарда, – произнес Аргонис, выпрямляясь. Воспоминания о холодных и спокойных глазах Волька вспыхнули у него в сознании. Он выдохнул. – Им не нужно побеждать нас, потому что позади них идет целый ударный флот Ультрамаринов.

Он посмотрел на Пертурабо. Примарх устремил свой взгляд через голо–проекцию.

— Мы знаем, где Ангрон, – сказал Аргонис. – Оставаться здесь и сражаться не было волею Магистра Войны. Нам нужно бежать.

Орудийные установки Пертурабо застрекотали. Его глаза выглядели, словно чёрные сферы, отражавшие потоки исходных данных, мелькавших перед ним.

Аргонис вспомнил вспышку отраженных молний в глаза Волька.

— Ты выбрал это, брат?

— Я то, что делает твою кровь красной, и я острие твоего клинка, Повелитель Железа, – прозвучал из памяти голос демона.

Пертурабо застыл на мгновенье, но потом будто вздрогнул.

— Мы бежим, — сказал он.

XIII

Экаддон

«Мстительный Дух» неспешно плыл по морю огня. Пальба орудий и дульные вспышки скрывали его громадный корпус вместе с рябью рухнувших пустотных щитов, разбитых ответными залпами противника, пока команда поспешно восстанавливала внутренние слои. Вокруг него проходили сестры войны, окружавшие флагман, словно монарха. Их батареи непрерывно стреляли в пустоту, наполненную окружавшими их врагами; эскадры лёгких кораблей противника стремились разделить строй темных кораблей, рассеяв его в межзвездной пустоте.

Линия оборонительных платформ, висящих в пустоте, пульсировала огнем на расстоянии; за ней своего часа ожидали пять звездных крепостей, чтобы превратить пространство перед собою в поле смерти. Каждая из них вращалась на месте, словно зубчатая вертушка, установленная неведомым дитем среди звезд; мощь их лафетов соответствовала вооружению линейного корабля – вместе им под силу было уничтожить весь флот.

Самая близкая к внешнему краю крепость уже стреляла, сотрясаясь от залпов пушечных батарей и торпедных аппаратов.

«Мстительный Дух» и его сестры стремительно погружались в котел огня между крепостями – для стороннего наблюдателя это выглядело как бессмысленное безрассудство, и все же это был тщательно продуманный акт агрессии. По мере наступления он буквально тянул за собой вражеские суда в крепких объятиях близкого боя: для наводчиков орудийных бастионов все мишени сливались в сплошное пятно радиации, вспышек плазмы и космического мусора, затрудняя прицельный огонь. Разбросанные корабли обеих сторон слились воедино, рассчитывая на артиллерийские системы и мощь своих когитаторов. Сыны Гора продолжали свой отчаянный натиск, разгоняясь все больше и буквально разрубая корабли, что осмелились бросить им вызов, стремительно приближаясь к ближайшей крепости, подобно острию ножа убийцы, пробившего плоть защищающихся рук жертвы, что пытается отсрочить неизбежный конец.

Пустотные битвы могут проходить и на сверхдальних дистанциях, основанные на расчетах и маневрах, что разыгрываются, словно ход часового механизма. Эта битва… Эта битва была совсем иного толка - скорее драка, настоящая свалка: каждый корабль в строю принимал и выпускал океаны огня. Корпуса были расколоты. Газ вырывался из ран в метровых толщах железа и камня. Пламя ревело во тьму, жадно поглощая питавший его воздух. Боеприпасы детонировали, издали напоминая собой неестественно яркие голубые и красные цветы, рассыпанные во тьме. Каждое судно, разорванное на части взрывом реактора, каждый удар по идущему на прорыв кораблю, пронзивший пластины адамантия, был подобен вспышкам тихого цвета в безмолвной темноте ночи.

Внутренности «Мстительного Духа» были наполнены звуками, и Экаддон чутко внимал вибрациям орудийных установок и двигателей, спускаясь по трапу. Большая часть его жизни прошла в пустоте, и значительная масса этого времени – на флагмане Магистра Войны; он мог читать эти звуки, словно голос корабля. Теперь же он слышал его вопль: корабль получил серьезный урон, работа его реакторов приблизилась к критической отметке, щиты падали так же быстро, как их успевали подключать к сети – и всё же он ликовал. Ликовал, рыча от неповиновения, радуясь убийству и приветствуя жизни, унесенные залпами его батарей.

— Абордажная команда проникла на корабль одной палубой ниже, – поспешно произнес Кобарак, глядя на пульсирующий световой сигнал. Экаддон оглянулся на офицера службы связи, и красные глаза Кобарака вернули ему взгляд из–под шипованных надбровных дуг его шлема.

— Численность?

— Приблизительно пятьдесят бойцов. Девятый Легион. Семнадцатая рота начала контратаку.

Экаддон почувствовал, как дернулись мускулы на его лице.

— Хорошая будет схватка, – медленно протянул он. – Но не наша.

Кобарак ничего не ответил. Как и остальная часть его отделения, специалист по связи знал своё место. Всех девятерых он выбирал с тщательной осторожностью: они были чистокровными воинами Стервятников и носили монету этого братства на своих мечах, будучи обязанными ему честью принадлежать к Налетчикам Первой роты. Каждый из них сражал братьев из других Легионов, и амбиции въелись в их кровь так же сильно, как и в кровь их отца. Они были убийцами, мечтающими о лаврах военачальников, без колебаний следовавших за Экаддоном по его пути.

Коридор вновь задрожал, и звук взрыва затмил рев сирен и грохот сабатонов, стучащих по палубе.

— Здесь, – сказал Экаддон, останавливаясь и дергая широкий люк рядом с полом, с которого осыпалась пыль и ржавчина. Отряд занял позиции вдоль стен коридора, выставив оружие в направлениях возможных атак, и Каллус приготовился нырнуть в люк.

— Стоять! Назовись! – раздался резкий оклик позади них и в воксе. Шесть бронированных фигур двигались по коридору в свободном боевом порядке, тусклый желтый свет мерцал от золотого Ока на их наплечниках.

— Назовитесь! – вновь прогремел голос. Капитану он был знаком: Хегрон, лейтенант 17‑й роты, способный и прямолинейный воин.

— Отбой, лейтенант.

Воины остановись, но не опустили оружия.

— Мне не сообщили о вашем присутствии в этом районе корабля, капитан. Все посты в состоянии полной боевой готовности, – отчеканил Хегрон, слегка покачивая головой при виде только что открытого люка. – Более того, в данном районе судна объявлена тревога.

— Это дела Первой роты, – прорычал Экаддон.

Туннель вокруг был погружен во тьму, освещенный лишь сигнальными огнями. Отряд 17-ой всё ещё не двигался.

— Отбой, лейтенант. – Вновь медленно процедил Каллус.

— Вы не были зарегистрированы или связаны с местной тактической сетью, – с непреодолимой категоричностью произнес воин. – Что вы здесь делаете?

Капитан Налетчиков медленно отошел от люка и успокаивающе поднял руку:

— Я не могу тебе ничего сказать, но у нас чертовски мало времени. Надеюсь, ты простишь меня, брат…

С этими словами он выхватил пистолет, молниеносно выстрелив. Боеприпас, вырвавшийся из ствола, был вдвое мощнее стандартного болтерного снаряда: вокруг металлического наконечника был сформированный колпак из керамита, и когда он достигал цели, взрыв трансформировал металл в жидкость, а оболочка превращала взрыв и жидкость в горящую кумулятивную струю. До начала войны их не существовало – в них просто–напросто не было нужды. Зачем нужны были боеприпасы, преследовавшие лишь одну цель: убийство тяжелобронированных Легионес Астартес?

Снаряд ударил Хегрона по латному вороту доспеха чуть ниже шеи. Детонация была подобна мигающей вспышке и реву света, после чего голова лейтенанта отделилась от тела, которое упало, дергаясь в судороге от поразившей плоть взрывной волны.

Какой–то воин открыл ответный огонь.

«Быстро. Жаль так бесславно лишать Легион таких способностей», – подумал Экаддон, откидываясь назад, когда рядом с открытым люком рядом с ним врезался болтерный выстрел, и открывая ответный огонь, когда остальная часть его отделения присоединилась к братоубийству. Они были готовы; отряд 17-ой - нет. Звук стрельбы на мгновение заглушил тревожные сирены, а затем столь же внезапно исчез, оставив лишь эхо. Катуланские Налётчики двинулись вперед, после чего раздались звуки добивающих одиночных выстрелов - по одному на левый глаз каждого бойца.

— Дайте павшим монеты, – жестким голосом произнес Экаддон, вынимая диск отполированного до зеркального блеска металла, и бросая его на изуродованный труп Хегрона. Это был старый обычай, старше самого Легиона; честь, оказанная мертвым, и предупреждение живым, пришедшее прямиком из пропитанных кровью темных тоннелей Хтонии.

— Капитан, – прошипел Кобарак. – Мы не должны…

— Сделай это! – прорычал Экаддон. – Сейчас скверные времена, эпоха жестокой войны. Меньшее, что мы можем – это соблюдать формальности.

Он повернулся обратно к люку. За первым был и второй, меньше и тяжелее, покрытый ржавым налетом. Он пытался открыть его, но лишь ради уверенности в том, что это невозможно – замок явно давно пребывал в нерабочем состоянии.

— Здесь, – отрывисто произнес капитан. – Быстро.

Один из его воинов быстро переместился к нему; мелькнула вспышка, и расплавленный металл начал стекать по двери, испуская дым и падающие хлопья ржавчины. Вой сирен наполнял уши, рот же был сухим от адреналина. Лазерный резак внезапно умолк, и Налетчик отступил назад, позволив Экаддону взяться за штурвал гермодвери.

Но он колебался.

Дыхание обдирало пересохшее горло. Без всяких сомнений он убил Хегрона; в нем не было ни капли страха, когда существо, зовущее себя Тормагеддоном, пришло к нему из небытия, но сейчас он чувствовал, что собирается совершить что–то, имеющее последствия куда более серьезные, чем у всего, что он творил до сего момента. Точка невозврата была пересечена: будущее, ожидающее за этой дверью, вынуждало задаться чрезвычайно простым вопросом – останется ли он вообще в живых?

Каллус выдохнул, рванув дверь на себя. Люк заскрипел, выходя из проема. Капли жидкого металла падали на палубу, когда он раскрылся достаточно широко, чтобы воздух вырвался в пространство снаружи, прежде чем он закрепил его. Где–то на системных мониторах мостика будет мигать желтый сигнал тревоги, отвечающий за контроль внутреннего атмосферного давления, но это уже не имело значения, как и мертвые, которых они оставили во внешнем коридоре.

За проемом гермодвери была лишь холодная темнота нижних палуб, уходившая столь же далеко, насколько простирался взгляд. Экаддон медленно вынул свой клинок, большим пальцем активировав силовое поле, и шагнул сквозь проем. На дисплее шлема мигали предупреждения о низкой температуре, и ничто не двигалось в этом сумрачном мире пыли и ржавчины, встревоженном ложным ветром. Он сделал три крадущихся шага, инстинктивно почувствовав чужое присутствие, и резко вскинул клинок.

Во тьме рядом с ним безмолвно стояла бронированная фигура.

— Капитан, – загадочно произнес Малогарст. Каллус почувствовал в голосе этого извращенного ублюдка намек на насмешку. – А я уже было решил, что ты не придешь.

Лайак

— Ты должен вернуться на войну, Фулгрим, – низким, раскатистым голосом произнес Лоргар, и его слова подобно волне давления покатились по толпе. Некоторые из мутантов упали на колени, другие судорожно дергались, пока их рвало кровью. Золотой ореол раскрылся за плечами Лоргара, когда его психическая сила проявилась в насыщенном варпом воздухе.

Фулгрим лениво извивался; одна его рука перебирала волосы Н’кари, в то время как другая манерно подобрала мокрый красный фрукт с серебряного блюда и протянула его раздувшемуся отродью. Лайак заметил, что лик возвышенного демона был искаженным отголоском собственного лица Фениксийца, откормленной пародией на душераздирающее совершенство примарха. Н’кари жадно съел сочный плод, облизывая его пальцы.

— Сколько времени прошло, брат, с тех пор, как мы разговаривали? И я говорю именно о настоящем разговоре – о рассказанных историях и всех этих маленьких интимных секретиках, которые должны составлять братскую связь? Ах, слишком давно, – он провел неестественно розовым языком по губам. – Может быть… Но с другой стороны, может быть, нет…

— Война, Фулгрим…

— В конце концов, мы ведь вовсе и не братья, не так ли? Даже опарыши, которые появляются на одном гнилом куске мяса, в большей степени являются братьями и сестрами, нежели мы. Сложно заиметь какое–то чувство родства, находясь в пробирке, хотя я и вовсе сомневаюсь, что наш отец старался дать нам хотя бы его подобие – баланс семейной жизни едва ли был для него главным приоритетом.

Лицо Лоргара было совершенно неподвижным, а глаза – немигающими. Лайак чувствовал, как контроль омывает примарха, как ореол сияет всё ярче вокруг его головы.

— Ты был благословлен и возвышен, Фулгрим, – вымолвил он. – Твоя натура такова, какой её желает видеть Темный Принц, и я не оспариваю это. Но я здесь, чтобы вернуть тебя на войну с Ложным Богом, что была оставлена тобой незавершенной.

— Какая война, мой дорогой брат? – существо, некогда бывшее Фениксийцем, нахмурилось, задумчиво проведя пальцем по щеке Н’кари. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Время уже не то, что было раньше.

— Война против Императора. Битва за возвращение Империума в лоно Истинных Богов.

— О да… Та война. Нужно это запомнить. Она уже закончилась?

— Нет, – с улыбкой произнес Лоргар, слегка сузив глаза. – Впрочем, конец уже близок, и именно поэтому я здесь.

— Всё ради Гора, – промурлыкал Фулгрим, довольно наблюдая за тем, как Лоргар закатил глаза, и слизывая алые пятна фруктового сока с пальцев.

— Гор никогда не был первопричиной этого противостояния, – твердо ответил Лоргар. – Это сражение Изначальной Истины и лжи нашего отца.

— Ложь… Ах, я всегда так любил ложь. Что бы вы ни говорили, неужели я должен возвращаться в ваш жалкий век, вновь собрав существ, вырванных Императором из моих чресл, и что?.. – примарх пожал плечами, затем продолжил, взволнованно рыча от ложного ликования. – Я должен стоять плечом к плечу с возлюбленным Магистром Войны, истекая кровью в праведной борьбе, чтобы увидеть, как падет наш отец, рыдая слезами отвергнутого, но отмщенного сына? – ропот смеха пробежал по толпе наблюдавших чудовищ. – О, но ведь это твоя работа, мой дорогой брат!

— Ты отказываешься? – с нажимом процедил Лоргар, отбросив вежливость.

— Отказ. Ох, слишком громко сказано. Правда… – демон–примарх улыбнулся, подбирая слово. – Правда в том, что всё это мне совершенно безразлично.

— А теперь ты лжешь, – усмехнулся Аврелиан.

— Нет… – Фулгрим перевел на брата взгляд с холодной улыбкой и расцветающей злобой в глазах. – Нет, я не лгу. Я уверен, что ты не желал так прискорбно быстро испортить эту встречу, братец, но у тебя это прекрасно получилось. Ох, Луперкаль был бы так недоволен тобою…

— Гор… – осторожно произнес имя Лоргар, и звук сорвался, подобно волне, разбивающейся о камень. – Я здесь не ради него.

— Ох, ты уже говорил что–то подобное раньше, – лукаво промурлыкал Фениксиец. – И я уж было решил, что наш возвышенный, столь любящий истину Уризен не может так легко заигрывать с предательством. Но ведь это даже не просто флирт, не так ли? – его улыбка сияла восхищением. – Расскажи мне больше!

— Гор потерпит неудачу, и все наши деяния обратятся пеплом. Человечество не примет Богов. Тирания и невежество нашего отца восторжествуют.

— Ах, так ты хочешь, чтобы я помог вам предать его. О, Лоргар, я не думал, что в тебе есть что–то подобное! – Фулгрим отпрянул от Н’кари и скользнул вниз по склону к Аврелиану. – И что будет после? Кто займет его место?.. Ох… – он усмехнулся. – Брат, мой милый, милый брат, это ты хочешь взять корону и занять престол? Ныне ты не такой скучный, как я помню. Король—Пастор царства, где боги и смертные живут в союзе, где честолюбие - это праведность, священная энтропия, удушающие объятия и убийства - преданность. Я вижу это… Я вижу это, брат – города из золота и костей, миры, объятые пеплом. Я слышу крики и ощущаю дым пожарищ, – примарх закрыл глаза и откинул голову назад, глубоко вдохнув широкими ноздрями.

— Всё это – не ради меня. Это ради Богов, ради Истины, ради блага всего человечества.

Фулгрим покачнулся на месте, а затем вздохнул, опустив голову, и открывая глаза: влажные, безупречно черные.

— Он умер на Давине, ты знал? Он жив только силами Четырёх. Если Боги откажутся от него, то Гора больше не станет, эхо его существования окончательно пропадет, ​​свет, вспыхивающий на месте его души, исчезнет. – Улыбка Фениксийца стала тусклой и печальной. – Это всё равно что достать кабель питания из машины…

— Победа в этой схватке стоит больше, чем жизнь любого человека. Это цена выше, чем жизнь кого угодно.

— И ты желаешь, чтобы я вернулся к нашему возлюбленному брату, а затем вонзил кинжал в его спину, прежде чем последовать за тобой на Терру? – в словах демона–примарха всё ещё был намек на насмешку, но тон стал неожиданно серьёзным.

— Не только это, Фулгрим, – мягко сказал Лоргар. – Ныне ты един с божественной сутью Темного Принца. Ты сын Ложного Императора, и брат Гора. Куда бы ты ни пошел, всюду с тобой будет пребывать сила твоего повелителя, воплощением которой ты являешься.

— Лесть… Ах, как соблазнительно!.. Но, как я уже сказал, мне всё это безразлично, – некогда прекрасное лицо расплылось в ядовитой улыбке. – Ты действительно всего лишь глупец. Темный Принц не лишал своей милости Луперкаля. Ты всерьёз считаешь, что можешь убить Магистра Войны, а затем укротить верные ему силы? Гордыня - восхитительный грех, но он изничтожит вас, если вы возвыситесь слишком высоко. Посмотри, брат, посмотри, что стало со мной!

— Он падет, – пророкотал Лоргар. Он уже пал. Вот почему мы должны избавиться от него – он слишком слаб, чтобы увидеть конец этого Крестового Похода.

— И ты полагаешь, что другие преклонят колени перед тобой?

— Они преклонят колени перед Богами, что владеют их душами, и именно они принесли мне понимание этого, дабы я мог выполнить их указ. Все мы – дети Истинных Повелителей, и наши братья подчинятся.

— Ты так убежден в этом?

Лицо Лоргара исказила улыбка.

— Я верю.

— Тебе нужно нечто большее, чем эта детская вера, чтобы убедить меня в том, что это не очередная неизящная шутка, лишенная юмора. – Фениксиец развернулся, заскользив обратно к своему роскошному помосту. – Впрочем, я уверен, что мне понравится наблюдать за происходящим.

— Сожалею, Фулгрим, – спокойным голосом произнес Уризен, пока вокруг него, подобно солнцу над горизонтом, поднималось сияние неведомой силы. – Это не тот выбор, который я могу тебе позволить.

Толпа вздрогнула и зашипела в страхе и гневе. Фулгрим яростно повернулся, и белая грива его волос всколыхнулась от внезапного порыва.

+Твоё время пришло, сын мой.+

Психическое послание Лоргара проникло в разум Лайака, переворачивая нутро его разума, словно ключ, открывающий замок.

Он вздохнул. Мысли за его глазами начали кружиться, фрагменты памяти, ощущения и слова начали сливаться воедино.

— Это… возвышенное существо, что является вашим братом – оно может отказаться? – спросил Зарду в своих покоях на «Трисагионе».

— Может, сын мой, – ответил его примарх. – Вот почему ты идешь со мной, и я вновь должен просить твоего прощения.

— Прощения, господин?

— Ты должен нести бремя, которое не могу нести я…

Фулгрим всё ещё разворачивался. Лезвия клинков блестели в его руках. Рты распахнулись в криках восторга и ярости.

В сознании Лайака открылась бездонная пустота. Слова разворачивались во тьме, растягиваясь на струны слогов, которые тянулись из наречий старше человечества в саму вечность. Это был не язык – смертные не могли говорить на нем. Имя, единственное имя, нашептанное кошмарами, обитающими за вратами снов, бесконечное, словно пожирающая себя змея. Он ощущал, как его душа возопила, и фрагменты знаний крупицами вырвались из тех её закоулков, где они были посеяны. Каждый был частью имени, кусочком червя, мучительно проталкивающимся из пустоты в его горло.

Первый слог с кашлем вылетел в воздух с брызгами крови. Камни площади увеселений дрожали. Фулгрим изогнулся, словно под ударом. Время медленно тянулось, и звуки разрезали моменты. Толпа выла в ярости.

Булава Лоргара уже находилась в его руке, освещенная молниями. Ореол вокруг примарха был подобен ауре ревущего пламени. Импульс телепатической команды разорвался, пока другие Несущие Слово рвались к своему господину с оружием наперевес. Актея стояла в тени Аврелиана, а её силуэт был размыт избытком психической силы.

Всё это случилось за долю секунды. Фулгрим был вынужден вскочить и извернуться: он рос в размерах, двигаясь быстрее, чем удар грома, его тело раздувалось от неистового гнева. Небо вспыхнуло чернильной тьмой; свет же в мгновение ока стал ослепительным. Разряды энергии окутали его мускулы, застывая на доспехе, а изогнутые мечи мертвенной хваткой были зажаты в кулаках и вскинуты вверх.

Взгляд демона–примарха застыл на Лайаке, пылая чудовищной яростью. Зарду ощущал всем естеством то, как он проходил сквозь его плоть и доспехи, слой за слоем сдирая защиты, выгравированные на его коже и дрожащие под напором неестественной силы. Оскаленная маска пылала, и он вдруг почувствовал себя маленьким, ничтожным насекомым, бросившим вызов буре.

Тот–что–назывался-Фениксийцем рванулся вперед. Воины Несущих Слово открыли огонь, и в ответ на то орда монстров сорвалась с цепи. Лоргар молниеносно прыгнул вперед, преграждая путь своему демоническому брату, когда Лайак вкусил горькую медь нового расплавленного и извивающегося звука, что проталкивался к его языку – и тогда следующий слог истинного имени Фулгрима вновь расколол воздух.

Аргонис

Ливень сверкал огнем. Детонации вспыхивали под черным покровом, украшая атмосферу ужасающим ожерельем огненных цветов. Экваториальные леса горели от края ночи до границы рассвета. Миллионы деревьев, налитых тяжелыми жизненными соками, пускали клубы дыма в воздух. Сферу планеты окружали зловещие, окутанные тишиной развалины её оборонительных сооружений в виде пояса обглоданных обломков. Военные суда висели низко над планетой: их орудия молчали, пока покрытые шрамами корпуса надвигались на мир под их раздутыми бронированными брюхами. Грозовые тучи вскипели над руинами городов, и грязная молния разорвала небо на лоскуты. Черный от пепла дождь окунул руины в серый цвет, но огни ям, наполненных смертью, всё ещё пылали даже под неистово хлещущими плетьми влаги.

Аргонис смотрел вниз на первую встреченную ими яму. Марево подергивалось на поверхности горящего масла и жира. Макушки и оскаленные лица нескольких черепов вырисовывались из мерзкой жижи и огня. Воздух над ямами мерцал, образовывая узоры в дыму: лица, рты, зубы. Города были переполнены изувеченными телами, порванными на части, и брошенными там же, где они и пали - лишь тот, кто умер с оружием в руках, был достоин находиться в Яме Черепов.

Он видел подобное и раньше, но не в таком масштабе. На Хастрике силы, приведенные к присяге Магистру Войны, выложили тела и головы убиенных под конусообразными насыпями земли и стали пировать их плотью. Обгоревшие черепа, покрытые пеплом, были гирляндами подвешены на портальных кранах, простирающихся над бездонными шахтами. То был ритуал, омерзительная в своей сути кровавая почесть врагу и жертва зарождающемуся богу варпа.

Обломки доспехов, шлемов и лазганов грудами лежали около ям, покрытые кровью и копотью, а в грязи сверкали проблески символов и следы единообразных знаков. Они прошли уже десять пирамид из черепов, каждая из которых была высотой с танк, и он прекрасно понимал, что здесь происходит: отвратительные рассказы Малогарста были достаточно хорошо усвоены, чтобы понимать суть происходящего, и ему это отнюдь не понравилось. Эмиссара беспокоила не бойня, но то, что она собою подразумевала.

— Это проклятый мир, – вслух вымолвил Сын Гора. – Они прокляли его.

Пертурабо ничего не ответил, вглядываясь в падающий навстречу восходящим огням серый дождь.

Железные Воины выстроились на холме, что некогда был зданием. Балки торчали из склона обломков, куски окрашенной штукатурки всё ещё виднелись среди ломаного кирпича. Густая смесь дождя и пепла стекала с доспехов. Половина гранд–роты выстроилась рядом с монструозными фигурами дредноутов; её окружали транспортные средства и сборные укрепления, размещенные и развернутые вокруг холма за считанные минуты с тех пор, как они достигли этого места от зоны высадки – то было более трех часов назад. За всё это время, пока они пересекали десять километров руин, им не встретилось ни одного живого существа.

— Они не придут, – мрачно вымолвил Аргонис. Даже сквозь фильтры шлема он ощущал тяжелый привкус меди, стоявший в воздухе.

— Нет. Они будут здесь, – низким, стальным голосом ответил Пертурабо, глядя на землю, сокрытую за пеленой дождя.

Ещё на краю системы они засекли огни сражения, сенсорные эхо–сигналы от вспышек плазмы и ядерных взрывов по всему спектру. Никто не бросил вызова «Железной Крови» и её сестрам, пока они наступали по направлению к планете: там не было ни пикетов, ни часовых, ожидающих врагов или же друзей, лишь остаточные пятна тепла от мест, где находились ныне испепеленные оборонительные платформы. Флот вошел в пределы досягаемости бортовых орудий задолго до того, как отреагировали корабли Пожирателей Миров. Их было много – по крайней мере, тридцать в пределах видимости, и, вероятно, больше на другой стороне планеты. Они двигались не скоординировано, словно в оцепенении; ощетинившись пушками, но с наполовину неактивными системами наведения.

Самые крупные из них носили имена, облеченные в мрачную репутацию ещё задолго до того, как Теневой Крестовый поход пометил их шрамами, а варп покрыл корпуса багровой патиной. «Завоеватель» был подобен изуродованной королеве разрушений, чье нарядное платье было изорвано, а красота потеряна в паутине шрамов. Он всё ещё был равен «Железной Крови» по размерам, но война не была к нему добра. И всё же исполинский флагман развернулся, чтобы встретить Железных Воинов, похожий на пьяного воина, поднимающегося со стула с мечом наготове.

Суда Пертурабо заняли позиции на самом краю радиуса поражения Пожирателей Миров, приготовив орудийные системы и тщательно распределив все вероятные зоны огневого контакта с потенциальными противниками. Десять тысяч Железных Воинов ожидали воли своего лорда в абордажных капсулах и пусковых ангарах, их оружие было заряжено, а губы стиснуты в стоическом молчании

— Отправь это, – рыкнул Повелитель Железа, приказывая направить сигнал до «Завоевателя».

— Говорит Пертурабо, Повелитель Четвертого Легиона. Я прибыл сюда по указу Магистра Войны Гора Луперкаля, владыки Нового Империума, и принес его волю, как ваш брат по войне и по крови

Ответ пришел неожиданно – изодранный статическими ударами от передачи с планеты на корабль, и последующей – на «Железную Кровь».

— Это место не предназначено для подобных тебе, – прохрипел голос, замирая. – Оставь нас и убирайся.

Сообщение прервалось, и других более не последовало. Корабли Пожирателей Миров не пытались остановить их, и флагман Четвертого Легиона в сопровождении своих сестер вышел на орбиту Наводнения. Они держались поближе, буквально в сотнях метров от судов Железных Воинов, словно дикие псы, бегущие рядом с соперничающей стаей. Воины Пертурабо высадились одной волной в пять тысяч воинов, техника и средства материального обеспечения прорывались сквозь дым и грозовые тучи на поверхность разоренного мира. Аргонис не спрашивал, почему они десантировались в боевых порядках – ответ был очевиден: им, возможно, придется сражаться. После приземления они двигались и разворачивались с грозной быстротой, поражавшей своей эффективностью, за которой эмиссар едва ли мог уследить: бронетехника была развернута, линии оборонительных сооружений и склады боеприпасов – установлены, и за всё это время Пертурабо не проронил ни слова. Весь процесс больше был похож на наблюдение за вращением шестеренок и зубцов исполинской машины

— Мы здесь, чтобы призвать их к Магистру Войны, а не истребить, – сказал Аргонис, получив в ответ долгий, тяжелый взгляд примарха.

— Слова здесь будут неуместны, – наконец ответил Повелитель Железа. – Вскоре ты опробуешь эту сдобренную дождем истину сам. Битва – единственный диалог, который услышит мой брат.

Аргонис лишь покачал головой, собираясь вновь заговорить, когда шипение и скрежет металла заставили его повернуться. Сгорбленная фигура Волька стояла позади Пертурабо, ныне почти столь же высокого роста, как и примарх; рука, усеянная лезвиями, указывала вдаль. Эмиссар посмотрел в этом направлении, но ничего не видел, пока его глаза не уцепились за тень среди серых полос и дыма. Она подходила всё ближе, двигаясь медленно и как–то странно неловко, словно бы заставляя себя не сорваться с места. Шеренга воинов, облаченных в тусклый металл, вскинула оружие, наводясь на фигуру, что неумолимо приближалась всё ближе и ближе. Теперь её можно было разглядеть ещё более четко: одинокий воин, облаченный в шлем и доспехи, залитые кровью и пеплом.

Орудия с визгом захватили новую цель, чтобы накрыть незнакомца, пока тот карабкался на холм, окруженный мрачным молчанием – никто не смел произнести хоть слово. Он остановился у самой нижней цепи укреплений, оглядев простиравшийся бастион и стоящие на позициях орудия с воинами за ними, а затем вскинул взгляд на Пертурабо.

— Уходи, – прохрипел легионер. – Тебя не должно здесь быть! Уходи немедленно!

Аргонис узнал этот голос – когда–то давно он слышал его на полях сражений и командных брифингах, но едва ли мог опознать в этом человеке офицера, которому он принадлежал. При всех стараниях, Сын Гора не смог скрыть удивленного недоумения, прорезавшегося в его вопросе:

— Кхарн?..

Взгляд воина дернулся к Аргонису, но он ничего не ответил. Тяжелые струи воды стекали по забралу его шлема, под стать доспехам покрытого кровью и почерневшего от огня; белый и синий, старые цвета Легиона, почти исчезли под красным и черным - цветами, в которых он был перерожден. Центурион свободно держал свои руки по бокам, и эмиссар увидел, как обнаженная рука подергивается на рукояти огромного цепного топора, гремя цепями. Нет, он совершенно не был похож на того воителя, которого знал Аргонис. Он выглядел как что–то гораздо более хрупкое и куда более опасное, нежели раньше. Пожиратель Миров судорожно вздрогнул, мотая головой, словно пытаясь очистить разум, и с напряжением прохрипел:

— Уходите!

— Мы пришли, неся волю Магистра Войны, – громко отчеканил эмиссар, затмевая голосом шум дождя. – Где твои братья? Где твой лорд–примарх?

Покрытый кровью шлем лишь ещё раз качнулся из стороны в сторону

— Уходите, – цепной топор ожил в обнажённой руке, разбрасывая застрявшие в зубьях куски плоти.

— Ваш флот не будет нам препятствовать, – напирал Аргонис. – Мы пришли, неся зов Луперкаля, первого среди равных - он повелевает вам исполнить предназначенную роль в падении Ложного Империума. Вы призваны к вратам Терры.

Решетка вокса центуриона лишь медленно зашипела от распираемого яростью дыхания.

— Кхарн, послушай меня, – требовательно произнес Сын Гора. – Ангрон должен…

— Он умирает! – взревел Пожиратель Миров, вновь заставляя ожить топор. Казалось, можно было ощутить то усилие, которое он прилагал, чтобы не пустить его в ход. Тяжелое дыхание с хрипением вырывалось из решетки динамика.

— Это всё, что… удерживает его здесь, – он качнул головой в сторону ям, переполненных останками. – Мы сделали это ради него. Я сделал ради него.

Дисплей шлема Аргониса начал подавать сигналы предупреждений, получая информацию из системы ауспиков бронетехники Железных Воинов.

Что–то двигалось к ним за плотным покровом дождя и пламени. Быстрые, многочисленные цели.

— Они придут… – выплюнул Кхарн. Каждое слово давалось ему с усилием. – Если ты не уйдешь… скоро они придут.

Пертурабо лишь слегка повернул голову и кивнул. Железный круг сгруппировался вокруг него, сомкнув щиты. Казалось, что следом сам холм ощетинился пласталью и оружием. Наконец Повелитель Железа дал свой ответ:

— Пускай идут.

Позади Кхарна первый Пожиратель Миров вырвался из завесы дождя, сотрясаясь от яростного рёва.

  Бой Фулгрима и Лоргара

XIV

Экаддон

Сирены вопили во тьме, сливаясь с грохотом и ревом рвущегося в бой корабля. Экаддон бежал сквозь черноту палуб, разрезанную вспышками тревожного алого цвета. Позади хромал Малогарст, за которым в свободном боевом порядке двигались остальные члены отделения. Ситуация принимала крайне неприятный вид: они не просто перемещались по кораблю, что находился под атакой, а вынуждены были действовать с оглядкой на чрезвычайно занимательный факт, который невозможно было выбросить из головы - все, кто находился на борту флагмана, были их потенциальными противниками. Впрочем, выбора у них не было; время и скорость же стали основными факторами их выживания.

— Девятый Легион прорвался сквозь кордоны Семнадцатой роты, – сообщил Кобарак.

— Скверно, – хрипло выдохнул Малогарст. – Скоро эти секции будут наводнены подкреплениями.

Экаддон ничего не ответил.

— Двести метров до шахты лифта, – сказал Кобарак.

— Они перекроют её, как только Девятый прорвется к внутреннему корпусу.

— Все выйдет как надо, если мы сможем добраться до неё в течение следующих пяти минут, – заметил Каллус, наблюдая за танцующими рунами на дисплее шлема, отмечающие путь сквозь корабль. – Техноведьма гарантировала это.

— А если мы пропустим этот промежуток времени? – саркастичным тоном поинтересовался Малогарст.

Экаддон уже было собирался ответить, когда впереди внезапно прогремел взрыв, волна которого с легкостью подняла его, швыряя в стену с треском расколотого керамита. Руны предупреждений и статика наполнили картинку его дисплея перед глазами, когда он упал на пол, мгновенно молниеносно поднявшись, несмотря на темноту в глазах. Падающие обломки металла стучали по его доспехам, когда капитан увидел фигуру, выступающую из разорванного проема шлюза. Свет пламени играл бликами на алых доспехах: словно бы капля крови стекала по центру наплечников вошедшего воина, а его лицо являло собою безмятежную маску из серебра, на которую падал свет молнии, окутывающей от кончика до гарды меч, бросающий также капли сияния на крылатый череп по центру кирасы - символ, с недавних пор распространенный среди Легионов, всё ещё преданных Императору.

«Пакс Империалис» - так они его называли, и Астартес, что носил его, был воином IX Легиона, сыном Кровавого Ангела Сангвиния.

Калус вскинул болт–пистолет, пытаясь опередить противника, когда клинок легионера Девятого рассек ствольную коробку оружия, и взрыв от детонации боеприпасов разорвал руку капитана Налетчиков. Боль пронзила на мгновение всё его естество, прежде чем его усовершенствованное тело её погасило. Экаддон неловко отступил назад, чтобы избежать второго удара Кровавого Ангела.

Часть его даже успела поразиться скорости и плавности движений соперника, пока уцелевшая рука выхватывала силовой клинок. Кровь брызнула из обрубка изуродованного запястья, когда Каллус пришел в движение. Его братья всё ещё двигались в коридоре позади, но сейчас это совершенно не имело никакого значения. Да, хоть он и был полководцем, военачальником, но в этот момент важнее было то, что он был ещё и истинным сыном Хтонии. Сыном Гора. Он был смертью - быстрой и жестокой, приходящей из тьмы без любых колебаний; именно эти кровавые знания он впитал с молоком матери в сумраке родного мира, и именно это сделало его тем, кем он являлся - и не подвело его сейчас.

Окутанный молнией клинок пролетел, когда один из Катуланских Налетчиков выстрелил, заставив Кровавого Ангела пошатнуться от попадания. Легионер вскинул меч вверх, намереваясь рассечь Экаддона от шеи до бедра, и, возможно, успел бы осуществить задуманное, начни он действовать мгновением раньше.

Каллус прыжком сорвал дистанцию, блокируя меч, и одновременно ударив локтем изувеченной руки в серебряную маску врага, вонзил в него клинок.

Происходящее оживляло воспоминания и вызывало ностальгию по старым временам, когда он и Аргонис выходили из мрака туннелей с окровавленными руками, бросая погребальные монеты у ног своего вождя.

Керамит и кость разошлись под силовым полем ножа. Шквал болтерного огня вырвался из разрушенного шлюза, через который появился Кровавый Ангел - там были и другие фигуры в красных доспехах. Экаддон отбросил сына Сангвиния назад, вновь нанося удар, и кровь с шипением испарялась на силовом поле клинка. Два Катуланских Налетчика двигались позади него, стреляя над наплечниками, когда он толчками отбрасывал умирающего легионера назад, заставляя врезаться в товарищей по отряду.

— Гранаты, – взревел Каллус в вокс, разворачиваясь обратно в коридор. Мгновение спустя мимо него пролетело три гранаты, а спустя ещё секунду взрыв пронесся мимо в виде струй племени.

— Уходим, немедленно!

Он рванул вперед, оглядываясь, чтобы убедиться, что Малогарст все еще с ними; захламленное пространство палубы превращало движение в бег с препятствиями.

— Мы… мы должны добраться до подъемника… – с усилием прохрипел Кривой.

— Я знаю! – рыкнул Экаддон.

Из дыма и пламени за их спинами стремительно выбирались закованные в алый керамит воины, моментально открывая огонь по бегущим Налетчикам, и сразив одного из них.

— Капитан, – выкрикнул в вокс Кобарак. – Первичный командный сигнал указывает, что лорд Кибре направил на абордаж вражеских звездных фортов две трети Юстаэринцев. В данный момент они движутся в камеры телепортации.

«Идеальный момент», - подумал Экаддон. Он не знал, как Малогарст и демон создали столь удачные условия.

— Это не имеет никакого значения, если мы не достигнем тронного зала, – процедил Малогарст, словно бы отвечая на его мысли.

Из–за спины доносилось всё больше выстрелов и Каллус оглянулся назад. Замыкающая пара отделения припала на одно колено по обе стороны от прохода, синхронно выпуская очереди по противнику; на палубе коридора лежали блестящие от крови трупы легионеров Девятого.

Противовзрывные двери подъемника, окрашенные в черно–желтые шевроны, находились буквально в десяти шагах, и Малогарст замедлился. Кобарак пробежал мимо него к элементам управления.

— Они не откроются, – спустя несколько мгновений произнес он.

— Техноведьма нас предала! – прорычал Экаддон. Болеутоляющие уже почти не действовали, и изувеченная кисть все сильнее давала знать о себе.

Кобарак лишь покачал головой, быстро перемещая пальцы по клавишам управления на панели рядом с дверями.

— Кто–то отменил подъем. Лифт движется… Он спускается к нам.

Капитан повернулся, вопросительно глядя на Малогарста, когда из зева прохода, откуда они пришли, раздался грохот.

Оба его воина всё ещё стреляли в Кровавых Ангелов, но что–то большое двигалось в дыме и пламени посреди взрывов болтов. Палуба вновь затряслась и Каллус ощутил, как вибрация проходит сквозь его тело, заставляя зубы стучать. Он прекрасно знал это ощущение, преследовавшее его на сотнях полей сражений.

— Дредноут! – крикнул он, когда язык пламени рванул из коридора, превращая обоих стрелков в месиво из костей и доспехов. Рев затопил уши Экаддона мурлыкающим визгом, когда линия огня достигла его позиции.

Исполин шагнул сквозь дымовую завесу. Его вид не претендовал на подражание человеческому облику: бронированный торс представлял собой блок механизмов, установленный на поршневые опоры. Среди ожогов и попаданий от пуль блестели, словно серебро, капли крови. Пушка, установленная на правой руке, размылась, стремительно вращаясь.

Экаддон рванул в сторону за мгновение до того, как полетели снаряды. Малогарст был не так быстр; попадания разорвали его левую ногу, и он упал, разбрызгивая кровь. Другого члена отделения выстрелы просто словно бы разрезали надвое.

Калус перекатился по палубе и подбежал к дверям подъемника. Кобарак всё ещё работал с пультом, даже не пытаясь скрыться от взора ворвавшейся на их позиции машины.

— Лифт почти здесь, – флегматично сказал он. – Я не могу это изменить.

— Без разницы, просто открой эти чертовы двери! – крикнул Экаддон.

Пушка замолчала, издавая шипение охлаждающей жидкости, и дредноут двинулся вперед, грохоча поршнями. В коридоре позади него, скрываясь за бронированной тушей, сгруппировались Кровавые Ангелы.

Оставшиеся Налетчики открыли огонь по механическому чудовищу, но болты лишь бессильно детонировали на толстых плитах брони; автозагрузчик в его многоствольном орудии со стуком металла закончил перезарядку.

Экаддон выдавил горькую улыбку, скрытую от мира лицевым щитком шлема. Вот так всё бесславно закончилось: не в битве среди сердца царства Императора, без клинка в руке или предательского болта в спину - а здесь, во всеми забытом коридоре; он был разочарован и разбит таким поворотом событий.

Рядом звякнули двери лифта, и начали открываться; дредноут же, казалось, замер, его большая часть дернулась, когда он начал выбирать новую жертву, и мороз неожиданно пробежал по коже Экаддона. Из проема подъемника вышли фигуры в доспехах, покрытых сажей, а под их ногами стремительно растекался лед; сочленения брони и их глазные линзы сияли потусторонним светом, а привкус крови наполнил рот, стоило лишь бросить на них взгляд.

Пришельцев было лишь трое, но казалось, что они заполнили собою всё пространство. То были Луперки - воины, в чьих сердцах восстали демоны, обитавшие в их душах. Жуткие когти росли из их рук; шлемы растрескались, вытянувшись, и на их лицевых пластинах раскрылись пасти с клыками из обожженного железа, пышущие жаром самого ада.

Во главе их стоял воин с непокрытой головой, но его сложно было узнать - черты лица Граэля Ноктюа почти исчезли.

Ухмыляющийся череп светился из–под полупрозрачной кожи, а изо лба пробивались двойные рога; казалось, сам свет дрожал на его пути.

— Смерть, – прошипел Тормагеддон голосом, от которого засвербело в затылке, и все трое прыгнули вперед.

Дредноут дал залп, окатывая пространство огнем орудия. Латунь гильз звенела, ударяясь о палубу, но было уже слишком поздно: Луперки двигались, как одно целое, растопырив когтистые ноги в прыжке, казалось, что их доспехи тянулись в такт движениям, словно кожа, а снаряды попадали в них, бесследно поглощенные демоническими телами.

Череп Экаддона затопил вопль и на мгновение ему показалось, что во тьме вокруг трех одаренных Богами воинов он видит кричащие призрачные лица, поглощающие выстрелы многоствольного орудия.

Существа с двумя душами достигли механического исполина и дредноут повернулся, занося поршневой кулак для удара. Очереди болтерного огня Кровавых Ангелов ударили вслепую, пытаясь защитить машину, но было уже слишком поздно - Луперки приземлились на его передней части. Машина изогнулась, пытаясь сбросить их, но когти уже вошли в плиты брони; алая краска вздулась и вскипела, когда они принялись рвать её, заставляя тело гиганта истекать маслом, сыпля вспышками искр.

Экаддон поднялся, сжимая в руке нож, хотя его голова разрывалась наполнявшими её криками и стенанием собственного тела от полученных ран.

Тормагеддон не спеша заскользил мимо, вновь подбираясь к дредноуту. На секунду Каллус ощутил инстинктивный позыв вонзить клинок в горло этого существа и двоедушный повернул голову, чтобы посмотреть на него: под его кожей струился огонь, а чернота наполняла глазницы.

— Малогарст, – рыкнул он. Экаддон обернулся, устремив взгляд на место, где последний раз видел Кривого, и увидел блестящую черную лужу, которая становилась все шире.

Он все еще был жив, цепляясь окровавленными пальцами руки за стену, и Каллус побежал к нему.

Краем глаза он увидел, как Тормагеддон хищно переместился поближе к дредноуту, набирая скорость, и покрытая молниями волна давления потоком пошла перед ним. Машине тем временем удалось сжать кулак вокруг одного из Луперков. Стальные пальцы сомкнулись, разрушая броню, превращая в кашу искаженную плоть, вспыхнувшую неестественным светом.

Экаддон подбежал к Малогарсту, падая на колени. Тот не издавал никаких звуков, и капитан снял его шлем. Лицо Кривого было бледным, а глаза закрыты. Свежая струйка крови стекала по подбородку из уголка его рта.

— Малогарст, старый ублюдок, сейчас не время умирать!

Атональный вопль заполнил собою коридор, Налетчик оглянулся, увидев, что Тормагеддон достиг дредноута. Его руки стали пучками мерцающих лезвий, а воздух вокруг был вихрем красного размазанного света. Два других Луперка спрыгнули с корпуса машины за мгновение до удара.

Железный исполин был иссечен когтями и измят, но всё же ударил кулаком по новому врагу. Двоедушный встретил опасность невидимой волной, врезавшейся в дредноут. Кулак дрогнул, словно бы пробиваясь сквозь скалу.

— Каллус… – шепот дотянулся до Экаддона, и его взгляд снова обратился к Малогарсту, бледные веки которого распахнулись, обнажив наполненные болью глаза. – Подними меня, Каллус… Отведи в тронный зал.

Мгновение капитан не двигался. Возможно, дело было в звуках его имени, столь странно звучавших из уст Кривого, возможно - в усилии и контроле, который он ощущал в этой просьбе, но было что–то еще, что он чувствовал, но чего не понимал.

— Тогда вставай, – прорычал Экаддон, подкладывая руку под плечо Малогарста. Свежая кровь полилась из разорванного обрубка его левой ноги. Оказалось, что в нижней части живота тоже были грубые рваные раны с торчащими осколками керамита и мяса. Смертный был бы уже мертв еще при первых попаданиях - и не было секретом, что Легионес Астартес тоже. Но Кривой все еще булькал кровавой пеной изо рта, и напрягался, чтобы перенести вес на оставшуюся ногу.

«Всё ещё хуже, чем я предполагал», – подумал Каллус.

— Хтония не рождает детей, которые умирают легко, не так ли? - с окровавленным оскалом прохрипел Малогарст, словно отвечая на его мысли.

— Заткнись и пошевеливайся, – рыкнул капитан Первой. Они медленно приближались к дверям подъемника, оставляя за собой смазанную дорожку крови.

Позади вспыхнул свет, и Экаддон увидел вырывающийся из саркофага дредноута кулак, брызги крови и амниотической жидкости. Поршни конечностей машины сжались с последними импульсами умирающего разума воина внутри и теперь Луперки оказались среди Кровавых Ангелов, сея хаос и смерть.

Тормагеддон стоял на корпусе поверженной машины, уставившись на Кривого.

— Ступай, – зашипел он. – Мы последуем за вами.

— Мне… следовало… – захрипел Малогарст, растягивая от боли слова.

Экаддон затащил его на платформу подъемника и четыре бойца из его отряда забежали следом, не прекращая вести огонь в кровавую свалку, устроенную Луперками в коридоре. Капитан с удовлетворением отметил, что Кобарак был среди выживших.

— Что… Что касается Хтонии… Мне следовало оставить тебя и твоего брата во тьме, – с ухмылкой процедил Малогарст губами, покрытыми кровавой пеной. – Когда ты пытался забрать мой глаз. В водосточных желобах. Я должен был сломать твою хрупкую шею.

— Тогда некому было бы тащить твою проклятую тушу через весь чертов корабль, – прорычал Экаддон, приводя подъемник в движение.

Лайак

— Ныне он - благословенное создание, – сказал Лоргар. – Он един с Владыками Хаоса, сама его сущность переплетена с божественным.

Лайак слушал, задержав дыхание, ощущая, как нити вариантов будущего разворачиваются в его уме.

— Вы хотите узнать его истинное имя, – прошептал Багряный Апостол. – Вы хотите знать имя, с которым связана душа Фулгрима.

— Мой брат - то, что непросветленный назвал бы демоном. Его существо теперь является частью силы самих Богов. Принц Наслаждений сделал его ангелом высшего порядка, и подобное могущество доступно лишь самой малой толике Нерожденных, но с этим вознесением приходят и законы, которым подчинены все создания Истинных Богов.

— Узнать его имя будет не столь уж и легко…

— Мы уже знаем его, – мягко произнес Уризен, и за ним отворились двери в святилище Лайака. Тридцать шесть рабов вошли в комнату, звеня цепями из серебра и холодного железа на лодыжках, запястьях, и шеях. Стигматы покрывали их плоть извилистыми узорами, а сами они смеялись и рыдали в движении.

— Оно здесь, рассеченное на фрагменты, и удерживается в мыслях этих благословенных душ.

— Но иметь в своём разуме истинное имя… Подобная сила опустошит душу любого, кто осмелится произнести его. Если существо, знающее, как был наречен Фулгрим, приблизится к нему, то моментально раскроет себя.

— Вот почему это должен быть ты, сын мой…

Фулгрим вырвался вперед, раскрывая крылья из–за своих плеч. Он всё еще рос, когда он двигался, словно пятно света, не имеющее границ. Позади него Н’кари сползал с помоста, и его лицо являло собою маску восторженной ярости.

Они не продержатся здесь достаточно долго - даже без трансцендентной силы Фулгрима им противостоял целый с городом, а то и вовсе мир. Все благословленные воины Семнадцатого умрут, и их души навсегда будут пленены во власти вечной агонии. Единственный шанс выжить - это произнести имя, что вырывалось из его разума. Лоргар осознавал это, подумалось Лайаку: потому он и взял с собою столь малое число воинов. Он усыпил внимание Фулгрима собственной уязвимостью, дезориентировал своего демонического родича, спрятав свое настоящее оружие за ликом маски Лайака, скрывающую пустоту внутри его души. Это действительно сработало, но у Зарду было достаточно возможностей умереть в те краткие мгновения, между которыми он с кровью выплевывал из себя истинное имя.

Болтерные очереди Несущих Слово. Взрывы разрывали плоть Фулгрима, а его тело истекало струями крови цвета индиго, что в мгновение ока превращалась в мерцающий дым. Телекинетическая сила волной сорвалась с конечности павшего примарха, сбив троих воинов Аврелиана с ног, и раздавила их, словно перезревший плод. Невидимая стена давления врезалась в следующего легионера, но её встретил купол золотого света, и противоборствующая психическая мощь столкнулась во вспышке ослепительного сияния. Лоргар шагнул вперед с поднятой левой рукой, опустив булаву; Фулгрим же с шипением молний стремительно атаковал, заставляя сам воздух вокруг него кричать от переизбытка божественных сил. Изогнутые мечи стали размытым ореолом, падающим вниз для удара; в ответ Уризен воздел палицу, и тени развернулись от него, распространяясь по земле и воздуху. Клинки Фулгрима опустились вниз, и сумрачные силуэты встретили их в движении.

Зрение Лайака потемнело, когда воздух разорвали новые осколки истинного имени. Его поры потели кровью, а тело тряслось, содрогаясь от удушья.

— Ты желал силы богов, – шипел в его голове напитанный злобой голос. – Познай же силу собственной алчности.

— Нет, – раздался твердый ответ, поднимающийся из пустоты, где изначальное имя было спрятано в его душе. –Я никогда не желал ничего от ложных богов. Я…

Багряный Апостол почувствовал, как его колени подогнулись; посох медленно выскользнул из пальцев. В этот миг он слышал рев потусторонних голосов и вой самой реальности.

Зарду моргнул, пытаясь сфокусироваться. Фулгрим вращался вокруг и над Лоргаром, скользя между воздухом и землей, высмеивая само существование гравитации, делая выпад за выпадом, заставляя Аврелиана отступать назад под ударами кривых мечей. Булава была подобна размытому вокруг примарха пятну и удары молний вспыхивали там, где палица сталкивалась с клинками змееподобного брата–демона, но даже нечеловеческая скоростью Лоргара не спасла бы его от неизбежного поражения, будь это лишь битвой оружия: воздух между ними корчился от теней и пронзительного сияния, удары мечей исчезали в складках света, и осколки психического льда падали во вспышках огня.

Н'кари медленно крался вперед, утягивая за собою толпу, окружающую его воющим потоком. Лайак видел, как группа людей, покрытых ранами, и укутанных в мягкие шелка, опасно приблизилась к шторму вокруг Фулгрима и Лоргара. Их души вырвались из тел и алым потоком света закручивались в воздухе, пока трупы падали, превращаясь в мягкую жижу под ногами и копытами следовавших за ними существ.

Высокие твари с бычьими головами и намасленными мускулами взревели, воздевая орудия с рифлеными стволами. Конусы оглушительного шума вырвались из их стволов и два Несущих Слово пали, смятые в груды изломанной плоти и керамита.

— Мой путь не окончится здесь, – закричала Актея. Она стояла, выпрямив спину, с высоко поднятой головой, а на лице её был написан вызов. Ее психическая мощь внезапно вспыхнула, пылая, словно раскаленный металл, и зрение Лайака потускнело от ослепляющей яркости. Монстры в толпе буквально валились на землю, их глаза кипели, стекая по обгоревшим лицам.

— Это не предначертано, – вновь возопила она. – Я не закончу здесь своих дней!

Еще одно звено в адской цепочке демонического имени Фулгрима вырвалось наружу; он вздрогнул и, пошатнувшись, замер на месте. Уризен мгновенно нанес удар, и ароматная кровь брызнула в стороны, смешиваясь с перламутровыми чешуйками, когда булава пробила броню.

Зарду видел всё меньше и меньше, перестав контролировать иссыхающую нить слогов, которую он едва ли мог удержать.

Существа с ногами, похожими на пружины, прыгали впереди, щелкая клешнями, и одаряя врагов оскаленными улыбками. Один из них ударил когтистой рукой по шее легионера, влетев в истощенный кордон Несущих Слово и приземлившись в шаге от Лайака, все еще замершего на коленях, поскольку нечестивое имя извергалось из его разума. Тварь смотрела на него изумительными, словно изумруды, сине–зелеными глазами, откидывая руки назад, чтобы нанести смертельный удар, когда рядом, казалось, возопил металл.

Размытая тень, движение, застывший воздух.

Второй крик. Плоть распыляется в пепел.

Кулнар стоял над ним. Раб Меча достал свой клинок, извлеченный близнецом из высушенного трупа существа в мир жажды и опустошения, смеялся, разбрызгивая кровь. Броня Раба треснула, когда он начал расти, посыпая землю красными углями и серым пеплом из светящихся трещин. Его рука слилась с рукоятью оружия, покрытой теперь обугленной плотью. Меч изгибаясь вытянулся, ухмыляясь черными железными зубами, всасывающими свет.

Хебек встал рядом со своим братом; керамит его доспехов был пробит шипами, а черная сажа хлопьями летела от него в беге, крушащем мраморные плиты подошвами сабатонов.

Даже движимая волей Н’кари, толпа буквально запнулась перед этой парой. Поток чудовищ разделился надвое, встретив клин, и Кулнар с Хебеком начали бойню. Тела разрывались, плоть горела, рассеченная на куски. Гигант с головой быка взревел и ударил Хебека мясницким крюком, сокрушившим броню и вонзившимся в его плечо; мутант с триумфом взревел и откинулся назад всем своим весом, и Раб Меча по инерции вонзил клинок ему в грудь, превращая триумфальный крик превратился в вопли ужаса. Лайак уже видел это раньше - то было первым знанием о проклятых мечах, стенавших от вечного голода. Зверя скрутило, мускулы и плоть впали внутрь, рассыпаясь и увядая.

Ропот страха пронзил орду. Даже сквозь рев истинного имени, наполняющего разум и уши, Багряный Апостол мог слышать их и понимать их.

— Анакатис! – раздался крик, эхом перекликаясь с реальностью и имматериумом. – Анакатис! Анакатис!

Даже здесь, в самом сердце Ока Ужаса, помнили эти мечи и то, какую кошмарную смерть приносило их присутствие.

Лайака вырвало новым потоком звуков. Фулгрим отступил назад, дрожа и сжимаясь под ударами Лоргара, наносящего удар за ударом. Зарду ощущал последний слог имени, сидящий в глубине его души, словно раскаленный уголь; он был так близко, что, казалось, можно было ощутить его вкус, отдающий нотками меда и сырого мяса, что было совершенно невозможным. Он видел серый доспех и чувствовал жар костра, что превращал в пепел вереницы ложных богов, улетавших в ночное небо на языках пламени.

«Мы сжигаем прошлое, дабы сотворить будущее», – произнес голос в голове, принесенный волной нарастающей боли; отголоски и образы липли к его разуму, словно слизь.

Он почувствовал, как последний слог комком рвоты выползает из его гортани, и картина битвы вновь пришла в движение. Лучи света проносились по воздуху, превращая скопище монстров в кровавые ошметки, лишенные жизни руками последних оставшихся сыновей Лоргара. Фулгрим с трудом поднимался с земли, сжимая мечи в многочисленных руках, волоча за спиной рваные одежды и окровавленные крылья. Телесные жидкости покрывали багряный доспех Уризена, и он шагнул вперед, сузив глаза и воздевая булаву для удара. Навершие пало на демонического примарха, словно комета, несущая за собою хвост пламени в ночном небе. Фулгрим встретил удар скрещенными мечами, отброшенный назад его сокрушающей силой, и темная пурпурная кровь потекла по земле.

Н’кари вопила. До сих пор супруга существа, некогда именуемого Фениксийцем, не вмешивалась в сражение полубогов, но это время прошло. Возвышенный демон сбросил свою прежнюю форму, и груды плоти складками лежали на мраморе площади. Пухлое лицо, насмешка над былой красотой Третьего примарха, исчезло. Мышцы кнутами обвивали длинные конечности, покрытые белой кожей, а из головы появились массивные, похожие на стекло рога. Аура света мерцала и дрожала, обволакивая его, и причиняя боль любым глазам, посмевшим бросить взгляд.

Лоргар выпрямился, встречая демона рукой, словно бы поднятой в приветствии; Фулгрим зашевелился у его ног, чтобы вновь поднять своё окровавленное тело.

…И тогда Лайак произнес последний слог имени.

Аргонис

Это напоминало волну прилива, окрашенную в алый с прожилками белого. Смешанная с пеплом и кровью вода плескалась под сабатонами атакующих воинов, рвущихся к холму буквально со всех сторон, ревущих от ярости под звон пустых черепов и цепей - это была не армия, а стихия, движимая жаждой убийства. Аргонис видел и другие силуэты среди Пожирателей Миров: призрачных существ, парящих среди серого ливня, сгорбленные собачьи фигуры, покрытые блестящим мехом и латунной чешуей, при одном лишь взгляде на которых череп пронзала внезапная боль. Огонь стрелкового оружия выплеснулся ответной волной стали, рассекающей атаковавших берсерков, нестройными рядами начавших штурм укреплений, швыряя гранаты, детонирующие среди Железных Воинов. Вспышка раскаленной плазмы мелькнула над головой Аргониса, отрывая механическую руку одного из автоматонов Железного круга. Несмотря на всю ярость, атака не представляла собой серьезной угрозы: это была лишь неорганизованная, лишенная точности пальба без какой–либо серьезной огневой поддержки и дисциплины.

Воины Пертурабо на мгновение словно бы замерли, корректируя схему стрельбы, а затем дали залп, словно единое целое, и ураган болтерных выстрелов и вспышек энергии вскоре мог бы составить конкуренцию вечному этой планеты. Это был не залповый огонь - каждая цель тщательно подбиралась и дотошно уничтожалась. Аргонис видел, как выстрелы рвут существ, бегущих рядом с Пожирателями Миров: пылающий медный зверь, чей череп во вспышке взрыва пронзил плазменный луч, расшвыривая бегущих рядом обезумевших легионеров. Поток света вырвался из лазерной пушки и протянулся к чудовищу с шакальей головой, но существо с противоестественной скоростью прыгнуло вперед, избежав смерти, и мерцающая дуга пронзила трех воинов, что бежали за ним следом, со слоем распыленного вещества.

Умирающие демоны терзали души рвущихся вперёд воинов, с воем исчезая из бытия - в огневой схеме они имели значение приоритетных целей, но речь шла о чем–то менее банальном, чем просто убийство - Железные Воины в буквальном смысле лишали силы этот ревущий поток ярости.

Первые Пожиратели Миров достигли подъема на холм, и Четвертый Легион прекратил огонь.

— Сейчас! – закричал Пертурабо, и взрывы на мгновение украли все звуки из мира вокруг. Земля между Пожирателями Миров и первой линией Железных Воинов вздымалась, словно стена, зависшая на несколько секунд, и рухнувшая в каскаде грязи и пепла обратно вниз.

Ближайшие Пожиратели Миров были охвачены столь сильным безумием, что с разбега валились в ров, открытый взрывом под их ногами. Аргонис слышал неистовый рев, когда они боролись, карабкаясь из ямы наружу; некоторые же в момент детонации находились рядом с самими зарядами, в мгновение ока превращенные в груды плоти и керамита.

Их гнев был слеп хоть к чему–то, кроме зова Гвоздей Мясника, пульсирующего в черепах, и отчаянной жажды убивать.

— Вторая конфигурация, – отчеканил Пертурабо, и голос ревущим эхом разошелся по холму. Железные Воины пришли в движение: отряды бойцов с высокими абордажными щитами вышли вперед на новые позиции вместе с танками, образуя стену из взаимосвязанных стальных барьеров. Тысячи легионеров, укреплений и машин в мгновение ока поменяли дислокацию, встречая врагов. Когда первые Пожиратели Миров вышли из ям, они увидели не просто стену, а открытые коридоры щитов и площадок, ведущих дальше по склону.

Лишь воин, мечтавший о собственной смерти, мог шагнуть в столь очевидную ловушку. Через всю историю человечества протянулись вереницы армий, сгоревших в собственном боевом безумии, но сыны Ангрона ныне имели благословение самого Бога Войны и Крови, живя лишь во имя убийства и смерти.

Одичавшие легионеры продолжали стрелять, но Железные Воины все еще не открывали ответного огня; их лорд сохранял молчание, и они не смели идти против воли примарха. Для большинства подобная тактика была бы самоубийством, но эти воины долгие годы сражались в условиях дефицита боеприпасов, ведя жестокие войны на истощение: они встретили этот убийственный поток стеной каленого железа и напряженных мышц. Отряды щитоносцев закончили построение за краткий миг до того, как Пожиратели Миров нанесли удар, врезаясь в толстые пластины брони с чудовищной силой и инерцией, яростно рубя силовым оружием возникшее препятствие. Некоторые Железные Воины пали, но бреши в стене мгновенно закрывались, булавами и кулаками выталкивая безумцев обратно в прилив.

Берсеркер - обмотанный в цепи и вопящий сквозь оскаленную пасть ротовой вокс–решетки стилизованного под череп шлема разбежался, в прыжке цепляясь топором за верх одного из укреплений, перевалился на другую сторону. На это мгновенно среагировал Железный Воин, с размаха атакуя легионера двуручным молотом; Пожиратель Миров вскинул руку в цепях, чтобы встретить удар. Кость и керамит буквально испарились во вспышке силового поля, и берсеркер просто–напросто отбросил останки своей разбитой руки в сторону, свисающими с доспеха цепями обматывая оголовье молота, со всех сил потянув её на себя; Железный Воин дернулся вперед, все еще держась за оружие, и Пожиратель Миров впечатал свой шлем в его лицевую панель. Осколки брызнули от разбитых окуляров, и легионер Четвертого пошатнулся, пытаясь прийти в себя, когда зубья цепного топора вонзились в его шею. Пожиратель Миров вскинул оружие к небу, и рев из его глотки был подобен раскату грома.

Аргонис наблюдал за бесстрастным взглядом Пертурабо, смотревшим, как умирают его сыновья и как их кровь смешивается с грязью под шум усиливающегося дождя, чьи крупные капли стали совершенно черными.

— Третья конфигурация, – раздался в воксе голос Повелителя Железа, и его воины вновь двинулись, отступая, меняя положение и закрывая разрывы в линиях обороны. Отряды Железных Воинов ещё глубже погрязли в багровой волне атакующих, и сверху ход битвы казался цветком; Гранд–рота стойко приняла на себя ярость приступа XII Легиона. Доспехи всех тех, кто находился на обломках холма, были покрыты кровью и забиты пеплом, и все же Пожиратели Миров раз за разом накатывали на холм, чтобы разбиться о сталь лабиринта щитов, танков и сборных укреплений.

Аргонис видел, как на одной из позиций стена сдалась под тяжестью ударов, и как удерживающих её легионеров буквально затаптывали, разрывали на части за ним. Словно бы в замедленном движении он смотрел, как из–под туш палачей в мольбе к сотоварищам вырывается перчатка из неокрашенного железа, и как лезвие цепного меча превращает её в окровавленный обрубок, похожий на пень.

По всему холму линии обороны, возведенные воинами Пертурабо буквально трещали, прогибаясь под напором слепого неистовства.

— Мы не выстоим дольше, – бесстрастно произнес Форрикс. – Дайте приказ об отступлении, мой лорд.

Пертурабо лишь покачал головой.

— Он идет.

— Откуда ты это знаешь? – раздраженно спросил Аргонис.

Примарх ничего не ответил. Эмиссар от неожиданности вскинул голову, когда небо вспыхнуло. Пучки молний паутиной покрывали небо, взревевшее вдруг от ярости грома, а затем еще и еще, пока отдельные крики не слились, став единым звуком. Облака распухли и вздымались, окрасившись в красное и черное, пламенно–желтое и серое.

— Он… – раздался хрип откуда–то из–за спины, и Аргонис увидел, как Вольк поднял голову к небесам, глядя на них с приоткрытым ртом. Густой дождь стекал по его лицу, а хромированные глаза горели отраженными отсветами молний. Вдруг все его тело зарычало от звуков заряжающегося оружия, и накладывающихся пластин брони. – Он здесь. Алый Ангел Пришел.

Тень двигалась по потолку небосвода, черное пятно среди огненных пятен облаков, и крики Пожирателей Миров стали единым воплем, когда они сокрушали и убивали Железных Воинов. Тень в небе росла и росла, но Пертурабо не реагировал. Эмиссар Гора вдруг понял, что глаза примарха были плотно закрыты.

Небеса раскололись, закручивая толстые канаты молний, когда в потоке вихря на землю упала фигура с распростертыми тугими и потрепанными штормом кожаными крыльями. Латунная броня покрывала тугие мышцы, покрытые кровью, а из–за головы текла грива кабелей.

Аргонис смотрел на него, ощущая натужный вопль страха, призывающего инстинкты сорваться с места, и бежать. Неоновое свечение пронзило его глаза, а запах раскаленного металла и сырого мяса наполнил рот, вызывая ком тошноты в горле. Он не ощущал своих рук или того, как пальцы слабо сжимают оружие, казавшееся теперь столь смешным и бесполезным.

Взгляд чудовища окинул холм, и Пертурабо открыл глаза. Оружие на его доспехе было заряжено и готово к бою, и пластины металла развернулись, закрывая все вероятно уязвимые места на толстой броне. Плоский шлем накрыл лицо примарха, бдительно наблюдая за мертвыми машинными глазами. Вольк стоял рядом с ним, не сильно отличаясь по размерам от Повелителя Железа.

Лорд Четвертого Легиона поднял голову, разглядывая ангела кровопролития, некогда бывшего его братом.

— Четвертая конфигурация, – спокойно произнес Пертурабо.

XV

Малогарст

Свет и тьма, тьма и свет разрезаны на тонкие полосы мимолетными мгновениями. Свет… Тьма… Свет…

— Мал?

Должно быть, он упал без сознания на пол туннеля. Он вспомнил кровь. Очень, очень много крови.

— Это смертельная рана, – сказал Кривой, держа перемазанную алым руку перед глазами. Тени туннеля сдвинулись и поплыли перед ним. По–хтонийски заплетенный узел волос липкими спутанными прядями свисал на шее и спине. Где он? Вернулся ли он с территорий Герага? Или же он ошибается - ведь он не узнал этот туннель и не увидел никаких отметин на стене?

Поблизости раздался скрежет металла по камню, и он обернулся, ища источник звука.

— Мал. Улланор, Мал. Я должен…

Стрельба вырвала его из грез прямо в объятия болезненной реальности.

Экаддон пригнувшись тащил его по палубе, стреляя из пистолета. В темноте над ними простерлись лохмотья знамен, пробуждающие воспоминания о давно прошедших войнах. Линии болтерного огня вспышками тянулись к ним из тьмы, и он мог видеть воинов в черных доспехах, за которыми можно было разглядеть трон.

Трон…

Фигура на троне, склонившая голову, словно завернутая в саван ночи.

— Мал…

Вспышка света пронеслась за огромным куполом иллюминатора, мерцая огненными цветами пустотной войны.

Экаддон согнулся ещё сильнее, и потащил Малогарста за ближайшую колонну, с трудом меняя новый магазин в своем болт–пистолете.

«Как я сюда попал?».

Вопрос дрейфовал в морях разума советника Луперкаля, словно корабль, и затем внезапно исчез. Все это не имело никакого значения - важно было лишь то, что он оказался в нужном месте.

— Мал…

В этот раз не было никакой необходимости в жертвоприношениях - на палубе уже было достаточно крови.

Кровь…

Кровь была на троне, кровь текла со стороны фигуры, восседавшей на нем.

— Мой лорд… – выдохнул он.

Все вокруг мелькает от вспышек выстрелов, и крик простирается сквозь весь тронный зал. Он лежит окровавленным перед окутанным тьмою троном, и…

Он поднял руку, покрытую алой жизненной влагой. Хтонийский узел прилип к шее, пропитанный ею же. В голове витали грезы об огне, железе, и окровавленном троне. Ему снился сон… Сон о смерти… Он ощутил, как смех распирает его изнутри, и болезненное сокращение мышц заставляет идти кровь из ран еще сильнее.

— Смертельная рана… – беззвучно прошептал он, и откинул голову назад, чтобы прислониться к стене позади.

…Все закончится здесь. Здесь, на грязном полу тоннеля, которого он даже не знал. Кривой думал обо всех сплетенных им интригах, обо всех вскрытых глотках - словом, обо всем, что он делал, пытаясь создать нечто большее, чем прочие. И все закончится здесь, здесь, в этой проклятой тьме, от удара испуганного щенка, которого он даже не увидел, пока не стало слишком поздно.

«Подходящее наказание», - подумал Малогарст. Он пытался создать что–то большее, чем он сам, не просто править туннелем или принимать присяги отрядов и банд - это были мелочи, мелочи, которые делали все и всегда, лишь квинтэссенция отчаяния и тщеславия ожесточенных людей. Нет, он посвятил свою мечту чему–то большему - он желал Царство всех Царств, что простиралось бы от самого глубокого тоннеля до самого дальнего рудника, места, что может подняться над всей этой грязью и кровью. Но теперь… Теперь это останется лишь несбыточными грезами.

— Ты можешь иметь это всё, – произнес раскатистый голос, и он посмотрел вверх. Над ним возвышалась фигура, и горящий прометий, освещавший туннель, покрывал её бледную броню нотками алого. – Ты можешь быть частью чего–то большего, чем эта жизнь, состоящая лишь из страданий.

Он моргнул, чувствуя, как зрение плывет, пытаясь увидеть лицо, смотрящее на него сверху вниз.

— Нет… – прошептал Малогарст. – Все было не так. Там не было Гора.

— Нет, это был не он, – сказала фигура. – Круз нашел тебя в туннелях, не так ли? Он нашел тебя и подумал, что юноша, что мечтает стать королем, станет и Легионес Астартес.

Амарок подошел ближе, и силуэт лица Гора окончательно исчез из черт Йактона Круза. Он был в доспехах, лицо выровнялось и выветрилось на годы.

— Ты хотел быть королем, но всегда оставался на шаг позади своих хозяев. В тебе было так много силы, но вот ты здесь… – демон задумчиво окунул палец в кровь рядом с Малогарстом. – Умираешь от нового увечья, грезя о былом, чтобы попытаться спасти существо, что даже не является и никогда не было человеком.

Кривой ухмыльнулся, вспоминая об окровавленных зубах.

— Вы так и не поняли, – сказал он, и тварь варпа оскалилась. – Гор… Отведи меня к Гору.

— Которому из? Он рассеян и умирает, его сущность ослабла, и выброшена из бытия. Я могу показать тебе лишь часть, но твой Магистр Войны…

— Улланор, - зашипел Малогарст, заранее зная ответ. – Отведи меня на Улланор.

Амарок, казалось, глубоко вздохнул и кивнул, поднимаясь. Туннель вокруг него рассыпался, а пятна цвета застыли на ветру. Малогарст обнаружил себя стоящим на ногах, но уже не молодым военачальником–хтонийцем, каким был прежде, но облаченным в доспехи, изогнутым и изуродованным, каким был последние годы своей жизни. Он хромал возле демона, и мир проносился мимо него, и в круговороте пыли единственное, что он мог видеть - фигуру Йактона Круза.

— Зачем ты служишь ему? – спросил Амарок. – Ты мог бы воспользоваться этой возможностью ради собственного возвышения, бросив его умирать. Его война была бы окончена, а ты стал бы полководцем лучшим, чем кто–либо мог бы мечтать.

Малогарст открыл рот, чтобы выплюнуть в ответ что–нибудь презрительное, но обнаружил лишь холодное веселье, вырвавшееся из него взрывом смеха.

— Потому что он мой господин. Потому что, если мы не стремимся к чему–то большему, то к чему нам стремиться вообще? Потому что… потому что он мой друг.

Амарок ничего не ответил, пройдя в молчании ещё несколько шагов.

— Держись ближе, – наконец сказал он. – Мы почти на месте.

Вихрь вокруг начал менять цвет на серый с прожилками багрового, и Малогарст на своей коже почувствовал укол солнца, появившегося одновременно с запахом горючего и горелого камня.

Песок и пыль вдруг внезапно исчезли, и оказался укрытом ночной тьмою плато из битой земли и камня, усеянном мерцающими кострами, проливавшими свет пламени на борта боевых машин и десантных кораблей.

Черное небо рассекали звездолеты, а ветер откуда–то издалека приносил с собою обрывки разговоров и смеха. Пейзаж надвое рассекала Великая Магистраль, погруженная в тишину до самой своей конечной точки - Имперского Помоста, вырезанного из костей гор, которые он заменил.

Амарок повернулся, явно выжидая.

— Он здесь? – спросил Кривой. – Действительно здесь?

— Это Улланор, – пояснил демон. – Место, где его сердце желает находиться всегда. Дальше ты должен идти один. Я больше не могу идти с тобой.

Малогарст сделал шаг, но остановился, и затем посмотрел на демона. Теперь тот был менее похож на Йактона, его лицо стало резче, а тени впадин - глубже. Контур Амарока был размытым, а края растворялись во вздымающейся пыли.

— До встречи, – произнесло существо, и в шуме вновь поднявшегося ветра советнику Луперкаля почудились знакомые голоса: Локен, Торгаддон, Сеянус… Но затем все успокоилось, и на месте демона была лишь тьма.

Малогарст начал идти по Магистрали: он знал это место. Он помнил его - Улланор накануне триумфа. Накануне всего, что свершится потом. Больше ему не нужно было искать Гора - он знал, где будет ждать его лорд. Он хромал, ощущая привкус огня и пыли во рту, и время тянулось медленными секундами, с каждым шагом все сильнее убеждая в чувстве, что окружающее было не плодом чьих–то грез, а вновь воссозданной реальностью. Над ним возвышалась целая гора статуй, ступеней и бледного камня, ночью окрашенного в серые тона. Он достиг её, пройдя под аркой, и начал подниматься, глядя на Кустодия, что медленно прогуливался по одной из террас. Позолоченный гигант посмотрел в ответ, и двинулся дальше, не проронив ни слова.

Лестница внезапно закончилась проходом, ведущим на балкон из белоснежного резного мрамора, настолько чистого, что, казалось, он был вылеплен из снега.

Выстроенная ради парада магистраль лежала где–то далеко внизу, в океане тьмы, разрезанной огнями полевых лагерей.

— Сир, – тихо прошептал Малогарст, не оглядываясь.

— Мал?..

— Да, сир, – ответил советник, все еще глядя в бездонную пропасть под своими ногами.

— Я знал, что ты придешь.

— Вы, знали, сир?

Ветер заполнил собою паузу.

— Нет.

— Вам необходимо вернуться, – взмолился Малогарст, но ответом ему были лишь тишина. – Война, Легион, все, что вы построили - все разваливается. Наша мечта умирает.

— Я… Я знаю.

— И ничего не делаете, – устало прошептал Кривой. – Совершенно ничего.

— Я борюсь, Мал. Я должен победить…

— Борьба… – он покачал головой, закрывая глаза. На мгновение вспышки огня из тронного зала на «Мстительном Духе» заполнили тьму за веками. Малогарст видел распахнутые двери главного, приближающиеся черные фигуры, трассы болтерных очередей, жадно тянущихся к своим жертвам, и размытые силуэты рвавшихся в атаку Луперков.

Он распахнул глаза. Ночь Улланора была спокойной и тихой.

— Вы не боретесь, – ожесточенно ответил советник, и обернулся. Гор стоял рядом с ним: его доспехи были белыми, и не носили ни отметин битв, ни геральдики, что разделяли эту ночь из прошлого с грозным настоящим.

— Вы уже проиграли, сир.

Лайак

Последний слог прозвенел в пространстве подобно колоколу, поднимаясь в высоте и громкости. Горло Лайака было обожжено и надломано. Под доспехом, на коже, открылись раны. Время и материя замедлились и расширились. Звук затих. Мутанты и человеческие рабы пали на землю. Их внутренности опустошились. Некоторые умерли до того, как последний крик вырвался из их легких. Другие лежали, истекая кровью и плача, кровь и экскременты пропитали шелк и вельвет. Спокойствие ушло из города–дворца. Высоко в небе раскрылись раны. Пошел кровавый дождь.

Фулгрим висел в воздухе, пришпиленный к месту, как мотылек к выставочной коробке. Его тело съежилось до размеров крепкого подростка, белые волосы извивались вокруг его головы, пока он пытался вдохнуть. Его кожу покрывали ожоги, источавшие черный гной в попытках закрыться. Воздух застыл. Единственным звуком было гудение доспехов выживших Несущих Слово и шипение крови, жарящейся на клинках Кулнара и Хебека.

Лоргар повернул лицо к кровоточащим небесам и закрыл глаза. Лайак опустился перед ним на колено, по бокам от него встали рабы клинка. Красный дождь шипел, касаясь их доспехов. Лайак заставил себя подняться. Он чувствовал, как разум и воля Фулгрима борются против его собственных, но они были будто отделены стеной, и крики и удары были слабыми и отдаленными. Он почувствовал себя полым, оболочкой из кожи вокруг пустоты.

«Пустой человек», - пронеслась в его воспоминаниях, и он посмотрел туда, где стояла Актея, трясущаяся, с кровавыми слезами на лице. Она будто почувствовала его взгляд и повернула к нему голову, а затем отвела взгляд.

Демон Н’кари в своем рывке застыл в шаге от Лоргара. Он мелко дрожал, красный пар выходил из его ноздрей, все его тело напряглось, будто рвалось с цепи, удерживающей его на месте.

— Будь спокоен, о, гневный ангел, - сказал Лоргар Аврелиан.

Н’кари зашипела, широко оскалившись, щелкая по воздуху языком с шестью кончиками.

— Ты будешь страдать за это, жрец. Я хранитель секретов твоей души, твоих нерожденных грез. Я вырву их из…

— Нет, - ответил Лоргар. – Ты этого не сделаешь. Я служу богам. Этого не случится, если только Темный Принц не возжелает этого.

Мускулы Н’кари раздулись, голова превратилась в нечто, похожее на быка с волчьей улыбкой.

Он засмеялся, звук был гулким и грохочущим, будто ливень, падающий в тишине.

Лоргар повернулся к демону спиной и посмотрел на Фулгрима.

— Ты прекрасное создание, брат, - сказал он. Он поднял руку и провел тыльной стороной окровавленной перчатки по щеке Фениксийца. – Такой благословленный, такой лучезарный… – Глаза Фулгрима горели ненавистью. Лоргар ответил ему безразличным взглядом. – Но быть любимейшим инструментом бога означает подчиняться его воле и служить его целям. Ты красив и ужасен, но ты сейчас лишь инструмент, брат, и ничего более.

Лоргар посмотрел на Лайака.

— Позволь ему говорить.

Фулгрим зарычал, стоило Лайаку вернуть ему дар речи.

— Я заберу твою душу и…

— Твой супруг уже выразил все необходимые угрозы. Я не жду, что тебе это понравится, брат. Ты всегда слишком кичился своим совершенством, чтобы увидеть, что ты должен подчиняться высшим силам и высшим целям. Ты будешь ненавидеть меня за это. Ты будешь презирать меня всей твоей бессмертной сущностью. – Глаза Фулгрима блеснули. Лоргар выдержал его взгляд со спокойствием мертвого штиля. – Да, ты будешь ненавидеть меня. Но ты будешь подчиняться, и этого достаточно.

Лоргар отвернулся и опустился на колени, коснулся пальцами окровавленной земли, а затем своих век, лба, подбородка, щек и висков.

— Мы должны уходить отсюда. Ты соберешь свой Легион и приведешь его на Улланор, где Гор объявил сбор. Мы явимся к нему и уничтожим.

Фулгрим начал качать головой. Лоргар резко выбросил руку вперед и вцепился в нижнюю челюсть брата. Белая плоть горела под хватом.

— Вот что будет, потому что ты теперь раб, Фулгрим, и боги вложили твою цепь в мои руки. – Пальцы сжались. Мышцы перекатывались под кожей раскрытых рук Фулгрима. – Эта сила не доставляет мне удовольствия, брат. Ты теперь священное создание, и я сожалею, что это необходимо, но не думай, будто я пренебрегу хоть одной возможностью остановить этот крестовый поход. – Он долго вглядывался в глаза Фулгрима и затем медленно, нежно поцеловал демона в лоб. Затем он отвернулся и направился к Лайаку.

— Спасибо, сын мой, - сказал он. – Я не видел никого, преданнее тебя. – Лайак склонил голову, но ему показалось, будто за собственными мыслями он услышал смех.

Сын… Сын…

Преданный… Преданный…

Он внезапно почувствовал, будто маска скалится ему своей внутренней стороной. Скалится так, чтобы никто больше этого не видел.

— Дай ему возможность действовать, но не возможность ослушаться, - бросил Лоргар.

Лайак поднял голову, его сознание сплетало паутину воли и приказа, влившуюся в Фулгрима через связи, что их соединяли. Демон–примарх изогнулся и заревел, сжав кулаки и напрягши мускулы. Он встряхнулся, за спиной развернулись шесть крыльев с идеально белыми перьям. Его тело было облачено в перламутровую броню.

Н’кари подошел к Фулгриму, ее бычий облик уменьшался и утончался, пока не превратился в грациозную фигуру, закутанную в красный шелк, с кожей цвета брюха акулы и черными сферами глаз. По середине головы тянулся вниз аккуратный гребень из кости и кожи.

— Куда бы ни пошел Принц Принцев, я пойду с ним, - сказала она. Его голос был мелодией, обещавшей блаженство и страдание. – Я привязан к нему. Прикажи ему – и я последую твоей воле. Я не подниму руку на тебя, ровно как не буду искать способ разорвать наложенные тобой путы.

Горло демона вспучилось. Хебек шагнул вперед, голодный меч, сплавленный с ним, дергался. Однако Н’кари не двигался, но кашляла и будто задыхалась секунду до того, как отрыгнул что–то на землю. Это что–то было покрыто жирной черной жидкостью и тяжело звякнуло, ударившись о камни. Лоргар подобрал предмет с земли, смахнув с него черную жижу. Это был зуб, длинный и заостренный, черный, блестящий. Свет отражался от него разноцветными вспышками. Лайак отметил, что его инстинкты пытались заставить его отвести взгляд, но затем он не захотел этого делать. Он знал, что это, даже обладал несколькими подобными, но никогда не получал их от столь возвышенного создания, как Н’кари. Это была пайцза[1], сделка, которой придали физическую форму. Для некоторых существ она принимала форму ржавого осколка клинка, для других – кусочка кости, для третьих – безупречной жемчужины. Тот, кто владел черным зубом, мог призвать Н’кари к себе, управлять им, а сам демон не мог напрямую причинить ему вреда. Не полный контроль связывания, но физический облик уз. Долговая расписка из Моря Душ.

Лоргар кивнул и отдал зуб Лайаку.

— Да будет так, - сказал он и посмотрел на Фулгрима. – Твой Легион должен быть собран.

Фулгрим уставил на него так, будто пытался сжечь взглядом. Затем он отбросил белые волосы и запрокинул голову. Его горло покрылось рябью, на нем раскрылись влажные красные жабры и надулись кожаные мешки. Фулгрим воззвал в пустоту. Этот зов не обладал настоящим звуком, но реальность вокруг Фениксийца вибрировала и размывалась, когда эта молчаливая нота набрала силу. Актея отшатнулась, тряся головой, из ее ушей сочилась кровь. Рабы клинка рычали, зубы их мечей скрежетали. Это был приказ, призыв к сбору, подобный вою, с которым волк обращается к своей стае. Он вызывал ощущения и образы, фрагменты кошмаров и наслаждения: вкус только что сорванного фрукта, хрип умирающего в удушающем страхе, тепло плоти на острие лезвия.

Зов ушел вовне, пронзая время и пространство. Он резонировал в повязанной генами крови внебрачных сынов Фулгрима. Со своего трона его услышал Эйдолон, и белки его глаз налились кровью. В утопленных в звуке руинах Нуса, Глороклетиан, Вершина Крещендо, услышал зов сквозь грохот рушащегося камня и крики умирающих. Среди черных песков Нетиса, Люций поднял взгляд от отрезанных конечностей под своим мечом. Лица на его доспехе кружились и эхом откликались на призыв. В тысячах местах страданий, Дети Императора услышали и оторвались от наслаждения резни. Они отзывались с горечью в сердцах, с блаженством, с апатией, но отзывались. Корабли сходили с орбит искаженных миров. Разбросанные флоты меняли направление, идя по потрепанным остаткам Гибельного Шторма. По всему горящему Империуму, Дети Императора откликнулись на приказ и посулы – своего примарха.

— Ты получишь это удовольствие. Я дам его тебе…

Фулгрим опустил голову и посмотрел на Лайак и Лоргара.

— Сделано, - сказал он с язвительной улыбкой. – Так что, мы идем?

У себя в голове, Лайак ощутил смеющееся эхо из глубины души.

Аргонис

Ангрон упал на вершину холма, как только Железные Воины рассыпались. Повалил пар, когда грязь превратилась в пыль, а затем в стекло. Демон–примарх распрямился, его движения были размытыми, его рев заставлял дрожать плоть Аргониса.

Он спрашивал у Пертурабо об этом, о том, как он собирается справиться с тварью, которой стал его брат.

— Так же, как начинаются любые завоевания – найду его слабое место, - ответил Пертурабо и более не давал никаких разъяснений. Теперь же, здесь, на вершине холма, ощущая удары огненного ветра от присутствия Ангрона, Аргонис не находил никаких слабых мест в том, чем стал примарх. Пертурабо стоял в кольце своего Железного Круга. Молот Разрушитель Кузниц лежал в его левой руке, его боек был окутан холодными молниями. Автоматы были повернуты щитами внутрь, заключив двух примархов в круг.

За ними, на склонах холма, стены формаций Железных Воинов оттесняли Пожирателей Миров. Шквалы болт–снарядов прорывали бреши в рядах завывающих легионеров. Танки проезжали через них, давя тела. Щитоносцы шли за ними следом, создавая новые линии забрызганной кровью пластали. Это больше не было обороной. Это была давка. Целеустремленные даже в резне, Пожиратели Миров были разделены на группы, окружены. Но это бы не задержало их.

— Это безумие, - выкрикнул Аргонис.

— Это всегда было безумием, Глас Гора, - сказал Форрикс с холодным смешком. – Просто сейчас его видно.

На вершине холма, Ангрон рванулся к Пертурабо.

— Огонь, - проговорил тот.

Железный Круг подчинился. Снаряды размером в кулак вонзились в демона–примарха. Взрывы расплескались по медной броне. Брызнули ошметки плоти и кровь, растекаясь в черную эктоплазму после падения. Больше боевых единиц начали стрелять. Ангрон взревел, его крылья широко распахнулись, когда ракеты и лаз–лучи порвали их в клочья. Интенсивность огня была слепящей, будто решето злого света на фоне грозовых облаков. Ангрон шел вперед, пробиваясь сквозь огонь. Ихор капал из отрытых ран, с него слетали пепел и дым. Его плоть переделывала себя, даже будучи оторванной от него, наполняя его так, что он возвысился над гребнем холма, дрожа от ярости, излучая боль.

На мгновение, Аргонис подумал, что тварь падет. Затем она будто уменьшился. Раны затянулись. Доспех засветился белым и затек в дыры от пуль. Высокий звенящий шум наполнил голову Аргониса, вытеснив звук стрельбы и раскатов грома. Он не ощущал ничего, кроме боли, вонзившейся в плоть самой его души и выжигающей нервы, и он знал, что так будет продолжаться вечно, если только он не встанет, если только не изольет ее в мир яростью и не покроет руки кровью.

Ливень огня усилился, но Ангрон шагнул вперед, и взрывы и выстрелы исчезали в тени его фигуры. Демон, что был примархом, рванулся вперед.

Пространство сминалось от его движения. Очертания размылись в неясное пятно. Его крылья были разрезами быстрой тени, а бег – мгновением. Шторм тянулся за ним. Молния ударила в воинов и боевые машины. Танк взорвался, его боезапас и топливо детонировали, подбросив башню высоко вверх. Группа Пожирателей Миров превратилась в пепел, когда сила взрыва прошла через них. Кровь изжарилась и поднялась обожженными крупицами. Аргонис наблюдал за этим, неспособный пошевелиться, неспособный заставить себя действовать. Это был не просто зверь разрушения; это была сила уничтожения, не предназначенная для мира смертных.

Он увидел, как в руке Ангрона формируется топор. Его кромка была всполохом острого света. От его ударов разрывалась реальность. Дым истекал из раны, оставленной лезвием.

Пертурабо стоял в тени смерти подобно статуи из металла. Топор опустился. Пертурабо шагнул в сторону. Даже закованный в броню и увешанный оружием, он все еще был быстрее, чем Аргонис мог мечтать, - достаточно быстрый, чтобы избежать удара. Но ничто, даже полубог, не смогло бы полностью увернуться от удара. Топор задел его плечо. Вспыхнул белый свет. На секунду, он видел лишь этот свет, неоновый шрам выжгло на его сетчатке. Он слышал звуки других ударов, каждый громче, чем стрельба.

В глубине души, он подумал обо всех заданиях, что он выполнил для Гора, в надежде вернуть чувство братства, которые было всем, а теперь стало лишь воспоминанием. Это будет не просто провалом. Это будет смертью. Он падет здесь, еще одной кучкой разрубленного мяса в этом мире, ставшего кладбищем костей в галактике, которую они подожгли. Все закончится здесь: месть, братство и ложь во имя высшей цели.

Его зрение прояснилось.

Пертурабо все еще стоял. Невозможно, но Повелитель Железа стоял.

Сияющие шрамы покрыли его доспех. Кровь шипела на оранжевом железе.

Но он стоял, и Разрушитель Кузниц был высоко поднят в его руке, его боек был похож на комету.

Ангрон не двинулся, чтобы увернуться от атаки. Он снова раскачивался, ревел, покрытые кровью кабели болтались у его головы. Как и все удары до этого, этот был быстрее, чем мог увидеть глаз. Пертурабо тщательно рассчитал свой выпад, скользнув в секунду, когда Ангрон отводил руку, чтобы вновь атаковать. Молот ударил. Выкованный Фулгримом для брата, что им же и был убит, отданный Пертурабо Гором, он был оружием, превзошедшим даже мастерство, что было использовано для его создания.

Молот влетел в грудь Ангрона. Медный доспех раскололся. Вокруг прокатилась ударная волна. Аргонис упал, когда она прошла через него. Ангрон пошатнулся.

Пертурабо шагнул вперед, молот качнулся назад в размытом покрове света.

Ангрон бросился вперед до того, как он смог вновь атаковать, и теперь назад отступил Пертурабо, его доспех чернел от пламени, вырывающегося из пасти Ангрона. Топор рубил и рубил, его удары могли повергнуть Титана. Новые раны открылись на броне Пертурабо. Но он стоял.

— Ты думаешь, я слаб, - голос Пертурабо громыхал через решетку его шлема. Ангрон нанес два удара. Осколки металла упали с Повелителя Железа, когда он вновь пошатнулся. – Но ты стал слабее, Ангрон. – Демон–примарх пнул Пертурабо и вновь атаковал, дважды, трижды, пока Повелитель Железа не отпрянул назад и не упал на колени. – Я получил урок. Я переделал свою силу. Когда ты продал свою отчаянию.

Аргонис слышал эти слова, слышал в них злобу, холодную горечь. В них было что–то еще, что–то, что напомнило Аргонису о дуэлях на ножах в темных подземельях Хтонии – удары, призванные разозлить, не убить.

Ангрон взревел, и этой крупицы времени хватило, чтобы Пертурабо оказался на ногах, быстрее размахивая Разрушителем Кузниц. Воздух дрожал, когда молот, раз за разом, достигал цели, на земле под примархами запеклась кровь. Вокруг Ангрона брызгала горящая кровь и осколки брони. Он ударил Пертурабо рукой. Когти разодрали лицевую часть шлема Повелителя Железа. Под ним, кожа примарха была бледно–серой, с росчерками крови.

— Ты слаб, - выплюнул Пертурабо. – Ты раб. Ты был рожден рабом и рабом остаешься.

Ангрон ударил Пертурабо.

Аргонис не заметил этого выпада, лишь Повелитель Железа вдруг замер, кровавая дорожка побежала по его груди, на торсе ухмылялись светящиеся разрезы. Ангрон атаковал вновь, но, казалось, он будто уменьшается, грани его тела, сотворенного из тени и пламени, отступали, как волна от берега. Пертурабо ударил в ответ, молот и топор встретились.

— Твоя сила уходит, - заревел Пертурабо. – Она не принадлежит тебе. Она принадлежит твоему хозяину, и твои цепи душат тебя. Нити крови истончаются. Пир войны будет держать тебя здесь ровно столько, чтобы ты увидел, как твои сыны умирают.

  Пертурабо встречат гнев Ангрона

Часть третья, в которой наступает канун всего, что будет

XVI

Малогарст

Ночной воздух Улланора слегка шевелил плащ на спине Гора. Хлопанье ткани заполняло тишину. Малогарст мог чувствовать запах топлива приземляющейся техники, перемешанный с каменной пылью. Это казалось почти реальным, почти как накануне триумфа за годы до этого. Почти.

— Улланор… – произнес Малогарст. – Вы приказали нам завоевать Улланор, и теперь здесь, в Ваших больных грезах – всегда Улланор. Почему, сир?

— Я думаю, ты можешь догадаться, Мал.

— Потому что именно здесь Вы стали Магистром Войны.

Гор потряс головой и отвернулся, положив руки на балюстраду. Он посмотрел вниз, в темноту, где пролегала дорога для парада. У него дернулся глаз.

— Потому что это был последний раз, когда я видел своего отца – последний раз я был сыном и братом. Последний раз, когда я не был Магистром Войны. Тогда у меня был выбор. Может, единственный раз, когда у меня был шанс не стать тем, кто я сейчас.

Малогарст вздохнул – почти реально.

— Он сделал свой выбор, сир, – мягко проговорил он. – Император выбрал ложь. Он оставил правду себе, покинул нас, поскольку мы стали ангелами, которые больше не были нужны на Его небесах. А что выбрали Вы?

— Выбор – это все, вся история творится выбором… – Гор улыбался, говоря. – Только не тем, что мы думаем.

— Вы встретите Его. Вы убьете Его и переделаете Империум. Это будущее, которые Вы выбрали для себя. Для всех нас.

— Они солгали, Мал, – спокойно сказал Гор.

— Император…

— Император, Малкадор, Эреб, боги, все они и даже больше, – он сделал паузу. – И я проглотил все это вранье. Когда одна ложь раскрывалась, я просто поворачивался к другой и шел за новой, ходя кругами.

— Вы вышли из этого круга, сир. На Молехе Вы стали…

— С силой есть одна проблема. Чем больше ее у тебя, тем больше ты на нее полагаешься. Тысяча шагов, Мал, десять раз по десять тысяч шагов отделяют прошлое от настоящего. Один за другим, но никогда не оглядываясь. Никогда не думая, как ты пришел.

Гор отвернулся от простиравшегося вида, и Малогарст увидел кровь на белой броне Магистра Войны. Была ли она там раньше или только что появилась? Глаза Гора были пусты, устремлены куда–то вдаль. Его правая рука прижимала широкую рану на боку. Темный багрянец пульсировал между пальцев.

— Я думаю, дело в ране, – сказал Гор. – Укус Русса. Я почувствовал, как глубоко он вошел. Я видел его лицо, когда он нанес удар. В этот момент – всего лишь на мгновение, все пропало. Я мог видеть, Мал. Я мог видеть… все. Я мог видеть так много, что все, что мне осталось – это слепота. Для нашего Легиона нет будущего, кроме стыда – не будет чести, ибо я сжег ее на войне. Не важно, что сделал мой отец, не важно, как Он солгал нам. Я длань своей судьбы, и всегда ею был.

На горизонте начало подниматься солнце. Ветер усиливался. Знамена трепетали на шестах. Малогарсту показалось, что задрожала земля. Он чувствовал огонь и пепел.

— Я бросил все в огонь, Мал, – лицо Гора было похоже на маску боли и ярости. Его образ туманился, пока он говорил. – Не осталось ничего, кроме разрушенной мечты и пепла надежды. Я виновен в этом. Я направил бурю и засеял будущее трупами. И я слышу их… – он убрал руку от раны. Она была красной. – И они смеются.

— Вы боритесь с силами варпа так же, как Ваш отец.

— Я победил одного тирана, который хотел быть богом, – сказал Гор. Его зубы сжались, губы были покрыты кровью. За ним встало солнце, горящая сфера поднялась в ослепительно белые небеса. – Я не буду рабом ложных богов!

Малогарст почувствовал порыв ветра. Он посмотрел на свои руки. Пепел и тлеющие угольки слетали с них. Камень балкона начал превращаться в дым.

— Слишком поздно, сир, – сказал он. Очень далеко он ощущал медленный стук его сердец, изливавшие его жизнь быстрее, чем плоть восстанавливалась. – Вы не можете сделать этого! – крикнул он. – Вы знаете это. Вы знаете это лучше, чем я. Эта часть убивает Вас. Вы должны подчиниться. Если Вы не сделаете этого, Вы станете ничем.

— Я – Магистр Войны! Я не буду…

— Рабом? Но Вы сказали, что сделали выбор, сир, что все случилось по Вашей воле. Скажите, что в Вашем рабстве заставило Вас сотворить все эти вещи?

— Я…

— Вы сделали Ваш выбор, сир. Вы должны подчиниться ему! Вы должны быть Магистром Войны любой ценой. Я не позволю Вам быть чем–то меньшим.

Малогарст выхватил нож. Он был ненастоящим. Он, как и все, что Малогарст видел, был лишь формой, приданной чему–то, что лишь душа могла понять. Он почувствовал вес ножа в руке, почувствовал холодное лезвие, коснувшееся фальшивого воздуха. У подножия трона, в другом мире, его сердца остановились.

Образ Гора отрыл окровавленный рот, чтобы заговорить.

Малогарст вогнал нож в открытую рану на боку Гора. Образ застыл. Малогарст почувствовал огонь, охватывающий его, почувствовал когти, потащившие последние отголоски его души в великий океан огня. Гор смотрел на него пустыми глазами, с губ сочилась кровь, а пламя ползло по его лицу, и ветер начал развеивать их обоих в пепел.

— Луперкаля больше нет, – шепнул Малогарст в последний миг жизни. – Возвышается Гор.

Лайак

Лайак сидел в одиночестве и смотрел на свою маску. Она находилась на своей подставке, ее рубиновые глаза смотрели на него в ответ. Ее клыки грустно скалились. Тишина окутывала их обоих. «Трисагион» шел вдоль границы шторма, его двигатели работали на полную мощность, демоны бежали впереди, будто предвестники. Они должны были достичь Улланора до того, как Гор закончит смотр. Потому Лоргар и жрецы Легиона вознесли кровь и молитвы Морю Душ и воззвали к детям богов, чтобы те даровали им возможность пройти быстро. Корабли Детей Императора нашли их один за другим, идя через варп на маяк зова Фулгрима. Для кораблей невозможно было найти друг друга в варпе, но если боги хотели, то возможным было все.

Если боги хотели…

И чего они хотят?

Маска скалилась в тишине.

— Ты говорила раньше, почему сейчас молчишь?

Он потряс головой, прерывая свое бдение первый раз за четыре часа. Комната была темной, его слепые рабы был отосланы. Остались лишь Кулнар и Хебек, стоя по бокам от двери, молчаливые, одетые в красное. Он пришел сюда, оставив прочих Несущих Слово их жертвам и великим ритуалам.

Они достигли Оркуса, гнилостного и черного тумана, распространявшегося по Паутине. Ничто не пыталось их остановить. В это же время туннели ксеносов отрезались и погибали, подобно отделенным от тела конечностям. Это путешествие было пройдено в молчании, лишь зов Фулгрима притягивал сознание Лайака и направлял его мысли. Память о призрачном видении, что атаковало его во время первого путешествия, вернулась и шла рядом в сером облачении, оставляяя за собой пепельный след. Видение было нереальным, никогда не существовало, но то, что оно сказало ему, было правдой. Лайак был уверен в этом. Он запомнил правду.

— Я изучил знаки отравляющего знания, – проговорили его мысли. – Я видел маски, что человечество натягивает поверх своих страхов. Я узнал, что все боги – ложь, что сила приходит из чистоты. Я был там, когда Терра еще горела в войне и разобщенности. Я шел по коридорам горящих храмов и зажигал огни в осужденных городах. Я служил Императору и сражался там же, где Он. Я видел Его, блистательного и праведного, и знал, что Он был правдой и светом – не богом, но силой над богами, реальной, ужасной и настоящей.

Так много погребальных костров, так много пепла…

— Почему ты дрожишь, могучий колдун? Что могло превратить твою душу в лед? Пламя правды было моим даром тебе. Но ты лишь раб тьмы и не заслуживаешь такого сожаления, какого ты помнишь…

Серый воин на мгновение холодно улыбнулся в памяти Лайака.

— Я был Вестником Правды до того, как Лоргар пришел из пыльного мира Колхиды. Прошли десятилетия, прежде чем я увидел примарха. Я сражался в Звездном Гало, в огромной голодной бездне потерянных завоеваний. Даже тогда я не видел яда веры, что проникла в наш Легион. Это пришло позже. Высшие и непреклонные враги заблуждений пали в фанатичную веру.

— Что есть правда? – громко сказал он.

— Откровения нельзя требовать, – ответила сзади Актея.

Мускулы на его спине дернулись, но он не оторвал взгляда от маски.

— Как ты сюда попала? – спросил он, чувствуя, как нити его мыслей возвращаются во тьму.

— Пришла, – сказала она, и он услышал тихий звук ее шагов, когда она подошла ближе. – Кулнар, Хебек и я обрели взаимопонимание.

— Ты должна умереть за подобное нарушение, – он слышал, что в его голосе было недостаточно убедительности.

— Тогда убей меня.

Она подошла ближе, шелест вельветовой ткани заполнил его уши. Он поборол желание взять маску, чтобы спрятать лицо и мысли.

— Не утруждай себя, – сказала Актея, входя в поля зрения. – Я ведь слепая, помнишь?

На ее багровых одеяниях не было крови, и она натянула тяжелый капюшон так, что было видно лишь ее рот и подбородок. Она улыбалась, губы сложились в загадочную линию.

Она посмотрела на него, потом на маску. Медленно она подошла к ней и подняла руку, чтобы почувствовать ее форму.

— Нет, – сказал Лайак. Ее рука остановилась и спряталась обратно под робу.

— Моя вера ложна, не так ли? – спросил он.

— Ты веришь в богов?

— Да.

— Ты веришь, что лишь под их властью человечество сможет выжить?

— Да.

— Тогда она истинна.

Он на мгновение замолчал.

— Я никогда не выбирал эту веру, – сказал он наконец. – Они не обращали меня, не преследовали меня, не показали свет. Они сломали то, чем я был, то, кем я был. Они взяли то, во что я верил, и вырвали это из меня. Я не был обращенным, увидевшим свет, я был отступником.

Актея подняла подбородок, наклонила голову и кивнула.

— Они сотворили тебя, дали тебе имя, дали веру и огромную силу. После взяли память о том, чем ты был. Старый безбожник–иконоборец остался в пепле огня, в котором ты переродился. – Она дважды медленно кивнула. – Очень давно.

— Поменялось ли что–то со временем?

— Все, – ответила она.

Лайак почувствовал, как корабль затрясся, проходя через потоки варпа. Он не ответил.

— Лоргар поставил сторожей у твоей комнаты, к твоему сведению, – сказала Актея после небольшой паузы.

Он кивнул, но потом понял, что это было не нужно.

— Да, – сказал он. – Я оружие. Я выполнил одно из заданий, что он дал мне. Я держу кандалы возвышенного принца пантеона. Никто не должен оставлять такие вещи незащищенными.

— Если ты принял это, почему просишь богов о наставлении?

— Я отрицал правду. Я был использован, – сказал он. – И я… Я чувствую… как оно пожирает меня. Все, что я сейчас слышу – лишь эхо. Эхо того, кем я был, эхо существования Принца Наслаждений. Это те две последние вещи, что остались мне – воин, веривший, что боги – это мерзость, и смех бессмертного.

— Это последствия того, что ты есть и что с тобой сделали, Зарду Лайак. Твоя вера – созидание, твое предназначение, как инструмент в руках повелителя. Со временем ты будешь помнить все меньше и меньше – прошлое будет съедено существами, которых ты сковал. Это неизбежная судьба… Но сейчас, в этот самый момент, у тебя есть одна вещь, которая говорит, что ты не раб. У тебя есть выбор.

Он задержал взгляд на маске.

— Я не хочу быть рабом, но я не вижу выбора, – сказал он и повернул голову к Актее.

Пространство за ним было пусто. Лишь воздух и полутьма простирались там, где неподвижно у закрытой двери стояли Хебек и Кулнар.

Аргонис

Флот Ультрамаринов появился в пустоте. Он вышел из варпа плотными рядами, каждый корабль находился так близко к другим, что казалось, будто темноту разрезал наконечник копья. Корабли, сошедшие с места, быстро вернулись в строй, как только вышли в реальное пространство, и ничуть не замедлились. Двигатели выплескивали голубовато–желтое пламя, стремясь достичь Наводнения. Слой за слоем корабли отделялись от клина, подобно лепесткам цветка, раскрывающегося на солнце. Боевые корабли Пятисот Миров шли с ними: «Вечная Месть», переименованная и перестроенная из обломков «Беликозы», оставленной на орбите Калта, «Аэзоклус», боевой галеон Свободных Когорт Индумабии, и флотилия Принцев Пояса Касандры. Их трюмы были заполнены солдатами и машинами, заряжавшими орудия. Флот Пертурабо приблизился к орбите. Внутри кораблей лексмеханики и когорты сервиторов начали вычисление шаблонов стрельбы. За ними в беспорядке дрейфовали корабли Пожирателей Миров.

Первый выстрел достиг цели сквозь пустоту между двумя флотами. Это был кластер нова–снарядов, выпущенных баржей–канониром «Сенека». Созданная во времена задолго до возвышения Императора, она была оружием потерянного времени, но ее сила упала после многих итераций ремонта и обслуживания, поскольку технологии был утрачены. Эти битвы мести должны были стать для нее последними. Кластер из трех макроснарядов ударил крейсер Пожирателей Миров «Красная Гончая». Каждый нова–снаряд в кластере был размером с жилой блок и набит плазмой и взрывчаткой. Первый взрыв вскрыл корпус «Красной Гончей» и поджег воздух во внешних палубах. Следующая партия боеголовок прорвалась через зияющую рану к сердцу корабля. Детонация реактора и снарядов образовали над Наводнением второе солнце.

Аргонис отвел глаза от взрыва за секунду до того, как дисплей шлема затемнился, чтобы скомпенсировать вспышку, тактические данные от флота были поглощены разрушениями. Когда его взгляд прояснился, он увидел, что тень Ангрона ухмыляется у ног Пертурабо.

— Ты умрешь здесь, – сказал Ангрон, когда очередная вспышка света разрезала небо. – Ты умрешь с нами.

— Нет! – ответил Пертурабо. – Я не позволю этому случиться!

Он повернул разодранное забрало шлема к небу.

— Я не позволю! – закричал он.

Аргонис никогда не слышал, чтобы его повелитель кричал. Крики других примархов отражались эхом на полях сражений, но Пертурабо был воином хладнокровной резни, его гнев – молчаливый удар топора. Но сейчас он ревел. В этом вопле были ярость, сожаление и неповиновение.

Свет войны на орбите стал похож на рваную корону, когда Ультрамарины начали обстрел Железных Воинов.

— Вот как это все закончится, - сказал Ангрон, вставая с земли. Красное пламя прокатилось под его потрескавшейся кожей. Конечности подрагивали от сокращения мускулов. Крылья на спине потрескивали, когда дым касался кожи между обугленных костей. – Это то, как все должно закончиться.

Пожиратели Миров уходили от холма, воя в небо и поднимая топоры к растекающимся потокам огня от столкновения флотов.

— Флот нужно перестроить! – закричал Форрикс. – Они скоро будут достаточно близко, чтобы начать бомбардировку. Если мы хотим противостоять ей или эвакуироваться, нужно действовать сейчас.

Пертурабо посмотрел на Форрикса, затем на Ангрона и на Волька. Тишина пала на вершину холма, как будто был проведен круг, через который не могли прорваться крики и шум войны.

Ангрон был у его ног, вновь ставший огромной фигурой красной плоти и иссеченной тьмы. Он трясся, эфирные мускулы сокращались, от него волнами расходилась ярость. Он не двигался, нечеловеческим усилием сохраняя контроль над собой, когда поднял топор и указал им на Пертурабо.

— Ты не сможешь сбежать от этого, – произнес он, выплевывая слова вместе с алым огнем. – Во всех нас – в тебе и во мне – течет красная кровь. Под плотью каждое лицо – череп.

Пертурабо смотрел не на Ангрона, а на Волька, на раздутое ходячее оружие, которое когда–то было его верным сыном.

— Ангрон, – сказал он низким голосом. Ангрон задрожал, но Пертурабо повернулся и поднял на него молот, не в угрозу или вызов, но салютуя. – Я говорю с воином, который был моим братом при жизни. Ты не умрешь. Ты проклят навечно. Ты можешь стоять здесь и смотреть, как твои и мои сыны падут, но ты не получишь облегчения. Никогда не получишь. Только не тогда, когда течет река крови.

— Не важно, как долго она будет течь! – взревел Ангрон. Между спокойствием и движением Ангрона прошел лишь один удар сердца. Аргонис не видел, но почувствовал это, будто у него перехватило дыхание.

— У тебя есть выбор, – сказал Пертурабо. Ангрон замер. – Я встану рядом с тобой, Ангрон. Мы были лишь братьями по крови, но здесь и сейчас я встану рядом, если ты решишь так. Мы будем биться, и я паду, как ты хотел пасть до того, как наш отец забрал у тебя смерть, которой ты жаждал.

Пертурабо шагнул вперед.

– Это последний выбор, который у тебя есть, Ангрон – последний выбор, который когда–либо еще будет у тебя. Ты можешь осудить меня, моих сынов и своих на смерть здесь, но ты можешь пойти со мной и встретиться с нашим отцом.

Ангрон был абсолютно неподвижен. Он был похож на статую, ярость и тьма стихли вокруг него. Аргонис обнаружил, что его взгляд притянут к демону–примарху, привязан к воплощению бесконечной жестокости и неподвижен. Глаза легионера налились кровью, и он почувствовал, как в животе вспыхнули отголоски давно потерянных эмоций. Эта неподвижность была самой устрашающей вещью, что он когда–либо видел.

Над ними среди звезд горел свет битвы.

XVII

Экаддон

Разряд молнии ударил в пол прямо перед Экаддоном. Чернота на секунду поглотила его зрение. Он прыгнул в сторону инстинктивно. Болт–снаряд взорвался там, где только что стоял Экаддон. По его броне застучала шрапнель. Он поднялся на ноги. Воздух в легких был вязким и жег кожу внутри доспеха. Его уши наполнили голоса: кричащие, смеющиеся, булькающие и перекрывающие друг друга. Звуки битвы на мгновение показались очень далекими. Потом его зрение вернулось, будто с его лица сдернули покрывало. В тронном зале кипел свет. Вспышка выстрела разрезала темноту. Разгорелось актиниевое сияние. Он увидел Луперка, бегущего на одного из Юстаэринцев с широко раскрытой пастью и выпущенными когтями. Облаченный в черное терминатор выстрелил в демоническое отродье. Копье огня пронзило Луперка за мгновение до того, как тот нанес удар. Брызнули горящий ихор и обломки кости. Он приземлился. Концы когтей были раскалены добела после удара по черной броне. Кровавый дым затмил блеск выстрела, когда оба сцепились и упали.

Пока это происходило, вокруг метались полудемоны и воины в черном, желая убить друг друга перед закрытыми глазами примарха. Малогарст лежал у подножия трона Гора, положив руку на ногу повелителя. На боку Магистра Войны зияла рана. Его кровь и кровь его слуги покрыла ступени под ними. Огонь и вспышки пустотных полей покрыли вид за кристальными окнами за ними.

Экаддон задержал взгляд на Горе. Он казался прозрачным, будто мерцающая картинка, спроецированная на дым.

Краем глаза он уловил блеск силового лезвия, и повернулся как раз вовремя, чтобы уклониться от опускающегося топора. Два Юстаэринца приближались к нему, нанося тяжелые, убийственные удары. Он выстрелил в Терминаторов последние три снаряда, целясь в центр массы, надеясь опрокинуть их. Они не остановились, и он оказался отброшен к подножию кровавого трона.

— Предатель! – Закричал один из Юстаэринцев – Отступник!

Экаддон отразил удар гранью собственного топора, и почувствовал, как руку пронзила энергия от столкновения двух силовых полей оружия. Рык цепного оружия и Луперков замутил смех, сочившийся в его мысли.

Двери в дальнем конце комнаты начали открываться. Потоки огня прорвались через расширяющийся проем. Экаддон увидел воинов в доспехах цвета морской волны с бронзовыми лицевыми пластинами, ворвавшихся в авангард подкрепления Терминаторов в угольно–черном.

Юстаэринец, сражавшийся с Экаддоном, поймал момент замешательства и нанес удар в голову. Он дернулся в сторону и сделал выпад, но Юстаэринец сделал шаг навстречу удару. Из–под топора Экаддона, вонзившегося в край наплечника, полетели осколки черного керамита. Юстаэринец бросился вперед всей своей массой. Экаддон почувствовал, что грудная пластина треснула от столкновения, его отбросило к ступеням трона, тело пронзила боль. Образ истекающего кровью примарха смотрел на него сверху вниз безжизненными глазами; там, где некогда сидел король завоеваний, теперь был труп. Лицо Малогарста было на расстоянии вытянутой руки, его глаза были открыты, но смотрели в никуда и ничего не видели.

— Ты мыслишь верно, мальчик. – Прорычал он, ломая руку Экаддона с ножом, очень давно, во тьме подземного мира Хтонии. Отколовшийся кончик ножа Экаддона выступал из кости под глазом Малогарста. Кровь катилась по его щеке. – Ты подходишь. – Он рассмеялся. – Ты подходишь.

Экаддон попытался встать, но на его грудь опустился ботинок. Боль усилилась. Он посмотрел вверх, в лицо Фалька Кибре, наводившего болтер.

— Предатель, - прорычал Вдоводел. Его доспех был поврежден и все еще покрыт инеем от телепортационного конденсата. За его плечом стоял Гор Аксиманд, его глаза горели холодным пламенем под кожаной маской на лице.

Два круга оружейных стволов заполнили обзор Экаддона. Он заметил, что звук битвы стал тише. Он усмехнулся, глядя на стволы, и приготовился к выстрелу.

Стена силы отбросила командира Юстаэринца. Воздух наполнился призрачным светом, когда Тормагеддон вошел в поле зрения. Языки холодного пламени плясали на его доспехе. Экаддон начал подниматься.

— Оставьте его, - поговорил демонхост. Эти слова сухим хрипом вырвались из искалеченных голосовых связок.

Экаддон заставил себя встать. Кибре поднял болтер на Тормагеддона.

+Нет. +

Слова ударили Экаддона подобно молоту. Мускулы замерли.

Выстрелы прекратились. Шум утих.

+Нет, сыны мои. + - Вновь проговорил голос. Экаддон почувствовал, что его голова поворачивается. Над троном сверкал иней. Воздух плыл от жары. Высокие, отдаленные крики наполнили голову Экаддона.

Магистр Войны открыл глаза. Под веками пылал огонь. Он встал. С него посыпались осколки замерзшей крови, похожие на рубины. Рана на его боку затянулась, а доспех был безупречно цел. Призрачные образы воющих лиц крутились вокруг него, и тени мертвенно–бледных рук сползли с его доспеха, когда он сошел с возвышения. Его контуры размывались в глазах Экаддона: свет, тени и цвета мерцали, будто на изображении с испорченного пиктографа. Он не мог отвести взгляд, не мог дышать.

+Мои сыны,+ - голос Гора эхом отражался в черепе Экаддона, заглушая голос его собственных мыслей. - +Вы усомнились и убоялись…+

Каждый в комнате преклонил колено, когда Гор встал между Экаддоном, Кибре и Аксимандом. Великие полководцы стояли на коленях, вжимаясь в холодный металл, будто на них давили руки небес. Даже Тормагеддон съежился, втянув рогатую голову, подобно собаке под взглядом волка.

+Но теперь все сомнения и страхи отброшены,+ - продолжил Гор. Слова в сознании Экаддона размывались в воздухе, перекатываясь вместе со звуком, когда Магистр Войны стоял над ним. – +Все должно сгореть…+ – Сказал он громко, поднимая Кибре когтем за подбородок. Вдоводел трясся.

— Все должно быть завоевано. – Гор повернулся и посмотрел на Аксиманда. Из глаз Маленького Гора падали кровавые слезы. – И все должно склониться.

Он прошелся между смиренными воинами и пресмыкающимися демоническими отродьями.

Экаддон почувствовал, будто его голова вот–вот взорвется, а мускулы обратятся в прах. Он хотел сбежать. Он хотел молить о пощаде. Он хотел убивать, смеяться, жить, увидеть звезды, входящие в золотой век, что должен был прийти.

— Встаньте, мои сыны. – Сказал Гор.

Экаддон поднялся. Боль и повреждения истощили его. Все остальные поднялись как один, их взгляды были прикованы к Гору, который повернулся и посмотрел на пульсирующий свет за огромным смотровым экраном. Его глаза были теперь холодными и черными, как зеркала битвы.

— Мы закончим это сейчас. – Сказал он. – И потом двинемся к Улланору. – Экаддону показалось, что он увидел тень улыбки на лице Гора. – Мои братья ждут меня. И потом всех нас будет ждать расплата.

Гор направился к дверям, молнии уже окутали его когти. Сыны Гора последовали за ним, и хор проклятых пел, когда он шел.

Аргонис

«Завоеватель» развернулся первым. Флагман Пожирателей Миров пробудился, чтобы встретить флот Ультрамаринов. Макро залпы уничтожили его щиты. За ним, чтобы встретить врага, последовали его сестры. Двое погибли в считанные секунду, потребовавшиеся для того, чтобы координированный огонь разорвал уже поврежденные корпуса. Боевая баржа «Монумент Победы» развернулась, чтобы встретить стремительную атаку, утащив с собой восемь разрушителей. «Завоеватель» открыл ответный огонь, ломая щиты, подобно воину, провоцирующему соперника подойти ближе.

Над горизонтом Наводнения, Гранд Флот Пертурабо держал плотный строй, поддерживая свои позиции. Первые торпеды замедленного действия начали взрываться между ними. Плазменные субзаряды разрывались на корпусах яркими, как солнце сферами. Железные Воины поочередно стреляли, размечая тьму, чтобы скомпенсировать приближающий обстрел.

Флот Ультрамаринов начал расходиться, формируя диск, прижавший Пожирателей Миров и Железных Воинов к центру системы. В центре диска расположились самые тяжелые орудия флота. Просматривая тактические данные на дисплее шлема, Аргонис поймал себя на мыслях о сражениях Пожирателей Миров в ямах, о бойцах, которые бросают на противника сеть, перед тем всадив трезубец в его грудь. Вокруг него в небо поднимались штурмовики. Транспортники с плоскими бортами поглощали отряды Пожирателей Миров. Демоны ворчали за их спинами, их крики становились тише по мере того, как их тела распадались. Над ними кружил Ангрон. Ярость, исходившая от него, пронзала воздух красными полосами.

— Внутрь, - пророкотал Форрикс, потянув его за плечо, и они взбежали по рампе «Грозовой Птицы», как раз когда заработали ее двигатели. Она начала подниматься еще до того, как рампа закрылась.

— Рекомендованное построение флота для прорыва вражеской линии, - сказал Форрикс, передавая Пертурабо инфо–планшет. Пертурабо отрицательно мотнул головой.

— Нет, - сказал он. – Мы не будем просто бежать. Ангрон жаждет крови, так что мы дадим ему её.

Красный свет в кабине лег на разодранную поверхность его доспеха. В полутьме, металл казался скорее чешуей, чем пластинами, разрывы в темноте уменьшались до царапин. Рука Пертурабо плясала над инфо–планшетом, и, наконец, он отдал его Форриксу.

— Передайте эти приказы всем боевым единицам на орбите.

— И Пожирателям Миров?

— Всем боевым единицам, - сказал Пертурабо. – Мы пустим кровь и огонь в пустоту.

Форрикс бегло просмотрел планшет и затем вставил его в сокет. Секундой позже Аргонис увидел поток приказов на дисплее шлема. У него перехватило дыхание.

— Это самоубийство, - выдохнул он.

— Только если демоны солгали, - ответил Пертурабо. Его немигающие глаза были неподвижны и поблескивали черным в красном свете.

Корабли Железных Воинов начали двигаться, как только штурмовики вошли в ангары. Включив двигатели, они начали сближаться. Ближайшие корабли Ультрамаринов открыли огонь. Взрывы прошлись по большей части суден. Внешние части вражеского флота начали сворачиваться вокруг жертвы.

Приказ Пертурабо каскадом был передан по флоту Пожирателей Миров. Некоторые начали менять курс и сближаться с Железными Воинами. Другие же бездумно рвались к вражеским кораблям, поливая их огнем.

— Эти корабли будут потеряны, - сказал Аргонис. Штурмовик поднимался к Железной Крови, пока громадный корабль пробивался через взрывы. Пертурабо выглядел бездвижным.

— Три четверти флота Пожирателей Миров рапортуют о готовности, - сказал Форрикс. – Завоеватель подтверждает, что Ангрон на борту.

— Как много из Двенадцатого еще на поверхности? – Спросил Пертурабо.

— Невозможно оценить. – Ответил Форрикс. – Точно еще остались. Их дисциплина…

— Мы не будем ждать. – Сказал Пертурабо. Штурмовик тряхнуло, когда тот приземлился на палубу ангара. – Начинайте процесс, все корабли действуют в соответствии с моими командами.

— Завоеватель… – начал Форрикс.

— Завоеватель подчинится или погибнет. – Ответил Пертурабо. – Они могут догадаться о последствиях, это их выбор.

Люк открылся, и Пертурабо спокойно вышел в свет ангара. Аргонис заметил, что он двигался плавно, будто ни его тело, ни его доспехи не были повреждены.

Аргонис почувствовал, что вибрация палубы усилилась, когда вышел из штурмовика. Глубоко под его ногами, плазменный реактор корабля начал работать на полную мощность. В пустоте, флот Ультрамаринов подошел к Железным Воинам и Пожирателям Миров крайне близко. Ответный огонь велся во всех направлениях. Даже если вражеские корабли и думали над тем, почему Железные Воины не сконцентрируют огонь и не попытаются прорваться, это их не останавливало. Сеть затянулась. Корабли начали умирать.

«Разрушитель Камня» принял залп нова–снарядов от «Сенеки» и треснул вдоль борта. Огонь вспыхнул по секциям и нижним палубам. Этот удар был первичным – вторичные заряды разорвались в пустоте вокруг поврежденного судна. Корабль мог бы выжить, если бы огонь не достиг склада боеприпасов. Взрыв разорвал корпус и превратил обломки в раскаленное добела облако газа и мусора.

Боевой корабль Ультрамаринов «Знамя Правды» первым нанес удар вблизи по Железным Воинам. Залпы взрывались почти сразу после запуска. Миниатюрные звезды рождались между железнобоких кораблей, когда они начали вести ответный огонь, но «Знамя Правды» было старым крестоносцем и встретило его поднятыми пустотными щитами. «Стронциевый Рассвет» повернулся, чтобы противостоять кораблю Ультрамаринов, удерживая позиции до тех пор, пока они не уничтожили пустотные щиты друг друга и не вскрыли обшивку. С обоих крейсеров начала уходить атмосфера.

Тяжелый фрегат Пожирателей Миров, «Удар Смерти», нарушил строй и подошел к ним. Абордажные торпеды вышли из его носа и ударили в киль «Знамени Правды». Пожиратели Миров хлынули в нижние палубы корабля. Кровь и крики паники наполнили их, когда рев цепных топоров заглушил вой сирен. «Удар Смерти» усилил натиск, протаранив носом мостик «Знамени Правды». Два корабля отлетели, борясь и обстреливая друг друга, подобно двум врагам, продолжающих сражаться после падения с обрыва.

Первые концентрированные залпы начали попадать в «Железную Кровь». Носовые и спинные защитные поля упали со вспышкой. Артиллерийские офицеры на кораблях Ультрамаринов продолжали обстрел, стараясь дать во флагман как можно больше залпов, пока он вновь не поднял щиты. Сражаясь с кораблем таких размеров, крайне трудно нанести смертельный удар: они были слишком большие и слишком хорошо защищены. Единственной тактикой был непрекращающийся огонь, до тех пор, пока он не падет от ран. Таков был план капитанов и командиров артиллерии. Но щиты «Железной Крови» не поднимались. Вместо этого, ауспексы Ультрамаринов засекли реакторные вспышки у кораблей Железных Воинов и Пожирателей Миров. Думая, что жертва хочет прорваться через сеть, они дали больше мощности на двигатели. Ловушка закрылась.

«Железная Кровь» медленно повернулась в растущем огненном покрывале. Рядом встал в строй «Завоеватель» так, что два огромных корабля были на расстоянии километра друг от друга.

— Варп–двигатели готовы. – Доложил Форрикс, когда Пертурабо пришел в стратегиум. Аргонис наблюдал, как Повелитель Железа кивнул, выдержав паузу.

— Отдайте приказ.

Форрикс кивнул и повернулся, говоря что–то в вокс. Секундой позже сигнальные огни сменили цвет с янтарного на холодный голубой. Вибрация палубы превратилась в сильный, отдающий в зубы гул. Аргонис на мгновение закрыл глаза и первый раз почувствовал надежду на то, что Темные Силы оберегают их.

Варп–переход не был чем–то механическим. Двигатели и расчеты, позволявшие прорвать дыру в Море Душ, были лишь оболочкой над процессом, который, по своей сути, являлся нарушением реальности. То, что казалось правилами, было не более чем подстраховкой для человеческих умов. Одним из правил было то, что варп–переход должен происходить подальше от гравитационных полей планет и звезды. Нарушение этого правило грозило риском создать нестабильный рифт между мирами, голодную рану, которая затянет в себя все, до чего сможет дотянуться.

Навигаторы первыми поняли, что происходит. По всему флоту Ультрамаринов раздались выкрики в воксах. Трансмеханики выражали удивление и скептицизм. Капитаны начали отдавать отчаянные приказы развернуться, реверсировать работу приводов. Двигатели наполнились энергией, когда флот Ультрамаринов начал отходить дальше в пустоту. Другие же корабли, впрочем, продолжили атаку, их командиры были слишком беспечны или невнимательны к опасности.

Пространство заполнилось разноцветными вспышками. На поверхности реальности начали образовываться бляшки и разрываться в блестящие провалы. Невозможные крылья прорезали вакуум, когда на кораблях Пожирателей Миров и Железных Воинов начал плясать сине–зеленый огонь.

В сердце «Железной Крови» перестали биться сердца Аргониса. Он почувствовал, будто его кожа начинает втягиваться в плоть. Одинокая высокая нота наполнила его уши, становясь все громче и громче.

Пустота разорвалась. Дыры, открывшиеся в реальности, соединялись вместе, образовав на орбите Наводнения равную ухмылку. Громадные глаза и зубы появились на границах раны. Это продлилось всего один момент, реально и иллюзорно. И затем она вдохнула. Корабли рушились в нее, широкие корпуса крутились словно щепки в буре. Существа с прозрачными телами и воющими пастями царапали и кусали их обшивку. Корабли падали в ничто. Воющие вихри огня разорвали судна Ультрамаринов, отдавая тела сырым волнам Хаоса. Те, что были удачливее, нашли смерть в лапах демонов. Другие же выпали, и пока их души кричали в муках, их плоть распадалась и искажалась.

И сквозь вихрь и потоки, провалились «Железная Кровь» и «Завоеватель». Их сестры падали вместе с ними, их корпуса источали призрачный свет и были не тронуты когтями шторма. Снаружи мостика «Завоевателя», на самую высокую точку корпуса взметнулась фигура Ангрона. Его тело было огромной горой мускулов, крылья – широким плащом, трепещущим на сыром ветре варпа. Он выпрямился, его образ все еще носил черты, которые он принял в смертной реальности. Рои Нерожденных приблизились, взывая к нему, меньшие хищники салютовали высшему из своего рода. Ангрон поднял руки. Вокруг них красными тенями пылали погибшие из разрушенного флота Ультрамаринов. Фантомная субстанция его мышц рвалась с него, когда он запрокинул голову и ревом означил победу и призыв.

Волны шторма столкнулись и забрали в своих когтях корабли, будто новорожденных в руках матери. Через варп Пожиратели Миров услышали крик Красного Ангела и направили корабли в шторм.

Лайак

— Вот он, - сказал Фулгрим. Казалось, он дышал, его ноздри расширялись, грудь вздымалась. Он поднял свои четыре руки с раскрытыми ладонями и запрокинул голову, белоснежная грива волос расплескалась по плечам. – Улланор. О, эта прекрасная мать чести, о, эта колыбель славы… - Он выдохнул и открыл глаза. Опустив руки и голову, он сплюнул. Там, где упала черная флегма, камень зашипел и оплавился. – Вкус прошлого в лучшем виде.

Лорд—Коммандор Эйдолон издал гудящий взрыв звуков, который, возможно, был смехом. Лоргар бросил взгляд на офицера Детей Императора и молча отвернулся. Рядом с Эйдолоном стояла группа дерзко разукрашенных воинов, каждый из которых нес массивное оружие с широкими, ухмыляющимися стволами и опутанное хромированными трубками. Они не задавали вопросов о возвращении своего повелителя, когда их корабли вышли из варпа рядом с флотом Лоргара. Они просто приняли это и отпраздновали резней. Каждый час прибывали еще многие, дети возвращались на зов своего отца.

Лайак отвернулся. Сотня воинов из его Ордена окружила их позицию. Кроме него и Лоргара, все остальные оставались на орбите, пока примархи пришли посмотреть на место, где Империум последний раз был един. Актею не было видно с тех пор, как они шли в варпе. Лоргар не заметил ее отсутствия, и у Лайака было ощущение, что примарх видел в ней лишь инструмент, который выполнил свою задачу, и теперь не стоил внимания.

С неба железного цвета шел дождь. Он смотрел, как вода стекает по броне Лоргара, серые капли по крови. Впереди плато уходило к горизонту, плоское и изрытое дождем. Следы приземлявшихся транспортов и боевой техники были все еще видны на земле. Он смотрел вниз, с высоты, и видел образы лагерей, где Легионы и армии приземлялись и поднимались, их воспоминания все еще витали в воздухе. Вода собиралась на дне мелких канав между разбитыми камнями. В низинах собирались лужи, отражавшие блеклый дневной свет обратно в небо. На земле лежали небольшие кучи мусора: уложенные топливные баки, проржавевшие до блекло–оранжевого цвета; следы гусениц боевых танков, похожие на сброшенную змеиную кожу; остов большой палатки с остатками ткани, свисающими с перекладин.

За ними возвышался, дотрагиваясь до плоского железного неба, Имперский Помост. Грязь запятнала белый мрамор и затуманила глаза статуй жесткими тенями. Впрочем, камень не покрылся мхом, несмотря на влажность, и Лайак отметил, что на плато вообще ничто не растет. Орбитальное сканирование показало наличие флоры и фауны, потихоньку возвращающейся в экваториальных регионах, но работы, проделанной войной, а после холодными руками Механикум почти двадцать лет назад, ничто не разрушило. Улланор остался пустошью, надгробной плитой в сердце мертвой империи.

Ветер гулял под арками помоста, выводя в сыром воздухе долгие свистящие ноты.

— Здесь никого нет, - пробулькал Эйдолон.

— Тем лучше, если мы действительно хотим убить нашего брата, когда он прибудет, - сказал Фулгрим.

Лоргар метнул в него взгляд.

— Что? – спросил Фулгрим, оскалив похожие на иглы зубы. – Ты думал, я буду скрывать это от моих детей? Верность для них… это личное. Я думаю, многие из них предпочтут убить Гора. Ты тоже, не так ли, мой прекрасный маленький перерожденный?

Эйдолон заурчал, и Лайак почувствовал, что звук заставляет каким–то образом вибрировать его тело внутри доспеха.

— Ах, гордыня… – промурлыкал Фулгрим, - Как сладок твой подарок боли.

Эйдолон отвернулся, его движения были одновременно некоординированными и плавными. Лайак наблюдал, как его глаза то жмурились, то выпячивались, пока он оглядывался.

— Мы должны подготовиться до того, как сюда придет кто–то еще. – Прогрохотал Эйдолон.

— Кто–то уже здесь. Смотрите… – сказал Лоргар. Он указал рукой на точку, смертные и полубоги повернули взгляды. На нижних ступенях помоста стояла фигура. Фулгрим обнажил зубы.

— О… – выдохнул он. – Я не думал, что он будет здесь. Как чудесно.

— Альфа Легион, - громыхнул Эйдолон.

— Ты надеялся, что Гор прибудет раньше, чем мы успеем подумать, поддержат ли другие наши братья и их сыновья твою игру за корону?

Лоргар смотрел на неподвижную фигуру на помосте.

— Пертурабо и Ангрон не смогут прибыть вовремя, если вообще придут. Мортариона уже отправили к Терре.

— Ты так уверен? – вкрадчиво спросил Фулгрим.

Лоргар не ответил, но шагнул в направлении фигуры.

— Назови себя, - позвал он.

— Я Альфарий.

— Несомненно, - Фулгрим фыркнул. – С другой стороны, он может им быть…

— Нет никаких следов их пребывания на планете или орбите, - ухнул Эйдолон.

— И не будет, - мягко ответил Лоргар, все еще смотря на одинокую фигуру.

— Это может все осложнить, - сказал Эйдолон.

Лоргар метнул в Лорда—Коммандора тяжелый взгляд.

— Начинайте развертывание, - сказал он. – Все, что у нас есть, в строгом порядке. Оружие заряжено и готово.

— Возвращаясь к осложнениям… – проурчал Эйдолон. Все посмотрели на него. – Корабли только что вошли в систему и идут к нам на большой скорости. Мы слышали, как они покинули Великий Океан. Такой грохот.

— Кто? - рявкнул Лайак.

Эйдолон посмотрел на него. Воздушные мешки на горле командора медленно наполнялись и сдувались.

— Кто еще? Это «Мстительный Дух». Сыны Гора здесь. Магистр Войны здесь.

Лайак почувствовал, что его внутренности сжал холод, но он не был уверен, почему.

— Действуйте по плану, - сказал Лоргар секундой позже. – Продолжайте приготовления. Мы ударим, когда он спустится сюда, чтобы поприветствовать нас.

Лайак держал поводок пут Фулгрима до тех пор, пока демон–примарх не склонил голову.

— Как пожелаешь, брат. Как пожелаешь.

Лоргар отвернулся и прошелся по серой равнине. Лайак проводил его взглядом, пока не вспомнил о фигуре, стоявшей на помосте. Он посмотрел туда, но того, кто назвался Альфарием, уже там не было.

XVIII

Лайак

Черно–зеленые штурмовики появились на горизонте. На флангах «Грозовых Птиц» и «Грозовых Орлов» шли перехватчики при поддержке ударных истребителей. В их пастях крутились орудия. Системы наведения сканировали ровные ряды Несущих Слово и разбросанные группы Детей Императора.

— Одна торпеда и все будет кончено, - пробубнил один из почетной стражи Эйдолона, которого Лайак до этого не встречал, воин с походкой мечника и посеребренным доспехом.

— Нет, - промурлыкал Фулгрим, когда воздушная техника пронеслась мимо. – Нет, нет, нет, мой прекрасный Телемахон. Во–первых, мы не успеем выпустить торпеду до того, как превратимся в кровавую жижу под огнем этих орудий, и во–вторых, ты не убьешь такое создание, как Гор, уничтожив его транспорт. Это неприлично и лишено необходимого символического размаха, которому мой брат придает такое значение. – Фулгрим мимолетно улыбнулся Лоргару. – Не так ли, брат мой, радость моя?

— Начинайте какофонию, как только он приземлится, - сказал Лоргар не оглядываясь. Лайак подождал немного и затем вдохнул команду в Фулгрима.

— Как скажешь, - прошипел демон–примарх. – Будет сделано. Эйдолон, подготовь моих сыновей к пению.

— С удовольствием, - пробурчал Лорд Командор и прошипел приказ в вокс.

«Грозовая Птица» зависла над помостом. Она была черной, ее фюзеляж был покрыт сажей. Красные узкие глаза мерцали на ее крыльях и боках, каждый внутри золотой восьмиконечной звезды. Двигатели малой тяги повернулись вниз, стабилизируя ее. Она села. От поднятого ветра взметнулись облака пыли.

Лайак знал, что высоко над поверхностью мира Дети Императора должны вот–вот начать свое первое задание в этом убийстве. В трюмах, плоть тысяч рабов начала ласкать мириады инструментов, когда их кровь наполнилась стимуляторами. Из них вырывались звуки, каждый рот был инструментом в симфонии агонии. Машины из серебра и хромированной стали улавливали звук, разделяли его, проводили по трубам и через устройства, сделанные по чертежам, что свели с ума своих создателей. Звуки растянулись, отвечая на самих себя, так что крики рабов начали раскалывать им черепа и сотрясать плоть до самых костей. Клубы боли начали формироваться в варпе вокруг них, когда их души повисли между жизнью и смертью. Кузнецы звука слушали потоки шума в своих усилительных системах, цвет их доспехов менялся в такт ему. Затем, когда он достиг границы совершенства, они выпустили его. Вокс–передатчики начали гореть, когда какофония распространилась по орбитальному воксу.

В пятидесяти ярдах от Лайака, штурмовик коснулся поверхности Улланора. Люки открылись. Воины с прыжковыми ранцами выскочили изнутри, образуя широкий круг.

Эйдолон вошел в транс, запрокинув голову, чтобы слушать. Мешки на его шее дрожали и пульсировали.

— Наши корабли засекли большой флот, приближающийся со стороны звезды, – ухнул он, поворачиваясь к двум примархам.

Фулгрим улыбнулся шире.

— Я думаю, это один или несколько наших дорогих братьев.

— У них не будет возможности услышать или увидеть то, что происходит здесь, - сказал Лоргар. Его голос был так же безразличен, как его выражение лица. – Идентифицируйте их и отправьте сигнал, как договаривались. Он станет правдой довольно скоро.

Они вновь посмотрели на черный штурмовик, когда его носовая рампа открылась. Из пасти шаттла вышли три фигуры: Кибре в блестящем черном, оглядывающийся по сторонам; Аксиманд в цвете морской волны, с грозным выражением на срезанном и вновь пришитом лице; и последним был Тормаггедон, прятавший лицо под рогатым шлемом и источавший ауру, тянувшуюся за ним черным знаменем. Лайак чувствовал, как эмоции двух смертных военачальников бурлят и шипят в эфире, словно молния, ищущая путь к Земле. Они бы остановили его, если бы не фигура, которая шла за ними.

Гор, Магистр Войны Империума, Помазанник Пантеона, вышел на свет.

Аргонис

— Входим в радиус ауспексов, - возвестил оператор авгуров за спиной Аргониса. Он был человеком, но его плоть потерялась под путаницей проводов, а верхняя часть лица была пустой, плоской маской из железа. Голубые прорези света мерцали там, где должны были быть его глаза. – Несколько кораблей на низкой и высокой орбите – я засек двенадцать кораблей в рассеянной сфере пикета.

— Авгуры на максимум, - сказал Пертурабо. – Пометьте каждое судно. Подайте энергию на орудия, как только цели будут захвачены. Подготовьте атаку.

Аргонис почти чувствовал угрозу в этих словах. Он наблюдал как массивы данных постоянно изменяются. Свечение комнаты прорезали короткие выкрики. Пертурабо стоял в центре подобно статуе, со спокойной неподвижной громадиной Вольком за спиной. Флоты вышли из варпа на дальней стороне солнца Улланора и прошли через систему оставляя его между собой и планетой, а после строго за собой, чтобы радиация звезды сбивала с толку все сенсоры, кроме самых точных и направленных. Это было испытанием для терпения Пожирателей Миров, но они выдержали. Сейчас же они входили в радиус действия сенсоров Улланора.

— Думаешь, это паранойя, сын Гора? – Сказал Форрикс, стоявший рядом с ним.

Аргонис не ответил.

— Вы идете к вашему Магистру Войны с мечами наголо, - сказал он, наконец. Повторяя свое мнение о приказе Пертурабо, когда он только был отдан.

— Такова война, не находишь? Никогда не знаешь, когда придется сражаться, – Форрикс сделал паузу, просматривая инфо–экраны. – Или с кем.

«Железная Кровь» сотрясалась от сотен разломов на корпусе. Пары газа клубились вокруг плазменных турелей, вытекая в холодный вакуум. Перед кораблем висела сфера Улланора, окутанная в серые и белые облака, ее луны походили на жемчужины на шее. В темноте на ее орбите висели корабли, подобно уколам отраженного света.

— Первичная идентификация кораблей показывает главные судна Легионов, - доложил оператор авгуров. Аргонис знал, что Пертурабо прочитал данные за секунду до этого. – Две главные силы Третьего и Семнадцатого Легиона, и меньшие силы Шестнадцатого на низкой орбите. Сигнатуры двигателей указывают на, по меньшей мере, два судна класса Глориана.

Аргонис неодобрительно посмотрел на тактические данные.

— Мы должны уже быть способны запросить и прочитать их идентификаторы.

— Вокс–связь недоступна, - сказал оператор авгуров.

— Что…? – Начал он.

— Крик, - сказал Форрикс, подняв голову. – Все каналы забиты криком.

— Пожиратели Миров идут на полной скорости атаки, - доложил офицер мостика Железных Воинов.

— Хорошо, - сказал Пертурабо.

Аргонис вышел вперед. Железный Круг повернулся в его сторону, но остался стоять, когда Пертурабо повернулся к нему.

— Что это?

— Предосторожность, - ответил Повелитель Железа.

— Магистр Войны…

— Еще не выразил свою волю. – Сказал Пертурабо. Его темные глаза блеснули. – На орбите корабли Третьего Легиона. Последний раз, когда я их видел, они были на грани предательства. – Он постучал по пластинам доспеха. – Урок, оплаченный кровью, высекается в железе.

— Повелитель, - позвал Форрикс, его голос подрагивал. – Мы получили сигнал…

— С «Мстительного Духа»?

Форрикс потряс головой.

— С «Трисагиона», от Лоргара…

Что–то скользнуло в темном зеркале глаз Пертурабо, и он посмотрел на Форрикса.

— Что в нем говорится?

Лицо Форрикса было белым в холодном свете инфо–планшетов.

— Магистр Войны мертв.

Экаддон

— Что значит, ты не можешь достичь поверхности? – рыкнул Экаддон. Одежды Сота—Нуль колыхнулись от движения, которое могло означать недоумение. За ним мостик «Мстительного Духа» разрывался от внезапно включившихся сирен.

— Полный спектр наших коммуникаций забит сильными шумами, которые появились, как только приземлилась «Грозовая Птица» Магистра Войны. Мы не можем пробиться через них, и требуется время, чтобы погасить шумы. По предварительным оценкам это займет тридцать одну минуту. До этого окклюзионный эффект оценивается в девяносто девять запятая восемьсот двадцать пять…

— Используйте астропатов.

— Шумы распространяются в эфир. Они создают полный спектр помех. Трансцендентные. Оккультные. Обычные. Они абсолютны.

Его разум активно работал. То, что происходило, могло означать лишь одну вещь: предательство.

— Что насчет остального флота?

— Покров шума наших коммуникаций не изменился за те восемнадцать секунд, что прошли с того момента, как я объяснила эффект.

Экаддон проигнорировал упрек.

— Что является источником? – Спросил он, пытаясь успокоить голос.

— Неоднозначно. Шумы вытесняют данные сенсоров.

Экаддон сжал зубы и втянул воздух, чтобы выдать поток Хтонийских ругательств.

— Впрочем…, - сказала Сота—Нуль. – Я могу предположить.

Он посмотрел на пучки света под ее черным капюшоном. Техножрецы не гадают. В голосе Сота—Нуль были несомненные нотки удовольствия, когда она говорила.

— Предположить?

— Да, - сказала она, повернувшись, проскользив к центру комнаты и посмотрев туда, где дуга Улланора расчертила вид за кристальным собором сверху. Блики света сияли над серой планетой и в черной пустоте, каждый был кораблем. – Если бы я позволила себе предположить, я бы сказала, что источником является Третий Легион.

По телу Экаддона пробежал холодок. Затем он повернулся и бросился к дверям.

— Всем боевым единицам, подготовиться к немедленному планетарному удару.

Лайак

— Лоргар, - сказал Гор, выйдя из штурмовика. Кибре следовал за ним, держа перед собой булаву Сокрушитель Миров. Но при всей трансчеловеческой силе Магистра Войны, он был лишь огненным хвостом, тянущимся за кометой.

Гор Луперкаль заполнил обзор Лайака, давя на его ощущения, затуманивая все другие детали, будто он и только он наполнял мир.

Доспех ночи…

Плащ пляшущего огня…

Лезвия звездного света…

Видение было подобно физическому удару. Лайак почувствовал, что его сознание начинает закручиваться, как лист на ветру. Тьма металась и кружилась в тени Магистра Войны. Земля под его следами становилась черным стеклом, треснутым зеркалом, обсидианом. Его лицо сияло, выжигая образ на сетчатке и в сознании.

Ряды воинов, собранные за Лоргаром и Фулгримом отшатнулись, Дети Императора и Несущие Слово пали на колени.

— Встаньте, - сказал Гор, и это слово подняло воинов на ноги.

Фулгрим отполз в сторону, склонив голову, волосы упали на лицо. Лайак чувствовал, как путы, которыми он связал душу демона–примарха закапываются глубже, крича, чтобы их освободили. Лоргар склонил голову, сложив руки на рукояти булавы, опущенной головой в землю у его ног.

— Братья, - сказал Гор.

Лоргар посмотрел вверх с расслабленной улыбкой на лице.

В голове Лайака крутилась крупица его воли. Руки Фулгрима двинулись к рукоятям его мечей. В воздухе вокруг помоста висело напряжение. Маска, скрывавшая его лицо, вцепилась в его плоть крюками, будто пытаясь прорваться в его череп. За ними воины стояли под серым небом. Дождь танцевал на черной броне Юстаэринцев, распадаясь на осколки серебра.

— Это не сработает, - сказал голос в голове Лайака, голос, который одновременно был и не был его собственным. – Лоргар ошибался.

— Мой Магистр Войны, - проговорил Лоргар, и Гор поднял руку, будто принимая приветствие. Мир раскололся, образы проходили с запинающимися секундами. Неподвижный Лоргар и холодный взгляд Эйдолона. Фулгрим смотрел на Лайака глазами, полными ненависти.

Сейчас. Это должно случиться сейчас. Одно мгновение. Одно идеальное мгновение для предательства.

Фулгрим ударит. Лоргар откроет свое сознание. Кровь и кости, что Лоргар положил в землю с ритуалом, услышат этот последний зов, и мертвые души, и потерянные голоса варпа поднимутся и утопят Гора, и затем Лоргар нанесет последний, финальный удар со словами богов на устах. Сыны Гора на планете будут убиты сынами Фулгрима. Тем, что на орбите, будет дан выбор, пойти к славе или умереть напрасно. Другие Легионы придут, и увидят павшего Магистра Войны, и преклонят колени перед Гласом Богов.

— У тебя есть одна вещь, которая говорит, что ты не раб, - сказал в воспоминаниях голос Актеи, на момент показавшийся реальным, как будто она говорила прямо сейчас. – У тебя есть выбор.

— Боги должны восторжествовать, а Гор не принесет им победы. – Говорил Лоргар. – Другой должен занять его место…

— Но, если Магистр Войны не падет…, - сказал голос в его мыслях.

Гор тянулся вперед, его рука была поднята, будто с целью поблагодарить или обнять Лоргара.

Лайак склонил голову. Его воля сформировалась и утвердилась. Фулгрим метался в путах.

Возвышается Гор.

Удар Магистра Войны достиг груди Лоргара и сбил его с ног.

Аргонис

— Магистр Войны пропал после приземления, - сказал Форрикс в повисшей от шока тишине. – Рана, оставленная Руссом, добила его.

Взгляды устремились на Аргониса. Тьма поглощала его рассудок, растекаясь по нервам и отбирая чувства у конечностей.

Это не могло быть правдой. После всего, что было, это не могло быть правдой.

— Это прямая связь? – Спросил он, его рот пересох. – С Лоргаром?

— Нет, это ретранслированный пакет сообщения. Присутствует некая аномалия, блокирующая коммуникации. Это был единственный способ, которым они могли связаться с нами.

Аргонис почувствовал черную волну, захлестывающую его мысли, замораживающую ощущения. Он посмотрел вверх и встретил холодный и спокойный взгляд Пертурабо.

— «Мстительный Дух» на орбите, должен быть там. Откройте коммуникационный канал с ним.

Голубой свет визора оператора авгуров кратко пульсировал.

— Это невозможно, мой повелитель. Единственный открытый канал связи ведет к «Трисагиону».

Аргонис вновь встретил взгляд Пертурабо. Молчаливое понимание отразилось в черных зеркалах глаз примарха.

— Демон говорил правду, - сказал Аргонис. За Пертурабо дернулась темная масса Волька, подняв голову.

— Предательство, - отозвался Пертурабо и повернулся к Форриксу. – Набрать боевую скорость. Всем кораблям захватить первичные цели в Третьем и Семнадцатом Легионах.

— А что насчет Пожирателей Миров и их повелителя?

— Скажите им, что Гора предали – пусть собаки делают свою работу.

Лайак

Мир почернел. Свет померк. Тени исчезли.

Доспех треснул. Кровь брызнула в воздух.

Лоргар завалился назад от удара Гора.

Фулгрим замер. Все замерло. Неподвижность распространилась подобно взрывной волне. Лоргар упал на землю. Взлетели обломки камня. Лайак смотрел. Нити имени Фулгрима молчали в его сознании. Маска на его лице была холодной.

Гор опустил руку. Его лицо было неподвижным, черты покрыты тенью. Кибре стоял рядом с ним, держа Сокрушитель Миров обеими руками. Лоргар попытался подняться на колени, открыв рот. Гор чуть повернулся и взял булаву у Кибре. Одним движением он повернулся обратно и замахнулся оружием. Удар был медленным, неспешным, наполненный презрением, с который живой бог касается смертного. Силовое поле булавы не было активным, она была чистым весом. Она ударила Лоргара в грудь и отбросила его голову назад, когда он снова опрокинулся, сплюнув кровью через сжатые зубы. Гор стоял, небрежно держа булаву сбоку, его естество возвышалось подобно громовому облаку, ревущему в тишине.

Через глаза маски Лайак видел, как образ Магистра Войны мерцает, мигая между картинками: высокая фигура из черной тени с подсвеченным призрачным светом лицом; командир в шкуре волка с окровавленными лицом и руками; король, облаченный в плащ из соболя и коронованный горящими лаврами; принц в плаще и жемчужно–белом с золотом доспехе. Каждый образ появлялся и исчезал, каждый такой же реальный, как и предыдущий.

Лоргар начал подниматься. Его аура была крутящимся облаком кроваво–красного и горячечно–желтого. Насмешливые, богомерзкие лица скалились из эфира. Кровь текла из уголков глаз, когда он смотрел на Фулгрима, но Принц Удовольствий не пошевелился. Фулгрим смеялся, и звук отдавался тысячами лезвий в мозгу Лайака. Лоргар посмотрел на Лайака.

Лайак встретил глаза существа, которое сломало его и сделало его рабом. И потряс головой.

Рот Лоргара раскрылся в крике. Лайак чувствовал, как сознание его повелителя дотронулось до варпа, отчаявшееся, скребущееся, кричащее.

Гор шагнул вперед. Волна силы подкинула Лоргара в воздух и перевернула на спину. Лайак видел, как вокруг его примарха сочатся потоки эфира. Его аура иссыхала, рвалась на куски. Но он все еще был примархом, его плоть была выкована тайными знаниями ложного бога, который его создал. Он заставил себя встать. Гор ударил его по спине. Багровая броня треснула, и Лоргар упал на землю. Движением, несущим в себе грубую силу и психическую мощь, Гор ударил вновь. Лоргар перевернулся на спину. На его грудь опустился Сокрушитель Миров.

— Ты ранил меня, брат. – Сказал Гор низким и спокойным голосом.

— Я служу…

— Ты ненадежен. Ты жаждал того, что не принадлежит и не будет принадлежать тебе. Отмени все, что сделал.

Лоргар посмотрел на Магистра Войны.

На секунду, Лайак подумал, что он будет все отрицать, но Лоргар успокоился, его лицо было серьезным и спокойным под кровью.

— Ты несовершенен. Ты сделаешь ошибку, и боги оставят тебя.

— Но я не собираюсь строить империю для богов, брат. Я Магистр Войны – боги подчинятся мне, и все падут передо мной на колени и будут знать, что я их спаситель.

Лоргар холодно рассмеялся.

— Нет, - сказал он. – Они не сделают этого.

Некоторое время Гор смотрел на него, затем поднял Сокрушитель Миров. Путы телекинетической силы потянули Лоргара вверх. Жаркое марево окутало примарха.

— Ты хочешь забрать у меня эту силу… – сказал Гор и поднял свои когти. Пальцы–лезвия походили на белые разрезы в ткани мира. Булава Лоргара поднялась с земли там, где упала. С ее навершия слетела пыль, когда она освободилась и упала у ног Лоргара. – Так возьми ее, брат.

Лоргар посмотрел на упавшую булаву. Одна часть Лайака жаждала, чтобы примарх поднял оружие, другая кричала, чтобы он этого не делал. Он тяжело дышал, под бледной кожей проступили черные вены.

— Дал ли наш отец тебе такой шанс на пепелище Монархии? – Спросил Гор. – Давай, возьми ее. Убей господина, которого ты назвал слабым. Боги смотрят, Лоргар. Я чувствую, что они ждут.

Распрямившись, Лоргар поднял глаза. Лайак едва мог смотреть на Гора. На его месте была лишь пустота, кричащая рана в реальности. Однако он мог видеть Магистра Войны, будто в его мозг в обход глаз поступала другая картинка.

— Мне… – Сухой кашель вырвался из глотки Лоргара. – Мне… жаль тебя.

— Если ты не будешь сражаться за свои убеждения, ты подчинишься, – сказал Гор.

Невидимая сила тянула Лоргара вниз, он склонился так, что его лоб коснулся почерневшего мрамора. Над его головой Гор поднял Сокрушитель Миров.

Лоргар напрягся.

Гор медлил. Лайаку показалось, что он заметил на лице Гора какое–то выражение, будто что–то на мгновение вынырнуло на поверхность из штормящего моря.

— Ох, пожалуйста, убей его. – Сказал Фулгрим. – Прошу, это слишком восхитительно жестоко, чтобы продолжаться.

— Молчать, - произнес Гор, все еще смотря на Лоргара. Смех Фулгрима умолк. Гор опустил булаву. На секунду Гор показался Лайаку таким, каким он был, когда последний раз стоял на этом мире, не тенью силы, а воином, величественнее любого человека, но еще не бога: устрашающий и благородный.

— Уходи, - сказал Гор. Лоргар не двинулся. Лайак заметил, как Фальк Кибре и Гор Аксиманд переглянулись в замешательстве. – Если ты еще хоть раз появишься у меня на глазах, приговор, что я пока что придержал, будет исполнен. – И все же, Лоргар не двинулся. – Уходи! – Взревел Гор, звук его слов прокатился по плато эхом, похожим на раскат грома.

Поднявшись, Лоргар будто хотел что–то сказать, но лишь отвернулся.

— А что насчет его воинов? – спросил Фальк Кибре, стоявший рядом с Гором.

Тот повернулся, чтобы окинуть взглядом ряды багровых легионеров, ждущих на плацу. Затем он повернулся к Лайаку. Позади Багрового Апостола стояли пять тысяч воинов Безмолвных. Он размышлял над тем, что с ним сделали, что у него отобрали, что он содеял и чем стал на службе богам, которых никогда не выбирал.

Лоргар обернулся, чтобы посмотреть на Лайака. На броне примарха виднелись пятна пыли.

У тебя есть одна вещь, которая говорит, что ты не раб – у тебя есть выбор.

В своем сознании, он отпустил звуки имени Фулгрима и почувствовал, как путы, связывающие демонического примарха разрушаются. Принц Удовольствий экзальтированно вздохнул и бросился вперед быстрее молнии. По щеке Лоргара потекла кровь, когда он вновь упал на землю. Фулгрим извивался над ним, улыбаясь и слизывая кровь брата–примарха с когтей.

— Никогда не перекладывай на других бремя, которого сам боишься, Лоргар, - сказал Фулгрим. – Это имеет свойство порождать недовольство.

Лайак перевел взгляд с Лоргара на Гора.

Медленно, с нарочитой осторожностью, Зарду Лайак преклонил колени.

— Мой Магистр Войны, - сказал он. Позади, тысячи багровых воинов сделали то же.

Высокий, пронзительный звук разорвал воздух, когда Фулгрим засмеялся.

Аргонис

— Покрытие связи восстановилось, - воскликнул оператор авгуров.

Аргонис повернулся и посмотрел на тактический дисплей, когда он зажегся идентификаторами кораблей.

— Повелитель, есть сигнал с поверхности Улланора, - сказал Форрикс.

— Орудия захватили цели, повелитель, - доложил увешанный проводами мастер артиллерии. – Готовы произвести выстрел по Вашей команде.

Пертурабо посмотрел на Форрикса.

— Что за сигнал?

— «Трисагион» уходит с орбиты, - доложил оператор авгуров. – Он идет к окраине системы на полной скорости. Захват цели будет потерян через девять секунд.

Форрикс моргал, глядя на данные сигнала.

— Сигнал, - повторил Пертурабо.

— Это… – Форрикс поднял блестящие глаза. – Это Магистр Войны.

Аргонис почувствовал, как напряжение в его сознании спало.

— Что он говорит?

Вопль оператора авгуров оборвал ответ. В воздухе летели искры. Сервиторы перегорали в своих гнездах.

Тактический дисплей покрылся статикой и светом. Пары озона наполнили рот Аргониса. В его мозг ужасной болью впивалась одинокая высокая, звенящая нота. Сирены зажглись и завопили, когда «Железную Кровь» начало кидать в пустоте как щепку в шторме.

— Пришел последний, - сказал голос, каким–то чудом пробившийся через шум. Аргонис с трудом повернул голову к Вольку. Его глаза были закрыты, а тело переливалось жидким металлом. – Повелитель Многих Лиц прислал лучшего сына на войну.

Дисплей прояснился. По нему бегали линии помех. Маркеры кораблей Железных Воинов и Пожирателей Миров были перемешаны. Те, что были на орбите, крутились и кренились в гравитационном колодце. Между ними распространялась кипящий сгусток света и светящейся мглы. Из шторма, рожденный и исторгнутый его яростью, вышел другой флот.

Экаддон

Сыны Гора падали с серого неба Улланора, сотни десантных капсул и дюжины штурмовиков прорезались через атмосферу к земле. Двигатели превращали дождь в пар, за крыльями тянулось пламя.

Зафиксированный в десантной капсуле, Экаддон чувствовал, как мир ревет вокруг него. Предательство. Он высаживался на поле боя, он был уверен в этом, падая с небес, чтобы принести войну тем братьям, что однажды думали так же. Он почти улыбался, вспоминая, как его внутренности сжимались, когда в первый раз он высаживался, чтобы убивать своих братьев по Легиону. Сейчас же, падая в неизвестность, с не засохшей кровью на мече, он даже не был удивлен. История сделала оборот; такова ее природа. Именно поэтому идут войны и в них сражаются люди, именно поэтому кто–то властвует и над кем–то властвуют. На секунду, когда сила падения почти заставила его потерять сознание, он подумал, что этот момент неизбежен, что это судьба для всех ему подобных на веки вечные: война, предательство и месть без конца и причин. Даже Магистр Войны не сможет это остановить. Это путы судьбы, которые сковывали всех их.

— Тридцать секунд до столкновения, - прожужжал в его шлеме голос сервитора.

В его уши ворвался шум статики, внезапный и громкий. Мозаичные тактические данные повалили на дисплей его шлема.

— …там… – голос Сота—Нуль, слабый и дребезжащий, прорвался через шквал звука. – Нет угрозы… флот… низкая орбита…

— Мстительный дух, повторите, - крикнул он.

— Десять секунд до столкновения, - сервитор начал отсчет.

Он выдохнул и сжал оружие. Двигатели зажглись. Экаддона тряхнуло вместе с капсулой.

— Пять, четыре, три, две…

Десантная капсула ударила в землю. Сила толчка на мгновение ослепила Экаддона, когда кровь прилила к глазам. Затем, раскрылись внешние панели капсулы. Фиксаторы раскрылись, и Экаддон с отрядом рванулся вперед без тени сомнения. Его глаза залил свет. Над ними до самого неба, разрезанного падающими десантными капсулами и штурмовиками, возвышался Имперский Помост.

Атака Экаддон замедлилась и затем полностью остановилась.

Там, где по его догадкам должен был быть бой, стояло спокойствие. Тишина наполнила уши подобно грому.

Море воинов смотрело в небо. Багровые Несущие Слово, черные и цвета морской волны Сыны Гора, разноцветные Дети Императора. Все были неподвижны и смотрели в небо. Все, кроме Гора. Окруженный своими Юстаэринцами, Магистр Войны смотрел на Экаддона, впившись в него взглядом через сотни шагов, разделявших их.

Он улыбнулся, когда другие капсулы упали на плато вокруг и больше воинов вышли из них, останавливаясь и опуская оружие.

— Это было не обязательно, - сказал Гор, и его голос звучал для Экаддона так, будто Магистр Войны стоял рядом. – Но, он может оценить такое приветствие своего прибытия.

Гор посмотрел вверх, и Экаддон проследил за направлением его взгляда как раз тогда, когда небо стало красным. Багрянец покрыл небо подобно крови в молоке. Облака начали складываться в мускулы. Ударила молния, серебряная нить, оставшаяся от нее, задержалась и затем раскрылась. Огромные глаза смотрели сверху, расколотые бутоны в янтарных ирисах. Во рту Экаддона появился привкус жженых корицы и сахара. На его глазах, с неба к земле опустилась воронка облаков и пламени. Те, кто был на поверхности, начали поднимать оружие, в вокс–сети раздавались встревоженные и удивленные возгласы. Фулгрим вырос, крылья и доспехи подстраивались под его форму, клыки обнажились, когда он зашипел на небо. Лишь Гор оставался неподвижным, смотря на горящее торнадо абсолютно безразлично.

Он поднял когти, и этот жест призвал всех к спокойствию. Невероятная колонна дотронулась до земли. Под ней исказился камень. В шлеме Экаддона замигали предупредительные руны, от жары по коже струился пот. Языки пламени свернулись в черный дым, очертив фигуры внутри воронки, черные силуэты с высокими гребнями. Огонь растворился в воздухе, сжавшись в тонкий стебель. Девять воинов стояли на почерневшей земле вокруг горящей колонны. Их броня была багровой, подведенной слоновой костью, совершенно не тронутой огнем, из которого они вышли. С их груди и наплечников скалились змеи и шакалы, уставившись на мир вокруг изумрудными и сапфировыми глазами. Увенчанные лезвиями посохи и изогнутые мечи лежали в их руках. На кромках лезвий танцевало пламя.

Экаддон узнал цвета, символы и волнистое солнце на наплечниках. Но это не могло быть реальностью. Они были мертвы, их мир сгорел, память о них пала во тьму.

— Призраки… – выдохнул он, и услышал, как звук прошел через решетку его шлема.

В воздухе раздался смех, перекрывший рев пламени.

+Не призраки+ - сказал голос в огне. Колонна изогнулась, формируя тело, превращаясь в образ высокой фигуры с единственным, горящим синевой глазом.

— Магнус, - сказал Гор, все еще не двигаясь.

+Гор+ - ответил Алый Король.

— Что привело тебя сюда?

Магнус Красный шагнул вперед, медь кожи и серебро брони формировались из остывающего пламени, когда он двигался. Фулгрим извивался, его мечи все еще были обнажены, клыки оскалены.

+Мы пришли ради войны+ - сказал Магнус. - +Мы пришли, чтобы принести возмездие на Терру, чтобы она сгорела так же, как Просперо. Мы пришли, чтобы ответить на твой зов…+ - Магнус остановился. Он был выше Фулгрима, иллюзорный гигант среди полубогов, но, казалось, он уменьшается, изменяет форму приближаясь к Гору, пламя гасло в его тени. Затем он опустился на колено, вновь сформированная плоть коснулась земли. За ним, девятеро из Тысячи Сынов сделали то же.

+Мой Магистр Войны+ - сказал Магнус Красный.

XIX

Аргонис

Армада, что должна уничтожить колыбель человечества, пришла, как дождь после засухи. Первые редкие капли падают с неба, прикасаясь к сухой земле. Через секунду с небес уже изливается бесконечный поток. Корабли вышли из варпа, вспенив реальность, прорвавшись в неё, присоединяясь к силе тех, что уже были на орбите Улланора. Первые из новоприбывших были облачены в полночь, их орудийные башни блестели грязным золотом, а корпуса обвили серебряные молнии. «Завет Крови», «Свежеватель» и «Эхо Вечных Мук» плыли от точки перехода осторожно и зловеще. Последовали другие. Группы кораблей каждого Легиона, присягнувшего Гору, и некоторые помимо них. Корабли неизвестной расцветки со странными именами выскользнули из ночи подобно злобным зверям, призванным с окраины мира. «Колыбель Света», несущий Братство Презрения; «Могильный Меч» и «Песнь Неживых», отмеченные геральдикой семи разных Легионов. Это были безродные дети раздора. И с ними пришли корабли смертных, тысячи их, от ударных фрегатов до гигантской баржи–канонира «Митра», все они ответили на призыв Магистра Войны.

В стратегиуме «Железной Крови» Пертурабо наблюдал, как каждый из них появляется на сенсорах, и затем отдал приказ двигаться к планете. Орудия следили за каждым прибывшим, их команды подчинялись воле Повелителя Железа. Каждому новому кораблю передавались сигналы приветствия и запросы на подтверждение верности, состояния судна и численности команды. Пертурабо, Верховный Маршал Магистра Войны, просматривал и сохранял каждый набор данных, складывая их в некую схему в своем разуме. Титул, что он теперь носил, мало что значил перед реальностью, которую он создавал. Каждый кусочек сил и материалов проходил осью в будущее, включаясь в модели и планы против защитных систем Сол, созданных Дорном. В его душе, итоги разрушения раскрывались и танцевали, создавая красоту, которую лишь он мог увидеть. Когда поток прибывающих иссяк, обязанности были переданы Форриксу и Солтрану Вуллу, Бронну и Бероссу в помощь ему. Даже тогда, разбор данных был практически неподъемным. Для Повелителя Железа это была музыка, которую лишь ему было позволено принести в жизнь.

Бесчисленные шаттлы и десантные корабли отходили от суден и направлялись к планете. Каждый начинал движение лишь после авторизации под присмотром орудий Железных Воинов и Сынов Гора. Они спускались через чистую атмосферу. Облака были орошены кристаллами, чтобы очистить небо над Имперским Помостом и Парадом Победы. Солнечный и звездный свет коснулись белого мрамора первый раз за многие годы. Ближе к земле шаттлы и десантные корабли кружились в воздухе. Чернокрылые перехватчики скользили между ними с взведенными орудиями и бдящими сенсорами. Один за другим они опускались на землю. В воздухе стояли клубы пыли.

Сотни тысяч воинов и десятки тысяч боевых машин уже прибыли на планету. Плато Триумфа покрыл целый город из десантных кораблей. Дороги из сегментированного металла легли между ними. Батальоны рабов и машин Механикум сновали между суднами под руководством Железных Воинов, а отряды Сынов Гора наблюдали за всем с башен из сваренных балок.

Каждый Легион и фракция держалась на своей территории, громадные пространства, разделенные колоннами с пламенем на вершинах. Огромный павильон из позолоченных пластин и разноцветного шелка раскрылся над двором наслаждений Фулгрима. Сладкий, блестящий туман повис над ним, а среди рева двигателей и гула машин раздавались крики и смех. Лагерь Несущих Слово обозначился огнями под красно–черными корпусами их храмов. Лес распятых людей вырос между ними, от костров шел черный дым. Посадочная техника Легионов Титанов возвышалась над всеми другими подобно черным утесам металла, из которых выходили богоподобные машины.

Только Пожиратели Миров еще оставались на орбите и должны были быть там до самых последних часов приготовлений: чтобы избежать резни. И даже без них между некоторыми силами проходили стычки. Кровь освятила землю Улланора, и среди некоторых провели децимацию в наказание и пример. Трупы и продырявленные снарядами доспехи создали широкие проспекты, которые сходились к параду и помосту.

И многие еще спускались с неба, чтобы присоединиться к тем, что на земле.

Пятнадцать лет назад, на Триумфе, Механикум потребовались месяцы, чтобы подготовить землю, и недели потребовались силам, принимавшим участие, собраться и построиться. Пертурабо направил ум и волю на то, чтобы завершить приготовления меньше, чем за четырнадцать дней. И потому, его время было расписано поминутно.

На поверхности, Аргонис наблюдал с помоста, как огни посадочного транспорта гонятся за садящимся на горизонте солнцем. Они продолжали спускаться, пока Пертурабо не передал обязанности маршала и не присоединился к своим братьям на поверхности.

Они стояли, как десятилетия до этого, высоко на Имперском Помосте. Пертурабо рядом с Магнусом, по бокам от них – Ангрон и Фулгрим. Воздух вокруг примарха Пожирателей Миров клубился красным, его голова дрожала, как у голодной собаки. Фулгрим скалился своей тонкой ухмылкой и его смешки наслаждения врывались в души воинов, проходящим в пределах слышимости. Мрамор был выбелен там, где они стояли, статуи покрыты кровью, а символы пантеона развевались вместе со знаменами девяти Легионов, которые построят новый Империум. Под ними маршировало море плоти и железа, выкрики приветствия и раскатистый рев их голосов смешались со звуками боевых рогов и лязгом техники. Они начали, когда опустилась тьма, с горящими факелами в руках, пламя и искры струились с громадных клеток с углем на спинах Титанов. Они шли в наступающих сумерках и в ночи, проходя перед взором повелителей нового Империума, пока на рассвете не пришли Сыны Гора. Восходящее солнце блестело на Глазе Гора, украшавшем наплечники и вышитом на знаменах, и воины издавали великий клич, проходя мимо помоста.

— Луперкаль! Император! Луперкаль! – Раз за разом, все громче и громче.

Когда они прошли, Гор поднял Сокрушитель Миров, и тишина взорвалась, когда море воинов и боевых машин разразилось единым кличем, которые рос и рос, будто в желании сотрясти звезды на небосводе.

Все они были здесь, великие и малые, бросившие вызов тирании Ложного Императора человечества. Даже сыны Ночного Призрака ответили на зов, и с прибытием Алого Короля, силы всех Легионов–отступников были здесь. Все, кроме одного. Нигде не было видно воинов Альфа Легиона. Впрочем, Альфарий был здесь, ожидая на границе великого поворота событий подобно призраку на празднике. Дети Императора и Несущие Слово рассказали Гору о фигуре, что они видели, и Аргонис наблюдал, как его повелитель кивнул, а затем взглянул на пустое место в отдалении.

— Он придет, когда будет готов. – Сказал Магистр Воины. И ночью, накануне парада, Альфарий пришел.

Он пришел один. Никто не видел его до тех пор, пока он не ступил на порог комнаты в помосте, что Гор сделал своей комнатой совещаний. Она принадлежала Малкадору в дни перед первым триумфом, и Имперские Орлы все еще просвечивали под отмеченными глазом знаменами. Аргонис, прислуживающий своему повелителю, смотрел, как Юстаэринцы мгновенно пришли в движение, поднимая оружие и активируя цепные и силовые лезвия.

— Стоп, - сказал Гор, не отрывая взгляда от гололита с проекцией Солнечной Системы в центре комнаты. – Пропустите его.

Альфарий прошел вперед и остановился в шаге от Гора. Из оружия у него был с собой лишь заключенный в ножны кинжал на поясе с рукояткой в виде двух переплетающихся змей. Чешуя покрывала его доспех, блестящий переливающейся синевой, шлем с низким гребнем скрывал его лицо. Он не снял его.

— Ты не прислал мне воинов, брат. Они не спешат к вратам Терры, и они… не здесь. Так что хочешь ты положить к ногам своего Магистра Войн?

Альфарий не ответил, лишь достав небольшой, черный с бронзой цилиндр из углубления в броне. Инфосокеты поблескивали на обоих концах палочки. Альфарий протянул ее. Гор посмотрел на него, его взгляд потерялся в воздухе. Аргонис почувствовал давление в черепе. Гор сделал жест, и Аргонис шагнул вперед, чтобы взять цилиндр. Альфарий поднял свободную руку, и этого было достаточно, чтобы остановить Аргониса. Гор и Альфарий оставались неподвижными, смотря друг на друга, Повелитель Змей казался маленьким на фоне Магистра Войны. Аргонис гадал, как кто–то может оставаться спокойным под его взглядом.

Затем, медленно, не отрывая взгляда, Гор взял цилиндр.

Альфарий кивнул. Гор перебросил его Аргонису, который вставил его в слот когитатора. Шестеренки лязгнули, серебряные диски закрутились и конусы голо–света развернулись в воздухе. Сначала показалось тело Солнца, затем планеты, каждая захватывала весь обзор и уменьшалась, когда появлялись ее соседи. Появились луны, орбитальные постройки, пустотные станции и крепости. Данные образовывали вокруг них гало, предоставляя информацию о силе, тактических слабостях и параметрах ответов на угрозы. Аргонис узнал изображение, это был стратегический план Солнечной Системы, но наполненный информацией о каждой детали защиты, от времени ответа по связи до силы главных армий. Это было ошеломительно, сокровище разума из сердца крепости Рогала Дорна.

Гор не смотрел на него, будто знал, что Альфарий принесет.

— Прими мою благодарность, - сказал Гор. Перед ним крутилась проекция Солнечной Системы, ее секреты раскрывались подобно цветам на солнце. – Ты сделал то, что я просил, но пришел один. Где твой Легион?

Альфарий не двигался какое–то время. Отражения дисплея мелькали в зеленых линзах шлема.

Затем он взял с пояса кинжал. Движение было простым, не размашистым или угрожающим выпадом, но все же Юстаэринцы вздрогнули. Гор не двигался. Альфарий поднял кинжал. Он был длинным и обоюдоострым. Змеи–близнецы были выгравированы на лезвии, совпадая с рукоятью, одна смотрела на эфес, другая на кончик. Альфарий подержал ее секунду, а затем потянулся второй рукой. Он сжал клинок. Лезвие вонзилось в керамит. Аргонис осознал, что он собирается сделать, за секунду до того, как клинок разбился в руках Альфария. Он раскрыл ладонь, и осколки металла посыпались вниз. Затем он бросил рукоять к ногам Гора, развернулся и направился к двери. Юстаэринцы двинулись, чтобы остановить его, но Гор слегка мотнул головой.

— Нет, - сказал он. – Пусть идет.

Аргонис перевел взгляд с Альфария на сломанный клинок и зеркальную монетку, лежащую на каменном полу.

Он подумал об Экаддоне и о разговоре с Морнивалем после того, как Гор призвал его.

Абаддон был там, вернувшийся с охоты на Волков, Красный Ангел стоял за ним тенью с огненными крыльями. Прочие – Аксиманд, Кибре и Тормагеддон – встали дугой перед ним, наблюдая. Абаддон заговорил первым.

— Я не одобряю выбор тебя. – Сказал Абаддон, когда он повернулся и осмотрел его. – Просто, чтобы ты знал.

Аргонис задержал взгляд и затем мотнул головой.

— Спасибо за разъяснение, Первый Капитан.

Абаддон поджал губы.

— Магистру Войны нужен советник. – Сказал Тормагеддон. – Он послал нас за тобой. И мы использовали возможность…

— Есть проблема, которую нужно решить. – Сказал Аксиманд, его голос был безразличным, глаза смотрели вдаль. – Проблема, с которой Магистр Войны не может разобраться сам и запретил нам, поэтому решать ее придется тебе, лорд советник.

Слова, что прозвучали затем, следовали за ним на аудиенции у Магистра Войны, и изменили его мысли, когда он смотрел на сломанный клинок Альфария, и вновь зазвучали, когда она услышал рев армий, которые сожгут Терру. Когда они прозвучат, огни будут зажжены и десятая часть рабов каждого Легиона будет сожжена. Это будет жертва, напиток для богов в последний день последней великой битвы человечества.

Он подумал о символе, который теперь носил на вершине железного посоха, не как эмиссар, но как голос Магистра Войны. Он подумал о деяниях, которые ему придется совершить. О первом деянии, которое нужно совершить. Он подумал о Хтонии, далекой, но все еще сохранившейся в памяти, о братьях по крови и об оскале за ножом, когда они бежали за убийством. Он подумал о Вольке, смотрящем на него на туманном рассвете, на склоне горы, далеко отсюда.

Конец был лишь мечтой, а что значат мечты?

Аргонис подождал, пока крики проповеди утихнул, и затем ушел во тьму мраморных коридоров, к призракам своих мыслей.

Лайак

Лайак поднял глаза, когда ветер принес запах огней. Свет армады наполнил глаза его шлема. В ней были крейсеры, разрушители, бомбардирские барки, макро–перевозчики, боевые баржи, города из камня и железа, наполненные десятками тысяч людей. Пламя всех этих душ очертило корабли, подсвечивая их в маске. Они скользили по небу, подобно разрывам, даже если не двигались, находясь на стационарной орбите.

— Что ты видишь? – Спросил голос позади него. Хебек сменил стойку, положил руку на меч, будто ощетинившийся пес.

— Леди Актея, - сказал он, не оборачиваясь. – Ваше присутствие – благословление и честь для меня.

Он повернулся. Она стояла в двух шагах позади него, опустив руки, рев ее психической ауры был блеклым, как огонь без топлива. Ее робу подхватил ветер, и она поплотнее сжала покрытый кровью вельвет. Она повернула голову вверх, к очистившемуся небу и растекшейся по нему ночи. Проследив за ее взглядом, он увидел корабли Детей Императора. Они блестели огнем душ, горящих в боли и умирающих, тысячи страдали и жили, чтобы удержать их принца–примарха в бездне реальности.

— Ты не пошла с Лордом Аврелианом, - сказал он.

— Разумеется, - ответила она, повернув голову на бок, ее слепые глаза смотрели в никуда. – Ну? Скажешь, что ты видишь, или мне нужно угадать?

Он качнул головой.

— Ты задала вопрос, потому что хочешь, чтобы я задал его тебе.

Она холодно улыбнулась.

— Справедливо. – Она помолчала. – Так, ты не спросишь? Это тот самый вопрос, который ты хотел задать с того момента, как сделал свой выбор.

Лайак потряс головой и посмотрел на усыпанное кострами плато. Восемь дней жертвоприношений и костров сожгли облака и покрыли землю серым пеплом.

— Что ты видишь? – Низким голосом спросил он.

— Я вижу будущее, балансирующее на кончиках миллионов мечей. Я вижу начало. Я вижу конец.

— Мы преуспеем?

— Даже Магистр Войны не спрашивает этого. – Она снова сделала паузу. – Даже он не знает этого. Боги молчат и, если слова того, что грядет, уже написаны, я не могу прочитать их. – Она повернулась к Лайаку. – Это утешает тебя, Зарду Лайак? – Её аура была серебряной, с прочерками холодного серого и черного.

Он отвернулся и направился по засыпанному пеплом пути между клетками костров.

— Жертвы были принесены, – сказал он. – Приготовления закончены. Время уходить.

Огни в высоких клетках остыли до угольков: плоть и кости, что горели в них, превратились в жалкие останки и пепел. Запах жареного мяса растворился, когда крики втянулись в варп. Восемьдесят тысяч умерли на плато, где некогда стоял Император, - не настоящее предложение, но обещание.

— Жестокость порой необходима, - сказала Актея, идя за ним. – Половина этих идиотов сделала бы это только ради удовольствия.

— Это… – начал Лайак.

— Это правда, - прервала его Актея. – И важнее всего то, что человечество знает правду. Все остальное было надеждой и гордыней.

Они дошли до рампы ближайшей «Грозовой Птицы». Ее корпус был покрыт багрянцем Несущих Слово, но бока теперь украшал Глаз Гора, вытравленный огнем в знак верности Помазанному Магистру Войны Хаоса.

Он поднялся на рампу, но Актея не последовала за ним. Лайак остановился на вершине и обернулся на нее.

— Я отпустил путы Принца Фулгрима. Но… я не могу вспомнить ничего до путешествия за ним… я не знаю, кто я.

— Последствия, Зарду Лайак. Тебя использовали, но даже рабы должны платить по счетам. Все должны, в конце концов.

— Так почему я продолжаю идти?

— Потому даже без твоего я, у тебя есть вера.

Он долго молчал.

— Спрашивай, - сказала она.

Под маской у Лайака дернулась щека.

— Это была ты, не так ли? – Сказал он. – Ты рассказала о намерениях Лоргара Гору. Как–то ты рассказала ему о плане.

Улыбка Актеи не изменилась. Она поднялась по рампе, пока не встала напротив него, и положила руку на железный Глаз Гора, теперь украшавший его грудную пластину.

— Правда, Зарду Лайак, - сильнейшая сила во вселенной. Она не добрая. Она не является защитой от жестокости. Она самая опасная вещь, которой ты можешь обладать, и она единственное, что имеет значение.

— А боги?

— Боги – это истина, - сказала она. Она убрала руку с его груди и начала спускаться по рампе.

— А ты? – Позвал Лайак, когда она уже была внизу. – Я говорил с полудюжиной из иерархии Несущих Слово. Среди Оракулов Пепельной Святой не было никого с твоим именем, никого, подходящего по описаниям и силе. И все же ты была там, ждала нас на Оркусе…

Она остановилась внизу рампы, улыбнувшись чуть шире под капюшоном. Затем, она повернулась к нему, слепые глаза видели все и ничто.

— Кто ты? – спросил он.

Она кивнула в сторону неба над головой.

— Ты не должен задерживаться. Гор ждет от тебя доклада, что все готово, – сказала она. – А вечность ждала достаточно долго.

— Боги действительно хотят, чтобы мы победили?

Она выдохнула и смахнула хлопья пепла со щеки окровавленными пальцами. Рампа начала подниматься. Двигатели загудели, и штурмовик начал взлетать.

— Прощай, Зарду Лайак, - сказала Актея, и затем она пропала из виду, и он начал подниматься в небо.

Аргонис

Последний штурмовик поднялся с поверхности Улланора, поднимаясь через колонны дыма, пока не оказался в пустоте. Он летел к судну, находившемуся в сердце облака боевых кораблей, ждавших над оскверненным миром. Ангар поглотил его. Аргонис дождался, пока он сядет и Зарду Лайак выйдет на палубу. Багровый Апостол, вместе с парой рабов, задержался внизу рампы. Глаз Гора блестел на багровом плаще за его спиной. Он кивнул Аргонису и посмотрел вверх.

— Возлияния принесены. Жертвы сожжены.

Аргонис утвердительно кивнул и направился в тронный зал. Он шел один, его прислужники отмечали его шаги по коридору. Человеческие офицеры и рабы падали на колени, а воины Легиона поднимали руки в приветствии. Его шаги звенели в тишине, пока он шел к дверям тронного зала. Они распахнулись перед ним без задержки.

Гор посмотрел на него со своего трона. Аргонис выдержал его взгляд не шелохнувшись, хотя его сознание трепетало. Морниваль стоял у подножия трона. Все они повернулись к нему, следя за ним холодными глазами. Закованная в цепи печь Красного Ангела стояла рядом с Абаддоном. На границе видимости, скользил Н’кари, перетекая из раздутой красоты в тончайший ужас как ртуть. Он почувствовал, как его сознание тянется и искажается, когда чувства потянулись к его воле.

Он подошел к трону и преклонил колено. Часть его хотела никогда не подниматься, никогда не смотреть на то, что сидело там.

— Дело сделано? – Спросил Гор.

— Да, сир.

Гор встал. Броня и тень тряслись и текли, когда он шагнул с трона и спустился, чтобы встать у смотрового окна за ним.

— Вокс–связь ко всем кораблям, - сказал он. Его глаза были похожи на немигающие дыры в ткани лица.

— Связь активна, - сказал Аргонис.

— Час настал, - проговорил Гор, его голос эхом отражался в ушах миллионов, все ждали одно слово, слово которое было для них обещанием славы, мести и резни.

— Терра, - сказал Магистр Войны.

Экаддон

Экаддон стоял в центре тренировочной клетки по пояс голый с ножом в руке. Палуба вокруг него была чистой, расцарапанной и отдраенной так, что показались отметки лезвий. Он чувствовал, как стены дрожат в унисон с песней двигателей, толкавших корабль через варп.

Низкий звук заставил его замереть на секунду.

Он улыбнулся. Он проверил шнурок медальона Стервятников. Тот был крепким. Каменный диск был теплым. Он закрыл глаза и перебросил нож из руки в руку. Комната и тени были неподвижны.

— Теряешь хватку, - сказал он, открыв глаза и посмотрев в темноту. Ответа не было. – Если, конечно, ты хотел, чтобы я понял, что ты здесь.

В полумрак шагнула фигура. Это был легионер, и, как на Экаддоне, на нем не было брони. Туника из черного материала покрывала его торс и висела до колен. Татуировки птиц покрывали его руки.

— Приветствую, лорд советник, - сказал Экаддон, склонив голову.

— Кал, - сказал Аргонис, его взгляд не двигался.

Экаддон подбросил нож в воздух, поймал его и оскалился.

— Неустрашимый сменяет Кривого… Думаю, это имеет смысл.

Аргонис подошел ближе, его руки были пусты и опущены.

— Магистр Войны…

— Уважает и ценит все, что ты сделал.

— Но другие – нет.

Аргонис покачал головой.

— Кибре и Абаддон, - вдохнул Экаддон.

— Прощение имеет пределы.

— Они справятся с этим, я уверен. Гордость излечится, страхи сгладятся… Проверка твоей дипломатичности и нового авторитета.

— Легион должен быть един.

Экаддон посмотрел на брата, он все еще скалился, но в глазах было сожаление.

— Скучаешь? Я имею в виду Хтонию, старые времена.

— Мы были детьми, - Аргонис остановился в трех шагах от Экаддона.

— Да, - сказал тот, ухмыльнувшись шире. – Убийственными детьми.

Аргонис улыбнулся, расколов гладкую кожу лица. В глазах мелькнули воспоминания об огне туннелей.

— Ты сделаешь это? – Спросил он, и его брат оскалился. – Если тебе дадут мою смертную монету, ты сделаешь это?

— Нет, - сказал он и направил свет на плечо Аргониса. – Может, попытаюсь, просто проверить.

— Проверить что?

— Что я смогу сделать это, если ты настолько крут.

— Настолько.

— Ну, теперь я знаю, не так ли?

Их смех взорвал тени.

В темноте дуэльной комнаты в сердце Мстительного Духа, Аргонис достал блестящую монетку из мешочка на поясе и бросил в центр круга. Она блеснула в воздухе, пустой кружок казался бледным и светлым на фоне выщербленного камня. Экаддон посмотрел на нее, а затем на Аргониса.

— Начнем?

Аргонис кивнул и шагнул вперед.

Эпилог

Конец войны

Края неба стали красными, пока он шел по триумфальному тракту. Он все еще был пустынным, но в лагерях на обочинах кипела деятельность. Первые транспортники поднимались в воздух, чтобы присоединиться к себе подобным. Солдаты собирались небольшими группами для первых из многочисленных проверок. В утробах танков начинали урчать двигатели, выкрикиваемые приказы тревожили пыль на ветру. Гор Луперкаль смотрел на пробуждающийся мир из–под маскировочной накидки и продолжал идти, пройдя мимо собственной стражи, зайдя в павильон, созданный из дюжины десантных кораблей. Никто не заметил его, шедшего подобного призраку.

— Нашли озарение, повелитель? – Малогарст ждал в комнате планирования, обложенный горами планов и инфо–планшетов. Он не поднял головы.

— В некоторой степени, - ответил Гор, снимая накидку.

— Это доставит множество неудобств, - проговорил Малогарст, хмуро просматривая потоки данных. – Командование всеми силами человечества… Я тут не помогу, но чувствую, что помимо головокружительного ощущения власти, главным опытом будет ощущение, что я все время что–то упускаю.

— Ты полагаешь, что я приму это, Мал.

Малогарст поднял голову, на секунду встретившись взглядом со своим примархом.

— Вы это сделаете, повелитель.

Гор чуть улыбнулся.

— Мне это уже говорили.

— Других вариантов нет.

— Так ли это, Мал? – Сказал он, смотря на своего советника. Малогарст пожал плечами.

— Учитывая все аспекты и Вашу натуру, да. – Малогарст постарался улыбнуться. – Если только Вы не решите отдать будущее кому–то другому.

— Я думал об этом…

— Только луна должна проходить по небу. Вы знаете, что сделаете это. Должны сделать. Император знает. Вам нужно только…

— Что, Мал? Что я должен сделать?

— Принять это, повелитель.

Гор обдумал ответ, но промолчал. Он вдохнул, пробуя каждый запах в комнате планирования. Затем, силой воли, он изменил свои чувства примерно до уровня человека, оставив себя в этом ограниченном круге знаний и ощущений.

— Ладно, - наконец, сказал он. – Ладно, тогда нам лучше бы начать, правильно, Мал?

Малогарст поднял взгляд, помолчав под взглядом Гора.

— Безусловно.

Гор улыбнулся и позволил сознанию расшириться, чтобы услышать, как мир вступает в день, что сделает его Магистром Войны.

— Так начнем же.

Данная книга была найдена, переведена и подготовлена командой #Black_Library:

Данил Сыч - переводчик

Анастасия Кузьмина - переводчик

Юрия Скейс - переводчик

Иван - редактор

Соня - редактор

Yulia Sergukova - редактор

Гарвель Локен - куратор терминов

Urbasian - технический исполнитель

Lucius Eternal - рабовладелец

Отдельная благодарность читателям Lemurka Warlock и Yulia Sergukova

Специально для: t.me/the_black_library

Примечания

1

Пайцза - верительная бирка, металлическая или деревянная пластина с надписью, выдававшаяся китайскими, чжурчжэньскими, монгольскими правителями разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями.

(обратно)

Оглавление

Ересь Гора

~ Действующие лица ~

Пролог

Часть первая, в которой сыны богов могут истекать кровью

  I

  II

  III

  IV

Часть вторая, в которой империю охватывает огонь

  V

  VI

  VII

  VIII

  IX

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

Часть третья, в которой наступает канун всего, что будет

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg