«Орден Ультрамаринов: Омнибус»

Орден Ультрамаринов: Омнибус (fb2) - Орден Ультрамаринов: Омнибус (Warhammer 40000: Орден Ультрамаринов) 6502K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ник Кайм - Грэхем МакНилл - Бен Каунтер - Джонатан Грин - Джеймс Мортимор

Грэм Макнилл Warhammer 40000 Орден Ультрамаринов: Омнибус

История версий

1.0 — создание файла в Кузнице книг InterWorld'а.

1.1 — добавлены рассказы: "Врата Ада", "Кладбищенская тропа", "Кружат ли орлы до сих пор над горой?".

1.1.1 — добавлен мини-рассказ "Знамя Макрагга", автор неизвестен, источник рассказа — Chapter Approved 2002.

1.2 — редизайн омнибуса (изменение названия, коррекция содержания). Добавлены: новелла Бена Каунтера "Битва за Чёрный Предел", рассказ Джеймса Мортимора "Последняя капля", рассказ Бена Каунтера "Кровь демона", рассказ Джона Грина "Спасение", рассказ "Мёртв к рассвету".

Грэм Макнилл Хроники Уриэля Вентриса

Вертикаль власти

Спрятавшись на краю джунглей, ветеран-сержант Уриэль Вентрис смотрел сквозь завесу дождя на серый рокритовый бункер, расположенный при въезде на мост и считал патрули, которые попадали в поле его зрения. На открытой местности находились четыре повстанца, но они были невнимательны и несосредоточены и это вскоре их погубит. Они устроившись под защитой бронированной двери бункера курили и болтали. Это было непростительной глупостью, и Уриэль прошептал благодарственную молитву, как делал это всегда, когда его враги демонстрировали подобную тупость. Шипение тёплого дождя, льющегося сквозь густой шатёр пальмовых ветвей и стучащего по камням, глушило все звуки. Рёв могучей реки, текущей по ущелью, только усиливал шум.

Влага блестела на синих наплечниках Вентриса, с инкрустированных знаков отличия Ордена Ультрадесанта. Уриэль выскользнул из засады и крадучись заскользил сквозь изморось, сервоприводы доспеха шипели, фибропучки искусственных мышц усиливали каждое его движение. Он неслышно вытащил боевой нож и проверил остроту лезвия, хотя знал, что в этом нет необходимости. Эта привычка возникала в раннем возрасте практически у всех жителей Калта. Длинный, треугольный в сечении клинок с очень острыми кромками легко проскальзывал меж рёбер жертвы, ломая их и проходя глубже.

Это было орудие для убийства и не для чего более.

Благодаря сильному дождю, видимость охраны моста была ограничена тридцатью метрами. Зрение Уриэля было куда лучше зрения обычного человека, он чётко видел силуэты людей, которых собирался вскоре убить.

Он не чувствовал раскаяния. Враги Императора не заслуживают жалости. Эти люди сделали свой выбор и должны поплатиться за то, что выбор этот был неверным. Уриэль проскользнул за одной из адамантиевых опор моста, двигаясь невероятно тихо для своих размеров. Он был уже настолько близко к своим жертвам, что его усовершенствованный слух разбирал звуки их голосов. Как это обычно бывает среди солдат, они жаловались друг другу на место службы и офицеров. Уриэль знал, что ныть им осталось не долго. Он подобрался достаточно близко и его великолепное обоняние улавливало запах немытых тел и вонь застарелого пота, въевшегося в плоть предателей за несколько недель боёв. Вентрис напряг и расслабил мышцы, готовясь к схватке. Руна на визоре, которая обозначала капитана Идаюса, дважды моргнула и Уриэль прошептал подтверждение готовности к атаке. Он дождался, когда звук шагов его первой жертвы стал удаляться, обогнул опору и побежал к бункеру. Первый гвардеец умер беззвучно, когда нож Уриэля пробил основание его черепа. Он упал и ветеран-сержант, выдернув нож из тела пригнулся, развернулся и воткнул клинок в пах второму солдату. Хлынула кровь и человек завизжал в ужасной агонии. Уриэль поднырнул под поднятый лазган и впечатал кулак в лицо врагу. Удар усиленный искусственными мышцами доспеха разнёс голову гвардейца на части. Вентрис развернулся на пятках, пригнувшись ушёл от штыка и заехал локтём в скулу последнего солдата, снеся тому полчерепа. Кровь с осколками зубов заляпала дверь бункера.

Ветеран-сержант присел в защитной позе, вытащил нож из трупа и обтёр лезвие об одежду мертвеца. Убийство охраны моста заняло менее трёх секунд. Уриэль быстро взглянул из-за угла бункера на оборудованные на мосту обложенные мешками с песком огневые точки. Их было две и расположены они были уступом, чтобы их зоны огня перекрывались. Тускло поблёскивающие металлом стволы высовывались из под брезента укрывающего огневые точки. Уриэль насчитал по три тяжёлых болтера в каждом гнезде. Дождь и грохот реки скрыли осторожное выдвижение Вентриса к бункеру, но перед болтерными гнездами было совершенно открытое пространство.

— Позиция захвачена. — прошептал Уриэль в вокс, вынимая подрывные заряды из раздатчика гранат. Он работал быстро и целеустремлённо, приматывая взрывчатку к запорному механизму бронированной двери бункера.

— Принято. — подтвердил Капитан Идаюс. — Хорошая работа, Уриэль. Отделения Люция и Дедала на позиции. Действуем по твоему сигналу.

Уриэль ухмыльнулся и переполз на другую сторону бункера, так чтобы его не было видно из амбразур. Он достал болт-пистолет и крутанул зажатый в руке тесак, теперь держа его обратным хватом Глубоко вздохнув, Вентрис мысленно подготовился к бою и подорвал заряд, закреплённый на двери.

Дверь бункера, вырванная из рамы мощным взрывом, влетела вовнутрь. Удушливый дым повалил из дверного проёма и амбразур и Уриэль был уже в движении, не дожидаясь пока уляжется пыль. Из джунглей он слышал треск болтерного огня и понял, что остальные Ультрадесантники атакуют. Сейчас враги Императора, наверное, уже умирают.

Уриэль нырнул в чернеющий зев дверного проёма, перекатился и, слегка присев, замер в огневой стойке, выискивая пистолетом цели. На фоне амбразуры он увидел силуэты двух голов и нажал на курок дважды. Оба человека завалились назад, их головы буквально взорвались. Ещё один солдат стоял на коленях и вопил — его разорванное тело истекало кровью, торс был практически оторван от таза острым куском металла, при взрыве вошедшим в живот. Лазерный луч попал в доспех Вентриса. Он тут же развернулся и, не глядя, ударил в направлении прозвучавшего выстрела. Его ботинок вошёл в соприкосновение с коленной чашечкой гвардейца-мятежника, размозжив тому сустав. Человек завопив и выронив оружие упал и схватился за раздробленное колено. Оставшиеся в бункере бойцы столпились вокруг Уриэля, голося и нанося удары штыками.

Уриэль уворачивался и с убийственной жестокостью крошил врагов руками и ногами. При каждом ударе ломались кости и умирали люди. Запах крови и вонь выпотрошенных внутренностей достигли носа ветеран-сержанта, когда последний мятежник корчась упал. Кровь стекала по плечам и кирасе Вентриса. Он вглядывался в темноту бункера, но всё было тихо. Все были мертвы.

Вентрис услышал звуки боя и стрельбу снаружи и двинулся к двери, но тут же отпрянул и пригнулся, когда снаряды тяжёлого болтера начали крошить стены рядом с дверным проёмом. Он заглянул за угол изрешеченной пулями стены и с гордостью наблюдал, как штурмовое отделение Ультрадесанта вошёл в бой, прыжковые ранцы позволяли десантникам перепрыгивать бункер, проносясь высоко над ним.

Они спикировали на врага словно пламенные ангелы смерти, быстрыми ударами цепных мечей отделяя головы и конечности от тел. Солдаты в первой огневой точке были разорваны на части, мешки с песком прошиты огнём болтеров и сметены атакующим Космическим Десантом. Плохо тренированные защитники моста дрогнули и побежали при виде такой жестокости, но Ультрадесантники были уже среди них, и бежать стало некуда. Штурмовики рубили предателей чудовищными рассекающими ударами мечей. Бой превратился в бойню.

Стаккато массированного болтерного огня эхом отдавалось в ущелье, фонтанчики песка вырывались из мешков с песком, прикрывающих вторую огневую точку. Уриэль видел, что даже под неутихающим огнём стрелки перенацеливают свои тяжёлые болтеры. Не теряя ни секунды, он передал предупреждение.

— Вентрис Идаюсу. Вторая огневая точка перенацеливает оружие. Вы будете под огнём через считанные мгновения.

Руна Идаюса на визоре Уриэля дважды моргнула, когда капитан подтвердил приём. Ветеран-сержант видел, как капитан Четвёртой Роты прокричал приказ и побежал ко второй огневой точке. Идаюс вёл в атаку пятерых воинов в синих доспехах и Уриэль выругавшись бросился за ним. Без поддержки штурмовики будут первой целью врага! Языки огня вырвались из стволов тяжёлых болтеров и протянулись к атакующим Ультрадесантникам. Уриэль видел, как снаряды рвутся среди Космических Десантников, но ни один из них не упал — благословенные силовые доспехи противостояли огню предателей. Идаюс привел в действие свой прыжковый ранец, остальные бойцы отделения последовали его примеру и рванулись вперёд гигантскими скачками.

Лазерные импульсы наполнили воздух, но Ультрадесантники были слишком быстрыми. Идаюс проломился сквозь деревянную крышу огневой точки с ужасающим боевым кличем. Он взмахнул энергетическим мечом, обезглавив мятежника, и опустил рукоятку болт-пистолета на грудь другому, круша и ломая тому рёбра.

Уриэль гигантскими шагами покрыл расстояние до огневой точки и прыгнул ногами вперёд в обложенное мешками с песком болтерное гнездо. Он почувствовал, как под его ботинками сломались чьи-то кости и перекатившись вскочил на ноги, взмахнув рукой в бронированной перчатке. Ещё один мятежник визжа умер. Грохот выстрелов оглушал. Уриэль почувствовал удар в плечо, пуля срикошетировала от наплечника вверх. Он повернулся и всадил болт в лицо атакующего, лишив его головы. Вентрис почувствовал движение и развернулся вскидывая пистолет. Рядом с ним стоял капитан Идаюс подняв руки вверх и широко ухмыляясь. Уриэль медленно выдохнул и опустил оружие. Идаюс хлопнул его обеими руками по плечам.

— Битва окончена, сержант. — сказал он и засмеялся.

Суровое лицо Идаюса несло печать опыта, по бритой голове капитана стекала вода вперемешку с кровью. Четыре золотых штифта блестели над его левой бровью, каждый штифт обозначал полувековой срок службы, но пронизывающий взгляд серых глаз не потерял юношеского задора. Уриэль нахмурившись кивнул.

— Да, окончена. Но в соответствии с Кодексом Астартес вам нужно было дождаться поддержки перед атакой орудийных гнезд, капитан. — сказал он.

— Возможно. — согласился Идаюс. — Но я хотел сделать всё быстро, до того как кто-то из мятежников смог бы передать предупреждение.

— У нас с собой есть тяжёлое оружие, капитан. Мы могли бы заглушить их связь и уничтожить повстанцев под прикрытием бункера. Они плохо расположили огневые точки и не бы в нас толком прицелиться. Кодекс Астартес гласит …

— Уриэль, — прервал его Идаюс, покидая залитое кровью болтерное гнездо. — Ты знаешь, что я тебя уважаю и, несмотря на мнение некоторых братьев, я думаю ты вскоре будешь командовать собственной ротой. Но ты должен понять, что иногда нам нужно действовать несколько иначе. Да, Кодекс Астартес учит нас ремеслу войны, но он не учит сердца людей. Оглянись. Посмотри в лица наших бойцов. Само существо каждого из них излучает праведность и их вера сильна, потому что они видели как я иду сквозь огонь рядом с ними, веду их на славную битву. Разве такая награда не стоит небольшого риска?

— Я считаю, что атака под огнём трёх тяжёлых болтеров, это несколько больше, нежели небольшой риск. — заметил Уриэль.

— А ты на моём месте поступил бы иначе? — спросил Идаюс.

— Нет. — ответил Уриэль с улыбкой. — Но я сержант и мне достаётся вся грязная работа. Такова моя доля.

Идаюс засмеялся.

* * *

Когда штурмовики очистили мост, оставшаяся часть подразделения капитана Идаюса выдвинулась из джунглей. Два тактических отделения заняли бункеры на обоих концах моста, пока Уриэль организовывал починку обложенных мешками с песком орудийных гнезд силами третьего. В соответствии с Кодексом Астартес он приказал перенести их, чтобы прикрыть все подходы к переправе, восстанавливая и усиливая их защиту.

Уриэль видел, что Идаюс разместил скаутов на холмах, с дальней стороны гряды нависающей над ущельем. Они не совершат той же ошибки что и мятежники. Если предатели решат контратаковать, Ультрадесантники узнают об этом заранее. Вентрис перешагнул через труп гвардейца, заметив с профессиональной гордостью входное отверстие пули точно посредине его лба. Такова цена поражения. Эта победа Ультрадесанта была до абсурда простой, её и битвой назвать можно было только с большой натяжкой, и Уриэль испытывал удивительно слабое удовлетворение от успеха.

С тех пор как ему исполнилось шесть лет, его тренировали приносить смерть врагам Императора и обычно он испытывал прилив заслуженной гордости за свои профессиональные навыки. Но какое удовольствие от победы над настолько плохо тренированным противником? Эти предатели не заслуживали называться солдатами и не продержались бы и месяца в Агизельских Казармах на Макрейдже, где Уриэль тренировался так много лет назад. Он отбросил подобные мрачные мысли и сняв шлем, положил его на широкий парапет моста. Тысячей метров ниже широкая река грохотала по ущелью, тёмные воды пенились на камнях. Уриэль провёл рукой по своим коротко стриженным чёрным волосам. Его тёмные глаза цвета грозовых туч смотрели сурово, лицо его было серьёзно. Два золотых штифта сверкали над левой бровью. Мосты были ключом к победе в кампании. Воины Императора гнали перед собой плохо вооружённых и плохо обученных солдат сил планетарной обороны Тракии и теперь захваченная мятежниками столица Меркия была в зоне досягаемости. Несмотря на ужасающие потери, на стороне мятежников до сих пор было численное преимущество, и если они получат передышку, то смогут угрожать крестовому походу. Правый фланг Имперской Гвардии двигающейся на Меркию стал уязвим для атак врага, могущего переправиться по нескольким мостам, на одном из которых сейчас стоял Уриэль. Мосты необходимо было уничтожить, но Имперский Флот требовал несколько дней на планирование миссии по уничтожению мостов, дней, которые крестовый поход не мог себе позволить потратить. Поэтому задача по уничтожению мостов легла на Ультрадесант. «Громовые Ястребы» сбросили штурмовые команды под покровом темноты в половине дня марша от мостов и теперь ожидали сигнала на эвакуацию, как только будут уничтожены переправы.

Восстание на Тракии было ничем не примечательно, за исключением одного обстоятельства: до Высшего Командования крестового похода дошли сообщения, о том что предатели из легиона Космического Десанта Повелители Ночи присутствуют на планете. До сих пор Уриэль не видел ни одного из этих еретиков и про себя думал, что это были не более чем фантомы, рождённые гиперактивным воображением гвардейцев. И всё же никогда не стоит почивать на лаврах и Вентрис горячо надеялся, что слухи подтвердятся. Нельзя упускать возможность обрушить гнев Императора на этих отвратительнейших из врагов.

Вентрис наблюдал как Технодесантник подключает провода к мельта-зарядам прикреплённым к опорам моста. Эти бомбы разорвут мост на мелкие кусочки и предатели не смогут переправить танковые соединения через реку и ударить имперским войскам во фланг. Уриэль знал, что подобные сцены разворачиваются вдоль всего огромного ущелья и другие подразделения Ультрадесанта готовятся уничтожить свои цели. Он взял шлем и пошёл к заляпанному грязью Технодесантнику, который перегнулся через парапет и отматывал длинный кусок кабеля из своего рабочего ранца. Тот посмотрел на Уриэля когда услышал звуки приближающихся шагов и уважительно кивнул.

— Я полагаю ты пришёл меня поторопить. — проворчал технодесантник, неловко перегибаясь чтобы подсоединить кабель к батарее.

— Вообще-то нет, Севано. Я не посмел бы торопить такого мастера как ты. — Севано Томасин посмотрел на Уриэля, ища на его лице следы сарказма. Не найдя ничего, технодесантник кивнул и продолжил подсоединять провода к взрывчатке, двигаясь механически из-за того, что его ноги и правая рука были заменены тяжёлыми бионическими протезами.

Апотекарии вживили их после того, как тело Томасина было извлечено из покорёженных внутренностей Лэнд Рейдера на Икаре IV — карнифекс разорвал танк на части. Биоплазма ужасного монстра залила внутренности бронированной боевой машины, что вызвало впечатляющий взрыв боезапаса. Карнифекс погиб от взрыва, а Томасина ободрало до костей. Однако чтобы не потерять вековую мудрость Севано, мастера-ремесленники Ордена создали совершенно новое искусственное тело, построив его вокруг уцелевших кровавых ошмётков, бывших когда-то технодесантником.

— Сколько тебе и сервиторам нужно времени для завершения работ? — спросил Уриэль.

Томасин вытер грязь с лица и окинул взглядом мост.

— Ещё час, Вентрис. Может меньше, если стихнет этот проклятый дождь и мне не придётся останавливаться, чтобы с тобой поболтать.

Уриэль проглотил ответную колкость и развернувшись ушёл, оставив технодесантника наедине с его работой. Вентрис направился к ближайшей огневой точке. Капитан Идаюс сидел на мешках с песком, и с кем-то взволнованно разговаривал по воксу.

— Проклятье, ну так выясните! — оборвал он собеседника. — Я не хочу столкнуться здесь с половиной армии мятежников, имея в наличии только тридцать бойцов.

Идаюс некоторое время прислушивался к словам, которые только он мог слышать через наушники, потом выругался и пристегнул вокс обратно на пояс.

— Проблемы? — спросил Уриэль.

— Может быть. — вздохнул Идаюс. — Орбитальные наблюдатели «Vae Victus» кажется, что они засекли что-то крупное, движущееся в нашу сторону сквозь джунгли, но эта проклятая погода сбивает предсказатели и они не могут их снова настроить. Возможно, там ничего и нет.

— Ты не выглядишь слишком в этом уверенным.

— А я и не уверен. — признал Идаюс. — Если Повелители Ночи на этой планете, то это как раз то, что они попробуют сделать.

— Я приказал нашим скаутам наблюдать за подходами к мосту. Никто к нам не подойдёт незамеченным.

— Отлично. Как продвигаются дела у Томасина?

— Мост большой, капитан, но Томасин считает, что справится за час. Однако я думаю, он напичкает его взрывчаткой быстрее.

Идаюс кивнул и поднялся на ноги, вглядываясь в туман и дождь скрывающие холмы на противоположной стороне моста. Он нахмурился и Уриэль проследил за направлением его взгляда. Быстро опускались сумерки и при определённой доле везения, Ультрадесантники смогут уже до ночи отправиться на соединение с силами штурмующими Меркию.

— Что-то не так?

— Я не уверен. Каждый раз, когда я смотрю на ту сторону, у меня появляется нехорошее предчувствие.

— Нехорошее предчувствие?

— Ага, как будто за нами наблюдают. — прошептал Идаюс.

Уриэль проверил свой вокс.

— Скауты ничего не докладывали.

Идаюс помотал головой.

— Нет, это скорее похоже на инстинкт. Всё это место какое-то неправильное. Я не могу описать точнее.

Уриэль был озадачен. Идаюсу он верил безоговорочно, они сражались бок о бок и вместе проливали кровь более пятидесяти лет. Они крепко дружили, как Уриэль редко с кем дружил. И всё же Вентрис никогда по-настоящему не понимал Идаюса. Капитан полагался на инстинкт и чувства больше, чем на священный Кодекс Астартес, эту величайшую работу о военном мышлении, написанную десять тысяч лет назад Примархом Ультрадесанта Робаутом Жиллиманом.

Кодекс лежал в основе тактической доктрины практически каждого Ордена Космического Десанта и служил фундаментом военной мощи всего Империума. Его слова были освящены самим Императором и Ультрадесантники не отступали от его учения с тех самых пор, как он был написан после мрачной эпохи Ереси Гора. Но Идаюс рассматривал мудрость Кодекса скорее как советчика, а не как священную инструкцию и это обстоятельство служило постоянным источником удивления для Уриэля. Он был правой рукой Идаюса почти тридцать лет и, несмотря на успехи капитана, Вентрис до сих пор с трудом принимал его методы.

— Я хочу пойти и проверить эти холмы. — внезапно заявил Идаюс.

Уриэль вздохнул и сказал:

— Скауты доложат нам, если что-то заметят.

— Я знаю и в них безоговорочно верю. Мне просто нужно посмотреть самому. Пойдём, посмотрим.

Уриэль достал вокс, предупредил скаутов о своём приближении и пошёл за Идаюсом, который целенаправленно шагал на противоположную сторону ущелья. Они прошли дальний бункер, который мятежникам следовало бы занять, и заметили внутри блеск болтеров. Два Космических Десантника прошли по широкой дороге, которая вела в ложбину между высокими холмами ну другой стороне ущелья и в течении следующего получаса обследовали позиции, на которых Уриэль разместил скаутов. Дождь глушил звуки и ухудшал видимость, а деревьев хватало чтобы почти полностью скрыть землю у их корней. Здесь можно было разместить армию и её не было бы видно до тех пор, пока на неё не напорешься.

— Удовлетворён? — спросил Уриэль.

Идаюс кивнул, но ничего не сказал и вместе они начали пробираться к дальнему бункеру, рядом с которым виднелся Севано Томасин.

Предупреждение пришло в тот самый момент, когда первый артиллерийский снаряд провыл у них над головами.

Почти одновременно со звуком летящего снаряда, Уриэль услышал, как вокс сеть буквально взорвалась множеством голосов, скауты докладывали о вспышках выстрелов артиллерийских батарей и появлении множества танков и бронетранспортёров. Ослепительно яркий взрыв посередине моста, за которым последовала ещё дюжина, разорвал сумерки. Уриэль закричал, когда увидел как сервиторов и двух космических десантников смело с моста и они кувыркаясь полетели вниз.

Оба офицера неслись к мосту.

Уриэль на бегу вызвал по воксу скаутов и проорал:

— Команда скаутов Альфа! Откуда они взялись? Отвечайте!

— Множественные контакты в трёх километрах и приближаются, сержант! Дождь прибил пыль, мы не видим их сквозь заросли.

— Понял вас, — Уриэль выругался, проклиная погоду. — Что вы видите?

— Точно подсчитать не можем, но похоже что атакуют силами до батальона. В основном «Химеры», но есть также и тяжёлая техника — «Леман Рассы», «Грифоны» и «Адские Гончие».

Уриэль снова выругался и переглянулся с Идаюсом. Если скауты не ошибаются, Ультрадесантники столкнулись с более чем тысячей солдат при поддержке артиллерии и танков. Оба офицера знали, что это и есть тот контакт, который потеряли предсказатели крейсера «Vae Victus». Они немедленно должны перевести всех обратно по мосту и взорвать его.

— Оставайтесь на позиции сколько сможете, Альфа, и продолжайте докладывать ситуацию, потом отступайте.

— Так точно, сэр. — ответил скаут и прервал связь.

Всё больше снарядов падало на мост, оглушительное эхо от их разрывов гуляло по ущелью. Каждый взрыв поднимал в воздух куски дорожного покрытия и огромные гейзеры дождевой воды. Некоторые снаряды взрывались в воздухе, поливая мост градом смертоносных осколков.

Уриэль узнал отличительный свист снарядов мортиры «Грифон» и вознёс благодарственную молитву Жиллиману, что у СПО нет доступа к тяжёлой артиллерии Имперской Гвардии.

Или еретики поняли, что применив подобное оружие, они рискуют уничтожить мост.

Большинство космических десантников, которых обстрел застал на открытой местности, сейчас нашли укрытие и Уриэль сознавал, что им ещё повезло, что они не потеряли больше людей. Вентрис выругался, когда его взгляд упал на неуклюжую фигуру Севано Томасина, всё ещё крепящего подрывные заряды и протягивающего кабель к последнему бункеру. Технодесантник двигался мучительно медленно, но осколками при обстреле его не задело. Уриэль мысленно призвал его работать быстрее.

— Полтора километра и приближаются. Приближаются быстро! Вижу спешивающихся солдат противника. — бусина вокса в ухе Уриэля разразилась тирадой сержанта скаутов.

— Принято. — прокричал Уриэль, пытаясь перекрыть звуки взрывов мортирных снарядов. — Быстро отступайте к мосту, больше вы ничего не сможете оттуда сделать. Отделение «Меч» находится в первом бункере и прикроет вас огнём. Вентрис, конец связи.

Уриэль и Идаюс добежали до бункера и его внушающих уверенность толстых стен. Идаюс схватил вокс и прокричал в него:

— Командная сеть Гвардии, это капитан Идаюс, Четвёртая Рота Ультрадесанта. Сообщаю, что враг атакует мост два-четыре силами дивизии, возможно больше. Мы отступаем и готовимся взорвать мост. Я повторяю. Враг атакует мост два-четыре!

Пока Идаюс передавал предупреждение командующим Имперской Гвардии, Уриэль вышел на частоту связи с «Громовым Ястребом» который доставил десантников сюда.

— «Громовой Ястреб»-шесть, это Уриэль Вентрис. Нас атакуют. Требуется немедленная эвакуация. Код миссии Омега-семь-четыре. Подтвердите.

В течение нескольких бесконечных секунд всё, что мог слышать Уриэль, было шипение помех, и он уже начал предполагать, что что-то ужасное случилось с транспортом. Но тут из вокса послышался сильно искажённый голос:

— Подтверждаю, сержант Вентрис. Код миссии Омега-семь-четыре получен. Мы будем над вашей позицией через десять минут. Обозначьте своё местоположение зелёным дымом.

— Ответ утвердительный, — ответил Уриэль. — Имейте в виду, что посадочная площадка будет крайне небезопасна.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся пилот «Громового Ястреба» — Мы загружены гостинцами под завязку и заставим врага залечь во время эвакуации. Громовой Ястреб Шесть связь окончил.

Уриэль пристегнул вокс к поясу и забарабанил кулаками по двери бункера. Он и Идаюс пригнувшись проскочили внутрь, как только дверь отъехала в сторону. Пять космических десантников расположились на приступке перед амбразурами, их болтеры и лазпушка были направлены на холмы, они были готовы прикрыть отступление своих братьев. Уриэль смотрел сквозь противогранатную сетку, как скауты отступали к мосту, сохраняя боевой порядок.

— Как только скауты пройдут мимо, отступаем к первой огневой точке и занимаем позицию для стрельбы. — приказал Идаюс. — Другие отделения уже на месте и они прикроют нас. Понятно?

Космические десантники кивнули, но не оторвали взгляда от вершины холма, по которому спускались скауты. Идаюс повернулся к Уриэлю и сказал:

— Иди на ту сторону и посмотри готов ли Томасин взорвать этот треклятый мост. Мы последуем за тобой, как только сможем.

Уриэль открыл, было, рот чтобы запротестовать, но Идаюс его оборвал:

— Ни слова, сержант. Иди! Я за тобой, как только команда Альфа будет в безопасности.

Уриэль молча выскользнул из бункера. Очередная серия оглушительных взрывов прогрохотала по мосту и стенам ущелья. Вентрис подождал небольшой паузы в обстреле и побежал через мост, огибая груды мусора, обломков и кратеры оставшиеся от взрывов и уже заполненные водой. Он видел, что Севано Томасин ещё возится с детонаторами, прямо за огневыми точками.

Уриэль услышал стрельбу за спиной, отчётливый глухой треск болтерного огня и щёлкающий свист лазганов. Он оглянулся, и его охватило предчувствие кошмарной беды.

Два завывающих снаряда прочертили темнеющее небо, один упал перед сержантом, второй за ним. Земля содрогнулась. Первый снаряд разорвался менее чем в чётырёх метрах над бойцами команды Альфа, разорвав их тела, облачённые в лёгкую броню скаутов, и оставив только кровавый туман, да ошмётки плоти.

Ударная волна опрокинула Уриэля на землю. Он кашляя и плюясь дождевой водой пополам с грязью поднялся на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как Севано Томасина охватывает ослепительно белое фосфоресцирующее пламя.

Технодесантник упал, его металлические конечности плавились, а горящая плоть отслаивалась от костей. Второй мельта-заряд загорелся в ранце Томасина, также сдетонировав от взрыва мортирного снаряда. Севано исчез в раскалённом до бела шаре взрыва, дождь образовывал паровое облако над его расплавленными останками.

* * *

Идаюс наблюдал, как первая танковая рота врага перевалила через гребень холма. Ненависть пылала в сердце капитана. Даже в неверном свете он мог чётко различить силуэты трёх разведывательных «Саламандр» и Идаюс поклялся, что они будут уничтожены. Он чуял резкое зловоние горелого человеческого мяса исходящую от останков скаутов. Они погибли всего лишь в десяти метрах от безопасного бункера. Идаюс знал, что ему нужно отходить на подготовленные огневые позиции на мосту. Оставаться здесь надолго означало загнать себя в ловушку. Но жажда возмездия горела в его сердце и он проклял бы себя, если бы он отдал хоть пядь земли этим ублюдкам не отомстив хоть в какой-то мере за своих павших воинов.

— Ниваней, — прошипел Идаюс космическому десантнику с лазерной пушкой. — Ты видишь цель?

— Так точно, сэр. — подтвердил Ниваней.

— Тогда приказываю открыть беглый огонь. Уничтожить этих предателей!

Ослепительный поток когерентного света вырвался из массивного орудия. «Саламандра» сползла с дороги, её корпус пылал, изнутри чёрными клубами валил дым. Солдаты пехотного отделения поддержки начали стрелять из лазганов, но болтерный огонь космических десантников разорвал их на части с беспощадной точностью. Но Идаюс понимал, что пехота роли не играет. Главное — это уничтожить танки. Ниваней спокойно выбрал цель и ещё одна «Саламандра» была уничтожена, её экипаж вываливался из горящих люков. Последний танк резко остановился, очередь из автопушки ударила в лоб бункера. Идаюс почувствовал, как завибрировали стены от ударов. Он мрачно улыбнулся, когда водитель «Саламандры» отчаянно попытался дать задний ход и убраться за холм. Гусеницы танка бесполезно крутились выбрасывая огромные куски грязи и не находили опоры. Пыль и кислый запах наэлектризованного воздуха заполнили бункер, Ниваней прицелился в следующий танк.

Но выстрелить он не успел. Ракета пробив завесу дождя ударилась в неподвижную башню танка. Машина взорвалась изнутри. Вторичные взрывы боезапаса превратили её в груду металлолома.

— Капитан Идаюс! — донёсся вопль Уриэля по воксу. — Убирайтесь оттуда. В любой момент танки перевалят через гребень холма, если вы сейчас же не отойдёте вы будете отрезаны. Мы вас прикроем, давайте немедленно сюда!

— Я думаю, он прав. — Спокойно сказал Идаюс. — Мы их взгрели, но теперь пора уходить.

Ультрадесантники сделали последний залп, перед тем как двинуться к двери.

— Уриэль! — вызвал сержанта по воксу Идаюс. — Мы готовы. Нам нужно огневое прикрытие.

Несколько секунд спустя, губительный залп болтерных снарядов и ракет прошёлся по кромке холма, погрузив его вершину в море дыма и огня.

— Вперёд, вперёд, пошли! — закричал Идаюс космическим десантникам и побежал вслед за ними сквозь дождь.

Огонь мортир стих, возможно из-за того, что «Грифоны» выдвигались вперёд на позиции для ведения огня прямой наводкой. Какова бы ни была причина этой передышки, Идаюс был рад ей.

Он услышал зубодробительный грохот и скрежет гусениц. Идаюсу не надо было оборачиваться, чтобы понять что тяжёлые танки выходят из-за холма и занимают огневые рубежи за его спиной. Он увидел два дымных шлейфа ракет пролетевших над головой и услышал звенящее клацанье их удара. Звук оглушительного взрыва подсказал капитану, что по крайней мере один вражеский танк выведен из строя. К сожалению лишь один.

— Ложись! — завопил Идаюс и, перепрыгнув кучу обломков, нырнул в кратер, когда эхо от грома выстрелов двух орудий загуляло в ущелье. Он почувствовал чудовищную силу удара снаряда даже через керамит силовых доспехов. Моментально его авто-чувства отключились, чтобы предохранить слух и зрение от последовавшего катастрофического взрыва снаряда. Ударная волна почти сплющила капитана. Ярко-алые руны заморгали в визоре, извещая о повреждении доспеха в дюжине мест. Идаюс почувствовал обжигающую боль и с проклятьями вытащил из ноги кусок шрапнели величиной с тарелку. Почти сразу же, он почувствовал как клетки Ларрамана останавливают кровь и формируют защитный слой коллоидной ткани поверх раны. Идаюс бывал в переделках и похуже и он просто отключил боль усилием воли.

Два оставшихся танка «Леман Расс» прогрохотали вниз по холму, распихивая дымящиеся останки «Саламандр» гигантскими бульдозерными ножами. Установленные в лобовых листах брони тяжёлые болтеры яростно выплёскивали потоки огня, лупя по бункеру и мосту, вырывая куски камня и поднимая фонтаны воды. Ни один снаряд не попал в Ультрадесантников. Идаюс закричал:

— Встать! Продолжать движение!

Космические десантники поднялись на ноги и побежали в относительную безопасность дальнего конца моста. Всё больше танков и пехоты переваливалось через гребень холма, устремляясь вслед за «Леман Рассами». Лазерные лучи летели в сторону космических десантников, но расстояние было слишком велико. Наконец на пределе слышимости Идаюс уловил долгожданный гул двигателей «Громового Ястреба» и увидел как угловатый воздушный транспорт скользит над ковром джунглей. Ракеты слетали с его крыльевых пилонов залпами по три штуки и на вершине холма выросла стена огня. Тяжёлые орудия установленные в корпусе и под крыльями выстреливали тысячи снарядов по бунтовщикам, стирая в порошок танки и людей в мгновение ока.

Идаюс победно ударил по воздуху кулаком, когда «Громовой Ястреб» прошёл над ущельем и ушёл на второй круг. Капитан лениво перепрыгнул через мешки с песком и вместе с космическими десантниками, шедшими следом за ним, занял огневую позицию.

— Уриэль, — вызвал сержанта по воксу Идаюс. — Ты готов к эвакуации?

— Более чем, ответил Вентрис из бункера за спиной Идаюса. — Но у нас назрела серьёзная проблема. Томасин убит при обстреле, а детонаторы были у него. Мы не можем взорвать мост.

Идаюс стукнул кулаком по мешку с песком.

— Проклятье. — выругался он оскалившись.

Капитан мерил шагами огневую позицию, как грокс в клетке, потом сказал:

— Значит нам нужно держаться сколько сможем и молиться о том, чтобы Гвардия успела перебросить войска на фланг вовремя.

— Согласен. Да пребудет с вами Император, капитан.

— И с тобой. Пусть он присмотрит за тобой.

Уриэль отключил вокс, вставил новую обойму в магазин болт-пистолета и посмотрел на объятый пламенем холм. «Громовой Ястреб» кружился над ним, стреляя по целям скрытым от взгляда Вентриса. Новая серия взрывов ознаменовала смерть ещё нескольких предателей.

Внезапно очереди снарядов засверкали вокруг воздушного корабля и потоки огня, яркие на фоне тёмного неба, протянулись с земли. Уриэль выругался, когда понял, что у предателей имеются зенитные орудия. Воздушный корабль вильнул уходя из-под обстрела, но другой поток снарядов прочертил небо и секундой спустя зенитчики взяли «Громовой Ястреб» в клещи. Тысячи снарядов вспороли броню корабля и оторвали левое крыло. Двигатель взорвался исчезнув в яростной вспышке. Пилот пытался удержать аппарат в воздухе, заложил вираж чтобы уйти из-под огня зенитки, но корабль терял высоту выплёвывая чёрный дым из разорванного корпуса.

Уриэль с ужасом наблюдал, как «Громовой Ястреб», падая и рыская из стороны в сторону, приближался с каждой секундой.

— О, Император, нет! — прошептал Вентрис. Корабль в ярком ореоле искр и пламени ударился о землю сразу перед мостом и пропахал огромную борозду. Обломки въехали в незанятый бункер, мгновенно его уничтожив, и со стоном раздираемого металла проскрежетали по мосту в сторону Ультрадесантников. Оставшееся крыло оторвалось, горящий корабль перекувырнулся, сдирая дорожное покрытие. Наконец «Громовой Ястреб» остановился менее чем в двухстах метрах от огневых точек.

Уриэль выдохнул и понял, что всё это время он не дышал. Вентрис увидел, как вражеские машины грохочут сквозь клубы чёрного дыма к мосту.

— Вижу цель. — закричал сержант. — Приближаются вражеские танки. Выбрать цели. Стрелять наверняка.

Первая бронированная колонна состояла из дюжины «Химер» размалёванных богохульными рунами. Уриэль оскалился, когда узнал в грубо намалёванных на корпусах машин эмблемах подобие крылатого черепа, перенятого мятежниками у Повелителей Ночи. Теперь сомнений не было. Зараза Хаоса пришла на Тракию.

На каждой машине был установлен мощный прожектор. Лучи света слепо метались туда-сюда по мосту случайным образом, когда «Химеры» атаковали. Ракеты и вспышки лазерных пушек прорезали темноту и ночь озарилась взрывами танков. Неважно сколько машин Ультрадесантники уничтожали, их место занимали новые. Вскоре мост был забит горящими обломками. Сотни вопящих солдат спешивались со своих машин и пробирались через это танковое кладбище.

Уриэль болт за болтом выпускал из пистолета. Было совершенно невозможно промахнуться, так много было врагов. Темнота ущелья отзывалась эхом на звуки выстрелов и крики. Но Уриэля не обманывала та резня, что десантники устроили среди предателей. Боезапас конечен и вскоре битва превратится в кровавый ближний бой и, несмотря на то, что сотни мятежников умрут, Ультрадесантники, в конце концов, падут все, до единого. Всё дело в количестве.

Вентрис снова перезарядил оружие, страстно желая, чтобы было хоть что-то, что он ещё может сделать. Уриэль мысленно обругал Севано Томасина за то, что тот погиб и обрёк их на такой бесславный конец. Он снова вспомнил Технодесантника испепелённого цепной реакцией взрывающихся в его ранце мельта-зарядов.

И тут как будто что-то щёлкнуло в голове Уриэля и он замер. Нет, это полное безумие, безумие и самоубийство. Но это может сработать. Вентрис постарался вспомнить прецедент из Кодекса Астартес, но ничего на ум не приходило. Возможно ли выполнить задуманное? Осколочная граната не подходит, а противотанковые гранаты выдавались только штурмовым подразделениям. Вентрис проверил свой раздатчик гранат. Подрывной заряд остался только один.

Уриэль принял решение. Он схватил космического десантника, стоящего на приступке перед амбразурой, и прокричал тому, стараясь перекрыть грохот стрельбы:

— Я иду к капитану. Прикройте меня огнём!

Боец кивнул и передал приказ товарищам. Уриэль пригибаясь выскочил из покорёженного дверного проёма и присел за углом бункера. Потоки лазерного огня и болтерных снарядов прочерчивали темноту, создавая странный стробоскопический эффект.

Космические десантники начали стрелять из болтеров и Уриэль выпрыгнув из-за укрытия побежал к Идаюсу. Мгновенно предатели открыли огонь из лазганов. Через несколько секунд все стрелки были буквально размазаны точными выстрелами из болтеров. Уриэль залёг за мешками с песком и вполз внутрь орудийного гнезда на животе.

Идаюс получил множество ранений, но продолжал направлять организованный болтерный огонь в ряды предателей. Двое космических десантников были мертвы, задние части их шлемов были снесены, и Уриэль внезапно подумал о том, насколько лучшую защиту давал бункер.

Идаюс стреляя, мельком взглянул на сержанта.

— Что ты здесь делаешь, Уриэль?

— У меня есть идея, как взорвать мост.

— И как?

— У штурмовиков есть противотанковые гранаты. Если мы сможем прикрепить несколько штук к одному из мельта-зарядов на опорах моста, их взрыв может вызвать цепную реакцию.

Идаюс подумал пару секунд и пожал плечами.

— План не ахти какой, но разве у нас есть выбор?

— Нет. — мрачно произнёс Уриэль. Идаюс кивнул и скрючившись за мешками с песком достал свой потрепанный вокс. Он спешно объяснил план Вентриса сержанту штурмовиков и получил подтверждение о возможности его выполнения. Идаюс поднял голову и встретился взглядом с Уриэлем:

— Тебе потребовалась чёртова уйма времени чтобы начать думать вне рамок Кодекса, сержант.

— Лучше поздно, чем никогда, капитан.

Идаюс улыбнулся и кивнул.

— У нас будет примерно тридцать секунд с момента детонации, чтобы уйти. Если мы не уберёмся с моста вовремя, мы покойники. Я уже вызвал другой «Громовой Ястреб», но он прибудет самое раннее на рассвете.

Капитан вызвал по воксу остальных космических десантников и сказал:

— Всем отделениям, как только штурмовики двинутся, я хочу, чтобы на предателей обрушился огонь, способный разорвать на части Титана. Понятно?

* * *

— Начали! — завопил Идаюс и Ультрадесантники открыли огонь из всех стволов. Залп за залпом болтерных снарядов, ракет и лазерных лучей разрывали солдат противника. Люди гибли с невероятной скоростью. Космические десантники выпускали снаряд за снарядом в дрогнувшую массу мятежников. Сначала один повстанец повернулся и побежал в темноту ночи. Выстрел офицера уложил его наповал, но было уже поздно. Другие предатели уже бежали назад сквозь лабиринт сожженных танков, их решимость сражаться против лучших воинов Императора была сломлена. И это был конец.

Уриэль не мог вспомнить, как долго шёл бой, но должно быть много часов. Он посмотрел на встроенный в визор хронометр и был удивлён, обнаружив что прошло всего два часа. Он присел на корточки и пересчитал боеприпасы: шесть обойм. Нехорошо. Рискнув взглянуть поверх мешков с песком, спёкшихся до состояния стекла под воздействием тепла от постоянных попаданий лазерных лучей, Вентрис увидел, что мост завален сотнями трупов.

Напряжение становилось осязаемым, каждый космический десантник был готов побежать при первом звуке подрыва противотанковой гранаты. Бесконечно долго тянулись минуты, тишина нарушалась лишь шипением вокса да треском пламени и стонами умирающих. Все, кто находился в орудийном гнезде, вздрогнули, когда услышали треск выстрелов. Стрельба продолжалась несколько минут, прежде чем затихнуть.

Уриэль и Идаюс обменялись тревожными взглядами. Обе стороны использовали болт-пистолеты. Уриэль печально покачал головой.

— Им не удалось.

* * *

Слабый солнечный свет озарял остов рухнувшего на землю «Громового Ястреба» и разбитые танки. Обломки слабо дымились. Дождь шёл всю ночь. Слава Императору, атаки мятежников не повторялись. Подрыва гранат слышно не было и Идаюсу пришлось признать, что штурмовикам не удалось выполнить задание.

Уриэль оглядел небо за спиной в поисках другого «Громового Ястреба» или, возможно, ударного самолёта «Молния» Имперского Флота. И то и другое сейчас бы порадовало бы взгляд, но небеса были пусты.

Внезапно крик одного из передовых наблюдателей вырвал Уриэля из состояния меланхолии, и он быстро занял позицию рядом с Идаюсом. Сквозь обожжённый остов «Громового Ястреба» он увидел движение, мелькание золотого и синего и услышал утробный скрежещущий шум — звук тяжёлых машин крошащих кости и броню своими тяжёлыми гусеницами. Сквозь обломки крадучись пробирались фигуры в синем с золотом.

С первобытным жестоким рыком, который говорил о тысячелетней ненависти, космические десантники Хаоса из Легиона Повелителей Ночи наконец показались на поле боя. Пробиваясь сквозь обломки вперёд выехали пять замысловато украшенных бронетранспортёров «Рино», окружённые по бортам лазоревым пламенем. У Уриэля отнялся язык.

Эти машины напоминали «Рино» только названием. Окровавленные пики торчали в разные стороны, злобно глядящие горгульи, впаянные во вспученную броню, бормотали колдовские заклинания, от которых у Уриэля по коже побежали мурашки. Но истинный ужас внушало то, что висело на лобовой броне танков.

Тела всё ещё живых бойцов штурмового отделения Ультрадесантников были распяты на грубых железных крестах, прикрученных к броне. Их доспехи были разорваны, их грудные клетки вскрыты, а рёбра торчали в стороны, образуя отвратительное подобие ангельских крыльев. Блестящие верёвки внутренностей свисали из их распоротых животов, кровь сочилась из почерневших пустых глазниц и безъязыких ртов. То что они всё ещё были живы было невозможно, но Уриэль видел как бьются их сердца, видел на их перекошенных от муки лицах отпечаток чудовищной боли.

«Рино» продолжали катится вперёд, рядом с ними шли гигантские фигуры в тёмно-синих силовых доспехах. Эти доспехи были отделаны бронзой, а шлемы были декорированы личинами демонов с окровавленными рогами. Изображения крылатых черепов пульсировали на наплечниках.

Идаюс первый вышел из ступора, поднял болтер и принялся стрелять в наступающих Повелителей Ночи.

— Убейте их! — прокричал он. — Убейте их всех!

Уриэль помотал головой, стряхивая ужас, который внушило ему зрелище изуродованных Ультрадесантников, и поднял пистолет. Две ракеты и лазерный луч ударили по танкам Повелителей Ночи. Уриэль попросил прощения у своих распятых братьев, когда две машины взорвались, вильнули в сторону и врезались в парапет. Пленные горели в пламени пожирающем танки и Уриэль почувствовал, что гнев его достиг того уровня, когда в душе осталось только ненасытное желание убивать.

Космический десантник рядом с Уриэлем упал, болтерный снаряд взорвался в его груди. Он рухнул беззвучно и Вентрис подхватив его болтер опустошил магазин в легионеров-предателей. Несколько Повелителей Ночи были мертвы, но оставшиеся быстро приближались. Ещё два «Рино» погибли в огненных вспышках. Организованные залпы болтеров и лазпушки Ультрадесантников засевших в бункере продолжали терзать порядки Повелителей Ночи, пока те пытались добежать до десантников в орудийных гнёздах. Но падали немногие и это был только вопрос времени, когда предатели их достигнут. Космические десантники находившиеся между Идаюсом и Уриэлем исчезли в ослепительном шаре раскалённых газов, когда воин Повелителей Ночи разрядил плазмаган в амбразуру огневой точки. Ударная волна от взрыва ушла назад, испепелив убийц. Но они всё шли и шли. Уриэль в гневе что-то кричал и убивал.

Бронированная перчатка появилась над мешками с песком. Идаюс рубанул по ней энергетическим мечом и из обрубка хлынула кровь.

— Граната! — завопил Уриэль, когда увидел что было зажато в отрубленной руке. Он пнул обрубок и тот скатился в уловитель для гранат. Вентрис закрыл яму уловителя телом мёртвого космического десантника. Взрыв прозвучал приглушённо, тело в керамических доспехах поглотило всю силу удара и волну осколков.

— Спасибо, брат. — произнёс с облегчением Уриэль.

Ещё один Повелитель Ночи ворвался в орудийное гнездо, в его массивном кулаке был зажат завывающий топор. Синий доспех приверженца Хаоса, казалось, пышет внутренним огнём, а бронзовая отделка сверкает до безумия ярко. Изображение крылатого черепа шипело богохульные клятвы и Уриэль чувствовал жажду крови, которую излучал топор.

Идаюс рубанул наотмашь мечом по груди воина Хаоса, но клинок соскочил. Тот в ответ ударил топором по плечу Идаюса, кровь брызнула из прорехи в доспехах. Капитан впечатал локоть в живот врага и, крутанувшись вокруг себя, с силой опустил меч на шею Повелителя Ночи. Идаюс выпихнул ногой труп из орудийного гнезда навстречу лезущим вперёд врагам. Уриэль выстрелил из пистолета и перекатом ушёл от удара потрескивающим энергетическим кулаком. Вентрис воткнул боевой нож в зазор между кирасой и шлемом врага и дёрнул нож вверх. Кровь брызнула из раны. Уриэль завопил от внезапной боли, когда противник в упор выстрелил из болтера. Снаряд пробил доспех сержанта и вырвал кусок величиной с кулак из его ляжки. Вентрис раз за разом втыкал нож в шею врага и остановился только тогда, когда воин Хаоса перестал сопротивляться и затих.

Идаюс и последний космический десантник, находившийся в орудийном гнезде, стояли спина к спине, отчаянно сражаясь сразу с четырьмя Повелителями Ночи. Уриэль прыгнул на одного из четырёх врагов и обхватил его своими мощными руками. Поднатужившись, Вентрис свернул противнику шею.

Жестокий и кровавый бой шёл повсюду. Космический десантник дравшийся рядом с Идаюсом упал, его тело было размозжено энергетическим кулаком. Уриэль вытащил нож из шлема Повелителя Ночи и обезглавил убийцу, шлем ещё одного воина Хаоса разлетелся на части, когда сержант выстрелил из пистолета ему в голову. Идаюс пырнул мечом в живот последнего Повелителя Ночи и упершись ногой в тело высвободил окровавленный клинок из трупа. Орудийное гнездо воняло кровью и дымом. Последний «Носорог» превратился в костёр, мёртвый пленный поджаривался в его пламени.

Уриэль отбросил в сторону болтер, когда затвор опустошенно скользнул назад и, схватив Идаюса за плечо, прокричал:

— Мы должны отойти к бункеру. Здесь мы их не удержим!

— Согласен. — скривился Идаюс. Схватив сколько можно боеприпасов, два воина, пригнувшись, побежали сквозь серое утро к иссеченному пулями бункеру. Похоже, атака прекратилась..

Пока они бежали, вокс Идаюса ожил и из него донёсся голос:

— Это «Громовой Ястреб»-два. Мы приближаемся к вашей позиции и менее чем через минуту будем над вами. Как слышите?

Идаюс схватил вокс и прокричал:

— Слышу вас, «Громовой Ястреб»-два, но не перелетайте через нашу позицию. У врага есть по крайней мере два зенитных танка, прикрывающих мост. Может больше. Мы уже потеряли «Громовой Ястреб»-шесть.

— Понял вас. Мы сядем в полукилометре к югу от моста. — откликнулся пилот. Уриэль и Идаюс запрыгнули в бункер и вывалили на пол болтерные обоймы.

— Заряжайте. Это всё что у нас осталось. — приказал Идаюс.

Ультрадесантники распределили между собой обоймы и Уриэль предложил Идаюсу взять болтер, но капитан покачал головой.

— Не нужно. Дай мне пистолет и пару обойм. И этот твой последний подрывной заряд, Уриэль.

Вентрис мгновенно осознал важность слов Идаюса.

— Нет, капитан. Позвольте мне. — попросил он.

Идаюс вновь покачал головой.

— Не в этот раз, Уриэль. Это моё задание. И я не допущу, чтобы оно так закончилось. Нас семеро и мы не сможем сдержать повелителей Ночи, если они снова атакуют. Так что я приказываю тебе отступать с оставшимися людьми к «Громовому Ястребу».

— Кроме того, — добавил он с хитрой усмешкой, — у тебя нет прыжкового ранца, чтобы добраться до опор моста.

Уриэль понял, что спорить с капитаном бесполезно. Он вытащил последний подрывной заряд из раздатчика и благоговейно отдал его Идаюсу. Капитан взял заряд и отстегнул от пояса меч. Он повернул богато украшенное оружие рукоятью к сержанту и отдал его ему.

— Вот, возьми. — сказал капитан. — Я знаю, он будет служить тебе также, как служил мне. Такое хорошее оружие не должно завершать свой путь подобным образом и тебе оно нужно больше чем мне.

Уриэль не мог вымолвить ни слова. Идаюс собственноручно выковал этот великолепный клинок перед Коринфским Крестовым Походом и с тех пор меч сопровождал капитана во всех битвах. Осознание того, какая честь ему оказана, потрясло сержанта.

Идаюс сжал запястье Уриэля в крепком воинском приветствии и произнёс:

— Давай, старый друг. Не подведи меня.

Уриэль кивнул.

— Вы будете мной гордиться, — пообещал он и отсалютовал. Пять оставшихся в живых космических десантников последовали примеру Уриэля, вытянувшись по стойке смирно и крепко прижав болтеры к груди.

Идаюс улыбнулся.

— Император смотрит на вас всех, — сказал он и вышел из бункера под дождь.

Уриэля охватило чувство ужасной утраты, но он подавил его. Он сделает всё, чтобы последний приказ Идаюса был выполнен. Он зарядил болтер и передёрнул затвор.

* * *

Идаюс подождал пока Уриэль и пять космических десантников не выйдут из бункера и не уйдут к кромке джунглей, и только после этого двинулся сам. Он мог идти незаметно, но он знал, что очень скоро Повелители Ночи поймут что мост остался без охраны. И тогда мятежники двинут свои войска через реку. Он не даст им сделать это.

Капитан прополз по грязи и обломкам, держась вне поля зрения врагов и, наконец, добрался до иссечённого снарядами рокрита моста. Идаюс зачерпнул пригоршню грязи и пепла, размазал её по своим синим доспехам и осторожно забрался на парапет. В тысяче метров под ним текла река и Идаюс испытал приступ головокружения, когда посмотрел вниз. Он осматривал быки моста в поисках одного из коробчатых мельта-зарядов, которые Томасин установил днём ранее. Ультрадесантник ухмыльнулся, когда заметил заряд прикреплённый к балкам центрального пролёта. Бормоча молитвы Императору и Жиллиману, Идаюс спрыгнул с моста.

Он быстро падал, потом запустил спаренные двигатели прыжкового ранца, направляясь к центральному пролёту. Шум работающих реактивных двигателей показался Идаюсу невероятно громким, но поделать с этим он ничего не мог. Теперь всё или ничего.

Капитан выругался, когда понял, что летит по неправильной траектории. Он приземлился на широкую балку в двадцати метрах от центрального пролёта и присел на корточки, пытаясь определить обнаружили его или нет. Он ничего не услышал и полез сквозь переплетение балок, стяжек и тросов к центральной опоре.

Внезапно тень прошла рядом с капитаном и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть как темнокрылые существа в угольно-чёрных силовых доспехах пикируют на него. Их шлемы были выполнены в форме голов вопящих демонов и улюлюканья раздавались из их громкоговорителей. В руках у них были пистолеты и зазубренные чёрные мечи, которые курились как обугленная плоть. Идаюс опознал в мерзких существах Рапторов и начал по ним стрелять, сбив одно порождение Хаоса. Ещё один Раптор упал на капитана, пытаясь заколоть его чёрным мечом. Идаюс зарычал, когда почувствовал, как клинок пронзил одно из лёгких и сломал Раптору шею. Он отполз назад, меч всё ещё торчал в его груди. Капитан спрятался за переплетением металлоконструкций моста, чтобы избежать завывающих врагов. Два Раптора приземлились между ним и мельта-зарядом, ещё дюжина спускалась с моста. Три твари спикировав сложили крылья и приземлились за спиной капитана на балки. Идаюс зарычал и поднял пистолет, когда они двинулись на него.

Первого Раптора Идаюс пристрелил. Второй выстрел убил другого воина Хаоса, но капитан не смог увернуться от третьего. Шар раскалённого газа ожёг ему лицо, плоть сошла с половины черепа, когда Раптор выстрелил из плазменного пистолета. Ультрадесантник упал на спину ослеплённый болью и не заметил как потрескивающий меч отсёк ему левую руку. Он в гневе закричал, увидев как его рука кувыркаясь падает в ущелье. Последний подрывной заряд Уриэля был всё ещё зажат в отрубленном кулаке.

Раптор приблизился чтобы добить свою жертву, но Идаюс был готов к этому. Он вытащил дымящийся меч из своей груди и с рёвом ударил им по шее врага. Капитан упал рядом с обезглавленным телом и выпустил оружие из руки. Дурнота и боль навалились на него. Он попытался встать, но силы оставили его. Он видел врагов стоявших между ним и мельта-зарядом, их демонические глаза светились от предвкушения победы. Идаюс чувствовал как кровь вытекает из его ран, клетки Ларрамана были бессильны предотвратить его смерть и рот его наполнился горечью.

Капитан попытался привстать помогая себе уцелевшей рукой, усталость растекалась по его конечностям. Идаюс нащупал ладонью шероховатую рукоять пистолета и крепко сжал незнакомое оружие. Если он умрёт, то он умрёт с оружием в руках. Всё больше и больше Рапторов собиралось вокруг, триумфально крича, и Идаюс почувствовал зубодробительную вибрацию сотен бронемашин переправляющихся через реку по мосту. Ему не удалось, он проиграл, задание провалено. Идаюс посмотрел на пистолет, всё ещё зажатый в его руке и в нём зажглась искра надежды. Летающие твари направили на него оружие, готовясь разнести Ультрадесантника в клочья.

А потом Рапторы буквально взорвались изрешечённые сотнями снарядов и Идаюс услышал громоподобный гул, эхо от которого гуляло по ущелью. Он заставил своё умирающее тело повернуться как раз вовремя, чтобы успеть увидеть великолепный силуэт «Громового Ястреба» Два, летящего по ущелью к мосту. Пушки под его крыльями выплёвывали струи огня, распыляя Рапторов на атомы.

Идаюс улыбнулся сквозь пелену боли, представив каких Уриэлю стоило трудов, заставить пилота пролететь сквозь зенитный огонь «Гидр» по ущелью. Он поднял голову. Два Раптора всё ещё стояли между ним и его целью. Когда «Громовой Ястреб» Два с рёвом пронёсся под мостом, кошмарные твари достали мечи. Трассы протянулись вдогонку воздушному кораблю, но он ушёл невредимым.

Идаюс прислонился спиной к опоре моста и повернул оплавленное лицо к двум Рапторам. В промежуток между ними капитан видел мельта-заряд. Он снова улыбнулся превозмогая боль. У него есть только один выстрел.

Идаюс поднял плазменный пистолет, который он взял у мёртвого Раптора, и с наслаждением заметил ужас на лицах своих врагов, когда те осознали, что сейчас произойдёт.

— Миссия выполнена. — прорычал Идаюс и нажал на курок.

Уриэль увидел, как непереносимо яркий сгусток плазмы ударился в центральную опору моста и превратившись в подобие маленького солнце прямо в месте крепления мельта-заряда. Яростное белое пламя с громоподобным хлопком подожгло бомбу и она взорвалась гигантским ослепительным огненным шаром, распыляя протуберанцы жидкого огня.

В мгновение ока центральная опора моста испарилась в термоядерном пламени и Уриэль ещё успел заметить фигуру Идаюса, перед тем как она была поглощена расширяющимся огненным вихрем. Эхо первого взрыва ещё гуляло по ущелью, когда остальные заряды сдетонировали от нестерпимого жара. Секундой позже мост исчез в череде взрывов, прошедшей по всей его длине и уничтожившей его опоры. Громоподобный, ужасный треск ознаменовал гибель моста, гигантские секции просели. Визг разрываемого металла и треск рокрита почти оглушили Уриэля. Целые пролёты полетели вниз, унося с собой вниз, навстречу гибели сотни танков и повстанцев, когда мост разорвался под нагрузкой на которую не был рассчитан.

Густой дым и языки пламени скрыли финальные мгновения существования моста Два-Четыре. Его перекрученные обломки рухнули в реку. «Громовой Ястреб» Два вынырнул из ущелья, набрал высоту и, заложив вираж, лёг на курс, направляясь назад, на соединение с Имперскими войсками. Несмотря на то, что мост на таком расстоянии был уже плохо различим, Уриэль видел, что от него почти ничего не осталось. Опоры разрушились, пролёты с дорожным покрытием, которые этими опорами поддерживались, запрудили реку. Теперь в радиусе сотен миль не было ни средств переправиться через ущелье.

Уриэль снял шлем и устало сполз на пол, баюкая меч Идаюса в руках. Он думал о самопожертвовании Идаюса, удивляясь тому, как мог воин Ультрадесанта командовать людьми не следуя строго Кодексу Астартес. Для него это была загадка, разгадать которую он теперь чувствовал в себе силы. Уриэль провёл рукой в перчатке по всей длине искусно украшенных ножен, чувствуя в полной мере всю ответственность, которую оружие олицетворяло. Идаюс, Капитан Четвёртой Роты погиб, но пока Уриэль Вентрис держит в руках этот клинок, его память будет жить. Он посмотрел в залитые кровью лица космических десантников, которые пережили миссию, и понял, что бремя командования теперь ложится на него.

Уриэль поклялся нести его с честью.

Несущий Ночь

ПРОЛОГ

ШЕСТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ ЛЕТ НАЗАД…

Звезду убивали. Это был карлик диаметром в каких-то жалких полтора миллиона километров; он горел более шести миллиардов лет. И если бы не огромный, в форме полумесяца, космический корабль, кружащий по орбите четвертой планеты этой звезды, выкачивая ее огромную энергию, она, вероятно, продолжала бы светиться еще раза в три дольше. Сжигая в своем чреве водород с гелием, звезда выделяла огромную, если не сказать, чудовищную энергию и излучала ее в космос. В результате этих процессов в ядре звезды то и дело возникали интенсивные электромагнитные поля, вызывающие на ее поверхности сильные магнитные бури.

Силой давления этих пульсирующих полей на поверхность звезды вырывались огромные тороидальной формы петли магнитного потока, размер которых достигал в диаметре двухсот тысяч километров; при этом в фотосфере звезды возникало темное разбухающее солнечное пятно.

Эта активная область магнитного потока расширялась и вдруг, внезапно рванувшись гигантской вспышкой в миллиард квадратных километров от поверхности звезды вверх, превратилась в яркие изгибающиеся копья света в звездной короне. Мощные волны электромагнитной энергии и брызги плазмы образовывали вокруг корабля колышущийся ореол блистающего света, который закручивался по спирали к покрытой рунами пирамиде в носовой части корабля. Жуткие знаки, высеченные на корпусе судна, сверкали от всасываемой им энергии, а сама оболочка вибрировала, словно корабль урчал, как насыщающийся хищник.

Каждый огненный луч, что, оторвавшись от звезды, передавал еще одну каплю ее мощи межзвездному кораблю, сокращал срок жизни звезды на сотню тысяч лет; но тем, кто находился внутри корабля, было безразлично, что кончина светила повлечет за собой смерть всего живого в этой системе. По команде их хозяев жили и умирали целые галактики; ради их удовольствия уничтожались звездные государства и порабощенные расы становились игрушками в их руках. Что для столь могущественных существ могла значить судьба какой-то маленькой, всеми забытой звездной системы?

Корабль, двигаясь по орбите планеты, словно гнусная гигантская механическая пиявка, продолжая высасывать жизненную силу звезды. Целая батарея пирамид и обелисков на основании корабля колыхалась в мареве жары, то исчезая из поля зрения, то появляясь вновь. Эти пирамиды и обелиски походили на щупальца хищного морского чудовища, они двигались в такт содроганиям гигантского корабля, продолжающего по капле высасывать из звезды всю ее колоссальную энергию.

Очередной извивающийся луч жидкого звездного света поблек и исчез из виду — серебристый корабль на время насытился. Медленно вращаясь, он начал двигаться вниз — сквозь атмосферу планеты к ее поверхности. Корабль спускался к большой железооксидной пустыне в северном полушарии четвертой планеты; и на передних кромках его изгибающихся полумесяцами крыльев полыхали огненно-красные короны. Под крыльями корабля проносилась поверхность планеты: мрачные и пустынные тектонические платформы, острозубые горы и изрыгающие пепел вулканы. Космическое судно начало постепенно замедлять движение, приближаясь к своей цели — покрытой рыжевато-ржавым песком чаше с крошечной точкой абсолютного мрака в центре.

По мере приближения к чаше скорость корабля все продолжала падать, и вот уже точка в ее центре превратилась в блестящую черную пирамиду, верхушка которой, как оказалось, была покрыта золотом. Мерцающие обсидиановые стены пирамиды, матово отражающие свет, были неподвластны завывающим ветрам, догола обнажившим планету. По поверхности пирамиды торопливо перемещались крошечные существа, сверкающие под лучами пылающего солнца. Но вот пришли в действие мощные рецепторы пирамиды и зажужжали руны, похожие на те, что были высечены на спустившемся с орбиты корабле.

Корабль неожиданно грациозно для своих размеров развернулся над пирамидой, и ее золотая верхушка с жужжанием начала раскрываться, подобно лепесткам гигантского цветка. Жужжание усилилось, превратившись в нестерпимый пронзительный визг, и в этот миг все малые пирамиды и обелиски на днище корабля взорвались энергией, и струящийся столб чистой электромагнитной силы ринулся вниз, в ненасытную утробу черной пирамиды. Раскаленный белый свет брызнул из нее, в один миг испепелив все ползавшие по поверхности пирамиды механизмы. А когда из основания пирамиды извивающимися змеями заструилась энергия, пустыня вокруг нее засияла золотом и песок стал обращаться в стекло, выкладывая на поверхности планеты сложные геометрические фигуры.

Исполинский корабль замер и продолжал оставаться без движения, пока не перекачал всю похищенную энергию. Но как только золотая верхушка пирамиды закрылась, судно вновь отправилось на орбиту, чтобы повторить все сначала. Оно будет выкачивать энергию из звезды до тех пор, пока та не превратится в холодный шар инертных газов.

…Корабль занял положение перед звездой, и загадочное устройство на его корпусе ожило вновь.

Но вдруг пространство позади судна изогнулось, сдвинулось и раскололось. Хрупкая пелена реальности словно разорвалась, и вихрь ее обрывков выплюнул несметную флотилию вражеских кораблей.

Среди них не было и двух похожих друг на друга; каждое судно имело свои очертания и форму, но всех их объединяла одна смертоносная цель. Будто управляемый единой волей, этот пестрый флот быстро приблизился к космическому кораблю-полумесяцу, ведя по нему огонь из всех видов оружия. На корпусе могучего корабля, словно язвы, одна за другой начали распускаться яркие цветы разрывов, по главной пирамиде судна захлестали мощные энергетические удары. Судно задрожало, словно раненое животное.

Но этот корабль был способен на ответный удар.

Из его батарей хлестнули дуги зеленовато-синих молний, вмиг уничтожив дюжину вражеских судов. Следующую группу кораблей противника невидимые лучи чудовищной энергии разложили на составляющие атомы. Но никакие потери не могли заставить вражеский флот прекратить атаку, и, сколько бы кораблей ни было уничтожено, казалось, еще большее их количество готово занять освободившееся место. Видимо, безликий экипаж корабля понял: если не удастся удрать, то он обречен. Судно начало вращаться вокруг своей оси, а его безынерционные двигатели принялись извергать мощную электрическую завесу.

Бесчисленная вражеская артиллерия нещадно молотила по гладкой поверхности корпуса корабля, вырывая из него зазубренные куски металла и заставляя обшивку корабля трескаться словно скорлупу. Механизмы авторемонта пытались было восстанавливать наносимые повреждения, но все их усилия были тщетны. Корабль был обречен. Его двигатели все еще продолжали изрыгать ослепительно яркое пламя, но обломки судна один за другим уже уносились в темноту космического пространства. Для корабля время замедлило ход, огромное космическое судно вытянулось, будто резиновое, и спустя несколько секунд находившийся рядом гравитационный колодец звезды отомстил кораблю-вампиру, напрасно пытавшемуся противостоять его мощному воздействию.

С мучительным стоном, который эхом отдался в варпе, судно-полумесяц сжалось в ослепительную точку невыносимой яркости. Атакующие корабли тоже засосало в скрежещущий кильватер, и противники отправились в небытие, чтобы, возможно, никогда больше уже не вернуться.

Звезда по-прежнему горела, а свечение, исходившее из золотой верхушки черной пирамиды далеко внизу, постепенно угасло, превратив саму пирамиду в унылую, тусклую бронзу.

Пески вскоре скрыли и ее.

1

41-Е ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ…

Восемнадцать всадников медленно продвигались вдоль русла замерзшего ручья; их кони мерно вышагивали по скользкой каменистой поверхности, старательно выбирая дорогу. Несмотря на эти предосторожности и на то, что всадники вели сквозь снега стадо чешуйчатокожих гроксов почти в сотню голов, Гедрик не сомневался, что они успеют вернуться вовремя.

Он повернулся в седле, чтобы убедиться, что стадо все еще покорно следует за ним.

Гедрик, худощавый и гибкий, был одет в кожаные брюки для верховой езды, утепленные с внутренней стороны мехом, и такие же теплые, отороченные мехом ботинки, торс же его защищала от сурового горного ветра хоть и поношенная, но хорошо сохранившаяся накидка с капюшоном. Этой же цели служили подбитый мехом кожаный шлем и шерстяной шарф, в который Гедрик укутал лицо.

Зеленый плед, традиционный для Каэрнуса IV — родной планеты Гедрика, — всадник небрежно повязал на груди, и его истрепанные концы свисали на обмотанный проволокой эфес меча. Кроме того, в левом ботинке Гедрик припрятал кинжал с узким лезвием — грозное оружие в руках мастера. Оба эти клинка Гедрик выковал сам шесть лет назад, и до сих пор они были такими же острыми И блестящими, как в день своего появления на свет. Науку владения мечом ему преподал сам проповедник Маллейн, и Гедрик отлично усвоил эти уроки — никто в Четырех Долинах не мог сравниться с ним в фехтовании. Что до огнестрельного оружия, то арсенал Гедрика завершала простая винтовка со скользящим затвором, висевшая за его широкими плечами.

Они почти уже добрались до дому, и Гедрик предвкушал" теплоту очага и объятия своей жены, красавицы Маэрен, которые согревали лучше всех очагов галактики.

Последняя неделя, проведенная Гедриком в горах за отбором скота на убой, выдалась трудной: ветер и снег словно стремились наказать жалких людишек, посмевших бросить им вызов, и со скалистых вершин обрушивали гнев на их непокорные головы.

Но все уже позади, скоро люди окажутся дома, и Гедрик уже почти ощущал вкус сочного бифштекса, который Маэрен приготовит ему, как только Гохбар начнет забивать скотину.

Услышав за спиной сдавленное проклятие, Гедрик, усмехнувшись, повернулся — мимо проскакал его двоюродный брат Фергюс. Хотя, если быть точным, слово «проскакал» было бы слишком лестной оценкой умения Фергюса держаться в седле. Кузена Гедрика, мужчину с широченными плечами и толстой шеей, вполне можно было бы сравнить с медведем. Его лицо, заросшее густой черной бородой до самых глаз, было помятым и шишковатым, а неоднократно переломанный в бесчисленных драках нос окончательно придавал лицу Фергюса сходство с медвежьей мордой.

Длиннющие ноги Фергюса почти доставали до снега, так что желание скакуна сбросить своего седока на этот самый снег было Гедрику вполне понятно. Но Гедрик поскорее отогнал эти мысли, по дороге домой предпочтя им созерцание волшебных красот Джелрочских гор.

День перевалил за середину, и прошел уже час с того момента, когда из-за горизонта появилось засыпанное снегом поселение — Плес Мортена. Уютно устроившись в излучине неторопливой реки посреди широкой горной долины, дома общины, казалось, жались друг к другу, стремясь согреться. Гедрик уже мог разглядеть жителей, бродивших по городской площади перед маленьким каменным храмом Императора, притулившимся на склоне Металлического Холма. Проповедник Маллейн, должно быть, как раз закончил очередную проповедь, и Гедрик улыбнулся, представив, как его сын Руари будет ему пересказывать за ужином истории о крылатых ангелах и героических деяниях Императора. Маллейн прекрасно умеет трепать языком, этого у него не отнимешь!

Над кузницей курился дымок, и Гедрик даже издалека видел, как на ближнем конце деревни забойщик скота Гохбар огораживал загон для гроксов.

При мыслях о Маэрен, пылающем очаге и жареном мясе Гедрик ощутил прилив сил и пришпорил своего скакуна. Гроксам же поначалу вовсе не хотелось прибавлять ходу, но нескольких громких ругательств, подкрепленных меткими ударами посоха Фергюса, хватило, чтобы заставить их двигаться быстрее.

Окинув долину рассеянным взглядом, Гедрик вдруг уловил вдали какое-то движение. Он прищурился и поднял руку, заслоняя глаза от низкого зимнего солнца. На противоположном гребне холма за густой рощей вечнозеленых деревьев что-то двигалось — Гедрик готов был в этом поклясться. Непроизвольно скинув с плеча винтовку, он, досылая патрон в патронник, передернул затвор…

— Неприятности? — поинтересовался Фергюс, заметив манипуляции Гедрика.

— Может, и нет. Мне показалось, я что-то заметил, — ответил Гедрик, указывая на темный контур рощи.

Фергюс, прищурившись, всмотрелся в том направлении и вытащил из плечевой кобуры дробовик с широким стволом.

— Я ничего не… — начал было Фергюс, но в этот момент из-за деревьев вынырнула дюжина снегоходов с обтекаемыми носами.

Злобно ощетинившись клинками и изогнутыми крюками, они заскользили по холму вниз, к поселению. Открытые палубы снегоходов были полны воинов, и орудия, закрепленные на бортах, изрыгнули черные снаряды, разорвавшиеся среди домов Плеса Мортена с ужасающим грохотом.

— О кровь Императора! — воскликнул Гедрик, что есть силы вонзив шпоры в бока своего скакуна, заставляя того пуститься галопом.

О стаде он и думать забыл. Гедрик мчался вперед не оглядываясь, но он знал, что и остальные его люди бросились за ним. Из долины доносились крики и сухой треск ружейных выстрелов.

Сердце Гедрика стальными тисками сдавил обжигающий ужас при мысли о том, как все эти кошмарные чужаки врываются в его дом.

Позабыв об опасности, о том, что не следовало бы устраивать на этом каменистом спуске столь безумные скачки, Гедрик не переставал понукать коня. Тот несся вниз с бешеной скоростью, но, несмотря на это, Гедрик видел, как часть вражеских снегоходов начала разворачиваться в каре, группами окружая поселение с флангов, в то время как остальные неслись к центру Плеса Мортена.

Люди Гедрика бросились врассыпную: кто помчался к своему дому, кто пытался найти убежище в храме, но вот уже в деревню ворвались первые захватчики, превращая здание за зданием в груду камней.

Конь нес Гедрика к окраине деревни, когда тот увидел, как женщина, прижимающая к груди ребенка, — неужели это Маэрен и Руари? — влетела в церковь в тот самый миг, когда проповедника Маллейна сразил смертельный залп противника. Улюлюкающие воины в черно-красных доспехах, тесно облегающих их сильные тела, спрыгнули с палуб снегоходов и помчались вдоль деревни, на бегу стреляя с бедра из длинноствольных винтовок.

Гедрик в ужасе кричал, видя, как те, кого он любил, под огнем противника валятся на снег как подкошенные, как женщины и дети бегут к церкви, как их незащищенные тела содрогаются под вражеским огнем.

К небу взметнулся черный дым: пожары вспыхивали один за другим, и крики умирающих разрывали сердце Гедрика на куски. Но вот из нескольких окон раздались первые выстрелы, нанеся захватчикам ощутимый урон, и Гедрик понял, что чужакам взять Плес Мортена запросто не удастся.

Бешено грохоча копытами по обледенелым камням, конь Гедрика домчал своего всадника уже почти до реки, и тот оказался достаточно близко, чтобы увидеть, как старый Гохбар с воплем бежит к группе вражеских воинов, высоко над головой подняв алебарду. Повернувшись, чужаки со смехом отправили забойщика скота на тот свет одним смертоносным залпом своих винтовок, потом, развернувшись, исчезли в дыму корчащейся в агонии деревни.

Гедрик все гнал и гнал своего скакуна, мчась по мосту через реку, мимо генераторной мельницы, которую поселенцы строили своими руками, мимо бьющегося в судорогах Гохбара. Лицо старика посинело и распухло, язык вывалился изо рта, словно вздувшаяся черная змея.

Все селение было объято пламенем, жара и дым стали просто невыносимы.

Конь вынес своего всадника на центральную площадь, и Гедрик осадил скакуна. Двое налетчиков топтались перед храмом, куда остальные воины стаскивали вопящих поселян. Лица захватчиков были бледны, и на них черной тенью отражалась нечеловеческая жестокость. Они хоть и были гуманоидами, но совершенно чуждыми людям. Гедрик привстал на стременах и прицелился из винтовки в одного из захватчиков в красных доспехах, взяв на мушку его угловатый шлем.

Гедрик нажал на спусковой крючок и метким выстрелом сбил чужака с ног, в тот же миг увидел, как из шеи воина хлынула кровь. Остальные захватчики бросились врассыпную, и Гедрик, издав боевой клич, вновь что было сил всадил шпоры в бока своего скакуна. Конь рванулся вперед, и Гедрик выстрелил еще и еще, уложив на землю двоих захватчиков, но тут его винтовку, как назло, заклинило.

Воспользовавшись паузой, чужаки открыли по нему огонь, но Император не покинул Гедрика — снаряды неприятеля просвистели мимо. Оказавшись в гуще врагов, Гедрик стремительно обрушил приклад винтовки на одного из них, с такой силой, что череп непрошеного гостя брызнул осколками во все стороны. Отбросив ставшее бесполезным оружие, Гедрик выхватил меч. Но он успел лишь поднять его над головой, как увидел алую вспышку, и струя темного света поразила коня Гедрика.

Однако, прежде чем конь рухнул на землю, Гедрик высвободил ноги из стремян, спрыгнул с умирающего животного и, легко приземлившись перед кучкой вражеских воинов, рванулся на них, размахивая широким мерцающим клинком.

Первый из воинов упал, запутавшись ногами в собственных вывалившихся внутренностях; второй умер от глубоко вонзившегося в его грудь меча. Доспехи непрошеных гостей оказались совершенно бесполезными против сверхъестественно острого меча Гедрика. Третий захватчик совершил резкий выпад, выставив вперед винтовку с дымящимся штыком на конце; Гедрик отпрянул назад и выронил меч. Чужак медленно приближался, зловеще сверкая гладким забралом шлема.

Гедрик издал звериный рык и бросился навстречу противнику. Умело поднырнув под смертоносный клинок, он извлек из ботинка кинжал и с размаху вонзил его в икру чужака. С диким воплем воин повалился на снег, и Гедрик, выдернув кинжал из его ноги, несколько раз всадил клинок в грудь врага.

Краем глаза Гедрик увидел, что за ним следует Фергюс, успевший уже оглушительными выстрелами из дробовика разнести на кровавые ошметки двоих захватчиков. Гедрик подхватил с земли свой меч и крикнул кузену, который в этот момент разворачивал коня:

— Приведи всех, кого сможешь, в храм. Мы попытаемся отбросить их отсюда!

Фергюс кивнул, но не успел он тронуться с места, как его объяло темно-лиловое пламя, полыхнувшее яркой струей с одного из вражеских снегоходов. Фергюс закричал от невыносимой боли, всем своим существом ощущая, как чудовищная энергия неумолимо пожирает его плоть. В считанные мгновения все было кончено, и обугленный скелет Фергюса, словно в замедленной съемке, повалился с оторопевшего от ужаса коня. При виде столь жуткой смерти двоюродного брата у Гедрика засосало под ложечкой.

Взлетев по ступенькам храма, Гедрик принялся бешено колотить в дверь, выкрикивая имя Маэрен. От здания во все стороны летели осколки — все больше врагов стягивалось на деревенскую площадь, ведя по храму непрерывный огонь. Бросившись со ступенек вниз, Гедрик перекатился по земле и вновь вскочил на ноги. Он видел, как чужаки добивают раненых и как с одного из снегоходов за всем наблюдает стройный беловолосый человек в светло-зеленых доспехах. Вот он нетерпеливо взмахнул в морозном воздухе своим топором, и Гедрик закричал, когда у него на глазах винтовочный залп скосил последних из выживших соотечественников. Ему захотелось всадить свой клинок в грудь предводителя захватчиков, но он понимал, что умрет, не успев добраться до врага.

Гедрик понял, что стучаться в дверь храма бесполезно: ему все равно не откроют — это слишком большой риск для тех, кто укрылся внутри. Он побежал вокруг здания, надеясь, что дверь ризницы еще не заперта на засов.

Услышав отрывистые, лающие звуки команд и низкий гул мощного оружия, Гедрик взмолился всем богам, чтобы нашелся хоть кто-то, кому удалось бы предупредить ближайшие общины.

Думая об этом, он тем временем добрался до двери ризницы и, увидев, что она все еще приоткрыта, вздохнул с облегчением. На секунду остановившись, он взялся за металлическую ручку. Но не успел он открыть дверь, как храм взлетел на воздух и в небо взметнулись оранжевые языки пламени. Взрыв сбил Гедрика с ног, подхватил на воздух и впечатал в склон холма позади храма. В тот же миг Гедрик почувствовал нестерпимую боль; ничего подобного ему не приходилось испытывать за всю свою жизнь. Боль, казалось, проникла в каждую клетку его тела, и какое-то время Гедрик лежал, превратившись в бескостное, совершенно беспомощное существо. Кожа его горела, и Гедрику казалось, что языки адского пламени вылизывают его изнутри.

Потом боль исчезла, он ощущал только приятную прохладу снега.

Остатками сознания он понимал, что это плохо — боль означала жизнь, — но сделать с собой ничего не мог.

Гедрик обратил свой взгляд на дымящиеся руины храма, деревянные колонны которого торчали, словно обугленные ребра. Он даже не пытался разглядеть среди них никаких тел, но понимал, что такой взрыв пережить не мог никто. Маэрен, Руари, Фергюс, Маллейн, Гохбар… Все погибли. Все мертвы. Алзскоре и он присоединится к ним. Горе захлестнуло Гедрика.

…Снегоходы противника неумолимо приближались, и у Гедрика перехватило дыхание, когда он услышал их глухое низкое жужжание. Гедрик сделал рывок, попробовав было подняться, но конечности ему не повиновались. Словно сквозь мутную пелену, он слышал монотонные и угрожающие голоса пришельцев, он даже попытался извергнуть дерзкое проклятие, но голоса обошли Гедрика стороной — чужаки взбирались на Металлический Холм. Гедрик видел, как предводитель чужаков в зеленых доспехах указал на склон холма и велел своим воинам развернуться; он слышал, как те взволнованно переговаривались, но не понимал ни слова. Неужели его община была перебита ради Металла?

Из забытья Гедрика вывел свист пламени. Он увидел, как склон холма озарился ярким светом и зашипел, — то снег превращался в пар. Чужаки продолжали обрабатывать склон холма огнем из своего оружия до тех пор, пока человек в мерцающей красной мантии с капюшоном, выбравшись из ближайшего снегохода, не поднял вверх руку. Он прошел вперед, чтобы рассмотреть то, что показалось из-под снега, и, когда пар наконец рассеялся, чужаки издали вопль восторга; переливаясь, словно жидкая ртуть, обнажившиеся напластования холма сверкали в солнечном свете — весь склон сиял ярким металлическим блеском. Поверхность, еще совсем недавно покрытая снегом, теперь целиком состояла из гладкого серебристого металла. Он мерцал и переливался, словно озерная гладь, а в тех местах, где жар пламени расплавил его, он вздымался волнами, будто дышал. Постепенно холм стал менять форму, стекая извивающимися потоками вниз, и превратился в гладкую и плоскую, как стекло, поверхность, которая в конце концов стала похожа на гигантское зеркало. Гедрик видел, как человек в капюшоне опустился на колени перед тем, что только что было склоном холма, и принялся нараспев произносить какие-то слова, скрежещущие и отрывистые.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Гедрик понял, что эти слова ему знакомы. Он хоть и не понимал их значение, но помнил эту молитву с тех времен, когда работал с Фергюсом в кузнице: это была молитва во славу Бога-Машины.

Человек в зеленом капюшоне поднялся навстречу предводителю чужаков и обнажил голову. Гедрик увидел, что большая часть лица злодея состояла из кибернетических имплантов, а в горле, над кадыком, находилось обрамленное медью голосовое устройство, из которого доносился свистящий шум. К пустым глазницам этого страшного существа из-под мантии, извиваясь, тянулись рифленые медные провода, а на его морщинистой коже, в том месте, где у человека должны были бы быть уши, Гедрик разглядел сетчатые диски. Кожа существа (если это была кожа) выглядела мертвенно-бледной и далее серой, но, несмотря на все эти омерзительные имплантаты, Гедрик понимал, что то, что он сейчас видит перед собой, вне всяких сомнений является человеком. Человек?! Ужас совершенного этим человеком нечеловеческого предательства вызвал в Гедрике желание выть от бессильной ярости.

Гедрик уже открыл рот, чтобы закричать, но в этот момент сознание окончательно покинуло его, унеся с собой и ярость, и всю боль.

2

Было прохладно, когда капитан Ультрамаринов Уриэль Вентрис поднимался по Тысяче Ступеней в зал для приемов Магистра Ордена. Свой шлем капитан нес на сгибе локтя, его походка была уверенной, сервоприводы доспехов облегчали ему подъем, так что Вентрис шел достаточно быстро, несмотря на легкую хромоту от раны, полученной на Тресии шесть месяцев назад. Лестница, извиваясь, вела, вверх по склону Долины Лапониса, где находилось величественнейшее сооружение на Макрэйдже — крепость Геры, бастион Ультрамаринов.

Выстроенное из массивных мраморных плит, добытых на склонах долины, огромное, опирающееся на могучие колонны, сияющее белоснежной чистотой, сооружение воистину было шедевром архитектуры. Изящные балконы, золотые геодезические купола, узкие стеклянные проходы, поддерживаемые изогнутыми серебристо-стальными контрфорсами, создавали впечатление огромной силы и одновременно легкости и воздушности, почти невесомости.

Крепость-монастырь Ультрамаринов была чудом инженерного искусства, спроектированным еще примархом Ордена Робаутом Жиллиманом и построенным в дни Великого Крестового Похода Императора десять тысяч лет назад. С тех пор Космические Десантники Ордена Ультрамаринов жили здесь.

Крепость располагалась посреди высоких остроконечных гор в Долине Лапониса невдалеке от величественного Водопада Геры и со всех сторон была окружена пихтовыми лесами. Студеные воды громыхали по скалам, падая на них с высоты в несколько сотен метров, и над неширокой долиной повисали сверкающие дуги радуг. Уриэль остановился, устремил взгляд на водопад, и благоговейный трепет вновь охватил его — как в тот далекий день, когда он увидел его впервые. На губах Уриэля заиграла улыбка: что-то мальчишеское, видать, сохранилось в нем до сих пор, раз он за столько лет не разучился испытывать это благородное чувство.

Он опустил руку на эфес меча, ощущая всю меру ответственности, которую накладывало на него это оружие. Разглядывая тонкую искусную гравировку ножен, он мысленно вернулся к тому побоищу на мятежной планете Тресия, перед которым его командир и верный друг капитан Айдэус преподнес ему это изумительное оружие. Айдэус будто знал, что через несколько минут отправится навстречу смерти…

Получив боевую задачу уничтожить мост, чтобы не допустить атаки изменников — солдат Тресии — на Имперскую армию с фланга, отряд Айдэуса оказался втянутым в отчаянное сражение с многократно превышающими силами противника, пытавшегося форсировать этот мост. Весь день и всю ночь тридцать Ультрамаринов сдерживали почти тысячу солдат, пока в схватку не вступили еретики — воины Повелителей Ночи.

Уриэль в который раз содрогнулся, вспомнив ужас, охвативший его при виде боевых братьев, распятых на корпусах вражеских транспортеров… Да, их искаженные болью лица ему не забыть до самой смерти. Предатели-Десантники чуть не вторглись на позиции Ультрамаринов, но благодаря отчаянной авантюре Айдэуса, той, что стоила ему жизни, мост был разрушен и атака отбита.

В душе Уриэля вновь заныла рана, нанесенная гибелью Айдэуса, но он быстро взял себя в руки и продолжил подъем. Негоже заставлять ждать Магистра.

Уриэль поднимался все выше по ступеням лестницы, середина которой была отполирована бесчисленными шагами до блеска, и ненадолго задумался о том, сколько же людей на самом деле проходили здесь до него. С этими мыслями он добрался до широкой площадки на вершине и обернулся, чтобы взглянуть на проделанный им путь.

Покрытые снегом гребни гор простирались во все стороны, куда достигал взгляд, и только к западу горизонт мерцал глубоким лазурно-синим светом, и в этой дали усовершенствованное зрение Уриэля различило море и береговую линию скал. Перед самим же Уриэлем сейчас спускались вниз увенчанные куполами и мраморными крышами крепостные сооружения, каждое из которых являло собой могучую цитадель.

Капитан резко повернулся на каблуках и зашагал к главному зданию, пройдя через галерею с множеством колонн, которая и вела в зал для аудиенций Магистра Ордена, Марнеуса Калгара. Сверкающие бронзовые двери распахнулись при его приближении, и из-за них выступили вперед два огромных воина из Первой роты, облаченные в священные доспехи Терминаторов. Свои длинные клинки они держали на изготовку.

Даже Уриэль в своих доспехах показался себе карликом рядом с исполинами Терминаторами и, проходя мимо ветеранов, уважительно кивнул им и погрузился в прохладу приемной. Слуга Магистра, одетый в простую синюю тунику, появившись рядом, принял у капитана шлем, безмолвно указав в сторону внутреннего дворика. Поблагодарив, Уриэль спустился по ступеням во дворик, оглядываясь по сторонам. Ни одна мелочь из окружающей обстановки не ускользнула от его внимательного взгляда. На затененные галереи с балконов свисали расшитые золотом боевые знамена со знаками отличия, и статуи героев-Ультрамаринов былых времен кольцом окружали мраморный фонтан. Среди этих статуй были изваяния Древнего Галатана, бывшего знаменосца Макрэйджа, и фигура капитана Инвиктуса, героя Первой роты, павшего в бою против Великого Пожирателя.

В центре фонтана возвышалась статуя могучего воина на огромном коне, вздымающего к небу копье, — это был Конор, первый Боевой Король Макрэйджа. Его мужественное лицо было высечено весьма искусно: скульптору удалось передать всю страстную решимость Короля сделать для своего народа все возможное и даже невозможное. Пока Уриэль разглядывал статуи, появился слуга с подносом, на котором стояли керамический кувшин и два серебряных кубка. Он поставил их на каменную скамью, окружавшую фонтан, и молча удалился. Уриэль взволнованно сжал эфес меча. Два противоречивых чувства переполняли его: гордость и одновременно сожаление, что он, Уриэль, все-таки не достоин истории своего прославленного оружия.

— Конор был настоящим гигантом среди людей, — произнес голос, в котором угадывались могучая сила и непререкаемая вековая власть. — Ему не исполнилось и двадцати одного года, когда он усмирил целый континент, положив начало событиям, позволившим святому Жиллиману стать именно тем человеком, каким он стал.

Уриэль повернулся лицом к лорду Макрэйджа Марнеусу Калгару.

— Я хорошо помню это со времени своих занятий в Казармах Аджизелуса, мой лорд, — ответил с низким поклоном Уриэль.

— Прекрасная школа, ее прошел сам Жиллиман. Уриэль улыбнулся скромности Калгара, прекрасно зная, что Магистр тоже учился там.

Магистр Ультрамаринов был подлинным исполином даже по меркам Космических Десантников. Великолепные синие доспехи, казалось, едва сдерживали его неукротимую энергию и силу; двуглавый имперский орел на правом плече лорда сиял отполированным золотом; из мочки правого уха Калгара свисали черные кольца, а левый глаз ему заменял плоский, напоминающий драгоценный камень, бионический им-плантат, из которого к затылку тянулся тонкий медный провод. Почтенное лицо Калгара казалось вырезанным из мореного дуба, но, несмотря на свою внешность, лорд не утратил ни своих знаний, ни проницательности. Ему было уже более четырехсот лет, но его силе и энергии завидовали и воины вдвое моложе его.

— Приветствую, боевой брат! — произнес Калгар, возложив обе руки на наплечники доспехов молодого воина. — Рад видеть тебя, Уриэль. Я горжусь и восхищаюсь тобой. На Тресии были одержаны достойные победы.

Уриэль скромно поклонился, принимая поздравление, и Калгар предложил ему сесть. Магистр Ультрамаринов тоже опустился на скамью и наполнил оба кубка вином из керамического кувшина, протянув один Уриэлю. В огромной перчатке Калгара кубок выглядел до смешного крошечным.

— Благодарю, — ответил Уриэль, пригубив прохладное вино, и погрузился в молчание.

Его худощавое, орлиное лицо было серьезно, и даже глаза приобрели цвет штормовых облаков. Черные волосы были коротко подстрижены, а левую бровь пронзали два золотых штифта. Уриэль был прирожденным воином, родом из подземного пещерного мира Калт. Своим бесстрашием он снискал себе уважение среди Ультрамаринов и славу воина великой силы и страсти, а преданность Уриэля Ордену была достойна подражания.

— Айдэус был прекрасным воином и настоящим другом, — вымолвил Калгар, догадываясь, о чем сейчас думает Уриэль.

— Именно так, — согласился Уриэль, возложив руку на покрытые резьбой ножны меча. — Он отдал мне это, уходя, чтобы уничтожить мост на Тресии. Он сказал, что это оружие послужит мне лучше, чем ему, и все же я не знаю, смогу ли я достойно приумножить его славу — ту славу, которой он заслуживает; смогу ли я заменить Айдэуса как капитан Четвертой роты.

— Айдэус был бы очень огорчен, увидев, что ты просто заменил его, Уриэль. Он желал бы, чтобы ты, возглавив Роту, остался самим собой и сделал ее своей.

Калгар поставил свой кубок.

— Я хорошо знал Айдэуса, капитан Вентрис, — медленно начал он, делая упор на новое звание Уриэля, — и был в курсе его… не общепринятых методов. Это был щедро одаренный человек, обладавший искренним сердцем. Ты прослужил с ним много лет и "знаешь так же хорошо, как и я, что Айдэус не завещал бы меч, который выковал сам, недостойному человеку. — Калгар продолжал, устремив взор в каменный пол: — Знай это, сын Жиллимана: отец нашего Ордена всегда наблюдает за нами. Он видит, что у тебя в душе, он знает твои силы и даже твои страхи. Я разделяю твою боль от потери боевого брата — капитана Айдэуса, но бесчестить его имя горем не пристало, да и неправильно. Он отдал свою жизнь за то, чтобы его боевые братья жили, а враги Императора были разбиты. Воин не может просить о лучшей смерти. Капитан Айдэус был старшим офицером, и ты вынужден был в силу долга следовать его приказам. Система управления не должна нарушаться, в противном случае мы — ничто. Дисциплина и порядок — это главное на поле сражения, и армия, которая живет этим законом, победит всегда. Помни это.

— Есть, — ответил Уриэль.

— Ты понимаешь все, что я сказал?

— Да.

— Тогда мы сегодня больше не будем говорить об Айдэусе, а вместо этого обсудим грядущие сражения, ибо Четвертая рота очень важна для меня.

Уриэль тоже поставил свой кубок. При мысли, что он снова нужен Императору, его охватил азарт и предвкушение грядущих битв.

— Мы готовы сражаться, лорд Калгар, — гордо заявил Уриэль.

Калгар улыбнулся — именно такого ответа и ожидая от новоиспеченного капитана.

— Я знаю, Уриэль. В нескольких неделях пути от Ультрамара есть планета, которая требует твоего присутствия. Она называется Павонис и страдает от последствий разрушительной пиратской деятельности проклятых эльдаров.

При упоминании эльдаров, чужаков, отказывающихся признать священное право человечества управлять галактикой, выражение лица Уриэля ожесточилось. Раньше ему уже доводилось сражаться с эльда-рами, но он мало знал об их чуждом людям нечестивом образе жизни. Из назидательных поучений священников ему было известно, что они невообразимо надменны и им нельзя доверять, и этого знания Уриэлю было более чем достаточно.

— Мы выследим и уничтожим их как подлых нечестивцев, каковыми они и являются, мой лорд.

Калгар вновь наполнил вином кубки и поднял свой со словами:

— Я пью за грядущие сражения и победы, Уриэль, но есть и еще одна причина, по которой ты должен отправиться на Павонис.

— И в чем же она?

— Администратум весьма раздражен планетарным губернатором Павониса. Люди из Администратума даже собираются затеять против нее тяжбу, дескать, она не в состоянии обеспечить уплату законной десятины с этой Имперской планеты. Тебе придется доставить эксперта Администратума на Павонис и проследить за тем, чтобы никто не помешал ему выразить эту неудовлетворенность. Его безопасность — на твоей личной ответственности, капитан.

Уриэль согласно кивнул, хотя он не мог взять в толк, почему какому-то щелкоперу должна быть предоставлена такая защита, но он тут же отбросил эту мысль как неуместную. Одного того факта, что лорд Калгар вверил безопасность этого человека Уриэлю, было достаточно, чтобы приложить все силы для выполнения приказа.

— У лорда адмирала Тибериуса готов к отправлению корабль «Горе побежденному», и твой подопечный будет на борту завтра утром. Он предоставит тебе более полную информацию. Я хотел бы, чтобы ты и твои люди были готовы к отправлению до следующего заката.

— Вам не придется сожалеть, что это дело поручено мне, лорд Калгар, — заверил Уриэль, действительно польщенный доверием, оказанным ему Магистром Ультрамаринов. Он знал, что умрет, но не допустит того, чтобы это доверие не оправдалось.

— Тогда идите, капитан Вентрис, — поднимаясь со скамьи, подвел под разговором черту Калгар и отдал честь Уриэлю. — Поклонись святилищу примарха и начинай готовить своих людей.

Калгар протянул Уриэлю руку, тот тоже встал, и они скрепили клятву верности и мужества пожатием запястьев — рукопожатием воинов.

Уриэль низко поклонился Магистру Ордена Ультрамаринов и вышел. Калгар наблюдал, как его боевой брат, только что получивший чин капитана, прошел сквозь бронзовые двери и вышел навстречу вечернему солнцу, сожалея, что не смог сказать ему большего. Он поднял свой кубок и осушил его одним залпом.

Его чуткий слух уловил позади еле слышный шелест одежды. Не поворачиваясь, Калгар понял, кто стоит за ним в тени галереи.

— На нем теперь огромная ответственность, лорд. В этой игре многое поставлено на карту. Он справится? — спросил вновь прибывший.

— Да, — тихо ответил Марнеус Калгар. — Я верю в него.

Уриэль шагал вдоль толпы паломников в золотистых мантиях, не обращая внимания на изумленные взгляды, вызванные его необычным для этого места обликом. Возвышаясь над людским потоком, издали напоминающим полноводную золотую реку, — над всеми, кто пришел, чтобы своими глазами увидеть одно из самых священных мест Империи, Уриэль чувствовал, как все чаще бьется его сердце по мере приближения к центру Храма Исправления.

Поговаривали, что храм, как и большая часть крепости Геры, был спроектирован Робаутом Жиллима-ном. Так это или нет, неизвестно, но и размеры этого сооружения, и великолепие его убранства поражали воображение. Из возникшего перед Уриэлем широкого сводчатого прохода разливалось многоцветное сияние — свет низкого вечернего солнца струился сквозь цветное стекло купола золотыми, лазурными, рубиновыми и изумрудными лучами. Толпа паломников раздалась перед Уриэлем в стороны — его положение одного из избранников Императора давало ему безусловное преимущество узреть благословенного Жиллимана.

Как всегда, когда он представал перед внушающим смирение и благоговейный трепет примархом, у Вентриса перехватило дыхание и он опустил взгляд, ощущая себя недостойным слишком долго взирать на отца-основателя своего Ордена.

Робаут Жиллиман, примарх Ультрамаринов, восседал в доспехах на огромном мраморном троне, заключенный все последние десять тысяч лет в светящемся склепе стасис-поля. У ног примарха лежали оружие и щит, а позади него находилось первое знамя Макрэйджа, к которому прикасался сам Император. Говорили также, что знамя это было соткано из волос, остриженных с тысячи мучеников. Уриэля охватило чувство великой гордости оттого, что и в его жилах текла кровь этого самого славного из героев и самого могучего из воинов легендарных времен Великого Крестового Похода. Он преклонил колено, в который раз потрясенный осознанием той чести, которой было для него само его существование.

Даже после смерти черты лица примарха свидетельствовали о его великой отваге и стойкости, и, если бы не сверкающая рана на шее, Уриэль готов был поклясться, что гигантский воин может в любую минуту встать и выйти из храма. Он ощущал холодную, суровую ярость, когда его взгляд задержался на этой алой ране. Капли крови, подобно крошечным сверкающим рубинам, удерживаемые потоком статичного времени, недвижно застыли в воздухе чуть ниже шеи примарха. Жизнь Жиллимана была оборвана отравленным клинком изменника Фулгрима — примарха Ордена Детей Императора. Деяния Жиллимана так и остались незавершенными, и в этом была величайшая трагедия его смерти.

Уриэль знал, что были те, кто верил: раны примарха медленно исцеляются. Некоторые даже утверждали, что однажды Жиллиман поднимется со своего трона. Возможность осуществления такого чуда в безвременном пузыре стазис-поля эти пророки приписывали непоколебимой воле Императора.

Уриэль спиной ощущал присутствие позади себя безмолвной толпы и, осознавая, каким ореолом праведности он окружен в глазах этих людей, чувствовал себя недостойным этого почитания. Он знал, что подобные мысли никогда не приходили в головы большинства его боевых братьев, но Айдэус однажды объяснил ему, как полезно порой выходить за рамки традиционного мышления.

Подлинными героями галактики были, по мнению Уриэля Вентриса, самые обыкновенные люди, те безымянные герои, мужчины и женщины Империи, которые своими слабыми человеческими телами противостояли ужасам бесконечной Вселенной и отказывались склониться перед ее непостижимой человеческим сознанием безбрежностью. Капитан Вентрис существовал именно для них. Целью его жизни было защищать этих людей, чтобы они продолжали выполнять предназначение судьбы человечества: править галактикой во имя Императора.

Большинство людей, стоящих сейчас за спиной Уриэля, проделали долгий путь — месяцы и годы, преодолели тысячи световых лет, они пожертвовали всем, что имели, чтобы оказаться здесь, но теперь все они держались на почтительном расстоянии, пока один из сыновей Жиллимана чтил своего примарха.

Уриэль преклонил колено и прошептал: «Прости меня, мой лорд, но я предстал пред тобой, чтобы получить твое благословение. Я веду своих людей на войну и прошу тебя даровать мне мужество и мудрость, дабы с честью провести их сквозь пламя сражений».

Уриэль закрыл глаза, чтобы ничто не мешало ему полностью отдаться спокойствию и величию момента. Он сделал глубокий вдох, и аромат выцветших боевых знамен со знаками отличия, висевших по окружности высокого, увенчанного куполом здания, наполнил его ноздри.

Уриэля захлестнули непередаваемые ощущения, когда невроглоттис, расположенный в задней части ротовой полости, распознал химический состав этого воздуха, отдающего запахами чуждых миров и битв древних времен. На него волной нахлынули воспоминания, и одному из этих воспоминаний было уже более сотни лет. Тогда Уриэлю только-только исполнилось четырнадцать и не прошло и месяца с того дня, когда его впервые привели в Храм Исправления.

…Уриэль мчался вверх. Лесной воздух обжигал ему легкие, а он несся длинными шагами среди вечнозеленых деревьев к вершине высокой горы. По уровню физической подготовки Уриэль уже намного опережал остальных новобранцев — своих сверстников, отобранных Ультрамаринами, уступал он только Леарку-су. Вот и сейчас Леаркус бежал впереди него, но Уриэль не отставал, постепенно догоняя соперника. Работа в пещерных фермах Калта и тренировки в Казармах Аджизелуса сделали юношу худощавым и выносливым, и он знал, что у него еще достаточно внутренних резервов, чтобы успеть догнать Леаркуса до вершины.

Из всех новобранцев только Клиандер не отставал от Уриэля, но юноше никак не удавалось бросить взгляд назад, чтобы понять, насколько близко от него его друг Леаркус. Уриэль сокращал расстояние между собой и Леаркусом, и теперь их разделяли лишь несколько шагов. Он усмехнулся, постепенно приближаясь к более крупному юноше, направив всю свою энергию на то, чтобы обогнать лидера гонки. Шаги Клиандера звучали совсем близко, но Уриэль был поглощен погоней за Леаркусом.

Лидер гонки бросил беглый взгляд через плечо, и на его измученном долгой погоней лице отразилась тревога, и Уриэль возликовал. Во взгляде Леаркуса явно читалось, что тот уже физически ощущает неизбежное поражение, и Уриэль еще поддал жару, заработав локтями, словно поршнями, и наконец поравнялся с Леаркусом.

Уриэль принял вправо, чтобы обогнать Леаркуса, и, превозмогая жгучую боль в бедрах, заставил себя сделать отчаянный рывок. Леаркус, увидев соперника боковым зрением, повернул голову и что было сил двинул локтем…

Из носа Уриэля брызнула кровь, а глаза его наполнились слезами. На мгновение перед юношей вспыхнул яркий свет, он споткнулся и упал вперед. Чьи-то руки подхватили его сзади за плечи, и Уриэль закричал, когда Клиандер столкнул его с тропинки. Он рухнул тяжело, ударившись разбитым носом о плотно утрамбованную землю. Через несколько секунд он услышал смех, и юношу обуяла бешеная ярость.

Пошатнувшись, Уриэль попытался подняться на ноги и вытереть кровь под носом и с подбородка, но у него закружилась голова, и он всем телом упал на землю. В глазах у Уриэля все плыло от острой нестерпимой боли, но он видел, хоть и сквозь туман, как мимо пробегают другие новобранцы, направляясь к вершине горы вслед за Леаркусом и Клиандером, предательским ударом лишившим Уриэля заслуженного первенства.

Вдруг чья-то рука схватила Уриэля за кисть и, потянув, подняла юношу на ноги. Уриэль, проморгавшись от слез боли, разглядел Пазаниуса — новобранца из своего отделения — и, приходя в себя, обхватил друга за плечи.

— Дай-ка угадаю, — не успев отдышаться, произнес Пазаниус. — Леаркус?

Уриэль смог лишь кивнуть, глядя вверх на склон горы. Леаркус был теперь далеко впереди, почти на вершине.

— Ты можешь бежать?

— Да, я побегу! — прорычал Уриэль. — Прямо на вершину и заеду в рожу этому мерзавцу.

Обида и злость добавили Уриэлю сил: освободившись от объятий Пазаниуса, он припустил вновь, но каждым ударом своих босых ног о землю Уриэль словно вколачивал в себя раскаленные гвозди боли. Из его разбитого носа хлестала кровь, и горький металлический привкус во рту усиливал его ярость. Он обгонял бегунов одного за другим, почти не замечая этого, его голова была полна мыслей о мести.

Наконец Уриэль взобрался на вершину горы и, спотыкаясь, подошел к пирамиде из камней в центре маленькой скалистой площадки. Коснувшись холодного камня, он повернулся туда, где сидели Леаркус и Клиандер. Зазубренные вершины черных гор простирались, насколько хватало глаз, но Уриэль, не обращая ни малейшего внимания на это живописное зрелище, зашагал к развалившемуся на вершине Ле-аркусу, который настороженным взглядом наблюдал за его приближением. Клиандер, поднявшись, встал между соперниками, и Уриэль заметил, как по лицу Леаркуса пробежала тень раздражения. Клиандер был моложе, но на полголовы выше Уриэля, да и физически он был сильнее его.

Уриэль на мгновение остановился и встретился взглядом с превосходившим его ростом парнем, затем сильно ударил его в солнечное сплетение.

Клиандер согнулся, и Уриэль продолжил атаку мощными апперкотами в лицо и шею, завершив дело сокрушительным боковым справа. Противник рухнул на землю, и Уриэль перешагнул через его корчащееся тело навстречу Леаркусу. Тот поднялся, попятился и, выставив вперед кулаки, принял боксерскую стойку.

— Ты смошенничал, — бросил ему в лицо Уриэль, также поднимая кулаки.

Леаркус пожал плечами.

— Я выиграл гонку, — как ни в чем не бывало заявил он.

— И ты считаешь, что только это имеет значение? Победа?!

— Разумеется, — ухмыльнулся в ответ Леаркус. — Ты просто дурак, если веришь во что-то еще.

Совершая обманные выпады, они кружились, словно в каком-то магическом танце. Этот боевой танец продолжался несколько минут, так что за это время до вершины успели добраться все новобранцы.

— Неужели ты ничему не научился в Аджизелусе, Леаркус? Победа не имеет никакого значения, если ты не сохранил свою честь!

— Не учи меня жить, деревенщина! — огрызнулся Леаркус. — Откуда ты вообще такой взялся? Я по крайней мере заслужил свое место. Мне его не предоставили благодаря предкам.

— Я тоже выиграл свое место в честной борьбе, Леаркус, — мрачно ответил Уриэль. — Люциан не имел никакого отношения к тому, что выбрали меня.

— Дерьмо лошадиное! Я-то знаю правду! — прошипел Леаркус, рванувшись вперед в попытке нанести Уриэлю удар в висок. Уриэль слегка отклонился назад, и кулак Леаркуса пронесся мимо. Уриэль обеими руками обхватил запястье противника, и, молниеносно обернувшись вокруг себя, он вывел Леаркуса из равновесия, после чего, опустившись на одно колено, швырнул противника через плечо.

Оказавшись в воздухе, Леаркус пронзительно завопил, но, шмякнувшись о землю, сразу умолк: бросок Уриэля был столь силен, что у Леаркуса перехватило дыхание. Заломив руку противника за спину, Уриэль почувствовал, как хрустнуло запястье, и через секунду он услышал скрежет обломков кости и визг обезумевшего от боли Леаркуса.

Уриэль разжал хватку и, вернувшись к пирамиде из булыжников, облокотился о нее. Жажда мести была утолена, и ее вновь сменили изнеможение и боль.

Несколько новобранцев наконец осмелились подойти к противникам, чтобы помочь им подняться, и в этот момент Уриэля внезапно охватил стыд. Нет, он вовсе не считал себя виноватым, но Леаркус нравился многим, и победа, одержанная над ним сегодня, завтра могла обернуться против Уриэля.

Однако содеянного не вернешь, так что теперь Уриэль должен с честью выдержать все последствия своего поступка. Размышляя об этом, он и не заметил, как к нему подошел Пазаниус. Тот возвышался над Уриэ-лем, и в его глазах юноша прочитал укор.

Друг присел рядом и произнес:

— Тебе не следовало так поступать, Уриэль.

— Я знаю. Сейчас я хотел бы, чтобы этого не было… Правда!

— Леаркус возненавидит тебя за это.

— Думаешь, мне следует извиниться?

— Да, но не теперь. Ты опозорил его при всех, и сейчас он не примет извинений. Поговори с ним, когда мы вернемся в крепость и над его запястьем поработают Апотекарии.

— Я сделаю, как ты говоришь, друг. Это было глупо — я был ослеплен яростью.

— Хорошо, что хоть теперь ты понимаешь, что это было глупо. Надеюсь, в Аджизелусе им все-таки удалось вложить в твою голову хоть что-то стоящее.

— Поосторожнее, — перебил друга Уриэль, — или мне придется вырубить заодно и тебя.

— Что ж, попробуй, если силенок хватит. Может, через годик-другой тебе, селянин, и удастся справиться со мной.

Уриэль рассмеялся в ответ, понимая, что Пазаниус прав. Его друг был настоящим исполином. Хоть ему и исполнилось всего лишь пятнадцать, Пазаниус был уже выше многих взрослых мужчин. Его мышцы играли под загорелой кожей, как толстые стальные кабели, и ни одному новобранцу еще не удавалось превзойти его в силовых упражнениях.

— Пойдем, — сказал гигант, поднимаясь на ноги, — пора трогаться. Ты же знаешь, Клозель закрывает ворота на закате. Не знаю, как ты, а я не вижу никакого удовольствия в том, чтобы провести еще одну ночь в горах.

Уриэль кивнул в ответ и, охнув, поднялся на ноги. Боль снова пронзила его тело — мышцы Уриэля не желали слушаться своего хозяина. Напрасно Уриэль пренебрег простым правилом: завершив бег, растянуть их. Но теперь Уриэлю оставалось только проклинать себя за глупость.

Новобранцы с Пазаниусом во главе двинулись в путь, поочередно помогая белому как мел Леаркусу, который с трудом ковылял, понемногу отходя от боли и запоздалого шока. Его запястье, раздувшись, увеличилось вдвое и приобрело жуткий лиловый цвет; несколько раз за время пути Леаркус чуть было не терял сознание. В один из таких моментов Уриэль предложил ему свою помощь, но, увидев в ответ сердитые взгляды товарищей, он решил не повторять это предложение.

Уже в крепости Геры Леаркус сообщил Апотека-риям, что сломал запястье при падении. Казалось, ничего не произошло, но уже на следующий день Ури-эль почувствовал, что между ним и остальными новобранцами образовалась пропасть, причем пропасть эта увеличивалась с каждым днем. Изменить уже ничего было нельзя, и только Пазаниус оставался Уриэлю настоящим другом и в последующие годы.

Уриэль открыл глаза и стряхнул с себя остатки воспоминаний. Он редко возвращался в мыслях к дням, когда был кадетом, и был удивлен тем, что это вдруг произошло сегодня. Уриэль выпрямился во весь рост — он снова был в Храме Исправления. Возможно, то, что память снова вернула его в дни молодости, было знамением, посланием, дарованным ему благословенным примархом. Капитан Вентрис поднял глаза и посмотрел в лицо Робауту Жиллиману в поисках ответа, но мертвый примарх оставался неподвижным на своем троне.

И в этот момент Уриэль ощутил на плечах всю тяжесть своей должности. Прошагав через зал, он встал перед плитой с бронзовыми краями на изогнутой внутренней стене храмового святилища. Изнутри храм по окружности был выложен огромными пластинами из гладкого черного мрамора, и все они были испещрены строками. На этих плитах золотыми буквами были высечены имена всех Ультрамаринов, павших в сражениях за десятитысячелетнюю историю Ордена. Тысячи и тысячи имен окружали примарха, и Уриэль подумал: а сколько же еще имен героев будет к ним добавлено, прежде чем Робаут Жилли-ман вернется в это священное место? Будет ли одним из них его имя, имя Уриэля Вентриса?

Глаза капитана Ультрамаринов пробежали по плите, что возвышалась перед ним, — это была плита, посвященная сотне воинов Первой роты, сражавшихся против кошмарных тиранидов у северных оборонительных фортов Макрэйджа порядка двух с половиной сотен лет назад.

Взгляд Уриэля остановился на имени, высеченном прямо под посвящением командиру Первой роты капитану Инвиктусу:

«Ветеран-сержант Люциан Вентрис».

Палец Уриэля прошелся по изгибам высеченного в мраморе имени его предка. Уриэль Вентрис гордился тем, что носит его имя. Случайная родственная связь с героем Ордена дала Уриэлю право обучаться в престижных Казармах Аджизелуса, но он был избран Ультрамаринами за свое собственное мастерство и, главное, решительность и уверенность в грядущей победе.

Уриэль поклонился, отдавая тем самым почести предку, затем, резко повернувшись на каблуках, вышел из храма.

Ему нужно было подготовить к грядущим сражениям свою Роту.

3

Шум, производимый сотнями нещадно вопящих глоток, был невыносимым. Арбитр из Адептус Арбитрес Павониса по имени Вирджил Ортега врезал своим щитом по физиономии первому подвернувшемуся крикуну, которым оказался мужчина в тяжелой робе, поднял булаву и описал ею широкую дугу. Ортега молотил направо и налево по напирающим со всех сторон телам. Огромное количество рук цеплялось за него, но он со своим отделением, как мог, противостоял напирающей толпе. В какой-то момент в черную униформу арбитра с криком вцепился какой-то человек, но тот резко опустил булаву на его голову, раскроив несчастному череп. Боковым зрением Ортега заметил, что один из людей, сопровождавших губернатора, тоже упал; воздух продолжали оглашать вопли боли и ярости, но у Вирд-жила Ортеги была лишь одна цель: не подпустить мятежников к губернатору Шонаи.

Рядом с Ортегой билась судебный исполнитель Шарбен: уклонившись от удара, который неуклюже попытался нанести ей здоровенным гаечным ключом один из мятежников, Шарбен всадила свою булаву в живот нападавшему. Это впечатлило Ортегу, который многое повидал на своем веку. Будучи новобранцем, Шарбен держалась, как ветеран с десятилетним стажем. Вокруг Ортеги и Шарбен другие арбитры в черных панцирных доспехах ударами оттесняли орущую толпу мятежников от губернаторского помоста.

Часть площади была уже полем настоящей битвы, когда на служителей закона ринулись разъяренные рабочие Врат Брэндона. Вопреки всем советам, вопреки даже самому здравому смыслу, губернатор Ми-кола Шонаи и старшие члены картеля решили заверить рабочих, что так называемая десятина была мерой исключительно временной, и не нашли ничего лучшего, чем обратиться к отделению Объединения Рабочих публично.

Как и следовало ожидать, вспыхнули страсти и посыпались оскорбления. События развивались стремительно, и вскоре в сторону помоста полетели бутылки и камни. Люди Ортеги приняли основной удар на свои щиты, и тут внезапно прозвучал выстрел, поразив в ногу одного из оборонявшихся.

Все смешалось. Снова зазвучали выстрелы, и Ортега увидел, как со снесенным затылком на землю рухнул один из членов картеля. Он упал вперед, увлекая за собой губернатора. Ортега не видел, ранена ли она, тем более он не мог заметить, откуда именно стреляли, а времени на выяснение у него не было. Ясно было одно: какой-то вооруженный ублюдок поднял ставки. Что ж, если эти люди решили играть по таким правилам, то у Ортеги было чем ответить.

Личная охрана понемногу отступала, уводя из-под удара губернатора и членов картеля. Они уже отошли в более или менее безопасное место, но Ортега понимал, что они движутся в неверном направлении. Картель отступал к воротам Имперского дворца, но тупоголовые охранники не понимали — а видеть этого они просто не могли, — что их путь уже заблокирован мятежниками. Часть толпы, пытаясь окружить помост, уже обошла картель с флангов. Адептус Арбитрес пока сдерживали толпу — охранникам помогали водометы спецтранспортов, — но их шеренга прогибалась под натиском мятежников; так что рано или поздно это давление тел станет для них непомерным. Тем временем охрана губернатора продолжала удаляться от Адептус Арбитрес, но Ортега понимал, что только он и его люди могли вытащить губернатора из этой свалки.

— Шарбен! — крикнул он. — Возьми одного человека и приведи спецтранспорт. Подхвати губернатора и доставь ее во дворец. Скорее!

Ортега не мог разглядеть за зеркальным щитком шлема лица Шарбен, но он видел, как она кивнула и, прихватив с собой одного из арбитров, бросилась в направлении спецтранспортов. Арбитры в шеренге Ортеги постепенно отступали от толпы, но и мятежники, опасаясь шоковых булав, не горели желанием подходить к шеренге слишком близко.

В общем, заварушка получилась еще та, но Ортеге доводилось усмирять бунты куда более серьезные, и он оставался спокоен, видя, что здесь насилие не зашло слишком далеко.

Мятежникам в центре толпы было не на кого выплеснуть свой гнев, и они просто давили на впереди стоящих. Если Шарбен удастся быстро добраться до губернатора, ситуацию еще можно будет исправить. Ортега отыскал глазами в шеренге сержанта Кол-ликса и помахал ему:

— Колликс, держи толпу здесь, а Шарбен и я попытаемся вытащить губернатора.

— Есть, сэр! — отозвался Колликс.

Ортега повернулся и вышел из шеренги, на ходу пристегивая шоковую булаву к поясу. Он не был до конца уверен в Колликсе, но Колликс — самый старший из арбитров, оставшихся в шеренге. Ортега вытянул микрофончик вокса и подключился к защищенной губернаторской сети:

— Арбитр Ортега вызывает Примуса из наряда службы безопасности. Оставайтесь на месте. Вы движетесь в опасном направлении. Мы скоро будем у вас. Повторяю, оставайтесь на месте!

Ортега убрал микрофон обратно в шлем, не дожидаясь подтверждения, что сообщение принято, и двинулся в сторону губернатора.

Он услышал, как за его спиной Колликс выкрикивает какие-то команды, но какие именно, разобрать не мог. И вдруг его ухо уловило звуки, которые спутать с чем-то другим было невозможно: Ортега услышал, как дружно лязгнули передернутые затворы дробовиков. От неожиданности Ортега застыл на месте. Ужас сковал его — шеренга арбитров из огнестрельного оружия целилась в толпу! О Трон Императора, они собираются стрелять в штатских!

— Прекратить!!! — закричал Ортега, но было уже слишком поздно: арбитры выстрелили в безоружных людей в упор. Толпа бунтовщиков содрогнулась, и десятки людей попадали замертво. Ружейный дым скрыл количество убитых и раненых, но, услышав ответный рев оставшихся в живых, Ортега проклял все на свете. Толпа объятых ужасом людей хлынула вперед, и дробовики выстрелили вновь. И снова люди упали, но бунтовщиков были тысячи, и они напирали. Мужчин и женщин давили ногами, когда те спотыкались о тела убитых и падали на булыжную мостовую. Крики толпы изменились: теперь это была не ярость, а паника.

Арбитры с дробовиками у бедра сделали шаг вперед и, пока Ортега успел до них добраться, успели дать по толпе еще два залпа.

— Прекратить огонь! Бросить оружие! Это приказ, мать вашу! Сейчас же!!! — Ортега буквально задыхался от ярости.

Только эти слова заставили арбитров опустить оружие, вернее, вернуть их в исходное положение — за плечо. Пороховой дым начал понемногу рассеиваться, открывая взору Ортеги площадь, усеянную сотнями искалеченных тел. Булыжники мостовой — в лужах крови; охваченная паникой толпа вопила, заглушая стоны умирающих… Мятежники отступили, но Ортега понимал, что жажда крови может вспыхнуть в них в любую секунду и тогда они вернутся.

— Отходим! — прокричал Ортега. — Всем в «Рино»! Мы уезжаем немедленно!

Он принялся отводить своих людей с линии боя, некоторые из них лишь сейчас осознали, что совершили несколько минут назад. Воздух смердел кордитом, кровью и потом, и Ортега понимал, что у него остались считанные мгновения, прежде чем все окончательно полетит в тартарары. Арбитры быстро отступали к приземистым черным бронированным машинам — «Рино», мощные двигатели которых хрипло урчали, работая вхолостую. Некоторые из «Рино» были модифицированы — на их вращающихся куполах были установлены сверхмощные водометы, и Ортега прокричал, чтобы их пустили в ход, — над толпой уже нарастал гневный рев.

И вот жаждущая мести толпа в едином порыве ринулась на арбитров. Заработали водометы, сбивая ближайших мятежников с ног мощными струями.

Но мятежников было слишком много, а водометов — мало. Разъяренная толпа, размахивая кулаками и стуча подбитыми железом ботинками, неотвратимо наседала на арбитров. Однако справиться с арбитрами было не так-то просто: умело работая щитами и то и дело нанося мятежникам меткие удары шоковыми булавами, они расчистили достаточно пространства, чтобы пробраться к броневикам. И вот уже Ортега распахнул боковую дверь ближайшего «Рино», пропуская своих людей внутрь. Он вспрыгнул на подножку последним и сунул голову в кабину.

— Мы готовы! Жми! — крикнул он водителю. — Выясни, где Шарбен, и свяжись с ней, губернатор у нее.

«Рино» развернулись, и опытные водители направили их к базе Адептус Арбитрес, оставляя разъяренную толпу позади. Ортега поискал глазами Шарбен, и проклятие само сорвалось с его губ, когда неподалеку от бронированных ворот закрытой судейской территории он заметил объятый пламенем спецтранспорт, на котором та уехала. Арбитр, управлявший водометом, без движения лежал на полыхающей крыше машины. От взгляда Ортеги не укрылось, что левый гусеничный трак «Рино» бесполезно свисает с зубчатого колеса, а сама машина окружена бунтовщиками, стремящимися любой ценой попасть внутрь. В попытке перевернуть машину, они раскачивали ее из стороны в сторону.

Ортега в сердцах ударил булавой по крыше своего «Рино» и указал в сторону обездвиженного спецавтомобиля Шарбен.

— Дуй туда, встань рядом и жди моего сигнала. Потом жми на газ что есть мочи! — крикнул он водителю.

Тот кивком подтвердил, что понял, и повернул к пораженному броневику. «Рино» дико мотало из стороны в сторону, так что Ортеге пришлось обеими руками вцепиться в его обшивку.

— Шарбен! — прокричал он в микрофон вокса, едва приблизившись к полыхающему транспорту.

— Шарбен на связи, сэр, — моментально отозвалась она, но Ортега все-таки уловил в голосе женщины напряженность. — Если вы где-нибудь поблизости, мы будем признательны, если вы нас вытащите отсюда.

— Мы почти над вами, Шарбен. Держитесь. Губернатор у вас?

— Ответ утвердительный.

— Отлично. Готовьтесь к встрече.

Арбитр Дженна Шарбен чувствовала, как по ее спине под черной кожаной формой и панцирным доспехом стекают струйки пота. Жара в машине с каждой минутой становилась все невыносимее, казалось, еще немного, и все они зажарятся здесь живьем. А если добавить к этому, что мятежники не переставали раскачивать «Рино», то нетрудно понять, почему штатские пассажиры были уже на грани истерики. Шарбен скороговоркой пробормотала слова благодарности Императору за то, что Вирджил Ортега уже рядом. Этот человек мог быть суровым, лишенным чувства юмора ублюдком, но он никогда не бросал своих людей.

— Арбитр! — выпалил человек в черном костюме, имени которого Шарбен не знала. — Каковы ваши планы? Мы должны оказаться в безопасности. Я требую, чтобы вы немедленно доставили нас на базу!

Заметив на лацкане пиджака говорившего значок картеля Верген, арбитр сдержала гнев. Сделав глубокий вдох, чтобы унять вспышку ярости, Дженна ответила:

— Мой старший офицер на другом транспорте уже рядом, так что скоро мы уберемся отсюда.

— Я уверена, что мы в полной безопасности, Лео-тас, — начала было губернатор Микола Шонаи, но тут правый борт броневика резко пошел вверх. Еще немного, и мятежникам наконец удастся его перевернуть.

— Держитесь! — только и успела крикнуть Шарбен, хватаясь руками за стойку и цепляясь ногами за скамью экипажа. — Мы переворачиваемся!

В тот же миг автомобиль со страшным грохотом завалился на бок. Дженна схватила губернатора Шонаи за мантию, когда та, размахивая руками, уже начала падать, и вовремя: если бы не она, губернатору вряд ли удалось бы удержаться на ногах. Арбитр услышала донесшиеся снаружи крики толпы, и на корпус автомобиля посыпался град ударов. Внутрь, конечно, мятежникам не попасть, но шум стоял просто оглушительный. Человек, которого губернатор называла Леотасом, лежал без движения, из глубокой рваной раны на его затылке лилась кровь. Да и остальные пассажиры подбитого «Рино» тоже были не в самом лучшем состоянии.

Дженна отпустила стойку и, вытащив из шкафчика аптечку, присела на корточки рядом с неподвижным Леотасом. Однако с ним все было уже кончено: у Леотаса была сломана шея и разбит череп. Дженна увидела, как сквозь пропитанные кровью волосы Леотаса проблескивала белым кость.

— Он… поправится? — спросила губернатор Шонаи дрожащим голосом.

— Нет! — резко ответила Дженна. — Он мертв.

Шонаи в ужасе широко раскрыла глаза и инстинктивно прикрыла руками рот — губернатор была потрясена.

Дженна, услыхав снаружи рокот мощного двигателя и треск ружейного огня, отбросила бесполезную аптечку. Мощный удар сотряс обездвиженный «Рино», и армированные башмаки застучали по его борту, который теперь превратился в крышу броневика.

Ожил вокс в ухе арбитра, и Дженна услышала суровый голос Вирджила Ортеги:

— Шарбен! Открывай дверь, мы находимся рядом с вами.

Дженна забралась на скамью и повернула запорное колесо, отодвигая дверные задвижки. Дверь распахнулась, и внутрь броневика проник слабый солнечный свет.

Ортега швырнул свою булаву в сторону и крикнул:

— Давай мне губернатора!

Дженна ухватилась за мантию Шонаи и поставила женщину на ноги. Губернатор ойкнула от столь бесцеремонных действий арбитра, но все-таки позволила подтолкнуть себя к выходу. Ортега ухватился за протянутые руки Шонаи и извлек ее на поверхность. Тут же передал ее на попечение другому арбитру, ожидавшему губернатора у двери экипажа своего «Рино», и вернулся к броневику Шарбен. Залп из болтеров его транспорта разогнал толпу, собравшуюся у поверженного «Рино», но и Ортега, и остальные арбитры прекрасно понимали, что это было лишь временной передышкой.

— Поторапливайся! — рявкнул он на Шарбен. — Давай мне остальных. Ну же, твою мать!

Одного за другим Дженна подняла наверх всех пассажиров, и Ортега переправил их в свой броневик. Все это время болтерные залпы поверх толпы удерживали мятежников на расстоянии. Когда последний человек из картеля губернатора покинул перевернутый «Рино», Дженна Шарбен выбралась из обездвиженной машины и увидела, как «Рино» с губернатором уже въезжает в ворота Имперского дворца.

— Пора отправляться и нам, Шарбен, — заметил Ортега. Толпа между тем уже вплотную подобралась к арбитрам. Мятежники, понимая, что их лишили законной добычи, буквально выла от разочарования.

— Да, сэр, — согласилась Шарбен, спрыгнула на землю и что было сил припустила по направлению к базе Адептус Арбитрес, благо расстояние до нее было не столь велико. Мощные водометы, расположенные в бронированных башнях, обрушили потоки воды на их преследователей. Мощные струи сбивали мятежников с ног, ломая им конечности, В спину судьям летели вопли и проклятия, но оба арбитра уже вбежали, задыхаясь, на свою территорию и оказались вне опасности.

Уцелевшие «Рино» Ортеги встали в центре двора, вокруг них выстроились изрядно помятые арбитры.

Дженна Шарбен сняла зубчатый шлем и провела рукой в перчатке по коротким черным волосам и залитому потом лицу, а Ортега зашагал к угрюмым арбитрам. Дженна последовала за ним лишь после того, когда тот стянул свой шлем и подошел к Колликсу.

Вирджил Ортега сейчас смахивал на пожарный гидрант: хоть он был невысоким и коренастым, но вся его фигура излучала силу и власть. Пот сверкал на его лысой голове и капал с аккуратно подстриженной бородки.

— Сержант! Что за дьявольщина там случилась? Разве я давал тебе приказ открывать огонь?

— Нет, сэр, — спокойно ответил Колликс. — Но в создавшихся обстоятельствах я почувствовал, что такой приказ был бы отдан, если бы вы лично присутствовали на линии фронта.

— В таком случае я вижу, что ты очень плохо понимаешь своего старшего офицера.

— Возможно, — невозмутимо ответил Колликс.

— Сейчас речь не о возможностях, Колликс. Наша задача — проводить в жизнь законы Императора, а не устраивать бойню для его подданных. Хоть это тебе понятно?

— Толпа совершала действия, противоречащие этим законам, сэр, — все так же спокойно ответил Колликс, упирая на местоимение «это».

— Не строй из себя младенца, сержант. С этого дня я буду лично за тобой присматривать. — Ортега смерил Колликса долгим тяжелым взглядом и только после этого повернулся и проследовал к зданию. Не оборачиваясь, он крикнул: — Хорошо поработала там, судья Шарбен!

Улыбаясь в ответ на эту похвалу, которую так редко можно было услышать из уст начальника, Дженна молча смотрела, как Ортега скрылся в доме.

Она присела на трак одного из «Рино» и откинула назад голову, стараясь отвлечься от мрачных событий сегодняшнего утра. Ей понравилось, как она вела себя сегодня. Она понимала, что сражалась и поступала, как ветеран Адептус Арбитрес, а не как свежеиспеченный младший офицер, каковым она и была на самом деле. Дженна прокрутила в голове все свои действия и не нашла в них ни одной ошибки.

Да, она справилась отлично.

— Вам следовало бы показать рану дворцовому хирургу, мадам, — заметил Алмерз Чанда, при этом многозначительно надавив на распухающий лиловый кровоподтек на своем выбритом черепе.

Чанду тоже несколько минут назад вытащили из «Рино», но он отделался лишь ударом по голове. Да и рана губернатора тоже оказалась неглубокой, и санитар Адептус Арбитрес закрыл ее синтеплотью. Впрочем, не рана печалила губернатора: сегодня ее племянник принял предназначенную ей пулю и близкий друг погиб в хаосе бунта.

— Губернатор? — снова позвал ее Чанда, так и не дождавшись ответа Шонаи.

— Со мной все в порядке, — наконец отозвалась она голосом более резким, чем намеревалась. Шонаи отвернулась от бронированного оконного стекла и слабо улыбнулась своему главному советнику. — Извини, Алмерз. Я просто…

— Не нужно извиняться, мадам, это был кошмарный день.

— Да, — согласилась Шонаи. — Бедные Думак и Леотас, не могу простить себе их смерть.

Чанда кивнул:

— Мы все остро ощущаем их утрату, мадам.

— На месте Думака должна была быть я, эта пуля предназначалась мне, — задумчиво проговорила губернатор. — Думаку было всего двадцать. Через год, когда он достиг бы совершеннолетия, я собиралась провозгласить его своим преемником.

— Он отдал свою жизнь, чтобы спасти вашу, — заметил Чанда. — Он до конца выполнил свой долг, как преданный представитель картеля Шонаи. Его будут помнить как героя.

— А Леотаса, каким будут помнить его?

— Дорогим другом, которого Император забрал от нас по своей воле.

Губернатор Микола Шонаи благодарно улыбнулась главному советнику и произнесла:

— Ты верный друг, Алмерз, но сейчас, прости, мне хотелось бы немного побыть одной.

— Как вам будет угодно, мадам, — кивнул Чанда, закрывая за собой дверь и оставляя губернатора Павониса наедине с ее невеселыми мыслями.

Микола Шонаи вновь повернулась к окну и в этот миг почувствовала, как железное самообладание оставляет ее. Ее друг и союзник Леотас Верген мертв. Ушел. Такие дела. Еще сегодня утром он возбужденно рассказывал всем о предстоящем браке своей дочери с сыном Талуна, рассуждал о начале нового века сотрудничества между картелями, но теперь он мертв, и картель Верген остался без лидера. Как ни ненавистна была для Шонаи эта мысль, губернатор понимала, что мечта Леотаса о сотрудничестве скорее всего умрет вместе с ним.

Несомненно, Талун будет доволен и всеми силами постарается, несмотря ни на что, даже на смерть Бергена, добиться заключения этого брака. Оно и понятно: так его сын фактически станет главой картеля Бергена. Разумеется, картель Бергена предпримет теперь все возможное, чтобы воспрепятствовать этому союзу, но дочь Бергена славится своим упрямством, и только одному Императору известно, к чему может привести безвременная смерть Леотаса. Шонаи было жаль, что отношения молодых людей стали теперь политическим оружием, но такова жизнь на Павонисе…

И она продолжается — Шонаи отбросила мысли о любви, которая после гибели Леотаса тоже была обречена на смерть, и выглянула в окно на площадь Освобождения.

О Император, что творилось там! Пошел дождь, смывая лужи крови и прочие следы сражения в сточные трубы, но Шонаи понимала, что никакой дождь не сможет так запросто смыть ее тревоги. Булыжник площади был усеян телами, группы рыдающих людей толпились вокруг павших друзей и любимых. Как же вышло так, что день, начавшийся со столь благородных помыслов, вдруг обернулся кошмаром?

Еще несколько лет назад Павонис был мирной планетой; борьба, которая велась по всей галактике, эту планету почти не затрагивала. Десятина выплачивалась вовремя, и время от времени, как и предписывал закон, молодые мужчины Павониса отправлялись на сборы в армии Императора. Во всех отношениях Павонис был образцом Имперского мира. Люди усердно работали, и их чтили за труд. Бунты происходили в других мирах.

Но как же все изменилось!

Сегодня стол губернатора был завален измятыми документами, и в них говорилось о волнениях по всей планете. В Алтемаксе рабочие взяли приступом Управление Имперских расходов и сожгли здание; бунтовщики в Пракседесе не позволили команде инопланетного торгового корабля занять места на судне и разграбили груз… Ходатайство о компенсации шло следом.

А еще Церковь Старых Принципов опять применила зажигательные бомбы — убито тридцать человек и практически полностью уничтожены производственные площади двух предприятий картеля Верген. Член картеля Аброгас ранен в одном из гетто Джотусбурга, ему повезло, и он выжил, хотя что он там вообще делал, так и осталось неясным. Возле Каэрнуса IV пираты-эльдары, изводившие Павонис в последние шесть лет, из засады напали на очередной корабль снабжения. Корабль как раз перевозил материалы и товары, которые должны были несколько уменьшить огромный долг Павониса перед Империей в виде запаздывавшей десятины.

Губернатор чувствовала, как невыносимо давит на нее тяжесть каждого провала, и размышляла, в чем же ее ошибка и что еще она может сделать. Она изо всех сил старалась обеспечить уплату десятины, которую требовал Администратум, но выжать из Павониса еще хоть что-нибудь уже не могла.

Все производства были напряжены до предела, и лишь немногие из товаров, что они изготавливали, соответствовали требованиям. Ее «десятинный налог» был попыткой компенсировать дефицит до той поры, пока не разрешится кризис, но налог вызвал бунты почти во всех крупных городах планеты. Шонаи пыталась объяснить создавшееся положение своему народу, убедить людей, что они испытывают лишения во имя блага Павониса, но как бы она ни крутилась, что бы ни предпринимала — все это, казалось, шло только во вред и ситуация с каждым днем лишь ухудшалась.

И здесь, в ее собственной столице, в нее стреляли! Шонаи все еще не могла в это поверить. Когда над площадью в звенящей от напряжения тишине прогремел первый выстрел, Думак бросился к ней и попытался увлечь ее в безопасное место. Вспоминая это, губернатор зажмурилась, пытаясь прогнать от себя жуткую картину, но та вновь и вновь вставала перед ее глазами: взрывающееся лицо Думака. Он упал и увлек ее за собой, и кровь и мозг Думака текли на Шонаи, пока тот содрогался в предсмертных конвульсиях.

Микола Шонаи вымыла волосы и отправила свой официальный костюм в стирку, чтобы хотя бы следы крови на нем не напоминали ей о смерти юноши. Переодевшись в свежий синий костюм, она все равно, казалось, по-прежнему ощущала кожей горячую липкую кровь племянника. И вдруг Шонаи вспомнила свою младшую сестру, вспомнила, как та гордилась, услышав тайное признание Миколы, что однажды Ду-мак примет у нее руководство картелем Шонаи. Теперь Шонаи показалось, что все это происходило в какой-то другой жизни.

Губернатор смотрела, как сквозь толпу движутся священники и местные апотекарии, оказывая помощь раненым или от имени Императора отпуская грехи мертвым. Она прочла молитву за души усопших и сделала глубокий вдох. Она планетный губернатор Империи, и должна проявлять самообладание. Но это так трудно: все так и валится из рук, как бы она ни старалась.

Опустившись в обитое зеленой кожей кресло и придвинув его к столу, губернатор просмотрела десятки новых сообщений о насилиях и беспорядках на планете. Собрав их в стопку, оказавшуюся весьма внушительной, Шонаи передвинула их на край стола. Она займется ими позже. Сейчас у нее было дело куда более насущное: собственное политическое выживание. Шонаи пригладила влажные седые волосы и насухо вытерла уголки бледно-зеленых глаз. Ее лицо выглядело печальным, обеспокоенным и уставшим, и морщины проступили на нем особенно резко. Микола Шонаи всем телом ощущала, как тяжко давит на нее каждый год из шестидесяти двух прожитых. То, что она понесла сегодня утрату, не имело значения. Она губернатор Имперского мира, и ее обязанности не могут ждать.

Потянув за длинную бархатную веревку, свисавшую с потолка рядом со столом, она уставилась на бюст своего прапрадеда, Форлануса Шонаи, стоявший возле камина. Форланус основал картель Шонаи, начав с одного-единственного предприятия и превратив его в итоге в один из самых могущественных промышленных картелей на Павонисе. «Как бы старый Форланус справился со всем этим?» — подумала она.

От бесплодных размышлений ее оторвал почтительный стук в дверь. Вошли четверо мужчин в черных костюмах, у каждого из них в петлице был значок картеля Шонаи. Во главе группы был Алмерз Чанда, который, войдя, поклонился губернатору. На лицах вошедших было сумрачное, удрученное выражение, впрочем, это было неудивительно.

— Что ж, господа, — начала Шонаи, прежде чем вошедшие успеют высказать дежурные банальности по поводу постигшей ее утраты. — И насколько же все теперь плохо?

От столь прямого вопроса мужчинам стало неуютно, никто из них не горел желанием первым попасть под горячую руку губернатора.

— Когда я задаю прямой вопрос, я ожидаю прямого ответа, — отчеканила губернатор.

— Этот бунт, мадам, определенно был еще не самым страшным из того, что могло бы случиться, — произнес самый молодой из ее советников.

Его звали Мортен Бауэр, и его худощавое лицо было серьезно и полно юношеского задора одновременно.

Шонаи вдруг ощутила прилив нежного, почти материнского, чувства по отношению к этому молодому человеку и подумала: а сам-то он понимает, что присоединился к картелю на грани краха?

— Сообщите мне цифры, Мортен. Сколько погибших?

Бауэр зашелестел бумагами:

— Слишком рано для окончательных цифр, мадам, но похоже, свыше трехсот убитых и, возможно, вдвое больше раненых. Я только что получил данные от арбитров, и, кажется, убиты еще и двое из них.

— Это не так плохо, как в Алтемаксе, — уточнил мужчина постарше, находившийся сейчас в явно не лучшей физической форме. — Там арбитры потеряли целое подразделение, пытаясь сдержать бунтовщиков.

Говоривший носил имя Миклаш Йаковон, в его обязанности входили связи губернатора с общественностью. Мысль обратиться к Объединению Рабочих как раз и принадлежала ему, а потому он отчаянно пытался преподнести сегодняшние события под благоприятным углом зрения. Однако не успели эти слова слететь с его полных губ, как Миклаш понял, что на его месте сейчас лучше было бы промолчать.

— Миклаш, да ты просто дурак, если всерьез думаешь, что мы сможем вылезти из этого благоухающими, как майские розы, свалив всю вину на офицеров сил правопорядка из другого города, — резко оборвал его речь Алмерз Чанда. — Мы и без тебя не делаем упора на негатив.

— Я лишь пытался подчеркнуть позитивную сторону событий, — запротестовал Йаковон.

— В этих событиях нет позитива, Миклаш. Привыкай к этому, — заметил Чанда.

Губернатор Шонаи сплела пальцы рук и откинулась в кресле. У нее было ощущение, что в словах Йаковона все-таки было рациональное зерно, но ей не хотелось при всех противоречить своему главному советнику. Она обратилась к четвертому штатному советнику, Лиланду Кортео:

— Лиланд, как сильно сегодняшние события ударят по нам в сенате? Только искренне.

Политический аналитик губернатора испустил глубокий вздох и принялся теребить свою длинную седую бороду. Потом он извлек из нагрудного кармана расшитого золотом жилета трубку и вопросительно поднял кустистые брови. Шонаи кивнула, и Кортео, прежде чем ответить, зажег трубку оловянной зажигалкой.

— Ну, губернатор, как я это понимаю… — начал он, с нескрываемым наслаждением затянувшись из своей трубки, — если события и дальше будут развиваться в том же ключе, то рано или поздно другие картели потребуют вотума недоверия.

— Они не посмеют! — заявил Мортен Бауэр. — Кто, по-вашему, внесет такое предложение?

— Не глупи, милый мальчик. Рассуди сам: Талун, де Валтос, Хонан. Любой из них имеет достаточно мощное лобби, чтобы пережить негативную реакцию, даже если предложение и провалится.

— При нынешнем раскладе мы едва держимся, — согласился Миклаш Йаковон. — Наше большинство поддерживается только обещаниями сотрудничества и торговыми соглашениями, заключенными с меньшими картелями. Но следует признать, что крупные шишки без устали обрабатывают их, чтобы те изменили свою позицию.

— Безвольные трусы! — фыркнул Бауэр.

— Скорее, люди, умеющие использовать удобные обстоятельства, — произнес Кортео. — Кто обвинит их, в конце концов? Мы, если вы забыли, сделали то же самое десять лет назад, когда объединились с Бергеном и сместили Талуна.

— Это было совершенно другое дело, — произнес, защищаясь, Бауэр.

— Да нет, мальчик, как раз абсолютно то же самое. Это политика: здесь могут меняться имена, но игра остается той же.

— Игра? — пролепетал Бауэр.

— Джентльмены! — вмешался Чанда, прежде чем ухмыляющийся Кортео успел ответить. — Все эти мелочные споры ни к чему нас не приведут. Губернатору нужны не наши дрязги, а наши советы.

Пристыженные советники разом погрузились в смущенное молчание.

Губернатор Шонаи наклонилась вперед, уперев локти в стол и выставив вперед пальцы:

— Что же мы можем сделать? Я больше не в состоянии покупать поддержку меньших картелей — большинство из них уже в кармане де Валтоса или Талуна, а Хонан просто не станет ввязываться. Наши сейфы почти опустели, так что теперь мы можем лишь удерживать волков на расстоянии, да и то недолго.

Кортео выпустил из трубки голубое облачко дыма и сказал:

— Тогда, боюсь, я вынужден признать, что наше время в должности может преждевременно закончиться.

— Я не собираюсь так просто принять это, Ли-ланд, — парировала Шонаи.

— При всем моем уважении к вам, мадам, вы можете это принимать, можете не принимать, но это факт, — отрезал Кортео. — Вы платите мне, чтобы я говорил правду. То же самое я делал для вашего отца, и если вы хотите, чтобы я приукрашивал факты, как толстый Миклаш, я могу это делать, но не думаю, что вы для этого держали меня рядом все эти годы.

Шонаи улыбнулась, знаком призвав возмущенного Йаковона к молчанию, и сказала:

— Ты, конечно, прав, Лиланд, но я никогда не соглашусь, что мы ничего не можем сделать.

Губернатор с силой отпихнула кресло от себя и поднялась на ноги. Ей лучше думалось при ходьбе, вот и теперь Шонаи принялась медленно обходить комнату по кругу. Вдруг она остановилась у бюста старого Форлануса, нежно похлопала его мраморную голову и повернулась к советникам:

— Очень хорошо, Лиланд. Если принять, что вотум недоверия неизбежен, сколько времени у нас есть, пока такое предложение будет вынесено на обсуждение? И есть ли способ хоть как-то отсрочить это?

Кортео всерьез задумался, прежде чем ответить.

— Не имеет значения, удастся ли нам отсрочить такое предложение, — изрек он в итоге. — Все равно нам не удастся его предотвратить. Нам остается одно: встретить его с честью на наших условиях.

— Да, но сколько времени у нас остается в запасе? — продолжала настаивать Шонаи.

— В лучшем случае месяц, но, возможно, и меньше, — оценил ситуацию Кортео. — Как бы то ни было, вопрос остается открытым: что мы можем сделать, чтобы обеспечить свое выживание, когда это произойдет?

— Ваши предложения, джентльмены? — обратился Алмерз Чанда ко всем присутствующим.

— Нам нужно, чтобы все видели, что мы, несмотря ни на что, восстанавливаем порядок, — предложил Мортен Бауэр.

— Да, — с энтузиазмом подхватил Йаковон, получив наконец возможность снова встрять в разговор. — Мы должны показать, что делаем все возможное, чтобы отловить эту террористскую мразь, эту Церковь Старых Принципов. Я слышал, что они разбомбили еще один кузнечный склад в Пракседесе и убили дюжину рабочих. Кошмарное дело!

— Кроме того, мы можем пообещать прекратить пиратскую деятельность эльдарских налетчиков, — добавил Бауэр.

Лиланд Кортео задумчиво кивнул:

— Да, да, отлично, мой мальчик. Это в принципе позволит нам в будущем расколоть оппозицию. Мы можем попробовать заручиться поддержкой де Валтоса по этому вопросу. У него больше причин ненавидеть мерзавцев эльдаров, чем у кого бы то ни было.

Шонаи расхаживала по комнате, мысли в ее голове сменяли одна другую. Казимир де Валтос, вероятно, поддержит любое действие, которое будет направлено против чужаков, захвативших и пытавших его много лет назад, но можно ли доверять самому Валтосу? Его организация была серьезным претендентом на позицию главного картеля, и Шонаи знала, что де Валтос тогда не брезговал использовать даже всенародное уважение к своим старым боевым ранам, чтобы получить поддержку среди рабочих.

Шонаи продолжала следовать логике Бауэра. Та-лун, несомненно, будет рассматривать любые предложения, сделанные де Валтосу, как попытку расколоть ее политических оппонентов. Он, вероятно, попытается перетянуть де Валтоса на свою сторону теми же обещаниями, предложив свои корабли, чтобы отловить эльдаров. Если бы корабли Талуна преуспели в уничтожении пиратов-эльдаров, что ж, и это было бы неплохо. Ликвидация эльдаров позволила бы грузам, отправляемым в счет уплаты десятины, беспрепятственно добираться до Администратума, а Шонаи получила бы возможность уменьшить давление на свой народ и, таким образом, пережить грядущие месяцы.

Сделав круг по комнате, Шонаи вернулась к столу и вновь опустилась в кресло. Повернувшись к Чанде, она сказала:

— Встреча с де Валтосом могла бы оказаться весьма кстати. Я уверена, что он будет доволен, узнав о нашей решимости уничтожить пиратов-эльдаров. Они у Валтоса давно в печенках сидят.

Алмерз Чанда поклонился и ответил:

— Я немедленно отправлю эмиссара.

С этими словами Чанда вышел из комнаты, а губернатор вновь обратилась к своим советникам:

— Нельзя допустить, друзья мои, чтобы нынешняя ситуация потопила нас. Прискорбные события сегодняшнего дня доказали, что нужно быть более осторожными в своих действиях и более трезво оценивать ситуацию, — сказала Микола Шонаи, со значением глядя на Миклаша Йаковона. — Сегодня мы потеряли лицо, но не настолько, чтобы не исправить нанесенный ущерб. А если понадобится, мы всегда сможем переложить вину на чересчур рьяных усмирителей толпы.

— Я немедленно займусь этим, мадам, — пообещал Йаковон, страстно жаждущий вернуть расположение губернатора.

— Вот и отлично, Миклаш. Пусть сегодняшний урок пойдет вам впрок.

Лиланд Кортео кашлянул и задумчиво покачал головой, доставая свежий табак из кисета на поясе.

— Ты не согласен, Лиланд? — обратилась к нему Шонаи.

— Честно говоря, нет, мадам. Не имея ни малейшего желания объединяться с таким закостенелым бюрократом, боюсь, что соглашусь с мистером Чан-да в отношении критики наших правоохранительных органов, — произнес Лиланд Кортео, набивая трубку свежим табаком. — Я считаю, что перекладывать вину на Адептус Арбитрес было бы ошибкой. Они отнесутся к такому заявлению всерьез.

Дальнейшую дискуссию, которая могла бы продолжаться еще не один час, прервало возвращение Алмерза Чанды. Он проследовал прямо к столу губернатора, сжимая в руке инфоблок. Чанда передал его Миколе Шонаи, и от глаз губернатора не укрылось, что лицо советника было бледным и несколько перекошенным.

— Это только что получено из Зала Голосов, — прошептал Чанда.

— Что это? — спросила Шонаи, уловив обеспокоенность в голосе советника.

Залом Голосов называлось особое помещение, где дворцовые астропаты отправляли и получали сообщения из других миров. В Империи галактических масштабов телепатия была единственным пригодным средством связи, и обычно такие сообщения были самым что ни на есть рутинным делом.

Но сейчас по виду своего старшего советника губернатор поняла, что нынешнее сообщение было отнюдь не рутинным.

— Я не знаю, оно зашифровано сервиторами и для вскрытия требуется ваш личный генный код. На ин-фоблоке печать Администратума.

Шонаи взяла инфоблок и осторожно подержала большой палец над прорезью идентификации. Что бы послание ни содержало, ничего хорошего в нем быть не могло. Шонаи была достаточно сообразительна, чтобы понимать: когда Администратум проявляет интерес к такому проблемному миру, как ее планета, это означает жизненные неурядицы для ответственных лиц. А на Павонисе это означает — для нее.

Губернатор просунула палец внутрь, привычно вздрогнув, когда в него вонзилась игла для забора крови. На боковой поверхности инфоблока замерцали разноцветные огоньки — это дух машины сверял ее генетический код с тем, что хранился в его памяти.

Через несколько секунд инфоблок щелкнул и, вибрируя, зажужжал, начав распечатывать на тонком листе пергамента хранившуюся внутри информацию. Шонаи оторвала лист с сообщением и положила устройство на свой стол.

Губернатор надела очки в изящной оправе и прочитала послание. По мере того как глаза губернатора пробегали по строчкам, ее лицо мрачнело все сильнее, а грудь сдавливало все туже. Шонаи дочитала сообщение до конца, чувствуя физическую тяжесть и испытывая неприятные ощущения в области желудка. Дочитав, губернатор протянула сообщение старшему советнику, который в считанные секунды пробежал его глазами и осторожно положил на стол перед губернатором.

— Возможно, мадам, это не так страшно, как может показаться на первый взгляд, — с робкой надеждой в голосе произнес Чанда.

— Ты же сам все видишь, Алмерз.

Кортео наклонился вперед, не выпуская трубку изо рта.

— Могу я поинтересоваться содержанием этого послания? — спросил он.

Микола Шонаи кивнула:

— Разумеется, Лиланд. Кажется, в самом ближайшем будущем нам предстоит встреча с посланником — экспертом Администратума, который будет рассматривать наш провал по части уплаты десятины и поддержания мира. Так что мы можем не беспокоиться, что наши картели вот-вот возбудят вопрос об импичменте. Администратум сделает это за них.

По взволнованным лицам советников губернатор поняла, что все присутствующие прекрасно осознают значимость неминуемого прибытия этого эксперта.

— Должно быть, этот негодяй Баллион не преминул отослать весточку в Империю! — прошипел Йаковон.

— Без Талуна здесь не обошлось, это уж точно, — добавил Лиланд Кортео.

Губернатор Шонаи вздохнула. Хотя она и просила у представителя Администратума на Павонисе еще хоть немного времени, но, глядя правде в глаза, Шонаи не могла обвинять этого человека, даже если Та-лун оказал на него нажим.

— А может ли этот эксперт отстранить вас от должности без соответствующей процедуры? — спросил Мортен Бауэр.

— Он прибывает с наивысшими полномочиями, — ответил Чанда. — Это серьезно.

Губернатор Шонаи вновь взяла лист пергамента и перечитала последние несколько строк.

— Но что еще серьезнее, Алмерз, он прибывает с Ангелами Смерти. Он прибывает с Космическими Десантниками.

4

Ударный крейсер Ультрамаринов «Горе побежденному» быстро скользил сквозь тьму космоса, тусклый звездный свет отражался от его корпуса, густо покрытого шрамами сражений. Это был стройный гигант с готическими очертаниями и выступающими варп-стабилизаторами. Антенна на сводчатой куполовидной башенке командной палубы поднималась из ее центра и шла к мощным плазменным двигателям в хвостовой части корабля.

По обеим сторонам заостренного носа и артиллерийских орудий находились амбразурные входы в за-пусковые отсеки, откуда могли отправляться боевые шаттлы — «Громовые Ястребы» — и управляемые торпеды. По всей своей длине крейсер ощетинился украшенными горгульями артиллерийскими батареями и пусковыми отсеками обычных торпед.

Крейсер «Горе побежденному» был стар. Построенный на верфях Калта почти три тысячи лет назад, он демонстрировал характерные изыски дизайна, присущие кораблестроителям Калта, — изысканные готические арки, окружающие его пусковые отсеки, и летящие контрфорсы кожухов двигателей были верхом изящества.

За свою долгую жизнь ударный крейсер несколько раз пересекал галактику и принимал участие в бессчетных сражениях с врагами — как с людьми, так и с чуждыми расами. Он воевал и с тиранидами в битве за Макрэйдж, именно «Горе побежденному» уничтожил командное судно изменника Генаса Малкорга, он нанес смертельный удар по кораблю орков «Ловец зла», а совсем недавно разрушил орбитальные защитные сооружения Тресии в Апполионовском Крестовом Походе.

Корпус корабля гордо нес на себе шрамы, которые оставляла на его обшивке каждая схватка. Техножрецы Ультрамаринов с благоговением ремонтировали повреждения, воплощавшие собой славу побед великого духа, что обитал в бьющемся механическом сердце космического корабля.

Командный мостик крейсера представлял собой обширное, обрамленное свечами помещение со сводчатым потолком метров пятнадцать в высоту. Жужжащие блоки светящихся голографических дисплеев и старые рунические экраны тянулись рядами по обеим стенам от приподнятого центрального узла управления — бритоголового получеловека, киборга-сервитора, связанного замысловатой разводкой проводов со всеми управляющими системами корабля. Всю переднюю часть помещения занимал гигантских размеров фонарь наблюдения, сейчас в нем было лишь пустое пространство перед кораблем. Небольшие экраны по углам фонаря кроме объектов, попавших в поле зрения систем наблюдения корабля, отображали текущий курс и скорость судна.

С другой стороны широкий командный узел был разделен на две равные части поперечным пролетом с пультами управления артиллерией и пультами наблюдения, установленными с обеих сторон пролета. Космические Десантники — палубные офицеры, одетые поверх доспехов в простые мантии из холста, — внимательно наблюдали за каждым из пультов.

Рециркулированный воздух был насыщен ароматом воскуряемого фимиама из кадил, которыми размахивали священники в капюшонах; из ризницы и купола навигатора, располагавшихся позади капитанского пульта управления, доносилось едва слышное пение.

Взгляд командира крейсера был прикован к пульту управления. Рядом с хронодисплеем, показывающим расчетный курс и реальное движение корабля, были представлены оперативные данные по месторасположению крейсера и данные о планете Павонис.

Лорд адмирал Ласло Тибериус из-под тяжелых век окинул взором капитанский мостик — все ли на месте? — и остался удовлетворенным: все идет, как надо.

Тибериус был огромным темнокожим Космодесантником почти четырехсот лет от роду и сражался в космосе почти всю свою сознательную жизнь. Его лицо было усеяно глубокими шрамами, полученными после столкновения с биокораблем тиранидов, который врезался в командную палубу крейсера «Горе побежденному» в самом начале битвы за Сэрс. Адмирал был лыс, и даже кожа на его гладком черепе выглядела изрядно потертой. Рельефная нагрудная пластина его синих доспехов была украшена целой россыпью бронзовых знаков отличия, а в центре ее располагалось золотое солнце с лучами — орден Героя Макрэйджа.

Лорд адмирал Тибериус стоял, сцепив руки за спиной, и критическим взглядом изучал оперативные данные о продвижении крейсера, подсчитывая, сколько понадобится времени, чтобы выйти на орбиту Павониса. Глянув в угол одного из экранов, он с удовлетворением отметил, что его прикидочная оценка почти в точности совпала с предварительными расчетами машины. Почти.

Однако адмирал чувствовал, что его человеческая оценка все-таки была ближе к истине, нежели скрупулезные математические расчеты бездушной машины.

Перед адмиралом за индивидуальными сенсорными экранами работали члены экипажа корабля, исследуя пространство перед крейсером с помощью всевозможных устройств. Тибериус знал, что капитана космического корабля делает настоящим капитаном его команда, как короля делает свита. Вся его знаменитая по всей галактике тактическая проницательность не стоила бы ни гроша, если б адмиралу предоставили неточную информацию или его приказы не исполнялись бы под палубами быстро и без вопросов.

Но Тибериус знал, что под его началом один из лучших экипажей флота Ультрамара. Многократно испытанный в пылу сражений, этот экипаж в любой ситуации действовал согласно приказам адмирала. Крейсер «Горе побежденному» прошел через отчаянные битвы, и его экипаж всегда держался с честью. Отчасти это было благодаря Тибериусу, который требовал, чтобы каждый из экипажа корабля, от младшего матроса до члена командного состава, в любой ситуации соответствовал самым высоким стандартам. Но, с другой стороны, верность и преданность слуг Ультрамаринов, которые Составляли большую часть судовой команды, адмиралу была безграничной.

Они вновь входили в опасную зону, и Тибериус чувствовал в душе знакомое ликование: скоро пламенный меч возмездия Императора обрушится на его врагов. Много лет минуло с тех пор, когда крейсер «Горе побежденному» в последний раз сражался с эльдарами, и, хотя адмирал ненавидел их со всей страстью фанатика, он вынужден был признать, что в глубине души питает уважение к их военному мастерству и партизанской тактике.

Тибериус знал, что блуждающие по космосу эль-дары редко вступают в сражения корабль на корабль, на равных, разве что при исключительно благоприятных для себя обстоятельствах. Дело в том, что их суда до смешного уязвимы и не обладают практически непробиваемой защитой вакуумных щитов, которую имеют корабли Ультрамаринов. Эльдары полагаются в первую очередь на скрытность и быстроту сближения с целью и уж только после того — на свою нечестивую магию, которая и разрушает наводящие устройства оружия противника. Тибериус хорошо знал, что в большинстве случаев атака эльдаров начиналась с удара по носовым соплам, выводившим из строя маневровые двигатели малой тяги. После этого вопрос, у кого пушки больше, становился чисто теоретическим: корабль эльдаров кружился вокруг своего неповоротливого противника, постепенно разнося того на части.

Однажды Тибериус поклялся, что его корабль ни за что не постигнет столь печальная участь, и клятву свою держал. По крайней мере до сегодняшнего дня.

…Тем временем во мрак космоса в шести часах пути от крейсера «Горе побежденному» зловеще элегантный смертоносный корабль бесшумно выскользнул из тени базы на астероиде. Корабль и вправду был дьявольски красив: его сегментный нос сходил на конус до остроты иглы и был зазубрен; солнечные паруса, походившие на кривые сабли, были грациозно распущены; а искусно сработанные кормовые двигатели обеспечивали кораблю стремительное ускорение. Между кормой и носом судна располагался изящный куполообразный командный отсек, откуда и управлял этим несущим смерть судном его капитан.

Капитан этого столь изящного корабля, носящего имя «Всадник бури», с нескрываемым интересом наблюдал за отраженным сигналом на дисплее перед собой. Наконец-то противник, достойный его мастерства! Корабль Адептус Астартес! Архонт Кешарк из Кабала Расколотого Клинка истомился, устраивая засады на неуклюжих торговцев, обманывая корабли системы обороны и устраивая налеты на первобытные поселения. Кешарку было плевать на богатую добычу, которую приносили ему эти налеты, и даже пытки, коим он так любил подвергать несчастных пленников с захваченных судов, ему наскучили.

Эти детские забавы совершенно не соответствовали его возможностям и талантам.

Тонкие струйки крови засочились из уголков его рта, и Кешарк откинул голову назад, туго натянув безжизненную кожу на череп и застегнув ее неровные края крючками за швы на тыльной части шеи. Мечтая о великих битвах и великих победах, Кешарк уже начал было опасаться, что его договор с кайер-заком был ошибкой.

Но теперь перед его алчным взором замаячила, несомненно, достойная добыча.

Молитва Космических Десантников тихим эхом отдавалась в часовне Четвертой роты, что находилась тремя палубами ниже командирского мостика крейсера «Горе побежденному». Часовня была просторным помещением с высоким потолком, так что она легко вмещала собравшихся боевых братьев. Отдраенный до блеска, выстланный каменными плитами неф вел к сияющему черному алтарю и деревянному аналою в дальнем конце часовни. В верхней части помещения доминировали витражи изумительных цветов, что многократно усиливало величественность часовни. Каждый витраж размещался в своей листовидной арке, и установленные за ними электрофакелы отбрасывали призрачный свет на собравшихся воинов. Каждый витраж изображал фрагмент долгой истории Империи: Эра Раздора, Эра Отступничества, Обожествленного Императора и Императора-победителя. Под витражами висели знаки боевого отличия, заслуженные Ротой в дюжине крестовых походов, и каждый из этих знаков являлся свидетельством традиции отваги и мужества, насчитывавшей десять тысяч лет.

Рота стояла по стойке «вольно» в мерцающем свете факелов, глаза воинов были направлены вниз, на гладкий пол часовни. Боевые братья, они читали литанию благодарности Ему, размышляя о своем священном долге перед Богом-Императором.

В часовне воцарилась мертвая тишина, когда окованная железом дверь в дальнем конце нефа распахнулась и внутрь вошли два человека. Космические Десантники как один встали по стойке «смирно».

Капитан Четвертой роты Уриэль Вентрис в развевающейся парадной мантии зашагал по широкому нефу. Капитана вел бледный угрюмый воин в молочно-белом плаще.

Капеллан Четвертой роты Джадд Клозель носил черные доспехи с вычеканенными на них клыкастыми черепами; в тусклом свете электрофакелов мерцали бронзовые и золотые украшения на его панцире и ножных латах. Его шлем в виде грозно ухмыляющегося черепа был пристегнут к ремню рядом с объемистым томом, переплетенным в выцветшую от времени зеленую шкуру орка.

Левой рукой капеллан размахивал дымящимся кадилом, отчего часовню наполнял аромат благовонных трав и священных масел, смешанный с пьянящими хмельными запахами нагорий Макрэйджа. В правой руке Клозель сжимал крозиус арканум — свое оружие и символ должности капеллана. Крозиус арканум представлял собой жезл, вырезанный из адамантиума и увенчанный сияющим золотым орлом, распростертые крылья которого были острыми, как бритва. Другой конец крозиуса венчал осклабившийся череп, почти такой же, как и на шлеме капеллана, разве что в глазницах этого черепа сверкали кроваво-красные драгоценные камни.

Джадд Клозель буквально излучал силу. Он не просто заслуживал уважения, он его требовал. Капеллан выглядел огромным, он был даже крупнее, чем Уриэль, а от его строгого, решительного взгляда не укрывалось ничего. Левый серый глаз Клозеля сурово вглядывался в лица Ультрамаринов в поисках признаков слабости, и в то же время правый глаз капеллана осматривал окружающее сквозь бездушную механику грубо имплантированной мерцающей красной сферы.

Его череп являл бы собой гладко выбритый идеальной формы купол, если бы не мерцающий серебряный узел на макушке. Полное, покрытое множеством шрамов лицо Клозеля, на котором он состроил нечто, лишь отдаленно напоминающее улыбку, было обращено к стоящим перед ним Космическим Десантникам.

— На колени! — скомандовал он. Приказ был мгновенно выполнен, и по часовне эхом прокатился лязг бронированных наколенников, одновременно ударившихся об пол.

Уриэль, все это время со склоненной головой двигавшийся за капелланом, выступил вперед, чтобы принять дымящееся кадило и крозиус.

— Сегодня — день радости! — возопил Клозель. — Ибо сегодня нам дарована возможность принести свет Императора во тьму и уничтожить тех, кто окажется на пути Его слуг. Мы пока еще не стали полноценной Ротой, какой были совсем недавно. Многие из наших товарищей, мои боевые братья, нашли свою смерть на Тресии, но мы знаем, что погибли они не напрасно. Они займут свое место рядом с Императором и будут рассказывать истории о своей отваге и чести до последних дней.

Клозель вытянул вперед руку в перчатке, сжал ее в кулак и быстро дважды ударил кулаком по своей нагрудной пластине.

— Demortuisnilnisibonum! — произнес нараспев капеллан, принимая кадило у Уриэля.

После этого капеллан Клозель зашагал от алтаря к преклонившим колени Десантникам, погрузив руку в дымящийся коричневый пепел. Обходя воинов, он чертил на доспехах каждого защитные знаки и ритуальные символы сражения, читая Литанию Непорочности. Покончив с последним Десантником, он повернулся к алтарю и произнес:

— Ритуал Битвы завершен, мой капитан.

— Ты удостоил нас чести, капеллан Клозель. Быть может, ты поведешь нас и в молитве?

— Да, капитан, — ответствовал Клозель.

Выйдя вперед, он поднялся по ступенькам, преклонил колено и поцеловал базальтовую поверхность алтаря.

Поднявшись, он начал нараспев читать слова молитвы, и Ультрамарины склонили головы.

— О Священный Господин Человечества, мы, Твои смиренные слуги, возносим Тебе слова благодарности за этот новый день. Направляя свои силы на благородную битву, мы радуемся возможности, которую Ты даруешь нам, возможности использовать свое мастерство и силы во имя Тебя. Планету Паво-нис изводят вырождающиеся чужаки, она расколота борьбой. По Твоей милости и Твоему благословению Имперская мудрость вскоре снова восторжествует во имя Тебя. За это мы благодарим и не просим ни о чем, кроме возможности служить Тебе. Мы молимся во имя Твое. Жиллиман, восславь его!

— Жиллиман, восславь его! — эхом откликнулись Космические Десантники.

Клозель отошел в сторону, сложив руки на груди, а капитан Уриэль занял его место, встав перед своими людьми. Собираясь впервые обратиться к Роте, он чувствовал себя не в своей тарелке и мысленно винил себя в отсутствии сосредоточенности. Вот уже более века он встречается лицом к лицу с врагами человечества, так неужели теперь он волнуется, обращаясь к Подразделению Космических Десантников?

Уриэль обвел долгим взглядом собравшихся боевых братьев своей Роты, людей величайших из всех живущих в галактике, и в знак особого признания кивнул гиганту, смахивавшему на медведя, — сержанту Пазаниусу. Пазаниус, друг Уриэля с юных лет, продолжал расти духовно и физически даже теперь, когда годы учебы были далеко позади, и сегодня Пазаниус был, безусловно, самым сильным Космическим Десантником Ордена. Еще на заре его обучения техножрецы были вынуждены изготовить для Пазаниуса уникальный комплект доспехов, составленный из доспехов безнадежно поврежденного комплекта Терминатора. Так что неудивительно, что теперь рядом с его огромной фигурой большинство боевых братьев казалось малышами.

Пазаниус незаметно кивнул Уриэлю, и, ощутив поддержку друга, капитан почувствовал, как растет его уверенность. Сержант-ветеран был для Уриэля той скалой, на которую он мог опереться и в бою, и в мирные дни, так что Уриэль с гордостью называл Пазаниуса не просто другом, а другом настоящим.

Чуть позади Пазаниуса капитан увидел величественные, будто изваянные из мрамора, фигуры сержанта Леаркуса и его соотечественника Клиандера. Все они давно переросли детское соперничество и неоднократно спасали друг другу жизни, но друзьями так и не стали, между ними не возникли узы братства, которые оплетали весь Орден.

Уриэля раздражало, что он все еще испытывал трудности в установлении взаимоотношений со своими людьми, по-настоящему опытные офицеры могли быстро найти подход к каждому из своих подчиненных. Вот Айдэус был прирожденным лидером, в сражениях он часто опирался на собственные решения вместо того, чтобы обращаться к священному Кодексу Астартес, написанному самим Робаутом Жиллиманом, да и руководил своими людьми Айдэус с инстинктивной легкостью, и Уриэль находил, что в этом ему с Айдэусом никогда не сравняться. Решив следовать совету Айдэуса быть самим собой, Уриэль отбросил сомнения. Четвертая рота была теперь его командой, и он сделает так, чтобы они это поняли.

— Вольно! — скомандовал он, и воины слегка расслабились. — Все вы знаете меня. Я сражался рядом с большинством из вас более века. Вы знаете меня — я знаю вас, и поэтому я говорю: будем благодарны за данную нам Императором возможность вновь доказать и ему, и примарху свою преданность.

Уриэль медленно возложил руку на эфес меча Айдэуса, подчеркивая тот факт, что прежний капитан Роты передал оружие ему.

— Я знаю, что недолго был вашим лидером, я также знаю, что некоторые из вас предпочли бы, чтобы я вообще не был бы вашим капитаном, — продолжал Уриэль. Он сделал паузу, тщательно подбирая и взвешивая свои слова. — Капитан Айдэус был великим человеком, и самым тяжелым, что мне когда-либо доводилось в жизни, было видеть, как он умирает. Никто не горюет по нему больше меня, но он мертв, а я теперь вместо него стою перед вами. Я нес свет Императора во все уголки этой галактики: я сражался с тиранидами, сжигая корабли-ульи, я убивал грозных воинов Хаоса на планетах, полных невыразимых ужасов, и я побеждал орков в бесплодных ледяных пустынях. Я сражался рядом со многими величайшими воинами Империи, поэтому знайте: я — капитан этой Роты. Я Уриэль Вентрис, Ультрамарин, и я умру, но не обесчещу Орден. Мне оказана честь состоять в этом братстве, и если бы я мог выбирать, кого из воинов поставить рядом с собой, я не смог бы выбрать людей лучше, чем те, что состоят в Четвертой Роте. Каждый, кто находится здесь, и каждый из наших почитаемых павших вел себя так, что этим можно только гордиться. Я отдаю честь всем вам!

Произнося эти слова, Уриэль извлек меч Айдэуса из ножен и, отсалютовав, высоко поднял его над головой. Темно-синие кольца энергии, отражая свет электрофакелов, засверкали по всей длине мастерски изготовленного клинка.

Десантники поднялись на ноги и с силой ударили кулаками по нагрудным пластинам панцирей так, что оглушительный гул эхом прокатился по часовне.

— Мы — Ультрамарины! — воскликнул Уриэль. — И ни один враг не устоит перед нами, пока мы верны Императору!

С этими словами капитан прошагал за деревянный аналой и заглянул в инфоблок, искусно вмонтированный в его поверхность. У Уриэля не было необходимости считывать с него информацию: свою боевую задачу он изучил до мельчайших подробностей еще неделю назад, до начала путешествия через вари, но присутствие инфоблока вселяло в капитана уверенность.

— Мы направляемся на планету Павонис, и нам поручено вернуть ее в лоно Империи. Павонис не выполняет своего долга перед Императором. Он не обеспечивает Его тем, что Ему причитается. Чтобы исправить это положение, нам поручена защита эксперта Администратума, который обучит правителей Павониса должному исполнению их обязанностей. Правители Павониса возомнили, будто они неподвластны законам Императора. Вместе мы покажем им, что это не так. Благословен будь, примарх!

— Благословен будь, примарх! — эхом откликнулись Космические Десантники.

Уриэль сделал паузу, сожалея, что ничего не знает об эксперте, которого Десантники должны были охранять. Он даже не познакомился с человеком, которого Марнеус Калгар поручил его защите. До сих пор эксперт проводил время в своих комнатах, и посещали его только люди из ближайшего окружения — помощники, духовные лица и слуги.

Что ж, вскоре ему придется выйти: крейсеру «Горе побежденному» оставался всего день пути до места назначения. Переходя к следующему пункту инструктажа, Уриэль понизил голос:

— Возможно, в результате неспособности лидеров Павониса должным образом приводить в исполнение предписания Императора было допущено возникновение группы, именующей себя Церковь Старых Принципов. Эти еретики развязали кровавый террор, стремясь вернуться к мрачным доимперским временам.

После этих слов по рядам десантников прокатился ропот недоверия, но Уриэль продолжил:

— Они уже убили триста пятьдесят девять слуг Императора и причинили неисчислимый ущерб. Они взрывают Его предприятия. Они убивают Его священников и сжигают Его храмы. Вместе мы остановим их. Благословен будь, примарх!

— Благословен будь, примарх!!!

— Но, боевые братья, планета Павонис страдает не только от зла, творимого еретиками изнутри. Нет, еще больший ужас Павонису несет еретическое вмешательство чужаков. Уже долгие годы эльдары — раса столь надменная, что полагает, будто может безнаказанно опустошать наше пространство и похищать собственность, законно принадлежащую Императору, — свирепствуют в этом районе космического пространства. Вместе мы покажем им, что этого нельзя делать. Благословен будь, примарх!

— Благословен будь, примарх! Уриэль вышел из-за аналоя:

— Возвращайтесь в свои отсеки, боевые братья. Отнеситесь с почтением к своему боевому оснащению, чтобы оно смогло защитить вас в дни предстоящих сражений. Да пребудет Император со всеми вами!

— И с тобой, капитан, — произнес Пазаниус, выступив вперед и поклонившись Уриэлю.

Сначала робко, но, видя, что Пазаниус принял Уриэля, воины Роты тоже сделали шаг вперед и поклонились своему новому капитану, после чего покинули часовню.

Пазаниус вышел последним, и, прежде чем двери закрылись за его спиной, он остановился и повернулся к Уриэлю. Капитан Вентрис внимательно посмотрел в его глаза и в знак благодарности кивнул старому другу.

Архонт Кешарк инструктировал своего помощника:

— Вводи основную мощность постепенно и будь готов запустить двигатели-имитаторы по моей команде. — Голос Кешарка механически скрежетал и звучал угрожающе.

— Есть, грозный Архонт.

Кешарк приложил к своей мокнущей шее ароматизированную ткань, отхаркнув кровавую пену в стоявший рядом кубок. Теперь ему становилось трудно даже говорить, и он тяжело сглотнул, в очередной раз призвав проклятие Жизни Тысячи Болей на голову Аздрубаэля Векта.

Гноящиеся раны на шее Кешарка никогда не затянутся. Гомункулус Векта позаботился об этом в камерах пыток под дворцом его кабала. Да, Кешарк до мельчайших деталей спланировал попытку прийти к руководству кабалом, но Вект каким-то образом умудрился пронюхать о его предательстве, и переворот провалился, не успев начаться. Последовали месяцы пыток. Кешарк умолял лишить его жизни, но гомункулус лишь умело подводил его к грани смерти, каждый раз возвращая сознание Кешарка в ад бесконечной боли.

Он ожидал, что там и умрет, но Вект приказал, чтобы Кешарка освободили и вновь пришили кожу к тому, что осталось от его мускулатуры. Кешарк помнил, как всякий раз, когда к нему возвращалось сознание, он видел над собой улыбающееся, жестокое лицо Векта. Он пытался закрывать глаза, чтобы не видеть злорадной улыбки, но веки его были аккуратно срезаны, так что физическая пытка становилась еще и пыткой духовной.

— Ты надеешься умереть здесь? — вопрошал верховный повелитель Кабала Черного Сердца. И всякий раз, не дождавшись ответа, лорд темных эльдар медленно качал головой и продолжал: — Нет, ты не умрешь. Я не сделаю тебе такого подарка, — мстительно обещал Вект, проводя своими идеально наманикюренными ногтями по оголенным беззащитным ребрам Кешарка. — Ты был тщеславным дурнем, Кешарк, ты открыто похвалялся, что сможешь расправиться со мной. Ведь ты не мог не знать, что мои шпионы есть повсюду и они обязательно передадут мне все, что ты скажешь, прежде чем твои глупые слова замрут в воздухе. — В этом месте Вект обычно вздыхал, словно был в большей степени разочарован, нежели разгневан. — Предательство и обман я могу понять и даже простить. Но глупость и некомпетентность меня просто раздражают. Тебя погубили патологическое тщеславие и необузданное самомнение, и я нахожу весьма уместным, что они будут постоянно сопровождать тебя в твоем провале. Я изгоню тебя из Комморрага, вышлю из нашего темного города, вышвырну в пустыню к хищникам!..

Кешарк не верил тогда Векту, думая, что эти слова были лишь изощренной уловкой, целью которой было возродить надежды Кешарка на жизнь, чтобы потом вдребезги разбить эти надежды. Вект был мастером на такие изощренные издевательства. Но Вект не солгал. Не прошло и недели, как Кешарк и немногочисленные выжившие члены его кабала медленно поползли из Комморрага в бесчестье и унижении. Кешарк поклялся отомстить дому Аздрубаэля Векта, но его прежний господин лишь посмеялся, и звуки его веселья огненными бичами до сегодняшнего дня хлестали душу Кешарка. Но скоро, скоро Вект перестанет смеяться — Кешарк вновь подумал о добыче, которая ожидает его, как только он перехитрит глупого кайерзака. Однако сперва он должен разобраться со вновь возникшей угрозой его тщательно выстроенному плану.

Убийство было уже так близко, что Кешарк почти ощущал кровь Космических Десантников на своих вялых губах. Он поднялся с командирского кресла и направился к главному экрану; движения Кешарка были гибкими, как у танцора, несмотря на то, что кожа на его теле болталась рваными лохмотьями. Сегментированные зеленые Доспехи Кешарка сияли, как отполированный нефрит, подчеркивая бледность его лица. Безжизненные белые волосы с темно-лиловыми прожилками струились по его плечам, удерживал их малиновый ободок над бровями. Кешарк увлажнил рафинированным спреем из крошечного пульверизатора свои глаза, лишенные век, и принялся изучать открывшийся ему вид.

У ног Кешарка заскользила лязгающая стайка нелепых существ, сконструированных из сшитых из случайных кусочков плоти, которые вместе составляли вздымающуюся массу острых как бритва челюстей и клыков. Это были экскренты — любимцы Кешарка, обязанные своим существованием прихоти главного гомункулуса. Экскренты толпились у ног своего хозяина, шипя в бессмысленной злобе сквозь желтые ядовитые клыки на все, что осмеливалось приблизиться.

Тем временем добыча была почти уже в зоне поражения, и возбуждение Кешарка стало нарастать. Его сердце бешено заколотилось, когда он представил, какую боль причинит этим воинам. Уголки его рта подергивались в предвкушении, а пальцы дрожали при одной мысли о предстоящих пытках. Кешарк решил, что одного из Космических Десантников он оставит в живых — как своего баловня. Наблюдая за тем, как его товарищей будут медленно резать на куски, постепенно скармливая их тела экскрентам, этот Десантник будет хныкать в непрестанной боли.

— Грозный Архонт, корабль-жертва вошел в зону досягаемости орудий! — прошипел наконец помощник Кешарка.

— Великолепно! — Кешарк улыбнулся из-под своей кожи. — Приведи оружие в состояние боевой готовности и наладь двигатели-имитаторы.

Вражеский корабль все еще был слишком далеко, чтобы разглядеть его на экране, но Кешарк уже физически ощущал его близость. Он вернулся в командное кресло и нетерпеливо извлек из ножен топор. Ему нравилось поддразнивать ониксовое лезвие топора, совершая очередное убийство, тем самым поддерживая в душе топора жажду крови.

— Сделай так, чтобы солнце было у нас за спиной, а сами мы оказались у него справа по борту, — приказал Кешарк и любовно погладил лезвие оружия.

— Разрешите подняться на мостик, лорд адмирал?

Тибериус отвернулся от пульта и, увидев двух мужчин в мантиях, стоящих у входа на командирский мостик, попробовал скрыть раздражение. Штатские на его мостике — этого он всегда старался избегать, но этот эксперт имел при себе высшую печать Администратума, и отказать ему в просьбе было бы по меньшей мере невежливо.

Тибериус кивнул в знак согласия и спустился со своего помоста, а те двое начали подниматься на командирский мостик, неловко шаркая ногами по ступенькам трапа. Один из них был почтенным старцем; он шел, опираясь на трость из слоновой кости; второй же мужчина был человеком лет сорока с непримечательным лицом и вкрадчивыми манерами. Тибериус про себя отметил, что этот штатский похож на любого другого безликого эксперта Администратума, по крайней мере из тех, с кем ему доводилось встречаться.

Тот, что постарше, выглядел совершенно равнодушным, но второй определенно излучал энтузиазм.

— Премного благодарен, лорд адмирал. Очень любезно с вашей стороны позволить нам подняться на мостик — вашу святая святых. Очень любезно.

— Могу ли я что-нибудь сделать для вас, эксперт Барзано? — спросил Тибериус, уже утомленный бурным потоком витиеватых слов, изливаемых Барзано.

— О, прошу вас, лорд адмирал, зовите меня просто Арио, — ответил Барзано со счастливым видом. — Мой личный помощник Лортуэн Перджед и я просто хотели увидеть мостик вашего великого звездного корабля до того, как мы прибудем на Павонис. К сожалению, мы пока были очень заняты, так что у нас до сего момента не было возможности полюбоваться тем, что нас окружает.

Барзано подошел к обзорной панели, на которой в тот момент было изображение крохотного диска Павониса и сияющего шара его солнца. Мимоходом Барзано осмотрел несколько станций, управляемых сервиторами. Он обернулся и жестом пригласил Тибериуса и Лортуэна Перджеда следовать за собой.

Помощник пожал плечами и направился за своим господином, который склонился над мониторинговой станцией, размахивая рукой перед бесцветным и лишенным всяческого выражения лицом сервитора. Лоботомированное существо не обращало на эксперта ни малейшего внимания, его кибернетически измененный мозг был даже не в состоянии зафиксировать его присутствие.

— Восхитительно, совершенно восхитительно! — заметил Барзано, когда Тибериус подошел к нему. — А что делает это?

Сдерживая раздражение, Тибериус произнес:

— Эта станция следит за изменениями температуры в активной зоне плазменного двигателя.

— А это?

— Регулирует устройства рециркуляции кислорода на оружейных палубах.

Не дослушав, Барзано направился по сводчатому трансепту — поперечному нефу — к наблюдательным станциям, где офицеры — Космические Десантники — работали рядом с неподвижными сервиторами.

Несколько лиц повернулось к Барзано, когда тот вошел, на что он покачал головой:

— Не обращайте на меня внимания, словно меня здесь нет.

Барзано встал над обрамленным камнем столом прокладки курса в центре комнаты и, положив локти на его край, принялся за изучение огромного количества оперативной информации, выводимой на вмонтированный в стол инфоблок.

— Это поистине восхитительно, лорд адмирал, поистине восхитительно! — повторил Барзано.

— Благодарю вас за проявленный интерес, эксперт Барзано, но…

— Арио, прошу вас, Арио.

— Прошу вас, эксперт Барзано. — Тибериус словно не заметил замечания. — Это военный корабль, это не…

— Лорд адмирал, — прервал его Филотас, палубный офицер Тибериуса.

Так и не договорив, Тибериус поспешил к сложному нагромождению рунных дисплеев, за которыми работал офицер.

— У тебя что-то есть?

— Новый контакт, лорд адмирал. В шестидесяти тысячах километров впереди нас, — доложил Филотас, руки которого продолжали порхать над пультом, а глаза — всматриваться в показания прибора. — Я только что обнаружил выброс плазменной энергии на мониторах средней дистанции.

— Что это? — быстро спросил Тибериус. — Корабль?

— Полагаю, да, лорд адмирал. Координаты — ноль-три-девять.

— Идентифицируй его: класс и тип. И выясни, как ему удалось подойти так дьявольски близко, а мы до сих пор этого не замечали!

Филотас кивнул и вновь склонился над пультом. Арио Барзано изучил оперативные данные на центральном столе и указал на пятнышко на экране, которое и представляло неизвестный контакт. Рядом с ним на экране шли ряды чисел — исчерпывающий комплекс информации о неизвестном судне.

— Это и есть контакт? — заинтересовался Барзано.

— Да, эксперт Барзано, именно он, — выпалил Тибериус. — Но у меня сейчас нет времени обучать вас тонкостям управления кораблем.

— Лорд адмирал! — раздался голос Филотаса. — Я идентифицировал характерные черты двигателя неизвестного контакта.

— Лорд адмирал, — произнес палубный офицер. — Это «Отважный» — корабль системы обороны Павониса.

— Цель приближается к дистанции поражения, грозный Архонт.

Кешарк провел языком по зубам, ощутив соленый привкус свернувшейся между зубами крови, и вздрогнул от едва сдерживаемого возбуждения. Да, эти дурни заглотили наживку, поверив, что «Всадник бури» — один из их кораблей.

— Переключи основную мощность на ланс-бата-реи и держи ее в резерве. Я хочу сокрушить их одним залпом. Пусть первый же удар станет смертельным!

— Есть, грозный Архонт.

Тибериус вернулся за капитанский пульт и отдал приказ связистам:

— Установить контакт с «Отважным» и передать его капитану мои наилучшие пожелания.

— Есть, лорд адмирал.

Капитан крейсера «Горе побежденному» всматривался в обзорную панель, надеясь увидеть на ней очертания корабля системы обороны, но пылающая корона звезды в центре планетной системы не давала ему возможности видеть практически ничего. Тибериус вновь повернулся к контрольному пульту и почувствовал, как нервы его напряглись до предела, лишь только он заметил, что Барзано склонился над кабиной ввода информации одного из банков данных его корабля.

— Эксперт Барзано! — позвал Тибериус.

Эксперт, напряженно вглядываясь в инфоблок перед собой, ничего не ответил и только жестом показал, что занят. И тут Тибериус решил, что с него достаточно. Будь это эксперт наивысшего уровня допуска или кто другой — никто еще не проявлял такого неуважения к командиру звездного корабля. Тибериус спустился с командирского помоста, и тут Барзано внезапно бросился ему навстречу.

— Лорд адмирал! Поднимите вакуумные щиты и приведите корабль в боевую готовность! — приказал Барзано. На этот раз его голос был полон властности.

Тибериус сложил руки на своей огромной груди и посмотрел сверху вниз на напряженное лицо эксперта:

— И с чего бы я должен все это сделать, эксперт Барзано?

— Потому, — настойчиво зашипел Барзано, — что в соответствии с данными архивов флота «Отважный» был уничтожен со всем экипажем пять лет назад, лорд адмирал.

И тут Тибериус почувствовал, как кровь, отхлынула от его лица: он осознал последствия и масштаб опасности, которой подвергался его корабль и экипаж.

— Право руля! Резко вправо! — крикнул он. — Поднять вакуумные щиты и увеличить подачу энергии в передние маневровые ускорители!

— Огонь! — скомандовал Архонт Кешарк, увидев, как массивный нос корабля Космических Десантников начинает поворачиваться к ним. Судно вздрогнуло, когда передние ланс-батареи метнули смертельные импульсы темной энергии навстречу жертве. Энергетические импульсы покрыли расстояние в мгновение ока. Видеоэкран вспыхнул, когда колоссальная энергия ударила по крейсеру и взорвалась с невероятной силой.

Яркий ореол вспыхнул вокруг «Горя побежденному», лишь только первые сгустки энергии ударили в вакуумные щиты судна. Следующие энергетические заряды обрушились на бронированный нос корабля, и над поврежденным корпусом крейсера встали столбы огня и воспламенившегося кислорода.

Эффект от воздействия поистине огромной разрушительной силы на столь близкой дистанции — не часто увидишь такое зрелище. Оно воодушевляло, и Кешарк взревел, торжествуя.

Хоть для приборов наблюдения расстояние все-таки было велико, Кешарк видел, что разрушения, вызванные импульсными копьями, были чудовищными. Листы адамантиума метровой толщины отслаивались от корабля, как алюминиевая фольга, и покореженная стальная арматура безвольно свисала с раскуроченной носовой секции, куда был нанесен главный удар. Струи замерзающего кислорода кристаллизовывались, вырываясь из треснувшего корпуса, противовзрывные двери безуспешно пытались остановить разрушение корабля. Кешарк знал, что при первом ударе должны были погибнуть сотни Десантников и многие вскоре последуют за ними, вопя, как грешники в аду, когда их отсеки неожиданно вырвутся в открытый космос.

Кешарк хохотал.

— Подведи нас ближе и полукругом обойди их сзади, — приказал он. — Выведи из строя их двигатели.

Когда чудовищной силы взрыв обрушился на корабль, мостик крейсера накренился, сбивая с ног командный состав, и тут же за первым взрывом последовали новые — на мостике они воспринимались как глухие тяжелые удары.

Зазвенели колокола тревоги, командирский мостик залило красным светом. Аварийные команды сражались с пожарами и занимались ранеными, а из разрушенных трубопроводов и мониторов вырывались пар, дым и языки пламени. Десятки сервиторов упали со своих кресел бездыханными.

Тибериус поднялся с палубы, на его щеке сочился бурой кровью глубокий порез. Мужество не покидало адмирала ни на мгновение, а кровь на его щеке свернулась за считанные секунды, и Тибериус воскликнул:

— Информацию о повреждениях! Немедленно!

Он бросился к станции управления артиллерией, выдернув из-за пульта сервитора наведения. Сервитор был мертв, его бледная плоть обгорела дочерна, кнопки управления разбиты. Компьютеры работали, определяя степень полученных повреждений, но Тибериус уже понимал, что повреждения они получили огромные. Рана пока несмертельна, но положение очень серьезное.

— Вакуумные щиты перегружены и поврежден корпус от седьмой до девятой палубы! — выкрикнул палубный офицер. — Потеряна связь с носовыми артиллерийскими орудиями, есть попадание в главный пусковой отсек. — Все это офицер выпалил на одном дыхании. Сделав паузу, чтобы вдохнуть воздух, он продолжил: — Но нам повезло: последние несколько взрывов нас только поцарапали, лорд адмирал. Ваш поворот в огонь спас нас.

Тибериус хмыкнул, понимая, что похвала сейчас не только неуместна, но и недостойна его ошибки. Адмирал молча повернулся к командному пульту. Предупреждение Барзано прозвучало как раз вовремя, и именно оно спасло корабль. Щиты едва успели подняться, как крейсер сотряс удар коварного противника.

Теперь Тибериусу оставалось только смотреть на обзорную панель, злясь на самого себя за то, что его смогли провести как мальчишку. Адмирал наблюдал, как черное судно с плавными обводами, изящным главным парусом, колышущимся на солнечном ветру, на мгновение выскользнуло из маскирующего сияния солнца и исчезло из вида за правым бортом «Горя побежденному».

— Эльдар, мать его! Откуда же, о девять кругов ада, появился этот корабль? Как, во имя Жиллимана, ему удалось одурачить все системы наблюдения крейсера?

— Центр наблюдения! Дайте мне полный увеличенный обзор локальной зоны. Скажите, во имя священной Терры, что там происходит! Батареи правого борта — залп!!!

Филотас кивнул, поспешно передавая приказы лорда адмирала.

— И кто-нибудь, прекратите этот проклятый колокольный звон!

На мостике неожиданно воцарилась тишина — мертвая после того, как колокол ризницы умолк. Теперь были слышны лишь шипение поврежденных машин, потрескивание искр и стоны поврежденных сервиторов. Адмирал ощутил вибрацию — то батареи правого борта открыли огонь, но без должного управления артиллерией они вряд ли сумеют поразить противника.

Тибериус рукавом стер со лба запекшуюся кровь. К капитанскому пульту подходил, пошатываясь, Арио Барзано, поддерживая согнувшегося помощника. У Перджеда шла кровь из раны на голове, но рана была неглубокой, поэтому, устроив раненого помощника на трапе, ведущем в часовню, Барзано бегом вернулся к пульту наблюдения. Тибериус прокричал эксперту:

— Благодарю, эксперт Барзано, за предупреждение! Оно прозвучало как раз вовремя.

Затем Тибериус повернулся к пульту, пытаясь получить оттуда оперативные данные, но дисплей был забит устаревшей информацией, а системы наблюдения получали десятки возвратных сигналов. Проклятая чуждая магия! Любой из них мог оказаться налетчиком эльдаров.

Он должен спасать свой корабль, но как это сделать при такой недостоверной информации? Однако плохое решение все же лучше, чем никакого решения.

— Право руля до отказа и огонь из всех батарей! Мы должны убраться от этого ублюдка хоть на какое-то расстояние! Нам нужно место для маневра.

— Нет, лорд адмирал! — запротестовал Барзано из-за стола с оперативными данными. — Я полагаю, что мы имеем дело с кораблем темных эльдаров. Я читал о таких судах, и мы не должны удаляться от него.

Тибериус заколебался, он не привык, чтобы ему противоречили на мостике его же корабля, но эксперт до сих пор оказывался прав и, казалось, больше знал о возможностях вражеского судна.

— Спасибо за совет, эксперт Барзано. У нас мало времени, что будем делать?

— Мы должны сблизиться с противником, направить на него огневой вал и надеяться, что удачно пробьем его гало-поля.

— Делай, как он говорит! — выпалил Тибериус своему офицеру-рулевому. — Запускай левые маневровые двигатели малой тяги и ложись на новый курс: ноль-девять-ноль!

Кешарк смотрел, как на экране перед ним поврежденный корабль вращается вокруг своей оси. Разорванный нос крейсера неожиданно быстро повернулся, и, заметил вдруг Кешарк, корабль стал стремительно приближаться. Архонт громко выругался, осознав, что кто-то на борту того судна, должно быть, хорошо знаком с возможностями его корабля.

Кешарк закричал, указывая рукой на экран:

— Держите нас позади этого мерзавца, будь прокляты ваши души!

И в тот же миг мостик качнулся — это раздались залпы батареи тяжелых орудий крейсера. Артиллеристы «Горя побежденному» не могли установить местоположение противника, но при столь большой огневой мощи рано или поздно их залпы достигнут цели. А «Всадник бури» строился не для того, чтобы выносить такое жестокое обращение.

Крейсер «Горе побежденному» не собирался сдаваться, он искал и использовал любую возможность, чтобы сделать ответный ход на равных. Да, в этой битве мог быть только один победитель.

— Носовые торпедные отсеки готовы, грозный Архон!

— Полный разброс! — завопил Кешарк. — Огонь!!!

— На подходе торпеды, лорд адмирал! — предупредил Филотас.

— Будь они прокляты Императором! Лево руля до отказа! Оборонительным орудийным башням открыть огонь!

— Бортовым батареям захватить цель — место выхода торпед — и огонь! — выкрикнул Барзано.

— Делайте, как он сказал! — подтвердил приказ эксперта Тибериус.

Мостик сильно качнуло, и Тибериус ухватился за командирский пульт, когда крейсер стал разворачиваться в обратном направлении.

Шесть торпед стремительно неслись к крейсеру, вражеская система нацеливания создала искаженное поле, которое сильно затрудняло их перехват. Но на столь близком расстоянии и при движении сквозь такой плотный огонь было неизбежно, что некоторые торпеды к цели не пробьются. Две взорвались, когда артиллеристы поразили их. Еще одна торпеда была введена в заблуждение радиацией, сигналы которой исходили из поврежденного носа крейсера, и промчалась под кораблем, не причинив ему вреда. Однако три последние торпеды все-таки приближались к крейсеру, оказавшись в поле действия средств его ближней обороны.

— Три торпеды ликвидированы! — хрипло выкрикнул Филотас.

— Стало быть, еще три остались! — заметил Тибериус. — Убрать их!

— Ближние оборонительные орудийные башни сейчас нацеливаются!

Гигантская обзорная панель отражала мрак космоса, расчерченный яркими мазками взрывов и ледяными инверсионными следами приближающихся торпед. Вся команда мостика видела мчащиеся на них торпеды, и каждый из Десантников кожей ощущал, как их боевые головки нацелены прямо меж его глаз.

Кто затаил дыхание, а кто возносил молитвы Императору, когда последняя линия обороны крейсера открыла огонь.

Каждая орудийная башня ближнего боя управлялась сервитором, оснащенным собственными средствами слежения, которые позволяли ему вести независимое наблюдение за торпедами по мере того, как те приближались. Торпеды хоть и были запрограммированы на маневры уклонения, но на заключительной стадии полета они все-таки были уязвимы. Когда торпеды начали последний сбор данных о расположении цели перед решающим ударом и их скорость уменьшалась настолько, что уклоняться от контрудара противника эффективно они не могли, одна из них разрушилась под градом снарядов высокоскоростной пушки.

Единственный снаряд, выпущенный из оборонительной пушки, задел другую торпеду. Скользящий удар оказался недостаточно сильным, чтобы уничтожить торпеду, но сбил настройку ее внутреннего гироскопа. Теперь система наведения торпеды полагала, что крейсер находится прямо над ней, и изменила курс ее движения, так что торпеда взмыла вверх почти на триста километров, прежде чем взорвалась. Последняя торпеда успешно завершила свой маневр и теперь приближалась, готовясь нанести смертельный удар.

Все пушки крейсера перенесли огонь на нее, и на расстоянии меньше двухсот метров они настигли эту торпеду. Сотни снарядов врезались в ее стальное тело, которое взорвалось, превратившись в огромный шар огня и шрапнели. Однако горящие осколки, продолжая двигаться с невероятной скоростью, врезались в корпус крейсера, начисто сметя с него огневую башню ближнего боя, срезав антенну наблюдательного устройства и разрушив большое число наружных скульптур.

Торпедная атака закончилась.

Тибериус оперся о пульт, наблюдая за тем, как гибнет последняя торпеда. Более приятное зрелище трудно было себе представить. У членов экипажа, стоявших в этот момент на мостике, вырвались вздохи облегчения, смешанные с пламенными молитвами благодарности.

— Прекрасно, лорд адмирал. Мы сделали это, — вздохнул и Барзано. Лоб эксперта покрывали крупные капли пота — видно было, что он изрядно ослабел, и теперь, когда опасность миновала, руки его слегка подрагивали.

— На сей раз да, Арио. — Тибериус впервые назвал Барзано по имени. — Нам повезло, но давай пока не будем торопиться распечатывать вино победы. — Он крикнул своему палубному офицеру: — Что там с нашим ответным огнем?

— Как раз настигает их, — ответил Филотас.

— Отлично, — процедил сквозь зубы Тибериус, и на губах его заиграла злая усмешка. — Пришла пора показать, что у нас все еще остались зубы.

Кешарк не верил собственным глазам: торпедная атака была отражена! Последствия такого поворота событий были просто невообразимы. Пока он размышлял над этим и, главное, над вопиющей несправедливостью того, что произошло, мостик под Кешарком предательски накренился, швырнув эльдара наземь. От близких разрывов корабль затрясло. Огни на пульте замигали, из поврежденной аппаратуры повалил дым.

— Грозный Архонт, в нас попали! — крикнул его помощник.

— Да уж, благодарю за непревзойденную проницательность, весьма кстати, — усмехнулся Кешарк. — И если меня убьют, будь добр, обрати на это свое драгоценное внимание. Как сильно мы повреждены?

Темный эльдар поднялся на ноги. Кусок колеи свисал с его горла, открывая взглядам подчиненных влажно поблескивающую трахею. Он раздраженно закинул лоскут кожи на плечо, а подчиненные помчались выполнять распоряжения командира.

В следующую минуту на Кешарка обрушился вал информации, и каждая последующая новость была убийственнее предыдущей.

— Гало-поля остались без энергии!..

— Поврежден главный парус и срезаны оттяжки некоторых канатов!..

— Нарушена целостность корпуса на пыточной палубе!.. Все заключенные мертвы!

Кешарк понял, что бой для него уже закончен. Лишенный защиты галополей, «Всадник бури» оказался слишком уязвим и теперь стал легкой мишенью для артиллеристов противника. Противник действительно оказался достойным, добыча превратилась в охотника, и больше Кешарк не допустит ошибки, недооценивая этого противника. Не допустит, если…

— Выходим из боя! — приказал он. — Мы вернемся в нашу берлогу и займемся ремонтом корабля. Эта добыча подождет другого дня.

— Эльдарское судно отступает! — радостно крикнул Филотас, и Тибериус, отвернувшись, облегченно вздохнул.

— Очень хорошо, — произнес он. — Берем курс на Павонис. Когда окажемся в зоне безопасной связи, проинформируйте управление флота о способности эльдаров выдавать себя за имперские суда.

— Есть, лорд адмирал.

Тибериус потер мозолистой рукой свой череп. Эльдар застал их врасплох и преподал хороший урок. Этот урок смирения стоил дорого, но был хорошо усвоен. Постучав по столику, адмирал назначил себе в наказание тридцать вечеров поста и тактических занятий — за свою неспособность предвидеть нападение. Приняв это решение, Тибериус спустился на развороченный командный пункт.

Арио Барзано сидел на корточках у основания помоста, стирая кровь с брови Перджеда, и улыбнулся, когда Тибериус преклонил перед ним колено.

— Отлично, лорд адмирал. Ваш быстрый маневр спас нас.

— Давайте не будем преувеличивать мои заслуги и преуменьшать ваши, эксперт Барзано…

— Арио.

— Очень хорошо… Арио. Если бы не ваше предупреждение, мы все уже были бы мертвы.

— Возможно, — согласился Барзано. — Но я уверен, вы очень скоро сами бы догадались, что они замышляют.

При этих словах эксперта Тибериус скептически поднял бровь и заметил:

— Как это получается, что штатский чиновник Администратума знает о вражеских судах так много?

Барзано хитро улыбнулся:

— Я много где побывал, Ласло, встречал много интересных людей, и я хороший слушатель. Я учусь везде и у всех. — Он пожал плечами и продолжил: — По роду службы я часто сталкиваюсь с информацией, доступной лишь немногим, и стараюсь все запомнить. Но послушайте, лорд адмирал, настоящий-то вопрос не в том, как я что-то узнал, а в том, как наши враги выяснили, где нас найти. Я полагаю, что вы привели нас сюда путем, лежащим в стороне от проторенных маршрутов.

— Разумеется. Барзано поднял брови:

— Тогда как же они узнали, что мы окажемся здесь? Я сообщил только губернатору Павониса.

— Вы подозреваете, что она в союзе с эльдарами?

— Мой дорогой лорд адмирал, я бюрократ. Я подозреваю всех, — рассмеялся Барзано, но тут же лицо его вновь обрело серьезное выражение. — Но вы правы, вопрос о преданности губернатора — один из многих, которые меня беспокоят.

Не успел Тибериус задать очередной вопрос, как Лортуэн Перджед, застонав, поднес ко лбу руку, покрытую пятнами крови. Барзано помог ему подняться на ноги и коротко поклонился Тибериусу:

— Лорд адмирал, извините, но мне нужно отвести Лортуэна к. своему врачу. Во всяком случае посещение вашего мостика было для нас очень познавательным. Нужно будет как-нибудь повторить его, вы не против?

Тибериус кивнул, не зная, как следует относиться к этому говорливому эксперту. Чем больше он рассуждал о случившемся, тем ближе подходил к мысли, что Барзано ожидал атаки на крейсер «Горе побежденному». Почему же иначе он заявился на мостик именно в этот момент, заявился единственный раз за все время путешествия? А когда внезапно разразился смертельный бой, Барзано четко сориентировался на мостике корабля. Странно все это…

«Какие еще сюрпризы ожидают меня в этом путешествии?» — угрюмо размышлял адмирал.

5

В операционной, представлявшей собой восьмиугольную комнату без окон, было холодно, дыхание присутствовавших в ней облачками белого тумана повисало в воздухе. Двое ответственных за операцию плавно и грациозно перемещались в полумраке палаты. Освещение поддерживалось на минимальном уровне, поскольку глаза Хирурга были непривычны к яркому свету и многие считали, что так или иначе, но наилучших результатов он добивался в почти полной темноте.

К полу в центре палаты был привинчен гофрированный металлический стол, окруженный загадочными устройствами, увешанными скальпелями, длинными иглами и пилами для кости. Третий из присутствовавших в палате — обнаженный мужчина — неподвижно лежал на холодной поверхности стола. Никаких механических приспособлений, удерживающих его на месте, не было, только наркотики.

Хирург ввел их как раз столько, сколько нужно для достижения именно такого эффекта, и в то же время не так много, чтобы тот в ходе операции вообще ничего не почувствовал.

Где же искусство, если удостоенный чести не сможет ничего почувствовать?

На Хирурге был красный халат, на руки он натянул толстые прорезиненные перчатки, пальцы которых оканчивались изящными скальпелями и прочими поблескивающими хирургическими инструментами. За его изощренными приготовлениями из полумрака наблюдала помощница; на ее лице читались почтительность и вялая скука одновременно.

Она уже не раз наблюдала за работой Хирурга и видела, сколь велико его мастерство. Да, Хирург делал вещи поистине поразительные, но помощницу больше интересовало собственное наслаждение. Хирург кивнул ей, и она, обнаженная, быстрыми шагами на цыпочках пошла к столу; на полных красных губах женщины заиграла плотоядная ухмылка.

Ухватившись за края стола, она оттолкнулась вперед и вверх, медленно поднимая ноги, пока не приняла вертикальное положение. Она прошла на руках над распростертым мужчиной, затем взвилась в воздух, развернувшись при спуске так, чтобы опуститься, раздвинув ноги, на неподвижно лежащее тело.

В глазах пациента она заметила недоумение и даже страх, вызванный этой столь странной процедурой, и про себя помощница Хирурга улыбнулась. Именно этот страх всегда возбуждал ее. Возбуждал и отталкивал. Подумать только, этот человеческий самец может вообразить, что она, изучившая тысячу девять Наслаждений Тьмы, может на самом деле получать от этого удовольствие. Осознав, что действительно наслаждается, она отчасти наполнялась ненавистью к самой себе и лишь усилием воли удерживала себя от того, чтобы, вонзив ядовитые когти в умоляющие глаза мужчины, не добраться до его мозга. Она содрогнулась — мужчина ошибочно принял это за возбуждение — и, наклонившись вперед, провела языком по его груди, ощущая, как напрягаются его соски. Дойдя до шеи, она слегка прикусила кожу, пронзив ее своими заостренными зубами, и ощутила горьковатый привкус его плохой крови.

Мужчина застонал, когда ее зубы двинулись вверх по его лицу, покусывая его вдоль линии челюсти. Длинные кроваво-красные ногти женщины блуждали по его ребрам, оставляя после себя отвратительные дымящиеся следы. Ее бедра сжались над его чреслами, и она поняла, что он готов. Кровь звенела в его податливых жилах.

Бросив взгляд через плечо, она кивнула Хирургу. Хотя человек и не мог двигаться, она ощутила, как в нем нарастает ужас. Женщина изящно перепрыгнула через его голову, приземлившись позади стола с грацией гимнастки, и сплюнула на пол кровь, покрывавшую ее зубы. Хирург надавил первым из своих пальцев-клинков на живот человека и мастерски вскрыл его, разрезая кожу и мускулы, словно гнилую картофелину.

Хирург проработал целых три часа, проворно вскрывая каждый сантиметр тела человека до кости, превращая его кожу и внутренние органы в кровавые ленты мяса. Как легко было бы просто продолжать вивисекцию, оставив лишь бесплотный скелет! Искушение было велико, но Хирург изо всех сил сопротивлялся ему, понимая, что Архонт Кешарк тысячу раз подвергнет таким же точно страданиям его собственное тело, если он позволит кайерзаку умереть слишком быстро.

Жужжащая аппаратура — резиновые трубки, шипящие воздушные мехи и булькающие бутыли — вся эта дьявольская техника, окружавшая стол, спокойно снабжала еще живое тело необходимыми жидкостями. Отвратительная металлическая конструкция, напоминающая зубчатую виселицу, раскачивалась над столом, поддерживая блестящий, смахивающий на жука организм, который вибрировал от скрежещущего дыхания. Тонкие черные хитиновые иглы тянулись из его раздутого брюха и работали над каждым ободранным куском плоти. Двигаясь слишком быстро для невооруженного глаза, они тем не менее болезненно медленно сдирали тягучее вещество с каждого органа и куска мяса, взамен вплетая новые прозрачные пряди органического вещества.

Как только пульсирующий безглазый организм завершал свои манипуляции с очередным фрагментом плоти, Хирург осторожно поднимал его назад и тщательно вставлял в тело субъекта, пока оно вновь не стало целым, каким и было до операции.

Только голова несчастного оставалась невскрытой и рот кривился в беззвучном вопле. Зубчатая виселица опустила «жука» на лицо человека. Вновь выдвинулись черные иглы, плавно заскользили по щекам и вошли в череп сквозь нос, уши, рот и глаза. Мозг человека пронзили бесчисленные струи чудовищной боли, когда каждый нерв, капилляр и кровеносный сосуд был ободран и создан заново.

В конце концов, раздувшийся организм подняли с лица человека и положили на широкий металлический лоток в конце стола. Хирург поднял узкую пилу, и существо начало содрогаться, его цвет поблек — из блестящего черного оно стало мертвенно-коричневым. Прежде чем тварь издохла, Хирург вскрыл ее пилой и удалил влажный желтый яичный мешок. Он понадобится, чтобы вырастить другой организм для следующей операции.

Хирург кивнул обнаженной женщине, та медленно и плавно приблизилась к столу и привела то, во что превратился человек, в сидячее положение. Его движения были медленными и неуклюжими, но она знала, что это скоро пройдет. Он собрал свою одежду и угрюмо накинул на плечи короткую голубую бархатную накидку с серебряной вышивкой. Подобрав трость из слоновой кости с бронзовым наконечником, он направился к двери операционной, болезненно волоча ноги.

Не оборачиваясь, он бросил через плечо:

— Ну? Ты идешь?

Женщина склонила голову набок, ее прекрасное злое лицо исказила презрительная гримаса. Мужчина повернулся, словно спиной почувствовав ее отвращение.

Он уставился на нее взглядом, в котором читались ненависть и возбуждение, и по его молящим глазам она увидела, как он страдает. Порадовавшись тому, она решила, что на сей раз понадобится по крайней мере шесть из одной тысячи девяти Наслаждений, чтобы его успокоить.

Какой стыд, что люди отличаются столь ограниченным пониманием этих вопросов!..

6

Когда Космические Десантники приблизились к Вратам Брэндона — столице Павониса, — Ури-эль прислонил голову к вибрирующей переборке десантного шаттла и молитвенно сложил перед собой руки.

Все люди, находящиеся под командованием Уриэля, хранили почтительное молчание, а мысли самого капитана были устремлены к славе Императора. В дальнем конце отсека в окружении небольшой армии сопровождающих лиц восседал эксперт Барзано. Уриэль медленно покачал головой. Неужели столько слуг требовалось одному человеку?

Во времена его обучения в Казармах Аджизелуса в него годами вбивали дисциплину и уверенность в собственных силах, и теперь ему было странно видеть человека, окруженного людьми, выполняющими за него всю черную работу. С самого раннего возраста мальчиков Ультрамара приучали к жизни в дисциплине, самопожертвовании и, главное, простоте.

Барзано сосредоточенно слушал человека, которого он представил Ультрамаринам как Лортуэна Перджеда. Слушая Перджеда, эксперт Барзано энергично ему кивал. Эксперт Перджед махал пальцем перед носом Барзано, словно строго выговаривал ему за что-то, и на мгновение Уриэль задумался: кто же из этих двоих на самом деле ответственный?

Капитан выглянул в толстый иллюминатор, и вовремя: последние прозрачные облака исчезли из виду, и перед взором Уриэля предстал, словно на ладони, главный континент Павониса.

Павонис сразу поразил Уриэля своими контрастами.

Середину обширного зеленого ландшафта в десятки квадратных километров занимали раскинувшиеся во все стороны производственные предприятия с платформами, складами и транспортными узлами, связывающими их воедино. Огромные краны и желтые подъемники ползали по этим промышленным центрам, проезжая мимо грохочущих подвижных составов с топливом и сырьем для ненасытных кузниц. Изрыгающие дым башенные охладители наполняли воздух облаками пара и желтоватым дымом, стелющимся над землей и покрывающим здания грязным коричневато-желтым налетом.

Но впереди, вдали от промышленных предприятий, посреди леса, у подножия высоких гор, Уриэль разглядел прекрасно спроектированное поместье из белокаменных зданий и догадался, что оно, должно быть, принадлежит одному из правящих картелей, надзирающих за производством на Павонисе. «Громовой Ястреб» прошел над поместьем, вспугнув стадо гибких рогатых животных. «Ястреб» пролетел достаточно низко, чтобы Уриэль смог разглядеть мраморную колоннаду перед входом в самое большое здание поместья.

Но вскоре и колоннада, и здание, и само поместье пропали из виду; и шаттл с ревом мчался над быстрой рекой, и, когда он повернул за скалистый утес, Уриэль различил на горизонте мраморный город — Врата Брэндона. Набрав высоту, корабль медленно облетел столицу по кругу, дав Уриэлю возможность разглядеть город в форме звезды. Теснясь вокруг оборонительных стреловидных бастионов, черные и дымные промышленные пригороды производили угрюмое впечатление, тогда как внутренняя часть города безмятежно сияла отполированным белым мрамором зданий в лучах полуденного солнца.

Архитектура столицы являла собой причудливую смесь старого и нового: древние сооружения с тысячелетней историей соседствовали со стальными куполами и хрустальными башнями. Улицы города были вымощены булыжником, украшены скульптурами и засажены деревьями.

Посреди нагромождений мрамора и стекла располагался дворец губернатора Павониса. Перед воротами дворца лежала мощенная булыжником площадь, по окружности которой выстроились статуи. Сам дворец высоко поднимался над улицами и домами, его белые башни и зубчатые стены с амбразурами были спроектированы в Высоком Готическом стиле, популярном несколько тысяч лет назад. Летящие бронзовые контрфорсы поддерживали огромную рифленую колокольню, увенчанную конусообразной крышей из листового золота и усыпанную драгоценными камнями.

Видя, что колокол сильно раскачивается, Уриэль сообразил, что он звонит, но звуков колокола он не слышал — его перекрывал рев двигателей «Громового Ястреба».

Здания, составлявшие дворцовый комплекс, раскинулись на обширной территории, вместившей кроме многочисленных строений тенистый парк, павильон для занятий спортом и маленькое озеро. С первого взгляда было понятно, что правители Павониса жили на широкую ногу. Чем же они готовы пожертвовать, подумал Уриэль, чтобы сохранить свое нынешнее положение? И чем они уже пожертвовали?

Помимо самого дворца от внимательного взора Уриэля не укрылись многочисленные искусно замаскированные огневые позиции и входы в подземные гнезда с пусковыми установками. Дворец и, разумеется, вся центральная часть города в случае восстания или войны в любой момент готовы стать неприступной крепостью.

Понемногу сбавляя скорость, шаттл начал снижаться навстречу мерцающим огням посадочной площадки, окруженной кольцом высоких деревьев сразу за стенами дворца. На краю площадки притулились невысокий домик пункта наблюдения и топливная цистерна, защищенная рельефным противовзрывным экраном.

Когда челнок опустился до десяти метров, Уриэль несильно ударил кулаком по механизму, освободившему его от ремней безопасности, остальные Космические Десантники последовали примеру своего командира. Уриэль инстинктивно извлек из кобуры свой болт-пистолет.

Замигал зеленый огонек, сигнализирующий о готовности корабля высадить десант. Пазаниус и Леаркус прошли в конец отсека.

— Всем встать! Быть готовыми высадиться и обеспечить безопасность периметра! — отдал приказ капитан.

Пока сержанты готовили людей к высадке, Уриэль преклонил колени перед маленькой иконой, размещенной в нише рядом с его капитанским креслом. Читая Литанию Битвы и Катехизис Воина, Уриэль, как и подобало Ультрамарину, склонил голову. Завершив ритуал, он крепко сжал эфес завещанного ему меча, поднялся и встал у верхушки бронированного трапа в передней части шаттла.

Тут раздалось шипение декомпрессии и скрип гидравлики, трап быстро опустился, ударившись о посадочную площадку, и высадка началась. Трап был еще в воздухе, а два отделения Ультрамаринов уже выскользнули из челнока и заняли оборонительные позиции по периметру посадочной площадки с болтера-ми на изготовку.

— Боже мой, эти парни просто великолепны! — зааплодировал Барзано — голос его уже можно было расслышать сквозь постепенно затихающий визг двигателей «Громового Ястреба».

Пазаниус поднял свой тяжелый болтер, пока Уриэль, осматриваясь, спускался по трапу следом за Барзано.

Лишь только опустились экранирующие щиты, из наблюдательного пункта появился полный краснолицый человек, одетый в простую черную мантию эксперта с генно-коммутационной панелью в руке.

Тут же целый взвод Ультрамаринов наставил на него свои болтеры; человек взвизгнул и вскинул руки вверх.

— Подождите! Не стреляйте! — взмолился он. — Я здесь, чтобы встретить эксперта Барзано!..

Барзано, Лортуэн и Уриэль ступили на площадку, а двое Ультрамаринов, встав по обе стороны от встречающего, сопроводили его к своему капитану. Между двумя гигантами в доспехах этот обливающийся потом коротышка казался и вовсе гномом.

Барзано выступил вперед, чтобы поприветствовать раскрасневшегося человека. Протянув одну руку, вторую он опустил на плечо своего помощника.

— Вы, должно быть, эксперт Баллион Варле? Доброе утро, сэр. Вы уже знаете меня, Арио Барзано, у нас с вами нет необходимости в процедуре знакомства, а эти замечательные парни — из Ультрамаринов.

Барзано повел Варле к Уриэлю, по-товарищески махнув рукой в его сторону:

— Это капитан Уриэль Вентрис, он командует Ультрамаринами. Они прибыли, дабы устроить все так, чтобы все прошло как по маслу, и, будем надеяться, положить конец некоторым проблемам, которые у вас здесь имеются. Не так ли?

Эксперт Баллион Варле кивал, опасливо поглядывая на бесстрастные забрала шлемов Космических Десантников, и Уриэль сомневался, что Варле воспринимал хотя бы одно слово из трех, произносимых Барзано.

Рука Барзано скользнула по плечу Баллиона, и его палец нажал на генно-коммутационную панель, которую нес этот дрожащий человек. Аппарат защелкал и задребезжал, издав в конце концов тихий звон. Только после этого Варле удалось оторвать взгляд от гигантских воинов и обратить свой взор на панель.

— Что ж, теперь по крайней мере вы знаете, что я не самозванец, — улыбнулся Барзано. — Значит, вы получили мое сообщение?

— Ах да, эксперт, конечно получил, хотя, честно говоря, его содержание несколько сбило всех нас с толку.

— Ну что вы, какое может быть беспокойство? Все рассосется, мой друг, нет никакой необходимости волноваться.

— Да, разумеется, но если губернатор узнает, что вы знали, то есть что я знал, что вы прибудете раньше, и не сказал ей… Она… она… — Варле умолк.

— Что она? — подтолкнул его Барзано.

— Ну, она… Она будет недовольна.

— Прекрасно, значит, мы хорошо начали.

— Сожалею, но я не понимаю вас… — запротестовал было Варле.

— Нет никакой необходимости извиняться, вы и не должны это понимать. Запутанная история, мой дорогой.

Лортуэн Перджед многозначительно кашлянул, постучав своей тростью о металлический трап, и уставился на Барзано, который помахал ему рукой в знак того, что беспокоиться не о чем.

— Не обращайте на меня внимания, дорогой друг, я слишком много говорю. Со мной всегда так, когда я с кем-то знакомлюсь. А теперь к делу. Думаю, для начала мы нанесем визит во дворец губернатора. А как вы считаете?

— Полагаю, что губернатор не ожидает вас так рано…

— Ну вот, здрасьте-приехали… — задумался Барзано, рукой указывая на промежуток между деревьями, где мощенная булыжником дорога вела к городским стенам. Уриэль увидел, как открытая коляска, запряженная четверкой идущих рысью лошадей, мчалась по дороге к посадочной площадке.

Коляска не имела колес и держалась в воздухе посредством антигравитационной технологии, сходной с той, что применялась в скоростных наземных автомобилях Ордена; ее лакированные борта были украшены геральдическими эмблемами, изображающими артиллерийский снаряд в венке.

Уриэль знал, что эта технология отнюдь не дешевый понт, так что это транспортное средство, по всей видимости, обошлось своему владельцу в целое состояние.

Лошади — а они были, несомненно, данью традиции — остановились в облаке пыли, и высокий красивый щеголь, в черном костюме, синей бархатной накидке и изысканной треугольной шляпе с пером, вышел из кареты и поспешил к «Громовому Ястребу». Каждая черточка лица этого местного денди так и светилась подобострастием.

Лортуэн Перджед встал рядом с Барзано и Уриэлем, его тощее тело казалось почти скелетом рядом с облаченным в силовые доспехи гигантом капитаном Ультрамаринов.

— Это Вендаре Талун, — прошептал Перджед. — Его семейный картель производит артиллерийские снаряды для Имперской Гвардии. Губернатор Шонаи выжила его лет десять назад, и теперь он возглавляет оппозицию против нее в сенате Павониса. Ходят слухи, будто именно он подстроил смерть своего брата после того, как они оба были низложены, дабы стать главой семьи.

— Это все слухи, — прошептал Барзано, прежде чем Талун подошел к ним. — А существуют ли доказательства?

— Нет… пока…

Барзано кивком, не поворачиваясь, выразил свою благодарность и выступил вперед, чтобы приветствовать вновь прибывшего. От взгляда Уриэля не укрылось, как на лице Баллиона Варле мелькнуло испуганное выражение. Заметив это, капитан Ультрамаринов встал рядом с Барзано, а его рука привычно легла на эфес меча.

Вендаре Талун изысканно поклонился Барзано и Уриэлю, снял шляпу и широким жестом завел ее за спину. Когда Талун выпрямился, Барзано схватил его за руку и принялся энергично трясти ее:

— Наслаждение, лорд Талун, безусловное наслаждение. Меня зовут Арио Барзано, но, конечно, вы это знаете. Пойдемте же скорее, давайте отправимся на вашей восхитительной" карете в город, а?

Талун не ожидал от императорского эксперта столь жаркого приема, но, следует отдать ему должное, быстро оправился от первого шока и пришел в себя.

— Разумеется, эксперт, — улыбнулся он, указывая на свой парящий в воздухе экипаж. — А не пожелает ли кто-нибудь из ваших спутников присоединиться к нам? Полагаю, мы могли бы взять еще одного-двоих.

— Думаю, к нам присоединятся Уриэль и Лортуэн. Эксперт Баллион, не будете ли вы добры организовать еду и питье для этих ребят?… Ну и отлично!

Барзано и Вендаре Талун направились к карете, а Лортуэн Перджед прошептал Уриэлю:

— Что ж, теперь мы по крайней мере знаем, что Баллиону доверять нельзя.

— Что вы имеете в виду? — не понял Уриэль, наблюдая за тем, как шарообразный эксперт в своей длинной накидке, нахмурившись, удрученно тащится к наблюдательному пункту, тому самому, откуда он несколько минут назад появился.

— А как же, по-вашему, тогда Талун узнал о нашем прибытии и приехал нас поприветствовать?

Да, об этом Уриэль не подумал. И все-таки…

— Вы подозревали, что ему нельзя доверять, и тем не менее сообщили ему время нашего прибытия?

— Барзано предполагал, что местный эксперт подкуплен кем-то из местной знати. Теперь мы, по крайней мере, выяснили, кем именно.

Видя, насколько ошарашила Уриэля его прямота, Перджед снисходительно улыбнулся:

— На таких планетах, как Павонис, подобное в порядке вещей. Здесь, в восточной периферии, могут проходить десятилетия без официальных контактов с Администратумом.

— Но только не на Ультрамаре, — отрезал Уриэль.

— Возможно, — согласился Перджед. — Но мы-то сейчас на Павонисе.

Дженна Шарбен с силой заехала щитом в покрытую желтыми пятнами физиономию какого-то человека и оттолкнула его обратно в толпу. Камеры для задержанных в «Рино» были уже забиты под завязку. На подходе были другие транспорты с базы, но все, что могли делать сейчас две шеренги арбитров, — это сомкнуть щиты и оттеснять толпу от дороги, ведущей к воротам дворца.

С момента, когда раздались первые удары дворцового колокола, собралась толпа в полтысячи человек, но этот громкий печальный перезвон наверняка привлечет еще много людей. Дженна чертыхнулась про себя и прокляла идиота, который отдал приказ колотить в эту штуковину. На заре истории Павониса колокол был действительно необходим — его использовали, чтобы собирать членов сената, но теперь колокольный звон оставался лишь данью традиции.

«И чертовски глупой традиции», — размышляла Дженна, отпихивая толпу щитом. Она прекрасно знала, что если уж требуется собрать сенаторов на заседание, то каждого из них вызывают лично, а сейчас этот чертов колокол собирает лишь толпу лишенных гражданских прав рабочих, обозленных на тех самых людей, которые вскоре проедут по этой дороге во дворец.

— Сдерживать толпу, чего бы это ни стоило! — раздался из-за шеренги арбитров крик сержанта Колликса.

«И чем, ты думаешь, мы все здесь занимаемся? — мысленно ответила сержанту Дженна. — Наслаждаемся приятной беседой в обществе нескольких десятков разъяренных рабочих?» Она слышала на базе разговоры о бойне, которую Колликс устроил на площади Освобождения, что он, если верить арбитрам, остановил стрельбу, только когда Вирджил Ортега приказал прекратить огонь и отойти. Какие еще ошибки сержант может совершить и сколько людей за это заплатит своими жизнями?

Мысли Дженны приняли опасный поворот, и она попыталась отбросить их, в этот момент кто-то из толпы потянулся к верхушке ее щита. Дженна резко двинула верхним краем щита нападавшему в нос, и тот, завизжав, покатился обратно в толпу.

Толпа завопила громче, и Дженна, бросив короткий взгляд через плечо, увидела, как к воротам дворца приближается парящий в воздухе экипаж, запряженный четверкой лошадей. Толпа ломанулась вперед, и Дженна охнула, ощутив, как прогнулась под ее давлением шеренга арбитров.

Дженна Шарбен вбила в землю каблуки и всем корпусом налегла на щит, удерживая наседавшую толпу.

Откинувшись на мягкую спинку обитого кожей дивана в плавно скользящей карете, Солана Верген разглядывала в зеркале карманной пудреницы свои влажные глаза, размышляя о том, насколько подобающе она выглядит. А выглядеть она должна как убитая горем дочь. Удовлетворенная своим видом — бесстрастное зеркало отражало совершенный образец горюющей девушки, прекрасной, но дразняще уязвимой, — Солана принялась расчесывать щеткой из слоновой кости и серебра свои длинные, светлые, с медовым оттенком, волосы. Однако это занятие не мешало ей с любопытством выглядывать в завешенное бархатом окно на залитую ярким солнцем площадь Освобождения.

Солана зевнула, заметив группу надоедливых рабочих, выстроившихся вдоль дороги и что-то выкрикивающих. Карета как раз въезжала в дворцовые ворота. И в самом деле, чего же они собирались добиться? Затем Солана обратила внимание, что многие из рабочих были одеты в зелено-желтые робы картеля Верген. Почему это они не на работе? Они что, еще не поняли, что теперь работают на нее?

То, что отец Соланы, их прежний хозяин, так по-дурацки дал себя убить на прошлой неделе, вовсе не означало, что люди теперь могут уходить с работы, когда им вздумается. Девушка решила при первой же возможности позвонить местному управляющему с тем, чтобы тот предоставил ей имена отсутствовавших на рабочем месте. А чтобы преподать им всем урок, она уволит их и самого управляющего за нарушение трудовой дисциплины.

Они все очень скоро увидят, что Солана не такая мягкотелая, каким был ее отец.

Вспомнив о нем, девушка надула губки, и бледное лицо Талуна, сообщившего ей о гибели отца, снова встало перед ее глазами. Неужели этот глупец и в самом деле считал, будто ее брак с его сыном-идиотом был чем-то большим, нежели обыкновенная сделка? Несомненно, Талун полагал, что поставит своего сына главой картеля Верген, но в отношении Соланы Верген он глубоко просчитался.

У нее уже есть кое-какие связи в других картелях, и эти люди будут ну просто очень рады услышать нечто из тех глупостей, которые ее женишок, всхлипывая, наболтал ей, когда они, удовлетворив свои низменные потребности, лежали рядом в темноте.

Советники отца приходили в ужас от одной мысли, что рано или поздно Солана возьмет в свои руки бразды правления производством, но девушка никак не могла взять в толк, с чего бы это. Глава картеля Шонаи — женщина, и она же — губернатор всей планеты. Солана, размышляя о будущем, еще плотнее натянула на плечи накидку и опустила руку в шелковой перчатке на борт кареты.

Да, картель Верген определенно ждут кое-какие перемены.

Толстые, унизанные перстнями пальцы Тарина Хонана выбивали нервную дробь по бортику коляски, а объемистый зад болезненно воспринимал неприятное тарахтение колес по булыжникам мостовой.

Он в очередной раз выругался, вспомнив, как ему не позволили вложить деньги его картеля в антигравитационную карету. А ведь это были бы хорошие инвестиции, неужели комитет этого не понимал? Так унизительно приезжать во дворец на громыхающей таратайке, а не на плавном престижном транспортном средстве вроде тех, что у Талуна и де Валтоса.

Тем не менее Хонан продолжал надеяться, что однажды станет таким же успешным, как и они, и завоюет уважение и восхищение меньших картелей. Он решил внимательно наблюдать за Талуном и де Валтосом во время собрания в сенате. Какого бы мнения ни придерживались Талун и де Валтос, так же станет поступать и он. Эти двое наверняка признают в нем равного, если Хонан будет поддерживать их политику. Разве не так? Или они будут думать о нем, как о бесхребетном существе, следующем за ними просто ради того, чтобы подлизаться? Тарин Хонан жевал свою нижнюю губу и размышлял, как же поступит в этом случае комитет.

Но стоило ему закрыть глаза и представить, как все они, сидя вокруг длинного дубового стола, однообразно трясут своими глупыми головами, отклоняя очередное внесенное им захватывающее деловое предложение, Хонан впал если не в ярость, то по крайней мере в безумное раздражение.

И почему это он — единственный из лидеров картелей — должен отвечать перед комитетом? Разве это справедливо? Он знал, что все остальные насмехаются над ним из-за этого. Он стал посмешищем для всех, даже для лидеров крошечных картелей, состоящих из одного предприятия, которые и место в сенате-то могут позволить себе с трудом.

Да, он совершил несколько ошибок. А кто их не делал в бизнесе?

Да, несколько сделок пошло не так хорошо, как он надеялся, и, конечно, была еще неудача с продажным мальчишкой, который, получив доступ к его кредитной карте, оставил Хонану гигантский долг, прежде чем сбежать с Павониса на одном из многочисленных инопланетных грузовых кораблей. Но неужели такая ерунда стала для комитета поводом лишить его исполнительной власти и назначить себя всемогущим хозяином его финансов?

Хонан страстно надеялся, что этот мальчишка оказался на борту одного из кораблей, захваченных эль-дарами, которые пытали его всевозможными отвратительными способами. Эта мысль вернула Тарину вкус к жизни и даже вызвала улыбку на его пухлой физиономии. Хонан облизал накрашенные губы, представив страдания мальчика в руках работорговцев-эльдаров.

И еще сильнее сжал потной рукой трость черного дерева.

Казимир де Валтос зевнул, поморщившись от жжения в легких, вызванного горьким смогом, висевшим в воздухе, и закрыл глаза, ожидая, пока антигравитационная карета плавно остановится у дворца. Ненадолго он задумался, чего же может хотеть теперь эта сука Шонаи, но тут лее отбросил эту мысль как неуместную. Кого теперь на самом деле заботят ее желания? Он улыбнулся, подумав, что, быть может, она решила объявить о своем абсурдном предложении поймать эльдаров налетчиков. Неужели она действительно думает, что его картель так легко купить?

Если Шонаи считает, что они так вот запросто ей подыграют, тогда она еще более глупа, чем полагал де Валтос.

Когда-то Микола Шонаи могла быть достойным политическим соперником, но теперь она была всего лишь усталой старой женщиной. Она с трудом цепляется за власть кончиками пальцев, не осознавая, что целая толпа людей только и ждет подходящего момента, чтобы ее уничтожить.

И Казимир де Валтос — первый среди них.

Достав из-под накидки серебряный портсигар, он вытащил из него тонкую сигару и закурил. Де Валтос знал, что сигары вредны для его легких, и в очередной раз горько усмехнулся иронии жизни.

После встречи с эльдаром на его чудовищном корабле много лет назад, легкие Валтоса прихватывало иногда даже от простого тумана, но будь он проклят, если перестанет из-за этого делать то, что ему хочется! Он всегда так делал и всегда будет делать, и будь проклят тот, кто попытается ему помешать.

Вендаре Талун улыбнулся, обнажив два ряда идеальных зубов, и это напомнило Уриэлю клыкастые ухмылки шипящих хормагантов, которых он убивал на Айкаре IV. Уриэль познакомился с Талуном всего десять минут назад, но этот человек ему уже определенно не нравился.

— Итак, эксперт Барзано, Баллион Варле сообщил мне, что ваш корабль атаковали во время путешествия. Это, конечно, плохо. Губернатор должна больше делать для того, чтобы не допускать подобных злодеяний.

Уриэль отметил про себя, что, со стороны Талуна, умно не пытаться скрыть тот факт, что Варле сообщил ему об их раннем прибытии, — он догадывается, что Барзано тоже должен был это понять. «Интересно, думает ли Талун, что сможет купить Барзано?» — вдруг пришло ему в голову.

— Да, мой дорогой Талун, это не есть хорошо, — согласился Барзано. — Нас действительно атаковали, но мы быстренько спровадили этих мерзавцев.

— Приятно слышать это, — кивнул Талун. — Мы наслушались историй про этих презренных чужаков. — И Талун улыбнулся Уриэлю, похлопав по его покрытому броней колену. — Но теперь, когда отважные воины-Ультрамарины здесь, нам нечего бояться, не так ли?

Уриэль склонил голову, хотя ему не понравилась чрезмерная фамильярность этого человека.

— Благодарю вас за оказанное доверие, гилдер Талун, — ответил Уриэль, использовав местную форму обращения к руководителю картеля. — Милостью Императора мы избавим вас от этих нечестивых чужаков и вернем мир на Павонис.

— Ах, если бы все было так просто, мой дорогой капитан Вентрис, — вздохнул Талун, — но боюсь, что губернатор Шонаи вела нас по слишком разрушительной дороге, чтобы можно было спасти экономику нашего любимого мира. Для этого недостаточно уничтожить горстку назойливых налетчиков. Ее десятинный налог причиняет ущерб всем нам, и больше всего — мне. Всего два дня назад я был вынужден уволить тысячу человек, чтобы снизить расходы и улучшить маржу, но разве губернатор думает о таких людях, как я? Разумеется нет.

Уриэль отвернулся, чтобы скрыть презрение к этому эгоистичному человеку, и не обратил на его слова никакого внимания.

— А как же дополнительные людские ресурсы, которые она обещала нам, чтобы защитить производства от Церкви Старых Принципов? Я потерял свыше семи тысяч человекочасов из-за их бомб! — продолжал, горячась, Талун.

«Сколько же реальных людей он потерял?» — подумалось Уриэлю, но вряд ли это его всерьез заботило.

— Может, гилдер Талун, — предложил Уриэль с металлическими нотками в голосе, — нам следовало бы оставить все эти разговоры о политике для зала сената, а сейчас просто наслаждаться поездкой?

Талун выразил свое согласие кивком головы, но Уриэль заметил, как в его взгляде промелькнуло раздражение. Талун явно не привык к тому, чтобы люди, обладавшие, по его мнению, более низким политическим статусом, делали ему замечания.

Не обращая на Талуна больше никакого внимания, Уриэль полностью отдался изучению проносящегося мимо него пейзажа. Городские стены были высокими и имели скос внутрь, направленный к нависающему крепостному валу. Капитан заметил гранатоуловители; встроенные в навесные бойницы, и полевые электрогенераторы, расположенные по всей длине стен. Из сведений о Павонисе, с которыми Уриэль ознакомился перед путешествием, он знал, что практически все необходимое для жизни производилось на самой планете тем или иным из семейных картелей. По большому счету и городам Ультрамара для защиты были не нужны такие технологические безделушки, но на его планете были куда более сильные защитные средства: отвага, честь и люди, олицетворяющие собой лучшие примеры человеческого благородства.

С рождения воспитанные на примерах героизма и чести, получившие образование на принципах благословенного примарха, Ультрамарины никогда эти принципы не нарушат, никогда не капитулируют и никогда не поддадутся никакой излишней роскоши.

Из этих размышлений Уриэля вывело многозначительное покашливание Перджеда: карета уже проезжала через бронзовые городские ворота.

Здания, расположенные с внутренней стороны городских стен, при ближайшем рассмотрении выглядели вовсе не так впечатляюще, как с воздуха: они были спроектированы исключительно функционально и почти не имели украшений. Здания же Макрэйджа, хотя и простые, были спроектированы весьма искусно, будучи, с одной стороны, прочными и надежными, с другой — шедеврами архитектуры. Уриэль понял, что коробкообразные сооружения Павониса спроектированы с целью достижения максимальной эффективности издержек, и посетовал про себя, что те, кто управляет финансами, частенько подрезают крылья фантазии архитекторов. Здесь и там Уриэль видел мужчин и женщин, очищающих стены зданий от коричневато-желтого налета — неизбежного следствия столь близкого соседства с тяжелой промышленностью. Он заметил также, что все они одеты в белые спецовки, чтобы на фоне стен выглядеть менее заметными.

Карета легко неслась вдоль вымощенных булыжником мостовых, мимо жителей в элегантных черных нарядах. От взгляда Уриэля не укрылось, что, когда карета пролетала мимо очередного горожанина, тот подобострастно снимал шляпу. По многолюдным улицам эхом разносился звон дворцового колокола.

Талун высокомерно помахивал прохожим, и Уриэля поразили его уверенные, непринужденные манеры.

— Вы здесь, как я вижу, хорошо известны? — поинтересовался Барзано.

— Да, разумеется. У меня много друзей в городе. — Как я понимаю, большинство этих друзей — члены картеля?

— Конечно. Простые люди обычно не осмеливаются входить в город. Это все, понимаете ли, сборы. Большинство из них не могут себе позволить войти внутрь. Особенно сейчас, когда губернаторская десятина выжимает из них последние' соки.

— Люди должны платить, чтобы войти в эту часть города?

— Ну да, — ответил Талун так, словно сама мысль о том, что по городу можно разгуливать бесплатно, была смешной и нелепой.

— И какова же плата за вход? Талун пожал плечами:

— Не знаю, сколько именно. Мы, члены картеля, разумеется, освобождены от этого сбора, но за свои прогулки по городу я ежегодно вношу малую толику своей прибыли.

Барзано наклонился вперед и помахал рукой за бортом кареты.

— А как же поддерживаются городские парки? Чистятся здания? Кто за это платит? Империя?

— Нет, нет, нет, — поспешно замахал руками Талун. — Я полагаю, что на их обслуживание идет часть общих налогов.

— Значит, говоря другими словами, — размышлял вслух Барзано, — все население вносит свой вклад в это чудесное место, но не может им наслаждаться, не заплатив за эту привилегию повторно?

— Полагаю, что это односторонний взгляд на вещи, — высокомерно ответил Талун. — Но, смею вас заверить, никто не жалуется.

— Ну уж не знаю, — не приминул заметить Уриэль, кивнув в сторону разъяренной толпы, собравшейся перед черными воротами Имперского дворца. — Они не выглядят очень уж довольными положением вещей на вашей планете.

* * *

Дженна не отрываясь смотрела, как к дворцовым воротам приближается последний из экипажей, и закатила глаза, увидев, что это коляска с открытым верхом. Неужели эти глупцы так и не поняли, что творится на городских улицах? Тех, что проехали раньше, закидали бутылками и камнями, вывернутыми из мостовой, и лишь милостью Императора никто не был ранен.

— Как вы можете им служить? — крикнул в лицо Дженне человек, измазанный сажей. — Неужели вы не видите, что помогаете поддерживать режим воров и обманщиков?

Неожиданно рядом с Дженной возникла фигура сержанта Колликса. Сержант размахнулся и что было сил врезал своей шоковой булавой прямо по лицу этого мужчины. Тот рухнул наземь, из его сломанной челюсти полилась кровь, и Колликс оттащил его за шеренгу арбитров. Затем сержант поволок кровоточащее бесчувственное тело в «Рино».

Конечно, то, что сказал этот человек, было явной провокацией, но в глубине души Дженна понимала: очень даже возможно, что он прав.

Однако Дженна отогнала от себя эту крамольную мысль. Не прошло и пяти лет, как она окончила Школа Прогениум, а ее подготовка для Адептус Арбитрес завершилась лишь шесть месяцев назад, так что рассуждать о политике было вовсе не ее ума дело. Вопрос о преступной некомпетентности правителей Павониса будет решать вышестоящее руководство, и если все окажется именно так, то правители планеты будут отстранены от занимаемых должностей.

Дженна напрягла мышцы ног, приготовившись вновь противостоять толпе, но с удивлением вдруг осознала, что в этом больше нет необходимости: люди перед ней, словно по команде, сделали шаг назад и изумленно уставились на что-то позади нее. Убедившись, что поблизости нет никого, представляющего угрозу, она бросила быстрый взгляд через плечо.

Мимо толпы скользила великолепная, парящая в воздухе карета, но все внимание Дженны Шарбен поглотил не сам экипаж, а гигант в синих доспехах, восседавший в карете вместе с Талуном и двумя мужчинами, которых Дженна видела впервые.

Она никогда раньше не видела Космического Десантника своими глазами, но на родной планете Дженны Вердан III она не раз подолгу рассматривала религиозные картины и плакаты. Но она и представить себе не могла, что необычайные размеры, приписываемые Космическим Десантникам, могут на самом деле оказаться правдой. Дженна узнала белоснежную эмблему на наплечнике Десантника: он был Ультрамарином. Поэтому арбитр ощутила прилив безрассудного страха, когда огромный воин бросил на нее суровый взгляд.

Карета промчалась сквозь ворота дворца, и воин-Ультрамарин пропал из виду. Стряхнув с себя оцепенение, Дженна вновь повернулась лицом к толпе, готовая к очередным неприятностям.

Однако такое зримое напоминание о мощи Империи, как Космический Десантник, лишило толпу какого бы то ни было желания продолжать беспорядки, и люди начали понемногу расходиться. Сначала — по двое и по трое, затем — большими группами, по мере того как весть о прибытии огромного воина Императора доходила до удаленной части толпы. Еще несколько демагогов пытались удерживать людей своими пламенными речами, но их уже никто не слушал, так что вскоре и этих ораторов посбивали наземь дубинками и уволокли в камеры «Рино».

— Ты видела его? — испуганно обратился к Дженне арбитр, стоявший рядом с ней в оцеплении. — Здесь Космические Десантники!

Да, думала Дженна Шарбен, Космические Десантники здесь.

Но вот что это значило: все стало лучше или, наоборот, еще хуже?

Купол Палаты Благочестивого Общения Сената Павониса был отлит из прочной бронзы, но его внутренняя поверхность со временем покрылась густой патиной. Круглое помещение под куполом было заполнено ярусами кресел, в которых горланили члены картелей Павониса. Нижний ярус — тот, что ближе остальных находился к полу в красно-золотую клетку, был предназначен для глав двадцати четырех картелей. При этом ряды темно-красных кожаных кресел редко бывали заполнены, исключения составляли лишь заседания в начале очередного финансового года.

Сейчас здесь были заняты лишь шестнадцать кресел. Главы шести наиболее прибыльных картелей — Шонаи, Верген, де Валтос, Талун, Хонан и Аброгас — присутствовали, напоказ проявляя друг к другу дружеские чувства. Позади глав картелей сидели члены их семейств.

И наконец в верхнем ярусе Палаты, в задней ее части, восседали столь же открыто высказывающиеся члены картелей, которые не состояли в кровных связях с их владельцами, но все они тем не менее подписали исключительные контракты о верности уставам картелей. Верхний ярус был самый многочисленный в палате, и его отделенные от остальных члены злобно вопили друг на друга, несмотря на неоднократные призывы к порядку облаченного в парик Посредника. Это и неудивительно: верхний ярус заполняли сплошь прихлебатели и авантюристы, которые, пользуясь связью с выбранными ими картелями, любой ценой стремились к продвижению в обществе. Именно на этом ярусе Уриэль заметил эксперта Баллиона Варле, сидящего с каким-то неуверенным видом в секторе, предназначенном для поддерживающих Талуна.

Гостям и тем, кто не имел формального права принимать участие в деятельности Палаты, разрешалось сидеть на голых деревянных скамьях этого яруса, и вот отсюда Арио Барзано, Лортуэн Перджед и Уриэль Вентрис наблюдали за происходящим внизу.

Уриэль спиной ощущал на себе взгляды многих зрителей из верхнего яруса, но, заставляя себя не обращать на них внимания, старательно прислушивался к тому, что происходило в Палате.

— Отсюда ничегошеньки ни разглядеть, ни расслышать, — проворчал Барзано, во весь рост вытянувшись над медным поручнем яруса.

— Полагаю, что именно так все и рассчитано, — с раздражением проворчал Перджед. — Многие миры на востоке галактики печально известны своим нежеланием допускать наблюдателей к деятельности своей государственной машины. Даже наблюдателей, столь… влиятельных, как вы.

— Вы и впрямь так считаете? — рявкнул Барзано. — Что ж, посмотрим.

Уриэль прекрасно понимал неудовлетворенность Барзано, но благодаря генетическим усовершенствованиям органов зрения и слуха он все прекрасно видел и слышал даже со столь удаленного места.

— А кто тот большой парень в черном? — спросил Барзано, указывая на дородного детину в центре зала, колотящего в пол длинным шестом, увенчанным бронзовой сферой.

— Это Посредник, — ответил Лортуэн Перджед. — Он выступает в качестве председателя на заседаниях сената, одобряет повестку дня и определяет порядок выступлений.

— Что-то не похоже, что он справляется со своими обязанностями успешно. Что, в конце концов, он там говорит?

— Пока он всего-навсего призывает собравшихся к спокойствию, — ответил Уриэль.

Барзано и Перджед удивленно уставились на Ультрамарина, пока не вспомнили наконец о его усовершенствованных чувствах.

— И все же так не пойдет, Уриэль, — после секундного замешательства произнес Барзано. — Совсем не пойдет. Ты-то в состоянии слышать все, но я не хочу выяснять, что происходит, из вторых рук. Не в обиду тебе будь сказано, мой дорогой.

— Да я и не обижаюсь, — заверил эксперта Уриэль. — Боевая информация из первых рук всегда более надежна.

— Совершенно верно. Так что пойдем. Давай-ка выберемся с этого насеста и поищем местечко поближе.

Барзано поднялся и повел Уриэля и Перджеда за собой по каменным ступеням к нижним ярусам. Несколько мускулистых судебных приставов в отороченных мехом мантиях и треугольных шляпах, бренча золотыми цепями — знаками их должности — на бычьих шеях, попытались было преградить им путь черными жезлами с бронзовыми набалдашниками. Уриэль видел, что они держали эти дубины вполне профессионально, и догадался, что некоторые заседания сената требовалось прерывать, когда «дискуссии» становились чрезмерно горячими. Но один лишь взгляд на исполинского капитана Ультрамаринов убедил приставов в том, что благоразумие, как бы то ни было, — лучшая составная часть мужества, и в считанные минуты Барзано, Перджед и Уриэль удобно устроились в обитых кожей креслах позади глав картелей.

Посредник многозначительно постучал жезлом в выложенный плиткой пол и уставился на вторгшуюся в Палату сената троицу. Бейлифы за их спинами лишь пожимали плечами. Головы присутствующих одна за другой повернулись в направлении незваных гостей, и в полном зале воцарилась столь несвойственная для этого места тишина: все ожидали, какие шаги предпримет Посредник.

Сложив на груди огромные руки, Уриэль в ответ вперил взор в лицо обливающегося потом человека. Напряжение было поистине велико, но оно спало, когда поднялся Вендаре Талун и взмахнул тростью в направлении Посредника:

— Посредник, могу ли я обратиться к нашим гостям?

Человек в мантии нахмурился, но кивнул:

— Слово предоставляется почтенному Вендаре Талуну.

— Благодарю вас. Друзья, члены картелей и трейдеры! С огромным удовольствием я приветствую здесь сегодня экспертов Барзано и Перджеда, а также капитана Ультрамаринов Уриэля Вентриса в качестве наших гостей. Эти почтенные посланцы Императора прибыли в наш беспокойный мир посмотреть, что можно сделать, чтобы помочь нам в тех ужасных трудностях, которые мы вынуждены испытывать на протяжении нескольких последних тягостных лет. Я полагаю, что это всего лишь благовоспитанность — приветствовать их здесь, на Нашем скромном собрании, и проявить по отношению к ним максимальную обходительность и предупредительность во время их пребывания на Павонисе.

Слова Талуна были встречены в равной мере как аплодисментами, так и язвительными замечаниями, а Перджед, наклонившись, прошептал Барзано и Уриэлю:

— Очень умно. Вроде бы Талун ничего такого и не сказал, а из его речи вышло, что мы здесь благодаря его влиянию, и, таким образом, теперь Талуна будут воспринимать как политика с большей перспективой, нежели губернатора. В то же время Талун обошелся без открытой критики в ее адрес. Очень умно!

— Да, — согласился Барзано, и глаза его сузились. — Очень умно.

От тишины, которая стояла в зале еще минуту назад, не осталось и следа: отовсюду звучали аплодисменты, свист и призывы сказать свое слово руководителям других картелей, но Уриэль уже не обращал на это никакого внимания — он был поглощен изучением других членов картелей, сидящих в переднем ярусе. В ближайшем к Посреднику ряду расположились губернатор Павониса и ее советники. Худощавый, с резкими чертами лица человек стоял позади губернатора, а рядом с ней восседал, потягивая трубку, мужчина постарше с огромной седой бородой. Оба ей что-то настойчиво нашептывали.

Микола Шонаи Уриэлю понравилась. Несмотря на царивший в зале сената хаос, она вела себя с достоинством, и капитан понял, что губернатор — личность очень и очень сильная.

Когда Талун, завершив речь, вернулся на место, взгляд Уриэля упал на седого мужчину, сидевшего рядом с ним. Иссеченное шрамами, обожженное лицо этого человека имело нездоровую бледность и вставки синтеплоти. Казалось, выступать ему не хотелось, и он с неприкрытой ненавистью уставился на губернатора Шонаи.

— Это Казимир де Валтос, — прошептал Перджед, проследив глазами за взглядом Уриэля. — Однажды корабль этого бедняги был атакован эльдарскими пиратами. Очевидно, они вдоволь над ним потешились, пока ему не удалось удрать.

— Что они с ним сделали?

— Не знаю. «Кошмарные вещи» — вот и все, что есть в моих записях.

— Что производит его картель?

— Двигатели и корпуса для боевых танков «Ле-ман Русс» и, главным образом, тяжелые артиллерийские орудия, хотя думаю, что по большей части за производством надзирает не сам Валтос, а его подчиненные.

— Откуда у вас такое мнение, Лортуэн? — спросил Барзано.

— В документах Администратума, касающихся этого мира, зарегистрировано не менее семи обращений гилдера де Валтоса за имперскими разрешениями на организацию археологических экспедиций в этой системе. Многие из прекраснейших экспонатов галереи казначейства Павониса — из его частной коллекции. На Павонисе он известный покровитель искусств и человек, как никто другой, увлеченный древностями.

— В самом деле? В таком случае у нас есть общие интересы, — хихикнул Барзано.

Перджед бросил на своего руководителя колючий взгляд, и Уриэль в очередной раз подумал, что бы все это могло значить и почему Барзано сам не знал этих фактов. Он кивнул в сторону бородатого человека с «конским хвостом», который сидел, согнувшись, рядом с де Валтосом и Талуном. Уриэль видел его безжизненный взгляд — даже среди запахов тел сотен людей, присутствующих в зале, он отчетливо уловил слабый аромат снотворного, исходящий от этого человека. Он легко распознал этот запах, хотя это снотворное было не столь распространено в галактике.

— А что насчет этого, кто он?

Бросив косой взгляд на незнакомца, Перджед разочарованно вздохнул:

— Это, капитан Вентрис, Бошамп Аброгас, и более жалкий образчик человечества вам трудно будет сыскать по эту сторону от шлейфа Паломника Офелии. Он бездельник и транжира, который с трудом напишет и собственное имя, даже если дать ему в руки перо и написать за него половину букв.

Гнев, прозвучавший в голосе Лортуэна Перджеда, поразил Уриэля, и старик, казалось, это понял. Он усмехнулся и пояснил:

— Извините, но я нахожу подобное разбазаривание талантов, данных личности Императором, расточительством. А если Администратум и ненавидит что-нибудь, так это убытки, дорогой капитан.

Внимание Уриэля вновь переключилось на нижнюю часть зала, где некое подобие порядка наконец было восстановлено. Посредник указал своим жезлом на толстяка в напудренном белом парике, ниспадающем на плечи, в то время как визгливая длинноволосая блондинка что было мочи вопила на него. Ури-эль вопросительно поднял бровь, а Перджед пожал плечами:

— Она сидит в кресле, обычно предназначенном для Вергена, поэтому могу лишь предположить, что она его дочь. Я ничего о ней не знаю, — признался эксперт.

Эта женщина была бы привлекательной, подумалось Уриэлю, если бы дала себе труд сдерживать свои порывы. Ухватившись за поручень перед собой, девушка пыталась перекричать всех остальных членов сената.

— Я требую, чтобы сенат признал мое право говорить от имени картеля Верген! — неистовствовала она. — Как дочь Леотаса Вергена, я требую права быть выслушанной!!!

Посредник явно игнорировал эту женщину, а два бейлифа подошли и встали рядом с ней. Посредник отвернулся и произнес:

— Слово предоставляется… почтенному Тарину Хонану!

В ответ на это объявление с верхних ярусов раздались смешки, а вслед за ними вниз полетели скомканные повестки дня. Толстяка, казалось, такая реакция на слова Посредника весьма расстроила. Он выпятил свою объемистую грудь, громко кашлянул, прочистив горло, и заговорил высоким гнусавым голосом:

— Думаю, что выражу наше общее мнение, присоединившись к гилдеру Талуну и приветствуя наших почтенных гостей на Павонисе. Что касается меня, то я хотел бы предложить им гостеприимство всех моих сельских имений.

— А комитет-то это одобрил, а, Хонан? — выкрикнул голос с противоположной стороны зала.

Комментарий шутника вызвал аплодисменты и смех, и Уриэль заметил, как гилдер Талун с раздражением потирает переносицу, словно поддержка Хо-нана ему неприятна.

Вернувшись на место, гилдер Хонан возложил руки на свой круглый живот. Он был смущен и пристыжен одновременно. Визгливая женщина опять принялась что-то кричать в сторону Посредника, а тот, ударив жезлом в плиты пола, произнес:

— Если с этим вопросом покончено, джентльмены, то первым пунктом в сегодняшней повестке дня значится чрезвычайное предложение, внесенное почтенным гилдером Талуном.

На противоположной стороне зала губернатор Павониса вскочила на ноги:

— Посредник, это недопустимо! Неужели вы позволите гилдеру Талуну вот так запросто захватить контроль над процедурой? Я созвала это заседание сената, и право первого голоса принадлежит мне.

— Чрезвычайное предложение имеет преимущественное значение по отношению к праву первого голоса, — невозмутимо возразил губернатору Талун.

— Я знаю правила процедуры! — рявкнула Шонаи.

— В таком случае могу ли я надеяться, что вы позволите мне продолжить, губернатор?

— Я прекрасно понимаю, чего вы здесь добиваетесь, Вендаре. Что ж, продолжайте, будьте вы прокляты!

— Как пожелаете, губернатор Шонаи, — подчеркнуто учтиво ответил Талун. Он встал, широко разведя руки в стороны, пробрался к центру зала, встал на клетчатый пол и принял из рук Посредника предложенный им жезл.

Лишившись жезла, Посредник заглянул в свой инфоблок и произнес:

— Гилдер Талун, я вижу: внесенное вами предложение не имеет заголовка. В соответствии со статьей шестой правил процедуры заседаний, от вас требуется заполнить форму три-два-четыре тире девять в трех экземплярах. Могу я предложить вам сделать это сейчас?

— Приношу уважаемому собранию свои глубочайшие извинения за отсутствие заголовка, но я чувствовал, что объявление темы моего предложения вызовет ненужное предубеждение, если это станет известным до того, как я сам ее сообщу. Будьте уверены, что я заполню соответствующую форму сразу по окончании собрания.

Посредник кивнул в знак согласия, предоставляя тем самым слово Вендаре Талуну.

Тот резко стукнул жезлом в пол.

— Друзья, мы живем в беспокойные времена, — начал он под льстивые аплодисменты. Талун улыбнулся, благосклонно принимая рукоплескания, и, прежде чем продолжить, картинно поднял вверх руки, прося тишины. — На всем протяжении нашей великой коммерческой истории мы редко встречались со столь серьезными угрозами, как сейчас. Мерзкие чуждые налетчики мешают нашим перевозкам, Церковь Старых Принципов взрывает наши предприятия и убивает наших рабочих. Торговое дело превратилось в дело выживания: затраты растут, налоги кусаются еще сильнее и маржа сокращается.

Публика подобострастно кивала оратору, с верхних ярусов даже раздавались громкие возгласы одобрения. Талун же расхаживал по залу, стуча жезлом, чтобы придать своим словам еще больший вес. Далее Уриэль, плохо разбирающийся в тонкостях политики, не мог не отдать должное ораторскому искусству Вендаре Талуна.

— И что же делает наш хваленый губернатор для преодоления этого кризиса? — вопросил Талун.

Собрание разразилось страстными выкриками: «Ничего!», «Да плевала она на все!» — и эти слова были еще самыми мягкими из тех, что раздались с верхних ярусов. Талун же невозмутимо продолжал:

— Среди нас нет никого, кто бы не пострадал от ее, мягко говоря, своеобразного финансового режима.

— Мой собственный картель стонет под тяжестью десятинного налога губернатора Шонаи так же, как и другие. Кому, как не мне, знать это? Брат де Валтос, вы сами были атакованы этими презренными чуждыми пиратами, от которых и нам достается, и вас кошмарно пытали. И тем не менее губернатор ничего не делает! Ровным счетом ничего! Сестра Верген, ваш возлюбленный отец был убит во время беспорядков. И тем не менее губернатор ничего не делает! Брат Аброгас, вашего кровного родственника чуть не убили на улицах родного города. И тем не менее губернатор ничего не делает!!!

Солана Верген была слишком удивлена тем, сколь большое значение придал смерти ее отца Талун, чтобы отреагировать на это соответствующим образом, то есть продемонстрировать, как она убита горем. Что касается Бошампа Аброгаса, то он даже не заметил, что оратор упомянул и его имя.

— Наш мир — в осаде, друзья мои. Хищники собираются, чтобы обглодать дочиста нашу планету. Однако губернатор ничего не делает!!!

Слова Талуна были встречены овацией, и Уриэль видел, как два советника губернатора чуть ли не силой удерживали ее на месте, когда Талун повернулся, чтобы в очередной раз обратиться к Посреднику. Вдруг овации смолкли, и в зале внезапно воцарилась мертвая тишина: собрание ожидало, что Талун скажет дальше.

— Посредник! — Голос Талуна принял официальный тон. — Я вношу предложение о вынесении сенатом вотума недоверия губернатору Шонаи и отстранении ее от должности!..

7

Магос Дал Колурст, техножрец глубокоствольной шахты Тембра Ридж, в третий раз сверился с картой на своем инфоблоке, дабы убедиться, что находится в нужном месте. Глядя на вспыхнувший тусклым светом дисплей, Колурст испытал сильное облегчение, которое не замедлило отразиться на лице техножреца. Если бы кто-нибудь сейчас находился с ним рядом, он увидел бы в зеленом свете, возникшем вокруг дисплея, довольную улыбку Колурста. Но рядом с ним не было никого. Колурст глянул вверх, проверяя, не повреждены ли провода светильников и электрический кабель, соединяющий их с силовым трансформатором. Наклонившись к трансформатору, он услышал обнадеживающее жужжание, которое сообщило техножрецу, что тот функционирует исправно. Да, кажется, все в порядке. Должное почтение Богу-Машине выражено, и он проверил правильность всех подключений.

Так почему же тогда он стоит один-одинешенек в душной тьме шахты, освещенной лишь дисплеем инфоблока и лучом наплечной лампы?

Колурст еще раз сверился с картой — просто чтобы убедиться, что он стоит в том самом месте. Второй ствол шахты, тоннель семьдесят два, переход тридцать шесть. Колурст знал, что он — в том месте, и не мог понять, почему здесь такая темнота, когда эта часть шахты должна быть буквально залита светом, здесь должно быть светло, как днем.

Техножрец вздохнул, понимая, что придется запрашивать другой генератор, невзирая на то, что начальнику шахты Ласко это вряд ли понравится: времена нынче тяжелые и картель всеми возможными средствами пытается снизить затраты. А это уже третий генератор, который летит в течение трех недель, и Колурст просто не мог взять в толк, что с ними такое происходит. Он и его коллеги-техножрецы подключали каждый из них по всем правилам, благословляя каждый молитвой и бережно нажимая на руну запуска. Все генераторы нормально работали в течение нескольких дней, в лучшем случае недели, после чего один за другим выходили из строя.

Один за другим трансформаторы прекращали подавать энергию в светильники, и постепенно, снизу вверх, шахта погружалась во тьму. Колурст вновь и вновь проверял каждый трансформатор, но результат был одинаков: трансформаторы исправно снабжались энергией, но она никуда не направлялась, когда это требовалось. Энергия там была, но куда же она исчезала?

Услыхав позади себя какое-то странное шуршание, Колурст инстинктивно подпрыгнул. Он повернулся, направив свет фонаря в то место, откуда, как ему казалось, исходил шум.

Там не было ничего, шуршала лишь тоненькая струйка песка, вытекающая из трещины в стене. Колурст, затаив было дыхание, с облегчением выдохнул и вытер со лба пот. Вновь повернувшись к трансформатору, он покачал головой и в очередной раз принялся осматривать его.

Ну вот, опять!.. Колурст направил свет фонаря в темноту. Он водил лучом туда и сюда, резко дергая фонарем, когда, казалось, тот улавливал какое-то движение на грани света и тьмы.

И действительно что-то светлое вдруг скользнуло за поворот тоннеля.

— Эй!.. — позвал он, стараясь не выдавать дрожь в голосе. — Кто здесь?…

Никакого ответа не последовало. Впрочем, Колурст и не ожидал, что кто-нибудь откликнется.

Он медленно приблизился к повороту, раздвигая темень светом фонаря. И вдруг услышал тихое постукивание, словно тонкие металлические стержни клацали друг о друга.

Тут что-то хрустнуло в его инфоблоке, и Колурст подпрыгнул. Ничего ведь не произошло… Или произошло? Техножрец на несколько секунд закрыл глаза, отчаянно пытаясь успокоиться. Все эти дурацкие истории, которые рассказывают шахтеры! Не стоило воспринимать всю эту ерунду так серьезно. Это всего-навсего глупые суеверия и чрезмерно активное воображение.

Все эти сказки было здорово слушать на поверхности, но здесь, на глубине десяти тысяч метров, они обретали совершенно иное, тревожное значение. Пот тонкой струйкой стекал по лбу и то и дело капал с носа Колурста. Да ерунда все это, просто-Просто что?

Бросив взгляд на инфоблок, техножрец в смятении постучал по дисплею, который вдруг тоже стал меркнуть. Вскоре он погас окончательно, и Колурст в очередной раз проклял злой рок, который забросил его в это ужасное место, а не на какое-нибудь из производств картеля.

И тут до его ушей вновь донесся странный звук, и Колурст зябко поежился, несмотря на сухую жару глубокой шахты. Казалось, будто кто-то, скользя, приближается к нему, — непонятный звук становился все отчетливее и громче, и Колурст начал медленно продвигаться в сторону лифта.

Он с трудом сглотнул подкативший к горлу ком, сердце его бешено колотилось о ребра.

Вдруг отчаянно замигал наплечный фонарь, и его и без того слабый свет начал угасать.

И тут Колурст увидел движение на границе затухающего луча: десятки крошечных сверкающих отблесков устилали пол шахты. Что бы это могло быть? Колурст в испуге попятился.

Однако и отблески последовали за ним.

В этот момент наплечный фонарь окончательно погас, и Колурст очутился в полной темноте.

Магос Дал Колурст захныкал, словно ребенок, и, повернувшись, бросился бежать. Но они настигли его, не дав техножрецу сделать и пары шагов…

8

Зал сената словно взорвался. Многие ожидали этих слов от Талуна, но тем не менее ожидать — одно, а услышать — совершенно другое. Сказать, что их эффект был равен эффекту разорвавшейся бомбы, значит, не сказать ничего. В один миг завопила добрая сотня глоток, стараясь перекричать одна другую. Уриэль посмотрел на губернатора: Микола Шонаи сидела спокойно и неподвижно, словно наконец произошло событие, которого она давно ждала. Ждала, опасалась и готовилась к нему.

Талун молча стоял в центре зала, держа жезл наперевес, словно оружие. Посредник призывал к спокойствию, бейлифы сновали в толпе, успокаивая наиболее рьяных крикунов с верхних ярусов резкими ударами дубинок.

Талун воздел руки в безмолвном призыве к тишине, и постепенно крики одобрения и негодования замерли, перейдя в монотонный, но все же взволнованный гул. Он стукнул жезлом по полу и, выдержав паузу, изрек:

— Кто из глав семейств готов поддержать мое предложение?

Казимир де Валтос с недоброй усмешкой на устах поднялся со своего места и возложил бледные руки на поручень. Уриэль обратил внимание, что кожа на его руках была искусственной — об этом говорил ее неестественно белый цвет, — и отдал должное мужеству этого человека, сумевшего удрать от мучителей-чужаков.

— Я, Казимир де Валтос, поддерживаю предложение почтенного Талуна.

Талун низко поклонился:

— Благодарю, гилдер де Валтос.

С верхних ярусов позади губернатора раздались свист и шиканье.

Посредник получил назад свой жезл и взмахнул им над головой, пока Талун возвращался на свое место. Затем он резко ударил им об пол:

— Предложение о вотуме недоверия внесено и поддержано двумя членами. Чтобы принять решение о вынесении его на голосование, прошу глав картелей продемонстрировать, поддерживают ли они это предложение или нет.

Посредник прошествовал к своему креслу и потянул за длинный бархатный шнур, открыв взглядам собрания большой экран, находившийся за занавесом на задней стене зала.

— Это становится интересным, — прошептал Барзано. — Теперь мы увидим, кто с кем спит.

Сначала медленно, затем все быстрее эмблемы семейных картелей одна за другой начали появляться на дисплее.

Барзано еле заметным движением подтолкнул Перджеда локтем, который тут же принялся заносить информацию о голосовании в свой инфоблок. Эмблемы де Валтоса и Талуна появились первыми, что было неудивительно. Неудивительным было и то, что вслед за ними сразу же последовал голос Шонаи против. Эмблема Хонана возникла рядом с эмблемой Талуна, вызвав издевательский смех на верхних ярусах. По залу пронесся возглас изумления, когда эмблема Вергена вспыхнула в колонке «за». Как только она появилась, люди, сидевшие за Соланой Верген, стали отчаянно подавать сигналы наследнице главы их картеля, призывая одуматься и прислушаться к голосу разума.

— Вот это да! — выдохнул Перджед. — Вот это удар!

— В каком смысле? — спросил Барзано.

— В том смысле, что Верген был союзником Шонаи почти десять лет, с тех пор как они, объединившись, выиграли выборы у Талуна. Ходили слухи, что Леотас Верген и губернатор Шонаи были хорошими друзьями, если вы понимаете, что я имею в виду. Кажется, дочь Леотаса Вергена не намерена продолжать эту дружбу.

Губернатор Шонаи с неприкрытой яростью уставилась на самодовольное улыбающееся лицо Соланы Верген.

Скомканная повестка дня, прилетевшая с верхних ярусов, шлепнула Бошампа Аброгаса по макушке, он подскочил и, очнувшись, наобум нажал кнопку на панели голосования. Эмблема Аброгаса появилась рядом с губернаторской, и члены его картеля хором испустили стон отчаяния. Да, их лидер действительно был глуп как пробка.

Расстановка сил в стане главных игроков была известна, и главы меньших картелей начали по очереди подавать свои голоса, увидев, куда дует политический ветер. В конце концов голосование завершилось, и результат стал ясен. Картель Шонаи проиграл.

Лортуэн Перджед кивнул, занеся в свой инфоблок голос последнего картеля.

— Этот раунд губернатор проиграла, и теперь вопрос будет вынесен на голосование всего сената, хотя по большому счету голосование будет простой формальностью, поскольку я сомневаюсь, что кто-то из членов картелей проголосует против своих хозяев.

— Итак, губернатор планеты свергнут, вот так вот запросто? — удивился Уриэль.

— Не совсем, — усмехнулся Барзано, поднимаясь со своего места.

— Что вы делаете? — спросил Лортуэн Перджед.

— Я собираюсь напрячь свои правовые мускулы. Уриэль, пойдемте со мной.

Перджед схватил Барзано за мантию и прошипел:

— Едва ли такое поведение приличествует эксперту Администратума.

— Точно, — улыбнулся Барзано, и в глазах его вспыхнули озорные искорки.

Уриэль спустился за Барзано по нескольким ступенькам, ведущим к клетчатому полу, и непринужденно отодвинул в сторону изумленного бейлифа, который преградил было им путь. Барзано толчком распахнул деревянные дверцы и зашагал к центру зала. Его дерзкая выходка в сочетании с могучей фигурой Имперского Космического Десантника, следовавшего за экспертом, вызвала в зале изумленную тишину. Посредник, не веря своим глазам, с красным от гнева лицом, застыл под дисплеем голосования.

Раздражение, вызванное столь бесцеремонным нарушением законного хода вещей, перевесило его здравый смысл, и Посредник подошел к Барзано, быстро и возмущенно залопотав:

— Это категорически не укладывается ни в какие рамки, сэр! Вы не можете таким вот образом попирать регламент нашего законного собрания!

— А я полагаю, что могу! — невозмутимо улыбнулся Барзано, доставая из складок своей мантий красную печать Администратума и поднимая ее над головой на всеобщее обозрение.

Уриэль настороженно посматривал на бейлифов, хотя никто из них, казалось, и не собирался вставать на защиту сенатского регламента.

Барзано вновь спрятал печать под мантию и обратился к сенату Павониса:

— Добрый день всем вам. Меня зовут Арио Барзано, и я прибыл сюда от имени Божественного Императора Человечества. Моя задача — вернуть этот мир на путь добродетели, уничтожить коррупцию и те беды, которые досаждают вашей планете. Я пришел с высочайшими полномочиями и силами, достаточными, чтобы привести в исполнение волю Администратума.

Уриэль не мог не заметить обеспокоенные взгляды, которыми обменялись некоторые главы картелей при упоминании термина «коррупция». Барзано развел в стороны руки, словно заключая в объятия весь сенат:

— Считайте, что это голосование приостановлено, джентльмены. И леди, — добавил Барзано, кивнув в сторону Соланы Верген, которая, глядя на эксперта, удивленно хлопала ресницами. Зазвучали разъяренные голоса, но они тут же смолкли, как только рядом с Барзано встал исполин в синих доспехах. — А теперь извините, мои просвещенные друзья, нам с губернатором Павониса предстоит очень многое обсудить. Удачного вам всем дня.

Барзано низко поклонился и знаком пригласил Лортуэна Перджеда присоединиться к нему. Старик, шаркая, спустился к Барзано и Уриэлю с раскрасневшимся от волнения лицом. Подойдя к ним, он схватил Барзано за руку и прошептал:

— Это было совершенно неуместно.

— Я знаю, — ответил Барзано, высвобождаясь от его хватки и направляясь к губернатору.

Микола Шонаи, ошеломленная столь неожиданным развитием событий, при приближении эксперта поднялась со своего кресла:

— Благодарю вас, эксперт Барзано. Но я ожидала увидеть вас только вечером.

Барзано подмигнул губернатору, наклонился к ней и многозначительно произнес:

— Мне нравятся эффектные выходы на публику, губернатор Шонаи, но пока не стоит меня благодарить, это еще не помилование. Пока это лишь пауза в развитии событий. Посмотрим, что будет дальше…

Губернатор Шонаи кивнула, понимая, что это была лишь первая схватка, которую она хоть и не проиграла, но и не выиграла. Тем не менее она была благодарна за предложенный ей спасательный трос.

— В любом случае благодарю вас.

— А теперь, пока вашего Посредника не хватил апоплексический удар, предлагаю переместиться в какое-нибудь менее людное место.

— Да, пожалуй.

Арио Барзано и Лортуэн Перджед сидели в кабинете губернатора, Уриэль почтительно стоял рядом. Губернатор Шонаи восседала за своим столом, а ее советники — Алмерз Чанда и Лиланд Кортео — стояли по обе стороны от нее. Дым из трубки Кортео медленно клубился под потолком, перемещаемый лениво вращающимся вентилятором.

— Должна сказать, эксперт, — начала Микола Шонаи, — я не ожидала, что вы позволите мне остаться в должности.

— Все еще может измениться, губернатор Шонаи, решение о вашем губернаторстве еще предстоит принять.

— Тогда почему же вы не позволили, чтобы все прошло само собой, и приостановили голосование по предложению Талуна?

Алмерз Чанда наклонился вперед и вымолвил:

— Право, губернатор, сейчас довольно и того, что эксперт не позволил этому произойти.

— Нет, Алмерз, это не так. Что ж вы молчите, эксперт? Почему?.

— Мне понравилось, как вы держитесь, и могу сказать, что Уриэлю тоже, — объяснил Барзано. Уриэль и не думал, что его симпатии к губернатору оказались столь очевидны для эксперта, Барзано еще больше вырос в его глазах: не каждый человек обладает такой проницательностью. — Помимо этого, дорогая леди, после того как я увидел остальных потенциальных кандидатов на вашу должность, вы показались мне в наименьшей степени, как бы это поточнее выразиться…

— Скользкой, коварной и ненадежной? — предположила Шонаи.

Барзано рассмеялся:

— Да, что-то в этом роде. Но, говоря серьезно, я не сторонник нарушения стабильности и стараюсь избегать больших перемен. Если все это принять во внимание, ваша замена принесла бы немного пользы.

— Другими словами, это могло бы оказаться лишь временной мерой?

— Именно так. Скажу начистоту, губернатор, как имперский руководитель вы не справились со своими обязанностями. Десятина — правомерный и подлежащий обязательной уплате имперский налог — не поступает, а ваша неспособность поддерживать мир на этой планете привела к тому, что мне поручили выправить положение любыми средствами.

— Это, безусловно, проблем у нас немало, но обстоятельства прошлого…

— Меня не интересуют обстоятельства прошлого, губернатор Шонаи, — грубо перебил ее Барзано, и Уриэля поразил его злой тон. Перджед, тоже выглядевший озабоченным, не вставая с кресла, наклонился вперед, а Барзано тем временем продолжил: — Что меня интересует, так это отсутствие прогресса в вопросе уничтожения этой Церкви Старых Принципов, организации, которая, с моей точки зрения, слишком сильно смахивает на еретический культ. Что меня интересует еще, так это неспособность вашей системы обороны отлавливать эльдарских налетчиков, которые атаковали наше судно и отправили на тот свет множество достойных слуг Императора. Но что беспокоит меня больше всего, так это тот факт, что вы не ощущаете необходимости информировать обо всем этом Администратум. Объяснение всех этих обстоятельств было бы весьма кстати.

— И что же мне сказать вам в ответ, эксперт? Адептус Арбитрес и наши собственные местные силы безопасности пытались уничтожить Церковь Старых Принципов, но они словно тени, и мы не можем обнаружить никакой зацепки, мы даже не знаем, как именно они обеспечивают себя оружием, — проворчала Шонаи. — Что же касается эльдарских налетчиков, наши корабли пора отправлять на консервацию, среди них нет ни одного моложе двух тысяч лет. Как же нам с ними сражаться на этих устаревших посудинах?

Барзано лишь улыбнулся, когда губернатор закончила свою тираду, и откинулся в кресле, явно удовлетворенный ответом.

Микола Шонаи положила руки на стол ладонями вниз:

— Я признаю, что было… что было неразумно до сих пор не выходить наверх с нашими проблемами, но я полагала, что мы сами сможем справиться с ними. Если я в чем-то и виновна, так это в том, что слишком верила в свои возможности совладать с кризисом.

— Да, — согласился Барзано. — Но в том-то вся и штука, что я тоже не верю в неспособность вашей администрации с ним справиться. Предлагаю отложить в сторону вопрос о прошлых ошибках и поработать над тем, как можно разрешить текущие проблемы в кратчайший срок. Вы согласны?

— Конечно, — быстро ответила губернатор. — Чем я могу помочь?

— Первый этап любой операции — это сбор информации, и, чтобы облегчить свои исследования, мне понадобится полный доступ ко всем данным, которые имеются в логических машинах дворца. Разумеется, включая все ваши личные файлы.

— Возмутительно! — разбушевался Алмерз Чанда. — Это переходит все границы, сэр!

— В самом деле? В ваших файлах есть нечто такое, что вы предпочли бы от меня скрыть? Я правильно вас понял, мистер Чанда? Записи о переданных взятках, незаконных сделках с ксеносами и тому подобное? — пошутил Барзано, хотя в любой шутке, как известно, присутствует доля истины. «Насколько же эта доля велика?» — подумал Уриэль.

— Разумеется нет! — продолжал неистовствовать Чанда. — Но это колоссальное нарушение протокола — копаться в личных файлах губернатора, словно она — преступник.

Протянув вперед руку, Микола Шонаи умиротворяюще положила ее на кисть Чанды:

— Все в порядке, Алмерз, мне нечего скрывать. Эксперт, вы получите все, что просите. Что еще вам понадобится?

— Поскольку мне не особенно хочется, чтобы меня заподозрили в предпочтении к какому-либо из картелей, а слухи эти поползут, как только от них последуют приглашения разместиться — а последуют они, я уверен, очень скоро, — я попрошу анфиладу комнат во дворце для себя и своего окружения. В настоящее время мои люди ожидают на посадочной площадке, на краю города. Я был бы признателен, если бы вы могли направить им сообщение об этом вместе с соответствующим транспортом, чтобы доставить их и мое имущество во дворец.

— Все ваши пожелания будут выполнены незамедлительно, — заверила эксперта губернатор и кивнула Чанде.

Советника рассердило такое лакейское поручение, но он взял себя в руки, молча поклонился и вышел.

— Что-нибудь еще?

— Да. Поскольку я, вне всяких сомнений, в ходе расследования буду иметь дело с местными силами безопасности, мне потребуется связь с Адептус Арбитрес. А пока свяжитесь с ними вы и попросите направить ко мне офицера.

— Им это не очень понравится, — заметил Лиланд Кортео.

— Меня совершенно не заботит, как они к этому отнесутся. Просто обеспечьте мне связь с Адептус Арбитрес. — От хозяйского тона Барзано Лиланда Кортео передернуло, но он кивнул и сделал пометку в своем блокноте. — Хорошо, это касается внутреннего фронта. Переходя к вопросу об эльдарских налетчиках, я предлагаю, чтобы крейсер «Горе побежденному» как можно скорее начал патрулирование окружающего пространства. Уриэль, я думаю, будет лучше, если вы сами обратитесь к губернатору и попросите тот объем помощи, который вам необходим.

Уриэль Вентрис сделал шаг вперед:

— Для достижения максимальной эффективности я попрошу полное досье с комментариями о каждом поселении, которое подверглось налету, и каждом атакованном корабле вместе с декларациями груза и списком пассажиров. Также нам нужна подробная карта системы с указанием точного времени и места каждой атаки. Исходя из всего этого, мы сможем вычислить центральную орбиту атак и разработать рациональную трассу патрулирования.

— Я лично прослежу за этим, капитан Вентрис. Уриэль кивнул и вернулся на исходную позицию.

— Как быстро вы сможете приступить к патрулированию, капитан?

— Сейчас техножрецы приводят корабль в порядок, и, как только затребованная информация будет передана на крейсер, мы сможем начать.

Барзано задумчиво потер подбородок:

— Великолепно. Я хочу, чтобы вы вернулись на судно и выследили этих чужаков. Мне даже трудно выразить, насколько большое значение я придаю этому заданию, капитан.

— Вернуться на корабль? Эксперт, мне была поручена ваша личная безопасность, и я дал слово лорду Калгару, что вам не будет причинено ни малейшего вреда!..

— Так оно и будет, потому что вы оставите в моем распоряжении отделение сержанта Леаркуса. Если, разумеется, вы уверены, что сержант сможет обеспечить мою защиту.

— Разумеется, уверен. Леаркус — испытанный ветеран многих кампаний. Я ему абсолютно доверяю.

— Тогда мне остается только разделить ваше доверие.

Внезапно Уриэль осознал, насколько искусно Барзано сманипулировал им. Леаркус — прекрасный воин и умрет, но не допустит, чтобы пострадал эксперт, и отстранить его от этого задания означало оскорбить его достоинство. Уриэль поклялся Марнеусу Калгару, что будет защищать Барзано, но если остаться с ним, то его люди пойдут в бой без своего капитана. Как бы теперь Уриэлю ни хотелось поступить иначе, Барзано не оставил ему выбора. Как капитан Четвертой роты, Уриэль должен доверять офицерам, находящимся под его командованием, да Уриэль и доверял им, но…

Уриэль с достоинством поклонился Барзано:

— Сержант Леаркус и его воины — прекрасная охрана. Сержант — выходец из уважаемой семьи и не подведет вас.

— Так же, как и вы. Я уверен в этом, Уриэль.

— Не подведу, пока бьется мое сердце, — заверил эксперта Космодесантник.

* * *

Арио Барзано потер уставшие веки и откинулся в кресле, почувствовав приступ нестерпимой головной боли. Изыскания, которыми он занимался, исследуя архив губернатора Павониса, оказались весьма плодотворными, но эксперту уже порядком поднадоели бесконечные предательства и обманы — вся та незамысловатая непривлекательность человеческих поступков, которые он обнаружил за последние два дня. Выкатившись на кресле из-за стола, он налил себе добрую порцию ускавара — лучшего местного напитка.

Комнаты, предоставленные ему губернатором, окутал полумрак, свечи почти догорели, превратившись в горячие лужицы застывающего воска. Потягивая крепкий напиток, Барзано зажег новые свечи и задумался о том, как же ему все-таки справиться с Церковью Старых Принципов. Микола Шонаи не солгала, сказав, что те словно тени. На деле же выходило, что поймать собственную тень куда легче, чем выяснить местонахождение этой группировки.

Секта впервые появилась семь лет назад, когда мощный взрыв уничтожил одно из предприятий Хонана, а возникший пожар стер с лица земли прилегающие склады. Ущерб картелю был нанесен баснословный, и все списали на плохой контроль и низкий уровень техники безопасности. Так бы, наверное, все и осталось, если бы спустя несколько дней губернатор не получила закодированное сообщение, в котором в весьма резких тонах осуждалась жадность правителей Павониса. Мало того, аноним торжественно обещал продолжить начатую им серию взрывов.

И злоумышленники сдержали обещание: вскоре каждый из картелей пострадал от рук террористов, а силы безопасности оказались не в состоянии что-либо им противопоставить. К настоящему времени от этих взрывов погибло почти четыреста человек, и, хотя в галактическом масштабе это число было незначительным, Барзано понимал, что каждая жизнь — это звено в цепи, которая однажды распадется, если он и его люди не смогут пресечь деятельность организации, именующей себя Церковью Старых Принципов.

Силы безопасности Павониса недалеко продвинулись в деле поимки террористов, и Барзано совершенно этому не удивлялся. Он быстро понял, что само их создание было фарсом. Финансируемые картелями, местные силы безопасности являли собой не что иное, как частные отряды охраны, защищавшие интересы тех, кто им платил, и поддерживающие жесткую дисциплину среди рабочих, и ничего больше. Несколько малочисленных гарнизонов Адептус Арбитрес, разбросанных по планете, мало что могли сделать помимо приведения в исполнение законов Императора, да и то только в центрах крупных городов. На бедных окраинах и в рабочих районах, окружающих предприятия, действовали только законы, установленные картелями.

Эксперту Администратума редко доводилось встречать более отвратительное змеиное гнездо, до краев полное вероломных гадюк, готовых в любой момент ужалить друг друга. Картели время от времени объединялись ради достижения краткосрочных целей и прибылей, а получив желаемое, быстренько отказывались от исполнения контрактов и меняли союзников. По большому счету в мире бизнеса все это было делом обычным, но Барзано страшно угнетало то, что на пороге завершения сорок первого тысячелетия люди все еще не отставили в сторону свои разногласия даже перед угрозой объединения всех чуждых рас галактики, стремящихся уничтожить человечество.

Орки носились по галактике, устраивая резню и грабежи почти в каждой планетной системе, и он с трудом подавил дрожь при воспоминании о разоренной войной планете Армагеддон. А ведь Павонис так близко к восточным рубежам, рано или поздно расширяющиеся границы Империи Тау достигнут и этого мира.

Да, галактика — это не поле для гольфа, и, только объединившись и добившись стабильности, Империя Человека может надеяться на выживание. Любое другое развитие событий было бы вопиющей недальновидностью, и Барзано поклялся приложить все силы, чтобы обеспечить сохранение стабильности Империума. Что же сделали правители Павониса, чтобы сберечь неприкосновенность одной из планет Императора?

Эксперт вернулся в свое кресло и включил дисплей терминала. В уголке экрана мерцало уведомление об очередном сообщении, но он оставил его без внимания, зная, что это — очередное приглашение вкусить гостеприимство очередного картеля. Приглашения на обед, охоту, вечеринку с коктейлями и участие в других столь же привлекательных развлечениях Барзано получил от каждого из домов. Он вежливо отклонил их все.

Вместо этого Барзано еще раз прокрутил сведения, собранные за последние два дня.

В скупой информации о небольших картелях он не нашел ничего, кроме обычной череды союзов, контробъединений и нарушений договоров. Лидеры крупных картелей оказались, однако, куда более интересными экземплярами.

Бошамп Аброгас проводил время, разрушая свою центральную нервную систему запрещенными наркотиками и день за днем проматывая семейное состояние.

Тарин Хонан — толстый дурак, который только тем и занимался, что тратил неслыханные суммы на проституток. Даже страшно представить, что могло бы случиться, если бы он начал руководить безмозглыми сервиторами.

О Солане Верген Барзано удалось узнать немного, и это беспокоило эксперта. Еще на заседании сената он почувствовал, насколько притворно ее горе по поводу смерти отца, а вот столь кардинальная перемена политического курса ее картеля, которая произошла во время голосования, заставила Барзано всерьез задуматься об этой девушке.

Де Валтос проводил большую часть времени, укрывшись от посторонних глаз в своих поместьях или гоняясь за древностями, рассеянными по всей системе. Даже слепец заметил бы ненависть, которую он питал к губернатору, хотя Барзано и не удалось обнаружить никаких прямых причин для столь острой вражды. Все это, вместе взятое, определенно служило основанием для проведения дальнейшего расследования. Также прослеживалась отчетливая связь между де Валтосом и темным эльдаром, хотя Барзано понимал, что связь эта не та, что порождает сотрудничество. На судне чужаков де Валтоса запытали чуть ли не до смерти, и, несмотря на то что шансов выжить у него не было, он все-таки выжил.

Поначалу Барзано не принял в расчет Миколу Шонаи — он не почувствовал с ее стороны никакого притворства, да и в любом случае ее второй шестилетний срок на посту губернатора планеты подходил к концу, а Конституция Павониса запрещала занимать эту должность три срока подряд. Получалось, что, лишившись губернаторского кресла именно сейчас, Шонаи только выигрывала, но почему же она тогда продолжала цепляться за власть? Арио Барзано понимал, что один только этот факт не может исключить ее из списка подозреваемых, на своем веку Барзано разоблачал предателей с куда менее значительными мотивами. Но он занимался подобными делами уже много лет и был убежден, что лжеца, каким бы хитрым и изворотливым тот ни был, ему удастся распознать всегда, а Микола Шонаи не казалась ему таковой.

По правде говоря, эксперт восторгался этой женщиной. Она старалась сделать для своего мира все, что было в ее силах. Но Барзано знал, что одних стараний в этом деле недостаточно. Усилия должны сочетаться с результатами, а результаты на Павонисе говорили сами за себя. Но вот Талун…

С Талуном была другая история. Вендаре Талун, который дважды за последние десять лет потерпел поражение на выборах от объединившихся картелей Шонаи и Верген, он-то выигрывал все. Когда бы Барзано ни занимался подобными задачами, он всегда начинал, задавая себе один и тот же вопрос: кому это выгодно? Во всем этом хаосе террористических актов, чуждых пиратов и угроз политического переворота картель Талуна все время оказывался в выигрыше.

От взрывов его картель пострадал меньше других, кроме разве что картеля Шонаи, а Барзано давным-давно понял, что в таких делах совпадений не бывает. Совпадение во времени налетов эльдарских пиратов и появления Церкви Старых Принципов, несомненно, говорило о присутствии на планете некой организующей руки. Талун уже проявил свое коварство, и Барзано понял, что змеевидные извилины его мозга вполне способны разработать и такой изощренный план.

Оттолкнувшись от терминала, Барзано встал и одним глотком осушил свой стакан. Собираясь завтра с раннего утра снова сесть за работу, эксперт с тревогой подумал: что-то еще удастся обнаружить? Барзано велел контактному лицу, два дня назад прибывшему по его требованию из Адептус Арбитрес, одеться в штатское. Внезапно он подумал: а есть ли вообще у этой девушки гражданская одежда? Похоже, она из тех, кто живет своим призванием, и он улыбнулся, осознав, что в таком случае они с ней очень похожи.

Услышав из-за дверей низкие голоса своих охран-ников-Ультрамаринов, Барзано вспомнил об Уриэле Вентрисе. К сожалению, он не мог сказать Уриэлю правду, но эксперт понимал, что если бы сделал это, то в отношениях с капитаном Космических Десантников у него могли бы возникнуть проблемы, а Барзано этого не хотелось.

Эксперт взглянул на бронированный сейф, скрытый в стене за портретом человека по имени Форланус Шонаи, где спрятал свою шкатулку.

Барзано усилием воли сдержал побуждение открыть ее и рассмотреть то, что лежало внутри.

«Ради Павониса, — мысленно взмолился он, — лишь бы только не пришлось этого делать!»

Уриэль видел, что лорда адмирала Тибериуса раздражает присутствие на борту его судна пилота системы, но капитан знал, что адмирал достаточно практичен, чтобы примириться с этой необходимостью.

Проложенный Уриэлем и Тибериусом наиболее оптимальный маршрут к Каэрнусу IV — месту последнего нападения эльдара — вел их напрямую через широкий пояс астероидов, и без знания безопасных путей сквозь него они наверняка наломали бы дров. Прошло шесть напряженных часов, в течение которых пилот искусно вел их сквозь стаю огромных астероидов, и все это время Уриэль молился Императору, Жиллиману и всем святым, чтобы те помогли им поскорее выбраться отсюда.

Карта системы, предоставленная губернатором Шонаи, оказалась весьма дельной, на ней были обозначены места всех нападений эльдарских налетчиков. Уриэль не представлял себе масштабов их злодеяний, пока не увидел карту, — свыше сотни нападений за каких-то шесть лет! Почти каждое из них приводило либо к полному разрушению поселения, либо к уничтожению корабля и массовой резне. Уриэль вновь с уважением и восхищением вспомнил о Казимире де Валтосе, когда представил, какие мужество и решительность потребовались от него, чтобы суметь удрать от этих чудовищ.

— Рулевое управление, идем вправо на ноль-два-пять, под углом тридцать градусов вниз, — произнес пилот системы. — Давай, красавец, мы сможем там тебя протащить!

Уриэль поднял взгляд от стола прокладки маршрута к обзорному окну и побледнел, увидев крошечный промежуток между медленно вращающимися астероидами, на который нацелился пилот. Он затаил дыхание, наблюдая, как две гигантские скалы, каждая из которых превосходила крейсер «Горе побежденному» на несколько миллионов тонн, проскользнули мимо корабля. Уриэль видел, как Тибериус сжал край капитанского пульта так, что костяшки его пальцев побелели, а лицо от волнения сплошь покрылось морщинами. Он с большой неохотой позволил пилоту, знающему окрестное пространство, управлять его кораблем, но не с адмиральского пульта.

— Неужели вам так уж необходимо подлетать так близко к этим проклятым скалам? — не выдержал Тибериус, терпение которого в конце концов лопнуло. — Если вы даже слегка царапнете по любой из них, мы тут все всосем вакуум!

Пилот по имени Криворн, выходец из кузниц Альтемаксы, лишь усмехнулся, обнажив желтые пеньки — остатки былых зубов.

— Ха! Да это самый легкий путь. Я мог бы провести вас Аллеей Покинутых, вот там бы вы действительно увидели настоящий полет.

— Аллеей Покинутых? — переспросил Уриэль. — На карте такого названия нет.

— Не-а, — подтвердил Криворн. — Просто это название пришло мне в голову, когда я чуть не потерял там корабль.

— Вы чуть не потеряли корабль?! — взорвался Тибериус.

— Да, хотя в этом не было моей вины, — честно признался Криворн. — Мы летели там, счастливые, как орки в плесени, когда совершенно внезапно, из ниоткуда, вдруг возникла эта проклятая огромная развалина! Клянусь, минуту назад ее не было, а в следующее мгновение мы сбрасываем скорость, круто закладываем руль направо и даем задний ход:

— Я полагаю, тогда вы просто допустили навигационную ошибку, пилот.

— Я? Нет, мой лорд. Я проверял обзорные системы секундой раньше, и этой чертовой штуковины там не было… Рулевое управление, ложимся на новый курс: три-два-четыре, под углом десять градусов вверх.

— Так что же это все-таки было? — снова спросил Уриэль, обеспокоенный вялыми указаниями Криворна рулевому.

— Так никогда и не узнал, но, думаю, это была одна из этих космических развалюх, о которых часто говорят, — неохотно ответил Криворн. — И я не первый, кто ее видел. Многие космические странники говорят, что встречали ее в системе Павониса. Они называют ее кораблем-полумесяцем из-за ее формы. Рулевое управление, новый курс: ноль-ноль-ноль, вверх.

Уриэль знал о таких покинутых судах, разбитых остовах, затерявшихся в варпе, обреченных стать кораблями-призраками, бесконечно курсирующими в ледяных глубинах космоса. Никто не мог предсказать их маршрут, и появлялись они всегда неожиданно, когда капризная судьба вышвыривала их из нематериального пространства. Мысль о том, что такой корабль может оказаться поблизости, вызвала у Уриэля сильное отвращение.

— Послушайте, хватит нести эту чертову бессмыслицу, — подал голос Тибериус. — Сколько еще нам осталось идти сквозь пояс астероидов до Каэрнуса IV?

Криворн скривил губы в некое подобие улыбки, в очередной раз обнажив свои гнилые зубы, и отвесил Тибериусу глубокий поклон:

— Мы только что прошли сквозь пояс, мой лорд. При нынешней скорости и в этом направлении мы окажемся на орбите планеты ориентировочно через час. Милости просим.

Казимир де Валтос почувствовал, как его внутренности вновь свело судорогой, и извергнул в миску очередную порцию липкой кровавой пены. Лоб его покрылся каплями пота, желудок скрутили болезненные спазмы, взгляд затуманился, и новая волна черной рвоты обожгла горло и выплеснулась в миску.

Проклятые ксеносы! Каждый день его тело бунтовало против мерзких ядов, которыми они его травили. Только ежедневные вливания сильных очищающих средств сдерживали их истощающее воздействие, но даже эти радикальные меры не уменьшали страданий де Валтоса.

Он поднялся с пола комнаты для омовений и плотно запахнул банный халат на своем тощем теле. Как только последние спазмы утихли, он плеснул в лицо воды. В тщетной попытке избавиться от кислого привкуса во рту де Валтос прополоскал гортань и вытерся шелковым полотенцем. Затем он аккуратно расчесал свои белые волосы альбиноса гребнем слоновой кости.

Уставившись в зеркало, он в который раз задумался о том, как случилось, что его жизнь приняла такой оборот. Ответ пришел довольно легко. Это началось в тот день, когда его экспедиция обнаружила пещеру под разрушенным городом на Цтелмаксе и надписи аббата-еретика Кортесвейна. Если бы только он не переводил эти надписи! Если бы только он не последовал тем жутким пророческим словам!.. Если бы только он не повстречал эльдара. Но он последовал им, и вот к чему это привело. Он поднял бледную, в пятнах, руку к лицу и потыкал в лишенную нервов синтеплоть, которая покрывала его череп, зная, что ничего он не почувствует. Он вновь взглянул на свое отражение. Когда-то его считали красавцем и он ухаживал за прекраснейшими женщинами Павониса, но все это осталось в прошлом. Об этом позаботилось раскаленное добела лезвие пытавшего его чужака.

Много раз после встречи с эльдаром де Валтос подумывал о самоубийстве, но у него не хватало мужества даже на это. Искушение слов Кортесвейна слишком крепко овладело его душой, и вот тогда де Валтос по-настоящему осознал, что величайшее проклятие из всех проклятий человечества — это надежда.

Зачем же еще он стал бы продолжать этот путь вниз, если не ради надежды?

Де Валтос отшвырнул полотенце и прошел в спальню. В комнате отсутствовало зеркало, да и во всем остальном она была обставлена по-спартански ни следа той роскоши, без которой многие не могут представить лидера богатого картеля. Сняв халат, де Валтос зашел в гардеробную, где без долгих размышлений выбрал свой любимый, темно-синий, костюм с узкими лацканами и высоким воротником. Он надел брюки, затем пиджак. Одеваться было трудно — паутина шрамов, которыми одарил его эльдар, болезненно стягивала кожу на груди и руках. Но скоро прибудет гость, а де Валтос не любил опаздывать.

То, что он презирает и его, и всю ту заумную чепуху, в которую тот верит, в данном случае не имело значения.

Не имело значения и то, что не так давно он и сам во все это верил.

Времена с тех пор изменились, и его ответственность была уже куда больше, нежели прибыли и убытки, производство и трудовые ресурсы. Выбрав к костюму черные туфли из кожи карнодона, де Валтос присел на край заляпанной кровью постели и, кряхтя, натянул их, после чего поднялся и поправил костюм.

Услыхав звон колокольчика в вестибюле, он понял, что гость прибыл. Прибыл, как и обычно, вовремя. Элегантно одетый, де Валтос подошел к изголовью кровати и собрал окровавленные ножи, разбросанные вокруг изуродованного человеческого трупа, лежащего на матрасе. При этом де Валтос старался не попадать ничего не чувствующими пальцами в лужицы липкой крови.

Он уложил орудия пытки в черный кожаный футляр и легким пинком отправил его под кровать, снова кинул взгляд на труп и ощутил знакомое чувство разочарования. Этот даже и близко не подошел к тому, чтобы удовлетворить его потребности, и де Валтос понимал, что вскоре ему понадобится раздобыть очередной кусок живого мяса, который помог бы ему успокоить демонов, завладевших его разумом.

Он представил на этой кровати Солану Верген, и сердце де Валтоса учащенно забилось.

Круто развернувшись на каблуках, де Валтос вышел из комнаты и спустился по широкой мраморной лестнице в вестибюль навстречу своему гостю.

Он обнаружил его внизу нервно переминающимся с ноги на ногу.

Алмерз Чанда поднял голову на звук шагов. Казимир де Валтос улыбнулся.

Без судейской униформы Дженна Шарбен чувствовала себя совершенно не в своей тарелке и в сотый раз сожалела о том, что Вирджил Ортега направил ее сиделкой к этому проклятому эксперту. Девушка была одета в строгое синее платье с просторными рукавами и внутренней кобурой под мышкой слева, в которой находился автоматический пистолет. Дженна стояла по стойке «вольно» в комнате эксперта и осматривала его жилище.

Арбитр Дженна гордилась своим умением многое узнавать о людях по тому, как они живут: об их вкусах, о том, что им нравится и что не нравится, приверженцы ли они порядка или предпочитают жить в состоянии постоянного бардака.

Но при виде жилища Барзано брови девушки удивленно поползли вверх — настолько странным оказалось жилье этого человека. Десяток книг, стопкой высившихся на столе, лежали в алфавитном порядке, хотя они явно не были принадлежностью этой комнаты, и в то же время груда скомканной одежды валялась на покрывале кровати. В изножье кровати находился ящик для обуви, запертый на геноключ, а на столе валялся открытый дневник, испещренный пометками эксперта. Рядом с дневником стояли полупустой графин ускавара и хрустальный стакан с остатками напитка, причем стоял он так, по всей видимости, со вчерашнего дня.

Что за человек этот эксперт?

— Достаточно увидели? — прозвучал голос из дальнего угла комнаты.

Дженна вздрогнула, и ее рука невольно потянулась к пистолету. Там, привалившись к стене, стоял человек в испачканной красной робе картеля Талун и жевал табак. Человек этот был небрит и с трехдневной щетиной на округлом подбородке выглядел забулдыгой-простолюдином.

Дженна открыла было рот, чтобы спросить незнакомца, что он здесь делает, когда внезапно до нее дошло, что это и есть эксперт, которому она была представлена накануне вечером. Перемена в облике Барзано была поистине впечатляющей.

— Сейчас — да, — ответила арбитр Шарбен, когда эксперт легким шагом направился к ней.

Барзано улыбнулся:

— Сегодня я намереваюсь побыть Гальяном Кордой, вторым техником с плавильного завода три-шесть-два картеля Талун. Что скажете?

Дженна лишилась дара речи. Если б она не знала истины, то поклялась бы, что эксперт — выходец с Павониса. И произношение, и одежда, и усталая сутулость — всем в точности эксперт походил на рабочих местных предприятий. Волосы его были зализаны назад, и Дженна заметила, что его щеки теперь выглядят более пухлыми.

Словно прочитав ее мысли, Барзано вытащил из-за щек два тампона и, подмигнув, вставил их обратно в рот.

— Думаете, я сойду за местного?

— Несомненно, — заверила эксперта Дженна. — Хотя зачем это вам?

— Ну, я не думаю, что с учетом происходящих беспорядков, и непопулярности действующей администрации кто-нибудь разоткровенничается перед пришельцем из другого мира, не говоря уже о представителе Администратума. А вы как считаете?

Дженна понимала, что эксперт говорит дело, и тут его вчерашняя настойчивая просьба одеться в штатское обрела для нее истинный смысл. Он хотел выйти из дворца и смешаться с рабочими. А она должна была стать — кем: телохранителем? Гидом? Или и тем и другим?

— Так что же вы задумали, эксперт Барзано?

— О, всего лишь небольшую прогулку в рабочие кварталы за городские стены. Особых усилий от вас это не потребует, я обещаю. — Барзано махнул рукой в сторону книг и терминала. — Это, конечно, здорово — получать информацию оттуда, но я всегда считал, что лучшую первичную информацию можно собрать лишь на местности. А вы так не считаете? Да, сегодня Гальян Корда, недавно уволенный с завода Талуна, пообщается с такими же недовольными и обсудит то кошмарное состояние дел, к которому привела нас губернатор.

— А какова моя задача?

— Вы, дорогая, мой телохранитель, — улыбаясь, прошептал Барзано, от души наслаждаясь своей новой ролью. — Видите ли, когда Гальян оставил работу у Талуна, он забрал с собой некоторые разоблачающие его документы.

— Да?…

— Я так думаю. А если серьезно, я почти уверен в этом.

— Так из какой же области эта разоблачительная информация?

— Пока понятия не имею, — хихикнул Барзано. — Хотя, думаю, это что-то скабрезное.

— А как насчет Космических Десантников снаружи? Вы вряд ли сойдете за местного рабочего, если за вами по пятам будут следовать двое гигантов в доспехах.

— Разумеется. Поэтому сегодня они следовать за мной не будут.

— И как же вы собираетесь выбраться из дворца без них?

— Элементарно, моя дорогая Дженна! Они меня вообще не увидят, — пообещал Барзано. — Они увидят вас и парня в робе, довольно сомнительной наружности, которые направляются к выходу, при этом Десантники будут убеждены, что лежебока эксперт все еще спит в своих покоях. Поверьте мне, это легче, чем вы думаете.

Дженна Шарбен покачала головой.

— На самом деле я не думаю, что это такая уж хорошая идея, — произнесла она.

9

Уриэль смотрел на обожженные человеческие останки, лежавшие на маленькой походной койке, и думал: как, во имя всего святого, этот человек мог оставаться живым? Как только Уриэль увидел этого несчастного, он тут же вызвал своего полевого апотекария, чтобы тот оказал молодому человеку помощь. Местный врач сделал все, что было в его силах, но сил этих оказалось крайне недостаточно. Состояние несчастного было столь тяжело, что врачу оставалось надеяться лишь на чудо.

Апотекарий Селенус осторожно приподнял ногу лежащего, разматывая повязку, перепачканную запекшейся кровью и гноем, и наложил целебный бальзам на остатки иссохшей плоти. Селенус работал при свете дюжины потрескивающих свечей, и тошнотворное зловоние отмирающего обожженного мяса смешивалось с душистым запахом плавящегося воска, делая воздух в комнате невыносимо едким.

Последнее свое нападение эльдары совершили на планету Каэрнус IV, и в информации, предоставленной губернатором, было указано, что в этой резне удалось выжить лишь одному человеку.

Теперь, когда Уриэль увидел этого человека, которого член городской управы назвал Гедриком, своими глазами, сердце капитана сжалось от жалости.

Ультрамарины прибыли на Каэрнус IV, чтобы получить информацию непосредственно от живого свидетеля событий, и Уриэля не покидало странное чувство, что поговорить с Гедриком ему жизненно необходимо.

Сержант Пазаниус наклонился к Уриэлю и прошептал:

— Думаешь, он еще поживет?

В ответ Уриэль неопределенно покачал головой:

— Селенус утверждает, что нет, но этот парень — боец. По большому счету он уже давно должен быть на том свете, но какая-то сила поддерживает в нем жизнь.

— Что же это за сила?

— Не знаю, Пазаниус, не знаю… Член городской управы сказал, что не позволил их доктору даровать парню Покой Императора. Этот Гедрик все повторял, что ждет ангелов. Что у него есть какой-то дар для них.

— Что бы это значило? — усмехнулся Пазаниус. — Должно быть, он просто бредил от боли.

— Не думаю, — прошептал Уриэль. — Я полагаю, что он ждал нас.

— Нас? Откуда он мог знать, что мы придем? Уриэль снова пожал плечами:

— Говорят, что тем, кто ощущает прикосновение смерти, но продолжает жить, Император иногда дарует видения и чудесные силы. То, что он выжил, — чудо, и, возможно, этой причины достаточно, чтобы поверить ему.

Пазаниуса, похоже, мало убедили доводы капитана.

— Я всегда говорил, что годы, прожитые в подземельях Калта, не могли не сказаться на тебе, капитан. Ты и в самом деле думаешь, что раз этот бедняга еще не умер, то его коснулся сам Император?

— Возможно… Я не знаю, Пазаниус. Говорят, почитаемая святая Капилена прожила три дня после того, как пуля вошла ей в сердце, что Император не дал ей упасть, пока она не привела войска к победе над мразью Хаоса на той планете, что теперь носит ее имя. Я не могу дать тебе рационального объяснения, друг мой, но внутренний голос подсказывает мне: что-то поддерживало в нем жизнь не просто так. Я не могу этого объяснить, у меня просто есть такое чувство.

— Ну вот ты и заговорил, как Айдэус, — проворчал Пазаниус. — Я всегда знал, что, когда в нем просыпалось «какое-то чувство», это означало лишь то, что нас ждут серьезные неприятности.

Доктор Селенус отошел от койки умирающего и поклонился Уриэлю:

— Брат капитан, для него больше ничего нельзя сделать. Я наложил мази, которые предотвратят заражение раны, и перевязал их, как мог, но все это — бесплодные усилия. Он скоро умрет. Ничто не в силах помешать этому.

— Ты сделал все, что мог, брат, — ответил Уриэль. Когда Селенус проходил мимо, он положил руку на наплечник апотекария и добавил: — Помни, Селенус, оказание помощи тем, кто в ней нуждается, это всегда небесплодные усилия. Присоединяйся к остальным, а я попробую поговорить с парнем. Думаю, он дожидался нас и у него есть что мне сказать. Селенус кивнул:

— Как пожелаете, брат капитан.

Наклонив голову в дверном проеме, апотекарий вышел из зловонной комнаты. Уриэль и Пазаниус приблизились к постели умирающего и встали на колени у ее изголовья.

Уриэль снял шлем, поставил его на пол, вымощенный плиткой, и провел рукой по волосам. Он склонился к Гедрику, стараясь не вдыхать ужасный запах поджаренного человеческого мяса.

Веки юноши задрожали, когда он почувствовал близость Уриэля, его грудь поднялась, и он сильно втянул в себя воздух.

Голова Гедрика наклонилась в сторону Уриэля. Пока он с трудом произносил слова, на его растрескавшихся, вздутых губах выступила прозрачная жидкость.

— Я верил, я знал, что вы придете, — шептал он, и слова его были едва слышны.

— Да, мы пришли. Я — Уриэль Вентрис из Ультрамаринов.

Гедрик кивнул, уголки его измученных губ приподнялись в усталой улыбке.

— Да, я видел тебя, когда смотрел в приближающуюся ночь.

— Ты видел меня? — спросил Уриэль, бросив в сторону Пазаниуса удивленный взгляд.

Сержант лишь пожал плечами, не скрывая своего недоверия.

? — Да, тебя и Смерть Миров. Свет и Тьму — два воплощения одного и того же ангела.

Уриэль отчаянно пытался вникнуть в смысл этих загадочных слов. Смерть Миров? Свет и Тьму? Неужели Пазаниус был прав? Может быть, у парня съехала крыша после того, что ему пришлось увидеть и испытать?

— Ты знаешь, почему на вас напали? — продолжал его расспрашивать Уриэль. — Ты можешь что-нибудь рассказать о том, кто это сделал с тобой?

— Они пришли за металлом… Человек машины вырвал его сердце, и теперь он умирает.

Уриэль окончательно был сбит с толку. Каэрнус IV был сельскохозяйственной планетой. Согласно документам Сегментума, здесь нет залежей металла, которые стоило бы разрабатывать. Определенно ничего такого, что стоило бы гибели целой общины.

— Я не понимаю, Гедрик. Что за человек машины? Киборг? Сервитор? Что за металл?

— Металл, который течет. Он теперь умирает. Мой меч… Я выковал его сам. Теперь он умирает…

Пазаниус поднял кожаные ножны, лежавшие подле койки, и сжал обвитый проволокой эфес оружия. Он вытянул заржавленный меч из ножен и поднес его поближе к свече.

Рассматривая клинок, Уриэль и Пазаниус обменялись изумленными взглядами. По контуру он испускал слабое голубоватое сияние, смутно озарившее комнату. Сами же лезвия клинка оставались серебристыми, так как скрытая в сердце меча пульсирующая вена неестественно коричневого цвета конвульсивно вибрировала — жизнь по капле покидала клинок. Бесформенные пятна черноты постепенно заполняли прозрачный металл, и Уриэль видел, как они медленно распространялись по всему клинку. Он прошелся перчаткой по плоскости меча, и на пол посыпались хлопья мертвого металла.

— Гедрик, что происходит с мечом?

— Он умирает. Беловолосый и человек машины пришли и убили Металлический холм, и теперь весь он умирает. Они убили Маэрен и Руари. — Бесцветные глаза Гедрика наполнились слезами. — Я не понимаю за что, мы бы поделились с ними.

— Беловолосый? Он пришел с человеком машины?

— Да. С человеком машины, священником машин.

Уриэль и Пазаниус, не сговариваясь, пришли к одному и тому же заключению. Священник машин — это могло означать только одно. Но служитель Бога-Машины, техножрец Адептус Механикус, работающий с ксеносами? Сама мысль об этом казалась абсурдной.

— Не может быть, чтобы он имел в виду именно это… — начал Пазаниус.

— Нет, конечно нет, — согласился Уриэль. — Гедрик, я думаю, ты мог ошибиться.

— Нет! — прохрипел Гедрик, слабо качая головой на заляпанной кровью подушке. — Ангел, которому ты служишь, велел мне передать эти слова. Смерть Миров и Несущий Ночь ожидают возрождения в этой галактике. Появится один из них или никто — выбор-в твоих руках.

— Что это значит? Сказал тебе… Ангел… Что это все значит? Прошу тебя, Гедрик, ответь!

Гедрик глубоко вздохнул, и вздох этот застыл в его горле. Голова несчастного безвольно откинулась назад. Юноша прошептал:

— Пожалуйста, приведите священника. Я хочу исповедаться…

Уриэль кивнул и произнес:

— Сержант Пазаниус, приведите капеллана Клозеля, слуга Императора ждет его помощи.

Сержант поклонился и вышел из комнаты, в которой поселилась смерть, а Уриэль присел на край постели рядом с умирающим. У него кружилась голова при мысли о техножреце, работающем на эльда-ров. Кто мог бы представить себе такое? А Смерть Миров, Несущий Ночь… Кто они?

Заслышав в коридоре тяжелые шаги капеллана Клозеля, Уриэль повернулся и встретился взглядом с покрытым боевыми шрамами воином-священником.

— Он достойно служил Императору, брат капеллан. Выслушай его исповедь. Я подожду тебя снаружи.

— Будет сделано, мой капитан.

Уриэль взглянул на смертную маску из повязок, в которую превратилось лицо юноши, и, встав по стойке «смирно», ударил кулаком по нагрудной пластине силового доспеха:

— Гедрик из Плеса Мортена, я отдаю честь твоей отваге. Да пребудет с тобой Император.

Уриэль повернулся, нырнул в дверной проем и покинул здание.

Пазаниус и тридцать воинов-Ультрамаринов ожидали его в центре поселения. Вдали за домами Уриэль увидел приземистый корпус их шаттла. Группы перепуганных горожан наблюдали за ними с окраины Плеса Мортена.

Подхватив свой болтер, Пазаниус легко закинул его за спину и подошел к капитану.

— Мы готовы к отправлению, капитан, ждем только твоего приказа.

— Очень хорошо, сержант.

— Могу я задать вам вопрос, капитан?

— Конечно, Пазаниус.

— Ты ему поверил? Насчет ангела?…

Уриэль не сразу ответил старому другу. Он посмотрел на горы, окружающие городок, — те вздымались к облакам, перед их величием все достижения человечества казались смешными и незначительными. Говорят, что жизнь человека словно искра во мгле и что к тому времени, как ее заметят, она уже исчезает, уступив место более ярким и многочисленным искрам.

Уриэль не желал с этим соглашаться. Были такие мужчины и женщины, которые яркими кострами разгоняли тьму, которые стойко и с достоинством держались в невообразимой безбрежности Вселенной. То, что они, как и свойственно людям, в конце концов умирали, уже не имело значения.

То, что они держались и как они держались, — вот что имело значение.

— Поверил ли я ему? — переспросил Уриэль. — Да. Не знаю почему, но поверил.

— Еще одно чувство? — простонал Пазаниус.

— Да.

— А что он имел в виду, как ты думаешь? Смерть Миров и Несущий Ночь? Не знаю, как тебе, а мне лично все это не нравится. Все эти штучки не сулят грядущему ничего хорошего.

— Кто знает, друг мой, кто знает… Возможно, эксперт Барзано сможет пролить свет на эти вещи, когда мы вернемся на Павонис.

— Возможно, — недовольно проворчал Пазаниус.

— Барзано тебе не нравится?

— Не мое это дело — критиковать эксперта Администратума, — холодно ответил Пазаниус. — Но он не похож ни на одного из бюрократов, которых я когда-либо встречал.

Капеллан Клозель в черных доспехах вышел из маленького городского лазарета и присоединился к капитану Четвертого подразделения:

— Все закончилось, мой капитан. Его душа теперь с Императором.

— Благодарю, капеллан.

Клозель поклонился Вентрису и занял место среди остальных воинов.

— Каковы будут распоряжения, капитан? — сменил тему Пазаниус.

Бросив взгляд на лазарет, Уриэль ответил:

— Заберите парня, сержант. Мы отправляемся в Плес Мортена и с почестями похороним его на родине.

— Я все еще не могу в это поверить, Казимир. Она должна была пробкой вылететь оттуда, а я — сидеть во дворце на ее месте. — Злость переполняла Вендаре Талуна. — Все эти годы переговоров с меньшими картелями, все — псу под хвост!

Казимир де Валтос протянул своему приятелю — главе картеля — хрустальный стакан с ускаваром и опустился в кресло напротив него. Друзья сидели в обшитой деревянными панелями гостиной имения де Валтоса в Оусен Хиллз. Талун принял из рук де Валтоса стакан, не отрывая взгляда от ревущего пламени в мраморном камине.

— Она скоро уйдет, Вендаре. Она не может держаться вечно.

— Эта сука должна была уйти сейчас! — проревел Талун, швырнув свой стакан в камин, и тот со звоном разлетелся на мелкие осколки. — Да проклянет ее душу Император! Мы были так близки к цели. Что же нужно, чтобы избавиться от нее? Все меньшие картели были у нас в кармане, и даже без этого мудозвона Аброгаса у нас было явное большинство.

— Что ж, если она не уйдет сама, ей можно помочь, — предложил де Валтос.

. — Как? О чем ты говоришь?! Мы затеяли это чертово голосование, но этот проклятый Барзано выбил у нас почву из-под ног. Будь он проклят, но сам-то я хорош, думал, что он пустоголовый тупица, как и все эти люди из центра.

— Эксперт — это не проблема.

— В самом деле?

— Конечно. Если он станет доставлять слишком много неприятностей, мы в любой момент сможем от него избавиться.

— Не глупи, Казимир. Ты не можешь просто так убить Имперского эксперта.

— А почему бы и нет? Он что, сделан не из мяса и костей, а из стали?

— Ты это серьезно?

— Серьезнее не бывает, — заверил Талуна де Валтос. — И в любом случае кто его хватится? Он всего лишь один из миллионов чиновников.

— В Империуме, может, и не хватятся, а вот у того капитана Ультрамаринов, возможно, найдется что сказать по поводу его исчезновения.

— Да не думай ты о нем, дорогой Талун.

— И все же я не совсем уверен, Казимир, что это правильное решение.

— Неужели это решение чем-то хуже того, что мы планировали для картеля Шонаи? Твои танки, так же как мои пушки, ожидают в горах, Вендаре.

— Это совсем другое дело, Казимир. Это мы делали во имя блага Павониса.

Де Валтос рассмеялся глухим, скрежещущим смехом. Странный это был смех: не было в нем никакого веселья.

— Перестань строить из себя целку, Вендаре Талун. По крайней мере не передо мной. Я слишком много знаю о твоих делах. Да и у твоего сына-идиота, кстати, слишком длинный язык, а у его будущей женушки — и того хуже. И она треплет им не в тех местах и не при тех людях.

Талун вспыхнул и поднялся из кресла, зашагал взад-вперед по комнате и в итоге остановился перед столом с графином, чтобы плеснуть себе в стакан ускавара. Руки его тряслись, и стакан звенел, когда он наливал себе добрую порцию янтарного напитка.

— Полагаешь, тебе что-то известно, но все это — клевета, — изрек он в конце концов.

— Конечно клевета. Я верю тебе, Вендаре, — успокоил его де Валтос, гаденько улыбаясь в спину своего компаньона. — Но есть много людей, которые будут рады увидеть, как картель Талун, и особенно ты, рухнут. И ты знаешь, как быстро прилипают обвинения к репутации человека, даже если потом будет доказано, что все они ложные. Да ты вспомни, что произошло, когда ты пустил слух о Хонане и его, хм, любовных связях.

— Но все это было правдой.

— Очень может быть, но это не меняет сути вещей. Было бы позором для тебя, если бы определенные слухи о смерти твоего брата стали достоянием общественности. Это означало бы конец наших договоренностей, поскольку я не могу позволить себе быть замеченным в связях с человеком виновным. Хорошо, не виновным, а просто заподозренным в братоубийстве.

— Проклятие! Ладно, Казимир. Тебе удалось убедить меня. Итак, каковы твои планы? — спросил Талун, возвращаясь на свое место.

— Все те же, — снова улыбнулся де Валтос. — Мы все сделаем так, как и планировали.

Шел проливной дождь, когда заляпанный грязью «Громовой Ястреб» прошел над руинами Плеса Мортена. Когда шаттл сел на центральной площади поселения, его рокочущие двигатели превратили грязную лужу в облако пара.

Двигатели еще хрипло урчали, но, едва полозковые шасси корабля коснулись земли, его бронированные двери плавно скользнули назад по смазанным бегункам, и три отделения Ультрамаринов, споро высадившись, рассредоточились по городку. Два встали по периметру селения, а третье, под предводительством Уриэля, двинулось к обгоревшему остову здания, которое, очевидно, некогда было храмом.

Уриэль водил болтером из стороны в сторону. Ливень до минимума сокращал видимость, и даже сенсоры, вмонтированные в силовые доспехи капитана, с трудом прощупывали окружающий мрак.

Уриэлю не удавалось различить ни движения, ни малейших признаков жизни — все говорило о том, что уже много недель в этом городке нет ничего живого.

— Сектор один, чисто! — прозвучал голос в комм-линке.

— Сектор два, чисто!

— Сектор три, чисто!

Уриэль опустил болт-пистолет и закрепил его на бедре.

— Всем сержантам — ко мне! Остальным охранять периметр! — приказал он.

Через несколько секунд сержанты Венасус, Дардино и Пазаниус с тяжелым орудием поддержки отделения собрались возле лестницы храма.

— Я хочу, чтобы это место обыскали вдоль и поперек, дом за домом. Исходим из того, что окружение враждебно. Если что-то обнаружите, докладывать незамедлительно!

— Что мы ищем, капитан? Выживших? — спросил Венасус.

— Что-то необычное. Здесь может быть ключ к разгадке того, что делают эльдары в этой системе. А если это так, я хочу, чтобы вы это нашли.

Уриэль показал на следы выстрелов на почерневших стенах храма позади себя:

— Здесь погибли слуги Императора, и я хочу знать за что.

Уриэль снял шлем и запрокинул голову — так, чтобы капли дождя падали на лицо. Он сделал глоток, но тут же выплюнул эту воду в грязь. Разглядывая разбитые двери храма, он провел рукой по своим коротким черным волосам, другой же рукой он погладил обожженное дерево храмовых ворот, ощущая под ладонью выщербины от выстрелов.

Достав боевой нож, он вонзил его в одну такую выщербину и стал раскачивать им из стороны в сторону.

Что- то выпало из дерева ему в ладонь, и он поднес это к глазам. В углублении силовой перчатки Вентриса набралась дождевая вода, но в этой воде был четко виден длинный иззубренный осколок фиолетового кристалла. В стене таких были десятки, и по тому, как они были сгруппированы, Уриэль смог с уверенностью сказать, что выстрел по воротам был всего один.

Из тех скудных сведений об эльдарах, которые Уриэль успел почерпнуть перед путешествием на Павонис, он знал, что любимое оружие этой расы стреляет градом острых мономолекулярных металлических дисков. Но Уриэль слышал и о другом оружии, в котором применялись именно такие боеприпасы, — им располагали некоторые подгруппы эльдаров.

В части документов эта подгруппа определялась как отколовшаяся от расы эльдаров секта, но для Уриэля все они были одного поля ягода: мерзкие чужаки, очистить которых мог лишь священный огонь его болтера.

Распахнув двери, Уриэль вошел в храм, с трудом сдерживая гнев, охвативший его при виде надругательства над святыней. От обожженного дерева все еще исходило зловоние растопленного огнем человеческого жира, но не это было самым страшным: Уриэль рванулся в переднюю часть церкви, где под сломанной скамьей лежала почерневшая статуя богоподобного Господина Человечества. Он вытащил статую и, хотя та была весьма тяжелой, поднял ее из обломков.

За храмом капитан увидел покрытый грязью склон холма, у основания которого сгрудились вкопанные в землю незамысловатые могильные камни.

Капитан вышел из храма со статуей на плече, погрузившись в размокшую под дождем грязь по икры. Уриэля опечалило само количество могил. Должно быть, люди, обнаружившие Гедрика и ухаживавшие за ним все эти дни, выкопали их для людей из Плеса Мортена.

— Пазаниус, — вызвал Уриэль сержанта по комм-линку. — Я за храмом. Принеси сюда из «Ястреба» тело парня. Его следует похоронить здесь, рядом с его людьми.

— Принято, — прозвучал в ответ голос ветерана.

Опустив спасенную статую на землю рядом с собой, Уриэль молча дожидался под дождем прихода Пазаниуса.

Сержант Пазаниус медленно обходил храм, неся на руках перебинтованное тело Гедрика с завязанным вокруг талии зеленым пледом Каэрнуса IV и мечом на груди. За огромным сержантом, который почтительно обходил могилы, следовал почетный караул Ультрамаринов.

Уриэль кивнул своему' другу и повернулся к стоявшим за ним воинам:

— Найдите могилу с именем Маэрен. Мы похороним Гедрика рядом с его женщиной.

Ультрамарины разбрелись по кладбищу, читая имена на деревянных крестах, и через несколько минут могила жены и ребенка Гедрика была найдена. В нее и опустили тело юноши.

Уриэль прошел между могилами к самому подножию холма, туда, где земля уже начинала подниматься, намереваясь установить там статую Императора, чтобы Он с высоты мог взирать на свою покойную паству. Подняв статую высоко над головой, он с силой опустил ее на землю. Раздался глухой, смягченный грязью звон камня о металл.

Вытащив статую, Уриэль отложил ее в сторону и, опустившись на колени, принялся разгребать грязь у себя под ногами.

На глубине около полуметра мягкая, хлюпающая грязь сменилась влажным, слоистым металлом. Расчистив небольшое пространство, Уриэль открыл пронизанный ржавчиной пласт металла.

— Сержант! — крикнул он. — Иди сюда со своим отделением. Думаю, мы нашли Металлический холм, о котором говорил парень.

Через полчаса Ультрамарины очистили от грязи большой кусок склона холма, и Уриэль был поражен масштабами того, что оказалось под слоем земли. Там лежали пласты заржавленного металла, в его прозрачных глубинах было полным-полно таких же отвратительных коричневых червеобразных завитков, которыми кишел меч Гедрика.

— О кровь Жиллимана! — воскликнул Дардино, увидев обнаженный склон. — Что это?

— Понятия не имею, — ответил Уриэль. — Но что бы это ни было, эльдар, очевидно, считал, что за это стоит убивать.

Уриэль и Пазаниус поднялись по склону к треугольной впадине в центре плоской поверхности металла. Под их бронированными башмаками металл крошился, и каждый шаг Ультрамаринов сопровождался пронзительным скрипом. Коррозия сходилась в центральной точке, и Уриэль понял, что вскоре от металла не останется ничего. Они с Пазаниусом присели на корточки у впадины в поверхности металла.

Внутри впадина оказалась усеяна гнездами с торчащими из них проводами, которые уходили в глубь металлических пластов.

Назначение этой ниши было тайной, но раньше она явно содержала какое-то тело цилиндрической формы. Может, то, что этот таинственный предмет был извлечен чужаками, и вызвало умирание металла? Ниша была окружена древними надписями, и Уриэль провел пальцем по контуру незнакомых букв.

— Ты можешь это прочесть? — поинтересовался Пазаниус.

— Нет, но даже если б я и мог, то не стал бы делать это. Эти знаки явно чуждого происхождения, так что лучше уж пусть их нечестивый смысл останется для нас тайной. Но мы должны буква в букву переписать их для тех, кто занимается исследованием таких тайн.

Уриэль стер ржавчину и грязь со своих доспехов.

— Возьми образец — отвезем его на крейсер. Быть может, техножрецы смогут распознать это вещество и расшифровать надпись.

Уриэль зачерпнул пригоршню металла, смешанного с землей, и смотрел, как медленно стекает между его пальцев жидкая грязь.

— Не нравится мне это, Пазаниус. Когда ксеносы начинают действовать непривычным образом, это меня беспокоит.

— Что значит — непривычным образом?

— Ну вот взгляни на это место. Каждое тело в своей могиле — человек двести примерно. Достаточно для такого городишки, согласен?

— Согласен.

— Дальше. Ты проверял остатки зданий, было там что-нибудь взято?

— Трудно сказать, но пожалуй что нет. Похоже, все было не разграблено, а просто сожжено дотла.

— Вот об этом-то я и говорю. Почему они никого не взяли в плен? Ты когда-нибудь слышал, чтобы эльдары просто убивали людей, когда их можно было захватить для пыток и рабства? Нет, эти чужаки пришли сюда только ради того, что было в том металле.

— А что же это было, ты как думаешь? Какое-нибудь оружие? Может, что-нибудь имеющее для них священную ценность?

— Это меня и беспокоит, дружище. Что это, я не знаю, а гадать не берусь. Я постепенно прихожу к мысли, что мы столкнулись с чем-то гораздо более серьезным, нежели просто чужаки-пираты.

Ультрамарины вернулись к подножию холма и от него прошли в центр разрушенного городка. Дождь уже даже не лил, а стоял сплошной стеной, но Уриэлю нравился этот холодный поток, очищавший не только доспехи, но и, казалось, душу капитана от зловещего предчувствия, которое охватило его, когда он стоял на холме.

Перед ним была загадка, и он, однако, никак не мог решить, с какой стороны к ней подступиться. У эльдара явно была веская причина рисковать. Нападая на один из миров Империума, эльдар не мог не знать, что тем самым навлекает на себя гнев Императора. Не было еще такого случая, чтобы ксеносы совершили нечто подобное просто ради удовольствия.

Но не успел Уриэль как следует поразмыслить над этим, как его раздумья были прерваны шорохом статики в коммлинке, а затем он услышал взволнованный голос лорда адмирала Тибериуса:

— Капитан Вентрис, немедленно возвращайтесь на корабль. Повторяю, возвращайтесь на корабль немедленно!

— Лорд адмирал, в чем дело? Что-то случилось?

— Разумеется. Я только что получил сообщение, что корабли обороны системы около восьмой планеты примерно два часа назад встретили судно с аномальными характеристиками двигателей и открыли по нему огонь.

— Значит, кто-то явно прислушался к нашим предупреждениям. Они уничтожили судно ксеносов?

— Нет, не думаю, что им удалось с ним справиться, но они погнали его в нашем направлении. Мы почти на его пути, капитан. На вражеском судне не могут знать, что мы здесь. Так что устроить засаду на этих ублюдков — святое дело.

Уриэль улыбнулся, уловив, несмотря на помехи связи, мстительное злорадство, охватившее адмирала.

— Сколько вам понадобится времени, чтобы добраться до корабля, Уриэль?

— Мы будем готовы меньше чем через минуту, лорд адмирал. Передайте данные систем наблюдения на авионику «Громового Ястреба».

— Поторопитесь, Уриэль. Они двигаются быстро, и другого такого случая нам может не представиться.

— Скоро увидимся, адмирал. Конец связи.

Уриэль водрузил шлем на голову и обратился к своим воинам:

— Противник, за которым мы пришли, приближается к нашей позиции, и у нас есть возможность отомстить за тех, кто пал жертвой их предательского нападения. Честь требует, чтобы мы приняли этот вызов. — Уриэль извлек из ножен энергетический меч, взмахнул им в воздухе и воскликнул: — Вы готовы к бою?

Воины Четвертой роты как один дружным ревом подтвердили свою готовность.

Арио Барзано возлежал развалившись на своей кровати, потягивая ускавар из стакана, и не спеша просматривал пачку бумаг, доставленных в его комнаты мрачным сержантом Леаркусом. Барзано сполна вкусил сержантского гнева, когда вернулся с Дженной Шарбен во дворец после экскурсии по производственным кварталам города.

Эта пара посетила немало пивных и прочих сомнительного вида забегаловок, но выяснила лишь, что повсюду перешептываются о грядущей массовой демонстрации. Тамошняя публика по большей части высмеивала правителей планеты да судачила о несчастной участи рабочего люда. После трех потраченных впустую часов Арио и Дженна решили, что на сегодня с них хватит, и, измученные, вернулись во дворец.

Положение на Павонисе во многом оказалось куда более серьезным, чем Барзано изначально представлял себе. В ходе его расследования на свет выплывало нечто более значительное, чем ущерб от пиратства и беспорядки среди населения.

Эксперт сложил бумаги в стопку и, опустив ноги на пол, устало потер переносицу и глубоко вздохнул. Встав, Барзано подошел к столу, где среди тарелок с остатками давно остывшего ужина лежала развернутая карта системы. До его слуха смутно доносились настойчивый скрип перьев и тихие разговоры клерков. С ними был Лортуэн Перджед, который руководил их работой и критически оценивал результаты их трудов, и Барзано невольно улыбнулся при мысли об этом старике. Все последние несколько недель Перджед был ему надежной опорой, и Барзано сомневался, что ему удалось бы справиться со столь трудной задачей без его помощи. Впрочем, до решения этой задачи было еще далеко.

Барзано встряхнул головой и, сосредоточив все свое внимание на карте, поставил стакан на ее закручивающийся угол.

Синяя чернильная линия отображала курс крейсера «Горе побежденному», и Барзано подумал: а достаточно ли будет одного этого корабля? Он тут же отбросил эту мысль. Если «Горе побежденному» не сумеет предотвратить возвращение «Приносящего Тьму», тогда и весь боевой флот Ультима Сегментум окажется здесь бессилен.

Эти мысли угнетали его, и Барзано вновь до краев наполнил опустевший стакан.

— Может, не стоит так налегать на этот напиток? — спросил Лортуэн Перджед, бесшумно появившись из тени коридора. — Он довольно крепкий, знаете ли.

— Да знаю, знаю… Но он дьявольски хорош, — ответил Барзано, наливая стакан ускавара Перджеду.

Перджед взял его и присел на край кровати. Он пригубил напиток, и глаза старика округлились и заслезились.

— Да, довольно крепкий, — подтвердил он, сделав еще глоток. — И хорош, но именно что дьявольски хорош.

Барзано уселся в кресло перед дисплеем своего терминала и взял свой стакан.

— Так что ж ты до сих пор бодрствуешь, Лортуэн? Старый эксперт пожал плечами:

— Да сейчас больше и делать-то нечего.

— Верно, — согласился Барзано. — Не нравится мне эта тактика выжидания.

— А раньше, помню, ты этим наслаждался. Ожидал, пока твоя добыча сделает ошибку и приплывет тебе прямо в руки.

— Правда? Я уж и забыл.

— Да, некогда ты был весьма терпеливым охотником.

— Когда ж это было? — фыркнул Барзано.

— О, всего лишь несколько добрых десятилетий назад.

— С тех пор многое изменилось, Лортуэн. Едва ли я теперь тот, кем был тогда.

— Ну надо же, что-то ты сегодня не в духе, Арио. Не святой ли Джосмэн сказал, что следует радоваться любому служению Императору?

— Да, но бьюсь об заклад, что ему никогда не приходилось заниматься тем, чем сейчас вынуждены заниматься мы.

— Согласен, — признался Перджед, — но он же был мучеником, и его убили, Император упокоил его святую душу.

— Правда, — рассмеялся в ответ Барзано, — я вот был бы счастлив избежать его судьбы.

— Если начистоту, то и я тоже, — согласился Перджед, поднимая стакан.

Барзано потер висок и с напряжением закрыл глаза, сильно сжав веки. Потянувшись через стол, он достал маленькую стеклянную баночку с белыми капсулами.

— Голова болит?

Барзано молча кивнул, проглотив две капсулы и запив их ускаваром. Покачав головой, он высунул язык, стараясь избавиться от их неприятного вкуса.

— Еще хуже, чем прежде. Я чувствовал это с самого момента посадки, словно нечто больше и старше самого времени давит на мой мозг.

— Тогда, может, не стоит налегать на ускавар. Он не поможет.

— Напротив, мой дорогой старый друг, это-то как раз единственное, что хоть как-то помогает. Скрыть все в алкогольном тумане — одно из немногих наслаждений, которые у меня еще остались.

— Нет, это говорит совсем не тот Арио Барзано, которому я служу уже тридцать лет.

— А кто же я тогда такой? Другого Арио Барзано я не знаю: эксперт, бригадир людского муравейника, придворный, торговец-мошенник? Кто тот Арио Барзано, которому ты служил тридцать лет?

— Слуга Императора, который никогда не колебался, выполняя свой долг. Может, ты-то сам уже и не помнишь, кто ты, но зато это помню я, и мне больно видеть, что ты с собой делаешь.

Барзано кивнул и поставил стакан на стол с преувеличенной осторожностью.

— Прости, друг мой. Конечно, ты прав. Чем скорее мы здесь закончим, тем лучше.

— Не нужно извиняться, Арио. В свое время я служил многим господам, и с каждым из них работать было намного тяжелее, чем с тобой. Но давай-ка сменим тему. Был ли еще сеанс связи с крейсером «Горе побежденному» и капитаном Вентрисом?

— Нет, после их прибытия на Каэрнус IV связи с ними не было.

— Как ты думаешь, они смогут остановить эльдара?

— Думаю, если кто и способен на это, то только Уриэль. Не верю, что он из тех, кто легко сдается. Знаешь, он ведь протеже капитана Айдэуса.

— Да, я помню, читал его отчет с Тресии. Ты поэтому его выбрал?

— Отчасти поэтому, но ему есть что показать и без рекомендаций, и именно такого человека я хотел бы видеть рядом с собой, когда дело дойдет до финальной схватки.

— И ты надеешься, что Уриэль мог унаследовать нетрадиционное мышление Айдэуса?

— Надеюсь? — рассмеялся Барзано. — Мой дорогой Лортуэн, я на это рассчитываю!

Уриэль не отрывал взгляд от экрана, глядя, как стремительно сближаются корабль эльдаров и крейсер «Горе побежденному». Экраны «Громового Ястреба» призрачно-зелеными линиями отображали векторы их сближения. Встреча произойдет скоро, вражеское судно шло на большой скорости, а Уриэлю и его людям нужно еще успеть вернуться на крейсер. Хватит ли им на это времени, вот в чем вопрос… Указав рукой на светящийся экран, он спросил:

— Сколько нам осталось до встречи с крейсером? Сверившись с приборами, пилот ответил:

— Двадцать шесть минут, капитан.

Итак, двадцать шесть минут. Добавим еще пятнадцать на дозаправку, восемь, если будем заправляться на ходу с работающими двигателями. Кодекс Астартес строго запрещал столь опасную практику, но сейчас каждая секунда была на вес золота, и Уриэль не мог позволить себе потерять ни одну из этих драгоценных секунд. С другой стороны, на крейсере это был единственный действующий челнок, и если он взорвется в пусковом отсеке…

— Можем ли мы добраться до корабля эльдаров без дозаправки?

— Нет, сэр.

Уриэль выругался. Вряд ли им еще представится такая прекрасная возможность схватиться с эльдаром, но, черт возьми, они по рукам и ногам скованы расстоянием и логической необходимостью. А что если…

…Если только не заставить эльдара самого повернуть в их сторону!

— Немедленно соедини меня с лордом адмиралом! В тот же миг второй пилот связался с крейсером.

— Адмирал, это капитан Вентрис. Я не верю, что нам хватит времени добраться до вас и дозаправиться раньше, чем эльдар окажется в зоне досягаемости.

— О чем ты говоришь? — прогремел с командного мостика голос лорда адмирала Тибериуса. — Ты должен дозаправиться, тебе не хватит топлива, чтобы добраться до эльдара!

— Я знаю это, адмирал, но если мы повернем к, крейсеру, то упустим возможность схватиться с ними на их собственном корабле. А вы сможете подобрать нас, когда мы там закончим.

Динамики потрескивали, Тибериус размышлял над предложением Уриэля. Затем он осторожно сказал:

— Я не считаю, что это разумно, капитан Вентрис. По-своему вы можете быть правы, но это противоречит всему, что написано в Кодексе Астартес относительно боевых операций на кораблях.

— Знаю, но сейчас это лучшая возможность вывести их корабль из строя. Если мы доберемся до мостика, то сможем изрядно их потрепать. Так что если вам удастся направить их в нашу сторону прицельным огнем батарей, мы сможем сманеврировать более эффективно и занять наиболее выгодную позицию, чтобы прорваться к ним.

— Хорошо, капитан Вентрис, но в корабельном журнале я отмечу, что я, как командир крейсера, не одобряю ваше вопиющее неуважение к словам священного примарха.

— Это ваше право и привилегия, адмирал, но давайте поговорим об этом позже. Враг приближается.

Архонт Кешарк с любовью и даже нежностью поглаживал свой топор, лезвие которого было липким от крови палубного офицера, ответственного за содержание и обслуживание гало-полей, и в предвкушении новой крови скрежетал зубами. Налет на последнее место, указанное кайерзаком, оказался до смешного легким. Этот бестолковый монки отдался на милость победителя, не понимая, что с них и взять-то нечего. Он, грозный Архонт Кешарк, вырвал из тел их визжащие души и похитил то, что они увезли с астероида. И только в силу нелепого стечения обстоятельств рядом оказались эти громыхающие суда мон-ки, но Кешарка это ничуть не обеспокоило. Им было далеко до «Всадника бури», и он надменно направил корабль между ними, рассчитывая, что гало-поля помешают их примитивному вооружению. Так оно и было, пока в результате повреждений, полученных во время стычки с кораблем Астартес, гало-поля не отказали. Он знал, что в силах остаться и принять бой. «Всадник бури» легко одержал бы победу над теми судами, но сейчас они везли последний фрагмент ключа, и его ценность была куда выше нескольких мгновений бренной славы. Член экипажа, ответственный за гало-поля, был сурово наказан, а тот, что заменил его, сейчас занимался их ремонтом.

Думая о драгоценном трофее, которым он теперь обладал, Кешарк представил себе Аздрубаэля Векта, рыдающего и умоляющего сохранить ему жизнь. О, рыдать и молить о пощаде он будет долго, смерть его будет мучительной.

Предвкушая сладость мести, он понимал, что наступает критический момент. Кайерзак, безусловно, попытается лишить его добычи, но сам он продолжает существовать лишь благодаря Кешарку, позволяющему Хирургу практиковаться в своем искусстве на его плоти. Кешарк понимал, что одной угрозы будет недостаточно, чтобы заставить его воздержаться от попытки неповиновения. Кешарку уже доложили, что техножрец кайерзака, который находился с ними на корабле, предпринял несколько попыток получить противоядие от токсина, постоянно разрушающего тело его хозяина.

Но Кешарк знал и то, что все эти попытки оказались тщетны, да и в будущем у него вряд ли что-нибудь получится. До того как Хирурга разжаловала ассоциация, он был известен как один из лучших знатоков ядов в Кабале, и возможности его смертоносного мастерства портили Архонту аппетит во время каждого приема пищи.

Нет, кайерзаку не добиться успеха, и вскоре, уже в ближайшие месяцы, он, Архонт Кешарк, наконец позволит Хирургу замучить это презренное создание до смерти.

Архонт бросил взгляд на экран обзора, подсчитывая, сколько потребуется времени, чтобы добраться до Павониса.

Немного. Совсем немного.

* * *

— Ты держишь его на прицеле, Филотас? — еле слышно прошептал лорд адмирал Тибериус, словно громкая речь на «Горе побежденному» каким-то образом может быть услышана эльдаром. Его судно находилось сейчас как раз в центре главного экрана крейсера.

— Да, лорд адмирал, кажется, вражеский корабль лишен своих дезинтеграционных полей. Бортовые батареи сейчас готовятся к залпу.

— Превосходно, просто замечательно!

Тибериус нетерпеливо барабанил пальцами по деревянной панели своего пульта и жевал нижнюю губу. Не нравился ему способ ведения боевых действий, предложенный Уриэлем. Несмотря на все преимущества, которые сулил план капитана, он противоречил всему, чему адмирал научился за века космических битв. В священной книге Кодекс Астартес Жиллиман писал, что корабли должны идти в бой полностью оснащенными и что не следует идти на абордаж, не обезвредив батареи ближнего боя противника.

Не нравилось ему все это, определенно не нравилось, но адмирал понимал, что в сложившейся ситуации Уриэль прав. Вернуться на крейсер означало упустить идеальный шанс уничтожить вражеское судно. Ворваться на вражеский мостик — мечта любой абордажной группы, в случае успеха это означало пленение или смерть капитана противника. И все равно план капитана Вентриса ему не нравился, но Тибериус вынужден был с ним согласиться.

— Командиры бортовых батарей докладывают, что подготовка к залпу завершена. Цель в зоне досягаемости.

Мало вероятно, что на таком расстоянии огонь батарей Тибериуса будет точным, но в конце концов красота плана Вентриса заключалась не в этом. Если ждать дольше, противник скорее всего обнаружит его и исчезнет. Все, что требуется сейчас от Тибериуса, — спугнуть капитана вражеского корабля и направить его в сторону приближающегося «Громового Ястреба» Уриэля, выбросы двигателей которого скрыты близким соседством с планетой и ее атмосферой.

— Артиллеристам открывать огонь только по моей команде. Дать задний ход и запустить двигатели малой тяги' правого борта. Я хочу направить их над полярными областями, на трассу капитана Вентриса.

— Есть, лорд адмирал.

Уриэль посматривал на обзорную панель пилота, но мало что видел там кроме сияющих выбросов из атмосферы планеты над корпусом «Громового Ястреба». С крейсера им сообщили положение эльдарского судна, и, если он приблизится еще хоть немного, они его достанут.

Технодесантник Харкус прочел молитвы над абордажным шлюзовым каналом шаттла и спецзарядами, которые пробьют для Десантников путь в корпусе судна чужаков. Капеллан Клозель молился вместе с Ультрамаринами, благословляя болтер и меч каждого воина. Уриэль приказал выдать всем цепные мечи, понимая, что бой наверняка будет ближним и кровавым. Присоединившись к своим воинам, капитан извлек из ножен свой энергетический меч и склонился перед капелланом, чтобы получить его благословение.

— Грозный Архонт! Я обнаружил, что в трехстах тысячах километрах прямо по курсу происходит наращивание энергии!

Кешарк бросился к докладывающему офицеру и в ужасе уставился на дисплеи сенсоров.

В характеристиках двигателей ошибиться было невозможно. Вражеский корабль наращивал энергию в батареях, собираясь открыть огонь.

— Лево руля до отказа, снижаемся к планете! Скроемся в атмосфере!

— Бортовым батареям — огонь! — приказал Тибериус. — И влево руля!

Исполинское судно содрогнулось, когда все батареи левого борта открыли ураганный огонь по кораблю эльдаров. Тибериус ухватился за края пульта, когда могучий крейсер начал разворот навстречу врагу, наводя на него главное носовое орудие.

Возможно, они вели бой и не по уставу, но, во имя Императора, они собирались поразить врага из своих самых мощных орудий.

Все бортовые батареи выпустили по цели огромные, размером с гигантское здание, разрывные реактивные снаряды. Но на таком, даже по космическим меркам большом расстоянии добрая их часть прошла мимо, разорвавшись в сотнях километров от «Всадника бури». Некоторые снаряды взорвались ближе, не причинив, однако, вражескому судну более или менее значительного ущерба, а лишь усеяв корпус и главный парус «Всадника бури» вращающимися осколками.

Корабль быстро менял курс, его иглообразный нос, повернув влево, резко нырнул в атмосферу планеты. Последовали очередные выстрелы, и над кораблем расцвел огромный взрыв — это вступило в бой главное носовое орудие ударного крейсера.

«Всадник бури», словно обсидиановое копье, пронзил атмосферу Каэрнуса IV, превосходная скорость в сочетании с исключительной маневренностью оберегали его от орудий противника.

Крейсер «Горе побежденному» также попытался осуществить поворот и последовать за «Всадником бури», но по своим ходовым характеристикам ему было далеко до судна чужаков.

Все более отклоняясь в сторону от Каэрнуса IV, эльдарский корабль сбросил скорость. В этой точке он оказался совершенно слеп, так как его сенсоры перестраивались в процессе огненного полета сквозь верхние слои атмосферы планеты.

Когда «Всадник бури» уже покидал атмосферу Каэрнуса, над ним пронеслась голубая вспышка и пристроилась позади высоких парусов изящного корабля. Мощные орудия «Громового Ястреба» прошлись огнем по задней четверти судна, начисто снеся с поверхности корпуса все планочные стабилизаторы и зазубренные крюки.

Прежде чем на эльдарском судне успели что-нибудь понять, «Громовой Ястреб» устремился вперед, через изогнутую верхнюю палубу корабля противника. Из брюха корабля Ультрамаринов выстреливали крепежные буравы, врезающиеся в корпус «Всадника бури» и прочно притягивающие более легкое атакующее судно к кораблю эльдаров.

Технодесантник Харкус привел в действие спусковой механизм абордажного шлюзового канала и подорвал спецзаряды направленного действия на его конце. Даже сквозь бронированные палубные плиты «Громового Ястреба» Уриэль почувствовал чудовищную силу этого взрыва. До упора повернув рукоятку запора, он открыл круглый люк, который вел сквозь шлюзовой канал к бреши в корпусе эльдар-ского судна.

Теперь важна была скорость. Удар должен быть жестким и быстрым.

— Ультрамарины! За мной! — крикнул он и первым прыгнул в шлюзовой канал.

Легко приземлившись на палубу вражеского корабля, Уриэль откатился в сторону, освобождая место для следующего воина, со стуком опустившегося вслед за ним. В прыжке он поднялся на ноги и одним отточенным плавным движением извлек энергетический меч и болт-пистолет. Осматривая заставленную круглыми контейнерами комнату с низким потолком, в которой он оказался, капитан Ультрамаринов обвел помещение стволом болтера.

Он надавил на руну запуска на эфесе меча, и в ту же секунду клинок вспыхнул жутким светом, и как раз вовремя: в овальном дверном проеме показались два воина в малиновых панцирях. Их гладкие блестящие доспехи были украшены сверкающими клинками, в руках у них были длинные винтовки с зазубренными штыками.

— Отвага и честь! — воскликнул Уриэль, бросаясь на эльдарских воинов.

Он всадил меч в ключицу первого из оборонявшихся эльдаров, раскроив чужака от шеи до паха. Второй сделал выпад винтовкой со штыком, но Уриэль, крутанувшись вокруг себя, нанес ему смертельный удар локтем в лицо, разбив вдребезги забрало шлема неприятеля и сломав ему шею.

Бросив назад короткий взгляд, он увидел, как Ультрамарины один за другим прыгают через пробоину в корпусе. Пазаниус был уже здесь, ярко-синее пламя его огнемета уже ревело, готовое обратить врагов Императора в пепел.

Подняв меч высоко над головой, Уриэль проревел:

— На мостик!

Выпрыгнув в дверной проем, он оказался в узком полутемном коридоре с гладкими стенами, сходящими на конус над его головой.

Вентрис ощутил странный, действительно чуждый запах, но не смог определить, откуда именно он исходит. Вперед вели два изгибающихся прохода, конца которым не было видно.

Выбрав левый, Уриэль помчался по нему.

— Пазаниус, за мной! — крикнул он. — Дардино и Венасус берут правый!

Уриэль услышал спереди стук шагов и увидел несущуюся на него толпу вражеских воинов. Они были вооружены такими же винтовками со штыками, но у некоторых капитан заметил и более грозное оружие.

Подняв свой огнемет, Пазаниус крикнул:

— Ложись!

Бросившись на пол, Уриэль не услышал, а скорее почувствовал свист раскаленного прометия, пронесшегося над ним по проходу. Вопли чужаков эхом разнеслись по коридору, когда жидкое пламя изжарило их тела внутри доспехов, дочиста спалив всю их нечестивую плоть. Вскочив на ноги, Уриэль ринулся вперед, перескакивая через пылающие тела и несясь среди эльдаров огромными прыжками. Его меч разил налево и направо, и каждый удар приносил смерть все новому чужаку. Ультрамарины с диким ревом следовали за своим капитаном, кромсая врагов цепными мечами, которые легко разрубали гибкие пластины" вражеских доспехов и плоть ненавистных ксеносов.

Капеллан Клозель выкрикивал слова Гимнов Веры, разя врагов смертоносным крозиус арканумом.

Уриэль ощутил боль в руке — в нее угодили несколько осколков от близкого взрыва, но он не придал этим ранам значения. Силовые доспехи защищали его. Пуля попала ему в шлем, и Уриэль, зарычав, повернулся и одним ударом обезглавил напавшего на него врага.

Последний из эльдаров пал, и коридор «Всадника бури» превратился в зловонный склеп.

Все Ультрамарины были целы, хотя некоторых и ранило, но не тяжело. Пазаниус выпустил несколько коротких сполохов из огнемета в сторону поворота, упреждая возможную контратаку.

Уриэль тем временем связался по радио с другими отделениями:

— Дардино, Венасус, доложите обстановку.

Первым отозвался Венасус, его голос звучал твердо и уверенно, несмотря на звуки сурового боя, идущего вокруг него.

— Серьезное сопротивление, капитан. Нам, похоже, попался главный оборонительный пост. Дардино пытается обойти их с фланга. По предварительной оценке, понадобится шесть минут, чтобы одолеть их.

— Даю вам четыре минуты! Все, конец связи.

На Ультрамаринов обрушился шквал винтовочного огня, пули рикошетом отскакивали от стен, воздух наполнился визгом осколков. Точно такие же осколки Уриэль извлек из стены храма на Каэрнусе IV.

Пазаниус лежал на полу, в его наплечнике зияло темное дымящееся отверстие. Уриэль слышал по радио, как огромный сержант чертыхается, уползая подальше от поворота и не выпуская из рук огнемет. Услыхав шаги приближающихся ксеносов, несущихся им наперерез, Уриэль извлек из раздатчика на поясе пару осколочных гранат.

Шквал огня усилился, и Уриэль понял, что пора двигаться дальше, иначе штурм захлебнется, не успев толком начаться.

Забежав за угол, Уриэль дважды выстрелил из болт-пистолета. По сравнению с хлопушками эльдаров, эти тяжелые глухие выстрелы прозвучали обнадеживающе громко. Два вражеских воина упали с огромными зияющими ранами в груди, и Уриэль швырнул вперед обе гранаты. Прежде чем нырнуть в укрытие за угол, он выстрелил еще дважды. Гранаты разорвались одновременно, яростно взметнув в воздух тела врагов.

Уриэль вскочил на ноги и поднял Пазаниуса:

— Ты готов к бою, мой старый друг?

— Больше чем когда бы то ни было, капитан, — заверил сержант, поднимая огнемет.

Уриэль кивнул Пазаниусу и рванулся за угол по коридору с болтером на изготовку.

— За Императора!!!

Ультрамарины следовали за Уриэлем, не отставая от него ни на шаг. Капитан что было сил несся малиновой двери, украшенной замысловатой чеканкой, изображавшей клинок в обрамлении изгибающихся оленьих рогов. Даже на расстоянии Уриэль видел, что дверь эта тяжелая и бронированная.

От главного коридора ответвлялись другие, и отовсюду доносились звуки боя. По параллельным коридорам неслись фигуры в красных доспехах, и Вентрис на бегу отдал одному из Ультрамаринов приказ наблюдать за тылом. С таким количеством параллельных и поперечных коридоров существовала реальная опасность быть обойденными с флангов и окруженными.

Врезавшись с разбегу в дверь, Уриэль выбил ее из рамы одним мощным ударом.

Капитан влетел в дверной проем; изголодавшиеся по настоящей схватке Ультрамарины следовали за ним. Все они оказались в просторном помещении с высокой куполообразной крышей, и Вентрис злорадно усмехнулся, осознав, что они скорее всего оказались наконец на командном мостике. Первое, что увидел Вентрис, — это богато украшенный обзорный экран, занимавший почти всю дальнюю стену комнаты, по обе стороны от экрана были широкие, как у ангара, ворота. Железные столы с привязными ремнями черной кожи теснились вдоль стоек с отвратительного вида инструментами.

В центре зала, на приподнятом командном помосте, стоял высокий худощавый эльдар в изящных доспехах, таких же, в какие были облачены его воины, только доспехи этого чужака были светло-зеленого цвета. Шлема на нем не было, и его белые, с фиолетовыми проблесками, волосы разметались по плечам, словно снег. Лицо его казалось безжизненной маской, лишенной всякого выражения, а с губ эльдара бежала тонкая струйка крови. В руках он держал огромный боевой топор, лезвие которого было покрыто бурыми пятнами.

Кроме него в зале было несколько десятков тяжеловооруженных воинов с длинными клинками, смахивавшими на алебарды. Все это грозное оружие синхронно пульсировало, извергая в пространство какую-то чудовищную энергию.

Зал, в котором оказались Вентрис и его люди, излучал смерть и ужас. «Сколько же душ нашли свой конец в этом безрадостном месте?» — подумал Уриэль.

Однако времени, чтобы поразмыслить над этим, у капитана Ультрамаринов не оказалось, так как широкие двери по обе стороны обзорного экрана вдруг широко распахнулись и оттуда вылетели полчища почти полностью обнаженных воинов — как мужчин, так и женщин, скользящих в воздухе на причудливых сверкающих пластинах и вооруженных длинными мечами.

Меткие выстрелы из пистолетов уложили полдюжины из них в первую же секунду, но нападавших было слишком много, и они оказались уже среди Ультрамаринов, нанося воинам Императора смертельные удары. Уриэль увидел, как пал брат Гайус, разрубленный вдоль талии пластиной одного из летунов. Его убийца взмыл в воздух, описав петлю, а тело Гайуса осело на пол в луже крови.

Уриэль с ненавистью всадил болт в голову улюлюкающего эльдара и с удовлетворением увидел, как его безжизненное тело рухнуло на пол. Тем временем визжащая орда летунов высоко в воздухе развернулась и выстроилась для повторного захода.

Болтерный огонь по ним усилился — это вступили в бой отделения Дардино и Венасуса. Уриэль пристрелил очередного летуна, когда к нему подскочил Венасус в доспехах, лоснящихся от крови чужаков.

— Прошу прощения, капитан. Это заняло у нас на минуту больше.

Уриэль свирепо усмехнулся под шлемом:

— Надеюсь, сержант, в следующий раз у тебя выйдет лучше.

Огнемет Пазаниуса обдал одного из летунов потоком жидкого пламени. Выстрелы Ультрамаринов эхом отдавались под куполом зала. В этот момент ожило устройство связи в шлеме Уриэля — с ним связался пилот «Громового Ястреба»:

— Капитан, вскоре мы вынуждены будем расстыковаться. Корабль эльдаров увеличивает скорость, и нам не удастся дольше удерживать шлюзовой канал. Предлагаю вам начать отступление, прежде чем мне придется отсоединить стыковочные крепления.

Уриэль выругался. Подтвердить получение сообщения от пилота у него не было времени — сбив с летающей пластины воина в кожаных ремнях, он вогнал меч в его брюхо. Капитан увидел, как воин-альбинос в зеленых доспехах мечом прорубает себе дорогу, направляясь к нему, и высвободил меч.

Вокруг ног воина крутилась какая-то бесформенная масса, но в царившем полумраке Уриэль не мог рассмотреть, что это такое. Тут на него устремились трое воинов-летунов. Двоих он сбил с пластин меткими выстрелами из болтера, а третьего обезглавил мечом. Тем временем светло-зеленый эльдар с поразительной легкостью уложил двух Ультрамаринов, попытавшихся его остановить.

Уриэль жестом призвал своих боевых братьев держаться.

— Этот — мой! — выкрикнул он.

По иконкам на визоре шлема Уриэль видел, что семеро его людей погибло, их значки были холодными и черными. Дыхание Вентриса стало тяжелым, но это не уменьшило его выносливости.

Пространство вокруг двух воинов освободилось, на мостике продолжал кипеть бой. Теперь Уриэлю стало отчетливо видно, что творится вокруг ног чужака, и капитан с ужасом разглядел вздымающуюся массу шипящих и фыркающих существ. Жалкое, омерзительное, но вместе с тем устрашающее скопление деформированной плоти, сшитой вместе в невообразимой мешанине, извивалось у ног альбиноса. Каждое из этих отвратительных существ было уникально по своей тошнотворной форме, но все они одинаково шипели в безумной злобе, обнажая желтые клыки и зазубренные когти.

Уриэль вытянул меч, направив конец сверкающего лезвия в грудь предводителя чужаков:

— Я — Уриэль Вентрис из Ультрамаринов, и я пришел, чтобы убить тебя.

Эльдар склонил голову набок. Его голос, неприспособленный к человеческому языку, проскрежетал:

— Ты всего лишь монки, животное, и я скормлю тебя экскрентам.

Уриэль взял меч на изготовку — кипящая масса жутких существ ринулась вперед, издавая ужасающие и в то же время жалобные визги. Он рубанул по первому из них, и, когда клинок легко раскроил его плоть, из мягкого, податливого тела уродца вырвалось облачко зловонного газа. Затем Уриэль таким же образом заколол другое мерзкое создание, но их было слишком много.

В его икру вонзились острые клыки, и Уриэль вскрикнул, ощутив пронзившую тело горячую боль, и в следующую секунду кровь понесла по его венам впрыснутый в рану яд. Меч капитана Ультрамаринов отсек клыкастый придаток от остальной твари, заляпав мерзкую тушку какой-то дрянью.

Сделав шаг вперед, Кешарк стремительно взмахнул топором, направив его широкое лезвие по дуге в грудь Уриэлю.

Вовремя заметив этот маневр врага, Уриэль отпрянул назад, лишив удар большей части его сокрушительной силы. Повернувшись, он взмахнул мечом и был вознагражден жутким визгом очередного экскрента. Продолжая двигаться, Вентрис увернулся от следующего удара, и топор Кешарка, просвистев в воздухе, вонзился в палубу.

Подпрыгнув, Уриэль парировал удар топора, который пришелся по касательной к плечу капитана. Уриэль понял, что в удар было вложено немного силы, — чужак явно полагался на вес самого оружия. С силой опустив кулак на ониксовое древко топора, Уриэль бросился на эльдара, но тот умело уклонился от атаки капитана, скользнув вбок, и всадил топор ему в плечо.

Лезвие топора вырвало большой кусок из доспехов Уриэля и, уйдя вверх, зацепило край шлема. Капитан зашатался, почувствовав легкое головокружение, но вовремя поднял меч, парировав молниеносный повторный удар, нацеленный ему в голову.

В этот миг еще один экскрент впился в ногу Уриэля, и он опустил тяжелый бронированный ботинок на его голову, превратив череп в мешанину из костей и мозга. Вокруг капитана полыхали языки пламени, а воздух наполнили жуткие визги и зловоние паленой плоти — это Пазаниус обратил свой огнемет против ужасающих тварей.

Иконка пилота в визоре шлема вспыхнула срочным вызовом.

Кешарк вращал топором с безумной скоростью, совершая им замысловатые петли и повороты, его лезвие превратилось в сверкающую серебряную сеть. Чужак медленно наступал на Уриэля, его безжизненное лицо продолжало оставаться совершенно неподвижным.

— Я был не прав, считая тебя достойной добычей, — проскрежетал Кешарк. — Кайерзак был глупцом, опасаясь тебя.

Уриэль совершил ложный выпад мечом, затем изменил направление удара, но Кешарк предвидел этот ход и отразил удар древком топора. Вернувшись, его лезвие вонзилось в бок Уриэлю, глубоко войдя в доспехи. Тело охватила жгучая боль, и Уриэль почувствовал, как из рваной раны хлынула кровь.

С уголков губ Кешарка свисали хлопья кровавой пены, но Уриэлю было не до того. Он взревел от боли и, выронив меч, ухватился за лезвие топора, вонзившееся в его бок, пока Кешарк пытался выдернуть его.

Уриэль выхватил из кобуры пистолет и направил его ствол в голову чужака.

Тот рванулся со сверхъестественной скоростью, но всей его изворотливости не хватило, чтобы увернуться от снаряда.

Болт прошил щеку Кешарка, вырвав кусок плоти, но расстояние оказалось слишком мало, и снаряд разорвался, уже выйдя из его головы.

Чужак взвыл от боли и отступил, выпустив из рук топор. Уриэль рухнул на колени, а Кешарк судорожно заковылял к своим воинам.

Сквозь какую-то пелену Уриэль почувствовал, как чьи-то руки обхватили его за наплечники. Слабеющими руками он поднял болтер, но тут же опустил его, увидев, что это Пазаниус. Огромный сержант ухватил топор чужака и вытащил его из бока капитана, а затем поднял Уриэля на ноги. Кровь из раны тут же забила фонтаном.

— Мы должны немедленно убираться отсюда! — прошептал Уриэль.

Кивнув, Пазаниус принялся отдавать приказы отделению. Наклонившись, Уриэль поднял меч Айдэуса и присоединился к своим воинам, которые начали отступать в сторону «Громового Ястреба». Тела погибших уносили с собой.

Уриэль знал, что они ни в коем случае не должны оставлять павших в этом нечестивом месте. Апотекарий Селенус удалит из их тел имплантированные железы, и драгоценное генное семя будет возвращено Ордену.

Никто из воинов-ксеносов не преследовал Космо-десантников, и последним, кого увидел Уриэль, был их предводитель, уставившийся на него с бессильной ненавистью.

Ультрамарины быстро покинули «Всадника бури», и уже через несколько секунд «Громовой Ястреб» расстыковался с эльдарским судном. Пилот искусно развернул шаттл вокруг своей оси и летел теперь на двигателях малой тяги, пока не опустели топливные баки. Эльдарский корабль вскоре исчез во мгле, его двигатели быстро унесли судно от места боя.

Челнок плавал в пространстве еще целый час, пока его не подобрал крейсер.

Все это время Селенус занимался ранеными, а капеллан Клозель читал над погибшими Литанию Павшим.

Аппаратура крейсера уловила след корабля чужаков. Несмотря на всю мощь своих двигателей, крейсер Ультрамаринов не мог сравняться с эльдарским судном в скорости, но когда сервиторы рассчитали его курс, то оказалось, что им это и не понадобится.

Корабль чужаков шел прямым курсом на Павонис.

10

Стрелок Харлин Морган провел рукой по крылу большого шестидесятитонного танка и улыбнулся, представив себя едущим во главе колонны таких же могучих боевых машин. Это был танк «Ле-ман Русс» модели «Завоеватель». Справедливости ради следует сказать, что толщина брони и некоторые другие технические характеристики этой машины, произведенной на Павонисе, были несколько хуже, чем у танков, изготовленных на производственных мощностях мира-кузницы Грифон IV. Это признавал, правда с большой неохотой, и Харлин Морган. Но все равно «Завоеватель» был грозной боевой машиной.

Командир танка майор Уэбб развалился, покуривая вонючую сигару, на башне механического гиганта, а заряжающий Маппин варил для экипажа кофе в походном котелке. Механик-водитель Парк лежал под брюхом танка, пытаясь отремонтировать протекающий топливопровод, так что из-под бронированных свесов торчали только его ноги.

Через камуфляжную сеть, натянутую над головами экипажа, проникал солнечный свет, и, несмотря на то что дело происходило высоко в горах, было еще тепло. Морган протянул продпаек майору. Тот, поблагодарив его кивком, вскрыл фольгу упаковки, и лицо его исказила гримаса отвращения.

Морган сел, положив ногу на ногу, и, откинувшись на земляной бруствер траншеи, в которой был укрыт танк, бросил пару пайков на землю между Маппином и Парком.

— Долго же ты копался, — проворчал Маппин.

— В следующий раз попрешься за пайком сам, — ответил Харлин и с наслаждением принялся за еду. Паек состоял из хлеба, сыра и какого-то мясного изделия, выглядящего подозрительно несвежим. Настолько несвежим, что нельзя было определенно сказать, что это за мясо. Морган понюхал продукт и его физиономию тоже перекосило.

Тем не менее Маппин и Морган с энтузиазмом принялись за свои пайки. Последним паек взял Парк: он наконец вылез из-под танка и поднял с земли свой пакет, но с брезгливой миной осмотрел его и отшвырнул в сторону.

— Именем всего святого, я был бы чертовски рад двинуть отсюда и раздобыть где-нибудь настоящей еды, — проворчал он, откручивая крышку помятой плоской фляги, извлеченной из недр промасленного комбинезона.

— Ты когда-нибудь прекратишь ныть? — спросил Маппин, прожевывая добрую порцию хлеба и липкого коричневого «мяса», которыми он щедро набил себе рот. Парк глотнул из своей фляги и предложил ее Маппину, который укоризненно покачал головой, флягу не принял, зато подобрал с земли паек Парка.

— Нет. А ты когда-нибудь перестаешь жрать? — ответил вопросом на вопрос Парк. — Ускавар — все, что мне нужно, чтобы протянуть очередной бестолковый день.

— Да, мы знаем, — рассмеялся Морган, — видели мы, как ты водишь.

Танкист Парк сделал двумя руками похабный жест, состроив при этом из пальцев правой неприличную комбинацию, и сказал:

— Вот вам, ребята. Еда в любом случае для легковесов.

Морган жестом пресек добродушную перебранку своих товарищей по экипажу — этот ритуал сопровождал каждый их обед — и обратил свой взгляд на комплекс остальных убежищ на Оусен Хиллз. Отсюда маскировка танков выглядела неубедительной, но стрелок полагал, что с воздуха или снизу, из пыльных равнин, танки должны быть незаметны постороннему глазу. Никто же их, в конце концов, до сих пор не обнаружил, так ведь?

Башенное орудие танка было обращено к сельскому имению их героического предводителя, но сейчас имение увидеть было невозможно — оно расположилось далеко внизу. Однако, если выйти из-под камуфляжной сетки, можно было рассмотреть группу облицованных мрамором зданий, свидетельствующих о таком богатстве их хозяина, которое Моргану трудно было даже представить. По угодьям имения носились стада рогатых оленей, а под покровом ночи там, похоже, так и кипела развеселая жизнь. Одолжив у Парка инфракрасные очки, Морган наблюдал за тем, как по сельской местности рассредоточиваются войска.

Он благоразумно не сообщил об этом майору.

В восточной части комплекса размещались солдаты с плечевыми ракетометами и станковыми болте-рами. Они находились в постоянной готовности защищать танки от нападения, хотя майор считал эту меру излишней, — он был уверен, что такое нападение было в принципе мало вероятно.

Принципы принципами, а тот синий десантный шаттл, что на прошлой неделе пролетел над ними, наделал в лагере немалый переполох. Все забегали как нашкодившие дети, и это было тревожным звоночком всем тем людям, что здесь разместились: нельзя терять бдительности, надо постоянно быть настороже.

По плато под камуфляжными сетками расхаживали десятки солдат: стрелки, заряжающие, водители, механики — все те, кто нужен, чтобы держать эти мощные машины в постоянной боевой готовности. Когда же придет их время, Морган не знал, но майор заверил своих людей, что это время не за горами.

Единственное, что Морган знал точно, так это то, что всего здесь, на плато, и в горах было укрыто триста двадцать семь танков. «Василиски», «Грифоны», «Леманы Руссы», «Адские гончие» и разные другие модели. Он подсчитал их однажды, когда со своим экипажем был в дозоре. Количество и разнообразие модельного ряда впечатляло, но Морган достаточно хорошо разбирался в военной технике, чтобы понимать, что на самом деле все эти танки были лишь подобиями боевых машин, изготавливаемых в имперских мирах-кузницах. И подобиями, честно говоря, не лучшего качества.

Хотя в данной ситуации это не имело значения.

Объединившись в ударную группу, они были прочнее, чем адамантиум. Вера в справедливость их дела будет их броней, а вера в победу станет их оружием.

Морган улыбнулся, вспоминая слова полковника планетарных сил самообороны Понтелуса из Врат Брэндона, который привез его сюда. Полковник страстно рассуждал о предательстве картеля Шонаи, о том, как ее картель вероломно объединился с такими же алчными личностями из других картелей, чтобы выжать последние гроши и достоинство из рабочего человека. Ведь ее десятинный налог был не чем иным, как попыткой как можно туже набить карманы, пока ее не выкинули с должности.

Поначалу Морган скептически отнесся к словам полковника, видя значок картеля Талун на форменном кителе своего командира. Он знал, что Талун и Шонаи были политическими противниками, но слова Понтелуса задели молодого танкиста за живое. Вместе они сразятся за свое освобождение от деспотического режима Шонаи, вместе они — сила.

Морган понимал, что за свободу надо платить и что ее ценой станет кровь патриотов. Он был патриотом, готовым ради свободы к самопожертвованию, а стало быть, его командиры могли на него рассчитывать. Шонаи всеми силами тянула Павонис ко дну, и такая политика губернатора стала для планеты совершенно неприемлемой.

Власть без свободы — это тирания, и Морган ни дня не желал больше жить под игом губернатора.

Сыны Павониса больше не будут трудиться как рабы в изматывающей духоте предприятий продажных картелей! Прогрессивные мыслители, такие как Талун и де Валтос, понимали, что людям отваги и чести нужно отстаивать то, во что они верят, и сердце Моргана переполнялось чувством гордости.

Он знал, что он — один из лучших людей планеты.

11

Солнце продолжало медленно подниматься над Вратами Брэндона, обжигая улицы города своими безжалостными лучами. Жара была не по сезону злой, и город изнемогал от зноя. Над возвышающимися градирнями предприятий не было привычных газообразных ореолов, вечно грохочущие машины сегодня стояли без дела в гаражах.

Весь город был охвачен единым порывом: по узким улочкам рабочих предместий тысячи людей медленно стекались к белоснежным стенам финансового и административного центра города.

Мужчины, женщины и дети собирались в большие колонны, готовясь к маршу. Почти все местные предприятия и конторы были закрыты — либо из соображений безопасности, либо в силу того, что их рабочие направлялись сейчас к площади Освобождения. Транспортные сети замерли, лишь поезда железной дороги, состав за составом, доставляли из отдаленных пригородов на демонстрацию все новых и новых рабочих.

Организаторы демонстрации опасались, что известие о прибытии Космических Десантников испугает людей и те побоятся выйти на улицы, но, как ни странно, все произошло с точностью до наоборот. В толпе царило праздничное настроение. Люди шли семьями, взявшись за руки, и идущие в гуще все нарастающей толпы музыканты наигрывали жизнерадостные патриотические песни, что еще больше воодушевляло людей. Легкий ветерок развевал красочные знамена и транспаранты с эмблемами разных отделений Объединения Рабочих и воззваниями к единству.

Здесь и там группы неформальных лидеров и организаторов рабочего движения раздавали листовки с вдохновляющими лозунгами и управляли движением, казалось, неуправляемой толпы. Десятки тысяч рабочих заполнили улицы города, превратившись в одну огромную, непрестанно движущуюся массу людей, объединенных общими целями и стремлениями. Сотрудники служб безопасности со значками различных картелей выстроились вдоль зданий, принадлежащих их хозяевам, но никак не вмешивались в ход демонстрации. Никого из картеля Шонаи на улицах не было, что и неудивительно. Время от времени смеющиеся участники демонстрации подходили к работникам правопорядка, предлагая присоединиться к процессии. Иногда это срабатывало, иногда — нет, но, так или иначе, все пока шло мирно и не было никаких проявлений агрессии ни с той, ни с другой стороны.

По мере того как толпа продолжала нарастать, организаторы марша начали осознавать, что дело приобретает совсем нежелательный оборот. Демонстрация объединенной силы превращалась в чрезвычайно опасное предприятие. Присутствие такой массы людей на городских улицах, несмотря на их пока еще мирный настрой, властями могло быть расценено как откровенный мятеж. Малейшая провокация со стороны властей — и рассматривать происходящее можно будет именно так, и если такое произойдет, то следующим шагом станет применение властями для разгона людей смертоносной силы.

Эти люди уже доказали, что не будут стесняться в выборе средств. Не потому ли на стенах только что освященного Дома Мучеников высечены имена тех, кто познал это на своем горьком опыте? Готовые теперь уже ко всему, организаторы марша нервно оглядывались по сторонам в поисках зловещих черных доспехов Адептус Арбитрес.

Но явных признаков присутствия арбитров не было — часть выстроилась на плацу возле своей базы, другие заняли позиции вокруг кованых железных ворот дворца губернатора и на улицах, примыкающих к площади Освобождения.

Движение толпы при приближении к внутренним мраморным стенам набирало скорость по мере того, как становились шире улицы, ведущие отовсюду к центру города. Ворота платного входа были распахнуты настежь, а сами привратники куда-то подевались, видимо не испытывая желания встречаться с организованно марширующей колонной.

Простые граждане Врат Брэндона следовали за рабочими, кто небольшими организованными группками, кто сам по себе, желая продемонстрировать свою солидарность с рабочими. Строители в касках, люди в грязных спецовках и робах смешивались с горожанами в треугольных шляпах и щегольских черных костюмах, которые обошлись бы большинству рабочих в сумму, равную их годовому заработку.

Процессия проходила через городские ворота, в этом узком месте слегка замедляя свое движение, после чего выплескиваясь на широкие, усаженные рядами аккуратно подстриженных деревьев бульвары. Лица демонстрантов светились гордостью и страстной решимостью сделать наконец так, чтобы их голос был услышан. Раздражения в толпе почти не чувствовалось, наиболее рьяных участников демонстрации успокаивали группы организаторов движения.

В общем и целом демонстрация Объединения Рабочих начиналась хорошо.

Наблюдая за тем, как бесчисленная масса людей шагает по мощеным улицам ее столицы, губернатор Шонаи, крепко сдавив виски руками в попытке унять дрожь, ощущала, как ею начинают овладевать мрачные предчувствия. Она пыталась было на глаз прикинуть количество, демонстрантов, но сразу же оставила эти попытки. У толпы, втекающей в городские ворота, словно гигантская река, не было ни конца ни края. Уже тысячи людей, проникнув в парк Беллахон по внутренней поверхности стен, топтали ухоженные клумбы и бултыхались в неглубоком озерце, где дворцовые биологи выращивали бесценные породы рыб.

Все прогнозы о возможности подобной демонстрации говорили, что ее не может быть в принципе, — не было никакой организующей силы. Отделения Объединения Рабочих были слишком поглощены своими внутренними разногласиями и дрязгами, чтобы организовать хоть какую-нибудь локальную акцию протеста, не говоря уже о демонстрации столь значительных масштабов.

Что ж, то, что губернатор сейчас видела сквозь дворцовые окна, было похоже именно на демонстрацию. Глядя на тысячи людей, заполонивших ее город, Шонаи поклялась никогда больше не прислушиваться к прогнозам своих аналитиков.

«Неужели это конец? — думала она. — Неужто народ Павониса просто решил, что с него хватит? Вот так просто взял и решил: хватит!» Нет, если ей и суждено быть освобожденной от должности губернатора, то только через голосование или… Или смерть. А то, что сейчас происходит на улицах города, — всего лишь еще очередная трудность, пусть даже большая из всех, с чем ей приходилось сталкиваться до сих пор. Но она в силах справиться и с этим.

Встреча с Барзано вселила в нее некоторую надежду, что она сможет досидеть в губернаторском кресле до конца своего второго срока, сохранив при этом и чувство собственного достоинства, и, возможно, успеть наметить более мирный курс для своего преемника. Но теперь, казалось, даже в этой возможности ей будет отказано.

Она не видела представителя Администратума с тех пор, как тот впервые прибыл вместе с Ультрамаринами. А вчера сержант Леаркус весь дворец перевернул вверх дном, когда эксперт бесследно исчез. Выяснилось, что он, сопровождаемый контактным лицом из Адептус Арбитрес, совершил экскурсию в рабочие предместья, но Шонаи никак не могла взять в толк, зачем ему это понадобилось. В этих грязных предместьях не было ничего, кроме зачуханных баров для рабочих и задымленных лачуг. Она и представить себе не могла, что за дела могли быть у эксперта в этих забытых Императором местах.

«Интересно, вступал ли эксперт в контакт с капитаном Вентрисом?» — подумала губернатор, ведь она слышала, что с тех пор эльдарские налетчики совершили новое нападение, на сей раз на археологическую экспедицию. По-видимому, корабли системы обороны атаковали судно чужаков, и по крайней мере три капитана уверяли, что снаряды, выпущенные ими по вражескому судну, достигли цели. Умом она понимала, что все это мало вероятно, но официально доклады капитанов являлись конкретными доказательствами того, что ее администрация заняла относительно налетчиков недвусмысленно жесткую позицию.

Ее замысел заручиться поддержкой де Валтоса в проведении агрессивной политики против эльдаров и отколоть его от Талуна завершился полным провалом. Ее посланец к де Валтосу вернулся с вежливой благодарностью от главы картеля, но без всяких конкретных предложений помощи.

Впрочем, после недавних событий в зале сената она этому не удивлялась.

В довершение всего на утреннем совещании был озвучен рапорт арбитров, который заставил губернатора скрипеть зубами от бессильной ярости.

Прошлой ночью Адептус Арбитрес арестовали Бошампа Аброгаса, который полуголым бегал по пользующейся дурной репутацией окраине северо-восточного производственного района. Неся несусветную околесицу, он размахивал заряженным пистолетом и наугад палил из него по прохожим. Скорее всего он успел ранить нескольких человек, и арбитры, наконец задержав его, обнаружили, что он бредит, находясь в невменяемом состоянии под воздействием опиатикса — запрещенного сильнодействующего наркотика, быстро вызывающего привыкание.

Сейчас Бошамп томился в камере под базой Адептус Арбитрес, и он будет там оставаться до тех пор, пока семья не организует его освобождение. Шонаи полагала, что они дадут ему попотеть в камере несколько дней, прежде чем приедут за ним.

Размышления губернатора прервал вежливый стук в дверь ее комнаты.

Пригласив посетителя войти, она увидела, как в дверях, заложив руки за спину, появился Алмерз Чанда. Удостоив своего советника долгим взглядом, Шонаи вновь повернулась к окну, стараясь в деталях разглядеть все, что происходит на площади. За ее окном люди ровными колоннами продолжали входить в город.

— Их там много, Алмерз, — прошептала Шонаи.

— Да, — согласился Чанда.

— Я хочу, чтобы сегодня не было никаких несчастий, это понятно? Малейшая провокация, и эти люди превратятся в злобную толпу, и тогда ни от нас, ни от самого города ничего не останется.

— Я получил самые твердые заверения в том, что арбитры строго придерживаются принципа невмешательства, мадам.

— Хорошо.

— Я уверен, что после событий последней недели они осознают, что сегодня требуется очень и очень деликатное отношение к… к толпе.

Губернатор Шонаи кивнула, наблюдая, как начинает заполняться площадь перед дворцовыми воротами.

«Ради Императора, лучше бы они действительно это понимали».

Однако за толпой демонстрантов наблюдали и другие глаза — с верхнего этажа мраморного здания, расположенного в саду, обнесенном низкими стенами, — и эти глаза следили за происходящим с совершенно иными чувствами. Действуя с профессиональной, солдатской сноровкой, девять мужчин сняли с себя простую серую униформу и облачились в черную кожу и панцирные доспехи. Тщательно собрав бряцающие солдатские жетоны и прочие предметы, выдававшие их принадлежность к силовым структурам, они аккуратно упаковали их в брезентовую сумку.

Командный пункт этих людей был оборудован в простом летнем домике, принадлежащем картелю Хо-нана. Мебель в нем была укрыта чехлами и отовсюду несло запустением, так что место это было идеальным.

Никто не повернулся, когда в комнату вошли еще двое мужчин; первый из них тихо разговаривал с кем-то по портативной радиостанции.

Командир группы, человек по имени Амел Ведден, протянул подчиненному переговорное устройство и принялся наблюдать за толпами людей, входящих в город. Лицо его оставалось невозмутимым. При его богатом боевом опыте численность толпы не значила ровным счетом ничего — у него достаточно сил и умения, чтобы в несколько минут разбить эту демонстрацию на сектора.

Разделить толпу мог любой идиот. Главное — нанести удар быстро и с максимальной жестокостью, чтобы те, кто выживет, впали в панику и остались неспособными на осмысленные ответные действия.

Но не в том был его коварный план. Он вовсе не собирался усмирять эту демонстрацию, напротив, он хотел, чтобы из мирного спящего гиганта она преобразилась в неуправляемого бушующего монстра, а сделать это было еще проще.

Ведден был профессионалом в своем деле и терпеть не мог оставлять что бы то ни было на волю провидения. Для этого он разместил внизу еще десять человек с огнеметами и штурмовым оружием, а крыша была очищена и подготовлена для того, чтобы, когда дело будет сделано, орнитоптеры забрали их отсюда.

Его радист подхватил мешок с жетонами, а Ведден повернулся к своим людям, одетым в грозные черные доспехи арбитров Адептус Арбитрес. Большинство из них были вооружены боевыми автоматическими дробовиками, но в руках двоих были более тяжелые и громоздкие гранатометы. Медленно двигающаяся толпа была уже почти в ловушке площади Освобождения, и Ведден понял, что время действовать пришло. Он поднял свой дробовик, и десять «арбитров», повернувшись на каблуках, вышли из комнаты.

Расположившись в безопасности в одной из дворцовых башен с золотой крышей, Дженна Шарбен, Арио Барзано и сержант Леаркус также наблюдали за собирающейся толпой. Леаркус видел, что женщина-арбитр была подавлена: находиться в безопасности, когда ее место было там, внизу, было не по ней. Мысли и чувства ее были на площади Освобождения, вместе со своими товарищами, и Леаркус прекрасно понимал девушку.

Поначалу его возмутило, что его оставляют на Павонисе, но, когда капитан Вентрис рассказал сержанту, что он поклялся лорду Макрэйджа, что с головы Арио Барзано не упадет ни один волос, Леаркус понял, какую честь и доверие оказал ему капитан.

Правда, от этого ему было не легче стоять сейчас в безопасности рядом с экспертом и быть лишенным чести участвовать в сражении. Но, как любил говорить священный примарх, «То, что желает Император, найдет тебя наверняка».

Арио Барзано выбрал прекрасное место для наблюдения за народом Павониса, который пришел сегодня мирным путем выразить свое недовольство. Оживленные голоса людей и музыка, несшаяся снизу, через бронированное стекло воспринимались как бессмысленные приглушенные металлические звуки. Леаркусу было не по нраву, что здешнее население ведет себя таким вот образом. Где же их дисциплина и гордость за свой труд во имя улучшения общества? Такая массовая демонстрация никогда не могла бы произойти на Ультрамаре, там в ней просто не возникло бы необходимости.

На Макрэйдже дисциплину вколачивали в раннем возрасте в школах, и горе тому мальчишке, который забывал уроки юности.

Женщина-арбитр беспокойно переходила с места на место, прижимаясь к стеклу, чтобы лучше разглядеть, как разворачиваются события на площади, как перемещаются ее товарищи, благоразумно проявляющие сдержанность и корректность по отношению к демонстрантам у ворот дворца и на подходах к нему. Агрессивная тактика только спровоцировала бы толпу на насилие, и Леаркус надеялся, что арбитрами в этот день командует здравомыслящий и хладнокровный человек.

Вирджил Ортега под своими доспехами покрылся липким потом, и хотя он и убеждал себя, что все это только из-за жары, но не верил сам себе. Размах демонстрации был поистине невероятным. Все рапорты убеждали Ортегу в том, что организация столь масштабной акции лежала далеко за пределами возможностей Объединения Рабочих, и тем не менее результат был сейчас перед его глазами.

Управляемая им шеренга арбитров была надежной. У каждого оружие было за плечами, а щиты взяты — на изготовку. Позади них стояли «Рино», большинство из которых были оснащены мощными водометами. Машины с работающими вхолостую двигателями были готовы сорваться с места в любой момент.

Настроение толпы не казалось Ортеге откровенно враждебным, но, впрочем, судить об этом всегда было непросто. Сейчас все могло быть спокойно, а через секунду малейшая провокация могла вызвать вспышку насилия. Он, Вирджил Ортега, сделает все, что в его власти, чтобы сегодня ничего подобного не случилось. Ортега надеялся, что те, кто организовал это шествие, испытывают те же чувства.

Ортега дал четкий приказ своим войскам не стрелять, если на то не поступит от него специальной команды. Он бросил взгляд на Колликса. Под защитным забралом шлема он не мог видеть его лица, но надеялся, что сегодня сержант не выкинет такого фортеля, как неделю назад. Он потратил немало усилий, чтобы втолковать сержанту свои указания. Тем не менее Ортега предпочитал держать Колликса в поле своего зрения.

Демонстрация остановилась шагах в пятнадцати от шеренги арбитров и благоразумно не приближалась.

Ортега увидел, что с полудюжины человек забрались на статую Императора в центре площади Освобождения, использовав ее высокий и широкий постамент как помост, с которого обращались к толпе. В руках у ораторов были мегафоны, через которые те обращались к своим слушателям с пламенными речами, подчеркивая каждую фразу выразительными жестами.

С такого расстояния Ортеге удавалось разобрать немного слов, но того, что он слышал, было достаточно, чтобы понимать: к восстанию никто не призывает.

Каждое утверждение ораторов встречали одобрительные возгласы и аплодисменты, и Ортега вздохнул с облегчением.

Казалось, у народа Павониса нет на уме ничего, что бы могло вызвать тревогу.

Десятка Веддена вышла из летнего дома Хонана и зашагала по одной из улиц, ведущих к площади Освобождения. На улице было полно рабочих, люди Веддена грубо прокладывали себе дорогу щитами. Вслед им летели проклятия, но организаторы марша настаивали на том, что никакого насилия, даже намека на него быть не должно.

Шествие планировалось мирным, оно призвано было стать лишь демонстрацией единства перед теми, кто правил планетой. Поэтому «арбитры» беспрепятственно прошли через толпу, не встретив на своем пути никакого сопротивления.

Они появились на площади Освобождения менее чем в пятистах метрах от дворцовых ворот и шеренги настоящих Адептус Арбитрес. Прямо перед собой Ведден увидел статую Императора и шестерых человек, с ее постамента обращающихся к толпе через мегафоны.

Ведден не прислушивался к словам ораторов.

— Выстроиться в клин, — прошипел он, и его люди моментально образовали собой подобие наконечника стрелы — по трое со щитами, обращенными наружу, с каждой стороны Веддена, оставшиеся же трое оказались внутри и, скрытые от глаз толпы щитами товарищей, взяли дробовики на изготовку. — Вперед! — тихо, почти шепотом приказал Ведден, и арбитры тронулись с места, пробиваясь к статуе.

Вирджил Ортега скользил взглядом по толпе, высматривая возможные неприятности. Ораторы могли сколько угодно призывать народ к спокойствию, но по своему опыту Ортега знал, что в любой момент может произойти все что угодно. Он ни на минуту не прерывал связь со всеми своими отделениями, и пока он получал от них подтверждения, что все идет нормально.

Странное шевеление и крики в толпе привлекли его внимание, и спустя несколько секунд Ортега заметил группу арбитров, появившуюся из прилегающей улицы впереди чуть слева от себя. Ортега недоуменно нахмурился.

Чье это отделение и какого дьявола они делают вне расположения остальных?

Ортега прошелся по частотам своей рации, проверяя расположение каждого отделения. Все были на своих местах. Так что, неужели шеф, не предупредив его, выставил еще одно звено?

Но он тут же отмел эту мысль. Шеф вовсе не был идиотом, чтобы послать на площадь отделение в форме и не сообщить об этом ему.

Несмотря на жару, по спине Вирджила Ортеги побежали мурашки, когда он увидел, что неизвестные арбитры выстроились клином и щитами прокладывают себе дорогу через толпу. Он проследил взглядом, куда ведет их маршрут…

— Проклятие, нет!

— Сэр? — обратился к нему Колликс. Вирджил Ортега бросил щит и помчался туда, где стояли урчащие «Рино». Вспрыгнув на свес ближайшего из них, он поднял забрало своего шлема и вскарабкался на крышу броневика.

Арбитр, сидевший внутри, открыл верхний люк и высунул голову.

— Сэр?

— Дай мне этот проклятый громкоговоритель! Быстрее!..

Арбитр опустился в чрево «Рино», через скунду вынырнув из него с громкоговорителем, который Ортега выхватил из протянутой руки. Нажав кнопку, он закричал:

— Внимание! Внимание! Говорит арбитр Вирджил Ортега! Люди на статуе, спуститесь немедленно! Громкоговоритель многократно усилил голос арбитра, и он был прекрасно слышен на всей площади, но обращение Ортеги не достигло своей цели. Его слова были встречены разрозненными криками и насмешками, а с постамента статуи прозвучало несколько ответов, расслышать которые Ортеге не удалось.

Будь они прокляты! Эти дурни не понимают, что он пытается спасти их жизни!

Ортега швырнул аппарат в люк «Рино» и спрыгнул с бронированной крыши транспорта. Бегом вернувшись к шеренге арбитров, он жестами подозвал к себе Колликса и еще нескольких парней:

— Арбитры, постройте клин. Мы должны быстро добраться до той статуи. Пошли!..

С натренированной четкостью арбитры образовали вокруг Ортеги клин, точно такой же, что уже врезался в толпу с другого ее края. Ортега понимал, что непременно должен добраться до статуи первым.

Но арбитры еще только тронулись с места, а ему уже стало ясно, что время потеряно, — они опоздают.

Крики, сопровождающие их продвижение сквозь толпу, становились все громче, но Ведден не обращал на них внимания. Их целью была статуя Императора, и любого, кто недостаточно резво убирался с дороги, отбрасывали жестокими ударами в сторону. Людям Веддена тоже досталось несколько пинков и ударов, но их прочные щиты являли собой грозное пробивное оружие, и вскоре большинство демонстрантов стали покорно уступать им дорогу.

Ведден услышал резкий голос, приказывающий ораторам спуститься со статуи, и увидел, как командир арбитров, стоя на крыше «Рино», кричит и неистово размахивает руками. Но кретины на постаменте проигнорировали его. Отлично, эти бараны еще больше упростили ему задачу.

Их продвижение по площади, словно камень, брошенный в пруд, вызвало гневную рябь, которая тем сильнее расходилась по толпе, чем больше людей в синяках и крови они оставляли за своей спиной. По толпе стали расходиться слухи об агрессивной тактике арбитров, и вместе с ними расползался угрожающий рокот. Люди на статуе теперь увидели приближение Веддена и его людей и обратили свое внимание на них.

На арбитров обрушился поток оскорблений и обвинений в лицемерии, ораторы осуждали преступное насилие, применяемое «лакеями морально обанкротившейся администрации».

Настроение толпы стало меняться к худшему, но для Веддена это уже не имело значения, поскольку они были почти на месте.

Основание статуи окружало кольцо крупных мужчин. Ведден остановился, когда жилистый человек с длинной бородой обратился с постамента прямо к нему:

— Брат! Мы не хотим никому причинить вреда, мы собрались мирно. Позволь нам продолжать, и я гарантирую, что не будет никаких неприятностей.

Ведден не ответил ему.

Вместо этого он снял с предохранителя свой дробовик, передернул затвор и на глазах у тысяч демонстрантов застрелил оратора.

Ортега видел, как предводитель неизвестных арбитров достал дробовик и потянул за спусковой крючок, — все происходило, как в замедленной съемке.

До его ушей докатилось вялое эхо выстрела, а он все смотрел, как человек на постаменте медленно падает назад, на гипсовую статую Императора Человечества. Кровь из груди умирающего брызнула на бедро статуи, он перевалился через ее ногу и рухнул на землю. Его череп, шмякнувшись о камни площади Освобождения, раскололся, словно арбуз, с тошнотворным хрустом, и, только когда мозг несчастного выплеснулся на булыжник, время для Ортеги вновь обрело нормальную скорость.

Пока Ортега стоял, пораженный этим зрелищем, люди в доспехах арбитров припали к земле, прижав щиты к бедрам, и стоявшие в центре клина прицелились в остолбеневших людей на постаменте. Залп из автоматических дробовиков снес с подножия статуи Императора остальных ораторов, и Вирджил понял, что и он, и его люди будут счастливчиками, если теперь им удастся выжить.

Услышав эхо выстрела дробовика и увидев, как с постамента статуи упал человек, Микола Шонаи в ужасе зажмурилась. Это было то, чего губернатор боялась больше всего. Все пути назад были отрезаны.

Пересечена последняя черта, и ничто уже теперь не будет таким, как раньше.

Когда человек рухнул с постамента, Дженна Шар-бен вскочила на ноги и на ее губах застыл крик протеста. Ошеломленная происшедшим, она повернулась к Барзано, и тот увидел, как в глазах девушки застыла немая мольба. Но что он мог сейчас сделать? Арио Барзано нервно жевал нижнюю губу, его кулаки сжались.

Девушка, гордо вскинув голову, прошествовала мимо него, но эксперт успел схватить ее за руку и неожиданно сильно сдавил ей запястье. Прежде мягкие черты лица Барзано вдруг обрели стальную твердость. Эксперт покачал головой.

Обернувшись к окну, он окинул взором толпу на площади Освобождения, мгновенно оценив ситуацию. После этого Барзано повернулся к сержанту Леаркусу:

— Сержант, вы нужны мне там, внизу. Шутливый тон Барзано исчез, теперь его голос звучал в полную силу. Космический Десантник понял, что эксперт был человеком, привыкшим не просто отдавать приказы, но и добиваться их исполнения. Леаркус видел все, что видел Барзано, и понимал положение так же хорошо, как и он.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил огромный Космический Десантник.

— Все, что сможешь.

Ведден наугад стрелял по толпе, наслаждаясь воплями боли и ужаса. Те, кто оказался рядом с ним, неистово проталкивались, стремясь как можно быстрее убраться подальше из центра начинающейся бойни, но давление плотной толпы не позволяло им сделать это достаточно быстро.

Им не повезло, но тут уж ничего не попишешь, думал Ведден, в очередной раз нажимая на спусковой крючок.

Проклятие, но до чего же приятно убивать, даже если это всего лишь тупые штатские. Ему бы хотелось добраться до самих арбитров, но у него был четкий приказ: только штатских. Убей как можно больше, захвати одного из предводителей и возвращайся.

В захвате предводителя был особый смысл. Объединение Рабочих станет требовать освобождения предводителя с базы Адептус Арбитрес, а арбитры будут искренне заявлять, что никого на базе не удерживают. Им, разумеется, не поверят, и это будет воспринято как очередной знак того, что планетарная администрация завралась вконец. План этот был безукоризнен.

Ведден рванулся вперед, перешагнув через бьющихся в конвульсиях телохранителей, схватил рыдающую девушку — на вид ей было не больше двадцати лет — и грубо перекинул ее через плечо. Девчушка закричала от боли, и он ударил кулаком ей в лицо, заставив ее замолчать.

Тут его люди образовали круг, в середине которого он и оказался.

— Мы сделали то, за чем пришли, а теперь давайте поскорее убираться отсюда.

На доспехах арбитра был уже десяток вмятин, с виска его стекала тоненькая струйка крови, но Ортега продолжал неистово отталкивать с дороги все новых и новых вопящих людей. Ортега физически ощущал запах крови, ее вкус… Это был полный провал. Ему не удалось остановить бессмысленные убийства, не удалось сохранить покой Императора, и теперь здесь, на его глазах, разверзся настоящий ад.

Услыхав глухой рокот выстрелов, донесшийся с окраин площади, он ощутил прилив отчаяния. Ортега продолжал надеяться, что это стреляли не его подчиненные, но, если где-то еще в городе начались беспорядки, он не имел права сбрасывать со счетов и такую возможность.

Тела давили на Ортегу со всех сторон, и он зло отпихивал их плечами. Долго это не могло продолжаться, рано или поздно арбитров затопчут или закидают камнями. Отшвырнув в сторону еще одно навалившееся на него тело, Ортега услышал несколько глухих раскатов, и внезапно со всех сторон взметнулись гейзеры густого белого дыма.

Гранаты с удушающим газом, выпущенные шеренгой арбитров у дворцовых ворот, приземлились среди толпы, извергая густые клубы едкого дыма, затмевающие все вокруг на несколько десятков метров. Гранаты падали перед группой Ортеги и по сторонам от нее, и он мысленно поблагодарил того, кто догадался отдать такой приказ. Опустив забрало шлема, Ортега привел в действие респиратор.

Сквозь брешь в клубах дыма он заметил удаляющийся отряд убийц.

Кучки ошеломленных демонстрантов бесцельно блуждали, задыхаясь в едком тумане. Их глаза слезились, многих тошнило. Люди бессильно падали на булыжник, корчась в судорогах и сворачиваясь, подобно эмбрионам.

Шум стоял невероятный, казалось, это рычало пробудившееся от векового сна огромное животное. Ортега понимал, что сейчас они — в брюхе этого монстра. Он несся, сметая все на своем пути, пытаясь догнать организаторов этой бойни; он обегал спотыкающихся рабочих и перепрыгивая через мертвые тела, которые оставляли за собой безжалостные убийцы. Колликс и еще шестеро арбитров, которых он впопыхах выдернул из шеренги, бежали за Ортегой. Сержант плечом отпихнул человека с бешено вращающимися глазами, воинственно размахивающего огромным гаечным ключом.

Тем временем преследователи оказались на прилегающей к площади улице, и Ортега в очередной раз отчетливо увидел спины убийц, направляющихся к ничем не примечательному белому зданию.

Изрытая проклятия, он навел на них свой дробовик. Расстояние было великовато, к тому же опущенное забрало мешало Ортеге хорошенько прицелиться. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Вирджил нажал на спусковой крючок, и тут же один из убийц упал, схватившись за плечо. Колликс также выстрелил и попал, но оба их выстрела оказались для убегавших не смертельными. Раненых моментально подхватили на руки их товарищи и поволокли дальше.

— Пошли! — закричал Ортега. — Пока они не добрались до убежища.

Вдруг преследуемые остановились и выстроились в шеренгу. Ортега удивился, но тем не менее, опустившись на колени, успел выставить вперед щит, и вовремя, — противники открыли по арбитрам стрельбу залпами. Щит содрогнулся от страшного удара, и в нескольких сантиметрах от головы Ортеги в металлическом щите засияла дыра размером с кулак. Но. это было еще полбеды. Ортега услышал, как воздух за его спиной разорвали страшные крики, — снаряды попали в демонстрантов, которые преследовали арбитров по улице.

Высунувшись из-за щита, Ортега был сбит с ног новым неожиданным залпом, попавшим в его нагрудную пластину. Упав на землю, он замычал — больше от неожиданности, нежели от боли. Короткими перебежками к нему подобрался Колликс:

— Сэр? Вы ранены?

Застонав, Ортега встал и поморщился, ощутив резкую боль в груди. Нагрудная пластина приняла на себя основную часть удара, но она была прорвана, и теперь по ней стекала кровь. Ортега был тронут и удивлен одновременно заботой Колликса, он покачал головой:

— Может быть, сломано ребро. Ничего серьезного.

Колликс поднял своего начальника на ноги, и они отправились дальше по улице. Оба выругались, увидев, как злоумышленники ускользают, скрывшись за большими деревянными воротами в высокой стене, окружающей богатый особняк.

Пробежав еще несколько шагов, Вирджил Ортега был вынужден остановиться, так как колющая боль в груди усилилась. В глазах у него потемнело, и он прислонился к стене. К нему повернулся Колликс:

— Пойдемте, сэр…

— Иди, я догоню, — превозмогая спазм в горле, ответил Ортега. Возможно, его рана более серьезна, чем он представлял. Вирджил Ортега дышал тяжело, в груди его скрежетало.

Пошатываясь, он побрел за своими людьми, бросив тревожный взгляд через плечо. Их больше никто не преследовал по улице, что его удивило. Уж лучше б преследовали, чем… Впрочем, сейчас он был благодарен судьбе и за эту небольшую милость. Сделав очередной шаг, он закрыл глаза — улица перед ним закачалась и к горлу подступила тошнота. В ушах его звенело, дышать становилось все тяжелее — при каждом вдохе в его груди словно пересыпалось битое стекло. Ортега до крови закусил губу и усилием воли заставил себя двигаться вперед.

Его люди тем временем достигли ворот, за которыми скрылись убийцы, и Колликс профессионально руководил их взломом. Двое арбитров отстрелили петли, а третий засадил подкованным ботинком в замок, с грохотом выбив ворота из рамы.

Тут же из глубины дома раздался залп из наступательного оружия, сбив с ног первого арбитра. Кол-лике и остальные подались назад, но огонь по ним из-за стены дома не прекращался.

Пошатываясь, словно пьяный, Ортега подошел к своим людям, с огромным трудом вдохнул в себя воздух и оперся спиной о стену. Колликс вслепую пальнул из дробовика за стену и получил в ответ залп из автоматического оружия.

Рискнув бросить взгляд за угол, Ортега увидел по меньшей мере четверых или пятерых мужчин с тяжелыми пулеметами, автоматическими винтовками и огнеметом, укрывшихся за мешками с песком. Ортега грязно выругался. Ситуация была патовой: любой, кто осмелится появиться там хоть на секунду, — покойник. Раздавшийся из ворот залп послужил этому веским подтверждением. С другой стороны, и у занявших оборону в доме не было возможности высунуть нос наружу.

Колликс и остальные арбитры постреливали из-за угла, но куда им было с простыми дробовиками против серьезного наступательного оружия и тех, кто умел с ним обращаться! Со двора взметнулся столб огня, вспыхнули остатки рамы ворот, и арбитры отпрыгнули назад.

С площади Освобождения на улицу, где арбитры вели осаду здания, медленно ползли ядовитые языки газа, в них зловеще танцевали какие-то тени. Ортеге показалось, что к ним приближаются огромные фигуры сказочных великанов, но глаза его застилал туман, от боли и потери крови в его голове все смешалось, и он уже не понимал, что происходит на самом деле, а что ему только чудится.

Итак, арбитры оказались в тупике. Идти вперед означало погибнуть, но ни Ортега, ни Колликс, ни их люди не могли позволить удрать этим негодяям. Из ворот вновь полыхнуло пламя, осветив на короткое время задымленную улицу.

На Вирджила Ортегу упала тень — за его спиной выросла огромная фигура и встала в проходе во двор здания.

Мешки с песком снесло грохочущим ураганом огня. В ответ с шипением хлынуло пламя, объяв исполина в доспехах мерцающим оранжевым сиянием.

Продолжая непоколебимо стоять в языках огня, словно легендарный бог войны, гигант в блестящих синих доспехах с чудовищной скоростью стрелял из своего огромного болтера. У Ортеги отвисла челюсть, когда он увидел, что исполин не один, а их целых восемь.

Гигант обратил к Вирджилу Ортеге бронированное забрало, и арбитр почувствовал, как съеживается под его взглядом.

— Теперь за дело возьмемся мы, арбитр, — произнес из-под шлема сказочный воин.

Вирджил Ортега кивнул, не в состоянии подобрать нужных слов, и лишь махнул рукой в сторону особняка.

— Чувствуйте себя как дома… — прохрипел он.

Кивнув раненому арбитру, сержант Леаркус ринулся сквозь полыхающий проход во двор, беспрерывно стреляя из болтера разрывными снарядами. За ним бежал Клиандер; остальные Ультрамарины рассыпались веером, ведя огонь с бедра. Непосредственная угроза была устранена, людей, укрывавшихся за мешками с песком, разнесли в клочья разрывными снарядами, но из верхних окон здания Ультрамаринов продолжали поливать огнем из наступательного оружия.

Леаркус понял, что это автоматические винтовки и они не могут причинить серьезного вреда его священным силовым доспехам. На груди сержанта еще мерцало пламя — там, где скопился прометий. Почувствовав, как срикошетила пуля от его наплечника, он выстрелил в ответ и услышал донесшийся из-за стены здания громкий вопль.

Перескочив через залитые кровью остатки огневой позиции злоумышленников, он обрушился всей тяжестью своего закованного в броню тела на дверь дома. Тяжелая дверь разлетелась в щепки, и Космические Десантники оказались внутри здания. Леаркус понимал, что следует поспешить, поскольку его генетически усиленный слух уже уловил характерный звук двигателей приближающихся орнитоптеров, а это могло означать только одно: враги попытаются скрыться.

Увидев, как в нескольких сантиметрах от его ног взметнулись фонтанчики пыли и осколки терракотовых плиток, Леаркус откатился в сторону. Избежав пулеметной очереди, он снова вскочил на ноги и одним метким выстрелом разнес в ошметки человека в судейской форме, стоявшего на широкой лестнице, и махнул рукой, призывая своих людей войти в дом.

— Предатели будут отсиживаться на крыше, пока их не заберут орнитоптеры. Они не должны ускользнуть. Ни один! — приказал Леаркус.

Ультрамарины, кивнув, последовали за своим сержантом, который понесся вверх, перепрыгивая через пять ступенек.

Леаркус ворвался в длинную комнату, заставленную мебелью в белых чехлах. Другая, более узкая лестница вела наверх, к прямоугольнику солнечного света. Время было дорого — звук приближающегося орнитоптера звучал все громче.

Лишь только Леаркус появился в дверном проеме комнаты, из-за зачехленного стола вынырнул человек, но выстрелить он не успел — Клиандер разнес ему голову разрывным болтом. Не прошло и двух секунд, как Леаркус взлетел по лестнице и очутился на плоской крыше здания.

Амел Ведден смотрел, как прямо на него движутся две черные точки, постепенно обретая очертания, и вот уже он мог хорошо разглядеть, что это орнитоптеры. Бросив угрюмый взгляд на семерых оставшихся с ним людей, Ведден мрачно подумал, что сейчас хватило бы и одного. Но, потеряв на этом пустяковом задании такую кучу народу, он не мог заставить себя жалеть о них. Не таким он, Амел Ведден, был человеком, чтобы испытывать чувство жалости. Зато какая операция!

Но кто мог ожидать, что в дело встрянут эти чертовы Космические Десантники?

Эх, знать бы все заранее, тогда можно было, мотивируя непредвиденными осложнениями, потребовать больше денег. Ну да что теперь рассуждать. Ведден все еще держал в руках потерявшую сознание девушку, и предвкушение грядущего наслаждения вернуло ему хорошее настроение. О, с каким упоением он будет мучить и медленно убивать ее, лишь только они окажутся в безопасности!..

Услышав донесшиеся снизу пулеметные очереди, Ведден бросил взгляд на выход на крышу. Неужели эти проклятые орнитоптеры не могут поторопиться? Опасность слишком близка.

Жужжа, прилетели, смахивающие на насекомых, аппараты с широкими кабинами, под которыми, словно пчелиные жала, торчали орудия. Эти орудия, управляемые движениями головы пилота, то грозно поднимались вверх, то опускались, пока орнитоптеры облетали осажденное здание.

Почему они не садятся?

Ведден повернулся, услышав грохот бронированных башмаков, и вытащил пистолет, прижав его к виску девушки.

Пятеро Космических Десантников стояли, направив свои неправдоподобно огромные болтеры на него и его людей. Солдаты Веддена нацелили на Десантников свои дробовики, но никто не решался первым открыть огонь.

Казалось, сам воздух планеты Павонис застыл перед лицом разворачивающейся драмы. Даже звуки кружащих орнитоптеров и завывания толпы, раздирающей город на части, казались странно приглушенными. Глядя на этих могучих воинов, Ведден почувствовал, что во рту у него пересохло, и руки безжалостного убийцы задрожали.

Это же всего-навсего Космические Десантники, какого дьявола он чуть не наделал в штаны? Амел Ведден покопался в себе в поисках неиспользованного резерва отваги и облизал губы.

Ведден так и не получил возможности выяснить, есть ли у него мужество противостоять Космическому Десантнику, поскольку именно в этот миг орнитоптеры открыли огонь.

Крупнокалиберные пулеметы поливали огнем крышу здания, вспучивая ее покрытую галькой поверхность и кромсая человеческую плоть. Люди, ожидавшие эвакуации на орнитоптерах, погибли первыми, в считанные секунды разорванные на части снарядами крупного калибра, легко пробившими их доспехи. Ведден дико заорал, когда очередь прошила его ногу, оторвав ее от тела в середине бедра, и рухнул на землю вместе с девушкой.

Ультрамарины рассыпались по периметру крыши, стреляя по орнитоптерам, но заряды болтеров не могли пробить тяжелую броню их корпусов.

Леаркус, рванувшись вперед, прыгнул и подхватил на руки девушку, прикрыв ее своим телом от приближающейся пулеметной очереди. Удерживаясь на локтях, чтобы не раздавить ее, и ощущая тяжелые удары в броню на спине, он произнес короткую молитву благодарности своим доспехам, которые в очередной раз выдержали огонь предателей.

Но вот стрельба внезапно прекратилась и орнитоптеры набрали высоту, завершив свою кроваую миссию. Их преследовал огонь из болтеров, но вскоре летательные машины оказались вне пределов досягаемости Ультрамаринов и исчезли в дымке смога, повисшего над городом.

Леаркус поднялся на колени и бросил взгляд на девушку. Она была в крови, но, очевидно, не вся эта кровь была ее. Сержант полагал, что она будет жить.

Леаркус встал и поднял девушку на руки. Человек, похитивший ее, был все еще жив. Он, ухватившись за обрубок своей ноги и учащенно дыша, смотрел остекленевшим взглядом в небо. Пальцами другой руки он в бессильной ярости скреб по выжженной крыше и умолял о помощи. Первую помощь ему оказал Клиандер: он наложил жгут на ногу убийцы, надеясь, что этот человек, если все-таки выживет, окажется ценным источником информации.

…С площади Освобождения все еще доносились звуки сражения, и Леаркус видел оранжевые всполохи пламени и облака дыма по всему городу — народ Павониса отзывался на события дня единственным доступным ему способом.

Весь день в мраморном городе неистовствовала толпа, охваченная единым стремлением к убийству и разрушению. Скульптуры на главных улицах были опрокинуты, великолепные сады и парки преданы огню, а дома разграблены, поскольку часть населения, не обременённая высокими моральными принципами, не преминула воспользоваться сложившейся ситуацией и под шумок обделывала свои грязные делишки.

Огонь бушевал неудержимо, и целые районы сровнялись с землей, так как даже пожарные не хотели рисковать жизнью на улицах города. Перепуганные горожане прятались по углам своих домов, когда обезумевшие рабочие сносили двери с петель, а мародеры грабили беззащитных жителей. Кое-кто, правда, пытался оказать сопротивление, стреляя в тех, кто врывался в их дома, но выстоять против толпы у этих одиночек не было ни малейшего шанса. Их просто разрывали на части и затаптывали.

Те немногие, кто сохранял благоразумие и остатки самообладания, пытались призвать толпу к спокойствию, они ходили по улицам с поднятыми руками, но в безумии мятежа их голоса оставались неуслышанными.

Понимая, что их выход в город повлечет за собой лишь новые бесполезные смерти, арбитры отступили на территорию дворца, под защиту его стен и оборонительных башен. Отдельные мятежники пытались штурмовать ворота, но ураганный огонь бастионов безжалостно расправился с ними.

Отделения Адептус Арбитрес, размещенные на улицах, ведущих к площади, быстро поняли, что они отрезаны от своей базы, и принялись искать убежища поблизости. Им пришлось выдержать многочасовые уличные бои, пока из дворца не были высланы флайеры, чтобы доставить их и владельцев разграбляемых домов в безопасное место.

Защищаемое Ультрамаринами спецотделение Вирджила Ортеги дожидалось орнитоптера из дворца. Сам Ортега то лишался чувств, то вновь приходил в сознание. Услыхав над головой знакомый рокот турбовентиляторного двигателя, он вдруг испытал приступ паники, подумав, что пулеметы орнитоптера вот-вот откроют огонь.

Наконец и Ортегу, и раненого пленника, и остальных арбитров увезли. Орнитоптер был не в состоянии вынести вес восьми Космических Десантников в полном боевом облачении, но пилот обещал Леаркусу, что он тут же вернется за ними.

Сержант же заверил пилота, что для него и его людей не составит труда самостоятельно вернуться во дворец, и приказал ему заняться подбором оставшихся в городе арбитров.

На город опустилась тьма, но мятежники все еще были полны сил. Небо лизали красные языки пламени, отовсюду валил дым. Целые районы были погружены во мрак, их обитатели не желали оповещать мародеров и убийц о своем присутствии, зажигая свет.

Позже было выяснено, что в этот день в городе в общей сложности погибло более четырех тысяч человек. Часть из них была убита в уличных драках, часть — в своих собственных домах, кто-то погиб в огне пожаров. Этот день стал днем скорби для Павониса.

Сначала постепенно, затем, по мере того как с приходом ночи воздух становился все холоднее, бунтовщики стали все быстрее покидать город. Но очень многие оставались, чтобы сорвать свое раздражение и злость на тех, кто, как они считали, заслуживает этого. Некоторым людям было мучительно стыдно за происходящее, другие же, наоборот, радовались триумфу своей мести.

Арио Барзано с непроницаемым лицом наблюдал за тем, как дворцовый апотекарий трудился над раненым, удаляя окровавленные тампоны и зажимы с неровного обрубка, который некогда был его ногой. Барзано видел достаточно боевых ран, чтобы понимать, что этот человек будет жить.

Если ему и суждено умереть, то не от этой раны.

Сейчас он был без сознания — его под завязку накачали успокоительными и болеутоляющими. Конечности раненого были намертво прикреплены специальными ремнями к койке, и врач перекрывал порванную артерию. То, что брат Клиандер оказал пленнику помощь прямо на поле боя, спасло ему жизнь. Хотя впоследствии пленник об этом еще пожалеет, подумал Барзано.

Арбитр Ортега лежал на соседней переносной койке, его широкая грудь была полностью забинтована. У него пострадали два ребра, обломок одного, из них проткнул ему левое легкое. Ортеге, можно сказать, сказочно повезло, и, слыша крики и ругань, которые он теперь обрушивал на апотекария, обрабатывавшего его раны, Барзано подумал: а не из чистого ли упрямства выжил этот человек?

Перед Ортегой на корточках сидела Дженна Шар-бен и тихо рассказывала своему начальнику о том, что произошло, пока тот находился без сознания. Она перечислила имена погибших арбитров, и, хотя лицо ее оставалось совершенно непроницаемым, Барзано чувствовал, что девушка глубоко страдает.

Третим пациентом была заложница, которую мерзавец похитил у статуи Императора. Несмотря на то что вся ее одежда была перемазана кровью, ей удалось выйти из всех этих испытаний относительно невредимой. Врач извлек из ее тела некоторое количество мелкой дроби и констатировал симптомы контузии, но в остальном она была невредима. Сейчас девушка спала под воздействием большой дозы успокоительного.

Чуть поодаль Барзано, в напряженной тишине сержант Леаркус, губернатор Шонаи и Алмерз Чанда дожидались завершения работы врача. Резко развернувшись на каблуках, Барзано направился к ним.

Первым делом эксперт поблагодарил Леаркуса за его решительные действия. Доспехи Космического Десантника покрылись вмятинами и местами почернели, но сам Ультрамарин остался невредимым. Затем Барзано поднял свой взгляд на губернатора.

Она сильно постарела с тех пор, как он видел ее в последний раз. Ее седые волосы падали на лицо, на котором, казалось, прибавилось морщин.

— Кровавый день, — произнес Барзано, положив руку на плечо Миколы Шонаи.

Она молча кивнула, не в силах выразить словами обуревавшие ее чувства. Чанда только что передал ей сведения о предварительной оценке числа погибших, и масштабы бедствия поразили ее до глубины души.

Барзано раскрыл ей свои объятия, и она упала ему на грудь. Обхватив ее сотрясающееся от рыданий тело, Барзано строго взглянул Чанде в глаза.

— Уйди, — сказал он просто.

Советник, казалось, собирался запротестовать, но, увидев во взгляде Арио Барзано железную решимость, коротко поклонился и вышел из лазарета.

Арио Барзано и Микола Шонаи стояли, обнявшись, несколько минут. Барзано терпеливо ждал, пока губернатор Павониса выплачется. Годы неудач, крушение чаяний и надежд Шонаи — все это теперь вылилось в поток простых женских слез. Барзано обнимал женщину, помогая облегчить бремя, угнетавшее ее слишком долго.

Когда и Шонаи вновь взяла себя в руки, Барзано посмотрел в лицо этой мужественной женщины. Глаза ее опухли и покраснели, но огонь, который почти погас, разгорелся с новой силой. Вытерев лицо платком, учтиво предложенным ей Барзано, Шонаи сделала глубокий вздох. Слабо улыбнувшись эксперту, она распрямила плечи и собрала волосы в тугой хвост.

Губернатор бросила взгляд на койку, на которой недвижно лежал человек с культей на месте правой ноги. До сих пор враги были безлики, и это не давало ей возможности нанести ответный удар, но теперь перед ней находился один из них, и Микола Шонаи улыбнулась с мрачным удовлетворением. Этот человек был без сознания и, как сказал врач, вероятно, останется в таком состоянии несколько дней.

Но рано или поздно он очнется, и тогда губернатор Павониса не проявит к нему ни капли милосердия.

Часом позже Арио Барзано, Дженна Шарбен, Микола Шонаи, сержант Леаркус, Алмерз Чанда и Ли-ланд Кортео собрались в кабинете губернатора. На столе дымился большой кофейник. Барзано налил по кружке всем, кроме Леаркуса, который от кофе вежливо отказался. Все выглядели изнуренными и усталыми, за исключением Миколы Шонаи, которая носилась по комнате и чуть ли не плевалась кипятком. Остановившись у бюста старого Форлануса, она похлопала его по плечу.

Кортео вдруг подумал, что ее улыбка — улыбка охотника.

Вернувшись за стол, Шонаи отхлебнула из кружки и наклонилась вперед, сплетя пальцы перед собой:

— Итак, к делу, господа. Один из наших врагов находится у нас в руках. Что мы о нем знаем?

Поставив на стол губернатора брезентовую сумку, Дженна Шарбен вывалила ее содержимое: груду серебряных солдатских жетонов, зажигалку, маленький складной нож и прочую мелочовку.

— При одном из трупов — судя по всему, радиста — было это. Мы думаем, этот человек дежурил в доме, когда остальные выполняли задание, и именно он вызвал орнитоптеры. Однако хозяева и не собирались забирать их и открыли по ним огонь.

— Известно ли нам, чьи это были орнитоптеры или хотя бы куда они улетели? — спросила Шонаи.

— Боюсь, что нет, — ответил Алмерз Чанда. — В это время наши системы воздушного наблюдения были отключены на плановое обслуживание.

— Итак, мы не знаем, куда убрались орнитоптеры, но полагаю, что эти жетоны скажут нам, кем были люди, затеявшие всю эту бойню?

На вопрос губернатора ответила Дженна Шарбен:

— Похоже, все они были кадровыми офицерами планетарных сил самообороны. Самый высокий чин — капитан, и я уверена, что этот капитан — тот самый пленник, что у нас внизу.

— У него есть имя? — спросил Барзано. Шарбен кивнула эксперту:

— Если он и есть капитан, то его зовут Амел Вед-ден, офицер из Казарм Харона.

— Это один из полков, которые спонсирует Та-лун, — уточнил Чанда.

— На него есть досье или хоть какая-нибудь информация? — спросил Барзано.

— Нет, она была удалена. Недавно.

Эксперт с удивлением повернулся к губернатору:

— Кто мог удалить регистрационные записи военного так вот запросто? Только командир полка обладает этим правом.

Шонаи сразу поняла, к чему клонит Барзано:

— Итак, получается, что теперь под вопросом лояльность целого полка ПСС? — Микола Шонаи округлила глаза. — Это ж почти пять тысяч чело-иск! — Несколько минут молча поразмыслив над этой ситуацией, губернатор пришла к решению: — Прекрасно, я санкционирую мобилизацию других полков, чтобы удерживать их базу, пока мы не будем уверены в их преданности.

— Сколько времени на это потребуется? — спросил Барзано, глядя немигающим взглядом в глаза Лиланда Кортео.

Глубоко вздохнув, старик хорошенько затянулся из трубки.

— Трудно сказать, мы уже долгие десятилетия не испытывали потребности в мобилизации ПСС. В последний раз это было при отце нынешнего губернатора.

— Да, но тем не менее сколько времени это займет? — настаивал Барзано.

— Возможно, два или три дня. Но это только в том случае, если хотя бы половина резервистов откликнется на вызов. Немало шансов за то, что многие из них были сегодня на площади Освобождения.

— Крейсер «Горе побежденному» и капитан Вентрис вернутся менее чем через три дня, — добавил сержант Леаркус. — Тогда в вашем распоряжении будет Рота Ультрамаринов, губернатор Шонаи.

— Благодарю вас, сержант. Я исключительно признательна за помощь, оказанную Ультрамарина-ми. Вы делаете честь вашему Ордену.

Леаркус, склонив голову, скромно ответил:

— Мы служим Императору.

Отхлебнув из кружки горячий кофе, Шонаи продолжила:

— Итак, что же мы еще можем предпринять? Мы уже выяснили, кому принадлежит этот особняк?

— Конечно, — с видимым облегчением вступил в разговор Алмерз Чанда. Он извлек из объемного портфеля пачку документов. — Этот летний дом принадлежит Тарину Хонану.

— Хонану? — воскликнул Кортео, чуть не поперхнувшись дымом своей трубки. — Я не верю этому. Этот толстый дурак? Конечно нет!

— Здесь написано черным по белому, — невозмутимо ответил Чанда, указывая рукой на документы.

— Это к делу не относится, — пресек начавшийся было спор Барзано. — Кто бы ни стоял за этим, операция была спланирована более чем тщательно. Даже намерения забирать исполнителей после завершения миссии у них не было. Я не думаю, что, если бы за этим стоял Хонан, он оказался бы настолько глуп, чтобы осуществлять нападение из собственною дома. Хотя будет не вредно привести его сюда, чтобы ответил нам на несколько вопросов.

— Итак, на чем мы все-таки остановимся? — спросила Дженна Шарбен.

— А остановимся мы на том, что нам предстоит очень и очень многое сделать, — подвел итог Барзано.

Казимир де Валтос воткнул вилку в сочную отбивную и заставил себя ее проглотить, несмотря на кисловатый привкус желчи, который вот уже несколько лет стоял у него во рту.

Мясо имело привкус гнили, и де Валтос с трудом подавил позыв рвоты, смыв этот тошнотворный вкус глотком вина из хрустального кубка. Информация из надежного источника говорила о том, что это марочное вино — из числа наиболее ценимых в галактике, но для Казимира де Валтоса оно было таким же пресным, как и все остальные напитки мира.

Еще одно последствие знакомства с эльдаром. Но вскоре это останется в прошлом. Ласко сообщил, что его люди вот-вот пробьются в последнюю комнату. От де Валтоса потребовалась вся его могучая сила воли, чтобы невозмутимо оставаться на месте, а не броситься туда сломя голову — увидеть все собственными глазами. Он почувствовал, как его рука судорожно сжала вилку, и, чтобы скрыть нарастающее возбуждение, убрал руку под стол.

Гость Казимира де Валтоса в очередной раз изрек какую-то тривиальную чепуху. Вежливо улыбнувшись, Казимир произнес в ответ нечто столь же бессмысленное и ни к чему не обязывающее. Внешне де Валтос выглядел спокойным, но внутри у него все кипело: в ушах его стоял адский рев, а во рту от возбуждения пересохло. Он отхлебнул еще вина.

Под столом его рука отбивала по бедру ритмичную дробь, и вилка судорожно вонзалась в бедро — достаточно глубоко, чтобы пошла кровь. Он ничего не чувствовал и, лишь положив вилку на тарелку, заметил на ней алые капельки крови.

При виде этих липких красных капель у Казимира перехватило дыхание и язык непроизвольно потянулся за падающими с зубцов темно-рубиновыми каплями. Его гость сказал что-то еще, но эти слова пролетели, не коснувшись его ушей, — Казимир де Валтос с упоением истинного вампира вкушал собственную кровь.

Он не чувствовал боли в ноге. Он вообще не мог чувствовать боли.

Де Валтос вдруг поймал себя на том, что его взгляд устремляется на потолок столовой, и сквозь этот потолок он видит черный кожаный чемоданчик, стоящий у него под кроватью… Усилием воли де Валтос заставил себя опустить глаза. Всему свое время.

Еще слишком рано.

Наслаждение всегда оказывается гораздо слаще, если посмаковать предчувствие. Он заставил себя выкинуть из головы мысли о клинках, пилах, клещах и крюках, пытаясь сосредоточить внимание на своем госте. Но сконцентрировать внимание на бессмысленном лепете, который слетал с напомаженных губ человека, сидящего напротив, было просто невозможно. Пот градом покатился по лицу Казимира, когда он с усилием протолкнул в горло очередной кусок мяса.

Ему казалось, что в нем не осталось больше ни капли силы, что он физически не сможет дождаться момента, когда наконец начнет убивать его.

Внезапно он осознал, что больше не думает о своем госте как о человеке, и это было дурным знаком. В де Валтосе нарастало чувство голода, и он мысленно представлял собеседника обнаженным. Его гость был просто мясом, плотью, которую следовало разделать; средством от боли, которую он больше не мог чувствовать. От или для боли?

Он причинит страдание, чтобы ощутить, как собственная боль отражается в его криках.

Кровь заструилась по подбородку Казимира, и он понял, что прокусил себе губу. Де Валтос вытер подбородок, а его гость, отодвинув кресло, прошел вдоль длинного стола к нему с выражением притворного беспокойства на глупом, коровьем лице.

Человек положил руку на плечо де Валтосу, и тот содрогнулся от этого прикосновения.

— Вы хорошо чувствуете себя, Казимир? Вы ужасно бледны, — с тревогой в голосе произнесла Солана Верген.

Казимир де Валтос сглотнул ком в горле, подавляя раздражение и ярость.

— Да, — кое-как выдавил он, не переставая думать о черном чемоданчике. — Все будет нормально.

12

Это невероятно, — думал начальник шахты Джекоб Ласко. — Сколько бы энергии ни пропускали через этот проклятый резак, он не работает больше, чем вполсилы!»

У них перегорало по пять-шесть генераторов в день, и, хотя растущие издержки по-прежнему раздражали его, он понимал, что у него нет выбора: приходится заменять каждый, как только тот выходит из строя. Но конец уже близок — вскоре они должны пробить эту последнюю преграду.

Помещение сотрясалось от завывания резака, и Джекоб был благодарен берушам, с которыми не расставался. Они не только делали визг машины переносимым, но и перекрывали странный шум, который он стал слышать лишь недавно. Иногда этот шум можно было списать на разыгравшееся воображение (что правда, то правда: отсутствием воображения начальник шахты не страдал). Но такие дни были редкостью, в большинстве же случаев Ласко готов был поклясться, что различает бормочущие голоса, едва различимые и накладывающиеся один на другой.

Проклятие, он слишком долго торчит в этом странном месте!

Начальник шахты окинул помещение профессиональным взглядом. Оно было абсолютно квадратным, его размеры совершенны до последнего микрона, так ему доложили картографы. Стены комнаты от пола до самого потолка покрывали надписи, выполненные плотным угловатым шрифтом, умело выгравированным на гладкой поверхности стен несколькими столбцами. О чем там говорилось, что это означало — оставалось для него тайной.

Надписей были лишены только четыре ниши: две — в восточной стене, две — в западной. В каждой из них стояло по огромной гипсовой фигуре, сжимающей странные медные жезлы, покрытые зеленой патиной. Кого они изображают — пусть над этой тайной поразмышляет кто-нибудь другой.

Джекоба Ласко касалось лишь одно: пробить дверь в дальнем конце комнаты.

До сих пор гладкая черная плита не поддавалась ни сверлам с алмазными наконечниками, ни направленным взрывам. Только лазерный резак приносил хоть какую-то пользу, но продвижение все равно было медленным и мучительным.

Двое техножрецов молились и размахивали кадилами с ладаном над резаком неподалеку от шестерки горняков с кирками и лопатами. У этих работяг был такой вид, словно они предпочли бы оказаться где угодно и с кем угодно, только не здесь и не в обществе этих четырех гипсовых статуй. Дела в последнее время шли из рук вон плохо, никто из людей не хотел никуда ходить поодиночке. Все валилось из рук, и многие уже начали сомневаться в том, что поступили правильно, согласившись на эту работу. И хотя здесь платили на порядок больше, чем на большинстве предприятий, начальник шахты устал бороться с текучкой.

Конечно, местечко не из приятных — за те годы, что он работает на шахте, здесь бесследно исчезли несколько человек. Последним пропал тот проклятый дурень Дал Колурст. Этот недоумок, наверное, просто свалился в темноте в шахту. Они, конечно, могут понимать в машинах, эти техножрецы, но что такое настоящая работа, они не знают. До сих пор тело Колурста не было обнаружено, но рано или поздно кто-нибудь споткнется о его труп с переломанной шеей.

Подняв глаза на вновь замигавшие огни, начальник шахты бросил злой взгляд на читающих молитвы жрецов. Здесь и так плохой свет, не хватало еще погрузиться в полный мрак.

Отшлифованные, как драгоценные камни, глаза статуй в нишах зловеще сверкали в неровном свете, и Ласко невольно вздрогнул. Да, решил он, здесь платят хорошие деньги, но он соврал бы сам себе, если б стал уверять, что не будет чертовски рад, когда эта работа наконец кончится и он вернется в нормальную шахту к настоящему горному делу.

Эта археология, черт ее дери, может, и приносит его хозяину большие деньги, но ему, работяге, не по душе вкладывать столько сил, труда и не видеть осязаемых результатов. Что им удалось извлечь отсюда за все это время? Ничего, кроме нескольких скелетообразных фигур из какого-то таинственного, зеленоватого металла. Техножрецов эти находки привели в неописуемый восторг, но ни один из них не смог сказать Ласко ни что это за фигуры, ни из какого они металла. Ну и эксперты!

Что ж, поглядев, как продвинулось дело с дверью, Ласко увидел, что резак проник в нее уже, возможно, на метр. Послушать техножрецов, так большая часть работы уже была позади, оставалось пройти совсем немного, так что он, Джекоб Ласко, дождется, пока они не пробьются окончательно, прежде чем откупорить бутылочку ускавара пятилетней выдержки.

Тем не менее, как бы ни был богат босс, Ласко не думал, что ему захочется раскошеливаться еще на десяток генераторов и резаков. Эта операция и так уже обошлась его хозяину в целое состояние.

Светильники погасли, погрузив людей в кромешную темноту на бесконечно долгие секунды. Затем вновь глухо зажужжали и брызнули на стены и пол лучами грязно-желтого света.

Вновь увидев этот хоть и тусклый, но свет, Ласко испытал огромное облегчение. Немного успокоившись, он облизал пересохшие губы.

Что же такое дьявольски ценное спрятано за этой дверью?

Начальнику шахты оставалось лишь надеяться, что вскоре это выяснится.

13

Войдя в вестибюль дома Казимира де Валтоса, Тарин Хонан через распахнутую настежь дверь бросил взгляд в столовую. Пол под столом был усыпан осколками разбитой посуды и тонкого хрусталя. «Какая, право, досада, — подумал Тарин. — Такие изящные дорогие вещи, и так безрассудно уничтожены!..»

Но тут его внимание привлекла женская накидка, висящая на крюке рядом с входной дверью. Облизав губы, Хонан приподнял край дорогого одеяния, поднес его к лицу и с видимым наслаждением вдохнул нежный аромат. О да, он узнал эти духи — они принадлежат прелестной Солане. Интересно, она тоже здесь? Странно, подъезжая к дому де Валтоса, он не видел ее кареты.

Размышления Тарина прервал донесшийся с лестницы кашель, и Хонан повернулся, отбросив накидку и покраснев от стыда и неожиданности.

На лестничной площадке стояли Казимир де Валтос и Вендаре Талун и смотрели на него. Пока главы картелей спускались к Хонану, тот просеменил в центр вестибюля и кашлянул в кулак. От взгляда Тарина не укрылось, что Казимир сегодня выглядит особенно возбужденным и пребывает в прекрасном настроении, тогда как Вендаре показался Тарину мертвенно-бледным, словно он только что испытал глубокое потрясение.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Казимир, и Тарина передернуло от страшных, металлических поток, прозвучавших в его голосе. — Я говорил тебе не приходить сюда. Или ты забыл?

— Д-д-да, конечно, — заикаясь, пролепетал Та-рин, — но я должен был тебя увидеть. Этим утром меня вызвала во дворец губернатор. Что за вопросы там мне задавали! Это ж ни в какие рамки не лезет! Спрашивали о таких вещах… Они…

— Тарин, полегче, — перебил его Казимир, положив свою тяжелую руку на дряблые жирные плечи Хонана. — Пойдем присядем в гостиной у огня и обсудим это как воспитанные люди, да?

Тарин благодарно кивнул и позволил де Валтосу повести себя через дверь, расположенную напротив двери в столовую.

Здесь, как и было обещано хозяином, в камине дружелюбно полыхал огонь, и Тарин принялся устраиваться поудобнее в кожаном кресле с высокой спинкой, пока де Валтос наливал три добрые порции ускавара из бутылки, которая стояла на большом подносе с напитками. Быстрыми шагами подойдя к Казимиру, Талун чуть ли не выхватил один из трех стаканов из рук хозяина дома и поглотил его содержимое одним глотком. Оба предводителя картелей с полминуты пошептались о чем-то, затем Казимир, усевшись напротив Хонана, протянул ему хрустальный стакан с янтарным напитком. Вендаре же так и остался стоять у подноса с напитками, наливая себе очередную порцию.

— Ну, Тарин, что ты там понарассказывал? Чтобы успокоиться, Хонан глотнул из стакана.

— Что же это творится на нашей планете, когда с таким влиятельным лидером картеля, как я, представитель Администратума обращается, как с обычным преступником? Этот Барзано приставал ко мне с идиотскими вопросами насчет моего особняка, ну, ты знаешь, того, который я тебе одолжил на время.

Казимир кивнул, задумчиво пожевывая свою нижнюю губу, и Тарин заметил, что хозяину дома, похоже, было слишком жарко от огня в камине, — на лбу у него выступили блестящие капельки пота.

— С тобой все в порядке, Казимир? — забеспокоился Тарин.

— Вовсе нет, — фыркнул Вендаре, снова наполняя свой стакан до краев.

Бросив на Талуна полный ненависти взгляд, Казимир, кивая Хонану, произнес:

— Пожалуйста, продолжай, Тарин. Не беспокойся о Барзано, ему недолго осталось создавать нам проблемы. Ну так что же он хотел узнать?

— Ну, он заявил, что Церковь Старых Принципов использовала мой особняк для своего очередного жестокого нападения. Ты можешь себе представить? Из моего дома?! Смешно, правда?

— Очень, Тарин! — вдруг захохотал Казимир. Жуток был этот истеричный смех, начисто лишенный какой бы то ни было веселости. — Видишь ли, это правда. Все это правда. Ты просто слишком глуп, чтобы это понять.

Тарин открыл было рот, чтобы выразить свой протест, но Казимир не дал ему возможности ответить:

— У тебя нет ни малейшего представления о том, что происходит на этой планете, Тарин. События развиваются в соответствии с моими замыслами. Мо-и-ми! Я вложил слишком много средств, чтобы все пошло прахом из-за такого ничтожества, как ты, Тарин!

От этих неожиданных и, что самое ужасное, неоправданных нападок на глаза Тарина Хонана навернулись слезы.

— Брось, Казимир, что за радость тебе бросаться такими фразами? Мы, в конце концов, друзья, так ведь?

— Друзья? — передразнил своего «друга» Казимир де Валтос. — Нет, Тарин, мы не друзья. Ты всего лишь жалкий комок грязи, на который я наступил по пути к бессмертию. А теперь пришло время избавиться от тебя!

Тарин услышал звук открывающейся позади него двери. Казимир, подняв взгляд, кому-то улыбнулся, видимо тому, кто бесшумно вошел в эту дверь. Но улыбка хозяина дома была далеко не дружеской. В поисках поддержки Хонан в отчаянии бросил взгляд на Вендаре Талуна. Ведь кто же, как не его старый добрый друг Вендаре, защитит Тарина? Уж он-то не позволит Казимиру разговаривать с ним в таком тоне!

Но Вендаре Талуну было не до Тарина — он, открыв рот, в ужасе уставился на вошедшего. Тарин услышал звук приближающихся тихих шагов, и бледная, испещренная тонкими жилками рука легла на плечо толстяка.

Ногти на длинных тонких пальцах этой руки были черными и необычайно острыми. От руки исходил сильный запах дезинфицирующего средства.

Тарин в страхе задрожал и судорожно сглотнул подкативший к горлу комок.

— Казимир? Что происходит? — захныкал он.

Развернув свою жирную тушу в кресле, он увидел высокую тонкую фигуру в простом красном халате и хирургической маске. Лица незнакомца он разглядеть не мог, единственное, что он видел, — это огромные глаза темно-фиолетового цвета. Вторая рука этого кошмарного человека, скользнув к шее Тарина, слегка оттянула на ней кожу, и толстяк почувствовал, как от этого легкого прикосновения по спине его побежали мурашки.

Казимир де Валтос вернулся в свое кресло и сделал глоток из стакана.

Тарин собирался было что-то промямлить, но вдруг ощутил острую пронизывающую боль в горле, когда толстая игла вошла в его шею. Он вздрогнул, но боль тут же прошла, ее сменило ощущение тепла, голова закружилась, и он словно поплыл куда-то. Веки Тарина внезапно налились свинцом, и глаза закрылись. В этот момент Казимир де Валтос заговорил, и Тарину пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова.

— Тарин, это Хирург. Я думаю, настало время вам познакомиться поближе.

Тарин Хонан улыбнулся, сонно кивнул, а быстродействующее снотворное тем временем понеслось по его венам.

Недопитый стакан с ускаваром выскользнул из его пальцев и, ударившись об пол, разбился.

Барзано вышел из комнаты для допросов, где Ор-тега и Шарбен попеременно работали с девушкой, спасенной Леаркусом от «арбитров»-убийц. Губернатор Микола Шонаи, Алмерз Чанда и Лиланд Кортео стояли перед окном комнаты, наблюдая за работой арбитров. Лицо Шонаи было каменно-непроницаемым, но Чанде и Кортео явно было не но себе от зрелища, свидетелями которого они стали, — девушку допрашивали с пристрастием, по всей строгости закона.

— Она что-нибудь знает? — первой нарушила молчание Шонаи.

— Не думаю. Во всяком случае, ничего существенного. Все, что пока из нее выжали, это несколько имен. Но она, увы, слишком мелкая рыбешка, чтобы знать что-либо действительно ценное.

— Тогда зачем все эти… неприятности? — подал голос Чанда, махнув рукой в сторону ссутулившейся фигуры за стеклом.

— Потому что никогда не знаешь, под каким камнем обнаружишь очередной фрагмент головоломки, мой дорогой Алмерз.

Чанда нахмурился. Ему не нравилась чрезмерная фамильярность Барзано, и он отвернулся от эксперта.

— Она была на статуе, — ледяным голосом произнесла Микола Шонаи. — Она одна из зачинщиков демонстрации. Она должна что-то знать.

— Возможно, — согласился Барзано. — В таком случае она — упертый борец. Легко не расколется.

— Делайте все, что сочтете нужным, — приказала Шонаи. — Мне теперь все равно, главное — выяснить, кто за всем этим стоял и кто заплатит мне по счетам.

— О, мы выясним, кто сделал это, я гарантирую, — пообещал Барзано. — Полагаю, что один из ваших соперников оказался умен и весьма коварен, используя посредников и ячейки активистов, чтобы мы не смогли докопаться до корней этого предательства посредством одного ареста. Я знаю, видел, как это делается. Уверяю вас, вскоре выяснится, что ничему нет никаких доказательств, не осталось никаких документов, поскольку на бумаге ничего и не фиксировалось, но при этом каждый из заговорщиков был в курсе всего плана. Я думаю, после того как им удалось вывести на улицу толпы народа, не потребовалось больших усилий, чтобы превратить демонстрацию в бойню.

Шонаи кивнула:

— Достаточно было искры, чтобы в один момент все полыхнуло.

— Именно так. Что и было проделано капитаном Ведденом, будь проклята его душа.

— Он пришел в сознание? Можем мы его допросить?

— Пока нет, но ваш врач полагает, что мы сможем это сделать уже сегодня, правда несколько позже. Хотя он, как врач, не рекомендовал беспокоить больного так скоро.

— Будь он проклят вместе со своим беспокойством! Я хочу, чтобы того ублюдка разорвали напополам. Мы, Арио, близки к разгадке, я чувствую это.

— Пойдем, — вдруг сменил тему разговора Барзано. — Я бы выпил. Есть еще желающие?

Шонаи бросила на Барзано суровый взгляд, но затем мрачное выражение ее лица смягчилось, и она кивнула:

— Я бы тоже не отказалась от глотка ускавара. А почему бы и нет?

Кортео ухмыльнулся:

— Ну, я всегда говорил, что негоже позволять человеку пить в одиночку. Поэтому я к вам присоединяюсь.

— Алмерз? — Губернатор подняла глаза на Чанду. Главный советник губернатора отрицательно покачал головой:

— Благодарю за предложение, губернатор, но я останусь здесь на тот случай, если арбитры все-таки узнают что-нибудь ценное и понадобится срочно сообщить вам об этом.

Перед тем как остаться в обществе Барзано и Кортео, губернатор Шонаи положила руку на плечо Панды и слабо улыбнулась ему:

— Ты хороший человек, Алмерз. Спасибо. Поклонившись, Алмерз Чанда продолжил наблюдать за допросом девушки.

— Итак, у вас уже был опыт в подобных делах, эксперт Барзано? — спросил Лиланд Кортео, вновь набивая свою трубку.

Барзано сел, поджав под себя ноги, на свою кровать и кивнул, потягивая ускавар. Как только троица вошла в его комнату, между чиновниками установилась атмосфера неформального общения.

— Да, мистер Кортео. Я побывал во множестве самых различных мест и имел дело с огромным количеством людей, полагавших, что они неподвластны законам Императора.

— И вы убеждали их в обратном? — вставила Микола Шонаи.

— Разумеется, — улыбнулся Барзано.

— И чем вы завершите свою миссию на Павонисе, когда получите то, за чем прибыли?

Вопрос был задан как бы между прочим, но Барзано почувствовал всю его серьезность. Он хотел было солгать губернатору, но решил, что она заслуживает того, чтобы знать правду:

— По всей вероятности, вы будете отстранены от управления этим миром. Неудача в ведении дел на планете Империи — это преступление, а ваш режим здесь вряд ли можно считать успешным. Или вы не согласны с этим?

Лицо Кортео покраснело от гнева после столь откровенного ответа Барзано, и он со стуком опустил свой стакан на стол эксперта.

— А теперь послушайте, черт побери! Возможно, вы действительно большой профессионал по улаживанию конфликтов, возможно, даже лучший из всех, что есть на Терре. Но права так разговаривать с имперским командующим вам никто не давал.

— Нет, Лиланд, у него есть все права, — прошептала Шонаи. — И в конце концов, он действительно прав. Я потерпела неудачу, я позволила маленьким проблемам перерасти в большие и пыталась скрыть то, что продолжалось слишком долго. Возможно, мы все заслужили того, чтобы нас заменили.

Барзано наклонился вперед, поставив стакан перед собой и уперев локти в колени:

— Может быть, но я еще не решил. В конце концов, кого поставить на ваше место? Баллиона Варле? Вендаре Талуна? Тарина Хонана? Я так не думаю, дорогой губернатор. Нет, давайте пока оставим разговор о вашей отставке и сосредоточимся на проблемах более насущных.

— И что это за проблемы? — проворчал Кортео, все еще вне себя от прямоты Барзано.

— У меня есть подозрение, что на этой планете люди сотрудничают с эльдарами, используя их пиратские рейды для прикрытия каких-то своих тайных дел, а противоречия на Павонисе они раздувают с одной-единственной целью: отвлечь внимание от своей главной деятельности, — объяснил Барзано, опершись о стену.

И губернатор, и Кортео лишились дара речи. Мысль о том, что проблемы планеты были организованы намеренно, потрясла их, и они не знали, что на это и ответить.

— Я не верю, что события, которые здесь происходили до моего приезда и продолжают происходить теперь, не имеют связи. Слишком много совпадений, а я в совпадения не верю.

— Но кто? — в конце концов произнесла Шонаи.

Барзано неопределенно пожал плечами:

— Пока не знаю. Но надеюсь, что скоро нам удастся это выяснить, ибо, боюсь, цепь событий приблизилась уже к критической точке.

— Как следует вас понимать, эксперт?

— А так и понимать, мой дорогой губернатор: все вот-вот взорвется.

В укромном коридоре Имперского дворца в темном воздухе затрепетало мерцающее пятнышко света. Оно раскачивалось, словно крошечный шарик, попавший в легкий, восходящий воздушный поток. Постепенно это пятнышко стало увеличиваться, лениво кружась по спирали и отбрасывая в стороны фиолетовые отблески. Ткань воздуха, казалось, растягивается, как шелковое полотно, которое невидимые глазу силы настойчиво тянут к свету.

Хрустальные подсвечники под потолком внезапно взорвались, когда из уже изрядно увеличившегося светового пятна раздался тихий стон. Даже скорее не стон, а журчащий и дрожащий звук, в котором сплелись и непристойная похоть, и вечная жажда. Вдруг внутри этого загадочного пятна начали формироваться четыре темные точки. Они изгибались, стремительно разрастаясь, подобно раковым опухолям, в сердце света. Эти «опухоли» следовали за извивающимся по спирали световым пятном, и при этом их желеобразные тела постепенно твердели, становясь все отчетливее в общей сияющей массе.

Покрытые пленочной оболочкой быстро твердеющие тела проталкивались сквозь свет, издавая тихий, но от этого не менее омерзительный скрежет. В коридоре Имперского дворца зарождалось что-то темное и страшное.

С мучительным пронзительным визгом ткань реальности прорвалась, и четыре лилово-красных тела шмякнулись о каменный пол, а породившая их светящаяся матка, закрутившись в спираль, исчезла с невероятной скоростью, и коридор вновь погрузился в полумрак.

Четыре поблескивающих тела на протяжении нескольких секунд лежали на полу, содрогаясь в послеродовых конвульсиях, а затем, сбросив с себя оболочки, явили миру длинные изгибающиеся ноги, ядовитые шипы, вздувшиеся стальными мышцами руки и пасти, полные клыков.

Твари синхронно принюхались к воздуху — существование этих монстров было подчинено одному-единственному повелению их владычицы.

Повелению убить жертву.

Солдаты Корнер и Тарнин медленно вышагивали по темному коридору, держа лазганы на изготовку. Здесь внизу определенно что-то было. Корнер услышал какой-то странный подозрительный шум и сообщил на пост охраны, что они отправились посмотреть, что же там такое происходит.

Тарнин первым заметил разбитые светильники и, услышав хруст стекла под ногами, решил взять инициативу на себя.

В нескольких шагах впереди него как будто подрагивала лужица пролитого масла.

Не поворачиваясь, он прошептал:

— Корнер, дай мне свой фонарь, — и протянул за ним руку.

Включив фонарь, он направил его яркий луч вперед, но так и не успел ничего разглядеть — все произошло слишком быстро.

Гибкое тело бросилось на него из темноты и одним движением огромных когтистых лап вспороло тело солдата, словно пуховую подушку. Двадцатисантиметровые когти разорвали надвое его тело, а массивные челюсти сокрушили череп.

Корнер успел лишь заметить кровавые брызги, когти и клыки, раздирающие плоть его товарища. Через секунду пронзительный крик Тарнина резко оборвался. Корнер бросился бежать.

Что- то тяжелое ударило его в спину, сбив солдата с ног. Лазган Корнера отлетел в сторону, а кожу солдата обожгло огненное дыхание. В тот же миг он почувствовал, как когти монстра разрывают его форму на лоскуты и впиваются в тело. Корнер раскрыл рот, чтобы закричать, но порожденная варпом тварь, с легкостью оторвав парню голову, разом проглотила ее. Вонзив когти в спину солдата, она принялась выдирать и заглатывать куски мяса, с хрустом разгрызая человеческие кости.

Второй монстр, распахнув клыкастую пасть, издал угрожающее рычание. Залитое кровью чудище прекратило пиршество и последовало за лидером. И вот все четыре твари бесшумно понеслись по коридорам дворца.

Жертва была близко.

Барзано резко вскинул голову. Опустив на пол ноги, он плавно и грациозно поднялся во весь рост, бросив взгляд на губернатора Шонаи. На его лице отразилась явная обеспокоенность. Метнувшись к двери, он распахнул ее и выскочил в коридор.

При появлении эксперта два Ультрамарина встали по стойке «смирно», прижав к груди болтеры. Повернувшись, брат Клиандер посмотрел на представителя Администратума:

— Брат Барзано, что-то неладно? Барзано торопливо кивнул:

— Боюсь, что очень даже неладно. Где остальные Десантники из вашего отделения?

— На главных входах в это крыло дворца. Здесь муха не пролетит без ведома одного из моих боевых братьев. Мимо них и мышь не проскочит.

— Или сквозь них, — пробормотал себе под нос Барзано.

— Прошу прошения?

— Ничего, брат Клиандер. Мне нужно, чтобы ты связался со всеми, кто находится на постах, и сообщил им: нечто чрезвычайно недружелюбное проникло во дворец. Все мы в серьезной опасности.

Клиандер жестом велел своему собрату выполнить приказ эксперта и снял болтер с предохранителя.

— Что происходит, эксперт?

— Сейчас у меня нет времени объяснять. Просто прикажи всем стражам быть готовыми ко всему и стрелять во все им неизвестное.

Лицо брата Клиандера было скрыто под шлемом, но Барзано почувствовал его гнев. Десантника можно было понять: где это видано, чтобы приказы ему отдавал какой-то чиновник?

— Вы говорите неучтиво… — начал было Клиандер.

— Будь она проклята, учтивость, Клиандер, просто сделай это! — выпалил Барзано, но в этот миг совсем рядом раздался грохот болтерных зарядов. Вскоре все смолкло, но затем последовала еще серия выстрелов, и по коридорам эхом покатился дикий вой. — Слишком поздно, — произнес Барзано.

Три твари неслись по коридорам с устрашающей скоростью, позади них раздавались крики преследователей. Тело четвертого монстра упокоилось на трупах двух Ультрамаринов, медленно превращаясь в зловонную лужу липкой слизи.

Сеть вокруг монстров стягивалась все туже, но они и не думали о том, чтобы выжить.

Значение имела только их жертва.

Рванувшись назад, в свою комнату, Барзано бросился на колени перед длинным сундуком, стоявшим в ногах кровати, и приложил палец к считывающему запорному устройству. Шонаи и Кортео вскочили на ноги. Оба были напуганы поведением эксперта, и он не мог их в этом винить. Все действительно было очень и очень серьезно.

— Что за дьявольщина тут происходит? — спросила Шонаи.

Тем временем крышка сундука поднялась, и Барзано полез рукой внутрь, спросив:

— Помните, вы говорили о горящем фитиле?

— Да, конечно.

— Ну вот, оказывается, он гораздо короче, чем мы думали. В игре снова подняты ставки. Вот, — прервал свои объяснения Барзано, кидая каждому из них по пистолету. — Вы знаете, как этим пользоваться?

— По большому счету нет, — признался Кортео.

— Губернатор?

— Нет. Никогда прежде не стреляла.

— Проклятие! Ну ладно, самое подходящее время научиться. — Он быстро продемонстрировал, как взводить курок и перезаряжать оружие. — Когда будете стрелять, наводите их ниже цели — отдача такова, что они подскакивают, как грокс в жару.

— Но во что стрелять? — запротестовала губернатор. — Что происходит?

Барзано не ответил, а вновь повернулся к сундуку и вытащил из него меч с тонким клинком, украшенным изысканным узором по всей длине. Когда эксперт поднялся на ноги, в другой его руке оказался большой пистолет с рифлеными кольцами на сплюснутом дуле. Вся обычная веселость Барзано испарилась, и ее сменила непреклонная серьезность.

— Наши враги послали по наши души адских тварей, и те не остановятся, пока не убьют нас. Или мы их.

Барзано надавил пальцем на руну на эфесе своего меча, и Шонаи и Кортео отпрянули от эксперта, когда оружие у них на глазах ожило и клинок оплели извивающиеся спиралью кольца янтарного огня.

— Энергетический меч! — в изумлении воскликнул Кортео. — Какой же вы эксперт?

Барзано ухмыльнулся, но в его усмешке не было ничего обнадеживающего.

— Наихудшей разновидности! — заверил он Кортео.

Брат Клиандер слышал отдающиеся эхом от стен ружейные выстрелы, тяжелое рявканье болтеров и треск лазерного огня — к ним что-то приближалось.

Из- за многоголосого раскатистого эха, блуждавшего по извилистым коридорам дворца, было невозможно определить, с какой именно стороны приближается враг, поэтому Клиандер прикрыл одно направление, а брат Дамбрен — другое. Клиандеру отчаянно хотелось рвануться на помощь преследователям, но его долгом было защищать жилище эксперта. Клиандер — гражданин Макрэйджа, и он скорее погибнет, но не нарушит приказ.

Зарокотал болтер брата Дамбрена — враг подоспел. Развернувшись, Клиандер увидел трех несущихся на него монстров. Он с болтером на изготовку присоединился к брату Дамбрену, и первая из мчащихся тварей разлетелась на куски.

Но скорость этих чудищ была бешеной, и, не обращая внимания на участь лидера, два других монстра накинулись на Десантников. Клиандер упал, когда одна из тварей прыгнула на него. Космический Десантник перекатывался по полу, уворачиваясь от когтей и зубов чудовища, не забывая при этом вести непрерывный огонь из болтера, но все его снаряды пролетели мимо врага, отколов большие куски от перекрытий дворца.

Он бросил взгляд в сторону и увидел, как вторая тварь отрывает Дамбрену руку. Из плеча боевого брата брызнул фонтан алой крови. Клиандер не успел прийти на помощь, поскольку первый из монстров вновь набросился на него.

Клиандер прицелился, выстрелил, и болт прошил твари брюхо. Взвыв, чудовище вспрыгнуло Клиандеру на грудь, и они оба — человек и адская тварь — ударились о дверь комнаты Барзано, разбив ее вдребезги, и рухнули на пол.

Шонаи вскрикнула, когда дверь разлетелась на куски, и в комнату ввалился один из Ультрамаринов, шлем которого бешено скребла когтями тварь, сидящая у него на груди. Длинное тело этого адского создания отливало радужным светом, вдоль всего спинного хребта росли острые красновато-лиловые костяные шипы. Огромная голова чудовища была увенчана рогами, а с клыков капала кровь. На конце каждой из мускулистых конечностей сверкали ужасные зазубренные когти, а глаза твари были непроницаемо-черными, мертвыми и бесчувственными.

Барзано выпрыгнул вперед, нацелившись сверкающим мечом на адское отродье, но чудище с невероятными для такого огромного существа скоростью и проворством резко повела головой вниз, спасшись тем самым от потрескивающего клинка, и спрыгнула с Космического Десантника. Бешено взмахнув когтистой лапой, она едва не распорола Барзано. Когти чудовища просвистели в нескольких миллиметрах от плеча эксперта и вонзились в тяжелый деревянный стол, вырвав из него здоровенный кусок.

Подкатившись к зверюге снизу, Клиандер ухватился могучими руками за ее шею. Тварь ринулась на него, и ее черные когти легко разорвали нагрудную пластину Ультрамарина. Из раны хлынула кровь, и Клиандер зарычал от боли, когда его плоть обожгло прикосновение зверя.

— С дороги! — закричал Барзано, прицелившись в тварь из плазменного пистолета.

Клиандер, не обращая внимания на эксперта, с ревом давил на шею монстра, который раздирал его доспехи клыками и когтями. В дверном проеме показалась вторая тварь, с челюстей которой капала кровь, и Барзано обернулся к этому монстру.

Огненно-белый заряд плазмы ударил в бок чудовищу, отбросив его назад. Из раны фонтаном брызнул омерзительный гной, и тварь свалилась на пол. Ткани ее тела стали разлагаться прямо на глазах.

Клиандер боролся с последним оставшимся в живых чудовищем, тщетно пытаясь удержаться на расстоянии от его когтей, понимая, что в этом сражении ему не победить. Адская тварь была сильнее его. Челюсти клацнули в миллиметре от лица Клиандера, и голова Ультрамарина откинулась назад, ударившись о каменный пол. Хватка его рук на шее чудища на секунду ослабла.

Казалось, монстр только этого и ждал. Он взвился на дыбы, воздев смертоносные когти под самый потолок комнаты, но тут же стремительно опустился, пробив силовой доспех и разорвав грудную клетку Клиандера.

Кортео и Шонаи одновременно выстрелили в раненого зверя, но оба они были теми еще стрелками, и их выстрелы прошли мимо.

Барзано оттолкнул обоих назад в тот самый миг, когда убийца Клиандера извлек когти из мертвого тела Ультрамарина и направился к эксперту. Движения зверя были уже не столь уверенными, но его сил все еще хватало, чтобы перебить в комнате всех оставшихся в живых. Плазменный пистолет жужжал, перезаряжаясь, и эксперт понял, что сейчас от него мало проку.

С ревом поднявшись на задние ноги, монстр бросился на Арио Барзано.

Эксперт пригнулся и нырнул вперед, прямо под смертоносные когти чудовища. Перекатившись и встав на колени, он взмахнул энергетическим мечом.

Клинок, объятый энергией, отсек твари задние ноги, и та рухнула, в ярости молотя по полу обугленными обрубками бедер.

Вскочив на ноги, Барзано встал рядом с губернатором Шонаи и Лиландом Кортео. Монстр, извиваясь всем своим отвратительным туловищем, полз к ним, всаживая в пол когти передних лап, а его тело таяло, оставляя за собой дымящийся шлейф тьмы.

От чудовища оставались только быстро растворяющиеся туловище и голова, когда эксперт сделал резкий шаг вперед и, перехватив рукоятку меча, вонзил клинок в темя адского создания.

Когда в комнату вбежал во главе своего отделения сержант Леаркус, Барзано устало оседал на пол рядом с исчезающими останками монстра.

Сержант опустился на колени возле бездыханного тела Клиандера и в ярости сжал кулаки. Оставив его наедине с горем, Барзано повернулся к Лиланду Кортео и Миколе Шонаи, лицо которой было мертвенно-бледным. Швырнув пистолет на кровать, он выключил энергетический меч, положив его на разбитый, покосившийся стол.

— Вы убили его, — выдохнула Шонаи. — Как вы это сделали?

— Я вам лучше покажу, — ответил Барзано, отводя в сторону портрет Форлануса Шонаи, в стене за которым находился сейф.

Набрав десятизначный код, он распахнул дверцу.

Внутри сейфа была коробка, которую эксперт вытащил и поставил на пол рядом с собой.

Вновь забравшись в сейф, он извлек из него небольшой предмет и протянул его Шонаи, которая приняла его из рук Барзано с выражением страха и удивления.

Микола Шонаи держала в руке сапфировый кристалл прямоугольной формы, не более пятнадцати сантиметров в длину и восьми в ширину и толщиной менее пяти сантиметров. В общем, вещь эта была бы ничем не примечательной, если бы не заключенная в ней эмблема: ухмыляющийся череп со стилизованной литерой «И».

Губернатор Шонаи взглянула в лицо человека, которого словно впервые увидела.

— Арио Барзано, — представился он, — из Ордена Священной Императорской Инквизиции.

14

Ровно в семь утра на следующий день после демонстрации Объединения Рабочих на площади Освобождения танки Казарм Харона планетарных сил самообороны, выехав из ворот базы, покатили по шоссе 236 к Вратам Брэндона. Уже через двадцать пять минут колонна из сорока танков «Леман Русс» местного производства, украшенных изображениями артиллерийского снаряда — эмблемой картеля Талун, — оказалась на окраине города и загрохотала к центру столицы и губернаторскому дворцу.

Из динамиков, укрепленных на каждом из танков, во все стороны разносилось обращение к населению. Дескать, целью этого, с позволения сказать, маневра является поддержание спокойствия, так что нет никаких причин для паники. Громкоговорители не замолкали ни на секунду, но жители Врат Брэндона все-таки с тревогой поглядывали из своих окон на громыхающую мимо их домов танковую колонну: никто уже не знал, чего можно ждать от властей предержащих и чем все это может закончиться. Беспрепятственно миновав жилые и промышленные пригороды, танки наконец остановились перед мраморными стенами внутреннего города.

Не прошло и часа после появления на улицах города танков Талуна, как из других казарм ПСС, финансируемых союзными с ним картелями, тоже вышли бронемашины. Танки с изображением шлема на борту — эмблемой картеля де Валтос — покинули базу в Тармиган Ридж, а бронетранспортеры с баз, субсидируемых шестью другими картелями, приняв на борт пехоту, тоже направились во Врата Брэндона.

Таким образом, в общей сложности сто девятнадцать танков и свыше семи тысяч пехотинцев к полудню разместились вокруг города. Громкоговорители на танках умолкли, зато на всех радиочастотах зазвучало сообщение о намерениях ПСС взять на себя ответственность за поддержание спокойствия в городе, ибо губернатор, очевидно, больше этого делать не в состоянии. Однако, из уважения к должности Миколы Шонаи, ни один танк не войдет в ее город до того момента, пока их боевая мощь действительно не понадобится. Горожане, у многих из которых от всего пережитого начали сдавать нервы, всерьез призадумались над тем, что бы все это могло значить.

Несмотря на неоднократные требования Миколы Шонаи, ни одно из мобилизованных подразделений ПСС не покинуло пределов города, и столица Павониса фактически оказалась на осадном положении.

Войдя в комнаты Арио Барзано через то, что когда-то было дверями, Уриэль поразился, во что превратили эти еще совсем недавно роскошные помещения монстры из ада. «Громовой Ястреб» приземлился менее часа назад, и капитан Вентрис пребывал в сумрачном расположении духа — окаменевшее лицо Леаркуса, когда тот докладывал ему о смерти Клиандера и трех других боевых братьев, все еще стояло перед мысленным взором Уриэля.

Сержант Пазаниус вошел следом за капитаном, и обоим Ультрамаринам, проходя под вдребезги разбитым дверным косяком, пришлось наклонить головы. Уриэль шел налегке, а огромный сержант держал в руках стазис-емкость с фрагментами неизвестного металла с холма на Каэрнусе IV.

Несмотря на то что апотекарий Селенус, работая над ранами Уриэля, приложил все свои знания и силы, любые, даже самые незначительные движения все еще были болезненны для Вентриса — раны, которые нанес ему топор предводителя эльдаров, и укусы омерзительных экскрентов давали о себе знать. Но капитан Ультрамаринов выжил, и его сердце жаждало мести. Ухмыляющийся воин с мертвым лицом все не шел у него из головы.

Барзано стоял спиной к Уриэлю, возложив руки на старую шкатулку, стоящую на покосившемся столе. Эксперт что-то тихо говорил губернатору Шонаи и Лиланду Кортео. Лортуэн Перджед сидел на краю кровати, а Дженна Шарбен и сержант Леаркус неподвижно стояли у окна. В одной руке сержант держал болтер, в другой — цепной меч.

Барзано обернулся на звук шагов Уриэля, и капитан Четвертого подразделения впервые после долгой разлуки увидел лицо эксперта. Уриэль был буквально потрясен переменой, происшедшей с этим человеком. Леаркус уже успел сообщить Уриэлю, кем в действительности является Барзано. Капитан только усмехнулся, узнав, что Арио Барзано вовсе никакой не эксперт, — он и раньше-то в этом сомневался.

Но, увидев Барзано сейчас, Уриэль не усомнился в том, что перед ним инквизитор. Тот больше не сутулился, пытаясь походить на типичного чиновника Администратума. Сейчас Барзано был одет в свободную тунику и высокие, по колено, сапоги, на его поясе висели меч и пистолет, а осанка инквизитора была безупречна, если не сказать горделива или даже надменна. Шагнув Уриэлю навстречу, Барзано взял его за руку, положив вторую капитану на плечо. В глазах инквизитора светилась непреклонная решимость.

— Капитан Вентрис, я молюсь за ваших благородных павших братьев. Они пали достойно.

Уриэль выразил признательность, молча наклонив голову. Микола Шонаи сделала несколько шагов и встала рядом с инквизитором:

— Рада видеть вас, капитан. Я также молюсь о ваших павших братьях и надеюсь, что больше никто не умрет, защищая нашу планету.

— Как того пожелает Император, — ответил Уриэль, жестом приглашая Пазаниуса пройти вперед. Сержант поставил стазис-емкость рядом со шкатулкой.

— Итак, что вы принесли мне, Уриэль? Что-то с корабля эльдаров?

— Нет, с одного из миров, на который недавно напали пираты.

— Что это? — спросил Барзано, деактивировав стазис-замок емкости, доставленной Ультрамаринами с Каэрнуса IV.

— Мы рассчитываем, что как раз вы сможете ответить на этот вопрос. Это вещество со склона холма, почти целиком состоявшего из металла. Как говорили местные жители… То есть один из жителей, единственный уцелевший после налета, когда-то этот металл их кузнецы использовали для изготовления мечей и плугов. Так продолжалось на протяжении многих поколений, все изделия из этого металла не старились — он каким-то чудесным образом самовосстанавливался.

Когда Барзано запустил в емкость руку и извлек кусок слегка поблескивающего металла, лицо его побледнело. Широко раскрыв глаза, он провел кончиками пальцев по угловатым знакам, высеченным на куске металла.

На глазах Уриэля последние сверкающие серебристые нити в толще металла обрели красноватый цвет ржавчины и его блеск исчез совершенно. Осторожно, почти благоговейно Барзано положил металл на стол, поднял глаза и встретился взглядом с Уриэлем:

— Вы сказали, что на той планете был один уцелевший? Я полагаю, что сейчас он на борту крейсера и ожидает разговора?

— Увы, нет. Он был смертельно ранен. Капеллан Клозель отпел его, и мы похоронили его в родной земле.

Видно было, что Барзано усилием воли заставил себя сдержать возмущение. Еще бы: такой ценный источник информации был безвозвратно утрачен! Тем не менее инквизитор не сказал ничего и лишь понимающе кивнул.

— Очень хорошо, — выдавил он наконец, глядя на запертую шкатулку, на которой теперь лежала его ладонь, — лучше просто не бывает…

— И? — напомнил о своем присутствии Ури-эль, рукой показывая на мертвый металл. — Что же это?

Выпрямившись во весь рост, Барзано произнес:

— Это, мой дорогой капитан, фрагмент космического корабля, которому более ста миллионов лет. А также причина нашего пребывания на Павонисе.

— Сто миллионов лет?! — удивился Лиланд Кор-тео. — Это невозможно! Человечество вышло к звездам менее пятидесяти тысяч лет назад.

— Я не сказал, что это был человеческий корабль! — резко оборвал его Барзано.

— И это как-то связано с бедами Павониса? — спросила в свою очередь Микола Шонаи.

— Боюсь, что так. Помните, я говорил о более глубокой причине, которая, как я полагал, стоит за вашими неурядицами? Эта причина теперь перед вами. Кто-то на этой планете пытается отыскать местонахождение остальных частей этого корабля.

— Зачем кому-то понадобились эти обломки? Что они могут дать?

— Власть, — ответил Барзано просто. Он произнес это слово совершенно спокойным голосом, так, будто речь шла не о жизни человечества, а о стакане ускавара.

— Тогда, если вы знаете, где эта штуковина находится, сообщите мне, и крейсер уничтожит его за несколько секунд! — воскликнул капитан Ультрамаринов.

— Ах, милый мой Уриэль! Если бы это было так просто. Эта штуковина, как вы ее назвали, не существует в реальности, как мы ее понимаем. Эта штуковина движется в безвременье, появляясь то в нашем, то в нематериальном мире. И это может длиться вечно.

— Почему тогда вы так боитесь этой штуки?

Барзано, подняв ладонь со шкатулки, приложил большой палец к геноключу и подождал, давая возможность духу, оберегающему шкатулку, опознать владельца.

Затем он набрал тринадцатизначный код, произнес секретное слово-пароль, шкатулка распахнулась, и инквизитор извлек из нее тяжелую книгу в железном переплете, запертую на тринадцать маленьких висячих золотых замков. Сами по себе замочки казались хрупкими, но каждый из них был защищен гексаграммой, обладающей огромной силой.

Барзано, что-то нашептывая себе под нос, по очереди прикоснулся к каждому из замков, словно упрашивая их разрешить доступ к драгоценному фолианту. Замки, словно понимая, о чем их просят, один за другим открылись, и Барзано выпрямился, когда, поскрипывая, книга медленно раскрылась без всякой посторонней помощи.

Уриэль шумно втянул в себя воздух, все же остальные в страхе отступили назад. Барзано тоже сделал глубокий вдох и закрыл глаза, а Уриэль испытал какое-то странное чувство, словно через его тело вдруг пропустили сильный электрический заряд. Книга вздымалась в такт дыханию Барзано, и рука Уриэля невольно потянулась к пистолету. Колдовство!

Барзано жестом приказал Уриэлю не двигаться и покачал головой:

— Нет, капитан. Я прошу духа, находящегося в книге, поделиться с нами частью заключенных в ней знаний.

— Духа, находящегося в книге? — прошептал Уриэль.

— Да. Надеюсь, вы слышали выражение «знание — сила», не так ли? Надеюсь, вы не думали, что это лишь пустые слова? Знание действительно обладает силой.

Видя, как книга пульсирует, словно бьющееся сердце, Уриэль одними губами произнес слова защитной молитвы. Внезапно он осознал, что существует один-единственный способ, которым Барзано мог, как он выразился, упрашивать духа книги.

— Вы псайкер?

— В некотором роде, — признался Барзано. Слова давались ему с трудом, брови инквизитора сошлись у переносицы. — Я обладаю эмпатическими способностями — могу улавливать сильные чувства и эмоции.

При словах Барзано книга внезапно словно разбухла, и ее страницы зашелестели, будто их вдруг коснулось дуновение ветра, а еще через секунду они замелькали так быстро, что человеческий глаз был не в силах уловить их движение. А еще через несколько секунд книга неожиданно успокоилась, ее пожелтевшие от времени страницы неподвижно застыли.

Расслабившись, Барзано открыл глаза, Уриэль заметил на его лбу капли пота. Из носа инквизитора потекла тоненькая струйка крови, но он быстро вытер ее платком и склонился над страницами, раскрывшимися перед ним.

Уриэль, Пазаниус, Шонаи и Кортео нерешительно приблизились к столу.

Поначалу Уриэль не мог понять, что он видит перед собой: страницы были исчерканы какой-то безумной рукой, сотни слов наезжали друг на друга, закручиваясь в замысловатые узлы и пересекаясь под самыми разными углами.

— Что это? — выдавила Шонаи.

— Это — кое-что из написанного еретиком Кортесвейном.

— А кто это?

— Кортесвейн принадлежал к Адептус Механи-кус. Он странствовал по галактике, побывав на археологических раскопках во многих мирах. Искал работающие системы СНК. В итоге сошел с ума.

Уриэль знал о непрестанных поисках систем Стандартного Набора Конструкций, которые вели Адептус Механикус. Вся имперская технология своими корнями уходила к нескольким драгоценным фрагментам систем СНК, которые оставались в руках Адептус Механикус. Даже самые туманные слухи о существовании СНК побуждали целые флоты разведчиков отправляться на поиски этого бесценного сокровища.

После короткой паузы Барзано продолжил:

— Кортесвейн оказался единственным уцелевшим после экспедиции, отправившейся на мертвую планету, название которой давно утрачено. Целью экспедиции был СНК. Кто-то или что-то тогда напало на Кортесвейна и его людей, сам он позже утверждал, что его забросило в мир, находившийся за пределами этой галактики. Существо, похитившее техножреца, обладало невообразимым могуществом, и Кортесвейн назвал его богом.

— Богом? — прошептала Шонаи.

— Да, богом. Он заявлял, что видел подлинное лицо Бога-Машины. Не приходится и говорить, что все эти речи не добавили ему популярности в определенных кругах Адептус Механикус, которые обвинили техножреца в богохульстве. Это породило раскол в их рядах, последствия которого Адептус Механикус ощущает до сих пор. Не прошло и года после той злосчастной экспедиции, как Кортесвейн исчез с Селетота, где проповедовал свое вероучение.

— Что с ним случилось? — спросил Уриэль.

Барзано пожал плечами:

— Не знаю. Вероятно, его противники похитили или убили его. Но кое-что из написанного им уцелело. Немного — лишь то, что удалось вывезти его приверженцам.

— Что же это значит? Я почти ничего не могу разобрать, — сказала Шонаи, надевая очки.

— На этих страницах Кортесвейн пишет о судне, которое, по его словам, он видел, — объяснил Барзано, указывая на едва различимые каракули в углу страницы.

Пальцы инквизитора прошлись по очертаниям полумесяца с криво нарисованной пирамидой посредине.

Уриэль прищурился, стараясь прочесть слова, нацарапанные на пергаменте под рисунком. Одни и те же слова повторялись многократно, они были написаны под разными углами, перекрывая друг друга и сплетаясь в немыслимые фигуры.

Ультрамарин обратил взгляд к наиболее разборчивой части текста, смахивающей на паутину, и, медленно сложив слова в одно предложение, потом второе и третье, беззвучно, одними губами произнес их.

В конце концов он понял значение этих каракуль, и у него зашевелились волосы на затылке, когда он осознал, что уже слышал их прежде — с обожженных губ человека, находившегося на грани смерти.

Несущий Ночь.

Барзано бросил на Уриэля острый, как меч, взгляд, и это напомнило Ультрамарину, что инквизитор обладал способностью улавливать чужие чувства.

— Уриэль, — медленно произнес Барзано, — эти слова вам о чем-нибудь говорят?

Уриэль кивнул:

— Да. Уцелевший на Каэрнусе IV человек по имени Гедрик сказал их мне за несколько мгновений перед смертью.

— Что он сказал? Быстро! — прошептал Барзано, и шепот его, словно огонь, обжег всех находившихся в комнате.

— Он сказал, что Смерть Миров и Несущий Ночь ожидают рождения в галактике и что решение будет за мной — который из них, или оба, войдут в наш мир. Вы понимаете, что он имел в виду?

— Нет, — ответил Барзано, пожалуй слишком быстро, чтобы Уриэль поверил в откровенность инквизитора, — не понимаю. Что еще он сказал?

— Ничего. Вскоре после этого он умер, — признался Уриэль и указал на рисунок полумесяца в книге. — Итак, Несущий Ночь — это корабль иной цивилизации. На что он способен?

— Он способен на многое: он может уничтожать звезды, лишать их энергии, не оставляя ничего живого в звездной системе. Теперь вы понимаете?

Уриэль кивнул:

— Тогда мы должны найти его раньше, чем эль-дары.

— Согласен. Мы также должны выяснить, с кем они сотрудничают здесь, на Павонисе, — добавил Барзано, расхаживая по комнате со сцепленными за спиной руками.

— Предводитель эльдаров в пылу сражения произнес имя, возможно, это и есть имя его сообщника.

При этих словах капитана Барзано застыл на месте и повернулся к Уриэлю с выражением недоверия на лице.

— Он упомянул имя? — прошептал Барзано. — Какое? Быстро!

— Я не уверен, что это имя. Это было одно из их отвратительных чуждых слов, оно звучало как ка… карзак, или что-то в этом роде.

Нахмурившись, Барзано бросил взгляд на Шонаи:

— Это имя для вас что-нибудь значит? Не один ли это из здешних картелей?

— Нет. Если б это было так, я бы знала.

— Капитан Вентрис, — произнес вдруг молчавший все это время Лортуэн Перджед, — а не могло ли слово, которое вы услышали, звучать как кайерзак?

Уриэль закрыл глаза, вспоминая воина с лицом мертвеца в мельчайших подробностях и стараясь припомнить звуки, которые тот проскрежетал.

— Да, эксперт Перджед. Полагаю, что это именно оно.

Бросившись к своему помощнику, Барзано опустился перед ним на колени и крепко обхватил за плечи. Лицо инквизитора горело от возбуждения.

— Лортуэн, ты знаешь, что означает это слово? Это имя?

Перджед покачал головой:

— Это не имя, скорее обращение. Оно, конечно, эльдарского происхождения и используется для обозначения того, кого следует чтить.

Барзано разжал руки, сжимавшие плечи Перджеда, и поднялся, совершенно сбитый с толку.

— Хоть это и полезная информация, но она не приближает нас к разгадке. Мы не знаем, с кем работают эльдары.

— Напротив, Арио, мы знаем достаточно. Теперь я с почти полной уверенностью готов назвать имя того, кого мы ищем.

— Да? Объясни, Лортуэн. У нас нет времени на долгие разговоры, поэтому говори безо всех своих длинных предисловий.

— Слово кайерзак дословно означает «почитаемый», но в своих работах Ласко Пайр рассказывает о том, как палачи темных эльдаров, существа, которых он называл гомункулусами, говорили ему, что он должен высоко ценить честь, которой удостоен: его телу причинена самая совершенная боль, какую они только могут себе вообразить.

Уриэль и Барзано постепенно начали понимать, к чему клонит Перджед, а тот тем временем продолжил:

— Видите ли, темные эльдары извратили это слово, используя его для обозначения тех, кому была оказана честь опробовать на себе их искусство пыток.

Сжав кулаки, Шонаи первой произнесла имя:

— Казимир де Валтос.

Организованный в укрепленном бункере восточного крыла дворца командный пункт орбитальной обороны занимался слежением за воздушным и космическим пространством вокруг Павониса. Этот командный пункт был полностью автономным — с резервными источниками энергии и независимой подстанцией. Все это давало возможность защищать Павонис без подключения к внешним сетям на протяжении целого года.

Второй техник Лютрисия Виджеон следила за приборами пульта контроля, осматривая пространство вокруг Павониса — нет ли нарушителей.

Ее командир, Даниил Воренс, расположился за командной консолью спиной к ней и был всецело поглощен показаниями приборов.

Заметив слабый сигнал на экране одного из локаторов, Лютрисия записала время его появления в вахтенный журнал. Должно быть, это корабль, он слишком велик, чтобы быть чем-нибудь другим. Лютрисия проверила график полетов, приколотый рядом с дисплеем, — ожидалось ли в секторе прохождение какого-либо космического судна. В графике об этом ничего не сообщалось, и Виджеон нажала несколько клавиш, сделав изображение на дисплее более четким.

Ничего похожего она раньше не видела: изящный длинный клиновидный нос и нечто смахивающее на высокие паруса. Что за дьявольщина?

Изображение корабля величественно проплывало по дисплею, очертания его были нечеткими, и Лютрисия попыталась зафиксировать его форму. В конце концов объект попал в фокус, и тут на плечо девушки опустилась тяжелая рука. Лютрисия вздрогнула от неожиданности, обернулась и увидела мрачный взгляд Даниила Воренса.

— Сэр, я заметила этот сигнал в… — начала было она.

— Я знаю об этом, Виджеон. Все должным образом было внесено в журнал. Я лично разрешил этот полет, — сказал Воренс, выключая ее дисплей.

— Да, я понимаю. Но не следует ли отразить это в ежедневном рапорте?

— Нет, Виджеон! — прошипел Воренс, наклоняясь к уху девушки и до боли стискивая ее плечо. — Этого корабля здесь не было, и ты не видела его на своем дисплее. Поняла?

Виджеон ничего не поняла, но не собиралась говорить об этом Воренсу.

Какая ей разница?

Кивнув, она вновь включила свой дисплей и перешла к обозрению другого сектора пространства.

Очевидно, Воренс ожидал этот корабль.

«Громовой Ястреб» с Ультрамаринами приземлился в сельском поместье Казимира де Валтоса у подножия Оусен Хиллз, почти в семидесяти пяти километрах к западу от Врат Брэндона.

— Всем на выход! — скомандовал Уриэль, первым выпрыгивая из брюха шаттла с болтером на изготовку.

В свете низкого вечернего солнца поместье де Валтоса выглядело очень красиво. Прямо перед Космическими Десантниками стоял огромный дом с множеством пристроек и флигелей, перед его парадным подъездом ожидали пассажиров две черные кареты. Ультрамарины выстроились в три шеренги, а шаттл тем временем, опалив землю столбом пламени, с воем взмыл в небо.

Уриэль жестами направил отделение Дардино налево, а Венасуса — направо, а сам повел отделение Пазаниуса к главному входу.

Парадная дверь была открыта, и Уриэль вихрем влетел в вестибюль с полом в шашечку. Последовавших его примеру Ультрамаринов капитан направлял резкими взмахами кулака. Показав таким образом, что Пазаниус и двое других Десантников должны следовать за ним, он бросился вверх по лестнице, его болтер хищно ходил из стороны в сторону в поисках цели.

Верхняя площадка лестницы оказалась пуста, и длинный, устланный ковром коридор тянулся от нее влево и вправо.

Коридор, ведущий направо, через несколько метров поворачивал на девяносто градусов, а противоположный ему упирался в тяжелую дубовую дверь. Что-то говорило Уриэлю, что этот дом покинут, но его многолетний опыт старого солдата не позволял капитану воспринимать все предчувствия иначе как призыв к максимальной концентрации сил, внимания и воли.

Уриэль и Пазаниус со всеми предосторожностями пошли по коридору, ни на секунду не сводя болтеров с двери. Генетически усиленные чувства капитана не могли уловить в комнате за дверями никаких признаков движения. Единственное, что заставляло почуять неладное, был запах. Слабый, почти неощутимый, но он беспокоил Уриэля.

Выбив дверь из косяков одним мощным ударом, капитан Ультрамаринов, пригнувшись, влетел в комнату, Пазаниус — за ним, поводя болтерами из угла в угол. Приняв во внимание размеры этого здания, сержант на этот раз решил воспользоваться болте-ром, предпочтя его любимому огнемету. Позади себя Уриэль слышал, как Ультрамарины сносят двери и обыскивают комнату за комнатой.

Зловоние, которое ударило Уриэлю в нос прямо с порога, поразило его, но то, что он увидел на кровати в углу комнаты, заставило его покачнуться.

Некогда это было человеческим существом, но почти все признаки его принадлежности к людскому роду были содраны со скелета лезвиями, пилами, иглами и пламенем. Золотой ореол волос обрамлял голову трупа, а лицо являло собой жуткую маску смерти. Глаза были вырезаны из глазниц окровавленными осколками разбитого зеркала, которые теперь хрустели под ногами.

При виде всего этого Уриэль преисполнился ярости:

— О Жиллиман!

Пазаниус опустил свой болтер, также ошеломленный ужасным видом мертвой женщины.

— Именем Императора, кто мог сотворить такое?!

У Вентриса не было ответа.

Несмотря на то что от женщины практически ничего не осталось, Уриэль Вентрис опознал останки Соланы Верген и мысленно вписал ее имя в список тех людей, за которых он будет мстить Казимиру де Валтосу. Жестоко мстить.

Сержант Венасус осторожно вел свое отделение по нижнему этажу дома предателя. Здесь было значительно холоднее, чем на улице. Имплантаты сержанта зафиксировали падение температуры на четырнадцать градусов.

До сих пор людям Венасуса никого не удалось обнаружить, но сержант не терял надежду отыскать в ближайшее время хоть кого-нибудь из врагов. Трое его людей погибло на корабле чужаков, и за их смерть должно быть заплачено кровью.

Каменный коридор привел Ультрамаринов к железной двери, запертой на висячий замок, и Венасус, не теряя времени, выбил ее ударом ноги. Сержант влетел в помещение, его люди последовали за ним. Комната была погружена во тьму, но для зрения Ультрамарина то был всего лишь полумрак.

Слева от себя он заметил блеск металла. В тот же миг из темноты на сержанта прыгнул ухмыляющийся череп. Развернув болтер в его сторону, Венасус открыл огонь.

Уриэль услышал с верхней площадки грохот стрельбы и не раздумывая помчался вниз по лестнице. Кровь закипела в его жилах в предвкушении встречи с врагами, которой он в этот момент жаждал больше всего на свете, — сердце и разум Уриэля желали немедленной мести.

Добравшись до того места, откуда несколько секунд назад доносились звуки пальбы, он увидел, что сейчас ему не удастся никому отомстить. Коридор был пуст, а стены его поблескивали капельками влаги.

Сержант Венасус стоял в дверном проеме, ведущем в темную комнату.

— Кто стрелял? — задал вопрос Уриэль.

— Ложная тревога, капитан. Я вошел первым и, увидев нечто, принял это за цель и открыл огонь. Но я ошибся.

— Назначь себе десять дней поста и молитвы, чтобы впредь тебе ничего не казалось. И стрелять надо метко.

— Есть, капитан.

— Так во что же ты стрелял, сержант? Венасус помолчал, подбирая слова:

— Я не уверен, но это было что-то вроде металлического скелета. Не знаю, что это такое.

Сержант отошел в сторону, пропуская Уриэля и Пазаниуса в комнату. Единственный светильник робко мигнул и залил своими слабыми лучами это маленькое помещение, отдаленно смахивавшее на мастерскую какого-то безумного механика. Выкрашенные в черный цвет колченогие скамейки были завалены всевозможными инструментами, о назначении которых можно было только догадываться. В одном из углов комнаты лежали разбитые останки того, во что стрелял сержант Венасус. Как он и сказал, это нечто напоминало металлический скелет, его некогда блестящая поверхность была покрыта пятнами зеленой патины, а конечности вывернуты под неестественными углами.

Другой скелет из такого же металла лежал, прислоненный к скамейке, пучки проводов тянулись из ребер на его груди к рядам желтых батарей с красными трафаретными надписями. Панели на, если так можно выразиться, теле и голове скелета были подняты, и Уриэль заглянул во мрак его нелепой анатомии. То, что было головой этого металлического чучела, напоминало череп — в нем мертвенно зияли глазные впадины, а рот перекосила беззубая ухмылка, но даже в самой конструкции этого монстра было что-то жутко чуждое, словно его создатель соорудил это только ради того, чтобы поглумиться над совершенством человеческого тела.

Металлическое тело вызвало у Уриэля отвращение, хотя он и не смог бы объяснить почему. Возможно, дело было в отталкивающей враждебности, которая исходила от его лишенных какого бы то ни было человеческого выражения черт. Может быть, в сходстве металла, из которого был сделан монстр, с металлом, обнаруженным Ультрамаринами на Каэрнусе IV.

— Во имя всего святого, что же это такое? — спросил Пазаниус, стоя за спиной Уриэля.

Капитан покачал головой:

— Не имею ни малейшего понятия, друг мой. Может, это была команда того корабля, о котором говорил Барзано.

Пазаниус жестом указал на скелет на скамейке:

— Думаешь, он мертв?

Подойдя к металлическому монстру, Уриэль рывком выдернул провода из груди и черепа скелета. — Теперь — да, — с уверенностью сказал он.

Когда Уриэль приближался к последней двери, индикаторы в визоре шлема показывали постепенное падение температуры, и, когда Ультрамарин вплотную приблизился к ржавому дверному проему, его охватило дурное предчувствие.

Дверь не была заперта, узкая полоска мерцающего света окаймляла раму. Из-за двери вырывались в коридор тонкие-тонкие струйки конденсирующегося воздуха.

Уриэль Вентрис оглянулся. Пазаниус, Венасус и шестеро Ультрамаринов стояли в готовности взять комнату приступом по первой его команде. Остальные Ультрамарины перерывали дом сверху донизу в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы указать на место нынешнего пребывания Казимира де Валтоса.

Кивнув Пазаниусу, Уриэль нанес мощный удар ботинком по двери. Она с грохотом упала внутрь, Пазаниус ворвался в комнату, а следом за ним Венасус. Уриэль влетел третьим, прикрывая опасную для первых двоих зону, а за ним — и остальные Десантники.

Вентрис первым услышал позвякивание цепей и тихие стоны, доносящиеся из центра комнаты. Усовершенствованную систему восприятия Космодесантника раздражал постоянно мигающий свет, и Уриэль активировал освещение, вмонтированное в доспехи. Остальные Ультрамарины последовали его примеру, и их взору предстало кошмарное зрелище.

В центре комнаты, представляющей в плане восьмиугольник, на залитом спекшейся кровью столе лежал большой человеческий скелет, а то, что прежде покрывало его, висело над ним.

Куски срезанной плоти свисали с потолка на десятках мясницких крюков, каждый из которых был тщательно вывешен так, что плоть, висящая на них, повторяла очертания тела, которым некогда являлась. Словно замороженные в стазис-поле через миллисекунду после того, как его тело испытало какой-то внутренний взрыв, плоть и органы Тарина Хонана парили над его скелетом, связанные друг с другом влажными сухожилиями и пульсирующими кровеносными сосудами.

— О душа Императора! — прошептал Уриэль, объятый беспредельным ужасом.

Голова Хонана являла собой расчлененную на мелкие кусочки плоть. И что самое страшное — плоть живую. Уриэль видел, как трясутся обвислые щеки Хонана, как подрагивает его заплывший жиром мозг, над которым поднимается легкий пар. Все это было расчленено на мельчайшие части, но части все еще живого человеческого тела!..

Капитан Вентрис видел, как глазные яблоки Хонана вращаются в стальных зажимах, словно в глазницах, и видят последние мучительные мгновения своей жизни. Вентрис в ужасе отвернулся от этого зрелища и мысленно препроводил измученную душу Тарина Хонана к Императору.

Два куска жирной плоти, некогда бывшие губами Хонана, беззвучно двигались вверх и вниз, словно марионетки в жутком анатомическом театре, подвластные мановениям пальцев невидимого кукловода. Медленно вращающийся кусок мяса, в котором находились лишенные век глаза, задрожал, и пораженный Уриэль увидел, как они уставились на него, и с губ Тарина Хонана вновь слетел тихий стон.

По мертвенно-бледным щекам Хонана катились кровавые слезы, а его гортань — невероятно! — сотряс слабый страдальческий стон, отозвавшийся болью в сердцах Ультрамаринов. Уриэлю хотелось помочь несчастному, но он понимал, что спасти его он не в силах, это не сможет сделать ни один врач. В глазах Хонана застыла жуткая, отчаянная мольба, а его губы продолжали кривиться в героической попытке заговорить.

Уриэль приблизился к разобранному, словно детский конструктор, человеку, силясь скрыть свой ужас перед этим изуверством.

— Что ты пытаешься сказать? — прошептал он, не уверенный в том, что эта мозаика из кусков плоти может слышать, не говоря уж о том, чтобы понимать его.

Звуки, издаваемые Хонаном, сложились в два слова, и Уриэль понял, чего хочет от него этот человек.

— Убей меня…

Кивнув, Уриэль поднял болтер, наведя его на голову Тарина Хонана. Губы Хонана еще шевелились в попытке составить какие-то слова, но вскоре их движения прекратились и Тарин Хонан закрыл глаза. На этот раз навсегда.

Прошептав молитву по мученику, капитан Вентрис нажал на спусковой крючок. Болтерный огонь подарил наконец забвение изувеченному главе картеля.

Душившая Уриэля ярость выплеснулась наружу. Он стрелял из своего болтера, не переставая, очередями, и этот яростный огонь согревал его душу, которая соприкоснулась с воистину леденящим ужасом. Остальные Ультрамарины последовали его примеру, опустошая свои магазины в урагане огня, искромсавшего восьмиугольную комнату, испещрившего стены огромными дырами, снесшего стойки с орудиями пытки и полностью уничтожившего все следы преступления против человечности. И несчастной, глупой жертвы безумных планов Казимира де Валтоса. Ультрамарины верили — последней жертвы.

Когда дым пальбы рассеялся, когда Уриэль почувствовал, что вновь способен дышать нормально, только тогда он опустил оружие. Беззвучное прощание Хонана эхом отдавалось в его душе: «Благодарю тебя».

Что с того, что на этот раз ублюдок улизнул?

Не важно. Рано или поздно они настигнут его.

— Сообщите инквизитору Барзано о том, что здесь произошло, и скажите, что мы возвращаемся во дворец, — отдал приказ капитан Вентрис. Резко развернувшись на каблуках, он вышел из растерзанной сотнями выстрелов комнаты.

Казимир де Валтос откинулся на кожаном сиденье своего наземного авто. Машина отличалась необычным для Павониса дизайном, но, поскольку наступило время перемен, именно такой дизайн сейчас был более всего уместен.

Де Валтос вновь вспомнил беспомощное лицо Со-ланы Верген, когда он показывал ей содержимое своего черного кожаного чемоданчика. Он наслаждался каждым воплем и каждым жалобным всхлипыванием этой девушки, он млел от восторга, когда она умоляла сохранить ей жизнь, не осознавая, что подписала себе смертный приговор еще тогда, когда приняла его приглашение на обед. Де Валтос сожалел лишь, что у неге не было возможности до конца пронаблюдать, как Хирург работает над жирным Хонаном.

Да, Солана Берген была самим совершенством. Ее смерть на некоторое время удержит демонов, которые не давали Казимиру думать ни о чем, кроме крови и смерти. Но он не мог не понимать, что совсем скоро эти демоны вернутся вновь и ему опять придется утолять их жажду чьей-то кровью.

Выйдя из состояния задумчивости, Казимир поднял взгляд на остальных пассажиров авто, испытывая непривычное для себя желание поделиться хорошим настроением.

Напротив него сидел, сложив руки на коленях, Хирург. Он скользил взглядом по телу де Валтоса, словно раздумывая над тем, каким способом того правильнее препарировать. Де Валтос про себя усмехнулся, перехватив этот взгляд. Он слишком хорошо помнил, насколько болезненной оказалась последняя процедура очищения его испорченных внутренних органов и обновления отравленной кровеносной системы.

В эту игру могли играть только двое: он и Хирург. Но сейчас Казимир де Валтос думал о другом. Он вспоминал вопли сотни с лишним жертв, на которых он практиковался в своем мастерстве. Вскоре они с Хирургом поменяются ролями, когда он овладеет Несущим Ночь. Спящий Хозяин одарит своего слугу бессмертием, которого Казимир так жаждет, и эти выскочки чужаки поймут, у кого истинная власть.

Женщина, помощница Хирурга, сидела рядом с ним, вытянув свои длинные ноги цвета слоновой кости. Ее глаза, возбуждающие и отталкивающие одновременно, игриво сверкали. Она послала де Валтосу воздушный поцелуй, и он вздрогнул, словно та угрожала прикоснуться к нему своей отвратительной, но тем не менее чувственной плотью.

Несмотря на все ее хвастливые обещания, порожденные варпом твари не справились со своей миссией, но де Валтос все равно не чувствовал разочарования. В конце концов у него появилась возможность увидеть лицо Шонаи. Интересно посмотреть, что с ней сделается, когда она поймет, что именно он, Казимир де Валтос, стоял за всеми ее провалами.

Тут вдруг де Валтос почувствовал, что хорошее настроение испаряется. Неужели виной тому негромкие ритмичные звуки, которые издавал еще один пассажир автомобиля — Вендаре Талун. Он, демонстративно не глядя на остальных, постукивал безымянным пальцем по затемненному оконному стеклу. Де Валтосу хотелось было пожалеть Вендаре, но это чувство навсегда умерло, в нем в тот миг, когда лезвия гомункулуса содрали кожу с его мышц.

Если он и ощущал что-нибудь по отношению к этому человеку, то только презрение. К союзу с де Валтосом Талуна привели его мелочность и ограниченность. Как же еще, по его мнению, можно было вырвать контроль над этим миром из рук Шонаи? Словами и демократическим путем? При этой мысли де Валтосу захотелось громко рассмеяться, но он сдержал это желание. Не ко времени. Пока не ко времени.

Вместо этого де Валтос заставил себя взять под контроль рвущиеся на свободу чувства, понимая, что теперь, когда развязка уже близка, ему не следует утрачивать власть над собой. Контроль — это все.

Когда автомобиль завернул за угол, де Валтос увидел впереди Врата Брэндона. Подняв руку, он растопырил пальцы веером и посмотрел сквозь них на город. Весь он помещался у него между указательным и большим пальцами. Расстояние между этими пальцами было ничтожным, а срок жизни губернатора Шонаи и того меньше. Де Валтос бросил беглый взгляд на хронометр, а Хирург извлек из-под своей мантии какое-то длинное изогнутое устройство и принялся пристально рассматривать его. Де Валтоса вновь поразили изящество и ловкость движений пальцев Хирурга.

Чужак с досадой поджал губы. Убрав устройство на место, он сказал:

— Скульптура из плоти угасла. В вивисектории — враги.

Де Валтос удивился, но постарался скрыть от Хирурга свое удивление. Если кому-то удалось обнаружить Хонана, то этот человек должен понять масштабы его планов. Он должен был понять все…

…Не важно. Цепь событий завела планету уже слишком далеко, все идет само собой, и другого пути нет ни у него, ни у Шонаи, ни у Павониса, ни у всей галактики. Все предопределено, и помешать де Валтосу теперь не сможет никто. Вот и авто почти добралось до стартовой площадки, где он вступит на борт челнока, который доставит Казимира де Валтоса к его судьбе во дворце.

Вспомнив о Бошампе Аброгасе, запертом в камере на базе Адептус Арбитрес, он снова чуть не рассмеялся.

Обратившись к ненавистной женщине, он спросил:

— Ты дала этому парню, Аброгасу, ингалятор? Женщина кивнула, не удостоив его более развернутым ответом.

Так странно, что такой кретин, как Бошамп, провозгласит начало новой эры Павониса.

Но все это в будущем. Сейчас его внимания требовали другие дела.

— Итак, это началось? — спросила Микола Шонаи.

— Я в этом уверен почти на сто процентов. Де Валтос не покинул бы свой дом, если б события, которые он столь долго и тщательно планировал, не вступили в завершающую стадию, — ответил инквизитор Барзано, отключив приемник и вытаскивая пистолет и меч.

Возможно, он реагирует на сообщение Уриэля слишком остро, но после нападения тварей из варпа он предпочитал больше не рисковать.

У инквизитора было скверное настроение — он только что узнал, что Амел Ведден, предатель, которого пленил сержант Леаркус после мятежа на площади Освобождения, покончил с собой.

Несмотря на то что его держали связанным и под наркозом, он каким-то образом умудрился вытащить один из катетеров, по которым в его кровь поступали обезболивающие, и ввести в вену пузырек воздуха, что привело к закупорке кровеносных сосудов и сердечному приступу. Это был болезненный способ умереть, и, хотя Ведден избежал правосудия в этом мире, Барзано знал, что сейчас все демоны ада терзают его черную душу.

Десятки вооруженных стражей окружили губернаторское крыло дворца, и сержант Леаркус привел Ультрамаринов во внутренние покои. Для охраны Миколы Шонаи и Арио Барзано было сделано все возможное.

— Итак, что же нам теперь делать, инквизитор? — спросил Лиланд Кортео, пытаясь скрыть охватившее его беспокойство.

Повернувшись к немолодому уже советнику, Барзано успокаивающе положил руку ему на плечо:

— Прежде всего необходимо привести в состояние повышенной готовности все преданные нам вооруженные силы. Предупредите по связи Адептус Арбитрес и переведите в состояние полной боевой готовности всю охрану дворца. Затем объясните командующему обороной дворца, что он должен распределить силы таким образом, чтобы каждый из танков, ожидающих за городскими стенами, постоянно находился на прицеле. Надеюсь, что уличных боев в городе удастся избежать, но, если де Валтос что-то предпримет, я хочу, чтобы мы все были к этому готовы. Понимаете?

— Разумеется. Я лично прослежу за этим. Я знаю командующего, Даниила Воренса, и уверен, что он сможет обеспечить выполнение всех ваших приказов.

Кортео поспешно вышел из комнаты, оставив Барзано, Дженну Шарбен, Алмерза Чанду и Миколу Шонаи наблюдать через бронированные стекла губернаторского кабинета за готовящимся к решающей схватке городом.

В воздух поднимались клубы выхлопных газов десятков танков, и Барзано понимал, что рано или поздно их пушки ударят по городским стенам.

— Арбитр Шарбен!

— Да? — встрепенулась она, поворачиваясь к инквизитору.

— Я хочу, чтобы вы сопроводили губернатора к ее личному челноку. Затем вам надлежит отправиться с ней на крейсер «Горе побежденному».

Лицо Миколы Шонаи окаменело, и она сложила руки на груди.

— Инквизитор Барзано, это переломный момент в истории моей планеты, и вы хотите, чтобы я сбежала? Мой долг сейчас — быть здесь и провести мой народ через все испытания, какими бы трудными они ни оказались.

— Я понимаю, Микола, и в обычных обстоятельствах я бы согласился с вами, но наши враги показали, что могут дотянуться до самого защищенного убежища и нанести по вам удар. Я отправляю вас на крейсер ради вашей безопасности, пока не буду уверен, что дворец надежен. Если то, что мы сейчас наблюдаем за окнами, — начало полномасштабного мятежа, то логика говорит о том, что на вашу жизнь будут и другие покушения.

— Но ведь мы здесь хорошо защищены? Сержант Леаркус заверил меня, что я в полной безопасности.

— Я не сомневаюсь в возможностях сержанта, но со мной не нужно спорить. Вы направляетесь на крейсер «Горе побежденному», и все.

— Нет, — заявила Микола Шонаи. — Я не оставлю Павонис, убегая от опасности, словно испуганное дитя. Я не подведу больше свой народ. Я не побегу, я останусь, и если это подвергает мою жизнь опасности, значит, так тому и быть.

Глубоко вздохнув, Барзано принялся двумя руками тереть свои виски. Лицо Шонаи светилось такой решимостью, что инквизитор понял: если он твердо намерен отправить ее на челнок, то придется приказать Леаркусу сгрести ее в охапку и тащить туда силой.

— Хорошо, — сдался он, — но дайте мне слово, что, если положение будет ухудшаться и оставаться здесь будет слишком опасно, вы позволите нам переправить вас на крейсер.

На мгновение он подумал, что губернатор откажется, но в конце концов она кивнула:

— Хорошо, если положение здесь станет слишком опасным, я соглашусь на ваше требование.

— Благодарю вас, это все, о чем я прошу, — сказал Барзано.

Когда открылась дверь камеры и угрюмый надзиратель сообщил, что семья Аброгаса решила-таки уплатить за него штраф, это оказалось лучшей новостью, которую мог припомнить Бошамп за последнее время.

Его голова просто раскалывалась от боли. Он щурился, когда его вели по бесконечному, залитому светом коридору, мимо железных дверей камер, натыканных по всей его длине.

Он уже ощущал свое превосходство над теми несчастными, кто все еще оставался запертым в камерах. Быстрая уплата штрафа из разбухших фамильных сундуков — о таком они не могли и мечтать.

Сейчас он соображал несколько лучше, чем за многие предыдущие месяцы, а потому поклялся себе не налегать больше на опиатикс и, быть может, даже отказаться от него вообще.

Аброгаса провели по нескольким ничем не отличающимся друг от друга коридорам, зарегистрировали в нескольких кабинетах и заставили подписать какие-то бумаги — он их и читать даже не стал. И вот наконец ему было разрешено покинуть этаж, на котором содержались заключенные.

Настроение Аброгаса еще больше улучшилось, когда он вошел в лифт со свертком своей одежды в руках. Одежда, правда, оказалась настолько грязной, что он сомневался, смогут ли его верные слуги вывести с нее пятна.

Когда двери лифта открылись, Аброгас от предвкушения свободы облизал губы. Его опять повели по безликим коридорам — свобода была уже совсем рядом. Но в итоге он очутился в простой комнате с обшарпанным столом и привинченными к полу стульями. Арбитр толкнул его на один из стульев и сказал только одно слово: — Жди.

Бошамп Аброгас кивнул и скрестил на груди руки, водрузив ноги на стол. Прежняя надменность и развязные манеры понемногу начали возвращаться к нему. Прошли долгие минуты, и Аброгас забеспокоился. Он расхаживал по крошечной комнатке взад и вперед, его нетерпение нарастало. Устав ходить, он снова уселся на стул и в этот момент услышал звук открывающегося замка.

Вошел новый арбитр, а вслед за ним — человек крупного телосложения в длинной мантии, с короткой, тщательно ухоженной бородкой. Вновь прибывший нес металлический ящик, на лацкане у него был значок картеля Аброгас, но Бошамп его не узнал.

Арбитр вышел, а человек сел напротив Бошампа и, поставив ящик на стол, придвинул его к Аброгасу:

— Я Тирьен Хирас, мой лорд. Я пришел, чтобы отвезти вас домой.

— Что ж, давно уже пора! — раздраженно выпалил Бошамп. Будь он проклят, если проявит благодарность по отношению к слуге! Указав на ящик, он спросил: — А это что?

— Я взял на себя смелость расписаться за ваши личные вещи, мой лорд, — ответил Хирас, открывая ящик. Внутри лежала толстая пачка денег, драгоценности, колода карт и…

Глаза Бошампа округлились при виде простого черного ингалятора для опиатикса, который перед самым арестом во Флеш-баре опустила в его карман женщина с волосами цвета воронового крыла. Аброгас хитро улыбнулся, но взял ингалятор только после того, как разложил по карманам остальные вещи. Бошамп решил в конце концов быть великодушным и кивнул Хирасу:

— Благодарю, гилдер Хирас. Сегодня вы оказали своему руководителю большую услугу.

— Это мой долг, мой лорд, — произнес Хирас, поднимая пустой ящик и вставая со своего стула. Обойдя Аброгаса, он постучал в дверь. — Я верну это офицерам, и затем мы отправимся, мой лорд.

— Только поскорей, мне не терпится оказаться дома.

Дверь открылась, и Тирьен Хирас поспешно вышел.

Вновь оставшись в одиночестве, Бошамп ощутил в своей потной ладони приятную тяжесть ингалятора и провел рукой по квадратному подбородку, чувствуя, как внутри его растет желание поскорее…

…Нет, нельзя. Не здесь. Не в здании Адептус Арбитрес. Должно быть, здесь есть скрытые видеозаписывающие устройства.

Но было слишком поздно, мысль об опиатиксе уже полностью овладела им.

Отлично! Это будет его крошечной местью Адептус Арбитрес, нарушение их закона на их же территории. Эта мысль показалась Бошампу слишком забавной, чтобы ей противиться, и он гаденько хихикнул, ощущая непреодолимое желание поглотить весь опиатикс, содержащийся в ингаляторе, одним гигантским вдохом.

Но это было бы слишком глупо, его опять швырнут в камеру. Особенно если он такой же сильный, как первая порция, после которой он и был арестован.

Нет, всего лишь маленькая затяжка.

Ну, может, чуть-чуть больше.

Не больше половины.

Бошамп поднял руку ко рту, словно собираясь зевнуть, и сунул наконечник ингалятора в рот. Он ощутил пластиковый вкус мундштука, почувствовал знакомое предчувствие первой волны наслаждения перед тем, как нажать кнопку дозатора и сделать вдох.

Горячие зерна опиатикса хлынули в его горло и легкие.

Бошамп сразу же понял: что-то не так.

О Император, что за дьявольщина?

Но Бошампу Аброгасу было уже слишком поздно думать и о дьяволе, и об Императоре.

Огненный жар охватил его тело, словно не кровь, а расплавленный свинец вдруг побежал по его венам, и нестерпимая острая боль пронзила его спинной мозг. Ноги Аброгаса судорожно тряслись, а руки, ломая ногти, скребли по столу, оставляя на его гладкой поверхности глубокие кровавые борозды. Визжа от боли, Аброгас сполз со стула и повалился на бетонный пол.

Каждая клеточка его тела горела, словно в огне ада.

Чуждые химикалии, извлеченные из компонентов, столь смертоносных, что многими они вообще считались вымышленными, смешивались теперь с теми, что дала ему помощница Хирурга во Флеш-баре.

Мозг бедняги, казалось, вскипает в черепе. Бошамп Аброгас вцепился себе в волосы, вырывая их из головы клочьями. Он катался по полу, визжа, как банши, каждую секунду его тело пронзали десятки молний обжигающей боли. Его кости будто тонули в расплавленной лаве, в которую превратилась его плоть. Тут Аброгас каким-то образом умудрился подняться на ноги и всем телом навалился на дверь.

Он был не в состоянии произнести ни слова и лишь с безумностью обреченного колотился телом о запертую дверь, разбивая в кровь локти и колени. Он буквально обезумел от чудовищной боли, разрушающей его нервную систему.

Дверь распахнулась, Бошамп на бегу врезался в вошедшего было арбитра, сбил его с ног и без оглядки бросился бежать.

Его бег по тюремным коридорам сопровождался криками, но Бошамп сам себя не слышал, он несся наугад, не зная, куда направляется, но не в силах остановиться.

Вскоре он рухнул на колени, огонь сжигал его тело изнутри.

В его сознание пробились голоса. Эти голоса что-то кричали Аброгасу, но он не мог разобрать что.

Когда химическая реакция, вспенивающая его кровь, поглотила достаточно энергии из его тела, когда концентрация чуждых веществ в его организме достигла критической массы, агония перешла в последнюю стадию.

Чистая энергия.

И Бошамп Аброгас взорвался с силой дюжины фугасных зарядов.

15

Ударная волна от взрыва обвалила фасад главного здания базы Адептус Арбитрес, рухнувший в огромном облаке пыли и дыма, и выбила окна во всех домах в радиусе километра.

Взревели работавшие до этого вхолостую двигатели, и танки двинулись к городу. Две боевые машины из Казарм Харона открыли огонь по бронзовым воротам, и тяжелые снаряды снесли их, а заодно и изрядный кусок стены. Когда рассеялся дым, стала видна двадцатиметровая брешь, и танки, размолов гусеницами остатки каменной кладки, вошли в город.

Две дюжины тяжелых машин прогрохотали по булыжным мостовым к губернаторскому дворцу, а остальные рассредоточились — они двигались к периферийным посадочным площадкам. За ними бронетранспортеры заняли позиции на стратегически важных перекрестках дорог, ведущих к центру города, — и вот уже, высадившись из бэтээров, мятежная пехота ПСС взяла под контроль ключевые предприятия и военные склады…

Не беспрепятственно, разумеется: между войсками ПСС и группами рабочих, преданных картелю Шонаи, то и дело вспыхивали ожесточенные схватки. Да что там схватки: от попадания снарядов в контейнеры с химикатами — ведь все происходило в пром-зоне — вспыхивали пожары, и сражение все больше напоминало геенну огненную.

А ведущие танки хаотично сновали по площади Освобождения, уворачиваясь от крупнокалиберных снарядов пушек, сыпавших из дворцовых башен. На площади уже зияли воронки и догорали корпуса, а только-только подорвавшиеся машины на глазах превращались в гейзеры пламени.

Однако целей у орудийных дворцовых сервиторов становилось слишком много: в город пробиралось все больше бронетехники, — и вот танки уже протаранили оборонительный заслон, они уже у стен дворца, уже у дымящейся базы Адептус Арбитрес.

По каким-то причинам энергетический щит дворца не был активирован, и снаряды стали падать за стены цитадели.

Первыми целями стали оборонительные башни, каждый танк обменивался выстрелами с дворцовыми артиллеристами. Но вскоре все они были взяты в огневые вилки, и башни рухнули со стен в ярких языках пламени.

Затем шквал снарядов посыпался на дворец: контрфорсы и аркады, изукрашенные фресками галереи, простоявшие тысячелетия, в мгновение ока превращались в обломки. Черные грибы взрывов то и дело вырастали внутри пылающего дворца, опрокидывая позолоченные своды и выбивая бесценные витражи необыкновенной красоты.

От мощных взрывов покосилась большая колокольня и с царственной величавостью осела на дворцовые угодья. Колокол, который привезли на Павонис еще первые колонисты, издав последний стон, превратился в груду медных осколков на булыжной эспланаде.

Другие танки встретили ожесточенное сопротивление у базы Адептус Арбитрес: силовые поля стен принимали на себя основную тяжесть обстрела, потрескивая и вспыхивая разрядами энергии. Несколько танков направили орудия выше стен, но их снаряды разрывались значительно дальше, чем нужно, чтобы пробить оборону базы. Но как бы то ни было, все понимали, что рано или поздно энергетические поля, защищающие базу, не выдержат и стены превратятся в пыль.

И дворец, и база Адептус Арбитрес были обречены.

Арио Барзано, с трудом выбравшись из-под груды досок и штукатурки, вытер кровь с пораненной щеки. Стены дворцовых комнат под градом снарядов рушились одна за другой, шальным осколком запросто могло задеть и его, и губернатора. Понимая это, инквизитор пополз к Миколе Шонаи.

Женщина, лежащая под обломками, не подавала признаков жизни. Барзано с тревогой прижал пальцы к шее губернатора и, нащупав пульс, оттащил Шонаи от стены, низко пригибаясь и держась подальше от разбитого окна. Так, теперь нужно осмотреть ее тело на предмет ранений. Ничего серьезного — Барзано обнаружил лишь синяки и порезы от разлетавшихся во все стороны осколков.

Убедившись, что с Миколой Шонаи все более-менее в порядке, инквизитор пополз по полу кабинета к другим его обитателям. Дженна Шарбен, кажется, тоже не слишком сильно пострадала: она, хоть и прижимала к груди левую руку, коротко кивнула Барзано и взглядом указала на распростертого ничком под большим изогнутым куском деревянной панели Алмерза Чанду. Помощник губернатора застонал, когда инквизитор сбросил с него тяжелый кусок штукатурки.

— Что случилось? — невнятно произнес советник.

— Кажется, танки на площади Освобождения пытаются отстранить губернатора от должности совсем уже радикальными средствами, — ответил Барзано, помогая сесть и прислониться к стене покрытому синяками мужчине. — Вы ранены?

— Не думаю, что серьезно, — всего несколько порезов.

— Хорошо. Не двигайтесь, — предупредил Барзано, бросая озабоченные взгляды на широкие трещины в потолке, и тут комнату опять сотрясли грохочущие разрывы. Инквизитор подполз к остаткам стены, туда, где некогда было окно, и, стараясь остаться незамеченным извне, приподнял голову над изломанной каменной кладкой.

На площади он увидел десятки танков «Леман Русс»; некоторые из них, правда, уже превратились в полыхающие развалины, но большая часть неотвратимо приближалась к дворцу, задрав пушки, чтобы открыть огонь по верхним этажам. За танками шли десятки бронемашин «Химера». Все они двигались в сторону дворца и базы Адептус Арбитрес.

Комнату в очередной раз тряхануло, из трещин, которыми тут же покрылся потолок, посыпалась штукатурка, а деревянные балки затрещали, готовые в любую минуту обрушиться. Нижние этажи дворца уже объяло пламя, а от сводчатого входа осталась лишь груда почерневших от пожара камней.

Барзано отполз назад, к Миколе Шонаи. Губернатор понемногу начинала приходить в себя, и он вытер кровь и пыль с ее лица. Женщина закашлялась, открыла глаза, и Барзано с удовлетворением отметил, что в ее взгляде нет страха. Шонаи выпрямилась и окинула взором руины, недавно бывшие ее кабинетом.

— Ублюдки! — заключила она, пытаясь подняться. Барзано удержал ее, ибо очередной шквал снарядов сотряс стены словно ударами огромного молота.

Бросив взгляд в сторону Дженны Шарбен, стоявшей на коленях подле Алмерза Чанды, он резюмировал:

— Мы должны выбираться отсюда, Микола. Сомнений в том, что ситуация ухудшается, думаю, не осталось ни у кого.

Еще раз осмотревшись, Шонаи слабо улыбнулась и покачала головой:

— Полагаю, нет. — Она поморщилась, прижав руку к виску. — Помню только кошмарный взрыв, а потом — я уже лежу на полу.

Не обращая внимания на протянутую руку Барзано, Шонаи пусть неуверенно, но без посторонней помощи поднялась на ноги и отряхнула свой представительский костюм от пыли. И тут дверь вылетела из косяков: помятый гигант сержант Леаркус, а за ним еще два воина, которым Уриэль приказал оставаться при инквизиторе, ворвались в кабинет.

— С вами все в порядке? — спросил Леаркус.

— Жить будем, сержант, — заверила его Микола Шонаи, проходя в еще целые внешние комнаты, — но теперь нужно действовать быстро. Враг у ворот.

Леаркус подхватил оступившегося Чанду, а Джен-на Шарбен и Арио Барзано последовали за губернатором. Шонаи тут же окружила дюжина дворцовых стражей и солдат, готовых защитить ее своими телами. Внезапно губернатор остановилась. Склонив набок голову, она повернулась к стражам:

— А почему не действует энергетический щит? Барзано призадумался.

— Это чрезвычайно интересный вопрос, — произнес наконец он.

По воксу Барзано связался со своим кабинетом и Лортуэном Перджедом:

— Лортуэн, друг мой, как вы там, держитесь? После продолжительного молчания Перджед наконец ответил:

— Да, с нами порядок, Арио. А как ты?

— Мы живы, и это уже кое-что, но убираемся отсюда и направляемся на крейсер. Собирай всех — и выдвигайтесь к посадочной площадке на крыше восточного крыла. Встретимся там. — Инквизитор отключил связь и повернулся к Леаркусу. — Сержант, нужно, чтобы вы и ваши люди отправились в командный пункт воздушной обороны и выяснили, почему не действует энергетический щит. Сделайте все, что возможно и невозможно, но он должен заработать. Леаркус собрался было что-то возразить, но Барзано не дал ему ничего сказать, махнув в сторону дворцовых солдат:

— Не беспокойтесь за мою безопасность, сержант. Нас тут есть кому защитить, я в этом уверен.

Сержанта совершенно не убедили слова инквизитора, но он подчинился его приказу и передал качающегося Чанду двум солдатам в серой униформе.

— Я покажу вам, как пройти, — предложил молодой солдат.

Леаркус пробурчал слова благодарности, и четверка направилась к контрольному пункту.

Некогда грозный и внушительный фасад главного здания базы Адептус Арбитрес теперь выглядел удручающе: вся западная часть его осела, обнажив пласкритовые плиты и искривленную арматуру. Огромные, шириной в метр, трещины тянулись от земли до крыши, в каркасе здания зияли гигантские дыры. Да, ущерб был велик.

Окровавленные арбитры откапывали товарищей и вытаскивали раненых из-под обломков.

Вирджил Ортега протискивался через толпу контуженных арбитров, стараясь осмыслить события последних минут: как могла произойти такая катастрофа? Как могло случиться, что главное здание базы арбитров лежало в руинах? Это не снаряд, посланный извне, — совершенно ясно, что взрыв произошел внутри самой базы. Тайком пронести на базу бомбу было невозможно, но как еще это могло случиться?…

«Ладно, — решил Ортега, — подумаю об этом потом. И о возмездии думать буду тоже потом. Если, конечно, оно будет это „потом"…» Так размышлял Вирджил Ортега, прислушиваясь к оглушительному грому артиллерийской канонады, — танки изменников пытались пробить себе дорогу. Что значит «если»? Конечно будет! И Ортега поспешно отчитал себя за эту еретическую мысль. Ведь он — воин Императора, и пока в его теле есть жизнь, ни о капитуляции, ни о панике не может быть речи.

Он подбегал к каждому, кто еще мог держать в руках оружие, и отдавал указания. Пока это первый удар вооруженного мятежа, а когда стены падут, арбитрам придется намного тяжелее. Конечно, лучше всего было бы организовать оборону в главном здании базы, но, увы, на это больше не приходилось рассчитывать. Пушечные батареи на зубчатых стенах значительно добавляли эффективности в обороне, но и они были повреждены во время взрыва и последующего обрушения.

Дыхание Ортеги было прерывистым и болезненным, в голове ужасно стучало. Он только что вышел из лазарета, и поломанные ребра сильно болели, но будь он проклят, если станет отсиживаться во время этой схватки!

Наконец арбитр удостоверился, что все возможные меры предосторожности приняты и гарнизон полностью готов к обороне. Только после этого Вирджил Ортега, удовлетворенный собой, вернулся к воротам базы, где оставил Колликса с рацией. Вирджил был приятно удивлен тем, как юноша возмужал за последние несколько дней. Он искренне радовался, что молодой сержант уцелел.

— Повезло? — спросил Ортега.

— Пока нет, сэр. Все остальные участки вне связи. Нас глушат.

— Проклятие! — Положение оказалось гораздо хуже, чем он думал. — Попробуй сеть ПСС, — предложил он.

— Я уже пытался. Она глушится непрерывно.

— Что ж, продолжай попытки и сообщи мне, когда что-нибудь получится.

Кивнув, Колликс вернулся к аппаратуре связи.

Ортега окинул взглядом заваленную обломками площадку перед собой. Оборонительный периметр главного здания базы простирался на триста метров вперед: это были наклонные стены, танковые ловушки и скрытые траншеи, что обеспечивало многоуровневую защиту, и сейчас там поспешно размещались его наспех сформированные стрелковые группы. Однако то, что должно было бы быть свободной зоной обстрела, сейчас оказалось завалено огромными каменными и стальными плитами. Когда враг прорвет стены, у него появится масса возможностей для укрытия.

Ортега бросил взгляд на деформированные роликовые двери, защищавшие гараж базы. Изнутри до него доносился рокот работающих вхолостую двигателей трех танков «Леман Русс», которыми располагали арбитры. «Ладно, — подумал он, — нам есть еще чем порадовать противников».

И тут опять раздался мощный взрыв, сверкнула ослепительная вспышка, а следом за ней — новый резкий звук, похожий на оглушительный щелчок хлыста. Это сдали защитные силовые поля стен. Огневая мощь врага все-таки сокрушила машинных духов. Через несколько секунд целая секция стены рухнула внутрь двора.

Вот оно: начиналась атака, и Вирджил еще раз подумал о том, что, располагая ограниченным временем и ресурсами, он сделал все, что мог.

А теперь он увидит, достаточно ли этого.

Даниил Воренс опустил дымящийся лазерный пистолет и вновь равнодушно уставился в обзорный экран. В контрольном пункте обороны воцарилась мертвая тишина — все техники были ошеломлены происшедшим.

Лютрисия Виджеон, в ужасе разинув рот, смотрела на лежащий в центре комнаты труп с рваной дырой на месте лица. Этот старик влетел, осыпая их проклятиями за то, что они позволили предателям разнести дворцовые стены. И требовал поднять энергетический щит.

Она сама удивлялась, что Воренс до сих пор не поднял щит, и собиралась уже озвучить свое беспокойство, когда объявился этот неизвестный старик. Видимо, у него был допуск очень высокого уровня, раз он сумел беспрепятственно пройти в центр управления.

И тут-то Воренс преспокойно вытащил свой пистолет и выстрелил ему в лицо.

— Кто-нибудь еще желает, чтобы я поднял щит? — тихо спросил он.

Все промолчали, и Лютрисию охватило жгучее чувство стыда. Это было убийство и предательство. Находясь в безопасности в этом укрепленном сооружении, они слышали лишь слабые отголоски артобстрела, уничтожающего остальную часть дворца. Она пробубнила короткую молитву Императору, прося его о прощении.

Несмотря на присутствие дюжих дворцовых солдат, Арио Барзано не чувствовал себя в безопасности: вновь прибывшие на площадь Освобождения танки присоединились к тем, что уже вели обстрел дворца, так что находиться здесь становилось все опаснее. Из всех комнат и коридоров доносились стоны и плач: близкие к панике обитатели дворца бежали в убежища в подвале и к посадочным площадкам шаттлов. А снаружи этот страшный хор усиливался победным криком вторгающихся во дворец солдат.

Да, отрезанные от подкрепления и ошарашенные уже понесенными чудовищными потерями люди не смогут долго держать оборону. Еще немного, и дворец будет захвачен.

Первым делом необходимо было вывести отсюда Миколу Шонаи. Барзано понимал: губернатор — это символ, вокруг которого объединятся верноподданные войска, и только тогда они смогут удержать эту планету и не дать осуществиться плану де Валтоса.

Микола Шонаи опиралась на руку инквизитора, а позади Дженна Шарбен поддерживала Алмерза Чанду. Помощник губернатора сильно тормозил их продвижение, очевидно, его раны были серьезнее, чем казались.

— Сколько еще осталось идти до площадки? — спросил Барзано, слыша, как приближаются крики атакующих.

— Совсем чуть-чуть. Будем на месте через несколько минут, — ответила, запыхавшись, Шонаи.

Коридор вздрогнул от нового града снарядов, и Барзано застыл на месте, когда кусок крыши обвалился прямо перед ними, похоронив первую шестерку солдат из группы сопровождения губернатора и наполнив воздух удушающим дымом и обломками.

Но оторопь прошла, пыль осела, и с губ Барзано сорвалось весьма неласковое слово, когда он увидел, что проход перед ним полностью завален руинами. Он поставил на ноги задыхающегося солдата и крикнул:

— Есть ли другой путь к посадочным платформам? Быстро!

Юноша прокашлялся и кивнул:

— Да, сэр, для этого придется вернуться назад тем же путем. Это будет дольше, но мы все же сможем пройти.

Вопли и рокот пальбы из стрелкового оружия звучали уже в опасной близости.

— Проклятие… — прошептал Барзано.

Арбитр Ортега не видел, как первый выстрел накрыл базу, пока со стены не сбило одну из пушечных батарей. Полыхающие обломки низверглись со стены и с грохотом обрушились на землю, раздавив дюжину арбитров из стрелковой группы правого фланга.

Оставшиеся батареи открыли огонь по первым танкам, показавшимся в проломе в стене. Ведущую бронемашину разнесло на части, а ее башня, кувыркаясь, взмыла высоко в воздух. Не успел рассеяться дым, как три «Завоевателя» отпихнули обломки своего незадачливого предшественника в сторону и накрыли базу шквалом огня. Каждый из выпущенных ими снарядов, разрываясь, откалывал от фасада огромные куски камня. Уже потерявшее устойчивость здание в конце концов не выдержало.

Арбитры бросились врассыпную, когда здоровенные куски пласкрита и стали посыпались смертоносным дождем, заживо похоронив под собою раненых. Чудовищные тучи удушающей пыли ослепили Вирд-жила, но он отчетливо услышал рычание двигателей и закричал, перекрывая непрестанный грохот:

— Стоять насмерть! Никакой капитуляции!

Его крик потонул в пронзительном вое орудийной канонады — это пушки арбитров вступили в бой с орудиями вражьих танков. Борьба была неравной, поскольку «Завоеватели», произведя по дворцу очередной выстрел, меняли позицию прежде, чем батареи обороняющихся успевали прицелиться. Несмотря на все ухищрения, три танка были подбиты прежде, чем появившиеся за ними мятежные войска с пусковыми ракетными установками и минометами быстро уничтожили орудия арбитров концентрированными залпами огня.

Сквозь дым и пыль Вирджил смог наконец разглядеть надвигающиеся силуэты бронемашин и нырнул в укрытие за мгновение до того, как мощный лазерный луч из башни приближающейся «Химеры» полыхнул в его сторону.

Перекатившись, он поднялся за одной из усиленных оборонительных стен и крикнул ближайшим стрелкам:

— «Химера»! На одиннадцать часов!

Услышав приказ, расчет из двух человек навел пусковую ракетную установку на машину.

Вылетев из безоткатной пусковой установки, снаряд ударил «Химеру» в лоб и взорвался, не пробив корпус. Но траки были повреждены, и машину занесло. Врезавшись в бетонную глыбу, «Химера» развернулась и заскребла, высекая искры, оставшейся гусеницей. Экипаж стал выбираться наружу, пока бронемашина не стала для него гробом.

Вирджил выругался, впервые воочию увидев атакующих: планетарные силы самообороны Павониса!

Он и раньше это подозревал, но увидеть своими глазами, что именно они открыто атакуют его людей, — это все-таки, согласитесь, потрясение. Ортега почувствовал, что его вот-вот охватит приступ неконтролируемого бешенства, и нечеловеческим усилием воли подавил душившую его ярость, понимая, что в создавшейся обстановке ярость — плохой помощник.

В открытый люк «Химеры» влетела еще одна ракета, и танк взорвался. Его топливный бак и боезапас сдетонировали, и бешеный язык пламени из трансмиссионной части взмыл ввысь, подобно пламени огнемета. Полыхающие солдаты ПСС с дикими воплями разбежались во все стороны, а из траншей донеслись слабые радостные возгласы арбитров. Донеслись — и тут же стихли: воздух наполнился металлическим кашлем массированного минометного огня.

— Берегись! — закричал Вирджил, падая на землю и прикрывая голову руками.

Мины накрыли территорию базы цепочкой глухих взрывов. Большинство арбитров успели укрыться, но кое-кого разорвало в клочки градом шрапнели.

Мины сыпались как горох из прохудившегося мешка, один залп следовал за другим, и Вирджил не мог даже на секунду высунуться из убежища.

Вирджил понимал, что, пока его люди прячутся за стенами, потери от минометного обстрела будут минимальны, но ведь и мятежники из ПСС с каждой секундой подбираются все ближе. Рискнув поднять голову из-за укрытия, Вирджил чертыхнулся, увидев, как четыре «Химеры» вплотную приблизились к его позиции.

Минометный обстрел прекратился, и наступившая тишина принесла невыразимое облегчение. Вирджил поднялся на ноги с дробовиком на изготовку.

Шестеро солдат ПСС удивленно уставились на него, — вероятно, уже не ожидали увидеть живого арбитра. Эта неожиданность и стала для мятежников губительной.

Вирджил, не целясь, открыл огонь. С такого близкого расстояния он сразил двоих мгновенно, третьего — полсекундой позже и, перепрыгивая через стену, врезал обеими ногами в лицо ближайшему солдату, так что тот свалился на двух, стоявших за ним. Арбитр приземлился, передернул затвор дробовика и, прежде чем его противники успели очухаться, отправил всех на тот свет.

Раздался выстрел, и снаряд ударил в стену рядом с арбитром. Он успел отклониться, когда раненый солдат вновь выстрелил из пистолета. Вирджил прыгнул вперед, разнес ему голову прикладом и тут же опять перебрался назад за стену.

Он бросил взгляд на линию обороны Адептус Арбитрес. Положение было хоть и плачевным, но все же не безнадежным. У мятежников из ПСС было преимущество в людях и вооружении, зато под командованием Вирджила сражались одни из самых лучших солдат в Империи. Превосходное обучение, вооружение и дисциплина Адептус Арбитрес сказывались сейчас в полной мере — Вирджил видел, что атака ПСС захлебнулась.

Вместо того чтобы наступать, солдаты противника попрятались за бронемашинами, время от времени постреливая из лазганов. Он понял: настало время нанести ответный удар.

— Колликс! — крикнул он. — Давай сюда! Сержант Колликс, пригнувшись, побежал к Вирджилу, на ходу стреляя из дробовика.

— Да, капитан? — отдышавшись, произнес Колликс.

— Свяжись с отделением Веритас, скажи, что сейчас они нужны мне здесь! Их задача — атаковать правый фланг противника. Их удар должен быть мощным и молниеносным, тогда мы сможем расширить участок прорыва и отбросить мятежников!

Пока Колликс торопливо вел переговоры по рации, Ортега перезарядил дробовик и передернул затвор.

— Капитан! Командир отделения Уоллас докладывает, что должным образом освящен только танк «Благочестивое Правосудие». Чтобы благословить и подготовить «Божественную Власть» и «Священный Закон», понадобится еще несколько минут.

Рявкнув, Ортега вырвал рацию из рук Колликса и заорал в микрофон:

— Уоллас, выводи эти проклятые танки прямо сейчас или я вырву твое проклятое Императором сердце и заставлю сожрать его! Ты меня понял?

Не дожидаясь ответа, он бросил микрофон Колликсу.

Через несколько секунд бронированная дверь гаража, завибрировав, поднялась наверх, и из-под нее выкатился танк «Леман Русс» весьма почтенного возраста. Имя у танка было соответствующее: «Благочестивое Правосудие». Его орудия тут же дали залп.

Две «Химеры» взорвались одна за другой, а «Благочестивое Правосудие» принялся поливать солдат ПСС огнем из тяжелых болтеров, кося их дюжинами.

Вирджил мысленно улыбнулся. Во имя Императора, они смогут это сделать!

Солдаты ПСС разбегались перед «Благочестивым Правосудием», не в состоянии хоть как-то ему противостоять. И тут у Вирджила перехватило горло: он увидел инверсионный след ракеты, несущейся к танку. Ракета ударила в бок — и все исчезло в дыму взрыва.

Когда дым рассеялся, Вирджил увидел плачевную картину: лазерную пушку снесло с корпуса танка начисто. К счастью, других повреждений он не заметил.

Ортега вздохнул с облегчением.

— Воины Императора, пришло наше время! В атаку! — воскликнул он и первым перепрыгнул через стену укрытия.

Арбитры поднялись и, стреляя на бегу, что было мочи рванули через изрытую взрывами, усеянную трупами территорию. Вид погибших товарищей будил священную ярость, и «Благочестивое Правосудие», солидно порыкивающий и метко кладущий снаряды в цель, придавал им сил. Арбитры бежали вперед, стреляя и круша предателей коваными каблуками. Солдаты ПСС отступили, ошеломленные этим отчаянным напором.

Застрелив одного солдата в спину, а другого — в лицо, Вирджил заметил три танка «Завоеватель», вползающих через брешь в стене. Тяжелые болтеры, установленные на их корпусах, обрушили град снарядов на поле сражения. Этот огонь, подкрепленный выстрелами лазерных пушек, косил всех без разбора-и судей, и самих предателей. Люди оказались в настоящей мясорубке.

Но, какой бы мощью ни обладал танк, его хватает на десять минут боя: так и стремительная атака «Благочестивого Правосудия» оказалась непродолжительной. Сдвоенный удар ракеты и сверкающего копья лазерной пушки взорвал боезапас, и танк, перевернувшись, взмыл высоко в воздух.

Но место «Благочестивого Правосудия» тут же заняли «Божественная Власть» и «Священный Закон». Оба танка принялись поливать огнем тяжелых болтеров войска ПСС, и снаряды их мощных орудий оставляли в земле огромные кратеры.

Вирджил заметил, как группа офицеров ПСС ринулась к «Божественной Власти», и что было сил закричал экипажу машины, чтобы те отвели танк в сторону: один из вражеских офицеров был вооружен силовой перчаткой, массивный контур которой окутывало поле разрушительной энергии. Это оружие могло легко пробить броню танка. Но разве мог человек перекричать шум боя?

Офицер прыгнул вперед с занесенным для удара «кулаком». Водитель «Божественной Власти», осознав опасность, попытался увернуться, но было уже слишком поздно. Первый офицер, наведя энергетическое оружие на танк, пробил бронированный корпус. Танк развернуло вокруг оси, он врезался в бетонную стену и раздавил ее вместе с четырьмя съежившимися за ней солдатами ПСС. Остальные офицеры разрядили магазины своего оружия в образовавшуюся здоровенную пробоину…

На арбитров, которые помчались отомстить за павших товарищей, обрушился шквал гранат, а офицеры скрылись в дыму сражения, избежав возмездия. Вирджил увидел, как на территорию базы вползают очередные «Химеры». За ними шли сотни солдат и три «Завоевателя» для вящей убедительности.

Контратака Адептус Арбитрес, которая — и это понимали все — была скорее демонстрацией личного мужества, чем тактическим маневром, захлебнулась. Число жертв среди оборонявшихся неуклонно росло, и ряды арбитров редели, захлебываясь в потоках крови, не в состоянии больше противостоять мятежникам.

Поначалу Вирджилу еще удавалось держать своих людей вместе, но по мере того, как их косили снаряды и пулеметный огонь, отступление превращалось в беспорядочное бегство.

«Священный Закон» обошел дымящиеся останки «Божественной Власти» и повел беспорядочный огонь, пытаясь прикрыть отступающих арбитров. Войска ПСС рассыпались перед этим танком, который загромыхал по направлению к «Химерам». Выстрел его лазерного орудия пробил тыловую броню одной из бронемашин, ее двигатель вспыхнул желтым пламенем, и мощный взрыв подбросил кувыркающуюся «Химеру» в воздух.

Горящие развалины рухнули на вторую машину, превратив ее левый трак в металлолом. Этот удар повредил и ведущий вал «Химеры». Ее двигатель надсадно взвыл, и машина, бешено крутясь, высоко подпрыгнула и рухнула на землю, взорвавшись ярко-оранжевым метеором и испепелив десятки пехотинцев ПСС.

Несмотря на эти потери, «Завоеватели» и пехота продолжали уничтожать последние разрозненные очаги сопротивления. Вирджил понял: это конец.

Все тот же офицер, который уничтожил танк «Божественная Власть», теперь атаковал «Священный Закон», выставив силовой «кулак», потрескивающий от смертоносной энергии. Вирджил выстрелил в офицера из дробовика, отчаянно желая спасти последний из своих танков, но расстояние для меткого выстрела было слишком велико.

«Священный Закон» дал полный газ. Его водитель видел, что произошло с его боевым братом, и не желал себе подобной судьбы. Понимая, что скорость — его единственная надежда, он повернул навстречу офицеру, рассчитывая раздавить его гусеницами.

Предатель прыгнул вперед и ударил силовым «кулаком» по взявшему разгон танку, и звенья гусеничного трака лопнули.

Зубчатые колеса продолжали бешено крутиться.

Посыпались оранжевые искры, и колеса взвизгнули, затягивая под танк силовой «кулак», а вместе с ним и неутомимого офицера. Его рвануло вниз, руку, державшую оружие, вырвало из плеча. Предсмертный вопль — и огромная машина погребла под собой тело мятежника.

Вирджил мчался к развалинам главного здания базы Адептус Арбитрес, истекая кровью от десятка ран. Сражение было проиграно, теперь самым главным было попытаться как можно больше людей увести в безопасное место.

Ортега понимал, что его шансы, мягко говоря, очень невелики, но был твердо намерен использовать их все. Он не сдастся и сделает все, чтобы помешать этой мрази. А сначала постарается выбраться отсюда во главе пусть небольшого, но боевого отряда.

ПСС остановили наступление, ошеломленные ужасной смертью своего командира и гибелью двух «Химер». Но их замешательство длилось недолго: выстрел лазерной пушки уничтожил «Священный Закон» прежде, чем кто-либо из его экипажа успел покинуть поврежденный танк.

Вирджил собрал всех уцелевших, всех, кто мог еще держать в руках оружие, всех, кого смог найти, и направил их к развалинам главного здания базы: если после взрыва уцелела часть нижних этажей, они смогут пройти тоннелями, проходящими под базой, и пробраться во дворец. Среди выживших он снова увидел Колликса и вздохнул с облегчением: парень жив, да и рация при нем. Стало быть, еще повоюем.

Вирджил понимал, что теперь бегство — их единственный шанс на спасение, а если они смогут добраться до тяжелого оружия, хранящегося в арсенале в подвалах дворца, их шансы продержаться сильно возрастут.

Понимая все это, Вирджил Ортега поклялся, что заставит этих проклятых мятежников сожалеть о том дне, когда они встали на путь измены.

Мысли Лютрисии Виджеон беспорядочно вертелись, как потерявший управление орнитоптер. Что здесь происходит? Воренс на глазах у всех убил человека и позволяет вести артобстрел дворца.

Лютрисия была преданной слугой Императора и понимала, что кто-то должен что-нибудь предпринять, но кто? Она?

Ее трясло от страха: ради Императора, она всего лишь простой техник! Она не готова к таким вещим. Как она будет драться с мужчиной, вооруженным лазерным пистолетом? Пот градом катил с ее лба, застилая глаза…

И тут по всей комнате эхом разнесся глухой стук, словно по главной двери ударили огромным молотом. Даже Воренс казался встревоженным. Лютрисия повернулась, чтобы взглянуть на дисплей внешнего наблюдения. Сердце девушки екнуло, когда она увидела трех исполинов в доспехах. Космические Десантники! Да! Эти священные воины покончат с кошмаром, она почувствовала, что огромная тяжесть свалилась с ее плеч, — ее молитвы услышаны.

Однако чем дольше она смотрела на экран, тем меньше оставалось надежды. Вход в командный центр был спроектирован таким образом, чтобы командный центр мог противостоять самой яростной и продолжительной атаке, и даже тридцати Космических Десантников не хватит, чтобы пробиться через метровый слой листовой стали. Уловив краем глаза мерцающее движение, она перевела взгляд на свой дисплей, который отразил приближение воздушного судна. Аппаратура вывела на экран данные о курсе, скорости и высоте его полета. Это был «Громовой Ястреб».

Девушка украдкой бросила взгляд на Воренса, который, ухмыляясь, смотрел на трех Космических Десантников, пытающихся пробиться на командный пункт. Лютрисия поняла: у нее лишь несколько секунд, Воренс наверняка сейчас заметит приближение десантного шаттла. Девушка лихорадочно размышляла, как воспользоваться этой возможностью, и вдруг ее страх сменился пугающим спокойствием: Лютрисия поняла, что должна сделать.

Ее пальцы профессионально заплясали по рунам пульта, передавая точные данные о местонахождении командного центра на «Громовой Ястреб». Пусть немного, но это все, что в этой ситуации была способна девушка-техник.

Да, Воренс увидел-таки «Громовой Ястреб» на главном экране и стал торопливо приводить в действие системы обороны, но Лютрисия продолжала надеяться, что ее скромного вклада окажется достаточно.

Небольшая группа людей под руководством инквизитора Арио Барзано вынырнула на солнечный свет посадочной площадки, и инквизитор поймал себя на том, что никогда еще не радовался при виде неба так, как сейчас. Пошатываясь, люди направились к черному шаттлу, двигатели которого мерно урчали, готовые немедленно выдернуть судно из атмосферы планеты. Через открытый боковой шлюз Барзано разглядел Лортуэна Перджеда и его клерков. Барзано устало улыбнулся: «Громовой Ястреб» Ультрамаринов прибыл вовремя.

Дженна Шарбен вела медленно ковыляющую Ми-колу Шонаи к челноку. К счастью, теперь губернатор была в безопасности. Последний дворцовый страж помогал то и дело спотыкающемуся, бредущему из последних сил Алмерзу Чанде, который вдруг упал на колени. Не задерживаясь, Барзано прошел вперед, чтобы помочь женщинам.

И тут невероятно громко, даже на фоне работающих двигателей челнока, прогремел выстрел лазгана. Барзано обернулся и выхватил пистолет, недоумевая, как смогли мятежники добраться сюда. И ведь как быстро! Инквизитор озирался по сторонам, пытаясь осмыслить происходящее: дворцовый страж был застрелен… Алмерзом Чандой, который сейчас держит на прицеле его самого, — миг, и он выстрелил, попав инквизитору в плечо. Барзано отбросило на борт челнока.

Вскрикнув от боли, инквизитор выронил оружие. Дженна Шарбен обернулась и тоже была сбита с ног хорошо рассчитанным выстрелом. Губернатор Шонаи стояла на трапе, в ужасе уставившись на Чанду, который теперь медленно приближался к ней.

Подняв оружие, он прицелился в купол пилота, сделав угрожающий жест ребром ладони по горлу. Пилот выключил двигатели и отстегнул привязные ремни.

Чанда застрелил его через купол.

Барзано пытался подняться, а на площадку из дворца высыпала толпа солдат ПСС в серой униформе. Микола Шонаи стояла перед Чандой, ее лицо превратилось в каменную маску ярости.

— Почему? — просто спросила она.

— Вы — это прошлое, — так же просто ответил Чанда. — Слабое, печальное прошлое, старомодно преданное сморщенному трупу на планете, которую вы, Микола, даже никогда не видели.

— Вы отвратительны, Алмерз. Подумать только, что когда-то я называла вас другом!

Она отвесила Чанде тяжелую пощечину и плюнула в лицо.

Чанда ударил ее прикладом лазгана. Женщина упала, из ее сломанного носа брызнула кровь, но взгляд губернатора по-прежнему пылал яростью.

Барзано старался не обращать внимания на боль в плече от лазерного ожога. Глядя на Чанду, он уже даже готов был смириться с поражением, но твердо намеревался забрать с собой в ад этот кусок нечестивой грязи. Он попытался поднять руку и прицелиться, но Чанда схватил его за волосы.

— Я давно хотел сделать это! — прошипел он, ударив Барзано головой о корпус шаттла.

— Кончай со мной и убирайся, — простонал Барзано, которого замутило от удара.

— О, я не собираюсь убивать тебя, Арио. Не-ет, на службе у моего работодателя есть, э-э-э, специалист, в руки которого, я полагаю, ты и попадешь. Хирург — изумительный мастер.

Барзано выплюнул кровь и спросил:

— Почему бы тебе не назвать его имя? Или зловоние собственного предательства забило тебе горло? В состоянии ли твой крошечный умишко постичь масштаб ошибки, которую ты только что совершил?

При словах инквизитора Чанда лишь расхохотался, а солдаты ПСС тем временем окружили «Громовой Ястреб».

— Ошибки? — прошипел Чанда так, что мог слышать только Барзано. — Думаю, нет. Это ты сделал ошибку, прилетев сюда. Вскоре я стану частью бессмертной когорты воинов, сражающихся рядом с вновь разбуженным богом!

Теперь для Барзано наступил черед рассмеяться.

— Это тебе де Валтос наобещал? — ухмыльнулся он. — Тогда ты еще больший дурак, чем я думал. Я же знаю, как ты его боишься. Если де Валтос преуспеет, ты умрешь. У тебя отнимут жизненную энергию, чтобы насытить то существо, которое он называет богом.

Чанда встал, его лицо было перекошено злобой. Отвернувшись, он торопливо заговорил в маленький передатчик, который извлек из кармана. Барзано напряг слух, но не смог разобрать слов.

Тогда инквизитор поднял взгляд к небу, надеясь увидеть в нем спешащий на помощь крейсер «Горе побежденному», из которого посыплются атакующие Ультрамарины, но тяжелый крейсер не мог войти в атмосферу планеты — он бы ее просто уничтожил. Теперь ясно, почему не был активирован энергетический щит: де Валтосу каким-то образом удалось внедрить своего человека в управление обороной дворца. Что же стало с Леаркусом и двумя Космическими Десантниками, которых он послал на пункт управления? Именно об этом думал сейчас Арио Барзано.

В небе возник другой челнок, стремительно снизился и сел в облаке выхлопных газов на дальнем крае площадки. Опустился трап, и из корабля вышло несколько фигур. Кто же это? Крепко прижимая к груди кожаный чемоданчик, на платформу спустился торжествующий Казимир де Валтос. За ним следовал Вендаре Талун, и Барзано почему-то решил, что тот больше похож на приговоренного к казни, а не на победителя. За главами картелей маячили две стройные фигуры, и Барзано ощутил трепет мрачного предчувствия, узнав зыбкую походку эльдаров — мужчины и женщины.

Оба ксеноса были из темных сект, которые жили за пределами обычных сфер галактики. Поняв это, Барзано пришел в ужас: для него, для губернатора, да и для всех остальных людей сейчас лучше было бы оказаться мертвыми. Женщина двигалась с грацией балерины, в каждом ее жесте ощущалась сладострастная смертоносность, в то время как мужчина шел чопорно, слегка сутулясь, — он как будто не привык к дневному свету. У обоих эльдаров были жестокие лиловые глаза и кожа бледная, как полированная слоновая кость.

Женщина не смотрела на людей, но мужчина обдал их взглядом такой пустоты, что даже закаленная душа Барзано пришла в уныние.

Алмерз Чанда протянул винтовку солдату ПСС, которому тоже явно было не по себе: всех без исключения при виде эльдаров охватила тревога. Их появления не ожидал никто.

Казимир де Валтос стоял над поверженным губернатором и улыбался, смакуя момент триумфа.

— Этот момент давно приближался, Шонаи, — наконец медленно произнес он.

Барзано изо всех сил старался не потерять сознание, а Чанда встал рядом со своим истинным господином:

— Я доставил их вам, как и обещал, мой лорд. Казимир де Валтос повернулся к Чанде и снисходительно кивнул:

— Разумеется, Алмерз. Ты доказал, что твое предательство абсолютно.

Барзано уловил смущение и беспокойство Чанды. Его растерянность была даже более сильной, чем у солдат ПСС, стоявших на площадке.

— Я сделал все, о чем вы просили меня, мой лорд.

При этих словах де Валтос быстро наклонил голову в сторону женщины-эльдара. Ее рука неуловимым движением метнулась к кожаному поясу, и тут же в горло Чанды вонзилась черная стрела.

Алмерз Чанда рухнул на колени, кожа на его шее вокруг стрелы набухала с устрашающей скоростью.

— Мой дорогой Алмерз, — ласково проворковал де Валтос, — ты предал одного господина, что тебе помешает предать меня? Нет, лучше кончить все это вот так. Умри же верным мне.

Чанда, тяжело дыша, хватался дрожащими руками за горло. В считанные секунды его булькающие всхлипы умолкли — он потерял сознание и повалился на землю. Де Валтос обратился к мужчине-эльдару.

— Поступай с ними как сочтешь нужным, — произнес он, после чего пнул ботинком скорчившееся тело инквизитора. — Но сначала непременно удостой чести этого.

Барзано не испытывал никакого сожаления по поводу судьбы Чанды, ощущая лишь тошнотворную неизбежность надвигающейся катастрофы. Ибо, если Казимир де Валтос действительно безумец, каким кажется, он вот-вот высвободит такую силу, с которой даже Барзано не знал, как справиться.

Де Валтос снова обратил свой взгляд в сторону Барзано, и инквизитор внутренне содрогнулся, осознав всю полноту безумия этого человека. Впрочем, человека ли?

— Я знаю, чего вы добиваетесь, де Валтос, — прохрипел Барзано. — И капитан Вентрис тоже. Он знает все, что знаю я, и обещаю, что он не позволит вам завершить это дело. Прямо сейчас он вызывает корабли и людей, чтобы разгромить вас.

Казимир де Валтос покачал головой:

— Если вы действительно понимаете, что я намерен сделать, тогда должны понимать и то, что, сколько бы новых кораблей и новых людей ни призвал на помощь Вентрис, ничто уже не сможет изменить ход истории.

Барзано хотел что-то возразить, но слова застряли в горле.

Ибо инквизитор знал, что Казимир де Валтос прав.

16

Барзано прислушивался к воплям Алмерза Чанды, эхом разносившимся по всему тюремному этажу, надеясь, что это не шутка, что он орет не между глотками ароматного кофе — его и правда жестоко пытают. Сейчас для инквизитора не имело значения, что ксенос пытал человеческое существо: нарушив клятву верности Императору, Чанда утратил всякое право на сочувствие.

У инквизитора не было ясного представления о том, сколько времени он провел в этой камере, поскольку он некоторое время был без сознания, — рана в плече оказалась очень тяжелой. Но самым страшным было даже не это — Барзано ничего не знал о судьбе губернатора Шонаи. Очнувшись в камере, он первым делом выяснил, что обезоружен, — у него не осталось даже иглометателя, скрытого в кольце на правом указательном пальце. Странно, что при всем при том его обожженное лазером плечо было заботливо перебинтовано.

Когда глаза привыкли к темноте, Барзано огляделся по сторонам и чуть не вскрикнул — он сам не знал, от радости или досады: губернатор Павониса Микола Шонаи тоже была здесь. И она была жива. Даже ее сломанный нос был выправлен (видимо, все же долго Арио Барзано не приходил в себя). Инквизитор подумал: «Эльдар не желает работать с поврежденными объектами. Эстет, задери его…»

Тюрьма, где их заперли, была подземной, каменные своды поддерживали стальные балки. В каждой камере имелась простая железная койка и умывальник с унитазом — эта тюрьма показалась инквизитору куда более комфортабельной, чем многие из тех, куда ему доводилось бросать предателей.

Лортуэн Перджед и его клерки томились в камере напротив, и Барзано сквозь решетку двери был рад видеть, что никто из них серьезно не пострадал.

Барзано делил камеру с Миколой Шонаи, забившейся в самый угол с застывшей гримасой ярости на лице, и Дженной Шарбен, которая лежала на койке без сознания. Ее рана почему-то не была обработана, видимо, эльдар не планировал использовать ее тело для своих жутких экспериментов. Арбитр была ранена в живот, и, хотя лазерный луч прижег края раны, Барзано подозревал, что у девушки могло быть внутреннее кровотечение. Она так и не пришла в сознание после ранения на посадочной площадке, и Барзано понимал, что без медицинской помощи она вот-вот умрет. Наверное, поэтому Хирург обошел ее своим вниманием.

Губернатор пришла в себя вскоре после инквизитора и с неизвестно откуда взявшимися силами бросилась на дверь камеры, пиная ее ногами и выкрикивая ругательства, от которых покраснел бы и портовый грузчик.

Барзано оттащил обезумевшую женщину в сторону, успокаивая сумбурными обещаниями освободить и отомстить. Он, правда, с трудом представлял, как будет выполнять эти обещания, но чувствовал, что, — несмотря на всю тяжесть их положения, еще не все потеряно.

Вернувшись к койке, он вытер рукавом лоб Дженны. Лоб был холодный, а кожа серой, как у трупа.

— Я обещаю: ты не умрешь, арбитр Шарбен, — прошептал Барзано.

— Вы уже наобещали с три короба, инквизитор, — устало промолвила Шонаи.

— Микола, я никогда не обещаю того, чего не могу исполнить, — заверил Барзано и положил руку на сердце. — Я обещаю.

Этот жест получился у инквизитора столь трогательным, что Микола Шонаи улыбнулась:

— Вы в самом деле думаете, что мы можем отсюда выбраться? Здесь по меньшей мере три полка солдат. Около двухсот только на этом этаже, и лишь Императору известно, сколько их еще рыщет по дворцу.

Барзано подмигнул:

— Не забывайте о трех Космических Десантниках.

— Я не забыла, но, боюсь, сержант Леаркус и его люди мертвы…

— А я в этом серьезно сомневаюсь, дорогая Микола. Уверен, что де Валтос уже продемонстрировал бы их нам, если б оно так и было. И еще я знаю, что сержант Леаркус не из тех, кого легко убить, и он наверняка нашел способ связаться с крейсером «Горе побежденному».

— Вы думаете, капитан Вентрис попытается нас спасти?

— Уверен, что даже демоны варпа его не остановят.

— Попытаться вытащить нас — это равносильно самоубийству.

— Возможно, — согласился Барзано, — но неужели вы думаете, что страх смерти остановит Уриэля?

— Нет, полагаю, нет, — сказала Микола, прислоняясь спиной к каменной стене камеры. Она закрыла глаза и замолчала, Барзано уже подумал, что она уснула. Но тут, не открывая глаз, губернатор добавила: — Этот корабль, за которым, как вы считаете, охотится де Валтос… Он и правду может до него добраться?

— Моему Ордену известно лишь, что представитель древней расы существ, которых мы знаем как К'таны, погрузился в стазис где-то в этом секторе, но где точно — данных нет. Мы думаем, что Смерть Миров был некогда его — за неимением другого термина — флагманским кораблем. Из глубины веков до нас дошли древние записи и намеки на корабль и его хозяина, разбросанные в истории, но мы до сих пор почти ничего о нем не знаем. Все это события времен еще до господства человечества, так что не многое известно наверняка.

— Этот… К'тан, на кого он похож?

— Никто не может сказать точно. Он, возможно, пребывает в состоянии покоя миллионы лет, записи об этом пока не расшифрованы. Я внимательно изучал каждый отрывок, имеющий отношение к Несущему Ночь, до которого смог добраться, но почти ничего о нем не знаю, кроме…

— И что же это? — нерешительно спросила Микола.

— Несущий Ночь — воплощение смерти. Его сны — источник кошмаров каждой расы, они становятся олицетворением их гибели. Все мысли о смерти и скоротечности жизни, которые когда-либо вас посещали, идут от этого существа. Перемещаясь среди звездных миров в прошлые эры, он оставил это наследие в коллективном разуме каждой расы галактики.

— И мы, люди, сможем одолеть такое существо?

— Хотите знать правду?

— Конечно.

Дождавшись, пока затихнет эхо очередного вопля Алмерза Чанды, Барзано ответил.

— Нет, — тихо и печально произнес он. — Не думаю, что мы это можем.

Величественный крейсер «Горе побежденному» медленно разворачивал свой массивный корпус в направлении к поверхности Павониса, и одновременно с этим в передних линейных ускорителях крейсера копилась могучая энергия. Мало кому известно, какой чудовищной разрушительной властью обладает капитан звездного корабля, — силой, позволяющей сравнивать с землей города и раскалывать на части континенты. Хотя капитаны Имперского флота всегда важничали и хвалились способностями своих неповоротливых боевых судов, никто из них не мог состязаться с ударным крейсером Космических Десантников в скорости и эффективности уничтожения чего бы то ни было.

Лазеры системы планетарной обороны время от времени стреляли по крейсеру из глубоких бронированных бункеров, окопавшихся вокруг Врат Брэндона, но ни одно из могучих орудий не могло причинить крейсеру сколько-нибудь существенного вреда. Хотя мощные лучи, исходящие с поверхности Павониса, пронзали небо, неся колоссальную энергию, вся эта пальба оказывалась пустым фейерверком: орудия внизу бессильны против крейсера, пока он находится на орбите.

Однако даже небольшие батареи противовоздушной обороны становились смертельно опасными для космического корабля, стоило ему приблизиться к столице планеты на расстояние пятнадцати километров. Дело в том, что все батареи были укомплектованы сервиторами, напрямую связанными с орудиями. Сервиторы же в свою очередь управлялись напрямую из бункера командного пункта обороны, скрытого где-то в основании дворца. А одновременный удар сразу нескольких, пусть даже маломощных пушек — это уже серьезно.

Пока батареи прикрывали город, любая атака с воздуха была обречена на провал.

Казимир де Валтос потер переносицу и произнес, глядя на экран коммлинка перед собой:

— Ласко, если ты не дашь прямого ответа, я похороню тебя в одной из твоих драгоценных шахт. А теперь ответь односложно: ты уже пробил дверь? Я не могу терять время на пустые разговоры.

Мерцающее на мониторе лицо начальника шахты Джекоба Ласко казалось хитрым, даже несмотря на сильные искажения закодированного сигнала из Тембра Ридж, находящегося почти в сотне километров от дворца.

— Ну, последний резак пробил дверь, но мы никак ее не сдвинем.

— И Почему же? — давил на него де Валтос, наклонившись вперед с хищным выражением на лице.

— Мы не поймем, мой лорд. Техножрецы говорят, что плотность материала этой двери значительно превышает все известные нам. Мы были вынуждены разобрать одну из наших самых тяжелых буровых установок и по частям протаскивать ее через главный ствол шахты. Сейчас техножрецы налаживают последние компоненты установки, и, как только они благословят ее, мы будем готовы начать.

— Когда? — прошипел де Валтос. Теперь он тер лоб.

— Полагаю, сегодня. Но несколько позже.

— Лучше бы это было сегодня, но несколько раньше, — произнес де Валтос и, прервав связь, откинулся в прогибающемся под его телом кожаном кресле бывшего губернатора.

Помассировав виски, он глотнул воздуха и отхаркнул на пол черный сгусток. Боль становилась сильнее, но что делать — кабинет и оборудование Хирурга были уничтожены Ультрамаринами. Больше не будет возможности разобрать тело до костей и вновь собрать его во временно оздоровленном виде. Ему нужно добиться успеха, и как можно скорей. Если этот проклятый глупец Ласко не сможет пробиться в подземный мавзолей в ближайшее время, то де Балтос подохнет. Согревала лишь одна мысль: как только он окажется внутри мавзолея, он познает двойную радость — радость мести и бессмертия.

Он вспомнил день, когда узнал о К'тане из свитков Кортесвейна. С тех пор большая часть состояния де Валтоса ушла на поиски места его упокоения, но ирония судьбы заключалась в том, что мавзолей находился рядом, под горами Павониса. Находился с тех времен, когда планета была всего лишь необитаемым, безжизненным скалистым шаром. Де Валтос злорадно захихикал, осознав, что вскоре он пройдет по залам бога! Не по жалким, полным пыли коридорам Терры — родины разлагающегося трупа, выдающего себя за бога, а живого, дышащего существа, обладающего мощью созидания и вечной жизни.

Когда Император в последний раз ходил среди своих людей? Десять тысяч лет назад! Где был Император, когда отступник кардинал Бучарис втягивал по полгалактики в войну во имя Его? Где был Император, когда тираниды уничтожали мир за миром?

Где был Император, когда эльдар взял на абордаж его корабль и запытал де Валтоса почти до смерти? Где он был тогда?!

Де Валтос ощутил, как нарастает в нем ярость, и взял себя в руки, лишь когда из его ладоней закапала кровь — там, куда вонзились искусственные ногти. Он вытер кровь и провел пятерней по взмокшим от пота волосам, успокаивая дыхание.

Поднявшись с кресла, он принялся расхаживать по заваленной мусором комнате, перешагивая через разбитый стол, поломанные стулья и горы осыпавшейся штукатурки. Его нога ударила по чему-то твердому, и он посмотрел вниз.

Он мерзко захихикал, поднял треснувший бюст из белого мрамора — и ударил кулаком по суровому лицу Форлануса Шонаи. Патрицианские черты старика покрылись кровью.

Город внизу был затянут пеленой черного дыма; из очагов сопротивления, где какие-то дураки все еще боролись с неизбежным, доносились глухие разрывы. Его танки и войска заняли все улицы. Все эти люди умрут — но это малая цена за то, что он неминуемо станет богом.

Казимир де Валтос похлопал по мраморной голове Форлануса Шонаи и, улыбнувшись, зашвырнул бюст как можно дальше, наблюдая за его полетом со злорадной усмешкой на губах. Вот наконец тяжелый мрамор рухнул вниз, ударился о булыжную мостовую и разбился на мелкие кусочки.

Лорд адмирал Ласло Тибериус следил за пятнышком, отображавшим на экране монитора «Громовой Ястреб». На борту челнока, приближающегося к столице Павониса, был Уриэль Вентрис. На мостике крейсера воцарилась атмосфера напряженного ожидания, умолк даже хор астропатов. Тибериус испытывал те же эмоции, что владели им, когда он шел в бой, и это, как он полагал, было совершенно естественно, хотя сейчас и он, и его люди на крейсере находились вне опасности.

Это капитан Ультрамаринов Уриэль Вентрис со своими воинами летел навстречу злу. Время работало против него, так что Космическим Десантникам придется действовать по старинке.

— Сколько еще? — коротко спросил адмирал Тибериус.

— Еще несколько мгновений, — ответил Филотас.

— Координаты введены?

— Да, лорд адмирал, все готово. Решение по управлению огнем подтверждено.

Тибериус уловил в голосе офицера намек на сдерживаемое нетерпение и угрюмо улыбнулся. Он уже знал, что все готово, но не мог удержаться от желания подстраховаться еще и еще раз. Только бы, подумал Тибериус, анонимное сообщение, полученное Уриэлем, когда он летел к Вратам Брэндона утром, оказалось верным.

И да поможет ему Император, если это не так.

Заставив себя вернуться к капитанскому пульту, Тибериус ухватился за край стола и обратился к команде с речью:

— Боевые братья! Близок тяжкий час испытаний. Помните, что путь к победе только один: наше единство. У нас есть решимость и искреннее желание. Ни один из нас не пожелал уступить или смириться с поражением, и за это я, ваш командир, благодарю вас.

Тибериус склонил голову, и Филотас доложил:

— Они на огневом рубеже, лорд адмирал. Тибериус кивнул.

— Офицер артиллерии, — отдал он приказ, — носовое орудие — огонь!

У Лютрисии Виджеон душа ушла в пятки, когда она увидела на экране приближающийся «Громовой Ястреб». Корабль летел на предельно малой высоте, искусный пилот мастерски следовал профилю ландшафта.

Но командный центр следил за шаттлом с того мгновения, как тот вошел в атмосферу, и на физиономии Воренса, нетерпеливо расхаживающего по комнате из угла в угол, плясала хищная усмешка. Девушка помнила его страх при появлении трех Космических Десантников у входа в командный центр, но маска злобной надменности вновь вернулась к Воренсу, лишь только они исчезли. «Куда же они ушли?» — подумала Лютрисия.

Поняв, какое страшное предательство совершил на их глазах Воренс, большинство сотрудников центра безмолвно молились за своими пультами, и только сервиторы продолжали выполнять задания. Лютрисия сморгнула слезу с уголка глаза, увидев, как что-то отделилось от значка, представлявшего ударный крейсер Космических Десантников. Что это? Второй боевой челнок?

Нет, сигнал был слишком слабым, чтобы это оказался «Громовой Ястреб». Присмотревшись, Лютрисия увидела, что предмет, отделившийся от крейсера, движется слишком быстро для корабля. Внезапно она догадалась, что это и куда направлена его траектория.

Зазвучал сигнал предостережения — древние компьютеры системы обороны пришли к тому же заключению, что и техник. А когда с крейсера хлынул шквал подобных точек, компьютеры забили тревогу.

Даниил Воренс вцепился в кресло, поднимаясь на ноги, и нечеловеческий ужас исказил его лицо.

— Нет, — прошептал он, глядя, как выпущенный с крейсера залп магматических бомб несется к ним, наведенный по точным координатам, предоставленным Лютрисией Виджеон.

Колени Воренса подогнулись, и он беспомощно опустился в кресло.

Лютрисия смотрела, как бомбы летят прямо на нее, пронзая атмосферу Павониса с невероятной быстротой. Вскоре они ударят и сотрут это помещение с лица планеты, и даже энергетический щит не спасет их.

Странно, но вдруг она совершенно успокоилась, поднялась из-за своего пульта и вышла на середину комнаты.

Даниил Воренс затравленно посмотрел на нее и открыто разрыдался перед приближающейся смертью. Он даже не пошевелился, чтобы остановить девушку, когда та взяла лежащий перед ним лазерный пистолет. Она никогда в жизни не держала в руках оружие, но точно знала, что и как собирается сейчас сделать.

В миг, когда луч, выпущенный ею, вошел в самое сердце Воренсу, сигналы тревоги, издаваемые компьютерами, стали оглушительными. Повернувшись к главному экрану, Лютрисия опустилась на колени.

Лютрисия Виджеон улыбнулась: ее переполняло колоссальное чувство удовлетворения. Она знала, что поступила правильно, и вознесла слова благодарности за то, что ей была предоставлена эта возможность сослужить Ему службу.

Вытянув вперед руки, она произнесла:

— Придите, братья и сестры. Давайте помолимся.

Остальные сотрудники центра управления присоединились к ней и взялись за руки, образовав небольшой круг, рыдая в последней молитве Императору.

Магматические бомбы ударили одна за другой с промежутком в несколько секунд.

Первая их порция врезалась в энергетический щит, перегружая генераторы поля, защищающие эту часть дворца, и пробивая в нем дыру. Следующие бомбы обрушились на крыло дворца, под которым был укрыт командный центр, уничтожив его одним мощнейшим взрывом и подбросив каменные блоки размером с танк высоко в небо. Остальные бомбы пробили десять метров усиленного роккрита, оставив на его месте воронку диаметром почти сто метров.

Но две бомбы все-таки сработали вхолостую. Первая, войдя в верхние слои атмосферы, ушла в крутую спираль и приземлилась на опушке леса Греша, уничтожив значительный кусок сельских угодий картеля Аброгас; вторая взорвалась, никому не причинив вреда, в океане, в девятистах километрах от цели.

Но остальные угодили прямиком в воронку и проникли в командный центр, взрывные устройства замедленного действия обеспечили их разрыв в самом его сердце. Разразившиеся огненные бури сожгли дотла все живое и разрушили то немногое, что оставалось. Из уничтоженного командного центра поднялся чудовищный столб черного дыма, который пронзали вулканические языки пламени. Ударная волна прокатилась на километры вокруг, словно землю покарал разъяренный бог.

Воздушные подступы к Вратам Брэндона оказались полностью открытыми, ведь сервиторы, управляющие батареями, праздно сидели в ожидании указаний по наведению орудий. Они не могли знать, что эти указания не поступят больше никогда.

Уриэль, глядя на это затаив дыхание, с облегчением выдохнул, услышав по связи голос пилота:

— О Жиллиман! Взгляните-ка!

Капитан увидел вспышку взрыва магматических бомб, зная: ничто не устоит перед праведным огнем звездного корабля, благословленного самим Императором.

— Никакого огня с земли, — подтвердил второй пилот. — Начинаем заход на атаку.

Значит, сообщение оказалось верным, и Уриэль прикрыл глаза, вознося слова благодарности мужественному слуге Императора (если бы он только знал, что этим слугой была хрупкая Лютрисия!), передавшему им координаты командного пункта обороны, окончательно решив тем его судьбу.

Лорд адмирал Тибериус хотел было запахать орбитальной бомбардировкой весь дворец, но Уриэль воспротивился этому плану, зная, что в таком случае крейсер уничтожит все в радиусе пятидесяти километров. Поэтому, разрабатывая план, они остановились на магматических бомбах, которые нанесли удар не большей, но и не меньшей силы, чем это было необходимо. Потерь среди мирного населения было не избежать в любом случае, но при таком раскладе они сводились к минимуму.

Космические Десантники пришли сюда, чтобы спасти этих людей, а не уничтожить их. Такая безыскусная резня — удел Кровавых Ангелов. Ультрама-рины не относятся к неразборчивым убийцам, они — священное орудие гнева Императора. Они существуют для того, чтобы защищать его подданных.

Слишком многие из тех, кто боролся во имя Империи, забывали о том, что Империя — это живой организм из миллиардов людей, населяющих миры Императора. Без них Империя — ничто. Их связывает воедино Император, а они — тот клей, что удерживает Его государство единым, и Уриэль не станет принимать участие в преднамеренном убийстве.

По спине капитана пробежал холодок: он вспомнил слова Гедрика с Каэрнуса IV.

Смерть Миров и Несущий Тьму ожидают рождения в этой галактике…

Теперь он понял их смысл, и этот смысл ему совершенно не нравился.

«Громовой Ястреб» сильно качнуло, когда пилот, облетев дворец, повел свой корабль вниз, в дыру в энергетическом щите, пробитую бомбами. С башен грохнули выстрелы, несколько из них даже настигли летящий корабль, но пронять его броню такими булавочными уколами им оказалось не под силу.

Командир экипажа челнока выглянул из двери и крикнул:

— Готовьтесь, братья! Высадка через десять секунд!

Напрягшись, Уриэль хлопнул по нагрудной пластине силового доспеха и болтеру в честь их боевых духов. Собрав волю в кулак, он вытащил энергетический меч, продолжая неотрывно смотреть, как навстречу несется земля.

«Громовой Ястреб» с грохотом сел на булыжную эспланаду перед дворцом.

Уриэль воскликнул:

— Отвага и честь! — и выпрыгнул из челнока. Подхватив боевой клич, Ультрамарины ринулись за своим капитаном.

Барзано и Шонаи опасливо покосились на потолок своей камеры. Мощная ударная волна от взрыва магматических бомб раскачивала тюремный этаж словно во время землетрясения. По сводчатым потолкам побежали трещины, и дюжина сводов рухнула, похоронив кричащих от ужаса и боли заключенных под тоннами обломков.

Скала раскололась с грохотом орудийного выстрела, и сталь балок застонала под многотонной тяжестью камня. Барзано поднялся на ноги. Прутья решетки их камеры, напрягшись до предела, скрежетали, выгнувшись наружу под давлением просевшей арки.

— Вот и пришло время возмездия, — прошептал он.

— Что происходит? — воскликнула Микола Шонаи, перекрикивая грохот рушащейся каменной кладки.

— Ну, по мне, это похоже на первый удар орбитальной бомбардировки, — хладнокровно ответил Барзано и засунул пальцы глубоко в рот.

Завороженная столь странными действиями инквизитора Шонаи смотрела на него, не обращая внимания на вибрацию и толчки от бомбардировки.

— Что это вы делаете?

— Вытаскиваю нас… отсюда, — наконец ответил инквизитор, с громким хрустом выдернув зуб. Из уголка рта Барзано заструилась кровь.

Он бросился к двери камеры и, осмотревшись, не видно ли поблизости стражей, вставил зуб в замок. Тюремные коридоры наполнились криками и мольбами заключенных. Стражники тоже орали, приказывая немедленно всем заткнуться.

Барзано быстро отошел от двери и, подхватив Шонаи, оттащил ее и койку с Дженной Шарбен в дальнюю часть камеры. Встав на колени, Барзано прикрыл их своим телом.

— Микола, закройте глаза, уши и откройте рот, чтобы взрывная волна не повредила барабанные перепонки, — посоветовал инквизитор, прижимаясь лицом к плечам к так и не пришедшей в сознание Шарбен.

Губернатор наклонила голову, грохнул взрыв — это сработала компактная взрывчатка, спрятанная в зубе Барзано, выбив замок двери в коридор. Сама дверь не тронулась с места, плотно зажатая в своей раме опустившимся на нее потолком. Не успел затихнуть гром взрыва, как Барзано поднялся на ноги и саданул ботинком по двери камеры.

Она открылась на ширину ладони, но следующий удар распахнул ее полностью, и Барзано оказался в коридоре.

Держась за раненое плечо, он повернулся к Шонаи и сказал:

— Оставайтесь здесь и присмотрите за Шарбен. Я скоро вернусь.

— Будьте осторожны! — это все, что смогла сказать в ответ Микола Шонаи.

— Всегда, — ухмыльнулся Барзано, подобрав камень величиной с кулак, свалившийся с потолка, и осторожно направился по коридору, придерживаясь рукой за стену. Добравшись до поворота, он услышал доносящиеся из-за угла возбужденные голоса стражей.

Подняв над головой камень, Барзано крикнул с сильнейшим местным акцентом, какой только смог изобразить:

— Быстрей! Быстрей! Заключенные удирают! Через несколько секунд трое здоровенных тюремщиков выскочили из-за угла.

Барзано ударил камнем в лицо первому из них. Страж тут же повалился на пол, как мешок с цементом. Прыгнув на второго, инквизитор нанес ему удар камнем по шлему и вовремя распластался на полу — в нескольких сантиметрах над ним прошипел луч лазерного пистолета. Поднявшись на колени, инквизитор всадил локоть в пах третьему стражу. Тот упал, и Барзано, подхватив его лазган, хорошенько двинул прикладом в висок стражнику. Второй попытался было встать, но инквизитор выстрелил ему в лицо.

Прижав приклад к здоровому плечу, Барзано водил стволом лазгана в поисках новых целей. Рана на другом его плече болезненно пульсировала, сквозь повязку сочилась кровь, но разве сейчас время думать о таких пустяках?

Позади опять послышались крики, Барзано резко присел, и шквал лазерных плевков зашипел на каменных стенах над его головой. Развернувшись, инквизитор открыл бешеную стрельбу, и двое стражников с воплями повалились на пол. Но оставалось еще с полудюжины нетронутых врагов, и Барзано закатился за угол, откуда появились его первые жертвы.

Быстро вскочив на ноги, он понесся по коридору, а орущие стражники мчались следом. Коридор разделялся на два прохода, Барзано нырнул в левый, и раздавшийся в этот момент выстрел оставил на его руке болезненно саднящий рубец. Коридор был прохладным и темным, редкие светильники, казалось, только усиливали мрак.

По всей длине коридора расположились одинаковые камеры, а завершался он ничем не примечательной дверью из ржавого металла. Барзано уловил своей обостренной интуицией волну гнетущего отчаяния. Такой ужас исходил из-за этой двери и концентрация его была столь велика, что инквизитор споткнулся.

Сопротивляясь охватившему его смятению, он двинулся к этой двери, зная, что в его распоряжении считанные секунды, чтобы добежать до убежища, пока его не застрелили преследователи. Добежав наконец до этой пугающей двери, Барзано нырнул в нее, что было сил толкнув ржавый металл ногами.

Дверь с грохотом распахнулась, и он влетел в помещение, приземлившись на спину и застонав от боли, когда рана на его плече вновь открылась. Выстрелив из-за двери в коридор и услышав вопль еще одного убитого им стража, Барзано со скрежетом задвинул засов и навел оружие на тех, кто находился внутри помещения. Инквизитор поднял глаза, и ноги его подкосились: около залитого кровью стола стоял Хирург, погружая жужжащую пилу в тело Алмерза Чанды.

Нырнув в укрытие в виде горы обломков, Уриэль повел огонь из болтера по траншее мятежников. Там, где его снаряды поражали врагов, расцветали алые фонтаны и к грохоту боя добавлялись крики раненых. Несмотря на то что апотекарий Селенус приложил все силы, чтобы поскорее вернуть Уриэля в строй, рана, нанесенная ему топором предводителя эльдаров, отзывалась тупой болью на каждое движение капитана.

Вход на тюремный этаж дворца находился в дальнем конце этого обширного открытого участка, заваленного полыхающими в пламени пожара обломками здания. По обеим сторонам от входа были бункеры из роккрита, прикрывающие все возможные подходы, а перед ними — щель-убежище, защищенная недавно натянутыми кольцами колючей проволоки. Со стороны оборонительных позиций противника грохотали выстрелы: яркие вспышки лазганов и треск тяжелых болтеров.

Ультрамарины стреляли из-за своих импровизированных баррикад по толстым стенам бункеров. Космические Десантники выпустили в их направлении пару ракет, но бункеры могли выдержать и не такое, лишь прямой артиллерийский удар мог их разрушить.

Противник вел сосредоточенный огонь по позициям Ультрамаринов, и Уриэль понимал, что они теряют время: враг наверняка вот-вот подтянет тяжелое вооружение и ринется в контратаку. Какими бы грозными воинами ни были Ультрамарины, им ничего не останется, как отступить перед лицом такой огневой мощи.

Капитан подозвал своих сержантов и быстро обрисовал положение.

— Каковы наши возможности? — спросил он.

Пазаниус вложил в кобуру болт-пистолет и поднял огнемет.

— Запроси ограниченный удар с крейсера, пробей дыру в линии их обороны и входи с боем через нее.

Уриэль взвесил возможность орбитального удара: заманчиво, но слишком опасно.

— Нет, если артиллеристы ошибутся хоть чуть-чуть, мы сами окажемся в зоне поражения, а весь тюремный комплекс может оказаться похороненным под сотнями тонн обломков.

— Тогда, полагаю, нам придется идти на прорыв самим, а это работенка не из легких, — угрюмо заметил сержант Венасус.

Уриэль кивнул. Венасус не отличался склонностью к разного рода ухищрениям, но, взвесив все имеющиеся возможности, Уриэль понял, что сержант прав: им придется отбросить тактические уловки. Превосходная подготовка и вера в Императора были жизненно важными, но в любой битве рано или поздно наступает время, когда приходится действовать напрямую, идти сквозь огонь, чтобы сразиться с врагом врукопашную — клинок на клинок, сила на силу. И сейчас это время пришло.

На позицию Ультрамаринов вновь обрушилась канонада мощного огня, стрелки ПСС методично обстреливали каждый сантиметр пространства, чтобы территория перед Космическими Десантниками превратилась в смертоносную зону.

— Хорошо, — принял наконец решение Уриэль, — вот как мы это сделаем.

Барзано успел поднять лазган, чтобы отразить направленный на него сверху удар пилы Хирурга, которая опустилась на ствол оружия, выбив фонтан лиловых искр. От следующего взмаха пилы инквизитор уклонился, всем телом врезавшись прямо в худощавую фигуру противника. Оба упали, молотя друг друга руками и ногами, и Барзано вскрикнул, почувствовав, как жужжащая пила вгрызается ему в бедро, как ее зубья, проскрежетав по костям таза, выскальзывают из тела.

Он ударил лбом в лицо Хирурга. Из сломанного носа эльдара брызнула кровь, и чужак завизжал от боли. Барзано откатился в сторону из-под занесенной для ответного удара пилы, и она просвистела в воздухе, оставив в каменном полу глубокую выбоину. Инквизитор наклонился, чтобы поднять то, что осталось от его лазгана. Стрелять он уже не сможет, но его тяжелый приклад вполне сойдет за увесистую дубинку.

Прислонившись спиной к двери, Барзано налег на нее всем телом и почувствовал удары лазерных выстрелов. Долго дверь не продержится.

Хирург приближался к нему, с завывающей пилы во все стороны летели капли крови. Лицо эльдара превратилось в малиновую маску, его лиловые глаза залила волна ненависти.

А позади на столе стонало истерзанное тело Алмерза Чанды, его окровавленная плоть с содранной кожей начала содрогаться — действие средства, парализующего мышцы, которое ввел ему Хирург, кончалось.

Собрав волю в кулак, Уриэль прошептал короткую молитву священному примарху, прося его об удаче в предстоящей атаке. Космические Десантники ожидали его приказов. Капеллан Клозель читал Литанию Битвы, его суровый, решительный голос вселял силу и уверенность в души и сердца воинов Четвертой роты. Уриэль понимал, что он должен подать такой же пример, поведя этих людей в атаку.

Теперь стрелки ПСС лупили из своего оружия вслепую: дымовые гранаты, брошенные на их сторону, извергали клубы маскирующего дыма.

Решив, что дыма достаточно, Уриэль воскликнул:

— В атаку! За славу Терры! — и рванулся вперед из-за горы обломков.

Ультрамарины, взревев, как один бросились за своим капитаном в дым, под снаряды и лазерные лучи, смертельные для любого, не облаченного в священные силовые доспехи. Эти доспехи, благословленные Технодесантниками и пронизанные боевым настроем, хранили мужественных воинов.

Космические Десантники рассыпались веером, чтобы разом не попасть под плотный огонь противника. Это испытание каждому предстояло преодолеть в одиночку. Уриэль мчался сквозь белые облака, освещаемые зловещим светом мерцающих языков пламени. Он бежал мимо обожженных тел, через участки выжженной земли и груды брошенной военной амуниции. Вокруг рвались снаряды и вспыхивали лазерные лучи, выжигая сам воздух. Уриэль возглавлял атаку, и все его чувства были обострены до предела.

Плотный дым окутал все поле боя, лишь яркие вспышки где-то впереди подсказывали Космическим Десантникам, какое еще расстояние оставалось преодолеть.

Сто пятьдесят шагов.

Сквозь дым Уриэль Вентрис различал размытые силуэты своих братьев, оружие которых изрыгало плевки огня в сторону траншеи мятежников.

Сто шагов.

Раздался рев боли. По мере приближения к врагу в капитане нарастала холодная ярость.

Затем рядом с ним разорвалась земля, обдав Уриэля градом каменных обломков и раскаленного металла, — по нему палили из тяжелых болтеров. Первый болт угодил в наплечник, сбив воина с ног, второй ударил по энергетическому мечу, с градом искр оторвав клинок от эфеса.

Уриэль упал и, перекатившись на несколько метров, скользнул в укрытие. На визоре его шлема вспыхнули красные руны, перекрывая обзор. В глаза закапала кровь, и, сняв шлем, капитан вытер ее, уже свернувшуюся. Когда Уриэль посмотрел на свой загубленный меч, гнев охватил все его существо: от клинка остался лишь короткий обломок, сложные узоры, в которых жил дух оружия, были разорваны. Наследие Айдэуса уничтожено, единственного осязаемого подтверждения его, Уриэля, командирской власти больше не существует.

Гневно вложив в ножны останки меча, Уриэль поднялся на ноги.

Дым постепенно рассеивался, и он увидел, что находится менее чем в сотне метров от бункеров. Он был уже почти у цели, но на таком расстоянии огонь, который вели по Ультрамаринам враги, становился особенно мощным, и атака Космических Десантников постепенно захлебнулась. Шквал вражеского огня был таким, что пройти сквозь него живым было практически невозможно.

И тут Уриэль, ощутив в себе абсолютную веру, спокойно пошел на эту стену огня и, преклонив колени перед телом павшего боевого брата, взял цепной меч из его мертвой руки. Снаряды взрывали землю рядом с ним, но капитан Ультрамаринов шел не сгибаясь, он даже не пытался уклониться от болтов и лазерных лучей, будто бы их и не было вовсе.

— Капитан! Ложись! — крикнул Пазаниус. Уриэль повернулся к укрывшимся Ультрамаринам и закричал:

— За мной!

Ему в грудь ударил луч лазера.

Уриэль пошатнулся, но не упал, а орел в центре его нагрудной пластины расплавился. Капеллан Клозель поднялся на ноги, воздев над головой крозиус арканум.

— Смотрите, братья! Нас защищает сам Император! — воскликнул он, и голос капеллана разнесся над всем полем боя. Огромный капеллан закричал: — Вставайте, братья! За Императора! Вперед!

Уриэль нажал руну на эфесе цепного меча, и клинок, зарокотав, ожил. Ультрамарин повернулся к траншее противника.

Они сделают это. Пощады не будет.

Хирург совершил выпад, направив пилу в живот Барзано, но тот увернулся. Ухватившись за то, что когда-то было лазганом, а ныне — простой дубинкой, инквизитор крутанулся навстречу противнику и саданул его локтем в бок. Перекатившись вперед, он сумел избежать ответного удара пилой и с размаху врезался в стол с хирургическими инструментами. Тут же на пол со звоном посыпались пыточные сверла и щипцы. То, что осталось от Алмерза Чанды, не прекращало стонать, но никому до этого не было дела; и когда Хирург вновь пошел на инквизитора, тот поднял с пола длинный скальпель с крюкообразным лезвием.

Силы Барзано таяли, и он понимал, что долго ему не продержаться. Поднявшись, он крепко сжал в кулаке скальпель. Эльдар, мрачно ухмыльнувшись, взмахнул пилой, целясь человеку в голову.

Инквизитор блокировал удар предплечьем, завопив, когда зубья пилы вгрызлись в его руку и заскрежетали вдоль кости к локтю. Тут воющая пила, задрожав, остановилась — ее зубья застряли в кости. И прямо так, с пилой в теле, Барзано сделал шаг вперед и всадил скальпель в висок Хирурга.

Эльдар зашатался. Изо рта его рекой хлынула кровь, колени подкосились, из черепа с торчащими оттуда пятнадцатью сантиметрами стали начал вытекать мозг. Издав последний вздох, эльдар рухнул вперед, и пила наконец отпустила искромсанную руку Барзано.

Инквизитор оперся на стол, изо всех сил стараясь не потерять сознание от пронзающей боли. Толстый шмат мяса свисал с его локтя, но он с усилием заставил себя не смотреть на это.

По двери продолжали лупить выстрелы, нужно было, несмотря на вспышки неимоверной, раздирающей боли в черепе и во всем теле, думать о дальнейшей защите. Инквизитор наклонился, чтобы вытащить из-за пояса Хирурга странного вида пистолет, и скорее почувствовал, а не увидел движение рядом с собой: это, с позволения сказать, Алмерз Чанда приподнялся и сел на столе, его изуродованное тело сделало последний рывок перед смертью. Истерзанные ошметки его плоти вопили о чудовищной, невообразимой боли — и молили об искуплении.

Барзано старался удержаться на ногах, и в этот миг дверь комнаты Хирурга в конце концов с грохотом рухнула.

Уриэль врезал кулаком по забралу стража, и лицо человека превратилось в кровавое месиво. Выстрел из лазгана оставил глубокий след в нагрудной пластине капитана, но в целом доспехи еще функционировали, и Уриэль одним выстрелом из болтера уложил нападавшего стрелка. Описав яростную дугу, его цепной меч обезглавил другого солдата и распотрошил третьего. Выстрелив в лицо третьему, Уриэль взревел в свирепом восторге битвы.

Траншея превратилась в настоящую бойню.

Ярости Ультрамаринов не было предела, они разрывали мятежников из ПСС на куски, опустошив траншею неистовством своего натиска. Болтеры палили непрестанно, цепные мечи полыхали красным в солнечном свете, и потоки жидкого пламени заживо поджаривали людей. Пощады Космические Десантники не давали никому, и в считанные секунды траншея превратилась для предателей в открытую могилу.

Сохраняя скорость атаки, Уриэль, призвав своих людей следовать за ним, первым выкарабкался из траншеи и помчался к бункерам. Крупнокалиберные снаряды изрешетили землю вокруг него, но Вентрису каким-то непостижимым образом удавалось избегать прямых попаданий. Стреляя на бегу, капитан Ультрамаринов оказался в десяти метрах от бункера. Он увидел, как Пазаниус выпустил длинную струю жидкого пламени в стрелковую бойницу второго бункера, оранжевые языки огня плясали вокруг исполина, наполнявшего цитадель противника обжигающей смертью.

Уриэль нырнул и подкатился к основанию бункера-и снова избежал очереди, выпущенной по нему чуть ли не в упор. Он прижался спиной к передней стене укрепления. Бункер представлял собой приземистую плиту роккрита, выступающую над поверхностью земли, с узкими щелями-бойницами с каждой стороны. Да, здесь гранаты будут бесполезными. В бункере наверняка есть гранатопоглотитель — защищенная камера, в которой взрывная сила гранат сводилась на нет.

Из бункера продолжали стрелять, и Уриэль дождался характерного звука скользнувшей назад затворной рамы опустевшего болтера. Затаив дыхание, он услышал двойной щелчок вставленного нового магазина.

Взревев, Уриэль рывком поднялся на ноги и вогнал цепной меч через бойницу стрелку прямо в лицо. Последовал жуткий вопль и хруст костей. Вытащив меч, капитан Вентрис всунул в бойницу ствол своего болтера и, потянув за спусковой крючок, принялся водить подпрыгивающим стволом слева направо и обратно, наполняя бункер разрывными болтами. Крики оттуда доносились недолго, но Уриэль успокоился, лишь опустошив магазин целиком.

Он выронил болтер, его лицо было залито потом и кровью.

Все. Бункеры принадлежали Ультрамаринам, тюремный комплекс лежал перед ними.

Тюремные стражники ворвались в камеру пыток и столкнулись лицом к лицу с привидением из своих худших ночных кошмаров: это агонизирующий Алмерз Чанда рванулся вперед, вытолкнув передних тюремщиков за дверь и опрокинув их на пол.

Молотя руками и ногами, умирающий жутко выл от невыносимой боли, казалось, его боль передается всем, кто слышал эти терзающие душу звуки. Лазерный луч вонзился в изуродованное тело Чанды и сквозь него — в стражника.

Оторвав взгляды от этого чудовищно изувеченного человека, тюремщики уставились на единственного оставшегося в живых обитателя камеры пыток. Барзано качался, его искромсанное тело выглядело так, будто он только что принял кровавую ванну. Смерть Чанды дала ему драгоценные секунды, которые он вовсе не намерен был упускать. Наведя пистолет Хирурга на стражников, он потянул за спусковой крючок.

Пучок темных игл вылетел из дула пистолета, вонзившись в ближайших стражей, искромсав их и убив на месте. Стоявшие позади оказались не столь удачливы: иглы не убили их сразу, но отравили смертоносными токсинами.

Барзано, шатаясь, заковылял к двери, а стражи — кто упал, конвульсивно дергаясь в предсмертной агонии, а кто удрал, увидев, какая страшная смерть постигла их товарищей. Инквизитор захлопнул дверь и осел на пол, заливая все вокруг своей кровью, а вместе с ней инквизитора покидали и драгоценные силы.

Снаружи опять зазвучали крики, раздались выстрелы и взрывы. Он почувствовал, как кто-то толкает дверь, и пытался удержать ее закрытой, но не смог. Упав на пол, он поднял руку с пистолетом… Инквизитор не видел уже ничего — перед его глазами все расплывалось.

Сержант Леаркус вырвал пистолет из руки потерявшего сознание инквизитора и отшвырнул его в сторону — да, это он с двумя боевыми братьями, с Миколой Шонаи, Лортуэном Перджедом и шестью ошеломленными клерками ворвались в комнату пыток. Один из Космических Десантников внес Дженну Шарбен и осторожно положил арбитра на стол Хирурга.

— Займитесь им, — приказал Леаркус, указывая на безжизненно упавшего Барзано.

Сержант включил вокс:

— Капитан Вентрис, инквизитор Барзано у нас. Он тяжело ранен. Нужно срочно перевести его на крейсер.

Уриэль рванулся через дымящиеся развалины тюрьмы, стреляя на бегу. Взрыв уничтожил большинство солдат, оборонявших вход, звенящее эхо взрыва сопровождалось стонами умирающих.

Его настроение поднялось, когда Леаркус сообщил, что инквизитор в безопасности.

Все- таки правильное решение он принял, оставив сержанта во дворце, чтобы тот прорвался в тюремный комплекс сверху.

Однако под землей находилось еще несколько сотен человек. Добраться до братьев и переправить их в безопасное место пока только предстояло. Пазаниус вновь полыхнул пламенем вниз, по грубо высеченной в камне лестнице, ведущей во мрак тюрьмы.

Снизу понеслись вопли, и Уриэль вновь повел Ультрамаринов в атаку.

Стреляя из болтера через дверь, Леаркус уложил на месте еще двух стражников и ранил третьего. Три атаки были отражены, но боезапас подходил к концу, да и время было на исходе. В этой комнате еще два входа, и каждый из Космических Десантников яростно отбивался от нападающих болтером и цепным мечом.

Микола Шонаи и Лортуэн Перджед пытались остановить кровотечение из руки Барзано, но проигрывали это сражение: в этой комнате имелись инструменты только для причинения боли, а не для сохранения жизни. Рука мертвенно-бледного Барзано была рассечена дьявольской пилой от запястья до локтя, слабый пульс едва прощупывался.

Все больше и больше стражей сбегались к дверям камеры пыток, но каждый раз их сносили смертоносные болты или кромсали визжащие цепные мечи. Комнату наполняло зловоние смерти.

Но вот иссяк последний магазин, и Леаркус, выпустив из руки болтер, бросился к двери, которую вновь штурмовали враги. Он зарубил мечом первых нападающих, но выстрелы из лазганов сбили сержанта с ног. В его визоре вспыхнули красные руны. Он перекатился, перерубил ноги одному из нападающих и всадил кулак в пах другому. Сержанта кололи штыками, но в большинстве своем оружие скользило по мощной броне доспехов.

Он сам колол и рубил, бил ногами и руками во все стороны, ощущая, как ломаются кости врагов от каждого его движения. Громыхнул залп, Леаркус вырвался из толпы нападавших, с ревом раскидав их в стороны…

Ультрамарины держались, но это не могло длиться вечно.

Удар тыльной стороной руки отправил очередного вопящего врага в ад — это Уриэль с Пазаниусом продолжали спускаться в тюремный комплекс. Шлем капитана остался на поле боя, поэтому он следовал за сержантом, чей пеленгатор вел их к Леаркусу.

Спереди донеслись вопли умирающих и отзвуки яростной схватки, и, бросившись вперед, сержант увидел десяток стражников, атакующих широкую дверь.

Не дожидаясь приказа, Пазаниус выпустил по ним струю пламени из своего смертоносного огнемета. Крики ужаса и вонь обожженной плоти наполнили узкий коридор, и Ультрамарины набросились на тюремных стражей сзади.

Это был уже не бой, а резня. Бежать тюремщикам было некуда. Зажатые между неистовым Леаркусом и вновь появившимися Десантниками, уцелевшие попытались отдаться на милость Уриэля. Но пощады не было — все мятежники до одного были убиты.

Тяжело дыша и вытирая кровь с лица, Уриэль влетел в камеру пыток Хирурга. Комната была завалена мертвыми телами, стоял невыносимый тошнотворный запах крови. Тишина, внезапно сменившая шум битвы, оглушала, и Леаркус сощурился, опуская свой залитый кровью меч.

Уриэль подошел к Леаркусу и сжал в своей ладони его руку.

— Рад встрече, брат, — прошептал Уриэль. Леаркус кивнул:

— И я, капитан.

«Громовой Ястреб» с ревом взмыл вверх, преследуемый несколькими наспех переоборудованными в боевые корабли челноками и орнитоптерами. Спроектированные для атак с бреющего полета на медленно движущиеся наземные цели, они не могли противостоять кораблю Космических Десантников. Тем, кому хватило ума убраться от челнока восвояси, — повезло, но семь кораблей преследователей были уничтожены.

Спасение инквизитора Барзано стоило жизни трем Ультрамаринам и двум клеркам, убитым в перестрелке, вспыхнувшей в камере пыток. Лортуэн Перджед был непреклонен в требовании похоронить их со всеми воинскими почестями.

Прежде чем заняться ранеными, апотекарий Селенус удалил жизненно важные прогеноидные железы из тел павших Космических Десантников: возвращение драгоценного генного семени важнее оказания медицинской помощи пострадавшим на поле боя.

Стабилизировав состояние Барзано, он занялся переливанием ему крови от клерка с кровью подходящей группы. Благородный человек выразил готовность отдать кровь до последней капли, чтобы только спасти жизнь инквизитора, но Селенус заверил его, что столь кардинальных мер не потребуется.

Затем он обработал рану Дженны Шарбен, и, хотя она не сможет встать на ноги еще долго, теперь ее жизнь была вне опасности, а рана не причинит девушке долгих страданий. Да и большинство Ультрамаринов оказались раненными не очень-то тяжело.

Помятый «Громовой Ястреб» вышел на высокую орбиту и, состыковавшись наконец с крейсером «Горе побежденному», доставил на его борт воинов.

Старшие офицеры экспедиции на Павонис расположились вокруг круглого стола в каюте совещаний капитана.

Лорд адмирал Тибериус сидел спиной к стене под внушительным шелковым полотнищем, на котором в хронологическом порядке были отражены все победы судна и имена его прежних капитанов, первые из которых командовали крейсером еще за сотни лет до рождения Тибериуса. По одну сторону от лорда адмирала сидели изнуренные сражением Ультрамарины, только что вернувшиеся после битвы на Павонисе: Уриэль, Леаркус, Пазаниус, Венасус и Дардино. На противоположной стороне стола расположились Микола Шонаи и Лортуэн Перджед..

Между ними оказалось свободное кресло, но вот прибыл и последний участник военного совета. Его левая рука была на перевязи, а сам он заметно прихрамывал.

От взгляда Уриэля не укрылся специфический блеск в глазах Барзано — он красноречиво говорил о том, что инквизитора накачали стимуляторами по полной программе. Да, инквизитор действительно применял медицинские препараты, чтобы нейтрализовать боль в раненой руке и плече. Барзано опустился в кресло напротив Уриэля; лицо инквизитора было очень бледным.

— Хорошо, — открыл совет Барзано. — Думаю, будет честным признать положение мрачным. Казимир де Валтос захватил Павонис и в любой момент может добраться до древнего чуждого оружия, способного учинить разрушения в масштабе целой звездной системы. Все ли согласны с тем, что это справедливая оценка нашего положения?

Все собравшиеся согласились с инквизитором.

— Что, в таком случае, вы предлагаете, инквизитор Барзано? — спросил Тибериус.

— Предлагаю направить закодированное послание на Макрэйдж и вызвать к Павонису боевое судно, оснащенное циклоническими торпедами.

Уриэль стукнул кулаком по столу.

— Нет! — решительно заявил он. — Я этого не потерплю. Мы пришли сюда, чтобы спасти людей этой планеты, а не уничтожить их!

Тибериус отечески накрыл своей ладонью руку Уриэля. Микола Шонаи перевела озадаченный взгляд с Вентриса на Барзано.

— Возможно, я чего-то не понимаю, — наконец произнесла она. — А что такое циклонические торпеды?

— Убийцы планет, — ответил Уриэль. — Они уничтожат в огненной буре атмосферу Павониса, очистив поверхность от всего живого. Моря вскипят и испарятся, и ваш мир превратится в бесплодную скалу, усыпанную пеплом.

Шонаи обратила полный ужаса взгляд на Барзано.

— Вы уничтожите мой мир? — с сомнением спросила она.

Барзано медленно кивнул:

— Если это не позволит безумцу овладеть Несущим Ночь, то да, я сделаю это. Лучше пожертвовать одним миром, чем потерять тысячи. И мы не уклонимся от своего долга.

— Убивать невинных людей не есть наш долг, — заметил Уриэль.

— Наш долг — спасти столько жизней, сколько мы сможем, — возразил Барзано. — Если мы ничего не сделаем и де Валтосу удастся овладеть кораблем ксеносов, погибнет не только Павонис, а множество миров. Мне нелегко дается это решение, Уриэль, но я должен полагаться на холодную логику и Императора, который руководит мною.

— Не могу поверить, что именно в этом состоит воля Императора.

— Кто ты такой, чтобы судить, чего хочет Император? — выпалил Барзано. — Ты воин, который может увидеть своих врагов на поле битвы и сразить их мечом и болтером. Мои враги — это ересь, отклонения и честолюбие. Это более коварные враги, чем ты можешь себе представить, и соответственно я должен применять более мощное оружие.

— Вы не можете сделать этого, Барзано, — сказал Уриэль. — Мои люди сражались и проливали кровь за этот мир. Я не сдамся.

— Речь не идет о том, чтобы сдаться, Уриэль, — возразил Барзано. — Речь идет о предотвращении. Мы не знаем ни того, где находится де Валтос, ни того, как он намеревается завладеть кораблем, а без этой информации мы ничего не сможем сделать. Если мы будем колебаться и не успеем предотвратить приход Несущего Ночь, сколько еще жизней будет потеряно? Десять миллиардов? Тысяча? Еще больше?

— Наверняка мы можем что-то предпринять, чтобы остановить де Валтоса, — заявила Шонаи. — На Павонисе миллионы людей. Я не буду просто стоять и выслушивать, как обсуждается судьба моего мира, словно его уничтожение — какой-то пустяк.

Барзано повернулся лицом к Шонаи и сказал:

— Поверьте мне, Микола. Я вовсе не бессердечное чудовище и не считаю, что гибель мира ничего не значит. Если бы существовал другой способ, я бы с радостью выбрал его.

Пока Барзано говорил, в голове Уриэля вновь прозвучали слова Гедрика:

Смерть Миров и Несущий Тьму ожидают рождения в этой галактике. Поднимется один из них или никто, — выбор в твоих руках.

— Вы действительно имеете это в виду, инквизитор Барзано? — спросил Уриэль.

— Что именно? — настороженно спросил Барзано.

— Относительно выбора другого способа, если будет такая возможность?

— Да.

— Тогда, я полагаю, другой способ есть! — торжественно заявил Уриэль.

Барзано скептически поднял бровь и наклонился вперед, опершись на стол и стараясь не потревожить раненую руку.

— И каков же он, Уриэль?

Уриэль осознавал всю важность момента, а потому долго собирался с мыслями, прежде чем заговорить.

— Когда в подвале дома де Валтоса мы обнаружили скелеты двух воинов, я заметил, что упаковки батарей, к которым они были подключены, имели идентификационные надписи.

— И?…

— На них было написано «Тембра Ридж», — возможно, губернатор может пролить свет на то, что означает эта надпись, — ответил Уриэль.

— Тембра Ридж? Это горный хребет примерно в сотне километров от Врат Брэндона. Он тянется от западного океана к лесу Греша на востоке, почти тысяча километров скалистых плоскогорий и низкорослых лесов. По всей длине хребта прорыты сотни глубоких шахт. Многие из картелей владеют землей в Тембра Ридж. У картеля де Валтос там несколько участков.

— Если те вещи были извлечены из шахты в Тембра Ридж, разве не может быть, что и сам Несущий Ночь также лежит там под землей? — заключил Уриэль.

Барзано с улыбкой кивнул:

— Очень хорошо, Уриэль. А теперь, если бы только мы смогли знать, из какой именно шахты, у нас действительно появился бы повод для праздника.

Хотя тон Барзано оставался несколько саркастичным, Уриэль видел, что теперь инквизитор по крайней мере потерял уверенность в том, что уничтожение Павониса — единственный путь к спасению галактики. Арио Барзано повернулся, к Миколе Шонаи:

— Насколько глубоки эти шахты?

— По-разному, — ответила Шонаи, — самые глубокие, возможно, десять тысяч метров, другие — порядка трех-четырех тысяч. Все зависит от того, какой пласт разрабатывается и на какую глубину экономически оправданно уходить.

— Тогда мы выясним, какие шахты принадлежат картелю де Валтос, и разбомбим их все с орбиты! — прорычал Уриэль.

— Лортуэн? — произнес Барзано, поворачиваясь к своему другу и помощнику, и тот в ответ задумчиво кивнул и закрыл глаза. Его дыхание замедлилось, веки затрепетали: он отбирал факты, цифры и статистику из пучины информации, собранной им вместе с клерками во время изысканий.

Глаза старика быстро двигались из стороны в сторону, словно считывая информацию, появляющуюся на внутренней поверхности век. Капитан Уриэль впервые заметил, что за ухом Перджеда поблескивает металл: он носил кибернетические имплантаты, схожие с теми, что были у сервиторов.

Не открывая глаз, Перджед заговорил невыразительным, монотонным голосом:

— В Тембра Ридж картель де Валтос владеет четырьмя шахтами. Все они поставляют минеральную руду, подлежащую переработке в сталь для производства танковых шасси и орудийных стволов, но к настоящему времени уровень производства самой северной из них — наиболее низкий. Полагаю, этот дефицит покрывается повышенной производительностью других шахт, что объясняет большее количество несчастных случаев среди рабочих.

Голова Перджеда склонилась, его дыхание постепенно вновь пришло в норму, и Уриэль торжествующе посмотрел на Барзано.

— Вот, — радостно изрек он, — у нас есть местоположение, и мы можем атаковать, не прибегая к геноциду.

— Боюсь, это ничего не меняет, капитан Вентрис, — тихо сказал Тибериус.

— Почему?

— Даже при полной нагрузке на наше орудие магматические бомбы не смогут проникнуть так глубоко в кору планеты.

— Тогда мы вновь предпримем вылазку на поверхность! — воскликнул Уриэль. — Техники сообщают, что теперь у нас на ходу два «Громовых Ястреба». Мы вылетим, как только перевооружимся, а де Валтоса мы, если понадобится, вытащим из-под земли голыми руками.

Уриэль вызывающе посмотрел на Барзано, собираясь опровергнуть любые возражения, которые могли появиться у инквизитора.

Но Барзано просто молча кивнул. Спустя несколько секунд он произнес:

— Прекрасно, Уриэль. Попытаемся сделать по-твоему, но, если ты потерпишь неудачу, Павонис погибнет. От моей руки или от руки де Валтоса.

— Неудача исключена. Павонис будет жить, — заверил Уриэль. — Мы — Ультрамарины!

17

Раздался очередной залп огня, Вирджил Ортега пригнулся, и его обдало градом каменных осколков — стена позади него была практически полностью разрушена. Скользнув за баррикаду из рок-крита, он выбросил опустевший барабанный магазин и, вставив в стаббер новый, передернул затвор.

Враги снова пошли в атаку, и Ортеге пришлось в очередной раз взгромоздить тяжелое оружие на бруствер баррикады. Заняв удобную позицию, он уперся плечом в приклад и потянул за спусковой крючок. Из перфорированного кожуха вырвался клуб дыма, и сотни высокоскоростных пуль, разорвав воздух, с оглушительным ревом врезались в первую волну атакующих, в одну секунду превратив их тела в гору искромсанных трупов. Оружие вибрировало в руках Ортеги столь сильно, что арбитр с трудом удерживал его, напрягая для этого все свои мускулы. При огромной огневой мощи и скорострельности стаббера значение имела не столько точность стрельбы, сколько наличие боезапасов: стаббер мог опустошить весь свой магазин за считанные секунды.

Из двадцати семи арбитров, которых ему удалось увести с базы Адептус Арбитрес после разгрома, оставалось в живых еще восемнадцать. Вынырнув из замаскированных тоннелей под дворцом, о которых не знала даже губернатор, арбитры после короткой, но жестокой перестрелки захватили склад боеприпасов. Это стало для неприятеля полной неожиданностью, и арсенал, спроектированный противостоять атакам снаружи бесконечно долго, пал в течение всего лишь часа.

Силам мятежников понадобилось, увы, гораздо меньше времени, чтобы организовать контратаку и попытаться выбить арбитров из их нового убежища. Укрытый под дворцом, арсенал был недоступен для тяжелой боевой техники, атаковать его могла только пехота, так что, получив в свое распоряжение практически весь ассортимент самого мощного оружия, Вирджил Ортега оказался бельмом на глазу мятежников. Без тяжелого вооружения, которым были до отказа забиты складские помещения арсенала, те оказались в весьма затруднительном положении: отвечать на гнев имперского возмездия мятежникам стало нечем. А в том, что это возмездие рано или поздно наступит, мало кто сомневался как с той, так и с другой стороны.

Ортега отправил Колликса в сопровождении шестерых арбитров на поиски взрывчатки, чтобы подготовить арсенал к уничтожению. Они смогут, взорвав арсенал, отправить его в варп, а если повезет, то и сами, проведя несколько атак, смогут унести ноги из этого пекла.

Коридор перед Ортегой был завален телами мертвых врагов, груды трупов превратились в импровизированные защитные укрытия для осажденных.

Ортега без устали водил стволом стаббера по сторонам, стреляя на малейший признак движения. Остальные арбитры сражались плечом к плечу со своим командиром: они вели огонь из дробовиков, болтеров и стабберов, наполняя пространство перед собой огнем, дымом и смертью.

Ортега услышал приглушенные проклятия и, бросив быстрый взгляд назад, увидел Колликса, волокущего за собой лафет, на котором возвышалась сдвоенная автоматическая пушка. Ортега усмехнулся: пушка предназначалась для установки на моторизированное транспортное средство, вероятно на «Стража», и была слишком тяжелой для одного человека.

Тут на оборонявшихся вновь посыпались выстрелы. И хотя прямых попаданий можно было не опасаться, осколки рикошетили от стены.

— Давай, Колликс, пошевеливайся! — закричал Ортега и стянул с баррикады тело с наполовину снесенной головой — еще один арбитр.

— Иду, сэр!

— Сколько нам понадобится времени, чтобы взорвать все это к чертовой матери? Когда можно начинать отступление?

— Я не уверен, что мы сможем это сделать, сэр.

— Ты это о чем?

— Детонаторы для взрывчатки здесь не хранятся, — объяснил Колликс. — Полагаю, специально, чтобы не дать противнику сделать то, что сейчас пытаемся устроить мы.

Ортега выругался. Опустив тяжелый стаббер, он сполз с баррикады и, пригнувшись, направился к Колликсу, чтобы помочь ему с тяжелым орудием.

— Тогда нам нужно найти другой способ, чтобы отправить все это в варп! — прорычал Ортега.

— Можно устроить взрыв вручную, — предложил — Колликс.

Осознав, что тот предлагает, Ортега встретился с сержантом взглядом:

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, Колликс.

— Да уж, — угрюмо кивнул тот.

— Установим пушку здесь, — приказал Ортега, выбрав позицию для орудия так, чтобы его огонь прикрывал арбитров на баррикаде.

Колликс потянул за тормозной рычаг на лафете пушки, закрепил колеса, а затем выдвинул подпорки. Отдача у этого орудия наверняка очень сильная, и Ортега не был уверен, что импровизированная станина сможет удержать пушку после выстрела.

Тут из-за его спины донеслись визги и отчаянные крики, и Ортега в очередной раз выругался, увидев, как его арбитры дерутся с людьми в серой униформе. Каждый мужчина и каждая женщина сражались с неистовой свирепостью, и проход, и без того заваленный трупами, вновь наполнился дымом и кровью.

Адептус Арбитрес были одними из наиболее дисциплинированных и преданных войск, на которые мог рассчитывать Император, но мятежники из ПСС бились с бешенством загнанных зверей. Бой шел не на жизнь, а на смерть.

Ортега отстегнул от пояса шоковую булаву и ринулся в самую гущу схватки, неистово молотя противников налево и направо. Колликс, взмахнув здоровенным энергетическим мечом, непринужденно рассек одного из солдат ПСС надвое. Конечно, и Ортега мог воспользоваться мечом — здесь, в имперском арсенале, хранилось огромное количество самого современного и экзотического оружия, в том числе энергетические мечи и огромные энергетические топоры, но Ортега доверял старой и надежной, не раз им испытанной булаве.

Размахиваясь, Ортега, сам того не заметив, разнес булавой череп подкравшегося к нему сзади врага. Вирджил истратил уже семь энергетических зарядов, но здесь не было недостатка в боеприпасах. И даже тогда, когда на перезарядку оружия просто не было времени, когда Ортега был вынужден использовать булаву без шокового поля, кусок металла в полметра толщиной был мощным оружием в руках человека, который знал, как с этим куском металла обращаться.

Ортега бился спиной к спине с Колликсом, и вместе они пробивали проход сквозь строй окровавленных солдат ПСС, круша им кости и разбивая лица оружием и кулаками.

— Смотрите, это правосудие Императора вершится над вами, грешники! — воскликнул Колликс, нанеся противнику удар ногой в пах, а затем обезглавив врага смертельным ударом меча.

Ортега всадил булаву в живот другого солдата и, когда тот от боли сложился пополам, ударил коленом ему в лицо. Кровь брызнула во все стороны, и Ортега ударил вновь. Он понимал, что должен во что бы то ни стало продолжать сдерживать нападающих — хотя бы еще немного.

Постепенно пространство вокруг него расчистилось, и Ортега выпустил из руки булаву, вновь поднимая с пола тяжеленный стаббер. Напрягшись, он потянул за спусковой крючок, и все его тело заходило ходуном от мощной отдачи. Ребра Ортеги болезненно скрипели при каждом выстреле, в какой-то момент арбитру даже показалось, что он заработал еще несколько переломов.

Крупнокалиберные снаряды вспороли ряды мятежников, и дюжина солдат повалилась наземь, как костяшки домино. Бронежилеты солдат ПСС были не способны противостоять такому мощному оружию, как стаббер. Видя, что враги как подкошенные валятся на пол, Ортега взревел. Это был и боевой клич, и первобытный рев гнева и боли одновременно.

— Смерть тем, кто оскверняет законы Императора!

В уголках его рта пузырилась кровь, и он чувствовал в груди глухую боль. Да, теперь он был уверен, что вновь сломал по крайней мере одно ребро. И в этот момент все вдруг стихло. Внезапно все было кончено.

Последние из нападавших пали или позорно бежали. Несколько отчаянно обороняющихся арбитров оказались для них непреодолимой преградой. Ортега не давал никакой пощады даже убегавшим, стреляя в спины солдат в серой форме.

В итоге скрыться, отстреливаясь на ходу, удалось лишь жалкой горстке предателей.

Вдруг в грудь Ортеге вонзился лазерный луч. Стены вокруг арбитра стали водить хоровод, и в следующую секунду пол поднялся и ударил по лицу холодным бетоном. Ортега почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и потащили назад. Последнее, что он успел увидеть, это арбитров, по-прежнему продолжавших удерживать баррикаду.

Пали еще шестеро из людей Ортеги, но арбитры держались.

Пока.

Уриэль и Пазаниус неслись вверх по косогору, держа курс на группу домов с железными стенами, разместившихся на горном плато. Жара в горах стояла неимоверная, казалось, сами камни раскалились добела, и их сияние ослепляло.

За ними к глубокоствольной шахте, которую Лортуэн Перджед назвал ТР-701, по скалистым, покрытым редким низким кустарником склонам гор Тембра Ридж поднимались остальные Ультрамарины. Склон этот не выглядел местом, достойным героической смерти, и Уриэль надеялся, что был прав, использовав эту последнюю возможность остановить де Валтоса.

Арио Барзано находился в шести километрах к западу от шахты в одном из «Громовых Ястребов», с волнением ожидая от Уриэля подтверждения, что это и есть именно то место, которое они искали.

Шесть отделений Ультрамаринов продвигались вверх по склону горы, причем этот крутой подъем отбирал у них сил не больше, чем обыкновенный марш по плацу. Поднимаясь, они старались прикрывать спины друг друга, не сомневаясь, что рано или поздно их заметят, — слишком ярко выделялись на фоне белого камня гор их синие доспехи.

Обжигающие струи отработанных газов извергались из выхлопных отверстий, разбросанных по склону горы. Через эти трубы на поверхность выводились выхлопные газы машин, занимающихся глубинным бурением, и Уриэлю это зрелище напомнило неугомонные вулканы в южных океанах Макрэйджа.

Отделение Дардино поднималось по левому флангу. Горный склон там был круче, но воины Дардино были оснащены прыжковыми ранцами, которые заметно облегчали продвижение воинов по склону, покрытому каменистой осыпью. Отделения Венасуса, Пазаниуса, Элерны, Ниваниуса и Дедалуса двигались вверх по широкому ступенчатому склону.

Комплекс шахтных сооружений сиял в лучах солнца, серебристые стены его зданий, словно зеркало, отражали свет во все стороны. Понять, там ли затаились вооруженные отряды врага или нет, было совершенно невозможно. Столбики выхлопных газов поднимались из-за зданий, но были ли то бронемашины, или они выходили из-под земли, как это происходило на склоне горы, было неясно.

Ультрамарины были уже в трех сотнях метров от плато.

Казимир де Валтос шел в почти полной темноте за начальником шахты. Если бы не бледное мерцание светильников, он не мог бы разглядеть даже спину Джекоба Ласко. Начальник шахты то и дело вытирал грязным рукавом вспотевший лоб, но де Валтос был слишком возбужден, чтобы обращать внимание на безжалостную жару, стоявшую глубоко под землей.

За Ласко и де Валтосом следовала группа тяжеловооруженных эльдарских воинов, лица которых были скрыты разрисованными малиновыми шлемами. Воины несли большой посеребренный металлический контейнер с плотно закрытой крышкой.

В центре этой группы шел грозный предводитель Кабала Расколотого Клинка Архонт Кешарк. Как и у его воинов, лицо Кешарка было скрыто шлемом с опущенным забралом, но, в отличие от шлемов его подчиненных, светло-зеленая поверхность шлема Кешарка была абсолютно гладкой и однотонной. В руках Кешарк держал огромный боевой топор, а рядом с грозным Архонтом плавно скользила прекрасная ведьма с иссиня-черными волосами, которая до появления Кешарка как тень следовала за Казимиром де Валтосом.

У ног Кешарка потрескивали и пощелкивали экскренты, продвигаясь за своим хозяином, используя для этих целей все конечности и отростки, которыми одарил их Хирург. Эти отвратительные создания шипели и плевались, чувствуя себя в жарких и темных коридорах шахты крайне неуютно. Возможно, что-то сохранившееся в их извращенном сознании еще из прошлых жизней говорило им о зле, которое много веков было заперто в этом подземелье.

Следом за эльдарскими воинами вышагивало целое подразделение солдат ПСС, оно-то и замыкали колонну. В этом строю шагал Вендаре Талун, понуро опустив плечи и устало вытирая пот с лица.

Воздух в шахте был спертым, ее стены через равные промежутки были увешаны щитами с предупреждениями об опасности ядовитых газов и взрывов, и рядом с каждым из этих щитов с ржавых крюков, торчащих из скалистых стен, свисали маски респираторов.

Процессия все дальше углублялась в шахту, и поначалу окружавшие злодеев обнаженные скалы Павониса постепенно сменились гладкими наклонными стенами, которые сходились над их головами на четырехметровой высоте.

Казимир де Валтос на минуту задержался в квадратном помещении, в одной из стен которого находилась огромная дверь, так долго преграждавшая ему вход в это место. Кровь от возбуждения закипала в жилах де Валтоса, руки его дрожали от нетерпения, но он, усилием воли сдержав эту дрожь, уважительно поклонился четырем безжизненным стражам в затененных нишах. Глаза изваяний сверкали, но если они и испытывали негодование по отношению к незваным гостям, то никак его не проявили.

Сейчас от двери оставалось лишь два огромных ржавых косяка в стене, и де Валтос ощутил внутри комнаты присутствие некой могущественной силы. Его руки и ноги задрожали, но он всеми силами старался держать себя в руках перед лицом приближающейся судьбы. Здесь лежит спящий бог, и в порывах затхлого ветра из его усыпальницы де Валтос ощущал запах минувших веков.

Архонт Кешарк вплотную подошел к де Валтосу.

— Почему мы ждем, человек? Добыча внутри, не так ли? — прорычал эльдар. Голос чужака булькал и скрежетал, а после ранения, которое нанес ему Уриэль, разобрать его слова стало вообще почти невозможно.

— Разумеется, Архонт Кешарк.

— Тогда чего же мы ждем?

— Разве ты не чувствуешь? — спросил де Валтос. — У тебя нет ощущения, что мы стоим на грани величия? Разве ты не чувствуешь, не понимаешь, что после того, как мы войдем туда, ничто уже не будет таким, как прежде?

— Все, что я понимаю, так это то, что мы теряем время. Астартес вернули себе того, кого называют Барзано, и нам не следует оставаться здесь дольше, чем нужно. Если добыча внутри, нам следует взять ее и уходить.

— У тебя нет души, Кешарк, — прошептал де Валтос.

В сторону Ультрамаринов пронеслась первая ракета и разорвалась среди воинов взвода Ниваниуса, и ее огненно-белые осколки разлетелись во все стороны. Два воина упали, но через несколько секунд снова поднялись на ноги.

Эхо взрыва не успело затихнуть, как со стороны комплекса шахты зарокотали выстрелы. Прыгнув за одну из широких выхлопных труб шахты, Уриэль попытался прикинуть, какие силы противостоят Ультрамаринам. Исходя из количества вспышек огня, вырывающегося из стволов, он предположил, что по ним стреляют порядка двухсот стволов.

Защитники шахты выбрали прекрасное расположение — своим огнем они закрывали все подходы к комплексу. Уриэль мрачно улыбнулся: его решение атаковать шахту себя оправдало.

Но теперь ему и его людям предстояло атаковать противника, значительно превосходящего их численно, хорошо окопавшегося выше Ультрамаринов по склону. А если еще принять во внимание, что местность, на которой Уриэлю и его людям предстояло принять бой, была практически лишена какой бы то ни было растительности, работа Космическим Десантникам предстояла тяжелая. Это сражение могло занять достойное место среди самых легендарных битв Ордена. Но легенды хорошо слушать или читать, а самому встретиться с противником при таком раскладе — совсем другое дело.

Люди Уриэля, кое-как укрывшись за редкими низкими кустами, вступили в перестрелку. В Кодексе Астартес точно излагалась тактика, которой следовало придерживаться в таких ситуациях, но сейчас Ультрамарины не обладали ни необходимой техникой и оружием, ни временем, чтобы следовать страницам Кодекса. Да и самих Ультрамаринов было мало. Очень мало.

В нескольких шагах от Уриэля из-за вентиляционной решетки вырвалось облако дыма, обдав капитана едкой вонью и горячим пеплом. Закашлявшись, Вентрис сплюнул гарь и копоть, попавшие ему в рот, и, пока он вытирал лицо, специальная железа, вживленная в заднюю часть гортани Ультрамарина, определила их химический состав.

Это была обжигающая смесь различных серных газов, смертельных для обычного человека, но для Космического Десантника — просто раздражающих. Уриэль обхватил горячую, покрытую пеплом трубу и, выдавив из нее решетку и отбросил ее в сторону, заглянул внутрь.

Из трубы шла жаркая горькая вонь. Усиленное зрение Уриэля смогло проникнуть в эту парящую тьму лишь на сотню метров, но капитану все-таки удалось разглядеть проход, ведущий вниз под небольшим углом к поверхности горы. В голове у капитана Ультрамаринов моментально созрел дерзкий план. Нажав на кнопку радиопереговорного устройства, он связался с сержантом Дардино.

— Проклятие! — воскликнул майор Хелиос Бек-стор тридцать третьего Тармиганского полка ПСС, увидев, как воины-Ультрамарины в синих доспехах залегли среди скал тремястами метрами ниже его позиций.

Он слишком рано отдал приказ открыть огонь и теперь проклинал свою нетерпеливость. Но кто бы стал его винить? Одной только мысли о противостоянии Космическим Десантникам было достаточно, чтобы вселить страх в души даже самых мужественных людей, а майор Бекстор был не настолько глуп, чтобы относить к таковым и себя.

Отчаянным храбрецом он, конечно, не был, зато был компетентным, и опытным командиром, а потому не мог не понимать, что его оборонительные позиции надежны. Шахту защищали два стрелковых подразделения и минометный взвод. Майор изредка задумывался о том, почему это ничем не примечательное место требует столь серьезной защиты. Эпоха торговых войн миновала несколько веков назад, так кому бы понадобилось сейчас атаковать простую горную шахту? Впрочем, Бекстор гнал от себя эти мысли — не его ума это дело. Он знал, что гилдер де Валтос доверил ему безопасность объекта, и этого знания ему достаточно.

Майор понаблюдал за скалами еще несколько минут, но на склонах больше не было видно никакого движения.

Хелиос Бекстор по рации связался со своим минометным взводом и приказал:

— Следите за группами, открыть залповый огонь. Цели — в двухстах с небольшим метрах. Огонь на поражение!

Через несколько секунд Уриэль услышал глухое буханье минометов и увидел взлетевшие вверх мины. Мины описали в воздухе дугу, но уже в момент, когда они находились в верхней точке своей траектории, Уриэль понял, что они разорвутся в нескольких метрах перед Ультрамаринами.

— Берегись! — крикнул он.

Взрыв сотряс всю гору. Не успело замереть эхо первого залпа, как за ним последовал следующий. Мины разрывались с такой силой, что, казалось, еще немного, и кости Ультрамаринов выскочат из своих суставов; от каждого разрыва во все стороны летели завывающие осколки и острые лучи фосфоресцирующего света. И без того раскаленный горный воздух наполнился шквалом каменных обломков и шрапнелью.

Снаряды приземлялись один за другим, цепь их разрывов медленно, но неуклонно приближалась к Ультрамаринам. Когда земля вновь содрогнулась от очередных ударов, Уриэль буквально вжался в каменный склон горы. У Ультрамаринов не было выбора — нужно было ждать сигнала Дардино, принимая условия игры, навязанные им командующим войсками противника. Продвигаться вперед сквозь плотную завесу минометного огня навстречу вражеским винтовкам было равносильно самоубийству, и у капитана Вентриса не было никакого желания завершать свою карьеру командира таким образом.

После каждого разрыва в небо взмывали языки пламени, а в каменном склоне появлялась еще одна огромная воронка, из которой тут же начинал валить густой дым. Уриэль уловил в этом дыме запах прометия и в изумлении нахмурился. Зажигалки? Их командир, он что, спятил? Эти мины в бою против легко оснащенных войск были идеальны, там они посеяли бы хаос и панику, но для воинов в силовых доспехах они не опаснее, чем горошина для танка. Впрочем, удивляться было нечему — силами противника командовал кто-то из ПСС, и почти наверняка он не имел опыта боевых действий против Космических Десантников.

Тем временем огромные столбы черного дыма продолжали подниматься над горящими разливами топлива. Они медленно плыли в потоке горного ветерка, скрывая сражающиеся стороны друг от друга. В результате непрофессиональных действий мятежников Ультрамарины получили прикрытие, которого так сильно желали.

Сержант Дардино пробил кулаком стальную вентиляционную трубу и легко отогнул в стороны рваные края образовавшегося отверстия. Дневной свет залил ребристую трубу, и сержант высунулся наружу с болтером наготове — на тот случай, если кто-нибудь присматривает за этим концом вентиляционной трубы.

Перед собой он увидел множество кабелей, уходящих вниз, в темноту, и балки из адамантиума, которые перекрывали шахту по всей ширине, поддерживая подъемное приспособление и дюжины толстенных вентиляционных труб, подобных той, из которой он только что вылез.

Дардино опустился на огромную балку из адамантиума, к которой была прикручена вентиляционная труба, и дал знак остальным воинам своего отделения следовать за ним. Один за другим Ультрамарины вылезли на балку. Их доспехи почернели от выхлопных газов трубы. Руны в визоре шлема Дардино сообщили ему, что и его респиратор сильно засорен.

Воины находились глубоко внутри цилиндрического ствола шахты, откуда небо казалось им ярким диском, сияющим метрах в пятистах над их головами. Слишком далеко для прыжковых ранцев.

Дардино осторожно продвинулся по балке, стараясь не смотреть в непроницаемую темень шахты, зная, что та уходит вниз более чем на девять тысяч метров. Вложив болт-пистолет в кобуру, он повернулся к девяти воинам своего отделения.

— Есть только один путь наверх. Следуйте за мной! — приказал он и, прыгнув в центр шахты, ухватился за кабели, свисавшие с почти полукилометровой высоты — с выступа кратера на поверхности холма.

Подтягиваясь на руках, Дардино и его люди начали подниматься на поверхность.

Поднявшись из укрытия во весь рост, Уриэль воскликнул:

— Воины Императора, вперед!

С этими словами он помчался вверх по склону. Фибромускулы и сервомоторы силовых доспехов несли его вперед с устрашающей скоростью. С боевым ревом Ультрамарины, перепрыгивая лужи горящего топлива, бежали за своим капитаном, скрытые от глаз противника дымом зажигательных мин.

Мины продолжали сыпаться сверху, но большинство из них разрывались позади Космических Десантников — вражеские артиллеристы были не в состоянии так быстро корректировать огонь.

Уриэль слышал потрескивание лазерных выстрелов и рокот более тяжелого оружия, но действия противника были хаотичными и нескоординированными. Один из летевших в его сторону снарядов задел край наплечника Уриэля, но большая часть боезапасов противника проносилась над головами Ультрамаринов. Стреляя вниз по склону горы, большинство вражеских солдат брали слишком высоко.

Вылетев, словно гигантская птица, из облака дыма, Уриэль прищурился от неожиданно яркого света. Десантников встретил яростный оружейный огонь, снаряды защелкали по их доспехам, несколько воинов далее упали, но все они тут же поднялись и бросились вперед.

Сержанта Неваниуса, ветерана кампании на Тресни, поразила ракета, и его могучий торс исчез в малиновой вспышке. Группу Десантников из взвода сержанта Элерны накрыло огнем автоматической пушки. Упали четверо, а поднялись на ноги только двое из них.

Один из уцелевших Ультрамаринов лишился правой руки, но продолжал продвигаться вперед, подобрав пистолет левой рукой и стреляя на бегу.

— Развернуться, не группироваться! — крикнул Уриэль, когда автоматическая пушка зарокотала вновь.

Майор Бекстор воинственно поднял сжатую в кулак руку и с силой рубанул ею по воздуху, когда увидел, что автоматическая пушка, стрелявшая по наступающим воинам из-за бруствера, нанесла Ультрамаринам изрядный урон.

Это сражение было его боевым крещением, и майор начинал получать от него ни с чем не сравнимое удовольствие. Они сдерживали Космических Десантников! Он даже не придал значения тому факту, что сейчас перед его позициями Ультрамаринов было значительно меньше, чем он видел на склоне холма. Может, тогда это был оптический обман?

Бекстор приписал этот странный факт тому состоянию ужаса, в которое его привел сам факт появления Космических Десантников, их огромные размеры и грозный вид. Но теперь майор уже привык к их виду, и Ультрамарины больше не казались ему такими уж устрашающими. Как бы то ни было, а об этой битве люди десятилетиями будут рассказывать легенды в полковой столовой.

Бекстор потянулся за очередной батарейкой, улыбнувшись молодому солдату, что оказался рядом.

— Скоро выпроводим этих засранцев, а, сынок? — пошутил он.

Юноша ничего не успел ответить своему командиру, потому что через секунду его голова разорвалась, окатив Бекстора кровью и мозгами. Майор в ужасе отшатнулся назад, потрясенный жуткой смертью солдата. Потеряв равновесие, он свалился в окоп, пребольно шлепнувшись на плотно утрамбованную землю. Повернувшись в ту сторону, откуда прозвучал выстрел, майор увидел, как из жерла шахты выпрыгивают исполинские фигуры и начинают методично расправляться с его солдатами.

Перемазанные сажей гиганты обрушились в траншею на его людей как удар молнии, надвое разрубая ополоумевших от ужаса людей цепными мечами или всаживая в их тела разрывные болты.

Майор перекатился на бок, чувствуя, как течет кровь из царапины на лбу, и рыдая от ужаса при виде кошмарных существ, появившихся из недр его планеты. Грохочущие выстрелы разрывали его людей на куски, а мечи, наверняка выкованные в глубинах Хаоса, рубили и рубили, лишая кого конечностей, а кого сразу жизни.

Люди вокруг майора вопили и умирали, умирали и вопили. Бекстор с трудом заставил себя подняться на ноги и подобрал упавший лазган. Со всех сторон его окружала смерть, но он поклялся, что даже если и погибнет сам, то заберет с собой в ад хотя бы одного из этих дьяволов.

Тут он услыхал позади себя какой-то грохот и обернулся. Из дыма появилась черная фигура, лицо закрыто маской в виде ухмыляющегося черепа. Исполин взмахнул руками, высоко над головой подняв золотое оружие. Бекстор почувствовал, что его колени подкашиваются от ужаса, он был не в силах оторвать взгляд от распростершего крылья орла на верхушке золотого жезла, который держал гигант в черных доспехах.

Майору показалось, что глаза орла сверкнули алыми каплями крови, и в тот же миг оплетенное струящейся энергией лезвие разрубило его надвое.

Вирджил Ортега, сражаясь с болью в поломанных ребрах, стрелял из-за двери по солдатам ПСС. Коридор перед арсеналом, заваленный мертвыми телами, был затянут дымом, и противники вели огонь вслепую. Снаряды в обоих направлениях проносились в зловонном синем кордитовом тумане в поисках своей жертвы.

Двуствольная автоматическая пушка оказалась не столь полезной, как надеялись арбитры. После первого же выстрела чудовищная отдача сорвала пушку с платформы и разнесла большую часть баррикады. Однако она все же принесла короткую передышку в схватке, поскольку солдатам ПСС не очень-то хотелось выходить один на один с таким грозным оружием. Прошло несколько минут, пока они наконец не поняли, что пушка больше не представляет для них угрозы.

Тем временем Колликс и Ортега оттащили двух оставшихся в живых арбитров внутрь арсенала. Теперь, когда баррикада почти полностью разрушена, удерживать коридор стало невозможно.

Ортега швырнул за дверь пару гранат, отпрянув назад, когда взрывы наполнили проход шрапнелью и воплями.

Приблизившись к Ортеге, Колликс протянул ему брезентовый ранец, наполненный патронами для дробовика и магазинами для болтера.

— По крайней мере никакого недостатка в боеприпасах, — проворчал Ортега.

Колликс кивнул:

— И трусливых предателей, против которых их применять.

Ортега усмехнулся и с трудом поднялся на ноги, услыхав из-за дверей арсенала приглушенные крики.

— От правосудия Императора не уйти даже в смерти! — крикнул он нападающим, поморщившись от боли, пронзившей его переломанные ребра.

Арбитры поспешили назад, к баррикаде, наскоро сооруженной из опустевших ящиков из-под боеприпасов и опрокинутых стоек, и заняли позиции в ожидании неизбежной очередной атаки. За баррикадой ими заранее было в изобилии разложено всевозможное оружие и боеприпасы к каждому из них. Лазганы, стабберы, две пусковые ракетные установки, гранатомет, лазерная пушка и шесть тяжелых болтеров.

Набор оружия действительно был впечатляющим, но с учетом того, что в живых осталось лишь четверо арбитров, от всего этого великолепия толку было немного. В тридцати метрах позади обороняющихся арбитров их уцелевшие товарищи не покладая рук трудились над тем, чтобы как можно скорее подготовить арсенал к уничтожению. Без детонаторов большая часть найденной ими взрывчатки была бесполезной, но время, которое было куплено ценой жизни их товарищей, не пропало даром.

В разных местах по всей пещере они сложили грудами открытые ящики боеприпасов, разместив в центре каждого такого штабеля связку гранат с вытащенными предохранителями. От механизмов приведения взрывателей гранат в действие арбитры протянули провода к комплекту батарей от рации.

Через несколько минут у них все будет готово для того, чтобы пусть примитивно, зато надежно обеспечить возникновение цепной реакции, от которой все боеприпасы в этой пещере — все до последнего патрона — взлетят на воздух.

Зал бога оказался гораздо меньше, чем его представлял себе Казимир де Валтос, но ощущение покоящейся в нем силы было колоссальным. Стены зала сходились в верху его в одной точке. Под ней, в центре зала, и покоилось прямоугольное тело из гладкого черного обсидиана, величественное в своем одиночестве. В основании каждой стены была оборудована прямоугольная ниша, а в каждой из них стояла скелетообразная фигура, идентичная тем, которые рабочие извлекли из внешней комнаты, прилегающей к усыпальнице, несколько месяцев назад.

Этот зал впечатлил, похоже, даже эльдара и Вендаре Талуна, которые в изумлении смотрели на это чуждое не только людям, но и эльдарам сооружение, скрытое от всех в глубинах Павониса на протяжении шестидесяти миллионов лет.

— Это изумительно! — выдохнул де Валтос, подходя к одной из ниш.

Скелетообразный воин, стоящий в ней, был таким же безжизненным, как и те, что находились в его доме, блеск его доспехов был приглушен пятнами патины. В отличие от тех воинов, которыми уже владел де Валтос, эти держали в своих мертвых руках странного вида оружие, стволы которого были покрыты пылью. Эта картина просто зачаровывала де Валтоса, ему страшно хотелось узнать как можно больше об этих странных существах. О, скоро он будет знать все! Скоро он избавится от кандалов смертности.

Как бы созерцание этих воинов ни воодушевляло де Валтоса, центральный саркофаг обладал для него прямо-таки адским притяжением, и Казимир направился к нему через весь зал. Он шел, и гулкое эхо разносило звук его шагов по всему подземелью.

Саркофаг был огромен, полных пять метров в длину, и, приблизившись к нему вплотную, де Валтос разглядел, что его поверхность вовсе не гладкая! — она оказалась испещрена руническими символами и покрыта углублениями четкой формы. Сердце Казимира де Валтоса забилось, когда он понял, что точно такие же знаки он видел под развалинами Цтелмакса.

Те самые руны, в поисках которых он прочесывал весь сектор с того дня.

От саркофага к нишам в стенах лучами расходились желобы, выбитые в полу. Желобы были не прямыми — они изгибались в замысловатом, но четком геометрическом узоре.

Кешарк встал рядом с де Валтосом и поднял забрало своего шлема. Несмотря на неподвижность лица Архонта и грубо зашитую сквозную рану на его щеке, де Валтос разглядел в глазах чужака возбуждение.

— Ты ведь тоже чувствуешь это, не так ли? — прошептал он.

Кешарк презрительно усмехнулся, стараясь этой усмешкой скрыть свои чувства от человека, и покачал головой:

— Я хочу лишь закрепить устройство и убраться отсюда.

— Ты лжешь, — медленно произнес де Валтос. — Я вижу это по твоим глазам. Ты хочешь этого так же сильно, как хочу я.

— Разве это имеет значение? Давай займемся делом.

Де Валтос угрожающе поводил пальцем перед носом эльдара и махнул головой в направлении серебристого ящика, который несли его воины:

— Прекрасно. Отдай мне то, что ты добыл для меня, и я раскрою ключ к оружию.

Выдержав взгляд де Валтоса, Кешарк отрывисто кивнул. Воины вынесли серебристый ящик вперед и поставили его перед своим предводителем. Кешарк открыл ящик, не отрывая взгляда от де Валтоса, и спросил:

— Почему я должен доверять тебе?

— Ты можешь доверять мне так же, как я доверяю тебе, мой дорогой Кешарк.

Де Валтос видел, как чужак напрягся, удерживая руку, потянувшуюся было к пистолету, но понимал, что эльдар не осмелится выстрелить. По крайней мере до тех пор, пока он не вызовет из призрачного царства Смерть Миров.

Силами древней магии прикованный к Павонису, этот корабль многие миллионы лет оставался кораблем-призраком.

Де Валтос знал, что сегодняшний день увидит его новое рождение и галактика будет оплакивать его второе пришествие.

Колликс умирал. Осколки гранаты вырвали у него кусок мяса из живота, и внутренности сержанта вывалились на пол арсенала. Прислонившись к баррикаде, Колликс продолжал стрелять из тяжелого болтера, хотя отдача заставляла его рычать от боли при каждом выстреле. С Ортегой дела обстояли не многим лучше: его левая рука безжизненно свисала вдоль тела — лазерный луч почти отсек ее у локтя.

Вирджил Ортега стрелял и перезаряжал свой дробовик одной рукой, выкрикивая слова Литании Справедливости мятежникам, ошарашенным и напуганным героическими действиями арбитров.

В конце концов взрывчатка была установлена, и теперь дело оставалось за малым. Дороги назад не было. Вирджил надеялся, что они смогут продержаться здесь достаточно долго, дождаться, пока верноподданные войска выручат их, но теперь эти надежды растаяли окончательно.

Они остались вдвоем: он и Колликс. Остальные арбитры были мертвы, убиты во время последней атаки, и теперь все зависело от него и сержанта.

Ортега часто думал о том, как и когда настигнет его смерть, и теперь, когда она была совсем близко, он вдруг понял, что ее не следует бояться, ее нужно просто принять. Рано или поздно праведный гнев Императора обрушится на тех, кто думал, что может попирать Его законы.

Вирджил Ортега слышал, как командиры мятежников собирают своих людей для очередной атаки. Колликс молча заправлял очередной магазин в дымящуюся казенную часть болтера, лицо сержанта было мертвенно-бледным, нечеловеческая боль исказила его до неузнаваемости. Магазин выскальзывал из его залитых кровью рук, и Ортега, орудуя уцелевшей рукой, подполз, чтобы помочь своему сержанту.

— Благодарю, сэр, — кивнул Колликс, закрывая затвор. — Никак не мог это сделать.

— Ты все сделал правильно, сержант.

Колликс услышал в словах Ортеги больше, чем одобрение его сегодняшних действий, эти слова командира подвели итог под всей жизнью сержанта Колликса.

— Значит, пора? — произнес он.

— Думаю, да.

Сержант, кивнув, поднял тяжелый болтер и выпрямился, насколько позволяло ему израненное тело. С трудом отдав честь, он сказал:

— Служить под вашим командованием было для меня честью, сэр.

Вирджил в ответ отдал честь Колликсу и крепко пожал его протянутую руку. Тот кивнул Ортеге. Вирджил улыбнулся краешком губ:

— Из тебя вышел бы отличный офицер, арбитр Колликс.

— Я знаю, — ответил Колликс. — Я думал, через четыре года я стану капитаном арбитров. Во всяком случае таков был мой план.

— Через четыре? Возможно, через шесть. Думаю, Шарбен задала бы тебе жару в этих гонках по служебной лестнице.

Колликс кивнул:

— Может быть, но подумайте о том, как сегодняшние события повысят шансы на мое быстрое продвижение.

— Хорошая мысль, — признал Ортега. — Напомни, чтобы я замолвил словечко перед шефом, когда мы выберемся отсюда.

— Да, сэр.

Затем их лица вновь помрачнели, и Ортега сказал:

— Только добудь мне немного времени, чтобы взорвать это.

Кивнув, Колликс упер приклад болтера в плечо и навел его на широкие двери арсенала.

Вирджил Ортега шагнул к рации и батареям. Резкие залпы болтеров и шипение лазганов возвестили о начале следующей атаки, но он не смел оглядываться.

Вокруг него полыхали вспышки лазерного огня, один луч задел его бедро. Он вскрикнул от боли, и тут еще один выстрел поразил его между лопаток, и Ортега упал на пол. Сильно ударившись раненой рукой, он покатился, изо всех сил стараясь не потерять сознание от объявшей его тело мучительной боли.

Ортега слышал, как Колликс в гневе пытается перекричать грохот пальбы, но сейчас Вирджил Ортега думал только об одном: всем своим израненным существом он желал, чтобы сержант дал ему еще хоть немного времени. Он пополз к рации, оставляя на каменном полу за собой алую полосу.

Мощный взрыв осыпал его деревянными щепками, осколками металла и камня. Мятежникам из ПСС удалось наконец втащить сюда какое-то тяжелое орудие, и теперь от баррикады остались лишь дымящаяся груда искореженного металла вперемешку с мертвыми телами.

Солдаты ПСС, возбужденные долгожданной победой, начали заполнять помещение арсенала.

Ортега зарычал и, помогая себе здоровой рукой, подтянулся вперед.

Еще один лазерный луч поразил его в спину.

Ортега обхватил руками рацию, и шквал лазерных выстрелов пронзил его доспехи и разорвал его тело на части.

Последнее, что успел сделать Вирджил Ортега перед смертью, — нажать на руну запуска рации, послав по изолированным проводам к детонаторам из шестидесяти гранат энергетический импульс.

Вирджил Ортега был уже мертв, когда первая взрывная волна достигла его тела, но результаты взрыва оказались куда более впечатляющими, чем он мог надеяться.

В считанные секунды после того, как цепь была замкнута, гранаты, которые он со своими людьми разложил по арсеналу, взорвались, а вместе с ними и огромные запасы оружия и боеприпасов, складированные под дворцом.

Не успели еще затихнуть первые взрывы, как началась смертоносная цепная реакция.

Тепловые и вибрационные датчики наверху зарегистрировали взрывы и начали процесс локализации, но детонация нарастала с неимоверной скоростью, так что совладать с мощными разрушительными силами, которые выпустил на волю Вирджил Ортега, было уже невозможно.

Сначала обитатели Врат Брэндона решили, что их вновь бомбардирует крейсер «Горе побежденному», и в страхе ожидали, что с неба посыплется очередная порция магматических бомб.

Взрыв чудовищной силы сотряс дворец. Да что там дворец — весь город. Его улицы и дома, сады и площади заходили ходуном, будто сам Павонис оказался во власти неистового землетрясения. Из трещин, которые в считанные секунды покрыли улицы города, в небо взмыли фонтаны пламени, и целые городские кварталы погрузились в небытие. Пламя поглотило здания, людей и даже танки, стоявшие на улицах города.

Снаряды, много лет тихо и мирно хранившиеся в арсенале, разом взмыли в воздух, и их разрывы издали можно было бы принять за праздничный фейерверк, если бы не паника, которая в считанные секунды охватила весь город. Люди кричали, дома рушились… Нет, все-таки это зрелище больше походило на конец света. Командующие вооруженными силами картелей ударились в панику, решив, что их войска подверглись очередной атаке — то ли со стороны Императорских сил, то ли конкурирующих картелей. В итоге на улицах Врат Брэндона разгорелись кошмарные танковые баталии — это дали о себе знать десятилетия интриг и политических распрей.

Танки картеля Верген открыли огонь по танкам Аброгаса; те же в свою очередь атаковали бронемашины де Валтоса, которые не жалели снарядов, сжигая один за другим танки Хонана. Началась такая заваруха, в которой каждый считал своим долгом уничтожить любого, кто только попадался под руку. В этой сумятице командующим войсками понадобилось более часа, чтобы восстановить контроль над ситуацией. Все бы ничего, но когда спокойствие было наконец восстановлено, более пятидесяти танков уже полыхали ярким пламенем.

Остатки здания базы Адептус Арбитрес рухнули с оглушительным грохотом, и огромные куски роккрита полетели во все стороны. Площадь покрылась огромными трещинами, в которые полетели обломки стен, карнизов и крыши. Двигатели танков ПСС бешено взревели — люди старались во что бы то ни стало покинуть опасную зону, но все их усилия были тщетны.

Скульптуры на площади Освобождения закачались на пьедесталах, и все, кроме статуи Императора, рухнули на площадь.

Губернаторский дворец сотрясся до основания, когда адской силы взрыв прогремел в его подвалах. Дворец был спроектирован с учетом, казалось, всех возможных опасностей, но только не этой. Крылья дворца складывались одно за другим, словно карточные домики, погребая под мраморными обломками мятежные подразделения ПСС.

Между базой Адептус Арбитрес и дворцом разверзлась огромная трещина, и часть оборонительной стены ухнула вниз — в полыхающий ад уничтоженного арсенала. Исполинские языки пламени взмыли в небо, а следом за ними поднялся гигантский столб дыма. Всего за несколько секунд Врата Брэндона превратились в развалины.

Так одним движением руки Вирджил Ортега, принеся себя в жертву, лишил мятежников крупнейшего запаса оружия и боеприпасов на Павонисе.

Уриэль напряженно вглядывался в темноту шахты, этой стометровой ширины раны на поверхности планеты, когда к Ультрамаринам подлетели два «Громовых Ястреба». По окружности шахты располагались массивные краны, над которыми возвышался кронштейн подъемника, предназначенного для доставки в шахту и подъема на поверхность рабочих и различных механизмов.

В недра планеты по широким рельсам опускались огромные вагоны канатного подъемника, в каждом из которых могло уместиться более сотни человек.

Лебедка и кабина управления этого подъемника, находившиеся на центральной паре балок, висели над бездной, и от лебедки тянулись вниз гроздья толстых кабелей.

Когда лазутчики Дардино ворвались в оборонительную траншею позади мятежников, те были обречены. У солдат, зажатых между двумя отделениями Ультрамаринов, словно между молотом и наковальней, не оставалось никаких шансов.

Уриэль с восхищением смотрел, как бесстрашно сражаются его люди, и сердце капитана Ультрамаринов наполнило чувство гордости. Космические Десантники отважно следовали за своим командиром, и, казалось, никакие преграды не могли остановить их движение, ни один враг не был в состоянии противостоять их силе и мужеству. Космические Десантники шли за своим капитаном, не задавая вопросов и демонстрируя такой боевой пыл, что враги трепетали только от одного их вида. Для Уриэля было честью командовать такими воинами.

Первый «Громовой Ястреб», завывая, приземлился, подняв облако пыли и выхлопных газов; и, как только двигатели челнока начали снижать обороты, передний пандус челнока опустился.

Арио Барзано и с ним еще несколько человек вышли навстречу Уриэлю. Лицо инквизитора светилось в предвкушении большой охоты. Перед решающей схваткой он вооружился плазменным пистолетом и энергетическим кинжалом.

— Отлично, Уриэль, отлично! — радостно улыбался он, оглядывая шахту и подъемник.

— Благодарю, инквизитор, но мы еще не закончили.

— Нет, конечно нет, Уриэль. Но ведь уже скоро, да?

Уриэль кивнул. Азарт инквизитора передался и ему. Он крикнул своим воинам:

— Возьмите с челноков оснащение для спуска на крюках. Скорей!

— Для спуска на крюках? — удивился Барзано. — Это несерьезно, Уриэль, это же почти десять километров вниз! Слишком глубоко, чтобы использовать канаты. — Он указал на подъемник для рабочих. — А как насчет этого? Мы ведь можем воспользоваться этим?

Уриэль отрицательно покачал головой:

— Нет, мятежники наверняка расставили внизу своих людей. Любого, кто отправится вниз в этом гробу, либо выкинут на полпути, либо расстреляют, лишь только он опустится вниз.

— Так как же ты собираешься спуститься?

Положа инквизитору руку на плечо, Уриэль направился с ним к «Громовому Ястребу», где Ультрамарины спешно отстегивали от канатов черные металлические цилиндры.

— Мы используем это, — сказал Уриэль, сняв с каната одно из устройств. Эта штуковина выглядела как обыкновенный металлический цилиндр с матерчатой петлей для руки на внешней поверхности и широким зубчатым пазом, пробитым по всей его длине.

Приспособление легло в ладонь Уриэля как влитое, и, когда он сжал кулак, зубья центрального паза втянулись внутрь цилиндра. Уриэль ослабил хватку, и они выскочили обратно.

— Мы применяем это устройство для скоростных спусков там, где не можем использовать прыжковые ранцы. Прикрепив их к кабелям подъемника, мы спустимся в шахту. Только так мы сможем напасть на врагов неожиданно.

— Проделать путь в десять тысяч метров на одной руке?… — Уриэль кивнул и криво усмехнулся. — Ладно вы, Ультрамарины, а как вы предложите спуститься мне?

— Вы тоже собираетесь туда?

— Разумеется! Неужели вы думаете, что после всего, что произошло, я упущу возможность посмотреть, как вы разберетесь с де Валтосом?

— Хорошо, — ответил Уриэль и подвел инквизитора к подъемнику для рабочих. — Но в таком случае вам придется присоединиться к нам позже. Ждите здесь. Я надеюсь, что спуск в десять километров займет у нас не более пяти минут. Так что ровно через триста секунд погружайтесь в подъемник. В конце концов всем нам потом придется как-то выбираться на поверхность, так что подъемник будет очень кстати.

Барзано явно не привлекала идея спуститься в шахту в кабине подъемника, но он понимал, что для него нет другого способа оказаться на дне. Но и воспользоваться методом Космических Десантников он тоже не мог. С видимой неохотой инквизитор кивнул Уриэлю.

— Хорошо, капитан, — задумчиво произнес Барзано, расстегивая кобуру пистолета, — пусть будет так. Вы отправляетесь немедленно?

— Да! — рявкнул капитан Вентрис. — Пора кончать со всем этим.

Итак, Ультрамарины будут спускаться четырьмя группами с перерывом в пять секунд. Размышляя, Уриэль сидел на центральной балке рядом с массивным колесом лебедки, свесив ноги над кромешной тьмой.

Он во главе первой группы воинов спустился с балки, сжал в кулаках приспособления для спуска и, примериваясь, провел ими вдоль одного из кабелей подъемника. Капитан Ультрамаринов был готов к отправлению.

Уриэль облизал внезапно пересохшие губы. Теперь, когда до начала спуска оставалось лишь несколько секунд, у него внезапно закружилась голова. Бросив взгляд через плечо на Арио Барзано, который уже занял место в кабине подъемника, он отдал инквизитору честь.

Барзано отсалютовал в ответ.

Уриэль оглянулся по сторонам, чтобы окончательно убедиться, что первая группа готова к спуску.

Сделав глубокий вдох, он воскликнул: «Пошли!» — и бросился в глубины планеты.

Металл на ощупь был теплым, мягким и податливым, хотя Казимир де Валтос знал, что он прочнее адамантиума. Де Валтос вытянул руки вперед, пошевелил пальцами, словно разминая их, и благоговейно взял из ящика первый кусок металла. С полминуты он вертел его в руках, внимательно разглядывая каждый сантиметр переливающейся поверхности. В поисках этих фрагментов де Валтос провел не один год своей жизни, и теперь, когда он не просто видел их перед собой, но и держал в руках, у него от волнения перехватило дыхание.

Нехотя оторвав взгляд от куска металла, де Валтос повернулся к саркофагу, словно притягиваемый силой, исходившей из него. Силу эту чувствовал и металл. Де Валтос даже своими лишенными чувствительности пальцами ощутил, как предмет в его ладонях подергивается, и с изумлением увидел, что его поверхность стала мягкой и даже жидкой, подобно ртути. Держа мерцающий металл на вытянутых руках перед собой как подношение, де Валтос сделал робкий шаг к саркофагу. В этот миг странная мысль пронеслась в его голове: кто из них двоих — он или металл — испытывает к саркофагу большее тяготение.

Тем временем металл принял форму плоского круглого диска с зазубренными краями. Этот диск можно было бы назвать зубчатым колесом, если бы зазубрины на краях были идеальной формы.

Де Валтос увидел отражение этого диска на блестящей поверхности саркофага, обращенной к нему, и, опустившись перед саркофагом на колени, прижал металл к его поверхности. Тот плавно перетек с его пальцев и легко скользнул в идеально подошедшую его размерам нишу, в которую превратилось отражение диска. Металл, ставший уже совершенно жидким, растекся по поверхности саркофага сверкающими серебристыми дорожками, тонкими струйками по высеченным много веков назад узорам.

Поблескивающие ручейки внезапно замерли, словно повинуясь какому-то внутреннему чувству, и де Валтос интуитивно понял, что ему нужно делать дальше. Он подтащил серебристый ящик к саркофагу, слыша, как куски металла внутри ящика взволнованно бьются друг о друга, словно им не терпится возвратиться к своему создателю.

Когда де Валтос брал в руки очередной кусок, структура металла тут же менялась: он сперва становился мягким и податливым, словно воск, а затем изменял и форму. В считанные секунды кусок некогда твердого металла обретал новые очертания — как раз такие, чтобы войти в следующую нишу на поверхности саркофага. Работая как можно быстрее, де Валтос помещал очередной кусок живого металла в подходящее углубление. Когда следующий фрагмент занимал свое место, ртутные ручейки продвигались еще дальше по базальтовому обелиску, образовывая тонкую металлическую паутину на поверхности древнего саркофага.

Наконец де Валтос достал из ящика последний кусок в форме узкого креста с чуть сплюснутой, выгнутой вершиной и обошел саркофаг с другой стороны, отыскивая место для этого фрагмента. Странно, но этот последний кусок сохранял свою первоначальную форму, и де Валтосу никак не удавалось отыскать для него подходящую нишу. Затем де Валтос улыбнулся, поняв наконец, в чем дело, и, встав на цыпочки, обнаружил искомую нишу на толстой плите, служившей саркофагу крышкой. Вытянувшись во весь рост и высоко подняв руки, де Валтос вставил его на место и отступил на шаг назад, любуясь красотой переливающегося серебром каменного параллелепипеда. Саркофаг со всех сторон был объят сверкающей паутиной переплетающихся линий живого металла, мерцающего в полутемном помещении таинственным внутренним светом.

— Ну и?… — прошептал Кешарк. — Что теперь?

— А теперь ждем, — ответил де Валтос.

— Чего?

— Второго рождения существа, которое старше самого времени.

— А Смерть Миров? Что с ним? Де Валтос невесело улыбнулся:

— Не волнуйся, дорогой Архонт. Все будет, как я тебе и обещал. Скоро корабль станет нашим. А затем мы…

Тут его голос замер, так как внезапно то ли из саркофага, то ли из глубины самого воздуха раздался тихий монотонный гул, словно забилось невообразимо огромное сердце. Перетрусившие солдаты ПСС подняли оружие, а биение зазвучало вновь, на этот раз еще громче.

— Что происходит? — испугался даже Кешарк.

Де Валтос не ответил, поглощенный созерцанием серебристых линий, которые стекли с саркофага и быстрыми ручейками устремились по желобам в полу. Четыре ручейка жидкого серебра побежали из середины зала к нишам в стенах, а четыре понеслись в соседнюю комнату.

Потоки побежали вверх по стенам, затекая в каждую нишу.

Вендаре Талун опустился на колени, с его губ падали слова молитвы Императору.

— Стоять смирно! — рявкнул сержант ПСС, когда несколько солдат попятились к двери.

Воздух был наполнен отзвуками ударов все громче бьющегося сердца, золотой купол комнаты в верхней своей точке потолка начал светиться каким-то призрачным, потусторонним светом, и де Валтос ощутил, как в зал проникает сила прошлых веков.

— Архонт Кешарк, крепко сжав топор, оглядывал помещение в поисках источника устрашающего грохота. Казимир де Валтос сделал несколько шагов вперед, заняв место рядом с саркофагом, и положил бесчувственную руку на его теплую пульсирующую поверхность.

И тут комнату огласил крик ужаса.

Подняв взгляд, де Валтос увидел, как скелетообразные стражи усыпальницы, сделав по одному четкому шагу, вышли из своих ниш, словно кто-то извне управлял движениями этих древних воинов. Неужели они — предвестники существа, которое он пробудил?

Уловив движение и свет у входа в зал, он смотрел теперь, как четыре молчаливых стража из соседней комнаты вошли в усыпальницу; их движения были плавными и неспешными, но в то же время наводящими ужас. Андрогинные лица этих потусторонних существ оставались бесстрастными, но свои странные медные жезлы они угрожающе выставили перед собой.

Из металлических тел всех четырех стражей усыпальницы исходил призрачный свет, пульсирующий в такт громыхающему сердцебиению, но ни один из исполинов больше не двигался, довольствуясь лишь наблюдением за незваными гостями.

Вдруг по плите, лежащей на саркофаге и служившей ему крышкой, побежала трещина. Она все увеличивалась, и сквозь нее стали просачиваться завитки темного дыма. Де Валтос отшатнулся и рухнул на колени, и тогда его мозг заполнили мысли о смерти и разрушении. Де Валтоса трясло от чудовищного потока боли и страдания, хлынувшего из саркофага.

Постепенно саркофаг, объятый клубами тьмы, начал раскрываться…

18

Они падали все глубже и глубже в недра Павониса, опустившись уже более чем на девять тысяч метров. Уриэль заметил под собой светящуюся точку и приказал Ультрамаринам замедлить падение.

Он ослабил хватку на цилиндре, зубья вгрызлись в толстый проволочный кабель, и в темноте засверкали оранжевые искры. Цифры на счетчике глубины погружения Уриэля замелькали медленнее, а неясный свет внизу постепенно превратился в светильники и освещенный ими кусок тоннеля. Внизу стояли люди, в смятении глядящие вверх на странное зрелище — шипящие искры над головами. Уриэль не дал им времени разобрать, что именно они видят, и, разжав кулак, преодолел последние десять метров в свободном падении.

Он опустился всем своим весом на первого солдата, лишив его жизни прежде, чем тот успел понять, что происходит. Затем Уриэль покатился по полу тоннеля, быстро стреляя из болт-пистолета.

Вокруг капитана уже приземлялись другие Ультрамарины и в несколько секунд рассыпались по сторонам, стреляя из пистолетов и размахивая рокочущими цепными мечами.

На дне шахты находились сорок солдат. Все они заняли огневые позиции за мешках с песком, наведя оружие на место приземления вагона-подъемника. Атакующих Ультрамаринов встретил рокот ружейного огня, воздух наполнили снаряды и лазерные лучи. Заклубился дым, из пробитых вентиляционных труб вырывался пар и выхлопные газы.

В три мощных прыжка Уриэль оказался за первой линией мешков с песком, рубя цепным мечом налево и направо. Солдат навел на него лазган. Уриэль рубанул по стволу, а следующим ударом снес с плеч голову солдата. Охваченный кровожадным неистовством, он поубивал всех вокруг себя. В сердце Ультрамарина бурлило жестокое удовлетворение. Стреляя и кромсая мечом все, что только попадалось ему под руку, Уриэль уложил десять человек, и в пределах его досягаемости врагов больше не оказалось. Ярости и неожиданности атаки Ультрамаринов сопротивляться было невозможно, и в считанные минуты все защитники шахты были перебиты, а их огневые позиции обернулись для них общей могилой.

Уриэль бурно радовался кровопролитию, и его переполняло желание убивать и разрушать. Он взревел от обуявшей его первобытной ярости, мысленно рисуя картины убийства сотен, тысяч врагов, видя их раскромсанные трупы и мух, пирующих на их окровавленной мертвой плоти. Его единственным желанием было безжалостно убивать пленников и пить их кровь, словно лучшее вино, и…

Внезапно Уриэль упал на колени, выронив пистолет и меч, а в его обезумевшую голову продолжали вливаться чудовищные образы. Уриэль Вентрис зарычал от гнева, сопротивляясь льющемуся на него потоку грязи, используя для этого всю дисциплину разума, которой овладел во время подготовки.

Постепенно он вытеснил из головы образы смерти и убийства, защищая свой разум от разрушительных мыслей. Капитан Вентрис увидел, что его люди бьются в таком же мысленном сражении, и закричал:

— Отвага и честь! Вы — Ультрамарины! Держитесь! То, что вы сейчас чувствуете, — не ваше! Это принадлежит тому существу, которое мы пришли уничтожить! Боритесь с этим!

Один за другим Ультрамарины собрали волю в кулак, оцепенев от нахлынувших на них ужасающих видений и исполнившись к ним чувством безграничного отвращения.

Уриэль быстро связался по рации с Барзано и увидел, как на пульте управления подъемником замигали огоньки, когда тот начал свой быстрый спуск.

Воины Пазаниуса и Дардино закрыли периметр площадки подъемника, а отделение Венасуса осматривало погибших противников, дабы убедиться в том, что никто не выжил, хотя Уриэль видел, что необходимости в этом нет. Неистовство их атаки подогревалось чуждыми импульсами, и люди, которых они перебили, являли собой лишь окровавленные кучи искромсанной плоти. Уриэль ощущал стыд за учиненную им бессмысленную бойню, и, даже понимая, что действия его и его людей направлялись чуждой силой, он глубоко страдал, узнав, что в глубине души все они способны на такую необузданную резню.

Покачав головой, он стал шепотом читать Литанию Стойкости.

Теперь, когда у него появилось время оценить положение Ультрамаринов, авточувства капитана определили, что уровень горючих газов в воздухе постепенно поднимается. Ружейный огонь и взрывы нанесли повреждения системе вентиляции, и уровень загазованности, не смертельный для Космического Десантника, мог в конечном итоге достичь опасного для обычных людей уровня.

На север, юг, запад и восток вели четыре прохода. Волны безумного, четко осязаемого ужаса шли из входа в восточный тоннель. Уриэль ощущал их в воздухе, чуял их всем своим существом, но не поддавался.

В его мыслях все еще бродили образы насилия и смерти, пыток и увечий. Даже если бы Барзано не сказал ему о существе, спящем под этими горами, Уриэль сразу понял бы, куда нужно идти.

Вентрис стоял у входа в тоннель, изгоняя из своего разума картины сожженных тел, отсеченных конечностей и уничтоженных цивилизаций. Это были не его мысли. Вызывая у него отвращение, они в то же время придавали ему решимости встретиться лицом к лицу с врагом, что ждал его впереди.

Уриэль повернулся к своим людям лишь тогда, когда чувство собственного достоинства окончательно испепелило ненавистные образы в его голове.

— Воины Ультрамара, вы уже доказали, что все вы — неустрашимые и сильные люди, но вскоре мы встретимся с врагом, подобного которому в государстве Императора не появлялось никогда. Даже сейчас вы чувствуете, как он раздирает ваш мозг. Но вы должны быть непоколебимы, сопротивляйтесь тем порывам, которые он пробуждает в вас! Помните, что вы — Космические Десантники, священные воины Императора, и что наш долг перед Ним и нашим примархом дает нам силу, мужество и веру. Эта битва еще не выиграна. Мы должны собраться перед лицом последнего испытания, когда каждый из нас должен заглянуть в себя и узнать подлинные границы своего мужества. Никогда не забывайте, что для Императора важен каждый человек и каждый может изменить ход событий! — Уриэль поднял меч, окровавленный клинок которого отразил свет, испускаемый сферами. — Вы готовы быть этими людьми?

Ультрамарины ответили боевым кличем.

Скоростной подъемник с воем приземлился на дно шахты, и Уриэль опустил меч, когда оттуда вышел Барзано. Инквизитор оступился и поднес руки к вискам. Уриэль вряд ли мог представить себе, каким ужасным было это место для обладающего обостренной чувствительностью инквизитора.

Напрягшись, чтобы отогнать от себя ужасающие образы, так что лицо его покрылось паутиной морщин, Барзано шел к капитану Вентрису.

— Во имя Императора, ты чувствуешь его силу? — прошептал Барзано.

Уриэль кивнул:

— Я чувствую ее. Чем быстрее мы закончим здесь, тем лучше.

— Я тоже так думаю, друг мой, — ответил Барзано, с отвращением уставившись на восточный тоннель. Он нажал кнопку запуска на энергетическом кинжале и вытащил пистолет. — Пора покончить с этим, а, Уриэль?

— За этим мы сюда и пришли, не правда ли, инквизитор?

Борясь с тошнотворной силой, давящей на их разум, Ультрамарины направились к усыпальнице Несущего Ночь.

Черные пальцы с длинными, покрытыми грязью ногтями скользнули на край саркофага, за пальцами по его поверхности заскользили закутанные в саван руки — Несущий Ночь вставал из своей могилы. Казимир де Валтос, улыбаясь, поднялся на ноги. Теперь его голову полнили ужасы, о существовании которых он и не подозревал. Кровь, смерть, страдание, расчленение и мучения, не известные ни человечеству, ни даже эльдарам в течение миллионов лет, до краев наполнили его череп — это было прекрасное чувство.

Солдаты ПСС попадали на пол, вырывая себе глаза, их жалобные крики раздирали воздух — так они пытались выбить все эти кошмары из своих голов. Вендаре Талун потерял сознание, и даже омерзительный эльдар, казалось, был объят ужасом перед величественным существом, которое постепенно появлялось перед их взглядами.

Кешарк схватил Казимира за руку, на лице чужака был восторг.

— Оно поразительно! — выдохнул эльдар.

Казимир торжествующе кивнул, а Несущий Ночь, ухватившись за край саркофага, стал подниматься.

Постепенно его массивная голова показалась над краем могилы, и Казимир де Валтос заглянул в лицо смерти.

Уриэль сопротивлялся волнам ужаса, которые одна за другой накатывали на его разум, и крепко сжимал в ладони рукоять цепного меча. Слыша впереди вопли проклятых, он собирался с силами перед решающим противостоянием. Барзано бежал рядом, бледный, с искаженным от ужаса и гнева лицом.

Тоннель резко пошел вниз, скалы уступили место наклонным стенам из гладкого черного обсидиана. Скорбные вопли, доносящиеся из усыпальницы, терзали разум Уриэля, подпитывая то зло, которое безжалостно и непрестанно колотилось в его сознании.

Капитан Ультрамаринов влетел в квадратное помещение с двумя пустыми нишами по сторонам. Вентрис почувствовал, что источник зла — зала впереди, воздух которой был наполнен миазмами невообразимого зла.

Тактическими уловками здесь ничего не добиться, быстрый, смертоносный натиск — вот что требуется сейчас.

Уриэль ворвался в пирамидообразную залу Несущего Ночь, где царил Хаос.

Солдаты ПСС содрогались в конвульсиях на полу с залитыми кровью лицами — все они повырывали себе глаза. Те из них, что были еще в сознании, нещадно колотили себя окровавленными кулаками, завывая в ужасе от кошмаров, явленных только им.

Кольцо металлических скелетообразных существ неумолимо сжималось вокруг разрушающейся черной каменной глыбы в центре залы, где группа тяжеловооруженных эльдарских воинов окружила своего предводителя в зеленых доспехах, того, с кем капитан Ультрамаринов сражался на эльдарском корабле над Каэрнусом IV, а также Казимира де Валтоса и темноволосую женщину.

Удостоив эту сцену лишь беглым взглядом, Ури-эль уставился на огромное существо, вылезающее из своей каменной тюрьмы. Облаченное в ветхие одежды, оно поднималось из своей могилы, прочные вековые камни которой превращались в кружащийся черный саван.

Вскоре от саркофага осталась лишь могильная плита с последним куском металла, ярко блистающим на ее поверхности.

Уриэль с трудом различал отталкивающее лицо существа с двумя желтыми, слабо светящимися глазными впадинами. В этих глазах было безумие и яростная, неутолимая жажда. Мантия призрачной тьмы скрывала истинные формы Несущего Ночь, из этих расплывчатых очертаний торчала лишь пара гноящихся перевязанных рук. Одна из них заканчивалась длинными когтями, а другая — огромным клинком чудовищной тьмы, загнутым, как коса Смерти.

Когда существо поднялось в полный рост, капитан Вентрис увидел, что оно, возвышаясь над смертными, создает внизу кружащиеся вихри мрака, которые обвивают тела тех, кто оказался недостаточно быстрым, чтобы избежать их объятий.

Мантия тьмы подняла вверх двух эльдарских воинов. Блеснула рука-коса, легко пройдя сквозь их доспехи и тела, и их трупы рухнули наземь.

Существо поглотило еще несколько ксеносов, и остальные рассыпались в стороны. Скелетообразные фигуры с медными жезлами заняли места по сторонам от своего хозяина, их бесстрастные лица ничего не выражали.

— Де Валтос! — воскликнул Барзано. — Во имя души Императора, вы понимаете, что вы наделали?

Казимир де Валтос торжествующе завопил, когда Несущий Ночь, пропитав пространство темными энергиями, наполнил его разум самыми чудовищными и отвратительными образами. Эльдарские воины отступили от него, сделав шаг навстречу Ультрамаринам, готовые с боем расчистить себе путь из кошмара, в котором они оказались.

Но Несущий Ночь жаждал пиршества, он требовал все новых душ, и тьма вокруг него кружилась и вспенивалась, словно взбиваемая невидимыми ветрами. Низкое глухое биение наполнило залу, и металлические скелетообразные воины наконец обратили свое внимание на тех, кто вторгся в покои их хозяина.

Уриэль всем телом содрогнулся от отвращения, когда стражи усыпальницы шагнули к нему, одновременно поднимая свое странное оружие. Нырнув в сторону, он перекатился по полу и рубанул цепным мечом по ногам ближайшего стража, опрокинув его на пол. Металлические воины открыли огонь по капитану Ультрамаринов.

Поднявшись на ноги, капитан Вентрис с ужасом увидел, как сержант Венасус зашатался от невидимого удара, его доспехи, расслоившись, сошли с него, как шелуха с головки лука, а за доспехами с ужасающей быстротой начала расслаиваться живая плоть Ультрамарина. Сержант упал на колени, и Уриэль видел, как сначала обнажились, а затем слезли слоями его мускулы, пока от Венасуса не осталось ничего, кроме вжавшегося в землю белого скелета.

Другой Ультрамарин тоже умер в мучениях, когда его тело расслоилось и облезло с костей под воздействием таинственного оружия стражей усыпальницы. Тут в доспехи Уриэля вцепились когтистые руки, и, повернувшись, капитан увидел позади себя металлический скелет, который он только что опрокинул на пол. И вдруг его металлические кости начали воссоединяться прямо на глазах изумленного капитана…

Вентрис взмахнул мечом и одновременно с этим всадил болт в грудную клетку металлического скелета. Тот вновь упал, но на сей раз Уриэль разметал его почти в пыль, чтобы тот не умудрился регенерировать еще раз. А тем временем вокруг творилось что-то невообразимое.

Космические Десантники сцепились с металлическими скелетами и в большинстве случаев побеждали, опрокидывая тех наземь и разнося в клочки огнем из болтеров. Сержант Леаркус разорвал одного на части голыми руками и расколотил его череп об пол.

Но большинство из поверженных смертоносных тварей поднимались вновь, не обращая внимания на раны, которых хватило бы, чтобы убить обычного человека дважды. Барзано бился рядом с Уриэлем, направо и налево разя противников своим светящимся кинжалом. Лицо инквизитора было бледным, а движения замедлялись по мере того, как боль от старых и вновь получаемых ран становилась все сильнее.

Эльдары сражались рядом с ними, и Уриэль, повергнув очередного врага, приглядывал за ксеносами, готовый броситься на них в ту же секунду, как только будет покончено со стражами усыпальницы. Предводитель эльдаров в светло-зеленых доспехах сражался и убивал с завораживающим изяществом, его топор непрерывно вращался в головокружительном вихре спиралей смерти. С каждым его ударом падал очередной механический страж, и за каждым падением следовал скрипучий вопль из темного смерча в центре залы. Но это больше смахивало на крик изумления, нежели досады.

Экскренты кусались и жалили и, подавляя врагов своего хозяина колоссальным численным преимуществом, опрокидывали их на землю. Чудовищное оружие стражей сдирало плоть с их уродливых тел, но они продолжали биться, не обращая внимания ни на боль, ни на отсеченные конечности, пока от них не оставались лишь жалкие содрогающиеся останки.

Уриэль сражался как никогда прежде, кромсая, стреляя и убивая с таким мастерством, о котором он и не подозревал. Каждое его движение было отточено до совершенства. Он увертывался от убийственных выпадов и смертоносных ударов со сверхъестественной скоростью, отбивая когтистые руки и разрубая металлические черепа.

Наконец с металлическими воинами было покончено, их сверкающие конечности и тела, разнесенные на мельчайшие куски, были разбросаны по всему полу залы. Уриэль сделал болезненный вдох, его бок. горел в том месте, где оружие стража вырвало кусок из его силовых доспехов и плоти. Запекшаяся кровь покрывала его тело и доспехи.

Воцарилось странное спокойствие. Космические Десантники и эльдары смотрели друг на друга. Несущий Ночь недвижно стоял рядом с плитой, которая покрывала его могилу; крестообразный кусок металла на ней все еще светился жутким огнем.

Барзано, прерывисто дыша, подошел к Уриэлю. Вентрис заметил, что рана на руке инквизитора вновь открылась и повязка пропиталась кровью.

Казимир де Валтос стоял в колышущейся тени Несущего Ночь, его лицо было искажено безумным ликованием.

Наведя указующий перст на Ультрамаринов, он закричал:

— Уничтожь их! Я повелеваю тебе!

К кому были обращены его слова — к эльдару или восставшему существу и его телохранителям, Уриэль не знал, но первыми пришли в себя эльдары. Они рванулись на Ультрамаринов, а их предводитель, высоко подняв топор, двинулся прямо к Уриэлю.

Взревев, Космические Десантники бросились навстречу врагам, и зала опять наполнилась грохотом и лязгом оружия.

Блокировав удар, Уриэль сделал шаг вперед и совершил резкий выпад, выставив вперед кулак, целясь им в шлем противника. Тот резко наклонился и всадил шипастую рукоять в живот капитану, в брешь его силовых доспехов.

Задохнувшись от боли, Уриэль ударил эфесом меча в спину Кешарку, отправив его на пол. Перебросив меч в другую руку, он повернулся и направил рокочущий клинок вниз.

Но его противника там уже не было. Вскочив на ноги, он послал свой топор в голову Уриэля. Последовала яркая вспышка пламени — это Барзано подставил под удар свой энергетический кинжал, а Уриэль, воспользовавшись тем, что его противник на мгновение отвлекся, нанес сокрушительный удар мечом в его голову.

Вовремя заметив опасность, Кешарк с хрустом вывернул шею, отведя голову в сторону. Жужжащие зубья клинка сорвали с него шлем, измятый металл зацепил незакрепленную кожу его лица и содрал ее с головы в брызгах крови.

Кешарк завопил от боли. Пошатываясь, он сдал назад, восстанавливая равновесие, блокировал очередной удар Барзано, отбив в сторону его клинок, и всадил свой топор в грудь инквизитора.

Топор, разрубая кости, прошел вниз через грудную клетку Барзано и вышел в фонтане крови над бедром. Барзано упал, и энергетический клинок выпал из его руки.

— Нет! — воскликнул Уриэль и занес меч над эльдаром.

Увернувшись, Кешарк поймал оружие Уриэля зазубренными крюками своего топора и выдернул цепной меч из рук капитана. Прежде чем он пошел в контратаку, Уриэль нырнул вперед, пролетел над телом Барзано и, подхватив клинок инквизитора, отразил им топор, нацеленный в его голову.

Кешарк вновь пошел на капитана Ультрамаринов. Уриэль в очередной раз отбил топор светящимся клинком. Теперь Кешарк приближался более осторожно. Кровавая маска лишенного кожи лица являла собой поистине отвратительное зрелище, было отчетливо видно каждое движение лицевых мускулов. Сплюнув сгусток темно-вишневой крови, эльдар сделал выпад, воздев топор для удара сверху вниз.

На сей раз Уриэль, вместо того чтобы отступить назад, низко нагнулся вперед, приняв удар топора на предплечье, и почувствовал, как тот пробил его доспехи. Взревев, Ультрамарин крутанулся и, ухватив эльдара за руки, врезался своим телом в чужака и рванул на себя.

Вес топора в руке Кешарка потянул своего хозяина вперед, эльдар перелетел через плечо Вентриса и рухнул на землю за его спиной. Перехватив кинжал, Уриэль изо всех сил вонзил его в нагрудную пластину Кешарка. Удар нечеловеческой силы пробил доспехи ксеноса и вошел в его сердце. Предводитель эльдаров содрогнулся, и темная кровь хлынула из его горла, а Уриэль, повернув кинжал в ране, всадил его в грудь еще раз, а затем еще и еще.

Вокруг капитана Ультрамаринов звучали вопли и боевые кличи, но Уриэль видел перед собой в центре залы лишь исступленного Казимира де Валтоса.

Вытащив кинжал из трупа Кешарка, он шагнул к человеку, пробудившему страшные силы, с которыми теперь вынуждены были сражаться Ультрамарины.

Казимир де Валтос наблюдал за кипевшей вокруг него яростной битвой с беззастенчивым наслаждением. Ему было приятно такое обилие проливающейся крови, а роящиеся в голове де Валтоса кошмары стали даже для него подлинным откровением. Разум этого человека переполняли картины резни. Всем своим существом он ощущал небывалое возбуждение, думая, что все, что он видит и чувствует, — это лишь малая частица того кровопролития, которое в состоянии устроить Несущий Ночь.

Тело того еще сформировалось не полностью, он все еще был слаб, но в то же время невероятно могуществен. Просто ли близость к этому существу наделила де Валтоса таким знанием или между ними была какая-то более глубокая связь — де Валтос не знал, да он и не думал об этом. Возможно, восставшее из ада существо признало в этом человеке родственную душу. Несущий Ночь определенно не проявлял к де Валтосу смертоносной враждебности, как, например, к эльдарам в первые мгновения после своего пробуждения.

Женщина-эльдар стояла рядом с де Валтосом. Он ощущал волны исходящего от нее страха, и было так чудесно упиваться этим чувством. Женщина упала на колени, ее кожа покрывалась волдырями и трескалась по мере того, как из ее тела высасывалась жизненная сила. Она смогла вскрикнуть лишь раз, пока Несущий Ночь не поглотил последние крупицы ее естества. Было ли это началом его превращения в бессмертного, думал де Валтос. Было ли это первой из его новых возможностей, которые он скоро проявит?

Творящееся вокруг насилие было поистине одурманивающим. Казимир де Валтос ощущал, как помноженные друг на друга ненависть и агрессия противников наполняют его своим светом, с каждым новым криком, с каждой новой каплей пролитой крови делая де Валтоса все сильнее. Так приятно пировать, наслаждаясь этим, а не холодными, безвкусными энергиями, которые поддерживали его тело эти миллионы лет!

Казимир де Валтос прищурился в замешательстве. Миллионы лет? Откуда пришла эта мысль? Внезапно он осознал, что эмоции, потоком текущие сквозь него, этот страх, этот гнев, этот ужас — все это не его собственные чувства. В нем вспыхнул гнев, когда он понял, что является всего лишь проводником чувств, которые это существо позабыло за ту вечность, что провело в уединении.

Словно прочитав его мысли, Несущий Ночь медленно повернулся к нему, и желтые впадины его глаз прожгли душу де Валтоса, добираясь до сути того, что делало его человеком.

Но Казимир де Валтос был полон решимости стать бессмертным богом, и все его мысли сейчас были лишь об этом. Сейчас, когда существо из бесконечно далекого прошлого окутало его своим мраком.

— Сделай меня таким, как ты! Я освободил тебя. Я требую бессмертия — это мое право! — вопил де Валтос, пока Несущий Ночь опускал на него тяжелый взгляд.

Он почувствовал, как этот взгляд затягивает его, и пустота этих глаз была ужаснее всего, что он мог себе вообразить. Перед мысленным взором де Валтоса в считаные доли секунды пронесся и расцвет расы этого чужака, и то, что они сотворили, и те несчастья и страдания, в которые они погрузили галактику, и то мгновение, которым было на фоне истории галактики существование человечества.

Де Валтос рухнул на колени, когда вся ничтожность его жизни затрепетала перед неописуемой безбрежностью разума этого чуждого существа. Последние хрупкие нити рассудка де Валтоса были раздавлены тяжестью столь глубокого самопознания. Это существо приручало звезды и уничтожало целые цивилизации, когда человеческая раса еще только зарождалась. Зачем он нужен ему?

— Пожалуйста, — продолжат умолять он, — я хочу жить вечно!..

Несущий Ночь сомкнул свою когтистую лапу на голове де Валтоса, его огромный черный кулак полностью вместил в себя человеческий череп. Казимир взвизгнул от ужаса при этом прикосновении, и его плоть поползла с костей, когда Несущий Ночь принялся всасывать в себя его жизненную энергию.

Черная коса рубанула по шее де Валтоса.

Он пережил краткое мгновение абсолютного ужаса, когда почувствовал свою собственную смерть, ощутил свой собственный ужас и боль как крошечный кусочек, почти недостойный того, чтобы быть поглощенным этим чудовищем. И все же этот ужас возник именно ради той смерти, которая его и породила.

Голова де Валтоса отделилась от тела.

Несущий Ночь медленно разжал свою лапу, и изуродованное тело де Валтоса с глухим стуком упало на пол. Медленно, обдуманно Несущий Ночь перевел свой взгляд на блестящий кусок металла в центре своей прежней гробницы и провел по нему жуткими, корявыми пальцами.

И в этот миг где-то в варпе серповидный звездный корабль, вызванный своим восставшим от сна хозяином, начал медленно выходить из нематериального пространства, в котором пребывал последние шестьдесят миллионов лет.

Уриэль бесстрастно наблюдал, как чуждое существо убило де Валтоса. Он ничего не почувствовал при смерти своего врага — ставки были теперь значительно выше, чем личная месть. Он должен каким-то образом уничтожить это существо или изгнать его. По крайней мере выстоять в схватке с ним.

Скелетоподобные стражи вновь выступили наперерез Уриэлю, но Ультрамарин оказался не одинок. Пазаниус, Леаркус и Дардино присоединились к нему в его броске на чужака. Из жезлов первых двух стражей вырвались потрескивающие зеленые лучи энергии. Уриэль блокировал первый луч энергетическим кинжалом и увернулся от второго. Пазаниус обстрелял одну из наступавших на Ультрамаринов тварей из болтера, откалывая от его тела куски. Леаркус тем временем всадил в живот адскому чудовищу цепной меч. Но взмах жезла сбил обоих сержантов с ног, объяв их тела зеленым огнем.

Дардино разрубил ноги одного стража энергетическим мечом, а Уриэль прыгнул на второго ногами вперед. Он попал в цель, но его мощный удар был похож на удар голым кулаком в прочную стальную стену. Страж лишь слегка качнулся, но не упал И сделал выпад, выставив вперед медный жезл. Уриэль едва успел отбить его кинжалом, но удар чужака оказался настолько силен, что отдался жгучей болью во всей руке Ультрамарина. Вскочив на ноги, Уриэль всадил энергетический кинжал в пах стражу, рубанув вверх и влево. Тот упал — нога была отрублена у бедра, а Уриэль резко ушел вниз от стремительного удара другого бесстрастного воина.

Поднявшись, Пазаниус стрелял по оставшимся стражам и сбил одного с ног — тот в граде осколков повалился на пол. Последний страж сделал шаг назад, но меч Леаркуса угодил ему в голову. Вперед вытянулась когтистая лапа существа и сбила Леаркуса с ног одним ударом. Сержант, застонав, попытался подняться.

Уриэль, Пазаниус и Дардино оказались перед устрашающей фигурой Несущего Ночь с оружием наготове. Все они ощущали накатывающие на них волны ужаса, но стойко держась перед лицом врага.

Уриэль не чувствовал ничего, кроме презрения к этому огромному монстру, вокруг которого вздымался мрак его призрачной мантии. Пара лужиц тусклого желтого цвета пульсировала во тьме там, где могла быть его голова.

Воющей черной молнией рванулась вперед из-под мантии его рука-коса — так быстро, что движение это было не заметно для глаза. Сержант Дардино хмыкнул, больше от удивления, чем от боли, когда верхняя часть его туловища соскользнула с бедер, а ноги осели на пол в лужу крови.

Пазаниус открыл по чудовищу огонь, снаряды его болтера прострочили сверкающую дорожку в кружащейся ночи вокруг фигуры чужака. Глухой смех эхом покатился по зале — болты прошли сквозь обволакивающую чужака тьму, не причинив Несущему Ночь вреда. Вновь мелькнула коса, и болтер Пазаниуса оказался рассечен на две совершенно равные половинки. Следующий удар отсек сержанту правую руку пониже локтя.

Уриэль воспользовался этим мгновением, чтобы приблизиться к чужаку, и вонзил во тьму энергетический кинжал. Он вскрикнул, когда леденящий холод объял его руку.

Жуткие когти твари прошли по низкой дуге, пробив грудь Уриэля и задев легкое. Уриэль Вентрис отшатнулся назад, повалившись спиной на могильную плиту, и на доспехах Космического Десантника появилось изображение узкого креста со сплюснутой вершиной, выжженное сверкающим металлом. Уриэля раздирала боль, терзая каждый нерв его тела. Он застонал, пытаясь подняться на ноги, и увидел, как Несущий Ночь принялся крошить его людей.

Умирающий инквизитор Барзано смотрел, как Уриэль и его боевые братья противостоят силе Несущего Ночь, несмотря на абсолютную невозможность победы. Жизнь инквизитора угасала, но он, собрав последние силы, полз к плите. Барзано ощущал мощные потоки энергии, бурлящие в зале, его мысленному взору открывались кошмарные видения, порождаемые близостью Несущего Ночь, и что-то еще…

…Беззвучный пронзительный крик, изумляющий чистотой своей цели, посланный в глубины варпа, призывающий утраченный корабль.

Этот зов был настолько мощным, что Барзано чуть ли не воочию различал расходящиеся волны силы, излучаемой оттуда, где некогда стояла могила К'тана. Или, если точнее, из сверкающего металлического талисмана, погруженного в плиту.

Арио Барзано почти терял сознание, но все же пытался ползти по полу. Он бессильно застонал, увидев, как упал Пазаниус и длинные когти Несущего Ночь легко пробили доспехи Уриэля.

Инквизитор почувствовал, как стремительно жизнь покидает его, и отчаянно цеплялся за нее. Там, где жизнь, — там есть место надежде. Он увидел, как Уриэль поднимается с могильной плиты, и понял, что у него еще осталась одна, последняя, возможность.

Уриэль зарычал от ярости, видя, как Несущий Ночь без всяких усилий безжалостно убивает его людей. Понимая, что у них нет никаких шансов одолеть это невероятное существо, Ультрамарины тем не менее мужественно продолжали противостоять ему, отказываясь сдаваться.

Жуткий рев, подобный грохоту рушащейся скалы, эхом прокатился по зале; и, вздрогнув, Уриэль понял, что тварь издевается над ними, она не намерена убивать их, во всяком случае, быстро.

Огненная ярость словно подлила масла в огонь его решимости, и капитан Ультрамаринов поднялся на ноги, рыча от гнева и боли. Подобрав выпавший из его рук кинжал, он захромал было вперед, но тут же застыл на месте, почувствовав внезапный и мощный призыв. На мгновение он подумал, что это опять адское вмешательство Несущего Ночь. Но затем он уловил в этих мыслях что-то дружеское, знакомое.

Повернувшись, Уриэль увидел, что на него смотрит инквизитор Барзано, с лица которого ручейками стекал кровавый пот, а вены на шее вздулись, как стальные тросы.

Металл, Уриэль, металл! Металл…

Эта мысль исчезла почти сразу же, как только появилась в его голове, но Уриэль понял, что инквизитор отдал всего себя, чтобы только быть услышанным, и он не позволит, чтобы жертва Арио Барзано была напрасной.

Уриэль Вентрис упал на колени возле плиты, сияние металла было просто ослепительным. Он чувствовал его жар сквозь перчатки своих доспехов. Что же делать? Что делать? Стрелять в него, колоть? Крики боли и ярости подсказали капитану решение.

Уриэль из последних сил всадил энергетический кинжал между камнем плиты и сияющим металлом. Ощутив изменение в потоках энергии, наполняющих залу, он поднял взгляд и увидел огромную фигуру чужака, нависшую над Ультрамаринами: двое боевых братьев были насажены на его когти.

Вентрис налег на инкрустированную рукоять кинжала, ощущая, как гнется клинок. Ультрамарину не хватало силы, чтобы извлечь металл из плиты.

Несущий Ночь отшвырнул Космических Десантников в сторону и повернулся, свирепо сверкнув глазами в окружающую его мглу. Уриэль ощутил его бешенство и гнев: неужели какой-то выскочка — его добыча — посмел вмешаться в его дела?

Разум Несущего Ночь прикоснулся к мозгу Космодесантника с яростью, от которой некогда гасли звезды, и Уриэль впустил ее, почувствовав, как чудовищное неистовство Несущего Ночь пронзает все его тело, ощущая, как эта ярость придает ему силы.

Ненависть Уриэля к этому существу слилась с его яростью, и он использовал возникшую вследствие этого силу, употребив ее всю, чтобы извлечь металлический крест из плиты.

Крест зазвенел по полу усыпальницы, и Несущий Ночь зарычал в невыразимом бешенстве, когда была прервана связь с его убивающим звезды кораблем. Этот корабль вновь был отброшен в призрачные, нематериальные глубины варпа. Схватив блистающий металл, Уриэль отполз назад. Он вцепился в свой гранатный раздатчик, в то время как Пазаниус прыгнул на Несущего Ночь.

Небрежное движение лапы с кошмарными когтями-и Пазаниус растянулся на полу, но атака сержанта-ветерана дала Уриэлю тот шанс, в котором он так нуждался. Когда Несущий Ночь ринулся к нему, Уриэль поднял вверх сияющий крест с прикрепленной к нему гранатой.

Уриэль сомневался, что Несущий Ночь имел какое-нибудь представление о том, что такое мелта-граната, но он поймет, что эта граната способна сделать.

Существо поднялось во весь свой рост, широко растопырив чудовищные лапы, его желтые глаза уставились на Уриэля.

Уриэль расхохотался в лицо монстру, ощущая, как кошмарная сила чужака давит на его череп. Видения смерти бурлили в его сознании, но это не ужасало воина Императора. Он почувствовал, что существо оцепенело. Значит, одержать над ним победу было в силах Ультрамаринов.

Вокруг тела кошмарного существа вновь закружилась тьма, но Уриэль безжалостно протянул свободную руку к руне взрывателя. Несмотря на боль и мучительные видения, он улыбался.

— Ты быстрый, — прошептал Уриэль, — но не настолько-Несущий Ночь навис над капитаном Ультрамаринов, сгибая когтистые пальцы в такт рокочущему биению своего сердца. Уриэль ощущал, как сила и ярость монстра физически сжимаются вокруг него, но он также почувствовал и кое-что еще.

Тревогу? Сомнение?

Та связь, которую установил между ними Несущий Ночь, дала Уриэлю возможность немного — самую малость — понять это совершенно чуждое существо, и он внезапно осознал, что, несмотря на ту бойню, которую оно устроило, это была лишь ничтожная часть его подлинного могущества. Оно все еще было очень слабым и нуждалось в питании. Капитан понял, что каждая проходящая секунда вливала в тело Несущего Ночь свежие силы, а силы он черпал в жизненной энергии, которой изобиловало это место.

У него есть возможность одолеть чужака. Он понял это и спокойным голосом произнес:

— Это место наполнено взрывоопасными газами, и, если я взорву это устройство, ты окажешься похороненным под десятикилометровой толщей камня. Я не знаю ни кто ты, ни откуда пришел, но одно я знаю точно: ты еще недостаточно силен, чтобы пережить это. Ты можешь представить себе еще шестьдесят миллионов Лет в ловушке под поверхностью этого мира, без ничего, что поддерживало бы тебя? Ты будешь уничтожен. Ты этого хочешь? Если ты можешь проникать в разум людей, знай это. Я уничтожу нас всех, прежде чем позволю тебе заполучить корабль.

Давление на разум Уриэля усилилось, и он ослабил мысленный барьер, позволяя твари увидеть свою непоколебимую решимость. Когти чудовища скребли воздух, тьма вращалась вокруг смутно угадываемого тела, а ярость его сотрясала залу. Стены покрылись трещинами, сквозь которые сыпался красный песок Павониса.

Уриэль смотрел, как покров тьмы вихрем закрутился вокруг тела Несущего Ночь, взметнувшись вверх и над ним, словно темный кокон, собирая по зале и втягивая в свою свирепую орбиту вдребезги разбитые останки его стражей.

В последний раз Уриэль увидел Несущего Ночь, и желтые глаза поглотила расползающаяся тьма его призрачного савана. Зала наполнилась чудовищным шипением, черный вихрь рванулся вверх, ударив в золотую верхушку потолка и расколотив ее на тысячу кусков.

Затем он исчез.

Уриэль опустил руку, его разум был ясен, как погожий летний день, — гнетущая тяжесть чудовищного разума Несущего Ночь исчезла. Ультрамарин улыбнулся, хотя видеть искромсанные тела своих боевых братьев ему было совсем не весело, но первозданная чистота и прозрачность его разума, освобожденного от кошмарных видений, была столь прекрасна, что светлая улыбка невольно озарила лицо Ультрамарина.

Уриэль Вентрис опустил крест, поверхность которого теперь была холодной и безжизненной, и пополз к Арио Барзано, который неподвижно лежал в большой луже крови. Встав на колени перед инквизитором, Уриэль взял его за руку в поисках пульса и чуть не засмеялся от облегчения, почувствовав его слабое биение.

— Приведите апотекария Селенуса!

Веки Барзано затрепетали, глаза открылись, и он улыбнулся — его обостренные чувства также были свободны от видений Несущего Ночь.

— Он исчез? — сквозь раздирающие его легкие кашель спросил инквизитор.

Уриэль кивнул:

— Да, он исчез. Ты удерживал его столько, сколько нужно.

— Нет, Уриэль, я лишь указал способ. Ты одержал над ним победу. — Барзано содрогнулся — жизнь покидала его тело. — Вы здорово все сделали, я горжусь всеми вами. Вы…

Инквизитор зашелся в новом приступе кашля, и его тело содрогнулось, кровь брызнула из раны с новой силой.

— Апотекарий! — вновь крикнул Уриэль.

— Губернатор… — выдохнул Барзано сквозь стиснутые зубы. — Присмотри за ней, она доверяет тебе. Она послушает тебя… Другие тоже… Ей понадобятся твои советы и поддержка. Сделаешь это для меня, Уриэль?

— Ты же знаешь, я все сделаю, Арио.

Инквизитор Барзано кивнул, медленно закрыл глаза и умер на руках Уриэля.

Забрав с собой тела павших боевых братьев, Ультрамарины покинули усыпальницу Несущего Ночь. Кроме них единственным выжившим в этой бойне был Вендаре Талун, вовремя потерявший сознание. Только это спасло его от безумия, в которое повергли бы его видения Несущего Ночь. Уриэль лично отконвоировал предателя к подъемнику. Но сила, в общем, и не понадобилась — Талун был совершенно разбит. Как это ни раздражало Космического Десантника, ему пришлось протянуть предателю респиратор, чтобы тот не отдал концы, наглотавшись газов и избежав таким образом справедливого наказания за свои гнусные деяния.

Вместе с павшими смертью храбрых Десантниками Уриэль забрал также и крест, который выдрал из могильной плиты. Его мерцающая поверхность была все такой же безукоризненной, несмотря на то что Уриэль приложил все силы, чтобы отодрать его от крышки саркофага. Этот кусок металла отправится на Макрэйдж, чтобы быть навсегда захороненным в глубочайшем склепе высоко в горах.

Когда люди Уриэля собрались в вагоне подъёмника, капитан Ультрамаринов передал Талуна на попе-чение бледного Пазаниуса и приказал:

— Ждите.

Сам же поплелся обратно в усыпальницу, по до-роге вспоминая лица тех, кого потерял в этой битве. Потери оказались велики, но Уриэль знал, что все эти жертвы были не напрасны. Стоя в одиночестве в усыпальнице чужака, он смотрел, как сыпется в залу песок Павониса, понимая, что скоро эта комната будет захоронена вновь. Но Уриэлю было нужно большее.

Встав на колени, он положил связку мелта-гранат на плиту, из которой вытащил крест, и установил таймеры.

Как он и обещал Несущему Ночь, это нечестивое место будет навсегда похоронено под десятью километрами скальной породы.

Повернувшись, Уриэль устало зашагал прочь из усыпальницы.

Вендаре Талун был казнен через три месяца после битвы в Тембра Ридж. На открытом процессе он признался в заговоре с Казимиром де Валтосом, убийстве своего брата и куче других ужасных преступлений, совершенных в то время, когда он был главой картеля Талун. Его, рыдающего и грязного, вывели на разбитую площадь Освобождения, где и повесили на вытянутой руке статуи Императора.

Но все это было потом, а до этого состоялось еще несколько сражений, прежде чем на Павонисе было окончательно восстановлено Имперское правление, большинство стычек — между рассорившимися подразделениями ПСС, приверженность которых картелям превзошла чувство преданности делу, за которое они, по идее, и должны были бороться. Лишенные своих предводителей, сторонники картелей вскоре вернулись к присущим им предрассудкам и подозрениям.

Когда смерти Соланы Верген, Тарина Хонана, Казимира де Валтоса и Бошампа Аброгаса стали достоянием общественности, картели были ввергнуты в смятение и парализованы.

19

ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ…

Командиры батальонов, которым удалось восстановить в своих подразделениях некое подобие порядка, вернулись в казармы — ожидать возмездия. Но танкам и солдатам картеля Шонаи все-таки пришлось принять несколько сражений, чтобы люди, нарушившие клятву верности, предстали перед правосудием.

Но после того, как «Горе побежденному» оказал поддержку Шонаи в атаке на казармы войск, финансируемых картелем де Валтоса, и обрушил на них разрушительный огневой вал с орбиты, белые флаги капитуляции стали с неимоверной быстротой появляться над цитаделями всех ее врагов. А уж когда перед ними возникали танки картеля Шонаи, они сдавались в плен, не рискуя даже вступить в бой. Крейсер Ультрамаринов также разыскал поврежденный корабль эльдаров и, к великому удовлетворению лорда адмирала Тибериуса, распылил его на атомы, когда тот попытался покинуть систему Павониса.

Микола Шонаи вернулась на Павонис вместе с Лортуэном Перджедом. Их сопровождали Ультрамарины, силовые доспехи которых были к этому времени восстановлены, а раны обработаны (хотя Техно-десантники Ордена так никогда и не смогли удалить крест, выжженный на спине доспехов Уриэля).

Когда губернатор заняла свое законное место в Палате Благочестивого Общения после казни Венда-ре Талуна, крики одобрения и поддержки неслись в ее адрес со всех концов зала.

Уриэль сидел на мраморной скамье, поверхность которой была потрескавшейся и выщербленной. Это был единственный уголок дворцовых садов, избежавший разрушения от артобстрела и взрыва подземного арсенала. Пазаниус ожидал своего командира у дальнего входа в сад, крепко сжимая болтер своей новой, бионической рукой.

Газон был недавно подстрижен, и благоухание свежескошенной травы напоминало Уриэлю о горах Макрэйджа. Простой надгробный камень стоял на месте последнего упокоения инквизитора Арио Барзано. Под его именем ровными буквами была высечена короткая надпись:

Каждый человек — это искра во тьме. Пусть все мы будем гореть так же ярко.

Уриэль высек эту надпись сам, он надеялся, что Барзано одобрил бы эти слова.

Капитан Ультрамаринов поднялся на ноги, когда Микола Шонаи вошла в сад. Раны, которые получил капитан, сражаясь в недрах планеты, уже заживали, но пройдет еще несколько недель, прежде чем отважный воин полностью оправится.

Волосы Шонаи рассыпались по плечам, в руках она сжимала маленький венок из живых цветов.

Губернатора сопровождали три телохранителя, которые остановились на почтительном расстоянии, когда Микола приблизилась к надгробию.

Кивнув Уриэлю, она преклонила колени перед могилой, бережно положив цветы на камень. Встав, она оправила складки на длинном платье и повернулась к капитану.

— Капитан Вентрис, я рада вас видеть, — улыбнулась Микола, присаживаясь на мраморную скамью — Прошу вас, посидите со мной немного.

Уриэль присоединился к губернатору, и они несколько минут сидели, не решаясь произнести ни слова. Никто из них двоих не желал нарушать царившее спокойствие. В конце концов Шонаи склонила голову к Уриэлю:

— Итак, сегодня вы уезжаете?

— Да. Наша задача здесь выполнена, и теперь для поддержания порядка на Павонисе более чем достаточно Имперских сил.

— Да, это так, — печально согласилась Микола Шонаи. Транспортные корабли Имперской Гвардии прибыли четыре дня назад, и солдаты и танки сорок четвертого полка Лаврентийских Гусар превратили город в военный лагерь. Также прибыли корабли Адептус Администратум и Адептус Министорум. Они займутся восстановлением политической и духовной стабильности на Павонисе.

Священники и исповедники заполонили улицы города, их голоса были слышны повсюду. Но говорили не только они: раскаявшиеся горожане взволнованно приносили священникам обеты благочестия и преданности Императору.

По рекомендации Лортуэна Перджеда Администратум разрешил Шонаи остаться в должности губернатора Павониса на третий срок при условии, что по окончании его она больше никогда не будет баллотироваться ни на какую политическую должность. Лортуэн Перджед был назначен постоянным наблюдателем Администратума на Павонисе, сменив проявившего преступную халатность Баллиона Варле, которого Дженна Шарбен, единственный уцелевший арбитр во Вратах Брэндона, арестовала и казнила.

Мятежники из ПСС, окруженные войсками картеля Шонаи, сейчас препровождались на только что прибывший специальный корабль для преступников, направляющийся в военные зоны Сегментум Обскурус.

Будущее Павониса было обеспечено, но планета больше не будет автономно управляться картелями. Правительственная система Павониса была признана несовершенной, и теперь он будет находиться под бдительным присмотром Администратума.

Уриэль понимал разочарование Шонаи. Она прошла через худшее испытание в своей жизни, и теперь, когда ей удалось одержать окончательную победу, она лишилась всего.

— Я собиралась прийти сюда раньше, — объяснила Шонаи, глядя на могилу, — но не была уверена в том, что я почувствую что-нибудь.

— Почему?

— Тем, что мой мир выжил, я обязана вам и Арио, но, если бы все сложилось по-другому, он уничтожил бы Павонис и убил все, чем я дорожу.

— Да, но он этого не сделал. Он отдал свою жизнь, защищая вас и ваш мир. Помните его за это.

— Да. Поэтому я пришла сюда сегодня. Я чту его память и сделаю так, чтобы его, как героя Павониса, запомнили на моей планете навсегда.

— Думаю, ему бы это понравилось, — усмехнулся Уриэль. — Это потешило бы его тщеславие. А оно у него, если вы помните, было велико.

Улыбнувшись, Шонаи потянулась, чтобы поцеловать Уриэля в щеку:

— Благодарю вас, Уриэль, за все, что вы сделали для Павониса. И для меня.

Уриэль кивнул, польщенный столь теплыми словами губернатора. Заметив серьезное выражение на ее лице, он спросил:

— Чем вы займетесь, когда подойдет к концу ваше время в должности губернатора?

— Пока я не думала об этом, Уриэль. Наверное, чем-нибудь спокойным, — засмеялась она, вставая и протягивая руку Вентрису.

Капитан тоже поднялся со скамьи и принял протянутую ему руку. Тонкие пальцы Шонаи утонули в его ладони.

— Прощайте, Уриэль. Желаю вам всего хорошего.

— Благодарю вас, губернатор Шонаи. Да пребудет с вами Император!

Микола Шонаи улыбнулась и ушла, исчезнув в разбитом здании дворца.

Оставшись один перед могилой Барзано, капитан Вентрис резко встал по стойке «смирно». Он отдал честь могиле инквизитора и дважды ударил кулаком в нагрудную пластину.

Потом он повернулся на каблуках и зашагал к выходу из сада, где Пазаниус ожидал своего капитана, сгибая незнакомые сухожилия своей новой, механической руки. Огромный ветеран смотрел, как приближается его командир.

— Все еще не те ощущения, — пожаловался он.

— Скоро ты привыкнешь, друг мой.

— Полагаю, что так, — проворчал Пазаниус.

— Люди готовы к отправлению? — спросил Уриэль, меняя тему.

— Да, твои воины готовы к возвращению домой.

Уриэль улыбнулся тому, как Пазаниус бессознательно произнес «твои воины». Положив руку на эфес энергетического меча Айдэуса, он сжал кулак над его золотым черепом.

Когда с мятежом было покончено, он обыскал поле боя возле тюремного комплекса, разыскав в конце концов сломанный меч. Он собирался отремонтировать оружие, но почему-то не сделал этого. До сих пор он не понимал почему.

Раньше это оружие было символом, материальным воплощением одобрения его назначения на должность командира Четвертой роты капитаном Айдэусом. Но теперь, в суровом испытании битвой, Уриэль доказал свою отвагу и больше не нуждался в таком символе. Это был последний дар Айдэуса Уриэлю, и Вентрис знал, что этот меч найдет почетное место в усыпальнице Ордена.

Командир Четвертой роты Космических Десантников капитан Уриэль Вентрис выкует свой собственный меч — так же как он выковал в бою свою Роту.

Теперь это его Рота. Он больше не находился ни в тени Айдэуса, ни в тени своего прославленного предка, он шел своим путем.

Капитан Ультрамаринов Уриэль Вентрис повернулся на каблуках и вместе с Пазаниусом зашагал к городским стенам, где Ультрамаринов ожидал «Громовой Ястреб».

— Пойдем, друг мой. Пора отправляться домой, — сказал Уриэль.

Эпилог

А в это время в семидесяти тысячах световых лет от Павониса звезда, известная имперским звездным картографам как Сайкло, вошла в последнюю фазу своего существования. Это был красный гигант порядка девяноста миллионов километров в диаметре; он светил более восьмисот миллионов лет. Он мог бы гореть, наверное, на протяжении еще пары сотен миллионов лет, если бы не огромная черная фигура, силуэт которой четко вырисовывался на фоне огненной фотосферы звезды. Этот монстр, словно гигантский спрут, выкачивал из звезды остатки ее колоссальной энергии.

Обычно звезда вырабатывала сверхмощную энергию, сжигая водород с гелием в ходе реакции ядерного синтеза глубоко в своих недрах, но ее ядро больше было не в состоянии генерировать необходимые элементы.

Электромагнитные поля и струи плазмы образовали колышущийся ореол блистающего света, который лился со звезды пульсирующими волнами.

Поглощая его, Несущий Ночь вновь обретал силу на орбите умирающей звезды.

Левиафан

Звон ударов молота сотрясал стены кузницы. Раскаленный воздух дрожал и плавился. Обливаясь потом, Уриил узким плоским молотом обковывал раскаленную докрасна стальную заготовку по всей длине лезвия, скругляя края, чтобы избежать перегибов металла, когда придет время вытягивать меч. При этом важно было поддерживать постоянную температуру. Если сталь перегреется, при остывании связь между кристаллами сплава ослабнет и лезвие станет хрупким. При слишком низкой температуре сталь, напротив, начнет затвердевать, на клинке появятся надломы и трещинки.

Убедившись, что металл готов к вытягиванию, Уриил поместил будущий меч на наковальню под определенным углом и начал обрабатывать один из краев, частыми ударами молота выправляя неровности. Затем он переворачивал лезвие и повторял те же действия с другой стороны.

Натруженные за день мышцы ныли, горячий пар с каждым вздохом обжигал легкие, а над стенами кузницы в ночном небе мерцали звёзды, теплый ветер доносил ароматы хвои из вечнозеленых высокогорных лесов.

Уриил не спал уже шесть дней кряду. У него никогда раньше не было столько дел на Макрагге. Большую часть дня он тратил на реорганизацию четвертой роты после экспедиции на Павонис и прием новичков из резервных рот, однако капитан твердо решил оставить время и на работу в оружейной кузнице.

Нужно было успеть закончить меч до утра. Четвертая рота вновь получила приказ выступать к месту боевых действий. На этот раз ей предстояло отправиться в далекую систему Тарсис Ультра, и Уриил непременно должен был завершить клинок до отбытия.

Сразу по возвращении с Павониса Уриил заключил металлический крест из гробницы Несущего Ночь в самый дальний склеп под крепостью Геры. Металл, извлеченный из гробницы К'Тан, оказался абсолютно инертным — его не распознавали никакие приборы. Ни механическое воздействие, ни жар плавильной печи, ни другие методы никак не влияли на, казалось бы, обычный гравированный кусок серебра. Отнятый у чудовищного хозяина, он стал лишь военным трофеем, и все же такие артефакты опасно оставлять без присмотра, и вряд ли для него нашлось бы более безопасное место, чем крепость Геры. Удостоверившись в том, что крест Несущего Ночь надежно сокрыт в склепе, Уриил отнес расколотый клинок капитана Идея в наиболее почетный реликварий ордена. Космодесантник по-прежнему оплакивал гибель своего командира и наставника, чье место теперь сам занимал во главе четвертой роты.

Идей научил его многому, в том числе бесценному умению мыслить за рамками «Кодекса Астартес» — священной книги, собственноручно написанной примархом Ультрадесанта Робаутом Гиллиманом. Уриил никогда бы не отступил от священных догматов, но сердцу его дорога была мысль, что порой можно следовать духу «Кодекса», даже когда это противоречит его букве. Пазаний, старый верный друг еще с учебной скамьи, безоговорочно воспринял его новое назначение, тем более Уриил перенял довольно вольную манеру командовать ротой у прежнего капитана Идея. Практичный сержант осознавал, что порой необходимо что-то менять, следуя духу времени. Другой ветеран-сержант, Леарх, откровенно не одобрял подобную практику. Для него, безукоризненно выполнявшего все приказы Уриила, как и предписывал «Кодекс», сама возможность отклониться от учений примарха оставалось за пределами понимания.

Неотступное соблюдение буквы «Кодекса» никогда раньше не подвергалось сомнению. Порой Уриил терзал себя вопросами: «Верное ли решение я принял тогда на Павонисе? Возможно, удалось бы спасти больше жизней, не прояви я инициативу?..»

«Нет», — решил Уриил. Не вмешайся он тогда, весь Павонис сгорел бы в огненной буре Экстерминатуса, как того хотел инквизитор Барзано, — «Я поступил верно. Милосердие — не порок». И все же… куда приведут такие шаги? Разве многие Ультрадесантники не сочли бы его путь дорогой ереси? Не следует ли он по стопам тех, кто несколько тысячелетий назад, обернувшись против Императора, принял сторону предателя, искренне веруя, что поступает правильно? Сколько из них пали, даже не успев осознать свою ошибку? Должна же быть золотая середина. Если так, он непременно найдет ее, хотя бы во имя светлой памяти капитана Идея.

Гоня прочь тягостные раздумья, Уриил поднял горящий клинок, проверяя его длину и балансировку. Довольный результатом, он выбрал молот поменьше со столика, на котором лежали разнообразные инструменты: клещи, долота, напильники и точильные камни, и начал сравнительно несложный, но трудоемкий процесс обработки краев лезвия. Капли пота, скатываясь со лба, шипели на раскаленном металле. Уриил счел правильным, что его пот станет частью клинка, и продолжил бить молотом по направлению от острия к рукояти, время от времени переворачивая меч, чтобы выпрямить лезвие.

Обычно оружейники использовали специальные метрикуляторы, чтобы измерить прямоту клинка, но Уриил доверял собственному чутью. Наконец он поднял меч с наковальни и, держа оружие перед глазами, внимательно осмотрел его, чтобы проверить, не осталось ли перегибов и неровностей. Не обнаружив недостатков, он разворошил горящие угли в горне и погрузил туда меч.

Пока клинок раскалялся, Уриил вытер пот со лба и прошел через кузницу к стоящей у входа старой рабочей скамье. Там его ждал кувшин с ледниковой водой. Уриил поднес его к губам и с наслаждением отпил. Вода, простоявшая возле кузни весь день, нагрелась от жара печей, но все равно приятно освежала. Одним залпом осушив кувшин, Уриил вернул его на скамью и посмотрел в мерцающее мириадами звезд небо, отрешившись от мерного стука молотов и ритуального пения мастеров-оружейников, доносящегося из другого конца кузни. Впервые после роковой встречи с Несущим Ночь он был почти счастлив работать в кузнице, ощущать боль в натруженных мышцах, вдыхать свежие ароматы Макрагга… Уриил прикрыл глаза, пытаясь прогнать из памяти страшное видение инопланетного монстра. Он по-прежнему часто просыпался ночью с привкусом крови на губах от чудовищных видений жестоких расправ. Демонические помыслы грязной твари отравляли его сны. Лежа на жесткой кровати в своей келье, он ощущал запах горелой плоти. Стоило закрыть глаза, как космодесантник вновь видел оторванные конечности, вывалившиеся внутренности и расчлененные тела. И каждая изуродованная с маниакальной извращенностью жертва смотрела на него с ненавистью, словно говорила: «Это сделал ты! Ты и подобные тебе погубили нас в бесчисленных битвах и оставили гнить на тысячах миров». Сотни, тысячи окружали его, и сверхчеловеческих сил Уриила не хватало, чтобы справиться с ними. Они с остервенением рвали его плоть, он истекал кровью, и лишь когда они запускали грязные ногти ему в глазницы, он просыпался, вскакивая с застывшим в горле криком. Содрогнувшись, Уриил постарался отогнать прочь воспоминание о древнем боге, вернулся к углям и вынул из огня раскаленный меч. Клинок светился желто-красным, и космодесантник решил, что меч готов. Остывающий металл сердито зашипел, погружаясь в корыто с водой и маслом.

Взгляд Уриила упал на завернутый в бархат предмет, лежащий на рабочей скамье, и улыбка озарила лицо воина. Когда извлеченный из воды клинок остыл, космодесантник раскрыл ткань и достал золотую рукоять, когда-то бывшую частью силового меча капитана Идея. В процессе закалки своего клинка он словно чувствовал одобрительный взгляд покойного капитана. Рукоять хранилась в реликварии ордена, пока Марней Калгар, лорд Ультрамара, не даровал её Уриилу в награду за успехи на Павонисе. Ультрадесантнику больше не нужен был меч покойного капитана в доказательство нового статуса, но Калгар решил, что этот воин достоин обладать такой ценной реликвией.

К утру меч будет готов: лезвие отточено, а клинок отполирован до блеска. Тогда Уриил отнесет его в капеллу к Кассию, чтобы тот осветил и окропил оружие водой из водопадов Геры, что в долине Лапонис. После почтенный капеллан будет молить духов битвы вложить свой гнев в это орудие мести.

Уриил взмахнул мечом. Клинок лежал в руке так хорошо, словно служил ее продолжением.

* * *

Определить, что за существа создали корабль, послуживший основой этому космическому скитальцу, не представлялось возможным. Многовековая наледь и межпланетный мусор, скопившись на его поверхности, похоронили под многокилометровой толщей льда и металла его первозданную форму. Очевидно, что относительно недавно он побывал у орков. Зеленокожие варвары дополнили его на свой вкус разнообразным хламом и кусками арматуры, неизвестно как попавшими к ним в руки.

Ржавые балки беспорядочно торчали из корпуса в разные стороны. Топорно сработанные железные ящики непонятно как держались на этой груде металла. В длину вся конструкция достигала порядка семи километров. Разнообразный металлический хлам, кружась, высыпался из нее, словно внутренности из распоротого брюха.

В некотором роде орочью инженерную мысль можно считать чудесным сочетанием наивной незатейливости и слепой удачи, хотя ни один представитель Адептус Механикус этого ни за что не признает. Возраст судна также не поддавался определению. Возможно, оно дрейфовало в глубинах космоса десятки тысяч лет, прежде чем орки обнаружили его… или оно орков. Как таким воинственным дикарям пришла в головы сама идея выхода в космос, не то, что пилотирования чего-либо более или менее серьезного, остается загадкой, ставящей в тупик любого жреца Бога-Машины. Тот факт, что орочьи громоздкие и неуклюжие конструкции вообще способны оторваться от земли, опровергает все физические законы. Невзирая на абсурдность самой затеи, как только орки посчитают, что их творение готово бороздить космос, они набиваются в него битком, вокруг создается силовое поле, сохраняющее кислород, и громадина отправляется в полет наобум, без какого-либо заранее проложенного курса. Скиталец дрейфует в глубинах космоса неопределенно долгое время, иногда ныряя в глубины варпа, несомый по гиперпространству неизведанными течениями и завихрениями потоков энергий. Где и когда такие корабли вынырнут обратно в реальный космос, если это вообще произойдет, заранее предположить невозможно.

Если оркам крупно повезет, скиталец окажется вблизи какой-нибудь обитаемой планеты, а если повезет еще чуть больше, рухнет на нее. Сильнейший из выживших при крушении вождей поведет остальных в своего рода крестовый поход под названием Вааагх!

Назвать такую манеру путешествовать непродуманной — это сильно польстить оркам.

Приближение космического скитальца к населенной планете всегда считалось недобрым знаком, а его уничтожение становилось проблемой первостепенной важности. Задача взять судно на абордаж и уничтожить изнутри ложилась на плечи Адептус Астартес, величайших воинов человечества.

Этот скиталец, условно названный «Прощай, достоинство», не был исключением. Как только он пересек орбиту Барбаруса Прайм, девятой планеты системы Тарсис Ультра, из-за солнечного диска грациозно выплыл корабль с зубчатыми турелями и похожей на готический собор командной рубкой. Его сопровождала эскадра из трех судов «Аркс прэтора» в полной боеготовности. Закаленный в битвах ударный крейсер Ультрадесанта «Вэ Виктус» приготовился вступить в сражение.

* * *

На командирском помосте ударного крейсера "Вэ Виктус" лорд-адмирал Лазло Тиберий оторвал взгляд от данных на пиктопланшете.

— Филот, вы уже вывели на экран сюрвейера расчетные данные для поражения цели?

— Так точно, сэр, — ответил Филот. — Объявить боевую тревогу?

— Да, всем занять свои места, — подтвердил Тиберий, спускаясь с помоста к обрамленному камнем навигационному столу с курсопостроителем, где его уже ожидали капитан Уриил и старший офицер локационной службы. Адмирал почесал лысый, исчерченный шрамами затылок, изучая диспозицию, курс и скорость неприятеля.

— Какие будут предположения?

— Ну, он дрейфует, — ответил Филот, — по крайней мере, судя по скорости, двигатели не включены. И он огромный, это уж точно. Неудивительно, что силы планетарной обороны Тарсис Ультра с ним не справились. Что касается маршрута, по всей видимости, корабль направляется в сторону планеты Хорделис. Если он не изменит курс, то беспрепятственно выйдет за пределы системы.

— Нельзя полагаться на волю случая. Нам следует считать его потенциальным противником, пока мы не убедимся в обратном, — добавил Уриил.

— Согласен, — ответил Тиберий. — Каким образом он появился в этой системе? Через варп-прыжок или просто на дрейфе?

— На дрейфе, — сообщил Филот, — он вошёл в зону наблюдения из галактической плоскости приблизительно пять месяцев назад. Эта область безлюдна, поэтому некому было сделать пикт. Лишь когда он прошёл в достаточной близости от поста Траен, тамошние адепты смогли более точно определить его местоположение.

— Черт бы его побрал, — прошипел Тиберий. — Они не сообщили, откуда его принесло?

— Старший магос полагает, что он прибыл из области космоса, контролируемой орочьим вождем, известным как Архизверг Октарий, — ответил Филот.

— Лорд-адмирал, как вы считаете, — спросил Уриил, — это может быть авангард орочьего нашествия?

— Это маловероятно, — сказал Тиберий.

— Почему вы так думаете?

— Будь это вторжение, судов было бы больше, Уриил. Орки не нападают поодиночке — они атакуют всем скопом, зеленокожей волной, сметающей все на своем пути. Помните отчеты о нападении на Армагеддон?

Уриил и Филот кивнули, и капитан продолжил.

— Командование сегментума Бакка предупреждает об участившихся случаях миграции орков из района Архизверга, но стратеги полагают, что они слишком раздроблены, чтобы считаться вторжением, и я склонен с этим согласиться.

— Но если это не нападение, тогда что здесь делает этот скиталец? — спросил Уриил.

— Трудно сказать: с зеленокожими никогда ничего нельзя знать наверняка. В командовании сектора полагают, что орки, как это ни странно, бегут от чего-то.

— Полагаете, что на борту могут быть орки?

— Да, — ответил Тиберий, указывая на колонки меняющихся цифр на экране, — но вряд ли они живы. В целом показатели в норме, но температура на борту, вероятно, слишком низкая. Также маловероятно, что на корабле достаточно кислорода, чтобы кто-либо мог там выжить, даже орки. Возможно, то, что мы с вами сейчас наблюдаем, — лишь осколок чего-то более крупного. Нужно это выяснить.

— Есть предпосылки к чему-то необычному? — спросил Уриил Филота.

— Нет, но пока рано судить.

Тиберий кивнул.

— Продолжайте следить за ним, мы должны быть готовы к любым сюрпризам.

— Так точно, сэр.

— Расстояние до цели?

— Девять тысяч километров, лорд-адмирал.

На дисплее перед Тиберием замигал зеленый значок, обозначающий, что «Громовые ястребы» в носовом отсеке готовы к вылету. Повреждения, полученные от корабля эльдар на пути к Павонису, были залатаны в орбитальных доках Калта, и ударный крейсер «Вэ Виктус» вновь пребывал в полной боеготовности. Капитан нажал на мигающий значок, подтверждая, что информация принята.

— Уриил, я хочу, чтобы твои люди были готовы к вылету не позднее, чем через час.

— Будет исполнено, лорд-адмирал.

— Разместите подрывные заряды и как можно быстрее убирайтесь оттуда, Уриил, — приказал Тиберий, — не надо охотиться за археотехами, просто уничтожьте эту штуковину.

— Вас понял, лорд-адмирал. Не думаю, что у нас возникнут сложности, но мы будем готовы ко всему, — заверил Уриил.

* * *

Массивные каменные арки поддерживали крестовые своды потолка пускового отсека, воздух наполнился запахом топлива и благовоний. Три «Громовых ястреба» стояли на пусковой площадке с ревущими двигателями. Пилоты готовились к вылету. Технодесантники хлопотали вокруг машин, смазывая бронированные бока священными мазями и удаляя предохранительные чеки из ракетных установок под крыльями. Все действия сопровождались чтением соответствующих молитв.

По палубе застучали бронированные ботинки: Ультрадесант вновь готовился нести свет Императора во мрак. Технодесантники вместе с инженерными сервиторами читали мантры и чертили руны для поднятия боевого духа кораблей. По опущенной рампе сновали сервиторы, загружавшие ящики с боеприпасами, оснащением и подрывными снарядами, предназначавшимися для разрушения скитальца. Пилоты и технодесантники осматривали корпуса кораблей, проверяя, все ли люки задраены. Уриил не без гордости наблюдал за приготовлениями. Его грела мысль о том, что рота вновь отправляется на боевое задание. Слишком много времени прошло с Павониса, и его воинам не терпелось вновь проявить себя в бою.

Рука Уриила сжала рукоять силового меча, еще не познавшего битвы. Несмотря на то что космический скиталец, по всей видимости, был заброшен, капитан в тайне надеялся встретить там врага, чтобы напоить его кровью свой новый меч. Уриил почувствовал, как где-то внутри разгорается жажда битвы, и удивился собственной кровожадности. Он подавил зарождавшееся чувство. Слишком часто стало вспыхивать оно после встречи с Несущим Ночь при одной мысли о бое: разум затмевали образы войны и смерти, появлялось жгучее желание проливать кровь.

Бронированная взрывоустойчивая дверь в пусковой отсек с грохотом отворилась — два отделения космодесантников, возглавляемые сержантами Пазанием и Леархом, вошли, прижимая болтеры к груди. Уриил последовал туда, где солдаты уже заканчивали проверку оборудования и читали молитвы.

— Офицер на палубе, — проревел Пазаний, и космодесантники выстроились по стойке смирно.

— Вольно, — сказал Уриил, приветствуя их жестом.

Десантники вернулись к своим делам. Капитан поздоровался за руку с Пазанием и Леархом. Даже спустя почти год с экспедиции на Павонис, Уриил не мог привыкнуть к бионической ладони Пазания, которая заменила ему руку, потерянную в схватке с Несущим Ночь в тысячах метров под поверхностью планеты. Протез сверкал, как отполированное серебро. Мастера с Павониса превзошли себя.

— Все идет по плану? — спросил Уриил, хотя и сам знал ответ и всецело доверял своим сержантам, но, как хорошо известно любому командиру, невозможно быть слишком готовым к войне.

— Так точно! — заверил Пазаний.

— Так мы отправимся на Тарсис Ультра, после того как взорвем это судно? — спросил Леарх, с трудом скрывая нетерпение.

— Весьма вероятно, — ответил Уриил. — Адмирал де Корте выделил несколько кораблей системной обороны на случай, если наших сил будет недостаточно для уничтожения скитальца. В таком случае мы вернемся в доки у Хорделиса, чтобы перезарядить орудия. Однако я полагаю, что мы отправимся на Тарсис Ультра весьма скоро.

Леарх улыбнулся:

— Я столько слышал о Тарсис Ультра. История «Воинский долг» стала моей самой любимой в тренировочных казармах. Как прекрасно было бы своими глазами увидеть, что в такой дали от Ультрамара простой люд чтит нашего примарха.

— Десять тысячелетий — долгий срок, Леарх, — ответил Пазаний, — сомневаюсь, что местное население вообще помнит, кто такой Робаут Гиллиман, не говоря уже о его заветах.

— Не может быть, ведь миры Ультрамара благоденствовали благодаря его учениям. Зачем кому-то отвергать идеалы отваги и чести? Это же бессмысленно.

Уриил улыбнулся, чувствуя непоколебимую убежденность сержанта в каждом слове. Леарх отказывался понимать, как можно отступиться от учений примарха, и наивно полагал, что абсолютно все думают так же, иначе и быть не может.

Пазаний увидел, как технодесантник поднял вверх оба больших пальца, сигнализируя пилоту в кабине «Громового ястреба».

— Карета подана, капитан.

— Собирайте людей, отправляемся через пять минут.

— Так точно, капитан, — отрапортовали оба сержанта.

* * *

Тусклый красный свет отражался от промасленных священными мазями металлических стен командного отсека. Болтган Уриила покоился на стойке рядом с хозяином. Перед отбытием капитан почтил духов битвы, обитавших в оружии. Казалось, что броня Уриила, ярко-синяя, сверкающая, незапятнанная, только что вышла из кузницы, а всё благодаря стараниям оружейников ордена, выправившим все полученные на Павонисе повреждения, кроме единственного «шрама» на спине, оставленного чудовищным оружием К'Тан. Эта царапина так и не поддалась кузнецам.

Каждый космодесантник бережно заботится о броне, защищающей его тело, и оружии, несущем волю Императора. Пренебречь этой почетной обязанностью значило бы разгневать духов битвы, дающих силу священным артефактам. Ни один воин не станет с этим шутить.

Уриил сжал рукоять силового меча и прочел молитву, прося Робаута Гиллимана придать ему сил, чтобы не подвести свой орден. Он еще ни разу не оплошал, не бывать этому и сейчас, ведь ответственность за исход операции возложена на него не кем иным, как самим примархом. Защита Тарсис Ультра — священный долг Ультрадесанта. Робаут Гиллиман поклялся оберегать эту систему еще во времена Великого крестового похода. То было время героев. Примархи, великие потомки самого Императора, бились плечом к плечу, возвращая в лоно Империума целые миры, вырванные у грязных ксеносов и еретиков. Тарсис-3 входил в их число. Робаут Гиллиман во главе легиона Ультрадесанта освободил мир от скверны отступников. Историю возвращения мира и предшествующей битвы передают из уст в уста на Макрагге. Ее рассказывают в тренировочных бараках по всему Ультрамару, дабы почтить память местного населения, которое взялось за оружие бок о бок с космодесантниками. Предание повествует о том, как обычный рядовой спас жизнь самому Робауту Гиллиману в последнем бою и такова была благодарность примарха, что он припал на колено и назвал солдата своим братом, поклявшись, что если Тарсис-3 когда-либо вновь будет грозить опасность, Ультрадесант придет на помощь.

В честь этой победы стены и потолок святилища, находившегося в самом сердце имперского губернаторского дворца, украсил изумительный орнамент, прозванный «Тарсийской фреской». Говорят, что невероятных размеров мозаика восхищает зрителей истинным великолепием. Уриилу не терпелось взглянуть на нее собственными глазами.

В отличие от большинства своих братьев-примархов, оставляющих за спиной лишь руины, Робаут Гиллиман распорядился восстановить мир по образцу родного ему Макрагга. Благодарное население планеты с радостью восприняло перемены и переименовало свой мир в Тарсис Ультра, дабы память о его освободителях жила вечно.

Уриил осознавал, что большая честь сдержать древнее обещание примарха выпала именно ему благодаря недавнему успеху на Павонисе. Каким бы старинным ни был обет Гиллимана, священный долг непременно будет исполнен. Воин поклялся в этом на своем оружии. По напряженному молчанию было ясно, что его люди настроены так же. Он видел отвагу закаленных в боях ветеранов, тех, с кем плечом к плечу шел в бой на Меренасе, Дороге из чёрной кости, Ичаре-4, Фракии и Павонисе. В противовес их спокойствию ощущал он и пыл молодых воинов — новичков четвертой роты. Все они прошли множество битв, но впервые шли на задание как равные боевые братья, и оттого горели желанием не ударить в грязь лицом перед всей ротой.

Уриил почувствовал, как «Громовой ястреб» скорректировал курс, приближаясь к наиболее удобной для проникновения в корпус космического скитальца точке согласно показаниям авгуров. За стеклами иллюминаторов скрылась из вида огромная туша «Вэ Виктус». Рев двигателей сменил тембр. Пилот завершал маневр на двигателях малой тяги. На мгновение в поле зрения попали два других «Громовых ястреба» с Ультрадесантниками на борту, спешащие к намеченным точкам входа.

Постепенно обзор закрыл истрепанный бок космического скитальца с вмерзшим в него металлом и накопленным за долгие странствия космическим мусором. Местами виднелись астероидные кратеры. Мурашки пробежали по спине Уриила при одной мысли о том, где это судно могло побывать, кем было построено и что за злой рок обрек его на вечные скитания в холодном космосе. Предстоящая задача войти в дрейфующий корабль вызывала у него леденящий ужас. Уриил пытался убедить себя в том, что это лишь отвращение, вызванное нечестивой природой корабля, но он и сам с трудом в это верил. За время службы в Карауле Смерти, военной палате Ордо Ксенос, Уриил проводил зачистки множества омерзительных мест в составе истребительной команды, главной целью которой было уничтожение инопланетных существ. Он всякий раз ощущал трепет и отвращение, когда поднимался на борт подобных кораблей.

Какие-то существа некогда избрали этот корабль-призрак своим домом. Уриил прекрасно понимал, что вряд ли они окажутся дружественными.

Зияющая пробоина в корпусе гигантского судна со свисающими полосками искореженного металла напоминала оскалившуюся пасть инопланетного хищника. Эта мысль не прибавляла оптимизма. Пилот осторожно развернул корабль, подстраиваясь под скорость вращения космического скитальца, и направился прямиком в его распахнутую клыкастую пасть. Уриил всматривался в окутавшую «Громовой ястреб» темноту за иллюминатором, когда древний левиафан поглотил их.

Световой индикатор над головой Уриила сменил зловещий красный цвет на мигающий желтый. Они приближались к цели.

По вокс-связи раздался голос пилота: «Разгерметизация через десять секунд. Всей команде перейти на автономные системы жизнеобеспечения». Уриил отсоединил заплечный ранец от корабельных баллонов с кислородом и закрыл вентиль, прошептав благодарственную молитву духу своей брони, когда на визоре загорелся значок, обозначающий, что доспех герметичен. Затем он проверил уровень кислорода в резервуарах и убедился, что остальные воины последовали его примеру.

Исписанные свитки печатей чистоты, прикрепленные к вентиляционным системам, затрепетали, когда пилот постепенно начал снижать давление в кабине экипажа, готовясь выпустить пассажиров в безвоздушное пространство внутри скитальца.

Уриил отстегнул крепления, вставил новый магазин в болтер и поднялся на ноги. «Громовой ястреб» дрожал, двигатели ревели, палуба тряслась. Индикатор готовности переключился с желтого цвета на зеленый. Раздался глухой удар и скрип посадочного шасси. Они сели. Фронтальная рампа распахнулась, с грохотом упершись в кучу космического мусора. Уриил кивнул Пазанию, и оба десантника проворно спустились по рампе, держа оружие наготове. К своему удивлению, капитан ощутил вес собственной брони, значит, на борту скитальца действует сила гравитации. О ее природном происхождении не могло быть и речи, следовательно, даже если на борту не осталось выживших, как минимум часть их технологий продолжает функционировать. Пока Уриил изучал обстановку, остальные десантники высадились из корабля и сформировали защитное кольцо вокруг своих командиров. Два ярких луча из носовой части десантно-штурмового корабля освещали зону высадки.

Помещение представляло собой огромную полость внутри скитальца. Погнутые блестящие балки, которыми ощетинился импровизированный потолок в сотне метров над десантниками, были приварены как попало к фюзеляжу другого звездолета. С них свисали огромные сосульки. Зазубренные ледяные сталагмиты тянулись им навстречу. Из ранцев десантников поднимались клубы пара. Ломая ботинками ледяную корку, устилавшую пол, воины рассредоточились по залу. Многочисленные лучи закрепленных на доспехах фонарей рассекли полумрак. Уриил показал рукой в направлении разлома в стене примерно в двухстах метрах впереди.

— Все отделения, доложить о прибытии! — приказал Уриил.

Вокс-передатчик, встроенный в его шлем, щелкнул и зашипел помехами. В ответ послушались прерывающиеся голоса сержантов:

— Отделение Бриганта прибыло и продвигается к цели.

— Отделение Леарха при… и продв… цели.

— Отд… арина и…

— Отделение …териона…

Уриил выругался, когда последняя передача прервалась, заглушенная толщей стен корабля либо вызванная неполадками в вокс-системе. Технодесантник Харк предупреждал, что внутри космического скитальца связь может работать с перебоями. Перед началом операции Уриил лично проинструктировал командиров всех отделений. Он сделал все, что мог. Постепенно он начал понимать слова, сказанные Марнеем Калгаром перед отбытием в сегментум Темпестус и Тарсис Ультра: «Меж лидерством и командованием зияет бездонная пропасть».

Приблизившись к пролому, Уриил осветил заплечным фонарем широкий уходящий во тьму коридор с ребристыми стенами. Повсюду виднелись похожие на гнойники наросты со странными клапанами, из которых сочился какой-то газ. Тонкие струйки тумана устилали пол. Растопленный над проломом лед сочился с потолка мелким дождиком, а вокруг конденсировался воздух. Уриил шагнул вперед и наткнулся ногой на что-то металлическое.

На полу лежал частично скрытый собравшейся вокруг влагой плоский лист железа в форме грубо сработанного рогатого черепа. На челюсти были выпилены длинные клыки. Несмотря на всю примитивность работы, в ней явно угадывалось тотемное изображение орочьей головы.

Пазаний опустился на колени у куска железа, не спуская шипящее сопло огромного огнемета с коридора.

— Видно, на борту все-таки есть зеленокожие.

— Да, похоже на то, — согласился Уриил. — Только где же они?

Оба космодесантника подняли головы, услышав отразившееся от кривых стен эхо какого-то щелчка. Уриил прижался спиной к волнистой поверхности стены и вскинул болтер. Пазаний жестом направил свое отделение вперед. Ответственные за огневую поддержку Ультрадесантники организованно продвигались по коридору подвое, когда шум раздался вновь.

Уриил последовал за своими бойцами. Звуки шагов тонули в студенистом губчатом полу. По коридору вновь прокатилось эхо негромких щелчков. Поднимающиеся из наростов облачка газа напоминали дыхание омерзительного морского чудовища. Если на то пошло, они и в правду находились в брюхе у монстра.

За поворотом влажные органические стены коридора резко сменились армированными перегородками. Решетка на полу напоминала покрытие палуб на имперских судах. На обожженных черных стенах виднелись вмятины размером с кулак. Уриил сразу узнал в них следы выстрелов, слишком широкие для малокалиберных винтовок, но недостаточно глубокие для тяжелых орудий. По крайней мере для человеческих. Значительный опыт сражений с орками подсказывал ему, что их оружие вполне способно оставлять подобные следы. Уриил открыл канал вокс-связи.

— Брат Флавиан, нам потребуется твой ауспик, просканируй область впереди и по центру.

Несколько мгновений спустя к ним присоединился космодесантник с висящим на лямке болтером и ручным сканером, экран которого тускло светился. Прибор тихо пощелкивал, пока обитавший в нем дух прочесывал стены лежащих впереди туннелей с помощью встроенных локаторов.

— Брат-капитан? — отозвался Флавиан, не спуская глаз с прибора.

— Сколько до первой отметки? — спросил Уриил.

Флавиан сверился с прибором и доложил:

— Двести метров, брат-капитан. Прямо по коридору и направо.

— Отлично. Вперед. Будьте начеку.

* * *

Харк кивнул, подтверждая, что первый заряд взрывчатки заложен. Уриил повел отряд дальше, следуя за стрекочущим ауспиком брата Флавиана. Тяжелая поступь Ультрадесантников звучным металлическим эхом отражалась от стен коридора. Внутреннее пространство корабля представляло собой немыслимую смесь всевозможных материалов и стилей: перекладины с потертыми имперскими орлами упирались в ржавые металлические конструкции, явно созданные орками, а те, в свою очередь, были приварены к деталям не поддающихся опознанию звездолетов. Многочисленные космические корабли, неизвестно кем созданные, невольно послужили строительным материалом для космического левиафана. Что ж, вот и еще одна причина уничтожить его как можно скорее.

Уриил остановился у расписанной морозными узорами балки, почувствовав, что идти по этому отрезку коридора стало неожиданно легче. Он поднял руку, приказывая остальным остановиться. Впереди была широкая комната с высоким ледяным потолком и клубящейся дымкой. Острые блестящие льдинки висели в воздухе, лениво вращаясь и поблескивая в свете фонарей. Уриил понял, что перед ними зона с нулевой гравитацией. Очевидно, что тайные механизмы или древние технологии, поддерживающие гравитацию на судне, функционировали не во всех отсеках.

— Впереди зона невесомости, — объявил он по вокс-связи, — активировать магнитные подошвы и переключиться на авточувства, впереди множественные обломки.

Шагнув вперед, он почувствовал, как силовые ботинки сцепились с палубой. Желудок словно подпрыгнул, когда космодесантник вошел в зону невесомости. Не было плавного перехода — лишь четкая граница. Льдинки зацарапали броню, вращающаяся металлическая балка зацепила доспех в районе бедра. Сцепление с полом было куда менее надежным, чем хотелось бы: толстый слой льда ослаблял силу магнитного притяжения.

— Будьте начеку, лед мешает работе авточувств. Пазаний, расчисть нам дорогу сквозь туман.

— Есть, капитан, — ответил Пазаний, поднимая огромный огнемет с такой легкостью, словно это был обычный болтер.

Язык пламени со свистом вырвался из сопла. Лед зашипел, превращаясь в пар, капли воды исчезали в пламени. Но вместо того, чтобы рассеяться, жидкий прометий разлетелся по комнате множеством крошечных огоньков, танцующих в невесомости. Свободные от силы притяжения, они вели себя словно живые. Сталкиваясь с парящими осколками льда, огоньки наполнили комнату мягким светом, словно в ней разом оказались тысячи светлячков.

Уриил потряс головой, зачарованный этим действом, и произнес:

— Вероятно, мы еще не раз столкнемся здесь с подобными местами.

Он продолжил идти вперед, в любой момент ожидая нападения врага из клубящегося тумана. Увидев впереди ледяные глыбы, он присел возле одной из них и заметил подо льдом мертвенно бледную кожу вмерзшего в палубу орка. Другие глыбы также оказались замороженными телами.

— Да это настоящий склеп, — прошептал он про себя.

Огромная туша полностью промерзла, широко разинутая клыкастая пасть застыла в злобном рыке. Из многочисленных ран торчали внутренности, намотанные на громадные кулаки.

— Он замерз, пытаясь запихнуть свои кишки обратно в брюхо, — сказал Пазаний.

— Готов поспорить, что он бы выжил, если б не холод, — кивнул Уриил. — Очевидно, они застыли здесь до того, как отказали системы искусственной гравитации.

Апотекарий Селен склонился над тушей и достал щуп из смонтированного на запястье нартециума. С помощью инструмента он достал из брюха орка чёрный, длинный, покрытый хитином коготь, блестящий и очень острый.

— Это еще что?

— Коготь. Причем не орочий, — ответил апотекарий, — по всей видимости, он принадлежал существу, убившему этого громилу.

— Ты хочешь сказать, что-то убило орка без оружия? — спросил Пазаний

— Похоже на то, — кивнул Селен.

Уриил поднялся и постарался выкинуть мертвых орков из головы. Перед ним стояла конкретная задача, и, какой бы любопытной ни была загадка, нельзя отвлекаться от основной миссии.

— Бросьте его, — приказал он, — мы и так отстаем от графика.

Он махнул рукой, и десантники продолжили путь, натыкаясь по дороге на другие замершие трупы орков. Наконец-то туман рассеялся, и Уриил вышел из ледяного склепа на платформу, нависающую над, казалось, бездонной пещерой. С потолка свисали спутанные обрывки цепей, ручейки талой воды растекались в различных направлениях. Силовой доспех стал неожиданно легким: они вошли в еще одну зону нулевой гравитации.

Брат Флавиан подошел к Уриилу и нацелил ауспик в сторону провала.

— Следующая точка там.

Уриил кивнул, принимая информацию к сведению, и устремил взгляд в зияющую черноту. Высоко наверху шевелились странные тени, приводя в движение клочья тумана.

На корабле было что-то еще помимо орков. Он лишь надеялся, что им не придется столкнуться с этим до завершения миссии.

* * *

Уриил осветил наплечным фонарем большой зал с колоннами. Взгляд его упал на показатели пульса в левом нижнем углу экрана визора. «Выше нормы», — заметил он без удивления. Зловещее место, проклятое. Здесь повсюду витала смерть. Он взглянул на скрежещущую конструкцию наверху. Сотни кривых колонн поддерживали провисающую ледяную крышу. Звон висящих цепей и шум талой воды заглушали звук дыхания Уриила. Следующие четыре часа Ультрадесантники пробирались сквозь замысловатый интерьер скитальца, перемещаясь от точки к точке, размещая взрывчатку, следуя за стрекочущим ауспиком брата Флавиана. Частично удалось восстановить связь с другими отделениями, и, хотя их отчеты постоянно прерывались помехами, складывалось впечатление, что миссия продвигается без осложнений.

В круге света от закрепленных на броне фонарей космодесантников Харк опустился на колени, чтобы установить последний заряд взрывчатки. Мысленно Уриил умолял его поторопиться.

Чем дольше они оставались на борту скитальца, тем сильнее рос ужас и предчувствие встречи с неизвестным врагом. Лорд-адмирал полагал, что судно необитаемо. Там, на борту «Вэ Виктус», Уриил думал так же. Но здесь, среди лабиринта заброшенных комнат и коридоров, он не был так уверен. В темноте постоянно что-то скрежетало, Уриил не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают.

Где-то в глубине корабля снова раздался скрип.

— Во имя Гиллимана, мне не терпится убраться отсюда, — сказал Пазаний, сжимая механические пальцы на огнемете.

Синий огонек, вырывающийся из сопла, тихо шипел.

— Мне тоже, — согласился Уриил, глядя вверх — туда, где ему почудилось какое-то движение, — здесь есть что-то чудовищное.

Пазаний мрачно кивнув в ответ.

— Мне оно напоминает мрак под горами Павониса.

— Чем же?

— Я опасаюсь, что здесь нам может встретиться нечто столь же чудовищное, как Несущий Ночь. Это место тоже склеп, в нем погибали люди. Зло обитает здесь.

— Зло? Странно слышать от тебя подобные разговоры.

— Верно, — сказал Пазаний, пожимая плечами, — но меня настолько коробит от подобных мест, что я становлюсь суеверным.

Уриил молча согласился с другом. Он достаточно повидал за время службы в Карауле Смерти, чтобы поверить в существование нечистых зон, в которых обитает древнее зло. Недавняя битва с Несущим Ночь была лишним напоминанием о том, что от таких мест лучше держаться подальше.

Известно, что порой на космических скитальцах обитают некие существа, встречаться с которыми Уриилу крайне не хотелось. Он проследил за тем, как Харк откинул стеклянную крышку часового механизма и взвел тоненькие стрелки. Рядом с таймером вспыхнул красный огонек, технодесантник прочел слово о возведении: «Отче Машин, да возведи таймер этой благословенной машины частицей священного гнева твоего и прости нас за ее разрушение. Destructus et abominatus, Omnis mortis justices».

Сотворив знамение машины, Харк кивнул Уриилу.

— Взрывчатка заложена, брат-капитан. Через час от этого скитальца останется лишь груда обломков.

— Я уж точно не стану о нем сожалеть, брат Харк. Теперь пора уходить.

Не успел Харк присыпать заряд ледяной крошкой и металлическими листами, как вокс-передатчик Уриила ожил. В шлеме капитана раздался голос брата Ковия, наблюдателя с северной стороны.

— Брат-капитан, мы засекли движение. Я слышу, как враги приближаются. Их много.

— Какого рода враги? — прошипел Уриил.

— Еще не знаю, брат-капитан, видимость за пределами комнаты нулевая, но, судя по звуку, их целое полчище, и они несутся на нас.

— Брат Ковий, оставайтесь на месте, пока обстановка не прояснится, затем возвращайтесь к основному отряду.

— Принято.

Уриил сделал круговой жест над головой, и десантники окружили его. Вдалеке уже слышны были звуки боя. Шум стрельбы и взрывов отражался от стен коридора. Капитан открыл канал вокс-связи с Ковием, но передатчик зашипел от докладов остальных отрядов, разбросанных по скитальцу.

— Контакт! — вопил сержант Леарх.

— Враги! — орал сержант Бридант.

Уриил не успел запросить отчет о том, какой именно враг напал на десантников, как в вокс-связи раздался крик брата Ковия:

— Брат-капитан, они идут!

— Кто они, Ковий? Сообщи толком! — проорал Уриил.

Ответа он так и не услышал. Сигнал прервался. В противоположном конце зала раздался взрыв, и сотни ледяных сталактитов обрушились с потолка. Сквозь пламя показалась первая волна нападавших. Морды чужаков скривились в злобных гримасах, под кожей бугрились мускулы.

Орки. Полчища орков.

* * *

Ультрадесантники были готовы к нападению. Взведя болтеры, они обрушили смертоносную волну масс-реактивных снарядов на атакующих. После первого залпа упало с десяток врагов, и столько же — после последующего.

Атака захлебнулась, сломленная столь разрушительным обстрелом. Уриил успел прочитать на морде ближайшего орка нечто похожее на изумление, когда болт пробил грудную клетку и взорвал сердце зеленокожего.

Взревел огнемет Пазания, выплескивая волну прометия в самую гущу врагов. Охваченные пламенем, орки взвыли и заметались в агонии, распространяя пламя на своих соплеменников.

Многочисленные болты сметали ближайших орков, но нападавших было так много, что они все равно прорвались к Ультрадесантникам сквозь обстрел. Уриил закинул за спину болтер и обнажил силовой меч как раз вовремя, чтобы отразить удар огромного топора, с которым на него бросился здоровый орк с железной челюстью. Торс и плечи зеленокожего защищали толстые листы железа. Уриил сделал выпад, метясь в неприкрытый живот чудовища. Меч легко прошел сквозь плоть и вышел наружу с шипением раскаленного металла.

Монстр проревел что-то нечленораздельное, занося топор над головой. Уриил едва успел уклониться, не ожидав, что орк окажется настолько живучим. Конечно, зеленокожие выживают после тяжелейших ранений, но не рассеченные же пополам!

На металлическом полу, в том самом месте, откуда капитан едва успел отскочить, появилась зарубка от механизированного топора. Уриил обернулся и нанес размашистый удар, отсекший зеленокожему руки ниже локтей. Ни о какой тактике больше не могло быть и речи. Десантник вскочил на ноги и обезглавил монстра одним ударом. В этот миг на него навалился еще один орк, ударив каменно-твердым локтем в голову капитана.

В падении уворачиваясь от нацеленного в горло топора, Уриил вновь одним движением вскочил на ноги и уклонился от очередного удара орка, после которого топор зеленокожего увяз в толстом металлическом настиле палубы. Прорубив мечом голову врага, капитан скинул его с лезвия, пытаясь оценить ситуацию на поле боя.

Кругом было огромное количество мертвых орков, сметенных болтерным огнем и зарубленных космодесантниками врукопашную. Оставшиеся зеленокожие дрались со звериной свирепостью, и Уриил понял, что те в отчаянии. Пазаний пригвоздил одного из орков к земле своим огнеметом и размозжил зеленую шею тяжелым ботинком. За спиной у него тут же возник еще один монстр и занес над головой сержанта широкий цепной меч.

Уриил выкрикнул другу предостережение, но Пазаний и сам заметил опасность, развернулся и перехватил удар бионической рукой. Ржавые зубья орочьего цепного меча высекали искры из металлической руки космодесантника. Орк продолжал наваливаться, и Пазаний оказался на коленях. Уриил подскочил, с ноги ударив в орочью пасть. Желтые клыки хрустнули, и орк повалился на спину, брызжа кровью. Развернувшись, капитан рассек мечом горло орка, практически обезглавив монстра.

В самом разгаре битвы Уриил приметил гигантского орка с огромной поршневой клешней, пробивавшегося сквозь ряды космодесантников. Тела в ярко-синей броне разлетались в стороны, из ржавого орудия валил густой черный дым. Злобный рев прокатился по помещению.

В могучей броне из ржавого металла, которую едва подняли бы и четверо взрослых людей, этот орк был истинным воплощением первозданной свирепости. Тугие мышцы и жилы бугрились под зеленой кожей. Черный рогатый шлем венчал голову орка. Морда монстра была изуродована шрамами, глаза горели красным огнём. С желтых клыков стекали нити слюны, каждая длиной с руку Уриила. Судя по размеру чудовища, воин догадался, что перед ним вожак орочьей стаи, и ринулся навстречу монстру.

Чудовищная тварь повернулась к капитану, когда тот махнул силовым мечом у самой её головы. Дымящаяся клешня отразила удар. Посыпались искры. С поразительной для такой огромной туши скоростью орк попытался достать противника огромным, словно кувалда, кулаком. Уриил поднырнул под удар и направил силовой меч навстречу тут же последовавшему удару клешни. Железный ботинок ударил капитана в грудь. Чудовищная сила толчка чувствовалась даже несмотря на защищавшую десантника керамитовую броню.

Вскочив на ноги, Уриил поднырнул под обрушившуюся на него силовую клешню. Сделав выпад, десантник всадил меч в грудь орка. Клинок с шипением прошел сквозь железную броню. С ревом Уриил протолкнул меч глубже в тело орка, но монстр обхватил тело воина здоровенными ручищами и поднял над полом. Не рискуя применять силовую клешню в такой близости от собственной морды, зеленокожий решил просто раздавить космодесантника. Уриил почувствовал, как его доспех трещит в могущих объятиях чудовища.

Морда орка была всего в нескольких сантиметрах от лица Уриила, слюна монстра стекала по шлему десантника. Чудовище прорычало что-то на своем варварском, гортанном языке. Лицо зеленокожего скривилось и плечи вздрогнули, когда капитан повернул силовой меч у него в груди. Из раны лилась темная, почти черная кровь. Уриил осознал, что этот орк потешается над ним. Когда силовая броня начала проминаться, десантник ощутил прилив ярости к чужаку. Отпустив рукоять меча, он оставил его в ране и обеими руками ухватился за висящие на плечах у монстра куски мяса. Обхватив ногами бедра чудовища, десантник что было силы ударил головой в самый центр морды неприятеля. Послышался хруст носа, переломанного шлемом. На секунду хватка могущих ручищ ослабла, и Уриил ударил снова в ту же точку, чувствуя, как ломаются новые кости, когда монстр тщетно пытался увернуться от удара.

Враг выпустил космодесантника, и Уриил выдернул меч из груди зверя, что сопровождалось брызгами крови. Орк взревел, и, рухнув на палубу, потянулся к Уриилу, стремясь разорвать десантника пополам. С диким ревом Уриил перерубил опускавшуюся на него силовую клешню. Посыпались искрящиеся провода, брызнула жидкость из рассеченных трубок, и клешня с грохотом повалилась на пол.

Уриил не дал раненому монстру времени опомниться. Подскочив, он принялся разделывать его тушу, словно мясник, с каждым ударом отрубая все новые куски плоти. Даже после того, как труп пришельца упал к его ногам, десантник не остановился, пока не превратил тело орка в груду подпаленного мяса.

Полностью охваченной битвой, тяжело дыша, он обернулся и взмахнул мечом, краем глаза уловив еще одну огромную фигуру. Воин едва успел отвести удар, осознав, что это Пазаний. Ветеран-сержант расправлялся с напавшим на капитана со спины врагом.

Орки окружили десантников. Уриил и Пазаний без устали размахивали мечами, рубя противников. Битва шла полным ходом, как вдруг орки словно передумали сражаться.

Немногие выжившие зеленокожие метнулись к выходу из зала мимо ошарашенных Ультрадесантников. Все они бежали прочь от того места, с которого напали.

* * *

Раны на теле орка, зарубленного Уриилом, по-прежнему кровоточили. Апотекарий Селен опустился на колени у трупа вожака и посмотрел на Уриила.

— Что именно мне искать? — спросил он.

— Посмотри на раны этого существа. Что ты видишь? — ответил Уриил.

Пазаний наклонился к туше.

— Что ты хочешь найти?

— Я хочу узнать, не сталкивались ли эти орки с существами, убившими тех, что мы нашли в ледяном склепе. Почему мы так легко их победили? Почему они перестали сражаться? Ты хоть раз слышал о том, чтобы орки бежали с поля боя?

— Нет, — ответил Пазаний, — но ты убил их вожака. Орки не слишком-то хороши в сражении, когда сильнейший из них погибает.

— Я знаю. Но тут должно быть что-то еще.

— Возможно, — пожал плечами Пазаний.

Селен хмыкнул, и капитан с сержантом присели на корточки рядом с апотекарием, который в этот момент раздвигал кожу и мышцы на груди пришельца.

— Взгляните-ка, — начал Селен, — брат-капитан, вот здесь ты рубанул ксеноса силовым мечом. Края этой раны ровные и опаленные жаром твоего оружия.

Апотекарий перевернул монстра на бок и указал на шрам, ведущий через весь торс от левого плеча к правому боку.

— Что мы должны тут увидеть, Селен? — спросил Пазаний.

— Удар, от которого остался этот шрам, рассек наплечник орка и прорезал чрезвычайно твердые ребра. Такой удар можно нанести только чем-то крайне острым.

— Возможно, силовым оружием? — предположил Пазаний.

Селен покачал головой:

— Нет, края этой раны не стянулись и не опалены как на рассечении спереди. Ее оставило что-то настолько острое, что с одинаковой легкостью рассекло и железо, и орочью кость.

— Зеленокожие постоянно воюют между собой, — заявил Пазаний, — может, его ранил другой орк или это вообще старая рана.

— Нет, — ответил Селен. — Рана слишком чистая. Орочье оружие разорвало бы кожу вокруг куда сильнее.

— Ты знаешь, каким оружием возможно нанести подобную травму? — спросил Уриил, с ужасом понимая, что и сам уже осознает ответ и причину скоропалительного бегства орков.

— Такого оружия не много, — признал Пазаний, — но здесь, на космическом скитальце, на подобное способен лишь один вид.

— Генокрады, — выпалил Пазаний.

— Надо убираться отсюда, — сказал Уриил, — да побыстрее.

Селен кивнул. В этот миг ритмичное чириканье ауспика брата Флавиана сменилось сигналом тревоги. Ультрадесантники обнаружили, что стены вокруг закишели шипевшими и посвистывающими тиранидами. По потолку заметались тени. Звук когтей, царапающих металл, эхом прокатился по замерзшему залу.

— Поздно, — прошептал Уриил, — они уже здесь.

* * *

Стены пришли в движение. Пронзительное шипение тиранидов раздавалось повсюду. Ультрадесантники мгновенно заняли оборонительную позицию спиной к выходу из зала, нацелив дула болтеров на шевелящиеся стены.

Не сводя глаз с шипящей темноты, Уриил приблизился к брату Флавиану и поднял его руку, держащую ауспик. По экрану сканирующего устройства ползла волна.

Загорелись векторы расстояния и направления. У самой кромки экрана задрожало расплывчатое пятно. Оно приближалось и росло.

Прибор тихо щелкнул, затем еще раз и еще. Звуковые сигналы раздавались все чаще.

— Они повсюду, — прошептал Флавиан, и Уриил уловил нотки волнения в голосе молодого десантника.

Флавиан был одним из многочисленных рекрутов, введенных в состав четвертой роты, чтобы восполнить потери на Павонисе. Он был храбр, но неопытен. Капитан искренне надеялся, что первое же задание не станет для Флавиана последним.

Медленно, шаг за шагом Ультрадесантники отступали к выходу.

Враг атаковал без предупреждения.

Первым погиб брат Травион. Четыре когтистые лапы, вынырнув из тьмы, проткнули доспех и уволокли тело солдата, оставив лишь кровавый след.

Пазаний развернулся и залил стену жидким огнем. Тьма озарилась оранжевым светом. Огонь отразился в глазах и блестящих клыках тиранидов.

Повинуясь единому импульсу, генокрады обрушились на десантников буквально отовсюду: с потолка, стен, изо всех проходов.

— Отступаем! К выходу! — прокричал Уриил.

Под рев огнемета Пазания и болтерную стрельбу Ультрадесантники бежали к выходу из зала. Уриил стрелял от бедра, каждым выстрелом уничтожая несколько чудовищных тварей.

Зал все больше освещался горящими лужами прометия, и перед глазами Уриила пришельцы предстали во всем своем ужасающем величии.

Сгорбленные, похожие на жуков гротескные существа на шести лапах неслись вперед. Верхние конечности оканчивались острыми когтями. Уриил успел убедиться, как легко они прорезают броню орков. Если подпустить чудовищ достаточно близко, то и доспехи космодесантников не выдержат. Но больше всего ужаснули Уриила морды этих тварей. Чудовищные, заполненные сотнями смертоносных клыков пасти широко раскрывались в свистящем визге. Их глаза были абсолютно черны и полны чужеродной ненависти. Тёмные, непроницаемые, они выражали лишь жажду убийства.

Уриил застрелил троих нечеловечески быстрых монстров, бросившихся к нему. Еще трое перескочили через трупы сородичей, кидаясь на него с распростёртыми когтями. Уклонившись от первого, он взвыл от боли, когда когти второго впились в наплечник, проткнув его, словно лист бумаги. Рана кровоточила недолго, клетки Ларрамана в генетически улучшенной крови заживили рану.

Он выхватил меч, подкосив третьего монстра, и вскочил на ноги, держа оружие прямо перед собой. Первый монстр вновь направился к нему. Он прыгнул вперед и напоролся на синее острие. Пурпурный ихор брызнул из пасти, когда клинок прошел сквозь сердце монстра.

Уриил вынул меч из твари в тот момент, когда второй генокрад бросился на него сзади и, обхватив торс космодесантника, начал исступленно кромсать когтями имперского орла на нагруднике, оставляя глубокие борозды на керамитовой пластине. Уриил упал на спину, ударившись головой, и придавил своим весом чудовище, оказавшееся под ним. Но оно не умирало, спазматически брыкаясь и вгрызаясь в шлем.

Уриил молотил локтем по голове чудовища, пока череп пришельца не раскололся, после чего мозги вытекли на ледяной пол. Повсюду звучали стрельба и визг тиранидов. Огнемет Пазания освещал обожженных генокрадов, которые корчились в агонии. Уриил поднялся на ноги и начал пробираться к остальным Ультрадесантникам. Пазаний тем временем расчистил огнеметом путь к выходу. Капитан присоединился к своим. Раненое плечо саднило. Трое погибли, пять или шесть получили ранения, но способны были продолжать бой. Вместе они оттаскивали тела павших. Ни один космодесантник не бросил бы тело товарища в этом проклятом месте.

Уриил с радостью заметил, что брат Флавиан остался цел.

Невзирая на ужасные потери, генокрады не хотели или не могли отступать. Вновь и вновь они бросались на Ультрадесантников. Раз за разом воины отбрасывали их назад, но тираниды напирали, с каждой волной наступления подбираясь все ближе.

Пазаний пятился к выходу, поливая огнем пришельцев. Уриил заметил, что струя пламени становится все короче. Пазаний тоже это увидел и выразительно посмотрел на Уриила.

— Так мы долго не протянем! — прокричал Уриил. — У нас кончаются боеприпасы.

Пазаний кивнул:

— Прометия осталось меньше четверти канистры. На весь путь обратно до корабля, скорее всего, не хватит.

Ультрадесантники выходили из зала, продолжая отстреливаться от генокрадов.

Уриил уже слышал скрип их когтей за другими стенами, словно ненасытные хищники пытались их окружить. Неужели генокрады знают, куда направлялись десантники? Неужели они пытаются отрезать путь отступления к «Громовому ястребу»? То, что они не люди еще не означает, что им неведомо коварство.

— Назад к кораблю, удвоить скорость! — скомандовал Уриил. — У нас нет времени, снаряды скоро детонируют!

Когда последние десантники выбрались из зала, Уриил повернулся и последовал за своими воинами, молясь о том, чтобы вовремя успеть прорваться к кораблю.

* * *

Отступая к выходу, Уриил старался, чтобы его группа продвигалась как можно быстрее, при этом следя, не атакуют ли пришельцы. Ауспик Флавиана указывал им курс. Несмотря на всю спешку, они вынуждены были тратить время: каждый поворот сначала проверялся командой из двух десантников, которые исследовали боковые туннели на предмет ловушек. Залы и коридоры, которые сперва казались воинам просто чужими, теперь стали воистину чудовищными. В любом углу, за каждым выступом мог скрываться смертельно опасный враг. Уриил открыл канал связи со своими офицерами:

— Вентрис всем отрядам. Нас атакует неустановленное количество генокрадов. Отступаем к кораблю. Обеспечьте безопасность периметра и как можно скорее отступайте к точкам выхода.

Один за другим сержанты подтвердили получение приказа.

Знакомый голос Леарха сквозь шипение предложил:

— Брат-капитан, судя по показателям нашего ауспика, мы менее чем в трех километрах от вашей текущей позиции. Мы готовы прийти вам на помощь.

— Нет, — приказал Уриил, — продолжайте двигаться к назначенной точке выхода.

— Но, капитан, согласно процедуре все члены отделения…

— Черт подери, Леарх, у нас нет времени. Заряды скоро детонируют, и я хочу, чтобы вас здесь не было, когда это случится. Конец связи.

Уриил отключил передатчик прежде, чем Леарх успел возразить. Капитан знал, что сержант выполнит приказ, даже если он ему не по нраву.

Пазаний возглавил отступление, время от времени заливая огнем коридоры, которые приходилось преодолевать на пути к кораблю. Каждый закоулок по дороге внимательно, но быстро обследовался, и отряд всё приближался к выходу, если, конечно, там не таились инопланетные убийцы.

Звуки погони не стихали. Любые ответвления туннеля или вентиляционные шахты представляли потенциальную опасность. Большая часть таких участков оказывалась пустой, но порой на десантников обрушивалась визжащая волна хитина, атакующая сразу со всех сторон.

Уриил ужаснулся той хитроумности, с которой враг планировал атаки. В любой военной операции самый страшный враг — смятение. Хороший командир должен без лишнего замешательства координировать действия подчиненных. Генокрады всегда атаковали синхронно, вынуждая Ультрадесантников задерживаться. Капитан осознавал, что времени у них практически не оставалось. Сверившись с хронометром на визоре, он обнаружил, что до взрыва оставалось меньше двадцати минут.

— Быстрее, надо спешить! — приказал Уриил, и в тот же миг что-то тяжелое обрушилось с потолка ему на спину, повалив на решетчатый пол.

Меч выпал у капитана из рук и отскочил в сторону — лезвие деактивировалось. Когтистые лапы вцепились в наплечник и потянули назад. Уриил услышал, как трещит его силовая броня, и почувствовал, как позвоночник выгибается назад. Мышцы начали рваться, укрепленные кости трескаться. Повернув голову, он увидел в мерцающем свете вспышек и выстрелов, как генокрад уже заносил когти, метясь в его шлем.

Уриил отчаянно заерзал, пытаясь сбросить с себя жуткую тварь, но ее хватка была слишком сильна. Капитан взревел, отказываясь принять страшную участь. Вдруг в поле зрения появилась ярко-синяя броня.

— Получай! — сказал Пазаний, обрушивая бионический кулак на голову генокрада. Череп монстра разлетелся на мелкие кусочки. Сержант злобно пнул извивающее тело монстра, сбрасывая инопланетную тварь со спины капитана.

Уриил с трудом поднялся на ноги, морщась от боли в надорванных мышцах. Поблагодарив кивком старого друга, он подобрал меч и вместе со своим отделением продолжил отступление к «Громовому ястребу».

По прошествии пятнадцати тревожных минут Уриил почувствовал, как ослабевает вес его брони: они приближались к комнате с нулевой гравитацией.

Капитан ворвался в зал, и магнитные подошвы зафиксировались на палубе, как только пропала гравитация. Десантники не прошли и трех метров, как Уриил осознал, что что-то изменилось. Спустя несколько минут он понял, что было не так. Туман рассеялся и помещение, несколько часов назад наполненное ледяными кристаллами теперь было сырым. С потолка капала вода. Уриил сверился с датчиком температуры на визоре — она уже подскочила на тридцать градусов и продолжала расти. Вместо тумана и морозной дымки комнату застлала мерцающая пелена капели, зависшая в невесомости.

Стаявший ледяной покров оголил трупы орков. Зал наполнился дурным запахом разложения. Дальние концы помещения больше не скрывались в тумане, и Уриил увидел, что стены покрыты сотами с яйцами. Сквозь их прозрачные пленки просматривались существа, проведшие неизвестно сколько столетий в гибернации. Теперь же они пытались выбраться наружу из своих коконов. В защищавшей их пленке местами уже появились прорези, сквозь которые стекала густая слизь. Монстры с длинными костяными головами с шипением прорывались наружу. Уриил узнал отвратительных существ: это были тираниды, инопланетные хищники с другого конца Галактики, сжирающие все на своем пути и в особенности жадные до биомассы. Ему доводилось сражаться с этой мерзостью еще до войны на Ичаре-4, и он отлично знал, насколько они опасны. Прибытие Ультрадесантников на космический скиталец, должно быть, пробудило их ото сна. Капитан понимал, что времени на то, чтобы покинуть это жуткое место у его отделения практически не осталось.

Сотни тварей прорывались сквозь пленки яиц. Выбраться пока удалось немногим, но это был лишь вопрос времени.

— Бежим! — заорал Уриил, услышав нарастающий цокот когтей по железной палубе. Позади космодесантников в зал выплеснулась волна генокрадов.

Но в этом помещении у воинов Ультрадесанта было преимущество: магнитные подошвы фиксировали воинов на полу, пришельцы же ничего не могли противопоставить отсутствию гравитации. Зал наполнился истошными воплями разъяренных тварей, как только они осознали, что жертвы ускользают.

Несмотря на отсутствие гравитации, генокрады по инерции продолжали движение в сторону десантников. Пазаний развернулся и выпустил поток горящего прометия. В невесомости пламя разлетелось по всему залу. Тираниды были не в силах увернуться от летящего на них огня и взвывали от ожогов.

В озаренном зале Уриил увидел, как когтистые монстры начали со всех сторон выползать из своих логовищ. Многие плыли в невесомости, оторвавшись от удерживающих их слизистых нитей. Другие, более сообразительные, уже впивались когтями в пол палубы. Острый хитин легко пробивал металл, и твари крепко уцепились за пол и стены.

Завеса льющейся с потолка воды на миг расступилась, и Уриил увидел трех высоких воинственных существ, перекрывающих десантникам путь к выходу. Задрав над головами покрытые блестящим зеркальным черным хитином верхние конечности, они сжимали и разжимали когти в такт своему дыханию. Перемазанные слизью из яиц тираниды зарычали, почуяв приближение Ультрадесантников.

Раздались выстрелы. Болтерный огонь преградил путь стае генокрадов, преследовавшей десантников. Монстры беспомощно болтались в невесомости, яростно пытаясь дотянуться когтями до ускользающей добычи. Уриил обнажил меч и с кличем «Отвага и честь!» устремился на преграждавших путь тиранидских воинов.

Низкий взмах меча перерубил ноги ближайшей твари. Из пасти раздался полный боли рев. Когтистые лапы так и остались стоять, впившись когтями в палубу, тогда как вся туша взлетела в воздух, брызжа цветным ихором из обрубков лап.

Второй и третий монстры атаковали капитана почти одновременно. Едва уклонившись от замаха черных когтей в паре сантиметров от лица, Уриил понял, что это был ложный выпад, когда лапа правого монстра сомкнулась на его талии и оторвала от пола. Уриил вскинул меч как раз вовремя, чтобы блокировать удар когтей, но вернуться на землю не смог.

Левый монстр атаковал снова, но когти лишь скользнули по броне, подтолкнув Уриила еще выше. Капитан Ультрадесанта кувыркался в невесомости, пытаясь сориентироваться, когда увидел, как оба тиранида подпрыгнули вверх вслед за ним.

Липкий ихор налип на шлем, когда Уриил проплыл сквозь лужу крови. Капитан вытер визор как раз в тот момент, когда воины-тираниды вплотную приблизились к нему.

Все еще пытаясь остановить свое вращение в невесомости, Уриил вдруг осознал источник жидкости, сквозь которую он только что прошел. Он сделал широкий взмах мечом, когда первый тиранид с отрубленными ногами вплотную подплыл к нему сверху. Еще больше ихора разлетелось по воздуху — меч Уриила прорезал грудную клетку монстра. Половинки разрубленной туши разошлись в разные концы зала.

Над головой показался подернутый рябью слой воды, и Уриил понял, что поднялся до самого потолка зала. Обернувшись, он увидел настигавших его двух тиранидов-воинов с вытянутыми когтями и обнаженными клыками. Перевернувшись, капитан поджал колени и врезался ногами в потолок. Капли талой воды разлетелись во все стороны.

Едва коснувшись ногами потолка, Уриил со всех сил оттолкнулся, и, выставив перед собой меч, прыгнул навстречу тиранидам. Кончик светящегося лезвия проткнул толстый панцирь на голове ближайшего монстра. Чудовище завизжало от боли, пытаясь вырваться. Когти провели по воздуху, но Уриил увернулся и обезглавил тварь одним размашистым ударом силового меча.

Однако размашистый удар вновь привел Уриила в беспорядочное вращение. Он стал уязвим и вскрикнул от боли, когда когти второго монстра пронзили доспех в районе бедра и потянули на себя. Капитан снова взмахнул мечом, но чудовище перехватило руку в запястье и вывернуло ее. Уриил почувствовал, как ломается броня и трещат кости руки. Меч выпал и по инерции полетел вниз, врезавшись в палубу.

Уриил ударил коленом в грудь тиранида, но хитиновый экзоскелет оказался тверд как железо. В ответ челюсти клацнули по доспеху, оставив глубокие борозды на керамитовом нагруднике. Сцепившиеся в смертельной схватке противники кубарем повалились обратно в сторону пола. Уриил ударил локтем в пасть пришельца, снеся тираниду полчелюсти и измазавшись в липкой крови чудовища, а монстр все равно пытался укусить его. Уриил просунул руку в раскуроченную пасть. Кулак прошел сквозь панцирь, сухожилия и наконец добрался до острых позвонков хребта. Желудочный сок пришельца брызнул на руки, разъедая верхний слой брони. Десантник ухватился за позвоночник и повернул кулак, чувствуя, как гнутся и ломаются кости жуткой твари.

Пенистая кровь залила доспех, и монстр наконец ослабил хватку. Оттолкнув мертвого врага, Уриил перевернулся в воздухе и увидел, как металлический пол палубы мчится ему навстречу. Кувыркнувшись, он активировал магнитные подошвы и подхватил оброненный меч.

Генокрады по-прежнему дергались и кувыркались в воздухе, все новые твари отчаянно выбирались из коконов. Большинство десантников было уже у самого выхода, и Уриил поспешил к ним, надеясь оторваться от инопланетных преследователей.

Наконец десантники прорвались в покрытый наростами коридор, ведущий к огромной ледяной пещере, в которой приземлился их «Громовой ястреб». Капитан искренне надеялся, что ему больше никогда не придется видеть столь кошмарное место.

Вдруг на экране визора Уриил заметил быстро сменяющиеся цифры: 0:06… 0:05… 0:04… 0:03… 0:02… 0:01…

— О, нет… — прошептал он.

0:00

* * *

Как только группа Уриила добралась до выхода, сработала взрывчатка, размещенная технодесантниками по всему кораблю. Каждый ящик был оснащен шестью килограммами высоковзрывоопасного вещества, специально разработанного для разрушения подобных космических скитальцев.

Взрывы имели огромную область поражения, их разрушительная мощь многократно превосходила большинство типов взрывчаток аналогичного размера.

Все таймеры были установлены с помощью единого контроллера еще на борту «Вэ Виктус». Взрывы прогремели с разницей в доли секунды.

Каждый заряд мгновенно испарял все вокруг в радиусе полусотни метров. Звуки взрывов прогремели по всему космическому скитальцу. Заряды были расположены в ключевых точках дрейфующей махины определенным образом, обеспечивающим максимальное повреждение корабля.

Нагроможденные конструкции, лишенные креплений, отваливались от корпуса, вырывая обломки балок. Структурная целостность «Прощай, достоинства» была нарушена, и корабль начал разваливаться с нарастающей скоростью еще до того, как стихло эхо взрывов.

Каждый подрывной заряд превратился в шар раскаленной плазменной энергии, жар которого был сопоставим с жаром целой звезды. Снаряды, размещенные в центре скитальца, где гравитация была наиболее сильной, провалились под палубу, прожигая самое сердце судна.

* * *

Уриил ощутил, как содрогнулась палуба под ногами. Раздался скрежет металла, и коридор начал отламываться от основного корпуса космического скитальца. Потолок раскололся. Из разорванных наростов хлынула ядовитая слизь.

С оглушительным скрежетом металлический настил палубы сорвался с креплений и пополз вниз. Не удержавшись на ногах, Уриил покатился по полу. Дверь, через которую они изначально вошли в коридор, теперь возвышалась над ними. Капитан понял, что через пару секунд они будут отрезаны от выхода.

— Вперед! — заорал Пазаний, поднимая упавших десантников. — Живо поднимайтесь на ноги. «Громовой ястреб» вечно ждать не будет. Пошли!

Космодесантники один за другим проворно заскакивали в дверной проем. Каждый воин, поднявшись, останавливался и протягивал руку, помогая идущему следом боевому товарищу.

Уриил продвигался к двери, то и дело оглядываясь через плечо, опасаясь нападения со спины. Нервы его были на пределе. Расслышать приближающегося врага было просто невозможно из-за скрежета рвущегося металла и грохота гибнущего судна.

Вдруг по наплечнику воина шлепнула блестящая серебристая металлическая ладонь брата Пазания. Уриил закинул болтер за спину и протянул руку, чтобы ухватиться за металлическую кисть сержанта, но в этот момент палуба под ногами капитана рухнула.

Космодесантник не устоял на ногах, когда решетчатый пол завалился на один бок, лед и обломки посыпались в образовавшиеся трещины. Поднимаясь, Уриил понял, что провалился вместе с полом на добрые три метра, разделявшие теперь его от двери, ведущей к выходу.

Металл царапал металл, высекая искры, палуба продолжала опускаться куда-то вглубь скитальца, отрываясь от креплений.

— Капитан! — заорал Пазаний. — Прыгай!

Уриил подпрыгнул, стараясь ухватиться за руку Пазания. В этот момент палуба окончательно отломилась и сорвалась вниз, во тьму. Пальцы соскальзывали с металлической ладони сержанта. Уриил потянулся второй рукой. Пазаний ухватился за его запястье и втянул капитана вверх, в дверной проем. Сломанная рука нещадно саднила.

Вскочив на ноги, Уриил был бесконечно рад услышать рев прогревающихся двигателей их «Громового ястреба».

— Надо двигаться, Уриил, — крикнул Пазаний сквозь грохот.

Капитан кивнул, и Пазаний побежал через пещеру к кораблю.

Палуба с грохотом вздымалась и дрожала как при мощном землетрясении. Лед трескался, сверху сыпались белые кристаллы. Сталактиты отваливались от потолка, при падении грациозно разлетаясь брызгами смертоносных осколков.

Десантники уже погружались в корабль, когда по полу пробежала трещина, мгновенно превратившаяся в зияющий разлом, из которого повалил пар. Край разлома вздыбился перед Уриилом. Повалившись, он поехал вниз, царапая пальцами лед, пытаясь остановить скольжение. Совсем рядом с ним в пол ударил сталактит, расколовшись фонтаном ледяных осколков. Перевернувшись, капитан увидел отсветы пламени далеко внизу, клубящийся дым и вентиляционные газы, поднимающиеся ему навстречу.

Собрав последние остатки сил, Уриил пополз вверх, отчаянно скребясь по ледяному полу. Он, подтягиваясь на руках, полз вверх и выбрался в тот миг, когда и эта часть палуба провалилась. Космический скиталец корчился в предсмертных муках, сверху сыпался лед, клубы пара окутали помещение серой дымкой.

Уриил, пошатываясь, побрел в направлении гула двигателей. По бокам от него сквозь пар проступили силуэты, также направляющиеся в сторону корабля. Сперва он подумал, что это другие десантники, но один из силуэтов бросился на него, нацелив когти в горло.

Животный визг генокрада утонул в вырвавшемся из сопел корабля пламени, которое рассекло дым. Уриил поднял руки, закрываясь от выхлопа. Когти монстра, пробив доспех, сомкнулись у него под мышкой. Средние лапы вцепились в пояс десантника. Противники клубком покатались по палубе. Челюсти генокрада сомкнулись на шлеме Уриила.

«Громовой ястреб» готовился к взлету, но рампа еще оставалась опущенной. Тяжелые болтеры в передней части корабля разразились грохотом. Крупнокалиберные снаряды рассекли воздух. Генокрады, лед и сталь разорвались под обстрелом. Разворачиваясь на месте вокруг своей оси, корабль обстреливал пещеру. Горячее дыхание монстра затуманило визор, брызнула слюна, и челюсти сомкнулись. Уриил отвернулся, и зубы твари соскользнули, оставив на боку шлема две параллельные бороздки. Капитан скинул генокрада и повалился на него, хватая монстра за плечи, всем своим весом прижимая зверя к полу. Генокрад бился и пинался, царапая доспех. Наплечники слетели, под ударом оказалось незащищенное тело. Уриил не в силах был удержать монстра. Это было словно бороться со змеей. Перевернувшись, генокрад вновь пригвоздил капитана Ультрадесантников к палубе.

Где-то позади «Громовой ястреб» взмыл в воздух. Пилот старался держать корабль ровно, несмотря на окружающий хаос разваливающегося космического скитальца. Лучи переднего иллюминатора судорожно метались во тьме. Поток разрывных снарядов пронзил воздух чуть выше уровня пола.

Когти генокрада вновь заскребли по броне. С последним отчаянным воплем Уриил сцепил руки на шее инопланетной твари и толкнул ее голову вверх. Борьба с монстром стоила воину боли в каждом мускуле. Силы уже оставляли его в момент, когда голова генокрада взорвалась от попавшего в нее болтерного снаряда.

Уриил перевернулся на живот, убедился, что огонь направлен больше не в его сторону, поднялся на ноги и, спотыкаясь, побежал к опущенной рампе. Запрыгнув внутрь корабля, он уцепился за решетку. Чьи-то руки подхватили его за доспех и заволокли внутрь корабля. Перевернувшись на спину, Уриил увидел, как Пазаний захлопнул дверь.

— Вперед! Вперед! — проорал он в интерком.

Обернувшись вокруг собственной оси, корабль заложил такой вираж, что Ультрадесантники посыпались на пол. Ожили основные двигатели.

«Громовой ястреб» рванул вперед с таким ускорением, что Уриила по инерции отбросило назад. Пришлось ухватиться за стойку. Палуба скрипела и тряслась, пилот выводил корабль из рушащегося космического скитальца. Что-то тяжелое ударило в крыло, раздался пронзительный скрежет, палуба накренилась. Пламя вырвалось из разбитых приборов. Искры наполнили кабину. Повалил пар, включились аварийные лампы. Но вот наконец корабль выбрался из туши скитальца, и полет его выровнялся. Уриил выпрямился и со стоном рухнул в капитанское кресло.

Прислонившись лбом к окну, Уриил смотрел, как гибнет скиталец. Языки пламени поглощали судно изнутри, корпус рушился. Взрывчатка делала свое дело. Он заметил еще две полоски света, несущихся прочь от скитальца, — два других «Громовых ястреба». Капитан подумал о том, как дорого обошлось спасение систем Хорделис и Тарсис Ультра. Знают ли об этом их жители?

Он отвернулся, радуясь, что проклятое судно наконец разрушено и миссия выполнена. Не совсем так, как планировалось, но все же они справились.

* * *

Настроение на борту «Вэ Виктус» было мрачным. На командирском помосте, кроме Уриила и адмирала Тиберия, присутствовали два худых астропата в зеленых балахонах, держащие черные посохи в руках. Оба были слепы. Их глазницы запечатывали черные полусферы из пластфлекса, не скрывавшие грубых шрамов по контуру. В кормовой части судна сквозь панорамное смотровое окно капитанского мостика по-прежнему виднелся гибнущий космический скиталец, но никто из членов команды ударного крейсера больше не обращал на него внимания. Появились куда более серьезные проблемы.

— Вы уверены? — спросил Уриил.

— Никаких сомнений, милорд, — ответил старший из астропатов, хотя возраст псайкера не всегда просто определить, — прямо под галактической плоскостью, на самой границе восприятия в эфире появилась стена белого шума. Под нами сплошное полотно помех чужеродного психического вмешательства. И оно движется, движется на нас.

Уриил и Тиберий переглянулись. Леденящий ужас охватил капитана, когда до него дошел смысл слов астропата.

— Тень в варпе, — произнес Тиберий недрогнувшим голосом.

Уриил медленно кивнул. Это могло значить лишь одно.

— Тираниды приближаются.

Воины Ультрамара

ЭТАП ПЕРВЫЙ — ОБНАРУЖЕНИЕ

ПРОЛОГ

В голубом небе Тарсис Ультра лениво плыли низкие облака, гонимые лёгким ветерком. Под его дуновением повсюду, насколько хватало глаз, сгибались тучные, созревшие нивы. Тёплый воздух был напоён ароматами поспевшего урожая.

Высокий комбайн двигался среди золотистых волн по твёрдой грунтовой дороге. Блестящие лезвия срезали колосья сразу с двух сторон и складывали их в огромный кузов позади кабины. Солнце едва достигло зенита, а кузов был уже почти полон — уборочная бригада сельскохозяйственных рабочих из Прандиума вышла в поле задолго до появления первых рассветных лучей.

Выхлопной газ из двигателя комбайна проходил через несколько фильтров, задерживающих токсичные вещества, и только после этого облачком поднимался над небольшой кабиной в передней части машины. Комбайн наклонился набок и свернул в сторону, но один из сидящих в кабине тут же выправил положение, не дожидаясь реакции беспечного водителя.

— Корин, клянусь, можно подумать, что за рулём сидит слепец, — выругался Иоахим.

— Вряд ли мы поедем ровнее, если ты постоянно будешь брать контроль на себя, — ответил Корин, раздражённо взмахнув руками.

Он провёл обтянутыми перчаткой пальцами по буйной шевелюре и укоризненно посмотрел на своего напарника. Иоахим почувствовал его взгляд.

— Ты чуть не загнал комбайн в ирригационную канаву.

— Может, и так, — признался Корин. — Но ведь не загнал же, не так ли?

— Только потому, что я вмешался.

Корин пожал плечами, не желая продолжать спор, и предоставил Иоахиму выводить комбайн на безопасное место. Стянув тонкие перчатки, он начал разминать пальцы, стараясь избавиться от напряжения в суставах. Слишком утомительно с самого утра держать вибрирующие рычаги управления огромной машиной и вести её по бескрайним полям.

— Эти перчатки совершенно бесполезны, — пожаловался он. — Они ничуть не помогают.

— Но ты же до сих пор не удосужился сделать набивку? — ухмыльнулся Иоахим.

— Нет, — ответил Корин. — Я надеялся, что Эллейза позаботится об этом.

— Наберись немного терпения, она и так заботится о тебе, словно преданная жена.

— Точно, — усмехнулся Корин. — Хорошая девочка, прекрасно за мной присматривает.

— Слишком хорошо. — Иоахим взглянул на напарника с укором. — Не пора ли тебе обзавестись спутницей, которая бы постоянно о тебе заботилась? Как насчёт Бронаг, медсёстры с Эспандора? Она явно к тебе неравнодушна.

— Бронаг? Ах да, у этой девчонки прекрасный вкус, — рассмеялся Корин.

Иоахим многозначительно выгнул бровь и уже готов был что-то ответить, как вдруг мир вокруг них взорвался. Страшный удар пришёлся в борт комбайна, и оба рабочих скатились со своих сидений, а машина вновь свернула в сторону. Иоахим почувствовал струйку кропи на щеке, но потянулся к рычагу управления, чтобы выправить накренившийся комбайн. Он успел ухватиться за ручку, но слишком поздно — левая гусеница соскользнула с твёрдой дороги в канаву, и машина опрокинулась на бок. Раздался звон стекла, и его напарник ударился о стенку кабины.

— Держись! — закричал Иоахим.

Осколки брызнули во все стороны, и Иоахим почувствовал, как один из них вонзился в левый висок. От удара о землю из кузова выплеснулось зерно, и над машиной поднялось облако сухой пыли. Двигатель продолжал работать, и широкие гусеницы бессмысленно перемалывали воздух.

Спустя целую минуту после удара боковая дверь кабины распахнулась и наружу высунулись ноги в тяжёлых ботинках. Иоахим осторожно выбрался наверх и спрыгнул в оросительную канаву, проходящую между дорогой и полем. Вода доходила ему до коленей. Неловко приземлившись, он тихо выругался и схватился за окровавленную голову. Следом, пошатываясь словно пьяный, в канаву спрыгнул Корин. Он бережно прижимал к груди ушибленную руку.

Оба молча уставились на повреждённый комбайн. Машина превратилась в груду искорёженного металла. Раскалённые обломки и обугленное зерно — вот и всё, что осталось от центральной части, куда, по всей видимости, пришёлся удар таинственного снаряда.

— Кровь Жиллимана, что произошло? — прерывающимся голосом спросил Корин. — Нас кто-то обстрелял? — Я так не думаю, — ответил Иоахим, указывая на столб белого дыма, поднимающегося к небу в нескольких сотнях метров от дороги. — Но, что бы это ни было, оно явно связано с тем дымом.

— И что это может быть? — спросил Корин, поворачиваясь в ту сторону, куда указывал его напарник.

— Не представляю, но надо бы погасить огонь, пока не пропал весь урожай.

Корин кивнул, поморщился от боли, но забрался обратно в кабину, снял с задней стены пару огнетушителей и бросил их к ногам Иоахима. Тот не без труда взобрался по наклонной бетонной стене канавы и протянул руку, чтобы помочь Корину вскарабкаться наверх.

Друзья торопливо пошли через поле. К месту пожара вёл длинный, выжженный в траве след.

— Клянусь Макрейджем, я никогда не видел ничего подобного, — хрипло заметил Корин. — Может это метеор?

— Я тоже так подумал.

Иоахим кивнул, и тут же пожалел об этом: при малейшем движении его голова просто раскалывалась от боли.

Они добрались до края образовавшейся воронки и замерли от удивления, едва увидев, что скрывалось на дне.

Если это и был метеор, то оба они представляли его совсем по-другому. Предмет в воронке имел неправильную сферическую форму, был обтянут незнакомым коричневым чешуйчатым материалом и напоминал гигантский кристалл, окружённый дрожащим облаком раскалённых газов. Поверхность его местами была оплавлена, видимо вследствие прохождения через плотные слои атмосферы. Теперь, подойдя ближе, люди определили, что из воронки поднимается вовсе не дым, а струи зловонного пара, которые вырывались из трещин в поверхности сферы, словно из неисправного компрессора. Даже на краю воронки друзья ощущали волны нагретого воздуха, расходящиеся от раскалённого предмета внизу.

— Что ж, огня тут нет, но эта штука здорово раскалилась, — сказал Иоахим. — Надо её охладить, иначе все равно может возникнуть пожар.

Корин покачал головой и осенил грудь оберегающим знаком орла.

— Ни за что! Я не собираюсь туда лезть.

— О чём ты? В чём дело?

— Иоахим, мне не нравится, как выглядит эта штука. Я чувствую, что это не к добру.

— Корин, не будь таким наивным. Это просто большой обломок скалы. Пошли вниз.

Корин упрямо покачал головой и бросил свой огнетушитель напарнику.

— Вот. Если хочешь, можешь спускаться, а я пойду Обратно к комбайну. Я постараюсь связаться с Прандиумом и вызвать кого-нибудь, кто смог бы забрать нас отсюда.

Иоахим понял, что спорить бесполезно, и кивнул.

— Я только подойду, чтобы рассмотреть эту штуку поближе, — сказал он. — И тотчас вернусь.

Он взвалил на плечи оба огнетушителя и стал осторожно спускаться в воронку.

Корин проводил его взглядом, а потом повернулся и зашагал обратно по той же выжженной полосе, по которой они пришли. На ходу он ощупал ушибленную руку и поморщился от сильной боли в локте. Похоже на перелом. Позади раздался громкий свист, будто вода попала на раскалённый металл, но Корин решил не останавливаться.

Свист сменился ужасным треском.

А потом послышался пронзительный вопль.

Корин подпрыгнул на месте и развернулся — в голосе Иоахима слышался смертельный ужас. Крик оборвался на самой высокой ноте, и на смену ему пришёл жуткий скрип, совершенно непонятный и необъяснимый. Корин повернулся и со всех ног бросился к комбайну.

В кабине висела заряженная винтовка, и Корин от души пожалел, что не взял её с собой.

Споткнувшись, он запутался в обугленных стеблях и упал на колени. За спиной послышался звук тяжёлых шагов. Нечто огромное и нечеловечески проворное преследовало его. Существо подходило всё ближе и ближе, Корин уже слышал, как под его ногами хрустят сломанные растения. Кто бы там ни был, он явно охотился за человеком.

Корин застонал от ужаса, поднялся и снова побежал. На ходу он рискнул бросить взгляд через плечо, и над колышущимися колосьями увидел огромный размытый силуэт. Казалось, зловещие звуки шагов чужака приближались со всех сторон.

— Кто ты? — прохрипел на бегу Корин.

Он уже не видел, куда бежит, и, упав в канаву с водой, пронзительно закричал. Сломанной рукой он ударился о бетонную стенку, а в раскрытый рот хлынула солоноватая вода. Корин стал карабкаться наверх, отплёвываясь и прерывисто дыша, но в это мгновенье небо над ним потемнело. Он поморгал, стряхивая с репниц капли воды, и вдруг ясно увидел своего преследователя.

Корин резко вдохнул и уже открыл рот, чтобы закричать. Но перед глазами сверкнули ужасающие клешни, и чудовище разорвало Корина пополам, не дав ему произнести ни звука. Потоки крови брызнули из обеих половин тела.

Существо помедлило долю секунды, словно принюхиваясь. Потом легко преодолело бетонную стенку канавы и направилось к Прандиуму.

ЭТАП ВТОРОЙ — ПРИБЛИЖЕНИЕ

Глава 1

Базилика Мортис служила домом Мортифактам. Родовое гнездо Ордена Мортифактов, одного из подразделений Космодесантников, медленно меняло свои очертания под тусклыми лучами далёкого солнца Посула, скользившими по изрезанной горами поверхности планеты.

Больше десяти тысяч лет, с тех пор как основатель Ордена, Сасебо Тезука, привёл их сюда по воле Императора, Мортифакты стояли дозором в сумрачном мире Посула, и с тех самых пор эти достойные рыцари Империи воспитывались и тренировались в стенах вращающейся на орбите крепости-монастыря.

При ближайшем рассмотрении комплекс напоминал единый горный хребет, плывущий в бездне космоса. Лучшие эксперты и техножрецы Империума когда-то собрались здесь, чтобы создать орбитальную крепость. Базилика стала воплощением высших достижений древних, ныне давно утраченных, технологий.

В течение многих тысячелетий Мортифакты посылали взращённых в Базилике воинов в Имперскую Гвардию, выполняя волю Божественного Императора Человечества. Представители Мортифактов участвовали в кампаниях, крестовых походах и локальных войнах. Трижды весь отряд целиком призывался на войну, и последней из них была борьба против орков на опустошённых просторах Армагеддона. Заслуги отряда давали им право соперничать с такими прославленными Орденами, как Космические Волки, Имперские Кулаки и Кровавые Ангелы.

Крепость могла вместить отряд в тысячу воинов, офицеров, сопутствующие подразделения прислуги, клерков, технические службы и чиновников — в общей сложности не менее семи с половиной тысяч душ.

Просторные доки, вырубленные в скальной породе, выдавались далеко вперёд и поблёскивали серебристыми причальными кольцами. Два тяжёлых линейных крейсера Космодесанта в полной готовности стояли на приколе в доках, тогда как более мелкие сторожевые и разведывательные корабли то уходили, то возвращались, осуществляя непрерывный контроль над закреплённой за Мортифактами территорией. Боевые баркасы, устрашающие корабли, снабжённые мощным оружием, были спрятаны в глубоких бухтах в недрах монастыря, разрушительные орудия до поры до времени дремали под бронированной оболочкой.

Луч маяка самого дальнего из доков отразился от поверхности приближающегося ударного крейсера. Корабль грациозно скользнул к тёмным стенам монастыря под присмотром шести быстроходных космических катеров Мортифактов. Капитан корабля и Мастер Охраны Рубежей обменялись древними кодами и замысловатыми приветствиями на высоком готике, но Мортифакты всё же не ослабили бдительности. Крейсер под названием «Горе побеждённому» продолжал путь на тяге самых маломощных двигателей, а с окружающих судов пристально следили за его приближением к доку.

«Горе побеждённому», линейный крейсер Ультрамаринов, был красой и гордостью командующего флотом и, как правило, перемещался в сопровождении целой свиты кораблей, но сейчас суда отряда эскорта оставались на якорях у дальних рубежей, поскольку им было запрещено приближаться к древней обители Мортифактов.

Длинный корпус крейсера был испещрён шрамами, полученными за тысячи лет сражений против врагов человечества. Над кормовой частью корабля возвышалась остроконечная башня, опоясанная контрфорсами, и, в отличие от кораблей Мортифактов, орудийные и десантные люки были наглухо задраены и закрыты защитными экранами. Левый борт, восстановленный корабельщиками Калта после ужасного удара, полученного в одном из последних сражений, блестел ярче, чем правый, а на фронтальной броне гордо сверкала подновлённая эмблема Ультрамаринов.

Крейсер «Горе побеждённому» подошёл к самой Базилике, медленно повернулся правым бортом и остановился возле стены крепости-монастыря. Корабль бесшумно замер, а из глубины дока вылетело несколько мелких катеров и заняло свои места вдоль левого борта. Другие катера протянули швартовые канаты, каждый из которых был толще орбитальной торпеды, и прикрепили их к якорным замкам «Горя побеждённому». Мелкие катера состояли всего лишь из мощного двигателя и крошечной кабины, а их пилоты привыкли буксировать тяжёлые космические корабли к местам безопасных стоянок. Целая дюжина таких буксиров осторожно уткнулись носами в борт «Горя побеждённому», словно стайка рыбок-паразитов в бок акулы, и запустили двигатели. Через некоторое время их совместные усилия преодолели инерцию огромного крейсера, и корабль медленно двинулся к причальной стенке Базилики. Натянутые канаты одновременно направляли судно и помогали катерам, пока крейсер не подошёл вплотную к вытянутому наподобие когтя причалу монастыря.

В недрах звёздного корабля глубокую тишину нарушали только тяжёлые шаги экипажа да отдалённый шум буксировщиков, упиравшихся в обшивку. Мраморно-белые стены коридоров, ярко освещённые электрическим светом, казалось, поглощали любые звуки, не давая им распространяться по кораблю. Слегка изогнутые кверху стены были почти гладкими. Рассеянный свет невидимых ламп освещал размещённые в неглубоких нишах герметичные стазис-контейнеры, в которых хранились священные для членов Ордена реликвии: бедренная кость Древнего Галатана; череп пришельца, захваченный с поля сражения на Ихаре IV; осколок цветного стекла из давно разрушенной усыпальницы и алебастровая статуэтка самого Императора.

Четверо Космодесантников промаршировали к выходу правого борта, откуда они наконец могли вступить на территорию Базилики Мортис. Делегацию возглавлял обритый наголо темнокожий гигант. Левую сторону его лица пересекало несколько старых шрамов, глаза недовольно щурились в потолок, уши ловили каждый шорох, издаваемый буксирами, задевающими обшивку. Он заметно переживал за любое возможное повреждение своего корабля.

Лорд адмирал Ласло Тибериус ради торжественного случая надел парадный плащ. Жёсткий мех хищной летучей мыши, покрывающий плечи, натирал шею, а серебряная пряжка, которой плащ был пристегнут к голубой броне, царапала горло. На голове адмирала красовался лавровый венок, нагрудная пластина доспехов звенела множеством заслуженных боевых наград, среди которых маленьким солнцем сияли лучи звезды Героя Макрейджа.

— Проклятые пилоты-буксировщики, — бормотал Тибериус. — Корабль только что вышел из мастерских Калта, а теперь только Императору известно, сколько панелей и контрфорсов они сорвут.

— Все не так плохо, как вы думаете, лорд адмирал. Хотя корабль пострадает гораздо сильнее до того, как мы закончим дела на Тарсис Ультра, — идущий следом за Тибериусом капитан Четвёртой Роты Уриэль Вентрис придержал полы своего изумрудно-зелёного плаща.

Адмирал недовольно фыркнул:

— Как только мы вернёмся к Тарсис Ультра, я поставлю корабль в док на Корделисе, чтобы убедиться, что крейсер в полном порядке. Я не намерен бросать его в сражение, не будучи уверенным, что судно в хорошей форме.

Среди званий Уриэля, помимо звания капитана Четвёртой Роты, был и титул Мастера Флота но, учитывая обширные познания Тибериуса в области всего, что касалось космических кораблей, он предпочитал уступить первенство адмиралу, и тот с удовольствием взял на себя ведущую роль. В этом не было никакого намёка на унижение. Воины Ультрамара свято чтили учение примарха, Кодекс Астартес, в котором говорилось, что каждый должен занимать то место, которому наиболее соответствует, независимо от звания. Тибериус и «Горе побеждённому» сражались вместе уже более трёх столетий, и уважаемый лорд адмирал определённо был лучшим Мастером Флота, чем сам Уриэль.

Спустя месяц после сражения на Павонисе техножрецы сделали всё, что было в их силах, чтобы восстановить доспехи Уриэля. Они заменили наплечники, заполнили особым составом глубокие порезы от когтей пришельцев, но без помощи мастеров Макрейджа нельзя было надеяться на полное выздоровление.

Зелёный плащ капитана удерживала небольшая брошь с выгравированной белой розой — свидетельство того, что Уриэль был героем Павониса. Кроме этой награды на его нагрудной броне красовалось немало бронзовых звёзд.

На мужественном, с резкими чертами, лице капитана Четвёртой Роты читалось напряжение. Глаза цвета грозовых туч прикрывали тяжёлые веки, два золотых штифта — подтверждение долгих лет службы — поблёскивали над левой бровью, оттеняя тёмные коротко остриженные волосы.

Следом за Уриэлем шли два старших сержанта — Пазаниус слева и Леаркус справа. По сравнению с остальными Пазаниус казался настоящим исполином. Некоторые детали его брони были позаимствованы из терминаторских доспехов. Несмотря на это, казалось, что броня едва вмещает в себя его огромное тело. Оба сержанта также носили зелёные плащи Четвёртой Роты и белые розы Героев Павониса.

Светлые волосы Пазаниуса были аккуратно зачёсаны назад. Его лицо сейчас выглядело чрезвычайно серьёзным, но на нём легко можно было представить и весёлую улыбку, и искреннее сочувствие. Правая рука сержанта от самого локтя блестела серебром. После столкновения с древним звёздным божеством, известным под именем Несущий Ночь, техножрецы Павониса вынуждены были заменить её на механическую. Тогда лезвие чудовищной косы прошло сквозь броню, рассекло кость, и никакие усилия апотекария Селенуса не смогли спасти плоть, тронутую космическим холодом тёмного божества.

Леаркус был истинным Ультрамарином. Он имел безукоризненное происхождение: его предки с обеих сторон считались отличными воинами. Во время обучения он и Уриэль отчаянно соперничали друг с другом, но общее служение Ордену и Императору давно уничтожило всякие намёки на неприязнь.

Повернув к выходу, лорд адмирал Тибериус немного ослабил застёжку мехового воротника и поправил лавровый венок на голове. Сигнальный звонок известил его о том, что корабль надёжно закреплён у причала.

— Жду не дождусь, когда всё это закончится, — покачал головой адмирал.

Уриэль никак не мог с ним согласиться. Он с нетерпением ожидал встречи с братьями по крови и, несмотря на грозящую Тарсис Ультра опасность, радовался приходу «Горя побеждённого» к Базилике Мортис.

В период Второго Основания, примерно десять тысяч лет назад, Орден Мортифактов откололся от Ультрамаринов, но его воины имели такое же происхождение, что и сам Уриэль. В древних преданиях рассказывалось о том, как Робаут Жиллиман, примарх Ультрамаринов, сплотил Империум после свержения предателя Хоруса и написал труд — Кодекс Астартес, который положил начало Орденам Космодесанта. Одним из основных положений этого свода законов был декрет о делении Космодесантников, насчитывающих к тому времени десятки тысяч воинов, на Ордена. Вследствие этой реорганизации больше никто не мог получить неограниченную власть над всеми войсками. Каждый из первоначальных отрядов сохранял своё название и цвета, а новые подразделения выбирали себе имена и отправлялись на борьбу с врагами Империума в разные концы галактики.

Капитан Ультрамаринов по имени Сасебо Тезука получил под своё командование вновь образованный Орден Мортифактов и повёл их на Посул, где основал крепость-монастырь и сумел завоевать громкую славу на службе Императору задолго до своей кончины.

Несмотря на общее происхождение от Жиллимана, Ультрамарины и Мортифакты не поддерживали никаких контактов на протяжении нескольких тысяч лет, и Уриэлю не терпелось посмотреть, какими стали воины этого Ордена, послушать рассказы о пережитых братьями сражениях.

На причале четвёрку Космодесантников встречал почётный караул, выстроившийся по обеим сторонам от люка правого борта. Строй воинов заканчивался перед массивной золотой дверью с запирающим колесом, в центре которого красовалось изображение Имперского орла. Желтоватый свет над дверью сменился зелёным, показывая, что гости могут без опаски пройти внутрь. Как только Ультрамарины приблизились ко входу, появился сервитор на гусеничном ходу. Он легко повернул колесо, и струйка пара со свистом вырвалась из компрессора.

Дверь бесшумно скользнула в сторону по смазанным рельсам, и взорам гостей открылся длинный, тёмный туннель со стенами из чёрного металла, ведущий к блестящему от сырости входу, обозначенному чёрными черепами. С мёртвых челюстей свисали сосульки, а на каменном полу причального комплекса скопились лужицы воды. Тибериус с недоумением посмотрел на Уриэля и покачал головой.

— Выглядит не очень-то гостеприимно, ты не находишь?

— Полностью с вами согласен, — ответил капитан.

— Что ж, давай поскорее пройдём через всё это. Чем быстрее мы отправимся в обратный путь к Тарсис Ультра, тем лучше.

Уриэль кивнул и зашагал по туннелю причального комплекса. В конце коридора обнаружилась ещё одна дверь из того же чёрного металла, что и стены. Первая дверь за их спинами с глухим ударом закрылась. Поток подтаявшего снега обрушился на плечи Уриэля, вода ручейками сбежала по бороздкам брони, пятнами растеклась по плащу. Капитан поднял руку и дважды ударил кулаком в дверь. По туннелю раскатилось приглушённое эхо. Довольно долго не было никакого ответа, и Уриэль снова поднял руку, но в это мгновение дверь с натужным металлическим скрипом отошла вовнутрь.

Из Базилики Мортис вырвался сухой и мёртвый, словно дыхание мумии, воздух. Запах старых костей и погребальных одежд заставил Уриэля закашляться. Внутри было темно, только огоньки редких свечей дрожали от дуновения слабого прохладного ветерка, пробравшегося снаружи.

Уриэль прошёл через обрамлённый черепами проем и оказался в святилище Мортифактов. Следом за ним шагнули Тибериус, Пазаниус и Леаркус. Все четверо изумлённо оглядывались по сторонам. Они оказались в длинном зале, по обеим сторонам которого тянулись ряды сидящих статуй, а потолок тонул во мраке. Со стен свисали потускневшие и обветшавшие знамёна. По полу растеклась лужица воды, просочившейся из туннеля. Впереди неяркий свет обозначал арку в форме листа, и это был единственный видимый выход из огромного зала.

— А где же Мортифакты? — свистящим шёпотом спросил Пазаниус.

— Не понимаю, — отозвался Уриэль и сжал рукоять своего меча.

Он подошёл к одной из статуй и осторожно смахнул с её лица вековую пыль и паутину.

— Храни нас Жиллиман! — воскликнул он с отвращением, увидев, что перед ним не статуи, а хорошо сохранившиеся мёртвые тела.

— Боевой брат Олфрик, да не забудутся в веках его имя и подвиги, — раздался чей-то глубокий голос за спиной Уриэля. — Он пал в сражении против хрудов на Ортече IX семьсот тридцать лет назад. Но смерть была отомщена, и боевые братья съели сердца его убийц. И потому его душа могла присутствовать за праздничным столом в честь победы.

Уриэль обернулся и увидел, что в дверном проёме появился человек в длинном балахоне с капюшоном, прячущий руки в широких рукавах одеяния. По его росту можно было догадаться, что он тоже принадлежит к племени Космодесантников. Над головой незнакомца парили два бронзовых устройства в виде черепов, связанных между собой тонкой медной проволокой. К обоим были прикреплены небольшие кронциркули, которые покачивались на лету. За первым из черепов тянулся длинный пергаментный свиток с птичьим пером, а у второго между оскаленными в вечной ухмылке зубами был зажат цилиндрический фонарик, испускавший ярко-красный луч.

Череп с фонарём завис над головой Уриэля, осветив его красным светом, что вызвало у Космодесантника страстное желание сбить странное приспособление. Затем то же повторилось над головами Пазаниуса и Леаркуса. Наконец бронзовый череп подлетел к Тибериусу, но разозлённый адмирал взмахом руки сбил его на пол.

— Что за чепуха! — воскликнул Тибериус. — Что всё это значит?!

Череп испустил негромкий писк, взлетел с пола и остановился вне пределов досягаемости адмирала. Его двойник, притягиваемый медной проволокой, последовал за ним.

— Не беспокойтесь, лорд адмирал, — произнёс человек, стоявший на пороге. — Эти устройства просто снимают трёхмерное изображение с ваших черепов.

Тибериус в замешательстве глянул на незнакомца, и тот пояснил:

— Чтобы после смерти восстановить ваши черепа согласно их конфигурации.

Лорд адмирал продолжал смотреть на него с открытым от изумления ртом, и тогда человек откинул капюшон и вышел на свет.

Его кожа была цвета эбонита, тёмные волосы стянуты назад и заплетены в длинные косички, увитые нитями с разноцветными кристаллами. Четыре золотых пластинки поблёскивали над бровью, а выражение лица и взгляд показались Ультрамаринам излишне мрачными.

— Перед вами брат-капеллан Мортифактов, Астадор, и я рад приветствовать вас, боевые братья.

Встреча Мортифактов оказалась для Уриэля совершенно неожиданной. Представившись, Астадор повернулся и, не говоря больше ни слова, вышел из зала мумий, предоставив ошеломлённым Ультрамаринам следовать за ним. Два черепа-помощника плыли по воздуху над головой хозяина, изредка сталкиваясь с негромким стуком, и Уриэль стал гадать, какие ещё древние артефакты ему предстоит увидеть в этом странном месте. Ультрамарины остерегались использовать черепа умерших, предпочитая, чтобы ушедшие смертные в целости сидели по правую руку от Императора.

Залы Базилики Мортис казались гостям сумрачными и тихими, как катакомбы. В каждом помещении над входом красовались черепа, и только теперь, при ближайшем рассмотрении, Уриэль понял, что ни один из них не был изготовлен руками человека. Все они были настоящими, потускневшими и пыльными. Хотя на всём пути в крепости-монастыре им не встретилось ни одной живой души, тишину временами нарушали едва слышимые обрывки церковных гимнов и печальные отзвуки поминальных молитв.

Чем глубже проникали они в этот склеп, тем больше росло недоумение Уриэля. Как могут воины одной с ним крови обитать в таком отвратительном месте? Как могли потомки Жиллимана так сильно отклониться от его святого учения? Капитан ускорил шаги и догнал Астадора.

— Брат Астадор, — обратился к нему Уриэль. — Я не хочу никого обидеть, но не постигла ли ваш отряд в недалёком прошлом непоправимая утрата?

Астадор озадаченно покачал головой:

— Нет. С полей сражений Армагеддона мы вернулись с честью и привезли с собой кости павших солдат. А почему ты спрашиваешь?

Уриэль немного помялся, подбирая подходящие слова. Люди нуждались в помощи Мортифактов, и любая неосторожная фраза могла убить всякую надежду на содействие.

— Залы вашего монастыря говорят о великой скорби.

— Они не похожи на Макрейдж?

— Нет. Крепость Геры — это место торжеств и радости во имя Императора. Там бесконечно звучат сказания о подвигах и отваге.

Помолчав некоторое время, Астадор наконец ответил:

— Ты уроженец Макрейджа?

— Нет, я родился на Калте, но с шести лет обучался в Казармах Аджизелуса на Макрейдже.

— А ты можешь признать, что твоё сознание сформировалось на твоей родине?

Уриэль задумался.

— Да, я в этом уверен. С того дня, как я встал на ноги, я начал работать на подземной ферме. На Калте тяжёлая жизнь, и либо ты гнёшь спину и трудишься изо всех сил, либо по твоей спине гуляют розги.

— Тебе нравилось там жить? — снова спросил Астадор.

— Думаю, да, хотя теперь я с трудом вспоминаю те дни. Работать было нелегко, но я рос в любящей семье, и обо мне заботились. Мне помнится, что там я был счастлив.

— И всё же ты отказался от всего этого и ушёл в Космодесантники.

— Да, на Ультрамаре каждый обучается солдатскому ремеслу. Я обнаружил в себе талант и поклялся, что стану самым знаменитым воином Макрейджа.

— Что ж, ты тот, кем стал в силу своего происхождения, капитан Вентрис, так что не суди нас по своим собственным убеждениям. Мир, который лежит далеко внизу под нашими ногами, был когда-то моим домом, и до того, как я был избран в ряды воинов Императора, я не знал ни солнечного света, ни радости. Этим понятиям нет места на Посуле. Здесь есть только сумрак и постоянная война. Прежде чем меня сочли достойным стать Космодесантником, я добыл в боях три сотни черепов и с того дня истребляю врагов Императора Мне довелось увидеть солнечный свет, но я так и не познал радости.

— Космодесантники не нуждаются ни в радости, ни в славе, — сказал подошедший Леаркус — Служение Императору заменяет им вино и пишу и радует душу.

Астадор остановился, чтобы взглянуть в лицо, заслуженному сержанту.

— Это цитата из Кодекса Астартес, сержант. Мы выросли, не нуждаясь в таких догмах. Мы прокладываем собственный путь, руководствуясь мудростью капелланов. Следовать заветам, оставленным много веков назад, не в наших обычаях.

Ультрамарины ужаснулись подобному пренебрежению священной книгой и даже остановились. Никто не ожидал услышать слова поношения трудов Робаута Жиллимана от своего собрата-Космодесантника.

Тибериус первым осознал промах и извинился:

— Прошу нас простить, брат-капеллан. Но для нас более чем странно слышать, чтобы тот, в чьих жилах течёт кровь прославленного примарха, так отзывался о Кодексе Астартес.

Астадор с достоинством поклонился:

— Мне жаль, если мои слова огорчили вас, лорд адмирал. Мы не меньше вашего чтим примарха. Он отец нашего Ордена, и все наши клятвы на верность принесены ему и Императору.

— И всё-таки вы пренебрегаете величайшим из его трудов, — проворчал Леаркус, стискивая кулаки.

— Нет, брат мой, ни в коей мере, — возразил Астадор, поворачиваясь к сержанту. — Мы рассматриваем его труд как фундамент всей нашей жизни. Но следовать его заветам, не учитывая новые полученные знания, без оглядки на современную ситуацию, не совсем разумно и означало бы повторение. Повторение ведёт к стагнации, а стагнация может нас погубить.

Уриэль положил руку на плечо Астадора:

— Брат Астадор, может, мы продолжим путь? Мы прибыли для переговоров с Магистром вашего Ордена, и у нас нет времени на теологические споры. Миру Тарсис Ультра угрожает смертельная опасность, и мы намерены просить помощи у вашего Магистра в борьбе против захватчиков.

Астадор, не оборачиваясь, кивнул и снова зашагал по сумрачным переходам Базилики. Уриэль с облегчением выдохнул и позволил себе наконец разжать стиснутые зубы.

— Проклятие, Леаркус, — прошептал он на ходу. — Мы пришли просить поддержки, а не спорить с ними.

— Но ты же слышал, как он говорит о Кодексе! — возмутился Леаркус.

— Уриэль прав, — вмешался Тибериус. — Все мы — воины Императора, и это самое важное. Ты должен бы знать, что есть Ордена, которые не так строго следуют заветам примарха, как это делаем мы. Потомки Русса идут собственной дорогой, но мы всё же считаем их союзниками, разве не так?

Леаркус угрюмо кивнул, но Уриэль понял, что они не до конца убедили сержанта.

Гости продолжили путь вслед за братом Астадором через тёмные и мрачные залы Базилики. Их провожали пустые взгляды черепов павших Мортифактов. Уриэль вздохнул. Вероятно, время и расстояние могут сильно изменить мировоззрение воинов, несмотря на кровное родство и общие цели.

Астадор повернулся и жестом указал на очередную дверь:

— Входите, Магистр Маджар ждёт вас.

Галерее Костей очень подходило её название. Уриэль убедился в этом, пока дожидался аудиенции командора Маджара, Магистра Ордена Мортифактов.

Стены от пола, выложенного каменными плитками, и до потолка украшала резьба по кости. В нишах между колоннами скрывались скелеты воинов с мечами в костлявых пальцах, а весь сводчатый потолок был составлен из черепов, чьи пустые глазницы смотрели на стоявших внизу людей. Четверо Ультрамаринов остановились в самом центре галереи — Тибериус и Уриэль впереди, Леаркус и Пазаниус замерли сзади.

Две статуи ангелов смерти стояли по обе стороны от высокого трона, также сделанного из костей давно погибших Космодесантников. Кроме оскаленных черепов Уриэль смог разглядеть фрагменты бедренных костей, позвонки и другие части человеческих скелетов, выступающие из подлокотников и конической верхушки трона.

Рядом, также на костях вместо ножек, стоял стол, а на нём — плоская чаша, покрытая тёмной эмалью. Повсюду, куда бы ни обращался взгляд Уриэля, прославлялась смерть.

Астадор подошёл к столу и снова закрыл лицо черным капюшоном.

Раздался низкий удар гонга, скрытые за троном двери бесшумно отворились, и в Галерее Костей показалась длинная процессия. Во главе её неспешно следовали люди в тёмных накидках с капюшонами. Некоторые из них размахивали дымящимися кадилами, остальные негромко напевали печальные молитвы, но никто из вошедших не поднимал головы. Один за другим они расходились по залу, пока к каждому скелету в нише не присоединился живой двойник. Затем вошли двое. Терминаторов в тёмных доспехах с нарисованными на них костями. В руках Терминаторы держали косы с лезвиями из белого металла, а шлемы своей формой и рисунком напоминали оскаленные черепа. Уриэль смог без труда представить, какой ужас наводили эти воины на врагов во время сражений. Терминаторы заняли места по обеим сторонам от трона, и тогда в Галерею на перепончатых, затянутых обветшавшей материей крыльях влетел маленький, не больше детского, скелет. Непонятное существо уселось на спинку трона и молча поглядывало на ошеломлённых Ультрамаринов. Уриэль разглядел медную проволоку в суставах скелета и маленький генератор, закреплённый между крыльями.

Наконец в дверях появилась высокая фигура. При виде человека, одетого в силовые доспехи с легко узнаваемым рисунком скелета и чёрными крыльями, капитан презрительно скривил губы. Мужчина двигался размеренно и неторопливо, тщательно отмеряя каждый шаг. В центре его нагрудника виднелся узор из рёбер, напоминающий Имперского орла. Каждая деталь доспехов, от поножей до наплечников и воротника имитировала части человеческого скелета. Устрашающий костюм дополняла огромная коса с острым серебристым лезвием и эбонитовой рукоятью.

Уриель понял, что в Галерею вошёл не кто иной, как лорд Маджар. Остановившись возле трона, он поклонился Ультрамаринам. Его длинные серебристые волосы были заплетены во множество спадающих до пояса косиц и закреплены нитями с разноцветными кристаллами. Угольно-чёрная кожа лица, изрезанного бесчисленными глубокими морщинами, напоминала лунный пейзаж. Разделённая на две пряди белая борода тоже спускалась до пояса.

Невозможно было определить возраст Магистра, но Уриэль подумал, что командору, должно быть, не меньше семи столетий.

Маджар наконец уселся на трон и обратился к гостям.

— Добро пожаловать, братья по крови, — произнёс он на удивление глубоким сильным голосом.

Капитан Ультрамаринов сделал шаг вперёд и поклонился:

— Лорд Маджар, мы благодарим вас за гостеприимство и передаём привет от ваших братьев Ультрамаринов. Лорд Калгар лично просил меня передать его заверения в глубочайшем уважении.

Маджар важно кивнул, принимая приветствие Уриэля.

— Вы прибыли с дурными вестями, капитан Вентрис. Наши капелланы, увидев вас, предсказали множество смертей.

— Увидев меня? — переспросил Уриэль.

— Они увидели вас окровавленным, увидели торжествующим и увидели мёртвым, — провозгласил лорд Маджар.

— Я не понимаю вас, мой лорд.

— Мы давно знали о вашем приближении, Уриэль Вентрис, — кивнул Маджар. — Но не знали о причине, побудившей посетить нас. Скажите, зачем вы прибыли в наш монастырь, братья по крови?

Уриэль обрадовался, что разговор перешёл на знакомую ему тему, и снова поклонился лорду Маджару.

— Мы предстали перед вами в надежде, что вы исполните Долг Воинов и присоединитесь к нам в борьбе против ужасного врага.

— Вы говорите о клятве на мече, которую принёс Жиллиман во время Первого Крестового похода?

— Именно так, лорд Маджар.

— И эта клятва до сих пор имеет власть над воинами вашего Ордена? — спросил Магистр Мортифактов.

— Да, мой лорд. Как благословенный примарх поклялся в верности и братстве солдатам, спасшим его жизни, так и мы поклялись защищать народы Тарсис Ультра, какие бы враги ни угрожали их безопасности. — ответил Уриэль.

— А им действительно угрожают? — довольно равнодушно спросил Маджар.

— Да, мой лорд.

— Вы в этом уверены?

— Да, мой лорд. Щупальца Великого Пожирателя тянутся к этому миру и грозят поглотить его. Мои воины и я недавно высадились на борт судна, обозначенного как «Смерть добродетели», и уничтожили его. Это случилось неподалёку от Тарсис Ультра. На корабле мы обнаружили генокрадов и храбро сражались с ними. По возвращении мы прибегли к помощи астропатов, и те обнаружили псионическое возмущение в варпе, которое назвали Тенью, и оно движется на нас. Тираниды идут войной, мой лорд, и в этом я совершенно уверен.

— И чего вы ждёте от меня?

— Мои воины связаны обязательством защищать этот мир, и я заклинаю вас общей кровью, которая течёт в нас, оказать помощь. Тираниды слишком опасны и многочисленны, чтобы мы могли справиться с ними в одиночку. Имея в союзниках ваших доблестных воинов, мы сможем надеяться на победу.

Лорд Маджар усмехнулся, обнажив сверкающие белизной зубы.

— Нет необходимости играть на самолюбии наших воинов, капитан Вентрис. Я достаточно хорошо помню о своём долге и кровной связи между нами.

— Значит, ваши воины будут сражаться на нашей стороне?

— А это нам ещё предстоит узнать, — ответил лорд Маджар и подал знак Астадору.

Брат-капеллан встал перед своим командиром и господином в ожидании дальнейших распоряжений.

— Брат Астадор, тебе предстоит отыскать истину.

— Да, мой лорд. Как прикажете.

Капеллан сбросил свою накидку на каменные плиты пола. Под ней оказались доспехи зловещего цвета запёкшейся крови, отделанные чернёным золотом. На обоих наплечниках красовались обсидиановые черепа. В руке Астадора появился увенчанный золотыми крыльями посох — его оружие и символ духовной власти. Капеллан склонился над рукой своего господина, снял латную перчатку и положил её на столик. Острым лезвием посоха он рассёк ладонь лорда Маджара и направил ручеёк крови в эмалевую чашу. Магистр ритмично сжимал и разжимал кулак, пока чаша не наполнилась до краёв.

Астадор поднял сосуд и поднёс лорду Маджару. Тот с поклоном принял его. Отпив глоток крови, Магистр Мортифактов вернул чашу капеллану. Тот бережно поднёс её к губам, и кровавым дождём оросил лицо. Уриэль содрогнулся от отвращения, видя, как жадно Астадор пьёт кровь своего господина. Что мог означать этот варварский ритуал, требовавший пролития крови его собрата Космодесантника? Неужели Мортифакты настолько опустились, что следуют обычаям Разрушительных Сил? Капитан Вентрис покосился на стоящего рядом Тибериуса.

Лицо лорда адмирала оставалось бесстрастным, но Уриэль видел, как сильно тот сжал челюсти, и понял чувства Тибериуса. Тем временем Астадор застонал и вытянул руку, чтобы сохранить равновесие. Крылатый скелет, примостившийся на спинке трона, взмыл в воздух и подхватил чашу, готовую выпасть из ослабевших пальцев капеллана.

Уриэль больше не мог сдерживаться:

— Что он вытворяет? Это смахивает на тёмное колдовство!

— Помолчи! — взревел Маджар. — Он испрашивает совета у наших почитаемых предков. Их мудрость приходит из-за черты смерти, и она не подвластна настроениям живущих. Он спрашивает, должны ли мы присоединиться к вам.

Уриэль уже готов был возмутиться, но почувствовал, как на его плечо легла тяжёлая длань Тибериуса. Лорд адмирал медленно качнул головой.

— Пожиратель идёт по галактике, и одно имя его смущает души людей, — простонал Астадор. — Бессмертный Совокупный Разум контролирует каждое движение. Великое множество существ. Миллиарды и миллиарды чудовищ рождает одна мысль, и никому из здесь стоящих не под силу постичь их число. Чудовище идёт своим путём и жаждет только пищи. С ним невозможно торговаться, невозможно договориться, можно только сражаться. С ним должно сражаться.

Астадор упал на колени, и его вырвало кровью. Но крылатый скелет подоспел вовремя и подставил чашу. Подлетев к Маджару, он протянул ему наполненный кровью сосуд, а затем снова уселся на спинке трона над головой Магистра Мортифактов.

Лорд Маджар поймал взгляд Уриэля, улыбнулся и отпил несколько глотков возвращённой крови. Капитан услышал, как за его спиной мучается от тошноты Леаркус, но постарался сдержать отвращение. Магистр вытер капли крови с бороды и обратился к Уриэлю:

— Предсказание не слишком благоприятное, капитан Вентрис.

Сердце Уриэля ёкнуло, но лорд Маджар ещё не закончил. Он поднялся с трона и пересёк Галерею Костей, остановившись прямо перед Ультрамаринами. Магистр Ордена Мортифактов склонился над Уриэлем и протянул ему чашу. На дне пенились остатки крови, смешанной со слюной.

— Осмелишься ли ты подтвердить наше кровное родство, капитан Вентрис?

Уриэль уставился на ярко-красную жидкость. Он чувствовал, как тошнота поднимается к горлу, но всё же принял чашу из рук Маджара и поднёс к губам. В ноздри ударил металлический запах крови.

В глазах лорда Маджара блеснуло одобрение, и Уриэль ощутил приступ ярости.

Он наклонил чашу, припал к ней губами и проглотил остатки тёплой крови.

Жидкость скользнула в желудок, и Уриэль ощутил прилив жизненных сил и могущества, переданных ему с кровью лорда Маджара. Кроме всего прочего, горячий медный привкус нёс в себе и сверхчеловеческую мудрость. Перед мысленным взором Уриэля пронеслись видения жестокой резни, напомнившие ему о неотвратимости смерти. Увидев пару чудовищных жёлтых глаз, он снова ощутил прикосновение Несущего Ночь к своей душе.

Лорд Маджар принял чашу из обессилевших рук Уриэля и обернулся к Астадору. Капеллан молча кивнул.

— Мы выполним свой воинский долг, капитан Вентрис. Я предоставлю вам своих воинов, и брат-капеллан Астадор поведёт их в бой. Вы будете сражаться на равных. Кровь сказала своё слово, и ты подтвердил наше родство.

Уриэль едва расслышал его слова, настолько он был поглощён борьбой с позывами тошноты. Но были ли они вызваны кровью или воспоминанием о Несущем Ночь, капитан Вентрис так и не смог понять.

Глава 2

Огромный город Эребус ярким бриллиантом сверкал в Каллинских горах. Ущелье, в котором он расположился, было таким обширным, что казалось, будто какой-то великан вырубил лопатой часть юго-восточного склона самой высокой горной гряды. Имея в ширину всего девять километров, Эребус вдавался в горный массив почти на сорок километров и был разделён на две части рекой Невас. Десятимиллионное население самого многолюдного города Тарсис Ультра делало его похожим на муравейник.

Правительственные учреждения, фабрики, крытые сады, бульвары соперничали друг с другом в борьбе за пространство в узком ущелье. Громоздкие сооружения из стекла и металла, подобно невиданным цветам, теснились на каменных склонах, занимая каждый свободный метр земли. Балки и перекладины, стальные опоры и неправдоподобно тонкие колонны поддерживали строения самых различных стилей. Новомодные вычурные архитектурные формы соперничали с простыми и элегантными пропорциями мраморных зданий, выстроенных Ультрамаринами десять тысячелетий тому назад.

С самого начала Эребус задумывался как идеальный город, но с тех благословенных дней прошло немало времени и многое изменилось. Вобрав в себя все лучшее, чем обладало человечество, город непрерывно расширялся в течение многих столетий и теперь, почти потеряв свой первоначальный облик, походил на людские муравейники Армагеддона и Некромонды.

Со скал на город смотрели невероятно высокие скульптуры из стали. По мере того как новые постройки поднимались всё выше, а их фундаменты и опоры вгрызались в склоны ущелья, учащались и несчастные случаи. От непомерных нагрузок не выдерживали основания статуй, и громоздкие сооружения с оглушительным грохотом скатывались вниз, увлекая за собой мосты, ограждения и не успевших отскочить горожан. Достигнув дна ущелья, они замирали там навсегда беспорядочным нагромождением искорёженного металла И изуродованных тел.

Но даже среди этих величественных обломков и разрушенных домов, на самом дне ущелья, ставшего районом городских трущоб, бурлила жизнь. Это место в буквальном смысле стало Дном, дававшим приют многочисленным бандам отверженных и преступников. Блюстители закона из отряда Адептус Арбитрес, более известные среди населения как Бронзовые, объявили самые опасные зоны Дна непроходимыми. Остальные районы они тоже патрулировали только в составе групп по несколько человек и с заряженными автоматическими винтовками наперевес. Беспощадные бандитские группировки множились, в недрах городского Дна, грабили разрушенные дома, продуктовые склады и друг друга.

Случайные прохожие старались убраться подальше, как только начиналась очередная перестрелка из-за передела сфер влияния или новых источников добычи.

А иногда обитатели Дна дрались без особого повода, просто «из любви к искусству».

Снежок перекатился через стойку Флеш-бара. Пули засвистели ему вдогонку, и во все стороны фонтаном брызнули щепки. Не успел он снять винтовку с предохранителя, как над его головой на мелкие осколки разлетелись бутылки и огромное зеркало. Бармен с криком рухнул на пол рядом с ним и зажал ладонью огнестрельную рану на плече. Осколок стекла раскроил ему щеку, кровь залила все лицо. Снежок подмигнул окровавленному бармену:

— Полагаю, это не самый удачный день в твоей забегаловке.

Оглушительная музыка почти перекрывала грохот непрерывной стрельбы. Шестеро Бродяг ворвались в ресторан и теперь без разбору уничтожали всех посетителей и крушили мебель огнём из тяжёлых автоматических винтовок. Кто же мог такое предугадать? Снежок тяжело вздохнул и подполз к краю стойки. Винтовка удобно устроилась на плече, голубоватая сталь блестела как новенькая, и в этот момент он как никогда был доволен, что прикончил Бронзового, бывшего хозяина оружия.

Зал наполнился истошными криками и стонами. Посетители метались между столами в отчаянной надежде уцелеть в очередной бандитской схватке, которые становились слишком частыми в муравейнике Эребуса.

Стрельба не затихала, а крики становились все громче. Динамики прошила очередь, они взорвались, и музыка стихла. Окровавленные посетители валились на пол, выстрелы из крупнокалиберных ружей чуть ли не разрывали их пополам.

Снежок рискнул выглянуть из-за стойки. Тигрица с метательными ножами в руках пригнулась за перевёрнутым столом, а Сильвер укрылась за широкой стальной колонной. Джонни Стомпа и Лекса не было видно, Но первый был слишком сообразительным, а второй — слишком удачливым, чтобы попасть под ураганный огонь незваных гостей.

Проклятые Бродяги! Жизнь начинающего предводителя банды и без того тяжела, а эти безумцы ещё больше осложняют положение. Достаточно того, что Бронзовые, занимающие огромное мрачное здание на краю Дна, доставляют немало хлопот каждому, кто осмелится преступить закон, то есть почти всем обитателям этой части города. Но даже Бронзовые с их отличными пушками редко заглядывают в эти места. А вот Бродяги…

Их невозможно понять. Снежок грабил и убивал ради денег и ради того, чтобы утвердить своё положение среди обитателей Дна, но эти психи убивали просто так. Никто не мог предугадать, когда и где они появятся и начнут уничтожать всех подряд из своих мощных ружей. Убийство ради выгоды ещё можно понять, но какой смысл в этой резне? Снежок ощутил прилив неудержимой ярости.

— Выходите, выходите, где бы вы ни были, — нараспев выкрикнул один из Бродяг.

Снежок услышал клацанье перезаряжаемого оружия и кивнул Тигрице. Рыжеволосая девушка выпрямилась, как отпущенная пружина, и с изумительной точностью метнула нож. Тонкое лезвие блеснуло в воздухе, вонзилось в глаз ближайшего Бродяги, и тот, не успев издать ни звука, повалился на пол.

Тигрица снова скрылась за столом, а вслед ей загрохотали выстрелы, высекая искры из массивной металлической столешницы. Осколок металла разорвал её чёрный комбинезон, и Снежок понял, что Тигрица теперь разозлилась не на шутку. Все внимание Бродяг было сосредоточено на спрятавшейся девушке. Воспользовавшись моментом, Снежок выпрямился и крикнул:

— Вы выбрали не тот бар для своих развлечений, ребята!

Первым выстрелом он свалил ещё одного Бродягу, а вторым успел ранить в плечо другого, пока те разобрались, в чём дело, и обернулись в сторону барной стойки. Снежок нырнул вниз. Бандиты принялись поливать бар огнём, и деревянная стойка чуть не превратилась в опилки.

С пистолетами в обеих руках из укрытия показалась Сильвер. Её длинные белые волосы были собраны в аккуратный хвост, а льдисто-голубые глаза горели холодным, беспощадным огнём. Спокойно уложив ещё двоих Бродяг всего двумя точными выстрелами, она снова скрылась за колонной.

— И вот их осталось двое, — пробормотал Снежок, уловив замешательство и страх на лицах оставшихся бандитов.

Он поднялся и вышел из-за стойки, неторопливо выбирая путь между телами убитых. Окровавленные трупы усеяли весь пол, а воздух наполнил тяжёлый оружейный дым.

— Что, не ожидали такой встречи? — спросил Снежок. — Мы — Ночные Негодяи, и вы помешали нам заниматься своим делом.

— Мы вас всех перестреляем! — крикнул один из Бродяг, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— Вряд ли вам это удастся, парень, — ответил Снежок, заметив Лекса и Джонни Стомпа на галерее над налом бара.

Он покачал головой. Вечно эти ребята торопятся попробовать добычу, ещё не закончив основную работу!

— Как вы отнесётесь к тому, чтобы положить оружие и предоставить нам заниматься своим делом, а? — поинтересовался Снежок.

Он видел их замешательство и понимал, что надо воззвать к чувству самосохранения, пока не вернулись глупая бравада и жажда убивать.

— Послушайте, здесь и без вас полно трупов, понятно?

Снежок старался говорить как можно спокойнее, даже опустил дуло своей винтовки. Между тем он разглядел дорогие костюмы и ухоженные причёски Бродяг. Их лица, закопчённые и поцарапанные после перестрелки, выглядели весьма холёными. Дорогие украшения на руках и шее поблёскивали в такт прерывистому дыханию. Юноши из богатых семей. И наверняка под действием какого-то наркотического дурмана. Это Снежок прочёл по их глазам.

И внезапно всё стало на свои места. Убийцы-любители. Богатые молодые люди, которые стреляли от скуки, зная, что могут себе это позволить. Но теперь, когда бар разгромлен, жажда убийства заметно угасла.

Снежок медленно шагнул навстречу парням и опустил оружие на стойку.

— Вы просто хотите убраться отсюда целыми и невредимыми.

Бродяги кивнули.

— Я могу вас понять, — сказал он, взмахнув рукой, — но вам не следовало этого делать.

Его взгляд метнулся к галерее.

— Давай, Джонни, — ровным голосом скомандовал предводитель Ночных Негодяев.

Парни даже не успели понять, что происходит, как на них обрушились все сто килограммов веса Джонни. Стомп легко вскочил на ноги, поднял одного из Бродяг, а затем с неприятным сухим треском одним движением свернул ему шею. Второй убийца попытался отползти в сторону, но Джонни был начеку.

— Пожалуйста, не надо! — взмолился тот. — У меня богатые родственники, они заплатят любой…

— Не интересно, — прервал его Джонни и обрушил кулак на лицо юнца.

Брызнула кровь, треснули сломанные зубы, и парень упал замертво. Голыми руками Джонни Стомп расправился с двумя бандитами.

Снежок повернулся и поднял на плечо винтовку. Теперь, когда со стрельбой было покончено, он облегчённо вздохнул, пригладил свои выбеленные, напомаженные волосы и наклонился над изрешечённой пулями стойкой. Мерцающий неоновый свет придавал его заострённому лицу нездоровый оттенок. Осколки хрустнули под тяжёлыми ботинками, костяшки пальцев стукнули по прилавку, и ошеломлённый бармен поднялся с пола, сцепив руки за окровавленной головой.

— Ну что, парень, на чём мы остановились, когда началась эта суматоха? — Снежок мрачно усмехнулся. — Ах да, вспомнил. Это ограбление, руки за голову и показывай, где хранится выручка.

— Хорошая добыча? — спросил Лекс, кивая на пачку купюр, лежащую на перевёрнутом ящике.

— Достаточно хорошая, Лекс, — подозрительно покосился на него Снежок.

Он засунул деньги в небольшой рюкзак и поднялся па ноги. Закурив и глубоко вдохнув ароматный дым, Снежок перебросил рюкзак на железную кровать, а сам уселся рядом.

Лекс пожал плечами и поплёлся к Джонни Стомпу в переднюю комнату их временного убежища. Ночь уже полностью вступила в свои права, и свет огней со склонов ущелья проникал в помещение через дырявую крышу и окна без рам. В воздухе чувствовалась неприятная сырая прохлада — предвестница приближающихся лютых зимних холодов.

С Лексом могут возникнуть проблемы. Рано или поздно он погубит себя. Это было ясно с самого начала. Снежку давно надо было порвать с этим типом и подыскать замену, но никто не разбирался во взрывчатке лучше, чем Лекс. Он мог приготовить невероятные вещи из самых простых компонентов. Не одному Бронзовому пришлось пожалеть о погоне за Ночными Негодяями, когда на их пути попадались умопомрачительные ловушки, придуманные Лексом.

Лекс ничего о себе не рассказывал, но Снежок однажды заметил на его плече татуировку в виде шестерёнки. Это означало, что парень когда-то был учеником экспертов-техников и трудился в заводских ангарах или в кузнице на противоположном конце долины. Лекс присоединился к банде шесть месяцев Назад, и ни для кого не была секретом причина его увольнения из гильдии. Лекс был наркоманом, возможно, уже несколько лет. Его настроение постоянно менялось в зависимости от принятой дозы. Он даже не сознавал, что наркотическая завеса не скроет его от опасности.

Снежок постарался выбросить мысли о Лексе из головы и сосредоточился на добыче, взятой в баре. Денег было достаточно, чтобы заплатить за хорошие тяжёлые ружья. Тогда они смогут претендовать на достаточный кусок территории. И он даже знал, у кого купит отличное оружие.

Да, ограбление было задумано отлично, только вот Бродяги испортили все представление, и это вызывало беспокойство. Как можно надеяться, что банду Ночных Негодяев будут бояться и уважать на Дне, если в живых не осталось ни одного Бродяги, ни одного посетителя бара? Кто же распространит слух об их подвигах? Может, стоило пощадить одного из юнцов? Но Снежок быстро отверг эту мысль. Пытаться остановить Джонни Стомпа, когда у него разыгралась жажда крови? Плохая идея, особенно если сам хочешь остаться живым. Этот хладнокровный убийца немного простоват, но он весьма полезен и полностью доверяет Снежку.

Конечно, Джонни Стомп не был самым изобретательным из его помощников, зато Снежок в любой момент мог рассчитывать на его физическую силу. Затянувшись в последний раз, он бросил окурок на пол, раздавил его носком ботинка и растянулся на кровати.

Сам Снежок не отличался мощным телосложением, но обладал хорошо развитой мускулатурой, прикрывавшей не слишком широкий костяк. Он носил рабочие армейские брюки, заправленные в тяжёлые прочные ботинки, снятые с убитого Бронзового, и белую футболку с голографическим изображением ядерного гриба, то поднимавшегося, то опадавшего при движении.

Сумма, добытая в Флеш-баре, поможет решить самые насущные потребности, но надо придумать что-то получше, чтобы удержать команду. Они будут идти за лидером только до тех пор, пока ему сопутствует успех. Необходим постоянный источник доходов для покрытия повседневных нужд. И источник этот не должен приносить лишних хлопот.

В дверь постучали, и Снежок, подняв голову, улыбнулся вошедшей Сильвер. Девушка неторопливо пересекла комнату и уселась на край кровати.

— Когда-нибудь, да? — спросила она.

— Когда-нибудь, — согласился Снежок. — А где Тигрица?

— Ушла в какой-то бар вместе с Траском, — равнодушным тоном протянула Сильвер. — Кажется, к Камински.

— Наверное, я становлюсь старым, но как можно слушать такой грохот, я не понимаю. Не возражаю против громкой музыки, но то, что там звучит, больше напоминает акустическую атаку.

— Многим людям это нравится, — заметила Сильвер. — Проклятие, я и сама не возражаю против неё.

— А почему же ты не пошла с ней?

— Не желаю нервничать из-за Траска. Ты же знаешь, что он может натворить, когда выпьет.

— Похоже, Тигрицу это ничуть не беспокоит.

— Это значит лишь то, что она слишком молода и глупа, чтобы понять, с каким неудачником связалась.

— Ты слишком цинична сегодня.

Девушка улыбнулась в ответ, и Снежок совершенно размяк, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его.

— Я устала, — сказала Сильвер. — А кроме того, что такого я могла бы получить от Траска, чего не можешь дать мне ты?

Снежок не смог сдержать усмешки при воспоминании об амурной попытке Траска по отношению к Сильвер после целой ночи кутежа. Несчастный ублюдок после этого целую неделю не мог разогнуться.

— А как все остальные союзники? — Он решил переменить тему.

Сильвер пренебрежительно пожала плечами:

— Думаю, в полном порядке, Лекс снова нервничает, а Джонни горит желанием разбить кому-нибудь башку. Он не перестаёт мечтать о стычке с бандами Высокого Улья.

Снежок рассмеялся.

— Не мешало бы ему охладить голову в болоте, если он считает, что может одолеть банду Высокого Улья. Скажи ему, чтобы продолжал грабить случайных прохожих, если ему неймётся. К более громким подвигам мы пока не готовы.

Сильвер зевнула, сбросила на пол свой длинный плащ и сняла заколку с головы, позволив своим совершенно белым волосам окутать плечи. Перебравшись к стенке и обняв Снежка, она уютно устроила голову на его груди. Снежок тоже обнял её и поцеловал в лоб.

— А ты заметил, что к Флеш-бару не подошёл ни один патруль Бронзовых? — спросила Сильвер, в то время как её рука скользнула под край футболки и взъерошила волосы на его груди.

— Заметил, и это показалось мне довольно странным, а тебе?

— Интересно, куда они все подевались? Обычно в верхних районах и шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на патруль, а то и два сразу.

Снежок неторопливо кивнул.

— Я как-то не задумывался, но теперь, когда ты об этом сказала, вспомнил, что с недавних пор в городе очень нервная обстановка, чуть ли не истерика. Я видел немало Бронзовых на улицах, но не встретил ни одного солдата. Почему? И эти Бродяги. Они никогда раньше не осмеливались орудовать так близко к Высокому Улью.

— Ты думаешь, что-то происходит?

— Будь я проклят, если знаю, милая, но если это отвлекает от нас внимание Бронзовых, то остаётся только радоваться.

Снежок и не подозревал, насколько он ошибается.

Глава 3

С борта «Громового Ястреба» Уриэль любовался суровой красотой ландшафта, раскинувшегося между увенчанных снежными шапками гор. В эту часть мира пришла суровая зима, и от её печальной красоты сжималось сердце. Блеск замёрзших высокогорных озёр в скудных лучах зимнего солнца и неровная линия горизонта напоминали ему окрестности крепости Геры.

Пилот направил «Громовой Ястреб» вдоль горной гряды, и Уриэль заметил чёрные силуэты боевых машин Мортифактов, присоединившихся к строю Ультрамаринов. В памяти всплыла яркая картина странного обряда в Базилике, и во рту возник неприятный привкус крови лорда Маджара.

Тогда Магистр Ордена Мортифактов довольно рассмеялся, назвал его своим братом и положил руки ему на плечи, оставив кровавые отпечатки на вычищенной броне. Уриэль так и не сумел понять, как Магистр Ордена, несущий в себе генное семя благородного Робаута Жиллимана, мог настолько отойти от понятий воинского братства. С определённой долей уверенности капитан полагал, что только благодаря его согласию отпить из окровавленной чаши, а никак не из-за братских уз, лорд Маджар согласился направить своих воинов к Тарсис Ультра. Как может существовать Орден, предоставленный самому себе? Как Космодесантники могут не руководствоваться Кодексом Астартес?

По возвращении на «Горе побеждённому», Уриэль погрузился в молитвы и прошёл обряд очищения, но никак не мог избавиться от врезавшихся в память картин. Он не мог отрицать, что после испития крови его посетило ощущение могущества, и знал, да простит его Император, что в глубине души жаждет снова пережить его.

За тот месяц, что потребовался для возвращения к Тарсис Ультра, воины двух Орденов почти не контактировали, и Ультрамарины только радовались этому обстоятельству. Каждый из них был шокирован столь значительными изменениями в мировоззрении собратьев, имеющих одного с ними предка.

Им предстоит сражаться бок о бок, но, казалось, их братские узы никогда уже не будут так сильны и не будет клятв верности на рукояти меча.

Они должны противостоять общей угрозе, и только.

Уриэль почувствовал, что неосознанно сжал кулаки, и медленно выдохнул.

«Громовой Ястреб» прошёл над горной грядой и начал снижаться. Уриэль постарался выбросить из головы неприятные мысли, пытаясь сосредоточиться на том, что он видел внизу.

Они пролетали над строгими прямоугольниками сельскохозяйственных угодий. Поздняя зелень резко контрастировала с белыми заплатами снега — свидетельством грядущей зимы. Сверкающие нити железнодорожных путей, замёрзших рек и оросительных каналов извивались между разбросанными то там, то здесь селениями, и Уриэль даже заметил серебристые контуры поездов, спешащих к станциям.

Пейзаж внизу казался настолько мирным, что странно было думать о страшной войне. Тарсис Ультра часто называли Садом Империума, одним из самых продуктивных миров всей системы. Интересно, его жители и столицу построили в духе поселенцев Первого Приземления?

Десять тысяч лет назад Тарсис Ультра на долгие десятилетия была захвачена полчищами еретиков и освобождена Ультрамаринами Робаута Жиллимана только во время Великого Крестового похода. Благодарное население добавило имя своих освободителей к названию планеты, чтобы всегда помнить и воспевать подвиги героев. Вскоре Ультрамарины отправились навстречу новым сражениям, а на полуразрушенной и опустошённой планете Робаут Жиллиман оставил учителей и мастеров, призванных помочь населению построить свой мир, основываясь на принципах справедливости, чести и дисциплине.

С тех пор цивилизация несла на себе отпечаток Ультрамара — справедливого и законопослушного общества работящих и уверенных в завтрашнем дне людей. Именно таким образом Тарсис Ультра превратилась в один из самых продуктивных миров под властью Императора. Уровень производства неизмеримо возрос, но, в отличие от некоторых других миров, где жители неразумно эксплуатировали природные ресурсы и превращали свои планеты в заражённые ядовитыми отходами пустыни, рациональное и осторожное использование богатств давало повод надеяться, что Тарсис Ультра и дальше будет одним из самых благоприятных миров.

Ужаснувшись мрачным откровениям Мортифактов, Уриэль предвкушал пребывание на планете, где ещё не забыли учение примархов. Уклад жизни в Базилике Мортис потряс его до глубины души, и теперь он надеялся воочию убедиться в жизнеспособности духовного наследия Робаута Жиллимана.

То, что ему уже удалось увидеть, в том числе новые защитные сооружения, произвело на Уриэля глубокое впечатление. После предупреждения о грозящем нападении тиранидов на околопланетной орбите Тарсис Ультра уже появились гигантские космические форты, а за последние месяцы удалось значительно увеличить боевой флот.

Грозную флотилию космических кораблей возглавлял «Аргус», линейный крейсер класса «Виктория», ветеран Первой войны против тиранидов. За ним следовал «Меч возмездия», линкор верховного владыки, три крейсера класса «Неустрашимый» и множество более мелких судов. Межпланетные перевозчики «Скифы» постоянно приземлялись и взлетали в космопорту, на них перевозили мужчин и женщин — солдат Имперской Гвардии, а на орбите стояло ещё четыре тяжёлых транспортных корабля. Через несколько дней на Тарсис Ультра ожидалось прибытие двух больших отрядов: десятого Корпуса Логреса и девятьсот тридцать третьего Корпуса Смерти Крейга.

Верховное командование переводило в этот район боевые космические корабли и новые подразделения с Бакки и близлежащих крепостей, но они не могли прибыть к Тарсис Ультра раньше, чем через несколько месяцев.

Лорд адмирал Тибериус, Гейзерик — капитан корабля Мортифактов «Искушение Смерти» и командующий флотом адмирал де Корте, ученик самого лорда адмирала Закариуса Рафа, уже занимались разработкой стратегии взаимодействия объединённых сил.

«Посадка через две минуты», — раздался в динамиках голос пилота.

Уриэль оторвался от размышлений и посмотрел на Леаркуса. Сержант мерил шагами проход между сиденьями, его лицо сияло в предвкушении предстоящей высадки. Казалось, ему больше всех не терпится оказаться на земле Тарсис Ультра.

Пазаниус с невозмутимым видом развалился в кресле напротив капитана и, похоже, ничуть не волновался перед встречей с миром, основанным великим примархом. Тяжёлый огнемёт спокойно лежал на полке над сиденьями. «Громовой Ястреб» изменил курс, повернув к Эребусу. Пазаниус кивнул Уриэлю:

— Это должно быть забавно.

— Забавно? — рассмеялся Леаркус. — Это будет великолепно. Увидеть наследие великого Жиллимана на другом конце галактики, разве это не подтверждение того, что наш образ жизни самый передовой для всего человечества?

— А оно так и есть? — спросил Пазаниус.

— Конечно, — убеждённо ответил Леаркус, удивившись, что этот факт может подвергнуться малейшему сомнению. — Если тот образ жизни, которому мы следуем, процветает здесь, значит, он может процветать где угодно.

— А он здесь процветает?

— Очевидно.

— Откуда ты знаешь? Ты же ещё ничего не видел.

— Мне и не требуется ничего видеть. Я верю в примарха.

Уриэль разглядел внизу очертания Эребуса и оставил сержантов спорить о преимуществах принципов устройства общества. Город выделялся на склонах гор черным шрамом и поблёскивал серебристыми силуэтами башен. На самом верху ущелья блестел огромный резервуар, под ним располагались элегантные мраморные особняки, украшенные изящными колоннадами. По дну долины пролегала широкая дорога с высокими статуями по обеим сторонам. Словно зажатое среди множества построек, шоссе вело к устью ущелья, к первому рубежу обороны города. С высоты казалось, что Эребус опутан сетью серебристо-белой паутины.

Уриэль не смог определить общего стиля городских построек. То тут, то там виднелись пышно украшенные особняки, возведённые по архитектурным канонам Макрейджа, но над ними возвышались новые, более простые строения, затенявшие элегантную красоту древних сооружений.

«Громовой Ястреб» набрал высоту и теперь летел вдоль ущелья. Уриэль заметил, что город разросся на всю долину и заканчивался перед дальней отвесной скалой, посреди которой пенился мощный водопад, а над ним нависла ещё одна, более узкая скала, преграждающая путь в ущелье. Ступенчатая линия крепостной стены тянулась вдоль всей долины, и теперь, с более близкого расстояния, Уриэль рассмотрел разрушенные домики и упавшие стальные скульптуры, словно сбитые крупнокалиберными снарядами. Казалось, будто бесчисленные обломки искорёженного металла притаились в тени высоких зданий. Отовсюду к небу поднимался дым многочисленных костров.

Разочарование от осознания участи, постигшей наследие Жиллимана, резкой болью отозвалось в груди Уриэля. Он откинулся на спинку сиденья и яростно сжал кулаки.

Тяжёлый вздох изумлённого таким пейзажем Леаркуса заставил его поднять голову.

— Что это? — пробормотал сержант. — Неужели мы прибыли слишком поздно, и война уже началась?

— Нет, — печально ответил Уриэль. — Война ещё не начиналась.

Челноки Космодесантников приземлились на верхней платформе городского космопорта Эребуса. Гул моторов заглушил приветственные крики и оркестр, игравший жизнерадостные марши. Спустившись по трапу, Уриэль сразу почувствовал холод. Резкий зимний ветер прогнал тепло двигателей.

— Вот это гостеприимство! — воскликнул Пазаниус:, стараясь перекричать шум.

Уриэль только молча кивнул в знак согласия. Вся платформа была запружена людьми. Тысячи и тысячи солдат в парадной форме выстроились перед челноками Космодесантников. Громадные знамёна на тридцатиметровых флагштоках оглушительно хлопали на ветру, и десятки людей удерживали их при помощи туго натянутых канатов. Развернулось ещё одно полотнище, обшитое золотой бахромой, и над головами засияла бело-голубая эмблема Ордена Ультрамаринов. Все десять Рот Ультрамаринов были представлены здесь особыми знамёнами, так же как и легендарные герои этого Ордена. В первой шеренге знаменосцев трепетало личное знамя капитана, а рядом с ним развевалось полотнище цветов Четвёртой Роты. Уриэль немного замедлил шаг и увидел, что в параде знамён была представлена и Белая Роза Павониса. Спустившись с трапа другого челнока, к Уриэлю присоединился капеллан Астадор.

— Как видишь, твоя слава опережает тебя, капитан Вентрис, — заметил он.

Уриэль кивнул, продолжая разглядывать праздничное убранство космопорта. Он ожидал торжественной встречи, но это было полным безумием. Сколько сил и времени пришлось потратить на организацию столь пышной церемонии, когда их можно было использовать с гораздо большей пользой — на учениях или для усиления укреплений! Неужели эти люди ещё не поняли, какая тяжёлая война им предстоит?

Вдоль дорожки вытянулся почётный караул из двух сотен вооружённых воинов в удивительно непрактичных голубых доспехах. Вместо того чтобы напоминать о боевой мощи, они вызывали улыбки на лицах Ультрамаринов.

Несмотря на гуляющий по платформе холодный ветер, навстречу прибывшим вдоль строя почётного караула двинулась ещё одна группа людей. Солдаты безукоризненно печатали шаг, на доспехах и оружии не было ни пятнышка грязи. Впереди шествовала группа из трёх человек. Судя по знакам отличия на мундирах, они и командовали всем парадом. Впереди шагал офицер в таких же голубых доспехах, как и у воинов почётного караула. Серебряный кант и золотая бахрома украшали его наплечники. На голове у него был надет ослепительно сверкающий серебряный шлем с плюмажем из конского волоса, свисавшим до самого пояса, а в вытянутой руке он нёс золотой меч с роскошным эфесом в виде чаши. На груди радугой переливалось множество почётных наград, а чёрные кожаные сапоги были начищены до слепящего блеска. Его спутники, вероятно, не разделяли такого увлечения пышностью и ограничились простой формой отрядов Имперской Гвардии.

По тяжёлой шинели с меховой пелериной и серебряным веточкам лавра Уриэль понял, что перед ним полковник корпуса Крейга. Третьим в группе шагал пожилой, довольно плотный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, в простом, но добротном костюме и толстом пальто с такой же меховой пелериной, как и у полковника. Казалось, он тоже чувствует себя неловко в этой торжественной обстановке.

— Капитан, — окликнул его Пазаниус, указывая на край платформы.

Там, внизу, за ограждением причального комплекса собралась большая толпа. Лица людей выражали благоговение и восторг, и, как заметил Уриэль, некоторые молились и утирали слёзы радости при виде Ультрамаринов.

Высокая делегация остановилась в нескольких шагах от группы прибывших, и роскошно одетый предводитель со свистом рассёк воздух мечом в приветственном салюте. Затем он убрал оружие в ножны, склонил голову и опустился перед Уриэлем на одно колено.

— Благородные лорды! Я, ваш покорный слуга, Себастьен Монтант, обер-фабрикатор Тарсис Ультра, приветствую вас именем нашего Императора, священного повелителя всего человечества, — заговорил он высокопарным слогом официальных приветствий. — Да воссияет над нашим миром благодать вашего возвращения. Тысячи тысяч молитв и благодарностей слетают с уст моих соотечественников…

— Благодарю вас за гостеприимство, сэр, — бесцеремонно прервал его Уриэль. — Я — Уриэль Вентрис, капитан Четвёртой Роты.

Монтант удивлённо поднял голову, немало удручённый нарушением хода тщательно подготовленной им церемонии. Уриэль понял, что обер-фабрикатор намерен продолжить, а потому торопливо добавил:

— Это мои сержанты — Леаркус и Пазаниус. А это — капеллан Астадор из Ордена Мортифактов.

Уразумев, что произнести приветствие до конца не удастся, Монтант поднялся, отряхнул брюки и нервно поклонился Астадору:

— Капеллан Астадор, мы много слышали о вашем прославленном Ордене и также с радостью приветствуем вас.

Астадор кивнул и поклонился в ответ:

— Ваше проявление гостеприимства выше всяких похвал, и мы благодарим вас за это.

Монтант криво улыбнулся и обернулся к сопровождавшим его мужчинам.

— Позвольте представить вам высших офицеров, наших доблестных защитников, — произнёс немного оправившийся от потрясения Монтант.

Командир корпуса Крейга выступил вперёд и коротко отсалютовал Космодесантникам:

— Полковник Траймон Стаглер, командир девятьсот тридцать третьего Корпуса Смерти Крейга и командующий объединёнными силами. Прошу извинить за пустую трату времени, но обер-фабрикатор Монтант не ставил меня в известность о готовящейся церемонии вплоть до последней минуты.

Стаглер не обратил внимания на хмурый и негодующий взгляд Монтанта. Второй офицер тут же выступил вперёд и протянул Уриэлю руку:

— Полковник Октавиус Рабелак, командую десятым корпусом Логреса. Рад встрече с вами, Уриэль. Много слышал о вашем отряде от Себастьена. Не терпится с вами повоевать. Не с вами, конечно, но вы меня поняли, верно?

Уриэль пожал протянутую руку, Рабелак энергично встряхнул его кисть, а свободной рукой пожал ещё и локоть. Наконец он освободил Уриэля и отступил назад, салютуя на ходу. Монтант коротко кивнул офицеру почётного караула.

— Ну вот, теперь, когда все мы познакомились, пора пройти вдоль почётного караула, а потом за праздничный стол, верно? Не стоит заставлять долго ждать специально приготовленные кушанья и амасек, — заулыбался Монтант и жестом пригласил Космодесантников пройти между рядами солдат.

— Обер-фабрикатор Монтант, — заговорил Уриэль, — мы не можем так непродуктивно тратить наше время. Необходимо немедленно начать подготовку к грядущим сражениям. Флот тиранидов в лучшем случае находится менее чем в месяце пути от вашего мира, так что, надеюсь, вы извините нас за некоторую вольность.

При виде такого пренебрежения этикетом торжественной встречи Монтант с трудом закрыл рот и в поисках поддержки обернулся к полковнику объединённых сил.

— Капитан Вентрис прав, сэр, — кивнул полковник Стаглер. — Мы должны разработать стратегию. Враги уже на пороге. — В голосе полковника Уриэль уловил некоторый намёк на предвкушение сражений.

— Это правильно, — раздался голос человека из-за шеренги почётного караула.

Уриэль посмотрел на эксперта, закутанного в длинный плащ с опущенным капюшоном, хромого астропата в зелёной накидке, опирающегося на серебряную трость с птичьей лапой вместо набалдашника. За его спиной толпилась свита из клерков и техников.

— Враги действительно на пороге, — снова раздался голос из-под капюшона. — Мой астропат утверждает, что первые беспилотные корабли уже вступили в пределы нашей системы. Основная часть Роя тоже должна быть поблизости.

— Но кто вы, сэр? — спросил Уриэль.

Человек откинул капюшон, открывая старое морщинистое лицо с серебристым венчиком тонзуры. От частых ночных бдений его кожа сделалась бледной, почти восковой, но глаза совершенно не утратили той яркости, которую Уриэль хорошо помнил по бесчисленным образам в Часовне Героев на Макрейдже.

— Я лорд-инквизитор Криптман, и у нас действительно мало времени.

Сдвоенные ревущие двигатели истребителей класса «Фурия» в доли секунды преодолевали разбег по внутренней палубе «Карлоса Винсента», крейсера класса «Диктатор». Они вылетали в бортовые люки подобно пулям из винтовки.

Два звена по три корабля в каждом сделали круг над крейсером и были готовы начать поиск. Малонаселённая мощная станция прослушивания Траджент, закреплённая якорями на границе системы Тарсис Ультра засекла непонятные сигналы. Задачей истребителей было выяснить источник сигналов, и, если позволит обстановка, обнаружить и уничтожить его. Если уничтожение будет невозможно, корабли смогут указать точные координаты и направление движения нарушителя, после чего его атакуют более мощные орудия «Карлоса Винсента».

«Фурии» представляли собой аэродинамические летательные аппараты с выдвинутыми вперёд крыльями и раздвоенными хвостами. Под каждым крылом имелся запас высоковзрывчатых реактивных снарядов. Предназначенные для уничтожения идущих к цели торпед, перехвата бомб и истребления других летательных аппаратов, «Фурии» были рабочими лошадками Имперского Флота.

Каждая из них в центральном отсеке имела дополнительный запас топлива, что существенно увеличивало время и дальность полёта без дозаправки на базе. В кабине могли поместиться четыре человека, но для поисковой экспедиции было достаточно только пилота и стрелка.

— Звено Ангел, отзовитесь, — раздался голос офицера-артиллериста с «Карлоса Винсента».

— Звено Ангел, девять-ноль-один, все чисто, — доложил капитан Оуэн Мартен, командир палубной авиации «Карлоса Винсента». Он нажал кнопку связи на приборной панели после того, как убедился, что справа и слева от него следуют коллеги.

Затем он дождался, пока отзовётся Эрин Харлеи, ведущий пилот второго звена «Фурий», и его напарник-стрелок Кейл Пелар установит связь с «Карлосом Винсентом».

— У меня то же самое. Звено Ангел, девять-ноль-два. Мы в порядке, и это официальное сообщение, — донёсся немного искажённый голос Эрина Харлена.

— Девять-ноль-два, прекратите болтовню. Объявлена боевая готовность. Вам это понятно, лейтенант Харлен?

Офицер базы явно давал понять, что устал слушать их перепалки.

— Есть, сэр! Приказ понятен, сэр! — выкрикнул Харлен.

— Эрин, остановись на секунду, — прервал его Пелар. — Давай выясним, куда нам отправляться, пока ты не понёсся как сумасшедший.

— Понял, лейтенант, мы и сами хотели бы это узнать, — отозвался Келаб Марток, стрелок Харлена.

«Фурии» сделали несколько кругов над базовым кораблём, пока навигационные данные передавались в их маршрутные ячейки памяти. На связь снова вышел офицер «Карлоса Винсента».

— Ангелы, подтвердите получение схемы патрулирования.

Кейл Пелар проверил изображение схемы полёта на стоящем перед ним мониторе и нажал кнопку связи.

— Подтверждаю. Схема полёта получена.

— Принял подтверждение. Ангелы один и два, действуете и применяете оружие по обстановке. Удачной охоты.

— Можешь не сомневаться, охота будет удачной. Пленных не берём, — ответил Харлен.

Сквозь закалённое стекло купола кабины он мог видеть корабль своего командира и остальные экипажи, готовые отправиться в путь.

— Капитан Мартен, ты готов?

Никакие искажения на линии связи не могли скрыть нетерпения в его голосе. Мартен улыбнулся.

— Звено девять-ноль-один идёт ведущим. Харлен, займи положение в нижней четверти и не отставай.

— Понял, капитан. Девять-ноль-один идёт ведущим.

Капитан Мартен установил штурвал согласно курсу, сделал глубокий вдох и увеличил подачу горючего. Мощные двигатели отозвались оглушительным рёвом и рванули корабль вперёд. Сила инерции вдавила пилота в кресло. Компенсационный костюм с упругими рёбрами раздулся и увеличил внутреннее давление, чтобы при начальном ускорении предохранить от разрывов кровеносные сосуды. Через контакты в спине в организм поступала перенасыщенная кислородом кровь, а специальная форма шлемов у членов экипажа противостояла внешнему давлению и предотвращала потерю сознания.

На лице Мартена расцвела широкая мальчишеская улыбка. Всё идёт как всегда. Невероятные физические нагрузки, долгие годы тренировки и высокая степень риска казались ничтожно малой платой за такие вот моменты. Преодоление бескрайних пространств в составе самых могущественных военных сил, когда-либо существовавших во всех мирах, справедливая возможность уничтожить врагов Императора — вот ради чего стоило жить!

Два ведомых корабля сохраняли клинообразный строй и не отставали. Мартен остался доволен и слегка повернул корабль, чтобы убедиться, что Харлен находится прямо под ним, хотя в этом не было необходимости. Эрин Харлен был одним из самых лучших пилотов в отряде, если не во всём Флоте Империума. По этой, и только по этой причине, он иногда позволял себе немного больше вольностей, чем это допускалось в среде самых дисциплинированных воинов Имперского Космического Флота.

Как непосредственного командира, Мартена немного раздражала удручающая необходимость держать Харлена в рамках и не давать ему выходить за границы дисциплины, которые тот постоянно стремился раздвинуть.

Как и следовало ожидать, звено Харлена оказалось именно там, где ему и надлежало быть — немного ниже и чуть позади ведущего корабля, почти вровень с хвостом его судна. Мартен выровнял курс и продолжил полет. Это патрулирование займёт немногим менее часа. Затем им ничего не останется, как развернуться и присматривать за приборами, дабы убедиться, что «Фурии» следуют перпендикулярно курсу базового корабля. Сквозь прозрачный колпак кабины мало что было видно, и без автоматически отмечающих пройденный путь приборов даже нельзя было понять, насколько быстро они движутся.

Прошло тридцать минут патрулирования, и вдруг обзорный экран перед лейтенантом Пеларом выявил цель.

— Капитан, цель обнаружена. Биометрические показатели сходны с формами жизни тиранидов. Пеленг ноль-три-шесть вправо, дистанция одна тысяча километров, — доложил Пелар со своего высоко поднятого кресла, установленного позади Мартена. — Для сближения рекомендую придерживаться курса четыре-шесть.

— Принято, лейтенант, — согласился Мартен и изменил курс, чтобы зайти с самой выгодной позиции для атаки в космосе — сверху и в хвост цели. Кроме того, предложенный Пеларом курс позволит им скрыться в лучах солнца, оставшегося сзади, и, насколько возможно, дольше остаться незамеченными.

В космических сражениях, когда смерть настигает их участников в доли секунды, такие мелочи могут оказаться очень существенными.

— Лейтенант Харлен на связи.

— Капитан Мартен! Мой стрелок обнаружил контакт.

— И мой тоже, лейтенант Харлен. Вектор сближения четыре-шесть.

— Полностью согласен, — отозвался Келаб Марток.

— Атака через тридцать секунд, — произнёс Пелар.

Корабли быстро приближались к той точке, где им предстояло сделать финальный разворот перед началом стрельбы. С этого момента они вступили на тропу войны.

— Принято, — ответил Мартен и, сверившись с приборами, уменьшил ход согласно установкам боя.

— Двадцать секунд, — произнёс Пелар.

Оба пилота уменьшили скорость, чтобы иметь возможность атаковать прицельным огнём своих орудий.

— Лейтенант Харлен, готовность десять секунд, — сказал Мартен и стиснул пальцы на штурвале.

— Есть, капитан, десять секунд.

— Поворот по моей команде, — крикнул Пелар, не отрывая взгляда от монитора. — Поворот!

Мартен резко бросил корабль вправо и вниз, выполняя план атаки, обозначенный на приборе. Остальные «Фурии», как стая хищных птиц, плавно повторили его манёвр.

— Лейтенант, что у тебя? — спросил Мартен.

На экране Пелара вспыхнул и зажёгся устойчивым красным светом значок, отображающий противника.

— Есть вражеский контакт.

— У меня тоже, — раздался голос Мартена.

— Атакуем звеньями, в прежнем строю. Жду вашего залпа, лейтенант Харлен.

— Есть атаковать звеньями, — ответил Харлен. — Ухожу вправо.

Три «Фурии» звена Харлена отвернули вправо и увеличили скорость перед атакой.

— Орудие готово, — доложил Марток.

— Стрельба произвольная, — скомандовал Мартен.

Он увидел, как вздрогнули одновременно все три «Фурии» звена Харлена, как из-под крыльев показались ракеты, а потом кабину залил ослепительный свет — двигатели ракет ожили, и шесть ярких точек унеслись в темноту.

— Ракеты ушли, — крикнул Харлен.

— Говорит Ангел девять-ноль-один. Пора двигаться, — приказал Мартен.

Он снова увеличил подачу топлива и направил корабль вслед за ракетами. Реактивные снаряды его «Фурии», как и лазерная пушка, оставались в полной боевой готовности. В случае ответной стрельбы со стороны противника или попытки перехватить ракеты, он и его истребители примут меры. Мартен прочитал короткую молитву Императору и сверился с экраном. Две зелёные линии быстро приближались к красной отметке.

«Фурия» Мартена неслась к цели, намного обогнав корабль лейтенанта Харлена, оставшегося прикрывать товарищей. Элемент неожиданности они отыграли в момент первого выстрела, но приподнятое настроение не покидало капитана ещё долго.

— Контакт с целью через две секунды, — доложил стрелок.

Мартен пристально вгляделся в темноту и увидел, как вдали вспыхнул белый огонь.

— Снаряды достигли цели. Повторяю, снаряды достигли цели, — раздался в эфире возбуждённый голос Мартока. — Мы их достали!

— Отличный выстрел, Ангел девять-ноль-два! — похвалил Мартен, хотя и сознавал, что уверенность Мартока в поражении цели могла быть преждевременной. Они пока ещё ничего не знали наверняка.

— Кейл, мы уничтожили врага? — спросил капитан.

— Похоже, что так, сэр. Я не могу обнаружить никаких признаков биологических объектов. Думаю, мы их уничтожили.

— Не сомневайся, мы их ликвидировали! Мы выбили их обратно в варп! — кричал Харлен.

— Ладно, ладно, подойдём ближе и посмотрим. Уменьшить скорость, мы подойдём и постараемся увидеть, что произошло. Харлен, ты прикрываешь.

— Нет проблем, капитан, — согласился Харлен. — Лазерные орудия заряжены и готовы к бою. Если рядом кто-нибудь дёрнется, будет глотать вакуум.

— Ладно, давайте соблюдать осторожность, — предупредил Мартен. — Кейл, держи уши и глаза открытыми. Если нам потребуется поскорее улизнуть оттуда, я хочу узнать об этом вовремя.

— Принято, — ответил Пелар и уставился в экран в ожидании предполагаемой опасности.

Мартен увеличил скорость и понёсся по направлению к тому месту, где через прозрачный колпак кабины он видел взрыв. Преодолев некоторое расстояние, он заметил огромный, похожий на трубу предмет, вращающийся в пустоте. В поверхности объекта зияли большие дыры. Мартен снизил скорость. При ближайшем рассмотрении оказалось, что предмет имел сорок или пятьдесят метров в длину, поверхность его была раскрашена зелёными пятнами и испещрена отверстиями с волнистыми краями, напоминающими присоски. По всей длине существа тянулся мясистый гребень, а над ним дрейфовали похожие на кабель щупальца. Передняя часть была вытянута наподобие гигантского зазубренного клюва, из ран на боках выплывали фиолетовые облака ихора — нечто схожее с кровью. Если это чудовище и было когда-то живым, теперь оно казалось необратимо мёртвым.

— Есть признаки биологической жизни? — спросил Мартен.

— Нет, сэр. Все датчики подтверждают смерть.

— Прекрасно, — кивнул капитан. — Сделай запись в бортовом…

— Смотрите! — внезапно крикнул лейтенант Харлеи. — На три часа вверх!

Мартен инстинктивно повернул штурвал вправо и увеличил скорость до максимума. Краем глаза он заметил, как из судорожно растянувшегося отверстия в боку предположительно неживого объекта высунулась живая зубастая торпеда. Мартен бросил корабль влево и вниз, пропуская живой снаряд над кокпитом корабля.

Словно в замедленной съёмке он наблюдал, как внезапно появившийся организм проплывает над его головой.

Мартен продолжал движение вниз и влево, пока корабль не описал полный круг. «Спаси нас Император, чудовище было так близко, оно почти…»

— Капитан, оно всё ещё над вами, — крикнул Харлеи. — Оно держится точно над вашим хвостом.

— Кровь Императора, да оно проявляет настойчивость!

Мартен свернул вправо и стал по спирали уходить вниз.

— Дистанция сто пятьдесят метров! — крикнул Пелар. — Слишком близко! Попробуй оторваться.

— А что я, по-твоему, делаю? — огрызнулся Мартен, до предела увеличивая скорость.

Если это проклятое существо и теперь не отстанет, значит, спустя какое-то время оно сумеет их схватить.

— Дистанция сто пятьдесят, и уменьшается!

Расстояние между «Фурией» и врагом было слишком малым, чтобы кто-то из его соратников мог произвести выстрел. Мартену оставалось только надеяться, что это существо, кем бы оно ни было, не осмелится на непосредственный контакт.

— Капитан! — закричал Харлен. — Уходи вправо на шесть-три. Быстро!

Мартен повиновался, не задавая лишних вопросов, и свернул вправо на полном ходу. Лишь мельком он успел заметить силуэт «Фурии» Харлена, пронёсшейся над его кабиной, и луч лазера, бьющий из-под фюзеляжа. Извне в корабль не могли проникнуть никакие звуки, но капитан ощутил волну непомерного давления, когда луч лазера взорвал оружие тиранида. И всё же «Фурия» Мартена находилась слишком близко, чтобы не почувствовать на себе удар. Шквал хитиновых осколков обрушился на заднюю часть корабля, и хвост «Фурии» резко занесло в сторону.

Мартен изо всех сил старался сохранить контроль над вращающимся судном. Его шлем пострадал от удара о стенку кабины, и капитан никак не мог сфокусировать зрение, когда на экране стали зажигаться многочисленные огоньки, предупреждающие об опасности. Несмотря на предохраняющий скафандр и специальный шлем, Мартену стоило огромных усилий не потерять сознание. Если он упадёт в обморок, всё будет кончено. Центробежная сила разорвёт «Фурию» пополам, и их тела замёрзнут в бесконечном космосе.

Искры и дым почти ослепили Мартена, и рычаг управления приходилось искать на ощупь, да ещё преодолевать невероятно возросшее давление внутри кабины. Он уже слышал скрип рвущегося металла и понимал, что «Фурия» в любой момент может развалиться на части. Последним усилием Мартен дотянулся до рычага и перевёл двигатель в холостой режим.

В тот же момент утихли безумное вращение и дрожь корабля. На смену ему пришли тихое поскрипывание металла, прерывистое дыхание Пелара и протестующий вой затихавших двигателей. Ещё некоторое время корабль плавно поворачивался на одном месте, пока в кабине восстанавливалось нормальное давление и рассеивался дым. Затем Мартен осторожно запустил двигатели.

— Как там, сзади? Всё в порядке? — спросил он, вытягивая шею, чтобы увидеть лицо своего стрелка.

— Бывало и лучше, капитан. Но я всё ещё жив. Прекрасная работа, — добавил Пелар, явно ошеломлённый столь близким контактом.

— Да, работа прекрасная, — кивнул Мартен. — Но мне следовало знать, что внутри может находиться действующий биоснаряд.

— Ничего, мы выжили, — заметил стрелок.

— Да, и должны этому радоваться, — согласился Мартен и прижал пальцы к небольшому ларцу, закреплённому над панелью управления.

Звено Харлена, как видел капитан, держалось параллельным курсом. По ошмёткам плоти на кабине, он понял, что, после того как биоснаряд был уничтожен, Харлеи обработал лазером и первоначальную цель. Мартен нажал кнопку громкой связи.

— Девять-ноль-два, с нами всё в порядке. Немного тряхнуло, но в остальном — все прекрасно. Между прочим, должен поблагодарить за отличный выстрел.

— Не стоит благодарности, сэр, — весело откликнулся Харлен. — А теперь держитесь ровно. Я намерен сделать круг и посмотреть, насколько серьёзны повреждения вашего корабля.

— Хорошо. Держусь ровно, — согласился Мартен.

Легче было сказать, чем сделать это, поскольку «Фурия» так и норовила вырваться из-под контроля и не желала двигаться по прямой.

Судно Харлена поднялось над кабиной, описало круг и вернулось на первоначальную позицию у левого крыла Мартена.

— Насколько все плохо? — спросил капитан, почти опасаясь услышать ответ.

— Хорошего мало, можешь быть уверен. Большинство попаданий пришлось в область рулевых двигателей, так что тебе будет чертовски трудно придерживаться курса. Кроме того, похоже, что происходит небольшая утечка топлива. Совсем немного, но тебе лучше отправиться на базу, пока не высох.

Внезапно Мартен осознал, насколько близко к гибели они оказались. Если бы хоть один хитиновый осколок биоснаряда угодил в центральный топливный отсек, и корабль, и люди превратились бы в огромный пылающий шар.

— Спасибо. Уводи своё звено к «Карлосу Винсенту», а мы доберёмся, как только сможем. Если потребуется помощь, я дам знать, — сказал Мартен. — И расскажи офицерам-стратегам об этой игрушке. У меня появилось предчувствие, что мы ещё не раз с ними столкнёмся.

— Слушаюсь, сэр. Ты уверен, что всё будет в порядке?

— Мы опоздаем, но непременно доберёмся до базы. А теперь убирайтесь, пока я не приказал.

— Да, сэр, — подчинился Харлеи.

Три его «Фурии» резко увеличили скорость и вскоре растворились в темноте.

— Кейл, ты готов возвращаться на базу? — спросил капитан Мартен.

— Больше, чем когда бы то ни было.

Капитан Оуэн Мартен осторожно направил свою охромевшую «Фурию» к «Карлосу Винсенту» и медленно увеличил скорость. Металлический скрежет и вибрация заставили его болезненно поморщиться.

Путь домой будет долгим.

Глава 4

Неизвестный художник использовал в качестве полотна целый зал. Мозаичные картины невиданных размеров покрывали все стены, потолок и даже пол. Мастерство художника было исключительным: разноцветные стекла, из которых состояли панно, не превышали размера ногтя большого пальца. Помещение оказалось больше даже Часовни Героев на Макрейдже. От масштаба работы захватывало дух — палата тянулась на целых две сотни метров, а цилиндрический свод возвышался на тридцать метров.

Ультрамарины в благоговейном молчании обошли зал. Неприятные впечатления, посетившие гостей при созерцании архитектуры Эребуса, померкли перед величественной красотой мозаичных картин. Перед Космодесантниками вставали пасторальные пейзажи, изображавшие девственную природу во всей её первобытной красе, краски сохранили живость и яркость, а мастерство художника позволило передать даже мельчайшие детали. Горные вершины вздымались над сверкающей лазурью моря, переливчатая зелень лугов пестрела фигурками диких животных.

Уриэль протянул руку и дотронулся до мозаики, почти ожидая, что пальцы проникнут сквозь стекло и почувствуют лёгкий морской бриз, скользящий по белым гребешкам волн и овевающий неприступные свинцово-серые скалы. На вершине горы он рассмотрел величавую крепость с мраморными колоннами и золотыми куполами. Сердце сжалось от тоски — это была Крепость Геры, изображённая в таких мельчайших подробностях, что Уриэль почти ощутил вкус солёных морских брызг и запах трав в высокогорных лугах Макрейджа.

Созерцание мозаики подействовало и на Пазаниуса, и на Леаркуса. Лица обоих сержантов осветились радостными улыбками. Уриэль поднял взгляд к потолку и увидел сценку, изображающую группу охотников, скачущих верхом. Все они были одеты в голубые хитоны свободного покроя. Такие одежды в глубокой древности носили мужчины и женщины Макрейджа.

Во главе кавалькады скакал настоящий гигант с золотыми кудрями и алебастровой кожей. Его лицо дышало любовью и силой, в руках он держал копьё и овальный щит. Уриэль замер, поражённый нахлынувшими чувствами. Он узнал Робаута Жиллимана. Много раз капитан Ультрамаринов всматривался в бледное и безжизненное лицо примарха в Храме Исправления, где его неподвижное тело содержалось в специальном стазис-саркофаге. Но это изображение живого и полного сил героя вызвало острое сожаление о том, что он ушёл из жизни. До сих пор Уриэль мало прислушивался к утверждениям о медленном заживлении ран примарха и почти не верил, что в один из дней Робаут восстанет из гробницы. Однако при виде этого портрета он мог понять людей, веривших в то, что могучий воин сможет вернуться из небытия.

Другие картины повествовали о битвах давно минувших времён, когда герои стояли вровень с горами и сила их могла потрясти землю. Здесь Робаут Жиллиман, грозный и величественный, сражался с силами зла. В тени за его спиной изображался почти невидимый избранник злых сил, готовый нанести предательский удар. Затем взгляд Уриэля остановился на сценке спасения жизни Жиллимана. Мастерски выполненный из осколков сапфира и голубого стекла, солдат вонзает штык в живот противника; из глубокой раны бьют струи крови, выложенные рубинами и гранатами.

Следующий сюжет также изображал Робаута Жиллимана. Преклонив колено, он клялся в братской верности воинам Тарсис Ультра. Выражение скромности и смирения на лице могучего примарха напомнило Ультрамарину о долге защищать мирный труд людей.

Все стены огромного помещения украшали картины несравненной красоты и величия, но Уриэль заставил себя оторваться от созерцания фантастической мозаики. Пазаниус и Леаркус стояли поодаль, также ошеломлённые гениальным произведением.

— Это… — начал Леаркус, но умолк, не в силах подобрать слова для описания шедевра.

— Я понимаю, — кивнул Уриэль. — Мне приходилось читать о мозаиках Тарсис Ультра, но я даже представить себе не мог, насколько они грандиозны.

Послышался звук шагов, и очарование было нарушено. Величественные образы с мозаичных картин превратились в обычные кусочки стекла. Уриэль повернулся к вошедшим. Обер-фабрикатор Монтант сменил роскошный костюм на более практичную одежду. Его сопровождали члены военного совета, старшие офицеры, писцы, ординарцы и адъютанты. Процессия вышла в центр зала, где вокруг длинного стола стояло несколько мраморных скамей. На столе были расставлены глиняные кувшины с подогретым вином и деревянные блюда со свежими фруктами. Уриэль сел за стол и стал рассматривать своих коллег-военных.

Худощавый Монтант был преувеличенно любезен. Черты его лица, несколько аскетические, светились энергией и доброжелательностью. Этот человек совершенно не походил на солдата, и Уриэль в душе был удивлён его высоким положением в военное время. Как передаётся власть на Тарсис Ультра: по наследству, демократическим путём или жители до сих пор придерживаются принципов, завещанных примархами? Способен ли Монтант вести за собой людей во время войны, или его придётся сместить? И кто должен принимать такое решение?

Тем временем обер-фабрикатор налил вино в кубки, но Уриэль вежливо отказался от предложенного напитка.

Вот Стаглер был настоящим воином. Уриэль немало слышал о Корпусе Смерти Крейга, о том, что его полковники-командиры стремились попасть со своими солдатами в самые горячие точки Вселенной и сразиться с самыми грозными противниками. Если Стаглер следовал этому принципу, то он выбрал подходящее задание для своего Корпуса. Полковник уселся на скамью, держась прямо, как шомпол, отказался от кубка и раздражённо поглядывал на разливавшего вино Монтанта.

Рабелак имел вид человека, для которого военная служба стала образом жизни. Хотя его округлое брюшко говорило о том, что военные тяготы остались для полковника корпуса Логреса в далёком прошлом. Он с благодарностью принял кубок и с довольным видом отпил несколько глотков.

Капеллан Астадор тоже принял бокал и поднял его в торжественном приветствии.

— Братья, объединим наши усилия в этом благом деле, — произнёс он.

— Верно! Согласен! — крикнул Рабелак. Осушив свой кубок, он снова налил вина.

Но Астадор ещё не закончил.

— И если кому-то из вас суждено пасть, я обещаю вашим черепам почётные места в Галерее Костей.

Установилось неловкое молчание, которое поспешил нарушить Монтант:

— Благодарим вас, капеллан Астадор. Мы все безмерно рады подобному предложению.

В это время все члены совета вошли в зал и Уриэль обменялся взглядами со своими сержантами. К столу, хромая, подошёл лорд-инквизитор Криптман. Его сопровождал служитель, одетый в белый балахон. На груди поблёскивал бронзовый медальон в виде зубчатого колеса. В отличие от большинства экспертов, у него было естественное человеческое лицо, за исключением бионического приспособления, прикрывавшего правый глаз. В нём виднелось несколько линз различных размеров, которые могли по желанию устанавливаться перед сверкающим искусственно выращенным глазом.

Криптман с некоторым трудом устроился за столом. Его провожатый тоже сел на скамью. Уриэль с изумлением заметил, что он передвигается при помощи металлического устройства, похожего на циркуль, почти скрытого длинным одеянием. Когда помощник Криптмана подходил к скамьям, полы его одежды разошлись и вместо туловища и ног Уриэль увидел блестящую гибкую медную трубу, соединяющую грудь с механическими ногами.

Заняв место за столом, лорд-инквизитор раздражённо покачал головой в ответ на предложенный Монтантом кубок. Криптман обвёл сверкающим взглядом собравшуюся компанию и что-то неразборчиво пробормотал себе под нос. Уриэль даже не понял, было ли это выражением удовлетворения или недовольства.

— Это грандиозное событие, — заговорил Монтант, заняв наконец своё место за столом. — Большая часть моей жизни прошла в подсчётах, писанине и довольно скучном занятии — управлением фабриками. Никогда не предполагал, что мне доведётся принимать таких высокочтимых персон.

Криптман окинул Монтанта испепеляющим взглядом:

— Обер-фабрикатор, мы пришли сюда не ради того, чтобы отметить это событие. Речь идёт о смертельной опасности и угрозе со стороны ужасного врага. Щупальца роя-флотилии «Левиафан» протянулись к вашему миру, а вы считаете это приключением?

— Ну не приключением, конечно, вы меня понимаете, — торопливо проговорил Монтант. — Но ведь это так волнующе, не правда ли? Я хотел сказать, не каждый день нам приходится готовиться к войне, и, что касается меня, я уверен, мы дадим этим бестиям достойный отпор.

— Значит, вы глупы, сэр, и будет лучше, если вы предоставите защищать ваш мир тем, кто понимает смертельную опасность роя-флотилии тиранидов.

— Я протестую против тона ваших высказываний, — возмутился Монтант. — В конце концов, я всё ещё правитель этой планеты.

— Пока, во всяком случае, — угрожающе заметил Криптман. — А теперь, можем мы продолжить? Давайте уясним одну вещь. Я был свидетелем войны с этими существами и могу вас уверить ничего увлекательного нас не ждёт. Уничтожение этих тварей не сулит нам ни славы, ни почестей. Впервые я встретился с этим видом двести пятьдесят лет назад и назвал его Xenos Horrificus. С тех пор я охотился за ними, изучал и убивал, но до сегодняшнего дня так и не смог полностью постичь их природу.

Инквизитор жестом указал на своего помощника-эксперта.

— Прежде чем сражаться с тиранидами, вам необходимо познакомиться с этим человеком, — сказал он. — Перед вами Генетор Вианко Локард, магистр биологии, и ему известно об этих тварях больше, чем кому-либо другому из людей. Его познания могут оказать нам неоценимую услугу. Прошу вас, магистр.

Локард не без труда поднялся, и на его красный глаз сам собой опустился монокль в латунной оправе. Профессорским жестом он сложил руки на груди и заговорил без всякого вступления. Уриэль отметил, что руки биолога были выполнены из гладкого чёрного металла.

— Тираниды являются представителями биоевгенического вида ксеноморфов, обитающих за пределами нашего Империума. Впервые эти существа были описаны магистром по имени Варнак, экспертом Тирана Примаса в системе Ультима Сегментум, в шестидесяти тысячах световых лет от священного Марса.

— Биоевгенический? Что это означает? — прервал его полковник Стаглер.

— Это означает, что тираниды в состоянии ассимилировать целые миры вместе с обитающими в них народами, разлагать всё, что там находится, на мельчайшие частицы в своих генетически встроенных блоках и использовать в качестве строительного материала собственной физиологии, — пояснил Локард.

При виде явного замешательства полковника Стаглера и остальных участников собрания, Криптман предложил свои услуги.

— Благодарю вас, магистр, но позвольте мне упростить ваше объяснение, чтобы каждый мог понять, о чём идёт речь.

Уриэлю не понравилась подобная оценка его умственных способностей, и, как он заметил, остальные члены совета тоже нахмурились. Впрочем, резкость Криптмана уже давно была всем известна, и ни один человек не стал его останавливать.

— Тираниды — ужасная мигрирующая раса хищников, пришедшая к нам из дальних пределов галактики. Космическое пространство они преодолевают на огромных кораблях-матках. Эти твари пожирают всё, что попадается на пути, и, как только очередной противник переваривается в их пищеводах, следующее поколение получает дополнительные способности для охоты на своих жертв. Если они нападают, то нападают миллионами особей, кишащих вокруг планеты, словно стая саранчи над полем, и они так же прожорливы. Каждый стебелёк, каждое биологическое существо поглощается несметной ордой. Неутолимый голод тиранидов стал причиной гибели миров с эволюцией, насчитывающей миллионы лет и бесчисленные тысячелетия неустанного труда. Мировые океаны осушаются до капли, атмосфера разрушается и улетучивается в космос, пока не остаётся ничего, кроме голых скал, лишённых каких бы то ни было признаков жизни.

— Их можно победить? — прямо спросил Стаглер.

— О да, полковник, — невесело усмехнулся Криптман. — Их можно победить, но цена будет огромной.

— Цена не имеет значения, — резко ответил Стаглер. — Важно лишь одно: мы должны истребить этих монстров, не так ли?

Инквизитор приподнял одну бровь.

— Полковник Стаглер прав, — обратился он к Уриэлю, чуть наклонив голову. — Не окажет ли нам честь капитан Вентрис, рассказав о последнем нашествии роя-флотилии и битве при Макрейдже?

— С удовольствием, лорд-инквизитор. — Уриэль поднялся и, гордо выпрямившись, сцепил руки за спиной. — Рой-флотилия «Чудище» пришла из-за туманности на восточной окраине галактики, и численность существ, составлявших её, можно было сравнить с количеством звёзд на небе. Вражеские корабли окружили Макрейдж, но благородный лорд Калгар, заранее предупреждённый присутствующим здесь инквизитором Криптманом, собрал на защиту священной отчизны огромный флот. Ужасная битва шла в космосе, пока лорд Калгар не отвёл свои корабли к Макрейджу, под защиту наземной артиллерии. Пришельцы рассеялись по планете, и взаимосвязь между био-кораблями ослабла. Тогда лорд Калгар нанёс решающий удар, вывел из строя корабль-матку и окончательно разрушил всю флотилию.

— Я не понимаю, капитан Вентрис, — вмешался полковник Рабелак. — Как может гибель одного корабля стать причиной разрушения всего флота?

— Я отвечу на этот вопрос, — вызвался магистр Локард. — Для того чтобы понять мотивацию поведения тиранидов, сначала необходимо понять природу их самосознания. Рой-флотилия состоит из миллиардов и миллиардов живых организмов, производимых репродуктивной системой королевы-матки. По существу, каждый корабль представляет собой живое существо, и каждый организм, образующий его, имеет лишь одну цель — служить маточному кораблю, и все они — лишь части единой флотилии. Целостная структура общего сознания связывает воедино все живые организмы — от самых могущественных воинов до микроскопических бактерий пищеварительной системы. Эта система и названа нами Совокупным Разумом Роя, определяющим чудовищную волю и целеустремлённость пришельцев. Без сомнения, эти существа лишены всякой индивидуальности и существуют ради служения Совокупному Разуму Роя. Если разрушить психологическую связь между ними, низшие формы организмов теряют цель, часто возвращаются к своим первобытным инстинктам. В этом и заключается один из способов одолеть врага.

— Да, — продолжил Уриэль. — Как только флот лорда Калгара уничтожил самый большой из кораблей роя-флотилии, стало возможно разбить и остальные био-корабли, так как сопротивление врага становилось всё более беспорядочным и нескоординированным. Остатки роя-флотилии были выдворены за пределы Макрейджа, и, хотя в главной крепости осталось множество спор, содержащих зародыши тиранидов, лорд Калгар пустился в погоню за врагом.

— Он оставил свой мир без защиты? — неодобрительным тоном поинтересовался Стаглер.

— Нет, полковник, это далеко не так, — ответил Уриэль. — Защита крепости осуществлялась терминаторами Первой Роты, бравыми воинами вспомогательных подразделений и Титанами Праэтора. Лорд Калгар был уверен, что они справятся, и преследовал тиранидов до колец планеты Цирцеи. Там, соединив силы с флотом Темпестуса, лорд Калгар окончательно разбил тиранидов. Но победа была достигнута высокой ценой. Погибли сотни тысяч людей, был уничтожен флагманский корабль Темпестуса, «Доминус Астра». Пали почти все воины Первой Роты, включая и моего предка, Люциана Вентриса. Армия не скоро смогла восстановить свои силы.

Уриэль опустился на своё место, и рассказ продолжил Криптман:

— Роя-флотилии «Чудище» больше не существовало, но тираниды многому научились после своего поражения. Приблизительно десять лет назад они вернулись во главе нового, гораздо более многочисленного роя. Мы назвали его «Кракен». Гигантская тень флотилии, уничтожающей все на своём пути, накрыла целый сектор на восточной периферии, но это ещё не самое худшее. По характеру относительно редких нападений на Сегментум Темпестус, Ультима Сегментум и даже на Сегментум Солар я смог сделать вывод, что в этой области бесчинствует другая рой-флотилия, прибывшая с нижнего уровня галактики. Я назвал её «Левиафан», и, похоже, нашему миру угрожает отделившийся от «Левиафана» флот.

— Господа, мы обязаны остановить тиранидов здесь и сейчас. Иначе Тень варпа окутает миры и затмит божественный свет. Тогда человечеству придёт конец. Корабли не смогут ориентироваться в варпе, прекратят действие все Линии связи между планетами, Империум рухнет. Ошибки в нашей борьбе недопустимы, нам предстоит сражаться за будущее целой расы, и я готов пойти на любые жертвы ради жизни человечества.

Масштаб грядущей борьбы и ставки в этой войне ошеломили армейских офицеров. Воцарилось напряжённое молчание. Даже Монтант проникся важностью предстоящих событий и сосредоточенно прикусил нижнюю губу.

— Какие меры приняты, чтобы защитить систему от вторжения тиранидов? — спросил Астадор.

— Лорд адмирал Тибериус совместно с адмиралом де Корте разработали стратегию, которая поможет задержать рой-флотилию на подступах к границам нашего мира, — ответил Уриэль. — Но всем нам ясно, что оборонительная система этого города пришла в упадок. Потребуется немало времени, чтобы привести её в порядок и подготовиться к вторжению.

— Капитан Вентрис прав, — кивнул Криптман. — Я запросил помощь у Караула Смерти из боевого подразделения нашего Ордена Теперь мы можем располагать и их силами тоже. Несомненно, тиранидов необходимо встретить за пределами нашего мира, но мы не можем развернуть флот, пока остаётся не выясненным направление удара. Астропаты докладывают о возмущениях и завихрениях в варпе, что говорит о возможности приближения роя-флотилии. Но искажения, вызванные Тенью варпа, делают невозможным уточнить полученные данные. Мы продолжаем наблюдение за пространством.

— Корпус Крейга с его вооружением в последующие три дня будет оставаться на планете, — сказал Стаглер. — Мы немедленно начинаем укрепление системы обороны города. Кроме того, я уже разработал график учений, чтобы подготовить защитников к тому времени, когда подойдёт вражеский флот. Эти бестии не. скоро забудут Корпус Смерти.

— Я откомандирую сержанта Леаркуса и ещё нескольких Ультрамаринов в помощь при проведении тренировок, — снова взял слово Уриэль. — Леаркус — лучший инструктор, когда-либо обучавшийся в Аджизелусе, он окажет вам неоценимую помощь.

— Благодарю, капитан Вентрис, — согласился Стаглер. — Я принимаю ваше предложение.

Затем заговорил Рабелак:

— Мои солдаты закончат высадку к сегодняшнему вечеру. У нас не так много наземного оружия, как в подразделениях полковника Стаглера, поэтому мои люди утром отправятся в отдалённые районы и будут заниматься эвакуацией населения, сопровождая людей под защиту городских стен. Корпус Логреса прибыл из мира льда, так что здешний климат не причинит нам много хлопот. Кроме того, мы сможем научить остальных воинов избегать обморожений и других неприятных последствий зимних холодов. По правде говоря, их основным занятием до сих пор была охрана морских ферм от набегов собакоголовых разбойников на Тареллиане. Пора им узнать, что такое настоящая война.

Обер-фабрикатор Монтант тоже принял участие в обсуждении планов:

— Отряды самообороны Эребуса приступили к тренировкам с того самого момента, как было получено предупреждение о готовящемся нашествии. Как глава сил самообороны города, я издал приказ об усилении тренировок и пригласил к содействию отряды Адептус Арбитрес. Большая часть моих людей исправно участвует в учениях, и, насколько я могу судить, они достигли немалых успехов. Кроме того, мы начали готовить запасы медикаментов, топлива, продовольствия и воды в подземных хранилищах города.

Криптман был несколько удивлён такой расторопностью обер-фабрикатора и удовлетворённо кивнул.

— Прекрасно. Именно об этом я только что собрался поговорить.

— С этой стороны вам не о чём беспокоиться, инквизитор Криптман. Если и есть что-то, что я хорошо знаю, так это организация материально-технического обеспечения. Я плохо разбираюсь в тонкостях военной стратегии, но зато лучше других могу наладить снабжение и добиться, чтобы каждый солдат был обеспечен полным комплектом амуниции и трёхразовым горячим питанием.

— А в этом и заключается половина успеха в войне, — скупо улыбнулся Криптман.

— Верно, — расцвёл Монтант, довольный, что может внести свой вклад в общее дело.

Ещё два часа прошли в тщательной разработке планов предстоящей кампании. Обсудили все: от действий объединённого флота до размещения в городе солдат и машин. Несмотря на продолжительные споры, соглашения были достигнуты по всем ключевым вопросам. Все понимали, насколько тяжёлая сложилась ситуация, но по мере принятия совместных решений в настроении членов военного совета появился некоторый оптимизм.

— Тираниды — это воплощение самых страшных наших кошмаров, — произнёс в заключение лорд-инквизитор. — Однако мы должны твёрдо помнить две вещи: их можно поразить оружием и они смертны.

Уриэль налил себе кубок вина, но в этот момент дверь распахнулась и вошёл связной офицер-ополченец с донесением для Монтанта. Он торопливо пересёк зал и вручил обер-фабрикатору запечатанный пакет.

Монтант быстро прочитал послание, и на его лице появилась улыбка. Со словами: «Теперь можно начинать» — он протянул бумагу лорду-инквизитору.

Пока Криптман знакомился с сообщением, Монтант продолжал:

— Наблюдатели со станции прослушивания на Традженте зафиксировали неизвестный сигнал из звёздного скопления Барбарус и послали на разведку два звена «Фурий» с борта «Карлоса Винсента». Похоже, им удалось обнаружить и уничтожить корабль-разведчик тиранидов. Астропаты также подтверждают наличие приближающихся возмущений в этой области пространства. Господа, мне кажется, теперь мы знаем, откуда приближается враг.

Тирен Малик поставил свою винтовку на предохранитель и открыл казённую часть. Из кармана поношенной куртки он достал обойму патронов, проверил, чтобы бойки были чистыми, и зарядил оружие, убедившись, что первый патрон находится прямо под стволом. Щелчок затвора подтвердил готовность ружья к стрельбе. Подняв винтовку к плечу, он посмотрел через прицел на три обломка скалы, заранее установленные на склоне горы. Последовал глубокий вдох, затем медленный выдох, палец прикоснулся к спусковому крючку, и пуля сбила один из камней.

Опустив оружие, Тирен проследил за тем, чтобы сын Кайл в точности повторил его действия. Звук выстрела эхом раскатился по ущелью, и второй обломок скалы скатился со своего места. Далеко внизу несколько человек испуганно выпрямились, но потом вернулись к прерванному занятию — возведению баррикады перед входом в посёлок.

— Хорошо, сынок, отличный выстрел, — произнёс Тирен. — А теперь повтори все сначала. До прихода чужаков тебе надо научиться действовать как можно быстрее. Как только научишься перезаряжать винтовку с закрытыми глазами, пойдём ужинать.

Кайл широко улыбнулся, услышав похвалу отца, разрядил винтовку и начал все сначала. Тирен внимательно наблюдал за сыном. Кайл проявлял большие способности и уже успевал перезарядить винтовку меньше чем за шесть секунд. Ещё один выстрел — и последний обломок скалы разлетелся на кусочки.

Примерно полчаса отец и сын продолжали тренироваться, но потом зарядил дождь, и они поспешили домой. Путь лежал вдоль высохшего русла ручья, ведущего к небольшому селению горняков под названием Хэдли-Хоуп. Им пришлось перебираться через ряды скользких бочонков из-под руды, перегородивших главную дорогу, зато потом отец и сын смогли укрыться от дождя под широкими карнизами домов, стоящих вдоль улицы.

Тирен заметил, что и противоположный конец улицы перегорожен баррикадой — большие козлы, опутанные колючей проволокой, соседствовали с рядами бочек, заполненных песком и камнями. Не бог весть какая защита, но это всё, что смогли сделать местные жители. Дом Тирена Малика стоял рядом со школой — самым большим зданием в посёлке. Дом он построил когда-то своими руками из необожжённого кирпича, прожил здесь больше двадцати пяти лет и вырастил троих детей. Всё это время Тирен добывал руду на шахте. Обнаружение руды и послужило причиной заселения Барбаруса I. Малик был преданным слугой Императора, трудился изо всех сил, раз в неделю посещал проповеди священника Каску в соседнем городке Пилотас Ридж, а один месяц в году посвящал помощи тем, кому повезло меньше, чем ему самому.

Двадцать пять лет немало значат, и будь он проклят, если какой-то безликий эксперт с Тарсис Ультра прикажет ему покинуть дом только потому, что ожидается нашествие пришельцев. Жители Хэдли-Хоупа всегда выручали друг друга в трудные времена, и в этот раз они преодолеют несчастья. Вход в шахту уже завален, улицы городка забаррикадированы, и жители готовы защищать свои дома и имущество.

Вдали над бегущей вниз дорогой клубились тяжёлые серые облака, но Тирен мог видеть высокие мачты с мерцающими огнями маяков в других посёлках. День неуклонно катился к вечеру. Даже отсюда можно было рассмотреть, что и в соседних селениях жители тоже приготовились встретить врагов. Чувство солидарности обострилось перед лицом грозящей опасности, и. Тирен снова вознёс благодарность Императору за то, что у него есть такие чудесные друзья и соседи.

Отец и сын наконец добрались до своего дома и сняли мокрые, грязные башмаки перед тяжёлой деревянной дверью. Меррия содержала дом в чистоте, и они не хотели навлечь на себя неприятности, запачкав пол.

Дом встретил их теплом и ароматом горячей пищи. Жена и две дочери протирали тарелки и расставляли их на накрытом к ужину столе. Тирен повесил обе винтовки на дверь и проверил, чтобы в них не осталось патронов.

— Ну как, хорошо повеселились? — спросила Меррия. Она возилась у горячей плиты.

— Да уж, неплохо, — ответил Тирен и взъерошил волосы на голове Кайла. — Наш сын оказался очень способным, он ни разу не промахнулся, не так ли, сынок?

— Да, ни разу, папа, — подтвердил Кайл. Меррия повернулась к мужу и сыну и недовольно ахнула при виде плачевного состояния их одежды. Вытерев руки о фартук, она погнала обоих мужчин в соседнюю комнату.

— Вы оба промокли! Быстро переоденьтесь, пока не простудились до смерти! И не мешкайте, ужин будет на столе через пять минут.

Отец и сын знали, что лучше не спорить. Раздевшись, они насухо вытерлись чистыми полотенцами и натянули свежие рубашки и штаны. Когда они вернулись на кухню, Меррия уже начала раскладывать еду. Тирен занял своё место во главе стола. Он дождался, пока каждый получит полную тарелку, положил ладони на стол, закрыл глаза, склонил голову и воззвал к милости Императора.

— Святой всевидящий отец наш, благодарим тебя за пищу. Освети наш путь своей мудростью и даруй силы одолеть злобных нечестивцев и пришельцев. Не оставь нас своей милостью.

Все члены семьи повторили вслух его последние слова и принялись за еду. С потолочной балки свисала газовая лампа, её тёплый свет заливал кухню. Тревожные огни маяков не проникали в дом. Меррия заботливо прикрыла окна металлическими ставнями.

Тирен улыбнулся жене и принялся за еду.

Он и остальные жители Хэдли-Хоупа готовы встретить врагов.

На лбу третьего техника Озрика Неру выступил пот, и он снова мысленно пожелал астропату заткнуться и дать им немного покоя. Её стенания с самого начала раздражали Озрика, а теперь весь слуховой отсёк станции Траджент наполнился нескончаемой болтовнёй. Пальцы Неру выбивали нервную дробь на приборной панели, а сам он невидящим взглядом уставился в монитор. «Эти данные не могут быть правдой, просто не могут». Он потёр ладонью небритый подбородок и решил ещё раз проверить цифры, хотя и сознавал всю бесполезность этой попытки.

Числа, появившиеся на мониторе на этот раз, точно совпадали с прежними результатами.

Озрик вытер пот с бритого затылка и заполнил сводку на листе пергамента, как его учил старший наставник на Тарсис Ультра. Он чувствовал себя очень одиноким и испуганным, и отчаянно хотел снова оказаться на Корделисе, работать в каком-нибудь многолюдном центре. Если допустить, что эти результаты верны, то к их миру приближается флотилия невиданной силы.

Корабли Имперского Флота уже находились в пути, но Озрик понимал, что они не успеют прибыть к Традженту до прихода кораблей чужаков. При этой мысли его охватывал леденящий ужас. Он взглянул через плечо на старшего магистра и понял: его начальник тоже сильно встревожен происходящим.

На неоднократные просьбы разрешить персоналу покинуть станцию наблюдения, от адмирала де Корте каждый раз приходил отказ, и им оставалось только ждать и надеяться, что грозный флот пройдёт мимо.

Астропат сидела в кресле рядом с магистром, её челюсти были плотно сжаты, а лицо осунулось и побледнело. Она постоянно ёрзала в кресле, что-то бормотала, веки её подёргивал нервный тик, а пальцы сводило судорогой. Её стоны заполняли рабочую комнату и нервировали всех шестерых техников, с некоторых пор дежуривших здесь постоянно.

Внезапно она судорожно выпрямилась и крикнула во всю силу лёгких.

Люди подпрыгнули от неожиданности, а женщина сползла с кресла, путаясь в зелёной накидке, и принялась исступлённо царапать ногтями лицо. Из глубоких царапин брызнула кровь. Опустившись на колени, астропат жалобно захныкала, продолжая раздирать свою кожу. Кровь залила лицо, но она продолжала разрывать ногтями плоть, словно пытаясь добраться до мозга и вырвать его из черепа.

— Они идут! — простонала женщина. — Они роются в моих мыслях, ревут, трещат, множество голосов! Они идут за нами всеми — за нашей кровью и плотью, за нашими телами и душами!

Озрик зажал уши руками, чтобы не слышать её воплей, а женщина поднялась на ноги и шагнула к нему, протянув вперёд окровавленные пальцы, будто моля о помощи. Он не успел ничего понять, как астропат споткнулась и снова упала на пол.

Вокруг её головы растеклась лужа крови, стоны постепенно затихли.

Уриэль взошёл на капитанский мостик «Горя побеждённому» в тот момент, когда адмирал Тибериус и его адъютант Филотас рассматривали электронную карту, установленную на облицованном камнем столе. На тёмной поверхности встроенного экрана отображалось огромное количество топографической информации, относящейся к системе Тарсис Ультра. Здесь же были проведены плавные кривые маршрутов патрульных кораблей обороны, обозначены орбиты планет и астрономические объекты, а также главные звёздные пути. Точки перехода на границах системы были отмечены жёлтым, а каждая из планет светилась мягким зеленоватым светом. Вдоль края экрана бежал ровный столбик цифр, но Уриэль не имел ни малейшего представления, что они означают.

— Покажи мне, — произнёс Тибериус.

Филотас набрал несколько цифр на панели управления, и вся лишняя информация погасла, осталось только расположение планет и астрономических объектов.

— На самом дальнем краю системы находится планета Барбарус Один, — пояснил Филотас, и рядом с зелёной точкой вспыхнули золотые буквы готического шрифта.

— Планета-шахта, — заметил Уриэль. — В основном здесь добываются драгоценные металлы и самоцветы, но есть и некоторые полезные минералы, используемые при изготовлении металла для брони звёздных кораблей.

— Население? — спросил Тибериус.

Филотас сверился с информационным блоком и ответил:

— Население очень малочисленно. При последней переписи зарегистрировано немногим более девяти тысяч душ, в основном проживающих в нескольких маленьких селениях, в горах восточного континентального хребта.

— Что сделано для эвакуации их в более безопасное место? — снова задал вопрос лорд адмирал.

— Местному эксперту было послано предупреждение. Между этой планетой и Корделисом курсирует грузовой корабль, но трудно сказать, успеет ли он добраться до места раньше, чем авангард флотилии тиранидов.

— Проклятие! — недовольно буркнул Тибериус. — Чем больше миров падёт под напором тиранидов, тем сильнее и многочисленнее будет их войско.

— Дальше, по направлению к центру системы, расположены две необитаемые планеты. Первая из них, Парос, обладает атмосферой, состоящей преимущественно из бензол-водородных элементов. Она очень токсична, и хотя эксперты не раз пытались изменить её на более приемлемую для людей, они до сих пор не достигли ощутимых результатов. Вторая планета называется Йулан. Это нестабильное скальное геологическое образование, сотрясаемое вулканическими штормами, хотя на орбите постоянно присутствуют корабли-станции, которые перекачивают водородную плазму.

Филотас перевёл карту в другой масштаб, чтобы подробнее рассмотреть центральную часть системы.

— Следом мы видим Корделис, небольшой, но густозаселенный мир, приспособленный под промышленное производство. Население составляет около шестнадцати миллионов человек, силы обороны — пятьдесят тысяч солдат. Процесс эвакуации идёт по плану, но я бы посоветовал обойти Корделис стороной. Слишком много кораблей приземляется и взлетает в этом порту. Уже имели место несчастные случаи. После Корделиса идут две сельскохозяйственные планеты, Калумет и Калидон. Обе заселены в основном временными рабочими. Их эвакуация не представляет никакой сложности и уже заканчивается. И наконец, сама Тарсис Ультра с населением более шестидесяти миллионов.

— Сколько времени у нас в запасе до того момента, когда придётся вступить в бой? — спросил Уриэль.

Филотас снова ввёл какие-то данные в информационный блок, нажал несколько рун на клавиатуре, и тёмный экран пересекли разноцветные линии. Одна из них начиналась у точки, обозначающей «Горе побеждённому», и тянулась через всю систему к Барбарусу I. По краю монитора снова вспыхнула колонка цифр. При помощи стальной линейки и циркуля Филотас определил необходимые показатели.

— При наших скоростях мы сможем добраться до орбиты Барбаруса через семь суток, — сказал он. — Тираниды придут туда первыми.

Озрик Неру наблюдал через смотровой люк за приближающимся облаком пришельцев с неподдельным, тошнотворным ужасом. Молитвы о спасении, которые он не вспоминал с самого детства, сами собой срывались с губ. Угрожающая туча обволокла всю станцию, стены вздрогнули от очередного удара, и Озрик испуганно вцепился в ограждение. Двадцать минут назад приближающийся рой выпустил струю похожих на споры организмов, и они, преодолев пустоту, приблизились к станции прослушивания. На некоторое время они замерли на месте, ритмично пульсируя, а потом безошибочно двинулись к стенам. При этом одни организмы взрывались наподобие небольших мин, другие, похожие на мешочки с жидкостью просто лопались, и их содержимое неумолимо разъедало внешнюю обшивку станции. В стальном корпусе уже появились бреши. Концентрированная кислота и вирусы пожирали металл.

Численность приближающегося флота поражала воображение. Тысячи дрейфующих существ окружали корабли пришельцев, образовав плотную завесу, не поддающуюся снарядам немногочисленных орудий станции. Кроме того, после непродолжительной стрельбы боезапас подошёл к концу.

Озрик проверил протокол орудийной стрельбы и подсчитал количество выпущенных снарядов. Оказалось, что по приближающейся туче врагов со станции было произведено более двадцати тысяч выстрелов. Потери пришельцев должны были быть огромными, но по сравнению с их численностью обстрел не нанёс противнику видимого ущерба. Зато теперь станция оставалась почти без защиты.

Облако спор заметно сгустилось за окном, и Озрик, упав на колени, снова принялся читать молитвы.

— Неру! — окликнул его старший магистр. — Вернись на свой пост.

Озрик поднялся. Раздался следующий удар, и на экране вспыхнула очередная серия тревожных сигналов.

— Мы все скоро погибнем! — закричал Озрик. — Какая разница, оставлю я свой пост или нет?!

— Мы здесь ради нашей работы, и только это имеет значение, — твёрдо ответил магистр, хотя тоже был явно испуган. — Да, мы все умрём, но мы умрём, выполняя свой долг перед Вселенной и Императором. Это великая честь.

Озрик кивнул и, понурив голову, пошёл к своему месту. Снаружи послышался скрежет разрываемого металла, снова раздался тревожный сигнал, оповещающий об очередной трещине в обшивке. Перепуганный персонал станции, затаив дыхание, прислушивался к скрипу наружных дверей, не выдержавших натиска пришельцев.

А затем они услышали, как когти царапают пол в коридоре, ведущем в их комнату.

Тирен Малик сжал зубы, пытаясь не думать о боли, и с трудом перезарядил винтовку. Трясущиеся пальцы плохо повиновались. Горячие осколки взорвавшегося пришельца угодили в плечо и в грудь. Меррия постаралась вытащить все костяные шипы, но рана не желала закрываться. Повязка уже пропиталась отравленной кровью.

— Папа, почему небо стало такого странного цвета? — спросил Кайл.

Голос сына задрожал от страха, когда тот выглянул на улицу через щели в пробитых металлических ставнях. Обычно серое, как сланец, небо приобрело неприятный грязновато-пурпурный оттенок. Фиолетовые тучи сверкали неестественно яркими молниями, Освещая горы каким-то чужим, потусторонним сиянием. Вслед за кислотным дождём, который разъедал железные крыши домов, посыпался град тёмных предметов, и жители Хэдли-Хоупа оставили баррикады, чтобы укрыться в здании школы, единственном помещении, способном вместить всех.

Мужчины принесли с собой все имеющееся в посёлке оружие: от древних винтовок, грозящих разорваться в руках при первом же выстреле, до блестящих свежей смазкой лазганов, состоящих на вооружении у местных солдат самообороны. Двадцать три малыша плакали в самом центре помещения школы. Их матери и учителя тщетно пытались успокоить детей песнями и молитвами.

— Я не знаю, сынок, — ответил Тирен, наконец-то справившись с патронами.

Он поднялся со стола и присоединился к стоявшему у окна сыну. Таинственные предметы, похожие на шарики, покрытые прожилками, продолжали падать с неба. Странный град из спор продолжался с наступления сумерек. Ветер уносил основную часть этих существ в горы, но к ночи воздух стал заметно холоднее, направление ветра изменилось и все больше спор попадало в долину.

Поначалу жители Хэдли-Хоупа смотрели на них с боязливым любопытством, пока один из таких пульсирующих снарядов с шевелящимися отростками не упал прямо в центр посёлка. Пастор Апден решительно подошёл почти вплотную и выстрелил в него, ожидая, что непонятный предмет просто лопнет. Тирен с ужасом наблюдал, как взорвался живой снаряд. Густая, вязкая жидкость брызнула фонтаном и окатила пастора. Крики боли и ужаса разнеслись по всему посёлку. Малик бросился на помощь, но было уже поздно. На глазах у соседей кожа пастора слезала под воздействием смертоносной жижи и куски плоти отваливались, обнажая скелет. Жалобные стоны смолкли только тогда, когда смертоносное вещество добралось до горла, а через минуту от священника осталась лишь лужица вонючей слизи.

С этого момента никто не отваживался стрелять в споры. Но теперь они добрались до школы.

— Кайл, смотри внимательно и зови меня, если что-нибудь заметишь.

Кислотный дождь всё сильнее разъедал металлические ставни. Выглянув в образовавшуюся дыру, Малик заметил, что огни в соседних посёлках погасли.

Кот уже несколько часов, как невозможно было связаться с жителями Пилотас Ридж. Там тоже не было видно огней — от ужасного дождя вышли из строя все линии связи и электрические кабели, проложенные по земле. Скоро весь посёлок погрузится в темноту. На дороге что-то шевельнулось, и Тирен постарался отвлечься от детского плача и испуганных голосов женщин. Земля под ногами вздрогнула, как живая, капли дождя заблестели на панцирях тысяч существ, бегущих к маленькому посёлку.

Малик нагнулся, достал из рюкзака старенький, но вполне пригодный бинокль и направил его на дорогу. В непривычной темноте трудно было что-нибудь рассмотреть, но он увидел достаточно. При виде тысяч ужасных созданий, которые, казалось, целиком состояли из когтей, клешнёй и зубов, у Тирена перехватило дыхание.

— Спаси нас, Император, — прошептал он, уронив бинокль. — Все, кто имеет оружие, займите подходящие позиции для стрельбы, — спустя секунду крикнул Малик, стряхивая оцепенение.

Он схватил за руку пробегавшего мимо бледного от страха человека.

— Радек, возьми десять человек, и поднимайтесь на балкон. Будете стрелять сверху. Навес укроет вас от дождя.

Радек кивнул и помчался выполнять распоряжение.

Тирен оглянулся к жене и дочерям, ободряюще махнул им рукой, а потом отыскал подходящую трещину в ставне и установил дуло винтовки. С оружием наперевес к нему подошёл Кайл. На лице мальчика блуждала тревожная улыбка.

— Я горжусь тобой, сынок, — сказал Тирен, и Кайл благодарно кивнул.

Сквозь разъеденную кислотным дождём ставню было видно, что волна пришельцев уже захлестнула баррикады.

— Они подходят! — крикнул Тирен. — Открывайте огонь!

Раздался недружный залп, и в центре помещения снова испуганно заплакали дети. В замкнутом пространстве грохот выстрелов прозвучал особенно громко, и клубы дыма заполнили зал. Малик увидел, как несколько чужаков упали. С балкона тоже грянули выстрелы.

Сквозь грохот стрельбы он услышал странный звук, похожий на свист летящего артиллерийского снаряда, а в следующий момент испуганно вздрогнул — на крышу школы свалилось что-то очень тяжёлое. Потолочные балки затрещали, и сверху донеслись отчаянные вопли, но Тирен ничем не мог помочь людям на балконе. Ещё несколько существ тяжело упали на землю перед школой, вновь заставив задрожать стены.

Выстрелы следовали один за другим, но пули отскакивали от крепких черепов и панцирей пришельцев. Захватчики наводнили посёлок и постепенно окружили школу плотным кольцом.

Яростный удар обрушил часть стены. Тирен свалился на пол, а окно вместе со ставнями вылетело наружу. Горячее зловоние ворвалось в помещение. Через образовавшийся проём стала видна охваченная огнём генераторная станция. Пожар осветил громадное, с карьерный бульдозер, создание, карабкающееся из воронки, образовавшейся после его падения.

В пролом устремились мелкие твари, и Тирен, торопливо вскочив на ноги, снова открыл стрельбу. В свете пламени, охватившем генератор, были отлично видны силуэты захватчиков. Малику вместе с троими подоспевшими на помощь мужчинами удалось перебить всех, кто пытался ворваться в здание школы. Крыша генераторной станции прогорела и рухнула, взметнув фонтан пылающих искр. И вместе с искрами к небу унёсся чей-то полный мучительной боли вопль.

— Найдите что-нибудь, чем можно закрыть пролом! — крикнул Тирен.

Он продолжал стрелять, пока не опустела обойма. Малик принялся перезаряжать винтовку, а три женщины пододвинули тяжёлый стол и несколько парт, чтобы закрыть брешь в стене. От грохота выстрелов и детского плача у Тирена закладывало уши, но вскоре он снова услышал тяжёлые удары по металлическим ставням. Соседнее окно не выдержало натиска, распахнулось, и внутрь ввалился огромный пришелец. Громадное тело и все шесть конечностей покрывал блестящий от дождя панцирь, а из отвратительной зубастой пасти вырывалось голодное шипение.

Тирен выстрелил, но промахнулся. От стены отлетел кусок штукатурки. Чудовище проигнорировало атаку и двинулось к защитникам северной стены. Кайл повернулся к пришельцу и вскинул винтовку. Малик закричал от страха, но мальчик даже не успел выстрелить. Жуткая тварь с нечеловеческой ловкостью вскинула клешни и разорвала Кайла пополам.

— Нет! Нет! Нет! — выкрикнул Тирен и снова нажал на спусковой крючок.

Пуля угодила в основание шеи монстра, и его голова разлетелась фонтаном тёмного ихора. Тирен бросил винтовку и кинулся к сыну, но было слишком поздно. Рыдая, Малик упал рядом с телом Кайла. Сквозь пелену слёз он увидел, как руины генераторной станции начали вздыматься, словно кто-то огромный восстал из огня. По школе прокатилась волна ужасных криков, и Тирен перекатился по полу, чтобы снова схватить оружие. Громадный монстр одним прыжком перескочил через улицу и разгромил стену школы, сорвав заодно и часть крыши. На панцире чудовища плясали языки огня. Вопя от боли и ярости, оно вломилось внутрь здания.

У Тирена от страха ослабели колени, когда тварь — воплощение самых жутких кошмаров — с грохотом шагнула вперёд. Пришелец казался выше всех предыдущих созданий. Передвигаясь на мощных полусогнутых задних конечностях, он угрожающе поднял над головой две пары толстых лап с зазубренными когтями. Отвисшая челюсть щетинилась сотней загнутых клыков, а в тёмных глазах отражались пляшущие огоньки пламени.

Чудовище пронзительно крикнуло и взмахнуло лапами. Каждый удар разрывал человека надвое. Пришелец сделал ещё шаг вперёд, доски пола застонали под его тяжестью, а ужасные когти продолжали уничтожать всё, что попадалось на пути.

Тирен с криком вскинул винтовку и выстрелил, но пули отскочили от хитинового панциря, не причинив монстру никакого вреда. Через пролом просунулось небольшое создание. Малик уничтожил его выстрелом в голову, а затем потянулся за следующей обоймой. Гигант продолжал крушить школу. Голова его ударила в потолок, круша балки. Верхний этаж обрушился, люди полетели вниз, прямо под удары чудовищных когтей. Дети заходились плачем. Крик тиранида перешёл в оглушительный рёв, из его пасти вырвался светящийся зеленоватый шар, одним ударом прикончивший прижавшихся друг к другу женщин и детей.

Тирен онемел от ужаса, но в следующую секунду в отчаянии рванулся к пришельцу, зная, что идёт на верную смерть. После гибели всей семьи он уже не хотел жить. Малик стрелял, пока не опустела обойма, а потом, поудобнее перехватив винтовку, в щепки разбил приклад о несокрушимые ноги гиганта. Одним взмахом когтистой лапы чудовищное создание оторвало Тирену руку и швырнуло его окровавленное тело к противоположной стене. Бедняга приземлился на школьном дворе, но от горя и ужаса он уже был не в силах осознать, что происходит.

Кислотный дождь разъедал его плоть, но Тирен не чувствовал своего тела ниже шеи.

Издавая жуткое шипение, пришельцы окружили его. Блеснули острые как кинжалы клыки. Малик ничего не почувствовал. Последним, что мелькнуло перед его глазами, был сплошной частокол из зазубренных когтей и зубов.

Глава 5

Картина гибели целого мира заполнила гигантский фонарь наблюдения и отразилась на всех экранах и дисплеях крейсера. Рой-флотилия, подобно стае хищных паразитов, окружила Барбарус I плотным дрожащим облаком. Мерцающие молнии пробивали плотную атмосферу, и, несмотря на весь ужас положения, зрелище можно было назвать почти красивым. Уриэль понимал, что такая картина свидетельствовала о предсмертной агонии мира, уничтожаемого бурями невиданной силы, способными опрокидывать горы и сдвигать целые континенты.

Оболочка планеты словно вскипела, раздираемая бесчисленными ненасытными щупальцами. Пришельцы вгрызались глубоко в почву в поисках любого вещества, которое можно было разложить на органические составляющие.

На Барбарусе I не могло остаться ничего живого. Скоро весь генетический материал планеты будет поглощён тиранидами и использован в качестве пищи и топлива для вечно голодных репродуктивных камер маточных кораблей. Уже в этот момент биологические вещества, недавно бывшие населением планеты, перерабатывались в недрах этих тварей. От подобной мысли к горлу Уриэля подступила тошнота, а в душе загорелась яркая, обжигающая ненависть, испытанная им на полях Ихара VI.

— Услышь меня, Император, — прошептал Уриэль и поклялся отомстить за смерть целой планеты.

Вместе с лордом адмиралом Тибериусом он стоял на капитанском мостике «Горя побеждённому», не в силах ничем помочь погибающему на его глазах миру, но готовый на все, чтобы не допустить смерти подданных Империума от лап Великого Пожирателя.

Тибериус отошёл от обзорной панели и поднялся на капитанский мостик. Он машинально дотронулся до паутины шрамов, пересекающих одну сторону его лица, полученных во время войны с тиранидами на Макрейдже, более двухсот пятидесяти лет назад. Тогда он ещё был палубным офицером этого гордого корабля. После тех событий он успел дослужиться до звания адмирала.

Тибериус коснулся руны в углу пульта, и на экране перед его глазами высветился и обречённый мир, и строй Имперского Флота, призванного уничтожить захватчиков. Борт о борт с «Горем побеждённому» находился корабль Мортифактов «Искушение Смерти», с другой стороны выстроились остальные корабли, прибывшие на войну с тиранидами.

Они не смогли спасти людей Барбаруса I, но их месть настигнет убийц вблизи умирающей планеты.

— Скоро они двинутся к нам, — заметил адмирал.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался Уриэль.

— Смотри. — Тибериус показал на один из экранов. Гигантское неуклюжее существо, оторвалось от процесса насыщения. — Они реагируют на наше присутствие.

Удивительное создание было длиннее самого большого корабля, виденного когда-либо Уриэлем. Его шкуру покрывали наросты и шрамы, полученные при столкновении с астероидами за тысячелетия странствий по бесконечной бездне. На нижней части туловища колыхались отростки, похожие на водоросли, а из больших всасывающих отверстий при движении начинала сочиться густая слизь. Там, где, по предположению Уриэля, находилась задняя часть, располагались длинные конечности, усеянные шипами и когтями. Все существо нелепо подёргивалось и пульсировало. Казалось, эта громадина не способна чувствовать ничего. Капитан подумал, что подобному монстру не место в мире живых существ.

Перед исполином двигался авангард: чудовища, похожие на гигантских рыбин с зазубренными крыльями-плавниками, целиком покрытые прочной броней, ощетинившейся клешнями и шевелящимися цепкими щупальцами. Десятки смертоносных спутников курсировали вокруг большого корабля, словно преданные слуги, охраняющие королеву. Уриэлю они напоминали вероломных хищников, которые охотятся стаями и хватают из стада самых слабых животных. Как только жертва падает бездыханной, все члены стаи расходятся и ждут в сторонке, пока вожак не насытится свежим мясом.

— Какова их тактика? Каким образом они атакуют?

— Я не знаю, Уриэль. Скорее всего, сначала они будут испытывать нас, искать слабые места и только потом двинут в бой основные силы. Нам повезло, мы застали их за едой. Так что на первых порах нам не придётся противостоять мощи всего роя-флотилии.

Уриэль посмотрел на множество организмов, приближающихся к «Горю побеждённому». Если уж это воинство всего лишь часть вражеской флотилии, то какова же должна быть мощь всей армии тиранидов!

Лорд-инквизитор Криптман наблюдал за той же сценой с капитанского мостика «Аргуса», флагманского корабля адмирала Бреганта де Корте. Он тоже видел, как исполин оторвался от пищи и двинулся им навстречу. Почти всю свою жизнь Криптман боролся с тиранидами и не испытывал к ним никаких чувств, кроме жгучей ненависти. При виде погибающей планеты лорд-инквизитор с удовлетворением отметил, что ненависть в его душе ничуть не ослабла.

Приближающийся маточный корабль был не самым большим из тех, что ему приходилось видеть, но всё же он был огромным — около трёх километров длиной.

— Омерзительные создания, — заметил де Корте.

— Да, — согласился Криптман. — Но тем не менее смертельно опасные. Они обладают грозным симбиотическим оружием, могут разбрызгивать концентрированную кислоту, вырабатывать плазменные заряды, а кроме того, из отверстий в этой окаменевшей шкуре могут извергаться бесчисленные орды организмов-воинов.

— Наше оружие освящено благословением Императора, и мы победим, — заверил его де Корте.

Криптман кивнул и указал на облако спор, окружающее исполинское создание.

— Взгляните туда, адмирал. Эта завеса из спор настолько плотная, что защищает нашего главного врага от любых посторонних воздействий, кроме разве что самых решительных ударов.

— Лорд-инквизитор, — в голосе адмирала слышалось напряжение, охватившее сейчас всех членов экипажа, — я прошу вашего разрешения начать наступление.

— Да, — кивнул Криптман, не отрывая мрачного взгляда от схемы тактического построения кораблей, мерцающей на одном из экранов. — Начинайте атаку.

Офицеры-координаторы и связисты немедленно обступили широкий навигационный стол с нанесённой сеткой пространственных координат. При помощи длинных плоских указок они передвигали уменьшенные копии кораблей, участвующих в битве.

Адмирал коротко кивнул и, резко развернувшись, промаршировал к командному пульту. Брегант де Корте был высоким, жилистым человеком с длинным узким лицом, на котором выделялись тонкие, словно нарисованные, усики. Адмиральская форма свободно болталась на его худом теле, и с первого взгляда никто не признал бы в нём человека, чья безукоризненная стратегия помогла предотвратить вторжение К'Ниба на Сулацис Рим, человека, который уничтожил банды орков на Карадаксе и покончил с пиратами Хааркса по прозвищу Кровавый Топор.

Де Корте остановился перед пультом и налил себе бокал амасека. Хрустальный графин с этим напитком традиционно стоял на его рабочем столе. Затем, глубоко вдохнув, адмирал на секунду замер, оглядывая соратников, перед тем как отдать приказ. Важно не поддаться страху перед ужасающим нашествием пришельцев. Спокойная уверенность командира должна вести за собой всех воинов.

Наконец адмирал осушил бокал.

— Мои наилучшие пожелания всем вам, да пребудет с нами удача в этой славной битве.

Джаэмар, комиссар корабля, кивком одобрил слова де Корте.

По традиции, самый молодой из матросов крейсера подошёл к адмиралу. От волнения у него на лбу даже выступил пот.

— Приказ отдан, адмирал?

Лорд адмирал поставил бокал на пульт.

— Приказ отдан. Передайте всем кораблям, что атака началась. Во славу Императора.

Два флота неумолимо приближались друг к другу, хотя дистанция между ними ещё исчислялась десятками тысяч километров. Как только приказ о начале атаки был передан капитанам всех судов Имперского Флота, корабли начали расходиться, согласно заранее выработанной схеме тактического построения. В движении тиранидов невозможно было определить никакой системы, биоактивная флотилия намеревалась встретить противника единой гомогенной массой.

Линейные крейсеры Космодесанта вместе со скоростными судами отряда Преторианцев выдвинулись вперёд и заняли позиции перед громадами «Аргуса» и «Меча возмездия».

Три сторожевых судна-перехватчика при поддержке двух лёгких крейсеров класса «Неустрашимый» — «Луксор» и «Ерметов» — тоже выдвинулись на острие атаки. Их бесстрашные рейды должны будут стать решающими в предстоящем сражении, и де Корте понимал всю опасность их задачи.

На другом фланге в авангарде основного строя приготовились к бою истребители класса «Кобра» — «Гидры» и «Мегеры». Их торпедные отсеки были полны освящённых снарядов, и команде не терпелось дать первый залп по врагам.

Массивная туша корабля-матки в центре флотилии тиранидов содрогнулась, как будто переживала тяжелейшие родовые схватки, и из отверстий в её шкуре протянулись новые потоки миллионов блестящих спор.

Величественные рыбоподобные создания двигались, словно в глубинах океана, их широкие хитиновые крылья-плавники колыхались под воздействием солнечного ветра. Тираниды с острыми клыками и клешнями, охранявшие королеву-матку, тоже собрались впереди и выставили перед собой целый лес когтей: инстинкт повелевал им уничтожить любого, кто угрожал безопасности повелительницы.

Битва при Барбарусе началась.

— Передайте сторожевым «Мечам» выдвинуться вперёд, — приказал адмирал де Корте. — Эти бестии во главе тиранидов увеличивают скорость. Я не желаю видеть их на линии огня.

— Есть, сэр, — ответил Джеке Вьерт, старший флаг-лейтенант и передал команду сигнальному офицеру.

Взгляд де Корте был прикован к обзорному экрану. Как отреагируют тираниды на их перестроение? До сих пор он не мог определить тактику роя-флотилии, если это понятие вообще можно было применить к тиранидам. Адмирал позволил себе скупую усмешку. На столе связистов модели сторожевиков передвинулись вперёд.

— Лорд Криптман, что вы можете сказать о тех кораблях, которые сейчас ближе всего к нам?

Тяжело ступая, инквизитор прошёл вдоль капитанского командного пульта и остановился перед выступающим обзорным экраном. Он даже чуть наклонился вперёд, словно пытался рассмотреть все подробности, а затем медленно покачал головой.

— Без сомнения, это нечто вроде управляемых снарядов, но они обладают чрезвычайной упругостью. Я назвал их кракенами. Они полностью подчиняются воле корабля-матки. Не допускайте их сближения с нашими судами, поскольку внутри них находятся отряды самых разнообразных воинов, готовых осуществить захват кораблей.

— Я понял. Мистер Вьерт, передайте капитанам, чтобы ни один из них не подпускал к себе эти создания ближе, чем на пять тысяч километров.

— Пять тысяч километров. Есть, сэр.

Уверенный, что его приказ будет исполнен в точности, адмирал снова обратился к экрану наблюдения. Одно из гигантских существ отделилось от общей массы флотилии тиранидов и стало быстро продвигаться вперёд. Короткие взмахи широких крыльев вызывали беспорядочные возмущения в окружающем пространстве.

— Отряд «Гидр» должен занять блокирующую, позицию на правом фланге. Приказ «Мечу возмездия» следовать за ними. «Луксор» и «Ерметов» будут прикрывать.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Вьерт и передал приказы адмирала. — Сэр, я могу предложить, чтобы Космодесантники присоединились к «Кобрам»? Если эти корабли пришельцев действительно обладают такой прочностью, о какой говорит лорд-инквизитор, то там могут пригодиться тяжёлые орудия.

— Ты прав, Вьерт. Выполняй, а потом запроси подтверждение готовности заряжающих команд и стрелков-артиллеристов.

Адмирал проследил за очередным передвижением кораблей объединённого флота.

— Все оружейные палубы приведены в полную готовность, сэр. Старший артиллерист Мабон докладывает о возможности произвести выстрел из новейшего орудия.

— Понял. Передай, что он может начинать стрельбу по готовности.

Уже было видно, что отряды «Кобр» тоже вскоре выйдут на огневые рубежи, а сторожевые «Мечи» приближаются к существам, которых Криптман назвал кракенами.

Пространство между двумя флотами стремительно уменьшалось, и адмирал был уверен, что гибели первых тиранидов ждать осталось недолго.

Глубоко в недрах «Аргуса» с негромким шорохом распахнулась пятидесятиметровая задвижка, скрывавшая новейшее орудие, и тысячи вспотевших матросов стали устанавливать массивные противовесы, предотвращавшие откат пушки после выстрела. Горячий пар и шум заполнили длинный отсек. Мощные подъёмники доставляли огромные снаряды из расположенного внизу бронированного оружейного погреба.

Оружейный отсек тянулся почти во всю длину корабля, здесь пахло смазкой, потом и кровью. Из старинных громкоговорителей, установленных в забранных латунными решётками нишах под самым потолком, доносились ритмичные церковные гимны, тысячи матросских голосов вторили знакомым песнопениям. Старший артиллерист Мабон стоял на возвышении и наблюдал за процессом подготовки орудия к бою. На видавшей виды панели управления перед его глазами звякнули колокольчики и зажглось несколько огоньков. Звона колокольчиков старший артиллерист слышать не мог — многолетняя служба в артиллерии Имперского Флота давно лишила его слуха.

Смертоносный снаряд был заряжён, из углубления на панели со скрипом поднялся оптический прибор, и артиллерист прильнул к бронзовой оправе, после чего прочёл короткую благодарственную молитву богам войны. Он без труда установил тонкое перекрестье линзы на красной отметке, обозначавшей цель. Противник двигался прямо на них, и артиллеристу не надо было даже устанавливать поправки на движение мишени. Предстояло сделать очень простой выстрел. Так он мог поразить цель даже в те дни, когда ещё совсем молодым преследовал бандитские шайки на Карпатии.

Уверившись, что снаряд попадёт точно в цель, Мабон поднял голову и осмотрел помещение. Команды канониров уже отошли от блестящих рельсов, тянувшихся по всей длине отсека. Матросы замерли, держа зелёные флажки в руках, давая знать, что оружейная заслонка заперта, снаряд на месте и амортизаторы установлены. Мабон поднял руку и взялся за цепочку, висящую над его головой.

С удовлетворённой усмешкой он резко дёрнул цепочку и крикнул:

— Духи войны и огня, Бог Машины пробуждает вас своей яростью! Летите вперёд и свершите обряд очищения!

Громадные колёса гравиметрических усилителей повернулись, и отсек стал наполняться пронзительным вибрирующим свистом. По мере того, как возрастало давление в казённой части орудия, в воздух стали подниматься тонкие струйки пара. Мабон склонился над пультом управления и вцепился в перила. Это зрелище никогда не надоест опытному артиллеристу. Происходящее являлось для него подтверждением непоколебимой мощи Имперского Флота.

Свист перешёл в оглушительный скрежет, но Мабон его не слышал, хотя и ощущал вибрацию. И вот новейшее орудие выстрелило, по отсеку прокатилась жаркая волна, поднялось давление. Отдача с непреодолимой силой отбросила назад трехсотметровую пушку. Под воздействием силы трения на рельсах выгорала смазка, и в воздух полетели искры. Запахло перегретым металлом и сгоревшим ракетным топливом.

Мабон взревел от восторга, но тут же закашлялся от дыма, достигшего высоты его рубки.

Возросшая вибрация могла бы сбить его с ног, но старый артиллерист давно ко всему привык и без особых усилий сохранил равновесие.

Как только дым рассеялся, бригадиры оружейных команд стали поторапливать матросов. Необходимо было вернуть тяжеловесное орудие на исходную позицию для следующего выстрела. В полу открылась бронированная крышка люка оружейного погреба, свёрнутые кольцами цепи подъёмника скользнули вниз за новым снарядом.

Мабон всегда немилосердно муштровал своих подчинённых, зато теперь он мог собой гордиться: новейшее орудие будет подготовлено к выстрелу уже через тридцать минут. Всё шло как обычно.

Снаряд из орудия «Аргуса» голубой молнией пронзил тёмную бездну, а взрыв в самом центре флотилии тиранидов был подобен вспышке маленького солнца. Его мощность превосходила мощность нескольких плазменных бомб, а благодаря точному выстрелу взрыв произошёл всего в нескольких километрах от одного из рыбоподобных существ. Гигантская туша мгновенно превратилась в кипящее облако огня, в котором сгорело ещё несколько более мелких врагов. После взрыва один из кораблей тиранидов отлетел далеко в сторону, и из его разорванного брюха вылились потоки клейкой жидкости. Агония завершилась сильнейшими судорогами, и корабль неподвижно замер. Взрывная волна разметала рой, но уже в следующее мгновение толпы мелких организмов, каждый из которых был не крупнее шелковичного кокона, ринулись обратно к органическим останкам погибших тиранидов. Их не останавливало даже то, что по мере приближения к эпицентру взрыва большинство созданий лопались от высокой температуры.

Словно разбуженная выстрелом, группа крупных чудовищ рванулась вперёд и вскоре приблизилась почти вплотную к сторожевым кораблям класса «Меч». Сзади к сторожевикам уже подходил «Меч возмездия», отряды «Кобр» и крейсеры Ультрамаринов и Мортифактов.

Имперский Флот пролил первую кровь врагов, но битва ещё только начиналась.

Уриэль судорожно сжимал рукоять энергетического меча и прислушивался к скрипам и стонам корпуса «Горя побеждённому», маневрировавшего на линии фронта. Вместе со своей Ротой капитан вынужден был ждать в одном из сумрачных отсеков сражающегося крейсера. Во время военных действий Космодесантники занимали позиции на корабле в тех местах, где можно было ожидать попыток прорваться на борт.

Приёмник шлема капитана Вентриса был настроен на волну капитанского мостика, и Уриэль мог слышать взволнованные переговоры между капитанами всех кораблей. Он прислушался к громким поздравлениям и понял, что флагманский корабль только что единственным выстрелом нанёс противнику серьёзный урон. Такое благоприятное начало вселяло надежду на удачный исход всего сражения, но Уриэля не покидали мрачные предчувствия.

Ожидание непредсказуемого исхода битвы в космосе, когда судьба воинов находится в чужих руках, было ему не по душе. И не важно, насколько опытны и искусны капитаны кораблей. Уриэль с большей радостью выступил бы против тысячи врагов на поле боя, чем сидеть в душном полумраке трюма и ждать, пока смерть протянет свою костлявую руку, чёрную от могильной грязи, или взмахнёт отточенной косой, чтобы забрать его душу. От таких мыслей по его спине пробежала дрожь.

Сидящий рядом Пазаниус заметил состояние друга.

— Капитан?

Уриэль качнул головой:

— Ничего-ничего. Просто у меня возникло странное ощущение dejavu.

— Ты пережил одно из своих «видений»? — спросил Пазаниус.

— Нет, не беспокойся, старина. Просто мне не очень-то нравится сидеть здесь и ждать противника, который, может, и не появится. В глубине души я даже немного жалею, что не остался с Леаркусом на Тарсис Ультра.

— Ну, теперь я точно знаю, что ты спятил, — пошутил Пазаниус.

Хотя о соперничестве между Уриэлем и Леаркусом во время обучения на Макрейдже было давно забыто, они так и не стали настоящими друзьями. Там, где Уриэль понимал преимущество личной инициативы, которую поддерживал их наставник, капитан Айдэус, Леаркус топтался на месте, словно не в силах преодолеть невидимый барьер. Они были Ультрамаринами и обязаны были повиноваться приказам, но Уриэль понимал, что случаются моменты, когда не работают даже самые подробные инструкции.

Такие мысли расстраивали Уриэля. От них до опасной дороги, на которую свернули Мортифакты, был всего один короткий шаг. Может, с этого и началось их падение? Незначительные отклонения от заветов Кодекса, которые с течением веков становились всё больше и больше, пока от священного учения примарха ничего не осталось? Астадор утверждает, что его Орден чтит учение примарха. Но разве можно считать его величайшим из всех живущих и в то же время не прислушиваться к его словам?

Неужели обучение у Айдэуса стало первым шагом к краху всего, что дорого Ультрамаринам? Неужели он ошибался в своих наставлениях, и Уриэль ступил на путь, ведущий к неизбежному проклятию? Ему уже пришлось преступить заветы Кодекса. Совсем недавно, на Павонисе.

В приглушённом свете фонарей «Горя побеждённому» Уриэль впервые в своей жизни почувствовал, как в его душе шевельнулись сомнения.

На борту сторожевого корабля класса «Меч» под названием «Мариатус» капитан Пайн наблюдал за приближением био-кораблей тиранидов со смешанным чувством ужаса и отвращения. Его поражали огромные размеры живых существ, парящих в бездне. Хотя капитан и предполагал, что, как и в его собственном мире, их способность соображать будет обратно пропорциональна размерам.

На обзорном экране двигались громадины, сверкающие лезвиями клешнёй и клыков. Впереди них клубилось облако созданий более мелких.

Капитан скрестил руки на груди и кивком подозвал старшего офицера-артиллериста.

— Мы подошли достаточно близко для стрельбы?

— Почти подошли, сэр. Ведущий корабль окажется в зоне обстрела через минуту.

— Очень хорошо. Передай приказ всем кораблям отряда открывать огонь, как только враг окажется на расстоянии выстрела.

Пайн прошёл к пульту управления и уселся на возвышении в самом центре капитанского мостика. Отсюда ему было удобно наблюдать за движением двух других судов отряда, «Ван Бекен» и «Эндевор». К удовольствию капитана, оба корабля сохраняли положенную дистанцию и предоставляли командиру звена сделать первый выстрел.

Корабль медленно развернулся к врагу, и Пайну почудилось, будто неживые, лишённые всякого выражения глаза чудовищ заглянули прямо в его душу. От такой мысли по спине пробежал холодок недоброго предчувствия. Капитан счёл свои фантазии смехотворными, ведь эти создания давно должны были ослепнуть от космической пыли. Но неприятное ощущение не проходило, и, чтобы унять охватившую его дрожь, Пайн стукнул кулаками по краю стола.

— Все орудия открыли огонь, — спокойно доложил офицер в тот самый момент, когда судно вздрогнуло от мощной отдачи выстрела крупнокалиберного орудия.

Старый настил из тикового дерева задрожал под ногами капитана. Пайн и без доклада знал, что сотни тяжёлых снарядов и лучи лазерных пушек несутся сейчас через бездну, чтобы посеять смерть среди этих отвратительных созданий.

Пайн наблюдал, как шквал разрывов постепенно, по мере корректировки прицелов, приближается к центру группы био-кораблей. Кое-кому из артиллеристов даже удалось прямыми попаданиями оторвать несколько конечностей гигантского монстра. Из ран хлынули потоки тёмной жидкости. Наконец сверкнули последние залпы, огонь взрывов полностью скрыл флотилию врагов. Как только улучшилась видимость, капитан увидел, что один из био-кораблей разорван в клочья, а второй без признаков жизни дрейфует в пространстве. Пайн спрыгнул со своего стула и радостно потряс кулаком.

— Будь я проклят, если это не отличная стрельба. Мои поздравления всем артиллеристам.

— Слушаюсь, сэр, — гордо ответил старший стрелок.

Пайн снова взглянул на обзорный экран. Оставшиеся био-корабли сотрясались, будто в приступе лихорадки.

— Ради Императора, что они делают? — удивился капитан.

Он ещё как следует не рассмотрел, что происходит, когда мощные струи студенистой жидкости начали вырываться из передней части вражеских кораблей.

— Всем судам, немедленно на правый борт! — крикнул Пайн, внезапно осознавая надвигающуюся угрозу.

Двигатели стали набирать обороты, и капитанский мостик резко наклонился, но военный корабль не мог реагировать так же быстро, как его капитан. Струи жидкости с ужасающей скоростью неслись к «Мечам» сквозь тёмное пространство. Пайн вцепился в подлокотники кресла, а корабль, с трудом преодолевая инерцию массы, постепенно отворачивался от летящих к нему снарядов.

Наконец струи исчезли за пределами обзорного экрана, но Пайн понимал, что предпринятого манёвра недостаточно. «Мариатус» избежит непоправимой беды, но его собратья-корабли вряд ли успеют отойти в сторону.

Три заряда концентрированной кислоты ударили в нижнюю часть «Эндевора» под самым моторным отсеком. Механики в панике заглушили двигатели и освободили камеры сгорания, но кислота разъедала броню хранилища плазмы, на которой работал корабль. Такая быстрая реакция, без сомнения, спасла судно, и, к их кратковременному облегчению, предпринятых мер оказалось достаточно, чтобы предотвратить попадание разъедающей жидкости в топливные баки. В этой борьбе свои жизни отдали четыреста тридцать семь человек, но кораблю «Ван Бекен» повезло ещё меньше.

Струи кислоты тиранидов со всей силой ударили в борт «Ван Бекена». Мощность удара была такова, что кислота сразу пробила несколько слоёв брони и разъела оставшийся металл. Смертоносная биологически активная жидкость растеклась по отсекам средней палубы корабля.

Сотни людей погибли в момент удара. Их расплющило о стены или выбросило в бездну вместе с остатками повреждённой брони после разгерметизации судна. Обжигающее вещество в мгновение ока растворяло человеческую плоть и самый закалённый металл, а образовавшиеся пары были не менее губительны, чем самое страшное химическое оружие, когда-либо разработанное экспертами-химиками. Автоматические двери тотчас захлопнулись, но жидкость тиранидов растопила металл дверей и переборок. Вскоре ручейки кислоты протекли на нижнюю палубу и добрались до остальной команды.

Повреждённый во многих местах корпус «Ван Бекена» не выдержал вибрации, протестующе скрипнул, и обречённый корабль развалился надвое.

Торпеды, выпущенные звеном «Гидр», унеслись в темноту по направлению к ближайшему рыбоподобному чудовищу. Облако спор замерло перед био-кораблём, и как только снаряды преодолели пространство, мелкие существа ринулись вперёд, наперерез торпедам. Реактивные заряды начали взрываться от ударов о плотную массу спор или в результате взаимодействия с выпущенной ими кислотой.

Плотная завеса всё же не смогла остановить все торпеды, но до исполинского существа долетела лишь малая часть снарядов. Трёхступенчатые торпеды взрывались постепенно: первый заряд вырывал куски плоти с поверхности туши, хвостовой загонял торпеду вглубь, и там, внутри чудовища, уже срабатывал самый мощный запас взрывчатых веществ.

Сотрясаемый взрывами, живот ужасного создания раздулся, монстр накренился, а из многочисленных ран во все стороны хлестал ихор. Но, как бы ни были опасны повреждения, а они, без сомнения, грозили неминуемой гибелью, гигантское существо успело нанести ответный удар. От головы до хвоста по туловищу прокатился судорожный спазм, и с боков навстречу кораблям вылетели залпы зазубренных шипов. Тысячи колючек, как огромные копья, понеслись к кораблям. При других обстоятельствах суда были бы слишком большой и прочной целью для шипов, но, учитывая огромную скорость и плотность потока хитиновых снарядов, ситуация складывалась очень опасная.

Две «Кобры» взорвались сразу, как только стометровые копья с пугающей лёгкостью пробили армопласт и керамит бронированного корпуса. На ведущем корабле от первого же удара пострадал капитанский мостик — десяток копий пробил рубку от носа до кормы. Второй залп пришёлся ниже, в моторный отсек, где от повреждений мгновенно в нескольких местах возникли пожары.

Последний из кораблей звена, шедший чуть позади остальных, а потому прикрытый корпусами своих собратьев, всё же получил несколько скользящих ударов, которые привели к самым плачевным последствиям. В оружейных отсеках взорвались торпеды. Команда судна приняла все меры для предотвращения катастрофы, но капитан вынужден был вывести корабль из боя. Вооружение «Кобры» непоправимо пострадало, и ему ничего не оставалось, кроме как немедленно возвращаться на базу.

Артиллерийский огонь орудий Имперского Флота достиг предельного накала, и в свете рвущихся снарядов показался главный корабль флотилии тиранидов — корабль-матка. Сотни пришельцев ежесекундно сгорали в пламени разрывов, но непрерывно работающие репродуктивные камеры постоянно выбрасывали им на замену всё новые и новые потоки спор.

Лёгкие крейсеры «Луксор» и «Ерметов» нацелили свои орудия прямо на маточный корабль и двинулись вперёд, мимо накренившихся корпусов «Эндевора» и «Ван Бекена». Группа небольших био-кораблей мгновенно отреагировала на их приближение: они согласованно развернулись, чтобы преградить крейсерам путь.

Три био-корабля тотчас же взорвались, попав в луч энергетического орудия, а четвёртый был разрезан этим же лучом надвое. Залп торпед, выпущенный «Кобрами», прорвался через облако спор и донёс заряды до окаменевшей шкуры корабля-матки.

Из рваных ран выплеснулись струи ихора, но как только угасло пламя разрывов, шкура на боку чудовища стала зарастать новой плотью.

Внезапно в брюхе маточного корабля раскрылась мясистая складка, и оттуда появилось множество новых существ с мощными плавниками, на которых ещё блестели остатки околоплодной жидкости. Часть этих созданий попала под залп «Меча возмездия» и была мгновенно уничтожена, в то время как «Аргус» изменил курс и развернулся к маточному кораблю бортовыми орудиями; Но ни одно из новых уцелевших созданий не заинтересовалось ни линкором, ни крейсером. Они устремились к сопровождавшим их крейсерам Космодесантников.

Адмирал де Корте дождался, пока туша корабля-матки исчезнет с обзорного экрана, и стал отсчитывать минуты, пока она не попадёт под прицел орудий левого борта. До сих пор сражение шло почти так, как он и планировал. Несмотря на предостережения Криптмана, адмирал был изумлён живучестью этих пришельцев. Флот Империума уже понёс первые потери, но точная информация о них ещё не поступила.

— Лейтенант Вьерт, доложите данные о состоянии кораблей, — нетерпеливо потребовал де Корте.

— Все корабли класса «Меч» вынуждены покинуть поле боя, лорд адмирал, а «Ван Бекен» уничтожен полностью. Двигатели «Эндевора» пришлось заглушить, хотя техники из его команды прилагают все усилия, чтобы их перезапустить. Отряд «Гидр» лишился двух кораблей, и, судя по первоначальным донесениям, ни один из них не сможет участвовать в боях без продолжительного ремонта в доках.

Выслушав сводку, адмирал сердито стиснул зубы.

— Боюсь, мы недооценили хитрость этих пришельцев, — прошептал он.

— Вы не первый, лорд адмирал, — заметил Криптман.

— Неужели тираниды сознательно вовлекли нас в это сражение? — гневно спросил де Корте. — Четыре корабля уже вышли из строя, а мы сумели всего лишь слегка поцарапать шкуру корабля-матки.

— В войне против тиранидов вы должны быть готовы к большим потерям, лорд адмирал.

— К большим потерям? Да вы представляете, сколько людей уже погибло?

— Великое множество, я знаю. Но погибнет ещё больше, если мы проиграем бой. Необходимо усилить натиск и уничтожить корабль-матку.

Ответить адмиралу помешал Джеке Вьерт.

— Сэр, мы вышли на огневой рубеж!

Де Корте окинул инквизитора раздражённым взглядом и торопливо прошёл к обзорному экрану. «Меч возмездия» залпами торпед и энергетическим лучом пробил брешь в защите корабля-матки, и теперь обстреливал чудовище из бортовых орудий. Однако только часть снарядов достигала шкуры исполина. Группа мелких судов и лёгких крейсеров подходила на помощь линкору. Де Корте знал, что нужно делать.

— Приказываю открыть огонь из энергетических орудий. Необходимо расширить образовавшуюся брешь. Нам потребуется свободное пространство для решительного удара по этому монстру.

— Есть, сэр! — откликнулся Вьерт и передал оружейникам приказ адмирала. Затем офицер поднёс руку к наушнику и поднял голову. — Сэр! Капитан Пайн просит разрешения на сближение с врагом. Он утверждает, что появилась возможность для атаки.

Де Корте понимал, что «Мариатус» неминуемо погибнет без дополнительной огневой поддержки. «Аргус» уже почти зашёл в хвост корабля-матки, и адмирал ощущал, как вибрирует палуба от непрерывной стрельбы из всех его орудий.

— Лейтенант Вьерт, разрешения на атаку капитану Пайну я не даю. В ближайшее время нам потребуется каждый боевой корабль. Сейчас ни к чему этот излишний героизм. Передайте капитану «Мариатуса», чтобы он отошёл назад и поддерживал своим огнём крейсер «Ерметов».

— Есть, сэр.

Небольшие плотные существа, вылетевшие из живота корабля-матки, пулями пронеслись мимо больших кораблей Имперского Флота, миновали величественную громаду «Меча возмездия» и устремились к судам Космодесантников. Беспрестанные залпы орудий заметно уменьшили их численность, но уцелевшие существа продолжили полет.

При виде приближающейся стаи мелких био-кораблей на лбу адмирала Тибериуса выступил пот. До этого момента орудия ближнего боя удерживали пришельцев на расстоянии, но против такого натиска их огонь будет бессилен.

— Сэр, — в отчаянии крикнул Филотас, — «Искушение Смерти» покинул строй!

Тибериус бросил взгляд на экран и с ужасом убедился в том, что крейсер Мортифактов запустил двигатели на полную мощность и взял курс на корабль-матку. Его орудия прекратили стрельбу и оставили «Горе побеждённому» без поддержки.

— Проклятие, что они задумали? — воскликнул Тибериус, хотя ответ был очевиден.

Неустанная стрельба «Меча возмездия» и сопровождавших его крейсеров пробила брешь в плотной завесе спор вокруг корабля-матки.

— Они идут на корабль-матку! — выкрикнул Филотас.

— Успеют ли они подойти прежде, чем эта тварь восстановит защиту? — спросил Тибериус.

Филотас поспешно бросился к навигационному столу и стал вымерять расстояния и траектории движения объектов. После недолгих вычислений он огорчённо покачал головой.

— Они смогут пройти сквозь этот слой, лорд адмирал, но сразу будут отрезаны от основных сил.

Тибериус так сильно стукнул кулаком по столу, что треснуло стекло монитора.

— Девять кругов ада, да что же они затеяли?! В Кодексе ясно говорится, что такой манёвр допустим только при соотношении огневой мощи три к одному.

— Мне кажется, капитан Гейзерик вряд ли знаком с этим разделом Кодекса, сэр. Зато теперь на нас обрушилось ещё больше врагов, — тихо сказал Филотас, указывая на обзорный экран.

Воспользовавшись тем, что «Искушение Смерти» прекратил стрельбу, почти полдюжины относительно небольших био-кораблей прорвались сквозь оборону и находились теперь всего в нескольких секундах полёта от «Горя побеждённому».

Био-корабль с крепкой, как камень, поверхностью ударил в борт «Горю побеждённому» и ворвался в отсек. Уриэль стремительно рванулся к пробоине. Оглушительно зазвенели тревожные сирены, и красные огни окрасили все вокруг в цвет крови.

— Развернуться цепью! — скомандовал капитан Вентрис, направляя своих солдат к другим таким же пробоинам. — Не пропускайте мимо себя ни одного из пришельцев!

Сильным ударом он пробил хитиновый покров тиранида, похожего на огромное, неправильной формы яйцо, вкатившееся в коридор. Из трещины потекла желтоватая слизь, и горячий пар окутал все вокруг. От яйца отвалился кусок скорлупы, и обнажилась внутренняя, полупрозрачная оболочка.

— Пазаниус, быстро сюда, мне нужен твой огнемёт, — закричал Уриэль, заметив под мембраной био-снаряда судорожные движения.

До подхода Пазаниуса он выхватил болтер и очередью разорвал мембрану, заставив тварь исторгнуть пронзительный крик боли. Из оболочки био-снаряда высунулся длинный коготь, а следом на свет показалось невиданное существо. Тягучие капли, поблёскивая, скатывались с наружных костей скелета, а на покрытой слизью голове сверкали острые как иглы зубы. Лёгким прыжком существо выскочило из яйца и, звонко стукнув всеми четырьмя когтистыми лапами, приземлилось на палубу. Из пасти вырвалось сердитое шипение, а тёмные глаза часто заморгали, приспосабливаясь, к новым условиям. В клубах пара над краем разбитого био-снаряда показались ещё трое таких же созданий. Под обрывками мембраны Уриэль заметил множество пробуждающихся тварей и успел почти полностью разрядить обойму, пока наконец рядом с ним не появился Пазаниус.

Два существа были разорваны болтерными зарядами, и брызнувшая из них жидкость залила остальных. В этот момент коридор окатила струя огня — это вступил в бой Пазаниус, не забыв прочитать коротенькую молитву, прося прощения у древнего корабля за такое кощунство.

Навстречу Космодесантникам поднялась объятая пламенем тварь с яростно оскаленными клыками. Не успела она сделать и шагу, как Уриэль вонзил в её живот меч и одиночным выстрелом из болтера разнёс уродливую голову. Теперь уже со всех сторон слышались пальба и вопли пришельцев. Космодесантники вступили в сражение с высадившимися захватчиками.

Даже после атаки Пазаниуса в остатках яйца копошились живые создания, и Уриэль поразился их живучести. Одним ударом энергетического меча он рассёк пополам сразу двоих врагов. Третьего капитан опрокинул как раз в тот момент, когда тот выбирался из обломков скорлупы и, потеряв равновесие, вывалился прямо под ноги Космодесантника.

Уриэль придавил его шею тяжёлым ботинком и стаи перезаряжать болтер. Тем временем Пазаниус врукопашную схватился ещё с двумя противниками. Их острые когти яростно скребли по его доспехам. Но броня Терминатора и была спроектирована как раз для таких случаев. Ни когти, ни клыки пришельцев не Могли повредить её. Наконец сержант схватил своих противников за шеи и столкнул головами. Оба черепа с противным чмокающим стуком раскололись на куски.

Пазаниус бросил на пол ещё извивающиеся тела. Его огнемёт валялся в стороне: ёмкость с прометиумом была повреждена, из неё сочились последние капли. Однако все больше тиранидов карабкалось через трупы своих сородичей, торопясь добраться до противника. Уриэль и Пазаниус встали рядом и принялись отбиваться от многочисленных врагов. Чудовища грозили окружить их со всех сторон, и друзья были вынуждены отступить под натиском бесчисленных когтей и зубов. Несмотря на отчаянные усилия, Космодесантники не могли сдержать наступление. Казалось, врагов становилось всё больше. Неужели к ним подходит подкрепление из других капсул, попавших на корабль?

Зазубренный коготь распорол доспехи и впился в мускулы бедра. Уриэль вскрикнул от боли и отшатнулся. Окровавленный коготь выскользнул из раны. Капитан сделал выпад и точным ударом снёс пришельцу голову, а затем снова отпрыгнул назад. Отсек кишел тиранидами. Пазаниус заметил кровь на бедре командира и протянул руку, чтобы поддержать друга.

— Беги! — крикнул Уриэль и подтолкнул Пазаниуса, а сам бросил гранату.

Сержант схватил Вентриса за руку и толкнул на пол за мгновение до взрыва. Коридор заполнился обугленными останками пришельцев. Загорелся вытекший из огнемёта прометиум. Ревущее пламя со свистом прокатилось по всему отсеку. Уриэль ощутил сильный жар и тревожно глянул на датчик температуры внутри шлема. Но ни его броня, ни доспехи Пазаниуса не подвели своих владельцев. Как только огонь погас, друзья подняли головы и увидели перед собой почерневший, дымящийся коридор, усыпанный полусгоревшими останками тиранидов.

Звуки боя в соседнем отсеке ещё не стихли, и оба Космодесантника поспешили подняться на ноги.

Им предстояло убить ещё многих.

Адмирал де Корте наблюдал за приближением «Искушения Смерти» к маточному кораблю со смешанными чувствами негодования и восхищения. Мортифакты покинули строй, но, видит Император, они проявили истинное бесстрашие! Теперь орудие крейсера в упор расстреливало исполинский био-корабль и вырывало громадные куски из его шкуры.

Длинные, толстые щупальца протянулись к кораблю от задней части чудовища, но капитан в последний момент сумел увести корабль от грозящей опасности.

Одна стая мелких био-кораблей устремилась вслед за крейсером, отрезая путь для отступления. В это же время другая группа ринулась в яростную атаку. Струи кислоты и плазменные снаряды градом посыпались на «Искушение Смерти», и его броню охватило пламя.

В горделивом молчании инквизитор Криптман наблюдал за ходом этой неравной схватки. Костяшки его пальцев, сжимавших трость, побелели от напряжения.

Внезапно он обернулся к адмиралу:

— Мы должны им помочь. Прикажите дать полный ход.

— Это невозможно, — ответил де Корте. — Мы находимся слишком далеко. Мы не успеем подойти вовремя. Корабль займёт позицию позади исполина, как и предусмотрено планом.

— Делайте, как я сказал! — воскликнул лорд-инквизитор и застучал тростью по палубе. — Надо спешить! — Криптман резко повернулся к одетому в чёрный костюм Джаэмару, комиссару корабля. — Вы! Заставьте его повернуть этот забытый Императором корабль и помочь храбрым воинам.

Джаэмар, испуганный горячностью инквизитора и немало слышавший о его характере, расстегнул кобуру.

— Лорд адмирал прав, комиссар, — вмешался флаг-лейтенант Вьерт. При этих словах он красноречиво опустил ладонь на рукоять меча. — Вы видите перед собой только то, что изображено на мониторах. Даже если немедленно отдать приказ о смене курса, мы не сможем набрать необходимую скорость и не успеем оказать какую-либо помощь. Ситуация такова, что Мортифактам придётся рассчитывать только на свои собственные силы.

Но Джекc Вьерт ошибался.

— За Императора! — крикнул Пайн и крепче стиснул штурвал погибающего «Мариатуса». Приближающаяся громада корабля-матки занимала весь обзорный экран, и капитан сознавал, что, даже если выживет в этой битве, будет осуждён военным трибуналом за неподчинение прямому приказу. Но после гибели двух своих кораблей он был готов рискнуть и большим, лишь бы отомстить за смерть своих отважных товарищей.

В борт «Мариатуса» ударила струя плазмы, выпущенная чудовищным кораблём, и судно задрожало всем корпусом. Орудия сторожевика не умолкали ни на секунду. Снаряды вгрызались в гигантскую тушу, вырывали куски плоти, оставляя цепочки кровоточащих ран.

На обзорном экране возник изящный силуэт «Искушения Смерти». В ту же секунду огромное существо вцепилось в борт крейсера гигантскими клешнями и сорвало часть обшивки. Монстры поменьше тоже спешили броситься на отважный крейсер, но его крупнокалиберные носовые орудия продолжали упорно бить по маточному кораблю. Несмотря на отчаянный героизм смельчаков, исход неравной схватки казался предрешённым.

Только капитан Пайн не мог с этим согласиться.

Из переговоров капитанов по воксу Уриэль узнал о разыгравшейся драме и побежал к капитанскому мостику. Все тираниды, проникшие на борт «Горя побеждённому», были уничтожены, а пробоины в обшивке заделаны.

Уриэль не мог поверить тому, что капитаны говорили о Мортифактах. Нарушить боевой строй и вырваться вперёд, чтобы с близкого расстояния поразить гигантскую цель — всё это совершенно не укладывалось в рамки учения примарха. Вентрис на бегу убрал окровавленный меч в ножны и, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, поднялся на капитанский мостик. На лице лорда адмирала Тибериуса застыла маска едва сдерживаемой ярости.

— Уриэль, слава Императору! — воскликнул капитан «Горя побеждённому».

— Захватчики уничтожены, — доложил Уриэль и уставился в обзорный экран.

Корабль Мортифактов постепенно затягивало завесой спор тиранидов. Его мощные пушки продолжали вести стрельбу, но судить о её эффективности из-за ухудшения видимости было уже трудно.

— Что же они наделали? — горестно прошептал Уриэль.

Тибериус молча покачал головой. Даже опытный адмирал не мог подобрать подходящих слов. Вдруг в поле зрения появился сильно пострадавший корабль класса «Меч». Из его топливного бака тянулся искрящийся шлейф плазмы и мгновенно замерзающего кислорода.

— Кровь Жиллимана, вы только посмотрите! — воскликнул Филотас.

Нос «Мариатуса» был направлен в самую середину туши чудовища, которое атаковало корабль Мортифактов.

Броня Имперского корабля треснула при ударе о жёсткий покров тиранида, но сила инерции была такова, что нос пробил хитиновый каркас и вонзился в плоть. Струи ихора, хлынувшие во все стороны, оросили судно Космодесантников. Чудовище содрогнулось в агонии. Было видно, как, судорожно сократив мышцы, оно попыталось вытолкнуть из себя корабль, но двигатели продолжали работать, вгоняя «Мариатус» внутрь гиганта.

Каким бы героическим ни был поступок капитана Пайна, но вокруг корабля Мортифактов оставалось ещё множество тиранидов, готовых прикончить отважного противника. Все они едва успели отреагировать на неожиданное вторжение, и в этот момент выстрел носового орудия крейсера достиг цели. Снаряд ударил в жизненно важный орган, находящийся в хвостовой части маточного корабля. Струя яркой жидкости фонтаном взвилась над страшной раной, и по всему телу исполина прокатилась дрожь. Связь между кораблём-маткой и его спутниками была нарушена.

Криптман увидел, как из тела гиганта выплеснулась струя жидкости, и в ту же секунду защитники своей повелительницы безвольно замерли в пространстве. Лорд инквизитор быстро переводил взгляд с одного био-корабля на другой, но ни один из них не делал попыток возобновить яростные атаки.

— Связь с Совокупным Разумом прервана! — вскрикнул Криптман и так резко повернулся к адмиралу, что чуть не сбил его с ног. — Надо немедленно атаковать, пока она не восстановилась! Немедленно!

Брегант де Корте кивнул старшему флаг-лейтенанту Вьерту, все ещё стоявшему между ним и инквизитором.

— Лейтенант Вьерт, передайте приказ: всем кораблям двигаться вперёд. Пора покончить с этими тварями.

Пока био-корабли безвольно дрейфовали в пространстве, капитаны «Меча возмездия», «Луксора», «Ерметова» и «Аргуса» на предельной скорости подходили как можно ближе к врагам и уничтожали их настолько быстро, насколько позволяла скорострельность орудий и расторопность команд. «Горе побеждённому» и звено Преторианцев присоединились к ним и прицельным огнём разносили в клочья тушу исполина. Залпы следовали один за другим, снаряды и лучи лазеров били по главному кораблю тиранидов, вырывали огромные куски окаменевшего покрова и разбрасывали во все стороны сгустки ихора.

Ещё недавно ужасающие щупальца вяло пытались отогнать атакующие корабли, но их движения стали слишком медленными и нескоординированными. Через какое-то время мелкие существа, охранявшие корабль-матку, стряхнули оцепенение и вернулись к своим основным обязанностям, но было уже слишком поздно. Суда Имперского Флота заняли идеальные позиции для нанесения смертоносных ударов почти по всем био-кораблям тиранидов. «Меч возмездия» уничтожал одного врага за другим, словно участвовал в учебных стрельбах в окрестностях Бакки.

Сильно пострадавший крейсер Мортифактов двинулся к накренившемуся маточному кораблю. В знак уважения к бесстрашию его экипажа, все корабли расступились, давая возможность капитану Гейзерику нанести последний удар.

Из бьющейся в предсмертных судорогах туши маточного корабля вываливались внутренности, из перебитых артерий и оторванных конечностей толчками вытекал ихор. Отростки, уцелевшие в бою, извивались в судорожных спазмах, а через огромную рану в толстом панцире можно было видеть сердце корабля-матки, его главный орган. Он ещё работал, пытаясь продлить жизнь чудовища.

Единственный снаряд из тяжёлого орудия пробил толстый слой плоти, прикрывающей сердце, и взорвался в одной из камер, превратив её в окровавленные лохмотья. По телу тиранида прошла предсмертная дрожь, и на этом всё было кончено.

Адмирал де Корте облегчённо вздохнул, а все присутствующие на капитанском мостике разразились торжествующими криками. «Искушение Смерти» прикончил главный корабль тиранидов. В душе адмирала бушевали противоречивые чувства. Он понимал, что капитан Гейзерик нарушил боевой порядок и пошёл против всех законов, преподаваемых в навигационных академиях. Но де Корте не мог отрицать и того, что поступок Мортифактов стал ключевым в уничтожении вражеской флотилии. Однако опытному адмиралу было хорошо известно, что великими становятся капитаны, посмевшие нарушить правила стратегии и всё же выиграть битву. Неизвестно, был ли Гейзерик великим капитаном или ему просто очень повезло. Вслух адмирал защищал первый вариант, а в душе склонялся ко второму. Если бы не бесстрашный, но совершенно непредсказуемый поступок капитана Пайна, безжизненные тела Мортифактов сейчас плавали бы в пространстве рядом с трупом маточного корабля тиранидов. Не отрывая взгляда от тёмной громады, адмирал молча вознёс молитву духам войны, поблагодарил их за защиту его крейсера и помощь в битве.

— Лейтенант Вьерт, возьмите на заметку, — обратился он к помощнику. — Эта славная победа должна быть отражена на знамени нашего корабля.

— Есть, сэр. И возможно, необходимо отслужить благодарственный молебен?

— Верно. Благодарственный молебен в корабельной часовне во время вечерней молитвы. Благодарю, лейтенант Вьерт.

Адмирал сцепил руки за спиной и неторопливо прошёлся по капитанскому мостику. Инквизитор Криптман шаркающей походкой приблизился к капитану «Аргуса».

— Великая победа, — громко, чтобы слышали все: присутствующие, произнёс де Корте.

— Да, победа, — кивнул лорд-инквизитор. — Остаётся только убедиться, насколько она велика.

Адмирал наклонился к Криптману и перешёл на шёпот:

— И вам, и мне прекрасно известно, какой высокой ценой нам досталась победа, но вряд ли стоит объявлять эту цену во всеуслышание. В этом вопросе я прошу вашего содействия.

Лорд— инквизитор скривился, словно собирался резко возразить, но затем коротко кивнул:

— Вы правы, адмирал. Правда не всегда бывает полезной.

Де Корте с благодарностью пожал локоть лорду-инквизитору и, полный воодушевления, стал диктовать приказы. Объединённый флот должен покинуть окрестности Барбаруса I и направиться в орбитальные доки Корделиса.

На обзорном экране можно было видеть целую флотилию био-кораблей и кораблей-маток, оторвавшихся от процесса поглощения. Битва при Барбарусе I была выиграна, но ввиду такой громадной угрозы было бы неразумно снова вступать в бой без предварительного перевооружения и перегруппировки.

Да, люди одержали великую победу, но она была всего лишь верхушкой айсберга. Настоящая война ещё не началась.

Глава 6

Поначалу Леаркус был разочарован тем, что жители Тарсис Ультра не слишком строго придерживались заветов примарха. Однако осмотр защитных сооружений Эребуса произвёл на него благоприятное впечатление. Десятиметровая крепостная стена простиралась на пять километров в каждую сторону и упиралась в стены ущелья. Мощная и прочная, она была ничуть не хуже подобных сооружений на Макрейдже. Облицованная гладким камнем стена блестела в лучах низкого зимнего солнца, словно мраморная. Небольшие выступы прикрывали золотые ворота. В центральной части сооружения по специально установленному медному жёлобу направлялись струи водопада. Брызги клубились ледяным туманом. Внизу рядом с дорогой был прорыт канал, который соединялся с неторопливо текущей рекой, сбегающей в долину.

Утро выдалось холодным. Дыхание Леаркуса застывало в воздухе облаками пара, хотя энергосистема доспехов почти полностью защищала сержанта от стужи. Сопровождавший его офицер, одетый в безукоризненно вычищенный голубой мундир с меховым воротником и белый остроконечный шлем, дрожал от холода, несмотря на то что поверх его кителя был намотан серый шарф, а из глубоких карманов выглядывали толстые варежки. Офицер представился майором Сатриа. Он командовал силами самообороны города от имени обер-фабрикатора Монтанта. Металлические пластины нагрудника майора были начищены до серебристого блеска, а пристёгнутые к поясу ножны отливали золотом.

— Скажите, этот канал замерзает зимой? — спросил Леаркус.

— Здесь, снаружи, канал замерзает, — ответил майор Сатриа. — Но чем ближе к городу, тем больше тепла сохраняется в ущелье, и вода остаётся свободной ото льда.

— Насколько далеко замерзают каналы? — настаивал Леаркус.

— Каналы вдоль первой и второй оборонительных стен замерзают каждый год, а вдоль внутренней — не всегда. Это зависит от того, насколько низкими будут температуры.

Леаркус кивнул и шагнул по направлению к воротам.

— А каковы предсказания насчёт предстоящей зимы?

— Метеорологи обещают суровые морозы, — сказал Сатриа, пытаясь поспевать за широко шагающим сержантом. — Но ведь они каждый год предсказывают одно и то же.

Зимы на Макрейдже показали Леаркусу, насколько лютыми могут быть холода и как это может отразиться на боеспособности солдат. Он сознавал, что война пришла в этот мир в самое неподходящее время. Холодная погода уже причинила им немало неприятностей — бойцы страдали от обморожений и простуд. Армейские санитары из корпуса Логреса регулярно проводили инструктаж для солдат Крейга и местных сил обороны, рассказывали о том, как нужно приспосабливаться к таким жестоким условиям. Но для того чтобы научиться всем этим премудростям, требовалось время.

Леаркус и Сатриа вступили на запруженный людьми стальной мост. Выгнутые металлические опоры уже покрылись толстым слоем пушистого инея, а в воде канала мелькали первые льдинки. Сержант приказал заминировать мост, чтобы уничтожить переправу при первых признаках нападения тиранидов. Конечно, он понимал, что совсем скоро канал можно будет форсировать по замёрзшему льду. Неважно. Леаркуса учили, что надо уничтожать каждый объект, который может облегчить продвижение врага, и потому приказал подготовить мост к ликвидации.

Но пока переправа оставалась в целости и сохранности, жители Эребуса вовсю пользовались ею. Из главных городских ворот выезжали самые различные транспортные средства: от сверкающих лимузинов до фермерских повозок, заваленных домашним скарбом. Жители Тарсис Ультра спешили к космопорту, увозя с собой всё, что могли увезти.

Миновав мост, Леаркус и Сатриа спустились на разбитую грунтовую дорогу, ведущую к боковым воротам. Мимо проехал грузовик, полный перепуганных горожан. Неподалёку стартовал космический корабль, и рёв его двигателей прервал на некоторое время разговор воинов. Оба повернулись и проводили взглядами окутанное дымом грузовое судно. Уже восьмой корабль покидал Тарсис Ультра только за сегодняшнее утро, и, судя по нескончаемому потоку людей, он был далеко не последним.

— Невероятно, ваши люди не хотят остаться и защитить свой мир, — заметил Леаркус, глядя на суету внизу. — Где их патриотизм? Их миру грозит враг, а они бегут. — Он разочарованно покачал головой. — Жители Ультрамара никогда не оставили бы свои дома без боя. Я-то думал, что известие о великой победе у Барбаруса Один придаст им хоть какую-то твёрдость, но они, кажется, стали ещё слабее.

— Люди напуганы, — пожал плечами Сатриа. — И я не виню их. Если хотя бы половина из того, что я слышал об этих пришельцах, окажется правдой, я могу понять их стремление сбежать подальше.

— А вы? Если бы представился шанс, вы тоже убежали бы? — поинтересовался сержант.

— Нет, — с улыбкой признался Сатриа. — Я дал слово защищать этот мир и не собираюсь его нарушать.

— Приятно слышать, майор Сатриа. Чувствуется воинский дух Ультрамарина.

Сатриа расцвёл от неожиданной похвалы. Мужчины замедлили шаг у отчаянно ревущего грузовика. Задние колёса машины беспомощно вращались в жидкой грязи. В кузове замерли два десятка побледневших от страха горожан. Позади раздавались непрерывные гудки других автомобилей, словно их водители старались подтолкнуть застрявший грузовик громкими сигналами. Фонтаны воды и комья грязи, вырывавшиеся из-под его колёс, окатили стоявший за ним лимузин, заляпали ветровое стекло и оставили царапины на сверкающих полировкой крыльях.

Водитель грузовика продолжал отчаянно давить на газ, из выхлопной трубы повалили клубы синего, маслянистого дыма. С заднего сиденья лимузина выбрался пассажир — высокий мужчина с залысинами и длинным крючковатым носом. Он сразу же стал кричать на водителя грузовика, грубо намекая на происхождение его родителей и личные промахи в гигиене.

Леаркус шагнул вперёд, намереваясь отругать грубияна за антиобщественное поведение и непристойные выражения, но майор Сатриа остановил его:

— Предоставьте его мне, сержант. Я знаю этого типа, здесь надо действовать осторожно.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился Леаркус.

Майор взобрался на подножку грузовика, заглянул в кабину и молча провёл ладонью по горлу. Натужный рёв двигателя мгновенно стих до негромкого ворчания, и Сатриа направился к пассажиру лимузина.

— Довольно, господин Ван Гёльдер, — проговорил он. — Не стоит употреблять такие выражения.

Высокий мужчина надменно выпрямился и засунул большие пальцы в карманы длинного пальто. Майора он встретил саркастической усмешкой.

— Вы видели, что это идиот сделал с моей машиной? — бросил он.

— Конечно видел, господин Ван Гёльдер. И если вы наберётесь терпения, мы быстро освободим дорогу. Необходимо только найти подходящие доски, чтобы подложить их под колёса грузовика.

— Я хочу знать имя этого никудышного водителя, чтобы получить компенсацию по возвращении на Тарсис Ультра.

— Уверяю, я лично прослежу, чтобы всё было исполнено, сэр, — искренне заверил его Сатриа. — А теперь вернитесь, пожалуйста, в тёплый и уютный салон вашего лимузина, а мы постараемся как можно быстрее вытащить грузовик.

Не успел Ван Гёльдер ответить, как за спиной майора раздался громкий скрежет. Сатриа обернулся и увидел, что сержант Леаркус без особых усилий поднял до отказа загруженную машину за задний мост и переставил колеса на более твёрдый грунт. Как только Космодесантник отпустил грузовик, водитель немедленно запустил двигатель и уехал к космопорту.

Сатриа слышал немало рассказов об удивительной силе Космодесантников, но не придавал им особого значения, считая подобные разговоры чуть ли не сказками. Теперь он убедился, как глубоко заблуждался.

Леаркус выпрямился и направился к замершим на месте Ван Гёльдеру и майору. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Подойдя, он указал на толпы людей и длинную цепочку машин, выезжавших из городских ворот.

— Хватит! Пора это прекратить! С Тарсис Ультра больше никто не улетит. Возвращайтесь в свои машины, разворачивайтесь и езжайте обратно в ваш город!

Сатриа поморщился, услышав это, по его мнению, нетактичное заявление. Даже на Ван Гёльдера оно произвело впечатление. Однако такого человека не легко было смутить.

— Вам известно, кто я такой? — вспылил он.

— Нет, — равнодушно ответил Леаркус. — И меня это нисколько не интересует. А теперь разворачивайте машину, пока я сам её не развернул.

После красноречивой демонстрации силы Космодесантника у Ван Гёльдера не оставалось никаких сомнений в том, что сержант выполнит обещание. Мужчина неохотно вернулся на сиденье лимузина.

— Обер-фабрикатор непременно узнает об этом инциденте, — крикнул он на прощание.

— Я сам позабочусь об этом, — кивнул Сатриа.

Ван Гёльдер насторожённо прищурился, пытаясь определить, не насмешка ли это, а затем громко хлопнул дверцей. Колеса лимузина взвизгнули, когда автомобиль развернулся на узкой дороге.

— Мне кажется, мы его несколько огорчили, — усмехнулся майор.

— Вот и хорошо, — ответил Леаркус.

Подтаявший снег тонкими струйками стекал по запотевшему стеклу вагона. Лейтенант Квинн разглядывал бесконечно однообразный заснеженный пейзаж за окном, пытаясь определить, насколько быстро движется поезд. Состав стал поворачивать, и, схватившись за поручень, лейтенант высунулся наружу, чтобы посмотреть на вагоны, а заодно и протереть стекло перчаткой. Затем Квинн сел на место и улыбнулся сидящей напротив молодой супружеской паре.

— Беспокоиться не о чём, — сказал он. — Уже совсем скоро мы будем в Эребусе. Осталось только забрать людей из Прандиума.

Мужчина кивнул, а женщина испуганно посмотрела на белую сталь лазерного ружья, лежащего на коленях лейтенанта. Во время этой поездки ему не раз приходилось ловить такие взгляды. Люди боялись предстоящей войны, но Квинн не мог заставить себя жалеть их. В конце концов, разве не должен каждый гражданин Империума подняться с оружием в руках на борьбу с врагами человечества?

Вместе со своим взводом лейтенант уже собрал жителей шести небольших селений и усадил их в этот длинный поезд, чтобы привезти под защиту стен Эребуса. Десятки других взводов выполняли ту же миссию по всему континенту, и, если повезёт, в скором времени они все без особых происшествий выполнят задание. За мощным локомотивом тянулось больше шестидесяти вагонов. Состав был до отказа заполнен перепуганными людьми.

Лейтенант Квинн уже предвидел, какое возникнет недовольство, когда он прикажет пассажирам выбросить кое-что из скарба, чтобы освободить место для жителей Прандиума.

Сержант Клейн, его адъютант, с трудом пробирался по проходу вагона. Ему приходилось протискиваться между людьми и багажом. Толстая куртка и комбинезон мешали в такой тесноте, оружие пришлось поднять над головой, а портупею повесить на шею.

— Сэр, ещё чуть-чуть, и мы остановимся в Прандиуме.

— Отлично. Почти закончили, а, сержант?

— Да, сэр.

— Прикажи людям оставаться на местах. Я возьму первое отделение, а ты — второе.

Клейн кивнул и стал пробираться обратно, в другой конец состава. В это время поезд начал притормаживать, Квинн поднялся со своего места и стал пробираться к дверям, где его уже ждал дежурный патруль. Лейтенант коротко поприветствовал солдат и протёр стеклянную дверную створку. Снаружи уже мелькали серебристые опоры платформы. Что-то показалось ему странным, но только через пару секунд он понял, в чём дело.

Платформа была пуста.

Повсюду находились упрямцы, несогласные покидать насиженные места. Но в большинстве посёлков люди с нетерпением ждали возможности уехать и заранее собирались на платформах с вещами, ожидая прибытия эвакуационного поезда.

Но не здесь.

Квинн тяжело вздохнул. Похоже, придётся идти и уговаривать упрямых крестьян оставить свои дома и ехать с ними. Пора бы уже к этому привыкнуть. Каждый раз, когда пришельцы нападали на одну из креветочных ферм Океаноса, солдатам приходилось иметь дело с твердолобыми морскими фермерами. И каждый раз они говорили, что никогда не покинут свои плавучие хозяйства, которыми их семьи владели из поколения в поколение. По своему опыту Квинн знал, что такие упрямцы не долго оставались в живых.

Поезд плавно остановился, и автоматические двери распахнулись. Морозный ветер мгновенно стал выдувать тепло из вагона вместе с жалобами и проклятиями пассажиров. Квинн шагнул на платформу и услышал, как скрипит снег под его ногами.

Странно. Смотрители станции обязаны были чистить платформы. Окна вокзала стали непрозрачными от морозных узоров, а с навеса над выходом свисали длинные сосульки. Металлическая вывеска, свидетельствовавшая о том, что они действительно прибыли в Прандиум, со скрипом покачивалась под погасшим фонарём.

На противоположном конце платформы показалось отделение Клейна, и лейтенант взмахом руки подозвал своего адъютанта.

— Странный случай, — задумчиво проговорил Квинн.

— Согласен, — кивнул сержант. — Похоже, здесь никто не появлялся уже несколько дней.

— Ни один состав не мог пройти здесь до прихода нашего поезда, не так ли?

Клейн вытащил из нагрудного кармана толстый блокнот, перелистал его и покачал головой:

— Нет. По моей информации, не должно быть никакого другого состава, сэр.

— Мне это не нравится, — заметил Квинн.

— Что прикажете предпринять?

— Двигайтесь в селение. И будьте настороже. Здесь что-то не так.

Клейн отсалютовал и зашагал к своим людям.

— Ладно, — покачал головой лейтенант, — посмотрим. Осторожно шагая по обледеневшей платформе, он дошёл до лесенки под знаком «Выход» и снял оружие с предохранителя. Каменные ступени были покрыты толстым слоем снега, а с перил свисало множество мелких сосулек. Квинн сделал знак своим солдатам двигаться как можно тише и осторожнее.

Заснеженные улицы были необычно пусты, тишину нарушало только негромкое завывание ветра да поскрипывание ледяной корки под ботинками солдат. Не было слышно даже птичьих голосов. Вокруг стояли прочные на вид дома, изготовленные из готовых сборных секций. Стандартные постройки, такие же, как и во всех других мирах Империума, только выполненные из местного материала. Чуть поодаль одиноко стоял домик генераторной подстанции, а на другом конце улицы возвышалось три огромных зернохранилища.

В воздухе ощутимо сгустилось напряжение, и Квинн не мог его не почувствовать. Прандиум выглядел давно покинутым. Повсюду читались следы запустения.

— Пошли, — бросил лейтенант.

Отделение двинулось дальше, по колено в снегу, с трудом прокладывая себе дорогу. Переулки казались слишком узкими и опасными. В просветы между домами Квинн мог видеть отделение Клейна, идущее по параллельной улице.

В напряжённой тишине неожиданно громко хлопнула дверь. Солдаты мгновенно обернулись, вскинув оружие. Ветер. Здесь явно произошло что-то странное. Теперь тревожные предчувствия лейтенанта переросли в твёрдую уверенность. Люди могли эвакуироваться на каком-то другом поезде, о котором он не знал. Но Квинн также знал и другое: ни один фермер, как бы он ни торопился, не оставил бы дверь дома открытой, тем более зимой.

В тени одного из элеваторов стояли два больших комбайна, и лейтенант указал на них своим солдатам. В свежем морозном воздухе витал устойчивый запах гниющего зерна. Отделение с двух сторон обогнуло комбайны, и тут Квинн увидел нечто, что заставило его резко остановиться и предостерегающе поднять руку.

В стене у пола одного из зернохранилищ зияла трёхметровая дыра. Металл по краям загнулся и треснул, а на земле лежала гора замёрзшего зерна. Квинн осторожно шагнул вперёд и вздрогнул от неприятного холодка, пробежавшего по спине. Обнажив цепной меч, лейтенант нащупал руну активации, а затем включил прицел лазерного ружья. Едва он заглянул в темноту элеватора, как в его ноздри ударил странный густой запах, слегка разбавленный морозным воздухом. Квинн повёл светящимся прицелом и осмотрел помещение. Узкий луч высветил только отдельные детали картины, но и этого было достаточно.

Лейтенант беспомощно махнул рукой связисту.

— Вызови сюда Клейна, — прошептал он дрожащим голосом. — И скажи, пусть он поторопится.

Сержант Леаркус, майор Сатриа и полковник Стаглер, командир корпуса Крейга, стояли на промёрзшем бастионе первой крепостной стены Эребуса и наблюдали за учениями солдат местных сил самообороны.

На эспланаде между первой и второй линиями обороны люди потели и ворчали. Солдаты, разделённые на небольшие группы, отрабатывали приёмы ближнего и рукопашного боя. Их голоса заглушали стук молотков и звон лопат — остальные подразделения копали траншеи в промёрзшей земле перед стенами. Сержант Леаркус смотрел вниз с выражением разочарования и терпеливого смирения.

— Как я понимаю, вас не очень-то впечатляет уровень их подготовки, — заметил Сатриа.

— Да, большинство из этих людей не выдержали бы и недели в Аджизелусе, — покачал головой Леаркус.

— Это одна из учебных баз на Макрейдже, не так ли? — спросил Стаглер.

— Да. Это недалеко от подножия Геры. Там обучался сам Робаут Жиллиман. Мы с капитаном Вентрисом тоже имели честь пройти там полный курс.

Сержант Леаркус ознакомился с результатами стрельб каждого из артиллерийских подразделений и присутствовал на занятиях по стрельбе из автоматических винтовок и лазерных ружей. В конце концов он решительно подошёл к одному из бойцов и выхватил из рук заметно нервничавшего стрелка лазган.

— Вы учите солдат стрелять? — Космодесантник повернулся к замершему от удивления Сатриа.

— Да. Я подумал, что это может им пригодиться, — озадаченно ответил майор.

— Только не в войне против тиранидов, — сказал Леаркус. — Вам приходилось хоть раз видеть этих тварей?

— Вы же знаете, что нет.

— А мне приходилось. Они нападают такими стаями, что даже слепой попадёт в цель в десяти случаях из десяти. Каждый, кто может держать в руках огнестрельное оружие, способен попасть в тиранида. Однако не важно, скольких из них вы сумеете перестрелять. На их месте всегда появятся новые. Наш долг — научить солдат бороться с теми, кто доберётся до линии обороны.

С того дня организация и разработка программ совместных учений легли на плечи Леаркуса. За неделю, прошедшую после закрытия городских ворот, ему пришлось столкнуться с бюрократическими проволочками и многолетними догмами, но сержант всё же добился полного подчинения и принятия комплексного плана подготовки.

Людей поднимали на рассвете. Сначала они практиковались в сборке и разборке оружия, а потом занимались физическими упражнениями на свежем воздухе. Санитары из корпуса Логреса рассказывали солдатам о том, как сохранять тепло в морозную погоду и избегать обморожения. Например, они учили контролировать двигательную активность, чтобы под зимней одеждой не выступал пот, так как влага может сильно ухудшить изоляционные свойства ткани.

— Люди должны учиться быстрее, — настаивал Леаркус. — Иначе они погибнут в первом же бою.

— Вы хотите добиться невозможного, сержант, — возразил Сатриа. — При таких темпах, какие предлагаете вы, они будут ненавидеть нас сильнее, чем тиранидов.

— Хорошо. Сначала мы должны разрушить все их прежние представления о войне. Мы должны заставить их забыть, кем они были и кем себя считали, и сделать из них настоящих солдат. Только это поможет им уцелеть. Мне всё равно, будут ли они меня ненавидеть, лишь бы они учились. И учились быстро.

— Это будет не просто, — покачал головой Сатриа.

— Всё это не имеет смысла, — заметил полковник Стаглер. — Слабейшие солдаты все равно погибнут первыми. А когда армия таким образом избавится от балласта, останутся истинные воины.

— Балласт?! — возмутился Сатриа. — Это мои солдаты, и я не позволю говорить о них в таком тоне.

— Ваши солдаты оставляют желать лучшего, майор Сатриа, — настаивал Стаглер.

Черты его патрицианского лица заострились от холода, а суровый взгляд неодобрительно скользил по тренировочному полю. Леаркус был согласен с полковником и понимал, что, несмотря на все старания, результат был далёк от его ожиданий.

Взгляд сержанта остановился на группе солдат, отрабатывающих технику штыкового боя. Движения людей сковывала тяжёлая зимняя одежда. Первоначально они тренировались без доспехов и зимних комбинезонов, но Леаркус исправил это упущение. Какую пользу могли принести занятия в идеальных условиях, если реальные сражения проходят совсем при других обстоятельствах?

Леаркус твёрдо верил в философию академии Аджизелуса: тяжело учиться — легко сражаться. На каждой тренировке он ставил перед своими учениками непреодолимые задачи, чтобы в бою любая ситуация не стала для них неожиданностью.

Но даже после недели учений Леаркус видел, что солдаты двигаются слишком медленно. Тираниды обладали нечеловеческой проворностью, их острые когти с быстротой молнии могли поразить человека в самое сердце, и сержант понимал, что в первом же сражении смерть пожнёт большой урожай его солдат.

Не говоря ни слова, Леаркус резко повернулся и стал спускаться по скользким от грязи ступеням бастиона на тренировочную площадку. Сатриа и Стаглер догнали его только на влажных камнях эспланады. Сержант вышел в самый центр поля и остановился, упёршись руками в бока. Солдаты поспешили собраться вокруг Космодесантника.

— Вы отклонились от пути, завещанного вам великим примархом, — заговорил Леаркус. — Комфорт и роскошь сделали вас слабыми, долгие годы бездействия и мира выветрили из ваших сердец боевой дух. Я пришёл сказать вам, что наступило время понять: комфорт — всего лишь иллюзия, химера, навеянная привычками и мирным образом жизни. — Каждое слово Леаркус подтверждал ударом кулака в силовой перчатке по широкой ладони.

— Комфорт сужает ваши мысли, лишает силы плоть, убивает боевой дух и забирает решимость. — Сержант прошёлся по кругу, заглядывая в лица солдат. — Отныне с этим будет покончено. Любое стремление к комфорту, а тем более лень, будет жестоко наказываться. Будьте к этому готовы!

Кожа на ноге солдата имела восковой, желтовато-серый цвет, на ступне вздулось несколько волдырей. Один из них уже лопнул, прозрачная жидкость вытекла на жёсткую белую простыню. Джониэль Ледойен покачала головой, удивляясь глупости солдата, и вонзила иголку в мягкие ткани холодной ступни. Человек не реагировал на боль. Было ли это следствием обморожения или воздействием полбутылки амасека, выпитой им совсем недавно, сестра не могла определить.

Скорее всего, в равной степени верным было и то и другое, решила сестра. Вытащив иглу, она бросила её в металлический лоток и сделала запись на карточке больного, прикреплённой к спинке кровати.

— Очень плохо? — пробормотал солдат.

— Хорошего мало, — спокойно ответила Джониэль. — Но, если тебе повезёт, мы сумеем спасти ногу. Разве ты не получил инструкцию, как уберечься от обморожения?

— Получил, но я даже не прочитал её, сестра. В корпусе Крейга нам никогда не приходилось читать.

— Как это?

— Да так. Мы попадали в корпус совсем детьми, а полковник Стаглер недолюбливает образованных людей. По его словам, именно образованные солдаты в первую очередь повинны в том, что Крейг погиб под обстрелом. Полковник говорит, что мы должны уметь сражаться и умирать. Это всё, что требуется солдатам Крейга.

— Ну, будем надеяться, что ты скоро снова отправишься сражаться, но избежишь смерти, — сказала сестра.

— Как пожелает Император, — пожал плечами солдат.

— Да, — печально кивнула Джониэль, уже отходя от кровати. — Как пожелает Император.

За сегодняшний день она приняла нескольких больных с лёгкими случаями переохлаждения и десяток солдат с разными степенями обморожения — от простых белых пятен на отдельных участках кожи до таких несчастных, как этот, последний солдат. Несмотря на все её оптимистические прогнозы, он, скорее всего, лишится ноги.

Стянув резиновые перчатки и выбросив их в корзину, Джониэль медленно, слегка прихрамывая на правую ногу, побрела мимо рядов коек к сестринскому посту. На ходу она прижимала ладонь к бедру, не забывая следить за санитарами из корпуса Логреса, сновавшими по длинному высокому залу со сводчатыми потолками. Для постепенного согревания обмороженного участка тела они использовали термические повязки, которые обеспечивали контролируемое поступление тепла к повреждённым местам. К счастью, госпиталь в Пятом Квартале, рассчитанный на тысячу больных, был почти пуст. Но Джониэль прекрасно понимала, что тонкий ручеёк поступавших на её попечение солдат превратится в бурный поток, как только начнётся война. Ремиан IV многому научил её.

Сестра потёрла виски, устало зевнула и стащила резинку, стягивавшую её длинные светлые волосы в тугой | хвост. Высокая и статная, Джониэль была привлекательной женщиной сорока человеческих лет, с дымчато-голубыми глазами и полным лицом, на котором отражались терпимость и сострадание. Её фигуру скрывало белое, свободного покроя платье, перетянутое красным поясом, украшенным крестом Негасимой Свечи — символом одного из женских монастырей Ордена Госпитальеров.

В отличие от армейских сестёр воинских Орденов, сестры Ордена Госпитальеров оказывали помощь не только раненым в боях солдатам Имперской Гвардии, но и всем несчастным в разных уголках Империума. Многие были обязаны своей жизнью сёстрам Ордена Госпитальеров. И для многих было большим утешением сознавать, что помощь сестёр не заставит себя ждать в случае ранения или болезни.

Младшая сестра Арделия Ферри подняла голову и улыбнулась подошедшей Джониэль. Молодая и хорошенькая Арделия совсем недавно закончила обучение и только что принесла обет на Офелии VII. Она нравилась Джониэль и, несмотря на недостаток военного опыта, обещала стать отличной помощницей.

— На сегодняшний вечер это все? — спросила Арделия.

— Да, благодарение Императору. Большинство сегодняшних больных через день-другой снова встанут в строй.

— Им повезло, что вы за ними ухаживаете, сестра Ледойен.

— Мы все исполняем свой долг, сестра Ферри, — скромно ответила Джониэль. — Доставлены ли медикаменты из верхнего склада?

— Нет, ещё не доставлены. Хотя городской комиссариат обещал обеспечить нас в первую очередь, — ответила Арделия с изрядной долей скептицизма в голосе.

Джониэль кивнула. Она полностью разделяла недоверие Арделии и привыкла к проволочкам комиссариата, но также была уверена в том, что медикаменты потребуются в самые ближайшие дни. Утром придётся связаться с комиссариатом и потребовать объяснений.

— Я могу подежурить остаток ночи, — предложила Арделия. — Вам надо хорошенько отдохнуть, сестра Ледойен. Вы выглядите уставшей.

Джониэль и хотела бы пропустить мимо ушей замечание Арделии, но не смогла. Груз ответственности и множество печальных воспоминаний заметно старили её. Она по-прежнему с лёгкостью выполняла нормы физической подготовки сестёр милосердия и могла за сорок секунд разобрать и собрать лазерный пистолет, но сознавала, что путешествия с одной войны на другую невыгодно отразились на её лице. Война на Ремиане IV оставила в её сердце самые тяжёлые воспоминания: люди кричали от непереносимой боли и просили о скорой смерти, как о милости. Запах крови, разлагающихся внутренностей, антисептиков и резкое зловоние войны ещё долго преследовали её даже после победы.

Джониэль вспомнила о долгих месяцах реабилитации, когда она без устали старалась своими беседами отвлечь солдат от печального опыта войны на Ремиане IV и вернуть их к нормальной жизни. За эти успокоительные беседы и мягкое обхождение солдаты стали называть её Ангелом Ремиана, и с тех пор это прозвище сопровождало Джониэль повсюду, где бы она ни находилась. Она спасла сотни, а может, и тысячи жизней, но потом рядом с ней не оказалось никого, кто мог бы успокоить бурю в её собственной душе.

Часто во сне она снова оказывалась там, плача, зажимала разорванную артерию, боролась за жизнь лишившегося лица солдата, в то время как он пытался схватить её руки своими перебитыми пальцами. Оторванные части человеческих тел, удушливое зловоние горящей плоти снова преследовали её, и Джониэль в ужасе просыпалась от собственного крика.

Она подумала о возвращении в свою одинокую келью над огромной палатой, но перспектива остаться одной в четырёх стенах сейчас казалась ей непереносимой.

— Перед уходом я зайду вознести молитву Императору. Позови, если что-нибудь понадобится, — сказала Джониэль.

Сестра милосердия поклонилась на прощание Арделии и направилась к массивной деревянной двери палаты, выходящей в отделанный камнем вестибюль. Усталой походкой Джониэль пересекла приёмный покой и оказалась в коротком, освещённом свечами коридорчике. Резная фигура человека в накидке с капюшоном и золотыми крыльями украшала дверь, и, отворив её, Джониэль оказалась в госпитальной часовне. Помещение было небольшим и очень скромно отделанным. Оно могло вместить не более двух десятков прихожан. Три ряда жёстких деревянных скамей правильными линиями расходились от алебастровой статуи в алтарной части часовни, а множество свечей в нишах наполняло воздух тёплым сиянием. Семиугольное окно с красочным витражом отбрасывало на статую разноцветные блики.

Джониэль поклонилась, прошла к двум боковым каменным скамьям и опустилась на колени. Склонив голову, она сложила ладони и стала читать молитву. Сестра тихо шептала слова смирения и послушания, не обращая внимания на боль, усилившуюся от соприкосновения коленей с холодными плитами пола. Постепенно глаза её наполнились слезами. Звуки и образы Ремиана IV предстали перед её мысленным взором так ясно, что во рту появился привкус крови, а ноздри уловили запах дыма.

Джониэль закончила молитву и с трудом поднялась на ноги. Боль металлической иглой резко пронзила повреждённое бедро. В полевой госпиталь на Ремиане IV угодил вражеский снаряд, и только её одну вытащили из-под развалин живой, но кости бедра оказались раздроблены на мелкие осколки. Солдаты, многим из которых она спасла жизнь, подняли на ноги лучших хирургов, и операция прошла прямо под обстрелом, при свете разрывов артиллерийских снарядов. Джониэль осталась жива, но тысячи её пациентов, находившихся тогда в госпитале, погибли. С тех пор чувство вины раковой опухолью разъедало её душу.

Джониэль помассировала ногу, снова поклонилась статуе Императора и побрела в свою одинокую келью.

— Как пожелает Император, — прошептала она.

Вулканический мир Йулана казался из космоса очень красивым. Мерцающую атмосферу пронзали зигзаги пурпурных молний, клубы рубиновых облаков пропускали причудливые потоки света самых разных оттенков. Целая группа космических кораблей непрерывно двигалась на орбите, стараясь избежать сейсмических разрядов и выбросов горящих газов, то и дело вырывавшихся из покрытой трещинами поверхности планеты.

Капитаны прилагали максимум усилий, чтобы удержать корабли на нужном курсе. Все защитные экраны работали на полную мощность. Это помогало нейтрализовать. вредное воздействие выбросов планеты. Несмотря на то что каждый из кораблей был не меньше километра длиной, все они казались ничтожно малыми по сравнению с тремя громадами, стоявшими на геостационарной орбите Йулана. Сотни пилотируемых кораблей и множество буксиров из доков соседнего Корделиса боролись с турбулентными завихрениями и маневрировали таким образом, чтобы подойти к мощным креплениям в носовой части этих исполинов.

Каждое из этих огромных судов представляло собой станцию по переработке водородной плазмы, добываемой из нестабильной атмосферы Йулана. На этом ценном горючем работали все корабли Имперского Флота, торговые и грузовые суда, и почти все остальные механизмы, изготовленные техножрецами. Станции были почти полностью автоматизированы, поскольку производство такого легковоспламеняющегося топлива было очень опасным, если не сказать больше.

Люди потратили несколько часов, потеряли десяток беспилотных вспомогательных судов, и наконец, ценой напряжённых усилий, первый из перерабатывающих заводов был выведен с орбиты и медленно исчез в темноте космоса.

Несмотря на опасность работы в таких неблагоприятных условиях, ещё через несколько часов удалось пришвартоваться ко второму перерабатывающему комплексу, и он отправился к Корделису вслед за первым. Эксперт, наблюдающий за миссией на Йулане, порадовался такой расторопности. Но расслабляться было рано. Им предстоял ещё третий этап операции.

Рой-флотилия тиранидов уже достигла Пароса и теперь направилась дальше.

Время подгоняло людей, и следующие шесть томительных часов прошли в попытках швартовочных команд зацепить крепления третьей станции переработки плазмы. Капитаны снова и снова подводили корабли к огромному заводу, но точно попасть в назначенное место мешали постоянные выбросы из атмосферы Йулана. Люди были раздражены и измотаны, все нервничали из-за задержки и постоянной опасности.

Но спешка и многотонное судно, доверху наполненное высокоактивным топливом, — две вещи несовместимые.

Капитан буксировочного корабля с Корделиса под названием «Труди» осторожно повёл своё судно к швартовочной балке последнего из перерабатывающих заводов. Он тщательно соблюдал все правила безопасности, предписываемые в подобных случаях. «Труди» почти вплотную подошёл к креплениям носовой части, и капитан был настолько поглощён процессом швартовки, что не заметил «Циллы», появившейся из-за всасывающей трубы завода.

Оба капитана в последний момент заметили опасность и попытались избежать столкновения. «Труди» вильнул вправо и врезался в заборную трубу, да так сильно повредил корпус, что горячий металл пробил топливный отсек. Произошёл взрыв. Более неудачного места для аварии нельзя было вообразить. Труба, предназначенная для всасывания газов из атмосферы Йулана, вобрала горящее облако взрыва и послала его в самое сердце перерабатывающего завода, к компрессорной установке. Находившийся там газ мгновенно воспламенился, что привело к неуправляемой цепной реакции.

Предусмотренные для таких случаев противовзрывные двери не закрывались уже тысячи лет, с тех пор как был построен этот завод, и сигнальные цепи не замкнули контакты, поскольку давно вышли из строя из-за долгого бездействия. Поочерёдно начали взрываться внутренние камеры, и каждый взрыв разрушал несколько соседних узлов, многократно увеличивая размеры катастрофы.

Глядя с орбиты, можно было подумать, что гигантский завод сотрясается в конвульсиях. И прежде, чем кто-то мог заподозрить неладное и предупредить корабли, все ещё находящиеся рядом, гигантская станция переработки плазмы превратилась в огненный шар, яркость которого затмила солнце этого мира.

В радиусе тысячи километров от эпицентра взрыва все обратилось в пепел, а поверхность планеты содрогнулась от перепада давления и выбросила в атмосферу множество гейзеров горящих газов. Пламя взрыва угасло, не оставив и следа ни от завода, ни от космических кораблей с сотнями людей на борту. Лишь облака газов от сгоревшей плазмы клубились на месте катастрофы.

Не подозревая о случившемся, две группы кораблей продолжали буксировать к Корделису оба гигантских завода, снятых с орбиты Йулана.

Зачем адмирал поручил Космодесантникам такое опасное задание, никто не знал, но им и не положено было задавать вопросы, их долг — исполнять приказ.

В сумраке транспортного ангара угадывались силуэты шести грузовиков. Холодный лунный свет проникал сквозь небольшие, высоко расположенные оконца. Десять солдат, недовольно ворча, загружали в машины многочисленные ящики. За их работой наблюдал сержант из отдела снабжения городского комиссариата. Несмотря на лютый мороз, он покрылся потом под своей меховой курткой.

Последний ящик исчез в кузове грузовика, и сержант, притопывая на месте, закурил тоненькую сигарету. На каждом ящике стояло клеймо с регистрационным номером департамента перевозок и названием полка вместо адреса получателя. Захлопнув борта машин, солдаты потянулись к выходу. Сержант совал в руку каждого пачку векселей военного времени и приговаривал:

— Не вздумайте болтать об этом.

Последний солдат покинул ангар, а сержант, погасив окурок, обошёл все грузовики и лично проверил, чтобы все они были заперты. Едва он успел осмотреть последнюю машину, как из тени в противоположном конце ангара появилась группа людей.

— Ты всё сделал? — спросил человек, стоявший впереди остальных.

Сержант-снабженец подпрыгнул от неожиданности и потянулся за пистолетом.

— Я бы на твоём месте этого не делал, — угрожающе заметил высокий мужчина, встав рядом с первым, и сержант поднял вверх руки.

— Снежок, — облегчённо выдохнул он, как только люди вышли на свет.

Сержант опустил руки и тут же прикурил следующую сигарету.

— А ты ждал кого-то другого, Тадека? — спросил Снежок, покачивая винтовку на плече.

С наступлением холодов предводитель Ночных Негодяев облачился в толстую шерстяную куртку, но выбеленная шевелюра оставалась непокрытой. Рядом с ним стояла девушка. Её серебристые волосы блестели в лунных лучах. Немного позади этой парочки держался явно неуравновешенный громила, которого Снежок называл Джонни Стомп, а за ним маячили фигуры троих болезненно худых парней с яркой, но небрежно выполненной татуировкой на лицах. По знаку главаря эти трое быстро забрались в кабины грузовиков, а рыжеволосая девица в облегающем комбинезоне скользнула в четвёртый.

— Нет, — ответил сержант Тадека. — Ты просто удивил меня. Я не ждал, что ты придёшь так скоро.

— Что ж тут такого? Мне нравится удивлять людей, — сказал Снежок и кивнул Джонни Стомпу: — Проверь-ка, все ли в порядке.

Пока громила считал ящики в грузовиках, Тадека переминался с ноги на ногу и молча удивлялся умению Джонни считать без помощи пальцев. Всё это время Снежок и Сильвер внимательно смотрели на сержанта.

— Ну что, все на месте? — спросил главарь Ночных Негодяев.

— Ага, все здесь. Медицинские препараты и походные пайки, как ты и хотел. Разве я не говорил, что все смогу достать?

— Да уж, ты ради нас постарался. — Снежок обнял Тадека за плечи и вытащил из его нагрудного кармана пачку сигарет.

Он немного подождал, многозначительно приподняв бровь, пока сержант не понял намёка и не прикурил для Снежка сигарету. Зажигалка прыгала в заметно дрожащих пальцах.

— Тадека, ты в порядке? — с притворным сочувствием спросил Снежок. — Похоже, ты очень нервничаешь, парень. Что-то задумал?

— Это должно стоить больше, — буркнул сержант. — Мне пришлось заплатить солдатам двойную цену за молчание. Офицеры из комиссариата не церемонятся с теми, кого ловят на воровстве. Если меня арестуют, я получу пулю в голову.

— Тадека, Тадека, — успокаивающим тоном проговорил Снежок. — Не надо рассматривать это как воровство. Считай, что это просто перераспределение, помощь тем, кто действительно нуждается. Смотри, эти медикаменты и припасы предназначены для солдат, собравшихся со всех концов света. А я лично прослежу, чтобы товар попал жителям Эребуса… по сходной цене.

Тадека рассмеялся неприятным резким смехом.

— По сходной цене! Да в лучшем случае ты будешь продавать все это вчетверо дороже!

— Эй, парень, у нас свободный рынок. Если я смогу заработать немного денег на этой войне, кто посмеет сказать, что это плохо?

— Не забывай, ты тоже по уши завяз в этом деле, — заметила Сильвер, тряхнув длинными белыми волосами.

— Знаю, знаю, — огорчённо вздохнул Тадека. Джонни Стомп спрыгнул из кузова последнего грузовика.

— Насколько я могу судить, все на месте, — сказал он.

— Проклятие, что это значит? — рассердился Снежок. — Или товар на месте, или нет.

— А то и значит: по-моему, все на месте, — раздражённо проворчал Джонни.

— Ладно, пусть будет так, — пожал плечами Снежок. Стомп и Сильвер полезли в кабину. Снежок занял место за рулём последнего грузовика, опустил стекло и оглянулся на сержанта. Тем временем заревели моторы. Главарь Ночных Негодяев вытащил пачку денег. Это была почти вся выручка из Флеш-бара, за вычетом суммы, уплаченной ещё одному продажному сержанту за партию оружия. Снежок бросил деньги к ногам Тадека, и тот схватил их, алчно усмехаясь.

— Немного погодя я смогу достать для вас ещё одну партию товаров, — крикнул он, поскольку жадность в его душе всегда побеждала природную трусость. — Надо только подождать, пока утихнет шумиха.

Вспыхнули круглые фары, и первый грузовик исчез в темноте.

— Мне это нравится, — ответил Снежок.

— В конце концов, — добавил Тадека, — бизнес есть бизнес.

— Ага, — согласился Снежок. — Всегда бизнес.

Глава 7

В орбитальных доках Корделиса царил контролируемый хаос. Техножрецы, корабельные рабочие и просто люди, способные хоть чем-то помочь, собрались, чтобы исправить чудовищные повреждения, нанесённые тиранидами кораблям Имперского Флота в битве при Барбарусе I. Сторожевики местных сил обороны оцепили военные корабли, оградив их от потока судов, спешно покидающих Корделис.

Под бдительным наблюдением Технодесантника Мортифактов рабочие закрывали пробоины в корпусе «Искушения Смерти» толстыми листами стали и загружали новый боезапас в оружейный отсек. Экипажи «Эндевора» и единственной уцелевшей «Гидры» ощупывали каждый сантиметр обшивки. Все понимали: принятых мер недостаточно, но они позволят кораблям снова участвовать и предстоящих сражениях. Для полного восстановления боеспособности судов потребовался бы не один месяц.

«Горе побеждённому» оказался удачливее многих. Тираниды пробили его обшивку в четырёх местах, но ни один из врагов не проник дальше наружного отсека, и ремонт не потребовал много усилий и времени. Этот факт ничуть не успокоил адмирала Тибериуса. Он поклялся, что никогда не забудет ущерба, нанесённого кораблю из-за импульсивного поступка Мортифактов. Временный ремонт «Горя побеждённому» уже был завершён, и за оцеплением сторожевиков Корделиса его ждали отряд Преторианцев и два крейсера — «Луксор» и «Ерметов», чтобы сопровождать флагман на очередное задание.

С тех пор как стало известно о неминуемом вторжении тиранидов, Корделис стал стремительно пустеть. Сотни космических кораблей устремлялись к более безопасным планетам. Богатые жители, имеющие собственные корабли, первыми покинули Корделис. Следом за ними отбыли те, кто мог оплатить перелёт в другой мир, ближе к центру галактики. Те же, у кого не было достаточно средств, чтобы обеспечить себе место на коммерческом корабле, закупали билеты на торговые суда, постоянно курсирующие между Корделисом и Тарсис Ультра. Пользуясь случаем, алчные капитаны настолько подняли плату за проезд, что даже довольно обеспеченные люди были вынуждены путешествовать как нищие.

Миллионы людей уже покинули Корделис, но ещё больше осталось. Охваченные паникой толпы беженцев стекались в крупные космопорты. Те, кто не имел денег на билет, продавали себя в вечное рабство, а женщины пытались предложить своё тело. Правда, такие случаи были скорее исключением. Эпидемия страха распространялась по всем уголкам планеты.

В Берлиасе отчаявшиеся люди устроили демонстрацию перед зданием городского правительства, требуя от чиновников принять меры к эвакуации населения. Страсти накалились, и разъярённые горожане пошли на штурм дворца. Однако вскоре выяснилось, что верховный представитель уже покинул Корделис, а его призывы к спокойствию и сдержанности приходили с другой планеты.

В Дремандере охранники частного торгового корабля открыли огонь по людям, вознамерившимся завладеть судном, и успели застрелить семьдесят человек, пока неуправляемая толпа не обезоружила и не разорвала их в клочья.

Спустя два дня после этого инцидента в Джаретаге, крупнейшем порту планеты, погибли более одиннадцати тысяч человек. Охваченная паникой толпа смела охрану и наводнила посадочные платформы. В момент старта роскошного частного корабля «Черонна» разозлённые люди блокировали наземную команду и не дали рабочим вовремя отдать швартовы. Капитан продолжал поднимать судно, и один из двигателей, оторвавшись от корпуса, рухнул в толпу. Произошёл взрыв, а повреждённый корабль, нагруженный беженцами и топливом, потерял управление, сбил диспетчерскую вышку и тоже упал прямо на посадочные платформы. «Черонна» взорвалась с силой боевого снаряда, части тел и языки пламени разлетелись во все стороны, начали взрываться стоящие рядом суда. Волна разрушения прокатилась по космопорту, уничтожая все вокруг. Клубы дыма и зарево пожаров можно было видеть даже из столичного города Каймес.

Подобные трагедии разыгрывались по всему Корделису, объятые ужасом люди стремились покинуть этот обречённый мир.

На капитанском мостике «Горя побеждённому» повисла напряжённая тишина. Лорд адмирал Тибериус вёл корабль на значительном расстоянии от громадного сооружения, которое двигалось впереди и занимало весь обзорный экран. Все присутствующие уже знали о трагическом происшествии на орбите Йулана и взрыве третьего перерабатывающего завода. Тибериус твёрдо решил не допустить ничего подобного.

— Как близко мы уже подошли? — Адмирал говорил шёпотом, словно звук его голоса мог привлечь внимание тиранидов.

Пришельцы и без того уже заметили приближающуюся эскадру. Отряд Преторианцев шёл впереди, держа дистанцию в тридцать тысяч километров. Их донесения, едва слышные из-за помех, сообщали, что плотная масса роя-флотилии движется им навстречу и среди них есть несколько маточных кораблей. Адмирал надеялся, что ему удастся уничтожить один или два таких корабля. Даже это было бы большой удачей.

— Трудно определить, адмирал, — ответил Филотас. — Сигналы наблюдательных систем отражаются от корпуса завода. Точно могу сказать лишь то, что до них осталось не больше пятидесяти тысяч километров.

— Мы подходим слишком близко. — Уриэль остановился у стола с тактической схемой. — У Барбаруса мы начали обстрел с более дальней дистанции.

— Я знаю, Уриэль, знаю. Но у нас есть всего один шанс, и мы не имеем права его упустить. От нас зависит судьба Корделиса.

Уриэль кивнул. Он был уверен, что Корделис избежит ужасной участи Барбаруса I. От этого несчастного мира уже ничего не осталось, кроме обломка голой скалы. Все население, флора, фауна, вся экосистема была поглощена отвратительными пришельцами. Корделису тоже грозило уничтожение, но на этот раз угроза исходила не столько от тиранидов, сколько от тех людей, которые должны были его защищать.

При воспоминании о холодной, непоколебимой логике Криптмана по спине Вентриса пробежала дрожь, и капитан вспомнил, как в недавнем прошлом ему пришлось противостоять инквизитору. На этом самом корабле лорд-инквизитор Арио Барзано предложил уничтожить Павонис, чтобы не дать безумцам завладеть смертоносным оружием, способным изменить движение звёзд. Уриэль сумел убедить Барзано дать им ещё один шанс и, по милости Императора, Космодесантники одержали победу, а Павонис избежал ужасов вирусной бомбардировки.

И теперь ему снова пришлось выступить против тех, кого он должен был считать союзниками в борьбе за жизни простых мужчин и женщин Империума. Уриэль поразился бесчувственности Криптмана и отсутствию сострадания к миллионам людей, населяющих Корделис. Инквизитор обрекал на смерть целую планету только ради того, чтобы не отдать её тиранидам.

Всего два дня назад, в капитанской рубке «Аргуса» Криптман сообщил о своём решении предать смерти все живое на Корделисе.

— У нас нет выбора, — сказал тогда инквизитор. — Стрельба «Карлоса Винсента» встревожила рой-флотилию тиранидов и погнала её от Барбаруса I мимо Пароса и Йулана. Пришельцы придут сюда самое большее через три или четыре дня. На эвакуацию населения больше нет времени. Если мы задержимся, то существенно сократим наши шансы на успех. А если вступим в бой здесь, то выиграем ещё один день отсрочки для защитников Тарсис Ультра. Но после неминуемого поражения тираниды поглотят Корделис, как это произошло с Барбарусом I, и биосфера планеты поможет увеличить их численность.

Криптман покачал головой:

— Нет, пусть лучше Корделис погибнет от наших рук, чем послужит пищей для Великого Пожирателя. Поверьте, мгновенная ликвидация — не самая плохая смерть. По крайней мере, это лучше, чем погибнуть от когтей и клыков чудовищ.

Криптмана слушали в напряжённом молчании. Адмирал де Корте побледнел. Прежде чем обвести взглядом присутствующих, он сделал большой глоток амасека и глубоко вдохнул. Капитаны его флота были потрясены, но, по примеру своего адмирала, ничего не сказали. Капитан Гейзерик и капеллан Астадор медленно кивнули.

Адмирал Тибериус откашлялся, упёрся локтями в стол и сцепил пальцы.

— Должен быть какой-то другой выход, — медленно произнёс он, и Уриэля снова пронзило ощущение deja vu. Он вспомнил, как инквизитор Барзано пришёл к подобному заключению.

— Адмирал Тибериус прав, — сказал Уриэль. — Мы пришли воевать за этот мир. Но какой в этом смысл, если при первом приближении врага мы уничтожаем всё, что призваны защищать? В таком случае мы можем остаться победителями в мёртвом мире.

— Капитан, — с нажимом произнёс лорд инквизитор, указывая на превосходство своего ранга, — вы видите лишь часть общей картины. Нам предстоит бой против невероятно могущественных сил. Иногда выгоднее проиграть небольшое сражение, чтобы потом одержать окончательную победу в войне.

— Да вы сами себя слышите?! — воскликнул уязвлённый Уриэль. — Вы говорите о небольших сражениях? Сейчас речь идёт об одном из миров Императора, все ещё населённом Его подданными, Его воинами! Мне кажется, это вы забываете о победе!

— Нет, капитан Вентрис, — твёрдо возразил Криптман. — Я об этом не забываю.

Уриэль вскочил на ноги и с такой силой ударил по столу, что треснула одна из досок.

— Всякий раз, как только эти чудовища вторгаются во владения Императора, мы вынуждены отступать. Люди вроде вас утверждают, что нам не под силу сражаться с ними. Мы слышим эти слова так часто, что начинаем в них верить. Пора положить этому предел и прекратить подобные разговоры! На этот раз мы будем драться!

— Капитан Вентрис, вы забываетесь, — вмешался капеллан Астадор. — Мы собрались здесь, чтобы бороться против тиранидов. Если лорд-инквизитор говорит, что это — самый лучший путь, то кто вы такой, чтобы опровергать его мнение?

— Я верный слуга Императора и гордый сын Робаута Жиллимана. И вас я считал боевым братом. Но, судя по вашим словам, я заблуждался.

Услышав такое оскорбление, Астадор застыл от гнева.

— Пока нас объединяет общая цель, я буду продолжать называть вас братом, но, как только враг будет разбит, нам придётся выяснить наши отношения, — пообещал капеллан.

— С удовольствием, — ответил Уриэль, опускаясь на своё место. — Вы мне противны.

— Господа, — вмешался адмирал де Корте, — едва ли это самый насущный вопрос на сегодняшнем совете. Перед нами встала проблема обеспечения безопасности всего Империума. Негоже в такой момент кидаться друг на друга наподобие орков.

— Благодарю, адмирал де Корте, — сказал Криптман. — В бесплодных спорах мы теряем драгоценное время. Решение уже принято.

— Лорд-инквизитор, — заговорил Тибериус, — у меня имеется альтернативное предложение, и я хочу, чтобы вы обдумали его. По пути сюда мы проходили мимо орбитальных заводов по переработке плазмы, и мне вспомнился один из приёмов Ровенсбрука.

— Продолжайте, — прищурился лорд инквизитор. Упоминание об избавителе Готического Сектора, лорде адмирале Корнелиусе Ровенсбруке, явно возбудило его интерес.

И Тибериус поведал историю об уничтожении «Беспощадного» и действиях командующего флотом Курца во время обороны Делоса IV. А затем он рассказал о принятых им мерах по выведению с орбиты перерабатывающих плазму заводов, после чего капитанский мостик наполнился гулом взволнованных голосов.

Даже теперь, спустя два дня, Уриэль не переставал удивляться той лёгкости, с которой Криптман решал судьбы миллионов людей. Для инквизитора это были всего лишь цифры, а Уриэль видел в них живых, разумных людей, подданных Божественного Императора, нуждающихся в защите. Он тряхнул головой, прогоняя воспоминания.

В этот момент прозвенел сигнальный колокол и адмирал перешёл от пульта управления к тактическому экрану.

— Всем судам: самый малый вперёд, — приказал он. — Меняем курс на ноль-шесть-пять.

— Всем судам: самый малый вперёд, — повторил Филотас в микрофон общей связи. — Меняем курс.

Силуэт громадного завода скользнул влево, и Тибериус с Уриэлем обменялись тревожными взглядами. Двигатели перешли на малый ход, и теперь крейсер плыл вперёд в основном по инерции. Корабль-завод, полный запасов водородной плазмы, стал медленно отдаляться, и в рубке раздались вздохи облегчения. Дистанция между «Горем побеждённому» и огромной плазменной бомбой заметно увеличилась.

По мере того как отдалялся завод, вокруг него все ярче проступал еле заметный сначала ореол. В первый момент Уриэль решил, что это отражение света далёких звёзд, но через несколько мгновений он уже смог различить внешние границы авангарда роя тиранидов.

— Кровь Жиллимана, — едва слышно выдохнул он. Да, у Барбаруса I они столкнулись с малой частью огромной флотилии. Весь обзорный экран мерцал пятнышками отражённого света — это могли быть только пришельцы, численность которых невозможно было сосчитать. Казалось, рою-флотилии нет конца. В душе Уриэля шевельнулось сомнение.

Скопище тиранидов, с которым ему довелось сразиться на Ихаре IV, казалось ему теперь ничтожно малым по сравнению с этой ордой. На долю секунды Уриэль даже поверил в правоту слов Криптмана. Смогут ли они противостоять такому нашествию?

— Отвага и честь, — напомнил Тибериус лозунг Космического Десанта всем, кто заворожённо наблюдал за приближением пришельцев. — Врагов очень много, но мы видели, как они гибнут, и знаем, что их можно победить. Кроме того, нас поддерживает вера в Императора. Верьте в него и примархов, и мы одолеем захватчиков.

— Показался отряд Преторианцев, — доложил Филотас. — Корабли немного потрёпаны, но ничего серьёзного.

— Хорошо. А крейсеры?

— «Ерметов» занял позицию с левого борта, а «Луксор» уходит вперёд, чтобы прикрывать быстроходные суда.

— А тираниды?

— Они приближаются.

Похожие на рыб существа, которых Криптман назвал кракенами, окутанные облаком спор, первыми двинулись навстречу гигантскому заводу по переработке водородной плазмы. Более мелкие создания подошли к исполину вплотную, и в его корпус ударили струи разъедающей кислоты и залпы хитиновых снарядов. Но для огромного корабля-завода это были лишь булавочные уколы.

Поняв, что споры не могут ничего добиться, вперёд двинулась группа кракенов. Они пускали в корпус колосса струи биоплазмы и пытались разорвать его острыми клешнями. Им удалось оторвать несколько довольно крупных кусков армопласта. Но это и всё, что они смогли сделать.

На помощь им поспешили ещё несколько таких же созданий. Они выбрали в качестве цели сопровождение корабля-завода — суда отряда Преторианцев. Невероятно яркие лучи лазера ударили из носовых орудий «Луксора» и разрезали двоих кракенов пополам. Погоня отстала, чудовища оставили быстроходные корабли в покое и обратились к более значительной добыче. Крейсер накренился, изменив курс, и его орудия сработали вхолостую. Но «Ерметов» поддержал боевого товарища и обеспечил ему безопасный отход. Теперь мелким судам никто не угрожал. Они отошли назад, и тираниды всем роем бросились к кораблю-заводу. В зависимости от своего генетического предназначения, они пытались взорвать, обстрелять или поразить струями кислоты столь крупную цель. Спустя всего несколько минут весь корпус завода был облеплен шевелящейся массой разъярённых существ, каждое из которых стремилось уничтожить врага, угрожающего маточному кораблю.

Но завод по переработке водородной плазмы строился прочно, и пока никому не удавалось проникнуть под его оболочку. Вскоре огромное судно оказался в самом центре роя-флотилии; и тогда маточный корабль, единственный, кто превосходил завод размерами, изменил курс и приготовился к атаке. Целый водопад кислоты ударил в борт стального исполина, разъедая все органические и неорганические соединения. А затем гигантские щупальца высунулись из-под покрытой шрамами оболочки королевы тиранидов, обвили корабль и без видимых усилий подтащили его к похожему на пещеру отверстию, окружённому тысячами острых зубов.

Уриэль и Тибериус подошли к обзорному экрану и увидели, что громада маточного корабля начинает поглощать орбитальный завод, теперь уже едва различимый за плотной пеленой мелких существ. Прежде чем отдать следующий приказ, адмирал немного помедлил, наслаждаясь моментом.

Уриэль тоже не отрывал взгляда от разворачивающейся картины. Его губы изогнулись в удовлетворённой усмешке. Мысль о том, что эти твари погибнут, доставляла ему удовольствие. Он представил себе чёрную пелену смерти над роем тиранидов. Они ещё жили, только потому, что капитан Вентрис позволял им жить. От осознания этого факта его мозг пронзило словно электрическим разрядом.

Уриэль сжал кулаки. Обжигающая ярость и желание истребить ненавистных пришельцев пульсировали в его усовершенствованном теле. Перед глазами возникли картины пространства, заполненного окровавленными останками тиранидов.

Вентрис почувствовал во рту привкус крови и понял, что прокусил собственный язык. Резкий, металлический вкус мгновенно вернул его к действительности.

Сердца Уриэля выбивали стремительную дробь, а по лбу струились ручейки пота. Он сделал глубокий вдох и ощутил, как напоённый ароматом ладана воздух очищает его мысли.

— Что с тобой? — спросил Тибериус, увидев замешательство капитана.

— Ничего, — с трудом проговорил Уриэль. — Всё в порядке.

Адмирал кивнул и снова посмотрел на обзорный экран.

— Корабль находится в пределах досягаемости наших орудий? — спросил он, не поворачиваясь.

— Так точно, лорд адмирал, — взволнованно ответил Филотас.

Благоговейная тишина воцарилась на капитанском мостике. Тибериус неспешно занял своё место за пультом управления и, положив обе ладони на край стола, тихо произнёс:

— Огонь.

«Горе побеждённому» содрогнулся от залпа многотонного носового орудия. Огромный реактивный снаряд преодолел дистанцию между кораблём и тиранидом меньше чем за минуту.

Цель была выбрана со всей тщательностью: самое слабое место в броне перерабатывающей станции, где взрыв повлечёт за собой наиболее сильные повреждения топливных танкеров. При полной загрузке миллионами тонн легковоспламеняющейся водородной плазмы, корабль-завод представлял собой гигантскую бомбу. Реактивный снаряд ударил в самый его центр, пробил оболочку на глубину нескольких метров, но взрывное устройство замедленного действия не дало ему взорваться, пока он не оказался в сердце орбитальной станции.

Взрыв в топливном хранилище мгновенно воспламенил неустойчивые соединения и вызвал цепную реакцию, как и в том несчастном случае, что произошёл на орбите Йулана.

Словно почувствовав опасность, корабль-матка попытался вытолкнуть из себя корабль, но было уже поздно. Миллионы тонн горючих химических веществ взорвались с энергией рождения новой звезды. Все существа, только что атаковавшие корабль, были обращены в пепел. Огненный шквал разошёлся гибельным валом и поглотил несметное количество прожорливых тварей. Кракены, трутни и споры сгорели дотла в урагане пламени, но ещё больше тиранидов оказались искалеченными взрывной волной, последовавшей вслед за детонацией.

Маточный корабль, тысячелетиями странствующий по Вселенной, обладал шкурой, не уступающей по прочности самой крепкой броне космического корабля, но и она оказалась бессильной против такого мощного выброса энергии. Колоссальная туша разлетелась в клочья в первое же мгновение взрыва.

За долю секунды исполинский организм, которому понадобились сотни лет, чтобы вырасти и обрести нынешнюю мощь, был уничтожен и развеян по галактике, словно его никогда и не существовало.

На девятый день учений защитники Тарсис Ультра дошли до полного изнеможения. Леаркус внимательно наблюдал за тренировками, и каждый раз, когда последний солдат преодолевал дистанцию, волна гордости поднималась в его груди. Сам он не уставал от таких нагрузок. Усовершенствованное тело и доспехи Космодесантника позволяли ему бежать в течение нескольких дней без единого перерыва на отдых. Леаркус улыбался, оглядывая строй солдат, не обращая. внимания на сердитые взгляды и негромкие ругательства.

Подразделения справлялись с нагрузками. Бойцов сплотило чувство товарищества. Точнее, их объединяла ненависть к сержанту, что, впрочем, нимало не беспокоило Леаркуса. Он знал, что это временное явление. Пока враг был ещё далеко, ненависть солдат и природная агрессия требовали общей цели. Сержант прекрасно помнил капеллана Клозеля с базы Аджизелус и свою собственную ненависть к нему во время обучения. Теперь Клозель был его лучшим другом и наставником, а для всей Четвёртой Роты стал неиссякаемым источником бодрости во время их долгих и славных походов.

К Леаркусу подбежал красный и мокрый от пота майор Сатриа.

— Проклятие, вы нас совсем доконали, — прерывисто дыша, произнёс он.

— Когда придут тираниды, будет ещё хуже, — парировал Космодесантник.

— Верно. — Сатриа упёрся ладонями в колени и стал жадно хватать ртом холодный воздух.

Майор сильно похудел. С самого начала тренировок он избавился от своих серебристых доспехов и остроконечного шлема, положенного ему по званию. Его длинные, до плеч, тёмные волосы слиплись от пота в тонкие пряди, зато в походке прибавилось уверенности.

Дневальные и добровольцы из горожан стали разносить солдатам котелки с горячей похлёбкой и питьевую воду в небольших бочонках. Обезвоживание среди солдат становилось большой проблемой, многие из них на ходу глотали комки снега, а это могло привести к отравлению или простуде.

Вдобавок ко всем нововведениям Леаркус исключил из рациона солдат порции амасека, кофеина и сигарет. Все эти излишества тоже могли стать причиной обезвоживания организма, хотя поначалу запрет чуть не повлёк за собой открытое восстание. Но Леаркус знал, что принятые меры себя оправдывают: количество заболевших вследствие обезвоживания резко уменьшилось.

В первые дни учений солдаты часто натирали ноги, и мозоли нередко загнивали. Тяжёлые, жёсткие ботинки плохо пропускали воздух, ноги потели. Все это даже привело к нескольким случаям гангрены. Тогда снабженцы из корпуса Логреса передали образцы своей форменной обуви на фабрики Эребуса, и уже через пару дней защитники Тарсис Ультра стали получать новые крепкие «дышащие» ботинки, а также по несколько пар носков и противогрибковый порошок.

Деятельность Себастьена Монтанта, обер-фабрикатора Эребуса, бесконечно удивила Леаркуса. При первой встрече сержант счёл его пустоголовым глупцом, но, хоть он и не был военным, его управленческим талантам не было равных. Любой запрос Космодесантника, касающийся обмундирования или припасов, исполнялся в течение нескольких часов.

Монтант стал полезным и надёжным союзником, чего нельзя было сказать обо всех членах городского совета, управлявшего Эребусом. Три дня назад Леаркус присутствовал на заседании совета в Мозаичном Зале и рассказывал о своих планах, касающихся территории между оборонительными стенами города. Тогда, раздражённый недальновидностью городских советников, он потерял контроль над собой и дал волю эмоциям. Теперь ему было стыдно.

Один из советников особенно сильно разозлил его.

Саймон Ван Гёльдер.

Тот самый человек, которому сержант не дал покинуть город. С тех пор он затаил злобу за нанесённое оскорбление и искал случая отомстить.

— Мы просто не можем позволить сержанту Леаркусу разрушать постройки между стенами, — сказал Ван Гёльдер, отхлебнув вина. — Подумайте сами, господа, когда враги будут изгнаны, мы останемся совершенно нищими. Единственным выигрышем останется право назвать своим разрушенный город.

— Если здания не снести, у вас не останется и этого, — объяснил Леаркус.

— Долгие годы мирной жизни сделали нас самоуверенными, — вмешался Монтант и взмахом руки указал на мозаики: — Посмотрите на эти картины. Они ясно говорят о том, что нам не стоило так опрометчиво застраивать город. Первоначальный план, оставленный самим Робаутом Жиллиманом, не предусматривает никаких построек на этой территории.

— Ба, — небрежно отмахнулся Ван Гёльдер, — какие-то выцветшие мозаики, которым не меньше тысячи лет! Это ещё не причина, чтобы подрывать нашу экономику, Себастьен. Что мы будем делать, когда наши доблестные защитники прогонят тиранидов? Как производить товары, если фабрики будут разрушены?

— Саймон, фабрики можно восстановить, — сказал Монтант. — Но для этого мы должны остаться в живых. Прошу тебя, прислушайся к словам сержанта Леаркуса.

— Многие из построек, расположенных в непосредственной близости от стен, принадлежат вам, мистер Ван Гёльдер. Если нам придётся отступать, эти дома послужат врагам отличным прикрытием, если не плацдармом для дальнейшего наступления.

— Вы говорите о застройках вокруг Пятого Квартала? Но они же расположены более чем в тридцати километрах от устья ущелья. Неужели вы предполагаете, что проклятые пришельцы проникнут в город так глубоко? Неужели вы не сможете остановить их раньше? Простите, сержант, но я считал Космодесантников храбрыми и сильными воинами. Похоже, меня неправильно информировали.

При этих словах Леаркус вскочил на ноги. Кубок с недопитым вином опрокинулся и покатился по столу. Сержант схватил Ван Гёльдера за ворот одежды, подтянул к себе и закричал ему прямо в лицо.

— Ты осмелился оскорбить нас? — бушевал Леаркус. — Ван Гёльдер, тебе следует хорошенько обдумывать свои слова, потому что, если в следующий раз ты, снова вознамеришься задеть честь Космического Десанта, я тебя прикончу.

Члены совета оцепенели. Сержант с трудом овладел собой. Не хватало ещё, чтобы его сограждане стали бояться Космодесантников. Тишину в Зале нарушало-лишь прерывистое дыхание испуганного Ван Гёльдера: да стук капель вина, стекавших на пол. Себастьен Монтант медленно поднялся со своего места и положил руку на плечо Ультрамарина.

— Сержант Леаркус, — осторожно произнёс он, — я уверен, мистер Ван Гёльдер не хотел оскорбить вас. Не так ли, Саймон?

Ван Гёльдер поспешно покачал головой.

— Вот видите? — продолжал Монтант. — Эти слова вырвались у него случайно, вследствие глубокого огорчения. Пожалуйста, Леаркус, будьте так добры, оставьте его.

Сержант со свистом выдохнул и отпустил ворот Ван Гёльдера. Тот с болезненным стоном опустился на своё место. Его лицо приобрело пепельный оттенок, но уже через мгновение гнев снова овладел им. Заметив это, Монтант поспешил вмешаться.

— Саймон, прежде чем ты что-нибудь скажешь, подумай. Всем нам стоит подумать. Прошу вас подождать до завтрашнего утра. Все согласны?

Члены совета поспешно закивали, выражая общее мнение. После напряжённой паузы Ван Гёльдер тоже опустил голову, а затем, не говоря ни слова, покинул Мозаичный Зал.

На следующее утро Ван Гёльдер не явился на встречу, а приглашение принять участие в заседании, посланное ему в особняк на склоне ущелья, вернулось нераспечатанным. Члены совета провели голосование по поводу ликвидации его собственности у городских стен, и план Леаркуса получил единогласное одобрение.

Воспоминание о том, как он, Космодесантник, потерял контроль над собой, породило в душе сержанта жгучий стыд, и последующие три вечера он провёл в покаянных молитвах.

Наконец Сатриа отдышался, с благодарностью принял от дневального кружку воды и осушил её одним глотком, словно пил отменное вино.

— Как продвигается работа в нижнем конце ущелья? — спросил Леаркус.

— Мы почти закончили подготовку на участке между первой и второй оборонительными стенами, но работа идёт медленно. Земля уже промёрзла, и на то, чтобы выбрать грунт, даже при помощи землеройных машин, уходит целая вечность.

— Рытьё окопов необходимо закончить в течение двух недель. К тому времени тираниды, скорее всего, уже подойдут к планете.

— Закончим, не беспокойтесь. Люди стараются изо всех сил.

— Хорошо. Их старания делают им честь, майор.

— Благодарю, но, может, вы сами им об этом скажете?

— Скажу. Когда они будут ненавидеть меня больше, чем свои самые страшные кошмары.

— Поверьте, они и так достаточно вас ненавидят, — заверил его Сатриа. — По правде говоря, ваше физическое превосходство на учениях только подогревает их ярость! Солдаты считают, что вы похваляетесь своей силой.

— И они правы. Я действительно хвастаюсь своей силой, когда принимаю участие в тренировках. Я хочу, чтобы они знали: я — старше их по званию и сильнее. Когда мне придётся вести их в бой, я хочу, чтобы мои слова имели вес и моя похвала много значила для каждого солдата. Я заставлю их чувствовать себя героями и верить, что они — самые лучшие воины во всей галактике.

— А вы коварный тип, не так ли? — подмигнул Сатриа.

— Иногда приходится им быть, — с улыбкой ответил Леаркус.

Небольшая флотилия Имперских Космических Сил торопилась вернуться к Корделису. Быстроходные Преторианцы прокладывали путь, а «Горе побеждённому», «Луксор» и «Ерметов» следовали за ними по пятам. Настроение всех экипажей можно было определить как осторожно оптимистическое. Если таким же образом удастся уничтожить второй маточный корабль, то, возможно, объединившись, Имперский Флот и силы обороны Тарсис Ультра смогут не только сдержать натиск рой-флотилий тиранидов, но даже предотвратить их вторжение на территорию Империума.

В капитанской рубке «Горя побеждённому» продолжалось обсуждение представившихся возможностей.

Адмирал Тибериус отпил воды из своего кубка и обратился к Уриэлю.

— Возможно, мы заставим этих проклятых пришельцев пожалеть о том, что они замахнулись своими когтистыми лапами на наши миры.

— Не исключено, — согласился капитан Четвёртой Роты. — Объединённые силы вокруг Тарсис Ультра обладают значительным потенциалом, а последний завод по переработке плазмы уже сейчас готов к смертельному удару.

— Если мы сумеем уничтожить ещё один корабль-матку, Совокупный Разум может отказаться от вторжения на Корделис.

— И это будет победой не только над общим врагом, — хмуро заметил Уриэль.

— Будь осторожен, Уриэль, — предупредил его Тибериус. — С Криптманом лучше не ссориться, в его руках сосредоточены силы Инквизиции. Если бы не он, в недавнем прошлом Макрейдж мог пасть под натиском роя-флотилии.

— Вам приходилось встречаться во времена той войны?

— Да, — кивнул Тибериус. — Тогда он был совсем молод, полон огня, как человек, нашедший своё предназначение.

— А он не предлагал уничтожить Макрейдж?

— Нет, Уриэль, — рассмеялся адмирал. — Этого он не предлагал. Я не думаю, что даже молодой инквизитор Криптман мог осмелиться на такое. Лорд Калгар никогда бы не допустил разрушения Макрейджа.

— А как вы считаете, лорд Калгар позволил бы ликвидацию Корделиса?

Тибериус потёр пальцами виски и задумался.

— Я не могу тебе ответить, Уриэль. Наш командир — человек большой мудрости и сострадания. Но он ещё и проницательный стратег, обладающий логическим мышлением. Порой мне кажется, что мы с тобой слишком увлечены идеей спасения каждого, кто в этом нуждается. Инквизитор Криптман был прав, когда говорил, что иногда приходится идти на жертвы ради победы в войне.

— Я не могу этого понять, — сказал Уриэль. — Не могу признать правильным разрушение одного из миров Императора.

— Мы не всегда можем делать то, что считаем правильным. Иногда между тем, каково положение на самом деле, и тем, каким мы его считаем, лежит огромная пропасть. Приходится мириться с тем, чего мы не можем изменить.

— Нет, лорд адмирал. Я уверен, мы должны стремиться изменить то, с чем не хотим мириться. Именно борьба против того, что мы воспринимаем как зло, и делает человека великим воином. Сам Робаут Жиллиман говорил, что человек должен понять свой страх и бороться с ним. Только тогда он станет героем. А если ты ничего не боишься, то, чтобы вступить в бой, смелость и не требуется.

— Уриэль, ты идеалист. Для таких, как ты, галактика, может оказаться очень жестокой, — сказал Тибериус. — И всё же мне хочется, чтобы как можно больше людей придерживалось таких же взглядов. Ты — великий воин, способный разгромить любого врага. И ты никогда не забываешь, что сражаешься ради жизни человечества.

Уриэль склонил голову перед заслуженным адмиралом. Похвала доставила ему немало удовольствия. В рубку стремительно ворвался расстроенный Филотас и вручил Тибериусу послание. Вентрис тотчас же схватился за рукоять меча. Лорд адмирал быстро прочёл донесение.

— Скорее откройте обзорный экран, — рявкнул он. — Максимум увеличения!

Бронзовые жалюзи в передней части рубки плавно разошлись в стороны, а Тибериус присел за стол и вызвал на экране тактическую схему окружающего пространства. Адмирал что-то пробурчал себе под нос, и Уриэль по биению вздувшейся жилки на его шее понял, что ярость Тибериуса достигла апогея. Никогда ещё ему не приходилось видеть адмирала таким рассерженным.

— Сэр, что произошло? — спросил он. Тибериус протянул Уриэлю послание. Капитан прочитал текст и взглянул на открывшийся обзорный экран.

Даже при максимальном увеличении планета перед ними не закрывала весь обзор, а отражённый свет далёкого солнца скользил по её вздымающейся, объятой пламенем поверхности. Океаны легковоспламеняющихся газов, рождённых разлагающейся материей, окутали всю планету, и теперь на ней бушевали огненные смерчи, превращая целый мир в голый безжизненный камень. Даже тираниды не могли бы справиться так быстро.

— Святые небеса, — прошептал Уриэль, роняя на пол листок с донесением, — как же так?

— Мортифакты, — печально произнёс Тибериус. — Криптман солгал нам. Он ни на минуту не собирался задерживаться здесь.

Уриэль молча смотрел на догорающий мир.

ЭТАП ТРИ — АТАКА

Глава 8

Каюта капитана Уриэля Вентриса была скромной и чистой, как и предписывалось предводителю Четвёртой Роты Ультрамаринов. В углу под фамильным щитом Вентрисов стояла простая кровать. Рядом помещался столик на тонких ножках, на нём — глиняный кувшин с вином, два серебряных кубка и ряд информационных кристаллов. А в изножье кровати стоял открытый сундучок из серой оружейной стали, в котором лежали комплект простой синей одежды и парадный костюм.

Уриэль налил кубок вина, сел на край кровати и задумался. Затем запрокинул голову и одним долгим глотком осушил бокал. Резковатый вкус заставил его поморщиться, и картина горящего мира вновь встала перед глазами. Сколько же людей оставалось на Корделисе, когда началась вирусная бомбардировка? Сколько сотен тысяч душ принёс Криптман в жертву ради победы в войне?

От таких мыслей ему стало совсем не по себе. Уриэль налил ещё вина и поднял кубок в поминальном прощании с жителями Корделиса. За этим кубком последовал ещё один. Капитана внезапно посетило желание забыться, и лучшим для этого средством он счёл алкоголь.

Он смог убедить инквизитора Барзано пощадить Павонис, но не сумел спасти Корделис, и теперь груз вины мрачной тяжестью лёг на его душу. Понимали ли люди, что происходит, когда начали падать первые бомбы?

Жизнепожирающий вирус действовал очень быстро и эффективно. Возможно, кто-то и успел догадаться, что происходит с их миром, но большинство жителей умерли, даже не подозревая, какое предательство было совершено по отношению к их планете. Мутагенные токсины заполнили атмосферу и атаковали всё, что содержало органические вещества, разлагая их с невероятной скоростью. Спустя всего несколько часов на планете не осталось ничего живого, и вирусы были вынуждены перейти к бездумному акту самоуничтожения. В результате разложения материи на поверхности планеты образовался толстый слой безжизненной слизи, вскоре превратившийся в облака легко воспламеняющегося газа. После чего достаточно было одного выстрела с орбиты, чтобы пожары апокалипсической силы прокатились по всей планете и оставили лишь голые камни.

Уриэлю однажды пришлось видеть ужасы ликвидации и даже состоять в группе наблюдения за операцией полной зачистки. Но это случилось на планете, заражённой силами Хаоса, жители которой превратились в совершенных дикарей и начали приносить человеческие жертвы тёмным божествам. В тех условиях уничтожение было оправданным, даже необходимым. А этот акт убийства никак не укладывался в голове Уриэля, и он не мог найти оправданий деяниям Криптмана и Мортифактов.

Он снова и снова обдумывал последствия того, что произошло на Корделисе, и в его душе бушевали противоречивые чувства. Во время воплощения плана Тибериуса они проявили инициативу, использовали оригинальную идею и применили её к сложившейся ситуации. Они не следовали заветам Кодекса, и, как ни тяжело было Уриэлю в этом признаться, Мортифакты в своих действиях были ближе к исполнению указаний священного труда. Так что же из этого следует?

Стук в дверь прервал его размышления, и Уриэль крикнул: «Входите».

Дверь распахнулась, и на пороге появился Пазаниус. Сержант был в своём обычном снаряжении. Его доспехи, так же как и доспехи самого Уриэля, были отремонтированы в мастерских корабля, расположенных на третьей палубе. На серебряном покрытии биомеханической руки отражался свет дежурных фонарей коридора.

— Капитан, у меня возникла проблема, — проговорил Пазаниус — Я получил кувшин вина, но точно знаю, что пить в одиночку нехорошо. Ты не поможешь мне его прикончить?

Уриэль выдавил слабую улыбку и жестом пригласил друга войти. За неимением свободного стула сержант уселся прямо на пол и прислонился к стене. Вентрис протянул приятелю кубки, и тот наполнил их вином. Один он подал Уриэлю, а свой поднял, прикрыл глаза и втянул ноздрями густой аромат чёрной смородины и лесных ягод, смешанный с лёгким запахом выдержанного дуба.

— Отличный напиток, — оценил Пазаниус. — Разлит на Тарентусе в семьсот восемьдесят третьем году, который, насколько мне известно, был очень благоприятен для виноделия на южных склонах хребта Красных Цветов.

Уриэль сделал глоток, одобрительно кивнул, и оба друга погрузились в спокойное молчание. Каждый был занят своими мыслями.

Пазаниус заговорил первым:

— Так ты собираешься рассказать, что тебя тревожит, или мне придётся ждать, пока ты не напьёшься?

— Если ты помнишь, я не напивался со времён Аджизелуса, — заметил Уриэль.

— Да-да, Клозель тогда выгнал нас в горы и оставил там на целых три дня, — рассмеялся Пазаниус.

— Да простит меня Император, но он тогда был редкостным негодяем.

— Он и сейчас такой же, просто теперь он на нашей стороне.

— Если бы Клозель услышал твои слова, он приговорил бы тебя к целому месяцу поста.

— Возможно. Но я точно знаю, что ты ему ничего не расскажешь.

— Верно, — согласился Уриэль и сделал ещё глоток.

Вино не могло оказать ни на одного из друзей одурманивающего действия. Искусственный орган, вшитый перед желудком, нейтрализовал все яды, в том числе и алкоголь. Тем не менее они оба наслаждались вкусом и ароматом превосходного напитка.

— Пазаниус, меня одолели сомнения, — признался Уриэль.

— В чём ты сомневаешься?

— Во многих вещах, — ответил Вентрис. — Я вспомнил капитана Айдэуса. Ведь он учил меня думать, не ограничиваясь рамками Кодекса. В те времена я не мог перешагнуть этот барьер и проявить инициативу, но чем больше мы вместе сражались, тем чаще я видел, как он воплощает свои слова на практике.

— Да, он был лихим малым, — согласился Пазаниус. — И умным. Он знал, когда надо подчиняться правилам, а когда можно обойтись и без них.

— В том-то и проблема, Пазаниус. Я не уверен, что смогу тоже так поступать, даже если пойму, когда надо следовать Кодексу, а когда необходимо думать самому.

— Ты все делаешь правильно, капитан. Наши солдаты доверяют тебе и готовы пойти за тобой в самое пекло. Разве этого недостаточно?

— Нет, Пазаниус, этого мало. Раньше я считал, что капитан Айдэус прав. Но теперь я смотрю на Мортифактов и спрашиваю себя: куда может завести этот путь? Если мы будем следовать по пути Айдэус, не закончим ли мы так же, как они?

— Конечно нет. Капеллан Астадор сам говорил нам, что его Орден и он сам — порождение их родного мира. Он много рассказывал мне о планете Посул, и, если ты хочешь знать моё мнение, она кажется мне воплощением ада. Этот мир всегда погружён во тьму, каждый клан сражается с соседним, чтобы доказать своё мужество и быть избранным в отряд Космодесантников. В таком обществе царит презрение к жизни. Это видно по тому, как быстро они сошлись с Криптманом.

— Но у нас такого быть не может.

— Нет, — пожал плечами Пазаниус. — Мне нравится жить.

— Я знаю. Но давай посмотрим, что случилось в последние дни. Мы отошли от Кодекса Астартес и послали перерабатывающий завод в рой-флотилию. Мортифакты выполнили указание Криптмана, и один из миров Императора был уничтожен. Но я-то знаю, что мы поступили правильно, пытаясь спасти Корделис вопреки логике инквизитора.

Уриэль со стуком поставил свой кубок на стол. Вино выплеснулось на информационные кристаллы и пролилось на постель.

— Я чувствую себя слепцом, сбившимся с пути.

— Что ж, никто не обещал нам, что служба Императору будет лёгкой, — сказал Пазаниус и снова наполнил кубки.

Криптман наблюдал, как «Горе побеждённому» швартуется у северного пирса космических доков, и странное волнение ускорило бег крови в его венах. Он был одет в официальные одежды Ордена Священной Инквизиции и стоял у окна, заложив руки за спину. Капитан Вентрис уже знает, что Криптман солгал, когда обещал предоставить Корделису ещё один шанс выжить, но в бесполезных взаимных обвинениях мало проку. Тираниды должны быть разбиты любой ценой.

Адмирал Тибериус поймёт его, а вот Вентрис был воспитанником капитана Айдэуса. Его Криптман встречал на Макрейдже во время войны против роя-флотилии тиранидов. Пуританский гнев капитана Вентриса может доставить немало неприятностей.

К счастью, у Инквизиции достаточно власти, чтобы удержать капитана от глупостей.

Бело-голубая линия горизонта Тарсис Ультра тянулась по краю обзорного экрана, над ней на орбите виднелись многочисленные корабли и спутники-наблюдатели. Для защиты этого мира собрались значительные силы. Космодесантники продемонстрировали эффективность использования завода по переработке плазмы в качестве мощного оружия, и это не осталось незамеченным. Последний из таких заводов находился на внешней орбите. Целая флотилия буксиров стояла наготове, чтобы направить его в самое сердце войска тиранидов и произвести разрушительный взрыв.

Прихрамывая, инквизитор прошёл к столу и залюбовался его обширной и гладкой поверхностью. Сотни лет назад его доставили ещё для наставника Криптмана из мира, названия которого он уже не помнил. Стол был настоящим произведением искусства, и за ним лорд-инквизитор всегда чувствовал себя более уверенно.

Криптман точно знал, что Ультрамарины уже на пути к его кабинету.

— Капитан Баннон, зайдите ко мне вместе с капелланом Астадором, — нажав кнопку аппарата внутренней связи под воротником, приказал он.

По пути к базилике звёздного форта Уриэль, адмирал Тибериус и Пазаниус ловили на себе испуганные взгляды ординарцев и техников. Орбитальная космическая станция представляла собой тяжеловесное сооружение, невероятно древнее и, в совокупности с остальными станциями, достаточно мощное, чтобы выдержать бой с любым космическим кораблём и его эскортом. Даже сквозь пелену застилавшего глаза гнева Уриэль мог видеть, что станция может оказаться хорошим подспорьем в войне против тиранидов.

По пути к космической крепости они заметили громадный силуэт орбитального завода, стоящего на якорях в нескольких тысячах километров от остальных кораблей. Несколько судов подвозили к нему дополнительные заряды взрывчатки. Вот ещё одно доказательство того, что Криптман не собирался давать шанс Корделису.

Трое Космодесантников пересекли северный сектор форта и вошли на территорию базилики, где остановился Криптман. Часовой в чёрной униформе показал им дорогу к кабинету инквизитора. Перед самой дверью адмирал Тибериус взял Уриэля за локоть и ещё раз предупредил:

— Помни, Уриэль, с Криптманом шутки плохи. Тщательно следи за своими словами и поступками.

— Хорошо, — пообещал Вентрис, стукнул по косяку тяжёлой перчаткой и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь.

Тибериус кивнул Пазаниусу, и они оба последовали за капитаном.

Едва войдя, Уриэль тотчас же остановился. Перед ним за громадным столом из чёрного дерева сидел Криптман, а за его спиной стояли двое Космодесантников. Капеллана Астадора Вентрис узнал сразу и сначала принял второго воина за одного из Мортифактов, но затем заметил на левом плече серебряную эмблему Инквизиции. Правое плечо украшал значок Ордена Имперских Кулаков, резко выделявшийся на фоне чёрных как ночь доспехов. Коротко подстриженные светлые волосы воина так же контрастировали с его дочерна загорелым лицом.

— А, капитан Вентрис, — произнёс Криптман. — Разреши представить тебе капитана Баннона из Караула Смерти.

— Караул Смерти, — повторил Уриэль.

Этот военизированный отряд Ордена Священной Инквизиции был элитным подразделением, в котором и самому Уриэлю когда-то довелось прослужить десять лет. Криптман упоминал, что послал вызов Роте Караула Смерти, но Уриэль не ждал их прибытия к местам сражений так скоро.

Грозные убийцы Караула Смерти выбирались из числа лучших воинов Ордена Ультрамаринов, и каждый из них служил в этом подразделении некоторое время. В их задачи входило истребление пришельцев по всей галактике. Невозможно было представить себе лучших бойцов, чем воины Караула Смерти, и при виде стилизованного изображения черепа на плече Баннона Уриэль ощутил новый прилив надежды.

Промаршировав к безвкусно отделанному на его взгляд столу, он наклонился, упёршись кулаками в крышку, и пристально посмотрел в глаза Криптмана.

— Вы нам солгали.

— Ты просто позволил себя убедить, Уриэль, — ответил инквизитор. — Неужели ты и вправду думал, что я изменю своё решение по чьей-то прихоти?

— Нет, но, судя по тому, что мне было о вас известно, я считал вас человеком слова. Более того, человеком чести.

— Значит, ты и впрямь так наивен, — вздохнул Криптман. — Я — человек, который делает своё дело.

— Даже если это ведёт к гибели невинных людей?

— Если это необходимо, то да.

— Теперь я уже не знаю, кого ненавижу больше. Никто не видел, чтобы тираниды убивали друг друга ради победы в войне.

— Пока не видели, — криво усмехнулся Криптман.

— Вам лучше последить за своим тоном, капитан Вентрис, — вмешался Астадор, обходя стол и становясь лицом к лицу с Ультрамарином. — Ваш Орден обязан этому человеку своим существованием.

— Держись от меня подальше, — предупредил его Уриэль.

— Вам лучше не лезть в эти вопросы, капитан Вентрис, — не унимался капеллан. — У каждого из нас своё дело на этой войне. Вы должны выполнять свои задачи, а я — свои.

Гнев охватил Вентриса с новой силой. Едва сознавая, что творит, он нанёс мощный удар по скуле капеллана. Астадор повалился на пол и ударился о стену, а Уриэль, даже не успев удивиться собственному поступку, почувствовал на шее железную хватку и укол горячего луча пониже подбородка.

— Если ты попробуешь дёрнуться, я проткну энергетическим клинком сначала твой язык, потом нёбо и достану до мозга, — спокойно произнёс капитан Баннон.

Астадор поднялся на ноги. В его глазах пылала ярость. Теперь Уриэль увидел в нём свирепого дикаря, каким он был когда-то на Посуле. Не успел капеллан перевести дыхание, как Пазаниус одной рукой обхватил его шею, словно клещами.

— Не смей, — буркнул он.

— Вы все, прекратите это безумие! — закричал Тибериус, выходя на середину кабинета. Сначала он обернулся к Баннону: — Убери свой нож от моего капитана. — Затем настала очередь Пазаниуса: — Сержант, освободи капеллана Астадора и отойди от него подальше.

Пазаниус взглянул на Уриэля, дождался, пока тот кивнул, насколько ему позволила хватка Баннона, и только тогда отпустил Мортифакта. Глаза капеллана все ещё сверкали злобой, но он не предпринимал попыток возобновить потасовку. Пазаниус отступил на шаг назад.

Баннон отвёл клинок от шеи Уриэля.

— Я много слышал о тебе, капитан Вентрис, — сказал он. — И питаю глубочайшее уважение к твоим подвигам. Сейчас мы должны сосредоточиться на общей задаче. Не стоит затевать драки между собой, когда над миром нависла ужасная угроза.

Уриэль кивнул и машинально потёр горящую точку на коже, где только что побывало лезвие энергетического клинка.

— Капитан Баннон прав, — произнёс Тибериус. — Все мы — слуги божественного Императора и должны вести себя соответствующим образом. Нельзя уподобляться диким зверям или язычникам, отрицающим моральные устои общества. В нашем кругу нет места личным эмоциям.

Напряжение спало, и Баннон протянул руку Уриэлю. Глубоко вдохнув, капитан ощутил, как пелена ярости упала с его глаз, оставив чувство слабости и стыда. Его душой на мгновение овладело дикое первобытное существо, давно поселившееся внутри, и его издевательский смех до сих пор эхом звучал в голове.

— Рассаживайтесь, — пригласил инквизитор Криптман, как только в кабинете воцарилось относительное спокойствие. — В то время как мы сражались с флотилией тиранидов, Магистр Локард занимался биологическими исследованиями в своей лаборатории на Тарсиc Ультра. Его выводы проливают свет на некоторые аспекты проблемы.

Белые облака горячего пара окутали железнодорожную платформу. Ещё один поезд прибыл к месту назначения. Смотритель станции Прен Фаллоу привычно выругался, когда его тёмные очки, спасавшие глаза от ослепительного снежного блеска, стали совершенно непрозрачными. Сняв очки, он вытер капельки влаги рукавом рабочей куртки. Все равно снега на станции не так уж и много. Тепло от локомотивов и сотен людей быстро превращали его в жидкую тёмную слякоть.

В последний месяц поезда приходили по нескольку раз в день, и каждый был полон перепуганных крестьян из отдалённых областей. Эребус, как самый большой город Тарсис Ультра, принимал под свою защиту большую часть беженцев. Можно подумать, город и так не был переполнен людьми сверх всякой меры. Пожав плечами, Прен стал пробираться через толпу к будке контрольного поста, возвышавшейся над платформой.

Вокруг ангаров железнодорожного депо имелось семнадцать запасных путей и пятьдесят линий рельсов расходилось во все стороны планеты. Прен и семьдесят человек его бригады уже два месяца сбивались с ног, стараясь, чтобы каждый пришедший поезд благополучно выгрузил пассажиров со всем их скарбом, а затем отправился в путь за очередной партией беженцев. Это была неблагодарная, грязная работа, сулившая слишком малую награду. Но такова жизнь, выбранная для него Императором, и, хотя Прен знал, что жаловаться бесполезно, он не мог удержаться от недовольного брюзжания.

Мощные дуговые лампы заливали станцию призрачным белым светом, и, несмотря на влажные белые облака, можно было видеть, как изо рта поднимается пар. Офицеры Адептус Арбитрес Эребуса, одетые в ярко-жёлтые жилеты, выводили прибывших беженцев со станции. На табличках были написаны столбцы имён, и по этим спискам люди распределялись в лагеря временного проживания на территории города.

Вокруг царил организованный хаос, но этот поезд был последним на сегодняшний день, и до завтрашнего утра в расписании не числилось ни одного состава, а значит, Прен и его помощники смогут насладиться заслуженным отдыхом. Он вскарабкался по ржавой лесенке, потопал ботинками, чтобы стряхнуть грязь, и распахнул дверь.

— Закрой эту чёртову дверь! — закричал его помощник Халан Уркварт, не снимая ног со стола и прихлёбывая из кружки горячий кофе. — Ты выпустишь наружу все тепло!

— Иногда я сомневаюсь, знаешь ли ты, кто здесь главный, Халан, — усмехнулся Прен.

Он расстегнул навощённую молнию и повесил зимнюю куртку на крючок у входа.

— Ага, иногда я и сам задаю себе тот же вопрос.

— Есть что-нибудь новенькое? — спросил Прен, отдирая льдинки от бороды.

— Нет, всё прошло довольно спокойно. Бронзовые наконец-то научились быстро выводить людей со станции и не беспокоили нас.

— Давно пора, — пожал плечами Прен и налил себе кружку кофе.

Напиток был едва тёплым, но нищим не пристало капризничать. Он опустился на стул у окна и посмотрел, как очередной снегопад укрывает платформу свежим белым одеялом. Затем Прен вытащил журнал дежурств из решётчатой корзинки на углу стола и стал вглядываться в неразборчивый почерк своего помощника. Прихлёбывая кофе, он отметил, что интенсивность движения поездов теперь такая же, как и до войны. Не забыть бы сказать несколько ободряющих слов сменщикам, которые придут утром.

Переворачивая страницу, Прен поднял голову, и по его спине внезапно пробежал холодок. Он опустил кружку и уставился в темноту через запотевшее стекло. Две яркие точки приближались к станции.

— Что за чёрт?… — пробормотал он.

— Что случилось, начальник? — спросил Халан.

— Смотри. — Прен показал на таинственные огни.

— Что за чёрт?… — повторил за ним Халан.

— Не знаю, — протянул смотритель. — Я думал, мы на сегодня закончили.

— Так и есть. Что бы это могло быть?

Оба служащих неотрывно следили за двумя точками света, приближающимися в вечерних сумерках, и вместе с яркостью огней в их душах росло неприятное предчувствие беды. Наконец огни достигли первых фонарей станции. Прен и Халан одновременно вздохнули с облегчением: к платформе медленно подкатил железнодорожный состав. Крыши и бока вагонов покрывал толстый слой инея.

Поезд затормозил и через секунду остановился у дальнего края платформы. Автоматические двери бесшумно распахнулись. Прен и Халан ожидали, что из вагонов начнут выходить люди, но никто не появился. Состав тихо стоял на путях, струйки пара вырывались через решётки локомотива и оседали на рельсах.

Служащие тревожно переглянулись.

— Я думаю, нам придётся пойти и посмотреть, что там такое, — предложил Прен.

— Так и знал, что ты это скажешь, — проворчал Халан, натягивая тёплую куртку и перчатки.

Прен тоже оделся, прихватил фонарь и вслед за помощником выбрался из дежурки. Осторожно спустившись по обледеневшим ступеням железной лесенки, они ступили на свежий снег и побрели к замершим вагонам. Подойдя ближе, они увидели, что все окна в поезде, включая стекло кабины машиниста, покрыты толстой коркой льда. Предчувствие беды стало ещё сильнее.

Темнота и тишина на железнодорожной станции, обычно такие желанные после дневной суматохи, теперь оказались гнетущими, и Прен пожалел, что рядом нет ни одного арбитра — те хоть были вооружены.

Он дотронулся до руки Халана.

— Кровь Жиллимана! — воскликнул напарник, подпрыгнув от неожиданности. — Никогда так не делай!

— Послушай, ты можешь разобрать номер на локомотиве?

— И что дальше?

— А то, что мы могли бы определить, откуда прибыл этот проклятый состав. И почему он выбился из расписания.

— Ой, правильно, — обрадовался Халан и достал из кармана потрёпанную записную книжку. Он долго изучал колонки цифр, а потом с недоумением уставился на поезд. — Нашёл. Он был в расписании прошлой недели.

— Прошлой недели? И никто не заметил его исчезновения?

— Вероятно нет. Ты же знаешь, как мы были заняты.

— Верно, — согласился Прен. — А откуда он пришёл?

— Судя по моим записям, состав поступил в распоряжение лейтенанта Квинна из корпуса Логреса. Они вывозили беженцев из северо-восточного региона. Последняя остановка должна была быть в Прандиуме. Поезд ждали в Эребусе шесть дней назад. Похоже, локомотив дошёл на автоматическом управлении.

Халан засунул записную книжку обратно в карман, и они осторожно двинулись к вагонам, стараясь ступать как можно тише. Двери так и остались открытыми, но до сих пор из поезда никто не вышел. Внутри мелькнул огонёк. Звон выпавшего стекла заставил сердца обоих мужчин забиться ещё чаще. Струйки пара, поднимавшиеся от двигателя, растопили корку льда на стенках, и с открытых дверей закапала вода.

Смотрители опасливо шагнули в темноту первого вагона. Только теперь Прен вспомнил о фонаре и зажёг его.

Халан истошно закричал, а Прен рухнул на колени, не в силах вынести картины ужасной бойни, разыгравшейся в поезде.

Тела. Сотни разорванных, обезглавленных и обглоданных тел заполняли вагон, словно туши в холодильнике Мясника. Трупы были приклеены к стенам вязкой блестящей смолой, плоть заледенела, мёртвые глаза с упрёком смотрели на железнодорожных служащих.

Взгляд Прена упал на сталактиты замёрзшей крови, и удушливый ужас завладел его сердцем. Он выронил фонарь, и тот покатился по полу. Беспорядочные блики метались между трупов, и они, казалось, оживали.

— Благословенный Император, — всхлипнул Прен. — Что здесь произошло?

Но мёртвые не могли ответить на его вопрос.

А в это время из последнего вагона поезда-призрака выбралось существо, которое первым попало на Тарсис Ультра несколько месяцев назад. Тварь огляделась и скрылась в тёмном и теплом лабиринте Эребуса.

Объединённые силы Космического Флота защитников Тарсис Ультра выстроились на орбите планеты, давшей название целому миру. Цепочка связанных между собой орбитальных станций была приведена в боевую готовность перед угрозой наступления флотилий тиранидов. Её сопровождали многочисленные буксировщики и беспилотные корабли. Десятки спутников-наблюдателей и спутников-разведчиков заняли свои места рядом с «Аргусом», флагманским кораблём адмирала де Корте, тяжёлым линкором «Меч возмездия» и быстроходными крейсерами «Ерметов» и «Луксор».

На одной линии с тяжёлым кораблём «Карлос Винсент» шли «Мегеры» и единственная уцелевшая «Гидра». Два боевых крейсера Космических Десантников притаились в тени «Аргуса». Лорд-инквизитор Криптман и Космодесантники уже переправились на поверхность Тарсис Ультра. Ситуация, сложившаяся на планете, требовала их личного присутствия. «Искушению Смерти» и «Горю побеждённому» надлежало держаться в стороне и поддерживать остальные корабли огнём бортовых орудий. По причине ограниченной численности экипажей оборонять суда от захватчиков было бы невозможно, а эти древние сооружения представляли слишком большую ценность, чтобы идти на риск.

Флот тиранидов казался океаном мерцающих огоньков на фоне бархатно-чёрного неба, и размеры его приводили людей в ужас. Слабые лучи далёких звёзд отражались от блестящих хитиновых доспехов и шевелящихся щупальцев, источающих густую, клейкую слизь. Тучи мелких созданий создавали вокруг себя целые россыпи электрических разрядов, окружали гигантские маточные корабли, неслись впереди всего флотах невиданной доселе скоростью.

Десяток беспилотных кораблей буксировал заминированный орбитальный завод по переработке плазмы навстречу врагам.

Адмирал де Корте наблюдал, как тираниды приближаются к орбитальному заводу. Хищная улыбка играла на его губах. Несмотря на дистанцию в десятки тысяч километров, завод и сейчас превосходил своими размерами все корабли Имперского Флота. Де Корте был уверен, что взрыв уничтожит сотни, а то и тысячи прожорливых пришельцев. Если повезёт, маточный корабль попытается атаковать дрейфующую бомбу, и тогда погибнет ещё один повелитель роя-флотилии.

Тучи тиранидов окружили подошедший орбитальный завод, но ни один не попытался напасть на него. Де Корте с трудом сдерживался, чтобы не отдать приказ стрелять. Опытный глаз адмирала определил, что авангард тиранидов плавно разошёлся в две стороны и пропустил корабль мимо себя, причём их слаженности могли бы позавидовать самые опытные подразделения Имперского Флота.

— Они не нападают на завод, — с недоумением заметил Джеке Вьерт.

Де Корте прикусил нижнюю губу и снова прикинул, не пора ли дать команду произвести выстрел. Ему не терпелось это сделать с того момента, как корабль-завод двинулся вперёд, а проклятые пришельцы не желали заглатывать приманку.

Что-то идёт не так. В донесении говорилось, что тираниды сразу же набросились на первый орбитальный завод, посланный им Ультрамаринами неподалёку от Корделиса. Так почему же сейчас они не желают вести себя так же?

Четыре огромных существа подошли вплотную к массивной конструкции, и адмирал даже смог уловить блеск тысяч зубов в их открытых пастях. Все они тоже прошли мимо, но их длинные, мощные щупальца зацепились за выступы в обшивке корабля. Может, это и было случайным совпадением, но де Корте не понравилась абсолютная синхронность их действий. Целый рой созданий с изогнутыми крестами, мелькавшими на. их спинах, отделился от основной флотилии тиранидов и стал кружить перед огромной тенью завода в замысловатом хороводе.

— Проклятие, что они делают? — удивился де Корте, увидев, как ещё одна группа пришельцев, сверкая искрами электрических разрядов, почти полностью скрыла от его взгляда четверых гигантов со щупальцами.

— Сэр, — прервал его размышления Джеке Вьерт. — Авангард тиранидов с кракенами во главе подошёл к нашим кораблям на расстояние выстрела.

Де Корте поспешно вернулся к тактической схеме, на которой связисты уже передвинули значки, обозначающие флот тиранидов. Заводу-кораблю придётся подождать.

— Лейтенант Вьерт, включите общую связь и передайте приказ кораблям открыть огонь. Мои наилучшие пожелания каждому капитану, и пусть их охота будет удачной.

— Есть, сэр, — кивнул лейтенант.

Лорд адмирал Тибериус следил за происходящим с капитанского мостика «Горя побеждённому» и удивлялся не меньше, чем де Корте.

— Всё это очень странно, — приговаривал он, рассеянно потирая подбородок. — Почему де Корте не открывает огонь?

— По-моему, он ждёт, пока к заводу приблизится один из кораблей-маток, — высказал предположение Филотас.

— Тогда он недооценивает умение этих тварей приспосабливаться к новым условиям.

Тибериус и не подозревал, насколько оказался прав.

Гиганты из авангарда тиранидов, обхватившие щупальцами корабль-завод, налегли на него всей своей массой. Казалось, их огромные тела состоят из одних только мускулов. Внутри их тел от напряжения лопались связки. Огромные усилия изменить направление движения колоссального сооружения требовали столько энергии, что им грозило полное истощение. Но левиафаны продолжали выполнять свою задачу.

Совокупному Разуму не было дела до отдельных особей, он просто передал чудовищный приказ мускулистым гигантам. Они не могли не подчиниться, а в случае гибели их органическая масса будет переработана и использована для производства новых воинов.

Маточные корабли, окружённые плотной массой защитников, скрывались в центре роя, на безопасном расстоянии от грозного пришельца.

Мускульная сила умирающих гигантов заставляла корабль-завод двигаться вслед за ними сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Остатки жизненных сил покидали левиафанов, но задача, поставленная Совокупным Разумом, была выполнена.

Гигантская бомба изменила курс и теперь направлялась к судам Имперского Флота.

Адмирал Тибериус внезапно осознал, что происходит, и закричал Филотасу:

— Немедленно свяжи меня с адмиралом де Корте!

— Сэр?

— Быстро, Филотас! — кричал Тибериус, вскакивая со своего места и направляясь к станции связи, тогда как адъютант уже протягивал ему латунный наушник и микрофон.

Офицер связи кивнул, из динамика на панели послышался свист помех и чёткий голос де Корте:

— Адмирал Тибериус, говорите быстрее, у нас возникли непредвиденные обстоятельства.

— Взрывайте завод. Немедленно. Тираниды тащат его к нам.

— Что? Вы уверены?

— Я уверен, адмирал. Проверьте ваши данные, если это вам необходимо, но поторопитесь.

— Тибериус, вы наверняка ошибаетесь. Неужели у тиранидов хватит ума разгадать наши намерения?

— Они учатся. Я должен был знать, что с этими бестиями не удастся провести один и тот же трюк дважды» Прошу вас, адмирал. Сейчас нет времени для дискуссий. Стреляйте по заводу!

— Я должен буду поручить наблюдателям проверить ваши данные. Мне не хотелось бы уничтожать такое мощное оружие по первому слову. Конец связи.

Тибериус вернул микрофон офицеру и вернулся к тактической схеме. Быстро осмотрев расположение кораблей Имперского Флота, адмирал почувствовал, как холодок скользнул по его спине. Если немедленно не предпринять решительных действий, последствия могут быть непоправимыми. Филотас занял своё место рядом с адмиралом и стал быстро заносить данные в бортовой журнал.

— Если мы двинемся прямо сейчас, то ещё успеем перехватить завод, — сказал он.

— Так и сделаем. Полный вперёд, и передайте приказ перевести орудия в автоматический режим. Я хочу, чтобы мы ударили по заводу из всех стволов сразу. И свяжись с капитаном Гейзериком. Нам потребуется их помощь.

— Есть, сэр. Полный вперёд! — крикнул Филотас, передавая приказ адмирала.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил де Корте.

— Выходит, что, адмирал Тибериус прав, — ответил Вьерт, не в силах скрыть своё беспокойство. — Орбитальный завод сменил курс на противоположный и сейчас приближается к нам.

Горячая волна страха захлестнула де Корте, едва он представил себе возможные последствия происходящего. Он кивнул своему адъютанту.

— Приказ адмирала, — крикнул Джеке Вьерт. — Открыть огонь из новейшего орудия. Всем кораблям открыть огонь. И немедленно, ради Императора, немедленно!

«Нет, — пронеслось в голове де Корте. — Не ради Императора. Ради всех нас».

Колоссальные силы вытолкнули реактивный снаряд из дула новейшего орудия носовой батареи «Аргуса». При скорости, близкой к пяти тысячам километров в секунду, он преодолел расстояние между врагами меньше чем за полминуты. Как только снаряд приблизился к флотилии тиранидов на расстояние пятнадцати тысяч километров, от спин существ, окружающих тягачей тиранидов протянулись голубоватые дуги электрических разрядов. Они окутали снаряд, после чего мгновенно произошёл взрыв, вспыхнуло облако горящей плазмы, которое разметало эти создания на мелкие частицы.

Но на их место пришли другие, сопровождаемые крупными плоскими особями, вставшими между заводом-кораблём и судами Имперского Флота, словно щит.

Густое облако спор тоже устремилось вперёд. Мельчайшие организмы взрывались сотнями и гибли, но поглощали убийственную энергию летящих к кораблю снарядов. Лазерные лучи прожигали дыры в облаке спор, но Затем натыкались на «паруса» более крупных тиранидов, прикрывающих носителей электрических зарядов. Эти огромные существа, выстроившие щит перед движущейся орбитальной станцией, стояли насмерть. Смертоносные лучи, прорезая их крылья, теряли большую часть своей силы и не могли разрушить металлическую оболочку завода-корабля.

Быстроходные перехватчики покинули прикрытие «Карлоса Винсента» и попытались пробить брешь в скоплении тиранидов, но едва они успевали выпустить снаряды и торпеды, как на месте погибших пришельцев появлялись ещё более плотные завесы спор. Наконец капитан Оуэн Мартен отвёл свою «Фурию» к заправочной станции, чтобы пополнить баки и боезапас. Он не собирался отказываться от задания только потому, что оно оказалось невыполнимым.

Несмотря на все усилия артиллеристов Имперского Флота, людям так и не удалось пробить щит тиранидов, закрывающий летающую бомбу. А массивное сооружение все набирало скорость в безвоздушном пространстве, двигаясь навстречу кораблям.

— Ничего не помогает! — крикнул Филотас.

— Продолжать стрельбу, — еле слышно проговорил Тибериус.

— Есть, сэр.

При виде снарядов, веером разлетающихся из орудий «Горя побеждённому», адмирал Тибериус даже скрипнул зубами. Огневая мощь корабля, обычно повергавшая противника в ужас, теперь оказалась бессильной. Снаряды не достигали цели, утопая в плотной завесе тиранидов. Эти существа были посланы Совокупным Разумом на смерть и гибли тысячами, но выполняли своё предназначение.

Ничто не должно было коснуться завода-корабля.

«Аргус» сильно накренился на правый борт, и. адмирал де Корте покрепче схватился за подлокотники кресла. Тяжёлый крейсер медленно сворачивал с траектории движения завода. Даже без докладов офицеров, адмирал знал, что им не успеть. Суда Имперского Флота меняли курс, пытаясь уклониться от приближающейся опасности. Все капитаны отдали команду увеличить скорость до максимальной. Но «Аргус» не мог быстро набрать скорость, не говоря уже о том, что сначала ему требовалось развернуться. Непрерывные залпы всех действующих батарей пока ещё сдерживали натиск тиранидов и не давали им подойти к линии огня, но ничто не могло затормозить неумолимо приближающийся завод, начинённый взрывчаткой.

— Лейтенант Вьерт, каково расчётное время до столкновения?

— Сорок секунд, сэр.

— Филотас, пора уходить! — приказал Тибериус.

Скорость сближения «Горя побеждённому» и летящего на них завода была слишком высокой. За время, которое требовалось на перезарядку орудий и выстрел, массивная конструкция уже пройдёт мимо корабля.

Носовая часть судна приподнялась, и Тибериусу пришлось наклониться вперёд, чтобы сохранить равновесие. Корабль-завод вышел из зоны обзора и пропал с экрана. Под ногами адмирала задрожала палуба — двигатели корабля заработали на полную мощность, и судно, казалось, протестовало против таких резких поворотов. Грохот стрельбы не затихал ни на минуту. Необходимо было отогнать стаи тиранидов, отделившиеся от защитного полога завода-корабля. Без Космодесантников, способных защитить корабль от вторжения, любые врага, проникшие на борт «Горя побеждённому», угрожали его безопасности.

— Расчётное время, Филотас?

— Двадцать секунд, сэр.

Торпеды продолжали взрываться посреди авангарда тиранидов, уничтожая тысячи организмов. Но ни один снаряд не мог прорваться сквозь плотную массу существ, обречённых на гибель ради воплощения замысла Совокупного Разума. От Имперского Флота завод-корабль отделяло всего лишь шестьдесят тысяч километров.

Это означало, что до столкновения осталось десять секунд.

— Команде покинуть корабль! — объявил адмирал де Корте, услышав первые сигналы сирен тревоги.

Аварийные гудки раздавались снова и снова, возвещая о неминуемом столкновении с заводом-кораблём. Де Корте сознавал, что отдал приказ слишком поздно — ни одно из спасательных средств не успеет покинуть зону поражения грядущего взрыва, но попытаться стоило. Силуэт завода уже занимал весь обзорный экран и с фатальной неотвратимостью мчался навстречу «Аргусу». Оставалось всего несколько мгновений, и адмирал вышел в центр капитанской рубки.

— Для меня было честью служить с вами, — сказал он и отдал честь офицерам. — Да защитит нас Император.

Обречённый завод пересёк линию авангардного строя судов Имперского Флота, и носители электрических зарядов, до сих пор оберегавшие его поверхность, мгновенно изменили своё поведение. Тонкие струйки голубоватого огня были направлены теперь в противоположную сторону. Металл постепенно плавился под их воздействием, и мелкие существа, подобно голодным клещам, забирались между размягчившимися от жара пластинами брони.

Оказавшись внутри, эти создания действовали наподобие дрели, метр за метром преодолевали толщу металла, чтобы добраться до внутренних камер. Разогретый металл и раскалённые газы плавили их собственные панцири и сжигали плоть дотла, но неуклонная воля Совокупного Разума продолжала толкать вперёд все новые полчища тиранидов, и каждый организм подчинялся единой цели.

И вот уже первое существо пробилось сквозь броню орбитального хранилища, голубоватый огонёк вспыхнул в самом сердце корабля и мгновенно воспламенил накопленные там запасы водородной плазмы. Другие существа проделали тот же путь в других отсеках корабля, и в одно мгновение колоссальная бомба разлетелась на куски, превратившись в огненное облако.

Слепящая яркость взрыва в небе над Тарсис Ультра лишила зрения сотни людей. «Аргус» бесследно исчез в огненном вихре, его броня и защитные экраны не могли уберечь корабль от воздействия сверхвысоких температур и сильнейшей ударной волны Листы обшивки метровой толщины, выполненные из адамантиума, испарились в первое же мгновение, как только потоки плазмы обрушились на древний корабль. От сверхъестественного жара воспламенился кислород, и корабль разорвало изнутри, в то время как снаружи корпус плавился от соприкосновения с плазмой. Тысячи людей погибли мгновенно — их кровь испарилась внутри тел, а плоть моментально сгорела. Всё произошло так быстро, что никто даже не успел вскрикнуть.

Поглотив обречённый «Аргус», огненная волна перекинулись на соседние суда Имперского Флота. Шесть пограничных кораблей Тарсис Ультра и несколько перехватчиков были полностью уничтожены взрывами собственных оружейных погребов. Та же участь постигла и «Кобр» — взрывы торпед разорвали их пополам. Чудом уцелела лишь единственная «Гидра».

В топливные отсеки «Карлоса Винсента» попало пламя, и они вспыхнули, уничтожив посадочные площадки. В огне погибли все находящиеся там мелкие суда десанта. Предохранительные двери закрылись в первые же мгновения пожара, но от чудовищной жары вскоре расплавились, и только умелые действия экипажей предотвратили распространение огня, а опытный капитан сумел вовремя развернуть судно, чтобы уменьшить губительное воздействие взрывной волны.

«Меч возмездия», «Ерметов» и «Луксор», прикрытые от основного удара взорвавшейся плазмы, избежали фатальных разрушений, хотя и их палубы содрогались от звона сирен, оповещавших о пробоинах в обшивке.

Кроваво-красный свет аварийного освещения залил капитанскую рубку «Горя побеждённому». Сигнальные сирены заходились воем, словно рыдал сам корабль. С панели управления сыпались искры и стекали ручейки гидравлической жидкости, но корабль не развалился, и Тибериус считал, что им очень повезло.

В момент катастрофы «Горе побеждённому» стоял кормой к эпицентру взрыва. Крейсер отбросило в сторону, словно осенний листок порывом ураганного ветра. Лишь благодаря быстрой реакции адмирала удалось избежать основной мощи огненного шквала, поглотившего большую часть Имперского Флота.

— Доложить о повреждениях! — крикнул Тибериус.

— Пробоины в обшивке имеются на шестой, седьмой и девятой палубах, — доложил Филотас. — Двигатели сохранили работоспособность на пятьдесят процентов, основная часть кормовых орудий вышла из строя.

— А что с остальным флотом? — спросил адмирал, с ужасом ожидая ответа.

— Не знаю, сэр. В связи со взрывом у нас возникли проблемы с прохождением электромагнитных волн.

— Вызови адмирала де Корте. Надо немедленно взять ситуацию под контроль.

— Слушаюсь, сэр.

Адмирал склонился над столом и всмотрелся в тактическую схему, стараясь разобраться в царившем хаосе. Нижнюю часть экрана заволокло красным туманом — аппаратура не имела возможности отобразить все элементы рой-флотилии. Разбросанные в беспорядке голубые значки то загорались, то гасли, по мере того как наблюдатели старались определить положение оставшихся кораблей Имперского Флота.

— Спаси нас, Император, — прошептал Тибериус, читая названия кораблей, постепенно появляющиеся рядом со значками.

Их осталось так мало. Тибериус поднял голову и встретился взглядом с помрачневшим Филотасом.

— «Аргус» погиб, сэр, — сказал адъютант.

— Погиб, — шёпотом повторил Тибериус.

— Корабль принял на себя основной удар. От него ничего не осталось.

Лорд адмирал с трудом справился с отчаянием, охватившим его сердце после известия о гибели могущественного «Аргуса» и его экипажа.

— А что с остальным флотом? — тихо спросил он.

— Больше всего досталось кораблям местных Космических Сил. Мы лишились всех «Кобр» и «Аргуса». «Меч возмездия» сильно пострадал, но остался в строю, как и «Карлос Винсент». У него разрушены посадочные площадки и уничтожены десантные корабли.

Тибериус коротко кивнул. Оценив масштаб катастрофы, он понял, что кампания против тиранидов в космосе закончена.

— Передай на все корабли Имперского Флота. Я принимаю командование над объединёнными силами. Приказ всем: отступить. Мы покидаем Тарсис Ультра и встречаемся на Калидоне.

— Адмирал?

— Выполнять! — рявкнул Тибериус. — Ввязываться в заведомо неравный бой нет никакого смысла, особенно если вследствие этого мы можем проиграть всю войну. А теперь передайте всё, что я сказал.

Филотас кивнул и отправился передавать приказы, а адмирал остался у пульта управления. Сражаясь с превосходящими силами тиранидов в космосе, они уже ничего не добьются, и адмирал не собирался брать на себя ответственность за бессмысленную гибель последних кораблей и их экипажей.

Что бы ни сулило будущее, теперь защитникам Тарсис Ультра придётся рассчитывать только на наземные силы.

Глава 9

Холодный ветер Каллинских гор хозяйничал на скалистых равнинах. Небо зимнего утра оставалось ясным. Низкое солнце ещё согревало воды пенящихся водопадов и горных ручьёв, не давая им покрыться льдом. Среди яркой зелени лесов, на заснеженных склонах пестрели стада яренбыков, спускавшихся к тёплым равнинам от привычных водопоев.

Внезапно животные остановились, вытягивая вверх длинные лохматые шеи, вынюхивая хищника. Стада сбивались в кучу, животные жались друг к другу, словно признаваясь в неспособности определить приближающуюся угрозу. Испуганные яренбыки испускали долгие крики, затравленно прижимая уши.

Странная тень накрыла отроги гор, и в небе появилось множество тёмных силуэтов. Затем огромные существа стали падать на землю, вздымая фонтаны снега. Животные в панике бросились врассыпную. Неизвестных созданий было так много, что склоны гор почернели.

Облака окрасились в странный пурпурный цвет — тысячи спор взрывались в воздухе, разбрызгивая вирусы, которые тут же начинали трудиться, чтобы изменить климатический баланс атмосферы. Быстро распространяющееся тепло вызвало перепад давления, между облаками стали пробегать молнии, хлынул густой ядовитый дождь.

Спустя несколько минут едва поднявшееся солнце скрылось за пеленой падающей с неба бесконечной массы спор. Перепуганные яренбыки метались по склонам, перемешивая в слепой панике снег.

Всё закончилось, когда из приземлившихся спор послышались злобные крики, а затем появились сверкающие клыки и когти кровожадных чудовищ. Монстры первой волны тиранидов, движимые волей Совокупного Разума, снабжённые дополнительной порцией адреналина, успели в своей бессмысленной ярости вырезать целые стада яренбыков. А потом погибли, не в состоянии вынести такого напряжения и воздействия отрицательных температур.

Тысячи тиранидов первой волны погибли из-за зимней стужи Тарсис Ультра в первые же минуты после приземления. Малейшее проявление активности быстро сжигало все запасы внутренней энергии, а без жировых прослоек они не могли выжить на морозе и часа. Но это не было большой потерей. По мере того как гибли первые тираниды, Совокупный Разум получал информацию о местных условиях, понемногу приспосабливал свои создания, добавляя большие слои изолирующей ткани и дополнительные запасы энергии, чтобы его воины могли прожить дольше.

На лесистых равнинах густой, насыщенный мельчайшими организмами дождь падал на кроны деревьев, превращая листву в пропитанный бактериями слой биомассы. Микробы, несущие в себе генетические признаки фауны тиранидов, быстро просачивались в почву, усваивали все органические вещества и использовали образовавшуюся энергию для ужасающе быстрого роста.

Разноцветные наросты пробивали себе путь сквозь серебристую кору деревьев, прямо из влажной земли поднимались цепкие лианы и лозы. И снова суровый климат Тарсис Ультра значительно укорачивал жизненный цикл растений-пришельцев. Но каждый лист, умирая, выпускал в атмосферу облако новых спор, и всё начиналось сначала.

Целые поколения погибающих растений удобряли почву, ускоряли химические реакции, увеличивали количество выделяемого тепла, пока рост новых растений не стал увеличиваться по экспоненте. Целые колонии спор вгрызались в горячую землю и рвались наверх, а их корневые системы проникали сквозь слой вечной мерзлоты и достигали богатой азотом почвы. Растения увеличивались в размерах и превращались в настоящих гигантов, испускающих целые потоки новых спор, легко переносимых ветром. Тёплые испарения поднимались к небу и повышали температуру воздуха, а это, в свою очередь, приводило к аномальным явлениям в атмосфере. Поднявшиеся ветра распространяли споры всё дальше и дальше.

Вторжение на Тарсис Ультра началось.

Имперский Флот не мог больше сдерживать натиск захватчиков, но Тарсис Ультра не осталась без защиты. Базирующиеся на поверхности планеты лазерные установки вели непрерывную стрельбу. Кроме того, к орбите устремлялись сотни реактивных снарядов, оставляя за собой облака белого дыма.

Лучи лазеров пронзали небо, но постоянно меняющаяся атмосфера приготовила защитникам неприятный сюрприз. Одной из самых больших проблем для наземных лазерных установок было рассеивание мощности на дальних расстояниях, называемое «термальным распылением». В процессе прохождения слоёв атмосферы некоторая часть энергии лазерного луча расходовалась на нагревание, что создавало завихрения в воздухе и искажение оптических свойств луча. Это не приводило к отклонению от цели, но луч становился шире, и в результате терялась часть его поражающей силы. При обстреле наземных целей орудия колоссальной мощности не доставляли артиллеристам таких неприятностей, но при стрельбе вверх лучам приходилось преодолевать десятки слоёв с постоянно меняющейся температурой, и сила удара заметно снижалась.

При атаке наземных батарей в космосе гибли десятки тысяч мелких организмов, но более крупным существам лазеры не могли нанести заметного урона.

Более результативной оказалась стрельба реактивными снарядами. На счёту артиллеристов было множество сбитых хищников. Заряды взрывались среди полчищ кораблей со спорами, уничтожая их десятками. Множество пришельцев падало с неба подобно кометам, оставляя за собой кровавый след.

Воздушное пространство над Тарсис Ультра, Пользуясь термином военных стратегов Империума, превратилось в «одну сплошную цель», и каждый реактивный снаряд настигал свою жертву среди армады врагов. В течение двух часов младшие командиры рапортовали в общей сложности о более чем пятистах поражённых целях и наряду с этим отчаянно требовали пополнения боезапаса, которого хватало всего лишь на час интенсивной стрельбы.

В случае сражения с обычным противником защитники Тарсис Ультра добились бы полного истребления вражеской армии и пресекли всякие попытки повторного вторжения.

Но тираниды были далеко не обычными противниками.

С воздуха гидро-скиф, с рёвом несущийся по замёрзшему каналу, напоминал летящую серебряную пулю. На гладком льду мощные винтовые двигатели позволяли судну развивать скорость до двухсот километров в час. Солдаты корпуса Логреса возвращались в Эребус.

На повороте, огибающем пологие, покрытые вечнозелёными лесами холмы, гидро-скиф взметнул в воздух облака ледяной пыли. Одна из лыж чиркнула по ограждению канала, и вслед за ледяными кристаллами вверх полетели искры — пилот вошёл в поворот на слишком большой скорости. Но никто в этот момент не думал о безопасности. Сквозь окна хорошо были видны пересекающиеся лучи лазеров, а бледную голубизну облаков оттеняли столбы дыма артиллерийских залпов. Солдатам не требовалось объяснять, что происходило в окрестностях, и сейчас им надо было как можно скорее попасть в Эребус.

Неожиданно небо над их головами неестественно потемнело, заслонённое роем потрескивающих на лету кораблей-спор флотилии тиранидов. Мрачные тучи опускались на землю зловещим черным покрывалом. Солдаты с тревогой поглядывали в запотевшие окна и торопили пилота.

На их глазах два ещё более плотных облака — снизились над каналом, слились в одно и стали двигаться параллельно гидро-скифу, а сверху по спирали опускалась третья стая. Офицеры, наблюдавшие за пришельцами через перископы, приказали солдатам оставаться на местах и открывать огонь по готовности.

Окна пришлось опустить, чтобы выставить дула ружей, и клубы морозного пара тотчас заполнили пассажирский отсек. В чёрную тучу, кружившую над скифом, взметнулись молнии голубых лучей. Некоторые, выстрелы достигали цели, и тогда на снег падало окровавленное чудовище. Но, несмотря на эти случайные победы, тучи летающих преследователей все приближались.

Отдельные твари уже обгоняли гидро-скиф, и среди пассажиров раздались испуганные возгласы — они смогли рассмотреть своих противников. Солдат преследовали наводящие ужас существа с перепончатыми крыльями, длинной зубастой пастью и мускулистыми лапами с острыми когтями. Лазерные ружья вырывали из стаи десятки врагов, но на их месте тут же появлялись сотни новых. Они кружили над каналом и обстреливали людей из особых отверстий в шее. Казалось, по крыше скифа барабанит град камней. Затем стали биться стекла, а потом снаряды попали в людей, и их доспехи начали лопаться под ударами чужеродных зарядов.

Санитары бросились к раненым, сорвали окровавленные доспехи и попытались остановить кровь, но в ужасе отшатнулись. В ранах копошились похожие на жуков существа, стремившиеся укрыться в человеческой плоти.

Страшные когти зацепили крышу, вырывая длинные полосы металла. Скиф бросало из стороны в сторону, из-под полозьев то и дело сыпались искры, и пилот с трудом удерживал машину. Солдаты старались отогнать врагов ружейными выстрелами, но, несмотря на то что десятки убитых тварей оставались в снегу, стая словно не замечала потерь.

Налетевшее сверху чудовище ухватило сильными когтями вопящего солдата прямо через дыру в крыше. Душераздирающие крики быстро стихли, как только в лицо бойца со страшной силой ударил поток морозного воздуха. Сослуживцы попытались втащить своего товарища обратно, но плотный залп хитиновых копий заставил людей отшатнуться.

Скиф со скрежетом преодолел очередной поворот, но оказалось, что на него несётся ещё одна стая крылатых чудовищ. Плотная масса тел загородила дорогу, и пилот инстинктивно вывернул тормозные воздушные заслонки и переложил руль. Тормоза со скрежетом оторвались от полозьев, а скиф заскользил дальше, уже не подчиняясь рулю.

Машину занесло на скользкой поверхности и развернуло поперёк канала. Пассажирский отсек ударил в ограждение, и задняя его часть взлетела в воздух.

На такой высокой скорости корпус скифа не выдержал удара, и кабина водителя оторвалась от пассажирского вагона, несколько раз перевернулась в воздухе, а потом рухнула на лёд канала в сотне метров от остальной части машины и взорвалась оранжевым огненным шаром.

Пламя горящего топлива взметнулось к небу, а осколки металла разлетелись на сотни метров вокруг. Огонь расплавил лёд, и остатки кабины погрузились в воду. На снегу среди обломков стонали от боли лишь несколько раненых, истекающих кровью солдат.

На таком морозе они и так были обречены, но крылатые горгульи прервали их мучения. Удары когтей и острых зубов сыпались на беспомощных людей градом, пока все они не погибли.

Солдаты корпуса Логреса оказались первыми жертвами Тарсис Ультра в наземной войне.

Снежок и Сильвер наблюдали за столбами дыма от реактивных снарядов и пурпурными тучами над ущельем с крыши склада, служившего им убежищем.

На больших уличных экранах безымянных проповедников, обычно требующих молиться за Императора, сменили военные с бесконечными предупреждениями об опасности контактов с любыми видами пришельцев.

Снежок ничего не знал о ходе войны, но был твёрдо уверен, что в космосе людей постигла неудача. Никто не стал бы палить из наземных батарей, если бы не близкая угроза вторжения.

— Не нравится мне все это, — сказал он.

— Мне тоже, — согласилась Сильвер. — Определённо не нравится.

Лорд-инквизитор Криптман стоял у бронированного стекла наблюдательного пункта Дворца Правительства и наблюдал за происходящим в небе Тарсис Ультра с теми же чувствами. Известие о неудаче Имперского Флота и его отступлении развеяло последние надежды на предотвращение вторжения тиранидов. Криптман ещё раз окинул взглядом окрестности и тяжело вздохнул. Даже если им удастся разбить армию пришельцев, этот мир никогда не станет таким, как прежде.

Все офицеры были ознакомлены с доктриной предстоящих военных действий. Они должны были руководствоваться ею до окончания вооружённого конфликта. Опыт, полученный ценой множества жизней, сейчас передавался солдатам, и Криптман надеялся, что жертвы, принесённые ради получения этой информации, не были напрасными.

Лорд-инквизитор всё еще продолжал наблюдать за началом вторжения, когда к нему подошёл Локард. Магистр спокойно сложил руки на груди, а над его головой покачивался кристалл.

— Ну вот, это началось снова, — пробормотал инквизитор, не отрывая взгляда от клубящихся разноцветных облаков.

— Так и есть, — согласился Локард. — Если бы не чудовищная опасность, этот вид можно было бы назвать совершенным. Природа содрогается в пароксизме творения.

— Конечно, но в этом нет ничего естественного. Цель этого творения — разрушение и поглощение.

— Интересная двойственность, вы не находите? — спросил Локард.

— Да, но только при других обстоятельствах. Как продвигаются ваши исследования?

— Достаточно быстро. В некотором отношении наши возможности ограничены, но я пока не жалуюсь. Образцы, взятые из тел существ на «Горе побеждённому», очень помогли нам. В их генетической структуре явно прослеживаются следы мутации. Очевидно, тираниды вступили на следующую ступень эволюции сразу после сражения при Барбарусе I.

Криптман отвернулся от окна и кивнул:

— Именно это я и подозревал.

— Для достижения цели нам совершенно необходимо получить образец, максимально приближённый к первоначальной структуре. То есть существо, которое ещё не подверглось эволюции по воле Совокупного Разума.

— И как вы собираетесь получить такой экземпляр?

— Что ж, этого я пока ещё не знаю, — признался Локард.

— Надо отыскать способ, — покачал головой Криптман.

Уриэль смотрел, как Леаркус и Пазаниус проходят вдоль строя солдат местных сил обороны, и всей душой стремился к ним присоединиться. Не так много времени прошло с тех пор, как сам он был старшим сержантом, и привычное желание проверить солдат, находящихся под его началом, снова овладело им накануне сражения. Пришлось напомнить самому себе, что теперь у него более масштабные задачи. Уриэль вытащил потрёпанный ежедневник, чтобы убедиться, что в его секторе всё идёт как надо.

Пространство перед городскими стенами, от края до края долины изрезанное тремя линиями постепенно сужающихся траншей, походило на трек, приготовленный для гонок с препятствиями. Но Уриэль понимал, что это не более чем временная линия обороны. Первую атаку тираниды предпримут с воздуха, но она лишь загонит солдат поглубже в окопы. А основная лавина пришельцев покатится по земле. Себастьен Монтант заверил его, что склоны ущелья достаточно хорошо укреплены и на них столько орудий, что любая атака с воздуха просто немыслима. Уриэль в этом сомневался. Ведь человек, не встречавшийся с тиранидами, не мог представить себе их неизмеримой численности и упорства.

Первую линию окопов охраняли семь тысяч солдат, вторую — пять тысяч, а в третьей находились ещё две тысячи воинов. Остальные части оставались в Эребусе на случай, если где-то потребуется помощь. Перед самой стеной возвышался Капитолий Имперского полковника Октавиуса Рабелака. Его бронированный корпус ощетинился ружьями, а на зубчатых выступах постоянно дежурили солдаты. Грандиозный ромбовидный транспорт командующего был раскрашен в цвета корпуса Логреса и возвышался над землёй почти на пятьдесят метров. Отсюда полковник Рабелак имел возможность наблюдать за ходом боя и отдавать приказы подчинённым. Каждая гусеница этого передвижного командного пункта превышала ширину обычной дороги, а под его основанием могли поместиться четыре боевых танка. Капитолий являлся наглядным воплощением боевой мощи Империума. Колонна обычных танков вышла из городских ворот и направилась в сторону линии фронта. Рядом с командным пунктом Рабелака они выглядели муравьями, марширующими мимо слона.

Танки быстро заняли свои позиции перед заранее устроенными отвалами утрамбованного снега. Укрепления не давали им скатываться назад после выстрелов.

Солдаты в грязных белых маскхалатах бродили по окопам, собирались вокруг плазменных генераторов, на которых подогревали еду в котелках. Люди откровенно наслаждались, возможно, последней порцией горячей еды, а уж Уриэль прекрасно знал, что хороший обед и горячие напитки — лучший способ поднять боевой дух армии. В снабжении солдат Монтант превзошёл все ожидания. С бесконечными хлопотами по обеспечению десятков тысяч людей он справлялся не хуже опытного квартирмейстера. Он организовал, целую сеть полевых кухонь, чтобы регулярно кормить защитников города горячей едой и обеспечил бесперебойную доставку обедов командирам.

Всё было организовано как нельзя лучше, и в действиях оборонного правительства Уриэль видел воплощение заветов Кодекса Астартес. Происходящее напомнило Уриэлю мероприятия по защите северной полярной крепости на Макрейдже во время Первой Тиранической войны, хотя он и надеялся избежать повторения последствий того сражения.

Убедившись, что всё в порядке, капитан зашагал по покрытым слякотью доскам траншеи к первой линии окопов. Перед траншеями был сооружён двухметровый вал из снега. Он должен был защитить солдат от вражеского огня. От попаданий артиллерийских снарядов снег, как и песок, только уплотнялся. Кроме того, наружный склон снежного барьера постоянно поливали водой, и на нём образовалась гладкая, как стекло, наледь, что тоже должно было создать дополнительные трудности пришельцам.

— Есть какие-нибудь сведения о начале атаки? — спросил Пазаниус, присоединившийся к Уриэлю на огневом рубеже.

— Скоро, — ответил Уриэль и повернулся к подошедшему Леаркусу. — Ты отлично поработал, Леаркус, — сказал он, приветственно пожимая руку сержанта.

— Здешние солдаты — отличный народ, брат-капитан, — кивнул Леаркус. — Им надо было только слегка напомнить положения Кодекса Астартес.

— Уверен, делал ты это очень настойчиво, — заметил Уриэль.

— Только в случае необходимости, — признал сержант. — Я был не более суровым, чем любой старшие сержант в Аджизелусе.

Пазаниус и Уриэль одновременно поморщились при одном воспоминании о строгости обучения на Макрейдже. Ни у одного из них не осталось и тени сомнения, что Леаркус заставил людей пройти через все круги ада, чтобы подготовить их к грядущим сражениям. Но если такова цена солдатского искусства, она не казалась им чрезмерной, и люди должны быть ему благодарны.

— А где позиции Мортифактов и Караула Смерти? — спросил Леаркус.

Уриэль показал в сторону южной оконечности траншей и нахмурился, вспоминая о столкновении с Астадором и Криптманом на орбитальной станции. Тогда он утратил контроль над своими чувствами, и стыд за этот промах до сих пор не остыл в нём. Он был Космодесантником на службе Императора и должен был быть выше всех проявлений эмоций. Только смерть миллионов невинных людей на Корделисе и тёмный след, оставленный Несущим Ночь в его душе, могли поколебать его твёрдые принципы.

Мысль об утрате контроля над собой и превращении в убийцу без чести и совести очень пугала Уриэля. Некоторое время он раздумывал, не рассказать ли кому-либо о существовании тёмных сил в его душе, но вскоре отказался от этой мысли, не зная, как выразить словами своё состояние. Космодесантникам подобные слабости не были знакомы. Да и вокруг Уриэля не было ни одного человека, к которому он мог бы обратиться.

Трое друзей не без волнения наблюдали за клубящимися вдали облаками. Никто из них не мог забыть ужасов войны на Ихаре IV, и неотвратимость нового столкновения с таким противником не сулила ничего хорошего.

Они без страха сражались с любыми врагами и побеждали. Но на Тарсис Ультра прибыла всего сотня Космодесантников. Могли ли они что-либо сделать против бесчисленной орды тиранидов?

В траншеях засели тысячи солдат, хотя, по сравнению с ордой тиранидов, войска самообороны можно было назвать лишь ничтожной горсткой слабых людей. Но всё же перед пришельцами жители Тарсис Ультра имели одно преимущество: они защищали свой народ, свои семьи и свою землю.

Все, чего так не хватало Уриэлю и его сержантам.

Западные склоны гор пришли в движение. Тысячи и тысячи грибовидных спор ударялись о землю, и из каждой появлялось покрытое слизью существо, которое шипело и выло от звериного голода. Толпы ужасных созданий кишели в обожжённых кислотой лесах, растения-пришельцы жадно поглощали азот и лишали природную флору солнечного света. В низинах кипели и пузырились полные вирусов лужы едкой жидкости. Малые формы успевали лишь дать потомство и гибли, но их энергия шла на утоление голода более крупных созданий Совокупного Разума.

Численность чужеродных хищников все возрастала, и наконец, подчинившись какому-то неслышному сигналу, все монстры сбились в единую плотную стаю и помчались по заснеженным склонам в заселённые людьми низины. Крупные твари щёлкали зубастыми пастями и сверкали острыми когтями, подгоняя мелких собратьев. Десятки тысяч пришельцев единым потоком хлынули вниз в поисках пищи. Невидимая психологическая связь согласовывала их бег с многочисленными стаями крылатых горгулий, летящих впереди и направляющих их на пути к жертвам.

По всей Тарсис Ультра армии тиранидов двинулись к своим целям.

Дозорный отряда самообороны Эребуса Павел Лефорто нервно облизал губы и тотчас пожалел об этом, ощутив пощипывание морозного воздуха. Ему срочно надо было опустошить мочевой пузырь, но ближайшая уборная находилась в трёхстах метрах от места расположения его поста. Павел ненавидел необходимость выпивать столько жидкости. В его возрасте мочевой пузырь не лучшим образом справлялся со своими обязанностями. А требование офицеров выпивать до пяти фляжек в день во избежание обезвоживания обрекало Павла на постоянные приступы боли.

Но сержанты корпуса Логреса без всякого снисхождения требовали соблюдения правил. Все без исключения случаи обморожения, простуды или дегидратации подлежали рассмотрению военного трибунала.

В окопе было не так уж холодно, как казалось в первые дни. Но на высокой наблюдательной платформе, оборудованной перископом, ветер продувал до костей, несмотря на зимнее обмундирование и тёплое солдатское бельё. Внизу дыхание сотен людей поднимало температуру на два-три градуса, а работающие двигатели танков стали постоянным магнитом для солдат, отогревавшихся у их тёплых кожухов. Этот сектор окопов защищали около трёхсот человек. Были здесь и рядовые из корпусов Логреса и Крейга, но в большинстве своём бойцы сил самообороны Эребуса. Профессиональные воины относились к ополченцам не очень-то по-дружески, называли их не иначе, как «солдатами выходного дня» или любителями поиграть в войну. Все это, наряду с недовольством, бытовыми условиями, создавало весьма напряжённую обстановку, если не сказать больше. Однако Павел вскоре свыкся с переменами и откровенно скучал по своей монотонной работе в плавильных цехах Эребуса.

Но больше всего ему хотелось по вечерам возвращаться домой к жене и детям в тесный, но уютный домик, который они делили ещё с тремя семьями. Сейчас Соня, должно быть, готовит ужин, а двое детишек — Холия и маленький Солан — возвращаются из школы. Боль разлуки с родными постоянно саднила душу Павла, он с нетерпением ждал окончания этой войны и возвращения в родные места.

Лефорто постарался на время забыть о своей тоске и прижался к резиновым ободкам окуляров поднятого на двуногой стойке перископа, а потом нажал рычаг, освобождающий линзы от крышек. Для удобства он даже расстегнул вязаный шлем под каской. Тёплое дыхание туманом осело на стёклах, не дав Павлу как следует осмотреть местность.

Насколько он мог разглядеть без прибора, ровная заснеженная долина впереди была совершенно пуста, хотя офицеры и предупреждали, что низкая температура снижает видимость. В конце концов, он не единственный, кто наблюдает за этим участком, и Павла ничуть не беспокоила невозможность воспользоваться перископом. Если ничего и никого не видно, это не так уж плохо.

— Есть что-нибудь? — спросил его напарник, Вадим Коташ, протягивая Лефорто кружку с дымящимся кофе.

Сорокапятилетний Вадим был всего на год моложе Павла, и они вдвоём считались самыми старыми во взводе. Лица Вадима почти не было видно из-за вязаною шлема, тёмных очков и намотанного на шею шарфа.

— Нет, — ответил Павел и движением, рычага вернул крышки на окуляры перископа. Затем, поправив свой шарф, он взял предложенную кружку и отхлебнул горячего кофе. — Не могу ничего рассмотреть на таком сильном морозе.

— Да, я слышал об этом. Кон говорил, что Келлиш вчера угодил в госпиталь. Снежная слепота. Этот молодой дурачок всё время снимал тёмные очки.

— Комиссары за это могут поджарить его на горячих углях.

— Я бы, наверно, не отказался от горячих угольков, — пошутил Вадим. — Тогда бы мои старые косточки хоть немного прогрелись.

— А ещё лучше было бы вернуться в плавильный цех, — согласился Павел.

Вадим кивком показал на спускавшегося в окоп высокого офицера в длинной, забрызганной грязью шинели корпуса Крейга. На высоком меховом воротнике поблёскивали петлицы лейтенанта, а на плече офицер нёс лазерное ружьё. Оглядевшись вокруг лейтенант недовольно поморщился.

— Ой-ой, это же Конарски, — прошептал Вадим и тряхнул Павла за плечо, но было уже поздно.

— Эй ты! — крикнул лейтенант. — Ты почему не наблюдаешь за местностью?

Павел дёрнулся от громкого окрика и пролил кофе на свой маскхалат.

— Простите, сэр, я только…

— Мне плевать, чем ты тут занимался! Тебя поставили дозорным. Своей расхлябанностью ты мог подвести нас всех! Попомнишь мои слова, я напишу на тебя рапорт.

Конарски вытащил из кармана потрёпанный, явно часто используемый блокнот дисциплинарных взысканий, и Павел даже застонал от огорчения.

— Ну, солдат, назови своё имя, звание, регистрационный номер.

Но тут по всей линии окопов завыли сирены. Тревога не дала лейтенанту закончить с провинившимся Лефорто. Протяжные гудки всполошили солдат, и траншеи наполнились суматохой. Люди хватали оружие и занимали места за брустверами. Павел уронил кружку с кофе и прильнул к окулярам, совершенно позабыв о Конарски.

Он сдвинул крышки с линз и онемел от ужаса — чёрные стаи разрезали тучи над равниной и двигались к окопам. Все небо в его секторе обзора было заполнено бесчисленными тварями, и Павел уже мог слышать шелестящий рокот тысяч крыльев пришельцев.

Наконец поняв, что перископ больше не нужен, Лефорто спрыгнул в окоп и поднял на плечо ружьё. На флангах взревели моторы, и в небо поднялись клубы дыма. Танки с зенитными установками медленно двинулись вперёд, оставляя за собой чёрные дорожки следов. Из-под гусениц в воздух полетели комья снега и грязи. Следом за танками отправились грузовики с боеприпасами. В каждом кузове лежало по три тысячи снарядов в удобных для использования обоймах, поскольку танковые орудия обладали скорострельностью до тысячи выстрелов в минуту.

Павел следил за приближающейся тучей пришельцев со смешанным чувством ужаса и отвращения. Он никогда не путешествовал и не встречался ни с какими чужаками, так что возможность увидеть настоящих пришельцев поначалу взволновала его. Но если хотя бы половина того, что говорили о врагах на собраниях во взводе, была правдой, встреча с такими существами не сулила ничего приятного.

Вой сирен затих, и со склонов ущелья на людей обрушился шум тысяч хлопающих крыльев и резкое отрывистое щёлканье миллионов когтей.

Вдоль окопа с обнажённой саблей в руке прошёл капитан корпуса Логреса.

— Не стрелять, пока они не подлетят ближе, — спокойным голосом приказал офицер. — Не тратьте зря патроны, они пригодятся вам всё до последнего.

Павел перехватил взгляд Вадима и за нервной усмешкой угадал леденящий душу страх.

— Не бойся, Вадим, — сказал Павел. — Держи под рукой запасную обойму, и всё будет в порядке.

Коташ кивнул, но ответить уже не смог — раздался оглушительный грохот танковых орудий и сотни снарядов полетели навстречу стае врагов. Снаряды начали взрываться в самой гуще наступающих тварей, и в морозном воздухе раздались первые пронзительные крики умирающих пришельцев. От раскалившегося металла пушек уже валил пар. Закутанные в белые халаты техники принялись сбрызгивать дула освящённой водой.

Залп танковых орудий разорвал плотную стаю чудовищ. С каждой секундой все больше пришельцев падало в снег, но облако упорно продолжало лететь вперёд. Павел невольно поразился такой целеустремлённости, ведь потери тиранидов были ужасающими.

Затем одна часть стаи с удивительной синхронностью поднялась выше и направилась прямиком к городским башням, в то время как другая опустилась к самой земле. Монстры скользнули по ледяному насту и чёрными пулями понеслись к окопам. Танковые залпы не стихали ни на минуту, но теперь они палили по наземным целям. До слуха солдат стали доноситься неприятные резкие крики.

Павел следил за приближением врагов через прицел своего лазерного ружья, и вот красное перекрестье сменилось зелёным. Это означало, что тираниды уже оказались в зоне обстрела.

— Огонь! Огонь! — крикнул офицер, и сотни солдат одновременно нажали на спусковые крючки.

Чёрная волна вздрогнула, сотни мёртвых тел покатились по льду. Павел даже не старался прицеливаться. В этом не было необходимости, поскольку противники накатывали на траншеи сплошной стеной.

Постепенно резкий визг достиг наивысшей точки — пришельцы оказались над головами защитников Эребуса. Одно из чудовищ опустилось прямо на край окопа, и Вадим испуганно пригнулся. Чёрная горгулья беспомощно царапала недоразвитыми ногами по обледеневшему брустверу. Перепончатые крылья захлопали, помогая сохранить равновесие, верхние конечности с острыми сильными когтями потянулись вперёд, а истекающее слизью отверстие биологического орудия было направлено прямо в сердце Коташа.

Павел выстрелил в уродливую голову, и чёрная тварь свалилось в окоп. Ещё пара горгулий пронеслась над их головами. Капли тягучей слюны забрызгали стенки траншеи. Павел успел толкнуть Вадима на землю и упал сам. Чудовища зависли над солдатами. Не обращая внимания на душераздирающие крики, Лефорто перекатился на спину и открыл стрельбу. Он машинально переключил оружие в автоматический режим, молнии лазерных лучей беспорядочно заметались в воздухе, но ему всё же удалось рассечь обоих тиранидов надвое.

Успев застрелить ещё одну горгулью, карабкавшуюся по снежной насыпи, Вадим помог Павлу подняться. Воздух вокруг них кишмя кишел крылатыми монстрами, пришельцы кружились и пикировали на людей, беспрестанно осыпая их своими отвратительными био-снарядами. Сквозь громкое шипение кровожадных тварей слышались отчаянные крики людей. В воздухе запахло кровью и страхом.

Несколько горгулий отделились от основной стаи и с пронзительными воплями пронеслись над окопом. Их биоплазма с одинаковой лёгкостью плавила и снег и человеческую плоть. Павел услышал жалобный вскрик Вадима. Сразу два чудовища вцепились в него когтями и подняли в воздух. Лефорто подпрыгнул, пытаясь схватить товарища за ноги, но толстые рукавицы помешали ему, и горгульи унесли орущего от боли Коташа. Очередное существо спикировало над окопом. Павел отшатнулся, отчаянно пытаясь загородиться от врага ружьём. Острые когти высекли искры из дула лазгана и разорвали маскировочный халат, но, к счастью, не достали до груди. Чудовище захлопало крыльями, готовясь к новой атаке, и Павел, отбросив ружьё, потянулся за охотничьим ножом. В ту же секунду горгулью разорвало на мелкие клочки — оказалось, что в неё угодила пуля Космодесантника. Павла окатило кровавым дождём. Лефорто протёр очки от брызг ихора и увидел, что капитан Ультрамаринов вместе с сержантом прокладывают себе путь вдоль края окопа, уверенно, будто на учениях, отражая одну атаку за другой.

— Спасибо, — выпалил Павел, но Космодесантники уже двигались дальше.

Лефорто согнулся в приступе тошноты и упал на колени. Капли горячего пота выступили на лбу, а душу сковал ужас. Только сейчас он понял, насколько был близок к тому, чтобы оставить Соню вдовой.

Дрожащими руками он принялся шарить по дну окопа в поисках оружия, то и дело натыкаясь на трупы павших товарищей. Только энергичные действия могли помочь ему удержаться от приступа безумной паники.

Павел поспешно вставил новую батарею в лазерное ружьё и стал палить в клубящихся над траншеями пришельцев. Он стрелял, перезаряжал, снова стрелял. Выданный боезапас давно закончился, и Лефорто уже сбился со счёту, сколько батарей он вытащил из поясных сумок погибших солдат. И всё же даже ему было ясно, что натиск врагов не ослабевает, а их численность не уменьшается.

Горгульи с их слабо развитыми задними конечностями не имели возможности приземлиться и захватить окопы. Павел никак не мог понять смысла их атаки.

А ответ был пугающе прост. Пришельцы испытывали людей и… изучали. Наступление стало не более чем проверкой возможностей противника, всего лишь разведкой боем. Эти существа, тысячами погибающие под выстрелами, были ничего не стоящим орудием, при помощи которого Совокупный Разум мог определить, как лучше расправиться с защитниками планеты.

Мысль о возможности такого жестокого расчёта показалась Павлу холоднее самого морозного воздуха. Если ради ничтожной капли информации можно было пожертвовать тысячами созданий, какие же полчища придут следом?

Постепенно звуки боя стали затихать. Осмотревшись по сторонам, Павел увидел Ультрамаринов и Мортифактов, добивавших последние остатки стаи. Эти воины двигались и действовали со сноровкой, которая говорила о долгих десятилетиях постоянной боевой практики.

Внезапно нахлынувший водоворот чувств заставил Павла прислониться к брустверу. Радость оттого, что он остался жив, смешалась в его душе с тоской по родным и скорбью по погибшему товарищу, хотя никто не мог точно сказать, умер Вадим или остался в живых. Усталость налила руки и ноги холодным свинцом, а пальцы вновь предательски задрожали.

Павел плакал по исчезнувшему другу, и слезы замерзали на его щеках.

Снежок нажал на спусковой крючок, и шипящая струя огня разорвала горгулью надвое. Останки чудовища вылетели в то самое, наполовину зашитое досками окно, в которое оно пыталось ворваться. Сильвер двумя выстрелами спокойно прикончила другое существо, заглянувшее через дыру в потолке, а Тигрица умело орудовала своими узкими кинжалами, разрывая перепончатые крылья и выкалывая пришельцам глаза.

Джонни Стомп и Траск, стоя спиной к спине, с увлечением расстреливали из краденого оружия монстров, пытающихся проникнуть в их склад-убежище. Оглушительные раскаты выстрелов наполняли помещение, но стоило им замолчать хоть на секунду, как раздавались крики ужаса горожан, которым посчастливилось найти здесь убежище.

Наконец дверь, не выдержав мощных ударов, разлетелась в щепки, и на пороге показались сразу полдюжины монстров. Снежок развернулся и поудобнее перехватил рифлёную рукоять тяжёлого огнемёта. Из перфорированного дула вырвался метровый язык пламени. Свора пришельцев мгновенно превратилась в мешанину из дыма и крови. Снежок покачнулся от отдачи, дуло дёрнулось вверх, и с потолка посыпались куски штукатурки.

Рывком вернув оружие в прежнее положение, он прищурился сквозь дым в поисках новой цели. Враги на время отступили. Испуганные всхлипывания и сдавленные рыдания горожан, укрывшихся в углу склада, уже начинали его раздражать, и Снежок сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Подойдя к оконному проёму, он рискнул выглянуть на улицу.

Всё началось ещё ранним вечером. Со склонов ущелья загрохотала артиллерийская канонада, а на вершинах скал замелькали вспышки ружейных выстрелов. Сначала трудно было разобрать, по кому стреляют солдаты, но довольно скоро в небе появились стаи пришельцев. Вслед за ними с огромной скоростью к городу приблизилась туча чёрных спор.

Разрывы снарядов освещали потемневшее небо. Чудовища гибли тысячами, но часть био-снарядов всё же падала на кварталы Эребуса. Никогда ещё Снежку не приходилось видеть таких активных действий сил самообороны, а интенсивность артиллерийского огня и вовсе казалась немыслимой.

Масштабы вторжения тиранидов значительно превысили все ожидания городского правительства. Расположенные на крутых склонах зенитные батареи своим заградительным огнём защищали в основном нижнюю часть ущелья, то есть район, расположенный довольно далеко от Дворца Правительства. Оборона самого Дворца тоже была усилена дополнительными орудиями. Кроме того, его охраняли подразделениями Гвардии, подчинявшейся лично обер-фабрикатору Монтанту.

Зеваки собирались вокруг прорвавшихся в город спор, желая лично убедиться в существовании угрозы, нависшей над их миром. Многие поплатились за своё любопытство жизнью, когда из капсул с шипением начали выскакивать пришельцы — невообразимо быстрые существа с острыми зубами и глазами, горящими чудовищной жаждой убийства.

Снежок сам видел, как десяток спор провалился сквозь проржавевшую крышу соседнего дома, и содрогнулся при мысли, что все его обитатели уже обречены на смерть. Услышав душераздирающие вопли, обыватели тут же бросились врассыпную.

Около склада, ставшего их прибежищем, собралась примерно сотня шипящих тварей. К зданию бежали два десятка горожан. Некоторые несли на руках плачущих детей. Кто-то тащил трогательные остатки своего имущества. В минуту слабости, о которой он потом пожалел, Снежок позволил им укрыться за стенами склада.

С тех пор он сам и все члены его банды вынуждены были защищать и их жизни тоже. Пришельцы не оставляли попыток ворваться внутрь. Джонни Стомп не давал им подобраться ближе, пока Снежок не взломал один из оружейных ящиков, купленный у продажного сержанта-снабженца. Наконец они заставили монстров поджать хвосты и убраться прочь.

Необходимость сражаться оружием, предназначенным для перепродажи, причиняла Снежку почти физическую боль, ведь его стоимость после использования резко снижалась. Но в запасе ещё оставались ящики с медикаментами и солдатскими пайками. Снежок мог поклясться луной и солнцем, что в ближайшие дни потребность в них многократно возрастёт.

Во внезапно наступившей тишине Снежок громко закашлялся — едкий ружейный дым попал в лёгкие. Траск и Джонни Стомп хлопнули друг друга по ладоням.

— Ты видел, как я попал этой твари прямо между глаз? — воскликнул Траск. — Разнёс его проклятую Императором башку вдребезги!

— Ага. А как насчёт того, которого я прихлопнул из гранатомёта? Здорово получилось, правда? — добавил Джонни, жестами изображая свои действия.

Снежок оставил их и дальше хвастаться подвигами, повесил на плечо ещё дымящийся огнемёт и улыбнулся Сильвер. Девушка улыбнулась в ответ, продолжая перезаряжать свои пистолеты. Лекс и Тигрица уселись на пол и закурили по чёрной сигаретке. Что ж, можно и передохнуть. На некоторое время угроза отступила.

Сильвер подошла к Снежку сзади и немного размяла мышцы шеи. Наклонившись и поцеловав его в щёку, она с улыбкой кивнула в сторону перепуганных горожан. Обычно бесстрастное лицо девушки осветилось теплотой сочувствия.

— Ты хорошо сделал, что впустил этих несчастных, — сказала Сильвер.

— Ну да, и теперь я почти герой? — огрызнулся Снежок.

— Нет, — ответила девушка. — Но может быть, ты просто сентиментальный парень?

— Я? Не рассчитывай на это, крошка. Я и сам не знаю, почему так поступил. Если б я хоть на минуту задумался, то захлопнул бы дверь прямо у них перед носом.

— В самом деле?

— В самом деле.

Сильвер заглянула в его глаза, надеясь, что парень её разыгрывает, но, не прочитав в них и намёка на улыбку, убрала руки с его плеч. Он почувствовал её отчуждение. Да, она все правильно поняла. Эгоизм всегда заглушал в нём случайные ростки альтруизма.

— Могу представить. Уверена, ты так бы и поступил, — сказала девушка и отвернулась.

Главарь Ночных Негодяев вернулся к созерцанию заснеженных крыш за окном. Он вовсе не удивился, что Сильвер приписала ему столь благородный порыв. Снежок знал, что мог быть очаровательным, когда этого хотел. Но знал он и другое: в его душе так глубоко укоренилось себялюбие, что меняться было уже поздно. Этот недостаток он не считал главным проявлением своего характера. Его основным желанием было везде и всегда выглядеть первым в глазах окружающих.

Ему снова вспомнилось, как посмотрела на него Сильвер, когда подумала, что Снежок впустил людей из сострадания. Парень удивился, насколько сильно его задел мимолётный взгляд девушки, и тихо выругался.

Опустив оружие, он вытащил из кармана пачку сигарет. Надо подумать, что делать дальше.

Этих перепуганных людей придётся не только защищать, но и кормить, а против этого восставала каждая клеточка его мозга. Снежок мог заботиться о своих близких, но в их число никак не входили две дюжины горожан. Проклятие. Он посмотрел на Сильвер, заметил в её взгляде холодок и снова выругался.

Издали донеслись крики и звуки выстрелов. Значит, где-то ещё пришельцы столкнулись с вооружённым сопротивлением жителей. Снежок взглянул на своих нежданных подопечных и покачал головой.

О чём он думает? О чём он думал?!

Ряды ящиков уходили в глубь склада. Здесь целое состояние, заключённое в боеприпасах, медикаментах, запасах, еды, одежды и одеял — всех тех вещах, которые больше всего понадобятся людям во время зимних холодов и нашествия инопланетных монстров.

Он снова посмотрел на кучку людей, заметил голодное выражение их лиц и мысленно представил себе содержимое ящиков.

Снежок наконец осознал открывающиеся перед ним перспективы и довольно усмехнулся.

Глава 10

Уриэль и Леаркус окинули опытными взглядами разгром, царивший в окопах. Оба понимали, что ещё один воздушный налёт они, возможно, и выдержат. Но одновременную атаку с воздуха и с земли — вряд ли. Это подтверждали и данные разведки. После выхода из строя «Карлоса Винсента», «Фурии» перебазировались на Тарсис Ультра и совершали теперь разведывательные полёты. Пилоты сообщали, что невиданной силы лавина покрытых хитиновыми панцирями существ замечена в шестидесяти километрах к западу от города.

После приблизительной оценки скорости пришельцев стало ясно, что у людей в запасе всего лишь час времени. Ради этой информации погибли три воздушных корабля — их сбили и разорвали на куски стаи горгулий, круживших над зарослями растений-мутантов.

— Мы не удержим эту линию обороны, брат-капитан, — произнёс Леаркус.

— Знаю, но если отступить после первой же атаки, моральному духу солдат будет нанесён жестокий удар.

Вдоль окопов сновали санитары с носилками и военные апотекарии. По возможности они оказывали помощь на месте, а тех, кого следовало немедленно отправить в госпиталь, отмечали угольными карандашами. Солдаты всех без исключения подразделений проявляли настоящий героизм, но Уриэль знал, что одного героизма для победы в этой войне недостаточно.

В дальнем конце траншей капитан заметил Астадора и Мортифактов, преклонивших колени в молитве. Дымок от железной курительницы, установленной перед капелланом, поднимался к небу тонкой струйкой, и даже сквозь смрад сегодняшней битвы обострённые чувства Уриэля уловили запах кипящей крови.

Леаркус проследил за взглядом капитана и брезгливо скривил губы. Он тоже распознал этот горячий дух.

— Какой ещё чертовщиной они там занимаются? — недовольно спросил он.

— Не знаю, сержант, но могу поспорить, что ты не сможешь отыскать этого обряда на страницах Кодекса.

Леаркус что-то пробурчал в знак согласия и заметил, как к ним спешат майор Сатриа и капитан Баннон из Караула Смерти. Баннон двигался с уверенностью прирождённого воина. Доспехи его были густо забрызганы кровью пришельцев, жёлто-чёрный значок Имперских Кулаков стал фиолетовым от пятен ихора. Лицо Сатриа осунулось и побледнело. Пропитанная кровью повязка закрывала его предплечье, а шлем украсился глубокими вмятинами от когтей тиранидов.

— Сержант Леаркус, — кивнул майор, подходя к Ультрамаринам.

— Майор Сатриа, ваши люди храбро сражались сегодня, — отозвался Космодесантник.

— Благодарю вас. В этих парнях сохранился стальной стержень. Мы вас не подведём.

— Ваш воинский дух выше всяких похвал, майор Сатриа. Но, боюсь, самое страшное ещё впереди, — покачал головой Уриэль.

— Наверное, вы правы, капитан Вентрис. Я только что получил донесения о том, что семь небольших городов тоже подверглись нападению. А с остальными населёнными пунктами нам никак не удаётся связаться.

— Все их жители уже мертвы, — уверенно произнёс Баннон.

— Вы не можете этого знать наверняка, — возразил Сатриа.

— Я знаю, майор, — заверил его капитан Караула Смерти. — Мне и раньше приходилось сражаться с тиранидами. В скором будущем нам предстоит отразить более интенсивные атаки. Эти существа очень хитры и настойчивы.

— Что же нам делать?

— Будем сражаться, — Баннон произнёс эти слова тоном, не допускающим никаких сомнений. — Эребус — самый большой город на Тарсис Ультра, и тираниды рассматривают его как жизненно важный орган своей жертвы. Конечно, они будут нападать на людей повсюду, но главный удар будет направлен против нас.

Уриэль кивнул. Уверенность и страстность Баннона воспламенили его кровь. Он даже почувствовал, как по венам растеклась жидкая лава ненависти к пришельцам.

— Где находятся ваши люди? — спросил Леаркус.

— Я расставил их на ключевых позициях по всей линии огня, — ответил Баннон. — У каждого на нагрудных пластинах доспехов высечена Литания Ненависти к тиранидам, и они будут читать её солдатам вслух во время боя. Священная ярость Императора проникнет в сознание каждого и наполнит воинов храбростью.

— Они и без этого будут стараться изо всех сил, — заметил майор Сатриа.

Уриэль пропустил мимо ушей последние слова. Запах крови, поначалу слабый, вдруг ударил в ноздри с такой силой, что в его душе не осталось других желаний, кроме как снова и снова уничтожать врагов. Сердце исступлённо забилось между рёбрами. Уриэлю даже пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы умерить пульс.

— Капитан Вентрис, — окликнул его Баннон. — С вами всё в порядке?

Усилием воли Уриэль заставил себя отвлечься от своих ощущений и вернуться к действительности. Окружающий мир вновь обрёл прежние очертания, а всепоглощающий запах крови растаял, словно забытый сон. Уриэль разжал кулаки и кивнул.

— Да, да, я в порядке, — медленно произнёс он. — Просто мне не терпится снова пролить вражескую кровь.

Он мог поклясться, что услышал в глубине души одобрительный смешок своего тёмного духа.

В противоположной части траншеи, устроившись на бруствере, Пазаниус рассматривал тёмные капли ихора на своей биомеханической руке и испуганно хмурился. Он торопливо схватил горсть снега и приложил к сверкающему серебру. Снег постепенно таял и смывал остатки чужой крови, а Пазаниус внимательно следил за тем, чтобы нигде не осталось ни пятнышка. Наконец он нагнулся, подобрал обронённый кем-то шарф и насухо вытер металл. Гладкая, без единой царапины серебряная поверхность заблестела как новая. Сержант облегчённо перевёл дух и прикрыл глаза. Прижав руку к груди, он начал читать молитву.

Снова завыли тревожные сирены, и люди бросились занимать свои места на линии огня. Отдалённый шум крыльев и крики горгулий очень скоро превратились в непрекращающийся рёв. Уриэль узнал в нём голоса миллионов существ, отчаянно толкающих друг друга в страстном желании вырваться вперёд и первыми добраться до цели, к которой их вёл Совокупный Разум. Вдалеке показалась тёмная лавина тиранидов. Уриэль сжал рукоять энергетического меча и нащупал большим пальцем руну активации. Ему не терпелось встретиться с врагами, и утолить свою жажду крови.

Весь горизонт пришёл в движение. Чудовища заполнили долину от края до края. Раздался первый залп Имперской артиллерии, к небу поднялись клубы чёрного дыма, взлетели сверкающие осколки льда. Залпы расположенных перед городскими стенами орудий, танковых пушек и зенитных батарей на склонах ущелья слились в оглушительный вой. Взревели моторы поднятых в воздух авиационных звеньев «Молний» и «Скитальцев». Самолёты проносились над окопами и атаковали авангард тиранидов. Они сбрасывали в гущу врагов мощные бомбы, которые образовывали глубокие кратеры в ледяной поверхности планеты и испепеляли сотни чудовищ. Дула танков Имперской Гвардии были направлены вверх. Стрелки не тратили время на прицеливание. При такой плотности атаки каждый снаряд неминуемо находил цель. Эхо залпа самого большого орудия Капитолия полковника Рабелака трубным гласом раскатилось по ущелью. С крутых склонов сошли лавины снега и посыпались глыбы льда — это окопавшиеся там отряды обрушили на врагов всю мощь своих пушек.

Тысячи тиранидов погибли в первые же мгновения атаки, и их хитиновые панцири были с треском раетоптаны выжившими существами, охваченными жаждой убийства. Однако Уриэль видел, что в целом масштаб потерь противника оказался невелик.

Среди плотной массы нападавших двигались более опасные создания. Их фигуры напоминали поднявшихся на задние ноги разъярённых баранов. Эти существа обладали настолько примитивной нервной системой, что почти не ощущали боли. Кроме того, их телам требовалось несколько минут, чтобы «понять», что они уже мертвы.

Над мчащейся лавиной тиранидов то и дело сверкали голубоватые дуги электрических разрядов, а звериный вой метался между склонами, приводя в замешательство и без того перепуганных солдат.

Уриэль огляделся вокруг. В окопах мелькали значки корпусов Логреса, Крейга и сил самообороны Эребуса. Лиц защитников невозможно было разглядеть за тёмными очками, шарфами и надвинутыми на глаза шлемами, но он угадывал страх в каждом из них.

— Положитесь на Императора, — крикнул Уриэль. — Он ваш щит и ваше оружие. Доверьтесь Его мудрости предвидеть самую далёкую цель, и мы победим. Бейте врага с Его именем на устах, сражайтесь данными Им силами. А если придёт ваш черёд погибнуть, радуйтесь, что послужили Его целям!

Капитан активировал мощь своего меча, и кольца смертельно опасной энергии окутали светящееся лезвие.

— Пусть подходят поближе, — закричал он. — Мы покажем им, что значит сражаться с солдатами Императора!

Астадор слышал биение мирового пульса даже через керамитовые пластины брони. Капеллан ощущал боль всей планеты, подвергшейся нападению врагов, и каждой отдельной принадлежащей этому миру молекулы. Запах его собственной сгорающей крови наполнил чувства и освободил призрачный дух, позволив ему общаться с теми, кто ушёл задолго до его рождения, кто носил священные доспехи много веков назад, чьё восприятие мира не было обусловлено оковами смертной плоти.

Он видел вокруг себя сияющие силуэты солдат, горячий и неудержимый страх и вместе с тем их неодолимую храбрость и решительность. Такое сочетание таило в себе огромные возможности, но Астадор не мог сказать, достаточно ли этого для победы над врагом, для которого не существовало ни отдельных мыслей, ни мира мёртвых, ни его заветов.

И всё же в несметной толпе пришельцев он мог заметить редкие проблески разума. Но сильнее всего был единственный настойчивый голос, звучащий для каждого существа, придающий им силы для достижения одной цели. Абсолютная воля совершенно чуждого сознания угрожала преодолеть дух Астадора, и её чудовищное давление превосходило всякие границы человеческого разума.

В чуждом сознании не было ни голода, ни гнева, ни смелости, ни амбиций, лишь единственная страсть поглощать.

В этом заключалась его сила и его слабость.

Ведь если сломить холодную сталь этого единого голоса, на что будут способны его рабы, лишённые собственной воли?

Погружая свой призрачный дух в глубины разума тиранидов, Астадор искал путь к победе.

Капитан Оуэн Мартен сгорбился за штурвалом своего истребителя и почти лёг на приборную доску. Впереди вспыхнула ослепительная белизна, и пилот лёгким поворотом штурвала выровнял крылья «Фурии». До земли оставалось не больше сорока метров. Он уменьшил нагрузку на двигатели и чуть не вывернул шею, оглядываясь через плечо. Цепочка ярких взрывов отметила траекторию его полёта. Останки пришельцев взлетели в воздух, и решимость Мартена окрепла ещё сильнее.

Корабли звена «Фурий» капитана Мартена после поражения «Карлоса Винсента» были наскоро переоборудованы для наземной службы и продолжали сражаться с тиранидами уже на Тарсис Ультра. В последний раз он видел посадочные площадки огромного корабля за секунду до ужасного взрыва, унёсшего множество жизней, и эта картина навсегда сохранилась в его памяти. За гибель товарищей следовало жестоко наказать врагов, и экипажи «Фурий» поклялись отомстить за каждую каплю пролитой крови.

Над головой Мартена мелькнула «Фурия» Эрина Харлена. Бомбы длинной цепочкой посыпались из его бомболюка, и взрывы на земле слились в долгий непрекращающийся гул.

Капитан бросил свою машину вверх и в сторону, пронёсся над окопами и убедился, что двое его товарищей все ещё находятся рядом с ним в воздухе. Высоко в небе два истребителя звена «Молнии» выделывали невообразимые фигуры, сражаясь со стаями горгулий. Их пилоты отвлекали на себя крылатых чудовищ и тем самым давали «Фуриям» возможность без помех сбросить свой смертоносный груз. Даже мимолётного взгляда вверх было достаточно, чтобы понять, что «Молнии» не смогут долго сдерживать врагов.

Мартен тронул кнопку голосовой связи.

— Делаем ещё один заход, — сказал он. — Как можно ниже, на бреющем полёте. Следуйте за мной.

— Капитан, — окликнул его Кейл Пелар, стрелок-артиллерист. — У нас кончились ракеты, и больше нечего сбрасывать.

— Я знаю, лейтенант. Переключаемся на стрелковое оружие.

Мартен двинул штурвал от себя, и навстречу ему понеслись орды тиранидов. Машина задрожала всем корпусом, и тотчас зажглась тревожная красная лампочка — высота полёта снизилась почти до тридцати метров. Такой манёвр требовал от пилота немалого опыта и силы в руках, малейшая ошибка могла бросить «Фурию» вниз и разбить её вдребезги. Но командир звена не зря считался одним из лучших пилотов Имперского Флота, и его мастерство уступало разве что опыту Эрина Харлена.

Тираниды рванулись навстречу «Фурии», в воздухе заискрились мелкие осколки льда и снега. Капитан нажал пусковую кнопку лазерной пушки и послал в гущу врагов пучки сконцентрированной энергии, взорвавшие тела изнутри. Вверх полетели брызги ихора и обломки панцирей. Продолжая стрелять, Мартен не смог удержаться от победных криков. Страстное желание уничтожить всех этих отвратительных тварей одним мощным ударом завладело его душой. Перед мысленным взором капитана возник огромный ревущий огненный шар. Создать его было очень просто — стоило всего лишь направить «Фурию» прямо в гущу врагов и позволить ей погибнуть славной смертью на поле боя.

На приборной доске зажглась ещё одна красная лампочка, возвестившая об истощении энергетических зарядов лазерной пушки. Тем временем к первому сигналу о критически малой высоте — добавился ещё и предостерегающий звонок.

— Капитан! — крикнул Пелар. — Поднимайся! Именем Императора, поднимай машину!

Крик Пелара отвлёк Мартена от воображаемой картины гибели. Он сделал глубокий вдох и потянул штурвал на себя. «Фурия» мгновенно набрала высоту.

— Клянусь Императором, капитан, ты провёл полёт на грани допустимого, — выдохнул Пелар. — Такого я мог ожидать только от Харлена.

Капитан Мартен не ответил, он всё ещё представлял себе прощальный взрыв.

Павел Лефорто продолжал стрелять по врагам, беспредельно ужасаясь невиданной мощи их атаки. Над плотной массой тиранидов громоздились гигантские монстры, когти которых превосходили по величине даже крючья подъёмных кранов, какие он видел в своём плавильном цеху.

Лавина пришельцев замедлила свой бег метров за десять до края окопа. Наледь высокого бруствера не давала им подойти вплотную. Но мелкие создания тотчас стали вгрызаться в ледяной склон. Некоторые примерзали к его поверхности. Они погибали целыми толпами, зато следующие за ними существа шагали по трупам, словно по ступеням. Наступление приостановилось, хотя это дало Имперским войскам слишком маленькую передышку.

Над окопами стоял оглушительный шум: грохотали орудия, взрывались снаряды, исступлённо кричали люди и ко всему этому примешивались звериный вой и шипение тиранидов. В самом центре наступающей лавины поднялось грибовидное облако — это с оглушительным грохотом разорвался снаряд орудия Имперского Капитолия. Осколки льда вперемежку с останками тел пришельцев взлетели в воздух на несколько метров.

Во время учений на собраниях взвода офицеры говорили, что стрелять надо в самых крупных чудовищ. Сержанты подтверждали их слова и клялись, что это выведет из строя десятки более мелких врагов. В чём тут дело, оставалось для Павла загадкой, но всю свою сознательную жизнь он подчинялся чьим-то приказам и теперь не собирался изменять своим привычкам.

Он выбросил разрядившуюся батарею и дрожащими руками вставил на её место новую. Потом поднял ружьё на плечо и отыскал через прицел самого высокого монстра с выпуклым костяным крестом на черепе. В мощных, когтистых лапах этого создания имелась длинная хрящевая трубка, истекающая отвратительной слизью. Вокруг чудовища толпились существа с яйцевидными черепами и ороговевшими выступами на верхних конечностях. Павел прицелился в голову самого большого пришельца и выстрелил, но заряд отскочил от толстых костей черепа. Откуда-то сзади вылетел реактивный снаряд и уничтожил одного из спутников гиганта. Павел понял, что не сможет нанести сколько-нибудь значительного урона этому чудовищу, и переключился на другие цели. Прямо перед ним шипящее создание поднялось по трупам своих сородичей и уже вцепилось в стену окопа. Выстрел в упор снёс ему голову. Обезглавленное туловище так и осталось висеть на краю траншеи.

Вокруг непрерывно гремела отчаянная стрельба. Солдат учили: чтобы выжить, они не должны подпускать врагов слишком близко.

Но Павел уже понимал, что им не справиться.

Уриэль вонзил меч в живот гормогонта, а ударом ноги снёс голову второму чудовищу, которое уже добралось до края окопа. Рядом с ним Пазаниус поливал огнём толпы тиранидов, взбирающихся на откос по телам мёртвых собратьев. Лёд и снег плавились под ударами огнемёта, а капли прометиума прожигали в наледи глубокие дыры.

Чуть дальше группа тиранидов сумела прорваться в траншею. Заметив это, Уриэль крикнул Пазаниусу: «За мной, сержант!» — и спрыгнул на дно окопа. Он устремился на помощь, не переставая стрелять из болт-пистолета. Разрывные заряды уничтожили несколько мелких созданий, а остальные были изрублены энергетическим мечом. Десятки пришельцев погибали под ударами их оружия, а два Космодесантника продолжали шагать вперёд по останкам павших врагов.

Когти скрежетали по доспехам Ультрамаринов, но Уриэль и Пазаниус были отличными воинами Императора, и никакие враги не могли их остановить. Капитан Вентрис крушил черепа пришельцев и совсем не думал о собственной безопасности. Первобытная ненависть к тиранидам переполняла его сердце и горячим потоком разливалась по венам.

Сверху спрыгнули сразу несколько гормогонтов, и Уриэль упал на колени. Хитиновые когти ударили по броне, а один проник в соединение пластин между бедром и коленом. Из раны хлынула кровь, но тотчас же остановилась, как только усиленная кровеносная система образовала защитный слой ткани на месте разрыва. Уриэль перекатился по земле, сметая собственным телом более мелкие создания, а. потом, словно безумный, ринулся на врагов. Он ударился обо что-то локтем и почувствовал, что кость сломана. Взревев от ярости, капитан описал мечом широкую дугу, оставляя за собой распоротые животы и отрубленные конечности тиранидов.

Вскочив на ноги, капитан снова занёс над головой энергетический меч. И тут кто-то крепко схватил его за повреждённый локоть. Гнев закипел в крови Уриэля. Он начал разворачиваться, но в последний момент увидел Пазаниуса и опустил оружие на обледеневший бруствер. Сержант пригнулся и выпустил из огнемёта струю пламени. Огненный шквал заглушил пронзительные крики пришельцев, обращая их тела в пепел. Но бруствер уже штурмовали новые враги.

Космодесантники сражались со всей отвагой и решимостью, которой так славился их Орден. Они выдерживали страшные по силе удары, способные свалить с ног кого угодно, и разили монстров направо и налево.

Внезапно лавина тиранидов разделилась надвое, и навстречу людям шагнул настоящий гигант. Трёхметровое туловище воина-пришельца сплошь покрывали толстые пластины панциря, а спереди среди мощных костей экзоскелета блестели прикрытые жировой прослойкой внутренние органы. Из пасти вырывался оглушительный визг, верхние конечности с острыми как лезвия когтями угрожающе тянулись к людям. Из трубки био-оружия сочилась густая слизь.

Уриэль перекатился в сторону, и мерцающая струя выбила из стены окопа за его спиной порядочный пласт льда. Чудовище перескочило через снеговой накат. Вентрис успел подняться на ноги. Последние заряды болтера не смогли остановить гиганта и лишь слегка повредили его панцирь. Подоспевший Пазаниус окатил монстра струёй огня, но пламя сожгло только жировую ткань, и воздух наполнился отвратительной вонью. За спиной великана толпились десятки гормогонтов.

Меч Уриэля был нацелен в сердце чудовища, но мощная передняя конечность блокировала удар, а вторая так сильно толкнула Космодесантника в грудь, что расколола керамит и сбила капитана с ног. Уриэль не сдавался. Выпрямившись во весь рост, он размахнулся и полоснул монстра чуть повыше голени. Тварь взвыла от боли, рухнула на колени, а потом и вовсе опрокинулась, беспомощно раскинув в стороны лапы.

Ударив из огнемёта, Пазаниус уничтожил большую часть спутников поверженного гиганта. Но в ту же секунду появилась новая стая гормогонтов. Пришельцы настойчиво рвались в пролом, оставшийся после атаки их огромного сородича.

— Капитан! — окликнул друга Пазаниус.

— Я знаю, — откликнулся Уриэль и запрыгнул на бок раненого тиранида.

Гигантский монстр отчаянно пытался подняться, но капитан размахнулся и разрубил его крепкий череп.

Огромная туша в то, же мгновение замерла, а Уриэль с торжествующим криком выдернул меч из проломленной головы. Вслед за клинком из раны хлынула чёрная кровь. Вентрис спрыгнул с туши чудовища, а Пазаниус без промедления бросился на все прибывающих гормогонтов, которые начали как-то странно озираться по сторонам. Капитан и сержант не дали ошеломлённым тиранидам восстановить связь с Совокупным Разумом и безо всякого милосердия принялись уничтожать их одного за другим.

Уриэль ненавидел врагов ещё и за то, что они разожгли в нём жажду убийства. Космодесантник поднимал и опускал меч, и каждый раз, рассекая плоть тиранидов, лезвие окрашивалось тёмным ихором. Окружающий мир стал сужаться, пока вокруг не остались только смерть, кровь и ужас безвольных существ, внезапно лишённых связи с господствующим разумом.

Земля затряслась, и Уриэль отвлёкся от кровавых видений. Он увидел, как Пазаниус взлетел в воздух и ударился о землю. Силуэт ещё одного гиганта появился в ледяном тумане.

На Ультрамаринов двигался карнифекс. Монстр разинул акулью пасть, полную огромных острых зубов. Пластины его брони были поцарапаны во многих местах, из нескольких ран текла тёмная жидкость. Стоя на задних лапах, карнифекс заслонял собой солнце, а четыре передние конечности угрожающе нависли над головами людей.

Вот его пасть раскрылась ещё шире, и из неё выплеснулись потоки зелёной биоплазмы. Уриэль вскинул руки, чтобы защититься от ядовитых струй, но сильный удар отшвырнул его назад. Вентрис пытался подняться. Шипящая зелёная жидкость залила визор и лишила Космодесантника зрения. Ударив мечом вслепую, он лишь вскользь задел пришельца. Земля снова содрогнулась, и Уриэль почувствовал на своём лице жар чужого дыхания.

Астадор ощутил, как по мере приближения к холодному огню в средоточии Разума роя, от него ускользает контроль над призрачным духом. Таинственная сила, словно рождённая в недрах гигантского ледника, окатывала его душу волнами мертвенной стужи, и эхо этой силы он различал на склонах ущелья. Она скатывалась в долину неудержимым полноводным потоком. Вот оно, вот контроль над всеми силами роя, центр Совокупного Разума.

Капеллан чувствовал этот центр как отдельный фрагмент бесконечности. В глубине мозга Мортифакта возникло ощущение, что и о его нематериальном присутствии уже известно. Холодные щупальца потянулись ему навстречу, но призрачный дух уже возвращался в своё тело.

Астадор открыл глаза и медленно поднялся с коленей.

Воины, в душах которых он черпал дополнительные силы, тоже встали на ноги. Капеллан покачнулся и часто заморгал. Вокруг кипела битва, но Астадор смотрел на неё отрешённым взглядом. Его дух противился возвращению в слабую плоть простого смертного.

Мортифакты и воины Караула Смерти продолжали истреблять тиранидов, стараясь не подпустить их к капеллану, чтобы не нарушить состояние транса. Капитан Баннон подошёл к Астадору.

— Ну? — нетерпеливо спросил он, отирая окровавленные доспехи. — Теперь ты знаешь?

— Знаю, — кивнул Мортифакт.

Павел швырнул последнюю гранату и пригнулся. Он уже пережил свой страх. Теперь ему помогали адреналин и опыт, полученный во время длительных тренировок. А мозг подчинялся только инстинкту самосохранения, который вопреки всему гнал его вперёд.

Он стрелял, колол, рубил, пользовался любым оружием, какое только мог найти в окопе. Споткнувшись, Павел чуть не упал на изуродованные тела двоих солдат в длинных шинелях корпуса Крейга, зато наткнулся на лежащий рядом гранатомёт. Лефорто перебрался через изъеденные кислотой скелеты, схватил оружие и полез наверх, на огневой рубеж.

Перед глазами сверкнул яркий свет. Павел увидел, как гигантский монстр с царапинами и ранами на панцире взбирается в окоп, давя все на своём пути, а из его разверстой зубастой пасти вырывается зелёный огонь. Десятки шипящих чудовищ поменьше толпились за его спиной: Сержант Космодесанта без сознания лежал на снегу, а капитан, который не так давно спас Павла от горгульи, барахтался в луже жидкого огня.

Времени на раздумье не оставалось. Лефорто вскинул гранатомёт и коротко помолился, чтобы солдаты Крейга успели зарядить его перед смертью.

Уриэль отшатнулся, отчаянно пытаясь стереть капли шипящей биоплазмы со своего визора. Наконец он поднял голову и прочитал в чёрных, лишённых век глазах карнифекса осознание неминуемой гибели. Уриэль уже упёрся спиной в стену окопа, бежать-было некуда.

Меч взметнулся вверх, но капитан понимал, что не успеет нанести удар.

А потом вспышка огня угодила прямо в череп карнифекса. Мощная взрывная волна придавила Космодесантника к стенке траншеи, сверху посыпались осколки хитиновой брони. Едва стих грохот выстрела, Уриэль посмотрел сквозь клубы дыма вверх на гигантское чудовище и увидел, что его голова исчезла. На том месте, где только что сверкали острые зубы, остались лишь обгоревшие остатки мозга и обломки костей.

Ещё секунду карнифекс покачивался на месте, а затем мощные колени подогнулись. Уриэль едва успел откатиться в сторону, как громадина рухнула на землю и вверх полетели брызги биоплазмы вперемешку с ихором.

Чуть поодаль в окопе Уриэль заметил солдата со значком сил самообороны Эребуса на шлеме и дымящимся гранатомётом на плече.

Через проломленную карнифексом стену в траншею рвались толпы гормогонтов, и, вскочив на ноги, капитан приготовился встретить их ударами энергетического меча.

Павел отбросил дымящийся гранатомёт и побежал к позициям солдат Крейга в поисках ещё какого-нибудь оружия. Из кобуры одного из убитых он выдернул лазерный пистолет, а из ладоней другого вытащил тяжёлый клинок. Лезвие оказалось зазубренным, и Павел понял, что держит в руках цепной меч, хотя раньше ему никогда не приходилось иметь дело с таким оружием.

У основания рукояти нашлась руна активации. Лефорто прикоснулся к ней, и меч ожил. Глухо загудев, зубья начали двигаться, как у цепной пилы. Солдат поднял клинок и поспешил на помощь капитану Космодесантников, в одиночку сдерживающему натиск многочисленных врагов на краю окопа.

Тяжёлое оружие вибрировало в руках и запросто разрубало плоть и кости тиранидов. Брызги тёмной крови пришельцев летели во все стороны. Павел стрелял, не целясь и одновременно рубил мечом, рассекая врагов надвое. Он не обладал опытом Космодесантников, но страх и стремление защитить свой дом прибавляли ему сил и решимости.

Плечом к плечу с капитаном Ультрамаринов они сражались, подобно героям из древних легенд. От тяжести оружия у Павла заболела кисть, но к тому времени обойма лазерного пистолета уже опустела, и Лефорто взялся за рукоять меча обеими руками. Чудовища падали одно за другим. Вскоре к двоим воинам присоединился и третий — сержант в голубых доспехах со сверкающей серебряной рукой. Павел уложил очередного противника и усмехнулся, представив себе, как будет рассказывать о сражениях Холии и маленькому Солану, когда вернётся домой.

Меч застрял в теле врага. Павел попытался его выдернуть, но лезвие было плотно зажато в экзоскелете. Солдат упёрся ногами прямо в остывающий труп и потянул клинок. В этот момент на край окопа вспрыгнул ещё один монстр.

Смертоносные лапы угрожающе нависли над его головой, и Павлу пришлось отскочить в сторону. Но он оказался недостаточно проворным. Острые когти сорвали шлем, а один вонзился в плечо. Горячая волна боли обожгла руку, из раны хлынула кровь. Павел согнулся и внезапно почувствовал щекой подтаявший снег.

Он перевалился на бок и потянулся за ножом. Пелена слёз и крови застилала глаза, но Лефорто всё же сумел перерезать глотку склонившегося над ним чудовища. Никак не желая умирать, тварь продолжала цепляться за его одежду. Павел резко дёрнул нож вверх и вонзил его прямо в мозг.

Наконец он высвободил клинок и, держась за стенку окопа, с трудом поднялся на ноги. Перед глазами всё расплывалось, колени подгибались от слабости, а к горлу подкатила тошнота. Онемевшими пальцами Павел стянул обрывки одежды с плеча. Кровь медленно сочилась из глубокой раны, а в середине её торчал чёрный, блестящий коготь. В оцепеневшем мозгу на секунду вспыхнуло удивление.

Он не чувствовал себя раненым. Боли не было. Почему?

Павел не успел найти ответа.

Ещё до того, как он рухнул на окровавленный снег, сознание покинуло его.

Уриэль увидел, как солдаты в чёрных доспехах загружают тяжёлые бронированные ящики в «Рино», и побежал к ним. Полковник Рабелак уже перевёл часть войск со второй линии окопов и даже вызвал подкрепление с третьей. Подразделения ещё держали оборону, но долго они не выстоят. Если тираниды и дальше будут атаковать столь же яростно, то через некоторое время фронт неизбежно будет прорван.

На дне окопов уже громоздились горы мёртвых тел, солдаты дрались из последних сил, а Уриэль торопился к южному выступу траншеи, где ревели пять «Рино» — водители уже прогревали двигатели. Неподалёку от машин Вентрис заметил капитана Баннона и Астадора. Капеллан напутствовал и благословлял Мортифактов, преклонивших перед ним колени.

Баннон заметил бегущего Уриэля и двинулся ему навстречу.

— Чем вы тут занимаетесь? — воскликнул Ультрамарин.

— Принимаем меры для сохранения линии фронта, — ответил Баннон, заступая Уриэлю дорогу.

— Собираетесь сделать вылазку в тыл пришельцев?

— Да. Капеллан Астадор отыскал существо, которое, по его мнению, контролирует эту часть роя тиранидов.

— Что? Как это?

— Духи предков указали ему путь.

— Это серьёзно?

— Абсолютно серьёзно, — решительно ответил Баннон. — Я полностью доверяю ему в этом вопросе.

Уриэль пришёл в замешательство. Ему казалось невероятным, что братья Космодесантники могли доверить свою судьбу наитию, пришедшему во время религиозного обряда, но это случилось на его глазах. Интересно, что бы сказал по этому поводу капитан Айдэус?

— Что ж, прекрасно. Тогда я еду с вами, — наконец решительно кивнул он.

— В самом деле? — удивился Баннон.

— Да. Если появилась возможность покончить с этим как можно скорее, вам потребуется любая помощь.

Капитан Баннон пристально посмотрел в глаза Уриэля, отыскивая какие-то скрытые мотивы, но ничего подозрительного не обнаружил и хлопнул Вентриса по наплечнику.

— Ладно. Ищи место в автомобиле. Мы отправляемся.

Уриэль подбежал к «Рино», но сообразил, что внутри для него слишком тесно, и вскарабкался на крышу ближайшей машины. Колонна имела устрашающий вид. Чёрные борта автомобилей сверкали латунными заклёпками в виде черепов, на каждой выхлопной трубе тоже красовался череп, и голубоватый дымок струился между челюстей. Водитель нажал на газ, двигатель взвыл, и Мортифакты в сопровождении семерых воинов из Караула Смерти заняли свои места.

Колеса взвизгнули в скользкой колее, но через мгновение водитель вырулил на твёрдую поверхность, и головная машина перекатилась через траншею по настилу из толстых брёвен. Автомобиль безжалостно давил пришельцев, которые не успевали отпрыгнуть в сторону.

Тираниды мгновенно отреагировали на передвижение врагов. Громкие крики усилились, и часть стаи изменила направление, чтобы перехватить колонну. Один из Мортифактов протянул Уриэлю через открытый люк крупнокалиберный штурмовой болтер. Космодесантник убедился, что оружие заряжено, и нажал на спусковой крючок. Даже не целясь, он водил дулом то влево, то вправо, расчищая дорогу «Рино». Машину бросало из стороны в сторону, и Уриэлю изо всех сил приходилось удерживать равновесие, поскольку кроме болтера он держал в руке меч. Колонна двигалась к огромному горбатому чудовищу, которое держалось в самом центре роя. Стоило машинам немного приблизиться, как лоснящиеся пластины его хитиновой брони пришли в движение. Уриэль даже почувствовал волны энергии, распространяемые этим созданием. И в них кипел страх.

Сверкнувшие прямо перед лицом когти вернули его к действительности. Гормогонт уже почти запрыгнул на крышу машины, но в последнее мгновение Уриэль успел взмахнуть мечом и одним ударом рассёк врага надвое.

Движение колонны замедлилось. Десятки тиранидов бросались на броню машин, цеплялись за колеса, лезли по головам друг друга, пытаясь добраться до своей цели. Уриэль колол и рубил мечом, а в это время стрелок высунулся из люка по пояс и обстреливал толпы врагов из тяжёлого болтера. «Рино» неумолимо прокладывал дорогу к центру роя, и холодный ветер царапал лица людей.

Раздался громкий взрыв, машину сильно тряхнуло, и Уриэль рискнул оглянуться. Шедший за ними «Рино» был объят пламенем, языки огня пробивались через разорванную броню. Из опрокинутой машины выскакивали Космодесантники. Их доспехи горели, но они тотчас вступили в неравный бой с десятками налетевших тиранидов. Злобное шипение отвратительных созданий заглушало треск огня, и вскоре воины исчезли из виду, погребённые под несметными толпами пришельцев.

Уриэль осмотрелся, пытаясь определить, откуда прозвучал роковой выстрел, и увидел уродливое создание, парящее низко надо льдом. Длинный изогнутый хвост подёргивался прямо под шишковатой головой, тонкие конечности беспомощно болтались в воздухе, а вокруг морщинистой складки кожи на шее потрескивали голубоватые искры электрических разрядов.

Словно почувствовав его взгляд, чудовище взвизгнуло и медленно повернуло голову к приближающемуся «Рино». Уриэль хлопнул стрелка по плечу.

— Смотри вправо и вниз! — крикнул он, указывая мечом на летящее создание.

Стрелок кивнул, прицелился, штурмболтер взревел, и очередь крупных реактивных снарядов просвистела в воздухе. Уриэль увидел оранжевые вспышки разрывов, но понял, что выстрелы не причинили монстру никакого вреда, и выругался. Почти тотчас же сияющий ореол окутал голову крылатого создания, и капитан, понимая, что за этим последует, покрепче ухватился за край крыши.

Сноп яркого белого пламени вырвался из-под уродливой головы и ударил в решётку радиатора «Рино». Уриэля подбросило в воздух, он едва смог удержаться на крыше. Ноги заскользили по гладкой поверхности. Машину занесло, но прочная броня на этот раз выдержала вражеский удар.

Рядом раздался оглушительный визг. Ударом тяжёлого ботинка Уриэль отшвырнул подбежавшего монстра. А следом за ним уже спешили ещё несколько гормогонтов. Вентрис умело орудовал мечом, и ему удалось снести немало черепов и переломать кости многим нападавшим чудовищам.

В конце концов он обрёл равновесие, вставил клинок в ножны и снова уцепился за чёрную крышу. Через секунду «Рино» резко вильнул в сторону. Уриэль считал, что второго такого удара броня не выдержит. Подняв голову, он понял, что и водитель пришёл к такому же заключению. Оказавшись прямо перед машиной, опасное создание пятилось, пытаясь уйти, но водитель опередил его. Усеянный шипами бампер со всего размаху ударил в морщинистое тело и подмял его под колёса. Послышался отвратительный хруст, тяжёлый автомобиль даже не подпрыгнул, и сзади из-под машины показались обломки хитина и лужи ихора. «Рино» помчался дальше.

Теперь, когда четыре уцелевших «Рино» оказались рядом с намеченной жертвой, среди тиранидов началось активное перемещение. С высоты своего места на крыше Уриэль заметил, что предводитель роя явно указал подданным на близкую угрозу. С безошибочной чёткостью, какую увидишь не на всех парадах, ряды ужасных созданий изменили направление атаки. Многие тираниды даже оставили окопы и ринулись на помощь своему господину.

Оружейный огонь стрелков «Рино» заставил отвратительного гиганта спрятать голову под пластинами хитиновой брони. Тотчас воздух над ним стал потрескивать от концентрированной псионической энергии. Уриэль почувствовал, как усиливается нагнетаемый чудовищем ужас. Трудно было устоять против воздействия инопланетного разума, и эта атака грозила сломить его решимость. Но неожиданно нахлынувшее воспоминание о Несущем Ночь, абсолютном воплощении космического зла заставило его рассмеяться над ничтожностью грозящей им сейчас опасности.

Взвизгнув тормозами, колонна «Рино» остановилась перед громоздкой тушей тиранида. Космодесантники поспешили выскочить из машин, чтобы вступить в бой с существами, охраняющими своего предводителя. Уриэль первым спрыгнул с крыши и тотчас же размозжил череп ближайшего врага ударом бронированного кулака. Чьи-то клыки царапнули по его ботинку, но тварь была мгновенно раздавлена металлическими каблуками..

Уриэль проткнул её голову энергетическим мечом и устремился вперёд, навстречу следующему монстру. Огромные когти пытались вцепиться в его шлем, но Космодесантник увернулся и одним сокрушительным ударом разрубил твёрдые пластины на животе чудовища. Хлынул поток чёрной крови и послышался жалобный вой. Уриэль вспорол горло твари, заставив её замолчать.

Чем ближе Вентрис подбирался к хозяину орды пришельцев, тем теснее смыкались ряды его защитников. Длинные когти и острые как лезвия клешни барабанили по доспехам, но Ультрамарин не чувствовал боли. Сознание заволокла тёмная пелена, и Уриэль в приступе ярости отрубал конечности, распарывал животы, крушил все вокруг.

В уши ударил животный рёв. Капитан обернулся в поисках нового врага, но в ту же секунду понял, что кричит, он сам. Ошеломлённый, Уриэль видел, как все вокруг него начало двигаться, словно в медленном танце. Мортифакты встали стеной вокруг семерых солдат Караула Смерти, а те посылали плазменные заряды, целясь между пластинами брони гигантской туши.

И ещё он увидел бездушные чёрные глаза монстра, осознавшего, что его участь решена. Рогатая голова, похожая на голову насекомого, высунулась из-под панциря, ударила Уриэля в грудь, и крепкие рога подняли Космодесантника высоко в воздух. В мясистых складках разверзлось усеянное зубами отверстие, и капитан начал соскальзывать прямо в эту пасть. Он отчаянно цеплялся за окостеневшие наросты, пытаясь освободиться, но чудовище закатило глаза, и края отверстия сомкнулись на теле Уриэля. Клыки скрежетали по его доспехам, и стало ясно, что потрясающая мощь тиранида скоро преодолеет прочность закалённых пластин. Уриэль из последних сил поднял меч.

Зубы гиганта вонзились в плоть Ультрамарина, хлынула кровь.

Вентрис проткнул хитиновую оболочку черепа, лезвие проникло в мозг, и Уриэль торжествующе закричал. Внезапно белое пламя почти ослепило его. Взорвались плазменные снаряды, выпущенные стрелками Караула Смерти. Уриэля накрыла волна нестерпимого жара. Наконец смертельная хватка монстра ослабла. Ударившись о ледяную землю, капитан застонал от боли.

Над долиной повисла мёртвая тишина. Космодесантники почувствовали замешательство тиранидов, утративших связь со своим лидером.

Уриэль поспешил выбраться из полной слизи пасти чудовища. Кто-то хлопнул его по плечу, и он увидел рядом с собой капитана Баннона. Мортифакты уже шагали к машинам.

— Пошли, — сердито бросил Баннон. — Оно мертво, и нам пора убираться отсюда.

— Да, — выдохнул Уриэль и захромал вслед за капитаном Караула Смерти.

Забравшись внутрь покорёженного и забрызганного ихором «Рино», он не чувствовал ничего, кроме стыда за свою неконтролируемую ярость во время схватки.

С наступлением темноты всё стихло. После гибели предводителя роя атака тиранидов захлебнулась, ошеломлённые существа в панике метались из стороны в сторону. Большая их часть могла сражаться только по приказу чужой воли, и теперь они лишились цели. Энергичные контратаки Космодесантников и артиллерийский огонь скоро уничтожили все очаги сопротивления тех тиранидов, которые были способны на самостоятельные действия, а ударивший двадцатиградусный мороз лишил жизни остатки пришельцев.

Отдельные особи зарылись в снег и впали в летаргический сон. Увеличенные запасы жировой ткани помогли им выжить. Но таких было очень немного. У людей не осталось сил выискивать этих врагов. Из-за усталости и сильного холода не хотелось двигаться.

А двигаться пришлось, поскольку командование Имперскими силами отдало приказ отвести солдат на вторую линию окопов. Полковники Стаглер и Рабелак пришли к заключению, что первая линия обороны не сможет сдержать очередной атаки врагов.

К тому же, по донесениям воздушной разведки, на город, надвигались полчища тиранидов, по крайней мере втрое превосходившие численность сегодняшнего авангарда. В каждом из роев были замечены великаны, сравнимые только с Боевыми Титанами. Все понимали, что эта победа лишь ненадолго отдалила разгром людских войск.

Глава 11

Голубоватый свет, льющийся со стен Капитолия, только подчёркивал суровые выражения, застывшие на лицах членов военного совета. Сервиторы в низко надвинутых капюшонах неподвижно застыли у пультов, связки проводов тянулись из-за их спин к гнёздам в полу. Мелодичный напев молитвы, обращённой к Богу Машины, лился из отделанных бронзой потолочных динамиков. Истекающие влагой восстановители воздуха работали на полную мощность, но в командном пункте всё равно было душно.

Уриэль чувствовал себя неуютно в этом бронированном левиафане: мало того, что пребывание здесь противоречило обычаям Космодесантников, так ещё и в Кодексе Астартес ясно говорилось о необходимости обеспечить мобильность подразделений во время боёв. В последнее время капитан и так часто пренебрегал заветами священного труда примарха. Леаркус не скрывал своего неодобрения по поводу внезапной вылазки Уриэля на крыше машины Мортифактов. Он утверждал, что эта дурацкая выходка больше подходила потомкам Русса, а не гордым Ультрамаринам, и в душе Вентрис был склонен с ним согласиться. Капитан тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и вернулся к насущным проблемам. Ситуация складывалась весьма неприятная.

В центре украшенного колоннадой зала была развёрнута голографическая карта Эребуса и его окрестностей. Каждые несколько секунд по карте пробегала рябь: информация о положении и численности Имперских войск, а также о приближающихся силах противника, получаемая из различных источников, поступала в систему и тотчас отображалась на экране. У одного края карты стоял полковник Рабелак со своими помощниками и адъютантами, а по обе стороны от него расположились Уриэль с полковником Стаглером и капеллан Астадор с капитаном Банноном.

— Как выяснилось, Врата Геры и Парменис пали под натиском тиранидов, — заговорил Рабелак. — Ни одному из этих населённых пунктов мы не смогли оказать военную помощь. Самолёты из звена «Молний», посланные на разведку в район Конориса и Инириама, так и не вернулись. Вероятнее всего, силы противника, дислоцированные в этих регионах, теперь тоже обратятся против нас.

— А что вы можете сказать о тех роях тиранидов, что уже движутся к нашим позициям? — спросил Стаглер. Несмотря на духоту, полковник так и не снял длинную шинель с меховым воротником и значком корпуса Крейга.

Прежде чем ответить, Рабелак тяжело вздохнул и нахмурился:

— Честно говоря, нам мало что известно наверняка. Похоже, великое множество этих созданий рассеялось по окрестностям или погибло. Возможно, часть врагов зарылась в снег, как поступают зимой дикие животные, и поджидает подхода других роев. Мы потеряли слишком много разведчиков, и я счёл неразумным посылать на смерть остальных ради получения дополнительной информации.

В полном молчании офицеры обдумали услышанное, а затем капитан Баннон указал на карту.

— Полковник Рабелак, было бы непростительной ошибкой полагать, что тираниды станут вести себя как животные, — заговорил он. — Из предыдущих сражений с этими тварями я усвоил необходимость постоянно держать их в поле зрения. Не выпускать из виду ни на секунду.

— Что ж, может, вы и правы, капитан Баннон. Но если посмотреть на карту, то можно увидеть, что к нашим позициям приближаются три отчётливо различимых роя. По первоначальным сведениям, тот рой, что находится южнее всех, должен бы был уже подойти, но, похоже, тираниды снизили скорость. По нашим расчётам, все три группы появятся перед городом одновременно.

— Умно, — пробормотал Астадор. — Очень умно. Они поняли, что мы в состоянии отразить нападение одного роя, и собираются объединиться, чтобы задушить сопротивление одним решительным ударом.

Уриэль рассеянно наблюдал, как разноцветные значки передвигаются по голографической карте, и в дальнем уголке его сознания возникла непонятная тревога, но он никак не мог уловить её суть. Он знал, что это нечто простое, но очень важное.

— А что происходит в космосе? — поинтересовался Баннон. — Появилась возможность связаться с флотом?

— Тень варпа все ещё делает невозможным астропатический контакт, но мы сумели связаться с адмиралом Тибериусом при помощи длинноволнового передатчика. Правда, сеанс связи был весьма непродолжительным, — доложил Уриэль. — Прохождение волн до сих пор остаётся прерывистым и неточным вследствие электромагнитных помех, генерируемых рой-флотилией тиранидов.

— И какова обстановка на кораблях? — спросил Астадор.

— Адмирал собрал флот на орбитальной стоянке вокруг сельскохозяйственного мира Калидон. По его словам, многие суда сильно пострадали в бою.

— Не пытались ли тираниды напасть на них? — задал очередной вопрос капитан Баннон.

— Пока, насколько мне известно, не пытались. В космосе остаются только два маточных корабля. Основные силы тиранидов направились на поверхность Тарсис Ультра, так что у них нет возможности послать значительные отряды для уничтожения кораблей.

— Флот в состоянии оказать нам какую-либо поддержку? — поинтересовался Баннон.

— Возможно, — пожал плечами Уриэль. — Адмирал Тибериус сообщил мне план предполагаемой атаки, но сначала мне необходимо посоветоваться с обер-фабрикатором Монтантом. На данный момент нам приходится рассчитывать только на наземные силы.

Военачальники снова склонились над картой и некоторое время обдумывали полученную информацию.

— Тогда, если уж говорить прямо, господа, у нас не остаётся другого выхода, кроме как отступить в город, — объявил Рабелак. — Существующая линия укреплений просто не в состоянии сдержать многочисленных врагов. Стены хотя бы преградят путь толпам мелких созданий, а установленных наверху орудий вполне достаточно, чтобы перестрелять крупных особей.

— Я поддерживаю предложение полковника Рабелака, — согласился Астадор. — Мы должны смириться с тем, что город пострадает, но лучше сражаться на более выгодной позиции, чем напрасно жертвовать людьми.

Полковник Стаглер неохотно кивнул. Уриэль заметил, насколько претит ему мысль отдавать врагу территорию планеты, даже если упорное сопротивление и означает неминуемую гибель.

— Корпус Крейга будет в арьергарде и обеспечит прикрытие отступающим войскам, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Уриэль внимательно разглядывал карту. Внезапно его недавняя тревога оформилась в отчётливую мысль.

— А разве к городу приближалось не четыре роя? — спросил он.

— Верно, капитан Вентрис, — ответил Рабелак., — Но, как нам кажется, самый маленький из них, северный, попросту слился с тем роем, что двигался от Пармениса. Между ними было всего тридцать километров.

— Вы уверены в этом? — усомнился Уриэль.

— Не совсем, но иначе, куда они могли подеваться? Северные отроги гор совершенно непроходимы. Обер-фабрикатор Монтант твёрдо заверил меня в этом.

— При всём моём уважении к обер-фабрикатору, я не могу назвать его военным экспертом. Можем ли мы доверить свою безопасность специалисту по снабжению?

— Капитан Вентрис, он прекрасно знает местные условия. Майор Сатриа поддерживает его мнение. После ознакомления с топографическими особенностями рельефа, я склонен с ними согласиться.

Уриэль видел, что все присутствующие не на шутку обеспокоены исчезновением одного из роев, но, поскольку доказательств его автономного существования не было, никто не мог точно ответить на его вопрос.

— Сколько времени осталось до подхода тиранидов? — спросил Баннон.

— Пять, самое большее, шесть часов, — ответил Рабелак.

— Тогда пора приступать к работе, — заключил Стаглер.

Снежная буря завывала в лабиринтах Второго Квартала Эребуса. Смертоносные дожди био-снарядов и чудовища, которые сумели проникнуть в город, согнали людей с привычных мест. Около шести сотен беженцев брели по белым улицам Эребуса по колено в снегу. Они направлялись к едва различимым в сумерках постройкам на скалистом южном склоне ущелья.

Вооружённые люди охраняли почти разбитые двери склада. Над их головами хлопал на ветру потрёпанный брезентовый навес.

Со дня первой атаки тиранидов по городу распространилась молва о герое, спасшем жителей Второго Квартала от упавших с неба чудовищ. То, что он был грабителем и убийцей, мало заботило людей. Они верили, что Снежок раздаёт медикаменты и продовольствие.

Зимы на Тарсис Ультра были жестокими, и тем, кто остался в городе без средств к существованию, да ещё и лишился дома, грозили суровые испытания, а кроме того, где-то в городе прятался ужасный убийца.

Его бесчинства не могли остаться незамеченными даже среди хаоса вражеского нашествия. Целые семьи находили зарезанными, как скот на бойне. Тела оказывались разорванными в клочья, скелеты частично обглоданными. Жителей трущоб охватил ужас. Те, кто не имел возможности перебраться к устью долины, где богатые кварталы патрулировались солдатами обер-фабрикатора Монтанта, были вынуждены сбиваться в большие группы.

По мере того как возрастал страх перед таинственным убийцей, росла и жестокость с которой он расправлялся со своими жертвами. Казалось, всеобщий испуг вдохновлял его на новые преступления. Жители многоквартирных домов уже не могли чувствовать себя в безопасности. И только территория, охраняемая Ночными Негодяями, избежала внимания убийцы.

Папаша Галло, неофициальный, но всеми признанный предводитель беженцев, откинул капюшон и подошёл к двоим мужчинам, охранявшим вход.

— Мы пришли просить убежища и защиты, — сказал он.

— Убежище недёшево стоит, — процедил один из часовых.

Папаша Галло рассмеялся и обернулся к пришедшим с ним людям.

— Взгляните на нас. Что мы можем вам предложить? У нас уже ничего не осталось.

— Ну, не знаю, — со смехом протянул второй часовой, заметив в толпе молодую женщину. — Что скажешь, Ломакс? Держу пари, мы сможем договориться с этими добрыми горожанами.

— Заткнись, Траск, — бросил первый. — Все равно принимать решение будет Снежок.

Папаша Галло вздохнул. Может, они и сумеют пережить эту зиму, но если и так, то станут ещё несчастнее, чем прежде.

Притаившись в глубокой тени сорванной железной крыши, за колонной беженцев следил пришелец. Страх и отчаяние людей он воспринимал как размытые и расходящиеся в разные стороны разноцветные волны. Шероховатые пластины его панциря, способного менять цвет, приобрели на фоне заснеженных улиц серебристо-серый оттенок. С неожиданным для своих размеров проворством чудовище выскользнуло из укрытия.

Запасы жировой ткани в его организме были невелики, и чтобы их пополнить, существу приходилось убивать снова и снова. Даже потрясающая способность к адаптации не спасала его от морозной зимы Тарсис Ультра.

Очнувшись от долгого забытья в элеваторной башне Прандиума, это создание, известное в Имперских войсках как призрак, или бродячий богомол, а правильнее, ликтор, благополучно скрывалось в тени построек и бродило по городу в поисках добычи.

Ликтор прыгнул на покосившуюся стену каменного дома, и мощные межрёберные мускулы выбросили вверх мясистые отростки, благодаря которым он легко взобрался на самый верх. Длинные, плоские, как ножи, когти верхних конечностей высунулись из хитиновых чехлов и вцепились в кирпич, позволяя легко удерживать равновесие на узкой площадке. Похожие на червяков, усики на верхней челюсти зашевелились, принюхиваясь к воздуху, и чудовище снова отправилось следом за колонной беженцев.

Железы между костяными шипами на спине выделяли мощные ферменты, которые могли привлечь других тиранидов. До сих пор ликтор с опаской бродил по улицам густонаселённого города. Но теперь Совокупный Разум, по воле которого он совершил такое далёкое путешествие, был совсем рядом. Ликтор мог забыть об осторожности и убивать со всей беспощадностью, данной ему от рождения.

Бродячий богомол подобрался к краю крыши, пригнулся и стал наблюдать, как одна фигура отделилась от толпы и подошла к зданию, пахнущему добычей.

Траск предоставил Ломаксу идти на переговоры, а сам продолжал приглядываться к женщине, хотя из-за зимней одежды трудно было определить её внешность. Он вскинул винтовку на плечо и стал размышлять, как это Снежка угораздило связаться с такой прорвой людей. Один приступ идиотского альтруизма, и по всему городу разошёлся слух, будто он спасает беженцев от холода и пришельцев.

В душе Траск не мог удержаться от смеха. Как сильно ошибались люди! Те, кому было позволено остаться, платили за все, в чём нуждались: за крышу над головой, еду и даже медикаменты. Некоторым, чтобы уйти от ужасной действительности, требовались наркотики. И они тоже были доступны. За соответствующую плату. А если у людей не имелось денег или иных ценностей, то всегда находились другие способы расплатиться. Мужчины, с которыми пришли пригожие жены или дочери, могли рассчитывать на большее, чем одиночки. Среди Ночных Негодяев были такие, кто охотно принимал подобную плату.

Снежок запретил такие расчёты, поскольку это не приносило ему никакой прибыли, но его приказ не остановил Траска. Он только стал более осторожным.

В такой большой группе, как эта, наверняка найдутся не только деньги, но и молодые кобылки. Прикидывая, какие перед ним открываются возможности, Траск не переставал наблюдать за окрестностями и краем глаза уловил движение на развалинах старой фабрики, занимавшейся пошивом армейской амуниции. Он приставил ладонь ко лбу и попытался хоть что-то разглядеть сквозь пургу.

Что это могло быть?

Траск ничего не увидел, но был уверен, что секунду назад глаза не обманули его.

Вот! Вот опять! Что-то спрыгнуло с крыши здания и с пронзительным криком приземлилось в сугроб. Что бы это ни было, оно двигалось с быстротой молнии, и не успел он крикнуть, как существо метнулось в середину толпы. Траск передёрнул затвор. В этот момент раздался истошный вопль.

Струя яркой крови ударила в снег. Траск увидел, как через улицу полетела чья-то оторванная голова. Крики ужаса эхом раскатились по склону ущелья, а люди в панике бросились врассыпную. На мостовой валялись окровавленные лохмотья, лишь отдалённо напоминавшие человеческие останки. Чудовище неясной тенью выскочило из кровавой мешанины и одним прыжком оказалось на спине человека с младенцем на руках.

Мужчина упал, и ужасные когти пригвоздили его к земле. Предсмертный крик поверг Траска в ужас. Чудовище продолжало собирать свою кровавую жатву, разрывая на куски каждого, кто оказывался в пределах досягаемости его мускулистых лап.

Папаша Галло дёрнул Траска за полу длинного пальто:

— У тебя же в руках оружие, так воспользуйся им!

Слова старика вывели его из оцепенения. Траск оттолкнул мужчину и, освободив проход в здание, опустил винтовку. Визжащие от страха люди устремились в дверь, но он не стал их останавливать. Снежок позже сам разберётся с ними.

Навстречу беженцам выскочил Ломакс.

— Силы ада, что здесь творится? — крикнул он.

— Будь я проклят, если понимаю, — огрызнулся Траск.

Оставшиеся в живых люди продолжали толкаться в дверях. Наконец Траску впервые удалось рассмотреть врага, и он чуть не уронил винтовку. Шкура монстра была сплошь покрыта пятнами крови, и защитная окраска изменила цвет. Трёхметровое чудовище стояло на задних лапах, туловище бугрилось мускулами, выпиравшими из-под пластин панциря. Этот убийца превосходил размерами всех пришельцев, которых до сих пор доводилось видеть Траску, а его когти казались просто исполинскими. Их плоскими лезвиями запросто можно было разрезать пополам человеческое тело. А на животе располагалась ещё пара конечностей. Ими чудовище подносило вопящих людей к зубастой пасти.

Ужасное существо покончило со своими жертвами и повернулось к бандитам.

Внезапно все происходящее показалось Траску совершенно абсурдным. Почему он должен рисковать своей жизнью ради этих глупых людишек?

Опустив голову, он трусливо помчался к двери.

— Куда ты… — крикнул Ломаке, но не успел договорить.

Из пластин панциря монстра что-то вылетело и ударило прямо в его грудь. Мужчина уронил оружие и изумлённо уставился на окровавленные шипы. А потом резкий толчок сбил его с ног, и когти монстра прикончили часового.

Никогда ещё Траску не приходилось бегать так быстро. Волоча за собой винтовку, он мигом перескочил через все ступеньки, но поскользнулся и ударился лицом о бетонные плиты входа. Это и спасло ему жизнь. Гигантская лапа пробила стену склада. Бандит всхлипнул и перекатился на бок. Когти все ещё пытались достать беглеца и так ударили по перилам, что высекли сноп искр. Траск в ужасе зажмурился, но страшные когти виделись ему и через опущенные веки.

Совсем рядом-раздался ружейный залп, и Траск закричал. Снова загрохотали выстрелы, а затем послышался нечеловеческий оглушительный вой. Что-то хлестнуло его по лицу, потом по шее растеклась тёплая жидкость. Он сжался и стал ждать смерти.

Ничего не происходило. Наконец он набрался храбрости и открыл глаза. Чудовище исчезло. Траск облегчённо перевёл дух. Стерев с лица слизь, он поднял голову. Рядом стояли Снежок и Сильвер, на их лицах читалось отвращение. Из дула ружья предводителя Ночных Негодяев ещё тянулась струйка дыма, оба пистолета Сильвер были разряжены.

— Парень, я не знаю, для чего держу тебя при себе, — бросил Снежок и протянул руку, чтобы помочь ему подняться.

Траск криво улыбнулся Сильвер, но девушка даже не посмотрела в его сторону. Она с ужасом осматривала окровавленный снег перед складом.

— Где Ломакс? — спросил Снежок.

Траск хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле.

— Парень, я задал тебе вопрос, — настаивал Снежок.

— Он… он погиб, — выдавил Траск. — Эта тварь унесла его.

— И могу поспорить, ты тут ни при чём, — насмешливо сказала Сильвер.

Траск попытался окинуть её негодующим взглядом. Получилось довольно нагло.

— Ты видел, что это было? — спросил лидер банды.

— Нет, — покачал головой Траск. — Но оно было огромное. Правда огромное. Больше, чем все, кого мы до сих пор видели. И ещё оно двигалось слишком быстро, как ртуть, или что-то вроде этого.

— Ладно, оно быстро двигалось, но недостаточно быстро, чтобы поймать тебя, а, парень?

— Пропади ты пропадом, Сильвер, — огрызнулся Траск.

— Не в этой жизни. — Она развернулась на каблуках и вошла внутрь склада.

— Тебе лучше помыться, — сказал Снежок. — Нам предстоит много работы. Эти люди не собираются сами отдавать нам деньги, наша забота — помочь им в этом.

Снежок оставил Траска одного на обледеневших ступенях. Мокрые штаны быстро дали о себе знать на сильном морозе.

Чувствуя, как недавний страх превращается в злость и обиду, Траск последовал за главарём, на ходу потирая саднящую шею и лицо.

Две переплетённые крылатые змеи из бронзы украшали массивные двери. Ещё до того, как Уриэль отворил их, он услышал стоны раненых и уловил запах крови и смерти.

В стенах госпиталя в Восьмом Квартале не утихали крики боли и предсмертной агонии. Запахи антисептиков и камфарного масла были не в состоянии перебить вонь разлагающейся плоти и гноящихся ран. Дыхание Уриэля клубилось облачками пара — температура в помещении была близкой к нулю. Сестры Ордена Госпитальеров переходили от одной койки к другой, и их белые одеяния пестрели пятнами засохшей крови. Отчаяние и страх пропитали атмосферу госпиталя. Уриэль всем сердцем сочувствовал людям, пострадавшим от мерзких захватчиков.

К стонам раненых добавлялись рыдания тех, кому предстояла ампутация конечностей. На глазах Уриэля три санитара принесли солдата из корпуса Крейга, у которого вместо ног было кровавое месиво, и сестры пытались остановить фонтан крови, бьющий из порванной артерии. Неподалёку лежала женщина с отрезанной выше локтя рукой. Рана воспалилась. Наверняка рука была обморожена, пока женщина лежала в окопе в ожидании помощи. От гноя промокла не только повязка, но и грубое солдатское одеяло.

С высоких кафедр священники без устали читали молитвы, но их монотонные песнопения заглушались криками боли и отчаяния.

Казалось, стоны никогда не стихнут. Уриэль заметил, как одна из сестёр прикрыла одеялом лицо умершего солдата и кивнула санитарам. Космодесантнику многое приходилось видеть в бою, но такое очевидное свидетельство людских страданий и обыденность смерти потрясли его сильнее, чем картины самых жестоких сражений.

Женщина заметила Уриэля. Перепачканным в крови и гное рукавом она вытерла лоб и, прихрамывая, направилась навстречу Ультрамарину. Её светлые волосы были стянуты в аккуратный хвост, веки покраснели, а взгляд казался рассеянным, но, несмотря ни на что, в ней чувствовалась огромная внутренняя сила. По её глазам Уриэль понял, что она не спала уже много ночей.

— Брат-капитан, — обратилась она к гостю. — Сестра Джониэль Ледойен, старший офицер госпиталя, к вашим услугам. Извините, но мы так загружены работой, что попрошу вас быть кратким.

— Почему здесь так холодно? — спросил Уриэль.

— Потому что одна из этих… тварей угодила прямо в наш генератор, а окаянные братья-техники до сих пор не удосужились снабдить нас новым, — сердито объяснила Джониэль. — Если у вас нет других глупых вопросов, то позвольте я займусь своими непосредственными обязанностями и попытаюсь спасти ещё несколько жизней.

— Прошу прощения, сестра. Я едва жив от усталости после сражения и совсем позабыл о правилах приличия. Я брат-капитан Уриэль Вентрис и хотел бы отыскать солдата, которого сам сюда доставил. Его имя — Павел Лефорто, он из отряда самообороны Эребуса. Этот парень спас мне жизнь, и хотелось бы выразить ему благодарность.

Взгляд Джониэль смягчился, и она указала на сестринский пост в центре зала:

— Идите туда. Моя помощница Арделия постарается вам помочь отыскать солдата. Хотя вы должны быть готовы к тому, что он уже мёртв.

— Как пожелает Император, — сказал Уриэль. Уголки губ женщины дрогнули при звуке знакомой фразы, и она кивнула.

— А теперь, прошу меня извинить, у нас очень много работы.

Уриэль проводил прихрамывающую сестру Джониэль до очередной койки и очередного солдата в окровавленных повязках, развернулся и зашагал к сестринскому посту.

Искать Павла Лефорто пришлось почти час. На кровати, на которую сначала указала сестра Арделия, лежал солдат с сильно обгоревшим лицом, полностью скрытым повязками. Но, поскольку на его плечах не было ран, он никак не мог быть Павлом. В конце концов Уриэль обнаружил его на втором этаже госпиталя. Плечо и шею Лефорто закрывал широкий пластырь, а к руке была прикреплена трубка капельницы.

Павел лежал с закрытыми глазами, его дыхание было ровным и глубоким. Уриэль убедился, что жизни солдата ничто не угрожает, но на его плече наверняка останется глубокий шрам — напоминание об участии в войне против тиранидов. Уриэль припомнил искажённое от боли и страха лицо Павла, когда он относил его на пункт сбора раненых. Теперь выражение его лица было мирным и спокойным. Лефорто оставался безучастным к крикам раненых и зловонию смерти, витавшим в этом здании.

В руке мужчина сжимал гололитическую пластинку, и Уриэль нагнулся, чтобы взглянуть на неё. На снимке была изображена простая, но привлекательная женщина, обнявшая двоих сияющих ребятишек. Несколько минут он разглядывал пластинку, чувствуя совершенно очевидную любовь этих людей к Павлу. У этого солдата была и семья, к которой он был привязан, дом, который он защищал, и будущее.

Всего этого не было у капитана Четвёртой Роты Ультрамаринов Уриэля Вентриса.

Прежде чем уйти, он снял со своих доспехов охранный образок, осторожно положил его на грудь спящего, а затем вышел из палаты и спустился в главный вестибюль госпиталя. Слева под аркой Уриэль заметил приоткрытую дверь, из-за которой пробивался мягкий свет свечей. Сквозь запахи крови и лекарств он уловил аромат ладана и шагнул под арку, ведущую в небольшую часовню.

Простое и скромное помещение не отличалось пышным убранством. Единственным украшением можно было считать большое семиугольное окно со вставками витражей, где изображались сестры ордена Госпитальеров, дарующие помощь и утешение всем нуждающимся. В сердце Уриэля вошли мир и такое спокойствие, какого он не испытывал уже долгие месяцы. Тень, омрачившая его душу, не могла противостоять святости этого места.

Он прикрыл за собой дверь, поклонился изображению Императора и пошёл по проходу, чтобы преклонить колени перед Его могущественным взором.

— Император человечества, в дни этой войны я нуждаюсь в утешении, которое лишь Ты способен дать мне. Слишком часто я чувствую, как ненависть отравляет мои мечты. В душе моей копится тьма. Помоги мне преодолеть эту болезнь и спаси от влияния тьмы, чтобы я и дальше мог сражаться во имя Твоей славы.

Уриэль судорожно вздохнул и продолжил молитву:

— Я боюсь, что скоро могу утратить веру в Твои цели и буду недостоин Твоей любви.

— Нет, капитан Вентрис, — раздался голос за его спиной. — Все, кто служат Императору, достойны Его любви.

Уриэль поднялся на ноги и обернулся. В лучах солнца, льющихся из окна, стояла сестра Джониэль. Тёплый свет окрашивал её кожу золотистым сиянием.

— Сестра, — произнёс Уриэль. — Я не слышал, как вы вошли.

— Знаю и прошу прощения, что прервала вашу молитву. Хотите, чтобы я ушла?

— Нет, конечно нет.

— Тогда я могу присоединиться?

— Я был бы очень рад.

Сестра кивнула и преклонила колени перед статуей Императора. В тишине сухо хрустнул повреждённый сустав, и она поморщилась.

— Я прихожу сюда, как только выпадает свободная минута. — Джониэль села на скамью в переднем ряду. — Здесь так спокойно.

— Да, — согласился Уриэль и тоже уселся рядом с ней. Доски скамьи заскрипели под его весом.

— Я чувствую, как здесь моя душа освобождается от чудовищной ноши.

— У вас тяжело на душе? — спросила Джониэль. Уриэль долго молчал, уставившись в отполированный до блеска пол.

— Вы слышали мои слова, когда вошли, — наконец заговорил он.

— Да, но я не знаю, к чему они относятся. Хотите, мы поговорим об этом? Мне приходилось излечивать не только физические, но и душевные раны. Доверься мне. Иногда рассказ о тревожных мыслях облегчает душу.

— Да, я знаю это, сестра. Просто… я не очень привык выражать свои чувства словами.

— Это как-то связано с тем солдатом?

— Нет, больше с ужасным чудовищем, с которым пришлось сражаться в одном далёком отсюда мире.

— Вроде тиранидов?

— Нет, — покачал головой Уриэль. — Я до сих пор не уверен, что понимаю, кто это был. Знаю лишь, что это было очень древнее существо. Настолько, что было древним ещё во времена молодости нашей галактики. Оно жило только ради убийства и наслаждалось смертью. Один мой знакомый, инквизитор, дал ему имя Несущий Ночь. Оно очень подходило ему. Это существо обладало способностью проникать в мысли человека и вытаскивать на поверхность самые низменные инстинкты.

При воспоминании о битве на Павонисе у Уриэля задрожали руки.

— Я видел, как люди рвали на части собственные тела, стараясь утолить жажду крови, и тогда в моей душе поселилась страсть убивать. Она живёт во мне и по сей день. Чудовище окружали видения ужасных убийств. Когда оно на краткий миг притронулось к моей душе, я увидел все битвы Вселенной и моя душа омылась кровью.

— Но вы победили это чудовище?

— В некотором роде. Мы прогнали его, а потом оставались на этой планете ещё некоторое время. Но что там стало после нашего ухода, я не знаю.

— И вас преследуют образы, которые вы увидели, — подвела итог Джониэль.

— Верно, — кивнул Уриэль и опустил голову на руки. — Я закрываю глаза и вижу только смерть, кровь и увечья. В бою я с трудом сдерживаюсь, чтобы не впасть в ярость, рождённую прикосновением Несущего Ночь.

— Не могу утверждать, что понимаю природу этого создания, но уверена, что вы напрасно себя мучаете, Уриэль. Прикосновение к вашей душе такого могущественного существа, пусть и краткое, не могло не оставить шрамов. Рассчитывать, что рана заживёт бесследно, было бы глупо.

Джониэль протянула руку и дотронулась до ладони Уриэля.

— Каждая болезнь, душевная или физическая, обязательно оставляет после себя следы, и иногда они начинают тревожить тебя, словно демоны в темноте. Шрамы заживут, Уриэль, но только в том случае, если вы им это позволишь.

— Вы считаете, что я болен?

Джониэль улыбнулась.

— Нет, я так не считаю. Власть этого Несущего Ночь чудовищна, но вы одержали над ним победу. Конечно, он сумел показать вам, в какую пропасть может опуститься человек, жаждущий крови и убийств, но эти варварские черты есть в каждом из нас. Вы должны принять и понять, что частица Несущего Ночь всегда будет с вами. Понимание приносит облегчение. А если вы ощущаете боль, то это и есть доказательство того, что вы не заражены злом.

Уриэль кивнул. После разговора с Джониэль чёрная тень в его душе немного рассеялась. Потом они довольно долго молчали, пока в ухе Уриэля не включился вокс и голос Леаркуса не произнёс: «Брат-капитан, на городской стене необходимо твоё присутствие».

Уриэль встал, отправил подтверждение о получении вызова и поклонился сидящей женщине.

— Спасибо, что вы выслушали и поняли меня, сестра Джониэль, — сказал он. — Но теперь я должен идти.

Джониэль тоже поднялась со скамьи и протянула ему руку.

— Я всегда здесь, Уриэль. Приходите, если захотите поговорить.

— Спасибо, я непременно приду. — Уриэль ещё раз поклонился и зашагал к выходу.

Перемещение тысяч солдат Имперской армии вместе со вспомогательными службами, боеприпасами и транспортными средствами могло стать настоящим кошмаром, но умелые действия военной полиции, направлявшей людские потоки к Эребусу, сильно облегчили задачу. Однако имущество, которое невозможно было увезти с собой, подлежало уничтожению, и вскоре повсюду запылали огромные костры.

Тысяча человек корпуса Крейга заняла позиции в Окопах второй линии, а корпус Логреса и силы самообороны Эребуса покинули линию фронта. Грузовики перевозили солдат обратно в городские казармы. Полковник Рабелак с высоты своего Капитолия удовлетворённо отметил, что эвакуация проходит точно так, как он и планировал.

Но во время проведения военных операций невозможно избежать трагических случайностей, и две из них дорого стоили защитникам Тарсис Ультра.

Так, у северных ворот взорвался грузовик. По высокой насыпной дороге, совершенно разбитой колёсами тяжёлой техники, шла колонна машин. То ли в одном из грузовиков солдаты плохо закрепили ящики со снарядами, то ли не выкрутили перед транспортировкой взрыватели, но так или иначе, в кузове произошёл самопроизвольный взрыв. Затем сдетонировали остальные снаряды, и машина превратилась в огромный пылающий шар. Шрапнель и осколки ранили солдат, двигавшихся вдоль дороги. Колонна встала. Остальные водители пытались сдать назад, чтобы съехать с узкой дороги. Образовалась километровая пробка.

Пока подоспевшие офицеры военной полиции разводили сгрудившиеся машины, над горизонтом, далеко на востоке, появилось гигантское чёрное облако. Из клубящейся тучи доносились пронзительные крики, а её тень скользила по земле, накрывая скалу за скалой. Взвыли тревожные сирены, и защитники Эребуса открыли огонь с крепостных стен. Решив, что вражеские силы подошли быстрее, чем ожидалось, многие солдаты, оставшиеся на дороге, заняли оборонительные позиции вокруг машин и приготовили оружие к бою.

В конечном итоге своевременная тревога спасла немало человеческих жизней.

Неожиданно с предположительно непроходимых северных склонов навстречу измотанным солдатам тоже посыпались сотни тиранидов. Вскоре у городских стен завязалась ожесточённая битва. Кровь людей и ихор чудовищ потекли рекой.

Но самое худшее было ещё впереди.

— Святой Император, не может быть, — простонал полковник Рабелак при виде внезапно появившихся на голографической карте дополнительных обозначений тиранидов.

Неожиданная атака началась с северных склонов, и стало понятно, что тревога капитана Вентриса по поводу исчезновения четвёртого роя не была напрасной. Он не зря сомневался в правильности оценок обер-фабрикатора Монтанта. От страха у полковника скрутило живот и кровь отхлынула от лица. Тираниды обманули их всех. Эксперты Имперского Капитолия приняли скорость движения тиранидов за оптимальную. Они считали, что рой и дальше будет приближаться таким же порядком. Как ни обидно признать, он и сам думал точно так же. При виде обозначений трёх роев, сомкнувшихся на подступах к Эребусу, полковник понял, как сильно он недооценил коварство врагов.

Рабелак подбежал к посту связи и схватил отделанную черным деревом трубку.

— Всем подразделениям корпуса Крейга! Тираниды уже на подступах к городу! Повторяю, наступление на ваши позиции начнётся через несколько минут. Убирайтесь оттуда как можно скорее!

— Что ты несёшь?! — воскликнул лейтенант Конарски и вырвал рацию из рук связиста.

Он прижал трубку к уху и ошеломлённо заморгал. Из трубки донёсся голос перепуганного полковника Рабелака, приказывающего немедленно выводить солдат из окопов под прикрытие городских стен. Лейтенант бросил трубку, подбежал к перископу и прижался к окулярам. Не переставая изрыгать проклятия, он повернул перископ справа налево и ощутил, как холодный обруч ужаса сдавил грудь. Бескрайняя лавина пришельцев накатывалась на их позиции.

— Проклятие! — выругался лейтенант и взялся за лазерное ружьё.

А затем быстрым шагом пошёл по траншее, приказывая солдатам держаться до последнего.

— Сэр, — догнал его связист. — Так мы не собираемся отступать?

Конарски посмотрел вдоль окопа. Услышав его приказ, остальные офицеры уже выводили солдат на линию огня.

— Нет, сынок, мы не отступаем.

— Но как же приказ полковника Рабелака?

— К чёрту Рабелака! — крикнул Конарски. — Мы из Корпуса Смерти Крейга, сынок. Или ты думаешь, что мы напрасно носим это имя? Мы никогда не отступаем. Мы дерёмся и погибаем, как поступал сам Крейг.

Какой бы ужасной ни показалась людям первая атака тиранидов, она была лишь слабой тенью нынешнего наступления.

Мощное создание со множеством конечностей устремилось вперёд, проламывая толстый слой льда. Дымящиеся струи концентрированной кислоты то и дело вылетали из широкой трубки, расположенной под ужасной пастью. Тягучая жидкость одинаково легко плавила лёд, снег, металл и человеческие тела, превращая все вокруг в обугленные останки. Сотни шипов летели в сторону окопов, пробивали метровую толщу снега, пронзали людей и танковую броню.

Целая толпа тиранидов мельтешила за ногами исполинского существа. Покрытые хитиновыми панцирями организмы с уродливыми наростами и изогнутыми лапами метали тяжёлые снаряды, которые взрывались в окопах, разбрасывая острые костяные пики и разбрызгивая едкую жидкость. Эти твари двигались медленно, но зато с очень большой скоростью выстреливали из себя бесчисленные органические ракеты.

Неуклюжие создания со странными, похожими на дула орудий конечностями осыпали отступающие танки каскадами вирусов и активных бактерий. Вокруг клешнёй толстых, змееподобных чудовищ в твёрдых хитиновых кольцах трещали электрические разряды. Искры сыпались во все стороны, когда чудовища передвигались по льду молниеносными бросками, при этом взметая в воздух целые фонтаны ледяных кристаллов.

Во главе атаки с поразительной скоростью неслись рослые существа. Между костяными пластинами их панцирей можно было видеть уродливые мускульные мешки, которые при каждом сокращении мышц обстреливали окопы множеством кинжально-острых шипов.

Чёрная туча горгулий кружилась над всем этим выводком, а в самом центре стаи темнела массивная туша матки. Гигантские крылья плавно несли её прямо на позиции солдат корпуса Крейга.

Преодолевая приступ тошноты, Конарски сбросил со своих ног наполовину растворённые останки тела связиста. Скелет свалился прямо в дымящуюся лужу кислоты, протёкшей через трещину в бруствере. Лейтенант попытался подняться, но от едкого запаха разлагающейся человеческой плоти зашёлся в приступе удушающего кашля. Снаряды тиранидов легко преодолевали изрешечённые залпами стенки окопов, и траншея наполнилась дымом и потоками крови. То здесь, то там ещё раздавались ответные выстрелы, но разве можно было назвать это сопротивлением?

Лейтенант всё же справился с приступом тошноты. С криком: «За Крейга!» — он стал стрелять поверх бруствера. Плотная тень заслонила солнце. Конарски посмотрел в небо и увидел колоссальных размеров чудовище, кружащее над окопами. Размах его крыльев достигал нескольких десятков метров, несметное количество мелких существ держалось под его животом, а из пасти вырывались языки пламени.

Конарски поспешно оглянулся посмотреть, почему никто до сих пор не попытался сбить это гигантское создание, но увидел ближайшую «Гидру» и сразу всё понял. Под воздействием кислот и вирусов передняя часть истребителя превратилась в бесформенную рыхлую массу. Из кабины вытекала струя слизи, от разлагающихся тел членов экипажа в морозный воздух ещё поднимался пар. Но, как заметил Конарски, оружейный отсек машины уцелел.

Лейтенант отбросил ружьё и побежал к счетверённому орудию. Надо заставить его стрелять. Исполинские создания с визгом обстреливали укрепления, и био-снаряды разрывали его солдат на части. Орды мелких тварей уже врывались в окопы и добивали раненых.

Кое-где дошло до рукопашной. Люди тщетно пытались сопротивляться напору пришельцев. Повсюду враги одерживали верх.

Конарски прижал ладонь к лицу. Его чуть не стошнило. От ужасной вони, распространяемой останками людской плоти, слезились глаза. Осторожно пробравшись через кабину, он вскарабкался в кресло стрелка.

— Есть! — воскликнул лейтенант, как только убедился, что орудие заряжено.

Он крепко схватился за рукоять и развернул счетверённое дуло в сторону гигантского летающего монстра. Одно прикосновение к пусковой кнопке, и трёхметровый язык пламени с рёвом взметнулся к небу, осветив все вокруг яркими вспышками. Сильная отдача била по рукам. Конарски торжествующе закричал. С этим криком из его души испарился ужас последних дней, а вместо него в вены ударил мощный поток адреналина.

Через перекрестье прицела лейтенант видел, как исполинское чудовище разорвало в клочья. Снаряды пробивали крепкий панцирь и взрывались внутри тела тиранида. С протяжным воем чудовище закувыркалось в воздухе. Наконец оно грохнулось на землю, подняв тучи снега и льда вперемешку с потоками собственной крови. Под его тушей погибли сотни мелких существ. Из трупа разбившегося монстра показались клубы ядовитого дыма. Зелёные щупальца смертоносного тумана поползли по окопам.

Конарски поливал врагов огнём, водя дулом из стороны в сторону. В приступе азарта лейтенант давил на гашетку ещё несколько секунд, прежде чем понял, что запас снарядов иссяк.

Через обзорный экран командного пункта Имперского Капитолия за действиями бойцов корпуса Крейга наблюдал полковник Рабелак. Если к солдатам в самое ближайшее время не подоспеет подмога, они будут уничтожены. Линии связи разрывались от криков о помощи и требований огневой поддержки. Масштаб катастрофы ошеломил опытного воина.

Солдаты, захваченные на дороге врасплох, ещё держались. Кое-где они даже теснили врага. Будь у них хоть немного времени, они сумели бы пробиться к городским воротам и укрыться за стенами. Но как раз времени у них и не было.

Солдаты Крейга не смогут долго противостоять массированной атаке тиранидов.

Оставалось только одно.

Полковник вышел на середину зала, застегнул шинель, поправил воротник и смахнул невидимую пылинку с эполет.

— Идём в наступление, готовьте главное орудие! — приказал он.

— Сэр? — изумился адъютант.

— Ты меня слышал, чёрт побери! Идём в наступление! Я не могу бросить этих отчаянных парней на растерзание. Это не в духе корпуса Логреса. Выполнять!

— Есть, слушаюсь, сэр, — кивнул адъютант и кинулся выполнять приказ.

Ощутив под ногами вибрацию и увидев, что Имперский Капитолий двинулся в наступление, полковник Октавиус Рабелак вытянулся по стойке смирно.

Под градом вражеских снарядов дрожала земля. Пласты снега, льда и обломки брёвен взлетали в воздух, от укреплений почти ничего не осталось. Конарски бежал по траншее, хватая за руки каждого, кто попадался ему на пути, и приказывал отходить к городским воротам. Они сделали всё, что могли, и теперь пришло время позаботиться о безопасности тех немногих, кто остался в живых.

Внезапно земля загудела под тяжёлыми ударами. На мгновение Конарски решил, что началось землетрясение. Визг орды пришельцев поднялся до немыслимой высоты, и лейтенант вскинул лазерное ружьё, готовясь к последнему поединку. Но вот земля под ногами содрогнулась ещё раз, и немыслимый грохот ударил в уши. За спиной заметался яркий свет, а накатившаяся взрывная волна чуть не оглушила лейтенанта. Конарски почувствовал, как его подбросило в воздух. Казалось, планета раскололась надвое. Рухнув в снег, он сильно ударился, и перед глазами засверкали разноцветные искры.

Не успел он подняться на четвереньки, как впереди вспыхнул гигантский костёр.

Да что же произошло?

Но вот дым немного рассеялся, и он увидел нависшую над ним стальную громаду. Она двигалась вперёд, громыхая гусеницами, расплющивая своей непомерной тяжестью всё, что попадалось на пути, выбрасывая комья земли и снега величиной с танк. Священное изображение Имперского орла украшало фронтальную броню грандиозного сооружения как раз над дымящимся дулом главного орудия. Конарски радостно рассмеялся, приветствовал прокатившийся мимо него Капитолий, но его голос скоро потонул в грохоте второго выстрела, и лейтенант снова взлетел в воздух.

От жёсткого приземления у него перехватило дыхание, но новый прилив адреналина помог быстро подняться на ноги и пуститься бегом к городской стене.

Рабелак подарил им отсрочку, и лейтенант не преминул ею воспользоваться.

Полковник Стаглер потуже затянул повязку на животе. Он потерял много крови и чувствовал слабость, но не желал прибегать к помощи апотекариев, пока не решится судьба его людей. Даже с наблюдательного пункта на самой высокой башне городской стены было трудно сквозь дым и тучи снега разобрать, что творилось в окопах. Из трубки рации доносились только визг пришельцев и бесконечный грохот стрельбы. Вероятно, все люди уже погибли, но они приняли смерть как подобает солдатам Крейга — в сражении, с честью.

Поступок Рабелака очень удивил Стаглера. Как он решился двинуть свой драгоценный Капитолий в самую гущу пришельцев? Но полковник бесспорно выиграл время для солдат, попавших в засаду. У них появилась, возможность выбраться из свалки и укрыться за крепостными стенами. Целые стаи пришельцев уже успели прорваться в Эребус. Они атаковали с высоких скал на краях ущелья и исчезли среди городских улиц, но сейчас полковнику было не до них.

Грохот орудия Имперского Капитолия сорвал очередную лавину с верхушек скал. Пришельцы облепили борта могучего сооружения, тысячи устремились к закрытым броней гусеницам. В ход пошли электрические разряды и био-снаряды с разъедающей кислотой. Огонь стрелкового оружия сметал врагов сотнями, но на их место тотчас налетали другие.

Стаглер щёлкнул пальцами, привлекая внимание связиста.

— Соедините меня с полковником Рабелаком, — приказал он, наблюдая за картиной, которая наверняка останется в его памяти до последнего дня.

— Почему мы стали двигаться медленнее? — сердито крикнул полковник Рабелак.

— Сэр, механизмы-передачи повреждены, мы скоро совсем остановимся, — последовал ответ водителя-механика.

Командир корпуса Логреса перевёл взгляд на десятки маленьких экранов, отображающих происходящее вокруг. На каждом из них мерцали картины ужасной бойни, Имперский Капитолий был окружён сплошной стеной тиранидов. Огонь орудий уже не мог удержать врагов на расстоянии.

Полковник почувствовал, как дрогнул корпус после очередного выстрела главного орудия. Даже сквозь толстые бронированные стены до него донеслись яростные вопли тиранидов, рвущихся к добыче, скрытой в гигантском сооружении.

Сотни, а может, и тысячи пришельцев продолжали набрасываться на массивные опоры Капитолия, чтобы не дать ему уйти. Их ярость и тупая настойчивость потрясли полковника. Такого беспрекословного и бездумного подчинения ему не приходилось видеть ни у солдат жестокого Махариуса, ни среди подданных обаятельного Слайдо.

Испуганный вскрик адъютанта отвлёк его от воспоминаний, и Рабелак снова вернулся к обзорному экрану. Из облака снега и смертоносных газов появилась поистине исполинская фигура тиранида, крушившего, все на своём пути.

Множество отростков вокруг сверкающей клыкастой пасти источали густую слюну. Капли едкой слизи падали на снег и превращали его в горячий пар. Задние конечности в хитиновой броне легко несли гигантское тело по льду, сотни мелких созданий карабкались по толстым верхним пластинам.

— Великий Император! — прошептал Рабелак. — Все силы на зарядку главного орудия! Стреляйте немедленно!

— Сэр, на связи полковник Стаглер!

— Мне некогда сейчас болтать с этим фанатиком, — бросил Рабелак. — Быстрее! Огонь!

Через толщу отлитых из адамантиума плит пола, через все звукоизолирующие слои полковник услышал громовой раскат выстрела. Исполин содрогнулся, и люди на командном пункте радостно вздохнули. В воздух полетели куски оторванной плоти, из огромной раны в боку пришельца вылился целый водопад ихора.

Чудовище накренилось. Одна из нижних конечностей держалась лишь на узкой полоске надорванной мышцы. Кровь плавила лёд под ногами тиранида и тёмными ручейками стекала в окопы. В складке живота чудовища открылась щель. По мере того, как он упорно ковылял к Имперскому Капитолию, щель становилась все шире. Из неё под ноги гиганту хлынул поток визжащих, прыгающих, ползающих созданий и био-снарядов, но почти все они погибли под низвергнувшейся тушей.

— Давай, давай, — шептал Рабелак, нетерпеливо постукивая по индикаторам, отражающим процесс зарядки главного орудия.

Ему не терпелось самому спуститься в оружейный отсек и поторопить людей. Полковник заставил себя оторваться от панели управления и снова взглянул на поле битвы. От ужаса у него на голове зашевелились волосы. Исполин снова поднялся во весь рост, а ужасная рана уже затягивалась свежей плотью. Ихор больше не вытекал из тела, а на перебитой конечности выросли тугие канаты мышц.

— Сэр, броня пробита на втором и третьем уровнях!

— Сэр, из машинного отделения доложили о вторжении пришельцев!

— Полковник, боеприпасы для орудий ближнего боя закончились!

Рабелак выслушивал все эти донесения, и каждое было мрачнее предыдущего. Он понял, что карьера в армии Императора для него закончена. Из этой битвы он не выйдет живым. И спустя многие годы не сможет провозгласить тост в память о славном сражении. Странно, но эта мысль не так уж сильно огорчила его.

Командный пункт тряхнуло от мощного удара — тиранид-исполин добрался до Капитолия и бросился в атаку. Пол опасно накренился, и Рабелак инстинктивно ухватился за латунное ограждение вокруг голографической карты.

Могучий левиафан Империи продолжал наклоняться. Сервиторы сорвались со своих подставок и повисли на проводах, которыми были подключены к пульту. Офицеры с криками полетели к стене. Через обзорное окно уже ничего не было видно, кроме сплошной отвратительной массы движущихся мускулов. Из-под пульта управления посыпались искры, и тотчас взвыли тревожные гудки. В карту угодил какой-то обломок, и в воздух полетели осколки стекла.

Полковник сумел дотянуться до пункта связи и схватил трубку.

— Говорит полковник Октавиус Рабелак, — спокойным голосом произнёс он. — Полковник Стаглер, если вы меня слышите, если видите, что происходит, вы знаете, что делать дальше. Конец связи.

Полковник выронил трубку и отпустил латунное ограждение. В этот момент мощь тиранида преодолела устойчивость колоссального сооружения, и Капитолий рухнул набок. Полковника швырнуло к противоположной стене. Но перед тем как потерять сознание, он утешил себя мыслью, что ещё долгие годы о его гибели будут говорить на собраниях корпуса Логреса.

Ударившись о металлическую подставку сервитора, Рабелак замер. Под расколотым черепом медленно растекалась лужа густой тёмной крови.

Уриэль наблюдал за атакой грандиозного биотитана со смешанным чувством ужаса и печали. Полковник Рабелак был хорошим человеком, и солдатам корпуса Логреса будет его недоставать.

Все они слышали прощальный приказ полковника и то, как Стаглер отдал команду артиллеристам открыть огонь. Когда биотитан сорвал своими ужасными когтями броню Капитолия и разодрал её с той же лёгкостью, с какой ребёнок срывает упаковку с праздничного подарка, со всех сторон, даже со склонов ущелья, донеслись торжествующие крики тиранидов.

А потом сумерки превратились в ясный день — все до одного тяжёлые орудия на стенах города дали залп по машинному отсеку павшего Капитолия. Огненные вспышки разрывов расцветали на бронированной поверхности гигантского сооружения и испепеляли сотни тиранидов, рвущихся внутрь командного пункта. Уриэль понимал, что там могли ещё остаться живые люди, но смерть от взрыва представлялась ему более милосердной, чем неминуемая гибель от когтей пришельцев.

Наконец объединёнными стараниями броня машинного отделения была пробита, и один из снарядов угодил в самое сердце Имперского Капитолия. Взорвался плазменный реактор, и небо осветилось огромным грибовидным облаком.

Непереносимо яркие лучи горящей плазмы рванулись наружу и превратили в пепел все живое в радиусе километра. Как только пламя немного угасло, Уриэль увидел глубокий кратер, наполненный шипящей массой из останков тел пришельцев. Смертельно раненный биотитан ещё барахтался в горячей плазме, и струи пара от тающего льда срывали остатки плоти с его костей. Никакая сверхъестественная способность к регенерации не могла спасти его. Из ужасной пасти вырвался вопль предсмертной агонии.

Растаявший снег и лёд заполнили воронку и образовали целое озеро. Струйки пара от остывающего реактора ещё поднимались со дна, но спустя несколько минут уже ничто не напоминало о титаническом поединке. На поле битвы осталось лишь небольшое озеро, похоронившее тысячи пришельцев, а также тела полковника Октавиуса Рабелака и его солдат.

— Вечная память, — тихо прошептал Уриэль.

Глава 12

Все последующие четверо суток тираниды настойчиво штурмовали укрепления Эребуса, гибли тысячами, но ни их упорство, ни их численность не уменьшались. Ров у подножия стен был завален грудами трупов, под их тяжестью проваливался лёд. Целые подразделения пытались сжечь эти останки из огнемётов, но люди ни разу ещё не успевали очистить территорию до начала следующего штурма.

Каждое наступление начиналось одинаково. Крупные тираниды с множеством костяных наростов вокруг головы осыпали позиции людей био-снарядами из верхних конечностей, переродившихся в широкие дула. Их залпы выбивали из укреплений целые куски кладки, но, поскольку стена была построена уступами на цельной скале, защитный барьер всё же сохранялся. После первого обстрела вперёд выходили монстры с бугристыми панцирями и длинными костистыми лапами. Они обрушивали на людей град из коконов, которые, взрываясь в воздухе, распыляли облака ядовитых газов. Эти атаки уносили жизни десятков солдат. Апотекарии не справлялись с потоком ослепших и страдающих от удушья людей. Было решено, что газовые атаки будут отражать Космодесантники. Только они могли противостоять смертоносным ядам.

После первых нападений все пространство перед городскими стенами заполнялось толпами пришельцев-убийц. Из-под толстого слоя снега, куда тираниды прятались на ночь, их выгоняли незрячие червяки, и тогда все чудовища с шипением и визгом устремлялись в бой. Лишь некоторые виды пришельцев могли выжить при почти сорокаградусных морозах, и наступление темноты означало для защитников Эребуса короткую передышку.

Но мало-помалу электрические разряды, постоянный обстрел хитиновой шрапнелью и разъедающие кислоты разрушали городскую стену. После того как людские потери заметно возросли, было принято решение оставить первую линию укреплений.

От парапета почти ничего не осталось, а мелкие тираниды уже усовершенствовали свои организмы и обзавелись зазубренными клешнями, при помощи которых проворно карабкались по обломкам. Зенитным батареям, установленным на склонах, все ещё удавалось сдерживать натиск летающих чудовищ.

После трагедии, произошедшей во время отступления из окопов, люди поняли, что нападения можно ждать откуда угодно.

Целые группы тиранидов проникали в город через дренажные штольни и заброшенные пещеры. Они спускались даже с высоких горных хребтов, ранее считавшихся неприступными. Несмотря на возрастающую панику среди гражданского населения, командование не могло снять с линии фронта ни одного солдата для помощи горожанам.

Жителям Эребуса приходилось самим заботиться о своей безопасности.

Уриэль ощутил обжигающий холод и обрадовался боли — значит, он всё ещё жив. Его доспехи, помятые и повреждённые во многих местах, были так густо залиты вражеской кровью, что почти потеряли свой первоначальный цвет. Силовой привод в правом наплечнике после далеко не дружеских объятий с гигантским тиранидом стал угрожающе поскрипывать при ходьбе. Чтобы исправить активатор плечевого сустава и обеспечить ему свободный ход, Техномарин Харкус сделал все что мог. Но для полного восстановления требовались инструменты, оставшиеся от древних мастеров.

С того дня как взорвался Имперский Капитолий и погиб полковник Рабелак, Уриэль не проспал и часу. Каталептогенный узел позволял его телу продолжать выполнять все необходимые функции, воздействовал на ритмы мозга и устранял последствия недосыпания. Но это не избавляло его от ощущения тяжёлой усталости.

При виде тысяч солдат, собравшихся вокруг многочисленных костров, Уриэль проникся к ним глубоким уважением. Если уж он, Ультрамарин, настолько измотан, то невозможно представить, как себя чувствуют люди. Однако Леаркус, несмотря на столь же плачевное состояние доспехов, выглядел вполне отдохнувшим. Его глаза ярко блестели, и к своему капитану он подошёл уверенным лёгким шагом.

— Кровь Жиллимана! Эти люди, должно быть, на грани истощения, — сказал Уриэль.

— Да, — согласился Леаркус, — но они держатся. И будут держаться дальше.

— Ты хорошо их натренировал, брат-сержант.

— Точно так, как требует Кодекс. — В голосе Леаркуса мелькнула тень упрёка.

Уриэль проигнорировал дружеский выговор, и они покинули пределы Четвёртого Квартала, чтобы выйти на сильно изменившуюся площадь перед второй городской стеной.

Там, где ещё совсем недавно стояли фабричные цеха, складские ангары и жилые дома, остались только обледеневшие прямоугольники фундаментов. Ряды железных бочек, наполненных всем, что могло гореть, согревали воздух. И всё же десятки солдат уже пострадали от мороза. Некоторые замерзали во сне, и по утрам их товарищам приходилось откалывать от земли окоченевшие трупы.

Городской Совет, первоначально одобривший предложение Леаркуса уничтожить всё, что могло помочь тиранидам при наступлении, изменил своё мнение, когда дело дошло до конкретных действий. Наиболее активную группу оппозиции возглавлял Саймон Ван Гёльдер. В припадке храбрости Себастьен Монтант распустил Совет Эребуса, передав власть военному командованию до тех пор, пока тираниды не будут изгнаны.

Уриэля поразил тот факт, что на пороге, гибели люди могут препираться между собой из-за недвижимости и иного имущества. Хоть этот мир и носил имя Ультрамара, его вожди давно забыли учение примарха.

Зато, по мере того как они с Леаркусом подходили к городской стене, в нём росло чувство гордости и любви к солдатам, стоявшим насмерть перед лицом инопланетных захватчиков. Вот где лучше всего сохранился дух Ультрамаринов — в душах простых людей, которые не сломались под тяжестью ужаса галактики и были готовы умереть ради безопасности своего мира.

Двое Космодесантников остановились у ближайшего костра и приветливо поздоровались с солдатами. Уриэль взглянул поверх стены в пространство, заполненное миллионами тиранидов. Их дыхание было таким синхронным, что, казалось, будто внизу дремлет одно исполинское чудовище.

Им предстоит непростая задача, но если сработает план адмирала Тибериуса, то появится и шанс справиться с врагом. Накануне, после роспуска Городского Совета, он зашёл поговорить с Себастьеном Монтантом. Уриэль обнаружил, что тот старательно примеряет термический солдатский комплект и распутывает портупею.

— Что вы делаете, обер-фабрикатор? — удивился Вентрис.

— Ну, теперь, когда Совет Эребуса распущен, пришло время и мне взять в руки оружие, разве не так?

Уриэль скрестил руки на груди:

— А разрешите спросить, когда вы в последний раз стреляли, господин обер-фабрикатор?

— Позвольте, дайте вспомнить. Это было во время прохождения базовой военной подготовки, когда я служил в отряде самообороны Эребуса.

— И сколько лет прошло с тех пор? — настаивал Уриэль.

Монтант несколько смутился, но ответил:

— Минуло около тридцати лет. Но я должен сражаться, как вы не понимаете?

— Я понимаю, Себастьен, я все понимаю, не беспокойтесь. Но вы — один из самых опытных специалистов по снабжению, которых мне приходилось когда-либо встречать. Вы сумели организовать поставку воинской амуниции и вовремя обеспечить горячей пищей каждого солдата. Вы потратили на это уйму времени и средств, и все наши требования выполнялись в кратчайшие сроки. Но вы не солдат, Себастьен, и погибнете в первом же бою.

— Но…

— Нет, — с улыбкой, но твёрдо прервал его Уриэль. — Вы можете помочь городу другим способом.

— Каким, например?

— Ну, можно начать с того, что вы расскажете мне абсолютно всё, что касается орбитальной системы защиты Эребуса: где расположены станции, каково их состояние и как снова заставить их стрелять.

Монтант заметно сник.

— Но, капитан, от них же ничего не осталось. В шахтах нет ни одного снаряда, а аккумуляторы лазерных орудий давно высохли.

— И всё же не отказывайте мне в этой просьбе.

И Монтант не отказал. Следующие два часа он и Уриэль провели над картами. Они подсчитывали запасы топлива, измеряли расстояния, обсуждали самые невероятные возможности, пока не пришли к наиболее оптимальному решению. Уриэль с удовлетворением убедился, что план адмирала выполним, и оставил Себастьена, предварительно взяв с него клятву не выходить на линию огня, пока все это не кончится.

Затем Вентрис изложил свою идею остальным командирам. Поначалу они отнеслись к ней весьма скептично, но после рассказа о совещании с обер-фабрикатором ими овладел осторожный энтузиазм и началось обсуждение деталей.

Необходимые приготовления уже были почти закончены, и всё, что им оставалось, это продержаться до тех пор, пока потрёпанные остатки флота не выйдут на требуемые позиции. Операция была назначена на послезавтра, и Уриэлю не терпелось поскорее приступить к осуществлению задуманного. Слишком долго они уступали врагам. Сейчас появилась возможность поквитаться.

Лучший биолог Криптмана обещал им предоставить специальное оружие против тиранидов, но до сих пор не сделал этого. Локарду недоставало времени. Уриэль знал, что план адмирала был их лучшим и, пожалуй, единственным шансом выиграть эту войну. Хотя дело предстояло очень трудное.

Капитан повернулся к костру и, увидев, как Леаркус протягивает ладони к импровизированной жаровне, удивлённо сдвинул брови. Силовые доспехи Космодесантника одинаково хорошо защищали его и от холода и от жары. Но затем Уриэль понял, что сержант неосознанно подражает окружившим его людям. Он усмехнулся и стал прислушиваться к словам Леаркуса, но в этот момент заметил капеллана Астадора и майора Сатриа. Солдаты стали собираться вокруг Ультрамарина, и Леаркус заговорил громче:

— Вы сражались храбро и решительно, вы отдавали все свои силы на борьбу с врагом, и никто не может просить вас о большем. Отвратительные пришельцы наступают на город со всех сторон, и всё же в этой битве, среди смерти и крови никто из вас не отступил ни на шаг. Я горжусь вами!

— Вы были хорошим учителем для нас, сержант Леаркус, — крикнул ему майор Сатриа.

— Нет. Величие заключено в вас самих. Я лишь заставил вас проявить свои лучшие качества. Вы — солдаты отряда самообороны Эребуса, защитники своего народа. Но это ещё не все. Узы братства, связавшие ваш мир с моим на рассвете становления Империума, стали крепче, чем самые прочные цепи из адамантиума. — Леаркус поднял сжатый кулак и прокричал: — Вы — воины Ультрамара, и я с гордостью называю вас своими братьями!

Громкие одобрительные крики прокатились по склонам ущелья.

Снежок вытащил последнюю пару ружей и разломал ящик ногой. Тигрица и Лекс собрали все до последней щепки в большой пластиковый мешок. Дерево пойдёт на продажу людям, заполнившим склад и прилегающее к нему здание. Блестящее от смазки лазерное ружьё вместе с парой запасных батарей, прикрученных к прикладу липкой лентой, Снежок протянул Джонни Стомпу. В огромных руках громилы оружие выглядело до смешного миниатюрным.

— Я постараюсь как можно скорее найти для тебя что-нибудь более подходящее, великан, — пообещал главарь бандитов.

— Хорошо бы, — проворчал Джонни. — Эти пугачи не возьмут их, Снежок.

— Эй, это всё, что у нас есть.

Заряды для гранатомёта уже давно закончились, и Джонни плохо себя чувствовал с менее разрушительным оружием в руках. Конечно, им просто необходимо нечто более мощное: атаки на склад, участившиеся, в последние дни, становились все яростнее. Можно подумать, пришельцы знали, что внутри их ждёт обильная добыча.

Но пока оружие, полученное от военных снабженцев, исправно выполняло свои функции, а бомбы работы Лекса разили монстров с той же эффективностью, что и арбитров. Но Снежку было ясно, что вскоре им потребуется больше сил.

— Эй, Траск, лови, — крикнул он, бросив новенькую винтовку и запасную обойму патронов.

Траск замешкался: он был слишком занят почёсыванием отвратительного красного пятна, оставшегося на шее и лице после нападения ликтора.

Пятно окончательно изуродовало его и без того не слишком симпатичное лицо, да к тому же он всё время расчёсывал воспалённую шелушащуюся кожу.

— Проклятие, Траск, ты должен быть более внимательным, — сказал Снежок.

Бандит пренебрежительно отмахнулся, подобрал винтовку и побрёл на другой конец огромного шумного склада Снежок решил не думать о нём и направился туда, где наиболее порядочные, на его взгляд, мужчины из горожан охраняли остатки краденых припасов.

Запасов оставалось немало, но и беженцев с каждым днём становилось всё больше. Его выручка неуклонно росла, поскольку отчаявшиеся люди платили ему за всё необходимое. Анальгетик? Это стоит столько-то. Солдатские пайки, чтобы накормить детишек? А это стоит столько.

Чистая экономика, соотношение спроса и предложения. Они нуждались в его припасах, ему были нужны их деньги.

Когда всё это кончится, он будет богат, и тогда не останется ничего невозможного. Сделать из Ночных Негодяев добропорядочных граждан или просто разогнать банду — он ещё не решил, как поступить. А может, лучше оставить эту планету и улететь в какой-нибудь девственный мир, только и ждущий человека с его талантами?

Убедившись, что всё идёт как надо, он вскинул винтовку на плечо и стал пробираться обратно, к своему закутку. В здании склада собрались почти три тысячи человек. Люди занимали каждый квадратный метр пола. Коптящие жаровни помогали пережить самые жестокие ночные морозы, а высококалорийные солдатские пайки кормили целые семейства. Ветхие занавески обеспечивали некоторое подобие уединённости тем, кто мог себе это позволить. И только холод немного ослаблял отвратительную вонь сотен давно не мытых тел.

Снежок видел, как Тигрица пробирается по наводнённому людьми залу и, хотя знал, что она иногда раздаёт топливо без всякой оплаты, не стал её задерживать. Пусть, если это доставляет ей удовольствие. Никто лучше Тигрицы не умеет управляться с метательными ножами. Тот, кто хоть раз видел её работу, поймёт, что такой женщине лучше не перечить. Тихие всхлипывания и приглушённые голоса заполняли помещение склада. Ненавидящие взгляды сопровождали каждый его шаг, но Снежка это не беспокоило.

Люди могли испытывать к нему ненависть, но они нуждались в нём. Без него они давно стали бы трупами. Все просто. Да, ему приходилось убивать. Что ж, это было здорово.

Из-за матерчатой занавески до слуха Снежка донеслись сдавленные рыдания. Он давно привык к подобным звукам и не обратил бы на них никакого внимания, если бы не услышал ещё один знакомый голос:

— Закрой рот, девочка. Твой старик на это согласился, так что умолкни и лежи тихо.

Снежок мгновенно развернулся и снял с плеча винтовку. Сдёрнув ветхую ткань, он едва не задохнулся от возмущения: Траск прижимал к полу рыдающую молодую женщину. Юбка задралась, обнажив колени.

— Проклятие, Траск! Я же сказал, чтобы этого больше не было!

— Проваливай! — огрызнулся бандит, поднимаясь на ноги. — У них больше нет денег!

— А я сказал — нет, — повторил Снежок.

Он шагнул вперёд и ударил Траска прикладом по лицу. Раздался характерный хруст сломанной кости. В следующий момент Снежок добавил к этому ещё и удар ботинком между ног. Траск покатился на пол, схватившись обеими руками за низ живота, а кровь из сломанного носа залила искажение болью и злобой лицо. Снежок опустил дуло и прижал синеватую сталь к промежности Траска.

— Если я ещё хоть раз узнаю о чем-нибудь подобном, я спущу курок. Ты меня понял?

Траск закашлял и выплюнул сгусток крови.

— Я тебя спрашиваю, ты всё понял? — настаивал Снежок.

— Да, да, — выдохнул Траск. — Я тебя понял, ублюдок.

— А теперь убирайся с глаз долой, — бросил главарь. Траск тяжело поднялся и пошёл прочь, крича на ухмыляющихся людей, чтобы те заткнулись. Снежок тяжело вздохнул и протянул руку рыдающей женщине. Она мотнула головой, и на её грязных щеках показались промытые слезами дорожки.

— Что бы там ни было, — заговорил Снежок, — что бы я ни творил, но никогда не смогу пасть так низко. Ты поняла?

Вытащив из кармана пару купюр, он бросил их ей на колени. Торопливо кивнув, женщина проворно спрятала деньги под одеждой. Снежок повернулся и чуть не натолкнулся на Сильвер. Девушка обняла его и отвела в сторону.

— Он наверняка попытается тебя убить, — сказала она, — если ты его не опередишь.

— Только не Траск, — возразил Снежок. — У него кишка тонка драться со мной лицом к лицу.

— Знаю, а потому тебе стоит поберечь спину.

— Я так и сделаю, — пообещал главарь Ночных Негодяев.

Лорда-инквизитора пробирала дрожь, даже несмотря на тёплую одежду и шипящий в углу обогреватель. Дыхание клубилось морозным паром, а вонь от высокой кучи трупов, сваленных на площадке у стены лаборатории Локарда, вызывала приступы тошноты. Уже более двух столетий он убивал, изучал и анатомировал тиранидов, но никак не мог привыкнуть к их отвратительному запаху. Чем быстрее эта раса исчезнет из пределов галактики, тем лучше.

Личная свита лорда-инквизитора, состоящая из солдат отряда Следопытов и двоих бойцов из Караула Смерти под командованием капитана Баннона, образовала вокруг Криптмана кольцо с выставленными наружу дулами лазганов и тяжёлых ружей.

— Есть что-нибудь? — крикнул он Локарду, погрузившемуся в труп тиранида чуть ли не по пояс.

Магистр перепачкался в ихоре с ног до головы, его механические щупы медленно двигались внутри комка внутренностей тиранида, а в руке монотонно жужжал генный индикатор.

— Нет, лорд-инквизитор. Все существа, которых я обследовал, являются представителями по меньшей мере шестого поколения мутантов. Нам они не принесут никакой пользы.

— Проклятие, — выругался Криптман. — Ладно, тогда сожгите их всех. И побыстрее.

Скрытый ночной темнотой, ликтор скользил по сумрачным улицам города, ориентируясь по все усиливающемуся запаху феромонов своего далёкого родича. Запах увлекал его к устью ущелья, и ликтор двигался все осторожнее. Едва заметная тень металась от одного укрытия к другому, неслышно и незаметно, даже для тех, кого он убивал. Время от времени он выискивал жертву и набрасывался на зазевавшегося путника, чтобы пополнить запасы энергии, а потом двигался дальше.

Ликтор повернул за угол полуразрушенного здания. Едва различимый до сей поры, запах мощной волной ударил в мозг. Пахло теплом, мёртвой плотью и феромонами, безошибочно указывающими на присутствие вожака.

Инквизитор Криптман и магистр Локард продолжали отвратительную возню с трупами тиранидов, собранными по их приказу, а капитан Баннон внимательно вглядывался в темноту. Для какой цели им это понадобилось, он не знал да и не хотел знать. Важно одно: их исследования сулили помощь в истреблении пришельцев. Он и его помощники исходили вдоль и поперёк почти весь город. Повсюду они объясняли, как лучше бороться с тиранидами, указывали наиболее слабые места в их естественной броне, а также распространяли подходящие церковные гимны, которые следует читать до и после схватки.

Такая работа требовала немало времени, но приносила свои плоды. Ежедневные потери оставались непомерно высокими. Однако жертв оказалось меньше, чем можно было ожидать. Баннон понимал, относительное улучшение обстановки было обусловлено тем, что в первые дни боев выжили сильнейшие и опытнейшие солдаты. Жители Эребуса быстро учились, и теперь потери пришельцев тоже можно было назвать значительными.

Действия Ультрамаринов и Мортифактов произвели на него самое благоприятное впечатление. Вот только он никак не мог поверить, что и те и другие произошли от одного генного источника. Его собственным священным предком был Рогал Дорн, и на какой-то миг Баннон задумался, сколько ещё Орденов Империума отошло от первоначальных положений Кодекса Астартес. Вероятно, немного, решил он, если не считать Чёрных Храмовников.

— Капитан Баннон, — окликнул его инквизитор Криптман.

— Да, сэр?

— Здесь не осталось ничего ценного. Сожгите все останки.

— Слушаюсь, — ответил Баннон и кивнул брату Элвайну.

Тот поднял свой огнемёт и выпустил струю горящего прометиума в груду мёртвых чудовищ. При виде обуглившихся тел его губы изогнулись в довольной усмешке.

— Брат-капитан, — заговорил Хенгист из Ордена Космических Волков, — враг где-то рядом!

Капитан Баннон и не думал сомневаться в способностях Волка чуять врага, но не успел он повернуться, как чудовище уже оказалось прямо перед ними. Один из телохранителей инквизитора внезапно взмыл в воздух — из его спины уже торчало множество окровавленных шипов. Не успев привыкнуть к темноте, солдаты стреляли наугад. Ещё один воин рухнул на снег. Его ноги были отрублены мощным ударом острой хитиновой клешни.

И вот в неясных бликах огня Баннон увидел его. Ликтор с раскрытыми и окровавленными клешнями верхних конечностей. Капитан вскинул винтовку и выпустил очередь в соединение пластин между животом и ногами. Ликтор дёрнулся и скрылся за грудой горящих трупов.

Баннон бросился следом, на ходу отдавая приказ:

— Хенгист, зайди слева, Элвайн, прикрой нас!

Элвайн развернулся и перехватил огнемёт поудобнее, а Хенгист бегом кинулся за Банноном. Криптман уже выхватил свой пистолет, а Локард вертел головой и что-то взволнованно говорил инквизитору.

Капитан осмотрелся, стараясь не обращать внимания на крики раненых. Проклятие, как быстро двигается эта тварь! И откуда она взялась?

Он уловил движение чудовища за мгновение до атаки.

Ликтор подпрыгнул над костром, вытянув смертоносные когти. Баннон бросился на землю, перекатился и выстрелил. Когти царапнули бетон, но всё же зацепили его и сорвали наплечник доспехов. Из рваной раны хлынула кровь. В этот момент ликтор испустил душераздирающий. рёв — в него ударила струя прометиума из огнемёта Элвайна.

Чудовище исчезло из виду, а появившись вновь через секунду, сбило Космодесантника с ног. Огнемёт полетел на землю вместе с оторванной рукой воина. Элвайн всё ещё пытался сопротивляться, но ликтор одним движением размозжил ему голову.

Баннон выстрелил снова. Тиранид взвыл — пули пробили его хитиновую броню. Чудовище молниеносно развернулось, щупальца с присосками неуловимым движением метнулись к оружию. Винтовка взорвалась. Отброшенный ударной волной, Баннон упал на спину. Доспехи на его груди едва выдержали жар взрыва. Сзади раздались выстрелы, и новая очередь хлестнула по туше ликтора.

— Не убивайте его! Ради Императора, не убивайте! — заголосил Криптман.

Баннон вскочил на ноги и выхватил кинжал, готовясь к рукопашной схватке. Но ликтор выбрал своим соперником вовсе не его.

Он направлялся к инквизитору Криптману.

Лорд-инквизитор разрядил свой пистолет. Все пули угодили в бедренный сустав монстра. Ликтор покачнулся, а верхние клешни продолжали тянуться к намеченной жертве, грозя разорвать её на части. Хенгист подоспел вовремя, обнажив энергетический меч, чтобы отбить удар. Космический Волк атаковал снизу, и из верхних конечностей чудовища хлестнули две струи тёмного ихора. Монстр яростно взревел, снова выпустил щупальца и выбил меч из рук Волка. Вторая пара лап обхватила Хенгиста и, смяв броню, швырнула в сторону. Баннон видел, как ихор тиранила толчками выливается из раны. Он попытался подхватить выпавший меч обожжёнными руками. Надёжная система доспехов уже подавила боль, впрыснув под кожу необходимые лекарства.

Ликтор на мгновение замер, а затем развернулся и метнулся прочь от костра. Тяжёлые раны заставили его отступить. Баннон подбежал к Криптману и Локарду. Слава Императору, никто из них не пострадал.

— Поймай его, Баннон! — прошипел лорд-инквизитор. — Но, заклинаю тебя любовью к Императору, не убивай. Он нужен нам живым.

Не говоря ни слова, капитан пустился в погоню.

— Уриэль, Астадор, кто-нибудь! Мне нужна помощь! — крикнул он на ходу в передатчик. — Я преследую ликтора, направляюсь с северо-востока к городской стене. Выходите навстречу и, если увидите, обезвредьте его. Повторяю, обезвредьте, но не убивайте!

Уриэль, Пазаниус и ещё десять солдат Четвёртой Роты спустились со стены и побежали в город, откликнувшись на отчаянный призыв капитана Караула Смерти. Уриэль вёл за собой людей и не переставал удивляться словам Баннона. Ликтор на свободе, а они не должны его убивать?

— Рассредоточьтесь, — приказал Уриэль.

— Во имя всего святого, почему мы не должны убивать эту тварь? — спросил Пазаниус.

— Не знаю, но, вероятно, у Баннона имеется для этого достаточно веская причина.

— И как, интересно, мы собираемся его ловить? Я слышал, эти создания обладают способностями хамелеона.

— Просто беги на крик, — посоветовал Уриэль, заслышав вопли метрах в ста впереди себя.

Доспехи Уриэля позволяли ему отлично видеть в темноте, и вскоре он рассмотрел мерцающий силуэт ликтора. Монстр пробивался через цепочку блокпостов, охранявших тыл армии.

— За мной, быстрее, — скомандовал он и рванулся вперёд. На бегу Уриэль связался с Банноном: — Вижу его, он в северном секторе «Дельта».

То ли чудовище не могло не убивать, то ли резня доставляла ему особое удовольствие, но ликтор задержался у блокпостов. Уриэль вскинул болтер, но вспомнил, что не должен убивать монстра, и палец замер на спусковом крючке. Зато ликтор опомнился и кинулся к скалам. Ловко цеплялись за малейшие неровности щупальцами, чудовище стало проворно карабкаться вверх.

— Он уходит, — крикнул Пазаниус.

— Не уйдёт, если я сумею ему помешать, — проворчал Уриэль и перевёл болтер в режим одиночной стрельбы.

Координатная сетка и перекрестье прицела появились в его визоре, отметив точку, куда попадёт заряд. Уриэль дождался, пока ликтор не доберётся до нужного места, и нажал на спусковой крючок.

Отдача ударила в плечо. Целый пласт скальной породы сорвался со склона. Щупальца чудовища лишились опоры, и ликтор, пронзительно воя, покатился вниз. С тяжёлым грохотом ударившись о землю, он попытался вскочить на ноги. Уриэль и Пазаниус тут же навалились на него. Монстр ещё пытался сопротивляться, но уже не слишком уверенно. Подбежавшие солдаты помогли двоим друзьям удерживать тиранида до прихода Баннона.

Вместе с капитаном прибежали ещё несколько солдат из Караула Смерти. Три человека приволокли особо прочный эластичный кабель, способный выдержать вес небольшого орнитоптера.

— Свяжите его, — приказал Баннон.

Глава 13

В родовом поместье Ван Гельдеров кипела работа. По ангару, вырубленному прямо в скале ущелья, сновала целая армия сервиторов. Уже несколько часов они загружали в длинный серебристо-серый космический корабль бесчисленное множество запечатанных ящиков. Гладкий корпус судна под названием «Великолепие» украшали геральдические кресты, свидетельствующие о славной истории рода Ван Гельдеров и его процветании.

Саймон Ван Гёльдер, бывший член Городского Совета Эребуса, не решился доверить свои богатства простым рабочим и лично наблюдал за погрузкой. Стоя на высокой обзорной площадке, он прекрасно видел, как торопливые помощники внимательно проверяют сохранность печатей на каждом ящике.

Ван Гёльдер понимал — чтобы спасти все ценности ему придётся задержаться в поместье ещё на некоторое время. Что ж, это не так уж и важно. Он стремился лишь к одному: надо закончить погрузку раньше, чем вторжение пришельцев захлестнёт город. Не хватало ещё остаться здесь и погибнуть вместе с теми глупцами, которые ещё верят в старомодные понятия о чести. Клятва, принесённая давным-давно умершей — а может, и вовсе мифической — личности, ничего не значила и, уж конечно, не связывала Ван Гёльдера.

Нет, он собирается выжить. И если в результате какой-то случайности этим дуракам удастся выдворить пришельцев с Тарсис Ультра, он вернётся, сохранив в неприкосновенности своё состояние и не потратив ни гроша на войну. Даже если эти покорные бараны, пляшущие под дудку Монтанта и Космодесантников, выживут, то останутся нищими, и, кроме него, некому будет взять в руки экономику планеты.

Саймон представил, как Монтант будет умолять его вернуться в Городской Совет и просить финансовой поддержки. Эта мысль доставила ему немалое удовольствие. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы выдворить обер-фабрикатора с Тарсис Ультра? Вероятно, не слишком много. В этом Саймон был уверен. Всем известно, как переменчиво общественное мнение. А с полными карманами не трудно подмазать рельсы, и тогда его кандидатура на пост главы Эребуса окажется наиболее подходящей.

Из кармана длинного пальто Ван Гёльдер достал толстую сигару, прикурил от маленькой золотой зажигалки и выпустил несколько густых колец ароматного дыма.

Ответственный за безопасность сервитор, учуяв дым, тотчас подкатился к его ногам. На передней панели зажглась красная лампочка, а механический голос произнёс: «Этот участок находится в опасной зоне, и любой источник открытого огня должен быть устранён. Погасите пламя и будьте готовы к взысканию».

— Убирайся. Команда Гёльдера, код девять-альфа-прима, — пренебрежительно махнул рукой Саймон.

Сервитор покатился прочь, а Ван Гёльдер, покачав головой, прошёл к бронированной двери, ведущей на балкон. Ещё один сервитор, снабжённый рычагами и присосками, легко отодвинул массивную дверь в сторону.

В открывшийся проем хлынул морозный воздух. Саймон поплотнее запахнул пальто. Холодный ветер на такой высоте пробирал до костей. С западных склонов доносились звуки битвы: канонада, крики людей и вой пришельцев. Презрение к этим безмозглым людишкам охватило Ван Гёльдера с новой силой, и желание покинуть планету только окрепло.

Над верховьями реки Невас, где-то неподалёку от дворца Монтанта, раздалась очередь. В воздух поднялась стая крылатых пришельцев. Саймон увидел, как в небе расцветают вспышки взрывов — это зенитные батареи открыли огонь со склонов гор. Сотни летающих тварей стали падать вниз.

Эти пришельцы не так уж глупы, решил Саймон. Они исследуют укрепления, чтобы отыскать наиболее слабые места в обороне.

Но Ван Гёльдер знал, что в воздушном пространстве слабых мест нет. Его синдикат под руководством лучших экспертов Адептус Механикус выпускал оружие и целые системы для охраны воздушных границ. Он лично не раз убеждался в непроницаемости этого щита.

В орудия была встроена система, позволяющая распознавать все летающие объекты. В том случае, если ответа на запрос системы не поступало, батареи ПВО открывали стрельбу на поражение. Любой нарушитель был обречён.

Саймон усмехнулся и погладил пальцами плоскую металлическую коробочку, лежащую в кармане его пальто.

Если только не знать, как отключить систему.

Вокруг «Громового Ястреба», челнока Ультрамаринов, кружили техножрецы. Под бдительным надзором Техмарина Харкуса они демонтировали бронированные пластины корпуса и разгружали запасные баки горючего. Харкус выглядел чрезвычайно обеспокоенным, и Уриэль частенько слышал его сердитые замечания.

Общий вес машины предстояло уменьшить с семидесяти шести до сорока тонн. Рассыпая целые снопы искр, люди пустили в дело тяжёлый газовый резак, при помощи которого пытались свести к минимуму тяжесть брони и орудий.

Гигантский кран с натужным воем снял с судна главное орудие, цепочка сервиторов-погрузчиков через передний люк вынесла все снаряды из оружейного отсека. Техножрецы Адептус Механикус взобрались на крышу и старательно отворачивали болты, которыми крепился счетверённый пулемёт. Несколько человек осматривали кабину. Оголённый «Ястреб» окружали бригады сварщиков. Сверкая голубыми дугами, они приваривали листы лёгкого металла на место тяжёлой брони. Эти листы легко гнулись, когда сервиторы поднимали их к нужному месту, и Уриэль понимал, что они не обеспечат практически никакой защиты.

— Сердце кровью обливается, когда я вижу, как жестоко мы обходимся с «Ястребом», — сказал Уриэль. — Надо принести извинения его боевому духу и рассказать, что всё это делается под давлением особых обстоятельств.

Капитан Баннон одобрительно кивнул:

— Да, только твои Техмарины клянутся, что все необходимые молитвы уже прочитаны, и предлагают нам ещё целый набор подходящих к этому случаю гимнов.

Склонившийся над моторным отсеком Харкус чуть не стонал от огорчения. Меры по уменьшению веса челнока казались ему варварскими.

— Интересно, кто сейчас сильнее расстроен, — спросил Баннон, — боевой дух «Ястреба» или его мастер?

— Мне кажется, они одинаково страдают, — усмехнулся Уриэль.

Он вспомнил вспыльчивого Фенниаса Максима с Макрейджа, который отказался выковать свой собственный меч из-за того, что вокруг было множество ремесленников, способных выполнить эту работу гораздо лучше.

Харкус оторвался от двигателя и обошёл вокруг наполовину разобранного челнока. На его печальное лицо невозможно было смотреть без сострадания.

— Эти… мясники уродуют мою машину, — расстроенно махнул рукой Техмарин. — Он прослужил девятьсот лет, прошёл две тысячи кампаний, и вот как мы теперь с ним обходимся. Когда всё это закончится, я не смогу найти слов, чтобы вымолить у него прощение. Он не вынесет такого надругательства.

— Сколько он теперь весит? — спросил Уриэль.

— Слишком много, — сердито бросил Харкус — Все ещё больше сорока тонн.

— Нужно меньше сорока, брат Харкус, — напомнил Баннон.

— Можно подумать, я этого не знаю! — запальчиво воскликнул Харкус — Но я всего лишь Техмарин, а не волшебник! Я не в состоянии изменить законы аэродинамики. Мы можем снять всё, что угодно, но тогда он не будет летать.

— Постарайся, брат Харкус, — мягко произнёс Уриэль. — Разденьте его до скелета, если понадобится. Слишком многое зависит от этого. Он должен весить не более сорока тонн и всё же летать.

Харкус печально покачал головой:

— Я постараюсь, но ничего не могу обещать. Я чувствую, как гневается его боевой дух, и утихомирить его будет нелегко.

— Я знаю, ты сделаешь всё возможное, брат Харкус, — сказал Уриэль, а рассерженный Техмарин снова с криками накинулся на бригаду рабочих, только что бросивших на платформу очередную бронированную пластину.

— Он сможет это сделать? — спросил Баннон.

— Он был учеником Севано Томасина. Если кто-то и способен совершить невозможное, то это Харкус.

Баннон кивнул.

— Даже если у нас всё получится, мы можем не вернуться. Ты должен это знать.

— Я знаю, — медленно ответил Уриэль. — Но если эта операция положит конец войне, дело того стоит.

Баннон снова кивнул и немного помолчал.

— Уриэль, тебе совсем необязательно лететь с нами, — опять заговорил он. — Мы присягнули Караулу Смерти и готовились именно к таким заданиям.

— Я тоже когда-то служил в Карауле Смерти. Если идёте вы, то иду и я. Кроме того, Харкус захочет, чтобы кто-нибудь из Ультрамаринов присматривал за Мортифактами, иначе они будут плохо заботиться о его «Ястребе».

Снежок проворно поменял батарею лазерного ружья. Его ловкости мог бы позавидовать любой ветеран. Он выстрелил поверх баррикады, построенной вокруг входа в склад, и ещё один монстр рухнул на окровавленный снег. Джонни Стомп палил длинными очередями, а Сильвер уничтожала пришельцев тщательно выверенными выстрелами из пистолетов.

Снежок уже отобрал около сотни наиболее боеспособных мужчин из числа беженцев и, дав им ружья, послал на баррикаду. Некоторые из них пытались сопротивляться, сетуя на то, что платят ему за безопасность и не обязаны вступать в бой. Но Снежок наставил на них дуло своего ружья, и у недовольных нытиков не осталось выбора.

Пришельцы выскакивали на открытое пространство перед складом со всех окрестных улиц и шли на приступ, совершенно не боясь выстрелов и ничуть не заботясь о своей жизни. Ещё до того, как всё это началось, Снежку доводилось слышать о крупных существах, которые контролируют поведение мелких пришельцев, но пока, к счастью, ему ещё не приходилось видеть ни одного из них. Возможно, они остались за линией фронта. И, судя по приближающейся стрельбе, эта линия подходила всё ближе и ближе.

Любопытно, почему до сих пор ни один солдат не пришёл к ним на помощь? Хотя дело ведь происходит в нижнем гетто, на Дне. Власти могли счесть возможным позволить пришельцам очистить город от нескольких тысяч не самых благонадёжных его обитателей. Значит, приходится рассчитывать только на свои силы. После каждой атаки на снегу перед складом оставалось всё больше трупов пришельцев.

Одного он не мог понять: почему они так яростно пытаются проникнуть именно в это здание?

Траск, не целясь, палил в самую гущу нападавших. Да он и не мог промазать, несмотря на то что один его глаз закрылся из-за сыпи. В этом секторе тираниды атаковали особенно плотной группой, и Снежок перевёл переключатель на стрельбу очередью. Двоих пришельцев он рассёк пополам, а третьему отрезало ноги.

У дверей склада в резерве оставались Тигрица, Ренцо и ещё дюжина членов банды. На лице каждого из них явно читался ужас.

Очередная волна вопящих тварей затопила площадь перед складом, и теперь Снежок знал наверняка: это не плод его воображения, атаки чудовищ действительно становились все чаще и настойчивее. Похоже, что каждый пришелец, проникший в город, пришёл именно сюда. Да что же с ними творится? Они что, наказывают его за маленький бизнес, процветающий благодаря их вторжению, или дело в чём-то ещё?

Сильвер пригнулась, чтобы перезарядить пистолеты.

— Когда-нибудь, а? — сказала она.

— Да, Когда-нибудь, — кивнул Снежок.

«Громовой Ястреб» неясной тенью скользил по ночному небу. Голубая броня сохранилась только на носовой части и на хвосте. Уриэль и воины Караула Смерти образовали тесный круг и сложили ладони в молитве. Каждый по-своему общался с Императором, и все они были готовы к выполнению своей миссии.

Перед вылетом Уриэль, как мог, отчистил и исправил свои доспехи, но все равно на них оставалось ещё много вмятин. Для окончательного ремонта потребуется провести в мастерских не один месяц.

Несколько старательных сервиторов доставили на борт «Ястреба» последние контейнеры, и по окончании погрузки, когда мостки перестали поскрипывать под их ногами, из кабины появился Харкус. Он кивнул Уриэлю. Все доставлено на борт и надёжно закреплено. «Громовому Ястребу» предстоял самый трудный вылет в его жизни.

— Мы готовы, — сказал Баннон, пристёгивая оружие.

— Я тоже, — отозвался Уриэль, проверяя собственную амуницию и плотнее задвигая меч в ножны.

Воины Караула Смерти тоже убедились в исправности доспехов и вооружения. Действовали они молча и сосредоточенно, как и подобает профессионалам, солдатам высшего класса. Затем все вместе прочли пять коротких гимнов катехизиса и зашагали к челноку.

Уриэль сделал глубокий вдох и окинул взглядом вершины далёких гор. На западе в небе мерцали едва заметные искорки. Неожиданно его душу охватило неясное предчувствие гибели, но он лишь тряхнул головой и вслед за воинами Караула Смерти забрался в чрево «Ястреба».

Внутри для Космодесантника едва нашлось место — большую часть салона занимали поддоны с грузом. Ради уменьшения веса убрали даже скамьи, и Уриэлю, как и прочим пассажирам, пришлось устроиться прямо на полу.

Погрузочная аппарель поднялась с тихим скрипом и заслонила свет звёзд. В доспехах Уриэля автоматически включились электронные датчики.

Шум двигателей заметно усилился, и «Ястреб» начал подниматься над площадкой. В этот момент Уриэль мысленно благословил талант Харкуса и прочёл коротенькую молитву, чтобы адмирал Тибериус вовремя вывел корабли на назначенную позицию. Машина тем временем легко взмыла вверх и легла на курс. Уриэль удивился этой лёгкости, но затем вспомнил, что главной проблемой для них теперь стал не вес «Ястреба», а дальность полёта.

Мало достичь намеченной цели, выполнить поставленную задачу, надо, чтобы ещё осталось топливо для возвращения в Эребус.

Челнок набрал высоту, и пилот вывел двигатели на полную мощность, заметно увеличив скорость. Маршрут их лежал на восток, через заснеженный перевал. Низко над землёй нависли облака. Полёт на малой высоте помог бы им остаться незамеченными, но расход топлива при этом был бы неоправданно велик.

Магистр Госсин, самый старший из летящих с ними техножрецов, тронул Уриэля за плечо и кивнул в окно.

— Даже в случае победы, станет ли этот мир снова действительно нашим?

Капитан повернул голову и тоже посмотрел в окно.

Вдали клубились фиолетовые тучи, потоки разноцветного дыма извивались над землёй и вздымались к небу, словно чьи-то размытые следы.

Уриэль хотел было солгать, но слова застряли в горле.

— Нет, — сказал он. — Этого уже не будет.

«Громовой Ястреб» продолжал свой путь в ночном небе.

«Горе побеждённому» превратился в жалкое подобие того великолепного корабля, что несколько месяцев назад вышел с Макрейджа. Средняя часть пострадала особенно сильно — местами металл покорёжился и пошёл трещинами, полированное дерево обуглилось и почернело от копоти. Многие приборные стойки пустовали, поскольку отремонтировать все системы судна не представлялось возможным, на это не хватало ни времени, ни соответствующего оборудования. Большая часть брони расплавилась или была сорвана взрывной волной, а состояние двигателей позволяло капитану совершать лишь самые простые манёвры.

Но адмирал Тибериус понимал, что они ещё легко отделались.

Имперский Флот лишился «Аргуса», погибли почти все корабли местной флотилии, и «Карлос Винсент» уже никогда не запустит истребителей со своих палуб. После того как стало ясно, что повреждения двигателей крейсера «Ерметов» грозят неминуемым взрывом, адмиралу пришлось приказать команде покинуть корабль. Экипаж эвакуировался на «Меч возмездия», а обречённое судно направили в варп, в его последний полет.

Рядом с «Горем побеждённому» теперь оставались только два корабля отряда Преторианцев и «Искушение Смерти» Мортифактов. Капитан Гейзерик и весь экипаж горели жаждой мести тиранидам.

Итого: один боевой крейсер, два сильно потрёпанных корабля Космодесантников и авианосец, на борту которого не осталось ни одного истребителя. Сил было явно недостаточно, чтобы сразиться с рой-флотилией, но это всё, что осталось у людей.

Тибериус задумчиво провёл ладонью по своему бритому, покрытому шрамами черепу, пожевал верхнюю губу.

— Есть что-нибудь от Уриэля? — спросил он. Филотас поднял взгляд от тёмной поверхности тактического экрана.

— Нет, лорд адмирал. Последнее сообщение, которое нам удалось принять, было получено около полутора часов назад. В нём говорилось, что всё идёт по расписанию.

— Проклятие, не нравится мне это. Так мы запросто можем угодить в ловушку.

— Можем, конечно.

— Ты уверен, что от него больше не было сообщений?

— Насколько могу быть уверен, сэр. Большая часть устройств связи пострадала во время взрыва, многие приборы сгорели из-за сильного электромагнитного импульса. Хорошо, что мы смогли получить хоть это послание.

— Значит, нам остаётся действовать по старинке, — вздохнул Тибериус.

Филотас кивнул и вернулся к своим таблицам, а лорд адмирал раздражённо уставился на обзорный экран. Тарсис Ультра местами изменила свой цвет, словно смертельная болезнь проявлялась на её поверхности грязными пятнами. Адмирал заметил отдельные скопления тиранидов, и его ненависть к врагам вскипела с новой силой. Ненасытные паразиты присосались к этому миру и выкачивали из него жизнь, совершенно не задумываясь о миллиардах существ, для которых планета была родным домом. Словно в ответ на его полный ненависти взгляд, часть авангарда тиранидов отделилась от основного роя и потянулась навстречу Имперскому Флоту.

— Всем кораблям, говорит Тибериус. Сражение начинается, тираниды на подходе.

Адмирал прикрыл глаза и помолился, чтобы Уриэль не задержался на пути к своей цели.

Но помочь ему Тибериус был не в силах.

Ему оставалось только вести корабли в бой.

Над одним из склонов восточных отрогов «Громовой Ястреб» стал спускаться, и сильная струя воздуха подняла в небо целое облако водяных брызг и грязи. Полозья не скользнули по мокрой земле, но, тотчас отыскав опору, остановились, Передний трап опустился прямо в грязь, и пятеро воинов Караула Смерти вместе с Уриэлем покинули челнок.

Пригнувшись, Уриэль пробежал до огромного валуна и занял за ним наблюдательную позицию. Устроив на камне дуло болтера, он огляделся. Шёл проливной дождь, и, как ни странно, температура в горах была на несколько градусов выше, чем в Эребусе. Мутагенные вирусы тиранидов уже приспосабливали местные условия для удобства завоевателей.

Плотная пелена ливня значительно уменьшала видимость. Разглядеть что-либо дальше, чем за три сотни метров, не помогал даже визор. Прогремел раскат грома, сверкнувшие молнии на миг осветили долину. Уриэль огорчённо выругался. Если бы не эти всполохи, атакующие имели бы возможность подобраться незамеченными.

Он жестом показал одному из воинов Караула Смерти, чтобы тот сменил его на наблюдательной позиции, а сам вскарабкался обратно к челноку, где Баннон руководил разгрузкой. Очередная молния осветила небо, и, прежде чем склон снова погрузился в темноту, Уриэль на секунду увидел то, ради чего они сюда прибыли.

Снаружи сооружение представляло собой большой бетонный бункер, приблизительно в тридцать квадратных метров площадью, закрытый бронированной дверью. Из полукруглой крыши торчало восемь длинных бронзовых оружейных стволов, потемневших от старости и непогоды.

Магистр Госсин и трое его промокших помощников, подобрав полы одежды, поспешно устремились к двери бункера. Следом за ними сервиторы с величайшей осторожностью тащили драгоценную ношу — полностью заряженную батарею для заградительного лазерного орудия.

Баннон в блестящих от дождя доспехах спустился по склону навстречу Уриэлю.

— Что-нибудь обнаружил?

— Нет, но они могут оказаться рядом, прежде чем мы их заметим, — ответил Уриэль, повышая голос, чтобы быть услышанным за шумом дождя и грохотом двигателей.

В тревожном напряжении прошло ещё полчаса, пока наконец последняя батарея не была перенесена в бункер. Теперь дело за техножрецами — они должны подключить мощные аккумуляторы к лучевым пушкам. Уриэль молча помолился, чтобы они поскорее справились со своей задачей.

По липкой грязи он соскользнул к своему наблюдательному пункту и всмотрелся в темноту. Где-то внизу, ему почудилось движение, но что это было: тираниды или игра дождя и ветра?

Но вот снова вспыхнула молния, оглушительно прогремел раскат грома, и ночь превратилась в яркий день.

По мокрому склону карабкались тысячи и тысячи тиранидов. Во главе атаки прыжками двигались гормогонты, но за краткое мгновение Уриэль сумел заметить и трёх карнифексов со страшными клешнями, и больших крылатых чудовищ с шишковатыми хвостами и огромными костяными гребнями над разинутой пастью. Гигантские лезвия их клешнёй блестели под дождём, а из середины туловища торчали дула био-оружия.

Скользя по жидкой грязи, Уриэль стал торопливо взбираться наверх, на ходу связываясь с капитаном Караула Смерти и Техмарином Харкусом.

— Баннон, предупреди людей, Харкус, поднимайся в воздух! — закричал он.

Спустя несколько секунд взревели двигатели «Громового Ястреба». Челнок должен был оставаться в небе, пока Космодесантники не будут готовы к эвакуации.

Уриэль оглянулся на горный склон.

— И передай Госсину, чтобы поторапливался, — добавил он. — Они уже здесь.

— Артиллерия, огонь! — скомандовал Тибериус, увидев в обзорный экран двух кракенов с угрожающе поднятыми клешнями.

Значительная часть прицельного оборудования была повреждена, и стрельба перестала быть точной наукой. Только опыт самого адмирала и его адъютанта Филотаса давал возможность поражать цели.

Капитанская рубка вздрогнула от выстрела, и на контрольном табло загорелась очередная красная строчка.

— На шестой палубе снова открылась трещина в обшивке.

— Переходим на курс ноль-пять-семь, — приказал Тибериус. — Атакуем с фланга. Надо прорваться сквозь их кордон.

Корабль застонал, словно живое существо, сильно повреждённый корпус опасно поскрипывал.

— Ну же, держись, — шептал Тибериус боевому духу «Горя побеждённому».

Снаряды корабельного орудия пробили броню кракена и разорвались в его теле. Струи ихора выплеснулись в пространство. Затем в сектор обзора попал прямоугольный нос «Искушения Смерти», пересекавшего курс корабля Космодесантников. Орудия правого борта дали залп по останкам кракена и превратили чудовище в клочки обуглившейся плоти.

Остроконечные крылья второго кракена сделали несколько взмахов, и чудовище направилось напрямую к кораблю Мортифактов. Позади гиганта на фоне светящейся атмосферы планеты Тибериус разглядел силуэт одного из маточных кораблей.

— Полный вперёд! — крикнул адмирал. — Двадцать градусов вниз, надо подобраться поближе!

Корпус «Горя побеждённому» заметно задрожал, увеличивая скорость, и Тибериус крепко ухватился за поручни капитанского мостика. Корабль устремился в открывшуюся брешь в обороне врага, пробитую залпами крейсеров.

Тьма мелких существ прекратила атаку на «Меч возмездия», и целая стая бросилась к судну адмирала.

— Лорд адмирал!

— Я вижу их, Филотас. Отвечайте кормовыми орудиями.

— Мы не можем обеспечить необходимой скорострельности. Не хватает заряжающих сервиторов.

— Стреляйте, как можете!

— В случае их высадки на наш борт некому будет очистить корабль от пришельцев!

— Чёрт с ними! У нас единственная цель — маточный корабль. Не менять курс!

«Меч возмездия» ворвался в самую гущу клубящегося роя тиранидов и стал рассеивать врагов сокрушительными залпами бортовых орудий. Могучий корабль почти целиком скрылся в пламени разрывов. Он пострадал меньше других судов Имперского Флота, и капитан вызвался возглавить атаку.

Кинжальные залпы лазерных пушек прожгли проход в обороне тиранидов, и в него устремились корабли Космодесантников. Защитники маточного корабля тотчас рванулись закрыть коридор своими телами, но быстроходные суда уже проскользнули мимо авангарда и легли на курс к кораблю-матке.

«Карлос Винсент» был вынужден плестись за кормой «Меча Возмездия», поскольку его двигатели не могли работать на полную мощность, и тираниды окружили подбитый авианосец. Без своих истребителей он оказался сравнительно лёгкой добычей. Орудия ближнего боя ещё какое-то время удерживали пришельцев на расстоянии, но кольцо неумолимо смыкалось, и исход боя был предрешён.

Мощные щупальца десятков чудовищ притягивались повреждённой бронёй авианосца, словно магнитом. Едкие выделения из био-орудий размягчили металл, а потом сверкающие клыками пасти с неистовой яростью стали вгрызаться в корпус. Тираниды-гиганты тоже окружили обречённый корабль, но вскоре изменили свой курс на противоположный — маточный корабль призывал их уничтожить противников, угрожающих безопасности лидера.

Пока «Карлос Винсент» сражался в заведомо проигранной битве, остатки Имперского Флота спешили в центр роя.

Гигантская туша ближайшего маточного корабля закрывала весь обзорный экран «Горя побеждённому», но бдительные стражи уже успели образовать между кораблями непроницаемый барьер.

— Огонь из всех орудий! — крикнул Тибериус. — Мы должны прорваться.

Разрывы вспыхнули огненными цветами, но ни один из снарядов не достиг цели. Кракены и более мелкие существа окружили маточный корабль таким плотным строем, что казалось невозможным пробить их огнём корабельных пушек. Тибериус видел, что залпы едва ли могли нанести значительный урон исполину.

По коммлинку он обратился к капитану «Меча возмездия»:

— Капитан, вы должны расчистить нам дорогу! Употребите все имеющиеся средства.

Адмирал не стал дожидаться ответа и выключил устройство связи.

— Филотас, — повернулся он к адъютанту, — попытайся снова связаться с Уриэлем. Передай, чтобы он поторапливался. Мы долго не продержимся.

Дождь продолжал хлестать по горным склонам, сверкающие молнии освещали поле предстоящей схватки. Толпы тиранидов упорно карабкались вверх к бункеру, хотя потоки пенящейся воды, сбегая в долину, уносили с собой десятки и сотни существ. На этот раз изменение климата сработало против пришельцев. Липкая грязь была для них такой же преградой, как и для Космодесантников. Эхо выстрелов раскатилось по склонам, пули разрывали на части гормогонтов и прочих безымянных чудовищ. Уриэль метнул в гущу атакующих пару гранат и пригнулся за валуном. Над его головой пронёсся вихрь камней и обрывков вражеских тел.

Огромный карнифекс с визгом барахтался в потоке воды — из-за своего веса он при каждом шаге проваливался в грязь по колено. Летающий монстр кружил над склоном, не в состоянии опуститься на скользкую и вязкую поверхность.

Воины Караула Смерти помнили о необходимости экономить боеприпасы и уничтожали пришельцев одиночными выстрелами. К позиции Уриэля подбежал Баннон; его чёрные доспехи были заляпаны грязью, так что значок Имперского Кулака стал почти не виден.

— Они нас окружают, — крикнул он. — Надо уходить в бункер.

Уриэль взглянул вверх и сквозь пелену дождя на фоне чёрного прямоугольника бункера заметил едва различимые тени. Баннон прав. Ещё несколько минут, и тираниды сомкнут кольцо. — Идём, — ответил он и поднялся.

Почувствовав неладное, Уриэль отскочил с пути мощного грязевого потока, смытого ливнем с вершины горы, но не удержался на ногах и покатился по склону. Мимо него пролетел Баннон. Уриэль сумел зацепиться за обломок скалы, болтер с металлическим стуком упал рядом.

Снизу раздался крик Баннона Капитан Караула Смерти отчаянно старался найти опору, чтобы не скатиться ещё дальше и не попасть прямо в лапы тиранидов. Уриэль покрепче упёрся в скалу и протянул руку. Ухватив капитана за запястье, Ультрамарин стал тянуть вверх.

— Уриэль! — снова крикнул Баннон.

Вентрис поднял голову и увидел, что отвратительное создание с полной зубов пастью подбирается прямо к нему. Когтистая лапа тут же обвилась вокруг лодыжки и сильно дёрнула вниз. Керамитовые доспехи треснули, чёрные глаза чудовища уставились на Уриэля. Сверху слышалась беспрестанная стрельба — их товарищи пытались выиграть время для спасения собратьев по оружию.

Уриэль пытался разомкнуть хватку пришельца, но сознавал, что ему не справиться. Он наклонился назад, свободная рука дотянулась до болтера. Чувствуя, как мускулы трещат от напряжения, Ультрамарин распрямил ноги и наконец смог прицелиться в голову чудовища.

— Отцепись, — крикнул он и разрядил обойму.

Морда тиранида взорвалась, и во все стороны полетели окровавленные мозги и осколки черепа. Теперь Уриэль без труда смог поднять Баннона и помог ему встать на ноги. При свете частых молний они поспешили к бункеру, с трудом перепрыгивая через потоки воды и грязи. Дважды тираниды догоняли их и пытались схватить, но каждый раз точные выстрелы воинов Караула Смерти отгоняли пришельцев. В наушниках Уриэля раздался сигнал вызова. Слова были настолько искажены помехами, что он ничего не смог разобрать, хотя и узнал голос Филотаса, адъютанта адмирала Тибериуса. Смысл послания так и остался для него тайной.

Наконец выбравшись на бетонную площадку перед входом в бункер, воины почувствовали себя увереннее. Вспышка очередной молнии высветила толпу тиранидов, наступающих сверху, — множество чудовищ скользили по крутым склонам. Уриэль увидел и карнифекса, и крылатого монстра, который всё же сумел приземлиться и теперь тоже стремился к бункеру.

— Скорее, все внутрь! — крикнул Баннон и выстрелил в карнифекса, уже подступившего совсем близко.

Уриэль перезарядил оружие и тоже дал длинную очередь. Но карнифекс только громче заревел и продолжал атаковать. Пригнувшись, Вентрис проскочил в бункер и оглянулся:

— Баннон, скорее сюда!

Капитан Караула Смерти выстрелил ещё несколько раз, а потом вбежал в бункер, бросил оружие и помог Уриэлю справиться с замком. Бронированная створка, покрытая двумя слоями адамантиума, весила около четырёх тонн и обычно закрывалась при помощи гидравлического привода, но Космодесантники всё же сумели её закрыть за считанные секунды. Отчаяние придало им сил.

— Ещё немного, и нам пришёл бы конец, — выдохнул Уриэль, закрутив колесо замка.

— Согласен, — кивнул Баннон и поднял брошенный болтер.

Громкие удары сыпались на дверь один за другим. Стальная створка прогнулась, а с потолка полетела пыль. Матовые шары освещения мигнули, но не погасли. — Пойдём, — сказал Баннон. — Эта преграда не надолго их задержит.

Они зашагали по бетонному коридору. Уриэль время от времени тревожно — оглядывался на дверь, которую продолжали сотрясать яростные удары тиранидов. Вскоре воины оказались в помещении командного пункта. Стеллажи с приборами — наследие древних технологий — стояли у стен восьмиугольной комнаты, а металлическая лесенка вела к люку в потолке, закрытому латунной решёткой.

На месте дежурного офицера-артиллериста, склонив голову в молитве, сидел магистр Госсин. Вокруг него на коленях стояли остальные техножрецы и монотонными голосами читали молитву. Космодесантники Караула Смерти выстроились у входа по стойке смирно и слушали заунывные гимны, которым, казалось, не будет конца.

— Магистр Госсин! — сердито воскликнул Баннон. — Когда можно будет начать стрельбу из этого орудия?

Магистр повернулся на стуле.

— Батареи подсоединены к энергетической системе, — не скрывая своего недовольства, произнёс он. — Но обязательные молитвы, предшествующие стрельбе, очень длинные и сложные. Было бы лучше, если бы мне никто не мешал.

Баннон шагнул к магистру. В этот момент входная дверь снова вздрогнула под напором тиранидов.

— Вы слышите, что там творится? — закричал он. — В лучшем случае, у нас есть несколько минут, а потом тираниды ворвутся в бункер. Начинайте стрельбу сейчас же, или мы навсегда лишимся такой возможности. Понятно?

Слова капитана сопровождались пронзительным металлическим скрежетом. Госсин опасливо взглянул вдоль коридора и кивнул.

— Караул Смерти, за мной, — скомандовал Банной и вместе со своими солдатами кинулся обратно к двери.

В капитанской рубке «Горя побеждённому» стало светло от пламени взрыва «Карлоса Винсента». Огни отражались от лоснящихся каркасов био-кораблей тиранидов и дрожали перед глазами.

— Император, прими их души, — прошептал Тибериус, и палуба снова качнулась под его ногами.

Тревожный красный свет залил помещение командного пункта — хитиновые снаряды тиранидов продолжали бомбардировать корпус корабля. Ресурсы «Горя побеждённому» таяли с каждой минутой. Множество мелких существ буквально растворяли обшивку, и адмирал ничего не мог с этим поделать.

«Меч возмездия» ещё сражался. Его капитан ловко маневрировал, ускользая от ударов врагов, а орудия без устали палили по защитникам маточного корабля.

— Он так дерётся, что может добраться и до второго корабля-матки, — заметил Филотас.

Но Тибериус понимал, что это невозможно. Существа с запасом кислоты и электрическими зарядами уже окружили судно и значительно затрудняли ход.

Они подошли так близко! Корабль-матка находился прямо перед носом «Горя побеждённому». Суда Космодесантников пробили значительную брешь в его обороне и стянули на себя почти все силы тиранидов.

Но с поверхности Тарсис Ультра до сих пор никто не выстрелил, и сердце Тибериуса сжалось от боли при мысли о провале операции.

— Всем кораблям приготовиться к отступлению, — приказал он.

Дверь бункера поддалась под ударами массивных когтей. В коридоре запахло дождём и ветром. Десяток гормогонтов и карнифексов, отчаянно вопя, застряли в проёме, — так им не терпелось добраться до близкой добычи.

Дружный оружейный залп отбросил первую волну нападавших. И вторую волну тоже. А потом с громким треском лопнуло перекрытие потолка — карнифекс настойчиво рвался вперёд. Узкий коридор наполнился пронзительным визгом тиранидов и раскатами выстрелов.

Уриэль прицелился в голову карнифекса. Заряд болтера угодил тому точно в глаз и снёс часть черепа Карнифекс дёрнулся, но, казалось, чудовище вообще ничего не чувствовало. Пригнув раненую голову, тиранид просто бил и бил лапами в стену, ещё яростнее пробивая себе дорогу.

Гормогонты прорвались в коридор и прыжками устремились навстречу Космодесантникам. Солдаты мало-помалу отступали, и отвратительные создания подняли оглушительный визг. Матовые осветительные шары погасли, и в тот же момент с глухим грохотом обвалился потолок. Огромные куски бетона завалили коридор, подняв плотное облако пыли. Уриэль привалился к ближайшей стене.

Как только камнепад прекратился, он вскочил на ноги и потянулся за упавшим болтером. В это мгновение, просунувшись между прутьями арматуры, на обломок бетона взгромоздился один из тиранидов. Чудовище вцепилось зубами в шлем Уриэля. Изображение в визоре тотчас погасло, а по лицу Космодесантника потекла струйка тёплой крови. Упав на колени, Уриэль поспешно расстегнул вакуумные застёжки на воротнике и сбросил шлем.

Его враг от неожиданности отпрянул назад, и в эту секунду грянул очередной залп. Заряды с противным чавкающим звуком разорвались в теле чудовища. В лицо Уриэля брызнул ихор пришельца. Баннон протянул руку и помог ему подняться, а воины Караула Смерти продолжали обстреливать тиранидов, карабкающихся через груду бетонных обломков.

Без звукозащитных устройств шлема грохот в бункере чуть не оглушил Уриэля. Оружейная стрельба и громовые раскаты вместе с пронзительными криками пришельцев создавали поразительную какофонию боя. Он с трудом уловил донёсшийся из командного пункта голос Баннона, вызывавшего челнок.

Космодесантники отступили. Уриэль внезапно ощутил во рту странный металлический привкус. В воздухе трещал сильнейший электростатический разряд. Казалось, кожу покалывало тысячами иголок, и даже на фоне грохота схватки было слышно мощное низкое гудение. Бросив взгляд через пробоины в потолке, Уриэль успел заметить ослепительно яркий луч, вонзившийся в небо. Вот оно, воплощение праведного гнева Императора.

Капитанскую рубку снова залил свет. Тибериусу потребовалось некоторое время, чтобы понять, откуда он исходит. За первой вспышкой последовала вторая, и острие луча, минуя «Горе побеждённому», вонзилось точно в исполинскую тушу маточного корабля. Вспышки следовали одна за другой, и адмирал, вскочив со своего места, возбуждённо замахал руками.

— Чёрт побери, Уриэль, я знал, что ты сможешь это сделать! — торжествующий крик Тибериуса заглушил даже вой тревожных сирен.

В местности, выбранной Уриэлем и Себастьеном Монтантом, атмосферные условия были наиболее стабильными, и лазерный луч расположенного высоко в горах орудия не был так подвержен воздействию температурных колебаний, как на равнине. А потому он сохранял силу и точность удара, чего так не доставало заградительным лазерам защитников планеты в первые дни вторжения.

По данным разведки, в этот период маточный корабль находился на низкой орбите, а большая часть его защитников была занята отражением атаки Имперского Флота. Теперь предводитель рой-флотилии расплачивался за это упущение. Лучи мощного излучателя терзали тело био-корабля, вырывая из него огромные куски плоти.

— Всем кораблям, слушай мой последний приказ! — прокричал адмирал. — Всем орудиям бить по главной цели! Мы уничтожим маточный корабль. Благодарение Императору, мы его уничтожим!

Уриэль взобрался к люку в центре командного пункта, сбил проржавевший замок и откинул крышку. Под потолком статический разряд был ещё сильнее, а от самого купола исходило неяркое голубоватое сияние. Но вот снова загорелся луч лазера, и Уриэлю пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть от невыносимо белой вспышки. Теперь оружие работает в автоматическом режиме, и залпы будут продолжаться до тех пор, пока не иссякнут привезённые ими батареи.

— Путь свободен! — крикнул капитан.

Оружейная стрельба внизу усилилась. Тираниды, словно почуяв, что жертва может от них ускользнуть, стали атаковать ещё яростнее. Уриэль помог техно-жрецам вскарабкаться по лесенке. Здесь, под самым куполом, уже был слышен гул двигателей «Громового Ястреба», зависшего над крышей.

Вслед за техножрецами один за другим поднялись и воины Караула Смерти. В бункере оставался один Баннон. Но и он, выпустив последнюю обойму, бросил болтер и одним прыжком вскочил на лестницу. Медлить было нельзя. Десятки тиранидов уже заполнили нижние помещения командного пункта. Уриэль вместе с другими Космодесантниками вытащил Баннона через люк и захлопнул крышку.

— Пора убираться отсюда, как ты считаешь? — Баннон с трудом перевёл дыхание.

— Давно пора, — согласился Уриэль, кивая на очередную вспышку.

Под предводительством Уриэля измотанные техно-жрецы и солдаты выбрались на крышу купола. Ветер и дождь стали намного тише, и теперь можно было в полной мере оценить численность вражеского войска, окружившего бункер. Мощный поток воздуха от винтов «Ястреба» грозил скинуть их с крыши, гормогонты отчаянно пытались запрыгнуть на купол, а карнифексы сотрясали стены бункера. У беглецов оставалось всего несколько секунд.

Из открытого люка челнока свисали толстые канаты. Уриэль проворно схватил всю связку и стал распределять между людьми. В этот момент к «Ястребу» устремилась стая горгулий.

— Смотри, — кивнул он Баннону.

— Я их вижу, — кивнул капитан Караула Смерти и тоже взял канат.

Воины обвязали канатами техножрецов и магистра Госсина, а Харкус включил лебёдку, чтобы втащить их всех в челнок. Повиснув на канате, Уриэль на мгновение задумался о судьбе Имперских кораблей. Но стаи горгулий быстро приближались, и он помолился в душе, чтобы лебёдка поднимала их быстрее.

Харкус решил, что дальше медлить опасно, развернул судно и начал набирать высоту. Земля стала медленно удаляться, а вместе с ней и тысячи разочарованно шипящих тиранидов, все ещё следивших за ускользающей добычей.

А потом мир перевернулся.

Что-то огромное толкнуло Уриэля в спину. Раздался крик ярости и боли, вокруг, заслоняя небо, захлопали огромные крылья. Даже без визора он различил в темноте огромное летающее чудовище, которое металось между канатами под самым люком «Громового Ястреба».

Но вот один из воинов в чёрных доспехах, не отпуская каната, вступил с летающим монстром в отчаянную схватку, и крылья чудовища окрасились кровью. Оба противника безостановочно кружились в воздухе, но Уриэль успел заметить на плече человека эмблему Имперского Кулака.

Капитан Баннон орудовал энергетическим кинжалом, раз за разом вонзая его в твёрдый хитиновый панцирь. Чудовище в ответ разорвало когтями прочные керамические доспехи.

Стаи горгулий стали снижаться, готовясь к атаке.

«Громовой Ястреб» раскачивался в воздухе, не в силах ускользнуть от преследователей. Чьи-то руки втянули Уриэля внутрь челнока, и он бессильно растянулся прямо на полу, но, отдышавшись, снова перекатился к открытому люку.

Внизу, под брюхом «Ястреба», продолжалась схватка между человеком и тиранидом. Харкус стремился увести судно подальше от сотен рвущихся к людям горгулий, но с открытым люком челнок не мог набрать достаточную скорость.

Уриэль внезапно понял, какая мысль мелькнула в голове капитана Караула Смерти.

— Нет! — крикнул он, сознавая, что намерен сделать Баннон.

Но было уже поздно. Капитан вытянул руку и перерезал канат.

И он, и его противник, кружась, полетели вниз и упали прямо посреди толпы чудовищ.

Уриэль обрушил на головы пришельцев все известные ему проклятия, а затем с досадой стукнул по кнопке люка. Теперь ничто не мешало им набрать скорость, Харкус запустил двигатели на полную мощность и включил форсаж. Стая горгулий уже буквально висела у них на хвосте, но пилот смог оторваться от преследователей и развернул машину, взяв курс на Эребус. Горгульи и не подумали отставать.

Уриэль не отрываясь смотрел вниз.

Капитан Баннон продолжал свой последний бой против тысяч смертельных врагов.

ЭТАП ЧЕТВЁРТЫЙ — ЗАВОЕВАНИЕ

Глава 14

«Ястреб» помчался по грозовому небу, оставляя за собой две белые полосы. Бегство от стаи горгулий почти истощило запасы драгоценного топлива, и тогда Харкус поднял машину выше, туда, где воздух был разреженным и каждый километр полёта экономил хоть каплю из оставшегося запаса в топливном баке.

Если этот манёвр себя не оправдает, им не удастся добраться до Эребуса и остаться в живых.

Теперь челнок был почти пустым. Лишившись тяжеленного груза, судно могло лететь гораздо быстрее, и вскоре «Ястреб» оставил стаю горгулий далеко позади.

Даже сквозь оглушительный вой ветра до Уриэля доносились монотонные прощальные молитвы солдат из. Караула Смерти. Он сам не так остро чувствовал потерю, но уважал их право проститься с капитаном Банноном надлежащим образом.

Уриэль прикрыл глаза и прочёл короткую молитву в честь капитана Караула Смерти.

Это всё, чем он мог почтить сейчас его память.

Бесшумно раздвинулись тяжёлые двери, морозный воздух раннего утра заполнил просторный ангар, и «Великолепие» с громким гудением поднялся со стартовой площадки. Окутанный белым облаком отработанных газов, корабль величественно двинулся к выходу. Пилот соблюдал осторожность — прямо позади него сидел владелец судна, а грузовой отсек был заполнен несметными сокровищами. Из-за небольшого превышения веса корабль шёл чуть-чуть медленнее, чем обычно. Перед стартом пилот пытался предупредить хозяина об опасности, но с таким сложным человеком, как Саймон Ван Гёльдер, трудно было найти общий язык.

Через иллюминатор Саймон увидел, как внизу показалось родовое поместье, и улыбнулся. Во владениях Ван Гёльдера и после отъезда хозяина оставалась небольшая армия охранников. Он ожидал падения Эребуса со дня на день, но это не помешало Саймону позаботиться о сохранности имущества. Если он когда-нибудь вернётся, ему снова потребуются соответствующие его положению апартаменты.

Корабль постепенно набирал высоту, и заснеженная земля быстро удалялась. Неподалёку от устья долины Саймон заметил маленькие фигурки людей, возбуждённо размахивающих руками. Ван Гёльдер самодовольно усмехнулся, представив, каково будет их негодование, когда «Великолепие» покинет планету.

Из динамиков донёсся назойливый предупредительный сигнал, и Саймон отвлёкся от созерцания города.

— Нас запрашивают заградительные зенитные станции, — доложил пилот с видимой тревогой.

Саймон кивнул и, взглянув в иллюминатор, увидел, как неторопливо разворачиваются тяжёлые орудия зенитных батарей на склоне горы. Он снова улыбнулся и достал из кармана пальто плоскую металлическую коробочку. Развернув торчащий из неё провод, он воткнул штекер в разъём на панели перед пилотом, а затем нажал кнопку на крышке коробочки.

— Передай сигнал от этого устройства на всех используемых частотах. Это избавит их от излишней подозрительности, — произнёс Ван Гёльдер. — Мы будем в полной безопасности, — добавил он и направился в свои роскошные личные покои, расположенные на верхней палубе корабля.

— Держитесь крепче, — крикнул Харкус, как только «Громовой Ястреб» заложил крутой вираж вокруг самой высокой вершины к востоку от Эребуса. — Пришельцы снова собираются атаковать!

Уриэль прошёл в кабину и занял место рядом с пилотом. Впереди уже показалась расщелина, где скрывался Эребус, а с горных склонов навстречу им поднимались чёрные тучи горгулий и других, более опасных летающих существ. Уриэль проследил за траекторией их полёта и понял, что чудовища могут попасть под заградительный обстрел зенитных батарей раньше, чем доберутся до челнока.

— Как дела с топливом? — спросил он Харкуса.

— Если судить по показаниям приборов, то все баки пусты. Сейчас мы летим на оставшихся испарениях и молитвах.

— Не можешь включить форсаж?

— Хорошо, если хватит горючего на безопасное приземление.

Уриэль кивнул. Долина Эребуса все приближалась. То же самое можно было сказать и о стае горгулий, летящих им наперерез.

Челнок немного снизился и полетел быстрее. Внизу замелькали покрытые снегом скалы. Как пригодились бы сейчас снятые с «Громового Ястреба» орудия!

Склон неожиданно ушёл в сторону. Руки Харкуса запорхали над рычагами управления, судно резко затормозило и свернуло с прежнего курса. Первый же залп биооружия пробил лёгкую обшивку машины. Позади Уриэля раздался крик одного из техножрецов Госсина — живые организмы, выскочив из снарядов, разъедали его тело.

«Ястреб» бросало из стороны в сторону, но он продолжал снижаться. Уриэлю пришлось крепче ухватиться за пустующее кресло второго пилота.

— Мы уже в зоне обстрела наших батарей, но они почему-то молчат! — крикнул Харкус.

При виде плотного облака пришельцев, окруживших челнок, Уриэль только вздохнул. Десятки ударов уже изрешетили тонкие стенки машины, из пассажирского отсека снова донеслись человеческие крики.

— Кровь Императора! — воскликнул пилот. Уриэль поднял голову и успел заметить серебристую громаду корабля, украшенного по всей длине корпуса геральдическими крестами.

Частный космолёт взлетел с поверхности планеты прямо перед «Громовым Ястребом».

Саймон услышал тревожный крик пилота и обернулся, чтобы сделать ему замечание, но слова застряли у него в горле. Почти вплотную к кораблю нёсся военный челнок, а вокруг него кружили тысячи чёрных крылатых чудовищ.

— Нет, — простонал он. — Только не это…

«Ястреб» вильнул влево и нырнул вниз, ослабленный корпус машины отозвался на манёвр жалобным скрипом. Встречный поток воздуха оторвал кусок тонкого металлического листа, и внутрь — машины ворвался холодный ураган. Серебристая обшивка частного корабля сверкнула на солнце и пронеслась мимо так близко, что Уриэль был уверен — до неё можно было дотянуться рукой. Воины Караула Смерти удержались в «Ястребе» только потому, что вцепились в перекладины и стойки корпуса, а трое техножрецов с отчаянными криками понеслись навстречу своей смерти.

Уриэль тоже вцепился в металлическую стойку. Сквозь рёв ветра он слышал, как Харкус попеременно то проклинает пришельцев, то взывает к боевому духу судна.

Пол под ногами Уриэля резко наклонился, и через дыры в обшивке он увидел, как стремительно приближается земля. Затем Харкусу удалось снова выровнять машину. Уриэль выпрямился, но всё ещё держался за металлическую опору. Рёв ветра немного стих, Харкус откинулся на спинку кресла и до упора потянул на себя руль высоты.

— Ох, Император, мы чуть не столкнулись! — выдохнул Уриэль.

— Держись как следует, — крикнул ему Харкус. — Мы идём на посадку, и она будет жёсткой!

Тысячи горгулий кружили над «Великолепием», забирались в сопла, бились в иллюминаторы. Более крупные особи цеплялись за малейшие выступы, размягчали металл едкой кислотой, разрывали обшивку крепкими, как алмазы, когтями и зубами. Десятки тиранидов прилипли к брюху корабля, зацепили створки грузового отсека и распахнули их настежь. Спустя несколько секунд тонны груза обрушились на и без того отяжелевший корабль, и «Великолепие» стал крениться на правый борт.

Пилот форсировал двигатели, надеясь сбросить неожиданно налетевших чудовищ, но корабль уже потерял равновесие и был настолько тяжёлым, что один из двигателей тотчас же загорелся. Судно вышло из-под контроля.

Ветровое стекло разлетелось вдребезги, в кабину ворвались десятки визжащих монстров, и Саймон закричал от ужаса и боли, когда страшные когти впились в его тело.

Серебристое крыло корабля ударилось о скалы и оторвалось от корпуса.

«Великолепие» рухнул на землю и, набирая скорость, понёсся по склону, пока не взорвался огненным шаром среди построек Второго Квартала.

Снежок с трудом пробирался по развалинам бывшего склада, служившего убежищем ему и его людям, а высоко в небе все ещё кружились чёрные тени. Дымящиеся обломки бетонных стен и оранжевое пламя на кучах мусора полностью соответствовали его представлениям о преисподней.

Люди, рыдая, отыскивали тела погибших родственников. Ослепшие и обожжённые беженцы все ещё пребывали в шоке. Одно серебристое крыло рухнувшего космического корабля воткнулось в землю, а кусок обшивки до сих пор догорал у входа в склад.

Груз высыпался из разбитых ящиков и беспорядочно валялся в грязи. Мелкие осколки драгоценного фарфора и позолоченные столовые приборы разлетелись по снегу, портрет древнего аристократа в пышной раме застрял между камнями, рулоны ковров и гобеленов тлели в луже топлива, а горящие страницы ценных книг летали в воздухе. Дорогая одежда, обувь, ткани — всё было безвозвратно испорчено и разбросано по всему кварталу.

С неба свалилось целое состояние, и Снежок не мог им не воспользоваться. Он набивал свой рюкзак драгоценностями и золотыми монетами, но при этом не забывал с опаской поглядывать на чёрные силуэты пришельцев, а заодно ругать последними словами проклятого пилота, направившего падающий корабль прямо на крышу склада. Задняя часть здания была разрушена полностью. Все ящики с запасами, ради которых он торговался с продажными снабженцами, грабил и даже убивал, обратились в пепел.

Тигрица неподвижно замерла на месте, поражённая масштабом катастрофы, зато Лекс и Траск подбирали и рассовывали по карманам пригоршни драгоценных камней. Джонни Стомп ограничился мощной охотничьей винтовкой, добытой из раскрывшегося ящика, и теперь его грудь крест-накрест обвивали патронные ленты.

— Джонни, с этим ты можешь охотиться на самую крупную дичь, — крикнул ему Снежок.

Громила довольно рассмеялся и изобразил сильную отдачу после выстрела.

Внезапно Снежок заметил среди развалин неподвижно лежащую Сильвер, и улыбка мгновенно сползла с его губ. На лице девушки запеклась кровь, а руки были неестественно вывернуты в стороны. Он подбежал к Сильвер и пощупал пульс. Удары сердца были редкими, но сильными. Раненая застонала, а Снежок с ужасом увидел обломок металлической балки, ударившей ей в бок. На землю уже натекла лужица крови. Снежок осторожно осмотрел рану и поморщился — металл вошёл в тело Сильвер сантиметров на пятнадцать. Он снял с шеи шарф, чтобы сделать из него повязку. Этого явно недостаточно, но сейчас он больше ничем не мог ей помочь.

Кто-то положил руку на его плечо. Резко обернувшись, Снежок потянулся за пистолетом, но увидел перед собой морщинистого старика и расслабился.

— Чего тебе, дед? Не видишь, я занят?

Папаша Галло сильно ударил его ладонью по лицу.

— Ты задолжал этим людям, подлец! Ты брал у них деньги и ценности в обмен на безопасность.

— Что?! — возмутился Снежок, оттолкнув старика. — Эй, я позволил им укрыться от холода и защищал их жизнь от этих проклятых тварей. Я считаю, что выполнил свои обязательства. А сейчас и у меня тоже появились проблемы.

Тигрица подошла ближе и, встав за спиной Снежка, ткнула его в бок, но он не обратил на неё внимания. Он был слишком занят перепалкой со стариком и раной Сильвер.

— Я так не считаю, — возразил папаша Галло, спокойно скрестив руки на груди.

— Как хочешь, — бросил Снежок. — Так или иначе, всё, что я от них получил, обратилось в дым.

— Это не мои проблемы. Ты нам задолжал.

Тигрица снова ткнула Снежка в бок, и на этот раз он раздражённо обернулся. Девушка молча кивнула на развалины склада. Проследив за её взглядом, главарь ощутил горячую волну страха. Сотни беженцев с закопчёнными лицами стояли посреди догорающих руин. Многие были вооружены, теми самыми ружьями, которые он раздал им перед боем с пришельцами. На грязных лицах читалась крайняя решимость пустить оружие в ход.

Снежок заглянул в глаза папаши Галло и в них тоже прочёл непримиримое упорство.

— Ладно, старик, твоя взяла, — сказал Снежок, вставая на колени рядом с бесчувственной Сильвер. — Чего ты хочешь? Только говори быстрее.

— Там много раненых, а у тебя уже нет медикаментов, чтобы оказать им помощь.

— И что дальше?

— Мы должны помочь этим людям. Я требую, чтобы ты проводил их до ближайшего госпиталя, — потребовал папаша Галло.

— Проклятие, старик, да ты знаешь, что самый близкий госпиталь находится в Пятом Квартале? — запротестовал Снежок.

— Это не мои проблемы, — повторил папаша Галло. Снежок бросил взгляд на вооружённых людей, посмотрел на Сильвер и понял, что выбора у него нет.

Ликтор рванулся в своих путах и ударил стиснутыми лапами в бронированное стекло, отделявшее его от наблюдателей. Он был привязан к трём вертикально установленным анатомическим столам и как ни напрягал бы могучие мускулы, канаты крепко удерживали его.

Даже в таком положении он сумел убить двоих магистров-биологов, к несчастью, забывших об осторожности, и ранил третьего, который умер немного позднее.

После поимки ликтора магистр Локард продолжал свою работу с ещё большим воодушевлением. Экспедиция Космодесантников в бункер ПВО закончилась уничтожением только одного маточного корабля, а не обоих, как он рассчитывал. После попытки Саймона Ван Гёльдера покинуть Тарсис Ультра и выхода из строя системы защиты воздушного пространства обстановка в городе ещё более осложнилась.

Автоматические системы зенитных орудий вскоре были переустановлены, но до этого момента сотни горгулий вместе с их матками проникли в глубь ущелья. К счастью, большая часть крылатых чудовищ потеряла связь с предводителем рой-флотилии, и они вернулись к своим основным звериным инстинктам — заселили пустующие пещеры на склонах и нападали на небольшие группы горожан. Другие горгульи бесчинствовали в густонаселённых районах Эребуса и устраивали кровавые оргии на улицах, пока их не уничтожил отряд добровольцев из городского отряда самообороны.

Яростные атаки на стены Эребуса все продолжались. Рой увеличился почти вдвое усилиями единственной оставшейся матки, которая производила воинов с ошеломляющей плодовитостью. Силы защитников таяли с каждым часом, и единственной надеждой оставались изыскания Магистра Локарда.

В глубоких подземельях вивисектория Адептус Механикус Магистр Локард обратился к полковнику Стаглеру, майору Сатриа, лорду-инквизитору Криптману, капеллану Астадору и Уриэлю. Немного поодаль с непроницаемым видом стоял сервитор с трансплантированными биоэлектронными устройствами в черепе и верхней части туловища, в его руках поблёскивал серебряный оружейный ящичек. Все присутствующие посматривали на ликтора с видимым отвращением. Ни физиология, ни мыслительные способности этих существ до сих пор не были доступны их пониманию.

— Как вы можете видеть, — начал свою речь Магистр Локард, — существо, которое мы называем ликтор, даже прикованное к вертикальной плоскости и отделённое от людей бронированным стеклом, — а это все меры предосторожности, которые мы можем позволить в данных условиях, — представляет определённую опасность.

— Так зачем вы до сих пор держите живым это отвратительное чудовище? — возмутился полковник Стаглер. — Почему бы просто не уничтожить его?

— Для победы над этими существами нам необходимо сначала постичь их природу, — пояснил Криптман. — В войнах против орков, хрудов, галситов или лакримолей у нас имелось такое знание. Но убить одного тиранида, ещё не значит узнать природу другого. Их исключительно высокая способность к адаптации делает тиранидов чрезвычайно опасными противниками. В этом состоит их самое большое преимущество и, возможно, их слабая сторона, которой мы попытаемся воспользоваться.

— Каким образом? — спросил Уриэль.

— Скажите, капитан Вентрис, вам доводилось слышать фразу «обратить силу врага против него самого»?

— Конечно.

— Вот именно это мы и собираемся сделать, — с улыбкой закончил Криптман. — Прошу вас, Магистр Локард.

Локард кивнул и повернулся к сервитору. Манипуляторы точными движениями открыли замок серебристого ящичка. С мягкого ложа футляра магистр достал прекрасной работы серебряный пистолет и прозрачную пулю довольно крупного калибра. С предельной осторожностью он зарядил пистолет и протянул оружие сервитору. По знаку Криптмана Локард крутанул колесо затвора клетки и скомандовал:

— Действуй по инструкции номер один.

Сервитор развернулся, отодвинул тяжёлую дверь и прошёл к анатомическим столам. Ликтор снова сделал яростную попытку освободиться, и Локард поспешно затворил дверь. Сервитор сделал ещё шаг вперёд и прижал пистолет к мясистой части живота ликтора.

— Ради Императора, что он делает? — воскликнул Уриэль.

— Смотрите сами, — не без гордости ответил Локард, затем нажал кнопку интеркома и дал следующую команду: — Выполнить инструкцию номер два.

Сервитор нажал на курок и выпустил пулю в живот ликтора. Брызнувший из раны ихор с шипением растёкся по полу вивисектория. Без всякой спешки сервитор нагнулся и бережно положил пистолет на пол, а Локард поворотом рычага освободил ликтора от канатов.

Едва заметным движением ликтор схватил сервитора и швырнул через всё помещение. Отяжелённое аппаратурой тело сервитора ударилось в стекло, и все наблюдатели разом взволнованно вскрикнули.

Уриэль и Астадор мгновенно выхватили свои болтеры и прицелились через стеклянную стену.

— Постойте! — крикнул инквизитор Криптман.

Ликтор подскочил к сервитору и с неукротимой яростью вцепился в него нижними конечностями. Кровь залила стены, а чудовище продолжало терзать свою жертву, пока от неё не остались лишь мелкие клочки, даже отдалённо не напоминающие фигуру гуманоида. Затем ликтор встал во весь рост и забарабанил по стеклу. По гладкой поверхности во все стороны поползли трещины.

— Убейте же его, убейте! — закричал полковник Стаглер.

Но ни Уриэль, ни Астадор не успели выстрелить. Монстр вдруг согнулся пополам и рухнул на пол. Из его пасти вырывался жалобный вой, а мощное тело содрогалось в конвульсиях.

— Ну вот, теперь началось, — удовлетворённо заметил Локард. — Он оказался довольно устойчив, хотя этого можно было ожидать при такой относительно фиксированной совокупности генов.

— Что же с ним произошло? — спросил Уриэль и с отвращением отвернулся от бьющегося в судорогах ликтора.

Чудовище сотрясалось в агонии. Вскоре монстр упал на пол и его тело изогнулось крутой дугой. Даже сквозь стекло Уриэль услышал характерный треск — позвоночник не выдержал и сломался. Туша ликтора буквально распадалась на части, изнутри появлялись наросты самых различных форм. Организм переживал неконтролируемую трансформацию. Сквозь толстую кожу прорывались дополнительные конечности и другие, ни на что не похожие органы.

Раздался последний пронзительный крик, из всех отверстий тела хлынула почерневшая кровь, и существо наконец затихло.

Уриэль был поражён увиденным. Ликтор, без сомнения, был мёртв, но что послужило причиной его смерти? Обычный яд? Неожиданная вспышка надежды осветила его мысли: неужели они получат оружие, при помощи которого избавятся от всего рода тиранидов?

— Отличная работа, Магистр, — произнёс Криптман, наблюдая за стекающей струйкой крови сервитора.

— Благодарю вас, лорд-инквизитор.

— Что вы с ним сделали? — спросил Астадор. Локард широко улыбнулся.

— При помощи имеющегося набора генов этого существа я смог выделить основные цепочки, отвечающие за мутацию данной группы рой-флотилии. С этим так называемым «ключом» стало возможным генерировать гиперстимулятор адаптации. В сущности, я запустил процесс гиперэволюции, который оказался не под силу даже такому выносливому организму, каким обладают тираниды. Поскольку в обычном состоянии генетическая структура ликтора обладает относительной стабильностью, процесс занял несколько больше времени, чем я ожидал. Но, думаю, вы со мной согласитесь, результаты оказались впечатляющими.

— Это потрясающе! — воскликнул Уриэль.

— Вы правы, капитан Вентрис, — без ложной скромности подтвердил Локард.

— С таким оружием мы сможем наконец истребить весь род тиранидов!

— Ах, к сожалению, это далеко не так, — вздохнул Локард. — Генные структуры существ различных рой-флотилий значительно отличаются друг от друга. Нам повезло, что попался экземпляр, претерпевший не так уж много изменений, и потому стало возможным выделить генную структуру данной рой-флотилии.

— Выходит, это вещество может быть использовано только против определённой группы тиранидов? — спросил полковник Стаглер.

— К несчастью, это так. Да и то даже против этой группы оружие может оказаться не слишком эффективным. За время пребывания на Тарсис Ультра тираниды претерпели слишком много изменений, появилось шестое или седьмое поколение, и их генная структура изменилась в значительной степени.

— Так оно может и не подействовать? — удивился Уриэль.

— Хочется верить, что вещество окажется эффективным. Хотя я не могу утверждать этого наверняка, — ответил Локард.

— Мы как можно скорее должны распространить новое оружие, — взволнованно произнёс майор Сатриа.

Уриэль заметил многозначительные взгляды, которыми обменялись Криптман и Локард, и понял цель этой демонстрации.

— Всё не так просто, майор Сатриа, — сказал он.

— Разве?

— Вы согласны со мной, лорд-инквизитор?

Криптман несколько секунд смотрел на Космодесантника, потом с угрюмым видом кивнул.

— Капитан Вентрис прав. Было бы бессмысленно изготавливать большие запасы этого оружия на данной стадии борьбы против тиранидов. Нет, вещество необходимо доставить в самое сердце рой-флотилии, где оно произведёт наибольший эффект.

— И что это означает? — спросил майор Сатриа.

— Это означает, — объяснил Уриэль, — что нам придётся пробить дорожку к маточному кораблю. Это означает, — повторил он, — что надо инфицировать королеву роя.

Молитва «Бесконечная Слава» всегда была одной из любимых для сестры Джониэль, поскольку в ней говорилось о радости и долге служения Императору. Сестра Ледойен посвятила себя сохранению жизни и исцелению тех, чьи хрупкие тела и души были сломлены ужасными тяготами войны. Она осталась в живых на Ремиане, а те, кто находился на её попечении, погибли, оплакивая их в молитвах, сестра чувствовала вину перед несчастными, находившимися под крышей её госпиталя в тот момент.

Как она и ожидала, поток раненых с каждым днём все возрастал. Сотни солдат с ужасными ранами поступали после каждого боя. Как бы она ни скребла, ни чистила свои руки, избавиться от угнетающего запаха крови не удавалось. Сколько бы солдат ни выхаживали она и её помощницы, на их место апотекарии приносили новых раненых.

А когда линия фронта достигла границ Пятого Квартала, персоналу пришлось работать под аккомпанемент пушек и ружейных выстрелов. Звуки войны — стрельба, взрывы, стенания раненых — повсюду сопровождали её, а вид пострадавших в бою преследовал даже во сне.

Лица солдат слились в одно, она никогда не могла вспомнить, кто из них выжил, а кто умер. Сестра Джониэль не раз со слезами на глазах решала отказаться от своей деятельности из-за невозможности помочь всем нуждающимся, но каждый раз вспоминала любимую молитву, и чувство вины и сомнения на время отступали.

Уже в четвёртый раз она начала читать гимны и почти уже дошла до середины, когда до её слуха донеслись хлопанье дверей и возбуждённые голоса. Джониэль с трудом поднялась с коленей и, прихрамывая, направилась ко входу, чтобы узнать, чем вызвана такая суматоха.

Ещё со ступенек, ведущих в вестибюль, она увидела у поста охраны толпу людей. Апотекарии в военной форме преградили дорогу молодому человеку с выбеленными волосами и пытались что-то объяснить ему. На руках у парня лежала тяжело раненная в живот светловолосая девушка.

— Во имя всего святого, что здесь происходит? — строго спросила сестра Джониэль, и её голос заглушил шум пререканий в вестибюле.

Молодой человек с девушкой на руках повернулся и окинул сестру взглядом. Женщина с огненно-рыжей шевелюрой и усталым лицом, шагнув вперёд, встала рядом с парнем.

— У меня много раненых, и я считаю, что вы должны им помочь, — сказал он.

— А кто ты? — спросила Джониэль.

— Я? Меня зовут Снежок, впрочем, это не важно. Я взял на себя труд доставить сюда этих людей, вот и всё. Эта девушка тяжело ранена. Вы сможете ей помочь?

Один из апотекариев стал протискиваться сквозь толпу к сестре Джониэль. Не скрывая своего раздражения, он небрежно махнул в сторону пришедших, большая часть которых осталась за дверьми госпиталя.

— Это не военные, и мы не можем их принять. Госпиталь и так переполнен.

— Эй, парень, вы должны им помочь, — возразил Снежок. — Куда ещё я могу обратиться?

— Это не моё дело, — бросил апотекарий.

— Я о тебе слышала, — заговорила Джониэль. — Ты — убийца, торговец оружием и наркотиками.

— И что с того?

— А почему я должна тебе помогать? У нас много раненых, которые каждый день рисковали своей жизнью на войне против тиранидов, и они тоже нуждаются в заботе.

— Потому что именно этим ты и занимаешься. Ты помогаешь людям, — сказал Снежок с таким видом, словно его аргумент был совершенно неопровержимым.

Джониэль улыбнулась такому наивному утверждению и уже хотела выгнать парня, как вдруг её осенило: а ведь он прав, она действительно только этим и занимается. Всё стало так очевидно, что она просто не могла выгнать этих несчастных. Это было бы предательством по отношению к основам учения её Ордена, а на предательство Джониэль пойти не могла.

Сестра Ледойен кивнула Снежку и показала на широкую лестницу, ведущую на второй этаж госпиталя.

— Наверху вы найдёте место. Я пошлю туда еду, медикаменты и направлю сестёр, чтобы перевязать раненых. У нас недостаточно персонала и ещё меньше медикаментов, поскольку часть их была украдена, но я обещаю, что мы сделаем всё, что в наших силах.

— Но это же гражданское население! — воскликнул апотекарий.

— Мне всё равно, — отрезала сестра Джониэль, поворачиваясь в его сторону. — Они получат кров и всю помощь, какую мы в состоянии им оказать. Это понятно?

Мужчина кивнул, принял раненую девушку из рук Снежка и понёс её в палату.

— Спасибо, сестра, — сказал Снежок.

— Заткнись, — ответила сестра Джониэль. — Я сделала это не ради тебя, а ради них. Должна объяснить: я презираю тебя и тебе подобных, но, как ты сам сказал, эти люди ранены, а значит, они могут рассчитывать на мою помощь.

Несколько огромных строительных бульдозеров тщательно очищали от мусора длинный бульвар, ведущий к линии фронта, а бригады рабочих городских служб подготавливали проезжую часть. Случайный камешек или обломок кирпича мог стать причиной гибели любого воздушного судна, а предстоящая миссия имела слишком большое значение, чтобы рисковать даже тем немногим, что осталось у защитников Тарсис Ультра. Топливозаправщики и грузовики со снарядами сновали по площади, доставляя к судам последние припасы. Их двигатели наполняли воздух угрожающим рокотом.

Капитан Оуэн Мартен, командир звена «Фурий», в последний раз обошёл вокруг свою машину и убедился, что техножрецы протёрли бойки реактивных снарядов и счистили наледь с передней кромки крыльев. При таких холодах лёд грозил не только утяжелить истребитель, но и нарушить баланс крыльев, что могло привести к значительному уменьшению подъёмной силы. Убедившись, что самолёт готов к вылету, Мартен наглухо застегнул лётную куртку и похлопал «Фурию» по бронированному фюзеляжу.

— Мы сделаем это в память о «Винсенте», — тихо прошептал он.

— Ты что-то сказал? — спросил Кейл Пелар из кабины, где доводил до совершенства бортовое вооружение.

— Нет, — ответил Мартен и стал наблюдать, как тщательно техножрецы проверяют готовность бульвара в надежде, что корабли смогут взлететь, не имея достаточного места для разбега.

Все окрестные площади, улицы и скверы были заполнены настоящей армадой судов. Каждый частный корабль, скиф, истребитель, бомбардировщик или транспортный грузовой корабль, способный подняться в воздух, готовился в этот момент к старту.

Оуэн понимал, что большинству из них уже не суждено вернуться. Многих придётся принести в жертву ради одной цели — они должны обеспечить кораблю Космодесантников проход к объекту атаки. Он сам уже давно смирился с мыслью, что это его последний полет. Небеса над головой были единственным местом, где он хотел находиться и где он хотел бы умереть.

Мысль о скорой встрече со своими боевыми товарищами согревала душу. Капитан Мартен с лёгким сердцем захлопнул за собой люк и взобрался в капитанскую рубку.

Чёрный корпус «Громового Ястреба» был лишён каких-либо эмблем или опознавательных знаков. Или, вернее, так казалось издали. Зато при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что каждый квадратный сантиметр его поверхности покрывали филигранные письмена, выведенные от руки с величайшей точностью. Гимны и молитвы, в которых заключалась вся сила человеческой ненависти к тиранидам, покрывали корпус от носа до кормы.

Техножрецы с молитвами обходили челнок кругом. и обращались со словами праведного гнева к каждой крылатой ракете. Все до единого снаряды перед укладкой в обоймы автоматических орудий сбрызнули святой водой, а затем, под пение гимнов, усиливающих детонацию, возвратили на свои места.

Перед «Ястребом» на коленях стояли пятеро оставшихся в живых воинов Караула Смерти и просили его благополучно доставить к месту назначения. Хенгист руководил пением молитв. Раны, полученные в схватке с ликтором, ещё беспокоили его, но он достаточно хорошо себя чувствовал, чтобы присоединиться к собратьям по оружию. Брат Элвайн тоже остался жив, но вынужден был пройти через серию хирургических операций по замене искалеченных рук на биомеханические. Несмотря на все его просьбы, Хенгист не позволил Элвайну принять участие в миссии.

Пять человек против мощи рой-флотилии. Это был один из тех случаев, о которых впоследствии слагают легенды, и мысли о предстоящей битве наполняли сердце Хенгаста яростным пламенем. Если они выживут, получится отличная сага, которую не стыдно будет рассказать за праздничным столом.

Хенгист ударил себя в грудь и произнёс:

— Мы скорбим о гибели капитана Баннона и чтим его память. Он был прекрасным предводителем и братом по оружию. Мне бы очень хотелось, чтобы он смог вести нас и в этот бой, но оставим наши пожелания сочинителям легенд и посвятим грядущее сражение его памяти.

Длинная тень легла на землю перед Хенгистом, и он, недовольно скривив губы, стремительно поднялся на ноги, готовый прогнать любого, кто осмелится нарушить молитвенный обряд.

Но вид остановившегося перед ним воина заставил его замолчать. Это был Космодесантник в чёрных как ночь доспехах с единственным ярко-голубым наплечником.

— Поднимай своих воинов, брат Хенгист, — обратился к нему Уриэль Вентрис, новый капитан Караула Смерти. — Пора в бой.

Глава 15

Уриэль почувствовал, как «Громовой Ястреб» поднялся в воздух и прислонился к вибрирующей стене машины. Пассажирский отсек освещал мягкий голубоватый свет, из динамиков доносились мелодичные песнопения, а из воздуховодов струился аромат священного ладана. Вдоль противоположной стены сидели пятеро воинов Караула Смерти. Склонив головы, они молились, готовясь к предстоящему сражению.

Брат Хенгист, Космический Волк, руководил молитвой, и Уриэль не удивился, расслышав благочестивые покаяния, что было признаком готовности отдать свою жизнь в предстоящем бою. Он обвёл взглядом остальных братьев-воинов, которых ему суждено было вести в последнюю битву. То, что они удостоились чести быть избранными в Караул Смерти, означало лишь одно: они были лучшими и храбрейшими воинами своих Орденов.

Брат Ягатун из Ордена Белых Шрамов сосредоточенно точил кривую саблю, на эфесе которой красовался длинный тотем из конского хвоста. Брат Дамиас, апотекарий из Чёрной Гвардии, был молчалив и необщителен. На его сжатом кулаке змеились тонкие шрамы, напомнившие Уриэлю о тех, кто был наказан ревностными священниками и в знак раскаяния подвергал себя самоистязаниям. Рядом с ним сидели брат Алваракс из Одиноких Грифонов и брат Пелантар из Белых Консулов. Оба держали серебряные футляры с запасами новейших снарядов, смертельно опасных для тиранидов.

И рядом с Уриэлем сидел последний член их группы. Он один сохранил цвет своих доспехов. Его соседство вселяло в душу Уриэля такую же уверенность, как и присутствие воинов Караула Смерти, Старший сержант Пазаниус в ожидании начала битвы крепко сжимал своей серебряной рукой приклад огнемёта.

Уриэль пытался отговорить своего старого друга от участия в экспедиции, но Пазаниус не внял его доводам. Из-за отсутствия брата Элвайна и его огнемёта Хенгист с радостью согласился на предложение Космодесантника. В замкнутом пространстве маточного корабля огнемёт будет просто необходим.

Пазаниус настолько укрепился в своём намерении отправиться с Караулом Смерти, что удержать его можно было только силой. Уриэль неохотно, хотя и с благодарностью, дал согласие на его участие. Астадор и Леаркус вполне могли организовать оборону Эребуса, и временное отсутствие сержанта никак не влияло на судьбу города.

Астадор перед стартом обнял каждого воина и пообещал предоставить их останкам достойное место в Галерее Костей. Уриэлю предложение пришлось не по вкусу, так же как и обречённость в голосе капеллана, когда он призывал благословение Императора.

Леаркус ничего не говорил о благословении, он буквально рассвирепел, когда понял, что капитан покидает своих солдат.

— Твоё место среди твоих людей, а не во главе Караула Смерти, — пытался он образумить Уриэля.

— Нет, Леаркус, моё место там, где я могу принести больше пользы, — отвечал Уриэль.

— Покажи, где об этом написано в Кодексе, — возражал сержант.

— Ты и сам знаешь, что там этого нет. Но именно это я должен сделать.

— Лорд Калгар непременно услышит о твоём поступке.

— Поступай, как хочешь, а я буду делать так, как я считаю нужным, — сказал Уриэль и покинул разъярённого сержанта, чтобы подготовиться к бою.

Неспособность Леаркуса хоть на шаг отойти от буквы Кодекса огорчила Уриэля, но он был уверен, что Робаут Жиллиман одобрил бы его решение вести в бой воинов Караула Смерти. В Кодексе Астартес, без сомнения, заключена великая мудрость, но так же мудро было и развитие этого учения. Слепое выполнение духовных заветов, как сказал Астадор, означало не мудрость, а повторение.

Но в этом состояла и величайшая опасность: подобные шаги могли привести на ту тропу, которой пошли Мортифакты. Уриэль не желал оказаться на этом пути и чувствовал, что должен найти определённый баланс между духом Кодекса и его буквой. Он представил себе реакцию капитана Айдэуса, улыбнулся и стал наблюдать, как фиолетовую темноту Тарсис Ультра сменяет непроницаемая чернота космоса.

Некоторое время спустя он снова оглядел своих товарищей. Семеро могучих воинов, идущих в бой. Бой, который решит судьбу этого мира.

Леаркус проводил взглядом «Громового Ястреба». В верхних слоях атмосферы и челнок Космодесантников, и сотни сопровождающих его судов выглядели маленькими яркими звёздочками на тёмном небе. Рассвет уже окрасил восточный край горизонта слабым янтарно-золотистым сиянием, и на заснеженной земле стали ясно различимы первые признаки пробуждения тиранидов.

Полуразрушенные остатки городских стен были проломлены во многих местах, но он не мог с этим ничего поделать. Готовясь к очередной атаке, кое-что восстановили за ночь, но большинство личного состава трудилось на подготовке взлётной полосы.

Несмотря на отсутствие Уриэля и Пазаниуса, гнев и отчаяние, вызванные их поступком, не утихали, и Леаркус крепко сжал рукоять своего цепного меча. Сержант и ещё восемьдесят воинов Четвёртой Роты стояли по стойке смирно на северном участке полуразрушенной стены, примыкающей к Пятому Кварталу. Все они как один были готовы отразить очередную атаку пришельцев. Капеллан Астадор и шестьдесят три Мортифакта обороняли южный участок. Леаркус мысленно напомнил себе приглядывать за этими безответственными отпрысками его рода.

Астадор уже предлагал ему перед боем принять участие в их варварских кровавых ритуалах, но Леаркус отказался и быстро ушёл, опасаясь совершить нечто такое, о чём потом пришлось бы пожалеть.

— Отвага и честь! — воскликнул он, как только заметил, что к стене направился первый раздувшийся от био-снарядов тиранид.

Все ещё ощущая во рту привкус крови, капеллан рассматривал несгибаемого Леаркуса. Сержант стоял навытяжку перед строем своих солдат в ожидании приближения врага. Астадор считал Леаркуса отличным воякой, но не более того.

Призрачный дух капеллана только что вернулся в физическое тело и все ещё не хотел смириться с заключением в границах плоти. На какой-то миг Астадор подумал рассказать Леаркусу, о чём поведали ему духи предков, но покачал головой и стал наблюдать за тиранидами.

Какой смысл говорить ему об этом?

Вряд ли сержант поблагодарит его за известие о том, что его капитан отправился навстречу смерти.

Городская стена близ Пятого Квартала подвергалась обстрелу био-снарядами в течение двух часов, и все вкруг заволокло ядовитыми испарениями. Ветер уносил большую часть смертоносных газов в долину. Среди био-снарядов попадались и такие, которые при взрыве выбрасывали несметное количество разъедающих вирусов. Под их воздействием огромные куски каменной кладки становились мягкими и стекали вниз, словно расплавленный воск.

Целая секция одного из южных бастионов сползла с размягчённой земляной насыпи и увлекла за собой троих Мортифактов. Они упали на тонкий лёд крепостного рва и погрузились в ледяную воду. Лишь через несколько минут все трое поднялись на поверхность.

Леаркус посмотрел на южный участок и заметил, что все воины в чёрных доспехах заняли позиции для стрельбы — орды пришельцев плотной массой устремились вперёд. И в тот же момент он понял, что это не обычная атака, а хорошо скоординированный удар, нацеленный на прорыв обороны. Первыми к стенам полз сплошной ковёр из маленьких прыгучих существ. Шквальный огонь косил их тысячами, но при гигантской численности такие потери даже не были заметны.

Под тяжестью этих полчищ во рву с оглушительным треском сломался лёд, и множество тиранидов ушли под студёную воду. Но они продолжали прибывать, и масса замёрзших существ обеспечила проход для следующей волны атакующих.

Гигантские создания с целыми выводками шипящих монстров, гнездившихся за пластинами панциря, неумолимо шли вперёд. Похожие на скорпионов пришельцы, каких Леаркусу ещё не доводилось видеть, на ходу обстреливали стены из костяных выростов в нижней части живота.

Были ещё и твари, вокруг которых искрились электрические разряды, а с конечностей время от времени срывались настоящие молнии. Они выбивали из стены куски камня величиной с целый танк.

Леаркус включил канал связи с майором Сатриа:

— Майор, выводите своих людей на стены.

— Вы уверены, что готовы идти в бой? — спросил майор Сатриа, направляясь к городской стене.

— Уверен, майор, и прекратите болтать! — сердито ответил Себастьен Монтант, с трудом переводя дух.

Он изо всех сил старался не отстать от майора и пяти тысяч солдат отряда самообороны. Себастьен давно расстегнул воротник, но все равно взмок под солдатской шинелью.

Казалось, лазерное ружьё на его плече весит не меньше пушки, но эта тяжесть всё же придавала ему уверенности. С оружием Монтант чувствовал себя сильнее и от души надеялся, что вспомнит, как надо стрелять, когда дойдёт до дела.

В глубоких тёмных пещерах на вершинах восточного склона, пронзительный визг превратился в оглушительный вой, и его отголоски эхом прокатились по верхним Кварталам Эребуса. Множество горгулий, проникших в город после предательства Саймона Ван Гельдёра, были выслежены и истреблены, но и в живых осталось не мало. В основном, это были простейшие организмы, предназначенные для разведки и сражений. Только девять из них имели для роя гораздо большее значение.

Они укрылись в самой глубине пещер. По приказу Совокупного Разума они построили гнезда и занялись воспроизводством. Интенсивное размножение истощило их запасы энергии, и производительницы вскоре погибли, но дали жизнь тысячам и тысячам отпрысков.

В момент начала решающего наступления неукротимая воля подняла горгулий с их насестов и обрушила на людей визжащие чёрные тучи.

— Лейтенант, ты их достал? — спросил капитан Мартен, стискивая пальцами рычага управления.

— Достал, — бросил в ответ Кейл Пелар. — Автоматический прицел не может ошибиться при таком количестве сигналов. Био-корабли перестраиваются и идут нам навстречу, но они двигаются не слишком быстро. Мы достигнем огневого рубежа ещё до того, как они закончат манёвр.

В ответ Мартен лишь усмехнулся под кислородной маской.

Информация о целях выводилась на экран перед глазами Пелара и копировалась на его собственном дисплее. С таким количеством врагов им ещё не приходилось встречаться.

Тем лучше, раз это их последняя битва.

На панели управления перед Мартеном зажёгся сигнал, оповещающий о том, что корабль подошёл на оптимальное расстояние для запуска ракет. Капитан включил устройство связи и дал команду ведомым кораблям:

— Всем открыть огонь!

С криком «За „Винсента"!» он два раза подряд нажал кнопку пуска на контрольной панели. В одно мгновение из-под крыльев сотен воздушных судов вырвались ракеты и помчались к рой-флотилии. Перед флотом стояла одна цель: пробить брешь в обороне врага для прохода «Громового Ястреба». Всё остальное было неважно.

Расстояние между противниками постепенно уменьшалось, и Мартен знал, что тираниды не заставят себя ждать. Уже сейчас видел, как проворно крупные существа занимают блокирующие позиции, а мелкие несутся плотной массой навстречу.

— Будь внимателен, — крикнул Мартен. — Они повернули в нашу сторону.

Первый залп прорвал завесу из спор, но эта пробоина быстро затягивалась по мере подхода новых сил. Такая картина могла устрашить кого угодно, однако Мартен по своему рождению и воспитанию был первоклассным пилотом и единственным предназначением его жизни были воздушные схватки.

Он слегка поднял нос истребителя и приготовил последние ракеты.

И почти сразу же капитан Мартен, и все остальные пилоты его звена оказались вовлечёнными в смертельную потасовку с десятками крупных, начинённых спорами существ. Тираниды маневрировали примерно с той же скоростью, что и «Фурии». Мартен резко отвернул влево и лишь мельком увидел существо, с которым чуть не столкнулся.

— Мы слишком близко для ракетного залпа, — крикнул он и переключился на лазерную пушку.

Одно особенно настойчивое существо попыталось поймать истребитель своими щупальцами, но «Фурия» каждый раз успевала увернуться. Противники кружили в пространстве, словно гигантские насекомые в чудовищном брачном танце. Наконец фигура тиранида попала в перекрестье прицела.

— Получи, ублюдок, — взревел Мартен, повернул переключатель, и лазерный луч рассёк чудовище надвое.

— Капитан, уходи вправо! — крикнул Пелар при виде яркой вспышки в опасной близости от корабля.

Мартен развернул машину и облегчённо выдохнул, увидев, как близко они были от гибели. Слегка убавив газ, он снова переключился на ракеты. Негромкое гудение в наушниках подсказывало, что автоматический прицел отыскал цель, и Мартен нажал кнопку запуска.

— Капитан, — донёсся до него голос Эрина Харлена. — Одно из чудовищ висит прямо у тебя на хвосте!

Мартен повернул вправо и оглянулся. Он повёл истребитель зигзагами в надежде избавиться от преследователя, но существо повторяло все его манёвры.

— Я не могу от него оторваться! — крикнул Мартен.

— Оно стреляет! — предупредил Пелар.

— Уходим влево! — Капитан резко передвинул штурвал и включил форсаж.

От мгновенного ускорения его вдавило в кресло, а сердце забилось вдвое чаще. Голубоватый энергетический луч прошёл под кораблём, и Мартен бросил машину в такой крутой вираж, что чуть не заглушил двигатели.

Чудовище опять последовало за ним, но несколько запоздало.

Капитан успел описать круг и выйти противнику в хвост, а потом ловко подвёл перекрестье прицела и выстрелил. Лазер полоснул по гигантской туше, и она взорвалась фонтаном кровавых брызг.

В наушниках раздавались крики и проклятия других пилотов. Тираниды подавляли их своей мощью, но сейчас капитан мог думать только о своей цели. Сражение ещё не закончилось. Внимательно посмотрев в смотровое стекло, он увидел, что в защитном экране тиранидов всё-таки появилась брешь. «Громовой Ястреб» устремился в неё, и яркие голубые огни плазменных двигателей вспыхнули на фоне тёмной громады маточного корабля…

А за судном Космодесантников последовало гигантское крылатое существо с подвижными, светящимися от электрических разрядов щупальцами. Извилистые молнии раз за разом хлестали по корпусу челнока, и Мартен понял, что «Ястреб» не выдержит такой атаки.

Его лётный костюм промок от пота, Оуэн был уже едва жив от усталости, но прибавил мощность двигателей и устремился за челноком.

Уриэль почувствовал, как дёрнулся корпус судна, и увидел вспышку электрического разряда. Пилот попытался уклониться от молний, но «Громовой Ястреб» не был создан для воздушных боев. Уриэлю стало ясно, что рано или поздно их преследователь уничтожит машину. С полок посыпались оружие и боеприпасы.

Вентрис отстегнул ремни и поднялся на нога. Надо сохранить оружие, выданное инквизитором Криптманом. Если оно выйдет из строя, они проиграют схватку ещё до её начала. Следующий удар чуть не сбил его с ног, вдоль топливного бака пробежали огненные язычки, раздался сигнал тревожной сирены.

Ещё один удар пришёлся по корме «Ястреба», и стекло одного из иллюминаторов с глухим щелчком вылетело наружу.

Воздух шумно рванулся из кабины, и Уриэля охватила ярость. Они не могут проиграть теперь, когда подошли так близко к цели.

Капитан Оуэн Мартен гнал свою «Фурию» на предельной скорости. Его истребитель преследовал тиранида, идущего по пятам «Ястреба», а под крылом осталась только одна ракета.

Вспышки голубоватого света следовали одна за другой и освещали кабину. Чудовище превосходило размерами истребитель в шесть раз, и Мартен понимал, что уничтожить врага сможет только прямое попадание ракеты в самую уязвимую точку.

— Капитан, — закричал ему Пелар, — сбавь скорость, иначе у нас не хватит топлива, чтобы вернуться к планете.

— Мы не собираемся возвращаться, — спокойно ответил Мартен и аккуратно втиснул «Фурию» между гигантским тиранидом и кораблём Космодесантников.

— Что ты задумал? — тревожно воскликнул Пелар.

— То, что требуется, — процедил Мартен, разворачивая истребитель вокруг оси на сто восемьдесят градусов.

Разинутая пасть врага закрывала ему обзор. Две дуги электрических разрядов обогнули «Фурию» с обеих сторон, и кабина заполнилась голубоватыми искрами, кое-где вспыхнуло пламя.

Капитан Мартен нажал кнопку и отправил последнюю ракету прямо в пасть чудовища.

Уриэль ощутил содрогание взрыва позади «Громового Ястреба» и уже приготовился к неминуемой гибели. Но катастрофы так и не произошло, и челнок продолжал полёт, маневрируя между облаками спор, окружающих маточный корабль.

Выглянув в иллюминатор капитан увидел громадную морщинистую тушу корабля-матки. Ещё перед вылетом инквизитор Криптман показал ему рисунок с наиболее вероятными местами расположения входных отверстий, и теперь Уриэль изучал ландшафт в поисках одной из таких точек.

Остатки Имперского Флота обеспечили «Ястребу» проход, теперь настала пора оправдать эти жертвы.

— Вот оно! — воскликнул Уриэль, показывая на пульсирующее отверстие в мягких тканях на боку исполинского существа. Волнообразные движения мышц выгоняли через него в космос отходы жизнедеятельности.

В этот момент рубчатые края разошлись ещё шире и выбросили большую порцию отходов.

— Торопись! — крикнул он пилоту. — Если то, что говорил инквизитор, верно, отверстие закроется в течение нескольких секунд.

Пилот искусно направил судно в центр отверстия и запустил двигатели на полную мощность, а в это время мышцы по краям начали постепенно сокращаться. Только подлетев ближе, Уриэль наконец осознал, насколько огромным был этот био-корабль, если только одно из выходных отверстий раскрывалось метров на шестьдесят в диаметре.

В последний момент «Громовой Ястреб» успел проскочить в ребристый мускульный туннель внутри живого организма.

Затем круговые мышцы сошлись и заслонили от людей рассеянный свет звёзд. Они оказались взаперти внутри чудовища.

Леаркус рассёк горло очередного чудовища-тиранида, и его цепной меч чуть не завяз в мышцах и хитиновых обломках. В лазерном ружьё давным-давно закончились заряды, и теперь Космодесантник орудовал только клинком, держа его обеими руками.

Запёкшейся на плече сгусток крови напоминал о чудовище, которое прорвалось через укрепления и пробило когтем наплечник его доспехов. Каждый участок городской стены теперь напоминал кладбище людей и тиранидов. Искорёженные доспехи, пластины хитиновой брони, всё это лежало на замёрзшей земле, покрытое толстым слоем крови и внутренностей. Груды останков под ногами мешали передвигаться.

Рядом с Леаркусом бился майор Сатриа. Он без устали колол врагов штыком и стрелял из лазерного ружья, если находил свободную минуту, чтобы перезарядить его. Бок о бок с майором сражался Себастьен Монтант. Ему не доставало опыта, зато этот недостаток компенсировался отчаянной храбростью. Леаркус уже не раз спасал его от неминуемой смерти и считал, что линия фронта неподходящее место для обер-фабрикатора. Но и сержант не мог не восхищаться отвагой Монтанта.

— Держитесь, воины Ультрамара! — крикнул Леаркус.

Обстрел смертоносными капсулами не прекращался ни на минуту. Несмотря на это, солдаты не собирались сдаваться. Ударом тяжёлого ботинка Леаркус снёс голову подвернувшегося гормогонта. Череп покатился в гущу наступающих врагов.

На фоне уже привычного шума битвы до ушей сержанта донёсся орудийный залп. Выбрав момент, он оглянулся, чтобы посмотреть, кто стрелял. Дула немногочисленных орудий «Гидр» на фланге были направлены на восток. У Леаркуса замерло сердце, когда он увидел их цель: над ущельем нависала огромная туча горгулий. Крылатые чудовища быстро неслись к линии фронта.

— Спаси нас Жиллиман, — только и смог прошептать Космодесантник, поражённый многочисленностью врагов, подходивших с тыла. — Астадор! — крикнул он в устройство связи.

— Я их вижу, — последовал ответ капеллана. Залпы «Гидр» ударили по туче летящих тиранидов, но Леаркусу стало ясно, что такой сильный натиск сомнёт сопротивление людей.

Себастьен Монтант сражался с отвагой и силой, о существовании которых он и сам никогда не подозревал. Руки нестерпимо ныли от непривычной нагрузки, но душу переполняла гордость. Он доказал себе, что не зря занимал верховный пост на вверенной ему планете. Монтант наклонился за новой батареей для лазерного ружья, а выпрямившись, увидел, что за его спиной с дымящейся раной в груди замертво упал Космодесантник.

Себастьен торопливо перезарядил оружие и снова открыл огонь по группе мельтешащих вокруг Леаркуса и майора Сатриа существ с перепончатыми лапами. Одним залпом он рассёк пополам сразу троих врагов и зацепил четвёртого, как вдруг небо заслонила огромная тень.

Обер-фабрикатор развернулся и вскинул ружьё. Резкий удар хвоста переломил в его руках оружие, а самого Себастьена швырнул на землю. Он кое-как поднялся на ноги, держась за край стены, и потянулся за саблей. В этот момент над ним нависло гигантское чудовище. Толстые пластины его брони во многих местах уже обагрила человеческая кровь, из зубастой пасти вырывалось злобное шипение, и страшные лапы тянулись к Себастьену.

Зазубренные на концах щупальца мелькнули в воздухе и пригвоздили Монтанта к деревянной опоре, из ран брызнула кровь, и он закричал, не в силах пошевелиться. А гигантские когти вновь потянулись к его телу.

Рядом снова оказался Леаркус. Цепной меч пронзил хитиновую броню и завяз в теле чудовища. Когти тиранида мгновенно обхватили Космодесантника, вырывая клочья металла из его доспехов.

Себастьен рванулся на помощь. Но что он мог сделать? Щупальца ничуть не ослабили хватку, а их зазубренные шипы все глубже впивались в тело. Леаркус взревел, освобождая меч, и нацелился в горло тиранида. Майор Сатриа тоже спешил им на помощь.

Внезапно над головами защитников города появилась громадная тень. Себастьен увидел, как бесчисленные орды летающих монстров обрушились на людей. Развернулась ужасная бойня. Новые враги цепляли людей когтистыми лапами и поднимали в воздух, а затем разрывали тела на части. Оборона дрогнула.

— Сейчас я освобожу вас, сэр, — сказал майор Сатриа, обнажив кинжал.

Тот только кивнул, от боли перехватило дыхание. А в следующее мгновение перед его глазами оказался сплошной клубок когтей и зубов. Вал тиранидов захлестнул стену, а из складок туловища огромного исполина все сыпались и сыпались новые создания, красного и чёрного цвета, точно такие же, каких перед этим уничтожал Монтант.

— Майор, — прохрипел Себастьен, слишком тихо, чтобы быть услышанным.

Только что родившиеся твари замерли на несколько секунд, подняв вверх перепончатые конечности, словно приветствовали Монтанта. Вид их показался Себастьену настолько несуразным, что ему даже захотелось рассмеяться. Но вот они словно по команде тряхнули лапами, и в воздух взвились сотни острых шипов.

Хитиновые пики вонзились в кожу, и Себастьен снова закричал от боли. Сколько шипов попало в него, он не знал, только ощущал боль и жжение во всём теле. Совершенно обессилев, он повис на удерживающем его щупальце пришельца и увидел под ногами лужу собственной крови.

Потом кто-то выкрикнул его имя, но для Себастьена все вокруг заволокло плотным красным туманом. Он так и не понял, кто его звал.

А потом в глазах потемнело и сознание покинуло его.

Уриэль выбрался из сильно помятого челнока и ступил на мягкую эластичную ткань недр маточного корабля. Оружие, данное инквизитором Криптманом, покоилось в кобуре у него под мышкой. Оно не слишком соответствовало форме кобуры, но лежало там довольно плотно, чтобы можно было не беспокоиться за его сохранность.

Ребристые своды довольно обширного пространства заливал рассеянный зеленоватый свет, повсюду клубились облачка едких паров, а под ногами чавкал доходящий почти до коленей слой экскрементов. Непереносимая вонь заставила Уриэля подключить дополнительные фильтры к системе обоняния, иначе тошнота не дала бы ему сделать и шагу.

Уриэль махнул рукой остальным воинам. Первым вышел Пазаниус, и индикатор его огнемёта в перенасыщенной испарениями атмосфере сразу же загорелся ярко-голубым светом. Под ногами Уриэль почувствовал какую-то возню и, присмотревшись, увидел, как странные, похожие на жуков существа снуют вокруг его ботинок, ползают по стенам и полу в поисках пищи. Мелкие создания не представляли угрозы, и Космодесантники углубились в недра био-корабля. От стен исходил ритмичный шорох, напоминающий сердцебиение, вернее, биение нескольких сердец. По словам инквизитора Криптмана, маточный корабль представлял собой гигантский конгломерат существ, сросшихся между собой в одну целостную систему, формировавшую Совокупный Разум.

— Это место проклято, — прошептал брат Пелантар.

Он занял позицию на фланге и приготовился к стрельбе. С другой стороны шагал брат Алваракс.

— Наверно, ты прав, — согласился Уриэль.

Он припомнил глубины Павониса, где ему довелось сразиться с Несущим Ночь, это пространство, пропитанное отголосками былых ужасов.

Брат Дамиас занял место в центре группы и включил специально созданное Криптманом устройство, напоминающее компас. На шлеме Дамиаса вспыхнул голубоватый луч. Послышалось мелодичное треньканье, показавшееся слишком громким в тёплом и влажном воздухе живой пещеры.

Из щелей в стенах с шипением вырвались струйки пара, поверхность под ногами содрогнулась, а по стенам прокатились волны сокращающихся мышц. На глазах у Уриэля мелкие существа попрятались в складки плоти.

— Давайте двигаться, — сказал он. — Не думаю, что нам стоит здесь задерживаться.

Вслед за Пазаниусом воины Караула Смерти углубились в недра маточного корабля.

Не успел Снежок спуститься по каменным ступеням, как послышались громкие удары колоколов. Сестры Ордена Госпитальеров торопливо разбежались по помещениям и стали провожать всех, кто мог самостоятельно передвигаться, к лестнице на второй этаж. Остальные несли носилки и ящики с медикаментами. В воздухе ощутимо запахло настоящей паникой.

— Что происходит? — громко спросил Снежок.

Ему никто не ответил. Казалось, страх лишил людей способности слышать друг друга. Он пробрался сквозь толпу к главной палате. Там та же картина: сестры со слезами на глазах поднимали тяжело раненных и чуть ли не на себе тащили к лестнице. Про себя Снежок отметил, что на такое количество раненых сестёр слишком много. Лишь только эта мысль мелькнула в его мозгу, он заметил спешившую навстречу сестру Джониэль.

— Эй ты, — крикнула она, — подойди сюда!

Снежок вошёл в палату, старательно обходя людей, ковыляющих к лестнице.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Мы получили приказ об эвакуации, — с отчаянием в голосе ответила сестра Джониэль. — Необходимо доставить всех этих людей в безопасное место. Линию фронта могут прорвать в любой момент.

— Что? Да это же меньше, чем в километре отсюда!

— Я знаю, поэтому нечего зря тратить время. Мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь? Что же я могу сделать?

Джониэль схватила его за руку:

— Госпиталь построен у южного склона ущелья. На верхнем этаже есть выход, ведущий в пещеры.

— И что с того?

— Я хочу, чтобы ты помог вывести отсюда всех этих людей, — объяснила сестра.

— Как? Да я же только что привёл их сюда!

— Ну и что? Делай, как тебе говорят! — настаивала Джониэль, сердито сдвинув брови.

— Ладно, ладно, — согласился Снежок. — А ты? Что ты собираешься делать?

— А я сделаю все, лишь бы мои пациенты покинули это здание живыми.

Капли жидкости медленно собирались на сводах, падали вниз и с шипением растекались по доспехам Космодесантников. Внутренние переходы маточного корабля представляли собой воплощение всех мыслимых и немыслимых биологических ужасов — плотные складки мышц и хрящи, обрамляющие перегородки, зловонные лужицы пищеварительной жидкости, заполняющей каждый отпечаток тяжёлых ботинок. Крошечные вспомогательные организмы торопливо сновали по переходам и совершенно не реагировали на людей, пробирающихся в глубь исполинского существа.

Из каждой щели доносился непрерывный шум работающих органов, вся атмосфера была насыщена шорохами биологических процессов.

Время от времени стены прохода начинали смыкаться, и тогда Уриэль чувствовал приближение приступа клаустрофобии. Сокращения проходили ритмично, через определённые промежутки времени, словно люди находились внутри дыхательного органа.

Узкий проход закончился фонтанчиком парящей жидкости, обрызгавшей всех без исключения, и вывел их в широкую мрачную пещеру, образованную потрескивающими под ногами хрящевыми прослойками и раздувшейся плотью. Вдоль стен до самого свода висели покинутые кладки, разбитые яйца и опустевшие гнезда.

— Что это? — спросил Хенгист.

— Здесь они спали, — ответил Дамиас. Он обошёл помещение по кругу, держа в руке монотонно гудящее устройство Криптмана. — Они были погружены в сон на долгие годы, пока не прибыли на Тарсис Ультра, уж не знаю откуда.

Уриэль заметил в одной из ниш тиранида-воина с высохшей, безжизненной плотью и понял, что Дамиас прав. Все четыре лапы не проснувшегося создания свободно свисали вдоль тела, а голова была опущена на плечо.

Внезапно раздалось громкое шипение, противоположная стена пришла в движение, и светящийся зеленоватый газ заполнил помещение, дойдя почти до коленей непрошеных гостей. Складки плоти раздвинулись, сквозь них хлынул поток зловонных химикалий, в котором барахтался целый отряд визжащих тиранидов.

— Капитан! — предостерегающе закричал Пазаниус и выпустил во врагов струю пламени.

Алваракс и Пелантар мгновенно отреагировали и присоединили к огнемёту болтерные очереди. Уриэль тоже открыл стрельбу, но в это время живой клапан открылся ещё шире и хлынула новая толпа врагов.

Первым им навстречу устремился огромный монстр в хитиновой броне, формой туловища напоминающий скорпиона. Он прыгнул на Ягатуна, но тот пригнулся и ударом кривой сабли рассёк слабо защищённый броней живот чудовища. Из раны вывалился клубок внутренностей.

Хенгист с проклятиями вонзил в тело твари цепной меч, помог Ягатуну подняться и выстрелил из болтера. Всё это заняло не более секунды. Пазаниус стал медленно отступать, но с каждым шагом выпускал по скопищам визжащих тиранидов струю горящего прометиума.

Непрерывным болтерным огнём Уриэль сметал со стен тех чудовищ, которые намеревались прыгнуть на них сверху. Неизвестно, сколько ещё воинов имеется в запасе у корабля-матки, но выяснять этого не стоит.

— Караул Смерти, отходим назад! — приказал Уриэль.

Алваракс и Пелантар попятились, не прекращая стрелять, и встали рядом с Уриэлем.

— Брат Дамиас! — крикнул он. — Куда нам идти дальше?

Дамиас, с ног до головы забрызганный кровью, с клочьями тел тиранидов на доспехах, сверился с прибором и махнул рукой:

— Туда.

Дамиас первым прошёл сквозь овальное отверстие, и Уриэль позвал остальных:

— Все сюда, и побыстрее!

Хенгист, пригнувшись, шагнул в узкий проход, за ним последовал Ягатун. Затем Пелантар, выпустив по врагам ещё одну очередь, нырнул в проход. Уриэль втолкнул туда же Пазаниуса и крикнул:

— Алваракс! Торопись, мы уходим!

Алваракс продолжал стрелять, и от ударов освящённых зарядов падали и взрывались десятки тиранидов. А через миг пол под его ногами разошёлся и воина поглотила плоть био-корабля.

Уриэль с криком рванулся ему на помощь, но сильная рука Пазаниуса остановила его.

— Ему уже не поможешь, — крикнул Пазаниус. — Надо уходить!

Уриэль кивнул и направился дальше. Ему приходилось ощупывать стены, а не полагаться на зрение. За спиной раздавался чавкающий звук — мускулатура маточного корабля расширяла живой тоннель для большего числа преследователей. Пазаниус подтолкнул Уриэля вперёд и обернулся, чтобы снова облить тиранидов пламенем огнемёта. Громкие вопли горящих чудовищ заполнили пространство, и стенки из плоти содрогнулись, словно в знак сочувствия их боли. Внезапно Уриэль вспомнил слова Криптмана, сказанные накануне отлёта с Тарсис Ультра: «Чем глубже вы будете погружаться в это создание, тем более совершенной будет становиться его нервная система. Чем ближе к центру, тем сильнее будет отклик на болевые ощущения».

Вслед за остальными воинами Уриэль бегом спустился по проходу. Под его ботинками беспрестанно хлюпала пропитанная жизненными соками плоть. Впереди послышались выстрелы и появилось слабое свечение. Наконец проход расширился, и Космодесантники выбрались в просторный зал. В центре пульсировал похожий на гриб нарост. Вокруг непонятного органа лежали несколько мёртвых тиранидов.

— Что это может быть? — спросил Хенгист.

— Какое нам дело? Они его так ревностно охраняли, что, вероятно, оно имеет большое значение, — предположил Ягатун.

С этими словами он ударил саблей по основанию нароста. Из отсечённой ножки гриба вылетело облако мельчайших созданий и окружило Ягатуна, словно рой назойливых насекомых. Воин тщетно пытался отмахнуться, но в конце концов создания добрались до его тела, Ягатун согнулся пополам, а его доспехи стали таять на глазах поражённых товарищей.

Уриэль слышал в наушниках отчаянные вопли Ягатуна. Ни фильтры, ни броня не помешали смертоносным существам добраться до тела Космодесантника. Бессильные помочь брату по оружию, воины Караула Смерти отступили от облака жалящих тиранидов. Ягатун упал, и Пазаниус в отчаянии уничтожил рой очищающим пламенем прометиума.

Из прохода, по которому только что прошли люди, послышались резкие крики преследователей.

— Сюда, — крикнул Уриэль, указывая на щель в противоположной стене.

Перед ними открылся узкий извилистый тоннель, по колено залитый мутной жидкостью. С потолка и стен свисали тонкие, похожие на ресницы отростки, слегка шевелящиеся, словно под дуновением лёгкого ветерка. Поток жидкости уносился вправо. Уриэль остановился, поджидая указаний Дамиаса.

Воины быстро собрались вместе, и Дамиас повёл их влево, навстречу течению, через болота зловонных испражнений. Червеобразные существа плавали в этой трясине и цеплялись за доспехи в надежде чем-нибудь поживиться. Космодесантники с омерзением сбивали их с брони. Существа вряд ли представляли угрозу, но были уж очень отвратительными на вид. Уриэль поспешно продвигался вперёд по плавно изгибающемуся туннелю и уже не обращал внимания на задевающие шлем ресницы.

В постоянном шуме маточного корабля послышались новые, странные звуки, и Уриэль остановился. Впереди словно грохотал отдалённый гром, как будто он находился в долине Лапаниса на Макрейдже и прислушивался к шуму далёкого водопада Геры.

Внезапно он понял, что им угрожает новая опасность.

— Держитесь крепче, кто за что может! — крикнул Вентрис.

Уриэль успел упереться в стену и захватить в горсть мягкую, пронизанную сосудами плоть био-корабля. Через мгновение навстречу людям обрушился многотонный поток органических отходов жизнедеятельности исполина.

Снежок без устали перетаскивал раненых на верхний этаж госпиталя и на ходу гадал, сколько времени у них осталось в запасе до прихода тиранидов. Звон колоколов не смолкал ни на секунду. В припадке злости он стукнул по одному из них прикладом. Только тогда тревожные звуки затихли. Джонни трудился на верхнем этаже, а Лекс был занят у двери главного входа — он устанавливал самое мощное из возможных в их условиях взрывных устройств. Тигрица присматривала за Сильвер. Состояние девушки было стабильным, хотя она так и не пришла в сознание. Снежок понятия не имел, где находится Траск. Впрочем, он и не собирался его разыскивать. За его плечами до сих пор болтался рюкзак с сокровищами из разбитого космолёта, так что Траск не сможет стянуть их незаметно.

Снежок снова скатился по лестнице и взглянул на согнувшегося у порога Лекса.

— Лекс, что бы ты там ни делал, надо поторопиться, — сказал он.

— Эй, я и так стараюсь изо всех сил. Знаешь, если бы ты помог, дело пошло бы быстрее.

— Не может быть и речи. Я и взрывные устройства? Забудь об этом, парень.

— Ладно, всё равно спасибо, что предложил.

— Не стоит. На этом этаже ещё кто-нибудь остался?

— Думаю, нет. Кроме этой ненормальной сестры.

Снежок вбежал в главную палату. Помещение опустело, только сестра Джониэль ещё стояла у сестринского поста с простым деревянным ящичком в руках. Он шагнул к ней, на ходу поправляя на плече ремень винтовки.

— Эй, сестра, у нас нет времени здесь торчать. Пора сматываться.

— Все уже в безопасности? — спросила она, сквозь слёзы.

— Да, более или менее. Все уже поднялись наверх, если вы это хотели узнать.

— Хорошо, — кивнула Джониэль. — Тогда я не смогла их спасти.

— Когда? Кого спасти?

— Их всех. На Ремиане. Они прозвали меня Ангелом Ремиана за то, что я вытаскивала их, после того как война сломала их тела и души, но в самом конце я не смогла их спасти. Все погибли.

Джониэль подняла деревянный ящик:

— За всё хорошее, что я для них сделала, они подарили мне вот это. Я его не заслуживаю.

— Ладно, — озадаченно кивнул Снежок. — Как ни увлекательно пройтись по дорожке воспоминаний, всё же лучше поторопиться.

Словно в подтверждение его слов, деревянные двери госпиталя загудели от обрушившихся на них ударов. Даже сквозь стены Снежок расслышал пронзительные крики тиранидов, окруживших здание.

Лекс просунул голову в дверь палаты и крикнул:

— Пошли, пора убираться отсюда. Снежок повернулся к сестре:

— Вы слышали? Пора уходить.

Сестра Джониэль прижала ящик к груди, но не двинулась с места. Снежок схватил её за руку и потащил к выходу.

— Проклятие, ну почему я всегда попадаю в такие глупые ситуации?! — громко воскликнул он.

Вдвоём они выскочили в вестибюль, где двери уже затрещали под напором тяжёлых тел, и бросились к лестнице. Наверху, у металлической двери второго этажа, их поджидал Джонни Стомп со своей огромной охотничьей винтовкой.

— Торопитесь! — крикнул он.

С громким треском госпитальные двери вылетели из проёма, и толпа ужасных существ ввалилась в вестибюль. Впереди, в качестве живого тарана шло огромное создание. На страшных когтях ещё висели обломки дерева, а из огнедышащей пасти вырывалось злобное рычание. Первый же его шаг потряс стены, и в этот момент сработало устройство Лекса.

Снежок подхватил сестру Джониэль на руки и бросился на пол. Воздух наполнился пламенем, дымом и осколками. Взрыв уничтожил всех ворвавшихся тиранидов, а заодно и колонны, поддерживающие портик над входом. Только исполин лишь покачнулся, но не упал, а хитиновая броня покрылась пятнами ихора его мелких собратьев. Гигант развернулся на краю воронки и стряхнул с себя обломки камней и куски рухнувшего перекрытия.

Снежок перекатился на живот и почувствовал нестерпимую боль. Как ни странно, один бок болел не так сильно. Парень вспомнил о рюкзаке и решил, что богатство уже принесло ему пользу, хоть как-то защитив от взрыва. Пытаясь встать на ноги, Снежок даже вскрикнул. По крайней мере одно ребро сломано наверняка.

Джониэль поднялась, опираясь о стену одной рукой. В другой — она всё ещё сжимала свой ящичек. Снежок снова застонал, и в этот момент исполин, достаточно оправившийся от взрыва, шагнул к ним. Джонни Стомп не заставил себя ждать и спустился в вестибюль, держа винтовку наперевес.

Огромное чудовище уже нависло над скорчившимися у стены людьми, и между подвижными усиками вспыхнули язычки пламени.

Джонни прицелился и нажал на спусковой крючок.

Голова исполина разлетелась на мелкие осколки. Мощной отдачей Джонни отбросило назад. Он ударился о массивную дверь и с глухим стоном сполз на пол. Потом открыл один глаз, довольно хохотнул и забил в винтовку очередной заряд.

Обезглавленное чудовище опрокинулось в воронку. Не теряя ни секунды, Джониэль решительным рывком поставила Снежка на ноги и толкнула к Джонни.

— Уходи! — крикнула она. — Забирай его, и уходите оба!

— Что ты задумала? — воскликнул Джонни.

— Я вас догоню, — сказала сестра, отперла ящичек и откинула крышку.

Джонни заметил, как возле дверей собирается толпа мелких тиранидов.

— Как скажешь, — пожал он плечами и потащил за собой Снежка.

Джониэль достала из ящика автоматическую винтовку и вставила обойму. Взглянув наверх, она убедилась, что Джонни и Снежок уже миновали первую площадку лестницы. А потом закрыла за ними дверь и услышала за спиной щелчок засова.

Тираниды с тревожным шипением ступили на порог госпиталя, опасаясь новых ловушек.

Сестра вскинула оружие и улыбнулась. На Ремиане она не смогла защитить своих подопечных, но теперь, здесь, она выполнит долг Госпитальера Ордена Негасимой Свечи.

— Подходите, — крикнула она. — Или мне ждать вас целый день?

С блаженной улыбкой Джониэль нажала на спусковой крючок. Винтовка стреляла и стреляла, десятки врагов летели на пол, пока боек не стукнул по пустой обойме.

Сестра Ледойен уронила оружие и раскинула руки навстречу надвигающимся врагам.

Ангел Ремиана собственной кровью искупил вину.

Леаркус бежал по развалинам Пятого Квартала, и вместе с ним бежали остатки защитников Эребуса. Крылатые чудовища бросались на отступающих солдат. Теперь даже сила Космодесантников подверглась жестоким испытаниям.

Ультрамарины и Мортифакты бились бок о бок, давая возможность солдатам корпусов Крейга, Логреса и отрядам самообороны города укрыться за следующим рубежом городских стен. Леаркус видел, что ситуация безнадёжна, но он был солдатом и должен был драться. Тираниды перекрывали все пути к отступлению, словно прекрасно знали расположение улиц или предвидели каждое действие Космодесантников.

Леаркус вскинул болтер, подобранный у тела убитого, и сбил сразу нескольких крылатых тварей, которые уносили солдата в шинели корпуса Крейга, а потом уничтожил и пару шипящих монстров, подбиравшихся к трупу погибшего Ультрамарина. Нагнувшись, он схватил павшего товарища за доспехи и потащил за собой. Капеллан Астадор задержался и тоже присоединил свои усилия, продолжая на ходу разбивать черепа врагов магическим посохом. Подоспевшие воины Четвёртой Роты и Мортифакты образовали вокруг них оборонительный кордон, и Леаркус с горечью отметил, как мало их осталось.

Рядом с ним бились менее сорока Космодесантников.

Но и меньшим числом эти воины в прошлом одерживали великие победы. Леаркус знал, что ни один из них не опустит оружие, пока в их жилах течёт кровь.

Космодесантники направлялись к широкой площади, откуда накануне стартовали корабли воздушного флота. На мгновение Леаркус задумался, насколько близко подошёл к своей цели капитан Вентрис, но решил, что теперь это не имеет для него никакого значения.

— Стойте, — приказал Астадор.

— Что? — возмутился Леаркус. — Нам надо двигаться как можно быстрее.

— Нет, — покачал головой капеллан и указал на городскую стену. — Уже слишком поздно.

Леаркус увидел, как сотни тиранидов обходят их с обоих флангов, отрезая путь к отступлению. Гигантские чудовища, втрое превосходящие Ультрамаринов ростом, и орды более мелких воинов-тиранидов заполонили все пространство между Космодесантниками и основанием стены.

Астадор оказался прав. Отступать было поздно.

ЭТАП ПЯТЫЙ — УНИЧТОЖЕНИЕ

Глава 16

Тысячи литров зловонной жидкости с рёвом и мощью приливной волны пронеслись мимо Космодесантников, сминая металл крепчайших доспехов и отрывая их тела от стенок узкой трубы. Уриэль почувствовал, что его пальцы вырвали кусок зажатой в ладони плоти, и с проклятиями покатился вниз.

Сумасшедший поток кружил его, бил о стены и сталкивал с собратьями по оружию. Люди совершенно потеряли ориентацию в пространстве и неслись вместе с волнами отторгнутых веществ. Уриэль лишь мельком мог видеть стены туннеля и всплески мутной жидкости. Он попытался ухватиться за тонкие выросты, но они мгновенно были втянуты в складки плоти.

На секунду он всплыл на поверхность, и перед глазами мелькнула чья-то ладонь в перчатке. Уриэль что было сил схватился за эту руку и почувствовал в ответ на своём запястье железную хватку. Ревущий поток грозил вырвать его из объятий спасителя, но Уриэль нащупал под ногами опору и наконец сумел подняться.

Подняв голову, Уриэль тотчас обо что-то ударился шлемом и увидел над стремительным потоком экскрементов узкий костяной выступ, на который взобрались его воины. Пазаниус поднял его над тоннелем, и Уриэль с облегчением устроился на относительно твёрдой поверхности.

— Спасибо, дружище, — выдохнул он. Пазаниус, слишком взволнованный, чтобы отвечать, просто кивнул в ответ. Уриэль поднялся на четвереньки и огляделся вокруг. Они оказались в овальном помещении, которое соединялось с залитым жидкостью туннелем. Дамиас, Хенгист и Пелантар сидели на корточках рядом с переплетением сухожилий, которое прикрывало дальнейший проход, и Уриэль смог предположить, что они попали в своего рода камеру фильтрации. Концентрация, отвратительных газов здесь была ещё сильнее, и биение нескольких сердец прослушивалось отчётливее.

— Брат Дамиас, насколько близко мы подошли к цели? — спросил Уриэль.

— Не могу сказать, брат-капитан, — полным отчаяния голосом ответил Дамиас. — Я был настолько небрежен, что ослабил бдительность и потерял в потоке прибор. После окончания миссии я готов понести за это любое наказание, какое вы сочтёте необходимым.

Уриэль тихонько выругался, но успокоил себя мыслью о том, что при таком громком стуке сердец они не должны ошибиться в выборе направления. Лорд-инквизитор Криптман был твёрдо уверен, что репродуктивный орган королевы роя и производительницы всех тиранидов должен находиться неподалёку от сердец, то есть там, куда поступают наиболее насыщенные питательными веществами жизненные соки.

— Не расстраивайся, брат. Император не даст нам сбиться с пути, — сказал Уриэль.

Обнажив цепной меч, он рассёк переплетение сухожилий, загораживающих выход. Пазаниус к тому времени сумел восстановить работоспособность огнемёта и снова возглавил группу солдат, пробирающихся по блестящему от влаги туннелю. С потолка и стен стекала густая слизь, а под ногами ползали сотни похожих на червей созданий.

— Клянусь Императором, здесь гораздо хуже, чем на Павонисе. А я думал, что там было достаточно скверно, — заметил сержант.

Уриэль кивнул в знак согласия. Темнота в недрах того мира была ужасной, но эта отвратительная карикатура на жизнь оказалась совсем уж невыносимой. Тираниды ничего не давали Вселенной й самим своим существованием словно издевались над величайшим даром — над жизнью. Уриэль никак не мог понять, как можно было допустить зарождение расы, единственной целью которой было поглощение.

— А что такое Павонис? — спросил Хенгист.

— Мир в восточном секторе, но это слишком долгая история, не для сегодняшнего дня, — ответил Уриэль.

— Тогда ловлю тебя на слове, брат-капитан. По возвращении на Фанг мне потребуется новая сага о твоих подвигах.

Неистощимый оптимизм воинов Караула Смерти поразил Уриэля. Несмотря на все сегодняшние утраты и грандиозность поставленной перед ними задачи, ни один из них не подавал повода усомниться в их вере в победу.

Уриэль хлопнул Хенгиста по плечу:

— Как только мы вернёмся на Тарсис Ультра, я с радостью расскажу тебе эту историю за праздничным кубком вина.

— Вина! Ба, вино пьют только женщины. Мы осушим бочонок фенрисийского мёда, после чего ты проснёшься в таком похмелье, что столкновение пары континентов покажется тебе мелочью.

— Буду ждать с нетерпением, — согласился Уриэль, но в этот момент Пазаниус предостерегающе поднял руку.

Вентрис догнал сержанта и прислушался к ударам сердец и более тихим звукам работы какого-то другого органа. Перед ними открылась пещера с низко нависшей плотью. В центре мерно вздымалась и опускалась огромная мышца, омываемая струйками желтоватых испарений, поднимавшихся из отверстий в полу. Эхо глухих ударов отражалось от стен и заполняло помещение.

— Мне кажется, нам недолго осталось идти, брат-капитан. Звуки значительно усилились, — сказал Пазаниус.

— Думаю, ты прав, дружище. Но откуда доносятся эти звуки?

Брат Хенгист вышел в центр пещеры и снял свой шлем. Ему пришлось откашливаться, пока его дыхательная система не приспособилась к душной и влажной атмосфере.

— Что ты делаешь?! — воскликнул Уриэль. — Немедленно надень шлем!

Хенгист склонил голову набок и прошептал:

— Автосенсоры работают прекрасно, но мой собственный нос и мои уши намного лучше.

Космический Волк понюхал воздух и сосредоточенно нахмурился, сортируя запахи и звуки маточного корабля. Его обоняние было чувствительнее, чем у остальных Космодесантников. Над органами чувств Космодесантников потрудились апотекарии Орденов, но природные способности Космического Волка превосходили даже их заговоры.

— Удары сердец сильнее всего слышны в этом туннеле, — произнёс Хенгист и надел свой шлем, а потом отступил в сторону, освободив дорогу Пазаниусу.

— Отличная работа, брат Хенгист, — похвалил его Уриэль.

В новом проходе их встретили клубы ядовитых газов, но удары двух сердец исполинского существа, бьющихся вразнобой, становились все громче. Сигнальный огонёк оружия Пазаниуса обрисовывал силуэт сержанта на фоне тёмного прохода и отбрасывал блики на влажные и скользкие стенки.

Несколько километров воины прошли почти в полной темноте, а затем неяркое зеленоватое свечение постепенно затмило голубой луч огнемёта. Проход уводил их вниз и постепенно расширялся. Наконец Уриэль своими глазами увидел ритмично сжимающиеся органы, на звук которых они так долго шли.

Пара сердец маточного корабля, превосходивших размерами самый крупный танк, пульсировала без устали, перекачивая необходимую жидкость по всему биокораблю. Уриэль едва удержался, чтобы не открыть огонь. Но Криптман сразу предупредил, что эти органы защищены многометровым слоем прочной, эластичной ткани, а потому надо найти другой, более уязвимый орган.

На противоположному краю пещеры с шипением проползли некрупные тираниды, но заметили ли они присутствие людей, осталось неясно.

Уриэль и воины Караула Смерти притаились у выхода из заполненного парами туннеля и смотрели на сердца маточного корабля.

Они достигли репродуктивной камеры королевы роя.

По пути наверх Снежок не переставал морщиться от боли в груди и прислушиваться к глухим ударам в дверь. Голова раскалывалась, а ребра жгло огнём. Можно было подумать, будто он провёл не меньше десяти раундов с Космодесантником.

— А где сестра Джониэль? — оглянувшись, с трудом спросил Снежок.

— Понятия не имею, — ответил Джонни, не замедляя шага. — Наверно, мертва.

— Что?

— Ну да, — подтвердил Джонни. — Она заперла за нами дверь.

— Она заперла дверь снаружи?

— Ага.

Снежок смог пожать плечами только мысленно. Обидно, что она погибла, но раз уж эта сумасшедшая решила в одиночку истребить всю расу тиранидов, то его это не касается. Громкие удары, доносившиеся снизу, заставили его порадоваться, что сестра Джониэль догадалась запереть дверь. Сам он не был уверен, что Джонни об этом бы вспомнил. Дверь была бронированной, но для таких чудовищ никакая броня не может считаться достаточно крепкой.

— А где остальные?

— Надеюсь, что наверху. К чему так много вопросов? — недовольно спросил Джонни.

— К тому, что таким образом я выясняю положение вещей, — резко ответил Снежок и тут же пожалел об этом, потому что боль в рёбрах стала сильнее.

Они миновали ещё одну площадку, и Снежок мог бы поклясться, что раньше на лестнице было гораздо меньше ступеней. Он постепенно возвращался в нормальное состояние, и теперь кроме ударов он слышал ещё и лёгкое позвякивание, вот только никак не мог понять, что оно означает. Разгадка пришла через пару секунд, и Снежок тотчас закричал:

— Стой! Стой, Джонни! Обернись назад!

— Что ещё? — удивлённо спросил Стомп, но подчинился.

Увиденное заставило главаря Ночных Негодяев исторгнуть отчаянный стон. На ступенях сверкала и переливалась дорожка из золота, серебра и драгоценных камней. Снежок освободился из рук Джонни и с трудом стащил с плеча рюкзак. А удары в дверь тем временем становились всё более настойчивыми.

Конечно, рюкзак уберёг его спину от большей части осколков, но после взрыва ткань превратилась в сплошное решето. Всё, что он собрал после крушения космического корабля, высыпалось через многочисленные прорехи. В рюкзаке уже почти ничего не осталось.

Снежок прислушался к жалобному скрипу металла снизу и стал торопливо перекладывать остатки сокровищ в карманы. На лестнице послышался шум чьих-то шагов, но он даже не поднял головы, настолько был поглощён сбором своего богатства.

— Привет, Траск, — услышал он голос Джонни.

У Снежка похолодело внутри, он потянулся за пистолетом, но было слишком поздно.

Щёлкнул предохранитель, Снежок бросился на пол и перекатился в сторону. Сломанные рёбра причинили ему непереносимую боль.

Но первый выстрел предназначался не ему. Джонни Стомп медленно сполз на ступени, оставляя на стене кровавый след. Сквозь пелену слёз Снежок увидел мёртвого друга и поднял пистолет.

Траск ударил его ногой по лицу. Снежок услышал треск выбитых зубов и сплюнул сгусток крови.

— У нас с тобой осталось ещё одно незаконченное дельце, — ухмыляясь, проговорил Траск.

Уриэль знал, что облика королевы роя, он не сможет забыть до конца жизни. Это существо было огромным, едва ли меньше среднего межпланетного корабля, и эта исполинская туша неустанно заполняла пространство бесчисленными отпрысками самых различных форм. Широкая, покрытая слизью труба свисала со стены, отвратительно подёргивалась и регулярно выбрасывала целые связки яиц в наполненный мутной питательной жижей бассейн. Не менее отвратительные существа доставали их оттуда длинными загнутыми клешнями.

Поверхность бассейна с протоплазмой постоянно кипела от резких движений кричащих новорождённых организмов, которые торопились выбраться из оболочки и начинали расти прямо на глазах. Тысячи инкубационных личинок на эластичных хрящевых тканях висели под потолком, прикреплённые к изогнутым костяным рёбрам, каждое из которых было толще, чем колонны в Храме Исправления на Макрейдже. Весь пол был покрыт толстым слоем испражнений, и зловонные струйки пара сочились из многочисленных пор в стенах. Петли кишок, толщиной с канаты, подходили к животу огромного существа и закачивали в него питательную жидкость. Огромная одутловатая голова королевы роя вросла в ребристый потолок пещеры. По всему её телу ползали шестиногие, похожие на пауков слуги. Они кормили, чистили и холили свою повелительницу. Длинные костяные копья, с острия которых стекали капли яда, торчали из толстого окостеневшего панциря.

Королева роя и производительница всех тиранидов была такой же частью маточного био-корабля, как и все остальные существа. Пещеру патрулировали тираниды-воины, их блестящие клешни угрожающе щёлкали, готовые разорвать любого, кто приближался к королеве, не имея на то дозволения. Эти охранники были больше любого из тиранидов, с которыми приходилось сталкиваться Уриэлю. Они были рождены с одной целью и выполняли единственную задачу: охранять производительницу даже ценой своей жизни.

— Как будем действовать? — спросил Дамиас.

— Вот. — Уриэль вынул оружие, данное ему Криптманом.

Это был посеребрённый пистолет, тот самый, которым сервитор впрыскивал генный яд в тело ликтора. Лишь поверх дула была добавлена длинная металлическая трубка с голубовато-серой кристаллической поверхностью. На конце трубки располагалось кольцо с девятью небольшими иглами, нависшими над прорезью в дуле. Уриэлю всегда было противно использовать оружие чужаков, но Криптман заверил его, что технология хрудов просто соединяла в себе плавку и плазменную сварку. Этот предмет, без сомнения, был продуктом подлых еретиков, но в данном случае он как нельзя лучше подходил для впрыскивания генного яда, а значит, мог принести пользу людям.

— Что это такое? — спросил Пелантар. Уриэль бережно спрятал оружие в кобуру.

— Это наш шанс покончить с нашествием тиранидов. А пока будем действовать по старинке: через плоть и кровь при помощи стали.

Во главе с капитаном воины Караула Смерти вошли в репродуктивную камеру королевы роя. Пазаниус шёл рядом с Уриэлем, Хенгист слева от него, Дамиас — справа, а Пелантар со своим тяжёлым болтером прикрывал тыл.

Почти сразу же раздался тревожный крик одного из тиранидов-помощников, и охранники развернулись навстречу гостям. В репродуктивной камере поднялся невообразимый шум, но он почти заглушался громовым топотом стражников, устремившихся на защиту своей королевы.

Пазаниус облил их потоком пламени, и воины-тираниды яростно взвыли в ответ на такую грубость в покоях королевы. Пелантар открыл огонь мутагенными пулями, не забыв при этом прочитать молитву богам стрельбы.

Уриэль ринулся вперёд с энергетическим мечом наперевес. Клинок легко разрубал и панцири, и плоть, и кости врагов. Под ударами его оружия мелкие существа падали, словно срезанные серпом колосья. Уриэль ощутил приближение приступа неконтролируемой ярости, но смирился с этим, решив обратить злобные силы Несущего Ночь на благое дело.

Мрак пещеры озарился яркими вспышками, а от энергетической перчатки Дамиаса, пробивавшего путь в толпе тиранидов, рассыпались снопы голубоватых искр.

Хенгист, сражаясь в гуще врагов, ревел от ярости, выстрелы Пелантара косили сотни чудовищ.

Уриэль увернулся от прыгнувшего на него тиранида, который, казалось, состоял только из разинутой зубастой пасти. Капитан нанёс ответный удар и разрубил ужасное существо пополам, но почувствовал за своей спиной движение ещё одного врага. Пригнувшись, он спасся от смертоносных клешнёй охранника королевы. Этот монстр был гораздо выше карнифекса и возвышался над Космодесантником, словно громадная башня. Но, несмотря на огромный рост, он был гораздо проворнее своего сородича. Из верхней челюсти торчали клыки, омываемые потоками тёмного яда, а одна из верхних лап, увенчанная сверкающими когтями, вскользь ударила Уриэля по шлему. Вентрис упал, но сумел полоснуть мечом ноги гиганта.

Чудовище выдержало атаку, и его лапы впились в доспехи Космодесантника. Страшные когти раскололи керамит, из разорванной плоти хлынула кровь. Но доспехи быстро остановили кровотечение и впрыснули в вены обезболивающее средство. Пошатываясь, Уриэль поднялся на ноги, но в этот момент тиранид нанёс следующий удар. Воин взлетел в воздух и приземлился на краю заполненного вонючей жижей бассейна. В воздух взметнулись гибкие щупальца и обвили тело капитана вокруг пояса. Уриэль взмахнул мечом, с криком разрубил путы и рухнул на пол.

Охранник королевы снова прыгнул к нему, поднимая целые фонтаны зловонной жидкости. Собрав все силы, Уриэль перекатился в сторону и лишь в последнее мгновение успел блокировать мечом удар когтистой лапы. Кость столкнулась со сталью. В стороны брызнули искры, а Уриэль застонал от напряжения, едва сдерживая натиск чудовища.

Наконец ему удалось вывернуться из-под когтей монстра, и клинок вонзился в плоть тиранида. Охранник взвыл и упал на одно колено, загоняя лезвие ещё глубже. Уриэль выдернул меч и ударил снова. На этот раз он почти рассёк противника пополам. После короткой агонии охранник умер, а мелкие существа со всех ног ринулись к трупу, чтобы переработать его в пищу для королевы. Уриэль шагнул к своей цели, и к нему присоединился Пазаниус. Меч сержанта был залит ихором тиранидов, а посеребрённая рука лишилась брони.

Брат Дамиас сражался с присущей ему ловкостью и умением. Его силовая перчатка помогала собрать кровавый урожай и в этой битве. Хенгист разил врагов с исступлением, которым славился и он, и весь его Орден, а Пелантар очередями зарядов уничтожал кладки яиц и разрывал толстую хрящеватую трубу, свисающую со стены.

Три огромных монстра преградили путь Космодесантникам. Все они были такими же великанами, как и тот, которого только что прикончил Уриэль.

Дамиас и Хенгист поспешили на помощь к Уриэлю и Пазаниусу.

— Ну что, по старинке? — задыхаясь, спросил Дамиас. — Пазаниус, Хенгист и я постараемся сдержать охранников, а ты отправляйся к королеве!

Уриэль кивнул, и все четверо ринулись вперёд.

Пелантар разгадал их намерение и стал тщательно целиться в гигантов-охранников. Он успел сделать два выстрела, но даже освящённые заряды Караула Смерти не причинили монстрам никакого вреда — обе пули отскочили от хитиновых панцирей.

Пелантар на долю секунды забыл о собственной безопасности, и враги не замедлили этим воспользоваться.

Раздался резкий щелчок клешни, и тяжёлый болтер вылетел из его рук, а самого Пелантара подняла в воздух когтистая лапа. Он сражался до последнего, нанося удары кинжалом, но всё было напрасно. С оглушительным рёвом монстр разорвал Пелантара на две части и бросил под ноги, на съедение мелким существам.

Гиганты, отразившие выстрелы Пелантара за мгновение до его гибели, были лишь слегка оглушены ударами, но Дамиас и Пазаниус всё же решились их атаковать. Одного из них охватило пламя огнемёта, а броню второго пробил сгусток энергии от перчатки Дамиаса. Хенгист подбежал к Пазаниусу, и вдвоём они бросились на горящего тиранида.

Уриэль стремился добраться до раздутого живота королевы. Но прежде ему требовалось уничтожить последнего охранника, который преграждал путь к конечной цели. Верхние конечности чудовища клацнули когтями и чуть не отхватили голову Уриэля, но он пригнулся и поднырнул под громадные лапы. Капитан стал карабкаться по телу врага, опираясь на выступающие края хитиновых пластин. Тиранид подпрыгнул в безуспешной попытке сбросить с себя отчаянного смельчака, но неловко повернулся и разодрал себе бок своими же когтями. Уриэль продолжал подниматься. Зубы нижней челюсти чудовища пробили его нагрудник и вырвали из тела кусок мышцы, величиной с кулак. Уриэль взвыл от боли, но лишь крепче вцепился в рёбра тиранида. Наконец он подтянулся на краях наплечных хитиновых пластин и вонзил меч в шею твари. Чёрная жидкость хлынула фонтаном, гигант издал отчаянный вопль и содрогнулся в предсмертной агонии. Спазмы мощного пришельца намертво зажали меч Уриэля.

Не дожидаясь, пока гигант-охранник рухнет, Вентрис оттолкнулся от упругой стены и сумел вцепиться в жёсткую шкуру королевы роя. Орды созданий-падальщиков набрасывались на него, пока он лез наверх, впивались в тело, цеплялись за доспехи, даже забирались внутрь в прорехи брони. От одного этого Уриэль с трудом держался на боку исполинского создания.

Болеутоляющие средства уже почти не действовали, и раненая грудь горела огнём. Уриэль кое-как отмахнулся от падальщиков, достал из кобуры пистолет Криптмана и прижал к животу королевы роя. Он почувствовал, что больше не сможет удерживаться за шкуру этого создания, а потому сразу же спустил курок.

В лицо ему ударил залп непереносимого жара — оружие хрудов активировалось и послало в толщу тела королевы луч огня, более горячего, чем пламя зарождающейся звезды. Спустя долю секунды сработал механизм выстрела, пистолет вздрогнул в руке Космодесантника, и заряд генного яда проник в тело производительницы тиранидов по пробитому огнём каналу.

Уриэль выронил пистолет, затем его пальцы разжались и выпустили шкуру чудовища. Он не удержался и упал прямо на покрытый слоем густой слизи пол. Едкая жидкость попала в открытую рану на груди, Уриэль закричал от боли. Он перекатился в сторону, подминая под себя падальщиков, и попытался подняться. В это время Дамиас добивал своего противника сокрушительными ударами кулака в силовой перчатке. А вот Пазаниус висел высоко в воздухе, подхваченный разъярённым врагом, тогда как Хенгист наносил удары по ногам чудовища, но гигант никак не реагировал на его атаки. Уриэль потянулся за своим мечом, но вдруг вспомнил, что клинок остался в теле убитого монстра.

Он посмотрел на злобно шипящую голову королевы роя, и внезапно душу его охватило отчаяние.

Генетический яд не действовал.

Они проиграли.

Траск поднял рюкзак, и ею содержимое посыпалось на ступени сверкающим драгоценным дождём. Уродливо раздувшееся лицо бандита исказилось от ярости и злобы.

Он снова ударил Снежка ногой по лицу, потом по рёбрам.

— Ты глупый ублюдок! — крикнул он. — Неужели ты и в самом деле рассчитывал, что я проглочу все то дерьмо, которым ты меня пичкал? Я потратил на тебя два года, и это всё, что мне причитается?!

Снежок открыл глаза. Пелена боли застилала глаза плотным туманом. За криком Траска он услышал, как несколькими этажами ниже дверь не выдержала натиска пришельцев. Он прислонился спиной к стене и попытался встать на ноги. Траск снова замахнулся, но Снежок откатился в сторону.

Ударившись о камень, Траск взвыл от боли, но опомнился раньше, чем Снежок смог что-то предпринять. Он только сумел слегка коснуться Джонни. Великан был ещё жив. Потерял много крови, но дышал.

Джонни не протянет долго, если Снежок не справится с Траском.

Снизу послышались визг и отвратительный скрип, и Снежок представил, как тираниды в спешке топчут друг друга, стремясь добраться до верхних этажей. Он пошарил рукой около тела Джонни и мысленно улыбнулся, нащупав пальцами металл и дерево. Затем он повернулся и посмотрел на Траска. И внезапно всё встало на свои места. Красная опухоль на лице бандита сочилась гноем, и Снежок понял, что одинокое чудовище, напавшее на колонну беженцев, впрыснуло Траску какое-то вещество, которое своим запахом привлекало остальных пришельцев, словно мух на дерьмо.

Снежок не мог не улыбнуться точности своей метафоры.

— Над чем ты смеёшься? — спросил Траск, перезаряжая ружьё.

— Так это ты, парень. Это за тобой они охотились всё это время.

— Что?! — воскликнул Траск, но Снежок уже успел развернуться и поднять винтовку Джонни.

— Вы хотели его получить? — крикнул он приближающимся пришельцам. — Так получайте!

Снежок нажал на курок, и от чудовищной отдачи сломалось ещё одно ребро. Выстрел отбросил Траска назад. Верхняя часть его туловища просто разлетелась от попадания пули такого крупного калибра. На ступени рухнула сплошная окровавленная масса Тираниды были уже близко, но их задержали останки тела Траска. Пришельцы не могли пропустить источник привлекающего их запаха.

Пока чудовища рвали тело бандита на мелкие кусочки, Снежок опёрся на винтовку и сумел встать на ноги. Интересно, сможет ли он поднять Джонни? Но главарь Ночных Негодяев тотчас отбросил эту идею как невыполнимую.

Сверху послышались звуки чьих-то шагов, и Снежок облегчённо рассмеялся, завидев Лекса и Тигрицу.

— Что здесь творится? — воскликнула девушка.

— Потом, — бросил Снежок и, стараясь справиться с болью, заковылял вверх по ступеням.

Тигрица и Лекс вдвоём сумели поднять Джонни, и потрёпанная четвёрка преодолела последний пролёт лестницы. Снежок даже не мог себе представить, что так обрадуется пребыванию в госпитале.

— А где Сильвер? — спросил он.

— Она в безопасности, — ответила Тигрица и подтолкнула его вперёд. — Пошли, пошли, вход в пещеры уже недалеко. Надо выбираться из этой преисподней.

— Самая хорошая идея за весь сегодняшний день, — согласился Снежок.

В строю осталось менее двух десятков Космодесантников. Героизм, о котором Леаркус до сих пор только читал в исторических трудах, помог им продержаться ещё сорок минут, но конец неумолимо приближался. Перепуганные солдаты из отряда самообороны Эребуса смотрели за их последней битвой со стены, граничащей с Шестым Кварталом, и ничем не могли помочь. Да Леаркус и не хотел их помощи.

Это была славная битва, лучший способ закончить свой жизненный путь для каждого верного слуги Императора. Леаркус и капеллан Астадор сражались спиной к спине со всей ловкостью и умением, на которые только были способны.

Гора из сотен тел пришельцев окружала Космодесантников, продолжавших борьбу, подобно героям из древних легенд.

Ещё один воин пал, разорванный когтями пришельца, и Леаркус почувствовал, что душа мученика вселилась в его тело. Он обрушил смертельный удар на голову очередного врага и запел. Запел протяжный гимн времён зарождения Империума, боевой гимн, способный воодушевить сердце каждого, кто его слышал.

Астадор подхватил песню, и вскоре все Космодесантники присоединили свои голоса к их пению, и гимн во славу Императора возносился к небесам, а тираниды продолжали сжимать кольцо, жаждая крови людей.

Пазаниус ударил тиранида тяжёлым ботинком, череп монстра раскололся и мозг брызнул во все стороны. Хенгист наконец преодолел крепкую броню и рассёк мышцы живота. Когти чудовища разжались, выпустив доспехи Пазаниуса, и он с громким всплеском упал на пол.

Уриэль увидел золотую рукоять своего меча, торчащую из трупа охранника, и потянулся к ней. Единственное, чего ему в этот момент хотелось, так это погибнуть стоя, с оружием в руке. Едва передвигая ноги, Уриэль добрался до меча, освободил клинок и поспешил к Пазаниусу и забрызганным ихором тиранидов Дамиасу и Хенгисту.

Четверо Космодесантников встали в круг, лицом к врагам, готовые биться до последнего вздоха и погибнуть, как подобает людям. Обнажив клыки и выпустив когти, злобно шипящие тираниды окружили воинов.

Внезапно сильнейшая дрожь сотрясла пещеру, а позади Уриэля раздался звериный вой, полный непереносимых мучений. Мелкие существа в ужасе попрятались в свои укрытия. Глотка королевы роя, молчавшая сотни лет, неожиданно издала душераздирающий вопль боли.

Исполинская туша содрогнулась в конвульсиях, кладки яиц и личинки, висящие на стенах, мгновенно сорвались вниз. От сильнейшего Потрясения в беспорядке попадали на пол зародыши. На животе производительницы разверзлись все возможные отверстия, и оттуда появились невообразимые наросты. Тело королевы словно кипело под толстой шкурой и покрывалось рябью. Генный яд Магистра Локарда запустил процесс неконтролируемой эволюции с невиданной силой.

Этот процесс, распространённый в совокупном сознании тиранидов, составляющих маточный корабль, затронул всех до единого обитателей репродуктивной камеры, и они подхватили душераздирающий крик агонии. Все организмы стали сотрясаться в безудержных судорогах, не в силах справиться с неистовой мутацией.

Уриэль видел, как под воздействием генетической атаки выгибаются их тела, как появляются и исчезают чудовищные наросты, слышал хруст ломающихся костей.

— Оно работает! — закричал Уриэль, когда из отверстий в стенах брызнули раскалённые добела соки, а с потолка тяжёлыми кляксами стала падать густая слизь.

— Да, работает, — согласился Пазаниус, бережно прижимая к груди искалеченную руку. — Но лучше бы нам отсюда поскорее выбраться, пока и нас не затронул этот процесс.

Космодесантники поспешно покинули репродуктивную камеру, а вслед им неслись пронзительные крики гибнущих тиранидов.

Уже на выходе из пещеры Уриэля охватило чувство облегчения: он сделал правильный выбор, взяв на себя руководство этой миссией.

Он не мог видеть, как со спины королевы роя сорвался огромный шип и пронёсся через всю пещеру. Двухметровое копьё пробило спину капитана и вылетело через грудь, унося с собой частицы его плоти и обломки керамита.

Зазубренный шип вонзился в содрогающийся пол перед Уриэлем.

Сражённый приступом боли, не сравнимой ни с какими прежними ощущениями, он упал на колени.

— Уриэль! — закричал Пазаниус.

Вентрис опустил голову и посмотрел на рану. Странно, но крови почти не было. Вокруг выходного отверстия образовалась твёрдая красная корка. Уриэль ощутил страшную слабость, в левом боку разлился огонь, быстро охвативший все тело.

Пазаниус поднял командира на ноги.

— Дамиас, ты здесь единственный апотекарий, помоги ему!

Уриэль чувствовал, как слабеет его зрение, а руки и ноги словно наливаются свинцом.

Он ничего не мог понять. Ему приходилось получать раны и пострашнее этой, но он никогда не переживал таких странных ощущений. В углу визора появился тревожный сигнал о нештатном замедлении пульса.

— Кости Коракса, — пробормотал Дамиас — Это бактериальный вирус, поражающий кровяные клетки. Он заблокировал систему регенерации, и теперь кровь во всём теле сворачивается.

— Так сделай что-нибудь! — потребовал Пазаниус. Уриэлю казалось, что их голоса отдаляются, и он попытался открыть рот, но в этот момент зрение окончательно отказало, а заполненное свернувшейся кровью сердце перестало биться.

Глаза закрылись, и боль исчезла.

Леаркус зарубил очередного тиранида и запел следующий куплет, но в этот момент заметил, что атака пришельцев ослабевает.

По сути они совсем перестали нападать.

Тираниды корчились в агонии, а их пронзительные вопли стали невыносимо громкими. Леаркус увидел, что враги кидаются друг на друга и рвут в клочья своих собственных собратьев. Площадь заполнилась бьющимися в судорогах чудовищами, неспособными пережить шок после гибели Совокупного Разума.

Толпы тиранидов разбежались по улицам и переулкам Пятого Квартала с безумным воем. В безудержной жажде крови они слепо набрасывались на себе подобных.

Не дожидаясь, пока несколько самых крупных созданий сумеют восстановить контроль, шестнадцать оставшихся в живых Космодесантников бросились в атаку. Тираниды не могли оказать достойного сопротивления и истреблялись без всякого милосердия.

Кровавая бойня продолжалась до самого вечера. Защитники Эребуса с ликованием наблюдали, как пришельцы, ещё недавно угрожавшие целому миру, рвали друг друга на части.

С приходом ночи значительно похолодало, и орды тиранидов погибли, поскольку были неспособны перенести такой мороз, а указаний отыскать укрытие больше не поступало.

Впрочем, крупные особи, относительно способные к самостоятельным действиям, выжили. Они сбились в стаи, подобно диким зверям, и попрятались в самых тёплых местах разрушенного города.

Ночная темнота укрыла Тарсис Ультра, и только тогда в небе появился огонёк, возвещавший о возвращении потрёпанного «Громового Ястреба».

ЭПИЛОГ

Пазаниус сидел на обломке городской стены, примыкающей к Пятому Кварталу, и смотрел на белую равнину перед разорённым Эребусом. Он снял боевые доспехи и облачился в простой синий хитон из грубой ткани. Серебряную руку он по привычке прижимал к груди. В небе над его головой засверкали огни транспортного судна. Корабль прилетел из другого разорённого города и, без сомнения, тоже не принёс хороших известий.

Шесть дней прошло после их возвращения с маточного корабля, и большую часть времени Пазаниус провёл в молитвах. Он возносил небесам благодарность за победу в войне и скорбь по убитым товарищам. Так много воинов полегло на полях сражений, так много молитв надо было прочесть… В огромном Мозаичном Зале горели свечи по каждому погибшему, по каждому пропавшему без вести, и светящийся хрустальный купол дворца был виден с дальнего края долины.

Одним из самых почитаемых героев среди павших стал Себастьен Монтант. Его пронзённый шипами труп был обнаружен под обломками той самой стены, у которой сейчас сидел Пазаниус. Тело обер-фабрикатора было помещено в саркофаг и покоилось в Имперском Дворце. Священники Тарсис Ультра уже заговорили о причислении Монтанта к лику святых. Каждому было ясно, что пройдёт немного времени и Себастьен будет признан святым. Пазаниус не мог удержаться от улыбки, представив, как обрадовался бы Монтант такой идее. Святой Себастьен. Звучит неплохо.

Полковника Стаглера обнаружили его солдаты на вершине целого холма из трупов тиранидов. Его замёрзшее тело было расколото на части. Солдаты Корпуса Смерти не станут долго оплакивать своего командира — он умер подобно Крейгу, и этого было достаточно.

После гибели полковника Стаглера и полковника Рабелака командование над объединёнными силами самообороны Эребуса временно перешло к майору Ариесу Сатриа до тех пор, пока не будет назначен офицер более высокого ранга. А до этого времени осталось недолго. После уничтожения маточного корабля Тьма покинула пределы варпа вокруг Тарсис Ультра, и поток телепатических сообщений хлынул через тех астропатов, кто не сошёл с ума от дьявольских псионических помех тиранидов.

Через неделю ожидалось прибытие кораблей Имперского Флота. Величественные крейсеры и огромные транспорты доставят сюда свежее пополнение, которое восполнит потери защитников.

Мортифакты покинули планету ещё вчера. Капеллан Астадор предложил забрать с собой останки павших Ультрамаринов, чтобы похоронить их в Галерее Костей Базилики Мортис. Леаркус, взявший на себя командование Четвёртой Ротой, отклонил его предложение вежливо, но решительно.

Инквизитор Криптман и воины Караула Смерти до сих пор прочёсывали руины в поисках оставшихся тиранидов. Они были нужны Магистру Локарду. Созданный им генный яд мог воздействовать только на одну рой-флотилию, так что расу тиранидов предстояло изучать ещё долго…

Команды добровольцев занимались очисткой города от чудовищ, укрывшихся в руинах зданий и пещерах на склонах ущелья. Угроза гибели этого мира рассеялась, но Пазаниус знал, что тираниды принесут его жителям ещё немало хлопот: опыт войны на Ихаре IV многому научил сержанта.

С горных вершин подул холодный ветер. Пазаниус разжал кулак правой руки. Серебряные пальцы сверкнули былой красотой.

Многие техножрецы высказывали своё восхищение работой мастера, который восстановил биомеханическую руку сержанта после схватки на маточном корабле.

Пазаниус зябко поёжился и спрятал руку в складках хитона.

Он ничего не мог ответить по этому поводу, поскольку никакого мастера не было.

Рука восстановилась сама собой.

Первой в сознании появилась боль. Он решил, что это хороший признак: по крайней мере он ещё жив.

После долгого обморока открыть глаза оказалось совсем не просто. Он поморгал, заново привыкая к свету, и попытался подняться, но так и остался лежать на спине, лишь слегка повернул голову.

Уриэль очнулся на жёсткой кровати в Палате с каменными стенами и сводчатым потолком. В помещении было тепло, а мозг приятно затуманивали обезболивающие лекарства. Он откинул простыню и осмотрел своё перебинтованное тело. Грудь крест-накрест пересекали шрамы, и кожа ещё зудела после недавнего хирургического вмешательства. Что бы с ним ни произошло, ему крепко досталось.

В течение нескольких часов он то приходил в сознание, то снова впадал в небытие, пока не почувствовал, что кто-то присел у кровати и ввёл ему в вену иглу капельницы. Уриэль попытался заговорить, но с губ сорвались какие-то невнятные хрипы.

— Тебе ещё некоторое время будет трудно говорить, Уриэль, — произнёс знакомый голос.

Уриэль узнал голос апотекария Селенуса.

— Что произошло? — с трудом сумел выговорить капитан.

— Тебя поразили отравленным оружием. Яд, вызывавший свёртывание крови, блокировал работу компенсационной системы. Сердце остановилось, оно не в состоянии перекачивать такую густую жидкость. Наступила клиническая смерть, но воины Караула Смерти вовремя доставили тебя на корабль, где апотекарий Дамиас впрыснул усиленную дозу антикоагулянтов, чтобы разжижить кровь, да к тому же сделал переливание. Пазаниус чуть не угробил себя, отдав столько крови, что тебя успели привезти на Тарсис Ультра. Тебе повезло, что с тобой был такой преданный друг.

Уриэль кивнул и задумался, но вскоре снова потерял сознание. Очнувшись, он увидел, что рядом с кроватью сидит человек в форме отряда самообороны Эребуса. Руку его поддерживала перевязь, а к груди был приколот значок Космодесантника.

— Ты проснулся. — Человек встал и протянул ему руку.

— Да, — хрипло сказал Уриэль. — А ты?…

— Я — Павел Лефорто. Ты спас мне жизнь тогда в окопах.

Уриэль улыбнулся, узнав мужчину.

— Как помнится, ты тоже спас мне жизнь.

— Да ну, мне просто повезло с гранатомётом. В любой другой день я просто разнёс бы тебе голову, — признался Павел.

— Всё равно, спасибо.

— Рад, что ты выжил, капитан Вентрис. Я зашёл поблагодарить тебя, а теперь мне пора возвращаться в отряд. Как понимаешь, у нас ещё много работы, — сказал Павел.

Он вытянулся по стойке смирно и вышел из комнаты.

Уриэль проводил его взглядом и вспомнил о семейном снимке, который тот сжимал в госпитале.

Когда Павлу придёт время умирать, он оставит наследство в памяти своей жены и в своих детях, и это станет неопровержимым доказательством его существования и служения в меру его сил великому Императору.

А что оставит после себя брат-капитан Уриэль Вентрис?

Долгие годы служения Императору и всему человечеству, хотя он больше и не является его частью?

Он смутно помнил своих родителей, да и умерли они уже почти столетие тому назад, оставив после себя неясные силуэты, заслонённые десятилетиями служения Ордену и Императору. Ничто больше не напоминало ему о человеческом происхождении — Уриэль не имел семьи и обзавёлся лишь немногими друзьями. После того как его не станет, ничего не изменится, словно его и не было вообще.

Уриэль пожертвовал шансом прожить нормальную жизнь в тот момент, когда стал учеником Ультрамаринов.

А если бы теперь, когда он знает, каким огромным богатством пожертвовал ради служения человечеству, ему предложили выбор, осталось бы у него то страстное желание стать одним из лучших солдат Императора?

Уриэль улыбнулся, черты его лица смягчились. Ответ был таким очевидным, что он сам удивился, что задал себе подобный вопрос.

Да. Он снова поступил бы так же. Отказавшись от жизни обычного человека, он обрёл гораздо больше. Шанс изменять судьбу. Шанс стоять насмерть перед врагами человечества и сдерживать напор кровожадных пришельцев, вероломных еретиков и служителей Хаоса, которые осмеливаются покуситься на владения Императора.

Ему есть чем гордиться. Его сила обеспечена древними технологиями, благодаря им он стал сильнее, быстрее и опаснее любого воина. Да, он пожертвовал своим шансом стать обычным человеком, да, он остался в стороне от. остального человечества, но, если бы не его жертва, сотни людских жизней были бы утрачены.

Это драгоценный дар, и он благодарен за то, чем обладает.

Уриэль улыбнулся своим мыслям и погрузился в спокойный сон.

Даже несколько шагов до постели Сильвер вызвали гримасу боли на лице Снежка. Весь бок горел, словно к нему приложили раскалённое железо, а опухоль на лице никак не хотела проходить.

Он поправил одеяло на плече девушки и убрал с лица прядь белых волос. Сильвер пошевелилась, открыла глаза и протянула руку, чтобы погладить его по опухшей щеке.

— Привет, — сказала она.

— И тебе привет. Как ты себя чувствуешь?

Она со стоном приподнялась на подушках:

— Ужасно. Есть ещё глупые вопросы?

Снежок наклонился, чтобы поцеловать её, и едва не вскрикнул от боли в сломанных рёбрах. Она заметила это и хихикнула.

— Когда-нибудь, а?

— Да, — согласился он. — Когда-нибудь.

— Так что дальше?

Снежок ответил не сразу. Он осмотрел комнату покинутого жильцами дома, которой они воспользовались в качестве временного пристанища. Леке и Тигрица играли в кости, а Джонни Стомп громко храпел на постели из свёрнутой одежды.

Он лишился почти всех сокровищ, собранных среди обломков упавшего корабля, а у его ног лежали автоматическая винтовка и лазерное ружьё.

— Похоже, нам снова придётся заняться бизнесом, дорогая, — сказал Снежок. — Бизнесом, как и раньше.

Последствия

Холодная вода скапливалась в небольшом углублении посреди камеры и сквозь трещины в кладке уходила в недра скалы. Здесь, в подземельях Крепости Геры, капли влаги падали с неровных сводов, проникая сквозь тысячеметровую толщу гранита из Долины Лапониса, по которой несла свои воды неспокойная река.

Лишь узкая полоска света просачивалась под железной дверью камеры, но и этого хватало узнику, чье усовершенствованное зрение позволяло видеть в полумраке практически так же хорошо, как при свете дня. Хотя смотреть тут было не на что: кроме вмурованного в стену железного кольца, к которому приковывали заключенных, ожидающих приговора, в камере ничего не было.

Но сейчас кольцо пустовало. Нет особого смысла в кандалах для того, чьей силы с лихвой хватит, чтобы разорвать любые цепи, выдрать железное кольцо из стены, или чья кислотная слюна может разъесть самый прочный металл.

Узник дал обещание, что не будет пытаться бежать или доставлять какие-либо неприятности охранникам, и слово свое держал. Он сидел, скрестив ноги и, опираясь на руки, удерживал тело в дюйме над поверхностью пола. Татуировка аквилы на его правом плече и цифра на левом, выполненная витиеватым шрифтом высокого готика, двигались в такт с напряжением и расслаблением мышц.

К мерному капанью воды с потолка добавился звук приближающихся шагов. Узник плавно опустился на пол и встал, выпрямившись во весь рост. У него были темные волосы, слегка длиннее обычных, усталые, но полные решимости серые глаза, на лбу поблескивали два золотых штифта. На загорелом животе выделялись белые полоски множества шрамов — лишь часть внушительной коллекции отметин от боевых ранений, покрывавших все тело жуткой паучьей сетью. Этот могучий воин, будучи выше и мощнее любого, сейчас выглядел слегка растерянным.

Заскрежетали ключи в замке, со скрипом отворилась дверь, по глазам резануло ярким светом. Узник слегка сощурился, стараясь разглядеть илота в голубой одежде с темным капюшоном, скрывающим лицо.

За илотом стояли два великана в отполированной до блеска терминаторской броне, вооруженные большими алебардами с золотыми лезвиями. Их огромные фигуры едва помещались в широком коридоре. На голубых керамитовых пластинах доспехов, словно огненные змейки, мерцали отблески пылающих жаровен. Узник наклонился к тюремщику.

— Пора? — спросил он.

Илот кивнул — ему было запрещено разговаривать с арестованным — и жестом показал, чтобы Уриил вышел из камеры.

В дверном проеме узнику пришлось согнуться, но в освещенном факелами коридоре он выпрямился, готовый идти под конвоем терминаторов навстречу судьбе, предначертанной для него магистром Ультрамаринов.

Поднимаясь по грубо вытесанным ступеням подземелья наказаний, Уриил Вентрис снова и снова мысленно прокручивал весь путь, что привел его сюда.

* * *

Шестью днями ранее рядом с голубым самоцветом Макрагге вывалился из варпа потрепанный и покореженный ударный крейсер «Вае Виктис». Его броня свисала, как шкура у умирающего от голода зверя. Путешествие через варп от Тарсиса Ультра заняло почти шесть месяцев, однако после возвращения в реальное пространство и калибровки корабельных хронометров по положению небесных тел выяснилось, что на самом деле прошло полтора года. Такие аномалии хода времени возникали при путешествиях через бурную среду варп-пространства и были закономерны, они позволяли кораблю пересекать галактику, не тратя на это тысячелетия.

По правде говоря, подобное незначительное расхождение во времени можно считать выдающимся, учитывая колоссальное расстояние, которое преодолел «Вае Виктис». Ведь Тарсис Ультра находится на севере Сегментума Темпестуса, а звезда Макрагге сияет на восточных рубежах Сегментума Ультима, на другом конце галактики.

В носовых доках стояли три «Громовых ястреба», один из которых был разобран практически до остова и нуждался в серьезном внимании со стороны технодесантника и команды монозадачных сервиторов. Тут же, накрытые голубыми саванами, лежали в два ряда тела погибших. Стоя на коленях между ними, усердно молился одинокий космодесантник.

Еще один десантник в черной силовой броне со шлемом в виде черепа стоял у дальнего конца рядов тел и негромко читал мантру павших, прося Императора помочь каждому из них занять место подле него.

Под саванами лежали погибшие воины Четвертой роты. Цена за выполнение древней клятвы примарха помогать народу Тарсиса Ультра оказалась высока, даже слишком, но Ультрамарины заплатили ее без принуждения, это было для них делом чести.

Капитан Уриил Вентрис плавно поднялся на ноги, дважды ударил себя кулаком по нагрудной пластине брони, отдавая честь павшим.

Они шли за ним в бой на Павонисе, боролись с предателями и жутким звездным богом, а позже, на Тарсисе Ультра, противостояли нашествию страшных межгалактических хищников, известных как тираниды. Да, десантники защитили Тарсис Ультра, но победа досталась слишком большой кровью.

Уриил сражался там плечом к плечу с собратьями Мортифакторами, космическими десантниками доблестного ордена, историю которого можно проследить вплоть до самого святого Жиллимана. Но с тех пор их доктрины и верования изменились настолько, что братья этого ордена стали абсолютно не похожи на основателей.

Мортифакторы почитали смерть превыше всего, и их капелланы черпали в видениях мудрость мертвых. Кровавые обряды и поклонение давным-давно умершим воинам были для Мортифакторов обычным делом. Уриила поначалу шокировало такое отступление от учений Кодекса Астартес, но позже ему неохотно пришлось признать, что у этих двух направлений есть много общего.

Открытие оказалось не из приятных. Капеллан Мортифакторов Астадор очень метко выразился по этому поводу: «Мы с тобой оба Ангелы Смерти, Уриил». Справедливость его слов подтвердилась через несколько месяцев тяжких испытаний и ожесточенных боев. Невзирая на яростные протесты сержанта Леарха, Уриил воспользовался видениями Астадора и добился победы. Очевидно, что строгое соблюдение Кодекса привело бы к полному поражению десантников в войне. Оказавшись меж двух полярных течений философии, Уриил пытался найти компромисс между следованием духу и букве Кодекса и решением поставленных задач в конкретной ситуации. Подобными взглядами он выделялся среди собратьев, но внутреннее чутье подсказывало, что он действует верно. В свое время так учил его капитан Идей.

С тяжелым сердцем Уриил еще раз оглядел ряды мертвых тел. Он сам чуть не погиб в утробе тиранидского корабля-улья. Когда из-за инопланетного яда у него начала свертываться кровь, он выжил только благодаря преданности верного друга и товарища Павсания — тот отдал чуть ли не всю кровь, лишь бы спасти своего капитана. Ранения, полученные Уриилом в бою, почти зажили, хотя пласплоть, закрывавшая широкую рану на груди, все еще пульсировала тупой саднящей болью. После сражения с тиранидским защитным организмом технодесантнику Харку и апотекарию Селену пришлось практически заново восстанавливать Уриилу плечо и ключицу из аугментической мышечной ткани и сухожилий и регулярно делать переливание крови, чтобы наконец ее очистить.

И все же Уриил не умер, он победил, хотя огромные потери среди его собратьев были невосполнимы. Тарсис Ультра спасен, но никогда уже не будет прежним. Уриил достаточно видел всякого на Ихаре IV и уверенно мог сказать, что полностью очистить планету, зараженную мерзкими ксеносами, не удастся.

Тела готовились для транспортировки в гробницы под Крепостью Геры: Селен с благоговением извлекал из них прогеноиды, капеллан Клаузель исполнял «Финис Рерум». На Макрагге каждый погибший десантник будет помещен в отдельный склеп, а Уриил вырежет их имена на гладких плитах черного мрамора, покрывающих внутренние стены святилища примарха в храме Исправления.

Внезапно голос Клаузеля стих. Уриил повернулся к нему и, глядя на его шлем в виде черепа, подумал, что, возможно, Мортифакторы не так уж далеки от Ультрамаринов. Разве капеллан не является образом Смерти во плоти? Зачастую последним, кого видел воин, прежде чем отправиться в мир иной, был капеллан, подготавливавший его душу к путешествию в залы мертвых.

Основные двигатели корабля выключились, вибрация корпуса изменилась, тоны стали глуше. Уриил кивком подтвердил Клаузелю, что церемония прощания окончена. «Вае Виктис» прибыл на орбиту Макрагге, предстояла высадка.

* * *

Благоговение, смирение, саму историю, уходящую в глубь веков, на десять тысяч лет назад, — вот что почувствовал Уриил, когда вновь вошел в храм Исправления. Последний раз он ступал по мраморным плитам этого величественного сооружения как раз перед отбытием на Тарсис Ультра. Тогда молодой, подающий надежды капитан только получил первое боевое крещение и еще не ощутил бремени ответственности командира. Жизнь казалась простой и ясной.

Как всегда, храм заполняли пилигримы и паломники, многие из них проделали длинный путь. Женщины держали на руках спеленутых младенцев, эти дети были зачаты и появились на свет в пути, во время паломничества на Макрагге. Когда Уриил проходил мимо, молящиеся кланялись ему и выкрикивали вслед благословения. Люди благодарили Императора за то, что он послал одного из своих избранных воинов помолиться вместе с ними.

Уриил миновал коридоры, облицованные белоснежным мрамором с красными и золотыми прожилками, ступая по камням, добытым у подножия Водопадов Геры, и вошел во внутреннее святилище храма. Разноцветные лучи, струящиеся сверху сквозь гигантский кристаллический купол, переплетались друг с другом, преломляясь в прозрачных кристаллах и образуя ослепляюще яркую радугу.

Сотни людей стояли на коленях перед гробницей примарха и воспевали его в хвалебных песнях. Гробница излучала теплый мягкий свет, в зале царила практически осязаемая атмосфера благоговения и восторга. Уриил опустился на одно колено и склонил голову, считая себя недостойным слишком долго смотреть на лицо отца-основателя ордена.

Сердце героя Империума перестало биться почти десять тысяч лет назад, и Уриил сейчас, находясь рядом с гробницей, чувствовал себя ничтожным и недостойным. В сражениях на Тарсисе Ультра он был вынужден отступить от учения легендарного воина, положившись на собственные ощущения и примитивные обряды смертопоклонника. Наверное, высокомерие и гордыня руководили его поступками. А кто он такой, чтобы ставить под сомнение мудрость величественного примарха, плоть от плоти Императора?

— Прости меня, мой повелитель, — прошептал Уриил, — ибо я недостоин твоей любви. Я пришел к тебе, чтобы почтить имена и подвиги твоих сыновей, павших в бою. Они сражались с отвагой и честью и заслужили место подле тебя. Огради их от страданий, пока таинства генокода не позволят им возродиться по твоему образу и подобию.

Уриил поднялся и пошел к стене, выложенной мраморными плитами, остановившись перед секцией Четвертой роты. Так много плит, так много героев, отдавших свои жизни во славу ордена! Вот и последняя плита, здесь предстояло вырезать семьдесят восемь имен. Но список Уриилу не потребуется — лицо и имя каждого воина навечно отпечатались в памяти. Даже если он проживет так долго, что станет магистром, он никогда не забудет тех, у кого был командиром.

Он снял с пояса небольшой резец и молоток и начал аккуратно высекать в мраморе первое имя. Внутренние кромки каждой буквы Уриил сглаживал шлифовальным камнем, подготавливая надписи для мастеров, которые позже будут покрывать их сусальным золотом.

Имена следовали одно за другим, перед глазами всплывали лица погибших. Уриил потерял счет времени, вспоминая каждого воина, чье имя он вырезал. День первый закончился, радуга померкла и совсем исчезла, чтобы вновь появиться на следующее утро. Шел второй день, Уриил не прерывал работу даже на еду. Илоты, прислуживающие в храме, время от времени подходили узнать, не требуется ли ему чего-нибудь, но Уриил лишь качал головой. Через три дня илоты приближаться к нему перестали.

Когда на пятый день световая радуга с пола храма начала подниматься за солнцем, Уриил сгладил кромки последней буквы последнего имени. От напряженной кропотливой работы ныли руки, но он чувствовал полное удовлетворение. Он отдал последний долг — все семьдесят восемь воинов навечно войдут в историю ордена. Их безмолвное одобрение наполняло душу Уриила теплом и светом.

Он собрал инструменты и прошел в центр храма. Уриил не чувствовал ни усталости, ни голода, — наоборот, никогда не было у него такой ясности сознания, как будто воды прохладного источника очистили все вены, унося прежнего Уриила и оставляя лишь преданного воина Императора.

Звучание песнопений наполняло грудь умиротворением и благостностью, долгожданный покой воцарился в душе Уриила. Он закрыл глаза и начал молиться, благодаря Императора за возможность послужить ему и своему ордену. Паломники с восторгом восприняли присоединение Уриила к их хору. Они пели о долге, отваге и жертвенности, пели самозабвенно, до хрипоты, до тех пор, пока голоса еще могли звучать, и только слезы градом катились из глаз. В храме царила всепоглощающая атмосфера братства. Уриила захлестывали волны эмоций, грудь распирало от переполнявших чувств.

Последний гимн достиг кульминации и закончился шквалом ликования, в тот же момент в храм вошли трое космических десантников в сверкающих доспехах. В этом не было бы ничего особенного, если бы их не вел командир караула и магистр Двора, капитан Второй роты Сикарий. И, неслыханное в святилище примарха дело, терминаторы, следовавшие за ним, были вооружены.

Сикарий остановился перед Уриилом.

— Вентрис, — произнес он.

Они оба носили капитанское звание, но Сикарий был вышестоящим офицером, и Уриил склонил голову в приветствии:

— Капитан Сикарий, рад встрече.

Лицо Сикария, и без того будто высеченное из гранита, совершенно окаменело — никогда Уриил не видел его таким суровым.

— Уриил Вентрис Калтский, — официальным тоном отчеканил Сикарий, — властью, данной мне лордом Калгаром и Императором Человечества, приказываю тебе сдаться под стражу и на суд твоих собратьев.

Уриил уже знал ответ, но все равно спросил:

— В чем меня обвиняют?

— Ересь, — сказал, словно плюнул, Сикарий, как будто само слово было ему противно. — Не вздумай сопротивляться, Вентрис, снаружи все оцеплено, не надо смущать людей вокруг.

Уриил кивнул:

— Благодарю тебя, что позволил закончить здесь мою работу. Я понимаю, что ты мог прийти раньше.

— Ради мертвых, не ради тебя, — коротко ответил Сикарий.

— Все равно спасибо.

Сикарий приказал терминаторам:

— В подземелье его!

* * *

Дворец Марнея Калгара, магистра Ультрамаринов, находился на вершине самого высокого пика горного хребта, окруженный мраморными колоннами и золотыми куполами храмов Крепости Геры. Стояла жара, а здесь была приятная прохлада — легкий водяной туман, висящий над грохочущими Водопадами Геры, поглощал большую часть зноя. Идеально симметричные покои великого магистра ордена опоясывал небольшой притопленный сад. С балконов дворца свисали шитые золотом боевые стяги. В саду плескал струями фонтан, статуя в его центре изображала первого боевого короля Макрагге Конора, а скульптуры других давно умерших героев располагались таким образом, будто все они пришли его почтить.

Последний раз Уриил приходил сюда, когда получал приказ отправиться на Павонис, и не мог задерживаться надолго. Теперь же, после ночи в подземелье, лишенный доспехов, он являл жалкую картину. И что еще хуже, опозоренным оказался его старейший друг — рядом с ним в голубом хитоне, закованный в такие же кандалы, стоял Павсаний. Уриил готов был смириться со своим бесчестьем, но видеть, что Павсаний должен разделить его участь, оказалось невыносимо.

Судьбу Уриила решали магистры ордена, находившиеся в этот момент на Макрагге. Слева от Калгара сидел командир караула капитан Сикарий, рядом с ним находились магистр границ капитан Гален и магистр кузниц Фенния Максим. С другой стороны расположились главный фуражир капитан Иксион, командир новобранцев капитан Антилох и легендарный капитан Первой роты Агемман. Весь цвет Ультрамаринов во главе с великим магистром Калгаром, его сеньором и повелителем, собирался судить Уриила.

Калгар выглядел старше, чем его помнил Уриил, пронзительный взгляд стал печальнее, строгие аристократические черты лица тронуло бремя тяжких забот. Уриил не смог выдержать разочарованный взгляд своего повелителя и опустил голову — позор раскаленным свинцом жег ему грудь.

Последним с краю сидел сержант Леарх. Ветеран Четвертой роты сражался плечом к плечу с Уриилом и выдвинул против них с Павсанием обвинения, и это разбивало Уриилу сердце.

Правда, он мог предвидеть такой ход дела. В последние часы битвы на Тарсисе Ультра Леарх дал ему понять, что считает нарушение Уриилом учений Кодекса Астартес вопиющим преступлением и будет требовать сатисфакции. Уриил не держал на него зла — наоборот, испытывал гордость за своего сержанта: тот был Ультрамарином до мозга костей и все сделал правильно. Не преступи он Кодекс, не быть ему сейчас на этом судном месте.

По какому-то незаметному сигналу капитан Сикарий поднялся со своего места. Красный плащ развевался за его спиной, пока он спускался к Уриилу с Павсанием, с отвращением глядя на обоих. Развернув запечатанный сургучом свиток, он взглянул на Калгара и, получив одобрительный кивок, начал зачитывать:

— Уриил Вентрис. Павсаний Лисан. Сего года, сорок тысяч девятьсот девяносто девятого, правления Его Императорского Величества, настоящим вы обвиняетесь в семнадцати случаях совершения преступлений на почве ереси. Понимаете ли вы всю серьезность обвинений?

— Понимаю, — ответил Уриил.

— Так точно, — с презрением вставил Павсаний, — но то, что вы притащили нас сюда после великой победы на Тарсисе Ультра, лишь бросает тень на тех, кто погиб там. Мы сражались с Великим пожирателем с отвагой, честью и верой. Никто не может сделать большего!

— Молчать! — взревел Сикарий. — Ты должен только отвечать на вопросы, которые я буду задавать, и все! Ты понял меня?

Павсаний скривил губы в презрительной усмешке и ничего не сказал — лишь кивнул. Явно удовлетворенный, Сикарий обошел фонтан и встал перед Уриилом, сверля его суровым взглядом, словно пытаясь одним лишь видом заставить признать вину.

— Ты протеже капитана Идея, не так ли?

— Ты же знаешь, что это так, капитан Сикарий, — ровным голосом ответил Уриил.

— Отвечай на вопрос, Вентрис, — повысил голос Сикарий.

— Мой ранг — капитан, моя вина еще не доказана, и, значит, ко мне подобает обращаться согласно моему званию, по крайней мере пока суд не вынесет мне приговор.

Сикарий поджал губы, но, поняв, что большего не добьется, неохотно предложил:

— Хорошо, капитан, давайте продолжим.

— Да, я на протяжении девяти десятков лет служил в Четвертой роте под началом капитана Идея и после его смерти на Фракии получил повышение.

— Опишите нам обстоятельства его смерти.

Уриил сделал глубокий вдох, пытаясь погасить волну справедливого гнева, затопившую сознание. История последней битвы Идея была хорошо известна всем присутствующим, и он не видел надобности в ее очередном пересказе.

— Отвечайте, капитан Вентрис!

— Хорошо, — начал Уриил. — Это случилось на Фракии — одной из планет, восставших против законного правления Императора в Секторе Улента. Зачинщиками мятежа были сторонники темных сил. Нас придали группировке инквизитора Аполлиона, чтобы нанести ряд ударов по ключевым позициям противника и тем самым поддержать наступление войск Имперской Гвардии на столицу Фракии Мерсию.

— Расскажите о последнем задании, — потребовал Сикарий.

— Гвардия наступала узким фронтом, и один из флангов был открыт для контратаки через цепь мостов. Отделения Четвертой роты получили приказ уничтожить их.

— Легкая задача.

— Теоретически да. По донесениям разведки, мосты почти не охранялись.

— Но дело ведь было не в этом, так? — вкрадчиво спросил Сикарий.

— Не в этом. Мост «два-четыре» действительно был слабо защищен, мы взяли его без потерь и сразу же начали минировать, следуя инструкциям технодесантника Томазина.

— Светлая ему память, — нараспев произнес Фенния Максим со своего места.

— Что же произошло?

— Пока мы готовили мост к подрыву, погода стремительно ухудшилась, и мы не смогли получить полную информацию о приближающемся противнике. Не прошло и получаса, как мы были атакованы вражескими войсками численностью до батальона, пытавшимися отбить мост.

— Грозная сила, — съязвил Сикарий.

— Дело не в этом, — согласился Уриил, — мы могли сдержать атаку, хотя противник и был в этот раз вооружен лучше, но наш «Громовой ястреб» сбили вражеские зенитки.

— Значит, вы лишились способа эвакуации, — издевательски рассуждал Сикарий. — Поистине отчаянная ситуация. А когда враг атаковал снова?

— На вечерней заре мы были атакованы воинами легиона Повелителей Ночи.

Общий вздох облетел сад. Все присутствующие знали о падших легионах, но одно из их имен, произнесенное столь открыто, шокировало всех. Упоминание проклятого имени считалось непристойным.

— Мы отбили их первый натиск, но вскоре стало ясно, что удержать мост у нас не получится.

— И что же вы сделали?

— Мост был уже заминирован, но подорвать мы его не могли без детонатора технодесантника Томазина, убитого во время первой атаки. Ночью капитан Идей отправил штурмовые отделения пытаться подорвать мины вручную, при помощи гранат. План был хороший, но у них ничего не получилось.

— Прошу прощения, капитан Вентрис, но я не совсем понимаю. — Сикарий по-птичьи склонил голову набок.

— Что именно?

— Этот план Идея, совершенно очевидно, не относится к тактическим решениям, изложенным в Кодексе Астартес. Вы уверены, что это был его план?

Уриил хотел было ответить: да, это план Идея, но внезапно картина боя на мосту «два-четыре» всплыла перед глазами. Сикарий снисходительно усмехнулся, и Уриил понял, как ловко его подвели к признанию своей вины. Он медленно покачал головой.

— Нет, это не было планом капитана Идея, — произнес он, — это был мой план.

Сикарий отступил на шаг назад, разведя руками.

— Это был твой план! — торжествующе воскликнул он.

— Но он сработал! — взревел Павсаний. — Разве не очевидно? Мост был взорван и кампания выиграна!

— Это не имеет значения, — нравоучительно произнес Сикарий. — Настоящая победа достигается только благодаря учениям примарха. Мы все читали в докладе капитана Вентриса о действиях Мортифакторов на Тарсисе Ультра и знаем, куда приводит отступление от Кодекса Астартес. Скажите мне, сержант, вы хотите, чтобы мы стали как Мортифакторы?

Павсаний покачал головой:

— Нет, конечно нет.

— Но вы же хотели, чтобы мы следовали их методам?

— Нет, я говорил совсем не это, — прорычал Павсаний. — Я имел в виду, что все наши нарушения Кодекса незначительны!

— Сержант, — снисходительно начал Сикарий, словно обращался к неразумному ребенку, — наша вера в Кодекс есть твердыня, и никакая трещина в ней не может считаться малой. Трудно переступить только в самом начале, а каждый следующий, пусть даже крохотный, шаг станет даваться все легче и легче, разве нет? После сотни таких нарушений какое значение будут иметь еще десять или сто? — И повернулся к Уриилу. — Вот почему ты должен понести наказание, капитан Вентрис. Потому что за тобой идут другие. Ты — капитан Ультрамаринов и обязан держать себя соответственно.

Закончив, Сикарий поднялся по ступеням и занял свое место. Теперь в сад спускался магистр кузниц Фенния Максим. Один только его вид приводил в трепет: наголо бритая голова, дубленная всеми ветрами, цвета старого дуба кожа и глубоко посаженные глаза. Один глаз, замененный аугментическим имплантатом, мигал ровным красным светом, механическая серворука, сложенная за спиной, негромко жужжала в такт тяжелому дыханию и мерной поступи больших металлических ног, гулко печатающих шаги по каменным плитам. Сцепив руки за спиной, Фенния ходил вокруг Уриила, буквально прожигая его взглядом.

— Я говорил с технодесантником Харком, — рявкнул он внезапно.

Уриил понял, куда клонит Максим, поэтому сразу откликнулся:

— Это я приказал разобрать «Громовой ястреб», он лишь подчинялся мне и не должен нести наказания за свои действия на Тарсисе Ультра.

Максим подступил вплотную к Уриилу и угрожающе навис над ним.

— Я знаю, — прошипел магистр кузниц. — Неужели ты думал, что я не узнаю этого?

— Я просто хотел расставить все по местам, — отозвался Уриил.

— Ответь, зачем ты осквернил священную машину, доблестно служившую нашему ордену практически целое тысячелетие и много раз носившую тебя в бой? Как ты мог предать такой благородный машинный дух и надругаться столь жестоко над ним?

— У меня не было выбора, — коротко произнес Уриил.

— Ах, не было выбора? — с издевкой воскликнул Максим. — Мне тяжело в это поверить.

— Я не лгу, магистр, — угрюмо защищался Уриил. — Нам требовалось доставить новые энергетические батареи к одному из планетных защитных лазеров, чтобы сбить тиранидский корабль-улей. Только у «Громового ястреба» могло хватить топлива добраться туда, а потом вернуться обратно. Но даже для этого нам пришлось максимально облегчить вес машины и снять с нее все, что только было возможно.

— Ты рассердил дух машины. Я ухаживал за ним, и он сильно разгневан. На твоем месте я бы поостерегся доверять ему свою жизнь до тех пор, пока не вымолишь у него прощение и не проведешь обряды почитания.

Максим повернулся к Уриилу спиной и возвратился на свое место. Вслед за ним и другие магистры ордена брали слово, раз за разом уличая Уриила в преступлениях против Кодекса Астартес. Они знали все подробности обеих кампаний на Павонисе и Тарсисе Ультра, битвы на космическом скитальце «Гибель добродетели» и сражения с темными эльдарами на обратном пути.

Во всеуслышание представлялись все новые и новые случаи нарушений. Уриил был обескуражен. С одной стороны, он не мог отрицать правдивости этих обвинений, а с другой — каждый шаг оправдывался необходимостью именно такого решения. Время шло час за часом, обвинения множились, но его объяснения магистрам ордена не требовались. У них уже сложилось предубежденное мнение: он отклонился от Кодекса Астартес и совершил ужасное преступление против веры и преданности. Подобное злодеяние искупить нельзя.

Солнце скрылось за черепичной крышей дворца лорда Калгара. Уриил держался из последних сил, он боялся, что вот-вот может потерять самообладание. Его судьям нужна была не правда, а лишь козел отпущения, который заплатил бы за всех погибших на Тарсисе Ультра. У этого процесса имелась лишь одна цель — показать всем, что ждет нарушителей Кодекса Астартес.

Хотелось кричать от негодования и ярости, но Уриил лишь плотнее сжимал губы. По плитам сада вытянулись длинные багровые тени. Вечерние мотыльки собирались в неспокойные стайки вокруг горящих факелов, закрепленных на балконах. Наконец поднялся Марней Калгар и, окинув взором магистров ордена, спустился в сад. Подойдя к Уриилу, Калгар посмотрел ему прямо в глаза. Уриил не отвел взгляда, намереваясь, как подобает настоящему воину, принять свою участь, какой бы ужасной она ни была.

После довольно большой паузы лорд Калгар произнес:

— Мне печально от того, что стало с вами обоими. Я видел вас на вершине славы и надеялся, что однажды вы займете место среди величайших героев нашего ордена. Но в жизни нет ничего постоянного, и вот вы стоите передо мной, обвиняемые в самом темном из преступлений. Завтра вам будет предоставлена возможность защитить себя и опровергнуть выдвинутые обвинения. Подумайте хорошенько, что вы будете говорить. Я советую провести эту ночь в молитве. Обратитесь к Императору, чтобы он направил вас, и вспомните свои клятвы, данные ордену, когда в следующий раз будете стоять передо мной.

Луна уже успела осветить крыши зданий, когда Павсания и Уриила отвели обратно в камеры.

* * *

В темной камере пахло затхлостью и безнадежностью. С кольца, вмурованного в стену, свисала тяжелая цепь, с потолка срывались крупные капли, но вода не собиралась на каменном полу, а исчезала в многочисленных трещинах.

— Должен ли я заковать тебя? — спросил один из терминаторов через вокс-усилитель своего шлема.

— Нет, — ответил Уриил. — Я даю слово, что не буду пытаться бежать и не создам лишних неприятностей.

Терминатор кивнул — ничего другого он и не ожидал услышать, — закрыл дверь и запер ее механическими замками, усиленными толстыми цепями. Уриил сжал кулаки и, подобно дикому зверю, мерил быстрыми шагами камеру. Он не будет пытаться бежать: правда на его стороне и все обвинения, выдвинутые против него, он обратит завтра на самих обвинителей. Они не были свидетелями тех событий, которые вынуждали его принимать трудные решения.

Разве находились они на стенах Тарсиса Ультра? Не было их и там, где он столкнулся с могущественным звездным богом, когда мерзкая ксенозараза проникла в его разум. Где они были, когда он погибал, сражаясь за них?

Он знал, что слишком горячо реагирует, но ничего не мог с собой поделать: боль от несправедливости происходившего мучила его. Опустившись на пол, под мерную капель воды он стал выстраивать план своего выступления.

Незаметно прошло несколько часов, когда Уриил вдруг расслышал мягкую поступь. Шаги были осторожные, как у человека, который боится быть обнаруженным. Неизвестный приблизился к камере. Обостренным слухом даже сквозь железную дверь Уриил определил, что к нему в гости пожаловал космический десантник.

Он быстро пересел на другое место, прислонившись спиной к стене напротив двери. В замке, поворачиваясь, загремел ключ, распахнулась створка, и в проеме, загородив свет из коридора, появилась закутанная в балахон фигура. Десантник зашел в камеру и откинул с головы капюшон.

— Рад видеть тебя, капитан Вентрис, — прозвучал глубокий бас умудренного годами и опытом воина.

— Капитан Агемман? — удивился Уриил, узнав десантника по голосу.

Агемман, капитан Первой роты — ветеранов, самых лучших и храбрых воинов Ордена, среди прочих своих званий носил титул Регента Ультрамара, отвечавшего за безопасность Ультрамара в отсутствие магистра Ультрамаринов. После того как герой Первой роты капитан Инвикт погиб в сражении с тиранидами флота-улья «Бегемот», Агемман начал восстанавливать уничтоженную роту. И только сейчас, двести пятьдесят лет спустя, задача возрождения была выполнена и боевое знамя вновь вынесено из реликвария.

Пример Агеммана вдохновлял всех, проходивших подготовку в Агизеле, и тех, перед кем уже были открыты врата Крепости Геры. Он зажег в их сердцах яркий луч надежды: воин, обладающий отважным духом и доблестью, может добиться невозможного. Чего же этот герой хотел от Уриила?

— Так точно, — ответил Агемман, протягивая руку для рукопожатия. — Отвага и честь.

— Отвага и честь, — откликнулся Уриил, отвечая на рукопожатие.

Агемман, скрестив руки на груди, с брезгливостью и отвращением оглядел мрачную камеру.

— Горько видеть отважного воина в таком положении.

— Капитан, вы выбрали не самое удачное время, чтобы прийти ко мне. Что вам нужно?

— Я пришел по поручению лорда Калгара, капитан Вентрис.

— Лорда Калгара?

— Я все о тебе знаю, Уриил, — перебил его Агемман. — Я следил за тобой начиная с самого Агизеля. Я видел твои возможности и торжествовал, когда ты был выбран, чтобы войти в Крепость Геры и стать Ультрамарином. Я возносил благодарственные молитвы за победу на Мире Ворна и оплакивал вместе с тобой погибших на Дороге Черных Костей. Я знаю обо всех операциях Караула Смерти и понимаю, почему ты не хочешь говорить об этом.

— Зачем вы все это мне рассказываете? — насторожившись, спросил Уриил.

— Затем, чтобы ты понял, что я говорю правду, Уриил Вентрис, — объяснил Агемман. — Ты обвиняешься в одном из самых тяжких преступлений, которые только может совершить Ультрамарин, твоя жизнь сейчас висит на тоненьком волоске. Тебе лучше прислушаться к тому, что я тебе скажу. — Агемман прикрыл дверь. — От этого будет многое зависеть…

* * *

Наступил новый ясный день, над горами поднялось яркое солнце, осветив серые скалы и горные леса. Свежий ветерок гулял по всей Долине Лапониса. Вооруженные конвоиры вели Уриила к дворцу Марнея Калгара. Он шел по гладким ступеням, высеченным прямо в скале. Во всем теле ощущалась легкость; гнев и обида больше не терзали его сердце. Решение было принято, никаких сомнений в правильности выбранного пути не осталось.

Печально, что Павсания вели рядом, но тут Уриил был бессилен что-либо изменить. С капитаном Агемманом он разговаривал целый час. Искренность и пылкость суждений Агеммана убеждали сильнее других доводов. На прощание они обменялись крепким воинским рукопожатием — запястье к запястью. Агемман пожелал Уриилу удачи и, без сомнения, направился с такой же миссией к Павсанию.

Поднимаясь по ступеням, Уриил бросил взгляд на Павсания. Лицо сержанта было полно решимости, — значит, он внял словам Агеммана и выбрал тот же путь. Его товарищ оставался верным ему до конца. Это трогало до глубины души. Когда они добрались наконец до эспланады и направились к многоколонной галерее, ведущей во дворец Марнея Калгара, Уриил успел еще раз все прокрутить в памяти. Теперь он был спокоен и лишь слегка улыбался своим мыслям.

Они прошли между стражами в терминаторских доспехах в темный зал, а затем вновь очутились на ярком свету, заливавшем внутренний двор. Их вывели из камер с самыми первыми лучами солнца, однако все магистры ордена уже собрались здесь, облаченные в церемониальные одежды, с лавровыми венками на головах, символизировавшими судебную власть. Уриил с Павсанием встали рядом со статуей Конора, повернувшись к лорду Калгару и вытянув руки по швам. Конвоиры направились к выходу, и никто не шелохнулся, пока не раздался звон закрывшихся за ними бронзовых дверей.

Марней Калгар спустился в сад и остановился перед подсудимыми. Аугментический глаз великого магистра светился ровным светом, на лице не отражалось никаких эмоций. Уриил понимал, что, соглашаясь с предложением Калгара, которое с пылкостью передал им Агемман, они обрекли себя на смерть. Но в сердце не было злобы. На него снизошло просветление и осознание высокой чести быть истинным Ультрамарином.

Повелитель Ультрамаринов обошел фонтан и обратился к собравшимся магистрам:

— Братья-десантники, сегодня — день суда. Мы слышали много обвинений, выдвинутых против этих воинов, но мы — воины чести и предоставим им шанс все опровергнуть и оправдаться в глазах наших собратьев.

Калгар совершил полный круг вокруг пенящегося фонтана и вновь встал перед Уриилом, глянув ему прямо в глаза.

— Капитан Вентрис, у тебя есть право говорить в свою защиту.

Уриил сделал глубокий вдох и сказал:

— Я отказываюсь от этого права и принимаю решение суда моих повелителей, каким бы оно ни было.

Волна удивления пробежала среди магистров, а Калгар едва заметно кивнул Уриилу. Великий магистр обратился к Павсанию и получил аналогичный ответ. Уриил видел, как напряглось лицо Леарха, и мог представить, как тяжело сержанту осознавать, что он навлек беду на своего капитана, но Уриил понимал, что другого выхода у Леарха не было. Он кивнул сержанту в знак взаимного примирения и уважения.

Уриил повернулся к магистру Ультрамаринов, когда тот вновь задал вопрос:

— Не желаешь ли ты все-таки объясниться и обратиться с прошением к своим собратьям?

— Нет, — ответил Уриил. — Я добровольно подчинюсь вашему решению.

Лорд Калгар медленно поднялся на трон, поправил плащ и, выдержав паузу, обратился к магистрам:

— Эти воины утратили веру в Кодекс Астартес и по доброй воле признают свою вину. Теперь их судьба находится в моих руках, и завтра я оглашу свой вердикт. На заре мы снова соберемся у Скалы Галлана, где и будет исполнен приговор.

Кажется, Уриил был готов к неминуемой расплате, но сердце упало при упоминании Скалы Галлана — лобного места.

* * *

Водопады Геры низвергались с оглушающим шумом. Потоки воды обрушивались на сотни метров вниз и разбивались об острые клыки белых скал, возвышающихся над пенным озером ледяной воды. Скалы сверкали вкраплениями частиц кварца, по берегам озера зеленели пихты и ели. Солнце поднялось над горными вершинами и теплым золотым светом озарило все вокруг. Невероятной красоты картина, нарисованная самой природой, предстала перед глазами. Возможно, это последнее, что Уриил мог увидеть в своей жизни, чтобы унести прекрасное зрелище в следующее воплощение.

Их доспехи были возвращены в армориум Четвертой роты, и теперь Уриил с Павсанием, одетые в простые черные хитоны, молча шли за магистрами ордена. Цепи были сняты, и босые ноги ощущали приятное тепло нагретой солнечными лучами земли. Вооруженные охранники не сопровождали эту мрачную процессию, виновным дали возможность встретить свою участь как Ультрамаринам, не унижая их чести и достоинства. Целых два часа они поднимались от Крепости Геры к Скале Галлана — плите черного мрамора, углом выступающей из скальной породы.

В древние времена осужденных преступников бросали отсюда в пропасть, и именно на этом месте меч Робаута Жиллимана отсек голову королю-предателю Галлану, убившему отравленным кинжалом своего приемного отца и пытавшемуся захватить власть над Макрагге.

Магистры остановились у самой пропасти. Туман покрыл легкой водяной пленкой их доспехи, хитон Уриила тоже намок и прилип к телу. Осужденные молча взошли на мраморную плиту и медленно приблизились к ее кромке. Уриил испытал мимолетное головокружение, краем глаза заглянув в бездну. Плита была мокрой и скользкой, но какая разница, упадет он сейчас или чуть позже?

Они опустились на колени на самом краю, сквозь мокрую ткань мрамор холодил ноги. Уриил еще раз бросил взгляд вниз, на острые камни, запятнанные кровью приговоренных. Очень скоро и его собственная кровь обагрит их. Однако эта мысль не вызвала у него никакого волнения. Агемман в разговоре ясно дал понять, что их ожидает, и Уриил, внутренне морально подготовился выдержать всю эту церемонию как истинный Ультрамарин.

Павсаний тронул его за плечо. Гордо подняв голову, его мужественный друг и товарищ по оружию обводил взором долину, наслаждаясь красотой открывающегося вида.

— Я не жалею ни о чем, — сказал Павсаний. — Мы действовали с отвагой и честью, никто не может требовать от нас большего.

У Уриила сжалось сердце. Прощай, друг! Услышав за спиной приближающиеся шаги, он склонил голову и, закрыв глаза, ожидал толчка, который прямиком отправил бы его в бездну. Лорд Калгар осторожно коснулся склоненных фигур латной перчаткой. Великий магистр Ультрамаринов произнес свой приговор:

— Вы воины отваги и чести. Кодекс Астартес предусматривает для вас одно-единственное наказание — смерть. Я обязан подчиниться законам Кодекса, у меня попросту нет другого выхода, но мне больно терять таких доблестных собратьев. — Рука Калгара сжала плечо Уриила. — Есть разные варианты того, как добиться вашей смерти. Но не будет ли большим грехом уничтожение жизни, способной наносить удары врагам Императора? Я приговариваю вас дать Смертельную клятву и отправиться в проклятый регион космоса, где встретили свой конец многие настоящие воины, — в Глаз Ужаса. Я приговариваю вас огнем и мечом через мрак Хаоса нести свет Императора, пока не найдете свою судьбу.

* * *

Уриил неподвижно стоял в освещенном факелами зале врат, окруженный магистрами ордена. Он был облачен в полный силовой доспех, на поясе висел его меч с золотым эфесом. Предстоящий поход в Глаз Ужаса, этот регион космоса, где безумие и зараза варпа проникают в реальное пространство, означал такую же верную смерть, как если бы Уриила столкнули со Скалы Галлана, но он считал это решение справедливым и принял его с легким сердцем, уверенно и спокойно.

Павсаний стоял рядом, тоже облаченный в броню, крепко сжимая серебряной аугментической рукой огнемет последней модификации. Капеллан Клаузель читал Книгу Бесчестия, произнося слова, не звучавшие последние шесть тысячелетий. Древний, переплетенный в кожу том с окаймленными золотом страницами источал запах плесени, какой бывает у книг, не открываемых многими веками. Монотонное чтение служило аккомпанементом магистрам, снимавшим с доспехов и оружия Уриила и Павсания все знаки отличия Ультрамаринов.

Татуировку номера роты с левого плеча Уриила свели заблаговременно, закрасили наплечники брони, и они стали безупречно голубыми. С груди и пояса сняли золотых орлов, затем печати чистоты и знаки почета. Изъятые атрибуты укладывались в специальный сандараковый ковчег. Теперь Четвертой ротой будет командовать Леарх: лучшей кандидатуры лидера для оставшихся в живых воинов, способного реально восстановить численность роты, Уриил не мог и придумать.

Марней Калгар бесстрастно наблюдал за тем, как с осужденных снимали знаки отличия. Уриил догадывался, что ему это неприятно, но выбора у великого магистра не было. Либо Смертельная клятва, либо позорная смерть на камнях Водопадов Геры. Слова Агеммана, сказанные Уриилу в камере, звучали в ушах так ясно, будто только что произнесенные.

Агемман говорил о великом и добром имени Ультрамаринов, олицетворявшем правду, отвагу и веру в Императора. О том, что их орден космического десанта славен своими традициями и устоями и посеять семена сомнения в разумы его воинов равносильно проклятию на веки вечные. О том, что орден сплочен доблестью своих воинов и негоже одному из них чернить его, — ведь это все равно что подрывать самую основу Ультрамаринов.

Каждый воин рассматривает своих непосредственных начальников как олицетворение учений Кодекса, и измена капитана для них становится большим ударом. Далее следовал логический вывод: зараза инакомыслия должна быть вырвана с корнем, прежде чем сможет распространиться на весь орден и погубить его. Другого пути просто нет. Убежденность, звучавшая в голосе Агеммана, пробилась сквозь горечь и разочарование, терзающие в то время Уриила, и он воочию сумел представить, что может произойти, если его методы распространятся во всем ордене.

Ультрамарины превратятся в сборище кочующих бойцов, нападающих на всех подряд. Очень скоро они станут неотличимы от отступников и ренегатов, поклоняющихся Губительным Силам. Уриила охватило жуткое видение будущего, в котором жестокие и кровавые Ультрамарины станут вселять такой же страх и отвращение, как те, кто уже давно идет по пути Хаоса.

Агемман не приказывал — решение оставалось за ними. Вот тогда и наступило прозрение: покорно принять наказание лорда Калгара и показать ордену, что путь, выбранный Ультрамаринами, — верный. Они с Павсанием должны дать Смертельную клятву, и орден будет существовать так же, как прежде.

Наконец Клаузель закрыл книгу. Он слегка склонил голову, когда Уриил с Павсанием проходили мимо, направляясь к вратам.

— Уриил, Павсаний, — окликнул лорд Калгар.

Космические десантники остановились и поклонились своему бывшему великому магистру.

— Да пребудет с вами Император. Примите смерть достойно.

Уриил кивнул в ответ, в тот же момент врата распахнулись. Вместе с Павсанием он ступил наружу, в пурпурные сумерки вечера. Вокруг пели птицы, на высоких стенах и башнях Крепости Геры мерцали огни факелов. Прежде чем врата закрылись, Калгар снова заговорил. В его голосе звучали нотки сомнения, словно он был не уверен, стоит ли это произносить.

— Прошлой ночью я беседовал с библиарием Тигурием, — сказал Калгар. — Ему было видение вас с Павсанием, захваченных Темными Силами. Он видел мир, исполненный темного железа, с гигантскими утробами демонической плоти, пульсирующими чудовищной неестественной жизнью. Жестокие хирурги, похожие на монстров, разрезали эти утробы, доставая оттуда окровавленные тела. Тела выглядели больше мертвыми, чем живыми, но дышали, здоровенные, сильные, — темное зеркало нашей доблести. Я не знаю, что означает это видение, Уриил, но то, что от него исходит зло, очевидно. Найди это место и уничтожь.

— Как прикажете, — ответил Уриил и, повернувшись, направился в наступавшую ночь.

От главных врат Крепости протянулась широкая, вымощенная камнем эспланада, на которой двумя шеренгами, образуя длинный коридор, стояли Ультрамарины. Все пять сотен воинов Ордена, находящихся на Макрагге, ждали их здесь в полной выправке с оружием в руках. Уриил с Павсанием шли меж своих бывших собратьев, и каждый из них вставал по стойке смирно и поворачивался спиной, когда двое изгнанников проходили мимо.

Внешняя крепостная стена возвышалась перед ними, и Уриил не смог удержаться и не оглянуться в последний раз на величественную Крепость Геры. Стометровые золотые врата плавно открылись, и его охватило жуткое ощущение встречи с неизвестным. Они перестанут быть Ультрамаринами, когда пройдут через врата. В этот момент пришло окончательное осознание, чего они с Павсанием лишились по его вине.

Леарх тоже стоял в ряду своих собратьев. Когда Уриил поравнялся с ним, его бывший сержант не повернулся спиной, как делали все остальные десантники.

Уриил остановился:

— Сержант, ты должен повернуться.

— Нет, капитан, я не отвернусь, я буду смотреть вам вслед.

Уриил улыбнулся и протянул ему руку, Леарх с гордостью пожал ее.

— Я позабочусь о воинах роты, пока вас не будет, — пообещал Леарх.

— Я знаю. Желаю тебе удачи, но сейчас ты все-таки должен отвернуться от нас.

Леарх кивнул, но, прежде чем обернуться спиной к своему бывшему капитану, отдал ему честь. Уриил с Павсанием продолжили путь, вступив в проем огромных врат, и наконец покинули Крепость Геры.

Врата захлопнулись за их спинами.

Смерть, пришедшая с небес

Никто не может избежать гнева Императора. На отдаленном мире Нимбоза возникла инопланетная угроза — форпост тау на границе Имперского космоса. Ультрадесантники отправлены усмирить потенциальных агрессоров…

Сладковатый запах ладана наполнял пусковой ангар "Севериана" и ленивыми завитками плыл из кадил, которые несли за капелланом Клаузелем его помощники.

Ладан напомнил капитану Агемману о северных высокогорьях Макрагга, и он почувствовал мимолетную ностальгию по своему родному миру, затем его мысли вернулись к молитвам капеллана, увенчанного маской-черепом. Капитан и несколько его братьев, воинов Первой роты Ультрадесанта, преклонили колени в ожидании благословения капеллана Клаузеля перед погрузкой в десантные капсулы, дабы обрушиться на форпост тау внизу. Технодесантники и лишенные эмоций сервиторы обходили десантные капсулы, помазывая серебряными кропилами свою железную паству благословенным маслом и извлекая священные охранительные скобы, что приковывали "Жестокого" к палубе.

— В пламень битвы идем мы, — произнес нараспев Клаузель.

— По наковальне войны ударим мы, — отвечали космодесантники, воины Императора.

— Наша храбрость неоспорима! Она материя нашей души, прочнее адамантия и так же сильна, как сам Бессмертный Император. Пламень битвы — наш алтарь, рев болтеров — наша молитва, смерть наших врагов — наша жертва богам войны!

— Наши болтеры напоены смертью, — подхватили космодесантники.

— Они суть божественный гнев Императора!

Клаузель склонил голову, остановившись перед тем как открыть ближайшую десантную капсулу и повернулся к своим служкам, подошедшим с его Крозиус Арканум и Розариусом, лежащими в выстланными бархатом ларцах. Крозиус блеснул, когда Клаузель вынул его из ларца — отразив свет факелов от кроваво-красных глаз крылатого черепа, венчающего оружие. Клаузель подался вперед, позволив иерофанту в золотой маске надеть Розариус на его шею, тяжелая цепь оберегающего амулета ярко выделялась на его черном доспехе.

Агемман поднялся на ноги, воины его роты слаженно повторили его движение, отразившееся эхом в ангаре. Промаршировав, он встал рядом с Клаузелем и повернулся к своим воинам:

— Проверьте свое оружие братья, мы идем на войну!

Небо над форпостом тау на Нимбозе было грязной, беспорядочной круговертью пятен разрывов зенитных батарей и инверсионных следов, батареи импульсных пушек чертили в небе огненные дороги. Сполохи огня расчертили небо, когда десантные капсулы космодесантников устремились вниз к своей цели. Дым от горящих зданий стелился по ветру, и пламя жадно трещало, пожирая молодое поселение ксеносов. Танки тау скользили среди руин, в то время как первые десантные капсулы коснулись земли в огненном вихре тормозных двигателей. Бронированная поверхность капсулы откинулась, и капитан Агемман спрыгнул на поверхность Нимбозы, его терминаторы последовали за ним, формируя оборонительный периметр.

— Всем подразделениям, сбор по моим координатам. Строй — клин. Цель прямо перед нами!

Разрозненные отряды инопланетных солдат открыли огонь по прибывшим терминаторам, но благословение оберегало их. Ни один воин не пал. Ответный огонь терминаторов разорвал строй воинов тау и растерзал их градом масс-реактивных болтов. Прибывали все новые и новые капсулы. Космодесантники, облаченные в синие доспехи, рассредоточились согласно заданной формации, обеспечивая безопасность плацдарма и ведя огонь по позициям артиллерийских батарей тау. "Громовые Ястребы" с новыми воинами были уже в пути, а орудия противовоздушной обороны тау уже показали себя серьезными противниками Имперских кораблей. Это не должно было продолжаться. Агемман видел, как капеллан Клаузель косил воинов тау как коса траву, его Крозиус Арканум казался слепящей золотой аркой, разрезая плоть и броню. Его Литании Ненависти воодушевляли окружающих, и творимая ими резня была ужасна.

Взрывы и огонь наполнили воздух, вой импульсного оружия и треск болтеров слились во всепоглощающем крещендо. Агемман и его терминаторы прорвались через баррикаду, защищающую подходы к батарее. Актиническое сияние голубоватого света озарило округу, когда орудие дало залп, и Агемман понял, что у них не так много времени. Три механизированных боевых скафандра, элита воинства тау, появились в зоне видимости, поливая его воинов яркими стрелами смерти. Брат Гелион, ветеран Крестового Похода Габала, упал, когда его рука превратилась в кровавые ошметки, плоть и броня, перемешавшаяся в расплавленной массе. Бесстрашный воин заставил себя подняться, его броня накачивала его священными эликсирами, заглушающими боль, они помогут ветерану продолжить бой, несмотря на ужасную рану.

— Джантин! — проревел Агемман. — Штурмпушку!

Брат Джантин раскрутил стволы своего оружия, вой мотора прорывался через гавканье выстрелов и гром взрывов. Штурмпушка выплюнула из ствола заряды, выбившие большие куски брони вместе с инопланетным мясом, когда сотни снарядов разодрали боевой скафандр в несколько секунд. Снаряды продолжали рвать на части инопланетных воинов, даже после того как они погибли.

— Хватит, — приказал Агемман, — тратить боеприпасы без необходимости — расточительно. Три дня поста за ненадлежащее исполнение ритуалов прицеливания.

— Да, брат-капитан, — ответил Джантин, склоняя голову. — Этого больше не повторится.

Агемман принял раскаяние Джантина.

— Я знаю. Но давайте поторопимся, эта батарея сама собой на воздух не взлетит.

Агемман наблюдал, как последний из зарядов взорвался, и огромные стволы орудия рухнули на землю. Языки пламени лизнули небо, в то время как рев транспортов Империума приближающихся к освобожденным посадочным площадкам стал оглушительным. Он и его воины собрались в круг, чтобы вознести молитвы духам войны, живущим в их доспехах и оружии, и поблагодарить их за победу. Потери ксеносов были пока неизвестны, но Агемман не сомневался, что они будут велики. Они не оставили живых, а зона была хорошо защищена, хотя и недостаточно, чтобы противостоять мощи Космического Десанта.

Он закончил Литанию Воина и поднялся на ноги, капеллан Клаузель приблизился, крылья и череп его Крозиус Арканум отсвечивали красным, окропленные кровью врагов. Двое космодесантников пожали друг другу руки в воинском приветствии — запястье к запястью.

— Твои воины сражались с честью и отвагой, — сказал Клаузель.

— Это так. Твое мужество было примером для нас всех.

Клаузель кивнул:

— В тяжелые времена, воинам нужен пример, дабы следовать ему.

Агемман согласно кивнул. Долг капеллана не только воодушевлять космодесантников на новые и новые подвиги, но и поддерживать боевой дух роты. Недавняя потеря капитана и старшего сержанта Четвертой роты, нанесла серьезный удар по боевому духу воинов, и Клаузель провел много дней в молитвах и постах вместе с ними.

— Присоединишься ли ты к нашей молитве? — спросил Агемман, меняя тему разговора.

— Да будет так, капитан Агемман, — ответил Клаузель, — я прочту им Благословение Битвы.

— Ты окажешь нам честь, прочитав ее, — кивнул Агемман.

Обычный бизнес

Белый мог точно сказать, что эти шестеро тупоголовых Шнырей пытаются его кинуть. Они, конечно, вели себя, как надо, и говорили, что следует, да и тесные связи с бандами Верхнего Улья у них имелись, но он жопой чуял, что сделкой тут и не пахло. Он не мог точно сказать, что было не так, но что-то явно было. Может, место для встречи, выбранное Шнырями и находившееся куда ближе к логову тиранидов, чем ему бы хотелось. Ну, или их поведение. Они слишком задирали нос, вели себя так, словно он какой-то лошара, не знающий, как дела делаются, и Белому это совсем не нравилось. Ну вот ни капельки не нравилось. Это означало, что они считали, будто все козыри у них.

Как и все Шныри, эти носили обычные серые спецовки, перетянутые широкими кожаными поясами. Череп каждого был выбрит и растатуирован крестами, стволами и символами банды. Они носили начищенные сапоги по колено, а у двоих были полицейские дробовики Арбитров, явно стянутые с трупов пары Бронзачей. Они как-то слишком явно готовы были их применить и, если бы сделка превратилась в перестрелку, пришлось бы убирать эту парочку первыми.

— Ну че? — спросил один из Шнырей. — Товар зачетный, ага? Твой кореш, походу, просто счастлив.

Белый не мог не согласиться, Спокуха была высшего сорта. У Лекса глаза на лоб вылезли, так его плющила наркота, он тупо лыбился, пустив слюну по подбородку. Если начнется пальба, Лекс считай, что труп. Слава Духу Улья, что он догадался взять с собой Серебрянку и Тигровую Лилию. Девчонки взяли бы любого козла за яйца и заставили горько пожалеть о его, козла, появлении на свет. Он много раз видел результат их работы и был счастлив, что они в его банде.

Обе были одеты в тёмные обтягивающие комбинезоны с пистолетными ремнями. Рыжие волосы Тигровой Лилии были коротко выстрижены полосками, грудь пересекала перевязь разносортных метательных ножей и кинжалов. Белые, как у альбиноса, волосы Серебрянки были стянуты в длинный хвост, вооружение её составляла пара хромированных автопистолетов, выпиравших из-под длинного кожаного плаща. Количество стволов, притараненных Шнырями, заставило его пожалеть о том, что он не взял с собой Траска или Джонни Громилу, но он не сделал этого для эффекта. Он хотел, чтобы Шныри увидели, что ему не нужна огневая мощь, чтобы показать, насколько он крупный игрок.

— Ага, — кивнул Белый, подтверждая сказанное, — похоже на то, только вот Лекс и от кофе кайф ловит, да вот не платит за него ни гроша.

— Слышь, бесплатный образец — это цветочки, да? Брать будешь или как? — раздраженно заявил другой Шнырь. Подозрения Белого возросли до максимума. Они слишком жаждали продать дурь. Обычно Шныри перья распускали, как хреновы павлины, перед тем как приступить к делу.

Они сидели на заброшенном заводе на северной границе Воняльни, одной из самых низких и опасных областей улья Эреб. Даже патрульные Арбитры сюда бы не сунулись без очень веской причины. Жилой квартал упал на завод пару месяцев назад, погибли все рабочие, а большая часть механизмов превратилась в ну очень плоские механизмы. Завод забросили и оставили догнивать, превратив в еще один вонючий осадочный слой металла и плоти. Часть коридоров и помещений в комплексе не пострадала при обрушении. Местечко, где они сейчас сидели, было с низким потолком и россыпью битого стекла и искореженных металлических балок на полу. Плоский корпус прокатного стана служил им столом.

На механизме стояла большая запаянная чашка Петри, наполненная маленькими красными капсулами. Шестьсот доз Спокухи стоимостью в небольшое состояние — достаточно, чтобы закупить тяжелые стволы, подняться повыше, да и урвать территорию получше.

— Ну так че, брать будешь? — повторил Шнырь.

— Может быть. — ответил Белый, незаметно кивнув Серебрянке.

— Не парь мозги — никаких «может быть». «Да» или «нет» — все, что я хочу слышать, усек? Ты берешь нашу Спокуху, ты за нее платишь.

— Слышь, я не говорил, что не буду брать, — парировал Белый, — давай спокойно и без нервов. Мы здесь, чтобы обтяпать дельце, а не грохнуть друг друга.

Шныри, кажется, расслабились и убрали руки от пистолетов. Они, может, и были крутыми в Верхнем Улье, но насчет того, как дела здесь внизу делаются, нихренашеньки не знали.

Белый снова взглянул на чашку Петри. Шестьсот доз Спокухи. На вид даже чистой, не разбодяженной мелом или каменной крошкой. Эта штука заставила бы тебя искренне поверить, что твой мозг изнутри медом намазали.

Все тревоги мира оставались позади, когда ты захавал Спокухи, ну, на время, по крайней мере.

Но годная дурь дешево не достается.

Нет. Эти парни явно его за дурака держали, и ему однозначно это не по нраву было. Он выжил в Воняльне так долго только потому, что полагался на инстинкты, а сейчас у него в голове прямо-таки набат бил. Шныри знали, что у него есть связи и нал, чтобы заплатить за Спокуху, и еще они наверняка попытались бы оставить себе и дурь, и деньги… а это означало, что живыми их отсюда не выпустят.

Белый не был массивным мужиком, но зато был поджарым и мускулистым, и мог драться, как загнанная в угол ведьма. Его кожа была бледной от долгой жизни в темноте подулья, а лицо — грубым и изможденным. На голове Белого была «корона» из обесцвеченных и поставленных короткими иглами волос, а его карие глаза подозрительно осматривали Шнырей. Носил он черные брюки в тигровую полоску, заправленные в сапоги, снятые с убитого Арбитра. На поясе висел длинный нож и струна-гаррота. На белой футболке был выцветший голо-рисунок, изображавший взрыв, менявший размеры, когда Белый двигался. Поверх футболки он носил черный кожаный жилет, а под мышкой — кобуру со стареньким автоматическим пистолетом.

— Слышь, ты сколько за это все хочешь? — спросил Белый. — У вас тут много товара, может, я все сразу купить не смогу.

— Расслабься, мужик. Все в норме. Мы знаем, что у нас тут много. Но нам нужно быстро сбыть, смекаешь? — сказал главный Шнырь, смотря в глаза Белому. Краем глаза тот заметил, что Шныри с дробовиками незаметно сняли их с предохранителей.

Белый откинулся назад, скрестил руки на груди и незаметно расстегнул кобуру на плече. Он заметил, как напряглись Серебрянка и Лилия, готовясь к бою. Они тоже поняли расклад.

Он встретился взглядом со Шнырем и пожал плечами.

— Я ж сказал, сколько хочешь?

— Десять косарей. — выпалил Шнырь.

— Десять, говоришь… — протянул Белый, уже зная следующий вопрос.

— У тебя столько есть вообще?

— Ага. — сказал Белый, скользнув рукой к кобуре.

— Тогда мы сейчас и заберем! — заорал Шнырь, вытягивая пушку.

Белый успел раньше. Он выхватил пистолет и опустошил магазин в рожу Шнырю. Бандит страшно закричал и завалился на спину со снесенной начисто крышкой черепа.

Шныри с дробовиками двинулись. Передергивая помпу, они целились и стреляли. Белый быстро рухнул на пол и перекатился, выпустив еще магазин вслепую. Тигровая Лилия прыгнула на одного из Шнырей и пробила ему с локтя в горло. Она пригнулась и быстрым движением вскрыла ему брюхо ножом с узким лезвием. Шнырь булькнул и рухнул на пол, выронив дробовик и схватившись за перебитую гортань.

Серебрянка спокойно выстрелила из пистолетов второму Шнырю с дробовиком в голову. Белый заменил магазин в пистолете и поднялся из-за укрытия.

Вокруг свистели пули. Он быстро пригнулся снова и дважды выстрелил в присевшего Шныря. Тот захрипел и повалился оземь, заливая пол кровью из ран на груди.

По щеке Белого со щелчком хлыста чиркнуло жало, и он кувыркнулся вперед, к упавшему дробовику, подхватил его в перекате и, быстро присев, несколько раз выстрелил. Шум был ужасный, и Белый завопил от возбуждения, когда Шнырь, выстреливший в него, упал с пробитой насквозь выстрелами чуть ли не в упор грудью.

Серебрянка и Лилия подобрались к нему, перебегая от укрытия к укрытию. Ни одна даже не вспотела. Он улыбнулся им, когда над заводом повисла тишина.

— Пора разделиться, девочки. — сказал он.

— Точно. — прокомментировала Серебрянка. — Как пить дать, рядом еще Шныри нас поджидают.

— Тоже так думаю.

— Единственный способ выбраться отсюда и не попасться им — идти понизу, через логово нидов, — сообщила Лилия, — и это не воскресная прогулка будет.

— Точно. — согласилась Серебрянка. Она выглянула из-за обломка, за которым пряталась, и спросила, — А что насчет Лекса? Мы просто его оставим Шнырям? Они ж его точно грохнут.

— Твою ж мать! — Белый уже забыл о Лексе. Он же так там и лежал, думая, что это все глюки от Спокухи. Белый слышал, как последний Шнырь говорит в передатчик. Скоро придет подкрепление, к гадалке не ходи. Он проверил, заряжен ли пистолет, и взял еще и пушку Серебрянки, передав ей дробовик Арбитра.

— Я заберу Лекса. А ты меня из этого прикроешь. Мы отсюда выберемся, и все будет пучком.

* * *

При их приближении над Воняльней сгущалась тьма. Вооруженные солдаты в черных доспехах шли по извивающимся залам с дробовиками наизготовку у плоских нагрудников. За ними в потоках воздуха от перерабатывающих кислород установок развевались их темные плащи. Патрульный отряд Арбитров, шестеро мрачных человек в полных доспехах, вызывал страх у обитателей вонючих бараков и покосившихся хижин Нижнего Улья.

Командир отряда, капитан Яков Гундерсон, осматривался по сторонам, опасаясь снайпера-Отребья, банды нюхачей-Дикарей или еще кого из многих уродов, рыскавших здесь. На отряд такой численности, идущий с такой скоростью, вряд ли кто-нибудь напал бы, но, если хочешь выжить в Воняльне, лучше на авось не полагаться.

Стена Мертвых в Крепости Округа была покрыта именами тех, кто положился.

Гундерсона боялись. Его имя обитатели Воняльни произносили шепотом. Он подавлял такие бунты, что стращавшие пылких юнцов старики поумнее все равно украдкой оглядывались, словно лишь прозвучавшее имя может материализовать его из воздуха.

Ростом более двух метров, Гундерсон был огромным мужиком, грозным и излучавшим власть и силу. Он был широк в плечах и крепко сбит, со стальными мышцами под полуночно-синими доспехами. Он носил матовый бронзовый значок капитана на левой стороне нагрудника и не надевал шлем. На горле и в ухе у него были бусинки передатчика. Глаза защищал черный щиток.

Оборвыши, обитавшие здесь, прятались от глаз патрульных, запирая наглухо ржавые железные двери и завешивая драными тряпками дыры, служившие в их металлических лачугах окнами. Детей загоняли в дома, Арбитров здесь боялись так же, как и диких бандитов Воняльни или чудовищ-тиранидов, охотившихся в этой области улья Эреб.

Они перехватили радиовызов с незарегистрированной частоты несколько минут назад, когда патрулировали окраины Пятого Района, около полукилометра отсюда. Строго говоря, эта территория в их маршрут не входила, но возможность поймать этого говнюка Белого была достаточно веской причиной.

Белый был занозой в боку Якова Гундерсона дольше, чем тот позаботился запомнить. Несколько раз Гундерсон почти уже держал мелкого бандита на мушке, но скользкая скотина постоянно ухитрялась сбежать.

Известно было, что он работает на нескольких крупных производителей в промышленном городе Десирата, синтезировавших Спокуху, Нервяк, Дергун и Трон знает что еще на тайных заводах и отправлявших это все в каждый улей на планете и, по слухам, не только на ней.

Белый был значимым игроком в мерзком преступном мире улья Эреб. Он хозяйничал на довольно большой территории со своей бандой, Крадущимися в Ночи, и поставлял наркотики и оружие страждущему населению улья. Еще хуже было то, что в территорию Белого входила часть Тринадцатого Округа, вотчины Гундерсона. Кроме простого удовлетворения, пуля в башке Белого нанесла бы сильный удар по перевозкам наркотиков в нижний улей из Десираты.

Из перехваченной передачи стало понятно, что сорвалась какая-то сделка с наркотой, и что, похоже, там был и Белый.

Гундерсон нес дробовик, как часть своего тела, почти нежно держа его. Оружие было заряжено снарядами «Палач», самостоятельно наводившимися на цель. На сей раз Белый сбежать не мог.

Шестеро патрульных добрались до разрушенного завода, определенного передатчиками как источник сигнала, и начали взбираться по груде балок и железных обломков к сложенному из ржавого металла проходу внутрь.

Внутри они сразу услышали крики и стрельбу, тяжелое буханье дробовиков и треск пистолетов. Гундерсон передернул помпу своего дробовика и повернулся к своим людям.

— Белый — мой!

* * *

Белый заорал и перевернул ящик, стреляя вслепую. Серебрянка встала позади него и начала стрелять из дробовика по выжившему Шнырю. Он прятался за укрытием и очень бы хотелось, чтобы он там и оставался.

Белый почти добрался до Лекса, когда увидел, что совершил ошибку. Большую ошибку.

Свет, проникавший сквозь вход на завод, внезапно был перекрыт ввалившимся отрядом Бронзачей. Белый выругался, когда узнал плечистого командира, и извернулся, пару раз пальнув.

Он попал, но выругался еще раз, когда пули отскочили от тяжелых доспехов Бронзача. Гундерсон развернулся на звук выстрелов, и его лицо исказила зверская ухмылка, когда он тоже узнал свою жертву. Белый вертелся, ища укрытие.

Гундерсон вскинул дробовик и дважды выстрелил.

Белый увидел характерные для снарядов, прозванных в подулье Тушколовами, вспышки, когда включились их маленькие двигатели. Он понял, что ему хана. Выиграл в игре в ящик. Он все равно бежал, резко сменив направление, когда ему в голову пришла идея.

Он нырнул вперед и спрятался за обдолбанной тушкой Лекса.

Прости, дружище Лекс, либо ты, либо я.

И смирись. Это ты.

Он почувствовал два толчка, когда Тушколовы врезались в живой щит, вырвав из тела Лекса куски размером с блюдце. Тот не издал ни звука, и Белый понял, что он был до того удолбан, что даже ничего не почувствовал. Белый вздрогнул, подумав, что если Лекс выживет, больно будет охерительно, когда Спокуха-то пройдет. Он прижался к Лексу теснее, услышав еще выстрелы из дробовика и напрягся, приготовившись к агонии от попадания дроби, сдирающей мясо с костей, или снаряда, пробивающего ему грудь.

Он он ничего не ощутил — и понял, что стреляет Серебрянка.

— Беги! — крикнула Серебрянка, стреляя в Бронзачей и вынудив их искать укрытие. Она дала ему время, и он мысленно отметил это как свой долг. Белый вскочил на ноги и перекатился через прокатный стан, успев при этом схватить чашку Петри.

Чувствуя себя молодцом, он не заметил, что чуть не приземлился на последнего Шныря.

На мгновение оба застыли, пока Белый не рванулся вперед, ударив бритого лбом в нос. Шнырь взревел от боли и прижал руки к лицу.

Белый навалился на корчащегося Шныря и вбил ему в подбородок ствол пистолета. Он закрыл глаза и спустил курок. Голова Шныря взорвалась, обдав Белого кровью и мозгами, треск выстрела потерялся в какофонии выстрелов из дробовиков вокруг.

В него летели осколки бетона и стекла, и он скорчился, стараясь стать как можно меньшей целью. Он слышал, как Тигровая Лилия и Серебрянка цветисто ругались на Бронзачей. Он постарался не представлять себе исполнение проклятий.

Было ясно, что все зашло слишком далеко. Нужен был козырь. Он проверил магазины обоих пистолетов. Меньше половины снарядов. Белый утишил дыхание, готовясь к рывку. Смерть или сияние славы. Он уже напряг мышцы, когда увидел отблеск металла под залитым кровью трупом Шныря. Он ухмыльнулся, вытащив из-под тела кожаную разгрузку с самодельными гранатами.

Для него предназначены, наверняка. Он уже собрался достать из кармашка одну гранату, когда остановился и снова улыбнулся.

Ну и хер с ним.

Он быстро вытащил чеки у всех гранат и поднялся, раскручивая тяжелый ремень над головой. Выкрикнув ругательство, он запустил ремнем в спрятавшихся Бронзачей.

Грохот выстрела из дробовика загнал его обратно за ящик. Но он все-таки успел посмаковать предостерегающий вопль Бронзача, осознавшего смертоносность прилетевшего предмета.

Осколочные гранаты одновременно рванули среди Арбитров. Бритвенно острые куски раскаленного металла разлетелись во все стороны, и людей разорвало на куски шрапнелью. Белый зажал уши, защищаясь от грохота, когда взрывная волна вынесла его из укрытия. Эхо взрыва металось по помещению, смешиваясь с криками выживших и опасным скрежетом искореженного металла.

Крыша раскололась, из быстро расширяющихся трещин захлестала вода. Учитывая то, что над ним были сотни тонн металла, номер с гранатами был не самой лучшей идеей в его жизни.

Пора было выскальзывать из ситуации.

Он вскочил и побежал к Серебрянке и Лилии, мельком глянув на учиненную им бойню. Трое Бронзачей погибли, четвертый стоял на коленях, зажимая вспоротый живот и отчаянно пытаясь удержать кишки внутри. Командира видно не было. Но было бы глупо полагать, что Гундерсон был убит: говнюк был слишком увертлив.

Словно в ответ, из-за мусора поднялась черная фигура и прицелилась из дробовика в бегущего бандита. Серебрянка выстрелила в Гундерсона, но тот не пошевельнулся. Может, он и говнюк, но говнюк храбрый, нехотя признал Белый. Пуля Серебрянки врезалась в толстый нагрудник. Когда Гундерсон выстрелил, Белый пригнулся, почувствовав, как по спине словно раскаленными граблями продрала сквозь кожаный жилет, футболку и кожу дробь.

Уши заложило от пальбы, но он услышал, как металлический потолок завода издал последний жуткий скрежет протеста и медленно начал обрушиваться на пол кусками пластона и железа. Он увидел, как Серебрянка выкидывает пустую обойму дробовика и бежит за Лилией по направлению к выходу в канализацию, который они планировали использовать для отступления, если дела пойдут не так, как надо. Он прыгнул с диким воем и прокатился по полу, рухнув вслед за ними в темноту канализационного туннеля.

* * *

Белый жадно глотнул ртом воздух и тут же пожалел об этом. Вонь канализации улья Эреб (произведенная отходами жизнедеятельности шести миллионов человек) ужасала.

Он стоял по колено в смердящем бурном потоке, вязком от дерьма. Твою ж мать, никогда говно из сапог не вычистить! Изгибы тоннеля перекрывали и без того слабый свет, проникавший в трубу, так что темнота стояла — хоть глаз выколи. Белый сунул руку в карман, кряхтя от боли в раненой спине, и вытащил зажигалку. Он откинул латунную крышку и чиркнул кремнем.

Зажегся слабый огонек, осветивший задницу, в которую они попали. Стальная труба была полутора метров в диаметре и полностью заполнена говном. Мутная жидкость не двигалась, потому что дальний конец трубы забило мусором и булыжниками.

— Ты как? — заботливо спросила Серебрянка. — Я уж думала, Бронзач тебя замочил.

— Он почти и замочил. Этот урод упрямый. Вынюхивает меня Дух знает сколько уже. Впрочем, пока не сцапал. — ответил Белый.

— Кажется мне, мы около жучьего логова. — с явным страхом в голосе произнесла Тигровая Лилия. — Идти нужно тихо, а то нас на ломтики настрогают.

Белый кивнул. С тех пор, как космодесантники выпинали с планеты тиранидов, местные ребята из Имперской Гвардии и сил гражданской обороны постоянно охотились за оставшимися одиночными тиранидами, ушедшими глубоко в подулье. Несмотря на их старания, в сырой тьме нижних уровней улья Эреб еще плодились выводки мелких тварей. Когда ниды напали на улей, Белый плечом к плечу с ополчением сражался с ползущими изо всех труб и перерабатывающих установок тварями с серповидными когтями, которыми они выпотрошили сотни жителей нижнего улья. Белый на всю жизнь навидался жуков и был уверен в своем нежелании видеть их еще раз.

Но война закончилась три месяца назад, и Белый не стал медлить с возвращением к серьезным делам — доставке нелегальных наркотиков и оружия. Мотивационные видео и постеры, конечно, сообщали, что помочь в истреблении тиранидов — долг каждого гражданина, но Белый хотел, наконец, заняться своим обычным бизнесом.

— Ты свистнул Спокуху? — за осторожным вопросом Лилии слышалось тщательно скрытое нетерпение.

— Ага, прикарманил малехо. Но пока до базы не доберемся, никто ничем не упарывается. Нам меньше всего нужно валяться в отрубе, если на нас свалятся жуки. — сказал Белый, засовывая чашку Петри в карман плаща.

Он поморщился и ткнул пальцем вглубь канализационного тоннеля, плавно загибавшегося вниз и спускавшегося в темноту.

Теперь, когда появилось освещение, он заметил на стенах блестящий налет, склизкий осадок, который ему ни капли не нравился.

— Похоже, впереди долгая дорога. Вперед, погнали. Я не хочу тут зависать дольше, чем надо.

* * *

Гундерсон прыгнул вперед, когда масса металла и бетона начала обваливаться. Он вскрикнул, когда стальная балка упала ему на спину, прижав его к полу, и выкатился из-под падающих каменных и железных обломков, грохот от падения которых заглушал крики ярости и боли. Он заметил, что за ним ползет патрульный Делано, у которого по виску текла кровь. Яков ткнул пальцем в направлении входа в канализацию, куда спрыгнул Белый.

Потолок продолжал угрожающе скрипеть, и Гундерсон понял, что оставаться здесь — самоубийство. Вокруг них падали булыжники, и спустя какое-то время они точно станут очень плоскими. Гундерсон и Делано скользнули в туннель. У Белого была фора, но погони он ожидать не будет. А Гундерсон уж заставит его заплатить за недальновидность.

* * *

Белый, конечно, бывал в местах и похуже, чем внутри канализационной трубы, но ненамного. Вонища стояла ужасная, и он даже думать не хотел, что за извивающиеся силуэты мелькали в потоке.

Обычно он выбирал путь для отступления как-то получше.

Но любая перестрелка, из которой ты выбрался без потери конечностей и с полными карманами Спокухи, — хорошая перестрелка, так что ему не на что было особенно жаловаться.

Наконец, в конце трубы показался свет, и она закончилась большим залом с тусклым освещением и сильным эхо. Из зала во все стороны шли тоннели, и Белый без особых колебаний выпрыгнул из трубы. Выбрав себе тоннель по левую руку, он побрел к нему.

Они прошли шагов десять, прежде чем обнаружили тела.

Пятеро чистеньких скелетов Дикарей. Вода вокруг них еще была полна крови, так что тот, кто ободрал с них все мясо, сделал это мгновенно. В подулье было полно существ, способных убить человека, но Белый не знал ни одного, которое могло бы сделать это так быстро. По крайней мере, не с этой планеты. От этого убийства несло тиранидами за километр, а они уже должны быть близко к логову. Пора двигаться.

Ближайший к Белому Дикарь мертвой хваткой вцепился в дробовик, и тот ухмыльнулся, наклоняясь, чтобы поднять оружие.

— Даже не думай. — прогремел голос позади.

Он потянулся к кобуре, но щелчок помпы дробовика предупредил его, что лучше так и впрямь не делать. Он медленно развернулся, подняв руки над головой, и увидел двоих залитых кровью патрульных, появившихся из той же трубы, что и они с девушками. Гундерсон спрыгнул в залитый водой зал, а второй патрульный прикрывал его спину.

— Это оружие — собственность Империи. — произнес Гундерсон. — Только тронь, и я тебе башку снесу.

— Так и чешутся лапки, да?

— Даже представить себе не можешь, как ты прав.

— Ну так почему не пальнуть? — спросил Белый.

— Ну уж нет. — ответил Гундерсон. — Ты, говнюк, так легко не отделаешься. Я тебя арестовываю, Белый. Закую в кандалы, как собаку, а ты и есть собака, и пусть вся планета видит, как я тебя засажу.

Белый глянул на Серебрянку и Тигровую Лилию, но, как и он сам, они понимали, что рыпаться вредно для здоровья. Патрульные были на взводе. У них кровь кипела, и, получив малейший намек на сопротивление, они бы открыли огонь. Придется не дергаться.

— Слышь, мужик, скелеты видишь? — Белый кивнул на трупы. — Вот эти ребята стали хавчиком нидов, сваливших сюда после войны, и я жопой чую, что их логово где-то поблизости. Начнешь палить из своей пушки, и сюда припрется целая толпа жуков, так что давай-ка спокойно держаться, лады?

— Ты моих людей грохнул! — проорал Гундерсон. — Не смей мне вякать про спокойствие! Я спокоен! Делано, тащи сюда наручники.

Единственным ответом на приказ Гундерсона было бульканье позади, и он решился обернуться и посмотреть, что за херней страдает Делано.

Патрульный Делано все еще находился у выхода из трубы, но из его живота теперь торчал длинный коготь. На лице Арбитра было написано комичное изумление, и он хрипел от боли, из уголка рта у него капала кровь.

— Что за на… — начал Гундерсон, но коготь вытащили из тела Делано, и патрульный повалился в воду. За ним стояло гибкое мускулистое существо с жуткими когтями, красными от крови, и костлявым телом. Тварь зашипела, обнажив поблескивавшие клыки, и ее белые глаза зажглись чужацкой злобой.

Ее мощные ноги распрямились, словно сжатая пружина, и тварь выпрыгнула из трубы им навстречу. Впрочем, она взорвалась на подлете, когда Гундерсон выстрелил из дробовика. Между бетонными стенами забилось эхо. Он быстро перезарядил оружие и подбежал к Делано, чтобы помочь ему подняться на ноги, когда со всех сторон раздался скрежет когтей и чужацкое шипение.

Звуки раздавались изо всех тоннелей разом. И быстро приближались.

— Мать твою, Арбитр. — прошептал Белый, пытаясь определить источник звука. — Ну и наломал же ты дров!

Еще одна тварь упала с потолка, плюхнувшись позади Белого. Ее когти потянулись к его шее. Он попытался кувыркнуться вперед, но врезался рожей в бронированный череп другого урода, поднимавшегося из воды. Из разбитого носа хлынула кровь, и Белый взвыл от резкой боли, повалившись назад себя в воду.

Гундерсон и Делано дали еще один залп дробью, когда из тоннелей вынеслась толпа ужасающих чудовищ, чужацкая волна чешуйчатых бронепластин, хитиновых лезвий и клыков.

Белый поднялся на колено, когда две твари с передними лапами-серпами, пригнувшись, побежали к нему, рассекая вонючую воду.

Он тут же узнал в них гормагонтов, с которыми достаточно повоевал, чтобы знать, в какой он заднице. Их белесые глаза сверкали на вытянутых мордах убийственным светом.

Гормагонт-вожак поднял голову, склонил ее набок и попробовал воздух языком, словно змея. Белый вогнал пулю ему промеж глаз, и на него бросился второй гонт. Белый кинулся на пол, и тварь пролетела над ним, прокатившись клубком дергающихся когтей. Пока она поднималась, Белый опустошил остаток магазина ей в затылок.

Еще несколько жуков упало с крыши в окружавшие их отбросы. В зале оглушительно грохотали залпы из дробовиков Гундерсона и Делано, отступавших к Тигровой Лилии и Серебрянке. Лилия вытащила свои кинжалы и вонзила их в шею гонта, а Серебрянка вытягивала пистолеты из кобуры. Но до того, как она смогла выстрелить, двое гонтов выпрыгнули из тоннеля за ней и врезались ей в спину. Она вскрикнула и ничком свалилась в воду. Когти тварей рванули ей спину, их лезвия поднялись для удара.

Белый вставил новый магазин в пистолет и дважды выстрелил в мягкое подбрюшье одного из гонтов, сшбив его со спины Серебрянки. Гундерсон вломил второй твари по башке прикладом дробовика, отчего у нее с тошнотворным треском раскололся череп. Он пинком отбросил чужака, а Лилия помогла отплевывающейся Серебрянке подняться. Белый тоже встал и направился к девушкам. Он видел, как из тоннелей вокруг выскакивают еще гонты, и насчитал минимум дюжину уродов. Внезапно пистолет показался слабоват.

Гундерсон с чуть ли не осязаемой злобой посмотрел на Белого. Тот ухмыльнулся, зная, что патрульный понял — ему понадобится помощь Белого, чтобы прожить еще хоть пару минут.

Бледный Делано подпирал собой бетонную стену, кровь заливала его пах и ноги. Людей окружало около двадцати гормагонтов. Белый надеялся, что у них было достаточно патронов, чтобы разобраться с таким количеством чужаков.

Он увернулся от прыгнувшего на него гормагонта, махавшего когтями. Белый выстрелил ему в грудь, увернулся от следующего прыгуна и снова нажал на курок. Магазин был пуст. Он быстро вытянул из-за пояса нож.

Жук рванул вперед. Белый снова увернулся, подскочил поближе к тираниду и взмахом снизу-вверх перерезал ему горло. Они вместе со слабо дергающимся гонтом, у которого из горла хлестала кровь, упали в воду.

Белый вскочил на ноги, держа нож наготове и грозя им гонтам впереди. Серебрянка кинула ему магазин для пистолета, и он перезарядил оружие. Гундерсон палил по тварям, каждым выстрелом разрывая очередную на кровавые куски.

— Нужно валить отсюда! — крикнул Белый.

— Да ты что, блин? — фыркнул Гундерсон.

— Отступаем в тоннель сзади, они только оттуда не лезут!

Гундерсон кивнул и начал отходить назад. Гонты окружили их грубым полукругом, обнажив клыки и подняв когти. Петля медленно затягивалась, но чужаки не рвались вперед, словно загоняя жертву.

— Почему они не нападают? — шепотом спросила Серебрянка.

— А не насрать? — ответила Лилия. — Давайте уже ноги делать!

— Точно. — согласился Белый, пятясь к трубе. Гонты приближались, сохраняя дистанцию. Да что ж они не нападают-то? Словно в ответ на эту его мысль раздался ужасающий вой из тоннеля за кольцом гонтов, и в зал ввалилось чудовище из самого страшного кошмара.

Белый видал разных адских созданий, когда воевал с тиранидами, и очень внимательно изучал видеозаписи о различных видах чужацких тварей и их жутких способностях, которые показывали солдатам комиссары.

Но даже его потряс облик этой мрази.

Она была выше человека ростом, на спине росли шипы и пластины красной хитиновой брони. Голова существа словно распухла и была обожжена, дико смотрели белые глазные яблоки, а широкие челюсти были полны рядами тонких, как иглы, клыков. Смахивала она и на гонтов — мускулистые задние ноги и огромные серповидные когти, заканчивающие передние лапы. На груди росли когтистые руки, пальцы которых сжимались в такт зловонному дыханию. Бугристые мышцы существа были расслаблены.

Грудь тиранида покрывали влажно поблескивавшие розовые отростки. Зазубренные крюки скребли по костяному экзоскелету, словно обладая собственной жизнью. Наверное, когда-то это был один из гонтов, но изолированность от рой-флота запустила механизмы эволюции, создав вожака стаи. Впрочем, как бы то ни было, для них это были плохие новости.

— Император, спаси и сохрани… — прошептал Гундерсон. Серебрянка быстро залезла в тоннель за ними и развернулась, чтобы подтянуть Тигровую Лилию.

— Залазь! — прошипела Серебрянка, протягивая Белому руку. Он схватился за нее и забрался в тоннель одновременно с первым грохнувшим шагом чудовища. Белый обернулся. Гундерсон и Делано стояли перед огромной тварью.

— Да стреляйте же по этому уроду! — заорал он.

Делано повторять было не нужно — он тут же нажал на спусковой крючок дробовика. На таком расстоянии промазать он не мог, и Белый увидел лиловую вспышку около твари почти одновременно с грохотом выстрела. Когда отпечаток вспышки на сетчатке исчез, оказалось, что существо невредимо. Он понял, что его защищало природное силовое поле. Такие поля создавали некоторые крупные тираниды во время войны.

Внезапно грудь вожака всколыхнулась, раздвинулись розовые складки кожи и толстые нити мышц хлестнули Делано. Зазубренные крюки пробили доспехи патрульного и его плоть, зацепившись за ребра. Мышцы снова сократились, и Делано как ветром сдуло. Гундерсон попытался схватить его, но не успел, и Арбитра притянуло вплотную к чудовищу.

Делано врезался в жука, и его крики быстро затихли под размеренными ударами верхних когтей. Вскоре тело патрульного превратилось в мягкую массу мяса с кровью, в которой едва можно было узнать человека. Пока тиранид изничтожал Делано, Гундерсон добрался до входа в тоннель. Чудовище бросило изуродованный труп в воду. Белый помог Арбитру залезть внутрь, и они побежали по тоннелю, преследуемые воем гонтов, прозрачно намекавшим, что тираниды от них не отстают.

Гундерсон бежал впереди, освещая дорогу подствольным фонариком на дробовике. Белый шел замыкающим, нервно оборачиваясь, потому что скрежет когтей все приближался и приближался.

— Давайте, ну же! — шипел он. — Шире шаг, ребята!

Он тяжело отрывисто дышал и почти чувствовал спиной горячее дыхание тиранидов. Он бросил короткий взгляд через плечо, и мог бы поклясться, что видел позади силуэт огромной твари. Слишком близко, слишком!

После очередного поворота тоннель закончился большой инспекционной залой с ржавой железной лестницей, ведущей во тьму наверху. Остальные уже пробежали мимо нее, но он понимал, что бежать дальше в тоннели — не выход. Чудовище было слишком быстрым, а мелких тварей оставалось больше, чем у них было патронов.

— Эй! — притормаживая, воскликнул Белый. — Нам наверх!

Он моментально взобрался по лестнице, страх придал ему сил. Вела лестница в еще один тоннель, широкую бетонную трубу, на одном конце которой виднелся слабый свет. Серебрянка выбралась из тоннеля и тут же отошла, пропуская Гундерсона. Как только выбрался он, Лилия вцепилась в края люка и начала подтягиваться наверх.

Она внезапно вскрикнула. Белый схватил ее за запястья, а могучие чужацкие конечности тянули ее вниз. Лилия жутко кричала, Серебрянка и Гундерсон стали помогать удерживать ее.

Раздался страшный треск рвущейся материи, и Белый сначала подумал, что разорвалась ее одежда. А потом изо рта девушки выплеснулась алая струйка крови, и все трое повалились назад себя, все еще держа верхнюю половину Тигровой Лилии. В ее глазах еще слабо мерцала жизнь, и от ужаса Белый не мог отвести глаз от девушки, пока ее мучительный крик не превратился в жуткое бульканье.

Тиранид с оглушительным криком начал проталкивать свою тушу вверх по тоннелю, и Белый взвыл от ярости. Он встал на колени, одновременно вытаскивая пистолет и целясь в голову чудовища. Раздалось несколько выстрелов, но ни одна пуля не пробила силовое поле твари.

Та в ответ выбросила вверх лапу с когтем и откинула его от люка, рубанув от бедра до плеча. Гундерсон отстрелял по твари свои последние заряды, а Серебрянка схватила один из ножей Тигровой Лилии.

Чудовище возвышалось над Белым, и он понял, что вот оно, сведение счетов с жизнью. Не совсем по плану, да.

Могучие когтистые лапы твари, которыми оно разорвало Лилию надвое, подтянули его к клыкастой пасти. Белый слышал, как Серебрянка выкрикивает его имя, пока он пускал последние пули из пистолета в морду тиранида в упор. Тот страшно взвыл, когда одна пуля каким-то образом пробила силовое поле и выбила ему левый глаз. Хватка усилилась, когти глубже вонзились в тело Белого, и он закричал от боли, истекая кровью.

Он судорожно искал хоть какое-нибудь оружие, теряя сознание от болевого шока, вызванного ранами от когтей. Его пальцы сомкнулись на чем-то, лежавшем в кармане, и он запихнул штуковину глубоко в пасть твари. Оттолкнувшись ногами, он освободился от тиранидских объятий, оставивших ему несколько глубоких рваных ран на боках. Белый сильно ударился лицом о бетон, выбил себе несколько зубов и попробовал свою кровь на вкус.

Он услышал еще один выстрел из дробовика и затем лязг курка. Патроны кончились. Тварь ударила Гундерсона в грудь когтем, пробившим доспех и разрезавшим плоть, обнажая кость. Патрульный свалился без сознания, роняя дробовик.

Все кончено, понял Белый, ожидавший добивающего удара. Но секунды тянулись, а ничего не происходило. Затем он услышал жалобный стон и непонимающий хрип чужака.

Белый почувствовал, как что-то грохнулось на пол за его спиной, и закрыл глаза. Впрочем, он заставил себя снова их открыть и оглядеться. В тоннеле было жутко тихо, только слышалось тяжелое дыхание и тихое журчание воды внизу. Внезапно засмеялась Серебрянка, визгливо и с облегчением. Белый еле-еле приподнялся, сел на пол, прислонившись к стене тоннеля, и, не веря своим глазам, уставился на открывшееся зрелище.

Бока огромной твари, неподвижно лежащей на полу тоннеля, едва вздымались в такт дыханию. Он мог дотронуться до зубастой пасти, из которой тянулась ниточка слюны. Белый закрыл глаза и мысленно проиграл последние события в голове: смерть Тигровой Лилии, пальба и… он запихнул что-то твари в пасть. Очевидно, это не была граната, на что он надеялся, но что тогда? Он заметил несколько красных капсул, валяющихся около морды тиранида, и внезапно понял, что же он сделал.

Шестьсот доз Спокухи за раз!

На его глазах грудь чужака поднялась последний раз, и его сердце наконец отключилось от седативного эффекта наркотика. Долгий тяжелый предсмертный кашель изошел на тонкий свист, и Белый почувствовал все нарастающее желание истерично захохотать. Тиранид передознулся Спокухой. Неудивительно, учитывая, что ему пришлось заглотить шестьсот доз разом. Серебрянка помогла ему подняться, и они вдвоем уставились на труп существа, чуть их не прикончившего.

— Ну и денек, а? — заключила Серебрянка.

— Денек что надо. — согласился Белый.

Серебрянка кивнула в сторону Гундерсона, валявшегося без сознания.

— Что с ним делать будешь? Мне его прикончить?

Белый покачал головой.

— Нет, думаю, не надо.

— А че так? Он бы тебя прикончил.

— Может быть. — кивнул Белый, — но ты только прикинь, как его будет сверлить то, что мы могли его убить, но не сделали этого.

— Как хочешь. — пожала плечами Серебрянка.

Белый поморщился от боли, когда они пошли к свету в конце туннеля, голова у него кружилась от от потери крови. Но любая драка с чужацким чудовищем, из которой ты выбрался без потери конечностей — хорошая драка, так что ему не на что было особенно жаловаться.

— Да, — подумал Белый, — обычный, блин, бизнес.

Железный шторм

ПРОЛОГ

Электросвечи в помещении астропатов светились тускло, но выжженные глазницы находившихся в зале людей позволяли им не замечать внешних неудобств. Аромат священных благовоний наполнял воздух, а единственными звуками были тихий гул машин и скрип стилусов в руках множества сервиторов-писцов.

Сервиторы, расположенные напротив друг друга в два ряда, склонились над сучковатыми аналоями, их испачканные чернилами, покрытые мозолями пальцы скользили по пергаменту, фиксируя информацию, поступающую в остатки мозга. Позади каждого из них стояла блестящая медная капсула, похожая на металлический гроб. Золотые провода тянулись от покрытой инеем поверхности каждой из капсул, с боков же свисали ребристые кабели, паутиной протянувшиеся по краям комнаты.

Сгорбленная фигура, закутанная в красные с золотым шитьем одеяния Адептус Механикус, медленно двигалась по вымощенному камнем нефу вглубь комнаты, время от времени останавливаясь, чтобы просмотреть аккуратные записи каждого сервитора. Лицо адепта было погружено в тень, и под капюшоном из плотной ткани угадывалось лишь мерцание бронзы. Он остановился у самого дальнего сервитора и вгляделся в лишенное выражения лицо хирургически созданного раба, рука-перо которого заполняла страницу потоком четких, угловатых знаков.

Он обошел сервитора и встал у золотого похожего на гроб прибора у того за спиной. Скрученный пучок тонких проводов спускался с вершины гроба к ряду входящих разъемов, просверленных в затылке сервитора.

Адепт провел затянутой в черную перчатку рукой по блестящей поверхности золотого гроба и вгляделся в то, что находилось за мутной стеклянной панелью. Внутри лежала молодая женщина-астропат, ее истощенное тело было подключено к прозрачным шлангам, снабжавшим ее питательными веществами и химическими стимуляторами и выводившим отходы жизнедеятельности. Как и сервиторы-писцы, она была лишена глаз, а ее губы беззвучно шевелились. Полученное ею с другого конца галактики телепатическое послание через психически изолированные кабели передавалось записывающему сервитору, чтобы его механически пальцы придали сообщению материальную форму, записывая его на освященном пергаменте.

Адепт извлек из глубин своего одеяния фиал с янтарной жидкостью, протиснулся мимо устройства, державшего девушку в плену, и встал на колени рядом с переплетением пульсирующих кабелей, выходящих из задней панели. Он перебрал несколько трубок, пока не нашел нужную, затем отсоединил шланг питания от капсулы и вскрыл фиал, постаравшись, чтобы ни капли жидкости, содержащейся внутри, не попало на него.

Подняв конец отсоединенной трубки, Механикус позволил части наполнявшего ее густого вещества вытечь на пол, после чего аккуратно влил содержимое фиала в шланг и, подождав, пока субстанция впитается в бесцветное желе внутри, присоединил трубку обратно к капсуле. Довольный сделанным, он поднялся и вернулся в неф, в то время как янтарная жидкость начала свой путь по залу, перемещаясь по питающим трубкам от одной капсулы к другой.

Адепт быстрым шагом направился к выходу но, уже открыв дверь, остановился и прислушался. Один за другим стилусы писцов останавливались, и лицо под капюшоном улыбнулось наступающей тишине.

ПЛАЦДАРМ

Глава 1

«Пусть Император отправит душу майора Тедески в варп», — с горечью подумал гвардеец Хоук, придвигаясь плазменно-волновому генератору — единственному источнику тепла в тесном помещении следящей станции. Он испытывал немалое удовольствие, представляя, как выпускает лазерный заряд прямо в затылок командиру своего батальона, пока тот бродит по засыпанным пеплом эспланадам Тор Кристо.

Один проступок! Всего один мелкий проступок, и майор, выгнав их с теплого насиженного местечка в Тор Кристо, где не беспокоили придирчивые офицеры, перевел их в эту дыру.

Хоук без всякого интереса взглянул на сенсорный экран, со скукой отметив, что снаружи — вот чудеса! — ничего не происходило.

Как будто кому-то в здравом уме могло прийти в голову попытаться атаковать Гидру Кордатус. Все, что здесь было, это единственная осыпающаяся цитадель, торчащая на проклятой пыльной скале, безрадостная, как сердце убийцы, и не представлявшая ценности для кого бы то ни было — и в первую очередь для гвардейца Хоука.

Люди не приезжали на Гидру Кордатус добровольно: их закидывала сюда жестокая судьба.

Он сидел в холодном тесном помещении одной из шестнадцати горных станций слежения, расположенных вокруг Иерихонских Водопадов, космического порта, служившего единственной связью этого захолустья с внешним миром. Приборы на станциях постоянно прочесывали местность в поисках гипотетических врагов, хотя вряд ли они когда-нибудь появятся, даже прознай они о цитадели.

Как было известно каждому, назначение на такую станцию было сущим кошмаром. Отопление едва работало, оглушительный вой пронизывающего ветра, что метался между высокими вершинами, сводил с ума, заняться было решительно нечем, и одна только скука могла ввергнуть в отчаяние даже самого волевого человека. Единственной обязанностью наблюдателя было следить за приборами и отмечать случайный зубец на монотонных показаниях дисплея.

Хоук еще раз помянул нехорошим словом свое невезение и вернулся к оригинальным и изобретательным фантазиям насчет того, как наилучшим образом снести голову Тедески.

Само собой, что на дежурство они явились с изрядного похмелья. Ну, на самом деле они были, скорее всего, все время пьяны, но чем еще прикажете заняться на этой забытой Императором скале? Что-то им в последнее время не поручали никаких важных сверхсекретных миссий. Им просто выпало раннее дежурство перед сменой караула. Во имя Трона, они и раньше являлись на дежурство в подпитии, и никаких проблем не было!

Им просто не повезло, что в то утро Тедески объявил учебную тревогу и их застукали спящими сном младенца на стенах Кристо. Да уж, невезение, но хорошо еще, что их не поймал кастелян Вобан.

Они получили взбучку от майора Тедески и в результате оказались здесь, в этой затерянной в горах бочке из рокрита, чтобы высматривать врагов, которые никогда не появятся.

Сейчас внутри он остался один, а два его собрата по несчастью были снаружи, среди засыпанных пылью скал, в нескольких сотнях метров от станции. Разочаровавшись в обогревателе, Хоук встал, потопал ногами и похлопал себя руками, безнадежно пытаясь согреться, затем подошел к рокритовой стене небольшого бункера. Он выглянул в одну из смотровых амбразур — смехотворное название — частично перекрытую похожей на обрубок рукоятью штурмовой пушки, и попытался определить, где находятся эти жертвы гнева Тедески.

Спустя несколько минут он с отвращением бросил это занятие. Все равно ни черта не видно в этих пылевых вихрях. Им очень повезет, если они хоть что-нибудь найдут в этом сером супе. Все началось с одного крошечного зубца на дисплее, после чего им пришлось тянуть соломинку, чтобы выяснить, кто будут те двое везунчиков, которым предстоит выйти наружу на разведку.

С помощью Императора Хоуку удалось смухлевать, и он остался сидеть в скудном тепле бункера. Двое других отсутствовали уже около получаса, и он подумал, что пора бы проверить, как там у них дела. Хоук покрутил настройки на вокс-панели.

— Хитч, Чаредо? Нашли что-нибудь?

Он передвинул переключатель в положение «прием» и стал ждать ответа.

Белый шум статики вырвался из потрепанных динамиков вокса и наполнил станцию призрачным, бессмысленным звуком. Пристально глядя сквозь амбразуру и поглаживая предохранитель штурмовой пушки, Хоук опять передвинул переключатель.

— Эй, вы, двое! Если все в порядке, то ответьте. Прием!

Опять послышался шум статики, и Хоук торопливо снял пушку с предохранителя. Он уже был готов вновь повторить свой вызов, когда вокс с хрипом ожил, заставив гвардейца рассмеяться с облегчением.

— Издеваешься, Хоук? Здесь ни хрена нет, кроме нас! — сказал голос, который, несмотря на завывание ветра, явно принадлежал гвардейцу Хитчу. Помехи усилились, и Хоук подкрутил настройки, довольный тем, что услышал, наконец, знакомый голос.

— Да, я так и понял, — ответил он и рассмеялся. — Спорю, погано там, снаружи!

— Чтоб тебя разорвало, старик! — ругнулся Хитч. — Мы тут задницы отморозили, так что кончай ёрничать.

Хоук хихикнул, услышав, как Хитч продолжает ругаться.

— Здесь ничего нет. Должно быть, ошибка оборудования или что-то вроде. Мы прямо на том самом месте, и вокруг на многие километры нет ничего живого.

— Ты уверен, что место точно то самое? — поинтересовался Хоук.

— Конечно, я, черт тебя побери, уверен! — крикнул Хитч. — К твоему сведению, я умею читать карту. Не все же такие тупицы, как ты.

— Не сильно на это рассчитывай, малыш Хитчи, — сказал Хоук, наслаждаясь негодованием своего товарища.

— Здесь ничего нет, — повторил, ругнувшись, Хитч. — Мы возвращаемся.

— Ладно, увидимся.

— Приготовь нам рекаф, хорошо? И позаботься, что бы он был горячее, чем ад.

— Непременно, — заверил Хоук, выключая вокс.

Он уже допил остатки рекафа и теперь приложился к серебряной фляжке с амасеком, которую носил на поясе. Он посмаковал напиток, чувствуя, как алкоголь — единственный источник гарантированного тепла в этой дыре — распространяется по телу, а затем спрятал флажку в карман, не желая делиться с Хитчем и Чаредо, которые могли вернуться в любую минуту.

Вокруг следящей станции продолжал реветь шторм, и Хоук опять принялся расхаживать в попытке согреться, чувствуя, как с каждым шагом его паршивое настроение становится еще хуже. Он только что завершил очередной сеанс связи с командным постом в космопорте, и самодовольный лакей-связист сообщил, что сменщики на час задержатся. Пепельная буря опять вывела из строя двигатели орнитоптера, а потому им придется сидеть здесь еще Император знает сколько.

Ну просто одно за другим!

Пора бы уж ему и привыкнуть. Из своих двадцати пяти лет десять он провел в Имперской Гвардии. Когда его выбрали из горстки лучших солдат СПО на Джуране III для службы в 383-ем Драгунском Джурана, Хоук с нетерпением представлял себе все те новые миры и их неведомых обитателей, которые ему предстояло увидеть. Впереди была жизнь, полная приключений.

Но нет, он застрял на этой проклятой скалистой планете, где и провел большую часть последующих десяти лет, заработав только выговоры и порицания в свой послужной список. Здесь была только цитадель, а внутри нее, насколько ему было известно, ничего, за что стоило бы драться. Он не имел ни малейшего представления о причинах, оправдывающих пребывание в цитадели двадцати тысяч солдат Императора, половины легиона боевых титанов и бесчисленных артиллерийских батарей.

Привыкнув к скучной жизни в СПО, Хоук словно проснулся от спячки, вступив в гвардейский полк. Постоянная муштра, учения по боевой подготовке и тактике, все это вбивали в него так, словно завтра должен был настать конец света. И ради чего?

За десять лет ему так и не удалось пострелять в настоящем бою.

По правде говоря, Хоуку было скучно. Он всегда был задирой, всегда искал неприятностей, чтобы показать, на что способен. Он взял ружье и вскинул его на плечо, представив, что в прицеле появился неведомый инопланетный захватчик.

— Ба-бах, ты труп, — прошептал он, быстро развернувшись и выпуская еще несколько выстрелов по воображаемым врагам.

Вот настоящее везение. Хоук усмехнулся про себя и опустил ружье, выиграв битву.

Да уж, подумалось ему.

Охотник, собиравшийся убить гвардейцев Хитча и Чаредо, в течение последнего часа скрытно продвигался к следящей станции, а благодаря усиленному зрению ночь для него была также светла, как день.

Его звали Хонсю, и за истекший час он прополз, сантиметр за сантиметром, двести метров до станции, прислушиваясь к авточувствам своего шлема, которые предупреждали его о сканирующей системе слежения в бронированном бункере. Каждый раз, когда раздавался хриплый сигнал в наушнике, он замирал, выжидая, пока духи древних машин прочесывали местность в поисках неприятеля.

Он не мог видеть остальных членов своей группы, но знал, что они также медленно приближаются к станции. Две из их целей покинули бункер. Вышли на поиски? Был ли это обычный патрульный обход, или кто-то в бункере заметил подозрительные показания какого-нибудь датчика? На минуту он задумался, успел ли оставшийся внутри солдат сообщить о происшествии.

Скорее всего, нет, решил он, наблюдая, как два идиота вслепую пробираются сквозь пыльную бурю. Они прошли меньше, чем в метре от его укрытия, направляясь к предполагаемому месту источника сигнала и топоча так, что спугнули бы целое стадо гроксов.

Хорошо бы, если бы и третий солдат на станции оказался таким же жалким, как и эти двое. Хонсю ждал, наблюдая, как парочка потратила не менее получаса на бесцельное блуждание вокруг, прежде чем прийти к выводу, что охота не удалась и пора возвращаться назад.

Спотыкаясь, они убрели прочь, и Хонсю опять поразился тому, как Империум выстоял последние десять тысяч лет, если его защищали такие солдаты. Если бы все войска Лже-Императора были такими же.

Не торопясь, он последовал за ними, двигаясь ползком быстрее, чем солдаты шагали, пока практически не поравнялся с ними. Теперь он был менее чем в семи метрах от единственной двери с торца бункера.

Увидев ощетинившуюся короткими стволами штурмовую пушку, он вздрогнул и глубоко вздохнул.

Терпение. Нужно выждать, пока гвардейцы введут код и отопрут дверь.

По-прежнему распластавшись, он вытащил болт-пистолет из кобуры, пристегнул обойму и снял его с предохранителя. Рев бури поглотил все звуки. Он взвел курок и стал ждать.

Обе его цели вошли на защищенную площадку перед дверью, и тот из гвардейцев, что был повыше, начал набирать код входа на замке. Хонсю прицелился в ближайшего к нему солдата, наведя перекрестье прицела точно на незащищенное место между шлемом и пуленепробиваемым жилетом. Медленно выдохнул и, успокаиваясь, приготовился к выстрелу.

Окружающий мир для него перестал существовать. Не было ничего, кроме выстрела.

Код был практически введен. Палец Хонсю крепче сжал рукоять. Его зрение сузилось до туннеля, по которому должен был проследовать выстрел.

Лицо Хоука недовольно скривилось, когда дверь бункера рывком начала открываться, выпуская наружу то немногое тепло, что еще оставалось на станции. И почему строители не предусмотрели двойную дверь? Не только ради безопасности, но и чтобы поддерживать внутри приемлемую температуру.

Он мельком взглянул на экран внешнего обзора и, пока дверь медленно отодвигалась в сторону, перепроверил картинку, теперь уже внимательнее, пользуясь тем, что ветер стих и поднятая в воздух пыль осела. Позади Чаредо виднелась огромная фигура в доспехах и с поднятым пистолетом.

Не задумываясь, Хоук прыгнул к рычагу экстренного запирания двери и дернул его вниз.

Рев ветра заглушил первый выстрел.

Но Хоук услышал второй, равно как и последовавшие за ним два глухих удара. Он выругался, увидев, как Хитч и Чаредо падают на землю, а их лица превращаются в кровавое месиво.

Он схватился за рукоятки пушки и с яростью нажал на спусковой крючок, не заботясь о том, чтобы прицелиться и просто поливая огнем все, что было снаружи. Пушка оглушительно взревела, грохот падающих гильз заметался в тесном пространстве между серых стен.

Сверхзвуковые пули подняли настоящий смерч, взрывая фонтаны земли, и все пространство, оказавшееся под прицелом, превратилось в смертельную ловушку, где любой, оказавшийся в секторе перекрытия, был бы моментально разорван в клочья. Хоук орал, не переставая стрелять. Он не знал, удалось ли ему попасть в кого-нибудь; собственно, ему было на это наплевать.

— Не на того напал! — кричал он, чувствуя, как пыль летит в глаза и забивает рот. Он в раздражении сплюнул. Пыль?..

Он быстро посмотрел на дверь. О нет…

Тело Хитча лежало в проеме, не позволяя двери полностью закрыться.

Хоук замер в нерешительности. Пушка или дверь?

— Будь ты проклят, Хитч! — выкрикнул он и спрыгнул с орудийной площадки. Схватившись за обезглавленное тело Хитча, потянул, затаскивая своего бывшего соратника вовнутрь, прочь из дверного проема.

В клубах пыли обрисовались контуры угрожающей фигуры. Хоук повалился на спину, когда пуля пробила ему плечо.

Хоук заорал и подхватил брошенное Хитчем ружье, целясь в гигантского призрака, загородившего собой вход. Гвардеец выстрелил и рассмеялся, увидев, что заряд попал в грудь монстра. Массивный силуэт покачнулся, но устоял. Хоук разрядил всю батарею оружия, посылая выстрел за выстрелом в пространство дверного проема. Снова расхохотался, когда ему удалось, наконец, втянуть тело Хитча вовнутрь и до упора вдавить вниз рычаг закрывания двери.

— Ха! Теперь попробуйте пролезть, сволочи! — он триумфально проорал в адрес закрывающейся двери.

Но прежде чем вход был полностью запечатан, что-то лязгнуло на полу, и Хоук подавился смехом, увидев, как две брошенные гранаты элегантно вращаются прямо у его ног.

— О нет… — прошептал он.

Он инстинктивно отбросил их пинком, и гранаты покатились, подпрыгивая по наклонному полу, в глубокую и узкую траншею, врезанную в пол бункера как раз на такой случай. Одна граната скрылась в зумпфе, но вторая отскочила от края и покатилась обратно.

Бросив все, Хоук нырнул в укрытие под панелью вокса.

Граната взорвалась.

Пламя и осколки, ослепляющая вспышка и звон в ушах. Кровь, грохот, и бункер, ставший пылающим адом.

Гвардеец Хоук закричал, когда пламя и разлетающиеся осколки добрались до его тела. Силой взрыва его подняло в воздух и швырнуло на стену рядом с постом прослушивания. В глазах засверкали сполохи, подобные палящему солнцу, и боль поглотила все его существо. Ему хватило времени всего на один вскрик, прежде чем ударная волна выжала остатки воздуха из его легких, а затем его голова ударилась о стену, и боль ушла.

Когда осела пыль, Хонсю переступил через разбитый порог станции и осмотрел разоренные остатки бункера. На его груди, где выстрел гвардейца пробил доспех, виднелась свернувшаяся кровь, но эта была наименьшая из причин для беспокойства. Имперский прихвостень умудрился превратить тщательно спланированное нападение в кровавую бойню.

Двое из его отряда погибли, разнесенные на куски первым залпом штурмовой пушки, которую, тем не менее, удалось угомонить парой гранат. Осколочные гранаты не отличались особой мощностью, но в замкнутом пространстве бункера их взрыв означал полное разрушение.

Он пнул почерневший, еще дымящийся труп гвардейца, срывая злость на мертвом враге, затем пригнулся, прошел через изрыгающий черный дым дверной проем и наконец выпрямился в полный рост. Доставая головой почти до крыши бункера, Хонсю казался настоящим гигантом. Он носил силовой доспех цвета вороненого железа, чья поверхность покрылась вмятинами и царапинами за три месяца, проведенные в суровом мире Гидры Кордатус. Он стер пыль, толстым слоем покрывавшую визор шлема, и включил установленный на плече прожектор. Мощный луч прорисовал полосу холодного света на его броне, погрузив в тень рельефный нагрудник и символ Железных Воинов на правом наплечнике.

Пройдя по хрустящему под ногами песку, он направил свой взор вниз по горному склону, туда, где располагался космопорт. Его очертания едва угадывались в пылевых вихрях, но Хонсю знал, что буря уже выдыхается. Им придется поспешить.

Он потерял двоих, но по сравнению с достигнутым результатом это мало что значило. Выведя из строя две следящие станции, они создали слепой коридор, ведущий прямо к космопорту, и в его распоряжении оставалось достаточно воинов, чтобы успешно завершить миссию.

Он вызвал остатки своего отряда по воксу:

— Мы здесь закончили. Все группы ко мне. Выдвигаемся.

Глава 2

Космопорт у Иерихонских Водопадов, сияющий маяк в непроглядной мгле пылевой бури, примостился у подножия гор. Пылевые бури были в порядке вещей на Гидре Кордатус — просто очередная неприятная особенность планеты, которую нужно перетерпеть. Космопорт представлял собой типичный имперский комплекс построек и мог похвастаться тремя дюжинами зданий: от бронированных ангаров для «Мародеров» и «Молний», станций заправки и техобслуживания до казарм и ремонтных сараев. Взлетные полосы, окруженные по периметру трехметровой стеной, покрывали восемьдесят процентов территории и были готовы принять или запустить в воздух целую эскадрилью самолетов за какие-нибудь пять минут.

Космопорт мог обслуживать даже огромные транспортные шаттлы для перевозки боевых титанов, хотя вот уже много лет никакой корабль крупнее «Громового Ястреба» не появлялся в его ангарах.

Командный пункт космодрома находился в месте, называемом солдатами «Надежда» из-за самой распространенной молитвы среди гвардейцев, что базировались на Гидре Кордатус и «надеялись» избежать службы в Иерихонских Водопадах. «Надежда» — массивная бронированная башня с приплюснутой крышей, расположенная на северной границе взлетных полос — была окружена стеной из рокрита, усиленного адамантием, специально привезенным с верфей Калта. Воющие ветры носились по всей территории, разнося жесткую пыль, что забивалась во все складки униформы, лезла в рот и под очки, ослепляя и заставляя кашлять.

Единственный вход в «Надежду», он же выход, был через адамантиевую дверь, которую запирали четыре гигантских поршня. Здесь, в казармах и бронированном ангаре, были расквартированы пять рот Джуранских драгун. Зеленые и красные огоньки мигали на многочисленных посадочных площадках и полосах, мощные электрические дуги боролись с вихрями пыли, освещая внешний периметр базы, а патрульные машины, специально оснащенные для функционирования в условиях пылевых бурь, кружили вокруг базы и их фары с трудом пробивались сквозь мглу.

Внутри «Надежды» царила атмосфера подавленности, обычная для предрассветного времени — впрочем, как и для любого другого. За час до смены персонал начал нервничать и терять терпение. Мягкое тиканье вычислительных механизмов и приглушенные разговоры внутри патрульных машин и среди солдат — вот и все звуки.

Третий оператор, Ковал Перонус, потер усталые глаза и отхлебнул немного кофеина. Напиток был холодным, но подействовал все равно. Оператор снова потянулся к вокс-панели.

— Наблюдательный пост Сигма IV, ответьте, — произнес он, но услышал только шум статики. Он сверился с часами. Прошло уже два часа с того момента, как Хоук вышел на связь. Он опаздывает. Уже в который раз.

— Наблюдательный пост Сигма IV, ответь, Хоук. Я знаю, что ты там, так что возьми чертов вокс!

Раздраженный Ковал бросил трубку вокса и снова глотнул кофеина. Да чтобы он еще доверил этому чертову Хоуку даже гаечный ключ! Надо попробовать еще раз, и если опять не ответит, то придется сообщить начальству, и тогда, Хоук, держись!

Он вызвал опять. Ничего.

— Ну, ладно, Хоук. Тебе же по заднице надают, если ты опять заснул на посту, — пробормотал он и включил соединение с адептом.

— Да, третий оператор? — отозвался адепт Цицерин.

— Простите, что отвлекаю вас, адепт, но у нас, возможно, возникла проблема. Один из сторожевых постов не доложился вовремя, и я не могу с ними связаться.

— Хорошо, сейчас буду.

— Да, адепт, — ответил Ковал, откидываясь на стуле в ожидании своего начальника.

В этот раз Хоук доигрался. Ему уже делали выговор с занесением, в результате которого он теперь торчит в горах. И если это его очередная выходка, то карьера гвардейца для него окончена.

Адепт Цицерин, пахнущий фимиамом и маслами, появился за спиной Ковала и склонился над панелью. Вокс-усилитель в трахее адепта издавал раздраженные помехи.

— Кто базируется на Сигме IV? — спросил он.

— Хоук, Чаредо и Хитч.

Вокс-усилитель адепта издал треск, который Ковал принял за проявление расстройства; очевидно, дурная репутация Хоука стала известна даже жрецам Бога Машины.

— Три раза пытался, адепт. Но даже сигнала ожидания не добился.

— Ну хорошо. Продолжайте попытки. Если через десять минут результата все еще не будет, пошлите патруль орнитоптеров на разведку. Держите меня в курсе.

— Да, адепт.

На этот раз Хоуку конец.

Хонсю видел тусклое мерцание космопорта впереди. Прыгающий свет фар автомобиля парой шарящих лучей пробирался сквозь мглу в их направлении. Он припал на колено и поднял кулак. За ним тридцать бронированных фигур с болтерами наготове сделали то же самое. Вряд ли лучи автомобиля могли пробиться сквозь плотный пыльный воздух на таком расстоянии, но рисковать смысла не было.

Свет удалялся, и Хонсю немного расслабился. Имперские войска стали беспечны из-за постоянной рутины. За последние несколько месяцев он изучил маршруты патрульных машин и засёк их расписание. Одному варпу известно, сколько времени эти солдаты базировались тут, но уж точно очень долго. Естественно, что их бдительность упала, и маршруты патрулей стали предсказуемы. Это неизбежная цена за долгую службу, и вскоре это их погубит.

Довольный тем, что патрульная машина ушла, Хонсю снова поднял кулак и резко раскрыл и сомкнул его несколько раз. Они были уже слишком близко к космопорту, чтобы говорить по воксу. Позади послышались тихие шаги, и он, повернувшись, увидел подкрадывающуюся к нему фигуру в запыленном доспехе с желто-красными шевронами. Горан Делау, его заместитель, присел рядом с ним на одно колено и кивнул.

Силовая броня подошедшего была серьезно модифицирована и инкрустирована черепообразными заклепками и чеканными изображениями искаженных лиц, хитро вмонтированными в края наплечников. Подвывающая серворука, похожая на когтистую лапу, торчала из-за плеча Делау и, словно бы дыша, разевала и смыкала свою ребристую пасть.

Хонсю указал на небо, затем снова сомкнул кулак и ударил им по ладони. Делау кивнул и отодвинул грубую задвижку на своем массивном ранце, настраивая медный диск на ее панели. Красная лампочка мигнула на безжизненном до того куске металла и, поморгав несколько секунд, осветила прибор мерным сиянием цвета крови.

Делау вознес руки к небесам, и его серворука повторила это движение. Хонсю не слышал его, но знал, что сейчас его заместитель благодарит Темных Богов за то, что те дали им возможность снова нанести удар по древнему врагу. Хонсю увидел красный свет на приборе Горана и постарался отложить этот момент в памяти. Целеуказатели, что размещались вокруг космопорта на этой мертвой скале в течение последних трех месяцев, сейчас были активированы и буквально вопили о своем местоположении. Это был самый опасный момент в их миссии. Имперцы в космопорте сейчас поняли, что рядом находится враг.

Если Темные Боги оставили их, то вскоре они все погибнут. Хонсю пожал плечами, и сервомускулы доспеха издали воющий звук, попытавшись сымитировать его жест. Раз боги решили его судьбу, то пусть так и будет. Он ничего не просил у них и ничего не ждал — лишь надеялся, что если уж погибнет на этом пустынном мире, то по воле богов, а не этого сумасбродного Кроагера.

Пронзительные вопли разразились в командном центре «Надежды» в тот момент, когда маркеры Хонсю закричали в небеса. Техники вынули прослушивающие аппараты из ушей, не в силах выдержать оглушающий вой сирен.

Адепт Цицерин, побледнев, уставился в монитор. Яркие точки пульсировали на карте. Каждая из них обозначала одну из торпедных установок или батарею ПВО, и операторы спешно пытались связаться с их персоналом, чтобы узнать, что произошло.

Они передают какие-то координаты? Их атакуют? Что, во имя Императора, происходит?

Цицерин вернулся к мониторам, положив руки на рифленые металлические приспособления в ручках кресла. Тонкие серебристые проволочные усики выскользнули из-под его ногтей, словно блестящие черви, и подсоединились к медным разъемам. Адепт вздохнул, и его органический глаз под бледным веком дернулся. Его поглотил поток информации, которая поступала по механодендритам из множества прослушивающих и прогнозирующих устройств вокруг космопорта.

Информация наполнила адепта, его сознание принизало пространственные векторы и расстояния. Осязание достигло космоса, направляемое сигналами орбитальных авгуров. Данные переливались в нем, и его искусственный мозг сопоставлял и структурировал их. Но даже его механические чувства с трудом справлялись с мощным напором поступающих сводок.

Это все неспроста, здесь должно быть что-то… Логика подсказывала, что всему этому есть причина. Что-то пошло не так…

Вот северный сектор! Он сузил восприятие, отключив остальные области, и сосредоточился на этой аномалии. Там, где должны были быть всплески энергии, исходящие из горного сектора, зияла лишь черная пустота. Смотровые станции северных склонов молчали, а их сканеры бездействовали. Он мгновенно увидел пустой коридор, через который враг мог подойти незамеченным прямо к периметру базы. Но почему этого никто не заметил? Почему местные операторы не доложили о столь непростительной лакуне в системе безопасности? Идентификатор той станции незамедлительно высветился — Сигма IV.

Он выругался, осознав, что аномалия была замечена, но оправдана тем, что станция не доложила вовремя из-за ошибки персонала, который был там в эту смену. Он снова выругался, забыв о бесстрастности, когда еще больше сирен завизжали в комнате управления.

Вздрогнув, Цицерин открыл свой разум для еще одной порции данных, и его дыхание застряло в горле, когда он почувствовал присутствие десятков кораблей на орбите Гидры Кордатус. Непостижимо! Откуда все они взялись и почему их не засекли ранее? Ничто не могло незамеченным войти даже во внешние границы системы… Ведь так? Или это пример еще одной ошибки персонала? Нет, вычислительные системы завопили бы много дней назад, узнай они о приближении флота таких размеров. Эти корабли каким-то образом обманули самое редкое и драгоценное оборудование, доступное Адептус Механикус.

Мимолетом он подумал о том, что за технологию использовали эти корабли и как она действует, но тут же мотнул головой, отбрасывая эту чепуху. У него были дела поважнее. Защитников цитадели необходимо предупредить о скором вторжении. Он открыл мнемоканал связи с Храмом Машины архимагоса Амаэтона в цитадели и послал предупредительный психосигнал. Астропаты, размещенные там, уловят его и перешлют более мощный сигнал о помощи, в которой нуждалась Гидра Кордатус.

Когда он поспешно закрыл мнемоканал и извлек механодендриты из разъемов станции наблюдения, то увидел, что «Надежда» стала образцом контроля и эффективности. Системные операторы вызывали торпедные шахты, подтверждая коды запуска и разрешая стрельбу по скоплению кораблей на орбите. Время было бесценно, и им необходимо запустить торпеды немедленно.

Сигналы тревоги сейчас звенели по всем казармам пилотов, и вскоре в воздухе будет туча самолетов, готовых встретить любую приближающуюся опасность, а солдаты Джуранских драгун сейчас готовились отразить нападающих. Адепт муштровал операторов постоянно, и теперь, когда все было по-настоящему, он был доволен, наблюдая спокойствие, проявляемое персоналом.

— Адепт Цицерин! — закричал один из операторов орбитальных мониторов. — У нас множественные сигналы, отделяющиеся от нескольких объектов на орбите.

— Опознать их! — рявкнул Цицерин.

Оператор кивнул, склоняясь над пультом, его пальцы бегали по нумератору под дисплеем.

— Слишком быстрые для десантных кораблей. Похоже, это орбитальные заряды.

— Определи их векторы! Давай, скорей же! — прошипел Цицерин, опасаясь, что ответ ему уже известен.

Пальцы оператора танцевали по клавиатуре, и от быстро движущихся пятен протянулись зеленые линии, упираясь в изображение поверхности планеты. Вокс-усилитель Цицерина затрещал от внезапного ужаса, когда он увидел, что вектор каждой бомбы почти полностью совпадал с сигналами, исходящими от торпедных шахт.

— Как?.. — прошептал оператор, и его лицо стало серым.

Цицерин поднял глаза к бронированному стеклу окна «Надежды».

— Там кто-то есть…

Почти тысяча человек погибли в первые же секунды бомбардировки, которой Железные Воины подвергли космопорт Иерихонских Водопадов. Боевая баржа «Камнелом» исторгла три залпа магматических бомб на пустынные каменистые склоны, окружавшие космопорт, подняв на сотни метров в воздух куски скал, с идеальной точностью размазывая торпедные установки.

Завыли сигналы тревоги, и орудийные батареи космопорта с грохотом развернулись на позицию стрельбы, в то время как их операторы отчаянно пытались определить цель, пока их самих не накрыло. Несколько наспех благословленных торпед взревели в оранжевом небе, поднимаясь на столбах огненного дыма, и мощные лазерные лучи пронзили вечно безоблачные небеса.

Снова упали бомбы, на этот раз внутрь периметра Иерихонских Водопадов, разрушая здания, выдавливая огромные кратеры и поднимая в атмосферу колоссальные клубы коричневого дыма. Пламя от горящих построек осветило дым внутри и тела, лежащие в обломках разрушенного космопорта. Пораженный самолет рухнул на землю, уничтожая стоящие на земле машины. Огонь пожара перекинулся на их орудия и топливные баки.

Одни бомбы вламывались в рокрит, разбрасывая повсюду смертоносные осколки. Другие падали на взлетные полосы, растапливая их адамантий жаром звезд.

«Мародеры» и «Молнии» на открытых площадках пострадали от бомбардировки больше всех, их просто испарило силой взрывов. Шум и паника были невероятны; небо стало алым от пламени и черным от дыма. Мощный лазерный огонь бил вверх.

Часть попаданий пришлась в крышу главного ангара. Его бронированная конструкция поглотила этот удар, но теперь длинные трещины шли зигзагами по укрепленным стенам и крыше.

На главной взлетной полосе бушевало пламя, горящие озера авиационного топлива извергали клубы дыма, превращая день в ночь.

Ад пришел на Гидру Кордатус.

Глава 3

Первая волна капсул поддержки, запущенных с «Камнелома», приземлилась в клубах огня и дыма, с помощью посадочных двигателей завершив свое ревущее путешествие сквозь атмосферу. В момент приземления удар привел освобождающие устройства в действие, и стенки каждой капсулы раскрылись.

Внутри, как и положено классу «Ветер смерти», располагались орудийные платформы с тяжелой автоматической артиллерией. Как только модули раскрылись, орудия извергли круговой поток смертельного огня. Новые взрывы прогремели в зоне поражения, когда снаряды достигли цели, уничтожая оказавшиеся беззащитными истребители и их пилотов. Боевая баржа прекратила орбитальную бомбардировку, уступив место новым стремительным волнам огня, последовавшим за первыми капсулами. Орудийные башни бронированных бункеров открыли стрельбу по вражеским орудиям, методически переводя прицел с мишени на мишень и разрушая модули точными выстрелами. Но «Ветер смерти» сделал свое дело, вызвав огонь на себя, пока вторая волна капсул стремительно неслась сквозь атмосферу, чтобы достигнуть поверхности без повреждений.

Кроагер крепче сжал рукоять цепного меча и затянул Литанию Ненависти Железных Воинов — в девятый раз с тех пор, как его челнок «Коготь ужаса» покинул пусковой шлюз «Камнелома». Объятый пламенем челнок жестоко трясло при прохождении атмосферы, но, как только турбулентность уменьшилась, он понял, что святотатственные ритуалы и приношения Силам Хаоса все же умерили их чудовищный голод. Шлем Кроагера скрыл его усмешку, пока он следил, как альтиметр в костяной оправе отсчитывает последние метры перед приземлением.

Сейчас они как раз должны войти в смертельно опасную зону обстрела орудий космопорта, но если этот полукровка Хонсю успешно выполнил свою задачу, то заградительный огонь с земли ослабнет или даже вообще прекратится. Кроагер презрительно скривился при мысли об этой дворняжке, поставленной во главе одной из Великих Рот Кузнеца Войны. Такая ответственность была слишком большой честью для ублюдка, и Кроагер ненавидел Хонсю всеми фибрами своей души.

Он оглядел закованных в броню воинов, сидевших вдоль стальных стен капсулы. Их покрытые вмятинами доспехи были цвета темного железа, а тяжеловесный, вычурный стиль свидетельствовал о по меньшей мере десяти тысячах лет истории. Оружие каждого воина было умащено кровью множества пленных, и воздух в челноке пропитался смрадом смерти. Во время полета воинов удерживали на месте ремни безопасности, но взгляд каждого был устремлен на диафрагму люка в полу капсулы, а мысли были наполнены предвкушением грядущей резни.

Кроагер лично выбрал убийц для своего отряда: это были самые кровожадные берсерки из его Великой Роты Железных Воинов, те, кто дольше всех следовал путем Кхорна. Черепа и смерть, любимая пища Кровавого Бога, стали для них самой желанной добычей, и едва ли они когда-нибудь вырвутся из круговорота жестокости и насилия, который поглотил их. Кроагер и сам не раз с головой погружался в неистовую радость убийства, столь угодную Кхорну, но пока еще не полностью отдался безумию жестокого божества.

Стоило воину лишь раз забыться себя в этом багровом тумане, и смерть становилась почти неминуемой, а у Кроагера еще были планы на будущее. Жаждущий крови Кхорн не был особо разборчив: ему было все равно, откуда берется вожделенная влага, и последователи Кровавого Бога часто обнаруживали, что их собственная кровь ему столь же приятна, как и кровь врагов.

Включились тормозные двигатели, и тесное пространство капсулы наполнилось пронзительным воем, похожим на плач баньши. Злобный крик машин показался Кроагеру добрым знаком.

— Пусть кровь будет вашим девизом, смерть — вашим спутником, а ненависть — вашей силой! — проревел он и поднял меч в ритуальном приветствии.

Лишь несколько воинов услышали его слова, остальные были слишком погружены в мысли о грядущей бойне. Это не имело значения; ненавистные слуги Империума, приспешники дохлого бога, умрут, крича в агонии, когда он будет вырывать их души из растерзанных тел. Кроагер радовался шансу нанести удар древнему врагу и молил все силы варпа, чтобы честь пролить первую кровь выпала ему.

«Коготь ужаса» с грохотом приземлился. Чудовищной силы удар пронзил толстые керамитовые пластины доспеха и болью отозвался во всем теле. Едва диафрагма люка открылась, как Кроагер уже был на земле, откатившись в сторону, чтобы освободить путь следующему воину. Густой серый дым, валивший из тормозных двигателей, мешал обзору, а жар от пылающего космопорта, вывел из строя тепловые сенсоры его шлема.

Вытаскивая из кобуры болт-пистолет, Кроагер вознес молитву могуществу Хаоса за то, что тот даровал ему возможность вновь сеять смерть среди врагов.

Адепт Цицерин был на грани паники. На его запросы помощи в цитадели никто не ответил, хотя там уже, безусловно, знали о чрезвычайной ситуации. Одно лишь предположение о том, что существовала вражеская сила, способная обойти следящую систему, а затем приблизиться к укреплениям, при этом оставаясь незамеченной и неопознанной, почти полностью лишило Цицерина самообладания. Он проклинал свою несовершенную органическую составляющую, которая сейчас корчилась от ужаса, и сожалел о том, что не обладает эмоциональной отстраненностью своих начальников.

Настенный монитор показывал, что в наружной стене образовалась брешь, а вокс-сеть была перегружена сообщениями о контакте с противником. Кричащие голоса, искаженные помехами, говорили о гигантах в доспехах цвета вороненого железа, убивающих всех, кто стоял на пути. Цицерин не мог организовать защиту, основываясь на столь невнятных донесениях, а сам хаос битвы…

Хаос.

Само слово окатило тело Цицерина горячей волной ужаса, и внезапно он понял, как именно их враги сумели обмануть сканеры. Проклятое волшебство, порожденное варпом, ввело в заблуждение духи машин, и те не увидели чудовищного зла, приближающегося к Гидре Кордатус.

Отсюда следовал логический вывод. Существовала только одна причина, по которой слуги Губительных Сил прибыли на эту планету, и Цицерин задрожал от страха при этой мысли. Беспорядочные огоньки вспыхивали на голографической карте базы, сигнализируя о том, что армия защитников покинула казармы и вступила в бой с врагом. Цицерин видел, что этого недостаточно: ущерб, нанесенный в первые мгновения атаки, был слишком велик.

Единственным утешением было то, что в «Надежде» ему и его персоналу ничто не угрожало. Не было ни шанса на то, что враг сможет проникнуть на верхний этаж бронированного здания. Ни единого шанса.

Одним ударом меча Хонсю разрубил хнычущего солдата пополам. Их атака сквозь брешь стала полной неожиданностью для Имперской армии, пытавшейся организовать оборону. Многие гвардейцы погибли еще раньше под камнями, когда выстрелы из тяжелого оружия нападающих разбили стену.

Какой-то офицер, высунувшись из люка штабной «Химеры», попытался сплотить вокруг себя солдат, выкрикивая приказ не отступать. Хонсю выстрелил ему в лицо и перепрыгнул через ощетинившийся арматурой обломок рокрита, огромным мечом рубя оцепеневших от ужаса солдат. Очередь из тяжелого болтера, установленного в корпусе «Химеры», взрыла землю совсем рядом, поднимая фонтаны окровавленного пепла. Орудийная башня начала разворачиваться в его направлении, и Хонсю откатился в сторону.

— Уничтожить эту машину! — закричал он.

Двое железных гигантов, расположившиеся на стене и вооруженные крупнокалиберными пушками, навели длинные стволы своих орудий на цель. Сдвоенный поток ослепительно яркой энергии ударил в боевую машину, и через несколько секунд она исчезла в огненном вихре, усыпав обломками поле битвы. Пока Хонсю поднимался на ноги, еще одна «Химера» попыталась отодвинуться от пролома, прикрывая свое отступление орудийным огнем. Стрелки на стене методично перевели прицел на новую мишень и уничтожили ее с презрительной легкостью.

База пылала, но Хонсю наметанным глазом видел, что основные подъездные пути и посадочные площадки пережили бомбардировку с незначительными повреждениями. Собрав своих людей у подножия стены, он сориентировал свое положение с картой, отображенной на внутренней поверхности визора. В урагане дыма и пламени угадывались очертания высокой башни с приплюснутой круговой конструкцией наверху. Должно быть, это и есть контрольная башня — его следующая цель.

Поле боя было усеяно трупами и обломками: разбитые десантные капсулы, самолеты, горящие бронемашины, чей экипаж был или уже мертв, или из последних сил цеплялся за жизнь. Все больше Железных Воинов спускалось на планету, и небо испещрили огненные всполохи. Кроагер и Форрикс, командующие двумя другими ротами, уже, наверно, сеют смерть среди жителей этого мира. Хонсю не мог допустить, чтобы в глазах Кузнеца Войны его достижения выглядели менее значительными.

— Братья, они в наших руках, но бой еще не окончен. За мной, к победе!

Хонсю поднял меч и побежал к контрольной башне, зная, что захват такой цели будет щедро вознагражден. Кратчайший путь по прямой превратился в утомительное петляние между лужами горящего топлива и грудами обломков, оставшихся от бронетехники. После трех месяцев скрытных передвижений в горах Хонсю чувствовал огромное облегчение, получив шанс выпустить на волю свою ярость среди всеобщей бойни. Даже не будучи колдуном, он ощущал едкий вкус кровопролития в насыщенном смертью воздухе Гидры Кордатус.

То тут, то там вспыхивали отдельные очаги сопротивления, но один лишь вид тридцати несущихся в атаку воинов, с головы до ног покрытых кровью, мог сломить мужество даже сильных духом. Когда Хонсю, наконец, добрался до башни, с его клинка непрерывным водопадом срывались тяжелые алые капли.

Он неохотно признал, что конструкция и оборонительные сооружения башни выглядели внушительно. Гвардейцы заняли заранее подготовленные позиции в редутах, расположение углов которых давало хороший сектор обстрела, сейчас пронизанный яркими вспышками лазерных выстрелов. За высокими стенами четырех связанных между собою берм виднелись антенны танков, но их расстановка Хонсю была пока не ясна. Бронированные бункеры, отмечающие четыре стороны света вокруг башни, поливали все вокруг потоком смертоносных пуль, превращая открытые участки местности в непроходимую ловушку.

Прогрохотало основное орудие одного из танков, заставив авточувства доспехов ослабнуть от перегрузки, и Хонсю со своими людьми укрылся за искореженными обломками «Мародера». Клубы дыма и каменной крошки дождем низвергнулись на землю, послышались крики раненых взрывом. Придется двигаться быстрее, или защитники цитадели сумеют провести контратаку, прежде чем Железные воины укрепят свою позицию.

В боку самолета была рваная дыра, и, оттолкнув в сторону труп пилота, Хонсю смог наконец осмотреться и обдумать ситуацию. Угловые бункеры были ключом к победе: как только они будут захвачены, линия имперской обороны сломается. Шквал огня из орудий бункеров был убийственным, и любая попытка прорваться сквозь него заставит атакующего дорого поплатиться за свою глупость. Хонсю криво усмехнулся, заметив на земле несколько воинов Кроагера, судя по их виду, берсерков, чьи тела были практически разорваны в кровавые клочья. Слабая надежда на то, что среди павших был сам Кроагер, быстро угасла: несмотря на всю свою безрассудность, Кроагер был далеко не глуп и не стал бы рисковать своей жизнью без крайней на то необходимости.

Едва подумав об этом, он заметил своего соперника примерно в двухстах метрах от себя. Атака Кроагера на башню провалилась, и теперь он палил по имперским солдатам из болт-пистолета, правда, безрезультатно. Хонсю понял, что это его шанс.

Ползком перебравшись к своим артиллеристам, он кулаком ударил по наплечникам стрелков с лазпушками, перекинутыми через плечо с такой же небрежностью, с какой обычный человек мог бы нести трость. Стрелки повернулись, кивками приветствуя своего командира.

Вновь прогрохотал танк, и еще один снаряд разорвался поблизости, осыпая землю градом обломков. Хонсю указал на башню и прокричал:

— По моей команде цельтесь в угол ближайшего бункера и стреляйте, пока не пробьете защиту.

Артиллеристы кивнули, и Хонсю двинулся дальше. Он знал, что обрекает этих людей на смерть, но это не имело значения. Еще один из его стрелков был вооружен крупнокалиберной пушкой с толстым, испещренным прихотливыми следами пламени и угрожающе шипевшим стволом. Доспех стрелка покрывали копоть и вмятины, но сама пушка выглядела так, словно только что вышла с оружейного завода.

— Когда лазпушки пробьют стену бункера, я хочу, чтобы ты залил вовнутрь столько мельты, чтобы даже камень потек, словно жижа.

Не дожидаясь ответа, Хонсю откатился назад к лазпушкам и махнул в сторону бункера, по воксу отдав приказ всем взводам приготовиться к атаке. Вскарабкавшись на разбитый «Мародер», он наблюдал, как двое воинов с лазпушками вышли на огневые позиции и прицелились. Один за другим мощные лазерные импульсы врезались в выступ исходящего угла бункера, вырывая из стены куски армапласта и рокрита. Заметив новый источник опасности, имперские стрелки перевели прицелы на артиллеристов, взрывая землю лазерными и болтерными очередями.

Оба Железных Воина не обращали внимания на ведущийся по ним огонь, продолжая обстреливать цель залпами разрушительной энергии. Хонсю увидел, как раскололась угловая стена бункера, а рокрит раскалился до ярко-оранжевого цвета. На какое-то мгновение казалось, что артиллеристы выживут, несмотря на обрушившийся на них шквал огня.

Но артиллерийские орудия Империи сделали свое дело, похоронив обоих Железных Воинов под пылающим ливнем снарядов. Прежде чем утихли взрывы, стрелок, вооруженный мультимельтой, вышел из укрытия и бросился вперед. Пока орудие заряжалось, слышался резкий визг, достигший оглушительной громкости перед тем, как дуло пушки выплюнуло раскаленный разряд мельты. Цель была взята точно, и воздух в бункере вскипел с силой атомного взрыва, превращая живую плоть в пар. Сгорающий кислород длинными языками пламени выплеснулся из амбразур бункера.

В линии обороны башни была пробита огромная брешь.

— Смерть Лже-Императору! — проорал Хонсю, поднимаясь из укрытия.

Перепрыгнув через фюзеляж разбитого «Мародера», он устремился к пылающему аду, в который теперь превратился бункер: бронированные стены оседали на землю, как расплавленный воск. Его воины незамедлительно последовали за ним. Где-то слева Кроагер пытался организовать своих людей для атаки, прекрасно понимая, что Хонсю первым доберется до башни.

Взобравшись на руины бункера, Хонсю почувствовал, как бронированные ботинки его доспеха погружаются в расплавленный камень. Жар был достаточно сильным, чтобы опалить даже доспехи Железного Воина, но материал выдержал, и через мгновение Хонсю был уже в самом сердце обороны башни.

Он походя отметил масштабы разрушения, учиненного его людьми, и остался доволен кровавыми результатами своих трудов. Земля была усеяна разорванными на куски телами, обугленными и почерневшими, — все, что осталось от гвардейцев, располагавшихся в непосредственной близости от бункера. Плоть и даже кости моментально обратились в угли в результате обратной тяги, возникшей после мельта-выстрела. На куче обломков покоилась голова с открытым в крике ртом, словно нарочно поставленная туда каким-то эксцентричным шутником. Проходя мимо, Хонсю пинком сбил ее.

Видя, что Железные Воины приливной волной вливаются в новую брешь в их обороне, имперские солдаты судорожно попытались реорганизовать линию обороны. Огромный танк — «Леман Русс» класса «Разрушитель» — показался из укрытия, и его тяжелое башенное орудие начало разворачиваться в сторону атакующих. Над головой пронеслись снаряды, выпущенные из установленных на спонсонах пушек, и Хонсю плашмя упал на землю, слыша, как новые осколки рикошетом пронзают каменное крошево на земле вокруг него. Раскаленная мельта полыхнула белой вспышкой, и орудийная башня «Разрушителя» погрузилась в огненный ад. Пар и дым окутали танк на несколько секунд, но невероятным образом он продолжил движение, выбираясь из кипящего облака.

Медленно, словно само время остановилось, ствол основного орудия танка подался назад, и Хонсю понял, что грядущий выстрел разнесет его на атомы. Но вместо этого раздался ужасающей силы грохот, орудийную башню подбросило вверх, а сам танк разлетелся на части в результате детонации снаряда в стволе орудия. Обломки смертоносным ливнем накрыли ряды имперских защитников, словно косой срезая людей и оставляя от тел лишь окровавленные куски. Хонсю заорал от восторга, поняв, что случилось: жар от мельта-заряда искривил ствол орудия, его заклинило, и взрыватель снаряда сработал преждевременно.

Поднявшись на одно колено и отдавшись на волю безумия битвы, он открыл огонь из болт-пистолета по тем, кому посчастливилось пережить гибель «Разрушителя».

Приведенные в бешенство видом крови, берсерки Кроагера взбирались на разбитые стены редута, не обращая внимания на раны, которые давно уже свалили бы обычного человека. Точно спланированные атаки и здравые принципы военного дела были им чужды. Тела просто отбрасывались в сторону, разорванные на куски голыми руками, если не было подходящего оружия.

Хонсю заметил Кроагера в окружении его воинов — тот прокладывал себе путь сквозь груды тел, рубя цепным мечом направо и налево — и отсалютовал товарищу, но, как и следовало ожидать, Кроагер не обратил на него внимания. Спрятав усмешку под визором шлема, Хонсю устремился к башне сквозь пылающие останки «Разрушителя».

Адепт Цицерин наблюдал за кипящим на земле боем с отстраненностью аналитика. Приступ паники прошел, и теперь, находясь в полной безопасности внутри «Надежды», он видел атаки и контратаки сражающихся как танец цветных значков на топографическом плане базы. Красные значки окружили башню, время от времени подкатываясь к самым ее стенам, но каждый раз вынуждены были отступить под огнем защитников.

Цицерин чувствовал смутный стыд за ту мимолетную растерянность, которая охватила его ранее, и вновь пообещал себе испросить позволения на следующий уровень симбиоза со священной машиной. Как только эти нечестивые создания будут разгромлены, он обратится с соответствующей просьбой. Несмотря на прошлые недочеты, разве сможет архимагос Амаэтон отказать ему в этот раз, после столь умелой обороны Иерихонских Водопадов? С довольной улыбкой он отметил, что на экране погасли еще несколько красных значков.

Но вся радость пропала, когда иконка, обозначающая южный бункер, вместо синего цвета нормального статуса окрасилась в зловещий черный.

— Третий оператор, что случилось? — спросил Цицерин.

— Бункер уничтожен, — последовал ответ Ковала Перонуса. — Секунду назад он был там, а теперь его больше нет!

Оцепенев, Цицерин наблюдал, как волна красных значков накрыла собой место, всего несколько мгновений назад бывшее одним из столпов его обороны. После первого прорыва крушение всей линии защиты прогрессировало с кошмарной скоростью. Методично ликвидируемые синие значки гасли один за другим. Фантазия Цицерина оказалась не в силах даже вообразить масштабы резни, развернувшейся в каких-то двадцати метрах от него.

В забранных бронированным стеклом окнах виднелись мрачные сполохи пламени, но ни единый звук не проникал в контрольный пункт, отчего казалось, что происходящее снаружи не имеет к этому месту никакого отношения. А между тем, прямо у основания башни несметное число жизней уже угасло, и еще многим предстояло погибнуть, прежде чем кровопролитие завершится.

Цицерин мог утешить себя только верой в то, что сама башня была абсолютно неприступной, и что он сделал все, от него зависящее, чтобы предотвратить катастрофу.

В районе главного входа вдруг раздался тяжелый глухой удар, и весь персонал башни в страхе замолчал.

— Что это было, во имя Машины? — в ужасе прошептал Цицерин.

Форрикс наблюдал, как дверь содрогается под ударами осадного молота дредноута: адамантиевая пластина в несколько метров толщиной уже начала прогибаться. Ревущая машина войны неизбежно снесет дверь с петель — это был только вопрос времени. Два десятка сильнейших из Железных Воинов стояли наготове у огромных цепей, закрепленных болтами в специальных кольцах на ногах и плечах дредноута, чтобы удержать машину после того, как вход в контрольную башню будет открыт.

Он живо представил себе те мучения, которые должна была испытывать проклятая душа, навечно заключенная в покрытом броней саркофаге. Никогда больше не испытать восторга от убийства, не почувствовать, как поет кровь в твоих венах, когда ты забираешь чужую жизнь, а чужая плоть становится добычей твоей, — такая судьба сулила только горе и страдание. Неудивительно поэтому, что некогда разумное существо, помещенное в оболочку дредноута и приговоренное к вечности в ее холодных железных стенах, неизбежно погружалось во мрак безумия.

Эти лишенные разума машины войны, по крайней мере, находили в безумии свое спасение. Для самого же Форрикса убийство давно уже перестало быть источником радости. Десять тысяч лет безжалостной войны — достаточный срок, чтобы познать во всей ее мрачной полноте человеческую способность нести жестокость и смерть. За свою долгую жизнь ему доводилось бесчисленное количество раз стрелять, рубить, пытать, душить, ломать, забивать до смерти и расчленять своих жертв, и его память не сохранила воспоминаний ни об одной из них. Каждая новая смерть терялась в бесконечной череде террора, ставшего его работой, чувства притупились, а битва уже не вызывала, как раньше, очищающего душу наслаждения.

Еще раздавались единичные выстрелы, но последние очаги сопротивления гасли один за другим. Воины полукровки зачищали развалины бункера от остатков имперских сил, и хотя Форрикс считал, что Хонсю навсегда опорочен своим происхождением, он не мог не признать его компетентность как командира. Более того, Хонсю все еще верил в мечту Хоруса объединить человечество под знаменем непобедимых Сил Хаоса.

Некоторое время Форрикс наблюдал, как мечется Кроагер, сгорая от желания выпустить свою ярость на волю. Нетерпеливость коллеги уже давно перестала злить Форрикса и теперь вызывала только раздражение. Кроагер был опытным убийцей, десять тысячелетий сражавшимся с врагами Кузнеца Войны, но ему не хватало мудрости, которая должна была бы прийти за столько веков битвы и отчаяния. В отличие от Хонсю, Кроагер давно уже не задумывался о благе человечества. Он дрался из алчности, любви к смерти и желания отомстить тем, кто так давно нанес Железным Воинам жестокое поражение.

А что он сам? Форрикс уже не помнил, за что бьется, и знал лишь, что это — единственное, что он умеет делать. Он был обречен с того момента, как решил нарушить клятвы верности Императору. С тех пор все прочие пути для него были закрыты.

Его воины сомкнутыми рядами выстроились за ним, готовые приступить к обширной операции по доставке с орбиты материально-технического обеспечения в виде десятков тысяч невольников, рабочих, солдат и военных машин. За века, прошедшие со дня предательства на Терре, Форрикс провел сотни таких операций и мог доставить на место и подготовить к бою тысячи людей за менее чем пять часов.

До тех пор, пока не прибудут титаны, массивная конструкция башни была неуязвима, а Кузнец Войны ясно дал понять Форриксу, что быстрота должна стать ключом к этой кампании. Пока башня не окажется в их руках, нельзя было рисковать, переводя тяжелые грузовые корабли и пехотные транспорты на низкую орбиту. Вполне вероятно, в горах были спрятаны торпедные шахты или орбитальные батареи, установленные там как раз для того, чтобы сбивать столь лакомые мишени.

Как только Кроагер захватит башню, можно начинать высадку.

А затем этот мир охватит пламя.

На глазах у Кроагера дредноут сорвал погнутую дверь с петель и отшвырнул прочь тяжелый кусок металла. Безумный вой машины эхом прогрохотал по всему космопорту, когда хранители дредноута оттащили массивную тушу в сторону от прохода с низким потолком, ведущего внутрь башни.

Зарычав, Кроагер проломился сквозь остатки бронированной двери, чувствуя, как возбуждение заставляет кровь быстрее струиться в венах. Жажда убийства стала почти невыносимой, а бесконечные препятствия на пути к башне только еще больше разожгли его ярость. Следом за ним, крича и ревя, устремилась волна облаченных в доспехи воинов, несущих смерть в последний оплот имперской обороны. Вспышки лазерных выстрелов сверкали вокруг, но даже прямые попадания, рикошетившие от доспеха, не могли остановить его.

Внутренние помещения башни защищало около пятидесяти человек — жалкие трусы, молившие о невозможном спасении, пока их товарищей снаружи беспощадно уничтожали. Атака Кроагера была нацелена прямо в сердце обороны, в то время как Железные Воины, вооруженные тяжелыми болтерами, заняли позиции по обе стороны у входа в башню, откуда горгульи пасти их стволов теперь выплевывали очереди выстрелов по баррикадам защитников.

Всего пять размашистых шагов понадобилось Кроагеру, чтобы оказаться среди имперских солдат, теперь падавших от каждого взмаха его меча. Кровавые струи забрызгали стены, от которых эхом отражались крики ужаса при виде Железных Воинов, убивавших любого, кто посмел встать у них на пути. Битва была неравной, и Кроагер зарычал от досады, высвобождая меч из тела последнего поверженного солдата. Расправляться с подобными слабаками было просто неспортивно. Жители Империума стали слишком изнеженными.

Ни один из солдат, оборонявших башню, не смог бы с честью выстоять в последнем бою на стенах Терры. Кроагер встряхнул головой, прогоняя старые воспоминания. Битва, развернувшаяся здесь и сейчас, еще не закончилась.

Сидя на своем посту у мониторов, адепт Цицерин готовился к смерти. Из динамиков вокс-сети слышались крики гибнущих людей, и Цицерин чувствовал, как его вновь охватывает ужас, жгучий и удушливый. Дрожь в руках невозможно было унять, а ноги отказывались повиноваться. Он умрет. Логические стеки в его технически усовершенствованном мозгу предсказывали единственный возможный исход, и им было все равно, насколько горячо он молился.

Весь персонал контрольного пункта сбился в тесную, дрожащую группу в дальнем конце комнаты; люди держались друг за друга, чувствуя приближение смерти. Особняком стоял только Ковал Перонус: вооружившись двумя лазпистолетами, он нацелил их на дверь. Цицерин не питал никаких иллюзий насчет прочности двери и был до глубины души поражен решимостью, читавшейся в лице его подчиненного.

Внезапно оглушительные крики и рокот битвы внизу стихли, и Цицерин понял, что все имперские солдаты мертвы. Странно: совсем недавно он мнил себя в полной безопасности, и вот в один миг эта уверенность обратилась в ничто. На лбу Перонуса выступили капли пота, под скулами заходили желваки, а руки едва заметно дрожали. Несмотря на страх, этот человек решил не отступать, даже зная, что победа невозможна. Цицерину не нужно было быть военным, чтобы распознать в нем истинное мужество.

Цицерин заставил свое не желающее слушаться тело подняться и встал рядом с Перонусом. Может быть, ему и предстоит вскоре погибнуть, но, как адепт Бога Машин, он погибнет стоя, не склонившись перед врагом. Заметив рядом с собой Цицерина, Ковал еле заметно улыбнулся, коротким кивком выразив благодарность начальнику за поддержку.

Он протянул один из пистолетов Цицерину:

— Вы когда-нибудь стреляли из такого по настоящему противнику?

Цицерин покачал головой.

— Я пятьдесят лет контролировал производство на оружейном заводе на Грифоне-5, но ни разу не опробовал их продукцию в деле.

Горло неожиданно пересохло. Это было самое длинное предложение из всех, что он когда-либо говорил своим подчиненным.

— Ничего сложного. Просто наводите на цель и жмете на спусковой крючок, — объяснил Перонус. — Я поставил мощность выстрела на максимум — так у нас хотя бы будет шанс ранить одного из этих еретиков. Три, в лучшем случае четыре выстрела. Не позволяйте им пропасть впустую.

Цицерин кивнул, слишком напуганный, чтобы говорить. Пистолет оказался тяжелым — смертоносно тяжелым. Пусть приходят, подумал он. Пусть враг придет и обнаружит, что адепт Этольф Цицерин готов к встрече.

Пригнувшись, Кроагер ждал в конце коридора, ведущего к пункту управления, пока двое Железных Воинов размещали по центру двери мельта-заряды направленного действия. Обернувшись, они кивком предупредили командира и отступили в укрытие, активировав таймеры. Через мгновение заряды взорвались вспышкой ослепительно белого света.

По ту сторону ничто не двигалось: ни выстрела, ни брошенной гранаты, ни смельчака, решившего погибнуть, сохранив хотя бы остатки чести. Лишившись возможности добиться славы в честном бою, Кроагер в ярости проломил себе путь сквозь тлеющие обломки двери, снеся при этом и часть стены.

Сквозь клубы дыма он разглядел фигуры двух человек с пистолетами в дрожащих руках. Вот, возможно, и враг, достойный его клинка. Кроагер оскалился, почуяв их страх.

Но радость его была недолгой. Оба оказались гражданскими, один — техник с тонзурой на макушке, другой — из когорты еретических жрецов машины.

Что же они могли противопоставить ему, до чего не додумались сотни убитых им ранее? Человек в одеждах служителя машины выкрикнул что-то и выстрелил, но попал лишь в стену рядом с Кроагером. Техник нажал на спусковой механизм секундой позже, и выстрел оставил вмятину на силовом доспехе, заставив воина отшатнуться назад. Прежде, чем приспешник Империума смог выстрелить снова, Кроагер бросился вперед и с размаху ударил его в лицо кулаком с такой силой, что голова безумца слетела с плеч, а из тела выплеснулся фонтан крови вперемешку с обломками костей.

Адепт выстрелил снова, на этот раз попав Кроагеру в спину. Он резко развернулся и вырвал пистолет из руки жреца, заодно оторвав и всю кисть. Адепт упал на колени, в ужасе глядя на истекающую кровью рваную культю.

Достав из кобуры свое оружие, Кроагер уже был готов разделаться с жалким трусом, но его остановил вкрадчивый, похожий на шипение голос, раздавшийся из разрушенного дверного проема.

— Ты собираешься отнять у меня победу, Кроагер? Крайне неразумно с твоей стороны.

Кроагер обернулся, ощущая, как кровь приливает к лицу, и опустил пистолет.

— Нет, мой повелитель, — запинаясь, ответил он и упал на колени. Неожиданное появление Кузнеца Войны заставило его почувствовать себя благоговеющим ничтожеством.

Один из самых могущественных командиров Железных Воинов прибыл, чтобы насладиться победой, и комната наполнилась тьмой. Кроагер едва мог разглядеть доспехи цвета почти черного железа и жестокое лицо, тускло светившееся во мраке, — лицо, источавшее столь ужасающую силу, что Кроагер едва сдержался, чтобы не замарать шлем рвотой от одного только присутствия своего предводителя.

Доспех Кузнеца Войны из вороненого железа не имел себе равных; даже не поднимая глаз, Кроагер видел рябь, бегущую под его просвечивающей поверхностью, где клубились аморфные образы и искаженные гримасами лица. Их стоны, исполненные страданий, звучали почти на грани слышимости — плач душ, навеки заточенных внутри проклятого тела Кузнеца Войны. В грохоте его шагов слышался груз прожитых веков и безграничная власть того, кто сражался на ненавистной Терре рядом с примархом Легиона, великим Пертурабо.

Клубы призрачного дыма отмечали путь Кузнеца Войны, и каждый, прежде чем рассеяться, извивался и скручивался, словно от боли. Пока ему не будет позволено, Кроагер не смел посмотреть на своего командира, иначе ему грозила мгновенная смерть от руки одного из терминаторов-телохранителей. Они замерли на почтительном расстоянии от своего повелителя, пока тот медленно обошел вокруг Кроагера.

Кузнец Войны провел закованными в броню пальцами по вмятинам, оставшимся на доспехе его воина после боя, и Кроагер вновь почувствовал подступающую липкую тошноту. Каждая клетка его тела содрогалась от этих прикосновений, и только благодаря мантре ненависти, которую он безостановочно повторял, Кроагер не потерял сознание. Хотя боль была почти невыносимой, он страстно желал обрести такую же силу. Каково это — подчинить себе энергию имматериума, заставить его силу течь в своих венах вместо крови?

— Ты действуешь опрометчиво, Кроагер. Неужели десять тысяч лет войны тебя ничему не научили?

— Я хочу только служить, убивая всех, кто мешает нам исполнить наше предназначение.

Смех Кузнеца Войны был подобен звуку земли, падающей на гроб в могиле.

— Не говори мне о предназначении, Кроагер. Я знаю, ради чего ты сражаешься, и возвышенные слова тут ни при чем.

Кузнец Войны склонился над ним, и волна слепящей боли пронзила череп Кроагера.

— Меня устраивает, что ты уничтожаешь лакеев дохлого бога, но постарайся сделать так, чтобы твои потребности не мешали удовлетворению моих.

Не в силах произнести ни слова, Кроагер кивнул, вновь ощутив, насколько близко Кузнец Войны подошел к моменту трансформации. Оставаться в сознании становилось все труднее.

Кузнец Войны отвернулся, и Кроагер вздохнул с облегчением. Предводитель Железных Воинов стоял рядом со все еще дрожащим телом адепта. Краем глаза Кроагер мог различить расплывчатый контур фигуры своего повелителя, который склонился над скулящим в страхе жрецом с окровавленным обрубком вместо руки.

— Джарек Келмаур, мой колдун, упоминал этого человека. Однорукий служитель машины. Он важен для меня, Кроагер, а ты почти что убил его.

— Я…я прошу прощения, мой повелитель.

— Ты его получишь, если позаботишься о том, чтобы он остался в живых.

— Он будет жить.

— Если он умрет, ты отправишься следом прямо в ад, — пообещал Кузнец Войны и широким, величественным шагом покинул зал.

С уходом командира Кроагер почувствовал, как тошнотворные спазмы постепенно стихают, и поднялся на ноги. Подойдя к хнычущему от боли, залитому кровью адепту, он взялся за его мантию и резким, бесцеремонным движением потащил к выходу.

Причины, по которым Кузнец Войны пожелал сохранить жизнь этому человеку, были неведомы Кроагеру, но если на то воля его повелителя, пусть будет так.

Глава 4

Последние звуки битвы стихли, и командиры трех Великих рот Железных Воинов, пришедших на Гидру Кордатус, собрались по зову своего повелителя.

Кузнец Войны стоял во всем великолепии своей чудовищной силовой брони, довольный кровопролитием, что разразилось ради него. Три избранных чемпиона стояли перед ним, преклонив колени; броня каждого была забрызгана кровью, отливавшей оранжевым в лучах полуденного солнца. Кузнец Войны, не обращая на них внимания, обозревал искореженные пустоши, что когда-то были космопортом. Однако картина тотального разорения была обманчива.

Неуклюжие наземные машины были спущены с орбиты меньше часа назад, но уже сгребали разбитые самолеты и десантные капсулы со взлетно-посадочных полос и платформ. Мертвые тела сминались их мощными траками, скапливались в широких ковшах тракторов, что бесцеремонно спихивали их в гигантские воронки от бомб. Кузнец Войны обратил взор к пылающему небу, вспоминая тот момент, когда он впервые взглянул на этот мир. И планета, и сам он тогда были совсем иными, так что Кузнец задался вопросом, знают ли те, кто называют это место своим домом, как так вышло, что оно теперь напоминает столь милую взору преисподнюю.

Высоко вверху он увидел массивную тень, размытую и нечеткую, но видимую благодаря его усовершенствованному зрению. Там, в пылающем мареве верхних слоев атмосферы, массивный корабль, борясь с тягостным влечением гравитации, извергал сотни транспортов из своего брюха, словно матка приплод.

Каждое из «детенышей» было сотни метров длиной и битком набито рабами, солдатами, боеприпасами, оружием, осадными машинами, инструментами и всеми прочими материалами, необходимыми для осаждающей армии. Форрикс знал свое дело, так что Кузнец Войны был уверен: эта сложная и тонкая операция пройдет без проблем.

Он также понимал, что время было его злейшим врагом. Абаддон Разоритель приказал завершить операцию до того, как его собственный тайный план придет в исполнение, взамен пообещав забыть, что Железные Воины некогда отстранились от него. Для Кузнеца Войны приказ Разорителя попахивал тем же самым предательством, что когда-то давным-давно привело Железных Воинов в объятия Темных Богов. Пертурабо совершил ошибку, доверившись тому, кого называл другом и господином. Кузнец Войны этой промашки не повторит.

У Абаддона, может быть, и есть какие-то планы, но у Кузнеца Войны имеются свои.

Было некое приятное совпадение в том, что он вернулся на Гидру Кордатус. Сегодня он стоял на пороге величия. Он вернулся на планету, где впервые применил навыки, усвоенные им еще в бытность неофитом на Олимпии.

То, что он когда-то помогал создать, сегодня он же и разрушит до основания.

Он снова взглянул на своих боевых командиров, по очереди изучая их.

Форрикс, капитан первейшей из Великих Рот. Вместе они удерживали последние врата дворца Джарельфи; он же командовал отступлением с Терры и принес клятву верности над клонированным телом самого Хоруса.

Его опыт был не сравним ни с чем. Кузнец Войны ценил его совет больше других, потому что, хоть пламя славы давно погасло в его брате-одногодке, десять тысяч лет войны не ослабили Форрикса, ибо сила Хаоса наполняла его тело невероятной силой. Терминаторский доспех воина был выкован в кузнях самой Олимпии, и каждый его элемент вручную создан мастерами, чье умение уже давным-давно стало не более чем отголоском легенды. Рядом с ним Кроагер, молодая кровь. Конечно, говорить так было бы смешно, учитывая, что он прошел почти столько же битв, сколько и Форрикс. Однако Кроагер был и оставался молодым сорвиголовой, который всегда ощущал физическую необходимость быть в самом пекле боя. Его доспех был выщерблен и прожжен в десятках мест, что служило доказательством боевого неистовства хозяина, но Кузнец знал, что Кроагер обладал слишком хитрым умом для простого «мясника». Не Кхарн из Пожирателей Миров, но целеустремленный убийца. Будь он другим, одним из тех, кто поддался голоду Кровавого Бога, то не прожил бы так долго.

Несмотря на то, что они избегали смотреть друг на друга в его присутствии, Кузнец Войны чувствовал ненависть между Кроагером и полукровкой Хонсю. В жилах Хонсю текла кровь Олимпии, но в него также было имплантировано геносемя, вырванное из старых врагов, Имперских Кулаков. Кровь Хонсю была осквернена частицей Рогала Дорна, шавки Трупа-на-троне, и этого Кроагер никогда ему не простит, невзирая на то, что деяния Хонсю были как минимум столь же велики, как и его собственные. Именно Хонсю провел штурмовой отряд смертников через брешь в кадийском бастионе на Мажно 4–0 после того, как залп огня «Василисков» уничтожил капитана. Он лично прорвал осаду Севастафорка и привел лоргамарское восстание к абсолютной победе. И все же, ничто не могло искупить факт наличия в нем той ненавистной крови, и эта причина, вкупе с некоторыми другими, объясняла, почему Кузнец Войны не возвел Хонсю в капитаны какой-либо из Великих рот, хотя тот полностью подходил для этой должности.

Кузнец Войны ощущал запах веры и амбиций в Хонсю, и сей гнусный аромат его очень порадовал. Этот рискнет многим ради чести стать капитаном. Соперничество, тщательно взращенное Кузнецом в командирах, было словно пряностью, услаждавшей его вкус.

Кузнец Войны давно уже смотрел на мир не так, как остальные люди; его взгляд пронизывал имматериум, прозревая вещи, недоступные уму смертного, вещи, которые ввергли бы неподготовленный разум в безумие. В каждом движении воздуха он видел намеки, предложения и ложь будущего. Каждая пляшущая частица бытия шептала о том, что будет, и о том, что вряд ли произойдет. Он видел мириады картин будущего, исходящие от его чемпионов: ревущее бурление ядовитой жижи, сверкающей сквозь кошмарную тьму, ужасный взрыв, похожий на новорожденное солнце, и могучая битва с одноруким гигантом, чьи глаза сияли ледяным огнем. Смысла этих видений Кузнец не мог понять, но обещания смерти в них заставили его улыбнуться.

— Вы славно потрудились, дети мои, — начал Кузнец Войны, опуская взгляд на своих чемпионов. Никто не ответил; никто даже не посмел издать и звук без повеления господина.

Довольный таким благоговением, Кузнец Войны продолжил:

— Хотя мы прибыли на этот мир по велению Разорителя, но именно по моей воле сделаем, что должны. Здесь находится крепость, содержащая нечто ценное для меня, и вскоре я заполучу это. Вы, мои сыновья, станете орудиями в этом деле. Великую награду и благоволение обретет тот, кто принесет мне, что я желаю. Поражение и смерть ждут всех нас в случае неудачи.

Кузнец поднял голову и взглянул на каменистые склоны к западу от дымящегося космопорта. Хорошо обустроенная дорога вела прямиком к их цели, причине грядущей битвы. В конце той дороги — Кузнец Войны знал, что венец всего, за что он боролся, спрятан внутри планеты — была награда столь ценная и тайная, что даже самые высокопоставленные и могущественные люди в этом прогнившем Империуме не знали о ее существовании.

Оставив своих чемпионов, Кузнец Войны направился к украшенному «Ленд Рейдеру» с толстыми бронированными плитами, привинченными к бокам, и сверкающими бронзой гусеницами. Адамантиевая дверь открылась, приветственно зашипев, и Кузнец обратился к трем командирам:

— Идемте, узрим врага, которого мы должны уничтожить.

Хонсю был наготове. Из башни своего командирского «Носорога» он наблюдал за небом, ожидая угрозы с воздуха, что могла бы навредить колонне машин. Он не ждал ничего особенного, так как космопорт был в их руках, а небеса полны транспортов, прибывающих с орбиты, но природная подозрительность заставляла Хонсю соблюдать осторожность.

В горло попала пыль, нейрогланды, вживленные в глотку, определили химический состав воздуха, и Хонсю отхаркнул за борт машины немного слизи. Гланды функционировали далеко не так хорошо, как раньше, и множество оттенков яда, которые он ощущал, были незнакомы. Но он зачерпнул достаточно скверны из воздуха, чтобы понять, что раньше атмосфера планеты была смертельной для любого живого существа, ступившего на эту мертвую поверхность.

Он вытянул шею, оглядываясь назад, на дорогу, по которой они ехали, на пыльные, безжизненные скалы, что последние три месяца были его домом. Над горами, с которых орбитальная бомбардировка стряхнула вековые скопления песка, висел туман. При нормальных обстоятельствах залп с орбиты был бы очень рискованной затеей, а хирургический удар и вовсе невозможен. Однако успех диверсионной миссии Хонсю дал орудийным демонам «Камнелома» возможность прицелиться и выместить страшную ярость боевой баржи на средствах планетарной защиты.

Как прекрасно было ощущать бронированную мощь «Носорога» под собой, направляясь на войну во главе войска. Враг ожидал их, и Хонсю предвкушал восторг сражения, что горячо стучал в венах, волнуя кровь. Битва за космопорт принесла гигантское облегчение, но теперь он с нетерпением ожидал уничтожения имперской крепости, логических методов, четких целей и результата, порожденного тщательным планированием и организованностью.

Воздух наполнился пылью, и Хонсю снова сплюнул, гадая, что могло произойти с планетой, после чего она стала такой пустынной, но тут же отбросил этот вопрос как бессмысленный. Подняв голову, он увидел на вершине горы урчащие двигателями бронетранспортеры Кроагера, Форрикса и Кузнеца Войны; клубы черного дыма поднимались над выхлопными трубами в виде горгулий. Удручало, однако, то, что ему самому приходилось двигаться позади ротных капитанов, как какой-нибудь собачонке. Он воевал и убивал столько же, сколько Кроагер с Форриксом, совершал гнусности, преследуя их цели, вел людей сквозь огонь, проявляя себя снова и снова. Но почему же ему постоянно отказывают в присвоении звания капитана, почему ему приходится бесконечно сражаться за право быть признанным?

Ответ на этот вопрос пришел сам собой, как только он увидел пятна высохшей крови на рукавице доспеха. Нечистая кровь была его проклятием. Быть созданным из семени врага — это не только оскорбление ему в той же степени, что и врагу, но ещё и постоянное напоминание о том, что он не истинный Железный Воин, несмотря на те фрагменты геносемени, что были переданы ему от избранных с Олимпии.

Обида росла, и он не подавлял её, наслаждаясь ее пепельным привкусом. Обиду вынести проще, чем запах бессилия и отчаяния, который, как он считал, исходит от него, и осознание того, что, несмотря на все усилия, он не будет принят. Водитель «Носорога», бывший когда-то Железным Воином, а ныне настолько мутировавший, что уже представлял собой некий симбиоз с машиной, выехал на вершину горного хребта, остановившись рядом с Форриксом. Старый ветеран приветствовал прибывшего Хонсю коротким кивком головы, тогда как Кроагер его проигнорировал.

Хонсю позволил себе сдержанную ухмылку. Неважно, какую обиду он держал на своего господина, он всегда мог найти утешение в том, что его воинское мастерство было достаточным, чтобы Кроагер чувствовал в нем соперника. Он знал, что Кузнец Войны ценил Кроагера, и если твердолобый капитан Второй роты чувствовал в Хонсю угрозу, то тем лучше.

Кузнец Войны стоял на краю вершины, погруженный в мысли, и Хонсю поежился от безотчетного страха, скользя глазами по причудливым узорам, что оставили проклятые души, заключенные в доспехе повелителя. Когда глаза Хонсю начало саднить от того, что он слишком долго задержал взгляд на доспехе, его внимание привлекло нечто несоизмеримо более великое, нежели броня Кузнеца Войны.

Вдали, в обрамлении красно-коричневых скал долины, располагался оборонительный комплекс Гидры Кордатус.

Хонсю с трудом верил своим глазам. Совершенство крепости захватывало дух. Никогда раньше он не видел столь удивительного образца военной архитектуры.

Впереди, на каменистом выступе высоко над плато, располагался небольшой форт с тремя бастионами и наклонными стенами из гладкого рокрита. Перед центральным бастионом стояла высокая башня с амбразурами. Она защищала узкое ущелье между левым и центральным бастионами. Башня доминировала над плато, и Хонсю сразу понял, что в грядущей осаде ее уничтожат в первую очередь. Высота и крутизна склонов под крепостью уже сами по себе представляли серьезную преграду, так что Хонсю очень хорошо понимал: любая атака на эти стены станет делом весьма кровавым. Каждый сантиметр плато перед фортом наверняка усеян орудиями, и подойти к главной крепости невозможно, пока этот клочок земли находится в руках Империума.

Поведя взглядом дальше на север от высокой крепости, Хонсю вдруг забыл о впечатлении, что произвел на него форт. Тот был всего лишь младшим братом главной цитадели, и воин почувствовал, как кровь молотом застучала в его сердце при одной мысли о штурме столь могучего сооружения. Ее пропорции были настолько совершенны, что в сознание Хонсю невольно закралась мысль, способен ли он или кто-то из ныне живущих Железных Воинов создать столь божественное творение.

Два обширных бастиона, достаточно крупных, чтобы вмещать тысячи бойцов, угрожающе нависали по обеим сторонам долины, но еще большая их часть была сокрыта в толще склона, нисходящего к ногам Хонсю. Геометрия конструкций была безупречна, а точность постройки являла собой чудо. Длинная куртина соединяла эти два укрепления, и между ними Хонсю увидел крышу передового равелина — постройки, похожей на букву V. Равелин защищал стену и ворота внутри от атак и мог смести осаждающих с бастионов убийственным фланговым огнем. Обе стороны равелина перекрывались, в свою очередь, фронтами бастионов, так что нигде не было укрытия от бури ружейного огня и артиллерии.

Несмотря на то, что поверхность земли скрывала подножие бастионов и равелина, Хонсю знал, что та местность — смертельный лабиринт из волчьих ям, огненных ловушек, пристрелянных площадей, минных полей и других опасных сюрпризов. Сотни метров колючей проволоки простирались от самых краев гласиса, вала, насыпанного на переднем краю рва напротив стен для затруднения прицела артиллерии: «колючка» покрывала все долину сплошным зазубренным ковром.

Большая часть крепости была скрыта от взора восходящим склоном земли и хитростью строителей, но в центре самой северной точки долины Хонсю заметил блокгауз в форме ромба, построенный на вершине склона, верхние переходы его ощетинились орудиями. Его местоположение означало лишь одно: он охранял нечто, находящееся под ним и скрытое от глаз. Возможно, вход в подземные укрепления в самой горе.

На возвышенности, в километре на запад от блокгауза, располагалась украшенная башня с крылатыми ангелами на крыше, высеченная из гладкого черного камня. Даже отсюда Хонсю мог видеть, что она построена из материалов не местных, но привезенных с других миров. Дорога, уставленная по краям статуями, уходила вниз от башни, исчезая из виду за горизонтом из вершин бастиона. Каково было ее предназначение и каким образом столь изящный экземпляр архитектуры оказался вдруг в таком пустынном месте, оставалось тайной, но Хонсю не придал ей никакого значения. Стратегической важности в грядущем штурме эта тайна не имела, и потому была ему безразлична.

Кто бы ни спроектировал эту цитадель, он был настоящим мастером своего дела, и Хонсю почувствовал будоражащее шевеление в животе, когда представил, как эта местность будет кишеть людьми и машинами, наполнится кровью и смертью, как будет грохотать со склонов долины артиллерия; он представил ослепляющие клубы едкого, ядовитого дыма и крики умирающих людей, тонущих в вязкой, жидкой грязи под могучей поступью титанов.

Что за секреты хранила эта цитадель? Какое могучее оружие или неведомое сокровище было сокрыто в ее стенах? По правде говоря, Хонсю это было безразлично. Сама возможность штурма этого величественного сооружения уже была большой честью. Желание Кузнеца Войны узнать тайну цитадели было достаточным для Хонсю, который поклялся, что, как бы то ни было, что бы ни пришлось сделать для этого, он первым ворвется в проломленные стены цитадели.

Гулкий грохот эхом донесся из долины, и Хонсю заметил облачко грязного дыма, расцветающее за стенами передового форта. Еще только завидев снаряд в воздухе, Хонсю уже понял, что тот не долетит. И действительно, боеприпас врезался в землю в полукилометре впереди от того места на краю горы, где они стояли, швырнув в воздух огромные куски земли в клубах дыма.

Кузнец Войны проследил взглядом в направлении выстрела и сказал:

— Битва началась. Пора нам побольше узнать о возможностях наших врагов.

Затем он повернулся к своим чемпионам и кивнув Кроагеру:

— Привести пленников.

Глава 5

Командир 383 полка Джуранских драгун Претр Вобан глубоко затянулся сигарой и закрыл глаза, позволив клубам едкого сизого дыма задержаться во рту, прежде чем медленно выдохнуть. Толстая сигара была подарком от адепта Наицина, и хотя в обычных обстоятельствах он предпочитал более мягкий черут, в крепком вкусе этой огромной, вручную скрученной сигары было что-то на удивление приятное.

Наицин курил такие постоянно и истово клялся, что в один прекрасный день имперские апотекарии, наконец, признают, что сигары — достойный спутник досуга для мужчины.

В этом Вобан не был уверен, но если Наицину приходила в голову идея, поколебать его убежденность было непросто. Вобан оперся на железное ограждение и оглядел простиравшийся перед ним пейзаж.

Вид, открывавшийся с южного балкона зала для брифингов, был, мягко говоря, впечатляющим. В день, когда Вобан впервые увидел этот мир, оранжевый цвет пылающего неба поверг его в трепет своим первозданным огнем, но сейчас это сияние вызывало лишь тошноту. Впрочем, как и многое другое на этом забытом Императором обломке скалы. Покрытые пеплом вершины гор тянулись до горизонта, и если бы не холодное бешенство, в котором пребывал Вобан, и густые столбы черного дыма на юго-востоке, суровый пейзаж мог бы даже показаться красивым.

Пока он жив, Вобан никогда не забудет ужасающие сцены из Иерихонских Водопадов, увиденные им на пикт-передатчике: космопорт стал багряным от крови его полка. Груз вины за смерть его солдат не становился легче от мысли, что он был бессилен предотвратить ее. Это были его люди, и у них было право полагать, что командир не станет рисковать их жизнями без веской на то причины. Он не выполнил свой долг перед подчиненными, и горечь этого провала болезненной занозой терзала его сердце.

Иерихонские Водопады в руках врага, и столько погибших, что он как солдат даже не мог представить.

Вобан поймал себя на том, что он обозревает величественную панораму крутых горных склонов, думая о грядущих сражениях.

Какая разница, подумал он, погибнут они или выживут? Разве из-за этого горы рассыплются в пыль, ветер умерит свою ярость или солнце потускнеет? Конечно же, нет, но затем он вспомнил чудовищные картины из Иерихонских Водопадов. Зло, которые они сулили, не шло ни в какое сравнение со всем, что Вобану довелось пережить прежде, и каждый нерв в его теле содрогался от мысли о подобных силах. Во вселенной для них не должно быть места.

Существа, способные на такое кровопролитие, по самой своей природе были злом, и их следовало остановить.

Возможно, скалам и солнцу нет дела до того, что они тут и погибнут, но Вобан знал, что подобное зло должно встречать сопротивление везде, где бы оно ни появилось.

— Сэр? — Голос заставил его очнуться от мрачных мыслей.

У бронированной двери, ведущей в зал для брифингов, кашляя от душного воздуха, стоял один из штабных офицеров. Он прижимал к груди толстую пачку папок и бумаг.

— Все собрались? — спросил Вобан.

— Да, сэр. Все уже прибыли, — сообщил офицер.

Вобан кивнул, и штабист с облегчением поспешил скрыться внутри. В последний раз окинув взглядом высокие горные пики, Вобан глубоко вздохнул, одернул свой небесно-голубой мундир и застегнул воротник.

Даже во время войны надлежало помнить о приличиях.

Вобан дрожал, и хотя он говорил себе, что причиной тому прохладный воздух гор, в это верилось только отчасти. В этот мир пришел враг, более жестокий, чем могло представить его воображение, и теперь им предстоит решить, как с ним сражаться.

В зале для брифингов Вобану показалось слишком жарко, но он не обратил внимания на капли пота, выступившие на лбу, и направился к своему креслу во главе стола для совещаний. Стены украшали флаги и эмблемы всех полков, многие века защищавших цитадель, и Вобан почтительно кивнул призракам своих предшественников.

Все места были заняты. За длинным овальным столом собрались старшие командиры его батальонов и начальники станций. С одной стороны сидели командиры его полка: Михаил Леонид, его заместитель, и командиры трех батальонов — Пит Андерс, Гуннар Тедески и Морган Кристан. С другой стороны стола расположились представители Адептус Механикус. Адепт Наицин сидел, положив на стол затянутые в перчатки руки, и курил длинную сигару, выгоняя дым из искусственных легких через выхлопные отверстия вдоль гибкого серебряного позвоночника. За его спиной выстроилась свита из слепых писцов и автоматических записывающих устройств, кропотливо фиксировавших каждые слово и жест своего повелителя.

Рядом с Наицином голопроектор в бронзовой раме показывал мерцающее изображение пепельно-бледного лица, окруженного нимбом проводов и булькающих трубок. Лицо то и дело искажалось в гримасе, когда мускулы пытались воспроизвести полузабытые мимические движения, принесенные в жертву пульсации машин вместе с органической природой их владельца. Архимагос Каэр Амаэтон, смотритель цитадели Гидры Кордатус, хмуро взирал из глубин своего святилища машин, где он был навечно связан с бьющимся механическим сердцем цитадели, навсегда подсоединен к каждому процессу ее функционирования. То немногое, что еще оставалось от тела Амаэтона, было так глубоко погружено во внутреннюю матрицу цитадели, что он уже не мог покинуть свое искусственное жилище в самом сердце крепости.

Младшие офицеры сновали вокруг стола, разливая кофеин и раздавая материалы для брифинга, испещренные колонками цифр с указанием численности боеспособных частей и состояния снабжения.

Вобан недовольно заворчал.

— Есть три вида лжи, — сказал он, быстро проглядев документ, — ложь, наглая ложь и статистика!

Позади стола техники с выбритыми затылками готовили проектор для демонстрации графиков, составленных по приказу Вобана; немного в стороне была установлена стального цвета кафедра.

Как только техники и адъютанты покинули зал, Вобан встал и занял место за кафедрой. Выдохнув облако густого дыма, суровый командир обратился к военному совету.

— Итак, джентльмены, нам нанесли серьезный удар, и, вполне вероятно, ситуация еще ухудшится, прежде чем наступит перемена к лучшему.

Такое по-видимому пораженческое заявление заставило нахмуриться некоторых младших офицеров. Не обратив на них внимания, Вобан продолжил:

— Времени у нас немного, поэтому буду по возможности краток, а затем мы начнем наш ответный удар. Нам здорово досталось, но если мы будем действовать незамедлительно, думаю, у нас есть неплохой шанс дать врагу по зубам. Прежде всего, я кратко обрисую наше положение на настоящий момент. Я сделаю это быстро, поэтому не отвлекайтесь, и если я задам вам вопрос, отвечайте без промедления. Ваши вопросы вы сможете задать, когда я закончу.

Приняв молчание офицеров за знак согласия, Вобан повернулся к проектору у себя за спиной, на который была выведена крупномасштабная карта цитадели и окрестностей. Иерихонские Водопады были отмечены красным, а цитадель, Тор Кристо и соединяющий их подземный туннель — зеленым.

— Как вы видите, враг занял Иерихонские Водопады и лишил нас любой возможности воспользоваться тамошним оборудованием. В силу этого мы также лишились прикрытия с воздуха и возможности нанести удар с помощью авиации.

Вобан повернулся к Гуннару Тедески.

— Сколько там базировалось самолетов, майор Тедески?

Невысокий, плотного сложения, майор еще в бытностью свою пилотом «Мародера» лишился руки и правого глаза, место которого в выжженной глазнице заняли грубые и неровные шрамы. Во время обстрела орочьей колонны он был сбит и попал в плен, пройдя через пытки в лапах зеленокожих прежде, чем воины Четвертой роты Ультрадесанта освободили его.

Тедески ответил, не заглядывая в свои бумаги:

— Пять эскадрилий «Молний» и четыре — «Мародеров». В общем сто двенадцать самолетов, по большей части перехватчики и, как мы подозреваем, большая часть их уничтожена.

— Хорошо, по крайней мере, мы с большой долей уверенности можем сказать, что враг не будет использовать против нас нашу собственную авиацию. Как бы то ни было, помимо этого на нашей стороне все еще остается преимущество в логистике и стратегии. Как долго это будет продол…

— Прошу прощения, полковник Вобан, — перебил его магос Наицин, — не могли ли вы объяснить, что привело вас к такому выводу? Как я понимаю, мы лишились нашей единственной связи с внешним миром, и в данный момент враг использует наше же оборудование, чтобы доставлять на поверхность планеты все новые войска и военные машины. Не вижу, как это может стать нашим преимуществом.

Не делая попыток скрыть раздражение, Вобан облокотился на кафедру и заговорил так, как будто обращался к особенно несообразительному младшему офицеру:

— Магос Наицин, вы человек науки, а не военный, поэтому вам необязательно это понимать, но мне совершенно ясно, что данная атака на нашу цитадель обречена на провал. В нашем распоряжении более двадцати тысяч солдат, танковая бригада и пол-легиона титанов Легио Игнатум. Я знаю эту крепость, я читал записи, оставленные предыдущими кастелянами. Соотношение потерь при взятии бастионов цитадели в самом худшем случае составит четыре к одному, и, уверен, даже вы признаете, что такие цифры выходят за пределы того, что нам может готовить любой противник.

Предоставив Наицину возмущаться столь снисходительным ответом, Вобан вернулся к экрану проектора и по очереди указал на каждую из высветившихся на нем иконок, обозначавших дислокацию войск.

— Наши силы распределены между основными военными формированиями. Батальон В базируется тут, рядом с батальоном Б, что вместе составляет около двенадцати тысяч солдат и девятьсот единиц бронетехники. Батальон А был разделен на две части в Иерихонских Водопадах и Тор Кристо, и, учитывая потери, понесенные в Иерихонских Водопадах, численность батальона сейчас составляет немногим менее семи тысяч человек, все они в настоящее время базируются в Тор Кристо.

Изображение на экране вновь сменилось, на этот раз демонстрируя на карте позиции и численность вражеской армии.

— Что касается противника, нам известно, что со времени битвы у Водопадов из космопорта выдвинулись лишь немногие силы. Мы можем только строить догадки об их численности, но, по нашим предположениям, у них не более тридцати-сорока тысяч солдат, которые хорошо вооружены и — на данный момент — не испытывают недостатка в мотивации и умелых командирах.

Вобан сделал паузу, чтобы грандиозность названных чисел в полной мере дошла до аудитории, и с удовлетворением отметил, что никто из его слушателей не поддался страху.

— Итак, вот наша ситуация, насколько мы можем оценить ее в данный момент. Теперь я попрошу каждого из вас проинформировать остальных о состоянии вашего соединения. Говорите прямо и будьте откровенны. Если в вашей части неудовлетворительная дисциплина, есть перебои в снабжении или иные недочеты, я должен знать об этом. Ясно?

Вобан повернулся к мерцающему голографическому изображению магоса Амаэтона на другом конце стола.

— Архимагос Амаэтон, вы ближе, чем большинство из нас, знакомы с техническим оснащением крепости. Есть ли что-нибудь, что мне следует знать?

Голографический образ магоса задрожал, и Вобан уже собирался повторить свой вопрос, когда Амаэтон, наконец, ответил. В его прерывающемся голосе не было уверенности.

— Я считаю, наш ответный удар должен быть сильным и быстрым… именно так. Цитадель хорошо укреплена, но, как вам известно, любая крепость неизбежно падет, если не прибудет помощь извне. Пока мы не уверимся, что подкрепление уже направляется к нам, это будет жизнь взаймы. Мы должны приложить все силы, чтобы продержаться, пока не прибудет подкрепление.

— Хорошо. Вы все слышали, что сказал магос. К завтрашнему утру мне нужны отчеты об укомплектованности боеприпасами по каждой станции. В обычных обстоятельствах я не люблю контратаки: это значит, что враг захватил инициативу и вынудил нас занять оборонительную позицию. Но в данном случае я не думаю, что у нас есть особый выбор.

Вобан повернулся к батальонным командирам:

— Гуннар, Пит, Морган? В каком состоянии ваши части?

Пит Андерс ответил первым:

— Клянусь жизнью, сэр, мы покажем этим шавкам, что значит уметь драться! Батальон В заставит этих нечистых псов убраться прочь, поджав хвосты, прежде чем они посмеют даже посмотреть на стены нашей цитадели!

— То же сделает и Батальон А, — резко сказал Тедески.

— Отлично. Так держать, — Вобан улыбнулся, довольный тем, что его офицеры настроены столь решительно. Офицеры козырнули, не скрывая своего желания порадовать командира и перейти, наконец, к боевым действиям.

Брифинг продолжался. Кастелян цитадели двинулся вокруг стола, энергичным жестом сжатой в кулак руки акцентируя каждый пункт своего плана.

— Майор Тедески будет удерживать Тор Кристо при поддержке двух артиллерийских взводов от каждого батальона. Я хочу, чтобы артиллерия обрушила на этих паршивцев столько снарядов, сколько сможет, прежде чем они приблизятся к цитадели. Майор Кристан, под вашей ответственностью бастион Винкаре; майор Андерс удерживает бастион Мори. Первый равелин будут посменно защищать подразделения из обоих ваших батальонов под командованием подполковника Леонида.

Офицеры кивнули, и Вобан продолжил изложение своего плана.

— Нам предстоит тяжелый бой, джентльмены, и мы лишим себя всякого преимущества, если дадим врагу передышку. Если принцепс Фиерах согласится с моими предложениями, его титаны и наши бронетанковые роты, используя подходящую ситуацию, смогут перенести бой на территорию врага и, тем самым, лишат его возможности спокойно завершить подготовку к осаде. Чем дольше мы будем сдерживать продвижение противника, не позволяя ему приблизиться к стенам цитадели, тем больше времени будет на подход подкрепления.

— В какие вероятные сроки нам следует ожидать прибытия подкрепления? — спросил Леонид, подавшись вперед и опираясь локтями о стол.

— Я могу ответить на этот вопрос, — откликнулся адепт Наицин. — Кастелян Вобан, вы позволите?

Вобан согласно кивнул.

— Перед тем, как пали Иерихонские Водопады, магос Механикумов, находившийся там, сумел отправить зашифрованную сводку с пометкой высокой категории срочности. Очень скоро это сообщение получат все ближайшие аванпосты Адептус Механикус, и код секретности, который я заметил в сообщении, должен гарантировать самый быстрый ответ.

— Насколько быстрый? — не сдавался Леонид.

— Сколь-либо точно сказать невозможно. Путешествие на такие расстояния зависит от массы переменных, и существует множество факторов, которые могут негативно повлиять на сроки прибытия подкреплений.

— А по вашим догадкам?

Наицин пожал плечами. Его вздох прозвучал подобно разряду статических помех в его вокс-усилителе.

— Вероятно, через семьдесят дней, но не позже, чем через сотню.

Леонид кивнул, хотя полученный ответ явно не улучшил его настроения.

— Мы отправили еще одно сообщение из нашего Звездного Зала? На случай, если первое сообщение не прошло.

Магос Наицин неуютно поежился и взглянул на голографическое изображение своего господина, прежде чем ответить.

— К сожалению, в последнее время мы столкнулись с некоторыми проблемами с кодировкой при отправке сообщений, и услуги Звездного Зала в данный момент для нас…недоступны. Но пусть вас это не беспокоит, майор, — продолжил Наицин с прежним самообладанием. — Враг, может быть, и способен взять над нами верх числом, но на это потребуется время. Время, которого не будет, если подкрепление уже идет к нам. Время работает против них, они это знают, и потому будут действовать отчаянно и неосторожно. Это нам на пользу.

Наицин откинулся в кресле, и Вобан вернулся на свое место.

— Итак, джентльмены, всем ясно, что предстоит сделать? Нам придется действовать точно и быстро. Ошибки — роскошь, которую мы себе позволить не можем, а потому держите ружья наготове, а сабли — хорошо отточенными. Вопросы?

Вопросов не было, и Вобан продолжил:

— Не обманывайте себя, угроза, с которой мы здесь столкнулись, более чем реальна. Грядущее противостояние потребует максимума от вас и ваших людей. Цена победы будет высокой, чертовски высокой, и это жертва, на которую мы все должны быть готовы пойти. А теперь — за дело. Нам предстоит битва.

ПЕРВАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Глава 1

Колонна из мужчин и женщин, окровавленных, сломленных и павших духом, с трудом продвигалась по дороге, ведущей от Иерихонских Водопадов вверх, к плато. Пленные шли, опустив головы; многие были тяжело ранены и без медицинской помощи были обречены на скорую гибель.

Железные Воины, гнавшие их на смерть, как скот, не обращали внимания на физическое состояние своих подопечных. Им достаточно было, что пленные могут идти.

В колонне смешались тысячи истощенных, оголодавших рабов, привезенных на Гидру Кордатус, чтобы работать и умирать, и пленные, захваченные во время атаки на космопорт, — их пощадили лишь потому, что этого требовали планы Кузнеца Войны.

Шагая рядом с этим жалким строем, Кроагер чувствовал, как презрение к этим ничтожествам, зовущимся людьми, тугим узлом отвращения стягивает его нутро. Как могло это хнычущее подобие разумного вида даже надеяться когда-либо править галактикой? Они были слабы и следовали учениям сгнившего трупа с планеты, название которой знали немногие, а побывать на ней никогда не довелось бы ни одному из них.

Необходимость использовать этот скот как пушечное мясо раздражала его, но выбора не было. Именно пленным по приказу Кузнеца Войны предстояло первыми вступить в битву, и честь, оказанная им таким решением, встала Кроагеру поперек горла. Он с трудом сглотнул, сдерживая нарастающую ярость. Все чаще приступы бешенства, посылаемые Кровавым Богом, затуманивали его сознание, и он понимал, что должен держать себя в руках.

Чтобы утолить гнев, он резко ударил кулаком ближайшего пленника, превратив его ребра в осколки. Как подкошенный, мужчина упал на землю, его глаза широко раскрылись, а дыхание превратилось в хрип. Некоторые из шагавших рядом пленных склонились к умирающему, чтобы помочь, но вовремя остановились, услышав предостерегающий рык Кроагера. Без всяких церемоний раненого отпихнули прочь, и тело откатилось в сторону, освобождая дорогу для тысяч людей, идущих следом.

— Вы идете на смерть и даже не понимаете, какая честь вам оказана! — прокричал Кроагер, едва впереди показался гребень горы. Повернувшись к тому спиной, он широко развел руки и, не останавливаясь, повысил голос, чтобы его услышали как можно больше пленников:

— Я клянусь вам: если кому-либо из вас удастся выжить в задании, которое вам назначено, его пощадят. Даю вам слово Железного Воина.

Кроагер, глухо рассмеявшись, уже повернулся к колонне спиной, когда из толпы донесся женский голос:

— И чего стоит это слово, предатель?

Время застыло, сделав бесконечно долгими те несколько секунд, что потребовались Кроагеру, чтобы обнажить цепной меч и подойти к пленникам.

— Кто смеет говорить со мной? — взревел он с лицом, искаженным яростью. — Кто из вас, презренного отребья, смеет задавать мне вопросы?

Перепуганные мужчины и женщины отчаянно пытались избежать ударов меча, которым Кроагер орудовал, подобно мяснику, в бешенстве отсекая конечности и головы. Еще с десяток раз меч поднялся и опустился, прежде чем вновь послышался тот же голос — теперь более громкий.

— Я смею, предатель. Лейтенант Ларана Уториан, 383-ий Драгунский Джурана, и я спрашиваю: чего стоит слово такого еретика, как ты?

Кроагер почувствовал, как его сознание окутывает красная дымка. Зрение сузилось, сфокусировавшись на женщине, посмевшей заговорить с ним, на артерии, пульсировавшей на ее шее, и на дуге, которую очертит его меч, прежде чем отрубить ей голову. Но он сдержал гнев и заставил себя опустить оружие. Пленница, женщина с дерзким лицом, одетая в потрепанную небесно-голубую форму Имперской Гвардии, была намного ниже его; окровавленная, с рукой на кое-как сооруженной перевязи, она, тем не менее, смотрела на него с неприкрытой ненавистью.

Узнавание, странное и противоестественное, поразило Кроагера, хотя откуда пришло это чувство, он сказать не мог. С удивлением он ощутил, как гнев его рассеивается. Чего, кроме быстрой смерти, могла надеяться достичь своим непокорством эта женщина? Кроагер наклонился, чтобы заглянуть Ларане Уториан в глаза, а затем схватил ее раненую руку и сжал.

Ее лицо исказилось от мучительной боли, но Кроагер не ослабил давления, пока не почувствовал, как под кожей трутся друг о друга острые концы сломанной кости.

— Чего стоит твое слово? — повторила Ларана Уториан сквозь сжатые зубы.

— Немногого, — признал Кроагер и повернул руку так, что Уториан резко вскрикнула, — но ты не лишена частицы мужества, и это мужество должно быть по достоинству вознаграждено.

Рассмеявшись, Кроагер отпустил руку пленницы и объявил:

— Вот эта пойдет в первой волне атаки.

Глава 2

Первой мыслью, проникнувшей в туман полубессознательного состояния, в котором пребывал гвардеец Хоук, было подозрение, что на этот раз он переборщил с выпивкой и влил в себя что-то превысившее возможности его организма. Попойки Хоука вошли в историю, но никогда он еще не чувствовал себя так погано: как будто разъяренный карнозавр исколошматил его с головы до ног, превратив тело в один сплошной синяк.

Вокруг было темно и пыльно, легкие работали с трудом, и Хоук закашлялся, пытаясь понять, что происходит. Он медленно открыл глаза и подождал, пока взгляд сфокусируется. Прямо перед ним была рокритовая поверхность, очень похожая на пол станции слежения, но кроме нее ничего не было видно. Клубы пыли призраками парили в оранжевом свете.

Хоук попробовал повернуться, и обжигающая боль пронзила левое плечо, заставив его ругнуться; по руке стекало что-то липкое. Он осторожно повернул голову и попытался сориентироваться в выжженных, пропитанных едким дымом руинах, среди которых оказался. У стены лежала обугленная бесформенная масса, но в полумраке Хоук не мог понять, что это такое. В ушах звенело, и всякий звук от собственных движений казался дребезжащим и бесконечно далеким. Он опять повернулся, перекатился на спину и заскрипел зубами от боли, вновь окатившей плечо. Но после этого маневра ситуация немного прояснилась. Его ноги были зажаты под чем-то тяжелым, — извернувшись, Хоук разглядел, что это был разбитый корпус вокса.

С трудом выползая из-под тяжелых обломков, Хоук по крупицам вспоминал события, произошедшие…сколько же времени прошло? Он сел, прислонившись спиной к стене, и здоровой рукой ощупал рану. Он помнил лязг гранат, упавших на пол бункера. Одну ему удалось спихнуть в зумпф, но другая взорвалась раньше, чем он до нее добрался. Благодарение Императору, что старое оборудование этой проклятой станции оказалось достаточно громоздким и прикрыло его от разрушительной силы взрыва.

Он потер руку — глубокая рана в плече отозвалась новой вспышкой боли — и перевел взгляд на почерневшую массу у противоположной стены. Поблескивание обнажившихся костей, скрюченная от огня рука — Хоук понял, что это его бывший сослуживец, Хитч.

Жалеть Хитча Хоук не мог, у него было достаточно собственных проблем: например, что ему, черт побери, теперь делать? Все оборудование станции было разбито, и он знал, что починить его не сможет. Он застрял на вершине этой злосчастной горы, откуда вниз не было никакой сносной дороги, плюс рука болела, как последняя сволочь.

Со стоном Хоук поднялся на трясущиеся ноги и оперся о стену. Грудь болела при каждом вздохе, наводя на мысль о сломанных ребрах. Шатаясь, как пьяный, он потянулся к металлическому ящику, частично похороненному под останками автопушки и консоли вокса. Ногой отшвырнув мусор, Хоук потянул крышку вверх, достал из ящика холщовый рюкзак и пошарил внутри. Он нащупал небольшую аптечку, вскрыл упаковку и, морщась от боли, стянул с себя шинель и рубашку.

Все время, пока Хоук обрабатывал рану анальгетиком и накладывал на руку давящую повязку, он не переставал размышлять о том, кто же на него напал. Он задумался об этом только сейчас, когда мысли прояснились и приобрели некоторую связность. Рассмотреть хорошенько нападавших он не успел, но кто бы это ни был, они были поистине гигантами. Он смутно помнил что-то огромное серо-стального цвета — колосса, который мог быть только космическим десантником.

Дыхание перехватило, медицинские процедуры были забыты.

Космические десантники…

Ему доводилось сталкиваться с космодесантом. Несколько раз ему по невезению выпало дежурство в «Надежде», и он видел, как они выгружаются из тяжелых боевых кораблей. Поначалу Хоук был поражен их внушительным телосложением, ему захотелось заговорить с одним из них, расспросить о битвах, в которых он участвовал, о местах, где побывал. Но их сдержанное поведение, военная выправка и крупнокалиберное оружие ясно говорили, что такой поступок станет самой серьезной ошибкой в его жизни — и, к тому же, последней.

И все же в неизвестном воине, которого Хоук даже не разглядел, было что-то, что заставило его задрожать от страха. Он не был похож на тех космодесантников, что Хоук видел раньше. Несмотря на все их неприступное превосходство, ни в одном из них, даже если он и удостаивал гвардейца взглядом, не чувствовалось такой внушающей ужас древней злобы. Здесь же было что-то совершенно иное.

Внезапно Хоук понял, что его мечты о боевых действиях исполнились самым недвусмысленным образом, и на его перемазанном пеплом лице появилась кривая улыбка. Он столкнулся один на один с врагом и выжил. Посмотрев еще раз на тело у стены, он понял, почему нападающие не стали добивать его: они увидели труп Хитча и подумали, что это он. Хоук рассмеялся; смех вышел нервным.

— Ну, малыш Хитчи, — сказал он, хихикая, — кажется, тебе все-таки удалось сделать в жизни хоть что-то полезное.

Как и большинство людей, знавших Хоука, враг недооценил его. Внезапно он разозлился: проклятье, он солдат, и он еще заставит этих ублюдков понять это.

Прижав руку к груди, он соорудил нечто вроде перевязи из бинтов, обнаружившихся в аптечке, после чего вытряхнул содержимое рюкзака на пол, отпихнул в сторону те предметы, что стали бы только бесполезным грузом, и сложил внутрь все, что могло пригодиться. После взрыва таких вещей осталось немного. Он упаковал все продовольственные пайки, которые смог найти, а также пару бутылок с гидратирующими капсулами. В поисках таблеток детокса он проверил карманы шинели и вздохнул с облегчением, обнаружив коробочку во внутреннем кармане. Без этих таблеток он мог сразу пустить себе пулю в лоб: яды, содержащиеся в атмосфере, поразили бы его в течение суток, не принимай он регулярно очищающие препараты, которые Адептус Механикус Биологис производили для солдат. На вкус эти таблетки были противнее всего, что Хоуку приходилось пробовать, но если они сохранят ему жизнь, он готов и потерпеть. В любом случае, в запасе их было не слишком много…

Он пошарил в ящике, вытащил потрепанный дыхательный аппарат и также уложил его в рюкзак. Кислорода в аппарате оставалось чуть больше половины, но и это могло пригодиться, если его в пути застанет одна из столь частых в этих горах пыльных бурь. Вытащив со дна ящика портативный вокс-передатчик, Хоук расплылся в улыбке, хотя слово «портативный» тут было уместно разве что в шутку. Громоздкие батареи весили по килограмму каждая, а само устройство займет большую часть рюкзака. И все же, кажется, кто-то говорил, что нет на поле боя ничего опаснее, чем человек со средствами связи.

Лично Хоук предпочел бы лазпушку, но такова жизнь.

Он опустошил рюкзаки Хитча и Чаредо и перерыл личные вещи своих погибших сослуживцев. Компас и магнокуляры, когда-то принадлежавшие Чаредо, отправились в один из карманов вместе с шестью батареями для лазгана. Блестящий нож в ножнах из тисненой кожи, когда-то бывший гордостью гвардейца Хитча, был прикреплен на пояс, а обгоревшее тело удостоилось короткого кивка.

— Не возражаешь, если я возьму его? Нет? Я так и думал. Спасибо, Хитч.

Удостоверившись, что он спас все, что еще оставалось целым из скудных запасов станции, Хоук перешел к поискам своего лазгана — принялся переворачивать вверх дном покореженные обломки и разгребать наносы янтарного цвета пыли, просочившейся в дверь.

Вот. Он наклонился и, ухватившись за приклад, извлек оружие из-под слоя пыли. Ствол оказался погнут, и Хоук, с недовольным ворчанием отбросив ставший бесполезным лазган, направился к перекошенному дверному проему.

Выйдя наружу, он сощурился на ярком свету и уставился в немом удивлении на высокие столбы дыма вдалеке, поднимавшиеся над Иерихонскими Водопадами.

— Священная кровь Императора! — прошипел Хоук, глядя в небо, заполненное гигантскими кораблями — настолько гигантскими, что они просто не имели права летать. В Водопадах было оживленнее, чем когда-либо. Десятки тысяч людей и единиц техники заполонили окрестности космопорта — столько Хоук не видел даже во время большого сбора на Джуране, когда целый полк готовился к отправке.

Его колени подкосились, и, упав на землю, Хоук даже сквозь полевую форму почувствовал жар, исходящий от пепла на горном склоне. Как можно было предположить, что кому-то удастся организовать операцию таких масштабов?

Вытянув руку для опоры, Хоук нащупал холодный металл, и его пальцы сомкнулись на стволе ружья. Это оказался лазган джуранской модели; на прикладе темнели пятна крови. Улыбнувшись, он поднял оружие и увидел, что индикатор заряда оптимистически светится зеленым.

Вновь исполненный решимости, Хоук поднялся на ноги.

Нужно было что-то делать, но что?

Со столькими ему не справиться. Даже примархи космодесантников, герои преданий, отступили бы перед столь неравными силами; и все же Император сделал так, что у него появился шанс показать, на что он способен. Что конкретно он будет делать, он пока не знал, но изобретательности ему не занимать — что-нибудь да придумает.

С того места, где стоял Хоук, цитадели было не видно, но горный кряж, узкий, как лезвие ножа, проходил с севера на запад от станции слежения и поднимался еще на тысячу метров или около того — оттуда будут прекрасно просматриваться как долина, где расположена цитадель, так и космопорт Иерихонских Водопадов.

Хоук повесил лазган на плечо и стал пробираться между скал вверх по все более крутому и неровному склону. Глубоко вдохнув, он закашлялся — от пыльного воздуха перехватило горло — и критически взглянул на сложившуюся ситуацию.

Один в горах, при себе только переносной вокс, ружье с шестью батареями для перезарядки и боевой нож.

«Трепещите, враги Императора», мрачно подумал Хоук и начал подъем.

Глава 3

Форрикс наблюдал, как очередная колонна грузовых платформ, везущих солдат с землистого цвета лицами, пересекает взлетную полосу по направлению к выезду из космопорта. Непрерывный ревущий поток самых разных видов транспорта протянулся от вместительных грузовых отсеков целой флотилии судов: едва те касались земли, как их трюмы начинали изрыгать вереницу танков, грузовиков, фур, бронетранспортеров и передвижных артиллерийских установок. Тысячи машин проезжали мимо него, и каждая на всех этапах пути следовала указаниям Железных Воинов из Великой роты Форрикса. Элемент случайности был полностью исключен, и все детали этого снабженческого кошмара были Форриксом тщательно продуманы и спланированы.

Каждое судно заходило на посадку по точно рассчитанной схеме: подняв тормозными двигателями непроницаемые для взгляда клубы пепла, оно освобождалось от груза и уступало место следующему в четко определенной очередности. Форрикс точно знал, капитаны каких судов отличались осторожностью, а какие любили полихачить, сколько времени каждому из них требовалось на посадку и как эффективно в каждом случае работали наземные команды. Шум над космопортом стоял оглушительный, и большинство обычных людей, участвовавших в этой высадке, навсегда лишатся слуха.

Несведущему наблюдателю космопорт показался бы сутолокой из тел и машин, но, присмотревшись внимательнее, он бы заметил систему, лежащую в основе всех передвижений. Это было не случайное броуновское движение, а тщательно организованный маневр, сложную схему которого смог бы разглядеть только тот, кто много веков занимался перемещением столь огромного числа людей и техники.

Имперские логистики были бы поражены самим масштабом операции и скоростью, с которой она разворачивалась. И если бы не святотатственная природа миссии, стоявшей перед Железными Воинами, эти же логистики с радостью бы преклонились перед Форриксом и униженно просили бы поделиться с ними опытом.

Воины Форрикса руководили передвижениями как внутри космопорта, так и вне его. Жалкие оборонительные сооружения, разрушенные при первой атаке, теперь восстанавливались, а для защиты от нападения извне возводились контрвалационные линии[1]. Форрикс не сильно верил в возможность такого нападения, но так предписывали правила. Если исторические свидетельства и собственный опыт чему и научили его, так это тому, что наиболее уязвимым становишься, когда не ждешь атаки.

Со скоростью, которая заставила бы почувствовать некомпетентность даже самых лучших Имперских инженеров, по периметру космопорта вырастал похожий на кошмарный сон лабиринт окопов, заграждений из колючей проволоки и укрепленных огневых сооружений. Форрикс предполагал, что еще до ночи контрвалационные линии будут закончены, и Иерихонские Водопады станут более неприступными, чем когда-либо за всю свою долгую историю.

Хотя Кузнец Войны заверил их, что с разрывом астропатических коммуникаций планета оказалась отрезана от всей галактики и у Имперских сил не осталось никакой возможности позвать на помощь, Форрикс не мог допустить, чтобы космопорт — зона его ответственности — оставался незащищенным, и сам этой уверенности не разделял. Джарек Келмаур, колдун, приближенный к Кузнецу Войны, выглядел обеспокоенным, когда тот твердо заявил, что Имперские астропаты не представляют угрозы, и Форриксу стало любопытно, не тяготит ли совесть колдуна некий тайный проступок. Может быть, имперским силам, несмотря на козни колдуна, все же удалось отправить сообщение кому-то за пределами планеты? В этой гипотезе что-то было, и Форрикс решил пока не сбрасывать ее со счетов, чтобы в будущем при случае использовать в своих интересах. Интриги уже давно перестали занимать его, но он был достаточно дальновиден, чтобы понимать: знание дает силу, и никогда не будет лишним иметь в запасе козырь, который можно обратить против конкурентов. Пока же он не будет исключать даже слабую возможность того, что осада с цитадели будет снята, а потому станет соответственно планировать и собственную линию обороны.

На информационном планшете высветилась новая руна, и Форрикс, забыв на время о наполненных паранойей интригах, составлявших самую суть Железных Воинов, стал наблюдать, как основную взлетно-посадочную полосу быстро очищают от солдат и транспортов перед прибытием еще одного огромного корабля — на фоне темнеющего янтарного неба было видно, как он снижается в рокоте и пламени тормозных двигателей. Едва корабль вышел за границу посадочной зоны, как гнетущая тень медленно заскользила по земле, накрывая весь космопорт целиком подобно вязкому нефтяному пятну.

Форрикс не глядя узнал транспорт, заходивший на посадку, и пока другие более впечатлительные натуры задирали головы, таращась на спускающегося к Иерихонским Водопадам левиафана, сам он испытывал только раздражение из-за того, что судно опоздало почти на тридцать шесть секунд. Воздух сотряс стон, как будто мир раскололся на части, затем послышался протяжный скрип массивных органических поршней и зубчатых колес, заглушивших низкое гудение устройств, благодаря которым чересчур громоздкое судно могло летать. Во вселенной не было ничего, подобного этим древним и загадочным механизмам: созданные специально для этого корабля, они представляли собой смесь органических элементов и технологии давних времен. В их создании слились воедино достижения биологической сверхэволюции, колдовство и инженерный гений, а физическим принципам, лежавшим в основе их действия, не было места в природе. Форрикс прекрасно знал, что производство подобных устройств было возможно только в Глазе Ужаса — той области космоса, где варп прорывал ткань реальности и отменял все ее законы, области, которую Легионы Хаоса звали домом.

Зловещая тень остановилась в своем движении, но оглушительный скрежет не прекращался, и Форрикс посмотрел вверх, чтобы убедиться, что корабль сохраняет предписанную высоту. Груз в его трюмах был крайне важен для успеха всей кампании.

Огромный корабль внешне напоминал горный утес, который перевернули на бок и на многие тысячелетия оставили лежать в глубинах бездонного океана. Черный глянец его древней поверхности, похожий на панцирь какого-то омерзительного насекомого, был усеян порами, наростами и сочащимися жидкостью отверстиями, а брюхо испещрили подобные сфинктерам углубления, блестевшие в жарком мареве.

Когда-то этот корабль странствовал в ледяной пустоте космоса от галактики к галактике, пересекая неизмеримые расстояния, и служил домом для миллиардов существ, чье сознание, слившееся в коллективный разум, подчинялось лишь одному инстинкту — поглощать органическую материю и множиться. Каждая особь в этом едином сознании действовала в полном подчинении титаническому сверхразуму, и, дрейфуя от планете к планете, корабль оставлял за собой лишь безжизненный камень. Кузнец Войны положил этому конец, заразив нервную систему корабля тем же техновирусом, что поражал безумных стирателей; так была прервана жизненно важная для улья связь с родительским кораблем и разрушен защитный кокон общности.

Никто не смог бы сказать, как долго космический левиафан сопротивлялся инфекции, но в конце концов колдуны Кузнеца Войны сломили его защиту и, когда сознание его почти угасло, переправили остов в Глаз Ужаса.

Возможно, живой корабль надеялся, что ему окажут помощь, но в этом случае его ждало жестокое разочарование. Оскверненный и изуродованный, теперь он был вынужден подчиняться желаниям Кузнеца Войны и стал лишь одной из шестеренок в механизме, воплощающем его грандиозный план.

Сейчас корабль более двух километров длиной немыслимым образом завис над Иерихонскими Водопадами. Его грузовой отсек, похожий на раздувшееся брюхо мифического морского чудовища, был открыт, извергая фонтаны гнилостных газов.

Две фигуры выступили из жаркой тьмы его ребристого трюма и медленно спустились на землю. Их встретили криками, в которых ужас перемешался с восторгом: так простые смертные, ставшие солдатами на службе у Железных Воинов, приветствовали своих богов войны.

Два гигантских линейных титана Легио Мортис, чей корпус опутывали метровой толщины шупальца-кабели, спустились на Гидру Кордатус. Вначале из тьмы появились их массивные, похожие на бастионы ноги, испещренная амбразурами броня которых несла на себе шрамы тысячелетий войны; затем показались огромные торсы и бронированная грудь.

Созданные по образу человека, они не были ему подобны. Их могучие, но сейчас неподвижные руки соединялись с широкими, как башни, плечами и несли орудия, размером превосходившие здание. Наконец, показались их головы, и даже Форрикс, в избытке вкусивший войны, был поражен той ужасающей мощью, что исходила от этих величественных машин. Никто не знал, какую роль в их создании сыграла воля Темных Богов, но весь их демонический лик светился незамутненной силой Хаоса, как будто часть этой неукротимой энергии воплотилась в их жестоком обличье.

Исполины шагнули на землю, и та загудела, словно от поступи разгневанного божества. Блестящие, похожие на щупальца кабели освободились из креплений и втянулись обратно в брюхо носителя, освобождая место для выгрузки следующей пары титанов.

Форрикс посмотрел на двух титанов, застывших на летном поле; даже в их неподвижности ощущались мощь и величие. За спиной более крупного змеился хвост, увенчанный шипастым шаром размером больше, чем сверхтяжелый танк, и при виде этого сокрушительного орудия собравшиеся воины разразились криками восторга.

Раздался оглушительный вой, и руки колоссов пришли в движение, подчиняясь зловещему и яростному духу, что давал жизнь этим машинам. Первая из них, титан класса «Император», когда-то служила мертвому богу и была известна под внушавшим ужас именем «Диес Ире». Титан шагнул вперед, и земля содрогнулась под исполинскими ногами. Демонический принцепс, управлявший машиной, явно торопился повести титана в бой, пока тот не обрушил свой гнев на своих же союзников.

«Патер Мортис», смертоносный спутник «Диес Ире», направил свои орудия к небу, словно благодаря богов за возможность еще раз принять участие в войне, и мир содрогнулся от его исполненного жаждой битвы рева. Уступая в размерах «Диес Ире», он следовал за своим более массивным собратом, как верный помощник.

Глядя, как могучие машины разрушения покидают космопорт и удаляются в сторону гор, Форрикс позволил себе сдержанно улыбнуться. Танки и пехота мельтешили у ног титанов. Те, кому уже доводилось сражаться рядом с этими губительными колоссами, проявляли здравомыслие и соблюдали дистанцию; те же, кто впервые видел это физическое воплощение могущества своих повелителей, в благоговении подбирались поближе. Многие из солдат, бестолковых смертных, дорого поплатились за столь неразумное рвение: с каждым шагом гигантов под их ногами гибли толпы людей.

Очередные два титана уже спускались на поверхность планеты, и прежде, чем операция завершится, за ними последуют еще и еще. Форриксу многое предстояло сделать, но он был доволен, что все продвигается по плану.

Еще два часа — и здесь будет армия, готовая обрушиться железным штормом на этот мир и разорвать его на части.

Глава 4

Ларана Уториан из последних сил старалась не обращать внимания на боль в искалеченной руке. Даже если ей удастся выжить в этом кошмаре (а шансы на это, откровенно говоря, были невелики), руки она лишится. Об этом позаботился великан, пригнавший пленных сюда; благодаря ему в ее руке не осталось ни одной целой кости или связки. Каждый шаг пронзительной болью отзывался во всем теле, и только невероятным усилием воли она удерживалась от того, чтобы не упасть на колени и просто сдаться.

Она видела участь, постигшую тех, кто так и поступил, и ей совершенно не хотелось превратиться в вопящий, ослепший кусок мяса и встретить смерть под гусеницами одного из танков предателей. Она умрет стоя, как подобает настоящему солдату Императора.

Сосредоточившись на том, как сделать следующий шаг, и не смея отвести взгляд от затылка идущего перед ней мужчины, она упорно продолжала мучительный подъем. Внезапно шедший впереди остановился, и, подняв взгляд, она почувствовала, как в животе зашевелился обжигающий, тошнотворный страх: перед ними возвышались неприступные каменистые склоны Тор Кристо. До серых бастионов на скалах было больше километра, но Ларане казалось, что она может различить лица артиллеристов и солдат на стрелковых ступенях. О чем они думали? Что они чувствовали — страх или напускную храбрость, продиктованную верой в неуязвимость этих высоких стен? Ларана надеялась, что все-таки страх.

Ее колонна двинулась вперед, а мимо в клубах выхлопного дыма с ревом проехали грузовики. Достигнув головы колонны, они резко остановились, и в сердце Лараны внезапно затеплилась надежда. В кузовах машин стояли люди в багровых комбинезонах с грубыми нашивками в виде восьмиконечной звезды на левой стороне груди, и вскоре удивленные пленники получили в свои руки поврежденные, но все еще пригодные к бою ружья. Если эти вероломные шавки думают, что Драгуны Джурана будут сражаться на их стороне, то они еще более безумны, чем ей показалось поначалу. Как только ей выдадут оружие, она сразу же обратит его против тех, кто взял ее в плен, и плевать на последствия.

Но едва одно из ружей оказалось у Лараны, как все надежды на быструю смерть в последнем бою развеялись без следа. От оружия остался только каркас; внутренний механизм отсутствовал. Она чуть не расплакалась от разочарования, но жестоко приказала себе сдержаться. Чьи-то руки схватили ее и потянули вперед вместе с остальными, а потом — вверх, в кузов грузовика. Из-за охватившего ее оцепенения она не могла сопротивляться и, оказавшись в битком набитом транспорте, только закусила губу, стараясь не закричать от боли во все усиливающейся давке. Невыносимая вонь страха пропитала воздух: солдаты исчерпали все запасы мужества, и ужас заставил их запятнать себя рвотой и экскрементами.

Ее прижало к борту грузовика, откуда она могла только мельком видеть, что происходит снаружи. Двигатели взревели в оглушительном крещендо, и ей удалось рассмотреть, что по краю плато в одну линию выстроились сотни грузовиков, так же набитых людьми. Там и тут между ними виднелись приземистые бронетранспортеры, аналогичные тем, что ей доводилось видеть на службе у космических десантников. Она знала, что такой тип техники назывался «Носорог», но эти транспортеры сильно отличались от величественных машин, которыми пользовались Адептус Астартес. Броня их, словно лоснящаяся шкура, отливала отвратительным маслянистым блеском и по всей поверхности была украшена цепями, шипами и черепами. Шум выхлопа их двигателей напоминал рев голодного хищника, и каждая машина была готова сорваться с места, как будто дрожа от негодования из-за вынужденной задержки.

Грузовик дернулся вперед, взрывая колесами пыльную землю, и Ларана до крови закусила губу. Голова ужасно закружилась, и она вцепилась в приклад бесполезного лазгана, стараясь не думать о грядущем кошмаре.

Артиллерист первого класса Дервлан Чу с откровенным удовольствием наблюдал за приближением строя вражеских машин через панораму одной из артустановок «Василиск», размещенных за стенами бастиона Кейн. Статические помехи снижали резкость и картинка получалась зернистой, но от этого изображение не становилось менее прекрасным. Просто мечта каждого артиллериста. Мысленно разделив пополам сначала всю линию строя, а потом и получившиеся половины, он попытался подсчитать число целей, приближавшихся к крепости. По такой грубой оценке выходило около трехсот грузовых машин, без сомнения, доверху набитых нечестивыми изменниками, готовыми броситься на бастионы Тор Кристо, плюс два десятка БТРов.

Эти идиоты даже не потрудились провести артиллерийскую подготовку атаки или обеспечить дымовое прикрытие. Если это все, на что способен противник, то предупреждения ротных командиров были, по большому счету, излишними. Защитники крепости отправят этих безмозглых предателей домой по кускам.

Чу уже наметил зоны огня для своего орудия, границы эффективной дальности стрельбы ему были в точности известны, и заряжающие уже поместили в казенник один из снарядов в метр длиной. Он на мгновение отвлекся и, окинув быстрым взглядом огневые позиции, на которых развернулась артиллерийская группа, с удовольствием отметил, что все орудия заряжены и готовы к бою. Джефен, командир соседнего «Василиска», улыбнулся ему и поднял вверх большой палец.

Рассмеявшись, Чу крикнул ему:

— Доброй охоты, м-р Джефен! Спорим на бутылку амасека, мы сегодня обойдем в счете вас и ваших ребят!

Джефен небрежно отсалютовал и выкрикнул в ответ:

— Принимаю, м-р Чу. Нет ничего вкуснее, чем амасек, за который тебе не надо платить.

— Правда ваша, а потому к вечеру у меня будет чем себя порадовать, м-р Джефен.

Машины неприятеля с рокотом приближались, и Чу вновь сфокусировался на прицеле. С высоты, на которой он находился, рев двигателей слышался как далекое рычание; позади машин вились клубы дыма и пыли, и вскоре они окажутся в зоне поражения.

Чу развернулся на командирском сиденье, чтобы понаблюдать за старшими офицерами Кристо: они собрались позади орудий вместе с вездесущими жрецами Бога-Машины и сейчас изучали показания огневого логистера, без сомнения, уже подсоединенного к приборам прицеливания пушек. Адъютант в ливрее и с серебряным подносом в руках разносил офицерам хрустальные бокалы с амасеком; другой раздавал защитные наушники. Офицеры смеялись над каким-то анекдотом и поднимали тосты за успех операции, залпом осушая бокалы. Затем они сняли фуражки и надели наушники. Один из офицеров, в котором Чу узнал майора Тедески, подошел к орудиям и поднес к губам переносной вокс.

Рядом с Чу зашипел покрытый масляными потеками динамик, и резкий, отрывистый голос Тедески объявил:

— Мое почтение, господа. Можете открывать огонь по готовности.

Чу ухмыльнулся и, вернувшись к прицелу, стал следить, как по мере приближения противника уменьшаются показания дальномера.

Хонсю спустился в экипажный отсек «Носорога» и закрыл за собой крышку люка. От болтеров пока особой пользы не было, а оставив люк открытым, он бы только пошел на неоправданный риск. Машина дергалась и подпрыгивала на неровностях почвы; вернувшись на место командира, он заметил, что водитель сбавил ход, чтобы пропустить вперед грузовики с пленными. Перед возвышенностью, на которой располагалась крепость, наверняка были минные поля, и грузовики должны были пройти по ним первыми.

Воины в отсеке затянули мрачную и заунывную молитву — воззвание к Темным Богам, слова которого без изменений прошли через десять тысячелетий. Закрыв глаза, Хонсю погрузился в монотонный звук речитатива, шепча про себя слова вместе с хором голосов. Он крепко сжал рукоять болтера, хотя время утолить голод оружия кровью предателей еще не настало. Сегодняшний день принесет смерть только никчемным пленникам, но они и так потеряли право на жизнь, упрямствуя в своем нежелании покориться той единственной силе, что могла спасти человечество от разнообразных ужасов этой вселенной.

Что, кроме Хаоса, могло помочь человечеству остановить неумолимую экспансию тиранидов, противостоять варварским оркам и пережить катастрофу, что несли в себе древние боги звезд, уже пробуждавшиеся от векового сна? Только в Хаосе разрозненный людской род мог объединиться и дать отпор тем, кто стремился его уничтожить. Солдаты же бога-трупа, сопротивляясь Хаосу, лишь способствовали гибели того, что должны были защищать.

Что ж, огромная работа, проделанная в ходе этой кампании, еще на шаг приблизит окончательную победу Хаоса, и Кузнец Войны обязательно позаботится, чтобы благосклонность богов стала вознаграждением тем, кто оказался ему полезен. Это была воистину бесценная награда, и ради нее Хонсю был готов рискнуть всем.

Рев двигателя усилился, выводя его из задумчивости. Пришло время перейти к следующему этапу наступления.

Грузовик подпрыгивал на каждой кочке, и от боли у Лараны Уториан подкосились ноги. Ее бросило о борт машины, колени подогнулись, и она ударилась лицом о деревянную обшивку. Во рту появился привкус крови от выбитого зуба.

Она попыталась встать, но в давке не смогла даже пошевельнуться. Со всех сторон ее толкали и пинали, а брюки пропитались нечистотами, залившими пол кузова.

Сквозь щель в облицовке борта ей был виден соседний грузовик, его водитель, одетый в багровую униформу, нисколько не обращал внимания на неудобства пассажиров, подобно скоту загнанных в кузов. Ларана встретилась взглядом с молодым солдатом прямо напротив нее: его глаза широко раскрылись от ужаса, а на грязном лице виднелись следы слез. Во взгляде юноши застыла безмолвная мольба, но Ларана была не в силах хоть как-то помочь ему. Потом его грузовик прибавил скорости, словно хотел выиграть гонку, и сходу проскочил густые заросли кустарника.

Громадный силы взрыв подбросил машину в воздух, перевернул вверх тормашками и расколол раму шасси надвое. Перед глазами до сих пор стояли яркая вспышка взрыва и отсветы пламени, но и сквозь них Ларана видела, что тела разбросало во все стороны. Заглубленная мина выбросила вторичные убойные элементы — противопехотные снаряды, которые взорвались через несколько секунд и оставили только клочья от тех, кому повезло пережить первый взрыв. Клубы пыли, скрывшие обломки грузовика, вскоре остались позади, и Ларана так и не смогла разглядеть среди них юношу. Она была уверена, что он не выжил.

Ее по инерции бросило вперед. Послышались новые взрывы, и крики ужаса стали еще громче. Окутанный густым облаком красной пыли, грузовик резко остановился. Что происходит? Она слышала крики и вопли, полные отчаяния, а затем задний откидной борт грузовика открылся, и огненно-красный свет проник внутрь. Резкие окрики и удары утыканных шипами дубинок погнали пленников к выходу, лишая даже той призрачной защиты, которую давал им кузов.

Выгрузка шла полным ходом, и людской поток поднял Ларану на ноги и выбросил наружу, на твердую, как камень, землю. Десятки разбитых машин, подорвавшихся на минах, лежали в клубах черного дыма. Повсюду виднелись тела убитых, кричали раненые, но пленники двигались только вперед, подчиняясь погонщикам. Ощетинившиеся шипами «Носороги» остановились позади дымящихся обломков, и железным гигантам, конвоирам пленных, понадобилось всего несколько отработанных движений, чтобы высадиться и занять боевую позицию.

Мимо Лараны прошел, спотыкаясь, обезумевший от страха мужчина. В глазах его застыл ужас, и шел он в направлении, откуда только что прибыли грузовики. Один из огромных воинов застрелил его, одним небрежным выстрелом превратив туловище несчастного в месиво. Ничего не видя в пыли и потеряв от боли чувство реальности, Ларана поднялась на ноги. От едкого дыма слезились глаза; раненая рука онемела. Шатаясь, она двинулась туда же, куда бежали все. Прочь от опасности? Она не знала.

В ушах звенело от криков, исполненных боли и паники. Она крепко сжала в руке ствол бесполезного лазгана, дав себе слово, что еще до вечера проломит им череп врагу. Позади раздались новые выстрелы. Одно из изрешеченных, окровавленных тел отбросило прямо на нее, над головой свистели пули. Она оттолкнула труп в сторону и нырнула в завесу дыма.

Дервлан Чу нажал на спуск на щитке управления и зажмурился. «Василиск» выстрелил. Сила отката вдавила массивный ствол в гусеничный лафет, который закачался, несмотря на стопоры, а грохот взрыва не заглушили даже защитные наушники. Первый снаряд еще не достиг цели, а заряжающие уже открывали затвор, чтобы извлечь стреляную гильзу, и доставали из укладки новый патрон.

Он приник к прицелу, проверяя, насколько откат сместил наводку. Не так уж и сильно; он направил перекрестие панорамы снова в цель и подготовил прицел к следующему выстрелу.

— Заряжающий альфа готов! — крикнули снизу.

— Готов! — ответил замковый.

Чу улыбнулся. Первый снаряд еще был в воздухе, а орудие уже подготовлено к новому выстрелу. В ходе интенсивной подготовки его орудийный расчет был обучен действовать именно в таких условиях, и теперь результаты муштры не замедлили себя проявить.

Он навел перекрестие панорамы на дымящиеся обломки грузовика, вокруг которого потерянно бродили охваченные замешательством люди, и вновь нажал на спусковую кнопку.

Несмотря на крики и суматоху, Ларана Уториан услышала визг летящего снаряда и сразу же поняла, что за этим последует. Она упала плашмя и не сдержала вскрик от боли, которой удар отозвался в руках. Земля под ней встала дыбом, подбросив ее в воздух: первый снаряд «Василиска», достигнув цели, образовал воронку пятнадцать метров в диаметре и мгновенно обратил в ничто с десяток человек. Следом за ним в землю врезались новые снаряды, и та задрожала под ногами орущих людей, как от ударов гигантского молота. Взрывы первого залпа взметнули вверх целые обломки скал и тучи пыли. Ларана вновь упала, чувствуя, как от удара легкие лишаются последних запасов воздуха. Она перекатилась на бок, перевалилась через край воронки и рухнула на затянутое дымом дно.

Тут и там на стенках воронки виднелись ошметки мяса и обломки костей; от тяжелого запаха обугленной плоти и сгорающих веществ метательного заряда было трудно дышать. На дне от обстрела укрылся еще один пленный. Его рот был широко раскрыт в полном ужаса крике, но Ларана ничего не слышала, кроме оглушительного звона в ушах, казалось, наполнявшего собой всю черепную коробку. Она чувствовала, что из ушей у нее идет кровь.

Мужчина, укрывшийся на дне воронки, пошатываясь, двинулся к ней, беззвучно шевеля губами, но Ларана не обратила на него внимания и, сжимая в руке лазган, словно он мог магическим образом защитить ее, поползла вверх, к краю. Мужчина не собирался так просто сдаваться и теперь цеплялся за ее форму. Ларана оттолкнула его и выкрикнула что-то бессвязное, пытаясь перекричать ударную волну нового залпа. Охваченный паникой мужчина осел на землю и, сжавшись в комок, принялся безостановочно раскачиваться.

Чувствуя, как от падающих снарядов сотрясается в чудовищных спазмах почва, Ларана уткнулась лицом в землю, цепляясь за ее неровности здоровой рукой. В рот набилась пыль, а ударная волна от взрывов грозила превратить кости в кашу.

Она знала, что здесь оставаться нельзя. Нужно возвращаться. Но куда идти? Снаряд мог упасть где угодно, а в этом наполненном дымом хаосе она совсем потеряла чувство направления.

Она ползком спустилась вниз к плачущему мужчине и, схватив его за ворот, потянула к дальнему краю воронки.

— Давай же! Надо идти назад! — кричала она, но мужчина мотал головой и отчаянно вырывался, сопротивляясь Ларане с силой обезумевшего.

— Если останешься здесь — погибнешь!

Он все так же качал головой, и Ларана не была уверена, слышал ли он ее вообще и был ли в ее словах хоть какой-то смысл. Что ж, она сделала все, что могла, и если этот полоумный не желает двигаться с места, заставить его она не сможет.

Новый взрыв сбил ее с ног и подбросил вверх, за край воронки.

Она упала на что-то мягкое и немедленно откатилась в сторону с криком ужаса, едва увидев, что это было: месиво из разорванной на куски плоти и оторванных, переломанных конечностей. В дыму виднелись тени бегущих людей, но она не знала, кто это и куда они направляются. Видимость сузилась до нескольких метров, дальше же дым и пыль вставали непроницаемой завесой. Почти на этой границе лежали тлеющие обломки перевернувшегося на бок грузовика; она поползла к нему по изуродованным трупам и телам кричащих раненых, безногих и безруких, но еще живых. Один стоял на коленях, рукой пытаясь вправить на место внутренности, выпавшие из широкой раны на животе. Другой засунул за пазуху собственную оторванную руку; третьего рвало кровью. С каждым метром пути открывались новые ужасы, и по лицу Лараны текли слезы, а земля под ней не переставала дрожать, словно все они оказались в эпицентре сильнейшего землетрясения.

Добравшись до горевших обломков, она истерически рассмеялась сквозь слезы, радуясь даже такой незначительной победе. Под разбитой кабиной лежал почерневший труп, разрубленный пополам при падении грузовика. Ларана разглядела, что на погибшем был тот же алый комбинезон, который носили все слуги врага, и внутри нее жарким огнем разгорелась ненависть. Она зарычала от страха и ярости и с силой опустила приклад лазгана на череп трупа. Всхлипывая, она наносила удар за ударом, пока от черепа не остались только осколки, затем отбросила окровавленное оружие в сторону и попыталась укрыться под дымящимися обломками грузовика. Следы, оставленные его шинами, терялись в дыму и вели туда, откуда, как она полагала, начался их путь в это безумие. Она глубоко вздохнула и стала ждать следующий залп.

Она понимала, что шансов выжить нет, но и не хотела сдаваться; а потому, едва возникла пауза между взрывами, Ларана Уториан покинула свое убежище и направилась на поиски пути, который вывел бы ее из этого ада.

Едкий запах пороховых газов окутал бастион Кейн, но ни резь в глазах, ни звон в ушах не могли умерить ликования, охватившего Дервлана Чу. Атака захлебнулась, не преодолев и половины дистанции до Тор Кристо. Орудийным установкам удалось удержать врага в намеченных огневых зонах, внутри которых на вражеские цели обрушился весь боезапас артиллерии. Он точно знал, что его расчет поразил больше целей и за меньшее время, чем орудие Джефена, а потому с полным на то основанием предвкушал, как вечером получит в столовой свою бутылку амасека.

Уже смеркалось, к тому же значительную часть распавшегося боевого порядка, ранее состоявшего из сотен грузовых машин, теперь скрывали клубы дыма. Майор Тедески дал команду прекратить обстрел до тех пор, пока дым не рассеется: не было смысла тратить снаряды на уже разгромленного врага.

Чу откинулся на сиденье, облокотившись на ограждение орудийной платформы, и достал из кармана серебряный портсигар с черутом. Закурив сигарету, он бросил коробочку заряжающему и замковому.

— Хорошая работа, ребята. Думаю, в этот раз мы изрядно потрепали врага.

На перепачканных копотью лицах бойцов его расчета сверкнули улыбки.

— Когда Джефен отдаст мне мой амасек, я обязательно с вами поделюсь.

Чу с удовольствием затянулся черутом и еще раз взглянул в окуляр прицела. Дым уже начал развеиваться, и полный хаос, царивший на поле боя, радовал глаз артиллериста. Горящие обломки сотен машин усеяли землю, и пламя вздымалось до небес, поглощая как сами транспорты, так и нечестивых пассажиров. Пространство внутри огневых зон превратилась в изрытую воронками пустошь, и в результате неистового обстрела местность изменилась до неузнаваемости.

Повернув окуляр, он увидел, что орудия на бастионе Марса также поработали на славу. Пушкам Драконьего бастиона полагалось прикрывать подходы к Кристо с юга, и Чу без труда представил себе, как должно быть, разочарован командир его батареи из-за того, что честь пролить первую кровь досталась артиллеристам Кейна и Марса.

Он вновь установил прицел на собственной огневой зоне. Благодаря поднявшемуся ветру дым теперь рассеивался быстрее, и в сумерках уже можно было различить отдельные движущиеся силуэты. Чу удивился, заметив, что в зоне обстрела вообще кто-то умудрился выжить. Он усилил увеличение и в редеющих клубах дыма разглядел еще несколько машин — БТРы, которые он мельком видел незадолго до первого залпа.

Чу проверил показания дальномера и выругался. БТРы и стоявшие перед ними воины располагались в нескольких сотнях метров за пределами максимальной дальности орудия. По направлению к воинам двигалась горстка выживших; некоторые шли, некоторые ползли. Еще раз подняв кратность увеличения, он разглядел, наконец, грязную униформу целей, по которым велся обстрел, и почувствовал тошноту во взбунтовавшемся желудке.

Ни пыль, ни кровь не могли полностью скрыть небесно-голубой цвет формы 383-го полка Джуранских драгун. В ужасе он перевел прицел обратно на зону, по которой вело убийственный огонь его орудие, и застонал, и там обнаружив груды изломанных мертвых тел в так хорошо знакомой форме.

Чу осознал, что совершили он и его люди, и к горлу подступила тошнота. От одной мысли о бутылке амасека, которую он выиграл благодаря этой бойне, хотелось плакать.

Хонсю был доволен. С холодной бесстрастностью наблюдая за артобстрелом, что вели орудия форта, он отметил много полезного: дальность выстрелов, скорость полета снарядов, величину секторов обстрела каждого бастиона. Орудия самого южного бастиона в бою не участвовали, но Хонсю знал, что на такой дистанции они не представляют угрозы. В зону их поражения попадали только южные подходы к крепости, но артиллерия на ближних подступах и солдаты на стене могли с легкостью накрыть центральный бастион перекрестным огнем.

Благодаря авточувствам доспеха он видел поле боя даже сквозь дым взрывов и, несмотря на всю свою ненависть к гарнизону крепости, был вынужден признать, что орудия направляли умелые артиллеристы. Умелые, но не умные. К концу обстрела Хонсю составил для себя точный план огневых зон Тор Кристо. Обычно за такую информацию приходилось платить слишком высокую цену кровью, но потери ничего не значили, когда в дело шли пленные.

Наблюдая, как те, кому повезло пережить обстрел, с трудом выбираются из зоны поражения, он взвел курок болтера. Фигуры, что появлялись из клубов дыма, выглядели так жалко, что смысла оставлять их в живых не было. Большинство из них не смогут быть рабами: как может оглохший человек понять и выполнить приказ? Какая польза от человека только с одной рукой? Как он будет рыть траншеи? Бесполезные люди Хонсю не интересовали.

Он кивнул своим воинам, и те, как один, подняли болтеры и открыли огонь. Очередь разрывных пуль косила несчастных выживших направо и налево, и хотя те молили о пощаде, Железные Воины были непреклонны.

Прошло всего несколько секунд — и погибли последние из пяти тысяч пленных, отправленных под огонь пушек Тор Кристо.

Хонсю заметил, что из дыма появилась еще одна фигура: женщина шла пошатываясь, осторожно удерживая руку у груди. Он прицелился ей в голову.

Но выстрелить не успел — чья-то рука в латной перчатке резким взмахом отклонила его оружие в сторону. Зарычав, он потянулся к мечу.

Кроагер одним движением обнажил свой клинок и лезвием оттолкнул руку Хонсю, тянувшуюся к ножнам. Тот отступил, и его бледное лицо исказилось от ярости. — Проклятье, Кроагер! Ты зарываешься.

Кроагер усмехнулся и, повернувшись к нему спиной, схватил единственную выжившую под обстрелом за китель и поднял на уровень глаз.

— Видишь эту женщину, полукровка? В ней есть мужество. Пусть она и на побегушках у Лже-Императора, но в ней есть мужество. Скажи этому безродному дворняжке, как тебя зовут, человеческое существо.

На лице женщины отразилось непонимание, и Кроагер повторил приказ. Хонсю увидел, что взгляд пленной прикован к губам Кроагера, и понял, что она, скорее всего, оглохла от грохота взрывов.

Наконец она, видимо, поняла смысл обращенных к ней слов и прохрипела:

— Лейтенант Ларана Уториан, 383-й Драгунский Джурана. И ты дал слово…

Кроагер рассмеялся и кивнул.

— Да, но ты же не думала, что я его сдержу?

Женщина отрицательно качнула головой. К удивлению Хонсю, Кроагер бросил ее к ногам одного из своих командиров отделений и приказал:

— Отведи ее к хирумехам, пусть отрежут раненую руку и установят протез. Потом приведешь ее ко мне.

— Ты оставляешь ее в живых, Кроагер? Почему? Милосердие тебе не к лицу.

— Не смей лезть в мои дела, полукровка, — огрызнулся Кроагер, и Хонсю заметил, что он так же удивлен собственным решением. — Лучше не забывай об этом, но я впустую трачу время, поучая тебя. Кузнец Войны хочет, чтобы ты и твои люди собрали информацию о ближних к крепости рубежах обороны. Теперь, когда у меня есть схема огневых зон, я могу начинать первую параллель.

— Прежде чем мы выясним расположение ближних редутов и ловушек?

— Да, мы должны действовать как можно быстрее. Или ты думаешь, что тебя приказы Кузнеца Войны не касаются?

— С твоей стороны неразумно приступать к устройству траншей, пока мы не узнаем больше, — заметил Хонсю.

— А ты — всего лишь безродный щенок, недостойный командовать ротой Железных Воинов. От тебя смердит нашим древним врагом. Ты и твоя ублюдочная рота. Ты позоришь символ Железных Воинов, нося его на своем доспехе, и я не могу без слез думать о будущем нашего Легиона, если в его рядах такие нечистые гибриды, как ты.

Хонсю стоило немалых сил не дать волю горькому гневу, охватившему его, и он так крепко сжал рукоять меча, что побелели костяшки пальцев. Как просто было бы выхватить меч из ножен и напасть на Кроагера, но именно этого и ждал его соперник — чтобы он доказал, что недостоин быть Железным Воином. С трудом он унял свой гнев и заметил в глазах Кроагера разочарование, когда тот понял, что вызов его останется без ответа.

— Будет так, как приказывает Кузнец Войны, — сказал Хонсю и отвернулся.

Глава 5

Уже стемнело, когда Хонсю ползком двинулся по изрытой воронками пустоши в сторону Тор Кристо. Ночное небо, блеклое, тускло-оранжевое, исчертили алые полосы облаков, дрейфующих в верхних слоях атмосферы, но благодаря авточувствам доспеха Хонсю мог разглядеть каждую деталь местности вокруг так, словно ее озарял яркий солнечный свет.

Далеко позади остались воины из роты Форрикса; они размечали на земле линию первой траншеи, которую предстояло отрыть перед стенами крепости на горе. Эта траншея, так называемая параллель, должна была пройти вдоль куртины осаждаемой крепости. Глубокая и узкая, она находилась вне дальности орудий форта и должна была стать первой линией наступления. От этой первой параллели затем методом сап будут проложены подступы; они будут приближаться к крепости и образуют линию, которая в своем продолжении пройдет рядом с крепостью и, таким образом, не позволит ее гарнизону стрелять по направлению фасов траншеи.

Когда сапа достигнет точки, с которой артиллерия Железных Воинов сможет вести огонь по крепости, будет проложена вторая параллель, и осадные батареи пробьют бреши в стенах, подготавливая эскаладу[2]. Если понадобится, дополнительные сапы подойдут еще ближе к крепости и образуют третью параллель, орудия которой пошлют фугасные снаряды поверх стен крепости в самое сердце ее гарнизона.

Хонсю сомневался, что для взятия Тор Кристо потребуется столь методичная осада. Скорее всего, гарнизон, видя, как быстро приближаются атакующие, бросит крепость и отступит в главную цитадель.

Прежде чем атаковать эту цитадель, необходимо было захватить Тор Кристо, но работа эта была неблагодарной и кровавой и не сулила особой славы тому, кто ее выполнял.

Сегодняшнее задание было ярким примером осадной рутины. На таком расстоянии видимость была обманчива, и планировать атаку на крепость, полагаясь только на результаты дальнего наблюдения, было опасно. Хонсю множество раз доводилось видеть, как штурм укреплений оборачивался неудачей из-за того, что разведка не была проведена должным образом, и план атаки приходилось пересматривать, чтобы учесть не замеченные ранее ловушки или редуты.

Следя одним глазом за сторожевой башней, с которой просматривалось все плато, Хонсю был вынужден не менее внимательно смотреть на землю перед собой, чтобы не наткнуться на осколки снарядных гильз или брошенное оружие и снаряжение. Ночью звук разносился дальше, и ему вовсе не хотелось быть застигнутым противником здесь, на открытой местности, вдали от своих. Он и еще сорок воинов из его роты пробирались по зоне поражения, в которой ранее тем же днем полегли тысячи людей, и скрытность пока что помогла им подобраться к крепости ближе, чем удалось кому-либо из пленников во время фронтального наступления.

Он осторожно переступил через мину, которую обнаружили авточувства, и отметил ее вешкой, чтобы предупредить идущих следом. Минное поле, по которому они шли, не представляло серьезной угрозы для Железных Воинов, но земляные работы замедлятся, если пленники и рабы при каждом шаге будут опасаться неразорвавшихся боеприпасов. Послышался металлический звон, и Хонсю ругнулся про себя, видя, как Бракар Полонас, один из старших инженеров Форрикса, неловко обходит мину, отмечая ее положение на светонепроницаемом планшете. Из-за бионического протеза, заменявшего ему ногу, почтенный воин неуклюже прихрамывал. Эта же искусственная конечность была виной тому, что тихо передвигаться он не мог. Форрикс специально приказал Полонасу присоединиться к разведывательной группе, зная, как это унизит Хонсю, и давая тому понять, что собранная им информация будет считаться надежной только после проверки. Что ж, это будет еще одним пунктом в длинном перечне тщательно продуманных оскорблений, подвергающих сомнению его компетентность. Хонсю лишь надеялся, что это неповоротливое воплощение подозрительности Форрикса не погубит их всех.

Они двинулись дальше, и Хонсю выкинул из головы мысли о незваном госте в своем отряде. Несмотря на необходимость принимать меры предосторожности и неумение Полонаса соблюдать тишину, разведгруппа шла в неплохом темпе.

Теперь Хонсю был менее чем в двухстах метрах от подошвы скалистого возвышения, на котором стоял Тор Кристо. Эта вылазка уже оправдала себя: он разглядел впереди три замаскированных углубления в скале, в которых размещалась артиллерия. Поверхность ворот, ведущих к батареям, была облицована камнем, и если бы не рельсы, по которым орудия устанавливались на позицию, он бы их никогда не заметил. И вновь он вынужден был признать, что архитекторы Гидры Кордатус знали свое дело. Орудия в этих углублениях должны были молчать, не нарушая маскировки, до тех пор, пока неприятель, атакующий Кристо, не уверится, что пушки форта уничтожены. Как только атакующие установят осадные батареи, эти орудия накроют их смертоносным залпом.

Углубления уходили в скальную породу под углом, из-за чего их было очень трудно или даже невозможно достать контрбатарейным огнем, и Хонсю понял, что эти данные могут помочь ему доказать свою значимость в глазах Кузнеца Войны.

Жестом подозвав Горана Делау, своего заместителя, он указал на обнаруженные огневые позиции.

— Умно, — заметил Делау.

— Да уж, — мрачно согласился Хонсю. — Их будет чертовски трудно уничтожить.

— Точно.

Вновь послышался скрежет металла о камень, и Хонсю, обернувшись, едва удержался от грубых слов: к ним приближался шумный Бракар Полонас.

— Почему мы остановились? — спросил он.

Вместо ответа Хонсю просто указал на замаскированные огневые позиции. Полонас кивнул, наметанным глазом оценивая их расположение.

— Мы можем отметить их координаты и обстрелять, когда на первой параллели будет установлена артиллерия, — предложил Делау. — Мы сможем обрушить скалу так, что пушки окажутся заблокированы.

Полонас покачал головой.

— Не думаю, что артиллерия с этим справится. Посмотри, ворота устроены так, что сверху их прикрывает скальный выступ, а внизу есть канава, которая поглотит любые обломки, отколовшиеся от скалы.

Хонсю был впечатлен. Сам он эти детали не заметил, и его уважение к старику несколько возросло.

— Тогда мы прямо сейчас атакуем и захватим пушки.

И снова Полонас отрицательно качнул головой:

— Прояви немного терпения, полукровка. Мы не можем действовать поспешно. Подумай вот о чем. Эти углубления ведут вглубь скалы, на которой стоит крепость, и, вероятно, не выходят за пределы передовых укреплений, но есть шанс, что они соединяются и с главной цитаделью. Если мы атакуем сейчас, то враг просто запечатает туннели так, чтобы мы не смогли прорваться, и будет защищать их изо всех сил.

— Тогда что ты предлагаешь, Полонас? — со злостью сказал Хонсю.

— Ты должен научиться уважать тех, кто выше тебя, полукровка, — прорычал, поворачиваясь к нему, Полонас. — Первый принцип военной разведки — знать, как использовать собранную информацию. Любые преждевременные действия только раскроют врагу, что нам известно.

— И что же? Мы просто забудем о том, что обнаружили эти позиции?

— Вовсе нет. Мы будем действовать так, словно не знаем об их существовании. Мы дождемся, когда орудия вступят в бой, и тогда эти позиции захватят наши штурмовые подразделения, которые заранее скрытно проникнут туда. В сочетании с фронтальной эскаладой это позволит нам взять Тор Кристо за несколько часов.

Хонсю собирался возразить, но передумал, поняв, что план Полонаса не лишен смысла. Это был полезный урок, и он склонил голову, соглашаясь со словами инженера Форрикса.

— Хорошо, мы сделаем так, как ты приказываешь, Бракар Полонас, — ответил он официальным тоном.

Быстро связавшись с остальными членами отряда, Хонсю приказал всем возвращаться к точке сбора. Он отключил вокс-связь и уже собирался выдвигаться обратно, когда Полонас, разворачиваясь, поскользнулся на обломке сланца, и его металлическая нога с громким скрежетом опустилась в пространство между двумя валунами.

Железные Воины замерли.

Хонсю задержал дыхание; секунды медленно шли в тягучей темноте. Он осторожно, стараясь не шуметь, двинулся в сторону почтенного ветерана и увидел, что нога Полонаса прочно застряла между камнями. Выругавшись про себя, Хонсю прижал облаченные в латные рукавицы ладони к наплечникам Полонаса.

— Не двигайся.

Когда он уже начал думать, что их не заметили, небо пронзила стрела фосфоресцирующего света, а затем еще одна. С интервалом в несколько секунд они взорвались, и словно два ослепительных солнца озарили плато, медленно спускаясь к земле на маленьких гравитационных парашютах.

Высоко над ними кто-то закричал, поднимая тревогу, и на этот раз Хонсю ругнулся уже вслух, не боясь быть услышанным.

— Будь ты проклят, Полонас! — зарычал он, рывком поднимая воина с земли. Металлическая часть протеза застряла намертво, но ее соединение с культей оказалось не столь прочным, и благодаря Хонсю Полонас вырвался из ловушки, обильно оросив землю кровью.

Полонас захрипел от боли, но быстрые регенерационные механизмы его тела уже через несколько секунд остановили кровотечение из поврежденной конечности. Взвалив старика на спину, Хонсю крикнул:

— Железные Воины, отступаем! Как можно быстрее!

Послышался характерный кашляющий звук: начали стрелять мортиры.

Хонсю знал, что первые выстрелы будут эффективны только для пристрелки, но на стене наверняка стояли наводчики, которые будут корректировать следующие залпы. Нужно было воспользоваться этим промежутком времени. Мерцающее свечение осветительных ракет отбрасывало фантастические тени на неровную землю, и Хонсю потребовалась вся его сноровка, чтобы не оступиться при быстром спуске с подножия горы. Земля задрожала от взрывов снарядов, выпущенных из мортир, смертоносным вихрем разлетелись осколки, но пока что мортиры стреляли с перелетом. На данный момент высота орудий мешала артиллеристам: стрельба с возвышения увеличивала дальность, но на ближнем расстоянии цель поразить было невозможно.

Ирония заключалась в том, что безопаснее всего им было оставаться на том месте, где они были сейчас, но Хонсю знал, что рано или поздно из форта выступят войска, которые выбьют их с этой позиции. Вряд ли в бой вступят «Василиски»: стрельба по отдельным мишеням при столь малых шансах поразить врага означала пустую трату боеприпасов.

Еще один залп всколыхнул землю, на этот раз ближе, и, споткнувшись, Хонсю упал на колени, едва сохраняя равновесие под весом Полонаса. В небе вспыхнули новые ракеты, и теперь к мортирам добавился огонь стрелкового оружия. От лазерных разрядов песок плавился, превращаясь в стекло, от выстрелов тяжелых болтеров — разлетался фонтанами. Один выстрел вскользь зацепил плечо, другой задел бедро, но для Хонсю это было не более чем досадными уколами: его доспехи были неуязвимы для такого оружия.

Совсем рядом землю взрыхлили взрывы снарядов более крупного калибра, и Хонсю уже в который раз выругался, поняв, что защитники крепости подтащили к стрелковой ступени тяжелое вооружение. От выстрела из лазпушки по сухой почве пошли трещины, а песок просто испарился в ослепительной вспышке.

Прогремел новый залп, и на этот раз Хонсю не удержался на ногах: менее чем в пяти метрах прямо над ним разорвался мортирный снаряд, и на него обрушился дождь острых, как бритва, осколков. Дух его доспеха зафиксировал множественные повреждения брони, и весь визор заполнили мигающие красные руны. Прежде чем вступила в действие ускоренная регенерация его тела, Хонсю успел почувствовать, как по ноге и спине стекают ручейки крови.

Он вознес короткую молитву богам в благодарность за то, что они сохранили ему жизнь. Силовой доспех обеспечивал воину практически совершенную защиту, но и у него был предел прочности. Хонсю потянулся к упавшему Полонасу и увидел, почему он остался в живых.

Спина ветерана была рассечена до кости, так, что обнажились блестевшие красным ребра и позвоночник. Голова превратилась в месиво из обломков кости и обрывков плоти, среди которых вязкими потеками виднелось серое вещество. Пожав плечами, Хонсю прикоснулся к знаку Железных Воинов на наплечнике Полонаса, тем самым выражая старику благодарность за спасение, а затем поднялся на ноги.

Он вновь побежал, прихрамывая, по изрытой воронками равнине; теперь, освободившись от дополнительного веса, он вскоре оказался вне пределов дальности мортир. Позади него все так же рвались снаряды, но сейчас, когда их цели сбежали, артиллеристы крепости вели охоту на призраков. Хонсю побежал медленнее и пересчитал своих людей. Одного не хватало. Помимо Полонаса, на этом задании погиб всего один воин. Хонсю пришел к выводу, что им очень повезло.

От осветительных ракет на равнине было светло, как днем, но теперь Имперские войска просто впустую расходовали боеприпасы.

Хонсю прошел через линию пикетов, защищавших бригады землекопов, и с удовлетворением отметил, что работа невольников неплохо продвигалась. Плотную почву покрывал слой пыли, но правильная комбинация посулов и угроз придавала труду рабов хорошую скорость.

Более двух тысяч людей вгрызались в бесплодную землю Гидры Кордатус, роя траншею, которая тянулась от восточного склона долины до точки, находившейся, как недавно ценой своей жизни установили пленники, на границе дальности пушек Тор Кристо. От этой точки траншея поворачивала на юг и следовала изгибу крепостной куртины.

Грунт, извлеченный при рытье траншеи, ссыпали на ее внешний, обращенный к крепости скат, тем самым создавалась уже готовая стрелковая ступень и обеспечивалось укрытие для землекопов. Когда устройство траншеи будет завершено, Железные Воины укрепят ее по всей длине постоянными фортификациями, установив через каждые пятьдесят метров бункеры и минные поля.

Прежде чем перепрыгнуть через траншею, Хонсю приветственно кивнул солдатам из своей роты, которые надзирали за рабами, следя, чтобы все постройки возводились должным образом. Работа шла полным ходом, и если не возникнет помех со стороны имперских сил, к утру траншея будет наверняка готова.

Хонсю с легкостью пробрался сквозь толпу суетливо снующих людей, часть которых была занята земляными работами, остальные складировали припасы, необходимые для наступления на Тор Кристо. Одни невольники волокли огромных размеров платформы, нагруженные снарядами и взрывчаткой, другие сгибались под весом листов адамантия, из которых в дальнейшем будут построены подъездные пути для тяжелой артиллерии и танков. Прочих рабов собрали в группы вокруг наспех сооруженных алтарей Темным Богам, где они бормотали молитвы под присмотром колдунов Джарека Келмаура.

На вычурных башнях из железа были установлены дуговые лампы, испускавшие яркий свет; сами башни стояли на местах, выбранных колдунами так, чтобы стать частью некоего оккультного рисунка. Хонсю точно не знал, для какой цели были возведены эти конструкции, но для снискания милости богов любые средства были хороши. Сам он хоть и почитал темные силы Хаоса, но в ведении кампаний больше полагался на силу своей руки, держащей меч, и на боеприпасы артиллерии. Доверяя Хаосу, будь готов к неприятностям, вызванным переменчивостью его богов; разве не в этом была причина поражения Ангрона в битве за Армагеддон?

Шатер Кузнеца Войны стоял на восточном склоне горы. Полотнища металлизированной ткани, волнами вздымавшиеся на ветру, были растянуты между бронзовыми шестами; от запутанного, изменчивого рисунка на ткани невозможно было отвести взгляд, и разум терялся в его хитросплетении, полном неведомого и вечно неуловимого смысла. Хонсю научился не смотреть подолгу на отвратительный узор и сейчас не сводил глаз с фигур, расположившихся под этим опасным пологом.

Кузнец Войны восседал на огромном троне, который, по слухам, был создан самим божественным Пертурабо и вывезен с ныне потерянной Олимпии. Кузнец Войны говорил, что трон был подарком примарха за битву на Талларне, хотя Хонсю сомневался, что именно эта кампания могла подвигнуть их жестокого демонического прародителя на подобную щедрость. Рядом с Кузнецом Войны, чья огромная фигура источала тошнотворную ауру, с непроницаемым лицом стоял Форрикс, который зачитывал с информационного планшета длинный перечень из цифр и войсковых дислокаций.

За троном замер Джарек Келмаур — колдун, чьи откровения и привели их на эту планету. Доспех колдуна покрывали рельефные изображения из золота и серебра, складывавшиеся в изумительно сложный рисунок. Ножные латы украшали черепа, а нагрудник схематически воспроизводил мускулатуру торса, прекрасную в своем физическом совершенстве. Шлема на Келмауре не было, и ничем не прикрытое лицо всеми своими чертами выражало хитрость и коварство: безгубый рот, сшитые вместе веки глаз, затененных нависающими бровями. Бледную, безволосую кожу черепа покрывали вытатуированные символы, которые, казалось, шевелились и извивались, наделенные собственной жизнью.

Хонсю не любил Келмаура и не доверял его фокусам и вкрадчивым убеждениям. Голова Келмаура повернулась в его сторону, как будто колдун почуял его мысли, и пепельно-серое лицо исказилось в мимолетной улыбке.

У ног Келмаура, сгорбившись, сидел облаченный в мантию человек, чье лицо было скрыто под капюшоном. Черно-белая шестерня, вышитая на спине, указывала, что носитель мантии принадлежит Культу Машины, и на мгновение Хонсю задумался, зачем это существо было здесь.

Но он отбросил эту мысль и замер у входа в шатер, ожидая разрешения предстать перед своим повелителем. Форрикс отвлекся от чтения списков и прищурился в его сторону, заметив, что Хонсю был один. Кузнец Войны, чье лицо скрывали беспокойно мечущиеся тени, обратил на него свой взор и сказал:

— Входи, Хонсю, и расскажи нам о своей миссии.

— Мой повелитель, — прошептал он, делая шаг внутрь. Рядом с Кузнецом Войны в желудке поднималось омерзительное чувство, и ему пришлось бороться с тошнотой во время всего доклада.

— Мы смогли подойти к скале на расстояние в двести метров и в ее основании обнаружили скрытые артиллерийские позиции. Огнем орудий их достать будет практически невозможно, и я полагаю…

— Где Бракар Полонас? — прервал его Форрикс.

— Он мертв, — довольно заявил Хонсю.

— Мертв? Как это случилось? — спросил Форрикс, голос его был бесстрастен.

— Он был убит на месте осколками мортирного снаряда, разорвавшегося рядом.

Форрикс глянул на Джарека Келмаура, и тот еле заметно кивнул.

— Полукровка говорит правду, брат Форрикс, и его информация будет для нас крайне полезна.

Удивленный неожиданной поддержкой со стороны колдуна, Хонсю продолжил свой отчет, гадая про себя, какую плату с него позже потребует Келмаур.

— Наши отряды могут подобраться к ним и захватить орудия, когда те будут готовиться открыть огонь. Если мы согласуем эту атаку с эскаладой стен, то Тор Кристо будет захвачен в течение нескольких часов. Туннели с этих позиций наверняка ведут внутрь крепости или даже к главной цитадели.

— Ты слишком много берешь на себя, Хонсю, — обронил Кузнец Войны, и голос его был подобен железу, царапавшему стекло.

— Мой повелитель?

— Ты собираешься планировать эту кампанию вместо меня? Ты думаешь, я не понимаю всех нюансов осадного дела?

— Нет, мой господин, — быстро ответил Хонсю. — Я лишь хотел предложить…

— Ты еще молод и должен многому научиться, Хонсю. Нечистая кровь влияет на твой разум, и я с грустью вижу, что ты отказываешься усваивать уроки, которые тебе дают старшие. Ты думаешь, как солдат Империума.

Хонсю вздрогнул, как будто от пощечины. Его захлестнула волна гнева, но усилием железной воли он не позволил себе поддаться ярости, оставив это чувство тлеть внутри себя опасными углями.

— Когда я захочу услышать твои «предложения», Хонсю, я сам спрошу тебя. Пока что ты не достоин что-либо предлагать в моем присутствии. Не твое дело давать мне советы. Ты должен провести еще тысячу лет, служа мне, чтобы осмелиться хотя бы помыслить, что знаешь достаточно для этого. Я прощаю твое прегрешение, но этого не должно повториться. Можешь идти.

Видя, с каким удовольствием Форрикс наблюдает за тем, как его в очередной раз унижают при всех, Хонсю сдержался и ничего не ответил. Ему давно уже следовало привыкнуть к тычкам и оскорблениям, которые ему обеспечивала нечистая кровь, но сейчас, когда он нутром чувствовал, что прав, унижение было почти невозможно вынести. Он скованно поклонился и вышел из шатра Кузнеца Войны, переполненный тщательно сдерживаемой яростью.

Однажды он докажет, как они заблуждались на его счет. Докажет им всем.

Глава 6

Над вершинами гор прорезались первые лучи зари — полосы болезненно-красного цвета, от которых горные склоны приобрели кровавый оттенок. Издалека эхом доносились артиллерийские залпы, они вырвали Хоука из неровного сна. Он перекатился на другой бок, задел плечом выступ черного камня и крякнул от боли. С трудом открыв глаза, он уставился в исчерченное красным небо.

Руки и ноги болели, в горле пересохло, а по глазам как будто всю ночь водили наждаком.

Он сел, порылся в боковых карманах рюкзака и достал гидратирующие капсулы. Положил в рот две голубые пилюли, сделал глоток воды из фляжки, проглотил. Воды и капсул хватит недели на три, еды — на две, в зависимости от того, насколько ему удастся выдерживать норму пайка.

Но не из-за еды и питья он волновался сильнее всего.

Нет, гораздо больше его беспокоила нехватка таблеток детокса. Достав из кармана пластиковую коробку, он пересчитал лежащие внутри таблетки. Как утверждали Адептус Механикус, без этого лекарства каждый человек из контингента, размещенного на планете, серьезно заболеет. Никаких симптомов Хоуку испытывать еще не доводилось, но он не горел желанием проверить теорию на практике.

Безрадостный подсчет показывал, что таблеток хватит еще на шесть дней, но к тому времени он надеялся, если на то будет воля Императора, уже вернуться в цитадель. У него с собой был вокс-передатчик, и хотя прошлой ночью связь ни с кем установить не удалось, он отчаянно надеялся, что сегодня на его позывные ответят.

Он зевнул, потянулся и встал, застонав от боли в одеревеневшем теле. Накануне он преодолел с километр по крутым склонам и скалам, и теперь нехотя признал, что был далеко не в форме для подобных упражнений. Вчерашним вечером ему удалось добраться до выступа, с которого просматривалась вся долина, цитадель и Иерихонские Водопады, и к концу пути легкие горели огнем, а мышцы ног сводило от боли. Только чтобы перевести дыхание, пришлось не менее десяти минут дышать кислородом через маску.

А когда он пришел в себя, внизу развернулось грандиозное и ужасное зрелище: враг погнал тысячи его сослуживцев вперед, подобно стаду, прямо под смертоносный шквал артобстрела из Тор Кристо. Хоук кричал от отчаяния, кричал, пока не охрип. Как они могли не видеть, что стреляют по своим? Он израсходовал целую батарею, паля из лазгана в попытке указать артиллеристам Кристо на эту чудовищную ошибку.

Дымовая завеса скрыла самые ужасные сцены, но когда черные клубы развеялись, Хоук оцепенел от ужаса: сквозь бесстрастные линзы магнокуляров он увидел настоящую бойню. Что же это за враг, что напал на Гидру Кордатус? Он мог понять, когда люди гибли в бою, но вот такое абсурдное избиение… это было выше его понимания.

Потом он попытался отдохнуть хоть немного, но заснуть никак не получалось. Снизу доносился непрекращающийся грохот артиллерии, рев тяжелых машин и шум строительных работ, проводившихся в немыслимой спешке.

Как только на небе появились первые проблески зари, он попробовал рассмотреть через магнокуляры, что происходит внизу, но увидел только крошечные вспышки, загоравшиеся тут и там на равнине перед Кристо — артиллеристы вели обстрел из-за стен цитадели.

Хоук плотнее запахнулся в шинель, отбросил в сторону израсходованную батарею вокса и обертку от пайка, съеденного вчера вечером, после чего надел рюкзак и заковылял к гребню горы. Достав магнокуляры, он посмотрел вниз, на подножье, стараясь разглядеть, что же принес с собой рассвет.

Темп работ в Иерихонских Водопадах замедлился, но не сильно. Огромные грузовые корабли, вчера практически постоянным потоком заходившие на посадку, до сих пор прибывали, но их количество значительно уменьшилось.

— Пресвятые яйца! — ругнулся Хоук, посмотрев в сторону горного прохода, ведущего от Иерихонских Водопадов к цитадели.

По дороге организованным строем двигалось несметное количество техники, артиллерии и осадных машин; некоторые из них, выделявшиеся своим размером, окутывал странный мерцающий туман, а их охранное сопровождение казалось чрезмерно многочисленным. Хоук заметил, что внимание охраны сосредоточено на том, что скрывалось в тумане, как будто угроза исходила от самих машин.

Пораженный одним лишь количеством направлявшейся к цитадели техники, он повернулся и перебрался по острым камням на другой склон узкого, как лезвие ножа, гребня горы и оттуда направил магнокуляры на долину внизу.

И ахнул, увидев, насколько продвинулись инженерные работы всего за одну ночь.

Огромная траншея, длиной не меньше километра и с высокими насыпями по обе стороны, тянулась сначала в западном направлении, а затем плавной дугой поворачивала на юго-запад. Дугообразная часть траншеи повторяла изгиб стен Тор Кристо, и внешняя сторона ее была так же укреплена насыпями.

За ней змеились, подобно извивающимся корням дерева, другие траншеи — они вели к гигантским складам снабжения и стройматериалов, к артиллерийским арсеналам. Лагерь рос на глазах, и по всей его территории протянулись длинные цепочки людей, передававших припасы и материалы.

Хоук видел, что от главной траншеи уже роют новые рвы параллельно стенам крепости. Хотя расстояние приглушало звук, артиллерия Тор Кристо грохотала не переставая, и вокруг рабочих групп то и дело разрывались снаряды, но высокие земляные бермы[3] на внешней стороне траншеи защищали рабочих от близких взрывов.

Несмотря ни на что, сапы неумолимо приближались к Тор Кристо.

Позади траншей вырастали бункеры и грандиозные огневые позиции артиллерии. Хотя вооружение на них пока отсутствовало, Хоук поразился, представив, каким должно быть орудие, чтобы соответствовать такой позиции по размеру. Для их постройки использовали камень, который самоходные буровые установки добыли в горах за прошедшую ночь. Хоук разглядел, что добыча камня не прекращалась до сих пор — дальнейшее строительство требовало новых материалов. И все, что он увидел, указывало на то, что всем происходящим управляла некая чудовищная сила, досконально знавшая нюансы каждого действия, каждой операции. Сама бесстрастная, механическая отлаженность представшей перед ним панорамы пугала Хоука до глубины души.

Из долины раздалось крещендо одобрительных криков, и Хоук заметил, что практически все обитатели лагеря бросили свои дела и расступились перед чем-то, что пока оставалось вне поля его зрения.

До него донеслось эхо гулких шагов; чувствуя, как кровь стынет в жилах, Хоук, наконец, увидел легион гигантов, темных богов, спустившихся на землю.

Он сбросил с плеч рюкзак и лихорадочно потянулся за воксом.

С восхищением и благоговением смотрел Хонсю, как линейные титаны Легио Мортис шагают по земле; от грохота их шагов хрупкая кора планеты была готова треснуть. Большинство адских машин войны были более двадцати метров в высоту, а страшным обликом своим они были обязаны могущественным демонам, обитавшим в глубинах варпа. Титаны ревели, подобно диким зверям, и те, кто ими управлял, едва могли совладать с жаждой разрушения, охватившей машины.

Впереди линейных титанов шел самый большой из этих громадных монстров, «Диес Ире», и его шипастый хвост извивался в предвкушении бойни. На его огромных плечах возвышались высокие башни, похожие на шпили оскверненного собора. По всей их высоте располагались орудийные платформы и артиллерийские батареи.

Всего несколько раз Хонсю выпадала честь видеть воочию эти создания, столь близкие к божественной природе Хаоса, и рядом с таким внушительным проявлением ее мощи он чувствовал себя ничтожным. Тени, отбрасываемые титанами, накрыли весь лагерь; каждый их шаг погружал людей и предметы во тьму.

Закованных в цепи пленных сотнями гнали вперед, навстречу гибели под ногами титанов — это было жертвоприношение тем демоническим силам, что обитали внутри нечестивых колоссов. Ни на миг не замедлилась их тяжелая поступь, и казалось, они даже не замечают, что несут смерть каждым своим шагом. «Диес Ире» остановился ненадолго, и его торс со скрежетом развернулся в сторону Тор Кристо, словно титан оценивал врага. Затем колосс направил на крепость многоствольное турельное орудие и плазменную пушку, изображая глумливое приветствие.

Хонсю знал, что командиры в Тор Кристо наверняка наблюдают за прибытием этих великолепных военных машин, и послание, которое принесли с собой титаны, будет предельно ясно гарнизону крепости.

Ваш час пробил.

Глава 7

Магос Фериан Корсил еще раз подправил настройки на пульте управления связью — он не оставлял попыток настроить диапазон частоты так, чтобы усилить сигнал на вокс-кастерах большой дальности. Вдоль длинной консоли вокса расположились сервиторы; лишенные дара сознательной речи, они были напрямую подключены к консоли, и каждый был настроен на одну из частот, закрепленных за Имперской Гвардией. Их обритые головы монотонно кивали в такт разрядам статики, через равные промежутки поступавшим в их черепа по подсоединенным к глазницам кабелям.

После того, как магос Наицин без всяких объяснений наложил карантин на Звездный Зал, им пришлось использовать вокс-кастеры, чтобы хоть как-то установить связь с внешним миром. Хотя это и шло вразрез со всем, чему его учили на Марсе, последние полтора дня Корсил провел, переделывая с десяток разобранных вокс-панелей и стараясь модифицировать божественные схемы внутри каждого священного прибора.

Дух машины выразил свое неудовольствие новым разрядом статики, и Корсил поспешил почтительно склониться.

— Благословенная машина, нижайше прошу простить мои недостойные прикосновения. Deus in Machina.

Покачиваясь, словно танцующие змеи, из разъемов на его спине выдвинулись мехадендриты. Каждый из этих медных ребристых протезов оканчивался или искусственной рукой, или инструментом с механическим приводом. Два мехадендрита погрузились во вскрытое нутро эксплуатационной панели, располагавшейся на боковой поверхности консоли: Корсил старался увеличить ток передатчика и перенаправить часть энергии на трансляционные усилители.

Если бы только ему удалось изолировать некоторые из в данный момент ненужных систем (ненужных… Омниссия упаси даже думать так о машине), то, возможно, он бы смог увеличить дальность действия вокс-кастеров почти на четыре процента. Не прекращая работать, он по очереди переключался с одной частоты на другую.

Как только он добрался до сети уровня отделений, один из сервиторов, до этого бессмысленно бормотавший в унисон помехам, выпрямился и заговорил связно:

— …же слышите меня? Какая, к черту, польза от вокса, если никто не отвечает?

При звуке этого голоса Корсил подпрыгнул, постучал по шкале приемника и с удивлением воззрился на сервитора, который уже опять впал в наполненный статикой ступор. Вокс-сеть отделений? Обычно эта волна использовалась только при действиях малыми группами, на ней командиры взводов и подразделений отдавали тактические приказы. Сейчас же на ней не должно было быть никого.

Корсил поспешно вернул настройки в предыдущее положение и извлек мехадендриты из глубин консоли.

И вновь сервитор сел прямее, губы на его ничего не выражавшем лице зашевелились, передавая сообщение из неизвестного источника.

— …прием. Это гвардеец Джулиус Хоук, личный номер 25031971, последнее назначение — наблюдательный пост Сигма IV; повторяю, это гвардеец Джулиус Хоук, вызываю имперские войска в Тор Кристо или цитадели. К вашим позициям приближаются вражеские титаны при поддержке бронетанковой бригады и пехоты.

Сервитор все передавал сообщение Хоука, а Корсил, застыв с открытым ртом на несколько долгих секунд, метнулся прочь из зала.

Новость о том, что Хоук выжил, быстро распространилась по верхним эшелонам командования цитадели и вызвала смешанные чувства. Многие считали, что это дезинформаторская уловка захватчиков, другие же верили, что Император помог этому человеку уцелеть ради какой-то высшей цели. Офицеры, лично знавшие Хоука, в полной мере прочувствовали иронию самого предположения о том, что данный гвардеец может стать инструментом провидения.

Кастелян Вобан, попивая амасек, мерил шагами свой кабинет и размышлял о дилемме Хоука. Подполковник Леонид, расположившись за столом, просматривал личное дело гвардейца, предоставленное майором Тедески: он должен был подготовить вопросы, с помощью которых они удостоверятся, что на связи действительно Хоук и что на него не оказывают давление. Параллельно велся допрос товарищей Хоука по взводу, и дополнительная информация, полученная от них, также поможет подтвердить его личность.

Если на другом конце связи действительно Хоук, то тогда у них будет первоклассный источник разведданных касательно дислокации врага, его численности и перемещений, но Вобан не собирался принимать никаких решений, пока не будет полной уверенности.

Как раз сейчас магос Наицин просматривал логические стеки в Храме Машины архимагоса Амаэтона в поисках способа определить, было ли полученное вокс-сообщение подлинным; правда, адепт казался неуверенным, что такой способ найдется. Нацин отверг предложение Вобана использовать эмпатический сервер для оценки подлинности сообщения, сославшись на ненадежность результатов в случаях, когда объект находится на расстоянии.

Судя по всему, пока что им придется решать эту проблему самостоятельно.

Вобан был наслышан о Хоуке — это имя часто мелькало в дисциплинарных рапортах, — но лично с ним никогда не встречался. Пьянство, нарушение устава, драки, воровство — это была только часть неприятностей, в которые Хоук обычно ввязывался, и Вобану в связи с этим вспомнилась история о герое Хироса, Яне ван Йастобаале. Во времена Чумы Неверия он сражался против кардинала-отступника Бухариса, и население Сегментум Пацификус почитало его как настоящего народного героя. История гласила, что он был благородным, бескорыстным человеком, который, дабы освободить свой народ, пожертвовал всем.

В юности Вобан считал Йастобаала идеалом для подражания; будучи капитаном Джуранских СПО, он тщательно изучил биографию героя. И чем дальше заходили его поиски, чем больше он узнавал настоящего Йастобаала, тем сильнее он склонялся к мысли, что на самом деле тот был безрассудным человеком, пренебрегавшим правилами и нередко рисковавшим жизнями своих людей без всякой на то нужды. Все, что Вобан прочитал о герое, указывало на его безудержное самомнение и не знающее границ тщеславие, местами переходившее в психическую патологию; но и в этом случае многое в Йастобаале все равно вызывало восхищение.

А почитать любую официально одобренную имперскую хронику, так история Йастобаала неизменно будет показана как благородная битва мужества с тиранией.

Что в будущем напишут в учебниках по истории о гвардейце Джулиусе Хоуке?

ТОР КРИСТО

Глава 1

Огромные южные ворота цитадели были ровно сорок четыре метра в высоту, тридцать в ширину и носили название Врата Судьбы. Бронзовые створки ворот, многослойные, четыре метра толщиной, весили сотни тонн. Никто в точности не знал, по какой технологии они были сделаны, когда их доставили на Гидру Кордатус, и как такая массивная конструкция могла так легко открываться.

Поверхность створок покрывали картины сражений, и хотя время и зеленая патина стерли мелкие детали, образы все равно производили сильное впечатление. По обе стороны от ворот угрожающе высились бастионы Мори и Винкаре, а сами Врата Судьбы, окруженные каменными барельефами, располагались в крепостной куртине шестидесяти метров высотой.

Створки ворот стали плавно открываться наружу, и утреннее солнце золотыми бликами пробежало по их поверхности, оживляя лица участников сражений, навеки запечатленных в бронзе. Наконец ворота были полностью открыты, и наружу двинулись массивные, тяжело шагающие колоссы.

Как гиганты из преданий, шли на войну линейные титаны Легио Игнатум; их броня была раскрашена в яркие желтые и красные цвета, а от каждого их шага, наполненного мощью, содрогалась земля.

Длинные знамена, символы славных побед, свисали между огромных ног, над турелями орудий развевались огромные вымпелы, отмечавшие количество жертв каждого титана, — вереница битв и побед, бравшая начало еще в дни Великого Крестового Похода, и с которой не мог сравниться послужной список никакого другого Легиона титанов.

Строй из одиннадцати богоподобных машин возглавлял «Император Беллум», титан класса «Повелитель битвы» под командованием принцепса Фиераха. Его фланги прикрывали еще два «Повелителя» — «Гонорис Кауза» и «Клавис Регни», их принцепсам также не терпелось повести машины в бой.

Фиерах приказал своему титану остановиться у дальней разомкнутой стороны Первого равелина, гарнизон которого радостными криками ответил на приветственно поднятые орудия тридцатиметровой боевой машины.

К «Повелителям битвы» присоединились и другие титаны. Пять титанов класса «Грабитель» — младшие братья колосса, их возглавлявшего — заняли позиции в арьергарде, а четыре разведывательных «Пса войны» быстрым шагом двигались рядом с линейными гигантами. «Псы» разделились на две пары и встали с флангов более крупных машин. Затем титаны остановились в тени контргарда[4], ожидая, пока вооруженные части Джуранских драгун выйдут из крепости и соберутся вокруг массивных ног линейных титанов.

Наблюдая с высоты своего командного поста в голове «Император Беллум» за тем, как готовятся к бою танки и БМП, принцепс Фиерах испытывал смешанные чувства. Он был рад такой поддержке, но знал, что присутствие на поле боя вражеских титанов сделает союзников ненадежными. Фиерах прекрасно понимал, с какой легкостью непреодолимая мощь титана может сломить мужество противника. Как и другие принцепсы, долгое время командовавшие титанами, Фиерах с презрительным равнодушием относился ко всем, кто не мог сражаться с ним на равных. Способность так легко повелевать столь огромной разрушительной силой порождала высокомерие и уничижительное презрение к жалкому вооружению и технике, которыми пользовались войска, лишенные наследия Легионов титанов.

Находясь в голове «Император Беллум», благодаря древней технологии мыслеимпульсного устройства Фиерах был подключен к каждой системе титана. Только слившись с сознанием божественной машины, можно было контролировать ее, чувствовать как свои собственные все движения и потоки энергии, текущие по пучкам волоконных мускулов.

Такая власть опьяняла, и разрывая связь с титаном, Фиерах чувствовал себя слабым пленником собственного смертного тела.

Фиерах устроился поудобнее в кресле и позволил своему сознанию слиться с системой титана, окунуться в поток информации, поступавшей в сенсориум «Император Беллум». Он закрыл глаза и, преодолевая внезапное головокружение, охватил мысленным взором все поле боя, представшее перед ним в виде ярких контуров и мигающих отметок целей. Иконки, обозначавшие его собственные и джуранские войска, продолжали сосредотачиваться во рву перед контрэскарпом[5], который защищал основание стен крепости и бастионов. Тайные подземные туннели выходили на поверхность на равнине перед цитаделью — благодаря им бронетанковые части гвардии могли быстро передислоцироваться для поддержки титанов. Пятьсот единиц техники, боевые танки и бронированные машины, выстроились вдоль рва, урча двигателями на холостом ходу и утопая в клубах сизого дыма выхлопов.

Фиераху многое не нравилось в готовящейся атаке, о чем он и сообщил кастеляну Вобану в самых сильных выражениях, но он был старшим принцепсом в легионе, который многие тысячелетия назад принес клятву верности коменданту этой крепости, и клятвопреступником Фиерах становиться не собирался.

То, что столь рискованная операция основывалась на информации, предоставленной ничтожным гвардейцем, по мнению Фиераха, объяснялось лишь отчаянием; но если этот Хоук говорил правду, то у них была возможность навязать бой противнику прежде, чем тот полностью выведет на позиции свои линейные титаны. Несмотря на сомнения, принцепс предвкушал возможность повести своих воинов в битву. Защита цитадели была их святейшим долгом, но для воина, снискавшего славу на бесчисленных полях сражений по всей галактике, это было не самое лучшее назначение. Списки побед «Император Беллум» уже давно не пополнялись. Многие из них, ранее украшавшие идущего в бой титана, теперь висели в часовне Победы на родном мире легиона — Марсе, и почетные списки, запечатленные на них, едва могли вместить перечень всех выигранных сражений и поверженных врагов.

Фиерах отключился от изображения тактической обстановки и довольно хмыкнул, услышав доклад модератора Йосена:

— Подполковник Леонид сообщает, что соединение «Наковальня» на позиции и готово выдвигаться по вашему приказу.

Принцепс шевельнул пальцем, подтверждая получение информации. Леонид проявил впечатляющую оперативность. Заместитель Вобана всегда нравился Фиераху больше, чем сам кастелян: в Леониде было гораздо больше от прирожденного воина.

— Очень хорошо, модератор. Откройте канал связи со всеми титанами.

Пальцы Йосена пробежали по пульту управления, затем он кивнул своему командиру.

— Всем принцепсам, это Фиерах. Вы знаете, что делать, поэтому приступайте к выполнению приказов. Желаю вам хорошего дня и удачной охоты. Пусть Император направляет ваши орудия.

Он не стал дожидаться ответа, закрыл канал связи и обратил свой взор на багряную равнину, простиравшуюся перед титаном, отмечая столбы дыма вдалеке, которые указывали на расположение неприятельского лагеря.

Прошептав молитву-приветствие духу титана, Фиерах скомандовал:

— Инженер Уландро, походную скорость, пожалуйста. Мы идем на войну.

«Дефенсор Фидеи», титан класса «Пес войны», обогнал линейных титанов легиона, подарив своему принцепсу Карлсену чудесное ощущение скорости. Вполовину меньше «Грабителя», «Пес войны» был подвижным титаном-разведчиком, глазами и ушами легиона. Уступая более крупным титанам в броне и вооружении, благодаря своему штурмовому оружию в сочетании со скоростью он мог рвать на части пехотные соединения.

Его ведомый, «Юре Дивину», с грохотом двигался рядом, ни на шаг не отставая в исполнении маневров уклонения, призванных защитить титанов от неприятельского огня. Пока что по ним никто не стрелял, но когда пустотные щиты может вывести из строя один хороший залп, расслабляться нельзя.

— Что-нибудь есть? — Карлсен повернулся к своему модератору Аркиану.

Аркиан покачал головой:

— Пока ничего, но уже недолго осталось.

Карлсен кивнул и вновь сосредоточился на рельефе местности вокруг них. Приблизительно в пятистах метрах у склона долины виднелся выступ скалы — при необходимости за ним можно будет укрыться от обстрела.

До переднего края противника было около километра, и он знал, что скорость титана защитит их практически от всего, кроме особенно удачного выстрела. Позади него в одном эшелоне двигалась часть бронетанковых сил 383-го Джуранских драгун. В отличие от принцепсов более крупных титанов, Карлсен относился к пехоте и бронетехнике с немалым уважением: с титаном такого размера без поддержки не обойтись. Вражеская пехота и техника представляли для «Пса войны» серьезную угрозу.

— Они нас уже заметили? — поинтересовался он вслух.

— Может, ушли обедать? — предположил, усмехнувшись, Аркиан.

— Это было бы весьма кстати, но, кажется, мы только что нарушили их покой, — ответил Карлсен. Он как раз засек огненные всполохи, взметнувшиеся к небу над артиллерийскими точками, которые располагались за земляным валом, протянувшимся перед лагерем.

Он резко развернул «Дефенсор Фидеи» в сторону, поближе к склону долины.

Подполковник Леонид ехал, высунувшись из люка командной «Химеры», и встречный ветер бил ему в лицо. Защитные очки и платок, прикрывавший нос и рот, более-менее спасали его от пыли, и, стоя во главе танковой колонны, он мог наслаждаться величественной панорамой сражения.

Его бронзовый нагрудник отсвечивал золотом в багряных лучах полуденного солнца, а под металлом грудь переполняла гордость за свой полк.

Как и у Фиераха, у Леонида были свои сомнения касательно этого наступления, но вид такого количества танков, с ревом мчавшихся вперед, и гулкая поступь титанов Легио Игнатум убедили его полностью отдаться великолепию атаки.

Впереди он увидел передовую линию вражеских войск — темные укрепления выросли на равнине за невозможно короткое время. Тот, кто руководил этой операцией — кто бы он ни был, — безусловно, заставлял своих людей работать на износ.

На глазах у Леонида два «Пса войны», приданные его ударному соединению, ушли вперед со скоростью, несоответствующей огромным размерам титанов. Более медленные «Грабители» держались в строю, в то время как большая часть Легиона двигалась к исходящему углу вражеской линии траншей — точке, где та отклонялась к юго-западу и где сила артобстрела была бы наименьшей. Титаны должны прорвать оборону противника в этом месте, с правого незащищенного фланга их будут прикрывать пушки Тор Кристо, а с левого — танки и пехота Джуранских драгун.

В то же самое время бронетанковые войска нанесут удар по линии траншей, протянувшейся с востока на запад, и четыре тысячи человек, одержимых жаждой мести, возьмут траншеи штурмом. Леонид позволил своим солдатам узнать, кто были те люди, что погибли при первой атаке на Тор Кристо, и теперь драгунам не терпелось отомстить за товарищей.

Как только титаны прорвут оборону, они должны соединиться с отрядами, сражающимися в траншеях, после чего последует быстрая атака на лагерь захватчиков; учинив там все возможные разрушения, они начнут организованное отступление к цитадели и смогут избежать неизбежного контрудара.

На бумаге этот стратегический план выглядел вполне убедительно, но у Леонида было достаточно боевого опыта, чтобы знать: редкий план не разбивается вдребезги при первом контакте с врагом. Он был готов проявить инициативу, если дело обернется плохо.

Но когда он смотрел на закованную в броню мощь под его командованием, когда он видел божественных колоссов, идущих в бой вместе с ними, он чувствовал только безмерную уверенность.

Позади загрохотала артиллерия — пушки крепости начали обстрел по тщательно продуманному плану огневой поддержки, благодаря которому, вероятно, удастся заставить врага не высовываться, пока атака 383-го Джуранского не накроет его с головой.

Под повязкой, прикрывавшей рот, губы Леонида растянулись в улыбке.

Форрикс наблюдал за перешедшими в наступление имперскими войсками безо всякого интереса — он был абсолютно уверен в надежности циркумвалационных укреплений. Он стоял на вершине исходящего угла между линиями, куда на его глазах и направлялись титаны. Даже отсюда их план был вполне очевиден.

Орудия Тор Кристо открыли огонь, и на их позиции с визгом обрушились снаряды, но Форрикс занимался постройкой фортификационных сооружений не одну тысячу лет и знал все об искусстве осады. Самые сильные взрывы принимали на себя земляные валы проложенных им траншей, и ущерб был минимальным. Некоторые отряды невольников бросили работу, но, как только они высунулись из укрытия, собираясь бежать, их разорвало в клочья шквалом взрывов.

Пушки цитадели также начали обстрел, и от их выстрелов плато постепенно затягивало дымом, но Форрикс проложил первую параллель за пределами их дальности, и сейчас имперские защитники просто впустую расстреливали боезапас.

Густой серый дым клубился над плато, скрывая танки Имперской гвардии, но для оружейных прицелов Железных Воинов в бункерах такие мелкие помехи, как дым, проблемы не составляли.

Титаны Легио Мортис стояли позади главной полосы укреплений; они были готовы обрушиться на врага по первому сигналу Кузнеца Войны. «Диес Ире» замер у него за спиной, могучие орудия титана ожидали начала битвы. По мере того, как набирали мощность генераторы пустотных щитов, слои защитных энергетических полей окутывали машину, и контуры титана начали мерцать.

Дым и дизельные выхлопы пропитали воздух вокруг сотен танков, направлявшихся к разрыву в линии обороны в полной готовности вступить в схватку с противником. Артиллеристы на огневых точках переводили свои орудия с Тор Кристо на равнину перед цитаделью.

Форрикс видел, что Хонсю и Кроагер выстраивают своих воинов перед боем, выкрикивая приказы наемникам и загоняя их в траншеи. Он почти физически ощущал жажду битвы, охватившую их, и жалел, что сам не может испытать такие же чувства. Судя по всему, для него эта война станет лишь одним из эпизодов, со временем складывавшихся в бесконечную череду убийств.

Обернувшись в сторону шатра Кузнеца Войны, Форрикс в очередной раз поразился, насколько явственно в великом предводителе Железных Воинов ощущались признаки грядущих изменений. Кузнеца Войны всегда переполняла еле сдерживаемая сила, и Форрикс нутром чуял, что его командир стоял на пороге какого-то важного события — но какого?

Боги Хаоса не отличались постоянством и в своей прихоти могли возвысить своих слуг до вершин демоничества или, наоборот, низвергнуть в пучину бессмысленного варварства в качестве отродья Хаоса. Только они делали этот выбор, и никто не мог предсказать, какое решение они примут.

Возможно, именно этим и объяснялась спешка, с которой проводилась кампания на Гидре Кордатус?

Неужели демоничество было наградой, обещанной Кузнецу Войны за победу?

Если так, то ведь может же у тех, кто следовал за ним и оказался ему полезен, появиться возможность пойти по его стопам и извлечь пользу из его возвышения, в результате которого откроются новые великие горизонты, где время, прошедшее с поражения на Терре, обратится всего лишь в краткий миг, а впереди будет целый мир, где все еще может случиться?

Внутри него шевельнулось какое-то незнакомое чувство, и Форрикс с удивлением обнаружил, что амбиции, пламя которых, как он считал, давно в нем погасло, все еще тлеют, как угли, в глубине его разума.

Он вновь обратил взор на Кузнеца Войны, и на губах его появилась холодная улыбка.

Принцепс Фиерах старался разглядеть боевой порядок противника сквозь завесу дыма, сопровождавшую артиллерийский огонь из цитадели и Тор Кристо. Клубы красной пыли висели в воздухе, отчего видимость была практически нулевой, и он поспешно отдал по воксу приказ старшим артиллеристам:

— Всем орудиям прекратить огонь! Повторяю, прекратить огонь!

Несколько снарядов, уже бывших в воздухе, взорвались перед расположением противника, но Фиерах мог судить, что его приказ немедленно исполнен, по тому, что дыма от новых взрывов не последовало. Он приказал тяжелой голове титана повернуться влево, чтобы оценить размер ущерба, нанесенного пушками цитадели главной линии траншей, но из-за задымления ничего не увидел.

Подключившись к сенсориуму титана, он заметил, что его тактическая группа движется слишком быстро и в своем нетерпении вступить в бой опережает танки гвардии. Он подумал было отдать приказ инженеру Уландро снизить скорость, но сразу же отказался от этой мысли. Никогда не будет лишним показать свое превосходство над гвардией, а дух соперничества между разными родами войск среди защитников цитадели приносил только пользу.

Дым впереди на мгновение развеялся, и Фиерах мельком увидел, что во мгле движется что-то огромное и чудовищное. У него перехватило дыхание. Не может быть… Это что-то было слишком большим… Но если все-таки…

Он открыл канал связи с принцепсами Куллейном и Даэкианом, командирами титанов класса «Повелитель битвы», которые двигались по обе стороны «Император Беллум».

— Куллейн, Даэкиан, вы это видели?

— Видели что, принцепс? — спросил Куллейн.

— Ничего не могу разглядеть из-за дыма, — подтвердил Даэкиан. — Что вы заметили?

— Точно не знаю, но на мгновение мне показалось…

Ветер развеял завесу дыма, и слова застряли у него в горле. Фиерах увидел, как возвышающийся до небес ужас выступил из расположения врага, подобно тому, как демон появляется из варпа. Конструкция цвета крови и бронзы высилась над ним, нагоняя страх своими гигантскими орудиями и башнями. Чудовищный титан сделал шаг вперед, и его сверкающие зеленым глаза, казалось, встретились взглядом с глазами титана Фиераха, и не было в этом взгляде ничего, кроме смерти. Сердце принцепса гулко забилось, и «Император Беллум», благодаря мыслеимпульсной связи чувствовавший то же, что и его командир, сбился с шага.

— Кровь Машины! — ругнулся Куллейн; канал связи между принцепсами был все еще открыт.

— Легио Мортис! — зарычал Даэкиан, узнав эмблему черепа, украшавшую верхние бастионы огромного вражеского титана.

Фиерах увидел победное знамя, свисавшее между массивных, похожих на башни ног титана, и несметное количество кощунственных символов, что, казалось, извивались на его поверхности. Он был уверен, что некоторые из них обозначали поражение титанов и принцепсов из Легио Игнатум, и ярость окатила его горячей волной. Голова чудовища являла собой худший из возможных кошмаров: адское слияние машины и демона, истинный лик смерти.

Легио Мортис, древний враг! И даже более того…

Если только он не ошибался, эта дьявольская машина была не чем иным, как ужасным «Диес Ире». Проклятое, святотатственное создание, которое проломило стены Императорского Дворца на заре Империума. И оно здесь, на Гидре Кордатус. Мог ли воин Легио Игнатум желать большего? Губы Фиераха исказила гримаса ненависти, от мысли о сражении с этим монстром из древней истории по венам огнем разлилось возбуждение. Самая важная из битв, в которой сойдутся старые враги. Победа над самым древним из врагов Легиона принесет ему небывалую честь. Фиерах взревел от охватившей его ярости:

— «Клавис Регни», «Гонорис Кауза», тактическая группа «Меч» — за мной! За Игнатум!

— Принцепс? Вы уверены? — спросил Куллейн. — Из-за такого маневра джуранцы окажутся совсем без прикрытия.

— К черту джуранцев! — рявкнул Фиерах. — Мне нужен этот титан! Молчите и следуйте за мной!

Крикнув инженеру Уландро прибавить скорости, принцепс активировал тяжелый цепной кулак «Император Беллум» и ринулся в бой.

Глава 2

После того, как смолк оглушительный грохот артобстрела, танки Леонида выстроились в сплошную «стену» и открыли огонь из всех орудий. Имперские снаряды достигли цели, и взрывы скрыли из виду укрепления предателей. Но легкий ветер, поднявшийся в тот день, вскоре развеял дым.

По мере того, как сокращалась дистанция между двумя армиями, транспортеры, шедшие в построении клином, растянулись в линию. Несколько тяжелых танков заняли огневые позиции и обрушили на траншеи всю мощь своих пушек. Выстрелы из лазганов, огонь танков и артиллерии слились в оглушающую какофонию, к которой примешивался глухой рев танковых двигателей. С разочарованием Леонид заметил, что их пушки наносили врагу лишь незначительный урон.

Расстояние, разделявшее противников, все уменьшалось. Батальон Леонида маневрировал с мастерством, наполнявшим командира гордостью. Леонид повидал достаточно сражений, но мало что могло сравниться с атакой бронетанкового батальона на открытой местности.

Они уже приближались к вражеской линии обороны; диспенсеры сотен танков изрыгали дым, чтобы дезориентировать духов, направлявших прицелы вражеского оружия. Леонид недоумевал, почему титаны, призванные поддержать атаку, вопреки плану до сих пор не открыли огонь. Он потянулся к вокс-передатчику, чтобы потребовать выполнения огневой задачи, но из бункера, расположенного в центре вражеской линии, прогремел выстрел, и менее чем через секунду цель была поражена.

Снаряд пробил лобовую броню одного из «Леман Руссов», и танк отбросило в сторону. От перегретого заряда загорелось топливо, детонировал боезапас танка, и разлетевшаяся на куски машина исчезла в черном облаке огня и дыма.

Выстрел послужил остальным Железным Воинам сигналом к бою. Вдоль всей линии укреплений легиона предателей воздух наполнился шквалом огня из лазпушек и инверсионными следами снарядов.

У машин, оказавшихся ближе всего к вражескому фронту, не было ни единого шанса.

Артиллеристы Железных Воинов с легкостью выбирали себе цель среди имперских танков, и строй атакующих разорвали огромной силы взрывы.

Даже сквозь непрестанный грохот взрывов и шипение лазерного огня слышались крики солдат. А потом в бой вступили вражеские титаны, залпы их тяжелых орудий влились в шум битвы, и от танков, пораженных невообразимо мощным огнем их орудий, оставались только атомы.

Оказавшись в ловушке из горящих обломков, водители танков таранили подбитые машины, стараясь выбраться на безопасное место, и к грохоту боя присоединился скрежет гнущегося металла. «Леман Русс» попытался пробить себе путь на свободу и врезался в черную груду железа, оставшегося от «Химеры», но какой-то меткий артиллерист заметил попытку побега и разделался с танком одним снарядом, попавшим в корму машины.

Люки подбитого танка распахнулись, изрыгнув клубы черного дыма, и охваченные огнем гвардейцы в сумасшедшей спешке стали выбираться из отделения экипажа. Крича от мучительной боли, они катались по пыльной земле, стараясь сбить пожиравшие их языки пламени.

Яркие вспышки лазерных выстрелов с легкостью пробивали броню «Химер», и Леонид вынужден был держаться изо всех сил. Машины взрывались одна за другой, скрываясь за завесой густого дыма, и строй сломался.

Леонида шатнуло в сторону: водитель его «Химеры» несколько раз резко, со скрипом тормозов развернул машину, пытаясь уйти с линии вражеского прицела. «Химера» врезалась в горящий танк, двигатель взревел, подчиняясь бешеной попытке водителя столкнуть более тяжелую машину с дороги, но «Леман Русс» застрял намертво и не сдвинулся с места.

Леонид нырнул в отделение экипажа и дернул за рычаг, открывая заднюю аппарель.

— Все на выход! Пошли, пошли, пошли!

Его командное отделение не нужно было подгонять. Оставаться внутри «Химеры» означало верную смерть.

Леонид направлял своих людей к аппарели, а когда все вышли, последовал за ними в суматоху битвы. Едва он сошел на землю, как бок «Химеры» вспорол снаряд. Открытый кормовой люк направил большую часть силы взрыва вовне, но машину все равно подбросило в воздух. Леонид пошатнулся, почувствовав, как будто огромный кулак припечатал его к земле. Он сплюнул набившуюся в рот пыль, в ушах стоял чудовищный звон. Обернувшись, он увидел Элларда, своего сержанта; тот что-то кричал, но Леонид не мог разобрать слов. Сержант указал в сторону вражеских траншей, и Леонид кивнул, поднимаясь на ноги.

Он увидел, что рядовой Корде тащит одно из тел в небесно-голубой форме, заляпанной красным, и крикнул ему, но понял, что его не услышат за громом взрывов и стрельбы.

На поле боя царила полная неразбериха, десятки танков и «Химер» были окутаны едким черным дымом. Кто-то схватил Леонида за плечо, он обернулся и увидел Элларда, протягивавшего ему ружье. Сержант уже прикрепил к оружию штык, и Леонид благодарно кивнул.

Тела убитых были повсюду. На танках. На земле. Кровь, огонь, шум и крики.

Он чувствовал только запах дыма, горящего топлива и опаленной плоти.

Еще одна машина взорвалась, и он рухнул на землю, выпустив ружье из рук. Вихрь раскаленных осколков пролетел над головой и с грохотом врезался в борт другого танка.

До него донеслись приглушенные обрывки полных отчаяния криков. Вопросы, в которых не было смысла. Просьбы о медицинской помощи, запросы поддержки и эвакуации. Вокруг него солдаты, вжимаясь в ставшую скользкой от пролитого топлива землю, вели огонь по вражеским траншеям. Леонид не задумываясь схватил отброшенное ружье, вскинул его к плечу и открыл огонь, стреляя, пока не кончился боезапас, затем заменил пустую батарею на новую. Перезарядить оружие удалось только со второй попытки — так сильно дрожали его руки.

Вокруг него уцелевшие танки стреляли из главных орудий, а водители боевых машин делали все возможное, чтобы маневром уйти от вражеского огня. Некоторым это удалось, и в сторону предателей раздались ответные выстрелы, но тех, кому повезло меньше, вскоре перебили поодиночке.

Леонид подполз к сержанту Элларду, тот протянул ему вокс, и полковник, сняв шлем, поднес к губам передатчик.

— Принцепс Фиерах? Нам нужна огневая поддержка, сейчас же! Пожалуйста, ответьте! Где вы?

Вокс шипел разрядами статики, но Леонид не сдавался.

— Проклятье, принцепс Фиерах, кто-нибудь, прием! Подтвердите!

В ответ слышались только обрывки голосов и статика, и Леонид со злостью отбросил вокс-приемник.

— Полковник! — крикнул Эллард. — Что происходит? Черт побери, где наши титаны поддержки?

Леонид поднял с земли свой шлем и вновь надел его.

— Будь я проклят, если знаю, сержант.

Почва всколыхнулась от нового взрыва, прогремевшего неподалеку.

— Перекличка! — проорал Леонид. — Кого мы потеряли?

— Комиссар Паскен и лейтенант Баллис убиты, — крикнул в ответ Корде. — Лонов ранен, сомневаюсь, что он выживет.

Леонид бесстрастно кивнул и вздрогнул: рядом взорвалась еще одна машина. Отделению сильно досталось, на лицах солдат, почерневших от копоти, застыл ужас. Для многих из них сегодняшний день стал первой настоящей проверкой боем, и он знал, что в итоге в них останется только одно чувство: или страх, или мужество.

Пехотинец, оказавшийся в гуще сражения, в первые мгновения испытывает ошеломляющий прилив эмоций. Ужас, ярость, вина, ненависть — все те чувства, что выходят на поверхность, когда стоишь лицом к лицу перед выбором: умереть самому или убить другого человека. При правильном сочетании этих чувств такой эмоциональный подъем мог заставить человека броситься на врага, превратить его в бесстрашного и беспощадного убийцу, но эти же эмоции могли заставить его в панике бежать обратно, к своей линии обороны. В некоторых это правильное сочетание было заложено с рождения, в других же его приходилось вбивать насильно.

Долгом Леонида было добиваться лучшего от своих людей, и он понимал, что сейчас они на опасном распутье. Ему придется надавить на них, чтобы огонь ярости зажегся в их сердцах. Если они останутся здесь, то их мужество постепенно иссякнет, и тогда даже угрозы комиссара не заставят их шевелиться.

Леонид взобрался на кромку укрытия и, пригнувшись, выглянул из-за обломков распотрошенной «Химеры», чтобы оценить ситуацию.

Император всемогущий, дела обстояли неважно! Небо окрасилось красным и черным от отсветов пламени, пожиравших десятки танков, пропитавшуюся кровью землю усеивали мертвые тела. Только отдельные тяжелые орудия еще продолжали стрелять, а водители танков, сумевшие вывести свои машины из-под первой волны огня, теперь укрывались за останками тех, кому повезло меньше. Леонид понял, что они оказались в ловушке.

Проклятье, что же случилось с титанами?

— Механизмы автоматического заряжания на непрерывную работу! — выкрикнул принцепс Фиерах. — Восстановить пустотные щиты!

Расстояние между «Император Беллум» и «Диес Ире» сокращалось, но титан Фиераха уже понес первый тяжелый ущерб от залпа основного орудия гигантского монстра. Издалека казалось, что массивные стволы орудия поворачиваются неторопливо, но это впечатление о темпе стрельбы было обманчиво: всего одного залпа разрывными снарядами хватило, чтобы лишить «Император Беллум» защитных щитов.

— Модератор Сетанто, зарядить плазменный генератор! Готовьтесь открыть огонь из плазменной пушки!

— Да, принцепс! — подтвердил офицер целеуказания.

Фиерах понимал, что для победы над огромным монстром им нужно скорее разрушить щиты «Диес Ире» или подойти к нему поближе, чтобы навязать ближний бой. В любом случае, им придется нелегко.

Фиерах заметил, как от пушечного залпа вражеского титана пошатнулся «Гонорис Кауза». Гигантская боевая машина сбилась с шага под жестоким обстрелом, споткнулась, и одна нога титана с грохотом опустилась на выступ вражеских траншей, раздавив два бункера и с десяток солдат. Принцепс Даэкиан изо всех сил старался сохранить равновесие, и одна рука титана врезалась в землю, подняв высокий столб пыли, другая же отчаянно молотила по воздуху.

Чтобы прикрыть «Гонорис Кауза», Фиерах шагнул вперед и поднял руки титана, несущие орудия.

— Плазменная пушка заряжена, принцепс! — крикнул модератор Сетанто.

— Попался! — прорычал Фиерах и выпустил поток раскаленной добела плазмы в сторону дьявольской машины. Разряд энергии ударил в «Диес Ире», и смотровой экран потемнел от ярко вспыхнувших пустотных щитов противника, перегруженных залпом «Император Беллум». Защита монстра еще держалась, но расстояние между противниками постепенно сокращалось.

«Грабители» из тактической группы «Меч» переместились вправо от Фиераха, используя превосходство в скорости, чтобы обойти вражеский титан с фланга. Шквал лазерного огня вызвал перегрузку пустотных щитов ведущего «Грабителя», и прежде чем экипаж осознал нависшую над ними опасность, из плазменного аннигилятора «Диес Ире» вырвался ослепляющий разряд раскаленной энергии и поразил командный мостик, расположенный в головной секции титана.

Чудовищной силы взрыв оторвал голову «Грабителя», машина зашаталась, и Фиерах закричал, отказываясь верить глазам. Титан медленно опустился на землю, его искусственные мускулы работали все медленнее по мере того, как угасала жизнь командовавшего им принцепса. Наконец колени машины подогнулись, и «Грабитель» рухнул, взметнув огромное облако алого пепла. Оставшиеся четыре «Грабителя» расступились в стороны, и Фиерах выкрикнул приказ прибавить скорости.

Как будто почуяв, что «Император Беллум» был лидером этого соединения, «Диес Ире» развернул массивный корпус навстречу Фиераху.

Именно так это и должно было случиться. Человек против демона, плоть, кость и сталь против неведомого ужаса, наделявшего чудовищную машину жизнью.

«Клавис Регни» бросился вперед, опередив Фиераха, и его пустотные щиты вспыхнули ярче под обстрелом танковых орудий и боевых расчетов врага, поддержавших огонь «Диес Ире». Не избежал попаданий и его собственный титан: очередной пустотный щит был разрушен, а когда Фиерах увидел, что из клубов дыма появляется еще одна тактическая группа вражеских титанов в сопровождении сотен танков, впервые за многие годы он почувствовал сомнение.

У безнаказанности, с которой этот враг последние десять тысячелетий сеял ужас по всей галактике, была причина. Это был смертельно опасный противник, и многие почтенные принцепсы погибли под огнем его орудий. Из укреплений врага раздался пушечный залп, который поразил «Клавис Регни», и Фиерах с ужасом увидел, как его собрат-принцепс отчаянно старается удержать титана в вертикальном положении. Языки пламени охватили орудие инферно, установленное на руке титана, и внезапно оно взорвалось, окатив «Клавис Регни» потоком перегретого топлива.

— Принцепс! — закричал модератор Йосен. — Полковник Леонид запрашивает поддержку, немедленно! Он сообщает о тяжелых потерях!

Фиерах только кивнул — он был слишком занят, уклоняясь от мощного выстрела из защитного лазера «Диес Ире». Он скорее почувствовал, чем увидел, что еще один «Грабитель» подбит: боевая машина была повергнута наземь ужасающе сильным сплоченным огнем противника.

Один из вражеских титанов наклонился вперед и, качая тяжелой головой из стороны в сторону, бросился в атаку, на время закрыв Фиераха от огня «Диес Ире».

Фиерах сделал шаг вперед навстречу этому новому противнику и занес цепной кулак для удара по голове нападающей машины. Режущее полотно гигантского кулака скользнуло по бронированному панцирю вражеского титана, не оставив на нем следа, кроме фонтана огненных искр. Монстр ответил ударом собственного цепного лезвия, которое с ревом устремилось к торсу «Император Беллум». Лезвие вспороло толстую броню титана, словно бумагу, и Фиерах почувствовал чудовищной силы удар и скрежет разрываемого металла. Внутренние каналы вокса наполнились криками гибнущих внизу людей, и до Фиераха донесся крик инженера Уландро:

— Принцепс! Пробой в защите реактора на втором уровне!

Фиерах не ответил, из всех сил стараясь отбить очередной удар вражеского титана и подходя поближе, чтобы нанести тому сильный удар в область шеи. Лезвие «Император Беллум» пробило броню противника, заставив вражескую боевую машину полыхнуть оранжевым пламенем, и голова титана отделилась от корпуса. Падающего титана сотрясали вторичные взрывы, и Фиерах победно взревел.

Командный мостик наполнился дымом, перед глазами принцепса загорелись предупредительные символы, тревожно мигавшие красным. Реактор вступил в критический режим, но Фиерах знал, что Уландро был лучшим в своем деле, и если уж ему не удастся предотвратить перегрузку, то не удастся никому.

Он развернул «Император Беллум» — как раз вовремя, чтобы увидеть гибель «Клавис Регни», пустотные щиты которого в конце концов отказали. Перегрузка вывела из строя генераторы титана, и огненный вихрь огромной силы взрывов пронесся по внутренностям машины. Разрываемый чередой внутренних детонаций, «Клавис Регни» содрогнулся, и Фиерах закричал от ярости, видя, как гибнет его героический собрат.

Подобный грому удар вывел его из вызванного яростью оцепенения, и, развернувшись, он увидел «Диес Ире» во всем его адском величии; бастионы ног титана были объяты пламенем. Зарычав, Фиерах послал «Император Беллум» вперед и увидел, как на панели реактора тут же загорелись новые предупредительные руны.

Инженер Уландро делал все, чтобы удержать реактор от разрушения, но он проигрывал эту битву; а когда Фиерах услышал по воксу полные отчаянной мольбы крики солдат Имперской гвардии, он понял, что совершил непростительную тактическую ошибку.

Поддавшись желанию отомстить Легио Мортис, он бросил гвардейцев на произвол судьбы и теперь испытывал стыд за свое решение.

«Грабители» из тактической группы «Меч» разделались с вражескими титанами поддержки, но из всей группы уцелели только две машины, и их артустановки и искореженные панцири были охвачены пожаром.

Он обрек на смерть их всех.

«Клавис Регни» погиб, но «Гонорис Кауза» все еще держался на ногах и обменивался выстрелами с «Диес Ире», ведя бой, исход которого был предрешен.

Решительно направляясь в гущу перестрелки, Фиерах открыл канал связи с принцепсом Даэкианом.

— Даэкиан! Отступай на восток и поддержи силы джуранцев.

— Принцепс? — переспросил, затаив дыхание, Даэкиан.

— Давай же, будь ты проклят! Забирай остатки «Меча» и попытайся хоть как-то спасти ситуацию!

— Да, принцепс, — подтвердил Даэкиан.

Фиерах видел, что состояние реактора ухудшается, и чувствовал, что движения «Император Беллум» становятся агонизирующе медлительными. Божественная машина умирала; но он не собирался позволить столь могучему воину идти по дороге в ад одному, а потому развернул титана навстречу возвышавшемуся до небес «Диес Ире».

Впереди была смерть, и Фиерах приветствовал ее.

Внезапно успокоившись, он сказал:

— Даэкиан, я прошу тебя только об одном. Отомсти за нас.

Солдаты отряда Леонида лежали, вжавшись в ставшую липкой от разлитого топлива грязь и пригнув головы, а над ними непрестанно грохотала тяжелая артиллерия противника. Несмотря на громкие уверения, переданные по вокс-сети, титаны поддержки все еще не появились. Очередной снаряд разорвался неподалеку, и «Химера» закачалась от взрывной волны. Леониду пришлось кричать, чтобы быть услышанным в шуме битвы.

— Корде! Есть новости от титанов?

Гвардеец Корде отрицательно тряхнул головой, их укрытие содрогнулось от нового взрыва, и Леонид понял, что рано или поздно от «Химеры» останутся только обломки.

Весь отряд — или, по крайней мере, то, что от него осталось — чувствовал те же негодование и ярость, что и Леонид, и даже обычно спокойный Корде теперь был одержим желанием поквитаться с врагом.

Но, несмотря на все их мужество, у отряда практически не было шансов пережить такую атаку по открытой местности. Они бы стали героями, но даже герои не выживут при прямом попадании снаряда, и не важно, насколько они храбры. Леонид знал, что нужно что-то предпринять, и понимал, что пришло время доказать, что он не зря носит знаки различия на погонах. Время, когда он как главный должен был поступить именно так — встать во главе.

Приняв решение, Леонид повернулся к Элларду и крикнул:

— Сержант, собери людей. Мы идем вперед!

Мгновение казалось, что сержант не расслышал слова Леонида, но затем он кивнул и стал отдавать приказы солдатам отряда, собирая их на позицию.

Леонид взял ручной передатчик переносного вокса, который Корде нес на спине, и открыл канал связи со всеми отделениями под его командованием.

— Всем отделениям, это подполковник Леонид. Мы атакуем траншеи предателей. Будьте готовы и помните, что Император ждет от вас самого лучшего. У меня все.

Он выпустил из рук передатчик и встретился взглядом с Эллардом.

— Готов, сержант?

— Как никогда, — Эллард кивнул. — А вы, сэр?

Леонид усмехнулся.

— Думаю, сейчас мы это и выясним. — Он протянул руку Элларду. — Удачи, сержант.

— И вам, сэр.

Леонид поднял ружье, сделал глубокий вдох, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, и с ревом ненависти выскочил из укрытия. Его отряд, следуя примеру командира, с боевым кличем бросился в атаку. Навстречу им поднялась волна вражеского огня, которая пробила брешь в строю и заставила выживших броситься врассыпную.

— Рассредоточиться! — заорал Леонид.

Они открыли огонь из лазганов и гранатометов, но расстояние было слишком велико.

Урон, нанесенный отрядом Леонида противнику, оказался незначительным, но воздействие их атаки на имперские войска было подобно электричеству. Огонь уязвленной гордости и ярости, вызванной бесчинствами врага, до этого тлевший в солдатах, теперь разгорелся с новой силой. Джуранские драгуны поднялись и последовали за своим мужественным командиром.

Леонид и Эллард бежали рядом, с каждым шагом поднимая сапогами густые клубы пепла, а следом за ними мчались солдаты их отделения, подбадривавшие себя бессвязными криками, полными гнева и страха.

Леонид почувствовал обжигающий прилив адреналина и, стреляя из ружья, полностью отдался нахлынувшим эмоциям. Его охватило неистовое возбуждение, мешавшееся с бешеным ощущением опасности и азарта. Страх исчез, и он смеялся, чувствуя себя бессмертным. Казалось, небо над головой никогда не было таким красным, а зрение его таким сверхъестественно острым — он мог в мельчайших деталях разглядеть лица врагов впереди. Время для него замедлилось, пули и лазерный огонь проносились мимо яркими вспышками. Он обернулся к бегущим за ним солдатам, выкрикивая слова ободрения; вокруг грохотали взрывы, но он все равно продолжал бежать, оставаясь неуязвимым.

Все тело налилось новой силой, и он бросился вперед, не дожидаясь остальных. Выстрелы на бегу среди невероятного шума. Дикий вопль. Его собственный?

Что-то дернуло его за рукав. Резкая боль алым огнем растеклась по руке, но ему было все равно.

Он несся вперед на волне отваги и безумия.

Ужасный звук, разрывающий воздух рев, то накатывавший приливом, то отступавший; пыль с земли перед Леонидом фонтанами взвилась вверх. Поток вражеского огня ушел вправо и врезался в людей, бежавших рядом. Четверых отбросило назад, из разорванных грудных клеток брызнула ярко-красная кровь.

Так не должно быть. Эта атака должна увенчаться славой! Вера в Императора и правое дело была их щитом, они должны были стать непобедимыми.

Леонид споткнулся, и внезапно взгляд его охватил весь масштаб резни вокруг. Землю устилали трупы. Сколько их было, сотни, тысячи? Слишком много, невозможно сосчитать.

Несмотря на всю смелость и блистательность их броска, рациональная часть сознания Леонида внезапно увидела безрассудность этого поступка. Легенды рождались как раз из таких неистовых, без огневой поддержки, атак на укрепленные позиции противника, но легенда хороша тем, что сам не принимаешь в ней участия. Хотя Леонид и не отдавал себе в этом отчета, для него настал момент, с которым сталкивается любой пехотинец.

Момент, когда спадает первый всплеск адреналина и на смену ему приходит инстинктивное чувство самосохранения. Именно в такой момент только истинное мужество могло помочь солдату преодолеть последние метры, отделяющие его от неприятеля.

Чувствуя, как колотится сердце и шумит в ушах кровь, Леонид закричал и вновь двинулся вперед бок о бок со своими солдатами.

Кажется, у них все получится!

До укреплений врага было меньше десяти метров.

А затем противник исчез за стеной ярких вспышек, дыма и оглушительного шума.

Огромный кулак ударил его в грудь.

Он повалился с ног, отчаянно стараясь сделать вдох, и мир завертелся перед глазами.

Земля понеслась ему навстречу и врезалась в лицо, горячая и неподатливая.

Кто-то закричал, зовя его по имени.

Боль, алая, яркая, острая, как лезвие, кромсающая его грудь.

Он перекатился на спину, а вокруг приливом нарастал шум: крики, пальба. Он приподнял голову и застонал, увидев кровь на нагруднике. Неужели это его?

Голова его откинулась назад, глаза закрылись, уступая безмерной усталости.

Потом кто-то резко поднял его и положил на плечо, и он закричал от нового спазма боли в груди. Он увидел землю под собой, колеблющуюся с каждым шагом, разорванную взрывами и пропитавшуюся кровью, а на ней — заляпанную красным джуранскую шинель.

Его уносили все дальше от траншей, и тело его бессильно моталось на плече спасителя, а мир крутился вокруг. Все потеряло смысл. Он попытался заговорить, но из горла вырвался только глухой хрип.

Мужчина, несший его, внезапно остановился и опустил Леонида на землю, прислонив его к борту покореженного танка.

Взгляд Леонида сфокусировался.

Сержант Эллард, встав на колени, осматривал рану на его груди.

— Что случилось? — хрипло спросил Леонид.

— Вас подстрелили, сэр, — ответил Эллард.

Леонид посмотрел вниз, на собственную грудь.

— Неужели?

— Так точно, сэр. Вы были впереди всех, и в вас попали. Хорошо еще, что у вас под нагрудником был бронежилет, но все равно, сэр, вам здорово досталось.

— Похоже, что так, — сказал Леонид, вздохнув с облегчением. — Последнее, что я помню, — мы как раз должны были наброситься на этих ублюдков.

— Полагаю, наша атака была обречена. А сейчас нам стоит пригнуться, потому что Корде говорит, что наши драгоценные титаны должны подоспеть в любую минуту, и нам уж точно не следует быть рядом с этими траншеями, когда они откроют огонь.

Леонид попытался встать, но по телу разлилась боль, и он тяжело опустился обратно.

— Император, как же больно!

— Да, думаю, вам попали в солнечное сплетение, так что просто полежите немного спокойно, сэр. Все будет в порядке.

— Хорошо, — подчинился Леонид. — Кстати, спасибо, сержант. За то, что вынесли меня из-под огня.

— Не стоит упоминания, сэр. Извините, что спрашиваю, но что, черт побери, вы делали? Со всем уважением, сэр, вы понеслись вперед, словно сумасшедший.

— Не знаю, сержант. Я не мог мыслить трезво, — ответил Леонид, качая головой. — Я видел только траншеи впереди и думал лишь о том, как до них добраться. Безумие, я знаю, но, Император, чувство было поразительное! Я так ясно видел и слышал каждую мелочь, и не было ничего, что было бы мне не по силам… А потом меня подстрелили, — закончил он с запинкой.

На землю рухнули еще несколько убитых, но полуденный воздух уже задрожал от тяжелой поступи титанов, и за всю свою жизнь Леониду не встречался звук, более приятный слуху.

Преодолевая боль, он поднялся на ноги и крикнул, обращаясь ко всем, кто мог услышать, и голос его, четкий, как на параде, с легкостью перекрыл отрывочный рык перестрелки и гулкие удары взрывов.

— Ладно, слушайте все! К нам идут титаны, а потому подъем! Как только они откроют огонь, я хочу, чтобы все вы бегом двинулись к цитадели, и пошевеливайтесь. Смотрите, чтобы никого не забыть, и мы все благополучно выберемся из этой переделки, понятно?

Слова Леонида были встречены немногими утвердительными возгласами, прозвучавшими еле слышно, но те, кому удалось пережить атаку, были слишком утомлены и контужены, чтобы демонстрировать рвение.

Леонид посмотрел на северо-запад, где виднелись тяжело шагающие фигуры титанов, приближавшихся к ним сквозь клубы дыма. Несмотря на боль в груди, он улыбнулся.

Божественные машины наверняка превратят укрепленную полосу врага в водоворот смерти и разорванных тел.

С неистовой жаждой Кроагер наблюдал за резней, развернувшейся перед траншеями, и кулак его отбивал ритм по борту «Носорога» в такт с грохотанием взрывов. Побоище доставляло ему радость, хотя имперские гвардейцы, которым не хватило мужества даже дойти до их траншей, разочаровали его. Его извлеченный из ножен меч все еще не вкусил крови. Дух, обитающий в нем, разозлится, если так и не испробует желанной жидкости. Вся воля Кроагера уходила на то, чтобы сдержаться и не дать, взобравшись на «Носорог», сигнал к развернутой атаке, но он не мог этого сделать, не получив разрешения от Кузнеца Войны.

В заново отполированных доспехах Кроагер имел внушительный вид, и вороненое железо сияло, как новое. Пленница, которую он оставил в живых после первого боя, вернула блеск его броне, и хотя он до сих пор не мог сказать, почему не убил ее, заиметь одного из лакеев Императора себе в услужение было приятно. Дело было не только в этом, но точнее определить причину Кроагер не мог, а потому выкинул мысли о женщине из головы; скорее всего, спустя день или два он все равно ее убьет.

Шум битвы эхом отражался от склонов долины, и лязг металла, ударявшегося о металл, звучал в ушах Кроагера настоящей музыкой. Тысячи лет он жил под аккомпанемент этого звука и сейчас жалел, что не может разглядеть за пеленой дыма на западе огромные фигуры, сошедшиеся в схватке, в которой титаны Легио Мортис сражались с титанами неприятеля. Вот это был настоящий бой! Сражаться в тени подобных созданий означало вступить в истинное царство смерти, где жизнь воина зависит в равной степени как от его мастерства, так и от удачи.

Кроагер нетерпеливо расхаживал по краю стрелковой ступени, не сводя голодного взгляда с завесы огня и дыма. Он осмотрел отряд, застывший в ожидании по обе стороны от него: жалкие людишки, думавшие, что своей службой Железным Воинам они удостоятся покровительства Хаоса. Он презирал их.

Западнее от него расположился Хонсю и его рота дворняжек. Судя по виду Хонсю, ему столь же не терпелось вступить в бой, и Кроагер признал, что хотя бы в этом они не столь уж отличаются.

Позади послышалось урчание мощных двигателей; обернувшись, Кроагер увидел, как три тяжелых «Ленд Рейдера» занимают позицию у главного выезда. Передняя аппарель ведущей машины с лязгом открылась, навстречу красным лучам вечернего солнца выступила внушительная фигура в вычурных доспехах терминатора.

Форрикс прошел по стальным мосткам, перекинутым через траншею, и присоединился к Кроагеру на стрелковой ступени. В правой руке он сжимал древний, богато украшенный комби-болтер, левую же венчал потрескивающий силовой кулак чудовищных размеров.

— Кузнец Войны приказал нам атаковать, — сказал он.

— Нам? — удивленно переспросил Кроагер. Форрикс уже около трех тысяч лет не участвовал в боях.

— Да, нам. Разве я не Железный Воин?

— Конечно, — кивнул Кроагер.

— Форрикс? — сказал Хонсю, подходя к ним. — Ты сегодня дерешься с нами?

— Именно так, полукровка. Желаешь прокомментировать?

— Нет… брат. Твое присутствие делает нам честь.

— Это точно, — подтвердил Форрикс.

Кроагер и Хонсю переглянулись, в равной степени озадаченные и обеспокоенные таким поворотом событий. Затем Кроагер рассмеялся и хлопнул Форрикса по наплечнику:

— С возвращением. Давненько ты не пускал кровь врагу. Спорю, сегодня этот кулак соберет больше жертв, чем даже этот дворняжка или я.

Форрикс кивнул, явно недовольный таким панибратством. Он стряхнул с плеча руку Кроагера и огрызнулся:

— Держись от меня подальше, Кроагер. Ты для меня никто.

С подчеркнутой осторожностью Кроагер убрал руку и сделал шаг назад.

— Как скажешь.

Отойдя от Форрикса, Хонсю вернулся на свою позицию; Кроагер тоже ушел со стрелковой ступени, чтобы присоединиться к своей роте. Он украдкой оглянулся на Форрикса, чей силуэт отчетливо вырисовывался на фоне темно-красного неба. Что-то произошло, и подозрительность Кроагера немедленно встрепенулась. В голосе древнего ветерана чувствовался пыл, которого Кроагеру не доводилось слышать уже много веков.

Что-то вновь пробудило боевой дух Форрикса, и Кроагер заподозрил, что старый вояка посвящен в некий секрет, о котором его самого и Хонсю не поставили в известность. В чем заключалась эта тайна и каким образом Форрикс оказался среди доверенных лиц, Кроагер предположить не мог, но был готов приложить все силы, чтобы это выяснить.

На дальнейшие размышления времени не оставалось: оглушительный рев пронесся по передним рядам, и десятки людей, стоявших на стрелковой ступени, были разорваны в клочья. Крупнокалиберные снаряды шквалом огня полностью разрушили бровку траншеи, во все стороны полетели комья земли и тела убитых, и на лице Кроагера появилась жестокая улыбка.

В клубах дыма он разглядел размытые очертания, похожие на титана-разведчика; быстрым шагом подойдя к своему «Носорогу», он вскочил на подножку и стукнул кулаком по крыше.

Двигатель машины взревел, «Носорог» тронулся с места и устремился за «Ленд Рейдерами» Форрикса к выезду, прямо в дым сражения.

Выпрямившись во весь рост, Кроагер поднял цепной меч так, чтобы его видели все его воины.

— Смерть слугам Лже-Императора!

Глава 3

Леонид наблюдал, как «Псы войны», быстрым шагом обошедшие его позицию, поливают вражеские траншеи огнем своих «Вулканов». Гвардейцы под его командованием радостно приветствовали этот вызов на бой, но Леонид знал, что этим дело и ограничится. «Псы» дадут им время перегруппироваться, только и всего.

— Всем отрядам, это подполковник Леонид. Перегруппироваться и немедленно начать отступление к точке сбора. Шевелитесь, времени у нас немного, — приказал он, слыша, как за фронтом неприятеля нарастает глухой рев двигателей.

Титан принцепса Карлсена, подвижный, как и все машины этого класса, резко бросался из стороны в сторону, уклоняясь от вражеских выстрелов и в то же время пытаясь занять удобную позицию, которая позволила бы оружейным модераторам открыть огонь. Карлсен и принцепс Янсер, управлявший «Юре Дивину», по очереди выходили вперед и обстреливали траншеи из болтеров «Вулкан» и турболазеров, разнося на клочки всех, кто смел высунуться, а затем быстро отступали, скрываясь в дыму. Рост титанов сводил на нет защиту, которую давала стрелковая ступень, но Карлсен понимал, что ущерб, наносимый ими врагу, по большому счету не имел значения.

Без тяжелых орудий группы «Меч» их тактика только оттягивала неизбежное. Карлсен ушам не поверил, когда услышал приказ принцепса Фиераха бросить джуранцев и двинуться навстречу титану класса «Император»; со все возраставшим ужасом он слушал обрывки сообщений, которыми обменивались по воксу линейные титаны, вынужденные сражаться не на жизнь, а на смерть.

И он сам, и его ведомый были слишком далеко к востоку, чтобы прийти своим соратникам на помощь, а потому они ограничились лишь тем, что следовали за атакой бронетанковых сил Джурана, хотя без поддержки «Грабителей» им приходилось ждать, пока гвардейцы или прорвут оборону противника, или атака будет отбита.

Пустотные щиты вспыхивали, отражая выстрелы из лазеров и болтеров, но Карлсен не обращал на это внимания. Гораздо большим поводом для беспокойства были танки неприятеля. С каждым броском вперед он замечал все большее их количество: они затаились позади траншей, и Карлсен знал, что рано или поздно командир противника объявит контратаку.

Три «Ленд Рейдера» вырвались из клубов дыма, за ними широким фронтом шли «Носороги» и транспорты, выглядевшие как какой-то противоестественный гибрид «Химеры» и грузовика. Солдаты, битком набившиеся в кузовы машин, кричали, и, подскакивая на неровностях дороги, транспорты устремились за отступающими гвардейцами.

— Принцепс Янсер, за мной! — заорал Карлсен и развернул болтер «Вулкан» в сторону более легких машин, следовавших за «Носорогами».

Землю прошили снаряды, прочертившие путь к цели, и три машины разлетелись на куски в вихре огня и крови. Обломки взорвавшихся транспортов ударили в борт одного из «Ленд Рейдеров», заставив того отвернуть в сторону, и он врезался в «Химеру», сминая металл машины с ужасающим скрежетом.

Рядом с титаном Карлсена возник «Юре Дивину», его грохочущие орудия накрыли атакующего врага смертоносным огнем. Два «Ленд Рейдера» рванули в сторону от титана, пытаясь уйти с линии обстрела, но Карлсен оказался проворнее: удар ноги титана пришелся прямо в бортовую обшивку ближайшей машины, с легкостью пробил броню и подбросил изломанный «Рейдер» в воздух.

Вторая машина резко развернулась, лазпушка, установленная на ее спонсоне, пришла в движение, артиллеристы врага прицелились, и Карлсен с болью ощутил, как схлопываются его пустотные щиты.

— Будь ты проклят! — закричал он, отступая, но пушки танка выстрелили снова, и над головой титана сверкнули смертельные вспышки.

— Модератор Аркиан, восстановить пустотные щиты! Немедленно!

Карлсен приказал титану отступать, ни на минуту не прекращая поливать машины предателей огнем и в то же время стараясь не задавить бегущих солдат Имперской гвардии. Такое точное маневрирование требовало больших сил, и пот ручейками тек по его лицу.

Нога «Дефенсор Фидеи» опустилась на искореженные останки «Леман Русса», и титан опасно накренился. «Юре Дивину» прикрыл собрата по легиону, стреляя, меняя позицию и снова стреляя, пока враг не начал продвигаться вперед с большей осторожностью.

— Аркиан! — взревел Карлсен. — Где эти проклятые щиты?

— Я работаю над этим, принцепс!

Так работай быстрее! — потребовал Карлсен: он увидел, как из дыма появляются два уцелевших «Ленд Рейдера» и направляются прямо к нему.

«Император Беллум» умирал, но принцепс Фиерах еще не был готов признать поражение. Лицо его покрывали кровь и пот, и он был уверен, что модератор Йосен погиб. Один Император знает, что происходило на инженерных палубах; на вызовы Фиераха там уже никто не отвечал. «Диес Ире» уничтожал его титана по частям, но принцепс не собирался сдаваться без борьбы и сумел нанести врагу существенный урон. Танки сопровождения, появившиеся вместе с другими вражескими титанами, прошли мимо, предоставив своему богу войны в одиночку справиться с противником.

Фиерах мог только надеяться, что остатки тактической группы «Меч» сумеют защитить джуранцев и дать им время на отступление.

В очередной раз словно молот ударил по корпусу титана, и череп принцепса пронзили огненные стрелы симпатической боли: он чувствовал то же, что и «Император Беллум». Он замахнулся цепным кулаком, и уже притупившееся лезвие прочертило глубокие борозды на стволе плазменного аннигилятора «Диес Ире». Огромное орудие окутали брызги раскаленной энергии, и около сотни людей обратились в ничто под бушующим каскадом перегретого пара.

«Диес Ире» сделал шаг вперед и нанес сокрушительный удар по ноге «Императора», в результате которого коленный сустав титана, взорвавшись снопом искр, был выведен из строя. Взревели сирены, и от почти невыносимой боли Фиерах прикусил язык так, что изо рта потекла кровь. Напрасно он пытался отойти от вражеского титана — левая нога «Император Беллум» потеряла подвижность в результате взрыва, и путь к отступлению был закрыт.

«Диес Ире» вновь приблизился и ударил рукой, утяжеленной орудиями, по корпусу «Император Беллум». Разрушительный удар отбросил титана Фиераха в сторону, мгновенно загорелись новые предупредительные символы, означавшие, что системы в теле титана отказывают одна за другой. Он отчаянно пытался сохранить равновесие, но от внешних гиростабилизаторов ничего не осталось, и вместо чувств титана ему пришлось полагаться на собственные спутанные ощущения.

Удивительным образом ему удалось удержаться на ногах, и он вновь встал лицом к лицу с «Диес Ире», занося над врагом цепной кулак — единственное оружие, в котором был еще уверен.

Лезвие со скрежетом скользнуло по торсу «Диес Ире», вырывая из брони монстра огромные куски. Фиерах знал, что у титанов класса «Император» реактор расположен глубоко в брюхе, и если только ему удастся достаточно ослабить броню, то позже, возможно, другие смогут убить это чудовище. «Диес Ире» сделал шаг в сторону и отбил цепное лезвие стволами своего основного орудия, а затем приставил их дула к раскаленной поверхности коленного сустава «Император Беллум».

Орудие выплюнуло поток опаляющего огня, и разрывные снаряды, выпущенные в упор, поразили уже поврежденную ногу. Сустав разлетелся на части, расплавленный металл, подобно ртути, кровоподтеками устремился вниз по ноге боевой машины. Фиерах чувствовал боль титана, словно свою собственную, и закричал, не в силах справиться с перегрузкой в мыслеимпульсе, поджарившей большую часть коры его мозга.

Величественная машина резко накренилась, тазовое сочленение титана с грохотом рухнуло на останки изуродованной ноги, и в этом наклонном положении «Император Беллум» внезапно остановился.

Почувствовав, что падение прекратилось, Фиерах истерично рассмеялся.

— Спасибо тебе, старый друг! — крикнул он и невероятным усилием заставил свой умирающий мозг отдать титану последнюю команду к бою.

Оттолкнувшись уцелевшей ногой, «Император Беллум» наклонился вперед и с ужасающей силой врезался своим мостиком в голову «Диес Ире».

От удара разбилось бронированное стекло рубки Имперского титана, и последним, что увидел Фиерах перед тем, как взорвался реактор «Император Беллум», было зеленое пламя циклопического глаза, устремившееся ему навстречу.

Форрикс увидел, что «Пес войны» перед ними отступает за завесу дыма, и понял, что щиты титана разрушены.

— Вперед, за ним! — рявкнул он. Для него титан был не просто вражеской боевой машиной; это было чудовище из древних легенд, и его охватило жгучее, первобытное желание уничтожить его. Он едва удержался, чтобы не рассмеяться от наплыва охвативших его эмоций. Чувства и стремления, которые он считал давно угасшими, внезапно вновь пробудились в сознании, прорываясь наружу, подобно тому, как тонущий человек стремится вынырнуть на поверхность. Он чувствовал ненависть, глубокую и острую, горячую жажду битвы, требующую немедленных действий, и страсть, более безудержную, чем всё, что ему довелось пережить за все свои долгие годы.

Он вновь обрел цель в жизни, цель, перед которой, как перед инстинктом, невозможно было устоять.

Не отрывая взгляда от гололитического экрана, Форрикс наблюдал за хаосом сражения. Рядом с его машиной еще один «Ленд Рейдер» взревел двигателем и пронзил дымовую завесу выстрелом лазпушки. Вражеская пехота отступала к цитадели: некоторые ехали на транспортах, другие цеплялись за подножки. Тут и там отдельные очаги сопротивления еще вели огонь по атакующим, тем самым давая товарищам время спастись.

Корпус «Ленд Рейдера» задребезжал от удара, и Форрикса отбросило в сторону. Машина сильно пострадала, отсек экипажа наполнился пламенем и дымом, и, оглянувшись назад, Форрикс увидел огромную дыру в боковой броне. Сквозь рваные края виднелось алое небо и грозные очертания одного из «Псов войны», направлявшегося прямо к ним. Его оскалившийся лик застыл в маске ярости, и Форрикс опять почувствовал неодолимое желание уничтожить одну из этих тварей.

— Все на выход, — заорал он. Открылась передняя аппарель, и четыре воина-гиганта, облаченные, как и Форрикс, в доспехи терминаторов, покинули «Ленд Рейдер» вслед за своим командиром.

Кроагер рванулся в атаку сквозь пелену дыма и, издав боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, одним ударом цепного меча снес голову имперскому гвардейцу. Другого он ударил в живот, разорвав внутренности и раздробив позвоночник. Вокруг него были лица, полные ужаса, некоторые кричали, некоторые молили о пощаде. Кроагер отвечал им всем смехом и с равной беспристрастностью убивал любого, кто приближался на расстояние удара.

Его воины, обильно обагрив клинки, прорубили в рядах Джуранских драгун кровавую просеку. Сражение превратилось в примитивную резню, и Кроагер упивался этой бойней, чувствуя, как каждое новое убийство отзывается во всем теле волной удовольствия. Он не замечал ничего, кроме брызг артериальной крови, и не слышал ничего, кроме криков умирающих.

Плачущий, вопящий мужчина упал перед ним на колени, но меч Кроагера описал низкую дугу и перерезал несчастному горло. Отбросив оружие, Кроагер поднял умирающего с земли, сорвал с него шлем и, держа жертву повыше, направил струю крови себе в лицо. Алая жидкость густым потоком оросила его, и Кроагер запрокинул голову, чтобы напиться этой дающей жизнь влаги.

У горячей крови был изысканный вкус, полный страха и боли.

Чудовищной силы жажда заставила Кроагера взреветь; он разорвал труп надвое и, подобрав меч, поднял оружие над головой. Все его чувства словно обезумели, и каждый нерв в его теле требовал еще.

Еще и еще. Кровью невозможно пресытиться.

Глаза заволокло красной мглой, и Кроагер вновь устремился в битву.

Стреляя на ходу, Хонсю повел своих воинов вперед. Хорошо скоординированный залп лазерного огня, пронесшийся над головой, вынудил его броситься на землю; поднявшись на колени, он сделал несколько выстрелов в сторону, откуда раздался залп. Сквозь дым донеслись искаженные крики: ответные выстрелы нашли свою цель. Его воины быстро продолжили наступление, передвигаясь группами и прикрывая друг друга прицельным огнем по противнику.

В клубах дыма мелькали люди, ревели танки, из диспенсеров, установленных на машинах, вырывалась белая пелена тумана.

Мимо прогрохотал один из «Ленд Рейдеров» Форрикса, и Хонсю выругался — лазпушка, установленная на спонсоне, прошла меньше чем в метре от него. Мощное орудие выстрелило, и от лазерной стрелы дым побелел, словно пар, а авточувства доспеха заработали, устраняя помехи.

Впереди полыхнула огромная вспышка света, обозначившая присутствие титана и то, что один из его пустотных щитов только что отказал. Хонсю усмехнулся, представляя, как отчаянно суетится экипаж титана, пытаясь восстановить потерянный щит, прежде чем до них доберутся перешедшие в атаку Железные Воины. Кузнец Войны счел нужным усилить роту Хонсю насильно рекрутированными солдатами, и теперь этот сброд устремился вперед вместе с его воинами. Необходимость сражаться бок о бок с такими отбросами наполняла Хонсю злостью, но он ни за что не стал бы унижаться и высказывать свое негодование вслух.

Прочертив болтером огненную дугу так, чтобы несколько выстрелов не вполне случайно зацепили некоторых из солдат в красной униформе, он поднялся на ноги и двинулся вперед, к расстрельной команде Железных Воинов. Им удалось загнать довольно большое количество имперских гвардейцев на дно пыльной воронки, края которой окружала колючая проволока. Из воронки выстрелили, снаряд угодил в транспортную машину позади Хонсю, которая разорвалась с металлическим грохотом.

Несколькими секундами позже из воронки вылетел еще один снаряд, но расчет совершил глупость и не сменил позицию после первого выстрела, и в результате два гвардейца были разорваны на части залпом ответного огня.

Стараясь не высовываться, Хонсю побежал к разбитым противотанковым ловушкам из рокрита, за которыми беспорядочной гурьбой укрылись солдаты в красном; они обстреливали воронку из неказистых винтовок со скользящим затвором. Хонсю схватил ближайшего к нему солдата за шкирку и поднял того к своему визору.

— Идиоты, вы впустую тратите боеприпасы. Достаньте их оттуда клинками.

Мужчина отчаянно закивал, слишком напуганный, чтобы ответить. Хонсю отбросил это жалкое существо в сторону, брезгливо вытер рукавицу доспеха о набедренник и вернулся к своему отряду.

Пока первый взвод спешно отходил к следующей точке сбора, подполковник Леонид, вжавшись в склон изрытого воронками вала, стрелял из лазгана. Лицо его, почерневшее от грязи, избороздили морщины усталости и страха, но он все еще был жив и способен сражаться, а это уже стоило немалого, учитывая неразбериху, которая царила на поле боя. Сержант Эллард залег рядом и посылал выстрел за выстрелом в сторону неясных теней, бегущих сквозь дым. Угроза оказаться окруженными, отрезанными от своих, лицом к лицу с превосходящими силами противника вызывала физически ощутимый ужас, и только усилием воли Леонид сохранял спокойствие. Он должен был воодушевлять людей своим примером, и хотя в груди плотным узлом свернулась боль, он старался не поддаваться ей, чтобы показать своим солдатам, как нужно действовать.

— Первая шеренга, огонь! Замыкающая шеренга, отступай! — выкрикнул он, и Эллард вскочив на ноги, принялся подгонять бойцов замыкающей шеренги к следующему пункту сбора.

Один залп за другим врезались в строй солдат в красной униформе, несущихся в атаку сквозь хаос битвы несмотря на то, что огонь неприятеля косил их десятками. До сих пор Леониду удавалось поддерживать в отступлении порядок, но все висело на волоске. Солдаты проявили небывалое мужество и выполнили свой долг лучше, чем он мог требовать. Но силы их были на исходе, и надолго их не хватит.

Помимо всего прочего, это была гонка на время: все зависело от того, удастся ли им добраться до прикрытия пушек цитадели, прежде чем иссякнет их мужество.

Гвардеец Корде подполз к Леониду, что-то крича сквозь грохот выстрелов, взрывы и рев танков. Вокс, закрепленный у него на спине, неуклюже ерзал при каждом движении; в руке Корде сжимал шипящее плазменное ружье, ствол которого окутывал пар из перегревшихся охладителей.

— Сержант Эллард докладывает, что они уже на точке сбора, сэр!

— Очень хорошо, Корде, — сказал Леонид и, повесив лазган на плечо, скомандовал: — Первая шеренга, выбираемся отсюда, к чертовой матери!

Джуранцам два раза повторять было не нужно. Под прикрытием отделения Элларда, разрядившего свои лазганы в дымовую завесу, они поползли вниз по склону. Леонид дождался, пока последний из его солдат покинул позицию, после чего вместе с Корде отправился к остальной части взвода.

Со склона, оставшегося позади, донесся рокот, похожий на рев джуранского карнозавра, и Леонид, обернувшись, увидел, как через вал перебирается целое полчище чудовищных железных исполинов, чтобы затем обрушиться вниз с зубодробительной силой. Танки — некая извращенная вариация «Леман Руссов» — были огромны; броню их покрывали нечестивые символы, орудийные башни поворачивались со скрипом древних механизмов. Пушка, установленная на передней части корпуса ближайшего танка, лязгнула, выплюнув череду бронебойных подкалиберных снарядов, и взрывы изрыли почву склона. Увлекая Корде за собой, Леонид бросился на землю, и в тот же миг воздух над ними прошили пули.

Он поднял голову и задохнулся от ужаса: танк продолжал двигаться, грозя раздавить их бронзовыми гусеницами. Шквал огня усилился, а затем с оглушительным грохотом выстрелило основное орудие танка; несколько секунд спустя вдалеке послышался взрыв. Танк надвигался прямо на Леонида, и он откатился в единственном направлении, еще остававшемся свободным, — под корпус танка.

Металлическое подбрюшье машины прошло над его головой, лишь чудом не задев, от горячих выхлопных газов поднималась тошнота. Что-то полилось сверху, и он почувствовал, что лицо и руки стали мокрыми. Закрыв руками уши, он вжался лицом в грязь и распластался на земле. «Император, защити», прошептал он, замерев под грохочущим танком. Какой-то выпирающий из днища крюк зацепился за складку на его форме, и Леонид захрипел от боли, чувствуя, как его тащит вслед за танком по неровной земле; только через несколько метров ему удалось отцепиться.

Внезапно он оказался на свободе, а танк покатил дальше, оставив его дрожать от страха и облегчения. Леонид глубоко вздохнул и пополз обратно к лежавшему неподвижно Корде. При виде изуродованного трупа он не смог сдержать тошноту. Корде повезло меньше, чем ему, и вся нижняя часть тела гвардейца под гусеницами танка превратилась в сплошное месиво. Изо рта все еще текла кровь, и очередной рвотный позыв скрутил внутренности Леонида: он понял, что за жидкость плеснула на него из-под танка.

Вокс тоже раздавило, но оружие Корде осталось целым, и Леонид выхватил ружье из рук мертвого гвардейца. Внутри него волной поднялась ярость от мысли о том, что убийцы Корде, скорее всего, даже не заметили случившегося. Леонид с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, пошел за железным чудовищем.

Найти его оказалось нетрудно: танк медленно двигался вслед за его людьми, уничтожая солдат пулеметными очередями и выстрелами из основного орудия. Леонид выкрикивал проклятия в адрес предателей, засевших внутри машины, пока не сорвал горло, и, когда до кормы оставалось менее десяти метров, резко остановился и поднял плазменное ружье Корде.

Он дважды быстро нажал на спусковой крючок, и раскаленная добела плазма ударила в танк. Выстрелы пришлись на более тонкую броню кормы и, с легкостью ее пробив, подожгли топливо и боезапас. Взрыв превратил боевую машину в огненный шар, скачок давления в результате внутренних детонаций смял орудийную башню. Ударной волной Леонида сбило с ног, и падение отозвалось в груди обжигающей болью.

Над искореженными обломками танка поднимался черный столб дыма; увидев, что в гуще сражения в его сторону кто-то бежит, Леонид закричал от ярости. Он поднял плазменное ружье, но перезарядка еще не закончилась. Отбросив ружье, он потянулся за лазганом, но тут из клубов дыма возник сержант Эллард. Не теряя времени, сержант помог своему командиру подняться на ноги и оттащил его от охваченных огнем обломков танка.

Карлсен опустил тяжелую ногу титана на одну из машин, затем шагнул в сторону, увернувшись от еще одной, решившей пойти на таран. Застонав от напряжения, он приказал проворному «Псу войны» развернуться вокруг своей оси и выпустил короткий залп по корме танка. Основные орудия расходовали боеприпасы с такой скоростью, что резерв практически иссяк, и при таком темпе стрельбы через несколько минут пушки титана умолкнут.

И тогда сражение закончится. Модератор Аркиан сотворил настоящее чудо и уговорил Дух Машины еще раз восстановить их щиты, но не прошло и секунды, как их вновь атаковал тот проклятый «Ленд Рейдер». До того, как «Юре Дивину» обошел танк с фланга и отправил его в варп, ему удалось опять вывести из строя защиту титана. Несколько воинов успели выбраться из дьявольской машины, но прежде чем Карлсен успел нацелить на них орудия и прикончить, они скрылись в дыму и суматохе боя.

Если им удастся продержаться еще немного, то вскоре они окажутся в прямой видимости цитадели и под прикрытием ее артиллерии. Тогда они будут в безопасности.

Бросившись на другую сторону воронки и не обращая внимания на витки колючей проволоки, цеплявшиеся за ноги, Форрикс выпустил очередь из штурмового болтера в спины дрожащих от страха гвардейцев, укрывавшихся на дне. В отдалении он увидел Кроагера — тот безжалостно расправлялся с горсткой солдат, которые отстали от своих и теперь оказались в окружении.

Форрикс остановился на мгновение и, прищурившись, внимательнее пригляделся к этому юнцу, убивавшему вражеских солдат с бешенством, вызванным опьянением смертью. Его серебряная броня, до сражения чистая и сверкающая, теперь была залита кровью, под влажно блестевшим слоем которой скрылись нанесенные на доспех символы. В этот раз Кроагер зашел слишком далеко и уже не мог сопротивляться зову Бога Крови.

Хонсю держался справа от него; его люди шли в атаку в образцовом порядке, стреляя, перемещаясь и снова стреляя. С большой неохотой Форрикс вынужден был признать, что полукровка, несмотря на свое нечистое происхождение, был способным командиром.

Теперь, когда наступление имперских войск было остановлено, сражение распалось на ряд более мелких стычек. Продолжать преследование врага не имело смысла: те отделения, которым удалось вырваться с поля боя, были так сильно потрепаны, что вряд ли когда-нибудь оправятся от поражения.

Оставалось только убить титана.

По счастливой случайности, именно в этот момент клубы дыма рассеялись, и великан появился прямо перед Форриксом. Красно-желтый панцирь блестел в лучах солнца, а оскалившийся лик титана словно призывал сразиться с ним.

— Ты шлешь мне вызов[6], — прошептал Форрикс и бросился в атаку на закованного в броню гиганта, но титан развернулся и быстро скрылся в дыму так же внезапно, как и появился.

Лишившись добычи, Форрикс остановился и тихо произнес:

— В другой раз, чудовище.

Шатаясь и спотыкаясь, Леонид брел по пустоши, протянувшейся перед цитаделью, и каждый его вздох жжением отзывался в груди. Если бы не поддержка сержанта Элларда, он наверняка бы упал.

Позади, совсем близко, слышались крики врагов и вопли тех, кто попал им в руки. Внезапно Леонид заметил очертания трех огромных фигур, застывших на границе поля зрения; по мере того, как он с помощью Элларда продвигался вперед, очертания прояснялись, и наконец он с облегчением рассмеялся, узнав в них двух титанов класса «Грабитель» и одного «Повелителя войны».

Но когда они подошли еще ближе, Леонид с нарастающим ужасом разглядел, что титаны чудовищно повреждены. Многократные попадания искорежили и опалили броню их корпусов. Что произошло с этими машинами войны? Он оценил масштаб их повреждений и вновь задумался о жуткой природе врага, с которым им пришлось столкнуться, и о том, какой глупостью было недооценивать такого противника. Сколько жизней оборвалось сегодня из-за такой ошибки?

Два «Пса войны», шатаясь, отступали сквозь клубы дыма и пыли, короткими очередями отстреливаясь от врага. Оба были повреждены и несли на своей броне отметины от огня и взрывов; но оба все еще вели бой.

«Грабители» и «Повелитель войны» открыли огонь, и воздух наполнился ужасающим грохотом. «Псы войны» с благодарностью укрылись в тени более массивных собратьев и поддержали обстрел залпами своих орудий.

Спотыкаясь, Леонид шел дальше, мимо титанов, пока не оказался под прикрытием пушек Первого равелина, и тогда почувствовал не выразимое словами облегчение от того, что выбрался из боя живым. Стрелковую ступень на краю передней траншеи заняли свежие силы, и Эллард передал командира на попечение перепуганного солдата, после чего вернулся на поле боя, чтобы помочь своим людям.

Прислонившись к брустверу и обхватив голову руками, Леонид, наконец, в полной мере осознал кошмар, которым стало это сражение.

Когда уцелевшие Драгуны оказались под защитой титанов Легио Игнатум и артиллерии цитадели, противник, казалось, потерял интерес к битве и повернул назад, к своим укреплениям, при этом не скупясь на резкие выкрики и насмешки. В некоторых воинах жажда крови была слишком сильна, и они не могли удержаться от напрасных попыток добраться до своих жертв, но их уничтожил ближний огонь титанов и залпы артиллерии равелина и бастионов.

Леонид чувствовал, что задыхается от невероятной усталости. Он оперся рукой о склон бруствера, стараясь сохранить равновесие, но мир перед глазами завертелся, и он соскользнул вниз и рухнул на землю, прежде чем стоявшие рядом солдаты успели его подхватить.

Глава 4

Несмотря на то, что с гор дул теплый ветер, от вида работ, развернувшихся под стенами Тор Кристо, по спине майора Гуннара Тедески пробежал холодок. Опираясь рукой на парапет бастиона Кейн, коренастый майор перегнулся вниз и попытался хотя бы приблизительно определить, сколько же людей работали на равнине. По его самым скромным оценкам, в осадных работах внизу участвовало от восьми до девяти тысяч человек. Чего-чего, а рабочих рук для рытья укреплений у врага хватало; но невозможно было угадать, сколько же среди них было настоящих воинов.

— Ээ… Майор Тедески, я не уверен, что это хорошая идея, — заметил капитан Поулсен, его адъютант, который следовал за ним, крепко сжимая в руках информационный планшет.

— Чушь, Поулсен. Эти хаоситские выродки — не из тех, кто держит снайперов.

— И все-таки, сэр, — не сдавался Поулсен. Из долины донеслось эхо артиллерийского залпа.

— До нас не достанет, — ответил Тедески, качая головой.

И точно: снаряд, взметнув столб пыли и каменных осколков, попал в развалины сторожевой башни. Башня была разрушена менее чем за день, но она изначально не предназначалась для того, чтобы выдержать обстрел такой интенсивности.

Тедески отстранился от парапета и продолжил свой путь по периметру стен бастиона. Солдаты сидели под парапетом; одни спали, другие играли в кости. Некоторые внимательно оглядывали местность, и лица их избороздили морщины, вызванные усталостью и нехваткой сна. Артиллерийский обстрел, продолжавшийся почти без перерыва, не давал спать, и нервы у всех были на пределе.

С того дня, как атака Легио Игнатум и бронетанковых соединений Драгун на систему траншей неприятеля сорвалась, прошла неделя, и плато изменилось до неузнаваемости. День и ночь вражеская артиллерия обстреливала равнину фугасными снарядами, сметая заграждения из колючей проволоки и вызывая детонацию мин. Землю исчертили ломаные линии траншей; укрепленные земляными валами, траншеи подбирались к скале, на которой стоял Тор Кристо. Артиллеристы Тедески сделали все, что могли, но траншеи были сооружены с математической точностью, и их невозможно было поразить анфиладным огнем[7]. Только однажды, когда часть траншеи была отрыта дальше, чем следовало, артиллеристам удалось нанести противнику ощутимый урон и уничтожить как землекопов, так и их оборудование.

Но после того случая каждый раз, когда траншеи приближались к крепости на расстояние, с которого орудия Тор Кристо могли бы обстреливать их по всей длине, огромные фигуры в темно-серой броне приказывали землекопам изменить направление работ.

Между системой траншей и основным лагерем протянулась паутина ходов сообщения и редутов, и хотя артиллеристы Тор Кристо обстреливали их каждый день, Тедески не заметил сколь-либо существенных успехов.

Враг наступал, с этим ничего нельзя было сделать, и это сводило с ума. Там, где заканчивались сапы, прошла вторая параллель, и ее крутой изгиб в точности следовал стенам крепости. На двух отрезках этой новой параллели были возведены высокие стены. Без сомнения, траншею за ними расширяли и углубляли, чтобы дать место крупнокалиберным гаубицам.

Хотя Тор Кристо уже неделю был под обстрелом, с такого расстояния орудия противника могли только откалывать куски от каменных стен. Однако для рикошетного огня такая дистанция была идеальной, и многие из орудий, установленных на стенах Тор Кристо, оказались демонтированы. Тедески приказал оттащить уцелевшие орудия назад, в форт, и хотя до сих пор число убитых было невелико — пятьдесят два человека с начала осады, — ситуация резко изменится, как только батареи второй параллели будут установлены.

Но у Тедески для неприятеля был припасен сюрприз.

Орудия, установленные у подошвы скалы и до сих пор остававшиеся в резерве, проявят себя ровно в тот момент, когда враг передвинет тяжелую артиллерию на новые позиции.

— Ждать уже недолго, Поулсен, — задумчиво заметил Тедески.

— Ждать чего, сэр?

— Атаки, Поулсен, атаки, — ответил Тедески, не в силах скрыть своего раздражения. — Если мы не помешаем им завершить строительство этих батарей, они подтянут большие пушки и начнут швырять фугасные снаряды прямо через наши стены. После чего отпадет нужда сносить сами стены: они смогут просто войти внутрь через главные ворота, потому что в крепости не останется никого, чтобы их остановить.

— Но ведь их остановят орудия внизу?

— Возможно, — согласился Тедески, — но мы сможем провернуть этот трюк только один раз, и то при условии, что враг еще не знает о них. Помнишь ту разведывательную группу, которую мы обстреляли в самом начале осады?

— Да, сэр.

— Велика вероятность, что противник уже знает, что внизу установлены орудия, и предпринял соответствующие меры.

— Не может быть, сэр. Если бы они обнаружили орудия, они бы уже попытались уничтожить их, разве нет?

Тедески задумчиво кивнул и оперся на парапет, скат которого был сооружен таким образом, что солдаты могли обстреливать цели, находившиеся почти у самой стены.

— В этом есть смысл, Поулсен, и только поэтому я до сих пор не отдал приказ перекрыть подземные проходы. Если, когда придет время, эти пушки будут молчать… на такой риск я пойти не могу.

Пренебрежительное отношение к снайперам, выказанное страшим по званию, придало капитану Поулсену смелости, и он встал у края парапета, наблюдая за кипучей деятельностью на равнине.

— Никогда не думал, что увижу что-то подобное, — прошептал он.

— Что?

Поулсен указал на гигантские очертания «Диес Ире», который замер без движения на том месте, где погибший «Император Беллум» покалечил его. Нижняя часть ног машины почернела и все еще дымилась, опаленная взрывом реактора Имперского титана. На лесах и опорах, возведенных вокруг ног титана, работали сотни людей, пытавшихся устранить ужасные повреждения. Верхняя часть корпуса «Диес Ире» меньше пострадала от взрыва, и каждый день орудия титана обстреливали цитадель, сотрясая ее стены чудовищной силы взрывами и вызывая врага еще раз выйти на открытый бой.

— И я не думал, — кивнул Тедески. — Это была честь для нас — видеть, как столь храбрый воин сражается с таким дьявольским созданием. Но собратья-титаны отомстят за него.

— А кто отомстит за нас? — поинтересовался Поулсен.

Тедески резко развернулся к своему адъютанту и сказал со злостью:

— За нас мстить не потребуется, капитан Поулсен, и я лично разберусь с каждым, кто публично заявит обратное. Вам ясно?

— Да, сэр, — поспешно ответил Поулсен. — Я только хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать, Поулсен, но лучше держи это при себе, — предостерег Тедески, взмахом руки указывая на солдат у парапета и артиллеристов, готовивших орудия к бою. — Как ты думаешь, что самое главное в крепости, а, Поулсен? Стены? Пушки? Расположение? Нет. Все дело в людях, которые стоят на ее стенах и говорят врагу: «Нет, это укрепление тебе не взять». Только боевой дух этих людей удерживает противника снаружи, и только держась вместе, веря в Императора и в нашу способность выстоять, мы сможем победить. Какими бы ни были факты, люди должны верить в то, что мы сами верим: Тор Кристо может выдержать осаду. Иначе нам конец.

Задумавшись, Поулсен кивнул, после чего спросил:

— А вы верите, что мы выстоим, сэр?

Тедески вновь посмотрел на равнину перед крепостью.

— В конечном итоге — нет. Тор Кристо падет, но мы будем удерживать крепость так долго, как сможем. Когда я решу, что все потеряно, я прикажу отступать по туннелям и перегружу реакторы, чтобы взорвать крепость. Я не позволю этим мерзавцам использовать Кристо в своих целях.

* * *

Оттолкнув в сторону изнуренного раба-землекопа, Хонсю последовал за Форриксом вдоль извилистой траншеи, которая вела к последней параллели. На всем их пути рабы, едва завидев своих хозяев, бросали кирки и лопаты и смиренно склонялись. Ни Форрикс, ни Хонсю не обращали на презренных созданий ни малейшего внимания, вместо этого полностью сосредоточив внимание на нависшей над ними громадой Тор Кристо. Когда они добрались до последней параллели и Хонсю увидел, с какой основательностью она была сооружена, его охватило знакомое предвкушение.

Глубина траншеи составляла три метра; бруствер, обращенный к Тор Кристо, имел уклон внутрь для того, чтобы уменьшить урон от снарядов воздушного взрыва. В стенах траншеи были вырыты и укреплены перекрытиями ниши, в которых рабы спали, ели и умирали. Еще живые были слишком измождены, чтобы должным образом убирать трупы, и потому умерших просто стаскивали на одну сторону траншеи, где они и гнили, наполняя воздух смрадом разложения. По дну траншеи были проложены железные лежни с досками поверх них, и Хонсю поразился тому, с какой скоростью продвигалась работа под руководством Форрикса.

— Первая батарея будет тут, — сказал Форрикс, указывая на участок траншеи, находившийся, по оценке Хонсю, на расстоянии около шестисот метров от подножия горы.

Работы по расширению траншеи в этом месте уже начались. У входа в новую батарею были сложены толстые стальные листы, которыми вскоре покроют землю, чтобы тяжелые орудия при откате не зарывались в почву. Посмотрев в сторону Тор Кристо, Хонсю представил угол возвышения орудий будущей батареи и кивнул.

Наиболее уязвимым местом любой фортификации были ее исходящие углы — выступающие точки в линии бастионов, где при обстреле передних подступов с парапета образовывалось мертвое пространство. Главную сапу Форрикс проложил по прямой к центральному бастиону, и эта последняя параллель прошла уже в пределах досягаемости артиллерии форта, но защитой ей служили глубина траншей и земляные валы.

Хонсю увидел, что уже началось устройство батарей, которые будут обращены к обеим сторонам исходящего бастионного угла; они будут повернуты к форту таким образом, что орудия, установленные в них, будут вести огонь перпендикулярно фасу бастиона и быстро пробьют его стены. Как только прямой огонь артиллерии проделает в стенах брешь, гаубицы обрушат в пролом снаряды, которые уничтожат вражескую пехоту до того, как будет нанесен главный удар. Но и в этом случае жертвы были неизбежны.

Наблюдая за тем, как еле живые рабы строят пушечную батарею, Хонсю подумал о том, что в механике осады была некая приятная предопределенность. Ему доводилось слышать рассказы о прошлых временах, когда осаждающий должен был пройти через несколько периодов постепенной атаки, прежде чем осажденный признает, что у него не осталось иного выхода, кроме как сдать крепость. Когда обе стороны сделали все, что от них требовал долг чести, защитники крепости капитулировали, и им разрешалось покинуть крепость, сохранив свое оружие и флаги. Такой порядок был откровенно нелеп, и Хонсю не представлял, чтобы он когда-нибудь принял капитуляцию врага.

Если Железные Воины начинали осаду, остановить ее было невозможно.

В дни, когда великий Пертурабо сам вел своих воинов в битву, еще до того, как лопаты вынут первый ком земли, он давал противнику единственный шанс сдаться. Если враг отвечал отказом, больше таких предложений не делалось, и исход осады был предрешен: закончиться она могла только кровью и смертью.

— Ты выбрал хорошее место для батарей, Форрикс, — заметил Хонсю.

Форрикс коротко кивнул, принимая похвалу:

— Не думаю, что нам нужно копать дальше. Это бессмысленно: мы только без необходимости подставимся под снаряды воздушного взрыва, и склон горы закроет стены крепости.

Хонсю видел, что Форрикс прав.

— А что насчет батарей у подножия горы? Они окажутся точно в пределах дальности огня их орудий и, несомненно, подвергнутся обстрелу.

— Я это знаю, Хонсю, но когда наши орудия будут установлены, я возглавлю отряд воинов из моей роты и возьму артиллерийские позиции врага штурмом.

Заметив, что Форрикс впервые назвал его по имени, Хонсю прищурился. Затем до него дошло, что в этом случае он лишится возможности захватить орудия, которые сам же и обнаружил.

— Ты возьмешь штурмом артиллерийские позиции внизу? — зарычал он. — Я их нашел, и честь захватить их должна принадлежать мне!

— Нет, Хонсю, у меня для тебя другое задание.

— И какое же? Подносить снаряды к пушкам? Погонять рабов?

Вместо ответа Форрикс указал на разрыв в стене траншеи, заполненный мешками с песком и охранявшийся целым отделением Железных Воинов.

— Когда настанет время, отсюда ты поведешь штурмовые отряды и захватишь брешь. Ты будешь удерживать ее до тех пор, пока солдаты-люди не поднимутся по склону горы и начнут эскаладу стен с помощью лестниц и крюков.

Хонсю открыл было рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказал: он осознал, насколько почетно порученное ему задание. На мгновение его переполнила гордость, но врожденный скептицизм и подозрительность быстро положили этому конец.

— Почему, Форрикс? Почему ты оказываешь мне такую честь? До сих пор ты только насмехался надо мной и постоянно осаживал, называя дворняжкой и полукровкой.

Несколько долгих секунд Форрикс молчал, как будто и сам не совсем понимал, что заставило его сделать подобное предложение. Наконец он отвернулся от крепости и посмотрел на Хонсю.

— Было время, когда я рассуждал так же, как ты. Когда-то я верил, что мы сражаемся за что-то более важное, нежели просто месть, но прошли тысячелетия, наполненные войной, и я понял, что в наших действиях нет никакого смысла. Ничто не менялось, ничто не приближало нас к победе. Я слишком долго не участвовал в боях, Хонсю, и когда я увидел, как ты сражаешься с имперскими солдатами, я понял, что в душе ты настоящий Железный Воин. Ты все еще веришь в то, о чем мечтал Хорус; я же утратил эту веру много веков назад. — Внезапно Форрикс улыбнулся. — К тому же, Кроагер будет в бешенстве, когда узнает.

Хонсю рассмеялся, чувствуя необычное расположение к почтенному Форриксу.

— Это уж точно, но он будет унижен твоим решением. Ты уверен, что восстанавливать его против себя таким образом мудро? С каждым днем он все больше поддается зову Кровавого Бога.

— Этот юнец ничего для меня не значит. Я не вижу для него иного будущего, кроме бессмысленной резни; но ты… В твоем будущем я вижу великие свершения. И Кузнец Войны тоже это видит — я замечаю это каждый раз, когда он говорит с тобой.

— Думаю, тут ты ошибаешься, — сказал Хонсю. — Он меня ненавидит.

— Это так, но все же ты командуешь одной из его Великих рот, — заметил Форрикс.

— Только потому, что Борак погиб в битве за Мажно Четыре-Ноль, и Кузнец Войны до сих пор не решил, кто будет его преемником.

— И это правда, но спроси себя: сколько времени прошло со дня битвы за Мажно Четыре-Ноль?

— Почти двести лет.

— Именно. И ты думаешь, что за все это время Кузнец Войны не смог подыскать кого-нибудь, кто бы возглавил роту?

— Очевидно, нет, иначе бы он уже назвал имя нового командира.

Форрикс вздохнул и сказал со злостью:

— Должно быть, твоя нечистая кровь сделала тебя таким же тугодумом, как и прихвостни Дорна, с которыми она тебя роднит. Подумай, Хонсю. Если бы Кузнец Войны сразу же назначил тебя преемником Борака, хоть кто-нибудь из его воинов признал бы тебя своим командиром? Нет, конечно же, нет, и они были бы правы, потому что тогда для них ты был всего лишь презренным полукровкой.

— С тех пор мало что изменилось, Форрикс.

— Тогда ты еще глупее, чем я думал, — прорычал Форрикс и зашагал по траншее к складам снабжения, оставив Хонсю стоять в замешательстве на недостроенной батарее.

Глава 5

Храм Машины, расположенный в самом сердце цитадели, излучал едва сдерживаемую энергию, как будто сами его стены дышали, наполненные жизнью и разумом. Конструкция храма странным образом напоминала органическую, хотя построен он был в честь того, что являлось прямой противоположностью природе.

Большую часть зала занимали сложные и вычурные механизмы; словно гигантский коралловый риф, они множились с каждым годом, заполняя собой свободное пространство. Весь зал был погружен в тусклое, янтарного цвета свечение, и где-то на грани слышимости глухо пульсировал постоянный низкий гул.

По невообразимому переплетению проходов между механизмами перемещались, как призраки, бритоголовые техники и сервиторы, облаченные в выцветшие желтые одеяния. За тысячи лет обслуживание священных технологий превратилось для них в ритуал, истинный смысл которого был давно забыт. Но, независимо от их первоначальной функции, обряды и благословения, совершаемые над механизмами, свою задачу выполняли: единственный обитатель зала был все еще жив.

Архимагос Каэр Амаэтон, Хранитель Священного света, смотритель цитадели Гидры Кордатус.

В центре зала возвышалась усеченная пирамида, на вершине которой в резервуаре, наполненном булькающей питательной жидкостью, помещалось лицо архимагоса — все, что осталось от его органического тела. От кожи тянулась ребристая медь проводов, и импульсы, передаваемые по каждому из них, заставляли сокращаться атрофировавшиеся мускулы лица. Насыщенные кислородом питательные вещества поступали по прозрачным трубкам в остатки кровеносной системы и отдельные фрагменты коры головного мозга, большую часть которого теперь заменяли аугметика и подключенный к ней километровый лабиринт логических стеков.

Электрический импульс сообщил Амаэтону о том, что кто-то к нему обращается, и лицо архимагоса исказилось.

— Архимагос Амаэтон? — повторил магос Наицин и затянулся сигаретой с черутом. Искусственные легкие выпустили дым через отверстия в его спине, и регенерационная система зала сразу же очистила воздух от загрязнителей.

— Наицин? — неуверенно спросил Амаэтон, с трудом двигая полными губами. — Зачем ты прерываешь мое единение со священным Омниссией?

— Я принес новости о сражении.

— Сражении?

— Да, господин. Там, наверху, идет битва.

— Ах да, битва, — согласился архимагос. Наицин не стал обращать внимания на заминку в памяти Амаэтона. Уже шесть веков он был напрямую подключен к бьющемуся сердцу цитадели, и все это время он контролировал каждую операцию ее систем и деятельность гигантского лабораториума, скрытого под цитаделью. Последние сто лет он уже не мог покидать этот храм, и по мере того, как тело его постепенно дряхлело и умирало, Амаэтон все больше становился частью цитадели. Недалек тот день, когда от старика не останется ничего, кроме биоэнграмм, и те пойдут на изготовление программных карт, с которых сервиторы-рабочие будут считывать задачи и инструкции.

Наицин знал, что чувство реальности Амаэтона, и до того шаткое, в последнее время еще больше ослабло, и только изредка он мог активировать достаточно памяти, чтобы говорить с другими. Первая атака врага вызвала в нем панику, отчего сознание архимагоса вновь обрело удивительную ясность, но сейчас эффект шока практически сошел на нет.

— Сражение, — повторил Амаэтон, и какой-то из его кристаллов памяти отреагировал на это слово. — Да, теперь я вспомнил. Они пришли за тем, что мы здесь охраняем. Они не должны это заполучить, Наицин!

— Нет, архимагос, не должны, — подтвердил Наицин.

— Откуда он вообще узнали о том, что это существует?

— Не знаю, господин. Но каким-то образом им это удалось, и нам надо составить план на тот случай, если оборонительные сооружения цитадели не смогут остановить захватчиков.

Амниотическую жидкость всколыхнула рябь, на которой закачались органические останки Амаэтона.

— Нет, Наицин, захватчики не пройдут. Эта цитадель была построена лучшими военными архитекторами своего времени, и нет врага, который смог бы взять ее укрепления.

— Конечно же, архимагос, вы правы, но все равно, нам нужен план действий при непредвиденных обстоятельствах. В гвардии служат обычные люди. Плоть, кровь и кости. Органика уязвима. На них нельзя полагаться.

— Да, да, ты прав, — сонно согласился Амаэтон. — Плоть слаба, Наицин. Силой обладает только машина. Мы не можем допустить, чтобы враг захватил лабораториум.

— Как всегда, ваши слова полны мудрости, архимагос. Но уже сейчас враг приближается к укреплениям Тор Кристо, и через несколько дней они, вероятнее всего, падут.

От этой новости оплывшие черты лица Амаэтона исказились, веки задрожали от внезапной тревоги.

— А туннель, который соединяет нас с Тор Кристо? Враг знает о нем?

— Не думаю, архимагос, но если Кристо падет, туннель неизбежно будет обнаружен.

— Нельзя допустить, чтобы им воспользовался противник! — воскликнул Амаэтон.

— Да, и поэтому-то я установил подрывные заряды для его уничтожения.

— Ты сообщил об этом Вобану?

— Нет, архимагос.

— Хорошо. Вобану не понять, почему мы вынуждены так поступить. Сострадание, с которым он относится к подчиненным, может обернуться для нас катастрофой.

Казалось, Амаэтон вздохнул; после нескольких минут молчания он добавил:

— Я уже… не так силен, как раньше, Наицин. Я несу слишком тяжелую ношу.

Магос Наицин поклонился.

— Тогда позвольте разделить с вами этот тяжкий груз, архимагос. Когда враги подойдут к внутренним стенам цитадели, помимо контроля за работой всех систем, на вас ляжет огромная нагрузка по поддержанию энергетического щита. Позвольте мне принять на свои плечи часть вашего бремени.

Кожаная маска, заменявшая Амаэтону лицо, кивнула; затем архимагос прошептал, резко меняя тему разговора:

— А что с астропатами? Тебе удалось выделить вирус, из-за которого умолкли их мыслеголоса?

На мгновение замешкавшись, Наицин ответил не сразу:

— Сожалею, но нет, хотя я уверен, что ответ лежит в одном из ваших логических стеков. Скоро я смогу восстановить их способности, и мы вновь сможем посылать сообщения за пределы планеты. Это лишь вопрос времени.

— Очень хорошо. Мы должны запросить помощь, Наицин. Невозможно представить, как велики будут последствия в случае нашего поражения.

— Поражения не будет, — заявил магос Наицин, вновь склоняясь в поклоне.

К утру одиннадцатого дня осады батареи Форрикса были готовы; часть огромных орудий на новые позиции перетащили, обливаясь потом, бригады рабов, другая же часть, оживленная дьявольской силой, прогрохотала на свои места собственным ходом. Спустя всего несколько минут после того, как наблюдатели на стенах Тор Кристо заметили движение у батарей, имперские «Василиски» открыли огонь, и под шквальным обстрелом пространство перед крепостью превратилось в ад, полный огня и шрапнели.

Но только прямое попадание могло поразить цель в расширенных и углубленных траншеях, и в результате обстрела были уничтожены всего два орудия, расчеты которых погибли под смертоносным дождем из стальных осколков. Один снаряд разорвался прямо над вычурной длинноствольной гаубицей, задев ее скользящим ударом. Одержимая демонической энергией варпа, машина войны взревела в безумной ярости, разорвала сдерживавшие ее магические оковы и устроила погром в соединительной траншее, передавив четыре десятка рабов, которые тащили ее, и охранников, следивших за транспортировкой. Для того, чтобы утихомирить демона, потребовались совместные усилия Джарека Келмаура и семи колдунов его кабала, а также жертвоприношение сотни рабов; но вскоре орудие заняло свою позицию перед стенами Тор Кристо.

Понимая, что шансы поразить орудия, пока те перемещались вдоль траншей, были невелики, артиллеристы крепости попытались навести огонь на сами батареи, но Форрикс удачно рассчитал их положение, и «Василиски» не могли достать цель, расположенную так близко к возвышению, на котором стоял Кристо.

Еще три часа оглушительного грохота — и Форрикс был, наконец, доволен расположением орудий. Рабы приковали дьявольские машины к стальным плитам, служившим настилом на батареях, и спустя несколько часов после того, как солнце перевалило зенит, Форрикс отдал приказ открыть огонь.

Первые снаряды обрушились на юго-восточный фас бастиона Кейн и смели со стен его гарнизон. От взрывов раскололся рокрит, в воздух взлетели обломки серого камня величиной с кулак и удушающее облако пыли. Через несколько секунд раздался залп второй батареи, поразивший противоположный фас бастиона.

Прицел для второго залпа был взят выше, в результате чего вся стрелковая ступень была уничтожена, обращена в шквал каменных осколков, под которым погибли десятки людей.

Повсюду были кровь и крики. Уцелевшие товарищи спустили со стен вопящих от боли солдат и перенесли их во внутренний двор, где на помощь раненым бросились врачи. И минуты не прошло, как на стены посыпались новые снаряды, и бастион Кейн содрогнулся до самого своего основания.

Грохот стоял немыслимый. Майор Тедески знал: ему никогда не забыть этот невыносимый звук вражеского артобстрела, от которого грозила лопнуть черепная коробка. Батареи стреляли по очереди, и тяжелые орудия посылали снаряды в сторону его стен с невероятной силой. Коренастый майор сменил парадную форму на куртку небесно-голубого цвета, не отличавшуюся от тех, что носили все гвардейцы его полка, — за исключением того, что пустой рукав был подвернут вовнутрь. Капитан Поулсен, то и дело вздрагивавший, стоял позади Тедески, и лицо его искажалось каждый раз, когда разрывался снаряд.

На глазах у Тедески угловая артиллерийская башня рухнула со стены, унося с собой с десяток человек навстречу смерти на скалах внизу.

— Паршиво выглядит, честное слово, — пробормотал майор.

— Сэр? — переспросил Поулсен.

Ничего, — ответил Тедески, внимательно осматривая стены. — Я хочу, чтобы все убрались отсюда. Пусть первый и пятый взводы останутся на парапете, а остальным прикажите отступить.

Поулсен передал приказ командира, с благодарностью ухватившись за повод хоть как-то отвлечься от грохота обстрела. Команду передали дальше по стене, и Тедески заметил облегчение на лицах тех, кто получил приказ отступить, и страх на лицах тех, кому выпало остаться. Земля содрогнулась от очередных взрывов, и Тедески выругался: целая секция южной стены треснула и обрушилась до самого основания. Хотя стрелковой ступени изрядно досталось при обстреле, орудиям противника понадобится еще некоторое время, чтобы пробить в стене приемлемых размеров брешь и создать под ней навал из обломков, по которому смогли бы подняться атакующие.

Осколки камня ранили тех, кто остался на стене, превращая их тела в кровавое месиво, но из опасения, что готовится эскалада, Тедески не мог оставить стену без защиты. Скорее всего, тем самым он обрек этих солдат на смерть, и чувство вины оставило привкус пепла у него на губах.

Внезапно он бросился к стене и начал взбираться по засыпанным пылью и осколками ступеням, ведущим к парапету.

— Сэр? — крикнул Поулсен. — Куда вы?

— Я встану рядом со своими людьми, — резко ответил вспыльчивый майор.

Годы службы и подчинения приказам взяли свое, и еще до того, как он осознал, что делает, Поулсен последовал по ступеням за Тедески.

Появление Тедески было встречено неровным хором приветствий; он направился в переднюю часть бастиона, без страха подставляясь под огонь вражеских орудий. Разбитый парапет просел, лишившись нескольких метров рокритовой стены, и перед Тедески открылся ничем не заслоненный вид на происходящее внизу.

Обе батареи были окутаны клубами густого серого дыма, которые периодически пронзали огненные вспышки. Послышался визг летящих снарядов, и кто-то из гвардейцев выкрикнул ненужное предупреждение.

Залп пришелся в основание стены прямо под тем местом, где стоял Тедески, каменные обломки взлетели высоко в воздух, и майор оказался в пелене дыма. Тедески не дрогнул и, когда дым рассеялся, лишь стряхнул пыль с мундира своей единственной рукой. Как только стих гул взрыва, он крикнул:

— У наших врагов, должно быть, лихорадка. Слышите этот кашель? Может, нам стоит угостить их сладким вином?

Слова бесстрашного командира укрепили мужество гвардейцев, и батальон А Джуранских драгун ответил ему смехом и радостными возгласами.

Затем последовал еще один изматывающий час под обстрелом, который майор Гуннар Тедески и его солдаты, полные решимости, пережили, не произнеся ни слова.

Когда сумерки окрасили небо в цвет свернувшейся крови, Тедески обернулся к Поулсену и дрожащей рукой взял у своего адъютанта информационный планет. Усилием воли заставив голос звучать твердо, майор сказал:

— Прикажите орудиям внизу вступить в бой, и пусть они сотрут эти батареи в порошок.

Форрикс пробирался между воронками, изрывшими равнину, так быстро, как только позволял громоздкий терминаторский доспех; за ним следовали тридцать воинов, специально отобранные им для этой операции. Все они, как и сам Форрикс, нанесли на свою терминаторскую броню красную пыль с равнины, чтобы приглушить блеск металла, благодаря чему солдаты на стенах, вероятно, не заметят их в суматохе артобстрела.

Форрикс знал, что времени у них немного. Командир вражеского гарнизона уже наверняка понял, что орудия Железных Воинов обладали необычайной разрушительной мощью и что крепость его неизбежно падет, если батареи не будут уничтожены. А значит, он вот-вот пустит в бой свои скрытые орудия — как раз этого Форрикс и хотел. Хонсю и его отряд в сорок воинов остались ждать на передовой параллели вместе с почти шестью сотнями солдат-людей, растянувшихся на всю длину траншеи.

Момент нужно было выбрать точно. Слишком рано — и Имперские войска успеют запечатать туннели, ведущие к орудиям; слишком поздно — и от его батарей ничего не останется.

Оставшись незамеченным, Форрикс преодолел неровную пустошь и укрылся менее чем в пятидесяти метрах от входа в замаскированное углубление, где размещалась артиллерия противника. Его ветераны один за другим подтянулись к позиции под прикрытием артобстрела, грохот которого заглушил их тяжелые шаги, и приготовились ждать.

Но ждать пришлось недолго. Проблеск света и громыхание колес по рельсам свидетельствовали о том, что орудия действительно готовятся вступить в бой.

— Хонсю, — прошипел Форркс, поднимаясь на ноги и бросаясь ко входу на артиллерийскую позицию, — вперед!

Едва затих голос Форрикса, Хонсю нетерпеливо зарычал и столкнул вниз мешки с песком, баррикадой отделявшие передовую параллель от равнины. Он рванулся вперед, к подошве крутого скалистого склона; Железные Воины последовали за ним, растянувшись веером по изрытой взрывами пустоши. Позади них тысячи солдат в красной униформе выбирались из траншеи, и орудия ни на миг не прекращали огонь, обрушивая всю свою мощь на стены центрального бастиона, чтобы пробить в них брешь. Дополнительные пучки мышечных волокон в их доспехах позволили Железным Воинам далеко опередить простых солдат, которые с трудом продвигались следом в неровном свете взрывов, рассеивавших сумерки.

Было ясно, что отряд Хонсю первым достигнет крепости. Из-за задачи, которую им предстояло выполнить, такие штурмовые отряды когда-то называли Смертниками, потому что те, кто первыми бросались в брешь, обычно первыми и гибли. Смертники должны были отвлечь огонь на себя, пока остальные войска не приблизятся к крепости. Они шли на штурм бреши, чтобы ценой своих жизней дать возможность идущей за ними армии пробиться вовнутрь форта. Сотни умрут только ради того, чтобы через брешь смогли пройти десятки.

Взятие бреши штурмом всегда было кровопролитным делом из-за того, что враг точно знал, куда придется атака, но Хонсю надеялся, что артобстрел заставит имперских защитников не высовываться.

Он быстро взобрался по склону, усыпанному острыми камнями, с каждым широким шагом приближаясь к вершине. Визг летящих снарядов усилился; подняв взгляд вверх, к вечернему небу, он увидел изломанную линию парапета и огромную дыру в бастионной стене. По краям от нее вниз осыпались тонны осколков, в результате чего образовался уклон, по которому можно было подняться прямо к защитникам крепости.

— Батареи, прекратить огонь, — приказал Хонсю, добравшись до вершины склона.

На стене закричали, поднимая тревогу, и в его сторону понеслись несколько лазерных разрядов, но стрелки плохо прицелились, и выстрелы прошли выше.

Повторяя вполголоса «Железо внутри, железо снаружи» — боевой клич Железных воинов, — Хонсю дождался, пока его отряд приблизился к бастиону Тор Кристо, а затем вместе с ними бросился на брешь.

Силовой кулак Форрикса пробил грудь гвардейца, облаченного в усиленный бронежилет артиллериста, превращая всю верхнюю часть его тела в месиво из крови и костей. Взревев, автопушки «Жнец» обрушили свой огонь на артиллеристов и солдат, и на орудия брызнула кровь.

— Защитить орудия! — успел крикнуть какой-то младший офицер, прежде чем Форрикс оторвал ему голову.

Дураки. Неужели они действительно думали, что целью атаки были сами артиллерийские установки, словно у Железных Воинов не было своих в избытке?

Нападение застало имперские войска врасплох, и первые гвардейцы погибли, так и не узнав, кто нанес им удар. Охрана орудий попыталась оказать сопротивление, но через несколько секунд поняла, что этот бой не выиграть, и обратилась в бегство перед Форриксом и его терминаторами. Но старый ветеран не собирался просто так позволить жертве улизнуть. Три его воина, вооруженные «Жнецами», навели утыканные шипами стволы на цель, и смертоносный вихрь выстрелов начал косить людей десятками.

Форрикс тяжело двинулся вперед, не обращая внимания на имперские орудия и со всей доступной ему скоростью направляясь к широким воротам в склоне горы. Сигнал тревоги уже прозвучал, и ворота начали с грохотом закрываться — но недостаточно быстро: Форрикс и его отряд прорвались в помещение за ними.

Их встретил залп лазерного огня, но разряды лишь бессильно шипели, не в силах пробить толстую термнаторскую броню. По залу, похожему на пещеру, рассеялись десятки гвардейцев, но Форрикс проигнорировал яркие вспышки выстрелов и принялся за поиски механизма, открывающего ворота.

По рокритовому полу были проложены широкие рельсы, ведущие к трем огромным платформам и складам боеприпасов, над которыми располагались краны и цепные тали. Над ними он рассмотрел лестничный пролет, ведущий наверх сквозь скальный массив. Большинство солдат, защищавших пещеру, закрепились за наспех сооруженными баррикадами из ящиков и бочек. Еще одна группа укрылась за парой огромных бульдозеров и теперь вела огонь из-за их массивных желтых корпусов. Предположив, что механизм управления воротами находился рядом с этими машинами, Форрикс ринулся в атаку сквозь шквальный огонь, который его броня с легкостью отражала. Выстрелами из комби-болтеров он и его отряд достали тех, кто прятался за бортами машин, и с десяток солдат были убиты разрывными снарядами, часть которых срикошетила от обшивки бульдозеров и разорвалась с ослепительными вспышками.

Еще одна группа терминаторов занялась солдатами, охранявшими лестницу, а Форрикс тем временем обошел ближайший бульдозер спереди и расстрелял укрывавшихся за ним людей. Взрывы гранат не причиняли никакого вреда терминаторам, но вот один солдат, пригнувшись, рванулся в сторону и навел на Форрикса ребристый ствол тяжелого ружья. Заряд раскаленной добела плазмы ударил тому в грудь, в одно мгновение расплавил символы, украшавшие нагрудник, и прожег слои керамита. Форрикс почувствовал, как жар плазмы обжигает кожу, и пошатнулся от сильного удара. Его терминаторский доспех был выкован на Наковальне Голадеса на самой Олимпии, и древний дух доспеха, столь же нечестивый, как его хозяин, отказывался так просто признать поражение. Форрикс восстановил равновесие, ударил, дробя кости, силовым кулаком в грудь солдата с плазма-ружьем, поднял изуродованное тело над землей и отбросил его в сторону, заставив описать в воздухе кровавую дугу.

Несколько очередей из болтеров и молниевые когти, лишившие своих жертв внутренностей, полностью сломили сопротивление гвардейцев. Форрикс подошел к запирающему механизму ворот и перевел рычаг блокировки в положение «открыто». Приводы ворот скрежетом отозвались на внезапное переключение, и створки вновь начали открываться. Отступив назад, Форрикс тремя выстрелами уничтожил механизм управления.

Убедившись, что в ближайшее время створки ворот не закроются, Форрикс обошел залитый кровью бульдозер; его отряд, вооруженный «Жнецами», начал расправу над уцелевшими защитниками пещеры, добивая их короткими очередями. Живых оставалось все меньше; и вот гвардейцы отступили и в панике бросились к лестнице. Тех, кто был недостаточно проворен, разорвало на части огнем из автопушек, и крики их утонули в оглушительном грохоте выстрелов. Те же, кто не погиб при первых залпах, недолго продержались — их баррикада была уничтожена всего за мгновение. Железным Воинам потребовалось лишь несколько секунд, чтобы полностью разгромить укрепления защитников, от которых теперь остались только обломки ящиков и изуродованные тела.

Одинокий, охваченный ужасом солдат внезапно выскочил из укрытия и бросился к лестничному пролету; сразу же на него нацелились три автопушки.

— Нет, — вмешался Форрикс, — этот мой.

Он выждал, пока солдат не оказался на волосок от спасения, и только тогда выстрелил. Болты попали в стену позади гвардейца, вырвав из нее огромные куски камня и вдребезги разбив несколько панелей управления. Несчастный бежал со всего духу, но все же недостаточно быстро. Он метнулся в сторону, уходя с линии огня, но хватило одного выстрела, чтобы перебить ему берцовую кость и начисто оторвать ногу ниже бедра.

Гвардеец как подкошенный рухнул на пол и заорал от мучительной боли — его нога превратилась в неровный обрубок, и оторванная часть держалась только за счет нескольких окровавленных сухожилий. Форрикс улыбнулся и, переступив через широкие рельсовые пути, подошел к своей жертве. Гвардеец часто дышал и не мог оторвать взгляд от изуродованной ноги.

— Из-за гидравлического удара через несколько секунд твое сердце будет обескровлено, — сказал Форрикс; вокс-модуль доспеха заставил его голос звучать искаженно. Мужчина посмотрел вверх, не понимая услышанных слов, и глаза его уже начали стекленеть в преддверии близкой смерти.

— Тебе повезло, — продолжал Форрикс. — Ты умрешь раньше, чем преобразится Кузнец Войны. Возблагодари за это своего Императора.

Шум битвы стих; теперь пещера была под их контролем. Терминаторы быстрым шагом прошли мимо Форрикса, с нетерпением предвкушая новые убийства.

Он открыл канал связи с воинами своей роты:

— Нижний уровень форта наш. Пусть остальные подтягиваются.

Форрикс поднял взгляд от умирающего солдата и взошел по лестнице к широким стальным дверям, на которые два его терминатора обрушили всю мощь цепных кулаков, вгрызавшихся в стык между створками.

Туннель наполнился раскаленными искрами, которые каскадом падали на терминаторов, ждавших внизу.

Хонсю пробирался все выше, преодолевая груды мусора и обломков, и под его ногами куски битого камня лавиной осыпались вниз. Из расколотых глыб рокрита, подобно оборванным сухожилиям, торчали погнутые стержни арматуры; воздух стал непрозрачным из-за пыли. Дым то и дело разрывали яркие вспышки лазерного огня со стены, импульсы плавили камень и шипели, отражаясь от поверхности доспехов. Один болт зацепил его наплечник, и Хонсю покачнулся, но тут же продолжил подъем. Под ногами взорвалась граната, смертоносные осколки со звоном срикошетили от брони, но часть из них застряла в поножах.

Он видел, что противник сумел соорудить нечто вроде завала из ржавых балок с заостренными концами; их кое-как сварили вместе, в результате чего на пути атакующих возникла преграда высотой им по грудь. Хонсю понимал, что чем дольше они остаются под огнем, тем меньше у них шансов добраться до бреши. Именно на этом этапе многие штурмы захлебывались, растратив силы на преодоление препятствий и потеряв слишком много людей под вражеским огнем.

У них была только одна призрачная возможность добиться успеха: добраться до бреши одним рывком и уничтожить защитников на парапете. Хонсю оступился на камне и упал, но тем самым избежал гибели от выстрела из лазпушки. В ярости он резко встал на ноги и тут же выругался, увидев, что от бреши вниз по склону с грохотом катится вязанка из трех железных труб, соединенных клейкой лентой.

Он плашмя рухнул на камни, и в тот же момент сработал подрывной заряд. От ударной волны в движение пришли целые пласты каменного мусора, и пока авточувства пытались справиться со вспышкой и грохотом взрыва, Хонсю понял, что съезжает вниз, прочь от бреши. Взрыв оказался такой силы, что вспорол броню и унес жизни двух Железных Воинов. Когда Хонсю вскочил на ноги, его собственный доспех все еще дымился, но он немедленно начал карабкаться обратно к пролому в стене.

Пальба ни на миг не замолкала; камни плавились, землю взрыхлили пули. В доспех попали несколько снарядов, выпущенных из тяжелого болтера, и Хонсю почувствовал ощутимый удар. Один из болтов нашел щель между пластинами наручей, и по его левой руке разлилась боль. Стрелки на северной части бастиона вели смертоносный фланговый огонь по его солдатам; урон, наносимый огневой мощью противника, уже нельзя было игнорировать. На глазах у Хонсю упал еще один Железный Воин, сраженный выстрелом, который оставил в его доспехе дымящуюся дыру.

Вниз по склону от бреши покатилась новая порция гранат. Хонсю рванулся вверх, дотянулся до края завала и использовал его как опору при подъеме. Высоко над головой виднелся серый камень стены. Единственный путь внутрь крепости лежал через брешь в шесть метров шириной, которую орудия пробили в бастионе; клочок красного неба, видневшегося через пролом, манил его, как путеводная звезда.

Слишком медленно! Простые солдаты, присягнувшие Хаосу, уже цеплялись за кромку скалы внизу, а он все еще не добрался до горловины бреши. Обеими руками Хонсю взялся за проржавевшие балки, составлявшие завал, и, взревев, вырвал их с места и отбросил вниз; балки покатились по склону, раздавив по пути с десяток солдат.

До его позиции добрался еще один Железный Воин, и вместе они двинулись вперед, стреляя из болт-пистолетов. Сквозь дым и пыль Хонсю разглядел похожие на тени силуэты, стоявшие наверху у неровного края пролома; их голоса, срывавшиеся на крик, заставляли его двигаться быстрее. Он наугад выстрелил в клубы дыма и услышал вопли боли, означавшие, что болты нашли свою цель.

Он продолжил подъем. Теперь, когда склон становился все круче, ему приходилось хвататься за фрагменты каменной кладки. Один выстрел попал в нагрудник его доспеха, другой вскользь задел голову. Вражеский огонь образовал сплошную стену, лазерные разряды обращали дым в пар. С единственной башни, уцелевшей на передней части бастиона, лился поток пуль, перекрывавший брешь, выстрелы взметали облака каменной крошки, а гранаты с оглушительным грохотом разрывались вихрем осколков. Воин, шедший рядом с ним, упал — от его шлема остался лишь оплавленный кусок металла, — но Хонсю не останавливался, несмотря ни на что, не слыша криков тех, кто умирал вокруг него, не обращая внимания на боевой клич, что рвался из глоток сотен солдат, поднимавшихся следом за ним по скалистому склону.

До вершины бреши оставалось совсем немного; он уже мог различить отдельные силуэты, видневшиеся в дыму. Он увидел, как один из гвардейцев сооружает новый подрывной заряд, подождал, пока солдат не выпрямился, готовясь перебросить взрывчатку через край пролома, и тогда выстрелил ему в голову. Из обрубка шеи брызнула кровь, и труп рухнул вперед, выпустив из неподвижных пальцев уже активированный заряд. Раздался сильный взрыв, Хонсю упал плашмя на склон, а защитников, стоявших на скалах выше, смело взрывной волной. Со стороны бастиона послышались крики и суматошные приказы. Вскочив на ноги, он обнажил меч и, собрав все силы, бросился к черному столбу дыма, который вырос над верхним краем бреши.

На его пути встали двое в небесно-голубой униформе; одним ударом меча он рассек грудные клетки солдат, и, завопив от боли, гвардейцы рухнули на землю. Еще одна группа солдат спешила закрыть внезапно возникшую дыру в обороне крепости, и Хонсю закричал:

— Железные Воины, ко мне!

Но он был один. Гвардейцы бросились в атаку, и он повернулся, чтобы встретить врага лицом к лицу. Он легко расправился теми, кто шел в первом ряду, но вскоре оказался в полном окружении. Противник наступал стеной, не давая взмахнуть мечом, а трупы павших ограничивали пространство для движения. В отчаянном выпаде Хонсю прочертил мечом кровавую дугу, рассекая тела нападавших; ответом стали выстрелы и удары вражеских клинков, от которых зазвенел металл его доспеха.

Но где же его отряд?

Хонсю глянул вниз, на отлогий склон, спускавшийся от бреши. Там царил настоящий ад: анфиладный огонь с фланка бастиона один за другим косил ряды солдат, идущих на штурм по скалистому подъему. Погибшие исчислялись сотнями, и лазерные разряды и автоматическое оружие немногое оставили от их тел. Северный бастион пока что избежал серьезных повреждений. Над ним тоже взорвалось несколько снарядов, но батареи сосредоточили огонь на этом бастионе, и теперь атакующие платили жизнями за такое решение.

Противник все прибывал, и Хонсю не переставал стрелять, рубить и колоть, обращая защитников крепости в кровавое месиво. Он торжествующе закричал, когда воины его роты наконец взобрались на бастион и начали крушить тех, кто стоял на парапете. Под болтерным огнем люди гибли один за другим, и вот, подобно приливу из крови и стали, Железные Воины захватили парапет бастиона Кейн.

Фигура Хонсю черным силуэтом мелькнула на фоне пламени, которое распространялось по поверженному бастиону, а затем он спрыгнул во внутренний двор. Булыжники, которыми был вымощен двор, раскололись под его весом. Преследуемые по пятам Железными Воинами, солдаты противника бросились к узкой горловине бастиона. Темп штурма сбавлять было нельзя. Пусть атакующим пока сопутствовал успех, на бастионах по обе стороны от только что взятого еще оставались тысячи гвардейцев.

Хонсю бросился в суматоху битвы, стреляя на ходу и добивая мечом тех, кто не успел увернуться. Он заметил, что имперские солдаты направляются к большой траншее у тыльной стороны бастиона. Через траншею был переброшен узкий мост, и теперь перед ним образовался настоящий затор, хотя офицеры в отчаянии призывали солдат не толпиться. Вскоре мост обвалился, раздавив насмерть тех, кому не повезло оказаться под обломками. Некоторые солдаты спрыгнули в траншею и воспользовались укрытием, чтобы открыть ответный огонь по Железным Воинам, но большинство бросились к главной эспланаде[8], где у основания крутого эскарпа примостилась низкая, круглая по форме башня.

Офицеры в черных шинелях и фуражках с кокардами в виде черепов выкрикивали приказы, стараясь заставить своих подчиненных прекратить отступление и для большей убедительности сопровождая приказы выстрелами. Хонсю предоставил им расстреливать собственных солдат, а сам начал расправу над теми гвардейцами, кто не бросился в бегство. Ночь прорезал нарастающий рев, полный ненависти: то наемники Железных Воинов, перебравшись через стены, рвались во внутренний двор, или спускаясь по лестницам, или просто прыгая вниз. Бастион был, наконец, в их руках; теперь нужно было лишь прорваться дальше.

Из траншеи раздались отдельные залпы лазерного огня, но защитников было слишком мало и отстреливаться они начали слишком поздно: Хонсю добрался до их позиции и уничтожал врагов одного за другим с кровожадной радостью. Его меч разрубил одного гвардейца пополам и обратным ударом выпустил внутренности другому. Укрывшиеся в траншее солдаты отшатывались прочь от ужасного клинка, который оставлял в их рядах кровавую просеку. Расправа над гвардейцами наполнила Хонсю пьянящим чувством превосходства, и он ощутил всю привлекательность награды, которую сулил путь Кхорна.

Железные Воины преодолели траншею, не оставив в ней ни единой живой души. Ярость, которую чувствует тот, кто прошел через ад и выжил, придавала им силы, и любой, кто приближался к ним, был обречен на жестокую смерть.

Майор Гуннар Тедески наблюдал за мясорубкой во дворе из центральной башни Тор Кристо, и в сердце его не оставалось надежды. Его люди гибли, и он никак не мог им помочь. Он пошел на риск, понадеявшись, что орудия внизу остановят безжалостный штурм Железных Воинов, но враг разгадал его уловку, и теперь крепость была практически в руках противника.

План Тедески провалился, и пусть судьба Тор Кристо была давно решена, крепость не должна была так быстро пасть. Это было унизительно. Атакующие пока еще не вышли за пределы бастиона Кейн, но не оставалось сомнений, что вскоре они преодолеют и укрепления в тылу бастиона. Майор знал, что пикты на экранах дистанционного наблюдения были лишь бледным отражением того ужаса, что царил в идущей снаружи битве. В штурме участвовали тысячи людей, и рано или поздно они доберутся и до уязвимых тылов у бастионов Марса и Дракона — это только вопрос времени. Если Тедески ничего не сделает, гарнизон этих бастионов примет бой, но итогом такого боя будет смерть, а смертей на совести майора было уже достаточно.

— Поулсен! — вздохнув, позвал Тедески, вытирая со лба пот и пыль.

— Сэр?

— Сообщи всем командирам рот и кастеляну Вобану: «Небеса рушатся».

— Небеса рушатся, сэр? — переспросил Поулсен.

— Да, черт побери! — рявкнул Тедески. — И пошевеливайся.

— Д-да, сэр, — поспешно кивнул Поулсен и бегом отправился к операторам вокса, чтобы сообщить им кодовый сигнал эвакуации.

Когда его адъютант ушел, Тедески вначале оправил китель, и лишь затем обратился к офицерам, которые остались вместе с ним в командном центре Кристо.

— Джентльмены, пришло время уходить. Мне горько говорить об этом, но Тор Кристо вот-вот падет. Как ваш командир я приказываю вам: постарайтесь увести как можно больше людей в туннели и пробирайтесь в цитадель. В ближайшие дни у кастеляна Вобана каждый человек будет на счету, и я не допущу, чтобы солдаты бессмысленно погибли здесь, лишив его подкрепления.

Его слова были встречены молчанием, которое затем прервал один из младших офицеров:

— Разве вы не идете с нами, сэр?

— Нет, я остаюсь, чтобы перегрузить реактор. Эта крепость не достанется врагу.

Послышались резкие возражения, и Тедески поднял руку.

— Решение принято, и дальнейшие споры неуместны. Идите же, нельзя терять время!

— Архимагос, Тор Кристо только что послал сигнал «Небеса рушатся», — сообщил Наицин, пристально глядя на защищенный вокс-перехватчик.

— Так скоро? — прошипел Амаэтон. Хотя его плоть давно лишилась способности выражать эмоции, Наицин заметил, что лицо архимагоса на мгновение исказило нечто, сильно напоминавшее неподдельную тревогу.

— Кажется, гвардейцы оказались даже слабее, чем я предполагал, — грустно заметил Наицин.

— Мы должны позаботиться о собственной безопасности! Нельзя допустить, чтобы цитадель пала!

— Нельзя, — согласился Наицин. — Что я должен делать, архимагос?

— Взорви туннель. Немедленно!

Капитан Поулсен торопливо спускался по вырубленным в скале ступеням, неся с собой целую охапку документов и информационных планшетов. Никогда еще он не был так напуган. Раньше ему не приходилось бывать на передовой — его умения управленца и логистика всегда были больше нужны в штабной работе, вдали от линии фронта.

Но на стенах бастиона Кейн он в полной мере испытал тот панический ужас, который несет с собой артиллерийский обстрел, и теперь лишь благодарил судьбу, что ему не пришлось участвовать в бою. В туннелях под командным центром скопились сотни людей: все они направлялись вглубь горы, к широкому, похожему на вход в пещеру жерлу туннеля, который вел к цитадели. Такие же подземные переходы обеспечивали эвакуацию из фланговых бастионов, хотя для солдат бастиона Кейн уже было слишком поздно.

Для того чтобы одни выжили, другие должны погибнуть, и ничего с этим сделать нельзя.

Светильники, подвешенные к потолку, мерцали, давая слабый свет, но и в нем Поулсен разглядел лица своих сослуживцев-офицеров — лица, на которых ясно читалось выражение страха и вины. С потолка постоянно сыпалась пыль, и вентиляционная система натужно работала, с трудом перегоняя горячий, застоявшийся под землей воздух. Наконец, спуск закончился, и туннель расширился, превратившись в большую, почти круглую пещеру, из которой открывались проходы, ведущие в скальный массив в основании Тор Кристо. Их уже заполнил людской поток: это были солдаты с бастионов Марс и Дракон, и военные полицейские в желтых шинелях пытались хоть как-то внести порядок в их отступление — впрочем, с небольшим успехом. Приказ майора Тедески к отходу исполнялся со всей спешностью.

В одной из стен виднелись четыре огромные взрывоустойчивые двери, ведущие к лифтам, а дальше по ходу движения пещера сужалась и переходила в хорошо освещенную подземную магистраль шириной почти в двенадцать метров и с потолком на высоте семи.

Обычно этот уровень крепости использовался для перемещения орудий и боеприпасов из Тор Кристо в цитадель и обратно, но по связующим туннелям могли с легкостью пройти и войска. Поулсен начал проталкиваться сквозь потную толпу, в которой то и дело слышались оглушительно громкие крики солдат и команды полицейских. Волнующаяся людская масса двинулась к главному туннелю, и Поулсен почувствовал, что поток увлекает его за собой. Чей-то локоть больно ткнул его в бок, он вскрикнул и выронил планшеты, которые держал в руках.

Привычки чиновника взяли свое: он опустился на колени, чтобы их собрать, и тихо выругался, когда чей-то сапог прошелся по ближайшему планшету, оставив от него только осколки. Кто-то схватил его и резко потянул вверх.

— Забудь! — проворчал мрачный полицейский. — И не останавливайся.

Поулсен уже собирался возмутиться по поводу столь бесцеремонного обращения, но вдруг земля задрожала, и встревоженные вскрики эхом разнеслись по пещере. С потолка обрушился настоящий пыльный дождь, а затем наступила напряженная тишина.

— Что это было? — выдохнул Поулсен. — Артиллерия?

— Нет, — шепотом ответил военный полицейский. — Здесь, внизу, артобстрел не услышишь. Что-то другое.

— Но что?

— Не знаю, но звучало это погано.

Новая, более сильная вибрация сотрясла пещеру, за ней последовала еще одна. Тревожные возгласы превратились в крики ужаса, и Поулсен увидел, что из главного туннеля на них несется ослепительный оранжевый шар, сопровождавшийся оглушительным свистящим шумом. Поулсен непонимающе уставился на эту картину. Что происходит?

Его откровенное недоумение длилось недолго — до чьего-то пронзительного крика:

— Кровь Императора, они взорвали туннель!

Взорвали туннель? Немыслимо. Здесь же все еще находятся люди. Кастелян Вобан никогда бы не отдал такой приказ. Не может быть.

Сотни солдат в панике развернулись и, безжалостно расталкивая товарищей, попытались спастись бегством по проходам, из которых недавно вышли. Подобно обезумевшему от страха стаду, джуранцы бросились прочь из рушащегося туннеля, и тех, кто упал, просто затоптали.

Вновь выронив планшеты, которые он только что собрал с пола, Поулсен, спотыкаясь, попятился, не думая больше о сохранности документов. Подрывные заряды срабатывали один за другим по всей длине туннеля, и на гвардейцев, попавших в западню, падали тысячи тонн горной породы.

Пошатываясь, Поулсен направился к туннелю, из которого недавно вышел, — туннеля, под завязку забитого людьми, и чтобы пробиться к спасению, Поулсену приходилось расталкивать тех, кто стоял перед ним.

Внезапно главный туннель утонул в волне огня и грохота; из устья его вырвался шквал обломков, и сотни людей мгновенно погибли. Поулсен услышал зловещий треск над головой и, отшвырнув в сторону человека, шедшего перед ним, протолкнулся еще немного вперед. Но тут сработал заряд, установленный в центре пещерного свода, на солдат обрушились крупные фрагменты скалы, и весь потолок пещеры рухнул.

Поулсен закричал, когда обвалом его сбило с ног, а затем его череп раскололся, а от тела осталось лишь месиво.

Такая же смерть ждала почти три тысячи людей, оказавшихся под землей. Туннель, соединявший цитадель и Тор Кристо, бы запечатан.

Не отрываясь от экрана пикт-дисплея, майор Тедески глотнул амасека прямо из бутылки. Экран показывал, что происходило снаружи командного центра: тысячи солдат в красной униформе заняли все стены крепости. Армия врага заполонила бастионы Марс и Дракон, и теперь солдаты кричали и палили в воздух, празднуя победу. Тедески в ярости наблюдал, как его гвардейцев, попавших в плен, выстраивают вдоль стены для расстрела или сгоняют в траншеи, чтобы потом сжечь из огнеметов. Никогда еще майора не охватывала столь жгучая ненависть, и он мрачно улыбнулся, представляя, как отправит этих мерзавцев в ад.

Он сделал еще глоток и медленно кивнул. В командном центре остались только он и магос Йеледе, сейчас сидевший в углу с удрученным видом. Получив приказ остаться, техножрец попытался возразить, но Тедески дал ему всего два варианта — или подчиниться, или быть расстрелянным на месте.

Майор допил амасек и отвернулся от экрана, чтобы не видеть, какие зверства творились в стенах его крепости. Схватив Йеледе за грудки, он поднял магоса на ноги.

— Давай, Йеледе. Пора отрабатывать твой паек.

Несмотря на сопротивление магоса, Тедески заставил его покинуть командный центр и потащил за собой по лабиринту коридоров. Они миновали множество опломбированных дверей, а затем на лифте, доступ к которому контролировался особым ключом, спустились в помещение глубоко под крепостью, в котором располагалась силовая установка. Когда лифт, громыхая, опускался, кабину ощутимо встряхнуло, свет мигнул, и послышался скрип металла, царапавшего стены шахты.

— Какого черта?.. — заговорил было Тедески, но лифт снова пришел в движение.

Как только двери открылись, майор вытолкнул Йеледе в коридор с безликими серыми стенами, который вел в реакторный зал. Тедески попытался связаться по воксу с капитаном Поулсеном и остальными ротными командирами. Безуспешно. Тревога его нарастала.

Мощная ударная волна наводила на мысли о каком-то сильном подземном взрыве, и Тедески знал только одну причину, способную вызвать такой взрыв. Но не мог же кастелян Вобан разрешить представителям Адептус Механикус разрушить туннель и, тем самым, перекрыть тысячам людей путь к отступлению? Тедески нутром чувствовал, что случилось что-то ужасное, но изо всех сил продолжал надеяться, что его подозрения безосновательны.

Наконец они добрались до главного входа в реакторный зал, и Тедески посторонился, давая техножрецу возможность ввести код доступа. Но Йеледе не двинулся с места.

— Открывай эту проклятую дверь!

— Не могу, майор.

— Это еще почему?

— Мне приказано не допускать разрушения этого объекта.

Тедески отбросил Йеледе к стене и достал болт-пистолет.

— Или открывай дверь, или я тебе мозги вышибу!

— Майор, ваши угрозы бесполезны, — возразил Йеледе. — Вышестоящие силы дали мне священный приказ, и я не могу его нарушить. Это железный закон.

— А мой пистолет стреляет болтами калибра 19 миллиметров с диамантиновым наконечником и сердечником из обедненного дейтерия, и если ты сейчас же не откроешь дверь, то один из них окажется в твоем так называемом мозгу. Так что шевелись!

— Я не могу… — снова начал протестовать Йеледе, но вдруг весь коридор заполнил оглушительный скрежет рвущегося металла. Огромный, окруженный электрическим разрядом кулак пробил двери лифта, и из кабины в коридор, сразу же ставший неуютно тесным, шагнул настоящий гигант.

Новоприбывший был почти три метра ростом, и когда он вышел в освещенную часть коридора, сердце Тедески бешено застучало. Гигант был закован в стального цвета терминаторскую броню с шевронами из черных и желтых поперечных полос; на поверхности доспеха виднелись пятна крови. Шлем в виде шакальей головы с оскаленной пастью; на оплавленном нагруднике — маска-череп, символ Железных Воинов.

Захныкав от страха, Йеледе увернулся от Тедески и быстро прижал ладонь к идентификационной панели.

— Благословенная Машина, молю тебя открыть доступ недостойному слуге твоему в святая святых, где бьется твое сердце, — испуганной скороговоркой произнес он.

— Быстрее же, во имя Императора! — прошипел Тедески. Тяжелым шагом терминатор двинулся в их сторону.

Еще несколько воинов вышли из разбитой кабины лифта и последовали за своим командиром. Тедески выпустил короткую очередь по врагу, но тяжелые доспехи для болт-пистолета были неуязвимы.

Двери в реакторный зал плавно раскрылись; Тедески и Йеледе поспешно проскользнули внутрь, сразу же закрыв их за собой. Майор подтолкнул Йеледе к центру зала; там на высоком возвышении, окутанном пульсирующей энергией, десять толстых латунных стержней уходили в проложенные в полу каналы.

Магос не переставал сопротивляться, но Тедески подтащил его к конструкции и приставил к голове пистолет.

— Будешь и дальше мне мешать — пристрелю. Понял?

Те части лица Йеледе, где еще оставалась органическая плоть, исказились от страха, и он кивнул. На двери обрушилась череда оглушительных, как гром, ударов, и магос в ужасе вздрогнул: створки уже начали прогибаться вовнутрь. Со всех ног он кинулся к латунным стержням и прижал ладонь к верхушке первого из них, проворачивая его вокруг своей оси и сопровождая эту манипуляцию покаянной молитвой Омниссии. Затем он поднялся на платформу в центре возвышения и повернул несколько зубчатых дисков.

В облаке шипящего пара первый стержень выдвинулся из канала в полу; Тедески старался сохранять спокойствие. Взвыли сигнальные сирены, и из пары динамиков, установленных на платформе, полился поток слов, смысла которых Тедески не понимал.

— А побыстрее нельзя? — нетерпеливо поторопил он, заметив, что дверь еще больше прогнулась внутрь.

— Быстрее не могу. Если не успокоить духов машины, обитающих в реакторе, соответствующими ритуалами, я не смогу убедить их оказать нам помощь.

— Тогда не трать время на разговоры со мной, — огрызнулся Тедески. В дверь опять как будто ударили молотом.

Форрикс ударил силовым кулаком по створкам двери и почувствовал, что многослойная металлическая преграда наконец начала поддаваться. Он знал, что времени почти не осталось. Магос, взятый в плен Кузнецом Войны, рассказал им, что командующий обороной Тор Кристо может уничтожить крепость, и сейчас Форрикс не питал никаких иллюзий касательно того, чем были заняты эти двое в реакторном зале.

Воинам, стоявшим в ожидании за его спиной, не терпелось расправиться с добычей и приступить к восстановлению оборонительной системы крепости. Форрикс еще раз ударил по двери, и металл смялся под его кулаком. Схватившись за покореженные края, он потянул створку двери на себя и, победно взревев, сорвал ее с креплений. Сквозь обнажившийся дверной проем было видно, что магос в белой мантии совершает какие-то манипуляции с механизмом, расположенным в центре зала, а рядом с ним стоит однорукий офицер Имперской гвардии. Офицер выстрелил из болт-пистолета, но Форрикс лишь широко улыбнулся, услышав, как под снарядами зазвенел металл его тяжелого доспеха. Уже много веков у него не было этого ощущения, но теперь он вспомнил, как оно называется: боль.

Подняв собственное оружие, Форрикс выпустил короткую очередь в спину магосу. Выстрелы превратили туловище человека в кровавое месиво и отбросили труп с платформы.

Офицер развернулся и бросился к центральной платформе. Неуклюже действуя одной рукой, он безуспешно попытался вытащить латунные стержни и завершить то, что начал магос. Эти попытки вызвали у Форрикса смех; он выстрелил офицеру в ногу, и тот рухнул на пол, крича от боли. Отключив энергетическое поле вокруг кулака, Форрикс поднял вопящего гвардейца и швырнул его одному из своих терминаторов, стоявших наготове, а затем поднялся на платформу.

План офицера почти сработал. Еще несколько минут — и от Тор Кристо остались бы только оплавившиеся развалины, не имеющие никакой ценности. Двумя выстрелами Форрикс заставил динамики умолкнуть, и тревожные сирены затихли.

— Верните стержни на место, это предотвратит взрыв реактора, — приказал он и вышел из зала.

Тор Кристо пал.

ВТОРАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Глава 1

Когда подполковник Леонид открыл дверь, ведущую в Гробницу, огонек свечи затрепетал под порывом ветра. Кастелян Вобан стоял на коленях перед базальтовой статуей Императора в оссуарии часовни; от ветра он прикрыл огонек ладонью и зажег от него поминальную свечу в память о Батальоне А. Он совершал этот ритуал уже шесть дней — с того времени, как пал Тор Кристо.

Леонид остановился на почтительном расстоянии от своего командира и ждал, пока тот не закончит обряд поминовения. Вобан был благодарен за такую тактичность.

Мрачная башня, называемая Гробницей, стояла на северо-западном склоне горы, высоко над цитаделью. Сложенная из гладкого черного мрамора с золотыми прожилками, она представляла собой полый цилиндр диаметром около тридцати метров и высотой в сто. Изнутри ее стены были усеяны сотнями ниш, в которых лежали побелевшие кости всех тех, кто носил звание кастеляна крепости. Раньше для Вобана было большим утешением представлять, что однажды он сам займет почетное место среди своих нетленных предшественников, но теперь он знал, что это лишь мечта. Скорее всего, он падет от руки проклятого врага где-то внизу, в цитадели, где и останется лежать его иссушенный труп. Мысль о том, что его кости отполируют пыльные бури, бушевавшие на этой планете, наполняла его неизбывным унынием.

Полом башне служил литой латунный диск, вся поверхность которого была исчерчена гравировкой: ажурные линии переплетались, пересекая друг друга, в завораживающем танце. Рисунок напоминал головоломку, решение которой — если оно вообще существовало — постоянно ускользало от смотрящего. Вобан знал, что можно провести часы, пытаясь проследить взглядом хитросплетение линий, но сам он давно решил, что эта задача ему не по силам.

Он поднялся с колен, поморщившись, когда суставы болезненно хрустнули. Война была делом молодых, а он слишком стар для тех ужасов, что стояли на его пути. Кастелян склонился перед каменным ликом Императора и прошептал:

— Великий Император, даруй мне силы исполнить Твою волю. Я всего лишь человек с отпущенной человеку долей мужества, и в этот трудный час нуждаюсь в Твоей мудрости.

Статуя ответила на мольбу молчанием; командующий Гидры Кордатус развернулся и твердым шагом направился к дверям, ведущим во внешние залы Гробницы.

Вобан думал, что узнал все о страдании и боли после того, как увидел разрушение Иерихонских Водопадов и битву на равнине, в которой Железные Воины обманом заставили артиллеристов Тор Кристо стрелять по своим. Но истинную глубину горя он познал во время падения Тор Кристо, когда погибли почти семь тысяч человек. Столько убитых, а бой еще не закончен.

Он прошел мимо Леонида, кивнув своему заместителю, и тот закрыл двери в озаряемый свечами дом мертвых. Во внешних залах Гробницы было светло и просторно, как если бы архитекторы башни понимали, что разум человека способен лишь до определенного предела погрузиться в скорбь и что приходит время радоваться бессмертию духа.

Яркие шары светильников, расположенные позади арочных витражей, золотом и лазурью раскрасили выложенный мраморными плитами пол. Вобан остановился, чтобы полюбоваться мастерской работой художников, живших десять тысячелетий назад. Над его головой разворачивались сцены битвы, изображения Императора, восходящего на трон, и подвиги героев Космического Десанта, умерших давным-давно.

— Они прекрасны, да? — прошептал Вобан.

— Да, сэр, — подтвердил Леонид.

— Жаль, что это все будет уничтожено.

— Сэр?

Вобан с грустной улыбкой посмотрел на своего заместителя.

— Полагаю, наши враги предпочтут обратить это место в пыль. Как думаете, Михаил?

— Наверное, — с горечью признал Леонид. — Но мы заставим их дорого заплатить за каждый отвоеванный у нас метр земли — если только нас не предаст чья-то жажда славы или ничтожная трусость.

Вобан понимал, почему слова Леонида пропитаны ядом. Принцепс Фиерах, приказавший своим титанам бросить джуранцев и преследовать вражеского титана класса «Император», обрек на смерть почти две тысячи человек. Титаны, уцелевшие в той битве, мудро вернулись в бронированные ангары для ремонта, а их экипажи пока находились в казармах, ожидая, какое наказание за подобное нарушение дисциплины им назначит суд Легио. Их положение облегчалось тем, что сам Фиерах погиб: из мертвого можно было сделать подходящего козла отпущения. Даэкиан, под чьим командованием находился «Гонорис Кауза» — титан класса «Повелитель битвы», — в парадном мундире предстал перед старшими офицерами Джуранских драгун и принес официальные извинения от имени Легио Игнатум и соболезнования от себя лично.

Вобан принял извинения во избежание дальнейшего раскола, но привкус горечи остался. Леонид же не проявил подобной выдержки, подошел к Даэкиану и ударил того по лицу. Вобан был готов к любой, даже самой худшей, реакции, но Даэкиан лишь кивнул и сказал:

— Вы в своем праве, подполковник Леонид, и я не держу на вас зла.

После чего принцепс обнажил свою изогнутую саблю и протянул ее эфесом вперед Леониду.

— Но знайте: Легио Игнатум готов сражаться рядом с вами, и во второй раз мы вас не подведем. Клянусь в этом своим клинком.

Вобан был потрясен. Если офицер Легио отдавал свой меч другому офицеру, это означало, что в случае, если он не сможет выполнить свой долг, он примет смерть от собственного клинка и навечно покроет себя презрением в глазах богов войны.

Несколько секунд Леонид молча смотрел на протянутое оружие. В подобных обстоятельствах офицер, если он был джентльменом, обычно отказывался принять меч и тем самым давал понять, что одного такого жеста достаточно. Но Леонид взял саблю и, заткнув ее за кушак на поясе одного из своих офицеров, вернулся на свое место. Его батальону сильно досталось в том сражении, и он был непреклонен в желании заставить виновных кровью заплатить за смерть его солдат.

С тех пор сабля была всегда при Леониде; Вобан знал, что, как только слухи об этом инциденте достигли рядовых солдат, популярность подполковника среди подчиненных резко возросла.

— Я горжусь вами, Михаил, — внезапно сказал Вобан. — У вас есть способность, которой я лишен: вы сопереживаете всем, кто находится под вашим командованием, независимо от звания. И неважно, будь это формальная атмосфера офицерской столовой или простая казарменная жизнь.

— Спасибо, сэр, — улыбнулся Леонид, польщенный словами кастеляна.

— У меня есть знания и опыт, необходимые командиру, — продолжал Вобан, — но солдаты меня никогда не любили. Я всегда говорил себе, что любовь подчиненных не главное, главное — чтобы они исполняли мои приказы. Вас же солдаты любят и уважают, и, что еще важнее, они верят, что вы не подвергнете их жизни опасности без веских на то причин.

Выйдя из Гробницы, оба офицера поплотнее запахнулись в шинели, стараясь уберечься от пронизывающего ветра, резкими порывами хлеставшего высокие пики гор. Пятнадцать солдат — почетная стража — ждали их, чтобы сопроводить обратно в цитадель по лестнице в тысячу ступеней, вдоль которой стояли полуразрушенные статуи забытых героев Империума.

Офицеры с тревогой посмотрели на изрытую взрывами равнину перед цитаделью, и это зрелище наполнило их сердца холодом отчаяния. Начиналось утро, и в стане врага над бесчисленными кузницами и бивачными кострами выросли столбы дыма. Вся равнина скрылась под сплошной массой из людей и машин, складов снабжения и бригад землекопов.

За дни, прошедшие после падения Тор Кристо, главная параллель в направлении «восток-запад» продвинулась еще дальше к скалистому возвышению, и началась прокладка двух зигзагообразных сап, ведущих к цитадели. Первая из них шла к исходящему углу Первого равелина, а вторая метила в левый фланг бастиона Винкаре.

— Мы не можем ощутимо замедлить их работы, — констатировал Вобан очевидное.

— Нет, сэр, — признал Леонид. — Но мы все же тормозим их продвижение.

— Этого мало. Мы должны остановить их, — сказал Вобан и поднял взгляд на почерневшую фигуру титана-«Императора», застывшую без движения у подножия Тор Кристо. Вокруг титана кишела толпа рабочих: они возводили систему прочных опор, которая позволила бы титану стрелять, не теряя равновесия. Позади титана огромные бригады рабочих, каждая по тысяче человек, последние шесть дней трудились в поте лица, втаскивая тяжелые осадные мортиры и гаубицы вверх по каменистым склонам к передовому краю возвышения, на котором стоял Тор Кристо. Оттуда орудия смогут безнаказанно метать снаряды за стены бастиона Винкаре, а бреширующие батареи, размещенные на этой позиции, будут прямой наводкой стрелять по центральной куртине поверх гласиса.

До завершения подготовительных работ оставалось еще несколько дней, но как только орудия будут установлены, гарнизон Винкаре ждала настоящая бойня.

— Клянусь Императором, Михаил, когда эти орудия начнут стрелять, нам придется плохо.

Леонид посмотрел на позиции, приковавшие к себе взгляд Вобана, после чего сказал:

— Вы обдумали мое предложение касательно гвардейца Хоука?

Гвардеец Хоук все еще блуждал в горах, при этом оказывая неоценимую помощь артиллеристам цитадели. Его ежедневные донесения указывали основные места скопления рабочей силы врага, и из-за этого осаждающим пришлось тратить время и сооружать дополнительные апроши только для того, чтобы добраться до передовой живыми. И с каждым днем Вобан все больше восхищался этим неприметным солдатом, который умудрялся снабжать цитадель подробнейшими отчетами о перемещениях врага, его дислокации и приблизительной численности. Все это помогало составить более ясную картину о ресурсах противника и соответственно направлять артиллерийский огонь. Если им было суждено выжить в этой битве, Вобан собирался позаботиться о том, чтобы Хоук получил должную благодарность.

— Обдумал, но такой план не обойдется без участия Адептус Механикус, а им я больше не доверяю.

— Я тоже, но здесь нам необходима их помощь.

— Пусть это решает архимагос Амаэтон.

— Сэр, вы же знаете, что Амаэтон мыслит все менее трезво, и полагаться на него нельзя. Он слабоумен и, что хуже, опасен. Вспомните, что он сделал с туннелем!

— Осторожнее, Михаил. Адептус Механикус — древняя и влиятельная организация. Амаэтон старше вас по званию, а потому относитесь к нему с уважением. Хотя ваши слова справедливы, я не позволю вам повторять подобное, ясно?

— Да, сэр. Но мы ведь должны быть выше этого!

— Мы и есть выше, друг мой, и потому-то вы больше не будете высказываться на эту тему. Если мы хотим одержать победу, Адептус Механикус должны быть на нашей стороне. Конфликт с ними ничего нам не даст.

На это Леонид ничего не ответил; сам Вобан понимал и принимал причины подозрительности, с которой тот относился к жрецам Механикус. Взрыв туннеля между Кристо и цитаделью был проявлением непростительной бессердечности, и если бы в Амаэтоне оставалась еще хоть капля человеческого, Вобан заставил бы его заплатить за это преступление.

Магос Наицин уже рассказал, как он умолял архимагоса не разрушать туннель, но почтенный Амаэтон отказался внимать голосу разума. Вобан также спросил Наицина, почему Кристо не был уничтожен после того, как был дан сигнал «Небеса рушатся».

— Не знаю, кастелян Вобан, — ответил ему Наицин. — Возможно, майор Тедески в последний момент утратил мужество и не смог исполнить свой долг.

Тогда при этих словах Вобан чуть не вышел из себя. Он отчетливо помнил страшную картину, которой завершился тот бой: самоуверенный гигант в доспехе терминатора бросает Тедески со стены бастиона Марс навстречу верной смерти.

Вобану стоило большого труда не выдать свой гнев голосом:

— Как бы то ни было, отныне Адептус Механикус могут действовать, лишь получив на то прямое согласие от меня или подполковника Леонида. Вам ясно?

— Как день, кастелян. Позвольте также сказать, что я полностью разделяю ваше мнение. Я не могу найти оправданий для смерти ваших людей в Тор Кристо, но магос уже стар — ему недолго осталось. Вскоре он воссоединится с Омниссией, и — да простит меня священный Дух Машины! — возможно, чем скорее это случится, тем лучше для всех нас.

Вобан никак не отреагировал на это заявление Наицина, но без труда ощутил, как сильно младший магос жаждет занять место Амаэтона.

И хотя сам кастелян не одобрял таких интриг, он с грустью допустил, что Наицин, возможно, и прав.

Гвардеец Хоук провел пятерней по спутанным волосам, поудобнее устроился среди скал, подложив шинель под локти, и навел линзы магнокуляра на вражеский лагерь внизу.

— Так, давайте-ка посмотрим, что там происходит, — пробормотал он.

В сумерках на пыльной равнине кипела работа: рядами выстроились мастерские по производству оружия и инструментов, и тысячи человек сновали повсюду, следуя четко определенным маршрутам. Хоук несколько дней искал подходящее возвышение, с которого можно было бы наблюдать за лагерем. Позиция не отличалась удобством, но вряд ли в этих горах были удобные места. По крайней мере, его наблюдательный пункт был защищен от самых сильных ветров, а каменный выступ позволял ему даже вздремнуть немного, когда шум внизу стихал. Хоук зевнул: одна мысль о сне болью отзывалась во всем теле. Все равно уже наступала ночь, и в быстро сгущающейся тьме он мало что мог разглядеть.

Все это время он расходовал еду и воду очень экономно, и припасов пока хватало, но вот таблетки детокса кончились давным-давно. Но, кажется, слухи о губительности пропитанной ядами атмосферы на Гидре Кордатус оказались необоснованными. Не считая синяков и царапин, сейчас Хоук чувствовал себя лучше, чем за все время, проведенное на этой бесплодной планете.

Вначале нетренированные мышцы болели и были как деревянные, но это прошло, и Хоук заметил, что теперь и тело его, и разум находятся в лучшей форме, чем когда-либо. Вечные головные боли исчезли, как утренний туман, — равно как и привкус пепла, раньше постоянно ощущавшийся во рту. Кожа начала приобретать здоровый цвет, и Хоук, от рождения бледный, постепенно обзаводился загаром.

Чем бы ни объяснялись все эти перемены, Хоук был рад внезапному здоровью. Возможно, причина была в том, что теперь он мог доказать однополчанам, чего он на самом деле стоит, — доказать, что он хороший солдат и может выполнять свой долг наравне с героями. Он обшаривал линзами магнокуляра вражеский лагерь, считал рабочие бригады, направлявшиеся к апрошам, и при этом был вынужден признать, что сейчас — при прочих равных условиях — просто отлично проводит время.

Глава 2

От скребка костяным ножом в слое въевшейся крови, покрывавшей наруч доспеха, появилась чистая полоса, а отделившаяся сухая корка осталась на изогнутом обухе лезвия. Ларана Уториан обмакнула лезвие в ведро с теплой водой, стоявшее рядом, и продолжила работу. Кроагер снова вернулся в блиндаж с ног до головы заляпанный засохшей кровью и, не говоря ни слова, жестом приказал пленнице снять с него доспех и отчистить его.

Все фрагменты брони были тяжелыми, очень тяжелыми, и если бы не скрипящая механическая рука, которую хирурги-мясники по приказу Кроагера вживили ей, Ларана не смогла бы даже приподнять их. От одного взгляда на черную сталь протеза ее тошнило, а от того, как извращенные биомеханические компоненты новой руки постепенно врастали в ее тело, пленнице хотелось оторвать протез от плеча. Но черные, извивающиеся нити синтетических нервов уже слились с ее плотью в неразрывное целое, и она не могла отказаться от этой руки — так же, как не могла заставить свое сердце перестать биться.

Каждая деталь доспеха, который носил Кроагер, сейчас заняла свое место на прочной стальной стойке так, что создавалась иллюзия гигантского механического человека, разобранного на части. На поверхности практически не осталось участка, не скрытого запекшейся кровью, а запах разложения был так силен, что Ларану мутило каждый раз, когда она поворачивалась к стойке.

Сгорбившись, она продолжила работу, и на броне появилась еще одна чистая полоска. Ларана не могла сдержать слез: она чистила доспех чудовища, прекрасно понимая, что завтра придется все начинать заново. По какой-то таинственной причине Кроагер не убил ее, и каждый день пленница жалела об этом.

И каждый день проклинала себя за то, что так хочет жить.

Оказаться в услужении у подобной твари было не лучше, чем стать служанкой настоящего демона. А демон был еще и капризным: Ларана никак не могла предугадать, как изменится его настроение, как он поведет себя в следующую минуту, как отреагирует на то, что она делает. Она пыталась восстать, колотила кулаками по его окровавленной броне, но Кроагер только смеялся и отшвыривал ее в сторону. Тогда она потворствовала его желаниям, но в ответ он становился угрюмым и задумчивым, раздирал старые шрамы, слизывал кровь с собственных рук — он намеренно поддерживал свои раны открытыми — и смотрел на пленницу с презрением.

Ларана ненавидела его всем сердцем и при этом отчаянно хотела жить, но определить, как следует себя вести, чтобы Кроагер не убил ее, было невозможно.

Она отчистила с наруча остатки крови, отложила нож и взяла промасленную ветошь, которой затем отполировала серебристую поверхность, пока та не засверкала, после чего, довольная результатом — чище этот металл она уже сделать не могла, — поместила наруч на стойку.

Словно какая-то сила привлекла ее взгляд к внутренней поверхности доспеха, от которой исходило зловоние. Ларана чистила и полировала внешнюю сторону брони, но не могла заставить себя прикоснуться к внутренним поверхностям. Изнутри доспех Кроагера покрывало что-то омерзительное и шевелящееся, что-то, похожее на грубо разрезанные гниющие куски мяса, по которым время от времени пробегала волна сокращений, словно в них еще теплилась отвратительная жизнь. Один вид доспеха вызывал в Ларане отвращение, но в то же время в нем была и некая гнусная привлекательность, как будто взывавшая к неведомой стороне ее души.

Содрогнувшись, она сняла со стойки следующий фрагмент доспеха — округлый налокотник, на котором было меньше грязи, и чистка его не должна была занять много времени.

Ту кровь, что на мне, ты не отчистишь только лишь ножом…

Вновь взявшись за скребок, Ларана украдкой посмотрела на оружейную стойку из серебра и черного дерева, на которой хранилось оружие Кроагера. Тяжелый цепной меч с восьмиугольной звездой на вершине рукоятки и острыми шипами на крестовине; рядом с ним — искусно украшенный пистолет с дульным срезом в форме черепа и бронзовыми накладками. Один магазин к нему был длиннее, чем предплечье Лараны.

Давай же, прикоснись к ним… почувствуй их мощь…

Она покачала головой: Кроагер не позволял ей чистить его оружие, и единственный раз, когда она вызвалась это сделать, стал первым и последним. Тогда он несильно — по своим меркам — ударил ее по лицу, сломав скулу и выбив несколько зубов, и сказал:

— Мое оружие ты и пальцем не тронешь, смертная.

Со слезами пришла горечь. Ларана проклинала себя за это желание выжить, за то, что прислуживает этому исчадию зла, но другого способа уцелеть она не видела. У нее не было сил ни на что, кроме как быть игрушкой для безумца, который купался в крови и наслаждался смертью.

Но разве это плохо? Получать удовольствие от смерти других… разве это не высшая честь, которую одно живое создание может оказать другому?

Ненависть к Кроагеру жарким пламенем горела в ее сердце, и Ларана чувствовала, что если не дать ей выход, эта ненависть поглотит ее.

Да, человечек, ненависть, ненависть…

Взгляд ее вновь против воли устремился к доспеху, и она могла поклясться, что где-то вдали послышался смех.

Над горами уже занимался рассвет, когда несколько групп рабов под присмотром Хонсю перетащили последние детали артиллерийского лафета через край скалистого утеса. Он с удовольствием отметил, что среди рабов еще виднелись голубые шинели вражеской гвардии: некоторые из выживших пленников еще могли послужить Железным Воинам.

Форрикс, стоявший рядом и благодаря терминаторскому доспеху возвышавшийся над Хонсю на целую голову, оценивающим взглядом обозревал равнину, на которой медленно шли осадные работы. Несмотря на артобстрел с двух бастионов и центрального равелина, сапы от продленной параллели продвигались к цели, но с крайней осторожностью; рабочих в голове каждой сапы прикрывали тажелобронированные передвижные заграждения, которые, подобно грузным животным, медленно ползли вперед.

— Кузнец Войны недоволен, — сказал Форрикс, широким жестом указывая на работы, ведущиеся по всей равнине.

В замешательстве нахмурившись, Хонсю повернулся, чтобы посмотреть в бледное лицо ветерана.

— Но мы и так продвигаемся с приличной скоростью, Форрикс. Мы захватили внешние укрепления менее чем за две недели, и сапы уже приближаются к цитадели, так что скоро мы сможем соединить их во вторую параллель. Немного я видел осад, которые проходили бы так быстро.

Форрикс покачал головой.

— Определенные обстоятельства требуют, чтобы мы еще поторопились. Кузнец Войны хочет, чтобы мы закончили осаду в течение десяти дней.

Хонсю фыркнул.

— Это невозможно! Когда вторая параллель еще не готова? На полную установку батарей там понадобится по меньшей мере четыре дня, и еще несколько дней на то, чтобы орудия проделали брешь в укреплениях. Я вообще сомневаюсь, что получится создать годную брешь без устройства третьей параллели и применения осадных танков. Это все требует времени, уж ты-то должен это знать.

— И все же, это нужно сделать.

— Как?

— Как угодно, Хонсю. Время — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Будем вести сапы вперед еще быстрее, построим больше передвижных заграждений, заставим копать и рабов, и солдат, чтобы горы трупов закрывали рабочих от имперской артиллерии, — безоговорочно отрезал Форрикс.

— Возникнут сложности, — медленно проговорил Хонсю. — Имперские артиллеристы проявляют прямо-таки сверхъестественную меткость.

— Действительно, — задумчиво ответил Форрикс, вглядываясь в склоны гор, окружавших равнину, — просто прицельную меткость, не находишь?

— О чем это ты?

— Ты уверен, что на тех позициях, которые ты атаковал до начала вторжения, не осталось выживших?

— Уверен, — прорычал Хонсю. — Мы убили всех.

Форрикс вновь посмотрел в сторону гор и вздохнул.

— А я думаю, ты ошибаешься, Хонсю. Я думаю, там все еще кто-то есть. — На это Хонсю ничего не ответил, и Форрикс продолжил: — Пошли Горана Делау проверить все места, которые вы атаковали, и если там есть следы выживших, пусть он выследит их и убьет. Мы не можем допустить, чтобы осадные работы замедлились из-за твоей некомпетентности.

Хонсю сдержался от гневных возражений и, прежде чем уйти, холодно кивнул.

Общеизвестно, что из всех органов сердце горит хуже всего, но Джарек Келмаур, колдун Кузнеца Войны и Властитель Семи Тайных Чар, считал, что голубое пламя, в котором сейчас поджаривалась мускульная ткань, стоило затраченных усилий. Горящее сердце и лунный свет, падавший сквозь вход в шатер, населили тьму внутри призрачными тенями. Келмаур потер покрытую татуировками кожу черепа, а затем развел руки перед пламенем, охватившим человеческий орган.

Хотя веки его глаз были зашиты, он все равно смотрел в огонь и видел там эфемерные образы, лежавшие за гранью человеческого зрения. Образы эти то таяли, то прояснялись по мере того, как чары колдуна старались облечь силу, полученную в результате последнего жертвоприношения, в некую практически применимую форму. Келмаур открыл разум величию варпа и почувствовал, как его вновь наполняют могущество и удовлетворение, что случалось каждый раз, когда он причащался имматериуму. И в этот раз, как и всегда, он ощутил навязчивое присутствие бесчисленных астральных тварей, жадными когтями тянувшихся к любому, кто вторгался в их царство. Его появление привлекло этих бездумно копошившихся существ, но для Келмаура такие бесплотные призраки не представляли угрозы — опасаться следовало других, более сильных созданий, которые скрывались в беспокойных глубинах варпа.

Он чувствовал, как порожденные варпом энергии струятся сквозь него, обретая силу и направление благодаря символам, выгравированным на золоте и серебре его доспеха. Древние знаки геомантии помогали сдерживать энергетический поток, вошедший в его плоть, но Келмаур понимал, что если контроль его ослабнет, то сила, которую он впустил в себя, мгновенно уничтожит его, и даже улучшенная физиология Астартес с этим ничего не поделает.

Энергия устремилась вдоль хрупких нервных окончаний, пронизала все тело, и вот в глазницах колдуна возникло зеленое свечение, просочилось сквозь швы, изумрудными слезами стекло по щекам и, наконец, разрослось в ядовитое облако мерцающего тумана. Клубы этого тумана извивались и скручивались в спирали независимо от движения воздуха, пока мерцающая пелена, исходившая изо рта и глаз Келмаура, не обвилась вокруг его плеч, подобно змее.

Лучи зеленого света, словно щупальца в поисках добычи, потянулись к догорающему сердцу, пламя вокруг которого шипело и разлеталось яростными искрами.

Перед глазами Келмаура мелькали мимолетные образы: скала Тор Кристо, в глубине ее — скрытый зал, бронзовый диск, сияющий как солнце, и над всем этим — медленно вращающееся зубчатое колесо, покрытое трещинами и пятнами. Колдун не отводил от него взгляд, и внезапно колесо как будто взорвалось изнутри некротическими потеками ржавчины, которые быстро распространились по его поверхности, пока от колеса не осталась лишь пыль.

Видение исчезло так же быстро, как появилось, и на смену ему пришел луч белого света, пронзающий тьму и постепенно гаснущий вдали; затем и это видение померкло, уступив место воину в желтом доспехе, нацелившему оружие прямо на Келмаура. Воин выстрелил, и ствол оружия взорвался ослепительно-ярким светом.

Джарек Келмаур закричал и рухнул на пол шатра; из его глаз, ушей и рта текла кровь, а внутри черепа колотилась боль.

С трудом он встал на ноги, оперся для равновесия на железный шест, поддерживающий шатер, затем, пошатываясь, перебрался на узкую койку. Сел на край, растер ладонями татуированную кожу висков, сделал несколько глубоких вдохов. Так бывало и раньше, но с каждым новым видением напряжение становилось все сильнее, и колдун знал, что решающий момент слияния уже близок.

Келмауру нужно было расшифровать смысл видений, но он боялся, что уже знает значение второго образа. Когда Железные Воины атаковали космопорт, он почувствовал, что с планеты был послан психический сигнал, слишком быстрый, чтобы Келмаур успел его блокировать, но наверняка слишком слабый, чтобы достигнуть намеченного адресата. Но колдун опасался, что этот сигнал могли услышать и другие; и если они поняли его важность, то могли уже сейчас направляться к планете. Он ничего не сказал об этом Кузнецу Войны, надеясь, что капитаны его хозяина сумеют уничтожить цитадель до того, как к осажденным на Гидре Кордатус прибудет помощь, а сам отправил боевую баржу «Камнелом» дежурить у дальней точки входа в систему. Но мучительное подозрение о том, что уже слишком поздно, не отступало, и Келмаур отозвал баржу обратно.

Аколиты его кабала докладывали, что слышат чужой психический шепот на планете, и пока колдун не находил этому объяснения. Чтобы проскользнуть незамеченным мимо «Камнелома», требовалась немалая хитрость, но с другой стороны, баржа ведь покидала свой пост… Огромные грузовые корабли на орбите не были оснащены пси-локаторами и могли не заметить приближение врага. Возможно ли, что, пока «Камнелом» отсутствовал, что-то пробралось на поверхность?

А если так, то куда направился неведомый гость и чем он занимался все это время?

Паранойя, давний спутник колдуна, не ослабевала ни на миг, и в мозгу Келмаура всплывали десятки вариантов, один страшнее другого. Может быть, нужно рассказать Кузнецу Войны о своих подозрениях? Или разобраться во всем самому? Или притвориться, что он ни о чем не знает?

Во всех этих вариантах был свой изъян, и Келмаура угнетало дурное предчувствие. Но что касается первого видения… тут он чувствовал себя гораздо увереннее.

Позади раздался тихий стон, и колдун, обернувшись, с мрачной улыбкой вгляделся в лицо адепта Цицерина.

Бывший жрец Адептус Механикус, которого Кроагер чуть не убил во время атаки на космопорт, лежал, обнаженный и закованный в цепи, на наклонной платформе, похожей одновременно на хирургический стол и на рабочее место конструктора. Взамен оторванной кисти был установлен протез, соединивший в себе бионику и аугметику, и на его черной, пульсирующей поверхности виднелись древние символы силы. Запястье обвивал широкий браслет, изогнутые шипы которого уходили глубоко в ткани руки выше протеза, и из каждого шипа в тело адепта поступал модифицированный штамм вируса-стирателя. Тут и там из плоти Цицерина вырастали механо-органические части, подвижные и в то же время угловатые. Под действием вируса, объединявшегося с органикой в единое целое, его ткани как будто кипели изнутри.

Келмаур сухо улыбнулся и встал, чтобы поближе посмотреть на извивающегося в конвульсиях жреца Бога-Машины. Изменения наверняка были болезненными, но лицо адепта ничем не выдавало его страданий; напротив, его черты были искажены в нечестивом экстазе.

— Да, — прошептал Келмаур. — Почувствуй, как твоя плоть наливается силой новой машины. Впереди тебя ждет много работы.

Цицерин открыл единственный глаз, в расширенном зрачке которого виднелись недавно родившиеся и еще подвижные электросхемы. Улыбнувшись, он кивнул в сторону пульсировавшего протеза:

— Еще, — прошипел адепт. — Дай мне еще…

Глава 3

На двенадцатый день осады две сапы, проложенные от первой параллели, были соединены второй параллелью, которая прошла приблизительно в шестистах метрах от рва, защищавшего подступы к бастионному фронту, и оказалась в пределах досягаемости имперских орудий, стрелявших с неизменной меткостью. Для того, чтобы завершить новую параллель, пришлось пожертвовать тысячами людей, но такие затраты Железных Воинов не смущали. Важно было лишь то, что приказы Кузнеца Войны должным образом исполнялись.

Вторая параллель протянулась между исходящими углами бастионов Винкаре и Мори; северную ее сторону снабдили высоким бруствером из утрамбованной земли с обшивкой из железных листов, что должно было обеспечить защиту от артиллерийского огня. Батареи на концах ее были расположены так, что амбразуры оказались напротив бастионных фланков.

В то же время началась разметка нового апроша, на этот раз нацеленного на середину Первого равелина, но земляные работы не могли начаться до тех пор, пока батареи не устранят большую часть орудий на стенах цитадели. Это был один из самых жестоких и прямолинейных осадных приемов, где вместо того, чтобы методично обойти бастионы с флангов, атака шла в лоб, и орудийный обстрел должен был сначала нанести максимальный урон стенам крепости, после чего наступало время безжалостного штурма.

Когда артиллерийские окопы были готовы, траншеи за ними расширили и углубили, что позволяло демоническим машинам войны безопасно перебраться на передовую. После того случая, когда взбесившееся одержимое орудие устроило погром в траншеях под Тор Кристо, были сделаны соответствующие выводы, и орудийные расчеты, приставленные к чудовищным механизмам, больше не собирались рисковать.

На следующее утро орудия на батареях второй параллели и на северном склоне Тор Кристо открыли огонь. Окопная артиллерия располагалась все еще слишком далеко, чтобы стрелять через кромку гласиса — пологой насыпи перед рвом, которая защищала уязвимое основание стен, — но обстрел парапетов был возможен и гарантировал, что защитники не смогут пользоваться стрелковой ступенью. И такой обстрел оказался удивительно эффективным: снаряды снесли верхнюю часть стены, и от широких парапетов остались только горы обломков. Цитадель открыла ответный огонь, но орудия защитников стреляли неслаженно, и укрепленные траншеи выдержали немногие попадания, а Тор Кристо для них оказался вне досягаемости.

Сотни солдат погибли в первые минуты обстрела, но затем поступил приказ отступать внутрь бастионов. Гарнизону Мори этот приказ спас жизнь; для многих на бастионе Винкаре он стал смертным приговором.

Гаубицы, стоявшие на склоне у Тор Кристо, теперь стреляли навесом разрывными снарядами, и те, перелетая через стены Винкаре, рвали укрывшихся там солдат на клочки. Каждый оглушительный взрыв уносил жизни десятков людей, и острые, как бритва, осколки одинаково легко разрезали как плоть, так и кость. Офицеры, собрав свои отделения, отдали приказ укрыться в убежищах.

Как только живые мишени скрылись, орудия на холме у форта стали обстреливать внутренние строения цитадели, для чего их позиции на возвышении подходили как нельзя лучше, позволяя перебрасывать снаряды через внутреннюю куртину. Прежде чем архимагос Амаэтон сумел поднять энергетический щит и защитить внутреннее пространство цитадели, были повреждены три больших казармы и еще несколько меньших зданий обратились в пыль.

Обстрел продолжался весь день, и в итоге два бастиона и равелин лишились своей верхней части, огромное число орудий было сметено с позиций, и в фасах укреплений образовались значительные бреши. С приходом ночи под непрекращающийся грохот артиллерии из укрытий, где живые ютились вперемешку с мертвыми, вышли сотни рабов и, продвигаясь по ходам сообщения, приступили к рытью апроша.

Глава 4

Двигаясь вокруг стола в зале для брифингов, Вобан наполнил амасеком стаканы своих усталых офицеров, вглядываясь при этом в лица подчиненных. Он искал признаки пессимизма и обреченности, но ничего подобного не обнаружил и, вернувшись на свое место во главе стола, наполнил последний стакан и поставил его перед пустым местом, где раньше сидел Гуннар Тедески.

Казалось, что все офицеры разом постарели, и изматывающая, отупляющая работа по защите осажденной крепости оставила свой след в чертах каждого. Хуже всего выглядел Морган Кристан, рука которого покоилась на окровавленной перевязи, а грудь, израненную фрагментами разорвавшегося снаряда, покрывал слой бинтов. Его людям на бастионе Винкаре крепко досталось, и во время обстрела он был с ними.

Все подчиненные Вобана уже пролили кровь в этой осаде, и проявленное ими мужество наполняло его горячей гордостью.

— Джентльмены, — заговорил он, поднимая стакан, — за вас.

Поддерживая тост, офицеры выпили до дна. Осушив свой стакан, Вобан вновь наполнил его, и некоторое время все за столом молчали, пока кастелян Гидры Кордатус медленно потягивал напиток.

Наконец Леонид, посмотрев на гладкую золотую коробочку, медленно кивнул Вобану, и тот нарушил тишину:

— Мы оказались в отчаянном положении, джентльмены. Враг стоит у ворот, и если наши инженеры не ошиблись в оценках, всего через несколько дней — и это в лучшем случае — стены будут разрушены и противник войдет в цитадель.

— Клянусь, мои люди будут сражаться до последнего, — пообещал Кристан, стукнув по столу кулаком здоровой руки.

— Солдаты батальона В тоже, — отозвался Пит Андерс.

Вобан удержался от хитрой улыбки, готовой появиться у него на губах, и вместо этого сказал:

— Надеюсь, в этом не будет необходимости. За последние несколько часов произошло кое-что… непредвиденное, и у подполковника Леонида появился план, который, возможно, даст нам еще немного времени. Вражеская артиллерия наносит нам катастрофический урон, особенно те орудия, что стоят на склоне у Тор Кристо, и если мы не выбьем их с позиций, что будет нелегко, мы не выживем. Михаил?

Леонид поднялся со своего места и, проверив еще раз золотую коробочку — вокс-скремблер, — раздал инфопланшеты старшим офицерам джуранцев. И он сам, и Вобан внимательно наблюдали за тем, как менялось выражение их лиц по мере того, как офицеры просматривали данные. На место усталости внезапно пришла надежда.

— Это правда? — спросил майор Андерс.

— Истинная правда, — подтвердил Леонид. — Я сам их видел.

— Целая рота? — выдохнул Кристан. — Но как?…

Вобан поднял руку, пресекая дальнейшие вопросы:

— Джентльмены, считайте, что эти файлы у вас в руках — самое дорогое, что у вас есть. Следуйте данным в них приказам, следуйте осторожно и решительно, и не говорите никому за пределами этого зала об их содержании. Будьте готовы приступить к исполнению плана, как только я дам команду, ибо от вашей готовности зависит наша жизнь.

Морган Кристан просмотрел файл до конца и внезапно хмыкнул, натолкнувшись на знакомое имя.

— Проблемы, майор Кристан? — спросил Леонид.

— Возможно, — кивнул тот. — Любой план, в котором задействован Хоук — причем в качестве ключевой фигуры, — повергает меня в ужас.

— Не беспокойтесь о роли Хоука во всем этом, — умиротворяюще заметил Вобан. — Я уверен в нем, и подполковник Леонид сам будет следить за данным этапом плана.

Пит Андерс поднял взгляд от планшета:

— А кто же поведет нас?

— Я, — ответил Вобан.

Присев на корточки у входа в разрушенный наблюдательный пост Сигма IV, Горан Делау с помощью серворуки разгребал обломки, которые уже давно остыли после пожара.

Последние несколько дней он и еще десять солдат в красных комбинезонах прочесывали горы, но так и не нашли ни единой живой души, и Делау все больше уверялся в том, что Хонсю заставил их выполнять совершенно бессмысленную работу. В покореженном дверном проеме лежало тело без лица; Делау отпихнул труп в сторону и, пригнувшись, вошел внутрь, вспоминая бой за эту станцию, рев штурмовой пушки и шквал огня, обрушившийся тогда на них.

Внутри станции было темно, но усовершенствованное зрение Делау без труда справилось с этой помехой. Повсюду валялось разбитое оборудование вперемешку с обломками почерневшего металла, на стенах остались выбоины после взрыва гранат. Рядом с одной из стен лежало еще одно тело — скелет, практически лишенный плоти, а то, что еще оставалось на костях, почернело и обуглилось. У этого трупа тоже не было лица, и Делау вспомнил, что Хонсю сделал два выстрела, которыми и убил обоих гвардейцев.

Но где тогда был труп третьего?

Внимательно осмотрев разоренную станцию, Делау заметил открытый металлический ящик, вокруг которого были в беспорядке разбросаны вещи. Он опустился на колени и тщательно осмотрел каждую из них: бесполезное барахло, мертвый груз для того, кто оказался в ловушке в горах.

Итак, один гвардеец каким-то образом выжил и забрал из наблюдательного поста все ценное.

И куда же он затем направился?

Делау вышел из станции и обследовал пыльную землю вокруг. У убитого на входе не было ружья, и Делау предположил, что выживший гвардеец забрал оружие с собой.

Принюхавшись, Железный Воин присел рядом с телом, уже тронутым разложением, и заметил, что участок скалы рядом с ногами трупа изменил цвет. По одному виду он понял, что это кровь, а расположение пятна указывало, что кровь эта пролилась не из раны убитого.

Получается, Форрикс был прав. Где-то в горах бродил уцелевший гвардеец — и крайне изобретательный гвардеец, насколько мог судить Делау. Внимательно оглядев окружающую местность, он пришел к выводу, что человек, решивший отомстить Железным Воинам, мог пойти только в одном направлении — на северо-запад, через узкий горный кряж, откуда было бы легче наблюдать за врагом.

Делау собрал своих солдат и двинулся вверх по склону, довольно ухмыляясь под визором шлема: ему предстояла схватка с достойным противником.

Хоук перебрался через неровный скальный выход и, тяжело дыша, продолжил путь по крутому склону горы. Он уже преодолел три километра по крайне пересеченной местности; нужно было пройти еще два до наступления сумерек, и он был полон решимости достигнуть намеченной точки в срок.

Изматывающая усталость наполняла все тело, но сейчас у Хоука была цель — настоящая цель. Он вскарабкался на относительно ровный участок скалы и остановился на минуту, чтобы перевести дыхание. Пеленгатором проверил свое местоположение; он знал, куда ему было приказано идти, но не знал, что обнаружит, добравшись до указанной точки. Ранее этим же днем сам подполковник Леонид передал ему задание по воксу, и Хоук заверил командира, что справится.

— Ты не можешь не справиться, — сказал ему тогда Леонид, — вся надежда только на тебя.

Хоуку это показалось несколько мелодраматичным, но вслух он ничего не сказал — слишком велико было удовольствие от того, что ему доверили столь важную миссию.

— Ну вот, Хоук, — хихикнул он про себя. — Когда вернешься домой, тебя будет ждать офицерское звание.

Он промокнул потный лоб рукавом, развернул один из последних пайков, сжевал остатки высококалорийного батончика, а затем со стоном вновь поднялся на ноги. Собственное здоровье поражало его, и это при том, что уже более двух недель он не принимал детокс. Его тело стало более поджарым, мускулы, особенно на ногах, окрепли. Хоук улыбнулся, внезапно поняв, что впервые за много лет находится в отличной физической форме. Начавшее намечаться брюшко исчезло, и дышалось легко, как никогда.

Правда, запасы воды и еды почти иссякли, но подполковник Леонид заверил его, что они уже работают над решением этой проблемы. Хоук доел остатки батончика, выбросил обертку и прищурил глаза в свете солнца, уже перевалившего зенит.

— Ладно, приятель, если будешь вот так просто стоять, то никогда не доберешься до цели, — сказал он сам себе и полез дальше по скалистому склону.

Его путь сквозь полуденное пекло продолжался.

Вобан и стоявший рядом Леонид смотрели на разноцветные вспышки, расцветавшие у них над головами каждый раз, когда снаряды врага сталкивались с невидимым энергетическим полем, защищавшим пространство за куртиной. Наблюдатели, расположившиеся в блокпостах на северной стороне, следили за щитом на случай возможных прорех: щит был не сплошным, и то и дело отдельные снаряды прорывались вовнутрь, чтобы взорваться на территории, считавшейся безопасной. Наблюдатели не могли заблаговременно предупредить о таких попаданиях, но хоть какое-то предупреждение было лучше, чем ничего. И вновь Вобан почувствовал, как при мысли об архимагосе Амаэтоне его переполняет гнев.

Когда снаряды в первый раз прорвались сквозь щит, кастелян в бешенстве провел целый час, дожидаясь, пока его соединят с Храмом Машины по голо-связи. Пытаться увидеть архимагоса лично было бы еще большей тратой времени.

— Почему щит не держится? — требовательно спросил Вобан, как только связь была установлена.

— На поддержание такого… обширного энергетического барьера… требуются большие… усилия, — ответил архимагос; голос его постоянно прерывался. — Огромная сила нужна для… обеспечения оптимального функционирования всех остальных систем и щита… одновременно.

— Тогда пусть все остальные системы идут к черту, — рявкнул Вобан. — Если вы не удержите щит, очень скоро других систем просто не останется!

— Этого не может быть, — отрезал Амаэтон и прервал связь. После этого, как ни умолял Вобан, архимагос ни разу не ответил на вызовы.

Возможно, Наицин был прав; возможно, не будь Амаэтона, всем стало бы легче. Более того, после прерванного разговора с архимагосом Наицин лично обратился к Вобану, намекая, что подобное развитие событий вполне можно устроить.

Но сейчас Вобан выкинул проклятого архимагоса и его подчиненных-интриганов из головы, сосредотачиваясь вместо этого на неотложных делах.

— Есть новости от Кристана и Андерса? — спросил он Леонида.

Тот кивнул:

— Пока все идет по плану. Всем солдатам, участвующим в операции, уже выданы оружие, боеприпасы и взрывчатка, а штурмовые отряды уже выходят на точки сбора.

Вобан поднял взгляд к багровым небесам; день шел на убыль, и полуденный зной уступал место вечерним сумеркам.

— Хоть бы побыстрее стемнело. У меня уже нет сил ждать.

— Говорят, что ожидание — самое трудное, сэр.

— И ты согласен с этим, Михаил?

— Ну уж нет, — усмехнулся Леонид. — Никоим образом. Я лучше буду ждать.

Вобан сверился с карманным хронометром и нахмурился.

— Что слышно от Хоука?

— Пока ничего, сэр, но надо дать ему больше времени.

— Лучше бы он побыстрее добрался до места, иначе того магоса, которого ты раздобыл, хватятся коллеги, и он начнет болтать. Мне очень бы хотелось этого избежать, Михаил, — по крайней мере, до тех пор, пока для их вмешательства не станет слишком поздно.

— Мы должны дать Хоуку еще немного времени, ему предстоит трудный путь, — настаивал Леонид.

— Ты думаешь, он справится, если сумеет добраться до цели?

— Полагаю, справится. В личной характеристике указано, что его умственные способности выше среднего, и он уже не то воплощение позора, которого мы знали под именем гвардейца Хоука. Теперь он настоящий солдат.

— А чем объяснить, что он до сих пор не умер от поражения легких? Он утверждает, что не принимал таблеток детокса больше недели.

— У меня пока нет этому объяснений. Я спросил у представителя Магос Биологис, сколько, по его оценкам, Хоук еще может продержаться, но он выражался очень расплывчато и ответил, что точно здесь сказать ничего нельзя.

— Император защити нас от вмешательства Адептус Механикус, — Вобан покачал головой.

— Аминь, сэр, — отозвался Леонид. — А что насчет новоприбывших? Они согласны с нашим планом?

Вобан улыбнулся, хотя в улыбке этой не было теплоты.

— О да, они безоговорочно нас поддерживают.

Леонид кивнул, но ничего не сказал, заметив, как рука кастеляна сжала эфес силового меча. Оба офицера были в полном боевом облачении и приложили немало усилий, чтобы у их подчиненных не осталось сомнений в том, что командиры готовы к битве. Вобан облачился в парадный мундир, поверх которого надел нагрудник; бронзовый орел на серебряном доспехе сверкал, отполированный до блеска. Нагрудник Леонида был из бронзы, но в полировке ничем не уступал. Вмятина в центре — напоминание о той атаке, в которой подстрелили Леонида — была выправлена, и броня выглядела, как новая.

— Сколько еще осталось? — поинтересовался Вобан.

Леонид взглянул на темнеющее небо и ответил:

— Уже недолго.

Горан Делау вертел в руках пустую батарею от вокса и гвардейский паек, как будто одно прикосновение к вещам жертвы могло помочь ему лучше понять ее характер. Выживший солдат оставлял за собой настоящий мусорный след, и восхищение, которым Делау вначале проникся к гвардейцу, сейчас поубавилось. Человек даже не пытался замести следы, оставляя отходы своей жизнедеятельности на виду так, что даже начинающий охотник с легкостью мог их обнаружить.

По расчетам Делау, жертва опережала преследователей не более чем на час, и такое отсутствие смекалки со стороны врага раздражало. Вместо состязания с достойным противником охота теперь свелась лишь к тому, чтобы заманить добычу в ловушку и убить ее.

Его отряд уменьшился всего до шести человек. Один сорвался с края широкой расщелины, через которую им пришлось перепрыгивать; трех других Делау убил собственноручно в наказание за недостаточные мастерство и выносливость. Эти потери не имели никакого значения: он был уверен, что сумеет убить жертву даже в одиночку.

Куда бы ни направлялся выживший, в конце пути его, должно быть, ждало нечто важное, так как последние несколько часов он неизменно двигался в одном направлении; Делау не имел представления о цели его путешествия, но точно знал одно: там же жертва найдет и свою смерть.

Хоук сверился с пеленгатором, уточняя, где находится — из-за сгущавшейся темноты он мало что мог видеть вокруг. Он стоял на ровном плато высоко в горах, где неумолчный гром вражеской артиллерии превратился в далекий гул. Дышать было трудно; Хоук утер пот со лба, довольный тем, что, несмотря на усталость, все-таки добрался до нужного места — где бы оно ни находилось — засветло.

Вокруг не было ничего примечательного: только груда камней, приваленная к гладкому, словно срезанному склону, хотя земля здесь казалась выжженной, как будто после серии взрывов. Хоук стянул с плеч рюкзак, достал переносной вокс и разразился проклятиями, увидев, что у него осталась всего одна батарея.

Он вставил батарею на место и нажал руну активации, глубоко вздохнув, когда лицевая панель обнадеживающе засветилась; затем поднял трубку, настроился на нужную частоту и нажал на переговорную кнопку.

— Хоук вызывает Бастион, как слышите?

После секундного хрипения вокс передал ответ:

— Слышим вас громко и разборчиво, Хоук. Говорит магос Бове; вы достигли заданных координат?

— Да, и отсюда открывается прекрасный вид, но в остальном здесь нет ничего интересного.

— Опишите, что вы видите, — приказал Бове.

— Да почти ничего. Тут все плоское, есть только какая-то груда камней — и все.

— Идите к этой груде и скажите, что там.

Ладно, — ответил Хоук, перетащил рюкзак и вокс к камням и вгляделся в темноту. Сделал шаг вперед, смахнул толстый слой пыли. — Там позади есть дверь! Камнепадом ее практически закрыло, но это точно дверь!

— Рядом с дверью есть кодонаборная панель?

— Да, ее слегка присыпало пылью, но выглядит целой.

— Отлично, тогда вот что вам нужно сделать, — начал объяснять Бове. — Воспользуйтесь этой панелью и введите следующий код: терциус — три — альфа — ипсилон — девять.

Прижимая трубку к уху плечом, Хоук набрал код и сделал шаг назад, когда дверь отъехала в сторону, вибрируя на погнутых направляющих. Из открывшегося прохода вырвался слабый порыв ветра, похожий на последний вздох умирающего, и Хоук вздрогнул.

— Так, дверь открыта. Думаю, мне надо войти, — сообщил он.

— Да, заходите внутрь, — одобрил Бове, — и ни в коем случае не отклоняйтесь от моих указаний.

— Вы что, думаете, я хочу там себе экскурсию устроить?

Пригнувшись, Хоук нырнул под каменный свод и вступил в темный коридор. Нога его за что-то зацепилась, его качнуло вперед, затем он наступил на что-то мягкое и упал — и немедленно выругался, оказавшись нос к носу с трупом, чье лицо застыло в предсмертной гримасе. Хоук вскрикнул и ползком попятился к входу, где в свете, проникавшем снаружи, увидел еще три тела.

На руках трупов виднелась засохшая кровь, на двери с ее внутренней стороны — кровавые отпечатки.

— Милостивый Император, тут повсюду мертвецы! — заорал Хоук.

— Орбитальная бомбардировка немного отклонилась от цели, и удар пришелся в склон горы, а не в сам объект. Мы считаем, что взрывы вызвали обвал, в результате которого воздухоочистительные сооружения оказались погребены под обломками, и люди внутри объекта задохнулись.

— Задохнулись? А почему тогда у них руки в крови?

— Логично предположить, что персонал комплекса попытался выбраться наружу, как только стало ясно, что подача кислорода нарушена, — бесстрастно ответил Бове, не проявляя ни тени сострадания к погибшим.

— Но почему они не смогли выйти? — просипел Хоук, медленно восстанавливая дыхание.

— У персонала комплекса не было доступа к кодам, открывающим внешние двери. В критической ситуации это означало бы угрозу безопасности.

— И поэтому им пришлось умереть? Ты бессердечный ублюдок!

— Всего лишь необходимая мера предосторожности, о которой знают все работающие в подобных комплексах. А теперь давайте продолжим. Посмотрите, нет ли на шее начальника комплекса бронзового ключа? Если есть, то возьмите его.

Поборов брезгливость, Хоук обыскал трупы и обнаружил ключ на третьем по счету теле, после чего пообещал себе, что если выберется из этой передряги живым, то обязательно найдет Бове и хорошенько ему врежет. Положив ключ в карман и переступив через трупы, он пошел по коридору; воздух здесь был застоявшийся, и каждый вздох вновь заставлял Хоука хрипеть.

— Я едва могу тут дышать, — пожаловался он.

— У вас есть дыхательный аппарат, которым можно было бы пользоваться до тех пор, пока в комплекс не проникнет свежий воздух снаружи?

— Ага, есть, — грубо ответил Хоук. Порывшись в рюкзаке, он извлек громоздкий дыхательный аппарат и натянул его на голову, после чего включил установленный над маской фонарь.

Перед ним, уходя во тьму, простирался коридор с гладкими стенами, и Хоук начал спуск. Следуя указаниям Бове, он прошел мимо нескольких железных дверей, рядом с которыми были кодовые панели без какой-либо маркировки, кроме знака шестерни — символа Адептус Механикус. Собственное дыхание громом отдавалось в ушах Хоука, стук стертых каблуков его сапог и металлический голос Бове эхом метались между стен, а тьма, едва рассеиваемая фонарем, казалось, делала все звуки еще громче. С каждым шагом вглубь горы он чувствовал, как нарастает внутри него тревога, и ничего не мог с этим поделать. Наконец указания Бове подвели его к ничем не примечательной двери, надпись на которой он прочитать не мог, но изображенный там символ явно предупреждал об опасности. Хоук поднес переговорное устройство к губам:

— Я пришел. И что теперь?

— Воспользуйтесь ключом, который вы забрали у начальника комплекса, и отоприте дверь.

Хоук вытащил ключ из кармана и сделал, как ему велели. Дверь со щелчком открылась, из помещения пахнуло машинным маслом и благовониями. Внутри было темно, и Хоук, переступив порог, огляделся, отчего луч фонаря описал в черноте яркую дугу.

Насколько он мог видеть, помещение имело круглую форму; голые стены окружали огромный белый столб в центре, который занимал почти все пространство зала. Рядом с Хоуком к рокритовой стене была прикреплена металлическая лестница, уводящая вверх, в темноту, и он в изумлении уставился на грандиозный предмет перед собой.

Протянув руку, Хоук прикоснулся к его поверхности. На ощупь та была теплой, под ней как будто чувствовалось движение, но он приписал это ощущение своей разыгравшейся фантазии. Основанием белый столб уходил в большое углубление в полу, и когда Хоук заглянул через край, то увидел внизу огромные сопла, отчего на ум сразу пришли снаряды, которые использовали отряды тяжелого оружия, но эти сопла были больше…

Гораздо больше…

Хоук изогнул шею, пытаясь рассмотреть, на какой высоте был потолок зала, и внезапно все понял.

— Это то, что я думаю? — спросил он Бове.

— Зависит от того, о чем вы думаете, но я могу сообщить вам, что это орбитальная торпеда наземного базирования класса «Глефа».

— Проклятье, и что, по-вашему, я должен с ней делать? — пролепетал Хоук.

— Гвардеец Хоук, вы должны ее запустить, — сообщил ему магос Бове.

Глава 5

Кастелян Претр Вобан и почти две тысячи человек, следовавших за ним, перебрались через ров у цитадели и бросились к возвышавшимся впереди укреплениям Железных Воинов. В этой атаке не было боевых кличей, не было возгласов ярости — только молчание, которое хранили солдаты, понимая, что ради успеха операции они не должны обнаруживать себя. Лица их были покрыты сажей, а небесно-голубая униформа осталась в казармах, уступив место черным бронежилетам.

Преодолев ров, штурмовые отряды Леонида присоединились к подрывным командам и рассредоточились. Вобан понимал, что эта атака была крайне рискованным предприятием, но, как верно заметил его заместитель, у них не оставалось другого шанса, кроме как уничтожить орудия противника. Не решись они на эту попытку, и Железные Воины просто обратили бы цитадель в пыль.

Грядущая битва наполняла Вобана возбуждением, к которому примешивался страх: слишком давно он не вел людей в бой.

Он крепче прижал к груди болт-пистолет и побежал, пригнувшись и с трудом дыша. До линии врага оставалось еще несколько сотен метров. Вобану казалось, что его тяжелое дыхание создает просто адский шум, а глухой топот сапог по пыльной земле звучал, словно громогласная поступь титана, но пока что никто не поднял тревогу. Может быть, эта отчаянная атака еще увенчается успехом.

Даже в сумраке Вобан мог различить чью-то голову, видневшуюся над краем вражеских укреплений; он стал отсчитывать секунды, остававшиеся до начала битвы.

Им нужно было лишь еще немного времени.

Юрайа Клейн взобрался на земляной вал и, прислонив ружье к неровному парапету, вгляделся в темноту. Там, перед укреплениями, что-то шевелилось, но он не мог рассмотреть, что. Лорд Кроагер поручил ему охранять эти орудия, и Клейн знал, что командира лучше не подводить, но мерцание огней и шум, исходившие от огромного лагеря, мешали разглядеть то, что скрывалось во тьме.

За спиной Юрайи остались несколько сотен солдат: часть из них спала на стрелковой ступени, а чуть дальше в сырых землянках остальные пили спиртное из жестяных кружек. Он глянул вниз и пнул спавшего Йошу — у того, кажется, были окуляры, хоть и потрепанные, но с ночным видением.

— Эй, Йоша! Давай просыпайся, ты, бесполезный кусок сам знаешь чего, — прошипел Клейн.

В ответ Йоша пробормотал что-то неразборчивое и невежливое, после чего перевернулся на другой бок. Клейн пнул снова.

— Проклятье, Йоша, просыпайся же! Дай мне свои стекляшки!

— Что? — пробормотал спросонья Йоша. — Мои очки?

— Да, кажется, за укреплениями кто-то есть.

Товарищ Клейна что-то проворчал, но все же поднялся, протер глаза грязными руками и широко зевнул, после чего попытался хоть что-нибудь рассмотреть в темноте.

— Да нет там ничего, — сонно констатировал он.

— Посмотри через очки, идиот.

Удостоив сослуживца уничижительным взглядом, Йоша достал потемневшие от времени полевые окуляры. Стекла их странным образом выгнулись вперед, после чего солдат надел прибор на бритую голову и, подперев подбородок ладонями, окинул взглядом равнину.

— Ну? — не отставал Клейн. — Видишь что-нибудь?

— Ага, — шепотом ответил Йоша. — Там что-то движется. Приближается. Похоже на…

— На что?

— На…

Но ответа Клейн так и не дождался. Что-то резко прожужжало мимо, и затылок Йоши превратился в месиво из разбитой кости и крови. Тело солдата медленно осело и рухнуло с парапета.

— Зубы Кхорна! — выругался Клейн, отшатнувшись назад, и отвернулся от обезглавленного трупа, чтобы посмотреть на пространство перед земляными укреплениями. Тут же мимо него опять пронеслось что-то жужжащее, и совсем рядом взметнулся фонтанчик земли.

Снайпер!

Клейн нырнул за парапет и передернул затвор ружья, то и дело оглядываясь по сторонам. Справа и слева от него часовые падали один за другим — без сомнения, работа имперских снайперов на стенах равелина. Он еще раз ругнулся: тут явно готовилась атака!

Перебираясь через спящие тела, он пополз по стрелковой ступени к сигнальной сирене и поднялся на ноги только у деревянного бруса, на котором был закреплен рупор громкоговорителя.

Клейн взялся за пусковую рукоятку, но услышал топот сапог, приближавшийся к парапету, и понял, что времени почти не осталось. Он провернул рукоятку, и сирена надрывно завыла — все громче и громче по мере того, как солдат крутил рукоятку все быстрее. В деревянный брус врезалась пуля, Клейн вздрогнул от полетевших в него щепок, выпустил рукоятку сирены из рук и схватился за ружье.

Топот слышался уже на укреплениях ниже парапета. Проклятые имперцы! На дальней стороне парапета что-то заскреблось — руки тех, кто пытался вскарабкаться наверх, — и Клейн зарычал, радуясь возможности убивать.

Никакое гвардейское отребье не пройдет мимо Юрайи Клейна!

Яростно взревев, он встал в полный рост, поднял ружье — и столкнулся лицом к лицу с гигантским воином в желтых доспехах, в руке которого был потрескивающий силовой меч, а на нагруднике алел имперский орел.

— Что за… — только и успел проговорить Клейн, после чего меч Астартес из ордена Имперских Кулаков разрубил его надвое.

Ночь прорезал вой сирен, и Вобан понял, что с исчезновением элемента неожиданности у них оставался только ограниченный промежуток времени, за которым неизбежно должно было последовать отступление. Он начал подниматься по крутому внешнему склону укреплений, используя рукоятку пистолета в качестве опоры, а его солдаты уже перебрались через парапет. Теперь, когда соблюдать тишину не имело смысла, они давали выход своей ярости в крике.

Рядом взорвалась граната, на Вобана посыпалась земля, и он поскользнулся, отчаянно пытаясь ногами нащупать опору. Откуда-то сверху к нему протянулась рука в латной перчатке, схватила его за запястье и, без труда перетащив через парапет, поставила на стрелковую ступень рядом с обезображенным трупом. Вновь оказавшись на ногах, Вобан быстро обнажил меч, а космический десантник, которой помог ему, уже отвернулся и открыл огонь из болт-пистолета по толпе вражеских солдат. Его собратья с боем прокладывали себе путь в траншеи, в то время как Имперская гвардия заняла батарею.

— Спасибо, брат-капитан Эшара, — едва переведя дыхание, сказал Вобан.

Капитан Имперских Кулаков кивнул, вставил в болтер новый магазин, после чего ответил:

— Поблагодарите меня позже, а сейчас — за дело, — и, развернувшись, бросился в атаку со стрелковой ступени.

Стрельба и взрывы подсвечивали траншеи и землянки неровными вспышками; крики солдат и вопли раненых слились в какофонию, на фоне которой разворачивалось наступление. Сотни джуранцев сплошным потоком переливались через укрепления, убивая всех, кто стоял у них на пути. Большинство солдат Хаоса оказались застигнуты врасплох, и войска Империума не щадили неготового к битве врага. Штурмовые группы устроили настоящую бойню, они расстреливали солдат противника прямо там, где они лежали, еще не очнувшись от сна, и закалывали штыками тех, кто уже начинал тянуться к оружию.

На этой позиции были размещены пятнадцать гигантских боевых машин: огромные гаубицы и длинноствольные пушки, в дульном срезе которых человек мог встать во весь рост. На бронзовых пластинах, прикрученных к лафетам, были изображены черепа и нечестивые символы, вокруг гусеничных движителей обвивались толстые цепи, надежно зафиксированные болтами к большим кольцам. Осадные машины излучали ауру ужасной угрозы, и Вобан нутром чувствовал: что-то с ними не так. Он ни на мгновение не усомнился в том, что подобные святотатственные творения не имеют права на существование.

Имперские Кулаки зачистили территорию батареи, убив орудийные расчеты, и установили линию охранения так, чтобы остановить контратаку со стороны параллели и апрошей, которая должна была неизбежно последовать.

Спрыгнув со стрелковой ступени, Вобан крикнул:

— Подрывная команда Альфа, за мной! Команда Браво — с подполковником Леонидом!

Следом за ним к орудиям бросились два десятка человек; даже сквозь треск стрельбы Вобан почувствовал пульсацию чудовищного, демонического дыхания и вздрогнул. Эта пульсация была где-то на грани слышимости и тяжелой вибрацией отзывалась в костях. Перешагивая через трупы, Вобан быстро двинулся к демоническим орудиям, и по мере того как он и его солдаты подходили все ближе, чувство неправильности лишь усиливалось. Едва он ступил на металлическое покрытие, к которому были прикованы машины, как все его тело пронзила мучительная боль, от которой внутренности сжались в спазме, а колени подогнулись. Вобана охватил ужас: в его разуме возникло четкое понимание того, что одно лишь прикосновение к этим нечистым монстрам закончится смертью.

Он видел, что и другие испытывали такие же ужас и отвращение. Как только дьявольская аура, окружавшая эти кошмарные орудия, коснулась солдат, многие рухнули на колени, некоторых начало рвать кровью. Машины войны радостно вкушали красную жидкость, и под лязг цепей и стон металлического настила от выстроившихся в одну линию орудий начало исходить низкое гудение.

Перестрелка у края батареи усилилась, и Вобан понял, что Железные Воины, боявшиеся потерять свою адскую артиллерию, перешли в контратаку.

Но их наступление не могло вот так закончиться — не сейчас, когда они уже были так близки к цели!

Вобан заставил себя встать, сжал зубы, борясь с приступом тошноты, и рывком поднял на ноги ближайшего к нему бойца.

— Давай же, будь ты проклят! Поднимайся, солдат!

Схватив подрывные пакеты, гвардеец, шатаясь, пошел за Вобаном, но с его лица не сходило выражение страха и мучительной боли. С трудом передвигаясь, они направились к ближайшему орудию, и цепи машины яростно зазвенели, а из изъеденных коррозией решеток взметнулись выхлопы пара. В глазах у Вобана помутилось, как будто он смотрел на нечеткое голо-изображение; он закусил губу, чтобы не закричать, и во рту появился горький металлический привкус.

А потом страх и боль исчезли так же внезапно, как и появились, словно кто-то задул свечу. Сознание Вобана освободилось от тяжкого груза, давившего на него, легкие сделали глубокий вдох, он сплюнул кровь — и быстро обернулся, услышав за спиной громогласный речитатив.

Один из Имперских Кулаков, чью желтую броню с наплечником, выкрашенным в синий цвет, украшали печати чистоты, широким шагом направлялся к демоническим машинам, и голос его звучал чисто и твердо. В руке он держал резной посох черного дерева, вокруг которого плясали дуги голубого света. Имени воина Вобан не знал, но слова, им произносимые, выдавали в нем псайкера, одного из библиариев Ордена. Каким-то образом он мог противостоять разрушительной силе адских машин и сейчас защищал гвардейцев от их губительного влияния.

От символов и знаков на бронированных корпусах исходили потоки невидимой энергии; Вобан видел, как по лицу библиария текут ручейки пота, как пульсирует вена на виске, и понимал, что воин из последних сил сдерживает рвущихся на свободу духов бездны.

Библиарий дал им всем шанс, но на то, чтобы воспользоваться им, оставалось очень мало времени.

— Быстрее! — закричал Вобан, перекрывая грохот взрывов и стрельбы. — Подрывные команды: установить заряды, а потом убираемся отсюда!

Подрывники поднялись со стального покрытия батареи и приступили к размещению зарядов на наиболее уязвимых местах каждой машины, следуя в этом указаниям лучших офицеров Вобана по вооружению. Орудия метались, стараясь разорвать цепи, в ярости от того, что к ним прикасались руки презренных смертных.

Закончив с одной машиной, подрывная команда перешла к следующей, и тут в вокс-бусине в ухе Вобана раздался голос капитана Эшары:

— Кастелян Вобан, мы должны отступать! Враг приближается, они значительно превосходят нас числом и тяжелым вооружением. Мы не продержимся долго.

— Слишком рано! — крикнул в ответ Вобан. — Дайте нам время установить заряды, а потом отходите! Вы нужны нам живыми!

— Сколько вам нужно времени? — спросил Эшара; его было едва слышно из-за перестрелки и взрывов, гремевших совсем рядом.

Вобан глянул на ряд машин, рвавшихся со своих мест.

— Дайте нам четыре минуты!

— Постараемся! Но будьте готовы двигаться, как только увидите, что мы отступаем!

— Подождите минутку! — огрызнулся Хоук. — Подсоединить бронзовый кабель со священным символом ореола к двум штифтам… с помощью чего?

Даже по вокс-связи в голосе магоса чувствовалось еле сдерживаемое нетерпение:

— Бронзовый кабель подсоединяется к штифтам с помощью символа полушестерни. В точности как я и говорил раньше. Как только вы…

— Постойте, постойте, — проворчал Хоук, возясь с зажимами на конце кабеля и в то же время пытаясь найти нужные штифты и при этом удержать кабель над обнаженными электрическими схемами. Фонарь на его дыхательной маске светил все слабее, и теперь приходилось щуриться, чтобы разглядеть символы, о которых говорил Бове. Ага, вот оно! Хоук защелкнул зажимы на штифтах, которые тут же заискрили, обжигая его пальцы. Он отшатнулся, почти потерял равновесие, но успел ухватиться за стальные мостки, на которых лежал, и постарался забыть о расстоянии, отделявшем его от пола. Мостки были сконструированы надежно, болтами прикреплены к стенам и шли по периметру всего зала, образуя вышку для обслуживания торпеды, но Хоук сильно сомневался, что они предназначались для запуска торпеды вручную. За его спиной осталась решетка, а за ней в стене — проход, погруженный во тьму.

Ему понадобилось двадцать долгих минут на то, чтобы взобраться по лестнице, найти на боку торпеды нужную съемную панель и, воспользовавшись ножом Хитча, открутить священные винты, которые удерживали ее на месте. За прошедший после этого час он пережил два легких электрошока, три раза обжог пальцы и чуть не свалился на рокритовый пол с высоты в тридцать метров, а потому был на данный момент глубоко несчастлив. Успокоив дыхание, он жалобно проговорил в вокс:

— Проклятье, могли бы и предупредить!

— Готово?

— Да, готово.

— Очень хорошо, теперь торпеда приведена в боевое положение.

Внезапно и очень четко осознав, что его голову и это боеготовое чудовище разделяет меньше метра, Хоук пополз назад по мосткам.

— В боевое положение, да. И что дальше?

— Теперь мы должны сообщить духу войны, заточенному внутри торпеды, местоположение его жертвы.

— Угу, — буркнул Хоук. — Как конкретно мне это сделать?

— Вам — никак. Эту священную миссию я возьму на себя. А теперь отключите красно-золотой кабель с руной телеметрии, а затем…

— С руной чего? Просто скажите, как выглядит эта хреновина.

Бове вздохнул.

— Она напоминает крылатый треугольник с шестерней в середине. Кабель соединен с камерой самонаведения духа войны — это такая золотая коробка над панелью. Когда отсоедините кабель, подключите его к разъему для вывода данных дистанционной триангуляции на вокс-аппарате и ждите. Как только огни на воксе перестанут мигать, вновь подсоедините кабель к камере самонаведения.

Хоук нашел нужный штепсель и отключил его от панели, после чего ругнулся, обнаружив, что кабель был не более пятнадцати сантиметров длиной. Он подтащил вокс-передатчик к краю мостков, прислонил его к стойке и, подключив кабель, стал следить за лицевой панелью вокса. Яркость ее померкла, огоньки вокруг верньера мигали, складываясь в странные рисунки; оперевшись на локоть, Хоук ждал, пока программа закончит последовательность операций, и рассматривал нос гигантской торпеды.

Нос этот был неправильной округлой формы, по обтекателю спиралью шла борозда с неровными краями, и Хоук предположил, что предназначена эта борозда для того, чтобы торпеда легче пробивала толстый корпус космического корабля и взрывалась уже глубоко внутри.

Он прождал несколько минут; наконец мигание на панели вокса прекратилось, и он вновь подключил кабель к торпеде. Ему послышался какой-то шум внизу, он глянул через край мостков, но, ничего не обнаружив, не придал шуму внимания и сосредоточился на деле. По воксу снова зазвучал голос Бове:

— Теперь духу войны известна его жертва. Хоук, сейчас вы должны произнести Молитву Пробуждения, которая начнет охоту.

— Ладно, Молитва Пробуждения… А что потом?

— Просто нажмите руну запуска на…

Бове не договорил: шквал болтерного огня обрушился на вокс и разнес его на мельчайшие осколки. Хоук в панике подпрыгнул, почти свалился с мостков, но успел ухватиться за перила.

— Священная кровь Императора! — выругался он, подобрал ружье и прижался спиной к металлической решетке в стене. Сердце колотилось в груди, воздух с трудом проходил сквозь гортань. Что, черт побери, происходит?

Он решил рискнуть и перегнулся через край мостков, чтобы глянуть вниз, и увидел гиганта в силовой броне серо-стального цвета. Болтер в его руке еще дымился, над плечом шевелилась механическая клешня, а вокруг воина столпились солдаты в красных комбинезонах, целившиеся вверх из ружей.

До Хоука донесся голос, глубокий и полный угрозы:

— Ты умрешь, человечек. Ты заставил нас побегать, но теперь все кончено.

— О, чертчертчерт, — зашептал Хоук, крепко зажмурившись.

Первый подрывной заряд сработал, выбросив столп ослепительного огня, и цепи и крепления на демонической машине, стоявшей первой в ряду, обратились в ничто. Сгорели с таким трудом нанесенные на металл символы магической защиты, расплавились, не выдержав вулканического жара, механические части, и вопль машины, словно хлыстом ударив по батарее, стал знаком того, что ужасающая тварь, ранее заключенная в ее корпусе, вырвалась на волю.

Тех, кто оказался рядом, сбило с ног, но не ударной волной, а силой этого крика. Сила имматериума вихрем пронеслась по рядам джуранцев, людей выворачивало наизнанку и разрывало изнутри в ураганном водовороте энергии эфира, в котором возникали, перетекая одна в другую, безумные формы и линии, пока с последним воплем агонии демоническая сущность не рассеялась.

Услышав хриплый крик одной из инфернальных сущностей, Хонсю послал очередное проклятие в адрес Кроагера. Солдатам именно его роты было поручено охранять этих бесценных чудовищ — чудовищ, для призвания которых потребовались не одна тысяча жертвенных жизней и договор с темными силами. И где теперь были эти солдаты? Ответ напрашивался сам собой: упивались убийством где-то в другом месте, утоляли свою жажду крови на оргии смерти.

Он успел пригнуться, когда край окопа изрешетили выстрелы, а группу солдат — простых смертных — разорвало в клочья. Хонсю передернул затвор на собственном оружии, но внезапно понял, что выстрелы, которые только что прозвучали, были сделаны из болтера. Перешагнув через залитые кровью тела, он осторожно выглянул из-за поворота в окопе — и увидел космического десантника в желтом доспехе. С позиции, которую тот занял, простреливался весь окоп, и пробраться мимо него по узкому коридору, вырытому в земле, не представлялось возможным.

За спиной Хонсю столпилось несколько сотен солдат; судорожно сжимая в руках примитивные ружья и пригибаясь от пуль, они выжидательно смотрели на него, надеясь, что он скажет им, что делать. Зарычав, Хонсю выхватил одного из толпы и отшвырнул в апрош. Солдат грузно рухнул на землю, попытался подняться и тут же был продырявлен болтерными снарядами.

Не успел убитый упасть, как Хонсю, пригнувшись, метнулся за поворот в траншее и выпустил несколько коротких очередей по врагу. Доспех десантника не выдержал, и противник повалился на землю. Хонсю сжал зубы, увидев символ на левом наплечнике воина: сжатый черный кулак.

Имперские Кулаки! Древний враг, источник порчи в его крови, единственная причина, из-за которой ему тысячелетиями приходилось сносить унижения от тех, кто даже не достоин был сражаться рядом с ним. Ослепленный яростью, Хонсю ринулся через заваленную телами траншею, не думая больше ни о чем, кроме расправы над Кулаками. У входа на батарею показался еще один воин в желтой броне; он уже целился из болтера, но Хонсю оказался проворнее и первым разрядил обойму в ненавистного врага.

Болты срикошетили от брони десантника, вызвав снопы искр и изрыв землю вокруг. Хонсю заорал от бешенства, отбросил опустевший болтер и обнажил меч, в то время как воин перед ним упал на одно колено и тщательно прицелился.

Он ощутил несколько ударов в грудь, но ничто — даже смерть — не могло помешать ему добраться до врага. Не обращая внимания на боль, Хонсю изо всех сил ударил десантника ногой по нагруднику и, когда противник упал, одним резким ударом сверху вниз вогнал меч тому в грудь по самую рукоятку.

На него брызнула кровь, и в тот же момент на батарее прогремел новый взрыв, уничтоживший в пламени очередную демоническую машину. Крик демона заглушил даже грохот взрыва, и Хонсю пошатнулся под психической ударной волной. Его пронзила древняя злоба существа, уже бывшего неимоверно старым до того, как зародилось человечество. Он возликовал, чувствуя безграничную ненависть демона, и тело его налилось новой силой, и презренная плоть стала на мгновение вместилищем для создания варпа. Он широко раскинул руки, и из ладоней его ударили пучки черных молний.

Вырвавшиеся на свободу молнии обрушились на батарею, взметнули фонтаны земли, с одинаковой беспощадностью пронзая как машины, так и солдат, не делая различий между своим и чужим, и Хонсю наслаждался каждой разрушительной секундой, понимая, что эта сила была дарована ему лишь на время. После каждой молнии глаза еще долго обжигало яркими всполохами, и все равно он смеялся и один за другим швырял разряды из энергии варпа в лишившееся всякого порядка смешение людей и машин. Демоническая сила все прибывала, и тело его начало расти, разрывая доспех изнутри. Суставы и сухожилия растягивались, кости трещали, рот широко раскрылся в немом вопле.

По батарее прокатился гром еще одного взрыва, и Хонсю почувствовал, что еще одна проклятая сущность была изгнана из своей железной тюрьмы. Демон, завладевший его телом, внезапно отступил, позволив носителю на мгновение ощутить ту ненависть, которую одно создание варпа испытывало к другому. Опустошенный, Хонсю упал на колени и мог лишь наблюдать за тем, как две демонические твари постепенно поднимаются к небу, ни на минуту не прекращая битву между собой. Он жаждал вновь обрести подобную силу, хотя прекрасно понимал, что был бы ею в итоге уничтожен.

Нервные окончания начали реагировать на ужасные повреждения, причиненные демоном за то краткое время, что он провел в теле Хонсю, и он застонал от боли, но вокруг уже собирались солдаты-смертные, палившие в гвардейцев и Астартес, и он с трудом поднялся на ноги.

Взрывы продолжались, и вновь раздался безумный крик. Демоническая машина, оковы которой были повреждены подрывным зарядом, с воем пыталась освободиться из-под власти магических заклинаний, заточивших ее в металл. Люди гибли, раздавленные под бронзовым гусеницами, а затем Хонсю увидел, как огромное орудие медлительно разворачивается в его сторону. Один за другим прогремели несколько выстрелов, и снаряды, пролетев у него над головой, разорвались где-то в самом сердце лагеря Железных Воинов, вызвав череду вторичных детонаций.

Морщась от боли в поврежденных мускулах, Хонсю вытащил меч из тела, лежавшего у его ног. Многие Имперские Кулаки еще были живы, и он устремился на их поиски в пылающий ад, в который превратилась батарея.

Стены звенели от болтерных выстрелов так, что можно было оглохнуть, а бесконечный шквал пуль снизу ударял в мостки, на которых лежал Хоук. В отчаянии он изо всех сил ударил локтем по решетке у себя за спиной, при этом не прекращая палить вслепую из лазгана куда-то за край железного настила.

Несколько пуль срикошетили от бока торпеды, и воздух наполнился искрами и руганью Хоука, опасавшегося, что проклятая махина вот-вот взорвется. По металлической лестнице рядом уже грохотали сапоги, и он успел откатиться от края как раз вовремя: над мостками показалось нездорового вида лицо, а под ним — красный вражеский воротник.

Хоук ударил со всего маху и локтем проломил мужчине нос, отчего лицо залилось кровью. Солдат инстинктивно потянулся к ране руками и тут же заорал, рухнув с лестницы.

— Там и оставайся! — рявкнул вдогонку Хоук и быстро высунулся из-за края помоста, чтобы посмотреть на падающего врага. Мимо тотчас просвистела пуля, оцарапала ему висок, и он вскрикнул от боли. Рана обильно кровоточила, а по лестнице уже взбирался новый противник. Болтерный снаряд проделал дыру в рукаве и задел предплечье как раз той руки Хоука, которая держала лазган, отчего он немедленно уронил оружие, и только сделав резкий бросок, успел остановить его, прежде чем лазган упал за край мостков. А потом сверху на него обрушилось что-то тяжелое.

Вражеский кулак устремился к челюсти Хоука, но он предугадал направление атаки и увернулся. Оседлавший его солдат не сдавался и продолжал осыпать Хоука тумаками. На это Хоук ответил ударом в пах противника, а когда тот согнулся пополам, усилил эффект, боднув врага головой и изо всех сил ударив его по шее ребром ладони, после чего схватил солдата за ворот комбинезона и, приложив напоследок головой к металлическому настилу, столкнул его с мостков.

Но перед ним, целясь из ружья, уже стоял другой солдат.

Хоук лягнул его изо всей мочи и впечатал тяжелые ботинки в колени врага. Враг взвыл и рухнул как подкошенный. Хоук выпустил в него целый смерч лазерных разрядов, которые ничего не оставили от грудной клетки солдата и попутно снесли решетку в стене за ним. Те, кто оставались внизу, продолжали стрелять, и Хоук поспешил откатиться от края мостков — и оказался нос к носу с открытой панелью на боку торпеды.

Как же, черт побери, ее запускают?

Он никак не мог вспомнить.

По лестнице опять кто-то лез, а индикатор заряда на ружье мигал красным. Хоук выругался: лазган почти разряжен. Очередной солдат добрался до верха лестницы, и Хоук, выхватив из ножен на поясе предмет гордости Хитча (ныне усопшего), вогнал лезвие джуранского боевого ножа в шею врага по самую рукоятку. Его с ног до головы оросило яркой артериальной кровью; отчаянно протирая глаза, Хоук пополз обратно к торпеде, не забыв вернуть нож на место.

Пальба внизу не прекращалась, но теперь, кажется, стреляли не в него. Хоук украдкой выглянул из-за края мостков и увидел, что гигант в доспехах сам расправился с оставшимися солдатами. Возможно, они не проявили должного энтузиазма и отказались идти навстречу судьбе, уже постигшей их соратников.

Хоук расплылся в улыбке. Винить их за это он бы не стал.

— Ты храбрее, чем я думал, человечек, — сказал космический десантник, ставя ногу на ступень железной лестницы. — В знак почтения я дарую тебе самую жестокую смерть.

— Что ты, не стоит ради меня утруждаться, — выкрикнул в ответ Хоук и несколько раз выстрелил из лазгана, но от оружия не было никакого толку: вороненый доспех отразил разряды. Хоук заметался в поисках хоть чего-то более эффективного, и взгляд его упал на то, что уж точно могло прикончить негодяя.

Но как этим воспользоваться? Что там по этому поводу говорил Бове?

«Нажмите руну запуска на…»

На чем?

Хоук услышал, что воин начал подъем, и закусил губу.

— Да пошло оно все, — объявил он, закрыл глаза, запустил руку внутрь открытой панели и всей ладонью надавил на все руны, кнопки и переключатели, до которых смог дотянуться.

Ничего не произошло.

— Император тебя побери! — в отчаянии заорал Хоук. — Бесполезная железка! Давай запускайся, мерзавка, я кому говорю, запускайся!

Не успел он договорить, как зал наполнился низкой вибрацией, взревели сирены, а у потолка замигала череда огней. Хоук открыл глаза и истерически рассмеялся. Ну конечно! Молитва Пробуждения!

Внезапно в зале стало очень жарко, вдоль стен повалил пар, и один за другим заработали реактивные двигатели. Ай да Хоук, вот просто взял и сделал!

Но жара нарастала, и он подскочил на месте, вдруг осознав, в какой опасности оказался. Спуск по лестнице как вариант сразу отпадал, но тут Хоук заметил вход в туннель, до этого закрытый решеткой. Он понятия не имел, куда вел этот проход, но в том месте уж точно было лучше, чем здесь.

— Ну ладно, дружище Хоук, — прошептал он, — пора двигать отсюда.

Он быстро пополз к туннелю, толкая лазган перед собой. Проход был достаточно широким, и он скользнул внутрь.

Кто-то схватил его за штаны. Хоук обернулся и закричал, увидев, что гадкая механическая клешня слуги Хаоса мертвой хваткой держала его за лодыжку.

Гигантский воин не мог пролезть в туннель, но эта клешня с легкостью могла вытянуть наружу свою добычу.

— Если нам суждено умереть, человечек, то мы умрем вместе, — пообещал воин.

— Не угадал, — огрызнулся Хоук и принялся пилить ножом по пульсирующим силовым кабелям, которые были подсоединены к клешне. Брызнуло черное масло, а затем и гидравлическая жидкость, и клешня судорожно задергалась.

Железная хватка ослабла, и Хоук, оттолкнув клешню ногой, со всей возможной скоростью пополз по гладкой металлической трубе. Он ждал пули в спину, но секунды шли, а выстрела так и не было. Вся труба тряслась от вибраций, исходивших от торпеды, и Хоук задвигался еще быстрее, выжимая из собственных мышц все, что можно, и еще чуть-чуть. Вслед ему потянулись клубы пара, гул двигателей позади все нарастал, от жары по лицу ручьями тек пот, и даже металлические стены воздуховода, по которому полз Хоук, трещали, расширяясь в ответ на высокую температуру.

Внезапно над ним открылась пустота. Выбравшись из трубы, Хоук закинул ружье на плечо и осмотрелся: он оказался внутри чего-то, очень похожего на вентиляционную шахту. Сюда выходили и другие воздуховоды, а вверх, где виднелся красный круг неба, вела длинная лестница. Хоук подпрыгнул, ухватился за ее ступени и стал подниматься так быстро, как только мог. Низкий гул позади усилился настолько, что звучал уже как оглушительный рев дракона, пробудившегося в своем логове.

Рев все нарастал, а Хоук все лез и лез. Потоки обжигающе горячего пара, словно гейзеры, то и дело проносились совсем рядом. Жар становился невыносимым, и Хоук заскрипел зубами. На коже вздулись волдыри, но он не обращал внимания на боль и просто переставлял руки с перекладины на перекладину, с каждым разом подтягивая себя все выше.

Наконец он добрался до верха лестницы — и тут же застонал от страха, почувствовав, как снизу к нему несется опаляющая волна жара и яркого оранжевого света. Вскрикнув, он последним титаническим усилием перевалился через край шахты и откатился в сторону, и следом же на поверхность вырвался фонтан раскаленных выхлопных газов.

Хоук, крепко зажмурившись, продолжал откатываться все дальше от шахты, пока не убедился, что находится в безопасности. Хватая воздух ртом, он с трудом сел и открыл глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как огненный столп возносит торпеду высоко в небо.

Гвардеец Джулиус Хоук точно знал, что более прекрасного зрелища ему никогда видеть не доводилось.

Оставляя за собой пылающий след, орбитальная торпеда наземного базирования класса «Глефа» быстро поднималась все выше в красное небо Гидры Кордатус, озаряя ярким свечением поле боя внизу. Она поднималась на высоту, где разреженная атмосфера позволяла развить большую скорость, и вскоре от нее остался только мерцающий огонек. На высоте почти в сотню километров отделилась первая ступень и заработали двигатели второй. Они разогнали торпеду еще быстрее, в то время как дух войны, обитавший в боеголовке, провел расчеты времени, расстояния и вектора до цели. Разогнавшись до скорости около четырнадцати тысяч километров в час, торпеда выровнялась и начала охоту. Адептус Механикус наложили проклятие на ее цель, и теперь это проклятие должен был исполнить дух войны. Эллиптическая траектория полета уже вела торпеду обратно к поверхности, и в этот момент дух войны определил цель, после чего отдал команду двигателям второй ступени провести коррекцию траектории, и торпеда устремилась вниз.

Форрикс стоял на краю холма, возвышавшегося над равниной, и с бессильным отчаянием наблюдал за жестоким боем внизу. Имперские войска атаковали батареи, а он ничего не мог сделать. Кто бы поверил, что псы бога-трупа проявят такую смелость? Форрикс сжал кулаки и поклялся, что заставит виновных дорого заплатить за случившееся.

Вспышки и взрывы разогнали ночную тьму, и улучшенное зрение Форрикса позволяло ему видеть каждое геройское деяние в отдельности. И не только это: в мерцающем свете он безошибочно узнал желтые доспехи Имперских Кулаков. Появление древнего врага именно здесь и сейчас было практически идеальным совпадением, о котором Форрикс не мог и мечтать. Он помнил, как десять тысячелетий назад сражался с воинами Дорна на стенах у Врат Вечности на Терре. Тогда они были достойными бойцами, с которыми не страшно отправиться хоть в сам ад, но вот сейчас…

Что ж, скоро у него будет шанс это выяснить. В сердце его вновь загорелась сильнейшая ненависть — и это при том, что он уже почти забыл о таких чувствах.

Он видел, как над горами к востоку поднялось копье света, и ощутил мгновенное беспокойство, наблюдая, как орбитальная торпеда уходит в небо. Как ее удалось запустить, где лежала ее цель? Но вскоре торпеда скрылась за облаками, и эти вопросы уже не казались такими уж важными. Форрикс вновь сосредоточился на битве внизу и презрительно усмехнулся, когда имперские силы начали отступать под натиском Железных Воинов, перешедших в контрнаступление. Он видел, как Хонсю повел толпу солдат на батарею; они убивали всех, кто промедлил и вовремя не сбежал, и эти действия вызвали у Форрикса мрачную улыбку.

Постепенно Хонсю превращался в грозного военного командира, и Форрикс знал, что, получи он такой шанс, этот полукровка мог бы стать одним из величайших Кузнецов Войны в истории легиона.

Сражение на равнине практически закончилось. Форрикс развернулся и зашагал вдоль орудий — огромного числа орудий, которые он собрал на склоне холма, — а затем прошел через брешь, которую с таким трудом пробил в стене отряд Хонсю. Завтра орудия опять начнут обстрел, и укрепления цитадели падут.

Форрикс перешел через траншею по перекинутому через нее металлическому мосту и внезапно остановился. От смутного предчувствия чего-то плохого пробежала по спине холодная дрожь, и он посмотрел вверх.

Небо, как и всегда, было цвета крови; облака то и дело подсвечивались взрывами на равнине. Что же заставило его поднять голову?

А потом он увидел, что.

Ярко светящаяся точка высоко в небе, быстро несущаяся вниз, к поверхности. Форрикс понял, куда была направлена торпеда, и оцепенел; но когда торпеда вошла в нижние слои атмосферы и вокруг нее образовалось раскаленное сияние, на смену ужасу пришла горячая ярость. Он бросился к центральной башне форта, на ходу выкрикивая в вокс предупреждение воинам, разместившимся внутри:

— Во имя всего нечестивого, поднимайте пустотные щиты!

Тяжело шагая, он со всей возможной скоростью двинулся к взрывоустойчивым дверям, ведущим вовнутрь, но не удержался и бросил быстрый взгляд через плечо. Огненный ореол, окруживший торпеду, был похож на злобный глаз, раскрывшийся в небе и теперь смотревший ему прямо в сердце.

Форрикс вошел в башню, ударил кулаком по механизму, закрывающему двери, и быстрым шагом направился в командный центр. Он слышал всепроникающий гул, который исходил от уже заработавшего генератора пустотных щитов глубоко под башней, и отчаянно надеялся, что щиты успеют подняться.

Ибо если этого не произойдет, и он, и все остальные в форте могли уже считаться покойниками.

Торпеда попала почти точно в центр бастиона Кейн, и разрушения, вызванные детонацией ее трехступенчатой боеголовки, были поистине катастрофическими. Первичный заряд в ней был приспособлен для того, чтобы пробивать мощный корпус космического корабля, в то время как заряд третьей ступени, взрываясь одновременно с первым, должен был толкать вторичный заряд все глубже внутрь цели. Но вместо обшивки космического корабля, толщиной в несколько метров и с адамантиевым усилением, торпеда, двигавшаяся со скоростью более тысячи километров в час, врезалась в укрепления бастиона Кейн. Взрыв первой ступени был феноменальной силы и оставил после себя воронку в пятьдесят метров глубиной, в радиусе трехсот метров от которой все было сравнено с землей. Взрыв третьей ступени протолкнул торпеду еще глубже, в скальную породу, где взорвался второй, самый мощный, заряд, и этот взрыв поистине космической силы разнес на куски возвышение, на котором стоял Тор Кристо.

Взрывы сопровождал ослепительный свет, от которого ночь превратилась в день. Обломки камня, каждый размером с танк, взлетели в воздух, словно мелкая галька, и равнину накрыло непроницаемой волной из дыма и пыли. Детонация прогремела, как молот богов, обрушившийся на поверхность планеты, и грибообразное облако взметнулось на тысячу метров к небу, усыпая все вокруг пеплом и горящими фрагментами скалы.

Стены по обе стороны от пораженного бастиона треснули и просели; рокрит, из которого они были сделаны, разрушался, уступая воздействию сил, выдерживать которые он не был предназначен. Воронка в эпицентре расширялась со страшной скоростью, и артиллерийские орудия вперемешку с тоннами мусора падали в ее огненное жерло.

Затем невообразимо тяжелая каменная масса укреплений пошла трещинами и, застонав, словно в агонии, разрушительной приливной волной заскользила вниз по склону. Западная оконечность первой параллели была полностью погребена под этой каменной лавиной, а зигзагообразные апроши, соединявшие ее со второй параллелью, обвалились. Тысячи орущих в панике людей погибли под обвалом, раздавленные пришедшими в движение пластами почвы.

Под шквалом осколков исчезла батарея, сооруженная перед стенами бастиона Винкаре, и ее орудия оказались навеки похоронены под многотонным слоем земли. Горящие обломки, упавшие на лагерь Железных Воинов, вызвали сотни вторичных взрывов: взлетели на воздух склады с боеприпасами и емкости с топливом, откуда огонь перекинулся на сотни палаток. Весь лагерь пришел в беспорядок, люди отчаянно пытались совладать с огнем, но справлялись с ним не лучше, чем муравьи — с лесным пожаром, и ничто не могло остановить бешенство огненной стихии.

От ударной волны зашатался гигантский «Диес Ире», но рабочие хорошо потрудились, и опоры, возведенные вокруг титана, выдержали, не дав огромной машине упасть. Корпус титана задрожал, застонали его суставы, внешние гиростабилизаторы работали на пределе, стараясь сохранить равновесие, и, наконец, ударная волна прошла, не нанеся машине никакого вреда. Другим же титанам повезло меньше: Легио Мортис лишился трех «Повелителей войны», которые были выведены из строя самим взрывом и огромными фрагментами скалы, поднятыми им в воздух.

Когда затихли последние отголоски взрыва и померк сопровождавший его ослепительный свет, количество погибших достигло почти десяти тысяч. От Тор Кристо уцелела только центральная башня, защищенная пустотными щитами; только она все еще одиноко возвышалась на покрытом трещинами выступе, оставшемся от холма.

В результате всего одного удара, нанесенного гвардейцем Хоуком, баланс сил на Гидре Кордатус кардинально изменился.

Кастелян Вобан поднялся с засыпанной пылью и обломками земли и тряхнул головой, стараясь избавиться от звенящего шума, наполнившего череп. Вся долина была залита ярким светом, и он радостно засмеялся при виде огромного облака-гриба, выросшего над Тор Кристо, который утонул в дыму и пламени.

Они с Леонидом видели, как взлетела торпеда, но не следили за ее траекторией, так как были слишком заняты организацией отступления к Первому равелину. В хаосе, в который превратилась атака на батарею, Вобан забыл обо всем и узнал о том, что торпеда попала в цель, только когда его собственная тень резким контуром нарисовалась прямо перед ним, после чего могучая сила сбила его с ног. После этого память его сохранила только вспышку яркого света, громовой раскат взрыва и боль, когда с неба обрушился град камней и земли.

Борясь с головокружением, он выпрямился и вгляделся в серую пелену, стараясь оценить степень нанесенного урона, но безуспешно: из-за пыли и дыма уже в десяти метрах ничего не было видно. Он видел фигуры, медленно поднимавшиеся с земли, но не мог определить, кто это — друг или враг.

В пыльном полумраке зазвучали голоса сержантов, созывающих свои отряды, и Вобану послышалось, что кто-то — кажется, Леонид — выкрикнул его имя. Он попытался крикнуть в ответ, но во рту пересохло от пепла, и вместо крика из горла вырвался лишь глухой хрип. Вобан сплюнул, отер пыль с лица и попытался — тщетно — отряхнуть мундир и нагрудник. Пора было восстановить хоть какой-то порядок. Пошатываясь, он пошел в направлении, откуда, как ему казалось, послышался голос Леонида, затем резко развернулся, не в силах определить свое местоположение в этой непроницаемой мгле, и замер, услышав чей-то голос.

В клубах дыма перед ним возникла огромная фигура в вороненом доспехе, покрытом пылью и пятнами крови. Воин был без шлема, и Вобан заметил, что у него были коротко остриженные черные волосы и глаза, горевшие ненавистью, от которой сердце кастеляна объял ужас.

Некоторое время они молча стояли друг напротив друга. Наконец Вобан обнажил меч и встал в боевую стойку, держась при этом спокойно и ничем не выдавая страха, который внушал ему этот воин.

— Я кастелян Претр де Роше Вобан Шестой, наследник земель Бурговы на планете Джуран и потомок рода Вобанов, — сказал он ровным голосом. — Скрести со мной клинки, если ищешь смерти, грязный демон.

Воин улыбнулся.

— У меня нет таких звучных титулов, человек. Меня зовут Хонсю, я полукровка, дворняжка, подонок и отребье. И клинки я с тобой скрещу.

Активировав лезвие силового меча, Вобан перешел в низкую стойку. Хонсю приблизился. Вся батарея замерла, и лишь два воина, сошедшиеся в дуэли, двигались по кругу, высматривая слабое место в обороне противника.

Вобан поднял меч в приветствии, а затем без всякого предупреждения одним прыжком сократил дистанцию между собой и врагом и сделал быстрый выпад. Хонсю отклонился от линии атаки и круговым движением направил лезвие своего меча в рубящий удар, на что Вобан, пригнувшись и отступив в сторону, ответил ударом восходящим.

Хонсю отбил взмывший над ним клинок и сделал шаг назад, подняв меч перед собой. Вобан восстановил потерянное равновесие, снова двинулся в атаку, и снова Хонсю умело блокировал его выпад, одним поворотом запястья перейдя от блока к удару, направленному Вобану в голову, но кастелян прочел намерение врага в его глазах и успел уклониться.

Оценив противника, оба воина вновь двинулись по кругу, настороженно выжидая, кто сделает следующий выпад.

Хонсю атаковал первым и обрушил на Вобана сверкающий стальной вихрь, который вынудил кастеляна отступать шаг за шагом. Вобан парировал жестокий удар в грудь и сразу же перешел в нападение. Его клинок оставил глубокую борозду на доспехе врага, но не пробил броню.

Хонсю попятился, и Вобан, улыбаясь в предвкушении, с новыми силами бросился в атаку. Его противник был силен, но он, Претр Вобан, посвятил всю жизнь искусству владения мечом, и каждый его выпад стоил оппоненту новой раны. Он вновь и вновь испытывал защиту врага на прочность, заставляя его медленно отступать, пока Хонсю не пошатнулся.

Тогда Вобан резко развернулся и ударил слева, метя в руку воина, держащую меч. Хонсю отреагировал в тот же миг и остановил удар; их клинки столкнулись, разбрасывая сверкающие искры, но меч Хонсю не выдержал давления и сломался. Видя, что его оружие достигло цели, Вобан победно взревел, а Железный Воин застонал от боли — его рука была отсечена чуть выше локтя, и из культи фонтаном била кровь.

Шатаясь, Хонсю отступил, и Вобан, воспользовавшись шансом нанести смертельный удар, перешел в стремительную атаку — и лишь в последнюю секунду понял, что купился на уловку врага.

Зарычав, Хонсю шагнул навстречу противнику, отбил меч кастеляна в сторону и вогнал обломок своего клинка сквозь серебряный нагрудник тому прямо в сердце. Все тело Вобана пронзила боль, ставшая невыносимой, когда Хонсю провернул сломанное лезвие; его грудь заливала алая кровь, и он с трудом различал предметы в сгущавшейся тьме. Ему показалось или кто-то снова позвал его по имени?

Сама жизнь вытекала из раны в груди Вобана, и он в последний раз посмотрел в глаза своему убийце.

— Будь ты проклят, — прошептал он.

— Я уже давно проклят, человек, — прошипел Хонсю, но Вобан был уже мертв.

Глава 6

Над долиной занимался рассвет, и алые лучи солнца озарили жуткую картину разгрома бесстрастным светом. Густая пыль, все еще висевшая в воздухе, приглушала все звуки, отчего в долине воцарилась неестественная тишина.

Кузнец Войны оценивал масштабы разрушения, сохраняя видимость безразличия. Его ярость выдавали только изменчивые тени, что пробегали по его лицу, и никто из капитанов не решался приблизиться к командиру, опасаясь его гнева. Нечеткие образы, клубившиеся под поверхностью его доспеха, заметались, в их исполненных болью стонах слышалось отчаяние.

Две батареи почти полностью разрушены; орудия у Тор Кристо уничтожены; практически все демонические машины погибли. Были потеряны миллионы артиллерийских боеприпасов, людские жертвы исчислялись тысячами, а под грудами обломков, в которые из-за взрыва превратился холм Тор Кристо, были погребены результаты многонедельного труда.

Кузнец Войны повернулся к своим капитанам, и все они при его приближении испытали ни с чем не сравнимый ужас. Они видели, что силы, изменявшие его тело, теперь действовали с бешеной скоростью, и само его присутствие было почти невыносимым.

— Вы разочаровали меня, — сказал он просто.

Каждый капитан почувствовал прикосновение страшной энергии, сопровождавшей преображение Кузнеца Войны, а затем он склонился к первому из них:

— Форрикс, я поручил тебе подвести наши фортификационные сооружения к стенам неприятеля. Ты не справился.

Он двинулся дальше.

— Кроагер, я поручил тебе охранять мои военные машины. Ты не справился.

Кузнец Войны повернулся к своему последнему капитану, и сдержанный голос его обрел опасную мягкость:

— Хонсю, ты был благословлен прикосновением одного из созданий Хаоса, и теперь ты один из нас. Ты хорошо поработал и был мне полезен; об этом я не забуду.

Хонсю благодарно кивнул и слегка шевельнул своей новой механической рукой: личный хирумех Кузнеца Войны установил ее, как только завершилась вчерашняя битва.

Кузнец Войны сделал шаг назад, его чудовищное тело увеличилось в размерах, и тьма, окутавшая лицо, на мгновение развеялась, обнажая неистовые силы Хаоса. Он взревел, и голос его был подобен голосу разгневанного бога:

— Я не позволю, чтобы ваша слабость встала на пути к моему возвышению. Убирайтесь и не смейте возвращаться, пока не вскроете оборону этой цитадели!

ТРЕТЬЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Глава 1

В день, когда состоялось погребение кастеляна Вобана, даже небо было мрачным. Подполковник — нет, теперь кастелян — Леонид подумал, что в такой безрадостный момент солнечный свет был бы неуместен.

Два дня прошло с тех пор, как торпеда поразила Тор Кристо, но густая пелена пепла все еще висела в кроваво-красном небе, отчего в долине независимо от времени суток царили неизменные сумерки, а температура упала почти до нуля. Поднимаясь по лестнице в тысячу ступеней, что вела по северному склону долины к Гробнице, Леонид дрожал от холода. Он был одним из четверых, кому выпала честь нести гроб с телом погибшего кастеляна к месту последнего успокоения.

В последний раз почетная стража в две тысячи человек выстроилась, чтобы проводить своего командира. По обеим сторонам лестницы, на каждой ступени, стояло по гвардейцу, и у Леонида при виде их навернулись на глаза слезы.

Вобан говорил, что, по его мнению, подчиненные его не любили.

Теперь Леонид знал, что это неправда.

Он, а также Морган Кристан, Пит Андерс и брат-капитан Аларик Эшара несли похоронные носилки из темного джуранского дуба, на которых стоял простой гроб из черного дерева. Внутри — прах кастеляна Вобана; Магос Биологис подготовили останки к помещению в оссуарий Гробницы. День для этого выдался безжизненно тихим, как будто даже враг отдавал почести храброму воину, отправившемуся в последний путь.

Мысль о враге вызвала на глазах Леонида новые слезы.

Он видел, как Железный Воин пронзил мечом грудь Вобана. Тогда Леонид закричал, отказываясь верить собственным глазам, и рухнул на колени посреди обращенной в руины батареи. Капитан Эшара и библиарий Корвин оттеснили врага от тела кастеляна, и солдаты из 383-го Драгунского Джурана отнесли своего павшего командира обратно в цитадель.

Леонид хотел верить, что Вобан погиб, зная, каким успехом увенчалась его смелая вылазка в стан врага. Практические все боевые машины на батарее были уничтожены: частью благодаря подрывным пакетам, частью — в результате катастрофического по масштабам взрыва орбитальной торпеды; о размере же сопутствующего урона, который нанесли последовавшие за этим радиоактивные осадки, мог знать лишь Император.

И Богу-Императору Леонид — в очередной раз — вознес хвалу за то, что Всемогущий помог Имперским Кулакам добраться до планеты. Их прибытие не только воодушевило весь гарнизон; они принесли вести, которые, как верил Леонид, могли дать вполне реальную надежду.

Он получил сообщение о том, что Кулаки прибыли, незадолго перед тем, как отправиться к Вобану с планом атаки. Вначале Леонид не поверил, подумав, что это какой-то жестокий обман, но затем бросился из своих покоев — и увидел их сам, покрытых пеплом, усталых. Благословляя имя Рогала Дорна, он побежал им навстречу, но на ум не шли никакие слова, кроме вопроса:

— Каким образом?

Заговорил командир космических десантников:

— Я брат-капитан Эшара. Вы здесь командуете?

— О… нет, — сумел произнести Леонид. — Цитаделью командует кастелян Вобан. Я подполковник Леонид, его заместитель. Откуда вы взялись?

— «Юстиция Фидес», наш ударный крейсер, уже готовился к переходу в Эмпиреи, когда астропаты сообщили, что с этой планеты получен слабый сигнал бедствия, — объяснил Эшара. — Префикс срочности, который был в сигнале, был достаточным поводом для того, чтобы я немедленно приказал им передать сообщение на базу флота на Гидрафуре, а потом повернул обратно к Гидре Кордатус.

— А что вражеские корабли на орбите?

— Военный корабль хаоситов едва не засек нас у точки перехода, но, как только мы отошли на безопасное расстояние, я приказал следовать к источнику сигнала на полной скорости. Обойти грузовозы на орбите было несложно, но нам пришлось направить «Громовые ястребы» к горам в сотне километров от этой крепости, чтобы избежать столкновения с наземными войсками противника. А потом мы пешком перевалили через горы и добрались до вас.

Леонид не переставал удивляться, как спокойно говорил Эшара об этом невероятном путешествии по горам, словно для его людей это было обычным делом. Всего два дня, чтобы преодолеть самую суровую и непроходимую местность, которую Леониду доводилось видеть. Гвардеец Хоук потратил почти сутки, чтобы пройти лишь восемь километров, но вот сотня…

Более того, неполными пятью часами позже космические десантники вступили в масштабное сражение и вышли из него победителями: в том, что Битва за батарею закончилась победой, их заслуга была не меньшей, чем джуранцев.

Содрогнувшись, Леонид посмотрел на мрачную, черную башню впереди, всем сердцем ненавидя ее внешнюю безрадостную строгость и жалея, что им всем приходится выполнять этот скорбный долг. Но, как бы то ни было, они его выполнят.

Процессия приблизилась к дверям Гробницы, и Леонид опустил взгляд. У открытого входа, склонив головы с тонзурами, стояли священники. На крюках вокруг дверного проема висели дымящиеся кадильницы, и воздух пропитался густым ароматом джуранских благовоний.

Когда четверо несущих гроб вошли в Гробницу, из рядов собравшихся солдат прозвучал одинокий голос:

— 383-ий, на караул!

Две тысячи гвардейцев ударили каблуками по каменным ступеням, и звук этот эхом прокатился по склонам гор; а затем долина содрогнулась от оглушительного залпа, сделанного одновременно из двух тысяч ружей.

Несмотря на прохладный день, в зале для брифингов, в который один за другим зашли офицеры, было жарко. Теперь Леонид стал командующим Джуранскими драгунами, но он не занял место во главе стола, а сел, как и раньше, справа от кресла Вобана.

Он наблюдал за тем, как офицеры полка — его полка, хотя к этой мысли еще нужно было привыкнуть — войдя в зал, отдают ему честь, и только потом садятся. Они ждали от него правильных решений, и Леонид лишь надеялся, что оправдает это ожидание.

Вобану — прирожденному лидеру — руководство людьми давалось на первый взгляд без всяких усилий, но за последние два дня Леонид увидел, как это сложно на самом деле. Каждый день приходилось решать сотню вопросов, и в каждом случае ошибка повлекла бы за собой смертельно опасные последствия. Был ли он действительно готов к тому, чтобы взять на себя командование полком и обороной цитадели? Он этого не знал.

Морган Кристан и Пит Андерс заняли свои обычные места. Напротив них разместились командиры отряда Имперских Кулаков — брат-капитан Эшара и библиарий Корвин, оба в отполированных до блеска желтых доспехах. Леонид был благодарен им за оказанную поддержку и понимал, что теперь, когда Вобана не стало, их помощь будет вдвойне необходима. Принцепс Даэкиан и магос Наицин также присутствовали на собрании, но сидели в конце стола, что отражало неприязнь, которую они вызывали среди джуранцев.

Майор Кристан здоровой рукой взял бутылку амасека, стоявшую на подносе посередине стола, и налил себе, Леониду и Андерсу, после чего наполнил стаканы у напротив пустых кресел Вобана и Тедески. Он предложил выпить и двум космическим десантникам, но те вежливо отказались; новому командиру Легио Игнатум и представителю Адептус Механикус он такого предложения не сделал — специально. Пит Андерс достал из внутреннего кармана кителя несколько тонких папирос с черутом, которые так любил Вобан, и предложил их сидящим за столом. Все джуранские офицеры взяли по одной, но космические десантники вновь отказались.

Леонид поднял стакан, окидывая взглядом флаги и эмблемы полков, украшавшие стену зала. Столько людей сменили друг друга в гарнизоне этой крепости; столько героических имен было забыто. Он пообещал себе, что Претр Вобан не войдет в их число.

— За кастеляна Вобана, — объявил Леонид.

— За Вобана, — отозвались офицеры и одним глотком осушили стаканы.

Леонид затянулся папиросой — и закашлялся, когда от едкого дыма черута перехватило горло. Раздалось несколько смешков: все офицеры знали, что он не одобрял такие вредные привычки.

— Джентльмены, — заговорил Леонид, кривясь от неприятного привкуса дыма. — Осада идет уже три недели. Нам пришлось нелегко, мы потеряли многих добрых друзей, но все-таки задали этому хаоситскому отребью трепку, которую они еще долго не забудут. Неважно, как закончится эта битва, я хочу, чтобы вы знали вот что: вы с честью выполнили свой долг, и я горжусь тем, что сражался рядом с вами.

Указав на Астартес, сидевших слева от него, Леонид продолжил:

— Капитан Эшара сообщил мне, что Империум уже знает о нашей беде, и подкрепление уже в пути. Капитан полагает, что помощь прибудет через…

— Пятнадцать, двадцать дней максимум, — закончил за него Эшара, и голос его звучал властно и отрывисто. — К счастью, менее чем в двадцати световых годах от той точки, где мы перехватили ваш сигнал бедствия, находится промежуточная астропатическая станция, принадлежащая Адептус Механикус, поэтому связаться с военными кораблями нетрудно. Код тревоги, который мы зашифровали в сообщении, обеспечит незамедлительную реакцию.

Сидевшие за столом заулыбались и стали пожимать друг другу руки, радуясь этой новости; но Леонид остался серьезным:

— Помощь уже на подходе, но для сохранения дисциплины я хочу, чтобы эта информация пока держалась в тайне. Когда солдаты начнут задавать вопросы, скажите им, что мы ждем подкрепления, но не говорите о сроках. Не сомневайтесь: теперь, после поражения на батарее, враг еще сильнее захочет отомстить.

— Ваш кастелян прав, — сказал библиарий Корвин, наклонившись вперед и соединив кончики пальцев. Его лицо все еще было осунувшимся и бледным: он защитил джуранцев от энергии Хаоса, заточенной в машинах войны, но это потребовало очень много сил. — Орудия, которые вы уничтожили на батарее, были не просто инструментами войны. Их оживляли страшные демонические сущности, заточенные в машины ценой крови невинных и благодаря дьявольским договорам, заключенным с Губительными Силами. Из-за разгрома на батарее многие из этих договоров оказались нарушены, и Железным Воинам потребуется кровь, чтобы их восстановить. Наша кровь.

— Вы много знаете о Железных Воинах, сэр. Есть ли что-нибудь, что могло бы помочь в битве с ними? — спросил Андерс.

Корвин кивнул:

— Железные Воины — одни из самых ужасных врагов, с которым сталкивался Империум. Десять тысяч лет назад они занимали достойное место среди самых любимых сынов Императора, были Его самыми доблестными и храбрыми солдатами; но в долгих сражениях Великого крестового похода они изменились, ожесточились, и в итоге собственные цели стали для них важнее долга перед Императором. Когда Великий Предатель, чье проклятое имя я не буду называть, восстал против нашего властителя, Железные Воины отказались от старых клятв верности и присоединились к нему в войне против Императора. Многое из истории тех дней навеки утрачено, но известно, что Железные Воины осквернили священную землю Терры и обратили свои умения, отточенные в бесконечных сражениях, на то, чтобы обрушить стены, возведенные Рогалом Дорном, нашим примархом. Недооцените Железных Воинов — и вы совершите страшную ошибку. Да, потеря демонических машин стала для них серьезным ударом, но они найдут другой способ поквитаться с нами, и мы должны быть к этому готовы.

— Библиарий Корвин прав, — согласился Леонид. — Мы должны сделать все, чтобы подготовиться к их новой атаке. — Он отодвинул кресло и затушил папиросу, а затем встал и зашагал вокруг стола. — Мы должны восстановить парапеты, чтобы на них можно было снова разместить солдат. Должны установить на стенах новые орудия, потому что даже сейчас — и я в этом не сомневаюсь — в нашу сторону прокладываются новые траншеи, и их надо беспощадно обстреливать день и ночь.

— Не уверен, что наши склады боеприпасов смогут обеспечить обстрел подобной интенсивности, подполковник Леонид, — заметил магос Наицин.

Леонид даже не старался скрыть презрение, которое он чувствовал к магосу.

— Наицин, когда мне потребуется ваше мнение, я спрошу вас сам. Уясните вот что: чем больше пороха мы потратим сейчас, тем меньше крови прольют мои люди в последнем бою. — Он отвернулся от магоса и продолжил: — Взводы каждого батальона должны распределить между собой вахты и сменяться через каждые шесть часов. Люди утомлены до предела, а я хочу, чтобы гарнизон на парапете всегда был в полной боевой готовности. Но отработайте со всеми процедуру размещения на стенах — когда будет дан сигнал тревоги, каждый солдат сразу же должен занять свою позицию.

Андерс и Кристан кивнули, делая пометки в личных инфопланшетах. Принцепс Даэкиан тоже дописал что-то, а затем спросил:

— Чем может помочь Легио?

Леонид взглянул на другой конец стола.

— Понятия не имею. Что вообще может Легио? — прорычал он.

Даэкиан встал и, держась скованно, сцепил руки за спиной.

— Немногое — пока враг не преодолеет внешние стены, — признал он.

— Тогда какая мне от вас польза? — резко спросил Леонид.

Даэкиан продолжил — спокойно, так, словно последней реплики Леонида не было:

— Но если враг все же прорвется, мы можем с гораздо большей эффективностью прикрыть ваше отступление за внутреннюю куртину. — Заметив скептический взгляд Леонида, он мрачно улыбнулся: — Орудия, установленные на стенах, легко взять в вилку и уничтожить, поверьте моему слову. У меня осталось два «Пса войны», которые будут гораздо подвижнее. «Псы» не так высоки, чтобы по ним можно было вести огонь из-за стен, и они лучше всего подойдут для огневой поддержки. «Грабители» и «Гонорис Кауза» должны оставаться за куртиной, иначе их уничтожат еще до начала сражения, но вы сможете использовать их как мощный резерв для контрнаступления.

Даэкиан на мгновение умолк, а затем добавил:

— Вы гордый человек, кастелян Леонид, но я знаю: вам хватит мудрости, чтобы увидеть истину в моих словах. Вы злитесь на Легио, но не позволяйте этому чувству ослепить вас.

Лицо Леонида покраснело, на скулах заходили желваки, но капитан Эшара, выпрямившись во весь свой немалый рост, встал между двумя офицерами.

— Кастелян Леонид, не возражаете, если я вас прерву?

Леонид кивнул и, скрестив руки на груди, вернулся на свое место; Эшара же двинулся вокруг стола, забирая у каждого офицера его трость. Трости эти — тонкие, с серебряным набалдашником — были лишь данью церемонии, и во время строевой подготовки офицеры полка обычно носили их подмышкой левой руки.

Собрав их, он вернулся во главу стола и протянул одну трость Леониду.

— Переломите ее, — попросил он.

— Зачем?

— Сделайте мне одолжение.

Леонид с легкостью переломил трость надвое, после чего положил расщепившиеся остатки на стол. Астартес передал ему еще одну трость.

— Еще раз.

— Не понимаю, при чем тут…

— Давайте же, — приказал Эшара.

Леонид, пожав плечами, переломил вторую трость с той же легкостью, что и первую, и положил обломки обеих рядом. Третью трость постигла та же участь, а затем Эшара собрал шесть фрагментов, лежавших перед командиром джуранцев. Он сложил их вместе, скрепил в связку стеблем черута и отдал Леониду.

— Попробуйте сломать вот это.

— Как скажете, — вздохнул Леонид, взялся за толстую связку и попытался ее согнуть. Его лицо исказилось от напряжения, но, несмотря на все усилия, обломки не поддавались. В конце концов он сдался и отбросил связку — так и оставшуюся несломленной — на стол.

— Не получается, — признал он.

— Вот именно, — подтвердил Эшара и, подобрав связку, положил руку Леониду на плечо. — В этом зале я вижу людей, которые ни на шаг не отступают перед врагом, страшнее которого не найти, и это наполняет меня гордостью. Но я сражаюсь дольше, чем прожил любой из вас; я сталкивался с самыми разными противниками и бился плечом к плечу с поистине великими воинами. И ни разу не проигрывал бой, так что слушайте меня внимательно. Для того чтобы защитить дело Императора, вы должны понять, что стали частью неизмеримо более масштабной войны и что вы не можете сражаться только за себя. Этот путь ведет лишь к проклятию и гибели. Вместе вы крепче адамантия, но по отдельности вас сломят, как эти трости. Кастелян Вобан это понимал. Возможно, он злился по поводу некоторых решений, принятых в прошлом, но он знал, что в вопросах командования личным чувствам не место.

Эшара подошел к полковому знамени Джурана и, подняв его, провел пальцем по словам, вышитым по нижнему краю полотнища.

— «Fortis cadere, cadere non protest». Девиз вашего полка, кастелян Леонид. Скажите мне, что значат эти слова.

— Они значат «Храбрый может упасть, но не отступить».

— Точно, — сказал Эшара и указал на противоположный край стола: — А «Сила в единстве»? Магос Наицин, разве это не один из афоризмов вашей организации?

— Один из многих, — признал Наицин.

Эшара кивнул в сторону принцепса Даэкиана.

— Принцепс? Девиз вашего Легио, пожалуйста.

— «Inveniam viam aut faciam». Это значит «Или найду дорогу или проложу ее сам».

— Очень хорошо, — кивнул Эшара, возвращаясь к своему месту. — Теперь понимаете? Я пробыл здесь совсем недолго, но уже вижу раскол среди вас. Об этих мелочных распрях нужно забыть — иного пути нет.

Взглянув на несломленную связку прутьев. Леонид потер небритый подбородок, а затем поднялся, чтобы обратиться к своим подчиненным:

— В словах капитана Эшары — истина и ясность, которые мы утратили. Джентльмены, с этого момента мы — братство, объединенное одним священным делом, и я лично буду разбираться со всяким, кто посмеет угрожать единству этого союза.

Леонид твердым шагом прошел к другому концу стола и остановился рядом с принцепсом Даэкианом, который поднялся со своего кресла. Кастелян Гидры Кордатус обнажил меч, который Даэкиан отдал ему, и поклонился, возвращая оружие законному владельцу.

— Думаю, это принадлежит вам.

Даэкиан кивнул и протянул Леониду руку.

— Оставьте его себе, кастелян Леонид. Вам этот меч больше подходит, а у меня есть еще один.

— Как скажете, — улыбнулся Леонид, вложил меч в ножны и ответил на рукопожатие Даэкиана.

Затем кастелян обогнул стол, чтобы оказаться лицом к лицу с магосом Наицином.

— Магос, любая помощь, которую вы можете нам оказать, будет принята с благодарностью.

— Я ваш слуга, подполковник, — Наицин встал и поклонился.

Леонид пожал руку Наицина, затянутую в перчатку, и признательно кивнул капитану Эшаре. Может быть, ему все же удастся сохранить этот союз вопреки всему.

Глава 2

Хонсю пнул большой обломок камня — результат взрыва, — а потом, присев на корточки, пропустил горсть каменной крошки между пальцев механической руки. Эта новая рука ему очень нравилась: она была прочнее и сильнее, чем ее органическая предшественница. Когда-то протез принадлежал Кортришу, бывшему чемпиону Кузнеца Войны, и сейчас стал вещественным доказательством благосклонности командира. Неожиданный подарок Кузнеца Войны удивил Хонсю, так как и раньше, до битвы на батарее, он действовал не хуже (а то и лучше), но это никогда не вознаграждалось.

Еще Хонсю был уверен в том, что Форрикс рассказал командиру, что его отряду не удалось уничтожить всех в той самой первой атаке, а значит, именно Хонсю был в ответе за разрушения, учиненные торпедой. Горан Делау с тех пор не выходил на связь, из чего можно было заключить, что заместитель порученную миссию провалил.

Но если все обстояло именно так, почему же Кузнец Войны оказал ему такую честь?

Возможно, одной из причин стало краткое, но очищающее присутствие демона, на время завладевшего его телом? Может быть, эта временная одержимость уничтожила в своем безжалостном огне генетическую скверну и сделала его, наконец, чистым? Величие силы, которое Хонсю ощутил в те краткие мгновения, опьяняло, и он жаждал вновь прикоснуться к ней, хотя и понимал, что это означало смерть. Его тело до сих пор не оправилось от благого вторжения демона; казалось, какая-то часть порождения варпа еще оставалась в нем, хотя Хонсю не мог сказать этого наверняка.

Возможно, Кузнец Войны тоже почувствовал это и распознал в нем присутствие родственной силы?

После выволочки, которую устроил им командир, Кроагер пребывал в постоянной ярости, а Форрикс опасно притих. Хонсю держался от обоих подальше. Кроагер поступил вполне предсказуемо и выплеснул все разочарование на пленников, утопив свой гнев в их крови. Хонсю подозревал, что Кроагеру уже недолго оставалось до той стадии, когда он окончательно погрузится в трясину безумия и превратится в одного из лишенных индивидуальности берсерков.

Форриксу же и его воинам Кузнец Войны поручил неблагодарное задание по прокладке последней сапы. Хонсю представил, как Форрикс, капитан Первой Великой роты, ковыряется в траншеях, и улыбнулся про себя: раньше такая работа, без сомнения, выпала бы на долю его собственной второсортной роте.

В траншеях до сих пор лежал слой пепла, доходивший до колен, — и это несмотря на усилия сотен рабов, день и ночь занятых расчисткой. Оглянувшись вокруг, Хонсю заключил, что никоим образом осадные работы не могли завершиться за десятидневный срок, который установил Кузнец Войны.

Последняя сапа была направлена к середине центрального равелина, но продвигалась ужасно медленно. Теперь, когда до цитадели оставалось совсем немного, каждый новый отрезок в ломаной кривой, по которой шла сапа, приходилось делать под все меньшим углом, иначе солдаты на стенах с легкостью обстреляли бы ее. Если из сап, проложенных от первой и второй параллелей, землю высыпали на передний край траншеи, то эту сапу приходилось вести с особой осторожностью и изобретательностью. Большинство уцелевших рабов (которых, благодаря взрыву торпеды, осталось совсем немного) вели раскопки в лагере, доставая из-под обломков материалы и боеприпасы, пережившие разрушение Тор Кристо, а потому прокладкой последней сапы занимались сами Железные Воины.

Метр за метром их отряды продвигались вперед — на четвереньках, под прикрытием бронированных передвижных заграждений. Они тщательно утрамбовывали вынутый грунт на переднем краю траншеи, а затем подтаскивали железные прутья, чтобы укрепить насыпь. Следом двигались бригады специально отобранных рабов, которые углубляли траншею и готовили сапу для штурмовых отрядов. Сооружение такой сапы было опасной и тяжелой работой, в которой нужно было действовать умело и согласованно, так как строителей постоянно обстреливали защитники цитадели. Если до ночи траншея продвигалась вперед хотя бы на десять метров, день можно было считать удачным.

Бригады, сформированные из роты Кроагера, трудились не переставая: они разбирали все машины, без которых можно было обойтись, на запчасти, из которых потом собирали новые передвижные заграждения. Необходимость в них возросла из-за того, что после атаки на батарею имперским войскам удалось восстановить многие орудия на парапете. Пушки противника обрушивали прицельный залп на каждое катковое заграждение, и они разваливались на куски всего за несколько часов, и помешать этому Железные Воины практически никак не могли.

«Диес Ире» обстреливал цитадель, но его орудия были почти на пределе досягаемости, и до тех пор, пока огромная машина войны не обрела опять подвижность, польза от этого обстрела была весьма ограничена. Два других титана Легио Мортис оставались в резерве для финального штурма, хотя Хонсю подозревал, что серьезные повреждения, изуродовавшие «Диес Ире», подорвали боевой дух Легио.

Даже издалека Хонсю видел, что стены бастионов спешно восстанавливают — без сомнения, под руководством презренных Имперских Кулаков. Как ни горько было это признавать, но в осадном деле старый враг проявлял изрядное мастерство и еще больше усложнял и без того трудную задачу по захвату цитадели.

Хонсю с нетерпением предвкушал финальную атаку. Убить Имперских кулаков — вот единственное, о чем он мог теперь думать, и жалкая скорость, с которой продвигалась вперед сапа, действовала ему на нервы.

Хотя дело двигалось крайне медленно, Хонсю прикинул, что через три дня сапа почти достигнет края огромного рва перед цитаделью; потом от сапы направо и налево будут проложены траншеи, которые станут третьей параллелью. В обычных условиях вдоль всей параллели был бы сооружен траншейный кавальер — основательная земляная постройка около трех метров высотой, с бруствера которой солдаты смогли бы обстреливать равелин навесным огнем. Вместе с огневой мощью «Поборников» — осадных танков — и похожих на пауков «Осквернителей» это вынудило бы защитников покинуть равелин, и атакующие смогли бы штурмовать бреши.

Но сложившиеся условия были далеки от обычных, и из-за того, что осадные батареи оказались уничтожены внезапной атакой, никаких брешей в стенах не было.

Если они хотят взять эту цитадель, то стены придется разрушить каким-то другим способом. Уже направляясь обратно к лагерю, Хонсю внезапно придумал, как можно решить эту непростую задачу.

Забившись в темный угол в блиндаже Кроагера, подтянув колени к подбородку, закрыв уши руками, Ларана Уториан безостановочно раскачивалась взад и вперед. По подбородку из прокушенной губы стекала тонкой струйкой кровь; ее тело из-за постоянного недоедания было истощено до предела. Лицо осунулось и пожелтело, под потрепанными обносками, когда-то бывшими шинелью, грязная кожа натянулась над выпирающими ребрами.

Доспех Кроагера, заляпанный кровью, вновь занял свое место на стойке.

На земле перед ней лежала латная рукавица: пальцы сжаты в кулак, суставные сочленения забиты высохшей кровью. Костяной нож, которым она обычно пользовалась для чистки доспеха, лежал на рукавице, лезвие его покрылось зазубринами и покраснело.

Ларана дышала прерывисто, учащенно. Она снова услышала голос.

— Кто ты? — хрипло, еле слышно прошептала она. Ответа не было, и на мгновение ей показалось, что шипящий голос, говоривший с ней, существовал только в ее воображении.

Она уже была готова истерически рассмеяться, но тут голос заговорил опять:

Я — все, что тебе нужно, человечек. Я чую твою ненависть, и у нее изысканный вкус.

Голос, казалось, доносился со всех сторон сразу, вкрадчиво проникал в голову и принадлежал, скорее, существу мертвому, чем живому; страшный голос, хриплый шелест, в котором в чудовищном единстве переплелись слова нескольких говорящих.

Ларана захныкала от страха. Взглянув на доспех Кроагера, она заметила бледное свечение, зарождавшееся за визором шлема. Глаза, которые видели ее насквозь, проникали через кожу, кости, внутренние органы — в самую ее душу.

От этого насильственного проникновения в самую ее суть Ларану охватил ужас.

Она крепко зажмурилась и заплакала, но ощущение чужеродного присутствия не отступало, а, напротив, все глубже проникало в ее разум, вскрывая самые тайные, самые темные уголки ее души.

А затем это отвратительное исследование прекратилось — так же внезапно, как и началось.

Да, маленькая Ларана, ты готова. Ненависть внутри тебя плодородна и изобретательна. Ты станешь моим лучшим творением…

— Перестань говорить со мной! — завопила она, колотя кулаками по голове. — Что тебе нужно?

Я хочу унять твою боль — если ты мне позволишь. Я могу вернуть тебе силу.

Ларана открыла глаза, теперь блестевшие от надежды в не меньшей степени, чем от страха.

— Но как? Почему?

Кроагер мне больше не нужен. Он опустился до банальной резни, и это меня уже не развлекает. Но ты… О, сколько в тебе ненависти! Пока ее огонь лишь тлеет, но я вижу, что когда-нибудь она станет пылающей бездной. Пройдет вечность, прежде чем ты надоешь мне, Ларана.

Взгляд ее почти против воли вернулся к рукавице, лежавшей на пыльном полу блиндажа; словно почувствовав это, пальцы латной рукавицы медленно разжались, раскрывая ладонь ей навстречу.

Давай же! Каждая пора твоей кожи сочится ненавистью, я это чувствую. Вместе мы нанесем ответный удар! Он ведь настоящий мясник и заслуживает смерти. Я помогу тебе убить его. Разве не этого ты хочешь больше всего на свете?

— Да! — зарычала Ларана, подняла тяжелую рукавицу и надела ее на руку.

Кастелян Леонид оперся локтями на парапет куртины и, подавив усталый зевок, с гордостью посмотрел на людей, работавших на стенах двух передовых бастионов. Под руководством Имперских Кулаков были отстроены сами стены, у горжей отрыты новые траншеи, а у основания стен сооружены бомбоубежища. Чувствовалось, что солдат переполнял оптимизм.

Леонид и капитан Эшара стояли на стене, примыкавшей к одной из башен у Врат Судьбы, и смотрели на изрытую взрывами равнину перед цитаделью. Землю изрезали воронки и километры траншей; тела павших разлагались и остовы машин ржавели прямо там, где их настигла смерть. Завеса дыма над лагерем в конце долины никогда не рассеивалась; видя столь явную мощь армии Железных Воинов, Леонид жалел, что не может проникнуться оптимизмом, как его солдаты.

Несмотря на безжалостный обстрел, который вели заново установленные на стенах орудия, сапа, проложенная от частично обрушенной второй параллели, уже была в пятнадцати метрах от рва. Равнинный ландшафт обзавелся новым шрамом: третья параллель протянулась от фланка бастиона Винкаре к бастиону Мори.

— Уже недолго, да? — спросил Леонид.

— Недолго, — отозвался Эшара.

— Как вы думаете, когда они пойдут в атаку?

— Трудно сказать, — признал Эшара. — Железные Воины всегда атакуют лишь после того, как каждый элемент будущего штурма займет свое место. Нас ждут артобстрел, ложные атаки, отвлекающие действия и лобовые эскалады. Будет сделано все, чтобы держать нас в постоянном напряжении.

— Капитан, мне нужно, чтобы вы были рядом, когда начнется штурм.

— Почту за честь сражаться вместе с вами.

— С чего он начнется, по вашему мнению?

Эшара на мгновение задумался.

— Лишившись осадных батарей, они вряд ли станут пытаться пробить в стенах бреши. Судя по всему, они попробуют соорудить у стен подземные мины[9].

— Да?

— Да. Ваши передовые наблюдатели до сих пор не сообщали, что враг строит новые батареи, но эта параллель проходит уже достаточно близко, чтобы расположить осадные танки под прикрытием земляных укреплений.

— И как из этого следует, что Железные Воины будут прокладывать минную галерею?

Эшара указал на сапу, протянувшуюся между второй и третьей параллелями: траншею затянули синие маслянистые клубы выхлопных газов.

— От передовой траншеи тянется постоянный поток машин, и хотя саму траншею не расширяют и не углубляют, земляной вал перед ней постоянно растет. Это заставляет предположить, что там ведутся подземные работы.

Леонид ругнулся. Он должен был сам это заметить и теперь обозвал себя дураком за то, что даже не задумывался о подобной возможности.

— Мы можем как-то их остановить?

— Я начал строительство нескольких контрмин. Одна начинается под заброшенным зданием за внутренней стеной, другая — под Первым равелином. Как только они будут готовы, я размещу в них штурмовые отряды, оснащенные ауспексами. У отрядов также будет взрывчатка для уничтожения любых туннелей, которые они обнаружат, а если в этих туннелях кто-то окажется, Адептус Механикус приготовили для них неприятный сюрприз. Однако создание контрминных систем — далеко не точная наука, и мы должны быть готовы к тому, что Железным Воинам все-таки удастся обрушить значительную часть стены.

Леонид кивнул. Сейчас он смотрел на происходившее на равнине свежим взглядом, представляя, как может атаковать противник и какие контрмеры можно в связи с этим принять.

Первой линией обороны для цитадели был ров в шесть метров глубиной и тридцать — шириной, в который уходил своим основанием Первый равелин. Если атакующим удастся преодолеть и ров, и равелин — и выжить под шквальным огнем с парапетов, — им придется с боем подниматься на стены. Даже если стены не остановят врага, каждое здание внутри цитадели само по себе было крепостью. Во всех зданиях, начиная со складов комиссариата и кончая полевым госпиталем, были бойницы и взрывозащищенные двери; каждое здание могло оказать огневую поддержку тем, кто сражался поблизости. Но многие сооружения уже были серьезно повреждены, и из-за того, что способность архимагоса Амаэтона удерживать щит слабела с каждым днем, урон становился все ощутимее.

Все средства обороны нужно было как-то укрепить, и Джуранские драгуны, работая вместе с воинами из ордена Имперских Кулаков, делали все возможное, чтобы цитадель стала неприступной. Наблюдая за тем, как трудятся солдаты, и Эшара, и Леонид с радостью видели, что их сплачивает общая цель.

— Мои поздравления, кастелян Леонид: вы можете гордиться своими людьми, — заметил Эшара, проследив за взглядом Леонида.

— Спасибо, капитан. Да, мы сделали из них замечательных солдат.

— Жаль только, что война проявляет в человеке как хорошие, так и плохие стороны, — вздохнул Эшара.

— О чем вы?

— Кастелян, вы участвовали в сражения и прекрасно знаете, на какую жестокость способны солдаты в разгар боя. Но оглянитесь вокруг, и вы увидите братство, которое рождается только между теми, кто стоит перед лицом смерти. Каждый мужчина и каждая женщина здесь понимают, что, возможно, скоро умрут, но они не отчаиваются. Они видели восход солнца, но никто не знает, доживут ли они до заката. Понять и принять этот факт — на такое способны немногие.

— Не думаю, что большинство солдат это понимают.

— Возможно, они этого и не осознают, — согласился Эшара, — но чувствуют где-то в глубине души. Они страшатся смерти, но лишь пойдя ей навстречу, они могут обрести мужество.

Леонид улыбнулся.

— Вы замечательный человек, капитан Эшара.

— Вовсе нет, — ответил Эшара без ложной скромности. — Я космический десантник. Всю жизнь я готовился к тому, чтобы сражаться с врагами Императора. В галактике нет лучшего оружия, более крепкой брони и более искренней веры, чем у меня. Не имеет значения, кто мой противник: я знаю, что одержу победу. И я говорю так не из высокомерия, потому что немного найдется в этой галактике врагов, которые устояли бы перед мощью Адептус Астартес.

В устах любого другого эти слова прозвучали бы заносчиво, но Леонид видел, как Эшара сражался на батарее; космический десантник говорил правду.

— Я знаю, что могу победить любого врага, — продолжал Эшара, — но у ваших солдат нет такой уверенности. Они увидели, что неприятель сильнее их, и все равно не сдаются. Они — настоящие герои и не подведут вас.

— Мне это известно, — сказал Леонид.

— Кстати, о героях. Вам удалось выйти на связь с этим Хоуком? — спросил Эшара, глядя в сторону гор.

Нахмурившись, Леонид покачал головой.

— Пока нет. Магос Бове потерял связь с Хоуком незадолго до запуска торпеды. Когда улеглось раздражение Адептус Механикус из-за того, что их не посвятили в этот план, они пропустили последние секунды записи переговоров через фильтры в своих когитаторах. Кажется, прямо перед тем, как пропал сигнал, там была стрельба.

— Так вы думаете, что Хоук мертв?

— Да, скорее всего, — кивнул Леонид. — Даже если он выжил в той стычке, у него не было шансов уцелеть при запуске торпеды.

— Жаль, — признался Эшара. — Мне бы хотелось встретиться с гвардейцем Хоуком. Он производит впечатление по-настоящему героической личности.

Леонид улыбнулся.

— Если бы кто-то сказал «Хоук» и «героический» в одном предложении еще месяц назад, я бы рассмеялся.

— Неожиданный герой?

— Уж куда неожиданнее, — подтвердил Леонид.

После поверхности жара и духота в туннелях казались невыносимыми, и под слоем брони Форрикс обливался потом. Пол галереи резко уходил вниз, грубо высеченные ступени вели в душные подземные глубины. Красные скалы этой планеты удерживали дневное тепло, как скряга держится за деньги, и ночью от каменистой земли исходили волны жара. Сотни рабов уже погибли от теплового удара, но все же строительство туннеля быстро продвигалось.

По обе стороны от главного туннеля уже ветвились набитые взрывчаткой боковые галереи, которые должны были разрушить стенку рва и открыть в него доступ атакующим. За этими ответвлениями туннель уходил еще круче вниз, под сам ров, и буровые установки постепенно подбирались к главной куртине. Когда прокладка туннеля будет завершена, вдоль основания стены на значительном ее отрезке пройдут дополнительные галереи, также наполненные взрывчаткой, детонация которой мгновенно обрушит стену.

Как и сооружение третьей параллели, эта работа была грязной, неблагодарной, бесславной. Форрикс осознавал, что в этом и заключалось его наказание; но он также знал, что наказан не за что, и знание это терзало его, как острый нож в сердце. Он видел, как Хонсю, внезапно оказавшись в фаворе, самодовольно расхаживает, гордясь своей новой бионической рукой, когда-то принадлежавшей Кортришу. Разве он не понимал, что именно Форрикс всегда подпитывал его честолюбие, всегда разжигал в нем желание быть признанным? И вот как его вознаградили: заставили работать до изнеможения, как раба, как животное. Его, Форрикса, капитана Первой Великой роты, заставили ковырять грязь в шахте!

Почему ситуация так резко переменилась? Меньше недели назад Кузнец Войны еще признавал его выдающиеся заслуги в быстром захвате Тор Кристо и оказал ему честь, поручив организовать строительство новых сап и параллелей. И не важно, что из-за Кроагера демонические машины были разрушены! Не важно, что из-за непрофессионализма Хонсю у противника появилась возможность запустить орбитальную торпеду. Кузнец Войны сейчас был всего лишь в шаге от величия, и место Форрикса было рядом с ним, а не в этой подземной дыре.

После фиаско с батареей Джарек Келмаур наконец-то рассказал правду о том, как обстояли дела. Форрикс тогда направился в его шатер с твердым намерением прикончить колдуна; он ворвался внутрь, и его силовой кулак сверкал смертельной энергией. Схватив потрясенного колдуна, он швырнул свою жертву с такой силой, что Келмаур перелетел через стол для алхимических опытов, на котором кто-то связанный корчился в судорогах удовольствия.

— Ты все знал! — бушевал Форрикс. — Ты знал, что Имперские Кулаки придут. Ты знал — и ничего не сказал нам.

Келмаур поднялся на ноги и, разведя руки в магическом жесте, набросился на Форрикса. Тот ударил кулаком в живот колдуна и, когда тот согнулся пополам, поднял его в воздух.

— Со мной твои фокусы не пройдут, — оскалился Форрикс, бросил Келмаура на землю, а затем присел рядом. Обхватив шею колдуна одной рукой, он занес силовой кулак над головой противника, угрожая проломить ему череп.

— Ты ведь знал, что Имперские Кулаки появятся?

— Нет! Клянусь, я не знал!

— Ты врешь мне, Келмаур, — отрезал Форрикс. — Я заметил то выражение у тебя на лице, кода ты говорил Кузнецу Войны, что защитники цитадели не успели послать предупреждение. Ты ведь врал ему тогда, да? Они все-таки сумели послать предупредительный сигнал?

— Нет! — захныкал Келмаур, и Форрикс немедленно ударил его по лицу, лишь в последнюю секунду деактивировав силовое поле кулака, но все равно сломав нос и выбив несколько зубов.

— Еще раз соврешь — и я не стану отключать поле, — пообещал капитан.

— Я не… не знал наверняка, но опасался, что сигнал все же отправили. Но он был настолько слабый, что я решил, что за пределы системы ему не пробиться и его никто не услышит.

— Выходит, кто-то услышал.

— Получается, что да, но я принял меры, чтобы не допустить вмешательства со стороны.

— Какие еще меры?

— Чтобы перехватить возможное подкрепление, я отправил «Камнелом» к точке перехода на краю системы.

Услышав это, Форрикс застонал.

— И ты даже не подумал, что благодаря этому они смогли подобраться к планете незамеченными? Просто отвратительный идиотизм. — Он отпустил колдуна и покачал головой. — Тогда скажи мне вот что, Келмаур: зачем мы здесь? Почему Кузнец Войны приказал нам атаковать это укрепление? Почему мы ведем осаду цитадели в такой спешке и, главное, что происходит с самим Кузнецом Войны?

Колдун медлил с ответом, и Форрикс вновь активировал силовое поле кулака. Келмаур попытался отползти прочь, но двигался недостаточно быстро, и капитан рывком поднял его на ноги, схватив за мантию.

— Говори же!

— Я не смею!

— Или ты скажешь мне правду, или умрешь. Выбирай, — прорычал Форрикс, занося кулак для удара.

— Геносемя! — взвыл Келмаур, а потом слова безудержным потоком отчаяния полились с его губ: — Эта цитадель — тайный оплот Адептус Механикус. Здесь они сохраняют геносемя Адептус Астартес и следят за его чистотой. Под цитаделью спрятан лабораториум, в котором столько генетического материала, что хватит для создания целых легионов космических десантников! Если Кузнец Войны захватит этот материал для Разорителя, то наградой ему станет возвышение. Если мы добьемся успеха, то Кузнец Войны получит демоничество! Но если мы потерпим поражение, то он будет уничтожен, превращен в лишенное разума отродье Хаоса, навеки обречен быть лишь чудовищно мутировавшей тварью.

Форрикс постепенно осознал истинный смысл возможной награды и поставил Келмаура на землю.

Геносемя, самый ценный материал во всей галактике. С этим трофеем силы Разорителя станут безграничными, и его Черные Крестовые походы построят новый мир на пепелище Империума. Возможности, которые открывались в этом случае, потрясли даже всякое повидавшего Форрикса.

Демоничество! Это значило стать почти всесильным существом, повелевать энергией варпа, менять реальность по своему усмотрению и держать в подчинении миллионы душ. Такая награда стоила любого риска, и теперь Форрикс понимал, почему Кузнец Войны так одержим желанием прорваться в цитадель. И пусть для этого потребуется пожертвовать жизнями всех воинов, участвующих в осаде, — для бессмертия это была небольшая цена.

Ради такой награды можно было пойти на все. Форрикс прекрасно понимал, как это заманчиво: обрести способность путешествовать по мирам за пределами смертной жизни, где все было позволено, где любую вероятность можно было сделать реальностью. Он твердо посмотрел прямо в глаза Келмауру.

— Никому больше не рассказывай то, что ты рассказал мне, иначе Кузнец Войны узнает, какую глупость ты совершил.

— Он ни за что тебе не поверит, — простонал Келмаур.

— Это неважно. Если у Кузнеца Войны возникнет хотя бы подозрение, что ты обманул его, он тебя убьет, и ты это знаешь, — пообещал Форрикс, направляясь к выходу из шатра.

И вот теперь в темном чреве туннеля, глубоко под землей, он наблюдал за тем, как бригада измотанных рабов вытаскивает очередную порцию вынутого грунта. Туннель продвигался вперед, и скоро Железные Воины будут внутри цитадели.

Форрикс улыбнулся, представляя, какие удивительные возможности тогда откроются перед ним.

Поместив шлем на железную стойку, Кроагер остался перед Лараной Уториан полностью обнаженным. Все его тело покрывали рубцы старых шрамов; под ними — мощные, четко очерченные пласты мускулов, но Ларане все равно казалось, что без доспеха он словно становился меньше. Становился менее страшным.

Как и всегда после бойни, его голос звучал глухо и апатично, а движения были медлительными, словно отяжелевшими от пролитой крови. Ларана спрятала руку, на которую примеряла латную рукавицу, за ворот шинели, чтобы скрыть покраснение и раздражение на коже. В руке все еще чувствовалось жжение — отголосок того живительного огня, что опалил ее тогда изнутри. Она уже чувствовала, как возвращаются силы.

На ее кости словно наросла новая плоть, каждая клетка ее тела, каждая артерия, каждая вена пульсировали чудовищной жизненной энергией. Ее сердце билось сильнее, а зрение стало четким, как никогда раньше. Надежда на скорую возможность отомстить опьяняла, и Ларане пришлось постараться, чтобы не выдать своего волнения, когда Кроагер угрюмо приказал ей вновь приняться за чистку доспеха, после чего проковылял в угол и рухнул там, погрузившись в глубокий сон пресытившегося кровью хищника.

Уловив безмолвный зов, Ларана спокойно подошла к нечистому доспеху и улыбнулась, чувствуя немое одобрение. Она сняла со стойки латную рукавицу, которую примеряла раньше; поднесла к губам и пососала пальцы; ощутила вкус крови, сила которой сейчас проникала в нее.

Да, кровь — это сила, она наполняет, она ведет. В ней — твоя страсть, твое вожделение, твои ненависть и будущее. Только кровь спасет тебя.

Ларана кивнула. В этих словах была истина, это она теперь ясно видела. Для того чтобы выжить, она должна принять любую силу, если только та даст ей шанс отомстить.

Она всунула руку в перчатку и запрокинула голову в экстазе: энергия, горячая и жадная энергия вливалась в ее тело. Кожа на ее руке начала растягиваться, вмещая вспухающие мышцы, которые слой за слоем нарастали на костях с фантастической скоростью.

Да! Да! А теперь все остальное — и наш договор будет скреплен.

Не сознавая, что делает, Ларана один за другим снимала со стойки элементы брони и надевала на себя. Хотя доспех предназначался для воина гораздо более крупного, каждая часть в точности подошла ей по размеру. Сила вливалась в ее плоть непрерывным потоком, тело ее росло, наполняясь чудовищной мощью, и Ларана засмеялась.

С каждым новым элементом броня все больше становилась словно частью ее: плавные изгибы внутренних поверхностей доспеха изменялись под контуры ее тела, врастая в него побегами темной энергии. Где-то в глубине сознания Лараны раздался тревожный вскрик, но он затерялся в реве урагана, в котором трансформировалась ее плоть. Голос тревоги кричал что-то о цене, которую придется заплатить за столь омерзительный дар, но Ларана, одержимая ненавистью, не стала слушать.

Один последний шаг, Ларана. Одно последнее условие. Ты должна отдать мне все, ничего не скрывая. Твоя душа должна стать моей, и тогда мы будем едины. Мы станем Аватарой Кхорна!

Ларана взяла в руки шлем-череп, оскалившийся в усмешке, и надела его на голову.

— Да, — прошипела она. — Возьми все. Я твоя…

Голос разума умолк, был изгнан из ее треснувшего черепа, и Доспех Кхорна овладел ею полностью.

Закричать — вот что она успела сделать, еще оставаясь человеком, ибо на одно страшное мгновение она поняла, какую непоправимую ошибку совершила.

Вскрикнув, Кроагер проснулся — вынырнул из пустоты без сновидений, ужасной в своем сходстве с забвением смерти. В горе пересохло, он часто дышал, с трудом вспоминая, где находится. Через входной проем в блиндаж просачивался тусклый свет, и внезапно Кроагер остро ощутил: что-то не так.

Он встал и неслышными шагами двинулся к выходу. Тени сплетались вокруг него, и смутное чувство чего-то неправильного превратилось в абсолютную уверенность. Он потянулся за мечом и еще больше разозлился, не обнаружив его на месте. Неужели эта маленькая смертная дрянь взяла его? Она жизнью поплатится за такое преступление.

Внезапно Кроагер почувствовал, что в блиндаже еще кто-то есть, и медленно повернулся. В сумраке виднелось неестественное свечение, и он прищурил глаза, стараясь понять, что это. Доспех его был там же, где он снял его, но что-то изменилось… Кроагеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно.

Доспех его был на ком-то надет. И этот кто-то держал его меч.

— Кто бы ты ни был, ты покойник, — пообещал Кроагер.

Незваный гость покачал головой.

— Нет, Кроагер, покойник — это ты. Ты нам надоел, и больше мы в тебе не нуждаемся.

Кроагер вздрогнул: он узнал этот голос. Но это невозможно. Это не могла быть она — его слабая, скулящая пленница.

Она поплатится за такую наглость. Он бросился вперед, занося огромные кулаки для смертельного удара. Женщина уклонилась от атаки, взмахнула мечом, и на боку его появился разрез шириной с ладонь. Кровь хлынула из раны алым потоком, и Кроагер взревел.

Но он не успел оправиться от удара: меч обрушился на него снова и вспорол живот, выпуская наружу внутренности, которые упали на земляной пол блиндажа. Кроагер рухнул на колени, с мольбой глядя на противника, но последовал новый удар, и ему пришлось вскинуть руки в бесполезной попытке защититься.

Тот, кто теперь носил доспех, не ведал пощады и просто кромсал его на куски. Сначала он лишился ладоней, затем меч отсек его руки до локтя. Кроагер завалился на спину в луже собственной крови, окруженный обрубками собственных конечностей; наконец женщина опустилась на колени, садясь на него верхом, и отбросила меч в сторону.

Нарочито медленно она сняла шлем, и Кроагер закашлялся кровью, увидев лицо заново родившейся Лараны Уториан.

Испуганная женщина, которую он мучил все эти долгие недели, исчезла; искаженное лицо новой Лараны не выражало ни жалости, ни сострадания — только ненависть, от которой Кроагера до мозга костей пробрал холод.

Держа затупившийся костяной нож обеими руками, она подняла его высоко над головой; а затем существо, когда-то бывшее Лараной Уториан, вогнало нож в глазницу Кроагера и продолжало наносить удар за ударом, пока череп ее мучителя не превратился в кровавое месиво.

Форрикс сверился с инфопланшетом, проверяя на пыльном экране расположение минной галереи, и с удовольствием убедился, что туннель не отклонился от намеченного направления. Они уже прошли подо рвом и в течение часа должны были оказаться у стен. Форрикс перешагнул через труп раба и осмотрел результаты работ на плоскости забоя. В такой близости от стен уже нельзя было применять буровые установки — их могли услышать имперские войска, и потому отряды рабов прокладывали туннель вручную, используя лопаты и кирки, обмотанные тряпками. За рабами, вооружившись шипастыми дубинками и электрострекалами, следили надсмотрщики из людей, служивших в армии Железных Воинов. Эти дураки сами приближали гибель собственного рода, и Форриксу нравилась ирония этой ситуации.

Убедившись, что все идет по плану, он зашагал обратно по душному туннелю, мимо невольничьих бригад, рабы в которых при виде его съежились от страха. На своем пути он миновал несколько галерей и тупиков — их соорудили для того, чтобы сбить с толку имперских саперов и скрыть истинное направление атаки.

Потолок туннеля поддерживали железные опоры, а пол устилали звукопоглощающие маты. Форрикс делал все, чтобы туннель не обнаружили, хотя враг наверняка уже знал о ведущихся минных работах. Несмотря на принятые меры, оставался шанс, что имперские отряды натолкнутся на туннель чисто случайно; Форрикс молился, чтобы этого не произошло, и подрыв куртины прошел удачно. Может быть, это вернет ему благосклонность командира.

Он не видел Кузнеца Войны с того дня, когда были уничтожены батареи. Повелитель Железных Воинов удалился в свой шатер и допускал к себе только Джарека Келмаура. Форрикс не знал, известно ли Кузнецу Войны о том глупом промахе, который совершил Келмаур, но он твердо намеревался сообщить об этом командиру. Возможность свергнуть колдуна казалась ему лишь немногим более привлекательной, чем возможность избавиться от Хонсю: для ветерана оставалось тайной, почему Кузнец Войны пощадил полукровку после того, как он, Форрикс, рассказал ему об ошибке Хонсю, результатом которой стала потеря орудий в Тор Кристо.

От этой мысли ярость Форрикса всколыхнулась снова, и он поклялся, что этот безродный пес кровью поплатится за то, что посмел занять его место рядом с Кузнецом Войны.

Возмущение и обида настолько завладели Форриксом, что когда он услышал шум, доносившийся из плоскости забоя, было уже слишком поздно. Крики и грохот камней вырвали его из задумчивости, и он отбросил в сторону инфопланшет, внезапно осознав, что происходит.

Он схватил оказавшегося рядом солдата и крикнул:

— Возвращайся на поверхность и передай: туннель атакуют!

Перепуганный солдат, освобожденный от хватки гигантского терминатора, со всех ног бросился к выходу из туннеля. Послышался треск выстрелов, затем крики, эхом прокатившиеся по галерее, и Форрикс активировал силовой кулак. От синеватого свечения, которое создавали электрические разряды, тьма коридора наполнилась резкими тенями.

Держа комби-болтер наготове, он пошел по туннелю, и быстрые очереди автоматического оружия зазвучали громче. Навстречу ему бежали надсмотрщики; они побросали дубинки и стрекала и теперь в ужасе старались убраться подальше от плоскости забоя — вместе с рабами, за которыми они должны были следить. Форрикс расстрелял толпу бегущих и, переступая через разорванные болтами тела, продолжил свой трудный путь вперед.

Он увидел пять фигур в желтых доспехах; они стояли в кольце из мертвых тел, а над ними в своде пещеры виднелась дыра, проделанная взрывом. Двое из космических десантников двинулись в его сторону, а остальные занялись подготовкой взрывчатки, чтобы обрушить туннель и не дать ему достичь стен цитадели. Форрикс открыл огонь раньше, чем его заметили, и звук выстрелов в замкнутом пространстве прозвучал оглушительно громко. Нагрудник одного из Имперских Кулаков испещрили окровавленные отверстия, и воин рухнул на землю.

От рикошета разбились шары светильников, и в их угасающем мерцании туннель наполнился фантастическими тенями. Второй Астартес пригнулся и открыл ответный огонь из болт-пистолета. Выстрелы попали в цель, но терминаторский доспех предназначался именно для такого ближнего боя и отразил все попадания.

Форрикс выстрелил снова, одновременно замахиваясь силовым кулаком. Враг припал к земле и откатился в сторону, а кулак разбил вдребезги одну из железных опор и проделал огромную дыру в стене. В воздух поднялись тучи пыли и каменной крошки, а Форрикс вновь бросился на противника. Имперский Кулак обнажил меч, клинок которого был окутан янтарным сиянием, но в туннеле для эффективных ударов мечом было слишком мало места.

Форрикс отбил клинок в сторону и пробил кулаком грудь врага, проломив грудную клетку и вырвав сердце и легкие, после чего отбросил прочь окровавленный труп и двинулся в главную галерею, где обрушил на Имперских Кулаков шквал болтерного огня. Один из них, раненный в бедро, упал, остальные кинулись в укрытие. Ответные выстрелы загрохотали по доспеху Форрикса, и один болт каким-то образом пробил наплечник. Чувствуя, как сильно кровоточит рана, ветеран взревел от ярости и разрядил весь магазин в ближайшего противника. Щелчок курка при пустом магазине прозвучал в тесном пространстве туннеля, как гром.

Услышав у себя за спиной крики приближавшихся солдат, Форрикс оттянул назад затвор на мельтагане, установленном под опустевшим болтером. Последний оставшийся в живых Астартес вышел из укрытия и открыл огонь, заставив противника покачнуться под шквалом выстрелов, но раскаленный добела заряд, состоявший из перегретого воздуха, ударил Имперскому Кулаку в грудь. Все его туловище сгорело в одной шипящей вспышке, а насыщенная кислородом кровь, вскипев, обратилась в едкий красный пар.

Оплавленные фрагменты доспеха, из которых виднелась сожженная плоть, с лязгом рухнули на пол туннеля: голова и конечности — вот все, что осталось от десантника. Форрикс отбросил разряженное оружие и подобрал болтер противника. Солдаты в красной униформе уже спешили к месту битвы.

Внезапно из дыры в своде пещеры потянуло чем-то зловонным, и Форрикс понял, что из туннеля нужно уходить. Он развернулся и бегом устремился к выходу, ни слова не сказав удивленным солдатам. Он бежал так быстро, как только мог, но оглушительный грохот, раздавшийся за спиной, не оставил сомнений: он не успеет.

Форрикс резко свернул влево, в один из ложных туннелей. Позади раздались крики, но все, кто остался в главной галерее, могли уже считаться покойниками. В узком подземном пространстве грохот зазвучал еще громче, и Форрикс двинулся дальше по боковому туннелю. Он успел скрыться за одним из его изгибов как раз в тот момент, когда туннель начал наполняться потоком жидких химических веществ.

Подобно приливной волне, все туннели заполнили ядовитые химические отходы — содержимое каждой дренажной трубы, каждого септического танка и отхожего места, какие только были в цитадели. Форрикс ощутил омерзительную вонь отходов, к которой примешивался едкий запах биотоксинов. Водоворот нечистот пронесся по туннелям, сметая все на своем пути, и ему пришлось из всех сил хвататься за неровную поверхность стены, чтобы удержаться на ногах.

Силой потока людей насмерть расплющивало о стены. Минные галереи полностью залило экскрементами, и те, кто устоял в первой волне, утонули или погибли от интоксикации, окунувшись в токсичные вещества, уровень которых теперь доходил до потолка. Уцелевшие осветительные шары закоротило, и они погасли один за другим.

В боковом туннеле течение потока был слабее, и Форрикс стоял на месте, все глубже погружаясь в бурлившую серо-коричневую грязь. Он знал, что пока опасность ему не угрожает: его доспех был способен выдерживать вакуум открытого космоса и за свою долгую жизнь побывал и в худших переделках.

Форрикс понятия не имел, как далеко нечистоты растекутся по туннелям, но подозревал, что на всю длину галерей их количества не хватит. Чтобы затопить всю систему туннелей, нечистоты пришлось бы разбавить, а на это ушла бы значительная часть запасов питьевой воды в цитадели. Может быть, защитники цитадели и пошли на такое расточительство — если они уверовали, что вместе с Имперскими Кулаками к ним, наконец, пришла надежда на спасение.

Прошло несколько минут, и уровень жидкости в туннелях начал спадать. План имперцев провалился. За свою жизнь Форрикс построил десятки таких минных галерей, и многие из них враг пытался затопить субстанциями гораздо более смертоносными, нежели токсичные отходы. Дренажная система отвела часть жидкости в специальные водосборные камеры, а сухая почва планеты впитала в себя излишек влаги. Туннель выдержит, но потребуются дополнительные опоры, чтобы предотвратить будущие обвалы. С этой работой справятся только Железные Воины, так как токсины, проникшие в галереи, будут смертельно ядовиты в течение еще сотен лет. Но воины, облаченные в силовые доспехи, могли не обращать внимания на такие мелочи.

Форрикс встряхнул головой, очищая шлем от густой грязи, налипшей на него, и начал пробираться сквозь пропитанную токсинами тьму обратно к главному туннелю. Он знал, что должно случиться дальше. Под его тяжелой поступью хрустели кости тех, кто утонул в наводнении. Уровень потока быстро спадал; Форрикс проверил затворный механизм болтера, освобождая его от грязи.

Впереди виднелись лучи света, пронзившие мрак пещеры из отверстия в ее своде; затем что-то тяжелое упало сверху, и раздался всплеск. Темнота не помешала Форриксу разглядеть, как один из Имперских Кулаков поднялся на ноги и двинулся сквозь поток нечистот, доходивший ему до колен, к входу в туннель.

Форрикс уложил его выстрелом в голову, но в пещеру проникали новые воины; не успело стихнуть эхо выстрела, как они рассредоточились по всей пещере. Град пуль обрушился на скалы вокруг него, снаряды рикошетом отскакивали от доспеха, но Форрикс огненной дугой болтерных выстрелов перечеркнул всю пещеру и, уложив атаковавших его десантников, отступил в относительную безопасность туннеля, где враг не мог взять его превосходящим числом. Если они вознамерились его убить, то пусть сначала вытащат из этой норы.

Какие-то тени промелькнули у входа в туннель, и он встретил каждую из них выстрелами. Форрикс убивал, смеясь; вспышки, сопровождавшие каждый выстрел, рассеяли адскую тьму, в которую погрузилась галерея, а стены ее покрылись выбоинами. Еще несколько болтов пробили его доспех, бок и плечо пронзила острая боль. Несмотря на всю свою мощь, даже терминаторский доспех не мог выдержать столь плотный огонь.

Болтер в руках Форрикса щелкнул пустым затвором. Отбросив оружие в поток нечистот, он активировал силовой кулак, готовясь встретить бросившихся в атаку Имперских Кулаков. Первого он убил сильнейшим ударом в голову, а обратным ударом вырвал горло второму.

На него бросились еще двое. Потрескивающее энергией лезвие пробило броню, и Форрикс взревел, чувствуя, как клинок прошел между ребер и достал до его основного сердца. В ярости он выбил меч из рук космического десантника и еще одним ударом наотмашь оторвал тому руку. Следующего воина он ударил плечом так, что шлем его врезался в стену туннеля и разбился, а затем выпустил ему кишки, пробив живот силовым кулаком.

Вражеский огонь не ослабевал; один из болтерных снарядов пробил керамитовые пластины доспеха и взорвался, расколов при этом костный панцирь, защищавший грудную клетку Форрикса. Он упал на колени, а Имперский Кулак приблизился вплотную, ни на секунду не прекращая стрелять. Форрикс вырвал из груди меч и отсек врагу ноги, после чего тот рухнул лицом вниз в ядовитую жижу.

Несмотря на шквальный огонь, Форрикс сумел встать. Рядом в нечистоты плюхнулась граната, и он упал на спину, уклоняясь от взрыва. Разорвавшаяся граната взметнула фонтан нечистот вперемешку с обломками, но жидкость погасила взрыв, и Форрикс остался цел.

Он поднялся на колени, но очередной воин уже бросился в атаку. Выстрел из болтера попал Форриксу в висок, начисто снес часть шлема, и по лицу его рекой хлынула кровь. Что-то ударило в визор, и шлем оказался сорван с его головы, а затем Форрикс почувствовал, как крошатся кости в челюсти. Перед глазами заплясали вспышки яркого света; он завалился назад, хлопая руками по воде и давясь нечистотами, которые хлынули в нос и рот.

Всего за несколько секунд токсичные отходы выжгли его глаза, а по коже пошли волдыри. Он вслепую замахнулся кулаком, наткнулся на что-то твердое и пополз назад, стараясь держать голову над поверхностью потока. Сплюнул густую пену, которой наполнился рот; содрогнулся в рвотном позыве, когда тело начало бороться с токсинами.

Резь в глазах была невыносимой, но Форрикс моргнул, стараясь разглядеть очертания какой-то приближавшейся фигуры. Опять ударил вслепую, промахнулся и заорал от боли, когда широкое лезвие вновь пронзило его грудь, пробило легкое и вышло сквозь спинную часть доспеха. Он схватился за лезвие и резко ударил ногой; что-то хрустнуло, кто-то вскрикнул от боли и забарахтался в бурлящей, покрасневшей от крови воде. Не видя цели, Форрикс стал шарить перед собой, а затем, зарычав, обрушил силовой кулак на нечеткую фигуру, нанося удар за ударом, пока противник не был сокрушен. Грудь разрывалась от мучительной боли, второе сердце и мультилегкое работали на пределе своих возможностей, стараясь сохранить своему хозяину жизнь, несмотря на обширные повреждения.

Где-то позади опять послышались крики, но, ослепнув, Форрикс потерял чувство направления. Что приближается, спасение или смерть?

— Железо внутри! — закричал он, поднимая силовой кулак. Боль в груди еще усилилась.

— Железо снаружи! — прозвучал ответ, и Форрикс опустил руку.

Воины его роты быстро пошли мимо; вскоре он услышал эхо болтерных выстрелов и крики, полные ненависти, но с каждым мигом они звучали все тише. Он попытался встать, но сил на это не осталось.

Раздался мощнейший, громоподобный взрыв, и весь туннель задрожал. С потолка посыпались камни, стены, после боя покрывшиеся выбоинами, на несколько секунд озарились оранжевым светом пламени.

Форрикс медленно наклонился вперед, опираясь на дрожащие руки. Откуда-то из невообразимой дали до него донесся победный речитатив Железных Воинов.

Только тогда Форрикс позволил своим рукам подогнуться и рухнул на пол туннеля.

После того, как атака на систему минных галерей неприятеля провалилась, боевой дух защитников цитадели резко упал: не оставалось сомнений, что мины скоро достигнут стен, и ничего с этим сделать было нельзя. Имперские войска попытались провести еще одну атаку, используя для этого контрмину под Первым равелином, но понесли серьезные потери и были вынуждены отступить, не сумев справиться с охраной, ни на мгновение не оставлявшей минные галереи.

Форрикса отнесли в его блиндаж, где ему оказали помощь хирумехи Кузнеца Войны. Командир Железных Воинов выразился в этом отношении предельно ясно: их собственная жизнь зависела теперь от того, выживет ли его капитан.

Хонсю вызвался руководить работами по прокладке минных галерей, пока Форрикс залечивает раны. Кроагер уже много дней не выходил из своего блиндажа, и Хонсю мог только догадываться, какое кровожадное безумие завладело им на этот раз.

Когда выяснилось, что атаки туннелей не принесут успеха, Имперские Кулаки взрывами запечатали входы в контрмины. Ущерб, нанесенный вражеской вылазкой, был устранен, и строительство минных галерей продолжилось.

Пришло время осадных танков; они прошли по сапам на третью параллель и заняли места на позициях, защищенных мощными земляными укреплениями. Грузовики с боеприпасами для этих железных левиафанов день и ночь курсировали по опасному маршруту от лагеря до параллели и выгружали снаряды в только что отстроенные и сильно армированные склады.

В земляных укреплениях были намечены амбразуры, но пока грунт оставили на месте — до того времени, когда танки будут готовы открыть огонь по цитадели. Позади третьей параллели были проложены новые траншеи, которые образовали параллели меньшей длины; в них могли разместиться большие отряды солдат, готовые броситься на штурм стен.

Несмотря на все попытки офицеров поднять боевой дух и внушить подчиненным оптимизм, ничто не могло защитить гарнизон цитадели от ужасного предчувствия. Даже самые преданные защитники крепости теряли мужество, видя, какого масштаба атака готовится.

Через три дня после нападения на туннели стены цитадели задрожали от глухого удара, по силе не уступавшего землетрясению. Земля под крепостью вздыбилась, покрытие дорог во всем периметре внутренних стен пошло трещинами. Край рва скрылся за огромной стеной из пламени и дыма: взорвались заряды, помещенные под ним, каменные обломки каскадом обрушились на дно рва, и путь для вражеской пехоты был открыт.

Но не успела осесть пыль от первого взрыва, как прогремел второй, еще более мощный. Детонировали огромные склады боеприпасов, которыми были забиты широкие галереи под куртиной между Вратами судьбы и правым фланком бастиона Мори.

В результате этого взрыва фундамент куртины на значительном отрезке своей длины был полностью разрушен. Центральная часть стены просела со звуком, напоминавшим стон; затем шум усилился, и с грохотом, похожим на артиллерийский залп, куртину расколола широкая трещина. Офицеры выкрикивали приказы, торопя солдат уйти со стены, но для многих было уже слишком поздно. Куртина высотой в шестьдесят метров медленно осела на землю, а огромные куски рокрита, оторвавшись от нее, рухнули в ров. При обвале погибли сотни людей, а в небо взметнулись гигантские облака пыли.

После этого обрушение стены пошло еще быстрее, и в ров падали уже целые секции парапета. Размеры разрушений приобрели невероятный масштаб; невозможно было даже представить, что столь прочное укрепление окажется практически стерто с лица земли.

Когда обрушение наконец остановилось, стало ясно, что центральная часть стены уничтожена почти полностью. В куртине появилась большая брешь около тридцати метров шириной, а обломки, сыпавшиеся со стены, образовали пологий склон, поднимавшийся от дна рва к краю бреши.

Так Железные Воины пробили оборону цитадели.

ЖЕЛЕЗНЫЙ ШТОРМ

Глава 1

Тысячи солдат в армии Железных Воинов приветствовали падение крепостной стены триумфальным криком, после чего, выбравшись из траншей, бросились на штурм цитадели. Леонид, несмотря на просьбы своих офицеров, остался стоять на груде щебня и каменных осколков на вершине бреши, держа силовой меч и болтпистолет наготове. Его бронзовый нагрудник сиял как новый, и мундир под ним был безупречно аккуратен. Стоявший рядом брат-капитан Эшара в обеих руках держал по мечу.

Ярость, охватившая солдат врага, была так сильна, что Леонид физически ощутил ее, как жестокий удар.

— Как же они нас ненавидят, — прошептал он. — Но почему?

— Они — еретики и ненавидят все, что воплощает в себе добро, — ответил Эшара тоном, который не допускал сомнений. Готовясь к битве, космический десантник повел плечами, снимая напряжение в мускулах.

И вот открыли огонь орудия бастиона Мори; секундой позже к ним присоединилась артиллерия Первого равелина. Убийственный шквал огня косил нападавших сотнями, и под градом снарядов, под лучами лазеров от их тел оставались только клочки.

Из первой волны штурма не выжил почти никто, но новые тысячи ли на приступ, людским потоком спускаясь в ров и быстро пересекая засыпанную обломками территорию.

Вскидывая фонтаны земли, взорвались противопехотные мины, установленные на дне рва, и в толпе атакующих появились кровавые прорехи. От взрывов и огня, ведущегося со стен, солдаты гибли сотнями, и ров превратился в зону сплошного поражения. Лишь несколько смельчаков добрались до края равелина, где их безжалостно зарубили секирами гвардейцы. Шум стрельбы, крики, лязг стали эхом заметались между склонов долины. Резня продолжалась.

Взорвалась еще одна минная полоса. Некоторым солдатам удалось выжить; когда они, израненные и окровавленные, поднялись к щебнистому склону, что вел к бреши, сверху, преграждая им путь, рухнула связка искореженных железных балок, оплетенная колючей проволокой.

Оставив позади усеянный телами ров, атака захлебнулась у основания бреши. На входящем углу бастиона Мори, где укрепление, очертаниями похожее на наконечник стрелы, сужалось, примыкая к куртине, Леонид приказал установить орудия, которые должны были стрелять снарядами с начинкой из болтов и кусков арматуры.

Выстрелила первая из пушек, снаряд почти сразу же разорвался, и поражающие элементы рассеялись смертоносным конусом. Через несколько секунд открыли огонь остальные орудия, и атакующих смело от бреши кровавым шквалом, в котором их тела разорвало на клочки.

Леонид окликнул майора Андерса на Первом равелине, предостерегая его: все новые солдаты врага спускались в ров, и, наконец, их стало так много, что армия атакующих смогла обойти с флангов передовую линию укреплений, по форме напоминавшую букву V. Но Андерс был готов оказать им достойную встречу и повел своих воинов в контратаку. На равелине закипел бой. Джуранские драгуны врезались в толпу вражеских солдат, рубя их мечами и круша прикладами ружей. Сам майор проложил в рядах врага кровавую просеку, и знаменосцам, следовавшим за ним и убивавшим всех, кто оказался рядом, пришлось постараться, чтобы не отстать от командира.

Битва за стены бастиона и равелин еще больше ожесточилась, когда на парапет поднялся поистине гигантский воин, вооруженный огромным топором. Исполинский, тяжеловесный, он с легкостью доставал свои цели и убивал любого, кто осмеливался встать у него на пути. Атакующие сплотились вокруг гиганта, а потом все расширявшимся клином заняли парапет, давая возможность подняться на укрепление тем, кто следовал за ними.

Леонид с чувством отчаяния следил за бойней, которую огромный воин учинил защитникам равелина, но тут один из отрядов Имперских Кулаков перешел в контратаку. Несколько гранат, взорвавшихся разом, разрушили вражеский клин, а сержант отряда уничтожил гиганта, снеся ему голову выстрелом из плазменного пистолета. Защитники сплотили ряды и столкнули со стены последних солдат врага, еще остававшихся в живых. Облегченно выдохнув, Леонид заметил, что все это время почти не дышал.

У стен разворачивалось поистине ужасное побоище. Трудно было представить, что столько людей могло погибнуть за столь короткий отрезок времени. Но, несмотря на потери, солдаты в красной униформе не сдавались, и вскоре каждый квадратный метр рва был залит кровью и усыпан телами павших.

— Надо признать, они не трусы, — заметил Леонид, увидев, как еще один солдат свалился замертво, сраженный выстрелом при попытке перебраться через баррикады внизу.

— Нет, — резко ответил Эшара; из-за шума битвы ему приходилось почти кричать. — Ими движет не храбрость. Не смейте так думать, кастелян. Эти предатели — еретики, им неведомы такие понятия, как храбрость и честь. Они идут на смерть у наших стен, потому что еще больше боятся гнева своих хозяев. Выкиньте подобные мысли из головы и не позволяйте себе сопереживать этим отбросам ни в чем — иначе милосердие сделает вас нерешительным, и вы жизнью поплатитесь за такую слабость.

Леонид кивнул и вновь посмотрел на жестокую битву внизу.

— Но в чем их цель? — спросил он. — Так они ни за что не сумеют закрепиться на стенах. Это просто безумие.

— Они выясняют возможности нашей обороны, уничтожают наши минные поля, из-за трупов по стенам трудно передвигаться.

— Проклятье, почему сами Железные Воины не идут в атаку?

— Не волнуйтесь, кастелян, у вас еще будет возможность с ними сразиться, но смотрите, чтобы вам не пришлось об этом пожалеть.

— Может, и так, — признал Леонид. Около десятка солдат смогли преодолеть баррикады и выжить и теперь взбирались к бреши. По обе стороны от Леонида замерли в ожидании гвардейцы его взвода. Их ружья были нацелены на пролом в стене, и кастелян, взмахнув мечом, скомандовал «Огонь!».

Тридцать ружей выстрелили в едином залпе, и врага отбросило назад; как мягкие куклы, они кувырком покатились по склону прочь от бреши.

За следующие три часа, столь же кровавые, противник еще несколько раз шел на штурм стены, а затем отступал, подчиняясь какому-то неслышному сигналу. Во рву осталось более двух с половиной тысяч мертвых, и ни один из предателей не смог подобраться к бреши.

Вражеские солдаты отступили к своим укреплениям под хриплые победные крики гвардейцев, после чего усталые защитники сбросили трупы со стен равелина, а из потерн, ведущих к Вратам судьбы, показались санитары, спешившие унести раненых в укрытие.

— Итак, мы выжили, — сказал Леонид.

— Это только начало, — пообещал в ответ Эшара.

Слова капитана Эшары оказались пророческими: солдаты Железных Воинов предприняли еще две атаки на стены. Ров, превратившийся в настоящий ад, стал могилой для еще нескольких тысяч; от убитых, погибших под выстрелами или подорвавшихся на минах, остались лишь кровавые ошметки. Три раза Первый равелин почти пал, и три раза Питу Андерсу и космическим десантникам удалось сплотить защитников и в последний момент отбить стены у неприятеля.

Фланговый огонь с фаса бастиона Мори очистил равелин от нападавших; когда наступила ночь, завершившая первый день эскалады, Леонид прикинул, что во рву цитадели осталось не менее пяти тысяч вражеских солдат. По предварительным подсчетам потери в его войске составили за один день сто восемьдесят человек убитыми и почти в два раза больше — серьезно ранеными. Из числа раненых около трети, скорее всего, уже никогда не вернутся в строй.

Железные Воины могли позволить себе столь чудовищные потери, ничего не опасаясь, а Леонид — нет. Даже если соотношение убитых и дальше будет оставаться в пользу джуранцев, противник рано или поздно возьмет их измором, и Леонид понимал, что этого допустить никак нельзя.

С наступлением темноты он и Эшара спустились со стен, вышли из цитадели по потерне у Врат Судьбы и добрались до Первого равелина, где обнаружили майора Андерса — потного и перемазанного кровью — за кружкой каффеина в компании своих подчиненных.

— Вы все хорошо сражались, — обратился к ним Леонид. — Просто чертовски хорошо.

Слова командира заставили солдат засиять от гордости.

— Но завтра легче не будет, и вы должны показать, на что способны.

— Мы не подведем вас, сэр, — пообещал один из солдат, разместившихся на парапете.

Леонид заговорил громче, чтобы его слышали и там:

— Я знаю, сынок, что не подведете. Вы тут отлично держитесь, и я отчаянно вами горжусь. Вы показали этим шавкам, что значит связываться с 383-им!

Солдаты ответили одобрительными возгласами; повернувшись к Питу Андерсу, Леонид пожал майору руку.

— Прекрасная работа, Пит, но следи за левым флангом. Брешь как раз с той стороны, и из-за того, что мы не можем нацелить туда достаточно орудий, враг постепенно подбирается к ней.

— Так точно, сэр, — козырнул Андерс. — Буду начеку.

Леонид кивнул, нисколько не сомневаясь, что его офицер сумеет отстоять равелин. Он отсалютовал Андерсу, после чего вернулся с Эшарой в цитадель.

Они побывали на бастионе Винкаре, на куртине, у бреши и на бастионе Мори, и везде они от души хвалили солдат и пересказывали им истории о геройских подвигах, совершенных в тот день в других частях цитадели. Каждое воинское соединение торжественно клялось превзойти всех остальных в доблести. Когда Леонид, наконец, вернулся в башню у ворот, в одном из помещений которой он временно поселился, сил у него почти не осталось, а голова немного кружилась от амасека, которым его неоднократно угощали солдаты.

Едва он лег на простую, спартанскую койку, как сразу же провалился в сон без сновидений.

Глава 2

Несмотря на темноту, Джарек Келмаур уверенно поднимался по развалинам Тор Кристо, поворачивая голову из стороны в сторону, как будто в поисках чего-то. За ним следовала облаченная в красную мантию фигура, державшая руки под одеянием, а голову склоненной. Тело существа было раздутым и непропорциональным: бросались в глаза широкие плечи, сильно деформированные предплечья и бочкообразная грудь.

Колдун поднялся на скалистый гребень и внимательно осмотрел пространство перед собой. Его покрытая татуировками голова непрестанно двигалась: он искал, искал что-то в обломках горой породы. Что-то, что никак не хотело находиться.

— Это должно быть здесь, — пробормотал он про себя и достал потрепанного вида свиток, золотые буквы на котором выцвели и стали почти нечитаемыми. Келмаур знал, что времени у него осталось немного, и чувство досады все усиливалось. Видение сообщило ему, что под скалой, на которой стоял Тор Кристо, находится некий тайный зал — так где же он? Келмаур спустился в огромную воронку, наполненную щебнем и каменными обломками; даже на такой неровной земле, скрытой ночным мраком, он ни разу не оступился.

Его молчаливый спутник верной тенью следовал за ним, неожиданно тяжело ступая. Свет луны окутал эту странную пару кровавым сиянием. Теряя надежду, Келмаур обошел воронку, и тут облаченное в мантию существо резко остановилось и подняло голову, устремляя взгляд на огромную каменную плиту, которая взрывом оказалась сброшена с горы и теперь лежала вровень со скальной поверхностью.

Не говоря ни слова, существо пересекло воронку и остановилось в десяти метрах от плиты.

Джарек Келмаур улыбнулся.

— Ты чуешь его, да? — прошептал он, наблюдая, как существо протягивает руки к плите. Ткань его мантии всколыхнулась, как будто потревоженная каким-то чудовищным шевелением, и что-то черное и блестящее вытянулось наружу из рукавов.

Внезапно воронка наполнилась светом: два ослепительных луча полыхнули из рук существа, и скала разлетелась на куски. Когда пыль осела, Келмаур с восторгом обнаружил перед собой дверь из бронзы, покрытой патиной. Еще одна вспышка — и дверь взорвалась, рассыпавшись оплавленными фрагментами, и за ней открылся темный проход, который вел вглубь горы.

Сердце Келмаура от волнения забилось быстрее. Ему предстояло идти путем, на который уже десять тысяч лет не ступала нога человека. Существо вновь спрятало руки под мантией и направилось к обнаруженному проходу. Келмаур пошел следом, и оба они, пройдя сквозь разрушенный портал, вступили во чрево горы.

Ни Келмаур, ни его спутник не нуждались в освещении. Колдун с восхищением изучал точное, соответствующее законам геомантии устройство туннеля, который уводил вниз, на сотни метров вглубь скалы, на которой стоял Тор Кристо.

Туннель закончился, и перед ними открылся просторный зал с куполообразным потолком, озаряемый тусклым свечением, что исходило от стен. Весь пол занимал диск из литой бронзы почти тридцать метров в диаметре, поверхность которого покрывал сложный рисунок. Что-то в этом рисунке показалось Келмауру знакомым, но он не мог вспомнить, что. С трудом он заставил себя отвлечься от хитросплетений узора.

Его безмолвный спутник прошел на середину зала, поднял черные, влажно блестевшие и казавшиеся несоразмерно большими руки, и откинул капюшон мантии.

Лицо его когда-то было человеческим, но теперь было изуродовано так, что от человечности не осталось и следа. Плоть адепта Этольфа Цицерина покрывали биоорганические электросхемы, пребывавшие в постоянном движении. Изменилась даже аугметика, установленная Адептус Механикус: ее механическую структуру исказил техновирус. Цицерин с надеждой повернулся к Келмауру, и плоть его руки начала меняться, словно став жидкой, пока, наконец, оружие не превратилось в человеческую ладонь. Длань указала на колдуна, и Келмаур нахмурился, не одобряя такое нетерпение.

Неужели в результате трансформации Цицерин полностью лишился способности испытывать уважение и благоговение?

Келмаур вновь раскрыл потрепанный свиток и, прокашлявшись, нараспев произнес несколько фраз, полных гортанных и щелкающих звуков, на языке, на котором не говорили уже десять тысяч лет. Слоги эти никогда не предназначались для органов человеческой речи, они словно проскальзывали в толще воздуха, разрывая его прозрачную структуру.

По окружности бронзового диска замерцали фиолетовые нити молний, с каждым новым звуком речитатива становившиеся все ярче. Воздух в зале сгустился, стал тяжелым, как перед грозой, и наполнился едким, будоражащим запахом озона. Когда речитатив колдуна уже подходил к концу, молнии взметнулись вверх и сплелись в пурпурную паутину, которая плотным куполом все быстрее и быстрее вращалась вокруг диска.

И вот с губ Келмаура сорвался последний слог; потрескивавшая сеть из беспокойных молний взорвалась в массивном выбросе энергии. Колдуна сбило с ног, он отлетел к стене и рухнул на пол, оглушенный ударом.

Почти теряя сознание от ужасной боли, Келмаур поднял голову и улыбнулся: существо, которое он сотворил из адепта Цицерина, исчезло.

Пламя вспыхнуло в центре сияющего диска, разряд энергии, потрескивая, метнулся по периметру зала, и пульсирующие остаточные образы, вызванные ярким светом, померкли. Адепт Цицерин огляделся, определяя свое местоположение после телепортации. Его измененные глаза точно зафиксировали тригонометрические параметры зала, воздух которого был пропитан ароматом джуранских благовоний.

Возможно, он уже бывал в этом зале в прошлой жизни; он не мог вспомнить наверняка. Он помнил только приказы, которые громом раздавались в его мозгу, огнем проносились по странным, чужеродным неорганическим дендритам, что пронизали его череп.

Потолок темного зала был где-то очень высоко, в стенах — ниши с реликвариями. Под ногами Цицерина была бронза пола: диск, идентичный тому, с которого он перенесся сюда. Два священника с тонзурами на головах уже спешили к нему в панической тревоге.

Остановившись у края диска, они крикнули ему что-то, но слов он не разобрал. Речь была частью той, прошлой жизни; теперь он мог говорить лишь на машинном языке техновируса, и банальная форма словесной коммуникации, которую использовали священники, была ему совершенно чужда.

Он поднял руки, и их черная поверхность ожила, подчиняясь вирусу, который начал придавать телу-машине новую форму. Вздувшиеся мускулы рук трансформировались в металлические стволы и шипящие сопла. Цицерин открыл огонь из биомеханического оружия, и священников повалило на пол ураганом снарядов.

Десятки урн на нижних уровнях оссуария разлетелись на куски, рассыпав по залу останки бывших кастелянов цитадели. Цицерин прошел мимо черепов, оскалившихся в усмешке, и направился к выходу из Гробницы.

Там, у дверей во внешние залы, он остановился, опустил руки и стал ждать.

Боль вынуждала Джарека Келмаура спускаться по каменистому склону с осторожностью, но он был доволен тем, что удалось исполнить видение. Он не знал, какая роль отведена адепту Цицерину в той драме, что разворачивалась на Гидре Кордатус, но он сумел поспособствовать ее исполнению и был этому рад.

Как только Цицерин исчез, рисунок, выгравированный на бронзовом диске в полу, начал меркнуть, а вместе с ним — и свечение в стенах, пока зал не погрузился в полную тьму. Свиток рассыпался в пыль, а вместе с ним — и возможность воспользоваться древним устройством еще раз. Но Келмаур знал, что это уже неважно: Цицерин оказался там, где и должен быть, и больше колдуна с ним ничто не связывало.

Келмаур застонал. Слишком много сил было израсходовано, он устал до предела, кости болели после удара о стену, которым закончилась для него взрывная телепортация адепта. Его «ближнее чутье» ослабло, и он несколько раз споткнулся, оступившись на скользких камнях и россыпях щебня.

Добравшись до подножия склона, он оправил плащ и направился к своему шатру; здесь, в знакомой обстановке, шаги его стали более уверенными. Аколиты склонились в приветствии, но он не обратил на них внимания, желая лишь отдохнуть и восстановить силы. Он нагнулся, чтобы пройти через низкий вход в свое жилище, и тут желудок его скрутили жестокие спазмы. Присутствие Кузнеца Войны стало ощутимым в то же мгновение.

— У тебя получилось, — сказал Кузнец Войны. Это было утверждение, а не вопрос.

Келмаур церемонно поклонился.

— Да, мой повелитель. Однорукий слуга машины ушел. Как я и предвидел, тайный зал был расположен в глубине горы.

— Хорошо, — прошипел Кузнец и выпрямился во весь рост, возвышаясь над Келмауром. Колдун отвернулся: смотреть прямо в мутный вихрь метаморфоз, в который превратилось лицо Кузнеца Войны, было невозможно.

Повелитель Железных Воинов прикоснулся рукой в тяжелой латной рукавице к подбородку Келмаура, заставляя смотреть на себя, и тот охнул от боли, пытаясь отстраниться. От того места, где до него дотронулась рука Кузнеца, по коже начала разливаться чернота; Келмаур вскрикнул, лицо его мучительно исказилось, а татуировки, покрывавшие голую кожу черепа, пришли в движение.

— Итак, Джарек, ты ничего не хочешь мне рассказать? Ты ничего не скрываешь от своего Кузнеца Войны?

Келмаур затряс головой.

— Нет, повелитель! — прохрипел он. — Клянусь, я рассказал вам о всех видениях, которые у меня были.

— Да неужели? — переспросил Кузнец, не скрывая недоверия.

Ответа не последовало, и он вздохнул в притворном сожалении:

— Ложью ты ничего не добьешься, Джарек. — Протянув руку, он прижал горячую ладонь к виску колдуна.

Келмаур заорал от невыносимой боли: плоть его начала шипеть и плавиться, наполняя шатер вонью горелого мяса.

— У тебя есть только одна возможность остаться в живых, — пообещал Кузнец Войны. — Скажи, что ты скрыл от меня, и я не стану тебя убивать.

— Ничего! — едва выдохнул Келмаур. — Я ничего не скрывал от вас, повелитель, клянусь! Я видел лишь то, о чем уже рассказал!

— Тогда ты стал для меня бесполезен, — объявил Кузнец и выдохнул зловонное оранжево-зеленое облако.

Келмаур, чье дыхание и так уже участилось от страха, вдохнул значительную часть этой гнилой субстанции и сразу же забился в конвульсиях. Его тело охватил огонь чудовищных превращений, и крики его казались Кузнецу Войны музыкой. Все существо Келмаура содрогалось в спазмах, нарушавших все законы эволюционных изменений, превращавших их в гротескную мутацию. Щупальца, клешни, крылья и прочие органы, названия которым не было, в изобилии украсили его взбунтовавшуюся плоть, и в этой массе случайных разрастаний исчезло последнее сходство с человеком.

Всего через несколько секунд от колдуна осталась только шевелящаяся куча мяса и костей, лишенная формы и неприспособленная к жизни.

— Я ведь обещал, что не стану тебя убивать? — сказал с усмешкой Кузнец Войны, развернулся и покинул шатер, оставив изуродованное тело Джарека Келмаура шипеть на полу в безмозглом оцепенении.

В этом копошении деформированной плоти сохранились контуры одного человеческого глаза: не мигая, он смотрел в никуда взглядом, полным ужаса и начинающегося безумия.

Глава 3

Стены подвергались атакам в течение еще трех дней; тысячи человек штурмовали цитадель, тысячи гибли. Потери среди джуранцев были меньше, чем в первый день, так как самые слабые были убиты в первых же стычках с врагом.

На третий день, в самый разгар атаки, с земляных укреплений, что протянулись вдоль третьей параллели, были сняты амбразурные заслоны, сто тринадцать осадных «Поборников», извергнув клубы выхлопного дыма, встали на позицию и с оглушительным грохотом открыли огонь.

Стены цитадели и бастионов утонули в пелене серого дыма, подсвеченного огнем. Не успело стихнуть эхо первого залпа, как на осажденных обрушился второй. Снаряд за снарядом падали на стены и брешь, и в массированном обстреле солдаты из обоих гарнизонов просто обращались в ничто.

Расшатанные части строений, сохранявшиеся в бреши, рушились целыми пролетами, и вниз посыпались сотни тонн обломков, увлекая за собой десятки людей навстречу верной смерти; еще больше несчастных оказались похоронены под упавшими каменными блоками.

Два страшных часа продолжался обстрел, и от ремонтных работ, которые Имперские Кулаки и джуранцы провели на парапетах, не осталось и следа. Сотни солдат погибли, не успев укрыться в бомбоубежищах; раненые кричали так, что их было слышно даже на аллее статуй, что вела к Гробнице. Не выдержав натиска, рухнул фас бастиона Мори, и фрагменты каменной кладки осыпались в ров, в результате чего образовалась крутая, но пригодная для штурма брешь.

Но к этому моменту во рву уже не осталось живых.

Неподатливая оборона джуранцев и вероломство их собственных повелителей привели к тому, что солдаты Железных Воинов прекратили штурм и начали беспорядочное отступление. Те, кто пережил атаку, шатаясь, брели прочь от цитадели; поток этих окровавленных, оглушенных, обезумевших от страха людей разделился, натолкнувшись на гигантскую фигуру в вороненом доспехе. Вокруг этой фигуры образовалась пустота; огромный воин стоял, подобно статуе, в водовороте бегущих солдат из его армии.

Кузнец Войны двинулся сквозь толпу, и солдаты расступались перед волной разложения, что круговым фронтом шла перед ним. В руках его был остроконечный жезл с черепом-символом Железных Воинов, который он вонзил в пропитанную кровью землю у края рва.

Опустив обагренный силовой меч, Леонид наблюдал за гигантом и не мог отделаться от очень дурного предчувствия. Он понятия не имел, кем был этот воин, но страх, внушаемый им, ощущался на уровне инстинкта.

Леонид повернулся к Корвину; доспех библиария космических десантников был опален десятками лазерных выстрелов, рана на предплечье кровоточила.

— Это Кузнец Войны, командующий их армией, — сказал Корвин.

Кузнец Войны стоял в пределах дальности, но никто в гарнизоне цитадели не мог поднять оружие и выстрелить в эту цель. Они лишь смотрели, как Кузнец воздел жезл и указал им на цитадель, после чего извлек из заплечных ножен немыслимых размеров топор и произнес скрипучим голосом, в котором слышался груз прожитых веков:

— Я даю вам срок до завтрашнего дня. Или вы поступите, как велит вам честь, и броситесь на собственные мечи, или ваши души станут моими, и я обещаю, что отправлю в ад каждого, кто еще жив за этими стенами.

По всем законам природы голос вражеского командира не мог быть услышан за стенами цитадели; и тем не менее, каждый джуранский солдат почувствовал, как ужас, заключенный в словах Кузнеца Войны, острым осколком проникает в сердце.

Военачальник армии Хаоса развернулся и направился к укреплениям параллели; Леонид смотрел ему вслед, и тошнотворное ощущение в желудке стихло до уровня глухой боли, лишь когда Кузнец Войны пропал из виду.

С наступлением ночи чемпионы Кузнеца Войны собрались в его вычурном шатре и преклонили колени перед командиром, потрясенные изменениями, которые постоянной рябью шли по всему его телу. Хонсю заметил призрачные контуры чего-то темного за Кузнецом Войны — чего-то, чье присутствие тревожило воздух, словно взмах огромных, пока невидимых крыльев. Мятущиеся души, заточенные в доспехе военачальника, смолкли, заглушенные неслышимым крещендо перемен, зревших в Кузнеце Войны.

— Мои чемпионы, близится великое время, — заговорил он, глядя на едва различимые в тусклом свете очертания цитадели, видневшиеся над краем земляных укреплений. Небо озарялось вспышками артиллерийского огня: имперские мортиры стреляли по лагерю Железных Воинов, но обстрел не был прицельным, и за исключением случаев прямого попадания машинам и войскам в дополнительно укрепленных бункерах ничто не угрожало.

— Будущее проясняется, его пути становятся четче, и я уже вижу, куда они ведут: именно туда, куда предполагал Пертурабо, и это замечательно. Дворцы врага будут обращены в руины, его солдат вздернут на виселицах вдоль всех дорог отсюда до самой Терры, и все наши усилия окупятся. Я видел это, равно как и другие картины будущего — безжалостные сражения и победы небывалых масштабов. Это приятные видения, но жалкие дураки, которых нам предстоит уничтожить, так не думают. Как и большинство смертных, они теряют разум от страха, столкнувшись с истинным величием Хаоса. Их зрение, их понимание ограничены, и в этом причина того, что с ними сотворил Император.

С каждым словом голос Кузнеца Войны звучал все громче, и сердца Хонсю бились все быстрее в унисон с каждой новой фразой, наполненной обещанием небывалых возможностей. Сражение на этой планете уже приближалось к финалу, и Кузнец Войны сулил им победу. Солдаты-простолюдины выполнили свою задачу, и честь захватить саму цитадель была уготована Железным Воинам. И этот миг уже приближался — Кузнец не мог и не хотел больше ждать.

Не требовалось большого ума, чтобы понять это.

Грядущая битва наполняла Хонсю предвкушением, и неприятное присутствие Кроагера, стоявшего рядом, не могло помешать этому чувству. Кроагер уже несколько дней ни с кем не говорил, и хотя в обычных условиях Хонсю был бы только рад такой сдержанности, сейчас подобное поведение казалось подозрительным. Даже не видя лица под шлемом, он наметанным глазом ратника разглядел, что в сопернике что-то изменилось. Теперь Кроагер двигался с уверенной легкостью, пришедшей на смену его всегдашней бычьей напористости; теперь это был боец, а не мясник, и такая перемена Хонсю вовсе не нравилась.

Он взглянул на Форрикса: древний ветеран неловко пошевелился, с трудом неся груз новых бионических имплантатов. Хирумехи сотворили настоящее чудо и восстановили его тело за рекордные сроки, а демоническая магия вернула искру его жизни почти с самой границы небытия.

Кузнец Войны вновь приблизился к ним, и Хонсю приготовился вытерпеть очередную волну болезненных спазмов и тошноты.

— Я узнал правду об этой вселенной, — изрек Кузнец, — и правда эта в том, что лишь Хаос вечен. Мы оказались на Гидре Кордатус из-за переплетения причин и следствий, действий и противодействий, которое началось многие тысячи лет назад, хотя во вселенной ничто по-настоящему не рождается и не заканчивается.

Повернувшись, Кузнец Войны широко развел руки, словно охватывая всю громаду цитадели.

— Я помогал строить эту цитадель, когда Великий крестовый поход был уже близок к завершению. Я работал плечом к плечу с самим великим Пертурабо, и мы возводили эти величественные стены все выше к небесам — во славу Императора. Но уже тогда Пертурабо знал, что однажды Император предаст нас, и строил цитадель по собственному плану. Сейчас же вам предстоит разрушить то, что я когда-то создал.

Хонсю был поражен. Кузнец Войны построил эту цитадель? Теперь он начал понимать, откуда взялось то хитроумие, с которым были сооружены эти укрепления: их возводили лучшие инженеры той эпохи, и для их разрушения требовались столь же великолепные воины.

— В этой точке времени и пространства рождаются миллиарды возможностей, и каждая может кардинально измениться в результате самого незначительного поступка, — продолжал Кузнец Войны. — Каждому из вас уготована своя роль в этом будущем. И вы не подведете меня, а если подведете, то вас ждет смерть, и не важно, от моей руки или от руки врага. Кому-то из вас предначертано умереть, а кто-то из вас уже умер.

Хонсю нахмурился, обдумывая слова командира. Откроет ли он им исход завтрашней битвы? Как будто подслушав его мысли, Кузнец Войны обратился к нему напрямую:

— Только Великому Заговорщику известны все бесконечные варианты будущего, но я видел манящие образы того, что должно случиться. Истории, которые еще только предстоит написать, расходятся передо мной лабиринтом переплетающихся тропок, и я вижу их все.

Останавливаясь по очереди перед каждым из своих чемпионов, Кузнец Войны отрывистым жестом приказал им встать.

— Хонсю. Ты доказал, что можешь быть достойным лидером, и хотя ничто не очистит твою кровь от скверны, заключенной в геносемени врага, с которым мы сражаемся, ты истинный сын Хаоса. Я провижу, что в честь тебя будут сгорать целые планеты. Но жизнь твоя висит на волоске, и весьма вероятно, что завтра ты умрешь. Если случится так, то прими смерть достойно.

— Форрикс. Я много раз сражался рядом с тобой, и вместе мы пролили кровь миллионов. Целые секторы галактики проклинали нас, и легионы мертвых уже ждут тебя, чтобы пройти по дороге в ад. Ты станешь легендой для Железных Воинов.

— Кроагер… Кроагер, я не могу различить ничего из твоего будущего за пределами резни на этих стенах. Твой путь ведет в места, которых я никогда не увижу, но я не знаю, кому — тебе или мне — следует об этом сожалеть.

Многое из того, что сказал кузнец Войн, осталось для Хонсю непонятным, но он чувствовал, что каждое слово имеет особое значение. Он едва расслышал пророчества, сделанные остальным капитанам — так сильно озадачило его предсказание, адресованное лично ему. Неужели он завтра погибнет? Или ему все-таки удастся выжить, чтобы обречь на страдания новые миры Лже-Императора?

Эти материи лежали за пределами его понимания, но полученное признание в глазах Кузнеца Войны несказанно ободрило его, убеждая, что все было не напрасно.

На каменных ступенях его шаги звучали особенно громко, но магос Наицин знал, что шум никто не услышит. Даже если бы здесь кто-то и был, магос с легкостью мог бы объяснить свое присутствие.

Темная башня копьем черноты пронзала рубиновое небо. Затянутой в перчатку рукой Наицин потер поверхность бронзовой маски, край которой натирал лицевые ткани. Каким облегчением будет наконец избавиться от аугметики, необходимой для исполнения его роли, и почувствовать прикосновение свежего воздуха к его истинной плоти!

От мысли о предстоящем деле по телу Наицина пробежала волна возбуждения. До сих пор его задачей было держать в неведении и снабжать ложной информацией того, кто и так уже запутался, — жреца машины, в котором едва оставалась хоть толика человечности, и влиять на которого с каждым днем становилось все проще. Угрозы разоблачения практически не было с того самого момента, как он занял место настоящего Наицина на Никсоре Секундус почти сто лет назад: вот лучшее доказательство того, насколько легко жрецы машины, слепо следовавшие догме, становились жертвами интриг и обмана.

Всего несколько правильно подобранных символов, пара ритуальных строчек бессмысленной тарабарщины — и они уже готовы поверить, что ты один из них. И вот эта легковерная организация была одним из столпов, на которых держался проклятый Империум? Противно даже думать. Чем быстрее его повелитель уничтожит эту бесполезную систему, тем лучше. Отделавшись от нее, человечество, объединенное под властью Хаоса, станет только сильнее.

Наицин поднялся на вершину склона и оглянулся на оставшиеся внизу пустоши Гидры Кордатус. Атака Железных Воинов начнется на рассвете: железный шторм, в котором утонет цитадель, и против ярости его не выстоит никто. Люди, сражавшиеся на стенах, действовали мужественно, но Наицин сомневался, что от этого мужества осталось бы хоть что-то, узнай они, что случилось на этой планете и почему она стала столь безжизненной. Еще интереснее для них было бы узнать, что сейчас происходит с их собственными телами.

Он посмотрел на противоположный склон долины, в который раз уже гадая, где нашел последнее пристанище беспокойный гвардеец Хоук. Тот факт, что он выжил, почти что открыл Леониду глаза на обман, устроенный Адептус Механикус; но Наицин должным образом проинструктировал своих подчиненных, и полковник ушел из лазарета Биологис, так ничего и не узнав.

Наицин направился к дверям в Гробницу, по обе стороны которых в настенных креплениях, потрескивая, горели факелы; открыв двери, он сразу же уловил характерный запах крови и смерти. Это место было могилой, и запах смерти был понятен, но вот запах крови был для Гробницы новым.

Магос вошел в хорошо освещенные внешние залы и с восхищением посмотрел вверх, на витражное окно. Безымянные космические десантники, изображенные на витраже в разгар сражения, проявляли самую суровую беспощадность, которая не шла ни в какое сравнение с действиями их врагов. Варварская жестокость, пугающая в своей бескомпромиссности. Витраж показывал вовсе не верных героев Империума, а был наглядным предупреждением: даже те, кто возвысился более всех, легко могли упасть с вершины.

Наицину был ясен иронический подтекст витражной картины, ведь он знал правду об этом месте и истинные имена его строителей; но он пришел сюда не для того, чтобы восхищаться архитектурой гробницы. У него было гораздо более важное дело.

Ночь постепенно отступала, и на полу появились полоски красного света ̶ наступала заря Железных Воинов. Время пришло.

Взявшись за ручки дверей, что вели в оссуарий, Наицин помедлил, наслаждаясь величием момента; он подождал, пока впечатления от каждой секунды не отпечатались в памяти, а затем распахнул двери.

За ними обнаружилось существо гигантских размеров. Его тело было странным, гротескным образом деформировано; руки, похожие на толстые кабели, неподвижно свисали по бокам, а под мантией то и дело пробегала рябь, вызванная движением, которое ткань едва могла скрыть. Под капюшоном мантии Наицин разглядел лицо преображенного адепта Цицерина: биомеханические электросхемы, вросшие в его кожу, постоянно двигались, сплетаясь во все более сложные конфигурации. Лицо Цицерина стало бледным, почти матово-белым, как металл, испещренный извилистыми венами из ртути. Бывшего жреца машины окружала аура чудовищной силы, и при виде этого существа Наицин почувствовал, как в груди удушливой волной поднимается страх. Потрясенный, он сделал шаг назад.

Руки Цицерина поднялись, трансформируясь в крупнокалиберные стволы биомеханического оружия, а глаза его непрестанно следили за каждым движением Наицина. На секунду магосу показалось, что Цицерин вот-вот его уничтожит, но затем в измененном мозгу адепта запустился какой-то неведомый алгоритм, определивший, что магос не представляет угрозы, и руки-стволы опустились.

Наицин сглотнул, силясь побороть страх, и указал на двери, за которыми открывался склон горы, спускавшийся к цитадели:

— Адепт Цицерин, я пришел, чтобы отвести тебя домой.

Глава 4

Через час после рассвета лучи солнца показались над краем земляных укреплений. Светило поднималось, а вместе с ним возрастало и нетерпение Хонсю. Красное сияние залило всю долину, ров перед цитаделью погрузился в тень, а темно-серый доспех Железного Воина в отблесках света сиял, как окровавленное серебро. Имперские артиллеристы и осадные танки армии Хаоса вели между собой дуэль, и каждый выстрел сопровождался фонтанами земли и клубами дыма. Но борьба была неравной, и осадные танки методично уничтожали орудия цитадели одно за другим.

Хонсю и его воины припали к земле за «Поборниками». Шум здесь стоял оглушительный, и поверхность планеты дрожала от ураганного огня. Всего через несколько мгновений он скомандует своему отряду атаковать Первый равелин с целью захватить внешние укрепления и не дать тамошним орудиям фланкировать отряды Форрикса и Кроагера, расположившиеся справа. Форриксу выпала честь штурмовать брешь в куртине, а Кроагер и его берсерки должны были напасть на брешь в бастионе Мори. Но если равелин устоит, то обе атаки окончатся провалом.

Как только с равелином будет покончено, планировалось, что Хонсю и его отряд перейдут ров и присоединятся к Форриксу в штурме бреши. На этом все планы заканчивались, так как солдаты, прошедшие через ад штурма, будут слишком опьянены кровью и устроят бойню, которую практически ничто не сможет остановить. Хонсю уже предвкушал этот момент.

Форрикс и его воины собрались в апроше, зигзагообразно отходившем от третьей параллели; Хонсю заметил, что с каждым сделанным шагом ветеран все лучше контролирует новые механические части своего тела. Кроагер замер без движения у стрелковой ступени на дальнем конце параллели и не сводил глаз с бреши, которую ему предстояло атаковать. Вместо того чтобы расхаживать, как обычно, с хвастливым видом и осыпать Хонсю насмешками, он погрузился в зловещее молчание.

Еще на рассвете Хонсю подошел к сопернику и даже острее, чем раньше, ощутил, как сильно тот переменился.

— Кузнец Войны оказал тебе честь, Кроагер, — сказал он, но берсерк не ответил и даже не подал вида, что вообще заметил его.

— Кроагер? — повторил Хонсю и протянул руку, чтобы прикоснуться к его наплечнику, но Кроагер, мгновенно среагировав, схватил его за запястье и оттолкнул. Хонсю зарычал и уже было схватился за меч, но тут берсерк развернулся к нему, и не осталось сомнений, что атаковать его означало смерть.

Шлем Кроагера излучал бледное свечение, и хотя Хонсю не мог сказать наверняка, но ему показалось, что такое же свечение угадывалось и за визором. В этом свете чувствовалось присутствие древнего зла, и Хонсю медленно вложил меч в ножны, повернулся и пошел назад, к своей роте.

Сейчас же, переминаясь от нетерпения перед атакой, он встряхнул головой, чтобы выбросить этот эпизод из памяти. И вот гулкие раскаты «Поборников» стихли; взревев двигателями, осадные танки отошли назад. Именно этого сигнала и ждал Хонсю. Выпрямившись, он поднял оружие над головой.

— Смерть Лже-Императору! — закричал он и, выбравшись через амбразуру на разбитый скат бруствера, бросился вперед, ведя за собой остальных воинов роты.

До края рва оставалось меньше десяти метров, и Хонсю пробежал их под ружейным огнем, который открыли защитники на фланках бастионов и почти обрушенной куртине. Пули свистели в воздухе, ослепительно-яркие лазерные разряды обращали в пар землю рядом с ним и силились пробить доспех, но Хонсю добрался до рва и с глухим рыком, полным ненависти, скользнул вниз.

Дно устилали тела, целое море окровавленных и уже начавших разлагаться тел. Под огнем неприятеля Хонсю пересек ров по ковру из трупов, и под его весом дробились кости мертвых и лопались размягченные гниением ткани. Солдаты на Первом равелине храбро сражались все эти дни, но до сих пор им доводилось иметь дело лишь с расходным материалом армии Железных Воинов. Теперь же им предстояло сразиться с ее элитой.

Шквал лазерного огня с парапетов усилился, мощные разряды оставляли воронки на дне рва, подбрасывали в воздух отсеченные конечности и даже целые трупы, раздувшиеся от газов. Но большая часть выстрелов проходила выше цели — верный признак того, насколько неумелыми бойцами были имперские солдаты. Они могли эффективно целиться только в большое скопление мишеней и сейчас то и дело мазали, сумев сразить лишь пару-другую Железных Воинов.

Хонсю добрался до подножия равелина и, стрельнув по парапету, начал карабкаться вверх, не останавливаясь под ответными выстрелами. Поверхность стены, когда-то гладкая, теперь была покрыта трещинами и выбоинами, которые облегчали подъем. Стрелки на фланке бастиона Мори обрушили на стены равелина град пуль и бурю лазерных разрядов, но Хонсю услышал рев, который издали ринувшиеся в атаку воины, и понял, что Форрикс и Кроагер начали штурм.

Несмотря на взрывы гранат и обстрел со стен, на равелин уже поднимались несколько десятков атакующих. Одному из Железных Воинов, поднимавшемуся рядом с Хонсю, разорвавшимся снарядом оторвало голову. Руки его разжались, и он упал со стены, сбив при падении еще пятерых.

Хонсю встряхнул головой, очищая шлем от заляпавшей его крови, сильным ударом кулака пробил кладку стены и ухватился за балку арматуры — как раз вовремя, чтобы встретить целую связку гранат, что скользила к нему по отлогой поверхности. Он вжался в стену, готовясь к взрыву. Сила детонации была такова, что из стены был вырван огромный кусок рокрита; взрывная волна потянула Хонсю за собой, но он изо всех сил держался за балку, не обращая внимания на рвущиеся сухожилия в руках. На визоре засветились красным руны предупреждения. Он чувствовал, что раны на руках и ногах кровоточат, но все равно продолжил подъем.

Чем выше он поднимался, тем более пологой становилась стена, на этом уровне уже частично уничтоженная осадными танками. Выстрелы снизу доносились все реже: Железные Воины, которые до этого вели огонь по парапету, убрали оружие и начали восхождение на равелин.

Хонсю выстрелил в лицо солдату, который показался над парапетом, и бросил быстрый взгляд назад. Они до сих пор еще не завершили подъем, а уже погибло с десяток Железных Воинов. Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить потрескивающий клинок силового меча, которым один из Имперских Кулаков намеревался снести ему голову. Хонсю вжался в стену, но меч все равно отсек часть наплечника, а когда цель увернулась от второго удара, глубоко погрузился в рокритовую поверхность и выбил сноп оранжевых искр, натолкнувшись на арматурную балку.

Имперский Кулак отвел меч назад, готовясь к новому удару, но Хонсю отшатнулся в сторону и, обнажив собственное оружие, сделал резкий выпад. Клинок пронзил грудь врага; Хонсю одним рывком преодолел парапет и врезался в группу гвардейцев, которые как раз спешили закрыть прореху в обороне стены. Он еще усилил эффект, нанеся несколько ударов локтями, и в ответ услышал крики и хруст костей. Поднялся на колени и рубанул мечом по ногам Имперского Кулака, который несся на него, потом перевернул меч и вогнал клинок в шлем упавшего врага. Еле успел вытащить меч, чтобы блокировать еще один удар, на этот раз нанесенный имперским офицером со звездой майора на груди.

Этот неуклюжий выпад Хонсю остановил с легкостью и тут же ударил офицера в пах, дробя тазовые кости, и противник рухнул на землю, вопя от боли.

— Железные Воины — ко мне! — приказал Хонсю, широкими взмахами меча очищая пространство вокруг себя.

Еще двое воинов из его роты перебрались через край парапета, и втроем они образовали клин, который врубился, забрызгивая серебро брони кровью, в скопление гвардейцев.

Заметив опасную ситуацию, сержант Имперских Кулаков бросился на Хонсю, который шел на острие клина. Тот сумел уклониться от выстрелов из плазменного пистолета, но другому Железному Воину, как раз перебиравшемуся через парапет, повезло меньше — разряд плазмы попал ему в голову.

Хонсю сжал рукоять меча двумя руками, поднырнул под удар и, поднявшись на ноги, обезглавил космического десантника одним взмахом. К этому моменту на парапет поднялись с десяток Железных Воинов, а остальные уже заканчивали подъем; клин, который вел Хонсю, с боем продвигался дальше по равелину, и враг вынужден был отступать. Атакующие постепенно заняли всю стену, они сражались, не зная пощады, и гвардейцы, столкнувшись с такой варварской жестокостью, сдавали позиции. Хонсю торжествующе закричал, видя победу: парапет был у них в руках. Враг не просто отступал, а практически обратился в бегство, и от полной паники защитников удерживали лишь несколько Имперских Кулаков, еще стоявших в их рядах.

В центре равелина обнаружилась группа гвардейцев: с тяжелым вооружением наготове они оставались в резерве и ждали приказа от молодого офицера, их командира. Заметив их, Хонсю спрыгнул с парапета и, приземлившись, откатился в сторону — офицер как раз выбирал подходящий момент, чтобы открыть огонь. Он взмахнул мечом, и внутренние фасы равелина содрогнулись от крупнокалиберного залпа, который смел со стены четырех Железных Воинов. В ответ раздались болтерные выстрелы, и несколько гвардейцев упали.

Крики и звуки стрельбы слились в оглушительное крещендо, постепенно охватившее стены равелина и бастионы. Тут и там от разорвавшихся снарядов занимались пожары, тлела униформа на телах павших, и над укреплениями поднялись столбы дыма.

Гвардейцы продолжали падать под болтерным огнем; офицер опять взмахнул мечом, давая команду к новому залпу, но было уже слишком поздно: Хонсю добрался до резервной группы и теперь уничтожал противника с каким-то безумным упоением. Он проложил себе путь в фонтанах крови, среди отрубленных конечностей и выпущенных наружу внутренностей — и, наконец, ударил в самое сердце обороны равелина.

Теперь на стенах лишь кое-где еще виднелись проблески желтого на доспехах Имперских Кулаков — маленькие островки сопротивления в окружении Железных Воинов, волной захлестнувших равелин. Хонсю не сомневался, что скоро и эти отдельные очаги будут скоро подавлены.

Впереди он уже видел тяжелые створки золотых ворот, что вели внутрь цитадели. По бокам от них — высокие орудийные башни, поврежденные обстрелом, но без осадных танков ворота все равно были неприступны. Однако справа от них Хонсю заметил огромную брешь, на гребне которой кипела жесточайшая битва.

— Железные Воины, за мной! — заорал он, стараясь перекричать грохот битвы, а затем, подняв окровавленный меч, побежал к бреши.

Первый равелин пал.

— Вперед! — крикнул Форрикс, стоя лишь немногим ниже гребня бреши. Его силовой кулак искрился смертоносной энергией, и ветеран уже чувствовал вкус близкой победы. Его доспех покрылся вмятинами и кое-где был даже пробит, но сам воин ничего не чувствовал — таинственные технологии, с помощью которых была изготовлена его новая аугметика, делали тело невосприимчивым к боли. Очередной болтерный снаряд ударил в нагрудник и взорвался, осколки рикошетом зацепили шлем и оставили на нем глубокие борозды, но в ответ Форрикс лишь рассмеялся с безумным весельем.

В сражении за брешь, затянутую дымом, смешался всякий боевой порядок. Повсюду лежали мертвые тела — как врагов, так и своих. Три раза Железные Воины поднимались на гребень, и три раза прихвостни Дорна отбрасывали их вниз.

Форрикс снова пошел на штурм, широкими шагами медленно, но неумолимо продвигаясь вверх, но прямо у него под ногами взорвалась заглубленная мина, земля вздыбилась, и его отшвырнуло назад. Обломок скалы врезался в его лишь недавно восстановленный шлем и разбил визор так, что из-за трещин теперь почти ничего не было видно.

Прокатившись несколько метров вниз по склону, Форрикс остановился на груде щебня и сразу же в ярости встал. Сорвал с головы изуродованный шлем и бросил его куда-то в клубы дыма у бреши. Он разглядел силуэты, мелькнувшие впереди, и открыл огонь из комби-болтера — одна фигура упала, но другие ответили выстрелами.

Завесу дыма и скрывавшихся в ней врагов пронзила крупнокалиберная очередь — то заговорил «Жнец» смертоносная автопушка, снаряды которой просто смели неприятеля. Форрикс быстро осмотрелся, оценивая ситуацию. Его рота уже понесла серьезные потери, и в них не будет никакого смысла, если его отряд не сможет продвинуться дальше.

Уцелевшие Железные Воины поднимались по склону, постепенно приближаясь к бреши, и тут Форрикс услышал победный рев, донесшийся откуда-то снизу. Это означало, что полукровке удалось захватить равелин, но ветеран по-прежнему не знал, как обстоят дела у Кроагера, атаковавшего восточный бастион. Форрикс раздраженно зарычал и продолжил восхождение к бреши, вслепую стреляя в клубы дыма. Рядом шли около двадцати терминаторов, и они тоже ни на секунду не прекращали обстрел противника.

Защитники бреши огрызались, укрывшись за полуразрушенными стенами, но Форрикс не обращал внимания ни на пули, ни на лазерные разряды. Сейчас он видел только брешь.

Он уже почти поднялся к ней, когда из-за гребня послышался оглушительный гул, и скалы перед ним разлетелись на мелкие осколки, а от огромных кусков рокрита осталась только пыль. Всего один сокрушительный залп не оставил и следа от шестерых Железных Воинов; опаляющий энергетический луч обратил в пар все туловище еще одного. Несколько мгновений его ноги еще сохраняли вертикальное положение, но затем останки скатились по щебнистому склону.

Прижимаясь к земле, Форрикс подполз к краю бреши и рискнул приподнять голову, больше не защищенную шлемом, над грудой камней — и увидел чудовищ из легенд, и не одно, а целых два. Два титана-разведчика, подвижные и маневренные, курсировали по незащищенному пространству между внешними и внутренними стенами цитадели. Они кружили, как хищники в клетке, и останавливались лишь затем, чтобы обрушить на брешь очередной разрушительный залп из болтеров «Вулкан».

Сердце Форрикса сжалось. Пока «Псы войны» прикрывали брешь, преодолеть ее было практически невозможно.

Существо, которое пробиралось по искореженным обломкам стали и рокрита к бреши бастиона Мори, когда-то было одним из смелых лейтенантов 383-го полка Джуранских драгун; но теперь на место Лараны Уториан пришло нечто неизмеримо древнее и злобное. Первобытный рев Аватары Кхорна выражал силу, с которой Ларана ненавидела.

Ненавидела гвардейцев за то, что они стреляли по своим.

Ненавидела Кроагера за то, что он не оставил ей иного выбора.

Ненавидела Императора за то, что он позволил всему этому случиться.

Ненависть кровью проросла в самое сердце Лараны.

Воины из роты Кроагера следовали за этим существом, полагая, что идут за своим командиром. Они с боем прокладывали себе путь сквозь вражеский огонь и взрывы, и свирепость и словно заговоренная неуязвимость существа вызывали в них благоговение.

Казалось, рядом с Аватарой пули замедляли полет и отклонялись от своих траекторий; лазерные лучи проходили сквозь тело существа, а взрывы, которые должны были бы разнести его на части, оборачивались лишь рикошетом осколков, которые не оставляли и следа на его доспехе. Там, где другие воины с трудом взбирались по крутому склону, их командир шел легко, как будто по ровной земле. Существо широкими и уверенными шагами приближалось к вершине, и расстояние, разделявшее Аватару и остальных Железных Воинов, все увеличивалось.

Наконец Аватара достигла гребня бреши. Меч в руках воплощения Кхорна пел смертоносную песню, и каждый, кто вставал на его пути, погибал. Железные Воины еще не закончили подъем, и вскоре существо оказалось в окружении Имперских Кулаков.

Аватару это не пугало; наоборот, существо предвкушало бой, нуждалось в нем. Оно взметнулось в прыжке, перелетело через воинов, стоявших впереди, обезглавило двоих и приземлилось за спинами остальных. Резко ударив ногой, переломило позвоночник одному воину и разрубило второго напополам одним ударом меча. Со всех сторон на него нападали и Имперские Кулаки, и гвардейцы, но ни один их удар не достигал цели.

Аватара пробила череп одному из кричащих солдат и, схватив его за одежду, подбросила вверх, так, чтобы поток крови оросил ее сверкающий доспех. Соприкоснувшись с металлом, капли крови шипели, и броня втягивала их в себя с чудовищным причмокивающим звуком.

На место павших становились новые воины, но все они гибли один за другим, бессильные перед воплощением бога Крови.

Аватару окружило пульсирующее сияние, тело существа начало раздуваться, как если бы его физическая форма уже не могла вместить в себя излишек силы. Над бастионом Мори раздался громоподобный хохот, наполненный вековой злобой, и защитники цитадели дрогнули.

Железные Воины наконец добрались до бреши и теперь разворачивали строй позади Аватары, без колебаний вступая в бой. Аватара наблюдала за сражением, и волны ненависти и жестокости омывали ее сущность подобно живительной влаге, болью и смертью подпитывали ее нового носителя. Но вдруг укол резкой боли вырвал воплощение Кхорна из экстаза битвы, и белое свечение, исходившее из его шлема, раскалилось, как обжигающее солнце. Аватара искала того, кто решился напасть на нее.

К ней приближался космический десантник в подчеркнуто простом, без украшений доспехе Имперских Кулаков. В руке он сжимал потрескивающий психосиловой посох, и Аватара рассмеялась, почуяв в воине псайкера. Такого врага стоило убить.

Над шлемом библиария, над гексаграммами сигилл и резными печатями чистоты, которыми была покрыта его поверхность, возник мерцающий нимб психической энергии.

— Я отправлю тебя в ад, мразь, где тебе и место! — прошипел библиарий Корвин.

Луч ослепительного света вырвался из его посоха и ударил в грудь Аватары. Существо пошатнулось и упало на колени, окутанное губительным огнем. Боль заставила его взреветь, и внезапно воплощение Кхорна одним быстрым выпадом пронзило мечом одного из Железных Воинов. Кровь, стекавшая по клинку, укрепила Аватару, придала ей сил подняться на ноги, а труп, из которого вышли все жизненные соки, рухнул на землю.

Энергия разрядами вырывалась из тела Аватары, потоком струилась по пластинам доспеха; существо вновь рассмеялось:

— Ты заблуждаешься, — произнес скрипучий голос, когда-то принадлежавший Ларане Уториан. — Разве ты не знаешь, что Кхорн — проклятие псайкеров?

У бреши кипела ожесточенная битва, но ни одна из сторон не спешила вмешиваться в это противоборство духа, которое разворачивалось на ином плане бытия. Библиарий приготовился нанести ответный удар:

— Пред силой Императора изыди, нечистый демон! — громогласно рек Корвин и направил еще один луч света в Аватару.

И вновь существо рухнуло на колени; и вновь библиарий обрушил на него потоки обжигающего света. Но и сам он все ниже сползал по полуразрушенной стене, на которую ему пришлось опереться: его силы иссякали, сама его душа таяла в поединке с этим чудовищем.

Аватара распростерла руки и исторгла крик, полный такой ненависти, что пошатнулся весь бастион. Из доспеха твари вырвался алый водоворот голода и пронесся по всей бреши, как фронт ударной волны, поражая всех и каждого в радиусе ста шагов. Энергетическая буря, питаемая ненавистью, бушевала в стенах бастиона Мори, и каждый, кого она касалась, был разорван на части. Кровь жертв, подхваченная эфирным вихрем, устремлялась обратно к Аватаре — эпицентру урагана.

Существо увеличивалось в размерах, и металл его доспеха его стонал и трещал, расширяясь, чтобы вместить новую энергию, собранную в этой смертоносной жатве. Вокруг лежали иссушенные тела — Железные Воины, Имперские Кулаки, джуранцы: их жизненная сила стала пищей, которую теперь поглощал убивший их монстр. Аватара выпрямилась в полный рост, став намного выше разбитых стен бреши; ее броня и оружие сверкали от едва сдерживаемого избытка силы.

И лишь один выжил в этом урагане — библиарий Корвин. Священные сигиллы на его доспехе почернели, словно их стер огонь; он с трудом держался на ногах и тяжело опирался на посох, а рядом уже грохотали шаги Аватары.

— Ты еще жив, псайкер? — проревело существо, поднимая меч. — Что ж, скоро ты об этом пожалеешь.

Корвин заглянул в горящие глаза Аватары и увидел там смерть.

Сверкающий меч прочертил дугу, которая с отвратительным звуком, как будто рвались мышцы, распорола тонкую ткань реальности. Между мирами открылась черная трещина, и воздух наполнился гудением, словно стаи мух влетели сквозь нее в этот мир из какого-то чумного измерения.

Меч Аватары рассек Корвина напополам; он умер, не издав ни звука, и его останки втянула в себя темная прореха, что разорвала связь пространства и времени. Существо же упивалось смертью, предчувствовало океаны крови, которой еще только предстояло пролиться. Клинок, пресытившийся болью, открыл ему путь к целому сонму душ, которых нужно было собрать для Кровавого Бога. За этой прорехой в ткани реальности лежали миры, в которых прошлая жизнь существа была бы короче одного удара сердца; миры, в которых голод Кхорна, возможно, однажды будет утолен в резне небывалых масштабов.

Аватара засмеялась, понимая, что такое просто невозможно: голод Кровавого Бога — бездонный океан, чрево, которое никогда не сможет насытиться. Металл доспеха на Аватаре еще больше расширился, впитывая в себя свежеубитые души и наполняясь новой жизнью — новой целью.

Ларана Уториан увидела свое будущее, увидела вечность, где была только война и смерть, и закричала. Это был безмолвный крик, звучавший лишь в ее разуме, и возник он потому, что какая-то часть ее души, порочная часть, радовалась такой судьбе.

Не оглядываясь назад, Аватара прошла навстречу своей участи через темный портал, за которым открывались измерения, неведомые смертным.

Ее ждала бесконечная битва и бесконечная жизнь, чтобы принять в ней участие.

Хонсю взбирался по склону к бреши, предвкушая хорошую драку. Железные Воины собрались на гребне пролома в стене — у груды камней, затянутых клубами дыма, сквозь которые то и дело виднелись проблески. Стреляло какое-то орудие, пока остававшееся невидимым за пеленой дыма, но по характеру огня Хонсю предположил, что установлено оно на титане.

Форрикс заметил его приближение, указал рукой вперед, на брешь, и заявил, стараясь перекричать очередь грохочущих выстрелов из «Вулкана»:

— Здесь нам не пройти!

— Но если мы останемся тут, орудия бастиона разорвут нас на куски! — возразил Хонсю. — Нужно прорываться через брешь!

Форрикс указал на бастион Мори, очертания которого угадывались в дыму, и Хонсю заметил, что с той стороны не доносилось никаких звуков, обычно сопутствующих битве: ни выстрелов, ни криков раненых, ни лязга стали. Лишь тогда он увидел нечто в воздухе над брешью — разрез, края которого медленно смыкались, как у зарастающей раны, а между ними еще виднелась россыпь звезд.

— Это что еще такое, во имя Хаоса?

— Не знаю, полукровка, но именно туда ушел Кроагер.

— Не понимаю, — признался Хонсю, когда мерцающая прореха полностью закрылась.

— Я тоже, но сейчас о Кроагере нам надо думать в последнюю очередь. Нужно найти что-то, что уберет отсюда этих треклятых «Псов войны».

Как будто в ответ на слова Форрикса послышался глухой удар, и по склону посыпались мелкие камни. Через мгновение земля задрожала вновь, словно от падения гигантского молота, и Хонсю обернулся, ощутив присутствие чего-то очень древнего и очень страшного.

Теперь громоподобные удары следовали один за другим, и камни сыпались от бреши сплошным каскадом.

Наконец дым развеялся, и из черных клубов показался «Диес Ире» — тяжело шагая, он двигался к цитадели.

Принцепс Даэкиан, сидевший высоко над землей в командном мостике титана класса «Пес войны», даже по вокс-связи почувствовал волнение принцепса Карлсена и улыбнулся с мрачной решимостью.

— Это «Диес Ире», он снова на ходу. Только Император знает, как это случилось, но он направляется прямо к бастиону Винкаре!

В предупреждении Карлсена не было нужды: впередсмотрящие Даэкиана уже доложили о появлении вражеской машины. Чувствовалось, что Карлсен хочет присоединиться к нему в битве с «Диес Ире», но даже беглый взгляд на планшет тактической обстановки показал Даэкиану, что больше всего пользы «Псы» принесут, прикрывая брешь.

— Стойте, принцепс Карлсен. Удерживайте занимаемые позиции, — приказал он.

— Так точно, сэр, — отозвался Карлсен, не скрывая своего разочарования.

Даэкиан с мастерской точностью направил своего «Повелителя войны» через ворота во внутренней стене, приказав титану пригнуть тяжелую голову, чтобы не лишиться наплечных орудий. «Армис Юват» и «Пакс Император», оба класса «Грабитель», были меньше по размеру и проследовали за ним без проблем. После первого сражения всех трех титанов спешно отремонтировали, но ни один из них не восстановил боеспособность в полной мере.

Хотя Даэкиан не сомневался в своих подчиненных и в боевом духе самого «Гонорис Кауза», он все же приготовился предстать перед Императором и лишь затем поднялся в рубку титана. Он давно знал, что все закончится именно так, и пусть грядущий бой завершится его смертью — Даэкиан все равно гордился тем, что именно ему выпал шанс отомстить за принцепса Фиераха.

Вмешательство «Диес Ире» в сражение уже приносило свои плоды. Имперские войска в страхе бежали, едва завидев гигантское чудовище, что вынырнуло из-за завесы дыма. Имперские Кулаки отступали организованно, но и космические десантники понимали, что поединок с такой тварью закончится ничем. Валы и укрепления не могли защитить от врага таких размеров, которому было под силу переступить через весь бастион всего лишь одним шагом и всего лишь одним выстрелом — уничтожить все его стены.

Бегущие гвардейцы были уже у ног титана, и Даэкиан выругался: он не мог двигаться вперед. Пята титана могла раздавить целый взвод, а «Диес Ире» тем временем уже был у третьей параллели. Еще несколько секунд — и он доберется до стен.

— Модератор Иссар, выведите из строя щиты этой твари! — заорал он, поднимая тяжелую ногу титана для шага вперед и молясь, чтобы люди внизу успели убраться с дороги. — Инженерная палуба, первую походную скорость.

Роторные бластеры, установленные на плечах его титана, прочертили в воздухе пунктир огненных линий, и в корпус «Диес Ире» ударил шквал подкалиберных бронебойных снарядов. Ярко вспыхнув, схлопнулись пустотные щиты, но Даэкиан знал, что это только начало битвы.

«Армис Юват» и «Пакс Император» заняли позиции на его флангах и вели огонь, не сбавляя скорости, а сам Даэкиан тем временем пытался осторожно обойти отступающие войска. Внезапно раздался сильный взрыв — один выстрел из плазменного аннигилятора, установленного на вражеском титане, уничтожил угловую орудийную башню бастиона Винкаре. В воздух взлетели огромные куски рокрита, но большая часть стен просто расплавилась, и башня осела под собственным весом.

Даэкиан выругался, почувствовав, как под огневым напором «Диес Ире» поддались щиты, и приказал своему титану резко повернуть к бастиону и перешагнуть через линии траншей.

Чудовищный враг был прямо перед ним: ужасные очертания «Диес Ире» были ясно видны над неровной кромкой разрушенного парапета, и Даэкиан ощутил тяжесть в желудке — холодную, свинцовую тяжесть. Корпус вражеской машины почернел, опаленный огнем, голова превратилась в расплавленную, покрытую вмятинами глыбу металла, в которой светился зеленым единственный уцелевший глаз, но орудия не смолкали ни на миг и держали под непрерывным обстрелом как парапеты, так и титанов тактической группы Даэкиана.

Залп из орудия «Адский шторм» пробил щиты «Армис Юват» и повредил его левый коленный сустав, заставив титана пошатнуться.

— Армис Юват», «Пакс Император» — готовьтесь к стрельбе! — скомандовал Даэкиан и, прибавив скорости, двинулся к фланку бастиона.

Принцепсы обоих «Грабителей» привели своих титанов в устойчивое положение и выпустили смертоносный залп по «Диес Ире». Вражеский титан сделал ответный залп, не прекращая при этом продвигаться вперед. Даэкиан активировал линейные ускорители орудия «Вулкан» и взял управление им на себя. Он уважал модераторов, которые отвечали за это орудие, и полностью доверял их мастерству, но, если повезет, это будет смертельный выстрел, и сделать его он должен был сам.

Новый разряд, вырвавшийся из плазменного аннигилятора «Диес Ире», снес еще одну секцию стены, и титан спустился в ров, каждым своим шагом сминая сотни трупов. Что-то ярко сверкнуло сбоку от Даэкиана, на мгновение озарив весь мостик, и он повернул голову, чтобы увидеть, что взорвалось на этот раз.

«Армис Юват» завалился назад, а от верхней части его корпуса ничего не осталось. Подбитый «Грабитель» рухнул на землю, выбрасывая гейзеры раскаленной плазмы из пробитого реактора. «Пакс Император» изрядно пострадал от вражеского обстрела, но пока еще сражался.

— Принцепс, пустотные щиты отказывают! — закричал модератор Иссар, когда «Гонорис Кауза» поразил новый залп.

— Полный вперед! Прежде чем нас постигнет та же судьба, мы должны подобраться к этому монстру поближе! — ответил Даэкиан.

Между ними оставалось меньше ста метров, и Даэкиан уже мог разглядеть следы ужасающих повреждений, которые принцепс Фиерах сумел нанести этому порождению варпа, прежде чем принял смерть. На торс титана были кое-как приварены огромные стальные заплаты, на ногах же были установлены разнообразные вспомогательные механизмы, которые и вернули «Диес Ире» подвижность.

Роторные бластеры вывели из строя еще несколько пустотных щитов противника, а затем Даэкиан увидел, что один снаряд взорвался уже на его верхних бастионах. Защита врага, дарованная ему самим адом, была, наконец, пробита.

Даэкиан повел «Гонорис Кауза» вперед и навел орудие «Вулкан» на цель.

— За принцепса Фиераха, — прорычал он и выстрелил.

Луч энергии, мощность которого трудно было даже представить, прочертил ослепительно яркую линию, метя в голову «Диес Ире», и еще до того как цель была поражена, Даэкиан знал, что не промахнулся.

Но радость победы была недолгой: не веря своим глазам, он увидел, что луч попал в пустотный щит, восстановленный врагом всего за мгновение до удара. Корпус «Диес Ире» уже разворачивался к нему, и раскаленный добела ствол плазменного орудия был наведен точно на его машину.

— Маневр уклонения! — заорал Даэкиан, прекрасно понимая, что уже слишком поздно.

«Гонорис Кауза» отшатнулся в сторону в тот момент, когда орудие врага извергло разряд плазмы.

Прицепс Даэкиан почти успел. Почти.

Выстрел попал прямо в ствол «Вулкана», и орудие мгновенно исчезло, превратившись в раскаленный шар плазмы. Даже адамантий не выдержал температуры такого взрыва, и титан лишился руки.

Даэкиан закричал от невыносимой боли, забился в судорогах, не в силах выдержать обратный сигнал, которым блок мыслеуправления отозвался на повреждение. Из его носа и ушей текла кровь, но он не сдавался и все так же шел на сближение с «Диес Ире», контуры которого смутно угадывались сквозь дым, затянувший командный мостик.

Оба титана достигли крепостных стен одновременно; благодаря тому, что бастион Винкаре находился на возвышении, рубка, в которой располагался Даэкиан, оказалась на одном уровне с головой «Диес Ире». «Пакс Император», истекающий горящей плазмой, оставляющий за собой след из белых искр, которые каскадом сыпались из поврежденных ножных сочленений, занял позицию справа.

Даэкиан ударил врага в грудь клешней, которая венчала оставшуюся руку «Гонорис Кауза», и массивный титан закачался, но затем сам взмахнул рукой и, снеся верх рокритовой стены бастиона, нанес сокрушительный удар по бедренной секции имперской машины.

Даэкиан слышал, как треснул металл в ноге его титана, слышал крики, которые доносились с инженерной палубы по вокс-связи. В лучшем случае у него оставалось лишь несколько мгновений.

По градом вражеских ударов он вновь замахнулся клешней, на этот раз сдирая заплаты, установленные на брюхе «Диес Ире». Чудовище отшатнулось назад, пытаясь хоть как-то защитить реактор, который теперь стал уязвимым.

В бой вступил «Пакс Император». Несмотря на страшные повреждения, титан опустил цепной кулак на верхние бастионы вражеской машины, и лезвие с оглушительным визгом распороло корпус, приближаясь к командному мостику «Диес Ире».

Шипастый хвост механической твари взметнулся в хлестком ударе и вдребезги разбил коленный сустав имперского титана, в результате чего тот пошатнулся, и лезвие цепного кулака сорвалось с брони противника.

А затем «Диес Ире» развернулся, наставил плазменный аннигилятор прямо на рубку «Пакс Император» и выстрелил в упор.

Невероятной силы взрыв уничтожил всю верхнюю часть корпуса «Грабителя», и оба титана, сошедшиеся в схватке, утонули в потоках жидкого огня. Останки «Пакс Император» перевалились через стены бастиона и рухнули в ров, изрыгая в небо столбы черного дыма.

Но гибель товарища дала Даэкиану шанс.

Он приказал своему титану ударить в торс «Диес Ире», где броня, закрывавшая реактор, была раньше повреждена атакой принцепса Фиераха, а сейчас еще ослабла от жара взрывов. Даэкиан взревел, чувствуя, как клешня вспорола самое нутро врага, обхватил железной рукой его ядерное сердце и изо всех сил сжал.

Хонсю, наблюдавший за битвой окутанных дымом титанов, от всей души желал, чтобы махина «Диес Ире» раздавила презренных врагов и превратила их в металлолом. Пока шел этот поединок, он укрывался за гребнем бреши, с ног до головы покрытый грязью и кровью.

Раздражение и нетерпение нарастали в нем с каждым новым взрывом. Так им никогда не преодолеть брешь.

Два гиганта продолжали бой у дальнего бастиона — бой, от которого земля содрогалась, как при сильном землетрясении.

— Форрикс! — позвал Хонсю, перекрикивая грохот рвавшихся снарядов. — Эта битва скоро закончится, так или иначе. Пора отступать!

Форрикс покачал головой и зло усмехнулся:

— Я так и знал, что на самом деле ты трус. Никакого отступления. Мы возьмем эту брешь.

Хонсю в ярости схватил ветерана за плечо.

— Нужно убираться отсюда! Атака захлебнулась, и враг уже перегруппировался за стенами. Промедлим — и будет еще хуже. Мы проведем еще один штурм позже!

На мгновение ему показалось, что Форрикс снова начнет возражать, но ярость ветерана улеглась, и он кивнул, развернулся и, не говоря ни слова, начал спускаться по склону.

Хонсю пошел следом. Железные Воины отступили от стен и организованными группами двигались обратно ко рву, как вдруг, как раз, когда Хонсю перебирался через ощетинившийся арматурой обломок рокрита, небо наполнилось ужасающе ярким светом. Все краски померкли, словно выцвели, и день озарился ослепительным сиянием сверхновой звезды.

«Диес Ире», из брюха которого били фонтаны плазмы, оказался окутан слепящим, непереносимо жарким пламенем. Кулак вражеского титана, чьи глаза светились белым, погрузился глубоко в его внутренности и теперь разрывал на части нутро демонической машины. Сцепившись намертво, оба титана старались высвободиться из железной хватки противника, и земля вздыбилась от ярости их противостояния.

Затем раздался страшный стон: обе машины потеряли равновесие и повалились в ров.

— Бегите! — заорал Хонсю. Перед лицом этой новой опасности все мысли об организованном отступлении были забыты.

Он промчался мимо равелина и в несколько шагов преодолел усыпанные щебнем склоны рва, а тем временем титаны тяжело рухнули на внешний фас куртины между воротами цитадели и бастионом Винкаре. Их корпусы проскрежетали по поверхности фаса, оставляя за собой потоки горящей плазмы. В защите цитадели образовалась еще одна огромная прореха.

Хонсю выбрался изо рва, изо всех сил стремясь добраться до земляных укреплений и безопасности. Форрикс бежал рядом, благодаря новым бионическим имплантатам двигаясь с приличной скоростью, несмотря на тяжеловесный терминаторский доспех.

Оба титана упали на землю с такой силой, что ударной волной Хонсю сбило с ног и швырнуло вперед. Он врезался в верхушку земляного вала, по инерции перекатился через него, и в этот момент из пробитых реакторов титанов рекой хлынула плазма.

Пылающий поток затопил ров и уничтожил бесчисленные трупы в нем за секунду. От Первого равелина ничего не осталось — он был похоронен под тысячами тонн армапласта и керамита. Вдоль всего рва пронеслась волна огня и пара, от которой камни на его склонах спеклись в сплошную массу.

Острые, раскаленные добела осколки дождем обрушились на цитадель; один из обломков — остатки командного мостика «Гонорис Кауза» — сокрушил часть стены всего в пяти метрах от кастеляна Леонида.

Оба титана, погрузившиеся в расплавленную жижу, которая заполнила ров, еще слабо шевелились, не прекращая бой, даже когда их полностью охватил жадный огонь.

Первая попытка штурма провалилась.

Глава 5

Кастелян Леонид налил себе полный стакан амасека и осушил его одним большим глотком, после чего, оставив стакан на столе, присел на край кровати. Все его тело болело, швы, наложенные на неглубокие раны на руках и ногах, тянули при каждом движении, заставляя кастеляна морщиться. Он потер виски, пытаясь избавиться от головной боли, которая не отпускала уже несколько дней.

Но такого чуда не случилось. Он снова наполнил стакан и посмотрел через армированное стекло амбразуры на ров, все еще охваченный тусклым красным свечением. Плазменное пламя, в котором скрылись оба павших титана, уже угасало, и Леонид поднял стакан, чествуя умирающий свет:

— За вас, принцепс Даэкиан. Да хранит Император вашу душу.

Он выпил обжигающую жидкость и подумал было налить третью порцию, но решил, что не стоит — до наступления утра ему предстояло еще много работы. Провел покрытой мозолями рукой по волосам, стараясь унять боль, и тут в дверь постучали.

— Войдите.

Пригнувшись, брат-капитан Эшара вошел в комнату, пододвинул себе один из прочных стульев, стоявших вокруг стола, и сел напротив кастеляна. Некоторое время оба молчали; это было дружеское молчание, когда слова не нужны.

— Сегодня ваши солдаты проявили истинное мужество, — наконец заговорил Эшара. — Народ Джурана может вами гордиться.

Видя, что Леонид опечален, он добавил:

— Мне горько слышать, что майор Андерс погиб.

Леонид кивнул, вспомнив тот страшный момент, когда один из Железных Воинов с оскорбительной небрежностью зарубил его друга в битве на Первом равелине.

— Примите и мои соболезнования, капитан. Смерть библиария Корвина стала большой потерей для всех нас.

Лицо Эшары избороздили морщины горя.

— Не буду делать вид, что понимаю, что случилось на том бастионе, но в одном я уверен: он отдал свою жизнь, чтобы спасти нас всех.

— Согласен, — отозвался Леонид.

Донесения о битве на бастионе Мори были, мягко говоря, путаными. Раненые в лазарете бредили, на разные лады повторяя одну и ту же историю о воине-гиганте, который убил всех на бастионе лишь силой своего голоса, и о вихре, который втягивал в себя кровь. К счастью, Леонид успел пресечь эти россказни, прежде чем они распространились по всему гарнизону.

— Завтра — последний день, да? — спросил кастелян.

Эшара не ответил; Леониду показалось, что капитан не хочет отвечать на этот вопрос, но космический десантник на самом деле обдумывал слова.

— Этот день станет для нас последним, если мы не отступим за внутренние стены цитадели. У нас осталось меньше четырех тысяч человек; уничтожена практически вся тяжелая артиллерия; в стенах три бреши. Линия обороны слишком длинная, и всю ее мы не удержим, хотя врагу придется пролить немало крови при штурме. И все же, в конце концов цитадель падет.

— Тогда мы сдадим внешний периметр и укроемся за внутренними стенами. Они целы, и хотя сплошной линии укреплений у нас не будет, зато будет прикрытие энергетического щита.

— Хорошо, — кивнул Эшара. — Жертва, принесенная принцепсом Даэкианом, дала нам время на перегруппировку, и лучше нам с этим не затягивать.

— Я немедленно отдам приказ, — согласился Леонид, наливая себе последний стакан амасека и доставая флакон с таблетками детокса.

Приняв одну, он покачал головой от отвращения — вкус у таблеток был отвратительный — и поставил флакон на стол.

— Я заметил, что ваши солдаты тоже принимают это лекарство, — произнес Эшара. — Можно спросить, от чего оно?

— Вы про таблетки детокса? Ну конечно, вам же они не нужны. Думаю, скоро и нам они уже больше не понадобятся.

Эшара выглядел озадаченным:

— Не понадобятся для чего?

— Все дело в здешнем воздухе, — пояснил Леонид, поведя рукой. — Он ядовит. Магос Биологис из Адептус Механикус снабжают нас этими таблетками, чтобы люди не заболели от содержащихся в нем токсинов.

Эшара склонился над столом, взял флакон в руки, вытряхнул на ладонь несколько таблеток и глубоко вздохнул — нарочито глубоко, как показалось Леониду.

— Кастелян Леонид, вы знаете, что в организме космического десантника есть особый орган, который называется невроглоттис? — Кастелян покачал головой, и тогда Эшара продолжил: — Он расположен на задней стенке гортани и может анализировать химический состав того, чем мы дышим и что едим. При необходимости этот орган меняет мои дыхательные процессы так, чтобы воздух по трахее поступал в генетически модифицированное легкое, которое может справиться с любыми токсинами, содержащимися в атмосфере.

Эшара поставил флакон обратно на стол.

— Боюсь, вас ввели в заблуждение, мой друг. Могу точно сказать, что воздух на этой планете неопасен для дыхания. Неприятен — да, но ядовит? Безусловно, нет.

Леонид не пытался сдерживать охватившую его злость. Он направлялся в Храм Машины, расположенный глубоко под цитаделью, сжимая в левой руке флакон с таблетками детокса, а в правой — лазпистолет. По стерильно чистым коридорам, которые вели к резиденции архимагоса Амаэтона, они шли вместе с капитаном Эшарой, а следом за ними маршировали в ногу гвардейцы из почетной стражи кастеляна, защищенные панцирной броней.

Теперь Леонид знал, почему там, в горах, Хоук не умер и даже не заболел. Теперь он знал, почему солдаты в крепости постоянно страдали от головных болей и тошноты. Теперь он знал, почему на стенах зала для брифингов столько знамен и эмблем разных полков. Благодаря этим таблеткам для «детоксикации» весьма скоро цитадели потребовалось бы снова обновить гарнизон.

Эшара попробовал одну из этих таблеток, подержал ее во рту, пока химические вещества не растворились, а потом сплюнул их в пустой кувшин.

— Это яд, — вынес он свой вердикт. — Действует медленно и незаметно, но все равно это яд. В этой таблетке содержится много веществ, которые, насколько мне известно, оказывают канцерогенное воздействие. Могу предположить, что через несколько лет приема этого «лекарства» у пациента разовьется какой-то агрессивный вид рака — или даже несколько видов сразу.

В ужасе Леонид смотрел на флакон с таблетками, осознавая со всей неизбежностью, что он сам принимал эти пилюли уже очень долгое время.

— Насколько агрессивный? — прошептал он.

Эшара нахмурился.

— Настолько, чтобы через шесть-семь лет привести к полной инвалидности и смерти.

От ярости Леонид лишился дара речи. Невозможно было даже представить такое вероломство, невозможно помыслить, что Адептус Механикус могли так безжалостно врать своим же. Вспомнив количество знамен на стенах зала, он попытался подсчитать, в скольких смертях были повинны Адептус Механикус, но быстро сдался: цифры превышали несколько миллионов.

— Но зачем им так поступать?

— Этого я не знаю. Что оберегает эта цитадель? Неужели это представляет такую ценность, что даже защитники крепости должны любой ценой хранить молчание?

Леонид покачал головой.

— Возможно, но я точно не знаю. Я знаю лишь, что это место — нечто вроде промежуточной станции для хранения ксеноартефактов, обнаруженных в данном секторе. Мне сказали, что строения были возведены на руинах, оставшихся еще со времен Темной эры технологий…

— И вновь я склонен думать, что вас обманули. Вряд ли Адептус Механикус пошли на столь низкий поступок только ради защиты ксеноартефактов. Эта цитадель скрывает тайну, которая стоит жизни каждого солдата из ее гарнизона.

Леонид поклялся узнать эту тайну, даже если ему придется для этого придушить Наицина или нацелить лазпистолет на неведомую машину, которая поддерживала жизнь Амаэтона. Судьбу 383-го Джуранского, наверно, уже не изменить, но Леонид собирался сделать все, чтобы Адептус Механикус поплатились за свои преступления.

От главного коридора ответвлялись несколько других, но кастелян безошибочно следовал по пути, который вел в храм.

— Впереди кто-то есть, — прошептал Эшара, вынимая болт-пистолет и взводя курок.

Леонид последовал его примеру, а гвардейцы из почетной стражи подняли ружья к бою и заняли позиции вокруг кастеляна.

За очередным поворотом открылся зал со сводчатым потолком, словно сотканным из ажурных железных перекрытий. Шары светильников парили, поддерживаемые силовым полем; на стенах — изображения зубчатой шестерни, на полу — груды металлических ящиков и громоздкие механизмы. Сервиторы и рабочие двигались по огромному залу, как автоматы, не обращая внимания на происходящее вокруг.

На другом конце зала виднелась приоткрытая широкая дверь в форме зубчатого полукруга, у которой собралась небольшая группа людей. Леонид сразу же узнал магоса Наицина и нескладные фигуры преторианцев — боевых сервиторов. Сервиторы когда-то были рабами, которые, пройдя хирургическую обработку, теперь выполняли для Адептус Механикус самые разные виды ручной работы. Тяжеловооруженные преторианцы использовались для обороны и обладали телами, усиленными аугметикой. Передвигались они благодаря самоходным гусеничным агрегатам, а в руки их были вживлены разнообразные виды оружия смертельного действия.

Последнего члена этой группы Леонид не узнал, но поразился тому, каким чудовищно массивным казалось тело этого человека — даже свободная мантия не могла скрыть его грузные очертания. Кожа его была цвета черного железа, а лицо скорее принадлежало мертвецу, а не живому человеку.

Наицин заметил их приближение и проскользнул в дверь, увлекая гиганта в мантии за собой.

Леонид в ярости зарычал и бросился к закрывавшейся двери. Боевые сервиторы двинулись ему навстречу, но он целиком сосредоточился на двери и не обращал на них внимания. Ничто не помешает ему добраться до Наицина и убить его.

Первый преторианец уже поднимал руки с установленным на них оружием, и почетная стража бросилась за Леонидом, увидев возникшую опасность. Один гвардеец, оказавшийся быстрее всех, прыгнул вперед и сбил кастеляна с ног, убирая его с линии огня. Выстрелы тяжелого болтера, из которого стрелял преторианец, наполнили зал ритмичным грохотом.

Снаряды пролетели над Леонидом, но другим повезло меньше. Три гвардейца упали, у каждого на груди зияла огромная рана. Леонид и его спаситель откатились под прикрытие большой буровой установки на гусеничном ходу, но и от нее теперь откалывались куски металла — преторианец пустил в дело автопушку с более крупным калибром.

На боевого сервитора обрушился шквал лазерного огня, и преторианец отшатнулся назад, истекая кровью. Но даже это не смогло его остановить — он лишь скорректировал прицел и поразительно точными и быстрыми выстрелами уничтожил еще несколько человек из отряда Леонида.

Гвардеец, спасший кастеляну жизнь, выскочил из-за прикрытия буровой установки и тщательно прицелился в голову преторианца, но тут же рухнул на пол, пораженный в грудь и голову, и разрывные снаряды превратили его тело в кровавую мешанину.

Постепенно разрушения, вызванные тяжелым болтером и автопушкой, распространялись по всему залу, и Леонид попятился. Повсюду сыпались осколки стекла и пластика, лилась кровь, сыпались искры; падали солдаты и рабочие-сервиторы, разбивались пульты управления и осветительные шары.

Рабочие-сервиторы, прошедшие лоботомию, не были запрограммированы реагировать на подобные внешние раздражители и продолжали выполнять рутинные задания на своих местах. Они умирали молча, сраженные огнем преторианцев, которые расстреливали их в упор, благодаря усиленным сервомускулам даже не замечая мощной отдачи оружия.

Над разбитыми панелями вспыхнули сигналы тревоги. Леонид пробрался к Эшаре, который обнажил потрескивающий клинок силового меча.

Рабочие-люди старались как можно быстрее отсоединиться от оборудования, которое они обслуживали, и укрыться от неумолимо приближавшихся преторианцев. Один из рабочих упал на колени, моля о пощаде, но в ответ получил лишь выстрел в лицо. Для того чтобы убить остальных, потребовалось всего три прицельных очереди.

Леонид бросился в атаку в тот момент, когда раненый преторианец закончил истребление техников. Он успел выстрелить по цели дважды, и сервитор пошатнулся, но, несмотря на две раны в голове, все равно поднял тяжелый болтер. Третий выстрел Леонида перебил сервитору шею и наконец отделил голову от тела.

Преторианец опрокинулся назад, продолжая рефлекторно стрелять, и пунктир выстрелов протянулся к Леониду и зацепил его плечо. Вскрикнув от боли, он не удержался на ногах и упал, а уже слышался визг автопушки второго сервитора, готового открыть огонь.

Но прежде чем второй преторианец смог выстрелить в кастеляна, Эшара, укрывавшийся за одним из ящиков, бросился вперед и одним взмахом меча перерубил стволы пушки, вызвав взрыв искр, а затем быстро развернулся и изо всех сил ударил сервитора локтем в лицо. Череп сервитора лопнул, шея переломилась, и обратный удар Эшары довершил дело, снеся верхнюю, органическую часть тела преторианца с гусеничного агрегата. Вой автопушки сменился отрывистым визгом и наконец стих.

Леонид встал, зажимая рану в плече, и, благодарно кивнув Эшаре, повернулся к закрывшейся двери, за которой скрылись Наицин и его неведомый сообщник.

— Проклятье! — выругался он. — Как же нам теперь ее открыть?

Эшара указал на что-то за спиной Леонида. Нахмурившись, кастелян обернулся, чтобы посмотреть, что именно привлекло внимание космического десантника — а когда увидел, то широко улыбнулся.

Дверь, преграждавшая вход в храм Машины, была сделана из сплошной стали тридцать сантиметров толщиной, но смялась как фольга, когда в нее ударила буровая установка весом в восемьдесят тонн. Верхняя секция установки не прошла в дверной проем и со скрежетом оторвалась, но остальная конструкция пробила преграду и, разбрасывая вокруг себя фрагменты металла и снопы искр, оказалась во внутреннем святилище Храма Машины. На мгновение Эшара потерял управление установкой, и ее повело в сторону, к скоплению мониторов и контрольных панелей, в которые она и врезалась. Едва установка, урча двигателем, остановилась, Леонид, Эшара и четыре уцелевших в перестрелке гвардейца спрыгнули с нее на пол зала, где в янтарном свечении пульсировали механической жизнью бесчисленные механические устройства.

Застонав от боли при резком движении, Леонид осмотрелся, пытаясь понять, что представляло собой это место.

Магос Наицин стоял, склонившись, у приземистой ромбовидной конструкции, на поверхности которой располагался бак с жидкостью, сейчас разбитый. Жидкость вытекала из поврежденного контейнера, а Наицин, в одной руке державший свою бронзовую маску, в другой сжимал нечто, напоминавшее блестящий кусок мяса. Он отбросил этот предмет в сторону, и Леонид с ужасом узнал в нем застывшие черты лица архимагоса Амаэтона. Прослужив цитадели многие века, органическая составляющая архимагоса наконец встретила свой смертный час.

Неповоротливый незнакомец, который сопровождал Наицина, поднялся на ромбовидное сооружение и широко развел руки — огромные и деформированные. Под его мантией началось какое-то шевеление, словно во все стороны расползалось змеиное гнездо. Ткань мантии лопнула, обнажив пласты мускулов, черных, как железо. По этим мускулам пробегала рябь движения, в них ужасным образом соединилась органическая и биомеханическая жизнь, и кастелян задумался: чем было это существо — машиной, человеком или чудовищным симбиозом того и другого?

— Наицин! — крикнул Леонид. — Что ты наделал?

Магос поднял голову, и Леонид охнул от шока, увидев его лицо, истинное лицо. Скопление тонких щупалец, похожих на червей, блестело и переплеталось в сплошную массу, которая и была головой магоса; в середине лицевой стороны из этой массы выпирала гроздь белесых глаз, а под ней виднелось сфинктероподобное ротовое отверстие, полное острых как иглы зубов.

— Мутант, — презрительно сплюнул Эшара и поднял пистолет.

Гвардейцы замерли, словно завороженные, разглядывая невероятное существо, и это нездоровое любопытство стоило им жизни.

Фигура на возвышении подняла руки, плоть на которых двигалась, трансформируясь в два огромных орудийных ствола. Выстрелы слились в оглушительное крещендо, и в одно мгновение от почетной стражи Леонида не осталось ничего. Сам кастелян вынужден был снова искать укрытия за буровой установкой, а Эшара бросился в атаку на гиганта в центре зала.

Зашипев, магос Наицин кинулся ему наперерез, двигаясь с невозможной для человека скоростью. Из пальцев его выросли длинные хоботки с зубастыми отверстиями на концах и как кнутом ударили по противнику. Эшара был сбит с ног, металл наплечника зашипел от попавшего на него ихора, и под воздействием этого вещества керамит доспеха начал растворяться. Космический десантник откатился в сторону, уворачиваясь от жадных ртов, но Наицин атаковал снова, выплюнув новую порцию кислоты из отростков на руках.

Леонид не упустил момент и, используя щиток гусеничной ленты как опору для пистолета, прицелился в уродливую тварь, которая уничтожила его отряд.

Тем временем руки существа снова трансформировались — на смену оружию явились длинные ребристые кабели, которые извивались, подобно змеям. Ребра широко разошлись, как если бы открылись поросшие мхом створки древних ворот, и из грудной полости монстра показались с десяток щупалец из влажного зеленого металла. Они потянулись во все стороны, словно в поисках чего-то.

Леонид выстрелил, и лазерный луч поразил чудовище в голову. Вспыхнуло яркое зеленоватое свечение, а затем он увидел, что цель осталась невредима.

Леонид стрелял снова и снова, но безрезультатно. Существо, стоявшее на платформе, было неуязвимо. Металлические щупальца все удлинялись; теперь они подсоединялись к механизмам, стоявшим вокруг возвышения. Биомеханические внутренности порождали все новые отростки, которые тянулись во все стороны, как ветви дерева, и подключались к аппаратам жизнеобеспечения храма и системам регулирования всей цитадели.

По всему залу загорелись предупредительные огни, включилась звуковая аварийная сигнализация.

Леонид понимал, что сам он никак не сможет остановить это нечестивое создание, и бросился к Эшаре, который все еще сражался с мутантом. Наицин двигался с головокружительной скоростью, щупальца, истекавшие кислотой, уклонялись от каждого удара Эшары. Болт-пистолет капитана превратился в лужицу расплавленного металла, и Леонид видел, что доспех его пробит в нескольких местах — там, где на него попали едкие выделения из зубастых отростков.

— Отойдите, брат-капитан, — приказал Леонид и поднял лазпистолет.

Эшара уклонился от удара, нацеленного ему прямо в сердце, и отшатнулся назад от омерзительного мутанта. Наицин отступил к ромбовидной платформе, и янтарное сияние, освещавшее зал, померкло, сменяясь мутным зеленоватым свечением. Леонид навел прицел на голову мутанта.

Наицин самодовольно рассмеялся; смех прозвучал, как смесь влажного причмокивания и бульканья.

— Дураки! Вам не победить. Можете уничтожить меня, но те, кому я служу, уже вечером будут пировать на ваших костях.

— Но почему, Наицин? — по-прежнему хотел знать Леонид.

— Могу спросить то же у вас, — презрительно парировал магос. — Вы и понятия не имеете, за что сражаетесь.

— Мы сражаемся, чтобы защитить один из миров Императора, мутант, — отрезал Эшара.

Наицин засмеялся уже открыто — омерзительный, тошнотворный звук.

— Неужели вы думаете, что Императору есть дело до этой планеты? Оглянитесь вокруг: это пустыня! Пустыня, созданная руками человека. Когда-то это был плодородный, богатый жизнью мир, но затем Адептус Механикус захотели обустроить его для своих целей. Вирусная бомбардировка не оставила на поверхности ничего живого, и на многие века планета стала необитаемой.

— Ты лжешь. Зачем Адептус Механикус так поступать?

— Чтобы больше никто не предъявлял претензий на этот мир, тогда они могли бы спокойно работать в генетических лабораториях, которые собирались здесь построить. Вы стоите в одном из самых священных для Адептус Механикус мест и даже не знаете об этом. Геносемя, столь ценное для космических десантников, ибо в нем заключено будущее Астартес… Это одно из двух мест во всей галактике, где производится и хранится геносемя.

И вновь Наицин рассмеялся, на этот раз увидев потрясенное выражение на лице Эшары.

— Вот именно, капитан. Когда Кузнец Войны и Разоритель завладеют вашим бесценным геносеменем, они используют его для создания целых легионов космических десантников, которые будут служить Хаосу!

— Но ты до этого дня не доживешь, — зарычал Эшара, выхватил пистолет из рук Леонида и выстрелил.

Голова Наицина лопнула, и на платформу потоком хлынула зловонная желтая жидкость, в которой плавали куски эластичного, покрытого отростками вещества. Труп рухнул на пол, и Эшара добавил еще четыре лазерных разряда, чтобы наверняка разделаться с чудовищем, а затем, не говоря ни слова, вернул пистолет Леониду.

Зал наполнился воем сигнализации. Взглянув вверх, на платформу, Эшара и Леонид увидели, что существо, до этого стоявшее на ней, теперь парит в воздухе, раскинув руки, словно распятое на кресте. Все новые щупальца-кабели вырастали из его тела, а раскрытая грудная клетка излучала то зеленоватое сияние, которое теперь освещало зал.

Тут и там по периметру помещения сыпались каскады зеленых искр; мерцающие разряды смертоносной энергии электрической дугой перекидывались с одного механизма на другой, и вскоре все системы цитадели были заражены техновирусом.

Один из электрических разрядов молнией ударил в пол совсем рядом с Эшарой и Леонидом, заставив их отшатнуться от монстра. Весь Храм Машины сотрясали взрывы, и зал погрузился в пучину электрического шторма. Прикрывая Леонида собой, Эшара кинулся к разбитой двери, за которой открывался выход. Вслед им устремились изумрудные молнии, и разряд поразил Эшару в спину, заставив его захрипеть от боли. Но воины успели нырнуть в дверной проем и откатиться в сторону до того, как вход в Храм скрылся за сплошной сетью из потрескивающих молний.

Еле двигаясь, Эшара и Леонид постарались отойти подальше от пульсирующего зеленого свечения; оба тяжело дышали и стонали от боли.

Эшара поднялся на ноги и протянул руку, помогая встать Леониду, который держался за раненое плечо. Но прежде чем они успели перемолвиться хоть словом, из вокс-бусины в шлеме Эшары раздалось потрескивание, и капитан сосредоточился на получаемом сообщении.

Леонид сразу понял, что новости плохие.

— Что там? — спросил он, готовясь к худшему.

— Началось. Щита больше нет, и противник опять идет на штурм.

Леонид кивнул и оглянулся на светившийся зеленым вход в Храм Машины, который теперь превратился в ад.

— Тогда наше место — на стенах цитадели, — мрачно сказал он.

Два уцелевших титана Легио Мортис двинулись к цитадели в сопровождении эшелона «Поборников» и сорока двух яростно вопящих дредноутов. Этот бронетанковый удар поддерживали около шести тысяч солдат в красной униформе, потрепанных, но не отстававших от техники. Достигнув рва, солдаты спустились по его склону, ставшему гладким как стекло после битвы титанов и последовавшего за этим плазменного инферно.

В небо взметнулись осветительные ракеты, в цитадели завыли сигналы тревоги, и на атакующее воинство со стен обрушились первые редкие выстрелы.

Хонсю наблюдал за сражением с одного из бастионов, установленных на плечах «Патер Мортис» в тридцати метрах над землей. «Поборники» встали на защищенные огневые позиции вдоль третьей параллели и открыли огонь по стенам цитадели, добивая уже и так ослабленные укрепления, в то время как дредноуты форсировали ров. Титан также шагнул в ров, и Хонсю ухватился за металлическое ограждение бастионной площадки, но специальные когти, установленные на тяжелых ногах титана, позволяли ему твердо ступать даже по осыпающемуся грунту.

На наплечных бастионах титана разместились шестьдесят два воина — все, что осталось от роты Хонсю. Теперь, когда имперские защитники оставили внешние стены, а энергетический щит исчез, они были готовы атаковать внутренние укрепления цитадели. Лучшего шанса, чем этот, у них не будет.

Титаны приближались к стенам, от которых, по сути, остались лишь груды обломков, и обстрел бастионов и куртины стал стихать. Когда его машина проходила мимо расплавленных останков «Диес Ире», Хонсю поднял меч, чествуя павшего гиганта.

Взглянув направо, он различил тень второго титана, на бастионах которого стояли воины Форрикса. Начинался последний штурм, и он не мог окончиться провалом. Когда могучая машина войны вошла в брешь, пробитую в стене при падении «Диес Ире», Хонсю вновь ухватился за ограждение и почувствовал, как в корпусе демонического титана зарождается и нарастает яростный рев. Обе машины открыли огонь, и от внутренней стены начали откалываться огромные куски, а парапет превращался в пыль целыми секциями.

В пространстве между внешними и внутренними стенами никого не было: «Псы войны», которые помешали первому штурму, мудро отступили под прикрытие внутренних укреплений. Солдаты на стенах обстреливали врага, но благодаря щитам для титанов эти выстрелы были не страшнее булавочных уколов. Орудия, установленные на стенах, были окутаны зеленым мерцающим свечением; Хонсю не понимал, почему они не стреляют, но возблагодарил Темных Богов за то, что артиллерия врага молчит.

Пока титаны шагали вперед, «Поборники» еще расширили бреши во внешних стенах. Под обстрелом осадных танков укрепления цитадели содрогались, а на ворота, ведущие во внутренний периметр, обрушивался снаряд за снарядом. Дредноуты также добавили к обстрелу свою огневую мощь; трое из них, обезумевшие от жажды крови, грузно двинулись к воротам и ударили по ним тяжелыми молотами, но при этом оказались на линии огня «Поборников» и вскоре погибли.

«Патер Мортис» приближался к внутреннему периметру цитадели, и Хонсю уже мог разглядеть лица солдат, стоявших на стенах. В его сторону неслись стрелы лазерных выстрелов, но он лишь рассмеялся, чувствуя себя неуязвимым. Руки титана ударили в поверхность стены, и бастионы по инерции качнулись вперед. Крепежные крюки глубоко вонзились в рокрит, и через несколько секунд с бастионов на стены перекинулись осадные мосты, раздавившие под собой парапет.

— Эта крепость наша! Никого не щадить! — заорал Хонсю и, подняв меч, бросился в атаку.

Он спрыгнул на парапет, одним ударом зарубил трех гвардейцев и выпустил очередь из болт-пистолета по защитникам, стоявшим дальше на стене. Сотни воинов были готовы дать отпор атакующим, но Хонсю встретил их без страха, сея смерть в имперских рядах с какой-то сверхъестественной ловкостью.

С наплечных бастионов на парапет устремилась волна Железных Воинов, и в первые же мгновения битвы защитники цитадели понесли большой урон и вынуждены были отступить. Шум стоял немыслимый, весь крепостной вал вскоре был залит кровью. Каждый раз, когда оборона была готова вот-вот поддаться под натиском Железных Воинов, Имперские Кулаки устраивали отчаянную контратаку, сплачивали защитников вокруг себя и отбрасывали врага.

Разделавшись с очередным гвардейцем, Хонсю быстро глянул в сторону Форрикса. На его участке Железные Воины тоже столкнулись с ожесточенным сопротивлением и несгибаемым упорством защитников.

Имперские войска удерживали стены, но делали это с огромным трудом, и Хонсю знал, что момент прорыва близок.

Он поднырнул под удар, который целился перерубить ему шею, выпустил кишки нападавшему и заметил, что стены накрыла тень — черная, чернее самой темной ночи. На мгновение битва приостановилась, и все взоры устремились вверх, посмотреть, что за новая напасть приближается к цитадели.

С громоподобным грохотом, от которого треснули стены, Кузнец Войны опустился на парапет, и за спиной его раскинулись огромные крылья тьмы. Гвардейцы, оказавшиеся рядом, упали как подкошенные, корчась в судорогах и изрыгая кровь. Каждый удар, который Кузнец наносил огромным топором или когтями на другой руке, уносил жизнь вставших у него на пути. Мрак, облаком окутавший его голову, беспокойно клубился, и молнии темного света, вырывавшиеся из него, уничтожали все, с чем соприкасались.

Повсюду на стенах раздались крики ужаса, напуганные гвардейцы при виде этого дьявольского морока немедленно обращались в бегство. Кузнец Войны выпрямился в полный рост, доспех его расширился, словно набухнув, и искаженные гримасой агонии лица, заточенные под поверхностью брони, заметались, стеная, словно стая баньши.

— Теперь им конец! — заорал Хонсю, стряхнув в себя минутное замешательство.

Он бросился вслед за бегущими в панике защитниками, безжалостно кромсая их мечом. Линия обороны рухнула, и даже Имперские Кулаки были в этой ситуации бессильны.

Хонсю видел, как Форрикс десятками уничтожает бегущих гвардейцев; затем откуда-то снизу донесся оглушительный треск, и он понял, что внутренние ворота цитадели пали. Оставив бойню на стенах идти своим чередом, Кузнец Войны вновь поднялся в воздух, накрыв все укрепления саваном разложения и необратимых перемен.

Добравшись до одной из огромных башен, стоявших по обе стороны от ворот, Хонсю выбил дверь и нырнул внутрь, стреляя во все, что могло оказаться внутри. Его встретили испуганные крики, и хотя солдаты в башне не представляли угрозы, он все равно убил их и быстро спустился по лестнице. Победа была близка, он чувствовал это.

— Ко мне, Железные Воины! Цитадель наша!

Стреляя на ходу, Форрикс прогрохотал по винтовой лестнице, ведущей к основанию башни. Два уровня были оснащены площадками, на которых смогли закрепиться защитники, но это не остановило безжалостный натиск Железных Воинов: Форрикс и его терминаторы с легкостью уничтожили обе точки обороны.

Даже в разгар боя Форрикс не мог не думать о том, что происходило с Кузнецом Войны. Их предводитель стоял лишь в шаге от демоничества, и трансформация, которую претерпевало его тело, становилась все более очевидной. Значило ли это, что возвышение случится в самое ближайшее время? Уже давно Форрикс чувствовал напряжение, охватившее Кузнеца Войны, чувствовал, что тому стоит немалых усилий сохранять свой телесный облик. Любая ошибка на этом этапе — и вместо того чтобы возвыситься, Кузнец превратится в бесформенное отродье Хаоса, будет навеки обречен проходить через мучения неконтролируемых мутаций.

Нижний этаж башни образовывал широкий огневой мешок, но спланирован он был на случай атаки извне, и теперь защитники, на которых напали изнутри башни, нигде не могли укрыться. Лазерный огонь опалил стену совсем рядом с Форриксом, и в ответ он повел комби-болтер по широкой дуге, которая охватила все помещение перед ним. Ни один выстрел не прошел мимо цели.

Позади него уже завершали спуск терминаторы. Лицевые пластины их рогатых шлемов напоминали хищные маски, и Форриксу такая аналогия показалась уместной. Выход из башни был слишком узок для воинов, облаченных в броню терминатора, но Форрикс ударом силового кулака обрушил стену, расширив дверной проем. Отряд во главе с ветераном вышел во внутренний двор цитадели.

Форрикс довольно улыбнулся, увидев, как Кузнец Войны парит над полем битвы на крыльях тьмы, которые постепенно становились все более прочными, все более материальными. Сами же его очертания постоянно менялись и расплывались, как будто вовлеченные в поток бесконечных превращений.

На другой стороне ворот, у второй башни Хонсю и его отряд расправлялись с толпой бегущих в панике гвардейцев. Впереди же, на дальней стороне мощеной эспланады, Форрикс разглядел группу разрушенных строений, выбитые окна которых зияли, как пустые глазницы. Пройдя ворота, пехотные войска, «Поборники», дредноуты и «Осквернители» старались двигаться быстрее, чтобы уйти с линии ответного огня из этих руин.

Пламя, охватившее укрепления, иногда пронзали отдельные лазерные залпы, но в них не было системы, не было точности. Над разрушенными зданиями клубился густой дым, а мгновение спустя Форрикс услышал, как два титана Легио Мортис, стремясь тоже поучаствовать в последнем сражении, безжалостно крушат куртину.

Дым рассеялся, и над эспланадой раздался визг болтеров «Вулкан». Три «Поборника» взорвались, подбитый дредноут потерял равновесие и отчаянно замахал руками, стараясь удержаться на ногах.

Стрелял «Пес войны» — тот самый титан, которого Форрикс уже пытался уничтожить раньше. Форрикс быстро пересек внутренний двор, а чудовище тем временем призраком скользило в дыму, останавливаясь лишь затем, чтобы прицелиться во врага. Однако здесь, на открытом пространстве, огонь титана был далеко не так эффективен, как в узкой бреши.

— Рассредоточиться! — приказал Форрикс и в сопровождении терминаторов отправился на охоту за «Псом войны».

— Однажды ты ускользнул от меня, но на этот раз тебе не уйти, — пообещал он своей жертве.

— Выбирайте конкретную цель! — закричал Леонид, когда очередной залп лазерных разрядов обрушился на Железных Воинов, которые неумолимо продвигались вперед, от одного горящего здания к другому. Все пространство между зданиями было затянуто дымом, но Леонид видел, что ни один из атакующих пока не упал. Так не пойдет: нужно, чтобы каждый выстрел находил свою цель.

Их отступление прикрывал «Дефенсор Фидеи», титан класса «Пес войны» — он держал врага под шквальным обстрелом, не давая броситься на джуранцев. Сейчас же Леонид видел, что титаны противника тоже не бездействовали: сквозь клубы дыма, который валил из разрушенных зданий, можно было разглядеть огромные куски рокрита, которые эти гиганты отрывали от куртины, и не оставалось сомнений, что они присоединятся к сражению всего через несколько минут. Разбитые ворота не могли остановить сплошной поток вражеской техники, который вливался на эспланаду: танки ехали рядом с гротескными многоногими конструкциями, орудийные башни которых были украшены омерзительными рунами. Один вид этих машин заставил исказиться от страха заляпанные кровью лица солдат.

Брат-капитан Эшара перегруппировал остатки своей роты — всего тридцать Астартес — и сейчас сражался рядом с Леонидом. Они отступали, но крайне неохотно, и каждый шаг, сделанный назад, Эшара сопровождал выстрелом по противнику.

Внезапно из дыма вынырнули несколько солдат в красной униформе — проклятая пехота Железных Воинов — и бросились на них. Прежде чем отряд Леонида успел среагировать, пять человек погибло от выстрелов из примитивных ружей, которыми были вооружены пехотинцы. Припав на одно колено, Леонид вскинул лазган к плечу и, выбрав полностью автоматический режим, открыл огонь. Улица, затянутая дымом, осветилась яркими лазерными лучами, три вражеских солдата упали, еще четверых точными выстрелами из болтера уложил Эшара. Те, кто еще оставался в живых, нацелили оружие на Леонида, но так и не успели выстрелить — земля задрожала под весом огромной ноги из адамантия, которая опустилась прямо на них.

Турболазер «Юре Дивину» обстрелял здание напротив, и до того, как уже поврежденное строение окончательно рухнуло, Леонид увидел, что с его крыши упали шесть вражеских солдат. Но к самому титану уже приближался воин в доспехе терминатора; в чертах его бледного, безжизненного лица читалась древняя злоба и горькая ненависть, сейчас приправленная жаждой крови.

У Леонида не оставалось времени на раздумья. Эшара, схватив кастеляна за руку, уже тянул его в сторону горящих развалин у северной стены цитадели. Космические десантники бежали рядом с ними, а гвардейские отряды уже прошли Врата Прощания и спустились в пещеры.

Эти врата, примыкающие к склону горы и укрепленные двумя бронированными блокгаузами, обычно перекрывали вход в систему подземных туннелей и пещер, но после предательства Наицина и осквернения Храма Машины створки ворот застыли в открытом положении.

Позади взорвались несколько зданий, и Леонида сбило с ног ударной волной. Эшара помог ему подняться, в то время как тридцать Имперских Кулаков встали полукругом, прикрывая подход к Вратам Прощания.

Капитан космических десантников склонил голову, прикрытую помятым и почерневшим шлемом, так чтобы оказаться вровень с Леонидом.

— Кастелян, вы должны спуститься вниз и уничтожить геносемя.

— Но как? — выдохнул Леонид. — Без Храма Машины это невозможно.

Эшара крепче сжал его руку.

— Найдите способ. Используйте огнеметы, плазмаганы — используйте что угодно, но не допустите, чтобы хоть частичка этого геносемени попала в руки врага. Лучше уничтожить все, чем позволить противнику захватить добычу, вы понимаете?

— Но нам понадобится время, чтобы уничтожить все. Время, друг мой. Вы сможете продержаться так долго? — спросил Леонид, прекрасно понимая, какую цену за это придется заплатить Эшаре.

Они посмотрели друг другу в глаза и обменялись крепким воинским рукопожатием, сомкнув пальцы на запястье соратника.

— Мы продержимся столько, сколько нужно, — пообещал Эшара и, отбросив опустевший болтер в сторону, обнажил оба силовых меча.

— Удачи вам, брат-капитан Эшара.

— И вам, кастелян Леонид.

Не сказав больше ни слова, Леонид развернулся и побежал к Вратам Прощания.

Форрикс видел, что от попадания снаряда, выпущенного «Поборником», гигантское чудовище пошатнулось. Разорвавшийся снаряд задел ногу «Пса войны», титан накренился и врезался в полуразрушенное здание, потеряв при этом орудийную установку. Они загнали тварь в угол, лишили ее защиты, и теперь ей конец.

Где-то неподалеку был и второй титан, но дым и постоянные взрывы мешали определить его точное положение.

— Пора свести счеты! — заорал Форрикс и бросился к титану.

«Пес войны» уже не мог выдерживать шквальный огонь, который обрушился на его бронированный корпус. Ноги титана подогнулись, кабина пилота опустилась к земле, зеленые окуляры уставились на Форрикса. Он рассмеялся: на этот раз чудовище от него не уйдет.

Его отряд терминаторов окружил подбитую машину, уже занося силовые кулаки, чтобы добить врага. Сам Форрикс взобрался на тяжелую ступню титана и несколько раз подряд ударил по голеностопному сочленению.

Заметив эту новую опасность, титан поднял ногу и сделал шаг назад, но сильно зашатался и завалился на здание, расположенное на другой стороне улицы.

Как ни старался «Пес войны» стряхнуть его, Форрикс, держась изо всех сил, продолжал колотить по суставу. Нога титана дернулась и с размаху врезалась в полуразрушенную стену. На этот раз Форрикс не смог удержаться, а его противник неуклюже попытался перенести вес на освободившуюся конечность.

Поврежденное сочленение не выдержало нагрузки и рассыпалось на части. «Пес войны» опрокинулся назад, пробил корпусом горящее здание и тяжело рухнул на землю под градом обломков рокрита. Кабина пилота треснула при падении, и Форрикс стал поспешно пробираться через пылающие обломки, чтобы прикончить тварь.

Внутри кабины слабо шевелились какие-то тени; ветеран разрядил в командную рубку весь боезапас комби-болтера, а потом, когда тот опустел, пустил в дело мельтаган.

Возможность наконец расправиться с экипажем «Юре Дивину» вызвала у Форрикса радостный смех, но на какой-то миг он потерял цель из виду — стена позади убитого чудовища обрушилась, подняв клубы пыли.

А когда пыль развеялась, вместе с ней исчезла и эйфория, охватившая Форрикса: он обнаружил, что прямо на него устремлен гибельный взгляд второго «Пса».

— Нет! — прохрипел Форрикс.

Орудия титана взвыли, готовясь к залпу.

И точно в тот момент, когда Железный Воин нажал на спусковой крючок мельтагана, турболазеры и болтеры «Вулкан», установленные на титане, поразили цель.

На какое-то краткое мгновение Форрикс успел почувствовать боль и жестокое разочарование, а потом орудия «Дефенсор Фидеи» не оставили от него и следа.

Цитадель пала, и битва, которая сопутствовала этому, наполняла Хонсю восторгом. Он бежал по улицам захваченной крепости, и воины как его собственного отряда, так и отряда Форрикса следовали за ним, выкрикивали его имя, и Темные Боги должны были это услышать.

Внезапно где-то слева загрохотала стрельба, и Хонсю повернул в ту сторону. Едва он завернул за угол, как увидел, что один из «Псов войны» повержен, а Форрикс собирается нанести последний удар по голове машины.

Но затем обрушилась стена, и из клубов дыма прямо перед Форриксом возник второй «Пес войны» — точная копия раненого титана. Орудия его выстрелили, и Форрикс исчез в фонтане крови и механических частей.

Смерть ветерана не вызвала в Хонсю ничего, кроме торжествующей радости. Кроагер куда-то исчез, Форрикс погиб — сегодня боги Хаоса явно благоволили ему.

Оставшийся «Пес войны» недолго наслаждался победой: с той же стороны, откуда пришел отряд Хонсю, послышались тяжелые шаги, от которых рушились здания, и на месте сражения появился «Патер Мортис». Титан-разведчик, защищенный меньшим количеством пустотных щитов и более тонкой броней, не мог противостоять классу «Повелитель войны», и после первого же залпа по его корпусу прокатилась волна взрывов.

«Пес» покачнулся, и на какой-то момент Хонсю показалось, что случилось невероятное и вражеский титан уцелел; но затем голова машины скрылась в огромной силы взрыве, рубку охватило пламя, и «Пес» повалился на землю.

Довольно зарычав, Хонсю продолжил свой путь по улицам павшей крепости. Ее защитники — деморализованные, сломленные — не оказывали сопротивления.

Наконец Хонсю достиг большой площади, на дальней стороне которой полукругом выстроилась жалкая группка Имперских Кулаков. Гордые и непреклонные, они обнажили мечи, прикрывая вход в пещеры, которые уходили вглубь гор.

При этом зрелище Хонсю рассмеялся. Встав во главе своей роты, он направился к этому последнему рубежу обороны, а в горячей тьме над их головами уже кружил Кузнец Войны. Он опустился на площадь, и камни мостовой зашипели, плавясь под его шагами, как будто сама земля старалась отторгнуть заключенный в нем хаос. Тело Кузнеца постоянно менялось, словно не могло выбрать ни одно из миллиона возможных очертаний. Черные крылья за его спиной подрагивали, а поверхность доспеха стала более гладкой — более органической, похожей на панцирь насекомого.

Кузнец Войны кивнул Хонсю — уважительное приветствие одного воина другому.

— Пора с этим заканчивать, — прошипел командующий, и голос его звучал глухо и хрипло.

— Да, — отозвался Хонсю и пошел навстречу Имперским Кулакам, которых уже окружили Железные Воины.

Древние враги сошлись лицом к лицу, и вокруг все замерло. Площадь, озаряемая отсветами пожара, вдруг погрузилась в тень: из развалин показался «Патер Мортис».

Наконец из кольца космических десантников вышел воин; едва он снял шлем, как Хонсю почувствовал всю глубину ненависти, которую Астартес испытывал к нему.

— Я брат-капитан Эшара из Имперских Кулаков, сын Рогала Дорна, солдат Императора и палач нечестивцев. Сразись со мной и умри, предатель.

Кузнец Войны повернулся к Эшаре, и Хонсю ухмыльнулся, заметив, какой эффект одно его присутствие оказывало на космического десантника. Лицо капитана исказила гримаса боли, а Кузнец уже метнулся вперед, занося огромный топор для удара, который должен был разрубить врага надвое.

Скрестив мечи над головой, Эшара блокировал атаку, но не выдержал и рухнул на колени. Из его груди вырвался короткий стон, но он все равно сумел нанести ответный удар, который зацепил бок противника, и из раны хлынула черная кровь. А затем кулак Кузнеца врезался в нагрудник Эшары с сокрушительной силой, пробил доспех, и капитан упал.

Имперские Кулаки бросились в атаку, выкрикивая имя Рогала Дорна, Железные Воины встретили их стрельбой, и битва началась. Но силы были неравны, и хотя Имперские Кулаки доблестно сражались, исход ее был предрешен.

Хонсю вогнал свой клинок в очередного противника и с удивлением заметил, что Эшара, кашляя кровью, все-таки сумел подняться на ноги. Взревев, Кузнец Войны рубанул топором, и лезвие оружия, пробив наплечник Эшары, рассекло его тело от ключицы до паха, разрезая броню, как бумагу.

Эшара осел на мостовую, но все же сумел поднять голову, когда Кузнец, вложив топор в ножны, склонился, чтобы поднять поверженного врага.

— Слушай меня, сын Дорна, — прошипел он. — Я поглощу твое геносемя, а затем уничтожу тебя и весь твой род.

Кузнец Войны поднес смертельно раненного врага к лицу. Послышался страшный чавкающий звук, кровь хлынула на дымящуюся землю, и Кузнец, отбросив изуродованный труп, издал безудержный рев удовольствия.

Даже Хонсю был шокирован этим зрелищем: грудная полость трупа была прогрызена насквозь, а органы исчезли в утробе Кузнеца. Но мгновением позже он стряхнул с себя оцепенение и устремился вслед за командиром, который уже скрылся в туннеле, уводившем вглубь горы — к их главной цели.

Леонид разбил стекло инкубационного бака и отступил назад, глядя, как амниотическая жидкость выплескивается на пол, а вместе с ней — и питаемые ею плоды. Батарея его лазгана давно села, и приходилось использовать грубую силу. Он двинулся к следующей капсуле, с ужасом окидывая взглядом бесконечную пещеру впереди. Ее дальняя сторона терялась во мраке, и огромное пространство было расчерчено широкими линиями проходов. Один за другим тянулись ровные ряды инкубационных емкостей, покрытых инеем, пока не исчезали в темноте.

Теперь Леонид в полной мере осознал, какую опасность таило в себе это место. Если хотя бы часть того, что сказал Наицин, была правдой, в этом хранилище хватило бы генетического материала, чтобы создать тысячи тысяч нечистых воинов Хаоса. Одна мысль о том, что здесь начнется рождение подобных существ, внушала ужас.

Рабочие сервиторы, на плечах которых были установлены осветители, молча двигались по пещере, как точки света в море тьмы, и пещера эхом отзывалась на их рутинные перемещения. Сотни солдат участвовали в погроме, который был уготовлен хранилищу; они расстреливали, выжигали и разбивали все, до чего могли достать, но Леонид понимал, что это безнадежная затея. Хранилище было слишком велико. Им никак не успеть уничтожить все его содержимое до того, как сюда прибудут Железные Воины.

Но они все равно попробуют. Других вариантов не оставалось.

Хонсю и остальные Железные Воины следовали за Кузнецом Войны, который мчался по уходившему вниз коридору. Их командир был словно одержим неутолимым голодом; так гончая идет по следу, учуяв кровь добычи. Все его тело пульсировало, как будто огромное сердце билось в бешеном темпе, как будто наружу из него рвался вихрь энергии, которая желала обрести форму.

Впереди послышался шум погрома, и Хонсю понял, что они приближаются к сокровищу, которое столь ревностно защищала эта цитадель. Коридор расширился и выровнялся, приведя их к тяжелым золотым дверям. По поверхности их створок пробегали всполохи зеленого света, а с другой стороны открывалась огромная пещера.

Возгласы и звук бьющегося стекла сменились тревожными криками — люди заметили приближение Железных Воинов. Несколько смельчаков рискнули встать на пути Кузнеца Войны, но не выдержали его приближения и упали, крича и корчась в агонии.

Железные Воины ринулись в пещеру, и звуки стрельбы эхом отразились от стен. Последние защитники цитадели были безжалостно убиты.

Задержавшись у одной из разбитых инкубационных емкостей, Кузнец Войны извлек из обломков бесформенный кусок розовой, одутловатой плоти, лишь отдаленно похожей на человеческую. Мягкие, лишенные костей ткани генетического носителя стали пищей для Кузнеца, и Хонсю внезапно почувствовал, как по коже пробежал холодок, словно в воздухе начал собираться мощный электрический разряд.

Тем временем Кузнец перешел к следующей капсуле, чтобы пожрать и ее содержимое, после чего обернулся к Хонсю:

— Уничтожь их все.

Крепко сжав рукоять силового меча, Леонид пробирался обратно к входу в пещеру, и лицо его не выражало ничего, кроме жестокой решимости. Не было смысла и дальше уничтожать капсулы; они проиграли, и чувство поражения горькой тяжестью легло на сердце кастеляна. Что ж, если это конец, то он не будет прятаться, а встретит смерть лицом к лицу. У его людей не осталось боеприпасов, и схватки, вспыхивавшие тут и там, были свирепыми, но короткими.

Заслышав этот омерзительный чавкающий звук, он и еще около пятидесяти солдат двинулись к его источнику, намереваясь продать свои жизни как можно дороже. Но когда Леонид обошел последний ряд сочащихся жидкостью капсул и увидел, откуда исходит этот звук, то отвращение заставило его отшатнуться назад.

Кузнец Войны воздел руки к потолку пещеры, переполненный силой, которую ему дало поглощенное геносемя. И пусть сила эта была скорее символической, чем материальной, она означала одно: он преуспел в задуманном, и теперь власть Темных Богов вливалась в их избранный сосуд, разрывала связи, удерживавшие его в смертном теле, и наделяла даром вечной жизни.

Доспехи спали с него, словно старая кожа: их материальная форма больше не соответствовала величественному творению Хаоса. Вокруг него закрутился вихрь темной энергии, и от ее разрядов трескался рокритовый пол. Концентрация психической энергии нарастала, и Кузнец Войны начал увеличиваться в размерах. Его грудь всколыхнулась в спазмах, вмещая в себя могущество Хаоса. Он знал, что рядом по-прежнему находятся его воины и имперские солдаты, но не мог отвлекаться на них — нужно было сконцентрироваться на немыслимых энергиях, переполнявших его, направить их по верному пути, который преобразит его тело в новый демонический облик.

Чувство небывалой силы охватило его, и Кузнец взревел одновременно от боли и восторга. Его тело еще больше увеличилось, раздулось, распираемое стихийным водоворотом.

Ребристый рог пробил его лобную кость, вырвавшись наружу в фонтане крови и обрывков тканей. Он шевелился, словно живое существо и, удлинившись еще, обвил голову Кузнеца. Кожа его потемнела и покрылась отвратительной чешуей, а затем позвоночник его треснул, заставив Кузнеца заорать от боли, и сделался длиннее, толще. Тени за его спиной сгустились и превратились в плотные черные крылья, огромные и мощные.

Их взмах поднял только что рожденного демон-принца над землей, и на глазах тех, кто с ужасом следил за его превращением, последние капли психической энергии оставили его тело в финальном взрыве силы.

Леонид знал, что умрет, но все равно бросился к парящему над землей демону, занеся меч для решительного удара. Но стоило существу взглянуть на него, как кастелян упал на колени, не в силах сопротивляться его тошнотворной ауре. Телом демону служила сама тьма, и в кошмарных глубинах этой черноты мерцали огни далеких звезд и целых галактик. Леонид не мог даже смотреть на демона — столь сильно было вызываемое тварью отвращение, от которого внутренности сжимались в болезненных спазмах.

За первым приступом тошноты последовал второй, но желудок Леонида был пуст. Кастелян попытался встать, но боль была невыносимой, как будто в животе у него проворачивался раскаленный нож. Такая же участь постигла и его солдат: никто не устоял на ногах, никто не справился с собственным телом, которое взбунтовалось под влиянием этой страшной силы.

Мука была такой, что Леонид заплакал; а демон-принц, возвышавшийся над ним, смеялся — смеялся чудовищным раскатистым смехом, от которого по позвоночнику проносилась волна боли.

Леонид чувствовал, что теряет сознание, и сопротивлялся до последнего, но покой, который обещало небытие, был слишком соблазнительным, и он соскользнул в черноту.

Когда над горами показались первые лучи солнца, цитадель все еще горела. Мимо расплавленных остатков того, что раньше было Вратами Судьбы, на равнину потянулись колонны автоцистерн на гусеничном ходу. Эти цистерны были специально сконструированы для особого груза, который им предстояло везти: теплоизоляция и установки мгновенной заморозки гарантировали, что бесценное геносемя не пострадает во время путешествия по имматериуму к Глазу Ужаса и будет в сохранности доставлено Абаддону Разорителю.

Павших в бою Железных Воинов уже переправили на корабли, ждавшие на орбите, и хирумехи приступили к извлечению органов для пересадки следующему поколению. То, что осталось от Форрикса, не удалось даже собрать; но вот в блиндаже Кроагера бригада рабов, занятая разбором осадных укреплений, обнаружила полусгнивший труп. Это был явно кто-то из Железных Воинов, если это был сам Кроагер, кто же тогда возглавлял штурм восточного бастиона?

Хонсю предполагал, что никогда не узнает ответа на этот вопрос, но тут он сильно ошибался.

Но пока он наблюдал, как цистерны медленно ползут по изуродованной сражениями равнине, что раскинулась перед цитаделью. Удовлетворение от победы омрачалось тем, что противника больше нет, а значит, на этой планете не будет новых битв.

Когда возвышение Кузнеца Войны до демоничества состоялось, Хонсю пал ниц перед демон-принцем, и с губ его, словно сами собой, сорвались слова молитвы.

— Встань, Хонсю, — приказал ему демон, и когда тот подчинился, продолжил: — За последние века ты много раз радовал меня, сын мой. В тебе есть задатки величия, и я тщательно взращивал в тебе ненависть.

— Я живу лишь, чтобы служить вам, господин, — запинаясь, ответил Хонсю.

— Знаю. Но я также знаю, как сильно ты сам хочешь командовать, как сильно хочешь пройти тем же путем, по которому прошел я. Теперь я ясно вижу, что принесет будущее.

Демон, когда-то бывший Кузнецом Войны, приблизился к своему солдату, который почувствовал себя ничтожеством рядом с этим огромным созданием.

— Хонсю, ты станешь моим преемником. Только ты понимаешь, как важен Хаос и почему должен быть разрушен ложный Империум. Форрикс давно утратил это понимание нашей судьбы, а Кроагер… Кроагер просто перестал задумываться о таких вещах. Я не дам тебе звание капитана, но вместо этого дам звание Кузнеца Войны.

Прежде чем Хонсю смог ответить, демон сложил черные как ночь крылья, и очертания его слились в сплошной сгусток тьмы.

— Сила варпа призывает меня, Хонсю, и за этим зовом я должен последовать, но ты не сможешь отправиться со мной… пока.

Контуры демона замерцали, начали расплываться, и наконец существо исчезло, оставив эту материальную вселенную ради других миров, природу которых Хонсю не мог себе даже представить.

В слова демон-принца он тоже пока не мог поверить. Хонсю, прозванный полукровкой — теперь Кузнец Войны.

Он повернулся спиной к руинам цитадели и направился к горному кряжу, за которым лежал космопорт. По дороге он миновал колонну пленных в потрепанной голубой униформе, которых вели в порт для погрузки на тюремные корабли: впереди их ждала жизнь рабов. Хонсю заметил в толпе мужчину с бронзовым нагрудником и погонами подполковника; изможденное лицо его застыло, выражая лишь беспросветную обреченность, и Хонсю рассмеялся.

Он быстро обогнал колонну, пересек контрвалационные линии, которые Форрикс умело соорудил вокруг космопорта, прошел мимо тяжелых транспортных челноков, которые переправляли уцелевшие танки и артиллерию на грузовые корабли.

На посадочных площадках было не протолкнуться из-за скопления людей и машин, готовящихся отбыть с Гидры Кордатус.

Он пересек взлетные полосы и направился к челноку, который ждал на дальней посадочной площадке, держа двигатели на холостом ходу. У входного люка, больше похожего на зев пещеры, несколько Железных Воинов замерли в почетном карауле.

— Кузнец Войны, ваш шаттл готов, — сказал один из них, склоняясь в поклоне.

Хонсю улыбнулся и, не оглядываясь, поднялся на борт челнока.

ЭПИЛОГ

«Свет Мардохея», корабль Адептус Механикус, лег в дрейф на геосинхронной орбите над Гидрой Кордатус. Матовая черная поверхность его бортов и узкий, километровой длины корпус разительно отличались от неповоротливых образцов Имперского флота. Этот корабль был построен в расчете на скорость и скрытность.

Адепты Бога-Машины, облаченные в темные мантии, призраками скользили по пропахшему благовониями командному мостику, следя за работой загадочных приборов. В конце широкого нефа у командного алтаря стоял верховный магос Кузела Матрада. Он не отрывал взгляда от изображения на переднем обзорном экране: руины еще дымятся, но великой цитадели больше нет. Нет ее неприступных бастионов, нет высоких стен — остались лишь обломки, а бесценное геносемя украдено. Это была катастрофа немыслимых масштабов, и последствия ее затронут самые высшие эшелоны власти на Марсе и Терре.

На пикт-планшете замерцал световой сигнал, и магос провел бронзовой рукой по рунам рядом с ним. На планшете сквозь сетку помех появилось изображение лица, затененного капюшоном. Магос Сарфиан вышел на связь с поверхности планеты.

— Итак? — вопросил Матрада.

— Вы были правы, верховный магос. Лабораториум пуст, геносемя исчезло.

— Без остатка?

— Совершенно, — подтвердил Сарфиан.

— Выжившие есть?

— Нет, господин, только трупы. Количество обломков и сам масштаб разрушения позволяют судить, что битва была крайне ожесточенной.

— Вы устранили все следы, указывающие на наш благословенный орден?

Сарфиан кивнул:

— Пещеру очистили огнем, после чего были установлены мельта-заряды.

— Очень хорошо. Возвращайтесь на корабль, и мы зачистим всю территорию с орбиты.

— Да, господин, — ответил Сарфиан.

Матрада отключил связь с Сарфианом и вызвал офицера по вооружению. Да, случилась катастрофа, но он примет все меры, чтобы о ней никто никогда не узнал.

— Введите координаты цели и готовьтесь стрелять по моей команде.

По скалистому склону брел гвардеец Хоук — оголодавший, страдающий от жажды и ожогов второй степени. Он видел, как враги захватили цитадель, видел, как они расправились с теми, кто еще оставался в живых; в наступившей тьме кипела битва, а он ничего не мог сделать. Когда цитадель пала, неприятель отступил из долины и спешно отбыл с планеты, продемонстрировав при этом такой же высокий уровень организации, как и в начале осады.

Никогда в жизни Хоук еще не чувствовал себя таким одиноким. После того, как ушла армия неприятеля, воцарилась тревожная тишина. Стих постоянный грохот артиллерии и взрывов, умолкли далекие крики людей, гибнущих в бою. Только сейчас, когда шум исчез, Хоук понял, насколько вездесущим он был.

Ничто не шевелилось на равнине внизу, и Хоук решил, что с него хватит. Ему удалось забрать несколько продовольственных пайков, годных к употреблению, из жилых помещений в торпедном комплексе. Там же нашлось немного гидратирующих капсул и, к счастью, таблетки детокса. Когда сражение закончилось, он начал долгий путь вниз, в долину — костлявая развалина, с ног до головы перемазанная в пыли и крови, которая не шла, а шаталась, Он не знал, что будет делать в долине, но знал, что это лучше, чем оставаться в горах.

Он увидел корабль на третий день пути, когда отдыхал в тени огромного валуна. Корабль пролетел низко над долиной и исчез, заходя на посадку где-то за разрушенными стенами цитадели.

Хоук понимал, что расстояние слишком большое, но все равно кричал, пока не охрип. Он карабкался вниз по склону, не думая, что до цитадели почти день пути, и вскоре дыхание его сбилось, силы иссякли, а голова начала раскалываться от боли.

Когда он пришел в себя, то вновь пустился в путь, преисполненный решимости. Еще пять часов он шел по опасным, крутым склонам, а затем снова услышал вой двигателей.

На глазах у Хоука корабль тяжело поднялся над далекой цитаделью и устремился в алые небеса.

— О нет, — простонал он. — Нет, нет, поворачивай обратно, паршивец! Вернись, ну вернись же!

Но экипаж корабля не услышал его мольбы и стартовал ввысь, оставив в небе огненный росчерк. Хоук упал на колени и заплакал, проклиная того, кто управлял этим судном.

В надежде, что корабль вернется, он всматривался в небо, которое внезапно наполнилось нестерпимо ярким светом от первого залпа орбитальных лэнс-излучателей. Луч энергии пронзил все слои атмосферы и ударил в цитадель.

Над руинами цитадели вырос гриб взрыва, и Хоук резко выпрямился. Он попятился, неловко двигаясь по склону, а с неба уже падал целый каскад световых лучей, от которых разрушенная крепость утонула в ослепительном сиянии.

Обстрел продолжался три часа, и все это время Хоук не отводил глаз от ужасного зрелища. Когда все закончилось, от цитадели не осталось и следа. Тогда он завалился на бок и закрыл глаза, раздавленный переживаниями последних недель. Ему никогда не выбраться с этой планеты.

Хоук еще крепче зажмурился, лег на спину и позволил усталости наконец взять свое.

Он пришел в себя оттого, что кто-то грубо встряхнул его, а потом поднял на ноги. Попытался открыть глаза, но веки слиплись под коркой пыли. Он смог различить лишь размытые контуры людей в желтом, которые выкрикивали какие-то вопросы. Две фигуры поддерживали его, не давая упасть, а настойчивый голос требовал ответа.

— Что?.. — невнятно переспросил Хоук.

— Как вас зовут? — повторил голос.

— Хоук, — выдавил он. — Гвардеец Хоук, личный номер 25031971. А вы кто еще такой?

— Сержант Вермаас с «Юстициа Фидес», ударного крейсера Имперских Кулаков, — сообщил голос.

Он почувствовал, как чьи-то руки вытаскивают армейские жетоны из-за ворота его шинели, и моргнул. По обе стороны от него стояли гиганты в желтых силовых доспехах, третий, не носивший шлема, стоял прямо перед ним. Даже плохо соображая от безмерной усталости, Хоук узнал в них космических десантников и заплакал от облегчения, когда увидел за их спинами угловатые очертания «Громового ястреба».

— Где капитан Эшара? — требовательно спросил Вермаас.

— Кто?

— Брат-капитан Аларик Эшара, командир Третьей роты Имперских Кулаков.

— Никогда о таком не слышал, — признался Хоук.

Вермаас кивнул двоим десантникам, и Хоука препроводили к кораблю.

— Куда вы меня везете? — поинтересовался он.

— Домой, солдат, — ответил сержант Вермаас.

Хоук улыбнулся и поднялся на борт «Громового ястреба».

Врата Ада

Око Ужаса постоянно окружено яростными варп-штормами, которые делают навигацию практически невозможной. Врата Кадии — самое известное исключение из этого правила: в этом месте штормы редки, и суда могут путешествовать в Око и обратно с относительной безопасностью (если такое слово вообще может быть применимо к путешествию в это сумрачное царство).

Однако существуют и другие точки перехода. Знание об этих вратах и контроль над ними представляют огромную ценность, так как с их помощью легионы-предатели могут беспрепятственно наносить удары по Империуму. Один такой проход расположен в системе Пердиктор. Бывшая когда-то частью Империума, система пала жертвой демагогов, которые склонили ее население к служению богам Хаоса. Этому служению они предались с таким рвением, что ближайший к системе варп-шторм, перекрывавший путь в аномалию, стал нестабильным, резко расширился, охватил весь Пердиктор и втянул систему в Око Ужаса. Когда шторм отступил, от нее мало что осталось, кроме развалин, населенных безумными мутантами. Однако время от времени падшие обитатели Пердиктора чувствуют потребность вновь пережить историю своей гибели, и тогда они собираются в руинах своей бывшей столицы и со стенаниями возносят святотатственные молитвы Оку Ужаса, которое зияет в небе над их головами. В ответ на эти призывы варп-шторм опять проносится по системе, и боги вновь ступают на поверхность Пердиктора; так продолжается, пока шторм не отступит и планета не вернется в пространство реальности.

Сейчас Пердиктор служит своего рода паромом для переправы сквозь варп-шторма. Корабли встают на якорь у планеты, когда она находится в варпе, и отправляются дальше, когда шторм утихает. Легионы Хаоса тысячелетиями поддерживают здесь непрочные базы, стараясь установить контроль над системой и управлять мутантами-фанатиками, чья нечистая вера служит ключом к этим вратам.

Таким образом, когда кузнец войны Хонсу и его гранд-роты направлялись обратно на Медренгард после кампании на Гидре Кордатус, цитадель Железных Воинов на Пердикторе получила сообщение, предписывавшее подготовить ритуал вызывания шторма. Железные Воины часто пользовались данными вратами, стражем которых был принц демонов Хаэрон: выполнять эту священную обязанность ему поручил сам Пертурабо. Лорд Хаэрон, как и положено, приказал для проведения ритуала созвать общины мутантов в разрушенный город Джатаал.

Однако подходы к городу оказались перекрыты воинами из Черного Легиона под командованием Некиссара Ван Даала, что привело лорда Хаэрона в ярость. Некиссар утверждал, что преследователи буквально висят на хвосте у флота Хонсу, и это поставит тайну врат под угрозу. Ни принц Хаоса, ни капитан космодесантников-предателей не отличались терпением дипломатов, и всего через несколько часов тяжеловооруженные ударные группы Железных Воинов начали передвижение по руинам города и в его окрестностях, намереваясь прорвать блокаду Черного Легиона.

Изжелта-зеленая молния рассекла небо, заливая изумрудным сиянием развалины шпилей и осыпающиеся стены Пердиктора. Призрачные отблески молний выхватывали из тьмы силуэт принца демонов Хаэрона из легиона Железных Воинов: он стоял под проливным дождем, и потоки воды струились по его вычурному доспеху. Вода с горечью соли заполняла воронки и пенными реками бежала по колеям, оставленным его бронемашинами. Город, раскинувшийся под угрюмыми облаками, искрил разрядами психической энергии. Хаэрон рассматривал брешь, которую его артиллерия проделала в куртине: пролом охраняли воины в доспехах Черного Легиона, мешая ему собрать безумцев, населявших город, и провести ритуал, благодаря которому откроются врата в Око Ужаса. Рокот грома говорил, что шторм уже рядом и у Хаэрона и его войска остается не так много времени исполнить намеченное. Флот кузнеца войны Хонсу быстро приближался к планете, и нужно было обеспечить кораблям беспрепятственный переход.

Открыть врата приказал сам Пертурабо, а Хаэрон был не так силен, чтобы не бояться гнева демонического прародителя своего легиона. Или приказ будет исполнен, или он поплатится за неудачу собственной жизнью. Отвернувшись от бреши, он посмотрел на Черного легионера — двое из избранных воинов принца удерживали пленника, прижимая его к выступающей из земли плите рокрита. Без доспеха, израненный, пленник истекал кровью, и покрасневшая дождевая вода струилась по плите в одну из воронок. Позади него выстроились шеренги Железных Воинов, ожидавших от Хаэрона приказ атаковать.

Принц демонов наклонился к изуродованной жертве, в оскале обнажив желтые, капающие слюной клыки. Он достал из ножен черный меч, по лезвию которого пробегал призрачный свет, и прижал острие к груди пленного.

— Почему ваш легион встал у нас на пути? — прошипел Хаэрон и вдавил клинок в тело жертвы. Черный легионер застонал, его лицо исказилось от невыносимой боли. Принц провернул клинок, лезвие глубже вошло в плоть, и наконец жертва оказалась насаженной на меч, который теперь приподнимал ее над плитой.

— Спрашиваю в последний раз. Почему Черный Легион не дает мне открыть врата?

Легионер застонал — его тело под собственным весом соскользнуло ниже по клинку. Глаза воина закатились, и он прошептал:

— Врата должны остаться тайной. Нельзя, чтобы о них узнали в Империуме, а за вашим кузнецом войны наверняка идет погоня.

Не дав воину договорить, Хаэрон поднял меч, разрубая его тело надвое, и останки с плеском рухнули в воронку. Молния вновь расчертила небо, и прогрохотал гром. Принц демонов повернулся к своей армии; если лакеи Абаддона думают, что смогут помешать ему выполнить приказ примарха, то они сильно ошибаются.

Воздев клинок, с которого капала кровь, Хаэрон отдал команду начать наступление.

Демоны Кхорна карабкались по бронированной шкуре дредноута Железных Воинов, выбивая из нее искры. В безумной ярости они отрывали пластины саркофага, стремясь добраться до мягкой плоти воина, останки которого покоились внутри. Некиссар Ван Даал выдернул ревущий топор из покореженных доспехов сраженного принца демонов. Тело Хаэрона уже начало распадаться и, вытекая из прорех, оставленных в броне топором противника, шипело при соприкосновении с дождем. Ван Даал и его демоны победили принца, и теперь он, воздев топор к грозовым небесам, издал торжествующий рев.

Первый артиллерийский залп пришелся точно в центр бреши и уничтожил практически всех, кто там оказался. Огонь и осколки распороли воздух, с одинаковой легкостью разрывая как демоническую плоть, так и керамит. Дредноут упал, не устояв в цепочке взрывов, а от демонов, напавших на него, осталось лишь облако зловонного ихора. Легионеры Ван Даала исчезли в огне; сам он почувствовал чудовищную боль в левом боку, практически уничтоженном разорвавшимися снарядами. Он выронил топор и упал, заливая кровью землю, которая продолжала содрогаться от гулких залпов артиллерийского обстрела. Ван Даал не знал, сколько уже продолжается стрельба, и в сознании его не осталось ничего, кроме боли и шума. Наконец оглушительный рокот стих, и он попытался встать, но ног у него не было — их оторвало по середину бедра, и из-под брони белели обломки костей. Перекатившись на спину, он потянулся за топором уцелевшей рукой.

Пальцы его уже обхватили рукоять, когда оружие прижал к земле бронированный сапог. Ван Даал поднял затуманивающийся взгляд и, увидев воина в доспехе цвета вороненого железа с черными и желтыми шевронами, попытался заговорить, но голос изменил ему. Железный Воин протянул блестящую механическую руку и забрал у него топор.

— Хорошее оружие, — сказал Хонсу, кузнец войны из легиона Железных Воинов. Примериваясь, он взвесил топор в руке.

— Врата должны… остаться в тайне, — глухо проговорил Ван Даал, умирая.

Хонсу кивнул, а потом размахнулся и опустил топор на шею легионера. Отрубленная голова откатилась в провал бреши и с плеском рухнула в наполненную водой воронку.

— Так и будет, — пообещал кузнец войны.

Враг моего врага

Мужчина, которого схватил Обакс Закайо, был слишком слаб и не смог даже закричать, когда тот швырнул его в зубастую пасть плавильной печи. Очередное зверство, и никто из рабов даже не поднял головы — никто не осмелился. В гневе Закайо был непредсказуем, выбирал жертв совершенно случайно и по чистой прихоти мог выместить злобу на любом из рабов, заточенных в этом жарком аду.

Ужасный гигант пошел дальше в оранжевом мареве, которое заполняло храм-кузницу; вокс-усилитель, установленный на вороненом наплечнике его доспеха, изрыгал команды вперемешку со скрипом статики. Пластины его силовой брони окаймляли черно-желтые шевроны, а каждый шаг сопровождался шипением пара, который вместе со зловонной черной жидкостью вырывался из трубок, оплетших сочленения доспеха. Воин был вооружен устрашающего вида цепным топором и потрескивающим энергетическим кнутом, который, извиваясь, висел на когте механической клешни, установленной на его спине.

В клубах пара и выхлопных газов то и дело мелькали языки пламени; от шлифовальных станков летели крупные желтые искры, из огромных котлов — каждый размером больше, чем голова титана — в литейные формы вытекали потоки раскаленного металла. Роль погонщиков выполняли чудовищные, омерзительные существа в масках из вулканизированной резины с круглыми стеклянными окулярами; от масок к баллонам, закрепленным на спинах тварей, тянулись рифленые шланги. Щелкая шипастыми кнутами, существа ковыляли по грохочущей кузнице, булькающими голосами отдавая команды сотням рабов.

Тот факт, что изможденные люди могли выживать и работать в таких ужасных условиях, несмотря на крайнюю степень истощения, свидетельствовал о стойкости их воли — именно она поддерживала в них жизнь со дня пленения. Никто из рабов не знал, сколько времени прошло с тех пор, как их, доблестных защитников имперской цитадели, доставили в цепях на эту кошмарную планету. Планету, в ослепительно белом небе которой горело черное солнце, темными лучами освещавшее исполинский город со столь безумной архитектурой, что можно было сойти с ума, если просто смотреть на нереальную геометрию зданий слишком долго.

На эту планету, которую местные обитатели называли Медренгард, было привезено около трех тысяч пленников, но теперь в живых оставалось меньше четверти. Удары кнутов, побои и скудная еда превратили плен в смертный приговор, исполнение которого растянулось на долгие дни.

Оскаленная морда, которая виднелась в конце центрального прохода кузницы, взревела, наполнив помещение хриплым воплем ярости. Именно энергия варпа, исходившая от скованного демона, обеспечивала безостановочное движение гигантских поршней, именно его гнев раскалял горны звездным жаром. Золотые инкрустации-обереги на полу надежно связывали демона, и его огненный взгляд блуждал по кузнице, вызывая в людях безумие и жажду крови. Но хозяева кузницы считали такую цену приемлемой и с готовностью ее платили: Железным Воинам было все равно, что каждый день уносит сотню или больше рабов — на место сотни встанет тысяча, и эти пленные будут работать, пока смерть не придет и за ними.

Три гусеничных бульдозера, сквозь метровый слой пепла тащившие за собой ржавые баки, въехали прямо в кузницу. Машинами управляли такие же твари в резиновых масках; не успели они остановиться, как рабы бросились к бульдозерам и, перегнувшись через края баков, стали вычерпывать жидкое сероватое варево, которое плескалось на дне. Когда-то они считали друг друга братьями и плечо к плечу сражались против темных сил; теперь же они били и пинали бывших товарищей в кровавой драке за жалкие объедки, которые выдавали им хозяева.

Сержант Эллард осторожно пробрался сквозь толпу к истощенному человеку, который сидел сгорбившись и опустив голову к коленям. Спутанные, грязные волосы, когда-то светлые, а теперь приобретшие тусклый серый оттенок, скрывали измазанное пеплом лицо.

— Вот немного еды, сэр, — проговорил Эллард.

Человек поднял на него взгляд покрасневших, воспаленных глаз, прикрытых слипшимися прядями волос, но ничего не сказал.

— Сэр, вам надо поесть.

— Зачем?

— Вы заболеете, если не будете есть.

— Мы же и так умираем, Эллард. Об этом позаботится проклятый рак — подарок Адептус Механикус. Так какой смысл пытаться отсрочить неизбежное?

Все еще протягивая командиру сложенные пригоршней ладони с кашей, Эллард присел на корточки и невозмутимо посмотрел на подполковника Михаила Леонида.

— Потому что мы из 383-го Джуранских драгун. Мы будем бороться до последнего вздоха.

— В точности как Корде, — сказал Леонид.

— Что?

— Неважно. — Леонид подставил ладони, и Эллард перелил в них баланду, из которой состоял весь рацион пленников. На поверхности серой жидкости плавали маслянистые разводы непонятного происхождения, напоминавшие пенистую накипь. Леонид поднес руки ко рту и начал пить гадкое варево, давясь кусками хрящеватого мяса. Он не знал, что это за мясо, и не хотел даже думать о его наиболее вероятном источнике.

Желудок скрутило спазмом, и Леонид с трудом сдержал очередной из уже привычных приступов тошноты, закрыв глаза, когда внутренности пронзил резкий укол боли. Канцерогены, воздействию которых подвергся и он сам, и весь его полк, уже начали проявлять себя.

Но Эллард был прав: они солдаты Джурана и Императора, и они не сдаются, даже если превратились в ходячих мертвецов. Леонид с усилием проглотил остатки каши и увидел, что приближается Обакс Закайо, этот мерзавец из Железных Воинов, который охаживал сбившихся вместе рабов энергетическим кнутом, зажатым в отвратительной механической клешне.

— А ну, отребье, поднимайтесь! — орал он. — Работа не ждет. Или я сотру ваши кости в порошок и скормлю вас кузнечному демону! Встать! Встать!

И почему все так обернулось? Леониду казалось, что он уже целую жизнь мучается на этой кошмарной каторге, но разум подсказывал, что на самом деле времени прошло гораздо меньше — всего несколько месяцев с тех пор, как Железные Воины захватили цитадель Гидры Кордатус, заковали пленников в цепи и отправили их в гулкие трюмы тюремных транспортов, ждущих на орбите.

Когда он смотрел на цитадель в последний раз, ее стены рушились, огонь пожирал здания, некогда величественные, а пространство у Врат Прощания было усеяно оскверненными, выпотрошенными трупами Имперских Кулаков. Предатели как животных согнали новых рабов на свои баржи, где их держали в цепях и избивали до самого прибытия в это страшное место.

Леонид знал, что галактика огромна и в ней есть много странного и невероятного, но этот мир был чем-то исключительным. Убеленные сединой ветераны рассказывали истории о планетах, расположенных внутри страшного региона космоса, называемого Око Ужаса. Здесь властвовали могущественные демоны и служители Губительных Сил; здесь боги, чьи имена нельзя называть, управляли самой реальностью и меняли подчиненные им миры согласно своим безумным прихотям. Тогда Леонид, как и другие, смеялся над подобными байками, хотя в смехе его и звучали нотки страха: а если эти байки — правда?

Теперь он знал, что так и есть.

Его накрыла тень Обакса Закайо; на фоне огненных горнов монстр в вороненом доспехе казался черным силуэтом.

— Эй ты, раб. Встань, — приказал Железный Воин.

Леонид подчинился. Не выполнить приказ Обакса Закайо означало смерть, но Леонид, несмотря на все удары судьбы, не собирался умирать от руки этого ублюдка.

Железный Воин наклонился, и пленник, оказавшись в островке бледного желтого свечения, исходившего от визора, и почувствовав жар дыхания из респиратора шлема, с трудом сдержал тошноту.

— Другие рабы носят тебе еду. Ты среди них главный?

— Был, — признал Леонид. — Раньше.

Обакс Закайо рассмеялся, и Леониду показалось, что по его нервам прошлись ржавым лезвием. Поддев потрепанный эполет на плече пленника, воин стер слой жирной золы, под которым обнаружился погон подполковника, когда-то позолоченный.

— Ты позволил взять себя в плен. За это, раб, боги войны будут вечно смеяться над тобой.

— Лучше их смех, чем вечное проклятие, — огрызнулся Леонид.

— Проклятие? — усмехнулся Обакс Закайо, как будто никогда раньше не слышал этого слова. — Пусть так, но у меня есть вечная жизнь. Есть сила. А что есть у тебя?

Ненависть поднялась волной, но Леонид ничего не ответил, держа эмоции под контролем. Все тело у него болело, он безмерно устал, но поддаваться на провокации Железного Воина он не станет.

Краем глаза он заметил какое-то крадущееся движение, а затем услышал приглушенный вскрик, донесшийся сквозь грохот кузнечных механизмов и рев плененного демона. Обакс Закайо тоже заметил эти передвижения: он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как на его шлем стремительно опускается железный лом.

Предатель упал на одно колено, а Леонид отшатнулся назад.

Несколько худых рабов взобрались на блок двигателя передового бульдозера, вытащили водителей наружу и начали забивать их острыми кусками твердой руды. Демоническая кузница встретила такую жестокость радостным воплем, и ее обычные стенания превратились в ревущий ураган.

Загрохотали выстрелы, и некоторые рабы упали. Брызнувшая кровь с шипением пролилась в литейные формы, наполняя воздух характерным запахом. Мутанты, управлявшие двумя другими бульдозерами, попытались дать задний ход, но не успели: разъяренные пленники разорвали их на части, давая выход гневу, который месяцами рос в них из-за постоянных издевательств и мучений.

Сержант Эллард первым сориентировался в том, что происходит, и бросился к ближайшему бульдозеру, чтобы помочь пленникам.

— Разверните его! — заорал он и указал на центральные врата кузницы: две группы мутантов толкали створки, закрывая проход. Понимая, что это их шанс, Леонид оскалился в усмешке — и тут же согнулся пополам от мучительного спазма в животе. Он упал на колени, и его вырвало; казалось, что вместе с тухлой баландой выходит вся слизистая желудка.

Рабами словно завладело безумное исступление: они избивали мучителей так, что их тела превращались в кровавое месиво, и при этом по лицам пленников, оставляя полоски в грязи, текли слезы страха. Наконец одному из джуранцев удалось добраться до руля неповоротливой машины. Бульдозер, над которым прошли несколько огромных котлов с расплавленным металлом, рванулся с места, подняв удушливое облако золы. С дикими воплями радости пленники забрались на машину, и та двинулась к воротам, за которыми виднелось ослепляюще белое небо.

А потом Обакс Закайо, придя в себя, поднял руку — громоздкую конструкцию из переплетающихся шлангов, шипящих вентилей и орудийных стволов. Леонид хотел окликнуть товарищей, предупредить их, но от боли в животе не мог издать ни звука. Из руки Обакса Закайо вырвались длинные языки пламени, и очередь разрывных болтов скосила пленников, цеплявшихся за борт машины. Полилась кровь, на пол посыпались тела, крики боли эхом раздавались по всей кузнице, а Железный Воин не прекращал огонь.

— Нет! — закричал Леонид. — Хватит!

Призыв Леонида вызвал у Обакса Закайо лишь смех; он рывком поднял бывшего подполковника на ноги, чтобы тот мог лучше видеть происходящее. Борта машины были заляпаны кровью и внутренностями, и ее вдруг повело вбок, к стене кузницы — очередной выстрел срезал макушку водителя. Возмездие Железного Воина заставило рабов броситься врассыпную в поисках укрытия, забыв про бульдозер.

Леониду, извивавшемуся в руках своего тюремщика, пришлось смотреть, как машина врезалась в подпорки, поддерживавшие рельсы конвейера, по которому перемещались огромные котлы с расплавленным металлом. Тягач двигался с небольшой скоростью, но его массы хватило, чтобы вырвать подпорку из креплений и смять ее. Котел, в тот момент как раз пересекавший кузницу, медленно закачался, так же медленно наклонился — и сорвался с конвейера.

Жидкий металл, хлынувший на пол, по температуре не уступал магме и за секунду превращал в пар все, с чем бы ни соприкоснулся, — плоть, кости и железо. В одно мгновение погибли десятки рабов, а от бульдозера остался лишь шипящий расплавленный шлак. Алые реки смертоносным потопом потекли дальше, и там, где они прошли, от замысловатых золотых рун в поверхности пола не оставалось и следа. Чем ближе расплавленный поток подходил к горловине печи, тем больше рун он стирал, и демон кузницы приветствовал уничтожение оберегов ликующим ревом.

Внезапно поняв, чем это грозит, Обакс Закайо бросил Леонида и кинулся к выходу. Джуранец кашлял, стараясь восстановить дыхание, а поток тем временем начал остывать — скорость его замедлилась.

Но ущерб уже был нанесен.

Последняя руна расплавилась, и демон вырвался на свободу.

Тысячелетия плена не прибавили милосердия этому порождению варпа: он атаковал в слепой ярости всех, кто оказался рядом. В сгустке губительного черного света то и дело всплывали очертания неведомых фигур, которые сразу же растворялись в призрачном веществе, из которого состоял демон. Первые жертвы даже не успели закричать — их плоть уже начала слезать с костей.

Леонид откатился в сторону от темного щупальца, которое хлестнуло пол, оставляя на нем шипящий след. Существо, окруженное черным светом, напоминало извивающегося спрута и становилось только сильнее благодаря страху и ненависти, пропитавшим кузницу. От него во все стороны расходились черные маслянистые отростки; одних они поднимали в воздух, других рассекали на куски. На пол падали уже пустые оболочки тел, в которых не осталось души.

Чтобы спастись от потока расплавленного металла, все еще опасно горячего, Леониду пришлось вскарабкаться на один из скрежещущих станков. Каждый хотел взобраться повыше, и рабы дрались за безопасные места со звериной жестокостью. Люди сбрасывали своих товарищей в огонь, чтобы хоть на миг продлить свою жизнь.

Словно само безумие, обретшее форму, клубок тьмы разрастался, черные щупальца удлинялись и твердели — теперь они пробивали стены и потолок кузницы с такой же легкостью, с какой человек мог бы разрушить кукольный домик. Балки, на которых держались крыша и дальняя стена, прогнулись и лопнули с мучительным скрежетом рвущегося металла. Леонид прикрыл голову руками, защищаясь от каскада обломков и молясь Богу-Императору, чтобы тот помог ему выжить в этом хаосе.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он понял, что все еще жив и что демон умолк. Он осторожно посмотрел сквозь пальцы — и увидел обжигающую белизну неба там, где мстительная тварь проделала огромную прореху в стене. Сам демон исчез, и только в небе еще виднелась удалявшаяся черная точка.

Леонид скривился от боли. На это невероятное, отвратительное небо было так же трудно смотреть, как и на солнце, и он заставил себя отвести взгляд.

От бульдозеров остались только шипящие лужи расплавленного железа. Тут и там из жидкого металла торчали кости и обуглившиеся фрагменты тел, вокруг которых еще танцевали языки пламени. Грохот, до этого стоявший в кузнице, стих: без энергии, которую давал демон, станки не могли работать, молоты и поршни замерли.

Осматриваясь в разоренной кузнице, Леонид с облегчением увидел, что сержант Эллард пережил разгром, устроенный сбежавшим демоном, — он как раз выбирался из-за обломков огромной фрезерной машины.

Эта спонтанная — и неудачная — попытка бегства стоила жизни десяткам пленников, а те, кто уцелел, были слишком потрясены случившимся, чтобы воспользоваться временным отсутствием надзирателей. Леонид решил было, что у них еще есть несколько мгновений, чтобы обратить ситуацию в свою пользу, но в этот миг лязгнули двери кузницы, и на пороге появились с десяток Железных Воинов, казавшиеся черными на фоне белого неба.

Все оставшиеся надежды на побег развеялись как дым.

Леонид упорно смотрел только на уныло-серый рокрит платформы, на котором ветер закручивал спирали пыли и пепла. Он хотел отрешиться от кошмарных криков, которые издавали шпалы; небо над головой сияло белым, некуда было скрыться от этой жестокой яркости, на фоне которой солнце казалось зыбким черным провалом злобного глаза. Его окружали товарищи-джуранцы и другие невольники, сбившиеся в плотную толпу, и от запахов крови, страха и вони немытых тел было трудно дышать. Бывший подполковник вздрогнул, когда к этой смеси прибавился демонический смрад, принесенный порывом ветра, похожим на вздох умирающего, из пасти недавно образовавшегося туннеля.

Леонид бросил один взгляд внутрь, в беспокойную тьму. Голова сразу же начала раскалываться от боли: его органы чувств не могли справиться с образами других реальностей, возникавшими и исчезавшими под лязг клинков и колокольный звон. Каждая клетка тела вибрировала в ответ на резонансные частоты, которые исходили от этой раны в ткани вселенной, от этого межпространственного гнойника — а он все увеличивался, источая волны страданий и скверны. Наступило напряженное затишье, как перед бурей. Что-то приближалось, что-то столь древнее и ужасное, что разум Леонида не мог даже представить масштабы этого зла.

Но потом Обакс Закайо заслонил от него туннель, и наваждение развеялось.

— Да, раб, ты чувствуешь его прибытие? Это Омфал Демониум.

Леонид не ответил: проклятое имя, произнесенное вслух, вызвало новый болевой спазм во внутренностях, и он в очередной раз пожалел, что не умер по пути к этому злосчастному месту.

Его бывшие подчиненные кровью заплатили за неудавшийся побег. Те, кто пережил освобождение демона, в страхе сжимались перед Обаксом Закайо, чтобы затем погибнуть под ударами его кулака. Пленников вытаскивали из укрытий и бросали в давильные станки, засовывали в дробилки, окунали в чаны с расплавленным металлом. Конечности превращались в окровавленные обрубки, кости — в пыль, тела — в дряблые мешки. Все возможные виды боли, все виды мучений — в своей мести Железные Воины не забыли ни один из них. Предатели, одержимые желанием унизить и растоптать врага, за считанные минуты умертвили сотни рабов.

Потом Обакс Закайо поднял Леонида на один уровень с разбитым визором своего шлема:

— Ты у них главный.

— Нет, — выдохнул Леонид. — Я же говорил тебе, я не…

— Но они все еще считают тебя лидером, — перебил его Железный Воин. — И поэтому некоторых из них я сейчас убью. Или ты заставишь своих людей повиноваться, или я убью их всех. Не тебя — их. Всех.

— Но…

— Молчать! — рыкнул Обакс Закайо. — Делай, что сказано. Без демона в кузнице от вас нет никакого проку, поэтому вас отправят работать в оружейных мастерских Кузнеца Войны Хонсю. Попробуете сбежать от него — и узнаете, как наказывают по-настоящему.

Рабов, которых не скормили машинам, вывели наружу и погнали дальше — в лабиринт из фортификационных сооружений, утыканных лезвиями, и километров траншей, стены которых были облицованы рифлеными металлическими листами. Бронированные блокгаузы и доты щетинились немыслимо огромными орудиями; пространство между огневыми точками было заполнено непроходимым переплетением колючей проволоки.

Далекий гул артиллерии не смолкал ни на миг, но оставалось только гадать, кто ведет сражение и зачем. Путешествие к неведомому Кузнецу Войны Хонсю стоило жизни десяткам рабов: они валились с ног от голода и усталости, не выдерживали жестоких побоев или гибли, просто потому что подвернулись Обаксу Закайо под руку.

Изнурительный переход длился несколько дней, хотя на планете, где солнце никогда не садилось, а небо не темнело, само понятие времени теряло смысл. Каждый новый день приносил новые ужасы, новую скверну: ряды выпотрошенных тел вдоль дороги, люди и ксеносы вперемешку, некоторые трупы настолько изуродованы, что определить, кем они были при жизни, уже невозможно. Башни из черепов; поля вздымающейся плоти; огромные монолиты, сложенные из отполированных костей.

Леонид заметил, что их путь ведет к горному хребту — мрачному, затянутому пеленой дыма, — вершины которого терялись в сиянии неба или скрывались за темными облаками. Столбы дыма поднимались и над предгорьями, причем этот дым казался разумным: словно подчиняясь чьему-то приказу, он клубился так, чтобы скрыть от посторонних глаз как ужасы, так и чудеса, которые таились на сумрачных склонах.

С каждым днем зловещие горы становились все ближе, и Леонид со страхом понял, что именно туда они и направляются. С той же пугающей уверенностью он понял и другое: никто их них не переживет подъем на эти жуткие вершины. Каждый раз, когда у него появлялась возможность выглянуть из лабиринта фортификаций, Леонид смотрел на эти горы, чувствуя отвращение и при этом не в силах отвести взгляд. Цитадель на Гидре Кордатус построил забытый, но гениальный архитектор, но даже тот шедевр инженерной мысли казался пустяком по сравнению с уродливыми фортификациями этой планеты: песчинка против темной громады. Леонид сомневался, что найдется такая армия, которая сможет пробиться через эти редуты или сокрушить такие стены.

Но наконец их путешествие закончилось. Перед ними был прямоугольный загон не меньше километра в ширину и двух в длину: огороженная земляная площадка, вход на которую преграждали ворота, опутанные колючей проволокой. Где-то поблизости раздавались крики — плач и стенания проклятых. От этого звука Леонида бросило в дрожь, крики словно пронзали его череп невидимыми осколками стекла. Земля, оказавшаяся неожиданно вязкой и мягкой, сочилась красной жидкостью. Леонид присмотрелся — и понял, что она пропитана не водой, а свежей кровью, и сквозь алую почву просвечивают белым кости и черепа. Невообразимо. Сколько же людей здесь погибли, что почва на столь огромной территории уже не может впитать их кровь? Сколько их отдали свою жизнь, чтобы утолить омерзительную жажду этой темной, безрадостной земли?

Внутренности Леонида опять пронзил спазм; несмотря на то, что желудок его был пуст, отвратительный запах свежей крови все равно спровоцировал рвотные позывы. Сержант Эллард помог ему удержаться на ногах, и они пошли по толстому деревянному настилу в центр загона.

Неужели это конец? Неужели эта площадка — место казни? Значит, пленников привели сюда, чтобы добавить их кровь к той, что уже пролилась из тысяч тел? Леонид стряхнул руку Элларда. Какую бы судьбу им ни уготовили Железные Воины, он встретит ее, твердо стоя на ногах без чужой помощи.

Когда они приблизились к центру, Леонид увидел, что из пропитанной алым земли выступает длинная полоса рокрита; вдоль нее, пересекая всю арену, протянулся рельсовый путь. Когда пленные джуранцы поднялись по ступеням на рокритовую платформу, они наконец увидели источник криков. Шпалы, на которых держалось железнодорожное полотно, корчились от мучительной боли, так как сделаны они были из тел и конечностей, спрессованных в одно целое с помощью темного волшебства. И все они кричали словно в горячечном бреду, и вопли их сливались в нестройный хор, напоминая плач банши. На поверхности шпал проявлялись то глаза, то рты, исполненные мучений, — и сразу исчезали, чтобы следующая душа могла рассказать о своем бесконечном страдании.

При виде этой пытки некоторые пленники плача падали на колени, их рассудок, и так уже истерзанный, не мог выдержать подобного. Обакс Закайо столкнул безумцев с платформы, и несчастные со всплеском погрузились в алую жижу. Едва они оказались внизу, как из темной земли протянулись костлявые руки; пальцы скелетов хватали людей и одного за другим утаскивали под землю навстречу неведомой судьбе.

Леонид пытался заставить себя не слушать булькающие крики тех, кто тонул в кровавой почве, кто должен был стать пищей для ненасытных призраков, таящихся внизу. Он закрыл глаза…

Хрупкие кристаллы переменных мироздания сталкиваются и вибрируют, разъединяя грани и перемещаясь для того, чтобы резонировать на других частотах. Эхо времени позволяет граням смещаться и изменяться, преломляя параметры реальности, чтобы те позволили измерениям разъединиться и сложиться вновь во всех возможных вариантах.

…и, вскрикнув, тут же открыл их. У него закружилась голова, и он схватился за Элларда, чтобы устоять на ногах.

— Сэр?

— Кровь Императора! — прошептал Леонид, оглядываясь. Земля всколыхнулась, и эта дрожь тошнотворной вибрацией отозвалась в его теле. Иззубренные кости, высунувшиеся из земли, опять погрузились в кровавую глубину, и люди-шпалы заплакали от новых мучений.

В том месте, где рельсы исчезали в стенах этой огромной арены, кладка сочилась потоками разноцветной слизи. Спирали мерцающего света исходили от стены, образуя огромную линзу. Казалось, что стена растягивается, словно некая сила пытается разорвать плаценту реальности. Когда же это произошло, не осталось ничего, кроме пульсирующего водоворота непроглядной тьмы, а дорога в ад была обрамлена ожерельем из пронзительно кричащих черепов, славящих смерть.

Варп и реальность сошлись здесь, соединились во времени и пространстве на бронзовых рельсах. На дороге, ведущей из Ниоткуда в Никуда, Омфал Демониум вызволил сам себя из небытия, чтобы обрести тело. Он выполз из своего дьявольского лона и ничего не принес с собой, кроме насилия и смерти.

Обакс Закайо засмеялся, но Леонид слышал в этом смехе затаенный страх.

Пришествие Омфала Демониума свершилось.

Хотя сама плоть Леонида инстинктивно предчувствовала, что приближается небывалое зло, ощущения смертного ни в малейшей степени не могли передать истинное величие твари. Словно вестник конца времен, Омфал Демониум с ревом несся по кровавым рельсам, приближаясь к оцепеневшим пленникам.

Некоторые попытались бежать — погонщики убили их на месте. Другие падали замертво от страха или сжимались в комок на платформе, не в силах контролировать свой кишечник, словно младенцы. Сам Леонид при виде чудовищного поезда рухнул на колени.

— Правильно, нужно проявлять почтение, — одобрил Обакс Закайо.

Огромный паровоз с железными вагонами мчался к платформе, работая поршнями из костей, разбрызгивая кровь и расточая тысячи безгубых улыбок, — черепа скалились со всех поверхностей. Локомотив был очень похож на древний паровоз, но приводился в движение не углем, а темными силами варпа. Состав несся с таким грохотом, что отказывались служить все доступные человеку пять чувств. Звук многократно отражался от граней разных реальностей, которые пересекались в месте, называемом Око Ужаса, — месте, где такие явления были нормой, а не исключением.

За локомотивом шла цепь железных товарных вагонов, изъеденных ржавчиной, больше смахивающей на запекшуюся кровь и экскременты. Леонид чувствовал — знал, — что в этих адских вместилищах заперты миллионы душ, которые несутся навстречу смерти по прихоти дьявольской машины. Омфал Демониум сбавил обороты, вызвав у людей-шпал финальный вопль за пределами слышимости, и остановился у края платформы.

В полной мере ощутив величие зла, воплощенного в этом демоническом механизме, Леонид заплакал кровавыми слезами, а его кишечник и мочевой пузырь непроизвольно опорожнились. Ему послышался раскатистый хохот, а затем двери вагонов с противным лязгом открылись. Красноватый пар с шипением вырвался из-под панцирной шкуры Омфала Демониума, и Леонид перекатился на спину. Вновь прозвучал раскат злорадного смеха, клубы пара начали расползаться, словно замышляя недоброе. По мере того как пар приближался к испуганным рабам на платформе, его облака становились все плотнее. Сгусток тумана обхватил одного из плачущих невольников и поднял его с земли; это послужило сигналом для других, и тело несчастного в один миг оказалось окутано паром, который, как голодный хищник, впитывал в себя плоть, пока от человека ничего не осталось.

Затем клубы пара исчезли, и оцепеневший Леонид увидел, что на их месте возникло восемь фигур, одетых в бесформенные робы и высокие сапоги; каждое из этих существ несло множество жутких инструментов — ножей, серпов и пил на кожаных ремнях.

Их лица только очертаниями напоминали человеческие, поскольку кожа с них была содрана, а на самих черепах держалась лишь благодаря грубым швам. Существа крутили головами, как будто охотились по запаху, и Леонид смог рассмотреть их подробнее. Оказалось, что лица вообще не имеют характерных черт, поскольку, кроме растянутых ртов с клыками, у этих существ не было ничего — ни глаз, ни ушей, ни носов, на месте которых были только похожие на опухоли наросты.

Существа приблизились к пленникам и, руководствуясь неведомой логикой, начали выхватывать людей из толпы. Сломав жертве позвоночник, они погружали клыки в почерневшую раковую ткань у нее на шее и высасывали содержимое. Леонид зажал уши, чтобы не слышать их омерзительного чавканья, а когда одна из тварей прошла рядом, почувствовал прилив удушающего страха, хотя до этого думал, что сильнее испугаться уже невозможно.

Уродливая морда повернулась к нему, опухолевые наросты раздулись от предвкушения, черные пальцы схватили Леонида за лохмотья, в которые превратился его китель, и вздернули на ноги. Пленнику показалось, что его обложили кусками гнилого мяса, кишащего жирными червями. Мертвенное лицо придвинулось совсем близко, дыхание твари было смрадным до тошноты. Она мотала безглазой головой из стороны в сторону, как будто принюхиваясь и стараясь определить, насколько хорошей добычей он станет.

— Ты нравишься саркоматам, — прошипел Обакс Закайо. — Они являются воплощением физического разложения, а потому опухоли на твоем теле для них настоящее лакомство.

Тварь потянулась клыкастым ртом к его шее, и Леонид уже приготовился к смерти, но Омфал Демониум, похоже, имел на него свои виды, и простое уничтожение в эти планы не входило. Демоническое создание нетерпеливо рыкнуло, его слуга зашипел в ответ и швырнул Леонида внутрь первого вагона, пол которого был скрыт под слоем разлагающейся плоти и экскрементов.

Утолив свой противоестественный голод, саркоматы погнали к поезду и остальных пленников, а когда вагоны были набиты под завязку, запечатали двери.

— Как думаете, куда они нас везут? — спросил Эллард.

— Не знаю, сержант, — ответил Леонид, — но этот подонок Обакс Закайо упоминал какое-то имя. Хонсю, кажется.

— Хонсю?

— Да, что-то вроде.

— Это имя я уже слышал, — сказал Эллард.

— Да? Где же?

— На тюремном транспорте по дороге сюда. Кажется, именно он командовал армиями на Гидре Кордатус.

Леонид содрогнулся, вспомнив облик командира Железных Воинов, стоявшего у стен цитадели. Капитан Эшара сказал, что это Кузнец Войны, и Леонид прекрасно помнил тошнотворный ужас, который охватил его при виде этого древнего и грозного воина и испещренного рунами знамени, которое он нес. Если их нынешнее путешествие в зловонном аду вагонов действительно завершится во владениях столь чудовищного создания, то, возможно, смерть от рук саркоматов была бы не такой уж плохой альтернативой.

Почти сто человек теснились в вагоне, рассчитанном на половину их числа, и вонь внутри была невыносимая. В такой тесноте можно было только стоять, вплотную прижавшись к соседям, и места едва хватало, чтобы хоть слегка пошевелиться. Кто-то плакал, кто-то стонал, на грязных досках вагонных стен мелькали всполохи света, а демонический локомотив, громыхая, взбирался все выше в горы, к тьме.

Запах дыма и электрический привкус в воздухе напомнили Леониду о том дне, когда он оказался в недрах Храма Машины в цитадели. Он выглянул в одну из щелей в стене вагона и постарался рассмотреть хоть что-нибудь в ярком свете снаружи. Мимо проносились покрытые пеплом скалы, из-под колес, в которых были заключены проклятые души, вырывались зеленые искры.

Темная завеса облаков приближалась; иногда сквозь прорехи в ней можно было увидеть тревожные очертания зубчатого пика, бастиона или ощетинившегося орудиями редута. Поезд начал долгий плавный поворот, и Леонид увидел, что они едут по невообразимо огромному мосту. Тысячи балок и ферм складывались в конструкцию, которая, презрев гравитацию, соединяла два края бездонной пропасти. В ее глубинах клубился туман, сверкали молнии и слышались хриплые крики каких-то крылатых тварей.

— Нужно выбираться отсюда, сержант.

— Согласен, но как?

— Пока не знаю, но если останемся, мы покойники.

— Все хорошие бойцы, кого я знал, погибли в стычке в кузнице. С боеспособностью у нас неважно.

— Думаешь, я этого не понимаю, Эллард? — со злостью сказал Леонид. — Но лучше смерть при попытке к бегству, тем то место, куда нас везут. В кузнице Обакса Закайо было ужасно. Не хочу выяснять, каким окажется этот Хонсю.

Эллард кивнул и, устало прислонившись к стенке вагона, посмотрел на безрадостную панораму снаружи. Вокруг его глаз пролегли глубокие морщины, и Леонид впервые заметил, как сильно осунулся его сержант. Как и большинство офицеров, Леонид во многом полагался на сержантов и в первую очередь — на Элларда; тягостно было видеть, во что превратился этот некогда могучий мужчина.

Внезапно Леонид почувствовал, что до смерти устал. Глаза сами собой начали закрываться, он зевнул и не смог заставить себя пошевелиться, даже когда послышались приглушенные хлопки, похожие на выстрелы.

— Сэр, пригнитесь! — крикнул Эллард и потянул его на пол. В набитом битком вагоне это было непросто, но сержант, хоть и измотанный лишениями, все равно был сильнее многих.

— Проклятье, что ты делаешь? — возмутился Леонид.

— Не высовывайтесь!

Леонид перекатился на бок, и в это время стены затрещали под градом пуль, которые оставляли в планках дыры размером с кулак. Полумрак вагона пронзили лучи света, и траекторию каждого снаряда можно было увидеть по кровавому следу, который он проложил в толпе. Попавшие на линию огня дергались, словно безумные марионетки, и вагон наполнился кровью, криками и дымом. В давке убитые так и оставались стоять, наваливаясь на живых; крови было столько, что она залила весь пол и начала вытекать из-под дверей.

Леонид услышал, как что-то загрохотало по крыше.

— Что происходит?

— Кажется, нас атакуют. Или спасают. Не уверен, на что это больше похоже.

Три искрящихся клинка проткнули медную обшивку крыши, и огромная рука отогнула металл, словно это был лист бумаги. Фигура, контуры которой четко выступали на фоне ослепительного неба, была облачена в угольно-черный силовой доспех и казалась гигантской. Космический десантник…

То, что затем прокричал незнакомец, всколыхнуло в пленниках надежду:

— Рабы, поднимайтесь! Поднимайтесь и дайте отпор Железным Воинам!

Леонид встал на ноги, чувствуя прилив сил оттого, что его молитвы были услышаны. Космодесантник посмотрел в сторону локомотива и добавил:

— Быстрее! Саркоматы скоро будут тут.

Истерически смеясь одновременно от страха и облегчения, Леонид начал карабкаться вверх, к свободе. Отверстия в стене, оставленные выстрелами, облегчали подъем, и вскоре он уже просунул голову в прореху в крыше и с наслаждением почувствовал, как освежающий поток ветра ерошит волосы. Подтянувшись, он выбрался на крышу вагона и, встав на колени, протянул руку Элларду.

Над головой сияло белизной небо, а черное солнце тянулось темными лучами за очередной горный хребет. Услышав, как космодесантник втягивает энергетические когти в перчатку, Леонид заставил себя отвести взгляд от далекого пейзажа и вместо этого присмотрелся к воину. Его доспех, покрытый вмятинами, царапинами и заплатками, мало походил на обычно надраенную до блеска броню Имперских Кулаков, которых Леонид видел на Гидре Кордатус. Горячий пар поднимался из сопел его прыжкового ранца, а на наплечниках просматривалось белое изображение хищной птицы, перечеркнутое красным крестом. Такой же рисунок был и на визоре шлема.

На крышах других вагонов было еще несколько космических десантников, все в доспехах разных типов и цветов и с символами разных орденов на наплечниках. Они вытаскивали пленников наружу и направляли их в конец состава; Леонид глянул в грязную клетку, из которой вырвался, — и понял, что только они с Эллардом последовали приказу выбираться. В вагоне еще оставалось около сорока человек, которые смотрели на воина с ужасом.

— Кто ты? — спросил Леонид, перекрикивая шум ветра.

— Ардарик Ваанес из Красных Корсаров, — ответил воин, доставая пистолет. — Спрячьтесь за меня.

Изо всех сил цепляясь за обшивку крыши, Леонид и Эллард поползли вдоль вагона. Один неосторожный взгляд вниз — и у Леонида закружилась голова от вида бездны, над которой мчался демонический поезд. Он перекатился на спину как раз вовремя, чтобы заметить Обакса Закайо, который карабкался на крышу.

— Осторожнее! — крикнул джуранец, когда потрескивающий энергетический кнут взвился для удара.

Заслоняясь от атаки, Ваанес поднял руку, и кнут обвился вокруг нее, вспыхнув электрическим разрядом. Воин застонал от боли и выронил пистолет, который скользнул по крыше к краю вагона.

Космодесантник попятился прочь от огромного Железного Воина и быстро оглянулся на Леонида с Эллардом:

— Пробирайтесь вперед! Нужно остановить локомотив, пока мы не доехали до форпоста крепости. Идите же!

Обакс Закайо вновь хлыстнул кнутом, и Ваанес упал на колени. Эллард и Леонид поползли вперед, к торцу вагона; тем временем Железный Воин с грохотом шагнул к бившемуся в конвульсиях противнику, механическая клешня выдвинулась, чтобы сломать ему шею.

Взревев, Ваанес попытался достать Обакса Закайо молниевыми когтями, но тот топором отбил удар и сомкнул пальцы клешни на горле врага.

— Как вы, ренегаты, смеете красть рабов, предназначенных для Кузнеца Войны Хонсю? — зарычал Обакс Закайо. — За это вы умрете.

Клешня сжалась, и даже сквозь вой ветра Леонид услышал, как трещит керамит. На самом краю крыши что-то металлически блеснуло на солнце — пистолет, который обронил космический десантник.

Леонид подтянул оружие к себе, поражаясь его размерам и весу. Слишком тяжелый, чтобы удержать в одной руке; он перекатился на спину, прижал пистолет к груди и опустил ствол на предплечье, но даже так отдача выбила оружие из рук, едва он нажал на спусковой крючок. Леонид еле успел дотянуться до пистолета, чтобы не дать ему соскользнуть в пропасть.

Но выстрел получился точный — по крайней мере, достаточно точный, чтобы повлиять на исход боя. Снаряд попал в визор Обакса Закайо, отчего воина развернуло на месте. Клешня на горле Ваанеса разжалась, и он быстро встал на ноги.

— Быстрее! — Космодесантник указал на железнодорожные пути. — Я же сказал вам остановить поезд до того, как он достигнет форпоста!

Обернувшись, Леонид всмотрелся в завесу смога впереди — и не поверил своим глазам. Во тьме виднелась крепость, встроенная в саму плоть горы архитектором, который не знал ограничений здравого рассудка и в качестве материалов использовал кошмары. Шпили ее башен пронзали небо, а ворота казались оскаленной пастью; именно в ее глубинах исчезал рельсовый путь, по которому ехал Омфал Демониум. В темном, пропитанном кровью камне стен светились, обжигая глаза, прожилки неестественных цветов, которым не было места в нормальном мире. Над башнями плясали дуги молний и грохот огромных машин, работавших внутри, громовым эхом разносился по округе. И это был всего лишь форпост?

— Кровь святая! — прошептал Эллард.

— Точнее не скажешь, — согласился Леонид.

Лязг оружия за спиной и вид циклопической крепости впереди напомнили джуранцам, что медлить нельзя. Они подползли к краю вагона и почувствовали тлетворную ауру вечной боли, которая волнами исходила от демонического локомотива. У Леонида потекла кровь из носа и ушей, но он все равно поднялся на ноги, готовясь перебраться на локомотив. Между ним и вагонами располагался заляпанный кровью тендер, доверху наполненный расчлененными трупами; мелькая в клубах алого дыма, валившего из трубы грохочущего локомотива, саркоматы лакомились мертвечиной.

— Нужно двигаться быстро, — сказал Эллард.

Леонид кивнул, сглотнул подступившую тошноту и спрыгнул на груду тел. В этот момент тендер накренился, и он упал, успев выставить руки перед собой и по колено погружаясь в мешанину из отрубленных конечностей. Эллард приземлился рядом и помог ему встать; вместе они двинулись вперед, осторожно пробираясь через нагромождение тел. От трупных газов и кровавого тумана в воздухе было трудно дышать, а дым, клубившийся вокруг, был явно плотнее, чем положено подобной субстанции.

— Император помилуй, — пробормотал Эллард, увидев, что наступил на оплывшее лицо мертвеца.

Леонид с облегчением достиг противоположного конца тендера, но глаз с клубов дыма не спускал. Он перебрался через бортик вагона и уже повернулся, чтобы помочь сержанту, когда в дыму возникло призрачное лицо — безкожая маска, на которой выделялся клыкастый рот.

— Быстрее! — заорал Леонид. Он отбросил за спину пистолет, который взял у Ваанеса, и потянул Элларда к себе, но призрачные руки уже обхватили плечи сержанта и тянули его в противоположную сторону. К счастью, саркомат материализовался не полностью и потому не мог справиться с двумя джуранцами: подстегиваемый отчаянием, Леонид рванул изо всех сил и вытащил Элларда из тендера.

Они оба повалились на железную платформу в задней части локомотива. Внутрь вела обшитая медью дверь, но Леонид не увидел ручки, с помощью которой ее можно было бы открыть, — в двери было только решетчатое окно, из которого вылетали хлопья золы и тянуло вонью горелой плоти. Между тем саркоматы, обретая все более ясные очертания и шипя в предвкушении свежего мяса, начали выбираться из тендера.

Джуранцы прижались спинами к двери; Леонид опустился на одно колено, чтобы подобрать упавший пистолет, и в этот момент саркомат бросился на него, целясь когтями в шею.

Прогрохотал выстрел, и демон лишился головы. Кровь брызнула на металл двери и тут же с шипением испарилась, словно попав на раскаленный противень. Вся дверная коробка всколыхнулась, и стоило Леониду прислониться к двери, как та распахнулась, как будто открылся невидимый замок.

Леонид ввалился в машинное отделение, в котором было невообразимо жарко. Эллард не мешкая последовал за ним и захлопнул дверь, которая прогнулась под напором саркоматов, не желавших отказываться от добычи. Пошатываясь, Леонид выпрямился; он физически ощущал голод этих тварей.

Но даже отвратительные саркоматы не шли ни в какое сравнение с тем местом, где оказались джуранцы. Машинное отделение локомотива противоречило всем представлениям о геометрии и пространстве и напоминало огромную пещеру — больше, чем кузница-храм Обакса Закайо — с красными сводами, которые терялись в дыму. На другом конце помещения полыхала огромная топка, за которой следил гигант в громоздком доспехе из железных листов и толстых кусков вулканизированной резины. Поверх древней брони он носил заскорузлый от крови фартук, на голове — корону из железных шипов. Из-под поднятого забрала доносились бессвязное бормотание и глухие проклятия. Существо подошло к скоплению цепей, блоков и ржавых крючьев с насаженными на них человеческими телами, поддело один из обезглавленных трупов длинным тесаком и бросило его в топку; локомотив двигался благодаря плоти и крови, превращая их в золу.

— Вот так, — прохрипело существо. — Не нужны мне ни слова, ни заклинания. Словами пользуются слабаки, магия плоти — вот в чем сила. Плоть и кровь кормят тебя, а я — направляю.

— Что это за чертовщина? — прошептал Леонид, нервно оглядываясь на грохочущую дверь. Хотя он говорил тихо, гигант замер, а затем быстро повернулся к ним, угрожающе подняв тесак.

— Так-так, саркоматы стучатся в двери, а мясо само пришло, чтобы залезть в топку? Хорошее мясо, годное. Лучше, чем наша обычная мертвечина.

— Кто ты? — спросил Леонид и снова поднял пистолет.

— Я-то? — переспросил гигант, помахивая ножом. — Забойщик я. Из Железных Воинов. Режу и крошу, крошу и режу. Плоть для машины, кровь для шестеренок, мясо — в топку.

Топка отозвалась рычанием, и языки пламени вырвались наружу, безуспешно пытаясь обжечь спину гиганта. На это он лишь рассмеялся, заставив джуранцев вздрогнуть:

— Ну уж нет, демон, мои кости тебе не достанутся. Бесись сколько угодно, но я беру свежее мясо, а тебе достанется мертвечина.

— Ты топишь ее трупами? — поразился Эллард, не в силах скрыть отвращение.

— Да, демон ест мертвяков, живые — для меня. Вот два крюка, я вас аккуратно разрежу, выпотрошу и выпью кровь. Иди сюда, хорошее мясо, ну же.

Забойщик поманил их латной перчаткой, покрытой засохшей кровью.

— Это вряд ли, — ответил Леонид, наводя на него пистолет Ваанеса. — Останови поезд, и я не стану тебя убивать.

Забойшик хохотнул, покачал головой и сделал шаг к Леониду.

— Убивать? Меня? Нет, мясо, мы с тобой и говорить не будем, ты просто умрешь.

Леонид выстрелил, и болт попал точно в грудь Забойщику. Посыпались искры, по фартуку потекла пенистая жижа, и разъяренный гигант зарычал:

— Ты меня подстрелил, и теперь я буду резать тебя медленно, кусок за куском. Ты будешь вопить, а я скормлю тебе твои же ноги и руки, а потом отдам Омфалу Демониуму, и ты узнаешь настоящую боль.

Леонид выстрелил снова, но на этот раз Забойщик сумел отбить снаряд тесаком — и сам бросился в атаку, подняв огромный клинок для удара, который раскроил бы джуранца надвое. Леонид нырнул в сторону, и опустившийся тесак оставил в полу глубокою борозду.

Эллард обошел Забойщика с тыла, отчаянно оглядываясь в поисках хоть чего-то, что можно использовать как оружие; Леонид выстрелил еще раз, но промахнулся — вместо противника с влажным хлюпаньем разлетелись на куски трупы, подвешенные на крючьях.

— Нет! — заорал гигант. — Только не мертвяки! Плохое мясо, порубить бы вас побыстрее.

Чувствуя за спиной другие тела, Леонид выпустил очередь по трупам, подготовленным к путешествию в топку. Забойщик развернулся с гневным возгласом и, орудуя тесаком, начал прорубать себе путь к противнику сквозь ряды подвешенных туш. Леонид не переставал стрелять, пока не щелкнул опустевший магазин. Вокруг него раскачивались и звенели цепи; с потемневших крючьев срывались куски плоти. Одна из цепей соскользнула с блока и с лязгом рухнула на пол. Забойщик оттолкнул последний труп на своем пути и оказался лицом к лицу с джуранцем. Краем глаза Леонид заметил Элларда — тот стоял рядом с рычагом, управлявшим цепным блоком. Позади Забойщика шипела изголодавшаяся топка.

Леонид поднял упавший крюк и выставил его перед собой как оружие.

— Ты плохое мясо, не будет тебе аккуратной разделки. Будет хрясь-хрясь и мертвечина.

Забойщик наклонился, и Леонид наконец смог разглядеть его лицо, частично скрытое коническим рогатым шлемом. Его одутловатые невыразительные черты казались до странности детскими, во рту виднелись пеньки гнилых зубов, а в красных слезящихся глазах читалась слепая жестокость.

Прежде чем джуранец успел увернуться, гигант схватил его одной огромной лапой и оторвал от пола.

— Негодное мясо, даже клинок об тебя марать не буду, просто загрызу.

Челюсти Забойщика раздвинулись, словно он намеревался заглотнуть жертву целиком, из пасти пахнуло зловонием гниющей плоти. Чувствуя, как подступает тошнота, Леонид в отчаянии лягнул чудовище в живот, а когда челюсти приблизились, замахнулся крюком.

Хрустнула кость, и острие крюка, пробив челюсть, вышло из глазницы гиганта.

Забойщик взревел от боли и выронил Леонида; Эллард лихорадочно крутил ручку лебедки, и цепь, прикрепленная к крюку, туго натянулась. Выпустив тесак из рук и истекая черной кровью, Забойщик попытался выдернуть крюк и ослабить натянутую цепь.

Но Эллард времени не терял: он продолжал выбирать цепь скрипучей лебедкой, тем самым подтягивая гиганта все ближе к топке. Теперь существо кричало не гневно, а жалобно, но жалеть этого каннибала Леонид не собирался.

Топка выбросила новые языки пламени, и на этот раз Забойщик завопил, когда они дотянулись до его спины. Он задергался еще сильнее в попытке освободиться, но демон не собирался выпускать добычу. Ослепительно яркий огонь охватил Забойщика, и его затянуло в раскаленную пасть камеры сгорания. Толстая железная дверца захлопнулась за ним, и голодный демон, обитавший в топке, обрушил весь накопившийся гнев на своего мучителя.

Как только железная створка закрылась, движение огромных поршней из костей начало замедляться и из клапанов вырвались струи обжигающе горячего пара. Оранжевое свечение, исходившее от топки, поблекло, очертания машинного отделения стали постепенно возвращаться к привычным для человека измерениям.

Леонид рухнул на колени: он безмерно устал и уже не мог справляться с ужасом последних дней. Пошатываясь, Эллард подошел к нему и протянул руку:

— Поверить не могу, но мы с ним справились.

— Да, сержант. Отличная работа.

— И мне так кажется.

Леонид обернулся к двери, которая вела в машинное отделение: по какой-то неведомой причине саркоматы с другой ее стороны затихли. Может быть, своим существованием они были обязаны демону, заточенному в топке, или даже самому Забойщику? Стоило Леониду подумать об этом, как дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник Ардарик Ваанес.

— У вас получилось, — в его голосе прозвучало удивление.

— Получилось, — подтвердил Леонид. — А ты сумел убить Обакса Закайо?

— Не сумел, но здесь его больше нет — как нет и остальных вагонов.

— О чем ты? — спросил Леонид и захромал к двери.

Выйдя из логова Забойщика, они с Эллардом увидели, что от всего состава остался только тендер. В нем расположились потрепанного вида космодесантники; остальные вагоны исчезли.

— Проклятье, что ты наделал? — Леонид сорвался на крик. — Я думал, вы пришли нас спасти!

— Нет, — ответил Ваанес, — спасать мы вас и не собирались. Мы хотели лишь не дать Железным Воинам пополнить число рабов в оружейных мастерских. Без рабов они не смогут делать оружие, чтобы сражаться с нами.

— Ты убил их, — заявил Леонид, осматривая железнодорожные пути в поисках хоть каких-то следов исчезнувшего состава.

— Если бы твои товарищи знали, что ждет их в цитадели Хонсю, они бы поблагодарили меня за такое милосердие.

— Милосердие? Подонок, это были мои солдаты! — продолжал кричать Леонид. — Я сражался с ними плечо к плечу, а ты не поверил их мужеству.

— Они были уже не теми, с кем ты привык идти в бой, и ты это знаешь. Они сломались, но в тебе еще осталась воля, я это ясно вижу. Если хочешь, можешь пойти с нами и отомстить Железным Воинам, но решай скорее: мы уже внутри форпоста, и стража скоро будет здесь.

Ваанес перелез в тендер и положил руку на сцепное устройство.

— Так ты с нами? — спросил он.

— С вами? Но мы даже не знаем, кто вы.

— Когда-то мы были космическими десантниками — Адептус Астартес — и сражались во имя Императора, но теперь мы сражаемся друг за друга. Наши бывшие боевые братья назвали бы нас ренегатами, но здесь и сейчас лучших союзников ты не найдешь.

Леонид собирался было возразить, но Эллард положил руку ему на плечо:

— Возможно, он прав, сэр.

— Он убил наших людей, сержант!

— Знаю, и этого мы ему никогда не простим, но вспомните, что говорил кастелян Вобан: «Враг моего врага…»

— Мой друг, — закончил за него Леонид.

Чёрное солнце

Пролог

Отзвук далекого удара отразился от стен зала Совета, отдался эхом далеко внизу — в зале Мортициев, затем снова поднялся вместе с ядовитыми испарениями и душераздирающими стонами. На головокружительной высоте под потолком этого мрачного зала сидели горгульи из прессованного железа. Сводчатый потолок подпирали колонны с непропорционально большими капителями, покрытыми колыхающейся липкой, жирной слизью. Оправой капителям служили оскалившиеся черепа.

Из огромного провала в обсидиановом полу, накатывая волнами, вздымался обжигающий пар. Марево обволакивало подвесной мост, перила которого были обшиты железом и украшены тяжелыми золочеными бляхами, державшимися на массивных цепях толщиной с человеческое туловище.

В зале Совета клубились едкие желто-зеленые испарения и чувствовался, обжигающий горьковатый привкус расплавленного металла. Стены помещения были подсвечены адским оранжевым сиянием, исходящим от потока раскаленной лавы, который змеился по дну глубокого ущелья.

Подвесной мост вел к высокой мрачной стене из камня с темными прожилками, прямо к огромному проему, пробитому в кладке. В проеме высились железные двери, закаленные в море крови, пролитой за те годы, что их ковали. Усыпанные зазубренными черными шипами, внутренние ворота крепости Халан-Гол охранялись двумя бронированными колоссами и вели к внутренним покоям нового хозяина крепости. Два Титана с демоническими лицами, увешанные ненавистными многим стягами Легио Мортис, направили свои орудия, способные стирать в пыль города, на путников, что посмели приблизиться к воротам.

Происходящее в зале Совета совершенно не волновало воинов, что шагнули на отвратительно скрипящий мост. Они видели и не такое. А командир отряда бойцов знавал места гораздо более страшные, чем это.

На губах лорда Торамино, Кузнеца Войны Легиона Железных Воинов, играла презрительная усмешка, но, когда он поднял взгляд на Титанов, лицо его скривилось. Если этот полукровка полагает, что такая показуха способна запугать его, то, наверное, он глупее самых примитивных созданий в этом мире. Его отряд проходил три дня назад через ворота крепости и прекрасно обошелся без этих Титанов, что требовали к себе повышенного внимания. Несмотря на обуявший его гнев, лорд Торамино смотрел на них с безразличием. Его взгляд был твердым и спокойным. Без сомнения, маги кабала наблюдают за ним даже сейчас, но создавалось такое впечатление, что его это ничуть не волновало: он шел спокойно, словно прогуливаясь, с высоко поднятой головой и руками, сцепленными за спиной.

Бок о бок с ним шел и брюзжал лорд Беросс. Очередной поток ругательств вырвался у него, когда он увидел, как Титаны направили оружие на них. Когда Беросс нервно затеребил свой болтер, Торамино пристально посмотрел на него и огорченно покачал головой, как будто сетуя на недостаток выдержки у подчиненного.

Торамино взошел на железный мост и металл зло зашипел под его ботинками и заструился, как ртуть, мерцая и завораживая. Будучи больше двух метров ростом, лорд Торамино носил изысканно отделанную силовую броню ручной работы, созданную на самой Олимпии, всегда надраенную до зеркального блеска и испещренную гибельными символами. А довершали его эпатажный вид причудливые золотые рельефы и ониксовые шевроны. Плащ цвета охры, сплетенный из нитей, что были прочнее адамантиума, величественно ниспадал до земли. На правом плече лорда красовался мрачно оскалившийся череп — эмблема Железных Воинов, а на левом — его личный герб, изображавший кулак в латной рукавице, разбивающий крепостную стену.

Железный Воин из особо приближенных нес искусно сделанный шлем великолепной чеканки. Другой воин нес многими проклятый флаг с изображением восьмиконечного черного символа.

Длинные седые волосы Торамино, собранные в тугой хвост, свисали на спину. У него было строгое угловатое лицо, на котором отразились невзгоды, прожитые годы и горький жизненный опыт. Глаза его были поразительны: мало того что они были слишком округлыми для человека, так еще и молочного цвета и горели смертельной ненавистью под густыми бровями.

Как только лорд Торамино и лорд Беросс приблизились к стене, сильный порыв ветра донес до них невыносимый смрад — тонкие струйки липкого запаха текли от запорных механизмов, располагавшихся по обе стороны от ворот. С жутким скрипом и скрежетом эти машины приводили в действие грандиозные, засовы, которые падали с грохотом, заставляющим слетать пыль с потолка зала Совета.

Титаны опустили свои гигантские пушки и налегли на бронзовые створки. Сервоприводы их доспехов зашипели, и ужасные ворота медленно открылись с тяжким стоном, впустив поток изумрудного света в зал. Торамино и Беросс прошли между Титанами в святая святых крепости.

Торамино хорошо знал это место, ведь все последние годы приходил сюда, отдавая дань уважения прежнему смотрителю замка Халан-Гол — страшному воину, который пошел на повышение. Стены внутри крепости были из гладкого черного камня с золотыми и серебряными прожилками. Несмотря на жар, исходящий от мозаичного пола, они были словно покрыты инеем. Сквозь множество арочных окон разного размера, что прорезали всю восточную стену зала, падал болезненно-белый свет. Он ложился перламутровыми полосами на полу и убивал любые проявления жизни в кабинете коменданта, придавая мертвенную бледность всем присутствующим.

В конце зала стоял отполированный, белый с серебром трон, на котором восседал воин в помятом силовом доспехе. Вокруг него толпилось множество Железных Воинов, всем своим видом изображавших внимание. Лорда Торамино задело, что ему пришлось прийти к новому повелителю крепости как к равному. Этот полукровка был низкого происхождения и не стоил того, чтобы вытирать кровь с доспехов Железных Воинов, а теперь ему было дозволено командовать ими в битве. Такое оскорбление чести Легиона было сверх того, что мог вынести Торамино, и сейчас он смотрел, как комендант крепости поднимается с трона, и чувствовал ненависть, вздымающуюся ядовитой волной желчи.

Внешний вид коменданта один в один подходил, по мнению Торамино, под описание личности, не имевшей ни крови, ни благородства Древних Олимпии. Шапка черных волос обрамляла морщинистое лицо с туповатыми заурядными чертами, испещренное шрамами. А оружие было все во вмятинах и зазубринах, с него до сих пор не были счищены следы боев. Создавалось такое ощущение, что этому выскочке совершенно безразлично, что он сейчас имеет честь принимать двух особ, принадлежащих к одному из самых древних и знатных кланов Медренгарда.

И как этот недоумок сумел так обстряпать дело, чтобы стать преемником?

— Лорд Хонсю? — полувопросительно произнес Торамино, заставляя себя склонить голову, но по-прежнему оставляя руки сцепленными за спиной. Он взял официальный тон, в его низком и шипящем голосе, однако, проскальзывала скрытая насмешка.

— Лорд Торамино, — откликнулся Хонсю. — Вы удостоили меня большой чести, почтив своим присутствием. И вы тоже, лорд Беросс. Прошло уже много лет с тех пор, как стены Халан-Гола до основания потрясались вашей поступью.

В этот момент пол дал трещину под весом Беросса, который представлял собой огромное неповоротливое чудовище из стали и бронзы. Ровно в два раза выше Торамино, Беросс был закован в саркофаг Дредноута много тысячелетий назад, но до сих пор еще находился в чине Кузнеца Войны.

И эта гротескная машина проскрипела противным голосом, заглушенным и искаженным бронзовым динамиком:

— Да, так оно и было, несмотря на то, что я нахожу унизительным для себя находиться внутри этих стен, зная, что ублюдок вроде тебя стал новым хозяином крепости.

Со времени погребения Беросса его механический саркофаг постоянно надстраивался и модернизировался. У него были увеличены и усилены ноги, что позволяло опытному воину управлять все усложнявшейся и утяжелявшейся машиной смерти. Верхняя часть тела Беросса была уже порядком потрепана и испещрена оспинами от снарядов, которые свидетельствовали о многих боях, в которых он участвовал и одержал победу. К одной руке был прикреплен огромный осадный топор, а другая представляла собой многоствольную автоматическую пушку.

Еще четыре могучих железных руки, оканчивающиеся грозными кирками, пилами, клешнями и осадным бронебойным орудием, внезапно выросли из саркофага Беросса и взметнулись в воздух, готовые применить всю свою убийственную мощь в любой момент.

Золотистые глаза Торамино злорадно вспыхнули, когда старый вояка удачно отпарировал грубость со своей прямодушной простотой. Хонсю получил достойный отпор. Конечно, новый комендант наверняка уже знает, что привело их сюда. На этом свете была только одна вещь, которая могла заставить Торамино и Беросса вступить в логово этого недоумка. Торамино улыбнулся, предвкушая досаду Хонсю оттого, что ему придется делиться добычей своего бывшего командира.

— Вы должны простить Беросса, лорд, — проговорил Торамино примирительно, выступая вперед и выставляя руки перед собой.

Его латные перчатки, в отличие от остального изящного вооружения, были сделаны из обычного железа, поцарапаны и помяты во многих боях. Выйдя победителем из своей первой битвы, он решил никогда не смывать смерть со своих рук, и длинные краги перчаток были пропитаны кровью и страданиями. Как только эти жуткие клешни, протянулись к коменданту, Железные Воины, стоявшие за троном, как по команде вздернули свои болтеры и направили стволы в голову гостя.

Торамино грустно усмехнулся, обнажив зубы из сверкающего серебра, и сказал:

— Я предстал перед вами, дабы поздравить вас с победой на Гидре Кордатус. Ваш бывший командир провел эту операцию на редкость успешно. Взять такие неприступные стены — это и правда невероятное достижение в наши времена. А ваши товарищи капитаны Форрикс и Кроагер? Где же они? Я хочу выразить им свое почтение.

— Они мертвы, — огрызнулся Хонсю, а Торамино улыбнулся еще шире, поскольку этот выскочка явно не получал ни малейшего удовольствия от чествования.

Но в то же время Кузнец Войны Железных Воинов заподозрил, что жалкий ублюдок может потребовать признания своих деяний, сорвав планы Торамино и Беросса. Они возлагали большие надежды на это путешествие в крепость.

— Жаль, — сказал Торамино, — но Форрикс и Кроагер погибли ради великой цели, верно? Вы преуспели в поисках клада?

— Жаль? — переспросил Хонсю. — Единственное, о чем я жалею, что у меня не было возможности придушить их своими руками. Хотя мне повезло — я смог насладиться зрелищем смерти Форрикса. Это происходило прямо у меня на глазах. И да, мы окупили всю войну, найдя криохранилище в горах. По крайней мере, ту его часть, что имперцы не успели уничтожить.

— Стабильный генокод? — жадно выдохнул Торамино.

— Да, — подтвердил Хонсю, — биологически стабильный и без мутаций. И весь для Осквернителя. Ты же и так все знаешь, Торамино.

Лорд Беросс рассмеялся, и из динамиков раздался надтреснутый голос:

— Даже и не думай, что ты сможешь одурачить нас, недоносок! Мы же прекрасно знаем, что ты приберег немного и для себя. Ты был бы уж совсем идиотом, если бы поступил по-другому.

— А если и приберег, тебе то что, Беросс? — огрызнулся Хонсю.

— Ах ты, щенок! — взревел разъяренный Дредноут, выступая с жутким грохотом вперед, в то время как его когтистая рука на спине вновь ожила. — Да как ты вообще смеешь разговаривать в таком тоне с вышестоящими?

Прежде чем Хонсю успел хоть что-то ответить, Торамино сказал:

— Несмотря на то, что лорд Беросс выражается грубо и резко, он говорит правду. Я прекрасно знаю, что ты придержал немного генного семени и для себя. Так что слушай внимательно, недомерок: твой бывший главнокомандующий был нашим союзником и поклялся, что не забудет нас. И мы думаем, что ты, как его преемник, выполнишь его обещание и поделишься с нами добычей, полученной вместе с победой.

Хонсю ничего не отвечал долгое время, а потом рассмеялся им прямо в лицо. Торамино почувствовал, что ненависть готова захлестнуть его с головой.

— Поделиться? — переспросил Хонсю, поворачиваясь и принимая широкий топор на длинной рукояти от одного из Железных Воинов. Потом кивнул другому, чтобы тот поднял тяжелый криоконтейнер из-за трона, и в то же время несколько бойцов промаршировали по залу и встали за спинами пришельцев.

Когда один из воинов поставил ящик перед Торамино, Хонсю сказал:

— Вот то, чем я хочу с вами поделиться. Это мое последнее и единственное предложение. Я предлагаю вам взять это и уйти, пока вы целы.

Глаза Торамино резко сузились, и он медленно протянул руку, чтобы поднять крышку. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Все в нем кричало, что это ловушка, но он не мог выказать слабость перед этим полукровкой. Он все-таки открыл контейнер и окаменел, когда увидел, что тот пуст.

— Это жалкая попытка пошутить? — прошипел Торамино. — Ты отказываешься от обещаний своего бывшего командира?

Хонсю шагнул к Торамино и харкнул прямо на его сверкающие, надраенные доспехи.

— Да плевать я хотел на его обещания, как плюю и на тебя! — выкрикнул он. — На тебя и твоего тупого монстра! Ах да, хочу добавить, что это вовсе не шутка. Запомни, Торамино, ты тут ничего никогда не получишь. И никто не получит! То, что я забрал у Императора на Гидре Кордатус, я завоевал потом и кровью. И ни вам, ни кому бы то ни было еще я не позволю ничего у меня отобрать!

Торамино кипел от гнева, но проглотил оскорбление. Мускулы на его шее напряглись, но это было единственное, в чем внешне проявилась его ярость. Он проворчал проклятие, кивнул Бероссу, и Дредноут со звериным рыком обрушил свой осадный топор на Железного Воина, который принес пустой контейнер. Корона на голове Дредноута при этом ослепительно вспыхнула искрящими электрическими молниями, а кровь и осколки костей брызнули во все стороны.

Торамино, который до сих пор не мог поверить, что этот ничтожный полукровка осмелился так отнестись к нему, проревел:

— Да как ты смеешь так меня оскорблять?

— Да, смею! Тебя больше никто не желает видеть в этих стенах. Единственное, что я могу сделать для тебя, — дать возможность уйти живым. Но ноги твоей больше никогда не будет в этой крепости, пока я дышу!

— Оказать открытое неповиновение мне равносильно смерти, — с угрозой в голосе пообещал Торамино. — Моя армия не оставит от этой чертовой крепости камня на камне, а тебя я отдам на съедение Бескожим.

— Посмотрим, — сказал Хонсю, перехватывая топор поудобнее. — Давай высылай свои армии штурмовать мои стены, Торамино. Все, что они смогут обрести здесь, — смерть!

Не снизойдя до ответа, лорд Торамино развернулся на каблуках и гордо прошествовал из зала Совета, чеканя шаг, а его свита и лорд Беросс проследовали за ним.

Если этот полукровка хочет войны, Торамино покажет ему войну.

Войну, которая порадовала бы самого Пертурабо и отвлекла его от горьких дум.

Часть I СМЕРТЕЛЬНАЯ КЛЯТВА

Глава 1

Переходя к последним упражнениям разминки, Уриэль сохранял спокойное дыхание — каждое его движение было выверено и отточено, разум и тело работали в унисон. Он сосредоточенно отрабатывал удары: сначала локоть, а потом кулак точно и резко бьют по воображаемому противнику. Глаза его были закрыты, но шаги оставались уверенными и в то же время легкими. Тело работало, как хорошо отлаженный механизм.

Заканчивая последнее упражнение, Уриэль глубоко вздохнул, скрестив кулаки перед собой, потом резко выдохнул, не теряя концентрации, его руки плавно опустились вниз, а энергию боец направил внутрь себя.

Он почувствовал прилив убийственной силы в своих руках, которая росла с каждым днем. И как только Уриэль завершил разминку, впервые за много недель к нему вернулось спокойствие.

— Ты готов? — спросил Пазаниус.

Уриэль кивнул и шутливо потряс руками над головой, изображая кураж перед боем. Его бывший сержант, Пазаниус, был намного выше Вентриса, сильно накачан и одет в лазурную хлопковую тунику, не закрывавшую рук и ног. Прошло уже почти два года с тех пор, как Пазаниус потерял руку во время сражения с Несущим Ночь глубоко под землей. Но взгляд Уриэля до сих пор невольно останавливался на мерцающем серебром гладком протезе, который заменил сержанту руку.

Светлые волосы Пазаниуса были собраны в тугой пучок, а лицо светилось неподдельной веселостью и добродушием (до тех пор, пока он не собирался вступить в бой — тогда оно роковым образом менялось). Пазаниус нанес сокрушительный удар правой, но Уриэль, увернувшись, ловко отпрыгнул в сторону. Он отклонил энергичный выпад и, сделав обманное движение, ударил противника по горлу. Однако этот громила легко увернулся и контратаковал, выведя Уриэля из равновесия. Тот нырком ушел от рубящего удара и отпрянул назад как раз вовремя, чтобы не схлопотать ногой в пах. Несмотря на его отменную реакцию, Пазаниус все равно пробил пяткой ему в бок, и Уриэль крякнул от боли, когда дыхание вновь вернулось к нему.

В следующую секунду он еле увернулся, пружинисто отпрыгнув на носках, но противник снова перешел в нападение, ставя блоки и легко отражая все атаки. Пазаниус был гораздо поворотливее, чем выглядел, и Уриэль знал, что ему никоим образом не удастся избежать всех ударов. Пазаниус ловко приземлился на ноги после мастерского прыжка и немного отступил.

Капитан выбрасывал удары от бедра и от плеча, вкладывая в них весь свой вес, подныривал, чтобы провести серию прямых по ребрам. Пазаниус отступил, и Уриэль поспешно пошел в атаку, пытаясь пробить в голову. Это был рискованный прием, так как противнику не составляло никакого труда его заблокировать, но блестящее предплечье Пазаниуса не остановило летящий кулак, и Уриэль без помехи нанес сокрушительный хук прямо в висок.

Пазаниус пошатнулся и опустился на одно колено, ярко-алая кровь закапала из раны над бровью. Уриэль отступил и, опустив кулаки и восстанавливая дыхание, в недоумении уставился на глубокую ссадину на лбу сержанта.

— Ты в порядке? — спросил он. — Что случилось? Ты ведь мог легко остановить меня.

— Ты застал меня врасплох, — ответил Пазаниус, стирая уже свернувшуюся кровь с лица. — Я ожидал, что ты опять будешь бить по ногам.

Уриэль прокрутил в голове последние секунды боя и мысленно пересмотрел все позиции и удары.

— По ногам? Я был в недостаточно выигрышном положении, чтобы бить по ногам, — сказал он. — Если я хотел атаковать, то все, что я мог сделать из этой позиции, — это бить в голову.

Пазаниус пожал плечами:

— Я просто не поставил блок вовремя.

— Но ты и не пытался. Даже другой рукой.

— Ты выиграл. Чем же ты недоволен?

— Да я просто никогда не видел, чтобы ты пропускал такие простые удары, вот и все.

Пазаниус отвернулся и сдернул полотенце с поручня, проложенного по периметру круглого помещения, накрытого сферическим куполом. Этот зал капитан Ласкарис выделил для спаррингов и тренировок. Сквозь бронированное стекло можно было видеть черноту космоса, заполнившую все обозримое пространство. Звезды были рассыпаны, как бриллиантовая пыль на соболином меху. Отраженный свет далекого Макрэйджа мерцал на многочисленных гранях купола, и легкое покрывало призрачного сияния колыхалось повсюду, куда падал взор.

— Ты знаешь, вся эта ситуация немного… м-м… выбила меня из колеи, — сказал Пазаниус, обматывая полотенце вокруг своей искусственной руки. — Быть исключенным из Ордена…

— Я знаю, Пазаниус, знаю, — кивнул Уриэль и подошел к сержанту.

Тот крепко держался за поручень и пристально смотрел через непробиваемое стекло в завораживающую даль. Военно-транспортный корабль «Гордость Калта» летел сквозь космическую тьму, все больше отдаляясь от Макрэйджа, направляясь к точке перехода в варп-пространство на Масали.

Уриэль вошел в каюту, бросил полотенце на темно-серый шкафчик, стоявший в ногах кровати, и отправился в тесную ванную комнату, которая была обустроена в стальной пристройке. Он стянул через голову пропахшую потом тунику и повесил ее на желтую перекладину, потом повернул надраенную рукоятку крана над сколотым краем керамического бассейна и стал ждать, пока тот наполнится. Уриэль зачерпнул пригоршню ледяной воды, плеснул себе в лицо и не вытирался, пока капли сами не скатились с его изборожденного боевыми шрамами лица.

Он задумчиво смотрел на воду, пенящуюся в бассейне. Искрящиеся брызги напомнили, как в утро перед отлетом с Макрэйджа он стоял, коленопреклоненный, на утесе Галлана и смотрел на мириады сверкающих пузырьков в маленьком горном озере, из которого брала начало длинная цепь водопадов Геры. Уриэль закрыл глаза и представил далекие моря, которые блестели подобно темно-синим сапфирам. Далеко на западе виднелись белые остроконечные вершины гор в зеленых заплатах горных елей. Солнце катилось за горизонт, отбрасывая последние кроваво-красные лучи и купая горы в золоте. Казалось, что колыбель Ордена дарит ему последнее видение свое-то великолепия перед тем, как отлучить его от этого волшебства навсегда.

Раньше воин держался за эти воспоминания — каждую ночь, устраиваясь на легкой походной кровати, он перебирал оттенки цветов, запахи и боялся, что со временем они поблекнут в его воображении. Спертый, не раз переработанный воздух мешал ему воскрешать их, а спартанская обстановка каюты на борту «Гордости Калта» пробуждала самые теплые воспоминания о холостяцкой меблированной комнате капитана на Макрэйдже.

Уриэль поднял голову и взглянул в отполированное до блеска стальное зеркало, наблюдая, как капельки сливаются в тонкие струйки и стекают, точно слезы, по щекам. Он вытер остатки воды с лица, и серые глаза двойника пристально взглянули на него в упор. У него были низко посаженные хмурые брови и густые черные волосы. Два золотых штифта блестели над бровью, а угловатая линия подбородка свидетельствовала о силе и мужестве. Ни один солдат из тех, что наполняли огромный космический корабль, не мог сравниться с Уриэлем в силе и выносливости. Ультрамарины были продуктом генной инженерии, использовавшей древние технологии. Сохранять великолепную физическую форму помогало то, что их жизнь проходила в суровой дисциплине, тренировках и боях. Все тело Уриэля было покрыто шрамами. А самый большой из них, уже побледневший, проходил поперек живота. Это была памятная отметка о жестоком бое с тиранидами на Тарсис Ультра, когда он чуть не погиб.

Он ворошил свою память, то ворочаясь на кровати, то, так и не найдя удобного положения, сидя. Уриэль вспоминал, как смотрел на Макрэйдж последний раз, когда шаттл легко оторвался от посадочной площадки в долине Лапониса. Он смотрел, как его вторая родина уплывает, превращаясь в лоскутное одеяло из сверкающих кварцевых гор и необозримых океанов. Все это великолепие скоро пропало из виду, как только шаттл добрался до низших слоев атмосферы.

Зато обозначился контур Макрэйджа в бледной дымке, что отмечала границу между планетой и безжизненными просторами космоса. А «Гордость Калта» выглядел уродливой металлической коробкой, нависающей над северным полюсом.

Уриэль приложил ладонь к толстому стеклу и, глядя на исчезающую планету, спросил себя, ступит ли он еще хоть раз в жизни на Макрэйдж?

— Смотри хорошенько, капитан, — хмуро сказал Пазаниус, проследив за взглядом Уриэля через стекло. — Это последний раз, когда ты видишь Макрэйдж.

— Хотелось бы верить, что ты ошибаешься, Пазаниус, — сказал Уриэль. — Я не знаю, куда нас занесет в этом путешествии, но, может статься, мы еще увидим мир нашего Ордена.

Пазаниус только пожал плечами. Его огромный силовой доспех был сделан покойным ныне Севане Томасином из терминаторского доспеха к дню, когда Пазаниус стал полноправным Космодесантником.

— Конечно, капитан, но я знаю, что никогда уже не увижу Макрэйдж.

— Почему ты так уверен? И тебе больше совсем не обязательно называть меня капитаном, помнишь?

— Возможно, капитан, но я точно знаю, что не вернусь сюда, — ответил Пазаниус. — Просто у меня такое предчувствие.

Уриэль мотнул головой:

— Нет, я не верю, что лорд Калгар заставил бы нас поклясться жизнью, если бы думал, что мы не сможем выполнить задание. Конечно, это может занять много лет, но всегда есть надежда.

Уриэль посмотрел на своего сержанта, прекрасно понимая, почему у того такое мрачное настроение. Его взгляд переместился на огромный наплечник боевого брата, где когда-то был символ Ультрамаринов. С его силового доспеха тоже была удалена вся символика Ордена согласно решению Тайного Совета Лордов Ордена, когда они разбирали его действия по законам Кодекса Астартес и приговорили Уриэля к Маршу Позора.

Уриэль грустно вздохнул. С тех пор, как он принял меч из рук своего капитана, чтобы возглавить Четвертую роту Ультрамаринов, отгремело много битв, много крови пролилось, но таков был жребий Космодесантников. Братья по оружию, союзники и друзья погибли, сражаясь с предателями, еретиками и жестокими тиранидами.

Он сел напротив переборки, возвращаясь воспоминаниями к кровавой бойне с тиранидами, которая произошла на Тарсис Ультра. Он до сих пор прекрасно помнил побоища на той планете. Битвы с межгалактическими хищниками навсегда отпечатались в его памяти. Битва на Икаре IV — другом мире, опустошенном тиранидами, — была ужасна, но войска Императора были отважны, несмотря на то, что противник намного превосходил их. И только отчаянный героизм и вмешательство легендарного инквизитора лорда Криптмана принесли им победу.

Но эта победа очень дорого им обошлась.

Чтобы спасти планету, Уриэль взял на себя командование отрядом Караула Смерти, пренебрегая своими обязанностями по сохранению живой силы и самыми важными догматами священной книги, примарха — Кодекса Астартес. Он проложил путь к сердцу корабля-улья тиранидов. И этими действиями он спас остальные войска от неминуемой гибели. После кампании, когда они вернулись на Макрэйдж, Леаркус, один из его самых бесстрашных сержантов, доложил о вопиющих нарушениях правил Кодекса на Совете Верховных Лордов Ордена.

Испытанные и проверенные многими битвами, Ультрамарины Уриэль и Пазаниус отказались от права защищать себя. Вместо этого они с честью приняли приговор Марнеуса Калгара и свое головокружительное падение, послужившее хорошим уроком другим. Расплатой даже за тень ереси могла быть только смерть. Однако, чтобы не лишаться зазря двух бесстрашных воинов, которые могли еще нанести серьезный ущерб врагам Императора, Магистр Ордена ограничился тем, что взял с них смертельную клятву.

Уриэль отчетливо помнил тот вечер, когда прозвучал приговор. Отныне они были связаны смертельной клятвой, исполнения которой Орден мог потребовать.

Впрочем, Орден мог потребовать этого от своих воинов в любой момент. Капеллан Клозель прочел строфы из Книги Бесчестия и отвел глаза, когда Уриэль и Пазаниус прошагали мимо него к выходу.

— Уриэль, Пазаниус, — окликнул лорд Калгар воинов. — Они остановились и склонили головы перед своим командиром. — Император с вами. Искупите же кровью свою вину.

Уриэль кивнул, и огромные двери широко распахнулись. Бывшие Ультрамарины ступили в пурпурные сумерки вечера. Пели птицы, а мерцающий свет факелов отбрасывал нечеткие тени на высокие стены башни.

Прежде чем дверь закрылась за ними, Калгар заговорил снова. На этот раз его голос звучал нерешительно, как будто Магистр был не совсем уверен, что вообще имеет право произнести это:

— Библиарий Тигуриус говорил со мной прошлой ночью о мире, где витает запах железа и где выстроены огромные фабрики по производству демонов. Там все сплошь кишит монстрами и чуждыми нам созданиями. Тигуриус поведал мне о свирепых мортисианах, рождающихся сразу с орудиями убийства — лезвиями и пилами. Несмотря на то, что они выглядят скорее мертвыми, чем живыми, они дышат и действуют. Они высокие и сильные, они — темное отражение нашей славы. Найдите логово этих тварей и уничтожьте его!

— Так точно, — сказал Уриэль, выходя в ночь.

Ужасающий мир, описанный библиарием Тигуриусом, мог находиться где угодно во Вселенной, и одна только мысль о том, чтобы отважиться отправиться в такое отвратительное место, наполняла сердце Уриэля ужасом. В то же время он был преисполнен надежды на скорую расправу с этими омерзительными созданиями.

Прошло пять дней с того момента, как «Гордость Калта» покинул орбиту Макрэйджа и включил плазменные двигатели, направляясь на Масали, где была точка перехода в варп-пространство.

Их корабль с полком Имперской Гвардии на борту направлялся в Сегментум Обскурус, неся пополнение армии, защищающей имперское, космическое пространство.

— Отвага и честь, — горько прошептал Уриэль, но ответа не последовало.

Пазаниус повернул острие ножа к своей груди, и кожа покрылась мурашками. Рана разошлась, и кровь заструилась, капая с груди на леггинсы. Пазаниус продвинул лезвие глубже, медленно ведя нож поперек напряженных мышц на левой стороне груди.

Он игнорировал боль, проводя лезвие по диагонали — вниз, к солнечному сплетению, затем сделал точную копию разрезов на другой стороне груди. Быстрые удары между глубокими порезами завершили работу, и Пазаниус уронил в бессилии нож. Затем он упал на колени перед импровизированным алтарем, воздвигнутым прямо возле кровати.

На алтаре горели свечи, источая благоухание, и язычки пламени трепетали на сквозняке, идущем от воздухоочистителя. Длинные свитки, исписанные крупным почерком Пазаниуса, лежали на постели. Бывший сержант бережно взял позолоченный свиток перепачканными кровью пальцами и начал читать нараспев слова епитимьи, написанные там, хотя и так знал их наизусть. Он поднял сверкающую искусственную руку, распрямил пальцы и положил ладонь на залитую кровью грудь. Кровавые очертания двуглавого орла с распростертыми крылами застыли — кровь Ультрамаринов сворачивалась быстро.

Пазаниус провел рукой по груди, размазывая запекшуюся кровь по блестящему металлу, и начал молиться. Когда он закончил, то осторожно поднес свиток к трепещущему пламени свечи и держал до тех пор, пока пергамент не загорелся. Голодные языки пламени лизали свиток и ползли вверх, жадно поглощая слова и обжигая кончики пальцев.

Скоро свиток превратился в пепел и разлетелся оранжевыми искрами, которые гасли, не долетев до пола. Наконец последний догорающий кусочек выпал из рук Пазаниуса, и он ударил сжатым серебряным кулаком в стену каюты, оставляя глубокую вмятину в переборке.

Затем он поднял руку к лицу и стал рассматривать повреждения на блестящем протезе. Его металлические пальцы треснули и погнулись от удара, но Пазаниус скривил губы в брезгливой гримасе, завороженно глядя на металл, который замерцал и начал выправляться сам.

— Прости меня, — прошептал Пазаниус.

Уриэль достал пустой магазин из болтера и ловко всадил новый, а в это время враг появился в дверном проеме здания, находившегося за спиной. Капитан откатился в сторону под шквалом лазерных вспышек, в прыжке перевернулся и, оттолкнувшись от песка лишь единожды, занял выигрышную позицию за грудой старых ящиков для боеприпасов. Движения бойца были настолько отработанными, что он едва осознавал, почему действует именно так, а не иначе. Ультрамарин посмотрел, спустил курок, снеся голову мишени одним точным выстрелом.

Еще один стрелок с резким хлопком появился на карнизе здания, и Уриэль также снял его одним выстрелом. Болт прошел навылет и взорвался позади появившейся фигуры,

Пазаниус побежал к дверям здания, пока Уриэль проверял верхние окна и окружающие крыши на предмет наличия новых мишеней. Никто не появился, и он опять обратил внимание на главный вход. И в этот момент Пазаниус снес двери с петель, обрушив на себя град обломков.

Уриэль побежал к зданию, а Пазаниус прикрывал его тыл; Уриэль слышал характерное шипение лазгана и отвечал ревом болтера. Когда он добрался до цели, то впечатался спиной в стену рядом с дверью. Пазаниус метнул гранату внутрь и отскочил в сторону, чтобы его не снесло взрывной волной.

— Вперед! — крикнул Пазаниус, и Уриэль ринулся в наполненную дымом комнату. Изувеченные тела разбросало по всему помещению, едкая пыль раздражала глаза, но авточувства Уриэля позволяли ему видеть сквозь дым, указывая ему на двух врагов, которые пережили взрыв. Он уложил одного, а Пазаниус снес голову второму.

Комнату за комнатой, этаж за этажом два Ультрамарина прочесали все здание, поразив еще тридцать мишеней. Здание было зачищено за четыре минуты с того момента, как была сломана дверь.

Уриэль снял свой шлем и провел рукой по волосам. Дыхание его было совершенно спокойным.

— Четыре минуты, — сказал он. — Плохо! Капеллан Клозель заставил бы нас поститься неделю после такого спектакля.

— Ага, — согласился Пазаниус, тоже снимая шлем. — Но мне почему-то совершенно не хочется тут выпендриваться.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но это большая честь — обладать такими способностями, как у нас. Следовательно, мы обязаны оттачивать их до совершенства, — сказал Уриэль, проверив болтер и прошептав слова молитвы, обращенной к духу оружия.

Все Космодесантники относились к своему оружию бережно и почтительно, но для Ультрамаринов болтер был чем-то гораздо большим, чем просто оружие. Он был божественным орудием воли Императора, своеобразным проводником его гнева на тех, кто смел оказывать открытое неповиновение Империуму.

Уриэль был согласен с Пазаниусом: они здорово сдали. Четыре минуты, чтобы зачистить здание такого размера, можно было считать неплохим результатом, но он знал, что это можно сделать гораздо быстрее, а сама идея не особенно напрягаться уязвляла гордость и беспокоила его.

С тех пор как ему исполнилось шесть лет и его поселили в Казармах Аджизелуса, он чувствовал потребность быть лучшим во всем. Наставники не выделяли его и во всем уравнивали с остальными, но само осознание, что он не сделал всего, что мог, подстегивало. Пазаниус был прав — без постоянной муштры и тренировок, к которым они привыкли, будучи Ультрамаринами, их умения и навыки не то чтобы утрачивались, но словно притуплялись.

— Все равно, — продолжал Пазаниус, — нам теперь больше не надо быть лучшими. Может быть, мы вовсе и не принадлежим больше к Ордену?

Уриэль, ошеломленный самой этой мыслью и простотой, с которой Пазаниус озвучил ее, резко спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты еще считаешь себя Космодесантником Императора? — спросил Пазаниус.

— Конечно, считаю. А ты нет?

— Ну, нас вышвырнули, опозорили, мы больше не Ультрамарины, — проговорил Пазаниус подрагивающим голосом, безучастно глядя в пространство. — Принадлежим ли мы до сих пор к Космодесантникам? И нужно ли нам тренироваться? А если мы не Космодесантники, то кто же мы тогда?

Боевые товарищи встретились взглядами, и Уриэль был поражен глубиной боли и остротой тоски в глазах Пазаниуса. Душа его бывшего сержанта была опустошена, и Уриэль понял, какие ужасные терзания испытывал Пазаниус после изгнания из Ордена. Он протянул руку и положил ее Пазаниусу на наплечник, лишенный всех знаков отличия.

Уриэль почувствовал себя виноватым за то, что Пазаниус разделил с ним бесчестие, которое он должен был пережить один.

— Мы навсегда останемся Космодесантниками, мой друг, — торжественно заявил Уриэль. — И я не могу назвать ни одной причины, которая может помешать нам выполнять боевые задания нашего Ордена. Где бы мы ни были и чем бы мы ни занимались, мы всегда будем воинами Императора.

Пазаниус кивнул:

— Я знаю, но сомнения грызут меня, и нет никого на борту, кому я мог бы исповедаться. Капеллана Клозеля здесь нет, и я не могу прикоснуться к святости примарха и помолиться.

— Ты можешь поговорить со мной, Пазаниус, всегда, когда тебе только захочется. Разве мы не боевые братья, разве мы не прошли через многие схватки, разве мы не друзья, наконец?

— Да, Уриэль, и мы всегда ими будем, но ты такой же проклятый и осужденный, как и я. А я страстно желаю духовной поддержки того, кто чист и не запятнан позором. Прости.

Уриэль отвернулся от друга, надеясь найти правильные слова, которые были так нужны сейчас. Но он не был капелланом и не знал, что принесло бы Пазаниусу утешение, которого тот, несомненно, заслуживал.

Он мучительно искал слова, которые могли восстановить доверие между ними, внутренний голос спросил его: «А что если Пазаниус прав?»

Ультрамарины возвращались обратно через полигон, полосу препятствий которого только что преодолели, и кромсали останки тридцати семи «врагов». Их радиоуправляемые тела из пластика и биомассы догорали, распространяя вонь. Выходя из здания, Уриэль и Пазаниус прошли через хорошо укомплектованный гимназиум, направляясь к одной из многих часовен на корабле. Космодесантники завершили боевые обряды и церемонии, которые должны были своей суровой, красотой поддержать их морально и продемонстрировать уважение примарху и Императору.

Свет в тренировочном зале начал мерцать и гаснуть, предупреждая людей, что корабль переходит в ночной режим, хотя само понятие дня и ночи было весьма условным на борту корабля. Несмотря на это, капитан Ласкарис ввел в практику строгое расписание, по которому выключался свет и звучал сигнал к подъему. Это делалось для того, чтобы пассажиры «Гордости Калта» могли быстрее приспособиться к жизни на корабле. Такая маскировка под нормальную жизнь позволяла сводить к минимуму нежелательные проявления человеческой натуры. Усиливавшаяся клаустрофобия вкупе с еще дюжиной лишений, которые неизбежны на борту, нередко приводили к крайне неприятным последствиям, таким как жестокость, насилие и неподчинение.

Конечно, Ультрамарины привыкли к гораздо более жесткой дисциплине и лишениям, чем те, что приходилось терпеть на корабле.

Гимназиум был обширным помещением в тысячу стадий длиной, потолок подпирали колонны, а пол был посыпан песком. Целый полк или даже больше воинов могли проводить тренировки по стрельбе, кулачному бою, бою в джунглях или опасной драке на темных городских улицах. На полигоне было несколько площадок, имитирующих различные условия, настолько близкие к реальным, что тысячи воинов могли пройти здесь необходимое обучение, перед тем как добраться до театра настоящих боевых действий. С балок потолка свисали боевые знамена подразделении, а вдоль стен стояли огромные антраценовые статуи великих героев Ультрамара. Подсвеченные витражи рассказывали о жизни Робаута Жиллимана. Молебны на высоком готике неслись из труб гипсовых ангелов, водруженных на каждую колонну.

— Это лучшие люди своих миров, — кивнул Уриэль на группу воинов, отрабатывающих штыковые удары на манекенах.

От него не ускользнуло несколько смущенных взглядов, брошенных на разжалованных Ультрамаринов. Уриэль прекрасно знал, что их присутствие на корабле послужит причиной разных домыслов и сплетен.

— Да, — согласился Пазаниус, — Макрэйдж восемьсот восьмой. Большинство из них из Аджизелуса.

— Ну, тогда они будут хорошо сражаться, — сказал Уриэль. — Какой позор, что мы не можем тренироваться с ними. Они бы очень многому могли у нас научиться, а для нас было бы честью передать им свой опыт.

— Может быть, — сказал Пазаниус, — хотя не думаю, что их офицеры согласились бы с тобой. Мне кажется, что мы для них — одно большое разочарование. Разжалованный Космодесантник не герой, он ничего не стоит, пустое место.

Уриэль повернулся к Пазаниусу, удивленный злобой и горечью в его голосе.

— Пазаниус? — окликнул он его.

Пазаниус помотал головой, как будто отбрасывая прочь тяжелые мысли, и улыбнулся, но Уриэля невозможно было обмануть этим.

— Извини, Уриэль, меня просто замучили сны. Я не привык к этому. Я все еще жду, когда же капеллан Клозель гаркнет мне на ухо: «Подъем!»

— Да, — согласился Уриэль, заставляя себя улыбнуться. — Чуть больше трех часов сна — и ночь казалась роскошной. Будь осторожен и не привыкни к этому, мой друг.

— Это вряд ли, — сказал Пазаниус хмуро.

Уриэль встал на колени перед статуей Императора, высеченной из темного мрамора. Мерцающий свет сотен свечей заполнял часовню, отражаясь тысячекратно на отполированных поверхностях. Воздух был тяжелым и маслянистым от благовоний. Священники молились нараспев, перебирая четки, они бродили по часовне. Херувимы с белоснежной кожей, голубыми как небо волосами и сияющими золотыми крыльями парили под сводами. С поясов священников свисали свитки со священными текстами.

Уриэль ни на кого не обращал ни малейшего внимания. Он крепко сжимал обеими руками золотой эфес меча, острием упертого в пол. Уриэль устало прижался лбом к головке эфеса и начал молиться.

Этот меч был последним даром капитана Айдэуса, его бывшего наставника, и хотя оружие было повреждено на Павонисе (казалось, что уже целая вечность прошла с тех пор), Уриэль отладил клинок перед отъездом на Тарсис Ультра. Ему хотелось знать, как поступил бы Айдэус в той ситуации, и благодарил богов, что его наставника здесь нет, и он не видит, что стало с его учеником.

Пазаниус преклонил колени рядом, закрыл глаза, и его губы зашевелились в беззвучной молитве.

Уриэлю было сложно проявлять сочувствие к насупленному, полному тяжких раздумий Пазаниусу. Тот стал таким с тех пор, как они оставили позади водопады Геры. Да, это правда, что их изгнали из Ордена, с родной планеты и разлучили с боевыми братьями, но у них все еще был долг, который нужно выполнить, и клятва, которой надо следовать. А настоящий Космодесантник никогда не откажется от таких серьезных обязательств, особенно если он Ультрамарин.

Уриэль знал, что Пазаниус был смелым и благородным воином, и надеялся, что у него хватит внутренней силы, чтобы самостоятельно выйти из этого болезненного состояния. Вспомнилось, как он сам терзал себя сомнениями в одном из госпиталей на Тарсис Ультра. Уриэль также вспомнил прекрасное лицо сестры Ордена Госпитальеров и ее слова, простые и мудрые, усмирившие его душевную боль.

Уриэль хотел еще раз увидеть эту женщину, но оказалось — не судьба. После битвы с тиранидами, в которой он был тяжело ранен, он долгое время видел только апотекария Селенуса, занятого изгнанием тиранидского яда из организма Ультрамарина.

Когда Уриэлю стало лучше, подошло время отправляться на Макрэйдж, и он так и не смог поблагодарить сестру Джониэль за простодушную доброту. Он хотел знать, что с ней стало. Уриэль от всей души желал ей только хорошего.

Он завершил молитву, встал и поцеловал лезвие меча перед тем, как убрать его в ножны одним резким движением, поклонился статуе Императора и осенил себя знаком орла на груди. Мельком взглянув на Пазаниуса, он понял, что тот все еще погружен в молитвенный транс.

Уриэль неодобрительно нахмурил брови, когда увидел несколько странных отметин, видных из-под латного воротника силового доспеха. Уриэль стоял прямо над бывшим сержантом и смотрел на ссадины, начинавшиеся на шее и исчезающие под броней.

Корочка на этих ранах была еще свежей.

Где же он получил эти шрамы?

Уриэль собрался прямо спросить Пазаниуса, но почувствовал чье-то присутствие за спиной. Он обернулся и увидел жреца, мужчину с цепкими глазами, который пристально уставился на него.

— Проповедник, — уважительно кивнул Уриэль.

— Нет, пока нет! — взвизгнул священник, нервно теребя свитки с молитвами. — Нет, я не проповедник. Я всего лишь бедный кенобит, мой ангел смерти.

Уриэль остановил взгляд на его ладонях, перемазанных кровью, и спросил себя, к какому культу принадлежит жрец. В Империуме были известны тысячи сект, и этот неуравновешенный тип мог принадлежать к любой из них. Ультрамарин пристально осмотрел его одежду, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку, но темно-голубая тога, закрепленная на плече пряжкой, не имела никаких опознавательных знаков.

— Могу я вам помочь чем-нибудь? — спросил Уриэль.

Пазаниус поднялся с колен и встал рядом.

Жрец покачал головой и нервно хихикнул:

— Нет, я уже мертв. Омфал Демониум грядет. Я чувствую, как он ворочается и растет в моей голове, а скоро вырвется наружу. И увезет меня, да и всех остальных на своей адской машине.

Уриэль сделал Пазаниусу знак глазами. Совершенно очевидно, что кенобит — душевнобольной, но это не было редкостью среди особенно ревностных почитателей Императора.

— Благодарен вам за ваши слова, проповедник, — сказал Уриэль, — но мы уже помолились и нам пора уходить.

— Нет, — сказал кенобит решительно.

— Нет? Что вы имеете в виду? — спросил Уриэль, начиная терять терпение. Как и многие Адептус Астартес, Ультрамарины имели натянутые отношения со священниками Министорума.

— Ты слышишь это, сын Калта? Слышишь, как грохочет по кровавому железному пути страшный поезд смерти?

— Я ничего не слышу, — сказал Уриэль, обходя кенобита и направляясь к выходу из часовни.

— Услышишь, — пообещал человек.

Как только Уриэль повернулся, механический монотонный голос прохрипел из громкоговорителей, водруженных в тени сводчатых потолков:

— Всем приготовиться к входу в варп. Перемещение в варп начнется через тридцать секунд.

Кенобит расхохотался, слюна запузырилась в уголках его рта. Он воздел руки, и кровь хлынула из перерезанных вен на его запястьях, забрызгала лицо и покатилась по щекам рубиновыми слезами. Он упал на колени и прошептал:

— Слишком поздно… Слишком поздно, Повелитель Черепов грядет.

Болезненный спазм скрутил желудок Уриэля, когда последнее слово слетело с уст кенобита, и он ступил к этому безумному жрецу, собираясь хорошенько проучить его за такое поведение на космическом корабле.

Свет замигал в часовне — корабль переходил в варп-пространство.

Уриэль вздернул вверх кенобита и поставил его на ноги.

И тут голова безумца взорвалась.

Глава 2

Из того, что осталось от шеи кенобита, толчками выплескивалась кровь. Уриэль с отвращением оттолкнул от себя тело и отступил назад, вытирая противную вязкую жидкость с лица. Тело осталось стоять, содрогаясь в объятиях жестокой неведомой силы, овладевшей им. Руки кенобита были раскинуты, и брызги крови из разрезанных запястий разлетались в разные стороны, пачкая мраморные статуи и алтарь.

Уриэль не мог оторвать взгляд от этого жуткого зрелища, хотя созерцание этого кошмара не прибавляло комфорта его желудку. Тот всегда бунтовал, когда корабль совершал переход в варп-пространство, — как будто прыгал внутри. Уриэль схватился за спинку скамьи, внезапно испытав сильное головокружение. Секундой позже ему стало лучше.

Отвратительный труп продолжал трястись в конвульсиях, несмотря на отсутствие головы, и Уриэль почувствовал запах, который ни с чем не спутаешь: воздух был наполнен миазмами колдовства. Священники в ужасе причитали и стенали, падали на колени и бормотали молитвы о заступничестве и милосердии. Другие же, сделанные из иного теста, выхватили из-под ряс пистолеты и направили стволы на танцующий труп.

— Нет! — крикнул Уриэль, резким движением выхватывая меч и направляясь к мертвецу. Тело шагнуло к нему, но сокрушительный удар лезвия разрубил его от ключицы до таза. Кенобит упал на мраморный пол, все еще дергаясь.

— Вот черт, — выругался Пазаниус, отступая назад от мертвого и размашисто осеняя себя знаком орла. — Что с ним случилось?

— Не имею ни малейшего представления, — сказал Уриэль, опускаясь на колени рядом с телом и вытирая клинок ризой кенобита. В это время в часовне замигали сигнальные огни и завыли сирены. Уриэль резко выпрямился и сказал: — Но что-то мне подсказывает, мы скоро это выясним.

Он побежал к выходу из часовни. Болтер был уже взведен. Пазаниус подхватил свой огнемет и последовал за бывшим капитаном в коридор, но остановился как вкопанный, увидев, что происходит там.

Мужчины застыли, когда стены арочного коридора перед ними заколыхались и подернулись рябью, дохнув дьявольским жаром. С тремя измерениями творилось что-то странное.

— О великий Император! — выдохнул Пазаниус в ужасе. — Наверное, отказало поле Геллера, Варп разрушает его!

— Император знает, что нас ждет; — сказал, Уриэль, и противная дрожь пробежала по его позвоночнику.

Без силового поля Геллера, которое защищало корабль от хищных созданий, что населяли Имматериум, ад пожрет «Гордость Калта» и всех его обитателей. Бесплотные ужасы варпа и призрачные фантомы способны в считанные мгновения свести с ума людей и изуродовать технику.

— Давай быстрей! — крикнул Уриэль. — В гимназиум! Нам надо собрать как можно больше солдат, пока еще не поздно.

Уриэль и Пазаниус нетвердым шагом двинулись по коридору. Они спотыкались как пьяные, пробираясь сквозь обезумевшие измерения, и старались сохранить равновесие. Крики и рев слышались впереди, но Уриэль понял, что не может определить точно, где находится это «впереди», — эхо заблудилось, и создавалось такое ощущение, что вопли раздаются со всех сторон. Стены и потолок коридора, казалось, превратились в жидкость, которая крутилась в водовороте, и сама материя расползалась прямо на глазах.

Где-то далеко зазвучал колокол: он бил тяжеловесно, медленно и грустно в одну секунду, а в другую — исходил резким, дребезжащим звуком. Придерживаясь стены как ориентира в изменяющемся пространстве, два Космодесантника прокладывали себе путь, погружаясь все глубже и глубже в атмосферу безумия.

Уриэлю показалось, что он видит высокую гору, окутанную дымкой, подымающуюся прямо из пола, но в следующий миг на этом самом месте разлилось бушующее море. Он увидел, как Пазаниус трет глаза в недоумении, и понял, что у сержанта те же трудности. Уриэль словно утратил способность воспринимать действительность как целое, мир для него превратился в разрозненную мозаику. Ультрамарину было сложно переводить взгляд с предмета на предмет, а в голове творилось что-то невероятное. Было такое чувство, что в черепе обосновался рой разозленных пчел. Космодесантник потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения.

— Как далеко мы продвинулись? Сколько нам еще осталось идти? — крикнул Пазаниус.

Уриэль ухватился за переборку, благодаря Императора за то, что та все еще была довольно осязаема в меняющейся реальности, и снова потряс головой, Хотя от этого движения к горлу подкатывала непреодолимая тошнота.

— Какого ты ждешь ответа? Ты же сам прекрасно видишь, что любой предмет меняется ровно в ту секунду, как ты на него досмотришь.

— Мне кажется, что мы уже у цели, — сказал Пазаниус, направляясь к месту, похожему на мраморный атриум гимназиума. Хотя сейчас на его месте пространство было вывернуто — сводчатый потолок прыгал под ногами, а над головой маячил пол. Здесь измерения свихнулись окончательно.

Уриэль кивнул, собрался с силами и ринулся вперед, но спазм вновь скрутил его желудок, когда воин, спотыкаясь, вошел в атриум. Глаза говорили ему, что он идет по полу, но капитан готов был поклясться, что его подошвы скользят по выгнутой поверхности перевернутого купола. Он чувствовал, что под ногами у него бронированное стекло купола атриума.

Уриэль посмотрел вниз, и к горлу снова подкатила тошнота. На этот раз позыв сдержать не удалось. Он упал на колени, и его вырвало. Рвотные массы пенились и протекали сквозь сталепласт.

Это был вари во всей своей красе — ядовитый и невыносимый для глаз. Желчная злоба Имматериума предстала в простом и одновременно пугающем виде, насилуя что-то потаенное в человеческом разуме, который был не в силах постичь происходящее. Ни одно живое существо не могло выдержать этого кошмарного напряжения.

Уриэль осознал, что его взгляд прикован к отвратительной цветовой палитре варпа — мерзкой грязной болячке пепельно-желтого цвета. Смотреть на него было невозможно, а не смотреть — тоже. Варп все изменял, рассеивал внимание и вторгался в сознание. Подлые, грязные мысли вылуплялись из непотребной каши, и Уриэль понял, что ему предстоит познать, какие ужасы способны всплыть из глубин его души. И то, с чем он боролся всю свою жизнь, одолеет его и погрузит в пучину безумия.

Латные перчатки сжали его плечи и дернули вверх. И в тот же момент он всем своим существом ощутил слепую ярость варпа, у которого отобрали лакомый кусочек кристально чистой души и здравомыслия.

— Не смотри на это! Закрой глаза и не открывай их! — прокричал Пазаниус, с трудом отрывая Уриэля от поверхности купола.

Уриэль слышал настойчивый зов, который сулил ему могущество и неземные наслаждения, если он перестанет сопротивляться. Хаос требовал от него, чтобы он и дальше созерцал ужасное великолепие варпа, но Уриэль не открывал глаз, не желая отдавать свою душу Имматериуму.

Наконец, задыхающиеся и вымотанные, Уриэль и Пазаниус выбрались из атриума, избежав коварного обольщения варпа. Ультрамарины чувствовали, как слабость и тошнота отступают по мере того, как они отходят от опасного места.

Уриэль поднял глаза, вязко кашлянул, сплюнув остатки рвоты, и сказал:

— Спасибо тебе, мой друг.

Пазаниус только мотнул головой:

— Нам туда! Вход в гимназиум должен быть вон за той аркой.

— Да, похоже, что так, — согласился Уриэль, сражаясь со слабостью. — Будем надеяться, что он все еще там.

Спотыкаясь, Космодесантник прошел через арку и заглянул в зал.

— О нет, — только и прошептал он, пораженный открывшимся видом.

Вместо арочных окон тренировочного зала перед ними возник широкий коридор, украшенный вычурными панелями. Он вел к земляной арене, которую трудно было окинуть взглядом. Что было еще неправдоподобнее, так это то, что над ареной была не крыша, а словно подсвеченное снизу темно-малиновое небо с мерцающими кроваво-красными облаками.

Уриэля оглушил отчаянный хор мучительных воплей, который отдавался эхом в коридоре и стиснутом острой болью черепе. Эти ужасные крики были лишь отдаленно похожи на человеческие.

Его желудок опять сжался — густой запах свежей крови перебивал все другие.

Солдаты с Макрэйджа-808, за которыми шли Ультрамарины, были здесь, но полк, готовый сражаться во славу Императора, превратился теперь в исступленно визжащие кровавые ошметки.

Люди корчились на земляном полу, пропитывая его своей кровью. Они безуспешно пытались сражаться с противником, атакующим из-под земли. Костяные, даже без намека на кожу и мышцы, руки тянулись прямо из пола, хватали воинов и рвали их когтями. Уриэль активировал меч и бросился на арену, но его ноги провалились в мягкую болотистую почву, сочащуюся красноватой жидкостью. Кости и ухмыляющиеся черепа отсвечивали белым сквозь бурую землю, и Уриэль понял, что земля напитана отнюдь не водой, а только что пролитой кровью.

Его ум лихорадочно заработал, прокручивая все возможные варианты действий. Сколько же должно быть пролито крови, чтобы твердокаменная почва арены, утоптанная множеством солдатских сапог, превратилась в вязкое болото? Сколько артерий фонтанировало кровью, чтобы утолить отвратительную жажду этой темной земли?

Уриэля передернуло от ужасного зрелища — мужчина, который был уже наполовину в земле, жутко кричал, запрокинув перекошенное, залитое слезами и кровью лицо.

— Помоги мне! Заклинаю именем Императора! Помоги мне! — визжал несчастный.

Уриэль одним ловким движением вогнал свой меч в ножны и побежал к человеку, простиравшему к нему руки в мольбе. Но перемазанные кровью ладони страдальца выскользнули из латных перчаток. Тогда капитан скинул плащ и бросил перед несчастным, чтобы тот мог выбраться по нему. Когда же солдат схватился за ткань, Уриэль с силой потянул и в ужасе отшатнулся — ниже пояса у солдата ничего не было, точнее, вся нижняя часть его тела лишилась плоти. Голодная земля обгладывала кости умирающего, не желая отдавать свою добычу.

Чувство абсолютной беспомощности захлестнуло Уриэля, когда он наблюдал в оцепенении, как проклятая земля пожирает обессилевших мужчин и женщин. Кошмарные звуки поглощаемой плоти, отрываемой от костей со смачным треском и хлюпаньем, сводили его с ума.

— Святой Император, нет! — выкрикнул Пазаниус, пытаясь спасти воющую женщину от такой же участи.

Хохочущие тени носились вокруг, как черные вестники, выделывая антраша и издеваясь над душами, устремившимися с поля бойни вверх, к кроваво-красному небу.

Внезапно тишина спустилась на арену, и кровавая земля поглотила останки с утробным чавканьем. Едва исчезло последнее тело, из центра арены донеслось тихое зловещее бульканье, и Уриэль увидел, как длинный узкий утес поднялся из кровавого болота. На глазах изумленных Космодесантников утес превратился в… железнодорожную платформу, совершенно обычный будничный вид которой говорил о каком-то издевательском чувстве юмора устроителей этой свистопляски. Через арену пролегли рельсы.

Зловещую тишину нарушили свист и шипение. Затем снова послышались звуки человеческих голосов — стоны, бормотание, вскрики. Словно тысячи человек метались в ночном кошмаре, от которого никогда не смогут очнуться.

— Святой Император, защити нас от зла, даруй нам силу духа и тела, дабы мы могли сражаться с твоими врагами и разбить их войска с твоим благословением, — молился Пазаниус.

— Слишком поздно, — прошептал Уриэль, вновь обнажив меч и готовясь сразиться с чем угодно, с любыми чудовищами варпа, сорвавшимися с привязи.

— Нет… Вы еще не начали…

Ультрамарины завертели головами в поисках источника голоса.

— Ты что-нибудь слышал? — спросил Уриэль.

— Да, — кивнул Пазаниус. — Но мне кажется, этот… этот голос раздался внутри моей головы. Скоро произойдет что-то страшное, Уриэль.

— Я знаю, но что бы ни случилось, мы будем сражаться с отвагой и честью.

— Отвага и честь, — повторил Пазаниус, заливая прометий в огнемет и проверяя наконечник распылителя.

— Пойдем, — решительно сказал Уриэль, кивая на окровавленную платформу в центре арены. — Что бы нас ни ожидало, мы встретим все опасности с гордо поднятой головой.

Пазаниус зашагал за своим бывшим командиром по мерзко хлюпающей земле к платформе. Пока они поднимались по ступеням, источник жалобных протяжных стонов обнаружил себя. Материалом для шпал, держащих железнодорожное полотно, послужила человеческая плоть — спрессованное месиво из конечностей, торсов, крови и слизи. Рты, распяленные или плотно сжатые, стонали, мычали, хрипели… Уриэль не увидел ни одного знакомого лица, но догадался, что это были воины Ультрамара, чьи души и тела все еще страдают.

Уриэля затрясло от ярости, и он, чтобы не потерять самообладания, прикрыл глаза…

Хрупкие кристаллы переменных мироздания столкнулись и завибрировали, разъединяя грани и перемещаясь для того, чтобы срезонировать на других частотах. Эхо времени позволяло граням перемещаться и изменяться, искажая ангелов реальности, чтобы те позволили измерениям разъединиться и сложиться вновь во всех возможных вариантах.

…потом открыл их снова, испытав отвратительную дрожь во всем теле. В воздухе зарябило. Острые иззубренные выступы костяных остовов поднялись из земли, уходя корнями далеко в кровавые глубины, а люди-шпалы заплакали от новых мучений. В том месте, где рельсы исчезали в стене этого огромного помещения, кладка сочилась потоками разноцветной слизи.

Спирали мерцающего света исходили от стены, образуя огромную линзу. Казалось, что стена растягивается, словно некая сила пытается разорвать плаценту реальности. Когда же это произошло, не осталось ничего, кроме пульсирующего водоворота непроглядной тьмы, а дорога в ад была обрамлена ожерельем из пронзительно кричащих черепов, славящих смерть.

Варп и реальность сошлись здесь, соединились во времени и пространстве на бронзовых рельсах. На дороге, ведущей из Ниоткуда в Никуда, Омфал Демониум вызволил сам себя из небытия, чтобы обрести тело. Он выполз из своего дьявольского лона и ничего не принес с собой, кроме насилия и смерти.

Пророчество о пришествии Омфала Демониума свершилось.

Жалкий бред кенобита о пришествии Омфала Демониума ни в малейшей степени не передавал величие твари. Демон вселенского зла несся с ревом и хохотом из пасти только что образовавшегося туннеля на огромном поезде, и ад следовал за ним. Омфал Демониум несся по кровавым рельсам, приближаясь к двум остолбеневшим Космодесантникам.

Огромный паровоз с железными вагонами мчался к платформе, работая поршнями из костей, разбрызгивая кровь и расточая тысячи безгубых улыбок, — черепа скалились со всех поверхностей. Колеса грохотали по рельсам, поезд представлял собой совершенно невообразимое зрелище. Локомотив был очень похож на древний паровоз, как помнил Уриэль из курса истории Империума, но приводился в движение, конечно, не углем, а темными силами варпа. Состав несся с таким грохотом, что отказывались служить все доступные человеку пять чувств. Звук многократно отражался от плоскостей, что существовали и перекрещивались за гранью этой реальности.

За локомотивом шла цепь железных товарных вагонов, изъеденных ржавчиной, больше смахивающей на запекшуюся кровь. Уриэль знал, хотя никто и никогда не говорил ему об этом, что в этих адских вместилищах заперты миллионы душ, обреченных страдать вечно. Дьявольский двигатель сбавил обороты, локомотив стал тормозить с омерзительным скрежетом.

Уриэль услышал раскатистый хохот и противный лязг, когда отъехали двери товарных вагонов. Пар с шипением вырвался из-под панцирной шкуры Омфала Демониума, и злорадный смех грохотал, заставляя дрожать малиновые небеса. Запах мертвечины становился все плотнее и, казалось, обретал какую-то фактуру. Когда волна смрада докатилась до Ультрамаринов, Уриэль скомандовал:

— Приготовиться!

Неожиданно пелена дыма рассеялась, и рядом с бойцами из ниоткуда возникло восемь фигур, одетых в бесформенные робы и высокие сапоги. Кожа на руках монстров крепилась ржавыми скобками, а каждый из них нес множество жутких инструментов-ножей, серпов и пил на кожаных ремнях.

Их лица были похожи на человеческие весьма условно, поскольку кожа с них была содрана. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что лица вообще не имеют характерных черт, поскольку, кроме растянутых ртов с клыками, у этих существ не было ничего — ни глаз, ни ушей, ни носов.

— Демоны! — крикнул Уриэль. — Мерзкие выродки, ну, идите же сюда и примите смерть от моего меча!

Безглазые лица монстров плавно обернулись к нему, и теперь Ультрамарины могли во всех подробностях рассмотреть отвратительные тела, состоявшие из одних опухолей. Но ни одна из омерзительных тварей не шевельнулась. Дьявольский локомотив выдохнул облако пара, лязгнули открывающиеся замки, и толстая железная дверь распахнулась с пронзительным визгом. Исполинская фигура величаво ступила на платформу.

Гигант оказался на три головы выше Космодесантников, на нем был несуразный доспех, собранный из железных листов и толстых кусков вулканизированной резины. Поверх заржавевшего панциря он носил драный домотканый плащ, а на голове — корону с черненым рогом. Вернее, не на голове, а на шлеме, забрало которого было поднято. По дизайну и ветхости Уриэль узнал облачение. Это были невообразимо древние силовые доспехи, какие носили легендарные воины много тысячелетий назад. Казалось, это снаряжение за прошедшие века пропиталось злом и теперь источало запах крови и жженого мяса.

Из одного плеча великана торчал большой гвоздь со шляпкой в форме звезды, а на другом красовался символ древних противников Императора. И в душах Уриэля и Пазаниуса вскипел праведный гнев, внушенный им капелланом Клозелем на ежедневных литаниях Ненависти. Дело в том, что ухмыляющийся череп с железным забралом был когда-то знаком Легиона, который сражался за Императора в Святые Времена, но теперь стал символом бесконечного горя и объектом лютой ненависти Ультрамаринов. Этот герб принадлежал к одной из самых смертоносных сил Вселенной — Космодесантникам Хаоса. Эти бойцы обладали поистине неописуемой злобой и мощью.

— Железные Воины, — прошептал Уриэль.

— Изменники Истваана, — прорычал Пазаниус.

Гигант нес длинную алебарду с железным черенком и изогнутым лезвием. Оружие было все в бурых пятнах и зазубринах. Два желтых глаза, как два закатных солнца, горели под забралом шлема. Когда великан приблизился, отвратительные демоны без кожи отступили за его спину.

— Новые жертвы помогли мне снова развести огонь, кровь досталась на ужин безликим саркоматам, а плоть мертвецов пригодится мне, — проговорил он, и его голос отдавал скрежетом ржавого металла.

Он повелительным, нетерпеливым жестом пригласил Ультрамаринов присоединиться к остальным в чреве адского поезда.

— Пойдемте! — прогрохотал гигант. — У меня есть предложение: или вы подчиняетесь мне, или Забойщик пустит вас на мясо. Я — Омфал Демониум, и в моей власти распорядиться вашими жизнями. В случае отказа вы присоединитесь к тем страдальцам. — Он кивнул на шпалы. — А теперь пошли!

Уриэля замутило от близости посланника Хаоса. Неужели он действительно верит, что Ультрамарины пойдут на сделку с воплощением зла? Безликие демоны (которые, как понял Уриэль, и были саркоматами, о которых упомянул Омфал Демониум) отстегнули длинные зазубренные ножи с поясов.

— Отвага и честь! — выкрикнул Уриэль, прыгнул к ближайшему саркомату и распорол тому брюхо.

Меч Ультрамарина прошел сквозь тварь легко, но саркомат только мерзко захихикал и превратился в столб красного пара. Вентрис отшатнулся, но демон материализовался у него за спиной, и Уриэль оцарапался о лезвие его ножа. Другой саркомат кинулся к нему, метя ржавым ножом в его горло, Уриэль успел увернуться и бросился в новую атаку. Однако противник снова превратился в пар, поэтому удар не достиг цели. Уриэль потерял равновесие, и в этот момент другой нож пропорол ему скулу до кости.

— Сгори, отродье Хаоса! — проревел Пазаниус и выпустил струю ослепительно белого пламени в гигантского Железного Воина. Струя раскаленного прометия ударила в нагрудник гиганта, но очень быстро огонь стек и потух, не нанеся никакого урона.

Железный Воин разразился демоническим смехом, подхваченным эхом.

— Я был пленником, и меня поджаривали на огне целую вечность, а этот недоумок полагает, что может меня сжечь своей игрушкой!

Пазаниус отшвырнул огнемет и потянулся за болт-пистолетом, но в ту же секунду со скоростью, неестественной для такого нескладного тела, создание Хаоса кинулось вперед, сомкнуло почерневшие пальцы на шее сержанта и подняло его в воздух.

Уриэль рубил по саркоматам, но каждый удар меча ранил только пустоту, хихикающие облака красного пара просто перетекали с места на место. Улучив момент для удара ножом, демоны обретали плоть, чтобы сразу после этого превратиться в пар. Лицо Уриэля уже было залито кровью, и он понимал, что не сможет долго сражаться с таким противником.

Увидев, как гигант в заржавленном доспехе оторвал Пазаниуса от земли и легко зашвырнул его в железную дверь, Уриэль бросился на порождение Хаоса. Бессмысленно было сражаться с врагами, способными перевоплощаться по желанию, и капитан поклялся, что этот изменник давних дней погибнет от его руки. Уриэль поднял меч, собираясь нанести сокрушительный удар по Железному Воину, и лезвие меча окуталось полупрозрачными языками пламени. Это оружие могло с одинаковой легкостью пробить и доспех, и плоть.

Уриэль ударил врага прямо в грудь, но лезвие отскочило от толстых железных пластин доспеха. Уриэль занес меч для нового удара. Но еще до того, как он атаковал, Железный Воин нанес ему такой удар, что Вентрис отлетел и неуклюже рухнул на платформу.

Не успел он прийти в себя, как саркоматы окружили его и жадно протянули к нему свои черные пальцы. Уриэль чувствовал себя так, словно его обложили кусками гнилого мяса, кишащего жирными червями. Мертвая плоть монстров кусками отваливалась с их рук, а дыхание было смрадным до тошноты. Они мотали своими безглазыми головами из стороны в сторону, как будто принюхиваясь и стараясь определить, насколько он будет хорошей добычей для них.

— Похоже, ты нравишься саркоматам, Ультрамарин, — рассмеялся гигант, неторопливо подходя к нему. — Они являются воплощением морального и физического разложения. Возможно, они чувствуют определенное сходство с тобой?

Уриэль уже приготовился к смерти, когда один из саркоматов подобрался своим клыкастым ртом к его обнаженной шее, но Омфал Демониум, похоже, имел свои виды на этого Ультрамарина, и простое уничтожение в эти планы не входило. Он раздраженно прикрикнул, и отвратительные демоны суетливо потащили капитана в чрево огромного железного поезда.

Запах раскаленного воздуха и горелого мяса опять вызвал спазм в желудке Уриэля, но на сей раз вовсе не это беспокоило его. Бравый Ультрамарин понял, что теперь влип по-настоящему.

Глава 3

Кровь…

Отвратительный тошнотворный запах проник через ноздри и застрял в горле горьким комком с металлическим привкусом. Уриэль вдыхал запахи крови и горелой плоти, что окружали его. Глаза заслезились от этой резкой вони, прежде чем третье прозрачное веко успело прикрыть и защитить поверхность глазных яблок.

Уриэль сморгнул неожиданно выступившие слезы, вырываясь из рук саркоматов и пытаясь адекватно оценить окружающую обстановку, хотя было понятно, что все видимое имеет мало общего с реальностью. Это пространство не желало соответствовать человеческим понятиям об измерениях. Уриэль осмотрелся по сторонам — красные своды пещеры, теряющиеся в дыму. Картина, представшая перед его взором, противоречила всем его представлениям о геометрии и пространстве, но в одном «конце» помещения можно было видеть огромную топку с широко распахнутыми створками, а в другом — цепи, блоки и ржавые крючья с насаженными на них человеческими телами.

Уриэля и Пазаниуса протащили мимо контейнеров, доверху заполненных плотью, каждый из которых по размерам превосходил боевой танк. Тут и там возвышались горы гниющих трупов. Уриэль увидел, как два саркомата подхватили обезглавленный человеческий торс и бросили его в топку.

Гигант в силовом доспехе Железных Воинов потащил туда Пазаниуса. Огромный сержант был совершенно беспомощен против такой силы.

— Нет! — вскрикнул Уриэль, когда увидел, как Омфал Демониум отбросил свою огромную алебарду и легко поднял Пазаниуса одной рукой, одновременно подтягивая свободный крюк. Железный Воин не обратил на этот возглас ни малейшего внимания и вогнал ржавый крюк в спинную пластину силового доспеха сержанта.

Уриэль боролся как загнанный зверь, но саркоматы подхватили его и вздернули на крюк. Ультрамарин стиснул зубы, чтобы остановить рвущийся из горла крик, когда острый наконечник легко прошел сквозь доспех и вонзился между лопаток. Саркоматы злобно зашипели и отступили назад.

Металлический стон мощных поршней раскатился эхом по невероятному сооружению, клапаны засвистели и выпустили зловонные облака пара, а через решетку железной топки неровно замерцали голубые и зеленые языки пламени. Вопли невидимых мучеников смешались с радостным хохотом саркоматов, и Уриэль подумал о том, что вряд ли можно представить себе более полную картину ада.

Омфал Демониум наблюдал за их страданиями и бессильной яростью, потом подошел к Уриэлю и взял его за подбородок рукой в латной перчатке. Космодесантник почувствовал запах жженого мяса. Это создание… Действительно ли это Железный Воин или некая демоническая сущность, обретшая теперь плоть? Омфал Демониум приблизил лицо, обдав Ультрамарина смрадным дыханием, как из вскрытой могилы. Уриэль попытался хотя бы пнуть его как следует, но керамитовые подошвы отскочили от древних доспехов, не нанеся никакого вреда.

— Ты только зря тратишь силы, Ультрамарин. Ты не можешь навредить мне. Судьбой тебе не начертано такой чести. Сохрани лучше энергию для мира железа. А там, я тебе обещаю, ты найдешь ей применение.

— Убери свои грязные лапы от меня, ты, мерзкий ублюдок! — рявкнул Уриэль, пытаясь вырваться, несмотря на жгучую боль от впивающегося в спину крюка.

— Сопротивляться бесполезно, — сказал Омфал Демониум. — Я прошел дорогой крови между реальностями. И путь этот длился бесчисленные вечности, и, в конце концов, мне открылась суть всех вещей в этом мире. Теперь я знаю, что было, что есть и что грядет в будущем. Я убил тех, кто еще не родился, изменил еще не свершившуюся историю и прошел по дорогам, неведомым не только смертным, но и богам. Неужели ты думаешь, что можешь противиться моей воле?

— Император не оставит нас и во мраке смерти, — начал молиться Уриэль.

Омфал Демониум ударил его наотмашь по щеке. От удара Уриэль отлетел и стал раскачиваться на крюке, еле сдерживая стоны. Крюк все глубже и глубже входил в его плоть.

— Молитвы твоему дохлому богу здесь никому не интересны, как, впрочем, и везде. Он себе-то помочь не в состоянии, какое ему дело до тебя?

— Ты лжешь, — выпалил Уриэль. — Власть Императора вечна!

— Вечна? — проворчал Омфал Демониум. — Не бросался бы ты такими фразами, ведь еще толком ничего не видел в этой жизни, а уже болтаешься на крюке, беспомощный, и сходишь с ума от боли.

Бешеные желтые глаза Омфала Демониума обожгли Уриэля, и он увидел в них безумие и страдание.

— Кто ты? — спросил Уриэль после долгого молчания. — И чего ты хочешь от нас?

Омфал Демониум отвернулся и отошел. Саркоматы закончили швырять в топку расчлененные тела.

— Сейчас это не важно, — сказал Омфал Демониум, подтягивая толстую цепь, что висела за топкой, и дергая за огромный ржавый рычаг. — А значение сейчас имеет только то, что вы находитесь здесь и уже не можете свернуть с пути, предначертанного вам судьбой.

Уриэль почувствовал, что помещение содрогнулось, как только великан до предела вдавил рычаг. И жуткий конвейер пришел в движение. Когда крюк провернулся между лопатками, в глазах Уриэля потемнело. Он не мог ни о чем думать, потому что в желудке появилось знакомое ощущение — так бывало всегда при переходе в варп-пространство. Может быть, эта адская машина каким-то образом манипулировала пространством? И не так ли Омфал Демониум смог перехватить «Гордость Калта» и отдать людей, путешествующих на нем, в цепкие объятия Имматериума?

Уриэль уже знал, что о подобных вещах лучше не задумываться. Если задавать себе такие опасные вопросы, то можно сойти с ума. Муторное ощущение в желудке усиливалось, и Вентрис стиснул зубы от нарастающей боли. Омфал Демониум снова поднял алебарду.

— Куда ты собираешься нас забрать? — прохрипел Пазаниус.

— Туда, куда вы направлялись, — ответил гигант. — Я прекрасно осведомлен о смертельной клятве, что привела вас сюда. Повелитель Черепов знает, с кем стоит вести дела.

— Ты, отродье Хаоса! — прорычал Уриэль. — Ты просто омерзителен, но я уверен, что скоро смогу полюбоваться твоей кончиной!

— К сожалению, вынужден вам сообщить, что сначала ваши черепа будут возложены к подножию трона Кровавого Бога. И я уже видел вашу смерть, не желаете ли полюбопытствовать?

— Слова демона — всегда ложь! — выкрикнул Пазаниус. — И я не поверю ни одному твоему слову.

Омфал Демониум стремительно взмахнул алебардой, и лезвие сверкнуло у горла Пазаниуса. Кровь потекла из неглубокой царапины на шее сержанта.

— Ты, как я посмотрю, ищешь смерти, Ультрамарин, и я бы с удовольствием вынул из тебя душу, но сначала мне хотелось бы отодрать плоть от костей и насладиться твоим диким визгом, а потом обмотать то, что останется, твоими же внутренностями. Но я прекрасно знаю, что смерть, которая ожидает тебя, будет гораздо страшнее той, что я придумал. Твою голову ожидает великая честь — оказаться в огромной горе черепов, что так радует взор Кровавого Бога.

Пространство содрогнулось еще раз, сильнее. Уриэль испытал такую боль, как будто раскаленные спицы пронзили его мозг насквозь.

— И вообще-то вам стоило бы поблагодарить меня за возможность пройти теми дорогами, о которых уже много тысячелетий никто не смеет даже подумать, — добавил Омфал Демониум, воздев руки и раскатисто захохотав. — Мы будем путешествовать по кровавой железной дороге. А в конце нас ожидают Кровавое Сердце и Демонкулаба.

И дьявольский локомотив, будто в подтверждение его слов, взревел и загрохотал так, что ткань реальности не выдержала и с треском разорвалась.

Уриэль пронзительно закричал, потому что Космос завибрировал, и поток варпа захлестнул его. Арена, дьявольский локомотив, топка, Пазаниус — все свернулось само в себя, потеряло очертания и всякий смысл. Все исчезло, все было смято и смыто. В следующую секунду Вентрису показалось, что его разорвало на тысячу мельчайших кусочков, которые разлетелись по Вселенной, но в то же время не чувствовал себя разделенным, напротив, никогда прежде он не испытывал такой полноты существования.

Лица и судьбы проплывали перед ним через море небытия. И он сам не ведал, почему узнает их. Миры и люди, люди и миры стремительно проносились мимо него непрерывной чередой и уходили в никуда, но Уриэль успевал рассмотреть каждую деталь и запомнить ее навсегда. Время как будто остановилось — и время как будто ускорилось. Оно раскалывало застывшее пространство с мелодичным звуком, и было слышно, как трещат реальности, перемещаясь подобно тектоническим плитам.

Уриэль видел, как дьявольская машина ввинчивается в разломы между измерениями, следуя по змеиной дорожке, что петляет между слоями бытия.

Он увидел миры, задушенные ядовитыми испарениями, где люди были вынуждены ходить в скафандрах и влачить жалкое существование. Они были мрачными и вялыми, и им не приходило в голову хотя бы закричать от боли, что приносила им эта беспросветная, бессмысленная жизнь.

Сердце Уриэля екнуло, когда это видение сменилось следующим. Мир предстал перед ним во всем своем величии: заснеженными горами, синими океанами и золотыми восходами. И этот дивный мир умирал, мир был объят огнем, уничтожавшим все живое, и ветер носил пепел сожженных людей. Уриэль сейчас не помнил собственного имени, но с ужасом узнал этот уголок Вселенной. Он увидел, как от страшного жара испарились водопады Геры. Прекрасное здание Храма Исправления превратилось в груду обломков. Демоны резвились в Святилище Примарка, вгрызаясь в Его праведную плоть и оскверняя Его божественное тело. На глаза Уриэля навернулись слезы, а в душе вскипел гнев. Он был совершенно беспомощен и не мог излить свою ярость на тех, кто принес зло и страдание на его Макрэйдж.

Черные воющие создания укрыли собой адскую машину, и невидимые охранники небытия, скользящие в пространстве, провели поезд через разломы в реальности. Чудовищный локомотив несся с огромной скоростью по кровавому пути целую вечность. Охранники бездны кормились душами дураков, что случайно вторглись в эту область мироздания. Безумцы, сунувшие нос в запретную магию и сумевшие открыть врата между измерениями, были их пищей.

Окровавленные рельсы вели сквозь невозможные, немыслимые, несусветные миры. Миры, жившие только благодаря машинам, миры, порожденные злом, миры, охваченные сумасшествием, миры Хаоса, миры безумия и миры смерти. Все было здесь. Любое знание, которое порождало новую область возможностей, могло быть обретено здесь. И Уриэль чувствовал даже физически, как разнообразная информация переполняет его готовый лопнуть от боли мозг.

Сила, что удерживала до сих пор его хрупкий разум от полного разрушения, утекала, как песок сквозь пальцы. Теперь душой Вентриса овладело осознание пустоты существования и бессмысленности каких бы то ни было действий. Капитан, несмотря ни на что, отчаянно сражался с этим безумием и изо всех сил старался сохранить ясность мысли.

Его звали Уриэль Вентрис.

Он был воином Императора, поклявшимся защищать Его владения до последнего вздоха.

Он был Космодесантником.

Его воля несгибаема, его целеустремленность и решимость намного сильнее, чем у любого другого смертного. Он оказался в чреве мерзкой твари, но он не даст так просто себя сожрать.

Он был… Кем? Его сознание блекло, и сила Хаоса овладевала им, несмотря на защиту адской машины. Уриэль осознавал, что безумие, разрушившее душу и разум многих смельчаков, решивших проникнуть сюда, уничтожает теперь и его. Он боролся изо всех сил, пытаясь сохранить здравый рассудок, в то время как перед его глазами проносилась вся его жизнь. Перед ним прокручивались все возможные варианты того, как она могла бы сложиться. Видения из возможного заставляли Уриэля сдерживать дыхание…

Он видел себя морщинистым стариком, он видел себя юношей, распростертым на простой кровати,

Который так и не стал

новобранцем, окруженным многочисленными опечаленными родственниками.

Он был стройным и поджарым. Рядом стоял и его сын, такой же темноволосый, мускулистый — фермер, привычный к тяжелому труду. Он был выше своего отца, и у него был взгляд воина.

своим на земле родного

Сердце Уриэля наполнялось гордостью и сожалением одновременно:

Калта. Черты его лица были мягкими, но на них отпечаталось

гордостью за своего сына и сожалением

сожаление, что

о том, что этот жизненный путь он никогда не смог бы избрать для себя…

этот жизненный путь он никогда не смог бы избрать для себя…

Образы обоих поблекли в его сознании, хотя он страстно желал увидеть еще, чтобы узнать, в какой же миг он совершил поворот и прожил свою жизнь иначе. Но ему не суждено было узнать это, и новое видение предстало без разрешения перед его глазами.

Павонис.

Дорога Черных Костей.

Тарсис Ультра.

Медренгард.

Что это за места? Как звали людей, что жили там? Это воспоминания или фантазии? Бывал ли он когда-нибудь там? Жил ли он там? Остались ли там его друзья? Он чувствовал вкус каждого слога в названиях, но не понимал их значения, хотя и сознавал, что должен знать их. Кроме… кроме последнего, которое вызывало смутные… воспоминания? Оно обладало привкусом каленого железа и резко пахло то ли пеплом, то ли нефтью. В нем Уриэлю слышались рев громадной топки и стук поршней адской машины.

Эта реальность была чужда ему. Но что мешало ей вторгнуться без приглашения в его рассыпающееся сознание? Враждебная действительность определяла его мироощущение, занимая все больше места и вытесняя все остальное. Внезапно это наваждение исчезло, но было поздно — его разум не выдержал испытания.

Больше ничто не имело смысла. Все исчезало под напором информации. Он не мог больше удерживать в уме никакие логические цепочки. Он чувствовал, как его мысли клубятся, подобно мириадам пчел. Эта скорость не давала возможности опомниться. Уриэль далеким уголком сознания улавливал, что безумие врывается в его мозг, но не мог ничего сделать. Оно убивало разум и развращало душу, но самым страшным было то, что даже если он и переживет это, то никогда уже не сможет избавиться от его ядовитой печати.

Голос, который раздался в голове Уриэля Вентриса, был гласом создания, живущего вне реальностей, вне измерений, вне времени, вне пространства:

— Не бойся, Ультрамарин. Это путешествие ничуть не страшнее и не опаснее жизни обычного смертного. — Голос растаял в реве адской машины. Значит, Уриэль вновь возвращался в какую-то отдельную реальность. — Тем более что оно уже подходит к концу.

Уриэль сделал глубокий вдох. Его сердце, казалось, вот-вот разнесет своими сильными ударами грудную клетку. Кровь шумела в ушах, лицо пылало, а из глаз текли слезы. Уриэль прикусил язык и почувствовал во рту привкус железа. Капитан сплюнул и вдохнул запах дыма, нефти и прочей индустриальной вони. Ему хотелось полежать неподвижно несколько секунд и попытаться понять, где же он находится. Прямо у него над головой простерлась ослепительно белая полоса. Он напрягся, чтобы вытереть запекшуюся кровь с лица. Его ладонь проплыла перед глазами, и он был поражен расплывчатостью ее очертаний. Уриэль вдруг неожиданно почувствовал, что падает, и, вскрикнув, стал лихорадочно ощупывать пространство вокруг себя, выискивая точку опоры.

Его руки скользнули по глинистой поверхности, усыпанной металлическими стружками, и он понял, что лежит на спине и смотрит в небо. Мертвое небо… Оно было пустым и невыразительным, без единого облачка или пятнышка, и эта пустота сразу убивала какие бы то ни было надежды. Все тело Вентриса болело, мышцы были напряжены до предела, а меж лопаток угнездилась изматывающая жгучая боль. Мысли Уриэля были в полном смятении, и он с трудом складывал по кусочкам то, что произошло с ним за последнее время.

Неимоверным усилием воли он заставил себя повернуть голову и увидел, что Пазаниус лежит рядом и его неудержимо рвет. Лицо его друга было настолько осунувшимся и искаженным, как будто вся тяжесть мира опустилась на его плечи.

— Встать! — приказал чей-то скрипящий голос, и тут же на Уриэля обрушился поток воспоминаний: демон, адская машина…

Собрав все силы, он попытался подняться, но его измученное тело слушалось плохо, и все, что ему удалось сделать, — это, перевернувшись на живот, встать на колени. Перед ними возвышался Омфал Демониум, исполинский и безобразный, облаченный в древний силовой доспех. За его спиной виднелся огромный дверной проем, из которого лился красный мерцающий свет адской машины.

Он стоял, провалившись в пыльную землю до щиколоток, и держал свою алебарду наперевес. Меч Уриэля, болтер и огнемет Пазаниуса покоились неподалеку на выступе скалы. Белый свет мертвого неба бликовал на надраенных наплечниках силового доспеха Омфала Дёмониума. И Уриэлю показалось, что ухмыляющийся череп скалился еще злораднее, чем ранее.

— Вам не мешало бы поторопиться, Ультрамарины, — пророкотал демон и хохотнул. — Здешние призраки вскоре услышат удары ваших сильных сердец. Вкусные кусочки, вроде вас, не могут долго оставаться незамеченными.

— Кто это? — наконец выдавил Уриэль, пытаясь скоординировать свои движения и все-таки подняться.

— Монстры, — ответил гигант.

— Монстры? — переспросил Уриэль, затем собрался, сжал зубы и рывком поднялся на ноги.

Пазаниус тоже заставил себя выпрямиться и встал с ним рядом, плечом к плечу. Лицо его было смертельно бледным, но злым.

— Это тела убийц, Мортиции их заштопали и заселили в них тех, кто был убиен руками этих безжалостных душегубов, — пояснил Омфал Демониум. — Они охотятся в горах, и вы узнаете их по ужасным крикам, от которых ваши жалкие душонки уйдут в пятки.

— Где мы? — спросил Пазаниус. — Куда ты нас привез?

— Вы на Медренгарде, мире железа, — ответил Омфал Демониум, глядя за спины еле живых Ультрамаринов. — Это владения примарха Пертурабо. Разве вы не чувствуете его злобу, разлитую в воздухе? Разве не ощущаете ярость того, кто когда-то сражался рядом с богами, а теперь выброшен и вынужден обитать за границами мира, который защищал. Взгляните на эту планету из пепла, и вы тоже познаете отчаяние.

Уриэль обернулся и проследил за взглядом Омфала Демониума, и у него перехватило горло при виде безжизненного ландшафта, что предстал перед ним.

Ультрамарины стояли на высоком горном плато, и перед ними расстилалась широкая долина, совершенно не пригодная для жизни. Насколько хватало глаз, была видна только мрачная степь. Это был мир смерти. Недавно Уриэль думал, что душное нутро адского паровоза и есть преисподняя, но это было не более чем прелюдией к новому душераздирающему зрелищу. Индустриальный город занимал, по-видимому, добрую половину этой планеты. Кругом высились стальные остовы фабрик и заводов, горы угля и рыжеватого шлака и высокие, изрыгающие огонь трубы. Дымное ядовитое марево висело над поверхностью планеты. Звуки тяжелых ударов и лязг металла разносились на сотни километров.

Уриэль уже видел загрязненные промышленные миры с непригодной для дыхания атмосферой, где работали миллиарды тружеников. Они задыхались на грязных планетах, покрытых сажей и копотью, но их миры казались райскими садами по сравнению с Медренгардом.

Нога Уриэля ступала даже на мир-кузницу Адептус Механикус, оплот последователей Бога-Машины. Тогда Вентрис был просто поражен и впал в благоговейный ужас перед совершенством их технологий. Но тот мир рядом с Медренгардом казался не более чем захолустной деревенькой кузнецов и ремесленников.

Реки расплавленного металла текли подобно потокам лавы, и зловещие тучи окутывали каждое здание, а трубы изрыгали смертоносные пары.

Над всем этим возвышалась длинная горная цепь. Скалы чернели оспинами шахт, казалось, что их вершины вонзаются в мертвое небо, и каждая из них превышала самую высокую гору на Макрэйдже. Уриэль чувствовал, как его кровь стынет по мере того, как взгляд поднимается на эту невообразимую высоту. Он смотрел, как нити ядовитого черного смога струятся из скал и тянутся вверх.

Внезапно Уриэль с ужасом осознал, что в темных глубинах этого горного хребта скрыт и живет своей жизнью огромный мегаполис. Город, расположенный по большей части под землей, чьи куполообразные крыши выступают на поверхности, как волдыри на обожженной коже; отвратительный аванпост зла, вызывающий непреодолимые брезгливость и страх у любого живого существа. И все же здесь наблюдалась если не жизнь, то некое существование — меж строений передвигались прихрамывающие привидения в лохмотьях.

— Ненависть… Сколько здесь ненависти и страданий!

— Да, — сказал Омфал Демониум, — Ты и не представляешь, какая роскошная горечь исходит от тебя, я просто упиваюсь ею. Это место отравлено тысячелетиями ненависти, и здесь живет племя, которое ненавидит, жаждет мести и знает, что придет тот день, когда Император заплатит за все их мучения.

Уриэль закрыл глаза, чтобы хоть как-то отрешиться от этого кошмара. Было ясно, что шаг по направлению к этому отвратительному городу будет обозначать смерть. Но Уриэль не мог не признать, что увиденное им обладает особым величием.

Осознание бессмысленности бытия перед лицом этого безымянного ужаса было невыносимо. И Уриэль поднял взгляд к мертвому небу — ему было легче смотреть туда, нежели на зловещий город, вид которого вызывал смятение в разуме и боль в душе. Зловещие черные башни дыма извивались и растворялись в небе, даже они не в силах были заполнить его пустоту.

Огромное черное солнце, чей лик был так темен, что невозможно было смотреть долго, — казалось, оно высасывало душу любого существа, попавшего под его лучи.

Пазаниус судорожно всхлипнул, и Уриэль совершенно не удивился, почувствовав, как по его щекам заструились слезы.

— Император защитит нас, — прошептал Уриэль. — Это…

— Да, — сказал Омфал Демониум. — Это место, которое вы называете не иначе, как Око Ужаса.

— Но почему? — спросил Уриэль, сглотнув и с трудом отрывая взгляд от страшного солнца. — Почему сюда?

— Конечная станция. Это то место, где вам суждено исполнить данную вами смертельную клятву.

— Я не понимаю, о чем речь.

— Это не имеет значения. Тут находится то, что вы так стремитесь уничтожить, — Демонкулаба. Это место спрятано во мраке, далеко от людских глаз, в великой крепости, созданной из безумия и безысходности.

— А почему ты привез нас сюда? — спросил Уриэль, к которому стало возвращаться самообладание. — С чего это вдруг порождение Хаоса ищет у нас помощи и поддержки?

Омфал Демониум расхохотался своим звучным, но каким-то истеричным смехом и сказал:

— С того, что ты, Уриэль Вентрис, выполнишь мое приказание.

— Никогда! — выкрикнул Уриэль. — Да я скорее умру, чем буду помогать такой скотине, как ты!

— Не исключено, — согласился гигантский воин. — Но я удивлен, что ты хочешь пожертвовать всем, что у тебя есть, только из нежелания повиноваться мне. Все, чем ты уже пожертвовал в своей жизни, все, ради чего ты проливал свою кровь, будет уничтожено, если ты все-таки осмелишься ослушаться меня.

— Ты лжешь! — воскликнул Пазаниус.

— Глупые смертные! Какой мне смысл врать? Архитектору Судеб хватает лжи в его мироздании, а Повелитель Черепов не примет подобных отговорок. Я знаю, что вы видели в пути: будто ваш мир охвачен адским пламенем, люди мертвы и их пепел летит по ветру. И я вполне могу все это устроить, — пообещал Омфал Демониум и, тяжело ступая, подошел так близко, что его алебарда уперлась в грудь Уриэля. — Вы видели один из возможных вариантов развития событий. Можете не сомневаться, что ваша бесценная планета скоро погибнет, а последнее, что там будет слышно, — это вопли и рев пожара. В это вы верите?

Уриэль пристально посмотрел в желтые глаза сумасшедшего демона и ни на йоту не усомнился в том, что Омфал Демониум способен легко устроить все это: и разрушенный Макрэйдж, и стертый с лица небес Ультрамар.

— Да, я верю тебе, — сказал Уриэль после некоторого молчания. — Что мы должны сделать?

— Капитан, что я слышу! — воскликнул Пазаниус.

— Мой друг, боюсь, у нас нет выбора.

— Да ты соображаешь, что говоришь? — воскликнул Пазаниус, который не мог поверить, что такие слова произносит его верный, не раз проверенный боевой брат. — Что бы этот негодяй ни приказал нам сделать, это может послужить только злу. Ты подумал о последствиях, если мы подчинимся демонической силе? Я могу только одно сказать — ничего хорошего не предвидится!

— Я все это прекрасно понимаю, Пазаниус. Но разве мы можем поступить иначе в этой ситуации? Ты хочешь увидеть уничтоженный Ультрамар? Или крепость Геры, от которой остались одни руины?

— Нет, конечно же, нет, но…

— Послушай, Пазаниус, — сказал Уриэль спокойно. — Доверься мне. Ты ведь доверяешь мне?

— Ты прекрасно знаешь, что это так, — запротестовал Пазаниус. — Я всегда спокойно мог доверить тебе свою жизнь, но то, что ты предлагаешь сделать сейчас… Это полное безумие!

— Ты должен довериться мне и сейчас, — сказал Уриэль с нажимом.

Пазаниус открыл было рот, чтобы привести новые возражения, но встретился глазами с Уриэлем и просто коротко кивнул.

— Хорошо, — сказал он грустно.

— Отлично, — прошипел Омфал Демониум, упиваясь их поражением. — Высоко в горах, на юге, за много лиг отсюда находится крепость, и ее комендант прячет кое-что в самом секретном подземелье. И это «кое-что» принадлежит мне! Ваша задача — найти эту вещь и принести ее мне.

— Что это за вещь? — спросил Уриэль.

— Это Кровавое Сердце, и оно представляет ценность для меня. Вот и все, что вам надо знать.

— А как оно выглядит? Как мы узнаем, что это именно то, что тебе нужно?

Омфал Демониум усмехнулся:

— Вы непременно узнаете эту вещь, как только увидите.

— Но почему для этой миссии ты решил привлечь именно нас? — спросил Пазаниус. — Если это так для тебя важно, то какого черта ты сам не достанешь эту штуку?

Помолчав мгновение, Омфал Демониум пророкотал:

— Я видел ее у вас в руках. Судьбой предначертано, что вы сможете добыть ее. Хватит вопросов.

Уриэль кивнул, и в этот момент издалека донесся пронзительный крик.

Омфал Демониум тоже услышал это и, небрежно кивнув, развернулся и зашагал к прямоугольнику красного света, обратно в адский локомотив, к безликим саркоматам.

Когда он подошел к светящемуся дверному проему, то бросил через плечо:

— Призраки летят сюда. Они слышат, как бьются ваши сердца, и жаждут разорвать их на мелкие кусочки. На вашем месте я позаботился бы о том, чтобы избежать встречи с ними.

— Погоди! — крикнул Уриэль, но Омфал Демониум шагнул в дверь, и Космодесантникам ничего не осталось, кроме как проводить взглядом адский локомотив.

Свинцовая тяжесть легла на душу Уриэля, когда исчез Омфал Демониум, и Ультрамарин упал на колени. Пронзительные крики стали громче и ближе. Вентрис посмотрел на мертвое небо и увидел стаю странных силуэтов, ритмично взмахивающих крыльями. Они стремительно снижались к ним с высоких горных пиков.

— Какого черта?! — воскликнул Пазаниус, глядя на небо.

— Призраки, — сказал Уриэль, бросаясь к скале, где лежало его оружие.

— И что мы будем делать? — поинтересовался сержант, пристегивая болтер к поясу и перебрасывая огнемет через плечо.

— Надо бежать, — ответил Уриэль.

А безумная визгливая стая устремилась к ним.

Глава 4

Черные силуэты на белом небе с пронзительным воем спускались с высоких гор, пикируя прямо на Космодесантников. Исступленные призраки наполнили смрадный воздух воплями и причитаниями. В каждом крике явственно слышалось невыносимое страдание.

Уриэль окинул взглядом плато в поисках убежища. Сама идея бегства была ему до глубины души противна, но он верил, что Омфал Демониум не соврал, предупреждая их. Ультрамаринам предстояло сделать все возможное, чтобы избежать встречи с этими тварями. Причем действовать нужно было как можно быстрее.

— Уриэль, смотри! — указал Пазаниус на отдаленный крутой склон горы, где просматривался узкий лаз. — Туда! Я не думаю, что они смогут пролезть в эту щель.

— А мы успеем туда добежать? Кстати, тебе не кажется, что мы сами вряд ли туда пролезем?

— Что ж, у нас есть только один способ это проверить, — коротко бросил Пазаниус и начал взбираться по каменной осыпи.

Уриэль сжал покрепче рукоять меча и побежал следом за Пазаниусом, стараясь дышать неглубоко в этой отравленной атмосфере. Его спина горела огнем, но усилием воли он задвинул боль на край сознания. Щебень осыпался под ногами, горы шлака и лома преграждали им путь. Поразительная сила Пазаниуса давала ему возможность взбираться по склону, хотя и с трудом, но ноги Уриэля глубоко проваливались в сыпучую почву, и он все больше отставал от боевого брата.

Жуткие крики, полные смертельного голода и жажды, подхватывались эхом в горах. Капитан отважился бросить взгляд через плечо, и в этот момент первый призрак спикировал на него.

— Уриэль! — крикнул Пазаниус, который уже стоял на скальном выступе прямо над ним. — Влево!

Уриэль кувырнулся влево очень вовремя, и ужасная тварь, чьи кованые крылья были снабжены железными когтями, взрыла щебенку как раз на том месте, где только что стоял воин. Отважный Ультрамарин со всей силы пнул создание Хаоса, и оно, хлопая крыльями, покатилось вниз по склону. Тварь выглядела как огромный глубоководный скат: внешний скелет состоял из железа и плоти, которая крепилась к металлу грубыми стежками. Ее «лицо» было искажено жуткой гримасой, а рот, распахнутый в крике, зловеще поблескивал сотней зубов, острых как иглы.

Еще три адские твари устремились вниз. Они так широко разевали свои хищные пасти, что кожа у них на загривках собиралась в складки. Призраки били крыльями по воздуху, пытаясь притормозить свое стремительное падение и атаковать Уриэля. Тот, которого он сбросил со склона, опять поднялся в воздух, но летел с трудом, поскольку одно из крыльев у него было повреждено. Но это не помешало монстру вновь напасть на Космодесантника, в то время как другие уже добрались до него, и их ужасные зубы заскрежетали по силовому доспеху.

Пазаниус выстрелил в призрака, который первым атаковал Уриэля, но болт прошел рядом с телом чудовища и не задел его. Уриэль умудрился вцепиться в скользкую плоть монстра и отодрать тварь от своего доспеха. Прямо перед глазами отважного капитана возникла выпуклая морда, перекошенная злобой и мукой. Он ударил кулаком прямо в клацающую челюсть, полную острых зубов, и почувствовал, как его рука прошла сквозь туго натянутую кожу. Издалека, как будто из другой реальности, раздался крик Пазаниуса:

— Назад!

Жуткое создание билось в руках Уриэля, а другие собирались атаковать. Капитан с силой пропихнул вторую латную перчатку в страшную рану на склизком теле и сорвался со склона, не удержав равновесия. Он схватился за края раны с двух сторон и одним могучим рывком сорвал плоть с железного каркаса, ощущая на подсознательном уровне ликующую радость освобожденной души.

Счастливый крик и пульсирующая вспышка вырвались из чудовища, убитого Пазаниусом. В руках Уриэля осталась только бесформенная груда истерзанной плоти и останки металлического скелета. Он отбросил их в сторону и поднял глаза вверх, где призраки продолжали нарезать круги. Космодесантник нанес удар мечом по ближайшему монстру. Призрак забился в предсмертных конвульсиях, и из его зубастой пасти вырвался вздох облегчения.

Последний монстр спикировал на Ультрамарина, но тот подпрыгнул, раскрутив меч так, что лезвие стало похоже на диск, — и разрубил тварь пополам.

Уриэль услышал новый крик, преисполненный радости обретенной свободы, и взглянул на Пазаниуса, выстреливающего сгустками прометия из огнемета, чтобы отпугнуть других монстров и не дать им возможности подобраться поближе.

— Давай быстрей! — крикнул Пазаниус. — Я не знаю, как долго смогу их удерживать на безопасном расстоянии.

Уриэль вложил меч в ножны и прихватил парочку длинных железных когтей, оставшихся от некогда смертельно опасной твари. И вновь стал подниматься по осыпающемуся склону.

Он втыкал эти стальные костыли в сыпучую землю, используя их как опору. Это помогло Уриэлю подняться наверх без особых усилий, в то время как Пазаниус с помощью огнемета удерживал летучих уродов на почтительном расстоянии.

Как только капитан добрался до выступа, где стоял его верный товарищ, и повалился на спину, чудовища снова перешли в нападение. Уриэль выхватил меч и разрубил первого приблизившегося призрака. Воин вновь испытал странное, неведомое до сего дня удовлетворение, когда услышал еще один предсмертный крик, преисполненный благодарности. Остальные твари погибли от прометия, смеясь как дети, когда их души покидали горящую плоть.

Оба Ультрамарина слаженно отступали к намеченному укрытию. Призраки продолжали атаковать. И хотя Ультрамарины уничтожили уже больше дюжины, было видно, как неисчислимые стаи тварей кружились в мертвом небе вокруг горных вершин. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: если Космодесантники не найдут надежного укрытия как можно скорее, они — покойники. Их шансы выжить уменьшались с каждой секундой. Было бы глупо надеяться выстоять против такого количества врагов.

Уриэль, оглянувшись, попытался оценить надежность ущелья — его ширину и то, насколько глубоко оно уходит в тело горы. Стаи монстров кружили, снижаясь, и оба Ультрамарина молили Императора, чтобы кровожадные твари не смогли пробраться в эту щель за ними.

— Я не могу даже предположить, куда эта дорога приведет нас, — засомневался Уриэль.

— По-моему, сейчас уже все равно! Или нет? — прокричал в ответ Пазаниус, по лицу которого ручьями лилась кровь из ран, оставленных железными когтями. — У нас, похоже, не такой уж богатый выбор.

— Ну, тогда выпусти по ним еще одну струю — и ноги в руки, понял?!

Пазаниус, поморщившись, кивнул и крикнул:

— Двигай!

Он выпустил струю горящего прометия в монстров, кричащих от боли и счастья одновременно, а Уриэль рванул к укрытию, которое представляло собой узкий лаз в черном гладком базальте. Сдирая краску с доспехов, капитан протиснулся внутрь и вознес молитву о прощении духам оружия за то, что был вынужден так неосторожно, обращаться со своим обмундированием.

Пазаниус забрался в щель с еще большим трудом, чем его боевой брат. На какое-то мгновение им показалось, что они загнали себя в ловушку.

— Черт, узковато тут, — проворчал Пазаниус, но по его голосу чувствовалось, что он просто так не сдастся.

Яростные крики раздались у них прямо над головами, и Уриэль увидел множество чудовищных силуэтов там, где бледнела узкая полоска неба.

И в тот же миг послышался скрежет когтей по камню. Монстры, сдирая кожу и мясо с железных костей, протискивались в щель. Их крики отдавались эхом в замкнутом пространстве, и было такое ощущение, что их тут тысячи. От них исходили волны неистового голода и жажды, которые вряд ли способна утолить кровь двух человек. Уриэль резко ударил мечом снизу и насадил на лезвие одного урода.

В это время еще несколько тварей сумели протиснуться в щель. Они дрались между собой, беспощадно били друг друга железными крыльями и рвали зубами, пытаясь первыми добраться до добычи.

Поскольку использовать огнемет в таком ограниченном пространстве было совершенно невозможно, Пазаниус хватал омерзительных тварей и рвал их голыми руками. Он со злобным рычанием сдирал кожу и ломал железные кости; Уриэль рубил мечом направо и налево. Воздух был наполнен звуками рвущейся плоти, стонами боли и криками радости. Так кричали создания, отмучившиеся в этом жутком воплощении, чьи души обретали свободу.

— Не останавливайся! Иди вперед! — крикнул Пазаниус в секунду кратковременной передышки между жестокими атаками.

— Я не знаю, куда мы идем и что нас там ожидает, — ответил Уриэль.

— Я не думаю, что там намного хуже, чем здесь!

С этой логикой трудно было не согласиться, и Уриэль стал еще настойчивее продвигаться вглубь. Утерев кровь и пот с лица, он огляделся в поисках более надежного укрытия. Крылатые монстры продолжали кружить над расщелиной, терпеливо выжидая подходящего момента для атаки.

Ущелье изогнулось и за поворотом пошло под уклон. Ультрамарины шли, пока не оказались на краю отвесного обрыва. Уриэль с ужасом уставился на пропасть, к которой вывела их расщелина. Но вдруг он заметил полусотней футов ниже узкий вход в пещеру. Это вселяло надежду. Вход защищал частокол из длинных железных столбов, вколоченных в камень.

— Там есть пещера, — сказал Уриэль. — И очень похоже, что ее уже не раз использовали для того, чтобы укрыться от этих жутких тварей.

— Почему ты так думаешь?

— Видишь, там вбиты железные копья. Я сомневаюсь, что эти твари могут пробраться сквозь частокол, не переломав себе по дороге все, что можно.

— Ну, тогда просто напрашивается вопрос…

— …кто это сделал? — закончил фразу Уриэль.

Пазаниус посмотрел вверх, на мертвое небо. И увидел, что монстров стало еще больше. И они явно готовились к очередной атаке.

— Нам непременно надо пробиться туда, — сказал Уриэль.

— Ничего не получится, — зло ответил Пазаниус. — Они разорвут нас на мелкие клочки еще до того, как мы доберемся до входа.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — огрызнулся Уриэль. — Но нам надо хотя бы попытаться.

Капитан нервно закусил губу и попытался просчитать, как далеко они смогут пробиться, прежде чем монстры настигнут их. Скорее всего, они смогут истребить многих тварей, но, конечно же, далеко не всех. А если эти создания навалятся скопом, им не составит труда просто столкнуть Ультрамаринов со скалы, а потом спокойно пообедать внизу. Ведь после падения с такой высоты даже такое могучее создание, как Ультрамарин, оклемается не скоро.

Одно из чудовищ подлетело ближе, влекомое непреодолимым голодом. Оно парило так близко, что Уриэль смог подробно рассмотреть его.

— Погоди… — пробормотал капитан, мучительно пытаясь выловить что-то важное из глубин памяти. — Когда Омфал Демониум упоминал об этих тварях, то говорил что-то об их способе охоты. Что-то про сердца, и почему нам не удастся долго оставаться незамеченными…

— И?

— Я понял! Я понял, как они находят нас! Они слышат стук наших сердец!

Пазаниус помолчал, а потом сказал с расстановкой:

— Тогда нам надо избавиться от того, за чем они охотятся…

— Ты еще помнишь мантры, что активируют приан-мембрану?

— Да, хотя прошли уже десятилетия с тех пор, как я последний раз произносил их.

— Я знаю. Но, черт побери, нам лучше вспомнить, как это делается, — сказал Уриэль. — И делается правильно. Мне совсем не хочется впасть в кому над отвесным обрывом.

Пазаниус согласно кивнул головой, и Уриэль осторожно шагнул на узкую тропку, ведущую на дно ущелья. Монстры кружили в небе, и не было ни малейшей надежды, что Космодесантникам удастся добраться до входа в спасительную пещеру.

Уриэль повернулся к Пазаниусу и скомандовал:

— Начнешь, когда я дойду до середины. Не быстро, но и не медленно. Мне совсем не хочется, чтобы ты умер на полдороге.

— Я изо всех сил постараюсь не допустить этого, — сказал Пазаниус, сглатывая ком в горле.

Уриэль закрыл глаза и начал произносить про себя строфы, которым научил его апотекарий Селенус. Эти мантры вызывали активацию приан-мембраны, вживленной в ткани мозга, когда воин стал Космодесантником. Глубоко вздохнув, он начал контролировать свое дыхание, заставляя сердце замедлиться. То, что он проделывал, было очень опасно. Обычно такое упражнение предварялось несколькими часами медитации и непрерывным чтением специальных мантр. Но Уриэль понимал, что сейчас у него нет времени для такой серьезной подготовки. Он чувствовал, как сильно сердце бьется у него в груди, но потихоньку его ритм сходит на нет.

Сорок ударов в минуту, тридцать, двадцать, десять…

Капитан слышал, как Пазаниус повторяет те же мантры. Они оба понимали, что им надо добраться до пещеры прежде, чем приан-мембрана заработает на полную мощность. Если они не успеют, то прямо по дороге нырнут в неконтролируемое состояние эйфории, а потом их сердца остановятся навсегда.

Три удара в минуту… два…

Уриэль старался держаться прямо, но его зрение становилось черно-белым, а конечности наливались свинцом. Он кивнул Пазаниусу и выступил из-под защиты ущелья. Опытный воин сознавал, что сейчас он рискует потерять контроль над своим сердцем, и двинулся по узкой тропе. Пазаниус выждал положенное время и пошел за ним, хотя крики монстров звенели в ушах. Твари кружили совсем рядом, но не понимали, куда могли подеваться их жертвы. Вопли, лязг крыльев и клацанье когтей по камням мешали сосредоточиться. Космодесантники двигались, словно обнимая склон горы, медленно и осторожно.

Крылья ужасных созданий рассекали воздух прямо перед их лицами, и отважные воины почти оглохли от яростных криков. Космодесантники уже почти добрались до пещеры, а монстры нарезали круги, не в силах обнаружить добычу.

Две мерзкие твари, хлопая крыльями, пролетели совсем близко от Уриэля и приземлились на дорожку перед ним, вспахав землю стальными когтями. Они кричали отвратительными низкими голосами и медленно поворачивали свои склизкие морды, пытаясь учуять жертву.

Проходя мимо чудовищ, Уриэль еще больше замедлился, опасно балансируя на страшной грани жизни и комы, в которую мог вогнать сам себя, если проявит неосторожность.

Вдруг он поскользнулся, и его ботинок задел когти сидящего рядом монстра. Воин замер. Неизвестно, какими еще средствами восприятия обладало это создание, но оно явно не почувствовало прикосновения и никак не отреагировало на него. Уриэль прошел мимо монстра, который замер, превратившись в слух.

Один удар…

Тварь, услышав громоподобный удар сердца, взвилась в воздух и издала такой крик, что, казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Стая, мгновенно прекратив свое бессмысленное кружение, ринулась к человеку, как один разумный организм.

— Быстрее! — закричал Уриэль и рванул к входу в пещеру.

На одном дыхании он долетел до железного, частокола и запетлял между копьями, стремясь к спасительному укрытию. Влетев под своды пещеры, он вдохнул полной грудью. Его легкие будто окатило огнем, потому что за считанные секунды Уриэль вернул свой организм к привычной жизнедеятельности. Уриэль упал на колени, сражаясь со своим организмом, возмущенным таким жестоким обращением.

Пазаниус вбежал вслед за ним, выпустив по монстрам струю горячего прометия.

Монстры с воплями кружили возле входа в пещеру. Они были явно расстроены, лишившись такой вкусной добычи. Некоторые из них все-таки попробовали атаковать, но только насадили самих себя на острые стальные копья.

Уриэль восстановил дыхание, осознав, насколько близко прошла смерть.

— Пазаниус, ты в порядке? — выдохнул капитан.

— Сложно сказать, — хрипло ответил сержант. — О Император! Не хотел бы я повторить такое. Теперь я знаю, что почувствую, когда буду умирать.

Уриэль понимающе кивнул и тяжело поднялся, цепляясь за стены пещеры. К нему, наконец, возвратилось цветовое зрение, и он теперь мог видеть в темноте. Он обнаружил, что они находятся в длинном сводчатом туннеле, ведущем внутрь горы. Но кто его соорудил?

— Ну, на какое-то время мы в безопасности, — сказал Уриэль.

— Не будь таким самоуверенным, — ответил Пазаниус, поддевая носком ботинка треснувший человеческий череп.

Космодесантники осторожно шли по туннелю, и, по мере того, как они удалялись от входа, крики летучих монстров становились все тише и тише. Усовершенствованное зрение Ультрамаринов позволяло им передвигаться в полном мраке столь же уверенно, как если бы они прогуливались по широкой, хорошо освещенной улице.

— Как ты думаешь, кто прорубил этот туннель? — спросил Пазаниус, внимательно разглядывая стены прохода.

— Без понятия, — сказал Уриэль. — Возможно, обитатели этого мира, когда он еще не попал под власть Хаоса, или их рабы.

— Мне до сих пор не верится, что мы смогли пробраться так далеко, — продолжил Пазаниус. — Ты и вправду веришь, что мы в самом Медренгарде? Неужели мы на самом деле оказались в Оке Ужаса?

— Ты видел то же, что и я. Почему ты до сих пор сомневаешься, что один из падших примархов обитает здесь?

Пазаниус осенил себя знаком орла и сказал:

— Мне кажется, что все-таки это не совсем так. Я чувствую, какое зло окружает нас, и все-таки… зайти так далеко… Нет, это невозможно.

— Я понимаю тебя, — ответил Уриэль. — Тем не менее, Демонкулаба существует. И мы обязаны выполнить нашу смертельную клятву — уничтожить ее. И я верю, что нас забросили в нужное место. А еще мне кажется, что это задание является последним испытанием нашей веры.

— И мы его завалили! — воскликнул Пазаниус. — Спутаться с демоном…

— Я знаю, мы пошли на большой риск, мой друг, — сказал Уриэль. — И мне очень жаль, что я был вынужден принять такое опасное решение, но я не вижу другого выхода. Мы ничего не могли сделать, кроме как уверить Омфала Демониума, что выполним его приказание. Иначе нам никогда не принести пользу Империуму.

— То есть ты не собираешься добывать для него это Кровавое Сердце?

— Ну, конечно же, нет! — возмутился Уриэль. — Как только мы доберемся до цели, я разнесу эту дьявольскую штуку на молекулы.

— Слава Императору! — выдохнул с облегчением Пазаниус.

Уриэль внезапно встал как вкопанный:

— Ты что, действительно подумал, что я могу уступить требованиям демона?

— Нет, но учитывая причину, по которой мы сюда попали…

— Нарушение Кодекса Астартес — одно дело, сделки с демонами — совсем другое, — огрызнулся Уриэль.

— Но нас выкинули из Ордена, приказали убираться как можно дальше с глаз Императора! Возможно, мы навсегда останемся в Оке Ужаса, — сказал Пазаниус. — Я не понимаю… Почему ты решил, что это единственно возможный выход?

— Да ну? — раздраженно бросил Уриэль. — Будь любезен, объясни мне, пожалуйста, как ты пришел к такому заключению?

Пазаниус, начав говорить, не смел поднять глаз на разгневанного капитана:

— Ну, судя по всему, Кровавое Сердце — это очень ценная штука для демона. Если мы доставим его Омфалу Демониуму, то с его помощью он легко сможет сокрушить своих врагов. Здесь, в Оке Ужаса, начнутся кровопролитные войны. Следовательно, если мы достанем Кровавое Сердце и спровоцируем этим массовую бойню, то выполним определенную часть задания Императора.

Уриэль грустно покачал головой:

— Нет. Ты являешь собой наглядный пример того, как ложь и зло делают первые незаметные шажки, чтобы завладеть человеком и сбить его с правильного пути. Если так рассуждать, то мы предадим все, за что сражались, и сами этого не заметим. Такие действия, Пазаниус, в конечном счете будут прокляты, какими бы высокими целями они ни оправдывались. Каждый такой поступок уводит все дальше и дальше по дороге, которая ведет в ад. У нас нет теперь Ордена, которому мы должны подчиняться, и можно подумать, что теперь нам не нужно ни перед кем отчитываться. Но мы оба знаем, что это далеко не так. Что бы с нами ни случилось, мы всегда будем воинами Императора, и он всегда будет жить в наших сердцах, И я тебе уже говорил об этом ранее, мой друг. Ты все еще сомневаешься в своей отваге и чести?

— Нет, это не совсем то… — начал Пазаниус.

— А что тогда — то?

— Да ладно, — сказал Пазаниус в конце концов. — Ты совершенно прав, а мне очень стыдно за то, что я посмел подумать так о тебе.

— Я тоже о себе не лучшего мнения, — продолжил Уриэль. — Но, несмотря на то, что нас исключили из Ордена, мы сохраним нашу честь. Мы будем сражаться до последнего вздоха с врагами Императора. Так ведь? И не важно, что Орден, возможно, никогда не узнает о наших поступках.

— Да, — согласился Пазаниус и крепко хлопнул Уриэля по плечу. — Вот поэтому ты был капитаном, а я — всего лишь сержантом. Ты всегда находишь правильные слова.

Уриэль рассмеялся:

— Ну, об этом мне трудно судить. Я вот что хотел сказать: посмотри на нас, мы в Оке Ужаса, за десятки тысяч световых лет от Макрэйджа, сидим в пещере…

— …полной костей, — закончил Пазаниус.

Теперь Уриэль удостоверился, что его боевой брат в полном порядке.

Дальше туннель расширялся, переходя в пещеру с неровными стенами, испещренными черными провалами входов в туннели, что уводили вглубь горы. Следы давно потухшего костра обнаружились в центре пещеры. Тонкий луч слабого света падал из маленького отверстия для дыма в своде пещеры. Весь пол был завален человеческими скелетами, и переломанные кости были разбросаны по всей пещере.

— Святой Жиллиман! Что же здесь произошло? — прошептал Уриэль, обходя кострище и рассматривая скелеты, на которых еще сохранились остатки одежды.

— Смотри, на них напали, когда они готовили еду, — заметил Пазаниус, разгребая пепел кострища искусственной рукой. — В очаге остались черепки.

Уриэль кивнул, изучая останки и пытаясь определить, кому они принадлежали и что за жестокий поворот судьбы обрек несчастных на такую смерть.

— Кто бы это ни сотворил, он был неправдоподобно силен, — сказал Уриэль. — Некоторые кости просто в порошок размолоты.

— Да, а этому голову оторвали.

— Железные Воины? — предположил Уриэль.

— Нет, я так не думаю, — ответил Пазаниус. — В этом нападении явно не было никакой организации. Наоборот, здесь творилось какое-то безумие. Обрати внимание на пятна на стенах. Кровь хлестала, как из фонтана. Кто бы ни убил этих людей, он был в неистовстве: раздирал глотки, рвал свои жертвы на мелкие кусочки и делал это в считанные секунды. Он не дал им времени вооружиться и оказать сопротивление.

Уриэль прошелся по пещере и вернулся к Пазаниусу, который осматривал дальние углы помещения. Там бывший капитан и заметил что-то металлическое, лежащее в пыли. Он наклонился, чтобы поднять эту вещь, и его пальцы сомкнулись на грубо обработанной, толстой рукоятке ножа с длинным гибким лезвием. Уриэль внимательно осмотрел сначала оружие, потом тела вокруг и внезапно понял, как развивались события в этой пещере давным-давно.

— С них содрали кожу, — сказал он.

— Что?

— Смотри, — сказал Уриэль, кивая на нож. — С них сняли кожу. Этих людей убили, а потом освежевали.

Пазаниус только горестно вздохнул:

— Есть ли пределы злу?

Уриэль брезгливо отбросил нож. Какое чудовище могло пробраться незамеченным так далеко внутрь горы и напасть внезапно и столь молниеносно, что у несчастных не было времени даже схватиться за оружие или спрятаться? Уриэль очень надеялся, что им с Пазаниусом не придется с ним столкнуться, но нутром чуял, что они уже на чужой территории.

— По-любому, мы уже ничего не можем сделать для них, — сказал он.

— Верно, — согласился Пазаниус. — Итак, куда теперь?

Уриэль обошел всю пещеру по периметру и внимательно осмотрел каждый проход.

— Вот здесь, похоже, раньше была довольно сильно утоптанная трона, — заметил он, исследуя пол одного из туннелей. — Здесь осталась даже колея от колес.

Пазаниус подошел к нему и присел на корточки, рассматривая отчетливый след. Трудно было определить давность отпечатка, но одно можно было сказать с уверенностью: несмотря на невероятный размер, это был человеческий след.

— Ты считаешь, что эти следы могут привести к логову чудищ и нам ни в коем случае не надо соваться в этот туннель?

— Нет, я считаю, что именно туда нам следует пойти.

— Я знал, что ты так скажешь, — вздохнул Пазаниус.

Ультрамарины прошли несколько километров внутрь горы по извилистому коридору, пока окончательно не потеряли из виду тропинку, которой решили придерживаться. Поскольку грунт под ногами становился все более и более каменистым, след исчез полностью, и Космодесантники поняли, что безнадежно заблудились.

Они решили, что уже никогда не выйдут на поверхность (хотя эту самую поверхность нельзя было назвать лучшим местом во Вселенной), но Уриэль вдруг уловил что-то. Это было едва заметное колебание воздуха, прикосновение ветерка к щеке. Уриэль поднял руку и жестом остановил Пазаниуса, который как раз открыл рот, чтобы заговорить.

На пределе слышимости до них доносился мягкий рокот, похожий на далекий прибой. Ультрамарины стали продвигаться в направлении этого звука, хотя в лабиринте коридоров определить; это направление оказалось непросто — несколько раз они останавливались и возвращались обратно.

Наконец шум стал громче, дорога — более проторенной, и примерно через час с того момента, когда Уриэль впервые услышал рокот, они увидели яркую серебряную полоску белого света.

— Никогда бы не подумал, что буду рад снова увидеть это мертвое небо, — сказал Уриэль.

— Я тоже, но все же это лучше, чем непроглядная тьма.

Уриэль кивнул, и Космодесантники выбрались из туннеля на поверхность Медренгарда. Как только они ступили на склон горы, Уриэль увидел источник шума, благодаря которому они вышли наружу.

— Кровь Жиллимана! — выругался Пазаниус.

На приличном расстоянии от горы стояла крепость, спроектированная, вероятно архитектором, находящимся в состоянии тяжелого умопомешательства.

Ступенчатые башни и огромные бастионы вздымались к небу, широкие ворота выглядели как пасть чудовища. Стены были сложены из темного, словно пропитанного кровью камня, испещренного прожилками неестественно яркого цвета. Такой оттенок просто не мог существовать в природе, и глаза с трудом выдерживали это зрелище.

Молнии сверкали между башнями, и грохот множества механизмов отражался громовым эхом от стен.

От бастионов поднимались столбы дыма и пламени. Крепость находилась в осаде. Артиллерия с грохотом и воем лупила по стенам. Возвышенность недалеко от цитадели ощетинилась многочисленными гаубицами и прочими осадными орудиями с разогретыми докрасна стволами. Пространство между крепостью и возвышенностью было нашпиговано снарядами, летящими к своей цели.

Ветер доносил до Космодесантников боевые кличи вместе с характерными запахами жженого железа и крови.

Тучи пепла и дыма поднимались в небо от пылающих погребальных костров, окруживших крепость. Этот огонь не только пожирал умерших, но и разжигал в еще живущих ненависть и жажду крови.

Душа Уриэля скорбела при виде этого жестокого, первобытного бешенства.

Вряд ли кто-нибудь способен добраться до крепости и выжить.

Но это было как раз то, что предстояло сделать Ультрамаринам.

Часть II ПОД ЧЕРНЫМ СОЛНЦЕМ

Глава 5

Взрывная волна пронеслась сквозь зубцы крепостной стены и сбила Хонсю с ног. Ему повезло гораздо больше, чем Железному Воину, что стоял рядом, — того просто расплавило жаром. Лорд успел откатиться в сторону и, подняв голову, увидел прямо перед собой ноги несчастного, дергающиеся в конвульсиях. Тогда он перегнулся через остатки зубцов некогда грозного укрепления и грозно потряс цепным топором.

— Давай, Беросс, постарайся, тебе необходимо нанести гораздо более сокрушительный удар, чем этот! — прокричал лорд Хонсю.

Издалека долетел рев, подхваченный эхом в темных горах. Орудия сейчас били только по нижним бастионам Халан-Гола, размалывая их в пыль. Крики умирающих людей доносились оттуда, но Хонсю совершенно не обращал на них внимания. Это были всего лишь невольники и жертвы, безнадежно изуродованные в лагерях плоти, — им в любом случае оставалось жить совсем недолго. Тем более что в резерве такого добра оставалось больше чем достаточно.

Вытирая грязь с силового доспеха, Хонсю смотрел, как еще один отряд Железных Воинов провел стремительный марш-бросок, чтобы закрыть пролом, образовавшийся на верхних уровнях крепостных укреплений. Это был удачный маневр, и Хонсю почувствовал резкий выброс адреналина, потому что он, как никто другой, знал, насколько велика была возможность промаха. Со времен осады Гидры Кордатус прошло много времени, и Хонсю жаждал снова ощутить дух битвы: услышать канонаду и увидеть взрывы. Битва на Пердикторе II, которая состоялась прямо перед его возвращением в Око Ужаса, была плохо организована. Воины Грабителя лишь подтвердили, что они недостойны его опытного командования.

Но сейчас его «приятели», Кузнецы Войны, атаковали, и Хонсю вовсе не был уверен, что происходящее можно назвать битвой в полном смысле этого слова. Его опять вынудили продемонстрировать свой характер и хватку. Казалось, что противники сильно недооценивают его, полагая, что расправиться с ним будет так же легко, как и с имперскими шавками. Горечь и обида поднимались в сердце лорда Хонсю, когда он думал о том, что, невзирая на признание его Кузнецом Войны, с ним все равно не хотят считаться и принимать за равного.

— Лорд Беросс весь внимание, как я посмотрю, — сказал Обакс Закайо, и его скрипящий, искаженный статическими разрядами голос вырвал Хонсю из горьких размышлений. — Нижние бастионы скоро падут. И там ничего не останется, кроме пыли и костей.

Хонсю повернулся к лейтенанту. Это был огромный, широкоплечий Железный Воин, черно-желтые полосы окаймляли пластины помятого в боях силового доспеха. Выхлопные трубки плевались зловонной черной жидкостью и выпускали клубы пара при каждом его шаге. Из оружия он, как и Хонсю, предпочитал устрашающего вида цепной топор и энергетический хлыст, который висел на кончике механизированного когтя, укрепленного на спине.

— Если Беросс полагает, что может чего-нибудь добиться, уничтожая эти биологические отбросы, то он еще тупее, чем я думал, — сказал Хонсю с презрительной усмешкой на губах, вытирая блестящей силовой перчаткой серую пыль с забрала шлема.

Его бывший командир даровал ему эту механическую руку после того, как давно канувший в небытие комендант Халан-Гола отсек эту конечность от тела лорда. Когда-то протез принадлежал Кортришу — одному из самых могущественных воинов древних времен. Такой дар мог означать только одно — Хонсю входил в число любимчиков своего командира.

— Там, где Бероссу не хватает воображения, он пытается восполнить пробел решительностью, — произнес телохранитель Хонсю. Это был высокий, худощавый воин, силовой доспех которого совершенно не отражал света и был чернее полночи. Своему обладателю он придавал вид мрачной текучей тени. Его голос был совершенно невыразительным и монотонным, что придавало ему еще больше сходства с призраком. Лицо воина представляло собой постоянно изменяющуюся биоорганическую массу, что двигалась под мертвой кожей, как ртуть, и заставляла светиться глаза безжизненным, металлическим блеском.

— Беросса можно не брать в расчет, Оникс. Он скоро сотрет нижние бастионы в пыль и останется не у дел. Нет, нам стоит повнимательнее наблюдать за Торамино, — ответил Хонсю, затем отвернулся и стал всматриваться в поле боя, откуда доносились грохот взрывов и крики раненых.

— Понял, — кивнул Оникс, разглядывая свои длинные металлические когти, росшие из серых ладоней. — Вам стоит только приказать, и я с удовольствием уничтожу его.

Хонсю видел за свою жизнь множество отвратительных вещей и поступков — более того, во многих из них он принимал самое деятельное участие. При этом он не уставал поражаться деяниям Оникса. Железный Воин, если его все еще можно было считать таковым, являлся существом, которого любое другое разумное существо постарается всеми силами избежать. Демоническая внешность выделяла его среди бойцов, находящихся в подчинении Хонсю. Хотя человеческая сущность еще просматривалась в его облике, сглаживая потусторонние черты, все равно дьявольское происхождение безошибочно угадывалось в нем.

— Нет, — ответил Хонсю, — пока еще рано. Первым-делом нужно разогнать этот сброд под стенами. Я легко могу уничтожить Беросса, но мне хочется, чтобы Торамино увидел и успел осознать, что полукровка разбивает его войска. Хотелось бы дать ему возможность понять, что Кузнец Войны не ошибся, когда назначил меня своим преемником. А вот после этого можешь расправиться с ним.

— Как прикажете! — сказал Оникс с едва заметной усмешкой.

Когда это темное создание явилось на службу к Хонсю, новому коменданту крепости, оно в знак вассальной верности произнесло свое настоящее имя. Но его речь была за гранью понимания лорда, и он выбрал вариант, наиболее близкий к одной из частей звучного имени, — Оникс. Очень скоро Хонсю понял, каким смертоносным мог быть этот воин, когда в нем поднималась искра варпа и внутренний демон вырывался наружу.

Оникс был его черной тенью, неизменным телохранителем. Сложно было бы отыскать во всей Вселенной создание, которое стало бы лучшим охранником и помощником.

— Тем не менее, Беросс испытывает законную гордость, — заметил Обакс Закайо. — И не стоит недооценивать его великую силу и то, что в его Великой роте много хороших солдат.

— Подпустите их поближе, — приказал Хонсю.

— Они и так уже подобрались слишком близко, — ответил Обакс Закайо, указывая на происходящее под стенами крепости.

Хонсю проследил взглядом за латной перчаткой Обакса Закайо и хищно оскалился в предвкушении скорой расправы над врагом. Десятки тысяч солдат кишели в аду нижних бастионов, погибая в ядовитом дыму и воронках от бомбовых разрывов. Они кричали, как скот на бойне, а те немногие, что уцелели после артобстрела, были истерзаны ранами. Жертвы молили о пощаде, но ее не было у нападающих, и кровавая бойня продолжалась.

Стяги Беросса по-прежнему реяли высоко. Священные штандарты славили Хаос и смотрелись как ядовитая поросль на окровавленном поле. Через несколько минут пришел черед тех солдат, что выжили каким-то чудом под огнем артиллерии. Их умертвили со всеми должными ритуалами и выпотрошили прямо под стенами, чтобы тем, кто наблюдал сверху, было видно каждую деталь.

— Как похоже на Беросса, он совсем не меняется, — усмехнулся Хонсю, качая головой.

Он заинтересованно следил за тем, как казнили следующую сотню солдат. У них вырвали внутренности из животов и намотали на крутящийся барабан.

— Что? — переспросил Обакс Закайо.

— У него не хватает ума оставить в живых хотя бы некоторых пленников и таким образом показать свое великодушие.

— Раньше я сражался с лордом Форриксом на стороне лорда Беросса, — задумчиво сказал Обакс Закайо. — И прекрасно знаю, что в нем давным-давно не осталось ничего похожего на великодушие.

— Мы оба знаем это, Закайо, но если бы Беросс имел хоть каплю здравого смысла, то он сделал бы все, чтобы убедить солдат Халан-Гола в том, что еще способен на такие эмоции.

— Почему?

— Потому что если бы он смог убедить солдат, что проявит к ним милосердие, то в их головы могла бы закрасться мысль о капитуляции, — пояснил Оникс. — А раз воины видят, какая мучительная смерть их ожидает, если они попадут в руки к врагу, то им не остается ничего другого, кроме как сражаться до последнего. Потому что их жизнь зависит только от них самих.

— Чтобы взять крепость, мало проломить стены. Гораздо важнее сломить дух защитников. А чтобы разбить осаждающую армию, надо довести воинов противника до такого состояния, когда они охотнее пустят себе пулю в лоб, чем сделают еще хоть один шаг вперед, — продолжил Хонсю. — Надо убедить каждого солдата Беросса в том, что он постоянно находится в прицеле одной из наших пушек. Вот тогда люди поймут, что их командиры уготовили им роль пушечного мяса.

Обакс Закайо согласно кивнул, давая понять, что понял мысль командира:

— Мы сделаем вот что: мои стрелки засыпят снарядами землю перед крепостью. И любой, кто попытается приблизиться, утонет в собственной крови.

— Хочется верить, что так оно и будет. И они все погибнут! — рявкнул Хонсю, с удовольствием наблюдая, как глаза Обакса Закайо заволакивает тень страха, — В противном случае ты окажешься внизу, вместе со всем этим пушечным мясом. С тех пор как ты потерял рабов, предназначенных для моих кузниц, они фактически перешли в руки изменников… так вот, с того момента твои обещания потеряли свою ценность и теперь стоят гораздо меньше; чем грязь, которую можно соскрести с моего ботинка.

— Я больше вас не подведу, мой лорд! — заверил Обакс Закайо.

— Не сомневаюсь. Просто помни, что Форрикс тебе больше не командир. Теперь ты подчиняешься мне, но я прекрасно знаю, что ты его протеже. Скорее всего, он проиграл потому, что терпел твою недальновидность, но даже не надейся, что я позволю тебе быть столь безответственным.

Обакс Закайо хладнокровно перевел взгляд на бойню внизу.

— А что Беросс будет делать теперь, когда он взял нижние бастионы? — спросил он.

— Он отправит в бой демонкары, — ответил Хонсю.

Как будто по сигналу показались многочисленные силуэты чудовищно огромных шагающих военных машин с ногами наподобие паучьих. Сквозь клубы дыма можно было разглядеть, как тяжелой поступью к крепости продвигаются демонкары и Дредноуты. Механизированная часть армии Беросса гордо продефилировала через бастионы, которые к этому моменту уже попросту сровнялись с землей. Воины с трудом прокладывали себе дорогу через горы трупов, карабкаясь по вспаханному снарядами склону к следующему уровню редутов.

— Как вы и предсказали, он вывел демонкары, — сказал Оникс, наблюдая за приближением грозных машин.

Хонсю кивнул, прислушиваясь к отзвукам битвы: было похоже, что страшные механизмы добрались до следующего уровня укреплений. Второй крепостной вал был примерно на пятьсот метров выше нижних бастионов, но намного ниже того места, куда обратили взоры Хонсю и его лейтенанты. Они могли видеть, как быстро и легко демонкары добрались до защитников. Те непрерывно поливали огнем этих смертоносных чудищ, но не могли нанести им сколько-нибудь заметного ущерба.

Артобстрел со стороны крепости возобновился, вновь раздалось раскатистое крещендо, и первый залп ударил между осадными машинами и обороняющимися. Валуны размером с танк покатились вниз по отвесному склону, расплющивая Дредноуты в металлические лепешки. Бомбардировка не прекращалась, но все новые и новые мишени появлялись на склоне.

— Сейчас? — спросил Обакс Закайо.

Хонсю покачал головой:

— Нет, надо подпустить Дредноуты поближе.

Обакс Закайо кивнул, с волнением наблюдая, как первый демонкар, похожий на паука, добрался-таки до следующего уровня. У него были огромные клешни с когтями, которыми он хватал солдат и с легкостью перекусывал пополам. Демонкары громко ревели каждый раз, когда убивали очередного воина.

— Давай! — скомандовал Хонсю.

Обакс Закайо кивнул и произнес единственное слово в вокс, встроенный в силовой доспех.

Хонсю с удовольствием смотрел, как земля под нижними укреплениями дрогнула и мелко задрожала. Широкая трещина пошла по линии бастионов, и огромный кусок скалы откололся и покатился вниз по склону с грохотом, перекрывающим неумолкающую канонаду. Но это было только начало. Из провала вырвались дым и языки пламени, и раздался такой грохот, что у тысяч солдат полопались барабанные перепонки. Миллионы тонн почвы подпрыгнули, отделились от укреплений Халан-Гола и тяжело поползли вниз по склону горы.

Тысячи вопящих защитников крепости Халан-Гол были увлечены селем навстречу неминуемой гибели. Лавина из валунов и строительного мусора потащила их по склону, снося заодно и вражескую технику. Дредноуты и демонкары тоже не смогли противостоять натиску лавины. Сотни их были погребены под горой, душераздирающие крики и стоны рвущейся железной обшивки приглушены тоннами мертвой земли.

Лорд Хонсю торжествующе расхохотался, увидев, как вражеские войска в беспорядке и сумятице спасаются с поля боя, не подозревая, что они обречены на верную смерть. Лавина накрыла их всех на том участке склона, за который они пролили так много крови, отбивая его у противника.

Грохот обвала потихоньку сошел на нет, как и канонада. Беросс мгновенно сообразил, что стрельба без эскалады будет пустой тратой ресурсов.

А лорд Хонсю отвернулся от картины великого разрушения, которое он только что устроил. Теперь Беросс должен понять, под чьим командованием завершится эта битва.

Глядя на мертвое небо и неподвижное солнце, было невозможно определить, сколько прошло времени. Хронометр Уриэля в визоре шлема показывал несусветные значения, раздражая настолько, что воин, в конце концов, отключил прибор. Было ясно, что прошло уже несколько дней, но сколько именно — совершенно непонятно. Уриэль слышал, что время в Оке Ужаса течет иначе, поэтому не слишком удивлялся таким отклонениям от законов природы.

— О Император, как же я ненавижу это место! — сказал Пазаниус, перебираясь через очередную гору искореженного, оплавленного металла. — Здесь нет ничего природного, естественного.

— Да, это мир смерти. Ничто не может тут выжить, — согласился Уриэль, который страшно устал и проголодался, несмотря на то, что его силовой доспех работал в полную силу. Силовые доспехи Космодесантников способны были фильтровать и перерабатывать выделения тела в питьевую воду и питательную пасту.

— А мне кажется, что кто-то здесь все-таки живет, — сказал Пазаниус, рассматривая темные пики над головой. — И мне не очень-то хочется выяснять, кто именно.

— Что ты имеешь в виду?

— А ты разве: не почувствовал, что за нами следят? Кто-то явно преследует нас.

— Нет, — ответил Уриэль, устыдившись того, что инстинкт самосохранения подвел его. — Ты заметил что-нибудь конкретное?

Пазаниус покачал головой:

— Ничего такого, о чем можно было бы сказать с уверенностью, но мне кажется, что тут кто-то есть. Не знаю, это сложно объяснить.

— На что это похоже?

— Ну, я не очень уверен в том, что смогу передать свои ощущения. Очень похоже на шепот на грани слышимости. Это исчезает сразу же, как только я пытаюсь сконцентрироваться на нем, — попытался объяснить мрачный Пазаниус. — Что-то красное…

— Это местность на тебя так влияет, — сказал Уриэль. — Вражеская берлога и дальше будет пытаться обмануть твое восприятие. Мы должны быть сильны в своей вере и обязаны выстоять против магии зла.

Пазаниус потряс головой:

— Нет, это вряд ли происки врага. Все-таки я чувствую влияние кого-то, кто живет здесь. Думаю, именно это создание убило людей в пещере.

— Кем или чем является это существо, нам неизвестно. Зато мы знаем, что оно убило и освежевало людей, а такие действия никак не назовешь добром. Следовательно, это зло, и, следовательно, это наш враг. Так что пускай приходит, все равно не получит тут ничего, кроме струи из огнемета и удара мечом.

— Да, — согласился Пазаниус, взбираясь на очередной крутой склон. — Враг найдет у нас только свою смерть.

Осажденная крепость давно исчезла из виду, а тропинка, выбегающая из пещеры, повела их вниз — по каменистым осыпям, расселинам и выбоинам. Белое небо все так же нависало над головами и давило на психику даже больше, чем черное солнце. И Уриэль намеренно не смотрел наверх, в эту убийственную пустоту. Один раз ему показалось, будто он засек слабый проблеск чего-то красного, о чем говорил Пазаниус. Кто-то действительно преследовал их, но исчезал при малейшей попытке рассмотреть его. В конце концов, капитан бросил это бессмысленное занятие, поскольку не мог уследить за подобными странными явлениями, и просто механически переставлял одну ногу за другой.

Поверхность горы состояла из крепкого металлизированного сланца, который раздражающе скрипел под ногами при каждом шаге. Весь склон был изрыт оплавленными вентиляционными шахтами, откуда время от времени вырывался горячий пар. Эти отверстия уходили настолько глубоко в тело горы, что даже сверхчеловеческое зрение Космодесантников не помогало что-либо разглядеть.

Уриэль наблюдал, как из тысяч каменных труб грубой кладки поднимаются жирные клубы дыма. Эти трубы возвышались, словно древние пилоны, выбрасывая в атмосферу отраву, разъедающую все вокруг: Но самым неприятным было не это. Сколько бы трубы ни старались, сколько бы ядовитого черного дыма ни выливалось в воздух, все равно над этой местностью царило мертвое белое небо. И Ультрамаринам некуда было спрятаться от его тяжести.

Над одной из вершин горной цепи Уриэль заметил что-то, отдаленно напоминающее раздутые дирижабли, дрейфующие высоко над острыми пиками. Длинные канаты тянулись от серых брюх дирижаблей в разные стороны, вероятно выполняя функции якорных цепей.

Космодесантники устали, воздух становился все менее пригодным для дыхания. Воины прошли мимо заброшенной штольни, где, по-видимому, раньше добывалась руда. Сейчас оттуда валил дым, поднимаясь на огромную высоту. Заводская труба была сложена из огромных кривых блоков, на стыках которых проступала красно-коричневая жидкость. Невыносимый жар накатывал волнами.

— Как ты думаешь, куда ведет эта дорога? — спросил Пазаниус.

— Я не знаю, скорее всего, к одной из фабрик под горой, — задумчиво покачал головой Уриэль, размышляя о том, что за дьявольская производственная линия работала под их ногами.

Может, там надрываются от непосильного труда мужчины и женщины, производя оружие, силовые доспехи и боеприпасы для чертовых Легионов Хаоса? Уриэля Вентриса бесила собственная беспомощность — он не может ничего сделать для людей этого мира. У него не было выбора — священное поручение, полученное ими от Марнеуса Калгара, важнее всего. Ультрамарины дали смертельную клятву и не могли отвлекаться ни на что другое.

Демонкулаба — лоно, порождающее всех демонов, — находилась в осажденной крепости, которую Ультрамарины увидели, выбравшись на поверхность из темного туннеля.

Пазаниус и Уриэль поднажали и взобрались на вершину зазубренного горного кряжа. Гребень выглядел как лезвие сильно помятого ковша бульдозера. На другой стороне кряжа взорам Ультрамаринов открылась обширная впадина, заполненная крошевом из камней и металлолома. Это углубление достигало нескольких километров в диаметре. Его края были утыканы железными колоннами и кривыми балками, похожими на гигантские скрюченные пальцы. Углубление казалось идеально круглым, хотя в этом, как и во многом другом, трудно было быть уверенным. Дело в том, что воздух был заполнен взвесью из песка и металлической пыли, что с неимоверной скоростью, завывая, крутил смерч над котлованом. Уриэль остановился как вкопанный.

— Именем Императора… — выдохнул он с отвращением.

В центре впадины помещалась огромная платформа с решеткой. С решетки капал жир и падали комья кровавой плоти. Длинные жерди, выступающие из платформы, удерживали деревянные рамы с распяленными на них кожами. Мечущиеся в воздухе частички металла и песка шлифовали кожи, сдирая с них остатки мяса.

Около платформы сновали чудовищные, отвратительные существа в масках из вулканизированной резины с круглыми стеклянными очками. Длинные трубки тянулись от баллонов на их спинах к цистернам. Монстры таскали и вывешивали свежие кожи и снимали выделанные с длинных окровавленных колов.

— Что это? — спросил Пазаниус, до глубины души потрясенный действом, что разворачивалось перед их глазами.

— Видимо, они заготавливают кожи и шлифуют их взвесью песка и металлической пыли, — ответил Уриэль.

— Но чьи это кожи?! — с ужасом воскликнул Пазаниус. — Не похоже на человеческие — слишком большие.

— Мне все равно, кому они принадлежали! — прорычал Уриэль, стремительно спускаясь по сыпучему склону и выхватывая на бегу меч из ножен. — Сейчас мы прекратим это!

Пазаниус, взяв огнемет наизготовку, проверил боеготовность и количество прометия и последовал за капитаном.

Если эти мерзкие твари и заметили приближение двух Космодесантников, то не показали виду. Впрочем, свист ветра и грохот далекой канонады заглушали все звуки, которые могли произвести Ультрамарины. Монстры все так же деловито и с усердием продолжали заниматься своим делом. После того как кожа была снята с жердей, работники старательно вычищали остатки мездры, что не смогли отодрать ветер, песок и железная пыль.

Уриэль заметил вырезанные в горе каменные ступеньки, которые вели прямо к платформе, и понесся по ним, перепрыгивая через одну. Праведный гнев кипел в его душе, и первый мутант нашел свою кончину, сдавленно хрипя на острие меча Уриэля, второй упал беззвучно, так как капитан снес ему голову одним могучим ударом. Остальные чудовища, внезапно обнаружив врага у себя под носом, бросились врассыпную. Пламя огнемета накрыло еще нескольких мутантов и превратило их в пепел. Крики адских тварей из-под резиновых масок, которые прикипели к коже, были поистине ужасны.

Побоище завершилось всего за несколько секунд, потому что эти порождения Хаоса были бессильны против мощи и неистовства воинов Астартес. Многие из них пытались сбежать, но не смогли скрыться от ярости Уриэля. Когда последнее мерзкое создание испустило дух на мече капитана, Ультрамарин глубоко вздохнул, наслаждаясь осознанием того, что очистил мир от мерзких тварей. Какими бы опасными они ни были при жизни, сейчас они уже ни для кого не представляют угрозы, поскольку превратились в горы паленого мяса.

— Уриэль, смотри! — воскликнул Пазаниус, указывая на одну из кож, валявшихся неподалеку.

Вентрис застыл, узнав человеческую кожу, уже растянутую и выделанную, но ее происхождение не вызывало никаких сомнений. И было совершенно очевидно, что кожа принадлежала человеку гигантского размера.

— Святая кровь! Но где они взяли таких людей? — пробормотал Пазаниус в растерянности.

— Не уверен, что хочу это знать, — ответил Уриэль, покачав головой.

— И все же?

— Пути врага нам неведомы, — сказал капитан. — И для нас лучше, если и впредь это останется так.

— Ладно, что нам делать с этим?

Уриэль огляделся — вся платформа была завалена стопками человеческих кож. Отдельно лежали те, что еще не прошли обработку. Застывшие искаженные лица мужчин и женщин наводили ужас, и было понятно, что эти люди очень мучились перед смертью. Находиться долго в этом дьявольском вивисектории было свыше человеческих сил.

— Сожги! — отрывисто скомандовал Уриэль. — Сожги тут все!

Глава 6

Уриэль и Пазаниус давно уже покинули котлован, где теперь тщетно рыскал ветер в поисках новой работы, но их все еще преследовал тошнотворный запах горелого мяса. Отважные воины продолжили свое путешествие по сочащейся страданием земле Медренгарда. То, что им посчастливилось уничтожить столько отвратительных монстров, воодушевляло бойцов и придавало бодрости. Ультрамарины ускорили шаг, но, когда они протиснулись через очередную узкую щель в скале и стали карабкаться по ступеням, вырубленным в камне, их оптимизм поугас. Опять свинцовая тяжесть мира, населенного демонами, навалилась на них, вселяя чувство безнадежности и тоски.

Уриэль оглянулся на столб дыма, поднимающегося над котлованом, и ненависть вновь обожгла его сердце. Она разгорелась ярче, чем пламя, которое послужило погребальным костром этим несчастным. Он знал, что никогда не забудет этого, и образы освежеванных людей будут преследовать его в ночных кошмарах. Увиденное очень напоминало ужасные скульптуры ксенохирурга в поместье Казимира де Валтоса на Павонисе.

Капитан чувствовал, что каждое мгновение пребывания на Медренгарде вливает в него смертельную отраву. Он чувствовал, как иссякают душевные силы, ему даже казалось иногда, что жизненная энергия вытекает из его жил, исчезая в иссушенной почве под ногами. С каждым часом он все больше и больше терял веру в себя. Пустота здешних мест изматывала физически и морально и оставляла лишь жалкое подобие того, кем был ранее этот бесстрашный воин.

— Что же останется, — горестно прошептал Уриэль, — когда этот мир высосет меня до конца?

Было очевидно, что Пазаниус тоже чувствует себя не лучшим образом. Щеки его ввалились, а взгляд потух. Подъем по ступеням оказался тяжелым, порывы яростного ветра буквально сдували их с лестницы. В очередной раз взглянув на своего боевого товарища, Уриэль увидел, как тот споткнулся и начал падать плашмя, выкинув вперед блестящую серебряную руку. В последний момент капитан успел подхватить друга, и Пазаниус лишь тяжело опустился на колени.

— Ты в порядке? — спросил Уриэль.

— Да, — кивнул сержант. — Просто трудновато держать себя в постоянной концентрации, когда рядом нет врагов, которых ты обязан уничтожить.

— Не переживай, мой; друг, — улыбнулся Уриэль. — Как только мы доберемся до крепости, у нас вмиг появятся противники. А если то, что нам сказал Омфал Демониум, соответствует действительности, то их будет гораздо больше, чем нам хотелось бы.

— Ты думаешь, что демон Повелителя Черепов отличается искренностью?

— Не могу сказать, что уверен на все сто, — честно ответил Уриэль, — но мне кажется, что демоны используют разные фрагменты реального положения вещей. То есть, по большому счету, они говорят правду. Вопрос только в том, как они ее формулируют. Могу поспорить, что часть того, что нам пообещал Омфал Демониум, является правдой. Но вот какая часть?

— И что же нам делать? — спросил Пазаниус, с надеждой глядя на капитана.

— Все, что мы можем сделать в этой ситуации, мой друг, — сказал Уриэль, — не утратить отвагу и честь, иначе мы потеряем себя. И будем надеяться, что нашей отваги и чести будет достаточно для победы.

— Хочется верить, что так и случится, — пробормотал Пазаниус. — А то у меня уже не осталось ничего другого.

Казалось, что переход по черным горным цепям, которые следовали одна за другой с выматывающим душу однообразием, никогда не закончится. Они насмотрелись на великое множество шахт и труб, изрыгающих угольно-черные клубы дыма и кислотные испарения.

Чем дальше шли Ультрамарины, тем больше следов смерти видели вокруг. Скалы были усеяны белоснежными костями, разбросанными неведомой силой.

Уриэль так и не смог определить, как они сюда попали. На костях не было характерных царапин от металла, и было непонятно, что их так отбелило — падальщики или время. Ядовитые облака дыма и пепла плотно окутывали землю.

Уриэль сдернул шлем, чтобы отхаркнуть черную волокнистую слизь, забившую рот. Его организм, хоть и с трудом, приспособился-таки к сильно загрязненному воздуху, вдыхать который, однако, не стало от этого менее противно.

Несколько раз во время тяжелейшего пути по базальтовым дренажным штольням им приходилось переправляться через реки жидкого металла, которые текли от плавильных заводов и фабрик, скрытых в теле горы. Жар становился все нестерпимее, из разломов в скалах периодически вырывались струи обжигающего пара и раскаленного пепла. И только благодаря благословенным силовым доспехам да достижениям древней генной инженерии, создавшей столь совершенные тела, Космодесантники имели шансы выжить в этом мире.

Уриэль вновь и вновь улавливал боковым зрением нечто красное, о чем говорил Пазаниус. Но каждый раз, когда капитан пытался сконцентрироваться на нем, оно исчезало. Стаи летучих монстров парили над ними высоко в небе, но Уриэль полагал, что жар рек из расплавленного металла да бьющие вверх раскаленные гейзеры удержат их на приличном расстоянии.

Когда капитан осторожно обходил очередной зигзагообразный пролом в скале, оттуда неожиданно с диким свистом и воем вырвался высокий столб кипящей жидкости. Оказавшись в коконе ослепляющего пара, Уриэль споткнулся и сорвался с тропинки. Ему крепко досталось: кашляя и отплевываясь, он почувствовал, что у него обожжен даже пищевод. Глаза, к счастью, не пострадали, и его удивленному взору предстала невероятная картина — на поверхность склона падал дождь из белоснежных костей, которые выкинуло вместе с паром из глубин горы.

— Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, откуда здесь берутся кости в таком количестве, — сказал Пазаниус.

Странные объекты, на которые Уриэль обратил внимание как раз перед тем, как наткнуться на платформу, где мездрили человеческие кожи, опять появились в поле зрения. Раздутые пузыри, похожие на кожаные мячи, парили в небе над черным горным хребтом, удерживаемые канатами. Сейчас, оказавшись намного ближе, Космодесантники смогли рассмотреть их получше и предположили, что эти дирижабли использовались для наведения артиллерийского огня. Можно было бы выяснить их функции более точно, но Уриэль уже так устал от видов Медренгарда, что ему не хотелось сильно задумываться об их предназначении.

Ультрамарины приближались к арене сражения, и канонада бесчисленных пушек с каждым шагом становилась все громче и громче.

— Кто бы ни пытался взять эту крепость, он явно настроен решительно. Использовать такое количество боеприпасов может только тот, для кого эта битва является вопросом жизни и смерти, — сказал Уриэль, преодолевая очередной отвесный участок склона. Его латные перчатки были сильно помяты и исцарапаны, потому что бритвенно-острые камни впивались в них всякий раз, когда воин опирался на руки.

Пазаниус кивнул и с участившимся дыханием начал преодолевать опасный склон вслед за своим командиром. Добравшись до безопасного места, сержант снял шлем и с облегчением сплюнул — ему очень хотелось избавиться от привкуса этого поганого мира.

— Да, мне тоже кажется, что мы не единственные, кому позарез необходимо достать Кровавое Сердце.

— Ты думаешь именно из-за него разгорелась такая ожесточенная битва?

— Ну, я не уверен, конечно, но это было бы логичным объяснением. Как ты уже верно заметил, обе стороны настроены весьма решительно.

— Всем известно, что силы Хаоса могут устроить кровопролитную войну между собой исключительно ради развлечения. Совсем не обязательно иметь серьезный повод.

— Это правда. Но, если судить по рассказам библиария Тигуриуса, Железные Воины, упивающиеся горем и страданиями, вряд ли практикуют такие качества, как капризы и непостоянство. Кто бы ни атаковал эту крепость, делает он это совсем не ради развлечения.

— Может быть, ты и прав, — согласился Уриэль. — Ладно, пошли, есть только один способ выяснить это. Осталось недалеко.

Они в очередной раз собрались с силами и совершили последний марш-бросок. Через час тяжелейшего перехода вершина осталась позади. Позади остались и предательские осыпи, угрожающие каждую минуту увлечь их за собой в пропасть, и неожиданно вырывающиеся из-под земли гейзеры, и дожди из белоснежных костей, очищенных неведомой силой. Уриэль ожидал увидеть на другой стороне перевала такой же отвесный склон, но там оказалось плато, усеянное булыжниками и валунами, между которыми из трещин валил желтый губительный дым. По краям плато возвышались горные пики. Один из надутых шаров парил прямо над их головами, и Уриэль разглядел теперь, что канаты, толщиной с человеческий торс, все были усыпаны ядовитыми колючками. Их смертоносные жала царапали скалы, хотя шар относило ветром.

— Ты слышишь? — спросил Уриэль, опускаясь на одно колено.

Пазаниус склонил голову и прислушался. Сквозь громыхание артиллерии и гул далеких заводов пробивался пульсирующий механический звук — такой звук мог идти только от множества двигателей. Хотя довольно сложно было выделить именно этот стук из постоянного шумового сопровождения, характерного для Медренгарда, Уриэль мог с уверенностью сказать, что источник находится неподалеку.

— Как ты думаешь, что это? — спросил он своего боевого брата.

— Похоже, на моторы, — предположил Пазаниус.

— Не исключено, — согласился капитан.

— А еще это очень похоже на то, что мы собираемся спереть.

— Мне тоже это пришло в голову, — улыбнулся Уриэль, вставая, и двинулся мягкой кошачьей поступью сквозь колышущиеся от ветра клубы желто-черного дыма, заполнявшего плато до верхушек горных пиков. Звук становился все более отчетливым, и, в конце концов, Уриэль Вентрис вышел из облаков пара прямо к искомому месту.

Перед Космодесантниками предстал гигантский комплекс зданий. Стены, возвышавшиеся за забором из железных копий, были покрыты гофрированным железом. А колья забора были обшиты не деревом, а человеческими телами. Их плоть была иссушена, и конечности, что не были прикреплены к перекладинам, болтались на ветру. В центре комплекса возвышалось здание из черного камня, от труб которого поднимался вверх столб дыма с пеплом. Все скалы вокруг были покрыты жирным, склизким осадком. Уриэль и Пазаниус задохнулись от невыносимой вони протухшего мяса.

— Все здесь пропитано смертью, — прошептали они одновременно.

Рядом с центральным зданием возвышалась бронированная башня, которая, казалось, подпирала небо. Между опорами башни были натянуты стальные канаты, которые поддерживали агрегат, походивший на голову какого-то колоссального демонического создания. Языки пламени вырывались из его глаз и ноздрей, а широко разинутая пасть ощерилась орудийными стволами. Два хорошо укрепленных блиндажа со скошенными крышами преграждали вход в лагерь. На крышах блиндажей были устроены частоколы из копий таким образом, чтобы никто не смог преодолеть этой преграды.

Уриэль понял, что для того, чтобы хотя бы приблизиться к комплексу, им предстоит пересечь территорию, которая прекрасно простреливается из бункеров.

За забором капитан заметил воинов в железных силовых доспехах серого цвета, патрулирующих внутреннюю территорию. Он сразу же почувствовал, как ненависть, привитая десятилетиями тренировок, поднимается в нем.

— Железные Воины! — прошипел Пазаниус.

— Железные Воины, — подтвердил Уриэль, перехватывая рукоять меча поудобнее.

Изменники, предатели, Космодесантники Хаоса! Разве можно было вообразить более подлого и отвратительного врага?

Железные Воины стремились уничтожить все, во что верил Уриэль. Больше всего они мечтали дожить до того дня, когда падет Великий Империум. Они заслуживали мучительной смерти за любую мысль, что посещала их черные головы.

— Что это за место? — спросил Пазаниус.

В этот момент с жутким скрипом открылась дверь одного из складов, и оттуда вышла колонна мутантов, как две капли воды похожих на тех, которых Космодесантники истребили в котловане. За ними шли какие-то жалкие гуманоиды, облаченные в мешковатые бесцветные робы.

— Может, это что-то вроде тюрьмы? — рискнул предположить Уриэль.

В это время мутанты подогнали заключенных к воротам лагеря. Неужели все эти здания заполнены узниками? Огромная голова с демоническими чертами повернулась на скрипящих шарнирах внутреннего механизма к людям, и огромные языки пламени вырвались из ее глаз. Из разверстой пасти раздался громкий резкий голос, вещавший на неизвестном Уриэлю языке. Несмотря на то, что Космодесантники не понимали речи, они чувствовали, как каждая фраза хлестко бьет их по натянутым нервам.

Узники побрели по внутреннему двору, подгоняемые пинками и зуботычинами демонов. Железные Воины шли впереди колонны, а на грудных пластинах их силовых доспехов висели видоизмененные болтеры. Когда вся эта процессия приблизилась к воротам, те распахнулись, и трупы, развешанные на створках, задергались в ужасной danse macabre(пляска смерти — фр.). Это было омерзительное зрелище, всколыхнувшее новую волну гнева и ненависти в душах двух отважных Ультрамаринов.

— Куда же они их ведут? — задумчиво протянул Уриэль.

— О Император, нет! — прошептал в ужасе Пазаниус. — Они ведут их, чтобы…

— Чтобы освежевать заживо… — закончил за него Уриэль, который только теперь понял, что гуманоиды не одеты в бесцветные робы, как показалось сначало.

Заключенные были совершенно голыми, а их тела были изуродованы огромными складками чудовищно растянутой кожи. Эти безобразные кожные карманы висели везде — на руках, ногах, ягодицах, на груди и на спине каждого узника. Мужчины и женщины придерживали руками эти складки, потому что велика была вероятность наступить на них, споткнуться и упасть.

— Они ведут их на платформу, где с них сдерут кожу! Нет, нет… — шептал в исступлении Уриэль. — Но зачем?

— Какое это имеет значение? — прорычал Пазаниус, перехватывая огнемет и поудобнее устраивая свой серебряный палец на пусковом крючке. — Мы не можем допустить, чтобы это зло осталось безнаказанным!

Уриэль молча кивнул, соглашаясь. Он чувствовал, как его, захлестывает ненависть к Железным Воинам, которую он взращивал все эти годы. Чтобы не наделать глупостей, которые могут стоить жизни не только ему, но и его боевому брату, капитан постарался взять себя в руки. Атаковать эту колонну сейчас было чистейшей воды самоубийством, потому что пленники находились в поле зрения охранников из двух бункеров и башни, к тому же нельзя было сбрасывать со счетов трех Железных Воинов.

Но допустить, чтобы такое преступление против человечности оказалось безнаказанным? Позволить предателям Императора отвести этих людей на бойню? Даже если допустить, что этими страдальцами владеют уже только животные инстинкты и ничего человеческого не осталось в их душах, Пазаниус прав — такое зло не имеет права на существование.

Уриэль чувствовал, как праведный гнев растет и в душе его боевого брата, но чувствовалось и что-то еще, что-то темное. Глаза Пазаниуса фанатично заблестели — как у берсерка, который рвется в бой, не задумываясь о том, останется он в живых или нет, потому что ему уже все равно. Люди в таком состоянии совершенно не заботятся о самосохранении и кромсают и рубят врагов до тех пор, пока не уничтожат всех или не погибнут сами. На самом ли деле что-то темное гнездилось в душе Пазаниуса, разжигая в нем фанатизм, или же он просто не мог терпеть подобного издевательства над людьми?

Думать над этим уже не было времени, поэтому Уриэль выхватил меч и приложил палец к руне активации. Затем он тронул Пазаниуса за плечо и сказал:

— На тот случай, если мы не выживем, я хочу, чтоб ты знал: для меня было честью называть тебя своим другом.

Пазаниус ничего не ответил и только кивнул, не отрывая взгляда от движущейся колонны, состоящей из рабов, мутантов и Железных Воинов. Внезапно его глаза сузились, и он воскликнул, указывая на что-то за спиной Уриэля:

— Именем Императора, что это?!

Капитан обернулся и заметил несколько фигур, которые украдкой пробирались через высокие утесы, что окружали лагерь.

— А не они ли преследовали нас в горах?

— Нет, — мотнул головой Пазаниус, — я так не думаю. Они похожи на…

— Это Космодесантники! — чуть не закричал Уриэль, глядя, как две высокие фигуры в зеленых силовых доспехах медленно вырастают из-за обломков скал. Они занимали позиция вокруг лагеря. Железные Воины не заметили движения наверху, а Уриэль чуть не захлебнулся от восторга — это была явная засада.

Прогремели два выстрела, задымился левый бункер. Следующий залп уничтожил правый. Судя по траектории полета снарядов, гранатомет находился несколько выше позиции, которую занимали Уриэль и Пазаниус.

Узники завопили, и Железные Воины стали выкрикивать отрывистые команды мутантам, но в этот момент появилось еще несколько фигур в силовых доспехах, и ловушка захлопнулась. Болтерный огонь прошивал ряды несчастных пленников насквозь, и они гибли, истекая кровью и оглашая окрестности безумными криками. Еще несколько точных залпов из гранатомета — и бункеры были разрушены.

— Бегом! — скомандовал Уриэль, активируя меч и направляясь прямо к колонне узников, мечущихся в панике. Пазаниус с огнеметом, на наконечнике которого заиграли голубые языки пламени, поспешно следовал за ним.

Уриэль увидел Железного Воина, который бил пленников прикладом, и устремился прямо к нему. Противник был на целую голову выше отважного капитана и гораздо шире в плечах. Его силовой доспех был испещрен нечестивыми символами, а шлем украшали два витых рога. Железный Воин развернулся и, приготовившись обороняться, выхватил огромный цепной меч, когда услышал бешеный крик, рвущийся из сдавленного ненавистью горла Уриэля. Но было уже слишком поздно — Космодесантник со всей силы вонзил меч в бок, в сочленение нагрудной и спинной пластин врага, и тот испустил дух, рыча от боли и истекая черной кровью.

Пазаниус облил горящим прометием второго Железного Воина, у которого вместо рук были устрашающие клешни, и еле успел прикрыть глаза от ослепительной вспышки. Это взорвался наполненный горючим бак, прикрепленный у противника на спине.

За спинами Ультрамаринов загрохотали болтеры, и множество воинов в разноцветных силовых доспехах выскочили из своих укрытий.

Уриэль еле успел увернуться, когда Железный Воин обрушил на него цепной меч. Если бы капитан чуть промедлил, то визжащее лезвие снесло бы ему голову. В эту же секунду по башне было выпущено еще несколько залпов, и вдруг пробудилась демоническая голова. Ее пасть извергла сокрушительный шквал огня, без разбору уничтожающий и своих, и чужих. Мутанты в прорезиненных костюмах стали разворачивать колонну пленников обратно в лагерь.

Железный Воин взревел и бросился на Уриэля, пытаясь достать его кулаком в челюсть. Он был неимоверно силен даже по меркам Ультрамаринов, на генетическом уровне приспособленных для войны. Капитан отпрыгнул, но не удержал равновесия и опрокинулся в кучу пепла, а противник занес двуручный меч для смертельного удара. Но Космодесантник не намерен был сдавался — он выхватил болт-пистолет, однако снаряд срикошетил от мощных нагрудных пластин Железного Воина и разорвался в стороне.

— Настал твой смертный час! — прорычал воитель Хаоса.

Уриэль откатился в сторону, и меч с силой ударил по камням на том месте, где только что лежал Ультрамарин. Цепной меч отскочил от земли, вонзился в сочленение доспеха и рассек Железному Воину коленную чашечку. Противник взревел, от ярости или боли — непонятно, но вынужден был опуститься на здоровое колено. Уриэль воспользовался моментом и пронзил грудь Железного Воина энергетическим мечом.

Предатель захрипел в предсмертной агонии, но умудрился схватить Уриэля за горло. Ультрамарин понял, что тот твердо намерен утащить его за собой на тот свет, поэтому провернул лезвие меча, изо всех сил налегая на эфес. Края раны разошлись шире, и оттуда хлынула черная кровь, которая окатила Уриэля с головы до ног. Хаосит наконец начал сдавать, но его пальцы, сведенные судорогой, не отпускали горла Ультрамарина. Тогда Уриэль врезал Железному Воину кулаком в голову, затем еще и еще… Он не сразу понял, что его враг уже мертв.

Пошатываясь, Уриэль с трудом встал и пошел прочь от низвергнутого воителя Хаоса. Битва была в разгаре. Космодесантники ворвались в лагерь, и там шла самая настоящая бойня.

Орудия демонической головы вели беспорядочную стрельбу, поражая и нападающих, и обороняющихся.

Когда голова стала поворачиваться, сканируя своим огненным взглядом поверхность плато, душа Уриэля похолодела — ему показалось, что демон видит его, даже больше — узнает его…

Демон вперил пристальный взгляд в капитана, но тут словно заметил воина в черном как ночь силовом доспехе, с прыжковым ранцем за спиной. Чудовище изрыгнуло в его сторону огненный шквал, и Космодесантник еле успел увернуться. Он отпрыгнул и, включив прыжковый ранец, оседлал взрывную волну, отразившуюся от скал. Порыв горячего ветра подхватил воина, пронес его над полем боя и закинул прямо на темечко демонической головы. Та злобно засверкала глазами, извергая клубы дыма, но через некоторое время дым рассеялся, и стало видно, что воин в черном силовом доспехе мало того что удержался, сумел прикрепить мелта-заряд к железному черепу. Потом он попробовал воткнуть цепной меч в правый глаз монстра, но это едва не стоило ему жизни. Неожиданно голова начала вращаться с неимоверной скоростью и чуть не скинула отважного бойца, который цеплялся из последних сил. Затем башня начала угрожающе раскачиваться, и воин поменял тактику. Теперь он, зацепившись когтями, обрубал железные тросы, которые поддерживали голову в вертикальном положении. После чего снова включил прыжковый ранец и отпрыгнул как можно дальше. Он полетел вниз, а демоническая голова стала заваливаться набок. Через секунду взорвался мелта-заряд и верхняя часть башни испарилась в грибообразном облаке. Взрывная волна смела всех, оказавшихся в радиусе трехсот стадий.

Вскоре последние мутанты были окружены и безжалостно расстреляны, несмотря на малодушные завывания и мольбы о пощаде. Уриэль глубоко и с облегчением вздохнул, когда удостоверился, что битва закончена.

Осмотревшись вокруг, он увидел, что Пазаниус все еще разбирается с последним из Железных Воинов, упавшим на колени. У того уже были отрублены обе руки, он истекал кровью, а из живота вывалились черные внутренности. Сержант пытался распилить цепным мечом его нагрудную пластину, искры летели во все стороны, но латы не поддавались.

Остальные Космодесантники бросились на помощь сержанту и с каким-то извращенным наслаждением расстреляли Железного Воина из болтеров, не обращая внимания на его скулеж и проклятия. Вот теперь битва была точно завершена.

Только сейчас, когда побоище стихло, Уриэль пригляделся к Космодесантникам, устроившим эту засаду и сражавшимся рядом с ним плечом к плечу. Все они были в силовых доспехах различных цветов, помятых, исцарапанных, носящих следы самостоятельного ремонта. У всех без исключения воинов на доспехах имелась символика их Орденов.

Причитающие узники, кутаясь в складки собственной кожи, сбились в кучу. А Пазаниус все продолжал колошматить Железного Воина, несмотря на то, что его труп превратился в кровавое месиво.

— Пазаниус, прекрати! — окликнул его Уриэль, но сержант продолжал наносить удары. Тогда Уриэль схватил товарища за плечи и оттащил его от того, что осталось от врага.

— Пазаниус, он давно уже мертв!

Сержант в упор посмотрел на командира слепыми глазами, затянутыми пеленой неукротимой ярости. Уриэль содрогнулся, на мгновение усомнившись в здравом рассудке боевого брата, но в следующую минуту взгляду Пазаниуса вернулось осмысленное выражение и оружие выпало из обессилевших рук сержанта. Он глубоко, прерывисто вдохнул полной грудью и упал на колени, смертельно побледнев.

— Гнев твоего товарища вызывает уважение, — раздался голос за спиной Уриэля.

Он обернулся и увидел воина в черном, того самого, кто уничтожил адскую голову на башне. Его доспех, покрытый вмятинами, царапинами и заплатками, мало походил на обычно надраенную до блеска броню Космодесантника. Горячий пар поднимался из сопел его прыжкового ранца, а на наплечниках просматривалось белое изображение хищной птицы, перечеркнутое красным крестом. Такой же рисунок был и на шлеме.

— Вы неплохо расправились с этими Железными Воинами, — продолжил он.

Прежде чем ответить, Уриэль внимательно осмотрел этого Космодесантника, оценивая его уверенную, почти надменную позу и тон.

— Я Уриэль Вентрис, а это Пазаниус Лисан. А кто ты?

Воин втянул цепные когти в латные перчатки и поднял руки, чтобы отключить изоляционный клапан на воротнике. Он снял шлем и полной грудью вдохнул зловонный воздух Медренгарда. Затем произнес:

— Меня зовут Ардарик Ваанес. Я бывший воин Гвардии Ворона.

Космодесантник провел рукой по черным длинным волосам, забранным в хвост на затылке. У него были угловатые черты лица, а кожа отсвечивала аристократической бледностью. Глаза Ардарика, с завораживающим фиолетовым оттенком, были глубоко посажены и притягивали к себе внимание. Все его лицо было иссечено мелкими и крупными шрамами, а кожу на лбу, над левым глазом, бороздили три широких рубца — похоже, все, что осталось от штифтов за долгую службу.

— Бывший? — осторожно переспросил Уриэль.

— Да, бывший, — подтвердил воин, шагнув к капитану и протягивая ему руку.

Уриэль пристально посмотрел ему в глаза и сказал:

— Ты ренегат.

Ваанес подержал руку протянутой еще какое-то время, пока окончательно не убедился, что Ультрамарин не собирается отвечать ему взаимностью, и опустил ее, проговорив:

— Да, кто-то называет нас и так.

Пазаниус, стоявший рядом с другом, включился в беседу:

— А еще вас называют предателями!

Глаза Ваанеса сузились:

— Да, нас могут называть и так. Правда, такая возможность предоставляется им только один раз в жизни.

Три Космодесантника молча смотрели друг на друга несколько нескончаемо долгих минут, а потом Ваанес пожал плечами и, не говоря ни слова, отправился в сторону разрушенного лагеря.

— Погоди! — сказал Уриэль, следуя за бывшим Вороном. — Я ничего не понимаю. Как так получилось, что вы оказались здесь?

— Это, Уриэль Вентрис, долгая история, — ответил воин в черных доспехах.

Они уже прошли мимо того, что осталось от бункеров, и оказались около дымящегося провала ворот.

— А сейчас нам надо уничтожить это место. Мы скоро уйдем отсюда, потому что здесь, вот-вот объявятся Бескожие. Они очень быстро найдут место, где так сильно пахнет смертью.

— А что же с этими несчастными людьми? — спросил Пазаниус, показывая рукой на бывших узников.

— А что с ними?

— Как мы вытащим их отсюда?

— А мы и не собираемся этого делать, — отрезал Ваанес.

— Не собираетесь? — недоуменно, но зло переспросил Уриэль. — Тогда объясни мне, зачем вы явились сюда и спасли их?

— Спасли их? — изумился Ваанес, внимательно глядя, как его воины деловито обходят здания и раскладывают везде взрывчатку. — Мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы спасти их. Нам просто надо было уничтожить этот лагерь, вот и все. Мне нет дела до этих людей.

— Как ты можешь так говорить! Да ты посмотри на них!

— Если хочешь их спасать, то займись этим сам, Уриэль Вентрис. Желаю удачи, она тебе очень пригодится.

— Пертурабо тебя побери, Ваанес, у тебя что — совсем чести не осталось?

— Не говори ерунды! — огрызнулся тот. — Посмотри на них повнимательнее, на этих драгоценных людей, чьей судьбой ты так озабочен. Это же полное ничтожество. Большинство из них не пережили бы даже дороги до платформы, где их собирались освежевать, а те, которые все-таки дошли бы, вскоре очень пожалели бы, что у них хватило на это сил.

— Но ты ведь не можешь просто бросить их?

— Могу, скажу больше — именно так я и сделаю.

— А что это за лагерь? — вмешался Пазаниус. — Тюрьма? Лагерь смерти?

Ваанес покачал головой:

— Вы мыслите слишком приземлено. Это гораздо хуже.

— Что же это тогда?

Ваанес подошел к ближайшему складу, взялся за скобу и откатил дверь со словами:

— Почему бы вам самим не выяснить?

Уриэль и Пазаниус обменялись взглядами и шагнули во мглу, царящую внутри. Первое, что они почувствовали, это невыносимую вонь человеческих испражнений, смешанную с сильнейшим запахом гнилой плоти и привкусом отчаяниями безысходности.

Постоянно мигающие лампы почти ничего не освещали, в вязком воздухе слышались душераздирающие стоны и рыдания.

Как только Уриэль шагнул в помещение, его глаза сразу адаптировались к полумраку. Склад оказался автоматизированной фабрикой: во всю длину огромного здания тянулись железные балки с прикрепленными к ним цепями, которые приводились в движение при помощи громоздких роторов, шкивов и блоков. По левой стороне ангара шли ряды клеток, подвешенных к потолку. К ним были подведены трубки, по которым, видимо, поступала пища для заключенных.

Под клетками смердела сточная канава, куда сбрасывались отходы жизнедеятельности тех несчастных, что были заперты в клетках. Уриэль прикрыл рот и нос, потому что даже его способный на многое организм не мог предложить какой-либо действенной защиты от этой ужасной вони. Еле справляясь с отвращением, капитан, чавкая ботинками по грязному липкому полу, направился к ближайшей клетке.

Внутри сидел обнаженный человек, которого уже с трудом можно было признать таковым. Его тело неимоверно распухло, он заполнял собой всю огромную клетку, а жировые складки свисали сквозь прутья решетки. Его растянутая кожа имела нездоровый желтоватый оттенок. Из-за колоссальной толщины человека было даже сложно понять, где у него конечности.

К клетке было подведено несколько труб: по одной, судя по всему, подавалась пища, по другой — гормоны, а через третью выводились отходы. К груди пленника были присоединены липучками несколько проводков, с помощью которых, видимо, контролировались дыхание, сердцебиение и обмен веществ. В глазах человека светились ужас и безысходность. Он давно уже сошел с ума и ничего не понимал, кроме того, что невыносимо страдает. В груди Уриэля защемило — он не мог понять, какое ужасное чудище обрекло этого несчастного на такие адские страдания.

В следующей клетке он увидел ту же картину, с той лишь разницей, что внутри была заключена обнаженная женщина. Ее тело тоже кошмарно деформировалось. Этой женщине было еще тяжелее, потому что по ее глазам было видно, что она не впала в безумие, как ее сосед, и осознает все, что происходит вокруг. И только одно можно было прочесть в ее взгляде, полном муки: больше всего на свете она хочет умереть.

Уриэль, с трудом сдерживаясь, отвернулся от умоляющего взора женщины и окинул взглядом весь ряд — как оказалось, в каждой из сотен клеток содержался такой же страдалец. Уриэль, печатая шаг, пересек ангар, подойдя к правой стене. Там тоже висели клетки, но они были гораздо уже. В них находились человеческие особи, выглядевшие еще ужаснее. Истощенные мужчины и женщины были подключены к дьявольским механизмам, которые поддерживали их на грани жизни и смерти. К телам были подведены трубки с отсосами, вытягивающими жир и постоянно промывающими подкожные пустоты.

У этих людей кожа свисала огромными уродливыми мешками, а местами, где аппараты были не очень удачно подсоединены, она нагнаивалась, И образовывались жуткого вида язвы. Уриэль уже видел, что было предначертано демонами тем, кто висит в этих клетках.

Но зачем? Зачем демонам столько человеческой кожи? Уриэль не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос.

— Видишь? — раздался за его спиной голос Ардарика Ваанеса. — Ты не можешь облегчить их участь… Спасать их нет смысла. Все, что мы можем сделать, это подарить им смерть, которая принесет им долгожданное облегчение.

— О Император, — прошептал Уриэль. — Но для чего такая жестокость? Какова цель?

Ваанес лишь пожал плечами:

— Я не знаю и не хочу этого знать. Железные Воины за несколько последних месяцев выстроили дюжины таких лагерей в горах. По-видимому, это представляет огромную важность для Хаоса, поэтому я уничтожаю эти лагеря. А для чего они нужны, меня не волнует.

— А это типовые постройки? То есть остальные такие же? — спросил Пазаниус, чье лицо пылало от гнева и ненависти.

— Да, — подтвердил его догадку Ваанес, — Мы уже уничтожили два точно таких лагеря. Скоро сотрем с лица этой проклятой земли еще один. Если мы этого не сделаем немедленно, то скоро прибудут Бескожие, которые устроят такое побоище, что вам и не снилось.

— Я не понимаю, о чем ты, — сказал Уриэль. — Бескожие? Это еще кто?

— Звери из твоих худших кошмаров, — ответил Ваанес. — Это побочный продукт производства Железных Воинов, недоноски, сбежавшие от Мортициев. Теперь они скитаются по горам. Их много, а нас мало. Поэтому, думаю, пришло время побыстрее убираться отсюда.

Уриэль рассеянно кивнул, выходя из ангара и наблюдая, как Космодесантники заканчивают минировать лагерь. Он прикинул: здесь было примерно две дюжины зданий, ставших адом для сотен пленников. И хотя капитану совсем не хотелось признавать этого, но вероотступник был прав. Чем скорее эта фабрика смерти будет разрушена вместе со всем содержимым, тем лучше.

Космодесантник в сером силовом доспехе с символикой неизвестного ни Уриэлю, ни Пазаниусу Ордена подбежал к Ваанесу и доложил:

— Они приближаются. Брат Свольярд учуял их!

— Где? — резко спросил Ваанес, быстро надевая шлем.

— Уже очень близко, им осталось триста — четыреста метров! — отрапортовал воин. — Идут по ветру, с большой скоростью.

— Черт, быстро же они учатся, — прошипел Ваанес. — Все, быстро уходим отсюда! Рассредоточиваемся, продвигаемся на юг по горам и собираемся вновь только в нашем убежище!

— Кто — они? — спросил Уриэль.

— Бескожие, — ответил Ваанес.

Глава 7

Взволнованный тревогой в голосе Ваанеса, Уриэль быстро пошел за ним прочь из лагеря. Как только они покинули периметр адской лаборатории, прогремел первый оглушительный взрыв, даруя освобождение от физических мук и душевных страданий сотням несчастных узников. Осколки зданий и ошметки плоти дождем посыпались сверху.

Прогремели еще несколько взрывов и проклятое сооружение рухнуло, погребая под обломками отмучившихся заключенных. Уриэль молился за их души и просил Императора помочь им найти путь к Нему из этого проклятого места. Космодесантники бросили последний взгляд на дымящиеся горы строительного мусора на месте лагеря смерти и бросились под прикрытие гор.

Уриэль и Пазаниус последовали за Ардариком Ваанесом и его воинами на юг. Они торопливо карабкались по крутому склону и ушли еще не очень далеко от страшной лаборатории, когда услышали сумасшедшие завывания с другой стороны горы.

При виде Бескожих, несущихся к развалинам лагеря, у капитана перехватило дыхание. Они являли собой пример отрицания всех законов природы: массивные и непомерно высокие, склизкие и переливающиеся всеми цветами радуги при движении, с непропорциональными телами, которым явно недоставало кожи, отмеченные различными уродствами. Возникало такое ощущение, будто они сбежали прямо из-под ножа сумасшедшего хирурга, который не успел завершить своей работы.

Одна из тварей обладала двумя головами, объединенными общей челюстью. Четыре затянутых бельмами глаза вращались в непрерывном безумном трансе. Другое чудовище несло пару эмбрионов в животе, которые обнимали свою мать конечностями, прорвавшими плаценту.

Еще одно спускалось по склону на руках, похожих на колонны, а рудиментарные ноги превратились в маленькие цепкие коготки. Неподалеку от Уриэля протопала тройка зверей, которые, видимо, держались вместе из-за похожих увечий: у всех были явные проблемы со шкурой, которая не прикрывала и трети корпуса.

Но самыми ужасными на этом параде уродов были предводители этой омерзительной орды. Они были выше остальных и физически явно превосходили самых крупных монстров, что были в их подчинении. Маленькие головки, в которых явно не наблюдалось избытка мозгов, безвольно болтались у них на плечах.

— Давай быстрей, Ультрамарин! — прокричал Ваанес, — У нас нет времени пялиться на этих чудовищ. Если, конечно, ты не хочешь познакомиться с ними поближе.

Но Уриэль как завороженный смотрел на тварей, прокладывающих себе путь через горы мусора. Пробираясь через остатки укреплений, они сдирали мясо с костей, резались о битое стекло и арматуру, но их не останавливали такие мелочи:

— Кто они? И восприимчивы ли они к боли?

— Я же тебе уже все рассказал! — крикнул Ваанес в нетерпении, — Бегом! Там достаточно мяса, чтобы задержать их ненадолго, но едва они набьют утробы, сразу начнут охотиться за нами. Бери ноги в руки, или достанешься им на ужин.

Бескожие пробрались уже на территорию бывшего завода и разгребали завалы строительного мусора, под которым была погребена их вожделенная добыча. Они были настолько голодны, что дрались друг с другом за куски и легко отбрасывали в сторону огромные глыбы. Звериное рычание и треск раздираемой плоти смешались с воплями — адские твари добрались до пленников, что пережили бой и взрыв.

— Нам надо уходить, и чем быстрее, тем лучше! — крикнул прямо на ухо капитану Пазаниус, хватая его за руку.

— Мы оставили их там на верную погибель, — сказал Уриэль. — Мы просто бросили их! Нам надо было даровать им хотя бы легкую и быструю смерть.

— Мы не смогли спасти их, но мы можем отомстить.

— Как? — горько спросил Уриэль.

— Для начала мы должны остаться в живых, — ответил Пазаниус.

Уриэль кивнул и отвернулся от адского пира внизу, где ликующие звери рвали на куски совершенно беззащитных людей. Капитан последовал за своим боевым братом, чувствуя, как ледяной холод сжимает его сердце и каменная тяжесть ложится на совесть: впервые он оставил беззащитных людей на верную смерть.

Халан-Гол пылал. Его шпили и башни превращались в руины, а бастионы — в пыль под постоянными бомбардировками. Километры внутренней территории выжигались фугасами Беросса, но было очевидно, что до падения еще далеко. Неестественная тьма накрыла крепость, черные облака затянули белое небо до горизонта. Линии траншей, разрушенных врагом, воссоздавались вновь, заново отстраивались редуты, бункеры и опорные пункты для стрелков и башни, с которых крупнокалиберные пушки вели обстрел позиций Беросса.

Все заводы Халан-Гола работали на полную мощность, выбрасывая в атмосферу чудовищные клубы дыма и внося посильную лепту в жуткий грохот, стоявший вокруг. Хонсю знал, что того количества оружия, техники и боеприпасов, которыми он располагает, вполне достаточно, чтобы стереть в пыль любой из миров Императора. Но и Беросс не унывал. Нижние бастионы крепости уничтожены, как будто их никогда и не было, а следующее кольцо укреплений пало под его бешеной атакой.

Десятки тысяч атакующих уже погибли в битве, но Беросс вовсе не был дураком, чтобы отправлять своих лучших воинов на верную смерть. Пока только толпы рабов штурмовали стены крепости под сокрушительным огнем.

Вместе с Великой ротой Торамино у Беросса имелось достаточно живой силы, чтобы взять в конечном итоге крепость. Это было вопросом времени.

Времени, которое Хонсю не собирался предоставлять своим врагам.

— Беросс дурак, — сказал он, внимательно рассматривая план вражеских траншей и огневых позиции, который составили лазутчики, рискуя своей жизнью. — Мы дадим бой!

— Под стенами? — спросил Обакс Закайо.

— Да, мы нанесем стремительный удар прямо в сердце его армии.

— Но это безумие, — попытался возразить Обакс Закайо.

— Вот именно, — ответил Хонсю, усмехаясь. — Это станет полной неожиданностью для Беросса. Ты его прекрасно знаешь! Для него осада — это просто последовательность логичных действий. Я-то думал, что ты оценишь мой план, Обакс Закайо, ведь ты учился у самого Форрикса.

— Я оценил его, но оставить наши стены без защиты…

— Беросс — раб своей осадной механики. Если мы подчинимся стандартной логике осадной войны, то он добьется своего. А нам ведь это совсем не нужно, не так ли? Так вот, он слишком узко мыслит, привык работать по наработанной с древних времен схеме. Ему в голову не придет ничего более оригинального, чем эскалада. Беросс совершенно не способен на неординарные действия.

— Тем не менее, до сегодняшнего дня его тактика оправдывала себя, — осторожно заметил Обакс Закайо.

— До сегодняшнего дня он не пытался взять мою крепость, — отрезал Хонсю.

Траншеи находились под ураганным огнем, артобстрел не прекращался ни на секунду, и грохот заглушал даже глухой рокот окопных машин.

— Оникс, — прошептал Хонсю, вынимая из-за спины свой боевой топор с черным лезвием. — Вперед!

Оникс кивнул и быстро пополз к траншее, как черная тень, пропадая время от времени в густых клубах дыма.

— Если нас раскроют, то мы тут же погибнем, — сказал Обакс Закайо.

— Что ж, значит, погибнем! — рявкнул Хонсю, — А теперь заткнись, пока я сам тебя не прибил.

Получив выговор, Обакс Закайо заткнулся. Вскоре они услышали крики и звон оружия. Фонтан крови буквально взметнулся из траншеи. Да, Хонсю прекрасно знал, на какой риск идет. Он прополз через прореху в заграждении из колючей проволоки, сделанную Ониксом, и скатился в траншею. Она оказалась заполнена трупами почти доверху. Стены укрепления осыпались и были щедро пропитаны кровью и машинным маслом.

Хонсю взглянул на Оникса, который неподвижно стоял в центре траншеи, втягивая в серую плоть ладоней сверкающие когти. Даже с такого расстояния было заметно, что вены на его руках серебрятся сильнее, чем обычно. Во время битвы демон заявил о себе, а теперь неохотно уходил внутрь, давая возобладать человеческой сущности воина.

— Хорошая зачистка, — похвалил Хонсю, в то время как остальные Железные Воины пробирались в траншею и тяжело спрыгивали внутрь, разбрызгивая кровь.

Командир осторожно заглянул за угол и понял, что они находятся в стандартных зигзагообразных укреплениях. Кое-где можно было видеть копошащихся рабов и солдат, которым была отведена роль пушечного мяса.

— Беросс, Беросс, — покачал головой Хонсю. — Ну неужели у тебя нет ни капельки фантазии? Это становится даже скучно.

Он обернулся к своим преданным воинам, ожидающим приказаний:

— Время пришло. Запомните, мы сейчас являемся солдатами Беросса.

Железные Воины кивнули и зашагали вслед за вожаком по траншее. Они шли уверенно и спокойно, как подобает воинам, которые осознают свою бесценность. Мутанты и рабы молча и благоговейно расступались перед ними, стараясь как можно быстрее убраться с дороги.

Диверсанты прошли через блиндаж, наполненный мутантами в сияющих одеждах, которые молились темным богам о скорой победе над врагом. Жрецы уже вошли в некоторое подобие транса, и ничего вокруг их не интересовало. Они совершенно не испугались воинов Хаоса, наоборот, восприняли это как знак того, что их мольбы услышаны.

Хонсю увидел яркую электрическую дугу, зависшую между двумя причудливыми железными башнями. Молящиеся громко пели псалмы, перекрывая сильными голосами даже канонаду.

Хонсю остановился и спросил:

— Обакс Закайо, что это за вышки? Это выходит за рамки обычных причуд Беросса.

— Я не уверен, — ответил Обакс Закайо. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Они сделаны для того, чтобы разрушить стены Халан-Гола с помощью магии, — вмешался Оникс. — К ним поступает странная магическая энергия. Я могу чувствовать это, да и мой демон с радостью плещется в ее волнах.

— Что? — встревоженно прошипел Хонсю. — И эта магия достаточно сильна, чтобы пробить защиту Кровавого Сердца?

— Нет, — успокоил его Оникс. — Даже близко не стоит. Здесь, конечно, присутствует очень сильная энергия, но Кровавое Сердце прошел испытание вечностью, и никакая сила, созданная смертными, не может разрушить его защиту.

Хонсю кивнул, еще раз взглянул на башни и сказал:

— Думаю, без Торамино здесь не обошлось. Вряд ли Беросс додумался бы до такого.

— Да, — согласился Оникс. — Лорд Торамино известен редкостной хитростью и коварством.

— Это правда, но я уверен, что увижу, как этот самонадеянный выродок погибнет под стенами Халан-Гола. И не важно, колдун он или нет.

Хонсю и его воины выбрались из траншеи без проблем, прошли мимо башен и направились дальше, наблюдая за измотанной армией Беросса. Все винтики огромного механизма под названием «осада» работали безукоризненно. И лорд Хонсю отдал должное противнику и подумал, что таким состоянием дел мог бы гордиться сам Форрикс.

Чем дальше в тыл они заходили, тем больше рисковали. Хонсю внимательно рассматривал добротные бараки и хорошо укрепленные артиллерийские точки. По качеству работы было видно, что это делали именно Железные Воины, а это могло означать только одно — где-то недалеко находятся Дредноуты.

— Мой лорд, безрассудно углубляться на территорию врага дальше. Мне кажется, что нам уже пора сматываться, — сказал Обакс Закайо. — Мы уже установили достаточно мин, чтобы вывести Беросса из строя на несколько месяцев.

— Нет, еще рано! — возразил Хонсю, внимание которого привлек стяг, развевающийся на флагштоке возле хорошо укрепленного шатра. У входа расхаживал Титан, огромная тень которого скользила по стенам. — Я не могу уйти, не оставив личного подарка для лорда Беросса. Это было бы невежливо на мой взгляд.

Обакс Закайо поднял глаза, тоже увидел флаг и сказал:

— Великие Боги Хаоса, ты ведь не серьезно!

— Ты прекрасно знаешь, что я совершенно серьезен, — сказал Хонсю. — Я никогда не шучу, когда дело касается убийства.

Артиллерийская точка располагалась в семиметровой яме, вырубленной в горе, со стенками, укрепленными роккритовыми блоками. На любовно отполированных скатах амбразуры, предназначенных для отведения летящих снарядов, не было ни единой царапины. Было и так понятно, что это напрасный труд и ни один снаряд сюда не долетит. Но такая основательность была характерна для Беросса.

Около сотни человек охраняли подходы к орудийному гнезду. Хонсю и его Железные Воины промаршировали к артиллерийской точке с таким уверенным и деловитым видом, что их даже не посмели окликнуть, не то, что задержать.

Охранники спохватились лишь тогда, когда Хонсю уже находился около лестницы. Из артиллерийской ямы появился Железный Воин с серьезно видоизмененными конечностями и головой. Красные огоньки мигали на его шлеме, оснащенном дальномерами, траекторумом и когитаторами. Хонсю понял, что перед ним — один из механо-хирургов Беросса. Больше машина, нежели человек, специалист в искусстве темных технологий. Монстр просканировал диверсантов сверху донизу, после чего огромная пушка, закрепленная на его плечах, с шипением развернулась и уставилась на Хонсю.

Оникс не дал ему возможности выстрелить, прыгнув вперед со скоростью атакующей змеи. Его контуры стали расплывчатыми. Молниеносный удар бронзовыми когтями — и механо-хирург повержен, а демонический симбиот держит над головой его вырванный хребет.

— Быстрей! — крикнул Оникс, взбираясь на платформу.

Вопли охранников быстро затихли, потому что Железные Воины безжалостно расстреляли их из огнеметов. Но на крики из бараков высыпали новые солдаты.

— Обакс Закайо, давай быстрей сюда! — крикнул Хонсю. Он не мог справиться с этой пушкой в одиночку, потому что тут требовался наряд как минимум из трех человек. В этот момент Титан заметил, что что-то происходит неподалеку от шатра Беросса. Обакс Закайо бросился на помощь своему лорду и начал разворачивать пушку, выставляя новые координаты. В это время Беросс выкатился из шатра, выкрикивая приказы.

— Ты не можешь побыстрее?! — крикнул Хонсю.

— Я делаю все, что могу! — огрызнулся Обакс Закайо, налегая на ствол.

Хонсю подбежал к краю платформы и крикнул своим воинам:

— Будьте готовы перезарядить пушку. Я собираюсь выстрелить еще пару раз, прежде чем мы уберемся отсюда.

Четыре воина бросились в железную дверь в скале под артиллерийской точкой, где находился склад боеприпасов. Тут один из бойцов Беросса бросил гранату, и она взорвалась возле дверного проема. Дверь заклинило, но воины Хонсю вышибли ее и доставили все-таки снаряды наверх. Это было смертельно опасно — прямо под ними находился открытый склад с боеприпасами, но Обакс Закайо и Хонсю понимали, что это их единственный шанс спастись и вывести своих солдат.

— Все готово! — крикнул Обакс Закайо.

Хонсю проверил еще раз наводку на шатер Беросса и с радостной улыбкой скомандовал:

— Огонь!

Обакс Закайо выстрелил. От отдачи содрогнулась вся платформа, и почти оглохший Хонсю чуть не вылетел за перила ограждения. Первый выстрел оказался сверхъестественно точным. Верхушку шатра снесло вместе со штандартом Беросса. Второй выстрел оставил от сооружения тучу пыли.

Несмотря на то, что Хонсю на этот раз был готов, его все равно чуть не выкинуло с платформы. На какое-то время он отключился, а когда начал приходить в себя, то ему почудилось, что пушка продолжает стрелять уже без его команды. Но оказалось, что это поступь Титана, который направлялся на помощь воинам Беросса.

Хонсю взглянул вверх и на секунду замер от ужаса: тень Титана уже накрыла место боя, а сам он уже почти добрался до них. Земля сотрясалась от шагов — бог войны явился лично, чтобы разобраться с дерзким отрядом.

— Живей! Еще один выстрел и уберемся отсюда подобру-поздорову.

Обакс Закайо кивнул и опасливо оглянулся на стремительно приближающегося Титана. Понадобился только один выстрел мощного дьявольского оружия, чтобы бараки за шатром разлетелись в щепки и тут же вспыхнули ярким огнем.

— Уходим! — крикнул Хонсю, отбегая от оружия и направляясь к ступенькам, что вели вниз с артиллерийской платформы. Чуть ли не в последнюю секунду ему удалось забросить в открытую дверь оружейного склада несколько гранат. Но как только Хонсю миновал последнюю ступеньку, стало очевидно, что Титан настиг его, и прямо над головой лорда нависла огромная ступня.

В отчаянном прыжке он откатился в сторону, обдираясь в кровь, но этим спас себе жизнь: Титан даже не заметил, как наступил на артиллерийскую точку и вдавил ее в твердую горную породу. Хонсю оказался в безопасности, но его колотило от всплеска адреналина. И в этот момент сдетонировали гранаты на складе боеприпасов, а вместе с ними и все его содержимое.

Подземный взрыв сотряс землю на много километров вокруг, из эпицентра вырвались языки пламени и повалили жирные клубы едкого черного дыма. Хонсю взрывной волной швырнуло так, что он пролетел по воздуху около сотни метров, а когда упал, его протащило по камням еще несколько десятков метров и волокло бы дальше, если бы на пути не встретилась глубокая траншея.

Лорд с трудом встал на ноги, кашляя и отплевываясь. Ему заложило уши, а в глазах двоилось, но он понимал, что расслабляться нельзя, и попытался оценить окружающую обстановку. Обернувшись на странный шум, который был различим даже сквозь гул в ушах, он увидел Титана, которого мотало из стороны в сторону, как последнего забулдыгу. Вглядевшись повнимательнее, он понял причину: ноги гиганта были разбиты взрывом почти до коленей. Из разорванных каналов и порванных внутренних трубок, заменявших вены, текли плазма и горящее масло. Прямо на глазах коменданта крепости Титан стал медленно оседать. Он размахивал огромными руками, пытаясь удержать равновесие, но падение было неминуемо.

Хонсю обернулся и торжествующе рассмеялся, глядя на потрясенных солдат и Железных Воинов, на глазах которых погибла одна из самых, если не самая мощная машина, имевшаяся в их арсенале. Земля в очередной раз содрогнулась, когда Титан, наконец, упал, но Хонсю это уже мало волновало. Пользуясь всеобщей сумятицей и неразберихой, он пробирался обратно к крепости.

Вдруг что-то черное возникло рядом с ним, комендант вздрогнул, но с облегчением узнал неповторимый силовой доспех Оникса. Дьявольские когти были обломаны, а кое-где даже вырваны с мясом, но в глазах все еще мерцали искры того страшного огня, что пугал до смерти почти любого противника. Его охота была удачной.

— Получилось неплохо, — сказал Оникс, как всегда сдержанно.

— Да, — согласился Хонсю. — Неплохо. Совсем неплохо.

Обратный путь от лагеря смерти до укрытия оказался раза в три длиннее, чем мог бы быть, потому что Космодесантники изо всех сил запутывали следы. То убежище, о котором говорил Ардарик Ваанес, располагалось в тенистой долине. Отсюда открывался отличный вид на мощные стены крепости, сейчас почти неразличимые в темных клубах дыма. Звуки кровопролитной битвы не смолкали, а когда Уриэль оглянулся, по глазам резанула яркая вспышка в стане нападающих.

Крики гибнущих узников уже не преследовали его, и Уриэль вдруг с удивлением осознал, что теперь его это вообще мало волнует. Наверное, Ваанес был прав, и Ультрамарины действительно ничего не могли сделать для этих несчастных. Наверное, смерть и впрямь была для них лучшим исходом.

Космодесантники возвращались на базу поодиночке или парами. К убежищу все подошли почти одновременно, многие спустились по склонам долины или вылезли из только им одним известных подземных ходов.

— Вот и наше пристанище, — сказал Ваанес, показывая на полуразрушенные бункеры и блокгаузы.

Когда-то добротные постройки видели лучшие дни, но сейчас они производили удручающее впечатление. Траншеи и окопы вокруг были наполовину засыпаны землей и строительным мусором, но наметанный взгляд Уриэля сразу нашел ловушки и скрытые укрепления. Хорошо замаскированные орудийные гнезда перекрывали все возможные подступы к убежищу, и не возникало ни малейшего сомнения, что если кто-то попытается сюда проникнуть, то его шансы выжить будут минимальны.

— А для чего это место использовалось раньше? — спросил Пазаниус.

Ваанес пожал плечами:

— Старые склады амуниции или боеприпасов, бараки, тренировочные постройки. Кто знает? Когда мы нашли это место, оно было давно покинуто, похоже, много лет назад. Это вполне нам подходит.

Уриэль кивнул, удовлетворившись ответом, и они прошли через траншеи, перебрались через завалы и направились к блокгаузу, который стоял за бункерами.

Тут Пазаниус наклонился к Уриэлю и зашептал:

— Что мы делаем? Эти Космодесантники — предатели! Император же все видит, и он прекрасно осведомлен, с кем мы связались!

— Я знаю, — сказал Уриэль с горечью в голосе. — Но разве у нас есть выбор?

— Мы можем пробиться и без них.

— Да, может, нам это и удастся, но они бьются на этой мрачной и недружелюбной планете гораздо дольше нас. Может, стоит поучиться у них кое-чему? Может, стоит разузнать у них о возможных неприятностях и опасностях, прежде чем столкнемся с ними сами.

Пазаниус не возражал более, хотя и не выглядел довольным таким объяснением. Они дошли до блокгауза молча. Было очевидно, что механизм, который открывал многотонную дверь, уже давно не работает, поэтому Ваанес применил грубую физическую силу. Он вошел внутрь, только когда убедился, что гости следуют за ним.

Уриэль шагнул в темноту блокгауза, куда свет попадал через многочисленные дыры в крыше. Мертвенные лучи падали на пол, усыпанный обломками, и отражались от растрескавшихся стен, искореженных взрывами.

— Я понимаю, что это не те роскошные апартаменты, к каким вы привыкли, будучи Ультрамаринами. Но на сегодняшний день у нас нет другого дома, — сказал Ваанес, горько усмехнувшись.

Они миновали коридор и попали в основное помещение блокгауза.

В свете, струившемся из очага, Уриэль увидел, что в зале собрались те самые Космодесантники, что атаковали лагерь смерти несколько часов назад. Большинство из них были заняты чисткой своих силовых доспехов и оружия. Капитан был просто ошарашен количеством Орденов, чья символика была представлена здесь. Ревущие Грифоны, Белые Консулы, Волчьи Братья, Алые Кулаки и многие другие, которых он не то что не узнал, а просто никогда не видел.

Но больше всего его удивили два воина в сильно потрепанных доспехах Имперской Гвардии, что стояли в углу и чистили лазганы. Когда Уриэль и Пазаниус вошли, то оба бойца как по команде вскинули взгляды на них. Форма у них была потрепанной и утратила знаки отличия, поэтому было невозможно определить, к какому полку они принадлежали.

— Еще два бойца в нашем отряде! — провозгласил Ваанес, отошел к стене и усталым движением стянул шлем.

Уриэль еле удержался, чтобы не внести поправку в это заявление, но его внимание отвлек один из гвардейцев, который встал и направился к вновь прибывшим. Его бледная кожа выглядела нездоровой, лицо было одутловатым, глаза налиты кровью.

Воин протянул дрожащую руку Уриэлю и представился:

— Полковник Михаил Леонид, триста восемьдесят третий драгунский полк.

— Уриэль Вентрис, а это мой боевой брат — Пазаниус Лисан.

— К какому Ордену Космодесанта вы принадлежите? — спросил Леонид, с трудом сдерживая кашель. — Я не вижу никаких знаков отличия.

— Мы Ультрамарины, — ответил Уриэль. — Мы посланы нашим Орденом сюда, чтобы исполнить нашу смертельную клятву.

Леонид закашлялся:

— Ну, могу поспорить, что большинство из нас прибыло сюда за тем же.

— Возможно, — кинул Уриэль. — А как полковник Имперской Гвардии попал сюда?

— Это длинная история… — проговорил Леонид.

Глава 8

Следующие полтора часа Леонид и сержант Эллард, его сослуживец, посвящали Уриэля и Пазаниуса в перипетии своей карьеры на Медренгарде, в конце которой они чуть не попали в рабство к черным демонам. Рассказ они начали издалека, с ужасной битвы против сил Хаоса на Гидре Кордатус, когда Разрушитель вторгся через Кадианские Ворота.

Леонид рассказывал о неделях непрерывного артобстрела, о танках и Титанах, о поразивших армию Императора эпидемиях, унесших многих мужчин и женщин из его полка. Он упомянул о воине по имени Эшара, Космодесантнике из Имперских Кулаков, и той жертве, которую он и его люди принесли перед Прощальными Воротами. Уриэль испытал прилив гордости, услышав об этом подвиге. Капитан был очень рад, что в имперских войсках есть такие выдающиеся воины, и втайне всегда мечтал встретиться хоть с одним таким отважным героем.

Но закончилось все плохо. Железные Воины все-таки взяли цитадель до того, как подоспела подмога.

Леонид даже всхлипнул, когда дошел в своем повествовании до описания жесточайшей битвы, разразившейся у стен крепости.

— Это было ужасно! Такое вряд ли приснится даже в самом страшном сне, — сказал Леонид. — Они показали, что действительно не способны на милосердие.

— Железные Воины служат губительным силам, — сказал Уриэль. — Они даже не знают смысла этого слова.

— Капитан Эшара своим подвигом выиграл немного времени, но это все равно нас не спасло. Хранилище было огромным, и нам никак было не успеть уничтожить такое количество генного семени…

— Погоди! — перебил его Уриэль. — Генного семени? В вашей крепости хранилось генное семя?!

— Да, — горестно кивнул Леонид. — Жрец Адептус Механикус сказал мне, что тут как раз располагалось одно из немногих хранилищ в Галактике. Хонсю выкрал генное семя и перенес в этот мир вместе с рабами, которых он согнал в свою крепость, когда битва окончилась.

— Кто такой Хонсю? — спросил Пазаниус.

— Это Кузнец Войны, который сейчас засел в крепости, что вы видели по дороге в наше убежище, — ответил Леонид.

— То есть крепость Хонсю сейчас находится в осаде? — уточнил Уриэль, не в силах скрыть волнение.

— Да, — подтвердил Ваанес, присоединяясь к разговору и присаживаясь на корточки рядом с ними. — А почему тебя заинтересовал Хонсю?

— Нам надо попасть в эту крепость.

Ваанес рассмеялся:

— Ну, тогда вы действительно дали смертельную клятву. А зачем вам надо в крепость Хонсю?

Уриэль немного замешкался, не зная, насколько можно доверять Ваанесу, но, поразмыслив, решил, что у него нет выбора:

— Библиарию нашего Ордена, Тигуриусу, было ниспослано видение от Императора. Он узрел Медренгард, а в нем — Демонкулабу, что порождает патологически кровожадных Железных Воинов с одной извилиной в мозгах. Мы прибыли в этот мир, чтобы уничтожить это место. И я думаю, то, как мы сюда попали, тоже о многом говорит.

— То есть? — спросил Ваанес.

— Разве может случайно совпасть, что, как только Хонсю вернулся сюда с запасом генного семени для этой чертовой Демонкулабы, мы тотчас узнали об этом от человека, который был там и видел, как все произошло.

Ваанес переглянулся с Эллардом и Леонидом и проговорил:

— Я не раз уже спросил себя, почему я не оставил вас погибать вместе с рабами Омфала Демониума около лагеря смерти. Наверное, остановило меня не только любопытство.

Содрогнувшись, Уриэль спросил:

— Вы знаете об Омфале Демониуме?

— Конечно, — ответил Ваанес. — Да мало кого можно найти в Медренгарде, кто его не знает. А как вы с ним столкнулись?

— Омфал Демониум забросил нас в этот мир, — ответил Пазаниус. — Он появился у нас на корабле, когда мы совершали перемещение в Имматериуме. Омфал Демониум убил всех на борту, оставив в живых только нас, а потом привез сюда.

— И вы добровольно путешествовали с Омфалом Демониумом?! — ужаснулся Ваанес.

— Конечно нет, — сердито ответил Уриэль. — Там были какие-то демонические создания, с которыми мы не смогли справиться.

— Саркоматы… — подсказал Ваанес.

— Да, а потом железный гигант привез нас сюда на адском локомотиве.

— Железный гигант? — переспросил Леонид. — Вы имеете в виду Забойщика?

— Забойщика? Нет, он говорил, что только пользуется телом Забойщика, а нашей волей управлял Омфал Демониум.

— Это значит, что демон на свободе! — выдохнул Ваанес.

— А какова сущность этого создания? — спросил Уриэль.

— Никто не может сказать точно, — заговорил Космодесантник с желтоватым лицом, одетый в старинный силовой доспех темно-красного цвета, на наплечнике которого была изображена голова ворона. — Но о нем ходит очень много слухов…

— А не перескажешь ли ты нам хотя бы часть из них? — нетерпеливо спросил Ваанес.

— Я как раз и собирался сделать это, — проворчал воин. — Если бы вы не перебивали меня, я был бы вам очень признателен.

Затем Космодесантник повернулся к Уриэлю и представился:

— Я Серафис, сержант Кровавых Воронов, в течение года я служил в либрариуме моего Ордена, практически до моей позорной отставки. Мы вели серьезные изыскания в области темных знаний и запретных законов. За тысячелетия существования нашего Ордена мы собрали очень много информации.

— Ваш Орден знал об Омфале Демониуме?

— Ну конечно же! Это была особая тема, которую разрабатывали несколько наших засекреченных ученых. Я много прочел о демонических сущностях, и, несмотря на то, что многое, как я понимаю, в этих книгах было ошибочным или заведомо ложным, там можно было раскопать и зерна истины. В книгах рассказывалось, что когда-то существовал могущественный князь демонов, находившийся в подчинении у Кровавого Бога, который жил только ради битв. Так вот, этот князь бросил к ногам своего божества такое количество черепов, что из них можно было бы сделать небольшую планету. Но его всегда и во всем превосходил демон, известный как Кровавое Сердце, обладавший неимоверной силой. Например, он мог вызывать кровавые бури и выпивать жизненную силу из своих жертв, даже не прикасаясь лезвием клинка к их плоти.

Для Уриэля кое-что стало проясняться.

Серафис продолжал:

— Этот демон создал для себя доспех, в который влил всю свою злобу, ненависть и коварство. Говорят, одним из свойств этой оболочки было то, что враги, которые хотели убить демона, необъяснимым образом калечили и убивали сами себя.

— А что стало с другими демонами? — спросил Уриэль.

Серафис наклонился к нему поближе:

— Есть несколько версий. Некоторые историки считают, что демоны сошлись в великой битве, нарушившей саму структуру мироздания, результатом которой стали гибель и зарождение целых галактик и звездных систем. Другие полагают, что Кровавое Сердце перехитрил Омфала Демониума и заманил его в ловушку, из которой тот не смог выбраться. Он служит своего рода двигателем мощного дьявольского механизма, который использовался Железными Воинами. Омфал Демониум превратился в колесницу для Забойщика. Если верить этой теории, то, скорее всего это и есть тот адский локомотив, на котором вы прибыли сюда.

— А как же он сумел освободиться?

— Ну, об этом древние легенды не говорят, — сказал Серафис с сожалением.

— Мне кажется, что я знаю ответ на этот вопрос, — вдруг сказал Леонид.

— Ты? — удивился Серафис. — Откуда может простой гвардеец знать о таких вещах?

Но Леонид, проигнорировав это высокомерное высказывание Кровавого Ворона, продолжил:

— Вы все помните, что, когда Ардарик Ваанес и его воины освободили нас из плена, мы схватили Забойщика и бросили его в топку адского локомотива. Мы были уверены, что уничтожили его.

— Но теперь оказывается, что мы освободили демона, да еще и даровали ему тело такого сильного существа, как Забойщик! — воскликнул Ваанес.

— А кто-нибудь знает, что стало с соперником Омфала Демониума, с этим Кровавым Сердцем? — спросил Уриэль.

— Я не знаю ни одного упоминания о нем в хрониках, описывающих более поздние события. Интересно — почему? — задумчиво произнес Серафис.

— Кажется, я знаю. Я, конечно, не очень уверен, но что-то мне подсказывает, что я видел именно его, — вступил в разговор Эллард.

— Что? Не может быть! Когда? — взволнованно спросил Леонид.

— На Гидре Кордатус, — пояснил Эллард. — Сэр, вы ведь помните историю падения бастиона Мори?

— Да, — сказал Леонид, сокрушенно кивая. — Говорили об огромном воине, который уничтожил весь гарнизон одним только голосом и вихрем, который… вытянул всю кровь.

Теперь возле рассказчиков собралась большая компания, и цепь событий, которую они восстанавливали, стала понятна всем.

Эллард кивнул и сказал:

— Я тоже это видел, но… Я ничего не сказал. Я не был уверен в собственном здравом рассудке.

— Не держите нас в неведении, сержант. Что же случилось? — нетерпеливо спросил Ваанес.

— Я опять же не могу говорить с уверенностью, — продолжил Эллард, — но после того, как тот великан убил библиария Корвина, он создал что-то вроде… м-м… портала, я так понимаю. Хотя, повторю еще раз, я не совсем уверен. Это было похоже на некую черную дыру, куда это создание Хаоса ступило и исчезло. Это было последнее, что я видел.

Ваанес поднялся с корточек и сказал:

— Ультрамарины Уриэль Вентрис и Пазаниус Лисан, сдается мне, что своим появлением вы навлекаете на нас большие неприятности. Это беспощадный мир, но мы приспособились к жизни здесь. Мы заимствуем то, без чего не можем обойтись, у Железных Воинов, а они в отместку охотятся на нас. Это довольно забавная игра. Но что-то мне подсказывает, что с вашим прибытием на Медренгард в этой игре поменяются правила.

— Возможно, это не так уж и плохо, — заметил Уриэль.

— Сильно в этом сомневаюсь, — был ответ Ваанеса.

Пазаниус одиноко сидел на камне недалеко от блокгауза. Он чувствовал себя как никогда уставшим. Сержант пытался сосчитать, сколько же он не спал — несколько дней или счет уже идет на недели? Ответ на этот вопрос был ему неизвестен. Это проклятое небо над головой было по-прежнему белым. И как жить в этом ужасном мире, где невозможно определить, сколько времени прошло? Этого Пазаниус никак не мог понять, и от убийственного однообразия бесцветного ландшафта ему хотелось выть.

Он поднял руки к лицу. Левая латная перчатка была исцарапана острыми камнями. Скоро она придет в совершеннейшую негодность. Но зато его правая искусственная рука была совершенно исправна. До сих пор Пазаниусу удавалось хранить в секрете уникальность своего протеза, который восстанавливался сам по себе. Но сержант понимал, что рано или поздно настанет момент, когда эта тайна раскроется. Ультрамарин изо всех сил саданул сверкающим кулаком по земле, расколов булыжник. Пальцы от удара расплющились в лепешку. Затем воин сидел и с отвращением смотрел, как они выпрямляются, обретая прежнюю форму, и как с них исчезают малейшие царапины.

Невыносимый стыд от того, что он был вынужден скрывать такую мерзость от своего лучшего друга, усугублялся еще и страхом. Он очень боялся, что когда Уриэль узнает об этом, то разочаруется в нем. И чем дальше, тем труднее ему будет признаться в своей слабости, которую он до сих пор скрывал от капитана. Этот стыд разрывал его сердце и заставлял страдать сильнее, чем факт пребывания под мертвым небом Мёдренгарда.

У Пазаниуса не вызывало сомнений, что ему никогда не забыть ощущение ужасного холода после удара косы Несущего Ночь. И медленное осознание того, что там, где только что была живая плоть, где была его рука, теперь нет ничего. Да и не получилось ли так, что какая-то порча передалась ему от оружия Несущего Ночь, и теперь его тело и разум заражены Хаосом?

Медики Павониса оказались на высоте и быстро разыскали протез, самый лучший из тех, что имелись в наличии. А Технодесантник Харкус и апотекарий Селенус провели сложнейшую операцию. Пазаниус с самого начала не испытывал особой радости от необходимости носить протез, а после битвы на борту корабля «Смерть добродетели» обнаружил, что его новая конечность оказалась не так уж и проста…

За какое преступление он так наказан? Почему именно он обречен испытывать такую неизбывную печаль?

Пазаниус раскрыл нагрудные пластины силового доспеха, достал нож и поклялся, что расплатится кровью.

Уриэль лежал на спине и пытался задремать, его веки наливались свинцом.

Если бы в блокгаузе было место, где можно спрятаться от невыносимого света черного солнца… Где возможно обрести сон… Но уснуть не получалось, мысли в голове кружили в безумном хороводе.

Теперь Уриэль окончательно уверился во многих своих предположениях насчет их путешествия. Он прекрасно понимал, что удивляться тому, что Кровавое Сердце оказался не просто артефактом, не приходится. Этого стоило ожидать, ведь логика действий демонов никогда не бывает прямолинейной. Были ли они с Пазаниусом включены в план, тщательно разработанный Омфалом Демониумом для того, чтобы расправиться со своим древним врагом или отомстить ему? Кто знает? Тем не менее, Уриэль поклялся, что не позволит использовать себя в чужой игре. Темные замыслы уже начали реализовываться, ведь не просто по стечению обстоятельств они оказались здесь. Несмотря на опасности вокруг, он надеялся, что Император с ним, он наблюдает за каждым его поступком, за каждой мыслью и незримо помогает ему.

Но почему же тогда он чувствует себя таким опустошенным, таким беспомощным? Уриэль читал жития многих святых Империума и выслушал неисчислимое количество страстных проповедей в часовнях. Священники говорили о том, что воля Императора подобно огню горит внутри каждого, горит ярче звезд. Но Уриэль не ощущал такого тепла и света в груди, более того, он был одинок как никогда.

Проповедники говорили о героях как о воплощении добродетели: чистое сердце, разум, не замутненный сомнениями, и душа, не отравленная высокомерием. Если судить по таким критериям, то он явно не был героем, а как раз наоборот — отщепенцем, от которого отвернулся даже его Орден. И выслал его подальше, в Око Ужаса, к другим изменникам и предателям. И где же этот пресловутый огонь императорской любви? Почему он не ощущает его тогда, когда он нужен как раз больше всего?

Уриэль повернулся на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее на жестком каменном ложе. Он знал, что его шансы выжить по пути в крепость, где засел Хонсю, минимальны. Может, попробовать убедить здешних отщепенцев-Космодесантников присоединиться? Но чем их увлечь?

Ворочаясь с боку на бок, капитан поймал взгляд Космодесантника, который появился в дверном проеме, как только в комнату зашел Ваанес и сел напротив Уриэля.

В свете, проникающем в импровизированную спальню, мерцали мелкие частички металлической пыли, которая поднялась с пола от шагов Ваанеса. Повисло напряженное молчание.

— Зачем ты здесь, Вентрис? — вдруг неожиданно спросил Ваанес.

— Я же сказал — мы прибыли сюда, чтобы разрушить Демонкулабу.

Ваанес удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Да, ты уже говорил это, но ведь тебе нужно кое-что еще. Не так ли?

— Что ты имеешь в виду?

— Я прекрасно видел, как вы с сержантом переглянулись, когда Серафис заговорил о Кровавом Сердце. Было очевидно, что это для вас не просто название. Я ведь не ошибаюсь?

— Возможно, что для нас Кровавое Сердце значит что-то большее, чем «просто название». И что с того?

— Похоже, я не ошибся, когда сказал, что от тебя надо ждать неприятностей. Но все никак не могу решить, стоит ли мне впутываться в твои дела.

— Я могу тебе доверять, Ваанес?

— Вероятнее всего, что нет, — признал Ваанес с улыбкой. — А! И вот что еще: я заметил, что ты осмотрительно уклонился от ответа на один вопрос. А звучал он так почему Омфал Демониум потратил столько сил и времени, чтобы доставить тебя сюда?

— Это дьявольское создание, кто может сказать, что у него на уме? — недовольно ответил Уриэль, словно его уличили в заключении сомнительного соглашения с Омфалом Демониумом.

— Весьма дипломатично, — сказал Ваанес сухо. — Все-таки мне хотелось бы услышать более вразумительный ответ.

— Мне нечего тебе сказать.

— Ну, как знаешь… Храни свои секреты, Вентрис, но мне придется попросить вас покинуть наше убежище, как только вы отдохнете.

Уриэль сел и, наклонившись к Ваанесу, горячо заговорил:

— Я знаю, что у тебя нет причин на это, но доверься мне! Я так понимаю, что все мы здесь оказались не просто так, а по воле Императора. Думаю, ты не будешь со мной спорить — слишком много совпадений. Пойдем вместе, нам пригодится ваша сила. Твои воины хорошо сражаются, и вместе мы сможем восстановить нашу честь.

— Восстановить нашу честь? — переспросил Ваанес. — У меня не хватило чести, чтобы проиграть. Почему, ты думаешь, я здесь? Почему я не со своими боевыми братьями?

— Я не знаю, — ответил Уриэль. — Почему? Расскажи мне.

Ваанес покачал головой:

— Нет, мы с тобой не настолько близки, чтобы делиться такими позорными вещами. Будет достаточно сказать тебе, что я никуда не пойду с тобой. Попытка проникнуть в эту крепость — слишком изощренный способ самоубийства.

— Ты здесь решаешь за всех? — спросил Уриэль.

— Можно и так сказать.

— И ты спокойно отвернешься от своего брата Космодесантника, если ему будет нужна твоя помощь?!

— Да, — ответил Ваанес. — Совершенно спокойно.

Уриэль резко поднялся и выпалил:

— А чего, собственно говоря, можно ожидать от такого изменника, как ты!

— Не забывай, — рассмеялся Ваанес, вставая и разворачиваясь, чтобы уйти, — вы с Пазаниусом точно такие же изменники. Вы больше не воины Императора, и давно уже пора признать это.

Уриэль открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал. Он вспомнил строчку из последней проповеди капеллана Клозеля. Капитан повторил ее шепотом, когда Ваанес покинул комнату:

— «Он должен надеть белый покров на свою душу и сохранить его в чистоте, погрузившись в самое пекло битвы. Только тогда он может умереть в святости».

Уриэль неожиданно проснулся в испуге и сначала не понял, где находится. Он резко поднялся, произнося благодарственную молитву за новый день и чувствуя, как проясняется в голове и пробуждаются все органы восприятия.

Он редко засыпал в полном смысле этого слова. Каталептический узел в мозгу позволял Космодесантнику погружаться в своего рода медитативный транс, когда тело воина полноценно отдыхало, а каталептический узел попеременно выключал различные области мозга. Конечно, такой вариант полностью не заменял сна, но зато давал возможность контролировать происходящее вокруг.

Уриэль провел рукой по волосам и вышел из затемненной комнаты, и тут ему в нос ударил запах готовящейся еды, из-за чего рот моментально наполнился слюной. Капитан вошел в главное помещение блокгауза, через крышу которого все так же пробивались лучи черного солнца. В углу около очага, на котором, бурлил большой котел с густой наваристой кашей, сидели несколько Космодесантников. Варево выглядело весьма подозрительно, но Уриэль не мог устоять перед запахом, который поднимался от котла, щекотал ноздри и дразнил желудок.

Еще несколько человек лежали в комнате, отдыхая, а Леонид и Эллард спали у очага, подложив под голову оружие вместо подушек.

— Я бы сказал «доброе утро», но, боюсь, в нашей ситуации это будет не совсем уместно, — сказал Ардарик Ваанес, накладывая кашу в миску, точнее, в жестянку, которую приспособили для этого. Затем он протянул ее Уриэлю со словами: — Здесь не очень много, но еду доставать довольно сложно, поэтому нужно экономить.

— Этого достаточно, спасибо, — сказал Уриэль, принимая миску.

Он сел рядом с Пазаниусом, который поприветствовал его только кивком головы, поскольку челюсти были заняты пережевыванием пищи.

— А вы не опасаетесь, что вас могут вычислить по дыму от костра? — спросил Ультрамарин.

— На Медренгарде? Нет, не думаю, что дым привлечет чье-либо внимание на этой планете, — хмыкнул Ваанес.

— Да уж, ты прав, — сказал Уриэль, улыбнувшись. Каша оказалась пустой — можно было определить на вкус разведенные в воде питательные вещества, которые в таком количестве могли спасти разве что от голодной смерти, не более. Но все равно это было гораздо лучше, чем паста, которая вырабатывалась его силовым доспехом.

— Вы обдумали мое предложение? — спросил Уриэль, приканчивая свою порцию и с сожалением отставляя миску в сторону.

— Обдумали, — ответил Ваанес.

— И?

— Ты заинтриговал меня, Вентрис. В тебе скрыто гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Хотелось бы мне знать, что именно. Ты говоришь, что прибыл сюда, чтобы выполнить смертельную клятву, и я верю тебе. Но есть что-то еще, о чем ты умалчиваешь, и я опасаюсь, что это может привести нас к погибели.

— Ты прав, — сказал Уриэль, понимая, что у него нет иного выбора, кроме как раскрыть этим людям всю правду. — Мне действительно есть что добавить. Будь добр, собери своих воинов на улице, я хочу поговорить со всеми.

Взгляд Ваанеса стал напряженным — конечно же, ему не хотелось позволять Уриэлю общаться со своими людьми напрямую, но также Ардарик понимал, что не может отказаться выполнить просьбу капитана.

— Хорошо. Послушаем, что ты нам скажешь.

Уриэль молча кивнул и последовал за Ваанесом наружу, под обжигающий свет черного солнца. По приказу командира Космодесантники вышли из блокгауза. К ним присоединились наблюдатели, спустившиеся с постов на верхних точках комплекса. Позевывая и щурясь, Леонид и Эллард тоже вышли из блокгауза, перекидывая лазганы через плечо.

Когда отряд был в сборе (их оказалось около тридцати, все из разных Орденов), Ваанес сказал:

— Слово предоставляется Уриэлю Вентрису.

Уриэль набрал в легкие воздуха, а Пазаниус, стараясь, чтобы это было незаметно для окружающих, шепотом спросил его:

— Ты уверен, что это мудрый поступок?

— У нас опять нет выбора, мой друг, — ответил Уриэль. — Наверное, так предопределено свыше.

Пазаниус вздохнул, а капитан вышел в центр круга, образованного Космодесантниками, и начал говорить сильным и чистым голосом:

— Меня зовут Уриэль Вентрис, и до недавнего времени я был капитаном Ультрамаринов. Я возглавлял Четвертую роту, а Пазаниус был моим старшим сержантом. Нас изгнали из нашего Ордена за нарушение Кодекса Астартес, и наши боевые братья больше не считают нас Ультрамаринами.

Уриэль умолк, прошел по кругу и заговорил вновь, возвысив голос:

— Мы больше не Ультрамарины, но мы все еще Космодесантники, воины Императора, и мы останемся ими до конца. Точно так же, как ты, ты и ты!

Уриэль толкал Космодесантников одного за другим кулаком в плечо и продолжал речь:

— Я не знаю, как каждый из вас сюда попал, какие обстоятельства изъяли вас из лона ваших Орденов и забросили в это место. Да и не нужно мне это знать. Но я хочу предложить вам отличный шанс восстановить утраченную честь, доказать, что вы настоящие воины, имеющие цель.

— А что мы для этого должны сделать? — спросил огромный Космодесантник в силовом доспехе с символикой Алых Кулаков.

— Как тебя зовут, брат?

— Кайама Шаэ, — ответил Алый Кулак.

— Я предлагаю вам присоединиться к нам и помочь выполнить наше задание, брат Шаэ, — сказал Уриэль. — Проникнуть внутрь крепости Хонсю и разрушить Демонкулабу. Некоторые из вас уже слышали о ней, но мне надо сказать вам вот еще что. Омфал Демониум, демон, что доставил нас сюда, сделал это с умыслом. Он рассказал нам о Кровавом Сердце и сообщил, что он находится в тайных подвалах крепости.

По кругу пронесся удивленный шепот, но Уриэль хладнокровно продолжил:

— Он поручил нам вернуть ему Кровавое Сердце, и мы согласились.

— Предатели! — прошипел Белый Консул. — Вы, похоже, одной породы с демонами!

Пазаниус вскочил на ноги и выкрикнул:

— Никогда! И я убью любого, кто…

Уриэль подошел, встал между двумя Космодесантниками и пояснил:

— Мы согласились, потому что миры нашего Ордена оказались под угрозой уничтожения, брат. Но не сомневайся, конечно же, у нас нет ни малейшего намерения выполнять этот договор. Как только я найду это чертово Кровавое Сердце в крепости, я первым делом уничтожу его. Даю вам слово!

— А почему мы должны доверять тебе? — спросил Ваанес.

— Я не могу предложить вам никаких гарантий, кроме своего слова, но подумайте над тем, что я вам сказал. Кузнец Войны Хонсю недавно вернулся из похода, нагруженный под завязку генным семенем. Как вы думаете, для чего он его использует? Вы знаете, каким образом Демонкулаба производит всевозможных отвратительных тварей? Если у Хонсю будет достаточно генного семени, то он сможет создать сотни, возможно, даже тысячи новых воинов для своей армии и уничтожить вас. Вы прекрасно знаете об этом, так почему же не нанести удар первыми, пока мы еще можем сделать это?

Уриэль понял, что его слова не пропадают втуне, и усилил напор:

— Вы говорите, что Железных Воинов больше всего задевает, что вы умудряетесь жить у них под боком на Медренгарде! А представьте, как будет подорван их дух, когда вы разобьете их подчистую, прежде чем они смогут дать отпор. Поймите, мы сейчас можем принести Железным Воинам столько неприятностей, что они не скоро это забудут. А даже если мы и погибнем в этой битве, мы умрем с обретенной вновь честью и славой!

— Какой нам толк от чести, если мы будем мертвы? — спросил Ваанес.

— Смерть и честь, — сказал Уриэль. — Если первая повлечет за собой вторую, то это будет хорошая кончина.

— Легко тебе говорить, Вентрис.

Уриэль покачал головой и произнес:

— Нет, совсем нет, Ваанес. Ты думаешь, я хочу умирать? Нет, я хочу прожить еще много лет и нести погибель врагам Императора, но если мне суждено умереть… Но если мне суждено умереть, то я не могу придумать лучшего конца, чем гибель в бою рядом со своими, братьями Космодесантниками, во имя высокой цели.

— Высокой? Ты думаешь, кому-то есть до этого дело? — рявкнул Ваанес. — Если мы все погибнем в результате твоей самоубийственной затеи, это будет иметь хоть какой-то смысл? Кто будет знать об этом подвиге и твоей бесценной чести?

— Я буду, — ответил Уриэль тихо. — И этого достаточно.

Воцарилась тишина. Капитан наблюдал, как отверженные Космодесантники мечутся между возможностью сохранить статус-кво и надеждой на освобождение и спасение. Он еще не мог сказать, по какому пути они пойдут.

Когда Уриэль уже начал думать, что ни один не откликнется на его призыв, полковник Леонид и сержант Эллард подошли к нему. Леонид отдал честь и сказал:

— Мы будем сражаться рядом с тобой, капитан Вентрис. Мы погибнем в любом случае, а если мы сможем прикончить парочку-другую Железных Воинов, прежде чем они прикончат нас, это будет здорово.

Уриэль улыбнулся и пожал руку Леониду:

— Вы смелый человек, полковник.

— Возможно, — согласился Леонид. — Хотя честнее было бы сказать: я человек, которому нечего терять.

— По каким бы соображениям вы ни присоединились к нам, я вам очень благодарен, — сказал Уриэль.

В этот момент к нему подошел сержант Серафис.

— Я пойду с тобой, Уриэль! Если я разузнаю побольше об интригах и кознях сил Хаоса, это может пригодиться.

Уриэль благодарил кивком каждого Космодесантника. Они подходили поодиночке и парами, и наконец, только один отверженный остался стоять в отдалении от Уриэля и Пазаниуса. Ардарик Ваанес.

Бывший Ворон улыбнулся своим мыслям и сказал:

— Твои слова способны трогать сердца.

— Присоединяйся к нам и ты, Ваанес, — сказал Уриэль. — Это, пожалуй, единственный шанс для нас вернуть честь. Вспомни, кто ты и для чего ты пришел в этот мир!

Ваанес подошел к капитану:

— Я и так хорошо это знаю, Вентрис!

— Тогда присоединяйся к нам!

Ворон окинул взглядом бункер, который стал для него домом, и Космодесантников, что стояли рядом с Уриэлем и Пазаниусом.

— Хорошо, я помогу вам пробраться в крепость, но я не собираюсь погибать ради вашей смертельной клятвы. Ты должен это запомнить.

— Я запомню, — подтвердил Уриэль.

Неожиданно Ваанес рассмеялся и покачал головой:

— Черт, я ведь знал, что знакомство с тобой, парень, сулит большие неприятности…

Глава 9

Отряд воинов, воодушевленных новой целью, готовился к походу. Люди собрались, проверили боеготовность оружия и исправность силовых доспехов. Уриэль надраил свой панцирь так хорошо, как только было возможно, затем преклонил колени и вознес молитвы духам оружия. Капитан положил на импровизированный алтарь болтер и меч и попросил помощи и покровительства Императора.

Пазаниус наполнил свой огнемет остатками прометия, стараясь не думать о том, что скоро придется его оставить, потому что оружие без боеприпасов ни на что не годно.

Наконец воины были готовы, и Уриэль гордо повел отряд, сформированный из отщепенцев императорской армии, от разваливающихся бункеров к выходу из расселины. Ардарик Ваанес, молча шедший рядом с ним, вдруг заговорил:

— Ты понимаешь, что есть очень большая вероятность того; что ты ведешь всех нас на верную смерть?

— Да, я осознаю всю опасность нашего похода.

— Хорошо, я просто хотел убедиться, что ты действительно понимаешь это.

Небо потемнело, когда они, наконец, добрались до выхода из долины, и их накрыл мрак низко нависающих и не обещающих ничего хорошего облаков дыма. Какое-то время Уриэль был занят размышлениями о том, какая отвратительная погода на Медренгарде и меняется ли она когда-нибудь. Впрочем, какое дело Железным Воинам до погоды? Здесь ничто не росло, следовательно, никто и не ждал влаги с небес.

По мере приближения к месту назначения Уриэль все больше верил в правоту Ваанеса, который утверждал, что попытка пройти к осажденной твердыне — это самоубийство.

Крепость Хонсю выглядела как ядовитый клык на фоне неба: черные как смоль вышки из пропитанного кровью камня пронзали облака пепла. Башни и арочные постройки крепости были окружены огромными бастионами высотой несколько сотен метров. Верхние уровни нетронутыми возвышались над осаждающей армией, но нижние подступы были превращены в ад. Множество могучих механизмов окружало крепость, облепляя ее склоны, как пиявки. Казалось, что бастионы вздымаются прямо из этой копошащейся массы. У Уриэля начинали слезиться глаза, если он слишком пристально всматривался в чудовищную архитектуру величественного сооружения.

Казалось, весь мир содрогается от ударов могущественных машин, ритмичный стук которых напоминал биение огромного механического сердца. Освящавшие Хонсю силы облепили крепость подобно поганкам на старом пне. Бараки и редуты зигзагами бороздили склоны, а разрывы снарядов, выпущенных из чудовищных пушек, расцветали на стенах крепости то тут, то там.

Из тылов осаждающих тянулся широкий многокилометровый скат, по которому тяжелые танки и Титаны могли быстро добраться до цели. Уриэль взирал на несметное количество солдат, для которых были выстроены обширные лагеря, даже можно сказать, целые города. «И как же нам пробиться через такую толпу?» — промелькнуло у него в голове.

— Может, ты передумал по зрелому размышлению? — как будто читая его мысли, спросил Ваанес.

— Нет, — ответил Уриэль.

— Уверен?

— Абсолютно. Ваанес, мы прорвемся. Это будет непросто, но мы справимся.

По лицу Ваанеса нельзя было сказать, что ответ удовлетворил его. Но он все же подсказал возможный путь, указав туда, где плато сужалось и переходило почти в вертикальный склон горы.

— Вот подходящий вариант, используя его, мы сможем относительно безопасно попасть на равнину. Он крутой, очень крутой, если сорвешься, то мало не покажется.

— Ты и вправду считаешь, что по нему можно спуститься?! — выдохнул Леонид.

— Можно, только очень осторожно, — сказал Ваанес. — Так что лучше не падать.

— Да тебе-то не страшно, — пробормотал Эллард, пристегивая лазган к поясу и направляясь к крутому спуску. — Даже если ты сорвешься, тебе ничего не грозит, потому что у тебя есть прыжковый ранец!

— Что? Ты полагаешь, что я в случае чего объявлю таким оригинальным образом о том, что мы здесь? — возразил Ваанес.

Уриэль последовал за ним, поглядывая на склон, по которому им предстояло спуститься; от такой высоты даже у него закружилась голова.

Спуск, который шел вниз на много сотен метров, пересекался то тут, то там реками расплавленного металла, который тек по базальтовым каналам к оранжевым озерам.

— Вам надо спускаться лицом к склону, — давал инструкции Ваанес, ступая на тропинку, которая была не более полуметра шириной, и используя природные трещины в поверхности каменной стены для опоры. Он осторожно начал продвигаться спиной к пропасти по узенькому выступу, подавая остальным пример.

Следующим пошел Уриэль, очень внимательно следя за центром тяжести, потому что знал, что малейший дисбаланс может закончиться стремительным полетом к огнедышащему оранжевому озеру внизу. Ледяной ветер хлестал его, будто хотел оторвать от стены, и капитан чувствовал, как громко перестукиваются два его сердца.

Так он двигался вперед, в точности повторяя все движения Ваанеса, стараясь ухватиться именно за те выступы, которые тот уже использовал. Прошло уже несколько часов, его мускулы ныли, а пальцы сводило от напряжения, но они прошли только половину пути. Его дыхание стало прерывистым, и Уриэль изо всех сил старался не смотреть вниз.

Так они пробирались по отвесной скале над полыхающим озером лавы, ступая ровно след в след друг за другом, пока не добрались до места, где склон становился более пологим и была возможность спускаться прямо по нему.

Преодолев очередной узкий выступ, Уриэль с трудом разогнул пальцы — руки словно налились свинцом от перенапряжения, и капитану оставалось только надеяться, что у него хватит сил дойти до цели. Когда тропа над пропастью стала шире и появилось немного места для маневра, Уриэль обернулся и посмотрел на долину, где копошились войска.

По какой же причине завязалась эта резня? Была ли это какая-то междоусобица Железных Воинов или все началось по велению кого-то более могущественного, чем Хонсю? Знали ли атакующие крепость о Демонкулабе или о таинственном Кровавом Сердце?

Но, подумав хорошенько, он пришел к выводу, что не так уж и важно, почему силы Хаоса сражаются друг с другом. Чем больше будет таких войн, тем меньше будет опасных врагов у Императора.

Крик, наполненный первобытным ужасом, вырвал капитана из этих размышлений. Он посмотрел вверх как раз вовремя, чтобы увидеть полковника Леонида, стремительно приближающего к нему по склону вместе с градом камней. Уриэль даже не успел подумать, как вцепился одной рукой в склон горы и, опасно наклонившись, потянулся другой за пролетающим мимо полковником.

Пальцы Ультрамарина схватили Леонида за униформу, зубы обнажились в зверском оскале, но он не отпускал товарища, пытаясь втянуть его на выступ. Полковник отчаянно пытался зацепиться за склон и выкарабкаться, но пальцы его все время соскальзывали. Несмотря на то, что Уриэль обладал отменной реакцией и смог поймать таким образом человека, удержать его в таком положении было крайне тяжело. Уриэль терял равновесие, из-под его ног осыпались камни, а скользкая порода под пальцами, вцепившимися в склон, крошилась.

— Я не могу больше держать! — прошипел капитан.

Полковник отчаянно пытался за что-нибудь зацепиться, но все выступы, за которые он хватался, обламывались и улетали мелким крошевом в оранжевое озеро лавы.

— Не бросай меня! — прохрипел Леонид. — Умоляю!

Уриэль изо всех сил пытался вытянуть тяжелого воина, но знал, что это ему не удастся. Может, просто отпустить? Определенно, присутствие Леонида не повлияет сильно на исход операции. Он был самым обычным гвардейцем, что такого выдающегося он мог совершить?

Но даже раньше, чем все эти мысли пронеслись у него в голове, Уриэль почувствовал хватку на своем плече. Оказалось, что это сержант Эллард изо всех сил старался вытащить их обоих. У него не хватало на это сил, но его поддержка дала капитану возможность ухватиться поудобнее. Сантиметр за сантиметром Уриэль, стараясь не потерять равновесие и не полететь вниз вместе со спасенным, отклонялся назад, пока не почувствовал себя в безопасности. Тогда он вытащил полковника вслед за собой на узенькую тропинку.

Леонид отрывисто дышал, его лицо было пепельно-серым от только что пережитого шока.

— Ты в безопасности, Михаил, — сказал Уриэль, намеренно называя его по имени.

Леонид с трудом заглатывал воздух, не в силах оторвать взгляд от бездны, из которой его выдернули в самый последний момент, он все-таки смог сказать, заикаясь:

— Сп-пасибо.

Уриэль ничего не ответил и посмотрел на Элларда. Улучив момент, Уриэль благодарно кивнул ему, и сержант ответил тем же.

— Ты можешь продолжать?

— Да, — прохрипел Леонид. — Я скоро буду в порядке, просто дайте мне пару минут.

Все трое молча переводили дух, пока не почувствовали, что могут идти дальше. Уриэль пошел впереди, а Эллард — замыкающим. Шаги Леонида сначала были неуверенными, но скоро он оправился и тоже набрал скорость.

Их спуск, казалось, состоял из одних преград: переправа через лавовые потоки, участки, где тропа сходила на нет, отрицательный угол наклона скалы, наконец, хлещущий ветер, который хотел сбросить воинов вниз. Уриэль продолжал путь, прижимаясь изо всех сил к склону и ежесекундно балансируя между жизнью и смертью, пока не почувствовал, что ступил на безопасную почву. Он огляделся вокруг и увидел, что находится на широкой площадке из спрессованного пепла и железных обломков.

Тут собрался уже весь отряд, отдувающийся после такого сложного марш-броска. Капитан стоял молча и смотрел, как добираются до них Леонид и Эллард. В душе его боролись гордость и стыд: гордость за то, что он все-таки спас человека, и стыд за то, что в его голове зародилась недостойная мысль оставить его в беде.

Ардарик Ваанес подошел к нему и сказал:

— Ты, тем не менее, справился.

— Да, — ответил Уриэль. — Но это было непросто.

— Верно, но мы уже здесь. Что будем делать дальше?

Это был хороший вопрос. До крепости все еще было далеко, и Уриэль даже примерно не мог прикинуть, сколько вражеских солдат стоит между его отрядом и нижними бастионами. Он внимательно осмотрел территорию, выделяя строительные бригады и экскаваторы, которые ворочали тоннами земли. Это строился прямой путь к крепости, по которому из тыла осадных войск танки и Титаны могли максимально быстро добраться до стен замка. В основу этой широкой дороги закладывали металл. Точнее, по базальтовым каналам текло расплавленное железо, раскаляя воздух и испепеляя зазевавшихся рабов.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что нам не пробиться через такую толпу. Даже если это всего лишь люди.

— Я знаю, — ответил Уриэль, осматривая огромную емкость для транспортировки, — но, кажется, нам не понадобится этого делать.

Жар от лавового озера нагревал воздух, наполнял его ядовитыми испарениями, и каждый вздох больно обжигал горло. Уриэль обошел высокую насыпь из железного лома и затаился за ней, пока колонна рабов не прошла мимо. Они были одеты в грязные лохмотья и скованы друг с другом длинной цепью, которая тянулась от ошейника к ошейнику. Слуги Железных Воинов в вакуумных костюмах командовали несчастными, а если те были недостаточно расторопны, то с видимым удовольствием избивали их.

Лязг тяжелых гусеничных погрузчиков и не прекращающаяся ни на секунду канонада поглотили все шумы, которые произвели Космодесантники, когда спускались по склону. Клубы время от времени накрывавшего местность дыма помогли им добраться до стройки незамеченными. Огромные погрузчики намного превосходили размерами самый большой танк, который Уриэль когда-либо видел в своей жизни. Эти сложные машины управлялись из кабин, размещенных на самом верху, а их катки были диаметром в три человеческих роста.

Нагруженные тоннами грунта, они двигались по тракту до места назначения, где избавлялись от груза, потом возвращались назад, чтобы вновь наполнить кузова. Уже миллионы тонн были подвезены к стенам крепости, но наклонная полоса дороги едва доставала до средних укреплений. Уриэль внимательно наблюдал, как три погрузчика спускаются по склону.

— Вот они, — прошептал он в вокс, настроенный на волну Пазаниуса.

— Я вижу, — подтвердил тот.

С другой стороны строительной площадки пробирался Ваанес, занимая подходящую высоту, где он мог воспользоваться прыжковым ранцем наилучшим образом. Другие Космодесантники уже расположились на своих позициях и ждали только команды, чтобы начать атаку.

Первый погрузчик совершил широкий разворот и отправился за очередной порцией грунта прямо в облако дыма. Уриэль наблюдал за его маневрами, покусывая тубы от нетерпения.

— Через пару секунд можно будет начинать, — сказал Пазаниус, и Уриэль почувствовал предвкушение боя в голосе сержанта.

— Да, — подтвердил Уриэль. — Готов?

— Как всегда!

— В такие моменты я очень жалею, что капитана Айдэуса нет рядом, — заметил Уриэль.

Пазаниус рассмеялся и сказал:

— Эта операция показалась бы ему детской забавой.

— Что? Вступление в бой при таком численном преимуществе противника противоречит Кодексу Астартес.

— Точно, — сказал, улыбаясь, Пазаниус, но тут же собрался и мотнул головой в сторону тракта: — Последний спустился.

Уриэль обратил взгляд на погрузчик, который описал широкую дугу у основания тракта и взял курс на крепость. Капитан вскочил на ноги и закричал:

— Пошли! Пошли! Пошли!

Испуганные рабы смотрели, как они бегут к огромному погрузчику, но по необъяснимой причине не подняли шума. Вблизи механизм оказался намного больше, чем виделся со скалы, и был защищен толстыми листами железа и бронзы. Его гусеницы из-за огромного веса вгрызались глубоко в землю. К счастью, машина после разворота все еще не набрала скорости и шла достаточно медленно. Уриэль ухватился за железную лестницу, что вела к кабине, и стал взбираться наверх.

Космодесантники побежали рядом с погрузчиком и стали запрыгивать на него, карабкаясь по покатым щитам. Уриэль поспешно взобрался по ступеням лестницы на платформу и услышал, как что-то тяжело приземлилось прямо на крышу кабины водителя. Затем до него донеслись скрежет разрываемого металла и крики.

Он еще продолжал подъем, когда люк кабины раскрылся, и существо в вакуумном костюме попыталось оттуда выпрыгнуть. От него исходили сильные волны страха, которые почти удушили Уриэля, но он не стал дожидаться, пока эта тварь очухается, и напал первым. Противник попытался выхватить пистолет, но капитан дернул приспешника Железных Воинов посильнее и сбросил его на землю. Кайама Шаэ, Космодесантник из Алых Кулаков, выстрелил демону прямо в голову. Все рабы, работавшие на этом участке, подбежали к телу и, не скрывая радости, смотрели, как тот умирает.

Уриэль вскарабкался по лестнице и ворвался в кабину, готовый сражаться, но понял, что в этом уже нет необходимости. Еще два тела в вакуумных костюмах валялись со сломанными шеями. А третий, водитель, так и остался сидеть в кресле, распоротый от шеи до брюха мечом Ваанеса.

Бывший Ворон стоял перед панелью управления, но ему было неудобно — мешал топливный бак прыжкового ранца. Ваанес располагался прямо под огромной дырой в крыше кабины и сражался с множеством рычагов управления и рулевым колесом.

— Ты имеешь представление, как управлять этой штуковиной? — спросил он.

— Нет, — сказал капитан. — Но чего тут может быть такого уж сложного?

— Ну да. Ты прав, сейчас разберемся.

Уриэль протер залитое кровью мутантов лобовое стекло и показал рукой на два погрузчика, что шли впереди них:

— Просто держи машину прямо и постарайся не отставать от них.

Ваанес кивнул. Уриэль оставил его и вышел на платформу. Космодесантники карабкались по содрогающимся бортам к кузову погрузчика, где можно было спрятаться.

Убедившись, что они смогут подобраться так близко к крепости без малейшего риска быть обнаруженными, Уриэль вернулся обратно в кабину, предварительно выкинув оттуда тела мертвых мутантов. Он с силой вышвырнул их наружу, а рабы подбежали к ним и разорвали на мелкие кусочки без малейшей тени сожаления или милосердия.

— На самом деле все не так уж и сложно, — сказал Ваанес, когда Уриэль закрыл дверь за спиной.

— Да?

— Ага, с «Рино» и то сложнее управляться. Этот просто чуть-чуть побольше.

— Да, побольше, — согласился Уриэль.

Он предоставил Ваанесу управление погрузчиком, а сам стал наблюдать через грязное лобовое стекло за ходом осады. Они проезжали мимо хорошо укрепленных артиллерийских точек, огромных пушек, которые были гораздо больше имперских и извергали снаряды размером с танк. Высокие башни, увешанные мертвыми телами, возвышались над бункерами. Страшные картины демонического мира, охваченного войной, представали перед глазами Уриэля, куда бы он ни бросал взгляд.

Погрузчик ехал по дороге, вдоль которой висели трупы, на вымощенных черепами площадках вокруг идолов молились в исступлении жрецы, концентрируя энергию зла. Когда Уриэль увидел, как мутанты бросают рабов в расплавленный металл ради развлечения, он отвернулся, не в силах вынести это зрелище. Поскольку он не мог спасти их всех, то не будет спасать никого. Это легло тяжелым грузом на душу Ультрамарина, который по своей природе не должен был оставлять зло и жестокость безнаказанными. Но Уриэль уже внутренне согласился с Ваанесом — наверное, лучше оставить рабов на погибель, чем самому быть убитым в безнадежной попытке освободить их.

Погрузчик тем временем преодолел расстояние между окраинами лагеря и линией обороны, они ехали по колоссальным железным мостам, которые проходили над километровыми траншеями. В них трудились жуткие дьявольские механизмы, и при одном взгляде на которые капитана пробирала дрожь.

В кабине стоял удушающий жар, но Уриэль не смел открыть дверь, опасаясь, что их обнаружат. До тех пор, пока у них есть возможность следовать за двумя погрузчиками, они в безопасности. Но как только те повернут от крепости, вопросом времени станет то, как скоро враги поднимут тревогу.

Машина продолжала свой путь через лагерь Железных Воинов по направлению к крепости, проезжая через целые города, где расхаживали солдаты в красных одеяниях. Перед битвой люди приводили себя в исступление, танцуя вокруг огня, вознося молитвы, распевая благодарственные гимны своим командирам и стреляя в воздух.

— Вон там воины лорда Беросса, — сказал Ваанес, указывая на черный с золотом штандарт, развевающийся высоко над лагерем.

— А кто это? Противник Хонсю?

— Похоже, что так. Он командует Великой ротой Железных Воинов и является вассалом лорда Торамино. Думаю, его можно назвать одним из самых могущественных Кузнецов Войны.

— Откуда ты все это знаешь? — поразился Уриэль.

— Иногда мы берем пленников, — ответил Ваанес. — Если Беросс здесь, значит, тут и Торамино. Я не знаю, какова причина, по которой они решили осадить эту крепость, но могу поспорить на что угодно, что это очень важно.

— Возможно, они знают, что Хонсю принес с собой богатую добычу с Гидры Кордатус, и очень сильно хотят получить хотя бы часть.

— Генное семя? Да, похоже на то.

— Мы не можем этого допустить.

Ваанес рассмеялся:

— Под твоим командованием всего лишь жалких три десятка воинов, а ты собираешься перевернуть весь этот мир.

— Почему бы и нет? — сказал Уриэль. — Мы — Космодесантники Императора. Для нас нет ничего невозможного.

— Я вот одного не могу понять. Судя по всему, ты ведешь меня на верную смерть, а я все равно испытываю к тебе симпатию, Уриэль Вентрис. Мало того, что ты решился на невыполнимое задание, ты и меня умудрился втянуть в эту авантюру.

Уриэль, скрывая довольную усмешку, отвернулся к окну, за которым простирались пейзажи из ночного кошмара. Тут он заметил, что первые два погрузчика замедляют ход и направляются к спуску с тракта.

— Черт, они поворачивают, — выругался Ваанес, когда увидел это.

— Мы слишком далеко, чтобы добраться пешком, — сказал Уриэль. — Впереди еще целый полк, с которым нам никак не справиться.

— Ну и что будем делать?

— Дави на газ! — сказал Уриэль. — Веди машину прямо к крепости, а мы перебьем всех, кто встанет на нашем пути. Расстреляем или передавим. Твоя задача — как можно ближе подъехать к стенам.

— Я постараюсь! — крикнул Ваанес, вдавливая педаль в пол и заставляя машину взреветь. — Думаю, они скоро почуют неладное, так что будь готов прикрыть меня в случае опасности.

Уриэль кивнул и выбрался из водительской кабины. Добравшись до остальных Космодесантников отряда, он объяснил им затруднительное положение, в которое они все попали. Предупреждающий сигнал замигал у него в визоре шлема, и Уриэль приготовил меч и болтер к бою. Погрузчик стремительно приближался к перекрестку. Две идущие впереди машины свернули налево, в то время как их погрузчик резко прибавил газу, и с ревом устремился к крепости, быстро набирая скорость. Дорожная насыпь с трудом выдерживала тяжелую технику, поэтому погрузчик иногда пробуксовывал, но Ваанес выжимал из машины все возможное.

Рев сирены и встревоженные крики всполошили лагерь осаждающих. Рабы и мутанты, которые выравнивали тракт, разбегались в ужасе перед ними, но успевали не все, и многие гибли под девятиметровыми катками.

Раздались выстрелы, и по бортовой броне защелкали пули, но Уриэль знал, что этого не стоит опасаться. А вот когда враги спохватятся и пустят в ход крупнокалиберные пушки, тогда Космодесантникам придется туго.

— Пли! — рявкнул капитан в вокс.

Космодесантники, с нетерпением ожидавшие этого приказа, поднялись над бортами кузова и открыли огонь, выкашивая противников по всему периметру. В этот момент погрузчик на всем ходу влетел в траншею. Падая, он вызвал обрушение огромной насыпи, которая погребла под собой многих вражеских солдат.

Издав воинственный клич, воины Императора повыпрыгивали из кузова, но не встретили никакого сопротивления. Уриэль удовлетворенно обозрел территорию вокруг, прикидывая, сколько же прислужников Хаоса им удалось уничтожить зараз. Наконец противник опомнился и из отдаленных укрытий начал вести стрельбу. Космодесантники стали отстреливаться.

Уриэль обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ослепительную вспышку света и пригнуться, когда совсем рядом с ним раздался взрыв, сотрясший землю. Погрузчик подпрыгнул, и на какой-то момент Уриэль испугался, что он перевернется.

Но сегодня Император был с ними, и машина выправилась сама, приземляясь обратно в траншею с оглушительным грохотом. Следующий снаряд взорвался еще ближе, окатив грузовик градом камней и дымящихся обломков. Артиллеристы нащупывали цель, совершенно не заботясь о том, сколько их товарищей погибнет при этом. Ультрамарин лихорадочно соображал, как лучше поступить, потому что было очевидно, что, если следующий удар достигнет цели, от его отряда не останется ничего.

— Рассредоточиться! — прокричал он. — Быстро!

Дважды повторять не понадобилось. Космодесантники бросились врассыпную. Уриэль взглядом проводил Пазаниуса, который кувырнулся, уходя из-под огня, затем открыл дверь в кабину водителя и рявкнул, перекрывая грохот непрекращающейся канонады:

— Ваанес! Давай быстрей выбирайся отсюда!

— Иди! — ответил Ваанес. — Я последую за тобой!

Уриэль кивнул, бросился прочь от кабины по платформе и прыгнул, жестко приземлившись. Сердце не успело стукнуть, как он уже орудовал мечом, продвигаясь к горе. Снаряды взрывали землю вокруг него, поднимая пыль, осколки рикошетили от силового доспеха.

Он видел, как Ардарик Ваанес выпрыгнул из кабины почти в тот же момент, когда снаряд попал в погрузчик. Столб пламени и жирного дыма устремился в белое небо. Ударная волна жестко толкнула Уриэля в спину. Вслед за этим взрывом раздалась еще серия не менее сильных, и капитан понял, что рядом сдетонировало содержимое склада боеприпасов.

Земля не переставала дрожать ни на секунду, снаряды летали по воздуху во всех направлениях, так же как и куски плоти. Вражеские солдаты дрогнули и поспешили в укрытие, но Уриэль и другие Космодесантники не останавливались.

Впереди были пологие подступы к горе, где войска Беросса проложили фуникулерную дорогу. Огромная неуклюжая машина поднимала по этим железным путям около сотни Железных Воинов.

Тысячи бойцов роились у основания горы, ожидая своей очереди отправиться в бой и ринуться на штурм. Грохот взрывов совершенно не удивил их и не привлек никакого внимания, и они еще не видели бегущих Космодесантников. Уриэль нашел глазами Пазаниуса и Ваанеса и сообщил им по воксу:

— Платформа справа! Туда спускается пустая кабина. Нам необходимо взять ее, пока вся эта толпа не спохватилась.

— Да, я вижу ее, — ответил Ваанес.

Отряд Космодесантников вошел в толпу ничего не подозревающих воинов, как нож в масло. Скорость и наглость подарили им несколько драгоценных секунд и метров. А потом они беспощадно атаковали, прорубая себе путь к платформе, отсекая, не глядя, конечности и головы и оставляя за собой горы трупов и реки крови.

Совершенно растерявшиеся солдаты противника дрались за то, чтобы убраться побыстрее с дороги отряда. Уриэль сам не успел понять как, но оказался уже очень близко к платформе. Ваанес был уже там: он включил прыжковый ранец.

Уриэль забрался наверх, откуда было хорошо видно, как воины отряда тоже подтягиваются, уворачиваясь от пуль. Как только кабина спустилась вниз, Космодесантники сразу же забрались в нее, помогая друг другу.

Транспортное средство оказалось пустым, если не считать сервитора, сращенного с механизмом. Его единственной функцией было управление рычагами, которые направляли повозку вверх или вниз. Уриэль, Пазаниус и Кайама Шаэ подошли к краю платформы и открыли огонь, прикрывая своих.

— Вентрис! — закричал Ваанес. — Хватит! Давай быстрей сюда, мы поднимаемся!

Уриэль перекинул болтер через плечо, хлопнул по плечам двух своих бойцов, и они вместе побежали к остальным. Механизм фуникулера заработал вновь и стал поднимать кабину, но она двигалась очень медленно. Поэтому, когда капитан добежал до фуникулера, ему не составило труда забраться внутрь. Решив помочь Пазаниусу, он схватил его за серебряную руку, с силой потянул вверх и вдруг заметил, что на ней не было ни царапинки. Это было просто невероятно, ведь его собственные латные перчатки были уже изодраны в клочья.

Пазаниус, забравшись в вагонетку, сразу перегнулся через борт и стал отстреливаться от врагов, а Уриэль помог Кайаме Шаэ.

Пули и осколки барабанили по обшивке кабины и со звоном отскакивали, но фуникулер быстро набирал скорость, и скоро отряд был вне досягаемости вражеского огня.

Уриэль внимательно посмотрел на Пазаниуса, прежде чем перевести взгляд на крепость. Черные дымовые облака покрывали склоны горы, подсвеченные огнем взрывов и трассирующих следов.

— Ну что ж, мы прорвались, — сказал Ваанес.

Уриэль обернулся и проводил взглядом стремительно удаляющуюся платформу, уже едва видную в дыму.

— Добраться сюда не самое сложное, — сказал Уриэль. — Теперь нам предстоит проникнуть в крепость.

Глава 10

— Похоже, твоя идея снести шатер лорда Беросса хорошо сработала, — сказал Обакс Закайо, но его трудно было расслышать, потому что очередной артиллерийский залп ударил по склону. Языки пламени и столбы масляного дыма поднялись в воздух, и Хонсю захохотал, глядя, как дождем посыпались человеческие останки.

Клубы пыли окутали их, и Хонсю закашлялся от попавшего в рот пепла. Конечно же, было глупо оставаться так близко к линии фронта, но он все еще не отошел от жаркой схватки.

— А ты сомневался, что так будет? Беросс настолько предсказуем, что это уже превращается в забавную игру.

— Но, мой лорд, тебе не кажется, что через несколько дней он сможет проломить стены Халан-Гола? — сказал Оникс, стоя за спиной Хонсю. — И в чем ты видишь преимущество?

— Все дело в том, что он танцует под мою дудку, Оникс. Заставь врага поступать так, как ты хочешь, и можно считать, что он проиграл. Беросс даже стену пытается проломить ровно в том месте, где удобно мне. Но Торамино… Торамино не так прост. Он из тех, кого нам надо опасаться. Я не знаю, чем он сейчас занят.

— Наши шпионы не нашли никаких следов Торамино, — сказал Обакс Закайо. — Кажется, он выжидает, просто сохраняя своих воинов, пока Беросс бездумно гробит людей под нашими стенами.

— Я понимаю. Вот это-то меня и беспокоит, — резко ответил Хонсю, обводя широким жестом резню под стенами. — Торамино слишком умен, чтобы отправлять солдат на верную смерть. Он также знает, что Беросс совершенно не умеет хитрить, и, похоже, просто выжидает подходящего момента, чтобы нанести сокрушительный удар. Мы должны просчитать его шаги и правильно среагировать. Иначе мы проиграем сражение.

Оникс прислонился к парапету и устремил пристальный взор серебряных глаз на противоположную сторону склона. Рядом с командирами стояли Железные Воины, готовые защищать крепостной вал, если падут бастионы. Судя по яростной канонаде, это было более чем вероятно.

— Мы находимся слишком близко к линии фронта, — сказал Оникс.

Хонсю покачал головой:

— Нет, я должен быть здесь.

— Я могу защитить тебя от предательского клинка или пули снайпера, — сказал Оникс, — но я совершенно беспомощен против артиллерийских снарядов. Вечные мучения предстоят моей душе, если я позволю тебе погибнуть, пока ты находишься под моей защитой.

— А почему ты думаешь, что меня будут волновать твои страдания?

— Они не будут тебя волновать. Потому что ты будешь мертв.

Хонсю обдумывал его слова пару секунд и озвучил свое решение:

— Пожалуй, ты прав.

Наполовину демон, наполовину человек кивнул в сторону противника, когда очередной рой воющих снарядов пролетел над их головами. Хонсю обернулся, довольный надежностью бастионов. Воины, которых он отобрал для того, чтобы сопровождали его в лагерь Беросса, командовали обороной этой части крепостной стены. Это были самые лучшие бойцы.

Комендант шагнул вперед, но какое-то темное озарение заставило его посмотреть вверх, и он крикнул:

— Ложись!

Хонсю никогда не узнал, была ли то редкостная удача противника или спланированный маневр, но удар пришелся в кромку крепостного вала, и утес раскололся. Когда Хонсю поднялся и в панике заскочил на эспланаду за валом, было уже слишком поздно.

С ужасающим треском кусок стены обвалился, увлекая за собой сотню лучших солдат Хонсю, накрыв их лавиной обломков и камней.

Поначалу Уриэль здорово нервничал: из-за обволакивающего дыма не разглядеть было, куда они идут, но после того, как фуникулер выбрался из черных облаков, Уриэль увидел пейзаж, который ни один нормальный человек видеть бы не пожелал.

На фоне мертвого неба вырисовывался силуэт крепости, стены которой вздымались под немыслимыми углами, противореча всем законам физики. По кладке непрерывно били снаряды, нефть текла из поврежденных труб, и выглядело это так, будто замок истекает черной кровью.

Пушки в бойницах били по атакующим воинам, со стен на штурмующих выливались потоки раскаленного металла. Смерть и разорение собирали сегодня щедрую дань.

Десятки тысяч солдат толпились на мощенных булыжником подступах к крепости, пробиваясь вверх по склону к развороченному взрывом бастиону. Сотни воинов беспрестанно подрывались на минах и разлетались кровавыми ошметками по воздуху. Два Титана тоже атаковали стены, но время от времени им приходилось отступать, круша технику и нанося еще больший урон своим же войскам.

Космодесантники смотрели на ужасную битву, что развернулась над ними, приближаясь к верхней платформе, откуда намеревались продолжить свой опасный путь.

— Император, защити нас! — выдохнул Ваанес. — Я еще никогда не видел такой резни.

— Я, пожалуй, тоже — согласился Уриэль, вынимая меч.

— Есть ли шанс выжить в такой битве? — растерянно спросил Ваанес.

Уриэль повернулся к нему и сказал:

— Помни, что я сказал тебе: смерть и честь. Если они рядом, это можно считать хорошей кончиной.

— Нет, — прошептал Ваанес. — Никакую смерть нельзя назвать хорошей. И эту тоже.

Все это время Космодесантники стояли как вкопанные, не шевелясь, завороженные ужасными сценами кровавой бойни. Уриэль понимал, что ему надо расшевелить их, пока жестокость этого сражения не заставила их инстинкт самосохранения взять верх над осознанием важности миссии, возложенной на них.

Его опередил Пазаниус, который прокричал:

— Давайте, ребята, пошевеливайтесь!

Прочно укоренившаяся привычка подчиняться приказам взяла верх, и Космодесантники поспешно высадились, подгоняемые верным сержантом Уриэля. Только капитан и Ардарик Ваанес остались на борту.

— Давай! — сказал Ультрамарин. — Нам надо выполнить эту работенку.

Ваанес ничего не ответил, только кивнул и последовал за ним, но вдруг остановился и повернул обратно к платформе, выпуская когти из латных перчаток.

— Что ты делаешь? — окликнул его Уриэль.

— Смотри, вагонетки фуникулера уравновешивают друг друга. Так он и работает, — пояснил Ваанес, вонзая когти в толстые канаты, удерживающие вагонетку. По платформе прошел гул, когда тросы оборвались и вагонетка улетела вниз, в дымовые облака. Ее стремительный свободный полет сопровождался лязгом металла и снопами искр. — Какое-то время сюда никто не поднимется, — сказал Ваанес, возвращаясь к Уриэлю.

— Это ты хорошо придумал, — похвалил его командир.

Космодесантники присоединились к отряду, который залег в относительно безопасной впадине склона, откуда можно было обозревать битву. Гора ежеминутно сотрясалась под ногами двух Титанов, ничтоже сумняшеся топтавших свои же войска.

— Что теперь? — прокричал Пазаниус на пределе голосовых связок, но его все равно было едва слышно из-за канонады.

— Теперь нам надо пробраться внутрь! — ответил Уриэль, включая вокс.

— Ты имеешь в виду — присоединиться к осаждающим? — спросил Ваанес. — Но это же невозможно?

— А какие у нас есть еще варианты?

— Мы можем убраться к черту с этой горы! Я же сказал, что помогу пробраться сюда, но также я предупредил, что не собираюсь погибать, выполняя твою смертельную клятву.

— Твою мать, Ваанес, мы уже здесь! И нам надо продвигаться дальше!

Ваанес собрался ответить, но залп ударил прямо над ними в склон горы и отколол кусок бастиона. Камни и обломки лавиной покатились вниз, но это было не самое страшное — на Космодесантников падала стена.

— Берегись! — только и успел выкрикнуть Уриэль.

Хонсю казалось, что это болезненное падение никогда не закончится. Когда же он, наконец, приземлился, говорить о спасении было бы преждевременно — вокруг падали блоки размером с танк и поднимались удушающие тучи черной пыли. Хотя Хонсю было очень больно, кости у него были целы и жизненно важные органы не задеты.

— Оникс! — крикнул он хрипло. — Закайо!

— Я здесь, — ответил Закайо, кашляя. — Живой.

— Я тоже, — отозвался Оникс. — Но мне нужна помощь.

Хонсю с трудом пробрался к своему телохранителю, почти погребенному под перекрученными железными балками. Все тело Оникса ниже торса находилось под завалом, который раздавил бы силовой доспех любого оказавшегося там, но демоническое начало давало устойчивость к таким нагрузкам.

Хонсю поднял один осколок и согнулся под его весом, потому что тот был слишком тяжелым даже для такого могучего воина, как он. Обакс Закайо присоединился к нему, применив дополнительную пару механических рук, которые могли справляться и не с такими задачами.

Железные Воины начали один за другим выбираться из-под обломков, и те, кто не был покалечен или убит камнями, сразу же бросились помогать освобождать Оникса. Хонсю отошел, чтобы не мешать им, и осмотрелся вокруг, но в визоре мельтешили сообщения о повреждениях доспеха, и он снял шлем и попытался воочию разобраться в сложившейся ситуации.

На Железных Воинов еще падали булыжники: оказывается, наверху завязалась жаркая битва с Титанами, и Хонсю понял, что его отряду будет непросто возвратиться в крепость. Артиллерийский залп снес большой кусок стены над бастионом, земля оползла вниз, и образовался пологий склон, который вел прямехонько к замку.

«Вот чем надо будет заняться в первую очередь, если удастся выжить и вернуться», — подумал властелин Халан-Гола, рассматривая зыбкие фигуры сквозь облака пыли и дыма.

Уриэль сорвал шлем, потому что разбившийся визор стал совершенно бесполезен, а механизм герметизации, крепивший его к воротнику, непоправимо испорчен. Ультрамарин прошептал молитву, обращенную к духу шлема, и положил его на землю. Без автоматических сенсоров капитан различал сквозь дым и копоть только расплывчатые силуэты. Но когда он проморгался от пыли, забившей глаза, то убедился, что Император не оставил их и на этот раз.

— Смотрите! — крикнул он, указывая на огромную брешь в стене крепости.

Бастион обвалился, и образовался удобный подъем прямо внутрь. Лучшего способа попасть в замок невозможно было придумать.

Возглавив отряд, Уриэль оглянулся назад и увидел неясные силуэты в силовых доспехах, которые следовали за ним. Сначала отважный капитан полагал, что это Космодесантники из его разношерстной команды, но когда пыль улеглась, то выяснилось, что это не совсем так. За его отрядом следовали Железные Воины.

В это самое время Хонсю увидел, как из облака еще не осевшей пыли появился Космодесантник в голубом силовом доспехе, сильно покореженном и поцарапанном после обвала. Сердце коменданта екнуло, когда воин усмехнулся и выхватил цепной меч с блистающим клинком. Один из воинов Императора? Здесь? Удивление и растерянность Кузнеца Войны чуть не стоили ему жизни — лезвие почти уже коснулось его горла, когда Хонсю парировал выпад топором.

Два лезвия скрестились с жутким лязгом, посыпались искры. «Но его силовой доспех без геральдики и знаков отличия, — мелькало в мозгу коменданта, — Ренегаты? Наемники? Что Торамино себе позволяет? Привлек отщепенцев Императора, которые влачат жалкое существование в горах!»

Но у Хонсю не было больше времени на раздумья, потому что меч противника опять прошел в опасной близости.

— Железные Воины, — проревел он, — ко мне!

Уриэль снова и снова атаковал Железного Воина, но все его выпады натыкались на огромный топор с зазубренным черненым лезвием. Его враг воззвал к своим бойцам, и из пыли тут же появилось несколько силуэтов.

— Император с нами! — крикнул Уриэль и снова бросился в атаку.

— Здесь он бессилен! — парировал Железный Воин, отбивая удар Ультрамарина и переходя в атаку.

Уриэль отступил и занес меч для сокрушительного удара, но его противник был уже совсем в другом месте. Он скатился вниз по склону, и капитан, не ожидавший такого хода, потерял равновесие и упал на колено. Лезвие топора просвистело в нескольких сантиметрах над его головой.

Уриэль ударил противника по ногам. Сколько бы продолжалась эта битва и чем бы она закончилась, трудно сказать. Но вдруг земля мерно задрожала — это Титан приближался к месту схватки. Его совершенно не беспокоило, что происходит у него под ногами. Артиллерия крепости вела по нему яростный огонь, потому что защитники Халан-Гола прекрасно понимали, как это чудовище опасно для них теперь. Стена была проломлена, и оба Титана спешили пробраться внутрь. Однако снаряды делали свое дело — машина уже раскачивалась, теряя управление и равновесие. Менее чем в трех метрах от сражающихся Уриэля и Хонсю опустилась громадная нога, чудом не задавив их, потом поднялась, оставляя за собой кратер. Временное замешательство противника позволило капитану оттеснить его к обрыву.

— Ты посмел поднять руку на хозяина Халан-Гола! Жалкий приспешник Императора, сейчас ты обретешь свою смерть! — Это вмешался Обакс Закайо, который подобрался с тыла и схватил Уриэля огромными острыми когтями, поднимая Ультрамарина в воздух.

Повелитель крепости получил необходимую передышку.

Казалось, смерть отважного Ультрамарина близка, но тут появились Эллард и полковник Леонид. Хоть они и стояли на другой стороне кратера, оставленного на склоне Титаном, им удалось отвлечь внимание Обакса Закайо и подарить Уриэлю несколько драгоценных минут. В этот момент Титан все-таки рухнул, и падение такой огромной машины спровоцировало еще один обвал. Здоровенный кусок стены осыпался, и из прорванных труб хлынула горящая нефть. Мощный толчок сбил с ног Обакса Закайо, он выпустил Уриэля, и тот скатился вниз по склону. Неожиданно получив помощь от Элларда и Леонида, Уриэль оправился, и они стали вместе взбираться по склону, перепрыгивая через ручейки огня.

— Говорит Уриэль Вентрис! — прокричал капитан, надеясь, что вокс еще работает. — Всем, кто меня слышит, прорывайтесь наверх!

Вокруг кипела смертельная схватка, и он сам не слышал свой голос сквозь взрывы, гремевшие вокруг, но когда Ультрамарин все-таки взобрался повыше, то увидел зыбкие силуэты Космодесантников своего отряда, которые карабкались вверх по склону.

Пролом в стене зиял прямо перед ними, до него оставалось чуть меньше тридцати метров — обожженные стены крепости разверзлись словно специально для них.

Они сделали это! Они нашли путь в логово врага!

Кровь ослепила его, белый шум заполнил авточувства. Хонсю снял шлем и в ярости отшвырнул его. Протер глаза. Пот ручьями тек по лицу, обжигаемому струями горячего пара.

Хонсю вздрогнул, когда слух возвратился к нему, и битва, гремевшая вокруг, напомнила ему, что он еще жив.

— Именем Темных Богов! Что происходит?! — прокричал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Мой лорд! — отозвался Обакс Закайо, осторожно пробираясь к нему по валунам. С его силового доспеха капала кровь, а энергетический хлыст тихонько потрескивал в руках. — Это…

— Ренегаты! — взревел Хонсю. — Так вот до чего опустился Торамино!

— Да, это они, — подтвердил Обакс Закайо. — Ренегаты и сбежавшие рабы, они…

— Зря я тогда его опасался, — перебил Хонсю, успокаиваясь. — Надеюсь, мы всех перебили?

— Нет, мой лорд. Падение Титана вызвало еще один обвал, и нас раскидало.

Хонсю внимательно посмотрел вверх по склону и спросил:

— И где же они тогда?

— Вот об этом-то я и пытаюсь доложить. Они пробились через нашу оборону и пробрались в крепость.

— Черт! — от всей души, если она у него была, выругался Хонсю. — Так ответь мне, во имя Хаоса, какого же дьявола ты все еще здесь торчишь?

— Мой лорд, мы разделены рекой расплавленного металла. Сейчас нет пути на другую сторону.

— Конечно, для тебя его нет! — резко ответил Хонсю, ища взглядом своего второго сподвижника. — Оникс!

Железные Воины упорно трудились, разбирая завал, который засыпал полудьявола, но, видя бешенство командира, удвоили свои усилия. Им понадобилось еще несколько минут, чтобы раскидать обломки и камни. Наконец Оникс освободился. Гибкий как хлыст, он приблизился к Хонсю так, словно не его только что чуть не раздавило насмерть. Черный силовой доспех был без единой царапины, и комендант крепости завороженно наблюдал, как демоническая сущность бурлит и клокочет под его серебристой кожей. Глаза Оникса горели смертельным огнем.

— Найди ренегатов! — приказал Хонсю, указывая на пролом в стене. — Найди их и приведи ко мне.

Дьявольское существо кивнуло и направилось вверх по склону.

Жалкий вид некогда надежного крепостного вала вызывал мрачные мысли, а шум битвы доносился и сюда. Уриэль перелез через очередной завал. Вдруг слева появилась оранжевая вспышка, капитан упал на землю и перекатился, но тревога оказалось ложной.

Крепостной вал повторял очертания горы, выгибаясь вместе с ней, что только усложняло линию обороны. Полчища людей и мутантов стреляли из бойниц по массе атакующих, которая накатывала на стены волнами. Тысячи воинов сражались около пролома. Выглядело это так, будто огромная обезглавленная змея билась в конвульсиях, но все равно прокладывала себе дорогу метр за метром по пологому склону.

Пазаниус и Ваанес пробрались к капитану, за ними подтянулись Эллард, Леонид и оставшаяся в живых горстка Космодесантников. Уриэлю было даже страшно поверить в это — они в крепости! Они прорвались!

— Клянусь Троном Терры, — сказал Пазаниус с одышкой. — Это была кровавая работенка.

— Она еще не закончена, — предупредил капитан, поворачиваясь и осматриваясь.

Дальше в крепость вели несколько огромных арок, каждая из которых по высоте была сравнима с Титаном. Эти грандиозные сооружения обрамляла искусная резьба по камню. Одно только беспокоило воинов: арки несколько раз изменили вид, пока они на них смотрели.

— Куда теперь? — спросил Ваанес, когда последние Космодесантники поднялись на крепостной вал.

— Понятия не имею, — признался Уриэль. — Я не вижу между ними разницы.

— Нам нечего терять, куда бы мы ни шли, — заметил Ваанес, направляясь к порталу посередине.

— Допускаю и такой вариант, — согласился Уриэль, хотя что-то внутри его кричало, что разница есть, и существенная.

Но он пока не мог определить, в чем состоит различие между арками, поэтому пошел за Ваанесом. Космодесантники последовали за ними, взяв болтеры наизготовку.

Ваанес ожидал отряд на выходе из арочного проема. Уриэль, проходя через портал, осенил себя знаком аквилы и в тот же миг услышал далекий ритмичный стук, как будто где-то билось огромное сердце чудовища.

— Мы словно в брюхе спящего зверя, — сказал Пазаниус.

Мерцающий свет от наконечника его огнемета освещал лица воинов таким образом, что они казались высеченными из камня. А стены вокруг рябили от сложных узоров, которые словно кружились в замысловатом танце.

— Похоже на то, — ответил Уриэль.

Он надеялся, что его душа под знаком аквилы сможет противостоять тому ужасу и злу, что, несомненно, ожидают его в самом сердце вражеского логова.

В этот время Оникс появился подобно привидению над кромкой разрушенного бастиона. Его бронзовые когти изготовились к бою, выдвинувшись из серой плоти. Серебряные глаза сканировали поле боя в поисках малейших признаков, указывающих на присутствие ренегатов, но пока ничего не находили. Оникс попробовал на вкус воздух. Его вены стали наливаться серебряным светом, как только он учуял след незваных гостей.

Острое зрение полудемона выделило из обилия следов смертных именно ту тропинку, по которой Космодесантники пробрались в крепость. Он увидел расплывчатые силуэты, перебиравшиеся через крепостной вал именно той дорогой, по которой он только что поднялся сам. Он увидел чужаков, ведомых человеком, чья душа горела ярко, поскольку имела цель.

Несмотря на то, что это видение соткалось из кружащихся облачков дыма, а силуэты были расплывчатыми и эфемерными, он отчетливо видел каждого чужака, как если бы тот стоял прямо перед ним. Они прошли здесь несколько минут назад, пробрались через поле боя и направились к огромным аркам, выбитым в горном склоне.

Оникс смотрел, как неясные фигуры поглотил липкий сумрак арочных порталов. Он втянул когти. Теперь ему надо войти в крепость другой дорогой, чтобы продолжить охоту на незваных гостей. Хотя, если Халан-Гол заманил их в чертоги безумия, они наверняка мертвы.

Глава 11

Уриэль знал, что никогда не сможет забыть путешествие через этот сводчатый проход. До него доносился легкий шепот голосов на пределе слышимости, он не мог избавиться от навязчивого ощущения, что за ним следит каждый квадратный сантиметр стены. Слова, если это можно было воспринимать как речь, были неразборчивы, но на каком-то подсознательном уровне Уриэль понимал их смысл, и в этом не было ничего хорошего.

…бесчестие, позор, провал…

Ультрамарин с трудом терпел это. Конечно, ему приходилось видеть куда более страшные вещи во время путешествия в мавзолей Несущего Ночь, но все же…

Казалось, они никогда не выйдут из темноты. Уриэль вскоре потерял счет времени и не мог сказать, сколько они идут по этому проклятому туннелю.

…это никогда не закончится, тьма будет вечной…

— Император, это когда-нибудь закончится? — без конца спрашивал Ваанес, шагая по нескончаемому коридору.

— Я понимаю твою озабоченность, — сказал Уриэль успокаивающе. — Мне кажется, что мы идем не по обычной тропинке. Здесь нельзя ничему доверять, даже своим чувствам восприятия.

— А как мы тогда найдем то, что ищем?

…вы не найдете…

— Будем просто верить, что Император укажет нам путь, — сдерживая закипающую злость, сказал Уриэль.

Ваанес покачал головой и раздраженно заметил:

— Я знал, что мне не надо было вмешиваться в эту операцию. Она была обречена с самого начала.

…да, это провал, вы найдете здесь только свою смерть…

— А зачем тогда ты пошел? — огрызнулся Уриэль, поворачиваясь к бывшему Ворону.

Терпение обоих было на пределе.

…он тебя ненавидит и предаст в конце концов…

— Черт, если б я только мог вспомнить! — рявкнул Ваанес, приблизив свое лицо чуть ли не вплотную к лицу Уриэля. — Возможно, я надеялся, что ты хоть чуть-чуть поработал мозгами, прежде чем соваться сюда. И уж тем более надеялся, что ты имеешь представление о том, что мы ищем!

…не знает, скоро он увидит твою кончину…

— Черт, Ваанес! Почему ты все время под меня копаешь? — злобно сказал Уриэль, чувствуя, как мягкий шепот неведомого существа все отчетливее звучит в его ушах и перерастает в противный смех. — Я уже устал слушать про то, насколько дурацкое дело я затеял. Может быть, это и так, но мы Космодесантники, и наша святая обязанность — сражаться с врагами Императора где бы то ни было.

…больше нет. Да бросьте вы все это, вы ничего не стоите…

— Ты что, не понимаешь? Мы уже не Космодесантники! — выкрикнул Ваанес. — Больше нет! Мы отбросы! Наши Ордена использовали нас, а потом выкинули на свалку. Мы уже не принадлежим ни Императору, ни кому бы то ни было еще. А лично меня уже тошнит от твоих ханжеских изречений.

…да убей ты его, кто он такой, собственно говоря…

Уриэль тряхнул головой, когда Ваанес вдруг ударил его по наплечнику латной перчаткой:

— Где герб твоего Ордена, Вентрис? Я его что-то не вижу! Может, кто-нибудь другой его заметил?

— Что случилось с тобой, Ваанес? — спросил Уриэль, со злостью сбрасывая руку боевого товарища с плеча и хватаясь за эфес. — Что тебе неймется, и зачем ты говоришь такие вещи?

…потому что у него нет чести, и заслуживает он только смерти…

— Потому что я позволял загонять себя в такие ситуации, как эта, слишком часто, — прошипел Ваанес. — И клялся, что больше никогда не шагну слепо навстречу своей смерти. Черт, кажется, я снова позволил обвести себя вокруг пальца, доверившись такому ничтожеству, как ты!

Уриэль выхватил меч, вскипев, когда неразборчивый шепот донес слова, которые дошли до него, дошли до его сердца, дошли до его разума, дошли до его души:

…еще, говори еще, выпусти все свои страхи, сомнения и разочарования…

Голоса проникли в его мозг, и язык вдруг попытался повторять их слова, не слушаясь хозяина. Уриэль зажал уши, как будто это могло разогнать густой туман горечи, злобы и зависти.

Голоса гудели в голове, становились все громче, и теперь их происхождение не оставляло сомнений. Споткнувшись, капитан попытался сохранить равновесие, опершись руками о стену, но все равно упал на колени.

— Вон! Убирайтесь вон! Вон из моей головы! — истошно закричал он.

…ты, ты ничего не стоишь, ты ничего не значишь, тебя никто не помнит…

— Уриэль? Ты в порядке? Что происходит? — обеспокоенно спросил Пазаниус, подбегая к коленопреклоненному Ультрамарину. Ваанес отошел от Уриэля, мотая головой и сражаясь с сильнейшим приступом боли в висках.

— Черт возьми, что происходит? — вскричал он, пытаясь перекрыть своим голосом многотысячный хор в голове, который, казалось, еще и отражался эхом от стен туннеля.

…убей себя, и ты попадешь в такой дружелюбный мир… это один-единственный путь…

— Не слушайте их! — заорал Уриэль. — Заставьте их заткнуться!

Космодесантники остро ощутили свое бессилие против безумных голосов. Они бросали оружие, когда желание, убить себя вдруг становилось почти непреодолимым. Вдруг прозвучал выстрел, и один из воинов отряда, Орел Судьбы, упал плашмя. Его череп превратился в кровавую чашу, из которой вытекали мозг и кровь…

Уриэль отбросил подальше свое оружие, когда понял, что мускулы руки подчиняются не ему, а голосам.

…это безнадежно, нет смысла бороться, ничто не может противостоять мощи Хаоса…

Он плотно сжал веки, произнося слова литании Ненависти точно так, как читал их капеллан Клозель во время проповеди. Следом Уриэль вспомнил катехизис Отвращения и обряд Отрицания, которым его научили во время службы в Ордо Ксенос.

..это бесполезно — пытаться противиться неизбежному. Присоединяйся к нам! Сдавайся и убей себя…

Капитан изо всех душевных сил боролся с желанием сдаться и покончить со всеми горестями разом. Он стал вспоминать славу прошлых дней, когда его деяния действительно что-то значили. Он возвращался мыслями туда, где поражение могущественных врагов привело к чему-то значимому. Перед его глазами один за другим замелькали кадры: вот великая победа на Тарсис Ультра, вот поверженный Казимир де Валтос, вот захват альфа-псайкера на Эпсилон Регалис… С каждым таким воспоминанием голоса слабели и сходили на нет, а отчаяние уступало место ощущению своей значимости, полезности и целеустремленности.

Ультрамарин с трудом поднялся на ноги и вдруг увидел, что Пазаниус достал осколочную гранату и собирается выдернуть чеку.

— Нет! — крикнул Уриэль, выбивая гранату из рук сержанта.

Пазаниус поднялся в полный рост, его лицо пылало гневом, а из глаз струились слезы ненависти к самому себе.

— Почему? — крикнул он. — Почему ты не даешь мне спокойно умереть?! Я заслуживаю только смерти.

…так оно и есть. Дай ему умереть, ведь ты ненавидишь его всем сердцем…

— Нет! — задыхаясь, сказал Уриэль, которому тяжело давалась борьба с голосами. — Не сдавайся!

— Я не могу! — взвыл Пазаниус, поднимая свою серебряную руку к глазам. — Разве ты не понимаешь? Мне необходимо умереть.

Уриэль схватил друга за плечи, и в этот момент прозвучал новый выстрел, умноженный эхом. Еще один воин не выдержал, поддался уговорам дьявольских голосов и пустил себе пулю в лоб.

— Вспомни, как у тебя появилась эта рука! — кричал Уриэль. — Ты спасал мир Павониса. Ты встретился с Несущим Ночь и не побоялся противостоять ему. Ты герой, Пазаниус! Вы тут все герои, слышите, это ко всем относится! Вы величайшие воины Вселенной! Вы сильнее, отважнее, изобретательнее, чем любой другой смертный!

…нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Уриэль выпустил Пазаниуса и стал перебегать от воина к воину, выкрикивая то, что могло спасти их.

— Не забывайте, кто вы есть! — орал он, срывая глотку и стараясь перекрыть шепот голосов. — Вы — Космодесантники, воины Императора, вы сражаетесь с темными силами, где бы с ними ни столкнулись. Вы сильные, гордые! Вы воины, наконец! Вы веками сражались с подлыми врагами. Веками честь была для вас главной ценностью. Так не позволяйте никому ставить под сомнение смысл вашей жизни!

Уриэль выхватил энергетический меч и нажал руну активации — лезвие вспыхнуло чистым синим огнем.

— Гибель каждого врага от ваших рук что-то значит в этом мире! — кричал капитан, и каждое его слово не единожды отражалось эхом от стен тоннеля. — Мы многое можем! Вспомните любую битву, в которой сражались, любого побежденного врага. Они делали все, чтобы разрушить то, что нам дорого. Вспомните их всех, мысленно плюньте в их отвратительные рожи, и голоса потеряют над вами власть!

Под ярко светящимся лезвием меча узоры на стенах перестали мельтешить и стали блекнуть, пока не исчезли совсем с каменных поверхностей. Раздались новые звуки, которые окончательно заглушили ненавистные голоса: это был боевой клич отряда, полный гордости за победы воинов Императора.

Взятие Коринфа, Железная Клетка, остров Феникса, освобождение Вогена, Армагеддон, падение Шарендуса, Элегган Салиент, битва за Макрэйдж и сотни других боевых побед восстали против искушающих голосов. По мере того как боевой клич подхватывали бойцы, безумие отступало.

Уриэль почти физически ощущал триумф. Тьма отступала, и лживые голоса теряли власть над отрядом, а вскоре неподалеку замерцал свет. Выход. Безжизненный свет Медренгарда наполнил тоннель, и, несмотря на то, что он обещал только смерть и пустоту, воины были рады ему.

— Сюда! — крикнул капитан, поднимая свой болтер и бросаясь к выходу.

Все оставшиеся в живых быстро подобрали свое оружие и последовали за командиром, стараясь побыстрее убраться из этого проклятого, пораженного безумием места.

Только выйдя из туннеля, Уриэль пришел в себя и внимательно огляделся вокруг. Оказывается, они перебрались всего лишь на другую сторону крепостной стены. Железный Воин с блистающим энергетическим кнутом назвал это место Халан-Гол, и капитан, оглянувшись на жуткий туннель, задался вопросом, кто же назвал так этот замок, или он сам взял себе такое имя? Могучая злоба пропитывала воздух, и отголоски древних чар прятались в каждом камне.

Многие Космодесантники, полковник Леонид и сержант Эллард все еще не пришли в себя: их колотило, они мотали головами из стороны в сторону, будто пытаясь вытряхнуть из них то, что туда привнес мрак. Весь отряд собрался на ступенях длинной, продуваемой всеми ветрами лестницы, сложенной из черного камня. Отсюда было прекрасно видно бойню под стенами крепости.

Вздымающиеся башни, фабрики и заводы, темные своды крытых аркад со статуями и редуты с вышками. Черные кровли зданий имели такую конфигурацию, словно их проектировал окончательно свихнувшийся архитектор. Смотреть на эти изломанные линии было невозможно: чувства восприятия приходили в смятение. Вдоль внутренних дорог крепости стояли виселицы с раскачивающимися на ветру трупами. Бледный свет мертвого неба освещал все это мрачное великолепие, кое-где были видны оранжевые отблески факелов. Реки жидкого металла величаво несли свои волны по открытым базальтовым каналам, а жар, поднимающийся от них, превращал воздух в неверное мерцающее марево, искажающее и без того безумные очертания предметов.

Из пастей горгулий вырывались облака пара. Кривые трубы из черного камня вздымались над гигантским заводом, изрыгая столбы удушающего дыма. Серые силуэты сновали по кошмарным улицам подобно призракам. В центре крепости горделиво возвышалась одинокая башня невероятных размеров.

Она пронзала облака, и вихрь разрушительной, смертельной энергии закручивался вокруг нее. Тысячи амбразур арочной формы испещряли стены башни, а ее основания не было видно за извергающими огонь кузницами, что стояли буквально одна на другой. Уриэль догадывался, что хозяина этого ужасного места, скорее всего, следует искать именно в центральной башне.

Стаи летучих монстров кружили над крепостью, их хриплые крики тонули в грохоте и лязге кузниц.

Космодесантникам казалось, что они прошли много километров по вероломному коридору, но звуки жестокого сражения раздавались совсем близко, как будто воины всего лишь закрыли за собой дверь в стене, оградившей их от резни.

— Как это может быть? — спросил Ваанес, угадывая мысли Уриэля.

— Я не знаю, — ответил тот. — Мы не можем доверять нашему восприятию в этом лживом месте.

— Уриэль, послушай, я хотел бы объясниться по поводу всех тех вещей, что я наговорил тебе…

— Забудь, эти чертовы голоса непонятным образом внедрились в наше сознание и заставили нас думать и даже произносить такие страшные вещи.

Ваанес кивнул:

— А кто они? Демоны? Привидения?

— Не знаю, но в любом случае мы победили их, Ваанес.

— Ты победил их. Именно ты вовремя понял, что происходит, что они пытаются с нами сделать. Я почти сдался…. Я был готов сдаться.

— Но у тебя хватило силы воли, чтобы справиться с ними, — сказал Уриэль. — У тебя железная воля, я просто напомнил тебе об этом.

— Возможно, — признался Ваанес. — Но я слаб, Вентрис. Я не Космодесантник Императора уже много десятилетий, а теперь… теперь я сомневаюсь, что у меня хватит сил вновь им стать.

— Я уверен, что ты ошибаешься, — отрезал Уриэль, кладя руку на плечо Ваанеса. — У тебя есть сердце, и в нем живут честь и отвага, Ваанес. Ты просто забыл, кто ты на самом деле.

Ваанес коротко кивнул, и Уриэлю оставалось только надеяться, что его слова дошли до души бывшего Ворона. Это проклятое место заставит каждого показать все лучшее и все худшее, что таится в его сердце. И попытается воспользоваться малейшим изъяном.

Капитан поймал взгляд Пазаниуса, но его друг тут же отвернулся.

— Пазаниус, — спросил Уриэль, — ты готов идти?

Сержант кивнул:

— Да, никому, не известно, кто или что овладело нашим разумом в этом проклятом туннеле, так что чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше.

— Ты в порядке, мой друг? — попытался продолжить разговор Уриэль.

— Да, конечно, — отрезал Пазаниус, не глядя на него и направляясь к продуваемой всеми ветрами лестнице с гладкими черными ступенями.

При спуске им потребовались максимальная собранность и осторожность, иначе можно было поскользнуться и посворачивать шеи.

Пазаниус начал спускаться первым, а Космодесантники и два гвардейца шли за ним след в след. Заводы крепости извергали пламя и дым. Грохот пневматических молотов размером с танк отдавался эхом от закопченных стен безоконных зданий. И над всем этим нависала свинцовым исполином колоссальная башня, навевающая неизбывную тоску одним только своим видом.

Едва Космодесантники проникли в крепость, Уриэль обратил внимание на странных существ, излучающих свет. Они величаво шествовали на золотых ходулях, с помощью которых спасались от янтарного жара.

Огромные машины, очень похожие на погрузчик, угнанный Космодесантниками, громыхали по широким улицам. Они были выкрашены в красный цвет и несли на себе развевающиеся флаги с восьмиконечными знаками Хаоса. Кровь стекала с бортов этих страшных кораблей смерти, сливалась в вязкие красные потоки, струящиеся по улицам, оторванные конечности вываливались из переполненных кузовов. По размерам и очертаниям трупов было видно, что это останки Железных Воинов.

— Куда они их везут? — спросил Леонид.

— Наверное, на похороны, — предположил Уриэль.

— Я не думаю, что Железные Воины сильно заботятся о погребальных обрядах и чествовании павших.

— Я тоже, но зачем же еще тащить тела обратно в крепость?

— Что-то мне подсказывает, что скоро мы это выясним, — мрачно сказал Ваанес.

— Если это не связано с нашей миссией, то вряд ли, — ответил Уриэль, продолжая спуск по ступеням, ведущим в крепость.

Каменная лестница отражала свет пурпурных облаков, что нависали над железной башней. Капитан размышлял, что же за тайны хранятся в ее темных глубинах. Лестница змейкой вилась вниз по склону горы, расширяясь до тех пор, пока не превратилась в систему террас, уставленных эшафотами и пыточными машинами.

Уриэль старался не обращать внимания на конструкции, созданные явно больным воображением, а во все глаза смотрел на темный массив зданий, рассеченный широкими, продуваемыми ветром проспектами, ведущими к башне в центре.

— Пошли, — сказал капитан скорее самому себе, нежели остальным.

Он привел болтер в боевую готовность и зашагал к башне, Космодесантники и гвардейцы последовали за ним в привычном боевом порядке, позволяющем максимально защитить периметр. Леонид и Эллард шли в центре маленького каре, посматривая вверх и готовясь защитить отряд при атаке с воздуха.

Когда Космодесантники вошли в мир теней Халан-Гола, их объял губительный холод, как будто они погрузились в черные воды подземного озера, поверхности которого никогда не касался солнечный свет. Уриэль содрогнулся, потому что он кожей ощутил взгляды тысяч глаз на себе, хотя не видел никого и ничего вокруг.

— Где все те люди, которых мы видели сверху? — спросил Ваанес.

— Меня это тоже интересует, — добавил Пазаниус. — Место это выглядит довольно обжитым.

— Полагаю, что они прячутся от нас, — ответил Эллард, с тревогой осматривая окрестности и улавливая мимолетные движения там, где тень была особенно густой. — Это место создано для того, чтобы ставить в тупик, вводить в заблуждение иллюзиями и вероломными видениями. Не забывайте ни на минуту о том, что произошло с нами в туннеле.

Улицы и узкие переулки Халан-Гола поворачивали, пересекались под неожиданными углами, заканчивались тупиками, и очень скоро Уриэль уже не мог с уверенностью сказать, куда они направляются. Он всей душой сожалел о разбитом шлеме. Впрочем, вряд ли встроенная навигация могла здесь помочь. Он потерял из виду железную башню, вступив в лабиринт извилистых улиц, и ему не оставалось ничего, кроме как положиться на свое чувство направления.

Долговязые тени плясали и прыгали на черных стенах, как будто передразнивая движения бойцов. Темнота сгустилась вокруг отряда, и Уриэль вдруг неожиданно для себя понял, как радуют его редкие просветы мертвого неба. Он по-прежнему чувствовал губительную энергетику черного солнца, но старался не смотреть на него, поскольку подсознательно чувствовал, какую огромную опасность таит оно в своих черных глубинах.

Неожиданно послышался мелодичный детский смех, радостный и звонкий, как колокольчик. Уриэль оглянулся на своих бойцов и увидел, что они недоуменно вертят головами в поисках источника этих звуков. Они напоминали радостные крики летучих монстров, когда они обретали свою смерть. Капитан задумался: а не обитают ли где-то рядом похожие существа?

Казалось, прошло уже много часов, потерянные и вконец запутавшиеся в темном городе Космодесантники никак не могли выбрать направление. Железная башня пропала в клубах черного дыма за неясно обрисованными силуэтами здании без окон и тенями, отбрасываемыми черным солнцем по непонятным законам этого мира.

Наконец Уриэль объявил привал, присел сам и устало провел рукой по потной голове. В переплетении улиц этого города не было ни системы, ни логики — если эти улицы вообще существовали. То, что воины шли по одному переулку, никуда не сворачивая, совсем не означало, что они не окажутся на том же самом месте через некоторое время. А если бы они захотели вернуться назад, то не было никаких гарантий, что они попадут туда, откуда отправились.

Необъяснимая сила на каждом повороте отправляла их в неверном направлении, и Уриэль совершенно не представлял, что делать дальше. Он прислонился спиной к стене и положил оружие на колени, пытаясь расслабиться и дать отдых мозгам, которые никак не могли одолеть очередную головоломку, что подбросил этот жуткий мир.

Земля дрожала под тяжелыми ударами, которые раздавались за стенами кузниц, но ни одно из зданий в округе не имело окон или дверей, только дымящие трубы возвышались над черными постройками.

— Что теперь? — спросил Ваанес. — Мы же заблудились, верно?

Уриэль лишь устало кивнул. Он был настолько вымотан, что не желал тратить силы даже на слова.

Ваанес спокойно перевесил болтер на другое плечо, как будто и не ожидал иной реакции. Он внимательно осмотрел из конца в конец узкую улочку с темными закопченными стенами и спросил:

— Это только мне так кажется, или тут действительно темнеет?

— Как тут может стать темнее, Ваанес? — резко спросил Уриэль. — Это чертово солнце никогда не садится, даже не двигается по небосводу. Объясни мне, пожалуйста, как тут может стемнеть?

— Не знаю, — выдохнул Ваанес. — Но это действительно так. Смотри!

Уриэль повернул голову и решил, что Ваанес прав. По стенам скользили желеобразные силуэты, поглощая свет и делая невидимыми те куски поверхностей, по которым проползли. Черные как сажа призраки перемещались по стенам и синхронно спускались на булыжник мостовой с обеих сторон улицы, будто загоняя отряд в ловушку.

— Черт, что тут происходит?! — воскликнул Уриэль.

А зловещие призраки начали срастаться в омерзительные зловонные лужи. Переливаясь, они медленно текли по булыжной мостовой и по стенам зданий, приближаясь к отряду со всех сторон. Странные пузыри, больше похожие на гнойные волдыри, вздувались и лопались на поверхности этой текучей субстанции, отвратительный смрад сопровождал приближение этих существ (или одного существа?) к отряду Уриэля. Отвратительнее лопающихся волдырей были только постоянно открывающиеся и исчезающие мириады глаз — осмысленных, живых человеческих глаз…

— Что это? — закричал Уриэль, глядя, как скользкая масса медленно течет к нему.

— Да какая разница! — вскричал Ваанес. — Уничтожить!

Несколько болтерных очередей вспороли медленно ворочающуюся биомассу. Они взорвали эти гелеобразные тела, и раны этого невозможного существа ужасно засмердели.

Как только капитан вдохнул ядовитые испарения, он тут же упал на колени, не будучи в состоянии справиться с рвотными позывами. Даже организм Космодесантника, способный нейтрализовать практически все известные человечеству токсины, не смог быстро справиться с этой химической атакой.

Один за другим воины падали на землю, корчась и отплевываясь.

— Пазаниус! — крикнул Уриэль. — Пора пускать в ход огнемет.

Капитан не мог с уверенностью сказать, услышал ли его боевой брат, но секунду спустя сержант окатил неуклонно приближающуюся тварь пламенем из огнемета. Желеобразная плоть адского создания оказалась легковоспламенимой и мгновенно занялась ярчайшим белым пламенем. Пазаниус повернулся, чтобы выстрелить в тех тварей, что подбирались с другой стороны. Еще один заряд прометия достиг своей цели, и на теле вспыхнувшей как нефть твари раскрылись сотни вопящих ртов. Обезумевшие от боли глаза закрывались один за другим, но тут же на жидком теле возникали новые, чтобы быть пожранными огнем. Существо стало испаряться, но даже в клубах смрадного пара в капельках влаги опять блестели эти глаза.

Черные стены раскалились, жар в каменном мешке был невыносимым, но Космодесантники благодаря своим силовым доспехам могли легко переносить смертельные для любого живого существа температуры. Своими телами они, как могли, закрывали двух гвардейцев, но Уриэль понимал, что и Леонид, и Эллард находятся на грани жизни и смерти. Пламя постепенно гасло, и становилось понятно, что одним огнеметом тут не управиться.

— Почему они не дохнут?! — со злобой выкрикнул Ваанес.

Он держал болтер наизготовку и больше всего на свете хотел открыть огонь. Но он снял палец со спускового крючка, поскольку уже понял, как мало проку от стрельбы. Космодесантники встали спина к спине таким образом, что могли обороняться от нападения и со стен, и с обоих концов улицы.

— Почему они не атакуют? — спросил Пазаниус. — Пока мы не поджарили их, было похоже, что они намерены расправиться с нами.

— Я не уверен, — ответил Уриэль. — Мне кажется, что они и не собирались убивать нас, возможно, они должны были сделать что-то другое.

— Что, например? — поинтересовался Ваанес.

— Может, им просто нужно задержать нас здесь, — сказал Уриэль.

Не успев закончить фразу, капитан заметил воина в черном силовом доспехе. Он шел к отряду прямо по обжигающим лужам пламени, как будто не замечая их, а желеобразные твари спешили убраться с его пути.

Длинные острые когти резко вылезли из серой кожи его рук, а в глазах зажегся бездушный серебряный свет.

— Вот я вас и нашел, — сказал воин.

Глава 12

— Вы выжили в портале безумия, — с легким удивлением проговорил воин, приближаясь к Космодесантникам.

Его силовой доспех был настолько черным, что, казалось, свет на нем просто умирал. Уриэль увидел, что воин безоружен, если не считать когтей. Но далеко не каждый боец осмелится приблизиться к отряду Космодесантников, отборных воинов Императора.

— Кто ты? — крикнул Уриэль.

Воин усмехнулся, и тусклый серебряный свет стал ярче, когда он заговорил:

— Вы не сможете ни воспринять, ни произнести мое имя в силу примитивности вашего устройства, так что будете называть меня Ониксом.

Космодесантники, как один, взяли Оникса на прицел. К этому моменту пламя практически погасло, и призрачные твари осмелели. Они так же медленно и спокойно поползли со всех сторон, сливаясь в один большой организм.

— Это твои создания? — спросил Уриэль, тоже поднимая болтер и направляя его на пришельца.

— Экзувии? Нет, это не более чем ожившие отходы Халан-Гола, отходы производства, в которые вселилась дурацкая жизнь. Они наводнили это место, но все-таки приносят кое-какую пользу городу.

— Тебе лучше пропустить нас, — резко сказал Уриэль.

Оникс покачал головой и ответил:

— Нет, мой хозяин приказал доставить вас к нему.

— Твой хозяин? — переспросил Уриэль. — Хонсю?

— Ты догадлив, — усмехнулся Оникс.

Уриэль прекрасно понимал, что просто так, не применив силы, они не смогут пройти мимо этого воина. Он не представлял, каким мог оказаться Оникс в рукопашной схватке, и у него не было ни малейшего желания выяснять это. Капитан отдал приказ:

— Убейте его!

Рявкнули болтеры, но Оникс, подвижный как ртуть, легко увернулся от зарядов. Уриэль не увидел врага, а только почувствовал, как лязгнули по нагруднику когти и чудовищная сила швырнула его на стену.

Пазаниус попытался врезать ногой в челюсть Оникса, но тот снова легко увернулся, исчез, а потом появился, чтобы нанести сокрушительный удар локтем в лицо сержанту. Ваанес не успел ничего предпринять, когда черный воин в прыжке с разворотом ударил его так, что Космодесантника закрутило и он упал на землю. Кайама Шаэ выстрелил в Оникса в упор, но болт отрикошетил от черного доспеха, будто стреляли из детской хлопушки.

Тем временем черный воин одним ударом когтистой руки пробил силовой доспех одного из Космодесантников и выдернул… позвоночный столб. Космодесантник забился в конвульсиях у ног полудемона, заливая все вокруг своей кровью. Глаза его с ужасом и одновременно с детским удивлением обозревали собственный позвоночник, пока свет жизни не погас в них.

Желудок Уриэля свело от ужаса, когда окровавленный хребет был поглощен мерцающей чернотой силового доспеха Оникса. Космодесантники вновь открыли по нему огонь, серебряные глаза убийцы в мгновение ока запомнили всех, кто посмел поднять на него руку. Полудемон оттолкнулся от стены и совершил умопомрачительный прыжок, который стоил жизни нескольким Космодесантникам: в полете исчадие варпа несколько раз полоснуло когтями, и на мостовую упали еще пять обезглавленных тел.

Приземлившись, Оникс окровавленными когтями вытащил из каждого павшего позвоночник. Пять Космодесантников уже лежали на земле, а исчадие Хаоса не получило и царапины! Уриэль выпустил еще несколько болтов, но как бы внимательно он ни целился, Оникс легко и грациозно уходил с дороги смертоносных снарядов.

— Император, помилуй нас! Эта тварь слишком быстрая! — прокричал Ваанес.

Еще один Космодесантник пал, разорванный надвое, и Уриэль понял, что Оникса не сильно волнует дословное исполнение приказа хозяина. Воин в черном силовом доспехе направился к нему. Ультрамарин вскинул болтер, хотя уже понял, что мощи этого оружия недостаточно, чтобы поразить это совершенное создание. Первым делом полудемон приложил капитана затылком о стену, затем пригвоздил к поверхности, зажав его горло между двумя скрещенными наподобие ножниц когтями-лезвиями. Уриэль завороженно смотрел, как бритвенно-острые края приближаются к его горлу и начинают впиваться в плоть.

— Если кто-то еще дернется, то ваш командир погибнет в ту же секунду. Даже быстрее, — с довольной усмешкой объявил Оникс, окатывая Уриэля серебряным светом нечеловеческих глаз.

В это время экзувии подтянулись поближе, их желеобразные тела начали приобретать более твердую структуру. Выжившие воины окружили Оникса и Уриэля, нацелив болтеры на полудемона.

— Я думал, хозяин приказал тебе доставить нас к нему, — задыхаясь, выговорил Уриэль.

— Совершенно верно, — кивнул Оникс. — Но он не уточнял, нужны ли вы ему живыми.

— Это не командир, — сказал Ваанес. — Так что можешь спокойно убить его и отправиться на тот свет вместе с ним.

— Возьму на себя смелость не согласиться с тобой. Я вижу, как горит его душа, наполненная стремлением к высокой цели.

— Ваанес, стреляй! — крикнул Уриэль и едва не ослеп от вспышек — болтеры заработали на полную мощь. Он чувствовал, как по лезвиям Оникса пробегает дрожь. Сквозь грохот выстрелов Уриэль расслышал смех полудемона и скрипнул зубами от боли, когда коготь вспорол кожу на шее и лязгнул о стену.

Внезапно Оникс убрал когти, и, освобожденный, Уриэль сполз по стене. В горле пульсировала боль, кровь выплескивалась толчками, и ее было так много, что рассчитывать на помощь клеток Ларрамана не приходилось — такая рана быстро не затянется. Уриэль попытался крикнуть, но услышал только хрип. Он понял, что Оникс перерезал ему трахею. Капитан перевел организм в режим восстановления. Зрение стало черно-белым, недостаток кислорода заставил сердце биться медленнее. Ультрамарин старался не терять сознания, понимая, что если это случится, то он уже никогда не откроет глаза. Он переключил дыхание на третье легкое. Постепенно кровотечение замедлилось, и геномодифицированная физиология взяла все-таки верх.

Оникс кружился и уворачивался от снарядов, а потом совершил очередной кульбит и приземлился за спинами Космодесантников. Его когти превратились в огромные золотые сабли, и еще три воина погибли в мгновение ока, разрубленные на мелкие кусочки этим смертоносным веером. По лицу демона пробежала рябь, черные витые рога выросли из его висков, а сверкающее серебром тело засияло так ярко, что стало просвечивать сквозь черный силовой доспех. Демоническая сущность обрела полный контроль над телом порождения Хаоса.

Глаза Оникса сверкали дьявольским огнем, и Уриэль понял, что сейчас начнется самая настоящая резня. Но до того, как эта дьявольская сущность смогла реализовать свои желания, тело воина вдруг содрогнулось, и Оникс опять обрел человеческий облик. Золотые сабли втянулись в его ладони с металлическим лязгом. Оникс глубоко вздохнул и упал на одно колено, но, прежде чем хоть один из Космодесантников успел воспользоваться его минутной слабостью, экзувии, подобравшись вплотную, поднялись подобно волне цунами и накатили на отряд. Уриэль попытался подняться, но твари схватили его, сковав по рукам и ногам, блокируя любое его движение. Лишенные век глаза вылупились на него, капитан слышал, как кричали сопротивляющиеся Космодесантники, когда экзувии стискивали их в своих вонючих и крепких объятиях, но ничем не мог помочь.

Когда Оникс конвоировал пленников по закоулкам Халан-Гола, то казалось, что бредовая архитектура крепости своеобразно приветствует его. Непостижимый разум города, который раньше запутывал отряд, сбивая с пути, указывал теперь дорогу, открывая проходы и зажигая фонари. Экзувии катились волной по мощеным улицам, неся обездвиженных воинов в своих отвратительных объятиях.

Выжили только Уриэль, Ваанес, Серафис, Леонид, Эллард и еще девять Космодесантников. Но отважный капитан и в теперешнем своем незавидном положении ни на минуту не забывал о своей смертельной клятве.

Закопченные улицы скоро привели их к конечной цели — громадной железной башне. Уриэль не знал, обманывает ли его еще не вполне восстановившееся зрение или силы Хаоса специально создали такую иллюзию, но он онемел от удивления при виде колоссальной постройки. Ее вершина терялась в высоте за пурпурными облаками, и было невозможно определить, каков же ее диаметр. От стен башни отходили спиральные трубы, из которых валили столбы ядовитого дыма. Основание было окружено высокими стенами и крепостным валом с артиллерийскими точками, охраняемыми Железными Воинами.

Огромные железные ворота с высокими, хорошо укрепленными барбаканами с обеих сторон охраняли вход в башню. Оникс провел их сквозь жуткий портал, который выглядел словно пасть неведомого существа, распахнутая в предсмертном крике. Экзувии вкатились в черные ворота, пронося пленных воинов по коридору, где на них пахнуло обжигающим паром, вырывающимся из ловушек на крыше.

После того как они проникли за ворота, Уриэль стал осматривать окрестности, стараясь запомнить как можно больше. Оказалось, что башня вовсе не стояла на скале, как они полагали ранее, а была необъяснимым образом подвешена на мириадах толстых цепей над пустотой, в которой отражалось мертвое небо. Каждая цепная опора была толщиной с колонну, что поддерживала многокилометровую галерею перед Храмом Исправления, и некоторые представляли собой мосты. Что-то щелкнуло в сознании Уриэля, и он догадался, что башня уходит еще на тысячи метров вниз, в бездну, заполненную испарениями.

— Император, охрани нас, — произнес он хрипло.

— Зря сотрясаешь воздух, тебе и так его не хватает, — отозвался Оникс. — Или ты думаешь, что он всемогущ и здесь?

Уриэль не снизошел до ответа. Длинная базальтовая плита нависала над пустотой и вела прямо к огромным воротам, вырубленным в стене башни. Поверхность этого своеобразного моста была идеально отполирована несчетным количеством ног. Плита вела к арке, сделанной из какого-то дьявольского металла, шипящего, как будто его только что сняли с наковальни. Размеры переправы были таковы, что целый полк мог по ней промаршировать, не перестраиваясь, и самый крупный из Титанов без опаски преодолел бы ее.

Наконец они вошли внутрь башни. Каждый глоток воздуха здесь был напоен доисторическим злом.

— Халан-Гол, — произнес Оникс с гордостью. — Величие и мощь живого бога помогли выковать эту крепость, подходящую для владыки. По его велению был выстроен этот город, вопреки всем законам природы.

— Это отвратительно! — выкрикнул Уриэль.

— Нет, — ответил полудемон. — В этом — будущее.

Внутреннее устройство башни было ничуть не менее устрашающим, чем внешний вид. Тут были и обширные пыльные залы, уставленные бронзовыми статуями, и огромные кузницы, где текли реки расплавленного металла. Палящий, удушающий жар наполнял башню, а черные капли конденсата падали с закопченных сводчатых потолков. Ни на секунду не умолкали далекие крики и тяжелые удары. Проползающие то тут, то там тени (возможно, это были экзувии) ютились в высоких аркадах. Чаще других обитателей башни попадались на пути существа, одетые в черные робы и шаркающие тяжелой, механической походкой. Их красные глаза с интересом разглядывали пленников, которых Оникс вел все дальше и дальше, и только экзувии предохраняли воинов от тянущихся к ним металлических конечностей. На робах существ красовались восьмиконечные символы Хаоса. Они отдавали приказания машинам, предназначение которых так и осталось для Уриэля загадкой.

Когда они миновали огромную несуразную конструкцию с насосами и поршнями, смонтированную из арматуры, из тени вдруг вышло шипящее чудовище и преградило им дорогу.

Оникс строго глянул на создание в черной робе, неуклюже шаркающее в облаке света, и Уриэль почувствовал раболепный страх, исходящий от существа. Чудовище тем временем приближалось, переставляя шесть сегментированных ног из клепаного железа. Его тело, заключенное в промасленный экзоскелет, сложно было назвать живым. Голова была несоразмерно большой и вряд ли удержалась бы на плечах, не поддерживай ее дополнительные приспособления. Из-под глубоко надвинутого капюшона было видно только нижнюю часть лица из блестящего металла и глаза — точнее, оптические линзы — на гибких металлических трубках-стебельках.

Тысячи прозрачных трубочек пронизывали плоть — видимо, по ним и поступала в этот странный организм субстанция, которая поддерживала жизнь в этом омерзительном создании. Тем временем чудовище приблизилось к Уриэлю, протягивая механические руки, снабженные скальпелями, дрелями и паяльниками.

Оникс подскочил к отвратительной твари, выпустил когти и жестко сказал:

— Нет, эти для хозяина Халан-Гола.

Тварь разочарованно зашипела, вскинув вверх конечности, и дрели оказались в угрожающей близости к голове Оникса. Чудовище попыталось оттолкнуть полудемона со своего пути, но воин в черном силовом доспехе явно не собирался уступать.

— Я же сказал — нет! — повторил он жестко. — Вполне вероятно, что чуть позже они попадут в руки Мортициев, но не на этот раз.

Существо пару секунд обдумывало услышанное и затем отступило обратно в тень.

Оникс проводил его пристальным взглядом, и, пока его внимание было отвлечено, Уриэль предпринял попытку освободиться из вязких объятий экзувий. Но это оказалось безнадежным делом, он не смог даже пошевелиться. Когда Оникс убедился, что Мортиций действительно убрался с дороги, то втянул когти и продолжил путь.

Надежда таяла с каждым темным залом, что они пересекали, и с каждым лестничным пролетом, что они преодолевали, не будучи в состоянии пошевелить даже пальцем. Чем дальше они продвигались вглубь башни, тем громче становился сводящий с ума ритмичный стук.

По сверкающему серебром мосту Космодесантники были переправлены через широкую расщелину, из которой поднимались горячие желто-зеленые испарения. За мостом вздымалась высокая стена из темного камня с зелеными прожилками, в которой наличествовали запертые железные ворота с шипованными створками, охраняемые двумя Титанами, чьи доспехи несли на себе следы давних войн. Уриэль с отвращением посмотрел на развевающиеся флаги Проклятого Легиона.

— Скоро вы увидите святая святых крепости Халан-Гол. Цените оказанную вам честь! — воскликнул Оникс, ступая первым на мост через бездну.

Когда они приблизились к воротам, те распахнулись с таким грохотом, что со злобно скалящихся горгулий, сидящих под крышей мрачного помещения, слетела пыль. Оникс провел пленников через портал, и наконец, Уриэль и его спутники оказались лицом к лицу с хозяином Халан-Гола.

Стены святая святых были облицованы черным камнем с золотистыми прожилками и мерцали от влаги, покрывавшей их. Арочные окна пропускали свет мертвого неба, который ложился на пол молочно-белыми полосами. На серебристо-белом троне восседал воин с иссеченным шрамами лицом и коротко подстриженными черными волосами. Он был одет в древний, изрядно помятый силовой доспех. По обеим сторонам от трона несли караул Железные Воины. На жестоком лице хозяина крепости сейчас отчетливо читалось любопытство; длинный свежий рубец тянулся через его висок. Позади трона стоял гигантский Железный Воин, с которым Уриэль уже встречался — тогда, в стычке у стен крепости.

— Избавься от экзувий, Оникс, — приказал сидящий на троне.

Оникс кивнул и повернулся лицом к чудовищам. По его лицу пробежали серебряные всполохи. Уриэль почувствовал, как существа, удерживающие его в плену, стали слабеть, медленно стекая на пол, — они опять стали жидкими и вонючими. Затем эти жалкие твари поспешили расползтись по темным углам.

Как только Ультрамарин почувствовал свободу, рука его потянулась к мечу, но тут же стволы более чем сорока болтеров оказались направлены прямо на него. Оружие было украшено восьмиконечными знаками Хаоса. Железные Воины быстро разоружили Космодесантников, чтобы полностью исключить опасность для человека, что сидел на троне.

Пока они занимались этим, коменданту принесли черный боевой топор, по которому Уриэль узнал своего противника на поле боя. Тогда капитан промахнулся всего на пару сантиметров…

— Мы уже встречались, — сказал вдруг воин, сидящий на троне.

— Ты Хонсю? — спросил Уриэль.

Железный Воин встал, подошел и со всего маху ударил капитана в висок. Уриэль упал на одно колено, едва затянувшаяся рана на шее открылась, и свежая кровь опять начала заливать доспех.

Хонсю кивнул:

— Ты знаешь меня, но я не имею представления о том, кто ты. Итак, как ты себя именуешь?

— Ты ничего не добьешься силой, — сказал Уриэль, поднимаясь и зажимая порез рукой.

— Это, кажется, довольно простой вопрос, — ответил Хонсю, проводя кончиками пальцев по рубцу на виске. — Я хотел бы знать имя человека, которому удалось пустить мне кровь.

— Хорошо. Меня зовут Уриэль Вентрис, а это мои воины.

Хонсю внимательно посмотрел на бойцов, стоящих за спиной капитана, и заметил:

— Ты прибился к странной компании, Уриэль Вентрис. Ведь это изменники, предатели и беглые рабы.

Уриэль не ответил, понимая, что Хонсю и его самого причисляет к предателям. С доспехов Ультрамарина были содраны все знаки отличия, и ничто не говорило о его принадлежности к войскам Императора.

Он лихорадочно соображал, как бы использовать с выгодой для дела сложившуюся ситуацию, когда Хонсю спросил:

— А откуда ты знаешь, как меня зовут? Торамино сказал тебе?

— Кто?

— Не прикидывайся тут дурачком, — с угрозой произнес Хонсю. — Иначе тебе придется узнать, как быстро я теряю терпение. Ты прекрасно знаешь, кто такой Торамино.

Поскольку Уриэль не отвечал, Хонсю продолжил:

— Нет никакого смысла геройствовать, все равно я получу всю необходимую информацию. Мортиции выжмут ее из тебя в достаточно короткий срок. Поверь, тебе лучше самому рассказать все, что меня интересует, чем потом мучиться в когтях этих чудовищ. А результат будет один.

— Я узнал о тебе от Торамино, да, так оно и есть, — наконец произнес Уриэль.

Хонсю рассмеялся:

— Видишь, Закайо, Торамино пал так низко, что прибегает к помощи наемников. Как-то это не очень хорошо согласуется с его теорией чистоты крови, а?

— Да уж, — ответил Обакс Закайо, обходя трон Хонсю с правой стороны и поднимая Леонида и Элларда на механических лапах, что выдвинулись у него из-за спины. Гвардейцы пытались сопротивляться, но все было бесполезно. — Ну что, недолго довелось погулять на свободе?

— Оставь их, Закайо, они не достойны того, чтобы их кровь пролилась здесь. Отправь их работать в кузницы.

Обакс Закайо кивнул и выпустил двух гвардейцев, но по-прежнему остался стоять за их спинами.

— Для чего ты проник в мою крепость, Вентрис? — продолжил допрос Хонсю.

— Ты же сам сказал — мы наемники, — спокойно ответил Уриэль.

— Они прошли через порталы безумия и пытались подобраться к центральной башне, когда я нашел их, — доложил Оникс. — Я считаю, что они не просто наемники, они — наемные убийцы.

— Это так, Вентрис? Вы наемные убийцы?

— Я всего лишь простой солдат.

— Нет, это не так, — заявил Хонсю, снова подходя к Уриэлю неторопливой уверенной походкой. — Простой солдат не сможет провести свой отряд через порталы безумия и пробраться так далеко в Халан-Гол.

Взяв железной рукой Уриэля за подбородок, комендант крепости заставил Ультрамарина повернуть голову. Капитан смог хорошо рассмотреть чудовищную механизированную лапу, прикосновение которой вызвало приступ тошноты.

— Каким образом и для чего ты оказался на Медренгарде? — спросил Хонсю, глядя в глаза Уриэля.

Комендант и Ультрамарин долго смотрели друг другу в глаза — каждый ждал, когда второй отведет взгляд. Уриэль был представителем не только Императора, но и всего светлого в этом мире, а Хонсю был предателем. Один прожил какую-то жалкую сотню лет, а за плечами другого было несколько тысяч лет боев. Несмотря на то, что их разделяла пропасть времени и вражды, Уриэль почувствовал воинский дух в Хонсю и пожалел, что волею судьбы тот оказался его врагом, а не собратом по оружию.

Может быть, близость к Оку Ужаса отравила капитана, может, его чувствами играли злобные духи этого места, может, сам Хонсю каким-то образом влиял на него… Причина была не важна, гораздо удивительнее было другое — чем дольше Уриэль всматривался в глаза Железного Воина, тем больше убеждался, что между ними нет непреодолимой пропасти.

Ультрамарин видел в его глазах те же стремления, что жили и в его душе. Какая-то часть капитана даже восхищалась тем, как умело Хонсю ставил цели и как быстро добивался их.

Если бы не судьба, которая была предопределена обоим еще до рождения, то, кто знает, может быть, они стояли бы сейчас плечом к плечу. Ведь могло случиться и так, что Уриэль оказался бы среди Черных Крестоносцев, или Хонсю бился бы рядом с ним в передовом отряде Космодесантников на Тарсис Ультра.

Вдруг капитан уловил восхищение в глазах коменданта Халан-Гола и понял, что тот думал о том же самом.

— Мы на Медренгарде, чтобы сражаться, — просто ответил Уриэль.

— Как я и предполагал, — кивнул Хонсю. — Вы доблестно бились под моими стенами. И, как я понимаю, это тебе и твоим воинам надо сказать спасибо за испорченный подъемник?

— Да, — горделиво сказал Ваанес, довольный произведенным эффектом. — Это я перерезал канаты.

— Из этого я могу сделать вывод, что вы не служите Бероссу, возможно, вы подчиняетесь только Торамино, — облегченно пробормотал Хонсю. — В любом случае, вы оказали мне неоценимую услугу. Без постоянного подкрепления Беросс не сумеет проломить оборону.

Хонсю обошел всех Космодесантников отряда, рассматривая в упор каждого из них. Он остановился рядом с Пазаниусом, взял его за серебряную руку и поднял ее к глазам, чтобы получше рассмотреть.

— Искусная работа, — похвалил комендант. — Твоя?

— Нет, — выдавил Пазаниус сквозь сжатые зубы. — Техножрецы на Павонисе постарались.

— Павонис? Я никогда не слышал об этом мире. Это мир Омниссии?

— Нет.

Хонсю вдруг широко улыбнулся и спросил:

— Ты ведь ненавидишь меня, не так ли?

Пазаниус повернулся и посмотрел на Хонсю в упор:

— Да, я тебя ненавижу! И не только тебя, а вообще всех этих ублюдков и прихвостней Хаоса.

Хонсю медленно обошел Пазаниуса, стер черную пыль и склизкие остатки экзувий с его силового доспеха и пристально осмотрел наплечники и нагрудные пластины. Потом вернулся к Уриэлю и осмотрел его силовой доспех так же внимательно.

— Я не вижу ни знаков отличия, ни эмблем, — сказал он. — Из какого вы Ордена?

— Какое значение это имеет здесь? — тихо сказал Уриэль.

— Мне нравится, как ты отвечаешь.

— И как же я отвечаю?

— Очень осторожно, — усмехнувшись, произнес Хонсю, — Сказать тебе, что я думаю по этому поводу?

— Если я скажу «нет», это что-нибудь изменит?

— Вряд ли. Твое слово тут мало что значит. Итак, я полагаю, что вы Ультрамарины. И мне страшно подумать, какое гнусное преступление числится за вами, чтобы вас закинули в Око Ужаса. Вы повернулись направо, когда все поворачивались налево во время праздничного марша на плацу? Забыли спросонья прочитать молитву одеялу с простынкой?

Уриэль чувствовал, как гнев вновь закипает в нем, но заставил себя не реагировать на недостойные насмешки.

— Да, мы Ультрамарины, но причины, по которым мы здесь оказались, совершенно не важны. Мы прибыли сюда, чтобы сражаться.

— А с кем сражаться, вам не важно?

Уриэль предполагал, что этот вопрос обязательно прозвучит, еще до того, как Хонсю его задал, поэтому быстро и хлестко ответил:

— Да не особенно.

— В таком случае, мне пригодились бы такие воины, как вы, — сказал Хонсю, скрещивая руки на груди. — Я могу предложить вам гораздо больше, чем Торамино или Беросс. Вы присоединитесь ко мне?

Уриэль смотрел на Железного Воина, а в голове его калейдоскопом мелькали мысли. У них с Хонсю было много общего, это был настоящий воин, их взаимопониманию мешают только разные верования. Так ведь?

У Уриэля больше не было Ордена, который он мог бы назвать своим в полном смысле слова, так что, может быть, лучше найти такого вот умного и храброго командира, с которым можно вместе сражаться?

Но все то, на чем был воспитан Уриэль, принципы, каноны, догмы, постулаты — все, что делало его Космодесантником, — все восстало в нем. И когда он вновь посмотрел Хонсю в глаза, то в них можно было прочесть только один возможный ответ.

Часть III В ЦАРСТВЕ БЕСКОЖЫХ

Глава 13

Уриэль совершил умопомрачительный прыжок, в полете со свистом выхватил меч из ножен и нанес удар, целясь в шею Хонсю.

— Я воин Императора, Космодесантник, защитник всего хорошего в этом мире! Я никогда не присоединюсь к такому, как ты! — прокричал он.

Хонсю даже не шелохнулся, и лезвие меча неминуемо снесло бы ему голову, но бронзовые когти Оникса оказались быстрее. Полудемон плоской стороной лезвия ударил Космодесантника по горлу так, что тот отлетел к стене и рухнул, задыхаясь от боли. Он выронил меч и судорожно пытался восстановить дыхание. Это ему удалось, и капитан сумел дотянуться до выпавшего меча и даже схватил его за эфес, но на лезвие уже опустилась нога в тяжелом ботинке.

— Ты считаешь меня идиотом, Вентрис? — рявкнул Хонсю. — Ты что думаешь, я случайно стал комендантом? Нет, я управляю этой крепостью только по одной причине — я оказался лучше всех, кто хотел бы занять это место.

В завершение отповеди Хонсю нанес удар тяжелым ботинком в челюсть Ультрамарина. Уриэль попытался уйти из-под града ударов, а в это время Железные Воины направили болтеры на остальных членов отряда, чтобы никто не вздумал кинуться на помощь командиру.

Уриэль изо всех сил старался подняться на ноги, но Хонсю не давал ему ни малейшего шанса. Он методично обрабатывал его ребра железными ботинками, затем схватил за затылок и со всей силы «приложил» его лбом об пол. Капитан почувствовал, что из носа хлынула кровь. Ему ничего не оставалось, кроме как постараться максимально закрыться от ударов. Но Хонсю был мастером в таких делах, скоро вместо лица у Ультрамарина было кровавое месиво.

— Черт, ты еще очень пожалеешь, что не принял мое предложение! — проревел Хонсю, размазывая свернувшуюся кровь по лицу Уриэля. — Я отдам тебя на растерзание Мортициям, и они покажут тебе такие горизонты боли, что тебе даже и не снилось! Ты станешь для них подопытным кроликом, а когда им надоест развлекаться с тобой, твое тело пустят на запчасти!

Уриэль перекатился на спину, харкая кровью, затем с трудом приподнялся на локте и прохрипел:

— Я Уриэль Вентрис, Ультрамарин, верный слуга благодетельного Императора и враг всех предателей и последователей темных сил. И ничто не в силах это изменить.

Хонсю зарычал и снова начал бить капитана по лицу. Кровь лилась на пол, а комендант орал:

— Да будь ты проклят! Как ты посмел отказаться от моего предложения? Ты никто и ничто. Даже твой Орден отрекся от тебя! Ты для них пустое место. Какой смысл хранить им верность?

Уриэль изловчился и поймал кулак Хонсю, занесенный для очередного удара.

— Я храню верность своей чести! — выпалил он, высвобождая вторую руку и нанося сокрушительный хук справа.

Хонсю рухнул как подкошенный, а Уриэль откатился и поднялся-таки на ноги. Пошатываясь, он направился к своему отряду. Космодесантники и два гвардейца загородили его от Железных Воинов. Уриэль, опершись о Пазаниуса, сплевывал на пол кровь вместе с зубами.

— В какой-то момент ты заставил меня забеспокоиться, — сказал Пазаниус.

Несмотря на то, что сержант произнес это как можно более безразлично, Уриэль уловил заботу и дружеское участие.

— Я воин Императора, мой друг, — произнес капитан. — И я никогда не перейду на сторону темных сил, ты это знаешь.

— Да, я знаю это, — подтвердил Пазаниус.

— Ты определенно провел того ублюдка, — сказал Ваанес, пробираясь поближе к командиру. Его выдвижные когти показались из латных перчаток, — И меня тоже. К черту все это, Вентрис, я не умру так просто!

— Я тоже, если выживу, — попытался пошутить Уриэль.

Железные Воины окружили их, держа под прицелом. В это время Хонсю поднялся, вытирая кровь с лица.

— Я лично прослежу, чтобы тебя разорвали надвое, Вентрис! — пообещал комендант. — Я прикажу скормить тебя Демонкулабе, а твои останки отдать Бескожим. Посмотрим, что тогда станет с твоими драгоценными идеалами и принципами, и будешь ли ты все так же их держаться.

— Ты не можешь сделать ничего такого, что могло бы подорвать мою веру в Императора хоть на секунду, — с расстановкой ответил Уриэль.

— Веру? — переспросил Хонсю с усмешкой, — Святая простота! Железные Воины когда-то тоже верили, но к чему это их привело? Мы преданы Императором и выброшены в Око Ужаса. Если ты думаешь, что удостоишься лучшей участи за веру в Императора, то мне интересно, что болтается у тебя в голове взамен мозгов?

Пазаниус взревел и бросился к Хонсю, желая вцепиться ему в горло, но Оникс встал на защиту своего хозяина, выпустив металлические когти. Для своей комплекции Пазаниус двигался на удивление быстро и ловко. В прыжке он неожиданно сменил направление и серией ударов разбил лицо полудемону.

Оникс взревел и опрокинулся навзничь, серебряный свет струился сквозь рваные раны на его лице. Пазаниус же сгреб за грудки Хонсю и занес свой мерцающий кулак для смертельного удара.

Но прежде чем он смог ударить, Обакс Закайо перехватил его руку, выворачивая ее назад. Гидравлическая клешня с чудовищной силой сжала руку Пазаниуса, превратив ее в кусок покореженного металла. Обакс Закайо сбил Пазаниуса с ног и встал над поверженным сержантом, высоко занеся топор. Но удара не последовало. Железный Воин, не веря своим глазам, наблюдал за тем, что происходило с искореженной рукой сержанта.

Уриэль тоже с ужасом и удивлением смотрел, как разбитая и искромсанная металлическая рука Пазаниуса начала восстанавливаться. Металл зашевелился, как ртуть, поверхность протеза покрылась рябью, и не прошло и минуты, как весь урон, нанесенный Обаксом Закайо, исчез бесследно. Вскоре рука имела такой вид, словно Пазаниусу только что поставили новый протез.

— Пазаниус, — выдохнул Уриэль. — Но… как?

Его друг спрятал чудесно восстановившуюся руку за спину.

— Прости меня… — пробормотал Пазаниус, чуть не плача. — Я должен был…

Хонсю подошел к сержанту и еще раз обследовал своими аугметическими пальцами блестящее предплечье Пазаниуса. Довольно долго он с интересом рассматривал невиданное им доселе чудо техники.

— Отвести их к Мортициям на растерзание. Но вот этого оставить в живых… Я хочу такую руку, — приказал он. Затем комендант повернулся и подошел к Уриэлю. — Вентриса отправить в Демонкулабу, большего он не стоит. Пусть возьмут все, что сочтут нужным из его тела, — с перекошенным яростью лицом произнес Хонсю.

Путешествие в зал Мортициев сопровождалось бредовыми видениями и безумными наваждениями.

Внутренний мир башни не подчинялся общим законам мироздания. Одна только лестница чего стоила: она вилась по спирали, перекрученной несколько раз, а по «изнаночной» стороне, так же как и по «лицевой», передвигались обитатели Халан-Гола: шныряли рабы, важно шествовали полноватые священнослужители, тяжелой поступью спускались Железные Воины. Хотя нельзя было с уверенностью сказать, спускались они вниз или поднимались вверх — здесь измерения и гравитация жили по другим законам.

Обакс Закайо, Оникс и еще сорок Железных Воинов провели Космодесантников из приемного кабинета Хонсю обратно через зал с глубоким проломом, на дне которого бурлил расплавленный металл. Они прошли мимо Титанов к крытой аркаде, под сводами которой гуляло эхо. Несмотря на то, что Уриэль имел возможность внимательно следить за дорогой, которую уже один раз проделал, он понял, что не нашел бы обратного пути. Дело было в том, что безумное пространство башни все время менялось, и невозможно было предугадать, куда тебя выведет коридор через минуту.

В грязных и помятых силовых доспехах, без оружия, с опущенными головами Космодесантники и гвардейцы следовали под конвоем сквозь темные пыльные коридоры. Все это время Пазаниус старался держаться подальше от Уриэля, чтобы ненароком не встретиться с ним взглядом. Всеобщая покорность задевала гордость Уриэля, но если бы они атаковали сейчас своих сопровождающих, то такой необдуманный шаг привел бы к гибели остатков отряда. А коль скоро он связан смертельной клятвой, то должен держаться до последнего вздоха. Надо использовать любую возможность, чтобы выполнить задание. А подраться с этими выродками он всегда успеет.

Их путешествие закончилось в месте, которое Хонсю называл залом Мортициев. Как следовало из названия, здешние обитатели не могли считаться образцом милосердия и человеколюбия. Уриэль не принадлежал к числу людей, которых пугают названия, но все равно при одном упоминании о Мортициях у него противно ныл желудок и по спине струился пот. Было ли существо, что перегородило им вход в башню и которого отогнал Оникс, Мортицием?

Капитан заподозрил, что скоро он получит ответы на все вопросы. Обакс Закайо нерешительно приблизился к низкому сводчатому проходу, из которого доносились мучительные крики и шипение металла. В нос ударил густой и резкий запах крови. Что-то зашевелилось, неуклюже заворочалось в освещенных красным светом глубинах коридора.

Обакс Закайо немного помедлил, прежде чем войти под своды туннеля. Скрежет железа по камню и ритмичный стук какого-то огромного сердца тонули в криках. На Железных Воинов было больно смотреть — на их лицах был написан такой ужас, что Космодесантникам стало от этого даже немного легче. Оникс не выказал такой нерешительности и переступил порог зала Мортициев без страха.

Когда Уриэль вошел внутрь, задерживая дыхание из-за сильной вони, он все еще не понимал, чего, собственно, так боятся Железные Воины. Серебряный свет глаз Оникса позволял рассмотреть окружающее, и капитан вдруг поймал себя на том, что испытывает чувство благодарности к этому существу, ведь иначе им пришлось бы передвигаться в полной темноте. Один из обитателей зала Мортициев, прихрамывая, направился к ним. Было видно, что каждый шаг дается ему с большим трудом.

Ультрамарин рассмотрел, что полуобнаженное тело существа представляет собой дикую комбинацию конечностей и каких-то придатков, происхождение которых только Хаосу известно. Голова существа была запрокинута, вместо глаз и ушей блестели медные заклепки. У него было две ноги, которые раньше явно принадлежали людям с существенной разницей в росте, и торс, покрытый паутиной хирургических шрамов. Может быть, когда-то создание и имело пол, но сейчас ничто не указывало на это. Руки чудовища бестолково болтались, раскачиваясь подобно маятникам.

— Чего надо? — проговорило оно невнятно, наверное, потому, что и рот его тоже был наполовину заштопан. — Вас сюда никто не звал и никто не ждет.

— Сабатиер, — сказал Оникс, — мы доставили кое-что интересненькое для твоего хозяина — новую плоть.

Сабатиер перевел «взгляд» с Оникса на воинов отряда и, отчаянно хромая, подошел к Ардарику Ваанесу. Он протянул заляпанные кровью и слизью руки, желая что-то выяснить для себя. Но Ваанес не собирался терпеть такое обращение и, оттолкнув отвратительные конечности, сказал:

— Не прикасайся ко мне, урод.

Сабатиер довольно хихикнул или закашлялся — это было сложно понять — и повернулся к Ониксу, пробормотав:

— Какой дерзкий.

Ваанес вдруг кинулся на него и молниеносным движением свернул ему шею. Позвонки странного существа противно хрустнули. Сабатиер удивленно замер, а потом медленно осел на пол. Обакс Закайо, взвыв от ярости, подхватил Ваанеса своими гидравлическими клешнями и поднял высоко над землей.

— И какой сильный, — продолжил Сабатиер с земли, где неуклюже возился, пытаясь подняться. Голова его висела на груди, острый обломок кости пропорол кожу.

Он махнул кривыми конечностями в сторону Обакса Закайо и проскрипел:

— Оставь его тут, хозяин всегда выбирает сильную особь. Но большинство к нам поступают ослабевшими после голодовки. Может быть, этот выскочка — счастливчик, и тогда мастера сделают его таким же, как я. Мертвым, но не лежащим без дела в могиле.

— Судя по всему, он уже счастлив, — проворчал Обакс Закайо, швыряя Ваанеса на землю.

— Но думаю, что сегодня его везение закончится, — сказал Сабатиер гортанно, водружая голову на плечи и придерживая ее рукой.

Как будто отзываясь на его голос, стены арочного помещения заколыхались в такт доносящимся стонам и далекому стуку огромного сердца. Большая железная клетка призывно распахнула дверь, и Железные Воины загнали пленников в нее, подталкивая стволами болтеров.

Когда пленники вместе с сопровождающими оказались на своеобразной платформе, Сабатиер потянулся к рычагу желто-черного цвета с символикой Хаоса и с видимым усилием запер клетку. Когда дверь с металлическим клацаньем закрылась, наверху заработал старинный блок, и клетка медленно пошла вниз.

Уриэль перевел глаза на закопченный пол клетки. Сквозь ячейки виднелась мерцающая в дымке шахта, обшитая промасленными листами железа. Дна не было видно, и Уриэль понимал, что эта шахта не выходит за пределы башни. А то, что такие размеры совершенно не укладывались в его представления о нормальной пространственной геометрии, больше не удивляло его. Капитан давно понял, что в этом мире действуют совсем другие законы.

Они спускались все ниже и ниже, и, казалось, их путешествие никогда не закончится. Ваанес сумел пробраться поближе к Уриэлю. Клетка к этому времени так разогналась, что, задевая краями об обшитые железом стены шахты, уже не лязгала, а визжала.

— Нам надо побыстрее отсюда выбираться. Что-то мне не хочется знакомиться с Мортициями, — озабоченно сказал Ваанес.

— Да мне тоже, — признался Уриэль. — Учитывая, что это беспокоит даже Железных Воинов, нам уж точно не сулит ничего хорошего.

— Возможно, твой сержант с самовосстанавливающейся рукой сможет расчистить дорогу. Черт побери, где же он ее достал?

— Я бы сам хотел знать, — задумчиво сказал Уриэль.

В это время клетка начала тормозить, приближаясь к платформе. Сабатиер отпер дверь, и Железные Воины выкинули Космодесантников и гвардейцев из клетки в туннель, прорубленный в скале, в конце которого виднелись пульсирующие красные отблески. Ушей достигли хор диких криков живых существ, свист, бренчание и шипение неведомых механизмов. Но все эти звуки не могли заглушить неумолчный громоподобный стук огромного сердца. Красный жар и жуткая какофония становились сильнее и сильнее по мере приближения к огромной пещере.

— О нет… — в ужасе выдохнул Уриэль, когда своими глазами увидел, что собой представляет зал Мортициев.

— Какого черта… — прошептал Ваанес, лицо которого было бледным даже в дьявольском красном свете.

Дальний конец зала терялся из виду, ребристые своды вздымались на невообразимую высоту. Толстые кабели и трубы, проложенные вдоль стен, поднимались к потолку; капли конденсата и других подозрительных жидкостей падали на липкий каменный пол. Многоуровневые клетки, похожие на те, что Уриэль видел в лагере смерти в горах, громоздились вдоль стен. К каждой тянулось несколько труб от висящих под потолком переполненных пузырей.

Когда капитана силой втолкнули в эту пещеру, он неожиданно почувствовал давление на свои чувства восприятия. Это было похоже на то, как если бы ему вкололи очень сильное болеутоляющее. Цвета, запахи — все просачивалось словно через вату.

Привлеченные шумом грузоподъемника, к платформе потянулись существа в черных облачениях. Они преградили отряду дорогу, пресекая любые попытки продолжить путь. Некоторые из них пришли на паучьих ногах, другие — на странных ходульных конструкциях, третьи приехали на шипованных гусеницах. Их конечности представляли собой манипуляторы с обилием лезвий, скоб, пил для костей и дрелей. Ни одно из этих созданий не было похоже на другое, тело каждого было испещрено множеством шрамов.

На бритых черепах красовались те или иные вариации символа Адептус Механикус, хотя Уриэль не очень-то верил, что своим происхождением твари обязаны именно Богу-Машине. Между собой эти существа переговаривались на неразборчивом щелкающем наречии, совершенно непонятном пленным воинам.

Оникс и Сабатиер первыми вошли в пещеру. Мортиции быстро окружили их, тыча в Оникса клешнями и пытаясь вонзить в него кривые иглы.

— Примите дар лорда Хонсю, — произнес полудемон, не обращая внимания на столь неделикатное обращение.

Не обнаружив ничего достойного интереса в его полудемоническом телосложении, кровожадные хирурги перешли к воинам отряда. Их взгляды словно насквозь просвечивали Космодесантников и гвардейцев. В одном из приблизившихся монстров Уриэль узнал того, что преградил им дорогу, когда Оникс вел их по башне. Из разверстого рта этого странного создания вылетела серия шипящих и щелкающих звуков, и капитану стало понятно, что это осмысленная речь.

— Ваш дар принят, — перевел Сабатиер. — Вам нужно оставить здесь тех, кого еще не касался нож.

Оникс кивнул, а Уриэль все это время не мог оторвать глаз от зрелища, открывшегося в глубинах пещеры. Прикованный к месту ужасом и брезгливостью, он смотрел вглубь грота.

Там, над бурлящим озером крови, на цепях из черного железа висел багровый демон. Его тело пронзали красные трубки и огромные сверкающие штифты. Вокруг страдальца воздух искрился от неимоверного скопления древних магических энергий. Плоть несчастного существа шелушилась и отваливалась в некоторых местах кусками. Грязные, слипшиеся волосы спускались с рогатого черепа по спине. Пленный демон бился в агонии над озером собственной крови. Уриэль рассмотрел огромные раны на его спине, откуда, похоже, совсем недавно, удалили пару крыльев. Грудь пленника тяжело вздымалась, а по помещению разносилось ритмичное эхо. Капитан понял, что сердцебиение именно этого демона они слышали постоянно в крепости.

— «Вы сразу узнаете, как только увидите его…» — проговорил Пазаниус.

— Что?

— Это именно то, о чем нам говорил Омфал Демониум, помнишь?

— О чем ты говоришь? — недоумевал Уриэль.

— Кровавое Сердце, — сказал Пазаниус. — «Вы узнаете его, как только увидите…».

Уриэль еще раз взглянул на опутанного толстыми цепями демона. Пазаниус был совершенно прав. Это существо и есть Кровавое Сердце. Если верить Серафису, этот демон сумел обвести Омфала Демониума вокруг пальца и заключить его в адском локомотиве.

Озеро крови было окружено сотнями гробов из закопченного железа, стоящих вертикально. К ним были подведены булькающие красные трубки. Внутри каждого гроба лежал псайкер, тело которого было проколото неимоверным количеством игл, через которые уходила кровь. Все трубки сходились в одну большую, что вела к кровавому озеру, над которым висел плененный демон. Над озером вздымался пульсирующий фонтан крови, окатывая висящего на цепях демона. Зыбкая дымка поднималась над существом, наполненным энергией варпа, и обволакивала всю пещеру. Мучения демона, обездвиженного цепями, были невыносимы. И теперь, когда Уриэль присмотрелся повнимательнее и начал анализировать открывшееся его взору, он пришел к выводу, что причина помутнения его чувств была перед его глазами.

— Лорд Хонсю требует вот этого для себя, — сказал Оникс, указывая на Уриэля. — Его следует скормить Демонкулабе, а вот этого, с серебряной рукой, надо разобрать на части и доставить протез коменданту. Это возможно?

Один из обитателей ужасного зала тотчас вздернул Пазаниуса на когтях, что с шипением вылезли из пневматических лап. После серии умелых и быстрых манипуляций наплечник силового доспеха был снят с Пазаниуса. Бездушным глазам хирурга предстал бицепс сержанта и место, где соединялись металл и плоть.

— Поставь меня на землю, ты, хаоситская мразь! — прорычал сквозь зубы Пазаниус, неожиданно извернулся и ударил со всей силы ногами по, казалось, довольно хлипкому торсу Мортиция. Тот злобно зашипел, поскольку совершенно не ожидал такой прыти. Толстая железная игла вдруг резко выскочила из его запястья и уперлась в грудную пластину силового доспеха сержанта. Пазаниус перестал сопротивляться, и чудовище передало его в цепкие лапы собратьев-хирургов.

Уриэль метнулся было на помощь другу, когда увидел, что сержанта уносят прочь, но движения его были странно медленными. И Ониксу не составило труда остановить его, приставив коготь-лезвие к шее капитана.

— Не надо, — просто сказал он. — Его участь, думаю, будет счастливей твоей.

Мортиции окружили Уриэля, протягивая к нему свои омерзительные механизированные конечности.

— Я тебя убью, — мрачно пообещал Уриэль, хотя его уже поднимали в воздух, не обращая внимания на попытки вырваться. — Тебе лучше пристрелить меня сейчас. В противном случае могу поспорить на что угодно — я увижу тебя мертвым.

— Если силы Хаоса распорядятся моей судьбой таким образом, то я не имею ничего против. А если бы и имел, от этого ничего не изменится. Хотя думаю, что ты ошибаешься. Ты умрешь здесь, Уриэль Вентрис, — пожав плечами, произнес Оникс, прежде чем развернуться на каблуках и направиться к туннелю, что вел к клетке-подъемнику. За ним тут же поспешил Обакс Закайо.

Уриэль вел безнадежную борьбу с многочисленными конечностями, охватившими его, но они обладали такой силой и хваткой, что он едва мог шевелиться. Мортиции приблизили свои морды и начали детально осматривать его. Их влажно поблескивающие металлические лапы сковали его намертво.

Звенящий механизм, состоящий из веретенообразных стержней с насаженными на них микрофонами внезапно вылетел из-под капюшона чудовища. Разряды статического напряжения пробежали по телу этого странного существа, и Мортиции произнес безжизненным голосом:

— Тебя надо скормить Демонкулабе. Как можно портить такую хорошую плоть? Над тобой с удовольствием потрудился бы любой хирург. И смог бы выяснить то, что раньше было нам неизвестно.

— Что вы собираетесь делать с нами? — вскричал Ваанес, пытаясь освободиться от стальных объятий. Выглядело это довольно-таки комично, так как ему удалось лишь нелепо дернуться несколько раз. Огромное чудовище, возвышающееся на несколько метров над Космодесантниками, крепко держало его. Монстр даже не обратил внимания на попытки Ваанеса вывернуться и спокойно двинулся на своих механических ногах в глубину зала.

— Вы теперь принадлежите хирургам, — изрек Мортиции. — Повелителям царства смерти. Они вам разъяснят, что такое боль и как ее надо выносить. Они исследуют вас сверху донизу, а потом извлекут те части, что окажутся полезными для нас. И ваша плоть превратится в нашу.

Темные жрецы гордо проплыли через красный сумрак пещеры к пыточным столам. Приспешники Хаоса обсуждали между собой детали предстоящей операции на своем странном, щелкающем языке.

Мортиции, перебирая многочисленными сегментированными конечностями, потащил Уриэля к входу в анфиладу пещер. Капитан видел много ужасного, пока монстр проносил его по адскому подземелью: освежеванные тела, длинные цепочки узников, сшитых вместе, вопящих безумцев, в чьи черепа непрерывно накачивали какую-то жидкость, от давления которой вываливались глаза.

Кое-где мужчины и женщины собирались вокруг чадящих костерков из плоти, разведенных среди останков неизвестных существ. Капитан видел еще несколько мутантов, похожих на Сабатиера, — поразительный конгломерат несоединимых материалов.

Несколько раз Мортицию, конвоирующему Уриэля, пришлось свернуть с намеченного пути, чтобы обойти стороной ржаво-красные погрузчики, подвозившие целые кузова кровоточащих трупов Железных Воинов. Машины вносили еще большую сумятицу, деловито проносясь в неизвестном направлении.

Уриэль потерял из виду погрузчики, когда Мортиции поднялся по длинному грязному трапу, что вел к рядам клеток, окружавших помещение по периметру. Над тесными камерами на огромных железных крюках крепилась толстая труба, по которой перегонялась вязкая, отвратительная субстанция. Тут же тянулись целые связки электрических кабелей. Уриэль увидел, что клетки были населены несчастными жертвами, до слез напоминающими заключенных в лагере смерти в горах.

Все неестественно раздувшиеся существа в этих тесных клетках были женского пола. Побывав в лапах Мортициев, они стали такими уродливыми, что их человеческое происхождение можно было определить с большим трудом. Закованные в кандалы, пускающие слюни, они бредили, охваченные безумием. Их лица были скрыты под длинными, свалявшимися лохмами. Когда Уриэль присмотрелся повнимательнее, он понял, что эти существа чудовищно расплылись не только потому, что много едят, пытаясь утолить лютый голод, вызванный гормональной интоксикацией. Эти огромные самки были беременны — в каждом безобразно растянутом животе, покрытом бесчисленными опухолями, шевелилось нечто…

С трудом преодолевая панический ужас, капитан осознал, что он сейчас смотрит на Демонкулабу — страшное, омерзительное лоно, откуда появлялись на свет все новые и новые Космодесантники Хаоса. В каждой клетке сидело по беременному чудовищу, и, глядя на все это, Уриэль с трудом сдерживал слезы поражения. Вот он и достиг конца своего путешествия. Это место он должен был уничтожить, чтобы доказать Ордену свою преданность и снова стать Ультрамарином.

Тем временем Мортиций начал с помощью плазменных резцов и стальных лезвий быстро снимать с капитана силовой доспех. Уриэль стал бешено сопротивляться, но закричал от боли, потому что Мортиций был отнюдь не аккуратен, резак несколько раз коснулся обнаженного тела капитана. Части силового доспеха падали на пол с лязгом одна за другой, а Уриэль просил прощения у обмундирования, над которым было совершено такое надругательство. Сначала его нагрудная пластина была разрезана на куски, затем был сорван латный воротник, а потом уже и наплечники грубо отодрали и отбросили в сторону, предварительно разодрав пополам.

— Не сопротивляйся, — спокойно произнес Мортиций. — Тебя все равно скормят Демонкулабе.

— Будь ты проклят, убери свои грязные лапы от меня, выродок варпа! — выкрикнул Уриэль.

Раздраженное чудовище врезало тяжелым кулаком капитану в лоб, и Уриэль почти потерял сознание от боли. Мортиций потащил его вдоль рядов с клетками. Кровь залила глаза Ультрамарина, а когда он проморгался, то обнаружил, что смотрит сквозь решетчатый пол.

Когда Уриэль поднял взгляд, то увидел громыхающую конструкцию, к которой перемазанные кровью ленточные транспортеры доставляли неимоверное количество истерзанной плоти. Специальные дробилки и тяжелые цилиндры перетирали тела павших Железных Воинов в густую, клейкую пасту. Затем останки скармливались Демонкулабе, принося неоценимую пользу силам Хаоса.

Уриэль догадался, что это и есть тот способ, с помощью которого Хонсю мог вторично использовать генокод Железных Воинов, экономя драгоценное генное семя. Такое богохульство Уриэль уже не мог вынести и пообещал себе, что придушит Хонсю голыми руками.

Бросив взгляд в сторону, капитан увидел несколько мутантов в черных робах Мортициев, занятых «оплодотворением» Демонкулабы. Они разрезали несчастным самкам животы, раскрывали рану, закрепляли ее в таком положении специальными зажимами и вкладывали внутрь кричащих от ужаса детей. Свежеимплантированных в Демонкулабу детей впоследствии будут кормить генетическим материалом павших Железных Воинов.

Дети кричали, пытались вырваться и взывали о помощи к своим суррогатным матерям, но монстры в черных одеждах не обращали на это никакого внимания. Они продолжали свою грязную работу как ни в чем ни бывало, ни на секунду не замедляя сложного производственного процесса.

Уриэль непрерывно, но безуспешно пытался вывернуться из цепких лап своего сопровождающего. Вдруг капитан увидел прямо перед собой раскрытую утробу одной из самок Демонкулабы.

— Нет! — закричал он. — Не надо!

Другой Мортиций, ассистирующий своему собрату, всадил тупую толстую иглу меж широких ребер, защищавших внутренние органы Космодесантника.

Сопротивление Уриэля стремительно начало угасать. Наркотик быстро одержал победу над его телом, справившись с защитными силами организма всего за несколько секунд. Капитан чувствовал, как механические руки укладывают его в мягкие, влажные объятия Демонкулабы, как тепло обволакивает все тело, а конечности погружаются в кровавую жижу. Он чувствовал пульсирование чужих внутренних органов, которые теперь окружали его, слышал быстрый стук сердца над толовой.

— Скоро ты погибнешь, — сказал Мортиций. — Ты слишком старый, чтобы стать Железным Воином. Генное семя будет провоцировать видоизменение твоих тканей. Новые образования со временем просто разорвут тебя на части. Ты буквально развалишься на кусочки, а мы получим новые результаты в исследовании мутаций.

— Нет… — неразборчиво пробормотал Уриэль, с трудом преодолевая наркотическую дурь. — Я убью всех вас…

Но края утробы Демонкулабы уже сходились над Ультрамарином. Капитан остался лежать в полной темноте, сырая, насыщенная кровью плоть накрыла его лицо, и он стал задыхаться. Уриэль попытался освободиться, но все его тело уже оказалось в цепких, безразличных объятиях Демонкулабы.

Последнее, что капитан услышал перед тем, как провалиться в забытье, был треск сшиваемой толстой кожи.

Глава 14

Все это время Ардарик Ваанес безрезультатно сражался с Мортицием. Тварь крепко держала его своими бронзовыми когтями, руки и ноги Ардарика оказались плотно прижаты к телу, и шевелить он мог только головой. Уродливый хирург двигался через пещеру, наполненную криками и стенаниями, на длинных и тонких, как стилеты, ногах. Шаги его были широкими и плавными, как будто поверхность под ним была гладкой, как зеркало, а не заваленной всяким хламом. Возвышаясь над отвратительными мутантами, что трудились над столами для экспериментов, Мортиций прокладывал путь сквозь всю эту суету.

— Пазаниус! — выкрикнул Ваанес. — Ты меня слышишь?

Сержант попытался кивнуть, но его голова лишь безвольно мотнулась. Он был совершенно беспомощен, к тому же находился под действием сильного наркотика. Монстры в черных робах тащили их в неизвестном направлении, но не приходилось сомневаться, что навстречу верной погибели. Сразу за Пазаниусом, находящимся в полубессознательном состояния, следовали Серафис, Кровавый Ворон, два гвардейца и оставшиеся девять воинов из отряда.

Уже не первый раз с того момента, как они начали путешествие к Халан-Голу, Ваанес проклял Вентриса, умудрившегося запудрить всем мозги и втянуть их в самоубийственную авантюру. Но еще больше он корил себя за то, что поддался слащавым разглагольствованиям капитана о чести и отваге. Сам Ваанес давно уже не помышлял ни о какой чести и отваге. И в нужный момент стоило напомнить себе об этом еще раз, а не покупаться опять на эту старую как мир уловку.

Хонсю был совершенно прав, рассуждая о том, куда может завести обострение чувства долга и собственного достоинства. Ваанес давным-давно разуверился в таких вещах и даже исключил подобные слова из своего лексикона. К этим выводам он пришел после многолетнего блуждания меж звезд, когда он был воином Гвардии Ворона. Он скитался десятилетие за десятилетием, пока не оказался в этом чертовом мире, в черной дыре, из которой не было выхода.

Какого черта он доверился Вентрису? Капитан поманил его последним шансом искупить вину и обрести спасение. А он, дурак, ухватился за соломинку, надеясь как-то оправдаться, очистить себя в глазах Императора. И сейчас Ваанес острее других чувствовал, какой болью и разочарованием обернулась эта надежда.

Он мысленно отгородился от истошных криков и жалобных стонов, что издавали многочисленные горемыки, преданные в руки Мортициев. Впрочем, эти стенания не находили должного отклика в его каменеющем сердце. Да, раньше он тоже был слабым, позволял себе испытывать угрызения совести, тоску и жалость. Он запретил себе все эти эмоции уже много лет назад, и это лишь закалило его характер.

— Сильные в одиночку становятся только сильнее, — прошептал он слова, которые когда-то услышал от одного из своих бойцов.

В конце концов, их страшное путешествие подошло к концу, и пленников доставили на широкую арену с дюжиной стальных, покрытых кровью и ржавчиной операционных столов. Столы располагались по кругу, очерченному глубоким желобом для стока крови. Ряд железных столбов обрамлял вивисекторий. Над каждым столом крепились блоки и крюки. Емкости для крови и отходов мерзкого производства были расставлены поблизости, рядом с ними располагались корыта с темной водой. Грязный рабочий стол, что стоял в центре вивисектория, был завален множеством ножей с лезвиями различной длины и формы, тяжелыми тесаками, топорами и слесарными ножовками.

Мортиции определили каждого пленника на отдельный стол и надежно закрепили их руки и ноги в металлических тисках. Ваанес умудрился лягнуть тварь, что приковывала его, но враг оказался намного сильнее и проворнее: одним движением он швырнул воина прямо на стол. Железный коготь мелькнул перед глазами Ваанеса, и через секунду тот уже не мог проморгаться от крови — лоб был рассечен до кости.

Отвратительная морда с мертвенными чертами приблизилась к его залитому кровью лицу. Мутант что-то свирепо свистел на своем дикарском наречии. Ваанес, недолго думая, харкнул кровью, заполнившей его рот, прямо в глаза твари. Взбешенный таким неповиновением урод опять занес руку с выпущенными когтями для удара, но другой Мортиции что-то отрывисто прошипел своему несдержанному собрату. Это спасло Ваанеса от мгновенной смерти. Вместо того чтобы убить человека сразу, хаосит намертво прикрутил его руки к столу, удостоверившись, что строптивец не сможет сопротивляться.

Ваанес внимательно наблюдал, как чудовище в робе, передвигающееся на шипованных гусеницах, собрало все их оружие и сложило на отдельный стол. Два Мортиция с большим интересом начали перебирать эту груду. Ваанес изо всех сил дернул оковы, больше всего на свете желая освободиться и прикончить этих ублюдков. Он не надеялся, что ему удастся выжить, но ведь он мог хотя бы попытаться утащить несколько уродов с собой на тот свет.

Пазаниуса так же крепко прикрутили на соседнем столе, его серебряная рука была зафиксирована таким образом, чтобы можно было детально рассмотреть место соединения блестящего металла и плоти. Его предплечье перевешивалось через острую кромку хирургического стола. Мортиции удостоверились в том, что пленники совершенно обездвижены, и вернулись каждый к своим мрачным делишкам.

Возле пленников остались только двое, и Ваанес понял, что лучшего момента для побега ему может никогда больше не представиться. Мутант, которого все звали Сабатиером, видимо, был здесь главным. Он прохромал в вивисекторий, окинул взглядом воинов и одобрительно кивнул, когда убедился, что все они надежно зафиксированы.

— Как самочувствие? Веди себя поскромнее, — сказал он Ваанесу, слегка наклонив к нему угловатую уродливую голову, криво сидящую на плечах.

— Как только я вырвусь, первым делом снесу тебе башку и посмотрю, какое у тебя будет самочувствие, чертов урод! — выкрикнул Ваанес.

Сабатиер разразился булькающим смехом.

— Ну нет! Это я намерен посмотреть, как ты будешь болтаться на крюках, корчась от невыносимой боли. Как и твои приятели.

— Будь ты проклят! Я убью тебя! — взвыл Ваанес, тщетно пытаюсь высвободить руки из железных оков.

Сабатиер наклонился еще ближе, и Ваанесу стало слышно, как пощелкивают его шейные позвонки, когда он поворачивал голову.

— Я в полной мере наслажусь зрелищем твоей смерти. Я буду наблюдать за тем, как ты будешь хныкать и молить о пощаде, когда мои помощники вспорют тебе брюхо и развесят твои внутренности, чтобы ты мог полюбоваться ими.

— Да заткись ты уже! — прорычал выведенный из себя Ворон. — Убей или заткнись!

Ваанес услышал знакомый сухой кашель Леонида и повернул к нему голову. Но кашель стал еле различимым, когда раздался резкий вой пилы от стола, где лежал Пазаниус. Ваанес в ужасе смотрел, как Мортиции склонились над сержантом, и один из них выпустил стальные когти и зафиксировал руку Ультрамарина еще крепче. Другой уже опускал лезвие пронзительно визжащей пилы на предплечье Пазаниуса.

Завороженный страшной картиной, Ваанес не мог оторвать глаз от кончика лезвия, вспарывающего мышцы на руке сержанта. Пазаниус безостановочно кричал, а Мортиции хладнокровно продолжали свое дело. Лезвие все глубже погружалось в предплечье, и боль была такой сильной, что страдалец чувствовал ее даже сквозь наркотическую одурь. Угол наклона режущего лезвия изменился, оно почти скрылось в плоти несчастного, и Ваанес почувствовал резкий запах жженой кости.

Кровь лилась из страшной раны на пол, стекала по желобу в сливное отверстие и уходила в канализацию с жутким бульканьем. Ваанес слышал, как всхлипывают гвардейцы, не в силах смотреть на страдания товарища. Ардарик же был не в состоянии оторвать глаз от ужасного зрелища и продолжал наблюдать.

За несколько мгновений, которые показались воинам вечностью, процедура была завершена. Мортиции, крепко ухватив отпиленную конечность, пронес ее прямо перед лицом бывшего хозяина. Боль вернула Пазаниусу сознание, и он повернул голову, чтобы посмотреть на то, как изуродовали его тело. И хотя свет в помещении был очень тусклым и мерцающим, Ваанес был готов поклясться чем угодно, что по лицу сержанта скользнула улыбка.

Мортиции, уже закончившие свои дела, один за другим обошли вивисекторий и остановились около следующего распростертого перед ними тела. Это был Серафис.

— Вы будете смотреть, как ваши товарищи умирают один за другим, — дребезжащим голосом заявил Сабатиер. — А потом и сами отправитесь вслед за ними.

У него ничего не болело. Это хорошо.

Вентрис втянул в себя воздух, напоенный благоуханиями, и почувствовал, как ему на лицо упали теплые капли конденсата с высокого потолка. Ему было приятно и не хотелось двигаться. Его члены отяжелели, как будто теплый сироп тек по венам, и капитан не мог пошевелить даже пальцем.

Полежав еще немного, Уриэль открыл глаза и принялся внимательно рассматривать мерно колышущиеся над ним колосья. Ну конечно, здесь он прятался от своего отца, который всегда сердился, если корзины были недостаточно полными. Правда, сейчас это мало волновало Уриэля. Сладкий запах влажной травы щекотал его ноздри, и он с удовольствием глубоко вздохнул, наслаждаясь таким родным ароматом.

От долгого сна его тело одеревенело, и, когда Уриэль попробовал пошевелиться, мускулы словно опалило пламенем. Видимо, он очень давно лежал без движения. Уриэль понимал, что нужно действовать осторожно и правильно, чтобы больше не проваливаться в пучину неожиданной боли. Ежевечерние занятия ритмической гимнастикой с пастором Кантилиусом раньше всегда спасали его от подобных судорог.

Теплые капли дождя по-прежнему приятно ласкали его лицо. Уриэль вознес хвалу Императору за то, что тот даровал ему столь мирную и радостную жизнь. Возможно, Калт был не самым лучшим местом для взросления человека, но скоро здесь будут рекрутеры из Казарм Аджизелуса. Это был отличный шанс показать на вступительных испытаниях, на что он способен ради Императора…

Возможно, если бы он справился с этим лучше…

С вступительными испытаниями…

О чем это он?

Он опустил глаза и увидел мощные мускулистые руки Космодесантника, а вовсе не жилистые, но тоненькие ручонки шестилетнего мальчика. Того мальчика, что больше всего на свете мечтал пройти вступительные испытания в военную академию. Уриэль приподнялся на локтях, и его голова и плечи оказались над ядреными колосьями, хотя всего несколько минут назад они казались ему высокими, как вековые деревья.

Люди его коммуны засеивали подземные поля. Они носили простые бледно-голубые хитоны, и делом их жизни была забота о богатом урожае. Поля простирались под сводами пещеры, уплывая вдаль зеленой волной до самых стен этого подземного рая. Мелиоративные машины с жужжанием распыляли влагу вокруг. Это выглядело просто чудесно: то тут, то там в поле вдруг вздымались маленькие бриллиантовые фонтанчики, рядом с которыми тут же появлялась миниатюрная радуга. Уриэль с улыбкой вспоминал свое детство среди трудолюбивых соплеменников на Калте.

Но это было прежде, чем…

Прежде чем он отправился на Макрэйдж и начал долгий и трудный путь к тому, чтобы стать воином Адептус Астартес. Это было целую жизнь назад, и Уриэль был поражен тем, что сцена, давно уже стершаяся из его памяти, вновь так живо и подробно предстала перед внутренним взором.

Как же он оказался здесь, в далеких воспоминаниях?

Уриэль пошел краем поля к простым белым домикам, живописно разбросанным в долине. Среди них был и дом его родителей. Одна мысль о том, что когда он шагнет за калитку, то попадет снова в детство, вызвала в его душе бурю эмоций, о которых он и не подозревал.

Пока он шел, стемнело, и Уриэля зазнобило от какого-то нездешнего холода.

— Я бы на твоем месте не стал заходить в деревню, — произнес голос за спиной. — Так ты можешь поверить, что все это правда, и тогда вряд ли сможешь вернуться.

Уриэль обернулся и увидел Космодесантника, облаченного в бледно-голубой хитон, такой же, как и у работников в поле. Уриэль расплылся в улыбке, узнав воина.

— Капитан Айдэус! — сказал он радостно. — Вы живы!

Тот лишь покачал бритой головой, покрытой многочисленными шрамами:

— Нет. Я давно мертв. Я ведь погиб на Трации, помнишь?

— Да. Я помню, — медленно выговорил Уриэль. — Вы тогда взорвали мост через ущелье.

— Верно, так оно и было. Я погиб, выполняя наше боевое задание, — многозначительно произнес Айдэус.

— Тогда как вы оказались здесь? Хотя я не очень-то уверен, что могу с точностью сказать, где это «здесь» находится…

— Да нет, все правильно. Ты на Калте сейчас, ровно за неделю до вступления на долгую дорогу, что привела тебя сюда, — сказал Айдэус, неспешно шагая по тропинке, что вела от фермы к одной из ирригационных машин.

Уриэль пошел рядом со своим бывшим капитаном.

— Но как я оказался здесь? И почему вы тут? И почему мне нельзя зайти на ферму?

Айдэус пожал плечами:

— А еще можно задаться вопросом, где ты был раннее, — печально улыбнулся он. — Я могу с уверенностью сказать только то, что мы находимся здесь и сейчас. А почему — это для меня тоже загадка, ведь это все происходит в твоей голове. Ты сам взбаламутил свою память и вызвал меня сюда.

— Но почему именно на родину?

— Возможно, потому что это надежное, безопасное место, куда всегда можно отступить и где всегда тебя укроют, — предположил Айдэус, подняв мех с вином к губам и делая основательный глоток. Затем он передал мех Уриэлю, тот тоже отпил и прикрыл глаза от удовольствия. Этот искрящийся вкус вина Калта ни с чем нельзя было перепутать.

— Отступить? — переспросил, он, возвращая мех капитану. — Я не донимаю. Укрыться от чего?

— От боли.

— Какой боли? — спросил удивленный Уриэль. — У меня ничего не болит.

— Точно? — резко спросил Айдэус. — Тебя не терзает сейчас боль? Боль провала, неудачи?

— Нет, — сказал Уриэль, вглядываясь в темные облака, что стали собираться под сводами пещеры.

Подступающая тьма всколыхнула глубинную тревогу, и безмятежный сельский пейзаж разом потерял все свое очарование.

Затянутые дымом небеса, лязг железа. Животный страх и невыносимые страдания…

Далекий раскат грома привел облака в движение, и Уриэль в смятении посмотрел вверх. Он вынырнул из детских воспоминаний. В подземных пещерах Калта никогда не было таких страшных гроз. Армада черных облаков собралась над ним, и Вентрис почувствовал удушающий страх, поднимающийся к горлу. Тучи наливались угрожающей синевой.

Айдэус подошел поближе к Уриэлю и произнес:

— Ты умираешь, Уриэль. Они каким-то образом отняли у тебя то, что делает тебя Уриэлем Вентрисом, верным Космодесантником Императора… Ты не ощущаешь потери?

— Нет, все как обычно…

— Постарайся! — настаивал Айдэус. — Тебе жизненно необходимо вернуться в боль…

— Нет! — выкрикнул Уриэль, когда первые капли темного дождя забарабанили по его доспеху. Большие, тяжелые, они шрапнелью били по мягкой пыли, быстро превращая ее в непролазную грязь.

Удушающие, омерзительные щупальца, шарящие по его телу, страшное ощущение осквернения…

— Я не хочу возвращаться! — прокричал Уриэль.

— Тебе придется, это единственный способ, если ты хочешь спастись.

— Я не понимаю!

— Подумай! Тебя хоть чему-нибудь научила моя смерть? — настаивал на своем Айдэус. — Космодесантник никогда не примет поражения, никогда не прекратит, бороться и никогда не предаст своих боевых братьев.

А дождь лупил уже так сильно, что удары капель, казалось, прожигают до костей. Ливень прибил колосья к земле, и фермеры побежали к своим домикам. Уриэлю отчаянно захотелось присоединиться к ним, но Айдэус положил ладонь на его плечо. Образ бывшего капитана уже начинал бледнеть, и, словно почувствовав, что скоро исчезнет, старший товарищ постарался закончить свою речь:

— Нет! Воин, которому я передал свой меч, никогда не сдастся и не отступит! Он не испугается даже самой страшной боли!

Уриэль опустил глаза, заранее зная, что он там увидит, потому что уже почувствовал в руке тяжесть великолепно сбалансированного оружия. Лезвие было серебряным, эфес — золотым, и меч сиял ярче солнца. Уриэль закрыл глаза, и ему припомнилось, как этот клинок пел, рассекая воздух и вражескую плоть…

— Что ожидает меня, если я вернусь?

— Страдания и смерть, — признался Айдэус. — Боль и муки.

Уриэль решительно кивнул:

— Я не могу покинуть своих друзей!

— Узнаю своего мальчика, — улыбнулся Айдэус, голос которого звучал все тише и тише, а силуэт почти уже размыл неистовый дождь. — Но прежде чем я тебя покину… Прими мой последний подарок.

— Какой? — спросил Уриэль.

Он почувствовал, как Айдэус прощально прикоснулся к нему, хотя уже начинал понимать, что это всего лишь странный сон, похожий на сказку. Фигура капитана становилась все более и более призрачной, и когда он совсем уже исчез, Уриэлю показалось, что он слышит слова наставника, какие-то последние наставления… Но какие? Слова прозвучали тише утреннего бриза на море: «…остерегайся своего темного… Сна? Солнца? Сына?» Но голос прошелестел как колосья в поле, и Уриэль не был уверен, что расслышал конец фразы.

Он резко открыл глаза. Он чувствовал, как его затекшее тело пронзают миллионы острых игл, слышал сердцебиение Демонкулабы над головой. Мир грез не хотел отпускать капитана, но тот взревел в гневе, когда почувствовал, как в его плоть проникают деловито рыскающие усики.

Мерзкие, отвратительные паразиты находились внутри него и кормились его плотью!

По периметру вивисектория шла рама, с которой свисали железные крюки, скрепленные железными брусьями. Когда они передвигались по помещению, цепи звенели. Тяжелые крюки медленно тащились по металлическим стропилам прямо к столу, на котором лежал Серафис. В то время, пока один из Мортициев занимался крюками, второй отработанными движениями снимал с воина силовой доспех. В последнюю очередь он снял шлем, затем выдвинул увесистый железный молоток на одной из конечностей.

Затем Мортиций начал размеренно ударять молотком по ничем не защищенному черепу жертвы.

Серафис тихо взвыл от боли, и было бы лучше, если бы он кричал во все горло. После шестого удара глаза воина остекленели, а голова безвольно склонилась набок. Мортиций кивнул своему подельнику, и тот поднял обмякшие ноги воина и широким лезвием перерезал ахилловы сухожилия. Затем закрепил лодыжки Серафиса на крюках. Теперь ноги Космодесантника были зафиксированы на ширине плеч. Мортиций, довольный своей работой, проверил еще раз надежность креплений и резким движением привел в движение шкив, который вздернул тело в воздух.

— Что вы делаете? — закричал Ваанес, — Во имя Императора, просто убейте нас!

— Нет, — прошипел Сабатиер. — Нельзя этого делать, пока на вас столько сочного мяса. — Сабатиер довольно рассмеялся и продолжил: — Изучая анатомию, мы поняли, что вы, люди, не пригодны для того, чтобы вас разводить на мясо. Крупный таз посередине тела и широкие плечи прямо-таки просятся под нож хирурга. Хотя человеческую фигуру сложно довести до идеальной — слишком много приходится резать.

— Будь ты проклят! — выругался Ваанес, когда увидел, что Мортиций наклоняется к бесчувственному Кровавому Ворону.

Красные дорожки запеклись на лице Серафиса, протянувшись от ран на лбу. Нож с длинным лезвием рассек горло висящего Космодесантника, вскрыв сонные артерии.

Кровь хлынула из пореза, но пробудившийся метаболизм начал затягивать рану. Сабатиер проворно прохромал к воину и схватил края раны, не позволяя ей закрыться. Яркая артериальная кровь разбежалась ручьями по столу.

Ваанес не мог больше выносить зрелища столь жестокого и злорадного глумления над своим товарищем, которого свежевали, как какое-нибудь животное. Ардарик отвернулся, пытаясь подавить рвотные спазмы, а Мортиций в это время готовился отсечь голову жертвы.

Когда Мортиций делал это, Ваанес слышал ужасный хруст, с которым рвались мускулы и связки, сухожилия и кожа. Монстр просто свернул голову Космодесантника набок, сломав основание черепа, а потом выкрутил и оторвал ее.

Ардарик плотно зажмурил глаза, изо всех сил напрягся и постарался разогнуть прочные оковы. От напряжения лицо воина побагровело, вены вздулись на лбу.

— В сопротивлении нет смысла. Не дергайся, — окликнул его Сабатиер, наблюдая за тщетными попытками освободиться. — От этого твое мясо только жестче станет. Кожу поцарапаешь, хотя твоя нам вряд ли пригодится. Мы получаем достаточно кожи из лагерей плоти в горах, несмотря на то, что вы их и рушили, и сжигали.

Невзирая на ужас своего положения, Ваанес вдруг испытал любопытство:

— Кстати, а для чего она вам нужна?

— Чтобы облачать новорожденных, — с гордостью пояснил Сабатиер. — Когда очередной выводок Демонкулабы появляется на свет, детеныши представляют собой мяукающих щенков без кожи. Тех, что выживают, по специальной технологии оборачивают в кожу таким образом, что она прирастает к плоти. Если операция проходит удачно, есть надежда, что эти малыши превратятся со временем в настоящих Железных Воинов.

Ваанес почувствовал, как по его собственной коже пробежали мурашки, стоило ему только представить себе эту картину. Это просто омерзительно. Те лагеря смерти в горах создавались только для того, чтобы производить кожу для новорожденных Железных Воинов. В негодовании Ваанес отвернулся от Сабатиера и вдруг встретился взглядом с Пазаниусом, который всеми доступными способами подавал знаки во что бы то ни стало продолжать разговор. На какую-то долю секунды Ваанес растерялся, но быстро сообразил, что Пазаниусу удалось каким-то образом ослабить железные наручники.

Ваанес снова обратил взор на Сабатиера:

— Ты сказал, что те, что выживают, обретают кожу. А что происходит с теми, кто не выживает?

Сабатиер раскатисто рассмеялся, теперь все его внимание было обращено на Ваанеса:

— Новорожденные с какими-либо дефектами или мутациями выкидываются с другими отбросами далеко за пределы Халан-Гола, в горах. Ваши кости вскоре окажутся там же.

— Значит, Бескожие — это неудавшиеся… — пробормотал Ваанес, вспоминая монстров, что скитались по горам.

— Да, — прошипел Сабатиер. — Большинство погибает в первые минуты, но некоторые выживают.

— Ты заплатишь за это, — пообещал Ваанес, краем глаза наблюдая за Пазаниусом, который наконец-то освободил руку, в то время как Мортиции работали над Серафисом, не обращая на сержанта ни малейшего внимания.

Уриэль попытался закричать, но едкие околоплодные воды наполнили его рот, и легкие скрутило спазмом, пока дыхательная система старалась выловить молекулы кислорода из жидкости, заполнившей их. Капитан плавал в омерзительном желе лона Демонкулабы. Его кожа горела от непонятно как попавшего сюда желудочного сока и ядовитой женской плоти, мутировавшей при помощи ужасной магии варпа.

Он боролся изо всех сил с путами, сковавшими его, с каждым рывком чувствуя себя все сильнее. Решимость освободиться подогревалась неукротимым бешенством, и Уриэль забился, как плененный дикий зверь. Он уже ничего не понимал, а только рвал ненавистные путы руками, ногами, зубами…

Он прорывался наверх, и каждый вздох вспыхивал огнем в легких. Сердце било как набат. Он извивался и пинался, стараясь протолкнуть тело вверх и помогая себе руками. Неожиданно его правая рука вылетела в пустоту, прорвав кожу на животе Демонкулабы, натянутую как барабан. Воодушевленный успехом, Уриэль удвоил усилия. Он обеими руками принялся раздирать прореху. Кожа лопнула, пузырящаяся жидкость хлынула из брюха чудовища и залила все вокруг. Уриэль с несказанным удовольствием высвободил, наконец, голову, отхаркался и жадно вздохнул полной грудью. Воздух здесь, конечно, близко не напоминал прозрачную свежесть Макрэйджа, но судорожный вдох доставил Уриэлю не меньшее наслаждение.

Извиваясь и выкручиваясь, Уриэль сумел протиснуть широкие плечи наружу. Еще несколько усилий, и вместе с омерзительной волной околоплодных вод, крови и внутренностей Уриэль выпал, наконец, из живота адского существа на пол.

Он лежал, заходясь в кашле и хрипя, но вскоре его ушей достиг пронзительный вой сигнализации. Вентрис поднял взгляд и тут же увидел пару горбатых мутантов в черных робах, что неслись к нему со всех ног. Они держали в цепких лапах длинные алебарды с кривыми лезвиями, и только от одного взгляда на них измученный Космодесантник окончательно озверел.

Он, пошатываясь, поднялся на ноги, и вовремя. Горбуны были совсем уже близко. Уриэль едва увернулся от первого удара, осознав мгновением позже, что лезвие просвистело менее чем в сантиметре от его паха.

Воин крепко ухватился за древко алебарды, резко рванул на себя, и мутант невольно полетел навстречу разъяренному Космодесантнику. Этот полет закончился очень быстро и летально: череп соприкоснулся с кулаком Ультрамарина и разлетелся, как перезрелая тыква. Уриэль быстро перехватил оружие, с легкостью заблокировал направленный ему в лицо удар и развернул алебарду таким образом, что на нее напоролась вторая тварь. Мерзкое существо забилось в агонии, а капитан брезгливо стряхнул его внутренности с оружия.

Затем Уриэль рухнул на колени рядом с поверженными мутантами, рыча от неуправляемой ярости. Его колотило словно в ознобе, и казалось, его ненависти хватит на то, чтобы уничтожить весь этот мир. Он еще раз отхаркался и вдруг услышал ругань, изрыгаемую знакомым голосом.

Уриэль воспрял духом, когда узнал в хулителе Ардарика Ваанеса. Капитан с трудом разобрал слова, но отчетливо слышал горечь и неистовство.

Сердце Вентриса преисполнилось праведным гневом. Опираясь на алебарду, верный воин Императора встал и, пошатываясь, пошел на крик.

Глава 15

— Проклинаю вас именем Императора, вы еще познаете глубины ада! — кричал Ваанес, когда Мортиций снимал обесчещенный труп Серафиса с крючьев.

Останки, ненужные мучителям, были выброшены в переполненные кровью бочки. А ужасный агрегат с жутким скрежетом и грохотом передвинулся по направляющим к следующему Космодесантнику. Мортиций не обратили внимания на проклятия Ардарика, а Сабатиер попросту рассмеялся от души (если у него вообще когда-либо была душа). Возле столов продолжалась суета — хирурги подступили к следующей жертве.

Ардарик рискнул-таки посмотреть в сторону Пазаниуса и еле сдержал торжествующую улыбку, когда увидел, что сержант освобождается от оков. Используя кровоточащую культю, он смог раскачать крепления наручников на другой руке. А непрерывный звон цепей, гулкое сердцебиение демона и крики Ваанеса легко заглушили скрежет ржавого металла, когда болт выскочил из гнезда.

Когда Пазаниус высвободил невредимую руку, он легко ослабил болты металлического зажима на поясе и принялся за ножные оковы.

Ваанес тем временем продолжал отвлекать Сабатиера:

— Скажи, а что происходит с Бескожими?

Сабатиер, который в это время придирчиво осматривал куски тела Серафиса, поднял недовольный взгляд на докучливого человечишку. Лицо его раздраженно скривилось.

— Ты задаешь слишком много вопросов! Придется отрезать твой глупый язык.

Увидев, что Пазаниус уже освобождает ноги на хирургическом столе, Ваанес завопил что есть мочи:

— Ну, давай, иди же сюда и сделай это, отродье Хаоса!

И тут один из отвратительных мутантов наконец заметил, что Пазаниус освободился. Он истошно заверещал, и Мортиции как по команде обернулись, и на морде каждого читался только один вопрос: «Как такие несовершенные существа могут оказаться столь живучими и проворными?»

Но первое замешательство быстро прошло, и они воинственно завизжали, захлебываясь от ярости.

Сабатиер в страхе спрятался за бочкой с кровью, но другие Мортиции не растерялись, а скопом бросились к непокорной жертве. Их верхние конечности уже вооружились всевозможными сверлами, лезвиями, молоткам и пилами. Проворно перебирая ногами, чудовища обступили отважного сержанта.

— Пазаниус, берегись! — крикнул Ваанес, но тот не нуждался в таких предупреждениях. Наоборот, он оказался более чем подготовлен к такому повороту событий. Пазаниус подпрыгнул и в развороте пнул ближайшего монстра в лоб. Ваанес услышал, как хрустнул экзоскелет под ногой Космодесантника. Но другой Мортиции уже навалился на сержанта со всеми своими визжащими сверлами и клацающими клешнями.

Ваанес, наблюдая за сражением, по-прежнему изо всех сил пытался освободиться, но тщетно. Ему нужна была помощь. В это время Пазаниус крепко схватил Мортиция за черную робу и резко вздернул мерзкое создание вверх. Затем со всей силы ударил головой в морду этой твари. Крик мутанта оборвался с булькающим звуком.

Тогда Пазаниус спрыгнул со стола и подхватил бездыханного монстра, прикрывшись им от следующего противника.

Это возымело действие: враг отступил, втянув клешни. Это дало возможность Космодесантнику продолжить атаку и нанести сокрушительный удар. Мортиции сразу свернулся калачиком от боли и пронзительно завыл на одной ноте. Сержант быстро схватил болтающуюся конечность, снабженную лезвиями и сверлами, и направил ее прямо в голову монстра.

По сторонам разлетелись брызги крови, машинного масла, ошметки кожи и осколки костей. Чудовище осталось лежать на полу, дергаясь в предсмертных конвульсиях.

— Пазаниус! — выкрикнул Ваанес. — Освободи меня! Быстрее!

По всему было видно, что сержант намеревался сначала разобраться с Мортициями, но он лишь кивнул и направился обратно к Ваанесу. И в этот момент, казалось безоговорочно дохлая тварь пришла в движение и бросилась в атаку. Пазаниус обернулся на шум и успел увернуться от лезвий, клинков и молотков верхних конечностей. Но мутанту удалось резко выкинуть ноги вперед и ударить бойца прямо в живот.

Сила удара была такова, что у Космодесантника перехватило дыхание, и он скорчился, едва не теряя сознание, но все еще пытаясь увернуться от новых атак. Пазаниус откатился в сторону, и острые лезвия заскрежетали по окровавленным камням пола. Ваанес понял, что сержант не сможет долго продержаться: кровопотеря, боль и остаточное действие наркотика не позволяли ему действовать с обычной скоростью и ловкостью.

В этот момент Сабатиер выскочил из вивисектория так быстро, как только позволяли не предназначенные для подобного спринта ноги. На бегу он не переставая вопил, вызывая подмогу. Ваанесу стало ясно, что если Пазаниус не сумеет освободить его в ближайшие минуты, это будет обозначать только одно — верную смерть для всех воинов отряда.

Пазаниусу удалось встать, и он изо всех сил ринулся к столу, спеша освободить товарища от оков. Но как только его пальцы ухватились за штырь, фиксировавший наручник Ваанеса, Ультрамарина сбил с ног чудовищный удар. Пазаниус не успел сгруппироваться и плашмя приземлился на стол, где лежало оружие Космодесантников: болтеры и энергетический меч Уриэля. Вся эта груда с лязгом посыпалась на пол вслед за отважным сержантом, который уже терял сознание.

Но Ваанес увидел, что старания боевого брата были не напрасны. Крепление наручников выскользнуло из паза как раз за мгновение до того, как Мортиций сокрушительным ударом отправил Пазаниуса в другой конец вивисектория. Ваанес освободил руку и наконец-то смог выпустить свои блестящие когти, которые уже нетерпеливо потрескивали в ожидании жертвы. Серией быстрых, точных ударов Ворон избавился от всех пут и буквально спорхнул с хирургического стола. С воплем, исполненным горечи и ненависти, он кинулся на Мортиция, который высился над Пазаниусом, готовясь добить сержанта.

Но в этот момент нечто окровавленное и невыносимо воняющее вспрыгнуло на пустой хирургический стол. Жуткое существо потрясало высоко занесенной алебардой с кривым лезвием. Его цель была очевидна — Мортиций. Кровавый воин одним прыжком перемахнул со стола прямо на спину монстру и со всего маху всадил ему в хребет алебарду. Лезвие пронзило врага насквозь и вышло из живота, выпустив наружу поток кислотно-желтой воняющей массы.

Мортиций не издал ни звука, а только взвился от боли в пустой надежде сбросить нападающего, но лезвие накрепко засело в его теле.

— Уриэль! — прохрипел Пазаниус, бросая нежданному помощнику меч с позолоченным эфесом, а Ваанес потрясение смотрел на окровавленного зверя, который оказался не кем иным, как бывшим капитаном Ультрамаринов.

Вентрис поймал меч, когда тот описывал в воздухе широкую дугу. Лезвие радостно вспыхнуло, лишь только хозяин нажал на руну активации. Переглянувшись, Ваанес и Уриэль стали заходить в тыл к Мортицию, который бился в корчах, пытаясь избавиться от алебарды, засевшей в теле. Он дергался из стороны в сторону, пытаясь вытолкнуть лезвие, с каждым движением издавая жуткие хрипы и стоны.

— Надо прикончить эту тварь! — крикнул Ваанес.

Вентрис ничего не ответил, а просто бросился под ноги издыхающему чудовищу. Оно сначала отпрянуло, а затем перешло в атаку. Вокруг отважного Ультрамарина засверкали искривленные лезвия, каждое из которых было длиннее любого ножа для разделки туш. Уриэль умудрился проскочить через свистопляску сверкающих клинков и отрубить искрящимся мечом одну из конечностей.

Ваанес тоже бросился в атаку и сумел запрыгнуть озверевшему монстру на спину, когда тот покачнулся от удара Уриэля. Ардарик полосовал выпущенными когтями по горлу живучей твари, а второй рукой старался предотвратить все попытки Мортиция сбросить его. Тяжелые железные крюки, развешанные по всему помещению, раскачивались и били его по спине, ноВаанес держался и наносил удары когтями.

Мортиций пронзительно визжал от боли. Ваанес спрыгнул с него, и тут же Уриэль подрубил ноги твари. Ардарик еле успел откатиться, когда огромное тело монстра навзничь грохнулось на землю и забилось в предсмертной агонии. А Уриэль бил, бил и бил…

— Эй, Вентрис! — окликнул его Ваанес. — Эта тварь сдохла. Давай, нам надо как можно быстрее выбираться отсюда.

Ультрамарин ударил по размозженной грудной клетке Мортиция в последний раз и глубоко, с хрипом вдохнул. Сейчас он был больше похож на культиста Бога Крови, славно повеселившегося на очередной бойне.

— Уриэль, пойдем, — повторил Пазаниус. — Нам надо выбраться как можно быстрее. На подходе еще много таких тварей.

Вентрис кивнул и присоединился к Пазаниусу и Ваанесу, собирающим рассыпанное по полу оружие. Окровавленный Космодесантник вложил меч в ножны и повесил болтер на плечо, когда вдруг Леонид закричал:

— Погодите! Не бросайте нас тут!

— Почему? — спросил Ваанес.

— Как это — почему?! — рявкнул Эллард, удивленный такой постановкой вопроса. — Вы же не оставите нас на верную смерть!

— Что нам до этого? Вы в любом случае обречены на погибель, — ответил Ваанес, отворачиваясь от них и продолжая собирать оружие.

— Уриэль! — закричал Леонид. — Ты же не собираешься бросить нас здесь?! Прошу тебя!

Вентрис молчал несколько бесконечно долгих секунд, его грудь все еще тяжело вздымалась. Когда Ваанес проходил мимо, капитан схватил его за руку и заглянул в глаза, медленно качая головой.

— Мы своих не бросаем, — сказал он ему твердо.

— У нас нет времени, — резко ответил Ваанес. — У них ничего не получится, а вот у нас есть шанс.

— Я понял, что ошибался насчет тебя, Ваанес, — тихо сказал Уриэль. — Я думал, что в тебе все еще живы честь и отвага, но твоя душа стала черной. Это место уничтожило остатки всего хорошего в тебе.

— Если мы не уберемся отсюда сейчас же, будут уничтожены остатки всех нас, Вентрис! Эти твари разорвут нас на мелкие кусочки.

— Любой, кто служит Императору, в один прекрасный день погибнет, Ваанес, — сказал Уриэль. — Мы можем только выбрать — как. Каждый воин заслуживает такого выбора, поэтому я не собираюсь оставлять гвардейцев здесь.

Вентрис рванул к столам и с помощью верного Пазаниуса начал освобождать оставшихся в живых воинов Императора.

— Если успеете удрать, идите по моим следам, — окликнул их Ваанес. — Сабатиер сказал что-то по поводу труб, которые ведут из Халан-Гола далеко в горы. Значит, есть надежда выбраться живыми из этой заварушки.

Вентрис кивнул, но отвечать не стал — он торопился освободить бойцов, потому что вопли врагов раздавались все ближе. А Ваанес, ругая Ультрамаринов на все лады, отправился вглубь пещеры.

Когда Уриэль снял оковы с Леонида и Элларда, гвардейцы, едва пробормотав слова благодарности, слезли со столов и собрали свое оружие. Вскоре все оставшиеся в живых были освобождены, и отряд отправился в путь по мрачному лабиринту. Неумолкающее биение огромного сердца, крики жертв и звуки погони, отражавшиеся от каменных стен, сопровождали воинов в их трудном походе.

Было совсем не сложно следовать по следам Ваанеса: покрошенные на мелкие кусочки тела мутантов и покореженное оборудование служили отличным ориентиром. Погоня приближалась, а отряд уже начал терять темп. Несколько страшных часов, проведенных без движения в ожидании заклания, подорвали силы бойцов.

Внезапно в какофонию подземелья ворвался шум льющейся воды, и отряд вскоре оказался в огромном, похожем на шлюзовую камеру помещении, к которому тянулись заполненные отходами желоба. По стенам пещеры были проложены многочисленные водопроводные трубы. Это была разветвленная система, перекачивающая как отходы, так и свежие материалы для Демонкулабы.

Мягкий рокот потока, состоящего из тонн экскрементов, отбросов и мертвой плоти, перекрывал даже сердцебиение демона. Все, что попадало в бассейн, наполненный вонючими стоками, вытекало в огромную трубу, пробитую в стене пещеры. Водопад из отбросов, частей тел, трупов и эмбриональных зародышей стремился прочь из пещеры, прочь из крепости. Прочь…

Мертвые мутанты валялись повсюду, порубленные в фарш, — видимо, они опрометчиво осмелились встать между Ваанесом и свободой. Уриэль внимательно осмотрел помещение и пришел к выводу, что есть только один способ выбраться из этого чертова места.

— Мы не можем дать здесь бой и победить! Давайте быстро в туннель! — крикнул он и первым бросился в зловонный пруд.

На дне осело множество всякой дряни, что существенно усложняло передвижение по мутной жиже. У капитана не было ни малейшего представления о том, куда их может вывести этот туннель, выведет ли их эта дорога на свет или к верной погибели.

Было очень сложно идти в вязкой вонючей жиже по захламленному дну; казалось, что оно специально подсовывает под ноги цепляющиеся обломки. Но когда Уриэль обернулся и увидел позади более дюжины Мортициев, вылетевших по их следам в пещеру, то лишь удвоил свои усилия.

Воины достигли гремящего водопада и один за другим, недолго раздумывая, прыгнули в темную, липкую тьму. Уриэль немного помедлил, пока не услышал всплеск. Это означало, что первый Мортиций уже влез на своих ходулях в пруд. И капитан, не оглядываясь, сиганул вслед за своими воинами в неизвестность.

Мутный поток подхватил его, и Уриэль благословил кромешную темноту. Когда он представил, что вместе с ним покидало зал Мортициев, его замутило. Видеть все это было совершенно излишне.

В туннеле стоял оглушительный грохот, было довольно глубоко, и трудно за что-нибудь зацепиться. Уриэль боролся изо всех сил, чтобы остаться на поверхности. Его рот и ноздри были забиты склизкой дрянью, дышать было почти невозможно еще и из-за невыносимого зловония. Кожа Уриэля горела от соприкосновения с ядовитыми стоками.

Внезапно туннель повернул, и, влекомый бешеным потоком, Космодесантник сильно ударился о стену. Болтер вылетел из его рук, и Вентрис с ужасом понял, что оружие уходит на дно. Он попытался затормозить и нырнуть за ним, но течение было слишком стремительным. Ультрамарин был не в силах побороть его.

Вдруг огромные лезвия сверкнули в полумраке, подбросив части тел и выпотрошенные остовы в воздух. Уриэль отчаянно оттолкнулся от чего-то, стараясь спастись от верной гибели. Страшный лязг раздался совсем рядом с ним, а бурлящий поток подхватил Уриэля и понес дальше. Капитан потерял все ориентиры и почти ослеп. Поток безжалостно увлекал его за собой, швыряя время от времени о неожиданно возникающие препятствия и норовя затянуть на глубину.

Когда Вентрис все-таки вынырнул на поверхность пенящейся массы из отбросов Халан-Гола, он почти оглох от рева водопада, падающего с многометровой высоты. В потоке перед самым обрывом то тут, то там кучились островки из полуразложившейся плоти и полудохлых эмбрионов. Почти теряя сознание, из последних сил борясь с неистовым течением и едва удерживаясь на поверхности, Уриэль поплыл к одному из них.

Это оказалось нелегким делом, и капитан чувствовал, как его сносит прямо в бездну. Но вдруг капризный водоворот поднес его к одному из островков, и ноги пловца уперлись во что-то твердое. Уриэль, раскинув руки, пытался ухватиться за что-нибудь, но пальцы соскальзывали, отрывая от острова студенистые куски, которые тут же подхватывал неистовый поток.

Черепа равнодушно смотрели на него пустыми глазницами, бесстрастно наблюдая, как он беспомощно сползает к бушующему водопаду. Наконец отчаянный пловец сорвался, его развернуло, и он опять оказался в обжигающей ядовитой жиже.

Вместе с водопадом Уриэль летел в неизведанные глубины. Он судорожно и нелепо молотил руками и ногами, словно это могло предотвратить падение в черную бездну. Неужели все должно окончиться именно так? Неужели ему суждено бесславно сгинуть в этом вонючем аду?

Он уловил отблеск света на поверхности внизу и сгруппировался, чтобы максимально смягчить удар. Его тело вошло в жижу вертикально, и сточные воды сомкнулись над ним. Выпотрошенные трупы кружились в водовороте вместе с ним, оторванные руки цеплялись за него, и безглазые черепа насмешливо скалились, заглядывая пустыми глазницами прямо в душу.

Уриэль изо всех сил старался вынырнуть. Легкие горели огнем, сердце билось о ребра, словно хотело вырваться из груди.

Наконец его голова оказалась над поверхностью, и Уриэль с наслаждением сделал глубокий вдох. Подземный туннель с промозглым зловонным воздухом показался Уриэлю райским местом после черных вязких глубин. Вокруг в завораживающем танце кружились мертвые тела, и капитану понадобилось несколько секунд, чтобы в голове у него прояснилось. Огромные лезвия с клацаньем пронзили воду прямо перед ним. Чудовищные лопасти перемалывали содержимое потока в кровавую кашу.

Винт этой мясорубки вращался слишком быстро, чтобы можно было проскочить между лезвиями. Но когда подземная река поднесла капитана ближе к ужасному препятствию, он увидел, что острые лопасти не достают до потолка пещеры. Иначе механизм постоянно стопорился бы.

Логично будет предположить, что они не достигали и дна. Вопрос лишь в том, насколько велик зазор.

В любом случае, другого выхода просто нет. Вентрис набрал полные легкие воздуха и нырнул в жижу. Он ощущал упругие толчки взбаламученной лопастями воды. Словно издеваясь, теперь буруны выбрасывали Уриэля на поверхность, но он, напрягая все свои силы, уходил все глубже и глубже в кровавое месиво.

Ослепший, оглохший, едва не теряющий сознание Космодесантник, наконец, нащупал каменное дно туннеля. Он открыл глаза и увидел в кровавой мгле какую-то движущуюся тень. Движение воды подтвердило близость смертоносных лопастей. Капитан не знал, насколько велик зазор и удастся ли проскользнуть, но поскольку другого выбора не было, он постарался прижаться как можно теснее к дну и стал пробираться вперед. Спиной он чувствовал движение лопастей.

Вдруг он вскрикнул от обжигающего удара поперек спины, и пузырь воздуха вырвался у него изо рта. Инстинктивно, уже ничего не соображая от боли, Уриэль проталкивался вперед. Вскоре его движения замедлились — конечности слушались все хуже и хуже. Капитан уже готов был сдаться.

Но тут его подхватил водоворот и буквально вышвырнул на поверхность. Уриэля затошнило и буквально вывернуло наизнанку. После того как он вернул в канализацию все, что вынужден был у нее позаимствовать, капитан с удовольствием вдохнул полной грудью. Течение за гигантским измельчителем было все еще сильным, но пловец уверенно держался на поверхности.

Он ликовал, хотя с трудом верил, что остался в живых, и оглядывался вокруг в надежде увидеть других воинов из своего отряда.

— Пазаниус! — хрипло выкрикнул он. — Ваанес!

Но ему ответило только эхо, отразившееся от заплесневелых сводов пещеры. В обозримом пространстве живых не наблюдалось. Неужели все погибли в этой адской мясорубке, неужели отважные бойцы превратились в кровавую кашу?

Сейчас, находясь в относительной безопасности, Уриэль задался вопросом: а куда, собственно, ведет этот туннель? У него не было способа выяснить это, но создавалось такое ощущение, что он намотал немало километров по этим чертовым порогам. И куда потом сливается вся эта жидкость?

На какое-то время эти раздумья отвлекли его внимание, но вскоре бурный поток вновь закрутил его в водовороте, а впереди обозначилось светлое пятно. До Уриэля опять донесся рев водопада, но на этот раз в поле зрения не было никаких островков, за которые можно было ухватиться. Стремительное течение понесло Вентриса с все нарастающей скоростью.

То, что он принял за светлое пятно, быстро увеличивалось в размерах и в конечном итоге оказалось выходом из туннеля. Белый небосвод распахнулся над пловцом, мертвое небо Медренгарда по-прежнему белело над черными скалами. Уриэль выбрался из Халан-Гола, пропутешествовав по его канализации.

В брызгах водопада он рухнул в омерзительный, покрытый бурой пеной пруд, краем глаза уловив фигуры нескольких воинов, что вылезали на берег. От удара о воду у капитана перехватило дыхание, и пришлось в очередной раз наглотаться всякой дряни.

Вдруг чьи-то сильные руки подхватили его под мышки и вытянули из пруда. Как только Уриэль оказался на твердой поверхности, его вырвало. Его желудок изверг огромное количество отравленной мерзости. Как только рвотные спазмы утихли, он перекатился на спину и раскинул руки.

Открыв глаза, Космодесантник увидел склонившееся над ним лицо, изукрашенное кровоподтеками и синяками. Это был Ардарик Ваанес.

— Ну, оклемался?

— Вроде бы, — закашлялся Уриэль, чувствуя себя так, будто провел дюжину спаррингов с капитаном Адемананом, лидером ветеранского объединения Ультрамаринов.

Но силы возвращались к нему с каждым вздохом. Поднявшись на ноги, он в мгновение ока оценил окружающую обстановку. Огромный пруд был вырыт у подножия скалы, с которой низвергался кровавый водопад. С одной стороны пруда был пологий склон, а с другой вздымалась отвесная стена, на несколько сотен метров возвышаясь над воинами.

Вентрис осмотрелся по сторонам, чтобы выяснить, кто еще выжил после побега из Халан-Гола. Его душа наполнилась ледяной ненавистью — бегство от Мортициев досталось им очень большой ценой. Кроме него выжили Ардарик Ваанес, Волчий Брат по имени Свольярд и Белый Консул, имени которого Уриэль не запомнил.

Ультрамарин грустно озирал окрестности, не надеясь обнаружить кого-либо еще, но вдруг его взгляд натолкнулся на знакомый силуэт. Пазаниус сидел на мокром валуне около Ядовитого пруда. Уриэль так обрадовался, увидев боевого брата живым, что не сразу понял, что одна рука сержанта заканчивалась над локтевым сгибом. Обрубок покрылся коркой из струпьев, торчали обрезанные сухожилия, связки и порванные мышцы. Несмотря на то, что подобная рана должна была причинять адскую боль, Пазаниус, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.

— Что с тобой произошло? — спросил капитан.

— Эти твари отрезали ее, — сдержанно ответил Пазаниус. — Болит как сволочь.

Несмотря на весь трагизм ситуации, Уриэль не смог сдержать улыбки. Его друг остался прежним.

Леонид и Эллард также выжили, но Уриэль видел, что сержант Эллард очень серьезно ранен — его живот пересекал ужасный глубокий разрез. Уриэль был не очень сведущ в медицине, но даже ему стало ясно, что скоро эта рана унесет жизнь еще одного бойца их крохотного отряда.

— Вам повезло, полковник, вас совсем не задело, — сказал Уриэль, обращаясь к Леониду.

— Меня бы уже давно не было в живых, если бы не Пазаниус, — ответил тот, горестно разглядывая рану своего друга. — Но вот он…

Уриэль понимающе кивнул и сказал:

— Да… Но я рад, что вы выжили.

Уриэль собрал всю свою волю в кулак. Он не должен был думать о смертельно раненном сержанте. Ему надо решать, как спасти жизни остальных воинов. Капитан повернулся к Ардарику Ваанесу и спросил:

— Где мы? Ты знаешь это место?

— Да, — кивнул Ваанес, — скажу больше, нам не помешает убраться отсюда, и побыстрее.

— Почему?

— Потому что мы оказались в охотничьих угодьях Бескожих, — ответил Ваанес, внимательно осматривая скалы.

Уриэль почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок. Он вспомнил, как уродливые бескожие чудовища жадно пожирали несчастных обитателей лагеря смерти, построенного Железными Воинами.

— Ты прав, — резко сказал Уриэль. Он покрепче сжал рукоять меча. — Нам необходимо как можно быстрее выбраться отсюда.

— Поздно! — воскликнул Леонид, указывая на гребень горного кряжа. — Они уже здесь…

Уриэль проследил за жестом Леонида, и у него перехватило дыхание. На горизонте маячили силуэты сотен Бескожих, окружавших их.

Глава 16

Уриэль стоял и смотрел, как вырисовывающиеся на фоне неба силуэты хищников становятся все более четкими по мере того, как Бескожие стремительно спускались с горной гряды вниз, к пруду. Они приближались очень быстро, прокладывая путь по осыпающемуся склону. Их не останавливали никакие преграды, казалось даже, что они не опираются на свои страшно изуродованные конечности, а парят над землей. Их хриплое зловонное дыхание перемежалось жалобными протяжными криками. Широко распахнутые пасти демонстрировали несколько рядов желтоватых зубов. На мясистых пальцах мерцали острые когти.

Эти твари были очень похожи на тех, что атаковали лагерь плоти. Во всяком случае, их тела были изуродованы таким же образом, поневоле порождая сомнения в жизнеспособности подобных созданий. Искривленные конечности, пульсирующие внутренние органы, вывернутые наружу. Некоторые мутанты были одеты в некое подобие экзоскелетов — эти приспособления были весьма примитивного вида, но позволяли своим обладателям сохранять форму и не разваливаться на части.

— Ну вот, из огня да в полымя, — устало проговорил Ардарик Ваанес, выпуская свои блестящие когти.

— Заткнись, Ваанес! Хватит ныть! — рявкнул Уриэль.

Он активировал энергетический меч, по лезвию которого пробегало смертоносное пламя. Те бойцы, что не растеряли свое оружие в туннеле, взяли его наизготовку и приготовились к бою. Это был явно неравный бой, но отряд вынужден был его принять. Леонид оставил своего раненого товарища, Элларда, и подобрал камень поувесистей.

Бескожие стремительно окружали отряд. Каждый старался добраться первым до свежатины. Один из самых шустрых монстров плюхнулся в зловонную жижу, пытаясь обогнать соперников. Его завывания перекрывали даже шум водопада. Тварь быстро форсировала пруд и изготовилась к нападению.

Уриэль и все его немногочисленные боевые братья встали в круг спиной друг к другу. Они обреченно смотрели на стремительно приближающихся чудовищ, истекающих слюной, и были твердо настроены с честью погибнуть в бою, как и подобает настоящим воинам.

— Мясо, мясо… — шипели Бескожие, подбираясь вплотную к напряженным солдатам.

Уриэль даже несколько растерялся — он и предположить не мог, что эти существа могут говорить. Ваанес как-то обмолвился, что эти чудовища — результат отбраковки при воспроизводстве Железных Воинов. И до этого момента командиру даже не приходило в голову, что эти жуткие твари могут являть собой нечто большее, нежели продукт неудачного эксперимента в генной инженерии. Он считал, что своим появлением на свет они обязаны ошибкам Мортициев.

Но после того как Уриэль попал в утробу Демонкулабы и на собственной шкуре ознакомился с «технологическим процессом», он начал лучше понимать происходящее на Медренгарде. Перед его глазами встали дети, которых так же, как и его, зашили в брюхо Демонкулабы. Капитан понимал, что способ пополнения рядов Космодесантников Хаоса далек от совершенства, поэтому в процессе их воспроизводства процент брака был более чем высоким…

— О Император… — прошептал Уриэль, внезапно ощутив острую жалость к этим существам.

Капитан поднял взгляд на водопад, бьющий из сточной трубы, и понял, как все эти твари оказались здесь, в горах.

Но ему недолго пришлось размышлять о превратностях судеб Бескожих. Все внимание пришлось переключить на одного из них, который поднялся во весь рост, словно бросая вызов. Уриэль почувствовал, как кровь, закипевшая от избытка адреналина, ударила ему в голову.

Зверь попер на него, взбугрив обнаженные мышцы, кое-где прикрытые плохо прижившейся кожей. Мускулатура крепилась к костям довольно прочно, но можно было увидеть и металлические крепления. Голова монстра была непропорционально большой, видимо, в черепе заключался пораженный водянкой мозг. Уриэль с ужасом смотрел на желтые глаза и оскаленную пасть, утыканную тупыми зубами. Эти клыки были словно созданы для того, чтобы в считанные секунды размолоть в кашу кости капитана.

— Кровь, — довольно внятно произнесло чудовище, покачивая несоразмерной башкой и переступая с ноги на ногу. Прочие монстры вдруг притормозили, как будто предоставляя вожаку право первого удара. В этот момент Уриэль внезапно поймал себя на мысли о своем кровном родстве с этими существами, что, впрочем, не помешало ему шагнуть навстречу чудовищу, выставив перед собой меч.

— Что ты делаешь?! — воскликнул Пазаниус.

— Я думаю, что это ведущий самец в стае, — ответил Уриэль. — Если я сумею расправиться с ним, то остальные, возможно, не осмелятся напасть.

— Или еще быстрее разорвут нас на кусочки, — добавил Леонид.

— Вполне может быть, — согласился Уриэль, — но не думаю, что у нас очень много вариантов.

— Пусть это будет твой лучший удар, — сказал Ваанес, нервно втягивая и вновь выпуская когти.

Монстр внимательно наблюдал за тем, как Уриэль приближается к нему, помахивая мечом. Капитан пытался понять, о чем сейчас думает это существо, но застывшее на его морде дебильное выражение никак не намекало на ход мыслей в огромной голове.

— Ну, давай, если тебе так хочется меня сожрать, то иди сюда и попробуй это сделать! — взревел Космодесантник.

Чудовище прыгнуло на него, и Уриэль еле увернулся от размашистого удара, который, если бы достиг своей цели, снес бы ему голову с плеч. Но капитан поднырнул под лапу монстра, резко развернулся, оказавшись сбоку от Бескожего, и полоснул мечом. Лезвие скользнуло по туловищу мутанта, и Уриэль почувствовал сопротивление плоти. В следующее мгновение он испытал шок, осознав, что его смертоносное оружие оказалось бессильно. Прежде чем капитан пришел в себя от потрясения, монстр уже навис над ним и могучим ударом сбил с ног. Космодесантник скатился в пруд, пытаясь уйти от кулаков, работающих как поршни.

— Уриэль! — воскликнул Пазаниус, бросаясь к нему на помощь.

— Нет! — выкрикнул Уриэль, отгребая к гремящему водопаду из сточной трубы. — Если вы вмешаетесь, то они навалятся скопом!

Уриэль оттолкнулся ногами и резко выпрыгнул из пенящегося потока, метя в пах чудовища. Кончик меча проткнул было плоть Бескожего, но опять-таки не нанеся серьезного вреда. Тварь взревела от бешенства, схватила капитана одной из многопудовых лап и сомкнула свои жуткие челюсти на его боку. Ультрамарин завопил от боли, но продолжал яростно бороться. Он изо всех сил старался вывернуться, чувствуя, что Бестелесный вот-вот выпустит ему кишки. Капитан заколотил гардой по его огромной голове.

Ему удалось выбить глаз чудовищу, и оно взвыло от боли. Его челюсти разжались, и Уриэль выпал из смертельных объятий. Он рухнул в пруд под ноги разъяренному монстру. Капитан понял, что шансы выйти победителем из этой схватки утекают быстрей, чем кровавая жижа из сточной трубы у него над головой.

Издав сдавленный крик, полный ярости и ненависти, он вновь бросился на врага с мечом. Острие впилось в дряблое подбрюшье монстра, и меч с легкостью пронзил огромную тушу. Но в следующую секунду тяжелый кулак обрушился на плечо Ультрамарина, и Уриэль упал на колени. Правую половину тела пронзила острая боль, и он понял, что у него сломана ключица. Хватка на рукояти меча ослабла. Космодесантник заглянул в налитые кровью глаза Бестелесного и понял, что не сможет одержать верх. Несмотря на то, что потрескивающее и разбрызгивающее искры лезвие энергетического меча торчало из живота монстра, тот совершенно не походил на смертельно раненного.

Уриэль противостоял могуществу Несущего Ночь, уничтожил корабль-матку тиранидов, выстоял против мощного натиска псайкера-предателя… Но сейчас он терпел поражение. Когтистые лапы чудовища стиснули его, но, прежде чем могучие челюсти сомкнулись на голове капитана и раздавили череп в мелкие осколки, от скал, окружающих пруд, отразился оглушительный рев. Бескожие, все как один, отпрянули от Космодесантников.

Воцарилась напряженная тишина, и в этом неожиданном затишье Уриэль, как завороженный, наблюдал за явлением нового ужасного зверя. Крупнее любого из Бескожих, тот величественно шествовал к воде. Монстр, с которым сражался Уриэль, был настоящей машиной смерти, но это существо намного превосходило его. Великан обладал поразительными физическими данными, его обнаженные мышцы перекатывались, как валуны. Это было воплощение первобытной разрушительной силы. Разглядывая это звероподобное существо, Уриэль пришел к выводу, что если у стада Бескожих и есть вожак, то именно он предстал сейчас перед его глазами.

Голова чудовища сидела прямо на широких плечах — ни намека на шею; на красном лице горели желтые глаза. Не прикрытая кожей морда не имела ни мимики, ни сколько-нибудь выраженных черт. Безгубый рот и перебитый ровно посередине нос. Но, в отличие от своих многочисленных собратьев, вожак сохранил отдаленное сходство с человеком. Может быть, это существо действительно получило что-то от примархов.

Самым жутким было то, что Уриэль распознал отблеск интеллекта, теплящегося в глазах монстра. Капитан не мог с уверенностью сказать, что собратья этого чудовища осознают свое происхождение и весь ужас уготованной им судьбы. Но у него не было ни малейшего сомнения в том, что этот вожак прекрасно понимал, откуда он появился в этом мире и что его ожидает в будущем.

Ужасный зверь, рыча и похрюкивая, грузно спускался к пруду. Бескожие почтительно расступались и старались держаться подальше от того, кто был их лордом — лордом Бескожих. Между тем новоявленный монстр величаво вошел в воду, прошествовал напрямик через пруд и оттолкнул от Уриэля тварь с мечом в брюхе. Лорд Бескожих нагнулся над капитаном, ухватил его за ногу и потянул к себе, чтобы получше рассмотреть.

Уриэль пытался бороться, но сопротивление было тщетным. Даже Дредноут вряд ли смог бы справиться с этим колоссом. Бескожий поднял капитана над водой и поднес его поближе к своей кошмарной физиономии. Лоскутки кожи вокруг его ноздрей омерзительно трепетали, когда монстр обнюхивал человека.

Толстый язык выскользнул изо рта, и Уриэль чуть не задохнулся в парах зловонного дыхания чудовища. Жесткий язык, обдирая кожу подобно наждаку, облизал капитана. Уриэля замутило, но лорд Бескожих отшвырнул его, как надоевшую игрушку. Космодесантник застонал от боли, приземлившись, — осколки сломанной ключицы сместились от удара и пропороли кожу.

Огромное существо повернулось к Бескожим, окружившим пруд.

— Еще не мясо! Возможно, они такие же Отверженные, как и мы. Я чувствую вкус и запах матери на нем, — произнес лорд шепеляво, коверкая слова.

Уриэлю, с трудом разобравшему сказанное, осталось только гадать о судьбе, уготованной его отряду.

В зале Мортициев эхо по-прежнему вторило тяжеловесным ударам Кровавого Сердца, а воздух все так же был пропитан зловонием и отчаянием. И душа любого живого существа наполнялась невыносимой тяжестью и тоской. Однако, несмотря на то, что внешне все тут было по-прежнему, привычный рабочий распорядок претерпел едва заметные изменения. Хонсю сначала не обратил на это внимания, но когда бронзовоногий Мортиций провожал его через ряды умирающих, ему бросились в глаза помрачневшие, подавленные лица монстров в черных робах.

— Вы заметили, что… — прошептал Обакс Закайо, внимательно наблюдая за выражением лица хозяина.

— Да, заметил, — ответил Хонсю. — Они чем-то напуганы, а это, скажу я тебе, не так часто бывает.

Больше он не сказал ничего. Хонсю совсем недавно узнал, что у хозяев зала появился серьезный повод для беспокойства. Пленники, отданные им на растерзание комендантом Халан-Гола, сумели перебить кучу мутантов и сбежать. И теперь оплошавшие Мортиций, хорошо помнившие крутой нрав предыдущего хозяина крепости, по-видимому, опасались за свое будущее. Хонсю поймал себя на том, что их страх доставляет ему почти физическое наслаждение.

В сопровождении Обакса Закайо Хонсю добрался до вивисектория, где должны были окончить свои дни Космодесантники Императора.

В центре круглого помещения, по периметру которого стояли хирургические столы, валялись изуродованные до неузнаваемости останки двух Мортициев. Хонсю опустился на колени и выдернул из кровавого месива безжизненную конечность с огромным сверлом, которое крепко засело в черепе мертвеца.

— Боюсь, что я недооценил этого Вентриса и его отряд, — пробормотал комендант крепости.

— Вы полагаете, что это не просто наемники Торамино? — спросил Обакс Закайо.

Хонсю кивнул:

— Не исключено, что они вообще не имеют ничего общего с Торамино. Может быть, Вентриса привели сюда какие-то личные соображения.

— Какие, например?

Хонсю не ответил, а только сжал кулаки, думая о своем. В это время к нему с шипением приблизился хирург из вивисектория. Это был высокий мутант на механических ногах, клацающий гидравлическими когтями. Он вплотную подошел к Хонсю, и его челюсти сверкнули буквально в паре сантиметров от лица коменданта.

— Это ты погружал Вентриса в Демонкулабу? — спросил Хонсю.

— Да. Я зашил его внутрь. Он в утробе вместе с остальными. Его не должно быть в живых.

— Не должно, — согласился Хонсю. — Определенно, не должно. Покажи мне.

— Что мне показать вам, хозяин Халан-Гола? — прошипел Мортиций.

— Покажи мне то место, где ты вшил его в Демонкулабу, — резко приказал Хонсю. — Немедленно!

Мутант кивнул, выпрямился во весь рост и величавой поступью отправился по наклонному туннелю, что вел к Демонкулабе. Хонсю и Обакс Закайо последовали за ним, огибая бочки, наполненные кровью и потрохами. По дороге хирург обращал их внимание на новые эксперименты в области усовершенствования воспроизводства Железных Воинов.

— При всем моем уважении, милорд, — вкрадчиво начал Обакс Закайо, — стоит ли вам так уж беспокоиться о судьбе нескольких отщепенцев? Войска лорда Беросса атакуют сейчас ворота Халан-Гола.

— И?

— И скорее всего, они ворвутся в крепость через несколько дней, потому что вот-вот проломят стены…

— Беросс не попадет в крепость, у меня припасен хороший сюрприз для него.

— А вы не поделитесь своими мудрыми планами?

— Не с тобой, — ответил Хонсю, когда они закончили подъем по наклонному туннелю. — Пойми одно, Обакс Закайо, ты мой слуга, простой помощник, и не более. Ты просто выполняешь свои должностные обязанности. Ты служил хозяину, который забыл, почему мы сражаемся в Долгой Войне. Хозяину, который позволил ненависти к Императору-предателю тлеть, а не гореть ярким пламенем. Ты уже забыл, как наш Легион был разбит в пух и прах изменниками-недоумками? Лживый Император уготовил нам такую судьбу, обрек нас на вечные страдания в Оке Ужаса. И если Форрикс забыл об этом, то я помню все.

— Я просто имел в виду… — начал Обакс Закайо.

— Я знаю, что ты имел в виду, — отрезал Хонсю. — Ты думаешь, я не знаю о твоих обращениях к Торамино и Бероссу? Ты предал меня, Обакс Закайо! Я все знаю.

Ошеломленный Обакс Закайо открыл было рот, чтобы опротестовать эти обвинения, но Хонсю резко обернулся, покачал головой и произнес:

— Ты можешь ничего не говорить. Я тебя не виню. Ты увидел благоприятную возможность и не преминул ею воспользоваться. Но полагать, что кто-то вроде тебя способен перехитрить меня… Я тебя умоляю!

Из-за спины Обакса Закайо выдвинулись гидравлические лапы, щелкая клешнями, и огромный Железный Воин перехватил боевой топор поудобнее.

Хонсю лишь хмыкнул и кивнул двум Мортициям, что молниеносно нарисовались за спиной Обакса Закайо. Топор выпал из рук изменника, переломленный как ивовый прутик, когда бронзовые когти сомкнулись на его древке. Затем клешни Мортициев с легкостью отрезали механизированные руки на спине Обакса Закайо.

— Нет! — выкрикнул Железный Воин, когда хирурги вздернули его над землей. — Мне известны многие вещи, которые могут пригодиться тебе!

— Я так не думаю, — возразил Хонсю. — Торамино не так глуп, чтобы доверить тебе что-либо мало-мальски важное.

Хонсю кивнул Мортициям и изрек страшный приговор:

— Делайте с ним, что пожелаете.

Затем он отвернулся и направился к Демонкулабе, сопровождаемый пронзительными криками Обакса Закайо, которого Мортиции тащили в вивисекторий. Предательство Обакса Закайо совершенно не удивило Хонсю и даже сыграло ему на руку. Очень скоро Торамино и Беросс пожалеют, что столь опрометчиво доверяли этому подонку.

Выкинув Обакса Закайо из головы, Хонсю быстро зашагал вдоль клеток Демонкулабы. Вскоре спутник подвел его к тяжело вздымающейся массе рыхлой, истерзанной плоти. Хирург, сопровождающий коменданта крепости, углубил разрезы, пытаясь выяснить, что здесь произошло. На искаженное страданием лицо Демонкулабы, на ее помутневшие от боли глаза Хонсю не обратил ни малейшего внимания и наклонился, чтобы рассмотреть рваную рану, края которой недавно были сшиты.

— Изнутри… — пробормотал Хонсю. — Он сам выбрался оттуда.

Мортиций коротко кивнул, но Хонсю прекрасно понимал, каким смятением сейчас объято это существо.

— Но как Вентрису это удалось? — спросил Хонсю.

— Не могу знать. Демонкулаба приняла его, проверила его потенциал и накачала наркотиками. Такого не должно было произойти, — произнес Мортиций дребезжащим голосом.

— Тем не менее, он сумел сделать это, — задумчиво протянул Хонсю и оттянул края огромного разреза на животе несчастной Демонкулабы.

Склизкое нутро огромного материнского лона колыхалось и вздрагивало от каждого прикосновения. Хонсю резко отступил, когда существо задергалось в припадке боли. Пронзительные вопли вырвались из горла страдающей Демонкулабы. Из открытой раны на животе выплеснулся поток жидкости и сгустки свернувшейся крови.

— Что с ней происходит? — требовательно спросил Хонсю.

— Утроба готова исторгнуть свое потомство, — пояснил трясущийся от страха хирург.

Когда кровь и околоплодные воды снова хлынули из живота Демонкулабы, Мортиций погрузил внутрь свои длинные щупы. По трубкам с бульканьем заструилась сукровичная жидкость, отсасываемая из разреза. Хонсю услышал треск ломаемых костей и рвущихся тканей материнского лона. Мортиций еще больше углубил рану, и с потоком крови и сине-красными кишками наружу с хлюпающим звуком вывалился плод Демонкулабы.

Это существо уже не было тем маленьким комочком, что имплантировали какое-то время назад, теперь это был прекрасно развитый организм, с великолепной мускулатурой. Хонсю встал на колени перед новорожденным, бескожее тело которого судорожно корчилось на полу. Внимательно осмотрев существо, комендант пришел к выводу, что ему надо сохранить жизнь, а не смыть в канализацию вместе с его менее удачливыми собратьями.

Мортиций подняли младенца, который зашелся в плаче.

— Погодите, — произнес Хонсю.

Он подошел поближе и стер кровавую, липкую слизь с блестящего красного черепа новорожденного. Потом Хонсю очистил лицо существа от остатков плаценты.

Когда лорд вытирал младенца, тот вдруг открыл глаза и посмотрел ему в лицо. Чувствовалось, что за этим еще расфокусированный взглядом скрываются бешеные жестокость и ненависть. Хонсю передал новорожденного Космодесантника Хаоса черной, когтистой акушерке.

— Вымойте его, а потом запеленайте в свежую кожу, — приказал он. — Когда он будет готов, оденьте его в доспех Обакса Закайо и приведите ко мне.

Мортиций кивнул и деловито потащил куда-то хныкающего младенца. А хозяин Халан-Гола рассмеялся от всей души. Он стоял и заливисто хохотал.

Боги Хаоса тоже обладают чувством юмора, пусть и несколько своеобразным.

Уриэль давно уже потерял счет времени, но прошло уже не менее десяти, а то и двенадцати часов с того момента, как они сбежали из Халан-Гола. Сейчас они совершали изнурительный марш-бросок к высоким горным пикам, ведомые лордом Бескожих. Отряд Космодесантников отправился навстречу своей судьбе, правда, было непонятно, путешествуют они с Бескожими как их собратья или как пленные. Уриэль с Пазаниусом перевязали рану Элларда и по очереди несли его на руках. Они сделали это, несмотря на протесты Ваанеса, который твердил, что воин скорее мертв, чем жив, и что его надо бросить.

Когда они покидали пруд у подножия горы, куда их выкинул водопад из сточной трубы, Уриэль задумался о том, насколько же далеко они оказались от крепости. После напряженного даже для тренированных воинов марш-броска они наконец-то подошли к огромной расщелине в склоне горы. Облака ядовитых испарений клубились над ней, разносимые порывами ветра, а вокруг белели горы костей.

Бойцы начали спуск в мрачную темноту расщелины, и каменистый коридор постепенно превратился в обширную пещеру. Возможно, когда-то землетрясение разрушило здесь подземную фабрику. Покосившиеся железные распорки поддерживали потолок, мертвенный свет белого неба проникал через решетки вентиляционной системы, создавая в помещении полумрак. Подвесные мосты из цепей и канатов соединяли между собой многочисленные башни, похожие на стволы гигантских деревьев. На разбитом полу было много углублений, где собиралась влага и где ржавели потихоньку остовы сломанных машин. В центре ангара располагалась огромная яма, то ли выкопанная, то ли возникшая в результате взрыва. В ней мерцало и переливалось в столбе света нечто, пока неразличимое.

Когда из всех углов заброшенной фабрики повылезали ее обитатели, Уриэль просто остолбенел. Теперь ему стало понятно, что такое настоящее уродство. Здесь было несколько сотен Бескожих, их красные тела влажно блестели. Одни мутировали настолько, что не могли даже двигаться. Невнятное бормотание и стоны изувеченных существ, терзаемых непреходящей болью, создавали звуковой фон, от которого мороз шел по коже. Уриэль поймал себя на двойственных чувствах к этим недоноскам: он не мог преодолеть животного отвращения к омерзительным тварям и одновременно жалел их. Они ведь тоже были жертвами жестокости Железных Воинов.

— Как их много! — наконец выдавил капитан, но не стал развивать свою мысль, поскольку путешествие, по-видимому, подошло к концу.

Лорд Бескожих усадил их на остов огромного кузнечного пресса размером с боевой танк и приказал:

— Вы! Не двигаться.

— Погоди, — сказал Уриэль. — Чего вы от нас хотите?

— Племя подумает. Племя решит — вы отверженные, как мы, или просто вкусное мясо. Возможно, мы вас убьем, — честно признался предводитель Бескожих. — На ваших костях отличное мясо, и у вас прекрасная кожа, которую мы сможем носить.

— Убьете? — закричал Ваанес. — Если вы просто собираетесь нас прикончить, какого черта было тащить нас сюда, долбанные уроды?!

— Слабые в племени тоже хотят есть, — проскрежетало чудовище, пялясь на Элларда с голодным блеском в глазах. — Они не могут охотиться, поэтому мы доставляем им мясо.

Сержант Имперской Гвардии сильно удивил всех, пережив марш-бросок, но все равно его смерть была лишь вопросом времени — выглядел Эллард неважно. Кровь просочилась через повязку, сделанную на скорую руку из порванного на лоскуты кителя Леонида. Лицо страдальца было смертельно бледным.

— Стоит ли разговаривать с этими ублюдками! — прорычал Пазаниус.

Ваанес только пожал плечами и тяжело опустился на землю, демонстративно повернувшись спиной к Ультрамаринам. Лорд Бескожих тем временем покинул их. Он спустился этажом ниже — вероятно, держать совет с племенем. Космодесантников он оставил под присмотром дюжины гигантских монстров, каждый из которых превосходил размерами Дредноут и имел в своем арсенале бритвенно-острые зубы и длинные когти, побуревшие от запекшейся крови.

Прошел час. Он тянулся, казалось, целую вечность в этих серых липких сумерках. Бескожие все еще спорили с пеной у рта, следует ли немедленно убить пленников или оставить в живых. Монстр, с которым Уриэль сражался около пруда, был среди охранников. Похоже, ему нисколько не мешал длинный меч, до сих пор торчавший из его брюха.

— Вот проклятие! Хотел бы я знать, что они там надумали, — сказал Уриэль, отворачиваясь от дебильных физиономий стражей.

— Да? — скептически хмыкнул Пазаниус. — А вот я что-то не горю желанием.

— Мы не можем здесь долго оставаться. Нам надо вернуться в крепость.

— Назад в крепость? — рассмеялся Ардарик Ваанес. — Ты серьезно?

— Я серьезен как никогда, — заявил Уриэль. — Мы должны выполнить свою миссию — уничтожить Демонкулабу или хотя бы погибнуть, пытаясь сделать это. Я дал смертельную клятву.

— Можешь не волноваться на этот счет, смерть тебя отыщет, — пообещал Ваанес.

— Да, наверное, — сказал Уриэль. — Ты пропустил мимо ушей все, что я говорил тебе, Ваанес?

— Не смей мне опять читать нотации о чести и долге. Вентрис! — взорвался тот. — Я уже сполна насмотрелся на то, что дает нам твоя чертова честь! Большинство из нас уже мертвы, а ради чего?

— Ни один воин не погиб напрасно, если он встретил свою смерть, служа Императору.

— Избавь меня от вбитых в твою башку нравоучений, — сказал Ваанес с презрительной усмешкой. — Мне это все уже поперек горла. Если я выживу в этой заварушке, то ни за какие блага не появлюсь больше возле Халан-Гола.

— Это может означать только одно, Ваанес: я ошибался в тебе, — сказал Уриэль. — Я думал, что тебе не чуждо понятие чести, но я жестоко обманулся.

Ваанес ничего не ответил и с преувеличенным вниманием принялся разглядывать уродов-охранников.

Уриэль повернулся к Пазаниусу и сказал:

— Ну, тогда мы пойдем вдвоем, мой друг.

— Похоже, что так, — непривычно растягивая слова, произнес сержант, и капитан понял, что его боевой брат хочет еще что-то сказать, но почему-то не решается.

Повисла неловкая пауза, словно оба друга боялись неловким словом спугнуть недавно установившееся между ними взаимопонимание.

Наконец Уриэль произнес:

— Почему ты мне ничего не говорил?

— Но как я мог? — тихо произнес Пазаниус. — Я заразный, на мне порча. Ко мне прикоснулось зло и развратило меня.

— Но как? Когда это случилось? — взволнованно спросил Уриэль.

— Думаю, что на Павонисе, — ответил Пазаниус, уже не в силах сдерживать рвущиеся из сердца слова. Откровения буквально хлынули из него, и он начал рассказывать все как на исповеди:

— Ты помнишь, что я возненавидел ту искусственную руку в тот же момент, как только ремесленники Шонаи пересадили ее мне?

— Да, — кивнул Уриэль, припоминая, как Пазаниус постоянно жаловался на то, что новая рука никогда не заменит ему родную, послужившую в стольких битвах и испытаниях.

— Я тогда не знал и половины того, что произошло, — продолжил Пазаниус. — Через какое-то время я привык, даже начал ценить силу этой руки. Все было отлично до того сражения на «Смерти добродетели», вот тогда-то я и заподозрил неладное.

Уриэль очень хорошо помнил отчаянный бой с орками и тиранидами, захватившими космический халк, дрейфующий по направлению к системе Тарсис Ультра.

— И что произошло? — спросил он.

— Мы сражались с орками, и это случилось как раз перед тем, как ты прикончил вожака, помнишь? Один из уродов зашел со спины и чуть не снес мне голову цепным топором.

— Да, ты отвел удар рукой.

— Так оно и было. А ты помнишь, какого размера было то лезвие? Орк неминуемо распилил бы мою руку пополам, но этого не произошло. Ее даже не поцарапало.

— Но это невозможно! — воскликнул Уриэль.

— И я так думал, но к тому времени, как мы вернулись, наконец, на «Громовой Ястреб», она была как новая. На ней не осталось ни царапинки.

— Помню, помню… — прошептал Уриэль, перед глазами которого пронеслась картина давнишнего боя.

— Я это тоже заметил, — грустно подтвердил Пазаниус, — но я не задумывался об этом до тех пор, пока мы не вернулись на «Горе побежденному». Только там мне пришло в голову, что у меня вообще не должно было остаться руки. Я решил, что преувеличил силу того удара, но сейчас я понимаю, что это было не так. Я сам себя обманывал.

— Но разве это возможно? Ты полагаешь, что техножрецы Павониса имели доступ к ксенотехнологиям?

— Не знаю, — ответил Пазаниус, покачав головой. — Но те механические слуги Несущего Ночь… они могли делать то же самое. Не важно было, насколько силен твой удар, достал ты их мечом или выстрелом из болтера — они обретали прежнюю форму прямо на глазах.

— Некронтиры, — сплюнул Уриэль.

Пазаниус кивнул:

— Они. Я думаю, что какая-то частица Несущего Ночь внедрилась в мое тело, когда он отсек мою живую руку. Тогда зло проникло в меня, а новая конечность усугубила дело.

— Но почему ты скрывал? — спросил Уриэль. — Ты должен докладывать мне о таких вещах.

— Я знаю, — сказал Пазаниус удрученно. — Но мне было стыдно. Если помнишь, я всегда старался сам разрешать свои проблемы.

— Я понимаю, но тебе все равно надо было сказать Клозелю. Мне придется доложить обо всем этом, когда мы вернемся на Макрэйдж.

— Ты хотел сказать «если мы вернемся», — поправил Пазаниус.

— Нет, — отрезал Уриэль. — Когда.

Но тут его внимание привлек звук шагов, и капитан обернулся. С выражением скорби на лице полковник Леонид приблизился к ним и произнес:

— Сержант Эллард скончался.

Уриэль бросил взгляд туда, где лежал усопший воин, встал и положил руки на плечи Леонида:

— Мне очень жаль, мой друг. Он был отличным товарищем и великолепным бойцом.

— Он не должен был умереть вот так, в одиночестве…

— Он не был одинок, — возразил Уриэль. — Ты был с ним до конца.

— Все равно это должно было случиться как-то иначе, — прошептал Леонид. — Столько пережить, столько сделать за свою жизнь и умереть в мерзком логове Бескожих.

— Бойцу очень редко предоставляется возможность выбрать время или место кончины, — сказал Уриэль. — То, как он прожил свою жизнь, в большей степени определяет, стал он настоящим воином или нет. Я мало знал Элларда, но я верю, что одесную Императора найдется место для него.

— Надеюсь, что этот так, — согласился Леонид. — Кстати, вы ошиблись.

— В чем?

— В том, что вам придется возвращаться в Халан-Гол вдвоём. Я пойду с вами.

— У меня ни разу не возникало сомнений в том, что ты человек редкой отваги, но все равно я считаю своим долгом признать, что Ваанес в чем-то прав. Вряд ли нам удастся вернуться оттуда живыми, — сказал Уриэль.

Леонид пожал плечами и ответил:

— Мне уже все равно. С тех пор как Триста восемьдесят третий был отправлен на Гидру Кордатус, моя жизнь была не богата на приключения. Теперь же я намерен плюнуть смерти в глаза, прежде чем она заберет меня.

Вдруг раздались медленные хлопки, и Уриэль с гневом воззрился на насмешливо аплодирующего Ваанеса. Бывший Ворон лишь покачал головой и удивленно пробормотал:

— Да вы все просто свихнулись! Я обязательно помолюсь за вас, если выберусь из этой выгребной ямы.

— Заткнись! — прошипел Уриэль. — Не нужно мне молитв от таких, как ты, Ваанес. Ты больше не Космодесантник, тебя и человеком-то теперь назвать трудно. Ты трус и предатель!

Ваанес вскочил на ноги, его фиолетовые глаза сверкнули ненавистью, а блестящие когти выскочили из латной перчатки с тихим лязгом, от которого по спине пробежали мурашки.

— Я тебя предупреждал при всех, не смей так называть меня! — выкрикнул Ваанес.

Но прежде чем пролилась кровь, огромная тень легла между Космодесантниками и исполинская фигура лорда Бескожих нависла над ними. Его сопровождала свита созданий, изуродованных самым страшным образом. Один горбатый монстр проковылял прямо к трупу Элларда, погрузил длинный изогнутый коготь в разорванный живот сержанта, а потом с нескрываемым удовольствием облизал окровавленный палец.

— Свежатина, еще теплая, — промычал он.

Лорд Бескожих кивнул своей огромной башкой и приказал:

— Возьми его и отнеси мясо соплеменникам.

— Нет! — закричал Леонид, когда горбатое чудовище сграбастало тело сержанта.

Пазаниус резко вскочил на ноги, схватил Леонида за плечо, оттащил назад и прошипел ему на ухо:

— Успокойся! Это больше не твой друг, это просто оболочка, просто тело, в котором жил его дух. Он сейчас уже с Императором, и все эти монстры уже не в состоянии сделать с ним хоть что-нибудь. Не рискуй своей драгоценной жизнью в бессмысленной борьбе.

— Но они собираются сожрать его!

— Я знаю, — ответил Уриэль, вставая рядом с негодующим Леонидом. — Но ты уже дал смертельную клятву, и если ты ее нарушишь, то это будет означать, что мы все ее нарушили.

— Что?! — рявкнул, брызгая слюной, вышедший из себя полковник.

— Да, — подтвердил Уриэль. — Мы все связаны обещанием Императору. Я, Пазаниус, а теперь и ты.

Леонид не успокоился, но слова Уриэля заставили его задуматься. Действительно, между ними уже было заключено соглашение. К тому же сейчас предстояло решать более насущные проблемы.

— Эй, вы, пойдемте, — произнес лорд Бескожих.

— Куда? — с вызовом спросил Уриэль.

— К Императору. Он решать, умрете вы или нет.

Глава 17

Статуя Императора была облачена в поношенный доспех, по которому можно было проследить этапы многовековой индустрии Медренгарда. За его могучими плечами вздымались два огромных железных крыла, крепившихся на спине. На нагрудной пластине силового доспеха красовался двуглавый орел, проступавший сквозь слой ржавчины. Двадцатиметровая фигура была установлена на платформе, которая на толстых цепях раскачивалась над шахтой. Увидев это величие, набожные Космодесантники почувствовали священный трепет.

Уриэль вспомнил себя ребенком, когда он впервые преклонил колени перед статуей Императора в Базилике Конор, высеченной из красивейшего мрамора, добытого из сокровенных глубин Калта. Представшая теперь перед его глазами колоссальная статуя, хоть и была выполнена не в лучшей манере, производила не менее сильное впечатление.

Император Бескожих словно парил над черной пропастью. На фоне этого величия сказалось несущественным, что его доспех и ряд важных деталей были изготовлены из того подручного хлама, что нашелся на разрушенной фабрике. Наверняка ревнители догм Министорума сочли бы создание подобных изваяний Императора богохульством, но Уриэль решил для себя, что это вполне оправдано в данных условиях.

— Пусть Император спасет нас! — прошептал Пазаниус, взгляд которого был прикован к подвешенной статуе.

— Ну, мы вот-вот выясним это, — ответил Уриэль, думая о том, что не случайно сегодня ему вспомнилось далекое детство.

Никто не мог сказать, как долго Бескожие живут под поверхностью Медренгарда. Никому не было известно, что они помнили о прошлом до того момента, как их обрекли Демонкулабе. Никто не знал, кем были их первые родители.

И только одно не вызывало сомнения — это были невинные дети, которых превратили в Бескожих. В их душах сохранилось только одно воспоминание, не вытравленное даже наркотиками в утробе Демонкулабы, — неувядаемый образ великодушного Императора.

По прихоти Железных Воинов Бескожие превратились в чудовищных монстров, но они до сих пор помнили любовь Императора. Страшная судьба этих несчастных вызывала безмерную жалость Уриэля. Эти жуткие чудовища находили утешение в светлом образе Императора и даже соорудили кумира, чтобы быть ближе к нему.

Охранники грубо толкнули пленников на край бездонной ямы. Уриэль осмотрелся вокруг. Их окружали сотни уродов, многие из которых не могли передвигаться самостоятельно. Их конечности состояли либо из кривых костей, не способных выдержать вес тела, либо, напротив, представляли собой бескостную мышечную массу. Надо заметить, соплеменники охотно помогали таким страдальцам.

— Бог-Император, посмотри на них! — пафосно произнес Ваанес. — Как только ты позволяешь таким уродам жить в этой Вселенной?

— Заткнись, Ваанес! — прервал его Уриэль хриплым от сострадания голосом. — Они приходятся тебе родственниками в определенной степени, не забывай об этом. В их жилах тоже есть капля крови Императора.

— Ты серьезно? — опешил Ворон. — Ты только посмотри на них. Это воплощенное зло!

— Ты так думаешь? Я бы на твоем месте не был столь категоричен.

Их разговор был прерван волной недовольного ропота, прокатившегося по залу, когда лорд Бескожих повернулся к племени и выпрямился во весь рост. Вожак вдруг резко протянул огромную лапу, схватил Уриэля и поднял его над краем ямы. Земля стремительно улетела из-под ног, и капитан оказался над зияющей бездной. Он понимал, что в теперешней ситуации сопротивление бесполезно, поэтому просто положился на волю Императора.

— Ты пахнешь материнской утробой, — проревел лорд Бескожих. — Тебя, как и нас, вымыло из горы, где живут железные люди, тебя и твоих людей принес водопад. Но вы не похожи на нас. Почему у вас есть кожа?

Мысли Уриэля метались в поисках правильного ответа. Что нужно сказать, чтобы не очутиться на дне глубокой ямы? Желтые глаза монстра буравили пленника, капитан взглянул прямо в зрачки и вдруг понял, что в них плещется невысказанное желание. Только дети столь страстно умеют хотеть чего-то. Но как угадать это заветное желание?

— Да! — пронзительно выкрикнул Ультрамарин. — Мы пришли от Железных Воинов, но мы их враги.

— Вы тоже отверженные? Вы не дружите с железными людьми?

— Нет! — очень громко и внятно произнес Уриэль. Он хотел, чтобы все Бескожие, столпившиеся вокруг ямы, услышали его. — Мы ненавидим железных людей, мы пришли в этот мир, чтобы уничтожить их.

— Я однажды уже встречал тебя, — заявил лорд Бескожих. — Я видел, как ты убивал железных людей в горах. Нам тогда досталось очень много мяса.

— Я тоже узнал тебя, — сказал Уриэль.

— На тебе есть плоть матери?

Уриэль согласно кивнул, а вожак заговорил вновь:

— Плоть матери железных людей изуродовала нас, но Император любит нас даже такими. Мы не противны ему, хотя нас сделали Бескожими железные люди. Они хотят уничтожить нас. Но мы сильные и не вымираем, хотя, возможно, это было бы для нас лучше. Однажды Император заставит отступить боль и снова сделает наши тела цельными.

И Уриэль понял, что в этом существе, несмотря на всю его многотонную мощь и колоссальные размеры уродливого черепа, жил маленький ребенок. Лорд Бескожих с детским простодушием говорил о любви Императора, а когда капитан внимательно всмотрелся в его глаза, то распознал там страстное желание искупить вину за свое уродство перед Богом Человечества.

— Император тебя любит, — проникновенно сказал Уриэль. — Он любит всех своих детей.

— Император разговаривает с тобой? — спросил лорд Бескожих.

— Да, — утвердительно кивнул головой Уриэль, и в тот же момент люто возненавидел себя за это жульничество. — Император послал нас сюда, чтобы мы уничтожили Железных Воинов и Демон… лоно матери, что так изуродовало вас. Он уверен, что вы используете этот шанс и поможете нам.

Голодный монстр подтянул его поближе к себе. Капитан надеялся, что попал в точку и угадал потаенное желание существа, пострадавшего от Железных Воинов. Вожак подозрительно обнюхал его еще раз. Уриэлю ничего не оставалось, как только молиться, чтобы запахи лона Демонкулабы и канализации еще не выветрились.

Вдруг лорд Бескожих взревел, словно от невыносимой внутренней боли, и швырнул Вентриса в яму. Перед глазами Уриэля все закрутилось в бешеном калейдоскопе: искривленные варпом твари, что когда-то были невинными детьми, ржавые железные цепи, серебряные вставки на ржавом металле… Черный зев шахты затягивал его. Ультрамарин с размаху впечатался в статую Императора, и от удара у капитана перехватило дыхание. Затем он снова стал падать.

Он пытался ухватиться за что-нибудь, но его пальцы соскальзывали с железных заклепок. Наконец Уриэлю удалось ухватиться за край железного листа, располосовав себе ладонь, и затормозить сползание в бездну.

Но тут кусок металла, удерживающий его, с жутким визгом начал отгибаться и медленно отходить от каркаса статуи. Уриэль уже попрощался с жизнью, но в какой-то момент пластина замедлила движение, а потом остановилась. Это позволило Уриэлю зацепиться за бронзового орла на грудной пластине Императора.

Ультрамарин висел над бездонной шахтой, цепляясь за жизнь ободранными пальцами, а Бескожие в это время (по крайней мере, те из них, кто был в состоянии) скандировали:

— Пле-мя! Пле-мя! Пле-мя!

Подтянувшись, Космодесантник умудрился покрепче ухватиться за статую и стал карабкаться вверх по металлическим полосам, что изображали крылья орла. С неимоверными усилиями он забрался на плечо Императора. Отважный воин тяжело дышал, как будто только что вынырнул после длинного заплыва под водой.

Лорд Бескожих застыл на краю шахты, и Уриэль не знал, что ему делать дальше. Он с ужасом смотрел, как Бескожие выталкивают на край шахты Пазаниуса, Ваанеса, Леонида и других Космодесантников.

— Нет! — закричал Уриэль. Он понял, что его товарищей собираются отправить вслед за ним. Рискуя сорваться, он вскочил на ноги, ухватившись за шлем гигантской статуи Императора.

А затем произошло чудо.

То ли давно бездействующий механизм вернулся к жизни из-за активных телодвижений Уриэля, то ли Император проявил свою божественную волю, решив помочь своему отважному воину. Уриэль так никогда и не узнал об этом, но в ту самую секунду, как он закричал, из-под визора шлема божества ударил ослепительный луч.

Низкочастотное жужжание, похожее на звук заряжающегося генератора, раздалось из-под шлема, и Бескожие в ужасе отпрянули. Звук становился все громче, и Уриэль чувствовал, что металлический шлем разогревается все сильнее и сильнее. Хотя капитан не имел ни малейшего представления о том, что происходит, он решил, что не воспользоваться подвернувшимся шансом будет просто непростительно.

И отважный Ультрамарин прокричал лорду Бескожих, перекрывая грохот ожившей машины:

— Видишь, Император хочет, чтобы вы нам помогли! Вместе мы сможем уничтожить матерей плоти и железных людей!

Монстр упал на колени, в религиозном экстазе оскалив зубы, и исторг воинственный клич, к которому присоединились все Бескожие, толпившиеся вокруг бездонной шахты.

Искры посыпались из шлема статуи Императора, Уриэль понял, что ему нужно как можно быстрее убираться оттуда, если он не хочет изжариться в разрядах электрического тока. С трудом удерживая равновесие, он шагнул с плеча Императора к ближайшей цепи, про себя попросив прощения у божества за столь неуважительное обращение с его образом.

Как раз в тот момент, когда капитан ухватился за цепь, стараясь убраться подальше от рассыпающего искры шлема, произошел взрыв. На месте головы Императора образовался огненный шар.

Бескожие взвыли, теперь уже от страха. Статуя Императора накренилась и стала медленно заваливаться набок, а цепи, что должны были удерживать ее на весу, застонали под тяжестью идола. Вся конструкция угрожающе раскачивалась, скрипя железными тросами. Уриэль висел на цепи над глубокой расселиной. Его пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в металлические звенья, побелели на костяшках. Подождав, пока дыхание немного успокоится, капитан начал подтягиваться, пробираясь к краю шахты.

И тут он почувствовал, как кто-то или что-то дергает за цепь. Не зная, что еще уготовила ему судьба, да и не имея другого выбора, Уриэль замер на месте. Бросив взгляд вниз, он увидел, как к нему тянется массивная лапа лорда Бескожих.

Его аккуратно сняли с цепи и бережно поставили на пол перед Пазаниусом и Ардариком Ваанесом, которые смотрели на него с благоговейным ужасом. Уриэль устало улыбнулся им и неловко пожал плечами — у него совершенно не было сил разговаривать.

Лорд Бескожих опустился перед ним на колени и воскликнул:

— Император любит тебя!

— Похоже на то, — задыхаясь, сказал Уриэль.

Лорд кивком указал на шахту:

— Любит! Ты выжил.

— Да… — выдавил капитан и продолжил уже увереннее: — Ты совершенно прав! Император очень любит меня. Точно так же, как он любит и тебя.

Вожак начал говорить, подкрепляя каждое свое слово энергичным кивком:

— Мы поможем тебе истребить железных людей. И матерей плоти. Больше не будет таких, как мы.

— Согласен… — чуть слышно произнес на выдохе Уриэль.

— Император нас любит, но мы себя ненавидим, — продолжал лорд Бескожих преисполненным страдания голосом. — Мы не достойны его любви. Хотим убивать железных людей, но не знаем, как попасть внутрь горы. Мы не умеем сражаться под высокими стенами. Императору от нас мало пользы.

Несмотря на то, что капитан только что был на волосок от гибели по прихоти этого создания, он смог улыбнуться лорду Бескожих. Он уже прокручивал в уме варианты нового похода в Халан-Гол.

— Не беспокойся, — спокойно сказал Уриэль. — Я знаю путь в крепость.

Тем временем Халан-Гол сотрясался от возобновившейся неистовой бомбардировки. Взрывы расцветали подобно огненным розам на древних стенах. Колонны тяжелых погрузчиков, наполненных трупами солдат, погибших при осаде, буксовали у подножия гигантского пологого спуска. Редуты пока еще защищали рабочих и солдат осажденной крепости, но Беросс подготовился к финальному штурму.

Крепостные сооружения, возведенные на каменистых склонах и являвшие собой чудо инженерной мысли, вздымались на высоту в несколько сотен метров. По вымощенной разномастными железными плитами дороге с тихим упорным рокотанием ползли тяжелые танки. Два огромных Титана, обагренные кровью неисчислимых жертв, гордо шествовали за ними. Титаны были вооружены массивными осадными молотами, пневматическими поршневыми сверлами и крупнокалиберными пушками. Эти огромные боевые машины несли в себе самых лучших воинов Великой роты Беросса. По плану полководца эти отборные войска должны были проломить брешь в стене, а потом разнести все внутри, не оставив камня на камне.

В оснований недавно возведенного пологого тракта зияло жерло туннеля. Рельсовая дорога вела вглубь, к самой сердцевине горы, исчезая во тьме. Огромные горнодобывающие машины одна за другой исчезали в туннеле, неустанно углубляя подкоп под стены крепости и подготавливая удобную дорогу для воинов Беросса в самое сердце Халан-Гола;

Десятки тысяч солдат ждали команды в душной темноте туннеля, чтобы устремиться в крепость и за секунды заполонить ее. Изменник Обакс Закайо предоставил много полезной информации относительно того, откуда выгоднее всего атаковать. Учитывая, что одновременно начнется и наземный штурм, можно было уже сейчас с уверенностью сказать, что часы жизни Хонсю сочтены.

Не сомневаясь в том, что это будет последний приступ, Беросс сам собрался вести в атаку отряд примерно из сотни Дредноутов.

Близилась решающая битва за Халан-Гол.

— Мы не сможем остановить этот штурм, Беросс обрушит на нас цунами из железа и огня, — обреченно произнес Оникс, наблюдая за тем, как Титаны начали свой неумолимый подъем по тракту, ведущему к крепости. Несмотря на то, что им предстояло преодолеть еще несколько километров до верхних рубежей, хорошо просматривались демонические черты этих созданий.

Затаив улыбку в уголках губ, Хонсю ничего не ответил. Он тоже наблюдал за колоссальными вражескими силами, что неумолимо надвигались на крепость. Сотни воинственных демонов с визгом нарезали круги в небе над фалангами монстров, чья плоть была сращена с оружием. Покрытые волдырями тела сохраняли жизнеспособность только благодаря множеству аугметических вставок и приспособлений. Паукообразные демонические машины со звоном и лязгом взбирались по склону. Адские создания, заточенные в этих механизмах, исходили ядовитой слюной в ожидании битвы. Более всего на свете они желали обрести утраченную свободу.

Хонсю был облачен в видавшие виды силовые доспехи. Он поигрывал новой серебряной рукой и, казалось, нисколько не был озабочен грядущей кровавой резней.

Оникс был озадачен такой реакцией, но он уже довольно долго состоял на службе у Хонсю и понимал, что очень многие внутренние процессы скрыты от него. Будучи полукровкой, Хонсю не имел ничего общего ни во внешности, ни в поведении с Кузнецами Войны, которым Оникс послужил на своем веку.

— По вам не скажешь, что вы обеспокоены, — продолжил полудемон.

— Да я вовсе не обеспокоен, — ответил Хонсю, отворачиваясь от панорамы разрушенных верхних бастионов. Порыв горячего ветра пахнул железом и пеплом. Хонсю глубоко вдохнул и наконец, повернулся к своему помощнику.

— Беросс никогда еще меня так не разочаровывал, — грустно сказал комендант, кивая на огромный туннель, врезавшийся в склон и ведущий, без сомнения, прямо под крепость. — Надеюсь, он об этом так и не узнает. До конца.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Успокойся, Оникс. Я вижу, ты больше переживаешь за свою шкуру, а не за мою жизнь, но тебе и не надо ничего понимать. Если хочешь выжить в этой заварушке, ты должен безоговорочно подчиняться мне.

— Я в вашем распоряжении.

— Ну, тогда просто доверяй мне, — улыбнулся Хонсю и обратил свой взор на нижний уровень, где дым скрадывал силуэты его собственных Титанов. За дымовой завесой скрывались и прочие сюрпризы для Беросса. Комендант взглянул на солнце, похожее на черную дыру в безликом белесом небе, и пояснил:

— Я сражался в Долгой Войне примерно столько же, сколько Беросс и Торамино вместе взятые, и разработал кое-какие военные уловки.

— Надеюсь, что это так, — сказал Оникс. — Даже если нам удастся отразить штурм, все равно еще останется лорд Торамино. Его армию нельзя не принимать в расчет.

При упоминании Торамино легкая тень тревоги пробежала по лицу коменданта крепости, что не ускользнуло от Оникса. Хонсю посмотрел на жаркие костры и густой дым рядом с лагерем Беросса, где притаился коварный Торамино, не видимый никем, и сказал:

— Воины Беросса полягут костьми, а потом Торамино войдет по трупам в крепость, не оставив от нее камня на камне, чтобы стать комендантом развалин.

— И как мы его остановим?

Но Хонсю только рассмеялся:

— Мы будем решать проблемы по мере их поступления, Оникс. По мере их поступления.

Грохот нескончаемой канонады доносился откуда-то издалека. Но Уриэль понимал, что в горах все звуки сильно искажаются, следовательно, битва может оказаться гораздо ближе, чем он предполагает. Отряд двигался в полной темноте, даже усиленное зрение Космодесантников с трудом проникало сквозь завесу мрака. Было слышно, как мелкая галька ритмичное подпрыгивает на полу в такт их шагам. От сотрясения, производимого сотнями ног, с крыши туннеля осыпались целые облака мелкой пыли.

Подземный жар накатывал на путников волнами, приносящими в туннель едкие, животные запахи, хотя никакой живности тут не было. Жуткие норы под горами были заполнены толпами Бескожих, которые неутомимо двигались в направлении Халан-Гола. Извилистый путь вел их по пещерам, где гуляло невообразимо гулкое эхо, по заброшенным фабричным цехам и невероятно крутым лестницам, вырубленным в породе. Монстров было столько, что их движение создавало впечатление медленной красной реки.

Они долго путешествовали по темным, никому не известным тропам под горами. Люди и Бескожие упрямо продвигались по давно уже забытым туннелям, заброшенным штольням и шахтам, вброд переходя подземные протоки. Они шли навстречу своей судьбе.

Пазаниусу, который следовал за Уриэлем, каждый последующий шаг давался все труднее. Дикая боль не давала ему покоя. Как он ни крепился, сдавленные стоны порой слетали с его губ, и он начал отставать. Лорд Бескожих подхватил сержанта на руки.

Огромное создание уверенно прокладывало путь через темноту, ведя за собой остальных. Его мощный торс почти полностью перекрывал проход, и если бы не низки посаженная голова, то он сбил бы не один сталактит своей огромной башкой.

Лорд Бескожих упрямо шел вперед, вдохновленный новой целью. Его тяжелые шаги эхо разносило по запутанной системе ходов. Уриэлю было очень больно дышать — только одно легкое функционировало полностью. Сломанная ключица и поврежденные ребра при каждом неосторожном движении напоминали о себе, ведь на Космодесантнике не было силового доспеха, который мог бы впрыснуть ему обезболивающее.

За ним ковыляло горбатое существо, к спине которого прилепился высохший зародыш близнеца. Оно несло Леонида, бережно сжимая гвардейца в объятиях. Чуть поодаль следовали Ардарик Ваанес и еще два выживших Космодесантника.

Когда экстаз Бескожих, вызванный нежданно ожившей статуей Императора, поулегся, они приняли Уриэля в свои ряды на равных. И с огромным энтузиазмом откликнулись на его призыв принять участие в походе. Племя не оставило беспомощных собратьев, что даже растрогало Уриэля. Подобные проявления человечности заставили его в очередной раз пожалеть о том, что он обманул их.

Задумавшись, Уриэль ускорил шаг, будто хотел убежать от своей совести, и обогнал лорда Бескожих. Но тот немедленно жестом приказал одному из своих соплеменников придержать капитана. Ультрамарин с удивлением увидел, что это было то самое существо, с которым он боролся в пруду около водопада. Из живота монстра по-прежнему торчал меч воина.

— Возьми клинок, — приказал лорд Бескожих.

Уриэль кивнул в ответ, аккуратно взялся за эфес и с опаской потянул оружие на себя. Он тащил лезвие, но напряженные мышцы монстра не отпускали клинок. Уриэлю даже пришлось ухватиться обеими руками. Меч накрепко засел в теле, и капитан только тогда достиг успеха, когда начал раскачивать лезвие из стороны в сторону. Наконец клинок нехотя выскользнул из новообретенных ножен. Все это время монстр стоял с невозмутимой физиономией и не издал ни звука. Когда процедура, неприятная, судя по всему, только для капитана, закончилась, монстр вернулся к своим собратьям.

— Благодарю, — сказал Уриэль.

Лорд кивнул, а его подчиненные уже готовились к битве, подбирая по дороге любые железные предметы, которые можно было использовать как дубинку или пику в бою. Большинству из них не нужны были доспехи, поскольку мутация одарила их очень крепкой природной защитой.

Отряд шагал в темноте, по большей части молча, но когда Уриэль оказался поблизости от Ардарика Ваанеса, тот заговорил с ним;

— Они убьют тебя, когда поймут, что ты соврал им.

— И в чем же я обманул их? — сдержанно спросил Уриэль. — Я выполняю задание Императора, они — тоже.

— Бескожие? — тихо вскрикнул ошеломленный Ваанес. — Ты считаешь, что Император пожелал бы прибегнуть к помощи этих жутких тварей? Да ты посмотри на них, это же мутанты! Как ты можешь думать, что эти существа могут быть инструментом для реализации Его высшей воли? Они — воплощение зла!

— В своей плоти, Ваанес, они несут частичку Императора, — резко ответил Уриэль. — В их венах течет кровь примархов, и я не имею права подводить их.

— Ты не проведешь меня, Вентрис, — процедил Ваанес. — Никакой ты не посланец Императора, и я прекрасно вижу, да ты и сам не веришь в невинность этих уродов.

— Сейчас уже совсем не важно, во что я верю, — сказал Уриэль. — А ты сам-то во что веришь?

— Я уверен, что не ошибся на твой счет.

— Что ты хочешь сказать?

— Как только я увидел тебя, мне сразу стало ясно, что ты принесешь нам только проблемы, — пробормотал Ваанес, пожимая плечами. — Хотя это не имеет теперь никакого значения. Как только мы выберемся на поверхность, я уведу своих воинов как можно дальше от тебя и твоей разношерстной банды.

— Ты и правда собираешься смалодушничать и покинуть нас? После всего, что произошло, после всего, что мы пережили вместе, после такого огромного количества пролитой крови, после всех этих смертей и боли? Ты и правда можешь так поступить?

— Да, могу! Скажу больше, я именно так и сделаю, — резко ответил Ваанес. — И кто упрекнет меня? Оглянись вокруг хорошенько, присмотрись к этим чудовищам, которых ты ведешь на верную смерть. Вся пролитая кровь будет на твоей совести. Подумай о том, что ты вообще собираешься сделать. Ты хочешь атаковать, да не просто атаковать, а еще и захватить осажденную крепость. Отлично, только ты забываешь, что твой отряд состоит из монстров-каннибалов, раненого гвардейца-полковника да однорукого сержанта. Я воин, Вентрис, простой воин, и мне остается лишь попытаться выжить здесь. Возвращаться в Халан-Гол — это самое настоящее безумие. Попытка атаковать крепость, как мне кажется, не имеет ничего общего с отвагой, все это больше смахивает на коллективное самоубийство.

Ваанес тронул Уриэля за плечо и продолжил:

— Нет никакого смысла погибать в такой авантюре. Почему бы вам с Пазаниусом не пойти со мной? Вы отлично рубитесь, и я с удовольствием найду применение таким опытным воинам, как вы.

Вентрис резким движением скинул руку отступника со своего плеча и произнес:

— Ты хороший боец, Ардарик Ваанес, но я ошибся в тебе. Я ошибся, когда решил, что сумею воззвать к чести и отваге в твоей душе. Ты храбрый человек, но я рад, что нам больше не придется биться бок о бок в жарком сражении.

Обида и злость вспыхнули в глазах Ваанеса, но он быстро взял себя в руки, и лицо его окаменело. Не сказав ни слова, отступник отодвинулся от Уриэля, всем своим видом выказывая высокомерное презрение.

Капитан же выкинул этот разговор из головы, как только увидел пятно света впереди. Звуки битвы стали гораздо громче. Он ускорил шаг и оказался на поверхности. Воины щурились от белого света Медренгарда, непривычно яркого после темноты подземелья.

Грохот битвы, развернувшейся у стен крепости Хонсю, был поистине ужасен. Уриэль огляделся вокруг и понял, что подземный ход, которым провели их Бескожие, вывел отряд на скалистые уступы прямо к подножию крепостных стен. Равнина, где кипело сражение, оказалась далеко внизу.

Крепостные валы подвергались жестокой бомбардировке, и Уриэль понял, что водоворот смерти скоро захватит и их.

Под огромным пандусом, ведущим к крепостным стенам, был слышен металлический звон. В жаркой и липкой темноте туннеля воины в заляпанных грязью железных доспехах ожидали, пока сотни рабов под кнутами жестоких надсмотрщиков подтянут платформы.

Взрывчатки было уже столько, что хватило бы снести всю гору. Заведовал подкопом под Халан-Голом Кориас Кег, Мастер Артиллерии, этот проект он делал по личному приказанию лорда Беросса. Дело продвигалось с трудом, и туннель стоил жизни тысячам рабов. Но работа была проделана не зря, комплекс подземных галерей выходил прямо под правый край крепости. Там были столь совершенные строения, что Кегу было порой почти до слез жаль взрывать столь восхитительный образчик военной архитектуры.

Прямо над ними, метрах в тридцати, если в расчеты не вкралась ошибка, должны были находиться катакомбы крепости. Хотя ошибка была маловероятной, ведь всё делалось по наводке Обакса Закайо, помощь которого оказалась бесценной при проектировании туннеля. По слухам, в катакомбах жили призраки прежних комендантов крепости и охотились на тех смельчаков или глупцов, что осмеливались забрести в их владения. Кег совершенно искренне считал, что все эти россказни полнейшая бессмыслица, но он никогда не позволял себе открыто насмехаться над такими поверьями, находясь поблизости от Ока Ужаса.

Эти слухи упорно гуляли среди солдат, которые несколько последних месяцев были расквартированы в ответвлениях туннеля. Кег продумал все, он спроектировал в теле горы достаточное количество помещений, где могли разместиться воины в ожидании атаки. Когда Мастер Артиллерии проверял расквартированные войска, он не мог не замечать глухого недовольства среди солдат. Многие уже открыто роптали. Обычно он сдирал кожу с таких болтунов, но сейчас крутые меры уже не помогали — на краю гибели все прочие страхи отступали.

Тем не менее, все солдаты были обмундированы и вооружены и только ждали команды, чтобы начать штурм крепости из-под земли. Кег тоже хотел, чтобы схватка началась как можно быстрее. Его доспех от удушающей жары немного разладился и теперь гремел при каждом движении, как дырявое ведро. Его системы изо всех сил боролись с окружающей средой, чтобы поддерживать ровную температуру тела своего хозяина.

В туннеле стояла ужасная духота, Кег не ожидал, что на глубине будет настолько плохо. Но Мастер Артиллерии не придавал адским условиям большого значения. Он весь был в предвкушении скорого спектакля, где главную роль сыграет смерть.

Зубчатые стены башни пылали. Шквал артиллерийского огня буквально выкашивал ряды наступающих. Мобильные гаубицы беспрестанно лупили по поверхности гигантского ската, ведущего к стенам крепости. Эти орудия стояли на последнем внутреннем ряде бастионов и наполняли горячий воздух тучами снарядов.

Осаждающие гибли сотнями: их тела разрывало на части осколками, они падали вниз, не удержавшись на ногах после очередного взрыва, и разбивались о скалы. По приближающимся Титанам велся прицельный огонь фугасами.

Но Беросс не собирался отступать, сегодня он намеревался взять, наконец, эту крепость. Титаны Хонсю и пулеметные гнезда не прекращали своей смертоносной деятельности ни на секунду, нанося атакующим невосполнимый ущерб. Танки взрывались один за другим, потому что бронебойные снаряды сыпались как град с неба на колонну. Они легко пробивали верхнюю легкую броню, а потом взрывались внутри. Раненых безжалостно сбрасывали со ската. Гора мертвых тел внизу росла. Но сколько бы ни старались стрелки Хонсю, колонна не прекращала своего неумолимого движения.

Комендант крепости схватился за остатки парапета и смотрел на наступающую армию с выражением ужаса и облегчения на лице. Беросс занял более высокую позицию и с радостью использовал это преимущество, чтобы задушить выживших защитников крепости. Оникс был совершенно прав: им не справиться с этой армией обычными способами. Но Хонсю и не собирался использовать какие-либо стандартные военные приемы.

— Ну, давай же, будь ты проклят! — закричал он, и голос его слился с оглушительным крещендо. Комендант вглядывался в завесу дыма над полем битвы, но через едкий густой туман ничего не было видно.

Оникс наблюдал за Хонсю с все возрастающим недоумением, но, обладая железной выдержкой, не сказал ни слова. Помощник молчал, даже когда снаряды стали ложиться совсем рядом с ними. Свистящая шрапнель срикошетила от стены, и верный Оникс бросился к коменданту. Несколько осколков размером с обеденную тарелку пронзили его демоническую плоть, но не достигли хозяина.

— Оникс! — закричал Хонсю, резко поднимая полудемона на ноги. — Посмотри на армию Беросса и скажи, что ты там видишь.

Оникс, пошатываясь, подошел к стене и выглянул через кромку. Его зрение позволило четко различить картину сражения. Потоки огня и вспышки взрывов сияли как далекие галактики, но глаза полудемона легко преодолели расстояние и суматоху битвы.

Авангард армии Беросса уже вступил на плато, где возвышалась башня. Менее сотни метров отделяло их от последней линии бастионов, за которой ждала победа. Дредноуты ревели в боевой ярости, титаны шествовали, возвышаясь над полем боя, как реальные воплощения богов битвы.

— Беросс на крепостной стене, — отрапортовал Оникс. — Он будет здесь с минуты на минуту.

— Нет! Тракт! — прокричал в ответ Хонсю. — Что происходит в конце тракта?

— Я вижу танки, сотни танков! — рявкнул полудемон, но его было еле слышно в не прекращающейся ни на долю секунды канонаде. — Они собираются около входа в туннель, у основания склона, и просто ждут своей очереди, чтобы выдвинуться на нас.

— Отлично! — рассмеялся Хонсю. — О, Беросс, ты еще больший дурак, чем я думал.

Кориас Кег, донельзя довольный тем, что количество доставленной и разложенной под землей взрывчатки соответствует его указаниям до грамма, поспешил убраться подальше из подкопа под Халан-Гол. Дополнительная пара конечностей на спине Мастера Артиллерии разматывала катушку изолированного кабеля, укладывая его ровно и без разъединений. Кег в последний раз убедился, что все в порядке и идет согласно плану.

— Вот так, — пробормотал он себе под нос, не обращаясь ни к кому конкретно. Затем Мастер Артиллерии повернул к укрепленному бункеру, сконструированному исключительно ради этого момента.

Клешни пневмоконечности перерезали провода и перегнулись через плечи, чтобы передать ему в руки паяльник. Синхронные таймеры были согласованы с хронометром, встроенным в силовой доспех. Кег подсоединил конец кабеля к порту на груди между нагрудными пластинами. Мерцающий красный свет в его визоре превратился в желтый, а сам он почувствовал напряжение своего доспеха после того, как щелкнул переключатель.

Он открыл канал связи и произнес:

— Лорд Беросс, под землей все готово — взрывчатка разложена, система оповещения работает.

— Тогда взрывайте все прямо сейчас! — донесся сквозь помехи знакомый голос командира. — Мы уже почти на вершине тракта!

Кег позволил себе секунду промедления, наслаждаясь своим триумфом. Он дал оглушительной тишине окутать себя, перед тем как послать сигнал по кабелю.

Гора зашаталась от далекого удара, и тысячи тонн боезапаса сдетонировали. Казалось, весь Медренгард содрогнулся. Хонсю пошатнулся и почувствовал под ногами взрывную волну, прокатившуюся под землей. Высокая башня, что стояла на плато целую вечность, стала рассыпаться, как карточный домик.

По тому, как танки и даже один из Титанов Беросса стали слетать с тракта, можно было проследить ход взрывной волны. Кладка крепостных стен пошла трещинами, и тысячи атакующих воинов погибли, сорвавшись вниз, на рушащийся тракт. Затем стены стали рваться, как бумажные листы, и в дюжине мест образовались проломы.

Отголоски взрыва продолжали гулять по округе, сотрясая Халан-Гол до основания. И не успели затихнуть последние толчки, как Хонсю услышал глубокий ответный рев, словно крепость закричала, протестуя против такого насилия.

Халан-Гол был практически разрушен, но Хонсю не чувствовал ничего, кроме восторга. Вскоре рокот, что издавала обиженная крепость, тоже стал затихать.

— Теперь я достану тебя, Беросс, — прокричал Хонсю. — Железные Воины, готовьтесь!

Часть IV ВРАГ МОЕГО ВРАГА

Глава 18

Кориас Кег услышал громоподобный рев, заполнивший катакомбы, словно крик взбешенного божества. Мастер Артиллерии прижался к стене бункера, уверенный в том, что его постройки выдержат разрушительную волну. Было слышно, как жалобно застонали металлические распорки и скобы в туннеле, но Кегу не привыкать было превращать крепости в руины. За тысячи лет он поднаторел в этом ремесле и поэтому был спокоен.

Только когда к вискам прилила кровь, а визор вдруг заполнился красными иконками, он понял, что что-то пошло не так. Сначала раздался резкий хлопок, и по туннелю пронеслась волна сжатого воздуха — невообразимо горячего. Мастер Артиллерии выглянул из бункера, и тут его обуял животный ужас.

По туннелю перетекало мерцающее облако раскаленных добела паров, лижущих каменные стены. А вслед за паром с ревом катился оранжевый вал расплавленного металла. Следующим, что достигло сознания Кега, были крики солдат, в считанные секунды сварившихся в облаке пара.

Кег понял, что теперь все воины до единого обречены на гибель в подземной ловушке. Его система туннелей вышла не под склепы Халан-Гола, а куда-то еще. Но как такое могло случиться, если координаты, по которым определялось местоположение и угол наклона туннелей, пришли прямо от Обакса Закайо?..

В последние секунды своей долгой жизни Кег понял, что жестоко обманут и все его усилия оказались тщетны. Он развернулся, чтобы бежать, но даже Железный Воин не в состоянии обогнать миллионы тонн ревущего расплавленного металла, что вырвался из подземных кузниц Халан-Гола. Этот поток уничтожал все на своем пути и буквально растворял землю под трактом по мере своего продвижения.

Кег был сметен огненным потоком и за последние секунды своей жизни успел осознать весь ужас погибели. Эти несколько секунд ему подарил силовой доспех, который не сразу допустил кипящий металл до уязвимого человеческого тела.

Уриэль тоже ощутил безмерную силу подземного взрыва. Ударная волна пронеслась через все обозримое пространство и разбилась о крепость Халан-Гол. Скала, на которой стоял неприступный город, только покачнулась, а вот у подножия творился самый настоящий ад. Струи раскаленного оранжевого пара ударили смертоносными гейзерами из-под земли у основания горы. Их становилось все больше и больше, они вырывались одна за другой, и по их возникновению было видно, где под землей были прорыты туннели. Гигантский тракт разваливался на глазах.

— Именем Императора, что здесь происходит? — выдохнул Уриэль, наблюдая за тем, как медленно, но верно оседает верхняя часть ската. А потом она рухнула, потому что огромная земляная насыпь, которая поддерживала скат, была размыта стремительным потоком расплавленного металла.

— Контрмина? — предположил Пазаниус.

— Но она должна быть небывалой мощности, чтобы вызвать такие огромные разрушения, — сказал Уриэль, покачав головой.

— Император недоволен железными людьми, — прорычал лорд Бескожих, — он наслал на них кару небесную!

— Да, конечно, — согласился Уриэль, с опаской взглянув на окровавленную морду этого существа и чувствуя безмерное облегчение оттого, что Ваанес где-то отстал и не видит сейчас свирепого выражения, застывшего на физиономии монстра.

Отступники показали спину, презрев последнюю возможность искупить свою вину. Не сказав ни слова, Ваанес и два его Космодесантника покинули Ультрамаринов, как только отряд выбрался на поверхность. Уриэль смотрел, как они удаляются, с тяжелым сердцем. У него действительно болела за них душа, ведь они предали самих себя, предали саму суть Космодесантника. С другой стороны, он чувствовал облегчение оттого, что сам он с честью прошел это искушение ив его душе не оказалось никаких черных пятен.

По правде говоря, Ваанес сослужил ему хорошую службу в том плане, что высказался предельно откровенно. Возможно, это предприятие на самом деле было самоубийственным, может быть, они и правда все погибнут. А если заслуга состоит как раз в том, чтобы выжить? Много ли чести и славы в том, чтобы умереть?

Но Уриэль знал, что истинный воин Императора не должен бояться смерти, кроме одного-единственного случая — если она настигнет его до того, как Космодесантник выполнит свое задание.

Перед его глазами живо встала давняя, почти позабытая картина: Марнеус Калгар оглашает решение Совета Лордов относительно их с Пазаниусом судьбы. Как давно это случилось! С трудом верится, что где-то еще существует Макрэйдж! Но даже если они провалят задание и погибнут, их жизни будут принесены на алтарь чести Ордена.

Капитан стоял и смотрел, как уходят Ваанес и другие отступники. И с каждой секундой в нем крепла уверенность, что, несмотря на все опасности, он сделал правильный выбор.

— Когда мы будем сражаться с железными людьми? — спросил лорд Бескожих. — Веди нас в бой!

Первобытная свирепость и безжалостность лорда Бескожих напомнили Уриэлю о том, в какую сомнительную и рискованную переделку он попал. Не было никакой гарантии, что план, придуманный капитаном, сработает, и Уриэлю не хотелось даже думать о том, что произойдет, если Бескожие вдруг догадаются, что он, вовсе не посланник Императора.

— Скоро, — коротко ответил Уриэль и стал карабкаться по выщербленным скалам наверх, к сражению.

Хонсю быстро спустился по спиральной лестнице, ведущей с главной стены, думая о том, что справедливое возмездие наконец-то свершилось. Со всех сторон доносились яростные крики сражающихся и лязг боевых машин. Комендант крепости остановился около потрескавшихся барбаканов, зигзагообразно выстроившихся за главной стеной.

Дым валил из проломов, перекошенные главные ворота Халан-Гола висели непонятно на чем, а отряд взбешенных Дредноутов ломился в них. Лорд Хонсю увидел, что атаку возглавляет сам лорд Беросс, орудуя всеми своими конечностями на беду воинов, имевших неосторожность оказаться на его пути. Дикий, первобытный крик несся из поскрипывающего вокса. Хонсю, злорадно глядя на все это, улыбнулся, не скрывая своего приподнятого настроения. Он знал, что в этой битве Беросс не выживет.

Через полуразрушенные ворота было видно, как из-под растрескавшейся каменной кладки вырываются струи обжигающего пара. Это означало только одно — огромного тракта больше не существует, потому что река расплавленного металла испепелила под ним землю. Мощная механизированная колонна, что должна была поддержать наступление Беросса, была уничтожена в считанные секунды. Бойцы нашли свою смерть в реке кипящего металла и парах раскаленного воздуха — они попросту сгорели на бегу.

Фактически все запасы железа в крепости пошли в подземные кузницы, которые не прекращали свою работу ни на мгновение, чтобы обеспечить должное количество жидкой смерти для захватчиков. Хонсю ждал лишь момента, когда инженеры Беросса завершат подкоп под крепость. В том, что это произойдет, он не сомневался. Коварный комендант потирал руки в предвкушении того мига, когда эти глупцы проломят тонкую переборку между туннелем и резервуаром с расплавленным металлом, а не заброшенными катакомбами, как они ожидали.

Хонсю давно решил для себя, что столь легковерный Кузнец Войны не заслуживал права на жизнь, само его существование бросает тень на всех Железных Воинов. Поверить в то, что Хонсю не подозревает о предательстве Обакса Закайо, было верхом наивности. Но, с другой стороны, комендант был рад такой непроходимой тупости своего противника, потому что это, в конце концов, стало залогом победы.

Артиллерийский огонь и бомбежка не прекращались. Авангард армии Беросса, точнее, то, что от него осталось, прорвался в ворота. Сейчас шансы захватчиков и обороняющихся были равны, и теперь-то Беросс узнает, что бывает с теми, кто осмелится бросить вызов Хонсю.

Дредноуты атаковали защищенное мешками с песком пулеметное гнездо. Не обращая внимания на стрельбу, они разметали солдат, что попались им на пути. Но за орудийными точками стояли хорошо обученные отряды Железных Воинов, которые хладнокровно целились в плохо защищенные, зато хорошо известные места в броне машин и выводили их из строя одну за другой. Все чаще взрывались топливные баки Дредноутов, и вскоре дым заволок все поле боя так плотно, что сражающиеся с трудом различали своих и чужих.

Черная тень нависла над стеной крепости — это выживший Титан ухватился за край полуразрушенной стены и начал ее доламывать. Это было впечатляющее зрелище: его исполинские конечности двигались с убийственной точностью и завораживающей размеренностью. Куски размером с танк откалывались и летели вниз, унося с собой как нападающих, так и обороняющихся воинов. Каждый удар уносил жизни более чем дюжины людей.

— Железные Воины! — закричал Хонсю. — Настало время объяснить этим ублюдкам, кто настоящий хозяин Халан-Гола!

Бойцы взревели и кинулись за своим вожаком в сердце битвы. Солдаты Беросса, как убедился Хонсю, не посрамили свое звание воителей железа и отваги. Бойцы храбро шли вперед под непрекращающимся обстрелом и даже не нарушили строй.

В промежутке между разбитой огневой точкой, бункером и зубчатой стеной Хонсю организовал своеобразную арену смерти. Никто не мог пересечь это небольшое пространство и остаться в живых. Но у Железных Воинов Беросса не было пути к отступлению, а значит, не было и выбора. Им не оставалось ничего иного, как идти навстречу шквальному огню.

Главная стена все больше осыпалась, поскольку Титан не оставлял попыток пробиться во внутренний двор крепости. Те воины, которых он принес на себе, были уже внутри. Великан выпустил мощнейший залп с наплечной орудийной установки прямо по центру защитных укреплений Хонсю. Железные Воины, увидев образовавшийся от взрыва, кратер, приободрились и стали пробиваться вперед с удвоенной энергией.

Однако не успел Титан дать второй залп, как мощный взрыв снес пушку с его плеча, и полоса ослепительно белого света скользнула по панцирю. В дыму, по обе стороны от Титана появились два сходных по очертаниям силуэта. Это означало, что внутреннее святилище Халан-Гола больше не нуждалось в охране и две демонические машины вынырнули из дыма и деловито направились к месту жаркой схватки.

Последний Титан Беросса восторженно взревел, увидев таких достойных противников, и направился к ним, разворачивая все орудия и предоставляя Железных Воинов самим себе. Земля дрожала от величественной поступи этих тяжелых машин, и целые секции крепостной стены разваливались на куски, когда Титаны задевали по ним раскаленными добела лезвиями или визжащими цепными кулаками.

Все военные хитрости и уловки теперь уже ничего не значили. Исход этой ужасной битвы решался сейчас огнем болтера или ревущим лезвием цепного меча. Железные Воины сошлись в братоубийственной схватке, солдаты расстреливали друг друга в упор, рубились в беспощадном рукопашном бою — бой превращался в бойню.

По венам Хонсю разлилось свирепое и радостное возбуждение, он не мог не радоваться такой сече. Развернувшись на каблуках, он отрубил руку подвернувшемуся вражескому Железному Воину, вторым ударом снес голову с дымящегося саркофага Дредноута и пошел дальше, отыскивая новых врагов. Оникс следовал за хозяином, уничтожая всех, кто осмеливался приблизиться к коменданту крепости.

Когда Хонсю сквозь клубы дыма увидел устрашающий корпус Беросса, он громко прокричал:

— Оникс! Ко мне!

Уриэль знал, что у них осталось не так уж много времени. Битва кипела во всей своей жестокой красе, крики людей, грохот и лязг механизмов отдавались эхом в высоких горах. Ультрамарин карабкался вверх так быстро, как только мог, но казалось, что цель их напряженного марш-броска нисколько не приближалась.

— Двигайтесь! — кричал Ультрамарин. — Нам надо торопиться!

— Это вы медленные! Не такие быстрые, как я! — проревел лорд Бескожих.

— Согласен! — прокричал в ответ Уриэль. — Но мы не можем лезть вверх быстрее!

— Зато мы быстрее! — сказал лорд Бескожих и, подбежав, схватил его за запястья и закинул к себе на плечи. Теперь капитан путешествовал тем же способом, что полковник Леонид и Пазаниус.

Земля проносилась перед глазами Ультрамарина с тошнотворной скоростью, и он обнял как можно крепче липкую, блестящую плоть существа. Они приближались к стенам Халан-Гола каким-то невероятным галопом.

— Теперь мы пойдем еще быстрее, — пообещал лорд Бескожих. — Племя! Вперед!

Сотни красных бескожих существ наперегонки припустили за ним, а Уриэля вдруг пронзило острое чувство безысходности. Ведь очень возможно, что они галопируют прямо в разверстую пасть смерти… Но такую погибель они выбрали для себя сами!

Вглядевшись в силуэт крепости, еле видный сквозь дым, Уриэль подивился той разительной перемене в облике здания. Когда Халан-Гол впервые предстал перед глазами капитана, он казался совершенно неприступным, возведенным из гигантских каменных блоков и черного безумия. Непостижимым образом крепость вздымалась на такую высоту, что соседние горные пики казались рядом с ней невразумительными холмиками. Сейчас же нижние подступы выглядели как разоренный курятник, а верхние уровни, казалось, вот-вот должны были обрушиться.

Но после обрушения тракта стало очевидно, что Хонсю заставит захватчиков дорого заплатить за каждую пядь земли. Капитан не знал, что именно произошло с трактом, но с превеликим интересом наблюдал за тем, как посыпались с него люди и техника — словно исполинский зверь стряхнул мусор с загривка.

Пузырящиеся струйки оранжевой жидкости полились из разломов в скале и стали стекать вниз по склонам. Все это было похоже на начавшееся извержение вулкана. Огромное вязкое озеро расплавленного металла колыхалось у основания горы. Лава все прибывала.

Механизированные колонны, оказавшиеся в западне, в мгновение ока подхватил огненный поток. Уриэль видел, как горят и взрываются боевые машины, чьи экипажи гибнут в железных гробах, не имея возможности открыть мгновенно сплавившиеся люки, и заживо спекаются внутри.

Уцелевшие танки сталкивались друг с другом, отчаянно стремясь поскорее убраться подальше от огненного потока. Но результатом таких действий явились непреодолимые заторы, и вскоре запаниковавшее воинство было поглощено железной лавой. Сотни машин, так ни разу и не выстрелив по врагу, были уничтожены в считанные секунды.

— Нет, — прошептал Уриэль. — Нам определенно не удастся пробраться внутрь без боя.

Меж тем расстояние до крепости быстро сокращалось.

Огромные камни и куски плоти летали в воздухе вперемешку со шрапнелью и снарядами. Ожесточенная битва, развернувшаяся между Титанами, стоила Халан-Голу разрушений едва ли меньших, чем предыдущая осада. Еще один бункер разбит всмятку. Хонсю понимал, что тем или иным образом, но сражение вскоре выдохнется. Один из Железных Воинов противника выбросил чудовищный кулак. Метя в голову Хонсю. Комендант крепости успел пригнуться и нырнуть под руку противника, затем выхватил боевой топор и одним махом отсек врагу ноги.

Воин завопил и забился в конвульсиях, пытаясь унять кровь, хлынувшую из обрубков, но Оникс, недолго думая, снес ему голову. Полудемон попытался вразумить своего хозяина, но тот опять бросился в бой, выискивая своего главного врага. Однако Беросс заметил его первым.

— Ах ты, полукровка! — радостно взревел Дредноут, вздымая многочисленные конечности, вооруженные разнообразными средствами убийства.

Несмотря на то, что он больше не являлся воином из плоти и крови, Беросс не утратил своей легендарной свирепости, присущей ему при жизни. Саркофаг лорда аж искрился от дьявольской энергии.

Колоссальный Дредноут уперся ногами в землю и в мгновение ока выдвинул многоствольную крупнокалиберную пушку. Оникс бросился наперерез, диск орудия крутнулся по часовой стрелке, подавая снаряды в стволы. Полудемон успел застопорить барабан своими когтями, и его окатил сноп ярких искр.

Для такой огромной машины Беросс двигался на редкость проворно. Поршневой осадный молот хорошенько наподдал полудемону и отправил его по замысловатой траектории чуть ли не на другой конец крепости.

— Сейчас ты подохнешь, полукровка! — проревел Дредноут.

Чудовищный молот вознесся для следующего удара. Хонсю примерился, намереваясь нанести повреждения саркофагу Беросса, но толстая механическая рука, появившаяся из надежного укрытия в панцире Дредноута, отклонила удар, и в грудь коменданта уперся осадный бур.

Хонсю крутанулся вокруг своей оси, и кончик сверла оставил глубокие царапины на его нагрудной пластине. Но этот маневр дал Хонсю возможность нанести сокрушительный удар топором по ноге Дредноута. К его разочарованию, оружие с лязгом срикошетило от толстой брони, а по рукам Хонсю прошла болезненная дрожь.

Еще один взрыв сотряс Халан-Гол, и Хонсю сбило с ног ударной волной. Огромный Дредноут лишь слегка покачнулся, и гигантская когтистая ступня опустилась на землю в каком-то сантиметре от головы коменданта. На этот раз Хонсю повезло — он умудрился проскочить между ног бронированного чудища. Вокруг кипела жаркая битва — Железные Воины дрались с первобытной жесткостью.

Беросс резко нагнулся, и две его когтистые конечности с силой ударили по земле. Хонсю откатился, но когти Беросса зацепили его за доспех, отчего комендант потерял равновесие. Он почувствовал обжигающий удар по ногам и взревел от боли, когда Беросс схватил его за бедро манипулятором, усиленным резаками и сверлами. Сверло пронзило броню силового доспеха и достигло плоти. Хонсю упал на одно колено. Дредноут когтистыми лапами подцепил коменданта за наплечники и поднял все еще сопротивляющегося противника в воздух.

— Ты дорого мне обошелся, полукровка, но скоро все закончится, — пророкотал Беросс. — Твоя крепость теперь в моих руках, и уже ничто не сможет это изменить.

— Зря надеешься! — выкрикнул Хонсю, не оставляя отчаянных попыток вырваться из цепких объятий.

Но Беросс был не из тех, кто отпускает добычу. Тем более добычу, доставившую столько неприятностей. Дредноут направил сверло прямо в лицо Хонсю.

Комендант почти уже павшей крепости успел выбросить руку перед собой, чтобы предотвратить удар. Когда сверло коснулось переливающейся серебром руки, раздался жуткий скрежет и во все стороны полетели снопы искр.

Оба противника ожидали, что сейчас сверло пробьет руку, а затем и вскроет череп Хонсю, но серебристый металл вдруг превратился в вязкую массу, восстанавливаясь быстрее, чем Беросс разрушал его. Дредноут удивленно уставился на застопорившуюся дрель, и в этот момент полудемон в черном доспехе пронесся по воздуху, как снаряд, и приземлился ровно на верхний щит Дредноута.

Два бронзовых когтя легко вошли прямо в толстую броню Дредноута. Беросс взревел, руки его судорожно задергались и выпустили Хонсю.

Комендант откатился подальше от содрогающегося Дредноута и в тот же миг услышал жуткий грохот за спиной. Обезглавленная фигура последнего Титана Беросса проломилась через остатки крепостной стены, разбрасывая вокруг каменные глыбы и испуская ослепительные потоки плазмы. Один из его собственных Титанов, практически разорванный пополам, рухнул вслед за ним. Падение двух колоссов породило ударные волны почти такой же силы, как и при взрыве тракта. Оглушительный вопль, полный первобытного ужаса, вознесся к белому небу.

Тем временем Беросс изо всех сил старался избавиться от Оникса, что есть мочи лупцуя полудемона всем, чем располагал. Хонсю вскочил на ноги и схватил свой боевой топор, не собираясь упускать отличный шанс, подаренный верным телохранителем.

Комендант Халан-Гола бросился вперед и, пока внимание Дредноута было полностью сосредоточено на Ониксе, с размаху всадил топор в сочленение брони на ноге.

Воющая сталь, отравленная варпом, встретилась со старым металлом, выплавленным в незапамятные времена по давно уже забытым технологиям. Как подкошенный, великан опрокинулся на спину, а Оникс с присущей ему кошачьей грацией отпрыгнул от поверженной машины.

— Ну, давай, ублюдок, назови меня еще раз полукровкой! — прокричал Хонсю, запрыгивая на саркофаг и нанося сокрушительные удары мощным боевым топором. Древний металл не выдержал такого натиска и раскололся. Это был конец, потому что дьявольское лезвие добралось до сокровенных частей железного тела.

— Все еще думаешь, что ты лучше меня?! — орал Хонсю, не прекращая ни на секунду работать топором.

Беросс пытался освободиться, увернуться, но Оникс и Хонсю не дали ему такой возможности. Они ловко уворачивались от его неуклюжих выпадов и отрубали одну за другой конечности, что он выпускал из-под брони в надежде отвести или нанести удар.

— Ты ничего из себя не представляешь, Беросс, ничего! Ты понял?

Только неразборчивый шум вырвался из вокса Беросса, а Хонсю продолжая выкрикивать;

— Может, ты плохо слышишь меня из-за этих железок?

Хонсю испустил восторженный триумфальный крик над поверженным Кузнецом Войны, продолжая наносить мощные удары топором снова и снова. Он бил, не зная устали по ухмыляющемуся шлему саркофага, пока, наконец, не раздробил его.

В этот момент, впервые за несколько месяцев, стихли все звуки битвы — сражение прекратилось. Железные Воины двух армий застыли, наблюдая за разворачивающейся на их глазах драмой.

Хонсю встал на колени перед саркофагом Беросса и запустил целехонькую серебряную руку во внутренности Дредноута. Со свирепым рычанием, восторженно завывая, он нащупал что-то в мешанине из черной крови и раздавленных органов. Затем он воздел руки и прокричал:

— Ваш Кузнец Войны мертв!

В серебряной руке он держал развороченный череп и кусок позвоночника, из которого сочился спинной мозг. Арматура и сухожилия торчали из еще не остывшего трупа Беросса.

Воцарилась напряженная тишина, и Хонсю понял, что ему удалось напугать все это несметное воинство.

Это был большой риск, потому что теперь битва могла превратиться в самую настоящую бойню, в которой не будет выживших. С ревом, преисполненным ненависти, комендант Халан-Гола переломил, как тростинку, позвоночник Беросса и с силой бросил череп на покореженные останки Дредноута, что когда-то давали возможность жить славнейшему воину древности.

— Ваш Кузнец Войны мертв! — повторил Хонсю, отворачиваясь от останков. — Но вам необязательно погибать. Беросса больше нет, и на правах победителя величайшего воина я предлагаю любому его солдату, который пожелает, место в моей славной армии. Вы показали себя на редкость отважными бойцами, а мне нужны такие люди.

Ничто не нарушало гробовой тишины, никто не сдвинулся с места. Хонсю было подумал, что совершил фатальную ошибку.

Но вдруг воин в тяжелом силовом доспехе из каленого железа выступил вперед. Он нес черно-желтое знамя и с головы до ног был перепачкан в крови, а его доспех был испещрен зазубринами, царапинами и вмятинами. Сняв треснувший шлем, боец явил миру лицо, покрытое многочисленными рубцами и шрамами.

— А почему мы должны присоединиться к тебе? — прокричал он в ответ. — Может, ты и победил Беросса, но Торамино сотрет тебя и твою крепость с лица Медренгарда.

— Как твое имя, боец? — спросил Хонсю, спрыгивая с саркофага Дредноута и направляясь к Железному Воину.

— Я Кадарас Грендел, капитан армии лорда Беросса.

Приблизившись к окровавленному воину, комендант Халан-Гола внимательно всмотрелся ему в глаза и увидел в них дерзость и вызов.

— Да, — согласился Хонсю, повышая голос так, чтобы его могли слышать все воины из собравшихся на развалинах крепости. — Ты, может быть, и прав, Кадарас Грендел. Торамино достаточно силен и хорошо вооружен, чтобы разбить меня, с этим я не могу спорить. Но задайте себе один очень простой вопрос: почему до сих пор он не позволил пролиться ни капле крови своих воинов?

Хонсю повернулся так, чтобы его было хорошо видно и слышно, и продолжил обвинительную речь, размахивая окровавленным боевым топором в такт словам:

— Где был Торамино, когда вы сражались и проливали кровь, прорываясь сюда? Вы знаете, кто построил Халан-Гол, и вы знаете, что только самые лучшие воины могут взять эту крепость. Где был Торамино, когда вы сотнями умирали, штурмуя стены?

Хонсю видел, что его слова возымели именно тот эффект, на который он рассчитывал. Комендант учуял обжигающую волну адреналина, прокатившуюся по жилам бойцов. Он понял, что безошибочно сыграл на давней затаенной ненависти этих храбрецов, которым доставалась вся кровавая работа, к воинам Торамино. Те зачастую ничего не делали, наблюдая за тем, как гибнут их братья по крови и оружию.

— Торамино отправил вас на выполнение самой тяжелой и кровавой работы и смеялся, глядя, с каким рвением вы выполняете ее. Вы на самом деле думаете, что, одержав победу, получили бы Халан-Гол на разграбление? Вы ошибаетесь, Торамино предал вас точно так же, как Император предал Железных Воинов в древние времена. Вы хотите, чтобы с вами обращались как должно? Чтобы с вами обращались как с железными людьми?

— Мы и есть железные люди! — взревел Кадарас Грендел, и его крик тут же подхватили воины, стоящие вокруг.

— Тогда присоединяйтесь ко мне! — проревел Хонсю, крепко сжимая наплечник Грендела. — Присоединяйтесь ко мне и отомстите за такое предательство!

На лице Грендела сменяли друг друга надежда и подозрительность. Он с трудом совладал с собой, кивнул и произнес:

— Да! Торамино заплатит за это. Я и мои воины поступаем под твое командование.

Хонсю повернулся, встал рядом с Кадарасом Гренделом и взревел:

— Железо внутри!

— Железо снаружи! — грянули в ответ Железные Воины. Они скандировали эти слова снова и снова.

Хонсю знал, что теперь они будут сражаться за него до последней капли крови.

Уриэль видел, как рухнули два Титана, а через какое-то время, к его удивлению, битва затихла. Пал ли Халан-Гол или Хонсю отразил штурм? Понять, что произошло, можно было только взобравшись наверх.

Склон был настолько крут и опасен, что даже у бывалых Космодесантников захватывало дух от головокружительных прыжков Бескожих. Они стремительно поднимались по почти отвесным скалам, и Уриэль был готов поклясться, что ни один человек не смог бы повторить подобное. Сила его новых солдат была поразительной, а выносливость — поистине феноменальной.

В неожиданно воцарившейся тишине Уриэль смог расслышать далекие хлопки взрывающихся топливных баков танков, накрытых лавой у подножия горы, и более отчетливые взрывы детонирующих в пекле снарядов. Практически вся армия Беросса была уничтожена огнем и расплавленным металлом, поэтому в долине воцарились тишина и покой. Уриэль решил, что атака на крепость захлебнулась. Обычно воинов, сумевших пробиться в осажденную цитадель, ярость переполняла настолько, что рука об руку с победой шествовало полное безумие. Победители, как правило, вырезали подчистую население крепости, выплескивая накопленные за долгие месяцы осады ненависть и горечь.

Но тишина? Это было что-то новое.

Лорд Бескожих забрался на очередной выступ, раскачиваясь своим массивным телом взад-вперед над обрывом. Уриэль, вися на загривке огромного существа, смог, наконец, обозреть руины, в которые превратился Халан-Гол.

— Император, защити нас! — выдохнул Пазаниус.

— Штурм такой крепости не шутка, но чтобы такое… — добавил Леонид, когда сиамские близнецы, что несли его, расположились рядом со своим повелителем.

Славная армия Беросса полегла на подступах к многоступенчатой защитной стене, которая теперь представляла собой груды черных камней, которые торчали, как гнилые зубы из воспаленной десны. Плато было усеяно телами погибших. Некоторые были раздавлены в лепешку, других разорвало на части. Подбитые и подорвавшиеся на минах танки все еще чадили, как погребальные костры, время от времени ярко вспыхивая, когда из-за нестерпимого жара детонировали боеприпасы. Останки Титанов горели в невыносимом даже для глаз Космодесантников сиянии плазменного огня. Стволы артиллерийских орудий, почерневшие, оплывшие или расколотые, бессмысленно пялились в белое небо.

Даже если кто-то и продолжал вести наблюдение за этой долиной смерти и запустения, жирный дым и языки пламени давали достаточно маскировки для сильно разросшегося отряда под предводительством Уриэля.

— Кто победил? — спросил Леонид.

— Пока не ясно, — сказал Пазаниус, слезая со своего «скакуна» и идя вслед за Уриэлем по усеянному трупами полю. Он наклонился, поднял болтер, за который еще цеплялась чья-то оторванная рука, стряхнул конечность и протянул оружие командиру.

Уриэль хладнокровно проверил заряд и приказал:

— Подбирайте себе оружие. Полковник, берите все, что может пригодиться, сколько сможете унести.

Леонид выдернул из-под обломков сильно помятый, но все еще рабочий лазган, и снял с трупа поясной гранатный раздатчик. Когда он нагнулся за гранатами, его грудь пронзила невыносимая боль. Полковник зашелся в удушающем кашле, а вытерев рот, увидел на руках кровь. Но Леонид молча вытер ладони о когда-то небесно-голубую, а теперь грязную и рваную униформу.

Бескожие тем временем резвились на поле битвы, пируя на останках Железных Воинов. Они с довольным урчанием раздирали тела голыми руками, отправляя теплое мясо прямиком в пасть. Лорд Бескожих, утробно рыкая, содрал с трупа нагрудную пластину и вонзил челюсти в плоть. Хотя он терзал тело врага, Уриэль содрогнулся и произнес вполголоса:

— Не ешь это мясо! Не надо.

Но на морде вожака было написано, что он не просто слегка проголодался, а что ему жизненно необходимо подкрепиться. В его глазах прыгали веселые чертики. Такая легкая добыча, наконец-то можно полакомиться мясом своих заклятых врагов!

— Это мясо! Плоть, — пояснил он.

— Нет! — сказал Уриэль более настойчиво.

— Нет? — переспросил лорд Бескожих. — Почему?

— Оно испорченное. — Уриэль увидел, что существо находится в крайнем замешательстве, и добавил: — Оно плохое.

— Нет… хорошее, — упрямо мотнул головой лорд Бескожих, не отходя от свежевскрытого трупа Железного Воина. Грудная клетка была просто выломана, и внутренние органы воина вывалились в пыль.

Уриэль покачал головой:

— Если ты любишь Императора, ты не будешь есть это мясо.

— Люблю Императора! — взревел лорд Бескожих, и Уриэль вздрогнул от неожиданности. Крик этого существа был столь громким, что легко мог достичь стен крепости.

— Много мертвых железных людей, — прорычал лорд Бескожих недовольно. — Много мяса.

— Да, но мы пришли сюда не за мясом, — сказал Уриэль. — Мы здесь, чтобы убивать железных людей и матерей плоти. Так?

Лорд Бескожих, казалось, не собирался идти на попятную, но вдруг он с досадой оттолкнул истерзанное тело и прорычал:

— Убивать железных людей сейчас?

— Да! Убивать железных людей, — сказал Уриэль, встревоженный шумом машин, приближающихся со стороны крепости. — Но сначала нам надо добраться до сердца Халан-Гола.

Уриэль только еще искал глазами своих боевых братьев, а они уже бежали к нему, обвешанные ружьями, мечами и гранатами. Пазаниус сдернул болтер со своего плеча и передал его Уриэлю вместе с несколькими магазинами.

— Меня, честно говоря, задевает, что нам придется использовать оружие противника, — сказал Уриэль, вгоняя свежий магазин в болтер.

— Я думаю, в этом есть определенная военная романтика. Бить врага на его территории и его оружием, — сказал Пазаниус, одной рукой заряжая болтер.

— Что там за шум? — спросил Леонид, только сейчас обратив внимание на рокот машин, которые, объезжая воронки, выруливали на поле сражения.

— Вот наши входные билеты в крепость, — произнес Уриэль, махнув рукой на горы трупов вокруг, — Я хочу, чтобы вы спрятались среди мертвых Железных Воинов. Держитесь в пределах видимости друг друга, но прячьтесь среди мертвых.

Затем он повернулся к лорду Бескожих и поспешно сказал:

— Прикажи племени лечь рядом с мертвыми железными людьми. Понимаешь? Лежать с мертвыми.

— Лечь с мясом?

— Да, — подтвердил Уриэль. — Мы укроемся среди трупов и попадем вместе с ними туда, куда нам нужно.

Лорд Бескожих кивнул и отправился обходить племя, с хрюканьем указывая на груды трупов.

Когда Бескожие начали укладываться рядом с мертвыми Космодесантниками Хаоса, Пазаниус сказал:

— Ты знаешь, они будут поедать эти тела.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — ответил Уриэль. — Но уж с этим мы вряд ли сможем что-то сделать.

— Честно говоря, неисповедимы пути Императора, — добавил Леонид.

Уриэль старался отогнать мысли о каннибализме Бескожих, которые послушно устраивались среди мертвых Железных Воинов. Они довольно тщательно замаскировались по краям огромной воронки и стали ждать.

Укрывшись за телом Железного Воина, Уриэль наблюдал, как из клубов дыма, взрывая землю, вынырнули огромные машины. На покрытых ржавчиной бульдозерах развевались ненавистные флаги, на которых красовались восьмиконечные знаки Хаоса. Машины прибыли из зала Мортициев.

Прибыли, чтобы собрать с поля боя пищу для Демонкулабы.

Глава 19

Из продуваемых ветром черепов на Уриэля пялились пустые глазницы. Невидящие лица сохраняли выражение безмерного удивления. Как бы капитан ни повернулся, в набитом трупами контейнере невозможно было избавиться от преследующих его неисчислимых глаз смерти. Вместе с трупами демонические бульдозеры бесцеремонно забросили его в кузов грузовика. Ревущие машины столь слаженно выполняли свою страшную работу, как вряд ли получилось бы у людей.

Трупы наваливались на трупы, кровяные сгустки и внутренности плюхались на склизкое днище кузова. Уриэль изо всех сил старался пробраться наверх, чтобы не задохнуться и не быть раздавленным этой массой.

Он пытался половчее пробраться наверх, но в то же время остаться незамеченным. Ему приходилось вертеться вьюном, чтобы удержаться на поверхности и не обнаружить себя. Тяжелый, насыщенный запах крови бил в ноздри, скользкие тела всякий раз наваливались на него, когда грузовик подпрыгивал на неровной дороге. Уриэль перекатился на спину, высунул голову и получил, таким образом, возможность оглядеться. Уриэль отметил, что машина уже миновала держащиеся на одном честном слове остатки крепостной стены. Казавшаяся совсем недавно неприступной полоса заграждений была разрушена. Все, что попадало в поле зрения Уриэля, выглядело так, будто только что пережило орбитальную бомбардировку. Черный маслянистый дым вздымался в небеса, и капитан расслышал вдалеке истеричные голоса жрецов, распевающих псалмы.

Они проникли за стены Халан-Гола, и сейчас самым важным для них было остаться незамеченными, пока грузовики не доставят хитрецов обратно в мрачный зал Мортициев, к Демонкулабе.

На очередном ухабе окровавленный труп вдруг пошевелился и подмигнул Уриэлю, который еле сдержал крик омерзения и постарался ногой отпихнуть его подальше.

— Всемогущий Император, я думал, что мертвец ожил! — воскликнул взбудораженный Уриэль, узнав Пазаниуса.

— Пока еще нет, — с улыбкой ответил тот, выплевывая кровь.

— Где Леонид?

— Здесь, — раздался голос из другого угла кузова. — Клянусь чем угодно, эта автомобильная прогулка почти так же незабываема, как и путешествие по туннелям, переполненным мясорубками.

— Если я не ошибся, эти машины привезут нас туда, куда нужно, — сказал Уриэль. — Потерпите еще немного.

— Как ты думаешь, сколько нам придется тут сидеть? — спросил Леонид.

Уриэль покачал головой:

— Трудно сказать, но мне не кажется, что эти машины что-то задержит в пути. Думаю, ждать осталось не так уж и долго.

Леонид обреченно кивнул и прикрыл глаза, пытаясь отгородиться от устрашающих ухмылок мертвых физиономий.

На деле путешествие бульдозеров по запутанным внутренним улочкам Халан-Гола заняло около часа. Потом они долго тряслись мимо жутких жертвенных алтарей, что высились между темными бункерами. Когда, наконец, дорога нырнула в мрачные фабричные цеха, воины уже совсем потеряли чувство времени и пространства.

Вдруг огромная тень ворот железной башни, что высилась в центре крепости, накрыла путешественников, и они оказались в самом сердце логова Хонсю. Далекие удары и лязг работающих неподалеку машин наполняли темноту. Уриэль слышал гулкие шаги невидимых обитателей, вспышки болезненно-желтого света периодически били ему по глазам. Машины двигались по широкому туннелю, вырубленному в скале. Дорога освещалась неровным светом ламп, укрепленных на потолке.

Вскоре из общего шума крепости стали отчетливо выделяться глухие удары огромного сердца, становясь все громче и громче. Космодесантники прислушались к хорошо знакомым звукам. Эти удары невозможно было спутать ни с чем другим.

— Кровавое Сердце, — сказал Пазаниус.

Уриэль кивнул. Его мышцы напряглись, когда стали слышны клацающие шаги. Кто-то тяжело задышал совсем рядом с ним. Бульдозер с характерным лязгом состыковался со специальной платформой. Длинный силуэт нарисовался над кромкой кузова, и Уриэль поспешно закрыл глаза. Даже в таком освещении он узнал черты одного из Мортициев, с которым ему пришлось иметь дело.

Капитан замер, почувствовав, как металлические клешни шарят в кровавом месиве. Механические манипуляторы споро переворачивали тела в омерзительной жиже. Трупы перекатывались и противно хлюпали, а Мортиций, похоже, искал что-то особенное.

Уриэль застыл от ужаса и отвращения, когда когти сомкнулись вокруг его ноги и резко перевернули тело. Он сдерживался из всех сил, чтобы не выдать себя, пока в его плоть тыкали чем-то острым — видимо, брали на пробу.

Мортиций заклекотал и засвистел на своем непостижимом диалекте, возможно обращаясь к своему коллеге. Уриэль крепко зажмурился и сдерживал дыхание, пока бульдозер опять не отправился в путь. Он осмелился открыть глаза, только когда машина увезла его на приличное расстояние от чертова хирурга.

— Святой Трон! — шептал он всякий раз, как его начинало мутить при воспоминании о прикосновениях Мортиция.

Ужасное путешествие продолжалось. Теперь Космодесантники оказались в зале, где ужасный стук дьявольского сердца создавал ритмическую основу кошмарной какофонии звуков — омерзительный вой машин, треск ломаемых костей, хруст отдираемой плоти…

— Приготовились! — прошептал Уриэль. — Я думаю, мы на месте!

Пазаниус и Леонид кивнули, и вся тройка пробралась поближе к борту. Уриэль поднял голову и осторожно выглянул за край кузова. Как он и предполагал, они оказались вблизи огромной машины, что измельчала тела мертвых Космодесантников Хаоса и превращала их в генетическую субстанцию для кормежки Демонкулабы.

Но взгляд Ультрамарина сразу же оказался прикован к центру зала, где на трех толстых цепях над озером из крови раскачивалась туша Кровавого Сердца, могущественного пленного демона.

Уриэль с трудом отвел глаза от жуткого зрелища и увидел, что их грузовик является звеном длинной цепи. Извивающаяся колонна из красных от крови и ржавчины бульдозеров тянулась далеко в оба конца. Машины по очереди стыковались с железной платформой, возле которой вздымался огромный подъемный кран. Уриэль увидел, что эта очередь далеко не единственная, он насчитал еще более дюжины таких же платформ. Пульсирующие в едином ритме трубы разного калибра перекачивали, розовую, хрящеватую субстанцию из измельчителей к Демонкулабе. Уриэль почувствовал, как из желудка опять поднимается волна тошноты, невозможно было спокойно смотреть на то, какое богохульство совершается над священной волей Императора.

На платформе одетые в специальные вакуумные костюмы мутанты из обслуги всаживали острые крюки на длинных цепях в трупы, выгруженные из кузовов. Цепи перемещались по раме движущегося конвейера. Работники трудились слаженно и цепляли мертвые тела на крюки хорошо отработанными движениями. Было видно, что они занимаются этим далеко не первый год.

За конвейером Уриэль увидел крестообразную раму, похожую на дыбу. Это сооружение было расположено достаточно близко к перемалывающим жерновам. Кровь, которая лилась темно-бордовыми ручейками из-под своеобразной мельницы, стекала в специальные резервуары.

Уриэль не стал обращать на все это слишком много внимания, поскольку высматривал, нет ли поблизости одетых в черные робы монстров, что были мрачными владыками этого цеха. Он никого не заметил, поэтому перевалился за край кузова и аккуратно спрыгнул на влажную, вязкую землю.

Капитан легонько стукнул по кузову и скомандовал:

— Вылезайте!

Пазаниус спрыгнул вслед за ним и проверил болтер, чтобы оружие не подвело в решающий момент. Он зажал болтер коленями и только так сумел передернуть затвор. Леонид последовал его примеру и проверил лазган.

Затем, тяжело дыша, отважная троица припала к земле в тени кузова, решив немного отдохнуть и почиститься, насколько это было возможно.

— Итак, мы на месте, — сказал Леонид. — Что теперь?

Уриэль приподнялся и выглянул из-за грузовика.

— Наша главная задача — разрушить этот механизм. Если Железные Воины перестанут кормить Демонкулабу генетическим материалом…

— Хонсю не сможет воспроизводить новых Железных Воинов, — закончил за него Леонид.

— И больше не будут появляться на свет такие несчастные существа, как Бескожие, — добавил Пазаниус.

Уриэль кивнул:

— А затем, думаю, мы заберемся на платформу и начнем уничтожать Демонкулабу — сколько получится, — прежде чем до нас доберутся Мортиции.

Его товарищи помолчали некоторое время, обдумывая сказанное, пока Леонид не подытожил:

— Хороший план.

Уриэль широко улыбнулся в ответ:

— Рад, что вы одобряете.

Пазаниус положил болтер на землю и протянул Уриэлю единственную руку со словами:

— Не важно, что будет с нами дальше, и я не жалею ни о чем, что было в нашей жизни. Даже о том, что привело нас сюда, капитан.

Уриэль, тронутый словами старого вояки, крепко пожал руку Пазаниуса и сказал в ответ:

— Я тоже, мой друг. Не важно, что с нами было и что с нами будет, гораздо важнее то, что мы по-прежнему служим Императору.

— И это самое главное, — сказал Леонид. — Я бы очень хотел никогда не слышать об этой проклятой планете. Но я здесь, и моему пребыванию в этом чертовом месте скоро придет конец. Итак, чего же мы ждем? Начали!

Уриэль передернул затвор болтера и кивнул. Но прежде чем они успели предпринять хоть что-то, их оглушил жуткий, звериный вопль, на который сразу же откликнулось бесчисленное множество таких же душераздирающих криков. Отраженный от высоких сводов зала, этот боевой клич был многократно усилен эхом.

Уриэль вздрогнул от неожиданности, затем подпрыгнул, подтянулся на борту кузова и посмотрел, что происходит вокруг. Оказывается, лорд Бескожих выскочил из своего убежища в фонтанах крови и сразу, еще в прыжке, поймал одного из мутантов и разорвал его голыми руками.

Бескожие выпрыгивали из заполненных кровью и кишками контейнеров. Многие по ходу дела спешили дожевать куски мертвечины. Бескожие с остервенением набросились на мутантов, что закидывали плоть Железных Воинов в мясорубку. Монстры расправлялись с новообретенными врагами не хуже засидевшихся в засаде хищников.

Уриэль с восторгом смотрел, как огромные челюсти вожака смыкались на телах визжащих мутантов. Он легко раскусывал их надвое, не отвлекаясь более на рычание или боевые кличи.

Тот зверь, с которым Уриэль сражался около водопада, повыдергивал мутанту все манипуляторы перед тем, как закинуть жертву в окровавленные жернова дробилки. За несколько секунд Бескожие устроили самую настоящую резню. Увидев, что сталось с несчастными слугами Мортициев, Уриэль одновременно ужаснулся и пришел в восхищение от жестокости своих соратников.

— Вот дьявол! — выругался он. — Эти Бескожие, как всегда, вовремя.

— И что теперь? — спросил Пазаниус.

— Ну, это только вопрос времени, как скоро все это обнаружится. Ведь Мортиции придут сюда когда-нибудь с проверкой, так что нам надо спешить.

Уриэль покинул укрытие и бросился к ревущей машине, которая распространяла вокруг себя сильную ауру злобы и голода. Возможно, силы варпа вдохнули в механизм некое подобие души. Уриэль понимал, что чем быстрее они разрушат ее, тем лучше будет для всех. Уже на дальних подступах к машине самочувствие капитана резко ухудшилось. У него закружилась голова, а к горлу начали подкатывать знакомые рвотные позывы.

Леонида водило из стороны в сторону. У него опять открылся кашель с кровью. С адской машиной нужно было кончать как можно скорее.

— Уриэль, держи! — прокричал полковник, отстегивая гранатный раздатчик, который достался ему от безымянного бойца некогда славной армии Беросса.

Уриэль поймал раздатчик и рванулся к машине. На полном ходу он проскочил мимо подобия креста, на котором было закреплено нечто, похожее на конвульсивно дергающийся кусок мяса.

Он так и не понял, что зацепило его внимание и заставило присмотреться получше. Это был вовсе не кусок мяса.

Это был Обакс Закайо.

Ни одна струнка в душе капитана не дрогнула, когда он рассматривал полуживого предателя. Но при виде исковерканного тела Обакса Закайо невольно возникал вопрос: какие же исчадия варпа могли сотворить такое с другим живым существом? Железный Воин, точнее, то, что от него осталось, был прибит к перекладине. По его дрожащему подбородку змеились дорожки густой слюны, стекающей из уголков искривленных губ. К телу Обакса было подсоединено несколько трубок, по которым вводились какие-то химикаты.

— Святой Жиллиман! — прошептал Уриэль, и в это время Железный Воин, видимо почувствовав на себе взгляд, открыл глаза.

— Вентрис… — прохрипел он и с трудом втянул воздух для следующей фразы: — Убей меня. Умоляю.

В глазах несчастного затеплилась надежда, но капитану было не до него. Наблюдая, как Пазаниус старается выстроить Бескожих по периметру хоть в какое-то подобие боевого отряда, он вынимал из связки гранаты одну за другой. При его приближении машина истошно взвыла, маслянистый голубой дым потянулся из проржавевших решеток, окутывая все вокруг.

Тошнота и слабость вновь подкатили к горлу, но Уриэль подавил рвотные позывы и начал раскладывать гранаты около муфт, сцеплений и осевых креплений. Он даже забрался на машинный кожух, чтобы заложить несколько гранат в переплетение непрестанно пульсирующих труб. Он работал очень быстро, но внимательно, закладывая взрывчатку таким образом, чтобы машина была полностью разрушена и не подлежала бы восстановлению после взрыва. Все то время из глубин механизма исходил полный злобы и ненависти скрипучий рев.

Спускаясь, Уриэль увидел, что Леонид стоит напротив дыбы, направив взведенный лазган прямо между глаз Железного Воина.

— Давай! — всхлипывал сломленный Обакс Закайо. — Ну, давай же! Пожалуйста! Они скармливают меня по кусочку этой ужасной машине и заставляют смотреть на это.

Палец полковника уже опустился на спусковой крючок, но вдруг он с силой выдохнул и опустил оружие.

— Нет, — сказал Леонид. — С какой стати ты надеешься отделаться так легко после того, как замучил столько моих солдат до смерти? Мне доставляет наслаждение одна только мысль о твоих страданиях.

— Ну, пожалуйста, — продолжал умолять Обакс Закайо. — Я… я могу помочь вам уничтожить этого полукровку.

— Полукровку? — переспросил Уриэль.

— Хонсю, я имею в виду Хонсю, — тяжело дыша, пояснил воодушевленный Обакс Закайо. — Вы ведь хотите увидеть его труп? Я могу подсказать, как лучше это сделать.

— И как? — спросил Леонид, подходя ближе и приставляя дуло лазгана к щеке Железного Воина. — Ну, рассказывай!

— Только в том случае, если вы пообещаете убить меня, — с вожделением прошипел Обакс Закайо сквозь стиснутые зубы.

— Уриэль! — крикнул Пазаниус, с высоты кузова обозревавший окрестности. — Кажется, они идут!

— У нас нет времени на тебя, изменник, — бросил Уриэль. — Быстро говори, что знаешь!

— Поклянись мне, Ультрамарин. Дай слово.

— Хорошо, — кивнул Уриэль. — Клянусь, что скоро ты издохнешь, а теперь выкладывай!

— Кровавое Сердце, — начал Обакс Закайо, — это демон Повелителя Черепов, которого комендант-полукровка заточил в подземелье Халан-Гола и вспоил кровью псайкеров.

— И что Кровавое Сердце, по-твоему, может сделать с Хонсю? — требовательно спросил Уриэль.

— Ты что, вообще ничего не знаешь о своих врагах? — пробормотал Обакс Закайо. — Повелитель Черепов является проклятием псайкеров, а Кровавое Сердце съехал с катушек от такой грязной крови. Колдуны, подчиняющиеся Кузнецу Войны, пропустили мощную антимагию сквозь плененного демона и использовали его внутренние имматериальные энергии, чтобы возвести непреодолимый барьер вокруг крепости. И теперь ни один колдун не сможет подобраться к Халан-Голу в ближайшие десять тысяч лет!

Обакс Закайо закашлялся и спросил:

— Вы ведь исполните свое обещание, правда? Вы ведь положите конец моим страданиям?

— Да, — подтвердил Уриэль. — Продолжай.

Железный Воин кивнул и сказал:

— На службе у лорда Торамино состоят самые могучие маги в Оке Ужаса, но даже они не могут разрушить этот древний барьер. Вам надо уничтожить Кровавое Сердце, и чародеи Торамино разнесут это проклятое место до основания, не оставив здесь камня на камне.

Уриэль пристально посмотрел в глаза Обакса Закайо, силясь отыскать там хоть какой-то намек на ложь. Но Железный Воин пребывал уже за гранью добра и зла, и ему было не до мелкого жульничества. Он мечтал о смерти, которая оборвала бы его страдания. Не иначе как указующий перст провидения свел Космодесантников с изменником именно сейчас и именно при таких обстоятельствах. Надежда вспыхнула в душе Уриэля — кажется, открываются новые возможности для того, чтобы с честью исполнить задание Императора и разделаться с Омфалом Демониумом.

— Хорошо, — гнул свою линию Космодесантник. — Как можно справиться с ним?

— Штыри! — воскликнул Обакс Закайо. — Серебряные шила, что пронзили плоть демона и держат его прикованным над озером крови…

— А что с ними?

— Это могущественные артефакты, которые то ли были украдены из какой-то вашей недостаточно хорошо охраняемой часовни, то ли изъяты у тех, кто слишком много узнал о тайнах Хаоса. Это более чем материальные якоря. Вытащите или уничтожьте их, и это проклятое место и все, что связано с ним, канет в небытие!

Уриэль отошел от Обакса Закайо и вгляделся в темные своды зала над бурлящим озером, где висел огромный демон, страдающий от собственного безумия. Капитан заметил три блестящих штыря, что пронзали чешуйчатую кожу Кровавого Сердца. Каждый из них соединялся с цепью, вмурованной в каменную кладку стены.

Уриэль внимательно осмотрел цепи, на которых висел демон, и прищурился, прикидывая, где крепится ближайшая из них. Затем он повернулся к Обаксу Закайо, поднял болтер и произнес:

— Сейчас я убью тебя!

— Нет! — взволнованно вскрикнул Леонид, в глазах которого разгорался беспощадный огонь мщения. — Позволь мне, этого ублюдка должен казнить я.

Уриэль, пораженный жаждой возмездия, прозвучавшей в словах полковника, не стал спорить.

— Да будет так, — постановил командир. — Как только он умрет, поставь таймеры на гранаты и убирайся в безопасное место. Мортиции уже несутся сюда на всех парах, так что держись поближе к Бескожим. Они постараются защитить тебя, если ты будешь рядом, но твоей задачей будет задержать врага как можно дольше.

— Я все понял! — отрапортовал Леонид. — Будет сделано.

Уриэль молча кивнул и побежал к Пазаниусу. Леонид внимательно проследил за тем, как Ультрамарины, посовещавшись о чем-то, направились к железному пандусу, что вел в зал Демонкулабы.

— Приступай же, раб, — прошипел Обакс Закайо. — Вентрис приказал тебе убить меня.

Леонид медленно поднял лазган и выстрелил Обаксу Закайо прямо в живот. По помещению распространился тошнотворный запах горелого мяса, Железный Воин взвыл от нестерпимой боли.

— Еще раз, я еще не умер! Я еще жив, черт побери!

Леонид подошел поближе и плюнул в лицо предателю.

— Нет, — тихо сказал он.

— Но было же дано слово! — уже завизжал Железный Воин. — Вентрис поклялся!

— Это Уриэль дал тебе слово, не я, — отрезал Леонид. — Я хочу, чтобы ты как можно дольше мучился и сдох в страданиях, когда это чертово место взлетит на воздух.

Обакс Закайо всхлипнул и разразился проклятиями, но Леонид не внял его мольбам. Полковник хладнокровно взял одну гранату из тех, что Уриэль разложил на мясорубке, и сунул ее в карман своего кителя.

— Ты ведь не хочешь умереть от случайного взрыва, правда? — издевательски проговорил он, развернулся и ушел, не оборачиваясь.

Уриэль запрыгнул на пандус и побежал мимо Демонкулабы, собираясь как можно быстрее прекратить ее страдания. А быстрее всего получится тогда, когда за дело примутся враги Хонсю, давно мечтающие разобраться с ним. Ультрамарины направились к ближайшему креплению одной из цепей, удерживающих серебряный штырь в плоти Кровавого Сердца, а вместе с ним и магический барьер вокруг Халан-Гола.

Если им удастся выдернуть хоть один шип из плоти демона, это уже будет неплохо…

— Великий Император, даруй мне силу для выполнения воли твоей, — молился Уриэль на бегу, отслеживая направление цепи, что сковала демона.

Он увидел, что крепилась она на довольно большой высоте, над клетками с дьявольскими утробами. Когда Ультрамарины добежали до того места на платформе, что было точно под цепью, они услышали грохот взрыва и крики Бескожих, эхом отдававшиеся под сводами зала. Это взорвалась огромная машина-мясорубка, и сразу же все помещение наполнилось воем мутантов и Мортициев.

— Нам надо забраться наверх, — сказал Пазаниус. Уриэль кивнул и бросил взгляд на битву, кипевшую внизу. Там прыгали голубые дуги электрических разрядов и то тут, то там в воздух взлетали тела. Это обитатели мрачной пещеры сражались с Бескожими.

— Император с вами, — прошептал Уриэль, схватился за железные прутья одной из клеток Демонкулабы и начал подъем. Толстая цепь болталась над ними на высоте не менее десяти метров, и даже в мерцающем свете было видно, что она намертво приклепана к стене помещения.

— Подай мне руку, — дрожащим голосом попросил Пазаниус, когда Уриэль уже взобрался на клетку. Сержанту была невыносима сама мысль о том, что теперь, лишенный своей серебряной руки, он превратился в человека, которому постоянно требуется помощь.

Уриэль костерил себя на все лады — в пылу ему даже не пришло в голову, что его лучшему другу будет трудно вскарабкаться по вертикальным прутьям, управляясь только одной рукой. Оказавшись наверху, Уриэль с Пазаниусом осмотрели заржавевшие распорки и скобы. Они были вбиты в стену как раз под креплением цепи, скорее всего эти приспособления оставили после себя те, кто побывал там первым.

Вдруг капитан услышал жалобные всхлипывания какого-то страдающего живого существа. Он посмотрел вниз и сквозь решетчатую крышу клетки различил лицо плачущей Демонкулабы.

Уриэль склонился к ней:

— Я обещаю, что твои страдания закончатся очень скоро.

Глаза Демонкулабы медленно закрылись, и Уриэлю показалось, что она еле заметно с благодарностью кивнула уродливой головой.

— Во всей Галактике не наберется столько мук, которые должны претерпеть Железные Воины, чтобы искупить свою вину, — севшим от ярости голосом сказал Пазаниус.

— Да, — согласился Уриэль, — не наберется, но мы в любом случае постараемся, чтобы им пришлось несладко.

— Это уж точно, — подтвердил Пазаниус.

Снизу все так же неслись звуки ожесточенной битвы, а они продолжали нелегкий путь по стене. Подъем по скобам, выступающим из стены, сильно осложнялся тем, что некоторые из них под тяжестью воинов начали выламываться из крошащегося камня.

Но Космодесантники упорно приближались к тому месту, где цепь выходила из стены, и наконец, добрались до нее. При ближайшем рассмотрении цепь, с которой соединялся один из штырей, оказалась толщиной в руку Пазаниуса, а он был весьма крупным бойцом.

— Готов? — спросил Уриэль.

— Готов, — кивнул Пазаниус и плюнул на ладонь.

Оба Космодесантника споро взялись за шелушащуюся ржавчиной цепь и потянули ее изо всех сил, пытаясь выдернуть серебряное шило из тела Кровавого Сердца.

Тем временем Леонид истратил целый зарядник лазгана на подкрадывающихся мутантов, одетых в вакуумные костюмы, но они спрятались за рядами железных бочек с кровью. Лазерные сполохи прошили эти емкости, и ярко-красные струи захлестали на пол. Полковник знал, что не нанес большого ущерба этим тварям, но хотя бы заставил их держаться подальше. Леонид уже высмотрел ненавистного ему Сабатиера, который вел за собой армию рабов. Больше всего на свете полковнику хотелось сейчас засадить этой твари заряд между глаз.

Черт, как здорово опять в пылу битвы палить по врагам, вкладывая в каждый выстрел всю свою ненависть и горечь! Вокруг шла самая настоящая резня. Бескожие сражались со своими создателями и их рабами с первобытной жестокостью, выигрывая время, пока Ультрамарины будут крушить оковы Кровавого Сердца.

Лорд Бескожих непрерывно ревел, его огромные кулаки плющили неприятеля, как мошку. Одетый в черную робу монстр поднялся на своих пневматических ногах на приличную высоту над вожаком. Но другой Бестелесный — непонятное месиво из лап и ртов — набросился на монстра и с утробным рычанием вырвал все конечности без всяких видимых усилий. Мортиций забился в конвульсиях, а его убийца направился к следующей жертве.

Леонид перекатился к дымящимся останкам мясорубки, чтобы перезарядить оружие. Несчастный Обакс Закайо, все еще живой, закричал, увидев полковника:

— Убей меня!

Но Леонид был слишком занят сражением, что кипело вокруг, и не обратил внимания на страдальца.

Какими бы свирепыми ни были Бескожие, Мортиций практиковались в искусстве убивать на протяжении неисчислимых тысячелетий. Этого времени им хватило, чтобы уяснить: плоть уязвима, даже такая крепкая и сильная, как у Бескожих.

Вращающиеся лезвия в мгновение ока отсекали могучие конечности; отравленные дротики впивались в тела жертв, не понимающих, отчего вдруг стало темно в глазах.

Бескожие гибли один за другим, их трупы устилали поле сражения и сгорали в безжалостном огне, изрыгаемом разнообразным оружием.

Выглянув из укрытия, Леонид увидел Мортиция с огромными цепными пилами вместо рук, что поспешно улепетывал от лорда Бескожих. Но тот быстро настиг врага и одним движением оторвал человеческое туловище от механизма, позволявшего этой твари передвигаться.

Вдруг полковник засек еще одного мутанта, что сидел в засаде и выжидал удобного момента, чтобы броситься на вожака Бескожих. Леонид раскачал ближние бочки с кровью, опрокинул их и выпустил очередь из болтера.

Рука полковника была тверда, и голова Мортиция взорвалась, а бьющееся в судорогах тело упало на землю за спиной лорда Бескожих. Огромное существо моментально развернулось; его растерянность сменилась свирепой радостью, когда он понял, что враг мертв и кто его спаситель. Он заколотил кулаками до могучей груди и заревел:

— Ты в племени!

Леонид понимал, что вне укрытия ему придется туго, и поспешил убраться в свой угол, но было уже поздно. Он услышал за спиной торопливые шаги. Резко обернувшись, Леонид вскинул лазган и увидел с полдюжины рабов-мутантов, вооруженных дубинками и крюками. Железная булава полетела ему в голову, полковник попробовал увернуться, но не смог, и булава ударила его в висок.

Леонид выронил лазган. Мир вокруг него завертелся в безумном хороводе, а перед глазами вспыхнул ослепительный салют. Земля рванулась навстречу, и полковник сжался в ожидании последнего смертельного удара.

Что-то обжигающе-горячее и тяжелое пронеслась над ним, а потом лицо полковника обдало теплой кровью. Он открыл глаза и потряс головой, но тотчас пожалел об этом — в его черепе как будто подряд взорвалось несколько бомб. Лорд Бескожих возвышался над ним, его тело с рельефными мышцами было пронзено в нескольких местах длинными лезвиями и покрыто неисчислимыми ожогами от лазера. Вожак аккуратно опустился на колени рядом с Леонидом и помог ему подняться. Перед глазами ошеломленного полковника предстали тела покусившихся на него. Теперь они годились только на удобрения, хотя удобрять на Медренгарде было нечего.

— Благодарю тебя, — произнес полковник, вытирая кровь с головы и нагибаясь, чтобы поднять лазган.

— Ты — в племени, — повторил лорд Бескожих, словно это все объясняло.

Много Бескожих погибло, но выжившие сражались с еще большей жестокостью и азартом. Однако в зал прибывало все больше и больше врагов, и Леонид понимал, что Бескожие долго не продержатся.

Он посмотрел наверх, на наклонную платформу, и мысленно призвал Уриэля с Пазаниусом поторопиться.

Вены на руках Уриэля вздулись подобно стальным тросам, когда он схватился за цепь. Ультрамарины, зацепившись ногами за скобы, вбитые в стену, потянули ее изо всех сил.

Уриэль заставил себя не обращать внимание на боль, скрутившую тело. Ныла сломанная ключица, и болезненно пульсировало в раненом горле. Тысячи ссадин, ушибов, растяжений без поддержки силового доспеха заживали плохо и причиняли серьезное беспокойство.

— Ну, давай же, чтоб тебя разорвало! — костерил он цепь, вслушиваясь в страшные звуки битвы и зная, что Бескожие сейчас гибнут за его дело.

Не желая подвести соратников, он удвоил усилия. Рядом с ним Пазаниус, с которого градом катил пот, тоже тянул цепь изо всех сил. Сержант был намного сильнее Уриэля, но у него осталась только одна рука.

Они вкладывали в рывки всю свою ненависть к Железным Воинам — раз, еще раз!

Никакого результата. Уриэль взвыл от боли и разочарования, но все равно, надрываясь, продолжал тянуть. И цепь, наконец, подалась…

Оба Ультрамарина одновременно вскрикнули от радости и поднажали, чувствуя, как трещат сухожилия. Но они были готовы на любые жертвы, лишь бы выдернуть этот проклятый штырь.

Цепь внезапно ослабла, и Уриэля ослепила ярчайшая вспышка ослепительно белого света. Это серебряное шило наконец-то вышло из плоти древнего демона.

Существо с красной чешуей перекосилось на цепях, и оставшиеся два штыря вырвались из его тела. Снова по глазам Космодесантников резанула яркая вспышка, и они увидели, как Кровавое Сердце рухнул в озеро крови, подняв чудовищный фонтан. Багровые круги побежали по поверхности, демон скрылся в бурлящей крови, и Уриэль почувствовал, что круг, наконец, замкнулся и теперь все предопределено…

— Мы сделали это! — выкрикнул Пазаниус.

— Да, — согласился Уриэль, глядя, как из озера величаво встает демон. Кровавое Сердце выпрямился во весь рост, и на его мокрой от крови чешуе засверкали синие молнии. — Только я не совсем уверен, что мы сделали это не напрасно.

В это время в железной башне Оникс закричал, как будто внезапно получил смертельный удар в спину, упал на колени и закрыл голову руками. Серебряные глаза его засверкали пронзительной тревогой. Хонсю почувствовал неладное и поднял взгляд, недовольный тем, что его отвлекли от обсуждения с Кадарасом Гренделом плана битвы.

Но когда комендант Халан-Гола увидел лицо Оникса, он сразу забыл все свое раздражение.

— Что такое? — резко спросил Хонсю.

— Кровавое Сердце, — прошипел полудемон.

— Что с ним?

— Он на свободе… — выдохнул Оникс.

Глава 20

Кровавое Сердце запрокинул рогатый череп и издал безумный крик, полный невыносимой боли, страдания и безумия, вселивший в души всех живых существ невыносимый ужас. Озеро крови закипело, глаза демона вспыхнули белым огнем, в них засветилась древняя злоба.

Его кошмарная голова медленно повернулась. Кровавое Сердце внимательно осматривал помещение, словно видел его впервые. Вдруг из его тела вылетело несколько темных молний, которые потом вспыхнули красным.

Тело Кровавого Сердца была покрыто багровой чешуей, а по хребту спускалась густая грива спутанных волос. Огромные раны на спине, там, где Мортиции удалили крылья, источали красный пар — будто алые чернила растекались под водой.

Грудь чудовища тяжело поднималась, гулкое эхо его сердцебиения отражалось от стен зала. Демон одним резким движением вырвал трубку, прикрепленную к груди, по которой поступала питавшая его столько времени кровь псайкеров. Поток мутной жидкости хлынул в озеро.

— Жиллиман, защити нас, — выдохнул Пазаниус.

Чудовище стало вылезать из озера. Огромными шагами оно целеустремленно направилось к берегу. Его копыта высекали искры при соприкосновении с дном, и кровь при каждом шаге вскипала у его ног.

— Демон, — сказал Уриэль. — Один из падших принцев Хаоса…

— А нам-то что делать? — поинтересовался Пазаниус.

Уриэль вытащил энергетический меч. Огромный демон к этому моменту достиг берега.

— Готовить наши души к последнему пути, — просто ответил Вентрис.

Хонсю смотрел, как небо над крепостью заливается светло-голубым огнем. Столбы прозрачного голубого пламени окружали Халан-Гол, пронзая атмосферу планеты. В небесно-голубом пламени Хонсю мог видеть реализовавшиеся ночные кошмары. Танцующие в огне жуткие образы не оставляли сомнений — варп собственной персоной пожаловал в Халан-Гол.

— Что происходит? — требовательно спросил Хонсю.

— Башни! — ответил Оникс.

— Башни? Какие еще башни?!

— Те, что мы видели, когда делали вылазку в лагерь Беросса, — сказал Оникс. — Высокие железные башни, перенасыщенные магической энергией. Помните?

Хонсю кивнул, вспомнив мистические узоры и молящихся жрецов в золотых одеяниях, танцующих вокруг башен, приносящих кровавые жертвы. Он выкинул их из головы вскоре после вылазки, будучи уверенным в том, что сила Кровавого Сердца вполне может противостоять их магии.

Он повернулся к Ониксу, поднял топор и почти прокричал:

— Ты же сказал мне, что никакие чародеи нам не страшны, потому что им никогда не справиться с Кровавым Сердцем!

— Так и есть, но теперь он свободен и больше не держит границы Халан-Гола.

— Мы беззащитны? — спросил Кадарас Грендел.

Оникс покачал головой:

— Нет, крепость сама по себе обладает определенными магическими способностями и какое-то время сможет удерживать барьер. Но без поддержки Кровавого Сердца это только вопрос времени — в конце концов, маги Торамино пробьют нашу защиту и уничтожат Халан-Гол.

— Дьявол! — выругался Хонсю, махнув своим избранным воинам и направляясь к выходу из внутреннего кабинета. — Но как демон мог освободиться?

— Кузнец Войны приковал Кровавое Сердце тремя заговоренными серебряными штырями, так что освободиться он мог только с чьей-то помощью.

— Но кто бы посмел связываться с такой опасной штукой?

Хонсю резко вскинул глаза, на Оникса, когда тот предположил:

— Вентрис и его отряд?

— Ну конечно! — вскрикнул Хонсю. — Мне следовало ожидать подобное от Торамино. Он никогда ничем не гнушался, стоит ли удивляться, что он опустился до того, что нанял изменников. Он и Вентрис, наверное, спланировали все это. Освободить Кровавое Сердце, а потом разрушить Халан-Гол. Я скормлю этих ублюдков по кусочкам экзувиям!

— Торамино и не собирался гробить здесь своих воинов, — рявкнул Кадарас Грендел. — Он предпочитает загребать жар чужими руками.

— Да, — согласился Оникс. — Похоже на то.

— Сколько у нас времени до того, как упадет силовой барьер? — резко перебил их Хонсю, входя в кабину подъемника. Он хотел как можно быстрее добраться до зала Мортициев.

— Я не могу точно ответить на этот вопрос, — признался Оникс. — Но я уверен, что немного.

— Ну, тогда нам лучше поторопиться, — сказал Хонсю. — Я хочу убить Вентриса прежде, чем Торамино не оставит от Халан-Гола камня на камне.

Уриэль спрыгнул на наклонную платформу, что огибала пещеру. На бегу он активировал меч, лезвие сразу ожило и заискрилось. Пазаниус бежал рядом с ним, а в это время Кровавое Сердце вышел из озера, расплескивая вокруг себя кровь. Он был огромен, и его багровое тело излучало чудовищную мощь. Под чешуей змеились светящиеся вены. Демон присмотрелся к пропитавшейся кровью земле под ногами, заваленной трупами Бескожих, Мортициев и их слуг. По его грубому лицу пробежала злобная, плотоядная усмешка. Выжившие мутанты и Мортиции застыли, пораженные величием освобожденного демона.

Только Бескожие не растерялись — в силу неизощренности ума они были невосприимчивы к устрашающему облику темного принца. Но и они почувствовали сгустившуюся опасность, хотя и не имели ни малейшего представления о колоссальной угрозе, что нависла над ними.

Лорд Бескожих встал перед могущественным демоном, выпятив грудь, — он вызывал гиганта на бой. Кровавое Сердце посмотрел на него, как человек посмотрел бы на муравья. Лорд Бескожих взревел и шагнул к демону, но, прежде чем он успел хоть что-то сделать, Кровавое Сердце откинул его в сторону случайным взмахом чешуйчатой руки.

Вожак Бескожих врезался в стену пещеры с жутким хрустом. Уриэль подумал, что от удара такой силы бедный здоровяк, наверное, почувствовал каждую косточку в своем теле.

Когда Бескожие увидели, что их вожака так легко победили, они завыли и бросились врассыпную, подальше от ужасного демона.

Кровавое Сердце отвернулся от разбегающихся Бескожих, его сердцебиение стало медленнее, потому что кровь псайкеров больше не вливалась в него. Уриэль ощутил, как к нему понемногу возвращается обычное восприятие — удушающая нечувствительность заметно усилилась в ту секунду, когда он освободил демона.

Тут до Ультрамаринов добрался полковник Леонид.

— Я думал, что он исчезнет, когда из него вынут штыри.

— Я тоже так думал, — ответил Уриэль.

В этот момент Кровавое Сердце снова запрокинул рогатую голову и издал ужасный рев, который, казалось, уничтожил все прочие звуки мира. Дело было даже не в громкости, а в невыносимой тоске и неистовой ярости, что слышались в этом зове. Голос демона пронзил границы измерений, и его эхо навечно заблудилось в огромной пропасти, что разделяла вселенные.

Уриэль, как и все живые здесь, упал на колени, потрясенный до глубины души этим криком.

— Что он делает? — прокричал Леонид, когда рев затих.

— Варп его знает! — откликнулся Пазаниус.

Уриэль поднялся, все еще зажимая уши руками. Что-то в этом вопле-плаче взывало к Уриэлю, говорило об утерянных вещах, которые необходимо обрести вновь. Ультрамарин пытался осознать, что это было, глядя, как вращающаяся сфера черного света появляется в воздухе перед демоном.

— Это зов, — догадался Уриэль.

Пазаниус я Леонид посмотрели на него как-то странно, и в этот момент хрупкий покров действительности разлетелся с жутким треском, похожим на звук разрываемой плоти. Черные проломы разверзлись в стенах, открывая другие реальности. Воздух наполнился статическими разрядами, тучи ядовитых мух ворвались в пещеру из какого-то отвратительного зачумленного измерения.

Страшные знания потекли в мозг Уриэля, когда он смотрел в черную щель, разлом в реальности. Он видел целые галактики, где миллиарды душ скармливались Повелителю Черепов, Богу Крови.

— Император, помилуй, — всхлипнул Уриэль, чувствуя, что каждая из этих смертей становится занозой в его сердце.

Жизнь когда-то торжествовала в этих галактиках, но теперь здесь царила резня ради насыщения Бога Крови, чье настоящее имя шептал леденящий черный ветер из портала. Сила самого глубокого, самого темного красного… цель, воплощенная в одной-единственной руне и легенде о преданности… Кровь для Бога Крови… Хори… Хорн… Хорн…

Одинокий крик темной и окровавленной родной души, союз ненависти и смерти. Он вернулся эхом из портала, эхом настолько громким, что с потолка подземелья посыпались камни. А потом раздался ответный крик кровавого приветствия, вырвавшийся из луженой глотки Кровавого Сердца.

Из портала вырвался ослепительный свет, и закованный в силовой доспех воин ступил на затопленную кровью землю. Черный разлом плавно закрылся за вновь прибывшим, и существо, чеканя шаг, подошло к Кровавому Сердцу.

Прибывший по зову распространял вокруг себя мощнейшую ауру зла. Из-под забрала рогатого шлема лился болезненно-бледный свет, нечистый и оскверненный, расплескиваясь как прокисшее молоко. На наплечниках красовались эмблемы Проклятого Легиона Железных Воинов.

Воин Хаоса нес в руках огромный зазубренный клинок и пистолет с золотой гравировкой, и то и другое оружие несло на себе следы многочисленных битв. Уриэль откуда-то знал, что, мощные сами по себе, да еще и усиленные благодаря черной магии, эти два предмета были самыми совершенными орудиями убийства, какие только можно представить.

Вентрис краем глаза уловил неуклюжую фигуру, хромающую по коридору, ведущему в пещеру. Капитан, вглядевшись пристальнее, узнал отвратительного Сабатиера. Железный Воин в мгновение ока выхватил пистолет и выстрелил в нескладное существо.

Пуля вошла в грудь Сабатиера и вылетела из спины, оставив между лопаток огромный развороченный кратер. Мортиций тихонько хрюкнул и упал наземь. Уриэль пожалел, что эта тварь погибла так быстро и без особенных мучений.

— Мы не можем справиться с ними обоими, — прошептал Пазаниус.

— Да уж, — согласился Уриэль. — Но, может, нам и не придется. Смотри!

Облаченная в силовой доспех фигура опустилась на колени перед Кровавым Сердцем, но Уриэль видел, что это не просто выражение уничижительного поклонения. Демонический Железный Воин сложил оружие и развел руки в стороны. Вдруг каждое сочленение его доспеха засветилось кроваво-красным. Кровавое Сердце молча купался в этом свете.

— Я вернулся к тебе, — донесся высокий голос из-под тяжелого рогатого шлема.

Кровавое Сердце развел руки, повторяя позу воина, и, часть за частью, силовой доспех стал отсоединяться от коленопреклоненной фигуры и переплывать по воздуху к массивному демону.

— Да что же он делает, черт его побери? — не выдержал Леонид. По голосу было понятно, что он еле сдерживает панику.

— О нет! — прошептал Уриэль.

Он вспомнил легенду, что рассказывал ему Кровавый Ворон Серафис. Легенду о том, как Кровавое Сердце создал силовой доспех, в который вселил всю свою злобу, всю свою ненависть и все свое коварство. Этот доспех был настолько пропитан губительными энергиями, что любой, кто пытался хотя бы ударить по нему, падал замертво.

Железный доспех переплывал от странной фигуры, что уменьшалась с каждой утраченной частью. Несмотря на то, что Кровавое Сердце был намного крупнее этого воина, необъяснимым образом каждая деталь прилегала к мускулистой фигуре демона как родная. На этом волшебные метаморфозы не заканчивались, части доспеха меняли цвет и фактуру — железо превращалось в темно-желтую медь. Поножи и нагрудные пластины с легким позвякиванием встали на место, и наконец, дошел черед до оружия. Оно поднялось в воздух и тоже начало трансформироваться: пистолет и меч превратились в огромный боевой топор и плеть с тяжелой рукоятью.

Наконец невидимые руки сняли с головы воина шлем и водрузили его на огромный рогатый череп демона.

Там, где только что склонил колени огромный гигант в неуязвимом доспехе, сейчас стояла жалкая, неприкаянная фигурка женщины, одетой в грязную и основательно потрепанную форму Императорской Гвардии.

— Триста восемьдесят третий! — воскликнул Леонид.

— Что?

— Этот китель, — сказал Леонид, указывая на девушку. — Это униформа моего полка.

— Этого не может быть, — сказал Уриэль. — Здесь?

— Да я уж знаю форму своего полка, черт побери! — рявкнул Леонид. — Я иду к ней.

— Не будь дураком, — сказал Пазаниус, хватая Леонида за рукав.

— Нет! — запротестовал полковник, пытаясь сбросить руку Пазаниуса. — Ты не понимаешь, она, возможно, последний человек из Триста восемьдесят третьего. Мне надо идти за ней!

— Но ты погибнешь!

— Ну и что с того? Я все равно рано или поздно погибну! — закричал Леонид. — И если мне суждено окончить свои дни здесь, я хочу погибнуть вместе с однополчанином. Вспомни, что ты говорил, Уриэль! Мы не можем умереть своей смертью, но иногда нам дано выбрать место и время!

Уриэль кивнул, осознав, что чувствует полковник, он понял, какая безысходность терзает его душу.

— Отпусти его? — произнес капитан.

Пазаниус ослабил хватку на плече Леонида, и Ультрамарины смотрели, как полковник бежит к маленькой женщине и берет ее на руки. В этот момент витые, венчающиеся бронзовыми наконечниками рога срослись со шлемом демона, и его слияние с доспехом завершилось. Глаза Кровавого Сердца засияли новообретенной целью и осознанием происходящего, он поднял голову, втянул воздух и плотоядно улыбнулся. И в самом деле, он здорово проголодался.

— Псайкеры! — проревело адское создание, поворачиваясь к ряду саркофагов, что окружали озеро из крови.

Клетка подъемника быстро спускалась на нижние уровни Халан-Гола, древний механизм и магия были искусно скомбинированы таким образом, что спуск и подъем осуществлялись с невероятной быстротой. Но Хонсю знал, что все равно это недостаточно быстро. Волшебный барьер, что защищал крепость, еще удерживал напор магов Торамино, но комендант понимал, что это не продлится долго без поддержки Кровавого Сердца.

Его избранные воины, профессиональные убийцы, преданные ему больше, чем самим себе, сопровождали его в путешествии на нижние этажи крепости. Они были готовы уничтожить любого, кто представлял хоть малейшую опасность для хозяина. Оникс стоял чуть поодаль от остальных, прислонившись спиной к решетке лифта, его серебряные глаза померкли, и сияние вен стало менее заметно.

— Да что с тобой?! — не выдержал Хонсю, услышав очередной стон полудемона.

— Кровавое Сердце очень могущественный демон… — прошептал Оникс.

— И что?

— Он может уничтожить мою сущность, не моргнув глазом, — сердито проскулил Оникс, глядя тусклыми глазами в пространство. — И если он мне прикажет выполнить что-то, я не смогу противостоять его повелению.

— Ты хочешь сказать, что он в состоянии использовать тебя против меня? — спросил Хонсю.

— Да, — обреченно кивнул Оникс. — Он знает мое истинное имя.

Хонсю повернулся к Кадарасу Гренделу и сказал:

— Если это существо попытается причинить мне вред, убей его тут же.

— Понял, — отрапортовал Железный Воин, и на его исполосованном шрамами лице появился отблеск мыслительной деятельности. — Я еще никогда не убивал одержимого.

Хонсю посмотрел вниз сквозь решетчатый пол и не увидел там ничего, кроме непроглядной тьмы, с ревом несущейся навстречу.

Железная клетка так резко замедлила ход, что даже у привыкших к езде в ней воинов желудки подпрыгнули до горла. Лифт приблизился к платформе и состыковался с ней, издавая при этом жуткий лязг. Закопченная дверь открылась, но, прежде чем Хонсю успел ступить на платформу, его сбило с ног взрывной волной. Он почувствовал, как дрожит под ним каменная кладка, где-то далеко с грохотом обвалилась стена, этому гулу вторил низкий вой лазганов и рявканье болтеров. Но самым жутким в этой какофонии был приближающийся неведомо откуда скрежет металла о камень.

— Что за черт?! — закричал Хонсю, поднимаясь на четвереньки.

Оникс завизжал от боли и обхватил голову руками.

— Барьер рухнул! — проорал он. — О Боги Хаоса, барьер рухнул!

Хонсю резко вскочил и посмотрел наверх. Глаза его расширились от ужаса.

— Вон из подъемника! — заорал Хонсю и со всех ног рванул в глубину туннеля.

Он падал, поднимался и опять бежал. Когда комендант обернулся в очередной раз, то увидел камнепад — тысячи тонн булыжников пронеслись вниз по шахте. Большинство его воинов не рассуждая последовали за командиром, но некоторые оказались недостаточно расторопны. Обвал смял клетку подъемника, и сразу же по туннелю поползли клубы пыли — шахта была засыпана. Комендант упал.

Когда Хонсю пришел в себя и поднялся на ноги, он недосчитался половины своих воинов — они были погребены под тоннами камня и щебня.

Оникс стоял, пошатываясь, недалеко от Хонсю, за ним бдительно наблюдал Кадарас Грендел.

— Если барьер рухнул… — начал Железный Воин.

— Значит, Торамино начал атаку на крепость! — закончил за него Хонсю.

Когда прозвучали эти слова, Хонсю вдруг почувствовал себя невыносимо одиноким и осознал, что скорее всего это было началом конца. Ничто уже не спасет Халан-Гол от армии Торамино, и у него самого больше не осталось в запасе никаких тактических уловок, что переломили бы ситуацию.

Ничего больше не остается, кроме как отомстить со всей злостью и ненавистью, что накопились в его душе.

Если это все, что ему осталось… Ну что ж, да будет так.

Мести будет достаточно.

Уриэль втащил Леонида и женщину-гвардейца в маленький безопасный закуток, образованный парой труповозов. Капитан и полковник аккуратно прислонили девушку к огромному катку. Слезы радости текли по лицу полковника, он все твердил номер своего полка, снова и снова.

— Надо убираться! — уговаривал его Уриэль, понимая, что последнее дело сейчас оказаться на пути разгоряченного Кровавого Сердца. Могущественный, облаченный в доспех гигант развлекался тем, что выдирал псайкеров из их саркофагов, издевался над ними, насколько хватало его извращенной фантазии, затем убивал.

Он бродил по пещере, наслаждаясь ужасом перепуганных насмерть магов, упиваясь их страданиями, смакуя их страх, как дорогое вино.

— Псайкеры! — ревело чудовище. — Пища богов!

Уриэль отвел взгляд от этого зрелища и посмотрел на бледную, изнуренную женщину. У нее были длинные прямые волосы, спадающие спутанными прядями на лицо. Пережитый ею ужас дорого обошелся рассудку — женщина была явно не в себе.

— Все мертвы, все мертвы, все мертвы, все мертвы… — Она твердила только эти два слова.

— Кто она? — спросил Пазаниус.

Леонид потянул за цепочку, вытащил сильно проржавевшие медальоны из-под форменного кителя женщины и перевернул, изучая их при мерцающем бледном освещении зала.

— Ее зовут Ларана Уториан, лейтенант Триста восемьдесят третьего полка Джоуранских драгун, — гордо ответил полковник.

— Ты знаешь ее?

Леонид покачал головой:

— Нет, не знаю. На ее жетоне указано, что она из группы Тедески, батальон А. Он не любил, когда другие офицеры путались с его солдатами. Он был старой школы, понимаете ли.

— И как же она оказалась тут?

— Понятия не имею, — ответил Леонид, бережно придерживая женщину. — Возможно, Бог-Император смилостивился надо мной и не пожелал, чтобы я умер один, вдали от дома, и даже без всякого напоминания о нем.

Уриэль кивнул, встретив многозначительный взгляд Пазаниуса, и капитан покрепче взялся за рукоять меча:

— Да, возможно, ты прав, дружище. Если человеку суждено умереть, он должен сделать это среди своих друзей.

Мертвое белое небо лизали языки светло-голубого огня. Магические башни колдунов Торамино, понастроенные вокруг Халан-Гола, выпускали в небо мощные энергетические потоки. Скованные ранее противостоящей магией демона, они обрели свободу. Теперь Халан-Гол был беззащитен перед силами варпа.

Черные молнии срывались с небес, откалывая огромные куски от гор.

Вечно голодные твари варпа рыскали и парили на подступах к крепости, охотясь на летучих скатов, что кружили над верхушками самых высоких башен. Туман магических заклинаний окутал редуты и бункеры, которые Хонсю совсем недавно отстроил заново, отпраздновав таким образом победу над лордом Бероссом.

Но не только волшебные энергии атаковали крепость, неисчислимые артиллерийские батареи вели непрерывный огонь. Снаряды сыпались градом на Халан-Гол, разнося уже не столько бастионы, сколько саму гору.

Тысячи пехотинцев и свежая, отдохнувшая Великая рота Железных Воинов, которую вел сам Торамино, выступили на Халан-Гол. Крепость будет уничтожена в любом случае, что бы еще ни придумал коварный полукровка, как бы ни пытался сохранить свое логово. Торамино знал, что сегодняшняя атака будет завершающей и разрушит даже те уровни цитадели, что находятся под горой.

Приговор Халан-Голу был вынесен.

Тошнота стала уже привычной, и Уриэль перестал обращать внимание на выкрутасы своего желудка, но звон бьющегося стекла вдруг, непонятно почему, вызвал у него жуткий приступ головной боли и слабости. По всему телу прошла волна противной дрожи. Перед глазами встала до жути реалистичная картина: из пропитанной кровью земли прорастают белые изломанные кости.

Уриэль сморгнул, но стало только хуже, теперь в мозгу угнездилась дикая боль — как будто горячие иголки вонзались прямо в глазные яблоки.

— О нет, — прошептал он, осознав, что происходит. Леонид растерянно оглядывался по сторонам.

— Что это? — спросил Пазаниус.

Но ответить Уриэль не успел. Кровавое Сердце взревел удивленно и радостно — словно случилось что-то совершенно неожиданное, но от этого еще более приятное.

— Мой старый должок… — хрипло произнес демон.

Воздух в зале наполнился электрическими разрядами, резко запахло озоном и серой. Уриэль почувствовал, что его желудок решительно прорывается наружу, и капитан привалился к катку погрузчика. Зал Мортициев, казалось, движется…

Каменистая земля как будто стала мягче и теплее, вязкая красная жидкость просочилась на поверхность.

Уриэль посмотрел наверх, уже догадываясь, что именно он там увидит.

Прямо над ним багровело разорванное ярко-алое небо, грудились облака, похожие на раковые опухоли, кружились падалыцики, высматривая добычу.

Знакомый безумный крик отразился эхом не только от стен, но и в голове.

Бескожие костяные руки проросли из черной, тяжелой земли. Леонид зажмурился и просто молча сидел, прижав к себе Ларану Уториан. Рябь отраженного света дрожала на стенах зала, которые, казалось, растянулись и перестали быть твердыми. И наконец исчезло все, кроме зыбкой, шевелящейся тьмы и огромного портала, обрамленного безумными лицами.

Железнодорожные пути, покрытые кровью и ржавчиной, выбежали из туннеля, и потоки многоцветной субстанции поползли из разломов в стенах.

Омфал Демониум прибыл в Халан-Гол.

Глава 21

С жутким ревом, который, казалось, превращал все энергии и материи Вселенной в абсолютное зло, Омфал Демониум влетел в зал Мортициев. Подозрения Уриэля, что сидели занозой в его мозгу все это время, подтвердились.

— Он знал, — обреченно произнес Вентрис.

— Что знал? — прокричал Пазаниус сквозь грохот и вой дьявольского локомотива.

Уриэль быстро нырнул под погрузчик, когда красные щупальца дыма, которые были отличительной чертой саркоматов, проплыли мимо. Локомотив остановился с лязгом и шипением возле только что возникшей из небытия платформы.

— Он знал, что мы попытаемся обмануть его, — сказал Уриэль. Ему было тошно от осознания того, что его использовали. — Он с самого начала знал, что мы попытаемся уничтожить Кровавое Сердце.

— Тогда зачем он послал нас сюда?

— Потому что теперь тот самый энергетический барьер, о котором говорил Обакс Закайо, рухнул, что и дало возможность Омфалу Демониуму заявиться в крепость. Помнишь легенду, что нам рассказывал Серафис? Эти два демона — старые враги, а сейчас Омфал Демониум даст выход своей ярости за то, что Кровавое Сердце упек его в этот адский локомотив.

Пазаниус отвернулся от Уриэля и увидел, как Кровавое Сердце вышел из багрового озера — его кровавая расправа над несчастными псайкерами закончилась, и теперь ему предстояла битва со своим старым врагом. По корпусу локомотива запрыгали энергетические светлячки, броню обволокла красная дымка, и наконец открылась огромная тяжелая дверь. На платформу сошел Забойщик, исполненный чувства собственного достоинства. Пластины его железного доспеха блестели маслянистым глянцем.

Демонический Железный Воин был таким же огромным, как его запомнил Уриэль, и по-прежнему носил поверх доспеха заскорузлый, почерневший передник, заляпанный кровью. Черные рога, как корона, венчали его череп, и алебарда с железной рукояткой и широким лезвием, испещренным трещинами, царапинами, пятнами крови и ржавчины, была при нем.

Кровавое Сердце приветствовал Забойщика радостным ревом.

— Вот до чего ты опустился, — издеваясь, произнес он, — Носить тело собственного тюремщика?!

— Это была единственная живая плоть, что досталась мне! — рявкнул в ответ Забойщик. — Достаточно слов. Сейчас я тебя порву в клочья!

Кровавое Сердце отреагировал незамедлительно: он поднял свой топор, щелкнул кнутом и исторг воинственный клич. Красные щупальца тумана сплетали сложные узоры вокруг огромного Железного Воина, постепенно превращаясь в мертвую плоть, пропитанную энергией Имматериума.

— Саркоматы! — прошептал Уриэль, глядя, как из красной дымки возникают лишенные характерных черт безглазые лица. Эти твари когда-то запихнули их в дьявольский локомотив Омфала Демониума. Облаченные в бесформенные робы, вооруженные ножами, крюками и пилами, твари ожидали только приказа хозяина, чтобы пустить свои жуткие инструменты в ход.

Лица у этих созданий были красные и мясистые, совсем как у Бескожих, но если Бескожие обладали человеческими чертами хотя бы в зачаточном состоянии, саркоматы были полностью лишены их. Кожа на их безглазых лицах была небрежно заштопана грубыми стежками, из-за чего саркоматы не могли открыть рта, а только высовывали время от времени свои мерзкие узкие языки и пробовали воздух на вкус.

Уриэль думал, что Кровавое Сердце ответит что-нибудь на слова Забойщика, но, видимо, демон Бога Крови действительно решил перейти к делу. Кровавое Сердце еще раз щелкнул кнутом, и ядовитый кончик лязгнул по нагрудной пластине Забойщика, выбив искры. Железный Воин взвыл и, спрыгнув с платформы, бросился к Кровавому Сердцу. Тот подался навстречу, столь же страстно желая этой битвы и два могущественных существа сошлись в ближнем бою, окруженные сиянием потревоженных энергий варпа.

Копившаяся многие тысячелетия ненависть нашла, наконец, выход. Земля тряслась и корчилась, как раненое животное, но — Уриэль вдруг понял это — не только потому, что два демона устроили тут дебош. Сквозь рев и лязг Ультрамарин услышал низкий гул и грохот далеких взрывов. Он улыбнулся сам себе, когда осознал, наконец, что происходит.

— Халан-Гол бомбят, — прокричал он.

Пазаниус не сразу поверил:

— Я не могу представить себе бомбардировку, ощущаемую на такой глубине. Ну, если она не орбитальная.

— Так оно и есть, — согласился Уриэль. — Торамино, думаю, уже снес крепость и теперь крушит гору.

В этот момент сцепившиеся демоны рухнули в озеро крови. Фонтан ударил в потолок зала Мортициев, а потом пошел кровавый дождь. Демоны продолжали увлеченно молотить друг дружку, не замечая ничего вокруг.

— Пошли! — выкрикнул Уриэль. — Нам надо выбираться отсюда. Скоро армия Торамино не оставит от этого места камня на камне. А еще мне не нравится здешнее общество.

— И куда мы пойдем? — спросил Пазаниус, стряхивая с волос каменную крошку, что непрестанно сыпалась с потолка вместе с довольно увесистыми обломками.

— Куда угодно, лишь бы подальше, — сказал Уриэль. Потом он кивнул в сторону туннеля, что вел к лифту, на котором их доставили сюда из покоев Хонсю. — Если подъемник все еще работает, мы можем вернуться туда, куда нас принес демон с серебряными глазами. — Капитан встал на колени рядом с Леонидом и сказал: — Мы выдвигаемся, полковник. Пойдемте.

Леонид посмотрел на него сквозь слезы снизу вверх, и Уриэль понял, что выносливости и сил у полковника почти не осталось. Леонид устало покачал головой и сказал:

— Нет. Вы идите. Я останусь здесь с Лараной Уториан.

Уриэль затряс головой и закричал:

— Мы не оставим вас здесь! Космодесантник никогда не бросит брата по оружию!

— Я тебе не брат по оружию, Уриэль, — устало проговорил Леонид и закашлялся. — Даже если мы с ней и выберемся из этого места, нам не протянуть и нескольких дней. Рак. Мы ведь были в плену. Здешние жрецы… Это сильнее нас.

Уриэль положил руку на плечо полковника, понимая его правоту, но ненавидя себя за то, что принял решение Леонида.

— Император будет с вами, — сказал Уриэль.

Полковник склонил голову, посмотрев в лицо Лараны Уториан, и улыбнулся:

— Я думаю, что он уже с нами.

Уриэль почувствовал ком в горле и отвернулся от Леонида.

Пазаниус сказал:

— Легкой вам смерти, полковник. Если мы выживем, то я обязательно зажгу свечу, чтобы ваша душа легко нашла дорогу домой.

Леонид ничего не ответил, баюкая безвольное тело Лараны Уториан. Она иногда слабо улыбалась.

Все слова были сказаны. Ультрамарины короткими перебежками направились к туннелю. А два сражающихся демона крушили пещеру, где много веков властвовали Мортиции.

Полковник Михаил Леонид и лейтенант Ларана Уториан ждали смерти.

Пазаниус вздрогнул, когда каскад камней рухнул рядом с ним, лишив воина равновесия и ослепив его взметнувшейся пылью. Он закашлялся и потерял из виду Уриэля, потому что все вокруг скрылось за клубами плотного дыма.

— Здесь! — выкрикнул Уриэль, и Пазаниус пошел на голос друга.

Он споткнулся обо что-то и, падая, выбросил вперед руку. Но упал плашмя, потому что осознание того, что руки, на которую можно было бы опереться, больше нет, пришло слишком поздно. Он почувствовал себя полным дураком и даже усмехнулся, а потом увидел, обо что он запнулся.

Скорчившийся от боли Сабатиер ужасно страдал, но заставлял себя ползти к более безопасному месту. На его спине зияла чудовищная рана, но крови не было. Пазаниус своими глазами видел, как это существо появилось на пороге и как в него выстрелили, но ничуть не удивился его живучести. Ваанес ведь тоже сломал ему шею, как сухую ветку.

Но бывший Ворон не зря старался — из-под рваной кожи на шее торчал сломанный позвоночный столб. Пазаниус слегка пнул омерзительную тварь, она заскулила и тихонько завыла.

— А ты сейчас не такой важный, не так ли? — произнес Пазаниус.

— Оставьте Сабатиера! Он не причинил никому вреда.

— О не-ет, — протянул Пазаниус. — Он просто злорадствовал, когда моих друзей свежевали, как скотину на бойне.

Сержант прижал коленом грудь Сабатиера. Одним своим весом Пазаниус мог проломить ребра чудовищу. Сдавленный хрип вырвался из горла полумертвого создания, но разозленный Ультрамарин не испытал ни малейших угрызений совести. Космодесантник хорошо помнил, как эта тварь язвительно комментировала страдания и гибель братьев-Космодесантников. Крепко прижимая Сабатиера к земле, Пазаниус схватил его за горло единственной рукой и сжал изо всех сил. Затем рванул. Сержант услышал хруст рвущихся сухожилий, и оторванная голова оказалась у него в руках. Ультрамарин с омерзением отбросил ее, рот Сабатиера все еще открывался и закрывался, но не издавал ни звука.

Пазаниус не знал, убил ли он таким образом Сабатиера, но ему уже было все равно. Он отомстил, и этого было достаточно. Сержант встал и сплюнул на неподвижное тело, затем хорошенько попрыгал на нем, превращая его кости в крошево. В довершение он с превеликим удовольствием пнул голову Сабатиера так, что череп раскололся о стену. Даже если Сабатиер и переживет все это, у него не будет тела, в которое можно вернуться.

— Что это было? — спросил Уриэль, появляясь из облака пыли.

— Да ничего, — спокойно ответил Пазаниус. — Просто мусор.

Леонид легонько шлепнул Ларану Уториан по щеке, пытаясь привести в сознание, и от этого движения горячая боль, что росла в нем с того момента, когда его взяли в плен на Гидре Кордатус, послала в живот еще один обжигающий спазм. Полковник знал, что у него осталось не так много времени — рак проник уже во все клетки его тела, — и, глядя на Ларану Уториан, он понимал, что ей отпущено не больше.

Они были последними из Триста восемьдесят третьего, и тот факт, что они погибнут не поодиночке, облегчал страдания полковника. Он стал вспоминать воинов и воительниц своего полка, которые сражались вместе с ним, стоя плечом к плечу в бою за цитадель. Они были великолепны. Кастелан Ваубан, отважный и благородный воин. Пиег Андерс, Гуйнар Тедееки и Морган Кристиан. И незабываемый гвардеец Хаук, лучший солдат своего полка, чья непоколебимая смелость не раз спасала всем жизнь.

Они все были мертвы, и скоро Михаил и Ларана присоединятся к ним.

Полковник Леонид поднял взгляд, услышав свистящее шипение, и глубоко вздохнул, глядя на сражение двух демонов. Они все еще бултыхались в кровавом озере, оба были изрядно помяты, но азарта не утратили. Демоны месили друг друга, а заодно все, что попадалось под руку. Хотя, казалось, в зале Мортициев уже нечего разрушать. С потолка пещеры все еще падал кровавый дождь, обломки и камни.

Кровавое Сердце пошатнулся от удара, который нанес Омфал Демониум… Забойщик… Леонид не был уверен, что понимает различие между этими двумя сущностями, да, впрочем, и не стремился к этому.

Демонический Железный Воин рубанул своей длинной алебардой по плечу принца Хаоса, отбросив его назад на обломки разделочных столов и бочек. Однако он не спешил закрепить успех. Леонид увидел, как Забойщик повернулся и осмотрел зал Мортициев.

Нет, Ультрамарины, вы так просто не избежите моей мести…

Леонид закричал от неожиданности, услышав завораживающий, пугающий голос в своей голове.

Саркоматы будут целую вечность пировать над вашими душами…

Леонид увидел, как восемь демонов, что прислуживали Забойщику, опять растворились и превратились в легкие облачка дыма, а через минуту красные щупальца тумана бросились, рассекая воздух, за Уриэлем и Пазаниусом.

— Нет! — в бешенстве закричал Леонид. — Они вам не достанутся!

Саркоматы проигнорировали его крик, спеша исполнить повеление хозяина, но полковник вспомнил о голоде, что вечно терзает этих тварей. Леонид дернул протертый до дыр воротник кителя и проржавевшими медальонами Лараны Уториан резанул прямо по раковой меланоме, что бугрилась на пульсирующей артерии.

Зараженная кровь залила всю шею, заструилась с ключицы на грудь. Полковник почувствовал ее неприятный, нездоровый, отдающий медью запах и прокричал:

— Сюда, вы, демонские отродья! Ведь вы этого хотите, не так ли?!

Дымчатые кометы, в которые превратились саркоматы, заложили крутой вираж, развернулись и бросились к полковнику, учуяв вожделенный запах крови больного тела — для этих демонов не было ничего слаще.

Полковник Леонид выронил медальоны и слегка отодвинул от себя Ларану Уториан, чтобы достать из нагрудного кармана…

— Все мертвы, все мертвы, все мертвы, все мертвы… — шептала Ларана.

— Да, — согласился Леонид, спокойно улыбаясь. — Все мертвы.

Красная дымка окутала их, влажная, липкая, потом в мгновение ока из нее материализовались саркоматы, обезумевшие при виде такого деликатеса, как отравленная раком кровь.

Когда демоны начали рвать его плоть, отважный полковник закричал в голос от невыносимой боли. На один только миг его взгляд встретился с глазами Лараны Уториан, и Леонид увидел проблеск вдруг вернувшегося к ней разума.

Она улыбнулась ему и кивнула.

Большим пальцем Леонид выдернул чеку из гранаты, которую забрал с мясорубки, потому что она лежала слишком близко от Обакса Закайо.

Через долю секунды два гвардейца и восемь саркоматов скрылись в ослепительно белой вспышке мелта-взрыва.

— А здесь нет выхода, Вентрис, — сказал Хонсю, поудобнее перехватывая свой боевой топор и расчищая вокруг пространство для битвы.

Комендант Халан-Гола и два десятка Железных Воинов выбежали из туннеля как раз в тот момент, когда Ультрамарины добрались до него. Уриэль увидел, что обойти их никак невозможно. Среброглазый полудемон, что именовал себя Ониксом, держался немного поодаль от других Железных Воинов, двигался он весьма неуверенно.

Железный Воин с лицом прирожденного убийцы стоял рядом с ним, его болтер был снят с предохранителя и направлен на полудемона.

Пещера продолжала рушиться, поскольку два демона не прекращали драки, но около входа в туннель было на удивление спокойно. Как будто Вселенная делала глубокий вдох и ожидала последнего акта этой страшной драмы.

— Все кончено, Хонсю, — сказал Уриэль. — Твоя крепость пала.

— Я могу отстроить новую. — Комендант пожал плечами. — Все равно эта не была моей в полном смысле этого слова.

— Ты прав. Но теперь даже она принадлежит Торамино! — выкрикнул Пазаниус.

— Точнее, ему принадлежит то, что останется после работы его волшебников и артиллерийского обстрела. Думаю, ему достанется лишь кучка щебня, — сказал Хонсю.

Железный Воин указал на уродливое кроваво-красное небо там, где раньше были пыльные своды зала Мортициев:

— Скажи мне лучше, это тоже твоя работа, или здесь потрудились маги твоего хозяина?

— Моего хозяина?

— Да ладно, Вентрис! — рассмеялся Хонсю. — Время игр давным-давно прошло. Торамино!

— У нас нет другого хозяина, кроме лорда Калгара и Императора, — спокойно ответил Уриэль.

— И не надоело тебе чушь молоть? — Хонсю грустно вздохнул. — Ну и ладно, это уже не важно, потому что сейчас все закончится.

— Да, — согласился Уриэль, поднимая меч. — Все закончится твоей смертью, изменник.

— Возможно, но ты последуешь за мной в ад сразу же. Нас разделит только один удар сердца.

Уриэль покачал головой:

— Это действительно уже не важно. Оглянись вокруг. Но я буду сражаться с тобой и убью тебя. Этого мне будет достаточно.

— Сражаться со мной? — удивился Хонсю, махнув рукой своим воинам. — Ты искренне считаешь, что я собираюсь, драться с тобой один на один? Мы превосходим вас в соотношении ровно десять к одному! С чего ты решил, что я дам тебе шанс скрестить наши мечи?

Железные Воины окружили Ультрамаринов и ждали только команды хозяина.

Пазаниус подошел поближе к Уриэлю и сказал:

— Ты берешь тех десятерых справа, а я примусь за тех десятерых слева.

Уриэль нехорошо улыбнулся и встал спиной к спине со своим старым, проверенным боевым братом.

— Отвага и честь, мой друг, — сказал Уриэль.

— Отвага и честь, — откликнулся Пазаниус.

Два Ультрамарина собирались дорого продать свою жизнь, а Железные Воины подняли болтеры.

Кровавое Сердце упал на колени, алебарда Омфала Демониума обрушилась ему на загривок, точно между сочленениями доспеха. Темный ихор пролился на древние латы, силы покидали демона с каждой каплей крови. Он и так был слишком ослаблен длительным заточением в донжонах Халан-Гола, это отняло у него очень много жизненной энергии. От следующего удара, который пришелся по груди, Кровавое Сердце перевернулся в воздухе и перелетел через всю пещеру.

— Вечность ожидает тебя! — взревел Омфал Демониум. — Век, проведенный в огне, ничто по сравнению с теми страданиями, что тебя ожидают!

Кровь и каменная крошка падали со стен непрекращающимся дождем.

— Ты не можешь уничтожить меня! Я — Кровавое Сердце.

Омфал Демониум подбежал к нему, его глаза горели свирепой ненавистью и жаждой мести. Кровавое Сердце вскочил на ноги и хлестнул противника плетью. Удар пришелся по виску Забойщика, и воздух разорвал рев безумной боли. Поток черной крови хлынул на землю.

Кровавое Сердце побрел, пошатываясь, к озеру, чтобы прийти в себя. Он окунулся в кровь, чувствуя, как бодрящая жидкость проникает в его имматериальную плоть, вливая в него новые силы. Но подпитка оказалась скудной — застоявшаяся, засоренная отголосками энергии физических тел псайкеров. Этого может не хватить для победы над врагом.

Омфал Демониум пошел вслед за ним, и память Кровавого Сердца разразилась криками и кровавыми образами, несмотря на то, что дар вызывать их самостоятельно у демона почти иссяк. Безумие, овладевшее им в заключении, лишило его ясности мыслей. В сознании жила только одна идея, которую было невозможно искоренить ничем: желание крови, непреодолимая страсть, необходимость, жажда!

Мощное видение великой крепости, что переплывает океан вечности, вспыхнуло в его памяти. Нет, нет, не в его памяти, это были воспоминания аватара Хорна, существа, поселившегося в его доспехе, пока он сидел тут в плену…

Битва плечом к плечу с Железными Воинами, противник-маг в ярко-желтом доспехе, один из последователей бога-трупа и воющий шторм, породивший невероятный смерч, напоивший невообразимой силой…

Где-то в этих воспоминаниях скрывался ключ. Надо отправить Омфала Демониума обратно в его огненную темницу, куда Кровавое Сердце уже заточал его на век…

Лишь один образ проник в разум демона сквозь туман утерянной памяти и безумия.

Кровавый смерч…

Первый выстрел угодил Уриэлю в живот, разорвав сетку загрубевших рубцов — память о встрече с королевой тиранидов. Выстрел был произведен с близкого расстояния, поэтому болт взорвался не в теле капитана, а позади, обдав незащищенную спину жалящими осколками.

Заряд шрапнели содрал ему кожу с половины лица, а третий выстрел разворотил ему бок.

Но Вентрис продолжал идти. Первым от меча Уриэля пал Железный Воин, подстреливший его. Клинок легко вошел ему в горло. Пазаниус был четырежды ранен, но остатки доспеха отразили значительную часть шрапнели.

Сержант упал, подмяв под себя Железного Воина и ломая ему шею с громким омерзительным хрустом.

В Уриэля попал еще один болт, и он почувствовал, что на этот раз дело дрянь. Он уже не смог подняться.

Рявканье болтеров наполнило воздух. Уриэль услышал возглас, полный боли и удивления. Снова выстрелы.

Он пытался встать, но малейшее движение причиняло острую боль. Единственный вопрос, который его сейчас занимал: почему он еще не мертв?

Эхо разносило но пещере кошмарные звуки: бешеный рев, свирепый вой, тихие стоны невыносимой боли. Зрение Уриэля переставало различать цвета, становясь черно-белым, но он успел увидеть влажно-красную бугристую тушу, прыгающую из стороны в сторону.

Наконец он понял, что происходит.

Кровь брызнула из рваной раны, оставшейся на месте шеи Железного Воина, и Уриэль закричал от радости, увидев непокоренного лорда Бескожих. Тот выплюнул откушенную одним движением огромных челюстей голову и бросился к другому Железному Воину. Тот выпустил целую очередь, но в панике так и не сумел попасть в атакующего монстра.

— Железные люди умирают! — проревел лорд Бескожих.

Из всех закоулков пещеры выбежали его соплеменники, выжившие во время драки двух демонов, и атаковали воинов Хонсю.

Кадарас Грендел выстрелил в сиамских близнецов. Ослепительный белый взрыв, сопровождавшийся шипением сжатого воздуха, стер с лица земли несчастных уродов. Оникс проворно уворачивался от наседавшей на него пары Бескожих, он крутился вьюном, сверкая своими металлическими когтями.

Уриэль увидел, что Хонсю намеревается сделать ноги, и пополз к брошенному болтеру. Вот теперь он до мозга костей прочувствовал, насколько ему не хватает силового доспеха, — боль была дикой.

Пазаниус лежал на мертвом Железном Войне, два огромных выходных отверстия разверзлись на его спине.

— Пазаниус! — позвал Уриэль. Его сержант повернул голову, и капитан увидел, что лицо друга смертельно бледно.

— Даже не смей думать о том, чтобы помереть тут, сержант! — крикнул Уриэль. Он положил меч рядом и привел болтер в боевую готовность.

— Есть, капитан, — прохрипел Пазаниус. Пыль и кровавый дождь скрывали мишень, но, в конце концов, Уриэль смог взять Хонсю на мушку.

— Умри, предатель, — прошептал Уриэль и нажал на спусковой крючок.

В ту же секунду прогремел жуткий взрыв и посыпались камни.

Но за мгновение до того капитан видел, как владыка Халан-Гола отлетел к стене, его шлем рассыпался керамитовыми осколками и ярко-алая струя хлынула на землю.

Кровавый смерч…

Два демона стояли друг против друга посреди озера из крови, их взаимная ненависть была настолько сильной, что образовала почти материальную субстанцию. Водовороты дьявольских энергий время от времени крутились вокруг них, но силы обоих сражающихся были на исходе. Враги стояли лицом к лицу в полном изнеможении.

У них не хватало сил даже на слова. Да и что два извечных врага, ненавидящих друг друга с начала времен, могли сказать друг другу?

Слова сейчас были никому не нужны.

Омфал Демониум давно готовился к этому моменту, несмотря на то, что его освобождение двумя смертными людишками было случайным, он намного лучше был подготовлен к бою.

Но Кровавое Сердце и аватар Хорна снова соединились в единое существо, и проклятый доспех все это время пировал на празднике смерти, пожирая самые лучшие души в этой Вселенной. Оба демона были одинаково могущественны, что не позволяло ни одному из них насладиться смертью врага.

Кровавый смерч…

Кровавое Сердце широко раскинул руки, и из его горла вырвался крик, преисполненный ненависти. Огромная кровавая волна покатилась от центра озера. От доспеха Кровавого Сердца стал распространяться кровоточащий смерч, сильный, как взрывная волна.

Безумный вихрь, право на существование которому дала нечеловеческая ненависть, раскручивался вокруг демона, завывая, как стая голодных псов. И действительно, он походил на живое существо, яростно отгоняющее от своего хозяина всех врагов. Даже Омфал Демониум дрогнул и был вынужден отступить назад.

Кровавый смерч подхватил нескольких трусливых мутантов, что прятались под полуразрушенными механизмами. Их тела мгновенно превратились в залпы кровавого салюта.

Кровавый смерч сорвал остатки человеческой оболочки с Обакса Закайо, а демон стал частью бешеной силы, всепожирающей энергии варпа.

Кровавый смерч добрался до утроб Демонкулабы, и они взорвались одна за другой, как воздушные шары, наполненные кровью.

Кровавый смерч ударился о стены зала Мортициев и закрутился, как мельничный жернов, перемалывая все живое и неживое.

Могущественный демон вырос до огромных размеров, его доспех и оружие засияли от переполнявшей их энергии. Виновник этой вакханалии стоял в эпицентре и торжествовал.

Теперь он был готов.

И скоро все закончится.

Глава 22

Багровый смерч с воем кружил по залу Мортициев, медный запах крови бил в ноздри. Уриэль снова перевернулся на другой бок и схватил свой меч. Смерч всасывал в себя воздух, и становилось трудно дышать.

Железные Воины нырнули в туннель, те Бескожие, что не успели попрятаться, были втянуты в кровавый водоворот. Битва прекратилась, сражавшиеся поторопились забиться за гигантские валуны, чтобы не попасть в бешеный кровавый вихрь.

Уриэль судорожно хватал ртом воздух, он чувствовал, как жизнь покидает его тело капля за каплей. Он был таким же беспомощным и слабым, как новорожденный, брошенный на верную смерть в горах. Но в этом дальнем углу сила смерча была намного слабее, и все здесь оказавшиеся избежали мгновенной гибели.

Пазаниус тихо стонал от боли, а Уриэль с отчаянием смотрел, как свернувшаяся было кровь на его спине превращалась в жидкость и улетала тонкой струйкой по воздуху к смерчу-вампиру. Его собственные раны сильно кровоточили, поэтому от него самого тянулся целый поток.

— Ну нет… — прошипел он. — Не бывать…

Внезапно воцарилась оглушительная тишина, настолько полная и неподвижная, что Уриэль подумал, будто он и впрямь оглох. Он сумел встать на колени и услышал хруст каменной крошки под собой. Затем послышался слабый скулеж.

Бескожие тихо постанывали. У них ведь не было даже кожи, которая удержала бы кровь, их тела выглядели как куски вываренного мяса. Уриэль оперся на упавший хирургический стол и поднялся на ноги. Боль огнестрельных ран и переломов вроде бы немного поутихла. Метаболизм Космодесантника работал и делал все, что в его силах, но капитан никогда не чувствовал себя таким слабым.

— Давай, — толкнул он Пазаниуса. — Здесь нет выхода наружу. Надо поискать другой путь.

— Я не уверен, что смогу, — ответил Пазаниус, но Уриэль был не в настроении спорить. Капитан дернул сержанта вверх, хотя сам чуть не упал в обморок. В результате Пазаниус сдался:

— Ладно-ладно, ты еще хуже, чем апотекарий Селенус.

Превозмогая боль, сержант встал на четвереньки, затем на колени и наконец поднялся во весь рост.

Когда кровавый смерч ослаб, Уриэль услышал жестокий хохот, который, казалось, выворачивал кости из суставов. Теперь Кровавое Сердце возвышался над Омфалом Демониумом, он стал раза в три его выше. Он был воистину ужасен.

Даже Несущий Ночь не повергал Ультрамарина в такой трепет. Кошмарное присутствие звездного бога наполняло сознание мучительными картинами гибнущей Вселенной, но это…

Это было что-то исключительное.

Когда Кровавое Сердце шествовал по залу, за ним шла смерть. Красная дымка отмечала его путь, влажно мерцала кровавая вуаль. Одним ударом своего топора демон опрокинул Железного Воина. Истекая ихором, Омфал Демониум все же смог подняться, но следующий чудовищный удар отбросил его прямо на адский локомотив, на котором он прибыл сюда. Все трубы дьявольской машины засвистели разом, и пленные души завопили от отвращения и страха.

Но Кровавое Сердце хотел полной победы. Его плеть взметнулась, обвилась вокруг черной руки демона и резко рванулась обратно вместе с черным фонтаном ихора. Омфал Демониум упал на колени, зажимая страшную рану. Кровавое сердце не торопясь подошел вплотную и снес голову врага с плеч одним мощным ударом.

Обезглавленное тело забилось в конвульсиях, заливая все вокруг дымящимся ихором. Кровавое Сердце поднял топор к багровым небесам и издал торжествующий победный рев.

Потоки мрачной силы рванулись из тела поверженного демона, и Кровавое Сердце судорожно скорчился, выпивая черную душу своего древнего врага.

Его приподняло над землей и трясло от переизбытка-энергии.

Пока он наслаждался плодами трудной победы, красное небо, что разверзлось с прибытием Омфала Демониума, стало блекнуть, мятущиеся души, заключенные в проклятом чреве адского локомотива, завопили с удвоенной силой.

Костяные поршни стали потихоньку двигаться, набирая обороты, словно локомотив стремился побыстрее убраться из этой реальности.

Битва между двумя демонами была окончена, но количество выброшенной энергии оказалось избыточным для победителя, он упал на колени, пресыщенный и оглушенный огромным объемом черной духовной материи. Топор и хлыст выпали из когтистых лап Кровавого Сердца, сам он медленно и безмолвно стал заваливаться набок. Его красная чешуя приобрела оттенок киновари и задымилась, словно демона поджаривали на электрическом стуле.

Рокот далекого артиллерийского обстрела стал отчетливее. Халан-Гол был уже практически разрушен, но Торамино так долго копил злобу и не собирался отказывать себе в удовольствии разнести непокорную крепость в пыль.

Уриэль задержал дыхание, словно опасаясь разбудить спящую собаку, — кто знает, когда демон придет в себя. Но Кровавое Сердце не шевелился, и капитан шумно выдохнул, когда лорд Бескожих неуклюже подошел к нему, наклонил свою огромную голову так, чтобы заглянуть Космодесантнику в глаза, и сказал:

— Мы убиваем железных людей!

— Да, — сказал Уриэль слабым голосом. — Мы убиваем.

— Император доволен?

Уриэль внимательно осмотрел руины зала Мортициев. Адская лаборатория прекратила существование, жертвы причудливых и страшных экспериментов наконец-то обрели покой. Озеро крови превратилось в пыльный кратер, наклонная платформа, ведущая к Демонкулабе, превратилось в массу сдавленного, перекрученного и сплавившегося железа. Что же до самой Демонкулабы, то ее более не существовало. Уриэль почувствовал, как с его плеч свалился наконец тяжкий груз смертельной клятвы. Она исполнена.

— О да, — сказал Уриэль. — Император доволен. Вы сделали Императора очень, очень довольным.

Лорд Бескожих выпрямился в полный рост и ударил огромным кулаком по крепкой груди. Его выжившие сородичи последовали примеру своего вожака и стали ритмично бить себя в грудь, выкрикивая:

— Пле-мя! Пле-мя! Пле-мя!

Неожиданно для себя Уриэль тоже начал бить себя кулаком в грудь и кричать: «Пле-мя! Пле-мя! Пле-мя!» Пазаниус смотрел на него с явным беспокойством, но Уриэль целиком отдался первобытному порыву и не замечал недоумения друга.

Когда радость немного поутихла, лорд Бескожих обратил свое внимание на выживших Железных Воинов, которые тоже начали приходить в себя.

Лорд Бескожих повернул свою огромную голову к Уриэлю и спросил с голодным блеском в глазах:

— Мясо?

Сердце капитана не дрогнуло, и он медленно кивнул.

— Мясо, — подтвердил Ультрамарин.

Выжившие воины были самыми могучими бойцами из Великой роты Хонсю, но даже они не могли выстоять против Бескожих. Началась резня.

Доспехи в мгновение ока срывались с Железных Воинов, их мускулистые тела представляли собой лакомую пищу для Бескожих. Одним ударом лапы они проламывали грудные клетки и с довольным урчанием погружали челюсти в живую плоть.

Уриэль помог Пазаниусу встать на ноги.

— Так что мы делаем теперь? — спросил сержант, утомленно прислонясь к груде валунов и вытирая пыль и пот с лица.

— Не знаю, — честно ответил Уриэль. — Мы сделали то, ради чего прибыли сюда. Мы исполнили нашу смертельную клятву.

Пазаниусу было очень больно, но он улыбнулся. Казалось, с его плеч, наконец, упала гора, которую он носил столько времени, и теперь он снова может радоваться жизни, как прежде.

— Так здорово снова увидеть, как ты улыбаешься, мой друг, — сказал Уриэль.

— Да, давненько я себя не чувствовал так хорошо.

— Наша честь восстановлена, — радостно проговорил Уриэль.

— Я знаю, — ответил Пазаниус. — И я не думаю, что мы ее когда-то теряли.

— Конечно, — согласился Уриэль. — Если бы только можно было рассказать всем на Макрэйдже, что мы выполнили свой долг…

— Я не надеялся бы на это. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь узнает о произошедшем здесь.

— Да уж. Я тоже не питаю иллюзий, — ответил Уриэль. — Но это не так уж и важно. Мы с тобой знаем, и этого более чем достаточно.

— Ты прав, капитан.

— Раньше я уже говорил, что ты не обязан называть меня капитаном.

— Раньше, — подчеркнул Пазаниус, — но мы с честью выполнили наше задание, и теперь ты снова мой капитан.

Воины пожали друг другу руки, довольные тем, что выжили и оправдали надежды, возложенные на них Орденом, и выполнили миссию, с которой были сюда отправлены. То, что они по-прежнему находятся в порабощенном демонами мире, за тысячи световых лет от дома, было уже не важно. Им было просто хорошо от осознания, что они добились своего.

Не важно, что с ними будет дальше, их долг исполнен. Все было кончено.

К ним приблизился лорд Бескожих, дожевывая чью-то ногу.

— Куда идти теперь? — спросил он. — Уходить?

— Уходить? — грустно переспросил Уриэль. — Как? У нас нет выхода. Шахта завалена. Мы не можем выбраться отсюда.

Лорд Бескожих искоса посмотрел на Уриэля, словно не мог поверить, что посланник Императора мог ляпнуть такую глупость. Он показал на что-то за спиной капитана и произнес:

— Машина большого железного человека уезжает!

Сначала Уриэль вообще не понял, о чем идет речь, но когда проследил за указующей лапой лорда Бескожих, то увидел темный силуэт адского локомотива, который медленно, но верно двигался к обрамленному черепами тоннелю — из пещеры можно было выбраться, правда, в другое измерение. Мерцающая красным дверь все еще была открыта, и хотя осиротевший поезд все увереннее набирал скорость, еще можно было успеть запрыгнуть в вагон, если поторопиться.

— Привез сюда большого железного человека, — сказал лорд Бескожих. — Увезет и нас тоже.

Уриэль и Пазаниус переглянулись.

— Как тебе такая идея? — спросил Уриэль, на губах его играла еле заметная улыбка.

— Я думаю, что куда бы он нас ни отвез, там все равно не будет хуже, чем здесь, капитан, — сказал Пазаниус, отталкиваясь от груды валунов.

— Надеюсь, ты прав.

— Ну, мы можем рискнуть и прыгнуть в неизвестность или остаться здесь, где все известно наперед: нас рано или поздно придавит горой, которую так невзлюбил Торамино.

— Хороший довод, — согласился Уриэль; поворачиваясь к лорду Бескожих. — Собирай племя. Мы уходим.

Лорд Бескожих запрокинул голову и издал пронзительный крик.

Через секунду все Бескожие собрались возле вожака. Их осталось меньше дюжины. Уриэль вновь ощутил угрызения совести. Ардарик Ваанес был прав, говоря о том, что если не все, то подавляющее большинство Бескожих погибнут здесь.

Вентрис кивнул:

— Хорошо, сматываемся отсюда!

Хонсю думал, что он мертв.

Но когда стало ясно, что это не так, он решил, что ослеп.

Все, что он мог чувствовать, — боль. Все, что он мог услышать, — тяжелые раскаты артиллерийского обстрела. Он сел, чувствуя, что его глаза словно чем-то залеплены, и нащупал непослушными пальцами вакуумную защелку латного воротника. Стянув шлем с головы, комендант понял, что глаза вроде бы целы, но залеплены запекшейся кровью.

Хонсю провел рукой по лицу, стирая противную слизь. Рот коменданта был забит землей, и он долго отплевывался, бормоча проклятия.

Он еще раз протер лицо, его раздражало, что он не может отчистить всю слизь и разлепить второй глаз. Но через какое-то время он понял, что не сможет этого сделать. Кусок черепа попросту отсутствовал, снесенный выстрелом из болтера, левая половина лица была очень сильно обожжена и превратилась в кровавое месиво, а все, что осталось от глаза, — это клейкий комок грязной слизи.

Слабость и тошнота овладевали им. Он использовал свою серебряную руку, чтобы опереться, и издал короткий смешок, увидев, что она осталась такой же блестящей и безупречной, как будто и не было жаркой битвы.

— Будь ты проклят, Вентрис! Ты дважды ослепил меня моей же кровью.

Хонсю попробовал встать на колени, пытаясь воссоздать картину последних минут битвы. Он помнил, как столкнулся нос к носу с Вентрисом, и то, как Ультрамарины отчаянно атаковали, а его Железные Воины расстреливали их из болтеров.

По идее, на этом все должно было закончиться. Но эти головорезы сумели выжить и даже убить пару его воинов. По любым канонам такая атака была апофеозом идиотизма, но они выиграли.

Потому что им помогли чудовища.

Хонсю содрогнулся от отвращения, вспомнив этих отвратительных уродов, чьими трупами была завалена земля вокруг. Воин попытался встать, но обнаружил, что его ноги погребены под грудой камней и щебня. С трудом освободившись, он поднялся на ноги, осмотрелся вокруг и вновь поразился тому, что такие уроды могли существовать.

Он слышал о Бескожих, но даже в самых страшных снах не мог представить, что они настолько уродливы.

Последнее, что помнил Хонсю, это Вентрис, наставивший на него болтер. Еще он помнил, что видел вспышку… Потом была боль, а потом он пришел в себя — без половины лица.

— Железо внутри! — выкрикнул с надеждой комендант.

Но ему никто не ответил, и он понял, что все воины, сопровождавшие его к залу Мортициев, мертвы. Он выбросил их из головы и с восхищением начал осматривать чудовищные разрушения.

От зала ничего не осталось, сражение двух демонов и не прекращающаяся ни на секунду бомбардировка оставили от него кучу щебня.

Краем глаза уловив мимолетное движение, Хонсю подобрал топор и приблизился к Железному Воину, придавленному обглоданным трупом.

Комендант отвалил мертвое тело с Железного Воина и увидел, что это его лейтенант Кадарас Грендел. С него были содраны поножи, ноги покрывали страшные раны от укусов, кое-где до кости.

— Все еще жив, Кадарас Грендел? — спросил Хонсю.

— Да, — ответил воин. — Меня не так-то просто убить. Помоги мне встать.

Хонсю наклонился, подхватил Кадараса Грендела и поставил на ноги. Воин с жестоким лицом убийцы поднял оружие с пропитанной кровью земли, проверил его боеготовность и только потом заговорил:

— Все окончено?

Хонсю пожал плечами:

— Может быть. Я не знаю. Похоже, честно говоря.

Кадарас Грендел кивнул:

— А Торамино?

— А что?

— Я все еще хочу убить его.

— Разве мы все не хотим? — сказал Хонсю, поворачиваясь к пролому в стене.

Торамино хорошо изучил науку осадной войны и методично уничтожал один подземный уровень за другим. Однако за этот пролом его следует поблагодарить — другого выхода из зала не осталось.

Внимание Хонсю привлекла мерцающая куча перекрученного металла, лежащая перед входом в туннель. Комендант крепости заметил среди мусора бронзовые когти.

Оникс лежал, как клочок серебристого тумана, рядом со своим черным доспехом, его человеческая плоть была уничтожена кровавым смерчем, а демоническая, потерявшая материальную основу, стремительно таяла. Все, что осталось от некогда всемогущего помощника Хонсю, — груда черного металла, из которого вытекала какая-то дрянь.

— Ты здесь, Оникс? — спросил Хонсю.

— Пока еще, — прошелестел голос полудемона.

— Что с тобой случилось?

— Я лишился плоти, что давала укрытие демону. Он убежал и оставил меня вот таким…

Кадарас Грендел подошел к Хонсю и спросил:

— Это тот демон, за которым вы мне приказали присматривать?

— Да, — кивнул Хонсю.

— Не очень-то хорошо он выглядит.

— По-моему, тут вообще глядеть не на что, — раздраженно выпалил Хонсю, разворачиваясь и направляясь к центру зала Мортициев.

— Что вы хотите, чтобы я сделал с ним? — произнес Кадарас Грендел ему вслед.

— Избавься от него, — бросил Хонсю без тени сожаления.

Преодолевая боль, он пробирался через завалы из камней и трупов, слыша за спиной шипение мелтагана, — Кадарас Грендел плавил останки Оникса. Демона-телохранителя больше нет.

Центр пещеры выглядел словно после орбитальной бомбардировки и теперь представлял собой колоссальных размеров воронку.

На краю глубокого кратера лежал Кровавое Сердце. Огромное тело демона мерцало темно-красным, грудь опускалась и поднималась ровно, как у глубоко спящего. Хонсю видел, как пульсируют его артерии, полные новой силы.

Рядом с демоном лежал его боевой топор, величиной в два роста Хонсю, и хотя комендант крепости прекрасно понимал, что это невозможно, ему очень хотелось подойти и попытаться поднять его. В руках Хонсю недовольно заворчал его собственный топор, и тогда хозяин Халан-Гола понял, что на него просто влияет демоническая сущность, вселившаяся в оружие Кровавого Сердца.

Хонсю обошел кратер и приблизился к распростертому демону. Затем пнул со всей силы по рогатому черепу.

— Давай! — прокричал он. — Ты свободен, и тебя там дожидается целое стадо псайкеров, которых ты еще можешь убить! Подъем!

Горячие, как лава, вены демона вспыхнули ярким пламенем, мерцающие глаза открылись. Они пылали, как два умирающих солнца, источая бездушный белый свет. Пресыщенный энергиями своего врага и силой кровавого смерча, демон поднялся и выпрямился во весь рос. Гигантские хлыст и топор мягко скользнули в его широкие ладони.

— Так-то лучше! — крикнул Хонсю демону, что возвышался над ним.

— Кто смеет прерывать мой отдых и отвлекать меня от кровавых мечтаний?

— Я — Хонсю. Полукровка. Хозяин Халан-Гола.

Огромный демон наклонился, чтобы получше рассмотреть наглого человечишку. Но Хонсю стоял твердо и не дрогнул перед могущественным существом, которое при желании могло уничтожить его, лишь подумав об этом.

— Я чувствую на тебе печать варпа, — сказал Кровавое Сердце. — Твоя плоть сродни моей.

Хонсю кивнул:

— Да, однажды меня мимолетом благословил своим прикосновением демон Хаоса.

— Я все еще чувствую запах волшебства в этом месте, — взревел демон.

— Совершенно верно, — сказал Хонсю. — Мои враги владеют мощной магией и делают все, чтобы разрушить мою крепость.

— Ты хозяин этого места?

— На данный момент — да, — подтвердил Хонсю.

— Где эти враги, что опускаются до использования этой идиотской магии?! — требовательно спросил демон.

Хонсю посмотрел через огромный пролом в стене и указал на потрескивающие языки синего пламени.

— Вон там, — сказал он. — Военачальник, что командует магами, атакующими мою крепость, сам является довольно-таки могущественным колдуном.

— Я убью его, а его душу буду терзать целую вечность! — пообещал Кровавое Сердце.

Демон развернулся и, больше ни на что не обращая внимания, проломился через брешь в стене и исчез из виду.

Хонсю вскарабкался на груду камней и выглянул наружу. С неподдельной радостью он наблюдал за тем, как не знающий преград демон врезался в авангард армии Торамино.

Эпилог

Убежище встретило их отголосками эха и пустотой. Бункер, конечно, выглядел не таким запущенным, как тогда, когда они обнаружили это помещение впервые. Сейчас по нему было видно, что когда-то здесь обитал целый отряд воинов, и от этого помещение казалось еще более пустым.

Ардарик Ваанес понимал, что они не могут здесь больше оставаться.

Это место он запомнит навсегда.

Именно здесь Вентрис своими лживыми проповедями умудрился заставить их пойти на идиотскую авантюру.

Честь… Какая ценность может быть заключена в этом понятии, если все, что ты можешь получить взамен, это смерть и страдания? Тридцать воинов жили и сражались за это место, они бились со своими врагами и выживали… всегда выживали.

А потом пришел Уриэль Вентрис.

Нельзя сказать, что они жили здесь полноценной жизнью, но все-таки — жили.

— Ты убил их всех, ублюдок, — прошипел Ваанес.

Ненависть к капитану Ультрамаринов словно поджаривала его сердце на медленном огне. Бывший Ворон рисовал сверкающими когтями спиральные узоры, в пыли.

Свольярд, своенравный и бешеный, закованный в серый силовой доспех Волчьих Братьев; Джеффар Сан, гордый и надменный Белый Консул. Это все, что осталось от его отряда, и Ардарик Ваанес знал, что эти ребята будут счастливчиками, если проживут еще несколько дней.

После того как Вентрис с бандой монстров и неудачников отправился к крепости, они втроем пошли через горы в свое убежище, наблюдая издалека за ходом великой битвы.

Зрелище было феерическим, и в какой-то момент Ваанес, удивившись самому себе, обнаружил, что от всей души желает Хонсю отбить штурм.

Когда рухнул взорванный тракт и армия Беросса практически была уничтожена, Ваанес так обрадовался, что едва смог сдержать торжествующий крик.

Каким бы губительным ни было это разрушение, оно не шло ни в какое сравнение с кровавой битвой, что развернулась позже.

Языки синего пламени из башен, расставленных вокруг крепости, безжалостно пожирали крепость и саму гору, вихри магической энергии вдребезги разносили непоколебимые башни и стирали в пыль бастионы. Ваанес никогда не видел ничего подобного, и, несмотря на то, что разрушения внушали ему благоговейный страх, ему было очень жаль, что Хонсю не может так же ловко расправиться с Торамино, как он расправился с Бероссом.

А потом пришел Кровавое Сердце, и все изменилось.

Он вырвался из глубин горы как алый вихрь смерти, разрушая все, что попадалось ему на пути. Это была настоящая оргия. Демон просто бурлил от переизбытка энергии. Ничто не могло противостоять этому исчадию варпа, ни человек, ни Железный Воин, ни танки, ни даже демонкары Торамино.

Все, что приближалось к огромному демону, гибло или под поющим боевую песню топором, или под рассекающим реальности кнутом. Битва продолжалась несколько дней, но, в конце концов, армия Торамино была разбита любимым аватаром Бога Крови. Мертвые тела укрывали поле боя.

Хонсю остался хозяином крепости, и, несмотря на то, что Ваанес был доволен тем, что высокомерный и надменный Торамино получил по заслугам, холодок тревоги пробегал по его позвоночнику.

Он знал, что полукровка непременно отомстит тем, кто посмел напасть на него. Ваанес знал, что именно этим он и займется в ближайшее время.

Прошла уже неделя, Ваанес, Свольярд и Джеффар Сан жили в убежище и пытались решить, что же им теперь делать.

Попытаться каким-то образом покинуть Медренгард, или сколотить новый отряд, или податься в наемники?

Ваанес утратил интерес к безрассудным мероприятиям, его больше не привлекала идея блужданий по Галактике и сражений с мелкими тиранчиками.

От невеселых размышлений его отвлек звук шагов за спиной. Он оторвался от спирального узора, что старательно выводил в пыли, и увидел Свольярда в дверном проеме. Свирепый и вместе с тем обреченный взгляд остановился на лице с волчьими чертами.

— Что такое? — спросил Ваанес.

— Беда, — коротко ответил Волчий Брат.

Джеффар Сан стоял у входа в блокгауз, его болтер покачивался в опущенной руке, но было понятно, что в случае необходимости огонь будет открыт меньше чем за мгновение. Длинные пепельные волосы воина были собраны в хвост. Некогда белоснежный, его силовой доспех был весь в царапинах и грязи после изнурительного путешествия за стены Халан-Гола. Но Белый Консул все равно держался так, словно только что вернулся с дипломатического приема.

— Что происходит? — резко спросил Ваанес, когда в сопровождении Свольярда вышел под свет черного солнца.

— Вон там, — сказал Джеффар Сан, показывая на каменистую дорогу, где в облаке пыли появился одинокий «Лэндрайдер». Машина была так далеко, что было невозможно разобрать подробности. Но через несколько минут Ваанес увидел бронированные скаты, желто-черную полоску и лобовую броню, ощетинившуюся копьями. На копья было насажено мертвое тело, броня побурела от запекшейся крови.

Массивные пушки были направлены прямо на блокгауз. Ваанес знал, что одного залпа этих орудий будет более чем достаточно, чтобы снести полуразрушенный блокгауз.

Но почему они не стреляли? Хонсю (в том, что это был он, не было ни малейшего сомнения — кому еще пришло бы в голову искать их здесь?) в общем-то, не имел причин являться сюда лично.

— Почему они не стреляют? — прошипел Свольярд — в его голове крутились те же мысли.

— Я думаю, что мы вот-вот об этом узнаем, — ответил Ваанес.

Свольярд не спускал глаз с черно-желтой машины. Наконец «Лэндрайдер» остановился.

Три воина вылезли из утробы танка, все они были облачены в силовые доспехи Железных Воинов, каждый держал оружие наготове.

— Какого черта? — прошептал Ваанес, когда Железные Воины, чеканя шаг, направились от «Лэндрайдера» к входу в блокгауз.

Железные Воины приближались, и Ваанес скомандовал своим бойцам:

— Будьте готовы открыть огонь.

Волчий Брат и Белый Консул кивнули, но по их лицам было видно, насколько отчаяние и равнодушие овладели ими. Однако, если повезет, они захватят врага с собой на тот свет.

Один из Железных Воинов снял шлем, и Ваанес не удивился, узнав полукровку. Половину черепа Хонсю закрывала аугметическая заплата, вместо глаза мерцал голубой самоцвет. Второй воин тоже снял шлем и вперил ледяной и тяжелый взгляд в Космодесантников. Третий воин остался в шлеме.

— Ты проделал такой длинный путь, чтобы убить нас, Хонсю? — спросил Ваанес.

Полукровка рассмеялся и ответил:

— Если бы я пришел сюда для того, чтобы уничтожить вас, вы были бы давно мертвы.

— Тогда зачем ты появился здесь?

— Скоро ты узнаешь об этом, — пообещал Хонсю. — Вы ведь сражались вместе с Вентрисом, не так ли?

— Да, — сплюнул Ваанес. — Только вот какой был в этом смысл?

— Так я и предполагал.

— О чем ты говоришь?

— Ты в отчаянии, воин, но ты самый настоящий боец, ты всегда выживаешь.

— И?

— И мне очень нужен такой человек, как ты. Большая часть моей Великой роты погибла, некоторые из воинов Беросса присягнули мне, но их слишком мало. Я предложил Вентрису присоединиться к нам, но он только плюнул мне в лицо. А теперь я хочу предложить то же самое тебе, но не думаю, что ты поступишь, как он.

— Ты хочешь, чтобы мы сражались за тебя?

— Да, — просто ответил Хонсю.

— Ради чего?

— Ради победы, войны и крови. И ради того, чтобы отомстить своим врагам.

— Вентрис… — прошептал Ардарик Ваанес.

— Да, — удовлетворенно кивнул Хонсю и махнул Железному Воину, что стоял за его спиной. Тот поднял руки, чтобы отстегнуть шлем от латного воротника.

— Мой телохранитель погиб, — сказал Хонсю, — а теперь мне нужен человек вроде тебя, который преподаст его свежерожденной замене искусство убивать.

Воин снял шлем, и Ваанес ахнул от удивления, когда увидел открытое лицо.

Кожа на черепе свежерожденного была мертвенно-бледной, иссечена еще сочащимися рубцами, шею окольцовывал шрам, который поднимался к челюсти. Но не узнать эти строгие патрицианские черты и холодные серые глаза было нельзя.

Перед ним стоял Уриэль Вентрис.

Эффект Гераклита

Чудовище с лоскутным лицом было прямо позади него. Он слышал, как существо пробивает себе путь сквозь буйно разросшийся лес и каждым своим гигантским шагом крушит кропотливо выведенные ими растения.

Он бежал, не останавливаясь. Больше ничего не оставалось — только бежать. Он не мог сразиться со столь ужасным существом, это было выше его сил.

Магос третьего класса Эвлейм в панике несся по лесу — тому самому лесу, который совсем недавно был полон чудес и завораживающих диковин, который в буквальном смысле расцвел благодаря их стараниям. Раньше каждый проведенный здесь день нес в себе восторг новых открытий и наполнял гордостью за достигнутое; теперь же здесь, как в кошмаре, не осталось ничего, кроме страха, расчлененных тел и смерти.

Грузное тело Эвлейма не было приспособлено к таким нагрузкам: каждый вздох резкой болью отдавался в груди, в ушах шумело от пульсировавшей крови. Широкие листья и колючие ветки преграждали путь, царапали лицо и руки. Сочный запах свежей зелени пропитал воздух, с подбитых пулями ветвей свисали лопнувшие, сочащиеся соком плоды, каждый размером с голову человека. Из-за приторного аромата смятой растительности было трудно дышать, он забивал горло и легкие, с усилием работавшие при каждом судорожном вздохе. Вконец запыхавшись, Эвлейм остановился и огляделся, пытаясь сориентироваться.

Его окружали гигантские деревья со стволами толще, чем нога титана, их верхушки терялись в тумане, обычном для местной атмосферы, влажной и безветренной. Ветви клонились к земле под грузом разноцветных плодов, тут и там между деревьев стояли распылители химикатов, похожие на серебряные статуи, которые Эвлейму доводилось видеть в парках у храмов. Их гибкие трубы находились в постоянном движении, выделяя в атмосферу четко выверенные дозы пара, насыщенного микроскопическим количеством штамма Гераклита.

У корней высокого дерева с медного цвета корой, крупные золотистые плоды которого были чудесно сладкими и питательными, гудел ярко-желтый генератор. Он был помечен номером семнадцать, из чего Эвлейм заключил, что находится к северу от территории Адептус Механикус.

Где-то за пределами видимости послышался шум тяжелых шагов, и Эвлейм замер, пытаясь определить, откуда доносится звук. Повеяло отвратительным запахом гнилого мяса, резко контрастировавшим с привычными Эвлейму запахами леса. Он огляделся по сторонам.

И увидел это…

Отблеск солнечного света на доспехах, тусклый отсвет на матовой стали, промелькнувшее среди деревьев лицо охотника, серое, кошмарное. Хотя Эвлейм только краем глаза заметил своего преследователя, он не жалел, что не разглядел подробностей, потому что это было мертвенное лицо изуродованного манекена, лицо окровавленной жертвы сильнейшего взрыва.

Эвлейм повернулся и побежал, понимая, что незаметно прокрасться сквозь безудержно разросшуюся чащу и генно-модифицированный подлесок не получится. Он бежал на юг, следуя за рифлеными медными кабелями, что извивались на влажной земле, как какие-то местные рептилии. Почва в лесу была покрыта едко пахнувшей мульчей, и Эвлейму казалось, что все это — страшный сон, где ноги вязнут, как в трясине, и как быстро ни беги, чудовище всегда оказывается у тебя за плечом.

Лицо Эвлейма было мокрым от слез, из носа текло, он бежал почти вслепую, моля Бога-Императора и всех святых, которых только мог вспомнить, защитить его от этого ужасного убийцы. Он рискнул обернуться, но никого позади себя не увидел. Потом его нога наткнулась на что-то твердое, он споткнулся и почувствовал, как мир вместе с ним летит кувырком навстречу земле.

Падение выбило воздух из легких, а перед глазами взорвались всполохи яркого света. В рот набилась вязкая фруктовая пульпа, носоглотку обволакивал тяжелый запах свежеразделанного мяса. Эвлейм выплюнул набившиеся в рот семена и кусочки фруктов, встряхнул головой и встал на колени.

Он оказался на поляне, заросшей растениями с огромными яйцеобразными плодами. Большинство были высотой ему по грудь и примерно такого же объема — сочные, зрелые плоды, благодаря удобрениям достигшие гигантских размеров.

Неподалеку лежало обезглавленное тело. Обрубок, оставшийся от шеи, до сих пор истекал кровью, которую искромсанные артерии выбрасывали на темную, почти черную почву. В залитых соком останках лопнувшего плода обнаружился еще один труп, его грудная клетка была разворочена, как будто взорвалась изнутри. Остальные тела на поляне демонстрировали сходные признаки ужасной насильственной смерти: проломленные головы, отрубленные конечности, распоротые животы.

Онемев от страха, Эвлейм стоял, разинув рот, не в силах осознать всю жестокость и необратимость случившегося на поляне. Встав на ноги, он устремился к жилым куполам, следуя за сплетением кабелей как за путеводной нитью. Позади послышалось натужное дыхание, словно преследователь был болен чахоткой, и Эвлейм задрожал, ожидая удара, что вспорет его с такой же легкостью, как и гигантские переспелые плоды вокруг.

Но никакого удара не последовало, и Эвлейм быстрее заработал горящими от усталости ногами, скользя в густой жиже из раздавленных плодов и пропитанной кровью земли. Беспорядочно размахивая руками и всхлипывая, он не мог сдержать катящиеся из глаз слезы, вызванные животным, совершенно неподобающим мужчине ужасом.

Наконец, сквозь слезы он заметил блеск серебряных крыш жилых куполов, видневшихся между широкими стволами высоких, подпиравших небо деревьев, и в надежде на спасение устремился туда. Конечно же, магос Сзалин скажет, что делать. В исследовательском центре Голбасто размещалась целая рота кибернетически усиленных техногвардейцев, и при мысли о том, что скоро будет спасен, Эвлейм разразился истерическим, неконтролируемым смехом.

Выбравшись на опушку, Эвлейм преодолел противопожарные полосы и насыпи из пестицидов, защищающие центр от буйной, генетически усовершенствованной растительности леса. После сумрачного, призрачного подлеска сияние теплого желтого солнца планеты ослепляло, и магос прикрыл глаза рукой. Он спотыкался и шатался, как пьяный, и сквозь слезы мог видеть только общие контуры экспериментального центра Адептус Механикус.

Он заметил движение и услышал голоса. Утерев заплаканное лицо рукавом, Эвлейм вскрикнул от радости, увидев множество огромных воинов в вороненых силовых доспехах, чьи рост и габариты безошибочно указывали на их принадлежность к Адептус Астартес.

Космические десантники наконец-то прибыли!

От облегчения усталые ноги Эвлейма наполнились новыми силами, и он помчался к центру, торопясь укрыться от чудовищного охотника за спинами этих храбрых защитников человечества. Он мчался, как сумасшедший, но все же заметил едкий запах химикалий, исходивший из проломов в куполах, и подсвеченные всполохами огня клубы дыма, поднимавшиеся от них в ясное небо.

Земля была усеяна трупами, а кровлю куполов продырявили пули.

Очевидно, монстр пожаловал сюда не один…

Но теперь, когда здесь были Адептус Астартес, бояться нечего: никто не мог бросить вызов этим безупречным воинам, чья плоть являлась шедевром творения Императора, а генетическое совершенство несло частичку Его величия. Этот священный идеал вдохновлял всех работников Голбасто, и Эвлейм больше всего на свете хотел бы поговорить с этими легендарными героями, рассказать им о блестящих результатах, достигнутых здешними учеными…

— Там, там! — заорал он голосом хриплым и глухим после спринта по лесу. — На помощь! Оно гонится за мной. Там, в лесу, еще один из них!

Гиганты в доспехах повернулись на звук его голоса, мгновенно нацелив на Эвлейма тяжелое, немыслимого калибра оружие. Он увидел ничего не говорящую ему смесь эмблем и расцветок брони и рассмеялся, полагая, что его не поняли.

— Нет, нет! Я магос третьего класса Эвлейм, — крикнул он, чувствуя, что прилив сил, вызванный надеждой, иссякает и ноги опять начинают дрожать. Он смеялся и махал руками, как сумасшедший, одновременно напуганный и удивленный иронией ситуации: его чуть не пристрелили его же спасители. — Я здесь работаю, я обслуживаю распылители в лесу. Я…

Выбившись из сил, он замолчал и упал на колени, потом осел на землю и запрокинул голову к небу, натужно борясь за каждый неровный вздох.

Затем он услышал тяжелые шаги, и его накрыла прохладная тень, отбрасываемая высокими воинами. Эвлейм прищурился, глядя против солнца, и протер опухшие от слез глаза тыльной стороной руки. Его окружили трое с жестокими, словно выплавленными их холодной стали лицами, на которых остались шрамы от множества битв. У одного воина было лицо убийцы, злое и безжалостное. Его череп был выбрит так, что только посередине остался неровно подстриженный ирокез. Длинные черные волосы второго воина были затянуты в тугой хвост, и на фоне темной брони его лицо с резкими чертами и глубоко посаженными, прикрытыми тяжелыми веками глазами казалось особенно бледным. Половину лица третьего воина заменяла грубая аугметика, угнездившаяся в переплетении шрамов, а на месте левого глаза сверкал синий драгоценный камень. Его живой глаз светился жестоким весельем, а на коротко остриженных черных волосах виднелись пятна крови.

Воину с лицом убийцы явно не терпелось совершить недоброе, и Эвлейм, начиная понимать, наконец, истинное положение дел, задохнулся от поднимающегося из самых глубин его естества ужаса.

Никакие это не Астартес, это…

— Так ты здесь работаешь? — спросил воин с изуродованным лицом, присев на корточки рядом с магосом.

Эвлейм кивнул, не в силах совладать с дрожавшей челюстью и органами для отправления естественных нужд, которые вдруг решили сработать. Воин протянул руку и взял его за подбородок. Даже теряя сознание от страха, Эвлейм сохранил в себе достаточно от механикума, чтобы заметить, что рука эта была сделана из блестящего серебра — протез, подобного которому он никогда еще не видел. Холодные, гладкие пальцы двигались, казалось, без каких-либо суставных соединений.

Холодная как лед ладонь повернула его голову вправо, потом влево. Его изучали, как какой-нибудь необычный экспонат под стеклом.

— Ардарик, — спросил воин с удивительной рукой, — у Цицерина есть все, что нам нужно?

— Он почти закончил со старшим магосом, — ответил воин в черных доспехах, на наплечниках которых красной краской были нарисованы неровные кресты. — Он сломал когитаторы, прежде чем мы добрались до него, но не догадался стереть информацию из собственных мозговых накопителей.

— А что с канистрами?

— Сервиторы уже грузят их на «Грозовую птицу».

— Прикончи этого последнего, Хонсю, и уходим отсюда, — предложил убийца с ирокезом.

Воин по имени Хонсю посмотрел на что-то за спиной Эвлейма.

— Еще рано, Грендель. Думаю, моему новому телохранителю стоит позволить довести начатое до конца.

Отпустив Эвлейма, воин выпрямился в полный рост. Магос с трудом заставил себя отвести взгляд от его невероятной серебряной руки.

Позади себя он услышал визг автоматических наводчиков и, повернувшись, обнаружил, что выжигатели, которых обычно использовали для контроля занимаемой лесом площади, сейчас нацелены на одинокую фигуру, пересекавшую испепеленное ограждение центра.

Это был тот самый монстр с лоскутным лицом, что убил всех коллег Эвлейма, и магос захныкал от страха. Монстр шел неторопливо, будто на прогулке, но в его потемневших, цвета грозового облака глазах плескалась агония, словно каждый шаг причинял ему боль.

Как и большинство в этой жуткой компании, он носил доспехи Астартес цвета чистого металла с черно-желтыми шевронами. Чем ближе подходило чудовище, тем яснее Эвлейм видел, насколько правильные черты его лица искажены страданием. Кожа монстра неплотно прилегала к черепу, как одежда с чужого плеча, кое-как натянутая на тело. Пепельное лицо перетягивали швы из металлической нити, и магосу показалось, что он смотрит в глаза сумасшедшему, спрятавшемуся за маской из украденной плоти.

— Нет, — шепотом взмолился он. — Пожалуйста, не надо. Я ведь ничего вам не сделал.

Урод с кожистым лицом склонился к нему и сказал:

— Я живу в постоянной боли. Почему бы и тебе не попробовать?

* * *

Хонсю из Железных Воинов никогда не нравились путешествия через Эмпиреи, и не было для него худшего наказания, чем вверять свою судьбу в чужие руки и мириться с невозможностью хоть как-то повлиять на события, если что-то пойдет не так.

В стратегиуме «Поколения войны» было шумно: издали доносились монотонный грохот молотов и рокот машин, от которых вибрировал настил палубы.

Этот корабль, когда-то принадлежавший бывшему повелителю Хонсю, неопределенно долгое время был пришвартован над Медренгардом. Решив присвоить его себе, Хонсю и несколько сотен верных ему воинов прошли долгий путь от развалин Халан-Гола до мифического места, именуемого Кривая Башня. Бесконечная лестница Башни — перекрученная спираль из побитого временем черного камня — одним концом уходила вглубь планеты, к самым дальним кузницам Пертурабо, а другим устремлялась ввысь, к забытым звездам, что вращались вокруг мертвого мира Железных Воинов.

Подъем продолжался целую вечность, и каждый шаг был длиною одновременно в один удар сердца и в целую жизнь. Истерзанная поверхность Медренгарда удалялась, оставаясь далеко внизу, и, наконец, они взобрались к самим звездам. Вокруг была только тьма, а в ней — флотилия кораблей, дрейфующих в черноте и безмолвии космоса.

Хонсю нимало не смутила нереальность этого места, противоречившего всем законам природы, и он совсем не удивился, когда крутые ступени лестницы вывели их прямо к открытым люкам «Поколения войны».

Было время, когда этот величественный корабль огнем обрушивал гнев Воителя на сторонников лже-Императора, — время, ставшее давно забытой историей для участников тех сражений. Его орудия смели остатки жизни с поверхности Исствана-Пять, а проведенная с него орбитальная бомбардировка помогла разрушить стены Императорского дворца на Терре. У благородного корабля было славное прошлое, и во всем флоте, что молчаливо замер вокруг вершины башни, Хонсю не нашел бы ему равного.

Стратегиум представлял собой зал со сводчатым потолком и стенами, укрепленными медными балками огромного диаметра; пространство между ними было увешано черно-золотыми штандартами, повидавшими немало битв. По периметру зала со свистом двигались вверх-вниз исполинские поршни, окутанные клубами шипящего пара. За жизнедеятельностью корабля следили бригады напрямую соединенных с оборудованием техников, каждый из которых был погружен в бак, наполненный насыщенными кислородом маслами. Над этими блестящими поверхностями с шипением сновали на многосуставных ногах механические создания, за которыми волочились кабели, потрескиванием отзывавшиеся на соприкосновение с жидкостью. Очертаниями помещение напоминало конус, в сужающейся части которого расположилась палубная команда более гуманоидного вида: подключенные ко всем основным системам, они чутко реагировали на все изменения в состоянии «Поколения войны», пока тот пробирался меж звезд в изменчивом потоке имматериума. На вершине конуса стояла громоздкая фигура, облаченная в пурпурную мантию. Лучшего навигатора, чем адепт Цицерин, сама природа которого являла собой сплав механики, органики и первозданной энергии варпа, и придумать было нельзя.

— Ну сколько еще? — спросил Хонсю так, что его без труда услышали на другом конце стратегиума.

Цицерин развернул к нему свое массивное механизированное тело; от головы адепта, значительно увеличившейся в размерах, исходило гудение, которое издавали электрические контуры и штаммы органического техновируса. Из-под рукавов потрепанной мантии извивались почерневшие, похожие на змей руки, в которых мускулы и механизмы слились воедино в подобие жидкой ртути, а пальцы превратились в тонкие механические перья. Желто-зеленые глаза Цицерина раздраженно сверкнули, воздух перед ним внезапно сконденсировался в туман, и адепт жестами нарисовал в нем несколько сложных узоров. Хонсю уставился на навигационный планшет, гололитический экран которого отразил угловатые письмена адепта. Как и раньше, ответ был до безобразия неопределенным, но этого и следовало ожидать. При переходе через варп ничего нельзя было прогнозировать заранее, даже если корабль направлял такой идеальный лоцман, лучше чувствующий предательские течения и глубины имматериума, чем даже самый извращенный патриарх Навис Нобилите.

Когда-то Цицерин был одним из Адептус Механикус, но, попав в плен на далеком мире под названием Гидра Кордатус, он превратился из презренного гибрида человека и машины в нечто несравненно более могущественное. Вирус Облитератора проник в равной степени как в его аугметику, так и в биологическую генную структуру, и, тем самым, вывел его далеко за пределы человеческой эволюции и известных достижений кибернетики.

Техновирус наделил его совершенством, но вместе с тем и надменностью.

Собственные воспоминания Хонсю о кампании на Гидре Кордатус были как будто из другой жизни. С тех пор многое изменилось, и память стерла детали той кровавой осады, смешав все в один бесконечный ураган сражений, который раздул тлевшую в нем обиду во всепоглощающий костер амбиций. Его разум терзали, как стервятники, убийственные прожекты, что вырастали из обрывков информации, добытых из разрозненных воспоминаний его нового телохранителя, и подкреплялись данными из кибернетического мозга Цицерина, по объему превосходившего многие библиотеки. В результате был выработан мстительный курс, которым они и следовали в данный момент…

Многие на борту «Поколения войны» считали полным безумием браться за такой план сразу после кровавой битвы с Бероссом и Торамино, но Хонсю понимал, что не будет знать покоя, пока не доставит максимальное число неприятностей единственному врагу, сумевшему избежать его гнева.

— Хочешь подстрелить лису — сначала целься в ее детенышей, — прошептал он, вновь принимаясь мерить шагами палубу, словно хищник в клетке. В нем боролись предвкушение и досада: что могло быть мучительнее, чем, запустив в действие столь грандиозную интригу, сидеть в ожидании, столкнувшись с рутиной вроде задержек при варп-переходе?

— От того, что ты тут расхаживаешь, быстрее двигаться мы не будем, — заметил Кадарас Грендель, стоявший чуть позади с болтером в одной руке и пропитанной маслом ветошью для полировки в другой.

— Знаю, — ответил Хонсю, — но я не могу просто ждать. Мне надо чем-нибудь заняться.

— Чем-нибудь, кроме тренировок с твоим новым телохранителем?

— Я поручил это Ваанесу, — Хонсю остановился.

— И поэтому-то ты не спускаешься на боевую палубу?

— Ну да. А что здесь такого?

— Это не он, — сказал Грендель после паузы. — Это не Вентрис. Внешне они похожи, но это не он.

— Мне это известно, — огрызнулся Хонсю. — Не считай меня идиотом, Грендель.

— Если ты не хочешь смотреть на него, я ни в коей мере тебя не виню, — заметил Грендель, проводя ветошью по холодным граням оружия. — В конце концов, он отпрыск единственного воина, что сумел тебя побить.

— Вентрис меня не победил! — заорал Хонсю, хватаясь за топор.

Кадарас Грендель, ранее служивший врагу Хонсю, лорду Бероссу, даже не дрогнул, когда голодное смертоносное лезвие нацелилось на его шею.

— Как скажешь, Кузнец Войны, — ответил он и, улыбнувшись, стволом болтера отвел лезвие прочь так, что дуло его оружия прошло прямо перед лицом Хонсю. — Он не победил тебя, но и ты не победил его. К тому же, кажется, именно от твоей крепости камня на камне не оставили.

Хонсю отвернулся, не желая усугублять конфронтацию и досадуя, что Грендель так легко вывел его из себя. С тех пор, как пал Халан-Гол на Медренгарде, характер Хонсю приобрел взрывоопасные свойства. Малейшее пренебрежительное замечание касательно его победы над объединенными армиями Беросса и Торамино моментально провоцировало в нем приступ убийственного бешенства.

Но, как бы то ни было, Грендель был прав.

Каждый раз, глядя в лицо своего нового телохранителя (свежерожденного, как существо требовало себя называть), он видел черты того воина, что посмел бросить ему вызов, нагло отвергнув предложение о сотрудничестве. Уриэль Вентрис и его спутник принадлежали Ордену Ультрамаринов, но за какие преступления их изгнали на один из демонических миров в Глазе Ужаса, Хонсю не знал. Неизвестными путями оказавшись на Медренгарде, они проявили себя как крайне изобретательные противники. Они выжили в Залах Мортициев и освободили Кровавое Сердце — могущественного демона, заточенного в самом центре Халан-Гола.

— Клянусь всеми двенадцатью печатями Губительных Сил, — сказал Хонсю, глубоко вздохнув, — из-за тебя я почти что жалею, что Форрикс и Кроагер погибли.

— Кто это?

— Капитаны, когда-то командовавшие частями великой роты Кузнеца Войны на Гидре Кордатус, — пояснил Хонсю, а потом многозначительно добавил: — Они умерли.

— Ты их убил?

— Нет, — Хонсю отрицательно качнул головой, — но, если бы они сами не постарались, мне бы пришлось это сделать.

— А что с ними случилось?

— Форрикс попробовал сразиться с титаном. Титан выиграл. — Хонсю рассмеялся, чувствуя, как настроение немедленно улучшается при одном только воспоминании о плачевной кончине соперника под огнем пушек гигантской машины войны.

— А Кроагер? Во что он ввязался?

— Не знаю, — признался Хонсю. — Форрикс рассказал, что он исчез в чем-то вроде разлома в варпе, но когда мы разбирали осадные сооружения, мы нашли труп в его блиндаже.

— Его труп?

Хонсю пожал плечами.

— Возможно. Меня это не слишком интересовало. Кроагер исчез, и какая мне разница, куда? Когда эти двое погибли, армия Кузнеца Войны и его крепость стали моими.

— Да — пока Торамино не взорвал ее прямо у тебя под ногами, — напомнил Грендель с ядовитой улыбкой.

— Точно, — Хонсю мрачно улыбнулся в ответ, — но он не справился с Кровавым Сердцем.

— Никто не справился. Включая и тебя, — сказал Грендель, и его обычно грубый голос зазвучал тише при упоминании о древнем демоне.

Хонсю прекрасно понимал перемену в тоне Гренделя: он сам содрогался, вспоминая, как, разгневанный побегом Вентриса, пробудил демона, наградив его пинком по рогатому черепу.

— Никто, — признал он. — Даже я.

К счастью, тогда демон учуял, что плоть Хонсю когда-то на краткий миг была вместилищем для существа из варпа, и не удостоил его своей ярости, обратив ее вместо этого на армию Торамино у стен крепости. Масштабы кровопролития и разрушений, учиненных демоном, не шли ни в какое сравнение со всем, что Хонсю видел раньше, и веками копившийся гнев существа был чернее, чем самая бездонная пропасть в логове Пертурабо. Все, что вставало на пути демона, обращалось в прах, и черное солнце Медренгарда вдоволь попировало душами, отлетевшими в тот день к мертвому небу.

— Что ж, будем надеяться, на этот раз ты все учел, — высказал пожелание Грендель.

— Уж будь уверен, — пообещал Хонсю.

— Посмотрим.

— В один прекрасный день я убью тебя за такую наглость, и ты это знаешь.

— Знаю, что попробуешь, — ответил Грендель. — А вот получится ли у тебя… В любом случае, этот день будет интересным.

Хонсю проигнорировал вызов в словах Гренделя и вместо этого спросил:

— Так что со свежерожденным? Ты сказал, он с Ваанесом?

Грендель кивнул.

— Так точно. Он и его неудачники занимаются с ним на боевой палубе.

— Хорошо.

— Ну уж нет, — хихикнул Грендель. — Нет в этом ничего хорошего.

* * *

Три воина с оружием наизготовку окружили фигуру, припавшую к полу в центре зала. Даже если их жертва и чувствовала свою уязвимость, то никак этого не показывала, держась спокойно и не проявляя ни малейшей тревоги по поводу готовящегося нападения. Трое атакующих носили силовые доспехи, хотя броня каждого разительно отличалась расцветкой и исправностью. Доспехи одного были грязно-серого цвета, у другого — выцветшего белого, а третий был облачен в сверкающую черную броню. Единственной деталью, которая объединяла всех троих в некое подобие отряда, были красные кресты, нарисованные на наплечниках, но и эта эмблема была практически незаметна из-за отслаивающейся краски и царапин, полученных в боях. Хотя ни один из них не носил знаков различия, не было сомнений, что лидером в тройке был высокий воин в черных доспехах: Ардарик Ваанес, бывший десантник Гвардии Ворона. Высокий, стройный Ваанес показался бы гигантом по сравнению с простым смертным, но на фоне других Астартес выглядел слишком худощавым. Достаточно сильный, чтобы гнуть сталь и одним ударом крошить кости, он был также быстрым и обладал великолепной координацией, что делало его чем-то большим, чем просто орудие грубой силы.

Джеффар Сан, стоявший слева от него, когда-то принадлежал к Белым Консулам, хотя теперь бывшие собратья удостаивались с его стороны только самой горькой ненависти. Тщеславные командиры лишили его всех заслуг, но непримиримая воинская гордость помогла ему пережить все напасти, выпавшие ему по их воле. Гордый и высокомерный, Джеффар Сан воплощал собой идеал превосходства и сейчас стоял в положении ан-гард, держа перед собой изысканный, похожий на рапиру меч.

Справа от него — Свольярд из Волчьих Братьев, ордена, с самого начала отмеченного несчастливой судьбой. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, в мясистых кулаках он сжимал боевой топор. Если Ваанес олицетворял мастерство быстрого и точного удара, то Свольярд был той неистовой силой, что кромсает человека в мясорубке бешеных ударов сплеча.

Всем троим доводилось убивать как людей, так и ксеносов, умения всех троих были отточены в тысячах сражений под тысячами солнц, и каждый из них столкнулся в своей жизни с самыми темными кошмарами этой галактики.

И все же ни один из троицы не мог избавиться от отвращения, которое вызывала в них эта припавшая к земле фигура.

Опустившись на одно колено, свежерожденный преклонил голову, словно погрузившись в какой-то транс. В отличие от окруживших его воинов, его серая, пахнувшая гнилым мясом плоть не была прикрыта доспехами, и единственной защитой ему служила кожа, пришитая к мускулам и костям.

Кулаки его были сжаты, а каждый вздох давался с таким трудом, как будто был последним.

— Начнем, — сказал Ваанес и выпустил из латных перчаток молниевые когти.

Издав ревущий боевой клич, Свольярд первым двинулся вперед, занося топор над свежерожденным. Внезапно его цель сместилась, взметнувшись в прыжке и кувырком уходя от удара. Как только свежерожденный опустился на пол, Ваанес шагнул в сторону, занося над ним когти. Потеряв равновесие после своей яростной атаки, Свольярд открылся, но противник увернулся от него и ладонью отбил нацеленный на него меч Джеффара Сана.

Ваанес увидел брешь в обороне свежерожденного и сделал выпад когтями, энергетическое поле которых отключил на время этого тренировочного спарринга. Противник уклонился от удара и выбросил ладонь вперед, целясь в Ваанеса. Бывший воин Гвардии Ворона отступил, чтобы избежать удара, но не сумел сделать это достаточно быстро, и гнилая вонь, исходившая от свежерожденного, внезапно оказалась тошнотворно близко вместе с рукой, подобно молоту врезавшейся в его подбородок.

Пошатнувшись, Ваанес, тем не менее, понял, что удар был намеренно ослаблен в самый последний момент. Он встряхнул головой, стараясь избавиться от вони свежерожденного и сочувствуя Свольярду, для неестественно обостренных чувств которого этот запах, наверно, был настоящей пыткой. Возможно, поэтому-то тот и дрался с таким остервенением, надеясь таким образом побыстрее закончить этот бой…

Волчий Брат взревел и бросился в атаку, его топор двигался по замысловатой траектории, ища возможность зацепить свежерожденного. Ваанес ругнулся, заметив, что бешеные удары Свольярда позволили противнику вырваться из окружения. Джеффар Сан атаковал с мастерской точностью, но его выпадам мешало неистовство Свольярда.

Увернувшись от топора, грозившего снести ему голову, свежерожденный изо всех сил ударил локтем в бок Волчьего Брата. Подобный удар, достанься он Свольярду от любого другого врага, остался бы им почти не замеченным, но сейчас керамитовая поверхность доспеха треснула, и Волчий Брат, как подкошенный, упал на пол.

Джеффар Сан отступил, готовя следующую атаку, и Свольярд остался совершенно без прикрытия перед противником, который мог бы при желании с легкостью разорвать ему глотку.

Но свежерожденный не удостоил вниманием поверженного врага и повернулся к Ваанесу, молниевые когти которого опускались, чтобы разрезать его на части. Свежерожденный попытался блокировать удар предплечьем, но опоздал, и когти Ваанеса вспороли его грудь, вскрыв футляр из кожи и обнажая влажно блестящую мускулатуру.

Заорав от боли, он упал на колени, и Джеффар Сан, сделав выпад сзади, вогнал свой меч ему между ребер. Пронзив его насквозь, острие клинка вышло из груди в фонтане смердящей крови.

Свольярд вскочил на ноги с яростным ревом и широко замахнулся топором, намереваясь разрубить свежерожденного пополам, но Ваанес, втянув когти в латные перчатки, остановил воина резким ударом в лицо. Свольярд рухнул на палубу, его лицо превратилось в искаженную гневом маску, залитую кровью, — Ваанес сломал ему нос.

— Хватит! — крикнул Ваанес. — Все кончено.

— Я убью тебя, — рыкнул Свольярд, сплевывая сгусток уже свернувшейся крови. — Ты позоришь меня прямо перед этим его…зверенышем.

— Ты сам себя позоришь своим гневом, — отрезал Ваанес. — Приведи себя в порядок, и мы начнем снова.

Свольярд наградил палубу еще одним кровавым плевком, но все-таки отошел к скамьям, стоявшим у края палубы. Глядя, как тот отступает, Ваанес облегченно вздохнул. Без дисциплины, к которой он привык за время, проведенное в Ордене, Волчий Брат становился все более диким и непокорным и из-за своей ярости был больше помехой, чем соратником.

— Осторожней, Ваанес, — предупредил материализовавшийся рядом Джеффар Сан, проводя рукой по длинным светлым волосам. — Однажды он все-таки даст волю своему бешенству.

— Знаю, — кисло ответил Ваанес, — но ты же меня прикроешь?

Белый Консул сдержанно кивнул и одним плавным движением вогнал меч в ножны.

— Я ведь поклялся в этом на той мертвой планете, разве не так?

Ваанес безрадостно рассмеялся.

— Когда-то мы все в чем-то клялись, дружище, и посмотри только, что с нами стало.

Джеффар Сан ничего не ответил, так же сдержанно поклонился и, резко развернувшись, направился к своей оружейной стойке. Когда последний из его выживших воинов ушел, Ваанес вздохнул и понурил голову.

— Ты сам восстанавливаешь против себя тех, кто следует за тобой, — произнес глухой голос у него за спиной. — Мне кажется, это не укрепит их преданность. Или я чего-то не понимаю?

— Нет, — ответил Ваанес, оборачиваясь к свежерожденному.

Мертвая кожа существа уже восстанавливала целостность, и зарастающая плоть издала грубый, причмокивающий звук. Из ран, нанесенных Ваанесом и Джеффаром, исходило мутное желтоватое сияние, подобное последнему проблеску угасающего солнца: так энергия варпа, питавшая неестественно быстрый рост этого…создания, поддерживала в нем жизнь вопреки ранам, уже давно бы убившим обычного человека. Такие серьезные раны стали бы смертельными даже для одного из Адептус Астартес, но свежерожденный уже почти не обращал на них внимания.

— Сейчас мы в царстве моих повелителей, — сказало существо, заметив, на что смотрит Ваанес. — Здесь я могу исцеляться быстрее.

— Ты и так быстро восстанавливаешься, — ответил Ваанес.

— Величие Хаоса повсюду, и с каждым днем оно усиливается.

— Так говорят истовые последователи.

— О чем ты? — спросил свежерожденный с неподдельным интересом.

— Ты как будто повторяешь то, что тебе сказали, а не говоришь, исходя из собственных суждений.

— А разве есть разница?

— Конечно, есть, — сказал Ваанес, чувствуя, что его терпение недолго продержится под атаками ненасытного любопытства свежерожденного. Он присоединился к Хонсю, чтобы обучать это существо технике боя, а не этике и знаниям о мире.

— Расскажи.

— Разница в том, что тебе говорят о многих вещах, но усваиваешь ты очень немногое.

Свежерожденный задумался, склонив голову набок и покусывая нижнюю губу, как ребенок, погруженный в размышления. Ваанес отвел взгляд от… от существа — он все еще не мог воспринимать того как личность, особенно если всего несколько месяцев назад он действительно был ребенком.

Тот факт, что свежерожденный был вылитой копией человека, которого Ваанес ненавидел, только усугублял ситуацию.

Последний раз Ваанес видел Уриэля Вентриса в горах Медренгарда, прямо перед тем, как этот идиот, вставший во главе стаи безумных чудовищ-людоедов, пошел штурмом на крепость Хонсю. Хотя тогда Ваанес не сомневался, что Вентрис идет навстречу верной смерти, оказалось, что предприимчивый капитан выжил и внес свою лепту в падение Халан-Гола.

— Ты меня ненавидишь? — внезапно спросил свежерожденный.

— Что?

— Ты меня ненавидишь? — повторило существо. — Мне так кажется.

— Ненавижу? Да я даже не знаю, что ты такое и как тебя следует называть.

— У меня нет имени, — ответил свежерожденный. — Я его еще не заслужил.

— Имена не заслуживают, их получают при рождении.

— Я помню свое рождение.

— Неужели?

— Да, помню.

— И… и на что это было похоже? — спросил Ваанес, проклиная себя за любопытство.

— Было больно.

За исключением того, что Вентрис скормил им, разглагольствуя о чести в Убежище, Ваанес мало что знал о создании существ, подобных свежерожденному. Однако он знал достаточно, чтобы понять: прежде, чем началась трансформация всего его тела, свежерожденный был не более чем обычным ребенком.

Благодаря биологическому инкубатору Демонкулабы, нечестивому колдовству и бесчестной краже генетического материала, изъятого из геносемени Вентриса, свежерожденный рос не по дням, а по часам. Демоническая питательная среда внутри дьявольской матки вскормила его, а обличьем ему стала дряблая кожа, срезанная с тел рабов. И хотя его организм полностью отражал строение космического десантника, разумом он был подобен младенцу.

— Больно… — сказал Ваанес. — Думаю, все так и было.

— Было? — переспросил свежерожденный, качая головой. — Боль никуда не ушла. Она со мной каждую минуту моей жизни.

— Я понимаю.

— Нет, — возразил свежерожденный и, оскалив зубы, шагнул ближе к Ваанесу. — Ничего ты не понимаешь. Я — сломанное подобие человека, Ардарик Ваанес. Каждый мой вздох — боль. Каждый удар сердца — боль. Все во мне — боль. Почему я один должен так страдать? Я хочу сделать так, чтобы все вокруг испытывали такие же муки.

— И ты изрядно в этом преуспел, — признал Ваанес, глядя в исполненные ярости глаза свежерожденного и вспоминая ужасную, отнюдь не легкую смерть того магоса на Голбасто.

— А что я еще могу сделать? — огрызнусь существо. — У тебя есть имя и память, а у меня — только кошмары и украденные воспоминания, принадлежащие кому-то другому.

— Ты помнишь то же, что и Вентрис? Об этом я не знал.

— Не совсем, — ответил свежерожденный, гнев которого пошел на убыль. — Это что-то вроде обрывков полузабытых снов. В одном из них я видел планету, к которой мы направляемся.

— И ты знаешь, как она называется? — спросил заинтригованный Ваанес.

— Нет, но я знаю, что для него она многое значит. В этот мир пришло войско, одержимое страшным голодом, но оно было повержено.

— Это все, что тебе известно?

— Кажется, да. Я… я знаю кое-что о нем, я чувствую в себе тот же дух, что составляет его естество, но…

— Но — что? — настаивал Ваанес.

— Но все, чему учат меня мои повелители Хаоса, требует, чтобы я отверг эти чувства. Я — проводник воли богов, тех, что есть и пребудут в вечности, я оружие, которое может только служить. Ничего более.

— Как и все мы, — ответил Ваанес, подзывая Свольярда и Джеффара Сана вернуться в центр боевой палубы. — Но это кое-что объясняет.

— Что?

— Почему мы каждый раз тебя побеждаем. Все дело в Вентрисе. Все, что есть в нем, — часть тебя. Все, что делает его тем, кто он есть, отпечаталось в твоей плоти, и как бы Хонсю и Грендель ни старались выбить это из тебя, у них ничего не получится.

— Ты хочешь сказать, что я несовершенен?

Ваанес рассмеялся.

— Само собой, но вот это по-детски наивное понимание добра и зла, присущее Вентрису… Оно внутри тебя, оно раздирает тебя на части. Ты дерешься честно, а тут это не принято.

Свольярд и Джеффар Сан присоединились к Ваанесу, и тот, ткнув пальцем в грудь свежерожденного, сказал:

— Мы сразимся еще раз, и теперь чтобы никаких попыток смягчить удар. Он был беззащитен перед тобой, но ты его не прикончил. Впредь не повторяй эту ошибку, понятно?

— Понятно, — проворчал свежерожденный, неприязненно глянув на Волчьего Брата.

И вновь три воина окружили свежерожденного и приготовились к бою.

— Начали, — объявил Ваанес.

Но не успел он договорить, как свежерожденный пришел в движение. Его кулак врезался в челюсть Свольярда с такой силой, что оторвал ее, вызвав поток крови вперемешку с раздробленными костями. Раненый воин уронил топор и схватился за изуродованное лицо. Рана обильно кровоточила, и из глотки Свольярда вырвался влажный, булькающий вскрик. Свежерожденный подхватил упавший топор, развернулся на месте и вогнал его лезвие в нагрудный доспех Джеффара Сана. Керамитовая пластина поддалась, и оружие, рассекая сросшиеся ребра, проникло глубоко в грудную полость Белого Консула. Ноги Джеффара подкосились, он рухнул на колени, и гордые черты его лица исказились в гримасе ужаса, боли и удивления.

Едва Ваанес успел оценить скорость, с которой двигался свежерожденный, как тот уже помчался к нему, целясь окровавленными руками прямо в горло.

Синхронно отразив движения существа, Ваанес отклонился назад, тем самым выиграв несколько бесценных мгновений. Он развернулся, следуя траектории атаки.

Из перчаток выдвинулись когти.

Он вогнал их в живот свежерожденного и резко дернул.

Насаженный на смертоносные лезвия когтей, свежерожденный перелетел через него и рухнул на палубу бесформенной кучей.

Ваанес вскочил на ноги; Джеффар Сан с глухим звуком упал лицом вниз на палубу; свежерожденный взвыл от боли.

Как могло столько всего случиться за столь короткое время?

Освободив когти, Ваанес отступил в боевую стойку и мысленной командой активировал энергетическое поле вокруг своего оружия. Свежерожденный был настроен биться до смерти, и рисковать не стоило.

Но существо, с трудом поднимавшееся на колени, казалось, полностью утратило боевой дух. Из смертельной раны на животе струились кровь и уже знакомое маслянисто-желтое сияние, сопровождавшее процесс излечения, но свежерожденному не было до этого дела.

— В этот раз вышло получше? — прошипел он, с усмешкой осматривая учиненные им разрушения.

— Гораздо лучше, — ответил Ваанес.

* * *

Имперский линкор медленно удалялся от «Поколения войны»: огромная металлическая глыба, ощетинившаяся древними орудиями, величественно следовала своим курсом, не подозревая, что прямо под ней проскользнул враг. Название корабля осталось тайной, но, заметь их хоть один наблюдатель на борту, хоть один ауспекс или истребитель, угроза стала бы более чем реальной.

Как только Цицерин провел корабль через врата, соединяющие Эмпиреи с реальным миром, они легли на изменчивый курс, кружным путем приближаясь к цели: уклонялись от патрульных флотилий, скрывались от мониторов и следящих станций, усеявших всю систему. И вот, наконец, неподвижный белый диск планеты заполнил собой обзорный иллюминатор. Бледную поверхность покрывали уродливые пятна неестественных цветов, похожие на пигментацию на голом черепе глубокого старика. Хонсю не знал, как называлась эта планета, да и не хотел знать. Ее имя имело значение для Вентриса, а остальное было не важно.

Навигационный планшет показал, что Имперский корабль удаляется, и Хонсю улыбнулся, чувствуя, как вместе с уменьшающимися на экране сигнатурами двигателей исчезает и его страх быть обнаруженным. В стратегиуме «Поколения войны» было тихо, как будто противник мог каким-то образом услышать их разговоры на таком расстоянии.

— Они нас не заметили! — выдохнул Кадарас Грендель, вцепившись в край прокладочного стола так, что побелели костяшки пальцев. — Не могу поверить…

— Это был последний, — кивнув, сказал Хонсю. — Теперь мы внутри их периметра патрулирования.

Грендель хищно ухмыльнулся и, все еще не веря, покачал головой.

— Теперь нам нужно только что-то сделать со следящими кораблями у планеты. Стоит одному из них нас почуять — и мы покойники.

— А для этого у нас есть проводник, — ответил Хонсю, кивком указав в носовую часть стратегиума.

Как и всегда, адепт Цицерин расположился за своей железной кафедрой. Спиной к нему на коленях стоял свежерожденный, и ладони чудовищно мутировавшего магоса обхватили его голову. Ардарик Ваанес замер чуть поодаль от кафедры. С гримасой отвращения он наблюдал, как руки Цицерина превратились в органические зонды и погрузились в затылочную область мозга свежерожденного.

В поисках информации, которая бы позволила «Поколению войны» безопасно завершить свое путешествие, био-дендриты все глубже погружались в мозг существа, по коже которого пробегала гротескная рябь. Глазные яблоки вздрагивали под плотно сжатыми веками, губы двигались, шепча беззвучную мантру.

— Ему больно? — поинтересовался Грендель.

— Какая разница? — ответствовал Хонсю. — Вентрис бывал здесь, ему известны протоколы размещения кораблей, а, значит, они известны и свежерожденному. Возможно, он этого и не осознает, но в нем есть все — схемы дислокации, идентификационные коды. Все это у него в голове, и нам нужна эта информация, если мы хотим подобраться достаточно близко, чтобы совершить задуманное.

— Справедливо, — признал Грендель. — Если это позволит нам выбраться отсюда невредимыми, то я только «за».

— И я. Хотя немного риска иногда не помешает.

— Иногда мне кажется, что у тебя какое-то нездоровое пристрастие к риску.

— Может, ты и прав. Помню, когда мы атаковали артиллерийскую точку в лагере Беросса, Обакс Закайо выразился примерно так же.

— Какой мудрый человек, — похвалил Грендель.

— Не очень. Он меня предал.

— И теперь он мертв?

— Естественно. Более чем, — подтвердил Хонсю. — Лучше учись на его ошибках.

— Я быстро учусь, — заверил Грендель, — но если ты и дальше будешь пробовать прыгнуть выше головы, то однажды свернешь себе шею.

— Может быть, — Хонсю пожал плечами. — Но не сегодня.

По центральному нефу стратегиума к ним приближался Ардарик Ваанес, чье внимание разрывалось между планетой, возникшей перед обзорным иллюминатором, и агонией свежерожденного. Хонсю и Грендель окинули взглядом подошедшего воина.

— Итак? — поинтересовался Хонсю.

— Цицерин говорит, вот эта подойдет, — ответил Ваанес и указал на светящуюся точку на экваторе планеты. — Она дальше всего от кораблей и расположена над самыми крупными по площади зарослями ксенофлоры.

Хонсю кивнул и всмотрелся в яркую точку — именно с нее должен быль начаться его великий и ужасный план отмщения Вентрису. То, что случится на этой планете, станет наглым вызовом, перчаткой, брошенной в лицо, и такой поборник чести, как Вентрис, просто не сможет не ответить.

Три воина внимательно наблюдали за тем, как светящийся символ превращается из маленькой яркой точки во тьме космоса во что-то угловатое и массивное. По мере того, как сокращалась дистанция, контуры объекта складывались в очертания медленно вращающейся орбитальной оборонительной платформы, хотя большинство ее пусковых отсеков были нацелены на поверхность планеты.

Платформа находилась на геостационарной орбите над экватором, а прямо под ней протянулось огромное, омерзительно пурпурного цвета пятно, закрывшее собой значительную часть охряной поверхности планеты.

— Скажи-ка мне, — заговорил Ваанес, отворачиваясь от изображения платформы. — Почему ты не остался на Медренгарде после победы над Бероссом и Торамино?

— От Халан-Гола остались только развалины.

— Ты мог бы построить новую крепость. Разве не этим обычно занимаются Железные Воины?

— Мог бы, — согласился Хонсю. — Но крепости неподвижны, а когда у каждого на планете есть армия, оснащенная для осады, новый штурм — только вопрос времени. Я допустил ошибку, вообще вернувшись на Медренгард. Надо было двигаться дальше по галактике и продолжать Долгую Войну.

— Но она же была десять тысяч лет назад, — возразил Ваанес.

— Это для тебя, а для Железных Воинов это было как будто вчера. Думаешь, ход времени способен повлиять на что-то столь сильное, как жажда отомстить? Когда ты живешь в месте, где само время ничего не значит, настоящее отделено от побед и поражений прошлого всего одним ударом сердца. Мне доводилось сражаться рядом с воинами, которые осаждали Терру и шли в бой под предводительством примархов, и мне горько видеть, во что выродились когда-то великие Астартес. По сравнению с тем, чего добились те великие герои, вы — всего лишь слабаки.

Почувствовав, что еще немного, и гнев полностью лишит его самообладания, Хонсю заставил себя успокоиться и задумался о причинах своего неведомо откуда взявшегося воодушевления. До сражений на Медренгарде он не был такого высокого мнения о воинах, участвовавших в Ереси Хоруса, и, более того, открыто высмеивал ностальгические воспоминания, которым предавались Форрикс и Кроагер — участники той самой кампании, о которой он знал только понаслышке.

Глубоко вздохнув, он вновь посмотрел на мерцающие контуры орбитальной платформы.

— Цицерин! Заставь-ка их побегать.

Магос извлек извивающиеся зонды из затылка свежерожденного и обернулся. Тяжело и хрипло дыша, свежерожденный обессилено сгорбился, опираясь руками о палубу.

Не удостоив Хонсю ответом, магос подключил опять изменившие форму руки к кафедре, и весь стратегиум наполнился пульсирующим гудением, а освещение померкло. Став одним целым с кораблем, магос направил свои таинственные силы на то, чтобы запутать врага.

— Что он делает? — спросил Ваанес.

— Смотри, и увидишь, — сказал ему Хонсю.

Какое-то время изображение на экране не менялось: орбитальная платформа все так же медленно вращалась перед ними, а «Поколение войны», незамеченный и неузнанный, дрейфовал ближе. Затем орудия и антенны платформы ожили и стали поворачиваться, нацеливаясь на некую далекую точку в космосе.

Хонсю взглянул на экран навигационного планшета, где только что появился новый мерцающий сигнал — он отмечал как раз то место, куда теперь целились прислужники Империума.

Плоть на груди Цицерина трансформировалась в динамик громкоговорящей связи, и в стратегиуме раздались беспорядочные сообщения, заполнившие вокс-сеть платформы. Слова звучали нечетко из-за статических помех, но паника в них читалась безошибочно.

— …ость один, три омега! Контакт в ячейке дельта-эпсилон-омега! Сигнатуры авгуров указывают на враждебную ксеноформу! Запрашиваем перехват. При сохранении курса контакт в течение двух часов. Всем кораблям, способным оказать содействие: просьба ответить!

— Даже близко не похоже на наше местоположение, — заметил Ваанес, наблюдая, как сигнал-фантом медленно пересекает экран по направлению к платформе.

— Именно, — подтвердил Хонсю. — И, благодаря уловке Цицерина, как раз туда и направятся патрули. Когда они поймут, что там ничего нет, нас здесь уже давно не будет.

Отвернувшись от изображения на экране, Хонсю поднял свой болтер наизготовку.

— Они просят помощи, — со смехом сказал он. — Так давайте им поможем.

* * *

Сигнал тревоги оглушительным эхом метался по голым стальным коридорам Оборонительной Платформы Ультра-9, и старший помощник Алевов, мчавшийся к посадочной палубе, чувствовал, как от шума у него закладывает уши. Палубой эту часть платформы можно было назвать с большой натяжкой: это было простое герметичное помещение со сводчатым потолком и бронзовыми стенами, изобиловавшее трубами и стопорными колесами стыковочных устройств, благодаря которому команды могли перейти на пристыкованные корабли.

Имперские гвардейцы уже двинулись к заранее обозначенным дефиле, чтобы защищать платформу от возможного абордажа, хотя, по мнению Алевова, такие предосторожности, скорее всего, были излишни. Благодаря высокому уровню готовности, который поддерживался во флотилии с момента первого вторжения, было крайне мало шансов на то, что одиночная вражеская цель сумеет добраться до платформы.

К тому же, им ужасно повезло, что на своем посту оказался один из следящих кораблей. С платформы его не заметили, но это легко объяснялось тем, что двигатели корабля были повернуты в сторону солнечной короны. Идентификационные коды, хоть и старые, оказались правильными, и стыковка была разрешена. Хотя войска, защищавшие платформу, были вполне компетентны, командование с благодарностью приняло предложенную помощь, посчитав, что в случае чего подкрепление не помешает.

Миновав поворот в оборонительных заграждениях на пути к посадочной палубе, Алевов с трудом протиснулся мимо двух гвардейцев в голубой униформе, которые устанавливали пулемет с длинным стволом в перфорированной рубашке. При входе в бронзовую камеру заломило в ушах, и он решил позже послать технопровидцев проверить герметичность помещения. Над толстой взрывостойкой дверью замигал зеленый огонек, и Алевов вздохнул с облегчением.

Снаружи послышалось позвякивание металла о металл, и он открыл люк шлюзовой камеры. Затворы люка изрыгнули застоявшийся воздух, и атмосферы из разных миров перемешались.

— Приветствую вас на борту, — сказал Алевов, как только люк открылся. — Мы, наверно, зря перестраховываемся, но осторожность никогда не помешает.

— Осторожность — нет, — признал Хонсю, выходя из шлюзовой камеры. — А вот глупость — запросто.

Подняв болтер, он выстрелил Алевову прямо в лицо.

* * *

Звук выстрела оглушительным грохотом прокатился по маленькому помещению, и обезглавленное тело ударилось о бронзовую стену шлюзового отсека. Заметив, что у выхода рядом с крупнокалиберным пулеметом с открытым ртами замерли двое солдат, Хонсю быстро двинулся вперед. Шок и ужас парализовали солдат лишь на мгновение, но больше ему и не требовалось. Его болтер загрохотал снова, и солдат практически разорвало на части.

— За мной! — заорал он, прижимаясь спиной к стене рядом с дверью. Осторожно выглянув, сквозь визор шлема он увидел еще несколько солдат в голубой униформе, занимавших укрепленные позиции вдоль плавно изгибающегося коридора.

Хонсю перекатился на другую сторону двери и тремя выстрелами с плеча, смертоносно точными благодаря прицелу аугметического глаза, уложил трех солдат, превратив их грудные клетки в развороченное месиво. Железные Воины двинулись дальше мимо него, без лишних слов и эмоций занимая боевой порядок для обеспечения безопасного прохода в центр платформы.

Меткость выстрелов порадовала Хонсю: ему понадобилось некоторое время, чтобы переучиться держать болтер левой рукой и целиться недавно пересаженным аугметическим глазом, но результаты говорили сами за себя.

Мимо прошли Кадарас Грендель и Ардарик Ваанес, они двинулись против часовой стрелки по круговому коридору, огибавшему всю станцию, и расстреливали всех, кто попадался на пути. Мелтаган Гренделя оставлял за собой шлейф дыма, а на молниевых когтях Ваанеса потрескивали синие дуги энергии, от которых в воздухе пахло озоном.

Он учуял свежерожденного еще раньше, чем увидел — и это несмотря на доспехи, закрывавшие тело существа. Даже фильтры шлема не могли справиться с этой вонью.

— Держись рядом, — приказал Хонсю. — Убивай всех, кто не из наших.

Свежерожденный кивнул, и они двинулись дальше, ориентируясь на звук пальбы.

* * *

Оскалив зубы в безумной усмешке, Кадарас Грендель несся по коридору. Сердце бешено колотилось: слишком давно он никого не убивал, и ему не терпелось сразиться с кем-то достойным, хотя шансы встретить серьезного противника на этой жалкой платформе были крайне малы. Но Грендель не был привередливым — он был рад убить всякого, кто подвернется под руку.

Они с Ваанесом промчались по коридору, наполненному красными вспышками световой сигнализации и воем сирен. Это была настоящая симфония битвы, и для полного совершенства ей не хватало только резких звуков выстрелов и криков умирающих. Как будто в ответ на пожелания Гренделя, из-за укрепленной точки показался потрепанного вида отряд, солдаты которого сразу же открыли огонь. Яркие вспышки возвещали выстрелы, которые были для него так же опасны, как удар ножом для титана, и Грендель со смехом начал отстреливаться, яростным воплем оповестив о своем психопатическом развлечении всех, кто был настроен на ту же частоту вокса.

Одному из солдат выстрелом разворотило плечо и изрезало лицо осколками костей. Другой с криком бросился прочь от баррикады; однако остальные застыли на месте, исполненные мрачной решимости достойно встретить атаку Гренделя. Лазерные заряды не причинили значимого ущерба его доспехам. Его болтер выпустил ответную очередь, и сразу несколько защитников платформы упали в фонтане крови и обломков брони.

Зная, что предстоит жестокий ближний бой, Ваанес отказался от использования прыжкового ранца, но все равно Грендель вынужден был признать, что скорость, с которой передвигался его товарищ, впечатляла. Бывший воин Гвардии Ворона был гораздо быстрее него и, первым добравшись до баррикады, перепрыгнул через заграждение и приземлился прямо среди солдат противника. Вскочив на ноги, Ваанес начал наносить молниевыми когтями удары направо и налево, и сверкающая серебристая сталь обагрила стены потоками крови. Доспехи, мускулы, кости — всё рассекали эти искрившиеся, окутанные энергетическим полем лезвия, и вскоре коридор усеяли отрезанные конечности и рассеченные пополам тела.

Эхо от наполненных болью и страхом воплей было недолгим, и вскоре схватка закончилась.

Обойдя баррикаду и увидев Ваанеса, стоящего в центре кровавого озера, Грендель одобрительно кивнул и довольно рассмеялся, оглядывая невероятное количество отрезанных частей тела. Он даже приблизительно не мог сказать, скольких убил Ваанес. Потом он заметил двух солдат, затаившихся под прикрытием баррикады, — они жались друг к другу и плакали от страха, — и его веселье переросло в неприкрытую радостью. Мучительная смерть товарищей оставила следы на их голубой униформе, и сейчас эти двое были не более чем лишившимися разума телами, наполненными только кровью и болью.

Грендель схватил одного из солдат за запястье и поднял высоко над полом, своей хваткой сломав ему руку.

— Настоящее отребье, да?

Ваанес ответил не сразу. Визор его шлема был обращен к результатам резни, учиненной его смертоносными когтями, и в своей неподвижности он походил на статую.

— Ваанес?

— Я тебя слышал.

Пожав плечами, Грендель отбросил хнычущего гвардейца, и тот отполз подальше, прижимая к груди изуродованную руку. Грендель позволил ему удалиться на несколько метров, а потом навел на него мелтаган и испепелил несчастного потоком раскаленной энергии.

Ослепительно-белая вспышка поглотила солдата, и защитные механизмы шлема Гренделя заставили его авточувства на мгновение ослабеть. Затем сияние померкло, и он рассмеялся, увидев, что от противника остались только ступни и обуглившийся кусок черепа.

— Оставляю последнего тебе, — объявил он, поворачиваясь к Ваанесу.

* * *

Сражаться рядом со свежерожденным было гораздо легче, когда на нем был шлем — так Хонсю не приходилось в самый разгар боя натыкаться взглядом на лицо Вентриса. Битва за внешнее кольцо орбитальной платформы была практически окончена, и оборонявшие его солдаты ничего не смогли противопоставить беспощадной ярости, с которой атаковали Железные Воины, — да и мало кто смог бы.

Хонсю наблюдал, как его телохранитель без всякой пощады расправляется с врагом. Его мастерская техника боя казалась знакомой, и через мгновение Хонсю узнал этот стиль: точные, выверенные удары, идеальное воплощение всего, чему учили Адептус Астартес… именно так сражался бы воин из Ордена Ультрамаринов.

Когда расстреливать простых смертных из болтера стало слишком скучно, Хонсю взялся за топор и теперь прокладывал сквозь строй врагов окутанную криками просеку. По правде сказать, интереснее бой от этого не стал, но хотя бы крови стало побольше. При каждом ударе топор рычал, обитающая в нем демоническая сущность впитывала души умирающих и пировала кровью из их разрубленных тел. Собранная страшным лезвием жатва была обильной, но, несмотря на невозможность победы, солдаты в голубой униформе все равно не отступали. Хонсю не впечатлило их умение сражаться, но восхитило их мужество.

Он высвободил топор из золотого нагрудника какого-то офицера, и оружие выразило свое возмущение зыбким образом мертвых глаз, проскользнувшим по гладкой поверхности лезвия. Дрожь ярости передалась от оружия рукам, и Хонсю огрызнулся, усилием воли стараясь утихомирить демона, обитавшего внутри топора.

По всей станции какофония боя постепенно стихала, и Хонсю знал, что битва скоро закончится его победой. Уже предвкушая ее сладкий вкус, он вдруг заметил какое-то беспорядочное движение в конце одного из коридоров, подобно спицам колеса соединявшего внешнее кольцо платформы с ее центром. Один солдат нес на плече короткий обрубок трубы, а другой загружал в нее оперенный снаряд.

Такое безрассудство почти заставило Хонсю засмеяться, но затем он понял, что взрыв подобного снаряда неизбежно вызовет декомпрессию во всем внешнем кольце платформы, и всех, кто там находится, просто вышвырнет в открытый космос.

Он попытался сдвинуться с места, но не смог: тело отказывалось слушаться, а в руках по-прежнему содрогался боевой топор, чей непокорный дух решил схлестнуться с волей своего хозяина. Хонсю в ярости уставился на собственное оружие.

— Сейчас уж точно не время! — сжав зубы, прорычал он, пытаясь загнать демоническую сущность обратно в тускло мерцающее лезвие.

Там, где стояли солдаты, вдруг возникла вспышка света, сопровождавшаяся дымом и грохотом, и, хотя это было физически невозможно, Хонсю ясно увидел, как в его сторону мчится остроносый снаряд.

Демон сдался и спрятался обратно в оружие, но Хонсю понял, что все равно уже слишком поздно: от снаряда ему не увернуться. Он выставил перед собой руку в отчаянной попытке защититься.

Снаряд сбил его с ног, и он почувствовал, как некая страшная паразитическая сила поднимается внутри него, как будто омерзительное, темное существо вдруг впитало в себя часть его жизненной силы. Он сильно ударился головой о стену, но все же заметил, что раскаленные стабилизаторы снаряда глубоко погрузились в покрывшееся рябью серебро его руки — той самой руки, которую он забрал у сержанта-Ультрамарина.

В глубине конечности пульсировал свет — трепещущие отблески энергии, плод технологии, созданной в давно забытые времена расой столь зловещей, что его собственные преступления по сравнению с их злодеяниями казались мелкими шалостями. На его глазах огненно-рыжий контур с шипением окружил ту часть снаряда, что осталась торчать из руки, и она с металлическим звоном упала на палубу.

Хонсю с изумлением уставился на безупречно целую поверхность протеза, но солдаты, удивленные не меньше, чем он, снова заряжали оружие, и ему пришлось отвлечься на них.

Он с трудом встал на ноги, но сразу же понял, что торопиться некуда: свежерожденный одним прыжком настиг гвардейцев и уже расправлялся с ними. До сих пор Хонсю доводилось видеть в смертоносных движениях свежерожденного только механическую точность Астартес, хоть и приправленную патологическим удовольствием, которое осудил бы любой космический десантник. Но в этот раз его телохранитель дрался с животной свирепостью, и каждый удар, наносимый с лаконичной эффективностью, нес в себе мучительную смерть. Не было сделано ни одного лишнего движения, ни в одну атаку не было вложено больше силы, чем необходимо, и ни одна брешь в обороне противника не осталась незамеченной. Всего через несколько секунд солдаты были мертвы, и бой закончился.

Хонсю присоединился к свежерожденному, стоявшему среди учиненного им побоища, а подоспевшие Железные Воины перекрыли связующий коридор. Подрывники, вооружившись снарядами направленного действия, прошли дальше по коридору и начали подготовку к взрыву, который снесет двери в центральную часть платформы. Еще несколько минут — и вся станция будет у них под контролем.

Чувствуя, как неприязнь к свежерожденному отступает под влиянием недавно увиденного боя, которым существо явно наслаждалось, Хонсю положил руку ему на плечо.

— Ардарик Ваанес хорошо тебя обучил, — похвалил он.

* * *

Ардарик Ваанес склонил голову в сторону последнего выжившего гвардейца. Лицо мужчины было покрыто слезами и кровью, глаза бессмысленно смотрели в пустоту, а голова тряслась. Кадарас Грендель стоял, угрожающе расправив плечи и всем своим видом выражая вызов, который он бросил соратнику.

— Он уже мертв, — сказал Ваанес.

— Что?

— Я говорю, он уже все равно что мертв. Он больше не представляет угрозы.

— И что с того? Что это меняет? — Грендель шагнул вперед, замерев всего в нескольких сантиметрах от Ваанеса. — Не хватает духа убить человека, если только он не нацелил на тебя пушку?

— Просто не вижу в этом смысла.

— Смысла? — переспросил Грендель. — А кто говорит о смысле? Убей его. Сейчас же.

Ваанес посмотрел в наполненные яростью глаза Гренделя; хотя лица обоих были скрыты шлемами, керамитовая поверхность не могла сдержать вызов и враждебность. Вокруг ревел шум битвы — судя по звукам, сражение постепенно приближалось к центру платформы, — но Грендель не обращал на это внимание, слишком увлекшись своей провокацией и желанием узнать, наконец, чего стоит Ваанес.

— Думаю, ты слабак, Ваанес, — сказал он. — Может, ты все еще на стороне имперских сил? Хонсю тоже так думает, я вижу, он тебе не доверяет.

— И тебе тоже, — парировал Ваанес.

— Нет, но я и не стараюсь сделать вид, что никогда не предам его. У нас с ним нечто вроде…взаимопонимания. — Повернувшись, Грендель схватил выжившего гвардейца и поднял его перед Ваанесом. — Давай же. Прикончи его, или, клянусь, я сам убью тебя.

Ваанес глубоко вздохнул, прикидывая, дойдет ли дело до схватки с Гренделем. Тот нарывался на ссору с тех самых пор, как ренегат присоединился к банде Хонсю. Мускулы напряглись, готовясь к бою, но тут взгляд Ваанеса упал на кусочек серебристого металла, прикрепленного к форме гвардейца.

Почетный знак на воротнике.

Вокруг него униформа была запятнана кровью, но ни одна капля не попала на поверхность знака, и на темно-синем фоне ясно читалась стилизованная “U”, выполненная в серебре.

Ультрамарины.

Под символом ордена стояла позолоченная цифра “IV”; осознав, что это означает, Ваанес почувствовал нарастающий гнев. Знаком награждали в честь завершения кампании, его получили те, кто сражался вместе с Четвертой Ротой Ультрамаринов. Подавшись вперед, Ваанес спросил:

— Как ты получил его?

Солдат не ответил; изо рта его вырывался только исполненный страха скулеж, замерший на одной ноте, а глаза были плотно зажмурены, как будто это могло заставить исчезнуть кошмар, в который он угодил.

— Как ты его получил? — заорал Ваанес, хватая солдата за грудки и вырывая его из лап Гренделя. Ответом был только истерически бессвязный лепет, и Ваанес в третий раз выкрикнул тот же вопрос и занес руку для удара, слыша, как громче зашипели искрящиеся молнии вокруг когтей.

— Давай… — прошипел Грендель, и желание убить этого несчастного, причинить ему боль, искалечить, сделать так, чтобы его страдания не знали предела, завладело Ваанесом сильнее, чем все чувства, испытанные им ранее. Совсем рядом он услышал свистящий шепот, как будто кто-то невидимый говорил с ним сквозь усиливающийся треск разрядов вокруг молниевых когтей, кто-то, чей голос был слышен только ему.

В этом ощущении не было ничего неприятного: безмолвное поощрение, мягкое давление на его разум, которое обещало открыть перед ним новые чудеса, немыслимые удовольствия и восторг новых впечатлений. Все это и еще массу вещей сулил бессловесный шепот, и Ваанес интуитивно понял, что в этом-то и заключалась суть сделки, которую он заключил с Хонсю на Медренгарде.

Он больше не видел ничего вокруг, кроме почетного знака Ультрамаринов; казалось, серебряные и золотые символы дразнят его своими блеском и чистотой. Образ Уриэля Вентриса возник перед глазами Ваанеса, и он закричал от мучительной ярости.

Молниевые когти рванулись вперед, пронзили грудь солдата и вышли из спины. Но на этом атака Ваанеса не прекратилась, и в тело гвардейца погрузилась вся его латная перчатка, сжатая в кулак и разрывающая на своем пути кости и внутренние органы.

Ваанес терзал тело врага до тех пор, пока шипящие когти не оставили от него только лоскуты мяса, кровавую кашу из костей и потрохов. Тогда он, наконец, отступил, тяжело дыша, и почувствовал, как в душе его наступает согласие, а тело наполняется новыми силами.

Он услышал смех Кадараса Гренделя, убийца хлопал его по наплечнику и что-то говорил, но Ваанес не разобрал ни слова: он был все еще слишком погружен в те чудесные ощущения, которые только что испытал. Затем он внимательно вгляделся в следы учиненной им бойни, останки тел, так изуродованных, что они даже отдаленно не напоминали человеческие. И только тогда он, наконец, понял, насколько лживо было все, чем он жил с того момента, как его с позором изгнали из Гвардии Ворона. Никакой самообман не мог успокоить его совесть, и не было никакой нейтральной территории между лоялистом и предателем. В любом случае, в Долгой Войне эти ярлыки не значили ничего — в ней были только победители и побежденные. Это крещение смертью и кровью заставило его, наконец, осознать, чем он стал.

И Ардарик Ваанес с радостью принял это откровение.

* * *

В центральном пункте управления оборонительной платформы Ультра-9 удушливо пахло взрывчаткой и кровью. Как только были взорваны двери, люди внутри поняли, что шансов на спасение нет, и сделали все, что могли, чтобы отключить системы и вызвать подкрепление, но Хонсю знал, что ближайший Имперский корабль был в нескольких часах пути.

У разбитых приборных панелей стоял адепт Цицерин; из его биомеханической грудной полости выдвинулся клубок извивающихся кабелей, которые он собирался подключить к начинке разбитых приборов управления. Обреченный на смерть персонал совершил полномасштабный акт вандализма, но Цицерин быстро восстановил ущерб и, благодаря своим уникальным способностям, без труда вернул к жизни выведенные из строя системы.

— Все готово? — спросил Хонсю, сгорая от нетерпения увидеть, наконец, плоды своих трудов.

Грендель неуверенно пожал плечами, оглядывая погнутую, продырявленную лазерными выстрелами панель. Уцелевшие датчики в латунной оправе мигали красным, провода трещали и взрывались искрами.

— Трудно сказать наверняка, но мы заменили боевое снаряжение ракет. Все, кроме одной, заряжены тем веществом, что мы привезли с Голбасто. Теперь дело за Цицерином.

— А почему не все? — спросил Ваанес, и Хонсю отметил, что голос его изменился: это была еле заметная перемена в тоне, свидетельствовавшая о том, что воину в конце концов открылась собственная сущность.

— Эта ракета доставит мое послание Вентрису.

— И о чем в нем говорится?

— Дело не в словах, — пояснил Хонсю, — а в символизме.

— И что же должен значить этот символ?

— Что никто не смеет уклоняться от боя со мной и не поплатиться за это.

* * *

Орудийные отсеки, обращенные к планете, выпустили залп из шестнадцати орбитальных ракет; несколькими секундами позже последовал еще один. Затем еще три, пока в арсенале платформы не остался только один снаряд. Выпущенные ракеты быстро удалялись от платформы, их светившиеся голубым двигатели проработали достаточно долго, чтобы вывести их на баллистическую траекторию к поверхности планеты.

Как хищные птицы они устремились вниз, вскоре их боевой порядок распался, и каждая ракета легла на свой курс, заложенный в нее адептом Цицерином. Снаряды отдалялись друг от друга, пока их инверсионные следы не опутали всю планету подобно сверкающей паутине. Конусы огня вспыхнули вокруг носовых частей ракет: сработала тепловая защита при входе в атмосферу. Наземные ПРО попытались перехватить показавшиеся в кристально чистом небе снаряды, но запуск с низкой орбиты означал, что ракеты движутся слишком быстро и расстояние для перехвата будет недостаточным.

Достигнув заданной высоты, ракеты взорвались и выбросили свой вирусный заряд в атмосферу. Огромное количество штамма Гераклита проникло в воздух в дозах, в миллиарды раз превышавших экспериментальные разработки на Голбасто. Над всей планетой прошел сильнейший дождь, и гений магоса Сзалина из Ордо Биологис был обращен во зло, изменившее как местную растительность, так и ксенофлору.

Всего несколько лет назад планета подверглась ужасному нападению, и полчища безжалостных инопланетных убийц волной прокатились по ее поверхности. Началась великая битва, сражения разворачивались в космосе, в воздухе, на суше и, наконец, в глубине органического корабля, который целую вечность странствовал между галактиками. Хотя вторжение удалось остановить, экология планеты уже не могла оправиться от ущерба, нанесенного ей ксено-захватчиками. От полюса до полюса поверхность покрывали ужасные скопления смертоносной инопланетной растительности, и постепенно местная флора отступала под этим натиском. Чужеродные заросли уже покрывали целые континенты, и ненасытное стремление поглощать биовещества, заложенное в самой их генетической структуре, означало, что рост их никогда не остановится. Высасывая все питательные вещества из почвы, растения порождали споры, обладавшие необычайной всхожестью, и теплые воздушные потоки разносили их по новым, еще не загрязненным территориям.

Планета жила только благодаря тому, что заросли регулярно и безжалостно выжигались. Империум не мог так просто отказаться от этого мира, особенно когда на его защиту было потрачено столько сил. Сверкающие города из стали, островками возвышавшиеся в море ксенофлоры, все еще производили боеприпасы и бронетехнику, необходимые Имперским армиям для боевых действий в этом субсекторе. Поэтому с тех пор, как вторгшиеся на планету ксеносы были разгромлены, не проходило ни дня, чтобы их растительное наследие не подвергалось обстрелу подавляющими рост снарядами, подсечно-огневым операциям и обработке пестицидами. Долговременного результата эти меры не давали, но без них о выживании планеты не могло быть и речи.

Но изобретение магоса Сзалина превратило все эти усилия в ничто.

Разработанные им биотоксины были созданы на основе древнего образца, сохранившегося из исследований магоса Гераклита, и должны были стимулировать рост культур на сельскохозяйственных планетах. Магос Сзалин улучшил первоначальные результаты и создал технологию, которая позволяла в тысячу раз увеличивать производительность на таких мирах. И вот теперь, когда стимулирующее рост вещество вступило в контакт с чужеродным организмом, непревзойденным по биологической продуктивности, его изобретение подверглось решающей проверке.

Ксенофлора отреагировала на штамм Гераклита всего через несколько секунд после его появления в атмосфере, бурно устремляясь в рост вверх и вширь. Подсечные команды были моментально поглощены мутировавшими растениями, скорость обменных процессов в ядовитых зарослях небывало ускорилась, и они каждую секунду расширялись на несколько километров. Почва лишалась немыслимого количества питательных веществ, в воздух выделялось столь же невообразимое количество тепла, и температура по всей планете скакнула вверх. Гигантские спорангии высотой с печную трубу высасывали кислород из атмосферы, и защитные слои планеты таяли один за другим в ходе этого небывалого по масштабу биологического геноцида.

Это не было похоже на быструю смерть, которую даровал Экстерминатус; это была экологическая агония, охватившая весь мир.

С планеты в имматериум устремились бесчисленные призывы о помощи, но только те из ее обитателей, кто был богат, влиятелен или достаточно предприимчив,

смогли покинуть ее поверхность на спешно снаряженных кораблях и, тем самым, избежать гибели. Но миллиарды остались и встретили свою смерть, когда несколько недель спустя атмосфера планеты проиграла битву непомерно разросшейся ксенофлоре. Космическая радиация обрушилась на ничем не защищенную поверхность планеты и уничтожила на ней все живое, тем самым довершив опустошение.

Через несколько месяцев после запуска ракет от высокого уровня радиации погибла даже инопланетная растительность, все признаки жизни на планете исчезли, и, лишившись атмосферной защиты, она оказалась во власти космического холода.

Теперь это был голый, безжизненный каменный шар, и о том, что здесь когда-то жили люди, говорили только почерневшие, похожие на скелеты руины городов, затерявшиеся среди выжженной пустыни.

* * *

Серебристый челнок спускался к объятой вакуумом поверхности планеты. Хотя теперь это был необитаемый мир, челнок сопровождала эскадрилья «Мародеров» и «Рапторов». Пилот начал заход на посадку, тормозные двигатели взревели, выдвинулись посадочные опоры, и челнок приземлился среди мертвой растительности и обгоревших стволов инопланетных деревьев. После того, как параметры окружающей среды были проверены зондом, люк открылся, и на поверхность выдвинулся тяжелый трап. Со всеми предосторожностями (ибо никто из прибывших не мог гарантировать, что пребывание на планете безопасно) первым высадился взвод техногвардейцев Адептус Механикус; каждый из них был облачен в тяжелый защитный костюм для работы в агрессивной среде, внешним видом и свойствами напоминавший терминаторскую броню Адептус Астартес.

Затем по трапу спустился человек, поверх защитной брони которого развевались алые одеяния с черно-белым изображением шестерни — символа Адептус Механикус.

Это был магос Локард, и раньше ему уже доводилось посещать этот мир.

Быстрыми и точными жестами Локард приказал техногвардейцам взять пробы мертвой растительности и скрытой под ней почвы. Из челнока выгрузились землеройные машины и кернователи и под руководством Локарда приступили к сбору информации, которая позволила бы определить причины разразившейся здесь катастрофы.

Несмотря на обширную аугментацию его тела, Локард сохранил в себе немало человеческого, и судьба, постигшая этот мир, вызывала в нем грусть. Как и многие другие, он боролся за спасение планеты, и вторжение было остановлено в значительной степени благодаря его усилиям.

Теперь же эта победа обратилась в прах, и Локард чувствовал, как внутри него поднимается злость.

Тот, кто сотворил такое, дорого заплатит за содеянное.

К Локарду подошел один из техногвардейцев.

— Милорд, мы нашли это.

Локард последовал за солдатом; пробравшись через кучи пепла, оставшиеся от растений, они, наконец, вышли к искомому месту. Хотя сейчас жизнь на планете отсутствовала, с поверхности в космос исходил постоянно повторяющийся сигнал, еле слышный, но настойчиво требующий внимания.

Покров мертвой растительности уменьшился, и Локард заметил, что они спускаются в глубокую траншею, прорезанную в почве чем-то упавшим с небес.

— Это здесь, милорд, — сказал, почтительно отступая, техногвардеец.

Магос увидел серебристый цилиндр длиной около десяти метров, поверхность которого покрывали вмятины. Орбитальная ракета, хотя ауспексы в экзо-броне магоса показывали, что в ее боеголовке не было заряда. Именно отсюда и шел сигнал, и Локард понял: кто-то хотел, чтобы они нашли этот снаряд.

Пройдя вдоль цилиндра к боевой части ракеты, он отсоединил крепления кожуха с помощью инструментов, размещенных в экзо-броне, и отбросил его в сторону. Глазные имплантаты Локарда без труда различили, что скрывалось в темном нутре боеголовки. Нахмурившись, он потянулся за предметом, лежавшим внутри.

Обернувшись к техногвардейцу, он передал ему помятый и поцарапанный шлем, один из окуляров которого был разбит. Темно-синий шлем был отмечен символом, хорошо известным Локарду.

Перевернутая омега, символ Ордена Ультрамаринов Адептус Астартес.

— Я не понимаю, — сказал техногвардеец, вертя шлем в руках.

— Я тоже, — ответил Локард и направился обратно к челноку. — По крайней мере, пока.

— Но что тут случилось? — спросил техногвардеец, следуя за магосом.

— У этого мира есть название, солдат, — резко отозвался Локард. — Здесь погибли граждане Империума.

— Прошу прощения, милорд, я не хотел показаться непочтительным. Как же он назывался?

Локард помолчал, окидывая взором изуродованную пустыню — все, что осталось от некогда гордой планеты, выстоявшей перед угрозой тиранидского вторжения.

— Он назывался Тарсис Ультра.

Зона поражения

Полки, отслужившие более десяти лет, обычно выводятся из зон затянувшейся войны и превращаются в армии колонизаторов. Они не только лучшие солдаты, но еще и старейшие из них, преданно служившие Императору столь долгий срок. Их вознаграждают правом завоевать себе новый мир. И если им это удается, весь полк удостаивается величайшей чести, какую только может предложить Империум, — благодарности самого Императора и права поселиться на захваченной планете. Именно с этого и начиналась история многих миров, входящих в состав Империума. Их жители являются потомками закаленных в боях ветеранов победоносных армий Гвардии.

Тактика Империалис, записки командора на затянувшейся службе.

Порой призраки минувших дней отказываются уходить…

Бар был полон людей, и воздух, просто кипящий от возмущения, казалось, окатывает бурлящими волнами тело Ганнона Мербала. Он прямо-таки осязал ненависть к тому, что воплощает, в каждом приглушенном шепоте, каждом настороженном, а порой и явно угрожающем взгляде. Солдат поднял стопку, стоящую перед ним, и одним глотком приговорил обжигающее пойло.

Грубая выпивка опалила его глотку, и Мербал закашлялся, на секунду задумавшись, а не подмешал ли ему этот угрюмый ублюдок за барной стойкой прометия, так, шутки ради. Затем солдат грохнул стопку обратно на мятую металлическую поверхность стола и посмотрел прямо в желтые глаза бармена, пытаясь отыскать в них подтверждение своим догадкам.

Да, у того на лице застыла все та же маска отвращения, что и у остальных аборигенов. Ганнон нисколько не сомневался, что бармену ничего не стоит попытаться отравить награжденного медалями имперского солдата из армии Ачаманских Фалькат, но затем, когда алкоголь растекся по его венам теплом, Мербал улыбнулся тому, сколь эффективно крепкий напиток заглушает отчаянный крик, звенящий под черепом.

Ганнон плавно опустил голову и прислонился лбом к прохладному металлу стойки.

— Еще одну, — произнес солдат, и бармен снова нацедил в стопку мутное пойло. Мербал тяжело вздохнул, ощущая вонь собственного пота и вины, и закрыл глаза, чтобы не видеть своего располневшего брюха и обвисшей от жира груди.

Потом он поднял голову, разглядывая стойку и стопку с выпивкой на ней.

Судя по рисунку, образованному заклепками, и потускневшей фабричной гравировке, когда-то эта барная стойка была неотъемлемой частью «Химеры». Гнезда, куда раньше вставлялись лазганы, теперь служили в качестве пепельниц для раздавленных окурков сигарет с лхо. Мутную и обжигающе крепкую отраву здесь гнали в заржавленном топливном баке, снятом некогда с «Адской гончей». Выпивка была просто убийственной, но только она и могла заставить Ганнона Мербала забыть о Зоне Поражения.

Он вновь поднял стопку и залпом осушил ее, в очередной раз закашлявшись.

— Отличная, мать ее так, штука, — пробормотал Ганнон, высыпая на стойку горстку новеньких имперских монет. — Тащи сюда сразу бутылку, сраный козел.

Он услышал, как разговоры за его спиной неожиданно стихли, и обернулся; солдатское чутье еще не до конца было задавлено алкоголем. Сквозь завесу кальянного дыма Ганнон увидел, что практически каждое лицо в этой забегаловке сейчас обращено к нему.

— На что уставились? — взревел он, и его ярость забила даже куда более глубокое желание, терзавшее его разум. — Я здесь по праву! Мы победили вас. Вы — проиграли. Смиритесь.

— Вот твоя выпивка, — произнес бармен, грохнув бутылкой синего стекла без этикетки о стойку, — а эти чертовы монеты можешь оставить себе, мне не нужны кровавые деньги. И выметайся отсюда.

Ганнон подхватил бутылку, но даже не потянулся к деньгам, лежащим перед ним. Он просто сорвал зубами крышку с горлышка и налил себе выпить.

— Почему ты продолжаешь приходить сюда? — раздался голос у него за спиной.

Ганнон, пошатываясь, развернулся на стуле, чтобы увидеть перед собой высокого, поджарого мужчину с выбритой головой и длинной, расчесанной на две косы бородой. Левую половину его лица покрывала паутина бледных шрамов. Мербал достаточно повидал в своей жизни ветеранов войн, чтобы опознать след от лазерного ожога.

Этот мужчина носил точно такую же потертую коричневую робу, как и все остальные, но если те предпочитали поверх накидывать пепельно-серые плащи, то незнакомец носил плащ, выкрашенный в зеленые и золотые цвета Сынов Салинаса.

— Я мог бы приказать арестовать тебя за эту одежку, — заметил Ганнон.

— Посмотрел бы я, как у тебя это получится, — ответил человек. Мербал постарался сфокусировать свой взгляд, чтобы рассмотреть собеседника. Тот был не вооружен, но источал вокруг ауру опасности, словно заточенный клинок, а в глазах его светилась с трудом сдерживаемая злость.

— Кто ты? — спросил Ганнон.

— Полагаю, ты уже знаешь мое имя.

— Думаю, да, — ответил солдат, глядя, как люди за спиной этого человека осторожно протягивают руки куда-то под полы своих плащей. — За тебя объявлена награда… не помню только, за живого или за мертвого.

— Рассчитываешь ее получить?

— Не этим вечером, — покачал головой Ганнон. — Я сейчас не на службе.

— Мудрое решение, — произнес незнакомец. — Но на мой вопрос ты так и не ответил. Почему ты приходишь сюда? До меня дошли слухи, что ты заваливаешься в этот бар каждый вечер и накачиваешься до чертиков, после чего начинаешь оскорблять всех подряд и в одиночестве отправляешься обратно к казармам.

— Быть может, мне просто нравится местная публика, — ответил солдат, неопределенным жестом обводя стены, — или мне просто по душе эстетика проржавевшего боевого танка.

— Ищешь смерти? — спросил человек, наклоняясь ближе и переходя на шепот.

— Если и так, то сможешь ли ты исполнить мое желание? — прошептал Ганнон в ответ. — Сможешь?

— Думаю, тебе пора проваливать. Очень многие здесь уже готовы прикончить тебя, — сказал незнакомец, — и что-то я не уверен, что собираюсь их останавливать.

— Так никто тебя об этом и не просит.

Человек отодвинулся с несколько удивленным выражением на лице.

— Неужто? — спросил он. — Похоже, это все затея Барбадена. Ты сдохнешь, а он сможет развязать руки Каин и ее «Клекочущим орлам»?

— Барбаден? — сплюнул Ганнон. — Он больше не имеет ко мне никакого отношения.

— Да ну? — спросил мужчина, распахивая на Мербале полушинель и открывая взглядам заношенный алый форменный камзол лейтенанта Ачаманских Фалькат, чьи серебряные пуговицы с трудом удерживали ткань на внушительном пузе. — Последний раз, когда я осведомлялся, Фалькаты все еще были бывшим полком Барбадена.

Ганнон вновь запахнул шинель и повернулся к барной стойке, потирая пальцами небритый подбородок и заплывшие глаза. Затем он еще раз посмотрел на мужчину с заплетенной в косы бородой и произнес:

— Мне действительно жаль. Я… мы вовсе не желали…

— Извиняешься передо мной? — прервал его собеседник, в чьем голосе теперь явственно звучал гнев.

— Пытаюсь, — сказал Ганнон, но не успел он продолжить, как со стороны входа послышался характерный стук и бородач выбежал через черный ход. Уже через пару секунд казалось, будто ничего и не произошло. Угрюмые завсегдатаи забегаловки полностью переключили свое внимание на стаканы, старательно избегая взгляда имперского солдата.

Ганнон повернулся на стуле как раз вовремя, чтобы увидеть, как под железной балкой, лежащей на двух искореженных танковых шасси и образующей вход в бар, пригибается высокий, сутулый Дарон Нисато, на чьем лице застыло весьма недовольное выражение. Он смахнул со своего инфорсерского мундира вездесущую пыль и повел глазами по стойке бара, пока те не остановились на Ганноне.

— Так и думал, что найду вас здесь, лейтенант, — произнес Нисато.

— Что тут скажешь, — ответил Ганнон, — я человек привычек.

— Жаль, что только скверных, — сказал Нисато, и поспорить с этим утверждением Мербал не мог.

— Ни за что не догадаешься, с кем я тут сейчас говорил, — произнес Ганнон, чтобы поддержать разговор.

— И с кем же?

— Не важно, — ухмыльнулся Мербал, оглядывая барную стойку, пока Нисато присаживался рядом. — Ни с кем, можно сказать.

Дарон Нисато был весьма привлекательным мужчиной лет этак пятидесяти с резко очерченными чертами лица, живыми глазами и смуглой кожей. Его волос вился тугими кудрями и подернулся сединой на висках, придавая своему владельцу весьма характерный облик, который он с успехом использовал, пока являлся комиссаром Ачаманских Фалькат.

— Выпить хочешь? — спросил Ганнон.

— Местный раквир? Не. Думаю, не стоит. Да и тебе, на мой взгляд, уже хватит.

— Возможно, ты и прав, Дарон, вот только что еще остается?

— Есть долг, — произнес Нисато. — У тебя — один. У меня — другой.

— Долг? — рявкнул Ганнон, обводя руками бар. — Сам посмотри, что он с нами сделал. Мы стали врагами на собственной же планете, в мире, за который сражались и проливали кровь. Тот еще выигрыш, верно?

— Захлопнул бы ты пасть, Ганнон, — предупредил Нисато.

— А то что? Арестуешь?

— Если придется. Ночка в отстойнике для пьяниц может пойти тебе на пользу.

— Нет, — отозвался Ганнон, — лишь одна вещь на этом свете может мне помочь.

— Какая же?

— Вот эта, — ответил Мербал, извлекая из-под полушинели безукоризненно начищенный пистолет.

Нисато тут же насторожился.

— Что это ты задумал? Убери.

Ганнон вновь сунул руку за отворот и извлек нечто, засверкавшее золотом под лучами мерцающих сфер, которые свисали с проводов, протянувшихся под неровным железным потолком. Затем лейтенант бросил предмет прямо на стойку, где тот закружился, словно простая монетка, и зазвенел по металлической поверхности, демонстрируя взглядам изображение золотого орла.

— А ты еще хранишь свою медаль? — спросил Ганнон.

— Я ее не получал, — ответил Нисато. — Меня же там не было.

Медаль завершила свое вращение и легла на грязную барную стойку.

— Повезло, — произнес Ганнон, и глаза его наполнились слезами. — Значит, ты их не видишь?

— Кого?

— Сгоревших… тех самых… погибших?

Ганнон увидел смущение и непонимание во взгляде Нисато и попытался объяснить, но в эту минуту в ноздри лейтенанту вновь ударила мерзкая, незабываемая вонь сгоревшей человеческой плоти, и слова застряли в горле. Он поперхнулся, почувствовав на языке привкус золы, в которую обратились кости мертвецов, и едкий запах прометия так явственно, словно покрытый сажей солдат-огнеметчик стоял сейчас буквально в шаге от него.

Ты был там.

— Только не это… пожалуйста, не надо… — зарыдал лейтенант. — Хватит!

— Ганнон, что происходит? — требовательным тоном спросил Нисато, но Мербал уже был не в силах ответить. Он завращал головой, наблюдая за тем, как языки всепожирающего пламени охватывают бар — обжигающие, желтые, не оставляющие никакой надежды. Словно подгоняемые неким невидимым ветром, они проявляли недюжинный аппетит, жадно, с оглушающим ревом поглощая все на своем пути. Лишь несколько секунд им понадобилось, чтобы заполыхала вся забегаловка, и Ганнон заплакал, зная, что произойдет затем.

Объятые огнем завсегдатаи поднялись на ноги. Лица людей, прежде угрюмые и озлобленные, превратились в оплавленные, изуродованные агонией маски. Подобные чудовищным элементалям огня, аборигены направились прямо к нему, и Ганнон обернулся к Дарону Нисато в отчаянной и пустой надежде, что тот видит то же самое.

Но бывший комиссар остался слеп к огненному безумию, охватившему бар, и смотрел на лейтенанта с озабоченностью и жалостью.

Ганнон закричал, когда по полу начал стелиться густой черный дым, оглушая удушливым и резким химическим запахом. Тени шли сквозь эту пелену, подобные объятым огнем марионеткам, движущимся в дерганом танце, управляемым каким-то свихнувшимся кукловодом.

Лейтенант слышал голос Дарона Нисато, но смысл слов до него уже не доходил, ведь в дыму и пламени возник до ужаса знакомый силуэт — маленькая девочка от силы семи лет.

Ее платьице горело, а ручки были протянуты к лейтенанту, словно ребенок надеялся найти в нем защиту и спасение. Кожа девочки покрылась волдырями, полопалась, а мышцы и жир начали сползать с потрескивающих и ломающихся от чудовищного жара костей, подобно расплавленной резине.

— Ты был там, — сказала девочка, чье лицо являло теперь просто уродливое нагромождение плоти, сквозь которую прорывался огонь, пылающий внутри черепной коробки. Жуткий, призрачный свет сиял из ее глаз — единственного, что еще не посмел уничтожить пожар.

— Мне жаль, — пробормотал Ганнон, и его сердце сжалось от невыносимого чувства вины.

Он глубоко вздохнул, и в ту же секунду пылающий бар, обожженный ребенок и горящие люди исчезли. Все стало точно таким, каким было еще минуту назад. Лейтенант оперся о стойку, чтобы удержать равновесие, когда мир вокруг закружился в безумном танце, и постарался успокоить взбунтовавшиеся чувства, еще не пришедшие в себя после пробуждения из кошмара.

— Какого рожна ты творишь? — потребовал Нисато, все еще сидевший рядом и совершенно не подозревавший об ужасах, только что увиденных Ганноном уже в тысячный раз. Затем инфорсер взял лейтенанта за руку и произнес: — Пора уходить. И ты идешь со мной.

— Нет, — сквозь слезы выдавил Ганнон, высвобождаясь. — Никуда я не пойду. Не в таком состоянии.

— Верно, — согласился Нисато. — Именно поэтому ты и пойдешь со мной.

— Нет, — повторил Ганнон, подхватывая со стойки пистолет и медаль. — Отсюда я могу отправиться только в одно место: Ад.

Ганнон Мербал вставил ствол пистолета в рот и вышиб себе мозги.

«Мне никогда не хотелось верить, что смерть настолько плохо выполняет свою работу».

Часть первая ВОЗРОЖДЕНИЕ

Глава первая

Это люди придают облик планетам, на которых живут, или же это планеты оставляют отпечаток на своих обитателях? Жители Мордиана меланхоличны и замкнуты, граждане Катачана — прагматичны и жестоки. Следствие ли это сурового климата и условий, усложняющих выживание? Или же те, кто поселился на этих мирах, изначально обладали необходимыми качествами? Может ли характер мира повлиять сразу на все население, или человеческая душа сильней какой-то там географии?

Может ли сторонний наблюдатель предположить, что люди, без опасений за свою жизнь разгуливающие под золотыми арками планеты-святилища, менее предрасположены к насилию и обладают более добродушным нравом, нежели те, кто вынужден таиться в тенях миров, охваченных войнами и мятежами?

Как бы то ни было, безлюдные вересковые пустоши, одинокие горы и терзаемые внутренними распрями города Салинаса могли предложить массу интересного материала для этого наблюдателя.

С хмурого серого неба сплошным потоком лил дождь: сквозь плотную завесу воды все было видно точно в густом тумане, зато богатые кварцевыми отложениями горы блестели и сверкали. Группки каких-то лохматых травоядных животных паслись в высокой траве на заливных лугах, а на востоке, над высокими скальными пиками, собирались темные грозовые тучи.

Стремительные водопады с оглушительным грохотом обрушивались с черных утесов, и те немногие уродливые деревья, что еще росли на холмах, окружающих мертвый город, раскачивались, словно танцоры, и трясли кронами под неистовыми порывами ветра, слетавшего с обложенных тучами вершин. Но над самим обезлюдевшим городом повисла тишина, подобная неловкой паузе в разговоре, точно природа боялась нарушить его уединенную скорбь. Заваленные обломками улицы пролегали среди почерневших зданий, чьи разрушенные стены удерживали только куски перекрученной стальной арматуры; пустынные проспекты поросли кустарником с листьями цвета ржавчины и крови.

Ветер выглаживал камни и обломки изъеденного коррозией металла, которые по-прежнему лежали там, где когда-то упали, и стенал в разбитых окнах и пустых дверных проемах — казалось, будто город издает долгий, протяжный предсмертный хрип.

Когда-то здесь жили люди. Они любили, ссорились и прощали в тысячах личных драм, одновременно величественных и интимных, знакомых любому другому городу. Пышные празднества, скандалы и интриги, жестокие преступления — все эти сцены разыгрывались здесь, но тот театр безвозвратно канул в историю, хотя так и не стерся из памяти.

Сотни улиц, проулков, проспектов и магистралей пересекали пустынный город, прокладывая себе путь через этот печальный пейзаж, и словно пытались найти тех, кто захотел бы снова воспользоваться ими. Незапертые двери грохотали, раскачиваясь на петлях, и оставленные жилища, казалось, призывали безымянных гостей поселиться в них, вновь дав домам смысл существования. Дождь лил не переставая, и бурлящие ручьи бежали по потрескавшимся тротуарам, заливая даже решетки водостоков и собираясь в огромные лужи.

Среди руин горделиво возвышалась высокая церковь, чей каменный фасад почернел от копоти и сажи. Издали казалось, что, какая бы беда ни обрушилась на покинутый город, величественное сооружение она по большей части обошла стороной. Высокие башни отбрасывали длинные тени, а большой орлинокрылый фронтон, прежде горделиво венчавший арочный вход, теперь словно признавал поражение — крылья перекосились и покрылись зелеными пятнами.

Оконные витражи, некогда прославлявшие Императора и Его многочисленных святых, были разбиты, лишь осколки цветных стекол, подобно клыкам, торчали из рам. Тяжелые металлические двери, когда-то защищавшие главный нартекс церкви, были искорежены и лежали на раскрошившихся плитах двора. Рядом виднелись обломки рухнувших с крыши священных статуй, так и брошенных обрастать мхом.

Ветер, казалось, стремился именно сюда, словно влекомый некой незримой силой, и играл на открытой площадке перед церковью. Он приносил с собой клочья тумана, шуршащие обрывки ткани, бумагу и листья — все это кружилось миниатюрными вихрями, становившимися все больше, пока ветер набирал силу.

Зияющий чернотой зев входа поглощал последние солнечные лучи заканчивающегося дня, и, хотя становящийся все более свирепым ветер гонял мусор туда и сюда по площадке, ни единого листочка не залетело внутрь заброшенного здания.

Из нартекса донесся глухой стон, хотя там определенно никто не мог жить — как, впрочем, и во всем остальном городе, — и на площадь перед церковью вырвался поток воздуха холодней самого космоса.

Возникнув вначале как крошечные пятнышки света в темноте, под стрельчатым сводом вспыхнули яркие огни, прочертившие на земле два призрачных параллельных луча. Прежде церковь казалась неколебимой и несокрушимой, но теперь ее материя, казалось, пошла волнами и стала таять, будто от немыслимого жара.

Стенание становилось громче — ранее доносившееся словно издалека, теперь оно звучало намного ближе и казалось истошным криком неведомой агонизирующей твари, пытающейся удержать собственные внутренности, которые из нее выдирает каждая проходящая секунда.

Темнота вспучилась и вылилась наружу, подобно чернилам, растекающимся из лопнувшего пузырька. Но затем она отступила обратно, сползая по бортам чего-то огромного, что прорвало пространство и время, чтобы прибыть в этот мир, — чадящий, шипящий механизм, реликт, созданный в незапамятные времена.

Состоящий из железа и многочисленных поршней, он напоминал огромную махину-джаггернаут, чьи поблескивающие бронзой бока пульсировали сверхъестественными энергиями. Спустя мгновение машина с грохотом вырвалась из дверей церкви. Из-под каждой помятой заклепки с головкой в виде черепа струился пар, пока ржавые, разрушающиеся от старости железные колеса скрежетали по сияющим, подобно ртути, путям.

Возможно, по сути разваливающаяся конструкция когда-то была древним паровозом, но неведомые энергии и извращенные силы превратили его в нечто совсем иное.

Чья бы воля ни создала этот кошмарный плод союза технологии и темных энергий, но он уже начинал разрушаться. Сияющая аура сползала с него слоями, словно луковая шелуха. Сам воздух здесь, казалось, был для него ядовит, и от каждой поверхности машины поднимались шипящие облачка зловонных светящихся испарений.

Жуткая машина завывала, подобно огромному раненому зверю, но в ее вопле, полном невыносимой боли, звучало также и облегчение, ведь вечные муки наконец-то должны были завершиться. Машина начала сбавлять ход, постепенно останавливаясь, точно подстреленное животное, дошедшее до предела своих сил и уже не способное убегать от охотников.

В глубине изуродованного локомотива, если напрячь слух, можно было различить чьи-то голоса, в которых не было и намека на страдания, испытываемые машиной. С каждой проходящей секундой они звучали все громче, словно их обладателей только-только выпустили из какого-то все еще весьма далекого от этих мест помещения.

Часть борта локомотива отвалилась, открыв миру все уродство залитых красным светом внутренних помещений, где стоял смердящий морозильник для мяса, хранивший память о бесчисленных убийствах и истязаниях, о реве пожаров и целых эпохах кровопролития.

В этом красном зареве кто-то двигался… несколько фигур, скорчившихся, точно младенцы или пьяные, вывалились из утробы умирающей машины. Высокие, широкоплечие, похожие на людей, они скребли пальцами по земле, стремясь как можно скорее укрыться от света, словно тот причинял им боль.

Существа, прибывшие на бронированном левиафане, были окутаны клубами дыма. Поднявшись, они двигались неуверенной походкой, словно в лихорадочном бреду, но даже эти первые шаги доставляли им радость, поскольку уводили все дальше от разрушающейся машины.

И чем больше становилось расстояние, тем более материальными и отчетливыми становились их тела, хотя тому самому стороннему свидетелю небывалого прибытия, существуй он, вряд ли бы это понравилось.

Незваные гости оказались настоящими чудищами — «бескожими».

Мерзкая насмешка над природой, отвратительные плоды колдовской хирургии, неудачных экспериментов и пугающих, противных естеству сил. Не было среди них и двух похожих друг на друга; их лишенные кожи тела были массивными и гротескными, а головы являли собой раздутые черепа с оползшими лицами и скрежещущими клыками.

Большинство людей, увидев перед собой подобных тварей, просто обезумели бы от страха, но тот, кому хватило бы смелости приглядеться пристальнее, смог бы различить за деформированной плотью нечто иное, более важное, что, без сомнения, напугало бы его куда сильнее: блеск человеческого разума и понимания.

Следом за чудищами высадились еще двое, столь же ошарашенные и с трудом передвигающие ноги, но эти гости не несли на себе пугающих уродств. Оба обладали могучими, созданными генетиками телами Астартес, но один был несколько шире в плечах и крепче сложен, а его правая рука отсутствовала ниже локтя.

Один из них носил синий доспех; второй — только отдельные его части. Светлые волосы первого были коротко подстрижены, а черты его широкого лица казались добродушными, в то время как второй, темноволосый, сероглазый и поджарый, точно волк, был мрачен и источал властность.

Оба воина — ибо следы от ран и оружие в руках явственно свидетельствовали, что пути войны им вовсе не чужды, — пошатываясь, отошли от разваливающегося локомотива, а затем упали на землю, с наслаждением втягивая в легкие прохладный воздух.

Когда пассажиры высадились, со стороны поезда донесся скрежет металла о металл, и пылающие железные колеса повлекли таинственную и пугающую машину прочь от этих мест.

Столь долго работавшая в реальностях, лежащих далеко за пределами материальной вселенной, она оказалась совершенно не готова встретиться со стихиями, служившими основами этого бытия, и грубость этого мира разрушала удивительную, рожденную варпом машину с той же легкостью, с какой пламя плавит лед.

Бывшие пассажиры еще несколько мгновений стояли, наблюдая за происходящим, а затем, вначале медленно, но после все быстрей, устремились прочь от сильней и сильней разгорающегося локомотива. Казалось, будто в его котле некий инфернальный источник энергии достиг критической массы. Сияние стало невыносимым даже для тех глаз, что были специально усовершенствованы при помощи генной инженерии. С мучительным криком — никто бы не смог сказать, был ли это просто предсмертный вопль или радость освобождения, — живой паровоз исчез, скрывшись в яркой вспышке.

Этот взрыв не стал причиной ни разрушений, ни пожара, но ослепительный световой дождь наполнил воздух, свидетельствуя о том, сколь великая мощь была выпущена в этот мир.

Как только отзвенел последний аккорд гибели — или же бегства — огромного внематериального локомотива, сумерки и мрачность мертвого города вновь возвратились, и ливень окутал измученных и грязных путников холодным, липким одеялом.

Оба воина нашли друг друга в этой сплошной мокрой пелене и обнялись, словно братья, радуясь уже тому, что смогли вернуться в мир, где атмосфера не состоит из химического супа ядовитых испарений и не смердит палеными костями, расплавленной сталью и войной.

Более крупный Астартес провел рукой по волосам и нахмурился, оценивая окружающий их печальный пейзаж.

— Хвала Императору, — произнес он. — Мы точно не на Медренгарде!

Его спутник улыбнулся и запрокинул голову назад, позволяя холодному дождю омыть его лицо, словно это было редкое и незабываемое удовольствие.

— Нет, Пазаний, — повторил космодесантник, — мы определенно не там.

— Но где же тогда?

— Думаю, друг мой, что уже почти дома, — сказал Уриил Вентрис.

Хотя уже смеркалось, но глаза Уриила с легкостью смогли проникнуть сквозь темноту, окутавшую город, когда погасли последние следы разрушения или отбытия Омфала Демониума. Не осталось ни малейшего намека на то, что локомотив вообще был здесь, и Уриил радовался избавлению от жуткого порождения демонов.

Когда-то оно служило личным транспортом могущественного воителя варпа, и тот использовал его, чтобы перемещаться между кошмарными реальностями Хаоса, бороздить пространство и время, неся скорбь смертным по всей галактике. Тот демон погиб, пав от руки своего же злобного собрата, что и позволило Пазанию с Уриилом бежать с Медренгарда на пропитавшемся кровью локомотиве.

— Как думаешь, куда он исчез? — спросил Пазаний, лаская ладонью рукоять трофейного болтера.

Пусть правая рука воина и отсутствовала ниже локтя, но Уриил знал, что его товарищ и левой убивает ничуть не хуже. Сам Уриил также не был безоружен, он сжимал пальцы на позолоченном эфесе меча, который некогда принадлежал капитану Идею, его наставнику и прежнему командиру четвертой роты Ультрамаринов.

— Понятия не имею и не особо интересуюсь, — ответил Уриил, вдыхая холодный ветерок и наслаждаясь свежими, первобытными ароматами, доносящимися из леса, кольцом окружающего высокие горы. На склонах он видел пасущиеся стада и радовался тому, что может наконец разглядывать что-то безопасное. — Я могу только порадоваться, что мы от него избавились.

— Да, с этим не поспоришь, — согласился Пазаний. — Теперь бы еще понять, где же нас высадили. Я, точно скажу, за рулем не стоял, а ты?

— И я. Но сомневаюсь, что Омфал Демониум вообще мог бы послушаться кого-нибудь вроде нас с тобой.

— Значит, он мог завезти нас куда угодно, — заметил Пазаний.

— Именно, — подтвердил Уриил, не меньше друга озабоченный вопросом того, где они очутились. Хотя он не имел ни малейшего представления, что за мир выбран демонической машиной в качестве конечной остановки, но потратил уйму времени в глубинах кошмарного локомотива, заставляя себя представлять, словно видеть воочию, Макрагге и родную планету — Калт, против всякой надежды надеясь вынудить локомотив изменить курс и направиться туда.

Попытка не удалась. Этот мир нисколько не походил на загаданные: небо имело свинцово-серый цвет; мрачные тучи кружили над высокими изломанными скалами, взиравшими на странный заброшенный город, раскинувшийся в их кольце.

Уриил отвернулся от гор, чтобы внимательнее рассмотреть более близкий пейзаж — широкую, вымощенную мрамором площадь, ныне заваленную мусором и затянутую бурьяном. Дома, расположившиеся вокруг, обратились в руины под властью времени и, без сомнения, ожесточенной войны. Каждый дюйм их поверхности был отмечен пулевым отверстием, лазерным шрамом или прометиевым ожогом, а в воздухе висела тягостная аура смерти.

— Вот мне и интересно, где же это мы? — произнес Пазаний, прокручиваясь на пятках. — Во всяком случае, в Империуме.

— С чего ты взял?

— Посмотри туда, — кивнул Пазаний в направлении постройки за спиной Уриила.

Проследив за взглядом товарища, тот увидел печально поникшего двуглавого бронзового орла, взирающего на них с высокого почерневшего здания. Стрельчатые табернакли и скульптуры, пусть разрушенные и разбросанные в полном беспорядке, выдавали в строении имперскую церковь. Бескожие собрались под орлом и задрали головы, взирая на этот символ Императора в восторженном обожании.

— Ну, во всяком случае это был имперский мир, — уточнил Пазаний. — Сейчас город мертв.

— Верно, — заметил Уриил. — Мертв этот город, но на планете есть и другие.

— Уверен? — спросил Пазаний. — Хотелось бы верить, что ты не заблуждаешься.

— Не беспокойся, — произнес Уриил. — Не понимаю как, но я точно знаю, что прав.

— Очередное из твоих предчувствий? — поинтересовался товарищ. — Да хранит нас Император, до сих пор они всегда предвещали неприятности.

— Так или иначе, где бы мы ни оказались, здесь все-таки лучше, чем на Медренгарде.

— Ну, это-то несложно, — ухмыльнулся Пазаний. — Я не много припомню мест, где не было бы на порядок приятнее, чем в мире, расположенном в Оке Ужаса.

Уриил был вынужден признать справедливость этого утверждения, поскольку никак не мог выдавить из своей головы воспоминания об огромных заводах, занимающих целые континенты Медренгарда, о невероятных крепостях, необъятных облаках горячего пепла, обжигающего легкие при каждом вдохе, и злобных мертвых тварях, паривших в тепловых потоках, поднимающихся над трубами адских фабрик.

Исполняя свою смертную клятву, они повидали на Медренгарде всевозможные ужасы, но, что бы ни пытался противопоставить им родной мир Железных Воинов, Ультрамарины одержали победу и спаслись.

Однако где же они оказались в результате?

Раздумья Уриила были прерваны, когда он увидел, как те из бескожих, кто был на это способен, опускаются на колени перед церковью Императора. Другие, чья анатомия оказалась слишком сильно изменена для такого действия, просто стояли, склонив головы. Из их изуродованных ртов раздавался тихий, скорбный стон. Уриил мог только гадать, что сейчас чувствуют эти несчастные, жалкие создания.

Словно ощутив спиной его любопытный взгляд, самый огромный из бескожих повернулся к Ультрамарину и шаркающей походкой направился к нему; при каждом тяжелом шаге на влажно поблескивающем теле вздувались чудовищные мышцы. От приближающегося предводителя бескожих, а это был он, исходил мускусный, животный запах, а с его багрового, сочащегося сукровицей тела, становясь алыми, скатывались капли дождя.

Как всегда при виде этого создания, Астартес овладели смешанные чувства: опасение, жалость, гнев и стремление защитить, не позволить, чтобы с ним обращались так, как заслуживала его внешность, ведь предводитель бескожих был монстром во всех смыслах этого слова.

Будучи выше даже Уриила, он обладал раздувшимся могучим телом и силой превосходил любого космического десантника. Когда-то, еще совсем недавно, он был простым ребенком, пленником, захваченным жестокими Железными Воинами и оказавшимся на Медренгарде, где посредством демонической магии и мерзкого мастерства Свирепых Мортициев превратился в чудовищного зверя.

В своих стремлениях взрастить новое поколение бойцов дьявольские хирурги, повиновавшиеся кузнецу войны Хонсю, помещали похищенных детей в безобразные демонические матки, в которых и откармливали их, и изменяли при помощи генетического материала, полученного от погибших Железных Воинов и геносемени плененных Астартес.

Весьма капризный и непредсказуемый алхимический процесс куда чаще приводил к неудачам, нежели к успеху, и те жалкие, изувеченные мутациями узники, что больше не годились в работу, просто смывались лабораториями, словно обычные экскременты.

Большинство из них вскоре погибало в кошмарных, зараженных пустошах Медренгарда, но кое-кому удавалось и уцелеть, превратившись в лишенного кожи монстра, погруженного в самые темные пучины безумия и отчаяния самим фактом своего существования.

Впервые Уриил и Пазаний познакомились с бескожими, как их окрестили другие обитатели Медренгарда, когда те уничтожали измученных узников в откормочном лагере Железных Воинов. Тогда Ультрамарины были потрясены жестокостью этих чудовищ, но впоследствии поняли, что они — такие же жертвы космодесантников Хаоса, как и все прочие потерянные души, над чьими телами издевались в множестве подобных лагерей смерти.

Когда Уриил узнал всю правду о бескожих, он был потрясен и преисполнился жалости к этим огромным существам, созданным из плоти и крови героев Космического Десанта.

Раздутые тела, всей своей уродливой анатомией наводящие на мысль о карнавальном гротеске, кутались в драные накидки из кожи мертвецов, словно это могло хоть как-то скрыть измененную варпом плоть. Рот одной из тварей навечно застыл в раскрытом положении, поскольку ему не давали закрыться огромные, похожие скорее на острые обломки костей клыки. Другой был проклят иссохшим, но все еще живым телом брата-близнеца, растущим из его груди. У третьего структура скелета изменилась настолько, что теперь он мог двигаться с проворством и скоростью, недоступными не только человеку, но даже зверю.

— Это мир Императора? — спросил предводитель бескожих; его негибкий язык с трудом формировал слова, двигаясь между плотными рядами острых как бритва клыков.

Уриил кивнул, видя боль в глаза существа, и произнес:

— Да. Точнее, один из них.

— И много таких?

— Миллионы.

Увидев смущение в глазах вожака, Астартес понял, что тот, скорее всего, просто не знает таких чисел.

— Существует очень много таких миров, — объяснил Ультрамарин, показывая на темнеющее небо, где уже зажглись сотни звезд. — Каждый из этих огоньков — один из них.

Честно сказать, это было не совсем правдой, но предводитель посмотрел наверх, и на его лице появилась слабая улыбка.

— Небо черное.

— Да, — усмехнулся Уриил, только сейчас осознав, насколько ему не хватало привычной смены дня и ночи обычного населенного мира. — Сейчас оно черное, но поутру вновь посветлеет.

— Станет таким, как у железных людей?

Уриил поежился, вспомнив мертвое, никогда не меняющееся небо Медренгарда и немигающий черный глаз солнца, царившего над всем миром.

— Нет, совсем не таким, как у железных людей. Здесь солнце золотое и теплое. Оно вам понравится.

— Хорошо. Мир железных людей плохой, — произнес предводитель бескожих. — Здесь тоже противно пахнет. Не так противно, как там, но тоже плохо.

— Здесь плохо пахнет? — слова мутанта пробудили у космического десантника любопытство. — Что ты хочешь этим сказать?

— Что-то нехорошее здесь произошло, — ответил предводитель, окидывая площадь оценивающим взглядом. — Кровь пролилась. Много крови. И не вся еще впиталась. Ее запах пробуждает у бескожих аппетит.

Уриил обменялся взглядами с Пазанием; оба воина прекрасно знали, насколько опасен может быть проголодавшийся бескожий.

Конечно, они сражались с ними плечом к плечу на Медренгарде, объединенные грубой необходимостью и отчаянными условиями, но Уриилу совсем не хотелось выяснять, как долго продержится этот вынужденный союз в противостоянии с чудовищными потребностями этих существ.

Он посмотрел в сторону гор, где еще можно было различить стада диких животных. Затем космодесантник показал на них и произнес:

— Можешь разглядеть зверей на горе?

Предводитель бескожих кивнул, и Уриил еще раз напомнил себе, что хотя бы отчасти эти создания обладают теми же способностями, что и космические десантники, и одна из них — как раз усовершенствованное зрение.

— Охотьтесь на них, — произнес Ультрамарин. — У них хорошее мясо. Но ни на кого больше, понятно?

— Да.

— Человеческое мясо — плохое, — добавил Ультрамарин. — Его есть нельзя. Император больше не разрешает вам есть людей.

— Мы понимаем, — проговорил вождь бескожих. — Мясо людей не есть.

— Если увидите незнакомых людей — прячьтесь. Не позволяйте им себя увидеть, — напомнил Пазаний.

Предводитель качнул массивной головой — с длинных клыков закапала слюна, и Уриил понял, что мутант уже предвкушает свежее мясо и горячую кровь. Не произнеся больше ни слова, существо отвернулось и проревело несколько рычащих команд своим товарищам, которые тут же прервали молитву под имперским орлом и следом за предводителем побежали в сторону гор.

— Как думаешь, сумеют они выжить своими силами? — спросил Пазаний.

— Не знаю, — ответил Уриил. — Да поможет мне Император, но я очень надеюсь на это.

Десантники наблюдали за бескожими, пока те не скрылись из виду, растворившись во тьме мертвого города.

— Что теперь? — поинтересовался Пазаний.

— А теперь, — произнес Уриил, поворачиваясь к своему сержанту, — настало время поговорить.

Глава вторая

Пока Ультрамарины искали защиты от вездесущего дождя и пронизывающего ветра, на город опустилась ночь. Пазаний все еще носил заляпанный грязью синий доспех, а вот Уриил теперь был практически обнажен. Основную часть брони с него содрали грубые руки хирургов Мортициев, и хотя большинство фрагментов нагрудника уцелело, но без всех прочих силовые доспехи были практически бесполезны.

Лишенная источника энергии, который питал искусственные мускулы, делавшие их обладателя сильнее, броня стала чрезмерно тяжелой и неудобной, затрудняя движения там, где должна была помогать.

Движимые одними инстинктами, оба космических десантника зашагали в направлении церкви Императора. В отличие от всех прочих строений, окружавших площадь, она казалась относительно целой и наиболее пригодной для удержания обороны.

На первый взгляд город казался мертвым и заброшенным, но они знали, что не следует доверять столь поверхностным впечатлениям. С рассветом надо было изучить эти места более внимательно, а пока первоочередной задачей для Уриила являлся поиск безопасного убежища, где можно будет как следует отдохнуть. Осмотрев лежащие на полу искореженные двери, Ультрамарин увидел характерные борозды, свидетельствовавшие о подрыве мелта-заряда.

— Кто-то здесь пытался забаррикадироваться, — произнес Пазаний, проследив взгляд друга.

— Похоже на то, — согласился Уриил.

— Но зачем и кому это понадобилось?

— Скажи, вот если бы ты был простым горожанином и твой город подвергся бы нападению, куда бы ты побежал?

— Я бы не побежал, — заметил Пазаний. — Я бы сражался, а не прятался, пока другие проливают за меня кровь.

Уриил ничего не сказал в ответ на это простое и столь очевидное утверждение, поскольку слышал в голосе друга точно то же самое непонимание страхов, подвластных обычным людям, какое было свойственно большинству боевых братьев. Настолько возвысившись над простыми смертными, они все подвергались риску стать высокомерными и самовлюбленными, но если эгоизм других Астартес был ему привычен, Уриил никогда прежде не видел, чтобы так себя вел Пазаний.

В холле церкви было холодно так, что даже у Уриила начало покалывать кожу.

Космодесантнику не раз доводилось бывать в церквях, от самых величественных и до самых скромных, но в стенах каждой из них всегда ощущалось присутствие божественного, чего-то могущественного. Это же здание было лишено его.

Оно казалось совершенно пустым.

Уриил распахнул изрешеченные остатки дверей, ведущих в неф, и эхо его шагов метнулось навстречу, словно к нему приближался призрачный двойник. В воздухе повисли лохмотья пыли, но глаза Ультрамарина легко пронзили мрак, царивший внутри церкви. Сводчатый потолок изгибался высоко над головой, а к перевернутому алтарю вели плотные ряды резных колонн.

На каменных плитах пола лежали поваленные, покрытые скверно пахнущей плесенью знамена, все пространство между входом и амвоном было завалено обломками деревянных скамей. Последние лучи дневного света озаряли тысячи бумажных листков, покрывавших, казалось, каждый дюйм выложенных облицовочным камнем стен.

Заинтригованный, Уриил подошел ближе, чтобы выяснить, в чем причина столь необычного зрелища. В этот момент слабый порыв ветра ворвался в пустое окно, и стена словно зашевелилась в нетерпении. Бумага была старой, выцветшей, и многие листки давно сгнили или осыпались на пол, образовав некое подобие снежных наносов. Но и того, что осталось, хватило, чтобы Уриил понял: все они содержали смешение написанных неразборчивым почерком молитв за упокой погибших, отрывков из поэм и простеньких литографий улыбающихся мужчин, женщин и детей.

— Что это? — тоже подойдя и уставившись на печальные изображения и слова, прошептал Пазаний, но голос его все равно прозвучал слишком громко в полнейшем безмолвии церкви.

— Стена памяти, — произнес Уриил. — Молитвы о потерянных родных и любимых.

— Но их так много… тысячи. Неужели они все погибли одновременно?

— Не знаю, — ответил капитан. — Похоже на то.

— Кровь Императора, — прошипел Пазаний. — Да что же здесь произошло?

Уриилу вдруг показалось, будто его шеи коснулось чье-то холодное дыхание.

«Ты был там».

Астартес мгновенно развернулся на пятках, потянувшись к мечу.

— Что? — спросил Пазаний, когда клинок его друга вспорол воздух.

— Ничего, — отозвался Уриил, увидев, что никакой опасности нет.

Они с Пазанием были единственными нарушителями покоя заброшенной церкви, но в какое-то мгновение капитан был готов поклясться, что кто-то стоял прямо у него за спиной. Сумрачные пределы зала были совершенно пусты, и все же…

Уриил обладал чутьем опытного воина, закаленным в тысячах сражений, и вряд ли прожил бы столь долгую жизнь, если бы не доверял ему, когда оно предупреждало об опасности. Хотя он ничего не видел и не слышал, но со всей определенностью мог сказать, что они в церкви не одни.

— Что-то увидел? — спросил Пазаний, зажимая коленями болтер и передергивая затвор, который издал резкий звук, словно выражая неприязнь к новому владельцу. Они добыли оружие на полях сражений в Медренгарде. Прежде болтер принадлежал одному из Железных Воинов. И хотя Пазаний держал его сейчас в руке, Уриил видел, что друг вовсе не горит желанием использовать оружие врага.

— Нет, — ответил капитан, — кое-что почувствовал.

— И на что это было похоже?

— Не уверен. Показалось, будто кто-то стоит прямо у меня за спиной.

Пазаний обвел внутренний зал церкви взглядом, но, не найдя целей, опустил болтер. Уриил заметил явное облегчение на его лице, а затем почему-то отступило и ощущение чужого присутствия.

— Нет здесь никого, кроме нас, — произнес Пазаний и зашагал вдоль стены к алтарю, однако рукоять болтера по-прежнему сжимал крепко. — Должно быть, тебя просто еще не отпустило после Медренгарда.

— Может, и так, — согласился Уриил, следуя за товарищем мимо улыбающихся лиц, оставленных жертвоприношений и шелестящих листков бумаги.

Слишком многие погибли и поминались здесь. Пазаний был прав, речь шла действительно о тысячах людей, и все это было невыносимо печально. Противоположная стена была украшена точно таким же скорбным образом, и кучи бумаг лежали у основания каждой колонны.

Космодесантники подошли к алтарю, и Уриил вложил меч в ножны.

— Стоит изучить эти бумаги, — произнес капитан, устанавливая на место поваленный алтарь, а затем принялся стаскивать с себя и укладывать на него остатки брони. — Они могут подсказать нам, где мы находимся.

— Очень надеюсь, — откликнулся Пазаний, опустив болтер на пол и отпихнув от себя ногой.

— Ты в порядке, дружище? — спросил Уриил, отстегивая жалкие остатки своего нагрудника. — Мы же возвращаемся домой.

— Знаю, но…

— Но?

— Что будет, когда мы туда доберемся?

— О чем это ты?

— Подумай сам, Уриил. Мы побывали прямо в Оке Ужаса. Никто еще не возвращался оттуда, не изменившись. Кто поручится, что на Макрагге нам будут рады? Скорее уж нас просто пристрелят, как только увидят.

— Нет, — сказал Уриил. — Ничего они нам не сделают. Мы сдержали смертельную клятву. Тигурий и Калгар сами отправили нас туда и будут горды тем, что мы справились.

— Думаешь? — покачал головой Пазаний. — Мы сражались, объединившись с космодесантниками-отступниками. Заключили союз с мутантами-каннибалами. Освободили демона. Тебе не кажется, что у Тигурия может быть весьма скептическое отношение к таким поступкам?

Уриил вздохнул. Он и сам не раз думал обо всем этом, но в сердце своем понимал, что каждое принятое ими решение было исполнено наилучших намерений и продиктовано чувством справедливости.

Руководство ордена должно было понять.

Или нет?

Именно добровольное и осознанное отступление от написанного рукой Робаута Жиллимана Кодекса Астартес и привело к тому, что их с Пазанием отправили в изгнание. Сочиненный примархом Ультрамаринов десять тысяч лет тому назад, кодекс содержал доскональные предписания, касавшиеся всей жизни орденов Космического Десанта, образованных из могущественных легионов времен Великого крестового похода.

Все, начиная от знаков различия, проведения парадов и до того, как воины должны действовать в бою, все это было изложено на священных страницах, и не было другого ордена, который бы следовал этим наставлениям с той же скрупулезностью, как Ультрамарины.

Быть верным принципам своего примарха — вот главный идеал каждого Ультрамарина, и то, что один из капитанов ордена пошел против них, было абсолютно неприемлемо. Уриил спокойно принял свое наказание, но вот то, что вместе с ним осудили и Пазания, ранило его сердце все то время, пока они нарезали километры по поверхности Медренгарда.

За те дни, что они провели в том адском мире, Уриил не раз сомневался, можно ли его все еще называть героем, но после разрушения цитадели Хонсю и уничтожения демонических тварей, породивших бескожих, он осознал, что они с другом все-таки по-прежнему оружие в руках Императора, служащее Его победе. Теперь же, исполнив смертельную клятву, они возвращались домой.

Что в этом могло быть плохого?

— Мы сделали все, что от нас требовали, — произнес Уриил, — и даже больше. Тигурий поймет, что в нас нет и следа влияния Губительных Сил.

— А как насчет этого? — Пазаний помахал в воздухе обрубком руки. — Что если во мне осталось что-то от Несущего Ночь?

— Не осталось, — ответил Уриил. — Хонсю же все забрал.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Не могу, — согласился капитан, — но апотекарии все проверят, как только мы доберемся до крепости Геры.

— А потом меня казнят.

— Возможно, — допустил Уриил. — В конце концов, ты скрывал ксено-инфекцию от вышестоящих офицеров. Но, какое бы решение ни приняли старшие магистры ордена, ты очень скоро вернешься в четвертую роту.

— Интересно, как она там без нас, — произнес Пазаний.

— Леарх обещал присмотреть за парнями в наше отсутствие, — сказал Уриил. — И я уверен, что мы будем им гордиться.

— Это точно, — согласился Пазаний. — Если кого и можно считать образцовым сержантом, так это его. Тот еще сухарь, конечно, но знает, как командовать бойцами.

— Угу, теми немногими, кто вернулся с Тарсис Ультра, — произнес капитан, вспомнив кошмарную бойню, в которой полегло слишком много воинов четвертой роты, защищавших имперскую планету от нашествия тиранидов.

— Да, там было жарко, это точно, — сказал Пазаний, наблюдая, как Уриил укладывает последний кусок своих доспехов на алтарь. Капитан остался одет только в потрепанный и грязный облегающий нательник цвета хаки, чья прочная ткань сверкала отверстиями, благодаря которым системы брони подключались к внутренним механизмам, встроенным в тело Астартес.

— Уверен, что в ауксилии скаутов хватает талантливых кандидатов и что Леарх постарался вырастить из них достойную замену, — сказал Пазаний. — Сейчас четвертая наверняка уже снова в полной силе.

— Надеюсь, — согласился Уриил. — Мысль об Ультрамаринах без четвертой роты меня совершенно не вдохновляет.

— Как и меня, но если ты прав и мы скоро вернемся, думаешь, тебе позволят снова ее возглавить?

Уриил пожал плечами:

— Тут уж от меня ничего не зависит, пусть магистр Калгар решает.

— Если он действительно понимает, что необходимо ордену, то восстановит тебя в звании в тот же день, как мы вернемся.

— Уж поверь, он прекрасно понимает, что нужно ордену, — заверил Уриил.

— Знаю, просто меня почему-то не оставляет дурное предчувствие. Как бы объяснить… Ведь мы не можем сказать даже, сколько времени отсутствовали. Насколько мне известно, легко могли пройти и сотни, и даже тысячи лет. А эта планета…

— Что с ней?

— Предводитель бескожих… он прав, что-то очень плохое случилось с этим городом. Я тоже чувствую.

Уриил промолчал, поскольку и сам ощущал это слабое дуновение в воздухе, будто та ужасная трагедия, которая обрушилась на город и заставила обитателей покинуть его, оставила отпечаток на самой атмосфере этих мест.

— И, кстати, о нем еще одно, — добавил Пазаний. — Что, во имя примарха, ты собираешься делать с этими чудовищами?

— Они не чудовища, — возразил Уриил. — В их венах течет кровь Астартес.

— Может, и так, но выглядят они как самые настоящие монстры, и сдается мне, что каждый, у кого в руках окажется оружие, откроет пальбу тут же, как их увидит. Стоило оставить их на Медренгарде. Ты же и сам это понимаешь, верно?

— Я не смог, — сказал капитан, присаживаясь рядом с Пазанием. — Ты видел, как они жили. Быть может, они и выглядят страшно, но чтут Императора и хотят только его любви взамен. Я не мог их бросить. Я должен хотя бы попытаться… даже не знаю, может, показать, что существование — это не только боль и страдания.

— Ну-ну, удачи, — с кислым видом произнес Пазаний.

К тому времени, как вернулись бескожие, уже взошла луна и вокруг мрачной церкви расплескались призрачными лужами пятна бриллиантово-белого света. Уриилу претило использовать жертвоприношения и бумагу со стен поминовения, поэтому костер они развели из обломков деревянных скамей, которые сложили в большую железную жаровню, обнаружившуюся в задней части церкви.

Бескожие волокли за собой три окровавленные туши горных животных, истерзанных когтями и клыками. Убитые звери были покрыты грубым мехом, имели головы, похожие на коровьи, с вытянутыми, явно приспособленными для рытья земли мордами и толстой кожей. Ноги их были довольно тонкими и мускулистыми, так что Уриил позволил себе предположить, что скачут эти существа на своих копытах весьма резво.

— Что ж, они хотя бы уже поели, — произнес Пазаний, глядя на вымазанные в крови рты бескожих.

— Судя по всему, — согласился Уриил, наблюдая, как предводитель подтаскивает самую большую тушу к алтарю и бросает ее прямо ему и Пазанию под ноги.

— Мы поели в горах, — сказал монстр. — Это мясо для вас.

Не дожидаясь ответа, кошмарное создание отвернулось и повело вокруг взглядом тусклых, безжизненных глаз. Обеспокоенный таким поведением, Уриил протянул руку и коснулся предплечья вожака.

Едва он успел дотронуться, как бескожий отдернулся и, зашипев от боли, вновь повернулся к нему. Уриил вздрогнул от столь неожиданной реакции и той злобы, которую увидел в глазах командира мутантов.

— Не трогай, — прошипел вождь бескожих. — Боль. Этот мир ранит нас.

— Ранит? О чем это ты?

Существо помедлило, словно силясь найти подходящие слова, чтобы выразить свои мысли.

— Воздух другой. Мы чувствуем себя иначе. Слабее. Тело не работает, как раньше.

Уриил кивнул, хотя понятия не имел, почему бескожие чувствуют себя хуже именно на этой планете.

— Попытайтесь немного отдохнуть, — сказал капитан. — Когда солнце взойдет, мы сможем лучше все разглядеть и решим, что делать дальше. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, — кивнул предводитель. — Император доволен нами?

— Да, — ответил Уриил. — И вы сейчас находитесь в месте, посвященном ему.

— Посвященном?

— Оно принадлежит ему, — пояснил Уриил. — Как то место, где вы жили раньше.

— Дом Императора?

— Именно так.

— Тогда мы останемся здесь. Император позаботится о нас, — произнес предводитель бескожих, и капитан нашел это столь простое утверждение удивительно трогательным. Эти существа хоть и являлись отвратительной насмешкой над человеческим геномом, но веровали в Императора с детской наивностью и искренностью.

Прихрамывая, предводитель бескожих побрел прочь, чтобы воссоединиться со своими последователями, а Уриил отвернулся к алтарю, возле которого Пазаний уже начинал разделывать подаренную тушу, чтобы поджарить ее на огне. Конечно, космические десантники вполне могли есть и сырое мясо, получая даже больше питательных веществ, но после всех лишений, перенесенных на Медренгарде, оба воина просто мечтали о горячей пище.

Уриил посмотрел на бескожих, расположившихся возле стены и с удивлением разглядывающих бумажные листки на ней. Некоторое время спустя Пазаний протянул ему большой кусок мяса, одновременно располагая собственный над жаровней.

— Как просто это забыть, — пробормотал Уриил.

— Что именно?

— То, что на самом деле они самые обычные дети.

— Бескожие?

— Да. Подумай сам. Их схватили совсем крохами, и мортиции придали им чудовищное обличье, но ведь внутри-то они остались детьми. Я сам был помещен в одну из демонических маток и знаю, что она пыталась со мной сделать. Но поступить так с детьми… представь себе, что однажды ты проснешься и обнаружишь, что стал монстром.

— Думаешь, кто-то из них еще помнит прежнюю жизнь?

— Не знаю, — произнес Уриил. — Отчасти даже надеюсь, что нет; было бы слишком жестоко, если бы они понимали, что было ими потеряно. Но все-таки мне кажется, что именно фрагментарные воспоминания не позволили им окончательно превратиться в чудовищ.

— Тогда следует надеяться, что сейчас, выбравшись с Медренгарда, они вспомнят как можно больше.

— Возможно, — сказал Уриил, подвешивая ломоть мяса над огнем. — Понимаю, выглядят они жутко, но случившееся с ними — не их вина. Они не заслуживают, чтобы их загнали в угол и убили только за то, что выглядят не так, как мы. Может, тела их нам и не спасти, но в наших силах спасти их души.

— Как?

— Обращаясь с ними, как с людьми.

— Тогда, надеюсь, тебе удастся убедить в этом окружающих, пока они их не увидели.

— Со временем именно это я и собираюсь сделать, но давай разбираться с проблемами по мере их поступления.

— И раз уж ты об этом заговорил, — сказал Пазаний, снимая мясо с жаровни и пробуя его на вкус. — О! Вкуснотища. Так что мы намереваемся делать утром?

Уриил тоже снял кусок с огня и впился в мясо, наслаждаясь его ошеломительным запахом и благородным вкусом после долгих дней, проведенных на сухпайке и переработанной питательной пасте. Мясо было довольно жестким, но все равно восхитительным. Горячий сок побежал по подбородку космодесантника, и тот с трудом подавил в себе желание проглотить свою порцию не жуя.

— Завтра, — с набитым ртом проговорил Уриил, — мы осмотрим город, определимся с его географией, а потом подумаем, как бы нам выйти к жилому поселению.

— А дальше?

— Дальше мы представимся первому же попавшемуся на глаза имперскому чиновнику и свяжемся с орденом.

— Думаешь, все будет так просто?

— Может, да, а может, и нет, — сказал Уриил. — Думаю, мы выясним это уже завтра, но сейчас нам следует отдохнуть. В моем теле болит каждая кость, и мне нужна хотя бы одна ночь здорового сна, прежде чем разбираться с делами.

— По мне, так звучит просто замечательно, — согласился Пазаний. — Всякий раз, как я пытался закрыть глаза на этом чертовом паровозе, так начинал видеть реки крови и освежеванные трупы.

Уриил кивнул, ведь и сам прекрасно помнил кошмары, всплывавшие в его сознании, когда он пытался поспать в Омфале Демониуме. До встречи с Несущим Ночь он и вообразить себе не мог подобные ужасы, не говоря о том, чтобы поверить в возможность их существования в реальности.

В течение всего того не поддающегося исчислению времени, которое космодесантники и бескожие провели внутри безумных глубин адского локомотива, они непрестанно подвергались атакам этих безумных снов, и Уриил понимал, что его разум уже был готов сломаться, ведь кто может день за днем переживать кошмары и остаться в своем уме?

Из всех чудовищных видений о смерти и кровопролитии, посещавших Мезиру Бардгил, не было никого, кого бы она боялась так же, как Плакальщика. Она никогда не видела его лица, только слышала всхлипывания, но глубина боли и страданий, заключенная в этих звуках, была просто невыносимой.

Казалось немыслимым, что кто-то может испытывать подобные муки и скорбь и все-таки продолжать жить. И все же темные очертания Плакальщика, вырисовывающиеся на фоне белых, выложенных керамической плиткой стен пустой комнаты, определенно выдавали в нем живое существо.

При виде Плакальщика по ее щекам начинали катиться слезы, ей передавалась капелька его скорби, и тогда предательски подкашивающиеся ноги несли ее прямо к железной койке, на которой тот сидел. Кровать эта служила единственным предметом мебели в абсолютно пустом помещении.

Мезира понимала, что все это только сон, но от осознания ее страх нисколько не умалялся.

И хотя она смешала листья кхат с половиной бутылки раквира, прежде чем нехотя залезть в постель, видения о Плакальщике ее все-таки настигли.

Шаг за шагом она приближалась к стенающему существу, чьи плечи неистово тряслись от судорожных всхлипываний. Когда расстояние стало совсем незначительным, Мезира вдруг ощутила, как скорбь сменяется гневом, и как бы женщина ни старалась, но рука против ее воли поднялась и протянулась к Плакальщику.

Едва ее ладонь легла на его плечо, обоняние Мезиры наполнилось вонью паленого мяса, а перед глазами заплясали образы: горящие дома, кричащие люди и огненный шквал, раздувающийся и шевелящийся, точно живой.

— Нет, — прошептала она. — Только не снова.

Плакальщик прекратил рыдать, словно только сейчас заметил ее.

Без всякого предупреждения его тело внезапно окуталось пламенем, пожирающим и руки, и лицо.

— Ты была там, — произнес Плакальщик, совершенно не обращая внимания на уничтожающий его огонь.

— Нет, я!.. — закричала Мезира, отшатываясь прочь от смертоносного жара.

— Ты была там, — повторил Плакальщик, и в голосе его прозвучал приговор.

Еще несколько секунд, и тело его обуглилось до черноты, и женщина начала задыхаться от запаха горелой плоти.

— Мертвые наблюдают, и ты будешь наказана.

— Пожалуйста, скажите, — принялась умолять Мезира, — почему я?

— Ты была там, — произнес Плакальщик, словно эти слова все объясняли. — Ты была там.

— Но я же ничего не делала. Это была не я, — зарыдала женщина.

— Ты была там.

— Я…

— Ты была там, — сказал Плакальщик, глядя прямо на нее, — и заплатишь. Вы все заплатите.

Мезира Бардгил, вопя от страха, выпрыгнула из постели, сражаясь с простыней, из которой никак не могла высвободиться. Она с грохотом повалилась на пол, лягаясь и завывая, словно безумная. Затем, зарыдав, свернулась в позе эмбриона, прижимая ладони к вискам и вонзая в кожу изломанные ногти.

Спустя несколько секунд она впилась зубами в собственную ладонь, чтобы приглушить крики, и начала кататься по полу.

Ее глаза все это время были плотно закрыты, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы поднять веки.

В комнате господствовал полумрак; ее освещал только пробивающийся сквозь тонкие занавески свет тусклых люмосфер, беспорядочно разбросанных на улице. Тихо капала вода в нержавеющей раковине и унитазе, притаившихся за перегородкой, возле которой стоял стол с наваленной кипой бумаг.

Мезира не поднималась с пола, пока ее дыхание полностью не восстановилось, а сердечный ритм не пришел в норму. Затем она встала, но, чтобы удержать равновесие на трясущихся от страха ногах, ей пришлось опереться о кровать. Ее жилистое тело била дрожь; женщина наклонилась поднять простыню и закуталась в нее.

Сон все еще был свеж в ее памяти, и, утерев слезы, Мезира направилась к столу и доверху наполнила раквиром высокий бокал. По всей поверхности стола были разбросаны листы бумаги — наполовину законченный доклад Верене Каин, описывающий эмпатические слепки, сделанные во время встречи между губернатором Барбаденом и общественными лидерами. Конечно, это было нарушением мер безопасности — оставлять документы валяться вот так, но сегодня Мезира только ранним утром смогла покинуть имперский дворец, хотя вовсе не желала проводить в обществе Барбадена ни единой минуты больше, чем было необходимо.

В окно влетали звуки города: дребезжание ветхих автомобилей, сиплые голоса пьяниц, выбирающихся из окрестных баров, и время от времени — чья-то отчаянная брань. Мезира могла бы прочесть чувства и эмоции, стоявшие за всеми этими звуками, но предпочла отстраниться, приглушив свои способности очередной порцией раквира.

А потом налила себе еще, зная, что этой ночью ей поспать уже не удастся, и не желая вновь увидеть кошмары, показанные ей Плакальщиком.

Во сне он повернулся к ней лицом, чтобы она увидела, как плоть плавится и сползает с его почерневшего черепа, пока пламя вокруг него становится все более слепящим. Ей хотелось отвести взгляд. Она была уверена, что, увидев его лицо, обязательно сойдет с ума, но голова ее оказалась надежно зафиксирована на месте, и тогда Мезира посмотрела ему прямо в глаза — холодные и белые, словно сердце мертвой звезды; в них она увидела такие ужасы, каких не знала даже Зона Поражения.

Грязные, наполненные трупами вагоны катились за грохочущим и источающим кровь демоническим локомотивом, бегущим по рельсам из костей. Целые леса младенцев, нанизанных на раскачивающиеся мясницкие крючья. Планеты, погибшие под натиском визжащих демонических орд, и галактики, чьи звезды погасли после того, как их энергия была выкачана, чтобы снабжать тот мир с безумной геометрией, какой являл собой чудовищный поезд.

Погибшие души корчились в муках в его омерзительных демонических глубинах, и Мезира ощущала мощные излучения варпа, исходящие от локомотива, отравлявшего воздух и землю Салинаса самим своим присутствием. Чем бы ни была эта кошмарная машина, но она стала свидетельницей бесчисленных убийств и несла с собой внушающие ужас воспоминания о каждой капле крови, пролившейся в ее присутствии.

И псайкер увидела все: как каждую из этих душ вырывали из тела, как все мыслимые и немыслимые злодеяния вершились над безвинными, как невыносимый кошмар охватывал живых существ.

Так ясно, словно действительно присутствовала при этом, она видела, как могущественный демонический локомотив возникает на главной площади Хатуриана возле церкви, над которой красуется бронзовая позеленевшая аквила, накренившаяся после бомбардировок, — это самое строение «Клекочущие орлы» в свое время вначале обстреляли из мелтаганов, а затем штурмовали, обрушивая шквальный огонь винтовок и рубя мечами все живое.

Мезира прикрыла глаза, пытаясь защититься от воспоминаний о воплях, отрывистом лае автоматического оружия и жутком, не прекращающемся гуле огнеметов. Оттолкнувшись от стола, она подошла к окну и взглянула на мощеные улицы Барбадуса, рассматривая немногочисленных смельчаков, рисковавших проходить прямо под ее окнами. Все они шли, стараясь не поднимать глаз, ведь не было на планете такого человека, который не знал бы, что здесь живет ручной псайкер Барбадена, и никто не хотел навлечь на себя ее проклятие.

Гнев овладел Мезирой, и она выпустила свои силы, позволив им призраками пронестись над улицами и коснуться умов тех, кто населял грязные лачуги и бытовки, созданные из остовов бронемашин, некогда способных обеспечить техникой целый полк Ачаманских Фалькат.

Барбадус вырос на останках того, что оставила за собой Имперская Гвардия.

В завершение кампании по приведению к миру мятежной системы планета Салинас была подарена Фалькатам, и полку разрешили оставить себе всю бронетехнику, поскольку все равно не было никакой выгоды ее эвакуировать. Вот только без достаточного числа технопровидцев и техножрецов практически весь автопарк стремительно пришел в полную непригодность, и лишь отдельные роты все еще поддерживали на ходу свои танки и БТР.

Те, кому это не удавалось, просто бросали машины, и уже в скором времени оставленной техникой завладели предприимчивые граждане Барбадуса. Целыми семьями они поселялись внутри и вокруг этих машин, превращая в дома былые орудия войны.

Танк «Леман Русс» мог запросто стать пристанищем для семьи из пяти человек, стоило только извлечь из него все лишние детали, а «Химеры» оказались даже более вместительными. Множество других машин было растерзано на куски ради запчастей и листов металла. Так что целые кварталы Барбадуса отстроились благодаря боевой технике, либо проржавевшей насквозь, либо сломавшейся, либо еще по какой-либо причине оставленной солдатами.

Сознание Мезиры тут же уловило колеблющуюся трясину недовольства, зревшего сразу за дверьми каждого без исключения жилища, и псайкер прекрасно понимала его причину, ведь вторжение Ачаманских Фалькат было жестоким и кровопролитным.

Новый губернатор даже переименовал столицу мира в свою честь.

«Неудивительно, что нас ненавидят, — подумала Мезира. — Мы отвратительны даже мне».

Хотя обычно ее эмпатические способности были ограничены только чувствами людей, сегодня она ощущала и нечто совсем иное, словно ей вдруг удалось уловить неистовый гнев самой планеты. В воздухе повисла странная наэлектризованность, назревающее предчувствие важных событий и неизбежности — ничего подобного Мезира прежде не испытывала, и это напугало ее до полусмерти.

Что-то очень и очень значительное изменилось на Салинасе, но точное понимание ускользало от псайкера.

Были ли те образы, что она увидела в глазах Плакальщика, отражением реальности или простыми аллегориями?

Она не была обучена интерпретации видений и могла только надеяться, что личные астропатические предсказатели губернатора Барбадена сумеют хоть что-нибудь понять из ее описаний.

Едва она успела вспомнить о бывшем полковнике Фалькат, как ощутила на своей шее холодное дыхание.

Поежившись, Мезира резко развернулась, одновременно вскидывая руку к виску.

В дальнем углу комнаты стояла маленькая фигурка, окутанная светом, — девочка, протягивающая к ней руки.

«Ты была там».

Как бы ему ни хотелось отдохнуть, но Уриил так и не сумел уснуть, поскольку где-то на заднем плане непрестанно маячило ощущение, что они здесь не одни. Как следует набив желудки мясом, они с Пазанием обследовали пустующие помещения церкви: осыпающуюся ризницу, заброшенные кладовые и даже монашеские кельи в трансептах.

Так и не найдя ничего предосудительного, они решили пройтись патрулем вокруг, перебираясь через завалы и пересекая накренившиеся плиты дороги. Всего лишь вдвоем они, разумеется, не могли и надеяться по-настоящему контролировать окрестности, но все равно ничто вокруг не говорило о том, что в городе есть еще хоть одна живая душа помимо их самих.

Пазаний заснул сидя, прислонившись спиной к стене, и, слыша его тихое посапывание, Уриил не смог сдержать улыбки, ведь с лица друга впервые после Павониса сползло напряженное выражение. Но, хотя Пазаний и провалился в глубокий сон, капитан знал, что его спутник готов прервать свой отдых и тут же схватиться за оружие, едва это потребуется.

Бескожие жались друг к другу, точно дикие животные, образуя кольцо тел со своим предводителем в самом центре. Их дыхание казалось какофонией хрипов, влажного кашля и свиста, вырывавшихся из тех уродливых щелей, что заменяли им рты и ноздри.

Понимая, что сегодня ему уже не уснуть, Уриил поднялся и прошелся вдоль нефа, время от времени останавливаясь и изучая очередной трепещущий листок на стене, несущий на себе молитву или изображение. На Астартес смотрели многочисленные улыбающиеся лица — мужчины и женщины, старые и молодые.

Что же все-таки случилось со всеми этими людьми? И кто устроил поминальную стену?

На многих листочках была проставлена дата, и хотя ее формат оказался неизвестен Уриилу, оставалось совершенно очевидным, что в каждом случае она одна и та же. Какая бы беда ни постигла город, она промчалась над ним одним стремительным порывом.

Капитан продолжал свою прогулку по боковому приделу и никак не мог избавиться от ощущения не то чтобы чьего-то постороннего присутствия, но того, что за ним кто-то или что-то наблюдает. Уриил не убирал руки с золоченого эфеса меча, придававшего ему уверенности той аурой героизма, который олицетворяло это оружие. Капитан Идей выковал этот меч еще до Коринфской кампании и прославил его задолго до того, как вручил клинок Уриилу на Фракии перед своей смертью. Уриил поклялся быть достойным памяти своего наставника и его оружия, и клятва эта помогла ему пройти через долгие месяцы невзгод и испытаний.

Уриил вышел из церкви, и глаза его моментально адаптировались к рассеянному свету и настроились так, чтобы их обладатель мог видеть не хуже, чем ясным днем.

Если раньше город навевал меланхолию и казался полностью заброшенным, то теперь его руины прямо сочились угрозой, словно скрытую под ними ненависть выпустили свободно разгуливать во тьме. Все органы чувств заверяли космодесантника, что он здесь совершенно один, но чутье подсказывало, что далеко не все тайны этого города доступны глазу.

Пыль, покрывавшая площадь, шевелилась, словно потревоженная шагами невидимки, а в разбитых окнах и выломанных дверях стенал ветер. Лунный свет отражался от осколков стекла и металла. Где-то вдалеке перекатывались мелкие камушки, и звук их напоминал смех.

Постукивая пальцами по золотому навершию эфеса, Уриил зашагал в город, выбрав направление наугад.

Разрушающиеся здания окаймляли вымершие улицы, заваленные мусором, оставшимся от прежнего населения: коробками, сумками, цветочными горшками, памятными альбомами и тому подобным. Чем больше капитан вглядывался и запоминал, тем четче его разум, обученный подмечать последовательности и сходства, осознавал, что весь этот хлам расположен вовсе не в случайном порядке, но в соответствии с неким скрытым планом.

Это были не просто вещи, брошенные и позабытые своими владельцами. Они также служили тайным памятником. Расположенные в видимом беспорядке, предметы были уложены на свои места со всей тщательностью: монетки на земле образовывали идентичные узоры, на кусках торчащей арматуры красовались ленточки, а цветочные горшки стояли, точно дожидались, пока за ними возвратятся их хозяева.

Все выглядело так, словно те, кто расставил и разложил здесь все эти вещи, очень не хотели, чтобы кто-нибудь еще знал, что о погибших все еще помнят и скорбят.

Что ж, еще один фрагмент головоломки, но, не имея дополнительной информации, Уриил ничего не понимал. Стены домов по обе стороны от него были иссечены попаданиями из мелкокалиберного оружия, то тут, то там виднелись воронки от взрывов артиллерийских снарядов. Сквозь город явно прошла чья-то армия, паля во все стороны и истребляя все живое.

Ржаво-коричневые разводы на стенах могли быть только следами крови, и Уриил остановился, безошибочно определив в лунном свете блеск кости. За перевернутым ящиком он обнаружил кружок камней, в центре которого лежал маленький череп, размерами не больше детского.

Между камнями была закреплена потускневшая фотография, заключенная в полиэтиленовый пакетик, чтобы защитить ее от непогоды. Стерев росу и грязь с поверхности, Уриил увидел юную девочку с длинными светлыми волосами в простом белом платье до колен. Она стояла рядом с высоким мужчиной, предположительно — отцом, обнимавшим ее с родительской гордостью. Снимок был сделан на фоне здания из одноцветного камня с двумя окнами, закрытыми ставнями.

Астартес повернул фотографию. На обороте печатными буквами было выведено: «Амелия Тоуси».

— Как же ты умерла? — спросил Уриил, и его голос отразился от стен так, словно он не шептал, а кричал.

Ошеломленный громкостью звука, капитан огляделся и в дальнем конце улицы успел что-то заметить… ему показалось, будто там стоит девочка в белом платьице.

Глава третья

Уриил удивленно моргнул, и девочка исчезла, словно никогда и не существовала.

Тогда он вскочил на ноги и побежал к тому месту, где она недавно стояла.

Добежав до самого конца улицы, Уриил начал озираться по сторонам. Ничто не указывало на то, что девочка была здесь, и он даже подумал, что зрение обмануло его. Видение было столь мимолетным, что он просто не мог быть уверен, что его воображение не разыгралось после взгляда на фотографию. Но все-таки ребенок показался ему действительно реальным.

Уже начиная убеждать себя в том, что его чувства сыграли с ним шутку, Уриил услышал тихий вздох, едва слышное дыхание и вновь заметил мелькнувшую где-то впереди белую ткань. Осторожно, каждым органом чувств выискивая опасность, он обнажил меч и зашагал по улице в том направлении, откуда донесся звук. Дома вокруг были почерневшими и словно готовыми сложиться внутрь себя.

Он прошел мимо нескольких ящиков, но решил не останавливаться возле них, поскольку тональность вздыхающих звуков изменилась. Теперь он слышал вовсе не дыхание, но всхлипывания невыразимого детского горя.

Уриил сбавил шаг, поняв, что звук неожиданно прервался, и обнаружил, что стоит перед простым каменным зданием с двумя окнами. Ставни давно провисли на проржавевших петлях, а часть постройки оказалась изрешечена пулями и осколками, но не узнать дом с фотографии было невозможно.

Неужели его специально привели сюда?

Эта мысль несколько встревожила космодесантника, хотя страха эти места не внушали.

Все звуки умолкли, даже ветер утих, когда Уриил, держа меч наготове, шагнул в пролом в стене и оказался внутри здания. Отчасти он понимал, что следовало бы вернуться к церкви и позвать Пазания, но пока капитан не чувствовал никакой угрозы, только звенящее во тьме дома глубокое одиночество.

Глаза космодесантника вновь мгновенно адаптировались к изменившимся условиям освещения, и он увидел перед собой небольшую комнату с порушенной мебелью, лежащей на полу. Почерневшие, опаленные огнем стол и стулья были разбиты разве что не в щепки. В помещении стоял едкий запах застарелой гари, и, проведя пальцами по ближайшей стене, Уриил ощутил на них маслянистый осадок прометиевого топлива.

Осмотревшись, космодесантник увидел последнее печальное напоминание о жизнях, прервавшихся в одно мгновение, — два выжженных на дальней стене силуэта, вскинувших руки в ужасе или же в финальной бессмысленной попытке защититься от убивавшего их огня.

Уриилу не составило труда представить себе эту комнату, когда она была охвачена пожаром и наполнена страхом и болью. Он мог только надеяться, что смерть этих людей оказалась быстрой. Под его сапогами заскрипели осколки стекла и посуды, и капитан наклонился, чтобы подобрать небольшой металлический предмет, замеченный им среди прочего мусора, — пустую гильзу, судя по всему, от автоматического оружия, со штампом в виде имперского орла и серийным номером Департаменто Муниторум.

— Стреляли нападая или защищаясь? — пробормотал Уриил, разглядывая оплавленный и почерневший корпус автогана, лежащего в дальнем углу. Ствол его был прямым и поблескивал серебром, хотя и был уже тронут мелкими пятнышками ржавчины. Как же эта деталь оружия смогла избежать испепеляющего жара, уничтожившего все остальное в жилище?

Вспомнив о необычных памятных приношениях на улицах, Уриил решил, что в расположении автогана также есть потаенный смысл, посмотрел туда, куда указывал его ствол, и увидел проход в заднюю комнату.

Как и основное помещение, она тоже почернела от копоти. В тех местах, где пламя не достигало своей пиковой температуры, со стен оползала пузырящаяся краска. Здесь было не только темно, но еще и пусто, если не считать ржавого остова железной кровати в углу.

Уриил прошелся по комнате, пытаясь найти что-нибудь, на что мог указывать ствол автогана. Чувствуя себя несколько глупо, он уже собирался покинуть дом, когда увидел слова, выведенные на стене.

Отчасти скрытые под слоем пыли, они все равно были предельно разборчивы для его генетически улучшенного зрения. Слова, скрытые от посторонних глаз, но все же доступные тому, кто их ищет.

«Сыны Салинаса восстанут вновь!»

Уриил нахмурил брови, прочитав это и попытавшись понять, что же означает сей лозунг.

Кто такие Сыны Салинаса?

Какой-нибудь культ? Движение сопротивления? Проимперская фракция?

Кем бы они ни были, они постарались как следует скрыть свои мятежные настроения, и уже одно это вызывало у Уриила сомнения в их верности Императору.

Был ли Салинас человеком или же так называлась планета?

Заметив тень, неожиданно возникшую перед ним на стене, Уриил обернулся. Скрипучие тяжелые шаги и прелый животный запах тут же подсказали Астартес, кто преследует его, и космодесантник опустил меч.

Он вернулся в основное помещение дома и уже из прохода увидел предводителя бескожих, присевшего на корточки возле стены, на которой отпечатались два силуэта. Существо склонило огромную голову, чтобы принюхаться, и его зрачки расширились, когда оно уловило запах.

— Эти люди?.. — произнес предводитель.

— Что?

— Это место… много семей?

— Да, — подтвердил Уриил. — Это был город.

— А эти люди? — спросил вожак бескожих.

— Они жили здесь, — объяснил Астартес.

— Они умерли здесь.

Уриил кивнул, убирая меч в ножны:

— Так и есть, но я не понимаю почему.

— Этот мир пахнет неправильно, мерзко. Не думаю, что мы будем здесь счастливы, — прошептал огромный монстр. — Те, кто убили этих людей… они плохие… такие же, как железные.

— Почему ты так думаешь? — спросил капитан.

Предводитель только пожал плечами, словно ответ казался ему очевидным, а затем отвернулся от стены, переключив внимание на детские игрушки, разбросанные в одном из углов. Он присел рядом с ними и поднял с пола оплавленную куклу в обгоревшем платье, а потом коснулся кубиков, с которых прометий сжег изображения.

Слабый намек на то, что должно было олицетворять в его случае улыбку, проступил на лице существа, и Уриил почувствовал, как защемило сердце. Какая судьба была бы уготована тому ребенку, который превратился в вождя бескожих, не похить его подлые Железные Воины?

— Плохие люди захотят убить нас, — сказал бескожий, не оглядываясь.

— Почему ты так говоришь? — спросил Уриил, хотя и понимал, что его собеседник более чем прав.

— Я знаю, что мы — чудовища, — произнес мутант. — Плохие люди, убивавшие семьи, будут бояться нас.

— Нет, — сказал Уриил. — Я этого не допущу.

— Почему?

— Потому что вы заслуживаете шанса на жизнь.

— Думаешь, бескожие смогут здесь выжить?

— Не знаю. Но была ли у вас надежда на Медренгарде? Мне ничего не известно об этом мире, мне неведомо даже, как он называется и где расположен, но обещаю — я сделаю все возможное, чтобы здесь вы нашли лучшую жизнь. То, что с вами произошло… это чудовищно, но вы не заслужили того, чтобы вас обвиняли в этом. Сейчас вам надо потерпеть еще немножко и не высовываться, пока я не сумею выбрать подходящий момент, чтобы рассказать о вас другим людям. Выдержите?

— Бескожие хорошо прячутся. Не найдут, пока мы сами не захотим. Научились этому в мире железных людей.

— Тогда оставайтесь пока здесь, прячьтесь, а когда придет время, мы с Пазанием придем за вами. И тогда вы снова ощутите тепло солнца на своих лицах и больше не будете вспоминать о железных людях.

— Лучшая жизнь, — произнес вожак бескожих. — Обещаешь?

— Лучшая жизнь, — кивнул Уриил.

— И Император полюбит нас?

— Обязательно, — сказал капитан. — Он любит всех своих подданных.

Предводитель бескожих кивнул и повернул к Уриилу массивную голову. Лицо мутанта было просто не способно на лживые эмоции, и космодесантник почувствовал огромный груз ответственности, увидев, с каким доверием отнеслось существо к его словам. Да, он обещал им лучшую жизнь и был обязан сделать все возможное, чтобы сдержать слово.

Неожиданно мутант вскинул голову, и складки плоти над его челюстями запульсировали.

— Приближаются люди, — сказал бескожий. — Люди на машинах.

Полковник Верена Каин подавила зевок и потерла рукой, затянутой в кожаную перчатку, усталые глаза; ее откровенно убаюкивало ровное движение «Химеры». Сидя в командирском кресле, она имела возможность обозревать холмистый предутренний пейзаж, протянувшийся вдоль реки, убегающей к разрушенному Хатуриану.

Каин уже видела впереди неровные очертания города, четко вырисовывающиеся на фоне мрачных скалистых гор и угрюмого неба, чей цвет вполне соответствовал этому Императором проклятому часу. Двигаясь своей неповторимой широкой походкой, впереди шли шесть разведывательных «Часовых», время от времени выныривая из предрассветного сумрака; двуногие машины должны были удостовериться, что во время этого дурацкого путешествия, в которое их отправило предостережение Мезиры Бардгил, патруль не угодит в засаду Сынов Салинаса.

Похожая на тощую курицу псайкерша заявилась во дворец глухой ночью и потребовала, чтобы о ней доложили губернатору Барбадену, что только подтверждало отсутствие у нее мозгов. Бардгил уверяла, что прибыла с новостями первостепенной важности, а как только губернатор ее принял, принялась распускать сопли и пищать что-то про чудовищ и океаны крови, изливающиеся с Зоны Поражения.

Хорошая пощечина от Каин помогла прекратить эту истерику, и полковник даже улыбнулась, вспомнив ошарашенное выражение разбитого лица Мезиры. Когда-то та была санкционированным псайкером, приписанным к «Клекочущим орлам», но оказалась среди предателей, оставивших полк после частичной демобилизации Фалькат, последовавшей за Днем Восстановления. У Каин не было времени на подобных трусливых крыс, так что она не долго раздумывала, прежде чем поставить Бардгил на место.

Мезира была псайкером, и по правилам ее следовало передать Комиссариату сразу после демобилизации, но по причинам, ведомым лишь ему одному, Барбаден позволил ей покинуть полк без лишнего шума. Почему он так поступил, оставалось за гранью понимания Каин, но она не стала поднимать этот вопрос, потому что обладающий бритвенно острым умом Лито Барбаден мог покончить с ее карьерой с той же легкостью, с какой выдвинул ее на свою прежнюю должность.

Когда Бардгил успокоилась достаточно, чтобы выражаться без напыщенных гипербол, она поведала о мощном выбросе варп-энергии в разрушенном городе Хатуриан. Яницепсы подтвердили ее слова, и тогда Барбаден распорядился, чтобы одно отделение отправилось к Зоне Поражения и все разведало.

Позади Каин, двигаясь строем, напоминающим стрелу, ехали еще одиннадцать «Химер», несущих более сотни «Клекочущих орлов». Ветераны, прошедшие десятки битв, самые почитаемые и дисциплинированные солдаты Ачаманских Фалькат — на кого еще положиться, если порядок требуется навести со всей мыслимой быстротой и тщательностью?

Когда стала приближаться окраина мертвого города, Каин посетило дурное предчувствие, но полковник отмахнулась от него. Последний раз, когда она была здесь, все вокруг было охвачено пожарами, и теперь воспоминания об увиденном и услышанном тогда вновь всплывали в ее голове.

Она неожиданно для себя поняла, что не думала о той ночи долгие годы, но вернувшиеся картины прошлого не действовали на нее так же, как на кое-кого из ее полка. Тогда они сделали то, что были должны, и навели на планете порядок. Полковник не только не испытывала сожалений, но и бессознательно протянула руку к медали в виде орла, прицепленной слева на груди ее мундира.

«Химера» запрыгала по кочкам, и Каин поднесла к глазам побитые магнокуляры, изучая руины, пока «Часовые» осматривали ограждение из колючей проволоки, окружающее мертвый город.

Все поле зрения заполнили разрушающиеся здания, окрашенные в зеленый и молочно-белый цвета системами видоуловителя, но больше смотреть по существу было не на что. Дальше дорога уже не была такой ровной и пролегала по заросшим лесом холмам, так что Каин прижала руки к бокам и сползла внутрь «Химеры».

Следовало проявлять осторожность. Сыны Салинаса продолжали вести партизанскую войну, и хотя маловероятно было, что они осмелятся открыто атаковать столь хорошо вооруженную группу, на подобной местности вполне могли поджидать снайперы. К тому же выезд мог быть спровоцирован с одной лишь целью — выманить и уничтожить имперского офицера.

Внутри машины было душно и шумно. Сзади рычал двигатель, наполняя воздух запахами горящего топлива и священной смазки. Полковник в очередной раз порадовалась своей стройности, располагаясь в узком железном вместилище среди опасных подвижных частей.

— Есть что-нибудь, мэм? — спросил Баском, ее флигель-адъютант, оглянувшись от своей вокс-станции.

— Ничего там нет. — Полковнику пришлось закричать, чтобы ее голос можно было расслышать за рокотом мотора.

— А мысли насчет того, что нас может ожидать? — продолжил Баском.

Каин и сама не знала, чего ей ожидать после предельно расплывчатого и сбивающего с толку предсказания Бардгил, но полковник не имеет права демонстрировать свою неосведомленность перед младшими офицерами.

— Возможна небольшая активность Сынов Салинаса, — сказала она. — Также есть вероятность, что мы встретим очередных глупцов, рискнувших пробраться в зону и оставить свои подношения среди кучки камней.

Баском покачал головой:

— Помнится, вы полагали, что они вряд ли теперь сюда полезут, особенно после того, как мы прикончили тот последний сброд.

Каин не ответила, вспоминая троих мужчин, стоящих возле дворцовой стены перед расстрельным отрядом за то, что пролезли за заграждение, окружающее Хатуриан. Проникновение в город было строжайше запрещено и каралось смертью, что почему-то никак не доходило до некоторых тупоголовых, раз за разом рисковавших собственными жизнями, чтобы обновить поминальные знаки.

Если бы Барбаден прислушался к советам Каин, то приказал бы сровнять руины массированным огнем «Василисков» уже через час после Дня Восстановления. Вот только новый губернатор решил, что такой шаг лишь заново раскочегарит пламя недавно подавленного восстания.

Но последние десять лет очень хорошо показали, насколько оно «подавлено»: непрекращающиеся взрывы, мятежи и недовольство населения, обладающего непробиваемой тупостью и неспособного принять свое поражение. Власть Империума простерлась на этот мир, и Сыны Салинаса были бессильны что-либо изменить, сколь бы харизматичной персоной ни был Паскаль Блез.

Личность предводителя Сынов Салинаса обросла множеством слухов: поговаривали, что прежде он служил в Гвардии, и что он был главным инфорсером Барбадуса до того, как эту должность получил Дарон Нисато, и даже то, что он не кто иной, как мятежный инквизитор. Но кем бы он ни был в своей прошлой жизни, Каин уже прикончила достаточно его солдат, чтобы понимать — командир он никудышный.

— Надеюсь, это и в самом деле Сыны Салинаса, — произнес Баском. — Давненько мы не сталкивались в настоящем честном бою.

Каин не могла не согласиться со своим адъютантом. Со Дня Восстановления Фалькатам почти не представлялось возможности обновить свои боевые навыки. Ни напряженных перестрелок с ксеносами, ни стычек с воинами Губительных Сил, только толпы протестующих гражданских да неблагодарная работа по патрулированию районов, выросших на месте собственных же бронеколонн, где тебе могло оторвать руки и ноги импровизированным взрывпакетом и где поджидали снайперы, только и мечтающие прострелить котелок зазевавшемуся солдату.

Самой Каин все происходящее казалось полной бессмыслицей. Не они ли освободили эту систему от Губительных Сил? Конечно, на Салинасе не успел вспыхнуть открытый мятеж, но ведь, учитывая, что другие три мира этой системы погрузились в дремучую ересь, было только вопросом времени, когда и эта планета поддастся влиянию Великого Врага. Неужели эти люди не могли понять, что им несказанно повезло?

Фалькаты прибыли сюда со всей возможной помпой и церемониями, как того требовал командующий Крестовым походом генерал Шерми Виго (человек, ненавидевший Лито Барбадена и столь же презираемый в ответ), но их появление только разожгло пламя народного гнева и привело к трем годам жестокой, никому не нужной войны.

В результативности приведения к миру никто на самом деле и не сомневался, ведь Ачаманские Фалькаты уже прошли сквозь изменчивый ад сражений за еще два мира этой системы и вовсе не были настроены на проявление милосердия. Но сколь бы ожесточенными и неизбежными ни были привычные им бои, мало чести было в отстреле мирных жителей, полагавших, будто, взяв в руки оружие, они становятся настоящими солдатами.

— Не слишком-то надейся, Баском, — предупредила Каин. — Сомневаюсь, что мы сегодня увидим хоть что-то необычное.

— Что скажешь? — спросил Пазаний.

— Похоже на моторы «Химер» и «Часовых».

— Мне тоже так показалось, — согласился Пазаний. — Гвардия?

— Скорее всего.

— Надеюсь, что они окажутся дружелюбными.

Уриил кивнул и провел рукой по бритому затылку, прислушиваясь к приближающемуся гулу машин. Усовершенствованный слух позволял капитану различать технику по тому, как исходящий от нее звук отражался от холмов, и с точностью определять разделяющее их расстояние.

Судя по всему, боевые машины пехоты находились не более чем в двух километрах и должны были появиться в зоне видимости в самом скором времени.

Уриил побежал по улицам, ощущая, как в очередной раз изменяется окружающая атмосфера, — ветер завывал, словно каждым своим порывом пытался предупредить о приближающихся людях. Предводитель бескожих давно обогнал Астартес благодаря размашистой походке и длинным, гибким конечностям, позволявшим ему бежать по заваленным строительным мусором улицам с немыслимой быстротой и ловкостью.

Пазаний оставался на месте и ждал своего командира, пока тот не появился, и тогда они вдвоем принялись собирать скудные пожитки, прежде чем направиться к южной окраине города. Кем бы ни были люди на машинах, Уриил и Пазаний собирались встретиться с ними не таясь.

Когда все вещи были собраны, Уриил повернулся к вожаку бескожих и протянул руку, но остановился, вспомнив, какую боль прикосновение вызвало в прошлый раз.

— Вы понимаете, что надо сделать? — спросил Ультрамарин.

Огромное создание кивнуло, и все его уродливые последователи повторили тот же жест:

— Спрятаться.

— Именно, — сказал Уриил. — Вам необходимо спрятаться, но, обещаю, ненадолго. Нам просто нужно поговорить с этими людьми и разузнать побольше об этом мире.

— А потом вы вернетесь? Расскажете им, что не надо нас бояться?

Уриил помедлил с ответом, поскольку не знал, что сказать, и не хотел обещать что-то заведомо невозможное.

— Я вернусь и заберу вас, как только это будет безопасно, но до тех пор вам лучше не высовываться. Заберитесь повыше в горы. Судя по всему, там достаточно еды и воды, чтобы вы могли спокойно жить, если не станете приближаться к поселениям.

Предводителю бескожих потребовалось некоторое время, чтобы осознать все сказанное Уриилом, а затем мутант вдруг как-то съежился. Астартес понял, что существо боится, и каким бы забавным это ни казалось, но было вполне объяснимо. Все последние дни, проведенные на Медренгарде, вожак смотрел на Уриила, как ребенок на умудренного опытом отца.

Теперь он лишался этой поддержки, и Уриил видел страх одиночества в белесых с кровавыми прожилками глазах монстра.

— Вы будете в безопасности, — сказал космодесантник. — Даю слово. Я не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось. А теперь вам пора уходить, и быстро.

Предводитель бескожих развернулся и повел свое племя в глубины разрушенного города. Уриил же провожал их взглядом, очень надеясь, что мутанты сумеют выжить на этой планете.

Но, глядя на колючую проволоку, судя по всему, окружавшую кольцом весь город, он не был в этом слишком уверен. Во время прогулки прошлым вечером они не забредали настолько далеко к югу, и наличие кордона наводило на весьма тревожные мысли.

— Похоже, что едут все-таки свои, — заметил Уриил. — Техника, захваченная еретиками, обычно не работает настолько хорошо. За моторами ухаживают специалисты, это сразу слышно.

— Что ж, у тебя слух всегда был получше, чем у меня. — Пазаний старался изображать спокойствие, но Уриил понял, что товарищ чувствует себя не в своей тарелке. — Ну а что будем делать с колючей проволокой?

Капитан посмотрел налево и направо, проследив взглядом за цепью высоких деревянных столбов, глубоко вбитых в землю, и подвешенными между ними кольцами проволоки с опасно острыми шипами.

— Тут они не поскупились, — произнес Уриил. — Любой, кто попытается пробраться через изгородь, превратится в кровавые ошметки.

— Угу, — согласился Пазаний, непринужденно помахивая болтером. — Судя по лоскуткам ткани и следам крови, здесь нет недостатка в тех, кто пытается прорваться.

Они подошли к самой черте города и направились по дороге к широким воротам, увешанным разноцветными лентами и гирляндами увядших цветов. Еще больше ленточек украшало колючую проволоку, что придавало пейзажу почти праздничный вид.

— Так как будем действовать? — спросил Пазаний.

— Осторожно, — ответил Уриил. — Другого варианта просто нет. Хотелось бы быть откровенным с этими людьми, но я не стремлюсь стать жертвой ретивого гвардейца, у которого и без того палец на спусковом крючке дрожит.

— Мудрая мысль. И лучше не упоминать, где мы побывали.

— И в самом деле, — согласился Уриил. — Во всяком случае, не сейчас.

— А вот и они, — кивнул Пазаний, указывая в сторону горизонта.

Уриил смотрел, как три угловатые двуногие машины пересекают холмистую местность и приближаются к городу скрежещущей механической походкой. Все они были выкрашены в ржаво-красный цвет и, к великому облегчению космодесантников, несли на носу изображение золотого орла. Две машины были оборудованы смонтированными по бокам автопушками, в то время как третья демонстрировала миру лазерную пушку, гудевшую от накопленного электрического заряда.

— Их тут несколько больше, чем просто три, — заметил Пазаний, чуть наклонив голову набок.

— Знаю, — откликнулся Уриил. — Еще одна справа и две в лесу слева.

— Автопушки и лазерное орудие… от нас только мокрое место останется, если они откроют огонь.

— Значит, не будем давать им повода, верно?

— По мне, так звучит неплохо.

Уриил остановился и стал наблюдать, как три видимые ему машины сбавляют скорость и с преувеличенной осторожностью начинают приближаться к обнаруженным космодесантникам. Их оружие было приведено в готовность и нацелено. Гидравлические затворы шипели, а заслонки на стволах обнажали духов войны.

— Ведем себя тихо, — прошептал Уриил.

Все три «Часовых» замерли, нацелив на них орудия.

— А если они начнут стрелять… — произнес Пазаний, сильнее сжимая рукоять болтера.

— Спокойно, — сказал Уриил, заметив жест товарища. — А теперь очень и очень медленно положи пушку на землю.

Пазаний посмотрел на свое оружие так, словно совсем забыл, что держит его, а затем кивнул. Потом, подняв вверх обрубок руки, опустился на одно колено и положил болтер. «Часовой», вооруженный лазерной пушкой, внимательно следил за его движениями.

Две другие машины стояли неподвижно, вполне удовлетворенные тем, что космодесантники и без того будут накрыты их огнем.

— Почему они ничего не предпринимают?

— Полагаю, сейчас они советуются с командующим офицером.

— Будь я проклят, если все это мне нравится, — проворчал Пазаний.

— Я тоже не слишком рад, — отозвался Уриил, — но есть ли у нас выбор? Рано или поздно все равно пришлось бы встретиться с имперскими властями.

— Верно. Только я бы предпочел, чтобы мы при этом не стояли под прицелом пушек, которых и на целую роту хватит.

«Часовые», стоявшие перед Астартес, не двигались, но Уриил различал гул сервоприводов других, невидимых сейчас, машин, делавших круг и проверявших, что, кроме Ультрамаринов, здесь больше никого нет. Уриил очень надеялся, что вожаку бескожих хватило ума увести своих людей подальше от города, ведь если командир гвардейцев хотя бы наполовину разбирался в своей работе, то приказал бы сейчас обшарить все руины.

Наконец Уриил услышал рокот гусеничной техники, и в зону видимости вползла неровная колонна «Химер». Как только боевые машины пехоты приблизились, «Часовые» включили ослепительно яркие поисковые прожекторы. Уриил даже заморгал, стараясь избавиться от темных пятен перед не успевшими адаптироваться глазами.

Хотя рассвет уже позолотил восточный небосклон, но лучи прожекторов оказались настолько яркими, что даже Уриил с трудом мог различить хоть что-нибудь позади них. Простого смертного наверняка бы ослепило, но модифицированное зрение космодесантника позволяло подавить большую часть негативных воздействий.

Приглядевшись, Ультрамарин увидел, как «Химеры» рассредотачиваются вокруг них; прямо на Уриила и его сержанта были нацелены тяжелые орудия целого эскадрона бронемашин. С грохотом распахнулись люки, и по сходням сбежало несколько десятков солдат.

— Должен признать, свое дело они знают, — прошептал Пазаний, и Уриил вынужден был с ним согласиться.

Солдаты были облачены в броню, состоявшую из сверкающей красной стальной пластины на груди и отороченной мехом кольчуги, и в короткие алые плащи, наброшенные на левое плечо. Стволы винтовок неотрывно следили за двумя космодесантниками; каждый солдат двигался стремительной, текучей походкой, позволявшей не терять прицел.

На головах новоприбывших красовались конические шлемы цвета бронзы с наклонными нащечными пластинами и кольчужной бармицей. Кроме того, каждый воин имел при себе тяжелый изогнутый меч, и ничто в облике этих людей не позволяло Уриилу предположить, что это старинное оружие им нужно только для красоты.

— Не слишком ли много сил они тратят на нас двоих? — шепнул Пазаний.

— Это точно… и как они узнали о нашем появлении?

— Ну, это мы, видимо, скоро выясним, — отозвался Пазаний. — Похоже, они идут сюда.

Сержант с глазным имплантатами, встроенными в шлем, махнул рукой, отправляя вперед два отделения солдат. Они установили в воротах массивное квадратное устройство, и от головной «Химеры» с кабелем в руках к нему побежал облаченный в рясу техножрец, на спине которого располагалось нечто вроде тяжелого ранца, где виднелись посвистывающие поршни и выкрашенные в бронзовый цвет механизмы.

Вокруг устройства, которое подключили к воротам, возникла мерцающая аура, а затем раздался треск, и по колючей проволоке пробежал электрический разряд. Не успел свет от вспышки погаснуть, как солдаты устремились в проход, распахнув закрытые на магнитный замок ворота ударом ноги.

Одетые в красную форму бойцы рассредоточились, двигаясь парами, чтобы образовать перекрывающиеся секторы обстрела.

— Чисто! — крикнул один из солдат, и через секунду эхом откликнулся другой, стоявший на противоположном конце их строя.

Теперь, имея возможность рассмотреть их вблизи, Уриил уверился, что перед ним опытные ветераны. Они удерживали безопасную, точно выверенную дистанцию между собой и целью, которая в то же время была достаточно небольшой, чтобы с гарантией не промахнуться, если дело дойдет до драки. Никого из них, похоже, не смущал тот факт, что их оружие сейчас было нацелено на двух незнакомцев, чье телосложение определенно указывало на принадлежность к Астартес.

Сержант с глазными имплантатами выступил вперед, обнажая меч, и Уриил увидел, что оружие выполнено в виде фалькаты — изогнутый клинок односторонней заточки сужался к кончику. Такие мечи были довольно тяжелыми и позволяли наносить рубящие удары с силой топора, но в то же время ими можно было фехтовать с точностью и стремительностью сабли. Эфес имел форму крюка, а крестовина была сделана в виде распростертых орлиных крыльев.

Кончиком клинка сержант отбросил в сторону болтер Пазания и жестом приказал одному из солдат забрать его. Уриил проследил взглядом за тем, как боец сгибается под тяжестью оружия космического десантника и тащит его к явно заинтересовавшемуся техножрецу.

Затем сержант оглядел Уриила с головы до ног, но выражение лица командира красных солдат было неразличимо под маской вокса-ребрифера и бионическими имплантатами. Поскольку огнестрельного оружия у Ультрамаринов больше не было, обступившие их люди немного расслабились, что несколько опустило их в глазах Уриила, ведь меч-то все еще был при нем. К тому же опытный военный должен был знать, что космический десантник смертельно опасен, даже если сражается голыми руками.

Все замерли в неподвижности, пока не откинулся верхний люк одной из «Химер» и в нем не показалась стройная фигура, облаченная в офицерскую униформу. Насколько Уриил мог судить, это была женщина — высокая и длинноногая, она спрыгнула с брони с уверенным изяществом человека, привычного к боевым условиям.

Стащив с головы шлем, она провела рукой по темным, коротко остриженным волосам. Лицо ее имело острые, резко очерченные черты. Когда она строевым шагом направилась прочь от своей «Химеры», за ней тут же заспешил невысокого роста человек с переносным воксом на спине.

Как и каждый из ее солдат, офицер была вооружена покоящейся в ножнах фалькатой. На груди мундира ярко сияла медаль в виде золотого орла.

Женщина остановилась возле своего сержанта, и при виде двух огромных воинов на ее лице отразилось удивление. Но, к ее чести, женщина сумела восстановить самообладание буквально за долю секунды.

— Кто такие? — спросила офицер.

— Уриил Вентрис и Пазаний Лисан, — ответил капитан.

— Вы Адептус Астартес?

Вопрос показался ему риторическим, но Уриил все равно кивнул и сказал:

— Мы Ультрамарины.

Он снова увидел, как на какое-то мгновение на лице его собеседницы мелькнуло удивление, но она быстро его скрыла.

— Ультрамарины? Далеко же вы забрели от дома. И что вас сюда привело?

— При всем уважении, — произнес Уриил, — мы даже не знаем, где находимся. Что это за планета?

Словно пропустив этот вопрос мимо ушей, офицер сказала:

— Вы проникли в запретную зону, Уриил Вентрис. Нахождение в Хатуриане карается смертью.

Уриил обменялся с Пазанием изумленными взглядами. Огромной физической мощи и окутывавшего их ореола легендарной славы космических десантников, как правило, хватало, чтобы большинство простых смертных лишились дара речи от благоговейного трепета и почтительности, но эту женщину, похоже, нисколько не волновал тот факт, что она общается с элитными воинами Императора.

Начиная впадать в гнев, Уриил шагнул вперед.

В ту же секунду стволы винтовок вновь вскинулись, а с солдат слетела расслабленность.

— Мы — космические десантники Императора, — прорычал Уриил. Эмоции, накопившиеся за время изгнания, все-таки вырвались на поверхность. Он сжал рукоять меча и добавил: — Мы — воины четвертой роты ордена Ультрамаринов, и вам, черт возьми, следует проявить должное уважение!

Женщина, казалось, осталась совершенно безучастной к его разъяренной речи, но рука легла на эфес фалькаты.

— Попытаешься вытащить ее, обещаю, что прирежу тебя, пока твой клинок еще наполовину будет в ножнах, — предупредил Уриил.

— А ты сдохнешь секундой позже, — парировала женщина.

— Возможно, но твой нахальный язык укоротить успею, — отрезал капитан.

Неожиданно он ощутил ладонь на своей руке и, оглянувшись, увидел Пазания, в глазах которого читался сдерживаемый смех.

— Помнишь, я тебя спросил о том, как мы будем действовать? — спросил Пазаний. — Ты тогда ответил: «Осторожно». Мне кажется или твое поведение несколько не соответствует этому определению?

Гнев Уриила рассеялся, и капитан даже улыбнулся, осознав, насколько абсурдными были его действия, учитывая количество нацеленного на него оружия. Он убрал руку с эфеса меча и снова встретился глазами с офицером, сверлившей его яростным взглядом и все столь же судорожно сжимавшей эфес фалькаты.

Пазаний встал между ними и произнес:

— Послушайте, пока все это не вышло из-под контроля и никто не поранился, я предлагаю всем выдохнуть и начать беседу заново. Так вот, мы случайные гости на вашей планете и понятия не имели, что находиться в этих местах запрещено. Сейчас нас интересует только возможность связаться с орденом, и в этом нам бы не помешала ваша помощь. Не могли бы вы сказать хотя бы, что это за мир и кто здесь всем заправляет?

Женщина позволила себе немного расслабиться и убрать ладонь с оружия. Затем она сделала глубокий вдох, разгладила полы своего мундира и сложила руки за спиной.

— Что ж, — произнесла она. — Я полковник Верена Каин, командующий офицер Ачаманских Фалькат, а мир называется Салинас.

— И кто здесь главный?

— Губернатор Лито Барбаден является назначенным имперским командующим этой планеты, — сказала Каин.

— Вы можете проводить нас к нему? — спросил Уриил.

— Вам придется ехать в сопровождении вооруженного эскорта, поскольку ваши личности еще необходимо установить.

— Установить? — удивился Уриил. — Вы не верите, что мы — Адептус Астартес? Неужели ослепли?

— Вам следует знать, — отрезала Каин, — что я уже не первое десятилетие сражаюсь с врагами Императора и иные из них практически ничем от вас не отличались. Так что уж извините, что не спешу довериться одному только вашему внешнему облику.

Уриил уже собирался снова возмутиться, но Пазаний заговорил первым:

— В чем-то полковник Каин права, командир. Да и вообще, какая разница? Главное, что нас подбросят туда, куда надо.

— Очень на это надеюсь, — произнес Уриил.

— Поедете в заднем отсеке «Химеры», — сказала Каин, оценивая их габариты. — Будет тесновато, но втиснуться вы вроде бы должны.

— Не сомневайтесь, — отозвался Пазаний и под прицелами лазганов и пристальными взглядами гвардейцев потащил за собой Уриила к машинам, но напоследок оглянулся на полковника Каин. — Совсем забыл спросить, — произнес космодесантник. — Какой сейчас год?

Глава четвертая

Утренний свет, пробивающийся сквозь старые шторы, и звуки начинающего оживать города пробудили Паскаля Блеза задолго до того, как он услышал грохот распахнувшейся металлической двери его дома. Он тут же сел на кровати и выхватил из-под подушки пистолет, который никогда не держал дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Уже проверив боекомплект и сняв оружие с предохранителя, он услышал веселые голоса, доносящиеся с лестницы.

Судя по интонациям и отсутствию пальбы, это были вовсе не инфорсеры Дарона Нисато, обычно входящие в предварительно выбитые двери. Но все равно Блез не спешил убирать пистолет. Времена стояли неспокойные, а те смертельно опасные игры, в которые он играл вместе с остальными Сынами Салинаса, требовали предельной осторожности.

Он провел рукой по выбритому затылку и пробежался пальцами по расчесанной на две косы бороде, как всегда поступал, когда задумывался. Теперь он узнавал голоса, звучащие внизу; один принадлежал Коулену Харку, верной тени и телохранителю самого Блеза, а другой — Рикарду Устелю, сборщику информации.

Паскаль покачал головой от плеча к плечу, разминая затекшие за ночь мышцы шеи. Сегодня он спал один в комнате, пропахшей машинным маслом; запах этот было ничем не вывести, поскольку дом был обшит пластинами брони, снятыми с ржавеющего остова танка «Леман Русс».

Решив, что непосредственная опасность прямо сейчас ему не грозит, Паскаль выскользнул из постели и натянул на себя домашний комплект одежды, состоявший из потертой серой робы и широкого кожаного ремня. Затем он сунул ноги в ботинки и как раз шнуровал их, когда в его дверь дважды простучали.

— Заходи, Коулен, — произнес он уверенным, властным тоном. Обладателю такого голоса стоило бы раздавать приказы войскам, но куда чаще ему приходилось диктовать коды налоговых выплат, номера банковских счетов и проводить деловые встречи.

Коулен Харк отворил дверь и уважительно поклонился; движения телохранителя были четко выверенными, начисто лишенными суетности. Он был довольно крупным, широкоплечим мужчиной с угрожающе выглядящей мускулатурой. Сама природа постаралась, чтобы его облик не вязался ни с какой работой, если та не предполагала насилия. Как и Паскаль, Коулен носил простую робу, но, помимо этого, через его плечо был перекинут лазерный карабин, а в набедренных ножнах покоился кинжал.

— Прибыл Рикард Устель, — доложил телохранитель.

— Слышу, — отозвался Блез. — Что ему надо?

— Он собирается доложить о передвижении войск.

— И для этого он решил поднять меня в такую рань? — с некоторым раздражением спросил Паскаль.

— Речь идет о «Клекочущих орлах», — произнес Коулен. — Численностью в полную роту.

Раздражение слетело с Паскаля вместе с сонливостью. Никакие имперские войска не вызывали такой ненависти у граждан Салинаса, как «Клекочущие орлы». Они по праву заслужили славу жестоких и беспринципных убийц, и не было на планете никого, кто не мечтал бы отомстить им за произошедшее в Хатуриане.

— Дальше еще интереснее, — заметил Коулен.

— Чем же?

— Их ведет Каин.

Паскаль закончил шнуровать ботинки и выпрямился.

Верена Каин.

— Да, неплохо было бы отловить эту бессердечную суку.

— Мне тоже так показалось, — согласился Коулен, кровожадно усмехнувшись.

— И где они?

— Рикард сообщает, что они отправились на север, — сказал телохранитель. — По его словам, все выглядит так, словно они решили навестить Зону Поражения.

— У нас там кто-нибудь есть?

— Нет; во всяком случае, никого, о ком бы я знал.

— Тогда с чего она отправила туда свою роту?

— Кто знает? Но Рикард говорит, что они не брали с собой машин обеспечения, а стало быть, собираются скоро вернуться. Надо успеть выставить стрелков.

Паскаль кивнул:

— Отправьте гонцов к засадным группам. Потребуется шесть отрядов, вооруженных ракетами. Собираемся у Железной Ангелицы и выдвигаемся оттуда. Приступай.

Коулен кивнул и выбежал из комнаты, оставив Паскаля одного.

Лидер повстанцев почувствовал, как сильнее забилось его сердце при мысли о нанесении «Клекочущим орлам» ответного удара. Но он заставил себя сдержать ликование, понимая, что сейчас необходим холодный разум. Под властью эмоций люди склонны совершать глупые ошибки, и Паскаль не любил давать волю чувствам, считая это пустой тратой сил.

Он принялся мерить комнату шагами, обдумывая ситуацию и обращаясь к своему дару аналитика, столь хорошо служившему ему в те дни, когда он еще работал в Администратуме. Теперь казалось, будто это было в другой жизни.

Паскаль Блез был надзирающим за писарями при кабинете губернатора Шаары и по факту являлся простой шестеренкой в никогда не замирающей машине имперской бюрократии, пока на Салинас не явились Ачаманские Фалькаты. Хотя на всех прочих планетах системы было неспокойно и регулярно вспыхивали мятежи, но Шаара сумел удержать Салинас от беспорядков и вычистить всех подстрекателей, полагая, будто это поможет планете пережить без неприятностей тревожные времена.

Но, как в итоге оказалось, он серьезно ошибался.

Не делая различия между ними и другими мирами системы, молот Имперской Гвардии обрушился на Салинас с ничуть не меньшей яростью. Ачаманские Фалькаты казнили губернатора Шаару уже в день своей высадки, а всю его администрацию и офицеров согнали в концентрационные лагеря, чтобы дать время представителям Департаменто Муниторум решить их судьбу.

Паскаль Блез входил в делегацию, собранную из уцелевшего управляющего персонала и направившуюся, чтобы выразить свой протест и объяснить бесполезность столь жестких мер, на встречу с полковником Лито Барбаденом, возглавлявшим действовавшие на поверхности Салинаса имперские войска.

Воспоминания Блеза о том дне были все еще свежи. Не успели они пожаловаться на жестокость Фалькат и рассказать о лояльности прежнего губернатора, как делегацию окружило подразделение солдат, которых, как позднее узнал Паскаль, называли восьмой ротой, также именуемой «Клекочущими орлами».

Полковник Барбаден произнес речь о заразе предательства, поразившей всю систему, и о том, что точно такие же уверения в невиновности он слышал и от других вожаков мятежников на взбунтовавшихся мирах.

А потом началась пальба.

Паскаль провел пальцами по сморщенному шраму на груди — туда ударил первый лазерный импульс. Второе попадание прошло вскользь по виску, и будущий лидер сопротивления словно провалился в черную яму, полную боли и забвения. Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в заваленной трупами глубокой траншее, свежевырытой под стенами дворца. Глядя в лица мертвецов, он узнавал тех, с кем отправился на встречу, и ужасная несправедливость их убийства придала Блезу таких сил и воли, каких он никогда в себе прежде не замечал.

Истекая кровью, едва живой, он выбрался из братской могилы, растворился в наполненной криками и звуками выстрелов темноте и шел, пока не добрался до ближайшей клиники, где силы его и оставили.

О нескольких последующих днях он не помнил ничего, кроме боли и галлюцинаций, вызванных подавляющими ее медикаментами. Неделю спустя после расстрела он сумел встать с кровати, чтобы услышать рокот танков Имперской Гвардии, катящихся по городским улицам, и грохот сапог облаченных в красные одеяния солдат Ачаманских Фалькат, выискивающих предполагаемых предателей.

В ту минуту ненависть наполнила его сердце, и тогда в его душе навсегда умер клерк Администратума и родился тот воин, каким он стал. Уже через месяц после прибытия Гвардии недавно организованные Сыны Салинаса впервые совершили акт неповиновения, взорвав бомбу, убившую нескольких старших офицеров Фалькат.

Под управлением харизматичного и пылкого Сильвана Тайера повстанцы добились первых успехов и изрядно усложнили Фалькатам работу по удержанию Салинаса.

Но долго так продолжаться не могло.

Сынам Салинаса нечего было противопоставить неистощимой мощи Имперской Гвардии и безжалостности Лито Барбадена. После кошмара Зоны Поражения Сильван Тайер повел своих одержимых жаждой мести людей в короткое и ожесточенное сражение… сражение, которое они не могли даже надеяться выиграть, и в тот день планета лишилась самого цвета своих граждан.

Паскаль умолял Сильвана не вступать с Фалькатами в открытый бой, объяснял, что Хатуриан специально уничтожили, чтобы заставить их действовать необдуманно, но охваченный яростью и ненавистью предводитель Сынов Салинаса не слышал его.

И все ушедшие с Тайером погибли, накрытые огнем артиллерии, перемолотые гусеницами танков и добитые пехотой.

Люди называли Сильвана Тайера героем, но Паскаль знал, что этот человек был глупцом. Ослепленный ненавистью и жаждой мести, прежний предводитель Сынов Салинаса не сумел разглядеть западни, устроенной Барбаденом. А если и сумел, то не придал этому должного значения.

Паскаль Блез собрал всех уцелевших и научил их действовать с осторожностью, тайно. Объяснил им, что они вовсе не всемогущая армия мстителей, как проповедовал Тайер, а тоненький и слабый ручеек, который медленно, но верно крошит камень.

Так Сыны Салинаса сумели продолжить свою войну.

Больше они не устраивали масштабных акций неповиновения, зато регулярно совершали небольшие вылазки, изматывавшие силы оккупировавших их города войск, чей бывший полковник теперь прятался в губернаторском дворце.

Стук в дверь выдернул Паскаля из его горьких дум, и, подняв взгляд, он увидел, что Коулен Харк опять стоит в проходе.

— Так ты идешь? — спросил телохранитель.

— Да, — ответил Блез, беря со стула свой пепельно-серый плащ.

Спустя мгновение он улыбнулся, отбросил этот плащ, подошел к металлическому ящику, стоявшему возле кровати, и, щелкнув удивительно хитроумным замком, открыл потайную нишу. Сняв фальшивое дно, он достал из-под него с особой тщательностью сложенное одеяние из зеленой и золотой ткани.

Развернув и расправив плащ Сынов Салинаса, он закрепил его застежками на плече и на груди.

Коулен оценивающе посмотрел и кивнул.

Паскаль же убрал пистолет в кобуру и улыбнулся своему телохранителю:

— Раз уж мы намереваемся прикончить Верену Каин, будет только лучше, если она узнает, кто стал ее палачом.

Высоко в горах над мертвым городом вожак бескожих сидел вместе с собратьями в чаще густого леса. К земле лип предутренний туман, и его влажные прикосновения к обнаженной мускулатуре казались странными и необычными. Мягкость почвы под ним доставляла радость, а прохладный ветерок казался сладчайшим эликсиром.

Никогда прежде он не знал о существовании подобных вещей, каждый его вдох раньше был отравлен токсичным дымом из чадящих заводских труб, усеивавших мертвые долины мира железных людей.

Бескожие поймали еще двух зверей, пасшихся на лугу под высоким утесом, и затащили их в лес. Сейчас их разорванные на окровавленные куски туши лежали в кругу мутантов. Предводитель поднял к лицу могучий кулак, в котором сжимал заднюю ногу животного, и зубами оторвал от кости основательный шмат мяса.

Он никогда не пробовал ничего настолько вкусного: свежее, пропитанное кровью, напоенное здоровьем. Прежде-то им доводилось питаться разве что гнилой мертвечиной да изуродованными химией жирными тушами тех, кого находили на человеческих фермах железных людей.

Мысль, что жизнь может быть совсем иной, никогда не посещала вожака, ведь разве он знал другую? Время от времени в его сознании всплывали разрозненные кусочки воспоминаний о том, что было до плена, но походили они на отражения в осколках разбитого зеркала, и он не обращал на них внимания.

Порой, когда боль и изнуряющая усталость, сопровождавшие его существование, становились невыносимыми, вождь бескожих уходил далеко в покрытые сажей горы и там, греясь на окутанных едкими, отравленными облаками пиках, погружался в глубокий сон, где его посещали странные прилипчивые образы.

Пока его тело отдыхало, он видел во сне картины другой жизни, другого способа ее вести.

Были ли это воспоминания? Он не знал, но ему нравилось думать, что были.

В тех снах он видел лицо женщины, доброе и полное ничем не обусловленной любви. Ему хотелось надеяться, что это его мать, но никаких других воспоминаний о ней, кроме этого, у него не осталось. Она что-то говорила, но он никогда не слышал ее слов. Вожак знал только то, что она прекрасна, и то, что она удивительно заботлива по отношению к нему.

Когда навевающие сон испарения уносили его дальше в мрачные глубины истерзанного сознания, предводитель бескожих видел высокие дома из белого камня, восхитительные разноцветные окна и пьедестал, на котором возвышалась окруженная сияющими ангелами статуя золотого воина с нимбом из звезд над головой.

Из всех лихорадочных видений, посещавших вожака, это обладало наибольшей властью над его разумом, к тому же он четко мог сказать, кому посвящен памятник.

Это был Император, и Император любил вождя бескожих.

Его любовь была вечной, но вот золотые видения вскоре разбивались, точно стекло, сменяясь отвратительными картинами, полными ужаса и крови, и они были настолько чудовищны, что вожак во сне начинал бить кулаками по земле, ломая камни.

Он видел огонь. Видел взрывы и частые вспышки выстрелов.

В их стробирующем свете он различал воинов в серой, как сталь, броне с шевронами, выкрашенными в черный и желтый цвета.

К нему протягивались тяжелые тисненые латные перчатки, отрывая от окровавленного тела той прекрасной женщины, и он кричал, но уши пленителей оставались глухи к его мольбам, и прежний мир рушился навсегда. Дальше были только разрозненные картинки последовавшего ужаса: темнота и страх, неистребимый привкус крови во рту, вооруженные пилами твари и гигантские слюнявые лица чудовищных «матерей».

Потом — только боль и ощущение пустоты внутри, пока он лежал в непроглядной темноте внутри влажных складок плоти.

А затем — долгожданный свет.

Но и тот оказался обманом, служившим лишь одной цели: показать пленнику его уродство.

Он стал чудовищем и душой, и телом и был смыт вместе с грудой гниющего мяса в не прощающую слабости пустыню под цитаделью железных людей.

Отвращение к собственному кошмарному существованию всякий раз помогало ему вырваться из объятий токсичных испарений, и тогда он спускался с гор, чтобы воссоединиться со своими жалкими друзьями — никому не нужными, отвергнутыми и не знающими любви.

Большинство тех завывающих мешков беспорядочно перекрученной плоти и костей, что падали сверху, были слишком бесформенны или же оказывались лишенными рассудка.

Таких племя просто съедало, но те, кто обладал достаточно подвижным и сильным телом, становились новыми воинами в растущей армии предводителя бескожих.

Да, такой была его жизнь, и другой он не знал, пока не появился тот воин.

Вожак наблюдал за тем, как свежие отбросы цитадели железных людей падают в водоем, и уже предвкушал вкус плоти тех, кто, силясь выбраться на берег, бултыхался в черной воде. Но голодное ожидание сменилось изумлением, поскольку те вовсе не были такими же чудовищами, как он сам. Главарь уже готов был приказать сожрать их, но в последнее мгновение почувствовал запах материнской плоти, исходящий от воина, руководящего новоприбывшими.

Тогда вожак отвел их в просторную пещеру под землей, где и обитало племя, и представил воина статуе могучего Императора, которую они изваяли из обломков, иногда падавших сверху. Император счел человека, именовавшего себя Уриилом, достойным, и новоприбывшие влились в племя, а затем помогли совершить нападение на железных людей, живших в крепости на вершине неприступной скалы.

Много крови тогда пролилось, много железных людей погибло, а крепость была разрушена. Конечно, бескожих тоже убили много, но воспоминание все равно было приятным и стало одним из тех якорей, за которые цеплялся вожак, пока они удирали с жуткого мира в омерзительном чреве демонической машины.

Предводителю бескожих совсем не нравилось вспоминать о времени, проведенном в зловонных, пропитавшихся кровью глубинах локомотива, поскольку ему стоило немыслимых усилий удержать свое племя, чтобы они не вцепились друг другу в глотки острыми клыками и когтями.

Но путешествие, к счастью, закончилось, и они вступили в этот мир. Воздух был чистым, а земля — мягкой, но что-то все-таки было не так. Вожак не мог точно сказать, что именно, и даже не сумел бы подобрать нужных слов, чтобы выразить эту «неправильность», но вся атмосфера искрила от присутствия великого гнева.

Он ощущал это столь же отчетливо, как кровь, что стекала по его лишенному кожи лицу.

Мяса на тушах животных почти не осталось. Один из воинов племени — существо с влажно поблескивающими внутренними органами, под которыми проступал скелет, и уродливой вытянутой мордой с мелкими острыми зубами — принялся колоть кости и высасывать из них мозг. Другой копался в кишках, выискивая последние съедобные кусочки.

— Нет, — прорычал предводитель бескожих. — Мы больше не должны так жить.

Все племя уставилось на него, на уродливых лицах проступило явное непонимание.

— В этом мире нам будет лучше, — сказал он. — Уриил обещал это. Нам незачем бояться, Император любит нас.

Вожак увидел надежду, затеплившуюся в глазах его воинов, когда первые лучи рассвета, просочившиеся сквозь листву древесных крон, позолотили траву. Он почувствовал их приятное покалывающее прикосновение к телу, и по подставленной солнцу влажной красной руке стало расплываться мягкое тепло.

Тогда вожак поднялся и направился прочь из лесной тени, пригибаясь под ветвями, а солнце взбиралось все выше над горами, разливая вокруг золотой свет. Племя последовало за предводителем, зачарованное этим теплом, распространяющимся по стремительно светлеющему небосклону.

Двигаясь так, словно только пробудились от долгого сна, бескожие вышли из-под защиты деревьев на открытое место. Их лица сияли в предвкушении чуда; слепящий шар в небе казался чем-то невероятным и новым, но в то же время удивительно знакомым.

Воспоминания о более счастливых днях стали пробиваться на поверхность сознания вожака, и он почувствовал, как в его груди зашевелилась нарождающаяся надежда. Возможно, здесь и в самом деле им будет лучше, и они сумеют начать новую жизнь в мире, где их не станут презирать и преследовать.

Солнечное тепло усиливалось, и мягкое покалывание стало чем-то совсем другим, чем-то болезненным. Все племя начало стонать, почесывая конечности, словно пытаясь избавиться от назойливого зуда.

Вожак ощутил, что все его мышцы начинают гореть от боли, как если бы он вдруг вздумал искупаться в зараженных водах мира железных людей.

Он зарычал, понимая, что жжение только усиливается, что его обнаженная плоть совсем не приспособлена к свету этого странного солнца. По телу стали расползаться черные пятна, растекающиеся, точно капли нефти в воде. Боль становилась невыносимой, и предводитель бескожих закричал, когда его пальцы случайно сковырнули одну из пузырящихся отметин и из ранки брызнула липкая сукровица.

В мире железных людей солнце излучало отчаяние и безнадежность, но это… это светило причиняло боль.

Бескожие завыли, вонзая когти в собственные тела, силясь понять, что же с ними происходит. Их крики становились все более жалобными, пока палящий свет сжигал их, и вожак зарычал в гневе и ранящем осознании того, что его предали.

Этот мир вовсе не был хорошим. Он должен был сразу понять это, но позволил себе забыть, что вся вселенная ненавидит их.

Даже солнце мечтало убить его людей.

— Племя! — взревел вожак. — Назад! Возвращаемся в тень!

Он повернулся спиной к смертоносному солнцу и бросился бежать, чтобы укрыться под защитой деревьев, но даже там обжигающий свет находил их, пробиваясь сквозь кроны острыми лучами, словно пытающимися разрезать незащищенную плоть их тел. Бескожие смотрели на своего вождя в надежде на спасительный совет, которого он не мог дать.

Это вовсе не была лучшая жизнь… не для таких, как они.

Несчастные орали от боли и били себя кулаками в грудь, и сам вожак выкрикивал в небеса проклятия. Через листву он увидел высокий скальный выступ — почти отвесную темную каменную плиту, с которой обрушивались многочисленные водопады.

На фоне общей ее черноты предводитель бескожих заметил заплату еще более черную — выемку в поверхности плиты — пещеру.

— Племя должно бежать! — закричал он. — Убежище в скале! За мной!

Не оглядываясь и не пытаясь проверить, следуют ли за ним остальные, вожак вырвался из жалкого укрытия, которое даровал лес, и побежал вверх по холмистому склону, направляясь к скале. Могучие ноги легко несли его вперед, позволяя перепрыгивать через огромные валуны; он даже сумел на время отвлечься от обжигающей боли, грозившей одолеть его.

Позади раздавались мучительные вопли, но предводитель слышал влажные, шлепающие шаги и скрежет деформированных костей, трущихся друг об друга, — племя бежало следом.

Черные волдыри продолжали вздуваться на теле, пока он бежал, но вожак заставил себя не обращать внимания на боль, всецело сосредоточившись на том, чтобы добраться до спасительной прохлады в темноте пещеры. Наконец он перелез через последний валун и, сбавив скорость, скользнул в тень. Жжение прекратилось, но все его тело по-прежнему было пронизано всепроникающей болью.

Он оглянулся, чтобы увидеть, как самые быстрые из его соратников завершают безумный марш-бросок к пещере, завывая и скрежеща зубами. Вождь бескожих остановился, чтобы проследить за тем, как остальные проделают тот же полный страданий путь через открытое пространство под золотым солнцем, с каждой секундой все сильнее обжигающим и заставляющим чернеть их плоть.

Один из бескожих, создание с не сгибающимися в коленях ногами и чрезмерно массивным телом, поскользнулся на округлом камне. С агонизирующим криком монстр упал на землю, и из многочисленных ожогов, вскрывшихся при падении, потек гной. Воспаленная, покрытая волдырями мускулатура начала лопаться, когда бедняга попытался подняться. Ему не хватало ловкости, и потому встать он так и не сумел. Могучие руки судорожно искали точку опоры, но овладевшая им паника и агония оказались сильней.

Наконец он испустил последний вой и рухнул наземь под взглядом своего вождя, наблюдавшего за тем, как чернота распространяется по телу товарища и безжалостное солнце выжигает последние остатки его жизни.

— Он умер, — провозгласил предводитель, и остальные столпились вокруг него, глядя на обугливающийся труп. Бескожие обоняли аромат мяса, и вожак ощущал их смущение и голод, но никто не рискнул вновь подвергнуть себя пытке палящими лучами.

Тогда вождь бескожих отвернулся от света и начал спускаться в пещеру. Темная, сырая, со стенами, исчезающими вдалеке, она была удивительно уютной после жестокого солнца. Вожак, не останавливаясь, уходил все глубже во мрак, погрузившись в тревожные размышления об этом новом испытании.

Они опять оказались чудовищами, рыщущими во тьме пещер, где чудовищам и было самое место.

В душе предводителя бескожих взрастал гнев.

Задний отсек боевой машины пехоты класса «Химера», если верить заявленным характеристикам, должен был вмещать до двенадцати человек вместе с боевой экипировкой. Конечно же, что типично для армейских стандартов, эти бойцы, набившись внутрь, не должны были, с точки зрения разработчиков, иметь возможности даже почесаться. А когда в отсек загрузились два космических десантника, пространства стало настолько мало, что пятерым бойцам пришлось возвращаться на броне.

— А я-то еще жаловался, что в «Носорогах» места мало, — сказал Пазаний. — Напомни мне, чтобы я больше никогда не спорил на этот счет с Гарком.

Уриил предпочел промолчать, внимательно изучая пейзаж, проносящийся за крохотными смотровыми блоками, проделанными в бортах машины и позволяющими хоть какому-то естественному свету проникать внутрь. Конечно, на потолочной части были размещены лампы, но они могли создать только тошнотворный красноватый полумрак.

Внутри «Химеры» расположились еще четверо бойцов из Ачаманских Фалькат — троица не снимавших шлемов солдат, держащих на коленях свои лазганы, и сержант, присвоивший оружие Пазания. Сержант оказался единственным, кто решился избавиться от бронированного головного убора, и только теперь Уриил понял, что глазные «имплантаты» крепились именно к шлему, но не были хирургически встроены в череп этого человека.

Сержант был мужчиной средних лет, но на его обветренном лице под копной рыжеватых волос пролегли глубокие морщины. Взгляд его был жестким, но не лишенным тепла, и смотрел он на Уриила и Пазания со смесью благоговения и несколько нервозного восторга.

— Так вы Ультрамарины? — спросил он.

— Они самые, — кивнул Уриил.

— А я — сержант Иона Тремейн, — сказал мужчина, протягивая ладонь для рукопожатия. Судя по тому, что та, обтянутая перчаткой, оказалась твердой и негибкой, Уриил предположил, что это аугметический протез.

Его подозрения подтвердились, когда Тремейн поднял руку и произнес:

— Потерял в схватке с эльдарскими пиратами. Поймал рикошет, и какой-то странный осколок вошел под шкуру. В итоге — заражение крови. Так что медики отхватили мне лапу от сих и до сих.

— Мне тоже доводилось встречаться с эльдарами, — заметил Уриил. — Быстрые и беспощадные убийцы.

— Что есть, того не отнять, — согласился сержант. — Такова их натура. Да только полковника тоже размазней не назовешь. Он провел обманный маневр, и уже никакое трюкачество не могло спасти тварей, когда им в спину ударили его «Клекочущие орлы».

— Его? Боюсь, я несколько запутался.

— Ах да. Полковник Каин теперь вместо него возглавляет только тех, кто остался в полку после Дня Восстановления, — пояснил Тремейн. — До нее Фалькатами руководил Барбаден.

— Это тот самый Барбаден, который теперь губернатор?

— Он, — подтвердил сержант. — Мы заполучили эту планетку по всем правилам. Отбарабанили свои десять лет службы, прошли через ад на Лосгате и Штейнхолде и заработали право поселиться здесь, как только вернем этот мир Императору.

Уриил оценивающе посмотрел на молчаливых солдат, сидевших возле тяжелого стального люка в задней части машины, — все они были суровыми и неразговорчивыми, поэтому словоохотливость сержанта показалась ему несколько противоестественной.

— Ну а вы сами-то как сюда попали? — поинтересовался Тремейн.

— В город или на планету?

— А и то, и то, — с улыбкой произнес сержант, но Уриил прекрасно слышал, что благожелательность в голосе этого человека — фальшивая. — Уверен, получится увлекательная история. Сами понимаете, гостей-то у нас мало бывает, не говоря уже о визите Ультрамаринов. Ну, давайте, расскажите же, что там с вами приключилось?

Космодесантник почувствовал не высказанное вслух предупреждение Пазания, что не следует открывать слишком многое, и задумался, а не шпионит ли сейчас за ними полковник Каин? Не подсадила ли она к ним Тремейна специально, чтобы они разговорились с дружелюбным сержантом?

— Это долгая и… содержащая военную тайну история, сержант, — ответил Уриил.

— Вы же где-то там бросили свой корабль. Ну, в смысле, вы же не могли попасть сюда без него?

— Нет, корабля у нас не имеется, — сказал Уриил.

— То есть вы телепортировались вниз? — надавил Тремейн. — Ну, с корабля на орбите? Или высадились на одной из десантных капсул? Ультрамарины же используют их, да?

— Используем, — согласился капитан, — но сюда спустились не в ней.

— Тогда как?

— Как уже говорилось, история долгая, и я предпочту поведать ее непосредственно губернатору Барбадену. Пока же могу сказать только то, что мы не менее преданные служители Императора, нежели вы сами. Мы находимся здесь по особому поручению нашего ордена и сейчас мечтаем только о том, чтобы вернуться домой и воссоединиться с остальным боевым братством.

— Просто странно, что из всех мест на планете вы выбрали именно это, — заметил Тремейн.

— Это вы о Хатуриане? Ведь так называется город, верно?

— Да, именно так и называется, — подтвердил сержант, и Уриил заметил, что собеседник явно не горит желанием продолжать.

— А что с ним приключилось? — спросил капитан. — Почему за его посещение полагается смертная казнь?

— Просто полагается — и все, — отрезал сержант. — И больше я не намерен говорить о Зоне Поражения.

— Зоне Поражения?

— Я же сказал, что не стану о ней говорить, — предупреждающим тоном сказал Тремейн, явно нимало не заботясь, что сидящий напротив него воин может убить его раньше, чем сержант успеет что-либо сообразить. Какова бы ни была правда о Хатуриане, или же, как его назвал этот человек, Зоне Поражения, но рассказывать ее Фалькатам было крайне неприятно.

Как только Тремейн осознал, что ничего значимого он от космодесантников не услышит, его говорливость тут же иссякла, и последующие несколько часов поездки они провели в напряженном молчании. Сержант больше ничего не собирался рассказывать ни о планете, ни о людях, ее населяющих. Впрочем, Уриил и не пытался втянуть его в разговор, а просто переключил все свое внимание на те картины пейзажа, какие мог разглядеть за выставленными в амбразуры стволами стационарных лазганов.

То малое, что ему удалось увидеть, говорило о пышных полях, высоких горах, густых лесах и чистых небесах. Смотреть на все это после кошмарных пейзажей демонического мира из Ока Ужаса было настоящим наслаждением, и Уриилу не терпелось осмотреть здесь как можно больше, прежде чем вернуться на Макрагге.

Мысль о том, что он снова ступит на родную землю его ордена, согревала душу, и капитан ощутил, как отступает тень, лежавшая в последнее время на его жизни.

Ультрамарины выполнили смертельную клятву и возвратились на территорию Империума. Правда, сейчас они оказались кем-то вроде добровольных пленников, но вряд ли могли оставаться в этом положении слишком долго, так что Уриил был готов немного потерпеть и простить неуважительное отношение. Он не мог винить Фалькат за подозрительность, ведь разве космодесантники не оказались на их планете нежданно-негаданно, да еще и не понятно как и откуда? Случись кому так заявиться на Макрагге, незваного гостя вначале бы скрутили и бросили в самое глубокое подземелье крепости Геры, прежде чем подвергнуть безжалостному допросу.

Ах… крепость Геры: огромные, ломящиеся от знаний библиотеки, Храм Исправления, где в стазисе покоится тело Робаута Жиллимана, Зал Героев, ущелье Лапонис… столь много там чудесных мест.

Уриил решил, что, если ему все же выпадет шанс вернуться домой, посетит их все.

Его мечтательное настроение было разрушено скрипучим голосом, раздавшимся из старенького громкоговорителя.

— Всем занять боевые позиции, — приказала Верена Каин. — Хватайте оружие, мы подъезжаем к Барбадусу.

Уриил снова переключил внимание на Тремейна.

— Барбадус? — спросил космодесантник. — Это город?

Тремейн кивнул, одновременно подгоняя остальных солдат, устраивающихся возле лазганов.

— Ага, столица, — произнес сержант поднимая над металлической крышей трубу перископа, заканчивающуюся испещренным царапинами пикт-планшетом. Устройство замерцало, включаясь, и на экранчике возникло полное статических помех изображение приближающегося города.

Хотя оно было довольно размытым, очертания домов на окраине показались Уриилу весьма странными, хотя малое разрешение картинки и не позволило ему определенно сказать почему.

Над городскими окраинами возвышалась огромная конструкция или даже статуя, которая, несмотря на помехи, показалась капитану похожей на крылатого ангела.

— А это что такое? — спросил Уриил, когда колонна машин подъехала ближе.

— Это-то? — отозвался Тремейн. — Железная Ангелица.

Паскаль Блез пригнулся за низким парапетом на крыше глинобитной развалюхи, наблюдая за приближавшимися «Химерами». Он уже отчаялся понять, в какой машине едет полковник Каин, поскольку ни на одной из них не было ни антенны вокса дальнего действия, ни других отличительных признаков, указывавших, что на борту находится высокопоставленный офицер.

Увы, Фалькаты научились не допускать столь элементарных ошибок.

Три «Часовых» вышагивали впереди колонны, еще три замыкали строй, и Паскаль испытывал тревожные чувства, думая о том, какой огневой мощью обладает это войско.

Позади него баюкал видавшую виды пусковую трубу Коулен Харк; ракета была уже заряжена и подготовлена. Вдоль улицы, по обе ее стороны, укрываясь на крышах и за обгоревшими танковыми остовами, залегли еще пять ракетных групп и тридцать стрелков, вооруженных кто старинным лазганом, а кто и вовсе примитивной винтовкой с поворотным, продольно-скользящим затвором.

Людей собирали на скорую руку, но, хотя подобная поспешность и отсутствие четкого плана действий противоречили всему, чему Блез учил своих сторонников, возможность разделаться с Каин была слишком привлекательной, чтобы ее упускать.

«Химеры» на полной скорости въезжали в грязный пригород, где многие дома давно разваливались и отчасти ушли под землю. Прямо в эти минуты те, кто поддерживал Сынов Салинаса, уводили отсюда мирных жителей. Паскаль Блез был очень щепетилен в том, чтобы не подвергать население своего мира ненужной опасности, а вот Фалькаты вряд ли станут осторожничать, когда откроют ответный огонь.

Сам лидер повстанцев надеялся, что к тому моменту, когда это случится, и он, и его бойцы уже успеют раствориться в лабиринте руин и брошенных машин.

— Готов? — прошептал он.

Рокот гусеничной техники с каждой проходящей секундой становился все громче.

— Как никогда, — отозвался Коулен.

— Пусть шагающие машины пройдут мимо, а потом вышибай головную «Химеру», — сказал Паскаль. — Остальные отряды будут ждать твоего выстрела.

— Помню, — прошипел Коулен. — Верь не верь, но опыт в таких делах имеется.

— Да, конечно. Прости, — извинился Блез, борясь с привычкой контролировать каждый шаг подчиненных.

Будучи уверенным в том, что Коулен Харк заставит западню захлопнуться в нужный момент, Паскаль позволил себе посмотреть на Железную Ангелицу — хранительницу и счастливый талисман Сынов Салинаса.

Она возвышалась над городом — огромная конструкция, сваренная из снятых с брошенной техники деталей. Крылья ей достались от разбившегося «Грома», основу тела составляли куски фюзеляжа, а черты лица были изваяны при помощи моторных частей.

Она была довольно примитивной и еще не до конца завершенной, но все равно — прекрасной.

— Присмотри за нами сегодня, наша прекрасная леди, — прошептал Паскаль.

«Химеры» вкатились в зону поражения.

Коулен Харк встал на колени и уложил пусковую трубу на парапет, нацеливая ее на катящиеся по улице машины.

— За Сынов Салинаса! — закричал он и нажал на кнопку пуска.

Глава пятая

Взрыв, услышанный Уриилом, был приглушен бронированной шкурой «Химеры» до глухого хлопка, и взрывная волна заставила машину откатиться на гусеницах назад. В смотровых блоках мелькнула вспышка, а потом раздался быстрый стук пылающих осколков, посыпавшихся сверху на корпус.

Прогремел второй взрыв; на сей раз откуда-то сзади. Внутренние динамики неожиданно ожили, разразившись криками и отрывистыми командами.

— Засада! — крикнул космодесантник еще до того, как затихло эхо первых ударов.

В бок их «Химеры» вдруг словно ударили огромным молотом, и машина встала на одну гусеницу. Солдаты закричали, а Уриил поспешил схватиться за поручни, когда она вновь начала падать на землю. В месте попадания броня «Химеры» прогнулась внутрь. Пассажирский отсек наполнился дымом и искрами, и капитан почувствовал запах крови.

Один из бойцов был мертв — определенно сломал шею. Еще один, чье лицо превратилось в жуткую красную маску после удара о стенку корпуса, кричал от боли. Два других получили массу ссадин и лежали на полу, но в целом остались невредимы.

Уриил вскочил со своего места и метнулся через весь отсек, чтобы ударить кулаком по рычагу, отпирающему десантный люк. Лишившись подвижности, «Химера» стала смертельной западней.

В машину ворвался жаркий ветер, и капитан уловил в нем едкую вонь горящего топлива и обугливающейся плоти. Снаружи утреннее солнце подсвечивало пылающую машину; языки огня вырывались из пробитых бортов, и к небу столбом поднимался густой, черный как смоль дым.

— Подъем! — закричал космодесантник. — На выход!

Пазаний подхватил раненого солдата, пока Тремейн помогал подняться двум другим и подгонял их к люку подбитой «Химеры». На земле вокруг нее валялись изувеченные тела и куски человеческого мяса — останки тех, кому пришлось ехать на броне и кто в итоге погиб в огне взрыва.

Опять услышав гулкий рев, Уриил успел оглянуться, чтобы увидеть, как очередная ракета врезается в крышу еще одной «Химеры» полковника Каин. Этот выстрел угодил в менее защищенную верхнюю часть, и снаряд разорвался внутри, заставив бронемашину заходить ходуном. Над затянутым дымом полем боя раздался треск ружейных выстрелов — прежде прятавшиеся на крышах мятежники наконец показались.

Уриил оттащил еще одного раненого солдата подальше от огня, распространяющегося по оставленной ими машине. Мотор уже горел, и оставалось только вопросом времени, когда детонируют боезапас и энергоустановка.

Пули и лазерные импульсы вгрызались в землю вокруг них, пока Уриил и раненый гвардеец пытались найти укрытие. В стену рядом с Астартес ударило разом несколько выстрелов, осыпав его каменным крошевом, и капитану пришлось активно заморгать, чтобы избавиться от попавшей в глаза пыли.

Вскоре к ним присоединился и Пазаний, укрывший своего солдата за грубой каменной стеной развалин. Огонь вели с обеих сторон улицы, дома на которой, как теперь мог видеть Уриил, представляли собой либо примитивные постройки из необожженного кирпича, либо остовы брошенных танков.

Брезентовые навесы и покосившиеся веранды со стенками из гофрированного железа были пристроены к ржавеющей бронетехнике, и таких удивительных жилищ было гораздо больше, нежели тех, при строительстве которых были использованы более традиционные материалы.

— Мы не должны отсиживаться, — сказал Уриил.

— И чем мы будем вести бой? — призывая к разуму отозвался Пазаний. — К тому же ребята Каин, похоже, знают свое дело.

Это и в самом деле было так. Уцелевшие «Химеры» закрыли собой поврежденные машины, а на дома вдоль улицы обрушился плотный град ярких лазерных импульсов.

Солдаты вели огонь из машин, чья броня прекрасно защищала от мелкокалиберного оружия и чьи башенные мультилазеры посылали в противника шипящие, мощные лучи. Мимо, расшвыривая комья грязи и чадя двигателем, прокатилась одна из «Химер», спешащая на помощь подбитой товарке.

Раздался громкий, разносящийся эхом лай установленного на машине тяжелого болтера, и выпущенные им заряды начали перемалывать каменный парапет на крыше одного из домов. Уриил увидел, как там взорвалось алое облачко, и даже сквозь неутихающий грохот выстрелов расслышал чей-то крик. Мятежники умело спланировали засаду, но укрепления, за которыми они были вынуждены укрываться, могли быть с тем же успехом сделаны из бумаги, раз уж речь зашла о болтерном огне.

На глазах Уриила один из движущихся подпрыгивающим шагом «Часовых» дал очередь из автопушки, накрыв группу людей, бегущих среди развалин. Крупнокалиберные снаряды взорвались прямо в ее центре, и все мятежники до единого рухнули на землю, изуродованные до неузнаваемости, а их кровь окрасила бледные каменные стены алыми дугами.

Раздался одиночный выстрел — отчетливый и звонкий — и голова пилота, управлявшего «Часовым», откинулась назад с образовавшейся в затылке неровной дырой. Снайпер.

Уриил проследил направление выстрела и сквозь дым сумел различить размытый силуэт убийцы. Уцелевшие «Химеры» уже почти полностью окружили подбитые, и теперь солдаты помогали своим пострадавшим товарищам выбираться из горящих обломков; на первый взгляд нападение начинало казаться сорвавшимся.

Астартес рискнул высунуться из-за иссеченного пулями угла, за которым укрывался. Стоять вот так и спокойно наблюдать за сражением для него было просто немыслимо, и он знал, что не сможет отсиживаться, пока остальные умирают за него.

Капитан повернулся к Пазанию, но не успел даже открыть рот, как друг произнес:

— Я все понял, ты все-таки встрянешь. Действуй. Я прикрою.

Уриил кивнул и выскользнул из проулка, устремившись к поврежденной «Химере», опасно завалившейся набок. Ее корпус был покрыт потеками крови и машинного масла, а изнутри вырывался дым. Главное орудие машины оказалось поврежденным, но космодесантник видел, что турельное оружие все еще цело.

Воздух рассекали выстрелы — Уриил слышал их близкий свист и отчетливое шипение. От брони «Химеры» срикошетила пуля, и Астартес ощутил, как что-то горячее и острое прочертило полосу на его лодыжке.

Он прыжком ушел под защиту накренившейся машины, перекатился и поднялся на ноги уже в ее тени. Затем схватился за верх кузова «Химеры», перебросил себя на ее крышу, подполз к турели и, выбив предохранитель, развернул оружие к цели; положение не слишком годилось для ведения огня, но Уриил обладал достаточной силой, чтобы выдержать тяжесть отдачи.

Снайпер высунулся, чтобы прицелиться по следующему «Часовому», и тогда космодесантник надавил ладонью на гашетку. Оружие стреляло с оглушительным, беспощадным лязгом, который, казалось, наносил урона не меньше, чем выпущенные им снаряды. Тяжелые тупоносые пули покидали ствол в ослепительном снопе искр. Мишень Уриила разлетелась в клочья мяса, во все стороны фонтаном брызнула кровь.

Тогда капитан вновь повернул тяжелый стаббер, осыпая градом пуль парапеты зданий на противоположной стороне улицы. Под ударами сверхзвуковых снарядов глиняные кирпичи рассыпались в пыль. Орудие обладало невероятной отдачей, но сила космического десантника легко позволяла с ней справиться.

Лазерный импульс опалил плечо Уриила, и воин поморщился от неожиданной боли, но смог удержать оружие нацеленным на боевые позиции на крышах. Из окна затвора сыпались, прочерчивая в полете бронзовые дуги, дымящиеся гильзы.

— Уриил! — закричал Пазаний снизу. — Слева!

Капитан посмотрел в ту сторону, куда указывал обрубком руки товарищ, и заметил движение между двумя почерневшими остовами танков, превращенных в дома. Группа из трех человек намеревалась выпустить по нему ракету, и Уриил, стремительно развернув оружие, дал по ним очередь.

Пули прочертили дугу и, забарабанив по металлу остовов, зазвенели, словно тысяча колокольчиков. Один из противников отлетел назад и упал с зияющей дырой во всю грудь.

К их чести, ни один из двух оставшихся не испугался ужасной гибели своего товарища; более того, они уже нацелили пусковую установку прямо на ту «Химеру», на крыше которой стоял Уриил. Космодесантник попытался дать по ним еще одну очередь, но оружие в его руках только сухо закашлялось, когда боек застучал по опустевшему патроннику.

Уриил увидел триумф на лице прищурившего один глаз мятежника.

А затем голова ракетчика взорвалась.

До капитана донесся отчетливый звук болтерного выстрела, и, оглянувшись, он увидел Пазания, бегущего к нему по проулку и, что радовало, сжимающего в руке свой пистолет. Сержант Ультрамаринов выстрелил снова, и последнего противника сбило с ног. А затем над тем местом, где он стоял, взметнулся грибок взрыва — это заряд, выпущенный Пазанием, заставил детонировать запасные ракеты, лежавшие в джутовом мешке на спине мятежника.

Вылетевшая из рук повстанцев пусковая установка бешено закружилась на земле, прежде чем взорваться. К небу взмыли тонкие усики черного дыма.

Услышав приближающийся рокот гусениц и гулкий равномерный ритм коротких очередей, Уриил выпустил из рук захваты тяжелого стаббера. Солдаты полковника Каин полностью овладели ситуацией, и для космодесантников работы уже почти и не осталось.

Затем капитан заметил, как на крыше мелькнуло что-то зеленое, и, подняв взгляд, увидел облаченного в плащ мужчину с выбритой головой и разделенной на две косы бородой, смотревшего на него через пробоину в парапете. Человек что-то прокричал, но его слова были неразличимы за грохотом выстрелов и бешеным ревом моторов, и даже усиленный слух Уриила не позволил ничего разобрать, но смысл сказанного стал очевиден, когда с крыш стали исчезать стволы винтовок. Плотность выстрелов стремительно снижалась; мятежники отступали, чтобы скрыться среди беспорядочного нагромождения руин.

Человек в зелено-желтом плаще рискнул в последний раз оглянуться и встретился глазами с Уриилом.

Ненависть в чужом взгляде капитан узнавал безошибочно. Он на всю жизнь насмотрелся ее на Медренгарде.

И человек, смотревший на него с крыши, ненавидел его и желал ему смерти, и не только ему, но всем и каждому на этой залитой кровью, задымленной улице: Фалькатам, Уриилу, Пазанию, любому солдату, который отстреливался и пытался помочь своим раненым товарищам.

Затем мужчина исчез, и Уриил спрыгнул с «Химеры».

Он приземлился в грязи рядом с Пазанием.

— Спасибо, что предупредил, — сказал капитан. — Та ракета могла здорово подпортить мне день.

— Не за что, — отозвался Пазаний. — Все равно бы он, скорее всего, промахнулся. Эти глупцы даже не способны понять, что проигрывают, пока не становится слишком поздно.

Уриил был вынужден согласиться с этим утверждением друга. Фалькаты понесли серьезный урон, когда угодили в засаду, но ответили на удар с завидной скоростью и спокойствием. Солдаты действовали, словно на тренировке, приняв бой без всякой суеты или паники, которые вполне могли бы даровать нападавшим победу.

Мятежники же, вместо того чтобы своевременно отступить после начального успеха, задержались на месте дольше разумного и потому понесли в столкновении тяжелые потери, поскольку не обладали ни дисциплиной, ни огневой мощью хорошо обученной Имперской Гвардии.

— Заметил того парня в желто-зеленом плаще? — спросил Уриил.

— Да, — ответил Пазаний, не оставляя неуклюжих попыток перезарядить свое оружие. — Вожак, как понимаю. Глупо с его стороны носить столь приметный наряд.

— Мне тоже так показалось, — согласился капитан, забирая из руки товарища болт-пистолет и вставляя свежий магазин. — Ты где эту штуку раздобыл?

— У него взял, — кивнул Пазаний в сторону мертвого сержанта Фалькат, лежащего на краю улицы с торчащим посреди лба осколком металла размерами с хороший наплечник. — Мне показалось, что оружие ему уже не понадобится и что будет неплохо позаимствовать пистолет и отомстить за бедолагу.

— Весьма неплохо, — согласился Уриил.

— К тому же так мне не придется снова пользоваться тем проклятым болтером…

— Кстати, где он сейчас?

— Там, — указал Пазаний на обломки «Химеры», из которой они выбрались не более пяти минут назад. — Пускай сгорит.

Уриил понимал, что чувствовал его друг: в использовании оружия, затронутого Губительными Силами, не было никакой чести, зато сплошной риск. Лучше уж бросить его в огне, чем дожидаться, пока оно обратится против тебя самого.

Рядом с ними остановилась еще одна «Химера», и из люка возле турели штурмболтера, ухватившись за держатели, высунулась Верена Каин. Стволы орудия все еще дымились, и лицо полковника было черным от грязи, с отдельными розовыми росчерками там, где с ее лба скатывались струйки пота.

— Забирайтесь, — рявкнула она. — Они могут вернуться.

— Это навряд ли, — заметил Уриил, но все равно поднялся с земли и помог сделать то же самое Пазанию. Кормовой люк «Химеры» распахнулся, и вниз спрыгнули сержант Тремейн и два сопровождающих его солдата. Все они разглядывали крыши через прицелы лазганов.

Тремейн поманил космодесантников, и Уриил с Пазанием подбежали к грохочущей «Химере».

Улица была затянута дымом, на ней догорали пять уничтоженных боевых машин пехоты, брошенных прямо на месте. Тел видно не было: уцелевшие экипажи забрали с собой и раненых, и мертвых. «Часовой», пилот которого погиб на глазах Уриила, повалился на землю, когда его ногу сломала неуклюжая «Химера».

— И куда теперь? — спросил Уриил, ладонью защищая глаза от солнца.

— К казармам, — ответила Каин. — До них ближе всего, а у нас много раненых.

У капитана накопилось множество вопросов, но раненые — превыше всего, а сейчас даже секундное промедление могло стоить жизни некоторым из них. Тремейн забрался внутрь машины, но Уриил, уже схватившись за края люка, увидел, что отсек полон стенающих пострадавших, лежащих на грязном полу. Капитан знал, что остальные машины выглядят сейчас точно так же и пропахли страхом, болью и кровью.

Солдаты сидели, прижимаясь плечом к плечу, набившись во внутренний короб куда плотнее, чем могли рассчитывать самонадеянные военные инженеры, и теперь в их глазах Уриил видел уважение к космодесантникам и восхищение, чего прежде не было, — известие о том, как Ультрамарины повели себя в бою, достигло ушей даже тех, кто не видел этого собственными глазами.

Гвардейцы зашевелились, стараясь освободить для них место.

Здоровые бойцы, разместившиеся в освещенном тусклыми красными лампами отсеке, старались оказать своим раненым товарищам всю возможную в этих условиях помощь, и Уриил чувствовал исходящую от каждого, кто находился на борту, усталую, готовую вырваться наружу злобу.

— Мы поедем на броне, — сказал Уриил. — У вас тут и без нас тесно.

«Химеры» помчались по Барбадусу, и Уриил получил возможность впервые как следует рассмотреть местную столицу Империума. Выглядело все так, словно город вырос на останках давнего масштабного сражения. Повсюду, насколько хватало глаз, космодесантник видел лишь руины да обломки военной техники. Целые кладбища бронемашин, брошенных разрушаться под властью стихии или же превратившихся в жилища обитателей планеты.

Дома из неотесанного камня, кирпича и металлических пластин опасно кренились, удерживаемые только железными опорами, некогда представлявшими собой главные танковые орудия. Но чем дальше колонна «Химер» углублялась в город, тем чаще начинали встречаться более надежные и пригодные для жизни постройки, появлялись окруженные высокими стенами башни из розового камня и выбеленного дерева.

Здания из темного металла и закаленного стекла, определенно имевшие имперское происхождение, пребывали в сомнительном соседстве с глинобитными и кирпичными хижинами, и все более-менее старые постройки, какие попадались на глаза Уриилу, носили следы, оставленные войной за этот мир: лазерные опалины, пулевые выбоины. Но стихия уже начинала стирать их.

То там то сям Уриил замечал зелено-золотые вымпелы, развевающиеся на высоких столбах и провисших бельевых веревках, — в те же цвета был одет человек с раздвоенной бородой. Более того, многие памятные ленты в мертвом городе имели ту же расцветку, и космодесантник задумался, что бы это могло означать.

— Кровь Императора! — прошипел Пазаний, воззрившись на вершину холма, вздымающегося к западу от столицы.

— Что там? — насторожился Уриил, опасаясь очередной засады.

— Может, сам посмотришь? — отозвался Пазаний. — Я никогда такого не видел.

Проследив за взглядом товарища, капитан обнаружил, что на гладкой вершине холма возвышается постройка удивительной формы. В ее очертаниях было нечто знакомое, но Уриилу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно.

Жители города были весьма изобретательны в том, что касалось использования брошенной техники, и многие машины даже превращали в дома, но то, что видел сейчас капитан, казалось просто верхом дизайнерского искусства местных сборщиков военного мусора.

Три высоченных «Капитоль Империалис», могучие левиафаны в мире военных технологий, применявшиеся, чтобы размещать командование и контролировать протяженные линии фронта, были выставлены борт к борту и превращены в нечто совсем новое. Когда-то внутри каждой из этих невероятных боевых машин располагались сотни операторов и офицеров, направляющих в бой целые полки артиллерии, многие десятки тысяч солдат и роты бронетехники. Даже один такой колосс нечасто можно было встретить на поле боя, а уж чтобы увидеть сразу три, да еще и брошенных на произвол судьбы? Это было просто неслыханно.

Да, они определенно были брошены — ржавчина и коррозия на их броне свидетельствовали, что эти гиганты уже давно не в строю. Крайние машины оказались лишены имперских орлов, хотя и сложно было сказать, произошло это по вине стихии или же так и было задумано. Между гигантами кто-то перебросил шаткие мостки, а на нижних этажах были возведены соединительные тоннели.

— Как думаешь, что это? — спросил Пазаний.

Уриил и сам уже гадал. Изучив странное сооружение повнимательнее, он заметил над командной палубой центральной машины некий истершийся рисунок, который вполне мог изображать крылатый посох, обвитый двумя переплетшимися змеями.

Кадуцей?

— Может, учреждение медикае? — предположил Уриил.

— Мне кажется излишней роскошью использование в таких целях «Капитоль Империалист».

— Согласен, но вполне возможно, что больше они уже ни на что и не годятся.

— О чем это ты?

— Оглядись вокруг, — сказал Уриил. — Да всей этой брошенной техникой можно было бы целую армию вооружить. Половина города живет в ржавых остовах, оставшихся от танков Имперской Гвардии. Похоже, что, когда Фалькаты решили здесь остаться, командование сил Крестового похода, в котором они участвовали, не выделило им достаточных средств, чтобы поддерживать все это в порядке.

— А значит, техника превратилась в бесполезные железяки?

— Да. Со временем.

— Какой позор, — произнес Пазаний. — Нехорошо это — проявлять подобное неуважение к тому, что не раз в бою спасало твою жизнь.

— Да, нехорошо, — согласился Уриил, вспоминая, сколь грубо обошлись с его собственной броней на Медренгарде.

Капитан мечтал вновь оказаться заключенным в боевые доспехи Астартес, вновь ощутить себя полноценным и верным слугой Императора, облаченным в мощнейшую броню и вооруженным самым смертоносным оружием. Экипировка Космического Десанта была не просто средством ведения войны, но и инструментом, через который воплощалась воля самого Императора.

У подножия холма, на котором расположилось удивительное медицинское учреждение, сиял купол многоярусного, украшенного колоннадами здания, определенно являвшегося не чем иным, как храмом Экклезиархии. Величественное в своем великолепии, оно явно возводилось с расчетом на то, чтобы возвышаться над всеми окрестными домами и демонстрировать могущество Империума. Но и тут война не прошла стороной — два из четырех шпилей, расположенных по сторонам света, были разрушены и торчали каменными пеньками.

Затмевая даже этот храм в олицетворении имперского могущества, над нищим городом, раскинувшимся у его подножия, подобно холмам вокруг огромной скалы, вздымался высокий дворец, увенчанный мрачными шпилями. Резко вырисовывающийся на фоне неба, он казался удивительно аскетичным, лишенным богатых украшении, какие Уриил привык видеть на подобных зданиях.

— Имперский дворец? — уточнил капитан.

Пазаний кивнул и добавил:

— Своей мрачностью он вполне соответствует этим местам.

Уриил так же ответил кивком на высказывание друга. Дворец обладал весьма суровым видом: грозные цилиндры башен, наверху которых под навесами прятались тяжелые орудия; сверкающие электрическими разрядами антенны; приземистые закрытые ангары — все это более чем подчеркивало безрадостный пейзаж, но, кроме того, строение, казалось, излучало ауру грубой силы, лишенной всякого сострадания.

Губернатор Барбаден определенно не был человеком, склонным к показной роскоши. Это обязательно следовало учесть в будущем, и Уриил задумался, пытаясь представить себе бывшего имперского командующего.

Барбаден совершенно точно не пользовался популярностью, о чем недвусмысленно свидетельствовало поведение местных обитателей на улицах.

Коренные жители планеты оказались статными, высокими людьми, носящими, словно общую униформу, пепельно-серые комбинезоны и длинные плащи.

Когда «Химеры» проносились мимо, горожане спешили прижаться к стенам, и в глазах этих людей Уриил видел всю ту же с трудом сдерживаемую враждебность, какую недавно заметил на лицах гвардейцев.

Победа Фалькат в борьбе за владение Салинасом явно оставила раны… раны, которые так и не удалось заживить.

Куда бы ни посмотрел Уриил, повсюду он видел свидетельства того, что местное население активно использует технику, брошенную Гвардией: лотки городского рынка были сварены из помятой листовой стали, содранной с танков; телеги и фургоны оказывались переделанными прицепами от грузовиков снабжения; на ручки для хозяйственных тачек пошли выхлопные трубы.

Колонна машин полковника Каин стремительно мчалась по улицам, совершая резкие, неожиданные повороты.

— Не хочет давать мятежникам второго шанса, — заметил Пазаний, озвучив собственные мысли Уриила, и вцепился в борт «Химеры», когда броневик вильнул за очередной угол.

Капитан посмотрел на прохожих и увидел на лице каждого из них неприкрытую ненависть.

— Не могу ее за это винить, — сказал он.

Путешествие с «Клекочущими орлами» по удивительным улицам Барбадуса продолжалось еще десять минут — десять долгих минут, во время которых Уриил ежесекундно ожидал услышать выстрел или рев выпущенной по ним ракеты. Но ничего подобного так и не произошло, и с каждым новым поворотом колонна уходила все глубже в город и все дальше от имперского дворца.

Вскоре «Химеры» прибавили ходу, устремляясь к возникшим впереди высоким стенам, отстоящим от ближайших домов на весьма приличном расстоянии. Уриил отметил, что постройки здесь расположены более свободно и куда менее населены, но лишь по прошествии нескольких секунд, когда их машина выкатила на открытое пространство, стал понимать причины этих отличий.

Вокруг стен раскинувшихся перед ним казарм лежала свернутая кольцами колючая проволока, а мощные железные ворота базы охраняли приземистые укрытия из мешков с песком и древесных стволов. По обе стороны от них красовались бронзовые орлы.

Колонне пришлось сбавить скорость, чтобы проехать мимо огромных бетонных плит, препятствующих быстрому приближению техники.

— Должен признать, они весьма осторожны, — произнес Пазаний, отмечая тот факт, что за колонной неотрывно следят орудия, установленные на углах крепостных стен.

— Они напуганы, — сказал Уриил, не прекращая думать обо всех тех враждебных лицах, мимо которых они проехали по пути сюда. — А еще — вынуждены прятаться за этими стенами. Что-то я не заметил на улицах ни единого патруля, а ты?

— Я тоже, но ведь не обязательно же в городе должно быть военное присутствие, — ответил Пазаний. — Наверняка за порядком следят какие-нибудь местные силы, а не Гвардия.

— Таковых тоже не наблюдается, — заметил Уриил.

— И то правда. Странно, да?

— Более чем.

Беседу пришлось прервать, поскольку ворота загрохотали, открываясь и уходя вглубь стен, а затем колонна вкатилась на пыльный внутренний плац. За укреплениями обнаружилось несколько строений барачного типа и стандартной для Империума конструкции: изогнувшиеся аркой стены из рифленого металла и покрытые рубероидом крыши. Одинаково унылые, эти здания расположились через равные промежутки вдоль всего двора. Различалось только назначение: столовая, ремонтный цех, топливный склад, хранилище экипировки, лазарет.

Высоко над крепостью взметнулось знамя, изображающее выпустившего когти золотого орла, и со всех сторон к потрепанным в бою «Химерам» устремились встревоженные солдаты. Начали перекрикиваться выбирающиеся из машин бойцы, на них в ответ заорали медики, требовавшие освободить место для раненых.

Уриил спрыгнул с крыши «Химеры», ловя обращенные на него и Пазания удивленные взгляды. Затем он увидел полковника Каин, чьи отрывистые приказания легко пробивались сквозь всю эту суету и гомон голосов, возмущенных недавним нападением. С уверенным спокойствием она подгоняла врачей, совершенно не обращая внимания на их недовольство вмешательством в их работу.

Уриил кивнул Пазанию, и вдвоем они направились к полковнику.

— Мы можем чем-нибудь помочь? — спросил капитан Ультрамаринов.

Каин оглянулась, отвлеченная от раздачи приказов. Ее лицо уже было начисто вытерто.

— Нет, — ответила она, — и буду крайне признательна, если вы не станете отходить от сержанта Тремейна. Вы все еще находитесь под стражей.

— Даже после всего того, что произошло? — удивился Уриил, одновременно наблюдая за тем, как со спины к ним заходят Тремейн и еще трое гвардейцев, облаченных в свежую форменную одежду и сжимающих в руках нацеленные на космодесантников лазганы.

— Особенно после этого, — подтвердила Каин. — Учитывая, что нападение Сынов Салинаса состоялось сразу после вашего прибытия… мне одной кажется, что не заподозрить тут некоторую взаимосвязь с моей стороны было бы преступной глупостью?

— Сынов Салинаса? — спросил Уриил. — Кто они? Это название было нацарапано на стене одного из домов в Хатуриане.

— Еще одна проблема, добавляющая мне хлопот, — произнесла полковник.

— Но кто они такие? — продолжил настаивать Уриил.

— Ничтожества, — отрезала Каин, и в глазах ее засверкала ярость. — Предатели, пытающиеся убедить людей в том, что вооруженные силы Империума — захватчики, каждому решению которых следует сопротивляться. Эти «сыны» просто террористы, убийцы и еретики, не заслуживающие ничего, кроме полного уничтожения.

Уриил не был удивлен пылкости полковника, в конце концов, слишком многие из ее людей буквально только что либо погибли, либо оказались ранены. Но тем не менее в ее обычно стальном голосе прозвучала ненависть куда более глубокая, нежели простой гнев.

Верена Каин ненавидела Сынов Салинаса со всей страстностью религиозного фанатика.

— У вас есть мысли о том, как им удалось организовать это нападение? — спросил Пазаний.

Полковник пронзила его ядовитым взглядом, даже не пытаясь сдерживать глубину своего раздражения.

— Весь этот треклятый город снабжает их информацией, — процедила она. — Стоит нам сделать хотя бы шаг, как обязательно найдется кто-нибудь с переносным воксом, чтобы сообщить об этом мятежникам.

Еще примерно тридцать минут ушло на то, чтобы позаботиться о раненых, отправить в цех поврежденные машины и перевооружить солдат, каждый из которых за время сражения успел израсходовать большую часть боекомплекта. Несколько нервозный комиссар случайным образом — насколько показалось Уриилу — выхватывал вернувшихся из общей толчеи и выслушивал их доклады. Каин вновь принялась выкрикивать распоряжения с такой яростью, словно боялась, что если прервется хотя бы на мгновение, то уже не сможет справиться с грузом недавних событий.

Каждое ее приказание исполнялось с поразительным рвением, свидетельствовавшим о том, что непослушание влекло за собой весьма серьезные последствия, и Уриил понял, что видит перед собой офицера, который не только отменно разбирается в своем ремесле, но и не позволяет забыть об этом подчиненным.

Тем временем оба космодесантника расположились на земле, прислонившись спинами к одной из «Химер»; металл ее брони тихо потрескивал и постанывал, остывая. Солнце уже проделало половину своего пути к зениту, и Уриил прикрыл глаза, наслаждаясь игрой теплых лучей на своей обнаженной коже.

Поскольку им все равно теперь нечем было заняться, кроме как ждать, пока полковник Каин прикажет выдвигаться, Уриил решил воспользоваться неожиданно представившейся возможностью и отдохнуть. Космический десантник в течение всей своей службы практически не имеет времени ни на что, кроме подготовки к грядущим сражениям. Боевой тренинг, укрепление мускулатуры, биохимический контроль и всевозможная армейская муштра — вот с чего начиналась и чем заканчивалась для него жизнь.

Жизнь во имя служения, жизнь, принесенная в жертву, жизнь ради битвы.

Какой слуга Императора мог просить о большем?

Ответ на этот вопрос явился сам собой в виде воспоминания об Ардарике Ваанесе.

За время, проведенное на Медренгарде, Уриил успел усомниться в своем праве называться космическим десантником, но сумел пройти через все испытания и даже стать сильнее. Но не все побывавшие на проклятой планете проявили ту же стойкость характера, и капитан с горечью вспоминал об Ардарике Ваанесе, повернувшемся спиной к Императору и своему долгу перед Ним.

Некогда Ваанес был воином из Гвардии Ворона, но по так и не понятым Уриилом причинам отрекся от своего ордена и вступил на путь вероотступничества. Капитан предлагал ему возможность вернуться на стезю праведности и найти искупление, но Ардарик предпочел позор и бесчестие.

Уриилу оставалось только гадать, что случилось с ним дальше. Скорее всего, тот уже был мертв, и его побелевшие кости валялись где-нибудь на усыпанных пеплом пустошах демонического мира.

Понимая, что начинает проявлять излишнюю сентиментальность, капитан заставил себя выбросить воспоминания об Ардарике из головы и повернулся к Пазанию.

Им не требовалось даже говорить друг с другом, достаточно было просто молчаливого присутствия товарища, познавшего вместе с тобой жизнь, смерть и все такое прочее. Они могли просто наслаждаться тишиной…

Тишиной, которую вскоре нарушило приближение полковника Каин.

Уриил посмотрел на нее.

— Губернатор Барбаден готов вас принять, — сказала женщина.

— Хорошо, — ответил Уриил. — Полагаю, что я тоже готов встретиться с ним.

«Из маленькой искры должно разгореться большое пламя».

Часть вторая КОЖА

Глава шестая

Посещение имперского дворца на Салинасе? Подобных экспериментов над собой Дарон Нисато старался лишний раз не ставить. Это место было слишком равнодушным и слишком вульгарным символом имперской власти, чтобы вызывать хоть сколь-нибудь теплые чувства. Более того, оно стало фокальной точкой для ненависти граждан; видя его резкие, непримиримые очертания на фоне голубого неба, ты начинал ощущать всю свою ничтожность перед лицом Империума и, что куда важнее, свою ничтожность перед лицом губернатора Лито Барбадена.

Приблизившись к пропускному пункту, Нисато позволил дежурному офицеру забрать оружие, хотя, конечно, его и раздражал тот факт, что даже главе сил правопорядка боятся оставить пистолет при встрече с губернатором.

Это был уже третий пост охраны, через который пришлось пройти за утро. Очередное серое железобетонное строение, от которого за версту несло унынием и равнодушием. Вначале БТР «Рино» Нисато остановили на КПП возле главных ворот. Затем, едва он успел сделать пару десятков шагов, пришлось подтверждать свою личность при помощи весьма болезненных проб на генетическое соответствие. Дарон мрачно усмехнулся, подумав о том, не является ли именно регулярный забор крови на анализ причиной бледности и худобы охранников, служащих во дворце.

— Чему ухмыляемся? — спросил дежурный офицер, заперев пистолет Нисато в сейф.

— Просто мне радостно видеть, сколь ревностно вы относитесь к своим обязанностям, — ответил Дарон, прекрасно осведомленный о том, что эти люди начисто лишены всякого чувства юмора.

Охранник вопросительно покосился, пытаясь понять, не издеваются ли над ним, но Нисато был непревзойденным мастером в умении скрывать свои мысли. Решив, что его священный труд все-таки не стал мишенью для насмешек, офицер угрюмо кивнул и махнул рукой в сторону прохода, ведущего во внутренние пределы дворца.

Нисато уже собирался направиться туда, когда за его спиной хлопнули двери, и помещение наполнилось весьма характерным запахом благовоний, пота и подлости. Можно было не глядя сказать, кто вошел на пропускной пункт.

— Кардинал Тогандис, — произнес Нисато.

Услышав вздох, он обернулся, чтобы увидеть перед собой во всей красе тучную фигуру понтифекса максимуса Барбадуса.

— Инфорсер Нисато, — откликнулся Тогандис, чей лоб был покрыт бисеринками пота. — Я нахожу восхитительным тот факт, что судьба свела нас в этом месте и в сей час.

Шейво Тогандис не вызывал уважительного к себе отношения даже в те времена, когда служил в качестве штатного исповедника при Фалькатах. Он никогда не отличался хорошими манерами, был неумерен в еде и обожал разговаривать вычурными фразами. По правде говоря, сам Нисато так ни разу и не ощутил в себе потребности обратиться к услугам этого человека, предпочитая исповедоваться непосредственно Императору.

Те десять лет, что прошли со Дня Восстановления, не слишком хорошо обошлись с Шейво Тогандисом; его и без того полное тело успело изрядно раздуться во всех направлениях разом.

— Вас тоже вызвали? — спросил Нисато.

— Да-да, — ответил Тогандис, промокнув бровь платком. — Мы все — верные слуги нашего господина и благодетеля. Барбаден приказывает, и нам остается лишь ревностно исполнять. И мы же не будем вынуждать нашего добродетельного губернатора ждать?

— Нет, — согласился Нисато, отходя в сторону, чтобы пропустить кардинала к неулыбчивому офицеру.

Пока Тогандис проходил через все надлежащие формальности, необходимые для того, чтобы миновать дворцовую охрану, Нисато воспользовался случаем внимательно рассмотреть верховного священнослужителя Салинаса.

Впечатления тот не произвел.

Если не принимать во внимание роскошных одеяний, Шейво Тогандис оказывался всего лишь нервозным человечком, чье поведение, иди речь о ком-либо другом, должно было повлечь за собой арест, заточение в тюремную камеру и обработку дознавателями до тех пор, пока толстяк не исповедуется во всех своих грехах.

Исповедующийся исповедник. Эта мысль вызвала у Нисато улыбку.

Помимо алой ризы, вышитой серебром, Тогандис носил высокую, искусно украшенную митру с длинными золотыми лентами. Кроме того, в руке священник сжимал длинный посох, насчет которого у него и случился спор с дежурным офицером.

— Видите ли, любезнейший, — начал Тогандис, — вызов во дворец в сей послеобеденный час застал меня в самый неожиданный момент, а посох этот суть самый сакральный инструмент, являющий собой символ той важной и ответственной роли, каковую я играю на этой планете. Я бы крайне не советовал вам пытаться забрать его у меня.

— Никакое оружие или предмет, способный использоваться в данном качестве, не допускаются к ношению во дворце, — отчеканил дежурный офицер слова, которые, видимо, заучивал наизусть. — Это позволяется исключительно Фалькатам, состоящим на действительной службе.

— А теперь слушай сюда, ничтожный, жалкий клеврет! Пора бы уже тебе было усвоить, что из всех правил существуют исключения, так что я отказываюсь раболепствовать и выслушивать твои глупейшие попытки выслужиться. Ты меня понимаешь?

— По правде сказать — нет, — произнес офицер, протягивая руку, — но это ничего не меняет. Вам придется сдать свой посох.

— На вашем месте, Шейво, я бы не стал тратить драгоценное время на бесполезные споры, — сказал Нисато, изъясняясь так же напыщенно и самовлюбленно, как кардинал. — Даже я, надежда и опора имперского правопорядка, вынужден был сдать символы своей власти, столкнувшись с упорством сей важной персоны.

Тогандис окинул взглядом пустую кобуру на поясе Нисато и улыбнулся в знак солидарности, определенно оставшись глух к сарказму в голосе инфорсера.

— Что ж, как говорится, нельзя встречать невзгоды в одиночестве, верно? — с этими словами кардинал повернулся обратно к дежурному и неохотно протянул тому посох. — Вот только если я по возвращении замечу на нем хоть малейшую царапинку, на вас, сударь, будет возложена суровейшая из всех мыслимых епитимий!

Дежурный офицер принял посох и устало махнул рукой, разрешая проходить.

Улыбаясь, Нисато следом за кардиналом вышел во внутренний двор, залитый ярким светом солнца, уже приблизившегося к той точке, когда утро переходит в день.

Перед ними возвышался дворец — темный и угрожающий. Его оборонительные орудия хотя и смотрели сейчас в небо, но все равно являли собой доходчивый символ той власти, какой обладал владеющий ими человек. Сложенный из невероятно огромных блоков темного камня, дворец напоминал Нисато о расположенных на высоких утесах величественных замках его родного мира — несколько печальных родовых гнездах, построенных из камней, добытых на морском берегу.

Нижние уровни дворца патрулировали солдаты, облаченные в багряные одеяния и носящие на боку обнаженные фалькаты. Их красные кирасы поблескивали на солнце, а начищенные бронзовые шлемы сияли, точно золотые, вот только ни один из охранников, ясное дело, не имел права носить стрелковое оружие.

В отличие от большинства солдат в церемониальных нарядах, Ачаманские Фалькаты некогда были серьезными воинами, и Нисато гордился тем, что в прежние времена сражался с ними в одном строю. В этих людях не было слабины, и сражались они с таким огнем в сердце, о каком остальным полкам оставалось только мечтать. Конечно, после Дня Восстановления огонь угас, но угли все еще продолжали тлеть.

Перед дворцом припарковались три «Химеры», на бортах которых красовались гербы «Клекочущих орлов», и увиденное показалось Нисато настолько необычным, что он принялся гадать, кто же удостоился редкой чести приехать сюда на этих машинах.

Тогандис очередной раз промокнул лоб платком.

— Скажите, любезнейший, а когда вызывали вас, хотя бы намекнули, в чем заключена причина столь неожиданной аудиенции? — спросил он.

Нисато покачал головой, сбавляя привычный широкий шаг настолько, чтобы идти в ногу с переваливающимся с боку на бок кардиналом.

— Ничего такого, но разве Лито не славился всегда своим немногословием?

— Уж такой он, да, — согласился Тогандис. — В самом деле такой. Никаких тебе проникновенных речей перед битвой, одни только приказы — точные, требующие безоговорочного подчинения.

Насколько помнил Нисато, так оно и было. Когда Лито Барбаден возглавил Ачаманских Фалькат, Дарон — тогда еще кадет-комиссар — был вынужден расстрелять несколько молодых офицеров, осмелившихся проявить личную инициативу и по-своему интерпретировать приказания нового командира.

Лито терпеть не мог повторять дважды и не ожидал от своих подчиненных ничего, кроме полного повиновения. И, насколько знал Нисато, годы, проведенные в отставке, вовсе не смягчили характера Барбадена, так что, получив вызов, он тут же отложил все дела, связанные с расследованием деятельности Сынов Салинаса, и поспешил во дворец.

До встречи с Тогандисом Нисато полагал, что все это как-то связано с утренним нападением на возвращавшийся в город конвой полковника Каин. Теперь же, видя, что, помимо кардинала, сюда прибыли еще и «Химеры», главный инфорсер понял: речь пойдет о совсем других делах.

— Какая жалость, что столь скверная история приключилась с бывшим адъютантом губернатора Барбадена, да?

— Простите? — отозвался Нисато, услышав столь неожиданный и неприятный вопрос.

— Ганнон Мербал, помните? — произнес Тогандис. — Мне довелось слышать, что он застрелился прямо у вас на глазах.

— Да, — ответил Нисато, насторожившись. — Именно так.

— Кажется, он был вашим другом? Или я заблуждаюсь? — спросил кардинал, и Нисато чуть не рассмеялся над этими жалкими потугами изобразить непринужденную беседу.

— Был, — подтвердил инфорсер, а про себя подумал: «Надо отвечать как можно более односложно. Пусть кардинал сам поболтает языком».

— Кхм, значит, был, — протянул Тогандис. — Не знаете, с чего бы это ему могла прийти в голову подобная затея?

— Это вы мне скажите, Шейво, — сказал Нисато. — Ведь вы были его исповедником, верно?

— И в самом деле, Дарон, — ответил кардинал, явно уязвленный тем, что к нему обратились просто по имени, — но существует нерушимое правило, и вы не можете о нем не знать, запрещающее мне раскрывать сокровенную тайну исповеди.

— Даже если человек уже мертв?

— Особенно если он мертв, — подчеркнул Тогандис. — Грехи исповедовавшихся пребывают в руках Императора. Впрочем, пожалуй, я могу вам сказать, что Мербал испытывал в некотором роде чувство вины.

— Из-за этого? — поинтересовался Нисато, демонстрируя священнику золотую медаль Мербала, которую тот бросил на барную стойку, прежде чем разметать свои мозги по всему бару.

Кардинал тут же отвел взгляд, и Дарон не был бы инфорсером, если бы не заметил чувства вины в глазах собеседника. Тогандис вновь принялся утирать пот.

— Я… я уже давно не вспоминал о Хатуриане, — произнес толстяк, но Нисато понимал, что тот врет.

— Вы были там? — спросил инфорсер, и Тогандис вздрогнул.

Нисато уже знал ответ; кардинал носил точно такую же медаль прямо на своей ризе.

— Я там был, да, — затараторил Тогандис, — но в сражении участия не принимал.

— Насколько мне известно, сражением это назвать затруднительно.

Кардинал поначалу не ответил, и Нисато уже было решил, что тот предпочел проигнорировать сказанное, но затем толстяк прошептал:

— Да, весьма затруднительно, но…

— Но? — попытался надавить Нисато, надеясь все-таки узнать побольше о самой таинственной из известных ему операций.

Но прежде, чем Тогандис успел хоть что-нибудь сказать, раздался полный официоза голос:

— Инфорсер Нисато, кардинал Тогандис, губернатор Барбаден готов принять вас. Прошу следовать за мной.

Нисато молчаливо выругался, но заставил себя выдавить улыбку, когда отвел взгляд от кардинала и посмотрел в излучающее любезность лицо Мерска Эвершема.

Лицо это, может, и было довольно тонким и несколько угловатым, зато под элегантным сюртуком скрывалось крепкое, могучее тело. Нисато не раз видел этого человека в бою и знал его как беспощадного убийцу. Оставалось только гадать, каким образом Барбадену удалось убедить Эвершема оставить действительную службу. Среди Фалькат Мерск считался своего рода аномалией — хорошо воспитанный, голубых кровей, он мог запросто претендовать на офицерское звание, но по непонятным причинам предпочитал остаться рядовым.

Теперь же он стал советником, личным слугой, секретарем и телохранителем Лито Барбадена, уже довольно давно сменив на этом посту ныне покойного Ганнона Мербала. Нисато нисколько не сомневался, что Эвершем до зубов вооружен искусно скрытыми пистолетами и ножами.

— Мерск, — кивнул инфорсер. — Как поживаешь?

— Неплохо, — ответил тот. — А теперь, если позволите…

— Конечно, конечно, — взволновано пропыхтел Тогандис. — Пойдемте, Дарон. Не можем же мы заставлять ждать нашего любезнейшего губернатора?

— Не можем, — отозвался Нисато, — и уж точно не хотим.

Он увидел, как на лице Эвершема проступает самодовольная ухмылка, и с трудом подавил желание стереть ее кулаком. Вместо этого инфорсер зашагал следом за личным головорезом Барбадена и кардиналом, сопровождаемый целым отделением одетых в красную униформу солдат, окруживших их со всех сторон и поблескивавших на ярком солнце своими фалькатами.

Намек был слишком грубым и выходил за рамки приличия, но Нисато решил не уделять этому внимания и спокойно позволил отконвоировать себя по петляющим коридорам, узким винтовым лестницам и гулким, холодным палатам дворца, где никогда не звучал смех и не горели камины.

Эвершем больше не выказывал желания общаться, да и Тогандис в этих угрюмых чертогах утратил свою привычную экстравагантную словоохотливость. Они шли в полном молчании, пока солдаты неожиданно не замерли в самом начале длинного коридора, украшенного портретами. На другой его стороне Нисато увидел тощий сутулый силуэт Мезиры Бардгил, к которой, как ни странно, по-прежнему испытывал почти отцовские чувства.

Она всегда была довольно нервной особой и часто подвергалась издевательствам, пока служила Барбадену в качестве ручного псайкера.

Нисато видел, что время, прошедшее со Дня Восстановления, к ней тоже не было добрым.

— Сюда, — произнес Эвершем, хотя и Нисато, и Тогандис прекрасно знали дорогу.

Они проследовали за телохранителем Барбадена по длинному коридору, и кардинал даже попытался изобразить нечто вроде восхищения при виде портретов полковников, в давние времена возглавлявших Фалькат. Нисато же на протяжении всего пути продолжал гадать, что именно толстяк собирался рассказать перед тем, как вмешался Эвершем.

Мезира поприветствовала их робкой улыбкой и кивком, и инфорсер увидел темные мешки у нее под глазами, а заодно отметил, насколько обвисла кожа на ее и прежде худощавом теле. Тогандис старательно делал вид, что не замечает псайкера, пока Эвершем стучался в широкие деревянные двери. Едва услышав дозволение войти, Мерск распахнул их и скользнул внутрь.

Нисато, Тогандис и Мезира последовали за ним в помещение, оказавшееся просторной и богатой библиотекой с рядами упирающихся в потолок книжных стеллажей и длинными столами.

Губернатор сидел прямо на столешнице того из них, что стоял в центре.

Высокий, поджарый и темноволосый, Лито Барбаден выглядел почти аскетично; костюм, безукоризненно подогнанный по фигуре, хоть и был пошит в соответствии с гражданскими нормами, все же напоминал об армейской форме своими бронзовыми пуговицами, лампасами на брюках, дополняли картину начищенные до блеска сапоги. Слева на груди бывшего полковника была прикреплена орденская колодка, весьма элегантно вписывавшаяся в общий стиль.

Барбаден обладал привлекательной внешностью; его темные волосы и ухоженную бороду пронизала обильная седина, однако глаза губернатора по-прежнему сверкали хищным огнем.

Но, какое бы чарующее впечатление он ни производил, вниманием Дарона Нисато всецело завладели двое других, стоявших рядом с Барбаденом. Впрочем, изумление Шейво Тогандиса вырвалось наружу быстрее.

— Астартес, — на выдохе произнес кардинал.

Оба воина были облачены в простые серые рясы с откинутыми за спину капюшонами, хотя эти одеяния и казались до смешного тесными для столь огромных созданий. Ни Верена Каин и никто из солдат, дежуривших у стен библиотеки, не то что не могли тягаться с космодесантниками в росте, но даже не доставали тем до плеча. Один из них обладал стройным телосложением, если, конечно, такое описание уместно, когда речь заходит о двух с половиной метровом гиганте, в то время как второй, у которого правая рука ниже локтя отсутствовала, был более приземистым и широкоплечим.

Сказать, что Дарона Нисато потрясло столь неожиданное зрелище, было бы просто колоссальным преуменьшением.

— А, Дарон, Шейво! — воскликнул губернатор. — Весьма польщен тем, что вы составили нам компанию.

«Как будто у нас был выбор», — подумал Нисато.

— К нам прибыли гости, — продолжал Барбаден, — утверждающие, что могут поведать поистине фантастическую историю.

С каждой минутой солнце вползало все глубже и глубже в пещеру, заставляя бескожих отступать все дальше в поисках тени. Ни громогласный рев, ни угрожающая демонстрация физической мощи не могли остановить его… равно не помогали молитвы и испуганные стоны.

Вожак, наблюдая за тем, как ненавистный свет пытается достать племя в этом последнем пристанище, почувствовал, что гнев в его душе перерастает в ярость. Некуда было больше бежать, негде было прятаться от несущего смерть солнца.

Предательство приближалось к своей развязке.

Остальные воины, несчастные и запуганные, сгрудились в кучу за спиной своего вождя; ни пугающий вид, ни могучие мышцы не могли защитить их от лучей, сжигающих лишенные кожи тела. Даже незначительное соприкосновение со светом приводило к травмам, ожоги стремительно распространялись по рукам и ногам, становившимся все бледнее.

Свет продолжал усиливаться, и вожак зажмурился, чувствуя, как поверхность его мускулов начинает стягиваться, словно ее туго обматывают невидимой пленкой.

Тело жгло с головы и до ног, и когда он поднял перед собой руку, то увидел, что там, где ее коснулось солнце, появились странные пятна молочного цвета. Его обнаженная плоть меняла свой цвет с красно-серого на блестящий маслянисто-белый.

Хотя сам предводитель и не знал подобных слов, но его метаболизм отреагировал на неожиданное шоковое воздействие ультрафиолета активацией генетической памяти, закодированной в одном из дополнительных органов. Космические десантники называли этот орган меланохромом — это было биологическое устройство, помогавшее коже Астартес при необходимости становиться темнее, чтобы защитить ее от вредоносного излучения.

Усиленные и измененные до полной неузнаваемости за время, проведенное предводителем в одной из чудовищных демонических маток, разбросанные по его телу фрагменты меланохрома сейчас неустанно трудились, создавая единственную защиту, информация о которой была закодирована в их никак не связанной с мозгом памяти, — кожу.

Вождь бескожих наблюдал, как молочно-белая пленка волнами растекается по его плоти, полностью покрывает собой руку, охватывает пальцы, стягивает вместе мясо и кости.

Потрясенный увиденным, он шагнул вперед, подставляя руку под прямые лучи света, что, подобно вору, вползал в пещеру. Молодую кожу обожгло, ее нежный белый оттенок сменился воспаленным розовым. Тогда вожак убрал руку и обернулся, чтобы увидеть, как та же пленка расползается и по телам остальных воинов племени.

Неужели они вновь становятся целыми?

Природа случившегося чуда оставалась неведома вождю бескожих, поэтому он упал на колени и вознес благодарственную молитву Императору, ведь кто еще мог сотворить такое доброе волшебство?

Приободренное изменениями, произошедшими с вожаком, все племя подалось вперед, и их сочащиеся влагой тела начали претерпевать те же метаморфозы.

Воины стонали и выли, когда их касалось солнце, поскольку деградация затронула их куда сильнее, нежели предводителя, и ультрафиолет еще продолжал жечь их плоть. Все племя смотрело на вождя в ожидании наставлений, но сейчас он ничем не мог им помочь.

Его тело изменялось, приспосабливалось, мутировало. Он не знал ни как, ни почему и понимал лишь то, что Император предоставил ему шанс стать чем-то новым, перестать быть просто чудовищем. Гнев, ярость и злоба отступали… не исчезали совсем, но становились управляемыми.

Вождь бескожих посмотрел на свое племя:

— Ожидайте. Изменения придут. То, что происходит сейчас со мной, случится и с вами. Не сразу, но скоро.

Чтобы его слова прозвучали более убедительно, вожак, сопровождаемый испуганными и отчаянными воплями, полностью вышел на свет. Шаг за шагом он приблизился к выходу из пещеры и окинул взглядом горный склон.

Солнечные лучи слегка обжигали его, но теперь это ощущение уже не пугало и даже доставляло удовольствие. Забытые воспоминания о том, что такое обладать кожей, нахлынули на него со всей яркостью: быть цельным и здоровым, стоять под жарким солнцем и наслаждаться его теплом!

Где-то далеко внизу простерлись руины мертвого города, по заброшенным улицам которого блуждали лишь тени.

Хотя, задумался предводитель, так ли уж заброшены они были?

Уриил стоял перед губернатором Салинаса и понимал, что разговаривает сейчас с одним из самых опасных собеседников в своей жизни. Лито Барбаден, человек, о котором он имел лишь разрозненные сведения, до этой минуты оставался загадкой.

Поскольку некогда Лито командовал полком, а теперь заправлял целой планетой, недооценивать его определенно не следовало, но только встретив холодный, безжалостный взгляд губернатора, Уриил осознал всю правду.

За время своей службы капитану не раз доводилось общаться с командирами Гвардии. Кто-то оказывался достойным человеком, кто-то — скверным, но в основном все это были люди, стремившиеся исполнить свой долг и уберечь от гибели вверенных им солдат. И если еще можно было предположить, что в первом Барбаден был хоть сколько-нибудь заинтересован, то последнее ему явно было чуждо.

Едва раненых разместили в казармах «Клекочущих орлов», как Уриилу и Пазанию вновь пришлось грузиться в «Химеру» и на всех парах мчаться по городу. Помимо них выехали еще несколько обманных конвоев, но на сей раз все эти предосторожности не пригодились.

За время пути космодесантники почти не видели города, только кирпичные и металлические стены, мелькающие в смотровых блоках. Уриил пытался составить хоть какое-нибудь представление о маршруте, но очень скоро устал отслеживать непредсказуемые повороты и сдался. Впрочем, прежде чем их высадили посреди просторного двора перед имперским дворцом, он успел насчитать несколько кратковременных остановок — конвой явно проезжал через какие-то пропускные пункты.

Вблизи дворец оказался еще более внушительным, нежели представлялось издалека; его оборонительные системы и боевые орудия вполне могли потягаться с многими из удаленных крепостей Ультрамара. Полковник Каин тут же повела космодесантников в казарменного типа пристройку у основания дворца; как всегда, за ними поспешил отряд одетых в красную форму солдат.

Навстречу вышел мужчина в длинном черном сюртуке, и Уриил тут же обратил внимание, что двигается незнакомец в непринужденной и плавной манере прирожденного убийцы. Человек представился Эвершемом, личным слугой губернатора Барбадена. Уриил бросил взгляд на Пазания и, к своему облегчению, увидел, что от глаз его друга также не укрылась замаскированная за учтивой улыбкой подлинная суть этого «слуги».

Вскоре принесли чистую одежду, и Уриил с радостью избавился от последних остатков своей сломанной брони. Пазаний, впрочем, не разделял его восторгов и вовсе не стремился скрыть недовольство, когда его вынудили расстаться с доспехами. Да и сам Уриил испытал схожие чувства, увидев солдата, подошедшего, чтобы забрать меч с золотой рукоятью.

— Этот меч хранит в себе память и честь капитана Ультрамаринов, — предупредил Уриил.

— Вам не следует тревожиться о своем вооружении, — пообещал Эвершем. — Его доставят в Галерею древностей. Поверьте, куратор Урбикан неплохо разбирается в подобной броне и оружии.

Интонации его свидетельствовали, что спорить бессмысленно, поэтому все личные вещи оказались изъяты и унесены в неизвестном направлении отрядом обливающихся потом солдат. Все еще находясь под вооруженной охраной, космодесантники воспользовались душевой, чтобы смыть с себя накопившуюся за время путешествия грязь Медренгарда, хотя Уриил сильно сомневался, что просто потока горячей воды для этого достаточно.

Наконец они привели себя в порядок и переоделись в подаренные им облачения: простые балахоны, на скорую руку подогнанные так, чтобы их можно было натянуть на огромные тела. Теперь, когда их внешний вид стал достаточно приличным, чтобы предстать перед губернатором, Эвершем и полковник Каин (она, к слову сказать, тоже успела переодеться в чистую форму) повели их по сумрачным, спартански простым коридорам, обшитым деревянными панелями; по пути им так и не встретилось ни украшений, ни чего бы то ни было еще, подчеркивавшего бы высокий статус владельца замка.

Это само по себе уже было весьма занятным, поскольку, как свидетельствовал личный опыт Уриила, подавляющее большинство людей стремится оставить на всем окружающем их, свой след, изменить мир и показать, что они существуют, что чего-то стоят в этой жизни.

Но ничего подобного капитан не находил в безликих палатах дворца и потому гадал, кем же должен быть человек, способный назвать это строение домом.

И вот наконец они миновали увешанный портретами коридор и вошли в огромную, заставленную книжными стеллажами библиотеку, по периметру которой нес свою вахту десяток солдат. У потрескивающего, завывающего камина расположился высокий мужчина, чьи темные волосы были пронизаны сединой. Он носил довольно строгий, без лишних изысков костюм и попивал какую-то желтовато-коричневую жидкость из высокого бокала.

Эвершем удалился, чтобы, как он заявил, встретить других гостей, оставив Уриила с Пазанием на попечение Лито Барбадена и Верены Каин.

Полковник, не произнося ни слова, заняла место среди солдат, стоявших у стены, а губернатор несколько долгих секунд удерживал на космодесантниках ледяной взгляд, прежде чем наконец подняться с кресла и поставить бокал на стоявший рядом столик.

— Я Лито Барбаден, имперский командующий Салинаса, — произнес он. — Теперь мне бы хотелось узнать, кто вы.

— Я капитан Уриил Вентрис. А это — сержант Пазаний Лисан.

— А сам он что, представиться не способен? — спросил Барбаден. — Дар речи утратил?

— С ней у меня все в порядке, — ответил Пазаний.

— Так почему бы тебе ею не воспользоваться? — предложил губернатор. — Никогда, сержант, не позволяй другим людям говорить за тебя.

Уриил был не только удивлен, но и в значительной степени взбешен повадками Барбадена. Тот, как и Каин, совершенно не выказывал благоговейного трепета, какой обычно возникал у простых людей при появлении Адептус Астартес. Более того, манера держаться и язык тела этого человека свидетельствовали о враждебности.

— Так, значит, ты, Уриил Вентрис, утверждаешь, что капитан, — продолжал Барбаден, присаживаясь на край стола. — И капитан какого же ты ордена?

— Мы полноправные воины Ультрамарины, — сказал Уриил. — Четвертая рота: «Защитники Ультрамара».

— Пожалуйста, в следующий раз, когда я задаю вопрос, отвечай кратко и точно. Терпеть не могу болтунов, — произнес Барбаден.

Гнев овладел Уриилом, но капитан почувствовал успокаивающее прикосновение Пазания и постарался совладать со своим темпераментом.

— Как скажете, губернатор.

— Отлично, — улыбнулся Барбаден. — Салинас — простой мирок, и мне бы хотелось, чтобы таким он и оставался. Мне нравится, когда все просто, ведь если начинаешь усложнять, есть шанс, что все полетит кувырком. Понимаешь меня?

Поскольку вопрос показался Уриилу риторическим, он решил промолчать.

— Да, и еще одно, капитан, если я задаю вопрос, это означает, что я жду ответа. Не в моей натуре сотрясать воздух вопросами, ответ на которые мне заранее известен.

— Да, — процедил сквозь зубы Уриил. — Я вас понимаю.

— Вот и славно, — продолжил Барбаден как ни в чем не бывало, словно не замечая растущую ярость Уриила. — Конечно, Салинас не лишен определенных проблем, но ни одна из них не обладает должным весом, чтобы лишить меня покоя. И тут вдруг, откуда ни возьмись, на моей планете объявляются два воина Астартес, не удосужившись даже известить о своем прибытии… и, боюсь, все это вносит лишние сложности в общую систему, что грозит нарушить слаженную работу моего мира.

— Смею заверить, губернатор Барбаден, мы вовсе не желаем доставлять вам неприятности, — сказал Уриил. — Единственное, чего мы хотим, так это вернуться на Макрагге.

— Понимаю, — кивнул губернатор. — Должно быть, вы говорите о своей родной планете?

— Да.

— Капитан Вентрис, как я уже упоминал, мне очень не нравятся усложнения. Они вносят в систему непредсказуемые переменные и крайне мешают жить. Достойное бытие можно обеспечить себе лишь в том случае, если можешь гарантированно предугадать исход своих действий. Проверенные факты и предсказуемость — вот краеугольный камень всего и вся, и стоит забыть хоть об одном, как миром начинает овладевать хаос.

— Конечно, губернатор… — начал было Уриил.

— Я еще не договорил, — отрезал Барбаден. — Так вот, сдается мне, что ваше пребывание на моей планете настолько случайная величина, что будет лучше просто избавиться от вас.

Барбаден щелкнул пальцами, и солдаты, расположившиеся вдоль стен библиотеки, разом вскинули винтовки, нацелив их на Уриила и Пазания.

Капитан просто не мог поверить тому, что слышит и видит. Неужели этот человек собирается вот так запросто расстрелять их? Уриил быстро подсчитал количество и оценил огневую мощь нацеленного на него оружия, пытаясь прикинуть шансы на выживание. К сожалению, даже легендарная стойкость космического десантника не могла бы их спасти, дай все эти солдаты прицельный залп.

— Вы без предупреждения и разрешения явились на мою планету, — прорычал Барбаден. — Вломились в запретную зону и еще смеете рассчитывать, что я встречу вас будто дорогих гостей? Вы за дурака меня принимаете?

— Губернатор Барбаден, — произнес Уриил. — Клянусь честью своего ордена, что мы — верные слуги Императора. И если дозволите, я могу объяснить вам причины, приведшие нас сюда.

— Надеюсь, эти причины хоть сколько-нибудь вас оправдывают, — сказал Барбаден. — А теперь я рассчитываю услышать правду. И немедленно.

В глазах собеседника Уриил видел ярость, но также видел и то, что эта эмоция никак не передается телу губернатора. Гнев этого человека был ледяным, полностью сдерживаемым и подчиненным логике, что делало его еще более опасным, поскольку эту ненависть не сковывали какие-либо другие эмоции.

Барбадену было достаточно одного жеста, чтобы уничтожить космодесантников без всякого сожаления, и Уриилу показалось, что это будет иронией судьбы — если его, пережившего все мыслимые и немыслимые опасности Ока Ужаса, прикончит верный слуга Императора.

— Разумеется, — после нахальных угроз в голосе Уриила зазвучали жесткие нотки. — Я расскажу правду, и, надеюсь, тогда мы сумеем прийти к соглашению о времени нашего отбытия.

— Не исключено, — процедил Барбаден, — но это уже буду решать я, после того как выслушаю вашу историю.

Уриил кивнул, не собираясь даже притворяться, будто благодарен губернатору за разрешение говорить.

— Должен предупредить вас, что мой рассказ покажется вам фантастичным. И наверняка в отдельные факты будет сложно поверить, но клянусь честью, что все это правда.

Однако не успел Уриил продолжить, как в дверь постучали, и Барбаден крикнул:

— Войдите!

Створки распахнулись, и на пороге снова возник Эвершем, сопровождаемый сразу тремя людьми.

Двое новоприбывших оказались мужчинами и один — женщиной. Первый был высоким и обладал грубой красотой, а кожа его была почти столь же темной, как и его доспехи. Его внешний вид позволил Уриилу предположить, что этот человек является кем-то вроде представителя местных сил правопорядка.

За ним поспешал толстяк, разжиревший просто до неприличия, его тучные телеса были скрыты под богато расшитыми серебром пурпурными одеяниями. Этого незнакомца Уриил с ходу отнес к высшим чинам Экклезиархии… возможно, тот был даже кардиналом. Толстяк непрерывно вытирал блестящий влагой лоб, и даже с расстояния капитан уловил запах прогорклого пота.

Третьей шла худощавая, имеющая изможденный вид женщина с несколько печальными чертами лица и нервными повадками. Исходивший от нее запах страха перебивал даже вонь, источаемую кардиналом.

Никто из этой троицы не смог сдержать изумления при виде космодесантников.

— Астартес, — удивленно выдохнул толстяк.

— А, Дарон, Шейво! — воскликнул губернатор. — Весьма польщен тем, что вы составили нам компанию. К нам прибыли гости, утверждающие, что могут поведать нам поистине фантастическую историю.

Глава седьмая

Знакомились они без лишней помпы, быстро: Дарон Нисато, главный инфорсер Барбада; Шейво Тогандис, кардинал Барбада и понтифекс максимус Салинаса; и наконец, Мезира Бардгил, ранее санкционированный псайкер Ачаманских Фалькат, а ныне — простой гражданин. Уриил не мог не заметить по лицу Верены Каин, какое презрение она испытывает ко всем троим.

Лито Барбаден вновь подхватил свой бокал и опустился в кресло. Надо заметить, что губернатор занял единственное сидячее место во всей библиотеке, вынуждая всех прочих стоять, пока он наслаждался уютом, закинув ногу на ногу.

— Можете начинать рассказывать, капитан, — произнес Барбаден, качнув бокалом в сторону Уриила.

Тот в очередной раз заставил себя проглотить гнев и кивнуть.

Начал он с операции, проведенной четвертой ротой на Тарсис Ультра, и войны против тиранидов, внегалактической расы хищников, пожирающих миры. В голосе Уриила звенела гордость, когда он повествовал о многочисленных битвах под стенами Эреба и отваге, проявленной подразделениями Имперской Гвардии во время обороны этого города.

Капитан видел, какую гордость за своих товарищей по оружию испытывают солдаты Фалькат, слушая об отчаянной борьбе за Тарсис Ультра.

Орды Великого Пожирателя были разбиты в той войне, но победа досталась слишком большой ценой.

Многие из воинов Уриила пали, и магистры Ультрамаринов не собирались проявлять снисхождение к его необдуманному руководству ротой. Не успели уцелевшие космодесантники возвратиться на Макрагге, как Уриила и Пазания уже обвинили в нарушении Кодекса Астартес — увесистого труда, который был написан в стародавние времена примархом Ультрамаринов и которым они руководствовались во всех областях своей жизни.

— И какому же наказанию вас подвергли? — поинтересовался Барбаден.

— Временному изгнанию из ордена, — ответил Уриил.

— И какой в нем смысл?

— Лорду Тигурию, верховному библиарию Ультрамаринов, было ниспослано видение великого зла, и нас отправили уничтожить его. Это смертельная клятва.

— Смертельная? — переспросил Барбаден. — Стало быть, на ваше возвращение не рассчитывают?

— Мало кто возвращался с таких заданий, — согласился Уриил.

— И как, сдержали вы эту свою смертельную клятву?

— Так точно. Мы прибыли на планету, захваченную Губительными Силами, пробили дорогу к крепости вражеского полководца и разнесли ее до основания.

— Неужели вы это сделали вот так, вдвоем? — задала вопрос Верена Каин.

— Нет, — произнес Уриил, стараясь как можно осторожнее подбирать слова, — во всяком случае, не совсем. Нам удалось объединить усилия кое с кем из местных обитателей. При их поддержке мы сумели выполнить задание и теперь мечтаем только о том, чтобы возвратиться в орден.

Барбаден какое-то время размышлял над словами Уриила, прежде чем сказать:

— Весьма интригующая история, капитан Вентрис, вот только с той самой секунды, как мне впервые донесли о вашем прибытии, меня мучает один вопрос. Как же вы добрались сюда?

— По правде сказать, губернатор Барбаден, я не слишком-то понимаю механику этого процесса, — начал объяснять Уриил, понимая, что необходимо раскрыть хотя бы часть правды. — Многое из того, что с нами случилось в последнее время, осталось за гранью моего разумения. Нас доставила сюда какая-то машина, способная перемещаться между вашим миром и эмпиреями. Она остановилась на этой планете, и мы были вынуждены высадиться в Хатуриане. Где она находится сейчас и почему именно Салинас? Не знаю.

Барбаден покосился на Мезиру Баргил, которая судорожно, нервно кивнула, и Уриил понял, что губернатор использует псайкера в качестве живого детектора лжи. Капитану оставалось только радоваться, что он решил не врать губернатору, поскольку тот наверняка приказал бы своим людям открыть огонь при первом же намеке на обман.

— Итак, вы двое, значит, — протянул Барбаден, — герои Космического Десанта, начинающие долгий путь домой. Должен признать, капитан Вентрис, есть в этом что-то эпичное. Но чего же вы хотите от меня?

Уриил позволил себе облегченный вздох. Конечно, до извинений или хотя бы дружелюбия этой фразе было весьма далеко, но им все-таки удалось немножко продвинуться в нужном направлении.

— Мы нуждаемся в возможности отправить астропатическое послание на Макрагге, — сказал капитан. — Разумеется, оно вначале должно быть одобрено вами. Мы исполнили смертельную клятву, а теперь настало время возвращаться.

Барбаден осушил остатки желтовато-коричневой жидкости и отставил бокал в сторону.

— И что я получу, если соглашусь помочь?

— Мы будем находиться в вашем подчинении до тех пор, пока наши боевые братья не прилетят.

Сколь бы ни было это предложение отвратительным для самого Уриила, Барбадену мысль о двух космодесантниках у него на побегушках определенно понравилась, и губернатор улыбнулся.

— Не так уж и часто нам выпадает шанс обратиться за помощью к воинам Адептус Астартес.

Он вновь щелкнул пальцами, и солдаты, стоящие по периметру комнаты, с явным облегчением опустили оружие.

— Да, вполне возможно, что именно вашего вмешательства сейчас как раз и не хватает, чтобы помочь нам справиться с недавними недоразумениями, — произнес Барбаден. — Теми самыми, невольными свидетелями которых, если верить докладу полковника Каин, вы недавно стали.

— Верно, — сказал Уриил, хотя понимал, что губернатор и без него знает все подробности утреннего столкновения с Сынами Салинаса.

— Мы не нуждаемся в помощи, — встряла Верена Каин, и Барбаден усмехнулся, услышав ее слова. — Паскаль Блез — весьма посредственный военачальник, и командует он просто кучкой любителей.

— И все же, Верена, он сумел заманить тебя в западню, да еще и лишить нескольких боевых машин пехоты, — заметил Барбаден. — Тех самых машин, которые мы уже не можем себе позволить терять.

Полковнику Каин хватило ума промолчать, и тогда губернатор продолжил:

— Да, думаю, нам будет полезно заручиться поддержкой Адептус Астартес. Людям нашего мира пора понять, что они являются частью Империума и что сопротивление приказам законных властей недопустимо. — Барбаден поднялся и сцепил руки за спиной. — Я сведу вас со своим личным астропатом, и мы посмотрим, что можно сделать, чтобы помочь вам вернуться домой. Тем временем я должен попросить вас гостить в моем дворце. Вас обеспечат всем необходимым, но ради вашей же безопасности я вынужден запретить покидать наши стены без соответствующего эскорта. Видите ли, улицы Барбадуса далеко не столь безмятежны, как нам бы хотелось.

Хотя Уриил и был несколько удивлен неожиданной переменой в поведении Барбадена, он не спешил отвергать это предложение только потому, что губернатор ему не нравился. Поэтому капитан благодарно кивнул:

— Да, губернатор, этот вариант нам вполне подходит.

— Разумеется, — произнес Барбаден, обводя рукой всех прочих, кто собрался в библиотеке до того, как Уриил начал свой рассказ. — А теперь, раз уж эта проблема решена, мне, капитан Вентрис, пора возвращаться к насущным делам и поговорить с советниками. Эвершем же подберет для вас подходящее жилье в моем дворце, а когда появится возможность связаться с вашей родиной, я обязательно пришлю слугу.

— Благодарю, губернатор Барбаден, — сказал Уриил, хотя и понимал, что тот уже практически забыл о них.

Рядом с капитаном возник Эвершем:

— Пожалуйста, прошу следовать за мной.

Уриил кивнул и еще раз окинул библиотеку взглядом.

За все то время, что он говорил, ни Тогандис, ни Нисато не произнесли ни слова, и капитану оставалось только гадать, зачем их вызвали послушать этот рассказ. Ради чего Барбаден собрал их здесь?

Но обдумать этот вопрос можно было и потом, пока же возле него в ожидании стоял Эвершем.

Уриил и Пазаний поклонились имперскому командующему Салинаса и следом за своим сопровождающим покинули зал.

— Ну? — спросил Барбаден. Маска благолепия слетела с его лица, едва космодесантники успели выйти. — Что думаете?

Никто не решался заговорить первым, и губернатор вздохнул. Он обладал такой репутацией, что никто не осмеливался озвучить собственное мнение, пока не поймет, к чему клонит Барбаден. Поскольку играть в кошки-мышки ему сегодня уже надоело, губернатор произнес:

— Мне сдается, что за личностями Уриила Вентриса и Пазания Лисана кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд. А вам?

К его удивлению, первым слово взял Шейво Тогандис.

— Они все-таки Адептус Астартес, мой господин, — произнес толстяк. — Что может в них быть подозрительного?

— Это я у тебя, Шейво, и спрашиваю, — сказал Барбаден. — И мне вовсе не нравится, когда мои собственные вопросы задают мне же, только сформулировав иначе.

— Прошу прощения, губернатор, — пробормотал Тогандис, определенно раскаиваясь в своей поспешности.

Барбаден же принялся неторопливо прохаживаться рядом со своими подчиненными, четко проговаривая каждое слово так, чтобы места недопониманию просто не осталось. Годы, проведенные им в войсках снабжения, до того как он возглавил Ачаманских Фалькат, приучили его выражаться как можно более доходчиво.

— Итак, капитан Вентрис утверждает, что прибыл с планеты, отдавшейся во власть Губительных Сил. Скажите, кардинал, не будет ли с моей стороны излишней предосторожностью украсить выделенные ему помещения священными цитатами, знаками и тому подобным? Сдается мне, что должна существовать какая-нибудь литания, способная развеять мои сомнения в их чистоте.

— Ах да, конечно, я уверен, что кое-какие молитвы способны помочь разрешить этот вопрос, — сказал Тогандис. — Быть может, «Поучения Себастиана Тора» или же «Благодарения и благословения»…

— Избавь меня от подробностей, — отрезал Барбаден. — Просто найди нужные строки и проследи, чтобы все было сделано как надо. Если они притащили с собой скверну, я не должен допустить, чтобы она вырвалась в мой мир.

Закончив с Тогандисом, Барбаден перенацелил взгляд на Дарона Нисато, верного и непоколебимого Нисато. Губернатор не мог не ощущать, что инфорсер не испытывает к нему теплых чувств, но смирился с этим как с неизбежным, поскольку Дарон отменно справлялся со своей работой и отдавал ей всю душу.

Именно это и стало причиной, по которой нынешний глава службы правопорядка покинул ряды «Клекочущих орлов».

Заставив себя отбросить посторонние мысли, губернатор спросил:

— А что скажешь ты, Дарон? Как тебе этот капитан Вентрис?

— Не думаю, что он лжет. — Нисато выпрямил спину чуточку сильнее, чем обычно.

— Неужели? — произнес Барбаден. — Боюсь, тогда нынче тебя подводит чутье.

Нисато покачал головой:

— Сомневаюсь, господин. Но, хотя я и не думаю, что Вентрис лжет, определенно многое из произошедшего с ними он не рассказал. Он весьма смутно описал свое прибытие на Салинас, как и тот мир, откуда они явились, а когда кто-то начинает так юлить, это заставляет заподозрить, что он прекрасно осознаёт — узнав подробности, мы, скорее всего, захотим их прикончить прямо на месте.

— Стало быть, ты предлагаешь надавить на них и заставить признаться во всем?

— А вот это уже зависит от того, собираетесь ли вы устраивать шумиху.

— Нет, — заверил Барбаден, — вот уж чего-чего, Дарон, а шумихи мне бы хотелось избежать. Ладно, разберись пока с утренним нападением, арестуй кого-нибудь. Короче говоря, потряси дерево и проверь, какие плоды с него упадут. Мне бы хотелось уже к вечеру увидеть парочку голов, нанизанных на пики. И плевать, чьи они будут, понял?

Нисато кивнул и отвернулся. Уже уходя, главный инфорсер что-то шепнул Шейво Тогандису, но Барбаден не смог разобрать ни слова. Губернатор улыбнулся. Бедный старый Нисато вечно пытается связать воедино разорванные концы, но все никак не может понять, что это не всегда возможно, что некоторые нити просто не желают связываться.

Когда инфорсер вышел, Барбаден повернулся к Мезире Бардгил, отметив про себя ее измученный вид и затравленное выражение в глазах. Какая досада. Могла бы уж хотя бы попытаться привести себя в порядок, прежде чем являться во дворец.

Барбаден не раз видел то же несчастное выражение побитой собаки на лицах многих астропатов и теперь гадал, не является ли оно визитной карточкой всех легальных псайкеров Империума. Впрочем, он тут же отбросил эти мысли как не несущие практической пользы.

— А что скажет госпожа Бардгил? — спросил он. — Прольет ли она побольше света на все сказанное сегодня?

Мезира покачала головой, упорно продолжая сверлить взглядом пол у себя под ногами. Барбаден протянул руку и взял женщину за подбородок, заставляя посмотреть прямо себе в глаза.

— Мезира, когда я задаю вопрос, то ожидаю услышать ответ, — сказал губернатор. — Поверь, будет очень обидно, если выяснится, что твой ментальный дар позволил толике варпа свить гнездышко в твоей прелестной головке, и Дарону придется продырявить ее из болтера.

Глаза псайкера наполнились слезами, и Барбаден скривил в губы в гримасе отвращения. Слезы всегда выводили его из себя, особенно женские, поэтому он наклонился к Бардгил поближе и что-то тихонько прошептал ей на ухо.

А затем отвесил тяжелую пощечину.

— Начинай говорить, Мезира, — сказал Барбаден. — Мне казалось, тебе должно было хватить ума еще после этих твоих утренних истерик понять, насколько они меня раздражают и что в своем присутствии устраивать подобный театр я не позволю.

— Да, губернатор, — ответила Бардгил. — Извините, губернатор.

— Вот и славно, — произнес Барбаден, вытирая слезы с ее впалых щек. — А теперь, когда ты успокоилась, могу я услышать что-нибудь важное? И прошу, избавь меня от гипербол, какими столь активно сыпала в прошлый раз.

Мезира Бардгил с видимым трудом заставила себя успокоиться, потом потерла глаза и глубоко вздохнула.

— Это… это довольно сложно описать, — сказала она.

— Прошу, постарайся, — произнес губернатор таким тоном, что становилось очевидно — это вовсе не просьба.

— Инфорсер Нисато прав, — сообщила Мезира. — Капитан Вентрис не врет, но и не рассказывает всей правды. Он сам верит своим словам, это я могу утверждать с уверенностью, и за ними я не ощутила никакой скверны, но на чем бы он и его друг ни прибыли…

— Можешь об этом что-нибудь рассказать? — спросил Барбаден.

— Не совсем уверена, что именно оно собой представляет, но оно могущественное, очень могущественное, — сказала Мезира. — Вначале разорвало пространство, чтобы прибыть на нашу планету, а затем сбежало, проделав дыру в эмпиреях, и выпустило тем самым в мир огромное количество энергии.

— И что это означает? В практическом смысле?

— Не знаю, — ответила псайкер, буквально сжимаясь оттого, что оказалась вынужденной сказать именно эти слова. — Но мне кажется, что они неспроста появились именно на Зоне… в Хатуриане.

— Объясни?

Мезира обвела взглядом стоящих вокруг людей, словно надеялась найти в их лицах поддержку, не найдя, затараторила, и Барбаден по ее глазам понял, что псайкер вновь готова сорваться.

— Мы все прекрасно знаем, что случилось в Хатуриане, что мы натворили… вещи такого размаха… они не забываются никогда — ни в нашем мире, ни в каком другом. Когда человек умирает, — продолжала она, — его… за отсутствием иного термина, скажем, душа улетает в варп и в большинстве случаев разрушается в водовороте его энергий. Но иногда души покойников накапливают в себе такую ярость, страх, гнев или еще какую-либо сильную эмоцию, что сохраняют сознание даже в варпе, и это напрямую связано с нашим случаем.

— Каким еще случаем?

— То, как они умерли, — пояснила Мезира. — Что бы ни доставило сюда капитана Вентриса, оно было ужасным, чем-то, питающимся смертью и насилием. Хатуриан стал для него чем-то вроде магнита.

— Но ты же только что говорила, будто эта штуковина, на которой прилетел Вентрис, сбежала?

Мезира кивнула:

— Да, оно не стало здесь задерживаться, но его мощь настолько велика, что стены, отделяющие нас от варпа, серьезно истончились… а они и до того были слишком тонки.

— Нонсенс и абсурд, — вскипел Шейво Тогандис. — Это набожный мир, Мезира. Да, у нас есть определенные неурядицы, но мы со всем подобающим благочестием относимся к подавлению всяких там псайкерских штучек.

Барбаден усмехнулся, услышав это недосказанное обвинение.

— Наша вера сдерживает варп, — заявил кардинал. — Так всегда было и так пребудет вовек.

— Ты правда так думаешь, Шейво?! — закричала Мезира. — Тогда ты просто болван. Неужели не замечал, насколько все неспокойно в этой солнечной системе? Как по-твоему, почему нам вообще пришлось сюда лететь? Варп всегда просачивался в ночные кошмары всех местных обитателей, вносил тревогу и страх в их сны, наполняя их видениями смерти и войны! А теперь то же самое происходит и с нами.

Мезира царапала руки, словно пытаясь содрать с них кожу или же очиститься от некой невидимой грязи. По щекам женщины вновь покатились слезы, и Барбаден увидел в ее глазах отпечаток безумия.

— Вы все это чувствуете! — голосила она. — Мы были там! О Боже-Император, защити нас, ибо мы были там!

Губернатор встал перед Мезирой и крепко сжал ее плечи.

Она умолкла и посмотрела ему в глаза.

— Простите… простите меня, пожалуйста, — прошептала она. — Я больше не могу так жить, пожалуйста… не могу.

— Ну-ну-ну, — произнес Барбаден. — Успокойся.

Она судорожно кивнула, крепко обхватив себя, и губернатор покачал головой, видя столь отчетливое и жалкое свидетельство слабости. Затем он вновь опустился в кресло, скользнув в его мягкий кожаный уют, явственно тем самым давая понять — аудиенция окончена.

Верена Каин протянула ему бокал винтажного раквира, единственного, что действительно нравилось Барбадену на Салинасе; ее стремление угодить ему было так же велико, как и желание однажды занять его место. Губернатор улыбнулся и пригубил напиток, наслаждаясь обжигающей горечью, прокатившейся по горлу.

— Все свободны, — сказал он.

Главный медикае Серж Касуабан так много лет провел в Палатах Провидения, что уже давно не замечал запаха крови. Каждая стена, сколь тщательно бы их ни отмывали скрипучие ржавые сервиторы, так пропитались этой жизнетворной жидкостью, что никаким трудом ее уже нельзя было вывести до конца.

«Как много жизней здесь оборвалось?» — гадал он.

Его подсознание тут же дало ответ: слишком много.

Шаги Касуабана громко отзывались от решетчатого пола, пока врач шел мимо палат, тянущихся рядами вдоль центрального нефа клиники. Он ежедневно думал над тем, какая ирония заключена в том, что три «Капитоль Империалис», образчика самых могущественных боевых машин, когда-либо созданных Империумом, теперь были скованы и превращены в медицинское учреждение.

Впрочем, последние слова вызывали у него раздражение. Конечно, довольно многие из тех, кто попадал в Палаты Провидения, выходили отсюда живыми, вот только они казались лишь тенями себя прежних — лишенные конечностей, навсегда обезображенные шрамами или другим образом изуродованные адской изобретательностью человеческой расы в деле причинения страданий ближнему своему.

Десятилетнее противостояние между правительством Лито Барбадена и Сынами Салинаса слишком дорого обходилось гражданам планеты.

Касуабан был высоким мужчиной и при перемещении по коридорам, где раздавались стоны умирающих, ему регулярно приходилось пригибаться. Волосы его давно приобрели цвет металлических стен, а лицо пробороздили глубокие морщины, и теперь оно выглядело похожим на кусок недавно выделанной кожи, забытый на жарком солнце. Медикае обладал телосложением отслужившего свое солдата, хотя возраст и десять лет, проведенных без еженедельной сдачи зачетов по физической подготовке, успели прибавить ему лишнего жирка.

Санитары и медсестры бегали от палаты к палате, обслуживая сотни страдальцев, заполнивших клинику. Сотрудники кивали, когда Серж проходил мимо. В глазах одних он видел завистливое уважение, в других — безмолвное смирение. Видел — и понимал, что меньшего и недостоин.

Он прошел в боковое помещение, некогда служившее вместилищем для пульта управления оборонительными орудиями боевой машины. Теперь здесь стояли, почти прижимаясь друг к другу, железные пружинные койки, и на каждой из них лежало изувеченное уродливое тело, лишь отдаленно напоминающее человеческое.

Касуабан кивнул санитару, готовившему капельницу для ближайшего к двери пациента. От разбивающей сердце фигурки, лежащей на кровати, тянулись провода, подключенные к потрескавшемуся дисплею и нервно попискивающей коробке.

— Как она? — спросил Серж.

— А вы как думаете? — раздалось в ответ. — Умирает.

Касуабан кивнул и встал у края кровати, стараясь сохранять безучастный вид, пока открывал личную карту девочки и сверялся с тем, как изменилось ее состояние за минувшую ночь.

Ее звали Аник… до того, как то, что от нее осталось, оказалось на этой койке. Ему пришлось ампутировать ей обе ноги выше колена и левую руку у плеча. Сейчас все тело Аник было залито синтеплотью и покрыто бинтами — отчаянная попытка остановить смерть… попытка, которая, как прекрасно понимал Касуабан, обречена на провал.

Аник и ее семья оказались зажаты под перекрестным огнем во время перестрелки Сынов Салинаса с патрулем Ачаманских Фалькат, проверявшим южные окраины Барбадуса. Пули и лазерные импульсы пробили корпус «Химеры», который Аник называла своим домом; рикошет лишил девочку родителей, обеих ног и руки. А затем полыхнул бак с производящимся в домашних условиях топливом, облив ребенка пылающей химией.

Девочка умрет этой ночью. Впрочем, это должно было случиться еще несколько дней назад, но она проявила волю к жизни, и Касуабан знал: его долг, его епитимья состоит именно в том, чтобы изо всех сил сражаться за нее, пока ребенок продолжает бороться сам.

— Увеличьте дозу обезболивающих, — распорядился медикае.

— Не поможет, — отозвался санитар. — Девочка не выживет.

Охваченный внезапным порывом гнева, Серж прокричал:

— У нее есть имя! Ее зовут Аник!

— Она просто очередная капля бальзама на вашу больную совесть, медикае, — отозвался санитар, выходя из палаты.

Касуабан предпочел проигнорировать эти слова и подошел к регулятору капельницы, чтобы самостоятельно настроить подачу морфия. Пускай спасти девочку было и не в его силах, но зато он мог хотя бы облегчить ее страдания.

За время службы с Ачаманскими Фалькатами он насмотрелся войны на несколько жизней вперед и крайне надеялся, что, когда срок его службы в полку выйдет, сумеет подыскать себе теплое местечко, чтобы скоротать остаток дней в покое и забыть наконец о том, как здорово умеет человек творить насилие. Медикае даже не снилось, что Фалькаты когда-нибудь получат право на свой собственный мир. Да и вообще, разве существовали на свете полки, которые когда-либо расформировывались?

Все, конечно, слышали легенды о планетах, заселенных героическими армиями Имперской Гвардии, но ведь на самом деле такого не бывает, верно?

И все-таки с Фалькатами это случилось.

Самоотверженная завоевательная армия, возглавляемая генералом Шерми Виго, захватила Салинас и объявила его своим, вот только почему-то вместо того, чтобы стать последней точкой в войне и привести к основанию династии Фалькат, победа эта обратилась отравленной чашей.

Все грезы Касуабана о безмятежной жизни в отставке развеялись, как утренний туман.

И он помнил тот день, когда его мечты пошли прахом.

Это случилось на Зоне Поражения, посреди засыпанного пеплом мертвого Хатуриана.

Когда бойня завершилась, он брел по сотворенному войной адскому пейзажу, пустым взглядом окидывая улицы и развалины домов, где одно на другом лежали тела… свернувшиеся в позе эмбриона, потрескивающие, остывая от того немыслимого жара, которым еще недавно был охвачен город.

Это был тот самый день, когда мир для Касуабана перевернулся с ног на голову, когда разрушилось все, во что он верил, когда начался его путь в поисках искупления. Врач снова посмотрел на девочку, стараясь никак не выразить ту скорбь, какую испытывал всякий раз, когда приближался к ней.

Разве могла она сделать что-то настолько плохое, чтобы навлечь на себя гнев Лито Барбадена и Ачаманских Фалькат?

Не могла. Она ничего им не сделала. Просто оказалась не в том месте и не в то время, как и большинство людей, лежавших в Палатах Провидения.

— Ты этого не заслужила, — прошептал он.

Услышав его голос, девочка заморгала и, умоляюще посмотрев на медикае, беззвучно зашевелила губами.

Он присел на край койки и наклонился поближе; голос ребенка был почти не слышен, щеки Касуабана коснулось ее слабое дыхание.

— Ты был там, — прошептала она, и медикае скривился, словно от внезапной боли.

Он поднялся на вдруг ставшие ватными ноги, сердце бешено заколотилось в груди. Касуабан попятился от койки; лежащая на ней изуродованная девочка вдруг стала вызывать у него ужас. Он развернулся и чуть ли не бегом вылетел из палаты, двигаясь, словно в бреду.

Серж Касуабан переходил от палаты к палате, проверяя капельницы, делая пометки в медицинских картах и нагружая себя сотней других дел, только бы не позволить себе вспоминать о том, что услышал.

К тому моменту, как он закончил обход, начинало смеркаться, и усталость уже почти валила Сержа с ног. Свет, проникавший сквозь крошечные окошки, стал по-вечернему серым, а он даже и не заметил. Зажглись обнаженные люминесцентные полосы, примотанные к энергетическим кабелям под потолком коридора, и от их болезненного свечения медикае стало слегка подташнивать.

Тогда он возвратился в центральную секцию Палат Провидения и по лестнице поднялся на командирский мостик, где когда-то лорды-генералы и магистры войны планировали мероприятия по причинению разрушений немыслимых масштабов. Сейчас помещение было практически пустым, если не считать небольшого письменного стола, пары стульев и низенькой раскладушки, на которой Касуабан проводил свои беспокойные ночи, да нескольких запертых сейфов с медикаментами у стены.

Медикае бросил на стол заметки, сделанные им за время обхода, и опустился на жесткий железный стул. В стенки его черепа колотились воспоминания о частых ночных кошмарах и словах, слетевших с губ Аник, но Серж знал один надежный способ заглушить приносимые ими вину и боль. Он открыл ящик и извлек из него бутылку с тонким горлышком и без этикетки, а затем — два стаканчика; оба поставил на стол и наполнил.

— Нет смысла прятаться, — произнес медикае. — Так что иди сюда, выпей со мной.

От стены отделилась тень, и Паскаль Блез занял стул напротив Касуабана.

— Здравствуй, Серж, — сказал лидер Сынов Салинаса. — Как ты догадался, что я здесь?

— В отличие от всего остального, что здесь есть, ты не воняешь смертью, — ответил медикае.

— Какая ирония, да?

— Может, и так, — отозвался Касуабан, — если подумать. Так что тебе нужно?

— Ты и сам знаешь, — произнес Паскаль, пододвигая к себе стаканчик и отхлебывая раквир.

— Я больше не могу снабжать тебя лекарствами, нам и самим начинает уже не хватать.

— Так попроси у Барбадена еще.

— Он ответит: нет.

— Тебе? Сомневаюсь.

— Тебя это забавляет, правда?

— Что именно?

— То, что лекарства для твоих людей поставляет сам Лито Барбаден.

— Ну, по мне так это просто образец справедливости, — признал Паскаль, — но давай к делу. Сегодня мы понесли определенные потери.

— Наслышан, — сказал Касуабан. — Вы напали на «Клекочущих орлов» Верены Каин.

— Ага, вот такие мы, — усмехнулся Блез. — Ей удалось уйти, но кровь засранцам мы попортили.

— Сколько у вас потерь? — спросил Касуабан.

— Слишком много. Десять погибли, и еще шестнадцать получили ранения. Моим людям плохо, они нуждаются в свежих бинтах, морфии и антисептиках.

— Я не могу делать поставки так часто, — возразил Касуабан. — Приводи своих раненых сюда.

— Не будь дураком, — предупредил Паскаль. — Неужели ты думаешь, что Барбаден не приказал Нисато и его держимордам присматривать за этим местом?

Касуабан рассмеялся:

— Но ты-то пришел? И еще меня дураком называешь.

— Я знаю, как проходить незамеченным, — заверил Блез. — К тому же я тут один. Сомневаюсь, что они не заметят, как в клинику затаскивают шестнадцать раненых бойцов.

— Я больше не могу просить Барбадена, — повторил Касуабан, хотя и сам слышал по собственному голосу, что проиграл спор. Он знал, что отдаст Паскалю все, в чем тот нуждается. Более того, он знал это уже в ту секунду, когда только почувствовал присутствие этого человека в своем кабинете.

— Я понимаю, что тебе все это не нравится, Серж, — сказал Паскаль, увидев по лицу собеседника, что тот сдался, и решив проявить по этому поводу сочувствие. — Но ты же знаешь, мы поступаем правильно, ведь так?

— Правильно? — переспросил Касуабан. — Я больше не знаю, что означает это слово. Когда-то, когда я служил в Фалькатах, то полагал, что знаю. Я видел слишком много молодых мужчин и женщин, разорванных на куски твоими бомбами, слышал их крики и плач их матерей, и это не оставляло в моем сердце места ни для чего, кроме ненависти. Я ненавидел Сынов Салинаса за все то, что они олицетворяли. И чувства эти, поверь, были более чем сильны.

— А потом была Зона Поражения, — заметил Паскаль.

— А потом была Зона Поражения, — эхом отозвался Касуабан. — И вот тогда я потерялся. Я смотрел, как Лито Барбаден отдает приказ о нападении, и понимал, что это неправильно, но не говорил ни слова, пока не стало слишком поздно.

Паскаль допил раквир и поставил стаканчик обратно на стол.

— А потом вы с кардиналом Тогандисом принялись помогать нуждающимся из Мусорограда, давая надежду на завтра и оставляя припасы в помеченном нами «Лемане Руссе». Вы все поняли.

В разговоре возникла неловкая пауза.

— Ты не спросил… про него, — произнес наконец Касуабан.

Паскаль облизнул губы и сказал:

— Он еще жив?

— Да, — подтвердил медикае. — А ты сомневался?

— Сильван Тайер всегда был крепким засранцем, — пробормотал Блез, несколько нервозно покосившись на лестницу, сбегающую вниз, к врачебным палатам.

— Хочешь с ним повидаться?

— Нет, — ответил Паскаль, — ни капельки.

Касуабан увидел, как Блез складывает ладони в знак аквилы на своей груди.

— А вот это действительно забавно, — с горьким смехом произнес врач.

Уриил окинул взглядом погружающийся во мглу город. С высоты тот казался мирным, но воспоминания об утренней засаде указывали на ложность этого ощущения. Барбадус пребывал в войне с самим собой, удерживаемый войсками Империума, но расколотый еретиками и мятежниками, готовыми препятствовать каждому шагу законного правительства.

Хотя капитану и не нравился Лито Барбаден, но тот по праву властвовал над Салинасом, и никакие протесты не могли этого изменить. Салинас достался имперским завоевателям в результате победы, и теперь этот мир по законам Императора принадлежал гвардейцам.

И все-таки дурное предчувствие шевелилось где-то в глубине сознания Уриила, заподозрившего, что он видит далеко не все, что есть некие тайны, кроющиеся под поверхностью, что его отношение к происходящему может радикально измениться, когда он лучше разберется в процессах, происходящих в этом мире.

Он отвернулся от поблескивающего окна, прикрытого щитами, и направился обратно в отведенные им с другом комнаты. Ему было не привыкать сидеть под арестом, но в этом случае клетка оказалась куда более удобной, нежели те, где он оказывался раньше: две кровати, большие по меркам обычных людей, хотя и тесноватых для космического десантника, стоящие возле стен, и еще два пустых ящика для вещей, хотя ни Уриилу, ни Пазанию класть туда было нечего.

— Ну как, увидел что-нибудь интересное? — спросил Пазаний.

Сержант сидел на полу, рассеянно почесывая культю и наблюдая за тем, как друг пересекает комнату. Пазаний казался удивительно спокойным, и Уриил даже позавидовал его способности сохранять самообладание в любых обстоятельствах.

— Нет, — сказал капитан, ощущая, как само присутствие Пазания успокаивает его нервы. — Пока все выглядит мирно.

— Тогда, во имя Императора, сядь уже, пока не протоптал дыру в ковре, — предложил Пазаний, поднимая перед собой бронзовый кувшин. — Мне тут удалось винца добыть. Конечно, не такое хорошее, как тот купаж, что подают на Калте, но пить, несомненно, можно.

Уриил взял кубок, стоявший на столике возле кровати, и опустился на пол рядом с другом. А затем протянул бокал, чтобы Пазаний наполнил его до краев. Несмотря на предупреждение, вкус у напитка показался волшебным.

— Недурственно, — произнес Уриил.

— Сойдет, — откликнулся Пазаний. — Эх, а помнишь вина Калта?

— Некоторые, — сказал капитан. — А с чего вдруг такой интерес к винам моей родной планеты?

— А тот замечательный диалект, на котором они разговаривали в этих своих пещерах? — продолжал Пазаний. — Помню, как мы с тобой заговорили в первый раз. Я вряд ли хоть слово понял.

— Да, язык своеобразный, — согласился Уриил, начиная понимать, к чему клонит его товарищ.

— Кажется, тебе несколько лет понадобилось, чтобы избавиться от чудовищного акцента, — заметил Пазаний. — Ты еще хоть что-нибудь помнишь из того?

— Кое-что, — ответил Уриил, переходя на неразборчивый диалект обитателей глубоких пещер Калта. — Это уж такая штука — раз усвоив, уже не забудешь.

Последний раз на этом языке он говорил, когда ему было примерно шесть лет, но генетически усиленная память позволила вернуться к родной речи с такой легкостью, словно он оставил свой мир только вчера.

— Вот-вот, — расхохотался Пазаний, тоже переключаясь на калтианский диалект, который гарантированно не мог быть понят никем за пределами Ультрамара. Можно было рассчитывать, что ни один шпион не сумеет разобрать ни слова и даже самые мощные когитаторы рискуют перегореть, обрабатывая их речь.

— Умно, — похвалил Уриил, поднимая кубок и словно произнося тост в честь Пазания.

— Порой нисходят озарения, — ответил тот.

— Я еще помню тот случай, когда мы вот так последний раз выпивали.

Пазаний кивнул:

— Ага, это было на «Vae victis» в системе Тарсис Ультра. Большая победа.

— Возможно, и так, — отозвался Уриил, — только обошлась она нам дорого, да и сам видишь, куда завела.

— Вот в этом ты весь — вечно смотришь на тучи и никогда не ищешь светлую сторону, — сказал Пазаний. — Давай смотреть куда? Мы спасли Тарсис Ультра. На наших глазах передохли все демоны Хонсю, а теперь мы направляемся домой. Вспомни обо всем хорошем, что нам удалось сделать, и подумай о том, что еще только предстоит.

Уриил улыбнулся:

— Пожалуй, друг мой, ты, как всегда, прав. У тебя редкий дар прозревать самую суть вещей.

— Так это же неоспоримый факт, что в любой армии мозги есть только у сержантов, — сказал Пазаний.

— Но с чего ты вздумал перейти на калтианский диалект?

— Надо кое о чем переговорить, — сказал Пазаний, неожиданно становясь серьезным. — И другим лучше не слышать, поскольку все сказанное должно остаться между нами.

— Хорошо, — согласился Уриил. — Так в чем дело?

— Например, в бескожих. Когда ты собираешься рассказать о них Барбадену?

— Не знаю, — признался Уриил. — Вначале я планировал объяснить все при первой же встрече, но, увидев этого человека, оказался уже не столь уверен, что это хорошая мысль.

— Я понимаю, о чем ты, — кивнул Пазаний. — Не думаю, что Лито Барбаден сможет легко это принять.

— Да он просто расправится с ними, едва увидит.

— И что предлагаешь нам с ними делать? — спросил Пазаний. — Ты же не можешь просто бросить их там. Кроме того, я знаю, ты веришь и надеешься, что кровь героев в их венах пересилит животное начало. Но если и так, это вряд ли будет длиться вечно. Рано или поздно они снова станут теми, кем были на Медренгарде.

— Может, и так, — согласился Уриил. — Но я все равно не могу их бросить. Они отдали все, что имели, ради борьбы с Хонсю. Большинство погибло в боях. Мы обязаны им.

— Верно, — опять кивнул Пазаний. — Обязаны, но давай все-таки постараемся сделать так, чтобы их не перестреляли, пока мы думаем, как с ними расплатиться.

— Возможно, имеет смысл попытаться подействовать через кардинала?

— Через этот кусок сала? — во взгляде Пазания читался скепсис. — Сомневаюсь, что Барбаден его вообще замечает. Точнее сказать, этому губернатору вообще на всех плевать, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — подтвердил Уриил, вновь прикладываясь к кубку. — Мне уже доводилось встречать людей его типа — командиров, заставляющих себя забыть тот печальный факт, что руководят они простыми людьми из плоти и крови. Для таких, как Барбаден, понятия чести и долга не более чем забавные слова, нечто эфемерное. Война для них состоит из чисел, логистики, причин и следствий.

— Да, — согласился Пазаний, — опасный типаж.

— Самый опасный из всех. Таким командующим безразлично, сколько они положат людей ради достижения цели, если в конечном итоге победят.

— Остается вопрос: как такой человек оказался у руля целой планеты?

— Фалькаты входили в состав завоевательной армии, — начал объяснять Уриил. — Право поселиться на одном из покоренных миров является высочайшей наградой, какую Империум может предложить полку Гвардии, сражавшемуся десятки лет. Барбаден дослужился до полковника, так что с полным правом стал и губернатором, и я бы удивился, если бы вся правящая верхушка планеты не оказалась выходцами из Гвардии.

— Солдатами, не вылезавшими из самых раскаленных горячих точек галактики и теперь распоряжающимися целой планетой?

— Именно, — ответил Уриил. — Долгие годы кровопролития — и вдруг все закончилось.

— И тут приходит время убивать в себе те инстинкты, которые позволяли выжить все это время.

— Вот только не получается, — заметил капитан.

Пазаний вздохнул и покачал головой:

— Неудивительно, что на этой планете творится такой бардак.

Глава восьмая

Обычно, запершись в одиночестве в своей частной библиотеке, Шейво Тогандис обретал покой и умиротворение, но этой ночью он лишь все сильнее раздражался с каждой перевернутой страницей. Книги всегда помогали ему пережить тяжелые времена, но сегодня они не предлагали ничего, кроме расплывчатых уверений в необходимости закалять свой дух при помощи некого странного, до отвращения абстрактного понятия, именуемого в тексте «броней отрицания».

Как и чем такая броня могла помочь человеку в жизни, так и осталось недосказанным, поэтому Тогандис оттолкнул от себя манускрипт. Тени на стенах танцевали в неровном свете электрических свечей, в спертом воздухе все еще стояло благоухание, оставшееся после роскошной трапезы, с которой кардинал разделался менее часа назад: жареная дичь с пряным соусом и тарелка ароматных свежих овощей, выращенных в церковном саду.

Летающий череп с мерцающими зеленым светом линзами в глазницах вздрогнул и взлетел чуть выше, когда священник откинулся на спинку дорогостоящего и очень мягкого кресла. Покосившись на парящее возле него устройство, Тогандис произнес:

— «Поучения Себастиана Тора», том тридцать седьмой.

Череп устремился к провисающим под грузом книг полкам, высвечивая зелеными глазами золотые и серебряные корешки, а затем замер и выдвинул вперед суставчатый захват, чтобы достать увесистый том в богато украшенном переплете из красной кожи.

Отчаянно сражаясь с тяжестью книги, череп спустился и водрузил том на стол перед кардиналом, прежде чем вновь занять свое место за его правым плечом.

Тогандис потер уставшие глаза и склонился над текстом, силясь прочесть плотный витиеватый шрифт, заполнявший страницы. Рядом лежал требник, в котором кардинал делал заметки для своих будущих проповедей, и сейчас священник положил возле него ладонь, не отрываясь взглядом от тома, принесенного ему черепом.

На предплечье кардинала была закреплена переплетенная проводами сложная металлическая конструкция, из которой выдвинулся легкий бронзовый щуп, завершающийся мнемопером, кончик нетерпеливо подрагивал в ожидании приказа.

От устройства отходили тонкие серебряные проводки, убегавшие к чему-то, внешне напоминающему переносной вокс-приемник, стоявшему на столе перед кардиналом. Тогандис кивнул и принялся вслух декламировать строчки из книги.

— Сила Императора кроется в человечестве, а силы человечества — в Императоре. Отвернись одно от другого, и мы окажемся потерянными и проклятыми.

Как только эти слова слетели с его губ, мнемоперо задергалось и начало переносить их на чистый лист требника. Кардинал заполнял одну страницу за другой подобными цитатами… цитатами, которые всегда звучали в его сердце, но которые, как догадывался сам священник, вряд ли могли оградить дворец от проникновения злых сил.

Он страшился возвращаться к губернатору без чего-либо конкретного, что могло бы продемонстрировать его старания. Конечно, можно было бы просто один за другим процитировать стихи из этого писания, но Лито Барбаден моментально распознает обман. Тогандис промокнул брови платком — при одной мысли об этом человеке его бросало в пот.

В роли полковника Ачаманских Фалькат Барбаден был тираном.

Став имперским управляющим Салинаса, он превратился в чудовище.

Перед глазами кардинала как наяву предстал образ Лито Барбадена, высунувшегося во весь рост из люка «Адской гончей», катящейся по пылающим улицам Хатуриана. «Мародеры» более чем основательно подошли к своей работе, и их бомбы разрушили город почти до основания.

А то немногое, с чем не успели справиться они, доделали «Клекочущие орлы».

Тогандис прикрыл глаза, вспоминая тяжесть пистолета в своей руке и то, как он шел позади машины Барбадена. Он слышал шипение лазганов и рев огнеметов, казавшиеся в эту минуту невероятно громкими, но сам так ни разу и не выстрелил. Кардинал помнил, как смотрел на свой пистолет — матово-черный, лежащий в его пухлой розовой ладони, — и размышлял о том, насколько абсурдно, что именно он держит оружие в такой час.

Но звуком, всегда выходившим на передний план его воспоминаний, был крик — чудовищный, невыносимый вопль человеческих существ, бьющихся в агонии. Казалось немыслимым, что кто-то вообще способен испытывать такую боль, но для Хатуриана эти звуки в тот день стали нормой.

Пока «Орлы» заканчивали бойню, Тогандис шел, ошарашенный происходящим вокруг него и изливая содержимое своего желудка на запекшуюся, иссушенную землю. В последовавшие затем часы гвардейцы разгуливали среди руин и победоносно кричали, но их голоса казались исповеднику глухими, доносящимися словно откуда-то издалека.

Потом потекли недели, месяцы и годы; кардинал часто видел, как те самые солдаты приходят в его кафедральную церковь, притянутые туда чувством, которое никто из них не осмеливался выразить вслух за ее пределами, — памятью о том, что они натворили на Зоне Поражения.

Ганнон Мербал был одним из этих солдат, и перед Тогандисом как наяву проходили сейчас все те ужасные вещи, о которых они с ним разговаривали во мраке исповедальни: отвратительные грехи, обжигающее чувство вины и невыносимые муки совести.

Теперь Ганнон Мербал был мертв, его мозги украсили потолок грязной забегаловки в Мусорограде. Следом за воспоминаниями о солдате явился и образ Дарона Нисато, бывшего комиссара Фалькат… человека чести и тихого благородства.

Неудивительно, что Лито Барбаден уволил того из «Клекочущих орлов» незадолго до операции в Хатуриане.

Щеки священника окрасил румянец стыда, когда он вспомнил, что еще утром подумывал пойти и рассказать Нисато обо всем, что случилось в Хатуриане: и о том, в чем исповедался Ганнон Мербал, и о том, что видел собственными глазами.

Тогандис винил себя в трусости, но мысль о том, чтобы бросить вызов Лито Барбадену, лишала его сил, и он никак не мог осмелиться избавиться от груза вины и помочь Нисато открыть миру правду о Зоне Поражения.

Он раздумывал над словами, которые Дарон прошептал ему на ухо, прежде чем уйти из библиотеки Барбадена:

— Кому исповедуется исповедник?

Такие простые, так искренне произнесенные слова, но последствия… ох, последствия.

Тогандис плотно закрыл глаза, борясь со слезами раскаяния, едва не пролившимися незамеченно по его щекам. Он понимал, что если позволит себе заплакать сейчас, то уже не сможет остановиться, так и будет рыдать о погибших и, как это ни эгоистично, о самом себе.

Кардинал сделал глубокий вдох и вновь устремил взгляд на раскрытые перед ним страницы, попытавшись сосредоточиться на начертанных тысячи лет назад словах Себастиана Тора, человека, о котором Тогандис ничего толком не знал, но чьи наставления всегда вызывали его восхищение и вдохновляли его.

Простой человек Себастиан Тор восстал против тирании безумного верховного лорда Администратума Гога Вандира и сверг его в яростных войнах, вошедших в историю как Эпоха Отступничества. Тор стал экклезиархом, и Тогандис очень любил обращаться к его проповедям, когда выступал перед своей паствой.

Кардинал попытался представить, как поступил бы великий экклезиарх в той ситуации, в которой оказался Салинас, и поежился, когда перед его внутренним взором предстала картина того, как его вышвыривают из церкви, словно диммамарского священника, которого Тор выгнал из-за кафедры прямо посреди проповеди.

Заставив себя отогнать от себя этот образ, Тогандис провел несколько следующих часов, зачитывая вслух пассажи из книги, записывая их при помощи мнемопера, ритмично заполнявшего чистые страницы его требника проникновенными виршами и поучениями о необходимости бдительности в противостоянии демонам и скверне.

Электросвечи разгорались все ярче, пока свет, льющийся сквозь высокие окна, тускнел. Затем Тогандис услышал какой-то шум за дверью у себя за спиной и удивленно заморгал, когда оторвал взгляд от книги и увидел, что за витражными стеклами стало уже совсем темно.

Был куда более поздний час, нежели ему думалось, а работы предстояло еще много. Другие священнослужители сейчас, должно быть, как раз собирались на вечерю, и с его стороны было бы неподобающим не присоединиться к ним. Библиотека кардинала была расположена как раз в основной части церкви, и сейчас он мог слышать доносящиеся из-за двери настойчивые голоса.

Они, похоже, звали его по имени, но тяжелая деревянная створка приглушала их, и потому голоса казались просто слабым шепотом.

Кардинал поднялся с кресла и провел пальцами по губам, осознав, что зовут его с подозрительной настойчивостью. Шейво Тогандис, каким бы мастером самолюбования ни являлся во многих других вопросах, был достаточно честен с собой, чтобы понимать: его проповеди, пусть и весьма интересные и остроумные, никогда не приводили верующих в экстаз и не могли заставить людей умолять его выступить.

Охваченный любопытством, Тогандис отстегнул от руки крепления мнемопера и взял со стола требник. Затем подошел к двери и уже собирался открыть ее, когда кое-что в зовущих голосах вступило в резонанс с той частью его мозга, которая отвечала за страх.

Ты был там.

С неожиданной, пугающей ясностью Шейво Тогандис вдруг понял, что ждет его по ту сторону двери.

Мезира Бардгил ощущала, как какая-то сила набирает мощь по всему городу; отвратительная вибрация, словно раздражающий нервы скрип мела по школьной доске, отзывалась в самых ее костях. Комната была погружена во тьму, но серебряные нити, незримые для того, кто не обладает псайкерскими способностями, вползали внутрь, змеясь по трещинам в кирпичах, просачиваясь сквозь известку и пролезая в щели у косяков.

Призрачный налет изморози очертил дверной проем, и изо рта женщины начали вырываться облачка пара.

— Прошу, уходи! — Она зажмурилась. — Что я вам сделала? Я же ничего не делала.

Но, произнося эти слова, она уже понимала, что в том-то и заключается ее преступление.

Просто стоять в стороне, пока идет бойня, и ничего не предпринимать было ничуть не лучше, чем самостоятельно нажимать на спусковой крючок или размахивать фалькатой. Мертвые объединились, и что бы ни принесло сюда двух космических десантников, оно навсегда разрушило баланс сил на Салинасе.

Некогда бесплотные энергии стали частью материального мира, проникнув в каждую его складочку и узелок, и их порождения, прежде неспособные ни на что, кроме появления в кошмарных снах, вдруг обрели власть над реальностью и были теперь более чем опасными, питаясь из неожиданно открывшегося бесконечного источника.

Мезира ощущала ту ужасную силу, что проникла в ее комнату, то уплотнение в воздухе, которое может говорить только о чужом присутствии.

— Пожалуйста. — Она заплакала. — Нет.

Открой глаза.

Женщина замотала головой:

— Нет, не открою!

Открой глаза!

Мезира закричала, чувствуя, как против ее воли открываются глаза, а затем она увидела его — Плакальщика, чей черный силуэт резко вырисовывался на фоне мягкого лунного света, проникающего через окно.

Мерцающие призрачным светом, его глаза пригвоздили ее к кровати, словно булавка энтомолога — мотылька. Смрадный запах дыма и опаленной кожи забил ноздри, повсюду вокруг вспыхнули серебряные огни, холодные и беспощадные.

В этом ледяном свете Мезира увидела обгоревшую плоть Плакальщика, мышцы и жир, стекающие желтыми ручейками с костей.

Ты была там.

Мезира Бардгил закричала — и кричала до тех пор, пока сознание ее не отрешилось от всех органов чувств и не нырнуло во тьму.

Шейво Тогандис почувствовал холод, исходящий от дверной ручки, прежде чем успел прикоснуться к ней. Дыхание облачками вырывалось из его рта, а неожиданно пробравшийся в комнату ледяной сквозняк проникал даже сквозь плотную материю одеяний.

Кардинал ощущал их там, за дверью, их желание, чтобы он вышел и встретился с ними лицом к лицу, чтобы они могли предъявить ему старые счета.

Страх овладел им, колени ослабли и были готовы подломиться.

Тогандис зашептал молитву Богу-Императору и закрыл глаза, повторяя стихи, которым его еще в детстве, когда он боялся темноты, научила мама, уверявшая, что Император обязательно защитит.

В это мгновение Шейво Тогандис вновь почувствовал себя четырехлетним мальчишкой, прячущимся от тьмы под одеялом и в ужасе шепчущим простейшие псалмы, чтобы отогнать чудовищ.

Стихи молитвы приходили к нему легко; страх протянулся через десятилетия к его юным годам и извлек нужные воспоминания из самых дальних, пыльных уголков сознания. С каждым произнесенным словом паника отступала, и вскоре рука кардинала сжала ручку двери.

Он повернул ее и толкнул, заставляя непослушные ноги вынести его в коридор. Волна холодного воздуха, морозного, точно дыхание зимы, вырвалась следом за ним, ударила в спину, словно нетерпеливые руки, подталкивающие его к тому, что ждало впереди.

Тогандис ощущал, как сквозняки ощупывают его, изучают… но слова детской молитвы заставляли их слабеть и становиться менее настойчивыми. Выставив перед собой требник с проповедями, кардинал вышел из библиотеки в холл церкви.

Он сбился на полуслове, когда понял, что церковь полна народу, вот только никто из собравшихся перед величественной золотой статуей Императора в конце нефа не то что не относится к числу его прихожан, но даже не может быть назван живым.

Чуть более явственные, чем пятна серебряного света, подобные огонькам свечей за матовым стеклом, они лишь отдаленно напоминали людей.

— Император меня храни, — прошептал кардинал, с неохотой двигаясь по трансепту к алтарю возле высокой статуи Императора. Та хрупкая отвага, что расцвела в его душе несколько минут назад, окончательно улетучилась, и холодный липкий страх вновь завладел его сердцем. Его стал подводить мочевой пузырь, и Тогандис испытал почти непреодолимое желание облегчиться.

Ему пришлось постараться, чтобы одержать верх над собственным телом, но он все равно заставил себя посмотреть сквозь мерцающие силуэты незваных гостей, чтобы увидеть столпившихся у алтаря священников, чтецов, младших исповедников и служек.

Лица людей сияли в благоговейном восторге от развернувшегося перед ними зрелища.

Неужели никто из них не понимал, что все это чудовищно, до ужаса неправильно?

Неужели они не видели, какая невероятная опасность им угрожает?

Что-то в душе Шейво Тогандиса, оставшееся от того человека, каким он был до кошмарных событий Зоны Поражения, заставило его собрать волю в кулак и подойти к живым, собравшимся возле огромной статуи.

В конце концов, это были его люди, и он за них отвечал.

На ходу он отметил, что призрачные силуэты поворачивают головы, бросая на него обвиняющие взгляды, и что в их глазах начинает разгораться злоба.

— Вы тоже их видите? — воскликнул один из священников, оглянувшись на подошедшего кардинала. — Ангелы, ваше преосвященство! Ангелы Императора!

Тогандис посмотрел на призрачные фигуры, и его передернуло от одной мысли о том, что столь мерзостных созданий кто-то ошибочно принимает за нечто столь чистое и чудесное, как ангелы. Пускай плоть и очертания лиц этих существ и были замаскированы серебряным светом, лившимся откуда-то из самой их глубины, только кардинал видел достаточно, чтобы понять: не ангелы это, но демоны в человеческом обличье, бесы, выбравшиеся из самой черной ямы адовой бездны.

— Не приближайтесь к ним! — закричал Тогандис, ускоряя шаг.

Пот на его бровях застыл и промораживал теперь до самых костей, а дыхание вырывалось из груди отрывистыми болезненными хрипами. Священники недоуменно посмотрели на своего главу, не видя того, что видел он, и тогда кардинал встал между ними и светящимися силуэтами.

Тогандис едва дышал от страха. Он чувствовал исходящие от тварей голод и ненависть и понимал теперь, что перед ним даже не демоны, но мстительные мертвецы, чьи алчущие крови, ненасытные души пришли взыскать с него то, что принадлежало им по праву.

Теперь его попытки спастись от столь могущественного зла при помощи детской молитвы казались до смешного глупыми, и какой-то частью своего сознания Тогандис понимал, что ему остается только отложить в сторону молитвенник и принять наказание за свои ошибки. Кардинал почувствовал, как требник начинает выскальзывать из его рук.

Прежний исповедник Фалькат, желчный старик по имени Тоурн, подарил ему этот требник в тот день, когда его и убили, и теперь, обратив на книжицу свое внимание, Тогандис увидел строки, начертанные мнемопером считаные минуты назад.

В этих словах он вдруг узрел силу, силу, сумевшую раздуть последние, едва тлеющие угли в его сердце.

— О Император, милосердный отец, надзирающий над нами, ниспошли же нам свет свой, дабы нам было с чем войти во тьму, — заговорил он. — В нужде нашей одари нас отвагой, что наполняет огнем сердца всех служителей праведности. Стань защитой нам и мечом нашим, дабы и мы исполнили то же для тебя!

Тогандис чувствовал, как его братия собирается у него за спиной, и их близость придала ему уверенности. Он перелистнул страницу, продолжая декламировать с такой энергетикой и такой отчетливостью, каких никогда не замечал за собой во время проповедей.

И пусть слова, которые он читал, были всего лишь обычными молитвами и благословениями, но сейчас они подпитывались его верой и потому обретали силу. Простой богословский текст, но богословский же, а такие вещи всегда обладают кое-какой властью.

Холодный ветер, втолкнувший кардинала в церковь, подул снова, на этот раз сильнее и уже без той осторожности и любопытства, какие проявлял прежде. Теперь это был настоящий шквал, проносящийся по нефу из конца в конец, завывающий и яростный, заставляющий развеваться одеяния Тогандиса, перелистывающий страницы требника и пытающийся их вырвать.

Священники закричали, увидев, как призрачная «паства» сливается в единый вихрь промораживающего до костей света. Словно подхваченный ветром туман, привидения утрачивали всякую индивидуальность, сливаясь в общую завывающую массу бесформенных лиц.

— Император хранит нас! — закричал Тогандис, силясь перебороть вопли и стенания разъяренных фантомов. Дующий из ниоткуда ветер принялся гонять мерцающее полупрозрачное облако по всей церкви, со свистом рассекая воздух и закручивая в спирали разводы серебристого света.

Призраки собрались у окна-розы в дальнем конце нефа перед мощными бронзовыми порталами, ведущими во внешний мир: клубящееся, бесформенное, пребывающее в постоянном движении облако света и дымки. Серебряные языки холодного огня вдруг взметнулись вдоль стен церкви, перекидываясь с одной колонны на другую, и в глазах Тогандиса защипало от неожиданно ударившего в его ноздри смрада горелой плоти.

Скамьи перед ним покрылись изморозью, а купель за спиной затянуло коркой льда. Священники и чтецы попадали на колени, сложив ладони в молитве. И все же их глаза по-прежнему были полны восхищения, и Тогандис понял, что ужас, несомый этими видениями, предназначен одному лишь ему.

Никто, кроме него, не мог видеть подлинную суть призраков, ибо те явились за ним и только за ним.

Слившись воедино, они спикировали вдоль нефа прямо к алтарю, и в каждом их агонизирующем крике кардинал слышал жажду его крови. Сотни ртов стали плавиться, превращаясь в одну общую пасть, и складки света распахнулись по бокам бесформенной массы, придавая ей подобие некого ужасного мстительного ангела.

— Мы лишь только скромные слуги Твои, — продолжал декламировать Тогандис, и его слова тут уже уносил прочь ледяной ветер, — обрати же к нам лик Свой, изгони тени, охрани верных и защити их от беззакония варпа!

Призраки вдруг начали утрачивать свою целостность, и за ангелом воздаяния застелился длинный светящийся шлейф расползающейся призрачной кожи. Тогандис зажмурился. Он крепко сжал свисающую с его шеи освященную аквилу и высоко поднял молитвенник.

Стена серебряного пламени врезалась в кардинала, и тот ощутил, как его словно сковывает вечной мерзлотой, приносимой проходящими сквозь него мертвецами. Муки их боли и ужаса перед таким существованием наполнили каждую клеточку его тела, от чрезмерно пухлых ног и до покрытого испариной лба, но, так и не найдя поживы, призраки с отчаянным криком уносились прочь.

Сердце Тогандиса сбивалось с ритма и грозило разорваться от неожиданной нагрузки, его клапаны и желудочки работали на износ, силясь удержать хозяина в мире живых. Перекрученные кровеносные сосуды едва не лопались. Какими бы запасами прочности ни обладало тело кардинала, вряд ли их могло хватить надолго.

Тогандис не отваживался открыть глаза, зная, что, поступив так, увидит нечто настолько ужасное, что это закончится для него смертью. И вдруг на церковь опустилась неожиданная, пугающая тишина, в которой он слышал одно лишь свое дыхание да затихающее эхо последнего стона.

На его плечо опустилась чья-то рука, и он вскрикнул, почувствовав резкий укол боли где-то в груди и последовавшее за этим покалывание в кончиках пальцев.

— Кардинал? — произнес осторожный, полный духовного экстаза голос у его уха. Тогандис узнал говорившего. Это был один из вечерних чтецов, хотя имени этого человека он не запомнил.

Сделав глубокий вдох, чтобы привести в порядок нервы, Тогандис открыл глаза.

Церковь вновь была точно такой, какой ей и полагалось быть в ночной час, — спокойным, темным местом, озаряемым только тусклым неровным светом свечей. От серебряных призрачных огней не осталось и следа, только по краям купели осталась корочка льда, да и та быстро таяла.

Тогандис немного помолчал, дожидаясь того момента, когда будет уверен, что его голос ничем не выдаст пережитого ужаса.

— Что тебе? — поинтересовался наконец кардинал.

— Это был ангел? — произнес чтец.

Тогандис посмотрел за спину и увидел полные восторга лица священников. Что он должен был им сказать? Правду? Вряд ли.

В их глазах горел свет веры, и он не имел права отнимать ее у них.

— Да, — кивнул Тогандис. — Это бы ангел Императора. Но молись, чтобы больше ты его не увидел.

Ночь в горах к северу от Барбадуса была непроницаемо черна.

Когда солнце опустилось за горизонт, бескожие стали неуверенно выползать из пещеры. Двигались они нерешительно и осторожно, будто боясь, что палящее светило может неожиданно вернуться. В течение всего долгого дня племя страдало, чувствуя себя обманутым из-за того, что солнечный свет едва не уничтожил их всех.

Пещера пропахла страхом, и только с полным наступлением темноты его начало сменять чувство облегчения. Теперь бескожие были в безопасности, во всяком случае на какое-то время.

Вожак обонял страх, испытываемый его племенем; сырой, выдающий тебя за версту запах, который прежде так нравился ему, когда исходил от других существ, теперь вызывал только гнев.

Он устал бояться, устал от того, что страх стал его извечным спутником.

Сколь бы силен и опасен ни был предводитель, но это чувство гнездилось в его сердце столько, сколько он себя помнил: вначале его пугали железные люди, потом — черное солнце, собственный чудовищный облик и мысли о том, что сделает с ним Император, когда вождь бескожих наконец предстанет перед Ним.

Вождь племени поднял перед собой руку и стал разглядывать чуть влажную и еще розовую молодую кожу. В течение дня она становилась все менее гладкой и блестящей, и когда предводитель осторожно потрогал ее, то почувствовал, как она отзывается на его прикосновения.

Вместо боли он ощутил рельеф своих пальцев, шероховатость ладоней.

Вероятно, это место еще могло стать новым домом для него и для его племени.

Он посмотрел туда, где его воины пировали над еще несколькими тушами мясистых существ, что паслись на горных склонах. Плоть этих животных была сочной и питательной, а их ноги не позволяли им передвигаться с ошеломительной скоростью бескожих.

Вожаку хотелось покинуть эти места, но пока что он не рисковал уводить племя слишком далеко от пещеры, опасаясь, что солнце снова застанет их в пути. Большинство воинов уже отращивало новую кожу, но процесс шел с очень разной скоростью, а те, у кого эта естественная броня не окажется достаточно прочной, несомненно погибнут, если не успеют найти укрытие до наступления дня.

Когда-нибудь они все обретут такую же кожу, как и сам предводитель, но могло пройти достаточно много времени, прежде чем их уродливые тела сумеют вспомнить то же, что уже вспомнило его собственное. Там, где плоть нависала складками, они обрастали защитным покровом куда медленнее, чем на выступающих перекрученных костях или мышцах бесформенных лиц — последние сейчас, пока их обладатели утоляли свой голод, активно работали, растягивались и сжимались, и каждый раз, когда воин начинал пережевывать очередной кусок мяса, его кожа рвалась, но тут же снова срасталась.

Вожак кинул взгляд через плечо.

Сколь ни темна была ночь, мертвый город купался в свете.

Глазам простого смертного Хатуриан показался бы таким же заброшенным и молчаливым, как прежде, но тот, чье зрение было создано колдунами на одном из самых мрачных миров, а мозг созревал и взрослел в матке существа, насквозь пропитанного чистым Хаосом, видел, что по улицам блуждают толпы силуэтов. Только принадлежали эти силуэты вовсе не живым людям, а… кому-то другому.

До этого вожак бескожих замечал их просто как мимолетное шевеление на краю поля зрения, но теперь мог наблюдать, что они собираются вместе, привлеченные в эти владения смерти прибытием машины железных людей.

Уриил и его товарищ не видели этих созданий и даже не догадывались об их существовании. Грозные энергии, омывавшие чудовищный локомотив, сумели разбудить заброшенные улицы мертвого города, возвратив сюда тех, кто когда-то именовал его домом, и одолжив призракам свои силы.

Вожак старался держать свое племя как можно дальше от собирающихся вместе, полных неутолимой ненависти существ, на уровне костного мозга осознавая, что если потревожить это море злобы и боли, то все может закончиться катастрофой.

Словно бы почувствовав его взгляд и обнаружив его присутствие, светящиеся силуэты пришли в движение и поплыли по улицам, направляясь к металлическому ограждению вокруг города. Хотя этот барьер и не позволил бы существам из плоти и крови покинуть Хатуриан, но удержать порождения света и ненависти было не в его силах.

Призраки устремились к горам и пирующему у входа в пещеру племени.

Бескожие почувствовали их приближение и потому оскалили клыки и выпустили когти.

Сам вожак тем временем стоял и наблюдал за направляющимися к нему огнями. Он не боялся их, поскольку мир черного солнца рождал в своем дымном чреве существ и пострашнее.

Племя скрылось в пещере, а предводитель встал у входа, защищая своих людей, великолепный и величественный в новой коже. Он ощущал ту кипящую ненависть, что бурлила внутри удивительных сияющих созданий, но, кроме того, чувствовал еще и их голод и желание причинять вред тем, кто когда-то лишил их жизни.

Пока он наблюдал за их приближением, его окутал запах паленого мяса, пробуждая начинавшие забываться воспоминания о вкусе человеческой плоти. Вожак испустил стон, и в складках его пасти начала скапливаться густая слюна.

Он потряс головой.

Уриил запретил им питаться вкусным мясом людей и пить их теплую кровь.

Император не желал, чтобы племя пожирало Его подданных.

Воины за спиной вожака заворчали и задвигали клыкастыми ртами, тоже почувствовав смрад горелого мяса и вспомнив о вкусе человечины. Запах был слишком силен, и предводителю пришлось постараться, чтобы его мысли не убежали от уже приблизившихся созданий.

Без всякого видимого движения они застыли, собравшись вокруг зева пещеры, — теснящаяся орда призрачных силуэтов, озаряемых льющимся из их сердец светом. Их тела в общем и целом напоминали человеческие… мужчины, женщины, дети — все они смотрели на него, и в их взглядах читались всевозможные вариации эмоций, от жалости и до предвкушения.

Лица их были черны и покрыты ожогами, оплавившаяся плоть сползала с их тел, и вождь бескожих ощущал их боль, бесконечные муки, прекратить которые могло лишь одно. Он знал, что перед ним вовсе не живые люди, а мертвецы, не имевшие права на существование.

Они устремились в пещеру к бескожим, ища не упокоения, но новой жизни.

Предводитель чувствовал, как мертвецы обтекают его, подобно водному потоку, — толкающаяся толпа, собравшаяся из многих тысяч созданий. Пещера наполнилась светом, ослепляющим, всепожирающим светом. Призраки прижимались к вожаку, совершенно непонятным ему способом проникали в его тело.

Миллион сознаний, подобно рою разъяренных насекомых, гудел в его голове, и он вскинул руки к ушам, силясь заглушить этот шум. Тысячи голосов отзывались эхом внутри его черепа, и каждый силился перекричать остальных, каждый умолял, упрашивал, требовал, чтобы ему предоставили право высказаться.

Тело предводителя наполнилось болью; чувство было такое, словно его вдруг охватил огонь, от жара которого вскипала кровь в венах, трещали кости и плавились мышцы. Стены пещеры, казалось, вдруг начали искажаться и расплываться, исчезая и уступая место новым, созданным из кирпича человеческими руками и разрушенным хитроумными боевыми машинами.

Вместо каменного свода над головой он видел небо… ясное небо, в котором кружили похожие на кресты силуэты, сбрасывающие вниз металлические канистры, оставлявшие за собой дымные следы, а потом падавшие на землю и взрывавшиеся жарким белым огнем. Пламя обступало со всех сторон, танцуя и прыгая, будто живое, пожирая все вокруг в остервенелом ликовании.

Вожак знал, что наблюдает за гибелью этих людей, этих существ, состоящих из света и гнева, и никак не мог изгнать видения из своего сознания. Он слышал крики — оглушительные, рвущие сердце на части.

— Нет! — взревел вождь бескожих. — Убирайтесь прочь из моей головы!

Теперь он мог расслышать испуганное рычание и стоны остального племени и заставил себя подняться, вжимая пальцы в молодую кожу на лице. Желтые когти разорвали ее, оставляя глубокие борозды на щеках, и боль от ран стала желанным гостем, поскольку это была боль. Срезанная кожа повисла лохмотьями, и свежая кровь окропила пол пещеры.

Руки предводителя исполняли какой-то совершенно противоестественный танец, содрогаясь и выкручиваясь под влиянием набившихся в его тело созданий. Каждый его мускул, каждая жилка и клеточка были наполнены энергией и яростью мертвецов.

Только боль по-прежнему оставалась его собственной, и вожак вцепился в свою грудь над сердцем и размашистым движением провел по ней когтями, пробороздив кровавые полосы и создав на своей коже рисунок, чем-то похожий на бьющегося в муках, кричащего орла.

Вождь бескожих рухнул на колени, вскидывая руки к небу… мертвые жители Хатуриана заполняли его, выдавливая его личную боль и страхи в последний сопротивляющийся уголок разума.

Теперь вместо своей боли он ощущал всю бесконечность страданий призраков.

Их гнев и ярость теперь стали его собственными.

И только одно могло положить им конец. Смерть.

Глава девятая

Уриил вынырнул из глубокого забытья, удивленный тем, что сумел с такой легкостью заснуть и что в этот раз его не посещали видения крови и смерти. Он так долго пробыл вдали от реального мира, что уже начал забывать, каково это — ложиться спать, не испытывая страха.

Пазаний звучно похрапывал на кровати у противоположной стены, и глаза его быстро двигались под сомкнутыми веками. Уриил нахмурился, когда в его памяти вдруг всплыл обрывок того, что ему снилось.

Он видел перед собой пещеру и что-то очень яркое и злобное, выползающее из нее. Уриил не мог в точности разглядеть его очертания и природу, но был абсолютно уверен, что это нечто неописуемо жуткое. Он потряс головой, прогоняя последние остатки сна, и свесил ноги с кровати.

Стараясь двигаться как можно тише, он налил в кубок воды и прополоскал рот. При этом капитан ощутил привкус пепла и еще чего-то металлического, напомнившего о крови. В воздухе витал слабый запах чего-то подгоревшего, и Уриил решил, что, должно быть, где-нибудь рядом с их комнатой находится кухня или столовая.

Он потер ладонями глаза, смущенный той вялостью, которая одолела его мышцы и мысли. В нормальных обстоятельствах космический десантник был способен перейти из сна в полную боевую готовность буквально за один вдох, но с самого первого дня на Салинасе всем его существом овладела странная апатия.

Возможно, была какая-то причина, которая могла объяснить и это его состояние, и то, что повсюду на улицах и среди самих Фалькат он видел только удрученные лица. Это была грустная планета, и меланхолия, захватившая в плен самого капитана, вполне могла быть составной ее частью, пропитавшей саму материю этого мира и населявших его людей.

Пазаний потянулся на кровати и сел, а затем поднял руки, чтобы почесать затылок… затылок, изрядно обросший за последнее время. Поднял сержант обе руки, но вот прикоснулась к волосам только левая.

— Черт, никак не привыкну, — произнес Пазаний, глядя на покрасневшую культю правой руки. — Пока она была заражена ксеноинфекцией, я ненавидел ее, а теперь мне ее не хватает. Тебе не кажется это странным?

— По мне, так вполне естественно, — отозвался Уриил. — Я слыхал, что некоторые люди, потеряв конечность, утверждали, будто чувствуют, как та чешется, словно она все еще на месте.

— И от кого же ты это слышал?

— Это было на Тарсис Ультра, — объяснил Уриил. — Магос Локард рассказывал мне о древнем адепте Марса. Звали его Симеоном, и он ввел в обиход целую серию новых разновидностей аугметических имплантатов. Что-то там было такое про то, что этому самому Симеону удалось сделать электрографические снимки пациентов, на которых все конечности оказывались видны даже после того, как их уже ампутировали.

— И как он их делал? — спросил Пазаний, почесывая культю, которая, как видел Уриил, была ярко-красной от воспаления и покрытой коричневатой коркой там, где еще не наросла кожа.

— Локард этого не знал, — ответил капитан, поднимаясь с постели и начиная серию упражнений, чтобы размять затекшие мышцы, — но рассказал мне, что Симеон был членом некого Драконьего культа и что никто точно не знает, существовал ли этот человек на самом деле. Рассказы о его трудах — на Марсе нечто вроде сказок. Говорят, он умер во время Марсианской схизмы в конце Древней Ночи.

— Зубы Императора, это же такая седая древность, что кто тут разберется, правда это или ложь! — сказал Пазаний, присоединяясь к зарядке Уриила.

— Примерно то же самое сказал и Локард, — ответил капитан. — Кроме того, он тогда еще добавил, что Марс забыл столько всего, что все что угодно из истории этой планеты может оказаться просто легендой.

— Легенды рождает время и пустая болтовня, — кивнул Пазаний, — разве не так говорят на Марсе?

— Дай достаточно времени, и все что угодно станет легендой, — согласился Уриил. — Однажды настанет момент, когда и мы с тобой в нее превратимся. Быть может, нам даже посвятят фрески в Храме Исправления.

— Или поставят статуи на Аллее Героев, — улыбнулся Пазаний.

Два друга провели первые утренние часы, вспоминая жизнь на Макрагге и красоты этого мира, который оба надеялись скоро увидеть. Спустя некоторое время они вдруг пришли к осознанию того, что уже слишком давно не проходили подобающие Астартес тесты на силу и выносливость. Оказавшись вдали от своих боевых братьев, они не имели возможности состязаться с ними и пытаться их превзойти, что не могло не сказаться на навыках. Этот факт был весьма неприятным.

Когда они как раз заканчивали с зарядкой, в дверь вежливо постучали, и в комнату вошел Эвершем, двигавшейся все с той же угрожающей кошачьей грацией. Его лицо не выдавало никаких эмоций; впрочем, Уриил всегда испытывал некоторые затруднения, когда пытался разобраться в чувствах простых смертных.

— Доброе утро, — сказал капитан.

— И в самом деле доброе, — отозвался Эвершем. — Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Вполне, — заверил Пазаний.

— Чем можем быть вам полезны, мистер Эвершем? — спросил Уриил.

— Губернатор Барбаден посылает вам свой привет, — начал Эвершем, — и просит меня уведомить, что распорядился назначить для вас встречу с Яницепсами.

Ощущение солнечных лучей на коже стало для Сержа Касуабана приятным разнообразием после тесных, провоцирующих клаустрофобию Палат Провидения. И хотя воздух Мусорограда вряд ли можно было назвать свежим, он все равно был куда приятнее, нежели затхлая атмосфера смерти и отчаяния в металлических коридорах и больничных палатах.

Мусороград — именно такое «говорящее» название заслужил крупнейший район Барбадуса, и оно, как полагал Касуабан, как нельзя лучше ему подходило. Многие из изначальных построек, некогда возведенных здесь, были разрушены еще во время первой войны при усмирении планеты и так и не отстраивались заново. Те же, что сохранились, стояли впритирку к домам, созданным из оставленного гвардией наследства.

Это место стало кладбищем брошенных боевых машин полка. Дюжина бронированных рот оставила здесь свою технику, чьи экипажи уволились из Фалькат, или же просто поломанную и не поддающуюся ремонту. Находчивым гражданам не понадобилось много времени, чтобы, проявив смекалку, поселиться прямо в этих машинах, некогда несших в бой их врагов, и теперь бывшие танковые эскадры служили пристанищем для многих семей. Моторы были отремонтированы и переделаны в обогреватели, а отсеки боеприпасов превратились в спальни.

Тысячи людей жили в этих стесненных условиях, с первым заводским гудком отправляясь на работу в оружейные цеха или на фабрики по переработке прометия. На всем Мусорограде лежал налет усталости и меланхолии, и Касуабан понимал, что его собственное присутствие здесь терпят постольку, поскольку нуждаются в его лекарствах и врачебных способностях.

Касуабан сидел за металлическим столиком, установленным на козлы, и ставил успокаивающий бацитрациновый компресс рабочему, обварившему руку, когда подготавливал к отправке в другие миры топливный гель. Этот человек в некотором роде был счастливчиком — опытный санитар оказался неподалеку и обработал его рану прямо на месте, что, впрочем, не избавляло впоследствии от ужасных шрамов.

Закончив с компрессом, Касуабан отпустил мужчину со строгим наказом следить за чистотой раны, хотя и понимал, что исполнить это указание в таком месте, как Мусороград, весьма проблематично.

Позади медикае стоял грузовик, в кабине которого скучал санитар, а кузов был набит упаковками ампул с вакцинами, стерильных игл, марли, синтобинтов, витаминов, таблеток для очистки воды и прочими жизненно необходимыми медицинскими припасами.

Касуабан потер виски и тяжело вздохнул. Затем поднялся из-за столика и помахал людям, стоявшим к нему в очереди на осмотр.

— Вернусь через пару минут, — сказал он, прежде чем отойти к своему грузовику и принять из рук санитара кружку чуть теплого кофе. Напиток был мерзким на вкус и почти остывшим, но это все-таки было лучше, чем ничего.

Серж прикрыл веки и присел на подножку, опоясывавшую корпус двигателя. Он решил дать отдых своим усталым глазам — несколько часов прерванного сна, проведенные на раскладушке в кабинете, не смогли восстановить его силы.

Касуабан с самого рассвета работал в Мусорограде, и скоро ему предстояло ехать к очередному импровизированному медицинскому пункту. Серж покосился на кабину грузовика, раздумывая, как бы ему отвлечь санитара, когда увидит «Леман Русс», помеченный Паскалем Блезом, и суметь тайком выгрузить припасы.

— Легче не становится, как я погляжу, — раздался рядом чей-то голос.

Касуабан подскочил на месте — испуг и вызванный им скачок адреналина стали серьезным испытанием для его организма. Кофе расплескался, забрызгав одежду.

Рассерженный, медикае оглянулся и увидел Шейво Тогандиса, с трудом выбирающегося из комфортного паланкина Экклезиархии — словно огромная бабочка из слишком плотного кокона.

— Чего тебе? — прорычал Касуабан, радуясь тому, что кофе был таким холодным. — Что не легче?

— Не становится легче помогать страждущим, — пояснил кардинал. — Сдается мне, что кое-кто тут поставил перед собой цель, которую в принципе невозможно достигнуть.

— Ты прав, Шейво, — согласился Касуабан, откидываясь на борт грузовика. — Легче не становится. Да и не может стать.

— В точку, — произнес кардинал.

Тогандис просто обливался потом, что неудивительно при его комплекции, и Касуабан улыбнулся, наблюдая, как прислуга силится помочь толстяку выбраться из паланкина.

Оказавшись наконец на воле, Тогандис подошел к грузовику и обменялся рукопожатием с медикае, который с трудом подавил в себе желание сразу же вытереть о штаны ставшую липкой от чужого пота ладонь.

— Доброе утро, дружище, — произнес кардинал. — Еще один день в служении Императору и его народу.

— И еще один день для исправления ошибок прошлого, верно? — отозвался Касуабан.

Тогандис одарил его странным взглядом и кивнул, жестом приказывая своей свите, состоящей из священников и сервиторов, поставить его переносной алтарь у останков сгоревшей самоходной артиллерийской установки «Грифон».

Серж Касуабан и Шейво Тогандис составляли весьма странный дуэт и тем не менее за годы, прошедшие со Дня Восстановления, стали если и не друзьями, то во всяком случае — товарищами, связанными общим делом. Они никогда открыто не обсуждали то, чему стали свидетелями на Зоне Поражения, но оба каким-то образом поняли, насколько нуждаются друг в друге, и, почти не сговариваясь, принялись выплачивать свой долг Салинасу и всем его гражданам поочередно.

Раз в неделю они наведывались в самые нищие трущобы Барбадуса. Касуабан предлагал нуждающимся свои врачебные услуги и советы, а Тогандис проповедовал всем желающим слово Императора. Поначалу в этих вылазках трудиться приходилось почти лишь одному Касуабану, но время шло, дела у людей за годы, прошедшие со Дня Восстановления, становились все хуже, и все больше и больше граждан города приходили искать защиты и благословений Императора.

Касуабана никогда не сопровождали солдаты, только водитель да несколько сервиторов, чтобы помогать разгружать медикаменты и обеспечивать самую минимальную охрану, в которой, спасибо Паскалю Блезу, почти не было необходимости. Тогандис путешествовал несколько менее скромно, разъезжая в паланкине из инкрустированного дерева с серебряной оковкой, сопровождаемый небольшой компанией распевающих псалмы священников и лоботомированных кадильщиков.

— Поздновато ты сегодня, — заметил Касуабан, но без упрека в голосе.

— Да, — отозвался Тогандис, — мое сомнамбулическое состояние было отравлено фантасмагориями.

С трудом отыскав смысл в словах кардинала, Касуабан кивнул:

— Что-то плохое приснилось?

— О, это лишь отчасти описывает произошедшее, мой гиппократствующий друг.

— Ночной кошмар? — спросил медикае настолько непринужденно, насколько мог.

— Не то слово. Видения столь отвратительного свойства, что, уверившись в их реальности, человек и с ума сойти может.

— И что же тебе приснилось?

— Мой милый Серж, известно то, я думаю, тебе.

— Шейво, откуда же мне знать?

Тогандис наклонился поближе, так, чтобы его больше никто не мог услышать.

— Мне снилась Зона Поражения.

— Ох.

— Вот, слог один, а все уж сказано, — сказал Тогандис. — Что ж, вполне точное описание.

— А ты что ожидал услышать? — прошипел Касуабан, хватая кардинала за руку и оттаскивая его подальше от кабины грузовика. — Держал бы ты лучше свой проклятый рот на замке. Это не та тема, о которой стоит рассуждать вслух, а в этом месте и подавно.

— Хочешь сказать, тебе не снится Хатуриан? — произнес Тогандис. — Боюсь, я буду склонен назвать тебя лжецом, если ты заявишь нечто подобное.

— Ты не мой исповедник, Шейво, — сказал Касуабан, вытаскивая из кармана помятую серебряную фляжку и отхлебывая из нее.

— Ага, теперь я вижу, почему ты снов своих не запоминаешь, — заметил кардинал.

— Не смей меня судить, — отрезал Касуабан, делая еще один глоток. — Уж кому это и делать, так точно не тебе.

— Коль человек в церковном облачении не смеет обличить тебя в пороке, то кому еще это сделать?

— Не тебе, — повторил Касуабан. — Нет у тебя такого права. Ты и сам был там.

Тогандис кивнул и пододвинулся к товарищу настолько близко, что тот почувствовал аромат сегодняшнего завтрака кардинала и затхлый запах пота.

— Я был там, это точно, и мир скорее перевернется, чем перестану жалеть о том.

— Неужели? — язвительно усмехнулся Касуабан, тыкая пальцем в грудь священнослужителя. — Тогда чего же ты все еще носишь медаль? Гордишься?

Тогандису хватило приличия как минимум на то, чтобы смутиться.

— Нет, не горжусь. Ношу же потому лишь, что, если я ее сниму, подаст то Лито Барбадену недобрый знак. Или, может, ты думаешь, что, хотя бы заподозрив, что мы злоумышляем против него, он не пошлет Эвершема по наши головы?

Касуабан вцепился в одеяния кардинала.

— Говори, мать твою, потише! — прошептал медикае. — Или ты смерти нам ищешь?

Тогандис покачал головой и с недовольной гримасой высвободил свою ризу из рук товарища.

— Пойми, Серж, я ведь не ссориться с тобой пришел, — произнес кардинал.

— Тогда зачем?

— Хочу предупредить.

— Предупредить меня? О чем?

— Я видел их прошлой ночью, — сказал Тогандис. — Мертвецов Хатуриана.

— В кошмарном сне?

— Нет, в церкви.

— Что ты несешь?

— Они пришли за мной, — объяснил Тогандис. — Да, пришли за мной, но так и не забрали, чему причин, скажу как на исповеди, сам я не нахожу. Они обрели силу, Серж, настоящую силу. И лишь вопрос времени, когда они явятся за нами всеми.

Касуабан покачал своей фляжкой перед лицом кардинала.

— Сдается, Шейво, что это не о моем здоровье тебе следует тревожиться. Взглянул бы ты лучше сначала в зеркало.

— Я не шучу, Серж, — настаивал Тогандис. — Неужели сам не видишь? Что-то изменилось и далеко не к лучшему. Мир стал совсем другим. Я чувствую это в каждом глотке воздуха.

Серж Касуабан хотел бы поспорить с кардиналом, но перед его внутренним взором вновь предстала девочка, лежащая на больничной койке и произнесшая до сих пор преследовавшие его слова. И не он ли сам проснулся посреди ночи с раскалывающейся от боли головой, вынырнув из ужасного сна, в котором из пещеры выбралось чудовище с пылающими глазами, намеревающееся его сожрать?

Но восставшие мертвецы?

— Ты чувствуешь! — сказал Тогандис, заметив выражение лица товарища.

— А если даже и так? Что я могу тут поделать? Мы с тобой оба прекрасно знаем, что натворили и чему позволили случиться. Если мертвецы придут за нами, то почему бы и не позволить им войти?

— Так хочется сдохнуть? — спросил кардинал.

— Нет, — ответил Касуабан, опуская плечи и переводя взгляд на озлобленные лица тех, кто называл Мусороград своим домом. — Смерть была бы слишком простым выходом для нас. Куда большее наказание жить с осознанием того, что мы сделали.

— Сомневаюсь, что мертвецы смотрят на проблему с той же позиции, — заметил Тогандис.

Уриил и Пазаний проследовали за Эвершемом по дворцовым коридорам, аскетичное убранство которых стало более понятным после знакомства с Лито Барбаденом. В проходах дежурили облаченные в красную униформу Фалькаты в блестящих кирасах и со сверкающими серебром кривыми мечами, но, как отметил про себя капитан, ни один из этих людей не имел при себе ни лазгана, ни даже пистолета.

По пути Эвершем был не слишком общителен, он исключительно вежливо и лаконично отвечал на обращенные к нему вопросы, но не предоставлял никакой информации сверх самого необходимого. О Яницепсах он сказал Уриилу лишь одно: «Когда увидите, сами все поймете».

Наконец они вышли из дворца, причем с противоположной стороны от той, с которой заходили в него. В разные стороны от основного корпуса разбегались высокие здания с похожими на зубья пилы парапетами, образуя треугольник внутреннего двора. Если сам дворец был построен из темного, внушающего страх камня, то эти крылья выложили гладкими розовыми плитами, поблескивавшими, точно полированный гранит. Внешние стены западной пристройки пестрели узкими оконцами, но не было видно ведущих внутрь дверей. Крыша ее обросла лесом антенн.

Восточное крыло выглядело совсем иначе и явно было древнее остальных территорий дворца. Каменные стены оказались богато украшены орнаментом и претендовали на звание произведения искусства — это здание определенно должно было прославить талант своего создателя.

Если все прочие постройки в пристанище Барбадена были чистыми и довольно новыми, то это крыло давно состарилось и имело несколько неухоженный вид — каменные стены растрескались и выглядели обветренными, точно лицо пожилого политика, а окна потускнели от пыли и груза воспоминаний. Несмотря на то что здание это давно не ремонтировалось — а может, и именно поэтому, — оно сразу же полюбилось Уриилу, почувствовавшему некую общность с ним или же с чем-то, что оно олицетворяло.

Между двумя крыльями дворца раскинулся голый бетонный пустырь, такой же просторный, как и строевой плац перед крепостью Геры, и вполне способный вместить сразу весь орден. Ничто не нарушало суровой армейской строгости этого места: ни статуи, ни технические пристройки. И глазу среди всей явной утилитарности площадки не за что было зацепиться, кроме как за возвышавшуюся на дальнем конце бетонного поля круглую башенку — приземистую, уродливую, грозную.

— Строевой плац? — спросил Уриил, когда Эвершем уверенно зашагал прямо через безлюдный двор.

— Так точно, — отозвался тот. — Именно на этой площадке и был провозглашен День Восстановления.

— День Восстановления? — переспросил Пазаний.

— Официальная дата полного возвращения Салинаса под управление Империума, — пояснил Эвершем. — Великий день для всего полка.

— И все же вы по какой-то причине предпочли скрыть это место здесь, за стенами, — заметил Пазаний.

Эвершем опалил его взглядом:

— Наш полк умер здесь.

Уриил тщательно взвесил про себя столь неожиданно проявленные этим человеком эмоции и рискнул уточнить:

— Умер?

— Мы вышли из состава завоевательной армии, — пояснил Эвершем с явственной горечью в голосе. — Мы были официально расформированы, перестав считаться действительным полком, и из тех, кто не желал расставаться с оружием, сформировали Силы Планетарной Обороны.

— Да, пожалуй, вам и в самом деле было тяжело это принять, — произнес Уриил, зная не понаслышке, какое раздражение вызывает у большинства солдат Имперской Гвардии тот факт, что их ошибочно принимают за бойцов СПО. Гвардейцы называли их игрушечными солдатиками, хотя те зачастую и становились первой линией обороны против восстаний или инопланетных вторжений. Уриил знавал многих отважных воинов из СПО и иногда вспоминал Павла Лефорто, служившего в оборонительном легионе Эреба и спасшего ему жизнь на Тарсис Ультра.

Тот незначительный факт, что солдат не путешествует среди звезд и не несет к ним войну, нисколько не умаляет его в глазах Императора.

— Во всяком случае, нелегко, — сказал Эвершем, и его шаги ускорились, когда он вспомнил об испытанном в тот день гневе. — Быть частью чего-то великого и вдруг стать никем — можете себе такое представить?

— По правде сказать, могу, — ответил Уриил.

Эвершем оглянулся через плечо и, сообразив, что слишком дал волю своему языку, просто кивнул, его лицо приняло привычное настороженное выражение.

Решив сменить тему, Уриил указал на разрушающееся восточное крыло.

— А это здание? Что там?

— Галерея древностей, — ответил сопровождающий.

— Музей?

— В некотором роде, — сказал Эвершем. — Нечто среднее между полковым музеем и хранилищем тех вещей, которые, как показалось куратору Урбикану, должны быть начищены и убраны под стекло. Пустая трата времени. Все равно никто не придет на них посмотреть.

— Это туда унесли наши доспехи? — спросил Пазаний.

— Полагаю, что так, — ответил Эвершем.

— Думаю, мне стоит взглянуть на эту вашу Галерею древностей, — произнес Уриил, но их проводник только пожал плечами, словно его это нисколько не интересовало, хотя, как подозревал капитан, жест был фальшивым.

На том разговор и завершился, а потом на них вдруг словно опустилось почти осязаемое облако тревоги. И с каждым шагом, сделанным по направлению к погруженной в задумчивость серой башне на краю плаца, чувство это становилось только сильнее.

Теперь, когда они подошли ближе, Уриил смог различить несколько зарывшихся в землю бункеров вокруг башни. Ее собственные стены были начисто лишены даже намека на окна, но у основания было видно похабно распахнутое лоно входной арки.

Космодесантников определенно вели именно туда, и именно там располагалось логово Яницепсов, кем бы они ни были.

Уриилу башня сразу же не понравилась, и, оглянувшись на Пазания, он убедился, что его товарищ испытывает сходные чувства.

В воздухе отчетливо пахло угрозой; мотки колючей проволоки, окружавшей мрачную постройку, казались кустами терновника, обступившими гниющий ствол погибшего дерева.

— Что это за место? — спросил Уриил, и ему показалось, что каждое сказанное им слово мертвой птицей повисает в воздухе. — Псайкерское логово?

— Это Аргилет, — ответил Эвершем так, словно это все объясняло, — дом Яницепсов.

— Миленько, — без особого энтузиазма произнес Пазаний, разглядывая угрюмое строение.

Когда они подошли ближе, из переднего бункера показались несколько гвардейцев и побежали к ограждению из колючей проволоки. Присмотревшись внимательнее, Уриил увидел, что каждый из них тащит на себе по тяжелому металлическому листу. Уложив их поверх проволоки, гвардейцы создали безопасный проход.

Когда Эвершем зашагал по импровизированному мосту, Пазаний наклонился к уху Уриила и прошептал:

— Не могу не отметить, что эти Фалькаты вооружены не только мечами.

Капитан кивнул. Он тоже обратил внимание на стволы лазганов, следившие за ними из амбразур бункеров. Да и солдаты, обеспечившие для них путь через колючую проволоку, имели при себе стрелковое оружие. Неужели то, что скрывалось за стенами угрюмой башни, было настолько опасным, что губернатор Барбаден решил не распространять свои ограничения по боевой экипировке на охранников плаца?

Уриил сошел с последнего металлического листа, и едва он успел оказаться за ограждением, как гвардейцы бросились разбирать мост, запирая посетителей у подножия башни.

Насколько мог видеть Уриил, она была сложена из темных каменных блоков, плотно исписанных какими-то руническими письменами, опоясывавшими здание и покрывавшими его от фундамента и до самой крыши. Арочный проход, ведущий внутрь, казался разинутым зевом портала в преисподнюю, и на секунду капитану почудилось, будто он ощутил доносящееся оттуда дыхание чего-то древнего и зловещего.

— Это они на всех так влияют, — объяснил Эвершем, заметив, что Уриил почувствовал себя неуютно.

— Кто?

— Яницепсы, — сказал Эвершем, входя под арку. — Пойдем, губернатор Барбаден уже ждет вас.

Внутри башня оказалась ничуть не более гостеприимной, чем снаружи, — пустой, уходящей наверх, в темноту. Единственный лучик света падал точно в центр пола, озаряя покрытую изморозью чугунную винтовую лестницу.

Воздух был холодным, словно в мясохранилище, и все поверхности блестели от конденсата. Уриил испытывал здесь странное чувство дезориентации; изгибающиеся стены смыкались настолько далеко, что это, казалось, противоречило внешним размерам башни.

Кроме того, капитан ощущал горьковатый металлический привкус психических энергий, витавших в этом помещении, — ни с чем не сравнимое, пронизывающее насквозь чувство, наполняющее тревогой все его существо. Ультрамарин не мог не отметить всю иронию ситуации: чем большим потенциалом обладает псайкер, тем хуже в его присутствии нормальным людям, но в то же время без его способностей весь Империум бы рухнул, столкнувшись лицом к лицу со всей необъятностью галактических пространств.

Эвершем вновь зашагал вперед, хотя у него значительно поубавилось самоуверенности, когда он ступил на гладкую отражающую поверхность каменных плит, отделявших их от лестницы. Стараясь не касаться перил, проводник начал восхождение, и Уриил последовал за ним. Ступеньки оказались узкими и со скрипом прогибались под весом Астартес, но сейчас все мысли капитана были настолько заняты вопросом о том, что ждет его впереди, что он совершенно не задумывался об опасности свалиться.

Винтовая лестница изгибалась и убегала далеко вверх, и Уриил был более чем уверен, что она поднимается значительно выше, чем может, учитывая размеры башни, какой та представлялась снаружи. Теперь он слышал смех… тоненький, похожий на детский, но в то же время принадлежащий чему-то безмерно древнему.

Меж стен эхом разносился тихий шепот, но Уриил заставил себя всецело сосредоточиться на том, чтобы аккуратно переставлять одну ногу за другой, пока ступеньки не закончатся.

Наконец он обнаружил, что стоит в окутанном сумраком зале, освещаемом только слабым светом, просачивающимся сквозь затемненные окна, которых капитан не заметил снаружи. Стены помещения окутывали тени, но Уриил сумел различить стоящие по периметру силуэты облаченных в рясы людей, бормочущих какую-то совершенно непонятную чушь.

Дыхание вырывалось облачками пара, холод пронизывал до самых костей. Уриил в очередной раз подумал о том, как хорошо было бы снова оказаться внутри доспехов седьмой модификации, а не в этой тоненькой накидке, весьма слабо защищавшей от противоестественного мороза.

Эвершем повел их в самый центр зала, к губернатору Лито Барбадену, стоявшему возле наклонной кушетки, где лежало нечто, чего Уриил пока еще не мог разглядеть.

Барбаден что-то говорил тихим, больше похожим на шепот голосом. Когда Эвершем приблизился, губернатор оглянулся и нетерпеливым жестом подозвал к себе космодесантников.

Уриил снова заставил себя сдержать гнев и направился туда, где стояли Барбаден и Эвершем. Он чувствовал, что источник невероятного псайкерского потенциала находится там, в центре зала. Губернатор сместился в сторону, а его слуга встал позади кушетки, и Уриил впервые увидел Яницепсов.

Первой мыслью было, что все это какая-то дурная шутка, что его просто привели посмотреть на одного из самых уродливых мутантов в его жизни. Рука капитана сжалась, пытаясь схватить рукоять отсутствующего оружия. С трудом подавив отвращение перед… тварью, что лежала на кушетке, он заставил себя присмотреться внимательнее и увидел на одном из двух ее лиц слабую улыбку.

Она… точнее, они расположились под странным углом — бесформенная, узловатая масса плоти, сплавившейся вместе так, как не могла позволить человеческая анатомия. Это был не просто мутант, но нечто зачатое и рожденное вне материнского чрева — две девушки, над которыми зло пошутила свихнувшаяся природа.

Их головы срослись так, что они никогда не смогли бы посмотреть друг на друга — несчастные уродливые девушки с двумя ртами и двумя носами, с одним глазом для каждого лица, размещавшимся сразу над носом, и третьим — затянутым поволокой, выпученным, расположенным в центре общего для них лба.

Уриил мог видеть мозг одной из девушек, просвечивающий сквозь тонкую мембрану покрытой шрамами кожи, натягивавшейся и вновь расслаблявшейся при каждом ее вдохе. На правой стороне ее головы виднелось рудиментарное ухо с вдетой в него золотой сережкой. Крохотные сухие тела лежали в вечных объятиях, в которые их сплавила трагедия зачатия.

Они были одеты в темно-зеленые облачения из мягкого бархата, и Уриил обратил внимание на прицепленный к ним значок в виде головы орла — символ Адептус Астра Телепатика. Быть может, это и был тот астропат, которому предстояло уведомить Ультрамаринов о возвращении двух изгоев?

Уриила ужасало это жалкое зрелище, к тому же в глазах девушек он видел сияние разума.

В мутном глазу на их общем лбу началось какое-то шевеление, по нему пошли разводы, словно кто-то капнул чернил в белую краску.

Эти узоры капитану доводилось видеть и раньше, пока он всматривался в глубины варпа сквозь хрустальный свод в тот день, когда Омфал Демониум захватил «Гордость Калта».

— Добро пожаловать, Уриил Вентрис, — произнес левый рот. — Меня зовут Кулла.

— А меня — Лалла, — добавил правый.

— Мы — Яницепсы, — сообщили они хором.

Глава десятая

Лалла обладала мягким голосом и вела себя словно беспечная девочка-подросток, еще ничего не знающая о жестокости окружающего мира. В хрипловатом голосе Куллы звучала такая горечь, словно именно она понимала, какие превратности судьбы бездумная природа выделила на их долю.

Уриил же смотрел на спаянных девушек с неловким любопытством, не зная, что и сказать.

Астропаты зачастую оказывались весьма эксцентричными созданиями, несущими по жизни проклятие способности пронзать сознанием безбрежные пространства галактики и связываться с другими представителями своей профессии, без чего Империум был бы немыслим.

Уриил не раз встречался с астропатами, но никогда не видел среди них никого, чьи тела были бы столь же обезображены, как у Яницепсов, никого, кому лучше было бы умереть при рождении, чем влачить подобное существование. На девяносто девяти мирах из ста девочек бы сразу убили, но, где бы они ни появились на свет, та планета определенно была куда более терпимым к уродствам местом.

Но, какую бы жалость он к ним ни испытывал, капитан не мог отделаться от чувства, что перед ним крайне опасные мутанты, и заставить себя относиться к ним иначе.

— Не стоит нас жалеть, Уриил, — сказала Лалла. — Нам нравится приносить пользу.

— Умолкни, — перебила ее Кулла. — Что ты можешь знать о пользе? Всю работу одна я делаю!

— Не ссорьтесь, девочки, — сказал Барбаден, и в голосе его прозвучали неожиданные мягкость и ласка. — Не надо спорить. Вы же знаете, что бывает, когда это случается.

— Да, — проворчала Кулла. — Ты заставляешь своих треклятых заклинателей затянуть потуже петлю на нашей шее.

— И нам больно! — пропищала Лалла.

— Это ваш астропат? — спросил Уриил у губернатора.

— Можешь спросить у них самих, — отозвался Барбаден, — они же вот, прямо перед тобой.

— Кулла, он считает нас мутантами, — веселым голоском произнесла Лалла.

— А разве это не так? — спросил капитан.

— Да уж не больше тебя, Астартес, — осклабилась Кулла. — Ты-то сам кто, как не урод? Если начистоту, то твоя генетическая структура куда сильнее отличается от человеческой, нежели наша.

Уриил сделал глубокий вдох. Какие бы предосторожности ни принял Барбаден, когда строил тюрьму для этих созданий, Кулла и Лалла, очевидно, являлись весьма могущественными псайкерами, и было бы глупостью злить их без лишней необходимости.

— И в самом деле, глупостью, — улыбнулась Кулла.

Капитан вздрогнул, и Лалла прыснула со смеху:

— Она вечно так себя ведет, но не волнуйся, прочесть ей удастся только поверхностные мысли, если только ты сам не захочешь впустить ее глубже, чтобы мы смогли узнать все твои грешки.

— Я — космический десантник Императора. У меня нет грехов, — отрезал Уриил.

— Ой, да брось ты, — смеясь, произнесла Лалла, — у всех есть свои тайны.

— Нет, — сказал капитан. — У нас их не бывает.

— Есть, есть у него секреты, — заявила Кулла, заходясь хриплым визгливым хохотом, от которого задергалась кожистая мембрана над ее мозгом.

— Может, перейдем к делу? — попросил Уриил, чувствуя себя неуютно в присутствии Яницепсов, поскольку теперь знал, что те способны не только общаться с другими астропатами, но и читать мысли.

— Конечно, — отозвался Барбаден, откровенно потешаясь над смущением капитана. — Просто встань перед близнецами на колени и делай то, что они скажут. И будет куда проще и быстрее, если ты не станешь при этом задавать лишних вопросов.

— Мы оба должны это сделать? — спросил Пазаний.

— На ваше усмотрение, — сказала Лалла. — Разница невелика.

— Тогда я, пожалуй, пока просто посижу в сторонке, — сказал Пазаний и сделал Уриилу приглашающий жест.

— И тебя еще награждали за доблесть, — пожурил капитан.

— Такова уж командирская ноша — порой приходится все делать самому, — парировал Пазаний. — К тому же она сама сказала, что разницы никакой.

— Умеешь ты убеждать, — усмехнулся Уриил, опускаясь на колени.

— Дай нам руки, — сказала Лалла, — и потерпи.

Капитан кивнул, гадая, что именно хотела она сказать этим последним словом, и подчинился, осторожно прикоснувшись к их ладоням и почувствовав стремительную пульсацию крови в их крошечных тонких пальцах.

— Мы, знаешь ли, не из фарфора сделаны, — заметила Кулла. — Мне казалось, что Астартес полагается быть сильными. Сожми наши руки.

Лалла захихикала, и Уриил, покраснев, сжал ладони сильнее.

— Так-то лучше, — сказала Кулла. — Теперь мы можем управлять твоим разумом.

Зрачки Уриила расширились от неожиданности, но Лалла улыбнулась:

— Шутит. Мы на такое не способны, разве что ты сам попросишь.

Его пальцы начали мерзнуть, и капитан почувствовал, как холод распространяется по его рукам, перетекает в тело. Он не мог знать, что из ехидных реплик близнецов было правдой, а что нет, но со всей уверенностью подозревал, что задумай они причинить ему вред, то он ничего не сумеет сделать, чтобы помешать им расправиться с ним одной только силой мысли.

— И что я должен делать? — спросил Уриил, стараясь ничем не выказывать своего беспокойства.

— Куда ты хочешь отправить сообщение? — спросила Лалла, плавно закрывая глаз.

— Кому ты его посылаешь? — требовательно произнесла Кулла.

— Ультрамаринам, — сказал Уриил. — Мир Макрагге.

— Открой свой разум, Астартес, — приказала Кулла, и голос ее стал еще более хриплым и грубым.

Капитан кивнул, хотя это указание и показалось ему довольно неопределенным, закрыл глаза, замедлил дыхание и стал ждать прикосновения сознания близнецов. Но ничего не почувствовал и начал испытывать нетерпение.

— Твой разум закрыт для нас, — сказала Лалла, — словно крепость, готовящаяся отразить вторжение захватчиков.

— Не понимаю, — произнес Уриил.

— Ты же Астартес, а ваши мозги жесткие и неуступчивые, словно адамантий, — сказала Кулла, хотя капитан видел, что губы ее не шевелятся. Ее голос звучал прямо в его мозгу и не нуждался в сотрясениях воздуха. — Вас тренируют, закаляют и улучшают таким количеством способов, что ваши сознания становятся подобны дверям за семью печатями, охраняющими чудесный, сказочный мир. Вас учат очень многому: как использовать память, анализировать языки, боевую обстановку, но все-таки наставники при этом вынуждают вас запереть от самих себя одну частичку вашего разума, ту частичку, которая могла бы помочь вам по-настоящему воспарить. Ваши чувства не похожи на чувства простых смертных, но если ты впустишь нас, мы могли бы отпереть эту дверь для тебя.

— Кулла, прекрати, — сказала Лалла. — Ты же знаешь, что это не разрешено. Оставь его в неведении.

— Эх, ну и ладно, — проворчала Кулла, и Уриил услышал ее вздох в своем сознании. — Что ж, Астартес, представь свой родной мир: его людей, горы и моря. Почувствуй запах земли и свежесть воздуха. Ощути траву под ногами и ветер на лице. Вспомни все, что делает твою планету не похожей ни на одну другую.

Радуясь тому, что наконец-то получил понятные инструкции, Уриил представил себе Макрагге таким, каким видел его в последний раз — прекрасным голубым шаром, медленно вращающимся в глубинах космоса. Сверкающие лазурным блеском обширные моря, покрывающие большую часть его поверхности, кружащие в небе спирали грозовых туч, напоминающие миниатюрные галактики.

Проникнув внутренним взором за тучи, Уриил нарисовал потрясающую воображение колоссальную мраморную громаду крепости Геры, возвышающейся на длинном мысу. Увидел перед собой высокие желобчатые колонны ее величественной крытой галереи, где размещались изваяния проявивших героизм воинов. Затем сознание капитана воспарило выше, над золотым сводом, серебряными куполами и пронзающими небеса сияющими шпилями: великолепные библиотеки, залы боевой славы, золоченые чертоги Храма Исправления, куда стекались пилигримы и верующие и где лежало в стазисе тело Робаута Жиллимана.

Потом Уриил представил себе простирающиеся позади крепости дикие, не тронутые человеком просторы долины Лапонис, белоснежные скальные вершины над ослепительно синей рекой, прокладывающей себе путь по горам к лежащим внизу полям. Словно птица, промчался капитан над долиной, устремившись к грохочущему водопаду, низвергающемуся в огромной высоты.

Гремящие облака брызг поднимались над озером, наполняя воздух холодной мокрой дымкой, и Уриил засмеялся, попробовав на вкус кристально чистую воду родной планеты своего ордена. Он вылетел из долины, вспоминая горы и леса Макрагге, его крутые каменистые берега и безбрежные бездонные океаны.

— Пазаний, — выдохнул он, — я там.

— Сосредоточься на мыслях о родине, — сказала Кулла. — Озвучь свое желание.

— Мое желание? — переспросил Уриил.

— Вернуться домой.

Уриил кивнул, давая знак, что понял.

— Мы исполнили смертельную клятву, — сказал он. — Пришло время возвращаться к боевым братьям.

— Покажи нам, — произнесла Кулла. — Покажи нам все.

Как ни была ему ненавистна сама идея о возвращении туда даже в мыслях, Уриил вызвал в памяти картины Медренгарда: покрытые пеплом поля, чадящие континенты фабрик и адских, проклятых тварей, населяющих этот мир. Он нарисовал перед собой кошмарную цитадель Халан-Гол, жуткие демонические матки Демонкулабы и, наконец, финальную победу, одержанную над Хонсю.

Уриил почувствовал, как руки близнецов вдруг затряслись, и открыл глаза, когда в его ноздри ударил отвратительный смрад горелого мяса. Повсюду вокруг плясало и ревело призрачное пламя, но все остальные, казалось, ничего не замечали.

Помещение купалось в свете огня, и Уриила охватило смутное ощущение того, что за ним из темноты наблюдает чей-то голодный взгляд.

Холодное бесплотное пламя отбрасывало от каждого из присутствующих странные тени, и у капитана перехватило дыхание, когда он понял, что видит мир таким, каким тот представляется близнецам.

Клубящаяся тьма окутывала Эвершема, а тело Барбадена озаряло холодное гало серебряного сияния, подобного блеску луны на поверхности неподвижного озера. Мерцающие дуги золотых молний потрескивали над головами Яницепсов, в то время как силуэт Пазания был очерчен текучей алой аурой, похожей на кровь, пролившуюся в воду. Кроме того, Уриил видел, что эта аура не заканчивается культей друга, но продолжается, образуя размытые контуры руки.

Посмотрев вниз, на собственное тело, капитан понял, что его торс и руки тоже излучают красное сияние, напоминающее о раскаленных углях.

— Вы воины, — сказала Кулла, и голос ее долетел словно откуда-то издалека. — Какого еще, на твой взгляд, могут быть цвета ваши ауры, как не цвета крови?

Пазаний что-то говорил, но Уриил не понимал ни слова — друг обращался к нему из какой-то невообразимой дали. Голос Пазания звучал все тише и тише, и капитан понял, что его взгляд начинает притягивать к заплывшему глазу в центре сросшегося лба Яницепсов.

В его глубине кружились звезды и планеты, были видны все разделяющие их бескрайние нехоженые просторы космоса. Уриил вскрикнул, когда его начало засасывать туда, в этот глаз. Он ощущал себя ничтожной пылинкой в безграничной пустоте галактики. Расстояния здесь были столь велики, что ни одно человеческое сознание не было способно полностью оценить их масштабы, но все же он преодолевал их со скоростью мысли. Он и был частью этой мысли — все, что он представил, становилось маяком идей и образов, позволявшим при помощи могущества близнецов переноситься через любые расстояния.

Тошнотворное чувство головокружения стало почти невыносимым, и теперь капитан мог разве что цепляться за руки Яницепсов, пока те несли его через бесконечность.

А потом все закончилось.

Уриил судорожно вздохнул, когда близнецы вдруг выпустили его ладони. Он быстро заморгал, нормальное зрение вернулось к нему, и все немыслимые краски и ауры, которые он видел до того, канули в небытие и теперь казались просто частичкой странного сна.

— Это все? — спросил он, тяжело дыша.

— Твое послание услышат, — сказала Лалла.

— Услышат все, кому на это силенок хватит, — добавила Кулла.

Когда Эвершем вывел Уриила и Пазания из Аргилета, небо было уже темным, украшенным россыпями звезд. Облегчение, которое испытал капитан, покинув Яницепсов, было просто всепоглощающим. Он сделал глубокий вдох, очищая легкие, и воздух снаружи башни показался ему таким же сладким и чистым, как и в горах Макрагге.

— Долго мы там были? — спросил Уриил, разглядывая звезды.

— Слишком долго, — отозвался Пазаний, наблюдая за тем, как солдаты вновь придавливают колючую проволоку, чтобы дать им пройти. — Ты сидел, скорчившись, возле этих… девчонок несколько часов.

— Неужели? — поразился Уриил. — А мне показалось, что прошло в лучшем случае несколько минут.

— Уж поверь мне, — сказал Пазаний, почесывая воспаленную кожу культи, — ты заблуждаешься. Кстати, Барбаден ушел сразу же, как вы начали.

— Рука болит? — спросил капитан, шагая следом за Эвершемом по мосту из металлических листов.

— Есть немного, — признался Пазаний. — Надо заметить, резали ее мне вовсе не с хирургической аккуратностью.

Уриил слышал раздражение в голосе друга и знал, чего тот опасается. Пазаний потерял руку в подземельях Павониса, сражаясь против бога древних звезд, и микроскопические осколки живого металла, из которого был выкован вражеский клинок, вначале проникли в его кровь, а затем внедрились в структуру аугметических протезов, подаренных ему адептами планеты.

После этого аугметика обрела способность к самовосстановлению, и Пазаний терзал себя чувством вины из-за того, что ничего не рассказывал в течение долгих месяцев, пока не был вынужден наконец покаяться Уриилу. Мортиции, внушающие ужас палачи-хирурги Железных Воинов, впоследствии ампутировали эту конечность и подарили ее кузнецу войны Хонсю, но муки совести от этого не прекратились.

— Ты избавлен от скверны ксеносов, — сказал Уриил, стараясь говорить как можно тише. — Я в этом уверен.

— А что если взамен в меня забралось что-нибудь медренгардское?

— Ты бы знал, если бы это произошло, — заверил капитан. — Если бы Губительные Силы испортили твою плоть, ты бы не говорил сейчас со мной вот так. А точнее сказать, ты обратил бы против меня болтер во вчерашнем сражении.

— Уверен, что все происходит так быстро? Может, я только делаю первые шаги по дороге зла.

— Не могу дать гарантий, — ответил Уриил, услышав страх в голосе друга, — но я уверен, сам факт, что ты задаешься этим вопросом, говорит о том, что все с тобой нормально. Те, кого совратило зло, никогда не задумываются, никогда не сомневаются в своей правоте и не видят подлинной сути своих действий. Если бы ты и в самом деле пошел по этому пути, я бы заметил.

— Надеюсь, ты прав, — протянул Пазаний.

— Если хочешь знать наверняка, я могу попросить губернатора Барбадена организовать тебе визит к медикае.

— И ты полагаешь, они что-нибудь заметят?

— Во всяком случае, они смогут проверить, не занес ли ты себе инфекцию, — сказал капитан.

Пазаний благодарно улыбнулся:

— Спасибо, Уриил. Твоя дружба многое для меня значит.

— В такие времена, друг мой, ничем другим дорожить и не приходится, — улыбнулся в ответ Уриил.

Рикард Устель умирал — это было так же верно, как то, что день всегда сменяется ночью. Паскаль Блез видел это в глазах парня, чей взгляд свидетельствовал: тело уже выбросило белый флаг в схватке за жизнь, и теперь остановка всех биологических процессов оставалась только вопросом времени. Для Рикарда сделали все возможное, но среди повстанцев не было настоящих врачей, и все их ничтожные познания о том, как лечить боевые раны, добывались именно вот так, в наблюдении за тем, как люди умирают.

Серж Касуабан привез медикаменты, как и обещал, и многие из пострадавших в нападении на «Клекочущих орлов» должны были выжить — многие, но не все.

И, к прискорбию, Рикард Устель был одним из тех, кому не повезло.

Коулен Харк сидел у кровати паренька, сжимая его руку и что-то тихо говоря. Свет двух масляных светильников играл на бледном лице умирающего, окрашивая его в теплые, здоровые краски, словно пытался скрыть зловещий прогноз.

Паскаль потер след от лазерного ожога на виске и сделал еще один глоток раквира, неожиданно подумав о том, как здорово было бы сейчас осушить всю бутылку до дна и погрузиться в лишенное снов забытье. Но он знал, что не имеет на это права; от его поступков зависели жизни многих людей, и Блез понимал, что Сыны Салинаса не могут продолжать жить так же, как сейчас.

Этот печальный факт был известен ему уже очень давно, но ненависть к Лито Барбадену ослепляла его, мешая принимать реальность такой, какой есть. Насилие не могло привести их к победе в этой войне, и теперь лидера повстанцев тошнило от осознания того, сколько раз он принимал участие в сражениях и убийствах. Неужели все это было впустую?

Услышав, как Харк тихо выругался, Паскаль поднял взгляд.

— Отошел, — сказал Коулен. Когда он устало рухнул на стул напротив командира, лицо его превратилось в маску гнева. — Рикард… умер.

Паскаль кивнул и по столу пододвинул к товарищу бутылку. Тот сделал долгий, глубокий глоток обжигающей выпивки.

— Скажи мне, Коулен, за что он умер? — спросил Паскаль. — Скажи, почему он должен был умереть?

— Он погиб за Салинас, — ответил Харк, — чтобы победить Империум.

Паскаль покачал головой:

— Нет, он умер ни за что.

— Как ты можешь так говорить? — возмутился Коулен. — Он погиб, сражаясь с притеснителями. Разве это ничего не значит?

— Просто надежда победить Империум смехотворна, — печально произнес Паскаль. — Полагаю, я знал это с самого начала, только не хотел признаваться даже себе. Я хочу сказать: а что мы можем сделать? На самом деле? Мы сражаемся украденным оружием, уже настолько старым, что порой оно представляет больше опасности для нас самих, чем для тех, на кого нацелено. У них же — танки, авиация, а теперь еще и космические десантники.

— Всего двое, — парировал Коулен, — и один из них к тому же без руки.

— Разве это ни о чем тебе не говорит? Тот факт, что мы удостоились внимания всего-то двух космических десантников? А вот мне — многое.

— Стало быть, мы не можем победить? Это ты мне хочешь сказать? — с нажимом спросил Коулен.

— Нет. Или да… возможно. Я больше ничего не знаю, — ответил Паскаль.

— Сильван Тайер ни за что бы не сдался!

— Сильван Тайер повел Сынов Салинаса в самоубийственную атаку, не имея ни малейшего шанса на победу. Я ни за что так не поступлю, Коулен. Просто не смогу.

— Зато он умер как герой, — не терпящим возражений тоном произнес Харк.

На мгновение Паскалю захотелось рассказать Коулену правду о том, что на самом деле Сильван Тайер, обгоревший и изуродованный до неузнаваемости, лежит в Палатах Провидения, но прежний лидер Сынов Салинаса обрел в глазах людей ореол мученика, и было бы излишне жестоким срывать с него венец славы.

— Да, — сказал Паскаль, — да, в этом ты прав, но с меня хватит мучеников. Я хочу, чтобы люди могли жить своей жизнью. Я хочу мира.

— Так ведь за это мы и сражаемся!

Паскаль засмеялся, но смех вышел горьким и сдавленным.

— Бороться за мир, устраивая войну?

— Если это необходимо.

— Вот как раз такие мысли нас однажды и погубят, — пообещал Паскаль.

Трое расположились треугольником в тесной комнатушке, выложенной термостойкой плиткой, и каждый смотрел в самый центр помещения.

Первым из них был юноша, привязанный ремнями к поставленной вертикально койке; его руки и ноги сковывали серебряные цепи, а голова была зажата в тиски, не позволявшие сдвинуть ее ни на миллиметр.

Шипящие распылители увлажняли зияющие провалы пустых глазниц, веки которых были постоянно раскрыты с помощью офтальмологических расширителей. Одни плавно покачивающиеся трубочки подавали в его вены питательные вещества, пока другие выводили отходы жизнедеятельности. За спиной юноши расположились гудящие, пощелкивающие машины, следящие за состоянием его здоровья, и только их ритмичное пульсирование и попискивание показывало, что этот человек вообще жив, настолько слабо и незаметно вздымалась и опадала его грудь.

Поверх его рта крепился зарешеченный корпус вокс-уловителя, от которого отходили золотистые провода, а те в свою очередь змеились и сворачивались кольцами на полу, пока не достигали второго из обитателей комнаты.

Этот был точно так же прикован, хотя большой роли это и не играло, поскольку все его конечности, за исключением правой руки, были удалены хирургами. Он сидел в механической колыбели, сваренной из бронзовой арматуры и опутанной пульсирующими кабелями, и так же, как и в случае с его соседом, всю необходимую пищу получал при помощи побулькивающих трубок. Золотистые провода, тянувшиеся от первого обитателя через всю комнату, уходили ему за спину, где разделялись на пучки, подключенные к металлическим разъемам, которые располагались там, где у него раньше находились уши. Веки этого постояльца были зашиты над впадинами глазниц, и на них мелкими буквами был вытатуирован какой-то текст.

Сбоку от этого человека располагался деревянный аналой с закрепленным на нем желтеющим пергаментом, разматывающимся с валика под мерцающим пикт-рекордером. Единственная рука узника неподвижно лежала возле пергамента, крепко сжимая длинное перо между большим и указательным пальцами тщедушной кисти.

Последний из обитателей комнатушки также являл собой единение плоти и машины, но если его соседи были привязаны к своим рабочим местам ремнями и заклинаниями, то он просто подчинялся приказаниям, прошитым в его мозгу при помощи лоботомии, и карточкам с программами, которые вносили в его память хозяева.

У него, стрелкового сервитора, больше не осталось собственного разума и желаний, он был обычным живым оружием, у которого нет иных интересов и целей, кроме тех, которые перечислялись в приказах. Хотя он больше напоминал нормального человека, нежели двое других, но его тело было усилено бионикой, мышечными стимуляторами, компенсаторами равновесия и прицельными системами, что и позволяло этому существу управляться с увесистым массивным инсинератором, заменявшим ему левую руку.

Оружие непредсказуемым образом двигалось, следя за двумя другими обитателями комнаты. Мозг сервитора был запрограммирован так, чтобы при малейшем признаке угрозы переключиться в боевой режим и залить помещение благословенным огнем, испепелив здесь всех, включая самого себя.

Инсинератор мгновенно уставился на пленника, прикованного к койке, едва грудь юноши начала двигаться с непривычной силой. Попискивание машины за его спиной участилось, сливаясь в пронзительный тревожный визг.

На выходе из невероятно огромного сопла инсинератора ожил шипящий язычок голубого пламени.

Тело первого пленника, хотя и было заковано так, чтобы он не мог и шелохнуться, задергалось, словно через него пропустили электрический ток. Заходили ходуном челюсти, но вокс-уловитель не позволил ни единому звуку вырваться наружу.

Едва этот узник начал говорить, как обладатель писчего пера тут же задвигался, словно машина, которую неожиданно включили в сеть. Перо заскрипело по пергаменту, покрывая тот паутиной текста, тощая рука заметалась по поверхности листа. Мерцающий экран пикта защелкал, делая снимки пробегающих под ним строчек и отправляя их в еще одну тщательно охраняемую комнату этого здания.

Помещение с узниками наполнилось жарким шипением проходящего последнюю проверку инсинератора, но условия, приводящие стрелкового сервитора в действие, так и не были соблюдены, поэтому он пока что неподвижно наблюдал за разворачивающимся перед ним действом.

Наконец скованный юноша с выжженными глазницами успокоился, расслабились сведенные судорогой мышцы тела, и он испустил пусть беззвучный, но вполне осязаемый вздох. Его напарник тоже замер, и сухая рука вернулась на свое место возле исписанного каракулями листа.

Затем голубое пламя инсинератора угасло, стрелковый сервитор возвратился на свое место, и в комнатушке снова воцарилась тишина.

В стене открылась потайная дверца, до той поры неразличимая изнутри помещения, и в образовавшемся проходе возникла вереница облаченных в рясы кадильщиков. Каждый нес дымящую курильницу, пряча лицо под капюшоном и словно не видя обитателей комнаты. Они описали несколько кругов вдоль стен, нащупывая свой путь ищущими руками и одновременно помахивая кадилами с благословленными ароматизированными маслами.

Помещение затянуло дымкой, напоминающей утренний туман, но это нисколько не беспокоило огромного, закованного в броню человека, вошедшего в комнату. Массивный почти до гигантизма, заключенный в начищенные до блеска серебристые доспехи, он, казалось, заполнил собой сразу все свободное пространство. Дым кадильниц ослепил бы любого нормального человека, но этот воин без особых затруднений нашел дорогу к аналою.

Тяжелая рука, закованная в перчатку, протянулась и выдрала лист пергамента из раздатчика, потом подняла страницу к скрытому под шлемом лицу, и великан погрузился в чтение.

Конечно, он уже слышал эти слова из уст искусственно выращенного херувима, но ему захотелось увидеть все лично, чтобы своими глазами убедиться в правдивости информации.

Все признаки были налицо.

Великое Око открылось, и предвестники зла уже проникли в мир.

За спиной он услышал тяжелые шаги и, оглянувшись, увидел, как в комнату входит еще один человек, облаченный в точно такие же огромные доспехи, как и у него самого. В руках тот сжимал массивную алебарду.

— Это правда? — спросил новоприбывший. — Новое возмущение энергий на Салинасе?

— Правда, — подтвердил первый воин. — Командуй готовиться к бою, Шейрон.

— Уже сделано.

Воин кивнул, меньшего от своих людей он и не ожидал.

— Ориентировочное подлетное время до Салинаса?

— Орбита планеты пересекается с нашей. Пять дней в худшем случае.

— Хорошо, — произнес воин. — Мне бы хотелось поспеть туда, пока еще есть что спасать.

— Это может оказаться невозможным, — заметил Шейрон.

— Так значит, сделаем его таковым, — сказал воин. — Я уже устал от войны на уничтожение.

«За ошибки ждет быстрая расплата».

Часть третья НЕМЕЗИДА

Глава одиннадцатая

Толстый слой пыли покрывал сотни стеклянных шкафов, и самый воздух Галереи древностей, казалось, пропитался затхлостью, запустением и забытой историей. Из всех мест на Салинасе, где успел побывать Уриил, только это по-настоящему говорило с ним. Здесь особенно сильно ощущались наследие прошлого и сопричастность к великим событиям, и капитану вспомнились многочисленные залы в крепости Геры, украшенные древними знаменами и почетными трофеями.

Миновал уже целый день с момента встречи с Яницепсами, но чувство вины из-за контакта с сознанием псайкера так до конца и не выветрилось. Сегодня же, едва рассвет бросил свои первые лучи на Салинас, Уриил подозвал Эвершема, всюду тенью следовавшего за космодесантниками, и отправил к губернатору Барбадену с просьбой выделить опытного медикае для осмотра Пазания.

Поскольку незамедлительного ответа не последовало, Уриил решил, что чем просто сидеть и ждать, пока с ними свяжутся боевые братья, лучше будет побольше узнать о том мире, где они оказались.

И самый верный способ, подумал капитан, — ознакомиться с прошлым.

Они нырнули в дворцовые коридоры и скоро снова оказались посреди плаца, благо маршрут надежно отпечатался в памяти Уриила и проблем найти выход не составило.

Голая бетонная эспланада и серая башня вдалеке выглядели ничуть не веселее, нежели днем ранее, и пока они с товарищем шли к Галерее древностей, Уриил не мог отделаться от мысли, что их что-то притянуло сюда, словно эта их вылазка была кому-то очень нужна.

— Выглядит не слишком-то обещающе, — произнес Пазаний, разглядывая заброшенное крыло дворца. И хотя Уриил рассчитывал, что найдет внутри что-нибудь действительно интересное, в эту минуту он не мог не согласиться с другом.

Но боязнь разочароваться развеялась в то же мгновение, как только они вошли внутрь и увидели длинные ряды шкафов, упаковочных ящиков и стоек с антиквариатом. Большая часть помещений тонула во мраке, и кто знает, какие сокровища ожидали Астартес впереди, ведь Галерея древностей хранила память о боевой славе и истории всей планеты.

Ответственным за всю эту, казалось бы, беспорядочную коллекцию являлся куратор Лукас Урбикан, придирчивый и горделивый человек, которого Уриил заранее предупредил о своем визите.

— Ах, — произнес Урбикан, посмотрев поверх очков на гостей, едва те успели распахнуть двери его владений. — Я надеялся, что вы сочтете необходимым посетить мою скромную выставку, хотя заранее вынужден извиниться за некоторую… беспорядочность в расположении экспонатов.

Урбикан оказался мужчиной среднего роста, чья осанка выдавала его солдатское прошлое. Пускай теперь он носил темную рясу вместо мундира, но было видно, что он по-прежнему поддерживает свое тело в хорошей физической форме и заботится о здоровье. Капитан был склонен предположить, что куратору уже перевалило за шестьдесят, поскольку его строгое лицо избороздили морщины, а остатки волос, остриженных почти вплотную к черепу, были белы, точно свежий снег.

Хранитель галереи поклонился гостям и маршевым шагом направился навстречу, одновременно протягивая в приветствии испещренную старческими пятнами руку. Уриил принял предложенное ему дружелюбное пожатие и обнаружил, что ладонь старика и сильна, и покрыта трудовыми мозолями.

— Куратор Урбикан, как я понимаю? — поинтересовался Уриил.

— Никто иной, мой друг, никто иной, — с обезоруживающей улыбкой ответил ему Урбикан, — но можете звать меня просто Лукас. Я же должен предположить, что передо мной капитан Уриил Вентрис, что, если не ошибаюсь, идентифицирует вашего однорукого товарища как сержанта Пазания.

— Вы не ошиблись, — сказал Пазаний. — Рука меня и в самом деле в некотором смысле выдает.

— Значит, вы о нас слышали? — спросил Уриил.

— Полагаю, не так уж и много найдется на Салинасе людей, до которых еще не долетели слухи, — ответил старик. — Вести о прибытии Адептус Астартес разносятся быстро, хотя должен признаться, что наш Лито, скорее всего, надеялся сберечь вас для себя и себя одного. Достопочтеннейшему губернатору вечно не хватает времени ни на меня, ни на пыльные и ветхие реликвии прошлого. «Пустая трата времени», — говорит он.

— По правде сказать, губернатор Барбаден, похоже, вовсе не рад нашему появлению, — заметил Уриил и сам изумился собственной откровенности.

— Ну, полагаю, у него и так забот полон рот, — признал Урбикан, — со всеми этими хлопотами-то из-за Сынов Салинаса.

— Тоже верно, — произнес Уриил, неожиданно осознавая, что куратор может помочь разузнать очень многое. — Так что у нас, похоже, полно свободного времени.

— И вы решили употребить его на то, чтобы посетить мою нищую Галерею древностей? Весьма польщен, — заявил Урбикан, лучась радостью. — Мне-то известно, сколь редко солдатам вроде вас выпадает свободная минутка, как, впрочем, и любому человеку войны. Я все помню, хотя и немало утекло воды с тех пор, как я имел право называть себя солдатом Императора.

— Вы служили в Фалькатах? — спросил Пазаний.

— Расплачивался за свои грехи, — все так же улыбаясь, отозвался Урбикан, хотя на долю секунды улыбка эта и подувяла. Впрочем, он почти тут же непринужденно взмахнул рукой. — Конечно, с той поры прошло много лет. Я оставил службу сразу же после Дня Восстановления, хотя, подозреваю, полковник Каин все равно отправила бы меня в отставку, хотел я этого или нет. В войнушку должна играть молодежь, верно?

Урбикан на секунду задумался, а потом вскинул кулак с выставленным средним пальцем.

— Ах да! Ну где же мои манеры? Я-то ведь знаю, зачем вы пришли, какой же я глупец!

Уриил позволил себе улыбнуться, наблюдая, как пожилой куратор засеменил к помещению, отходящему от основного коридора.

Внутренняя отделка этого дворцового крыла знавала и лучшие дни. Со стен облезала краска, по полу и сводчатому потолку расползались сырые пятна. То там, то сям космодесантники видели свисающие знамена, красно-золотые флаги и квадратные штандарты, украшенные золотым изображением орлиноголового воина с двумя фалькатами.

Вдоль коридора бежал ряд накрытых стеклом музейных стоек, а у стен громоздились высокие колонны ящиков. Некоторые из них были раскрыты и подписаны неразборчивым почерком, в большинстве обнаружились армейские мундиры или же еще что из солдатской экипировки. Между пирамидами упаковочных коробок стояли шкафы с треснутыми стеклянными дверцами и безжизненные манекены, облаченные в, по всей видимости, не соответствующие друг другу элементы униформы, бронежилеты и сжимающие в руках заржавленные лазганы, которые, судя по всему, грозили в любую минуту рассыпаться от старости.

Во всей этой коллекции не было ни единого признака упорядоченности, и все равно Уриил получил неимоверный прилив сил, узнав, что хотя бы один человек на Салинасе еще заботится о сохранении памяти о тех, кто служил в полку, и при этом не забывает и о прошлом людей, населявших планету еще до завоевания.

— Сколько же лет службы помнят собранные здесь вещи? — спросил Уриил, посмотрев на Пазания, как раз разглядывавшего шкаф с выставленными там медалями и разными моделями штыков.

— Десятки, — произнес его друг, поднимая фалькату с заржавленным клинком, — если не сотни.

Пока Урбикан отсутствовал, пытаясь найти то, что искал, чем бы оно ни было, Уриил бесцельно бродил среди стендов. Первый шкаф, привлекший его внимание, был наполнен видавшими виды книжицами в кожаных переплетах с рассыпающимися страницами. Многие из них истлели до полной нечитабельности, но одна, отличающаяся от остальных, горделиво стояла прямо посреди полки.

Тиснение в виде золотого листа почти стерлось, но Уриил даже по остаткам надписи на обложке смог понять, что перед ним «Тактика Империалис», великий трактат, на основании которого планировали свои войны имперские армии. Проставленная на корешке дата уже не читалась, но поскольку номер редакции не дотягивал даже до пятисотого, то книге этой давно перевалило за тысячу лет.

— Ага, вижу, вы нашли копию «Тактики», принадлежавшую некогда Старому Герцогу.

— А кто такой Старый Герцог? — спросил Пазаний.

— Полковник, командовавший Фалькатами перед Лито Барбаденом, — крикнул ему Урбикан, — величественный старикан был, настоящий джентльмен. Никогда не терял самообладания в битве, даже если дела шли ну совсем вразнос. Помню, как нас в ущелье Кореда прижали превосходящие силы противника. Так старикан повернулся к адъютанту и произнес: «Я никогда и ни за что не отдам приказ об отступлении. Передайте остальным, что любая попытка бежать будет расцениваться как переход на сторону врага». Ничего так, да?

— В самом деле, так и сказал?

— Понятия не имею, — отозвался Урбикан. — Старого Герцога же убили час спустя после начала сражения, но звучит-то все равно неплохо. Ага! Вот ты где.

Урбикан снова возник из боковой комнаты, неся в руках длинный, завернутый в холстину предмет, который с крайней почтительностью положил на стол возле Уриила. Тому не требовалось его разворачивать, чтобы понять, что перед ним меч капитана Идея, и сердце капитана забилось чаще.

— Эвершем принес меч сюда, капитан Вентрис, — произнес куратор, — и я позаботился о вашем оружии.

Уриил сжал золотую рукоять и извлек клинок из ножен. Пальцы капитана начали поглаживать витиеватое плетение эфеса, крестовина приятно прижалась к кулаку. Вновь держать этот меч в руках и ощущать свою причастность к наследию Космического Десанта было просто восхитительно — и это чувство было еще одним признаком того, что изгнание из ордена почти подошло к концу.

Он повернул клинок в руках, и начищенная, без единого пятнышка поверхность отразила слабый свет галереи.

— Благодарю, — произнес Уриил. — Этот меч многое для меня значит.

— Великолепное оружие, — похвалил Урбикан, — хотя мне показалось, что изначальный клинок мог быть заменен.

— А у вас острый глаз, Лукас, — сказал Уриил. — Прежний клинок сломался в бою на Павонисе. И я выковал новый, когда вернулся на Макрагге.

— Что ж, это все объясняет. И все равно — замечательное оружие, — произнес Урбикан. — Быть может, у вас когда-нибудь найдется время рассказать мне его наверняка великую историю?

— Почту за честь, — кивнул Уриил и попытался закрепить ножны на боку, но потом сообразил, что ремень слишком велик, чтобы его можно было застегнуть без громоздких доспехов Адептус Астартес.

Заметив проблемы, возникшие у товарища, Пазаний произнес:

— Скажите, куратор, а моя броня тоже здесь?

— Конечно же, сержант, — улыбнулся Урбикан. — Седьмая модель, подтип «Аквила», если не ошибаюсь?

— Совершенно верно, — подтвердил Пазаний. — Разбираетесь в доспехах Астартес?

— Совсем чуточку, — признался Урбикан. — Это моя страсть — изучать боевую экипировку наших доблестнейших защитников, хотя скажу как на духу, лишь однажды мне представился шанс потрогать доспехи и оружие, которые были бы древнее ваших.

— Вы прикасались к доспехам Космического Десанта? — спросил Уриил. — Где?

— Как где? Здесь, конечно же, — ответил куратор, и на лице его возникло озадаченное выражение, которое тут же неожиданно сменилось неподдельным весельем. — Ах, ну да! Вам обязательно надо пойти со мной.

Сказав это, Урбикан тут же засеменил по проходу, ведущему вглубь галереи.

— Друзья мои, — произнес он на ходу, — вы вовсе не первые Астартес на Салинасе.

Для человека, верой и правдой служившего Лито Барбадену в те времена, когда тот командовал Ачаманскими Фалькатами, в годы после Дня Восстановления Мезира Бардгил вела удивительно нищенское существование. Во всяком случае, так полагал Дарон Нисато. Очень часто, когда полк сражался в самых суровых войнах, он видел ее трясущуюся фигурку возле полковника; ее сутулое тельце просто тонуло в гвардейской шинели, и Дарон ничего не мог поделать с чувством умиления, возникавшем при взгляде на эту женщину.

Он знал, что неправильно было испытывать к ней симпатию, ведь у него, ротного комиссара, однажды вполне могла возникнуть необходимость всадить ей пулю в голову, если бы ментальные силы Мезиры стали представлять опасность.

При всей ее очевидной тщедушности Бардгил верно служила полку и ни разу не сделала даже попытки уклониться от своих обязанностей.

И вот какую награду она получила, выйдя в отставку, — коряво сложенный домик из необожженного кирпича и досок на окраине Мусорограда; стены ее жилища были исписаны антиимперскими лозунгами, а на двери красовалось грубоватое граффити, изображающее рогатых чудищ. Улица, куда ни глянь, казалась совершенно безлюдной, что, впрочем, и неудивительно, ведь появление черных «Химер» правоохранительных сил Барбадуса как ничто другое распугивало местную публику.

Нисато выбрался через командирский люк и, скатившись по наклонной броне, спрыгнул на плотную песчаную землю. Броня тяжко давила на плечи, но было бы глупо показываться без нее столь близко к Мусорограду. Инфорсер еще раз оглядел улицу, всматриваясь в крыши, окна и открытые двери, где его мог поджидать вооруженный мятежник.

Затем Дарон обернулся к рокочущей машине и сказал:

— Я захожу внутрь.

— Прикрытие нужно? — спросил раздавшийся в его шлеме голос — говорил лейтенант Паульсен.

— Нет, жди здесь. Я всего на пару минут.

— Мы будем наготове, если вдруг понадобимся, — заявил Паульсен, и Нисато услышал рвение в его голосе. Когда начиналась кампания на Салинасе, Паульсен находился в ранге младшего комиссара и следовал примеру Нисато во всех своих делах, а после Дня Восстановления вместе с ним перешел в службу правопорядка.

Особых карьерных перспектив эта работа не предоставляла, зато их хотя бы куда меньше ненавидели, нежели тех, кто решил остаться в Фалькатах. И как минимум, став хранителями спокойствия и служителями закона, они могли сделать хоть что-то хорошее.

Во всяком случае, именно это говорил себе Дарон Нисато всякий раз, перед тем как лечь спать.

— Будьте начеку, — приказал главный инфорсер, — если не выйду через десять минут, входите следом и вытаскивайте меня.

— Вас понял, сэр.

В жарком чреве «Химеры» сидели пятеро вооруженных, облаченных в броню и готовых к бою инфорсеров, но Нисато не думал, что их помощь ему понадобится. Мезира была всего лишь одинокой, всеми забытой женщиной и вряд ли могла представлять опасность. Встретившись с ней во дворце, он видел отчаяние, наложившее глубокий отпечаток на черты ее лица, и потому, хотя это вообще-то и не должно было входить в его обязанности по поддержанию закона и порядка, Дарон решил навестить ее и проявить заботу.

Ведь если не он, то кто?

Нисато постучал в дверь своей бронированной перчаткой и услышал гулкое эхо, унесшее звук вглубь дома. Судя по всему, заперто не было. Тогда инфорсер толкнул дверь, и в ноздри ему ударил неприятный затхлый запах запустения. В таком жилье вполне хватило бы места для пары десятков человек, но страх перед способностями Мезиры обрекал ее на одиночество, ибо кто захочет спать под одной крышей с ведьмой?

Опустив ладонь на рукоять болт-пистолета, инфорсер скользнул в дверной проем, стараясь двигаться как можно более бесшумно. Внутри обнаружился узкий коридор с дверьми по обе стороны и лестницей, поднимающейся на второй этаж. Оттуда, просачиваясь через небольшое оконце, проникал слабый свет, озарявший парящие в воздухе облачка потревоженной пыли.

— Мезира? — позвал Нисато, решив, что после того, как он уже постучался в дверь, смысла прятаться все равно никакого. — Ты здесь?

Ответа не было. Дарон вытащил пистолет из кобуры; чутье на неприятности подсказывало, что в доме что-то не так. Осторожно, зная, что Мезира живет на верхнем этаже, Нисато стал подниматься по лестнице, удерживая ствол нацеленным в пространство четко перед собой. Стараясь дышать как можно более ровно, он вышел на второй этаж и увидел открытую дверь в конце коридора, пол которого представлял собой выложенные странной мозаикой листы фанеры. Явственно чувствовался резкий запах листьев кхат, что лишний раз подтверждало: Мезира живет здесь; многие псайкеры обращались к подобным наркотическим препаратам, лишь бы не видеть снов.

Оглядевшись по сторонам, Нисато снова позвал Мезиру и опять не получил ответа. Тогда инфорсер плавным шагом миновал коридор и, оказавшись возле открытой двери, прижался к стене возле нее. Взмахом руки Дарон опустил забрало шлема, а потом подкрутил настройки авточувств, повышая звуковую чувствительность.

Некоторое время он стоял, пытаясь услышать шорох шагов, испуганное дыхание или металлический лязг взводимого курка. Нисато сохранял полную неподвижность несколько минут, пока не убедился в отсутствии непосредственной угрозы.

Сделав глубокий вдох, он метнулся вперед, вышибая дверь внутрь, и стремительно влетел в комнату, проверяя все слепые зоны и темные углы, где мог притаиться неприятель.

Перемещаясь быстрыми профессиональными движениями, он переходил из одной комнаты в другую, но нигде не находил ни признаков борьбы, ни следов Мезиры.

Впрочем, в то же самое время он обнаружил достаточно доказательств, что здесь обитала потерянная, отчаявшаяся душа, нуждавшаяся в дружеской поддержке. Потертый матрас, лежащий в углу одного из помещений, был застлан смятыми грязными простынями. Повсюду валялись пустые бутылки из-под раквира, а стены просто пропитались запахом кхата. Видя разбросанные упаковки из-под готовых обедов, Дарон Нисато пожалел, что не решился наведаться раньше.

И где-то внутри него голос совести напомнил, что подобные чувства обычно посещают человека только тогда, когда исправлять ошибки становится слишком поздно.

В доме было тихо, и инфорсер опустил пистолет, погружаясь в печальные раздумья о представших его глазам свидетельствах бесцельного существования.

Нисато возвратился в гостиную и подошел к давно не мытому окну, смотревшему на Барбадус. Развязно раскинувшийся, уродливый город был окутан жарким маревом; далекие фабричные трубы выбрасывали в небо облака пара и дыма. Стать олицетворением имперского закона в подобном местечке? Не так представлял себе Дарон Нисато завершение своего карьерного пути в Ачаманских Фалькатах, впрочем, жизнь редко изъявляет желание соответствовать тому идеалу, который представляешь себе в молодости.

Он помнил тот день, когда покинул Схола Прогениум на Офелии VII, размышляя о восхитительных перспективах и тех великих деяниях, которые ему предстоит свершить во имя Императора. Какое-то время все шло именно так, как он и мечтал; служба в рядах Фалькат была весьма почетной, и если его и не любили (ну а кто вообще может любить комиссара?), то точно уважали.

Вот только потом полковник Ландон, или как его еще называли солдаты — Старый Герцог, погиб в ущелье Кореда вместе со всем старшим офицерским составом, и командование принял Лито Барбаден. До того новый командир попадался Нисато на глаза всего-то один раз, и комиссар не сказать чтобы был впечатлен. До того Лито был не более чем квартирмейстером и полковым снабженцем, человеком, имеющим дело лишь с абсолютными числами и видящим в людях не что иное, как простые цифры в учетной книге.

Нисато заставил себя отбросить эти мысли, поскольку ему и самому не нравилось, куда они ведут, а потом принялся внимательно изучать комнату, рассматривая бумажные листки, разбросанные по наклонной поверхности письменного стола, темную груду грязной одежды и протертую до дыр армейскую шинель.

Хотя он и был занят изучением этих мелких подробностей, его внимание неожиданно привлекла стена напротив окна, где были выведены всего пять слов… и инфорсер сразу же понял, что написаны они кровью.

«Помогите… ибо я была там».

Под надписью лежала сверкающая медаль, на поверхности которой был изображен клекочущий орел.

Они были прекрасны.

Уриилу в последнее время редко доводилось увидеть что-нибудь, что наполняло бы его сердце ощущением близости дома. Космодесантники стояли в окутанном тусклым светом помещении, скрытом в глубине Галереи древностей, и рассматривали ряды стоек, видя перед собой удлиненные исцарапанные шлемы, раскрашенные в синие и белые цвета, и огромное количество элементов силовой брони, испещренной вмятинами и трещинами от давних попаданий.

В других обстоятельствах Уриил счел бы их ужасно поврежденными или же как минимум совершенно не ухоженными, но сейчас ему эти доспехи казались чудом из чудес.

Всего здесь находилось девятнадцать комплектов брони, выкрашенных в одни и те же синие и белые цвета, с выгравированной на правом наплечнике золотой буквой «U» в обрамлении белых крыльев. К каждому комплекту прилагался болтер, зажатый в тяжелой перчатке; у одних он носил следы повреждений, в то время как у других сверкал так, словно был только извлечен из оружейной.

— Узнаёшь герб? — спросил Уриил.

Пазаний кивнул и прошептал:

— Сыны Жиллимана. Основаны в тридцать третьем тысячелетии. Поверить не могу.

— Я тоже, — произнес капитан, касаясь пальцами украшенного орлом нагрудника ближайшей брони. — Модель VI, силовая броня «Корвус».

Уриил развернулся к Лукасу Урбикану, и куратор подался назад, увидев гнев на лице космодесантника.

— Как сюда попала эта броня? Каким образом Фалькаты заполучили силовые доспехи Астартес? Их было необходимо вернуть ордену!

— О, вы не подумайте! — торопливо забормотал Урбикан. — Это же не боевые трофеи и не реликвии войны. Прошу, поверьте, вся эта экипировка, хранящаяся в моей галерее, уже была здесь, когда я приступил к работе.

Уриил увидел искренность в глазах куратора и в извиняющемся жесте поднял руки:

— Прошу простить, следовало подумать, прежде чем кричать. Просто видеть, что доспехи Астартес выставлены на обозрение смертным… несколько непривычно. Ни один орден не оставил бы столь ценную часть своей истории.

— Я понимаю, — произнес Урбикан, хотя капитан видел, что это совсем не так, но старый куратор еще не успел отойти от неожиданного всплеска эмоций, проявленного космодесантником.

— Лукас, позвольте мне объяснить, — сказал Уриил, вздохнув. — Дело в том, что для космического десантника его броня — это нечто большее, нежели сочетание керамитовых пластин и искусственной мускулатуры. Для него она вовсе не только щит, спасающий от пуль и вражеских ударов. Доспехи впитывают в себя частичку личности того воина, который их носит. В каждом из этих комплектов в бой некогда шли герои, сражающиеся против врагов человечества, и после смерти броню необходимо починить и передать по наследству новому воину, поднимающему меч во имя Императора. Таким образом, каждый из нас стремится быть достойным своего предшественника и вплести в память доспехов собственную легенду.

— Вот теперь я и в самом деле начинаю понимать, — сказал Урбикан, подходя ближе и опуская ладонь на иссеченную поверхность наручей доспеха. — Вы пытаетесь донести до меня, что это не просто мощная и функциональная боевая экипировка, но то, что она хранит живую историю в каждой своей пластине. Каждая щербинка на ее поверхности рассказывает легенду, и сама броня становится воплощением преданий о многочисленных битвах. Да, теперь я понял.

— Так как все-таки они попали сюда? — вновь спросил Уриил.

— Ну, как я уже упоминал, вы не первые Астартес, решившие посетить наш мир, — ответил куратор, — хотя мне и кажется, что между временем, когда здесь сражались эти воины, и прибытием Фалькат прошло много веков.

— И против кого же они воевали?

— Боюсь, тут все становится несколько непонятным. Архивариусы Салинаса, прямо скажем, оказались склонны к довольно размытым и уклончивым формулировкам, хотя мне и удалось найти скрытые упоминания об огромных зверях, лишенных кожи, красных, словно ободранных, хищниках, способных проглотить человека целиком, и закованных в броню воинах, могущих уродовать саму суть реальности. Жуть полнейшая, уж будьте уверены, да еще и, без всяких сомнений, авторы постарались нагнать дополнительного страху, но можно сказать точно: дела обстояли достаточно скверно, чтобы привлечь внимание космических десантников.

По описанию куратора Уриил узнал воителей Губительных Сил, а услышав про огромных, лишенных кожи зверей, обменялся с Пазанием тревожными взглядами. Капитан вовсе не забыл о том, что бескожие все еще блуждают где-то в холмах у Хатуриана, и понимал — их нельзя слишком долго оставлять предоставленными самим себе.

— Повествуют о великой битве, случившейся возле заброшенного города, что лежит у подножия холмов возле северных гор, — продолжал свой рассказ куратор.

— Кажется, мы знаем, о каком городе вы говорите, — перебил Пазаний. — Кажется, он называется Хатуриан?

— Да-да, полагаю, что именно так, — ответил Урбикан. — Как бы то ни было, эти Сыны Жиллимана, как вы их назвали, вступили в противостояние с врагом, но, к прискорбию, были уничтожены.

— Тогда где находятся остальные доспехи? — спросил Уриил.

— Вы видите перед собой все, что у меня есть. Летописи тех времен рассказывают, что другие Астартес прибыли на Салинас в скором времени после первой битвы и что им хватило сил расправиться со зверьми.

— А эти летописи не говорят, кем были те воины?

— Нет, хотя и изображают их «великанами в серебряной броне, разящими злобного недруга молниями и верой». Судя по всему, они разделались с противником и отбыли прочь сразу же после победы. Я всегда был склонен полагать, что они забрали с собой доспехи, оставшиеся после Сынов Жиллимана.

— Но почему тогда они не взяли эти?

— Если верить архивным записям, данные комплекты были обнаружены погребенными в руинах разрушенного здания в Хатуриане спустя много десятилетий после тех событий. Находку обнаружили сервиторы, собиравшие строительный материал для возведения новой церкви. Полагаю, те серебряные гиганты просто не нашли эти доспехи, когда покидали планету.

— А что насчет костей? — спросил Пазаний. — Кто-то же должен был носить эту броню.

— Мне очень жаль, но тут помочь не могу. Никакого упоминания о костях, только о доспехах.

Уриил вновь повернулся к молчаливо застывшим манекенам, а затем пошел вдоль ряда, разглядывая комплекты доспехов шестой модификации, теперь уже зная, что смотрит на наследие, оставленное собратьями по Космическому Десанту, погибшими в давние годы на этой планете в противостоянии с величайшим из врагов человечества. Тусклый свет ламп отражался в глубине глазных линз шлемов, словно где-то внутри брони все еще тлели угольки душ прежних обладателей.

— Они ждут, — произнес Уриил, и эхо его слов еще не успело затихнуть, как он сам на каком-то глубинном, подсознательном уровне ощутил всю правоту сказанного.

— Чего ждут? — спросил Пазаний.

— Того, кто отыщет их и возвратит им былую славу, — объяснил Уриил, слова одно за другим словно по своей воле спрыгивали с его языка, — чтобы вновь встретиться с врагом, а потом возвратиться домой.

Капитан остановился возле брони, чей латный воротник был пробит неким неведомым оружием, и принялся разглядывать вмятые внутрь защитные пластины, печати, письмена. Внутренние поверхности доспехов были покрыты темным налетом, и, хотя миновало столько веков, Уриил уловил запах крови безымянного героя древности.

Глядя на эти потеки, капитан чувствовал, что между ним и погибшим воином есть нечто родственное, но это чувство было из тех, какие весьма затруднительно выразить словами. Доспехи хранили героическое наследие нескольких тысячелетий, и, невзирая на невероятные промежутки времени и расстояния, Уриил понимал, что броня ждет не просто кого-то… она ждет его.

Поскольку Лито Барбаден все никак не отвечал на запрос об осмотре руки Пазания у медикае, Уриил провел два последующих дня в попытках вернуть функциональность выбранному комплекту брони, работая над ней вместе с мастеровым из дворцовых кузниц.

Пазаний тем временем успел вновь переодеться в собственную броню, но Уриил уже не воспринимал лежащие перед ним доспехи как принадлежащие какому-то другому воину.

Теперь они были его, хотя капитан и понимал, что это ненадолго.

Доспехи являлись собственностью Сынов Жиллимана, чья честь могла быть оскорблена, если бы он решил носить эту броню сверх необходимого периода времени. После тщательного осмотра стало очевидным, что повреждения по большей части носят поверхностный характер, и, заменив поврежденные механизмы деталями, снятыми с других комплектов, Уриил вскоре уже смог примерить полностью восстановленные доспехи шестой модификации.

Мастеровые уже вовсю трудились над подгонкой кабельных разъемов своих генераторов, чтобы подзарядить внутренние источники питания брони, и их начальники со всей уверенностью заявляли, что та будет готова не позднее чем к вечеру.

Тем временем Уриил с Пазанием продолжали исследовать Галерею древностей, сопровождаемые куратором Урбиканом. Музей хранил множество изумительных сокровищ, хотя, конечно, ни одно из них и не могло сравниться с найденными в первый день девятнадцатью комплектами силовой брони модели «Корвус».

Урбикан оказался радушным и словоохотливым хозяином, радующимся тому факту, что хоть кто-то заинтересовался историей Фалькат и завоеванного ими мира.

Расположенная на восточной границе субсектора Парагон, являющегося важным пунктом обороны Империума на подходах к сегментуму Солар, система Салинас вошла в число дюжины тех, что испытали на себе всю гневную мощь имперского Крестового похода примерно тридцать пять лет тому назад. Важнейшие миры субсектора пали жертвами агентов Архиврага, и войска полководца Кроза Регавра начали поглощать все близлежащие системы одну за другой.

Но прежде чем враг успел действительно как следует окопаться в субсекторе, Империум нанес ответный удар, подняв на войну с нежданной угрозой все базировавшиеся неподалеку полки. Эти меры позволили остановить дальнейшее продвижение врага, но вот полностью выбить его из субсектора сил все же не хватало, и тогда в бой были введены армии из районов, непосредственно не связанных с зоной конфликта.

Вот так сюда и прибыли Фалькаты, в чью задачу входила очистка от ереси внешних систем. Первые встреченные ими планеты спасать было уже поздно — местное население угодило в рабство к врагу, а губернаторы были низвергнуты.

Сражаясь в едином строю с дюжиной других полков и полулегионом титанов из Легио Деструктор, Фалькаты в течение двух десятков лет воевали на опаленной поверхности этих планет, пытаясь выставить оттуда войска Регавра.

Когда Урбикан рассказывал об этих событиях, голос его звучал приглушенно, и Уриилу оставалось только гадать, какие же ужасы и кровопролитие повидал старик за время освободительных войн.

Салинас был третьим обитаемым миром в этой системе, и Ачаманские Фалькаты, высаживаясь на его поверхности, действовали как армия покорителей. Пускай местные обитатели и клялись в своей верности Богу-Императору, закаленные в боях ветераны Гвардии, видевшие на протяжении всей своей взрослой жизни лишь кровь и смерть, не были настроены на полумеры.

Губернатора планеты казнили, и едва верные ему войска попытались взяться за оружие, чтобы ответить, как Барбаден спустил на них весь ужас того, чему Фалькаты научились за последние двадцать лет.

Что мужчины, что женщины, пытавшиеся в первые месяцы своей службы минимизировать потери среди гражданских, очень скоро переставали уделять хоть какое-то внимание тем смертям, что сопутствовали их атакам, так что местные СПО были уничтожены весьма быстро.

Хотя организованные войска и потерпели поражение, сопротивление сохраняло нерушимый стержень, и еще много лет Фалькаты были вынуждены бороться с самоотверженной и до изумления непреклонной армией мятежников, именовавших себя Сынами Салинаса, убивавших имперских солдат и устраивавших взрывы прямо на их базах.

Но все закончилось после резни в Хатуриане.

Уриил видел, что Урбикану не очень хочется об этом говорить, но все же осторожно подтолкнул своего собеседника в нужном направлении на второй день их блужданий по галерее.

— Прошло уже почти четыре года с того дня, как мы прибыли, — поведал куратор. — Меня-то самого там, понятно дело, не было, так что знаю все только из вторых рук. Короче, мятежники совсем вышли из-под контроля, и уже и дня не проходило, чтобы где-нибудь не рванула бомба или патруль не угодил в засаду и не был перебит. Мы не могли обеспечить мир — нас было слишком мало, а вооружение уже начинало приходить в негодность. Без своевременных поставок и бригад квалифицированных технопровидцев танки однажды просто замирали. Мы становились слабее, а они с каждым днем набирали силу.

— И что же предпринял Барбаден? — спросил Пазаний. — Он ведь был тогда полковником, верно?

— Был, — согласился Урбикан. — Он заявил, что Хатуриан служит базой для всех операций Сынов Салинаса, и приказал «Клекочущими орлам» окружить город. Насколько мне известно, Барбаден дал старейшинам два часа на выдачу лидера мятежников — человека по имени Сильван Тайер. В противном случае должна была начаться зачистка.

— Что-то мне сдается, что лидера не выдали, — произнес Уриил.

— Старейшины заявили, что просто не могут, — пояснил Урбикан. — Они сказали, что его нет и что он вообще никогда там не появлялся. Люди умоляли Барбадена отозвать войска, но если уж Лито на чем-то зациклился, переубедить его не сможет уже никто и ничто.

— Так чем все закончилось?

Урбикан покачал головой:

— Вы должны понять, Уриил, мне тяжело об этом говорить. Бойня на Зоне Поражения… я не могу гордиться тем, что это название связано с моим полком. Все хорошее, что мы когда-либо совершили, вся наша честь и слава… они были похоронены в тот день.

— Я понимаю, что вам не просто, — сказал капитан. — И если не хотите, можете больше ничего не рассказывать.

— Нет, — отрезал Урбикан, — иногда просто необходимо исповедаться в своем позоре.

Куратор сделал передышку и старательно разгладил полы своей рясы, прежде чем продолжить.

— Значит так, крайний срок по выдаче Тайера для жителей Хатуриана уже давно вышел, и они даже успели подумать, что все эти барбаденские угрозы были блефом.

— Но, если я правильно понимаю, они ошибались?

Урбикан покачал головой.

— Ошибались, — подтвердил он. — И еще как. Из-за гор вылетели «Мародеры», обрушившие на их головы чудовищное количество бомб. Они просто в клочья разнесли тот город. Пламя пожаров аж из Барбадуса можно было увидеть. Словно все небо вспыхнуло огнем… кошмарное зрелище, просто кошмарное, да еще к тому же отчеты, поступавшие с передовой, были… путаными.

— Путаными? — переспросил Пазаний, почесывая культю.

— Ни один из тех, с кем я говорил, ни за что бы не согласился участвовать в том, что произошло, и уж тем более — как оно произошло. И все-таки полковник Барбаден приказал Фалькатам войти в разбомбленный Хатуриан, а когда шестью часами позже они оттуда вышли, в городе не осталось ни единой живой души.

— Он вырезал целый город?

— Да, — кивнул Урбикан. — Семнадцать тысяч человек за шесть часов.

— А что произошло после этой бойни? — спросил Уриил. Количество погибших просто потрясало воображение.

— Сыны Салинаса — те, что уцелели, — спустились с гор, — произнес Урбикан, покачав головой. — Предположительно, в Хатуриане проживали семьи и самого Сильвана Тайера, и многих его последователей. Вот так и вышло, что, обезумев от горя и ненависти, лидер мятежников повел свою армию в последний славный бой.

— Закончившийся для них уничтожением, — вставил Уриил, заранее просчитав исход такого нападения.

— Разумеется, но это была великолепная смерть, пусть и бессмысленная, — они набросились на врага в развевающихся за спинами зелено-золотых плащах, — продолжал Урбикан. — Но разве был у них шанс? Простые партизаны, вовсе не армия. Артиллерия вынудила Тайера и его людей укрыться в руинах, а потом разнесла их всех в клочья, закончив свою работу еще до полудня. Вот так и завершилась история сопротивления Салинаса. В конце той же недели мы получили День Восстановления и все к нему причитающееся.

— Вот только это не стало подлинным концом сопротивления, верно? — спросил Уриил, вспоминая граффити, утверждавшее, что Сыны Салинаса снова воспрянут.

— Нет, хотя и должно было стать, — подтвердил Урбикан. — Жестокость, проявленная Фалькатами при покорении Салинаса, стала позором для многих наших бывших солдат, и раны, оставленные войной, зарастут еще очень не скоро. Заместитель Тайера, человек, известный под именем Паскаль Блез, принял командование из рук своего товарища, хотя теперь у него не было уже ни оружия, ни подготовленных бойцов, чтобы представлять такую же опасность.

— Паскаль Блез? — поинтересовался Уриил. — А как он выглядит?

Урбикан только пожал плечами:

— Понятия не имею. Я же его никогда не встречал, но ходят слухи, что это человек с гладко выбритым затылком и расчесанной на две косы бородой. А почему вы спрашиваете?

— Полагаю, мы видели его во время нападения на колонну полковника Каин в тот день, когда прибыли.

— Что ж, это меня не удивляет. У Сынов Салинаса особые счеты к Верене Каин.

— Почему?

— Все дело в том, что именно она вела Фалькат в Хатуриан, — объяснил Урбикан. — Приказ отдал Барбаден, но, насколько мне известно, Верена командовала полком, когда тот входил в ад и когда выходил.

Глава двенадцатая

Этим вечером в баре было людно. Коулен Харк постарался сделать для этого все возможное. Зал наполнился гулом разговоров, а еще — сильным запахом пота и алкогольного перегара. Почти сотня человек, набившихся в небольшое заведение, создавали такой шум, что их голоса сливались в общий неразборчивый гул. Среди завсегдатаев рассредоточились шесть вооруженных парней, подчинявшихся Коулену, и если хоть какое-то место в Барбадусе и можно было назвать безопасным, так именно это. Паскаль Блез сидел в отдельной кабинке, баюкая в ладони стакан с раквиром, и гадал, как же ему удалось самого себя-то убедить, что явиться сюда было хорошей мыслью?

— Он не придет, — сказал Коулен, — если ему только напрочь не отбило чувство самосохранения.

— Придет, — возразил Паскаль. — У нас есть кое-что, что ему нужно.

— И с чего ты взял, что она его хоть сколько-нибудь интересует?

— Он был в ее доме, — произнес Паскаль, отхлебывая из стакана. — Искал ее.

— И что с того? Это же ни о чем не говорит.

Паскаль понимал, что Коулен прав. Не существовало никаких разумных доводов, которые позволили бы надеяться, что Дарон Нисато придет на встречу, но все-таки Блез знал — он появится. Из всех тех мужчин и женщин, что покинули ряды Фалькат, главный инфорсер был чуть ли не единственным человеком, вызывавшим хоть какое-то уважение у лидера повстанцев. Кроме того, Паскалю было известно, что Нисато не только не участвовал в бойне на Зоне Поражения, но еще и пытался разузнать о тех событиях всю правду.

Паскаль пробежался взглядом по лицам присутствующих, и ему вспомнился тот день, когда прямо на его глазах один из солдат Ачаманских Фалькат решил попробовать на вкус ствол своего пистолета. Потолок очистили от кровавых разводов, но балке был прекрасно виден след от ударившей в нее пули.

— Чувство вины порой отлично мотивирует, — прошептал Паскаль.

— Что? — спросил Коулен. — Ты что-то сказал?

— Нет, просто мысли вслух, — ответил Блез.

Коулен тоже оглядел присутствующих, и за версту было видно, как он нервничает.

— Не нравится мне все это. Что если Нисато заявится сюда сразу с парой десятков инфорсеров? Все, что мы сумели сделать за эти годы, пойдет прахом.

— Он так не поступит.

— Ты не можешь быть в этом уверен, — сказал Коулен. — Риск слишком велик.

Да, Харк был прав, ситуация и в самом деле рискованная. Они просто подставлялись под удар. В заведении явственно ощущалась с трудом подавляемая тревога; Паскаль слышал это в чрезмерно шумных разговорах и даже в вымученном смехе людей. Он чувствовал их страх и понимал, что отчасти сам же и является его причиной.

Все они боялись того, что может случиться здесь из-за его присутствия.

В былые дни эти люди сделали бы для него все что угодно: они помогали его борцам за свободу, снабжали повстанцев едой, делились кровом и сведениями — но времена изменились… десять лет нищеты и тягот заставили многие сердца очерстветь и перестать доверять так, как вначале доверяли Сильвану Тайеру.

Люди устали от войны, и Паскаль не мог их винить.

Он и сам устал.

Самое смешное — он вовсе не испытывал ненависти к Империуму. Большую часть своей половозрелой жизни Блез служил Золотому Трону, стремясь внести свой крохотный вклад в благополучие всего человечества. А потом появились Фалькаты… с безумием в сердцах и кровью на клинках, вспоровших саму плоть мира.

Минуло уже десять лет, и Паскаль потратил лучшие годы своей жизни на борьбу с солдатами Императора, которому клялся служить… хотя, конечно, он воевал против них самих, но не того, что они олицетворяли.

Паскаль не был настолько наивен, чтобы полагать, что может победить. К тому же он пришел к выводу, что все это противостояние не имеет ничего общего с такими понятиями, как победа, зато вполне соотносится со словом «правосудие». Грехи следовало искупать. Все просто. Когда расплачиваешься за свои ошибки, восстанавливается нормальный порядок вещей. И теперь Паскаль понимал, что никакие убийства не могли решить этой проблемы.

Да, Коулен был прав: они сильно рисковали, но Блез устал проливать кровь, и если эта затея могла заложить основу для прекращения войны, то риск был вполне оправдан.

— А вот и он, — произнес Коулен, вжимаясь в спинку кресла и начиная вытягивать пистолет, скрытый под подолом плаща.

— Полегче, солдат, — предупредил Паскаль. — Мы сюда не драться пришли, да и он, судя по всему, тоже.

Дарон Нисато с настороженным и напряженным выражением лица как раз входил в бар. Шум голосов немного поутих, когда он пригнулся, открывая двери, и направился прямо к стойке бара. Паскаль видел, что главный инфорсер на ходу шарит по посетителям взглядом профессионального служителя закона, отделяя простых выпивох от тех, кто может представлять опасность.

Нисато неоткуда было знать, как выглядит Паскаль, но очень скоро взгляд инфорсера остановился на лидере повстанцев и больше уже никуда не уходил.

— А он хорош, — заметил Паскаль, наблюдая за тем, как Нисато проталкивается к его кабинке. — Этого у него не отнять.

Когда инфорсер приблизился, Коулен зарычал и поднялся со стула.

— Полагаю, это вы послали мне сообщение, — произнес Дарон, остановившись у входа.

— Мы, — подтвердил Паскаль. — Присаживайтесь.

Нисато покосился на Коулена.

— Может, и присяду, если изволите отослать своего громилу. Он заставляет меня нервничать, и если его рука еще хоть на миллиметр приблизится к оружию, которое он прячет под плащом, обещаю — вырву ее на хрен.

— Любопытно будет посмотреть, — прорычал Коулен.

— Дашь повод — увидишь, — отозвался Нисато, становясь лицом к лицу с огромным телохранителем.

Паскаль постучал краешком стакана о стоящую на столике бутылку.

— Не могу ли я предложить миновать стадию бессмысленных угроз и перейти к делу? Коулен, остынь. Мистер Нисато, сядьте.

Коулен Харк неохотно покинул кабинку, и главный инфорсер протиснулся внутрь и расположился на скамье напротив Паскаля. Разглядывая этого человека, Блез никак не мог решить, какие чувства тот вызывает у него в первую очередь. Нисато был привлекательным загорелым мужчиной с довольно крупным носом. «Но его глаза — глаза старика, — подумал Паскаль, — впрочем, у кого на Салинасе иначе?»

— Ну что, досмотр закончен? — спросил Нисато, и Блез улыбнулся.

— Прошу прощения, — сказал лидер повстанцев. — Не так уж часто доводится спокойно посидеть рядышком с человеком, который только и думает, как бы вогнать в меня пулю.

— Вы и правда считаете меня таким?

— А разве я ошибаюсь?

— На данный момент таких желаний у меня нет, хотя, конечно, ночь еще только начинается.

Паскаль наполнил раквиром пустой стакан и толкнул по исцарапанной металлической поверхности столика к собеседнику.

— По правде сказать, я не был уверен, что вы придете, — произнес Блез.

— А я не думаю, что мне следовало.

— Так почему же вы здесь?

— Потому… — начал Нисато, и Паскаль понял, что тот силится найти хоть какое-нибудь рациональное объяснение. — Потому что кто-то должен был. У Мезиры больше никого не осталось.

— У Мезиры? Значит, так ее зовут?

— Да. Разве вы не знали?

— Нет, — признался Паскаль. — Она вообще почти не говорила с того момента, как мы ее нашли.

— Нашли? Разве вы не похитили ее из дома?

— Нет… она блуждала по улицам Мусорограда, постоянно крича и царапая собственное тело.

Нисато нахмурился, ведь до этой минуты он даже и не рассматривал версию самостоятельного побега женщины — сразу заподозрил похищение.

— Она совсем свихнулась, если вам это интересно, — произнес Паскаль.

— Если вы причинили ей вред…

Блез успокаивающе помахал рукой:

— Разумеется, мы ничего с ней не сделали. Все повреждения она нанесла себе сама.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал, — ответил Блез. — Она была в прескверном состоянии, когда мы ее нашли.

Нисато откинулся назад и отхлебнул раквира.

— И откуда же вы узнали, что я ее ищу? Ваша записка просто сквозила уверенностью.

— Да ладно вам. В конце концов, я стал называть этот город своим куда раньше, чем вы. Люди быстро доносят до меня информацию. И тот факт, что глава сил правопорядка решил проведать ведьму, не мог остаться незамеченным. Так зачем же вы ее ищете?

— Не ваше дело.

— Она твоя женщина? — спросил Паскаль. — Неужели главный инфорсер получает удовольствие от охов-вздохов опасной любовницы?

Нисато ощерился:

— Сказал же — не ваше дело.

— Ладно, ладно, — вскинул ладони, словно сдаваясь, Паскаль.

Инфорсер явно с трудом заставлял себя сохранять спокойствие, так что лидер повстанцев решил, что пора заканчивать словесную пикировку. Поэтому он набрал воздуха в легкие и выпалил:

— Хотите правду? Женщина ничего для меня не значит. В другой день я, быть может, так и бросил бы ее умирать на улице, но мне стало известно, что она имеет цену для вас.

— Значит, вы хотите что-то взамен? Это шантаж?

— Нет, даже и мыслей не было, — возразил Паскаль.

— Тогда что?

Блез подался вперед, облокачиваясь на столик, и положил ладонь на предплечье Нисато. Инфорсер посмотрел на его руку так, словно она была ядовитой змеей.

— Я хочу, чтобы убийства прекратились, — произнес Паскаль. — Хочу с честью выйти из этой бессмысленной, грязной войны, и если моя помощь позволит купить хотя бы капельку доверия, буду только рад.

Как ни старался Нисато, но изумления скрыть не сумел.

— Жест доброй воли?

— Именно, — подтвердил Паскаль, откидываясь на спинку кресла.

Нисато задумался над услышанным, и Блез видел, что тот действительно заинтересовался. Лидер Сынов Салинаса хранил молчание, поскольку понимал, что будет большой ошибкой вмешиваться в размышления инфорсера.

Наконец Нисато подался вперед и произнес:

— Отведи меня к ней.

— Не нравится мне все это, — заявила Верена Каин. — Ни капельки.

— Губернатор Барбаден не разделяет ваших опасений, — сказал Уриил.

— Губернатор Барбаден, — произнесла она, чрезмерно подчеркивая титул, — больше не командует Ачаманскими Фалькатами. Полк передан в мое подчинение, и только я могу решать, что для него приемлемо, а что — нет.

— Лично мне казалось, что Ачаманские Фалькаты больше не являются полком, состоящим на действительной службе, и имеют статус Сил Планетарной Обороны, — не удержался от колкости Уриил. — Следовательно, распоряжается ими губернатор Барбаден.

Каин бросила на него испепеляющий взгляд, и капитан даже немного устыдился того, какое наслаждение испытал, заставив ее разгневаться. Сидевшего рядом Пазания злость полковника Каин тоже откровенно веселила.

— А лично мне казалось, что вас двоих вообще изгнали из ордена.

— Ага. Вот только мы-то возвращаемся домой, — заметил Пазаний. — Фалькаты же так навеки и останутся в СПО.

Уриил безуспешно попытался скрыть улыбку, когда разъяренная Каин развернулась на пятках и зашагала к своему адъютанту, выглядящему затюканным человеку по имени Баском. С той самой поры, как они познакомились с Каин, Уриил ни разу не видел на ее лице ничего, кроме раздражительности и презрения, словно сам факт его существования оскорблял ее тонкую натуру. Но, узнав о бойне в Хатуриане, или, как его еще называли, Зоне Поражения, он перестал обращать внимание на полковника и ее буйный темперамент.

Уриил выбросил мысли о Каин из головы и перевел взгляд на нескольких сервиторов, под управлением парочки оставшихся на планете технопровидцев подсоединявших кабели генераторов.

Холодный воздух инженерного ангара «Клекочущих орлов» пропах металлом и электричеством. Сейчас здесь стояли два боевых танка «Леман Русс», сверкавших свежей смазкой и окутанных топливными парами. Из-под их днищ к покашливающему генератору тянулись гофрированные кабели.

Уриила не слишком интересовали могучие боевые машины, его вниманием полностью завладел комплект брони, помещенной в самом центре ангара. Мастеровые Лито Барбадена начистили ее поверхности, возвратив им былой вид, и теперь, словно последний воин, оставшийся стоять на поле битвы, доспехи замерли в неподвижности. Все их сочленения были сейчас заклинены, и они ничем не могли проявить скрытую в них силу.

Заплечная силовая установка брони оказалась полностью разряжена, и никакие старания дворцовых адептов не помогли исправить эту ситуацию. Тогда Пазаний предположил, что армейские генераторы и подключения имеют больше шансов, и после того, как космодесантники подали прошение губернатору Барбадену, конвой бронемашин пересек город и вкатился во владения «Клекочущих орлов».

Местные технопровидцы чуть ли не запрыгали от радости, получив возможность поработать над этой проблемой, и предложенное ими решение обладало утонченной изобретательностью. Системы, использовавшиеся для подзарядки внутренней электроники «Леманов Руссов», были переделаны так, чтобы генерировать большее количество энергии, подавая ее через вручную настроенный трансформатор, что позволяло технопровидцам вывести мощность устройства на необходимый для зарядки ранца уровень.

Во всяком случае, в теории. Будет ли все это работать — совсем другой вопрос.

Уриил заставил себя успокоиться, наблюдая за действиями технопровидцев, откровенно наслаждавшихся представившейся возможностью заняться столь увлекательным делом. Оставалось только надеяться, что их профессионализм был так же велик, как их энтузиазм.

Пазаний стоял рядом, величественный и огромный в своей начищенной и отполированной броне, и, точно какой-нибудь талисман, прочно сжимал в руках болтер. Мастеровые дворца проделали отличную работу по устранению повреждений, оставленных Медренгардом, и Уриил даже испытал прилив зависти, разглядывая сияющие доспехи товарища.

Они даже восстановили окраску наплечника, нанеся на него символ Ультрамаринов, заключенный в лавровый венок. Теперь сержант выглядел как настоящий герой Космического Десанта, каковым, впрочем, и являлся.

Доспехи, стоявшие в центре ангара, тоже были перекрашены в цвета Ультрамаринов, хотя Уриил настоял, чтобы шлем сохранил оригинальные краски Сынов Жиллимана. Поступить иначе значило бы оскорбить память воинов, носивших эту броню в прошлом, а капитану вовсе не хотелось, чтобы доспехи подвели его в бою только потому, что он проявил к ним недостаточное уважение.

— Думаешь, сработает? — спросил Пазаний.

Уриил немного поразмышлял над этим вопросом, прежде чем ответить:

— Сработает.

— Знаешь, ты что-то подозрительно уверен.

— Понимаю, но я не верю, что эти доспехи приманили бы нас к себе, если бы их нельзя было исправить.

Пазаний только кивнул. Уриил видел, что друг испытал ту же тягу к доспехам, хранящимся в Галерее древностей. Некоторые вещи просто ощущаешь спинным мозгом, и хотя Уриила учили не верить ничему, кроме того, что можешь лично увидеть и пощупать, он был убежден: ему судьбой предназначено носить эти доспехи.

— Мы готовы начать, — крикнул ему Имериан, один из технопровидцев, чье тело являло собой союз плоти и металла. Он кутался в красные облачения, из рукавов которых высовывались частично аугментированные руки.

Уриил подошел к комплекту брони и, чувствуя, как от волнения напрягаются мышцы, положил ладонь на золотого орла, выгравированного на нагруднике.

— Ты будешь жить снова, — произнес космодесантник.

— Капитан Вентрис, — сказал Имериан, — думаю, вам следовало бы отойти от доспехов. Если у нас не вышло правильно откалибровать энергетические потоки, было бы разумным держаться от ранца подальше. Из керамита получается очень опасная шрапнель.

Уриил кивнул и отошел от брони, возвратившись к персоналу, укрывшемуся позади наспех возведенного барьера из набитых песком мешков. Имериан вытянул длинный кабель из деревянной, окованной бронзой коробки, которую держал в руках угрюмый сервитор, и приступил к последним, довольно запутанным приготовлениям.

Наконец на лице технопровидца возникло удовлетворенное выражение, и его палец застыл над большой черной кнопкой, расположенной в середине наборного диска на поверхности трансформатора.

— Полковник Каин? — окликнул Имериан. — Мы готовы.

Каин бросила на Уриила мрачный взгляд, в котором читалось, что она умывает руки, и отрывисто кивнула:

— Приступайте.

Технопровидец махнул рукой солдату, сидевшему на броне одного из «Леманов Руссов», и вскоре двигатели танков взревели, и от их басовитого говора с потолка ангара посыпалась пыль.

Воздух наполнился электрическим потрескиванием и нарастающим гулом, словно в деревянной коробке в руках сервитора забилось сердце, питающее энергией звездолет.

Имериан в исступлении волхвовал над датчиками, по циферблатам которых метались стрелки, постоянно вылетавшие в красную зону у правого края.

Из трансформатора вырвалось несколько электрических дуг, и Имериан поморщился. Гул, доносившийся из коробки, превратился в визг, и Уриил на мгновение ощутил прилив страха, решив, что что-то пошло не так.

Затем он рискнул выглянуть из-за мешков и увидел, что красные линзы шлема начинают ярко сиять от наполняющей их энергии.

— Сработало! — закричал он.

Броня сотрясалась от легкой вибрации, и сердце Уриила запело при виде этого волшебного пробуждения. Он вышел из-за мешков с песком и направился к доспехам, не реагируя на тревожные крики Имериана.

Капитан знал, что ему незачем опасаться воскрешения брони, ибо оно было всего лишь отражением его собственного возвращения.

Весь срок, проведенный вне ордена Ультрамаринов, он был собой лишь отчасти, был тенью былого себя, но теперь, наблюдая за тем, как доспехи возвращают себе священное предназначение, он и сам обретал целостность.

Уриил улыбнулся, и в его глазах отразилось сияние линз шлема.

Дарон Нисато поднялся следом за Паскалем Блезом по лестнице, ведущей к жилым комнатам над баром. Шаги инфорсера гулко отзывались на металлических ступенях, и он не переставал удивляться тому факту, что находится так близко от лидера мятежников и все-таки не тащит его в участок.

Если Блез и в самом деле говорил серьезно, предлагая диалог между Сынами Салинаса и имперскими властями, это могло послужить сигналом к прекращению кровопролития, в котором утопали улицы Барбадуса, и стать началом новой жизни для всей планеты.

Блез толкнул ржавую железную дверь и поманил Нисато за собой, входя в вытянутое помещение, где вдоль одной стены располагалось несколько коек, а у другой стоял небольшой стол. Единственное окно выходило на улицы Барбадуса. Мезира Бардгил сидела на одной из кроватей, поджав колени к груди и обхватив их руками. На ней была надета бесформенная белая сорочка, а запястья оказались стянуты ремнями.

Нисато присел возле нее и приподнял ее голову за подбородок. Взгляд женщины был остекленелым и отрешенным.

— Кровь Императора, что с ней случилось? — спросил инфорсер.

— Если честно, то такой мы ее и нашли, — ответил Паскаль Блез. — Ну, разве что тогда она была не одета.

— Не одета?

— Как я уже упоминал, мне кажется, что она лишилась рассудка.

Нисато так часто видел то же самое пустое выражение в глазах солдат, чей разум более не мог совладать с нанесенной ему травмой, что был вынужден признать правоту мятежника.

— Мезира? — позвал он. — Ты меня слышишь? Это я — Дарон Нисато. Я заберу тебя домой.

Женщина закачалась на кровати взад и вперед.

— Нет, — произнесла она. — Нельзя домой. Нет больше дома. Мы его сожгли. Спалили все дотла. Он придет за нами. Не отпустит. Он должен наказать нас за все, что мы сделали.

— Мезира, о чем ты говоришь?

— Плакальщик… Он придет за нами, — захныкала псайкер, и по ее щекам покатились слезы. — За всеми, кто был там.

Нисато перевел беспомощный взгляд на Паскаля Блеза. Тот был бледен и смотрел на женщину расширившимися глазами.

— Вы понимаете, о чем она говорит? — требовательно спросил Нисато. — Что еще за Плакальщик?

— Плакальщик, — повторила Мезира. — Я постоянно его вижу… Обожженный, почерневший, мертвый. Его глаза… его глаза что пламя, и он пылает… Нет! Не огнем, нет-нет, он пылает ненавистью!

— Будьте вы прокляты, Блез! — прорычал Нисато, вскакивая с койки и бросаясь к лидеру Сынов Салинаса. — Скажите уже, что вам известно? Кто этот Плакальщик?

Паскаль Блез тяжело сглотнул, посмотрев на застывшего в дверях Коулена Харка.

— Так мы обычно называли нашего лидера, — объяснил он. — Сильвана Тайера.

— Того, кто руководил Сынами Салинаса до тебя?

— Да, — кивнул Паскаль.

— Но ведь он же мертв, верно? Его убили вскоре после резни в Хатуриане.

Блез так долго не отвечал, что инфорсер добавил:

— Или нет?

— Нет, — сказал Паскаль, — не убили.

Сержант Тремейн производил обход укреплений «Клекочущих орлов», приветственно кивая и перебрасываясь парой слов с дежурными охранниками. С плеча непринужденно свисала винтовка, а фальката ободряюще похлопывала по бедру при каждом размашистом шаге. Приятно было чувствовать себя вооруженным, точно рядовой солдат, ощущать вес боевой экипировки, бывший таким привычным во время тренировок на родном мире Ачаманского полка.

Былая родина…

Тремейн уже с трудом мог вспомнить планету, на которой родился… ну разве что то, что она была куда более оживленным, красивым и привлекательным местом, нежели этот уродливый кусок камня. Конечно, сержант понимал, что его представления о родине несколько радужны. Как, впрочем, и вообще воспоминания любого солдата о доме. И все же он, невзирая на это понимание, скучал по пряным ароматам в воздухе и золотистым закатам, озаряющим темнеющее небо.

Он улыбнулся неожиданно нахлынувшему поэтическому настроению и остановился у одной из угловых орудийных вышек, представлявшей собой угловатую конструкцию из армированного бетона, дополнительно защищенную стальной сеткой, призванной помочь при попадании кумулятивного снаряда. Установленная на ней автоматическая пушка смотрела на пустырь перед крепостью; два ствола, высовывавшиеся из амбразуры, приглядывали за дорогой, ведущей от промышленных районов Барбадуса.

Ночь стояла тихая, если не считать рокота моторов и отзывающегося в зубах электрического гула, доносившихся из ремонтного цеха и непривычно тревожащих. Там сейчас находились два космодесантника, которых Фалькаты недавно обнаружили — Тремейну очень не хотелось использовать понятие «арестовали», — а с ними и полковник Каин. Речь шла о какой-то подзарядке брони, хотя сержант не очень-то понимал, что там происходит.

Важно было только то, что ему все это совсем не нравилось. Тремейн вообще не приходил в восторг, когда что-нибудь нарушало статус-кво, а эти двое показались ему источником неприятностей в тот самый миг, когда он впервые увидел их за ограждением вокруг Зоны Поражения.

Кроме того, он был более чем уверен, что Уриил Вентрис солгал ему тогда, в «Химере».

Тремейн поправил ремень винтовки и облокотился на парапет, разглядывая задымленные очертания Барбадуса, выросшего, подобно злокачественной опухоли, посреди пустыни. Вот почему из всех завоеванных миров им должен был достаться именно этот?

Глупо было вот так высовываться, но, с другой стороны, подобное поведение создавало ему в глазах солдат репутацию человека, не слишком обеспокоенного угрозой, какую представляли Сыны Салинаса.

— Вы бы поосторожнее, сержант, — обратился к нему один из караульных. — Не хотите же вы, чтобы какой-нибудь снайпер отстрелил вам башку.

Тремейн покачал головой:

— Не стоит беспокоиться обо мне, приятель. Пусть Сыны Салинаса и любят подраться, но солдаты из них никакие… У них просто нет достаточно метких стрелков, чтобы имело смысл волноваться.

Караульный улыбнулся и продолжил свой обход, а Тремейн выждал еще несколько секунд и отступил назад. Конечно, Сыны Салинаса вполне оправдывали его скепсис касательно их боевых способностей, но судьба не любит гордецов, так что, торча на виду и далее, он вполне мог схлопотать пулю от снайпера.

Тремейн отправился дальше и вдруг осознал, что его взгляд раз за разом возвращается к горам, кажущимся отсюда не более чем неровным темным выступом на горизонте. Он вспомнил тот день, когда эти скалы были залиты огнем, и поежился. Он уже много лет не думал о Зоне Поражения и старался как можно дальше держаться от воспоминаний о том дне, но сегодня вечером воздух был словно напоен тревогой, заставлявшей мысли возвращаться к былым ошибкам и выгнавшей его из теплой казармы на крепостные стены.

Быть может, его просто нервировало присутствие космических десантников, ведь не было ни тени сомнения в том, что информаторы Сынов Салинаса уже доставили весть о прибытии этих двоих всем вражеским боевикам. И все же что-то подсказывало ему, что дурные предчувствия куда сильнее связаны с прошлым, нежели могло показаться на первый взгляд.

Тремейн остановился и посмотрел на знамя, развевавшееся и хлопавшее на ветру, поднимаясь высоко над стеной: золотой клекочущий орел, сияющий на багровом полотнище. Прежде изображение яростной птицы наполняло душу Тремейна гордостью, но сегодня, бросая на него взгляд, он испытывал только странную смесь грусти и сожаления.

Орудие, установленное на северном углу крепости, зашипев гидравликой, развернулось на лафете, и Тремейн тут же скинул лазган с плеча и проверил заряд. Затем он направился туда привычным непринужденным шагом, стараясь не выдавать своего беспокойства, но все-таки заинтересованный тем, что же могло насторожить стрелков.

Задняя часть орудийной турели, по идее, должна была закрываться, но некоторые детали срочно понадобились, чтобы отремонтировать поврежденный «Леман Русс», и Тремейн смог протиснуться внутрь. Два стрелка замерли в неудобных металлических креслах перед консолью управления огнем и мерцающим пикт-экраном. По последнему катились волны белого шума, сквозь который с трудом пробивалось подергивающееся изображение зоны обстрела.

— Что у вас тут? — спросил сержант. — Заметили движение?

Один солдат остался сидеть, как сидел, склонившись над экраном, в то время как второй с явным смущением на лице повернулся к Тремейну.

— Мы не уверены, сержант, — сказал он. — Вначале нам показалось, что какой-то сброд начинает собираться на самом краю нашей дальности, но потом…

Поскольку стрелок замолк на полуслове и не было похоже, чтобы он собирался продолжать, Тремейну пришлось надавить:

— Что «потом»?

— Они исчезли, — беспомощно разведя руками, пробормотал солдат. — Вот только что были, а в следующую секунду их не стало. И целеуказатели словно с ума посходили.

Он не врал. Картинка на пикт-экране и в самом деле являла собой сплошные помехи, а в колонках раненым зверем завывала статика.

— Должно быть, камеры наблюдения из строя вышли, — вмешался второй стрелок. — Ветшают день ото дня.

Однако чутье на опасность, позволявшее Тремейну выживать все эти годы, просто кричало сейчас, что дело вовсе не в поломке оборудования, но чем-то куда более худшем.

— Продолжайте слежение, — приказал сержант, — и кричите, как только получите четкую картинку.

Стрелок кивнул. Тремейн вылез из турели и подозвал к себе нескольких бойцов. Вполне возможно, ему стоило бы объявить общую тревогу, но полковник Каин зажала бы ему яйца в тиски, узнай, что он предпринял столь радикальные меры, не имея веских доказательств.

Полдюжины бойцов подбежали к нему, держа оружие наготове, и, воодушевленный их присутствием, Тремейн снова высунулся из-за парапета, опуская на глаза визор шлема и предоставляя оптической аугментике пронзить темноту.

Мертвенно-бледное зеленоватое свечение системы ночного видения делало все вокруг призрачным и размытым, и вначале он даже не поверил тому, что видит — слишком уж смехотворным было происходящее, чтобы быть реальным.

Пустырь под стенами оказался полон людей… точнее, тысяч мерцающих человеческих силуэтов, паривших подобно клочьям разорванного ветром облака. Они становились то более отчетливыми, то расплывались, словно и не существовали вовсе, а были лишь простыми отблесками на поверхности земли.

Вот только среди них перемещались и вполне реальные существа… существа, использующие клубящуюся, мерцающую толпу в качестве прикрытия. Тремейн заморгал, сумев рассмотреть одно из них, стоящее уже прямо под ним, и от увиденного у него пересохло в горле.

Попятившись, когда тварь прыгнула вверх, он споткнулся и приземлился на пятую точку.

Что-то пролетело мимо Тремейна. Раздался сдавленный стон, и визор вдруг ярко вспыхнул, когда по его поверхности расплескалось нечто влажное и горячее. Ослепленный, сержант прижался к стене и поднял щиток шлема как раз вовремя, чтобы суметь увидеть уродливое чудище, сидящее на парапете. Тело его еще недавно живой жертвы стояло на коленях, орошая все вокруг фонтаном артериальной крови.

Кожа убийцы влажно блестела в отраженном свете ламп и имела неприятный синевато-розовый оттенок, точно у новорожденного ребенка. Вместо лица у существа была удлиненная уродливая морда, представлявшая собой нагромождение словно оплавленных костей и плоти, посреди которой разверстыми ранами сияли два пламенеющих глаза. Пасть раскрылась, обнажая похожие на зубья пилы клыки, и Тремейн попытался отползти на ягодицах, отчаянно стремясь оказаться как можно дальше от дьявольского отродья.

К первой твари присоединились и другие — вначале полдюжины, а потом и еще больше. Могучие лапы, растущие из их уродливых тел, позволяли существам с легкостью взбираться на стены. Когда Тремейн смог как следует рассмотреть их противоестественный облик, он содрогнулся от ужаса и почти полностью утратил самообладание. Пред ним предстал кошмарный плод фантазий свихнувшегося вивисектора — узловатые перекрученные кости, мускулы и органы, сплетенные невозможным для живого существа образом.

Прогремели первые выстрелы, яркие в вечерних сумерках, а затем зазвучали крики.

Засверкали клыки и когти. Полилась кровь… Люди гибли.

Тремейн потянулся к винтовке, но было слишком поздно.

Вожак бескожих навис над ним и разорвал пополам раньше, чем сержант успел коснуться спускового крючка.

Глава тринадцатая

Броня постепенно наполнялась жизнью. Теперь Уриил мог ощущать энергию, курсирующую по ее древним механизмам, с той же уверенностью, как и кровь в собственных венах. Доспехи едва заметно вибрировали, и капитан, наблюдавший за этим воскрешением, излучал прямо-таки осязаемую ауру радости.

Уриил практически видел, как ток бьет сквозь броню, возвращая силу ее давно дремлющим мышцам, способным наделить обладателя властью сокрушать врагов и выдерживать даже самые мощные ответные удары. Лишь немногие были достойны носить такие доспехи, и капитан знал, что сам является одним из этих избранных.

Пазаний встал рядом с Уриилом возле заряжающейся брони, и капитан в очередной раз испытал чувство благодарности к товарищу за его преданность и дружбу.

— Сколько еще ждать, технопровидец Имериан? — крикнул Уриил так, чтобы его можно было расслышать за угрожающим ревом двигателей «Леманов Руссов» и гулом энергии.

Имериан рискнул чуть высунуть голову из-за мешков с песком.

— Я внес кое-какие поправки в используемую частоту, капитан Вентрис, так что ранец полностью зарядится в считаные часы.

Уриил не ответил технопровидцу, поскольку увидел, как лицо Пазания превращается в маску войны. Еще мгновение, и капитан понял почему. Сквозь рев танковых моторов его улучшенный слух различил звуки выстрелов.

— Полковник Каин! — прокричал он, указывая в том направлении, откуда доносился шум. — Там стреляют! На вашем периметре!

Верена Каин выбежала из-за мешков и приложила к уху ладонь. Уриил увидел, как на ее лице эмоции сменяют одна другую — от раздражения до ледяной, беспощадной ярости.

— Глуши все, — приказала она Имериану, прежде чем расчехлить пистолет и фалькату, которой и ткнула в сторону «Леманов Руссов», — и начинай заводить танки.

— Идем, — сказал Уриил, вынимая меч из ножен.

Пазаний последовал за другом, сжимая в левой ладони одолженный болтер, пока солдаты собирались вокруг полковника Каин. Командующий Фалькатами побежала к главным дверям ангара, услышав, что те начали открываться.

Выхода они с Уриилом достигли одновременно, и Каин одарила его испепеляющим презрительным взглядом.

— Если это хоть как-то связано с вами… — свою угрозу она предпочла не заканчивать.

— То сможете наказать меня позднее, — отозвался капитан.

Двери раскрылись уже достаточно широко, чтобы можно было выбраться из ангара, и полковник Каин скользнула в проем, а за ней столь же стремительно последовали ее солдаты. Уриил не стал ей препятствовать и позволил пойти первой, ведь, в конце концов, это она здесь командовала, но постарался буквально тут же ее нагнать.

Едва он успел выбежать на открытый плац в центре укреплений, как ночь взорвалась ревом сирен. С треском и дребезжанием ожили генераторы, и повсюду вокруг вспыхнули ослепительные дуговые лампы, разгоняя тьму и заливая укрепления жестким белым светом.

— Только не это, — произнес Уриил, увидев бойню, которая произошла на стенах.

Чудовища уже прорвались внутрь укреплений.

Охваченные неистовством бескожие бежали прямо сквозь ряды «Клекочущих орлов», отрывая солдатам конечности, до неузнаваемости уродуя человеческие тела сокрушительными ударами когтей или мощных клыков. Мутанты были огромными и могучими, а их прежде обнаженные мышцы и внутренние органы теперь покрывали слои скользкой молодой кожи.

Когда зажглись лампы, вожак испустил дикий рев; предводитель чудовищ казался настоящим гигантом и был несказанно величествен сейчас, ибо в его венах, похоже, текла не кровь, а чистый свет. Крепость гвардейцев словно бы подверглась нападению целой армии, хотя теперь племя насчитывало не более дюжины воинов. Солдаты пытались бежать, но их настигали все равно, подбрасывая и походя разрывая на куски. Лазерные импульсы рассекали и опаляли воздух, но плоть мутантов была неуязвима к столь незначительной огневой мощи.

— Что они творят? — прошипел Уриил.

— Убивают, — ответил Пазаний, и в голосе его прозвучал явственный упрек.

Полковник Каин и обступившие ее Фалькаты, оцепенев от ужаса, наблюдали за кровопролитием, охватившим их святая святых. Из одной казармы начали выбегать солдаты, но гротескное чудище со сгибающимися в противоположную сторону коленями и жутко искривленной спиной, сквозь которую проросли хрящи позвоночника, уничтожило людей прямо в дверях. Со стены заговорило автоматическое орудие, скрытое за барьером из мешков с песком; стрелки понимали, что в этих условиях случайное убийство своих же товарищей станет для тех милосердной смертью. Крупнокалиберные снаряды застучали по бетонным стенам, раздирая в лоскуты трупы погибших солдат и с влажным чавканьем входя в тела бескожих.

Вожак наконец прыгнул со стены, и его сил и ловкости более чем хватило, чтобы пролететь весьма большое расстояние и приземлиться на крышу второго барачного ангара. Благодаря своему невероятному весу он проломил гофрированную жестяную крышу и скрылся из виду, хотя до космодесантников по-прежнему долетало его разъяренное завывание.

Сопровождаемый Пазанием, следующим за ним по пятам, Уриил побежал к атакованному зданию, пока полковник Каин силилась добиться того, чтобы хотя бы часть ее приказов исполнялась. Крики и рев разносились среди стен. Бескожие не ведали жалости, прокладывая себе путь через укрепления «Орлов».

Тварь с двумя сплавившимися головами и длинными лапами, заканчивающимися похожими на ножи когтями, врезалась в отряд облаченных в красную униформу солдат, буквально усыпавших ее тело градом пуль и лазерных импульсов.

Мутант, чей кошмарный близнец торчал у него из живота, разрывал Фалькат на куски, которые и скармливал прожорливому брату, — его безумный голод не делал различия между мертвой и живой плотью.

Уриил, стараясь не обращать внимания на творящиеся вокруг него ужасы, поспешил как можно скорее отбросить от входа в казарму упавший с крыши металлический лист. Изнутри доносились отчаянные крики, редкие выстрелы лазерных ружей и внушающий страх рев чистой ненависти. Капитан вышиб дверь ударом ноги и вбежал в здание.

Во внутренних помещениях господствовала смерть. Даже в снах на борту Омфала Демониума он не видел ничего столь ужасного. Каждая стена была залита кровью, повсюду вокруг, словно после взрыва в морге, валялись вспоротые тела и отрубленные конечности, и не было никакой возможности точно оценить, сколько же людей погибло здесь в считаные минуты.

— Кровь Императора! — выругался капитан, увидев, как предводитель бескожих перегибает еще одного солдата пополам так, что у того ломается позвоночник и обломки костей выходят из живота. Огромное существо просто купалось в крови, и Уриил ощутил почти физическую боль от этого предательства. — Стой! — закричал он, поднимая перед собой меч, хотя и понимал, что это оружие мало чем ему поможет, если придется защищаться от столь колоссального создания. Разве не был этот самый меч просто выдернут из его рук куда менее сильным представителем племени, нежели вожак?

— Что, во имя Императора, ты вытворяешь? — потребовал Уриил.

Предводитель бескожих повернул к нему свою массивную окровавленную морду. Клочки мяса и ткани застряли в его зубах, и в глазах существа капитан увидел тусклый свет… свет, выдающий тысячи сознаний, скрывавшихся внутри.

— Они заслужили смерть, — произнес вожак. — Они были там.

Уриил уже успел немного изучить историю этого мира и завоевавшего его полка, но откуда она могла быть известна вождю бескожих?

— Не тебе это решать! — прокричал капитан. — Зачем ты это делаешь?

— Потому что кто-то же должен, — сказал гигант. — Погибшие должны быть отомщены.

Из-за стен казармы по-прежнему доносился лающий рев выстрелов, но внутри воцарилось удивительное спокойствие.

— Положи этого человека, — приказал Уриил. — Император будет гневаться, если ты причинишь ему вред.

Вожак бескожих запрокинул голову и испустил пугающий вой, в котором прозвучали преследовавшие его всю жизнь злость, боль и отвращение к самому себе.

— Императору он совсем не интересен, — сказал предводитель; его прежде весьма ограниченный словарный запас удивительным образом пополнился. — Сосуд сей Он оставил уже давно, так же как оставил нас.

Слова эти порождались человеческим разумом, но слетали с уст монстра, а потому звучали нечленораздельно, странно, жестоко и горько. Уриил слышал боль утраты в каждом хриплом слоге, ощущал страдания, таящиеся за каждым словом, но, кто бы ни произносил их, он был вовсе не тем, кому полагалось находиться в этом теле. Кому бы ни принадлежал разум, горевший в глазах вожака, он не имел ничего общего с тем существом, что ступило на Салинас вместе с капитаном.

— Довольно, — сказал Уриил, оглядываясь и кивая Пазанию, уже нацелившему ствол болтера на предводителя бескожих. — Тебе придется остановиться прямо здесь и сейчас!

Увидев направленное на него оружие, вожак поднял стенающего от боли солдата и головой вперед сунул в свою огромную пасть.

— Во имя Императора, нет! — закричал Уриил. — Стреляй, Пазаний!

Помещение наполнилось грохочущим лязгом болтерных выстрелов, масс-реактивные заряды прочертили расстояние до предводителя бескожих, и каждый взорвался внутри его тела. Во все стороны брызнула молодая кожа и старая плоть, но к тому моменту солдат уже был перекушен пополам. Уриил устремился вперед, но был сбит с ног брошенной в него нижней частью трупа и повалился на пол.

Вновь заговорил болтер, однако вожак уже успел прийти в движение. Уриил перекатился и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как монстр пробегает прямо сквозь внешнюю стену казармы, превращая в пыль ее шлакобетон.

Пазаний мгновенно выскочил наружу, провожая предводителя мутантов болтерным огнем, когда Уриил еще только перебирался через груду обломков, отделявшую его от плаца.

Насколько мог видеть капитан, Пазанию не изменяла привычная меткость, но болтерные заряды наносили вожаку бескожих разве что косметический урон. Хотя из тела огромного мутанта вырывались фонтаны крови и света, трудно было сказать, причиняют ли ему эти раны хоть какой-то ущерб.

Солдаты сражались, разбившись на несколько плотных групп, образовывавших перекрывающиеся секторы обстрела, и поливали бескожих четко выверенными очередями. Отряды, экипированные тяжелым оружием, поддерживали издалека более легко перемещающихся товарищей. Так же, как и когда они угодили в засаду Сынов Салинаса, Верена Каин руководила своими людьми с невероятной быстротой и эффективностью.

Но их сил и близко не хватало, чтобы победить.

Против других людей, даже профессиональных военных, ее мастерства и отваги «Клекочущих орлов» было бы вполне достаточно, чтобы одержать верх, но сегодня они сражались против врага, чьи возможности выходили далеко за пределы того, с чем Фалькатам когда-либо доводилось сталкиваться. Среди бескожих прогремели взрывы, но ни огонь, ни шрапнель, ни пули не могли их остановить.

Они только морщились, получая ранения, каких с лихвой бы хватило, чтобы завалить даже самого крупного тиранида. Врезаясь в ряды целого взвода, мутанты истребляли в нем каждого солдата раньше, чем люди успевали закричать. Из ран же самих существ струился призрачный свет, обволакивавший разрывы на их телах, подобно бинтам.

Казалось, ничто не способно остановить монстров, учинивших резню в своем слабоумном неистовстве.

Сердце Уриила словно покрылось льдом, когда он увидел дикарскую радость на лицах бескожих.

Какие бы надежды он ранее ни питал касательно их покаяния и новой жизни, но все они только что разбились прямо у него на глазах. Не существовало в мире ни искупления, ни прощения столь безумному кровопролитию.

Он еще только бежал, чтобы присоединиться к драке, когда ракета, выпущенная разорванным в момент выстрела солдатом, заплясала в воздухе. Исполнив в воздухе дикий танец, она врезалась в строение, где размещался главный генератор укреплений.

Уриил бросился на землю, когда снаряд пробил почти не защищенную дверь, и генератор погиб в мощном взрыве, подбросившем крышу постройки на добрую сотню футов на столбе огня и разрушившем значительную часть внешней стены.

Крепость снова погрузилась во тьму.

— Что ты хочешь сказать, заявляя, будто Сильван Тайер все еще жив? — требовательным тоном спросил Харк.

— Именно то, что сказал, Коулен, — ответил Паскаль. — Впрочем, с тем же успехом он мог бы быть мертв.

Дарон Нисато был шокирован не менее Харка, услышав, что прежний лидер Сынов Салинаса остался в живых, но вот гнев телохранителя Блеза был неистовым и требовал выхода.

— Ты говорил нам, что он погиб! — крикнул Харк, и Мезира закрыла уши ладонями, чтобы заглушить шум. Нисато попытался обхватить ее рукой, но она вздрогнула от его прикосновения и застонала, словно от боли.

— И в общем и целом я не соврал, — продолжал Паскаль, стараясь несколько успокоить гнев спутника. — Я нашел его посреди поля боя уже на следующий день. Поверь, Коулен, от него мало что оставалось… лохмотья плоти да лужа крови. Понятия не имею, почему он все еще оставался жив, но так уж вышло. Я ничем не мог ему помочь, поэтому и доставил к Сержу Касуабану в Палаты Провидения.

— Касуабану? — спросил Коулен. — Он же из Фалькат!

Паскаль покачал головой:

— Нет. Он помогает нам с того дня, как свершилась бойня на Зоне Поражения.

— Помогает? Как это?

— А откуда, как ты думаешь, мы получаем медикаменты?

Дарон Нисато пытался вникнуть в суть происходящего сейчас между этими двумя, но Мезира начала все более и более тревожно раскачиваться на кровати.

— Почему ты ничего не рассказывал? — спросил Коулен. — Неужели мы не могли объяснить этого людям?

— А что толку? Сильван уже был объявлен мучеником. И, оставаясь в списке погибших, был куда более полезен, нежели мог надеяться в своем состоянии, — сказал Паскаль. — Кроме того… он… не совсем тот человек, каким был прежде.

Нисато уловил несколько необычные нотки в голосе Блеза и отвел взгляд от рыдающей Мезиры Бардгил.

— О чем это вы? Каким он стал?

Коулен Харк оглянулся на него и произнес:

— Не лезьте не в свое дело, инфорсер. Вас это не касается.

Нисато вскочил и развернул Харка к себе лицом. Громила успел даже потянуться к своему пистолету, вот только Дарон уже успел похитить оружие из его кобуры, вжал ствол в живот телохранителя и приказал:

— Сядь и заткни пасть.

Харк неохотно подчинился, и Нисато повернулся к Паскалю Блезу:

— Так все-таки, что вы имели в виду, когда говорили, что он уже не тот? Мне доводилось убивать людей, вышедших из комы после серьезных травм и получивших за ее время тайные способности, какими ранее они не обладали. Уж не о таком ли случае мы сейчас говорим?

— В некотором роде, — согласился Паскаль. — Он неспособен ни говорить, ни двигаться. Не так уж и много от него осталось, если по-хорошему, вот только… вы и сами бы это почувствовали, окажись поблизости.

— Что именно?

— Его гнев, — пояснил Блез. — Ненасытный гнев.

Неожиданно раздавшийся крик заставил обоих собеседников вздрогнуть, и, обернувшись, Нисато увидел, что Мезира стоит возле окна и всматривается в ночную темноту, выставив перед собой руку. Ее лицо озарялось мягким светом раскинувшегося снаружи города, но прямо на глазах инфорсера и командира повстанцев на женщину наползало куда более яркое, оранжевое, жаркое свечение.

— Что там? — спросил у нее Нисато, подбегая.

— Плакальщик, — прошептала Мезира.

Дарон Нисато и Паскаль Блез увидели, как где-то на окраине города вздымается огненный цветок взрыва. Несколько секунд спустя до них донеслось и рокочущее эхо, а также — треск мелкокалиберного оружия.

— Там же укрепления «Клекочущих орлов», — сказал Нисато. — Блез, это ваших рук дело?

— Нет, — ответил Паскаль так, что инфорсер поверил ему. — Клянусь, не моих.

— Это все Плакальщик, — сказала Мезира Бардгил. — Он нашел их. А теперь убивает, чтобы дотянуться до нее.

Она повернулась к нему лицом, и Нисато увидел на нем безмятежную улыбку.

— А потом он придет и за мной.

У Уриила не было иного оружия, кроме меча, но это его не смущало, поскольку сражаться приходилось в весьма стесненных обстоятельствах. Бескожие оказались куда могущественнее, чем когда-либо прежде. Их тела наполняла сила, какой они никогда не знали, и она наделяла их чудовищной мощью.

Прямо перед капитаном выросла огромная, что твоя башня, фигура — монстр на похожих на обрубки шишковатых ногах и со свисающим на грудь длинным мясистым «жабо», пульсирующим в такт сердцебиению. Из-под этого нароста выметнулись перекрученные костистые конечности, метя в Уриила, и тот отчаянно парировал выпад кривых когтей, пытавшихся вонзиться в мягкую плоть его горла.

Космодесантник поднырнул под острые когти и всадил меч прямо в брюхо мутанта. Клинок вспорол грудину существа, но почти в то же мгновение странный свет, наполнявший бескожих изнутри, залечил рану.

Создание взревело от боли, невзирая на удивительный исцеляющий эффект, и попятилось, чтобы поискать менее опасную жертву среди «Клекочущих орлов». Уриил отпустил его, поскольку сейчас ему было куда важнее в сутолоке битвы найти полковника Каин.

Поскольку генераторы вышли из строя, дальнейшее сражение происходило в темноте, нарушаемой лишь вспышками выстрелов из автоматического оружия, всполохами лазерных импульсов да слабым, отраженным светом звезд. Небольшие группки все еще сопротивляющихся солдат перебегали от одного укрытия до другого, пока бескожие продолжали бесчинствовать, разрушая баррикады, огневые позиции и строения.

Топливный склад взорвался, взметнувшись к небу огненным грибом и наполнив воздух едкой вонью прометия. Пылающее облако взмыло вверх, а по площади протянулись огненные реки разлившегося топлива.

Уриил бежал сквозь весь этот хаос, стремясь присоединиться в бою к Пазанию, только что всадившему последний болт-заряд в чудовище с огромными раздувшимися лапами, которое пробило стену ангара медикае, предварительно уничтожив там всех раненых ударами твердых как сталь кулаков.

— Еще патроны есть? — спросил Уриил, стремясь перекричать грохот боя.

— Последняя обойма, — ответил Пазаний, — но перезарядка для меня — тот еще фокус.

Уриил обменял меч на болтер и кувырком ушел за барьер из мешков, где быстро и профессионально перезарядил оружие.

— Спасибо, — сказал Пазаний, принимая болтер и возвращая меч. — Что дальше? И что, во имя Императора, здесь вообще происходит? Почему они все это вытворяют?

— Они тут ни при чем, — произнес Уриил, наконец заметивший полковника Каин.

К общему шуму добавился грохот тяжелых орудий — солдаты сумели забраться в люки припаркованных «Химер» и обрушить на противника потоки огня из мультилазеров и град снарядов, выпущенных тяжелыми болтерами.

— О чем это ты? — спросил Пазаний, высовываясь из-за мешков и вновь открывая огонь по существу, разрушающему ангар медикае. — Мне так сдается, что вполне себе при чем.

— Это не они, — настаивал Уриил. — Не знаю, в чем дело, но ими что-то управляет. Уверен.

Пазаний только пожал плечами, и капитан понял, что на данный момент не имеет ни малейшего значения, по какой причине бескожие напали на «Клекочущих орлов». Вожак продолжал завывать, убивая по десятку человек каждым взмахом массивных кулаков — его тело стало неприступной, нерушимой крепостью против любого оружия.

— Тогда надеюсь, у тебя есть план? — спросил Пазаний. — В противном случае они тут прикончат всех и каждого, включая нас.

Уриил ничего не ответил. Вскоре до них донесся рев моторов, и из технического ангара выкатились три «Лемана Русса». Их основные орудия были абсолютно бесполезны внутри крепости, но каждая машина была оборудована многочисленными дополнительными системами вооружения, да и даже одна их броня вполне могла повернуть исход битвы.

При виде танков «Клекочущие орлы» возликовали, и полковник Каин подняла свой меч высоко над головой, чтобы все ее увидели. Один из ее солдат развернул знамя, на котором красовалась алая эмблема Ачаманских Фалькат, и это подняло боевой дух всех защитников крепости.

Уриил увидел, как головной танк, та самая машина, от которой начинали подзаряжать для него броню, разогнал тьму, выпустив в ночь раскаленное добела копье лазерного огня, вырвавшееся из стационарного орудия, установленного в корпусе. Мутант, чьи лапы скорее походили на серпы, рухнул на землю, рассеченный надвое, вывалив на бетон дымящиеся внутренности и заливая все вокруг кипящей кровью. Затем и остальные танки обрушили на бескожих огонь из орудий в спонсонах, и под его мощью существа были вынуждены отступить.

Но огромные железные звери не заставили испугаться вожака. Он отшвырнул в сторону труп только что убитого им солдата и побежал к ближайшему танку, низко опустив голову и прижав к телу крепко сжатые кулаки.

Хотя вначале и казалось, что вот так и врежется в бронированную машину, предводитель неожиданно прыгнул и приземлился прямо на лобовую часть танка. Пули, вонзавшиеся в его тушу, не смогли замедлить его даже на мгновение. Чудовищно могучие руки обхватили укороченный ствол основного орудия, а затем, проявив просто нечеловеческую мощь, выгнули его наверх.

Раздался скрежет металла, посыпались брызги искр, и вдруг вся башня оказалась оторванной от платформы. Стрелок попытался выпрыгнуть из своего сминающегося убежища, но только лишь затем, чтобы погибнуть под гусеницами собственного танка. Вожак бескожих башней, превратившейся в кусок металлолома, нанес чудовищной силы удар, сокрушив спонсонные орудия и промяв броню.

Моторы протестующе взвыли и, перегреваясь и замирая, выбросили в воздух грязно-голубоватый жирный дым. В корме машины начал разгораться пожар, и предводитель, удовлетворившись тем, что покончил с опасным недругом, швырнул вырванную им башню через весь плац, а затем спрыгнул на землю.

Издав воинственный клич, полковник Каин повела в бой своих «Клекочущих орлов».

Видя их наступление, Уриил выбрался из укрытия, с одной стороны, восхищаясь их отвагой, а с другой — проклиная бессмысленность подобного жеста. Этим людям нечего было противопоставить бескожим, если только некие темные силы не поработают и над их телами, превратив в марионетки и исцеляя смертельные раны.

— Вперед! — крикнул капитан, и Пазаний поднялся вслед за ним.

Они побежали через охваченный пожарами двор; едкий запах горящего прометия и густой черный дым заставляли слезиться глаза Уриила и обжигали легкие. Жар казался невыносимым, пляшущие языки пламени пожирали казармы Фалькат с просто зверским аппетитом.

Бескожие и «Клекочущие орлы» вели бой в самом центре плаца, разыгрывая свое представление на фоне яркого огненного зарева. Исход у этого побоища мог быть только один, но гвардейцы продолжали сражаться с рвением фаталистов, что весьма многое говорило об их ответственности и за бойню на Зоне Поражения.

Уриил взмахнул мечом, когда на него из дыма и пламени вылетел мутант с лапами, похожими на паровозные поршни, и согнутой спиной. Его перекошенная морда ощерилась, демонстрируя пеньки обломанных зубов и гнилые десны. Глаза же существа являли два желатиновых комка, в молочной глубине которых плавало по несколько сросшихся между собой зрачков. Его молодая кожа все еще влажно поблескивала, но уже начала гнить и смердела, словно была поражена всевозможными болезнетворными культурами.

В прыжке существо разразилось умелой бранью, одновременно обрушив на космодесантника свой мощный кулак. Уриил отвел удар в сторону и крутанулся, обходя мутанта и вонзая тому в спину свой клинок. Меч заскрежетал по деформированному позвоночнику, и тогда капитан провернул рукоять в руке, погружая лезвие еще глубже в тело чудовища.

Монстр завопил и рухнул на колени, что позволило Пазанию налететь на него и с силой ударить бронированным сапогом по лицу. Удар разбросал вокруг осколки клыков и багряные брызги.

Уриил выдернул меч, покрывшийся призрачным мерцанием и гнилой кровью. Пазаний же вогнал ствол болтера прямо в пасть твари и нажал на спусковой крючок. Голова существа озарилась ярким светом, вырвавшимся из пробитой задней стенки черепа.

Чудовище рухнуло, запачкав бетон превратившимся в жижицу мозгом, вытекавшим из проделанной в его голове дыры, и Уриил увидел повисшее в воздухе мерцающее облачко. Он закричал, ощутив гневное разочарование того, что скрывалось в глубине этого света, а потом упал на колени, пытаясь справиться с неожиданно атаковавшей его силой.

Капитан выронил меч, перед глазами его все расплывалось, но теперь он видел, что стены переполнены зрителями — призрачными силуэтами, безучастно наблюдавшими за бойней, устроенной в их честь. Сотни фигур тесными рядами выстроились там, и космодесантник яростно затряс головой, стараясь избавиться от затопившей его мысли их жажды мщения.

— Уриил! — крикнул Пазаний, и наваждение развеялось.

Поверженное капитаном существо погибло, и целительный свет растворился в ночи, но Уриил мог видеть, что это пока оставалось единственным их успехом в продолжающемся противостоянии.

Пожар уничтожал то, с чем не сумели разделаться бескожие. Раздавались крики гибнущих в огне людей, и Уриил удивительным, пугающим образом ощущал мстительную радость незримых наблюдателей, следивших в «прямом эфире» за всем этим кровопролитием.

— Надо выбираться, — сказал Пазаний. — Нам не устоять.

Уриил кивнул и взмахнул мечом:

— Попробую добраться до Каин.

Он вскочил на ноги и отыскал взглядом знамя «Клекочущих орлов», с трудом разглядев его сквозь огонь. Полковник Каин все еще вела бессмысленное сражение против монстров, уничтожающих ее солдат.

— Туда! — сказал Уриил. — Идем.

Они побежали прямо сквозь огонь к осажденным бойцам, и капитан чувствовал, как по его коже катится пот. Оставалось только гадать, какие мучения испытывают сейчас простые смертные.

Уриил увидел, как падает Верена Канн, истекая кровью из глубокой раны в плече. Один из мутантов навис над ней, готовясь довершить начатое, но ее люди проявили настоящую доблесть, образовав между ней и монстром живой заслон, стреляя изо всех стволов и обнажив мечи, чтобы защитить своего полковника.

Встретив такой отпор, бескожий предпочел ретироваться, что позволило Уриилу подбежать к Каин.

Женщина эта, стоило признать, оказалась весьма неуступчивой. Пускай ее левая рука беспомощно повисла, а освещаемое заревом пожаров лицо превратилось в окровавленную маску, полковник посмотрела прямо в глаза Уриилу с неприкрытой ненавистью.

— Мои люди погибают из-за тебя! — прокричала она, заглушая грохот выстрелов и рев огня. — Не знаю, в чем именно дело, но без вашего вмешательства не обошлось.

— Полковник Каин, — начал Уриил, — вы совершенно правы, но с этим мы разберемся позднее. А сейчас отсюда надо выбираться, и быстро. В этой драке нам не победить.

— Ни за что! — отрезала Верена. — «Клекочущие орлы» никогда не бежали с поля боя!

— Знаю, — рявкнул Уриил. — Почти то же самое сказал Старый Герцог, перед тем как погибнуть, и та же судьба ждет вас, если останетесь здесь.

Он уже думал, что женщина откажется, но неожиданно для него с ее лица сползла маска ненависти, сменившись усталой покорностью. Уриил кивнул и повернулся к Пазанию как раз в тот момент, когда огни пожара заслонила огромная тень. Знаменосец «Клекочущих орлов» погиб быстро — его голова слетела с плеч, и из разорванной шеи ударил фонтан крови.

Уриил развернулся на пятках раньше, чем стяг успел упасть на землю. Над капитаном навис предводитель бескожих, невероятно выросший и раздавшийся в плечах с того дня, как они встречались в последний раз. Под кожей гиганта струился свет, становившийся ослепительным там, где изливался из ран, а мышцы, казалось, просто пылали наполнявшей их неестественной энергией.

Кулак, твердый и тяжелый, словно каменный валун, врезался в грудь космодесантника, отрывая того от земли и заставляя скорчиться возле поврежденного «Лемана Русса». Перед глазами капитана заплясали звездочки, и, пытаясь отдышаться, Уриил услышал, как заговорил болтер Пазания.

Вожак отбросил сержанта чудовищным ударом, от которого тот распластался в грязи, и потянулся к Верене Каин. Полковник «Клекочущих орлов» подняла с земли свое знамя, чей трепещущий на ветру шелк лизало пламя. Уриил закричал и рывком поднялся на ноги, чтобы покачиваясь направиться к предводителю бескожих.

Полковник полоснула мутанта своей фалькатой, хотя ее уже сжимала огромная лапища. Из раны хлынули кровь и свет, но ничто не могло заставить могучую хватку гигантского чудища разжаться.

Уриил видел гнев, обезобразивший лицо вожака, — гнев столь дистиллированный и всепоглощающий, что космодесантник даже сбился с шага. Слишком уж необычной была эта эмоция. Бескожие никогда не знали такой ненависти — она принадлежала к миру тех, кто не обладал голосом, кто мог мечтать лишь о том, чтобы вернуться и осуществить свою последнюю месть.

Предводитель бескожих потащил сопротивляющуюся Каин к пылающей луже прометия — единственному напоминанию о топливном складе. Уриил попытался подняться, но его ноги словно бы налились свинцом, и каждый вдох обжигал легкие.

— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы, понимая, чему сейчас станет свидетелем.

Вожак немного помедлил, будто наслаждаясь тем, что собирается совершить. Он склонил морду к Верене Каин, и хотя он шептал, но его слова отозвались громким эхом в голове каждого, кто еще оставался внутри крепости:

— Ты была там.

А затем мутант швырнул полковника прямо в раскаленное добела пламя.

Уриил закричал, не в силах словами выразить весь тот ужас, который испытал при виде столь хладнокровного убийства, а предводитель бескожих запрокинул голову, чтобы испустить кошмарный, зловещий вой отчаяния. Затем существо повернуло окровавленное, обожженное лицо к Уриилу, и в их встретившихся взглядах читалось взаимное отвращение к случившемуся.

Вожак опустил глаза, и мгновение взаимопонимания прервалось, когда многочисленные сознания еще сильнее сжали разум гиганта в своих тисках.

Стрельба окончательно стихла. Над крепостью повисла тишина, если не считать, конечно, стонов отчаявшихся умирающих солдат. Предводитель взревел, созывая племя, пока Уриил шел к нему, перешагивая через окровавленные останки.

— Зачем?! — закричал капитан. — Зачем вы так поступили?!

Вождь бескожих вновь поднял взгляд, и в глазах его огненными кометами заплясали мстительные огни.

— Потому что они были там, — сказал он. — Все они должны быть наказаны.

С этим мрачным предупреждением он отвернулся и устремился к пробоине в крепостной стене, проделанной взрывом генераторного ангара. Уцелевшие бескожие поспешили за ним, и Уриил понял, что племя направляется вглубь дремлющего Барбадуса.

С мрачной ясностью капитан осознал, что этой ночью кровопролитие еще не закончено.

Глава четырнадцатая

Из высокой мансарды своей частной библиотеки Лито Барбаден наблюдал за тем, как на северной окраине его города разгорается пожар. Он понимал, что начался тот в крепости «Клекочущих орлов», но не испытывал никаких эмоций по поводу того, что люди, которых он когда-то знал, возможно, погибали сейчас в дыму, собиравшемся в небе жирной черной тучей.

Причины нападения были ему ясны, хотя это мало что для него значило. Да, граждане Барбадуса вымещали на завоевателях свой гнев. Единственно возможная реакция умирающего, поверженного народа на своих новых властителей. Последние агонизирующие судороги тела, все еще отказывающегося признать, что оно уже мертво.

Но, хоть и вполне естественный, поступок этот не заслуживал прощения, поэтому губернатор уже распорядился вывести на улицы усиленные подразделения на тот случай, если понадобится применить силу. Порядок должен быть восстановлен, даже если в жертву ему придется принести кровь и человеческие жизни.

Барбаден отвернулся от зарешеченного окна и, заложив руки за спину, спустился по железной винтовой лестнице в основной зал библиотеки. Он знал, что первые годы его правления будут сложными — многим великим людям приходилось сталкиваться с подобными трудностями, но именно в их преодолении и ковалось то самое величие.

Сойдя с последней ступеньки, он пересек мрамор библиотеки, полной грудью вдыхая пыльный, плесневелый запах книг, бумаг и манускриптов, кропотливо собранных в течение десятилетий войны, перевозимых за собой из одной кампании в другую. Спокойствие, придающее сил, исходило от фактов и людей, упомянутых на этих страницах, внушающих губернатору умиротворение и уют. Барбаден снял с полки том в золотом переплете — биографию Солара Махария, а затем направился с ней к шкафчику-бару.

Он всегда с почтением относился к великому лорду Солару — человеку прямолинейному и целеустремленному, чьи неудачи всегда проистекали из одной лишь трусости мелочных людишек. Таково уж проклятие подлинных гениев — слишком часто их талант оказывается задавленным бездарностью современников. Лорд Солар Махарий достиг границ известного ныне космоса, стоял на самом краю галактики и осмелился бросить вызов звездам гало.

И только трусливые человечишки, смеющие именовать себя воинами, помешали ему овладеть теми просторами во имя Императора. Слабость духа его спутников стала той самой преградой, которая не позволила Махарию полностью развить свой подлинный потенциал. Лито Барбаден давно уже решил для себя, что никогда подобная слабость, будь она его собственной или чей-либо еще, не заставит его сбиться с пути к величию.

Прежде чем опуститься в единственное кресло и раскрыть гладкие пергаментные страницы, он налил себе изрядную порцию раквира. Губернатор устремил взгляд на столь полюбившиеся ему строки, в чьей красоте таились неоспоримые факты, в чьих изящных изгибах и тщательно выведенных буквах содержалось подлинное течение истории.

Лито Барбаден любил читать исторические книги, и чем более подробными они были, тем лучше. Ведь он был человеком, которому самые мелкие детали казались наисладчайшим лакомством. Историю пишут победители — этот афоризм был стар как само время, и Лито Барбаден знал, что уже вписал в нее свое имя… по крайней мере, на этой планете.

Там, где кто другой узрел бы подлость, он видел силу воли.

То, что остальным казалось холодностью и недостаточной эмоциональностью, он полагал решительностью.

Лито Барбаден привык считать себя человеком, лишенным таких бесполезных чувств, как угрызения совести или же сентиментальность.

Он уважал исключительно логику и здравый смысл, не затуманенный никакими эмоциями, ибо эмоции приводили тех, кто не был тверд в своих убеждениях, к провалу.

Кто-то называл его чудовищем, но этот кто-то был полнейшим дураком.

Эта галактика угрюма и жестока, и только способный сбросить мешающий его полету балласт эмоций мог подняться над жалкими вопросами морали, добра и зла, чтобы делать только то, что должно.

Губернатор отчетливо осознавал это с той самой минуты, как полковник Ландон вместе со всем старшим офицерским составом погиб в ущелье Кореда. Люди частенько называли его Старым Герцогом, что сам Барбаден находил абсурдным. Как вообще могло кому-то прийти в голову подобное прозвище для человека, избравшего делом всей своей жизни стезю войны?

У Ландона кишка была тонка завоевать Салинас. Его страсти гуляли слишком близко к поверхности, он излишне заботился о каждом из своих солдат, а потому не имел шанса прийти к успеху. Для Ландона наиважнейшим казалось вытащить каждого вверенного ему бойца целым и невредимым из стальных клыков войны, но Лито Барбаден понимал: уж если в каком ресурсе у Империума нет недостатка, так это в людях. Машины и оружие были весьма дороги, а вот солдата в любой момент можно было заменить, как всегда можно было восстановить и численность населения на планете.

Еще в первые дни войны против Сынов Салинаса Барбаден пришел к истине: не имеет значения, какое число людей он погубит, на смену им всегда придут новые. Люди были не более чем мерзкими жестокими существами, состоящими из плоти, костей и страстей, бесцельно проживающими жалкие, ничтожные жизни и плодящимися, словно мухи.

Казалось просто немыслимым, что никто больше этого не замечает, что никто не понимает: жизнь вовсе не то, чем стоит настолько дорожить.

Он был единственным, кто осознавал сей жестокий факт, когда пришло время приказать разрушить Хатуриан. Единственным, кто понимал, что размах проявленной им жестокости раздует страсти неприятеля, не оставляя тому иного выхода, кроме как открыто выйти на битву.

Сильван Тайер, казавшийся достойным противником до гибели его семьи, повел своих людей в заведомо проигрышное сражение, и Барбаден даже улыбнулся, вспомнив выжженное поле битвы, где встретили свой конец Сыны Салинаса.

Опять же пример того, как эмоции погубили потенциально великого военачальника.

Следующий час губернатор посвятил чтению, потягивая раквир и перелистывая страницы между избранными цитатами Солара при помощи давным-давно заложенных в книгу закладок. Каждый раз, когда он переворачивал листы, его палец бежал по тексту, пока не утыкался в излюбленную строку.

— В войне на выживание нет места сторонним наблюдателям, — прочитал Барбаден вслух. — Всякий, кто не встает с тобой плечом к плечу, суть враг, которого ты должен сокрушить.

Губернатор улыбнулся, процитировав это изречение, отмечая в нем несомненный гений.

Лаконизм и прямота — вот что он больше всего ценил и чему стремился соответствовать.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал он.

В комнату торопливо вбежал белый как мел Эвершем, как всегда, облаченный в сюртук. Барбаден, оторвав взгляд от книги, обратил внимание, что тот сжимает в руках планшет данных и при этом имеет весьма неопрятный вид.

— Следует заметить, Эвершем, что твой костюм несколько растрепался, — произнес Барбаден. — Очень советую привести себя в порядок до того, как я решу перевести тебя в судомойки.

Судя по всему, Эвершем полагал, что его новости чрезвычайно важны, но все-таки ему хватило здравомыслия застегнуть воротничок и разгладить полы. Он уже собирался раскрыть рот, как Барбаден прервал его.

— Ты знаком с трудами Махари, лорда Солара? — поинтересовался губернатор.

Эвершем покачал головой, и Барбаден понял, что помощник вынужден напрягать всю свою стальную волю, чтобы не сказать что-нибудь, кроме дозволенного.

— Нет, господин. Сожалею, но нет.

— Вот одна из моих излюбленных цитат: «Смысл победы не в том, чтобы одержать верх над врагом или уничтожить его, но в том, чтобы в памяти живых не осталось для него места, чтобы ничто более не напоминало о его существовании. Следует досконально разрушить все, в чем он добился успеха, сжечь любое свидетельство о том, что он вообще когда-либо жил. От такого поражения враг уже никогда не опомнится. Вот в чем смысл победы». Весьма воодушевляет, не правда ли?

— Так точно, господин, — ответил слуга. — Весьма.

— Ты вспотел, Эвершем, — заметил Барбаден. — Неважно себя чувствуешь?

— Никак нет, губернатор, — сказал тот, протягивая ему планшет, словно стремился от него избавиться.

— Скажи-ка мне, — начал Барбаден, не обращая внимания на планшет, — какова природа происходящего в казармах «Клекочущих орлов»?

— Этого мы еще не выяснили, господин. Поступают отчеты о перестрелке и нескольких взрывах, но нам до сих пор не удалось связаться ни с полковником Каин, ни с кем-либо из ее свиты.

— Вот и славно. Прикажи двум ротам дворцовой стражи отправиться туда, выяснить, что происходит, и обеспечить безопасность.

— Разумеется, — произнес Эвершем, вновь пытаясь вручить губернатору информационный планшет.

— Что там? — спросил Барбаден.

— Астропатическая передача, — ответил слуга. — Яницепсы поймали ее еще вечером, но предрекатель примарис только сейчас закончил расшифровку.

— И от кого же поступило сообщение?

— Не знаю, господин. Но ему был присвоен максимальный приоритет. Очевидно, что послание предназначено только для ваших глаз. Не успел предрекатель закончить свою работу, как мемовирус, содержавшийся в коде, полностью вычистил его разум.

Поддавшись любопытству, Барбаден все-таки принял протянутый ему планшет и приложил палец к сканеру, поморщившись, когда его уколола игла генетического анализатора. Как только личность была подтверждена, планшет включился, и на экране возникли серебряные буквы, начертанные ныне безмозглым предрекателем.

Когда губернатор дочитал послание, глаза его удивленно расширились.

Медленно, с преувеличенной осторожностью он возвратил планшет Эвершему. Затем закрыл книгу и положил ее на столик возле кресла. Поднялся на ноги и разгладил мундир, стараясь сдержать панику, зарождающуюся в его груди.

— Приготовь мою личную посадочную площадку на верхнем уровне, — приказал он. — К нам прибывают весьма важные гости.

Идти по следу бескожих было несложно, поскольку они и не старались соблюдать осторожность. Пускай они и не оставляли отчетливых следов на земле, но ломали все на своем пути, и сомнений в том, куда они направляются, не было.

Уриил ехал, высунувшись из командирского люка «Химеры», хотя ширины проема едва хватало, чтобы в него мог протиснуться генетически усовершенствованный воин. Силовые доспехи пришлось оставить в инженерном ангаре на попечение технопровидца Имериана, поскольку не было ни времени переоблачиться, ни уверенности, что заряда хватит на достаточный срок. Если удастся пережить эту ночь, капитан собирался возвратиться за броней утром.

Под ним в десантном отсеке ехали Пазаний и еще пятеро солдат — окровавленных и все еще потрясенных тем, с какой легкостью были уничтожены их укрепления, и гибелью своего полковника.

Еще две «Химеры», где разместились бойцы, способные держать оружие, следовали за машиной Уриила, рассекая предутренний сумрак городских окраин и следуя за разрушениями, оставленными их целью.

По правде сказать, Уриил и сам не знал, чего добивается погоней за бескожими. Если целая рота «Клекочущих орлов» не смогла победить, то на что могло надеяться их собранное на скорую руку воинство оборванцев?

Но капитан понимал, что обязан перехватить бескожих хотя бы ради того, чтобы успокоить свою совесть. Погром, учиненный в крепости «Клекочущих орлов», был целиком и полностью его виной, и теперь на душу космодесантника тяжко давил груз того, что он столь глупо доверился этим существам.

Как можно было быть настолько слепым, чтобы не различить звериную натуру бескожих? Да, разумеется, они и внешне были не более чем чудовищами, но Уриилу казалось, будто их сердца исполнены вполне человеческого благородства.

Капитан был уверен, что на прежних соратников повлияло какое-то черное колдовство, но он также знал — оно не нашло бы поживы в действительно чистых сердцах. Какая-то гниль в душах бескожих только и ждала, пока ей представится возможность обрести власть, и Уриилу оставалось лишь укорять себя за то, что он не разглядел этого сразу.

Гибель солдат лежала целиком и полностью на его совести, и уже не имело ни малейшего значения, что именно они натворили в прошлом, чтобы заслужить такое возмездие. Уриил заставил себя отбросить мрачные мысли, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на первостепенной задаче.

«Химеры» с грохотом катились по улицам, вдоль которых тянулись дома — высокие, поблескивающие сталью или же приземистые кирпичные. Мимо проносилась более чем неоднородная архитектура Барбадуса, из-за занавесок на неостекленных окнах выглядывали лица, испуганно наблюдавшие за продвижением колонны. Смерть блуждала по улицам города, и это осознавали все; ее дыхание проносилось по обезлюдевшим тротуарам, с которых попрятались все, кроме самых любопытных. Да и эти немногие задержавшиеся пешеходы стремились как можно скорее скрыться, едва заметив приближение машин.

Этой ночью смерть вышла на охоту и была готова схлестнуться с любым, кто осмелится бросить ей вызов.

Большое расстояние и темнота не позволяли различить детали, но было очевидным, что битва за крепость «Клекочущих орлов» уже завершена. Начинали угасать языки пламени, еще недавно лизавшие небо, стих шум пальбы.

— Что бы там ни произошло, все закончилось, — заметил Паскаль.

Нисато не ответил, вглядываясь в далекие отблески пожара, словно пытаясь вырвать признание у самой темноты. Паскаль Блез всецело отрицал свою причастность к происходящему, и как бы Дарону ни хотелось ему не поверить, но он нутром чуял, что лидер мятежников говорит чистую правду.

Все это не имело никакого отношения к Сынам Салинаса. Но если не они, то кто?

— Надо бы отсюда убираться, — сказал Блез, — если она права и сюда направляется то, что расправилось с «Клекочущими орлами», чем бы оно ни было…

Нисато кивнул и повернулся к Мезире. Псайкер снова приняла позу, в которой сидела до его появления, — прижатые к груди колени, крепко обхваченные руками.

— Мезира? — окликнул ее инфорсер. Женщина подняла взгляд; ставшая уже привычной маска страха и вины исчезла с ее заплаканного лица. — Что сегодня произошло? Ты знаешь?

— Плакальщик, — ответила она. — Он убил ее, а теперь пришла моя очередь.

— Кого убил?

— Полковника Каин. Я почувствовала ее смерть. Она была мучительной.

— Для тебя? — уточнил Нисато.

— Для нас обеих.

Паскаль Блез тоже встал возле Мезиры.

— Каин мертва? Ты уверена?

Мезира кивнула. Лидер Сынов Салинаса повернулся и встретился с Нисато взглядом, в котором тот увидел нечто вроде усталой радости.

— Даже и не надейся, что я стану горевать по этой суке, — сказал Паскаль. — Каин руководила «Клекочущими орлами» в Хатуриане. На ее руках кровь многих тысяч людей. Она получила то, чего заслуживала.

— А чего заслуживаешь ты, Блез? — спросил Нисато. — И чего заслуживаем все мы? Разве на наших руках нет крови? Неужели все мы достойны только смерти?

— Возможно, — пожал плечами тот. — Возможно, что именно так. Я убивал, это правда. Я стрелял, взрывал — и никогда не чувствовал раскаяния. Те, кого я убил, были захватчиками моей родины. Что еще мне оставалось делать? Если бы кто-то с оружием в руках полез на людей, которых ты любишь, ты бы сопротивлялся, верно?

— Полагаю, что так, — ответил Нисато, — но…

— Никаких но, — отрезал Паскаль. — Это наша планета, мы верны Золотому Трону, вот только Барбаден и слушать нас не захотел. Он казнил наших лидеров, вырезал наших солдат. Кем бы мы были, не попытайся оказать сопротивление? И не надо делать вид, инфорсер, будто ты лучше меня. Сильно сомневаюсь, что твои руки менее замараны кровью, нежели мои. Скажи, сколько испуганных солдат стояло перед тобой на коленях, умоляя о пощаде, прежде чем ты расстреливал их во имя Императора? Десятки? Сотни? Может, тысячи?

Нисато всем телом развернулся к Паскалю Блезу, и гнев его нарастал с каждым брошенным ему в лицо обвинением.

— Да, я тоже убивал, — прорычал инфорсер, — и каждый из них вполне заслуживал этой участи. Они не справились со своей работой во имя Императора.

— Выходит, не так уж сильно мы с тобой и различаемся, — констатировал Паскаль. — Возможно, вопрос, кто прав, а кто нет, зависит только от точки зрения.

Нисато вздохнул, чувствуя, как его гнев растворяется в правоте собеседника. Потом он вздохнул еще раз и, присев возле Мезиры, отцовским жестом провел ладонью по ее волосам.

— В нашем деле не бывает ни правых, ни виноватых, — сказал Нисато. — Настоящее меняет прошлое с каждой секундой. Остается только молиться, что будущее нас не осудит.

Мезира посмотрела на него, улыбаясь:

— А я больше не боюсь.

— Неужели?

— Нисколько, — покачала она головой. — Все эти годы я прожила с тем, что видела, чему позволила случиться. Теперь все кончено. Он придет за мной, и я обрету мир.

— Я никому не позволю причинить тебе вред, — заявил Нисато. — Обещаю.

Мезира снова улыбнулась, и Дарон вдруг подумал, что никогда прежде не видел ее столь красивой. Все страхи и тревоги, которые она носила, словно вторую кожу, разрушились, и теперь лицо женщины просто лучилось, будто какой-то мягкий свет проникал сквозь ее плоть из самых костей.

— Не стоит обо мне беспокоиться, Дарон, — сказала Мезира. — Теперь все будет хорошо.

— Надеюсь.

Она наклонилась к нему и поцеловала в щеку, и от прикосновения ее губ его словно пронзило током. По всему телу расплылось теплое, уютное ощущение покоя.

— Ты хороший человек, Дарон. Куда более хороший, чем сам полагаешь.

Мезира Бардгил поднялась с кровати, опираясь на его руку, а затем он позволил ей и себя самого поднять на ноги. Тогда женщина протянула ладонь к Паскалю Блезу и сказала:

— Если этому миру суждено выжить, то спасут его именно такие люди, как вы двое. Вы оба в прошлом совершали ужасные поступки, но они там и остались. Сейчас значение имеет только грядущее. Былую вражду необходимо оставить позади, чтобы выковать новые цепи, объединяющие всех граждан планеты. Вы понимаете меня?

Нисато перевел взгляд с Мезиры на Паскаля. Ее слова казались ледяным душем, смывшим с него старую кожу и остудившим до мозга костей. Был ли это какой-то псайкерский трюк? Быть может, колдовство, вынудившее ее нагой прогуляться по улицам, раскрыло в ней еще какие-то глубинные таланты?

Но что бы ни излучала сейчас Мезира, он не чувствовал в ней никакого зла и потому позволил себе с головой окунуться в исходящий от нее целительный свет.

— Я понимаю, — сказал инфорсер, видя, как та же самая аура охватывает и Паскаля Блеза. Он не знал как, но понимал, что это соприкосновение изменит их обоих навсегда.

Наконец Мезира отпустила их руки, и Нисато испытал укол разочарования, когда перестал ощущать ее прикосновение.

За спиной женщины отворилась дверь, и в комнату вошел Коулен Харк с винтовкой, переброшенной через плечо, и пистолетом, который Нисато возвратил ему прямо перед тем, как он удалился. Теперь инфорсер ничего не испытывал к Харку — ни злости, ни страха, совсем ничего. Казалось, будто былые обиды и неприязнь просто смыло водой.

— Коулен, — произнес Блез, воспользовавшись возможностью прийти в себя после соприкосновения с Мезирой, — сколько у нас тут ребят?

— Восемь, считая нас, — ответил Харк, — но я уже подал сигнал, и скоро должно прибыть подкрепление. А чего мы ждем? Фалькат? — в его голосе звучала такая буря эмоций, что Нисато даже жаль стало этого человека, столь поглощенного собственным гневом.

— Нет, не думаю. Затруднительно сказать точно, но оставайтесь начеку.

Нисато подхватил Мезиру под руку и следом за Паскалем направился к двери. Она с охотой приняла его жест, и они в обнимку спустились по лестнице, по которой вечером он поднимался один.

Коулен Харк распахнул дверь в бар, и они прошли в прокуренный, пропахший потом зал. Духота и вонь этого места заставили Нисато задержать дыхание, хотя он буквально недавно сидел здесь.

Посетители, подняв головы от выпивки, посмотрели на вошедших, и Дарон вдруг ощутил себя удивительно беззащитным — куда больше, чем когда только прибыл сюда. Ведь тогда ему приходилось беспокоиться лишь о собственной безопасности, а сейчас было необходимо уберечь Мезиру от любого, кто посмеет на нее покуситься. Кроме того, теперь он ощущал ответственность и за Паскаля Блеза, что было глупо, ведь у того и так имелась дежурящая в баре вооруженная охрана, а если верить Харку, то и на улице у них были свои люди.

Вооруженные повстанцы, которых Нисато заметил еще при входе, поднялись со своих мест и направились к ним, и местные выпивохи без всяких возмущений подались в стороны. Идя через толпу, инфорсер улавливал обрывки разговоров.

Новости о нападении на базу «Клекочущих орлов» уже достигли этих стен, но Дарон был удивлен, заметив испуганные взгляды, обращенные к Паскалю Блезу.

— Что происходит? — спросил инфорсер, поравнявшись с лидером мятежников. — Почему мне вдруг стало казаться, что эти парни готовы тебя линчевать?

— Они напуганы, — через плечо ответил Паскаль.

— Чем?

— Неизбежными последствиями, — объяснил Блез. — Они убеждены, что это мы нанесли удар по «Клекочущим орлам», и теперь страшатся ответа Барбадена. Помнится, я уже говорил, что устал от убийств. Что ж, не я один.

Теперь Нисато осознал, что на каждом лице он видит печать усталости и страха, и эти эмоции были ему понятны. Он посмотрел Мезире прямо в глаза и улыбнулся. Псайкер грациозно прошла между столами, и всякий, кто бросал на нее взгляд, казалось, обретал то же умиротворение, какое пролилось бальзамом на измученную душу самого инфорсера еще там, наверху.

Она словно останавливала рябь на воде, казалась прохладным ветерком посреди жаркого дня.

Нисато неохотно отвел от нее глаза, когда на его плечо опустилась ладонь Паскаля Блеза.

— Погоди. Пусть вначале ребята Коулена разведают, что там снаружи.

Дарон кивнул и притянул Мезиру поближе. За приглушенной болтовней выпивох он мог слышать странные звуки, доносившиеся из-за стальной двери, — почти неразличимый рокот работающих моторов и глухие хлопки.

Инфорсер замер, различив ни с чем не сравнимый треск выстрелов и жутковатый, полный звериной ненависти рев, от которого кровь застывала в жилах. Звуки эти отразились от стен бара, и теперь к нему и Паскалю были обращены лица всех присутствующих.

— Это еще что за хрень? — произнес Коулен Харк.

Вновь донеслось эхо отдаленных выстрелов, а потом раздались крики: жуткие агонизирующие вопли и воющий рев… затем — влажное чавканье, словно чьи-то клыки вонзались в чью-то плоть.

Харк попятился от двери, лицо его перекосилось от страха. Эта эмоция оказалась заразной. Люди закричали, и, когда на их вопли прямо из-за стены отозвалось чудовищное рычание, паника только усилилась. Мужчины и женщины толкались, стремясь первыми добраться до выхода, выбегали через черный ход или выпрыгивали в окна, расположенные на противоположной стороне от того места, откуда прозвучал пугающий рев.

Нисато расчехлил пистолет как раз в тот момент, когда вновь раздался звериный рык, на сей раз прямо из-за двери. Рев был оглушительным, и в бар, словно зловонное дыхание какого-то кошмарного зверя, вполз тошнотворный запах гнилого мяса.

— Предлагаю найти другой выход, — процедил сквозь зубы Паскаль.

— Угу, — согласился Нисато, увлекая за собой Мезиру.

Коулен Харк последовал за ними. На бегу Дарон рискнул оглянуться, но только для того, чтобы увидеть, как нечто разрушает фасадную стену бара. Выдранные из нее куски искривленного металла отлетали куда-то в темноту, потом с чудовищным грохотом рухнула внутрь дверь. Железный брус, служивший ей притолокой, был вырван и отброшен прочь с такой же легкостью, с какой собака отшвыривает от себя изгрызенную кость.

Внутрь ворвался жаркий ветер, и животный запах и вонь гнилого мяса стали просто невыносимыми.

Нисато смотрел прямо в лицо ночного кошмара.

Это было настоящее чудовище: окровавленное, испещренное ожогами, с кошмарными клыками и мерцающими болезненным светом углями вместо глаз. Огромное, выше всякой меры и разумения, оно выглядело так, будто перенесло жуткие пытки.

— Спаси нас Император! — воскликнул Паскаль Блез и побледнел от ужаса, увидев, что монстр пришел не один, но в сопровождении других, ничуть не менее кошмарных созданий.

Паника, овладевшая толпой, выразилась в поспешном, бездумном бегстве. Кто-то налетел на Нисато, и тому пришлось приложить усилие, чтобы удержать возле себя Мезиру, пока мимо проносились кричащие от страха люди.

Коулен Харк вскинул лазган, и Дарону стало смешно от абсурдности попытки сражаться со столь кошмарными тварями при помощи такого жалкого оружия. Но телохранитель все равно разразился бранью и открыл огонь; пылающие лазерные стрелы вырвались из ствола и, не причинив ни малейшего вреда, вонзились в грудь существа.

Небрежно, точно отмахиваясь от назойливой мухи, тварь дернула лапой и швырнула Коулена через весь зал. Харк врезался головой в металлическую стойку бара, и даже сквозь скрежет рвущегося металла и крики завсегдатаев Дарон Нисато явственно расслышал неприятный короткий хруст ломающейся шеи.

Нисато попытался оттащить Мезиру подальше от выбитой двери, но она неожиданно высвободила руку, и толкающиеся люди все-таки разделили их. Инфорсеру оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как монстры забираются внутрь бара.

— Пришло время, — произнесла псайкер, и голос ее звоном колокольчика прозвучал прямо в его голове. — Время умирать.

Глава пятнадцатая

До Уриила донеслись крики и металлический скрежет. Рокот трех «Химер» эхом отражался от глиняных стен домов, из которых стали появляться первые жители, рискнувшие полюбопытствовать, что же такое происходит у их порога.

Со своего места в командирском люке Уриил видел сияние, пляшущее в небе, и слышал крики людей, определенно столкнувшихся с чем-то ужасным. Какую бы кровавую цель ни наметили себе бескожие, судя по звукам, они уже вовсю занимались ее выполнением.

Разрушенное строение на углу служило еще одним указателем на пути, по которому прошли мутанты, и водитель «Химеры» опытным движением провел машину по самому краю груды бревен, кирпича и металла.

За углом улица расширялась, вливаясь в мощенную камнем площадь, и те немногие жившие здесь любопытные граждане, кто рисковал высунуться, чтобы выяснить причину шума, тут же вновь скрывались за дверьми, едва увидев, что ждет их снаружи.

— Клятва Жиллимана! — выругался Уриил, глядя на разворачивающееся перед ним действо.

Отсюда строение казалось ярко освещенной пирамидой, составленной из брошенных танков, чьи внутренности были выпотрошены и при помощи молота и сварочного аппарата переделаны в коридоры, комнаты, небольшие залы. Люди один за другим удирали из здания, сотрясающегося под ударами атаковавших его стены бескожих.

Нападение возглавлял сам предводитель, его массивные мускулистые руки легко раздирали стальную броню, пока гигант прокладывал себе путь внутрь здания. Разбрасывающие сейчас снопы искр многочисленные неоновые вывески — «пирамида» явно использовалась в качестве местного питейного заведения — заливали площадь и штурмующих строение монстров призрачно-зеленым, похабно-розовым и мертвенно-голубым мерцанием. Воины племени нетерпеливо подпрыгивали и завывали, пока их вождь, точно хищник, разоряющий гнездо, прорубался сквозь сталь и дерево. Если предводитель бескожих и обратил внимание на прибытие «Химер», то никак этого не выказал, всецело сосредоточившись на разрушении фасада бара.

Пытающихся удрать перехватывали остальные бескожие, крутившие и ломавшие бедолаг до тех пор, пока те не переставали издавать агонизирующие вопли. Уриил услышал выстрелы, донесшиеся из глубины здания, и задумался, что могло привлечь вожака в подобное место.

Въехав на площадь, «Химеры» начали сбавлять скорость, но Уриил крикнул водителю:

— Нет! Прибавь газу! Используй броню!

Поняв замысел космодесантника, водитель бросил машину вперед, и «Химера» взревела, набирая скорость. Капитан заставил себя не волноваться, глядя, как один из бескожих оборачивается на бешеный рокот моторов; морда существа, казалось, была способна разделиться надвое, такова была ширина его клыкастой пасти.

Кости просвечивали сквозь обтянувшую их болезненно-бледную кожу, но этот новый наряд не мог хоть сколько-нибудь скрыть уродливую анатомию существа. Руки — длинные, похожие на паучьи лапы — завершались когтями. Передвигалось оно на коротких мускулистых ногах походкой вставшей на задние лапы огромной обезьяны.

Зверь и машина устремились навстречу; друг другу вторили ревом живая плоть и сталь. «Химера» врезалась в монстра, который успел осознать всю мощь и инерцию боевой машины пехоты в тот краткий миг, когда его намотало на гусеницы. Текучий свет излился из перемолотого в кашу трупа — кровь, мясо и кости превратились в густую пасту, размазанную по площади.

«Химера» заскользила по камням, когда механик-водитель инстинктивно отпустил газ и ударил по тормозам. Мотор взревел в последний раз и заглох, выбросив из выхлопной трубы клуб едкого дыма. Водитель завозился с управлением, пытаясь снова запустить двигатель.

— Пазаний! За мной! — прокричал Уриил, выпрыгивая из командирского люка. Он едва успел коснуться ногами твердой земли, когда десантный люк в корме машины распахнулся, выпуская солдат на залитое странным неоновым мерцанием поле битвы.

По обе стороны от них остановились две оставшиеся «Химеры», из которых с отлаженной эффективностью высадились остальные бойцы. Какие бы потери они ни несли, что бы ни натворили в прошлом, но эти мужчины и женщины всегда оставались в первую очередь солдатами, хорошо запомнившими все уроки, какие преподала им жизнь.

Они разбились на группы, и Уриил вдруг ощутил уже почти позабытое чувство гордости за людей, которых предстояло вести в битву. Не имело значения, что эти солдаты вовсе не Ультрамарины четвертой роты, они оставались верными воинами Императора и в нем черпали свою силу.

— Объединимся! Вместе мы покончим со всем этим! Вы со мной? — прокричал Уриил, поднимая свой золотой меч так, чтобы все обратили на него внимание.

Солдаты обнажили фалькаты и одобрительно зарычали, видя, как капитан разворачивается и устремляется к разрушенному бару.

Огромная, изборожденная вздувшимися венами лапа чудовища протянулась через зал к Мезире. Женщина, казалось, была только рада тому, что с ней намеревался сотворить монстр, поскольку никак не реагировала на мольбы Дарона Нисато бежать, пробиваться к нему через толпу.

Ослепленные паникой, многие из завсегдатаев заведения пытались прорваться прямо мимо кошмарных тварей. Нескольким счастливчикам удалось проскочить и раствориться в безопасности ночи, но тех, кому повезло меньше, раздирали на кровавые лоскуты или же просто перекусывали пополам.

Толкающиеся люди мешали Мезире приблизиться к жуткому существу, хотя именно этого она, кажется, и пыталась добиться. И сама тварь, похоже, сейчас думала только о псайкере, но пока никак не могла дотянуться до нее, останавливаемая все еще сопротивляющимися стенами бара. Впервые Нисато оказался рад тому, что эта часть Мусорограда отстроена из бронемашин, оставленных его прежним полком, поскольку только благодаря этому чудовище еще не добралось до намеченной цели.

Будь питейная построена из более традиционных материалов, монстр уже ковырялся бы в зубах костями Мезиры, намотав ее кишки шарфом вокруг шеи. И только стальные перегородки и балки, добытые из разграбленных танков, не давали твари ворваться внутрь и сожрать всех там находившихся.

Стены зала заходили ходуном и заскрежетали, когда две несущие опоры оказались переломленными пополам. Раздался скрип металла о металл — нагрузка перераспределялась по остальным конструкциям, не рассчитанными на то, чтобы выдерживать такой вес.

Стрелки, которых разместил в баре ныне покойный Коулен Харк, открыли по чудовищу огонь из пистолетов, полностью опустошая обоймы, только пользы от этого оказалось мало, если она вообще была. Из многочисленных пулевых отверстий сочился свет и густой ихор, но тварь словно не замечала полученных ран.

Чудовище расстроенно взревело, и прорези его глазниц вдруг вспыхнули яростным хищным огнем. Дарон Нисато был парализован страхом, став свидетелем столь первобытных голода и ненависти, которым просто не было места ни в одной нормальной вселенной.

— Это еще что, варп его раздери?! — прокричал Паскаль, делая все возможное, чтобы его голос пробился сквозь грохот, учиненный тварью, штурмующей здание.

— Понятия не имею, — отозвался Нисато. — Надо хватать Мезиру и убираться отсюда!

— Да неужели? — рявкнул Паскаль, вращая головой в поисках безопасного отхода. Толпа была слишком тесной, и, когда перекосило стены, многие двери заклинило. Сейчас на них с рычанием наваливались мужчины, но никаких человеческих сил не могло хватить, чтобы преодолеть тот чудовищный вес, что давил на эти двери сверху.

Нисато увидел, как одна из опор, поддерживавших потолок, образованный перевернутой «Химерой», и мешавших монстру протиснуть в помещение плечи, поддается натиску и ломается. Тварь издала торжествующий рев и наполовину пролезла внутрь.

Как ни странно, но этот звук вывел Нисато из оцепенения и придал ему сил.

— Я должен забрать Мезиру! — прокричал он.

Блез кивнул и отозвался:

— Давай! Я прямо за тобой!

Нисато выставил вперед плечо и принялся протискиваться сквозь зажатую в ловушке перепуганную толпу, используя навыки, отточенные при подавлении многочисленных мятежей, прокладывая себе путь кулаками, ногами и стволом пистолета.

Дело шло медленно, зато верно, и инфорсер мог прекрасно видеть Мезиру позади грязных физиономий фабричных рабочих. Ее лицо казалось каплей спокойствия среди моря паники; она словно дарила просветление и умиротворение всем, кто оказался рядом с ней.

Наконец Нисато сумел дотянуться до псайкера и крепко схватил ее за предплечье.

— Мезира! — крикнул он. — Нам надо выбираться отсюда!

Ощутив прикосновение, она обернулась и прокричала в ответ:

— Нет, Дарон, это вам надо выбираться.

И в это мгновение вся фасадная стена сдалась натиску и обрушилась с оглушительным металлическим скрежетом.

Уриил услышал лязг обрушившейся стены питейной и вдавил рычаг активатора на рукояти меча. Клинок наполнился треском заструившейся по нему энергии, и капитан ощутил, как сила оружия передается его руке. Бескожие повернулись к ним — от бара солдат и космодесантников отделяли целых шесть чудовищных тварей.

Рядом застыл Пазаний, прижимая к боку болтер.

— Каков план? — спросил сержант.

— Ты должен возглавить солдат, — сказал Уриил. — Защищайте гражданских.

— А ты куда?

— Внутрь, — ответил капитан. — Сдается мне, что там мы найдем ответы.

— Опять ты за свое, — проворчал Пазаний, наблюдая за тем, как от основной группы отделяется тварь с длинными клыками и раздутым поблескивающим брюхом, которое непрестанно шевелилось. — Вечно ты со своими предчувствиями.

Залп лазерного огня обрушился на приближающее существо, и то взвыло от боли. Шипящий текучий свет пролился из продырявленных конечностей и живота.

— Действуй, — приказал Уриил, хлопнув ладонью по наплечнику друга. — Веди этих людей.

Пазаний кивнул и подбежал к облаченным в красную униформу солдатам, наступавшим на врага с непрерывно полыхающими лазганами. Одна отдельно взятая винтовка была весьма скверным оружием, но когда их становилось много, они становились серьезной силой, и лишь глупец мог недооценить возможности массированного залпа.

Бескожие отвлеклись от бездумного уничтожения посетителей бара и завыли от боли, внезапно охваченные странным светом. Сияние, вытекавшее из их ран, теперь окутывало их тела, словно собственные амбиции монстров вступили в противоречие с тем, ради чего их сюда пригнали.

Предводитель бескожих практически полностью протиснулся внутрь заведения, и Уриил устремился к нему, предоставив Пазанию руководить Фалькатами в этой битве. Его товарищ умел поднять боевой дух Астартес, что и говорить о людях, воодушевленных уже тем, что их возглавляет один из лучших воинов Ультрамаринов.

И если им суждено пережить эту ночь, они будут весь отпущенный им срок вспоминать об этом.

Уриил бегом обогнул начинающуюся схватку, направляясь прямо к охваченному безумной яростью вожаку. Гигант скрылся почти целиком. Из бара доносились крики и грохот выстрелов.

Внешние стены строения скрежетали и местами начинали проседать; в скором времени вся конструкция должна была рухнуть. Если капитан собирался что-то изменить, действовать надо было быстро.

Наконец предводитель бескожих оказался внутри, а Уриил перемахнул через груду кирпичей возле стены, где одна из бронированных пластин немного отходила в сторону.

Даже без доспехов капитан был огромен и едва сумел протиснуться в проем, чувствуя, как рвется его одежда. Втянув голову в плечи, космодесантник принюхался, и в ноздри ему ударили запахи бара: прогорклого пота, сырого мяса и крепкой выпивки, но в первую очередь — страха.

Вожак, огромный, словно башня, возвышался на противоположном конце зала — чудовищный, играющий могучими мышцами. Что бы ни случилось с ним в горах, но оно сделало его еще более жутким, чем Уриил мог себе представить. Однако при всей переполнявшей предводителя безумной мощи капитан видел в нем и человеческое: молодую кожу, гнев, страх.

Космодесантник знал, что в груди этого монстра живут все те чувства, которые делают человека человеком, и что они даже являют собой квинтэссенцию этих чувств. Но какие бы демоны ни овладели бескожим и ни заставили его совершать убийства, их мощь была слишком велика, чтобы кто-то мог с ней совладать.

Прямо перед вожаком стояла облаченная в белую робу женщина, и лицо ее воплощало полнейшую безмятежность, резко контрастировавшую с тем ужасом, который читался на лицах остальных людей в зале. Память Уриила услужливо подсказала ее имя: Мезира Бардгил, псайкер-правдоискатель на службе губернатора Барбадена.

В следующее мгновение космодесантник узнал еще одно лицо — оно принадлежало инфорсеру Дарону Нисато, а человек, стоявший рядом, определенно был не кем иным, как Паскалем Блезом. Оба мужчины силились дотянуться до Мезиры, но капитан понимал, что им уже не успеть.

— Сюда! — закричал он, и его голос легко перекрыл грохот разрушений. Звенело бьющееся стекло, трещали доски, скрежетал металл, но каждое лицо в зале вдруг повернулось к космодесантнику.

Предводитель бескожих тоже поднял на него глаза, в которых пылала горючая смесь гнева и ненависти. Свет, переполнявший его тело, стекал с его клыков, подобно каплям расплавленного золота, и на какую-то секунду Уриилом овладела жалость к этому существу. Где-то в глубине своего естества вожак все еще оставался прежним, но чужеродное влияние вынуждало его убивать.

Космодесантник спрыгнул на пол бара, и перепуганные посетители попятились от него почти так же, как и от чудовища в дверях. На лице же предводителя отразилось смятение, словно гигант вел какую-то войну в собственной душе.

Эта заминка дала Дарону Нисато столь необходимое ему время, чтобы схватить Мезиру и оттащить прочь от громадного монстра. Ее вскрик разорвал оцепенение, овладевшее вожаком, и тот снова протянул к ней когтистую лапу.

Паскаль Блез выстрелил, и выпущенная им пуля ударила мутанта точно в глаз. Из раны потекла белесая жидкость, и предводитель бескожих взвыл — целительный свет не был способен сразу унять причиненную ему боль.

Однако уже в следующее мгновение гигант снова потянулся за Мезирой, но тут ему наперерез бросился Уриил. Понимая, что иного выхода просто нет, космодесантник обрушил свой меч на руку вожака. Окутанный энергетическим полем клинок легко вспорол мышцы, но зазвенел и соскользнул в сторону, налетев на кость.

Предводитель бескожих взревел и отдернул руку, одновременно нанося удар второй. Уриил перекатился, и когти мутанта прошли мимо, громя то, что еще не было разрушено; на пол посыпались осколки бутылок и зеркал.

Уриил вскочил на ноги и начал отступать к дыре, через которую проник в бар. Вожак последовал за ним.

— Скорее! — крикнул Астартес. — Нисато, уводите людей!

Инфорсер кивнул, все еще прижимая к себе Мезиру, лицо которой превратилось в маску страдания, и в секунду, прошедшую, прежде чем вожак набросился на него, Уриил успел подумать, что эти эмоции у нее вызывала вовсе не опасная ситуация, а факт собственного спасения.

Как только предводитель бескожих направился к Уриилу, напуганная толпа, до той поры вжимавшаяся в стены, рванулась на волю, изливаясь через огромную брешь, проделанную монстром в стене.

Уриил продолжал пятиться, обеспечивая Нисато необходимое время, чтобы вывести людей. Инфорсер как раз препоручил Мезиру Бардгил Паскалю, когда вожак решил, что ему надоело гоняться за постоянно отступающей добычей, и метнулся вперед.

Мутант был настолько огромным, что увернуться от него не представлялось ни малейшего шанса, поэтому Уриил устремился навстречу. Меч полоснул по груди гиганта, легко вспоров кожу и мышцы, но вновь не сумел пробиться глубже. Затем в бок космодесантника врезался тяжелый кулак, и капитана с чудовищной силой швырнуло через весь зал.

Монстр же вновь сосредоточил внимание на Мезире, которую, как увидел Уриил, попытался защитить Паскаль Блез. Лидер мятежников выстрелил из пистолета, хотя это и оказалось пустой тратой сил — предводитель бескожих с пренебрежительной легкостью отшвырнул лидера Сынов Салинаса со своего пути.

Уриил вскочил и бросился через разрушенный зал. Раздался крик Нисато, увидевшего то, что видел теперь и космодесантник: Мезира вновь стояла прямо перед вожаком, и на сей раз спасать ее было некому.

Гигант сжал ее голову своей лапищей.

— Нет! — закричал Дарон Нисато, но предводитель бескожих остался глух к его мольбам.

Одно резкое движение — и Мезира Бардгил погибла. Ноги в агонии замолотили по полу, и гигант разжал ладонь, отпуская обмякшее тело.

Покончив с ней, вожак повернулся спиной к разрушенному заведению и устремился к проделанной им в стене бреши. Прихрамывая, Уриил побежал следом за этой гигантской машиной смерти из плоти и крови, шокированный тем, с какой легкостью предводитель бескожих лишил Мезиру Бардгил жизни.

— Это было не наказание! — закричал Уриил. — Это было убийство!

Дарон Нисато рухнул на колени возле Мезиры и, заливаясь слезами, обхватил ее безжизненное тело. Паскаль Блез, также видевший, что произошло, заставил себя подняться и вновь атаковать тварь, но вожак, не обращая ни на кого из них ни малейшего внимания, перепрыгнул через мусор, усеивавший пол разгромленного бара, и покинул место своего преступления.

Снаружи доносился грохот выстрелов — мощный рев болтеров и треск лазганов. Вой реактивных двигателей и посадочных турбин доносился откуда-то из повисших в воздухе непроницаемых туч пыли, и капитан увидел мощные лучи прожекторов, бьющие с неба.

Неужели Пазанию удалось призвать на помощь авиацию?

Капитан слышал не только все усиливающуюся стрельбу и звериный рев, но и скрежет сминающейся стали и стенания стен бара, больше неспособных выдерживать давящую на них тяжесть. Уриил поднял голову и увидел глубокие трещины, в великом множестве зазмеившиеся по потолку.

— Бежим! — крикнул космодесантник.

Паскаль Блез выволок сопротивляющегося Дарона Нисато из здания, пока все еще не оправившийся от удара Уриил старался добраться до выхода. Вокруг начали падать куски штукатурки и обломки досок, вонзалась в пол стальная арматура, потолок опасно прогибался.

Стальная балка ударила его по плечу, и Уриил распластался на животе, а за его спиной полностью обрушилась вся задняя половина бара. Он пополз вперед, прислушиваясь к усиливающемуся скрежету перекручивающегося металла — разрушение здания вступило в свою финальную фазу.

Удушливые облака пыли и гари мешали космодесантнику видеть, но он двигался, ориентируясь по лучам ослепительного света, проникающим с улицы. Наполовину бегом, наполовину ползком он продолжал прокладывать путь через обломки. На него рухнул тяжелый кусок бетона, и Уриил зашатался, услышав, как пирамида из танков испускает свой последний оглушительный стон.

Капитан прыжком вылетел из бара как раз в тот момент, когда вся эта громада, сложенная из бронетехники, бетона и досок, наконец обрушилась. Нижние этажи оказались погребены под тысячами тонн стали. Уриил покатился по земле, уворачиваясь от падающих сверху громадных обломков: орудийных лафетов, люков, железных шестеренок и гусениц.

Буквально рядом с ним в землю вонзилась стальная балка размером с самого Астартес, и он поспешил перекатиться в сторону, чтобы не быть придавленным. Мусор и обломки сыпались железным градом, и Уриил закричал от боли, принимая все новые и новые удары.

Он попытался подняться, но тут же рухнул на колени, когда в него врезалось что-то очень тяжелое. Вращающийся в полете осколок стекла пропорол ему щеку, а в бок ударил кусок листовой стали, выбив воздух из легких и придавив к земле своей тяжестью.

Капитана ослепила пыль и оглушил чудовищный скрежет рушащегося здания.

Уриил изо всех сил пытался сбросить с себя стальную панель, но сверху на нее падали все новые и новые обломки гибнущего строения. Металлическая пластина над ним зазвенела и начала прогибаться, и космодесантник закашлялся, чувствуя, как усиливается тяжесть, прижимающая его к земле.

Он попытался подтянуть ноги, чтобы получить хоть какой-то рычаг, но его тело было словно сковано. Даже физическая мощь Астартес, обычно столь грандиозная и способная противостоять любым испытаниям, оказалась бессильна защитить его от участи быть до смерти забитым этими железяками.

Будь на нем доспехи, он бы еще мог спастись, но без них…

Неожиданно давление начало ослабевать, и сквозь пыльную тучу Уриил увидел обступивших его великанов, чьи силуэты поблескивали серебром.

Затем он услышал потрескивание вокс-передатчиков и топот тяжелых сапог.

Его ноздри защекотал отчетливый и такой родной запах смазки и полироля, свидетельствовавшей только об одном: эти люди носили доспехи Адептус Астартес.

Закованные в бронированные перчатки руки подхватили тяжелую пластину вместе со всем насыпавшимся на нее мусором так, словно она ничего и не весила. Кто-то помог ему подняться, и откуда-то из-за спин спасших его воинов до Уриила донеслось молитвенное песнопение. Помимо запахов, определенно ассоциировавшихся у него с космическими десантниками, он обонял также удушливый дым, обычно витавший внутри храмовых зданий.

— Кто… — вот и все, что успел произнести Уриил, прежде чем тяжелая серебряная перчатка сжалась на его горле, подобно стальному ошейнику. Его приподняли над землей, так что он заболтал в воздухе ногами, и поднесли лицом к чрезмерно огромному, выкрашенному все в тот же серебряный цвет шлему с угловатым забралом и пылающими красным огнем линзами.

Шею воина защищал высокий воротник, пластины брони, массивнее обычного, были богато украшены восхитительным запутанным орнаментом. Сочленение огромного наплечника и резного нагрудника оказалось закрыто геральдическим щитком, разделенным на алое и белое поля, разграничивало их изображение черного меча, повернутого острием вниз.

Уриил сразу понял, что перед ним не рядовой воин, а терминатор — один из избранных, ветеран. В Космическом Десанте не было лучших солдат, нежели те, кого сочли достаточно умелым, чтобы позволить носить столь ценную броню.

Символ ордена, красовавшийся на левом наплечнике воина, изображал книгу, чьи исписанные золотыми рунами страницы пронзал меч. Уриил изумленно смотрел на этот древний герб, ведь носить его могли только величайшие из защитников человечества, превосходившие в доблести даже Адептус Астартес.

Великан, державший его, наклонил голову ближе.

— Я Леодегарий из Серых Рыцарей, — произнес он, — а ты — мой пленник.

«И от огней тех не исходит света, но тьма в их пламени становится отчетливо видна».

Часть четвертая КРАХ

Глава шестнадцатая

Руки Уриила обжигало болью из-за до крови врезавшихся в его запястья серебряных наручников, на которых его подвесили над холодным каменным полом в каком-то затемненном помещении. Размеры зала оставались неясными, но капитан сумел составить примерное представление о них по эху, отзывавшемуся на его крики с требованиями объясниться.

Прошло уже несколько дней после сражения с бескожими, но сколько именно — этого утверждать с уверенностью Уриил не мог, поскольку мрак, царивший в помещении, всегда оставался одинаковым, и Серые Рыцари не оставили внутри ничего, что могло бы служить подсказкой о ходе времени.

Его пленители… Серые Рыцари…

Легенды об этих воинах рассказывались сдержанным шепотом, ибо не было страшнее врага, чем тот, с кем они сходились в битве, — демоны и нечистые твари, вырвавшиеся из врат эмпиреев. Из всех служителей Императора они были самыми уважаемыми, почитаемыми и смертоносными.

И теперь их внимание обратилось на Уриила.

Капитану казалось просто немыслимым, что с ним так обращаются; он не понимал, почему собратья по Космическому Десанту подвергли его такому наказанию. Но, с другой стороны, он не держал в своем сердце обиды, ведь разве не вернулись они с Пазанием из самого жуткого места во всей галактике, с планеты, служившей логовом для отвратительных чудовищ и демонических отродий?

Чем дольше он размышлял над последними событиями, тем больше утверждался в мысли, что ничего иного ему ожидать и не следовало. С этого времени Уриил всецело зависел от решения людей, куда лучше, нежели он сам, разбиравшихся в вопросах демонической угрозы.

С того самого дня, как Серые Рыцари взяли его в плен, Ультрамарин видел только этот мрак. Едва Леодегарий вытащил его из развалин разрушенного бара, как со всех сторон налетели удивительно мускулистые сервиторы, сжимающие в руках длинные палки, заканчивающиеся прочными металлическими петлями и острыми наконечниками.

Петли закрепили на его шее, и Уриил понимал, что, попытайся он сопротивляться, клинки на концах шестов тут же вопьются ему в горло. Затем облаченный в рясу священнослужитель надел ему на голову мешок, но в последнюю секунду перед этим капитан увидел точно так же связанного Пазания, поднимающегося по сходням серебряного «Громового ястреба».

Мешок оказался сшит явно не из обычной ткани, поскольку полностью блокировал всякое восприятие окружающего мира. Все пять чувств оказались абсолютно бесполезными, и Уриил впал в странную апатию, словно его вдруг отрезало от мира чувств и эмоций.

Затем его завели в «Громовой ястреб», на котором и переправили в эту тюрьму. Уриил понятия не имел, где находится, и что его ожидает в дальнейшем, также оставалось загадкой. Когда его притащили сюда, то вначале весьма грубо заковали и только потом сдернули мешок, чтобы побрить голову, после чего на цепях подняли к потолку, оставив подвешенным над полом темницы.

Где-то за границами его зрения, в наполненном ароматами благовоний помещении, постоянно звучало монотонное молитвенное песнопение — сводящий с ума непрерывно повторяющийся рефрен. Источника голосов Уриил не видел, но внутреннее чутье подсказывало, что где-то там, скрываясь во мраке, движутся человеческие тени. К сожалению, темнота была столь непроглядной, что даже усиленное зрение космодесантника не могло проникнуть в ее глубины.

Все же он чувствовал, что за ним наблюдают, и потому в полный голос клялся в своей невиновности и преданности делу Императора, хотя, конечно, пленившие его воины наверняка уже сотни раз слышали точно такие же слова, доносившиеся, как правило, из уст еретиков, якшавшихся с демонами. Некоторое время спустя капитан сдался и сосредоточился на том, чтобы заглушить боль в плечах.

Под весом тела суставы начинали выворачиваться, а сухожилия до предела растянулись, пока он висел во тьме. Серебристый металл наручников глубоко врезался в ткани запястий и по предплечьям протянулись ручейки запекшейся крови.

Наконец Уриил услышал тяжелые шаги, приближающиеся к нему из непроницаемой мглы. Ярко вспыхнул загоревшийся факел, и капитан увидел под собой того самого серебряного гиганта, который извлек его из-под обломков питейной.

Отблески огня заиграли на начищенных пластинах невероятно роскошной брони, казавшихся не только красивыми, но и неуязвимыми.

Терминаторы были воинами, способными выдержать даже самые немыслимые повреждения, настоящими мастерами боевых искусств, непробиваемыми танками в человеческом обличье. Астартес в доспехах седьмой модели были очень хорошо защищены и сохраняли при этом смертельную для врага подвижность, терминаторы же жертвовали скоростью движений, зато становились при этом практически неуязвимыми.

Как терминаторы ветеранской роты Ультрамаринов превосходили Уриила в своем мастерстве и смертельности, так этот воин стоял много выше любого из них. Удостоиться встречи с подобным героем, пусть даже пребывая в качестве пленника, было большой честью.

Леодегарий снял шлем, и взору Уриила предстали идеальные, едва ли не ангельские черты. Из-под серебристых бровей сверкали ясные голубые глаза, а белые волосы были туго стянуты на затылке. Физическое совершенство этого воина определенно лишь подчеркивало совершенство его души, и Уриил против воли подумал о космодесантниках из ордена Кровавых Ангелов, настолько прекрасен был лик Серого Рыцаря.

За Леодегарием следовала вереница монахов, чьи лица оставались скрытыми под капюшонами. Один из спутников воина читал тяжелую книгу, установленную на золотом пюпитре, который был намертво приварен к обнаженной спине идущего впереди карлика. Еще один монах нес в руках серебряную курильницу в форме аквилы, от которой поднимались клубы благовонного дыма. Остальные же держали перед собой бархатные подушечки, где покоились разнообразные предметы; в некоторых из них Уриил безошибочно узнал инструменты пыток, в то время как предназначение остальных устройств оставалось для него загадкой.

Еще один Серый Рыцарь, облаченный в сияющие серебром силовые доспехи, встал за плечом Леодегария и принял из его рук богато украшенный шлем. За их спинами виднелись два взмокших от пота сервитора, тащивших за собой пылающую жаровню, из углей которой торчали раскаленные добела железяки.

Уриил почувствовал, как слабнет натяжение цепей. Их отпустили достаточно, чтобы он смог встать и опустить руки по бокам.

Капитан повел плечами, разминая затекшие мышцы и возвращая на место вывихнутые суставы. Ни один из посетителей не сделал даже намека на то, что собирается подойти и снять либо хотя бы ослабить оковы, все еще сдавливавшие его запястья.

— Расскажи мне, почему нам не стоит тебя убивать, — произнес Серый Рыцарь.

На какое-то мгновение Уриил оказался сбит с толку. На столь прямолинейный вопрос трудно было сразу отыскать правильный ответ.

— Я верный слуга Императора, — наконец сказал он.

— Это я уже слышал, — бросил Леодегарий, выказывая явное недоверие, — так что придется мне заставить тебя открыться и изучить самые сокровенные глубины твоей души. Я все узнаю о тебе, Уриил Вентрис, и если найду, что ты чист, у тебя еще будет возможность заслужить прощение Императора, но стоит мне обнаружить хоть намек на скверну или грязные тайны… твое тело будет очищено огнем.

— Понимаю, — сказал Ультрамарин. — Но во мне нет скверны.

— А это уж предстоит решать нам, — произнес Леодегарий. — Теперь же — замолчи.

Уриил кивнул, прекрасно осознавая, что жизнь его находится в руках этого воина. Одного жеста хватило бы Серому Рыцарю, чтобы само имя узника было навсегда стерто из памяти Империума. Все, что когда-либо совершил Уриил, все его героические деяния были бы вычищены из всех архивов так, будто бы его никогда не существовало.

— Назови свое имя и должность, — приказал Леодегарий, — мы все записываем.

— Я Уриил Вентрис, бывший капитан четвертой роты ордена Ультрамаринов Адептус Астартес.

Пока он говорил, стенографист, стоявший возле Леодегария, тщательно выводил всякое произнесенное слово на листе пергамента — каждый палец монаха заканчивался полным чернил пером. Записанное им должно было решить, оправдательный или обвинительный приговор будет вынесен Ультрамарину.

Леодегарий кивнул и протянул руку, поворачивая к себе плечо Уриила. Тот заскрежетал зубами от боли, когда кости вновь выскочили из суставов.

— Татуировки ордена и роты выведены с твоего тела.

— Так точно, — ответил Уриил. — Все отличительные знаки были удалены перед тем, как мы покинули Макрагге, чтобы исполнить смертельную клятву. Так уж сложились обстоятельства, что мы заслужили изгнание. Мы более не имели права носить на своих телах геральдические знаки своего ордена.

— И по какой же причине вас обязали принести смертельную клятву? — поинтересовался Леодегарий, и Уриил не мог не заметить, как сервитор вынимает одну из раскаленных железок, сжимая ее толстой жаропрочной перчаткой. Но пока что Серый Рыцарь делал вид, что не обращает внимания на предложенный ему инструмент пыток.

— Мы нарушили Кодекс Астартес.

Леодегарий кивнул, словно уже знал об этом. Неужели они уже успели выпытать эту информацию у Пазания?

Вспомнив о друге, Уриил рискнул задать встречный вопрос:

— Где Пазаний?

Серебряная перчатка тут же сжалась на его горле, а затем Леодегарий протянул вторую руку назад, чтобы принять у сервитора кочергу, заканчивающуюся клеймом в виде окруженного нимбом черепа. Одним ловким, непринужденным движением Серый Рыцарь прижал раскаленное железо к плечу Уриила — туда, где некогда красовалась вытатуированная аквила.

Ультрамарин содрогнулся всем телом, когда пылающее клеймо погрузилось в его плоть, колени подломились, но он сдерживал крик, хотя Леодегарий продолжал прижимать раскаленный металл к его коже. Воздух наполнился дымом и отвратительной вонью обуглившейся плоти. Боль была очень сильна, однако Уриил закрыл глаза и сосредоточился на том, чтобы отрешиться от нее.

Наконец клеймо убрали, и Уриил судорожно вдохнул. Боль, конечно, никуда не делась — его руку все еще настойчиво жгло, но все же он испытал облегчение, как от холодной воды.

Из темноты выбежали два облаченных в халаты костоправа, и вскоре боль сменилась настоящей прохладой, когда они покрыли антисептическим составом чудовищный ожог на его плече.

— Считай это первым уроком, — произнес Леодегарий, возвращая клеймо сервитору. — Когда мы вернемся к допросу, тебе будет дозволено говорить только в том случае, если я это разрешу. Ясно?

— Да, — кивнул Уриил. — Я понял.

— Значит, ты готов к первому испытанию, — сказал Серый Рыцарь. — Испытанию допросом.

— Что ты хочешь спросить?

— Спросить? — произнес Леодегарий. — Я не собираюсь тебя спрашивать ни о чем.

Вокруг Уриила и Леодегария были проведены концентрические круги, прорезанные в полу одетыми в рясы сервиторами, руки которым заменяли ацетиленовые горелки. Они же и заполнили эти прорези расплавленным серебром из закрепленных на их спинах золотых баков. Кроме того, теми же горелками между двумя космодесантниками были начертаны незнакомые Уриилу руны, также залитые впоследствии серебром.

Все вокруг было окутано паром, когда сервиторы наконец закончили рисовать последний из знаков.

— Испытание допросом, — произнес Леодегарий, — столь же древнее, как и мой орден. Око моего разума заглянет в каждый темный уголок твоей души. Мне станут ведомы все твои мысли. Тебе не удастся ничего скрыть от меня. Смирись с этим, и тогда, быть может, избежишь лишних страданий. Если же в твоей душе таится зло, лучше покайся сразу, и тогда твоя смерть будет быстрой. Но если предпочтешь отвергнуть это предложение, а я обнаружу хотя бы крупицу скверны, умирать будешь долго и в муках.

— Мне не в чем каяться, — заявил Уриил. — На мне нет скверны.

Леодегарий кивнул, словно разыгрывал давно ставшую привычной сцену.

— Что ж, посмотрим.

Наконец узор на полу был закончен, и сервиторы растворились во тьме, оставляя Леодегария и Уриила наедине. Затем появились семеро монахов, каждый из которых держал в руках по факелу; капюшоны их были отброшены за спину. Когда Уриил разглядел в пляске огня их жуткие иссушенные лица и лишенные всякого волосяного покрова головы, он пожелал, чтобы они вновь исчезли во мраке.

Всем своим видом они напоминали мумифицированных мертвецов, найденных в жаркой пустыне, их лица, казалось, были лишены всех жизненных соков и эмоций. Запавшие глаза пылали огнем, хотя Уриил и не мог точно сказать, что было тому причиной — искусная аугментация или же какое-то кошмарное заклятие.

Будучи космическим десантником на службе Императора, Уриил повидал за свою жизнь много ужасов: древних богов, лик Великого Пожирателя, логова демонов… но эти несчастные, судя по всему, знали куда более жуткие места в галактике.

Внушающие ужас монахи заняли свои места вокруг космодесантников, образуя защитный круг, и принялись читать нечто едва слышное, с расстояния скорее напоминающее треск статических помех. Их тихие голоса сливались в атональное пение, лишенное всякого намека на ритм, и Уриилом вдруг овладело то же отупение, какое сопровождало его все то время, пока на его голову был надет мешок.

— Нуль-сервиторы создают барьер против ментальных выбросов, — пояснил Леодегарий. — В сочетании с силовыми контурами, проведенными по полу, они не позволят никакой скверне покинуть пределы круга, пока я допрашиваю твою душу и плоть.

— Понимаю, почему вы прибегаете к подобным предосторожностям, — произнес Уриил, — но вынужден еще раз повторить: они не понадобятся.

— Умолкни, — приказал Леодегарий, подходя ближе и опуская ладони на виски пленника. — Испытание допросом началось.

Металл перчаток источал холод, и Уриил почувствовал, как тот растекается по коже, заставляет застыть мышцы лица, проникает сквозь кости черепа. Ледяные любопытные пальцы шарили по поверхности его разума, силясь отыскать заветную дверцу и пролезть внутрь.

Уриил совершенно непроизвольно ответил мгновенной попыткой защититься, возведя в ответ на вторжение ментальные барьеры. Он посмотрел прямо в сияющие холодной голубизной глаза Леодегария, и мир вокруг вдруг начал сжиматься, пока не сократился до этих двух ледяных сфер. Двух космодесантников словно связало неразрушимым энергетическим потоком.

Тело Уриила стало наливаться тяжестью, ментальная мощь Серого Рыцаря пробивала себе путь сквозь все выставленные преграды.

— Почему ты сопротивляешься? — спросил Леодегарий, его невероятно могущественное сознание все глубже проникало в мысли Уриила. — Тебе все-таки есть что скрывать?

Ультрамарин пытался ответить, но язык ему уже не подчинялся. Ему хотелось сказать, что он хотел бы ослабить ментальную оборону, чтобы впустить Серого Рыцаря в свой разум, но таковы уж природные человеческие инстинкты: защищать от чужого посягательства свои секреты и внутренние процессы.

Впрочем, ощущая, как прогибаются силящиеся остановить вторжение стены его разума, Уриил понимал, что, даже если бы он осознанно пытался сопротивляться, все его старания оказались бы тщетны против мощи Серого Рыцаря. С осознанием этой простой истины ему стало проще впустить чужака в тайную крепость своего разума — тщательно охраняемое место, где хранились все сомнения, все страхи, все надежды и амбиции.

Все, что делало Уриила Вентриса тем, кем он был, открылось взгляду Леодегария, позволяя тому видеть, изучать и понимать. Каждая добродетель и каждый порок капитана Ультрамаринов легли на весы правосудия, и если бы его уличили хоть в каком-то преступлении, его жизни настал бы конец. Удивительно, но страха не было, и наконец последний барьер между его памятью и Леодегарием пал.

Теперь Уриил ощущал присутствие колоссального сознания Серого Рыцаря в своей голове; два воина словно сливались воедино, что позволяло Леодегарию в одночасье полностью воспринять всю суть того, что составляло личность Ультрамарина. Все, от залитых голубым светом пещер Калта в раннем детстве капитана и до сражения с бескожими, стало частью памяти Леодегария, словно на какое-то мгновение они вдруг стали одним целым.

Как Серый Рыцарь изучал своего узника, так и Уриил изучал Леодегария… во всяком случае, ту часть его души, которую пленитель оставил открытой. Ультрамарин увидел перед своим мысленным взором десятилетия сражений, долгие годы учебы и одиночества, всеобъемлющую и абсолютную преданность священному долгу.

Леодегарий был героем в полном смысле этого слова, воином, сражавшимся не ради славы, выгоды или по какой-либо иной причине, кроме той, что в этой войне он был одним из немногочисленных членов избранного братства, стоящего преградой между человечеством и смертью. Перед глазами Уриила проносились сцены битв, где решалась судьба целых миров, повисших буквально на волоске.

Он видел победы, видел и поражения. Успехи и чудовищные жертвы.

Именно такой и должна была быть жизнь подлинного заступника Империума, и собственные подвиги Уриила не шли ни в какое сравнение с тем, через что довелось пройти этому великому герою.

На мгновение истории их жизней настолько переплелись, что Уриил чуть не поддался панике, чувствуя, как всепоглощающее присутствие Серого Рыцаря овладевает его разумом.

Но в следующую секунду все закончилось.

Словно меч, выдернутый из раны, сознание Леодегария выскользнуло прочь, и Уриил обмяк в удерживающих его цепях. Ультрамарин рухнул на колени, внезапно ощутив себя очень и очень одиноким. В голове его вдруг образовалась пустота, словно из его мозга кто-то вырезал жизненно важную часть.

По сравнению с ужасами, какие приходилось уничтожать Серому Рыцарю, что значила жизнь каких-то там двух Ультрамаринов? В великом плетении галактики они были ничтожной, ничего не значащей ниточкой, и, осознавая это, Уриил был готов принять любое наказание, назначенное ему Леодегарием.

— Пребывай в покое, Уриил Вентрис, — произнес Серый Рыцарь. — Разум допрашиваемых всегда оказывается охваченным смятением и чувством своей бесполезности, когда соединяется с кем-то, чья сила значительно его превосходит. В скором времени твоя воинская гордость возвратит тебе понимание собственной значимости.

Уриил посмотрел в лицо Леодегария — в прекрасное, идеальное, восхитительное лицо. Каждая его черточка подчеркивала образ великого героя человечества.

— Ты смотрел вглубь меня, — прохрипел Уриил, каждое слово давалось ему с боем, — и теперь знаешь, что во мне нет скверны.

— Да, известных пороков мне найти не удалось, — согласился Леодегарий. — Я не ощутил в тебе зла, вот только скверна способна принимать различные формы. Ты вполне можешь оказаться провозвестником греха и не знать об этом.

— Не понимаю, — произнес Уриил, невзирая на боль заставляя себя подняться на ноги.

— Кокон, что плетет вокруг тебя судьба, пропитан кровью, Уриил Вентрис, и дни великой опасности всегда станут сопутствовать твоей жизни. Ваше прибытие на Салинас есть лишь финальный аккорд в хитросплетении событий, способных обречь всю планету на экстерминатус. По дороге, где гуляешь ты, идти весьма рискованно.

— Рискованно для моих врагов, — осклабился Уриил.

— Вижу, твой дух возвращается к тебе, — улыбнулся Леодегарий. — Это славно.

— Неужели? — с сарказмом спросил Уриил.

— Конечно, — ответил Серый Рыцарь. — Ведь это означает, что ты уже готов ко второму испытанию.

Едкие испарения поднимались над железным котлом, содержимое которого кипело и бурлило, когда Уриила подвели к нему. Вдоль кромки посудины были выгравированы соединяющиеся крыльями орлы. Ароматы варева играли на чувстве голода Ультрамарина, что, как он подозревал, и было задумано.

Цепи с него сняли и даже позволили смыть кровь с рук, прежде чем отконвоировать через темноту от зала заточения к этому котлу. В свете пылающего факела Уриил смог хоть немного больше узнать о том месте, где оказался, — во все стороны от него раскинулась просторная зала с взмывающими к своду арками и мощными колоннами. Воздух здесь был одновременно затхлым и прохладным — это заставило Ультрамарина предположить, что он находится в подвале некого весьма большого строения. Быть может, даже замка или кафедрального собора.

Леодегарий повернулся к Уриилу и произнес:

— С древнейших времен наш орден применял испытание священными маслами, дабы подвергнуть проверке саму плоть тех, кто представал перед нашим судом. Даже слишком часто случается так, что данная проверка оказывается вовсе не обязательной, хотя ты, Уриил Вентрис, пробудил мое любопытство. Это испытание довольно болезненно, но, если свет Императора пребывает в твоем теле, ты не отступишь и пребудешь в лучах Его славы.

Леодегарий встал за котлом напротив Уриила.

— Если твоя плоть подтвердит твою правоту и ты пройдешь через это испытание, то предстанешь предо мной в конце и узришь суд Императора. Лишь тогда твоя душа будет признана чистой.

— А как же испытание допросом? — спросил Уриил. — Мне казалось, что ты не увидел во мне зла?

— И это так, — отозвался Леодегарий, — но ты прошел через земли, где ничто святое или благое не может уцелеть. Душа твоя была открыта влиянию скверны, настолько жуткой, что даже если бы она сожгла тебя заживо, то не проявила бы и малой толики того, на что действительно способна. Ты побывал в том мире, и на меня ложится обязанность определить, принес ли ты на себе хотя бы крупицу того ужаса, сокрытую в глубине плоти и костей. Тебе есть что сказать, прежде чем испытание начнется?

Уриил осторожно взвесил каждое сказанное ему слово.

— Я все-таки снова задам тот же вопрос, что и раньше: где Пазаний?

— Проходит те же ордалии, что и ты. Его судьба решается отдельно. И так же, как и ты, он либо пройдет их, либо нет. Один.

— Тогда я готов, — сказал Уриил. — Да, мы прошли по земле проклятых, но, встретив ее искушения, сумели устоять.

— Полагаешь, этого достаточно?

— Не мне об этом судить, — признал Уриил, — но что-то это да должно значить, ведь только тот, кто пытался противиться искушениям, может знать, насколько они могут быть сильны. Истинную силу врага познают, вступая с ним в бой, но не сдаваясь ему. Силу ветра понимает лишь тот, кто идет ему наперекор, а не тот, кто прижимается к земле.

— В твоих словах есть правда, — кивнул Леодегарий. — Человеку не дано познать всю мощь зла, таящегося в нем, пока не он не попытается сопротивляться. Лишь Император никогда не поддавался соблазну, ибо был единственным человеком, кто подлинно осознавал, к чему тот может привести.

— Вот я и веду к тому, что мы с Пазанием не раз мерились силой с мерзейшими из всех мыслимых созданий.

— Стало быть, это испытание не будет для вас и испытанием вовсе, — ответил Леодегарий, указывая на бурлящий котел. — Слыхал когда-нибудь о святом Де Хаане из сектора Донориан?

Уриил покачал головой:

— Никогда. Кем он был?

— Инквизитором, верно служившим Императору целых два столетия, — пояснил Леодегарий, — человеком, искоренившим ересь и скверну на тысячах миров. Десятки тысяч еретиков и злоумышленников пали под его стопой, и его благословенное пророчество об очищенном Империуме служило маяком на пути каждого, кто без остатка посвятил себя Золотому Трону.

— И что же с ним случилось? — спросил Уриил.

— Принял мученическую смерть в битве за Костиашек, — сказал Леодегарий. — Воители Губительных Сил пленили его и отдельными частями прибили к стенам оскверненного кафедрального собора Требия. Верные слуги Де Хаана сумели собрать останки наставника, и многие из тех реликвий хранятся ныне в ароматизированных шкатулках красного дерева во всех освобожденных им мирах.

— Многие, но не все? — уточнил Уриил.

— Верно.

Ультрамарин бросил взгляд на бурлящую густую жижу. Там, под шипящим и плюющимся маслом, он сумел различить неверные очертания чего-то, напоминающего кинжал.

— И вот сейчас ты сунешь туда руку и достанешь этот нож, — сказал Леодегарий.

— Так, а что это докажет, кроме того банального факта, что меня можно сварить?

— Частички брони, принадлежавшей Де Хаану, были использованы, чтобы выковать рукоять этого оружия, и лишь тот, чья плоть избавлена от отметин Великого Врага, сумеет взять ее.

Уриил тяжело вздохнул и кивнул:

— Ну, стало быть, мне бояться нечего.

— Хотелось бы надеяться, — сказал Леодегарий, и Ультрамарин неожиданно для себя услышал искренность в голосе Серого Рыцаря. — А теперь возьми кинжал.

Стараясь не рисовать себе картин сваренной плоти, отваливающейся с костей, Уриил закрыл глаза и сунул левую руку в котел. До самого плеча ее пронзило мучительной болью. Он заскрежетал зубами, ощущая, как всепоглощающее пламя проносится по его телу, вспыхивая ревущими белыми всполохами под закрытыми веками.

Ноги предательски подкосились, и ему пришлось искать, на что бы опереться свободной рукой, чтобы сохранить равновесие. Вторая ладонь с шипением опустилась на край котла, и Уриил не смог сдержать агонизирующего крика. Он чувствовал, как его кожа вздувается волдырями и плавится в масле, пока пальцы силятся нашарить на дне рукоять кинжала. Боль оказалась просто немыслимой, космодесантник едва мог устоять на ногах. Ощущение было такое, словно он сунул руку в самое жерло вулкана, и на мгновение Уриилу вдруг захотелось, чтобы его настигло блаженное забытье потери сознания, только бы эта боль прекратилась.

Но не могло ли это быть такой же частью испытания, как и то, сможет он взять кинжал или нет?

Быть может, именно способность преодолеть такую адскую боль могла подтвердить его невиновность?

Уриил заставил себя отрешиться от боли, распахнув ей дружеские объятия, и открыл глаза, чтобы увидеть, как на него смотрит Леодегарий. Во взгляде Серого Рыцаря Ультрамарин увидел явное одобрение и с неожиданной уверенностью вдруг понял: тот хочет, чтобы он сумел пройти это испытание. Леодегарий действительно хотел найти причину не убивать своего пленника.

Пальцы нашарили полированный металл, и Уриил сжал ладонь на проволочной обмотке рукояти кинжала. Хотя он уже почти не чувствовал своей руки, мышцы и сухожилия все-таки еще достаточно повиновались ему, чтобы надежно схватить оружие.

Сделав это, Уриил вынул кинжал из кипящего масла и поднял перед собой. Дыхание вырывалось из его груди отрывистым сипением, рука превратилась в сплошной багровый ожог; сама плоть ее вскипела, а кожа сползала маслянистыми, похожими на слизь нитями. Такой боли Ультрамарин еще не знал, и вид изуродованной конечности делал ее только хуже.

Хотя каждый нерв в его теле требовал незамедлительно выпустить из ладони раскаленное добела оружие, Уриил протянул кинжал Леодегарию.

— Держи, — прошипел Ультрамарин сквозь зубы. — Кажется, ты это просил?

Леодегарий кивнул и принял оружие; латная перчатка надежно защищала его от обжигающего жара.

— Именно это, — произнес Серый Рыцарь, убирая кинжал в ножны на своем боку и обхватывая пальцами запястье пленника.

Пока Леодегарий изучал ожог, Уриил морщился от прикосновений, скрежеща зубами от боли, но все-таки вынуждая себя оставаться на ногах.

— И? — спросил Ультрамарин. — Чиста моя плоть?

— Возможно, — отозвался Леодегарий, отпуская его руку. — Пройдет три дня, и я вернусь, чтобы еще раз осмотреть твою рану. У воина, чья плоть чиста, она начнет заживать, а у оскверненного начнется заражение. И тогда мы будем знать, готов ли ты к последнему испытанию.

— Последнему испытанию? — переспросил Уриил, гадая, что может быть хуже того, что ему уже довелось перенести.

— Твой разум избавлен скверны, и я более чем уверен, что и плоть — тоже, — пояснил Леодегарий, — но все это лишь проверки, которые проводит человек, мы же должны теперь обратиться к самому Императору, дабы он оценил силу твоей души.

— И как же мы это сделаем?

— Суд Императора, — ответил Серый Рыцарь. — Пройдет три дня, и мы с тобой встретимся в бою, по результатам коего и будет вынесено решение.

Глава семнадцатая

В течение всех трех дней Уриил страдал от боли, доставлявшей почти невыносимые страдания. Как только испытание священными маслами завершилось, его вновь отправили в темное, одинокое заточение в холодном подземелье.

Впрочем, не таким уж и одиноким оно было, если учесть, что его верными сокамерниками опять стали доводящее до бешенства заунывное псалмопение и низкочастотный гул, мешавший уснуть. Его оставили одного, насколько Уриил мог судить, но в то же время он понимал, что за ним постоянно следят вооруженные тюремщики, не сводящие с него прицела стволов и способные уничтожить его в ту же секунду, как он предпримет попытку бежать.

Но бегство все-таки не входило в планы Уриила, возмущенного тем, что его верность и честь были подвергнуты сомнению.

Время во тьме текло медленно, и мысли капитана переползли от собственных невзгод к тому, что происходит сейчас с Пазанием, и событиям во внешнем мире. Справился ли его друг? Сумел ли он, как и сам Уриил, преодолеть два предыдущих испытания?

Капитан не имел оснований полагать, что Пазаний провалит их. Он только надеялся, что отвратительные хирурги Медренгарда полностью удалили зараженную ксеноинфекцией руку и тем самым очистили его товарища от скверны.

Если хоть малейший след Несущего Ночь остался в нем, не будет ли этого достаточно, чтобы Серые Рыцари вынесли ему смертный приговор?

Он попытался отбросить сомнения и тревоги, предавшись размышлениям о том, что сейчас творится на улицах Барбадуса. Его знания о событиях, произошедших после того, как его вытащили из-под обломков бара, были, мягко скажем, фрагментарными, и он ни в чем не был уверен. Например, уничтожили ли Серые Рыцари бескожих или те где-то все еще рыскают?

Барбадус являл собой подлинный лабиринт петляющих улочек и темных закутков, вполне привычных вожаку и его племени и способных позволить ему избежать плена или уничтожения. И если бескожим удалось прорваться, то каким станет их следующий шаг? Спрятаться и залечь на дно? Вновь начать убивать?

За одну-единственную ночь бескожие истребили практически всех «Клекочущих орлов», уничтожив и Верену Каин, и Мезиру Бардгил. Кто должен был стать следующим?

Все это как-то было связано с Зоной Поражения.

Всякий, кто принимал участие в резне, учиненной против мирных жителей Хатуриана, становился целью убийства, и пришедшая в действие цепочка событий вполне могла привести к тому, что на Салинасе разгорится настоящая война. И что хуже, Леодегарий — это было очевидно — принадлежал к тем людям, кто, распознав подлинную угрозу, исходящую от бескожих, мог приговорить к уничтожению разом всю планету.

Однажды Уриил уже видел, как гибнет мир, обреченный на смерть Инквизицией, и вовсе не желал увидеть это вновь. Какова бы ни была правда о происходившем на Салинасе, капитан собирался сражаться бок о бок с Серыми Рыцарями, если, конечно, сумеет пройти через суд Императора.

Все его нутро протестовало против того, чтобы сражаться с Леодегарием, вот только был ли у него выбор? Отказ от боя стал бы для него однозначным приговором, но и вступить в бой против верноподданного воителя Империума казалось ему поводом для анафемы.

Сама мысль о битве с сородичем вызывала у него отвращение, а надеяться на победу в ней было и вовсе глупо и даже смешно. Уриил был ранен, избит и изнурен, в то время как Леодегарий пребывал в отличной форме. Это было бы не состязание — просто позорное избиение.

Тем не менее Уриил Вентрис был не из тех, кто так просто сдается.

На Павонисе он лицом к лицу столкнулся с чудовищной, способной уничтожать сами звезды мощью Несущего Ночь и помешал твари завладеть кораблем, который бы увеличил ее потенциал в сотни раз. Схлестнулся с норной-королевой в чреве корабля-улья и одержал победу. Сражался на выжженной поверхности адского мира, убивая демонов и бесов, населявших его земли.

Он примет вызов, и примет его с высоко поднятой головой.

Другого пути просто не существовало.

Проблемы внешнего мира его сейчас не касались, ибо он все равно никак не мог повлиять на исход событий, происходивших за этими стенами. Более того, он и над своей собственной судьбой сейчас не был властен, но все равно заставил себя расслабиться на холодном каменном полу и начать подготовку к предстоящему поединку.

Уриил закрыл глаза и сосредоточился на контроле дыхания, направляя все резервы тела на лечение и восстановление сил. Время замедлилось до черепашьего шага; капитан ощущал каждый мускул, косточку и волосок своего тела, сконцентрировав все свое внимание на внутренних процессах.

Он не был способен полностью исцелить обваренную руку, как поступили бы иные из псайкеров, но космические десантники тратили десятки лет, обучаясь использовать свои ментальные силы, что позволяло им контролировать энергетические потоки своих тел и направлять их в нужное русло.

Уриил ощутил саднящую боль в горле, там, где его пронзил клинок на Медренгарде, — рана давно зажила, но шрам и память о ней сохранились. Нестерпимое жжение в чудовищно обваренной священными маслами руке притихло до приемлемого уровня. Натянулась кожа там, где сросшиеся ребра его гладкой грудной клетки успела перед смертью пронзить норна-королева. Уриил заставил себя вспомнить о еще многих сотнях ранений.

Каждое из них повлекло бы за собой гибель простого смертного, но, будучи Астартес, он сумел выдержать их и выжить, становясь с каждым разом только сильнее. И в этот раз испытания также лишь придадут ему новых сил.

Уриил знал, что не может быть предателем и что тело его не несет в себе печати скверны. И причина была вовсе не в спеси или чрезмерной гордыне; это было именно знание, хранящееся где-то в самой глубине его души. Подозрение в том, что он может оказаться внедренцем врага, было настолько отвратительным, что, даже если бы Леодегарий пришел сейчас и решил отменить последнюю проверку, Уриил бы сам потребовал ее, ведь как иначе он мог убедить окружающих в том, что душа его не претерпела изменений за время, проведенное в Оке Ужаса?

Только полная проверка, проведенная священными и уважаемыми Серыми Рыцарями, могла гарантировать, что его собственные боевые братья окажутся избавленными от малейшей тени сомнений.

Возвращение на Макрагге без подобных гарантий теперь выглядело абсурдным, и Уриил вдруг осознал, насколько был наивен, когда намеревался вот так запросто появиться во вратах крепости Геры. Быть может, родичи и приняли бы его слова на веру (ибо разве способен Ультрамарин солгать братьям по оружию?), но без того, чтобы Серые Рыцари подтвердили его чистоту, он навсегда бы остался подозреваемым в глазах всех остальных.

И все же… разве мог он что-то противопоставить мощи Леодегария?

Уриил позволил себе на минутку предаться гордыне, вспоминая о могучих противниках, побежденных им в бою, — врагах, давно превратившихся в прах, в то время как сам капитан все еще жил и готовился к новому сражению.

Пока живешь, есть место и надежде, а пока остается надежда, Уриил Вентрис будет драться.

Время шло, и темнота вокруг Уриила шевелилась, словно живое существо. Решив, что его тело и разум уже готовы, насколько это возможно, к предстоящей схватке, он поднялся с пола и заставил кровь течь по венам в ускоренном темпе.

Хотя его и окружал непроницаемый мрак, он провел базовые элементы боевой подготовки Адептус Астартес, разрабатывая поочередно все группы мышц, разогревая их перед дракой. Уриил потягивался и разминался, совершая неторопливые плавные движения, готовя свое тело к перегрузкам и необходимости убивать.

Темнота как ничто другое способствовала этой тренировке, вынуждая полагаться на все чувства, кроме зрения, при нанесении ударов и финтов, превращая его колени, локти и кулаки в смертоносное оружие. Он сумел забыть о боли в руке, лишь слегка отмечая запах опаленной плоти.

Легкие горели, сердце колотилось так, словно пыталось выбить татуировку на его ребрах, но тело выходило из медитативного состояния, превращаясь в машину убийства. Закончив с серией базовых упражнений, Уриил перешел к более экзотичным трюкам, прыгая и вращаясь, сражаясь с воображаемыми противниками из своей памяти.

Наконец он приземлился на одно колено, и его кулак замер буквально в миллиметре от земли, а затем космодесантник испустил сдавленный вздох. Распрямившись, Уриил провел ладонью по затылку, ощутив непривычное, но приятное покалывание отрастающих волос.

— Свет, — приказал чей-то голос из темноты, и Уриил едва успел прикрыть глаза, когда вокруг вспыхнули голубые огни. Его зрение быстро адаптировалось к новым условиям, и Ультрамарин увидел, что окружен группой воинов, носящих серебряные доспехи. Каждый из них был вооружен длинной алебардой, клинки которых были окутаны голубым сиянием энергетических полей, служивших источником того самого яркого света.

Двадцать пять Серых Рыцарей замерли по стойке смирно, расположившись кругом. Пластины их брони отражали неровное сияние, сверкая сталью. Из общего круга вышел Леодегарий. Командир Серых Рыцарей не был одет в броню и носил сейчас свободный белый хитон — спортивное облачение, весьма схожее с тем, что надевали и Ультрамарины, когда снимали доспехи.

— Как я вижу, Уриил Вентрис, ты нашел применение свободному времени, — заметил Леодегарий.

— Часы, проведенные не в оттачивании навыков, — это впустую потраченное время, — отозвался Уриил.

— Спорить не буду, — согласился Леодегарий. — Итак, три дня прошли. Покажи мне свою руку.

Уриил вдруг понял, что уже практически забыл про боль, но все равно кивнул и, глядя в глаза собеседнику, протянул ему обожженную конечность. Из-за спины Серого Рыцаря вышел хирург, из-под одеяний которого высовывались шипящие шланги и побулькивающие трубочки. Из рукава хирурга выдвинулся бронзовый стержень, служащий опорой для устройства, идентичного нартециуму апотекариев. Приспособление это протянулось к руке Уриила, озарив ее золотым светом; казалось, будто по воспаленной плоти разлился теплый мед.

Затем свет погас, и хирург кивнул Леодегарию, прежде чем отступить назад.

Посмотрев на свою руку, Уриил был поражен, когда увидел, что практически все следы чудовищного ожога исчезли. Кожа была молодой, розовой и крайне непрочной, но все-таки, сомнений не оставалось, целой и здоровой.

Леодегарий протянул руку и сжал запястье пленника, внимательно исследуя его. И Ультрамарин мог сказать, что Серый Рыцарь оказался вполне доволен тем, что увидел.

— Процесс заживления идет хорошо, — произнес Леодегарий. — И я, если честно, не припоминаю никого, кто столь же быстро оправился бы от испытания маслами.

— Значит, мы будем драться? — поинтересовался Уриил, отступая на шаг назад.

— Похоже, ты рвешься в бой, — заметил Леодегарий.

— Так и есть, — ответил ему Ультрамарин, — но не ради драки с тобой, а лишь для очищения своего имени.

Леодегарий кивнул.

— Понимаю, — произнес он, поворачиваясь спиной, — хотя здесь неподходящее место для боя.

— Тогда где же мы будем драться?

— Там, где каждый сможет увидеть, как над тобой свершит свой суд Император, — сказал Серый Рыцарь. — Следуй за мной.

Уриил зашагал за Леодегарием к выходу из темницы. Коридор со сводчатым потолком и стенами из облицовочного камня проходил, насколько мог судить капитан, через фундамент дворца. Их путь пролегал по древним тоннелям, проложенным еще в стародавние времена и приспособленным строителями для нужд современности.

Грубо отесанные булыжники стен сменились металлическими панелями, которые в свой черед перетекли в облицованные керамической плиткой ярко освещенные палаты с высокими купольными потолками. Подземная архитектура, казалось, не имела никакой осмысленной упорядоченности, и проходы изгибались под причудливыми углами, слишком часто разворачиваясь на триста шестьдесят градусов, так и не приведя ни к какой цели.

Серые Рыцари двигались четким строевым шагом, с видимой неспешностью, но в ритме, позволяющем без устали преодолевать многие и многие километры. Несколько воинов шли впереди Уриила, еще девять — позади, а остальные пристроились по бокам. Леодегарий возглавлял их шествие вместе со стайкой кадильщиков, создававших настоящую дымовую завесу перед процессией.

Они миновали склады, пришедшие в запустение залы, оружейные и казармы, пока не вошли в коридор с низким потолком и Уриил не услышал возбужденные голоса, доносящиеся откуда спереди.

Коридор выходил в просторное круглое помещение с высоким сводом и серой приземистой башенкой в центре. Вдоль стен тянулись ряды клеток, решетки которых смотрели на башню, и Уриил догадался, что его привели в некое подобие тюрьмы.

— Это паноптикум, — произнес Леодегарий, угадав мысли Уриила. — Охранники располагаются в центральном здании, и заключенные неспособны предугадать, когда наблюдение устанавливается именно за ними, поскольку не могут видеть ничего, что происходит в башне. Не имея возможности избежать этого наблюдения, они вынуждены сдерживать свои первобытные инстинкты, дабы не подвергнуться наказанию.

— Так значит, здесь страх перед возмездием, но вовсе не вера в Императора обеспечивает порядок?

— Именно так, — с явным неудовольствием подтвердил Леодегарий. — И с тем же успехом можно сказать то же самое обо всей этой планете в целом.

— И зачем мы сюда пришли? — спросил Уриил.

— Забрать твоего товарища.

— Пазания?

— Да, мы держали его здесь, пока он, как и ты, проходил через испытания.

— И он тоже будет сражаться?

— Бок о бок с тобой, — кивнул Леодегарий, пересекая двор и останавливаясь возле клетки, где Уриил, к своей радости, увидел Пазания.

Тот не был закован, и капитан увидел, что здоровая рука его товарища была такой же воспаленной и розовой, как и его собственная, и так же счастливо исцелившейся после погружения в кипящее масло.

— Уриил! — воскликнул Пазаний с явным облегчением. — Как твоя лапа?

— Почти так же хорошо, как и твоя, — отозвался Уриил, пока дверь открывалась и его друг выходил из клетки. Воины обнялись, несказанно радуясь тому факту, что оба выжили.

Наконец Уриил выпустил приятеля из медвежьих объятий.

— Готов? — спросил капитан.

— Ты чертовски прав, я — готов, — заявил Пазаний и качнул головой в сторону Леодегария. — Не хочу никого обидеть, но эти ублюдки посмели подвергнуть сомнению нашу верность. Я готов на что угодно, лишь бы доказать, что мы не стали предателями.

— Капитан Вентрис, твой сержант проявил отчаянную верность тебе, — произнес Леодегарий, и Уриил не мог не отметить, что тот предварил его имя подобающим званием. Добрый знак.

— Он мой друг, — сказал Уриил, — и поступает именно так, как и следует другу.

Леодегарий повернулся лицом к выходу из огромной залы — высокой арке из черного камня, вздымавшейся к потолку.

— Остается лишь надеяться, что этого будет достаточно.

Окруженные со всех сторон Серыми Рыцарями, Уриил и Пазаний вновь углубились в хитросплетение продуваемых сквозняками туннелей, со временем выведших их к каменному проходу с бойницами вдоль стен и высокими бронзовыми воротами впереди.

Ворота открылись, впуская внутрь дневной свет, и Уриилу вспомнилась та радость, которую он испытал, когда увидел настоящее солнце после прибытия на Салинас. Вновь оказаться под открытым небом, пускай с последнего раза и прошли буквально считаные дни, было просто восхитительно, и Уриил зашагал по наклонной мощеной тропке, преисполненный надежды.

Впрочем, надежда эта разбилась, едва он перешагнул через невидимый порог и на него вдруг сокрушительной волной накатило уныние, которое словно втекало в его легкие при каждом вдохе. Воздух наполнился свинцовой тяжестью, небеса нависли над землей так, словно грозили вот-вот обрушиться на нее. Не предвещающие ничего хорошего тучи собирались над плацем, и Уриил снова ощутил, как его сердцем завладевает меланхолия, заставляя вспомнить о событиях в разрушенном Хатуриане.

Капитан и Пазаний вышли прямо на просторную площадку, где был провозглашен День Восстановления. На сей раз на плацу расположилось как минимум две сотни солдат и несколько местных чиновников.

Позади них, опустив десантную рампу, сиял серебром «Громовой ястреб», и Уриил не смог сдержать улыбки, увидев столь милый его сердцу объект. Пускай грозная машина и не была раскрашена в цвета Ультрамаринов, но по-прежнему являла собой символ мощи Адептус Астартес, чем и поднимала настроение капитана, невзирая на общую гнетущую атмосферу.

Вдалеке Уриил видел башню Яницепсов, а справа от себя хоть и разрушающуюся, но все же такую восхитительную Галерею древностей. Повернув голову, он нашел взглядом и высокие башни, и мрачные шпили имперского дворца.

— Никогда это место мне не нравилось, — произнес Пазаний. — А теперь и того меньше.

— Мы будем сражаться здесь? — спросил Уриил. — Что тут произошло? Здесь пахнет… смертью.

— Поединок должен проводиться в присутствии надлежащих планетарных чинов, как светских, так и церковных, — ответил Леодегарий. — Чтобы ритуал суда Императора хоть что-нибудь значил, необходимы свидетели. Что же касается вашего дальнейшего заточения… об этом мы поговорим, если вы выживете.

На этой печальной ноте их разговор прервался, и два Ультрамарина зашагали следом за Леодегарием в самый центр плаца; Уриил нашел в ожидающей драки толпе много знакомых лиц. Вот кардинал Тогандис, все так же исходящий потом под церемониальными одеяниями, а вот Дарон Нисато в как всегда безупречно начищенной черной броне служителя закона.

Лито Барбаден восседал на высоком подиуме, выглядя одновременно и скучающим, и разгневанным происходящим, словно и не обращая внимания на тот факт, что сейчас ему предстоит стать свидетелем того, как решится судьба двух величайших защитников человечества.

Леодегарий приостановился у подиума и в кратком приветствии кивнул Лито Барбадену, прежде чем вновь повернуться в Уриилу и Пазанию.

— Губернатор Барбаден, оба присутствующих здесь воина прошли через испытания чистоты по всем правилам, определенным моим орденом, и теперь я представляю их вам, дабы вы стали свидетелем того, как над ними вершится правосудие Императора. Не существует в мире власти большей, нежели власть Императора, и именно Он скажет финальное слово в решении их судьбы.

Уриил удивленно моргнул, вслушиваясь в слова Серого Рыцаря. В голосе Леодегария словно звучала скрытая угроза в адрес губернатора и намек, что не тому решать, как поступить с пленниками. Уж не пытался ли в последние дни Лито Барбаден настаивать на казни? Учитывая их прежние встречи, это вовсе не казалось невозможным, но теперь Леодегарий указывал, что тот не посмеет приказать ничего подобного, поскольку делом отныне занимались Серые Рыцари.

Адептус Астартес возвышались над всей прочей неуклюжей правительственной машиной Империума, хотя многие чиновники и находили сей факт оскорбительным. Серые Рыцари же обладали властью, позволявшей им вмешиваться даже в личные дела большинства независимых орденов. Их авторитет был абсолютен, и никто из дорожащих своей жизнью не осмелился бы перечить их решениям.

Судя по всему, Лито Барбаден все-таки не оказался исключением из правил, поскольку Уриил видел, что губернатор нехотя кивнул, признавая их полномочия, хотя оставалось очевидным: он считает Серых Рыцарей незваными гостями.

Кивнув, Барбаден произнес:

— Эта парочка моей планете ничего, кроме неприятностей, не принесла, но если ваш закон полагает, что поединок является вполне достаточным поводом для вынесения приговора, мне остается лишь наблюдать.

Уриил откровенно потешался над тем, с какой неохотой губернатор произносит эти слова, но все-таки заставил себя скрыть эти эмоции, просто ответив на его полный злобы взгляд точно таким же. Чем больше узнавал капитан о правителе Салинаса, тем сильнее становилась его неприязнь к этому человеку. Барбаден ни во что не ставил жизни людей, его действия при завоевании планеты были неприемлемы, и Уриил верил, что рано или поздно губернатору придется сполна ответить за все свои преступления.

Леодегарий посмотрел на Уриила и произнес:

— Пойдем, я покажу площадку для поединка.

Уриил кивнул и вместе с Пазанием направился за Серым Рыцарем в центр круга, очерченного серебром точно так же, как те защитные контуры, которые прямо на его глазах рисовали в каменном зале, где проводилось испытание допросом. Единственным отличием служило то, что этот круг был много больше. Сразу за чертой ринга расположились Серые Рыцари, облаченные в силовую броню и сжимающие в руках длинные алебарды, чьи клинки ярко сверкали в лучах солнца.

— Деремся врукопашную, без оружия, — сказал Леодегарий, — вас двое, я один.

— Вот так все просто? — спросил Пазаний.

— А чего ты ожидал?

— Даже не знаю, — признался сержант. — Мне просто казалось, что все это будет несколько более… ритуальным, что ли.

— Ритуалы нужны язычникам, заклинающим трупы, да колдунам, — отрезал Леодегарий, принимая боевую стойку. — Я предпочитаю действовать без лишних экивоков.

Уриил привел свое тело и разум в соответствие с ритмами боя, заставляя метаболизм ускориться, чтобы повысить свою реакцию и восприятие.

— Каковы правила? — спросил Уриил.

— Какой же ты все-таки Ультрамарин, — ухмыльнулся Леодегарий, одновременно нанося мощный удар в лицо капитану. Кулак Серого Рыцаря показался стальной кувалдой, Уриила словно дредноут ударил.

Из рассеченной щеки брызнула кровь, и перед глазами Ультрамарина заплясали звезды, но Уриила били и прежде, так что он знал, как противостоять боли ударов. Он опустил одно плечо и втянул голову, уходя от следующего выпада Леодегария.

Одна рука капитана взметнулась, двигаясь словно по собственной воле, и отразила косой удар справа, в то время как правая нанесла противнику апперкот по корпусу. Затем его кулак врезался в бок Серого Рыцаря, и Уриил с удовлетворением услышал, как тот судорожно выдохнул. Обожженную руку нестерпимо саднило, не до конца зажившая кожа полопалась, но капитан заставил себя прогнать боль на задний план.

Пазаний ударил левой, но Леодегарий легко уклонился от этого плохо сбалансированного выпада и со всей своей силой врезал сержанту локтем в бок. Кулак, словно навершие палицы, обрушился на ребра Пазания, вынудив того рухнуть на колени.

Уриил бросился в наступление, метя кулаком в висок Серого Рыцаря, но тот именно этого и ожидал. Со скоростью, немыслимой для такого великана, Леодегарий метнулся в сторону и перехватил запястье капитана. Не прекращая своего плавного движения, Серый Рыцарь подставил сопернику подножку, используя набранную тем инерцию, чтобы провести бросок.

Твердый бетон мелькнул перед глазами Уриила, спустя мгновение врезавшегося в него с такой силой, словно его вгонял в землю сваезабойщик. Весь воздух оказался выбит из его легких, и капитан едва успел оглянуться, чтобы увидеть опускающуюся на него тяжелую ногу. Он откатился в сторону, и босая пятка его противника расколола бетон. Затем Уриил прокрутился и вскочил на ноги, пока Пазаний принимал очередной мощный удар по черепу.

Уриил потряс головой, прогоняя звон из ушей, и сплюнул кровь. Теперь он понимал, что недооценил твердости характера Серого Рыцаря. Быть может, Леодегарий и желал продемонстрировать всем, что они с Пазанием невиновны, вот только это ни в малейшей мере не означало того, что он сделает для них хоть какое-то послабление в испытании судом Императора.

Леодегарий отвернулся от Пазания, и в этот момент Уриил обошел Серого Рыцаря слева под радостные крики солдат. Официальные лица Салинаса наблюдали за происходящим с молчаливым интересом, но Фалькаты проявляли куда меньшую сдержанность. Серый Рыцарь не заметил этого прохода, поскольку был вынужден посмотреть на попытавшегося схватить его, пошатывающегося от боли Пазания, в то время как Уриил нанес удар справа.

Кулак врезался в плечо Леодегария, не причинив серьезного вреда, зато заставив того на долю секунды потерять равновесие. Уриил тут же продолжил атаку серией стремительных выпадов в голову и был награжден тем, что сумел все-таки преодолеть оборону Леодегария и рассечь тому правую бровь.

В ответ к его собственной челюсти устремился могучий кулак, но Уриил предвидел это. Он специально допустил некоторую слабину в своей защите, провоцируя Леодегария нанести простой и сокрушительный удар.

Прежде чем кулак Серого Рыцаря встретился со своей целью, Пазаний перекатился на бок и провел хлесткий секущий удар ногой чуть выше колена соперника. Стопа сержанта Ультрамаринов, подобно стальной кувалде, пробила плоть над малоберцовым нервом, роняя Леодегария на землю.

Как только тот повалился, Уриил прыгнул сверху, нанося один за другим удары по лицу соперника, всей душой ненавидя тот факт, что приходится сражаться с сородичем в полную силу.

Когда он очередной раз заносил кулак, Леодегарий вдруг распрямился, вогнав перед этим раскрытую ладонь в солнечное сплетение капитана. Не прекращая движения, Серый Рыцарь рубанул правой рукой по шее Пазания.

Сержант издал сдавленный вскрик, и глаза его закатились.

Уриил чуть отступил, пытаясь восстановить дыхание и распрямить сведенную спазмом диафрагму — боль в солнечном сплетении практически ослепляла его, он едва мог вздохнуть.

Леодегарий возвышался перед ним, словно титан, вырвавшийся из бездны, и Уриил был просто поражен тем, насколько быстро Серый Рыцарь оправился от удара Пазания. Любой смертный воин вообще лишился бы после такого ноги, а другой космический десантник не смог бы подняться еще несколько минут.

Но Леодегарий двигался так, словно его и вовсе не били, и Уриил понял, что сражается против одного из величайших воинов Империума. Капитан вновь поднял сжатые кулаки, но был уже слишком изранен и медлителен, чтобы избежать тяжелых ударов, посыпавшихся на его череп. Он отчаянно кружил по рингу, пытаясь увеличить расстояние между собой и соперником.

Уриил уже ничего не мог противопоставить этому бешеному натиску и последний, определенно смертельный удар успел заметить буквально в последнюю долю секунды перед тем, как тот достиг цели. Кулак Серого Рыцаря описал дугу, обходя блок, и врезался в череп Ультрамарина со скоростью молнии.

Уриил отлетел назад и безвольно распластался возле Пазания. Лицо капитана было разбито в кровь, а все тело покрывали многочисленные кровоточащие ссадины и синяки.

Он понимал, что должен подняться, но силы оставили его, и он просто лежал на бетоне, неспособный ни встать, ни сопротивляться, лишь только лежать и истекать кровью. Дыхание вырывалось из его легких прерывистыми болезненными хрипами, и он ощущал во рту металлический привкус поражения.

Значит, вот так закончится его жизнь? Он будет избит до состояния кровавой каши воином, с которым должен бы был сражаться плечом к плечу? Унижение и ужас, испытываемые им от такого поворота дел, были просто непредставимы.

Уриил заставил себя всмотреться в дрожащую кровавую пелену, чтобы увидеть нависшего над ним Леодегария.

— Убивай уже и покончи с этим, — прохрипел капитан, — но знай, тем самым ты лишь поможешь врагам Императора.

— Нет, — ответил Серый Рыцарь. — Я не собираюсь вас убивать. Испытание судом Императора завершено, и вы сумели доказать мне, что являетесь верными слугами Империума.

Уриил принял протянутую ему руку и, пошатываясь, поднялся на ноги.

— Но ведь мы проиграли.

— Суд Императора заключается не в том, кто победит, а кто проиграет, — объяснил Леодегарий. — Весь смысл в борьбе. Я — воин Серых Рыцарей и несу свет Императора в самые темные уголки галактики. Лишь слуга Губительных Сил способен одолеть меня. Одержи вы верх, и доказали бы, что являетесь врагами. Тогда мои соратники расстреляли бы вас на месте.

— Стало быть, вы знали, что мы проиграем? — спросил Уриил, устрашенный тем, что услышал.

— Знали? — пожал плечами Леодегарий. — Нет. Зато Император был со мной, и я был уверен, что сумею расправиться с вами и тем самым показать, что вы не служите злу.

Пазаний тяжело поднялся на локте.

— Что случилось? — спросил он. — Мы победили?

— Полагаю, что да, — ответил Уриил.

— Это хорошо, — произнес Пазаний, вновь скатываясь в забытье. — Так и знал, что мы его уделаем.

Чувство прикосновения к коже свежего нательника вызывало подлинное наслаждение, а часы ожидания казались просто невыносимыми. Пульс Уриила участился, пока он наблюдал за тем, как ремесленники Серых Рыцарей поднимают синий нагрудник силового доспеха, лежавший под боевым знаменем, и начинают закреплять броню на его теле.

Все это действо сопровождалось торжественными псалмопениями прячущихся под капюшонами монахов, которые после оправдания Уриила и Пазания казались тем не такими уж жуткими.

Оба Ультрамарина стояли на приподнятом над полом подиуме перед собравшимися воинами Серых Рыцарей и куратором Лукасом Урбиканом в одном из просторных залов Галереи древностей. Каждый из Серых Рыцарей был облачен в свои серебряные боевые доспехи, украшенные многочисленными гирляндами печатей чистоты.

Как только невиновность Уриила и Пазания и их верность Золотому Трону были подтверждены, Серые Рыцари сопроводили своих бывших узников на борт «Громового ястреба», где хирурги и апотекарии обработали их раны. Все это происходило в полнейшем молчании, и Леодегарий отказывался отвечать на любые вопросы, пока они не приведут себя в порядок и не предстанут перед ним как полноправные Астартес.

Уже и без того подживавшие ожоги на руках были очищены стерильными мазями и покрыты синтеплотью, а многочисленные ушибы и ссадины, заработанные за время последнего испытания, обработали охлаждающими и унимающими боль составами.

Клейменым плечом Уриила занялся сервитор, встроенный в стену медицинского отсека «Громового ястреба». Его пощелкивающие механизмы быстро удалили шрамы от ожогов и восстановили ткани мышц и кожи.

Уже час спустя и Уриил, и Пазаний были признаны годными к возвращению в строй и получили чистые нательники, надевающиеся под силовую броню. Леодегарий лично вывел их из «Громового ястреба» и в сопровождении эскорта Серых Рыцарей прошествовал с ними по опустевшему плацу к Галерее древностей.

Их уже дожидался куратор Урбикан, по дружелюбному лицу которого, когда он приветствовал гостей, растеклась радушная улыбка. Космодесантники вновь зашагали по сумрачным коридорам галереи, пока не оказались перед комплектами силовой брони, некогда принадлежавшей Сынам Жиллимана.

Теперь восемнадцать из них были расположены в боевом порядке позади помоста, а девятнадцатый, выбранный Уриилом, оказался разобран на составные части и лежал под установленным на древко боевым стягом Салинаса, прежде украшавшим стену. Броня выглядела в точности так, какой ее и запомнил Уриил, — сверкающая свежей краской цветов Ультрамаринов, и только шлем сочетал в себе синий и белый Сынов Жиллимана.

Рядом лежал еще один комплект, на сей раз полностью несущий родную расцветку и геральдику Ультрамаринов. Уриил видел, какой восторг овладел Пазанием, когда тот наблюдал за восстановлением символики их ордена несколькими днями ранее, и сейчас на лице сержанта отражались сходные эмоции.

— Приготовьтесь принять свою броню, воины Императора, — произнес Леодегарий.

Уриил и Пазаний взошли на помост, и оружейники с величайшим благоговением поднесли им первые элементы доспехов. Вначале они закрепили поножи, набедренники и наколенники, за которыми последовало подключение энергетических контуров срединной части.

Часть за частью разложенные на помосте доспехи были установлены на подобающее им место, и Уриилу показалось, что попутно в нем возрождается его собственная душа. Наконец настал черед налокотников и перчаток.

Поврежденные части брони Пазания были починены и на одной руке заделаны временной заглушкой в районе локтя. Сержант отклонил предложение Серых Рыцарей установить ему аугметический протез, застенчиво объяснив, что ему бы хотелось, чтобы этим занялись технодесантники на Макрагге.

Наконец подгонка пластин завершилась, все части встали на свои места. Каждая пластина доспехов была тщательно начищена и смазана священными маслами и составами, и теперь оставалось закрепить лишь одну последнюю деталь. Мастеровые вставили нагрудник в соответствующие пазы, и Уриил услышал знакомое шипение и гул оживающей брони.

На плечах двух космодесантников застегнули чистейшие белые, отороченные мехом плащи, закрепленные на груди золотыми застежками в виде орлов. Защелкнулся латный воротник — плотно облегающий шею, но не давящий. Как только сработали гермоуплотнители, Уриил ощутил, как внутренние механизмы брони вновь наполняют силой его тело, гудя от переполняющей их невероятной мощи.

Щупы биоимплантатов осторожно выдвинулись из пазух доспехов и нашарили разъемы на его теле, соединяя органику с керамитом и неописуемо сложными механизмам брони космического десантника.

Уриил почувствовал, как его силы многократно усиливаются благодаря этим доспехам, увеличивающим его физическую мощь, выносливость и способность крушить врагов Империума.

Как только Уриил и Пазаний полностью облачились в броню, Леодегарий шагнул вперед и вручил каждому из них сияющий новенький болтер. Гладкая поверхность оружия была позолочена и украшена невероятно изящными письменами. Каждый болтер был совсем недавно тщательно смазан и снаряжен полной обоймой, расположенной сразу за дугой, прикрывающей спусковой крючок.

Уриил кивнул, изучая подаренное ему оружие; оно, казалось, ничего не весило. Броня просто бурлила силой, и капитан мог ощущать струящиеся по ней потоки энергии так, словно она стала его второй кожей.

Космический десантник — это нечто большее, нежели просто сумма брони, оружия, навыков и самоотверженности. Объединяясь вместе, они давали что-то более значимое, чем просто набор разрозненных частей.

Как воин без оружия и доспехов мог быть легко убит его врагами, так и без веры и необходимых тренировок он мог поддаться искушениям, ведущим по пути предательства.

Уриил своими глазами видел, что может случиться с воином, не обладающим должной телесной и духовной экипировкой, да и сам успел постоять на самом краю пропасти, куда многие до него срывались. Перед его глазами пронеслись воспоминания о кузнеце войны Хонсю и Ардарике Ваанесе, но все это были лишь призрачные, секундные образы уже ушедшего мрачного прошлого.

Уриил повернул голову, разглядывая доспехи, и увидел прилепленный к наплечнику алой сургучной печатью трепещущий на сквозняке кусок пергамента, на котором мелким аккуратным почерком были выведены слова прекрасно знакомой капитану проповеди:

«И да накинет он одежды белые на душу свою, дабы спуститься в пучины грязные, но, погибнув, остаться праведником».

Леодегарий отступил назад и поклонился Уриилу и Пазанию.

— Добро пожаловать обратно в строй, воины Ультрамара, — произнес он.

Глава восемнадцатая

Глаза Лито Барбадена пылали ненавистью, когда Уриил и Пазаний строевым шагом вошли в его частную библиотеку бок о бок с Леодегарием и облаченным в рясу монахом, который нес в руках надушенную благовониями шкатулку из красного дерева. Серый Рыцарь на этот раз избрал в качестве одежды светло-бежевую тунику, поверх которой надел серебряную кольчугу, украшенную мехом горностая, но и без привычной тяжелой брони он производил величественное впечатление.

Сразу же за космодесантниками поспешали еще четверо людей, в срочном порядке вызванные Леодегарием. Первым шел кардинал Тогандис, обильно потеющий под церковными облачениями, впопыхах неправильно им застегнутыми и потому сидящими мешком.

Рядом с ним держался Серж Касуабан, на лице которого читалась смесь раздражения тем, что его отвлекли от работы в Палатах Провидения, и любопытства. Медикае был одет в длинный темный плащ, наброшенный поверх рабочего халата, а его седые волосы, быть может впервые за много лет, были аккуратно причесаны.

За ним бок о бок шли Дарон Нисато и Паскаль Блез, и последний, надо заметить, весьма неуютно себя чувствовал ввиду надетых на него железных наручников и еще менее уютно из-за того, куда его привели, хотя и понимал, что сейчас это действительно необходимо.

Губернатор Салинаса восседал в кресле, покачивая в руках огромный бокал портвейна и взирая, как вся эта процессия вваливается в его святая святых. Уриил даже испытал нечто вроде мстительной радости, понимая, какое неудовольствие это ему доставило. Капитан прямо-таки видел, каких усилий Лито Барбадену стоит держать язык за зубами, но даже этому человеку не хватило бы смелости отказаться от этого посещения, рискуя навлечь на себя гнев Серых Рыцарей.

Нельзя не упомянуть также о том, что к самому Уриилу наконец вернулось чувство собственной значимости. Теперь, вновь обретя броню космического десантника, он был готов встать на защиту Империума плечом к плечу вместе с такими героическими воинами, как Леодегарий и Пазаний. И хотя он понятия не имел, что собирается сказать на этом собрании командир Серых Рыцарей, но чувствовал повисшие в воздухе напряжение и ожидание.

Сразу же после того, как бескожие прокатились волной разрушений по Барбадусу, местные граждане высыпали на улицы, образовав стихийный митинг, требуя извинений и компенсации их убытков. Никто из людей, впрочем, точно не понимал, кому следует предъявлять эти требования, что не мешало их возмущению приблизиться к критической отметке и нуждаться в срочных ответных действиях. Несколько домов были сожжены дотла, весь северо-восток города оказался охваченным эпидемией мародерства.

Инфорсеры, подчинявшиеся Дарону Нисато, вывели на улицы остатки имевшейся в их распоряжении бронетехники, поддерживаемые немногочисленными солдатами, согласившимися принять участие в патрулировании после того, что случилось с «Клекочущими орлами».

Барбадусом владело крайне мрачное настроение, и любая искра сейчас могла зажечь пожар кровопролитных мятежей городского масштаба.

События величайшей значимости пришли в движение, и Уриил понимал, что многие актеры разворачивающейся драмы не доживут до ее финала, если сделают хоть одно неверное движение. Монах опустил шкатулку на стол в центре комнаты, и Барбаден бросил на нее лишь краткий взгляд, прежде чем произнести:

— Брат Леодегарий, вы уверены, что с этим визитом действительно нельзя повременить? У нас тут, вообще-то, полный хаос на улицах моего города!

— Вы, губернатор, правы даже куда больше, чем сами можете полагать, — не предвещающим ничего хорошего тоном ответил Леодегарий, — и, да, я совершенно уверен, что это необходимо именно сейчас. Можете мне поверить, прежде чем все придет в норму, дела станут еще хуже.

— Ну-ну, — проворчал Барбаден, отхлебывая из бокала и бросая полный желчи взгляд на Паскаля Блеза. — Раз уж эта… шутовская шайка тут собралась, могу я хоть узнать, зачем вам, брат Леодегарий, понадобилось присутствие известного террориста?

— Я не террорист! — воскликнул Паскаль. — Этот титул скорее подойдет тебе, Барбаден!

— И все же, — произнес губернатор, — я распоряжусь казнить вас раньше, чем зайдет солнце.

— Нет, не распорядитесь, — возразил Дарон Нисато, постукивая пальцами по рукоятке пистолета. — Если мы вообще надеемся когда-нибудь установить мир на Салинасе, этот человек должен жить.

Барбаден пропустил слова инфорсера мимо ушей, словно того вовсе не существовало, хотя Уриил не мог не заметить, насколько помрачнел губернатор оттого, что кто-то в его присутствии носит огнестрельное оружие.

— В скором времени, губернатор Барбаден, вы получите ответ на этот вопрос, — произнес Леодегарий, поочередно всматриваясь в лица всех присутствующих, и Уриилом овладело отчетливое ощущение того, что Серый Рыцарь разглядывает сейчас вовсе не их физический облик, но что-то, что видно ему одному. — Эта шутовская шайка, как вы изволили выразиться, состоит из исключительно важных людей, и я собрал вас всех только потому, что видел — каждый из здесь присутствующих сыграет свою роль в формировании будущего планеты, если оно у него самого, конечно, будет.

— Звучит как угроза, — заметил Барбаден.

— Вполне возможно, губернатор, — признал Леодегарий, поднимая со стола шкатулку из красного дерева. — Мне известно о беспорядках в вашем городе, но они могут и подождать, поскольку куда большая опасность затаилась в тени.

— Что еще за опасность? — потребовал ответа Барбаден.

— Всему свое время, — произнес Леодегарий, и Уриил уловил по его голосу, что тот уже устал отвечать на вопросы. Губернатор тоже не мог этого не заметить, а потому разумно предпочел прикусить язык, наблюдая за тем, как Серый Рыцарь открывает шкатулку и извлекает из нее колоду карт. — Искусство картомантии пришло к нам из древнейших времен, — начал Леодегарий. — Оно зародилось задолго до установления Империума и применялось в качестве инструмента предсказания еще ранними племенами, разбросанным по поверхности Старой Земли.

— Мы что, должны выслушивать лекции по истории, пока мой город горит? — усмехнулся Барбаден, и Уриил в очередной раз поразился то ли невероятной отваге, то ли глупости этого человека, осмеливающегося перечить столь могучему воину, как Леодегарий.

Тот, впрочем, никак не выказал раздражения тем, что его перебили, и продолжил:

— Что бы ни происходило сегодня, оно всегда имеет корни где-то в истории. И события в вашем городе также имеют причиной ошибки, совершенные в прошлом. Только изучая предшествующие события, мы можем чему-то научиться.

Барбаден вовсе не выглядел удовлетворенным подобным объяснением, но все равно кивнул, и Леодегарий заговорил снова:

— Я собрал вас вместе, поскольку все вы так или иначе связаны с тем, что происходит на Салинасе. И я уверен в этом, ведь это раскрыли мне карты. Так что идите все сюда.

Уриил и Пазаний стояли по обе стороны от Серого Рыцаря, наблюдая за тем, как остальные подходят к столу. Барбаден, что ожидаемо, приблизился последним, одарив Ультрамаринов полным злобы взглядом.

— Смотрите, — сказал Леодегарий, случайным образом вынимая карту и выкладывая ее перед Дароном Нисато.

На ней оказался изображен облаченный в рясу мужчина, восседающий на троне, сжимая в одной руке меч, а в другой — золотые весы. Подпись под картинкой гласила: «Правосудие».

— Это вы, главный инфорсер, — произнес Серый Рыцарь. — Каким бы ни было ваше прошлое, пришло время вспомнить и переоценить его. Есть там и ошибки, которые вы хотели бы искупить, и причинившие вам боль люди, но вы достаточно мудры, чтобы подойти к делу с позиций разума. Вы мечтаете сделать мир лучше, и эта карта показывает, что вы сумеете исправить свои промахи.

— И все это вы увидели в одной-единственной картинке? — спросил Дарон Нисато.

— И в ней, и в вас самом, — ответил Леодегарий, извлекая еще одну карту и выкладывая ее перед человеком, стоящим возле Нисато. На ней оказался изображен человек, подвешенный за лодыжки на веревке, свисающей с кубка, установленного на куполе имперского храма.

— Выглядит не слишком обнадеживающе, — произнес Паскаль Блез. — Как я понимаю, она предсказывает, что меня казнят, да?

— Ну, для этого и карт не нужно, — процедил сквозь зубы Барбаден. — Жизней, загубленных твоим бессмысленным, глупым мятежом, мне вполне достаточно, чтобы предсказать твою судьбу.

Прежде чем Блез успел ответить, вновь зазвучал голос Леодегария:

— Жизнь еще не принесла тебе своих благих плодов, но будь терпелив. Прислушайся к собственному совету, отбрось ненависть и доверься внутреннему чутью. Оно сослужит тебе добрую службу.

Еще одна карта легла рубашкой вниз: носящий рясу человек, сидящий между двух колонн, с двумя ключами, лежащими у его ног.

— А это, кардинал Тогандис, вы — иерофант, — произнес Леодегарий. — Он символизирует владычество веры и религии, мудрые наставления, обращенные к людским массам. Этот знак говорит о вашей любви к ритуалам и церемониям, но и о том, насколько вы нуждаетесь в чужом одобрении. Иерофант также указывает на важность следования протоколу.

Обливающийся потом кардинал ничего не ответил, и Серый Рыцарь продолжил.

На стол легло изображение пожилого седовласого мужчины, стоящего на самом краю заснеженного утеса и рассматривающего мир под своими ногами. В одной руке он держал лампу, а в другой — крылатый посох, украшенный переплетшимися змеями.

— Отшельник, — произнес Леодегарий, глядя на Сержа Касуабана. — В долгие ночи, накрывающие саму душу, Отшельник освещает нам путь к мудрости и знанию. Из его уст мы принимаем откровения самого Императора. Отшельник сопровождает нас, готовя к грядущим испытаниям. Напоминает нам о тех целях, что могут быть достигнуты, но в то же время предупреждает: путь будет вовсе не легким.

— Полагаю, там и для меня карта где-то спрятана? — спросил Барбаден, напуская на себя скучающий вид, хотя было очевидно, что он ждет не дождется, когда ему тоже выдадут предсказание.

— Несомненно, губернатор, — ответил Леодегарий, хлопком впечатывая карту в столешницу.

Облаченный в длинные одеяния мужчина стоял возле стола, на котором были разложены кубок, жезл, меч и пентаграмма. Вокруг него распускались цветы, а над головой повис символ, в котором Уриил узнал знак бесконечности.

— Колдун, — сказал Леодегарий.

— Колдун? — фыркнул Барбаден, хотя в его голосе и прозвучала тревожная нотка. — Я, конечно, не самый лучший человек, брат Леодегарий, но какой же из меня колдун? Этим я, смею заверить, не занимаюсь.

Серый Рыцарь покачал головой:

— Вы плохо понимаете символику карт, губернатор. Колдун — это вовсе не обязательно в прямом смысле адепт магии. Он олицетворяет человека, постоянно пребывающего во власти обстоятельств. Одной рукой он поднимает свой жезл к небесам, но вторая в этот миг показывает на землю. Колдун одновременно предупреждает о скрытом потенциале и в то же время указывает на то, что человек, которому он выпал, большой перфекционист, что он разбирается со всеми вопросами и проблемами неторопливо и хладнокровно, но использует свою силу в разрушительных и негативных целях.

— Бред какой-то, — обиделся Барбаден, хотя по лицам окружающих становилось очевидно, что все они более чем согласны со словами Серого Рыцаря.

— Осталось извлечь последнюю карту, — произнес Леодегарий, — и она будет вашей, капитан Вентрис.

Уриил кивнул. Это было ожидаемо, хотя, конечно, он и сам не знал, любопытно ему или страшно.

Карта, легшая перед Уриилом, изображала башню, воздвигнутую на вершине горы и разрушенную сверкающей молнией, ударившей с небес. С крыши здания падали две человеческие фигурки.

— И что она означает? — спросил капитан.

— Гибель башни напоминает нам о том, что если мы используем свои познания и силу во зло, то разрушение настигнет и нас самих, — пояснил Леодегарий. — Когда выпадает Башня, речь идет о переменах, внутреннем конфликте, катастрофе. Более того, она означает, что вся жизнь в любой момент может перевернуться с ног на голову.

— А что, тебе подходит, — сухо отметил Пазаний.

Уриил нахмурился, но Леодегарий еще не закончил своего прорицания.

— Однако через разрушение приходит просветление. Еще Башня напоминает, что наши личные амбиции и жадность никогда не позволяют добиться чего-нибудь хоть сколь-либо значимого.

Уриил понял, что стоит, затаив дыхание, и посмотрел на людей, собравшихся вокруг стола. Все они были ему знакомы, за исключением, быть может, Касуабана, и капитан видел, что предсказания обеспокоили их всех, включая даже губернатора Барбадена.

— Как можете понять, все вы совершенно необходимы для разрешения данного конфликта, — произнес Леодегарий. — Какую роль вам надлежит сыграть, то мне еще неведомо, но ваши жизни неотрывно связаны с судьбой этого мира.

— Но что вы имели в виду, когда говорили о том, что Салинасу грозит куда большая опасность? — спросил Уриил. — Прозвучало так, словно все эти беспорядки являются всего лишь признаком чего-то более серьезного.

— Так и есть, капитан Вентрис, но прежде, чем ответить, мне придется ввести вас в курс дела относительно истории Салинаса.

— Мы уже изучили историю Салинаса, — встрял Лито Барбаден. — И любой, кому интересна эта занудная чепуха, может ознакомиться с ней в Галерее древностей.

— Я говорю о той истории Салинаса, каковая известна моему ордену, — отрезал Леодегарий.

Прежде чем Серый Рыцарь начал свое повествование, он бросил пару фраз в закрепленный на запястье вокс-передатчик и хранил полнейшее молчание, пока нуль-сервиторы не расположились вдоль стен комнаты. Заняв полагающиеся места, они завели свое заунывное пение, и Уриил видел, насколько шокирует остальных жутковатый облик этих созданий. Даже Барбаден старался не смотреть на них.

— Теперь я могу рассказать вам правду, — произнес Леодегарий. — И правда эта обладает такой силой, что сама по себе способна вырваться за пределы человеческого мира. Мне придется произнести слова, ни одно из которых не должно покинуть пределы этой библиотеки.

При виде лишенных всяческих эмоций сервиторов по спине Уриила поползли мурашки; он снова ощутил уже знакомую вялость, проникающую в него вместе с песнопениями. Леодегарий тем временем продолжал:

— Чтобы разобраться в происходящем на Салинасе, вам следует уяснить себе природу выступившего против нас врага. В этом уголке галактики стена между материальным миром и безумием варпа крайне тонка. Течения, приводящие в движение Море Душ, задевают и этот мир, подхлестывая грезы и кошмары простых смертных, внося дисгармонию в биение их слабых сердец. Ненасытные хищники блуждают в варпе, но в большинстве мест они неспособны покинуть проклятое обиталище без помощи тех, кто желает отдать им свое тело, или мерзких пособников, могущих облегчить переход. Но здесь… здесь демоны, обладающие большой силой, способны воплощаться и самостоятельно.

Леодегарий помедлил, и Уриил передернулся, вспомнив об обитателях варпа, — он уже встречался с подобными существами и знал, какого шуму они способны наделать.

— Одна такая тварь уже объявлялась на Салинасе чуть более четырех тысяч лет назад — это был падший демон-принц, известный как Астарот; тысячи проклятий на его гадкое имя. Этот принц Хаоса был существом почти безграничных возможностей и невероятной злобы, и брешь, пробитая им при выходе из варпа, позволила многим другим отродьям сбежать из имматериума. Разразилась великая бойня, и многие сотни людей погибли в первые же ее часы, а в последующие дни — еще тысячи. В отчаянии воззвал имперский управляющий о помощи, и подразделение Сынов Жиллимана откликнулось на зов. Зная, что надежды на победу у них весьма мало, они все равно попытались оказать ту помощь, какую могли, ибо какой человек чести сможет остаться в стороне, пока войска Архиврага охотятся на верных слуг Императора?

Сердце Уриила наполнилось гордостью за героизм его братьев по крови, и он произнес про себя торжественную клятву, что не осрамит брони, принадлежавшей одному из героев былых веков.

— Сыны Жиллимана сражались плечом к плечу с планетарными войсками, но их оказалось слишком мало, чтобы противостоять ордам демон-принца, накатившим волной и уничтожившим всех до единого в великой битве за город, лежащий в тени гор.

Уриил и Пазаний обменялись быстрыми взглядами. Каждый в этой библиотеке, пусть и сам не понимал как, но знал, что речь идет о Хатуриане.

Зона Поражения, похоже, была подлинным магнитом, притягивающим смерть.

— Убийства, непредставимые кровавые ритуалы, рабство — все это продолжалось здесь еще целый десяток лет, пока не подоспели воины Серых Рыцарей, идущие на острие крестоносных сил. Мой орден сошелся с демон-принцем в битве, и великий Игнаций поверг его в поединке, отправил мерзкую тварь обратно в ад, из которого она выбралась. Салинас был очищен от скверны и вновь населен людьми с разных концов сектора, чтобы восстановить численность граждан. Когда сменилось три поколения, уже мало что могло напомнить об остановленном вторжении, и планета вновь стала превращаться в типичный мир во власти Императора.

Леодегарий помедлил и прикрыл веки, вспоминая и вознося молитву за душу отважного героя, одолевшего могучего принца Хаоса. Затем Серый Рыцарь снова открыл глаза и продолжил свой рассказ:

— Салинас был вырван из демонических лап, но нанесенный ему ущерб простирался далеко за пределы одного лишь физического бытия. Хотя ни одному из порождений варпа не удалось спастись, визит столь могущественного существа уже успел нарушить саму ткань мироздания, и незримые стены, отделяющие нашу реальность от имматериума, стали еще куда более опасно тонки. А демоны всегда стремятся вернуться туда, где однажды успели устроить пир.

— Значит, с тех самых пор вы присматриваете за Салинасом? — неожиданно встрял Пазаний. — Поэтому вы и прилетели?

— Именно так, — подтвердил Леодегарий. — После той великой победы мы создали тайный наблюдательный пост, скрытый от любых посторонних глаз, дабы вечно стоять на страже Салинаса и ждать возвращения демон-принца, однажды изгнанного великим Игнацием.

— Вы перехватили мое астропатическое сообщение, — произнес Уриил, вдруг поняв, откуда Серым Рыцарям стало известно об их местоположении. — Услышали вызов Яницепсов.

Леодегарий кивнул:

— Так и есть. Кроме того, наши варповидцы ощутили возмущение в имматериуме, вызванное вашим прибытием. Опасные энергии в невероятном количестве прорвались в наш мир вместе с доставившей вас машиной, и ими воспользовались темные силы, уже и без того блуждавшие по планете.

— Темные силы? — спросил кардинал Тогандис дрожащим голосом. — Вы говорите о демон-принце?

— К счастью, нет, — ответил Леодегарий, и Тогандис, вздохнув с облегчением, облокотился на стол. — Вот только силы эти смогли воспользоваться подаренной им энергией, что, опять же, повлекло за собой дальнейшее истончение барьеров между нами и варпом.

— Что представляют собой эти силы? — спросил Дарон Нисато. — И как мы можем их остановить?

— Да все мы прекрасно понимаем, о чем речь, — неожиданно взорвался Тогандис, и глаза его наполнились слезами. — Не так ли? Давайте, признайтесь же наконец, что все мы их видели! Дарон? Лито? Серж… я знаю, что это так!

— Что ты несешь, Шейво?! — рявкнул Барбаден.

— Мертвецы! — закричал кардинал. — Убитые в Хатуриане! Их гневу нет предела! Они мечтают покарать нас за все, что мы натворили… и за то, чему попустили случиться.

Тогандис упал на колени, и Уриил протянул руку, чтобы подхватить его. Кардинал сжал ладонь космодесантника, ища поддержки, и по его пухлым щекам покатились слезы.

— Мы все были там, — прошептал Тогандис. — Мы были там.

— Шейво, заткнись, — произнес Барбаден.

Кардинал поднял взгляд на губернатора, и Уриил был изрядно удивлен, увидев в нем стальной блеск.

— Нет, Лито, — ответил Тогандис, — не заткнусь. Ты совершил это. Ты вынес нам всем приговор в тот день. Я обязан исповедаться. Обязан рассказать!

Прежде чем кардинал успел произнести еще что-нибудь, у него за спиной вырос Эвершем, сжимавший в руке пистолет. Уриил стоял слишком далеко, чтобы успеть помешать, но вдруг сверкнула серебром кольчуга, раздался характерный хруст, и убийца рухнул на пол.

— Кровь Императора! — выругался Уриил, разглядывая лежащего на ковре телохранителя Барбадена; из огромного кратера, оставленного кулаком Леодегария на виске Эвершема, текла кровь. Его ноги дергались, а веки трепыхались, словно этот человек никак не мог смириться с тем, что его убили.

Все вдруг попятились прочь от умирающего, в то время как Леодегарий навис над Лито Барбаденом.

— Что должно быть сказано, то сказано будет, — не терпящим возражений тоном произнес Серый Рыцарь.

— Конечно, конечно, — ответил ему губернатор, рассматривая труп, кажется, впервые действительно напуганный стоящим перед ним воином.

Леодегарий вновь повернулся к трясущемуся от страха кардиналу, чтобы подхватить того под руку и поднять на ноги так, словно толстяк весил не больше ребенка. Затем Серый Рыцарь сопроводил обессилевшего Тогандиса к единственному креслу в этой комнате, и истекающий потом священник с большим удовольствием погрузился в уют мягкой кожи.

— Он… он собирался меня убить? — спросил Тогандис, чей взгляд метался между покойником и воином, который размазал мозги Эвершема по полу.

— Именно так, — кивнул Леодегарий, — чтобы защитить своего хозяина.

Взгляды всех присутствующих обратились к Барбадену, и губернатор распрямился в полный рост, тщательно расправил мундир и сложил руки на груди.

— Мне извиняться не за что, — заявил он. — Я делал то, что должен был. И любой управляющий на моем месте поступил бы в точности так же.

— Нет, — произнес Уриил, приближаясь к губернатору, — не поступил бы. Вы уничтожили все население Хатуриана только потому, что это было самое простое и быстрое решение. Погиб целый город, десятки тысяч людей — и все это ради того, чтобы вы смогли поквитаться с одним-единственным человеком.

— Хатуриан являлся законной военной целью, — возразил Барбаден.

— Военной целью? — воскликнул Паскаль Блез, побагровев от ярости, и лишь своевременное вмешательство Дарона Нисато не позволило ему наброситься на губернатора. — Сыны Салинаса никогда не хранили в городе ни оружия, ни припасов! Мы намеренно старались держать их подальше от неприятностей, чтобы не подвергать опасности жизни наших семей. Вы просто убили их всех!

— Этот город защищал находящихся в розыске террористов, и потому его население стало целью для моих солдат, так что мне непонятно, с какой стати ты обвиняешь меня в убийстве.

— Нет! — крикнул Тогандис, вскакивая на ноги. — Все ты понимаешь, Лито. Ты знал, что у многих из Сынов Салинаса есть семьи в Хатуриане. И только поэтому ты сделал город своей мишенью. Еще до того, как первый танк въехал на его улицы, ты уже знал, что сровняешь там все с землей. Ты приказал Верене Каин, и она отправилась уничтожать все живое. И все это только ради того, чтобы Сильван Тайер обезумел от горя и в ярости сунулся в открытый бой.

— Так ведь сработало, верно? — усмехнулся Барбаден. — Почему вы этого не понимаете? Мы покончили и с ним, и с Сынами Салинаса. Мы добились мира!

— Мира? — горько засмеялся Серж Касуабан. — Какой же ты глупец, Лито, если и в самом деле так полагаешь. Проведи, что ли, денек в Палатах Провидения, чтобы полюбоваться, какой «мир» ты принес Салинасу.

— Так вот в чем дело! — расхохотался Барбаден. — Все это дешевый спектакль, призванный заставить меня раскаяться? Собрали здесь кучку жалких червяков, которым никогда бы не хватило ни воли, ни мозгов, чтобы выполнить необходимую работу, и позволяете им тыкать в меня своими хилыми культяпками?

Лито Барбаден повернулся к ним спиной и направился к барному шкафчику, чтобы налить себе еще портвейна.

— Мы находились в состоянии войны, — продолжил губернатор, тщательно выговаривая каждое слово, словно разговаривал с толпой имбецилов, — а война такая уж штука… на ней люди погибают.

— И этим вы пытаетесь оправдать массовое убийство? — спросил Уриил.

— Массовое убийство, военная необходимость, геноцид, — произнес Барбаден, пожимая плечами, — означают эти слова одно и то же, не так ли? Капитан Вентрис, будет вам известно, тот же великий Солар Махарий никогда не уходил от трудных решений, если в них возникала необходимость. За его спиной оставались выжженные дотла миры и вырезанные под корень планеты, и все-таки вы называете его героем. Его имя прославилось на весь Империум, а его генералы почитаются в качестве святых. Готовы ли вы бросить ему те же обвинения? Войны выигрывает та сторона, которая способна зайти дальше и принять решения, для которых ее противник оказывается слишком слаб. Или же вы провели вне ордена столько времени, что уже забыли о таких простых истинах?

— Вы заблуждаетесь, губернатор, — возразил Уриил. — Я достаточно повидал смертей, и благородных, и подлых, и прекрасно осознаю, что война — грубое, кровавое дело, пробуждающее в людях одновременно и самые прекрасные, и самые отвратительные черты. Мы живем в жестокой, опасной галактике, во тьме которой кружат неописуемые ужасы, только и мечтающие, чтобы поглотить нас, но, позволяя себе обратить оружие против своих же собратьев, мы с тем же успехом могли бы просто приставить нож к собственному горлу.

— Никогда бы не подумал, что космический десантник может быть столь наивен, — сплюнул Барбаден. — Мы пребывали в состоянии войны с противником, наносящим удары из тени и избравшим тактику террора. Как бы мы могли победить, если бы не прибегли к их же собственным методам?

— Когда-то ты был человеком, Лито Барбаден, но чудовищем суть стал, — произнес Шейво Тогандис. — Было время, когда я гордился тем, что служил с тобой, пока все не изменил тот день, и теперь все мы понесем за него расплату.

— Расплату? — спросил Барбаден. — И кто же меня заставит?

— Я уже говорил: мертвые взыскуют отомщения.

— Мертвые? — рассмеялся губернатор. — По правде сказать, я их не очень-то боюсь. Не в их юрисдикции пока.

— Ошибаешься, — сказал Тогандис. — Я видел их. Чувствовал их ледяное дыхание и касание мертвых пальцев. Они хотят поквитаться за то, что мы с ними сделали. Ганнон Мербал больше не смог этого выносить и распрощался с жизнью прямо на глазах у Дарона, и хотелось бы мне обладать той же смелостью. Во имя любви Императора, да ведь ты же знаешь, что мертвецы уже погубили и Мезиру Бардгил, и Верену Каин, и «Клекочущих орлов»! А теперь пришла и наша очередь — моя, твоя, Сержа. Больше никого не осталось.

Леодегарий поднял руку, не давая Барбадену ответить.

— Кардинал говорит правду, мертвые уже здесь. Я ощущаю их присутствие, и вовсе не обязательно обладать ментальным даром, чтобы почувствовать буйствующих призраков. Вся планета стонет от них.

— Но как такое возможно? — спросил Уриил. — Как могут мертвые вернуться, после того как их уже похоронили?

— В каждом из нас живет искра, дух или душа — называй как хочешь, — и в момент смерти она покидает тело, чтобы раствориться в варпе, — ответил Леодегарий, — но, когда одновременно погибает столь великое число людей, да еще и охваченных такой ненавистью и таким страхом, какие, несомненно, испытывали жители Хатуриана, их души вполне могут сохранить самоосознание.

— И что тогда с ними происходит? — спросил Паскаль Блез.

— В обычных условиях — ничего, поскольку эти призраки подобны едва тлеющим уголькам, переносимым ураганом, но если появляется нечто, способное их объединить, направить их энергию в общее русло, то они обретают возможность влиять на мир живых. И даже тогда они, как правило, остаются не более чем недолговечными фантомами, но сила, приведшая их в мир, становится сильнее с каждой секундой.

— Так вот кем были чудовища, убившие Мезиру? — спросил Дарон Нисато. — Разгневанными мертвецами?

— Нет, это сделали создания из плоти и крови, — ответил ему Уриил. — Мы повстречали их во время своего путешествия и искали для них новый дом. Когда-то они были обычными человеческими детьми, но их изуродовали Губительные Силы, превратив в… — капитан замолчал, не в силах подобрать подходящее слово.

— Монстров, — подсказал Нисато.

— Нет, не монстров, — возразил Уриил. — Они остались чисты. Но души мертвых овладели их телами. То, что происходит, не их вина.

Лито Барбаден вновь засмеялся.

— Так значит, вы, капитан Вентрис, утверждаете, что притащили этих тварей с собой на Салинас? Это признание дорогого стоит. Стало быть, смерть «Клекочущих орлов», полковника Каин и Мезиры Бардгил — ваша вина.

— Нет, губернатор, — ледяным тоном ответил ему Уриил. — Их смерть лежит на вашей совести. Бескожие вполне могли мирно прожить в каком-нибудь тихом и безопасном месте, если бы вы не учинили весь этот ужас в Хатуриане. И теперь они всего лишь пешки в кровавой игре, начатой вашими жертвами.

— И что хуже всего, она вполне может закончиться гибелью всей планеты, — добавил Леодегарий.

Поток взаимных оскорблений внезапно прервался.

— Гибелью? — переспросил Касуабан. — Но, заклинаю вас именем Императора, скажите почему?

— Чем большую силу набирают мертвецы, тем сильнее они притягивают к себе энергии варпа, расшатывая те преграды, что препятствуют имматериуму захлестнуть ваш мир. Если нам в самом скором времени не удастся положить всему этому конец, стены рухнут, и целый сектор превратится во врата Хаоса. Впрочем, я уничтожу эту планету раньше и не допущу такого исхода.

В комнате повисло тяжелое молчание; все обдумывали размах нависшей над ними угрозы.

— И как же мы их остановим? — спросил Уриил.

— Необходимо найти то, что удерживает здесь призраков, и уничтожить, — ответил Леодегарий.

— А что их может держать? — поинтересовался Тогандис.

Поскольку Серый Рыцарь не дал незамедлительного ответа, Барбаден произнес:

— Вы этого не знаете, верно?

— Нет, я не знаю, но вот один из вас — знает.

— Один из нас? — переспросил Уриил. — Но кто?

— Опять же, это мне неведомо, но карты неспроста привели вас сюда, — отозвался Леодегарий. — Энергии этих духов должны были найти что-то вроде фокальной точки, позволившей им материализоваться. Быть может, кого-то, обладающего псайкерскими способностями и в достаточной мере исполненного гнева, чтобы привлечь столь чудовищные силы.

Вновь воцарилось молчание, но затем Паскаль Блез произнес:

— Я знаю, кто это.

— Кто? — потребовал Леодегарий. — Скажи нам.

— Сильван Тайер.

— Чепуха, — отрезал Барбаден. — Этот скудоумный ублюдок давно мертв. Фалькаты расправились и с ним, и с его подлой бандой сразу после Хатуриана.

Серж Касуабана покачал головой.

— Нет, Лито, — произнес он. — Тайер жив. То, что от него осталось, на данный момент подключено к машинам в Палатах Провидения, хотя, конечно, назвать подобное существование жизнью сложновато.

— Так ты знал, что Тайер не погиб, и скрывал это от меня?! — взорвался Барбаден.

— Именно так, — признал Касуабан. — Это часть моего покаяния за то, что я совершил. Он был человеком, который оказался на грани жизни и смерти из-за моей трусости.

Леодегарий вмешался в их спор, развернув Сержа Касуабана к себе лицом:

— Кто этот Сильван Тайер? Расскажите о нем.

— А что вы хотите услышать?

— Вы сказали: «То, что от него осталось». Что вы под этим подразумевали?

— Только то, что Фалькаты с большой основательностью подходят к своей работе; они полагали, что убили его, поскольку им это и в самом деле почти удалось. Когда Блез доставил его ко мне, я вначале решил, что этот человек уже мертв, но он цеплялся за жизнь, отказываясь признавать поражение. Почти девяносто процентов его тела покрывали ожоги, он потерял обе ноги и руку. Пламя съело его глаза, он утратил способность говорить. Полагаю, он еще может слышать, хотя утверждать этого не могу. За него дышит машина, его кормит машина, и она же помогает ему избавиться от испражнений. Как я уже говорил, жизнью это можно назвать весьма условно.

— О Император, человечнее было бы позволить ему умереть! — воскликнул Пазаний.

— Знаю, — произнес Касуабан дрожащим, готовым сорваться голосом, — только я не смог. После всей этой бойни в Хатуриане я поддерживал себя в здравом рассудке только тем, что постоянно убеждал себя: я никого не убил, не сделал ни выстрела. И если бы я организовал для Тайера эвтаназию или же просто позволил ему отойти в мир иной, то был бы ничем не лучше тех, кто спалил Хатуриан.

— Если кто и может держать в себе искомую нами ненависть, так это человек, чья семья была уничтожена в Хатуриане, — кивнул Леодегарий. — Быть узником собственного разрушенного тела… что ж, это вполне могло стать катализатором, активировавшим латентные псайкерские способности.

Леодегарий крепко стиснул в ладонях плечи Касуабана.

— Так вы говорите, Сильван Тайер лежит в Палатах Провидения?

— Да, — ответил медикае.

— Ведите нас туда, — велел Серый Рыцарь, — пока не стало слишком поздно.

Глава девятнадцатая

«Лэндрейдер» громко завывал мотором и насквозь провонял едким, но все равно показавшимся Уриилу родным запахом топлива. Капитан был облачен в позаимствованную броню и ехал на битву в одной из самых мощных машин, имевшихся в распоряжении Космического Десанта, — очередной явственный намек на то, что вынужденное изгнание подошло к концу.

Рядом сидел Пазаний, всецело сосредоточившись на пикт-планшете, на который сейчас было выведено дрожащее изображение территорий вокруг «Лэндрейдера». Напротив него расположилась пятерка Серых Рыцарей в начищенных до металлического блеска серебряных доспехах.

Возле передней штурмовой рампы стоял Леодегарий, вновь переодевшийся в свою колоссальную терминаторскую броню. Командир Серых Рыцарей прочно сжимал в массивном кулаке древко длинной алебарды. Вместо обычного штурмового болтера в одну его латную перчатку было вмонтировано нечто, что, как поведал сам Леодегарий, являлось пси-пушкой. Это оружие стреляло не разрывными болтами, но уничтожало врага сгустками священного пламени, имеющими чистый серебряный цвет, столь ненавистный демоническим и противоестественным созданиям.

Уриил держал в руках подаренный Леодегаром болтер, чьи изящные линии и удивительно тонкая работа превосходили все когда-либо виденное капитаном. Это был поистине королевский подарок, и Уриил очень надеялся, что покажет себя достойным столь великолепного оружия в предстоящем сражении.

Иллюзий он не строил — уже вечером предстояло пролиться крови.

Ему хватило лишь выйти из дворца в сгущающиеся сумерки, чтобы ощутить тягостное чувство приближающейся опасности. Присутствие мстительных покойников наэлектризовало воздух и едва заметно дергало за ниточки нервов.

Не тратя времени на пустяки, Леодегарий собрал своих солдат, прихватив заодно и Уриила с Пазанием, а также и Сержа Касуабана, и вместе с ними поехал по улицам Барбадуса, направляясь к Палатам Провидения. Следом за «Лэндрейдером» катились два «Рино», но, какой бы страх ни внушали громоздкие машины, быстрой поездку никак было не назвать — городские артерии были переполнены напуганными, шумящими, возмущенными людьми.

— Однако шумновато здесь, — произнес Пазаний, не отводя взгляда от пикт-планшета.

— Никто из них не знает, что происходит, зато все понимают, что это определенно нечто очень скверное, — ответил Уриил.

— Ага, даже спорить не о чем, тут и к псайкеру не ходи, настолько все очевидно, — согласился с ним Пазаний, кидая взгляд в сторону Леодегария. В полумраке десантного отсека лезвие его алебарды светилось красным огнем, и Уриил поежился, ощущая, как излучаемые ею энергии отзываются тревожным покалыванием в его позвоночнике.

— Оружие «Немезида», — произнес Леодегарий, обратив внимание на изучающие взгляды, — лезвие выковано лучшими мастеровыми Титана и закалено в крови демона.

— Что насчет бескожих? — спросил Уриил. — Оно способно их убить?

— Уже убило двоих на площади перед разрушенным зданием, где мы вас подобрали.

— Двоих, — с печалью в голосе произнес капитан, — стало быть, остается еще пятеро или шестеро.

— Испытываешь к ним симпатию? — поинтересовался Леодегарий.

— Да, — подтвердил Уриил. — Они всего этого не заслужили.

— Может, и так, но мало кто в нашей галактике получает именно то, чего заслуживает.

— Вот он вполне может, — заметил Пазаний, ткнув большим пальцем в сторону Сержа Касуабана, с несчастным и жалким видом скорчившегося в дальнем углу отсека. Отвернувшись от удрученного медикае, сержант обратился к Леодегарию: — Я все еще настаиваю, что вернее всего будет разбомбить там все прямо с орбиты. У вас же есть корабли, верно?

— Конечно, — даже не поворачиваясь к нему, ответил Леодегарий, — и если нам с вами не удастся остановить Сильвана Тайера, я прикажу нанести точечный орбитальный удар.

— Вы не посмеете! — закричал Серж Касуабан. — В Палатах Провидения полно ни в чем не повинных людей, не говоря уже о том, скольких простых горожан вы неотвратимо зацепите такой бомбардировкой! Отдав подобный приказ, вы окажетесь ничем не лучше Барбадена!

— Или, скажем, вас, — парировал Пазаний. — Вы ведь тоже участвовали в уничтожении Хатуриана.

— Я никого не убивал, — защищаясь, произнес Касуабан.

— Вы позволили Барбадену отдать приказ, — сказал сержант. — Или я путаю и вы пытались его остановить?

— Вы плохо его знаете. Если уж Лито что надумал, ничто на всем белом свете неспособно его переубедить.

— Кстати о птичках, — произнес Пазаний, поворачиваясь к Уриилу, — а почему бы нам просто не дать этим мертвым парням то, что они просят? Барбаден и Тогандис рассажены по клеткам, этот у нас прямо здесь, так, может, каждому по пуле в затылок? Не решит ли это нашей проблемы?

— И вы способны хладнокровно меня убить? — возмутился Касуабан.

— Ага, если это хоть как-то поможет спасти планету, — кивнул сержант, — и даже глазом не моргну.

— Прекрати, Пазаний, — отрезал Уриил. — Мы никого расстреливать не станем. Речь идет о правосудии, но не об отмщении. Мы остановим Сильвана Тайера, а потом все трое предстанут перед судом за военные преступления.

Уриил помедлил, его посетила неожиданная мысль, и он повернулся к Леодегарию:

— А безопасно ли держать Барбадена и Тогандиса в дворцовой тюрьме? Мертвяки их там не достанут?

— Нет, я воздвиг над ними купола эгиды, — ответил Серый Рыцарь. — Никаким силам варпа до них не дотянуться.

У Уриила было еще великое множество вопросов, но тут Леодегарий поднял руку и произнес:

— Мы на месте.

— И как там снаружи?

— Плохо.

Невзирая на тот факт, что его запихали в клетку где-то в катакомбах под имперским дворцом, Шейво Тогандис пребывал в куда более умиротворенном настроении, нежели когда-либо за последние десять лет. Груз вины если и не исчез совсем, то хотя бы стал куда меньше давить на его плечи после того, как правда о Зоне Поражения вышла наружу.

В круглом тюремном зале было довольно прохладно, и впервые за долгое время кардинал не обливался потом. Хотя с него и сорвали церемониальные одежды, но собственное исподнее ему пришлось оставить, поскольку на толстяка не налезла бы никакая тюремная роба.

Он опустился на колени, повернувшись к безликой башне надзирателей, возвышающейся в центре круга, и принялся читать молебен, разгоняющий пустоту в его сознании, порожденную страхом перед разоблачением.

— Думаешь, тебе помогут молитвы? — спросил Лито Барбаден из соседней клетки.

Тогандис довел до конца чтение сакрального текста и только тогда повернул лицо к человеку, жившему в его ночных кошмарах все последнее десятилетие. Глядя на него теперь, кардинал и сам уже не понимал, почему так долго его боялся. Быть может, Лито Барбаден и был монстром в душе, но телом оставался человеком. Не слишком сильным, не слишком умным — самым обыкновенным.

Таким же, как сам кардинал.

И именно это делало их преступление еще более ужасающим.

Кто мог ожидать, что подобные отвратительные поступки способны совершить такие вот ничем не примечательные люди?

Казалось само собой разумеющимся, что уничтожение столь многих жизней могло быть учинено лишь крылатым огнедышащим демоном или ордой кровожадных орков.

Но нет, все это было совершенно руками самых простых мужчин и женщин.

Они сделали это, и близость расплаты принесла бывшему кардиналу некоторое облегчение.

— Полагаю, Лито, помолиться не помешает в любом случае, — отозвался он. — Нам всем предстоит рассчитаться за то, что мы сделали, и мне хотелось бы вначале примириться хотя бы с Императором.

— Они сколько угодно могут разыгрывать этот фарс с испытаниями, но я ни за что не стану каяться. От меня им ничего не добиться.

— Даже сейчас, когда все выплыло наружу, ты так и не понял, что мы совершили ошибку?

— Конечно же нет, — отрезал Барбаден.

— Ты и в самом деле запутался, Лито, — произнес Тогандис, покачав головой. — Я всегда знал, что ты опасный человек, но до этой минуты даже и не представлял насколько.

— О чем это ты там бормочешь?

— У тебя черное сердце, Лито, — продолжал кардинал. — Ты стал средоточием преследующего нас зла, ты с готовностью направишь нас совершать любые гнусности, да еще и с улыбками на лицах. В сердце каждого из нас есть нерушимый барьер, проводящий черту между добром и злом… у всех, но не у тебя. Не знаю, как так вышло, но ты просто лишен этих понятий и думаешь лишь о результатах.

Слова одно за другим срывались с уст Тогандиса, неожиданно для себя ощутившего катарсис.

Договорив, он прикрыл глаза и улыбнулся, почувствовав слабый, но вполне отчетливый запах паленого мяса.

— Они идут, Лито.

Тогандис повернул голову и посмотрел за решетку, откуда доносились встревоженные крики других заключенных.

Посреди зала собиралась мерцающая дымка, словно одна из труб вдруг лопнула и начала подавать в тюрьму горячий пар. Но Тогандис прекрасно понимал, что дело совсем в другом, и улыбался, наблюдая, как туман принимает очертания трепещущих призрачных фигур.

Вначале из мерцающего тумана выступила совсем юная девочка в почерневшем тлеющем платье. Ее плоть сильно обгорела и сползала с костей неровными лоскутами.

За девочкой последовали и другие — мужчины, женщины, дети. Они продолжали прибывать, пока весь тюремный зал не заполнился ожившими мертвецами.

Они перемещались так, словно их переносил легкий сквозняк, приближаясь к клеткам. Тогандис ожидал с некоторым облегчением, осознавая, что теперь ни ему, ни Лито Барбадену уже не придется предстать перед судом.

Кардинал покосился на губернатора и так и не смог решить, возмущаться или восхищаться полным отсутствием эмоций на его лице. Низвергнутый правитель Салинаса, казалось, ни на йоту не был напуган этими воплощениями смерти, так же как никогда и ничего не страшился в своей жизни прежде.

«Насколько же серым должно быть его существование», — подумал Тогандис.

Девочка повернулась к Барбадену и произнесла:

— Ты был там.

— Чертовски верно, — осклабился бывший губернатор. — Я убил тебя и ни капельки об этом не жалею.

Лицо девочки исказила гримаса, она бросилась к Лито Барбадену, истекая светом и размываясь очертаниями.

Прутья решетки вдруг вспыхнули голубоватым огнем, и Тогандис удивленно заморгал, когда девочку отбросило назад. Ее тело вначале утратило свою плотность, а затем и вовсе развеялось, точно утренний туман.

Барбаден рассмеялся:

— Похоже, эти фантомы, напускаемые Тайером, не так и опасны.

— О чем это ты? — спросил Тогандис, надеявшийся, что призраки погибших придут за ним и положат конец его жалкому существованию.

— О том, что Леодегарию уж очень хочется, чтобы мы дожили до суда.

Теперь кардинал все понял.

«Плохо» — это слово даже близко не описывало то, что происходило в действительности.

Палаты Провидения были охвачены пожаром — языки холодного огня сверкающим саваном окутали здание, вырываясь из каждого открытого окна и из-под заклепок на стенах. Все три машины, составлявшие медицинское учреждение, были просто залиты светом.

Завывающий ветер, в котором слышались крики обреченных на вечное проклятие душ, бесновался на подходах, принося с собой истошные, полные отчаяния вопли, какие, казалось, неспособно было издавать человеческое горло. Дуги сверкающего льдом огня приплясывали и трещали на металлических поверхностях колоссальных боевых машин, и по холму растекалось болезненного цвета свечение.

— Все еще не думаете, что было бы лучше разбомбить тут все с орбиты? — спросил Пазаний.

Серж Касуабан взирал на то, что случилось с его Палатами Провидения, в оцепенелом ужасе, и Уриил даже представить не мог, что сейчас испытывает медикае. Место, дарующее здоровье, вдруг оказалось отдано во власть смерти и мщения, и врач в душе восставал при виде подобного осквернения его владений.

Уриил и Леодегарий первыми побежали вверх по склону холма, когда путь «Лэндрейдеру» преградили вытащенные на дорогу обгоревшие остовы танков. Серые Рыцари последовали за ними, разбившись на боевые группы по пять человек, а затем Пазаний помог выбраться и Сержу Касуабану.

— Откуда здесь танки? — спросил медикае. — Раньше их не было.

— Бескожие, — ответил ему Уриил, указывая рукой на пять уродливых силуэтов, вырисовывавшихся на фоне горного хребта. Они должны были быть всего лишь черными тенями в опускающейся ночи, но их выдавало призрачное сияние, струящееся по венам, и Уриил смог различить предводителя, ставшего еще более огромным с момента их последней стычки, — плоть великана чудовищно раздулась под влиянием кишащих в ней разгневанных духов.

Спустя мгновение мутанты скрылись из виду за каменистым склоном, и Уриилом овладело черное отчаяние, когда он понял, что нет иного выхода, кроме как помочь Серым Рыцарям в истреблении бескожих. Какие бы надежды он ни возлагал на этих созданий, теперь об этом можно было забыть. Грубая реальность галактики не оставила для них ни места под солнцем, ни счастливого конца — одну только смерть.

Ветра, завывавшие вокруг Палат Провидения, становились все сильнее и кричали все громче. С брони одного из «Капитоль Империалис» сорвалась молния и с оглушительным грохотом ударила в остов брошенной и выпотрошенной «Химеры».

— Кто-то определенно не намерен нас подпускать! — крикнул Уриил.

Серж Касуабан бежал за космодесантниками, зажимая уши.

С неба обрушился тяжелый дождь.

Тропа, ведущая на вершину холма, петляла; продвижение воинов замедляла необходимость отыскивать путь в лабиринте сгоревших и просто брошенных танков. Когда обойти препятствие становилось невозможно, Леодегарий приподнимал и отбрасывал в сторону очередной остов. Невероятная мощь терминаторских доспехов позволяла командиру Серых Рыцарей даже танки сдвигать так, словно те ничего не весили.

Гребень холма постепенно приближался, и Уриил передернул затвор болтера, исполняясь гордости из-за того, что снова идет в бой так, как и подобает космическому десантнику Императора. Серые Рыцари рассредоточились, выставив перед собой алебарды, словно рассекая призрачное сияние и стену дождя.

Уриил поводил стволом болтера из стороны в сторону, реагируя на мельтешение мечущихся призрачных фигур, возникающих на самой границе зрения. Тысяча шепчущих голосов зашелестела в его голове, подобно опадающим листьям. Слова их были неразборчивы, однако полны злобы.

— Слышишь их? — спросил Леодегарий по воксу.

— Слышу, — отозвался Уриил, — но меня куда больше волнуют сейчас бескожие.

— Они будут поджидать нас внутри, — заверил Серый Рыцарь.

Стараясь думать только об этом, Уриил взбежал на вершину холма и застыл, запрокинув голову в тени невероятно огромных Палат Провидения.

На расстоянии три «Капитоль Империалиса» казались просто внушающими уважение символами мощи Империума, но, если оказаться в такой близи, они становились удивительными колоссальными машинами разрушения. Ржавые борта устремлялись высоко к бушующим небесам, их окружало наэлектризованное облако, из которого в тучи раз за разом били молнии, словно из реактора, готового вот-вот взорваться.

Зрелище было не из воодушевляющих.

Пока они приближались к Палатам Провидения, все инстинкты Уриила вопили о том, что его со всех сторон окружили враги, хотя он не видел вокруг ничего и никого, во всяком случае, облеченного в плоть, поскольку в бушующем ветре нет-нет да проносились фантомные силуэты, призрачные тела, состоящие из обрывков тумана, и все же капитан ощущал присутствие чего-то живого, дышащего.

Движение к Палатам Провидения оказалось затруднено, поскольку космодесантники с каждым шагом проваливались во все более намокающую, засасывающую их ноги грязь. Даже Леодегарий был вынужден сбавить скорость, и Уриилу вдруг вовсе расхотелось сталкиваться с той силой, что оказалась способна замедлить терминатора.

— Как мы попадем внутрь? — прокричал Уриил, пытаясь найти хоть какой-нибудь вход в протянувшейся перед ним стене.

— Нам туда, — ответил Леодегарий, указывая на неверные очертания арочного прохода, отчасти скрытого туманом и противоестественной темнотой. Уриилу пришлось напрячь зрение, чтобы уловить хотя бы намек на контур ворот.

Леодегарий повернулся к Сержу Касуабану:

— Вы, медикае, отведете нас к Сильвану Тайеру. Ваша задача: опознать его и тут же убраться с нашей дороги, понятно? — Голос Серого Рыцаря по какой-то причине с легкостью проникал сквозь ревущий ураганный ветер псионического шторма.

Касуабан кивнул.

Уриил перехватил болтер, услышав, как Леодегарий командует:

— Заходим!

Если снаружи Палат Провидения бушевал безумный ураган, то внутри все было сковано морозным спокойствием. Как только Уриил перешагнул через порог, и шум, и сверкание прекратились.

Над головами воинов покачивались в своих сетках окутанные дымкой светосферы, воздух, нагреваясь при прохождении через заплечные ранцы, вырывался облачками, словно при дыхании на холоде. Гладкие металлические стены покрывала корка изморози, а под сапогами потрескивал лед. Уриил и Пазаний направились по узкому коридору за Леодегарием, чьи наплечники при каждом шаге царапали стены.

Сумрак становился плотнее, словно стекая с покрытых инеем стен, и в ушах Уриила начал нарастать доводящий до безумия гул. Серые Рыцари, разбившись на боевые группы по пять человек, рассредоточились по зданию, обеспечивая максимально надежный в этих условиях периметр.

Помимо четырех Рыцарей в полной силовой броне, его собственный отряд состоял еще из Леодегария, Пазания и Сержа Касуабана. Последний отчаянно дрожал, его лицо было бледным, а зрачки расширились от страха. Неожиданно медикае остановился, помассировал виски и потряс головой так, словно пытался выбить воду из уха.

— Так много голосов, — прошептал он, и его тихий голос отразился эхом от холодных стен.

— Тоже их слышишь? — спросил Уриил.

Касуабан кивнул, и по его щекам покатились быстро застывающие слезы.

— Всех их. Они напуганы. Плакальщик — так они его называют.

— Кого?

— Сильвана Тайера, — пояснил Касуабан, — так его стали именовать после бойни.

— Они боятся его?

— Да… они хотят уйти, найти упокоение, но он не отпускает, не позволяет им этого, пока не свершится месть.

Уриил отметил для себя эту информацию и вновь поспешил за Леодегарием.

Их путь пролегал через многочисленные коридоры, палаты, полные напуганных пациентов, и просторные приемные. Повсюду под потолком витали, переплетаясь, нити призрачного света, и из глубин здания доносились странным образом искаженные стоны раненых.

Повсюду воинов встречали взгляды безнадежно изувеченных мужчин, женщин, детей… кто-то взирал на них с испугом, кто-то — с упованием, но у космических десантников не было времени, чтобы остаться и хоть чем-то помочь. «Вот уж действительно жуткое место», — подумал Уриил. Раненные в конфликте, случившемся еще десять лет назад, эти люди были оставлены гнить здесь, и жизнь держалась в их телах исключительно благодаря навыкам и самоотверженности одного-единственного врача.

Что бы ни произошло дальше, Уриил намеревался оказать Сержу Касуабану любую поддержку, какая окажется в его силах. Быть может, на этом человеке и лежала вина, зато он, совершенно очевидно, испытывал муки совести из-за того, что позволил всему этому произойти.

Десантники осторожно приближались к каждому из указанных им медикае поворотов, всякий раз опасаясь обнаружить за ними бескожих, но пока что не встречали ни их, ни каких-либо других врагов.

Хотя прямой опасности он не видел, Уриил ощущал, как вокруг нарастает угроза, словно какая-то невероятно могущественная сила прямо сейчас пробуждалась ото сна. Капитан обложил непечатными словами свое разыгравшееся воображение и потряс головой, отгоняя тяжелые мысли, когда Леодегарий неожиданно остановился.

Они стояли на пересечении двух сумрачных коридоров, разбегающихся направо и налево и заканчивающихся широкими металлическими лестницами, ступени которых озарял неровный мерцающий свет. С бронзовых перил свисали длинные сосульки.

— Куда идти, медикае? — потребовал ответа Леодегарий.

— Наверх. Нам надо наверх.

Нападение произошло настолько внезапно, что всех застало врасплох.

Первыми приняли удар воины, двигавшиеся справа, — монстр с горбатой спиной и чрезмерно длинными лапами, опоясанными подобными стальным тросам мышцами, оторвал голову одному из Серых Рыцарей и швырнул ею в его товарищей.

В следующее мгновение на космодесантников, идущих слева, выскочил мутант, защищенный, точно броней, прочным экзоскелетом, разметав их строй и в своем стремительном натиске насмерть задавив двоих воинов.

Уже приближаясь к уходящему наверх пологому скату, Уриил увидел, как из алькова в стене перед ним возникает грандиозная, пульсирующая светом фигура, тут же устремившаяся в бой. Это существо являло собой союз двух тел, сплавившихся воедино, — это было несовместимое с жизнью уродство, но мутант все же как-то сумел выжить.

Уриил видел, как вросший внутрь твари близнец перемещается под его новой бледной кожей, прижимая к ней искаженную криком морду. Мышцы существа брызнули жидким светом, когда его кулак промял визор шлема Серого Рыцаря, шедшего как раз рядом с капитаном Ультрамаринов.

Из обезглавленного этим ударом тела ударил фонтан крови, и тишина, прежде довлевшая над Палатами Провидения, окончательно разрушилась.

Серые Рыцари ответили на нападение со всей стремительностью и яростью, какую и ожидал увидеть Уриил. Едва первый мутант ворвался в их круг, как на его шкуру обрушилась алебарда каждого, кто оказался в зоне досягаемости. Залаяли штурмболтеры, накрывая противника четко скоординированным огнем. Все вокруг превратилось в свистопляску оглушительного шума и ослепительных всполохов света. Бескожие содрогались под ударами, каждый из которых срезал кусок их плоти.

Кулак, обладающий весом и мощью кузнечного молота, врезался в нагрудник Серого Рыцаря и вышел из его спины в брызгах крови и осколках керамита. Уриил уклонился от повторного удара и открыл огонь; рев его собственного болтера присоединился к общему грохоту.

Серж Касуабан, чьи руки были крепко связаны, рухнул на колени, но над ним вырос Пазаний.

Не имея возможности в столь стесненных обстоятельствах использовать пси-пушку, Леодегарий взмахнул алебардой и вогнал пылающее лезвие в спину одного из монстров. Тот взвыл от боли, когда сверкающий раскаленный наконечник прошил его тело насквозь и показался из груди. Мутант пытался развернуться к своему обидчику лицом, но Леодегарий был слишком силен и тяжел, чтобы это ему удалось.

— Живо! — крикнул Леодегарий. — Кончайте его!

Два переживших нападение Серых Рыцаря устремились к нему, стреляя из болтеров, и Уриил не мог не восхититься их бесстрашием при встрече со столь жутким созданием. Реактивные снаряды оставили глубокие воронки в теле мутанта, но тот словно ничего не чувствовал.

Прокрутив древко алебарды, Леодегарий заставил бескожего опуститься на колени, и Уриил устремился на выручку Серым Рыцарям — меч словно сам по себе прыгнул ему в руку. Несколько лезвий разом вонзились в плоть мутанта, и крик его отразился эхом от стен, сбив с потолка небольшие сосульки.

В чудовищной пародии на рождение из груди существа вырвался его близнец, протянув гниющие, злобно скрюченные, вымазанные в крови лапы к ближайшему воину. Когти твари были окутаны призрачным светом и вспороли доспехи и плоть Серого Рыцаря, словно размоченную бумагу. Паразитирующий близнец пробил и мышцы, и кости воина, превратив его сердце и внутренние органы в кровавое месиво.

Серый Рыцарь рухнул на пол, ломая своей тяжестью позвоночник собственному убийце.

Последний бескожий попытался отступить, и Леодегарий получил возможность воспользоваться пси-пушкой, выпустив по твари град насыщенных его ментальной энергией зарядов.

Результат не заставил себя ждать, и мутант наконец опрокинулся на спину, хотя уже давно был отмечен столь жуткими ранами, что не мог бы выжить, если бы его не поддерживали силы, даруемые мстительными мертвецами.

Участвуя в этой резне, Уриил вовсе не испытывал гордости — одно лишь сожаление, хотя ему так до конца и не удалось разобраться в своих чувствах, поскольку в этот момент на них посыпались новые враги.

Окутанные мерцающим заревом, они выбегали из прилегающих палат, испуская полные страданий вопли, больно резавшие по нервам Уриила. Вглядываясь в окружающий этих противников свет, он видел чудовищно изувеченные тела, несомые на космодесантников словно каким-то неистовым потоком ветра.

Все эти тела принадлежали пациентам — искалеченным, истощенным, умирающим от голода, покрытым ожогами, облаченным в развевающиеся больничные робы. Он видел перед собой ампутантов, безглазых мужчин, женщин со шрамами, покрывающими каждый дюйм кожи. Все эти люди тянули к нему руки, словно прося милостыню, но глаза их сверкали ненавистью, памятью о мучениях и ужасе. Перед ними по стенам и полу, потрескивая, нарастала белая корка льда.

— Император вас раздери, это еще кто такие? — закричал Касуабан.

— Фантомы, — ответил ему Леодегарий, — ночные кошмары тех раненых, кому вы оказывали помощь. Власть варпа усиливается, и они захватывают их тела.

— Как я понимаю, эти существа опасны? — произнес Уриил, поднимая меч.

— Смертельно, — сказал Серый Рыцарь. — Не позволяйте им дотронуться до вас. Они поглощают чужие жизни, чтобы облегчить собственные муки. Медикае! Куда нам?

Касуабан завращал головой так, словно вдруг оказался в совершенно неизвестном ему месте.

— Скорее! — прокричал Леодегарий.

— Наверх! Еще на один этаж!

Леодегарий повернулся к остальным спиной и встал посреди помещения прямо на пути кошмарной орды.

— Хирон, ко мне! Уриил, ты сзади! — приказал командир Серых Рыцарей. — Пробиваемся наверх!

— И что мы будем делать дальше? — отозвался Уриил.

— Остановим их, — ответил Леодегарий.

Уриил чуть попятился от Серых Рыцарей, ощутив жгущее покалывание ментальных энергий и увидев, как его меч заискрился и зашипел, столкнувшись с образованным ими полем. Затем, подгоняя Пазания и Касуабана, он стал отступать к пологому скату, уходящему в неизвестность.

Загрохотало оружие Серых Рыцарей; болты, выпущенные Хироном, похоже, почти не причиняли вреда, зато каждый выстрел Леодегария поджигал очередного врага не хуже, чем спичка, поднесенная к промасленной ветоши. Но призрачные порождения ночных кошмаров подбирались все ближе, и Уриил понял, что силы явно неравны.

— Я должен им помочь! — крикнул капитан.

— Стой! — рявкнул Пазаний, показывая пальцем на двух оставшихся Серых Рыцарей.

Уриил оглянулся и увидел, что очертания носящих серебряную броню воинов вдруг словно раздались вширь; с выступающих частей их доспехов теперь срывались миниатюрные молнии.

Оба Серых Рыцаря ударили древками алебард об пол и протянули вперед свободные руки, затянув одновременно одну и ту же мантру:

— Порождения скверны варпа — мы знаем вас. Нечистые силы, втайне действующие, — мы презираем вас. Мы убивали демонов в эмпиреях — уничтожим и вас. — Леодегарий вновь грохнул древком о металлическое покрытие пола. — Трижды прокляты вы уже — и еще тройное проклятие обретете вы.

Серж Касуабан вдруг вскрикнул, и Уриил ощутил налетевший волной энергетический поток, когда ослепительно белая сфера огня выросла вокруг Серых Рыцарей. Охваченные ею, Леодегарий и Хирон выглядели ангелами Императора. Пламя, плясавшее вокруг них, должно было направляться воистину могучей волей.

— Отпрыски зла, я изгоняю вас из этих мест! — закричал Леодегарий, и белый огонь прокатился по коридору от Серых Рыцарей к призрачным фигурам, зашедшимся в пронзительном визге, когда их окутало ревущее пламя.

Когда волна жара проходила мимо, Уриил прикрыл собой Касуабана. Металл стен застонал и зашипел, соприкасаясь с выпущенным очищающим огнем самого Императора.

Все закончилось в считаные секунды, и кошмарные вопли оборвались, а затем стих и внушающий ужас рев огненного холокоста, устроенного двумя Серыми Рыцарями.

Уриил посмотрел на Леодегария и Хирона, стоявших посреди коридора; их серебряные доспехи все еще сверкали постепенно угасающим светом. Леодегарий повернулся, и Ультрамарины, хоть он и был облачен с головы до пят в терминаторскую броню, увидели, насколько их спутник устал.

— Вперед, — прохрипел Серый Рыцарь. — Они скоро вернутся. Надо двигаться дальше.

Уриил кивнул, и Пазаний рывком поднял Сержа Касуабана на ноги.

— Так нам наверх, говоришь?

— Да… храни меня Император, — произнес медикае, сотворив знамение аквилы.

Уриил первым устремился вверх по скату, сопровождаемый Пазанием, потащившим за собой не слишком обрадованного этим фактом Касуабана. Леодегарий и Хирон вскоре догнали их, и капитан услышал, как по коридору начинают разноситься крики и завывания новой партии врагов.

Он включил вокс, вмонтированный в шлем, и услышал голоса командиров, раздающих указания на фоне непрекращающейся пальбы. Звуки выстрелов долетали до него и раньше, доносимые эхом из глубин Палат Провидения, но точное местоположение воинов в этом лабиринте коридоров установить по ним было невозможно.

Насколько хорошо идут дела у остальных Серых Рыцарей, Уриил сказать не мог, поскольку те общались на незнакомом ему боевом языке. Впрочем, все приказы отдавались уверенным, спокойным тоном. Слыша непробиваемую самоотверженность в их голосах, Уриил в очередной раз почувствовал гордость, что сражается плечом к плечу с этими воинами.

— Сюда, — сказал Серж Касуабан, направляясь к дверям, уводящим куда-то вглубь Палат Провидения. Пару раз проходы оказывались слишком узкими для Леодегария, но несколько быстрых, уверенных взмахов «Немезиды» тут же создавали проем достаточно широкий, чтобы через него можно было пройти в громоздкой терминаторской броне.

Наконец лабиринт вывел их к покоям на верхнем этаже перестроенных «Капитоль Империалис», в длинную палату с металлическими стенами, уставленную рядами больничных железных коек, тянувшимися вдоль широкого центрального прохода. На каждой корчились увечные фигуры, чьи лица искажали гримасы боли.

От стен отражались крики, в воздухе повисла светящаяся дымка, а у койки, стоявшей в середине правого ряда, парили призрачные силуэты.

Не было ни малейших сомнений, что ее-то и занимает Сильван Тайер.

Возле него застыл производящий пугающее и в то же время потрясающее впечатление вожак бескожих.

Глава двадцатая

Уриил, Леодегарий и Хирон неторопливо направились по центральному проходу, тянущемуся вдоль рядов больничных коек. Пазаний же вначале спрятал Сержа Касуабана за каким-то медицинским аппаратом возле двери, а после поспешил нагнать остальных. Вожак наблюдал за их приближением, и в глазах его пылало яростное пламя умирающих звезд.

— Предложения будут? — спросил Уриил по воксу.

— Вначале завалим зверюгу, — ответил Леодегарий, — и пробьемся к Тайеру.

— А потом?

— Убьем.

Уриил кивнул. Ему не очень-то по душе было убивать человека, прикованного к смертному одру, хотя Сильван Тайер определенно не был невинной овечкой, и его неукротимая псайкерская сила могла привести к гибели миллионов людей, если его не остановить. Он не давал упокоиться мертвым, сковывая их своей ненавистью, и это было непростительно.

Предводитель бескожих пригнул голову, и его челюсти странным, непривычным образом задергались, роняя на пол кровавую слюну.

— Пришли остановить меня? — произнес вожак, хотя голос совсем не был похож на его собственный.

— Я говорю с Сильваном Тайером? — требовательно спросил Леодегарий.

— Так точно, воин, с ним самым.

— Тогда мой ответ — да, мы пришли тебя остановить, — сказал Серый Рыцарь, делая еще один шаг по направлению к предводителю. — Ибо если мы не сделаем этого, твоя ненависть погубит всю планету.

Существо зашлось отвратительным гулким смехом.

— А разве это так плохо? На Салинасе не осталось ничего хорошего. Барбаден и Фалькаты постарались.

— Барбаден взят под арест, — сказал Уриил, становясь рядом с Леодегарием. — Те, кого ты еще не убил, заплатят за свои преступления. Обещаю.

— Заплатят? — усмехнулся Сильван Тайер, завладевший телом вожака бескожих. — Проторчав несколько лет в клетках и дожив до старости? Их боль даже близко не будет достаточной, чтобы искупить их грехи.

— Возможно, — согласился Уриил, — но таков путь правосудия.

— Правосудие! — взревел Тайер. — Где оно было, когда танки Барбадена сожгли мою семью? Где было оно, когда его солдаты расстреливали беззащитных женщин и детей? Зачем мне такое правосудие, которое позволило ему закидать бомбами моих людей, когда мы собирались отомстить за гибель невинных? Ответь мне, воин!

— Нет у меня подходящего ответа, — произнес Уриил. — То, что случилось с вами и с этой планетой, — ужасно, но накручивать счетчик смертей тоже не выход. Ненависть порождает ненависть, и твои действия сделали все только хуже.

Неожиданно из-за спин космодесантников раздался голос Сержа Касуабана, и Уриил оглянулся на звук.

— Он прав, капитан Вентрис, плохое выходит правосудие, — произнес медикае. — Только наша кровь может хоть как-то искупить нашу вину. И мы все это понимаем.

— Замолчите, — приказал Леодегарий. — Я же говорил вам не путаться под ногами.

Серж Касуабан поднял руку, и Уриил увидел, как в ней что-то сверкнуло.

— Мне уже доводилось убивать, и сами видите, к чему это привело, — сказал медикае, поднося к собственному горлу длинный скальпель. — Пришла пора платить за все, что мы сделали и чего не сделали. Простите.

— Нет! — крикнул Уриил, но было уже поздно.

Касуабан провел лезвием по своей шее, рассекая яремную вену. Кровь брызнула багряным фонтаном, и врач повалился на пол.

Уриил бросился к нему, но Серж Касуабан знал свое дело, и под ним уже растеклась обильная лужа крови. Капитан попытался зажать рану, но та была слишком широкой и глубокой, чтобы можно было чем-то помочь. Алая жидкость толчками прорывалась между пальцами космодесантника и орошала его броню.

Взгляд Касуабана остекленел, и Уриил понял, что медикае уже мертв. Спасти его было невозможно.

Уриил поднялся и увидел, что Леодегарий стоит не более чем в пяти метрах от немыслимо огромного предводителя бескожих. Мутант распрямился во весь свой рост, и капитану оставалось лишь удивляться тому, какую физическую мощь набрал его былой друг. Конечно, вожака изрядно потрепало в боях за последние несколько дней, но не стоило недооценивать силу, заключенную внутри его тела.

Под его вымазанной в пепле шкурой текли светящиеся ручейки, наполняя мышцы порожденной варпом мощью. Предводитель бескожих взревел, и от стен палаты отразился крик, полный его собственной боли и гнева Тайера.

— Уже достаточно было пролито крови, — сказал Леодегарий. — Пора положить этому конец.

— Согласен! — прокричал Тайер. — Так или иначе, но все сейчас закончится!

Прежде чем Леодегарий успел выстрелить, вожак пригнулся и метнул в космодесантников две тяжелые железные койки. Сгустки священной энергии тут же разнесли их на куски вместе с удерживаемыми ремнями невезучими пациентами. К сожалению, это помешало выстрелам достигнуть предполагавшейся цели.

Койки рухнули на пол кусками перекрученного железа. В воздухе повисло облако окровавленных перьев — все, что осталось от растерзанных матрацев. Уриил бросился вперед как раз в тот момент, когда предводитель бескожих подпрыгнул и ударил по полу массивным кулаком, заставляя прогнуться металл палубы.

Леодегарий вновь навел свою пушку, но вожак уже набросился на него, нависая всей своей громадой над Серым Рыцарем и освещая тем светом, что тлел под шкурой. Удар внешней стороной ладони заставил Леодегария закрутиться на месте, и в ту же секунду в спину предводителя бескожих застучали болты, выпущенные из оружия Хирона.

Пазаний и второй Серый Рыцарь обошли огромного мутанта сзади, пока тот молотил тяжелыми кулаками, силясь пробить броню, защищавшую Леодегария.

Командир Серых Рыцарей пытался противостоять врагу, но терминаторские доспехи разрабатывались, чтобы обеспечивать максимальную защиту, а вовсе не скорость, и потому Леодегарий не мог уклониться ни от одного из яростных ударов вожака. Один наплечник уже повис на связке искрящихся проводов, а кираса пошла трещинами, из которых сочилась какая-то жидкость.

Уриил перемахнул через изломанные остатки двух расстрелянных коек, вознося молчаливую молитву за души погибших пациентов. Его меч блеснул в свете ламп, освещавших палату, когда капитан сжал рукоять обеими руками и присоединился к драке.

Открыл огонь Пазаний, взмахнул мечом Уриил, и его клинок описал сверкающую дугу. Лезвие вспороло прочную шкуру вожака, но рану в то же мгновение исцелил пролившийся из нее свет.

Мутант прокрутился на месте и обрушил на Уриила тяжелый кулак.

Капитан прыгнул и подкатился под ноги великану, вонзая меч тому в пах. Яростно завывающий клинок погрузился в плоть, но только удар, лишивший бы любого нормального противника ноги, не нанес бескожему заметного урона.

Пазаний и Хирон продолжали поливать монстра градом выстрелов, хотя их оружие не оказывало, похоже, никакого влияния. Рев болтеров смешался с завываниями призраков и рыком предводителя бескожих в одну общую, неистовую какофонию битвы.

Казалось просто немыслимым, что один-единственный противник способен выстоять перед натиском сразу четырех космических десантников и выжить, и все же вожак не просто выжил… он побеждал.

Леодегарий повалился на пол от сокрушительного удара, выбившего у него «Немезиду». Командир Серых Рыцарей вскинул руку, пытаясь защититься, но предводитель бескожих схватил ее и с омерзительным хрустом выдрал из плеча. Из раны хлынула кровь, и в своем воксе Уриил услышал мучительный крик Леодегария.

Было удивительно видеть, с какой легкостью мутант сумел разорвать терминаторскую броню, обычно обеспечивавшую своему обладателю практически полную неуязвимость. Леодегарий завалился на спину; боль от полученных ран и напряжение, перенесенное им при нанесении ментального удара, совсем лишили его сил.

В бой устремился Хирон, намереваясь обрушить «Немезиду» на спину предводителя бескожих. Тот отреагировал стремительно, прокрутившись на пятках и вырвав древко из рук нападавшего, а затем нанес мощнейший удар. Серый Рыцарь прокатился по полу и врезался в стальную стену, оставляя в ней глубокую вмятину и осев безвольной грудой керамита.

Пазаний подхватил «Немезиду» Леодегария. Вместе с Уриилом они закружили по палате, обходя вожака с двух сторон. Тело мутанта было испещрено следами многочисленных порезов и болтерных попаданий, а спину сплошняком покрывали чудовищные, залитые кровью и целительным светом кратеры.

Уриил мог лишь гадать, какую боль испытывает его былой друг, но сейчас приходилось заставлять себя не видеть в сопернике ничего человеческого.

Пазаний взмахнул алебардой, хотя и не учел, насколько это сложно — орудовать тяжелым древковым оружием, имея в своем распоряжении всего лишь одну руку, так что предводитель бескожих запросто отвел лезвие в сторону. Тогда вперед бросился Уриил, нанося рубящий удар в колено, надеясь, что такая травма хотя бы немного замедлит их противника.

Прежде чем клинок успел погрузиться в плоть, вожак крутнулся, и на Уриила обрушилась толстая, словно древесный пень, рука. Капитан подлетел в воздух и рухнул позади перекрученных остатков коек. Пластины брони погнулись, но выдержали.

Он перекатился и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как следующий удар сбивает с ног Пазания. Сержант рухнул возле трупа Сержа Касуабана, но теперь силился подняться Леодегарий, да и Хирон уже снова стоял на ногах там, куда его отбросил гигант.

Уриил бросил взгляд на тело Сильвана Тайера. У койки мятежника завывали призраки, и крики их были полны неописуемой боли, вызванной столь скорбным существованием. Над кроватью постепенно нарастал купол пусть и белого, но лишенного всякого намека на чистоту света. Оттуда доносились вопли и чудовищные визги, и Уриил понял, что видит перед собой разрыв в самой ткани реальности, рану, сквозь которую могли проникнуть какие угодно ужасы.

Услышав, как по палате вновь прокатывается рев предводителя бескожих, он заставил себя отвести взгляд от этого сияния — крик мутанта был полон разрывавшей его сердце смеси агонизирующей боли, ликования и сожаления.

Капитан вновь перепрыгнул через растерзанные койки. Ему, несомненно, претило бросать своих товарищей в этой схватке, но он вдруг понял, что им ни за что не победить, если полагаться только на силу оружия. Поэтому сейчас он направлялся прямо к койке Сильвана Тайера.

— Я с тобой! — крикнул Пазаний, устремляясь к нему.

Тайер почувствовал их приближение и взревел голосовыми связками вожака бескожих, а завывание призраков стало еще более громким. Позади Ультрамаринов вновь загрохотали выстрелы, и Уриил услышал за спиной тяжелые шаги, свидетельствовавшие о том, что на них вот-вот налетит кто-то очень и очень большой.

Койка Тайера была уже совсем близко, и Уриил видел обмотанное грязными бинтами тело, изуродованное именно так, как описывал Серж Касуабан.

Кожа бывшего лидера Сынов Салинаса была красной, воспаленной, сочащейся сукровицей. Обе ноги чуть выше колен заканчивались культями с торчащими из них дренажными трубками, одна рука отсутствовала, ампутированная сразу у плеча. То, что некогда служило Сильвану Тайеру лицом, теперь представляло собой уродливую мешанину оплавленной безжизненной плоти. Оба глаза заплыли и ничего не видели, прикрытые искусственными веками.

Уриил размахнулся мечом, намереваясь раскроить Тайеру череп и остановить все это безумие.

Это убийство не принесло бы ему ни славы, ни чести, ни награды, но совершить его требовал долг.

— Давай же! — закричал Пазаний. — Кончай его!

И тут закрытые веки Сильвана Тайера распахнулись, и в мертвых глазах вспыхнул огонь, словно там, в их глубине, собралась вся его пламенеющая ненависть к живым.

— Узнай же то, что известно мне, — прошептал в голове Уриила голос лидера мятежников. — А потом уж решай.

И весь мир вдруг растворился в ревущем пламени пожара.

Уриил вскинул руку, защищаясь от катящейся на него огненной волны и надеясь, что системы брони успеют задействовать охлаждение и спасти его от жара, но спустя несколько мгновений опустил ладонь, с удивлением обнаружив, что больше не находится в Палатах Провидения. Разрушенная зала исчезла.

Вместо серых металлических стен они с Пазанием видели перед собой оживленные городские улицы, купающиеся в теплых лучах весеннего солнца. Мимо проходили сотни озабоченных, напряженных людей.

Город был окутан страхом, и население подхватывало его ритм.

Пазаний обернулся, все еще сжимая в руках «Немезиду».

— Император небесный, это что еще за хрень? — процедил он. — Что происходит? Где мы?

Уриил и сам был не прочь узнать ответ, но пока что ему удалось лишь найти взглядом знакомый силуэт церкви с орлинокрылым фронтоном над арочным входом, и капитан вдруг понял.

— Хатуриан, — прошептал Уриил.

— Зона Поражения, — произнес Пазаний. — Но как это возможно?

Учитывая, что их никто не замечал, Уриил ответил:

— Все это не настоящее. Только воспоминания.

— Воспоминания? Но ведь Тайера не было в Хатуриане, когда тот уничтожили, — заметил Пазаний.

— Не было, — согласился Уриил, обводя рукой бредущих мимо них людей. — Зато все они — были.

Совсем рядом раздался панический крик, и Уриил запрокинул голову, услышав монотонный гул, доносящийся со стороны гор. Три крестообразные тени вынырнули из облаков, неспешно снижаясь и приближаясь к городу.

Усиленное зрение Уриила позволило ему в скором времени различить очертания бомбардировщиков «Мародер»; каждый «крест» являл собой звено из шести машин.

Хатурианцы закричали намного раньше, чем упали первые бомбы, и Уриил мог видеть, какой ужас они испытали, когда заметили приближающуюся авиацию. Здесь, в предгорьях, эти люди рассчитывали укрыться от войны и разрушений, охвативших всю остальную планету.

Этот день показал, насколько наивными были их надежды.

— А нам бояться-то стоит? — поинтересовался Пазаний, наблюдая за приближающимися бомбардировщиками.

— Не думаю, дружище, — покачал головой Уриил. — Мне кажется, Тайер просто хочет, чтобы мы увидели, что здесь произошло.

Пазания это явно не убедило, и он пожал плечами:

— Ладно. Все равно мы ничего не сможем сделать.

Хотя Уриил и понимал, что все это происходит не на самом деле, его захлестнули эмоции, переполнявшие хатурианцев: паника, страх, непонимание и ненависть — и вот эти чувства были более чем настоящими. Люди с криком бросались к своим домам, чтобы попытаться увести детей и любимых в убежище.

Но капитан понимал, что им это уже вряд ли удастся, поскольку видел, как из чрев «Мародеров» начинают сыпаться первые кластерные бомбы. Крошечные черные точки… казалось невероятным, что они смогут причинить постигшие Хатуриан разрушения и страдания, но с каждой секундой они увеличивались в размерах, обретали свои жуткие очертания. Вскоре стало возможным различить и тупой контур боеголовки, и аэродинамические закрылки, с максимальной точностью направляющие бомбы к цели.

Первые взрывы прогремели на северных окраинах города. К небу взмыло ревущее пламя, а затем и похожие на грибы столбы дыма. Сверху сыпались все новые и новые бомбы, и по Хатуриану прокатилось грохочущее цунами разрушений.

Город был охвачен пожарами и ураганным ветром, грохот взрывов сливался в единый чудовищный гул. Здания рушились одно за другим, по улицам прокатывались волны огня. Пылающие торнадо, подобные разъяренным элементалям, влекомым ветром, настигали тех, кто не успел найти убежища, затягивали их в горящие дома.

Бомбы продолжали падать, но все эти разрушения никак не затрагивали Уриила и Пазания. Земля вздымалась и опадала, точно грудь живого существа, казалось, это безумие никогда не закончится.

Весь город напоминал теперь адский пейзаж, охваченный пожарами от центра до самых окраин. Стонущий ветер разносил пламя по окрестностям, и город уничтожался основательно и надежно. Уриилу от увиденного захотелось помыться, хотя ни единая крупинка пепла не могла пристать к его телу.

Бомбардировка длилась около тридцати минут, и город издавал предсмертный рев, сплетавшийся из грохота разрушающихся зданий и воплей горящих заживо людей. Уриил был полностью измучен происходящим и мог мечтать лишь о том, чтобы весь этот огненный апокалипсис скорее закончился.

— Я видел достаточно, Тайер! — крикнул он, обращаясь к охваченным заревом небесам.

Все вокруг было предано огню, даже небо и вообще все, что хоть как-то могло гореть. Ничто не могло уцелеть в этом аду.

— Кровь Императора, — прошептал Пазаний, глядя, как из домов выбегают превратившиеся в живые факелы люди. Улицы были усеяны обгоревшими телами, рев пожаров понемногу стихал, бомбардировка наконец завершилась.

— Безумие, — процедил сквозь зубы Уриил. — Все это из-за одного человека.

Пазаний не ответил, его слишком переполняли эмоции, чтобы он мог что-то сказать. В руинах домов лежали изувеченные тела — целые семьи, свернувшиеся в гротескных позах в чудовищном жару.

И хотя казалось немыслимым, что хоть кто-то способен уцелеть в пронесшемся по городу огненном вихре, но выжившие все-таки были. Они выползали из подвалов и подземных убежищ: контуженные, рыдающие, брели по тому, что осталось от их города.

Уриил видел, что все они изранены и окровавлены, их тела покрывали ссадины и ожоги. Никому не удалось избежать травм, и как только стих грохот взрывов, космодесантники смогли услышать стоны выживших хатурианцев.

— Должно же быть что-нибудь, чем мы можем им помочь, — выдохнул Пазаний, когда мимо прошел лишившийся руки мужчина, смотрящий перед собой совершенно пустыми глазами.

— Нет, — сказать Уриил. — Все они давно уже мертвы. Все, что можно сделать, так это не забывать.

— И я этого не забуду, — поклялся Пазаний.

— Как и я, — поддержал Уриил.

— Слишком легко они отделываются, — произнес сержант. — Я о Барбадене и Тогандисе говорю. Нельзя быть соучастником подобной бойни и остаться жить.

— А они и не останутся, — пообещал Уриил, и сердце его ожесточилось и против тех, кто устроил всю эту бойню, и против тех, кто ничего не сделал ни чтобы предотвратить ее, ни чтобы спасти людей.

Бредя по разрушенному пейзажу, Уриил бросил взгляд на заваленную обломками улицу, услышав оттуда лязг стальных гусениц, перемалывающих кирпичи в мелкую пыль. Пепельно-серый танк, несущий символику Ачаманских Фалькат, выкатился из-за угла. По языкам пламени, вырывающимся из его ствола, Уриил сразу же узнал «Адскую гончую».

Машина раз за разом плевалась пылающими струями, предавая огню то немногое, что еще могло уцелеть под градом зажигательных бомб, сброшенных «Мародерами». Следом за «Адской гончей» катились боевые танки, время от времени посылая снаряды по той или иной стороне улицы.

За ними шли солдаты — бойцы, облаченные в красные кирасы, под ярким знаменем, изображающим клекочущего золотого орла на алом поле. Стволы их винтовок непрерывно огрызались огнем, либо загоняя немногочисленных выживших внутрь пылающих зданий, либо заставляя жаться к стенам — и там, и там хатурианцев ждала беспощадная смерть.

В люке первого же показавшегося «Лемана Русса» Уриил увидел не кого иного, как Лито Барбадена. Щиток его шлема был поднят, чтобы не мешать полковнику выкрикивать приказы. На лице будущего губернатора сквозило явственное наслаждение происходящим и святая уверенность, что он выполняет заветы Императора, истребляя мирных граждан. Рядом с танком Барбадена вышагивали Верена Каин и сержант Тремейн, и в их глазах Уриил видел тот же самый фанатичный блеск. Теперь капитану Ультрамаринов хотелось, чтобы смерть губернатора стала как можно более болезненной.

Ему самому было тошно от столь злобных желаний, однако его гнев подпитывался еще и тем фактом, что Барбаден не только приказал убить всех этих людей, но еще и слишком явно наслаждался бойней, чтобы это можно было не заметить.

— Как бы нам все это прекратить, а? — спросил Пазаний.

— Понятия не имею, — ответил Уриил. — Полагаю, все закончится, когда Тайер решит, что мы увидели достаточно.

— Ну, мне-то уже точно хватило, — заметил Пазаний, — вполне хватило, чтобы понимать, что пуля в затылок — слишком гуманная смерть для Барбадена.

— Согласен, — сказал Уриил, — и теперь я даже знаю, как положить всему этому конец.

Как только он произнес эти слова, видение померкло, пошло рябью, и пылающие руины Хатуриана сменила разгромленная больничная палата.

Уриил несколько раз моргнул, привыкая к полумраку, и увидел нависшего над ним предводителя бескожих. В глазах мутанта все так же бушевало хищное пламя, но угрозы он, казалось, не излучал, одну только глубокую скорбь. Уриил увидел, как позади огромного мутанта силится подняться на ноги Леодегарий, чья броня с правой стороны была полностью залита кровью.

— Так тебе известно, как положить этому конец? — спросил вожак.

— Известно.

— Как?

Уриил заглянул за спину гиганта, чтобы посмотреть на командира Серых Рыцарей.

— Брат Леодегарий, вы все еще поддерживаете купол эгиды над Барбаденом и Тогандисом?

— Конечно, — отозвался тот, и Уриил по голосу понял, насколько вымотан воин. Впрочем, Серый Рыцарь действительно по праву носил титул героя Империума, раз уж сумел подняться на ноги, будучи почти смертельно изувеченным. — И что?

— Снимите его, — произнес Уриил.

Тюрьмой овладела паника.

Заключенные кричали и осыпали охранников бранью, но если кто и слышал их вопли, то не рискнул даже носа показать из центральной башни. Сейчас Паноптикум был полностью отдан во власть призраков погибших хатурианцев.

Шейво Тогандис стоял перед прутьями своей клетки, шепча молитвы и исповедуясь во всех своих грехах, во всех ошибках, совершенных за свою жизнь. Слова он произносил очень и очень тихо, зная, что Император и так услышит, и не желая делиться ими с Лито Барбаденом.

Призрачные фигуры в молчании наблюдали за его покаянием, и Шейво оставалось лишь надеяться, что они поймут, сколь искренни его сожаления и душевная боль. С той минуты, как призрак девочки был отброшен псионическим барьером, воздвигнутым Леодегарием, они больше не делали попыток приблизиться, только смотрели на них и ждали.

Когда с исповедью было покончено, Тогандис произнес:

— Я иду по пути праведному. И пусть он усыпан битым стеклом, я пройду по нему босыми ногами. Пусть его пересекают реки огненные, я преодолею их. Пусть он порой скрывается во мгле, свет Императора направит мои стопы.

— Сам ты, Шейво, разумеется, ничего придумать не мог, — усмехнулся Барбаден. — Чьи это слова? И не пытайся лгать, будто твои собственные, я слишком хорошо тебя знаю.

— Они принадлежат перу Долана Хиросийского, человека, который помог низвергнуть кардинала Бухариса.

— А, тому самому, что выступил против тирана во время Чумы Неверия? Я прав? Неужели ты полагаешь, будто люди будут вспоминать тебя так же тепло, как и Долана? Быть может, ты и исповедник, Шейво, но в тебе нет и десятой доли того, что было в нем, — произнес Барбаден, беззаботно развалившись на нарах. — Очень уж ты любишь пресмыкаться и лебезить, чтобы удостоиться царствия Императора.

— Думаешь, тебе там найдется место, убийца?

— Я не убийца, — рассмеялся Барбаден, — и как только меня выпустят из этой клетки, я снова займу трон в императорском дворце. У меня есть право апеллировать к самому губернатору сектора, и как ты думаешь, станет он сильно беспокоиться по поводу того, что я прикончил какую-то горсточку террористов?

— Если в этой галактике еще существует хоть капля справедливости, то — да, — сказал Тогандис, закрывая глаза и мечтая лишь о том, чтобы Барбаден заткнулся.

— Шейво, нет на свете никакой справедливости. Не будь глупцом. Ей в галактике просто некуда было бы приткнуться, — продолжал губернатор. — И если позволишь мне тоже прибегнуть к цитате, то лично я нахожу одну из них весьма правильной: «Ежели человек запамятует о долге, он и не человек более, но хуже зверя есть. Нет пристанища ему ни средь людей, ни в сердце Императора. Да погибнет и забыт будет».

— Так и поступим.

Голос этот неожиданно прозвучал прямо в мозгу Тогандиса, и, открыв глаза, он вскрикнул, увидев, что клетки их внезапно наводнили призраки, прежде неподвижно дожидавшиеся за прутьями.

Сердце кардинала сжалось от страха, но на смену ему тут же пришло что-то вроде облегчения. Все наконец завершилось — и пустое ожидание, и боязнь быть казненным, и, более того, тревога, что им удастся избежать наказания.

— Отстаньте от меня, будьте вы прокляты! — закричал Барбаден. — Проваливайте, я сказал!

Тогандис молча наблюдал за тем, как мертвецы окружают бывшего губернатора Салинаса, спеша поучаствовать в его уничтожении. Слово «призраки» уже не слишком им подходило, поскольку они больше не были бесплотными существами, сотканными из туманного света, — их когти теперь вполне могли пронзить кожу, а зубы позволяли им сдирать плоть с костей.

Барбаден зашелся в вопле, когда погубленные им люди вначале исцарапали его лицо, а потом повалили на пол и начали рвать на части. Прежде всего он лишился глаз, выдранных из глазниц холодными мертвыми руками.

Существа срезали кожу с его лица, по ниточкам повыдергали мышцы, обнажая кости. Бывший губернатор отчаянно молотил руками и ногами, наполняя своими воплями тюремные покои, а мертвецы тем временем протянули окровавленные когти к его животу.

Как зачарованный, Тогандис с ужасом наблюдал за тем, как мстительные духи рвут Лито Барбадена на лоскуты, раздирая его плоть и дробя кости.

Еще несколько мгновений — и все было кончено; в камере не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало человеческое тело. Одна лишь истерзанная требуха, глубокая лужа крови да осколки костей.

Мертвецы повернули головы к Шейво Тогандису.

— Делайте, что считаете правильным, — произнес он, а когда мертвецы приблизились и протянули руки к его глазам, добавил: — Я прощаю вас.

Уриил понял, что все закончилось.

Мертвенный свет в глазах предводителя бескожих померк, и в Палатах Провидения воцарилась неожиданная тишина. Умолкло завывание призраков, начал развеиваться светящийся туман. Уриил испытал ни с чем не сравнимое облегчение, когда призраки отправились в последний путь, обретя наконец возможность раствориться в варпе.

Уныние, окутывавшее Салинас, исчезло в одно мгновение, и Уриил понял, что даже не осознавал, насколько оно давило на него, пока не пропало.

Затем он услышал хриплый вздох, донесшийся со стоявшей возле него койки, и посмотрел на Сильвана Тайера — машины, поддерживавшие жизнь в его теле, начали со скрежетом останавливаться. Ритмичный механический гул затихал, пока не остался лишь тонкий монотонный писк, который мог значить только одно.

Сильван Тайер умер, а вместе с ним — и угроза для Салинаса.

Рана в ткани реальности схлопнулась, как только ее перестало поддерживать сознание бывшего лидера Сынов Салинаса.

Уриил сделал глубокий вдох, очищая легкие, и огляделся, уверяясь, что это не очередное видение и что все действительно завершилось. Рядом стоял Пазаний, на полу, опираясь на единственную руку, сидел Леодегарий, силившийся сохранять вертикальное положение.

Хирон, прихрамывая, направился к своему командиру, а внимание Уриила тем временем переключилось на предводителя бескожих. Последний из племени, он неуверенно покачивался и озирался, словно просыпаясь после долгого и тяжелого сна.

Его заплывшие, мокрые от слез глаза посмотрели на Уриила, а затем вожак, издавая раздирающий сердце стон, рухнул на колени, прижимая когтистые ладони к вискам и бормоча что-то о том, что это он во всем виноват. Грудь гиганта сотрясалась в рыдающих всхлипах, и Уриил уже в который раз испытал глубокое сожаление, что все закончилось именно так.

Хирон вдруг устремился к предводителю бескожих, поднимая штурмболтер, но Уриил покачал головой.

— Опусти, — сказал он. — В этом больше нет необходимости.

Хирон посмотрел вначале на согнувшегося в рыданиях мутанта, потом на капитана Ультрамаринов и, кивнув, возвратился к Леодегарию.

Уриил присел возле вожака, чье тело удивительно быстро вернуло себе прежние пропорции. Плоть великана была настолько иссечена мечами и изъязвлена воронками от болтерных попаданий, что казалось просто невероятным, что он еще жив. Предводитель был все еще огромен, но, лишившись подпитки энергией мертвецов, стал казаться куда меньше, уязвимее, а главное — бесконечно несчастным.

— Что будем делать? — спросил Пазаний.

Уриил перевел взгляд на товарища.

— Иди, проводи Леодегария и Хирона, — произнес капитан. — У меня тут еще осталось одно дело.

— Уверен?

— Абсолютно, — кивнул Уриил.

Пазаний, видимо, хотел что-то возразить, но непреклонность, прозвучавшая в голосе капитана, вынудила его отвернуться и отойти.

Уриил же протянул руку и опустил ладонь на плечо предводителя бескожих. Слишком поздно космодесантник вспомнил о том, какую боль причиняют мутанту подобные прикосновения, но никакой реакции не последовало.

Встав на колени возле гиганта, Уриил ждал, пока тот выплачется.

— Капитан Вентрис, — раздался голос за его спиной, и, обернувшись, Ультрамарин увидел Леодегария. Серый Рыцарь снял шлем, открыв бледное изможденное лицо, свидетельствующее, насколько тяжело далась ему эта битва и боль жестокой травмы. — Когда закончите здесь, возвращайтесь во дворец, — произнес он. — Надо решить, как вернуть вас на Макрагге.

— Обязательно, — пообещал Уриил.

Серый Рыцарь протянул уцелевшую руку, и Ультрамарин посмотрел на предмет, который тот в ней сжимал.

— Думаю, вам это пригодится, — сказал Леодегарий, и капитан кивнул.

— Спасибо, брат Леодегарий, — произнес Уриил. — Для меня было честью сражаться рядом с вами.

— Нет, — возразил Серый Рыцарь, — это было честью для меня.

Леодегарий, Пазаний и Хирон вышли из палаты, оставив Уриила наедине с предводителем бескожих. Существо, которое капитан пытался спасти от жизни, полной лишений и смерти, стояло на коленях возле койки человека, поработившего и его, и все племя, и рыдало.

Уриил даже не пытался представить себе, насколько ужасными должны быть воспоминания вожака о том, как его принуждали к тому, что было сделано, так что не стал нарушать скорбь великана пустыми словами.

Наконец мутант поднял голову, и взгляд его сосредоточился на Урииле.

— Бескожие поступали плохо, — сказал гигант.

— Нет, — произнес капитан, — вся эта ненависть и убийства не на вашей совести.

— Неправда. Это все мы. Моя рука в крови. Бескожие плохие.

— Нет, — повторил Уриил, — бескожие — хорошие. Вас просто использовали. Вы не виноваты.

— Теперь Император ненавидит нас еще сильнее.

— Он не ненавидит вас, — сказал Уриил. — Император любит тебя. Посмотри.

Капитан махнул рукой в сторону висящей на стене кованой стальной аквилы, от поверхности которой отражались первые лучи рассвета, заставляя священный символ переливаться серебром.

Вожак посмотрел на распростершего крылья металлического орла и заметил в нем свое отражение. Сам Уриил, глядя туда, увидел, как начищенная до зеркального блеска поверхность аквилы вдруг подернулась рябью, и глазам космодесантника предстал образ совсем юного красивого мальчишки, на лице которого засверкала озорная улыбка.

Увидев это, предводитель испустил радостный крик:

— Император любит меня!

Уриил тем временем встал у него за спиной и поднял пси-пушку, полученную из рук Леодегария.

— Да, Император любит тебя, — подтвердил Ультрамарин, нажимая на спусковой крючок.

Путь долог и тернист, зато ведет из ада на свет.

«Громовой ястреб» накренился, совершая маневр, предписанный ему наземным пунктом слежения. Уриил выглянул в боковой иллюминатор грохочущего десантно-штурмового корабля, наблюдая за тем, как мимо проносятся ослепительно-белые снежные шапки скал, окутанные облачными одеяниями.

С того дня, когда они сражались в Палатах Провидения, минуло уже несколько недель, но его тело и душа все еще не до конца оправились от пережитого на Салинасе. Конечно, раны Уриила вполне зажили, и все же он никак не мог выбраться из трясины меланхолии, овладевшей им с той самой минуты, как он выстрелил из пси-пушки.

Он понимал, что это был единственно возможный выход, что дни жизни вожака бескожих должны были прерваться там, на Салинасе, и что вполне правильно, если сделал это именно тот, кто привел племя на планету.

Как только Сильвана Тайера не стало, исчезло и давление мертвецов на умы живущих, и в Барбадусе вдруг воцарилось странное спокойствие (впрочем, куда страннее было то, что по-прежнему использовалось именно это название). А когда народ известили о гибели Лито Барбадена, спокойствие тут же сменилось всеобщим ликованием.

Так повернулись дела, что весь тот день был весьма богатым на новости.

По приказу и под присмотром Серых Рыцарей власть над планетой перешла к Дарону Нисато, ставшему новым имперским управляющим. Разумеется, это известие было воспринято с куда меньшим энтузиазмом, нежели сообщение о смерти Лито Барбадена, но местное население весьма одобрительно отнеслось к тому факту, что главным доверенным лицом нового губернатора станет Паскаль Блез.

Конечно, до благоденствия Салинасу было еще далеко, но Уриил был уверен, что планета все-таки оставила ведущий к гибели курс и что у ее населения наконец появилась возможность отбросить былую вражду, чуть не закончившуюся весьма трагично.

Это уже было больше, чем многие в галактике могли мечтать.

Как только контроль Империума над планетой был восстановлен, Леодегарий проводил Ультрамаринов к ожидающему их на эспланаде перед дворцом челноку и пожелал доброго пути.

— И помни о Башне, — посоветовал Серый Рыцарь. — Она напоминает нам, что, если мы используем свои знания и силу во зло, нас ждет неминуемая расплата.

Попрощавшись с Лукасом Урбиканом и Дароном Нисато, Ультрамарины взошли на борт челнока, чтобы навсегда покинуть Салинас.

Уриил откинулся назад, прислонившись спиной к борту челнока и ощущая, как ему через металл передается ритмичная вибрация двигателей. Он уже и не мечтал, что этот полет однажды состоится, а потому прикрыл глаза, боясь, что все это может вдруг оказаться всего лишь сном.

Вместе с ним в транспортном отсеке десантно-штурмового корабля разместилось девятнадцать комплектов брони, принадлежащих Сынам Жиллимана. Сам Уриил сейчас был облачен в бледно-синий хитон и держал на коленях меч. Со дня битвы в Палатах Провидения капитан ни разу не надевал позаимствованные доспехи, поскольку понимал, что будет оскорбительным носить их без крайней надобности.

Каждый комплект был собран и пристегнут к скамье «Громового ястреба» так, словно все еще вмещал в себе живого, дышащего космического десантника. Орден Сынов Жиллимана уже получил извещение о том, что доспехи скоро будут им возвращены, чтобы и далее защищать боевых братьев.

Открылась дверь, ведущая в кабину пилота, и в отсек вошел Пазаний. В отличие от Уриила он был облачен в полный комплект брони, а на лице его сверкала довольная улыбка.

— Тебе бы понравилось посмотреть на все это из кабины, — заметил сержант.

Уриил улыбнулся в ответ, поднялся со скамьи и пересек транспортный отсек. Пригнув голову, он вошел в кабину, наполненную ярким солнечным светом и игрой теней, перетекавших с места на место, пока пилоты закладывали вираж, пикируя в отвесное ущелье, стены которого сверкали отложениями кварца.

— Смотри, — сказал Пазаний, указывая куда-то за пределы бронированного лобового стекла.

Там, впереди, на самой вершине скалы сверкал в солнечных лучах облачный замок, воздвигнутый словно из золота и серебра.

Уриил вдруг понял, что не может сдержать ни взволнованного дыхания, ни слез, покатившихся по его щекам при виде мраморных башен, мозаичных куполов и высоких стен, воздвигнутых из люминесцентных блоков.

— Крепость Геры, — произнес Пазаний, также не сдерживая слез.

— Дом, — добавил Уриил.

Жатва черепов

Прокатившись по полу, голова, наконец, остановилась, и остекленевшие глаза воззрились на завсегдатаев таверны. Молниеносный удар ребром ладони, столь же смертоносным, как и лезвие меча, — и голова задиристого воина отделилась от шеи еще до того, как с губ сорвалось последнее дерзкое слово.

Но тело продолжало стоять: убийца удерживал его в вертикальном положении, ухватив за край заляпанного алым нагрудника рукой, обтянутой грубой серой кожей. Под головой скопилась лужа крови; еще одна лужа натекла из обрубка шеи. Ноги трупа вдруг задергались, словно покойник и после смерти не терял надежды избежать ужасной участи. Убийца, разжав кулак, отвернулся, и тело с грохотом рухнуло на покрытый слоем золы и пыли пол.

Как только шоу закончилось, постоянные посетители таверны вернулись к своим кружкам и интригам, потому что в подобных местах собирались только те, кто вынашивал планы мести, убийства, разбоя и насилия.

Хонсю из Железных Воинов не был исключением, и демонстрация смертоносного мастерства, только что проведенная его чемпионом, должна была стать первым шагом к исполнению его собственных грандиозных замыслов.

В таверне пахло заговорами, прогорклым жиром и дымом, клубы которого поднимались к массивным стропилам, судя по их виду, когда-то бывшим частью космического корабля. Стены из неровных глиняных кирпичей венчали листы гофрированного железа, и сквозь прорехи и пулевые отверстия в крыше внутрь таверны падали тонкие лучи резкого света, обжигающе-белого, как свет мендренгардского солнца.

Убийца слизнул кровь с ладони, и Хонсю усмехнулся, заметив, что так хорошо знакомые серые глаза чемпиона, равно как и все его напряженное тело, по-прежнему охвачены желанием убивать. Существо называло себя Свежерожденным и носило тусклый доспех цвета вороненого железа. Края наплечников были отмечены желтым и черным, а с широких плеч существа спадал плащ из грубой материи цвета охры. Оно всем походило на одного из Железных Воинов — за исключением лица: неплотно прилегающая к мышцам маска из украденной кожи в точности повторяла черты человека, которого Хонсю надеялся когда-нибудь убить. Сшитое из кожи умерщвленных пленников, лицо Свежерожденного было личиной убийцы, сокрытого тьмой, ночного кошмара, призрака, что ходит под покровом тени и преследует трусов во сне.

Существо обернулось к Хонсю, и тот почувствовал отзвук восхитительно приятного возбуждения, что вызывал в нем вид мертвого тела на полу.

— Отличная работа, — похвалил Хонсю. — Жалкий ублюдок даже не успел договорить оскорбление.

Пожав плечами, Свежерожденный сел за стол напротив него.

— Он никто. Просто солдат-невольник.

— Да, но кровь из него текла не хуже, чем из любого первого встречного.

— И теперь его хозяин может захотеть встретиться с тобой, — заметил Свежерожденный.

— Хорошо, что он сдох сейчас — мы могли бы его завербовать, и он подвел бы нас в бою, — подал голос Кадарас Грендель, сидевший напротив, и осушил жестяную кружку с выпивкой. — Если в ближайшие несколько дней нам предстоит встреча с серьезным соперником, не хочу, чтобы под ногам путались неудачники.

Грендель был настоящим зверем, закованным в доспех убийцей, которого радовали только смерть и страдания других. Когда-то он сражался в армии одного из Кузнецов Войны, противостоявших Хонсю на Медренгарде, а когда тот был разбит, переметнулся на сторону победителя. Несмотря на это, Хонсю знал, что верность Гренделя можно купить только обещанием резни и что он не более предан хозяину, чем голодный волк на цепи. Шрамы не оставили на его лице живого места, а коротко подстриженный ирокез довершал образ безжалостного воина.

— Уж поверь, — заговорил воин, сидевший рядом с Гренделем, — Жатва Черепов быстро избавляется от сорной травы. До конца доживают только самые сильные и жестокие.

Хонсю кивнул.

— Тебе лучше знать, Ваанес, — ты же бывал здесь раньше.

Ардарик Ваанес, носивший черный, как ночь, доспех Гвардии Ворона, был полной противоположностью Гренделю: гибкий, элегантный, красивый. Его длинные темные волосы были стянуты в хвост, на правильно очерченном лице выделялись прикрытые тяжелыми веками глаза, а на щеках красовались ритуальные шрамы.

С тех пор, как Хонсю предложил бывшему десантнику из Гвардии Ворона присоединиться к его войску, чтобы обучать Свежерожденного, Ваанес сильно изменился. Хонсю никогда до конца не верил, что бывший солдат Лже-Императора может полностью отказаться от клятв верности прежнему хозяину, но рассказ Гренделя о действиях Ваанеса на орудийной платформе на орбите Тарсис Ультра не оставлял повода для сомнений.

— Бывал, — признал Ваанес, — и не могу сказать, что счастлив сюда вернуться. Если оказался здесь, то готовься к худшему — особенно когда идет Жатва Черепов.

— Как раз к худшему мы и готовы, — ответил Хонсю, поднял оторванную голову и поставил ее на стол перед ними. На мертвом лице застыло удивленное выражение; интересно, когда голова покатилась с плеч трупа, оставалось ли в ней еще жизнь, чтобы увидеть, как вращается вокруг нее таверна? Влажная кожа мертвеца приобрела восковой оттенок, а на лбу виднелось клеймо в форме красного черепа, выжженное поверх татуировки в виде восьмиконечной звезды. — Ведь именно поэтому мы здесь и поэтому я приказал Свежерожденному убить этого типа.

Как и его воины, Хонсю сильно изменился с тех пор, как на Гидре Кордатус началось его восхождение к власти. Он обзавелся удивительной серебряной рукой и в результате взрыва лишился всей левой половины лица, включая глаз. Теперь глаз заменил аугметический имплантант, но как бы сильно ни изменилась его внешность, Хонсю понимал, что главные перемены произошли внутри.

Ваанес потянулся к голове и поднял ее так, что капли крови упали на его латные перчатки. Хонсю заметил, как расширились глаза воина при прикосновении к мертвой плоти, как раздулись ноздри, уловив запах смерти, как внимательно пальцы ощупывали холодную кожу.

— Это один из бойцов Паштока Улувента, — констатировал Ваанес.

— Кого-кого?

— Он поклоняется Богу Крови, — ответил Ваанес, развернул голову и указал на клеймо на лбу. — Это его метка.

— Влиятельная фигура? — спросил Грендель.

— Более чем. Он много раз приезжал на Жатву Черепов, чтобы набрать воинов в свою банду.

— И ему удавалось победить?

— Претенденты, не сумевшие победить в Жатве Черепов, не выживают, — сказал Ваанес.

— Убив одного из его людей, мы наверняка привлечем его внимание, — заметил Хонсю.

— Кажется, уже привлекли. — Грендель кивнул в сторону входа и широко улыбнулся в кровожадном предвкушении.

К их столу уверенным шагом направлялся воин в доспехе, когда-то выкрашенном в черное с желтым, но теперь так сильно испачканном кровью, что броня приобрела темно-бордовый цвет с оттенком ржавчины.

Грендель потянулся за оружием, но Хонсю остановил его, отрицательно качнув головой.

Шлем воина венчали рога, а из-под визора торчали два длинных клыка. Хонсю не мог определить, были ли это просто украшения доспеха или же часть тела воина. Тот же символ, что был на голове убитого, украшал и нагрудник новоприбывшего, а его хриплое дыхание походило на рык хищного зверя. Он был вооружен топором, с бронзового лезвия которого капала кровь, а металл светился тусклым огнем кузнечного тигля.

Перевернув топор лезвием вниз и опершись на него одной рукой, кулаком другой воин ударил себя в грудь:

— Я Восок Далл, слуга Трона Черепов, и я пришел, чтобы забрать твою жизнь.

Хонсю понадобилось всего мгновение, чтобы оценить противника. Восок Далл когда-то был Астартес — из ордена Косы Императора, судя по эмблеме из двух перекрещенных кос на его наплечнике, — но теперь убивал во имя кровожадного бога, больше всего ценящего войну и смерть. Он наверняка силен и умел, и в жажде воинских славы и почестей переплюнет даже тех, кто еще сражается за Империум.

— Я думал, твоему Ордену пришел конец, — сказал Хонсю, поднимаясь. — Разве тираниды не превратили твою планету в безжизненную скалу?

— Ты говоришь о событиях, которые тебя не касаются, червяк, — огрызнулся Далл. — Я пришел убить тебя, а потому готовься к бою.

— Вот так всегда, — Хонсю покачал головой. — Всегда вы, последователи Бога Крови, повторяете одну и ту же ошибку. Вы слишком много болтаете.

— Тогда хватит разговоров, — сказал Далл. — Дерись.

Хонсю не стал тратить время на ответ и просто схватил со стола свой топор. Черное гладкое лезвие блестело и, казалось, впитывало в себя весь свет, по неосторожности коснувшийся его поверхности.

Он двигался быстро, но Далл оказался еще быстрее и успел поднять свое оружие, чтобы блокировать атаку, а затем занес топор для удара, способного раскроить врага надвое. Хонсю пригнулся, ударил древком топора Далла в живот и быстро отступил в сторону, укорачиваясь от обратного удара. Лезвие противника прошло в каких-то миллиметрах от его головы, и он почувствовал яростный жар, исходивший от созданного варпом оружия.

Далл бросился в атаку, и Хонсю двумя руками взялся за топор и перешел в более широкую стойку. Воин Кровавого Бога двигался быстро, от его полного ненависти рева содрогались стены, но Хонсю сражался и с более страшными врагами — и выжил.

Он сделал шаг навстречу атаке и резко поднял руку, чтобы блокировать удар; топор Далла рухнул вниз, и лезвие глубоко вонзилось в предплечье. Как и у Свежерожденного и Гренделя, доспех Хонсю был традиционного для Железных Воинов цвета необработанного железа, но рука, остановившая оружие Восока Далла, на этом фоне выделялась своим чистым, сверкающим серебром.

Далл крякнул от удивления: он явно привык к тому, что после удара его топора жертва падала и больше не поднималась.

Это удивление стоило ему жизни.

Воин безуспешно попытался высвободить глубоко засевшее оружие, и Хонсю, широко замахнувшись, вогнал блестящее, как черное зеркало, лезвие своего топора противнику в голову. Пройдя сквозь шлем и череп, лезвие рассекло шею и половину грудины.

Далл упал на колени и начал заваливаться на бок, своим весом увлекая Хонсю за собой. Тело его содрогнулось: злой дух, рожденный варпом и заточенный в оружии победителя, добрался до его души и забавы ради разорвал ее на части. Из расколотого черепа багровым потоком хлынула кровь, но даже после того, как душа Далла перестала существовать, его рука все так же крепко сжимала оружие.

Вокруг того места, где топор Далла погрузился в протез, заменявший Хонсю руку, возникло тонкое оранжевое свечение, похожее на пламя ацетиленовой горелки, и полумесяцем прошло по лезвию, отрезая его. Огненное сияние, оживлявшее его, потухло, и его энергия перешла в оружие Железного Воина. Несмотря на удар, поверхность протеза оставалась такой же гладкой, как будто он только что вышел из кузницы серебряных дел мастера. Хонсю не знал, да и не хотел знать, откуда берется эта способность искусственной руки восстанавливаться — главное, что она в очередной раз спасла ему жизнь. С видом победителя стоя над трупом Восока Дала, он выпрямился в полный рост, и завсегдатаи таверны с интересом воззрились на него.

— Я — Хонсю из Железных Воинов! — проревел он, подняв топор высоко над головой. — Я пришел на Жатву Черепов и я никого не боюсь. Пусть любой, кто считает себя достойным присоединиться ко мне, приходит в мой лагерь. Ищите знамя с Железным Черепом у северного утеса.

Он уже направлялся к выходу, когда из-за одного из столов поднялся мужчина в потрепанном бронежилете; из-под каски, которую носили солдаты Имперской Гвардии, глядело грубое лицо, а на плече висела длинноствольная винтовка.

— Все командиры, которые заявляются сюда, утверждают, что у них есть план, — сказал гвардеец. — Чем отличаешься ты? Большинство из них никогда больше не возвращаются — так почему я должен сражаться за тебя?

— Как твое имя?

— Хаин. Хаин Петтар.

— Потому что я намерен победить, Хаин Петтар.

— Все так говорят, — возразил Петтар.

Подняв топор на плечо, Хонсю ответил:

— Они говорят — а я сделаю.

— Ладно, и с кем же ты собираешься воевать, если выживешь в Жатве?

Хонсю ухмыльнулся.

— Мой крестовый поход сожжет миры Ультрамара.

— Ультрамара? — переспросил Петтар. — Да ты спятил: это чистое самоубийство.

— Может, и так, — ответил Хонсю, — а может, и нет. Но если это не достойная цель,

то в этой галактике не осталось ничего, ради чего стоит жить.

Город в горах переполняли еле сдерживаемые напряжение и угроза. Воины всех мастей и достоинств заполнили улицы, переулки и площади, зажатые между ветхих домов, кое-как сложенных из кирпичей и всяческого мусора. Жатва Черепов должна была вот-вот начаться, и горожане, еле сдерживая нетерпение, то и дело тянулись к рукоятке пистолета или к обшитому кожей эфесу меча. Угроза и опасность витали в воздухе, как электрические разряды, и Хонсю улавливал их так же ясно, как адепт Цицерин, преобразившийся магос, видел течения варпа. В любую секунду могла пролиться кровь — впрочем, это было бы в порядке вещей.

Небо тускло светилось, озаряемое вихрем всполохов, похожих на полярное сияние безумных расцветок. В глубине смерчей сверкали молнии, и Хонсю с трудом заставил себя оторваться от радующего глаз зрелища. Только те, кто не знал опасностей варпа, осмеливались долго смотреть в бездну, скрывавшуюся за небесами; он улыбнулся, вспомнив, как однажды его плоть чуть не стала домом для одного из существ, обитавших в глубине этого зловещего калейдоскопа цветов.

Немощеные улицы, протянувшиеся по склону горы, заполнили толпы людей, и Хонсю вглядывался в лица прохожих: кто-то мог быть старым врагом, кто-то — новым соперником или просто воином, решившим сделать себе имя на убийстве таких, как он. Уличные торговцы и знахари-шарлатаны заполонили город, и в воздухе витали странные запахи, хор голосов монотонным речитативом расхваливал развлечения и товары, которые можно было найти только в сердце Мальстрима: флекты с кошмарными видениями; демонические клинки; плотские утехи в компании преображенных варпом куртизанок; наркотические экстракты из нематериальных сущностей обитателей пустоты; обещания вечной юности.

Здесь были и пираты, сбившиеся в чванливые шайки, и родовые кланы наемников, и неприкаянные изгои; то тут, то там на углу улицы виднелся одинокий воин, похвалявшийся своей удалью и охотно демонстрировавший свои навыки. Серокожий локсатль взбирался по кирпичной кладке темной башни, и его оружие само изменяло положение и наводку. Облаченный в мантию скиф занимался дистилляцией яда на потеху зрителям, а рядом несколько мужчин и женщин устроили показное сражение на мечах и топорах. Другие хвалились мастерством в обращении с огнестрельным оружием, стреляли по летающим мишеням и показывали прочие чудеса меткости.

— Ну что, нравится кто-нибудь? — спросил Грендель, кивая в сторону участников показательных выступлений.

Хонсю отрицательно покачал головой.

— Нет, это просто отребье. По-настоящему умелые воины не станут выставлять себя на показ так сразу.

— Себя мы уже выставили.

— Мы тут новички, — объяснил Хонсю. — Я хочу, чтобы обо мне заговорили, но теперь пусть этот Пашток Улувент создает мне репутацию, напав на нас.

— То есть ты специально заставил меня убить того человека, чтобы спровоцировать ответное нападение? — поинтересовался Свежерожденный.

— Именно так. Я хочу, чтобы все воины, собравшиеся здесь, услышали обо мне и прониклись уважением, но я не могу вести себя, как эти дураки, и кричать повсюду, как я велик. Пусть за меня это сделают другие.

— Если только мы переживем месть Улувента.

— Действительно, если, — признал Хонсю. — Но я никогда и не говорил, что эта затея обойдется без риска.

Они пробирались по улицам города, проходя через районы, погруженные в гнетущую тьму, залитые опаляющим светом или наполненные пустотой, в которой тонули все звуки и каждый шаг, казалось, был длиною в жизнь. После Медренгарда, расположенного в глубине Ока Ужаса, хаотичная изменчивость миров, затронутых варпом, уже не могла удивить Хонсю, но непостоянная, прихотливо меняющаяся обстановка раздражала.

Он посмотрел вверх, на вершину горы, где, подобно гигантской черной короне, раскинулась могучая цитадель правителя этого мира. Высеченная в горной породе, цитадель проникла в саму вершину, превратив ту в колоссальных размеров твердыню, откуда ее хозяин мог планировать смертоносные атаки на весь сектор.

Изогнутые стены редутов и выступы бастионов, расположенные под наиболее эффективным углом, врезались в скальный массив, защищая верхние подступы к крепости, а ряды колючей проволоки, подобно непроходимому полю без конца и края, перекрывали все пути к огромному, утыканному железными шипами барбакану.

Вид столь внушительной крепости наполнил Хонсю восхищением, понятным любому Железному Воину.

Хорошо укрепленные башни стояли на защите цитадели, и их орудия были способны сбить даже самый крупный космический корабль и вдребезги разбить любую армаду, посмевшую напасть на эту планету.

Халан-Гол даже в лучшие времена не мог похвастаться столь внушительным вооружением.

Ардарик Ваанес склонился к Хонсю и, указав на нацеленные в небо орудия, заметил:

— Большие пушки не знают усталости — так он, кажется, всегда говорит?

— Рассказывают, что да, — согласился Хонсю, — но если жизнь на Медренгарде меня чему и научила, так это тому, что крепости неподвижны, и штурм — только вопрос времени. Это место впечатляет, это точно, но моя карьера строителя крепостей окончена.

— Не думал, что когда-нибудь услышу от Железного Воина, что он устал от крепостей.

— Не устал, Ваанес, — возразил Хонсю, ухмыльнувшись. — Просто теперь я буду направлять свои силы на их разрушение.

Хонсю разместил своих воинов на северном утесе — месте, самой природой защищенном с трех сторон отвесными скалами, обрывавшимися в пропасть глубиной в несколько километров, до самой долины внизу. В обычных обстоятельствах такая позиция плохо подходила для укреплений, так как ее легко было блокировать, но Хонсю не собирался здесь задерживаться дольше, чем необходимо. Его отряд очистил утес от прежних обитателей, и пленников после жестокой перестрелки в качестве жертвоприношения богам просто сбросили вниз, навстречу их судьбе.

Под знаменем Железного Черепа выросла временная крепость — система непритязательных укрытий из туров, сооруженных из проволочного каркаса и прочной ткани, с песком, землей, камнями и щебнем в качестве наполнителя. Линия, сложенная из таких массивных габионов, протянулась по всей ширине утеса, но еще предстояло возвести из этого же материала несколько башен для установки тяжелых орудий.

На самом деле это была, скорее, просто заградительная стена, нежели настоящий форт, и эта позиция не шла ни в какое сравнение с цитаделями даже самых захудалых Кузнецов Войны на Медренгарде; но и ее Хонсю постарался укрепить, насколько возможно, чтобы продержаться в течение всей Жатвы Черепов.

При приближении Хонсю и его спутников адамантиевые ворота распахнулись, и орудия, расположенные на приземистых башнях по обе стороны ворот, держали их на прицеле, пока прибывшие не вошли внутрь. На стенах несли караул два десятка Железных Воинов, чьи доспехи в суровом, переменчивом климате планеты покрылись пылью и царапинами. Другие воины отряда Хонсю были расставлены по всему лагерю, а часть осталась на «Поколении войны» — древнем и славном корабле, который доставил их на этот мир и теперь ждал на орбите среди прочих флотилий.

Хонсю направился прямиком к шатру из стальных листов, возведенному в центре лагеря и дополнительно защищенному глыбами заполненных землей габионов. Над шатром трепетало и хлопало на ветру знамя, и казалось, что Железный Череп глумливо ухмыляется, вызывая всю планету на бой. Грендель, Ваанес и Свежерожденный последовали за ним мимо двух караульных у входа в шатер, облаченных в массивную терминаторскую броню. Оба гигантских стражника были вооружены длинными копьями с изогнутыми наконечниками и в своих доспехах более всего походили на статуи из металла, столь же непреклонные, как и их сердца.

Внутри стены шатра украшали звездные карты с изображениями рукавов галактики, орбит планет и диаграмм, а также различные сакральные символы, начертанные на фрагментах бледной кожи — как человеческой, так и снятой с ксеносов. В центре стояла железная кровать, а вокруг нее — металлические ящики, заполненные книгами и свитками. Три дымящиеся жаровни наполняли шатер густым масляным ароматом, который, как считалось, привлекает внимание богов.

Хонсю поставил топор на стойку для оружия и налил себе в кубок воды из медного кувшина. Не предложив напиться своим спутникам, он сделал долгий глоток, прежде чем повернуться к ним.

— Итак, что вы думаете о нашей первой вылазке?

Грендель сам наполнил себе чашу и заметил:

— Неплохо, хотя жаль, что убить никого не удалось. Если этот Пашток Улувент такой же сумасшедший, как и прочие служители Кровавого Бога, которых я встречал, тогда нам недолго ждать его ответного хода.

— Ваанес, твое мнение? Ты уже участвовал в Жатве — что должно случиться дальше?

— Вначале тебя призовут засвидетельствовать почтение в цитадель, — сказал Ваанес, наугад беря одну из книг из ближайшего к кровати ящика. — Затем настанет день жертвоприношений, после чего начнутся поединки.

— Почтение, — сплюнул Хонсю. — Какое мерзкое слово. Я никому не оказываю почтение.

— Может, и так, — ответил Ваанес. — Но у тебя недостаточно власти, чтобы нарушать правила.

Хонсю кивнул, хотя все в нем восставало против необходимости кланяться и заискивать перед кем бы то ни было, пусть даже и пользующимся зловещей славой, как повелитель этого мира. Он выхватил книгу из рук Ваанеса и положил ее на кровать.

— А что будет после визита в цитадель и жертвоприношений?

— Потом начнутся убийства, — сказал Ваанес, глядя на него с недоумением. — Предводители различных отрядов бросают друг другу вызов, ставка — воины их банд. В большинстве случаев на эти вызовы отвечают их чемпионы, а сами главари вступают в битву, только когда ставки максимально возрастут.

— И эти вызовы завершаются боем один на один?

— Иногда, — ответил Ваанес. — Последний бой обычно именно так и проходит, но до этого поединок может принять какую угодно форму. Почти никогда точно не знаешь, с чем столкнешься, пока не выйдешь на арену. Я видел бои, в которые шли танки, видел, как дерутся насмерть голыми руками, бывают поединки с чудовищами-ксеносами и дуэли с применением псайкерских сил. Заранее не угадаешь.

— Значит, я все-таки кого-нибудь убью, — с нескрываемым удовольствием сделал вывод Грендель.

— Это я тебе могу практически гарантировать, — ответил Ваанес.

— Тогда мы должны выяснить, с кем нам предстоит драться, — сказал Хонсю. — Если мы собираемся добыть себе армию, надо знать, у кого мы ее заберем.

— И как, по-твоему, нам это сделать? — поинтересовался Грендель.

— Побродите по городу. Узнайте, что и как, посмотрите, кто прибыл, выведайте их сильные и слабые стороны. Не скрывайте, кому вы служите; можете раскроить пару-другую черепов, если понадобится. Грендель, знаешь, что делать?

— О да, — подтвердил Грендель с откровенным предвкушением во взоре. — Более чем.

Хонсю заметил взгляд, которым обменялись Ваанес и Свежерожденный, и с удовольствием отметил их замешательство. Не дело допускать, чтобы подчиненные были слишком уж хорошо осведомлены о планах командира.

— А теперь пошли прочь, мне надо заняться исследованиями, — приказал он, подбирая с кровати книгу, которую отобрал у Ваанеса. — До утра можете развлекаться, как хотите.

— По мне, так отличный план, — сказал Грендель и извлек из чехла нож с длинным лезвием.

Хонсю уже собирался повернуться спиной к своим подчиненным, но тут он заметил, что Свежерожденный склонил голову набок, словно прислушиваясь, а из-под его свободно сидящей кожи пробивается мерцающий свет, пульсирующий с каждым ударом сердца. За месяцы совместных сражений Хонсю научился распознавать это предупреждение.

— Враги идут, — сказал Свежерожденный, отвечая на невысказанный вопрос командира.

— Что? Откуда ты знаешь? — требовательно спросил Грендель.

— Чую кровь, — объяснил Свежерожденный.

Земля перед заградительной стеной лагеря Хонсю была усеяна трупами. Орудия, установленные на башнях и парапетах, выплевывали огнестрельные очереди, создавая сплошную завесу огня, косившего ряды облаченных в бронежилеты солдат, которые бросались на ворота без всякого страха. Все вокруг внезапно затопила тьма, словно ночь накрыла утес своим покровом, и темноту освещали лишь трепещущие языки пламени, отмечавшие столкновение двух сил.

Предупреждение Свежерожденного прозвучало как раз вовремя, и Хонсю успел собрать своих воинов на стенах примитивных укреплений, прежде чем орда орущих людей вырвалась из темноты и понеслась на них. Это было жалкое подобие штурмового отряда, разношерстная толпа человеческих отщепенцев всех мастей. У большинства на головах были железные маски или череполикие шлемы, а униформой — если таковая вообще присутствовала — им служили запятнанные кровью лохмотья, кое-как сшитые вместе наподобие кожи Свежерожденного.

Они бросились в атаку ревущей волной, паля по защитникам из всех мыслимых видов оружия. Лазерные разряды и пули попадали в стены или в керамитовые пластины брони Железных Воинов. Недостаток в мастерстве и тактической изобретательности нападающие с лихвой компенсировали неуемной, животной свирепостью.

Но для победы этого было совершенно недостаточно.

Четко скоординированные оружейные залпы рявкали снова и снова, и атакующие падали ряд за рядом. Их примитивные доспехи не могли выдержать удар реактивных болтерных снарядов, каждый из которых, как миниатюрная ракета, взрывался внутри грудной полости жертвы.

Тяжелые орудия на башнях прорезали кровавые борозды в толпе нападавших, но, казалось, жестокая резня только подзадоривает их, заставляя идти в атаку с еще большим фанатизмом, как будто их единственной целью было пролить как можно больше крови.

— Разве эти идиоты не понимают, что не смогут прорваться внутрь? — сказал Ваанес, хладнокровно стреляя. Разрывной снаряд взорвался под бронзовой маской машущего флагом безумца — тот мчался к воротам, даже не обнажив оружия.

— Кажется, им все равно, — ответил Хонсю, перезаряжая болтер. — Им не нужно вовнутрь, они должны сообщить, что нам брошен вызов.

— Думаешь, это люди Улувента? — спросил Грендель, которому такая односторонняя бойня доставляла явное удовольствие. Он позволил врагу приблизиться к своей секции стены и только тогда приказал своим воинам открыть огонь, и Хонсю видел, что он наслаждается убийством с такой близкой дистанции.

— Без сомнения, — ответил Хонсю.

— Он наверняка знает, что они все погибнут, — заметил Ваанес.

— Для него это не важно, — сказал Свежерожденный, стоявший за плечом Хонсю. Странная плоть существа все еще светилась, а глаза хищно мерцали. — И ему, и его богу все равно, из кого течет кровь. Заставив этих людей погибнуть зазря, Улувент показал нам, насколько он могуществен. Показал, что может позволить себе потерять стольких солдат без ущерба для себя.

— Умнеешь с возрастом, — похвалил Грендель и, ухмыльнувшись, хлопнул Свежерожденного по руке. Тот вздрогнул от прикосновения, и Хонсю понял, что существо ненавидит воина с ирокезом. Стоит запомнить этот нюанс на будущее, если с Гренделем возникнут проблемы.

Резня — битвой это было назвать нельзя — длилась еще около часа, прежде чем затихли последние выстрелы. Нападавшие не пожелали отступить и полегли все до последнего, устлав разорванными в клочья телами подступы к лагерю Железных Воинов.

Необычная тьма, сопровождавшая атаку, теперь рассеялась, словно с приходом рассвета, и Хонсю увидел, что через трупы к крепости пробирается одинокая фигура.

Грендель прицелился, но Ардарик Ваанес, положив руку на ствол болтера, заставил его опустить оружие.

— Что, черт побери, ты делаешь, Ваанес? — зарычал Грендель.

— Он не из людей Улувента, — ответил тот. — Его тебе убивать не следует.

— Много ты знаешь, — огрызнулся покрытый шрамами воин и обернулся к Хонсю за подтверждением приказа не стрелять. Тот коротко кивнул и повернулся к гостю, который приближался к воротам, не выказывая никакого страха перед наведенными на него орудиями.

— Кто он такой? — спросил Хонсю. — Узнаешь его?

— Нет, но я знаю, кого он представляет, — ответил Ваанес, указав на цитадель, угрожающе нависшую над горизонтом.

— Открыть ворота! Послушаем, что он скажет.

Взбираясь к горной цитадели по череде извилистых лестниц, ступени которых были вырезаны прямо в отвесных склонах горы, Хонсю, несмотря на проявленную ранее самоуверенность, испытывал некоторую тревогу. Посланник шел впереди, и его обутые в сандалии ноги отыскивали путь по крутым ступеням с такой уверенностью, будто он ходил этим маршрутом уже тысячу лет. Вполне вероятно, так оно и было.

Хонсю встретил эмиссара у ворот своей импровизированный крепости. Это был простой слуга, безымянный, одетый в мантию писца; он передал Хонсю футляр для свитков из черного дерева и с золотой инкрустацией в форме терний. Свиток, лежавший внутри, оказался всего лишь листом плотной бумаги, а не претенциозным куском человеческой кожи, как предполагал Хонсю. Прочитав убористый, похожий на печатный, текст, он передал свиток Ваанесу.

— Итак? — спросил он, когда тот ознакомился с содержанием послания.

— Нужно идти, — немедленно отозвался Ваанес. — Когда тебя призывает к себе властитель этого мира, отказ означает смерть.

Доставив послание, эмиссар повел их через грязные городские улицы к самому высокому из горных пиков, вверх по крутой лестнице, высеченной в скале. Хонсю взял с собой Ваанеса и Свежерожденного, а Гренделя оставил в лагере, поручив ему казнить раненых врагов и обезопасить крепость от повторной атаки.

Подъем был изматывающе труден даже для того, чьим мускулам помогал силовой доспех, и много раз Хонсю думал, что вот-вот сорвется вниз, но Свежерожденный помогал ему сохранять равновесие. Их путь проходил через предательски ненадежные подвесные мосты, вдоль узких уступов, внутри змеящихся туннелей, что, подобно лабиринту, пронзали горный массив, и мимо заграждений из колючей проволоки. Хонсю пытался запомнить дорогу, но внутренности цитадели, полные ложных ходов и поворотов, резко менявших направление под противоестественным углом, вскоре совершенно сбили его с толку.

Только в нескольких местах их путь проходил по поверхности, и Хонсю увидел, как высоко они забрались. Внизу сверкал, подобно темному алмазу, город, и под небом нездорово-багряного цвета факелы и костры усеяли склон горы, как блестки кварца. По всему городу разбили временный лагерь тысячи тысяч воинов, и Хонсю знал, что может стать их командиром, если предпримет нужные шаги.

Любая армия, набранная здесь, будет как лоскутное одеяло: разные стили боя, разные расы, разные характеры. Но это будет большая армия, и, что самое главное, ей хватит сил совершить намеченное. И если книги, которые он забрал из опутанных цепями библиотек Халан-Гола, раскроют свои секреты, у него будет кое-что еще более сильное, нежели просто армия, чтобы утопить миры Ультрамара в крови.

Чем выше они поднимались, тем сильнее Хонсю чувствовал, что планировка крепости заслуживает не просто сдержанного восхищения, а настоящего благоговения. Цитадель строил самый умелый и хитроумный из инженеров, но, в отличие от грубой функциональности творений Железных Воинов, здесь предпочтение отдавалось коварству и скрытности, воплощенных в самых смертоносных ловушках.

Наконец они вышли на закрытую эспланаду, окруженную колоннами, крышей ей служили листы металла, очевидно, снятые с корпуса космического корабля. Многочисленные столкновения деформировали и исцарапали металл, он почернел и прогнулся там, где когда-то испепеляющий огонь лазерных батарей пробил обшивку.

В конце эспланады виднелись исполинские, утыканные шипами ворота. Они были открыты, и сотня воинов в силовой броне выстроилась вдоль пути, ведущего внутрь. Доспехи воинов отличались друг от друга цветом и типом, некоторые были настолько древними, что в точности повторяли доспех, который носил сам Хонсю. Лишь одно было общим у этих воинов — неровный крест, нарисованный красным на левом наплечнике поверх символики их орденов.

Вслед за эмиссаром они прошли мимо этого строя, в котором были Саламандры, Повелители Ночи, Космические Волки, Темные Ангелы, Расчленители, Железные Руки и представители еще десятка орденов. С мрачным удовольствием Хонсю отметил, что среди них не было никого из Ультрамаринов; он сомневался, что в гарнизоне крепости был хоть один из лучших сынов Макрагга.

За воротами крепость превратилась в роскошный дворец, где золото и блистательные, вознесшиеся ввысь здания никак не сочетались со строгой сдержанностью внешних фортификаций. Хонсю эта обстановка показалась аляповатой и вульгарной, вся эта показная роскошь была полной противоположностью его вкусам. Этот дворец не мог быть домом военачальника; это было жилище человека развращенного и самовлюбленного. Но стоило ли этому удивляться: ведь именно чудовищное самомнение и мания величия когда-то стали причиной падения того, кто возвел эту цитадель.

Наконец они подошли к позолоченным дверям, в которые с легкостью мог бы пройти титан «Повелитель битвы»; створки дверей плавно распахнулись, и за ними открылся грандиозный тронный зал, отделанный молочно-белым мрамором и золотом. Из-за дверей доносился шум голосов и лязг доспехов, а когда Хонсю и его свита вошли вслед за эмиссаром в зал, в дальнем его конце они увидели гигантского линейного титана, замершего, как некая демоническая декорация, позади высокого трона на постаменте.

Под сводчатым потолком висело не меньше сотни трофейных знамен; в зале было не протолкнуться от собравшихся в нем воинов всех мастей.

— Я считал, приглашение предназначалось только нам, — сказал Хонсю.

— С чего бы это? — отозвался Ваанес. — Думал, ты особенный?

Хонсю проигнорировал злорадство Ваанеса и оставил ядовитые слова без ответа. Он действительно думал, что аудиенция назначена ему одному, но теперь ясно видел всю абсурдность такого предположения. Ведь это была Жатва Черепов, и, естественно, каждый из собравшихся здесь воинов полагал, что победителем станет именно он.

Тут и там в толпе виднелись рога, багрового цвета шлемы, блестящие лезвия топоров и мечей, инопланетные существа в сегментных доспехах, а над всем этим буйными красками пестрели штандарты, на многих из которых виднелся тот или иной знаменитый символ Темных Богов.

— Нам тоже нужно было принести знамя? — прошипел Хонсю, склонившись к Ваанесу.

— Можно было и принести, но на него бы это впечатления не произвело.

— В этой комнате страх, — сказал Свежерожденный. — Я чувствую, как он струится в этих стенах, подобно течениям варпа.

Хонсю кивнул. Даже он ощущал затаенное, гнетущее беспокойство, пропитавшее весь тронный зал. Сам трон — увитый терниями монолит из оникса, рядом с которым любой человек, даже Астартес, показался бы карликом — пока пустовал.

Инстинктивно почуяв опасность, Хонсю повернулся, и рука его метнулась к эфесу меча. Над ним нависла угрожающая тень.

— Ты Хонсю? — прогремел голос, похожий на грохот падающих могильных камней.

— Да, я, — ответил он и посмотрел вверх, в горящие, словно угли, глаза воина, облаченного в алый доспех: покрытая глубокими царапинами и опаленная пламенем битвы броня как будто состояла из переплетения обнаженных мускулов. Кости, спекшиеся в сплошную массу, образовали наплечники доспеха, на которых был вырезан символ в виде планеты, пожираемой зубастыми челюстями. На нагруднике из сросшихся ребер виднелся красный череп, выжженный поверх восьмиконечной звезды, и Хонсю сразу узнал того, кто стоял перед ним. На голове его был шлем, сделанный из черепа орка, при жизни наверняка бывшего немыслимых размеров; глаза воина, глядевшие из глубины этого черепа, светились сдержанной яростью.

— Пашток Улувент, я полагаю, — сказал Хонсю.

— Я Мясник Формунда, я кровавая буря в ночи, что приходит, чтобы забрать черепа святых для Хозяина Медного Трона, — провозгласил гигант; до Хонсю донесся запах свернувшейся крови, исходивший от его доспехов.

— Что тебе нужно? Разве ты потерял мало людей при попытке штурмовать мой лагерь?

— Просто кровавая жертва, — отмахнулся Улувент. — Объявление вызова.

— Ты позволил своим людям погибнуть, только чтобы бросить мне вызов? — Хонсю все не мог поверить.

— Они — ничто, просто пушечное мясо, с помощью которого я выражаю свое недовольство. А вот Восок Далл был одним из лучших воинов моего отряда, и за его смерть ты заплатишь собственной жизнью.

— Многие пытались меня убить, — ответил Хонсю, выпрямляясь во весь рост перед чемпионом Кровавого Бога, — но ни у кого пока не получилось, а они были посильнее, чем ты.

Улувент негромко рассмеялся — смех, в котором не было и следа веселья, прозвучал так, как будто доносился из пещеры на краю мира, — протянул руку и легонько постучал Хонсю по лбу.

— Когда начнется Жатва, ты и я встретимся на поле боя, дворняжка, и я украшу мой доспех твоим черепом.

Не дожидаясь ответа, Улувент развернулся и зашагал прочь. Только усилием воли Хонсю сдержал охватившую его ярость и не выстрелил тому в спину.

— Варп замерзнет, прежде чем это случится, — прошипел он, и в этот момент взревел боевой горн титана. Резкий, диссонирующий звук, в котором в разрядах статики смешался пульсирующий сигнал фанфары и воинственное рычание, эхом прокатился по залу, резонансом отозвался в колоннах и проник до самых костей каждого из воинов.

Хонсю моргнул, увидев, что трон у ног линейного титана уже не пустует. Сидел ли там кто-нибудь мгновением раньше? Он мог поклясться, что на троне из оникса только что никого не было, но теперь на нем восседал, наподобие древнего короля, колосс в алых с золотом доспехах. Нимб из клинков обрамлял пепельно-бледное, бескровное лицо, правая рука оканчивалась чудовищного размера когтями, лезвия которых были выпущены и мерцали, оживленные темной энергией; в другой руке величественного короля был огромный топор. Безжалостным взглядом он окинул собравшихся воинов, и невозможно было утаить хоть что-нибудь от этого проницательного взора. У плеча гиганта, обвившись вокруг вентиляционных отверстий его ранца, сидело непрестанно чирикающее, покрытое слизью существо, похожее на рептилию.

Горн титана внезапно смолк, и все глаза устремились на короля-воина на ониксовом троне. Каждый избранный в зале преклонил колено в почтении перед столь могущественным правителем.

Гурон Черное Сердце.

Тиран Бадаба.

Наконец Тиран заговорил, и голос его был рокочущим и властным. Это был голос, привыкший повелевать, голос, убедивший три ордена Адептус Астартес встать на его сторону и пойти против своих братьев. Голос воина, потерявшего больше половины тела и не только выжившего, но и ставшего после этого еще сильнее и смертоноснее.

Нехотя Хонсю признал, что Гурон производит впечатление.

— Я вижу голод на многих лицах, — сказал Тиран. — Я вижу командиров и корсаров, наемников и изгнанников, ренегатов и предателей. Меня не интересует, кем вы были до того, как пришли сюда, — в Жатве Черепов важно лишь, кто окажется сильнее.

Гурон Черное Сердце встал с трона и спустился к тем, кто собрался перед ним. Омерзительное существо на его плече шипело и плевалось, пигментация его пестрой шкуры непрестанно менялась, в одно мгновение превращаясь то в пятна, то в чешую. Черные глаза существа, лишенные всякого выражения, походили на драгоценные камни, но Хонсю чувствовал, что за ними скрывается быстрый и злой ум. Следом за Тираном шел воин в доспехе Астральных Когтей, бывшего ордена Гурона, светившийся изнутри темной силой, как будто то, что скрывалось под керамитовой броней, уже не было только человеком.

Рядом с воином шла высокая женщина поразительной внешности: ее черты были неестественно тонкими, как будто она до предела истощена. Гладко зачесанные темные волосы каскадом ниспадали до лодыжек, в глазах танцевали золотистые искорки, а изумрудного цвета мантия была так велика для ее хрупкого тела, что казалась снятой с чужого, более крепкого плеча. В руке ее был тяжелый посох из черного дерева с навершием в виде рогатого черепа, и с первого взгляда Хонсю признал в ней колдунью.

Глядя, как Гурон Черное Сердце идет сквозь толпу воинов, Хонсю заметил, что размеры его трона не были простой данью тщеславию: рядом с Тираном даже самые могучие из претендентов на победу выглядели ниже ростом.

Не удивительно, что пиратские флотилии, орудовавшие вдоль торговых путей вокруг Нового Бадаба, наводили такой ужас на капитанов имперских судов. Разбойники Черного Сердца нападали на миры трупа-Императора, а затем возвращались на принадлежавшие Тирану базы, рассеянные вокруг Мальстрима, принося ему награбленную добычу, рабов, оружие и, что самое главное, корабли.

Тиран шел через тронный зал в сопровождении своих телохранителей, и каждый на его пути заискивающе кланялся. Хонсю презрительно скривился:

— Они почитают его, как будто он бог.

— Для Нового Бадаба он и есть бог, — ответил Ваанес. — В его власти решать, кто из оказавшихся здесь будет жить или умрет.

— Я не в его власти.

— И ты тоже, — заверил Ваанес.

— Тогда я лучше буду держать свое мнение при себе.

Ваанес хмыкнул.

— Само собой, но значения это не имеет. Говорят, что эта тварь на его плече, Хамадрия, может заглянуть в самое сердце человека, а потом нашептывает самые темные секреты на ухо Тирану. Десятки лет ассасины Империума пытаются убить Черное Сердце, но никто не смог и близко к нему подобраться — Хамадрия издалека чувствует их мысли.

Кивнув в ответ на слова Ваанеса, Хонсю продолжал наблюдать за раболепными изъявлениями верности и почета, на которые не скупились самые разные командиры и капитаны корсаров. На другой стороне зала он увидел Паштока Улувента: тот тоже был выше такого подхалимства, вызывая в Хонсю еще большее к нему уважение.

Но затем взгляд Тирана остановился на нем самом, и он почувствовал, как кровь отливает от лица, а позвоночник холодной волной окатывает страх. Такие ощущения были Хонсю внове и они ему совсем не понравились. Тонкие губы Тирана растянулись в улыбке, обнажая заточенные до бритвенной остроты клыки, и Хонсю обнаружил, что совершенно беззащитен перед этим пронзительным взглядом.

Тиран направился к нему, заставив воинов расступиться; когти его огромной перчатки потрескивали, полные пагубной силы, а Хамадрия шипела в звериной ярости.

Внушительное телосложение Гурона было усилено кибернетической аугментацией и благословлением Темных Богов, так что теперь он был настоящим гигантом. Голова Хонсю доставала только до середины нагрудника Тирана, и, несмотря на уязвленную гордость, ему приходилось смотреть на повелителя Нового Бадаба снизу вверх. Ощущение было такое, как будто он был беспомощной добычей какого-то чудовищного хищника или редким насекомым, которого коллекционер собирается насадить на булавку. Взгляд Тирана сверлил его, пока Хонсю не показалось, что он больше не выдержит; затем Гурон обратил свой взор в сторону Свежерожденного и Ардарика Ваанеса.

— К нему прикоснулась первозданная сила варпа, — сказал Тиран, кончиками когтей заставив Свежерожденного приподнять голову. — Он силен и непредсказуем, но и очень опасен. А ты…

Последняя фраза относилась к Ваанесу. Забыв о Свежерожденном, Тиран лезвием топора развернул его к себе и кивнул, увидев на его наплечнике крест Красных Корсаров.

— Я знаю тебя, — сказал Тиран. — Ваанес, бывший десантник Гвардии Ворона. Теперь ты дерешься за кого-то другого?

— Именно так, милорд, — ответил Ваанес, склоняясь перед своим бывшим хозяином.

— За этого полукровку?

— Последний, кто меня так назвал, лишился жизни, — огрызнулся Хонсю.

Казалось, Тиран даже не пошевелился, но его когти молниеносно рванулись вперед и, пробив нагрудник доспеха, подняли Хонсю в воздух. Он чувствовал, как темный, холодный металл погружается в его грудь, но Тиран точно соизмерял силу своего удара.

— А последний, кто выказал мне неуважение в моем собственном тронном зале, теперь мучается в руках моих самых умелых демонических палачей. Каждый день они раздирают его душу на части, потом возвращают ее грязные куски из варпа, и все начинается заново. Для него эта агония длится уже восемьдесят лет, и я пока не собираюсь ее прекращать. Хочешь, чтобы тебя постигла такая же участь?

Жизнь Хонсю висела на волоске, но он все равно сумел наполнить свой голос неповиновением:

— Нет, милорд, не хочу, но я больше не полукровка. Я — один из Кузнецов Войны Железных Воинов.

— Я знаю, кто ты, — ответил Тиран. — Имматериум полнится слухами о резне и разрушениях, которые ты учинил. Я знаю, зачем ты здесь, я видел путь, уготованный тебе судьбой. Ты принесешь опустошение в мир почитателей трупа-Императора, но те, кому ты навредишь, будут готовы низвергнуть сами небеса, чтобы убить тебя. Несмотря на все твое высокомерие и ожесточение, в тебе есть что-то, чего нет в других.

— И что же это? — фыркнул Хонсю.

— Тобой движет великая мечта о мести, и мою руку удерживает только мысль о том, что у тебя есть шанс на успех.

Обернувшись к Ваанесу, Гурон сказал:

— На твой броне мой знак, Ардарик Ваанес, но я чувствую, что ты служишь силе более могущественной, чем этот полукровка. Помни лишь, что Темный Принц — ревнивый господин и не потерпит, чтобы ему изменяли.

Когти Черного Сердца втянулись обратно в перчатку, и Хонсю рухнул, едва дыша, на пол тронного зала. Прикосновение Тирана пронзило его холодом, и, отчаянно стараясь отдышаться, он чувствовал, что близкая смерть коснулась его сердца ледяным саваном. Он посмотрел вверх, но Тиран уже двинулся дальше.

Поднявшись на ноги, Хонсю увидел, что колдунья Тирана разглядывает Свежерожденного с неприкрытым любопытством, и глаза ее пытливо всматриваются в кошмарное сплетение швов, скреплявших его оболочку из мертвой плоти. Черное Сердце тем временем вновь взошел на трон и, воздев над головой топор и когтистую лапу, обратился к собравшимся избранным:

— Каждый, кто решится выставить свою голову на Жатву Черепов, должен в день, когда откроется Великое Око, предъявить свой клинок на Арене Шипов. И прольется кровь, и умрут слабые, а победитель будет щедро вознагражден моим покровительством.

Голос Тирана зазвучал тише, но сила его все равно была физически ощутима, и Хонсю показалось, что следующие слова были обращены только к нему:

— Но знайте: боги смотрят на нас, и будут вечно терзать души тех, кто окажется недостоин.

В последующие дни воины Хонсю исследовали город, раскинувшийся на склонах горы-цитадели, и собирали всю возможную информацию, чтобы подготовиться к грядущей схватке. Они определяли, кому принадлежит тот или иной отряд, наблюдали за его бойцами, что было нетрудно сделать, так как каждый командир стремился похвалиться мастерством своих чемпионов.

Ардарик Ваанес наблюдал за чувственным и смертоносным танцем мечников Ноты Этассай: в его группу воинов-священников входили те, кому был знаком любой порок, те, кто изведал все ощущения, даруемые клинком, и потому каждое убийство они совершали с непередаваемыми изяществом и наслаждением. Нота Этассай, прекрасный андрогин неопределенного пола, пригласил Ваанеса сразиться с ним и, отведав его крови, немедленно предложил ему место в отряде.

В каждом бою с ними Ваанес чувствовал отголоски губительного возбуждения, которым грациозный танец клинков отзывался в воинах-священниках; он отклонил приглашение Этассай, искренне сожалея, что не может согласиться пройти ритуал инициации.

На Кадараса Гренделя утонченное мастерство мечников Этассай впечатления не произвело, и, оставив Ваанеса и Свежерожденного развлекаться на свой лад, он целые дни проводил, наблюдая за кровавыми играми воинов Улувента, в которых те рубили на куски ораву обнаженных рабов. Вооружением их жертвам служили только ножи и животный страх, и такая варварская бойня была Гренделю гораздо больше по вкусу. Вскоре и его собственное оружие обагрилось кровью на арене Улувента, а еще через час его кровожадность заработала ему аудиенцию с командиром, который самолично пришел на арену.

Вотиир Тарк смог поднять на склоны горы некоторые из своих боевых машин, и теперь под рев яростных двигателей, вывших, словно души узников, гусеницы их давили пленников, а когтистые руки-клешни разрывали тела на части. Корсары Каарьи Саломбара устроили блистательную демонстрацию меткости и искусства фехтования, но после утонченного мастерства последователей Ноты Этассай на Ваанеса это впечатления не произвело.

Сам Хонсю редко покидал стены лагеря и большую часть дня проводил за изучением древних фолиантов, привезенных из Халан-Гола. Он по-прежнему не объяснял, что он ищет на их проклятых страницах, но с каждым днем его навязчивое желание раскрыть секреты этих безумных сочинений только росло.

Свежерожденный держался рядом с Ваанесом и хладнокровно наблюдал за убийствами и демонстрацией воинских умений. В силе и мастерстве он превосходил большинство из собравшихся здесь воинов, но только в последнее время боль и смерть стали доставлять ему удовольствие. В его душе шла битва, в которой идеи его создателя боролись с неосознанными инстинктами и генетической памятью, унаследованными от Уриэля Вентриса.

Из всех отрядов, прибывших на Жатву Черепов, наибольшее впечатление на Свежерожденного произвели локсатли — наемники-ксеносы, устроившие себе логово в норах на склоне горы. На островке ровной земли перед этими пещерами локсатли устроили тренировочный бой, за которым и наблюдали Ваанес со Свежерожденным.

Отряд-выводок возглавлял вожак клана, называвший себя Ксанеант. Было ли это его настоящее имя или так его переделали человеческие языки, осталось неизвестным, но Свежерожденный был поражен инопланетными наемниками, тем, как плавно двигались их гибкие тела, и их исключительной преданностью друг другу.

Что-то в этой родственной привязанности было до боли знакомым, и Свежерожденный задумался о том, откуда взялось это охватившее его чувство общности. Было ли это чувство ответом на какое-то воспоминание, таящееся в глубине его измененного мозга, или это говорила душа, часть которой украла и вложила в него Демонкулаба?

— Их всех связывают кровные узы, — заметил Свежерожденный, наблюдая за молниеносными движениями локсатлей, которые, как пляшущие огоньки светлячков, демонстрировали чудеса скорости и проворства. — Разве это не мешает им в битве?

— Каким образом? — спросил Ваанес.

— Разве не чувствуешь горя или страха, когда гибнет твой родственник?

— Не думаю, что локсатли мыслят именно так, — ответил Ваанес. — Скажу очевидную вещь, но ведь они — не люди. Хотя что-то в этом есть. Помню, я когда-то читал про древние войны, в которых короли создавали целые полки, набранные из одного города. Считалось, что такое сродство сделает их более преданными друг другу и укрепит их дух.

— И что, укрепило?

— Да, но только пока не пролилась первая кровь. Как только появились первые павшие в бою, один вид друзей и возлюбленных, гибнущих под обстрелом или под ударами мечей и топоров, сразу же уничтожил в них все желание сражаться.

— Тогда почему так принято у локсатлей? — настаивал Свежерожденный. — Если такие объединения настолько ненадежны, зачем вообще создавать их? Ведь гораздо лучше сражаться одному или рядом с теми, чья судьба тебя не волнует?

— И да, и нет, — сказал Ваанес, вновь входя в роль ментора и наставника. — Многие боевые подразделения сохраняют целостность как раз благодаря тем, кто сражается рядом с тобой, благодаря тому, что ты не хочешь подвести своих боевых братьев. Дух товарищества сплачивает, но этот дух еще надо закалить, чтобы он не сломался при первой же смерти в бою.

— Так делают Адептус Астартес?

— Не все из них, — с горечью ответил Ваанес.

— Ультрамарины?

— Да, Ультрамарины, — Ваанес вздохнул. — Это в тебе от Вентриса?

— Думаю, да, — признал Свежерожденный. — Я хочу считать братьями тех, рядом с кем сражаюсь, но братства не чувствую.

Ваанес рассмеялся.

— В отряде Хонсю ты точно этого не почувствуешь. Говорят, еще до восстания Хоруса у Железных Воинов были проблемы с дружбой.

— Это слабость?

— Пока не знаю. Время покажет, надо полагать. Некоторые банды дерутся ради денег, другие — ради мести, славы или просто ради самой битвы, но итог всегда один.

— И какой же?

— Смерть, — раздался голос позади них. Обернувшись, Свежерожденный и Ваанес увидели перед собой чахлую колдунью Гурона Черное Сердце. Изможденное лицо ее в дневном свете еще сильнее напоминало череп, под лучами солнца кожа казалась нездорово прозрачной, а золотые глаза блестели. Ткань ее мантии переливалась на свету, а черные волосы извивались, подобно змее, при каждом повороте головы.

— Да, — сказал Ваанес. — Смерть.

Колдунья улыбнулась, обнажив желтые пеньки зубов, и Ваанес поморщился от отвращения. Женщина казалась молодой, но ценой за ее сверхъестественные силы стала гниль, разъедавшая ее изнутри.

— Потерянное Дитя и Слепой Воин, наблюдающие, как я вижу, за выступлениями ксеносов, чье мышление в корне враждебно человеческому. Очень вам подходит.

С приближением колдуньи по коже Ваанеса побежали мурашки. В бурлящем котле Мальстрима чудовищная сила Имматериума ощущалась всегда, беспокойным призраком таясь на грани восприятия, но колдунья своим присутствием притягивала обитателей варпа, как падаль притягивает стервятников. Ваанес чувствовал, как астральные когти этих сущностей скребутся, силясь проникнуть в его разум.

Посмотрев на Свежерожденного, он увидел, что тот морщится и вздрагивает, как будто вокруг его лица вьется рой невидимых насекомых, на которых он пытается не обращать внимания.

— Что тебе нужно? — спросил Ваанес, схватив Свежерожденного за руку и оттаскивая его подальше от омерзительной женщины. — Я ненавижу тебе подобных и не собираюсь выслушивать твои речи.

— Не торопись так сразу отвергать то, что я могу тебе предложить, воин Коракса, — прошипела колдунья и, вытянув руку, прикоснулась к груди Свежерожденного.

— Никогда больше не упоминай этого имени, — зарычал Ваанес. — Теперь для меня оно ничего не значит.

— Сейчас не значит, но придет день, когда все изменится, — пообещала колдунья.

— Ты видишь будущее? — спросил Свежерожденный. — Ты знаешь, что должно случиться? Ты видишь все?

— Нет, не все, — призналась колдунья, — но те, кто своей жизнью меняет течения варпа, подобны ярким огням в ночи. Огонь этот освещает часть их пути, и имеющие дар видения могут его разглядеть.

— Ты видишь мой путь? — жадно спросил Свежерожденный.

Смех колдуньи, резкий и отрывистый, заставил локсатлей остановить показательный бой и заверещать от ярости. На их блестящих шкурах выступил мерцающий узор, и в одно мгновение они рассеялись по склону, скользнув в укрытие своих скальных нор.

— Судьба Потерянного Дитя пронзает будущее, подобно огненному копью, — сказала колдунья. — Его жизнь вплетена в историю, в которой погибнет великий герой, угаснет звезда и пробудится зло, которое уже давно считают сгинувшим.

— Ты говоришь бессмысленными загадками, — отрезал Ваанес, стараясь оттащить Свежерожденного подальше.

— Подожди! — воскликнул тот. — Я хочу узнать больше.

— Нет, не хочешь, уж поверь мне, — угрожающе сказал Ваанес, видя, что к ним направляется Грендель в заляпанных кровью доспехах. — Ничего хорошего она тебе не скажет.

— Потерянное Дитя хочет услышать мои слова, — проскрежетала колдунья и преградила им путь увенчанным черепом посохом.

Ваанес активировал когти молниевой перчатки и пронзил грудь колдуньи лезвиями длиной в фут, разорвав ей сердце и легкие. Она умерла беззвучно, и дыхание покинуло ее губы легким переливчатым облаком, а золотые глаза погасли. Ваанес втянул в себя ее последний вздох, с наслаждением вкушая наполнявшие его страх, ужас и боль. Вкус ее души отозвался по всему телу восхитительной дрожью, и радость убийства вытеснила из его разума все мысли о возможных последствиях.

Ваанес опустил руку, и чахлое тело соскользнуло с его когтей на землю, сам же он, увлекая за собой Свежерожденного, направился навстречу Гренделю.

— Что это было? — поинтересовался Грендель, окидывая взглядом съежившийся труп колдуньи. Чем бы ни была та сила, что давала жизнь ее измученному телу, теперь она ушла, оставив только иссушенную оболочку из дряхлой плоти и хрупких костей.

— Ничего особенного, — ответил Ваанес и глубоко вздохнул. — Забудь.

— Ладно, — согласился Грендель и указал на небо. — Хонсю хочет, чтобы вы вернулись в лагерь. Жатва вот-вот начнется.

Ваанес посмотрел вверх и увидел в небе вихрь всех цветов радуги, который закручивался вокруг пятна ядовито-янтарного цвета, похожего на злокачественную опухоль в центре водоворота инфекции.

— Великое Око… оно открывается, — прошептал он, но Грендель уже зашагал прочь в противоположном направлении. — Ну что, ты идешь обратно?

Грендель кивнул, кровожадно ухмыляясь:

— За меня не беспокойся. Увидимся на арене.

Ваанесу это не понравилось, но он не придал словам Гренделя внимания, вместо этого задумавшись, чья кровь запятнала нагрудник его доспеха. Железный Воин взглянул на сморщенные останки колдуньи, лежавшие на земле.

— Она что, пыталась вам погадать? — спросил Грендель, становясь на колени рядом с трупом, скрытым свободными складками мантии.

— Что-то вроде того, — признал Ваанес.

— И ты из-за этого ее убил?

— Да.

— Жаль, что такого поворота она как раз и не предвидела.

Как и все подобные мероприятия, Жатва Черепов началась с жертвоприношения. У ног рычащего линейного титана, колоссального и величественного, Тиран Бадаба вырвал сердце пленника — воина из ордена Ревущих Грифонов — и бросил его на песок арены, где оно еще некоторое время билось, истекая алой артериальной кровью.

В течение всего первого дня чемпионы из различных отрядов представляли себя Тирану, восседавшему на высоком троне из бронзы и янтаря, после чего распределялись вызовы на бой. В первую очередь решалась кровная вражда, и несколько чемпионов выкрикнули имена тех, кому они хотели отомстить за поругание своей чести.

Хонсю ожидал, что среди их числа окажется и Пашток Улувент, но гигант в красных доспехах пока не появился.

— Я думал, Улувент придет, — заметил Ваанес, словно читая его мысли. — Обычно чемпионы Кровавого Бога появляются первыми и начинают бойню.

— Нет, для этого Улувент слишком умен, — ответил Хонсю.

— О чем ты?

— Я думаю, он будет выжидать, пока Жатва не наберет обороты, и только потом попытается меня убить. Тогда его победа будет еще значительнее, ведь к тому времени мы уже соберем несколько отрядов, убив наших соперников. Так он совершит свою кровную месть *и* получит всех моих воинов.

— Тогда он хитрее, чем большинство чемпионов Кровавого Бога.

— Возможно, — согласился Хонсю, улыбаясь. — Посмотрим, насколько сработает его план.

— А что насчет Гренделя, где он? Я не видел его со вчерашнего для, хотя он обещал прийти. Другие чемпионы скоро заметят, что один из твоего окружения не явился к началу этих игр со смертью.

— Забудь о Гренделе, — отмахнулся Хонсю. — Он нам не нужен.

— Вижу его, — подал голос Свежерожденный, кивком указав на другую сторону арены. — Вон там.

Хонсю посмотрел в указанном направлении и увидел, как ряды собравшихся чемпионов расступаются, и Пашток Улувент занимает место у края арены. Воин в красных доспехах и шлеме из черепа орка поднял над головой обагренный кровью топор, и тысячи глоток отозвались пронзительным ревом, приветствуя его знамя с руной Кхорна.

Рядом с Улувентом стоял Кадарас Грендель, его цепной меч был вынут из ножен, а на доспехе блестели свежие кровавые пятна. Пожав плечами, Железный Воин поднес лезвие к губам и лизнул еще не свернувшуюся кровь.

— Грендель нас предал? — промолвил Ваанес голосом, охрипшим от гнева.

— Это был только вопрос времени, — отозвался Хонсю. — Честно говоря, я думал, это случится раньше.

— Я его убью, — зарычал Ваанес.

— Нет. Мы с Гренделем сведем счеты, но не здесь и не сейчас, ясно?

Ваанес не ответил, и Хонсю, видя гнев в глазах воина, мог только надеяться, что бывший десантник Гвардии Ворона сумеет сдержаться и не прикончит Гренделя немедленно.

— Хонсю, я тебя не понимаю, — наконец сказал Ваанес после паузы.

— Немногие понимают, — ответил тот. — И меня это вполне устраивает.

* * *

Первое убийство в тот день совершил воин в бронзовом доспехе, украшенном руной Кровавого Бога: он выпустил кишки чемпиону в шипастой броне, который, как заметил Хонсю с первой же минуты дуэли, оказался слабее противника и не имел никаких шансов на победу. Голову погибшего ратника насадили на одну из пик черного железа у подножия трона. Отряд побежденного противника теперь принадлежал убийце, и залогом их верности были сила и мастерство победителя. Такая верность не отличалась постоянством, но немногие из собравшихся здесь придавали хоть какое-то значение тому, на чьей стороне сражаются: главным для них было, что ими командует самый сильный и могущественный чемпион Жатвы Черепов.

Мечник Ранебры Корра убил избранного дружины Йеруэля Мракса, предводителя клана со звезд Кофакса. Обычаи клана запрещали Мраксу сражаться под командованием чужака, и он отсек себе голову когтями собственной энергетической перчатки.

За Вотиира Тарка сражалась громоздкая боевая машина, когда-то бывшая дредноутом, но теперь Темные Механикумы Тарка изменили ее, превратив во вместилище непрестанно вопящей сущности из варпа. Чудовище разорвало на части отряды трех чемпионов, и только один из берсеркеров Улувента смог остановить машину, подорвав ее саркофаг мелта-бомбой и лишившись при этом руки. Демона с воем вышвырнуло обратно в варп, но взрыв уничтожил и всю нижнюю часть тела берсеркера. Даже лишившись ног, он смог подползти к трону Гурона Черное Сердце и возложить к его подножию черепную коробку машины.

В первый день состязаний Свежерожденный выиграл две дуэли: в первой он проломил череп пистольеру из числа корсаров Каарьи Саломбара, прежде чем тот успел выстрелить, а во второй в схватке одолел избранного племени локсатлей из выводка Ксанеанта. Последняя битва длилась почти час, и даже истощив весь свой игольчатый боеприпас, локсатль не смог убить противника.

В Мальстриме, насыщенном энергией варпа, способности к регенерации в дьявольском порождении Халан-Гола возросли, и каждая рана Свежерожденного хоть и причиняла ему мучительную боль, но заживала всего через несколько мгновений. Оставшись без сил и оружия, локсатль был вынужден броситься на Свежерожденного и попытаться пробить его броню источающими яд когтями, но даже его проворство не могло соперничать с выносливостью противника. И вот, наконец, шипящий, задыхающийся ксенос был повержен, и Свежерожденный свернул обессилевшему врагу шею, а затем оторвал голову.

По мере того, как продолжались бои и убийства, отряды, лишившиеся своих чемпионов, начали объединяться во все более крупные группировки под знаменами наиболее сильных командиров. Кадарас Грендель сражался, как всегда, с жестокой, не знающей пощады яростью и выиграл несколько дуэлей для Улувента; Хонсю видел, что Ваанесу все труднее и труднее сдерживать злость в ответ на такое вероломство. Чтобы несколько разрядить обстановку, Хонсю отправил бывшего Ворона на арену вместо Свежерожденного, дав тому время залечить раны, и Ваанес с радостью прикончил одного за другим избранных трех отрядов, тем самым еще пополнив растущую армию Хонсю.

Сам Хонсю выходил на арену дважды: один раз, чтобы убить предводителя пиратов, вооруженного двумя кривыми саблями, острыми, как бритвы; во второй дуэли его противником был воин из расы крутов, его оружием был боевой посох с двумя лезвиями, с которым он управлялся со сверхъестественной скоростью и четкостью.

Четвертый день бойни завершился поединком Свежерожденного и гигантского огра, которого Свежерожденный задушил его собственным энергетическим кнутом и, тем самым, пополнил армию Хонсю сотней этих звероподобных чудовищ.

В итоге остались армии только трех чемпионов.

Кровожадные собиратели черепов Паштока Улувента, танцоры-мечники Ноты Этассай и Железные Воины Хонсю.

С учетом побед, которые одержали его чемпионы и он сам, войско Хонсю стремительно увеличивалось в размерах и теперь состояло приблизительно из пяти тысяч солдат. Под его командованием оказалось множество бронетехники, самые разнообразные ксеносы и банды пиратов. В общей сложности под его знамя перешло семнадцать отрядов — по всем оценкам внушительная сила, способная нанести серьезный урон его врагам.

Пашток Улувент собрал армию примерно в шесть тысяч воинов, а утонченное и смертоносное мастерство Ноты Этассай заработало ему пять тысяч. Каждое из этих войск было достаточно сильным, чтобы отвоевать себе изрядный кусок территории Империума и учинить на нем резню, какой еще не знала история.

Но Жатва Черепов еще не закончилась: правила, установленные Тираном, гласили, что в конце нее должен остаться только один чемпион.

С наступлением темноты три противника вышли на арену, облачившись в доспехи и выбрав оружие сообразно своим вкусам. Искусственная рука Хонсю блестела в свете факелов, зажженных по периметру арены, а позади них толпы воинов ревели, криками выражая поддержку своим командирам.

Все трое прошли в центр арены и встали друг против друга. Хонсю воспользовался возможностью изучить противников, понимая, что останется в живых, только если будет знать их лучше, чем они знают сами себя.

Нота Этассай был облачен в облегающий костюм из мягкой черной кожи, поверх которого были пристегнуты элементы гибкого доспеха, прикрывавшие наиболее уязвимые места. Андрогин грациозно скользнул на арену, и прежде чем началась битва, порадовал зрителей акробатическим ритуалом, в котором прыжки и перевороты сопровождались вращением двух мечей, темных, как бархатная ночь. Лицо его было скрыто кожаной маской с металлическими заклепками и застежками-молниями, похожими на шрамы, а на месте глаз были сферы из дымчатого стекла, светившиеся иронией и весельем, как будто их владелец пришел на встречу друзей, а не на смертельный поединок.

Пашток Улувент воткнул свой меч в пропитавшийся кровью песок арены и взревел, сотрясая небеса кличем, полным первобытной, не выразимой словами ярости. С его доспехов капала жертвенная кровь, и похожая на обнаженную мускулатуру броня, казалось, вздымалась и пульсировала в такт биению его сердца. Глаза его, подобные озерам крови, тускло светились. Он поднял кинжал, приставил зазубренное лезвие к шее и нанес себе глубокую рану. Как только из пореза потекла кровь, чемпион воинственного бога отбросил кинжал в сторону. Хонсю прищурился:

— Уже сдаешься, Улувент?

— Если я не успею убить тебя, прежде чем истеку кровью, то я не достоин победы, и смерть моя будет угодна Трону Черепов, — ответил тот.

— Не жди, что я совершу что-то подобное, — предупредил Хонсю.

— Я и не жду. Ты — дворняжка, выродок, порожденный смешением генов в тяжелые времена. Ты — существо без чести, которому лучше было бы никогда не появляться на свет.

Хонсю сдержал злость, но Улувент на этом не остановился:

— Один из твоих чемпионов уже поклялся мне в верности, но если ты подчинишься мне, твоя смерть будет быстрой.

— Я никому не подчиняюсь, — предупредил Хонсю противника.

Нота Этассай рассмеялся: это был высокий, мелодичный смех, полный искреннего веселья.

— А я, напротив, прекрасно умею подчиняться, хотя во всех сношениях предпочитаю быть сверху.

— Вы мне оба отвратительны, — прорычал Улувент. — Сражаться с вами — оскорбление моей чести.

Взревел боевой горн титана, и подбадривающие крики зрителей немедленно смолкли. Тиран Бадаба поднялся с трона, чтобы обратиться к стоящим на арене чемпионам; Хамадрия обвилась вокруг его бедра, как какая-то мерзкая пиявка.

— Жатва Черепов закончится этой ночью! — объявил Гурон Черное Сердце, и голос его разнесся над всей ареной до самых склонов гор. — Только один чемпион будет признан победителем, а его противники будут повергнуты на песок этой арены. Сражайтесь достойно, и вам выпадет честь принести страх и смерть тем, кто предал наше доверие.

Тиран Бадаба встретился взглядом с каждым из трех чемпионов, затем поднял руку, увенчанную когтистой перчаткой.

— А теперь сражайтесь!

Хонсю отпрыгнул назад, увернувшись от топора Улувента, одним ударом намеревавшегося отрубить ему голову, затем отклонился в сторону, уходя от черного меча Этассай, быстрым выпадом доставшего его наплечник. Темное лезвие топора Хонсю описало широкую дугу, заставляя противников отступить, и бой постепенно начал перемещаться от центра арены.

Этассай легко ушел от атаки, мечи его непрестанно вращались, а кожаная маска скрывала все эмоции; Улувент же покрепче перехватил меч, настороженно следя за всеми движениями противников. Хонсю знал, что из двоих его врагов Улувент сильнее, но Этассай двигался с не знающей пощады скоростью, к тому же неизвестно было, что за сила таится в его черных клинках.

Топор Хонсю алкал крови, его ненасытная жажда причинять боль дрожью отзывалась в древке оружия и в руках его владельца — по крайней мере, в одной из них. Энергия, заключенная в серебристом протезе, который он забрал у сержанта Ультрамаринов, была абсолютно чужда существу, заточенному в топоре.

На этом этапе поединка соперники обычно оценивали друг друга, пытаясь выявить признаки слабости или страха, которые можно будет обратить в свою пользу. Хонсю понимал, что ни слабости, ни страха в своих нынешних врагах не найдет: их закалили годы войны и вера в своих богов.

Улувент всеми фибрами души будет стремиться убивать во имя Кровавого Бога; Этассай постарается извлечь из этой дуэли все возможные ощущения. Победа для него будет на втором месте, главное же — испытать запредельные неистовство, боль и удовольствие. Хонсю же не интересовали ни радость битвы, ни почет, уготованный тому, кто убьет своего противника. Все это предприятие было всего лишь средством для достижения его цели. Для него не имели значения ни пиратские планы Тирана, ни возможность заслужить милость древних богов варпа.

Этассай первым пошел в атаку, одним прыжком приблизившись к Улувенту, и его темные мечи затянули песню, предназначенную для чемпиона в красных доспехах. Улувент стремительным движением парировал атаку и резко развернулся, нацеливая рубящий удар в спину Этассай. Но избранный Темного Принца не стоял на месте и, взметнувшись вверх, сделал сальто назад, перелетев через клинок.

Замахнувшись топором, Хонсю бросился на Этассай, но воин нырнул под удар и, опираясь рукой о землю, выбросил тело вперед, сбивая врага с ног. Увидев, что Хонсю упал, Улувент рванулся вперед, занося над ним окровавленный меч, но Железный Воин откатился в сторону, и острие клинка воткнулось в песок. Сапог Этассай с грохотом врезался в шлем Улувента, и разъяренный чемпион Кровавого Бога отшатнулся назад, не успев высвободить меч.

Хонсю вскочил на ноги и немедленно был вынужден перейти в оборону: Этассай резко развернулся, забыв про Улувента, и обрушил на него череду молниеносных ударов меча. Избранный Темного Принца двигался невероятно быстро, и все силы Хонсю уходили лишь на то, чтобы не дать разрезать себя на лоскуты. Доспех его уже покрылся бесчисленными вмятинами и царапинами, и он понял, что Этассай просто играет с ним, стараясь продлить поединок и в полной мере насладиться ощущением собственного превосходства.

Хонсю почувствовал, что его охватывает злость и раздражение, но сдержался, зная, что Этассай не оставит безнаказанной даже малейшую ошибку. Вместо этого он сконцентрировался на том, как обратить надменность противника против него самого. Этассай верил, что он сильнее, и в этом-то и будет его самое уязвимое место.

Краем глаза Хонсю заметил, что Улувент кружит вокруг них, выжидая, когда появится шанс забрать свой меч, при этом проявляя выдержку, несвойственную воинам Кровавого Бога. Хонсю старался держаться поближе к брошенному оружию и не дать Улувенту сократить дистанцию. С одним противником он еще справится, но с двумя? Вряд ли.

В конце концов Этассай, которому надоело драться только с Хонсю, предложил:

— Пусть он заберет свой меч, без его припадков бешенства становится скучно.

Вместо ответа Хонсю повернулся к клинку, погруженному в песок, и расколол его своим демоническим топором. Меч Улувента разлетелся на тысячи осколков, и даже маска не смогла скрыть капризного недовольства, охватившего при этом Этассай.

Андрогин бросился вперед, но Хонсю ждал этой атаки и был к ней готов. Со всей силы он ударил противника в грудь древком топора, и чемпион, издав придушенный вскрик, бездыханным рухнул на землю.

Сзади послышалось движение — то Улувент сделал свой ход: он наступил всем весом на грудь Этассай, послышался хруст костей. Затем Улувент бросился на Хонсю, врезавшись в него с разбегу, и они оба тяжело повалились на землю. Хонсю упустил топор из рук, а латные перчатки Улувента уже сомкнулись вокруг его горла. Оба воина катались по пропитанному кровью песку, осыпая друг друга ударами крепких как сталь кулаков.

— Пришло время умирать! — презрительно бросил Улувент Хонсю в лицо.

Железный Воин изо всех сил ударил коленом в живот Улувента, но хватка гиганта не ослабевала. Хонсю ударил еще раз, и еще, пока, наконец, не почувствовал, что удушающее кольцо вокруг горла разжимается. Ему удалось высвободить одну руку, и ребром ладони он ударил по череполикому шлему Улувента. Орочья кость раскололась, под ней обнажилась открытая рана на шее, и кровь брызнула на шлем Хонсю.

Он ударил по ране кулаком, затем запустил пальцы в шею Улувента, стараясь шире раскрыть порез. Противник взревел от боли и скатился с Хонсю, затем неуверенно поднялся на ноги и, шатаясь, побрел в сторону своего отряда за новым оружием, ладонью зажимая раненую шею.

Поднявшись, Хонсю обнаружил, что тоже нетвердо держится на ногах. Устремляясь вслед за Улувентом, он подобрал свой топор, лежавший неподалеку от стонущего Этассай. На избранника Темного Принца внимания можно было не обращать: он был повержен и, вероятнее всего, уже наслаждался экстазом агонии, обжигавшим все нервные окончания.

С новыми силами Хонсю шел за Улувентом. Воин сорвал с головы разбитый шлем, под которым обнаружилось покрытое шрамами и обожженное лицо. Из широкой раны на шее толчками текла кровь, но боль, казалось, только придала Улувенту решимости, и он рявкнул, требуя новый клинок.

Несмотря на опасную рану, Улувент все еще был серьезным противником, и, получи он новое оружие на смену потерянному, Хонсю придется туго.

Кадарас Грендель протянул Улувенту меч с широким клинком, и Хонсю задержал дыхание…

Пашток Улувент протянул руку, чтобы взять оружие, но в самый последний момент Грендель перехватил меч и вогнал лезвие в грудь чемпиону. Острие клинка пробило броню на спине Улувента, и Грендель еще и провернул лезвие, заставляя могучего воина пошатнуться.

Улувент зарычал от боли, бросился в сторону от Гренделя, вырывая меч у того из рук, а затем рухнул на колени. Хонсю не дал ему времени опомниться от боли и шока и с размаху опустил топор на плечо воина. Темное лезвие вдребезги разбило наплечник и рассекло чемпиона Кхорна от ключицы до пояса.

Пораженная тишина повисла над ареной: никто не ожидал, что Пашток Улувент будет побежден. Когда жаркий огонь в глазах Улувента уже стал гаснуть, Грендель сделал шаг вперед из рядов воинов Кровавого Бога и встал рядом с Хонсю.

— Извини, — сказал Грендель, улыбаясь. — Я знаю, что Хонсю нечистокровный ублюдок, и битва под твоим знаменем была бы более кровавой, но, идя в бой с ним, я, по крайней мере, выживу.

Улувент обратил на Хонсю взгляд, затуманенный болью и ненавистью:

— Дай… мне… клинок.

Как бы ему ни хотелось отказать врагу в подобной просьбе, Хонсю понимал, что должен исполнить пожелание чемпиона, если хочет, чтобы в воинах, выигранных у Улувента, была хоть капля верности.

— Дай ему меч, — приказал он.

Грендель кивнул и вытащил клинок из груди поверженного чемпиона, вызвав фонтан пенящейся крови. Он протянул оружие Улувенту, и тот обхватил эфес меча слабеющей рукой.

— И… мой череп, — выдохнул Улувент из последних сил. — Тебе придется… его… забрать.

— С превеликим удовольствием, — ответил Хонсю, поднял топор и исполнил последнюю просьбу Улувента.

Как только голова Паштока Улувента оказалась на пике у трона Черного Сердца, Жатва Черепов подошла к концу. Сотни воинов погибли на песке арены, но эти смерти мало что значили в масштабе грядущих событий и могли только служить пищей для самомнения Тирана и развлечением для Темных Богов варпа.

Перед отбытием с Нового Бадаба в распоряжении Хонсю было почти семнадцать тысяч воинов, принесших ему кровную клятву верности. Отряды, собранные Улувентом, также украсили свои знамена его символом Железного Черепа.

Нота Этассай выжил и по собственной воле поклялся Хонсю в верности, перед этим поблагодарив его за возможность испытать непередаваемые ощущения от обломков костей, протыкающих легкие.

Гурон Черное Сердце сдержал свое слово: победитель в Жатве Черепов действительно многое приобрел благодаря его покровительству. Покидая орбиту, «Поколение войны» вел за собой целую флотилию самых разных кораблей: это были дары Бадабского Тирана, сделанные им ради скорейшего нанесения удара по силам Империума. Вдобавок к этим кораблям, флагман Хонсю теперь окружали корабли побежденных чемпионов, и все вместе они составляли разношерстный, но сильный флот корсаров и ренегатов.

В нем были и повидавшие множество боев военные корабли, и неповоротливые грузовозы, и планетарные канонерки, и оснащенные варп-двигателями следящие станции, и захваченные крейсеры. Во главе флотилии шел «Поколение войны», и тщательно выверенный курс его лежал через Мальстрим, прочь от владений Гурона Черное Сердце.

Флотилия была готова к переходу, и тошнотворно-желтый диск Нового Бадаба скрылся в пылевых облаках и потоке грязной энергии Имматериума, вырвавшегося из разрыва в ткани пространства. Хонсю вспомнились слова, сказанные Тираном в их последнюю встречу.

Черное Сердце указал темным когтем на Ваанеса, Гренделя и Свежерожденного, уже поднимавшихся на борт потрепанной «Грозовой Птицы»:

— Как только в них больше не будет нужды, убей их, — сказал Тиран. — Иначе они в конце концов предадут тебя.

— Они не посмеют, — возразил Хонсю, но семена сомнения уже были посеяны.

— Запомни вот что, — ответил Гурон Черное Сердце. — Сильные становятся сильнее в одиночестве.

Отвага и честь

Наименование планеты: Павонис

Код по имперскому указателю: ADTerra 101.01

Тип: промышленный мир. Ультима Сегментум

Связи: Тарсис Ультра, Тарен IV, ВХ-998

Население: одиннадцать миллиардов

Армия и правительство

Предположительно: В350

Столица: Брэндонские Врата

Планетарный гарнизон: Сорок четвертый полк Лаврентийских гусар — сокращенного состава

Местный призыв: приостановлен до дальнейших указаний Администратума

Префикс инквизитория: Пакс Беллум Вигилятус

Производство

Налогообложение: Экзактис Партикуляр

Главные статьи экспорта: ходовые части для танков, моторы и артиллерийские орудия. Местный алкогольный напиток ускавар

Примечания составителя

Павонис — мир, типичный для Восточного Предела, с развитой промышленностью и трудолюбивым населением, некогда способный функционировать при минимальном вмешательстве Администратума. Однако подобная независимость может вызвать к жизни опасный «дух фронтира» зачастую присущий удаленным от Терры мирам. Казимир де Валтос, глава одного из крупнейших на планете промышленных картелей, пытался свергнуть имперское правительство Павониса с помощью пиратов-ксеносов и втянул планету в короткую, но кровопролитную гражданскую войну, указание причин которой превышает уровень секретности данного документа. Лишь своевременное вмешательство моего бывшего начальника, инквизитора Барзано, и капитана Ультрамаринов Уриила Вентриса не дало планете скатиться в анархию. На Павонисе был восстановлен порядок, и предыдущему губернатору планеты, Миколе Шонаи, было дозволено оставаться на посту до завершения срока назначения под надзором Администратума. Соединения Имперской Гвардии из Сорок четвертого полка Лаврентийских гусар вместе с эмиссарами Адептус Терра и Адептус Министорум были привлечены для поддержания имперской стабильности на планете. Куделькар, племянник губернатора Шонаи, в настоящее время управляет Павонисом, хотя, боюсь, он как администратор не сравнится со своей теткой.

Лортуэн Перджед, постоянный наблюдатель Администратума на Павонисе

Часть первая Чистый сердцем, могучий телом

Глава первая

Некогда предатель выстроил себе дом на покатых склонах холмов Оусен. Покойный Казимир де Валтос жил на величественной вилле с мраморным фасадом, прекрасно спроектированной и оборудованной всеми удобствами, доступными человеку его достатка и положения. Его обширное поместье кишело дичью, слуги удовлетворяли любой его каприз, и тысячи рабочих, гнущих спину в его механосборочных мастерских и на оружейных заводах, могли лишь мечтать о такой роскошной жизни, как у их господина.

Богатство, статус и власть — все это было у него когда-то, но теперь предатель был мертв, и его поместье заросло травой и кустарником, от дворца остались одни каменные обломки, разбросанные по некошеному лугу. Мстительные рабочие растащили из усадьбы все, что только можно, когда началась спровоцированная его интригами гражданская война. Они разнесли стены и жгли костры в доме человека, который намеревался стать бессмертным божеством.

Таковы людские мечты, грандиозные и эфемерные.

Подле руин серебрилось на солнце декоративное озеро, питаемое водами из подземного водопровода, связанного с широкой рекой, что несла свои воды на юг с хребта Тембра. Река прорезала себе русло через поместье де Валтоса, разбегаясь на десятки ручейков по холмистой местности. Наконец все они соединялись и змеились на юг, в сторону реки Брэндон, текущей на запад, к океану.

Хотя земли де Валтоса были заброшены, местность безлюдна, а леса одичали, здесь едва ли было пусто. На холмах Оусен тайные наблюдатели несли стражу в бесчисленных оврагах с крутыми склонами и неглубоких долинах.

Предатель умер, но земли его не утратили свою ценность.

Сначала дрогнули травинки, выдавая движение, едва различимую волну, потом из-за деревьев у подножья низкого холма бесшумно вышла человекоподобная фигура в оливковой броне. Она двигалась грациозно, пригнувшись, осторожно делая каждый шаг, и голова в шлеме вращалась — терпеливый глаз охотника прочесывал местность.

«А может, это разведчик», — подумал Уриил Вентрис, сидя в укрытии за кучей глыб на склонах холма над руинами виллы.

Вскоре вслед за первым из-за деревьев показались другие разведчики и парами двинулись к развалинам дворца де Валтоса. Всего их было восемь, и двигались они быстро и отточено.

Они шли уверенно и бесшумно, но в их движениях просматривалось что-то странное, нечеловеческое. Сама стать их чем-то отличалась, словно кости имели иное строение или ступни — иную форму, не как у людей.

Ультрамарины многое узнали о тау и об их быстро растущей Империи на полях битв Мальбеды, Претониса V и Авгуры.

Этот опыт очень пригодился здесь, на Павонисе.

Разведчик, что шел впереди, приблизился к руинам и положил руку в перчатке на боковую сторону шлема в форме заостренного купола с воксом на одной стороне и оптическим прибором, внешне напоминающим драгоценный камень, на другой.

Глядя, как разведчики рассредоточиваются, Уриил понял, что они хорошо считывают местность.

Как и он сам чуть раньше.

На внутренней поверхности встроенного в шлем визора вспыхнул значок: старший сержант настоятельно просил дать его бойцам применить свое смертоносное искусство. Он решил, что пока лучше этот призыв игнорировать. Инстинкты, отточенные в сотнях битв, говорили Уриилу, что добыча еще не попала в ловушку, и риск, что она засечет сигналы воксов, слишком велик.

Едва разведчик прервал сеанс беззвучной связи, из-за деревьев показалось какое-то средство передвижения с изогнутыми боками. Размером с танк, оно парило прямо над поверхностью земли, пригибая стебельки травы, все ближе к разведчикам. Пушка лениво поворачивалась на его заостренном носу, пылающие верхнефюзеляжные двигатели поддерживали его на весу, издавая едва слышное гудение.

Танк был явно инопланетный, его изгибы и источаемая им безмолвная угроза напомнили Уриилу акулу, охотящуюся на морском дне.

По данным разведки, с которыми Уриил ознакомился по дороге на Павонис с Макрагге, это была «Каракатица», транспортер для перевозки личного состава, того же типа, что и «Носорог». Он обладал высокой скоростью и маневренностью и был основательно защищен броней спереди, но уязвим сзади. Здесь следовало бы прибегнуть к описанной в Кодексе засадной тактике.

Инопланетный танк остановился, и из-под передних стабилизаторов вышли два плоских диска с установленными на них орудиями. Они зависли прямо над танком, изгибая сенсорные гребни, вращающиеся на их верхних поверхностях.

Ищейки.

Уриил беспокойно покосился на поросшие травой холмики, разбросанные по территории бывшей виллы де Валтоса.

Очевидно, убедившись, что поблизости никого нет, парящие диски вернулись на место, и шагающий впереди разведчик отстегнул какой-то прибор от жесткого рюкзака. Уриил увидел, как у прибора отросли две тонкие ножки и разведчик поставил его перед собой на землю.

На куполообразной поверхности прибора замигали огоньки, и автосенсоры Уриила засекли легкую пульсацию, расходящуюся над местностью.

Что-то вроде трехмерного картографического прибора? Имперцы, которым уже доводилось сражаться с тау, окрестили этих солдат следопытами, и было за что. Такие отряды высылали вперед армии для проведения рекогносцировки и разработки оптимальных маршрутов наступления.

Следопыты работали быстро, и каждая секунда промедления со стороны Уриила давала им дополнительный шанс обнаружить его солдат. Ультрамарины были на месте, и, наблюдая за работой вражеских разведчиков, он понимал, что пора их выпускать.

— По основным целям, огонь, — шепнул он в закрепленный на горле вокс, зная, что это последний приказ, который ему придется отдать в этом бою.

Едва слова сорвались с его губ, следопыт поднял голову, но у тау уже не было шанса.

Двое космодесантников с массивными пусковыми установками на плечах из подразделения опустошителей Уриила поднялись из-за камней в восточной части разрушенной виллы. Тау разбежались, и двигатели «Каракатицы» взвыли на высокой ноте: пилот повернул машину носом в сторону противника.

Уриил мрачно улыбнулся, глядя, как опустошители стреляют и снаряды свистят по воздуху, оставляя дугообразные следы из дыма.

Первый взорвался над двумя следопытами, пытающимися укрыться в лесу, и превратил их тела в крошево из плоти и разбитых бронепластин. Второй ударил в носовую броню «Каракатицы», и вслед за жутким грохотом повалил черный дым и посыпалась шрапнель.

«Каракатица» пошатнулась от попадания снаряда, но броня осталась цела. Вращающаяся пушка развернулась кверху, извергая из жерла тяжелые снаряды. Горящая дуга соединила танк и тех, кто его атаковал. Холм над виллой взорвался: градом осколков разнесло склон, но бойцы Уриила уже успели нырнуть обратно в укрытие.

Пушка оглушительно ревела, однако Уриил все равно расслышал металлическое покашливание, с которым приземлились еще два снаряда. Он покосился на запад, где открыла огонь другая половина сектора зачистки. Танк стремился повернуть обратно, но снаряды оказались проворнее.

Один ударил в заднюю аппарель, другой — в нишу левого двигателя. Корма «Каракатицы» взорвалась раскаленными алыми брызгами, скосившими еще одного следопыта. Взрыв боеприпасов довершил его разрушение, и горящий танк рухнул на землю.

Уриил поднялся из-за камней и закрепил болтер на сгибе локтя. За его спиной поднялись десять космодесантников в голубой броне и вместе с ним двинулись в бой.

Уцелевшие противники метнулись к вилле, надеясь укрыться там, но Уриил знал: они не успеют.

Когда следопыты добежали до разрушенного здания, травянистые холмики среди развалин зашевелились, и отряд скаутов Ультрамаринов сбросил камуфляжные плащи.

Скауты открыли огонь, выстрелами из болтеров пробивая легкую броню следопытов и сбивая их с ног. Двое погибли на месте, и третий взвыл от боли, когда взрывом осколочного снаряда ему оторвало руку.

Двое оставшихся следопытов стреляли в ответ, их орудия исторгали яркие болты, разрывающиеся с грохотом и яркими вспышками. Пришельцы дали последний отчаянный залп, прежде чем скрыться за деревьями. Они словно забыли, что надо красться бесшумно, так им хотелось избежать расставленной на них ловушки.

Уриил упал на одно колено и вскинул начищенный до блеска, украшенный изображением орла болтер к плечу. Прицельный механизм был встроен в шлем, и Ультрамарин на миг сосредоточился на петляющем беге вражеского солдата, прежде чем нажать на курок.

Болтер сильно дернулся при отдаче, и следопыт упал, его правую ногу ниже колена взрыв снаряда превратил в сплошное месиво. Видя, что бегство — не выход, последний воин тау остановился и бросил оружие. Он развернулся и зашагал обратно к пылающему корпусу «Каракатицы», подняв руки вверх.

— Да ты насквозь проржавел со всеми этими ритуалами прицеливания, — раздался чей-то голос совсем рядом с Уриилом. — Целился-то в спину, а?

Уриил вскинул болтер, затем потянулся и ослабил герметичные защелки на шлеме. Сжатый воздух зашипел, и он поднял шлем с золотыми крыльями. Повернулся к говорящему — космодесантнику в форме ветерана ордена Ультрамаринов, красный шлем которого был украшен белым лавровым венком.

— Ну да, — признался Уриил, — и насчет ритуалов ты прав. Что-то я подрастерял навыки в отъезде.

— Тогда поскорее восстанови их.

— Непременно.

Уриила удивил сарказм в голосе сержанта.

— Ну, пошли. Скауты охраняют пленного, — сказал сержант и направился вниз по склону холма.

Уриил кивнул и последовал за Леархом.

Вести солдат на бой было приятно, даже если его участие после разработки операции сводилось к минимуму. Дым от догорающей «Каракатицы» попал Уриилу в глотку, остатки химикатов запустили в нем сенсорные импульсы. Он ощутил абразивные частицы, которыми на корпусе корабля были выгравированы эмблемы, инопланетную смазку для лафетов и резкий запах сгоревшего экипажа.

Уриил провел рукой по коротко остриженным темным волосам. Виски его уже посеребрила седина, но серые, цвета грозовых облаков глаза не утратили зоркости. Классически правильные черты лица Уриила отличала некоторая резкость и угловатость, без характерной для многих членов Адептус Астартес уплощенности.

Для космодесантника он был несколько худ, хотя в новой броне выглядел не менее громоздким и устрашающим, чем остальные бойцы. На поясе у него был меч Идея, с плеч свисал зеленый плащ, заколотый фибулой в виде белой розы, — она напоминала о его последнем путешествии на Павонис.

Уриил созерцал окончательное уничтожение противника: Леарх выстроил бойцов Четвертой роты вокруг места, где устроил тау засаду.

Два космодесантника охраняли пленного тау, единственного уцелевшего в засаде; тот стоял на коленях лицом к вертикальной плите, заложив руки за голову. Там, где некогда был широкий посыпанный гравием подъезд, стояли два бронетранспортера «Носорог». Их боковые двери были открыты, и стрелок-космодесантник занял место у болтера, установленного на переднем куполе. Убойная команда скаутов подобрала среди руин свои светопоглощающие камуфляжные плащи, те самые, благодаря которым цели узнали об их появлении лишь по звуку выстрела, снесшего им головы.

Наблюдая, как Леарх отдает приказы, Уриил пораженно отметил, насколько его друг изменился с тех пор, как они с Лазанием удалились из крепости Геры в изгнание.

Леарх обещал присмотреть за воинами Уриила и справился с этим прекрасно, он восстановил роту после потерь на Тарсис Ультра и повел их в бой против полчищ орков на Эспандоре. Приказы сержанта исполнялись быстро и с уважением, и, хотя Уриил был уверен, что ему всего лишь кажется, Леарх словно стал чуть выше ростом.

Похоже, командование пошло ему на пользу.

Уриил кивком подозвал Леарха, шагая в сторону «Каракатицы».

— Сержант, — сказал он, как только тот подошел и встал по стойке смирно.

Леарх гулко ударил себя кулаком в покрытую броней грудь и снял шлем.

Леарх был таким, каким и должен быть космодесантник: высокий, осанистый, величественно хладнокровный — живое подобие героев, высеченных из светящегося мрамора на ступенях храма Исправления на Макрагге. Светлые волосы были очень коротко острижены, крупные черты лица выдавали самое благородное происхождение.

Каждый из миров Ультрамара обладал своими особенностями генетики, не искоренимыми никаким отбором, отчего происхождение воина нетрудно было установить. Леарх был явно уроженцем Макрагге, мира-крепости космодесантников и планеты, с которой величайшие из героев шагнули на страницы легенд.

— Капитан, — отозвался Леарх.

— Все в порядке?

— Все под контролем. Караульные на местах, оружие противника собрано, и я установил пикеты на случай, если подойдет вражеское подкрепление.

— Очень хорошо, — сказал Уриил, пытаясь казаться спокойным, — но я спрашивал не об этом.

— Тогда о чем же?

— Собираешься ли ты что-нибудь оставить и мне?

— Все, что необходимо, делается, — ответил Леарх. — Какие приказы еще необходимо отдать?

— Я капитан этой роты, Леарх, — напомнил Уриил, ненавидя себя за сварливый тон. — Приказы отдаю я.

Леарх слишком хорошо владел собой, чтобы выдать эмоции, но Уриил заметил, как по его лицу пробежала тень, и догадался, почему сержант выражается столь официально. Он решил больше не давить. В конце концов, командование роты должно демонстрировать единодушие, особенно теперь — он же еще совсем недавно вернулся.

— Разумеется, сэр. Простите, сэр, — ответил Леарх.

— Поговорим об этом позже. — Уриил развернулся и зашагал к пленному следопыту. — А пока посмотрим, что там скажет наш узник.

Инопланетянин услышал их приближающиеся шаги и повернул навстречу голову в шлеме. Один из караульных космодесантников врезал ему по шее прикладом болтера, и пленный осел у обломка стены, пронзительно вскрикнув от боли.

Тау ухватился за камни, и стало видно, что у него всего по четыре пальца на каждой руке.

— Поднимите его, — приказал Уриил.

Леарх наклонился и рывком поставил пленного на ноги. Уриила поразило, насколько выразительна поза пришельца: это было создание совершенно иной расы, бесконечно далекой от людей, но враждебность считывалась безошибочно.

— Сними это, — велел Уриил, изобразив жестами, будто снимает шлем.

Инопланетянин не пошевелился, и Уриил поднял болтер и приставил его к голове пленника.

— Снимай!

Тау протянул руки, отстегнул три крепления и шнур питания и поднял шлем с головы.

Леарх выхватил шлем, и Уриил увидел лицо пленного.

Кожа существа была цвета старого свинца, серая, напоминающая фактурой старую тряпку, поблескивающая, надо полагать, от пота. От него исходил странный резкий запах: пахло то ли зверем, то ли горелым пластиком и специями, совершенно непонятно.

С макушки на шею спадал хвост блестящих белых волос, закрепленных золотыми лентами с драгоценными камнями.

Пришелец поднял на Уриила взгляд. Его тусклые красные глаза глубоко сидели на плоском лице без малейших видимых признаков носа. Посредине лба проходил вертикальный шрам, то ли с рождения, то ли от раны, и черты лица, хоть и абсолютно не похожие на человеческие, выдавали, что пленник — женщина.

Янтарные зрачки ксеноса пылали ненавистью.

— Это мир Империума, — сказал Уриил. — Зачем вы здесь?

Тау выплюнула быстрый поток экзотических сложных слов с необычной напевной интонацией. Усовершенствованные когнитивные способности Уриила подходили, чтобы вычленить в потоке группы слов, но понять он не мог ровно ничего. Он и не ожидал, что поймет чужой язык, но не терял надежды, что инопланетянка хоть как-то владеет высоким готиком.

— Ты. Понимаешь. Меня? — медленно спросил он, отчетливо выговаривая каждое слово.

Пленница снова заговорила на своем певучем языке, и Уриил понял, что она всего лишь повторяет уже сказанное.

— Не знаешь, о чем это оно? — спросил Леарх.

— Нет. Но мне не нужен переводчик, чтобы понять смысл.

— Так что же?

— Похоже, это имя, звание и номер. Кажется, ее зовут Ла'тиен.

— Ее?

— Да. По крайней мере, мне кажется, что это женщина.

— И что ты хочешь, чтобы с ней сделали?

— Заковать в наручники и посадить в «Носорог». Заберем ее с собой в Брэндонские Врата и посадим в Стеклянный дом. Я запрошу с «Vae Victis» сервитора по ксенолексикону, чтобы провести допрос. Надо выяснить, сколько еще таких, как она, на Павонисе.

— Думаешь, еще есть?

— Возможно, — сказал Уриил, отходя от пленницы. — До Брэндонских Врат всего километров шестьдесят к востоку по равнинной местности. Логично, что противник начал разведку с этих холмов как с возможного места начала атаки. Следопыты — это глаза и уши боевых отрядов тау, и я удивился бы, если бы ее отряд действовал в одиночку.

— Если есть другие подразделения, мы их найдем, — сказал Леарх. — Ретроспективная телеметрия со времен кампании Зейста помогла нам найти этих, и если битва оставила хоть какой-то след, изловить их будет нетрудно.

— Это была не битва, — возразил Уриил.

— Нет? — Леарх шагал рядом с ним. — Тогда что же?

— Как только мы в это влезли, вся моя система надпочечников отреагировала — это вполне могли быть учения. Все как по учебнику, от диверсионных выстрелов до убойной команды в укрытии и группы огневой поддержки.

— Это что, плохо? — спросил Леарх. — Мы выполнили образцовую засаду в точности по Кодексу, застали тау врасплох. Мы обманули экипаж их танка, заставив сделать незначительную ошибку при маневрах, и расстреляли уцелевших. Если бы все боевые операции проходили так безукоризненно!

— Согласен, но следопыты были в высшей степени неосторожны при наступлении. Судя по тому, что я слышал о битвах, которые орден вел с тау на протяжении последних нескольких лет, это в высшей степени странно для бойцов, славящихся именно осторожностью.

— Возможно, это новобранцы, еще не испытанные в боях, — предположил Леарх.

— Возможно, — сдался Уриил. — И все же странно, что мы так легко с ними управились.

— Мы сражаемся, столь точно следуя Кодексу Астартес, именно потому, что привносимый им порядок кажется легким тем, кто в нем не искушен.

— Я знаю, Леарх. Можешь мне не напоминать.

— Разве? Тебя однажды изгнали именно потому, что ты не последовал его учению.

— Да, и я понял, что именно делал не так на Медренгарде. — Уриил подавил раздражение, вызванное словами Леарха, — пусть тот и был, в общем, прав.

— Надеюсь, это так.

— Клянусь тебе, так и есть, друг мой. Полагаю, я так давно не сражался во главе столь безупречных бойцов, что почти забыл, каково это — иметь тактическое преимущество. В последнее время были лишь я и Пазаний против многократно превосходящих сил противника.

— Ну, не так уж и многократно. В конце концов, вы же с ними справились.

Крепость Геры. Уриил не смел верить, что однажды будет снова стоять перед исполинской сверкающей мраморной твердыней, — боялся, что чем сильнее он этого желает, тем дальше цель.

Возносящиеся ввысь белоснежные стены были увенчаны величавыми золочеными орудийными башнями и окаймлены адамантиевыми укреплениями, в равной мере прекрасными и смертоносными. Словно живая структура из невыразимо красивого коралла, крепость будто вырастала из скалы — могучее сооружение, порожденное в стародавние времена гением примарха Ультрамаринов.

Она стояла на мощном горном хребте памятником гению и провидческому дару этого человека. При всем своем величии крепость Геры не была памятником тщеславию — скорее, шедевром архитектуры, возвышающим душу и напоминающим любому, кто взглянет на него, о возможности устремляться к великому. Это было великолепное творение, подобное поэзии в камне, говорящее столь много сердцу, но не самомнению.

Уриил и Пазаний стояли одни на окаймленной статуями площади в конце Виа Фортиссимус, величавой церемониальной дороги, идущей от подножья гор до самых Врат Жиллимана. Исполинские золотые ворота крепости были покрыты гравировкой, иллюстрирующей с десять тысяч деяний Робаута Жиллимана, и Уриил прекрасно помнил ужасный звук, с которым они захлопнулись за ним.

Печальный грохот адамантия прозвучал как конец всему, и теперь, когда ворота медленно приоткрылись, струящийся оттуда свет показался первым светом на заре творения.

За спиной у них скрипел и потрескивал, охлаждаясь после быстрого прохода сквозь атмосферу, корпус «Громового ястреба», принесшего их с вращающегося по орбите корабля Серых Рыцарей. Грузовые сервиторы уже разгружали силовую броню Сынов Жиллимана, которую привезли с Салинаса, и вскоре воздушное судно должно было снова исчезнуть в холодном темном космосе.

— Мы дома, — сказал Пазаний, но Уриила охватили слишком сильные эмоции, чтобы он смог ответить.

Его ближайший друг и боевой товарищ плакал, не стыдясь текущих из глаз слез, окидывая взглядом высокие стены и сияющие бастионы крепости.

Уриил поднял руку, коснулся лица и вовсе не удивился, что тоже плачет от всепоглощающей радости возвращения домой, грозившей вот-вот лишить его самообладания.

— Дома, — проговорил он, словно боясь облекать эту мысль в слово.

— Ты когда-нибудь думал, что мы снова окажемся здесь? — спросил Пазаний дрожащим голосом.

— Всегда надеялся, но старался не думать об этом. Я знал, что если буду думать о том, что потерял, то у меня не будет сил двигаться вперед.

— Я все время думал о доме, — признался Пазаний. — Не уверен, что добрался бы сюда, если бы утратил надежду.

Уриил повернулся к Пазанию и положил руку на наплечник друга. Пазаний даже по меркам космодесантников был настоящим гигантом, каких Уриил больше не знал, и в полной боевой выкладке возвышался над Уриилом. Правая рука его заканчивалась у локтя — ее оторвало под поверхностью другого мира существо, родившееся на заре времен.

Его броню починили и подновили мастера ордена Серых Рыцарей, и после этого частица души Пазания, искалеченная изгнанием, исцелилась.

— Мы оба держимся за то, что не дает нам остановиться, друг мой, — сказал Уриил. — Для тебя это была мысль о доме, для меня — сам путь. Без этого баланса, думаю, мы оба не выстояли бы.

Пазаний кивнул и сгреб его единственной рукой, обнимая. Сердце его было изранено, но уже заживало. Они разделили на двоих приключения и ужасы путешествия, и вернуться из него живыми, не говоря уже о полноте духа, было чудом, что они внезапно и очень остро осознали.

Уриил засмеялся.

— Эй, ты так дух из меня вышибешь, дуралей! — выдохнул он.

Его собственная броня была безнадежно испорчена на пути к искуплению, и он был одет в простой бледно-голубой хитон, на поясе — меч, доверенный ему его бывшим капитаном. Пазаний присоединился к его веселью, последние остатки тьмы, окутывавшей его душу, таяли под ярким солнцем Макрагге и в лучах свободной дружбы.

Пазаний выпустил Уриила, когда Врата Жиллимана распахнулись шире и свет оттуда полился еще ярче.

Оба воина гордо встали по стойке смирно, выпрямив спины и подняв головы.

Они выдержали долгий путь во тьму к сердцу Галактики и в души людей; каждое испытание приближало их к окончательному искуплению. Конец пути был близок, и Уриил чувствовал, как колотится сердце в его лишенной ребра груди, словно в предчувствии боя.

Три воина вышли из сияющей крепости — гиганты из легенд Ультрамаринов, чьи имена служили по всему Империуму синонимами отваги и чести.

Впереди шагал в грозной броне Антилоха и перчатках Ультрамара Марией Калгар, магистр ордена Ультрамаринов. Несравненный воин и непревзойденный стратег, Калгар являлся воплощением всего, что значило быть командиром Адептус Астартес.

Рядом с ним шел высокий воин в сияющей голубой броне, чью голову укрывал кристаллический капюшон. Это был Варрон Тигурий, главный библиарий Ультрамаринов, и Уриил почувствовал на себе силу его взгляда, прозревающего тьму и безжалостно ее изгоняющего.

Справа от Калгара шествовал самый почтенный из действующих членов ордена Ультрамаринов, капеллан Орган Кассий, магистр Святости и хранитель души ордена. В отличие от своих боевых братьев, Кассий носил угольно-черную броню, и в то время как другие двое были прекрасны обличьем, лицо капеллана представляло собой кошмарный хаос иссеченной шрамами плоти и биопротезов.

Когда эти три живые легенды приблизились к ним, Уриил и Пазаний опустились на колени и склонили головы. Находиться в присутствии любого из этих воинов было бы уже неслыханной честью, но чтобы они все трое приветствовали прибывших — это было уже за гранью.

— Ты вернулся к нам, Уриил Вентрис, — промолвил лорд Калгар, и сердце Уриила воспарило, ибо в голосе его прозвучали уважение и радушие. — Не думал, что когда-либо вновь увижу тебя.

Уриил взглянул на лорда Калгара и ощутил воодушевление при виде столь безупречного воина. Черты лица Марнея Калгара были тверже гранита из самых глубоких карьеров, но они светились мудростью и благородством; глаза были холодны как сталь и одновременно человечны.

— И я не думал, милорд, — проговорил Уриил, не в силах сдержать слезы.

— Варрон сказал, что мы увидим тебя, но я ему не поверил, — сказал Калгар. — И зря.

— Да, — согласился Тигурий, — зря. Разве я не говорил, что Часовой с Башни будет биться с нами, когда Трижды Рожденный снова облечется плотью?

— О да, ты говорил, Варрон, — подтвердил Калгар, — и однажды ты объяснишь, что это значит.

Калгар отвернулся от своего главного библиария и положил раскрытую ладонь на голову Уриила. Рука магистра ордена могла сокрушить прочнейший металл и бережно удержать хрупкую стеклянную скульптуру. Жизнь Уриила была в руке его господина и повелителя, но он не мог представить, кому бы еще с такой же радостью доверил свою участь.

— Что скажешь, Уриил? — спросил Калгар. — Ты вернулся к нам прославленным?

— Мы вернулись в орден, исполнив Смертельную Клятву, — сказал Уриил.

— Тогда добро пожаловать.

— Создания из моих видений, — проговорил Тигурий, и Уриил почувствовал, что в этих словах таится неподвластный его пониманию смысл. — Создания демонического рода… вы их нашли?

— Да, милорд, в мире, захваченном Губительными Силами. Мы нашли их и уничтожили. Путешествие было долгим и тяжелым, и мы видели много ужасного, но также много славного и вдохновляющего. Я видел, как люди становятся чудовищами, а чудовища — героями.

— Ты присоединяешься к сказанному, Пазаний? — спросил Кассий. Сардоническая усмешка на его лице была всего лишь последствием ужасных шрамов. — Ты уже однажды сделал это и был изгнан из ордена. Должно быть, это была рана столь же тяжкая, как и потеря руки.

Пазаний пожал плечами:

— Внутри я цел, милорд капеллан.

— Посмотрим, — сказал Тигурий, обращаясь к обоим. — Вы вернулись к нам как братья, но вы ходили по земле и дышали воздухом проклятого мира. Брат Леодегарий из ордена Серых Рыцарей уверяет, что ваша плоть чиста, и его слова было достаточно, чтобы позволить вам вновь ступить на землю Макрагге живыми.

Тигурий возвышался над Уриилом и Пазанием, кристаллическая матрица его капюшона мерцала отблесками таинственного огня.

— Вы расскажете мне обо всем, что случилось с вами в пути, — объявил он. В темных зрачках его глаз таился свет древних сил. — И горе вам, если я обнаружу, что хоть что-то запятнало ваши души.

Глава вторая

Силовики окружали ее, и бежать было особо некуда. Ее ноги устали, легкие горели, светлые волосы до плеч намокли от пота. Она бежала уже без малого три часа, но Дженна Шарбен не собиралась сдаваться без боя.

Она сморгнула пыль с глаз, досадуя, что потеряла шлем в схватке со здоровяком, пытавшимся пришпилить ее к стене метательной сетью. Дженна увернулась от снаряда и нанесла преследователю два быстрых удара булавой по ребрам. Да его можно было бы вырубить одним ударом по шее. Дилетант.

Им было приказано взять ее живой, и это давало ей определенные преимущества.

Ее черная броня стала серой от пыли. Дженна прижалась к полуразрушенной стене и услышала, как два бойца пробежали мимо руин, в которых она скрывалась.

Когда-то это был имперский арсенал и территория Арбитрес, но мало что уцелело, разве что развалины, валяющиеся на земле плиты из камнебетона и непонятно за счет чего держащиеся стены и покореженные порталы.

Дженна переместилась ближе к двери и подобрала горсть мелких каменных осколков. Она швырнула их на сильно поврежденный деревянный пол и тут же услышала, как силовики развернулись и побежали обратно к ее укрытию.

Щелкнул микровокс, и Дженна затаилась, ожидая.

В дверной проем влетела фигура в серой форме, и Дженна пропустила ее. Тотчас показался второй боец, и тут она вскочила на ноги и обрушила булаву ему на бедро. Человек завопил от боли и, выронив дробовик, рухнул наземь, хватаясь за покалеченную ногу. Второй удар окончательно вывел его из игры.

Дженна услышала, как заряжают дробовик, подняла взгляд и увидела худощавого бойца в серой облегающей форме, стоящего на коленях на расколотой каменной плите в нескольких метрах над ней. Даже с выключенным визором Дженна узнала нападающего.

— Умно.

Она крепче сжала булаву, мускулы напряглись в ожидании схватки.

— Ты всегда бежишь сюда, — заметил оперативник. — С чего бы?

Дженна вместо ответа раскрутила булаву и запустила ее в противника, и в этот самый момент ствол дробовика взорвался пламенем.

Булава не отличалась выдающимися аэродинамическими характеристиками и пролетела мимо цели. Дженна напряглась в ожидании боли, но рассмеялась, когда поняла, что боец тоже промазал. Заряд ушел в скрипучий деревянный пол.

Затвор дробовика щелкнул еще раз.

— Мимо, — сказала Дженна, поднимая руки вверх. — Поработала бы над точностью стрельбы, боец Аполлония.

— Я целилась не в тебя, — сообщила та и опустила дробовик.

Дженна посмотрела вниз, туда, где выстрелом разнесло балку, поддерживающую пол.

— Вот черт! — Разбитые доски со скрипом подались у нее под ногами.

Она провалилась под пол, прямо на кучу камней и штукатурки. Броня существенно смягчила удар, но, перекатившись набок, Дженна почувствовала, будто из легких вышибло воздух.

— Не двигайся, — выдохнул кто-то у нее за спиной. Дженна подняла голову и увидела, что над ней стоит здоровенный вояка, целясь из дробовика ей в грудь. Она заморгала на свету, присмотрелась сквозь клубы пыли, поднятой при падении, и обнаружила еще один ствол, направленный на нее сквозь дыру в полу.

— Отличная работа, боец Дион, — похвалила Дженна, судорожно глотая воздух. — Я так и думала, что вы на пару поймаете меня.

Она с трудом поднялась на колени, прижимая ладонь к старой огнестрельной ране в животе.

— Вы в порядке, мэм? — спросил Дион, включив посеребренный визор на шлеме.

— Да уж, — сказала Дженна, снимая с ворота вокс, — голова немного закружилась — и все.

Оперативник кивнул и поставил оружие на предохранитель.

— Всем подразделениям, — сказала Дженна Шарбен, командир силовиков Брэндонских Врат, — учения окончены, повторяю, окончены. Всем собраться на площади Освобождения для отчета.

Дженна вывела своих стажеров из руин резиденции Арбитрес и повела по вьющейся тропе мимо замшелых груд пластила и гранита на площадь Освобождения. Резиденцию когда-то окружала высокая стена из усиленного камнебетона с колючей проволокой наверху и многочисленными бойницами. Это было мрачное устрашающее сооружение в сердце Брэндонских Врат, предназначенное напоминать населению о долге перед Империумом.

«Этого напоминания явно оказалось недостаточно», — подумала Дженна.

Это были кровавые дни, когда влияние картелей, представлявших собой промышленный хребет Павониса, достигло апогея, и Вирджил де Валтос сделал попытку сбросить имперское правление.

Дженне довелось увидеть лишь первые залпы той революции.

Когда она пыталась эвакуировать губернатора Миколу Шонаи из Имперского дворца, некий червяк по имени Алмерз Чанда, тайный советник де Валтоса, стрелял в Дженну и едва не убил. Апотекарий Астартес спас ее, но даже после полного выздоровления время от времени случались фантомные боли.

Дженна перебралась через каменные обломки — все, что осталось от стены. Дрожь пробежала по телу, когда она вспомнила танковые подразделения, сокрушающие стену, их стволы, выкашивающие уцелевших судей, едва ли не ползком выбирающихся из разрушенного здания.

Никому так и не удалось выяснить, каким образом агенты де Валтоса протащили взрывное устройство в здание, но, тем не менее, это случилось, взрыв разнес весь корпус и тем самым уничтожил возможность мало-мальски эффективного сопротивления де Валтосу со стороны Адептус Арбитрес.

Вирджил Ортега, ее бывший наставник, погиб в бою — судья редкой отваги и порядочности и человек, у которого она могла многому научиться. Она горько сожалела, что его больше не было: тренировать совершеннейших новичков было не совсем то, чего она ожидала, когда ее откомандировали на Павонис.

До восстания каждый картель собирал и тренировал собственные боевые отряды, в результате чего образовалось немало частных армий, верных лишь финансирующему их картелю. Эти бойцы были всего лишь наемными головорезами, исполнявшими волю картелей, применяя силу и едва ли уважая Закон Империума.

Одним из первых действий Администратума, обосновавшегося на Павонисе после переворота, был роспуск этих частных армий, в результате чего тысячи мужчин оказались без работы. Микола Шонаи протестовала против столь радикальных мер, но шли последние месяцы ее пребывания на посту, и ее мнением пренебрегли.

Последним напоминанием о пребывании Адептус Арбитрес в Брэндонских Вратах служили набор и подготовка новых бойцов. Это было поручено Дженне Шарбен, и выполнить поставленную задачу оказалось намного сложнее, чем можно было представить.

Любой, у кого имелись прочные связи с картелями, находился под подозрением у Администратума, и Дженне пришлось отвергнуть многих перспективных рекрутов по причине их былого сотрудничества с картелями из черного списка. Эти ограничения раздражали тем более, что практически все, кто искал работу до мятежа, с неизбежностью оказывались связаны с картелями.

Несмотря на все это, Дженна выстояла. С помощью Лортуэна Перджеда, помощника губернатора из Администратума и бывшего служителя при покойном инквизиторе Барзано, ей удалось набрать почти две сотни силовиков, обеспечить их оружием, формой и подготовкой и организовать штаб в спокойном месте на окраине города.

Базой для их операций стала заброшенная тюрьма, сожженная и разграбленная в начале восстания, но приведенная в порядок в прошлом году. Официально она называлась «Исправительное заведение Брэндонских Врат», но местные жители называли ее Стеклянным домом.

Для патрулирования целого города этой базы было, разумеется, недостаточно, но хоть что-то, с чего можно было начать.

Дженна отбросила мрачные мысли, обходя вместе с подопечными голубые стены крепости Ультрамаринов. Под зорким прицелом пушек они приблизились к контрольно-пропускному пункту, охраняемому гвардейцами Сорок четвертого Лаврентийского гусарского полка. Каждый из подходов к площади Освобождения был снабжен таким пунктом — ступенчатым сооружением из мешков с песком и камнебетонных балок, в котором располагался отряд гвардейцев в блестящих кирасах и изумрудно-зеленых брюках.

Над каждым пунктом уныло висели флажки с изображениями героев и вставших на дыбы лошадей, позади были припаркованы танки типа «Химера».

Дженна знала, что лаврентийцы — стойкие, закаленные солдаты, проведшие большую часть последних семи лет в боях с зеленокожими мародерами в Восточном Пределе. Когда их присылали сюда, на Павонис, с линии фронта, это было назначение почти что на курорт, но Дженна не видела, чтобы дисциплина или режим учений как-то страдали от этого.

Он услышала, как щелкают затворы тяжелых болтеров. Поворотный мультилазер «Химеры» следил за каждым ее движением, хотя всего четыре часа назад они проходили мимо этого самого контрольно-пропускного пункта, направляясь на учения. Капитан со своими бойцами показался из укрытия, и Дженна знала, что он будет проверять и пересчитывать людей не менее тщательно, чем прежде.

Капитан Медерик просканировал ее транзитные бирки, взмахнув считывающим жезлом, и повторил эту процедуру с каждым из силовиков, проходящих под пристальным взглядом охраны с тяжелыми болтерами.

— Хорошо поупражнялись? — спросил он, завершив досмотр.

— Могли и лучше, — призналась Дженна. — Они три часа пробегали за мной, хотя все же поймали.

— Три часа, — ехидно ухмыльнулся Медерик. — Если бы я спустил на тебя Псов из Сорок четвертого, тебя через три минуты приволокли бы ко мне связанную и с кляпом во рту.

— Ну-ну, — сказала Дженна, заметив, как блуждающий взгляд Медерика прошелся по ее тренированной фигуре в местах, не прикрытых броней Арбитрес. — Я бы заставила твоих гончих гоняться за собственными хвостами.

— Да?

— Да.

— Надо бы как-нибудь проверить, судья Шарбен, — сказал Медерик, давая ей знак проходить. — У нас лучшие в секторе разведчики.

— Это гордыня, капитан Медерик, — с вызовом заявила Дженна. — Она вам не подобает.

Она развернулась и зашагала мимо «Химеры», чтобы догнать своих бойцов.

— Я запомню, — усмехнулся Медерик. — Не сомневайся.

Медерик разозлил ее, даже не попытавшись скрыть, что она его привлекает. Она сказала себе, что ее выводит из себя его слишком очевидное влечение, а также то, что он пытался унизить ее как профессионала, но в этом таилось кое-что еще. Он был нездешний, чужак.

И что с того, что сама она не родилась на Павонисе? Это был ее мир, потому что она сражалась, чтобы защитить его. Лаврентийцы защищали этот мир, ставший ей второй родиной, но их присутствие служило зримым доказательством недоверия, питаемого Империумом к народу Павониса.

— Все хорошо, мэм? — спросила Аполлония, оглядываясь назад.

Это была миниатюрная женщина с коротко остриженными волосами и большими миндалевидными глазами, одна из лучших учениц Дженны. Многие, в их числе и сама Дженна, в свое время недооценили ее, но она оказалась отличным примером того, что не стоит судить о людях по внешности. Она была намного крепче, чем казалась, и на учениях отлично справлялась со всеми заданиями.

— Да, все хорошо, — отозвалась Дженна. — Гвардейцы в своем обычном репертуаре.

— Чем быстрее они уберутся, тем лучше, — встрял Дион, замедляя шаг, чтобы идти вровень с ними.

— Придержи язык, боец Дион, — предупредила Дженна. — Такое отношение лишь заставит их пробыть здесь дольше. Понятно?

— Понятно, мэм, — лихо отсалютовал Дион.

— Аполлония?

— Да, мэм. Понятно.

Дженна кивнула и постаралась забыть об этом случае. Дорога расширилась, и они вышли на центральную площадь Брэндонских Врат.

Площадь Освобождения когда-то была популярным у городских богачей местом, где можно было собраться, погулять и посплетничать, но с начала восстания она оказалась совсем заброшенной.

Слишком много воспоминаний, предположила Дженна. Слишком многие погибли здесь.

Даже сейчас она порой просыпалась от звучавших в ушах наполненных страхом и ненавистью криков рабочих, грохота выстрелов, воплей раненых и умирающих или бешеного стука собственного сердца.

Площадь Освобождения была теперь не местом встреч горожан, но символом былых поражений планеты. Некоторые жители все еще появлялись здесь, Дженна насчитала несколько сот человек, собравшихся в центре площади.

Приглядевшись, она все поняла.

Малиновый «Носорог» прелата Куллы был припаркован у подножия огромной статуи Императора, на которой повесили предателя Вендаре Талоуна. Огонь пылал в черных черепах, привинченных к броне танка, и изогнутые бронзовые трубы органа поднимались из-за ониксовой кафедры, транслируя собравшейся толпе бранные речи.

На вершине этого передвижного алтаря стоял Кулла — высокий, грозного вида священник с огромным огненным цепным мечом и болтером, поднятыми к небесам. Облаченный в изумрудную ризу проповедника Сорок четвертого Лаврентийского, Кулла участвовал в учениях вместе с солдатами, к которым он каждый день обращался с наставлениями. Он казался не человеком, чья внешность была дана от рождения, но ожившей причудливой каменной скульптурой. Раздвоенная борода и бритая, покрытая татуировками голова придавали ему устрашающий вид — на что и был расчет.

Служители в рясах с капюшонами пели духоподъемные гимны, а хоругви в виде золотых херувимов реяли в клубах дыма от благовоний, поднимающихся из дыморассеивателей танка.

В начале восстания корабли Министорума и Администратума привезли сонмы новых клерков, писцов и проповедников, дабы восстановить на Павонисе духовное и бюрократическое равновесие, но для Куллы ничей пыл не был достаточен, и он вышел на улицы, чтобы проповедовать собственный пламенный извод Имперского Кредо.

Судя по шуму толпы, Кулла уже вошел в раж, и Дженна остановилась послушать.

— Всем нам подобает изгонять неверующих. Такие существа не обладают ценностью, присущей человеку. На самом деле их и не следует считать людьми, это лишенные разума животные, несчастные лжецы, трусы и убийцы!

Приверженцы Куллы, по большей части бедствующие рабочие и батраки, встречали его слова шумным ликованием, и Дженна не могла отрицать, что речь прелата обладает весьма сильным действием.

Проповедник распростер руки, и на сетчатке глаз Дженны остались огненные сполохи от его меча.

— Не оплакивайте неверующих, что живут среди нас, будь то ваши друзья и родичи. Никто не должен плакать над гниющим трупом недостойного неверующего! Что еще сказать? Ничего. Не должно быть ни последних слов, ни обрядов, ни памяти. Ничего. Каждый раз, когда умирает неверующий или пришелец, Империум лишь выигрывает, и их забытые Императором души будут вечно пылать в недрах варпа!

— Похоже, для разбора полетов придется искать другое место, — заметил Дион.

— Да, пойдем обратно в Стеклянный дом и сделаем это там, — сказала Дженна. В ушах у нее все еще гремели голоса прелата Куллы и его паствы.

Два «Носорога» направлялись на юг, в Ольцетин, город мостов, затем повернули на восток и двинулись по шоссе 236 на север вдоль реки к Брэндонским Вратам. Шоссе было в хорошем состоянии — как-никак главная транспортная артерия, соединяющая столицу планеты с прибрежным городом-портом Пракседесом, и Ультрамарины довольно быстро совершили круговой объезд. Все на шоссе пропускали «Носороги» вперед, установленные на куполе штурмболтеры нацеливались на любое транспортное средство, подобравшееся слишком близко, покуда водитель не торопился убраться с дороги.

Окрестности Брэндонских Врат представляли собой развитую, расползающуюся в разные стороны промышленную зону, правда, в настоящее время по большей части бездействующую. В некоторых зданиях еще рокотали машины, но куда больше было пустых и заброшенных — рабочие лишились своих мест из-за прежней связи с картелями.

Ультрамарины остановились, лишь чтобы сдать пленницу-тау под надзор силовиков в почерневший от огня Стеклянный дом, и быстро двинулись дальше. Они проехали мимо возведенных из листовой стали стен лагеря Торум, штаба Сорок четвертого Лаврентийского полка, и оказались в самом городе, пройдя под северными Торговыми вратами.

Промышленный центр Павониса сильно изменился с тех пор, как Уриил в последний раз бывал здесь.

Городские стены были укреплены лаврентийскими танками «Гидра», и вооруженные стражи в зеленой форме и серебряных кирасах патрулировали улицы, охраняя мир, отвоеванный Уриилом и его людьми.

Их маршрут пролегал через финансовый центр города, где в основном и шла торговля, сделавшая Павонис одним из экономических центров субсектора. У Уриила было достаточно времени, чтобы полюбоваться сложной архитектурой Карнелианской биржи с ее высокими башнями и позолоченными арками, прежде чем они скрылись из виду и танк выехал на площадь Освобождения.

Имперские гвардейцы охраняли въезд на эту просторную площадь, но Ультрамаринов не остановили, и те проехали мимо солдат, почтительно творящих знамение аквилы. Они обогнули гигантскую статую посреди площади, где проповедник на малиновом «Носороге» вещал перед собранием верующих. Сердце Уриила замерло, когда он увидел это место, некогда посвященное славе Императора, а ныне ставшее пристанищем уродливого практицизма блокпостов.

База Ультрамаринов располагалась в парке Белахон, некогда прекрасном оазисе природы, зелени, озер и утонченной красоты, превращенном в заросшую пустошь с застойным озером посредине. На южной окраине парка над горизонтом возвышались железные шпили Темплум Фабрика, нависая над более скромным зданием Библиотеки Дешанель.

«Носороги» двинулись к модульной крепости с высокими голубыми стенами, многоугольными бастионами и оборонительными башнями. Именуемая крепостью Идея, она была построена технодесантниками и сервиторами роты близ руин бывшего здания Арбитрес. Танки приблизились, обменялись протоколами распознавания с башнями согласно Кодексу, и ворота открылись.

Два танка проскользнули в крепость, и едва они остановились близ трех «Лендрейдеров» в массивной броне, самых мощных боевых танков в арсенале космодесантников, как упал подъемный мост. Машины преодолели последние метры, и Уриил покинул танк, поворачивая голову вправо-влево, чтобы расслабить затекшие мышцы.

Сборные сооружения были равномерно распределены по территории, в них находилось все необходимое для участвующей в войне роты космодесантников: центр командования, арсенал, апотекарион, трапезная и казармы. Группы космодесантников практиковались в ритуалах прицеливания, другие обучались ближнему бою маленькими группами под надзором сержантов. Технодесантники возились с двигателем «Лендрейдера», в то время как размещенные на башнях пушки «Гром» сканировали город на предмет возможной угрозы.

В центре крепости Идея развевалось на ветру знамя Четвертой роты, удерживаемое недвижным воином в полной боевой выкладке Ультрамаринов и ярко-зеленом плаще. На полотнище виднелось изображение латной рукавицы, сжимающей знак Ультрамаринов на фоне золотого лаврового венка, — символ отваги и чести всех, кто бился под ним, и Уриил склонился перед столь благородным штандартом.

Поддерживаемая в безупречном состоянии «Химера», окрашенная в цвета роты, стояла рядом с командным центром, как и более скромный легкий танк с белой розой СПО Павониса.

— Кажется, у нас гости, — заметил Леарх, подходя к Уриилу чеканной поступью, словно только что с плац-парада.

— Именно, — согласился Уриил. — Лорд Уинтерборн и полковник Лоик, судя по средствам передвижения.

— Хочешь, пойду с тобой?

— Да, но сначала нам надо отдать почести знамени.

Уриил и Леарх направились в самое сердце крепости и встали перед знаменосцем. Его звали Пелей, и он носил титул «Древний», который даруется лишь чистым душой и сердцем, заслужившим право нести полковое знамя в огонь бесконечных битв.

Пелей был знаменосцем Четвертой роты уже тридцать лет. Орел сиял на его груди, белые крылья сверкали. Алые шнуры удерживали плащ у него на плечах, к наплечникам были присоединены свитки с клятвами и печати чистоты. Солнце блистало на серебряном и золотом шитье штандарта, и гордость, преисполнившая Уриила, когда он коснулся ткани, могла залечить все его раны.

— Это знамя делает тебе честь, Древний Пелей, — сказал Уриил. — Оно никогда не выглядело так хорошо.

— Благодарю, милорд, — ответил Пелей. — Для меня честь носить его.

Космодесантники, которые были с Уриилом во время его последней патрульной миссии, выстроились у него за спиной, не ожидая приказа. Уриил опустился перед штандартом на одно колено, и его солдаты сделали то же, склонив головы перед его великим наследием. Ни разу в истории знамени не дали упасть, как бы этого ни хотелось врагам всех мастей.

— Во имя Императора и примарха, которым мы служим, вверяю тебе свою жизнь и жизни этих воинов, — сказал Уриил, скрестив руки на груди в знаке аквилы. — Вверяю тебе нашу преданность, умение и доблесть. Во имя этого стяга, нашего ордена и Императора вверяю тебе наши жизни.

Воины у него за спиной произнесли каждый свою собственную присягу, и Уриил дождался, пока последний не закончил, и только тогда поднялся на ноги. Принося присягу ротному знамени, он испытал теплое чувство признательности, словно все, во имя чего он сражался, принимало его снова в ряды Четвертой роты.

Он обратился к Леарху:

— Отправь людей сделать все необходимое после битвы и присоединяйся ко мне в командном центре, когда закончишь.

— Есть, сэр, — чопорно поклонился Леарх.

Уриил развернулся на каблуках и направился к продолговатому строению, служившему командным центром полка. Стены его были глубокого синего цвета, тарелка системы наблюдения вращалась в настоящем лесу антенн на бронированной поверхности. На стену была нанесена с помощью трафарета эмблема Ультрамаринов, и двое космодесантников с обнаженными мечами несли караул у входа.

Оба воина ударили себя в грудь рукоятками мечей, когда Уриил набрал код доступа и вошел в командный центр.

Интерьер был залит мягким зеленым светом бесчисленных информационных панелей в стенах. Жужжали распознаватели, и, хотя вентиляторы на потолке рассеивали излучаемый машинами жар, было слишком тепло. Где-то слышалось бормотание на бинарном языке, сливаясь с шипением машинного языка на устах сервиторов.

Технодесантник Харк сидел на троне из серебра и стали в конце помещения, присоединенный к различным логическим машинам проводами, идущими от рук, груди и черепа. В глазах пульсировали огоньки: он сопрягал бесчисленные потоки данных, собранных системой наблюдения на крыше и «Vae Victis» на орбите.

Несколько служителей ордена занимались курильницами, смазывали хранителя технологий роты священными маслами и читали мантры, ублаготворяющие духов машин.

В центре гололитический проекционный стол был освещен прозрачной голокартой, бросающей отблески на три фигуры, собравшиеся вокруг нее.

Ближе всех к Уриилу стоял полковник Адрен Лоик, командир местных сил обороны. Со времени восстания частичный контроль над вооруженными силами Брэндонских Врат был передан офицеру, избираемому Администратумом, причем в равной мере и за боевые качества, и за отсутствие связи с картелями. Уриил понимал, что это политическое назначение. Куда менее ясно было, что Лоик представляет из себя как командир.

Ворот кремовой формы полковника был расстегнут, и порозовевшая кожа блестела от пота. Голова с заостренным черепом была обрита наголо, и он промокнул лоб шарфом, прежде чем отсалютовать Уриилу. На боку у него были пистолет и дуэльная сабля, но Уриил усомнился, что он умеет по-настоящему искусно с ними обращаться.

Рядом с Лоиком стояли два старших офицера Сорок четвертого Лаврентийского. Уриил уже не раз встречался с ними, и оба произвели на него большое впечатление. Впервые он увидел их, когда Ультрамарины высадились, во второй раз — когда устанавливали систему командования, в последний — когда определяли зоны ответственности.

Командир полка лорд Натаниэль Уинтерборн был щеголеватым дворянином с утонченными манерами и пристрастием к этикету, из-за которого поначалу казался напыщенным. Однако при первой же встрече Уриил понял, что это железный человек. Уинтерборн многое требовал от своих гвардейцев и многого от них добивался, пусть на этом поприще было трудно снискать славу.

Высокий и страшно худой, в изумрудно-зеленом мундире, словно слишком широком для него, он явно обладая немалой силой, что нравилось Уриилу. Его черты выдавали знатное происхождение, тщательное воспитание и солдатское честолюбие.

Прямо за спиной Уинтерборна стояли два адъютанта. Один держат полковничий шлем с изумрудным плюмажем, другой — двух худых, похожих на волков животных с блестящим черно-золотым мехом, устрашающего вида челюстями и глазами прирожденных хищников. У одного из зверей отсутствовала левая передняя лапа, что не делало его менее грозным.

Если Уинтерборн был пламенным сердцем полка, то его правая рука, майор Алитея Орнелла, представляла собой воплощение деловитости. Неулыбчивая и холодноватая, она отличалась пунктуальностью и дотошностью и не менее полковника была заинтересована в том, чтобы солдаты полка хранили славные традиции Имперской Гвардии. Как и ее командир, она была одета в длиннополый мундир, но адъютантов, чтобы держать шлем и домашних любимцев, у нее не было.

— Лорд Уинтерборн, майор Орнелла, — сказал Уриил, непроизвольно обращаясь к ним сообразно мере уважения, если не близости к нему. — Полковник Лоик.

— А, мой добрый Уриил, — приветствовал его Уинтерборн. — Ужасно жаль, что приходится беспокоить вас вот так, но нам сообщили, что у вас случилось что-то вроде стычки с пришельцами.

— Совершенно верно, лорд Уинтерборн, — подтвердил Уриил. — Следопыты-тау и их танк.

— Называйте меня Натаниэль, — махнул рукой Уинтерборн. — Так все делают — по крайней мере, я их прошу, но они не слушают.

Трехлапая собака ткнулась носом в ногу полковника, и он погладил ее страшную голову; сам Уриил на такое не пошел бы — слишком рискованно.

— В любом случае, перейдем к делам, — продолжал Уинтерборн, лаская животное. — Проклятые тау заполонили Восточный Предел, прямо как паразиты шкуру старого Финлэ. Мы уже с ними сражались, скользкие засранцы, за ними нужен глаз да глаз, а то мигом окажутся у тебя за спиной. Помнится, однажды на Улголаа они…

— Вероятно, нам лучше сосредоточиться на насущных делах? — предложила майор Орнелла, аккуратно прерывая воспоминания полковника.

— Разумеется, да, — закипал Уинтерборн. — Алитея то и дело возвращает меня к реальности. Так вот, эти тау — где вы столкнулись с этими паршивцами, Уриил?

Похоже, Уинтерборна не обидело вмешательство подчиненной, и Уриил подошел к гололитическому столу, на котором высветилась проекция окрестностей командного центра в радиусе трех сотен километров.

Главные города выглядели сплошными световыми пятнами, местность отображали стилизованные изображения гор, рек, лесов и холмов. Брэндонские Врата располагались в центре карты, Пракседес — на западном берегу, Ольцетин — примерно на полпути между этими двумя городами. Мадорн находился прямо к югу от хребта Тембра, мощной зубчатой преграды, поднимающейся в трехстах километрах к северу.

Далее, к востоку, Альтернакса притаилась в сердце густого леса Греша. Картель Аброгас когда-то обладал в этой местности значительными земельными угодьями, но во время восстания туда упала неисправная магматическая бомба с «Vae Victis» и уничтожила их вместе с приличными кусками леса, сгоревшего во время пожара.

На юге Йотусбург, город трущоб, располагался поодаль от других городских поселений, его чурались, словно зловонной жертвы чумы. Он напоминал черную топь и был заселен десятками тысяч рабочих Адептус Механикус, трудившихся в Диакрийском поясе, жутком месте, наполненном дымящимися нефтеперегонными заводами и буровыми установками, от которых почернело юго-восточное побережье континента. В других городах были гетто, Йотусбург весь представлял собой таковое.

Уриил взял со стола световой стилус и нарисовал голографический круг вокруг холмов Оусен, в шестидесяти километрах к западу от Брэндонских Врат.

— Вот тут.

— Проклятие, как близко, — посетовал полковник Лоик. — Чуть ли не на пороге.

— Вы в чем-то правы, Адрен, — согласился Уинтерборн, не замечая или сознательно игнорируя неловкость, испытываемую Лоиком при виде проявляемой старшим по званию фамильярности. — Хреновы пришельцы скоро к нам за обеденный стол усядутся. Что скажете, Уриил?

— Думаю, полковник Лоик прав. Тау слишком близко и слишком осмелели, мне это не нравится. Судя по тому, что мне довелось наблюдать, они прокладывали маршрут для более крупного отряда.

— Подготовка к вторжению, да? — предположил Уинтерборн. — Думают, у нас вот так можно забрать мир, принадлежащий Императору, верно?

— Из командования сектором не приходило никакой информации о возобновившейся угрозе, — сообщила Алитея Орнелла. — После побед вашего ордена при Зейсте и Лагане имперские стратеги считают, что тау отступили к прежним рубежам.

— Магистры Ультрамаринов пришли к тому же выводу, — поделился информацией Уриил, — но тот факт, что силы тау уже на Павонисе, нельзя ни отрицать, ни терпеть. Если они проводят военную разведку, значит, готовится вторжение. Возможно, не скоро, но рано или поздно. Наш долг — не дать им никакой информации, которая помогла бы осуществить план захвата этого мира, будь угроза реальной и близкой или чисто теоретической.

— Конечно, — согласилась Орнелла. — Так что это, по-вашему, — разведотряд?

Уриил задумался.

— Нет, полагаю, это что-то большее.

— Да? — откликнулся Уинтерборн. — Скажите же мне, Уриил, что, по-вашему, задумали эти ксеносы?

Уриил снова посмотрел на гололитическую проекцию.

— Думаю, тут присутствуют более значительные их отряды, чем можно судить по тому, что произошло. Меня не удивит, если вдруг окажется, что тау на Павонисе уже довольно давно.

— Уверяю вас, капитан Вентрис, мои патрули СПО не обнаружили ничего, что могло бы подтвердить ваши подозрения, — сказал полковник Лоик.

— Не сомневаюсь, что так и есть, полковник. Я удивился бы, если бы было наоборот.

Лоик побагровел, но Уриил сделал успокаивающий жест.

— Я не собирался неуважительно высказываться о ваших людях, полковник. Даже нам удалось определить месторасположение тау лишь благодаря информации, полученной на Авгуре ценой жизней Астартес.

— Я верю солдатской интуиции, Уриил, — сказал Уинтерборн, — но вам придется предъявить что-то большее, чем подозрения. Расскажите мне все. Почему вы решили, что тау здесь, хотя люди умнее нас утверждают, что он вернулись к себе и зализывают раны?

— Этот мир таков, — сказал Уриил.

— А что с ним не так? — настороженно спросил Лоик.

— Полагаю, природа Павониса делает его привлекательной целью для тау. — Уриил прошелся вокруг стола, собираясь с мыслями. — До восстания де Валтоса это был торговый узел подсектора. Конечно, система картелей отдала опасно большую власть в руки людей, не способных с ней справиться, но надо признать, что они были высококлассными торговцами и промышленниками. Посмотрите, как она управляется: главный орган правительства называется Сенатская палата праведной коммерции, и ее главный чиновник — управляющий сделками.

— Так что же делает планету столь привлекательной для тау?

— Она подходит для того, как они привыкли работать. Практически каждый раз, когда имперские войска бились с тау, это случалось в тех мирах, где ксеносы-дипломаты или торговцы сначала скрытно посягали на лидерство в масштабах планеты, устанавливая торговые связи, предлагая сотрудничество и сделки. Если правительству планеты не хватает ума отвергнуть подобные предложения, быстро образуются торговые связи, и влияние тау растет, а правители богатеют. Скоро тау устанавливают свое военное присутствие, которое превращается в настоящую оккупацию всего за несколько месяцев. К тому времени, как население поймет суть происходящего, бывает уже слишком поздно, и мир Империума превращается в часть Империи Тау.

— Отвратительно, — помотал головой Уинтерборн, словно отказываясь верить услышанному. — Подумать только, граждане Империума опускаются до сделок с ксеносами.

— Тау не похожи на другие расы, с которыми вы воевали, лорд Уинтерборн, — сказал Уриил, тщательно подбирая слова. — Это не зеленокожие и не флоты-ульи. Они не занимаются бездумным опустошением миров и не ищут разрушения ради разрушения. Вся эта раса работает на благо своего вида, и, вообще-то, они во многом достойны восхищения.

— Но это ксеносы, — запротестовал Уинтерборн, — дегенераты, не уважающие ценность человеческой жизни и наше святое предназначение править звездами. Невыносимо!

— В самом деле, и любой мир, на который положили глаз тау, в случае, если он их не примет, будет атакован их армиями со всей возможной жестокостью. Тау предлагают простой выбор: либо присоединиться к их Империи по доброй воле, либо быть завоеванным и стать частью их Империи насильно.

— Думаете, здесь как раз такая ситуация? — спросил Уинтерборн.

— Да. Тау полагают, что коммерческая жилка здешних правителей сделает их благосклонными к захватчикам, когда придет время начать ассимиляцию Павониса.

— Если она еще не началась, — заметила Орнелла.

— Именно, — сказал Уриил.

Глава третья

Один в своей комнате, Уриил позволил себе погрузиться в незамысловатый процесс заботы о своем боевом снаряжении, чтобы успокоить разум. Почитание памяти воина, который перед ним носил эту броню в сражениях, было для Уриила так же естественно, как дыхание, и помогало думать. Он прошелся мягкой щеткой по нагрудной пластине, тщательно удаляя красную пыль Павониса с рельефного изображения золотой аквилы.

Будучи капитаном роты космодесантников, Уриил имел право на личную комнату в модульных казармах: три на три метра, настоящая келья со стальными стенами с простой койкой и настенным хранилищем для оружия и кабинкой для гигиенических процедур у другой стены. Серый сундук из оружейной стали в изножье койки содержал в себе немногочисленные личные вещи Уриила: тренировочный костюм, гигиенические принадлежности, точило для меча, блестящую черную клешню хищника, пойманного им на Тарсис Ультра, и истертый фрагмент боевого знамени, захваченного им на поле битвы на Фракии.

В обычных обстоятельствах космодесантник не слишком нуждался в уединении и практически всю жизнь проводил в обществе боевых товарищей. Такие нерушимые узы братства позволяли Адептус Астартес сражаться как одно целое, так, как простые смертные не могли и мечтать.

Остальные части брони Уриила стояли в углу кельи, каждая пластина была час назад снята с его усовершенствованного тела и почтительно помещена на прочную раму полковым сервом.

Жестокие Мортиции грубо срезали с Уриила его собственный доспех на Медренгарде, и ему пришлось оставить немногие сохранившиеся части на Салинасе. Необходимость заставила его одолжить силовую броню, принадлежавшую некоторое время ордену Сынов Жиллимана, но теперь у него был собственный доспех.

Когда пришла пора возобновить Клятвы Братства, магистр кузницы проводил Уриила в просторные, освещенные факелами сводчатые помещения армориума, чтобы воин выбрал новую броню, прежде чем покинуть Макрагге.

В священном хранилище снаряжения ордена находились десятки доспехов, они выстроились, словно воины на параде, и Уриил остро почувствовал, что это свободное снаряжение просто ждет, чтобы доблестные воины снова понесли его в бой. Отблески огня плясали на полированных пластинах. Уриил с почтением прошел мимо их рядов, зная, что души павших героев неслышно, незримо оценивают его боевую доблесть.

Каждый доспех был творением забытого искусства и технологии, носить любой из них было бы честью. Уникальную связь между доспехом и воином невозможно было понять без глубокой веры, присущей Адептус Астартес.

Едва Уриил остановил взгляд на сияющих пластинах, которые он теперь полировал, как понял: этот доспех — для него. Он потянулся и приложил раскрытую ладонь к позолоченной нагрудной пластине и почувствовал связь с доспехом на таком уровне, какой и сам не смог бы объяснить в полной мере.

— Броня брата Амадона, — одобрил его выбор магистр кузницы, голос его напоминал хрип, исходящий словно из самых глубин груди рослого воина. Хранитель армориума лишь изредка снисходил до того, чтобы «говорить телом», и Уриилу хватило сообразительности понять, что эти почести предназначены не ему, а доспеху.

— Брат Амадон пал при штурме бреши на Коринфе от руки вождя зеленокожих варваров, когда бился рядом с нашим возлюбленным магистром ордена.

— Коринф, — проговорил Уриил, не желая осквернять звенящую тишину армориума чем либо громче шепота. — Битва, отнявшая у нас Древнего Галатана.

— Та самая, — подтвердил магистр кузни, глядя, как Уриил обходит доспех, чувствуя, будто с ним говорит душа брата Амадона прямо сквозь разделяющие их столетия.

— Он великолепен, — выдохнул Уриил. — Я чувствовал что-то похожее на Салинасе, когда увидел броню, принадлежащую Сынам Жиллимана, но тут намного сильнее. Это словно… оно нуждается в том, чтобы я его носил.

— Героические деяния каждого воина, носившего доспех, входят в его наследие, капитан Вентрис. Лишь когда души доспеха и его владельца в согласии, каждый из них сможет достичь подлинного величия.

Уриил улыбнулся этому воспоминанию, откладывая пластину, довольный тем, что смог удалить все следы последних нескольких дней, проведенных в поле. Он повесил пластину обратно на раму и вынул меч из потрепанных, покрытых пятнами кожаных ножен. Уриил решил, что можно было, в принципе, обзавестись и новыми, но его бывший капитан передал ему меч вместе с ними, и ему ничего не хотелось менять в оружии без особой необходимости.

Он достал из ящика точило и прошелся им вдоль лезвия клинка, прикрыв глаза и чувствуя себя более одиноким, чем когда-либо.

Иногда одиночество было желанно, и многие воины обрели просветление в одном из солиториумов ордена в дальних пределах Макрагге.

Это был не тот случай.

Еще до повышения в звание капитана Четвертой роты Уриил бился плечом к плечу с Пазанием, одним из лучших сержантов Ультрамаринов. Вместе они свергли древнего звездного бога, одолели щупальце Великого Пожирателя и низложили свирепого воина Губительных Сил.

Пазаний был его давним и самым близким другом, братом, бывшим с ним рядом во всех битвах и испытаниях, через которые им пришлось пройти с юных лет.

Теперь он лишился даже этого.

Исполнение Смертельной Клятвы было, как оказалось, всего лишь первым шагом на пути к возвращению в ряды блистательного ордена. Их отвага и верность не подвергалась сомнению, никогда не подвергались, но они изменили Кодексу Астартес и отправились в миры, безнадежно оскверненные мерзким прикосновением Хаоса. Уриил достаточно сражался со служителями Губительных Сил, чтобы понять: человек может абсолютно серьезно считать себя свободным от заразы, но на деле иметь тайную червоточину в темных глубинах души.

Едва за ними захлопнулись ворота крепости Геры, пятьдесят с лишним бойцов Первой роты отвели их прямо в апотекариум.

Уриила и Пазания подвергли мучительным процедурам с целью определить чистоту их плоти и обнаружить возможные аномалии генетического свойства. Их тела были изучены с большей тщательностью, чем это делают с потенциальными рекрутами, которых проверяют вплоть до клеточного уровня на предмет возможных слабых мест.

Эти исследования причиняли немало физических мучений и длились неделя за неделей, но оба воина пошли на них по собственной воле.

В конечном счете апотекарии ордена объявили, что Уриил свободен от заразы, его плоть чиста так же, как и по вступлении в ряды Ультрамаринов более ста лет назад.

Пазанию посчастливилось меньше.

Заслуженный сержант потерял на Павонисе руку ниже локтя в бою с чудовищным созданием, известным как Несущий Тьму, но продолжил сражаться, когда Уриил обратил чудовище в бегство. Адепты с Павониса заменили руку Пазания бионическим протезом, который почти не уступал утраченной конечности. Лишь позже, когда зеленокожий воин вонзил клинок в предплечье сержанта в недрах космического корабля, Пазаний осознал природу произошедшей с ним ужасной трансформации.

Сереброкожие воины Некронтир, служившие Несущему Тьму, были созданы из инопланетного металла, обладающего способностью к самовосстановлению даже после самых сильных повреждений. Каким-то образом частица этой силы попала в аугментическую руку, изготовленную для Пазания, и конечность обрела практически сверхъестественную способность к регенерации металла.

Устыдившись, Пазаний скрывал эту тайну от Уриила до тех пор, пока чудесные свойства его руки не обнаружились в проклятой крепости Кхалан-Гол, принадлежащей кузнецу войны Хонсю. Создания Хонсю отсекли руку Пазания для своего темного повелителя и забрали с собой заразу Некронтир, но это не отменяло самого факта: Пазаний солгал своему капитану — в высшей степени серьезное нарушение.

Объявленные свободными от физической нечистоты, Уриил и Пазаний были направлены в дымящиеся благовониями реклюзиумы под присмотр капелланов ордена. В храме Исправления они пережили заново все свои испытания начиная с того момента, как покинули Макрагге, перед величавым неподвижным телом Робаута Жиллимана. Оба воина рассказывали о своих приключениях снова и снова, и каждая мельчайшая деталь дотошно проверялась, пока хранители святости ордена не сочли, что теперь они знают во всех подробностях, что произошло во время исполнения Смертельной Клятвы.

Многое в рассказе Уриила — договор с Омфалом Демониумом, освобождение Кровавого Сердца и союз с ренегатами Ардарика Ваанеса — вызвало изумление и осуждение, но, хотя такие союзы считались вредоносными, никто не усомнился в благородстве намерений Уриила, услышав о результатах.

Уриил не без колебаний рассказал капеллану Кассию о бескожих и о том, как не смог сдержать клятву обеспечить их безопасность и предложить им лучшую жизнь. Из всего, что рассказал Уриил, смерть вожака бескожих причинила ему наибольшие страдания. Хотя это был лишь единственный возможный итог мучительной жизни существа, память о его печальной кончине запечатлелась в сердце Уриила навсегда.

Многие другие моменты, касающиеся их Смертельной Клятвы, были фантастичны и могли вызвать сомнения, но правда Ультрамарина — это его жизнь, и даже обвинявшие Уриила, в первую очередь Като Сикарий из Второй роты, не сомневались в его честности. Вопреки этому Уриил и Пазаний согласились, чтобы дознаватели из подразделения библиариев изучили всю историю их похождений на каждой стадии испытаний.

Довольные, что их сердца — это все еще сердца воинов, исполненных отваги и чести, капелланы отправили Уриила и Пазания на последний, самый важный круг испытаний.

Библиотека Птолемея была одним из чудес Ультрамара, хранилищем знаний, уходящих вглубь тысячелетий и десятков тысячелетий, в те времена, когда факты и достоверность сливались с мифами и преданиями. Легенды гласили, что ее назвали в честь первого и могущественнейшего из библиариев ордена, и знания, хранящиеся в ее недрах, были больше тех, что содержал Конклав Агриппы, многообразнее Арканиума Телея и, по слухам, включали практически все слова, возникшие за время существования человечества.

Весь отрог горного хребта, на котором была выстроена крепость Геры, принадлежал библиотеке. Ее многочисленные флигели, архивы, колоннады и церемониальные постройки образовывали рукотворную гору сияющего мрамора и гранита, соперничающую с высочайшими горами Макрагге.

Верхушки высоких колонн терялись в тени далекой крыши, пол из зеленого мрамора с прожилками блестел, словно ледяной. Огромные книжные шкафы из стекла и стали поднимались на невообразимую высоту по обе стороны центрального нефа, заполненные немыслимым количеством прикованных цепями книг, свитков, инфодисков, карт, каталогов, кристаллов с данными и тысяч других форм хранения информации.

Безмолвные сервиторы в длинных лазурных одеяниях призраками проносились в звенящей тиши библиотеки, кто-то на колесах, кто-то на телескопических ногах, позволявших добираться до верхних полок, более специализированные — на индивидуальных гравитационных пластинах. Сервочерепа с длинными пергаментными свитками и перьями в бронзовых футлярах парили в воздухе, их горящие красные глазницы походили на светлячков в могильной тьме.

Уриил провел немало времени в Библиотеке Птолемея, готовясь стать членом ордена Ультрамаринов. Здесь он изучил наследие ордена и его героев, как и историю и политику Империума в целом. Однако большая часть времени ушла на заучивание хитросплетений величайшего труда его примарха — Кодекса Астартес.

Такая дотошность была основой обучения Астартес. Взращенный и снаряженный для битв, космодесантник не был бездумной боевой машиной, созданной средствами древней науки. Десятилетия подготовки позволяли ему стать больше чем просто воином. Каждый Астартес воплощал лучшие качества — человечность, отвагу, честь и способность сражаться не только по приказу, но и потому что он знал, зачем.

Топот сандалий Уриила по полу растревожил пыль и благоговейную тишину, создающую в библиотеке совершенно особую атмосферу. Пазаний шел рядом с ним, тоже без брони, в таком же хитоне глубокого синего цвета, препоясанном веревкой с узлами.

Это были одеяния кающихся, но веревка с узлами представляла собой атрибут устремляющихся, чьи испытания почти подошли к концу. Апотекарион постановил, что их тела чисты от заразы, и совет капелланов счел их сердца столь же чистыми.

Окончательное решение касательно того, будут ли их имена снова внесены в почетные списки Ультрамаринов, зависело от Марнея Калгара, и решение магистра ордена должно было опираться на слово его главного библиария.

Арканиум был сердцем библиотеки, подступы к нему охраняли воины в серебряных латах, вооруженные длинными шестами со сверкающими лезвиями, шлемы их представляли собой высокие капюшоны, пронизанные пси-деструктивными кристаллическими сетями. Никто не обратил против них оружие, когда они подошли, но Уриил не удивился: эти стражи уже знали об их целях и могли распознать любое дурное намерение.

Внутри арканиум представлял собой куб двадцать на двадцать метров с арочным входом в каждой стене, мягко освещенный толстыми свечами в высоких железных канделябрах в форме орлов и вставших на задние лапы львов. Стены были из деревянных балок, потертых и побелевших, словно привезенных с далекого берега, а пол — из темного сланца. Комната сильно отличалась от других помещений и производила впечатление намного более древнего сооружения, существовавшего еще задолго до самой библиотеки.

В центре стоял тяжелый стол из темной древесины. На нем лежали четыре огромных фолианта, с корешками в метр длиной и толщиной сантиметров в тридцать. Каждая книга была прикована тяжелой цепью из холодного железа за поблекший от времени золоченый корешок, страницы были из мелованного пергамента, пожелтевшего за тысячелетия, и исписаны мелким безупречным почерком.

Уриил глубоко вдохнул при виде этих книг, и мириады ароматов коснулись его гортани и перенесли его ум в далекие века, когда были созданы эти рукописи. Он почувствовал дубильную кислоту, сульфат железа и гуммиарабик чернил, тепло кожи, пошедшей на пергамент, и мел, с помощью которого поверхность листов готовили к письму. Но более всего его чувства сосредоточились на образе выдающегося человека, создавшего эти могучие фолианты, того, кому несчетные миллиарды обязаны жизнями.

Эти великие труды жили в мечтах Уриила все десятилетия обучения, но до сих пор ему разрешали видеть лишь копии.

— Это то, о чем я подумал? — начал Пазаний.

— Думаю, да. — Уриил приблизился к книгам, протянув вперед руку.

Они оба смотрели на фолианты, слишком погрузившись в благоговение перед поучениями, ведущими Ультрамаринов вперед уже десять тысяч лет, чтобы заметить, что дверь позади них закрылась, зато отворилась другая.

— На вашем месте я не стал бы это трогать, — произнес чей-то звучный голос. — Скверно будет, если система защиты арканиума убьет вас прежде, чем я успею передать свои рекомендации магистру ордена.

Уриил поспешно убрал руку от книги и посмотрел в затененные капюшоном глаза главного библиария Ультрамаринов, стоявшего по другую сторону стола: они с Пазанием и не заметили, как тот появился.

Варрон Тигурий выглядел впечатляюще, хотя и не превышал ростом Уриила, облаченного в броню. Скорее, дело было в глубине познаний и величии, налагаемом его званием и положением, оттого Тигурий и казался огромным и устрашающим.

Уриил почувствовал, как при виде библиария в разукрашенной броне, покрытой печатями и резными письменами, по позвоночнику пробежала дрожь. Знаки и амулеты неизвестного происхождения покрывали его латы — каждую пластину. Связка бронзовых ключей, висевших на толстой цепи у него на шее, и увенчанный черепом посох, знак его ранга, блестели, словно на них застыл коронный разряд.

Глаза Тигурия напоминали бездонные озера, ясные, искрящиеся насмешливым юмором, хотя кроме самого библиария никто не знал причины этого веселья. Бледная кожа и впалые щеки делали его лицо угловатым, что не часто встречалось среди Астартес.

Главный библиарий подошел к ним, и Уриил почувствовал, как у него по коже ползут мурашки в присутствии могучего воина. Тигурий веками бился, проявляя отвагу и честь, присущую Ультрамаринам, и спас бойцов Четвертой роты в диких пустошах Бороса, но он не был членом братства космодесантников.

Его власть и тайные знания делали его одиночкой даже внутри ордена воинов, связанных клятвами братства, что крепче адамантия. Для кого-то Тигурий был не намного лучше чародея, владеющего силами, обычно приписываемыми поклонникам нечистых духов или колдунам варпа, в то время как для других он был боец, ведомый самим Императором.

Мудрые предупреждения Тигурия спасли Ультрамаринов от гибели при столкновении с флотом-ульем «Бегемот», предсказали скорое приближение магистра войны Нидара и отправили Уриила и Пазания на Медренгард.

Как бы Уриил ни уважал мощь, власть и ранг Тигурия, он слишком через многое прошел благодаря прозрениям этого человека, чтобы в принципе питать к нему искреннюю симпатию.

— Эти священные страницы хранят вековую мудрость. — Тигурий обошел стол и перевернул лист ближайшего фолианта, не касаясь его. — Наш возлюбленный примарх занес сюда первые свои записи, будучи еще мальчиком. Вы это знали?

— Нет, — признался Уриил, сам этому удивляясь, ведь каждый Ультрамарин изучал историю прародителя ордена, заучивал события его жизни, битвы и учение в ходе интенсивной подготовки к вступлению в орден.

— Это мало кому известно, — сказал Тигурий. — Это малая часть истории примарха, и не та, о которой я люблю распространяться: мне нравится покой этого места, и не хочется, чтобы сюда толпами повалили паломники. Можете себе представить бродящие тут тысячи и тысячи людей, как в храме Исправления?

Уриил покачал головой и оглянулся на Пазания. Друг тоже молчал: сержант интуитивно чувствовал, когда надо говорить, а когда закрыть рот и дать сказать Уриилу.

— Думаю, сюда пришли бы очень многие, — проговорил Уриил.

— О да, — согласился Тигурий, словно только что об этом подумал. — В юности примарх бывал здесь и читал книги, когда ему хотелось оказаться подальше от политиканства Макрагге. Сотни километров от ближайшего поселения и выше, чем кто-либо поднимался на гору Геры, отличное место, чтобы обрести покой. Так оно и есть даже сейчас, и я хочу, чтобы так и оставалось.

— Тогда зачем вы вызвали нас сюда? — спросил Уриил, удивляясь интонации собственного вопроса, почти что неуважительной.

— А вы как думаете?

— Не знаю.

— Тогда подумайте как следует, — отрезал главный библиарий. — Вы воин и не дурак, капитан Вентрис. Я ожидаю от вас большего.

— Из-за вот этого, — сказал Уриил, показав на фолианты.

— Именно. Кодекс Астартес. Скажите мне, что они собой представляют?

Уриил посмотрел на книги, испытывая одновременно смирение и почтение в присутствии реликвий, которых касалась рука Робаута Жиллимана.

— Они делают нас теми, кто мы есть? — предположил он.

— Почему?

— Почему что?

Тигурий вздохнул.

— Почему Кодекс Астартес делает нас теми, кто мы есть? В конце концов, это же просто книга, правда? Что отличает ее от других текстов, записанных на протяжении тысячелетий?

Во вздохе библиария Уриил с внезапной ясностью уловил, что его судьба висит на волоске.

Инстинктивная отстраненность, которую большинство воинов чувствовали по отношению к Тигурию, не давала Уриилу в полной мере осознать этот простой факт, и он подавил раздражение, вызванное бестолковостью библиария. Если ему не удалось убедить Тигурия, что они с Пазанием достойны реабилитации, то их жизни закончены, а впереди — лишь казнь на скале Галлана.

Он опустил взгляд на Кодекс Астартес, чтобы прочувствовать честь находиться рядом с ним. Он помнил наизусть обширные фрагменты труда их примарха, столько, сколько не под силу выучить самым одаренным из простых смертных, но даже это было лишь частицей мудрости, заключенной в этих страницах, ибо никто и надеяться не мог запомнить все это целиком, не обладая выдающимися способностями к познанию, присущими одному из потерянных сынов Императора.

— Это больше чем просто книга, — сказал Уриил. — Ее учение стало камнем в основании Империума накануне Великой Ереси. Ее слова — клей, скрепивший верные Императору силы, когда восставшие потерпели поражение.

— Хорошо, — энергично кивнул Тигурий, — а чему она учит нас, Ультрамаринов?

— Она устанавливает принципы, согласно которым должен быть организован орден, — сказал Уриил. — До Ереси легионы были автономными боевыми единицами со своими собственными кораблями, производственными мощностями и командованием. Кодекс уничтожил эту систему и определил, как отныне должны быть организованы космодесантники, чтобы впредь такая власть никогда не попала в руки одного человека.

— Космодесантник узнает это в свой первый день в стенах Дома ордена, — бросил Тигурий. — Это расскажет мне любой новичок. Это то, чем Кодекс является, но я хочу, чтобы ты сказал мне, что он значит, что он значит для тебя, прямо здесь, прямо сейчас.

Уриил попытался понять, что именно желает услышать почтенный библиарий, вспоминая времена, когда он бился согласно Кодексу, когда учение Кодекса спасало ему жизнь, и ту страшную, гнетущую пустоту, образовавшуюся в сердце, когда он отказался от Кодекса.

— Думай, Уриил, — прошипел Тигурий, в глазах его замелькал огонь. — Находиться в одном помещении с этими реликвиями — значит стоять в присутствии самой истории. Посредством этих трудов человек может вновь прикоснуться к временам, когда боги войны ходили среди людей и основатель нашего ордена вел Ультрамаринов в бой.

— Это краеугольный камень, делающий космодесантников столь грозными, — с внезапной ясностью сказал Уриил. — Без него мы всего лишь генно-модифицированные убийцы.

— Продолжай, — кивнул Тигурий.

— Без Кодекса Астартес Империум не пережил бы последствия Великой Ереси. Он связывает воедино всю тысячу орденов Космодесанта и дает нам общую цель, связь с прошлым и друг с другом. Каждый орден, признает он это или нет, обязан своим существованием Кодексу Астартес.

— Именно, — подтвердил Тигурий. — Это живая история, ощутимая связь со всем, что мы есть.

— И вот почему вы вызвали нас сюда, — сказал Пазаний. — Знать, откуда мы идем, значит знать, кто мы и куда идем.

Тигурий рассмеялся.

— Ты говоришь немного, Пазаний Лисан, но когда говоришь, это стоит послушать.

— Я сержант, милорд, — сказал Пазаний, — это мой долг.

Тигурий перевернул еще один лист Кодекса, по-прежнему не прикасаясь к нему.

— Этот глубокий труд, эта легендарная связь с нашим прошлым и нашими братьями ведет нас во всех делах, но на Тарсис Ультра вы проявили неуважение к его учению. Вы порвали с верой, которая делает нас Ультрамаринами, и оставили своих воинов сражаться без вас, а сами взяли на себя командование Караулом Смерти и влетели в самое сердце биокорабля тиранидов. Это гордыня или просто спесь?

— Ни то, ни другое, милорд, — сказал Уриил. — Так было надо.

— Надо? Почему?

— Командир Караула Смерти капитан Баннон погиб, и его отряд нуждался в командовании.

— Это мог сделать любой из людей Баннона. Почему ты? Ты что, такой особенный?

— Я раньше бился вместе с Караулом Смерти, — сказал Уриил.

— Миссию можно было завершить без вас?

Уриил пожал плечами, оглядываясь на Пазания.

— Не знаю. Возможно. Я знаю, что должен был остаться со своей ротой, но у нас получилось. Разве это ничего не стоит?

— Разумеется, стоит, — сказал Тигурий серьезно и безапелляционно. — Да, ты спас Тарсис Ультра, но какой ценой?

— Ценой? Не понимаю.

— Тогда расскажи мне об Ардарике Ваанесе.

— Ваанесе? — Уриил удивился, что Тигурий упомянул ренегата из Гвардии Воронов. — Что именно? Уверен, вы читали записи из реклюзиума. Должно быть, вы уже все о нем слышали.

— Верно. Но я хочу услышать еще раз. Что ты ему предложил на Медренгарде?

— Шанс вернуть честь, но он отказался.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Думаю, он погиб.

— Погиб. И что ты узнал у него?

— Узнал у него? Ничего, — пожал плечами Уриил. Он уже устал от того, что за его ответами следуют новые вопросы Тигурия.

— Ты уверен? Может, не слова, но его дурной пример?

Уриил подумал о Медренгарде, хотя это были неприятные, болезненные воспоминания. Космодесантники-ренегаты, вместе с которыми бились он и Пазаний, на одно краткое светлое мгновение приняли свою судьбу и отправились в сердце цитадели Железного Воина. Но Ардарик Ваанес в конце концов покинул их и предоставил самим себе.

Внезапно Уриил все понял.

— Судьба Ваанеса могла стать моей судьбой, — сказал он, все более уверенный в том, что ему открылось. — Он позволил своему эго сделать себя слепым по отношению к долгу и братству. Он поверил, что знает лучше, чем учение его ордена.

— Судьба Ардарика Ваанеса — классический пример того, как судьба может одолеть даже лучших из нас, если мы не бдим ежечасно, — сказал Тигурий, и Уриил услышал в тоне библиария предостережение. — Любой из нас создает лестные образы себя, благодаря которым чувствует себя особенным, неординарным и всегда более значимым, чем на самом деле. Вот почему космодесантники — такие грозные противники: они безоговорочно верят в свою способность одержать победу даже в неравном бою. Это пробуждает храбрость и самоуважение и дает психологическую защиту тому, кто окружен смертью и вечно в бою. В конце концов, любой из нас считает себя лучше обычных людей, разве нет?

Уриил кивнул, хотя признаться в подобном было неловко.

— Возможно, я когда-то так и думал.

— Про себя точно знаю, — мрачно признался Пазаний. — Не было случая, чтобы я кому-то что-то поручал и не думал, что сам справлюсь лучше.

— Этот эгоцентризм не только помогает, он может и сильно повредить, — сказал Тигурий. — Он делает нас слепыми к нашим недостаткам и неудачам и не дает увидеть страшную правду: такие же люди, как мы, в некоторых сложных ситуациях ведут себя недостойно. Вы полагаете, что другие люди падут жертвами своих пороков, другие, но не вы, и не вооружаете свои души против искушения, думая, что с вами ничего худого не случится, даже если вы знаете, насколько это вероятно.

Тигурий положил на стол раскрытую ладонь и дал Уриилу и Пазанию знак подойти.

— Когда ты был послушником и узнал о Великой Ереси против Императора, думаю, ты решил, что никогда не сделаешь такого, на что пошли люди магистра войны. Ты покачал головой и подумал: странно, что кто-то на такое решился. Я прав?

Уриил кивнул, и Тигурий продолжал.

— Разумеется. Уверен, вы подумали, что просто не смогли бы совершить такое, но опыт показал, что это не так и что вы способны на подобное. Эта вера делает нас всех уязвимыми перед искушением, именно потому, что мы считаем себя в безопасности. Лишь когда мы признаем, что любой из нас подчиняется силам, неподконтрольным нам, смирение торжествует над необоснованной гордыней, и мы можем признать свою способность идти путем зла и совершать постыдные деяния. Скажи мне, чему это учит тебя, Уриил?

— Что в должных обстоятельствах любого из нас поджидает падение.

— Или в недолжных обстоятельствах, — добавил Пазаний.

— Я однажды пал, потому что думал — я на это не способен, — сказал Уриил, — но на Медренгарде я увидел, куда именно ведет этот путь: к деградации и проклятию.

— Хочешь себе такой судьбы?

— Нет, — уверенно заявил Уриил, — совершенно точно нет.

— Тогда ты узнал что-то очень важное, — сказал Тигурий.

Глава четвертая

Имперский командующий и губернатор системы Павониса Куделькар Шонаи на первый взгляд не производил большого впечатления, он был рыхлого телосложения, со скошенным подбородком и начинал лысеть. Он не был воином, хотя, как в прошлом году выяснил Лортуэн Перджед, внешность его была обманчива, и в невзрачном теле скрывались острый ум и твердое сердце.

Второй из двух сыновей в семье, брат Куделькара Думак, был, по общему мнению, будущим преемником Миколы Шонаи на посту губернатора Павониса. Однако Думак погиб от пули убийцы во время одного из многочисленных восстаний рабочих, предшествовавших попытке переворота де Валтоса. Накануне бунта, когда заканчивался срок полномочий Миколы Шонаи, Лортуэн быстро подготовил Куделькара, чтобы тот смог занять место тетки.

Ситуация была далека от идеальной, но в качестве старшего адепта Администратума на Павонисе Лортуэн сделал все, что было в его силах. Большинство картелей запятнали себя связями с предателями, и вышестоящие лица считали, что лишь отпрыски рода Шонаи могут стать достойными кандидатами на пост имперского командующего, коль скоро они согласились с его рекомендацией не брать на эту должность чужака.

Об этой рекомендации Лортуэн впоследствии не раз пожалел, но его бывший начальник любил говорить, что сожаление подобно грузу: оно превращается в бремя, лишь если держаться за него. Арио Барзано, инквизитор Ордо Ксенос, знал массу подобных изречений, но он пал от руки воина-эльдара у подножия северных гор, и Лортуэн лишился вдумчивого наставника и верного друга.

С тех пор сдерживать политику молодого губернатора Шонаи стало неблагодарной задачей. Он представлял себе реставрацию как настойчивое установление торговых связей с иномирными конгломератами и торговыми домами. Собственной инфраструктуры у планеты почти не осталось, и ее экономика находилась в плачевном состоянии, но Куделькар не отличался робостью, и едва отстроенный дворец стал пристанищем бесконечных делегаций с близлежащих систем, каждая из которых пыталась добиться исключительного права на торговлю с Павонисом.

Воцарилась пьянящая атмосфера космополитизма, и Павонис несомненно получил от всего этого финансовые выгоды. В принципе, это не представляло бы трудностей, не будь Лортуэн обязан присматривать за деятельностью молодого губернатора. Назначенный на Павонис после восстания постоянным наблюдателем, Лортуэн находил это практически столь же утомительным, как и межзвездные скитания на службе инквизитору Империума.

Лортуэн Перджед был уже немолод, его тело уже вышло из возраста, когда могли помочь омолаживающие процедуры. Ум его был по-прежнему быстр, но сморщенное тело покрылось пигментными пятнами, и даже небольшая прогулка с тростью, увенчанной костяным набалдашником, сильно утомляла его. По справедливости, ему должны были позволить провести остаток дней в какой-нибудь отдаленной библиотеке, коротая время за пыльными книгами и спокойными размышлениями.

Лортуэн закрыл глаза и улыбнулся, представив себе такой исход, но чьи-то сердитые голоса резко вернули его к реальности. Он открыл глаза и окинул взглядом обширную губернаторскую приемную.

Адепт вздохнул, понимая, что мечта о спокойной отставке становится все более недоступной.

Сенатская палата праведной коммерции была основой традиционного управления Павонисом, но с падением картелей она утратила значение. Вместо строгого помещения для дебатов Куделькар Шонаи выстроил длинный атриум со стеклянными панелями в сердце дворца и там исполнял свои обязанности губернатора.

Хотя помещение было открыто небу благодаря вращающимся клапанам в изогнутой кровле, полости с антеннами защищали его от опасности нападения, а глушители голосов на стенах предотвращали подслушивание. Пара рослых генно-модифицированных скитариев в архаичных кирасах, увешанных амулетами и украшенных резьбой с двойными клятвами, охраняла непосредственно губернатора.

Скитарии были подарены высшим магосом Роксом Ваалом, адептом Механикус наивысшего ранга во всем Диакрийском поясе, который желал как можно скорее восстановить импорт машин на очистные станции юго-востока.

Их раздутые биомеханические тела и имплантированное оружие были приспособлены наносить страшный ущерб, в духе древнего варварского обычая гладиаторских боев, и, что уж греха таить, они пугали Лортуэна больше, чем космодесантники. С Адептус Астартес все было более или менее ясно, но эти киберчудовища были сами себе закон. Покрытые шрамами и татуировками, они больше походили на обитателей болот миров-ульев, чем на охрану, приличествующую губернатору планеты.

Длинный стол из полированного дерева из остатков леса Греша стоял посреди комнаты, вдоль одной стены тихо бормотали бронзовые когитаторы, обмениваясь потоками данных о колебаниях рынка сектора, ценах на материалы и курсах валют системы.

Слуги в ливреях, ибо Куделькар не мог вынести прозаических сервиторов, когда столько людей шаталось без дела, стояли, держа серебряные сосуды с вином и склонив головы перед зеркальными дверями, готовые исполнять повеления господина.

Встреча, о которой просил лорд Уинтерборн из Сорок четвертого Лаврентийского, началась скверно: клерикус Фабрика Гаэтан Бальтазар нарушил распорядок дел, потребовав, чтобы губернатор Куделькар арестовал прелата Куллу или, по крайней мере, запретил ему вещать на улицах Брэндонских врат. Будучи самым высоким по рангу представителем Адептус Министорум на Павонисе, Бальтазар возмущался, что речи прелата баламутят население, в то время как столь необходимы единство и восстановительные работы.

Лорд Уинтерборн в ответ отпустил едкое замечание, касающееся вялости проповедников Темплум Фабрика, которых более волновала доктрина интроспекции и тихого усердия, чем преследование врагов Императора.

Лортуэн сидел справа от губернатора Куделькара, которого, похоже, радовало, что эти двое сбросили пар. Лаврентийский полковник и клерикус Фабрика разгоряченно обменивались репликами, но Лортуэн не обращал на них внимания — он обратился к своей аугметической памяти, чтобы ознакомиться с данными о сидящих вместе с губернатором деятелях.

Слева от губернатора расположились старшие офицеры Имперской Гвардии, одетые в полную официальную форму, в блестящих оперенных шлемах и алых плащах. Лорд Уинтерборн выглядел аскетично — старый вояка, привыкший к кампаниям, а майор Орнелла старательно записывала гневный диалог между полковником и священнослужителем.

Напротив Уинтерборна и справа от Лортуэна сидел полковник Лоик, командир СПО Брэндонских Врат, в знак уважения к своему командиру явившийся без оружия. Лоик наблюдал за спором с угрюмым стоицизмом. Лортуэн знал, что Адриен Лоик занимает свой пост в силу чисто политических причин и является на самом деле надежным, но невыдающимся воином. Что, собственно, и способствовало его назначению.

Гаэтан Бальтазар в одеяниях цвета охры сидел рядом с Лоиком, великолепный в своей ризе и высокой золоченой митре. Споря с лордом Уинтерборном, Бальтазар постоянно перебирал пальцами четки.

Рядом со священником сидела Дженна Шарбен, командир силовиков из Брэндонских Врат, плотно сцепив пальцы. Дженна нравилась Лортуэну. Она служила провожатым Арио, когда тот расследовал деятельность картелей, и проявила себя как умная и решительная женщина. По прямому указанию Лортуэна ей поручили подготовку нового контингента силовиков, и, судя по ее запавшим глазам, эта работа оказалась весьма напряженной.

Какими бы важными и впечатляющими ни были все эти люди, они меркли на фоне трех космодесантников, сидевших в конце стола. Капитан Уриил Вентрис, сержант Леарх и устрашающего вида воин в сияющей черной броне, казалось, заполняли собой все помещение. Шлем воина в черном был выполнен в виде ухмыляющегося черепа, и воинственные жесты свидетельствовали о нетерпении и желании убраться отсюда.

Лортуэн уже был знаком с Уриилом и Леархом, а третьего воина не знал. Он был очень рад увидеть капитана Вентриса, но удивился произошедшей в том перемене.

Когда Лортуэн работал с инквизитором Барзано, им довелось сражаться вместе с несколькими космодесантниками, из которых многие со временем стали преданными союзниками. Лортуэна всегда удивляло, что космодесантники, видимо, по причине генетического превосходства Адептус Астартес, не меняются, даже если со времени предыдущей встречи прошел не один десяток лет. В глазах Уриила Вентриса, однако, читалась добытая большой ценой мудрость, свидетельствующая о пережитых ужасах и страшных уроках.

Лортуэну был знаком этот взгляд — именно так смотрел его господин в последние месяцы перед смертью.

В конечном счете, спор между Уинтерборном и Бальтазаром закончился, когда Куделькар ударил ладонью по столу.

— Довольно! — рявкнул Куделькар. — У меня уши болят от вашей болтовни. Я мог бы потратить время с большей пользой, чем слушая, как вы спорите.

Гаэтан Бальтазар, похоже, приготовился ответить на вспышку губернатора, но благоразумно предпочел промолчать и просто кивнул. Лорд Уинтерборн, явно непривычный к тому, чтобы ему мешали вдосталь поспорить, прикусил губу и сплел пальцы рук.

— Спасибо, — сказал Куделькар более спокойным тоном. — Мы же разумные люди, правда? Уверен, что ваши разногласия могут быть разрешены. В конце концов, мы все хотим стабильного безопасного мира, где процветает торговля и все внимают учению Императора.

— Разумеется, — подтвердил Бальтазар. — Но этот Кулла проповедует сплошную ненависть. Он забывает о руководстве и защите, которые воплощает Император. Он раздувает пламя страха, а это отнюдь не способствует стабильности, к которой вы стремитесь, милорд.

— Кулла задира, причем весьма успешный, — заметил Уинтерборн. — Я видел, как он выходил против зеленокожих и одерживал верх, весь в крови, а потом опять нарывался. Мы в Восточном Пределе, Бальтазар, и, если вы вдруг не заметили, до Терры весьма далеко. Мы можем положиться лишь на наши пушки, танки и мечи.

— Ересь! — возмутился Бальтазар. — Император защищает! Солдат вроде вас должен это ценить.

— Да утихомирьтесь же, — сказал Уинтерборн. — Император, конечно, защищает, но я не ожидаю, что Он все сделает за меня. Нужно всего лишь хоро…

— Молчать! — рявкнул космодесантник в черной броне. У него был звучный властный голос, привычный к приказам, которым повинуются без возражения. — Вы не слышали своего командира? Вам должно быть стыдно за то, что вы ссоритесь по поводу тонкостей юрисдикции, в то время как вас собрали здесь, чтобы обсудить нависшую над вашим миром смертельную угрозу. Капитан Вентрис?

Собравшиеся испуганно притихли. Уриил благодарно кивнул и встал в полный рост, нависая над чиновниками и даже над скитариями.

Капитан Ультрамаринов сложил руки на широкой груди.

— Капеллан Клозель выражается резко, но у него есть на то право.

— Смертельная угроза? — вопросил Куделькар, подался вперед и оперся руками на стол. — О чем это говорит ваш товарищ?

— На Павонисе наблюдается присутствие ксеносов, губернатор Куделькар. Но ваши важные чины спорят друг с другом, покуда враг планирует наступление на ваши земли.

Лортуэн вытаращил глаза от удивления, услышав о возможной угрозе.

— Вы уверены? — спросил он. — Мы не видели ничего, что могло бы подтвердить это.

— Адепт Перджед. — Уриил почтительно кивнул, и Лортуэн как искушенный оратор понял, что он собирается с мыслями касательно непонятной ситуации. — Мы недавно устроили засаду их передовому разведотряду следопытов в холмах Оусен. Полагаю, они искали подступы к Брэндонским Вратам, возможно, чтобы сюда могли пройти более значительные силы.

— Да хранят нас святые! — выдохнул Гаэтан Бальтазар, поворачиваясь к губернатору. — Мы должны мобилизовать все резервные подразделения и немедленно перебросить Сорок четвертый!

Куделькар поднял ладонь и глубоко вдохнул, прежде чем ответить пришедшему в ужас клерикусу Фабрика.

— Успокойтесь, Бальтазар. Полная передислокация наших вооруженных сил привела бы в первую очередь к всеобщей панике.

— Но если нас атакуют…

— Нас что, атакуют прямо сейчас? — отрезал Куделькар, стукнув кончиками пальцев по гладкой поверхности стола. — Если то, что говорит капитан Вентрис, соответствует действительности, и это всего лишь разведчики, у нас есть время продумать и дать отпор как полагается.

— Как полагается — это значит передислоцировать Сорок четвертый и поднять уровень боеготовности, — сказал Уинтерборн. — Потом активировать второй и третий резерв.

Куделькар помотал головой.

— Павонис переживает не лучшие времена, лорд Уинтерборн. Я не ожидаю, что боевой офицер вроде вас станет вникать в тонкости управления планетой, но я занимаюсь сложными переговорами с несколькими могущественными торговыми конгломератами субсектора, чтобы обеспечить грядущее процветание планеты. Если бы мы вдруг превратили наш мир в военный лагерь ради одного конфликта с пришельцами, которых нетрудно одолеть, это сильно подпортило бы, если бы не вовсе сорвало переговоры.

Лорд Уинтерборн рассвирепел, его тощее тело тряслось от гнева.

Уриил заметил это и сказал:

— Губернатор Куделькар, было бы ошибкой недооценивать тау. У них развитые технологии и искусные воины.

— Я слышал об этом, но заметил, что вы подбираете слова, что свидетельствует о вашей неуверенности в собственных выводах, капитан Вентрис. Кроме присутствия этой боевой единицы пришельцев, что может подтвердить ваши подозрения?

— Ничего конкретного, — сказал Уриил, — но там, где объявились следопыты, обычно появляются и остальные.

— Но этих остальных вы не видели?

— Это правда, — признал Уриил.

— Лорд Уинтерборн? Полковник Лоик? — спросил Лортуэн. — Ваши силы не обнаруживали признаков их присутствия?

— Нет, — решительно заявил Лоик. — Мои патрули не замечали никаких следов пришельцев.

— Мои тоже, — сообщил несколько успокоившийся Уинтерборн, — но, милорд губернатор, я склонен согласиться с капитаном Вентрисом. У его ордена есть опыт борьбы с тау, и если он считает, что на Павонисе имеются инопланетные силы, тогда, по моему мнению, необходимо готовиться к битве.

— Если угроза станет очевидной, мы будем действовать, уверяю вас, — сказал Куделькар.

— А что вам требуется, чтобы она стала очевидной? — грозно вопросил капеллан Клозель, и даже Куделькар вздрогнул от его ледяного тона. — Чтобы клинок почета тау перерезал вам горло? Чтобы над дворцом подняли вражеский стяг?

Губернатор собрался, видя гнев капеллана, и расправил плечи.

— Я правильно понимаю, что вы убили всех тау, которых обнаружили?

— Нет, один уцелел, — сказал Уриил. — Мы ее сдали людям судьи Шарбен в исправительное учреждение Брэндонских Врат.

Куделькар перенес внимание на Дженну Шарбен.

— От этой пленницы удалось добиться внятных сведений о расположении ее соплеменников?

Шарбен покачала головой:

— Нет, милорд. Сервитор ксенолексикона дал нам возможность говорить с ней, но она пока что отказывается сообщать что-либо кроме своего имени, звания и должности.

— Тогда вам следует допрашивать более настойчиво, судья Шарбен, — заявил Куделькар, строго глядя на нее. — Выясните, что ей известно, и быстро. Вы меня поняли?

— Да, милорд, — коротко кивнула Шарбен.

— Вы собираетесь мобилизовать наши вооруженные силы? — настаивал Адрен Лоик. — Учитывая, что нас сдерживает Администратум, любой приказ взяться за оружие должен исходить от имперского командующего и ратифицироваться Администратумом.

Последнее едкое замечание подразумевало Лортуэна, и тот благосклонно улыбнулся.

— Вы слишком уж рветесь в бой, полковник Лоик, — сказал Лортуэн. — Полагаю, вы помните, что эти ограничения предназначены не допустить повторения инцидента с де Валтосом.

— Де Валтос был псих, — бросил Лоик. — Это совсем другое дело.

— Возможно, но я ратифицирую приказ о мобилизации лишь в том случае, если у нас появятся новые доказательства присутствия ксеносов или если судья Шарбен сообщит нам, что получила от пленной тау ценную информацию. Губернатор Куделькар совершенно правильно отказывается рисковать восстановлением планеты и ее будущим процветанием из-за ничем не обоснованного подозрения.

Уриил перегнулся через стол, грозно сдвинув брови. Несомненно, он воспринимал происходящее как предательство бывшего союзника.

— Мои солдаты не подчиняются власти Администратума, адепт Перджед. Поэтому я почтительно информирую вас, губернатор Куделькар, что Ультрамарины будут готовиться к войне. Я настаиваю на том, чтобы вооруженные силы Павониса последовали нашему примеру, пока не стало слишком поздно.

— Хорошо замечено, — сказал Куделькар, вставая из-за стола и завершая аудиенцию. — Мы снова соберемся через неделю и обсудим этот вопрос, но пока что не будет никаких сверхплановых боевых операций.

И Куделькар покинул приемную, сопровождаемый скитариями. Дверь открылась, и он обратился к собравшимся:

— А теперь простите, господа, но я опаздываю на встречу с тетушкой. Те, кто знает ее, поймут: Микола Шонаи — не тот человек, который позволяет посетителям заставлять себя ждать.

Уриил сидел на мраморной скамье в садах губернаторского дворца. Поверхность скамьи была потертой и выщербленной, и он вспомнил, как последний раз сидел здесь. Изменилось немногое, что, однако, удивляло его после знакомства с Куделькаром Шонаи: новый губернатор не выглядел сентиментальным человеком. Траву недавно подстригли, а о цветах явно заботились, их аромат приятно отличался от вездесущего запаха горелого металла, свойственного промышленным районам Брэндонских Врат.

Сад окружала высокая стена. Эта часть дворца была одной из немногих избежавших значительных разрушений во время восстания, и Уриил чувствовал себя спокойно впервые за многое время. Здесь окончилась его последняя экспедиция на Павонис, когда он сидел перед могилой Арио Барзано — героя, который погиб, спасая планету от страшного заговора безумца.

Простой могильный камень перед Уриилом был всего лишь плитой из бледного минерала с хребтов Тембра, слова же были вырезаны рукой самого Уриила:

«Каждый человек — это вспышка во тьме. Если бы мы все сияли так ярко».

Барзано был словоохотливый харизматичный человек, но и весьма опасный. Его слово и авторитет инквизитора могли привести к разрушению этого мира, но он хотел попытаться спасти его, и одно только это уже вызывало в Урииле уважение.

— Никогда не думал, что вернусь, — сказал Уриил, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени, — но, кажется, будет правильно, если мы поговорим здесь, как считаете?

— Ну разумеется, капитан Вентрис, — сказал Лортуэн Перджед, появляясь из беседки у него за спиной. — Вам давно известно, что я здесь?

— С тех пор, как вы вошли в сад. Ваша трость и согбенность — звук ваших шагов легко узнать, адепт.

Лортуэн неловко опустился на скамейку рядом с Уриилом.

— Я подозревал, что найду вас здесь.

Уриил пожал плечами.

— Я подумал, что это будет правильно.

— Верно.

— У вас такой ухоженный сад.

— Мы решили, что это будет правильно, — улыбнулся Лортуэн. — В конце концов, этот мир обязан своим выживанием Арио и вам.

Уриил ничего не сказал и внимательнее пригляделся к Лортуэну Перджеду. Он был потрясен, как тот изменился со времени его последнего визита на Павонис. Адепт Перджед уже тогда был стар, но сейчас буквально стоял одной ногой в могиле. Его кожа ссохлась и покрылась пигментными пятнами, от волос остались легкие седые пряди, прилипшие к черепу, и Уриил заметил за ушами тусклый блеск аугментических распознавателей звука.

— Вы сильно постарели со времен нашей прошлой встречи.

— После вашего отъезда настали трудные времена, капитан Вентрис. Восстановление планеты, на которой совсем недавно произошло восстание… весьма утомительная работа. Впрочем, полагаю, вам тоже пришлось нелегко. Я не знал, что космодесантники стареют, но время коснулось и вас. Поверьте, у меня не было намерения вас обидеть.

— Ничего, — сказал Уриил. — Мы стареем, но намного медленнее, чем смертные.

— Но что же вас так изменило?

— Вещи, о которых я предпочел бы не говорить.

— Честный ответ. Простите за любопытство, — сказал Лортуэн, положив руки на костяной набалдашник трости. Они посидели в дружелюбном молчании, потом Лортуэн спросил: — Так что вы скажете о губернаторе Куделькаре?

— Думаю, он наивен, а пост губернатора мира Восточного Предела не прощает наивности. Тау уже на Павонисе, и нам нужно незамедлительно остановить их, или последуют дополнительные жертвы, когда до Куделькара дойдет, что Империя Тау не занимается разведкой в чужих мирах просто так.

— Возможно, вы правы, Уриил, но мы пытаемся поднять этот мир из руин. Скоро будут заключены выгодные контракты с ближайшими системами. Прервать этот процесс — значит обречь Павонис на разрушение, а его народ — на многовековую нищету.

— Ничего не делать — значит обречь их на рабство, — заметил Уриил.

— Если вы правы. Вы должны признать, что высказали всего лишь смутное предположение, что тау планируют скорое вторжение. Куделькар — деловой человек и думает о будущем своего мира.

— Неправда! — Уриил подался вперед. — Он губернатор мира, принадлежащего Императору, и ему нужно думать об опасности, которой может подвергнуться его мир прямо сейчас. — Космодесантник показал на могильную плиту. — Думаете, Арио колебался бы, действовать или нет? Представьте, что он оказался бы здесь. Что он сделал бы?

— Арио всегда был склонен к скоропалительным решениям. Я же предпочитаю быть более осторожным. Полагаю, не надо спешить, но я готов встретить вас на полпути, Уриил. Я отдам приказ о приведении в боевую готовность второго резерва СПО.

— А Сорок четвертый?

— Пока что распоряжения для них остаются прежними. — Лортуэн с трудом поднялся на ноги, опираясь на трость. — Только пешие патрули и дежурство по гарнизону. Никакой активной мобилизации. Я не хочу вызвать панику на улицах наших городов.

— Уверен, что вид охотников-тау сделает это за вас, — парировал Уриил.

В ста километрах к северу от Брэндонских Врат, высоко на хребте Тембра, над облаками, где воздух разрежен, сеть антенн Кализ распространялась по высочайшим пикам Павониса, словно обширный лес остриженных деревьев из стальных балок. Это были тысячи и тысячи ощетинившихся вокс-антенн, не менее чем пятьсот метров в высоту, с помощью вантов глубоко закрепленных в скалах.

Сеть обеспечивала работу воксов, собирая, перераспределяя и передавая сигналы по поверхности планеты.

Ее мощность была такова, что позволяла даже межпланетные коммуникации, пусть и с приличной задержкой времени.

Сеть Кализ была сооружена картелем Верген около восьмисот лет назад, и ее конструкции покрылись патиной и требовали постоянного присмотра. Сотни адептов, техов, рабочих и сервиторов, занятых здесь, жили на станции Механикус «Эпсилон» в похожих на коробки постройках, сбившихся вместе на склоне крутой горы много ниже раскачивающихся мачт.

Увенчанные свободно вращающимися тарелками антенн и укрытые от самых страшных ветров, эти сооружения тем не менее продувались сквозняком, тут было сыро и холодно. Даже в столь нестабильные времена, когда с деньгами и рабочими местами было туго, слухи о заболеваниях мозга, вызванных излучением от воксов, и тяжелых условиях приводили к тому, что здесь решались работать лишь совсем уж отчаявшиеся.

Рабочие старались большую часть времени проводить под крышей, но когда с севера налетел особенно свирепый шквал, три одинокие фигуры двинулись к поврежденным мачтам в районе, известном просто как Глубокий каньон Шесть.

Третий техник Диман Шорр плотнее запахнул непромокаемый плащ, мысленно проклиная всех, кого знал на «Эпсилоне» и кого миновало сие поручение. Он перечислил уже тридцать имен, когда Герран потянул его за рукав, чтобы сообщить, что они прибыли на место.

Горные тропы были окаймлены стальными шестами, связанными цепями и помеченными знаками, позволяющими техам ориентироваться без помощи карты и не снимая шлема. Такие цепные тропы давали рабочим возможность ходить по бесконечным маршрутам, вьющимся по склонам, и не теряться.

Шипящий дождь, почти что град, лупил по нему, заливая визор шлема потеками грязной воды, пока он пытался разглядеть ступенчатый желоб, уходящий вниз в каньон. Дождевая вода лилась по нему настоящим водопадом, и надо было проявлять величайшую осторожность, чтобы не поскользнуться и не переломать ноги. Вызвать сюда эвакомедиков было практически невозможно.

Капюшон Шорра развевался, ледяной ветер вгрызался в тело до костей, угрожая сбросить его на склоны, по которым они и так карабкались почти весь день. Плащ был старый и тонкий, техник устал, замерз и промок насквозь. Он не мог себе позволить заменить плащ, а адепты Бога-Машины, похоже, не были склонны проявлять излишнюю заботу о своих техах и ничего более приличного не выдавали.

Практически десять часов подряд они с Герраном тащились по цепным тропам в дождь и ветер от станции Механикус к Глубокому каньону Шесть в компании безмолвного грузового сервитора с удлиненным хребтом, бугристыми плечами и обезьяньей осанкой, позволявшей ему носить тяжести по гористой местности, неподходящей для транспортных средств. Сервитор тащил запас еды и воды, аптечку, веревки, всепогодный вокс и пару лазерных карабинов.

— Староват я уже для этого, — пробурчал Диман, ступая в поток ледяной воды, текущей вниз по желобу. У него перехватило дыхание от внезапного прикосновения холода.

— Ты что-то сказал? — спросил Герран, и Диман понял, что забыл выключить встроенный в шлем вокс.

— Ничего. Ерунда. Пошли глянем, что стряслось с этими гребаными мачтами. Может, там адепт нужен для починки. Чем раньше вернемся, тем лучше. Не хочу помереть прямо здесь от непогоды.

— И чего нас вообще сюда послали? — проворчал Герран. — Я же только что проинспектировал Верхний хребет.

— Потому что нам свезло, надо полагать. — Диман осторожно продвигался вниз.

— Свезло? — переспросил Герран, не понявший сарказма. — Чегой-то мне так не кажется. Говорю же, адепт Итум взъелась на меня. Знала же, что я вернулся со смены, и все равно отправила сюда. Так нечестно, и все тут.

— А что, не нравится — увольняйся, — сказал Диман, которого утомило брюзжание младшего коллеги. И так все обстояло не лучшим образом. — Многие не отказались бы занять твое место. Ты должен быть благодарен, что был при Шонаи до всей этой заварушки. Единственная причина, по которой ты остался работать на Механикус.

— Вот уж да, так и сделал бы, — сказал Герран.

Диман уже хотел сказать ему, чтобы не валял дурака, но тут он заметил сквозь потоки дождя слабое сияние на дне оврага.

— Вот зараза, — прошипел он, — похоже, Итум уже послала команду чинить мачты. Эта дура в собственных приказах путается.

Диман позволил Геррану протиснуться мимо него и жестом подозвал грузового сервитора. Громоздкое создание было нечувствительно к дождю и холоду. Диман порылся в одном из вьюков в поисках вокса и вытащил антенну на всю длину, хотя было сомнительно, чтобы связь хорошо работала в таком узком желобе. В наушниках зашипело и забулькало, и Диман включил полную громкость, чтобы уловить сигнал Механикус.

— Как всегда, — сказал он, услышав лишь белый шум. — Тысяча вокс-мачт, и ничего не ловит. Гребаную штуковину давно пора выкинуть.

— Диман? — позвал Герран, и тот обернулся и увидел, что младший напарник стоит на краю желоба, озаренного тем самым слабым свечением. — Иди сюда, глянь.

— Что там? Еще одна бригада работает?

Герран покачал головой, и Диман вздохнул, выключил вокс и сунул его обратно в багажный вьюк, затем прошел последние несколько шагов до конца желоба и входа в Глубокий каньон Шесть.

Во все направления расходилась на сотни метров гладкая каменная поверхность, поднимаясь на другом конце долины отвесными скалами. Вся долина была заполнена жужжащими генераторами и серебристо-стальными мачтами, их было около сотни, но внимание Димана привлекли совсем не они.

Это была группа солдат-пришельцев.

— Что-то не похоже на другую бригаду, — сказал Герран.

Глава пятая

Их было около сорока, закованных в оливкового цвета броню солдат с длинным оружием со стволами квадратного сечения и рабочих или инженеров в громоздкой рабочей одежде. Поодаль стояла группа грозного вида клювастых созданий с тощими телами и блестящей розовой кожей. На затылках у них поднимались гибкие гребни с шипами, их длинные винтовки выглядели совсем допотопными.

Свечение, которое Диман заметил из желоба, исходило от нескольких дисков, зависших над пришельцами, но его куда больше беспокоили похожие на коробки приборы, которые пришельцы старательно закрепляли проводами между реле генератора.

Три машины с изогнутыми боками и огромными нишами для моторов стояли позади группы, превращая антигравитационными полями дождевую воду в шипящую водяную пыль. Солдаты были в шлемах, но можно было хорошо разглядеть плоские, серые, совершенно не похожие на человеческие лица инженеров. Они работали быстро и слаженно, и Диман понял: что бы они там ни делали, это уже почти завершено.

Пришельцы их не заметили. Солдаты слишком сосредоточились на том, чем занимались инженеры, и сильный дождь помог двум техам остаться невидимыми, но такое везение не могло длиться вечно.

Диман сразу сообразил, какие последствия может иметь происходящее для всего Павониса, и медленно попятился назад к грузовому сервитору и всепогодному воксу.

— Давай, — прошипел он, — надо отсюда выбираться.

Герран стоял с разинутым ртом у входа в Глубокий каньон Шесть, зачарованный видом пришельцев.

— Кто это? Что они делают?

— Не знаю, но это какая-то диверсия. Хочешь остаться и выяснить? Ну, давай же.

— Диверсия? — в ужасе спросил Герран. — Зачем?

— А ты, блин, как думаешь?! — рявкнул Диман, стараясь не повышать голос, пусть даже их слова звучали в микрофонах внутри шлемов, а значит, особенно с учетом ветра и дождя, пришельцы не могли их услышать. — Если они демонтируют генераторы и мачты, избыточный траффик за несколько часов заблокирует остальную сеть.

Диман добрался до грузового сервитора и быстро вытащил дрожащими пальцами лазерный карабин из водонепроницаемого чехла. Он вскинул оружие на плечо и, раскрыв вьюк, извлек внешний вокс.

Герран присоединился к нему и достал второй карабин, а потом принялся подниматься из желоба по скользким от бурлящей воды ступеням. Он прокарабкался шесть метров, прежде чем сообразил, что Диман не идет за ним.

— Какого хрена ты делаешь? Ты же сказал, надо уходить!

— Да, но надо сообщить об этом.

— Может, сначала выберемся, а потом будешь орать?

— Заткнись, Герран.

Диман переключил тумблер, и из трубки вырвался сердитый ответ, оглушительно громкий в тесном желобе.

— Твою!.. — крикнул он. — Полная громкость! — Он выключил прибор, но худшее уже случилось. — Гребаный идиот! Беги!

Практически тут же рассеянное свечение в другом конце каньона стало ярче, и в овраг ворвались световые точки. Диман разглядел сквозь дождь летящие у него над головой два диска. Огоньки мерцали у них по периметру, и Диман понял: везение закончилось.

— Святая Капилена, мать милосердия! — закричал Диман, разворачиваясь и припуская со всех ног по ступеням за Герраном. Грузовой сервитор остался позади.

Огоньки следовали за ними вверх по желобу, и Диман почувствовал, как сердце бешено колотится в груди, пока он боролся с потоком, несущимся вниз. Казалось, у него к сапогам привешен груз, и он упал на колени, когда над ним мелькнула слепящая вспышка света и ударила в стену желоба.

Над ним пронеслась буря из света и грохота, в глазах помутилось, тело сотряс приступ тошноты. Диман споткнулся, на него посыпались, словно осколки гранаты, куски разбитого камня. Ветер сорвал капюшон, и холодные стрелы воздуха ударили в лицо сквозь потрескавшийся пластик визора.

Диман в панике оглянулся через плечо и как раз увидел, как грузового сервитора сбили с ног пульсирующие бело-голубые лучи света. В его мясистом теле образовались дымящиеся сквозные дыры, и Диману как-то не хотелось думать, какое именно оружие так разделало сервитора и что оно может сделать с его телом. Кто-то прыгнул вниз в желоб, но из-за дождя и тумана невозможно было разглядеть.

Кто бы это ни были, передвигались они быстро.

Диман с трудом поднялся на ноги и пару раз выстрелил вниз, прежде чем продолжить подъем. Он сомневался, удалось ли попасть, но надеялся, что выстрелы могут ненадолго припугнуть противника.

Летающие диски все еще парили над оврагом, и Диман бешено палил в воздух, надеясь сбить хоть один, но проклятые штуковины словно чувствовали, как он целится, и дергались по воздуху зигзагами.

— Шевелись! — заорал Герран от входа в желоб, и Диман едва не рассмеялся от облегчения. Он поскользнулся и снова полез вверх, когда вдруг услышал странный звук, похожий на шкрябанье кремня по камню.

Он был всего в трех метрах от Геррана, когда непонятное существо с бледно-розовым телом, напоминающее огромную бескрылую птицу, вытянулось в подобие человека позади его напарника. У существа были тощие жилистые конечности, его чудовищную голову венчал шипастый гребень. Руки его взметнулись так стремительно, что глаз едва уловил движение, и Диман увидел, как из живота Геррана показался зазубренный клинок.

Из клювоподобной пасти существа вырвался боевой клич, похожий не то на скрежет, не то на вопль, и оно вытащило нож из тела Геррана. Тот рухнул с переломанным позвоночником, и вода, текущая по оврагу, окрасилась его кровью.

Двойной патронташ пересекал грудь существа, пестрая набедренная повязка напомнила Диману о картинках с хищниками диких миров. Существо было вооружено длинноствольной винтовкой со штыком самой грубой работы.

В памяти всплыло давнее обучение в третьем резерве, и Диман упал на одно колено, одновременно вскидывая лазерный карабин на плечо. Существо снова заскрежетало и приготовилось палить из винтовки.

Диман выстрелил первым, и убийца Геррана оказался сбит с ног, с рваной дымящейся дырой в груди. Древний карабин зашипел под дождем, и Диман торопливо перезарядил его, но тут снова раздался скрипучий щелкающий звук.

Лучи света полоснули по нему, но он проигнорировал их, тяжело, отрывисто дыша. В скалу совсем рядом попала картечь, и он побежал, пригнувшись, прочь из желоба, но тут выстрел в плечо отбросил его назад.

Диман выронил карабин, тяжело рухнул наземь и покатился, чувствуя, как острые скалы рвут одежду. Шлем сбило с головы, от удара помутилось сознание, и его захлестнул холод.

Яркие вспышки плясали перед глазами, и Диман поднял голову, чувствуя, как из рассеченного лба течет кровь. Он попытался подняться с земли, но конечности словно налились свинцом. Острая боль в бедре явно свидетельствовала о переломе.

Из оврага поднялась горстка созданий, выглядевших, словно их освежевали, и они собрались вокруг того, которого пристрелил Диман. Движения их были нечеловечески быстры и скорее напоминали птичьи. Перья стояли дыбом, переливаясь разными цветами. Одно создание было крупнее остальных, с сильными мышцами и гребнем ярко-алых перьев. Оно было вооружено чем-то значительно менее примитивным, с коротким стволом и пусковой установкой.

Подле него находилось трое отвратительных четвероногих, словно сбежавших из чьего-то кошмара. Более всего они походили на освежеванных волков. Розовая плоть блестела под дождем, шипастые гребни вздымались на мощных плечах. Диман испуганно всхлипнул, видя, что они явно состояли в родстве со своими повелителями — те же гребни из жестких перьев, те же страшные клювообразные пасти.

Красноперый вожак испустил несколько высоких вскриков и свистов.

В ответ двое из его отряда опустились на колени рядом с телом убитого собрата и налетели на него с длинными ножами, отрезая полоски мяса и заглатывая их. На скелете в мгновение ока не осталось плоти, и куски мертвечины были распределены между всеми.

Димана едва не вырвало от этого зрелища. Кровь убитого зверя текла из клювов его собратьев, они запрокидывали головы и скрежетали. Он всхлипнул, когда инопланетные псы влились в этот чудовищный хор.

Красноперый что-то пролаял на своем отвратительном наречии, и три пса помчались по скалам к Диману.

Он попытался отпрянуть, но знал, что от этого не будет толку, ногу разрывала невыносимая боль. Чудовищные псы заскрежетали, скача по скалам, на их челюстях пенилась густая слюна.

Диман ожидал жгучей боли от их укусов, но вместо этого они принялись кружить вокруг него, пригнув головы и раззявив слюнявые пасти. Дыхание их было горячим и воняло падалью и скисшим молоком. Он закрыл глаза и свернулся калачиком, бормоча молитвы, затверженные в детстве:

— Император, тот, кто всегда со мной, защити своего покорного раба…

Могучая рука перевернула его на спину и схватила за шею. Диман едва не задохнулся от резкого маслянистого запаха пота пришельца.

Он открыл глаза и понял, что смотрит в молочно-белые глаза без зрачков, глубоко посаженные в черепе, увенчанном гребнем, шипы которого были от красного до пурпурного цвета. Его охватил неведомый прежде ужас.

— Красноперый, — выговорил он.

Существо склонило голову набок, тонкая мембрана прикрыла глаз. Челюсть двигалась, из клюва вырывались противные щелкающие звуки. Они повторялись до тех пор, пока Диман не понял, что создание пытается повторить сказанное им слово.

Он кивнул и улыбнулся сквозь боль, надеясь и молясь, чтобы этот момент понимания спас его жизнь. Наконец чудовище вроде бы управилось с гласными и прокаркало:

— Кррасспрр.

— Да. Ты. Красноперый.

— Красспрр.

Существо повернуло голову к своим собратьям и повторило имя, которое ему дал Диман, затем снова защелкало и засвистело.

Любая надежда на то, что понимание спасет ему жизнь, улетучилась, когда чудища приблизились со своими тесаками.

Исправительное учреждение Брэндонских Врат занимало площадь около квадратного километра и было окружено по периметру двадцатью сторожевыми башнями. Оно представляло собой настоящий небольшой город, разделенный стенами на пять секторов (каждый для особой категории заключенных), которые в настоящий момент служили чем-то вроде автопарка и стрельбищ.

Здесь содержалась всего тысяча заключенных, хотя в принципе когда-то ужасные недра заведения вмещали до двадцати тысяч несчастных. Со времен восстания многое изменилось, но тюрьма не стала менее страшным местом как для заключенных, так и для охраны.

Посреди открытого двора стояла круглая башня, украшенная мозаикой, барельефами на возвышающие душу религиозные сюжеты и письменами, предположительно вдохновляющими обитателей на исправление, но на деле лишь разжигающими их ненависть. Башню венчал поляризованный стеклянный купол, откуда воины могли видеть весь город и благодаря которому учреждение получило обиходное название Стеклянный дом.

Расположенное на окраине Брэндонских Врат за вратами Коммерции, заведение это обладало не самой приятной репутацией места пыток и казней, причем еще до восстания де Валтоса. Здесь обычно собирались неугодные, схваченные войсками картелей за любую деятельность, которую господа считали преступной.

Те, кому хватало ума протестовать, требуя соблюдения прав рабочих, получивших травмы на производстве, или озвучивать мнения, которые картели считали подрывными, скоро обнаруживали, что двери их домов выламывают среди ночи, а их самих солдаты вытаскивают из постелей и тащат в ад исправительного учреждения.

На заре восстания многие его бывшие обитатели сбежали, когда их родные и друзья напали на тюремный комплекс, и прихватили с собой все мало-мальски ценное. Тюрьму вернула в рабочее состояние Дженна Шарбен со своими людьми: другого учреждения для содержания преступников просто не было. Заплесневелые камеры и горы мусора и камней наводили на мысль скорее о зоне боевых действий, чем о пенитенциарном центре, где приводили в исполнение закон.

Коридор, по которому шла Дженна Шарбен, был темным и пыльным; шипящие световые полоски, вмонтированные в стеклянные блоки в стенах, едва обеспечивали достаточно освещения, чтобы не спотыкаться о мотки нерабочего кабеля и груды камней. Пол покрывали лужи, запах плесени и тысячи грязных камер висел в воздухе.

С ней шел боец Дион. Дженна полагала, что однажды Брэндонские Врата смогут гордиться им. Он обладал грубоватой внешностью и не отличался изяществом манер, но при этом был прямодушен и справедлив. Как и она, он нес шлем на сгибе локтя, булава была пристегнута за спиной. Дион и Аполлония были лучшими ее воспитанниками, и их пример мог восстановить испорченную репутацию силовиков, некогда славившихся честностью и приверженностью правосудию.

— Так о чем говорят в верхах? — спросил Дион, когда они подошли к камере, где содержалась пленница. Ультрамарины привезли ее пару дней назад, а еще сутки спустя доставили сервитора ксенолексикона, но это совершенно не помогло добиться сколь-нибудь внятной информации.

— Говорят, что пора разобраться.

— Что именно это означает?

Вот это большой вопрос, подумала Дженна.

— Это означает, что губернатору Куделькару нужна информация от пленницы. — Она не стала сообщать, что губернатора, похоже, не слишком интересовали способы получения этой самой информации. Не стоило такие вещи передавать буквально младшим по званию.

— Так какая именно информация требуется?

— Любая, какую удастся выбить. Если Ультрамарины правы и тау действительно готовят вторжение, необходимо предоставить губернатору доказательства.

— И вы знаете, как это сделать? Полагаю, в Адептус Арбитрес вас обучали техникам ведения допроса.

— Верно, — согласилась Дженна, — но эти техники требуют времени и, в конечном итоге, сотрудничества со стороны пленных. Одного у нас нет, а другое мы в обозримом будущем не получим.

— Тогда как будем действовать?

— Приложим усилия и посмотрим, что будет.

Дженна свернула за угол и остановилась перед стальной дверью, снабженной магическим замком, кажется, совсем новым. У входа стояли два силовика, и оба вытянулись в струнку, увидев Дженну. Она надела шлем.

— И ты надень и опусти зеркальный визор.

— Зачем?

— Просто сделай это. Так будет проще.

— Для пленного?

— Нет. Для нас. И внутри не называем имен. — Она обратилась к охране: — Открывайте.

Дверь открыли, и Дженна и Дион вошли в лишенную окон комнату, пахнущую застарелым потом и чем-то резким, совершенно чужим и потому особенно неприятным. Стены были из голого камнебетона, исцарапаны и изгажены сотнями потерянных душ, которые содержались здесь в разное время. В каждом углу стояло по курильнице, испускающей ароматный дым, неприятный для ксеносов, но едва ли способный подавить вонь от обитателя камеры.

Боец Аполлония стояла у дальней стены камеры, заложив руки за спину, с опущенным визором шлема. Тау сидела на табуретке, сплетя на коленях странные четырехпалые руки.

Напротив сидел, имитируя позу заключенной, сервитор ксенолексикона, которого привезли Ультрамарины. Облаченный в бледно-голубой хитон, с блестящими имплантатами и хорошо поддерживаемым оттенком кожи, биомеханический гибрид служил прекрасным образцом мастерства Механикус.

Вместо ушей у него были приемники широкого диапазона, нижняя половина лица представляла собой кошмарную мешанину подвижных частей из бронзы и серебра. Челюсть, спроектированная, чтобы имитировать форму рта дюжины различных инопланетных рас, была сплошной массой подвижного металла с искусственными жвалами, зубами и множеством искусственных языков, легко приспосабливающихся к структуре речевого аппарата допрашиваемого.

Дженна встала рядом с сервитором и обратилась к пленнице:

— Я собираюсь задать тебе несколько вопросов. Тебе же лучше, если ты ответишь на них честно. Понимаешь меня?

Рот сервитора щелкнул и задвигался, воспроизводя внутреннюю анатомию рта тау, и повторил только что сказанное на языке, странном и едва ли похожем на какой-либо из человеческих. Дженна подумала: интересно, а как же создатели сервиторов узнали, какие конструкции способны воспроизводить слова и слоги языка тау?

Изучение и рассечение черепов тау, предположила она, и мысль эта ее не встревожила.

Плоские черты и отсутствие носа затрудняли считывание выражения лица женщины-тау, но Дженне показалось, что она заметила легкое отвращение. Неужели сервитор неудачно имитирует ее язык?

— Меня зовут Ла'тиен Оссениа. Шас'ла Виор'ла, огненный воин отряда Каис.

Дженна обошла пленницу, вынимая булаву из чехла за спиной.

— Понимаю. Ты считаешь, что ты хороший солдат, но все, что ты делаешь, лишь создает дополнительные трудности для тебя. Ты расскажешь нам то, что мы хотим знать, и чем быстрее ты это сделаешь, тем легче отделаешься.

Сервитор снова передал ее слова, и пленница снова повторила единственную фразу, которую они слышали уже бесчисленное множество раз.

Дженна ударила пленницу булавой по пояснице, и та упала на пол с беззвучным криком боли. Еще пара коротких ударов по плечу и бедру — и пленница вся съежилась.

Дженна сапогом перекатила ее на спину и приставила булаву к горлу. Подобное насилие не доставляло ей удовольствия, но такова была ее работа, которую она старалась исполнять как можно лучше.

— Вот что тебя ждет, если не будешь сотрудничать с нами.

Она услышала, как сервитор переводит, и сильнее надавила на грудь пленницы.

— Это я еще не активировала электрошок. Представь, какой будет боль, когда я его включу.

Дженна спрашивала еще три раза и неизменно получала все тот же ответ:

— Меня зовут Ла'тиен Оссениа. Шас'ла Виор'ла, огненный воин отряда Каис.

Каждый упрямый отказ отвечать все сильнее выводил Дженну из себя. Разве это создание не понимает, что она пытается пощадить его? Она била пленницу по коленям, животу и ребрам, каждый раз рассчитывая, что боль будет сильной, но не приведет к серьезным повреждениям.

После получасового избиения Дженна рывком поставила пленницу на колени и нажала кнопку на булаве. Она сунула оружие в лицо пленнице и с удовлетворением заметила страх в янтарных глазах.

— Все еще не хочешь говорить, а? — поинтересовалась Дженна и кивнула Диону и Аполлонии. — Тогда пора снимать перчатки.

Крики пленной тау разносились по Стеклянному дому большую часть ночи.

Два воздушных судна обогнули выпирающую скалу, держась близко к склону, пролетая над скалистым ландшафтом под громкое жужжание моторов. Бреющий полет был невозможен в такой близости от сети Кализ: то и дело из-за горизонта внезапно появлялась очередная антенна, которая легко могла оторвать у корабля крыло.

Один из кораблей был тяжелым боевым судном, его крылья ощетинились снарядами, множество пушек торчало из передних секций и на верхней палубе. Это был «Громовой ястреб», рабочая лошадка Адептус Астартес, несравненное воздушное судно. Его броня была ярко-голубого цвета, гласис под кабиной пилота украшала блестящая белая перевернутая омега — символ Ультрамаринов, а над ней — золотой орел.

Второе судно было поменьше, спускаемый аппарат класса «Аквила», получивший столь почетное имя благодаря конструкции в виде крыльев орла. На крылья и боковые панели были нанесены золотые геральдические кони Сорок четвертого Лаврентийского гусарского полка, и пилот его старался держаться поближе к кораблю Астартес.

Оба потихоньку сбрасывали скорость, приближаясь к высеченному в скалах каньону, и наконец опустились, ревя двигателями и поднимая пыль со скал. Приземляться было сложно, через горы дул с севера сильный ветер, сбивая с курса, но пилоты — лучшие из лучших — быстро и без потерь выполнили посадку.

Из боевого корабля выскользнул трап, и на нем показались космодесантники, они выбежали из пассажирского отделения и заняли оборонительную позицию вокруг корабля. Почти тридцать воинов из ордена Ультрамаринов разошлись веером, так, как предписано Кодексом.

Уриил трусцой покинул «Громовой ястреб» с болтером на боку и мечом на бедре. Легкий дождь колотил по броне, но он не чувствовал ни холода, ни влаги.

— Похоже, тихо, — сказал ему Леарх.

— Это да, — отозвался Уриил, оглядывая местность и формируя в голове ментальную карту, — но я и ожидал чего-то подобного.

Леарх кивнул и молча присоединился к подразделению скаутов, построившемуся на западном краю периметра. Уриил сошел с трапа на хребет Тембра, его усиленные способности к ориентированию в пространстве позволяли определить, где лучше расположиться перед атакой или занять оборонительную позицию.

Не дожидаясь приказа, каждое подразделение Ультрамаринов расположилось правильно, и Уриил почувствовал гордость от того, что является частью такой слаженной боевой машины.

Капеллан Клозель стоял вместе со своим ударным отделением, воинами, ходившими в атаку с прикрепленными к броне тяжелыми прыжковыми ранцами, позволявшими им спускаться на врага с небес на огненных крыльях. Астартес высшего разряда, незаменимые в жестоком хаосе ближнего боя. Однако какими бы грозными они ни были, это были отнюдь не безмозглые убийцы, но тщательно подобранные бойцы с врожденным пониманием хода битвы.

Такой Ультрамарин знал, когда надо ударить по врагу, а когда отступить.

Клозель мало общался с Уриилом со времен Смертельной Клятвы, и тот то и дело ловил на себе строгий гневный взгляд капеллана, но считал, что это вполне справедливо. В конце концов, у этого задания было две цели: убедиться, что добытый большой ценой мир сохраняется, и, не в меньшей степени, испытать способность Уриила командовать своими людьми.

Технодесантник Харк, отсоединенный от центра командования и несколько странно выглядящий в красной броне и шипящей сервосбруе, возился с «Громовым ястребом», проверяя, не пострадал ли дух машины при трудной посадке. На его правом наплечнике виднелся черно-белый знак Механикус, на левом — синий Ультрамаринов. Вид воина-Ультрамарина в броне с чужим гербом вызывал у Уриила некоторую неловкость, но союз Адептус Астартес и Механикус с Марса уходил корнями в глубь веков.

Уриил направлялся к лежащему впереди каньону, когда «Аквила» спустила на землю свой нижний отсек, и оттуда появился лорд Уинтерборн, великолепный в зеленом мундире, высоких сапогах, золотом шлеме и с прогулочной тростью из черного дерева. Рядом с ним рычали и рвались на сворках собаки, повсюду сопровождавшие полковника. Уриил знал, что это гончие псы. Они поводили носами из стороны в сторону, обнюхивая мокрые скалы.

Четыре лаврентийских штурмовика в сияющих золотом кирасах с тяжелыми ранцевыми лазганами прикрывали своего полковника, за ними следовал писец в длинном одеянии с пощелкивающим пишущим оборудованием и вокс-сервитором со стеклянными глазами.

— Уриил, — заговорил Уинтерборн, — хорошо, что вы пришли на выручку. Моим ребятам не терпелось вступить в бой, но сюда было не так просто добраться, верно? Вы и ваш чудесный корабль — просто подарок судьбы.

— Рад помочь, лорд Уинтерборн.

— Натаниэль, — автоматически повторил Уинтерборн. — На удивление странное дело.

— Да. — Уриил отладил термовизор, чтобы лучше ориентироваться в горах в темноте. — Странное и при этом важное.

— Похоже, ваши подозрения подтверждаются, а?

Уриил кивнул.

— Если собираетесь кого-то атаковать, сначала вырубите их коммуникации.

В командный центр Ультрамаринов поступали сообщения о системных неполадках в планетарных коммуникационных сетях. Проблемы подобного рода были слишком обычными, чтобы вызывать подозрения, но их оказалось очень много сразу, и в сознании Уриила тотчас мелькнул сигнал тревоги.

Сети Кализ было много веков, Адептус Механикус и местные технические специалисты зашивались, поддерживая в рабочем состоянии ветхие генераторы и реле. До Глубокого каньона Шесть гвардейцы или силы СПО смогли бы добраться лишь за десять дней — именно там Адептус Механикус обнаружили первоисточник системных проблем. Уриил тут же предложил помощь Ультрамаринов.

— И как вы собираетесь это сделать? — спросил Уинтерборн.

— Отправимся туда и будем готовы к бою. Мы пойдем по одному спуску, а вы со своими людьми — по другому. Если там есть вражеские подразделения, уничтожим их и посмотрим, какой ущерб они нанесли.

— Как просто. Мне нравится, — сказал Уинтерборн, с трудом удерживая собак на сворке. — Мать вашу! Жермена! Финлэ! К ноге!

Животные не обращали внимания на хозяина и продолжали рваться с привязи, их пасти покрылись пеной, отчаянный лай разносился по долине.

— Что с ними? — спросил Уриил.

— Проклятие, если б я знал! К ноге! К ноге, кому говорю!

Еще один рывок — и псы вырвались и помчались по скалам к ближайшему желобу, ведущему вниз, к Глубокому каньону Шесть. Уриил и Уинтерборн побежали за ними, а следом и штурмовики.

Они вскоре догнали собак, одна из которых принюхивалась к земле и рычала у входа в желоб. Трехногое животное кружило по склону холма и заливалось голодным лаем. Уинтерборн подбежал к своим питомцам и прошелся тростью по их бокам.

— Проклятые непослушные твари! — кричал он, собирая поводки и затягивая ошейники. — Никакой дисциплины, вот в чем ваша беда. Надо было вас пристрелить.

Уриил опустился на колени на землю, которую обнюхивали псы, и пробежал пальцами по скользкому камню. Его усовершенствованное зрение и автоматические органы чувств уже уловили шлейф запаха слишком хорошо знакомого вещества.

— Кровь.

— Человеческая? — спросил Уинтерборн, и Уриил кивнул:

— Да, и ей не больше одного дня.

— Откуда вы знаете?

— Запах слишком свежий. Еще немного — и дождь смыл бы все следы. Острый нюх здесь не только у ваших собак, лорд Уинтерборн.

— Дурной знак, — заметил Уинтерборн, передал сворку вокс-сервитору и обнажил меч, великолепную саблю с изогнутым клинком и сетью кристаллических нитей по всей длине, горящих огнем.

Уриил сообщил своим людям, что обнаружили собаки, и поведение Ультрамаринов заметно изменилось: они уже не просто чувствовали скорую битву, но готовились к ней.

— Вам стоит присоединиться к вашим солдатам, лорд Уинтерборн, — сказал Уриил. — Пора выступать.

— Именно, — кивнул Уинтерборн, отстегивая висящую на бедре кобуру. Полковник лаврентийцев извлек простой лазерный пистолет с матово-черным корпусом. Это было обычное оружие и старое, очень старое, но о нем явно заботились. Уриила удивило, что оно совершенно лишено украшений, с учетом того, как многие полковые командиры стремятся произвести впечатление великолепным оружием.

Уинтерборн заметил его взгляд и улыбнулся.

— Этот пистолет принадлежал моему отцу. Спас меня из многих передряг, скажу я вам. Я берегу его, а он бережет меня.

Уриил кивнул штурмовикам Уинтерборна и предоставил полковнику командовать ими. Он побежал к своей роте и быстро провел ритуал боеготовности. Каждый воин осмотрел снаряжение одного из своих братьев, проверил броню и оружие, которое и так уже трижды проверялось, потому что так поступают Ультрамарины.

Когда значки, соответствующие каждому из бойцов роты, загорелись на визоре зеленым светом, Уриил расширил угол зрения и убедился, что все воины его отряда на месте. Готовы.

Приблизился капеллан Клозель, и Уриил протянул руку:

— Отвага и честь, капеллан Клозель.

— Отвага и честь, капитан Вентрис, — отозвался тот, но руку ему не пожал.

— Мои люди пройдут по желобу, — сообщил Уриил, пряча раздражение, вызванное манерами Клозеля. — Ваши штурмовики будут ждать моего сигнала к началу маневра.

— Помните учение Кодекса, — сказал Клозель. — Руководствуйтесь им во всем.

— Буду, капеллан, — обещал Уриил. — Вам нет нужды обо мне беспокоиться. Библиарий Тигурий напомнил мне о моем долге перед учением нашего примарха.

— О да, не сомневаюсь, но Тигурий не может все предвидеть.

— Что это значит?

— Это значит, что он хотел, чтобы вы вернулись в ряды Ультрамаринов, — сказал Клозель, — и у него были свои причины, помимо блага ордена.

— Вы сомневаетесь во мне, капеллан? Моя честь незапятнанна, в моей преданности нет сомнения. Высшие чины ордена согласны с этим.

— Не все, — сказал Клозель и отвернулся. — Просто знайте, что я убежден: хорошо, что вы вернулись. Бейтесь как следует, и, возможно, вам удастся меня убедить, что сражавшийся в Великом Оке может вернуться не изменившимся.

— Я изменился, капеллан, — прошептал Уриил, когда Клозель отошел к своим воинам.

Уриил прогнал из головы мрачные слова капеллана и отдал распоряжения. Скауты должны были остаться у «Громового ястреба», пока Уриил пойдет с одним отрядом по южному желобу к основанию каньона. Лорд Уинтерборн со своими штурмовиками поднимется на скалы над базой и будет ждать приказа Уриила к наступлению.

Уриил подозвал своих людей ближе, Леарх был рядом с ним. Он смотрел в темный желоб, ведущий в темноту по узкой расселине в скалах, и вспоминал последний раз, когда воевал в этих горах.

Тогда он и его воины провалились на тысячи метров вниз в глубокую шахту и встретили Несущего Ночь в забытой гробнице, сооруженной, когда Галактика была еще юной. Там погиб Арио Барзано, и Пазаний потерял руку — страшная рана, которая принесла ему лишь боль и наказание.

Наказание, из-за которого Уриил отправился сражаться без своего лучшего друга.

Глава шестая

Холодный ветер дул с востока, хватка суровой зимы Макрагге немного ослабла, близилась весна, и снега на нижних склонах уже таяли. Посадочные платформы располагались у подножия гор, на которых были выстроены Библиотека Птолемея и Зал мечей, восточные ветра несли с собой перемены и счастье.

Уриил, однако, не чувствовал себя счастливым, шагая из верхних галерей к мраморной лестнице, ведущей вниз, туда, где перед кораблями системы «Громовой ястреб» выстроилась Четвертая рота. Над платформами поднимался пар, моторы урчали, технодесантники проверяли машины. Штандарт, гордо поднятый Древним Пелеем, шумно хлопал на ветру.

Около сотни воинов в ярко-голубой броне Ультрамаринов стояли неподвижно, словно статуи, опустив руки по швам и высоко подняв головы, ожидая приказа отправляться на задание. Капеллан, технодесантники, апотекарии, механики, водители, пилоты и всевозможный вспомогательный персонал собрались для официального начала кампании. С тех пор как Четвертая рота высадилась на Тарсис Ультра, ее не водил в бой специально назначенный капитан, и такой момент заслуживал особой атмосферы.

Уриил мечтал об этом с тех пор, как они с Пазанием были изгнаны с Макрагге, и вот теперь он узнал, насколько горьким может быть искупление. Сегодня он в первый раз был вынужден идти в бой без верного товарища.

Сопровождаемый четырьмя вооруженными стражами, Пазаний прибыл проститься с Уриилом в ротную капеллу вечером предыдущего дня, когда тот готовился принять доспехи брата Амадона. Уриил был одет в облегающий поддоспешник, его окружали четверо подмастерьев из армориума в красном.

Уриил подготовил свое тело постом, маслами и физическими упражнениями.

Его душа была укреплена размышлениями и боевым катехизисом.

Он был готов облачиться в броню космодесантника, и подмастерья, распевая бинарные песнопения, чтобы умилостивить Бога-Машину, одновременно смазывали священными маслами разъемы, осуществляющие взаимодействие доспеха с телом.

Капелла представляла собой длинное сводчатое помещение из серебристого камня, ярко освещенное дюжиной факелов и сиянием из окна-розы высоко на западной стене. Огненные блики плясали на стенах и на полированном латном нагруднике, висящем на прочной раме перед огромной статуей в полукруглом алтаре. Воссозданный в блистающей бронзе рукой Меллике, величайшего воина-ремесленника среди Ультрамаринов, Робаут Жиллиман взирал на Уриила сверху вниз глазами из сапфиров величиной в кулак космодесантника.

Стражи провели Пазания в капеллу, держа мечи наголо, и сердце Уриила разрывалось при виде того, как обходятся с его другом. Подмастерья попятились, склонив головы, когда Пазаний остановился перед ним, все еще одетый в черный хитон кающегося. Как и Уриил, он был признан чистым от порчи душой и телом, но за преступное сокрытие правды о своей зараженной руке был объявлен виновным в нарушении Законов Честности ордена.

— Можете идти, — сказал Уриил сопровождающим его воинам.

— Нам приказано находиться с заключенным постоянно, — возразил один из них, держа на плече черный клинок. — Исполнение приговора начинается на закате.

Стражи были облачены в броню искуснейшей работы, отделанную золотом и серебром и отполированную до зеркального блеска. Они были все совершенно разные, но каждый воин заработал право носить такой доспех в бесчисленных боях доблестными деяниями, в которые было бы трудно поверить, если бы их совершил кто-либо кроме Ультрамаринов.

— Этот человек — герой отваги и чести, — объявил Уриил. — Вы не посмеете более называть его при мне заключенным. Понятно?

— Да, милорд. Приказ исходит от самого капеллана Кассия.

— Я уверен, что Пазаний не попытается совершить побег, — сухо заметил Уриил. — Верно?

— Да, — сказал Пазаний. — У меня и так неприятности, не хватало еще пополнить побегом список моих преступлений.

За нарушение Законов Честности Пазания приговорили к ста дням в камере ордена и к исключению из рядов Четвертой роты на время, пока Макрагге не совершит полный оборот вокруг солнца. Вдобавок его понизили в звании с сержанта до боевого брата. Находиться вдали от своих братьев всего на день более необходимого уже было самым суровым наказанием, какое можно было наложить на Ультрамарина.

— Мы подождем тебя снаружи, брат, — предупредил Пазания страж, и охрана покинула капеллу.

— Очень признателен, скоро вернусь, — уверил их Пазаний, когда тяжелая деревянная дверь полковой часовни закрылась за воинами-ветеранами. — Тебе понадобится помощь вот с этим. — Он кивком показал на броню.

— У меня есть подмастерья армориума.

Послушники в длинных одеяниях ждали у подножия статуи.

— Подмастерья? — скривился Пазаний. — Да что ремесленники понимают в том, как носить броню? Нет, тебе нужен такой же воин, чтобы облачиться, и это будет единственным правильным решением. В конце концов, я все равно не смогу подойти к доспеху ближе, пока ты не вернешься.

Уриил повернулся к послушникам и попросил:

— Оставьте нас.

Те поклонились и вышли из капеллы.

— Сто дней, — сказал Уриил, когда они остались одни. — Это неправильно.

— Не будь сентиментальным, — хмыкнул Пазаний. — Сто дней как раз отсижу без проблем, я, в конце концов, этого заслуживаю. Я солгал своим братьям, и, что более важно, я солгал тебе. Это справедливое наказание. Мы с тобой оба это знаем, и жаловаться я не собираюсь.

— Ну да, ты прав. Нам будет не хватать тебя.

— Знаю, — сказал Пазаний без тени тщеславия, — но у вас там есть хорошие сержанты. Венас, Патреан… Леарх.

— Я слышал о Леархе хорошие отзывы. Ты читал почетные свитки после высадки Четвертой на Эспандор?

— Именно. — Пазаний опустился на колени, чтобы снять со стойки первую латную пластину. — Гаргант и орда зеленокожих. Ничего так.

Уриила рассмешил тон друга.

— Это было большое достижение, Пазаний, и ты хорошо это знаешь.

— Да, но меня возмущает, что нас там не было. Как-то оно неправильно — знать, что наши воины ходили в бой без нас. Как будто мы подвели их.

— Так и было, но это в прошлом, и у меня есть моя рота. Когда эта экспедиция на Павонис закончится, тебя восстановят в рядах, и мы снова будем сражаться плечом к плечу.

— Да знаю я, просто…

— Просто — что?

Было заметно, что Пазаний испытывает неловкость, косясь на запечатанные двери капеллы.

— Продолжай. Скажи мне.

— Леарх.

— Что такое?

— Следи за ним.

— Следить? Зачем? Потому что нас приговорили по его обвинению? Ты же знаешь, что он был полностью прав.

— Да, и за это я на него не держу зла. Он поступил смело, действуя по правилам, теперь я это вижу.

— Тогда что?

Пазаний вздохнул.

— Леарх обещал, что присмотрит за ротой до нашего возвращения, и, судя по всему, он великолепно с этим справился: отличные рекруты, серьезные тренировки и воины, которыми можно гордиться. Более того, он водил их в бой на Эспандоре против орды зеленокожих — достойное испытание для роты ветеранов.

— Тогда что тебя беспокоит?

— Никто не ожидал, что мы вернемся живыми, Уриил. Леарх был среди тех немногих, кто ждал нас, но даже он начал думать, что мы погибли. На Эспандоре он почувствовал, что значит командовать ротой, и ему понравилось. Сдается мне, наше долгое отсутствие навело его на мысль, что он мог бы принять на себя командование Четвертой.

— И тут мы вернулись.

— Точно. Пойми меня правильно, Леарх отличный солдат, и я доверил бы ему свою жизнь, но он живой человек, и я сильно подозреваю, что в глубине души он не слишком рад, что ты восстановлен в должности.

— Думаю, ты неправ, друг мой.

Пазаний пожал плечами.

— Надеюсь, но довольно слов, давай-ка наденем броню, а?

Уриил кивнул, и часть за частью Пазаний облачил его в броню брата Амадона. Он начал с сапог, потом надел наголенники и набедренники. Пояс защелкнулся на бедрах Уриила, и теперь, когда были присоединены силовые разъемы, Пазаний почтительно поднял латный нагрудник с орлом и черепом и закрепил его на груди капитана.

Надевая каждую деталь брони, Пазаний говорил о деяниях, в которых они участвовали, называл имена давно погибших героев и былые сражения. Были поименованы все заслуженные почести, и вскоре оба воина говорили о блистательном наследии брони.

Затем пришла очередь пластин, защищающих предплечья Уриила, наплечников, наручей и латных рукавиц. Руками, защищенными специальными пластинами, Пазаний поднял тяжелые автореактивные наплечники и дал проводам доспеха соединиться с внутренними механизмами.

Наконец он поднял тяжелый ранец, обеспечивавший электропитание, и теплообменники, позволяющие ему работать. Уриил почувствовал его огромный вес и напряг мышцы, но ранец был закреплен лишь тогда, когда броня завибрировала жизнью и поток энергии прошел через тело Уриила.

Он почувствовал, как дендриты биомониторинга соединяются с разъемами, имплантированными в тело, и мускулы наливаются силой. Он острее ощутил ритмы своего тела и стал одним целым с броней. Это было продолжение его плоти, позволяющее ему сражаться и двигаться так, словно он был одет в легчайший хитон, будучи защищенным от пращей и стрел враждебной Галактики.

Он помнил похожее ощущение, когда облачался в доспех Сынов Жиллимана на Салинасе, выполненный ремесленниками ордена Серых Рыцарей, но те ощущения были бледной тенью нынешних. Броня, защищавшая его в бою в Доме Провидения, была всего лишь одолжена, и между ним и ею не возникло уз.

Сейчас все было иначе. Это был уровень связи, который Уриил не чувствовал с тех пор, как впервые получил собственный доспех много десятилетий назад. Это чувство единства походило на забытое счастливое воспоминание, всплывшее в памяти, и неожиданное появление делало его лишь приятнее.

Когда броня ожила на нем, Уриил почувствовал необыкновенную легкость, воссоединяясь с героическим наследием, частью которого был доспех. Ожидание почетной службы и исполнения долга наполнило обоих, и Пазаний взял его за плечо, чтобы поддержать.

— И как тебе?

— Словно домой вернулся, — признался Уриил.

Пазаний кивнул и, скользнув взглядом мимо могучей фигуры Робаута Жиллимана, посмотрел на гаснущее красноватое свечение в окне-розе. Уриил заметил, как выражение лица друга стало жестче. Солнце опускалось за далекие горы.

— Пора?

— Да, — сказал Пазаний.

Уриил вытянул вперед руку, и Пазаний пожал ее, запястье к запястью. Этот жест символизировал союз между воинами, бившимися и проливавшими кровь, защищая человеческую расу. Пазаний притянул Уриила к себе и обнял. Он был таким огромным, что ростом почти не уступал Уриилу в полной броне.

Они дружили еще до того, как стали Ультрамаринами, и узы преданности между ними были такими же прочными, как в легендах о древних примархах.

Они были больше чем друзья, больше чем братья.

Они были Астартес.

— Я лучше пойду, — сказал Пазаний, кивнув на дверь капеллы. — Они ждут.

— Я скоро приведу Четвертую роту назад, — проговорил Уриил срывающимся голосом. — Мы вернемся. Это всего лишь короткая поездка на Павонис — убедиться, что мир продолжается.

— Знаю, — рассмеялся Пазаний. — Буду ждать.

— Отвага и честь, друг мой.

— Отвага и честь, Уриил.

Уриил ступил на посадочную платформу и подошел к своим бойцам. Они были в броне, лица скрыты шлемами, но он знал их всех.

Космодесантники могли показаться на взгляд смертного безликими и одинаковыми, но ничто не могло быть дальше от истины. Каждый был героем с собственными легендами и почетным списком, великолепием не уступающим творениям поэтов и сказителей Империума.

Быть их капитаном — великая честь, и Уриил знал, что никогда не забудет этот момент. Побывать в тех местах, где он побывал, и пережить ужасы, которые он пережил, было достижением, с которым мало кто мог потягаться, и он гордился этим.

Уриил стоял навытяжку, когда по ступеням, по которым только что сошел он сам, спустился гигант в ярко-синей броне и золотом плаще, развевающемся на ветру, словно огромное крыло.

Марией Калгар, лорд Макрагге, приблизился к Уриилу, его грубоватое мужественное лицо было открыто и светилось радостью. Магистр ордена Ультрамаринов остановился перед Уриилом и критически оглядел его с ног до головы.

Легендарные деяния Калгара были известны повсюду, куда ступала нога человека, это был могучий воин, сокрушавший целые армии и обращавший врага в бегство единым взглядом. По правде говоря, он был ростом не выше Уриила, но шире в плечах и немного коренастее.

Магистр ордена был настоящим бойцом.

Марией Калгар был гигантом, но благодаря своей силе и порывистости. Вся его фигура излучала мощь, и достаточно было находиться рядом с ним, чтобы почувствовать уверенность и целеустремленность.

Демоны эльдаров и Губительные Силы пали перед Калгаром, и иные, завидуя его статусу и послужному списку, называли его гордецом, но Уриил знал, что это не так. Гордость, движущая Калгаром, была той, что ведет в бой всех благородных и добродетельных воинов на защиту тех, кто не в силах сам защитить себя.

— Броня брата Амадона, — сказал Калгар одобрительно.

— Да, милорд.

Уриил расправил плечи.

— Хорошо смотрится на тебе, — кивнул Калгар и коснулся блестящей белой омеги на наплечнике Уриила. — Последний раз я видел тебя в броне без геральдических знаков, и ты шел навстречу неизведанному.

— Это было в другой жизни. Теперь я понимаю, зачем нам Кодекс.

— Знаю. Варрон пересказал мне твои слова в арканиуме, а он хорошо разбирается в людях. Он говорит, ты усвоил то, что должен был усвоить.

— О да. Некоторые знания даются большой ценой.

— Некоторым людям надо учиться именно так, или уроки окажутся бесполезны.

— А чему научит эта миссия? — спросил Уриил.

Калгар улыбнулся и наклонился ближе, чтобы лишь капитан услышал его слова:

— Она покажет тем, кто смотрит с небес, что ты истинный воин Ультрамара.

Уриил кивнул и взглянул через плечо Калгара на галерею, где стояли магистры ордена, пребывающие на данный момент на Макрагге, чтобы наблюдать за отправкой Четвертой роты. Здесь были воины, которые однажды судили его, но теперь собрались, чтобы увидеть, как он возвращается в их ряды.

Агемман из роты ветеранов стоял впереди магистров, его благородные черты сияли гордостью, и Уриил практически незаметно почтительно кивнул регенту Ультрамара. Этот великий воин говорил с Уриилом в ночь перед вынесением приговора. Именно Агемман убедил Уриила принять наказание на благо ордена, и за это он был в вечном долгу перед первым капитаном.

Рядом с Агемманом стояли три боевых капитана Макрагге, магистры Ультрамаринов и стражи Восточного Предела. Их имена стали легендой, деяния их были беспримерны, их честь безупречна: Сикарий из Второй роты, Гален из Пятой и Эпат из Шестой.

Из всех собравшихся лишь у Сикария глаза были холоднее зимнего неба, его немигающий взгляд ни на мгновение не оставлял Уриила, которому салютовала Четвертая рота, вытянувшись по стойке смирно с таким грохотом, будто сотня молотов опустилась на наковальни.

— Веди их с отвагой и честью, и более никто в тебе не усомнится, — сказал Калгар, поймав взгляд Уриила.

Тот ударил кулаком по орлу на груди.

— Разрешение покинуть Макрагге, милорд.

— Разрешение дано, капитан Вентрис.

Рев моторов «Громового ястреба» нарастал, и Уриил благодарно пожал руку, протянутую ему магистром ордена.

— Хорошо, что это миссия именно на Павонис, — сказал Марией Калгар.

— Помню свое первое задание в качестве капитана Четвертой роты.

— Будем надеяться, что эта поездка окажется более спокойной.

— Как пожелает Император.

Внизу каньона почва была абсолютно ровной, и Уриил распознал следы применения ступенчатого плавления Механикус в жидкой, слегка волнистой структуре породы. Дождь лил во тьме Глубокого каньона Шесть, тени высоких скал сохраняли низкую температуру. К краям каньона прилепились островки густого кустарника и жесткие кочки утесника. Щупальца липкого тумана ползли по верхушкам антенн, наполнивших каньон.

Уриил замер и просканировал пространство. Никакого движения, только потоки воды струились по трещинам в скалах и колебалась ветром скудная растительность, но Уриил остро ощущал, что за ним наблюдают.

Каждое из его чувств говорило, что каньон пустынен, но те из них, что не имели названия, не менее ясно подсказывали, что он и его воины здесь не одни. Он вышел из ступенчатого желоба, по которому добрался сюда с места посадки «Громового ястреба», и его отряд последовал за ним. В двух сотнях метров к северу он видел, как из узкой расселины появился зеленый мундир лорда Уинтерборна, окруженного штурмовиками. Уриил покачал головой, заметив, что один из штурмовиков удерживает собак на сворке. Тащить непослушных питомцев туда, где может разгореться бой, — чистой воды безумие.

Уриил выставил вперед болтер, осмотрелся и позволил своим авточувствам собрать информацию об окружающей местности. В воздухе ощущалось электричество, что было вполне естественно, но присутствовал и странный запах плоти, не полностью смытый слабым дождем.

— Боевое построение, — скомандовал Уриил по внутренней сети. — Первое звено — направо, второе — налево. Харк, за мной.

Близость огромных антенн затрудняла коммуникацию, и слова прерывали щелчки статического электричества. Чтобы убедиться, что все всё поняли, Уриил приложил правый кулак к груди и медленно описал им дугу, направленную вовне. Он перехватил болтер и повторил жест левой рукой, медленно продвигаясь в сторону антенн.

Космодесантники рассредоточились, Уриил и еще пятеро воинов свернули налево, остальных Леарх повел вдоль стен каньона. Харк шел рядом с Уриилом. Технодесантник держал наготове болт-пистолет и зубчатый топор. Это напоминало Уриилу, что при всей своей преданности Марсу Харк в первую очередь Ультрамарин. Механические конечности его сервосбруи были подобраны, из портов на спине бесшумными толчками выходил газ.

— Что скажешь? — спросил Уриил, зная, что Харк видит местность совсем не так, как все остальные.

— Система не работает, — сказал Харк голосом, совершенно лишенным интонаций. Жужжащая линза со щелчком встала на место над его правым глазом. — Судя по остаточным потокам, генераторы еще в порядке, но…

— Но что? — спросил Уриил и положил ладонь ему на плечо.

Внезапно воины остановились и упали на колени, выставив вперед оружие.

— Туда присоединены какие-то приборы, не относящиеся к оборудованию системы, — сказал Харк, поворачивая голову из стороны в сторону.

— Что за приборы?

— Понятия не имею, но не имперского производства.

— Тау?

— Энергетические отпечатки совпадают с ранее виденными образцами ксенотеха, — подтвердил Харк.

Уриил передал это Клозелю и Уинтерборну.

— Похоже, здесь действительно побывали тау.

— Мы осмотрели северный проход, — сказал Уинтерборн.

— На хребте сверху, — доложил Клозель.

Уриил посмотрел на Леарха и кивнул.

Оба звена осторожно двинулись вперед к лесу антенн. В воздухе шипели и трещали разряды, и авточувства Уриила бурно реагировали на искажения, вызванные антеннами. Армия зеленокожих могла спрятаться в сотне метров от него, и он не узнал бы об этом. Подумав, он отключил свои авточувства за исключением самых необходимых: в такой ситуации инстинктивное чувство опасности было полезнее.

Шаг за шагом они приблизились к системе. Уриил заметил приборы, о которых доложил Харк, у основания примерно пятидесяти антенн и у нескольких генераторов. Прямоугольной формы, они были величиной примерно с ранец космодесантника и выполнены из твердого материала, напоминающего пластик. На поверхности каждого был вырезан круг, охватывающий другой круг, поменьше.

Уриил узнал эмблему тау, символизирующую один из заселенных ими миров, но какой именно — не понял.

— Что это?

— Не могу сказать с уверенностью, капитан Вентрис, — ответил Харк. Конечности его сервосбруи сгибались и разгибались, словно хвосты скорпионов. — Необходимо разобрать и изучить их.

— Тогда попробуй догадаться.

Харк не двинулся, но его серворуки изобразили что-то вроде пожатия плечами, словно сама мысль о догадке казалась служителю Бога-Машины отвратительной. Свет за линзами шлема Харка замигал: технодесантник анализировал огромный объем информации, имплантированный в его аугментику.

— Оценка: вмешательство в переговорную сеть предполагает, что это приборы глушения, что и объясняет появление волновых фронтов неизвестного спектра, обнаруженных мной.

— Сможешь их обезвредить?

— Вероятно, если смогу определить источник питания.

— Сделай это.

Харк присел на корточки перед ближайшим прибором, серворуки протянули несколько странного вида приспособлений и инструментов. Уриил оставил технодесантника выполнять работу и перешел туда, где Леарх приготовил свое звено к бою.

— Перестройте их, — приказал Уриил. — Встаньте по периметру и держитесь в сотне метров.

Леарх кивнул.

— А это что за штуки?

— Харк думает, что это приборы глушения.

— Тау?

— Да. Узнаю их эмблемы.

— Должно быть, этого достаточно, чтобы губернатор Шонаи мобилизовал свои вооруженные силы. Даже он не сможет проигнорировать это.

— Надеюсь. Остается молиться, чтобы мы не опоздали.

Едва Уриил сказал это, приборы взорвались.

Огонь и свет полыхнули, за ними последовало несколько тяжелых ударов. Взрывная волна сбила Уриила с ног и отбросила на Леарха. Они вместе рухнули наземь, и Уриил почувствовал, что из легких как будто выбило дыхание. Он выпустил болтер и почувствовал во рту привкус крови.

Замелькали красные значки: в броне обнаружены повреждения. Визор потерял прозрачность (эта автоматическая реакция защищала от слепящего света), но уже приходил в нормальное состояние.

Он лежал на спине, глядя на высокие скалы каньона и пылающие остатки облака, состоящего из обломков. Осколки металла и камня сыпались дождем, и он слышал жуткий стон покореженного металла.

Уриил быстро проверил значки статуса своих людей и с облегчением обнаружил, что все живы. Помотав головой, чтобы прийти в себя, он поднялся на ноги и увидел свой болтер на расстоянии нескольких метров. Он быстро подобрал его и еще раз проверил своих людей.

Каменная пыль вилась вокруг Уриила, и он услышал резкий щелчок, словно удар бича, а за ним еще последовательность таких же звуков.

Сначала он решил, что это выстрелы, но секундой позже понял, в чем дело.

— Вперед! К стенам каньона!

Перед ним заклубился дым, он упал ничком, и тут же в воздухе просвистел провод, словно лезвие косы, за ним другой, потом еще один. Уриил поднялся и побежал к краю каньона. Металл гнулся, и огромные антенны падали.

Гигантские вышки выкручивало ветром и гравитацией, тонны металла обрушивались грациозно, почти что неторопливо. Благодаря высоте и особенностям конструкции они казались тонкими и изящными, но это были невероятно мощные инженерные сооружения, и падали они с грохотом, напоминающим канонаду.

Одна за другой вышки обрушивались на землю, скрежетал металл, лопались провода. Каньон сотрясало от ударов, Уриил шатался как пьяный, пробираясь сквозь этот хаос. Что-то застряло в его наплечнике, и он пошатнулся и упал на одно колено под тяжестью удара.

Высвободившийся кусок металла грохнул по скале у него за спиной, словно стрела, выпущенная мстительным богом, посыпались осколки металла и обломки породы. Уриил выругался и двинулся вперед, выполняя ускользающий маневр, как предписано Кодексом, пока не сообразил, что от произвольно падающих обломков это не спасает.

Он чувствовал, что остальные здесь, рядом, но видел их лишь как значки на визоре, настолько густая пыль поднималась вокруг.

Наконец он достиг края каньона и прижался к скале. Оглядевшись, он увидел остальных бойцов звена. Они были изрядно побиты обломками при взрыве, но в целом вроде бы не пострадали.

— Ко мне! — приказал Уриил.

Вышки продолжали падать.

Воины собрались вокруг него, и Уриил шепотом поблагодарил свою броню, когда в воксе раздался голос капеллана Клозеля:

— Уриил! Уриил, вы меня слышите? Что там у вас случилось?

— Приборы, присоединенные к вышкам. Похоже, они были еще и начинены взрывчаткой.

— Жертвы?

— Раненых нет. Впрочем, я что-то не вижу технодесантника Харка.

— Мы спустимся к вам.

— Нет. Оставайтесь на месте, капеллан. Не хочу, чтобы еще кто-то спускался сюда, пока мы не убедимся, что взрывов больше не будет.

— Очень разумно. Хорошо, буду ждать ваших приказаний.

Двигаясь вдоль стены каньона, к Уриилу подошел Леарх, и капитан отключил связь. Сержант выглядел так, будто его поколотили, передние пластины его брони были покрыты царапинами и щербинами от многочисленных ударов. Кровь текла из щели в доспехе пониже правого плеча.

— Ты ранен?

— Ерунда. Что, во имя Жиллимана, тут происходит?

— Не знаю. Харк осматривал приборы, и… В общем, ты сам видел, что потом случилось.

— Должно быть, они были оснащены защитными ловушками.

— Нет. Харк их нашел бы. — В сознании Уриила всплыла новая, малоприятная догадка. — Детонаторы запустили вручную.

— Значит, враг близко.

Уриил кивнул.

— Бери свой отряд и посмотри, жив ли еще Харк.

— А ты что будешь делать?

— Свяжусь с Уинтерборном.

Леарх передал приказ, и его звено построилось, хотя от стен каньона все еще отражались удары. На этот раз Уриил был уверен: стреляют.

Глава седьмая

Куделькару Шонаи нравилось считать себя прямым человеком, способным при необходимости действовать и не предающимся бесполезным колебаниям. Этого он ожидал от других и выходил из себя, когда окружающие не оправдывали подобных ожиданий.

Поместье Шонаи раскинулось среди холмов у западной оконечности хребта Тембра на берегах озера Масура и занимало около тысячи гектаров земли, на которой располагались декоративные сады, леса и всевозможные причудливые строения. Великолепный дворец, все башни и арки которого были возведены около тысячи лет назад основателем картеля Шонаи, Гаитом Шонаи, представлял собой комплекс роскошных сооружений из мрамора, стекла и стали. Это было чудо своего времени, монумент богатству и могуществу, но сейчас он больше походил на тюрьму.

Там жили его мать и тетка, и сложности в их взаимоотношениях сделали некогда счастливый дом подобием покойницкой. Куделькар провел большую часть последних двух дней, прогуливаясь в садах у озера и на террасах, и это был побег. Свежий воздух бодрил, пейзажи были великолепны, а главное — здесь не было ледяной атмосферы его дома.

Хотя в Галтригиле он был в безопасности, протокол и проклятый старый дурак Лортуэн Перджед требовали, чтобы его то и дело сопровождали жуткие скитарии и рота тяжеловооруженных лаврентийцев. Его мать не выносила присутствия вооруженных людей в доме, и даже его обычно невозмутимая тетушка Микола нервничала при виде скитариев. Учитывая, какие междоусобицы разрывали Павонис несколько лет назад, он считал, что это вполне можно понять.

Куделькар остановился у резной деревянной скамьи над озером — сверкающей гладью ледяной воды, питающейся талыми водами с хребта Тембра. Он сел. Солнце уже клонилось к закату, и поверхность озера покрылась пенными барашками. Поднялся сильный ветер, он нес холод с гор, высящихся, словно зубчатая крепость, на севере.

Куделькар помнил золотые летние дни, беготню в садах и купание в озере вместе с братом, но это было давно, и он прогнал воспоминания. Думак был мертв, он погиб от пули убийцы, целившегося в его тетку, и боль от этого убийства еще не утихла. Его мать так и не оправилась от потери и затаила обиду на сестру.

Великолепный пейзаж не только давал отдохновение от семейных склок, но и позволял Куделькару обдумать большое количество сделок, переговоры о которых он вел.

Многие сделки предполагалось заключить с клиентами из иных миров, могущественными гильдиями соседних систем и даже соседнего подсектора. Он приехал в Галтригил по распоряжению тетушки Миколы, которая обещала ему встречу с представителем серьезного бизнеса, весьма заинтересованным в сотрудничестве с Шонаи и желающим грядущего процветания Павониса.

Куделькар был настроен скептически, и если бы предложение исходило не от экс-губернатора Павониса, он никогда не согласился бы на встречу с этим человеком. Встреча должна была состояться два дня назад, но представитель не смог прибыть в назначенное время, к великому огорчению Куделькара.

Он уже собирался было вернуться в Брэндонские Врата, но тетушка Микола уговорила его остаться, напомнив, что никто не может с точностью предсказать время прибытия корабля из далекого мира.

Он с неохотой согласился и провел последние двое суток, прогуливаясь и отдыхая душой на лоне окультуренной природы поместья. По правде говоря, он был рад уехать из Брэндонских Врат. Они больше напоминали казарму, чем столь любимый им оживленный город, каким он был до восстания. Политика Администратума, карающего любого, замеченного в подозрительных связях с картелями, оставила множество людей без работы, и подспудно ощущалось сопротивление новым хозяевам планеты.

Наивность и обманутые ожидания уничтожили на корню многие возможности, появившиеся накануне переворота де Валтоса, и вновь разжечь огонь восстания было нетрудно. Куделькара поражало, что вроде бы умные люди не желают этого замечать. Население голодало и пребывало в страхе, что вполне могло породить недовольство. Люди без гроша в кармане и с пустыми желудками были способны практически на что угодно.

Как бы он ни подвергал разносу Гаэтана Бальтазара и лорда Уинтерборна касательно пламенной риторики прелата Куллы, он знал, что придется отправить полковника Сорок четвертого арестовать этого человека. Проповедник расшевелил осиное гнездо, что могло закончиться весьма скверно.

Деловые соглашения, которыми занимался Куделькар, должны были дать народу Павониса столь нужные рабочие места, а самоуважение человека, способного заработать себе на жизнь, сняло бы царящую в обществе напряженность.

Тетушка Микола обещала, что эта сделка облегчит страдания народа и принесет Павонису процветание, о каком можно было только мечтать. Это звучало неправдоподобно, но его тетушка умела обольщать словами, когда хотела склонить человека на свою сторону.

Его размышления прервало знакомое шарканье и стук трости Лортуэна Перджеда. Старик был в толстом коричневом одеянии адепта Администратума, но все же, кажется, испытывал неудобство от вечерней прохлады, и рука, сжимавшая набалдашник трости, побелела.

— Что вам нужно? — спросил Куделькар, даже не пытаясь скрыть досаду, вызванную этим вторжением. — Не видите, я занят.

— Ваша тетушка послала за вами.

Куделькар вздохнул.

— Что ей нужно на этот раз?

— Она говорит, что представитель, которого вы ждете, уже в пути.

Уриил бежал сквозь дым и пыль, поднимаемую падающими вышками, держа болтер у груди. Сквозь такую завесу он практически ничего не мог разглядеть, но грохот перестрелки становился все громче, как и непонятный высокий скрипучий звук. Среди отголосков взрывов Уриил расслышал рев пушек и треск неизвестного ему оружия.

Он увидел, как в клубах пыли впереди движутся тени, уловил блик света на золотом латном нагруднике и устремился туда. Снова раздался скрежет, на этот раз громче, и Уриил вскинул болтер и двинулся вперед, поводя стволом оружия в направлении взгляда. Закричал от боли человек, и это был ужасный крик — но он тут же оборвался.

Воины, сопровождающие Уриила, рассредоточились, держа оружие наготове. У четверых были почти такие же болтеры, как у него, у пятого — тяжелый огнемет, из широкого жерла которого с шипением вырывался огненный конус.

От брони Уриила рикошетом отлетел небольшой круглый снаряд, но он продолжал идти вперед. Он не думал, что выстрел был предназначен ему.

Выйдя из облака пыли в дым сражения, он увидел, что писец и вокс-сервитор Уинтерборна мертвы — их убило не то взрывом, не то падающими обломками. Уриил с облегчением услышал, как Уинтерборн приказывает своим солдатам стрелять. Его штурмовики все еще сражались, обмениваясь залпами с ордой розовокожих пришельцев, из чьих странных птичьих черепов торчали длинные шипы.

— Крууты, — проворчал он, узнав расу наемников, служивших тау.

Они двигались так, будто их мышцы представляли собой стремительно разворачивающиеся пружины, неестественно подпрыгивая, что производило жутковатое впечатление. Мерзкий скрежещущий звук исходил от них, и они размахивали длинными винтовками, по форме напоминающими пороховое оружие варваров из диких миров.

Натаниэль Уинтерборн выстрелил из своего древнего лазерного пистолета из-за груды искореженного металла. Мундир его был изодран, шлем пропал. Кровь заливала правую сторону лица и текла из длинного пореза на руке, но тощий полковник продолжал пылать боевой яростью. Его псы были рядом и бешено лаяли на круутов.

Один из круутов вскочил на кучу обломков, за которой скрывался Уинтерборн, и попытался отрубить ему голову зазубренным штыком винтовки. Уинтерборн выстрелил существу прямо в лицо и снес большую часть черепа. Круут по инерции полетел вперед и свалил полковника на землю.

Собаки принялись рвать тело, Уинтерборн поднялся, его форма была залита кровью пришельца. Характерные гулкие выстрелы болтеров влились в какофонию битвы, и несколько круутов тут же упали как подкошенные, оказались рассечены надвое или просто были разорваны болтами. Еще десятки уцелели после обстрела, их пронзительные боевые кличи стали лишь громче и злее.

Штурмовик рухнул, получив ранение в живот, другому круут вонзил в грудь пилообразный клинок. Уриил прицелился в убийцу, мощного зверя с ярким гребнем из алых перьев, но тот с гортанным криком отпрыгнул от жертвы, и Уриил потерял его в клубах пыли.

Пальба усиливалась, и Уриил почувствовал три удара по броне, но не настолько сильных, чтобы повредить ему. Крууты наседали на штурмовиков, и еще один пал под ударами клювов и ножей. Тень метнулась рядом с Уриилом, он обернулся и увидел, что на него с шипением бросился круут.

Уриил перехватил его в полете, сомкнув железные пальцы на горле, и клинок только царапнул броню. Одно быстрое движение — и позвонки хрустнули. Круут умер без единого звука. Справа выскочил еще один зверь. Уриил отшвырнул мертвого круута и одновременно обнажил меч. Клинок описал золотую дугу и аккуратно обезглавил нападающего.

Уриил быстро оглядел поле битвы, его обостренные чувства мгновенно улавливали ритмы боя. Жидкий огонь вырвался из огнемета, и сразу несколько пришельцев завопили, сгорая. Выстрелы из болтера выбивали немилосердную дробь, и лишь иногда треск инопланетного оружия звучал в этой симфонии разрушения.

— Вперед! — крикнул Уриил. — Бейтесь с ними! Капеллан Клозель, нам нужны ваши люди! Ко мне! Быстро!

Его космодесантники стреляли и убивали с методичной точностью, двигаясь с натренированной легкостью лучших бойцов Галактики. Уцелевшие штурмовики бились как могли, но круутов было слишком много, чтобы удалось их сдержать.

Командир лаврентийцев бился с парой круутов на клинках, и хотя тощий полковник держался стойко, Уриил понял, что его сил хватит ненадолго. Уриил помчался на помощь к Уинтерборну, рассек одного из его противников мечом и выпустил в грудь другому очередь из болтера.

Уинтерборн взмахнул мечом и церемонно поклонился Уриилу, на лице появилось выражение облегчения.

— Благодарю, Уриил, — выдохнул он. — Весьма признателен. Не думаю, что я долго продержался бы.

— Все еще не закончилось, — сказал Уриил. На них налетело несколько круутов, и он, схватив тело убитого зверя, запустил им в нападающих. Один упал, но другие легко перескочили через него. Уриил встретил их во всеоружии.

Клинок ударил по его броне, и он врезался наплечником в грудь круута, отбросив его назад с раздробленной грудной клеткой. Почувствовал, как по ноге скользнул штык, и наступил на него, раздался треск, Уриил погрузил меч в живот круута и, потянув назад, распорол того до ключиц.

Зверь упал с жутким визгом, и тут поднялся круут, в которого Уриил швырнул труп. Меч Уинтерборна вылетел вперед и распорол ему грудь, но, едва успев нанести удар, полковник был сбит с ног мощной тварью с пенящейся пастью и страшными когтями.

Сначала Уриил решил, что одна из собак полковника пошла на своего хозяина, но потом заметил, что животное совсем тощее и напоминает круута. Его челюсти сомкнулись на предплечье Уинтерборна, и человеческий крик боли был ужасен.

Уриил не успевал помочь полковнику: оставшиеся два круута атаковали. Один выстрелил наугад из винтовки, пуля ударила в нагрудную пластину брони Уриила, оставив ровную круглую вмятину посредине орла. Меч Уриила взметнулся и рассек вражеское оружие надвое, когда второе чудовище, мускулистое, с красным гребнем, ударило его прикладом винтовки по шлему.

Глаза «собаки» были мутно-жемчужного цвета, ее взгляд встретился с взглядом Уинтерборна, зубы впились в плотную ткань мундира. Кровь струилась по рукаву, и полковник почувствовал клыки совсем рядом с костью предплечья. Сквозь боль он вслепую отбивался от чудовища, нашаривая пистолет.

Оружие выпало из разжавшихся пальцев, когда зверь уронил его наземь, до него были все равно что сотни километров. Меч остался в груди другого пришельца и тоже был недоступен. Он отбивался руками и ногами, но зверь не обращал на это внимания. Уинтерборн закричал, заметив, как из клубов дыма и пыли к нему несутся еще два чудища, распахнув пасти, готовые разорвать его.

Они так и не добежали до него.

Два черно-золотых стремительных тела перехватили их и сплелись с ними в хаосе лязгающих клыков и царапающих когтей. Сердце Уинтерборна возрадовалось, когда его верные псы, которых он приобрел на Вастиане, бросились его защищать. Жермена каталась в пыли с одним из чудовищ, Финлэ, задира Финлэ, потерявший лапу при артобстреле Бораниса, бился с другим.

В раненой руке Уинтерборна пульсировала боль, и он протянул здоровую руку, чтобы воткнуть пальцы в глаза атакующего зверя. Тот взвыл от боли и на миг ослабил хватку. Полковник вырвал руку из челюстей, веером брызнула кровь, и он пополз по скале к оброненному пистолету и наконец крепко сжал его, когда сверху навалилась безмерная тяжесть, придавливая его к земле.

Он почувствовал горячее зловонное дыхание существа на своей спине. Слюна брызгала из пасти твари и заливала его затылок. Он попытался сбросить с себя чудовище, но оно оказалось слишком тяжелым. Прежде чем зверюга сомкнула челюсти у него на шее, тяжесть внезапно исчезла, и позади с рычанием заметался комок меха. Уинтерборн приподнялся, опираясь на здоровую руку, и увидел, как Финлэ грызет и рвет когтями инопланетного зверя.

Увечье не сделало его собаку менее грозной, и она яростно билась за своего хозяина. Мелькали оскаленные клыки, брызги крови взвивались в воздух. Чудовище пронзительно взвизгнуло, и Уинтерборн беззвучно закричал от гордости, когда Финлэ перегрыз врагу глотку.

Уинтерборн оглянулся через плечо, и сердце его сжалось.

Жермена погибла, ее брюхо было вспорото, остекленевшие глаза смотрели в небо, но мертв был и ее убийца, на горле которого сомкнулись собачьи челюсти. Противник Финлэ тоже был мертв, его морда превратилась в кровавую маску там, где старая искалеченная в боях собака сокрушила его череп своими челюстями.

Позади мертвых животных стоял на коленях капитан Вентрис, отбиваясь от двух круутов. Один кружил, пытаясь пробить броню Уриила длинным ножом, другой — чудовище с гребнем из огненно-алых шипов — пытался попасть Уриилу в шею штыком винтовки.

Уриил был намного массивнее круутов, настолько, что равный бой трудно было представить, но оказалось, что силой пришельцы вполне могли помериться с космодесантником.

Уинтерборн поднял пистолет, стараясь прицелиться поточнее, когда чудовище добралось клинком до шеи Уриила.

Микола Шонаи постарела за годы, прошедшие со времени спасения Павониса от мятежа Казимира де Валтоса. Ее седые волосы стали белыми, как снег, и хотя зеленые глаза были по-прежнему ясными, генетический дефект сетчатки не давал возможности прибегнуть к помощи офтальмохирургии, и ей предстояло носить очки, чтобы видеть существенно дальше своего непосредственного окружения.

В длинном кремовом одеянии она напоминала ассистентку ученого или мага, но Куделькар знал ее достаточно хорошо, чтобы не обманываться и не позволять себе недооценивать ее ум. Некогда она управляла планетой Императора, а такое достижение нельзя сбрасывать со счетов.

Его тетка прохаживалась по вымощенной мрамором дорожке южной оранжереи, где он ее и обнаружил. Она утверждала, что думать на ходу намного лучше, и теперь, когда она обернулась к нему, чувствовалось волнение, которое она излучала. Воздух в оранжерее был теплый и влажный, и Куделькар видел, как потеют в тяжелой броне телохранители, хотя на скитариев жара не действовала. Ему подумалось: а вдруг они могут менять свой метаболизм, приспосабливаясь к изменчивой среде?

Вечернее солнце светило сквозь стеклянные стены и потолок, создавая душную атмосферу, пригодную для выращивания растений, произошедших от нескольких уцелевших в опустошенном лесу Греша экземпляров.

Она поспешила к нему, оглядела с ног до головы.

— Ты ведь переоденешься в парадный мундир, правда?

Прозвучало это как вопрос, но Куделькар достаточно хорошо изучил повадки тетушки, чтобы не понять, что это на самом деле утверждение. Микола смахнула пылинки с его плеч и покачала головой.

— Думаю, да. Ты же хочешь произвести хорошее впечатление, — сказала она.

— Хорошее впечатление на кого? — переспросил Куделькар, отстраняясь.

— На представителя, на кого же еще? — ответила она, словно бестолковому ребенку, и принялась приглаживать его волосы влажной ладонью.

Куделькар бросил на Лортуэна Перджеда сконфуженный взгляд.

— Адепт Перджед сказал, что он вскоре прибудет.

— Гм-м… о да, разумеется, — сказала Микола, поправляя на нем сюртук. — Вот так, думаю, будет неплохо.

— Ты хочешь, чтобы я произвел хорошее впечатление на человека, с которым я даже не знаком, — заметил Куделькар, отводя ее руки. Тетя Микола вечно тряслась над ним, больше, чем мать, но это было слишком даже для нее. — У него что, и имя есть?

— Конечно есть.

— И какое же?

Микола замялась, отвернулась на миг, но Куделькар заметил по ее движениям, что ей неловко.

— Его зовут Аун.

— Аун? — переспросил Перджед, со свистом втянув воздух в легкие. — Что это вообще за имя?

Микола пожала плечами, словно имя представителя ее в высшей степени не волновало.

— Это имя из другого мира, адепт Перджед. Знаю, оно странное, но наши, полагаю, кажутся ему не менее странными.

Куделькар решил, что с него хватит уклончивых ответов тетушки, и посмотрел ей прямо в глаза.

— Ну, хоть фамилия у него есть? И кого или что он представляет? Знаешь, ты ведь почти ничего не сказала мне о том, кто это и знакома ли ты с ним. Ты наплела невесть что о благах, которые он может принести Павонису, но если не скажешь мне, кто он и что за организацию представляет, я уйду прямо сейчас.

Микола сложила руки на груди и отвернулась.

— Ты прямо как твой дед — догадываешься почему?

— Если ты имеешь в виду, что я не собираюсь мириться с уклончивыми ответами на конкретные вопросы, тогда, пожалуй, да. Не пытайся сменить тему и навязать мне чувство вины. Если я собираюсь делать дела с этим человеком, мне нужно знать о нем больше. Я не могу идти на переговоры в полном неведении.

Микола обернулась, и он едва не попятился перед стальной решимостью в ее взгляде.

— Очень хорошо. Ты хочешь знать правду?

— Да.

— Ты увидишь, что это все к лучшему, — сказала Микола, оглядывая его телохранителей и Лортуэна Перджеда, — но поначалу тебе не понравится.

— Уверяю, тетя, ложь мне нравится еще меньше.

Она кивнула.

— Я никогда не лгала тебе, Куделькар, но сознательно оградила тебя от некоторой части информации до поры до времени.

— Это звучит как очередная попытка уклониться от ответа, — сказал Куделькар. — Время пришло, так что переходи к делу.

— Я перейду, если не будешь перебивать, — отрезала Микола, подходя к нему. — Аун представляет клан Дал'ит.

— Дал'ит? — прошипел адепт Перджед. — Слезы Императора, что ты натворила, женщина?

— Тихо ты, высокомерный человечек.

— В жизни о них не слышал, — сказал Куделькар, встревоженный словами Перджеда.

— Это не должно тебя удивлять, — раздался чей-то голос у него за спиной, и Куделькар узнал едкую интонацию матери.

— Не вмешивайся, Паулук, — сказана его тетка.

Куделькар вздохнул. Его мать и тетка вместе — все равно что два голодных тигра в клетке. Зачем они решили жить в одном доме, пусть и таком большом, что они могли и не видеться, оставалось для Куделькара загадкой.

Лицо Паулук Шонаи было узким и враждебным, как всегда, безжизненные седые волосы стянуты в пучок. Он почувствовал, как напряжение усилилось до предела. Несмотря на тепло оранжереи, от его матери веяло холодом.

На миг Куделькар задумался, не пострадают ли от этого холода растения.

— Здравствуй, мама. Не присоединишься к нам?

Мать взяла его за руку и воззрилась на сестру.

— Ну?

— Ну — что? — спросила Микола.

— Расскажешь ему? Об этом Ауне?

— Расскажет — что? — поинтересовался Куделькар.

Тетка поджала губы, и Куделькар почувствовал, как в ней закипает гнев.

— Я как раз собиралась рассказать ему, Паулук.

— Губернатор, — настойчиво сказал Лортуэн Перджед, — вас надо срочно увести отсюда.

— Почему, что происходит?

Прежде чем Перджед смог ответить, Куделькар услышал приближающийся гул машин снаружи. Он поднял голову и увидел, как три воздушных корабля скользнули над оранжереей. Колышущиеся ветки, листья и ползучие цветы не дали разглядеть детали, но было ясно, что он никогда прежде не видел ничего похожего.

— Что это за корабли? — спросил он. — Я не узнаю модель.

— Губернатор, — повторил Перджед, — нам надо идти. Сейчас.

Корабли были тускло-оливкового цвета, в камуфляжном рисунке, но Куделькар толком ничего не смог понять по их форме. Два были поменьше, клиновидные, явно боевые, третий — транспортный, с четырьмя двигателями. Все были изящной формы и летели с грацией и скоростью, несвойственной имперским воздушным судам, на которых доводилось путешествовать Куделькару.

Боевые корабли закружили над головой, а пассажирский — вокруг своей оси и опустился в сумерках на каменную террасу позади оранжереи на колеблющийся столб растревоженного воздуха. Микола распахнула большие двери, ведущие на террасу, и поманила Куделькара за собой.

Уклончивые ответы тетки и попытки адепта Перджеда увести его не давали принять решение. Он посмотрел на мать и встревожился: она явно была в панике.

— До сегодняшнего дня я не знала, клянусь, — сказала Паулук. — Она взяла с меня обещание не говорить тебе.

Решив, что пора выяснить, что же такое происходит, Куделькар вышел на террасу, его волосы и сюртук развевались в потоках теплого воздуха, исходящих от корабля. Перджед, лаврентийцы и скитарии последовали за ним, и он заметил, что они держат оружие наготове, сняв с предохранителей. Он заслонил глаза от летящего песка, когда из заднего отсека корабля опустился трап и оборудованная оружием машина покинула ярко освещенное нутро.

Она была похожа на человека, высотой по меньшей мере в два человеческих роста и необычайно красива. Собранная из пластин материала, напоминающего оливково-зеленую керамику, она была создана рукой мастера и художника. Прямоугольная голова повернулась к нему, и пусть она лишь смутно напоминала человеческую, Куделькару показалось, что мерцающий красный свет глаз излучает ум.

Была ли это вообще машина, или в ней находилось живое существо? Разумеется, она была достаточно велика, чтобы кто-то мог пилотировать ее изнутри. На первый взгляд машина выглядела как автоматический грузовой сервитор, но смертоносное оружие, установленное на обеих руках, подсказывало Куделькару, что она предназначена не для труда, но для битвы.

Он отвлекся от созерцания, пальцы матери крепко сжали его предплечье. Куделькар почувствовал, что ее страх отчасти передался ему, когда лаврентийцы прицелились в грудь машины и вживленные в тела скитариев пушки вывернулись наружу.

Куделькар сообразил, что ситуация может очень быстро принять опасный оборот, и попытался сохранить видимость спокойного и солидного человека. За первой машиной последовали две точно такие же, двигаясь бесшумно и грациозно, автономно, что обычно не было свойственно машинам. Куделькар окончательно решил, что ими управляют живые пилоты.

Во рту пересохло от напряжения, но он повернулся к телохранителям и сказал:

— Не стреляйте, но будьте наготове.

Три машины встали у правого борта корабля, и из него вышли еще три и заняли место слева. Куделькар ничего не знал об их возможностях, но был уверен, что в перестрелке ему и его людям придется худо.

— Микола, — прошипел он, — что ты натворила?

— То, что было нужно, чтобы спасти наш мир, чтобы его у нас не отняли чужаки, — сказала его тетка, взглядом пригвоздила к месту адепта Перджеда и зашагала к кораблю. Его задние двигатели приняли горизонтальное положение и ушли в ниши, ничем не нарушая теперь плавные линии кормы. Микола остановилась у трапа, а наверху показалась стройная фигура.

Пришелец был облачен в длинные бело-золотые одеяния, покрытые переливающимся алым узором, с высоким воротником из серебра с красной эмалью. В каждой из скрещенных на груди рук было по короткому жезлу цвета карамели с сияющим самоцветом. Плоские нечеловеческие черты серого, цвета зимних сумерек лица абсолютно ничего не выражали.

Тетка поклонилась пришельцу и обернулась к племяннику:

— Куделькар, позволь представить тебе Аун'рая из клана Дал'ит, посланца Империи Тау.

Часть вторая Не запятнанный сомнением и самовозвеличением

Глава восьмая

Круут был настоящим чудовищем, невероятно сильным. Шлем спас Уриила от худшего из ударов, и он пытался удержать тяжелый клинок противника на расстоянии, пока другой зверь тыкал в него длинным ножом. Броня держалась, но было понятно, что пришелец может при определенном везении быстро найти слабое место. Удары не пробивали доспех, но Уриил всякий раз чувствовал боль.

Мышцы существа неестественно бугрились, соперничая с генетически усовершенствованным телом Уриила и его силовой броней. Оно верещало и плевало ему в лицо, из пасти несло мясом и кровью. Уриил услышал щелчок — выстрел из лазерного пистолета, и вспышка света полоснула плечо круута. Тот завопил от боли, и Уриил протаранил шлемом морду существа. Воспользовавшись передышкой, он рванулся назад, увлекая за собой противника.

Круут пролетел у него над головой с удивленным криком, клинок воткнулся в землю и переломился. Вооруженный ножом пришелец налетел на него, пытаясь попасть в лицо. Уриил уклонился и воткнул ему меч в живот, почти раскроив его надвое.

Лорд Уинтерборн подошел, шатаясь, обернув раненую руку полой мундира и держа в другой лазерный пистолет. Рядом ковылял трехлапый пес, тяжело вздымая окровавленные бока.

Уинтерборн кивнул, но Уриил не успел поблагодарить его за помощь. Вереща, появилась очередная орава круутов, вооруженных винтовками, которые они держали как дубинки; штыки блестели в слабом свете. Он рискнул оглянуться, чтобы выяснить, что стало с красноперым чудищем, но того нигде не было видно.

— А ну идите сюда, сукины дети! — заорал Уинтерборн, разряжая последнюю ячейку пистолета в атакующих пришельцев. Один круут упал с разодранным животом, но на его место встал другой, несмотря на ужасную рану в плече.

И тут небо озарилось светом, и на поле боя с воплями спустились на огненных крыльях ангелы смерти. Они были вооружены серебряными мечами, лицо их предводителя в черной броне скрывала белая маска смерти. В руках у могучего видения был золотой крылатый жезл, огненным навершием которого он разил врагов.

Капеллан Клозель и его штурмовики ворвались в битву в пламени двигателей прыжковых ранцев, грохоча сапогами по скалам. Началась резня, круутов раскидали словно булавки, и их пронзительные вопли наполнили воздух.

Уриил вытащил Уинтерборна из гущи схватки. Грохотали выстрелы, ревели цепные мечи. За считаные минуты крууты были изрублены. Подмога подоспела так стремительно, что не оставила им ни единого шанса, усыпав свой путь изуродованными трупами.

Клозель зарубил последнего круута. Капеллан возвышался над схваткой, он никогда не выглядел таким грозным и могучим, оружие его было покрыто кровью, шлем с маской черепа вымазан красным.

Шум битвы мгновенно переменился. Звуки оружия круутов более не прорывались сквозь рев болтеров. Даже треск огнеметов стих. Пыль, поднявшаяся при обрушении вышек, улеглась, и в каньоне воцарилась странная тишина.

— Всем собраться здесь, — скомандовал Уриил. Он заменил расстрелянную обойму в болтере новой, вложил меч в ножны, и тут подошел Клозель.

— Мы должны преследовать их, — сказал капеллан. — Убить их всех.

— Нет. Это мелочи, чисто символический отряд, чтобы добить уцелевших при взрыве.

— Тем не менее нам надо добить их, — настаивал Клозель.

Уриил покачал головой.

— Я не стал бы вслепую атаковать на неизвестной местности столь искусно ускользающего противника, который лучше знает эти края.

Клозель поклонился.

— Разумеется, это верный подход, капитан.

— Мы оставим за собой поле боя и вернемся на корабль, — осторожно проговорил Уриил. — Губернатору Шонаи необходимо знать о том, что здесь произошло.

— Как пожелаете. — Клозель отвернулся, и Уриил глубоко вздохнул.

Его бешеный метаболизм начал замедляться, когда показался лорд Уинтерборн со своей собакой. Уриил снял шлем и пробежался пальцами по голове и подбородку.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, — сказал Уинтерборн, протягивая руку.

— Мне следовало бы сказать то же самое, полковник. — Уриил ответил на рукопожатие и кивнул на собаку, скалящую зубы при виде мертвых круутов. — Грозное животное, полковник, гордое и верное.

— Что правда, то правда, — согласился Уинтерборн. Лицо его напоминало кровавую маску. — Привыкнув к новому хозяину, пес будет защищать его до самой смерти. Эта инопланетная жуть едва не прикончила меня, откровенно говоря. Хреново мне пришлось бы, если бы не старый Финлэ. Заслужил представление к награде за доблесть, без разговоров. Верно, парень?

— Оба они заслужили. — Уриил искал глазами труп второго животного.

— Да, — вздохнул Уинтерборн, поглаживая собаку по голове. — Бедная Жермена. Жаль, но, с другой стороны, это же боевые псы. Они не могут иначе. Знаете, к ним нельзя слишком привязываться, но это тяжело. Однако сейчас нам предстоит подумать о более важных вещах.

— Совершенно верно, — подтвердил Уриил.

Космодесантники и уцелевшие штурмовики принялись уверенно и методично расчищать поле боя, перевязывая раны и собирая тела павших. Раненых унесли из желоба на «Аквилу» и эвакуировали в Брэндонские Врата, мертвых пришельцев без церемоний свалили в кучу и подожгли залпом прометия из огнемета Астартес.

Никто из воинов Уриила не погиб в бою с круутами, и Леарх и его боевое подразделение нашли Харка живым в огромной куче обломков у подножия обрушенной вышки. Сервосбруя приняла основную тяжесть удара, но обе ноги были безнадежно раздавлены и большая часть торса обгорела. Лишь невероятная выносливость космодесантника позволила ему выжить, и Уриил немедленно отрядил четверых бойцов забрать его на корабль для оказания экстренной помощи.

Встроенные в броню системы поддерживали в Харке жизнь, но его тело нуждалось в работе апотекария Селена дома, в крепости Идея, в случае если он продержится. Они с Харком не были близкими друзьями, но Уриил с глубокой грустью смотрел, как его боевые братья осторожно поднимают раненого технодесантника и уносят его. Харк, может, и будет жить, но воевать ему уже не придется. Его тело слишком сильно пострадало, и даже с протезами он больше не сможет участвовать в боевых действиях. Уриилу оставалось только гадать, расстроит ли Харка, что большая часть его тела будет теперь искусственной, или он решит, что стал ближе к Богу-Машине?

Уриил последним покинул каньон тем же путем, каким они пришли, оставив позади полный разгром. Он поднялся по высеченной в скалах лестнице на плато.

Двигатели «Громового ястреба» зарокотали и напряглись, словно им не терпелось оказаться подальше отсюда, и Уриил прекрасно их понимал. В горах было страшно и пусто, и ему показалось, что отчасти это ощущение вызвано чудовищным созданием, заточенным под ними на веки вечные. Даже если его уже нет в живых, возможно, отголоски его заточения достаточно сильны, чтобы запятнать мир памятью о его чудовищном присутствии.

Уриил отбросил эти угрюмые мысли, когда из «Громового ястреба» быстрым шагом вышел Леарх, лицо его было мрачно.

— Что-то случилось? — спросил Уриил, почувствовав неладное.

— Сообщение от адмирала Тиберия, — сказал Леарх. — Он пытался связаться с тобой через вокс в твоем шлеме, но устройство оказалось повреждено.

— О чем шла речь?

— Он сообщил о многочисленных контактах, соответствующих ранее замеченным энергетическим следам на поверхности основной части континента.

— Тау?

Леарх кивнул:

— Похоже, да.

— Тогда все это разрушение послужило сигналом к атаке, — сказал Уриил и бегом бросился к кораблю. — Где губернатор Шонаи? Он в безопасности?

— Лорд Уинтерборн связался с майором Орнеллой в Брэндонских Вратах. Она сказала, что Куделькар Шонаи все еще находится в родовом поместье на берегу озера Масура.

Уриил взобрался по трапу внутрь корабля, когда последние из его людей погрузились и заняли места в креслах вдоль фюзеляжа.

— Кто его охраняет?

— Отряд штурмовиков-лаврентийцев и два скитария, — сказал Леарх, справившись с висящим на стене экраном. — Ну и личные телохранители и разные меры безопасности, какие могут быть предусмотрены в поместье его тетки.

— Негусто, — заметил Уриил.

— Да. В лучшем случае базовая система слежения и оповещения и несколько вооруженных слуг.

— Далеко до озера Масура? — нетерпеливо спросил Уриил. — Можно туда добраться?

Леарх склонился над мерцающей картой на ближайшем экране.

— Сто пятьдесят километров к западу, у подножия этих гор. У нас достаточно горючего, чтобы слетать туда и вернуться в Брэндонские Врата, вот и все.

— Готов поспорить, что это было одно из первых мест, где зарегистрировали сигнал.

— Верно. Откуда ты знаешь?

— Потому что я сделал бы именно так. Сначала перекрыть коммуникации, потом сокрушить командный центр.

Перед ним стоял пришелец. Разумеется, Куделькар и раньше слышал о тау, кто в Восточном Пределе не знает об этих склонных к экспансии ксеносах? Но когда тебя представляют одному из них холодным вечером в родовом поместье, это по меньшей мере неожиданно. Он всегда надеялся, что однажды увидит ксеноса своими глазами, но воображал, что тот будет под прицелом его дробовика или под стеклом музейной витрины.

Фигура в длинном одеянии спустилась из корабля по трапу, и Куделькара поразила грация и осанка чужака. Аун'рай словно парил прямо над землей. По-прежнему держа жезлы скрещенными на груди, пришелец поклонился ему и его тетке.

— Приветствую, Куделькар, глава гильдии.

Голос его был мягким и текучим, словно мед.

— Не говори с ним, — зашипел Лортуэн Перджед. — Грязный ксенос!

Куделькар ничего не сказал, в большей степени потому, что не знал, что сказать, чем из желания последовать совету. Пришелец не обратил внимания на враждебность Перджеда.

Губернатор оглянулся через плечо на лаврентийцев и скитариев. Смятение его росло. Тау — враги. Разве эти люди не должны стрелять в них? И тут он пришел к выводу, что охрана уже действует сообразно протоколу.

Если они откроют огонь, то все погибнут. Исполинские боевые машины по обе стороны гудящего корабля перебьют их за считанные секунды. За спиной посла Куделькар увидел еще по меньшей мере дюжину вооруженных бойцов-ксеносов внутри корабля.

Он знал, что вообще-то обязан приказать своим людям открыть огонь, но не настолько прочно забыл обязательную службу в СПО, чтобы не понимать разницу между отвагой и самоубийством.

— Добро пожаловать в наш дом, Аун'рай, — сказала его тетка, когда сам Куделькар так и не заговорил. — Проходите; должна признаться, что я в высшей степени рада наконец встретиться с вами лично.

— Уверяю вас, весьма польщен, — мягко проговорил Аун'рай, разомкнул руки и опустил жезлы в керамические ножны на боках. — Познакомиться со столь дальновидным и мудрым человеком — редкость в наше неспокойное время. Я искренне надеюсь, что мы сможем начать новую фазу наших отношений, которая предоставит возможности для мирной торговли, сотрудничества и процветания. Такие отношения принесут великое благо обоим нашим народам, я в этом совершенно уверен.

— Вы так добры, — сказала Микола. — Прошу, проходите и отужинайте с нами.

— Благодарю, но нет. Мы уже поели.

— А, разумеется. Куделькар, не проводишь Аун'рая в дом?

— Нет, — отозвался он наконец. — Это ксенос. Здесь. В нашем доме.

— Куделькар, — сказала его тетка, и он почувствовал в ее тоне едва прикрытую ледяную угрозу, — Аун'рай наш гость.

При этой демонстрации превосходства в нем закипел гнев, и он обернулся к тетке:

— Полагаю, ты забыла, кто тут губернатор, Микола. Контакт с пришельцами — это преступление, разве не помнишь? Шарбен бросит тебя за это в Стеклянный дом — и тебе конец. Даже я не могу прикрывать такое, пойми же!

— От тебя я ожидала большей открытости и терпимости, Куделькар. — Он понял, что Микола разочарована. — В конце концов, разве не ты тут вечно жалуешься на то, что Администратум связывает тебе руки?

Последнее замечание было направлено на Лортуэна Перджеда, который побагровел и был едва ли не близок к инфаркту.

— Ты с ума сошла, Микола, — прошипел Перджед. — Тебя за это расстреляют, и ты сама это знаешь.

— Это шанс восстановить Павонис, — продолжала она, игнорируя угрозы Перджеда. — Тебе лишь требуется сделать небольшой шаг за пределы зоны комфорта.

— Зоны комфорта? Это куда больше, чем один шаг — это измена, — сказал Куделькар.

— Не преувеличивай. Это всего лишь деловые переговоры. Тау могут предложить нам технологию, по сравнению с которой все ухищрения Механикус — жестяные игрушки. Они хотят разместить на Павонисе свои наиболее динамично развивающиеся производства. Подумай о том, что это могло бы значить для нас и нашего народа: работа, валюта, торговля и лидирующее положение на рынках сектора. Разве не за это ты боролся все последние годы?

Прежде чем Куделькар смог ответить, посол тау протянул руку и положил ему на плечо. Первым его побуждением было с отвращением сбросить ее, но он этого не сделал и почувствовал что-то странное — не то чтобы согласие, но интерес. Если в том, что говорила его тетка, была хоть крупица правды, возможно, этого пришельца следовало выслушать.

В конце концов, Куделькар закона не нарушил. Если кто за это и заплатит, то его тетка. Она устроила встречу. Она привела сюда пришельцев. Куделькар был невиновен, и если он выслушает это создание, то что в этом плохого?

— Я выслушаю его, но ничего не обещаю, — проговорил Куделькар, удивляясь, что он вообще такое сказал, но не чувствуя, что совершает над собой насилие.

— Куделькар! — закричал Лортуэн. — Не дури, это неправильно, и ты сам знаешь.

Его тетка гневно воззрилась на адепта Администратума, и Куделькар почувствовал растущее раздражение при виде древнего старика, не дающего ему развернуться в полную силу как губернатору Павониса. Перджед работал вместе с ним, пытаясь вытащить их мир из бездны мятежа, в которую едва не обрушился Павонис, но теперь Куделькар испытывал к нему лишь антипатию. Это было странное чувство, и он удивился, что до сих пор не осознавал, насколько ему на самом деле не нравится этот старик.

— Тише, адепт, — сказал Куделькар. — Знайте свое место. Я губернатор, и я буду решать, с кем мне говорить и с кем вести дела. Я выслушаю Аун'рая, и если по итогам наших переговоров не захочу иметь с ним дело, он просто улетит, и все будет по-прежнему.

— Если ты в это веришь, ты глупец, — заявил Перджед. — Это может закончиться лишь кровью.

Майор Алитея Орнелла ехала по ярко освещенному плацу лагеря Торум на каштановой масти мерине по кличке Моран в сопровождении своего отряда. Верховая езда была ее страстью, и хотя ранг обычно не давал ей возможности нестись в атаку на этом прекрасном животном, она при любой возможности седлала Морана.

Она легонько потянула узду и сжала бедра, замедляя бег коня и удовлетворенно наблюдая за кипучей деятельностью вокруг. Яркие световые дуги на границе лагеря рассеивали опускающуюся ночную тьму и освещали подготовку полка Имперской Гвардии к бою.

Бронемашины стояли по трем сторонам плаца: «Леман Руссы» типа «Завоеватель» и бесконечные ряды «Химер». Каждая могучая машина была напичкана механизмами, инженеры и их команды все проверяли перед запуском. Орнелла почувствовала странную смесь волнения и напряжения при мысли о том, что снова пойдет в бой: волнение — потому что это возможность послужить Императору, напряжение — ибо кому же нравится рисковать жизнью?

Хорошо, что полку дали возможность отдохнуть на Павонисе после завершения операции на линии фронта: тяготы войны уже начали сказываться на дисциплине, и командиры взводов докладывали, что их люди измотаны.

На Павонисе служба не доставляла особых хлопот, позволяя передохнуть от выматывающих боевых действий и занять солдат наведением порядка в городе. Славу при этом не заработаешь, но делать это необходимо, и Орнелла следила, чтобы любое задание выполнялось Сорок четвертым Лаврентийским безукоризненно.

В лагере Торум было расквартировано подразделение «Меч», самое большое и тяжеловооруженное из подразделений, направленных на Павонис. Подразделение «Копье» разместили на берегу Пракседеса, «Щит» — в городе мостов Ольцетине, и, наконец, «Знамя» — на окраинах трущоб Йотусбурга. В каждом подразделении было по три тысячи человек механизированной пехоты, легковооруженных единиц и мобильной артиллерии.

Названный в честь первого командира полка, принявшего пост на степном плато Лаврентия, лагерь Торум простирался вдоль северной окраины Брэндонских Врат близ оживленного шоссе 236. Это был сложный комплекс хозяйственных построек, архитектура которого диктовалась лишь соображениями функциональности, именно так, как нравилось Орнелле.

Ангары, крытые охристыми листами гофрированного железа, были разбросаны по лагерю: медицинские станции и бараки, прикрытые насыпями, способными выдержать залп из пусковой установки. В Торуме жило около восьми тысяч солдат, почти половина расквартированного на Павонисе полка.

Их немногочисленные сверхтяжелые танки стояли под укрепленными навесами, изначально предназначенными для летательных машин, но когда зона основных боев отодвинулась, большая часть воздушного флота планеты была отобрана Боевым флотом Ультима. Часовые патрулировали границу лагеря — полосу распаханной бульдозером земли, усиленную сегментированными пластинами. Укрепленные сторожевые башни были расставлены по периметру стены на равном расстоянии друг от друга, шесть танков типа «Гидра» сканировали небо на предмет воздушной угрозы.

Сквозь лязг танковых гусениц, приказы и топот марширующих гвардейцев Орнелла услышала звук, похожий на хлопанье ткани на ветру, но не обратила на него особого внимания и вместе со своими всадниками поскакала дальше по плацу. Орнелла была довольна тем, как быстро собирались гвардейцы. Как бы ни были трудны городские операции, все неизбежно расслаблялись. Патрулирование превращалось в рутину, воцарялась скука, и все было очень и очень предсказуемо. Понятно, никакого профессионального солдата не обрадует, если в него начнут стрелять, но все равно их начала раздражать вынужденная праздность гарнизонной жизни, и им действительно хотелось вернуться в зону боевых действий.

Сообщение от лорда Уинтерборна пришло неожиданно, но доставило радость. Орнелле было приятно, что появилась возможность испытать новые техники быстрого реагирования. Пока что все работало как часы, гвардейцы строились у казарм, прежде чем сесть в бронемашины, экипажи танков готовили технику для благословения перед боем от полковых священников.

«Носорог» прелата Куллы разъезжал по плацу, из аугмиттеров на верхней части машины разносились бодрые звуки. Кулла стоял за кафедрой, размахивая огненным мечом в такт словам. При виде его Орнелла улыбнулась: ей нравилось, что в полку есть такой человек, способный воодушевлять бойцов пламенными речами.

Она проскакала мимо рядов танков и повернула к центру плаца, сопровождающие ее всадники последовали за ней. Один из них подъехал ближе.

— Все вроде бы в порядке, майор, — сказал капитан Медерик.

— Да, — согласилась Орнелла, стараясь не выдать, насколько она довольна. Медерик был хорошим офицером. Умный, закаленный, отчаянный боец, хотя верховая езда была ему явно не по нутру. Медерик командовал Псами, разведвзводом Сорок четвертого, и привык действовать по собственной инициативе. Несмотря на это, на него можно было также положиться по части исполнения приказов.

— Так что, мэм, это все же настоящая боевая операция или учения?

— Настоящая, капитан. Лорд Уинтерборн и Ультрамарины бились с врагом в горах на севере.

— Тау? Уже, знаете, ходят слухи.

Она кивнула:

— Да. Похоже, они вывели из строя значительную часть вокс-сети, и нам понадобится защитить крупные города, когда из Администратума придет подтверждение.

— Нам еще этого придется ждать? В такой-то ситуации?

— Боюсь, что да.

— Не знаете, когда придет подтверждение?

— Не представляю.

Медерик сердито фыркнул, но Орнелла оставила его наедине с дурными предчувствиями. В душе она их разделяла, но если Алитея Орнелла чему-то научилась за десять лет службы, так это тому, что лишь следование внятно озвученным приказам способно поддерживать полк в боеспособном состоянии. Они с лордом Уинтерборном создали из Сорок четвертого хорошо смазанную машину, где приказы отдавались вовремя и исполнялись незамедлительно.

С ясными распоряжениями полк функционировал, без таковых — нет.

Она подняла взгляд, услышав снова тот странный звук, но освещение по периметру лагеря сбивало ее ночное зрение и мешало разглядеть что-либо в темноте. Она повернулась в седле. Отряд расположился вокруг нее по дуге: два гвардейца с лазганами через плечо, вокс-оператор и полковой знаменосец.

Она уже была готова решить, что это просто флаг хлопает на ветру, но сообразила, что ветра нет. Она снова озадаченно посмотрела наверх.

— Все в порядке, мэм? — поинтересовался Медерик.

— Гм… О да, капитан. Просто что-то послышалось.

Темплум Фабрика гудел, пусть до утра не намечалось публичных служб. Тяжелые времена обращали людей к религиозности, и Бальтазару было трудно не возгордиться, проходя мимо коленопреклоненных прихожан, возносящих молитвы к антрацитовой статуе Императора в конце нефа.

Такое количество народу в его храме должно было бы радовать, но Гаэтан не выносил «ситуативного» поклонения. Во времена процветания люди посещали лишь самый минимум общеобязательных служб, но когда приходила беда, все молились утром, днем и вечером, прося милости у Императора.

Гаэтан знал, что ему следует быть благодарным за такое количество ревностных прихожан, но это было трудно: он знал, что они пришли ради личного спасения, а не ради прославления Императора.

Облаченный в охристые одеяния, держа перед собой широколезвийный эвисцератор, он прошел к алтарю, чтобы прочесть молитву Окончания Дня перед отходом ко сну. Гаэтан искусно владел чудовищным цепным мечом и тяжелым пистолетом «Инферно», заткнутым за пояс, однако он не любил носить их на службу. Их присутствие превращало в издевательство его веру в милость и всепрощение Императора, но они были такой же частью его рабочего облачения, как и аквила, и пренебречь ими было невозможно.

Послушники в пыльно-серых рясах, следуя за ним, несли точно такие же огромные мечи, и даже парящие и щебечущие над ними херувимы с молитвами были вооружены кинжалами и имплантированным лазерным оружием. До тошноты сладкий запах их умащенной кожи застревал у Гаэтана в горле, и уже не в первый раз он сокрушался, что напыщенные техножрецы Павониса все никак не могут починить вентиляцию в храме.

Высокое здание с ясно читаемой архитектурой и механическими частями, Темплум Фабрика был монументом Императору в его двойном обличье Повелителя Человечества и Омниссии, хотя жрецы Марса замучились бы оправдывать бесконечные поломки машин, которые стали настоящим бичом сооружения. Учитывая непростую историю планеты, они этим, возможно, и не озаботились бы, досадливо подумал он.

Скульптуры из листового железа и сварные пластины с резными письменами украшали стены. Частные капеллы некогда были посвящены Императору картелями, каждый из которых внес немалый вклад в казну храма, чтобы обеспечить место захоронения своим покойным предводителям. Гаэтан считал, что это отвратительно, но епископ Ирлам, предыдущий настоятель, являлся ставленником картелей, и его карманы были наполнены их серебром.

На заре мятежа Ирлам впал в немилость, и Администратум постановил, что капеллы должны быть заново освящены во славу Императора без особых льгот для любой организации. Гаэтану доставило большое удовольствие распорядиться, чтобы служители храма убрали любое указание на то, что капеллы некогда находились в распоряжении частных лиц.

Это был единственный раз, когда директивы Администратума принесли хоть какую-то пользу, и Гаэтан возмущался его вмешательством при любой возможности. Это было трудно: бюрократы контролировали все стороны жизни планеты, люди, ничего не смыслящие ни в вере, ни в важности религиозного служения. Во имя сохранения единства Гаэтан нехотя повиновался их распоряжениям и продолжал проповедовать свою доктрину кроткого трудолюбия и преданности Императору.

Он знал, что подобное учение не вызовет энтузиазма в Восточном Пределе, но оно годами помогало ему, и он слишком привык, чтобы что-либо менять. Здесь считалось нормальным, что проповедники громко призывают к войне и наполняют людские сердца ненавистью.

Столкновение с лордом Уинтерборном по поводу проповедника Куллы лишь укрепило его взгляды, и, как бы он ни ценил роль подобного учения на границе владений человечества, сам по доброй воле такое проповедовать не стал бы. Ненависть и насилие лишь умножали себе подобное, и Гаэтан Бальтазар в одиночку противостоял этому со светом мудрости Императора в сердце.

Он помнил день, когда принес обет в храме Благословенного Мученика на Голантисе почти двадцать лет назад. Аббат Мален, его духовный наставник и друг, говорил с ним в ночь перед тем, как он улетел на корабле в Восточный Предел.

— Боюсь, тебе будет непросто убедить людей в твоей вере там, куда ты отправляешься, — сказал почтенный аббат, потягивая травяной отвар с медом. — Восточный Предел — ристалище войны.

— Тогда это именно такое место, куда мне надо, — возразил он.

— Отчего же?

— Разве проповедь мира — не лучший способ покончить с войной?

— Кредо Императора — война, — напомнил ему Мален. — Его учение распространилось с Терры под дулами пистолетов и остриями мечей. Оно выжило, потому что мы защищаем эту веру. Это не просто красивые слова, Гаэтан. В них есть смысл. Думаешь, Экклезиархия учит тебя военному искусству просто так?

— Нет. Я знаю, зачем нас учат сражаться, но не верю, что насилие — ключ к мудрости Императора. В Его учениях много прекрасного и не имеющего отношения к войне и смерти. Это те части Его слова, что я хочу принести людям Империума.

— О да, красота есть, — согласился Мален, — но даже роза нуждается в шипах для защиты. Как твоя доктрина упорного труда заставит врага отказаться убить тебя? Как она даст твоей будущей пастве веру, чтобы устоять против угроз, таящихся во тьме? В Галактике есть страшные враги, которым нет дела до наших учений, расы, которые ответят на твои красивые слова убийством. Боюсь, ты взвалил на себя непосильную ношу, друг мой.

— Знаю, но даже лавина начинается с одного камешка, — сказал Гаэтан.

Теперь эти слова казались ему лишенными смысла, но он хватался за них, как утопающий за соломинку Гаэтан приблизился к алтарю и возложил на него огромный меч, прежде чем приподнять край одеяния и преклонить колени перед полированным антрацитом. Он перебирал пальцами четки, устремив взгляд на блестящую черную статую Императора.

Позади статуи находился высокий стрельчатый алтарный свод с обнаженными металлоконструкциями, опорами, с которых свисали золотые светильники, кадила и шелковые хоругви. Тени мелькали, танцуя в свете качающихся ламп, и Гаэтан моргнул, заметив какое-то движение под потолком.

Первые слова молитвы застыли на губах, когда он увидел размытое облако дыма курильницы на фоне широкой горизонтальной балки. На миг показалось, что там стоит человек и смотрит вниз, на него. Он вгляделся, приложив ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше видеть в неверном свете.

Там что-то было, но он не мог разобрать детали. Свет будто искажался вокруг чего-то невидимого и не желающего попадаться на глаза.

Гаэтан слышал о священниках, уверявших, что ангелы Императора взирали на них с высот, но не воспринимал подобные рассказы буквально.

Он обернулся к послушникам и показал на крышу алтарной части:

— Видите?

Глава девятая

Уриил прошелся вдоль «Громового ястреба», его метаболизм снова пришел в боевое состояние. Доспех измерил пульс, давление и содержание кислорода в крови и убедился, что все тело наилучшим образом готово убивать. Леарх прошагал по салону, проверяя экипировку воинов и правильность проведенных перед битвой ритуалов. Его солдаты славно бились с круутами, но если подозрения Уриила имели под собой основание, им вскоре предстоял бой с противником, более продвинутым в отношении техники.

Капеллан Клозель стоял у откидного трапа, твердо упираясь ногами в палубу и легко удерживая крозиус арканум. Рослый воин-священник читал боевой катехизис, его громовой голос перекрывал рев двигателей корабля. Засохшая кровь покрывала его шлем с маской черепа, и хотя тепловые удары с гор заставляли корабль угрожающе взбрыкивать, капеллан не хватался ни за линию готовности, ни за стены, чтобы не оступиться.

Они были в десяти минутах пути от озера Масура, летели низко, прижимаясь к склонам гор. Такой полет отбирал много драгоценного горючего, но это был единственный шанс остаться незамеченными противником. Пока что от губернатора и Лортуэна Перджеда не было вестей, несмотря на неоднократные попытки связаться с ними. Видимо, технология глушения сигналов, примененная тау в Глубоком каньоне Шесть, использовалась, чтобы не дать губернатору узнать о появлении пришельцев в его мире.

Уриил надеялся, что удастся избежать худшего.

«Аквила» лорда Уинтерборна уже направлялась обратно в Брэндонские Врата, вопреки бурным заверениям полковника, что он вполне в состоянии идти в бой вместе с Ультрамаринами. После краткого обсуждения Уриил убедил его, что необходимо эвакуировать раненых и вернуться в полк, чтобы проследить за его мобилизацией. Харка поместили в «Аквилу», и Уинтерборн обещал, что окровавленного технодесантника доставят в крепость Идея сразу по прибытии.

Уриил очистил меч от свернувшейся крови зарубленного круута, прекрасно понимая, что скоро оружие вновь покроется соками другого живого существа. Леарх прошел по всей длине корабля и сел напротив Уриила. Лицо сержанта было серьезным и сосредоточенным, одна сторона вся покрыта запекшейся кровью. Он достал меч, почти такой же, как у Уриила, и принялся читать молитву, дабы почтить его боевой дух.

Уриил дал ему закончить и только тогда заговорил:

— Бой будет нелегким, сержант.

— Думаю, да. Ничего не слышно из Брэндонских Врат?

— Древний Пелей был готов снарядить и другие «Громовые ястребы», но ему понадобятся люди на месте, чтобы защитить город, если окажется, что это только начало. В любом случае они не поспели бы сюда.

— Значит, мы тут будем одни?

— Да, но мы не будем устраивать полноценную боевую операцию.

— Разве?

— Нет, мы лишь заберем губернатора и улетим.

Леарх потер подбородок перчаткой.

— Всего несколько взводов и боевой корабль против потенциального противника, сила и дислокация которого нам неизвестны, а возможно, он еще и окопался в укреплениях. Надеюсь, у тебя есть план?

— Есть. Мы пролетаем один раз, чтобы выяснить, нет ли противника в окрестностях поместья Шонаи, потом быстренько высаживаемся в слабейшей точке внешних границ. Если они укрылись в здании, проводим стандартную последовательную зачистку помещений, убивая всех тау, каких найдем.

— План неплох, но если есть заложники, они могут пострадать при перестрелке.

— Наша главная задача — забрать губернатора, не более.

— Понятно. — Леарх проверил, сколько осталось до посадки. — Еще пять минут.

— Люди готовы?

— Да. — Леарх вложил меч в ножны и положил на колени болтер. — Они готовы с того момента, как поднялись на корабль.

— Хорошо. Это делает тебе честь, Леарх. Вся рота делает тебе честь.

— Спасибо, капитан, — сказал Леарх, и знакомая тень пробежала по его лицу. — Я же обещал, что позабочусь о бойцах роты, пока ты… отсутствуешь.

— И ты отлично справился. Я и пожелать не мог лучших рекрутов для Четвертой. Капитан Идей гордился бы.

Леарх напряженно кивнул, и Уриил наклонился вперед.

— До озера Масура осталось несколько минут, и нам надо кое-что прояснить, прежде чем начнется бой.

— О чем ты? — спросил Леарх, настороженно глядя голубыми глазами.

— То, что я здесь, тяготит тебя, это более чем очевидно. И то, что я снова капитан, — тоже. Часть тебя сожалеет, что я вернулся.

— Это просто смешно, — отрезал Леарх. — Ты исполнил Смертельную Клятву и вернулся на Макрагге с незапятнанной честью. Тут не о чем говорить.

— Есть о чем. Ты не испытываешь горечи из-за моего возвращения?

— Никакой.

— Уверен?

— Уверен.

Уриил откинулся в металлическое кресло и помолчал.

— Жаль, что здесь нет Пазания.

Леарх, помедлив, кивнул, удивленный, что Уриил сменил тему:

— Его сила очень пригодилась бы в предстоящем бою.

— Да, но я не об этом.

— Тогда о чем? — Леарха явно раздражал этот разговор.

— О том, что я сожалею о его отсутствии, но понимаю, что так надо.

— Он нарушил Кодекс Честности и отбывает за это наказание.

— Он нарушил Кодекс, солгав, Леарх, и ты мне сейчас тоже лжешь.

Леарх вспыхнул. Уриил заметил, как у него напряглась челюсть и как в нем закипел и быстро улегся гнев.

— О чем же я лгу, капитан?

— О своих амбициях.

— Какие еще амбиции?

Уриил подался вперед и положил руки на колени.

— Я знаю, что ты командовал Четвертой ротой, пока меня не было. Я знаю о боях, которые ты вел, о победе на Коринфском мосту и обороне Гераполиса. Ты уничтожил гаргант — боевую машину, способную стирать с лица земли города, и спас тот мир от орков. Ты вел нашу роту на Эспандор в звании сержанта, но в сердце своем вернулся капитаном. Скажи мне, что я неправ.

— Ты прав, — проворчал Леарх. — Теперь меня предадут бесчестью за амбиции?

— Разумеется, нет. Воин должен всегда испытывать себя, искать новых противников и новые цели. Без амбиций он никогда не достигнет и тени величия. Космодесантнику нужно честолюбие, оно и есть та сила, что заставляет его стремиться быть как можно лучше. Ты был верным сержантом и гордым бойцом Четвертой, но это моя рота.

Леарх опустил взгляд, и Уриилу показалось, что он немного съежился под доспехом.

— Тебя так долго не было, — заговорил наконец Леарх. — Все решили, что ты погиб. Даже я начал терять надежду, что ты когда-нибудь вернешься в орден.

— Но я вернулся. Я снова капитан, и ты должен это принять.

— Я восстановил Четвертую и был ее боевым командиром. Я скорбел о павших и высекал их имена на стене храма Исправления. Я заслужил право вести ее.

— И однажды ты станешь капитаном, я в этом уверен.

— Но не сейчас, не в Четвертой?

— Нет, — сказал Уриил, улыбнулся уголком рта и протянул Леарху руку. — Но кто знает, может, я погибну на этой войне. Если такова моя судьба, я не могу представить лучшего воина, который мог бы меня заменить. Мне нужно, чтобы ты был рядом, Леарх. Ты нужен Четвертой роте. Ты со мной?

Леарх долго смотрел на его руку, потом наконец кивнул и принял ее.

— Я с тобой.

Куделькару было намного спокойнее теперь, когда тетка объяснила, зачем пригласила делегацию тау в Галтригил, но под этим спокойствием все равно таилась тревога. Он никак не мог определить ее источник, хотя и чувствовал, что это должно быть очевидно для такого проницательного человека, как он.

— Полагаю, можно перейти к делам, — сказал Куделькар, улыбаясь серолицему гостю.

Аун'рай снял ладонь с его плеча и поклонился:

— Мудрое решение, губернатор Шонаи. Вы не пожалеете о нем.

— А, чтоб тебя! — прошипел Лортуэн Перджед, проталкиваясь между Куделькаром и ксеносом.

Старик поднял палку и уже собирался ударить пришельца, когда одна из гигантских боевых машин шагнула вперед. Она стояла чуть в стороне от остальных и была отмечена немного другими знаками. Голова ее была бледно-голубой с полосками на левой стороне, и на грудной пластине и наплечье была нарисована пылающая сфера.

Машина подняла оружие: одно — огромную многоствольную пушку, другое — пистолет с полусферическим жерлом. Животный страх охватил Куделькара, когда линзы в голове машины завращались и тонкий луч света нацелился в блестящую лысину Лортуэна Перджеда.

Лортуэн замахнулся на Аун'рая тростью, но жезлы сами прыгнули в руки пришельца, и трость оказалась выбита из рук адепта.

Куделькар был впечатлен. Посол тау оказался быстрее и ловчее, чем можно было предположить. Боевая машина наклонилась.

— Шаг назад или умри, гуэ'ла, — сказала она Перджеду.

Голос шел через механизмы, но отлично передавал живые человеческие интонации. Машина до смерти напугала Куделькара, но ему все равно было интересно, почему Адептус Механикус не создали ничего подобного. Разумеется, если пришельцы смогли разработать такую технологию, жрецам Бога-Машины это тоже будет под силу.

Куделькар схватил Лортуэна за руку и крепко сжал ее.

Аун'рай знаком велел боевой машине отойти, и Куделькару показалось, что на лице посла мелькнул гнев.

— Прошу прощения, губернатор Шонаи, — сказал Аун'рай. — Благородный Эл'эсавен так оберегает меня, что иногда забывается. — Пришелец перевел взгляд янтарных глаз на Лортуэна Перджеда: — А вы знайте, что бесшумный сигнал тревоги в вашей трости блокирован.

— Тварь вонючая! — выкрикнул Лортуэн, вырываясь из крепкой хватки Куделькара. Аун'рай отступил назад. — Как ты смеешь?

— Там внутри кто-то есть? — спросил Куделькар, указав на высокую машину, хотя Аун'рай в принципе уже подтвердил его подозрение, что в каждой такой сидел живой пилот. Ему показалось странным, что тау заглушили сигнал тревоги, но когда Аун'рай снова заговорил, мысль об этом словно испарилась.

— Действительно, внутри есть пилот. Эл'эсавен — блестящий офицер, чья репутация безупречна.

— А эта машина — его… броня?

— В некотором роде — да, хотя это больше чем просто броня. На вашем языке было бы лучше всего назвать ее боевым скафандром.

— Не говори с… этим! — потребовал Перджед. — Разве ты не понимаешь, что происходит?

— Адепт Перджед, держите себя в руках! — прикрикнула Микола Шонаи. — Совсем уже совесть потеряли.

Перджед развернулся на каблуках — ярость придавала сил его дряхлому телу.

— Совесть? Я? Ты заключаешь договор с ксеносами, глупая, глупая женщина! Они здесь не ради переговоров, они захватчики! Открой же наконец глаза, чтоб тебя!

Куделькар почувствовал смутную тревогу от его слов и снова повернулся к Аун'раю:

— Мои военные советники говорят, что у вас есть и другие солдаты на Павонисе, это правда?

Тау улыбнулся — по крайней мере, Куделькар именно так истолковал его мимику.

— У нас есть… легковооруженные разведотряды на Павонисе, это правда. Обычная мера предосторожности, понимаете? Учитывая нетерпимость вашего общества к другим видам, я решил, что будет благоразумно убедиться, что Павонис готов к моему прибытию.

— Я не уверен, что чувствую себя спокойно, учитывая, что в моем мире присутствует ваш вооруженный контингент, — заявил Куделькар, в душе которого поднялись сильное отвращение и гнев.

Аун'рай шагнул к нему, но на пути встала его мать.

— Не смей трогать моего сына. Не касайся его даже единым пальцем, слышишь?

— Мама! — прошипел Куделькар, но скрытый смысл сказанного ксеносом все сильнее пробивался через образовавшуюся в его мозгу завесу. Щемящее ощущение чего-то неладного все росло, и он покосился на угрожающую махину в боевом скафандре, замахнувшуюся на адепта Перджеда.

Это был солдат-пришелец, высокого ранга и происхождения, а бизнесмены не приводят вооруженных бойцов на переговоры. В нем закипел гнев, и желание Куделькара говорить с пришельцами растаяло, как сон. Он помотал головой. О чем он вообще думал? О переговорах с ксеносами? Да это же просто смешно.

С этой мыслью последние следы производимых над ним манипуляций рассеялись, и он увидел, что Лортуэн прав.

— На самом деле, — продолжил он, — я считаю, что присутствие ваших войск на Павонисе оскорбительно для нас. Это мир, принадлежащий Императору, и ваше присутствие здесь означает начало войны.

— Куделькар! — закричала его тетка. — Нет! Подумай, что ты говоришь. Подумай о Павонисе!

— Я и думаю, Микола. Я говорю то, что ты давно уже должна была сказать, и что я сам должен был бы сказать, если бы этот ублюдок не контролировал мой разум!

Куделькар выпрямился и выпятил тощую грудь.

— Аун'рай, ты враг человеческой расы, и ты нарушаешь волю Императора, власть и милость которого управляют Галактикой. Ты должен покинуть эту планету и более не возвращаться, или познаешь всю мощь гнева Империума.

Аун'рай вздохнул.

— Очень, очень жаль. Я был склонен полагать, что вы согласитесь на сотрудничество с нами ради Высшего Блага.

— Тогда рад разочаровать тебя, — заявил Куделькар, пронзив свою тетку ядовитым взглядом.

— Я привык ожидать от вашего вида подобной узости взглядов, но надеялся, что на этот раз будет иначе, — сказал посол. — Но не совершите ошибку; Павонис будет частью Империи Тау. Было бы лучше, если бы вы это приняли и стали частью будущего этой планеты, но теперь я вижу, что вы так же зашорены и полны ненависти, как вся ваша эгоистичная раса.

— Видишь, Микола? — зашипел Лортуэн Перджед. — Видишь подлинное лицо этих ксеносов? Они пришли не сотрудничать, но завоевывать!

— Вы ошибаетесь, адепт Перджед, — сказал Аун'рай с легким оттенком сожаления, — но для мирного решения уже слишком поздно.

Словно в подтверждение этих слов один из кружащих кораблей тау взорвался и полетел с неба, пылая и переворачиваясь в воздухе, пока не обрушился в озеро с оглушительным плеском.

Внезапность взрыва сработала, словно в бочку с прометием выстрелили из огнемета.

Куделькар поднял взгляд и увидел грохочущий голубой корабль, мощный и неповоротливый. Его пушки изрыгали шум и свет, и губернатор понял, что в жизни ничему так не радовался.

Кровопролитие, которым эта встреча уже давно запахла, разразилось. Скитариям Куделькара уже не терпелось сразиться с тау, они наконец дали волю своим воинственным побуждениям, и случилось сразу несколько вещей.

Боевые скафандры принялись палить, и облаченный в бронзовую броню скитарий с имплантированными пушкой и гранатометом открыл огонь. Один из лаврентийцев повалил Куделькара и его мать на землю, и воздух взорвался канонадой.

Куделькар зажал уши ладонями, спасаясь от оглушительного шума. Один из боевых скафандров рухнул, его верхняя половина превратилась в дымящуюся развалину от попадания нескольких гранат. Оба скитария, воя от восторга, яростно выпускали смертоносные очереди.

Куделькар откатился, когда вступили ранцевые лазганы, и стрелы лазеров промелькнули над головой. Его мать пронзительно кричала от страха, и Куделькар увидел, как Микола бросилась на землю и в панике поползла к дому. Лортуэн Перджед свернулся калачиком, заткнул уши и прижался к земле.

И тут боевые скафандры открыли огонь.

Три лаврентийца погибли на месте: слепящая огненная буря разнесла их в клочья. Их тела буквально перестали существовать: конечности оторвало от туловищ, которые практически растворились под дождем из осколков. Уцелевшие разбежались, но, к их чести, продолжали сражаться, на бегу отстреливаясь от атакующих. Еще один боевой скафандр упал под их выстрелами с продырявленной лазерами грудью.

— Давайте! — закричал солдат, который бросил его на землю. — Пошли!

— Что? — крикнул в ответ Куделькар. — Я не слышу!

Человек потянул его за ворот сюртука и показал пальцем.

— В дом! Быстрее!

— Заберите Лортуэна!

Солдат хотел было отказаться, но кивнул и пополз туда, где лежал почтенный адепт.

Куделькар обхватил мать за талию, и они вместе поползли к дому. Стены оранжереи разнесло, земля была усыпана осколками стекол, деревья переломаны огненной бурей. Осколки стекла ранили ладони Куделькара, и он сжимал зубы от боли.

Один скитарий рухнул на колени с дымящейся дырой в груди. Даже умирая, он послал серию гранат в пассажирский отсек корабля пришельцев. Из корабля вырвались дым и огонь, и Куделькар услышал страшные крики боли находившихся внутри солдат тау. Из корабля полетели горящие тела, и он осел, когда вторая ударная волна разнесла его бока и двигатель.

Воздух наполнили дым и крики, и Куделькар был уверен, что его вот-вот пристрелят. Он услышал еще один взрыв, но не смог понять, с какой стороны. Вокруг царил хаос: лазерные болты, огонь из инопланетного оружия, крики боли. Невозможно было понять, что происходит. Страх Куделькара лишь усилился при мысли, что он может умереть вот так.

— Они подумают, что я предатель, — сказал он. — Если я погибну тут, они решат, что я предатель.

— Что?! — воскликнула его мать. По лицу ее текли слезы.

Он покачал головой. Они почти добрались. Не обращая внимания на боль в порезанных руках, Куделькар потянулся к двери оранжереи и едва не заплакал от облегчения. Новые выстрелы отражались от стен дома, то на пронзительно-высокой ноте, то гулкие, как далекая артиллерийская пальба.

Огромная тень накрыла его, и Куделькар, подняв взгляд, увидел боевой скафандр с пылающей сферой, изображенной на его груди.

Машина возвышалась над ним, и губернатор закричал, когда она потянулась к нему механическими руками.

Уриил спрыгнул с трапа «Громового ястреба». Вой моторов корабля, зависшего позади транспорта тау, был подобен огненному урагану, трава пригибалась и горела. От побитого вражеского корабля поднимайся дым. Судя по всему, это был посадочный модуль, из недр его разбегались тау. Некоторые горели и умирали, другие были обожжены, но продолжали сражаться.

Леарх и взвод Ультрамаринов выскочили на землю и открыли огонь. За ними показались штурмовики капеллана Клозеля, а потом и скауты разошлись за спинами боевых отрядов, прикрывая их с тыла.

— Мы опоздали?! — прокричал Леарх.

— Думаю, мы как раз вовремя, — ответил Уриил. — Пошли!

Когда «Громовой ястреб» пролетел над головой, Уриил просканировал динамику боя и мгновенно сориентировался. Яростная перестрелка продолжалась на мощеной террасе. Пехотинцы тау, летающие диски, оборудованные оружием, и высокие боевые машины, напоминающие удлиненные дредноуты, обменивались выстрелами с несколькими гвардейцами и одним из скитариев губернатора.

Снаряды пролетали мимо Уриила, оставляя брызжущие огненные следы и врезаясь в бронированную корму «Громового ястреба». Воины тау, числом около дюжины, собрались в тени разбомбленного корабля. Вражеский солдат в красноватом шлеме руководил стрельбой, два боевых скафандра вышли из перестрелки на террасе и присоединились к ним.

— Капеллан, терраса! — заорал Уриил. — Леарх, бери отделение — и за мной. Займемся теми тау у корабля, затем ударим по ним с фланга!

Клозель и его люди взлетели на огненных столпах, рев их прыжковых ранцев заглушал какофонию выстрелов. Уриил бросился к разрушенному кораблю, его космодесантники последовали за ним сквозь шквал огня с болтерами наперевес.

Пульсирующие огненные лучи рассекли воздух, когда Уриил со своими бойцами побежал к развалинам челнока. Он услышал, как сгустки энергии бьются о керамические пластины: несколько выстрелов достигли цели. Один ударил в изгиб его наплечника и срикошетил мимо шлема, другой попал в наголенник. Ни один не был достаточно сильным, чтобы остановить капитана.

Он выстрелил из болтера и почувствовал отдачу. Один из тау пошатнулся и упал навзничь, его грудь и плечо разнесло разрывным болтом. Мелькнул другой снаряд, и Уриил почувствовал, как он ломает слабое сочленение на поясе. Боль ощущалась, но анестетики заглушили ее, и специальная система тут же начала лечение раны.

Сверху словно разорвалась шаровая молния, и корабль тау покачнулся и рухнул, когда носовые пушки «Громового ястреба» разнесли его в куски. Уриил расстрелял последнюю обойму и закинул болтер за плечо. Корабль перестал вести огонь на подавление.

Он добрался до исковерканных обломков челнока и привалился к ним спиной.

— Осколочные! — закричал он, снимая два текстурированных диска с пояса.

Уриил бросил гранаты через обломки корабля, сосчитал до трех и выхватил меч. Полетели другие гранаты, и серия глухих взрывов сотрясла корабль. Уриил услышал звон вылетающих из кормы острых осколков.

Уриил обогнул посадочный модуль, подняв меч к правому плечу. Позади корабля сгрудилась дюжина бойцов тау, спасающихся от гранат. Их форма была изорвана и залита кровью, но, что еще важнее, взрывы убили в них готовность сражаться.

Золотой клинок Уриила вспыхнул лазурным пламенем, и капитан вонзил его в грудь ближайшего тау. Жертва упала без единого звука, он перешагнул через труп и вступил в бой. Пришельцы были изранены и обескуражены, и Уриил не дал им возможности опомниться и пронзил клинком еще одного воина. Кровь хлынула ручьем.

Тау встали навстречу атакующему, но, хотя их лица были полностью закрыты шлемами, он чувствовал, что чужаки в панике. Они прибыли сюда, ожидая, что легко справятся с заданием, но теперь вынуждены были драться за свои жизни. Мимо него пролетело несколько пуль. Отделение Уриила пошло за ним в атаку, но этот момент принадлежал лишь ему.

Он с грохотом наступил на грудь следующего тау и пробил мечом броню того, кто стоял за ним. На него бросились другие тау, но он был уже в самой гуще боя, и стрелять было поздно. Это был ближний бой, требующий грубого ремесла убийцы, а лучших убийц, чем космодесантники, нет на свете. Уриил бился, не делая ни единого лишнего движения, но разил тау, как молния. Ни один удар не попал мимо цели, и с каждым взмахом его меча или кулака падал враг.

Тау были бессильны против него, поскольку он был воин Адептус Астартес и бился не только за победу, но и во славу ордена. Уриил так давно был вынужден сражаться за возвращение чести или просто чтобы выжить.

Этот бой был за честь Ультрамаринов.

Леарх стоял рядом с ним, прорубая кровавую дорогу в рядах тау. Плечом к плечу они бились, как могучие боги войны. Уриил не останавливался ни на миг, уничтожая врагов без страха и без жалости. Он уклонялся от ножей и прикладов винтовок, сокрушал черепа и с каждым ударом раскраивал броню. Десятилетия учений и век, проведенный на войне, создали из него несравненного бойца. Он был боевой машиной, не знающей поражения, и демонстрировал выучку, доведенную до уровня инстинкта самыми жесткими тренировками.

Вокруг гремели выстрелы, клинки рвали плоть, кровь текла рекой. Очень быстро все тау были перебиты. Примерно дюжина вражеских воинов была разбросана на земле — обожженные, искромсанные в куски клинками и снарядами. Уриил бесстрастно пересчитал мертвых и приблизился к обломкам корабля.

— В этом не много чести, — покривился Леарх. — Они неспособны на настоящий бой.

Уриил кивнул, пнув вражескую винтовку.

— Они слишком полагаются на свое оружие, а не на искусство ближнего боя.

— Как там наш капеллан?

Уриил взглянул на террасу, где бились штурмовики Клозеля. Дым и пламя заслоняли побоище, но выстрелы и лязг железа давали понять, что дела там еще предстоит немало.

— Пойдем выясним.

И он снова поднял окровавленный меч.

Глава десятая

У ног натекла лужа крови, вонь искромсанной плоти наполнила забитый до отказа транспортный отсек «Аквилы». Натаниэль Уинтерборн неглубоко дышал, пытаясь сосредоточиться на потоках данных на пластинах, укрепленных по периметру обзорного купола. Алитея превзошла себя, и значки готовности к операции практически всех подразделений «Меча» уже загорелись.

Он втянул воздух, почувствовав очередной приступ боли. Укус охотничьего зверя круутов оказался глубоким, и теперь, когда адреналиновая горячка боя прошла, рука словно огнем пылала. Он сделал себе укол морфия, чтобы заглушить боль, и вылил на рану полбутылки антисептика, надеясь, что этого хватит, чтобы побороть любые ксенотоксины, которые могли занести клыки зверя.

Внизу, в пассажирском отсеке, стонали от боли раненые, пострадавшие куда серьезнее, чем он. Трое из его солдат, вокс-сервитор и писец погибли. Жермену тоже убили, и он очень горевал о ней. Она должна была получить представление к награде вместе с солдатами, что так доблестно бились плечом к плечу с ним. Он погладил Финлэ здоровой рукой, стараясь не касаться порезов, оставленных на его боках в бою инопланетным животным.

Раненый Ультрамарин лежал неподвижно и не подавал признаков жизни. Он был ужасно изувечен, и Уинтерборн поражался, что при этом можно вообще остаться в живых — пусть даже космодесантнику. Воистину, Адептус Астартес были отдельной расой, и Уинтерборн вознес краткую благодарственную молитву за то, что они бились за божественного Императора Человечества.

Место командира корабля располагалось выше кабины пилота и позади нее, и Уинтерборн мог разглядеть освещенный луной пейзаж, простирающийся внизу. Позади на горизонте поднимались хребты Тембра, впереди Брэндонские Врата излучали рассеянный свет. Светящаяся лента тянулась в сторону от города, изгибаясь дугой к югу в сторону Ольцетина и достигая Пракседеса на побережье. За Брэндонскими Вратами горизонт полыхал огнем, свет и дым от бесконечных трудов Адептус Механикус в Диакрийском поясе пятнали небо.

Посадочный модуль сложил крылья и пошел вниз, к лагерю Торум у северной окраины города. Уинтерборн еще раз глянул вниз в пассажирский отсек, чувствуя бесконечное облегчение при мысли о том, что его люди скоро получат надлежащую медицинскую помощь. Было глупо отправляться в горы Тембра без полной медицинской команды, но он, дурак, так настаивал, что выступит с Ультрамаринами, что в итоге толком не подготовился.

Корабль внезапно резко накренился вправо, и полковник раненой рукой врезался в острый металлический край купола. Острая боль пронзила предплечье, и он сердито заорал на пилота:

— Раны Императора, парень, смотри, что делаешь, а то крылья пообломаю!

Пилот не отозвался, и Уинтерборн хотел было отчитать его, когда увидел потоки огня, возносящиеся вверх с земли. Световые ленты поднимались в воздух почти лениво, раскрашивая небо в разные цвета. Поблизости грохотали взрывы, их звук докатывался до корабля несколькими секундами позже вспышки. Небо над Торумом было наполнено змеящимися следами трассирующих снарядов. Уинтерборн понял, что это стреляют танки. Его танки.

И они летели прямо туда.

Быстрая реакция пилота, несомненно, спасла им жизнь, и Уинтерборн отметил для себя, что надо извиниться за брань, когда они благополучно приземлятся.

— Яйца Торума, да что же там происходит? — заорал он.

— Не знаю, милорд, — отозвался пилот, ведя «Аквилу» по широкой дуге против часовой стрелки вдоль южной границы города.

Уинтерборн попробовал связаться с землей, но все каналы выдавали либо шипение статического электричества, либо бинарные сигналы запроса.

Полковник понял, что это наводчики «Гидр» проверяют, кто там — свои или враг. Покосившись на планшет слева, он с облегчением заметил, что транспондер передает его личный идентификационный код. Он потянулся к черно-белому символическому изображению шестеренки, вырезанному на металлическом ободе купола, и быстро прошептал благодарственную молитву духу «Аквилы».

Довольный, что его хотя бы не собьют свои же танки, Уинтерборн вгляделся во тьму, пытаясь разобраться, что же происходит внизу. Его опытный глаз просканировал город на предмет чего-либо необычного или подозрительного.

Долго вглядываться не пришлось.

В южной части города что-то горело: огромная постройка с высокими металлическими шпилями и железными стенами. Колеблющиеся языки пламени освещали ее, и глаза Уинтерборна расширились, когда он понял, что Темплум Фабрика пылает.

— Благие небеса! — выдохнул он. — Мы что, уже опоздали? — Он быстро оглядел весь город, но ничего больше не заметил. — Садимся. Сейчас.

— Куда, милорд?

— Лагерь Торум, а ты что думаешь?! — рявкнул Уинтерборн. — И быстро. Люди погибнут, если ты не сядешь сейчас же.

— Есть, милорд, — сказал пилот. — В небе слишком горячо для нормальной посадки, поэтому зайдем со стороны города. Полетим низко и быстро, так что держитесь крепче.

Пилот тут же опустил «Аквилу» по дуге, отклоняя нос к северо-западу и стремительно теряя высоту над Брэндонскими Вратами. Корабль пронесся над руинами резиденции Арбитрес и открытым пространством площади Освобождения, прежде чем совершить ошеломительно резкий поворот над вратами Коммерции. Корабль расправил крылья и угрожающе поднял нос, заходя на посадку и быстро теряя скорость.

Уинтерборна бросило вперед, и лишь ремень безопасности и крепкая хватка не дали ему разбить голову о бронированное стекло обзорного купола. И все равно при быстром спуске мучительно болела распоротая рука. Финлэ швыряло по кабине, и он выл, а из пассажирского отсека доносились встревоженные крики.

«Аквила» выровнялась, и Уинтерборн увидел, что в небо стреляют не только «Гидры». Командиры танковых экипажей наводили пушки вверх, и даже гвардейцы палили из лазганов в небо. Некоторые прицелились в «Аквилу», когда корабль с ревом пронесся над ними, но, увидев символику своего полка на крыльях и фюзеляже, не стали стрелять.

Лагерь Торум был ослепительно ярко освещен, и Уинтерборн не заметил никаких следов нападения и разрушений, когда корабль прошел над огромными ангарами и казармами. Так что же здесь стряслось и почему все небо полыхает от разрывов снарядов?

— Садись там, — приказал Уинтерборн, заметив группу гвардейцев посреди плаца, сбившихся вокруг всадника, высоко поднявшего зелено-золотой штандарт Сорок четвертого.

Пилот совершил жесткую посадку в клубах дыма от двигателей. Еще до того, как опустились передние шасси, Уинтерборн ударил ладонью по пряжке ремня безопасности и дернул рычаг, опуская свое командное кресло из наблюдательного купола. Финлэ прыгнул вниз, и Уинтерборн соскользнул с кресла, когда пассажирский отсек опустился.

Гвардейцы с поднятыми винтовками ждали его, когда он вышел на плац, и выражение их лиц подсказало ему, что случилось что-то серьезное. К нему подбежали медики, но он жестом отослал их.

— Здесь есть люди, которые нуждаются в помощи больше, чем я, — сказал он. — Позаботьтесь сначала о них.

Уинтерборн протолкнулся сквозь толпу окруживших его солдат и зашагал к всаднику со знаменем. Там собрались все старшие офицеры. Они говорили громко и возбужденно, и в их голосах он почувствовал панику.

— Кто-нибудь удосужится объяснить мне, почему меня едва не сбили в небе над моей собственной, мать ее, базой?! — заорал он, перекрывая гомон натренированным за многие годы командным голосом.

Все обернулись к нему.

— Разойдись! — взревел он, и солдаты расступились, так что он увидел следы побоища. Мертвые люди и умирающие кони лежали в расползающихся лужах крови, медики в забрызганной красным форме боролись за жизнь раненых.

— О нет, — сказал он, и сердце его сжалось при виде тела майора Алитеи Орнеллы на руках у капитана Медерика. Ее форма была липкой от крови и местами обгорела.

Он опустился на колени перед ней и коснулся ее щеки, еще теплой.

— Медерик! Что случилось?

— На нас напали, — сказал капитан скаутов. — Вон те.

Уинтерборн посмотрел, куда он показывал, и увидел мертвые тела существ с жесткой хитиновой кожей, голубой в крапинку, и широкими, будто шелковыми крыльями. Это были отвратительные животные, напоминающие одновременно рептилий и насекомых, из бесчисленных, нанесенных лазганами ран сочилась густая желтая кровь. Странное оружие с прикрепленными под непривычным углом рукоятями лежало рядом, и мертвые остекленевшие фасеточные глаза будто глядели на плац.

Уинтерборн брезгливо искривил губы.

— Жалокрылы, — прошипел он.

— Взялись будто из ниоткуда, — сообщил Медерик. — Только что мы проверяли готовность к мобилизации — и вдруг оказались под огнем. Два десятка вот таких свалились с неба и напали на нас. Мы перебили их всех, но сначала…

Его слова оборвались при виде мертвого тела второго по званию офицера в полку.

— Алитея будет отмщена, капитан, — пообещал Уинтерборн. — Не сомневайтесь.

— Я верю вам, милорд.

Уинтерборн поднялся, выпрямился в полный рост и обратился к гвардейцам, собравшимся вокруг него, как то подобало командиру:

— Хорошо, давайте готовить армию к бою. Я хочу, чтобы мы были в полной боевой готовности через час. Понятно? Приступайте.

Медерик отдал честь, и лаврентийцы помчались исполнять приказ.

— А что Администратум? — спросил Медерик. — Мы все еще ждем их распоряжения.

— Да пошло оно знаешь куда, сынок? Мы на войне, и я не буду ждать, пока какой-то несчастный крючкотвор не скажет мне, что можно выступать. За дело!

Бой, как оказалось, был краток. Штурмовики капеллана Клозеля в полной мере проявили свою разрушительную мощь, и к тому моменту, как Уриил и Леарх повели свой отряд в бой, уцелели лишь несколько летающих дисков и один боевой скафандр. Когда были уничтожены последние боевые машины тау, над полем битвы воцарилась странная тишина.

Под ногами хрустели стекло и гильзы патронов, и кроме этого слышны были лишь стоны раненых тау. Скауты Уриила взяли в плен несколько ксеносов, пока штурмовики собирали своих павших братьев. Три космодесантника погибли, и Уриил отступил, давая людям Клозеля отнести их на «Громовый ястреб».

Уриил приблизился к Клозелю. Лицо капеллана было сплошной кровавой маской, из глазниц шлема падали красные капли, будто слезы.

— Рад видеть вас живым, капеллан, — сказал Уриил, сжимая запястье Клозеля. — Кого вы потеряли?

— Брата Фаэта, брата Иксия и брата Эфора. Их будут помнить.

— Несомненно. Я сам высеку их имена.

Клозель отошел, и Уриил переключил внимание на последствия боя — его вывело из равновесия то, что трое все же погибли. Осторожно ступая по обломкам, он увидел с полдюжины автоматических летающих дронов тау, похожих на побитые серебряные зеркала. Дроны валялись среди кровавых останков горстки лаврентийцев, и тела были так покалечены, что Уриил не смог определить точное количество погибших.

Его гнев лишь возрос при виде их тел. Отвратительно, что воина может лишить жизни враг, не имеющий чувств, эмоций, духа. Машины-убийцы были проклятием Империума, и даже повязанные со смертью технологии жрецов Марса были наделены частицей духа машины или несли в себе живое человеческое существо.

Два скитария, те, которых Уриил видел во время аудиенции у Куделькара Шонаи, были тоже мертвы, их аугментически усовершенствованные тела обожжены и изрыты следами многочисленных выстрелов. Они были грубыми полуживотными-убийцами, но погибли, защищая своего господина.

Уриил насчитал четыре разрушенных боевых скафандра, их броня была разломана, на каменную террасу вытекали гидравлические жидкости. Под остатками брони Уриил разглядел искалеченную серую плоть и почувствовал странный мускусный запах крови пришельцев. Он прошел по полю битвы к разбитым дверям разнесенной в куски оранжереи.

— Похоже, когда мы прибыли, тут уже было жарко, — заметил Леарх, появляясь рядом с ним.

— Не то слово, но я нигде не вижу тела губернатора.

— Может, он пробрался внутрь? Думаю, эти двери были открыты до того, как их разнесли.

— Наверное, — сказал Уриил, прищуриваясь. Он заметил, что что-то не так с одним боевым скафандром, перешагнул лужу свертывающейся крови и опустился на колени рядом с почерневшей броней.

— Подойди, помоги мне с этим.

Леарх присоединился к нему, и вдвоем они перевернули разбитую броню на бок. Машина оказалась на удивление тяжелой — массивная неподвижная груда металла, таинственный источник энергии в которой более не действовал.

— Клятва Жиллимана! — выдохнул Леарх, увидев то, что было внутри.

Под доспехом лежало тело еще одного тау, но явно не воина. Одеяние его было в крови, хотя, судя по всему, не его собственной. Одежда была бело-золотая, расшитая мерцающими многоцветными нитями. Высокий воротник из полированных драгоценных камней был изломан, глаза светились жизнью.

— Похоже, кто-то важный, — сказал Леарх.

— Да, из касты господ. Дипломат, а может, какой-то аристократ.

Лежащий пришелец застонал, его грудь поднималась и опускалась в такт дыханию, теперь, когда тяжелую броню убрали. Леарх удержал его, легко сомкнув массивную перчатку вокруг шеи.

— Думаешь, это их главный?

— Учитывая, что он в резиденции губернатора, — вполне возможно.

— Тогда его смерть сильно помешает им, — сказал Леарх, сжав пальцы крепче. Тау слабо потянул сержанта за руки.

— Нет, не убивай его, — приказал Уриил. — Забери его на корабль. Если это главнокомандующий, мы сможем многое от него узнать.

Леарх кивнул и вздернул тау на ноги.

— Лично займусь им. А ты что собираешься делать?

— Обыскать дом и окрестности и найти выживших.

В конце концов они обнаружили пятнадцать слуг, которые спустились в подпол в начале побоища, но губернатора Шонаи среди них не было. Из уцелевших не было значительных лиц, кроме Миколы Шонаи, тетки губернатора, которую Уриил уже видел, когда прилетал на Павонис в предыдущий раз — на могилу Арио Барзано. Скауты нашли ее в руинах оранжереи — она свернулась под каменной скамьей, закрыла глаза и плотно зажала уши ладонями.

Уриил был рад, что Микола жива, но эта радость омрачилась при виде страха и стыда в ее глазах, когда ее привели к нему. Если Уриила потрясло, как изменился Павонис, это было ничто в сравнении с переменами, которые он заметил в Миколе Шонаи.

Больше не было уверенного, волевого губернатора планеты, схлестнувшегося с инквизитором Империума по поводу судьбы своего мира и выигравшего. Перед Уриилом была плачущая грязная женщина с редеющими седыми волосами и лицом в глубоких морщинах. Слезы и сопли текли по ее щекам, и Уриилу стало грустно, что она так низко пала.

— Уриил… О Император, защити меня, — прошептала она. — О нет… прости. Нет, нет, нет.

Микола отвела взгляд и упала на колени, увидев тела, разбросанные по залитой кровью террасе. Уриил сконфуженно покосился на Леарха, когда она закрыла глаза и заплакала.

— Прости, прости… Я не хотела всего этого, я не знала, что они их заберут, клянусь.

Уриил опустился перед ней на одно колено и осторожно поднял ей голову.

— Что здесь произошло, Микола? Где Куделькар?

Микола покачала головой.

— Нет, не могу. Это слишком.

— Вам придется все рассказать мне, и лучше прямо сейчас.

— Они сказали, что прибыли для переговоров, — заплакала Микола, — по делу. Они сказали, что смогут вернуть Павонису процветание, это то, чего я хотела. Это все, чего я когда-либо хотела.

Что стояло за ее словами, было совершенно ясно, и Уриил похолодел.

— Ты пригласила тау сюда, верно? Они сделали тебе предложения касательно торговли, и ты их послушала. Вот что случилось, да?

Микола кивнула.

— Ты не понимаешь, Уриил. Мы спасли наш мир, стоящий на краю пропасти. Мы выжили, но бюрократы, которые даже не слышали о Павонисе и уж тем более не знают, каково нам пришлось, отняли у нас все по частям. Тау предложили нам выход.

— Тау предложили вовсе не это, — возразил Уриил. — Они предложили вам рабство и назвали его свободой, это тюрьма, которой вы не заметите, пока не будет слишком поздно. Они предложили выбор, который и выбором-то не был.

Вспомнилось кое-что из сказанного Миколой ранее, и Уриил крепко взял ее за плечо.

— Куделькар — они забрали его. Твой племянник у тау, верно? Это ты имела в виду, когда сказала, что «не знаешь, куда они их забрали»?

Сначала Микола не ответила, но затем кивнула, всхлипывая:

— Да. Одна из боевых машин забрала его и мою сестру. Другая захватила Лортуэна… то есть адепта Перджеда.

Уриил взглянул через плечо на дымящиеся обломки посадочного модуля тау, сопоставляя его форму и конструкцию с информацией, содержащейся в бесчисленных файлах с совещаний и докладов после боевых операций, собранных Ультрамаринами на заре конфликта с тау.

Такие корабли имперские лексикографы называли «Косатками», и Уриил быстро сопоставил их вместимость с количеством трупов тау, которые видел. Не совпало.

— Леарх, пересчитай павших противников. Всех: воинов, боевые скафандры и дронов.

— Зачем?

— Просто пересчитай, — отрезал Уриил, боясь, что уже знает ответ. Леарх живо взялся за дело и вернулся не более чем через минуту.

— Ну?

— Четыре разрушенных боевых скафандра, погибшие солдаты и восемь дронов. Похоже, команда посадочного модуля погибла, когда приземлился «Громовый ястреб».

Уриил выругался.

— «Косатка» может взять на борт шесть боевых скафандров. Ты уверен, что тут только четыре?

— Абсолютно. Честью клянусь.

— Проклятие, Микола, куда они его забрали?

— Не знаю, клянусь жизнью! Когда началась стрельба, я толком ничего не разглядела. Видела одну боевую машину, ту, которую Аун'рай назвал «Эл'эсавен», она подняла Куделькара и Паулук. Затем другая забрала Лортуэна, но потом я спряталась в оранжерее и больше ничего не видела!

— Аун'рай и Эл'эсавен — кто это?

— Аун'рай был послом, — сказала Микола, вытирая лицо подолом, — лживый ублюдок, который все это устроил.

— Тау в парадном одеянии, без доспехов?

— Да… в такой кремового цвета одежде и без доспехов.

— А Эл'эсавен — он военный? — спросил Леарх.

— Думаю, да, — сказала Микола, глотая воздух. — Он был внутри боевого скафандра. Никогда о нем раньше не слышала, но мне показалось, что происходящее ему не нравится, будто он хотел не разговаривать, а сразу действовать.

— Вы не видели, куда они забрали губернатора? — спросил Леарх. — Вернуть вашего племянника крайне важно. Вооруженным силам Павониса нужен номинальный глава.

Микола покачала головой.

— Я не видела, — сказала она, явно преисполнившись отвращением к себе. — Я была слишком занята спасением собственной шкуры.

Уриил вздохнул, ему было грустно, что некогда благородная подданная Императора так низко пала из-за собственной слабости и ошибок. Теперь Микола Шонаи была в глазах Империума предательницей, но Уриил прекрасно понимал, как она оказалась в таком положении, потому что сам недавно прошел похожим путем. Любая кара померкнет по сравнению с муками больной совести — хотя это никак не повлияет на решение судей.

Уриилу хотелось ненавидеть Миколу Шонаи за то, что она сделала, — но он не мог. Он понял, что испытывает лишь жалость. Он кивнул скаутам.

— Заберите ее на «Громовой ястреб» и держите вместе с остальными пленными — их надо отправить в Стеклянный дом.

Два скаута подняли растерянную Миколу и унесли ее.

— Так мы не берем ее в крепость Идея? — спросил Леарх. — Ее надо допросить.

— Теперь крепость Идея — наша военная база, и там нет места пленным. Судья Шарбен и ее люди займутся допросом.

Леарх кивнул.

— Очень хорошо. А губернатор? Что нам делать с Куделькаром?

— Ты вернешь его.

— Я? Думаю, надо погнаться за ними на «Громовом ястребе».

— Нет. С пленными и ранеными на борту нам не хватит горючего, чтобы устроить воздушную погоню и потом еще вернуться в Брэндонские Врата. Возьми скаутов и найди след этого Эл'эсавена. Такие большие машины должно быть нетрудно выследить. Иди за ними, найди и убей. А потом доставь губернатора обратно.

— Очень хорошо, — сказал Леарх, забивая в болтер свежую обойму. — А ты что будешь делать?

— Полечу назад в Брэндонские Врата. Военный конфликт только начал разворачиваться, и бойцам Четвертой роты нужен их капитан.

Леарх улыбнулся.

— Похоже, ты действительно кое-что узнал во время исполнения Смертельной Клятвы.

— Думаю, да, — согласился Уриил и сжал запястье сержанта.

— Отвага и честь, капитан.

Уриил кивнул.

— Мне нужно, чтобы ты вернул губернатора. Найди его.

— Мы найдем его, — обещал Леарх. — Клянусь честью, мы найдем его.

Глава одиннадцатая

Первая атака обрушилась на Пракседес световой вспышкой, и первым предупреждением защитникам города-порта стал металлический грохот разрывающихся над головами снарядов. Часовые посмотрели в небо, танки «Гидра» подняли дула пушек, и мгновение спустя теплый свет солнца оказался перекрыт взрывом — гигантским снопом раскаленных добела осколков. Автоматические прицелы вышли из строя, сетчатку выжгло, тонкое оборудование для ведения наблюдений было мгновенно уничтожено.

Иные враги Империума атаковали под покровом тьмы, но тау явились в слепящем свете тысячи звезд.

Целый сонм клиновидных кораблей принесся со стороны западного океана перед самым взрывом. Запущенные с плавучих платформ, тайно поднятые на поверхность и замаскированные с помощью неизвестных технологий, они много месяцев ждали приказа Эл'эсавена. Застигнутые врасплох и ослепленные вспышкой в небе, силы воздушной обороны прибрежного города не успели перехватить атакующие корабли. Первая волна уже начала налет, когда сирены тревоги подняли гвардейцев «Пики» с коек.

Двадцать пять воздушных истребителей типа «Барракуда» Союза Охотников «Пылающая звезда» с ревом пронеслись над Пракседесом, паля из всех орудий. Это был крупнейший порт Павониса, и большая часть его построек стояла на склонах старого кратера, который теперь был открыт с запада холодному черному океану. Его посадочные площадки и погрузочные платформы торчали в море, словно серебряные ветви, с которых оборвали листья.

Некоторые из платформ занимали корабли, доставляющие грузы на орбитальные станции, но еще больше было пустых. Немногие имевшиеся в городе летательные аппараты принадлежали военным, и те, что смогли подняться в воздух, оказались сбиты через несколько минут после сигнала тревоги.

Взрывы взметались в небо, когда снаряды попадали в склады горючего, и пульсирующие вспышки света проносились по просторным ангарам и рядам контейнеров в порту. Паника охватила город. Соединение «Копье» базировалось в укреплениях рядом с доками, и пушки-перехватчики открыли огонь, когда «Барракуда» зашла на второй круг. Трассирующий огонь озарил небо, и несколько кораблей тау полетели вниз, переломанные пополам или с разнесенными в куски двигателями. Танки едва успели открыть огонь, когда невидимые лазерные лучи воздушных наблюдателей, спрятанных над городом, прошлись по их бокам.

Стаи снарядов сорвались с крыльев уцелевших бомбардировщиков и, словно почуявшие кровь гончие псы, рванулись к имперским пушкам. В мгновение ока база превратилась в груду развалин: в каждую противовоздушную батарею попало не меньше чем по четыре бомбы.

Ударная волна прокатилась по базе, танки замолчали, и в небо взвились столбы черного дыма. Пожары и взрывы окрасили ночь оранжевым заревом. «Барракуда» хищной птицей кружила в небе.

Воздушная оборона города была прорвана, и четыре огромных воздушных корабля с широкими крыльями, словно исполинские подводные чудища, поднялись со дна океана. Запенилась черная вода, раскачивая платформы и поднимая волну горячего воздуха.

Эти корабли, известные в Империуме как «Манты», — невероятно мощные авианосцы, щерящиеся артиллерией и способные нести на себе целую роту — внушали страх. По платформам чиркнули снаряды, уничтожая последних защитников города.

Все корабли прошли низко над опустевшими платформами и завертелись вокруг своей оси, прежде чем аккуратно приземлиться среди брызг ионизированной воды и груд обломков. Нижние палубы открылись, выпуская по четыре изящных плавучих танка на вибрирующих подушках антигравитационной энергии. Танки одновременно напоминали легковооруженные «Каракатицы», более тяжелые «Рыбы-молоты» и вооруженные ракетами «Небесные скаты». Едва они показались, как за ними маршем последовали ряды антропоморфных боевых машин. Каждая была тяжело вооружена и следовала за танками, быстро вторгающимися на сушу.

Когда снаряды были расстреляны, телескопические вышки соскользнули вниз с верхних палуб, и из широких выходов хлынули отряды вооруженных бойцов. Несколько дронов летели над солдатами, закаленными воинами из мира Са'цеа, которые называли себя огненными воинами. Сенсорные антенны дронов отклонялись вправо и влево, передавая разведданные командующим взводами.

Вся эта операция заняла меньше минуты; когда первая «Манта» отошла, ее место заняли другие, чтобы выпустить новых и новых бойцов. Минут за десять больше тридцати танков, шестьдесят боевых машин и четыреста пехотинцев шагали по территории порта.

Танки осыпали территорию базы все новыми залпами, каждый снаряд вели к цели невидимые наблюдатели на скалах. Казармы были превращены в руины, заграждения снесены подчистую, ангары для танков пылали — подземные резервуары с горючим были пробиты нацеленными с безупречной точностью снарядами.

В первые минуты атаки погибли сотни лаврентийцев, расстрелянные шрапнелью рвущихся снарядов и раздавленные рушащимися сооружениями базы. Еще сотни и сотни пали, когда оливковые боевые скафандры посыпались с неба в струях пламени из реактивных двигателей. Вращающиеся орудия атаковали эспланады, и ослепительно яркие стрелы голубого огня разорвались среди охваченных паникой солдат.

Капитаны кричали, пытаясь хоть как-то организовать оборону, но вести ближний бой с боевыми скафандрами было все равно что хвататься за дым. Тяжеловооруженные отряды строились и открывали огонь, но их цели, словно юркие насекомые, носились по воздуху за счет безупречно точного управления реактивными двигателями. Орудийный огонь выжег внутренние помещения базы лаврентийцев, окутав ее пылающей сетью. Несколько боевых машин упало, но потери гвардейцев оказались куда серьезнее, и паника переросла в ужас.

Из всего гарнизона в огненном аду уцелела лишь горстка «Леман Руссов» типа «Завоеватель». Они вышли из клубов едкого дыма, чтобы принять бой, за ними — «Химеры». Эта дерзость была благородна и преисполнена отваги, но имперские силы были прискорбно малочисленны в сравнении с тем контингентом, который прислали на Павонис несколько месяцев назад.

В последовавшем бою имперские танки были безнадежно задавлены численно превосходящими силами противника. Сверхскоростные выстрелы разнесли их на куски, распарывая им днища и превращая их в дымящиеся груды искореженного металла.

В течение часа тау захватили Пракседес, и прибрежный космопорт стал аванпостом завоевания. Вдобавок больше тысячи лаврентийских гвардейцев попало в плен, и падение города оказалось худшим из поражений в долгой блистательной истории полка.

Однако падение Пракседеса стало лишь началом кровавой ночи.

Теперь, когда плацдарм был захвачен, передовые отряды армии тау быстро двинулись вглубь континента. Но все новые вооруженные силы выносили на платформы Пракседеса исполинские «Манты», и с каждым часом на поверхности Павониса появлялись сотни огненных воинов, боевых машин и танков.

Под прикрытием бойцов с «Барракуд» тау двинулись по шоссе 236, важной артерии, шедшей вдоль берега реки в Ольцетин. Уступающий лишь Брэндонским Вратам, Ольцетин был великолепным городом, возведенным на системе мощных мостов над глубокими ущельями. Три могучие реки прорыли их в скалах, а затем слились в единый поток, текущий на запад, в Пракседес. Его постройки собирались в подобия гигантских ульев над мостами. Самый большой и богато украшенный из них, величественный, из золота и мрамора, назывался мостом Императора.

Полковник Лоик командовал силами СПО, расквартированными в городе мостов, здесь же находились и почти три тысячи гвардейцев соединения «Щит». Узнав об обрушившейся на них опасности, полковник Лоик и капитан Гербер из Сорок четвертого полка подняли своих бойцов против тау с внушающей уважение оперативностью, и первые атаки были отбиты с минимальными потерями.

Остаток ночи прошел в ожесточенных схватках — разведотряды тау подбирались к внешней обороне города. Однако нападение на Ольцетин оказалось не единственным, что сделали тау.

Город трущоб Йотусбург испокон веков разрастался под горячим покровом зловонного дыма. Перенаселенные трущобы и жалкие ульи служили прибежищем миллионам рабочих Механикус, трудящихся в кузницах и на оружейных заводах Диакрийского пояса. Сотни миль бункеров, хранилищ руды, ангаров, генераторов и плавилен покрывали подножие Судинальских гор, головокружительно высокого природного барьера, защищающего город от воющих загрязненных ветров, дующих с южной пустыни.

Юго-восточные окраины континента представляли собой многолюдные муравейники кузниц и каменных труб, производящих большую часть энергии и сырья для промышленности Павониса. Но эти муравейники были растревожены. Над нищими переулками и закоулками вонючего города забили тревожные колокола, замигали эфирные лампы, перепачканные бойцы СПО помчались к местам общего сбора. Подразделения техногвардейцев и скитарии быстро провели мобилизацию и заняли свои посты, но это была лишь малая часть защитников. Гвардейцы соединения «Знамя» поднялись по тревоге, как только лорд Уинтерборн сообщил о необходимости подготовиться к боевым действиям.

Первое предупреждение о том, что враг вторгся на территорию, вновь пришло с танков «Гидра». Наводчики каждой машины быстро засекли многочисленные сигналы, свидетельствующие о наличии плотных объектов, движущихся с запада по воздуху. Повинуясь приказу командующего действовать по обстоятельствам, танки открыли огонь, и яркие вспышки рвущихся снарядов замелькали в дыму над Йотусбургом в рассеянном желтом свечении воспламеняющихся газов.

Защитники Йотусбурга смотрели в небо, где у них над головами зловещие тени прорывались сквозь туман, и с натянутыми как струна нервами ждали пронзительного визга несущихся в атаку ракет и грохота взрывов. Напряжение было невыносимым, но проходила минута за минутой, и уже начало казаться, что тау просто прилетели на разведку.

Эта надежда была грубо разрушена, когда смог взорвали сотни сверкающих дисков, падающих с неба, словно дождь серебряных монет из ладони гиганта. Небо было сплошь закрыто падающими объектами. Почти тысяча стрелковых дронов обрушилась с переоборудованных бомбардировщиков типа «Тигровая акула».

Дроны посыпались вниз, выбрасывая из-под верхних дисков орудия и беспорядочно паля по первым попавшимся целям. Дроны разделились на смертоносные отряды и проносились над кривыми улочками, дорогами процессий и неосвещенными корпусами, рассыпая огонь.

Они двигались без остановки, уничтожая собирающихся техностражей, налетая на бегущих солдат и исчезая в дыму. Силовые реле, вышки связи и узловые точки подвергались нападениям, как, впрочем, и все, что могло быть разрушено, чтобы сломить оборону Империума.

Улицы Йотусбурга наполняли вопли ужаса. Дроны распространялись по городу, как вирус, неотвратимые, безжалостные, и мобилизация, начатая столь оперативно, фактически остановилась — защитники города переместились в центр, чтобы уже оттуда бить врага.

Все, что он помнил после того, как пришел в себя, — это боль, изматывающая, сводящая с ума боль, которая угрожала загнать его сознание в темные углы безумия, лишь бы избежать ее. Даже после дозы морфия его тело было сплошной агонизирующей массой. Ни единая клеточка тела не оказалась незатронутой, и из его лишенных век глаз текли горькие слезы.

Гаэтан Бальтазар смотрел не мигая на то, что осталось от его тела. Корпус и конечности были обернуты противоожоговыми повязками, кисти рук превратились фактически в слипшиеся клешни, почти лишенные плоти, заключенные в пакеты со стерильным гелем. Любое сходство с человеком сгорело в огне, разрушившем Темплум Фабрика.

Он не видел своего отражения, но знал, что его голова тоже обуглена до черноты и один глаз ослеп. Сквозь одурь, вызванную болью и сильнодействующими лекарствами, он понял, что лежит на спине на мягкой постели в сводчатом помещении из белого камня.

Над ним висели хоругви с изображениями воительниц, защищающих свечу. В воздухе пахло благовониями, антисептиком и смертью.

Дом упокоения Вечной Свечи…

Как он сюда попал?

Его память напоминала разбитое стекло, и каждый осколок отражал одну из сторон ужаса, из-за которого он оказался на койке в хосписе в окружении облаченных в белое сестер-госпитальерок, на лицах которых ужас сменялся жалостью.

Гаэтан помнил огонь и крики. Он помнил мерцающие невидимые фигуры демонов, проносящихся по Темплум Фабрика.

Лучше всего он помнил пламя из их ужасных орудий.

Едва он увидел, как они собираются, демоны ринулись вниз из-под железных опор алтарного свода. Блики отраженного света придавали им подобие формы: широкие, горбатые и достаточно тяжелые, чтобы разбить при приземлении мраморные плиты нефа. Гаэтан яростно заморгал, пока силуэты не стали четче, и увидел вооруженных демонов, которые открыли огонь.

Обжигающие языки пламени пронеслись по храму, за ними последовали вопли боли и ужаса. Несмолкаемое эхо выстрелов звучало грозным гимном смерти, сотни собравшихся в Темплум Фабрика искали спасения от смертоносных залпов, бросившись в распахнутые в конце нефа двери или метнувшись под разлетающиеся в щепы скамьи.

Бежать было невозможно: невидимые демоны двигались по храму с методичной безжалостностью, обрушивая потоки разрывных снарядов на разбегающихся в панике прихожан. Светильники, лампы, свечи падали на пути спасающихся людей, пламя лизало стены. Статуя Императора дрогнула от нескольких ударов, и осколки горящего антрацита посыпались от Его разрушающегося образа.

В сердце Гаэтана вскипела ярость, и он схватил с алтаря меч. Он не знал, сколько там было демонов, но бился с ними, бросаясь на любую мутноватую фигуру.

— Именем Императора, сокрушаю тебя! — закричал он, опуская чудовищный клинок на голову демона. Адамантиевые зубцы вгрызались в тварь, разбрасывая фонтаны гидравлических жидкостей и брызжущей крови. Демон упал наземь, и в этот самый момент поднялась завеса иллюзий, скрывавшая его отвратительный облик.

Его рассеченное тело было облачено в оливково-зеленые пластины, вздутая продолговатая голова напоминала панцирь мерзкого насекомого. Это был не демон, а воин тау, осквернивший священное место. Капитан Вентрис оказался прав: воины тау присутствовали на Павонисе, и они решили отнять у его народа оплот веры.

Зверь истекал кровью. Гаэтан поднял взгляд и увидел охватившую храм стену пламени, с одинаковой жадностью поглощающую прихожан, скамьи и шелковые хоругви. Гаэтан вытащил меч из трупа тау и двинулся к ближайшей мутной тени врага, когда на него черным дождем посыпались горячие осколки камня.

Пришельцы увидели Гаэтана и нацелили на него свои пушки, но он не думал о спасении собственной жизни. Все, что имело для него значение, — это то, что подлые ксеносы должны заплатить за содеянное. Время словно сжалось, и Гаэтан знал, что не успеет добраться до врага, прежде чем тот сокрушит его.

И тут голова статуи Императора упала с плеч и разлетелась на осколки раскаленного угля, посыпавшиеся на алтарь. Пришельцев разметало по сторонам. Удар сбил Гаэтана с ног, и он упал на мягкие мертвые тела. Он в ужасе откатился от них, когда над головой расцвело пламя, опаляя кожу и сжигая волосы. Он вскочил на ноги, облачение пылало, боль была невыносимой.

В считанные мгновения он обратился в живой факел, пылающий сгусток немыслимой боли. Он бежал, тело повиновалось инстинкту самосохранения, устремляясь через неф к золотым дверям, распахнутым в холодную ночь. Гаэтан почувствовал, как с голеней сползает кожа, ткань облачения горит до мяса, и кожа лица съеживается от немилосердного, невыносимого жара. Позади горел его храм, но теперь он думал лишь о выживании, однако и в него уже не верил.

Он не знал, долго ли бежал, но помнил крики ужаса, благословенную прохладу воздуха на том, что осталось от его кожи, и одновременно радость и боль, когда его тело облили из огнетушителей. Потом была темнота, мучительная боль, такая, что представить невозможно, лишающая разума. Крики, свет, колющие иглы, лица, склонившиеся над ним, голоса, зовущие по имени.

Гимны. Он помнил гимны.

Он очнулся от боли и заплакал, когда она охватила все тело, зная, что под пропитанными антисептиком повязками он едва жив, что жизнь его висит на тончайшей из нитей. Обезболивающие мази позволяли разуму вынырнуть из пучины ощущений, отступивших в дальние закоулки сознания, но когда действие лекарств заканчивалось, боль снова выволакивала его на истязание.

По обе стороны от него тянулись ряды кроватей, жалкие обитатели которых наполняли воздух криками, отражающимися от сводов. Сестры Вечной Свечи, ухаживающие за его изувеченной плотью, бормотали какие-то банальности, но он давно уже перестал их слушать — его отвращала жалость в их глазах. Они видели лишь пострадавшего проповедника, человека, обреченного провести последние часы в ужасных, несказанных мучениях. Они хотели облегчить ему умирание, думая, что это милосердно.

Лишь один посетитель подошел к его постели без жалости в сердце.

— В самом деле, ты платишь за мир и прощение, — заговорил прелат Кулла, стоя над Гаэтаном с прижатым к сердцу томиком Кредо Императора. Проповедник полка лаврентийцев выглядел впечатляюще — высокий воин-священник в изумрудном облачении с красным цепным мечом в ножнах на плече.

Бритая голова Куллы отражала слабое освещение палаты, его борода была заплетена в две косы — серебряную и черную. Золотые искры в глазах светились верой, и Гаэтан поморщился, представив изувечившее его пламя.

Обожженный язык облизнул безгубую щель на лице — все, что осталось от его рта, и он услышал шипение атомизатора, рассеявшего над его глазами облачко стерильной жидкости.

— Кулла, — проговорил он надломленным голосом, более всего напоминающим хриплый шепот, — если ты пришел поиздеваться, оставь меня. Я умираю.

— Верно, умираешь, и я пришел к тебе как собрат и хранитель пламени.

Гаэтан попытался усмотреть на его лице издевательство, но не нашел его и спросил:

— Что тебе нужно?

— Ты защитник веры, Гаэтан Бальтазар. Ты идешь сквозь пламя несправедливости, но восстанешь вновь, дабы сокрушить святотатца и еретика. И пришельца. На самом деле я завидую тебе, клерикус Фабрика.

— Тогда ты глупец. Я умираю, — прошипел Гаэтан. — С чего бы тебе мне завидовать?

Кулла наклонился и положил ладонь на грудь Гаэтана. Тот поморщился от боли.

— Страдание делает нас ближе к Императору. Мы облечены Его образом, но ходим свободно под солнцем, в то время как Он страдает ради нас на Золотом Троне. В боли мы становимся ближе к Нему и познаем меру Его жертвы. Все истинно верующие должны радоваться такой участи. Ты будешь жить, чтобы снова бороться, друг мой.

— Я тебе не друг, Кулла, — выдохнул Гаэтан. — Ты проповедуешь лишь смерть и ненависть.

— А только они и есть, Гаэтан. Разве ты не видишь? Ненависть делает нас сильными, дает нам силы побеждать врагов. Разве ты не видишь, как обманчива терпимость? Как вредоносно принятие? Не должно быть мира среди звезд, Гаэтан, пока позволено существовать ксеносам и неверующим. Радуйся, ибо вечная резня ждет нас. Прими свою ненависть, ибо это необходимо. Ненависть — это благо. Ты же не можешь сказать мне, что не ненавидишь тех, кто сделал это с тобой.

Слова Куллы хлестали его душу огненным бичом, и ей было даже больнее, чем обожженному телу. Он действительно ненавидел тау. Он ненавидел их за страдание, на которое был обречен до последнего вздоха. Он пытался ухватиться за свою веру в искупление, прощение и братство среди звезд, но волна яда смывала ее.

Гаэтан плакал от того, как легко сокрушала ненависть его убеждения, и Кулла улыбался, видя это. Лаврентийский священник наклонился, поднял что-то тяжелое, лежавшее рядом с кроватью, и положил рядом с его рукой.

— Наконец ты понял, друг мой.

— Да, — сказал Гаэтан и сомкнул страшную обугленную кисть вокруг почерневшей рукояти меча. — Я понял, и это разбило мое сердце.

— Уверен, что следующим будет Ольцетин, — сказал лорд Уинтерборн, поддерживая раненую руку на перевязи и склоняясь над темной проекцией на гололитическом столе. Полковник лаврентийцев заменил окровавленную рубашку и мундир, но в остальном выглядел таким, каким Уриил последний раз видел его в горах. — Йотусбург кишит этими гребаными дронами, и Пракседес… в общем, его уже просто нет. Вот уж не думал я, что доживу до дня, когда увижу, как с такой легкостью будет взят штаб лаврентийцев.

Уриил сочувствовал Уинтерборну: он узнал о гибели майора Орнеллы и ночном побоище в западной части континента. Утро не принесло имперским войскам передышки. Четвертая рота была готова отправляться на войну, и оставшиеся части лаврентийцев заняли оборонительную позицию, хотя понятно было, что они еще не пришли в себя после стремительной атаки тау.

Уинтерборн, Уриил и Клозель собрались в командном пункте крепости Идея, глядя, как на поверхности гололитического стола мелькают мутные значки. Раненый пес сидел у ног хозяина и грыз кость, явно не принадлежавшую ни одному из известных Уриилу созданий.

Экраны с данными, вмонтированные в стены командного пункта, выдавали потоком всю информацию, собранную системами наблюдения на крыше, и сервы ордена передавали ее технодесантнику, подключенному к креслу в дальнем конце помещения. Харк боролся за жизнь в апотекарионе, и его место занял технодесантник Ахамен. Он пропускал через себя данные, шептал бинарный код и передавал все на гололитический стол.

— Никто из нас не ожидал подобного. Это наша первая ошибка. Давайте постараемся, чтобы она была последней, — сказал Уриил. — Но Пракседес пал, и нам надо двинуть свои войска навстречу тау. Ксеносы ведут быструю войну, и если мы не начнем действовать незамедлительно, то не успеем их остановить.

— Тогда мы должны немедленно дать им бой, — предложил Клозель.

— И мы это сделаем, но сначала разработаем план боя. — Уриил показал на стол. — Это последние карты, полученные с «Vae Victis», прежде чем адмиралу Тиберию пришлось уйти обратно в пояс астероидов Церн.

— Уйти? — поразился Уинтерборн. — Да чтоб его, я рассчитывал на ваш корабль, чтобы прикрыть наши тылы, Уриил. С какой это стати он ушел?

— У тау есть на орбите несколько кораблей, более мощных, чем «Vae Victis», по крайней мере, два несущих, линейный корабль и несколько кораблей сопровождения.

— Небольшой флот для захвата планеты, — заметил Клозель. — Даже патрульный флот системы справился бы с ним. Жаль, что у нас его нет!

— Это да, — согласился Уриил. — Адмирал Тиберий утверждает, что это исследовательская экспедиция, а не полноценный захватнический флот, возможно, попытка разведать оборону Восточного Предела, прежде чем нанести основной удар.

— Тогда убрать его — это еще более неотложная задача, — сказал Клозель.

— Насколько свежие данные? — спросил Уинтерборн, глядя на сонмы красных и голубых значков вокруг изображений городов.

— Часа три, — сообщил Уриил.

— Тогда они абсолютно бесполезны! — рявкнул Уинтерборн. — Тау движутся быстро, к реальной ситуации вот это уже не имеет никакого отношения.

От звука его сердитого голоса пес вскинул голову и заворчал.

— Что верно, то верно, — не стал спорить Уриил. — Но больше ничего у нас нет, а раз так, мы можем извлечь отсюда какие-то идеи касательно наших планов и диспозиции.

— Планов? Да что мы можем спланировать, не зная расположение врага?! — кричал Уинтерборн. — Надо выбить показания из того тау, что вы захватили в поместье Куделькара. Он знает, что они замышляют. Он и эта предательница Микола Шонаи — у них вся необходимая информация, точно вам говорю.

— Я уверен, Дженна Шарбен заставит их заговорить, — сказал Уриил.

— Да ну? Шарбен — дилетантка. Я послал Куллу узнать правду. Он их сломит, и мы узнаем что-то ценное.

— Возможно… — начал было Уриил, но Уинтерборн еще не закончил:

— Тау застали нас врасплох, Уриил. Инициатива в их руках, как вы предлагаете перехватить ее?

— Будем сражаться, — сказал Уриил, опираясь на стол. — Встретим захватчиков лицом к лицу и выбьем у них инициативу болтерами и цепными мечами. Гибель майора Орнеллы — это удар, но вам надо держать себя в руках, Натаниэль.

Уинтерборн хотел что-то сердито выкрикнуть в ответ, но тут сообразил, что Уриил обратился к нему по имени. Он глубоко вдохнул и ущипнул себя за переносицу.

— Да, конечно, конечно, вы правы, Уриил, — вздохнул он. — Простите, я потрясен, ну, вы понимаете. Алитея умерла, Пракседес пал… Столько всего…

— Это не повод, — возразил Клозель, надвигаясь на полковника. — Вы командуете полком солдат Империума. Вы не можете позволить себе скорбь, когда впереди война. Оплачете мертвых, когда отзвучат песни победы.

Уриил взглянул Уинтерборну в глаза.

— Ну вот, теперь, когда мы друг друга поняли, давайте посмотрим, чем мы располагаем.

В течение следующего часа Уриил, Уинтерборн и Клозель подробно обсуждали стратегическое положение. Коммуникации были ключом к любому способу реагирования, и после разрушения Кализа лаврентийские техи создали сеть шифрованных вокс-единиц, чтобы осуществлять координацию различных воинских частей.

Группы бронемашин уже находились на пути в Ольцетин, Йотусбург, Мадорн и Альтемаксу, они несли криптографические коды, обеспечивающие координацию соединений. Некоторые уже достигли мест назначения, и по имперским войскам начала распространяться информация о ходе обороны.

Пракседес, ясно, был в руках противника и служил плацдармом, с которого корабли-носители тау свободно сбрасывали свежие войска и припасы на поверхность планеты. Если целью было победить захватчика, предстояло отвоевать Пракседес, но прежде чем начинать атаку, нужно было задержать тау. Первые нападения на редуты Ольцетина удалось отразить, но было маловероятно, что можно долго сдерживать тау без всякого подкрепления.

— Что там с вашими силами в Йотусбурге? — спросил Уриил.

Уинтерборн полистал пластиковую папку.

— На улицах еще идут бои, но там густонаселенные районы. Планировка запутанная, мне приходят отчеты об отдельных засадах и проблемах со связью. Соединением «Знамя» командует капитан Лузейн, у него три тысячи человек и шестьсот танков. Учтите примерно шесть тысяч бойцов СПО и, возможно, легион скитариев — и получается почти десять тысяч солдат в полной боевой готовности. Помимо того, что убойные команды охотятся на дронов-разведчиков, Лузейн пока не сообщал о сколько-нибудь существенных контактах с противником.

— А что с заводами Механикус? — спросил Клозель.

— Они серьезно пострадали, — сказал Уинтерборн, — но магос Ваал уверяет меня, что запасы боеприпасов и оружия будут в полном порядке, как только совершатся Сто Ритуалов Восстановления.

— Ими нельзя ни выиграть, ни проиграть войну, — запротестовал Клозель.

— Я думал, что уж вы-то понимаете важность ритуала, капеллан.

Клозель промолчал, но Уриил почувствовал, что он нехотя согласился со словами Уинтерборна.

— Тогда спланируем наши действия соответственно, — сказал Уриил. — Сколько людей в соединении «Щит», Натаниэль?

— У капитана Гербера две с половиной тысячи солдат и четыреста танков. Полковник Лоик тоже там, у него около пяти сотен из СПО. Хорошие ребята, но не знаю, чего они стоят в бою. Только несколько из них участвовали в боевых действиях во время мятежа, остальные — мальчишки и старики, державшие в руках винтовку разве что на учениях.

— Тогда нам необходимо укрепить Ольцетин, — заявил Уриил. — Это на подступах к Брэндонским Вратам, а тау не меньше, чем любой враг, знают, что такое захватить столицу планеты. Думаю, вы правы, полковник, они попытаются пробиться через Ольцетин и захватить его как можно быстрее, надеясь, что это сломит волю Павониса к победе.

— Возможно, они правы, — сказал Клозель. — Этому миру не хватает боевого духа. Его народу интереснее делать деньги, чем сражаться, но зачем, собственно, тау идти через Ольцетин? Учитывая, какие у них плавучие танки, им не нужно захватывать город мостов, они и так пересекут реки где захотят.

— Атака на таком широком фронте потребует времени и ресурсов, — пояснил Уинтерборн. — Это значит, что им придется рассредоточить силы, и если ваш адмирал Тиберий прав и это исследовательский флот, им, вероятно, будет не осилить такую операцию.

Уриил кивнул.

— А если они прорвутся быстро, то рассекут наши войска надвое.

— Мы не можем этого допустить, — заявил Уинтерборн. — Если это случится, мы пропали.

— Я поведу большую часть Четвертой на Ольцетин, — сказал Уриил. — Крайне важно, чтобы город выстоял. Тау нуждаются в быстрой победе, а нам надо задержать их до прибытия подкрепления.

— И сколько это продлится?

— Не знаю, — признался Уриил. — Адмирал Тиберий сообщит на Макрагге и в штаб сектора. Помощь придет. Надо всего лишь продержаться достаточно, чтобы они успели добраться.

— Что требуется от меня, Уриил? — спросил Уинтерборн, встав по стойке смирно.

— Охранять фланги. Полагаю, тау попробуют совершить решительный бросок через Ольцетин, но также возможно, что они сделают попытку обойти нас и окружить. Если им это удастся, война окончена.

Уинтерборн отсалютовал здоровой рукой.

— Вы можете положиться на Сорок четвертый.

— Я знаю, Натаниэль.

В этот момент технодесантник Ахамен выдал поток бинарного кода, который перекрыл их голоса. Вмонтированные в гололитический стол аугмиттеры, переводящие бинарный язык на имперский готик, с легким треском заработали. Искусственный голос был лишен какого-либо выражения, но слова заставили встрепенуться всех:

Появилось вражеское воздушное судно. В этом направлении наблюдается несколько потенциальных целей. Оценка: высота, направление и построение соответствуют модели атаки с воздуха.

Глава двенадцатая

У Куделькара не было опыта, позволяющего оценить достоинства тюремного лагеря на берегу Пракседеса, но он в любом случае был комфортабельнее, чем представлял себе губернатор подобные учреждения. Ему и его матери выделили отдельное помещение в здании с гладкими стенами, где содержались еще пятьдесят пленных, в то время как солдаты занимали одну длинную спальню и один санблок.

Выстроенное на одной из свободных посадочных платформ, выступающих в море, здание было чистым и удобным, с простой мебелью и мягким освещением, без единого следа граффити. Вместе с еще двадцатью такими постройками новый дом Куделькара стоял на огороженной территории, окруженной тонкими шестами с выпуклыми дисками на вершине и патрулируемой вооруженными отрядами. Куделькар узнал, что эти бойцы именуются огненными воинами.

Некоторые гвардейцы пытались бежать в первый день заточения, но болезненные удары невидимой энергии, пропущенной между шестами, отбросили их назад. Куделькар сидел на ступенях, глядя на море и наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Его мать была внутри, она лежала на спине, уставившись в потолок в состоянии полнейшей апатии.

— Как ты можешь просто сидеть вот тут? — Лортуэн Перджед подошел, хромая, — тау отняли у него прогулочную трость. — Нам надо планировать побег.

— Побег? Куда?

— Не важно куда, Куделькар, — сказал Лортуэн, усаживаясь рядом. — И даже неважно, получится ли у нас. Все, что имеет значение, это попытка. Я говорил с некоторыми из старших офицеров, и они согласны с тем, что наш долг как граждан Империума — создать для этих паршивых ксеносов как можно больше проблем.

Куделькар взглянул через вибрирующее силовое заграждение, окружающее двор. Позади невидимого энергетического поля несколько вооруженных до зубов боевых скафандров шагали по захваченному портовому городу, в то время как с орбиты спускались новые и новые ширококрылые корабли со свежими припасами и бойцами.

— Не думаю, что мы создадим им уж очень серьезную проблему, Лортуэн.

— Значит, будем просто сидеть вот так, сложа руки?

Куделькар почувствовал стальной взгляд Лортуэна и пожал плечами:

— А что ты хочешь, чтобы я сделал, Лортуэн? Устроил революцию? Мы окружены вражеской армией, и не думаю, что если дойдет до драки, мы долго продержимся.

— Это неважно. Ты губернатор планеты, и эти люди ждут твоих распоряжений.

— Эти люди? — прошипел Куделькар. — Это лаврентийцы, для них я лишь марионеточный правитель, которому они тут прислуживают и не в меньшей степени присматривают за ним. Им не нужен я как лидер, но если тебе так приспичило поднять восстание — вперед, и умри за это.

— Нужна смелость умереть за то, что ты считаешь правым делом, а бороться с этими пришельцами — и есть правое дело. — Перджед махнул покрытой пигментными пятнами рукой в сторону солдат тау. — Мы не знаем, что происходит за пределами Пракседеса. Пока мы тут сидим, возможно, все больше и больше этих отвратительных огненных воинов отправляются на линию фронта. Если мы поднимем бунт, вот тем придется остаться здесь и охранять нас. Это может повлиять на ход войны.

— Ты же не знаешь…

— Верно, но я не смогу жить, если люди погибнут лишь потому, что я ничего не сделал. Как ты сможешь каждый день смотреть в зеркало, если эти смерти будут на твоей совести? Подумай о своей чести!

— Мы военнопленные, — напомнил Куделькар. — Какая тут честь?

— Лишь та, которую мы принесли с собой, — устало сказал Лортуэн и умолк.

Слова его что-то затронули в Куделькаре, и он понимал, что должен преисполниться праведным гневом и ненавистью к пришельцам, но вместо этого чувствовал лишь страх и растерянность. Он отвернулся и снова стал глядеть на море.

Ужасная резня в Галтригиле все еще стояла перед глазами: потоки крови, тела, разрываемые на куски изнутри перегретой плазмой или разрезаемые пополам пулями. Он все еще ощущал запах крови и содержимого опорожненных кишечников и слышал крики умирающих перед тем, как очередной выстрел заставлял их умолкнуть.

Битва все еще кипела, но боевая машина с эмблемой пылающей сферы унесла его и его мать с поля боя и направилась к югу торопливыми марш-бросками, а другая такая машина несла Лортуэна. Его мать кричала едва ли не всю дорогу до Пракседеса, а сам Куделькар был напуган, но не испытывал излишнего беспокойства. Если Эл'эсавен действительно собирался убить их, то мог просто пристрелить, когда засвистели пули.

Разумеется, тау видели какой-то смысл в том, чтобы держать его в плену, и теперь, несколько дней спустя после прибытия в лагерь Пракседес, Куделькар начал понимать, какой именно.

— Интересно, жива ли моя тетка, — сказал он вдруг. — Возможно, она в другом лагере для пленных — или Ультрамарины спасли ее.

Лортуэн фыркнул.

— Не знаю, что было бы хуже для нее.

— Наверное, ты ее ненавидишь.

— А ты разве нет? Она якшалась с ксеносами, и по ее милости мы оказались здесь.

— Я сердит на нее, что есть, то есть, но ненавидеть ее не могу. Унизительно видеть, как то, что она и остальные сделали за долгие годы, отняли у них, будто игрушки у непослушного ребенка.

— Павонис восстал, — сказал Лортуэн, словно Куделькар нуждался в напоминании. — Лишь моя рекомендация позволила Миколе сохранить за собой пост губернатора. Смотри, куда это нас привело!

— Да, но оставшуюся часть ее губернаторского срока Павонис находился на военном положении, и губернатор превратился в чисто номинальную фигуру.

— Ты пытался-это изменить, знаю, — кивнул Лортуэн. — Возможно, я должен был тебе позволить.

Куделькар вздохнул.

— Полагаю, у меня все же кое-что получилось, но всю эту работу испортило вмешательство тетки. Эта планета больше никогда не будет нашей, правда? Сейчас так уж точно.

— Не будет. — Лортуэн покачал головой. — Даже если тау будут побеждены, Павонис превратится в мир-гарнизон. Один инцидент можно забыть со временем, но два?

Куделькар знал, что Лортуэн именно так и ответит, и боролся с горечью, вызванной бессердечием бюрократии далекой Терры, мира, который он никогда не видел и, возможно, уже не увидит.

— Скажи мне, — заговорил он, желая сменить тему, — ты видел Аун'рая после того, как нас доставили сюда?

— Нет.

— И я не видел. Странно, правда? Я пришел к выводу, что он был больше чем просто посол. На самом деле, если посмотреть на нашу охрану, то кажется, что они сами не свои из-за его исчезновения. Думаю, это важная особа, возможно, рангом что-то вроде меня.

— Возможно. Эл'эсавен подчинялся ему, думаю, он действительно влиятелен.

— Может, Ультрамарины взяли Аун'рая в плен и попробуют обменять его на нас?

Лортуэн засмеялся, хотя Куделькару его смех показался совсем не веселым.

— Что? Что такого смешного я сказал?

Старик печально покачал головой:

— О нет, совсем напротив.

— Объясни.

— Если капитан Вентрис действительно взял Аун'рая в плен, об этом он подумает в последнюю очередь, уверяю тебя. В любом случае мы в плену у ксеносов, и наши жизни пропали.

— О чем ты?

— Разве ты не понимаешь? Мы запятнаны контактом с этими пришельцами, и даже если нас спасут, то, вероятно, отправят под расстрел.

— Ты что, шутишь?

— Если бы. Вспомни, я служил инквизитором Ордо Ксенос и знаю, как это делается.

— Но я губернатор планеты!

— И, думаешь, ты неподсуден? — грустно спросил Лортуэн. — Поверь мне, Куделькар, Империум и слезинки не прольет, если мы тут умрем.

Уриил наблюдал из люка своего «Носорога», как широкие корабли тау проносятся над Брэндонскими Вратами. Пять танков вышли из крепости Идея, чтобы прикрыть самую серьезную брешь в обороне города. Два боевых танка «Хищник» дополняли вооруженный конвой Уриила, по одному на каждом фланге, и их самонаводящиеся пушки на башнях вращались — стрелки искали цель.

«Гидры» Имперской Гвардии наполняли воздух взрывными снарядами, и несколько кораблей тау уже исчезло в облаке пылающих осколков. Они обрушились с неба, но на их место пришли многие и многие. Это не был авианалет или демонстрация силы. Это было настоящее наступление, и своевременное предупреждение технодесантника Ахамена дало Ультрамаринам время развернуть позиции.

Тактические указания из командного центра проецировались на визоре Уриила, и он следил за пляшущими значками противника, кружащими над городом, прежде чем разделиться в изящном танце, который был бы достоин восхищения, будь то демонстрация имперской мощи. Более крупные воздушные суда тау летели низко над шоссе 236 в сторону южных врат Коммерции. Танки и гвардейцы Уинтерборна уже готовы были встретить любую силу, брошенную на главные подступы к городу, и Уриил верил, что они выстоят.

— Построение «Эшелон», — распорядился он, и за его спиной «Носороги» образовали веер. Воздух наполнился шумом и пламенем, но внимание его было захвачено тем, что впереди, и он видел, как новые корабли тау, кружась, опускаются, и за ними остаются следы дыма.

Грохот нескольких взрывов раздался у него за спиной, и Уриил рискнул оглянуться через плечо и увидел чудовищный столб дыма и огня, поднимающийся над южной стеной. В ворота ударили дуги орудийных залпов, и странные, похожие на насекомых существа посыпались с неба на больших огненных крыльях, но Уриил больше не мог позволить себе наблюдать за ходом разрушения.

Его БТР остановился на дальнем склоне хребта, образованного каменными обломками. Уриил соскочил с сиденья, спрыгнул на землю и побежал, пригнувшись, через гребень хребта, чтобы увидеть сверху поле боя. Юго-восточная окраина города выглядела примерно так же, как и в конце мятежа: хаос из рухнувших строений, мусора и обломков. Стены у врат Правосудия были снесены во время мятежа де Валтоса, и тем самым вход в сердце Брэндонских Врат уже был открыт.

Если враг сможет удержать эту территорию, то весь город будет принадлежать ему.

Уриил осмотрел местность, и в его голове образовалась трехмерная карта. Дженна Шарбен говорила ему, что это ее любимая тренировочная площадка для новобранцев, и теперь он понимал почему.

Столько мест, где можно укрыться.

Минные поля, колючая проволока и пушки «Гром» блокировали брешь, но дым поднимался из глубоких воронок, где кучно падающие снаряды расчистили путь. Большие бреши были пробиты и в рядах колючей проволоки, плоские участки оплавленной земли показывали, где взорвались мины, и обломки автоматических орудий усыпали местность.

Уриил как тактик невольно восхитился методичностью артподготовки сил тау, хотя он знал, что это сделает битву труднее. Подкрепление уже было на пути из крепости Идея, но сначала воины Уриила должны были не пропустить врага. Несколько плавучих танков тау уже двигалось над руинами стен, и огненные воины неслись сквозь завалы.

Масштабы завалов уже сами по себе делали невозможной оборону этого места с одним огнестрельным оружием, тау нужно было выдавить клинками и грубой силой.

— Высаживаемся! — заорал он. — Построение для атаки, тип «Конор»!

Гаэтана разбудил тяжелый грохот взрывов и треск выстрелов. Сначала он подумал, что вновь переживает ужас нападения на Темплум Фабрика, но отогнал эту мысль, поняв, что это атака на город.

Пробудившись от медикаментозного сна, он устремил взгляд на мягкий свет витражных окон, ярко раскрашенных, изображающих Императора как целителя и спасителя, заботящегося о больных, раздающего милостыню нуждающимся и защищающего обездоленных.

Глупость какая — теперь он точно знал. Милосердию и прощению не было места в Имперском Кредо, все это предназначалось для обитателей далеких замкнутых миров, где угроза ксеносов, еретиков и мутантов — страшилки для легковерных.

За окном вспыхнул яркий свет, и стекло разлетелось дождем вращающихся осколков. Горячая ударная волна ворвалась в хоспис, и Гаэтан закричал, когда осколки исполосовали ему лицо. Некоторые застряли в черепе, но боль лишь усилила его гнев и мощь. Ненависть поднялась в груди, когда отовсюду с улицы донеслись звуки боя. Вопли раненых мужчин и женщин прокатились по палате, но Гаэтан не обращал на них внимания. Рядом прогремел еще один взрыв, и большие двери палаты разнесло на куски.

Пламя вырвалось из соседнего помещения, и он наконец понял, что происходит.

Демоны пришли, чтобы покончить с ним.

Он отчасти осознавал, что это нелепо, но боль от ран загнала его разум в дальние закоулки мозга. В его сознании тау пришли за ним, но он поклялся, что не даст ненавистным ксеносам беспрепятственно расправиться с собой. Он же Гаэтан Бальтазар, клерикус Фабрика на Павонисе и солдат Императора.

Если тау желают его смерти, он встретит их с оружием в руках.

Он заскрежетал зубами, заставляя себя сесть. Каждый нерв пылал, но он боролся с собой: крики и выстрелы звучали еще громче.

Гаэтан сорвал свободной рукой провода и трубки, присоединенные к телу, и машины у его кровати тревожно загудели. Он взвыл от боли, опуская ноги на пол, и обнаружил аккуратную стопку одежды темного цвета на табуретке, там же лежал и меч. Безгубый рот раздвинулся, обнажив зубы, — Гаэтан увидел, что это новое облачение. Он догадался, что Кулла принес все это для него, и быстро оделся. Боль от грубой ткани на обожженной коже была благословенным напоминанием о его долге перед Императором.

Это было облачение Мортифекса, и Гаэтан обвязал его на талии поясом из стальных крючьев, цепляющимся за черное одеяние и колющим тело. До сих пор он всегда с отвращением смотрел на культ Мортифекса, думая, что он для ненормальных, которым надо лишь умереть на службе Императору. Кулла сделал хороший выбор.

Его обгорелые пальцы потянулись к рукояти эвисцератора.

Гаэтан посмотрел на распростертые крылья орла, образующие рукоять, и его рот раскрылся в подобии улыбки, как если бы улыбался череп. Просто держа оружие, он преисполнялся силой. Он поднялся на ноги, и боль исчезла прежде, чем он успел это заметить. Он глубоко вдохнул, почувствовав, как горячий воздух царапает израненные легкие. За окном пахло горелым железом, это был запах войны, и Гаэтан радовался реву орудий, эхом раздающемуся в каменно-стальных каньонах города.

Война и смерть звали его, и он мог сопротивляться их соблазнительной песне не более, чем биению собственного сердца. Это была реальность веры Восточного Предела, и, как ни грустно это сознавать, он понимал, что именно эта вера помогла его расе выжить среди звезд.

Гаэтан направился к выбитой двери и вышел как раз вовремя, чтобы увидеть, как в хоспис врываются воины в броне. Их броня и оружие были явно инопланетными, и он нажал на кнопку, запускающую эвисцератор. Оружие ожило с низким утробным рыком, его адамантиевые зубцы образовали смертоносное лезвие, способное сокрушать сталь и разрывать самую толстую броню.

Пришельцы увидели его, и он наслаждался их криками ужаса. Против него выставили оружие, но он уже был среди тау и рубил направо и налево ужасным клинком. Кровь брызнула на стены палаты, рев эвисцератора заглушил предсмертные крики тау.

Битва закончилась через несколько секунд, кровь его жертв пропитала облачение Мортифекса и влажно блестела в бликах огня. Гаэтан поднял эвисцератор к небу.

— Император возжег огонь в их сердцах, дабы они могли выжечь несправедливость и нечистоту пред очами Его! — возопил он. — И свет этого пламени будет направлять верных, свет, что и во тьме сияет!

Слова, которые он отверг, будучи послушником, теперь звучали сладчайшим зовом для его души, и он сквозь отчаяние признал их правоту. За стенами хосписа Гаэтан слышал звуки боя, голодный вопль войны: кровожадного хищника, вечно жаждущего плоти и костей, дабы сокрушить их в пыль, и столь же вечно жаждущего душ, дабы привести их к концу.

Такова была правда жизни.

Такова была суть смерти.

Гаэтан Бальтазар поднял эвисцератор и вошел в водоворот битвы с песней судьбы на устах.

Группа огненных воинов укрылась в огромной воронке, которая когда-то была минным полем, и вела стрельбу поверх края кратера, покрытого спрессовавшейся смесью камней и грязи. Позади них на боку лежала почерневшая «Каракатица», от ее разбитых двигателей поднимались клубы черного дыма. Огненные линии выстрелов тау били по баррикаде из ржавых брусьев, за которой находился Уриил со своим отрядом, и он снова пригнулся, когда при попадании посыпались белые искры.

Уриил забил свежую обойму в болтер и щелкнул затвором. Он наполовину выпрямился и на миг высунулся из-за укрытия, чтобы понять, как идет бой: попытки тау прорваться сквозь брешь продолжались.

Пальба не прекращалась ни на миг, зона поражения между стенами и городом наполнилась пылающими тапками и трупами тау. Огненных воинов защищала надежная броня, но она не спасала от хорошо рассчитанных залпов из болтеров.

За спиной Уриила «Хищники» поливали поле боя огнем, их лазерные пушки выбрасывали мощнейшие стрелы энергии, круша вражеские танки, в то время как самонаводящиеся орудия пожирали огненных воинов в ревущих залпах высокоскоростных снарядов. Оба попадали в цель, их броня была уже обожжена и побита, но «Хищники» продолжали стрелять. Вместе они уничтожили уже около дюжины плавучих танков, теперь исторгавших дым и пламя, в то время как сидевшие в них воины заживо горели внутри.

На гребне хребта отделение опустошителей Актиса посылало во врага смертельно точные снаряды: брызжущие фонтаны осколков не давали противнику подняться, и Уриил смог подойти со своим отрядом прямо к бреши в стене. Тактические бригады «Терон» и «Нестор» обогнули Уриила с флангов, не обращая внимания на немилосердную пальбу из болтеров, взрезающую землю прямо перед ними. Их встретили отдельные залпы, и хотя некоторые воины упали, Уриил увидел, что убитых среди них нет.

Воины, которых вел Уриил, обычно именовались отделением «Леарх», но поскольку их сержант был занят поисками губернатора Куделькара, их временно переименовали в отделение «Вентрис». Леарх сам настоял на этом, и Уриил почел это за честь. Это были люди Леарха, и обязанностью Уриила было присматривать за ними до возвращения сержанта.

То, что Леарх сделал для Четвертой роты, Уриил должен был сделать для его отделения.

Огненных воинов пока что удавалось удерживать на расстоянии, каждый их снаряд разрывался, не успев долететь до позиций или укреплений. Два из более тяжелых танков тау укрылись за руинами и стреляли под прикрытием залпов танков огневой поддержки за стенами. Взрывы сотрясали землю, обломки сыпались градом от оседающих построек на краях поля боя, но удары наносились хаотично — благодаря тому что опустошители Актиса с безупречной точностью «сняли» вражеских корректировщиков.

Визор Уриила потемнел, когда над головой ударил столб слепящего света и попал прямо в один из «Хищников», в обшитый броней передний откос. Сверхскоростной снаряд прошел сквозь оболочку танка легко, словно через туман. Уриил смотрел, как плазменный след кинетической энергии поджигает боеприпасы, и башню «Хищника» сносит с громоподобным электрическим разрядом в огненной лавине. Верхнюю часть танка подбросило в воздух метров на десять, а потом обрушило наземь с жутким лязгом. Уриил знал, что внутри никто просто не мог уцелеть.

Когда дым от взрыва рассеялся и Уриил оправился от потрясения, вызванного уничтожением боевого танка, он поднял взгляд и увидел, что в нескольких метрах над ним зависли два серебристых дрона. Он очертил болтером дугу, прежде чем заметил, что вроде бы ни один из дронов не оснащен оружием. Каждый летающий диск нес установленный на вращающемся на шарнире возвышении луковицеобразный прибор, ничем не напоминающий орудие, скорее уж предназначенный для съемки. Тау решили запечатлеть битву, чтобы впоследствии изучить?

Затем он разглядел группу концентрических кругов света, проецируемых на брусья рядом с ним, и понял, что это за приборы.

— Знак Валькирии! — заорал он, прыгая через брусья в воронку к противнику. — За мной!

Его люди немедленно повиновались, вскочили на ноги и последовали за ним, в то время как из-за стен вылетели управляемые снаряды и понеслись вниз. Прошла какая-то секунда — и земля содрогнулась от серии ударов. Уриила сбило с ног ударной волной от взрыва, уничтожившего укрытие и прорывшего шестиметровую воронку.

Уриил почувствовал, как его омыло жаром, и крепко прижал болтер к груди. Дым затруднял обзор, в шлеме все еще грохотали отголоски взрыва. Капитан перекатился и встал, немедленно восстанавливая ориентацию в пространстве, и его авточувства уловили хруст почвы.

— В наступление! По моему сигналу!

В клубящемся облаке пыли и падающих обломков заметались фигуры, и он нажал на спусковой крючок, выпуская по ним стремительный заряд. Послышались крики, и три фигуры тут же упали. Слепящий луч света ударил его в грудь, и он пошатнулся. Грудная пластина зашипела, посыпались яркие брызги расплавленного керамита.

Уриил выстрелил еще раз и пригнулся: огненные воины наступали под прикрытием бомбардировки. Уриил закинул болтер за плечо и выхватил меч, остальные последовали его примеру. Тау ожидали застать их побитыми и дезориентированными, и Уриила порадовала возможность заставить их поплатиться за эту ошибку.

Он поднял меч на плечо и крикнул:

— Вперед!

Уриил увидел впереди вражеского солдата и, держа меч двумя руками, нанес удар, рассекший того от ключицы до таза. Солдат упал без единого звука, и Уриил рухнул на колени, когда над ним просвистел очередной снаряд. Космодесантники веером рассредоточились вокруг него, стреляя на бегу, и каждый выстрел с оглушительным треском врезался в оливковую броню.

Над Уриилом нависла тень, он отклонился в сторону, и тут же пара тяжелых механических ног ударила в землю, грохнув инопланетной броней по камню. Боевой скафандр с пушкой на одной руке и искрящим хопешем на другой нависал над ним, реактивные двигатели излучали жар.

Хопеш опустился, и Уриил блокировал удар своим мечом. Удар был чудовищный, и меч вылетел у него из рук. Уриила бросило на колени, и его воины обернулись навстречу новой угрозе, вторгшейся в их ряды. Очередные взрывы сотрясли землю, оглушительное крещендо, отмеченное ревом тяжелых пушек и ударами снарядов в броню.

Мелькнул вражеский клинок, и два космодесантника упали с броней, раскроенной энергетическим полем меча. Еще одного воина боевая машина ударила тяжелым кулаком по голове, и его шлем превратился в кашу из осколков брони и костей.

Приземлился еще один боевой скафандр, потом третий. Уриил поднялся на ноги, и тут машина встала перед ним и слепящий луч света вырвался из пушки. Он снова упал, пытаясь сделать так, чтобы между ним и противником оказалась, в качестве барьера, другая машина, и второй выстрел из плазменного орудия оплавил землю. Третья машина шагнула к Уриилу, и он ударил ее в коленное сочленение ногой.

Машина пошатнулась, но устояла. Инстинктивная реакция Уриила позволила ему выиграть несколько секунд, которых оказалось достаточно, чтобы подобрать меч. Когда машина снова пошла на него, он замахнулся над ее бедром и отсек ей ногу.

Машина свалилась, и Уриил вскочил — уже приближалась вторая. Космодесантники теснили боевые скафандры, ведя огонь из болтеров на предельной мощности. Один космодесантник упал, когда в бой бросилось еще пятеро огненных воинов. Уриил увернулся от крупнокалиберного снаряда и, крутанувшись, вбил меч в грудь боевого скафандра.

Он погрузил клинок по самую крылатую рукоять и вытащил, рассекая машину до бедра. Брызнули искры, зашипела черная гидравлическая жидкость, кровь хлынула из раны, боевой скафандр рухнул на колени, и свет в его шлеме угас вместе с жизнью пилота.

Уриил отвлекся от уничтоженной машины как раз вовремя, чтобы заметить над собой хопеш предводителя боевых скафандров. Он отчаянно пытался блокировать удар, но клинок ударил его по наплечнику и рассек внешние пластины, прежде чем скользнуть по шлему и повредить верхний защитный слой.

Красный свет хлынул ему в глаза, и он выкинул меч вперед, чтобы заблокировать ответный смертельный удар, которого инстинктивно ждал. Уриил развернул клинок, чтобы отвратить удар, оказавшийся, однако, таким сильным, что капитан рухнул наземь. Боевая машина занесла тяжелую ногу, и Уриила отбросило назад, пластины его доспеха погнулись.

Уриил перекатился на спину, и машина нависла над ним, занеся хопеш для последнего удара.

Раздался оглушительный рев, похожий на звук рвущейся стали, и верхняя часть машины скрылась в огромном снопе искр. Посредине «боевого костюма» прошла сверкающая линия, словно его распилили чудовищной пилой. Уриил увидел угловатый силуэт гиганта в броне позади машины, верхняя часть которой рухнула наземь. Ноги машины подкосились, и оказалось, что за ней, к радости Уриила, стоял брат Зет.

Жерла пушки дредноута все еще вращались, с огромной силовой перчатки сыпались куски брони боевого скафандра. За спиной Древнего Уриил увидел два танка поддержки «Вихрь» рядом с мощным корпусом «Лендрейдера». «Вихрь» выдал мощный залп из своих орудий, «Лендрейдер» принялся методично уничтожать остающиеся боеспособными танки тау.

— Подкрепление прибыло согласно приказу, капитан Вентрис, — доложил брат Зет.

Глава тринадцатая

Гордость. Уверенность. Волнение. Эти эмоции преобладали в сознании Натаниэля Уинтерборна, когда он наблюдал, как его люди идут в бой. «Леман Руссы» типа «Завоеватель» и «Покоритель» громыхали по широким задымленным улицам окраин Брэндонских Врат.

В городе, имеющем форму звезды, было немало прекрасных зданий из камня, стали и мрамора, но, в противоположность утонченному миру за стенами, снаружи ощущалась неприглядная реальность промышленного комплекса — подлинного сердца Павониса.

Сложная сеть гигантских ангаров, высоких хранилищ руды, грохочущих оружейных мастерских и тысячи километров шипящих труб расходились от оазиса в центре промышленной зоны.

«Хреновое место для битвы», — подумал Уинтерборн.

В таком городском ландшафте танки были отнюдь не в безопасности, хватило бы одного пехотинца с гранатометом, чтобы обезвредить или уничтожить боевую машину. В подобных местах преимущество оставалось за пехотой, но Уинтерборн не собирался позволить обстоятельствам отбить у себя желание встретить захватчиков-тау лицом к лицу.

Танки контингента Сорок четвертого в Брэндонских Вратах, пятнадцать «Леман Руссов» типа «Завоеватель» и дюжина «Химер», встретились на площади Освобождения, прежде чем двинуться на юго-запад по раззолоченной Виа Коммерцию к южным городским воротам. Танки СПО собирались на перекрестках, тяжелые землечерпалки насыпали завалы, военные инженеры Лаврентийского полка устраивали заграждения из колючей проволоки.

Уинтерборн не особо верил, что эти соединения СПО смогут удержать натиск тау, но если враг настолько глубоко заберется в город — все, можно считать, битва будет проиграна. Несколько рассерженных горожан спорили с офицерами по поводу разрушения дорожного покрытия, но большая часть населения забаррикадировалась в домах, отчаянно надеясь защитить то немногое, что у них еще оставалось.

В какой-то момент он почувствовал презрение к этим людям. Любой гражданин Империума, способный держать оружие в руках, должен быть на улицах, на баррикадах. Восточный Предел — не место для уклонистов, и сидеть сложа руки, покуда другие бьются с инопланетным врагом уже у самых ворот, — позорная трусость.

Вооруженный конвой Уинтерборна прошел через врата Коммерции, могучие адамантиевые створки которых были обшиты бронзой и покрыты резьбой, повествующей о деяниях глав картелей. Сбоку высилась огромная круглая башня из полированного серого гранита. Ее стены украшали сцены торговли, это был своеобразный памятник их фундаментальным принципам — прямоте, человеколюбию и решимости.

Плохо, что их потомки не соответствуют этим идеалам, подумалось Уинтерборну.

За городом собрались танковые части, примчавшиеся из лагеря Торум, и встали на бетонной ленте, отделяющей внутренний город от окружающей его промышленной зоны. Большая часть региона лежала в руинах еще со времен мятежа де Валтоса.

Из крепости Идея Уинтерборн прибыл на «Химере», покинул ее и направился к «Отцу Времени».

Сверхтяжелый танк был огромен, и Уинтерборн не уставал поражаться, как такая масса металла может двигаться, не то что сражаться.

«Отец Время» был колоссальной машиной типа «Гибельный клинок», командным танком Уинтерборна с тех пор, как тот стал полковником.

Это был один из мощнейших танков, когда-либо сходивших с марсианских конвейеров, такой могучий, что тягаться с ним была в состоянии лишь одна из машин Легионов Титанов. Танк Уинтерборна был одной из немногих, очень немногих машин, чья родословная восходила к заводам Тарсис Монтес, и на его башне изнутри были выгравированы реестр почестей и перечень битв.

Увы, лишь некоторые миры-кузницы Механикус еще могли производить эти махины в соответствии с высоким стандартом качества. Их посредственные в плане исполнения копии жрецы Марса считали в лучшем случае боевой техникой второго поколения.

Теперь, заключенный в брюхо этого великолепного танка, он в смятении смотрел на забитый помехами экран.

— Ты что, не можешь отладить это гребаное изображение, Йенко? Ни хрена не вижу.

— Да я пытаюсь, сэр, — отозвался Йенко. — Всё эти проклятые металлоконструкции вокруг нас. Ответы мешаются с электрополем. Так много этих гребаных помех, сигнал скачет, как песчаная ящерка на сковородке.

Несмотря на напряжение, Уинтерборн улыбнулся — парень непроизвольно имитировал его любимые цветистые выражения. Наводчик «Отца Времени» был почти мальчишка, но мог засадить снаряд в задницу вражеского танка еще до того, как ветераны с десятилетиями опыта за плечами успевали вообще хоть что-то заметить. Парнишка был с почтенным танком как одно целое, и это делало его необходимым членом экипажа.

— Поторопись, сынок, — сказал Уинтерборн. — Мы же не можем сражаться с противником, которого не видим.

— Да я уже почти, вот только добьюсь, чтобы оборудование фильтровало кое-какие частоты.

— Делай что хочешь, только чтобы я мог нормально видеть.

Командное кресло Уинтерборна располагалось высоко в главной башне, позади экипажа — девяти вымуштрованных солдат, готовых служить ему. Внутри «Гибельного клинка», как в любом имперском танке, было тесно, грязно, шумно и опасно — очевидно, его проектировали в те времена, когда в команду набирали только карликов и жертв голода.

Уинтерборн посмотрел вниз на панель, и тут Йенко сообщил:

— Готово, сэр! Сигналы поступают, сэр. Приближаются машины. Судя по всему, вражеские.

На панели показались колеблющиеся контуры статического электричества, но они растворились, когда загорелись значки враждебных контактов.

— Мать вашу растак! — заорал Уинтерборн. — Они же у нас под носом! — Полковник переключил тумблер голосовой связи: — Всем танкам быть готовыми к близкому контакту. Лаврентия ожидает, что каждый исполнит свой долг. Бейтесь так, будто на вас смотрят ваши отцы! — Затем он вернулся на внутренний канал и отдал приказ: — Поднять флаг!

— Есть, сэр, — откликнулся Ларс, вокс-оператор танка.

Он не видел, как из корпуса танка поднялась телескопическая антенна с зелено-золотым флагом лаврентийских гусар. Уинтерборн знал, что глупо так подставляться, но и представить не мог, как это — идти в бой без полкового знамени, реющего над командным танком.

Он наклонился вперед, к смотровой щели над главным орудием — кусочку внешнего мира в потертом, исцарапанном бронированном окошке. Сквозь хаос построек неслись бронированные машины. Изящный танк тау выскользнул из-за обгорелых руин очистного сооружения, за ним показалось несколько машин на воздушной подушке с батареями снарядов и орудиями на башнях.

— Враг в поле зрения! — крикнул Уинтерборн. — Всем танкам заряжать!

Что-то грохнуло по корпусу его танка, металл оглушительно брякнул о металл, и Уинтерборн в изумлении отскочил от окошка. Невероятно, но он увидел две закованные в латы ноги, как у какой-то двуногой машины, и узнал боевой скафандр. Башню заполнила слепящая вспышка света, когда противник выстрелил, и зазвучали сигналы тревоги.

— Контакт! — заорал он, ухватился за рычаги управления башней и вывернул их до предела. Металл заскрипел, и моторы заревели от столь грубого обращения. Башня крутанулась, а вместе с ней — и смотровая щель. Уинтерборн почувствовал, как выстрел из главного орудия во что-то попал, посмотрел — оказалось, боевой скафандр исчез.

— Найди мне цель, Йенко!

— «Рыба-молот», на десять часов. Шестьсот метров!

— Вижу! — Уинтерборн снова развернул башню. — Целься. Заряжай противотанковую!

— Есть противотанковую!

Древние механизмы, в которых могли разобраться только жрецы Марса, зажужжали, зашипели и соединили основное орудие с целью. Цель проявилась на контрольном пульте Уинтерборна, медной панели с двумя эмалированными ручками по обе стороны.

Уинтерборн схватился за ручки, когда на панели загорелась зеленая лампочка.

— Давай! — закричал заряжающий. — Пли!

— Готовсь! — заорал Уинтерборн, сжимая рычаги.

Главное орудие было таким мощным, что при отдаче невозможная махина танка отшатнулась назад. Несмотря на многочисленные слои брони и шумопоглощающего материала, треск выстрела едва не оглушил экипаж, и в отсеки просочились ядовитые пары из огромного жерла, когда выпала стреляная гильза.

— Есть! — закричал Уинтерборн, видя, как танк тау от удара превращается в металлическую пыль.

— Многочисленные «Каракатицы»! — рявкнул Йенко, — на наших одиннадцати, двенадцати и часе!

— Заряжающий! Фугасы! Стрелки, приготовиться!

Снаряд описал в воздухе дугу, пошел на снижение и ударил в более тонкую боковую броню «Каракатицы». Танк с грохотом разнесло на куски. Повалил дым, разгорелось пламя, и плавучий танк уткнулся носом в грязь, когда у него вынесло двигатели.

— Это за Алитею! — прошипел капитан Медерик, соскользнул вниз по искореженному металлу и завалам камней и передал дымящийся гранатомет заряжающему, новобранцу Кайнону.

Медерик утер пот со лба, когда с уступа соскочил его второй стрелок, Дукен.

— Попали?

— Ага, — кивнул Дукен. — «Небесный скат» уничтожен.

— Чудно. — Медерик хлопнул Дукена по плечу, там, где была нашивка Псов, разведотряда Сорок четвертого. — А теперь давай-ка выбираться отсюда.

— Не смею возражать.

— Снимаемся! — заорал Медерик, рубя ребром ладони вдоль насыпи. Он пополз по обломкам, зная, что уже сейчас танк тау целится туда, откуда последовал их выстрел. Его отделение из шести скаутов не нуждалось в инструктаже, чтобы передислоцироваться после выстрела, но майор Орнелла приучила все делать по правилам, и солдаты Сорок четвертого были вымуштрованы наилучшим образом.

Над ними прокатилась волна ионизированного воздуха, и территория сзади взорвалась фиолетовым огнем и горячим электрическим разрядом из инопланетного орудия.

— Слишком медленно, — усмехнулся он, рухнул на колени и всмотрелся в просвет между кучами битого камнебетона и стали.

Поле битвы у стен Брэндонских Врат представляло собой сплошной ад разрушенных зданий, высоко взметающегося пламени и клубов едкого дыма. Имперские танки бились с танками тау в промзоне, окружающей город, — сплошные потоки орудийного огня и актинических лучей.

Медерик и его Псы оказались в самой гуще и помогали сравнять счет, зайдя в тыл тау. Еще пять взводов пробивались через руины, уничтожая линии врага. Обычно Медерик старался не попадать в центр танкового побоища, будучи в пешем строю, и его инстинкт самосохранения работал в полную силу.

Танки горели, их экипажи погибли, спешившиеся гвардейцы сражались с огненными воинами под прикрытием обугленных остовов своих машин. Это была не славная танковая атака, как в полковых анналах, а жуткая схватка машин, охотящихся друг за другом наполовину вслепую из-за застилающего глаза дыма.

Круглая башня у ворот теперь лежала в руинах рядом с жалкими обломками бронзовых дверей и приличного участка стены. Согласованная орудийная атака разнесла большую часть этого сектора окраин, и тау ломились к бреши.

Сорок четвертый стоял насмерть, в гуще боя «Отец Время» Уинтерборна сокрушал все, что попадалось на пути, с безжалостной методичностью и остервенением. «Гибельный клинок» был якорем имперской обороны, и «Леман Руссы» и «Адские гончие» бились рядом с ним, словно закованные в латы телохранители.

Танковые бои в руинах шли на близком расстоянии, снаряды разрывали броню и взрывались через доли секунды после выстрела. Артиллерия «Василисков» и «Медуз» в Брэндонских Вратах палила по арьергарду тау, но стрелки не рисковали бить слишком близко к стенам, чтобы от осколков не пострадали свои же бойцы.

Медерик увидел «Леман Русса», всего в шрамах и выбоинах, и принял его за «Гром»; танк быстро пронесся, за ним — темные силуэты «Терры Вольты» и «Звезды Лаврентии». Он не представлял, куда это они направлялись, но пожелал им доброй охоты.

Слепящие брызги невозможно яркого света полетели с крыши ближайшего хранилища руды, и «Звезда Лаврентии» взорвалась. Танк качнулся, встал на правую гусеницу и перевернулся от мощного удара. Раскаленный воздух хлынул по траектории снарядов, Медерик поднял голову и увидел три мощных боевых скафандра в огне и дыму сражения.

Каждый был оснащен двумя огромными стволами типа уплощенных пушек, закрепленных у них на спине. Пушки вращались по какой-то сложной траектории, что могло означать лишь одно: они готовились к следующему выстрелу. Еще один такой залп — и они превратят еще два имперских танка в груду покореженного металла.

— Целься! — закричал Медерик. — Вырубай их!

Заряжающий передал ему пусковую установку, и он прижал прицел к глазу и увидел черно-белое изображение трех вражеских боевых единиц. Медерик нажал кнопку настройки и был вознагражден трелью в ухе.

— Целься!

Боевой скафандр в центре группы немедленно повернул к нему голову, его руки вскинулись вверх, и Медерик увидел, как в пусковых установках вращаются боеголовки.

— Вот зараза! — крикнул Кайнон. — Они нас уделали! Стреляй!

— Есть!

Снаряд вылетел из трубы и отлетел на безопасное расстояние, прежде чем сработал ракетный двигатель и поднял его вверх. За ним последовали два других и просвистели по воздуху в сторону боевых машин тау.

— Давай! — кричал Медерик.

Он не стал передавать свою пусковую установку Кайнону и просто рванул к ближайшему укрытию, какое заметил. Его люди опрометью метнулись за ним, убегая от возмездия тау. Землю под ногами сотрясали противопехотные ракеты, ударяющие в землю сериями гулких взрывов.

Медерика швырнуло наземь, вокруг посыпались дождем каменная пыль и земля. Он закашлялся от дыма и грязи и помотал головой, чтобы вытряхнуть из нее звенящее эхо близких взрывов, перекатился на спину и сбросил обломки камня. Он увидел, что позади пали двое его солдат — они лежали в кровавой каше, оставшейся от их нижних конечностей.

Он поднял взгляд и увидел, что один боевой скафандр исчез, но два еще стоят. Один потерял пушку с плеча, но другой, похоже, избежал серьезных повреждений. Оба нацеливали на них свое могучее оружие, закрепленное на плечах, что означало, что он и его люди обречены.

И тут словно проснулся давно дремавший вулкан — крыша хранилища руды исчезла в раскаленном огненном шаре, когда в нее врезались два снаряда, и над Медериком прокатилось безошибочно узнаваемое эхо канонады.

Он приподнялся на локте и увидел, как с грохотом удаляются «Гром» и «Терра Вольта», и стволы их могучих орудий приходят в обычное положение — угроза была нейтрализована.

— Если выберемся отсюда живыми, напомни, чтобы я угостил вон тех ребят выпивкой, — попросил Дукен, подползая к нему.

— Не думаю, что они вообще знали, что мы здесь, — сказал Медерик, забирая погнутые окровавленные знаки Псов у мертвых солдат. Каждый знак изображал голову оскалившейся собаки, и все скауты Сорок четвертого носили их с гордостью.

— Возможно, но от помощи я не откажусь.

— Ясное дело.

— Куда теперь? — спросил Кайнон и закинул ракеты за спину.

— Сваливаем. — Медерик поднял с земли пыльную пусковую установку. — Не за то нам платят, чтобы мы приносили снаряды назад.

Кровь текла по щеке Уинтерборна — он ударился головой о внутреннюю поверхность орудийной башни после особенно яростного залпа подразделения «Рыб-молотов». Три сверхскоростных снаряда ударили в боковую броню «Отца Времени», оторвали отсек второго стрелка и разбросали остальных членов экипажа внутри «Гибельного клинка».

Уинтерборн отключился на миг, а когда пришел в себя, все три танка тау погибли. «Терра Вольта» уничтожила первый, «Гордость Торума» — второй, и серия снарядов, выпущенная одним из разведотрядов Медерика, покончила с последним.

Разлетающиеся осколки порвали в клочья вокс-оператора и одного из заряжающих. Внутри танка воняло кровью, маслом и потом, и Йенко теперь одновременно прицеливался и заменял связиста.

— Что слышно от Уриила? — спросил Уинтерборн.

— Ничего, сэр, — ответил Йенко, прижимая к уху липкий от крови вокс.

Уинтерборн выругался вполголоса и вернулся к экрану.

Битва представляла собой жуткую мешанину развалин, орудийного огня, бронетехники и взрывов. Потери войск Империума быстро росли. Невозможно было определить, сколько именно танков уничтожено, но потеря каждого из них была тяжелым ударом. Уинтерборну вовсе не хотелось видеть список погибших в этой операции после ее окончания.

«Сокрушитель» проехал мимо, его пушка заревела — и впереди рухнула стена фрезеровочного цеха. Сначала Уинтерборн решил, что стрелок промахнулся, но потом верхние этажи здания с грохотом обрушились на танк «Небесный скат», укрывшийся за кучей разбитых бетонных блоков. «Гематрия» и «Гром» повернули башни и выпалили в группу надвигающихся танков тау, уничтожив двух «Рыбы-молотов» и одну «Каракатицу».

— Целься вправо! — закричал он, разворачивая башню «Гибельного клинка». — Стрелок, давай фугас, и пусть подойдут ближе.

— Есть фугас!

— Расстояние двести метров.

— Давай! Пли!

— Уже! — крикнул Уинтерборн, когда «Отец Время» содрогнулся — это была отдача от главного орудия. Лязг, с которым открылась и закрылась казенная часть, потонул в оглушительном реве, прорвавшемся сквозь брешь в броне, — это снесло боковой ствол, и Уинтерборн знал, что отголоски звенящего эха будут раздаваться в голове еще не один день.

Одна из «Рыб-молотов» была обездвижена и разодрана пополам тяжелым снарядом, башня сорвана и улетела неизвестно куда. Другая проигрывала бой с «Гематрией» и «Громом», ее двигатели горели, броню пробили орудийные очереди. «Каракатица» разумно удалилась в укрытие, и экипаж ее высадился, прежде чем убежать от мстительных пушек имперских танков.

Сотни огненных воинов неслись по руинам, и Уинтерборн не мог не признать их отвагу. Идти прямо на оснащенную орудиями бронетехнику — это требовало немалой доблести, а их ружья, пусть и безвредные для танков, страшно косили его оказавшихся на земле гвардейцев.

Стремительные дроны неслись сквозь бой, отмечая цели для танков огневой поддержки тау, и воздух наполнялся сверкающими лучами и снарядами, в то время как имперские солдаты пытались сбить их и дать хоть какой-то ответ, несмотря на непрекращающийся огненный дождь.

Часовые бродили по развалинам, сражаясь с подвижными боевыми скафандрами на руинах промышленных пригородов Брэндонских Врат. Невзирая на численное преимущество противника, они бились насмерть, их пушки взрывали землю и с каждым залпом пожирали врага. Это была неравная борьба, и боевые скафандры вместе со снарядами, направляемыми дронами, теснили их.

— Так дальше нельзя, — прошептал полковник, переводя внимание на экран. Данные с трудом поддавались чтению, но понятно было, что силы сторон примерно равны. Тау, кажется, не хватало воли пройти в брешь, в то время как силы Уинтерборна сдерживали их, будучи не в состоянии отбросить.

Это был тупик, из которого обе стороны могли выйти, лишь полностью уничтожив друг друга.

— Сэр? — позвал Йенко.

— Это неправильно, — сказал Уинтерборн. — Они не давят достаточно сильно, а мы просто позволяем им захватить нас.

Слепящий желтый свет полился в смотровую щель, и Уинтерборн увидел, что «Адская гончая» «Свет Императора» окатывает пламенем задымленные руины перерабатывающего завода. Из укрытия хлынули крууты, и Уинтерборн наслаждался тем, что они явно страдают. Только один воин-круут с ярким гребнем красных перьев избежал смертельного прометиевого купания, исчезнув в развалинах.

— Вот оно что. Навяжите им бой. Пока что мы только отвечаем им.

— Сэр?

— Будь я проклят, Йенко, если они заставят меня плясать под свою дудку, — выругался Уинтерборн. — Какую бы игру они ни вели, нас придется принять в расчет. Потому что Натаниэль Уинтерборн привык сам заказывать музыку! Передай всем нашим танкам: переходим в наступление! Проломим центр и погоним этих ублюдков по шоссе восвояси!

Прогремевший неподалеку взрыв тряхнул «Отца Время», но Уинтерборн ничего не почувствовал, он был в таком состоянии, когда весь страх растворяется в вере в избранный курс действий.

— Все машины приказ поняли, сэр! — отрапортовал Йенко.

Двигатели «Отца Времени» заревели и выплюнули грязное облако выхлопных газов, прежде чем танк рванул вперед, разбрасывая пыль и обломки. Бронированный исполин крушил железо и камень и размалывал их в пыль, непреклонно продвигаясь вперед. Его главное орудие заговорило гулкими выстрелами, каждый чудовищно мощный снаряд разносил цель на куски.

Батарея противопехотных орудий «Гибельного клинка» расчищала пространство косящими все живое крупнокалиберными очередями, гоня охваченных паникой огненных воинов. Те, кому не хватило ума или скорости отступить, попадали под мощные гусеницы и превращались в кашу. Ничто не могло повредить могучую боевую машину. Лучи света из ружей огненных воинов едва царапали краску на ее непробиваемой броне.

Позади танка-исполина шли в атаку другие машины Сорок четвертого Лаврентийского: «Завоеватели», «Покорители», «Палачи», «Адские гончие» и «Химеры». Командир каждого танка следовал примеру предводителя, вдавливаясь в позиции врага. Залпы орудий взметали в воздух нескончаемый град осколков.

Группа «Рыб-молотов» пыталась перехватить «Отца Время», но водитель Уинтерборна заметил их приближение и развернул своего железного коня прямо на них. Сверхскоростные пули ударили в передний гласис и пробили в броне обширные бреши, но остановить его наступление не смогли. Один танк ксеносов развернулся и ударился в бегство, но остальные не сдавались.

«Отец Время» врезался в первый и встал на дыбы, подминая под себя танк тау. Броня инопланетных танков была легкой и прочной, но едва ли могла выдержать трехсоттонную махину. Боевая машина тау была просто размазана по земле, как консервная банка под солдатским сапогом, рассыпая снопы искр.

Второй танк, прежде чем попытаться ретироваться, выпустил последний заряд, но смелость членов экипажа стоила им жизни, и «Отец Время» протаранил их сбоку и волочил метров десять, прежде чем раздавить в лепешку.

Это была славная атака, но и цена ее оказалась немалой. «Степной охотник», засадный хищник, некогда сломивший линию обороны врага на Харосе, исчез в слепящей вспышке, когда выстрел находившегося поблизости боевого скафандра попал в его баки с горючим и поджег боеприпасы. Прямое попадание пробило броню «Сокрушителя» и уничтожило двигатель. Экипаж высыпал наружу и тут же стал добычей отряда круутов под предводительством красноперого, которого Уинтерборн уже видел.

Крууты вырезали экипаж танка подчистую, но едва они закончили, из пламени появилась одинокая фигура в черном облачении Мортифекса, поднимая перед собой огромный эвисцератор. Священник с воплем врубился в толпу круутов, но вскоре пропал из виду в дыму и угаре танкового наступления.

Атака Уинтерборна потеснила тау, но враги заставили их заплатить страшную кровавую цену за каждый отвоеванный метр. Вторая линия танков тау двинулась на юго-восток по пылающим руинам, и, когда на них пошли имперские танки, стало очевидным, что выдавить их с позиций будет чрезвычайно непросто.

Потом взорвался первый танк тау, когда лазерный луч прошил его уязвимую тыловую броню и попал в двигатель. Взрывы прогремели в рядах огненных воинов, и быстро следующие друг за другом отлично согласованные залпы из болтеров выкосили оставшиеся боевые скафандры.

Поднимаясь из пылающих развалин цеха по сбору танков, космодесантники принесли с собой огонь и гром. Танки артиллерийской поддержки «Вихрь» осыпали тау ракетными залпами, три «Лендрейдера» врезались в тыл врага, вскрывая броню боковыми лазерными пушками, и грохот болтеров стал жутким аккомпанементом бою.

За ними двинулись космодесантники, воины в ультрамариновых доспехах, чье оружие было гимном войне, а сине-золотой стяг — путеводной звездой добродетели в хаосе резни. Могучие дредноуты ступали по развалинам, их оружие сверкало, силовые кулаки крушили всех, кто не успевал укрыться от их неумолимого наступления.

Оказавшись между столь безжалостными врагами, тау сдались и бежали на южное шоссе, но через несколько минут их перехватила артиллерия, и в итоге на дороге остались лишь обгорелые остовы. Экипажи сгорели прямо в танках, а те, кто смог выкарабкаться, были расстреляны космодесантниками.

Сражение превратилось в обычную резню.

Лаврентийцы и космодесантники встретились в зареве горящего арсенала, над которым до самого неба вздымались языки оранжевого пламени. «Отец Время», побитый, покрытый боевыми шрамами, остановился, двигатели тяжело вздохнули, и лорд Уинтерборн спустился с командирского сиденья.

Полковник лаврентийцев был весь в крови и машинном масле, но глаза его сияли, и походка была тверда, когда он зашагал навстречу командиру космодесантников. Как и Уинтерборн, Уриил был весь в крови, хотя по большей части чужой.

Два офицера встретились и обменялись рукопожатиями, довольные, что видят друг друга живыми.

— Страшно рад вам, друг мой, — сказал Уинтерборн, вытирая руки о мундир в тщетной попытке очистить их.

— Взаимно, Натаниэль.

— Решительный удар, а?

— Согласен, полная и решительная победа. Но не думаю, что это была действительно попытка захватить и удержать Брэндонские Врата.

Уинтерборн пробежал пальцами по волосам и кивнул.

— Понимаю, о чем вы, Уриил. Это был отчаянный бой, но чего-то в нем не хватало. Они привели большие силы, но этого все равно не хватило бы для полноценного захвата города.

— Точно. Оно хорошо согласуется с тем, что мы видели в поместье Шонаи. Все это часть попытки тау обезглавить Павонис. Коммуникации нарушены, губернатор в плену, и они пытались уничтожить лидеров управления планетой.

— Так это была диверсия?

— Ну да, — согласился Уриил. — Удар, призванный ослабить нас и отвлечь внимание от места основного удара.

— Ольцетин, — сказал Уинтерборн.

— Ольцетин, — подтвердил Уриил.

Глава четырнадцатая

Леарх вжался в сухую почву подлеска и натянул на мощные плечи камуфляжный плащ. Неодолимо тянуло выглянуть, но он знал, что рискует быть обнаруженным, если дроны тау заметят хотя бы краешек его брони.

Он и его скауты укрылись в низине, поросшей бурым утесником, на берегу южнее от озера Масура близ залива Кратер. Местность между побережьем и поместьем Шонаи была весьма неровной и по живописности могла соперничать со многими мирами Ультрамара. Но те миры были отчасти дикими, а здесь пейзаж нес следы вмешательства человека: деревья росли стройными рядами, радовавшими любившего порядок Леарха, но явно противоречившими естественному порядку вещей.

Они преодолели значительное расстояние за короткое время в поисках губернатора Шонаи, легко находя след двух боевых машин, бегущих на юг к побережью со своими пленниками. Перемещаясь при помощи реактивных двигателей, вмонтированных в броню, воины тау шли вдоль побережья, не слишком стараясь делать это скрытно. Это свидетельствовало о высокомерии, и Леарху было приятно осознавать, что у противника есть хотя бы одна явная слабость, на которой можно сыграть.

Леарх двигался максимально быстро, он вел своих людей по неровной местности западного побережья через густые леса, высокие гранитные хребты и острые утесы, на тысячи метров врезающиеся в темную воду океана.

В первые несколько дней погони они не встречали никаких следов тау, но после вчерашней мощной вспышки света над южным горизонтом ситуация изменилась. Сержант скаутов Леарха по имени Иссам приказал всем лечь, когда заметил несколько небольших машин, напоминающих скиммеры эльдаров, но более громоздких, парами несущихся по пересеченной местности.

— Разведмашины, — сказал Леарх, глядя, как машина передвигается высокими прыжками, удобными для обозрения. — Парами работают.

— Организуем засаду? — спросил Иссам, когда машины приблизились.

Леарх подумал немного. Его инстинкты и принципы Кодекса Астартес подсказывали приказать бойцам атаковать ксеносов, но это означало положить конец поискам Куделькара. В общем, задание, разумеется, было важнее. Этот первый и важнейший урок усваивал любой новичок ордена Ультрамаринов.

— Нет, — сказал Леарх, и скиммеры тау развернулись на восток и исчезли за горизонтом.

Глядя, как они ускользают, он почувствовал холод в желудке и понял, каким образом Уриил выбрал путь, приведший к его изгнанию.

Следующие два дня они избегали обнаружения очередными разведмашинами тау, и постепенно вырисовывались две версии. Согласно первой это было что-то вроде «Лэндспидера» Астартес, легкая боевая машина с минимальным грузом боеприпасов, согласно второй — техника, предназначенная исключительно для разведки.

Ни одна из машин тау не обнаружила присутствие бойцов буквально у себя под носом — скауты Ультрамаринов не знали себе равных. Специфический ландшафт и выматывающие учения на Макрагге научили их работать практически на любой местности, к тому же Иссам обладал врожденным чутьем на опасность, которое позволяло вовремя находить укрытия и кутаться в камуфляжные плащи.

Но теперь, на территории, где из укрытий были лишь чахлые бурые кусты и камуфляжные плащи, Леарх остро почувствовал собственную уязвимость, когда в воздухе над ними начали лениво выписывать спирали серебристые дроны. Дроны появились словно ниоткуда, Иссам едва успел предупредить боевых братьев в последнюю минуту.

Леарх ощутил рядом с собой шевеление травы, потревоженной антигравитационными генераторами дронов. Он, конечно, сказал себе, что это просто смешно, но готов был поклясться: их антенны выслеживают его. Если дроны их найдут, придется сражаться — выбора нет. Бой будет коротким и нетрудным, но тау в итоге узнают об их присутствии.

Леарха страшно раздражала невозможность повредить вражеские приборы, но он сознавал, что так надо. Уже не в первый раз с тех пор, как они покинули поместье Шонаи, Леарх сожалел, что боевые братья не с ним, чувствуя себя брошенным на произвол судьбы. Узы братства между воинами Адептус Астартес были таковы, что разлука словно отнимала частицу души. Уриил и Пазаний совершили путешествие в отдаленные миры и бились с врагами человечества с такой пустотой в сердце, и Леарх знал, что это делало их подлинными героями ордена.

Он замер, почувствовав, как один из дронов пролетел над ним, несильное давление движков разгладило камуфляжный плащ на его широкой спине. Палец напрягся на спусковом крючке болтера, но он поборол желание перекатиться на спину и всадить снаряд в днище дрона.

Леарх ждал, секунды тянулись бесконечно, и наконец он услышал жужжание улетающих дронов. Он выдохнул и поднял голову, глядя, как стая дронов скользит над землей и исчезает в лесу далеко на востоке.

Довольный, что опасность обнаружения миновала, Леарх встал и стряхнул листья с камуфляжного плаща. Скауты собрались вокруг него, и он чувствовал, как они разочарованы. Внедрение и причинение разрушений за линией фронта входило в обязанности скаутов, и зайти так далеко и не нанести тау никакого вреда было сущим проклятием для этих воинов.

— Милорд, — заговорил Иссам, — и долго мы будем вот так таиться?

— Сколько понадобится.

— Мы сбили бы эти дроны за несколько секунд, — упорствовал Даксиан, один из самых молодых скаутов Иссама. — Они не успели бы предупредить своих.

— А когда заметят их отсутствие? Что тогда? Этот регион наводнят разведчики тау, выясняющие, кто же их сбил. Вы все отличные скауты, и я не сомневаюсь, что вы смогли бы заставить тау гоняться за собственным хвостом, но это не обычное разведзадание.

Скауты кивнули, хотя Леарх заметил разочарование в их глазах. Так ли чувствовал себя Уриил, когда Леарх призвал его к ответу?

— Кодекс Астартес гласит, что при любой возможности мы должны расстраивать планы врага, — напомнил разведчик Пармиан.

— Наша задача — спасти Куделькара Шонаи, — поправил его Леарх. — Ничто не должно отвлечь нас от ее осуществления. Это понятно?

— Да, милорд, но пока мы прячемся от врага, наши братья завоевывают славу на поле чести.

— Честь есть во всем, Пармиан, и не всегда ее заслуживают, идя прямо на врага. Каждый из нас должен сыграть свою роль в этой драме — будь то биться с болтером и цепным мечом в руках или служить во имя высших целей войны за линией фронта.

Леарх развернулся на каблуках и снова зашагал на юг.

— Не бойтесь, мои молодые братья, — сказал он, — у вас скоро появится возможность снискать славу.

Крики боли метались между грязными стенами коридора, и Дженна Шарбен чувствовала каждый, словно нож в груди, шагая к камере для допросов. Вопли принадлежали пришельцам и должны были звучать музыкой в ее ушах, но горе и ужас, различимые в них, рвали ей душу, жаждущую справедливости и благородства.

Каждый шаг стоил усилий, потому что с момента нападения тау на Брэндонские Врата она совершенно не высыпалась. Крылатые вспомогательные войска тау заполонили город, и в Стеклянном доме внезапные налеты с воздуха стали повседневной реальностью. Нервы были на пределе, захватчики вызывали жгучее негодование. К тому же припасы практически не возобновлялись, и силовики, несущие службу в тюрьме, считались менее важными, чем те, кто сражался по всему Павонису.

Дженна понимала, что в этом есть своя логика, но от этого было не легче объяснять подчиненным, почему они перешли на пайки и переработанную воду. Быть обреченным на жизнь в загаженных бараках Стеклянного дома на диете из замороженных продуктов и противной на вкус воды, прошедшей неизвестно через какое количество пищеварительных трактов, — не самая благоприятная ситуация для укрепления душевного спокойствия.

Напряжение росло, но силовики могли сбрасывать его: с тех пор как Ультрамарины доставили в Стеклянный дом пленных, подчиненные Дженны изобретали новые и все более изощренные способы унижать и мучить их.

Всем пленным тау состригли их стоявшую хохолком растительность на голове и сняли все опознавательные знаки, украшения и драгоценности, прежде чем обдать их струей воды под давлением, благословленной прелатом Куллой. Одетых в одинаковые рубахи, их как скот загнали в переполненные камеры и заковали в кандалы, ранящие ноги до мяса, и на долгие дни лишили пищи и сна.

И сколько в итоге добыто полезной информации?

Нисколько.

Практически все, что удалось выбить из пленных, — это их имена и что-то вроде серийных номеров. Не то чтобы Дженна рассчитывала на многое. Узник, подверженный пыткам, может сказать все что угодно, лишь бы прекратить мучения, и любую информацию, добытую таким способом, следует рассматривать как сомнительную.

Дженна осознала это после своего первого бесплодного допроса Ла'тиен, ей было до странного стыдно за то, какое серьезное насилие она применяла. В конце концов она свела допросы к чисто вербальному взаимодействию.

Однако так поступила лишь она.

Дженна потерла ладонью лицо, чувствуя, какой сухой стала кожа и как ввалились щеки на скудном пайке. Ее светлые волосы были грязны и непричесанны, и она знала, что ничем не напоминает щеголеватую Арбитрес, прибывшую на Павонис преисполненной идеализма и пламенных мыслей о справедливости.

Какая еще справедливость в этом аду?

Судья проходила мимо камер, где силовики в зеркальных масках избивали пленных дубинками или унижали, заставляли совокупляться с сокамерниками. Доносящийся смех ее подчиненных был даже хуже криков. Несмотря на напряжение, скудное питание и угрозу инопланетного вторжения, бойцы, из которых она пыталась сделать честных хранителей Закона Империума, в самом деле получали удовольствие от работы.

При мысли об этом ее мутило, но с момента прибытия прелата Куллы она едва ли могла что-то сделать.

Этот человек въехал в тюремные ворота под аккомпанемент торжественных песнопений, несущихся из аугмиттеров, установленных на его нелепо помпезном «Носороге». Удушающий дым от благовоний тащился за машиной, над головой парило полдюжины золотокожих херувимов. Они, не скрывая отвращения, оглядывали интерьер Стеклянного дома.

— Я здесь, чтобы допросить предателя! — объявил Кулла, спустившись с окаймленной пламенем кафедры с исполинским краснолезвийным мечом за плечами. Он возвышался над Дженной и выглядел угрожающе могучим. Борода Куллы была заплетена в две косы — черную и серебряную.

— Допрос пленных — наша работа, — возразила Дженна. — Вы здесь не имеете полномочий.

Кулла извлек огромный цепной меч из ножен за плечами и уперся им в твердую почву перед собой. Опустив на рукоять обе ладони, он наклонился вперед.

— Меня наделил полномочиями Император, девочка, — прогремел он. — Ни один предатель не смеет предстать предо мной, и лишь предатели мешают мне вершить мой священный труд. Знать, что предавший Императора все еще дышит за этими стенами, — грех, судья Шарбен, грех, который не останется безнаказанным.

Собралось довольно много силовиков, и, учитывая, насколько опасно было пускать сюда фанатика, она не получила никакого удовольствия от стычки с проповедником Сорок четвертого. Дженна неохотно отошла в сторону, давая возможность Кулле пройти в тюрьму, и несколько дней здесь все полыхало от его присутствия. Он либо купался в крови узников, либо проповедовал свое карательное кредо силовикам, наполняя их сердца новой ненавистью к тау и предателям.

Дженна не посещала его проповеди, напрасно пытаясь хоть немного отоспаться и восстановить свой авторитет в Стеклянном доме. С самого прибытия Куллы силовики Брэндонских Врат сочли его лидером, и ее собственная власть исчезла, словно размываемый морем песок.

Она свернула в коридор, ведущий в камеру для допросов, и услышала крики Куллы из-за железной двери в самом конце. По обе стороны двери стояли Дион и Аполлония, опустив зеркальные визоры шлемов. Дженне не надо было видеть их лица, чтобы понять: это они. За месяцы учений их телосложение и манеру держаться она изучила не хуже собственных.

— Откройте, — велела она, приблизившись к двери.

— Прелат Кулла не любит, чтобы его беспокоили во время допроса предателя, — сообщил Дион.

Дженна посмотрела в его визор и увидела лишь отражение собственного измученного лица.

— Да насрать мне на то, что там не нравится Кулле. Открывай. Это все еще моя тюрьма, а ты все еще мой гребаный подчиненный, Дион. А теперь, мать твою, делай, что тебе сказали!

Дион покосился на Аполлонию, но Дженна продолжила:

— Не смотри на нее. Я твой офицер и командир, а не она. А теперь открывай.

— Есть, мэм, — Дион пропустил Дженну.

Она распахнула дверь и вошла в маленькую комнату с голыми бетонными стенами. В центре стоял простой стол, большое окно с зеркальным стеклом выходило в камеру для допросов, куда можно было попасть через гладкую железную дверь. На дальней стене висел бронзовый орел, символ Империума. Глядя на него, осужденные должны были задуматься о собственной участи.

Дженна увидела Куллу в окно — он стоял посреди комнаты, раздетый до пояса, сжав кулаки. Он кричал, но слов она не слышала — эта часть тюрьмы была оборудована звукоизоляцией. Дженна набрала код на замке и вошла. Запах крови, человеческих экскрементов и ужаса едва не сбил ее с ног.

Кулла развернулся к ней с лицом, пылающим праведным гневом. Учитывая, при каких обстоятельствах она видела его раньше, невозможно было понять, разозлило ли его ее появление или он вообще такой. Кровь текла с костяшек его пальцев, тело блестело от пота, грудь тяжело вздымалась.

Когда она вошла в комнату, то увидела объект столь яростного внимания Куллы, зафиксированный на привинченном к полу стуле.

Один глаз несчастной наполнился кровью, другой опух и практически не открывался. Она встретилась взглядом с Дженной, и судья, при всем том, что знала о пленнице, почувствовала лишь жалость.

— Помоги мне, — прошептала Микола Шонаи.

Кулла вышел за Дженной в соседнее помещение, захлопнул дверь и предоставил тем самым сломленной окровавленной Миколе Шонаи краткую передышку. Заткнутым за пояс длинным лоскутом ткани он промокнул себе лоб.

— Почему вы мне мешаете? Я еще не завершил работу.

— Что за работа требует таких издевательств? — Дженна показала в окно.

— Служба Императору. Вы сочувствуете предательнице, судья Шарбен? Было бы жаль, если бы мне пришлось установить там второй стул.

— Разумеется, я не сочувствую предателям.

— Тогда почему вы возражаете, когда я обхожусь с этой грязной коллаборационисткой по ее заслугам?

— Она была когда-то губернатором этого мира.

— И она предала свой народ, якшаясь с ксеносами. Какой надо быть трусливой дрянью, чтобы сотворить такое? Только дегенераткой, недостойной принадлежать к человеческой расе. Только мерзким грязным животным, таскающимся за ксеносами.

Дженна показала на стекло:

— И чего вы собираетесь добиться? Если бы она знала что-нибудь ценное, думаете, она не сказала бы вам?

— Сообщники ксеносов хитры, — заметил Кулла, потирая костяшки пальцев. — Лишь пройдя очищение болью, они выдадут нам свои секреты.

— Если вы сразу не убьете ее.

— Тогда я узнаю все, что хотел, и Галактика станет лучше с ее смертью.

— Вы обходитесь с ней хуже, чем с кем-либо из пленных тау.

— Тау — ксеносы, им все равно, — отмахнулся Кулла. — Они просто невежественные животные, повинующиеся основным инстинктам и потребностям. Это паразиты, которых надо ненавидеть и бояться как несовершенных созданий. Право и обязанность человечества — очищать от них мир огнем и мечом. Шонаи могла бы и знать.

— Согласна, что с тау надо бороться, но разве так? Если мы будем вести себя подобным образом, мы потеряем человеческий облик, ваша честь.

— Вон та не заслуживает, чтобы ее называли человеком.

— Вот как вы это делаете, — сказала Дженна, наклоняясь вперед над столом.

— Делаю что?

— Вы даже не думаете, что Микола Шонаи — человек, верно? Вот как у вас получается вытворять с ней такое!

— Выбирайте выражения, Шарбен, — предостерег Кулла. — Моя армия верных не потерпит инакомыслящих в своих рядах. Они знают, что выполняют необходимую работу.

— Ваша армия?! — прошипела Дженна. — Последний раз, когда я проверяла, я все еще была здесь начальником. Я командую силовиками Брэндонских Врат, не вы.

— Рассердишь меня — и вот тогда узнаешь, правда ли это еще или нет, — предупредил Кулла с улыбкой.

Со своей позиции в командирском люке личного вездехода полковник Лоик наблюдал, как жители Ольцетина движутся на восток по мосту Императора, в то время как его шофер медленно вел грохочущую машину сквозь толпу к западному концу моста. Несмотря на глубокую ночь, дорогу заполонили напуганные люди, пробирающиеся от Администратума в Торговый город.

Они ехали на древних грузовиках, телегах или вовсе шли пешком, неся пожитки туда, где надеялись обрести безопасность. Западные окраины Ольцетина на дальней стороне ущелья считались слишком опасными для штатских, и не зря, подумал полковник Лоик.

Хотя в движение пришла огромная масса людей, нельзя сказать, что главная дорога, идущая по мосту Императора, была совершенно запружена. Будучи полковником СПО Павониса, Лоик строго контролировал и направлял поток граждан по мостам. Кого-то заворачивали на мост Аквила, ведущий к Баракам, а затем по мосту Оусен к Торговому городу, других направляли через Диакрийский мост дальше на юг в Мидден и оттуда на восток. Перейдя мосты, некоторые особо рьяные оптимисты оставались в Торговом городе, но большинство шло по шоссе 236 в Брэндонские Врата.

Страх был, а вот паники почти не было. Сообщалось, что тау захватили Пракседес, но пока еще ограничивались вылазками против защитников Ольцетина. Такая осторожность была вполне естественной, учитывая грозную мощь бастионов, защищающих западные подходы к городу мостов.

Мост Императора представлял собой творение гениального инженера. Чудесный изукрашенный подвесной мост над ущельями, отмечающий место слияния главных рек Павониса. Головокружительно высокие башни из мрамора, адамантия и золота пронзали облака по обе его стороны, и кабели, свитые из какого-то особенного материала, поддерживали пятикилометровый пролет, образуя конструкцию бесконечно прочную, но изящную и воздушную.

Веками эта великолепная, образующая единое целое конструкция, подвешенная над ущельями, оставалась чудом света, но последнюю тысячу лет пять главных городских агломераций — Ольцетин, Стратум, Мидден, Торговый город и Бараки — выросли настолько, что им потребовались более прозаические мосты.

Мосты Аквила и Оусен связывали восток и запад через Бараки на северном отроге, в то время как Диакрийский мост вел через южное ущелье в расползающиеся трущобы Миддена. Отнюдь не зря так названный, мост Отрог выступал из верхней точки Мидцена и соединялся посредине с мостом Императора, в итоге то, что когда-то было блистательной демонстрацией изощренного мастерства, стало не более чем данью необходимости.

Но окончательное унижение моста Императора было впереди. По мере того как значение города возрастало, некогда элегантный мост стал пристанищем все растущего населения. Жилища трущобного вида росли как грибы после дождя, расползаясь по всей его длине быстрее, чем их можно было успеть снести, и десятки тысяч горожан называли мост своим домом.

Вопреки подобной колонизации за сплетением подвесных переходов и завесой дыма все еще можно было разглядеть высокие бастионы на западной стороне моста.

Выстроенные из колоссальных блоков похожего на стекло черного камня, добываемого в Судинальских горах с помощью мощных машин Механикус, бастионы представляли собой величественные постройки, каждая в шестьсот метров высотой и столько же шириной. Слева от моста стоял бастион Аквила, его верхние укрепления по форме напоминали два могучих крыла, справа высился бастион Императора.

Ветер свистел над мостом, но в наглухо застегнутом мундире кремового цвета и натянутой на уши теплой меховой шапке Лоик не ощущал холода. Наоборот, его радовала возможность проявить способности боевого офицера: Адрен Лоик получил подготовку не хуже, чем у любого гвардейца, но не сделал ни единого выстрела в гневе.

Со времен мятежа де Валтоса мало кто из бойцов СПО участвовал в боевых действиях, и все, кто обладал хоть каким-то опытом, молчали об этом. Никто из желающих для себя спокойной жизни не хвалился своим участием в этой позорной странице истории планеты.

Лоик знал, что его назначение на пост старшего офицера СПО было политическим решением. Он был человеком, чья кандидатура практически не вызывала возражений, поскольку о нем мало кто слышал. Всю жизнь он был малозаметным служакой, но обладал острым умом, в высшей степени импонировавшим адептам Администратума, которые одобрили его назначение, поскольку он был одним из них.

В годы, предшествовавшие его службе в СПО, полковник Лоик был старшим адептом отдела логистики СПО и безукоризненно разбирался в управлении вооруженными силами. Он не прошел испытание боем, но знал, как организовать вооруженные силы планеты и управлять ими, лучше, чем кто-либо на Павонисе.

Пока на Павонисе царил мир, этого вполне хватало.

Теперь он пройдет испытание боем, и это побуждало его к действиям, как ничто прежде в его карьере.

Вездеход выехал с оживленных магистралей моста на широкую окаймленную статуями эспланаду между двумя западными бастионами. Само пребывание в тени таких исполинских сооружений уже успокаивало Лоика: разве можно вообразить, что такие мощные редуты когда-либо будут разрушены?

Впереди он увидел капитана Гербера из Сорок четвертого, изучающего карту, разложенную на гласисе зелено-золотой «Химеры». Несколько младших офицеров и комиссар в длинной черной шинели собрались вокруг него и добродушно подтрунивали друг над другом, как это делают профессиональные военные, долгие годы сражавшиеся плечом к плечу.

Гербер был жесткий и резкий человек, твердо отстаивавший собственное мнение и придерживающийся своих решений. Если бы они встретились в продуваемых сквозняком коридорах Башни Адептов Администратума, Лоик точно рассорился бы с ним вплоть до драки, но, будучи товарищами по оружию, они совершенно неожиданно (видимо, для обоих) стали испытывать уважение друг к другу.

Лоик спрыгнул с машины и подошел к «Химере» Гербера.

— Господа, — заговорил он, приблизившись к беседующим офицерам. Все кивнули, но былое дружелюбие куда-то исчезло. Комиссар, тихий человек по фамилии Фогель, пожал ему руку. Лоик задумался, как всегда при виде Фогеля, сколько же гвардейцев он расстрелял за трусость. Лоик некоторое время служил вместе с лаврентийцами и подозревал, что очень немного.

— Тяжелая ночь?

Гербер взглянул на него и покачал головой:

— Да нет, обычные вылазки на наши аванпосты, ничего, с чем не справились бы мои ребята.

— Где? Покажите мне.

Писцы-логисты с телескопическими руками держали древние планы города, от руки нарисованные на вощеной бумаге, пока автоперья фиксировали сказанное Гербером.

— Они проверяют оборону вот этих точек к югу от реки, — сообщил Гербер, когда логисты показали несколько мест на карте. — Отряды огненных воинов по большей части на «Мантах», под прикрытием скиммеров. Еще эти хреновы крууты пытаются залезть в тыл, ну и вечно крутятся над головой жалокрылы.

— Тяжелой техники нет?

— Пока нет, но это лишь вопрос времени, — подключился к разговору Полдара, лейтенант Гербера. Парень с волосами песочного цвета казался слишком юным для военного, тем более с офицерским званием. Впервые встретив Полдару, Лоик заподозрил, что не обошлось без взятки или родственных связей, но скоро узнал, что звание молодого человека вполне соответствует его способностям. — Атака на Брэндонские Врата показывает: они быстро стягивают силы, и лорд Уинтерборн считает, что тау двинутся сюда, рано или поздно.

Лоик кивнул.

— Разумное предположение. Ну что ж, моим ребятам не терпится повоевать.

Он увидел на лицах собеседников сомнение и понял, что это инстинктивное недоверие гвардейцев к солдатам, никогда не покидавшим родной мир и запятнавшим себя причастностью к истории с де Валтосом. В сердце шевельнулось негодование, и он набрался решимости.

— Может, вам напомнить, что мои люди сражаются, защищая свой дом? Знаю, вы считаете нас менее способными бойцами, но, уверяю, мы вас не подведем.

Гербер вгляделся в его лицо, пытаясь уловить браваду.

— Лучше не надо, Адрен. Ваши ребята совсем зеленые и не нюхали пороха. Во всяком случае, не все из них. Мои люди сами не справятся, вашим отрядам СПО тоже придется принять участие.

— Уверяю, они прошли усиленную военную подготовку.

— Все это прекрасно, но не заменит реального опыта. Я уже бился с тау, и они в этот раз собираются задействовать все свои ресурсы. Я все еще не считаю, что наши шансы выше одного к четырем и что мы сможем удержать их без подкрепления.

— Один к четырем? — переспросил Фогель. — Это же пораженчество, капитан Гербер.

— Нет. Это реализм. Ну да, будем драться как те еще сукины сыны, но численное превосходство не на нашей стороне.

— Но этим тау не тягаться с нами, верно? — спросил Лоик. — Слышал, что они слабоваты как тактики.

— Значит, вы не бились с тау и не видели, как они воюют, — покачал головой Гербер. — Самые успешные армии — те, что согласовывают свои действия наилучшим образом, те, что знают, какие силы, где и как долго задействовать. Можно сказать еще, что это армии, которые делают меньше всего ошибок. Тау не совершают ошибок. Каждый солдат их армии всецело предан общей цели и бьется за своего командира, потому что совершенно точно знает, что бьется за что-то большее, чем он сам.

— Ну, прямо как мы, — пошутил Лоик и тут же пожалел об этом: все оставались серьезными.

— Без подкрепления у нас нет шансов продержаться долго, вот и все, — подвел итог Гербер. — Можно даже не молиться об этом.

— А мне кажется, что на эти молитвы только что ответили. — Полдара указал в дальний конец моста.

Лоик обернулся и увидел строй машин в голубой броне, грохочущих по мосту: бронетранспортеры, танки и группу космодесантников, шагающих под лазурным стягом со сжатой в кулак латной рукавицей. Два высоченных дредноута шли по бокам закованных в броню гигантов, над головами их неслись стремительные синие машины. Воин в развевающемся зеленом плаще, заколотом булавкой в форме белой розы, приблизился к ним, сжимая рукоять вложенного в ножны меча.

Капитан космодесантников снял шлем.

— Четвертая рота готова к обороне Ольцетина, — сказал Уриил Вентрис.

Часть третья Яркие звезды на небосклоне битвы

Глава пятнадцатая

Атака на Ольцетин началась уже всерьез, когда рассвет окрасил небо на востоке первыми лучами. Передовые разведчики обнаружили присутствие многочисленных целей в воздухе, но от стрелков имперских пушек-перехватчиков никакой реакции не последовало. Завыли сигналы тревоги, усталые солдаты заставили себя подняться с коек, но никто не посмотрел вверх.

Предупрежденные отрядами, бежавшими из захваченного Пракседеса, защитники Ольцетина по-прежнему смотрели в землю, когда небо обожгли слепящим белым светом первые залпы.

Небо запылало смертоносным заревом, и боевые машины тау двинулись вперед. «Каракатицы» и «Рыбы-молоты» пошли по мостам, отряды жалокрылов носились над головами. Если тау надеялись одолеть защитников города мостов с помощью той же уловки, что сработала в Пракседесе, их ждало горькое разочарование.

Ужасная иллюминация в небе поблекла, и был отдан приказ открыть огонь.

Танки и пушки-перехватчики наполнили небо над Ольцетином взрывающимися снарядами и сбили десятки летательных машин тау. Сверху падали разбитые «Барракуды» и огромные «Тигровые акулы», их изящные корпуса были разнесены ревущим водоворотом брызжущей шрапнели и огня.

Пострадала не только авиация тау. Ожидая, что защитники Империума будут ослеплены и дезориентированы, тау наступали, не заботясь об осторожности. Сокрушительный залп из тяжелых орудий, безупречно рассчитанный, немилосердно ударил по наступающему врагу. Машины тау были разбиты, сидевшие в них воины уничтожены, не сделав ни единого выстрела, их танки даже не успели прицелиться.

За считанные мгновения натиск тау был остановлен, удар имперских сил пришелся словно прямо в живот самоуверенного боксера. Десятки боевых машин были разрушены, сотни огненных воинов убиты еще до начала битвы, и то, что планировалось как решительный удар, таковым отнюдь не стало.

Командование тау отреагировало на изменившиеся обстоятельства без паники, с пугающей быстротой. Танки перестроились, используя рельеф местности и разнообразные прикрытия, чтобы перейти в наступление резкими рывками: пока одна группа стреляла, другая неслась вперед.

Жалокрылы обрушились с неба все вместе, чтобы воспрепятствовать усилиям обороняющихся, с боков их окружали группы сверкающих дронов. Через считанные минуты залпы пошли один за другим, снаряды попадали на удивление точно и убивали всякий раз десятки гвардейцев и солдат СПО.

Стоило битве разгореться по-настоящему, план атаки тау стал вполне понятен, и когда наступление на имперские линии пошло полным ходом, удар приняли на себя траншеи, редуты и блиндажи на подступах к Диакрийскому мосту.

Грохот от залпов «Грома» стоял оглушительный, он отражался от стен ущелья. Некоторые снаряды летели вниз и разрывались в рядах тау, другие буравили землю и взрывались под тонкими гравитационными пластинами, поддерживающими в воздухе плавучие танки тау.

Броня ломалась, тела горели, но силы ксеносов продолжали наступать. Так близко к мостам укрытий практически не было, и врагу пришлось идти напролом. Над головой носились снаряды, ударяя в защищающий войска Империума вал, но без возможности целиться они лишь разбрасывали землю.

Лезть прямо на пушки хорошо подготовившегося и решительного противника — не самая приятная ситуация, в какой может оказаться командир, и Уриил хотел заставить тау заплатить за их самонадеянность. Большая часть Четвертой роты охраняла южный мост Ольцетина, совершенно очевидно — слабое место обороны. Зная, что тау нагрянут именно туда, Уриил направил своих бойцов усилить ряды Сорок четвертого и попытаться заставить тау перейти к западному бастиону, где их ждал капеллан Клозель со своими штурмовиками.

Уриил взобрался на стрелковую ступень земляного вала, позади которого укрывался вместе с защитниками города. Он высоко поднял болтер, чтобы всем было видно, и закричал:

— Вперед! За Павонис с отвагой и честью!

Сотни солдат в пределах досягаемости звука повторили его клич, выскакивая из окопов, чтобы присоединиться к нему. То, что космодесантники из столь славного ордена шли в бой с ними, служило для этих людей впечатляющим символом их решимости сопротивляться врагу любой ценой, и Уриил знал, что их воодушевляет само его присутствие. Никто из бойцов Сорок четвертого или СПО не хотел проявлять слабость в присутствии лучших воинов Императора, и они были готовы биться до последнего вздоха, чтобы доказать свою доблесть.

Уриил перекинул болтер через край насыпи и наметанным глазом заметил ход атаки тау как раз вовремя, чтобы щелкнуть затвором. Его космодесантники заняли позиции рядом с ним, сотни гвардейцев выстроились на защиту Диакрийского моста, топая тяжелыми сапогами. Знамена развевались, крики сержантов и офицеров доносились сквозь грохот взрывов и треск выстрелов тау.

— Мы бьем их! — крикнул полковник Лоик, взбираясь на стрелковую ступень рядом с Уриилом.

— Пока что, но они скоро приспособятся и попробуют другую тактику.

— Они попытаются удержать нас на месте с помощью отрядов, которыми можно пожертвовать, и тем временем продолжат наступление.

Уриил удивился проницательности Лоика и кивнул.

— Подозреваю, это может случиться в любой момент.

— Сдается мне, вы правы, — сказал Лоик, подняв голову.

Уриил проследил за взглядом полковника и услышал шум хлопков, будто из пещеры вылетели полчища летучих мышей. Высоко вверху небо наполнили голубые создания в хитиновых панцирях, с узкими крыльями и отвратительными насекомообразными головами. Они сыпались градом — легковооруженный десант, готовый прорвать имперскую оборону достаточно надолго, чтобы их хозяева тау успели подойти.

— Жалокрылы! — крикнул Уриил. — Резерв, сбивайте их!

Группы огневой поддержки, расположенные за линией фронта, открыли огонь — их оружие было нацелено в небо как раз на случай вот таких обстоятельств. Лазерные болты взмыли вверх, и крики раненых ксеносов перекрывали грохот залпов, пока не вступили пушки-перехватчики и тяжелые, установленные на куполах «Химер» «гасители».

— Это не остановит их всех, — сказал Лоик.

— Вероятно, но должно задержать многих.

Уриилу было приятно видеть по лицу Лоика, что тот не боится. Может, и имело место политическое назначение, но он оказался смелым человеком. Уриил снова перевел внимание на линию фронта, где имперские пушки громили боевые машины тау. Осознав, что их машины — смертельные ловушки, многие командиры тау приказали солдатам перейти в пешее наступление. Уриил увидел, как воины тау бросками передвигаются вперед под прикрытием воронок и разбитых танков. По полю, изрытому пулями и выжженному, прокатывался волнами дым.

Вслед за огненными воинами сквозь дым двигались более массивные боевые скафандры, их продвижение отмечали голубые огни реактивных двигателей. Пересчитать их было невозможно, но Уриил понял, что приближается более чем грозная сила.

— Боевые скафандры идут, — сказал он, передавая сообщение по воксу другим Ультрамаринам. — Снимайте тяжелые единицы, где возможно.

Его воины дали знать, что поняли приказ, и тяжелый грохот болтеров зазвучал вдоль линии обороны. Расстояние между двумя армиями сократилось, и испепеляющая буря огня и взрывов обрушилась на имперскую линию обороны. Выстрелы тау ударили в земляную насыпь и отбросили солдат Империи назад — броня не спасала от мощных зарядов энергии.

Грохот битвы прервали крики — ужасающие мучения людей и столь желанные страдания их инопланетных врагов. Оба дредноута Ультрамаринов, брат Зет и брат Сперит, бродили вдоль редутов, усиливая своей невероятной огневой мощью участки, где тау наступали особенно упорно. Шум от выстрелов их оружия звучал, как гром богов, лазерные болты били подобно молниям с небес.

Трупы усыпали землю перед линией обороны, по полю боя проносилось пламя от подожженных резервуаров с горючим и кухонного снаряжения. Уриил посылал потоки разрывных снарядов в ряды тау, каждый залп выкашивал несколько вражеских воинов, хотя на их место приходили все новые и новые.

Для этого он и был создан — для праведного боя с врагами человечества, и Уриил преисполнялся яростной гордостью за свою способность сеять смерть. Он быстро глянул по сторонам — космодесантники с мрачной безжалостной точностью палили в тау. Они бились геройски, каждый был достоин стать героем поэм и песен. Но никто не искал славы ради нее самой, лишь во имя Императора и ордена.

Среди них с равным пылом сражались солдаты Сорок четвертого Лаврентийского и СПО Павониса. Как и предполагал полковник Лоик, огня резервов и пушек-перехватчиков оказалось недостаточно, чтобы предотвратить нашествие жалокрылов, и из-за линии имперской обороны хлынул орудийный огонь.

Полковник Лоик тоже видел, как разгорается бой. Командир СПО палил из пистолета в голубокрылых ксеносов и яростно врезался в ряды пришельцев. Вопреки создавшемуся ранее у Уриила впечатлению, он действительно безукоризненно владел силовым мечом. Заряженное энергией лезвие прорубало в рядах противника кровавую тропу. Лоик заметил Уриила и поднял меч, чтобы отсалютовать ему, прежде чем снова двинуться в кровавое месиво.

Космодесантники привносили в любое сражение не только свое впечатляющее мастерство бойцов. Даже мысль о том, что они собой представляли, воодушевляла союзников и делала их самих столь грозными. Адептус Астартес служили символом имперской мощи, проводниками воли Империума там, где это было нужно Императору.

Это делало космодесантников силой, невероятной с учетом их количества. Человека можно было одолеть, но космодесантник был непобедим и неостановим. Тау узнали об этом во время кампании на Зейсте и, похоже, должны были получить второй урок на Павонисе.

Уриил наклонился, чтобы сменить обойму в болтере, и сделал это быстро, без единого лишнего движения. Яркая вспышка перегретой плазмы пронеслась по рядам, засыпав его оплавленными комками земли. Два космодесантника упали со стрелковой ступени, отброшенные мощным взрывом, и изрядно побитый боевой скафандр пробился через разрушенный парапет. Его оружие оставляло светящийся дымный след.

Группа боевых скафандров последовала за ним, рассредоточиваясь веером; изрыгающие огонь пушки зачищали большие участки насыпи от защитников. Вокруг них собрались огненные воины, и Уриил немедленно оценил опасность. Он закинул болтер за плечо, огляделся в поисках того, кого мог позвать на помощь. Выхватив меч, он помчался по стрелковой ступени на врага.

— Отделение «Вентрис», за мной! Брат Сперит, ты нужен мне здесь!

Леарх прижался к земле. Вереница танков тау прошла так близко от него, что он смог бы подбежать и всадить заряд в ближайшую машину, прежде чем водитель успел бы отреагировать. На ходу антигравитационные двигатели послали волну теплого воздуха, всколыхнувшую его камуфляжный плащ, и неприятно чужой запах разогретого металла. Близость пришельцев угрожала вывести его из равновесия, но он жестко подавил в себе растущий гнев и отвращение.

Он знал, что они на задании, но чем дальше продвигался со своими скаутами на юг, тем призрачнее становились шансы успешно завершить его. Буквально каждый километр сержант Иссам по воксу приказывал всем ложиться. Леарх был скаутом много лет назад, и с каждой боевой единицей врага, от которой приходилось прятаться, он вспоминал, почему в свое время так обрадовался, когда ему даровали статус полноправного Астартес.

Танки скрылись из виду, и Леарх уже в который раз сбросил плащ и вскочил на ноги. Его доспех был в грязи, и он с гримасой отвращения стряхнул листья и землю с полированных пластин. Это что, Уриил так наказал его за тщеславие?

Леарх немедленно отбросил эту мысль как недостойную и глубоко вдохнул, успокаиваясь и читая про себя катехизис верности, дабы усмирить гнев, и тут показался Иссам, пробирающийся сквозь высокие папоротники к собравшимся скаутам.

Леарх поднял взгляд в небо. Со стороны океана тянулись тучи. Холодный ветер нарастал, и Леарх почувствовал, что будет гроза.

— Лежи! — прошипел Иссам, подбегая пригнувшись.

Леарх упал на живот и натянул плащ на закованное в броню тело. Иссам упал рядом с ним на мокрую землю, прищурившись, поглядел на море и потянул Леарха за плащ, чтобы прикрыть его полностью.

— Не волнуйся, — сказал Леарх, — они прошли.

— Буря приближается, — сказал Иссам, словно не слыша его. — Судя по всему, серьезная.

— Да уж, — кислым тоном согласился Леарх. — Очередная приятная новость.

— Это поможет нам продвигаться незамеченными.

— Надеюсь. Тогда давай дальше.

Иссам положил руку ему на предплечье и покачал головой.

— Нет, мы подождем в этой низине несколько минут.

Леарх обозлился.

— У нас задание, Иссам, и мы не можем позволить себе терять время на отдых. Нам надо завершить дело и вернуться к боевым братьям.

— Мы не отдыхаем. Мы ждем на случай, если еще не прошел арьергард.

Леарх выругался вполголоса, но ничего не сказал. Пошел слабый дождь. Наконец очередной танк «Рыба-молот» в сопровождении пары шустрых разведмашин проследовал мимо их укрытия по той же дороге, что и тяжелые танки.

Теперь Иссам, довольный, что тау прошли, мог отдать приказы скаутам, сопровождая их резкими жестами. Леарх поднялся и присел на корточки, разминая руки и глядя на юг.

Леарх глянул на Иссама, сердитый на себя за то, что не подумал об арьергарде, и на то, что его не пускали в бой.

— И что, далеко, по-твоему, до Пракседеса? — спросил он, даже не думая извиняться.

Иссам достал сложенную карту из мешочка на поясе. Карта была ламинированная, вся в значках, которые Леарх вроде должен был понимать, но значение всех этих контуров, символов и цветов ускользало от него. Иссам показал на Пракседес и провел пальцем на север.

— Судя по тому, сколько, по моим прикидкам, мы прошли, еще дня два, но, может, и дольше, если нам придется опять прятаться от тау.

— Три дня, да за это время войну можно проиграть!

— Тем не менее быстрее не получится.

— Слишком долго. Надо бы побыстрее.

Сержант скаутов расправил плечи.

— И давно тебя сделали полноправным Астартес?

— Девяносто лет назад, туда-сюда. А что?

— Некоторым воинам нравится красться, тягаться умом с противником в игре теней за линией фронта, но не тебе. Тебе не подходит быть скаутом, больше не подходит.

— Вот уж правда. Я намного более прямой боец. Хочу лишь встречать своего врага лицом к лицу и клинок к клинку, там, где можно испытать отвагу и подтвердить честь. Это задание — прямая противоположность всему тому, что близко мне.

— Ты забываешь свой предыдущий урок. Тебе не терпится дать бой тау.

— О да, всем своим существом. Желание атаковать эти танки едва не пересилило меня, но если изгнание и возвращение Уриила научило меня чему-нибудь, то как раз тому, как глупо не следовать учениям Кодекса Астартес.

— Это напомнило тебе о том случае, Леарх, — сказал Иссам, — но никогда не забывай этот урок, будучи скаутом Астартес. Забыть о Кодексе, будучи отрезанным от своих братьев, — верный путь к гибели. Если бы ты напал на те танки или вышел из укрытия, мы уже были бы трупами.

— Знаю, — отрезал Леарх. — Я не новичок только что из училища.

— Вот об этом я не забываю. Будь оно иначе, ты послушал бы меня и проявил уважение. Кажется, ты забыл, что я тоже сержант.

Леарх почувствовал, что едва укрощенный гнев вновь грозит овладеть им, но снова возобладал железный самоконтроль. Он вел себя просто смешно. Иссам был прав.

— Прости, брат. Конечно, ты прав. Приношу извинения.

— Принято, — мягко сказал Иссам. — Вот только добраться до Пракседеса и спасти доброго губернатора — отнюдь не самая большая проблема.

— Танки, которые прошли мимо нас?

— Именно.

— Сколько ты насчитал на этот раз?

— Включая арьергард, тринадцать машин: четыре «Рыбы-молота», три «Небесных ската», шесть «Каракатиц». Отряды все растут.

— Ну да, и вооружены все тяжелее. Что скажешь?

— Многовато для разведмиссии или простого набега. Это полноценный марш-бросок.

— Вот чего я боюсь. Надо сообщить Уриилу.

— Кодекс гласит, что дабы остаться незамеченным, скаут не должен говорить по воксу за линией врага.

— Я знаю, но если мы ничего не сделаем, наших братьев обойдут с флангов и окружат. Их уничтожат, и эта война закончится безотносительно того, вернем мы губернатора или нет.

Иссам кивнул.

— Тау практически наверняка отследят такой сигнал.

— Это шанс, которым надо воспользоваться, — сказал Леарх, чувствуя, как убеждения, на которых зиждилась его жизнь, тают одно за другим.

Первый боевой скафандр сошел со стрелковой ступени, и «Химера» взорвалась от попадания плазменного заряда, прошившего ее корпус как раз под орудийной башней. Полковник Лоик и бойцы Сорок четвертого отреагировали на угрозу, но закрыть брешь не смогли. Это было под силу лишь космодесантникам. Уриил и его люди пробивались сквозь хаос битвы к бреши — огненные воины уже штурмовали земляную насыпь.

Боевые скафандры заметили их и развернулись навстречу. От них требовалось всего лишь задержать космодесантников на минуту — и латать брешь было бы уже слишком поздно.

Голос, наполненный древней мудростью и полнейшим бесстрастием, прозвучал в воксе:

— Я с тобой, капитан Вентрис. Вступаю в бой.

Слепящая вспышка света вылетела из-за спины Уриила, и верхняя часть боевого скафандра взорвалась, словно от разряда горизонтально ориентированной молнии. Дымящаяся оболочка простояла еще несколько секунд, прежде чем перевалиться через парапет. Еще один выстрел снес другой машине голову и наплечное орудие, третий пробил в груди очередного боевого скафандра рваную дыру.

Меч Уриила раскроил панцирь на груди ближайшего боевого скафандра, и капитан был вынужден тут же уклониться от разящего кулака второго противника. Тяжелый удар задел его бедро и заставил пошатнуться. Он упал на одно колено, и враг был отброшен обратно к уступу могучим ударом, проломившим ему грудь.

— Осторожней, капитан Вентрис, — прогремел брат Сперит через установленные на саркофаге аугмиттеры. — Твоя броня с моей не сравнится.

Брат Сперит, чья смертная плоть была практически уничтожена на кишащем демонами Траксе, возвышался над Уриилом, бронированный корпус дредноута напоминал железный блок, которому придали форму, позволяющую воевать.

Орудийный огонь тау отразился от брони Сперита, не причинив ему вреда, и чудовищный кулак с треском разнес очередной боевой скафандр, когда дредноут врезался в ряды тау. Для артобстрела такого расстояния явно не хватало, и тау не могли устоять против близкой живой ярости дредноута Астартес.

Уриил пригнулся, пробираясь сквозь гущу боя; он использовал мощную фигуру Сперита, чтобы проложить дорогу в рядах боевых скафандров. Его боевые братья выстроились веером вокруг него, стреляя в брешь, и потеснили огненных воинов, пытающихся пробиться под прикрытием боевых скафандров. Залпы из болтеров по близким целям превратили брешь в огненный ураган взрывов, в котором не мог уцелеть никто. Тау кричали, сквозь звуки канонады слышалось влажное чавканье попаданий в живую плоть.

Уриил слышал лишь взрывы и яростный лязг металла о металл. Он отсек ноги очередному боевому скафандру и замахнулся мечом, прежде чем вонзить его в грудь противника. Опыт научил его, что головной отсек этих машин не соответствует голове пилота, он провернул меч, и клинок покраснел от крови тау.

Наконец врагов больше не осталось, и Уриил быстро оглядел поле боя. Полковник Лоик со своими людьми занял позицию на стрелковой ступени и посылал в тау один залп за другим. Зелено-золотое знамя гордо реяло над битвой, и Уриил кивнул полковнику СПО, когда брат Сперит сокрушил последний боевой скафандр.

Космодесантники охраняли брешь, пока землеройные машины заделывали ее.

Уриил взял болтер, проверил заряд и снова поднялся на стрелковую ступень. Лоик приветствовал его широкой улыбкой, лысый череп покрывали капли пота и крови. Грудь офицера взволнованно вздымалась, и он хлопнул Уриила по предплечью ладонью, затянутой в перчатку.

— Клянусь Императором, мы сделали это! — закричал он. — Не думал, что справимся, но будь я проклят, если мы не смогли расквасить им нос, — и они это нескоро забудут.

Еще раз окинув взглядом поле боя, Уриил невольно согласился. Рассветные лучи разливались по пустоши, усеянной трупами и обломками техники, хотя ползучие клубы дыма не позволяли в полной мере оценить масштаб резни. Первая битва за Диакрийский мост была выиграна, но цена оказалась высока. Сотни защитников пали, однако тау понесли куда большие потери. Уриил насчитал примерно пятьдесят горящих танков и прикинул, что убиты около тысячи тау.

Полковник Лоик вытер лезвие сабли о тунику павшего солдата тау и вложил ее в ножны. Он осмотрел поле боя вслед за Уриилом.

— Они скоро опять придут, верно?

— Да.

— Тогда нам надо готовиться к следующей атаке, — сказал Лоик и жестом подозвал к себе вокс-оператора. — Я распределю резервы боеприпасов и организую доставку воды и провианта.

— Это займет слишком много времени. Придется довольствоваться тем, что у нас есть.

— Нет, я заранее разместил запасы прямо за нашими позициями, — объяснил Лоик, одновременно продолжая отдавать приказы по воксу. — Там наши нестроевые солдаты, они все привезут за пять минут.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — отметил Уриил, впечатленный дотошностью полковника.

— Обычная логистика, — скромно сказал Лоик. — Даже самый отважный боец не сможет сражаться, если горло пересохло, а боеприпасы закончились, верно?

Уриил кивнул.

— Я недооценил вас, полковник Лоик, и должен принести свои извинения.

Лоик отмахнулся, хотя заметно было, как он доволен.

— Так как, по-вашему, они будут атаковать нас на этот раз, капитан Вентрис?

— Осторожно. Они уже проявили самоуверенность и не допустят эту ошибку во второй раз.

— Капитан Гербер сказал, что тау не совершают ошибок.

— Совершают, но никогда не повторяют.

Дженна смотрела, как Миколу Шонаи волокут из камеры, босые изувеченные ноги оставляли на влажном полу блестящие кровавые следы. Тело женщины превратилось в сплошное кровавое месиво, и тайны, оставшиеся в ее мозгу, последовали за ней в могилу.

Два силовика с опущенными зеркальными визорами унесли ее, и Дженна почувствовала свинцовую тяжесть в желудке при виде тела бывшего губернатора, зная, что на ней лежит часть ответственности за смерть Миколы Шонаи.

Она видела Куллу в дверях камеры, раздетого по пояс и смывающего пот водой из помятого медного кувшина. Ее охватил гнев, и она ворвалась в камеру, руки сами тянулись к горлу проповедника.

Кулла при виде ее улыбнулся, лицо его несло печать блаженства и покоя, как у человека, выполнившего свой долг. Борода и кулаки были перемазаны запекшейся кровью.

— Ты убил ее, — сказала Дженна. — Ты забил ее до смерти.

— Да, и варп навсегда поглотит ее грязную душонку. Возрадуйся, судья Шарбен, ибо в Империуме стало одним еретиком меньше. Такие деяния обеспечивают нашу безопасность.

— Безопасность? — прошипела Дженна. — Ты у нее что-то узнал? Что-то, что поможет отразить натиск тау?

— Ничего, кроме того, в чем она созналась при аресте, — признался проповедник, вытираясь льняной тряпкой, — но такая порочность обеспечила ей долгую мучительную смерть. Жаль, что она не была еще более долгой и мучительной. Не согласна?

Дженна увидела, как лицо Куллы преображается: спокойствие сменилось чем-то отвратительным, ящероподобным. В глазах светился хищный голод, он явно ждал, что Дженна сморозит глупость и окажется на месте Миколы Шонаи на привинченном к полу стуле.

— Она заслужила смерть, и мы на этом сошлись, — сказала Дженна, тщательно выбирая слова, — но смерть согласно имперскому правосудию. Ее должна была объявить виновной судейская коллегия и казнить — специально назначенные властями лица.

— Я уже говорил тебе, Шарбен, Император наделил меня властью, — напомнил Кулла, протолкнулся мимо нее в дверь и покинул камеру. — Есть ли власть выше?

Дженна пропустила его и села на корточки, выводя пальцами спирали в кровавой луже на полу. Кровь была липкая и еще теплая. Здесь погибло человеческое существо, женщина, которую она уважала, которой восхищалась. Действия Миколы Шонаи приговорили ее, и Дженна не сомневалась, что такое преступление должно караться смертной казнью.

Заслуживала ли она такой смерти — быть зверски забитой безумцем, который претендовал (весьма сомнительно) на прямую связь с Императором? Имперский закон был суров и безжалостен, но не без причины. Без такого контроля человечество стало бы легкой добычей мириад существ и опасностей, поджидающих со всех сторон. Такая жесткость была жизненно необходима, но Дженна всегда верила, что закон должен быть еще и справедлив.

Кровь на ее пальцах опровергала это убеждение, и она почувствовала, как растет гнев на Куллу. Проповедник сокрушил основу ее представлений о мире, но это было еще не самое страшное.

Хуже всего было то, что она ему позволила.

Она ненавидела Куллу, но еще сильнее ненавидела собственное соучастие в его действиях. Он вовлек ее в свое варварство, и она стояла рядом, ничего не предпринимая, даже когда знала, что так поступать нельзя.

Дженна подняла руку, растирая между пальцами липкую кровь. Затем посмотрела на бронзового орла на дальней стене камеры. Считалось, что он напоминает приговоренным, от чего они отреклись и кто смотрит на них с осуждением.

Он напомнил Дженне, кому и чему она служила.

Кулла заявлял, что работает по распоряжению верховной власти, но и Дженна — тоже?

Она встала, решительно развернулась и вышла из камеры, в сердце рос колючий кристалл гнева. Дженна извлекла электрошоковую булаву из футляра за плечом и зашагала по темным коридорам Стеклянного дома на звук грохочущего голоса Куллы. Он был в секторе, занятом пленными тау, и Дженна чувствовала, как ее странное спокойствие рассеивается, по мере того как этот голос становится громче.

Наконец она вошла в просторное помещение, где держали тау. Группа из одиннадцати унылых пришельцев была заперта в камерах размером два на три метра, освещаемых днем и ночью. Пожитки пленных хранились в кордегардии напротив камер, как и бесчисленные орудия пыток.

Стоящего перед камерами Куллу Дион облачал в изумрудную ризу, Аполлония же принесла из кордегардии несколько орудий пыток. Ножи, пилы, клещи, инструменты для нанесения ран и прижигания были разложены на длинном металлическом подносе на прикрепленном к полу хирургическом столе. Эвисцератор Куллы был прислонен к столу, словно любимая прогулочная трость, и Дженну поразила эта случайная деталь.

Третий силовик, чье лицо нельзя было разглядеть под зеркальным визором, держал одного из пленных. Остатки срезанных белых волос подсказали Дженне, что это женщина по имени Ла'тиен, первая пленница, приведенная в Стеклянный дом. Руки тау были связаны спереди, и Дженна увидела, что ее дерзость и ненависть не угасли. В углу помещения предоставленный Ультрамаринами сервитор ксенолексикона стоял неподвижным свидетелем происходящего.

Кулла вздохнул, когда Дженна вошла.

— Если ты пришла не за тем, чтобы помочь обрушить гнев Императора на этих жалких скотов, тебе здесь не место. Уходи, женщина.

— Я здесь, чтобы остановить тебя, Кулла.

Тон Дженны был спокоен и выдержан.

— Остановить меня? — засмеялся он. — С чего бы? Это грязные ксеносы. Ты же не можешь сказать, что считаешь их достойными милосердия?

— Верно, не считаю, но вы нарушили Закон Империума тем, что сделали с Миколой Шонаи, и я здесь, чтобы свершилась справедливость.

— Справедливость? — осклабился Кулла. — Бессмысленное понятие перед лицом врагов нашего вида. Что знает о справедливости ксенос или еретик? Оставь свои мелочные понятия для детей и простаков, Шарбен. Я имею дело с грубой реальностью, и у меня работа.

— Больше нет, — заявила Дженна и встала между проповедником и камерами. — Дион, Аполлония, отойдите от прелата Куллы.

Оба бойца колебались, разрываясь между преданностью командиру и недавно впитанными страхом и почтением перед Куллой. Дженна почувствовала, что сцена затягивается, и поднесла палец к кнопке булавы. Часть ее ужасалась нападению на проповедника Империума с оружием в руках, но то, что сделало ее судьей в Адептус Арбитрес, знало: это верное направление действий.

Дион и Аполлония не пошевелились, и губы Куллы изогнула усмешка.

— А я говорил тебе, что это я здесь командую.

Дженна нажала на кнопку и обрушила булаву на лицо Куллы.

Глава шестнадцатая

Проповедник лаврентийцев обмяк от неожиданного удара, и Дженна решилась нанести второй. Она не могла себе позволить ждать, пока Кулла очухается, ее оружие описало дугу — и он упал без чувств. Собственно, удара-то и не было.

Боец Дион сбил ее с ног, так, что она на миг перестала дышать. Она покатилась с ним по полу, он схватил ее за запястье и попытался выбить у нее из руки булаву. Дженна увернулась и ударила его коленом в пах. Дион выдохнул сквозь зубы, но не выпустил ее, прижимая всем весом к полу.

— Какого хрена ты делаешь! — заорала на него Дженна. — Я твой командир!

Дион не ответил — он благоразумно воспользовался шансом перевести дыхание. Он ударил ее лбом в нос, и она почувствовала, как хрустнул хрящ. Рот наполнился кровью, перед глазами разорвались яркие вспышки. Дион пытался повторить, но она вывернулась, и он ударился головой об пол.

Силовик взвыл от боли, и Дженна высвободила левую руку. Она впечатала кулак в горло Диона. Он захрипел, и хватка на другой ее руке ослабла. Дженна услышала тревожные крики и звуки борьбы где-то рядом, но не могла отвлечься ни на секунду, чтобы посмотреть, что происходит вокруг.

Ненавидя то, что делает, она размахнулась булавой, ударила Диона по голове сбоку и наконец вырубила его. Едва дыша, она выбралась из-под его обмякшего тела и внезапно услышала сердитый рев запущенного эвисцератора. На миг она замерла, врожденный страх перед этим чудовищным смертоносным оружием сработал как ведро холодной воды.

Как же Кулла так быстро пришел в себя? Должно быть, он обладает поистине нечеловеческой живучестью, если не потерял сознание даже после удара электрошоковой булавой по лицу. Ужасный вопль напомнил комнату, такой громкий и исполненный муки, что и представить невозможно. Это был крик человеческого существа, испытывающего нестерпимую боль и чистый, беспримесный ужас. Звук, который внезапно прервался и сменился еще более ужасным шумом.

Дженна поднялась на колени. У нее закружилась голова, и ее едва не вырвало. Она увидела Куллу все еще на полу, с обожженным энергетическим полем булавы виском. Кто же запустил эвисцератор?

Кровь веером брызнула вверх и попала Дженне на лицо. Она сморгнула ее и разглядела сквозь пелену крови и слез источник ужасного крика. Силовик, который держал пленную тау, стоял на коленях, практически разрубленный надвое.

Ревущее лезвие цепного меча Куллы погрузилось в его живот, пройдя ключицу, ребра и грудину. Дженна пронзительно закричала, когда оружие извлекли, и человек распался на две части.

Она уловила движение краем глаза. Аполлония поднимала дробовик. Эвисцератор описал дугу и рассек ствол, прежде чем она смогла выстрелить. Лезвие впилось в плечо Аполллонии, и зубцы сокрушили пластил, сетчатую материю, мясо и кость, отпиливая ей руку в брызгах искромсанной плоти.

Аполлония упала, кровь хлестала из ее плеча, как из поврежденного шланга.

Она была мертва еще до того, как упала на пол. Дженна с трудом поднялась и нажала кнопку тревоги на поясе. По всему Стеклянному дому завыли сирены.

Ла'тиен приблизилась к ней. Дженна обогнула хирургический стол, чтобы отгородиться от нее и выиграть хоть немного времени. Гигантское оружие смотрелось совершенно неуместно в руках тау, едва способной поднять его, но Дженна не сомневалась, что ненависть даст ей достаточно сил, чтобы управиться.

Ее взгляд метнулся к Кулле и Диону, но они совершенно утратили способность сражаться. Дженна была предоставлена сама себе, пока другие силовики не прибежали на сигнал тревоги.

Она и тау продолжали ходить вокруг стола, комнату наполнял оглушительный рев огромного цепного меча. Дженна старалась не думать о том, как больно будет умирать под этим страшным лезвием.

— Все кончено, — сказала она. — Положи оружие.

Из угла сервитор ксенолексикона повторил ее слова.

Вместо того чтобы атаковать, Ла'тиен попятилась в сторону камер и обрушила огромный меч на замок ближайшей двери. Он разлетелся дождем искр: адамантиевые зубцы рвали металл, как мягкую древесину.

Дверь распахнулась, и выбежал один из пленных тау. Эвисцератор снова опустился, и еще одна дверь была открыта. Взгляд Дженны метнулся к главному входу, но других силовиков не было видно.

Эвисцератор снова врезался в замок, хотя тау, вышедший из этой камеры, явно не был воином. Выше остальных, он обладал выправкой и достоинством, которого недоставало прочим пленным. Этот тау сказал соплеменникам несколько слов, и Дженна увидела, как его речь действует на них. Воинственное выражение их лиц смягчилось, глаза немного расширились, словно с ними говорил почитаемый святой или воплотившийся бог. Сервитор повторил слова на имперском готике, но рев эвисцератора заглушил их.

Один из тау подхватил булаву Аполлонии, другой — оружие Диона. Они начали расходиться, намереваясь окружить ее, и хотя их лица не были схожи с человеческими, она прочла ненависть в их глазах.

Ситуация уже складывалась явно не в ее пользу, а теперь, когда тау стало больше, попытка обороняться означала верную гибель.

Дженна развернулась и выбежала из комнаты.

Ла'тиен увидела, что женщина-палач побежала, и хотела погнаться за ней, но ее удержали за руку. Она сердито обернулась, собираясь возмутиться, но слова застыли в глотке: перед ней был Аун'рай.

— Отпусти ее, — велел Божественный, и Ла'тиен немедленно деактивировала меч, отобранный у крикливого гуэ'ла, так наслаждавшегося ее болью и унижением. — Наша первая цель — побег, а не месть. Месть бессмысленна и лишь отвращает нас от служения Высшему Благу.

— Разумеется, почтенный Божественный, — сказала Ла'тиен, склонив голову, — ради Высшего Блага.

Аун'рай повернулся к освобожденным тау:

— Наши захватчики скоро вернутся, а мы должны добраться к нашим товарищам. Принесите мои клинки почета.

Приказ его вроде бы не был обращен к кому-то конкретному, но воин по имени Шас'ла'теро отправился в комнату, расположенную напротив камер, и все без пояснений поняли, кто именно подразумевался. Один воин тау забрал связку ключей у погибшего палача и начал открывать камеры, до сих пор остававшиеся запертыми.

За считанные мгновения в комнате собрались пятнадцать тау, и Шас'ла'теро вернулся с парой коротких жезлов цвета карамели. Аун'рай принял их, коротко кивнув.

Аун'рай повернул оба драгоценных камня и нажал на них. Они загорелись светом, который мигал все быстрее и быстрее.

— Охраняйте вход, — приказал Аун'рай. — Наши товарищи, служители Высшего Блага, уже на пути сюда.

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали с ними? — спросила Ла'тиен, показав туда, где лежал один из тюремщиков в зеркальном шлеме рядом с бесчувственным бритоголовым бородатым палачом.

— Убей их, — сказал Аун'рай.

В семидесяти километрах к северу капитан Медерик бежал со всех ног, спасая свою жизнь. Шестое чувство подсказало ему спрятаться за ствол дерева — и тут же послышался резкий, противный треск винтовки круута. Рядом с его головой вырвало кусок древесины, и лишь очки спасли его глаз от острых щепок, полетевших в лицо.

Он пригнулся и проверил, заряжено ли оружие. Наполовину. Достаточно, чтобы не дать преследователям поднять головы. Не распрямляясь, Медерик обогнул дерево и выпустил несколько пуль. Быстро целясь в движущиеся пятна на фоне высокой травы и поросших кустами холмов, он не ожидал точного попадания, но надеялся, что достаточно пугнет пришельцев, чтобы выиграть время.

Мужчины и женщины в тускло-зеленой форме разведчиков Сорок четвертого метались по холмам и рощам, отчаянно пытаясь спастись от ловушки, расставленной на них охотниками-круутами.

Он должен был понять, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, что передовой наблюдательный пост на холмах Оусен выступает вперед слишком далеко, чтобы быть безопасным.

После предупреждения Ультрамаринов, что тау пытаются закрепиться на холмах к северу от Ольцетина, Сорок четвертый примчался из лагеря Торум, чтобы встретить угрозу лицом к лицу.

Тяжеловооруженные отряды шли немного позади пехоты, и Псы Медерика первыми вступили в бой. Тау перемещались стремительно, но Псы задержали первый их бросок: они устроили засаду на следопытов и расставили ловко замаскированные ловушки на пути вражеских танков. Командиры отрядов противника были убиты смертельно точными выстрелами снайперов, и наступление тау существенно замедлилось: каждую потенциальную засаду приходилось тщательно проверять.

Следопытов, посланных навязать им бой, сбивали с толку, ловили и убивали. Псы словно призраки двигались по окутанным дымкой холмам со всей осторожностью и мастерством, тяжело доставшимися им на полях сражений Восточного Предела. Медерик хорошо вышколил своих людей, и это высочайшее мастерство порождало уверенность, как ни у каких других бойцов полка.

«Вот это и погубило их», — мрачно подумал Медерик. Ничто не могло их задеть, никакие силы, посланные тау, не могли их поймать, никакой враг не мог ускользнуть от их оружия. «Как легко, — подумал он, — уверенность превращается в тщеславие». Медерик знал, что им следовало оставить наблюдательный пункт нетронутым, это было слишком просто, слишком соблазнительно.

Вопреки опасениям, он возглавил наступление — и в итоге они сами оказались под ударом.

Крууты буквально сыпались с деревьев и выскакивали из замаскированных ям, словно варвары или звери, или будто сам лес ожил. Розовые, словно освежеванные чудовища с грозными гребнями появлялись ниоткуда, все в грязи, с винтовками и штыками.

В первые же мгновения нападения из засады погибло десять человек, еще шесть — за последовавшие секунды потрясения, вызванного тем, что Псов перехитрили. Потом, наконец, включились выучка и интуиция, и, сообразив, что сражаться, оставаясь на месте, бесполезно, Медерик приказал своим людям с боем вырываться из ловушки. Кровь, штыки и чистая отвага прорвали петлю круутов, и вот прошло шестнадцать часов, а они все бежали.

Медерик осмотрел подлесок, не забывая следить и за верхними ветвями деревьев. Он заметил впереди движение и вскинул винтовку. С ветки на ветку с воем скакало чудище с гребнем из ярко-красных перьев, его гортанный боевой клич подхватывала сотня звериных глоток. Существо остановилось, уверенно присело на высокой ветке, и Медерик, пользуясь этим, нажал на спусковой крючок.

Его лазерная винтовка с треском выпустила заряд энергии, но круут уже был в движении, он пружинисто оттолкнулся и спрыгнул с ветки, опередив выстрел. Стрельба продолжилась: солдаты последовали примеру Медерика. Ответные залпы расщепляли деревья и рикошетили от камней.

Но Псы были слишком хороши, чтобы не сменить позицию после выстрела.

Медерик снова нырнул за дерево, когда на холме внизу показались три огромных создания. Больше, чем самые крупные гроксы, которых ему доводилось видеть, чем-то напоминающие верховых животных, на которых могли ехать на битву огры, существа представляли собой более плотно сбитую, четвероногую разновидность круутов. Они топали вперед на лапах толщиной в корпус Медерика и, кажется, были огромными вьючными животными, хотя по размеру их кулаков и ревущим клювастым мордам было заметно, что из столкновения с ними нелегко выйти живым.

На спине каждого стоял круут в длинном одеянии с тяжелой длинноствольной пушкой, установленной на массивном седле. Эти крууты заверещали и завопили, и при виде их зашумели и остальные.

Медерику не требовалась специальная подготовка разведчика, чтобы понять, что это плохая новость, и он бросился прочь из укрытия, когда красноперый вожак истошно выкрикнул приказ.

— Ложись! — рявкнул Медерик и сам бросился наземь.

Воздух раскололи грохочущие залпы, похожие на выстрелы винтовок круутов, но в сотню раз громче. Сверкающие болты пролетели по лесу, освещая все синими вспышками. Один ударил в валун и разнес его на куски, каждый из которых, словно смертоносный снаряд, уложил по полдюжины бойцов Медерика. Другой угодил в толстенное высокое вековое дерево и сломал его.

Медерик откатился, чтобы не оказаться под падающим стволом, в рот забились грязь и мелкие сучья. Несколько солдат все же были раздавлены. Он не видел, куда попал третий выстрел. Прогремели еще три залпа, и он услышал мучительные крики гвардейцев.

— Тайлор, Дерен, Минц, за мной! — заорал Медерик и вскочил на ноги. — Встаньте в линию и сбейте этих стрелков.

Трое его разведчиков сразу же обернулись и заняли позицию, вскинув винтовки на плечо и приникнув к прицелам. Минц выстрелил первым, его болт сбил одного артиллериста-круута со спины вьючного животного. Дерен пристрелил круута, пытающегося подняться и забраться назад.

Тайлор и Медерик одновременно выстрелили в грудь среднего артиллериста, и огонь круутских пушек ослаб. Им надо было перезарядить оружие, но, целясь в круута, пытающегося вернуться на место, Медерик понял, что это бесполезно. Красноперый вожак собирался окружить их. Передислоцироваться было просто некуда, и он надеялся, что эта последняя отчаянная оборона даст его людям время бежать.

— Продолжать огонь! — приказал он. — Нам осталось лишь несколько выстрелов, пусть ни один не пропадет даром!

Он уложил очередного круута и остановился, чтобы перезарядить винтовку. Деревья справа тряхнул взрыв, и Медерика бросило наземь. Он почувствовал вкус крови и грязи и огляделся, борясь с головокружением. Минц и Дерен лежали в сплошном месиве из крови и щепок.

Его винтовка была бесполезна — ложе треснуло, ствол изогнулся. Он потянулся за пистолетом и ножом, но портупею оторвало, а кобура опустела.

Лишь клинок был там, где следовало.

Что-то шевельнулось в клубах дыма, он вскочил на ноги и увидел совсем рядом красный гребень. Медерик, пошатываясь, пошел, держа наготове нож, с бешено бьющимся сердцем и всепоглощающим желанием убивать. Он рубил ножом дымную пелену, крича врагу, чтобы тот обернулся:

— Давай, ублюдок! Хотел сражаться — так иди сюда, чтоб тебя!

Вот… мелькнула крапчатая розовая плоть и ярко-красное пятно. Медерик рванулся туда, держа нож перед собой. Он подошел ближе и приготовился нанести удар. Затем дымка рассеялась, и он увидел Тайлора, пригвожденного к стволу его собственным боевым ножом. Его грудь была вскрыта, кровь из разбитой головы забрызгала бледную кору дерева.

— Император, помилуй! — прошипел Медерик, упав на колени. Он все еще слышал вопли круутов, но они звучали будто на расстоянии и приглушенно. Это акустический эффект, вызванный холмистым рельефом, или ему повредило слух при взрыве?

Затем он услышал другой звук — гулкий грохот на склоне холма. Глубокий, он сотрясал землю, отдаваясь во всем теле, словно начало землетрясения. Медерик подхватил выроненную Тайлором винтовку и зашагал на так хорошо знакомый ему звук.

Когда он поднялся на вершину холма, туман рассеялся, и он вышел из леса навстречу самому прекрасному зрелищу, какое мог вообразить: десятки боевых машин, выкрашенные в цвета Сорок четвертого полка. Жалкие остатки его Псов собрались вокруг танков, окровавленные, измученные, но несломленные.

Возглавлял колонну могучий «Отец Время», и на высокой башне «Гибельного клинка» стоял лорд Натаниэль Уинтерборн. Рука его была на перевязи, и кожа бледна, как у танкиста-ветерана, но форма выглядела безупречно и сияла гордостью и честью, которые символизировала. Зелено-золотой флаг Сорок четвертого с горделивым золотым всадником блестел на солнце, и Медерик почувствовал, как в уголках глаз собираются слезы.

— Капитан Медерик! — позвал Уинтерборн, и он выпрямился и зашагал к громадному танку, мотор которого урчал, словно могучее живое существо.

— Сэр, — сказал он, хватаясь за край танка, чтобы не упасть. Он заметил, что кто-то написал прямо на броне «мясорубка», и улыбнулся, несмотря на полное изнеможение.

— Вы чертовски хорошо поработали, капитан, — сказал Уинтерборн. — Задержали их достаточно, чтобы мы смогли пригнать тяжелую артиллерию из Брэндонских Врат. Всякие умники говорили, что это невозможно, но я послал их куда подальше. Если кто-то и способен удержать тау, то это Псы Медерика.

— Благодарю, милорд.

— А теперь накорми и напои своих людей, капитан. Если сообщение от сержанта Леарха соответствует действительности, то сейчас здесь будет жарко. Эти леса и холмы — не самая подходящая для нас местность, и мне понадобятся твои бойцы, чтобы уберечь танки от проклятых круутов и дронов-разведчиков. Задача понятна?

Медерик подумал о краснопером крууте и отсалютовал:

— Псы не покинут бой, коль скоро он начался.

Дженна щелкнула затвором дробовика и кивнула силовикам, ожидающим за ее спиной. Она прошла по переходу к двери в помещение, в котором забаррикадировались тау, за ней — пятнадцать человек в черной броне и шлемах с зеркальными визорами с таким же оружием.

По другую сторону от двери еще десять вооруженных людей осторожно двинулись вперед, зная, что там, позади нее, вооруженные пришельцы. У тау было не так много оружия, но после гибели Аполлонии Дженна не хотела рисковать. Она знала, что Кулла и Дион, скорее всего, мертвы. До Куллы ей дела не было, а вот смерть Диона легла на сердце свинцовой тяжестью, и она знала, что потом ее будет одолевать чувство вины. Но пока что следовало восстановить порядок.

Она посмотрела вниз, во двор Стеклянного дома. С момента, когда была объявлена строгая изоляция, там не осталось ни одного узника. Башня в центре, символизирующая правосудие Империума, словно смотрела на нее с издевкой немигающим глазом стеклянного купола.

Дженна собрала своих бойцов сразу после бегства из тюремного блока, и они отреагировали на удивление быстро. Меньше чем через десять минут две ударные команды собрались и были готовы к действию. Она махнула рукой двум силовикам, вооруженным тараном и взрывчаткой:

— Дверь выносим одним ударом, не промажьте.

Отдав приказ, судья ждала мучительную минуту, пока закрепляли взрывчатку. Наконец все было готово, и Дженна встала рядом с дверью.

Она открыла проход всем людям, находящимся под ее командованием.

— Никого не щадить. Эти ублюдки убили Куллу и двоих наших. — Она не стала упоминать, что отчасти в ответе за эти смерти. — Я хочу, чтобы они все погибли. Ясно?

Ее силовики кивнули, и Дженна прижалась к стене.

Видя, что люди по другую сторону двери сделали то же самое, она пару раз стукнула кулаком в дверь.

Одновременно произошли две вещи.

Дверные петли снесло с тяжелым грохотом и лязгом металла.

И горячие клубящиеся пары заполнили двор, когда десантный корабль «Косатка» включил свои реактивные двигатели на полную мощь, чтобы резко затормозить прямо перед самой землей.

Дженна прикрыла ладонью глаза, чтобы уберечь их от сыплющегося песка и выхлопных газов. Сквозь пелену дыма и пыли, поднятой двигателями, она увидела, как корабль прямо в воздухе вращается вокруг своей оси, и услышала визг мощного мотора.

— Вашу ж мать! — воскликнула она и упала наземь.

Сверхзвуковые снаряды посыпались на дорожку, пробивая метровый барьер и превращая его в сплошной водоворот смертоносных взрывов. Десять силовиков погибли в первую же секунду, порванные на куски и превращенные в мелкую взвесь из костей и крови.

Дженна заткнула уши, но шум был слишком сильный. Оглушительные взрывы ломали камень и арматуру стен, и ей обожгло спину раскаленным осколком снаряда, застрявшим затем в плече. Что-то рвануло сзади, и горячий металл вошел в бедро. Она отчаянно поползла по дорожке, не обращая внимания на боль, в судорожной попытке уйти от резни.

Пушки обстреливали дорожку по всей длине, пока не перебили всех. Яркие огни вспыхивали в дыму, огненные стрелы летели с корабля, и за каждой мгновение спустя следовал грохот взрыва.

Сторожевые башни. Они разрушают сторожевые башни ракетами.

Она подумала, что пушки вроде бы замолчали, но определить было трудно, так оглушительно гремело эхо взрывов и залпов. Дженна сорвала шлем и потянулась к плечу, пытаясь нащупать шрапнель. Она почувствовала жар даже сквозь перчатку и, сжимая зубы от боли, вытащила осколок.

Тяжело дыша, вся в поту, она смахнула вызванные болью и растерянностью слезы. Что происходит? Откуда прилетел корабль тау? Она была уверена, что обстрел прекратился, и можно перекатиться на бок и оглядеться.

Густые клубы дыма и поднятой пыли затрудняли обзор, но было ясно, что в живых никого не осталось. Все ее бойцы погибли. К этому ли приводят милосердие и правосудие? Она закричала от разочарования и осмотрелась в поисках оружия. Ее дробовик лежал в нескольких метрах на краю блестящей кровавой лужи. Острая боль в ноге усилилась, когда она попыталась подползти, и она повернула голову, чтобы посмотреть, насколько серьезна рана.

У нее перехватило дыхание при виде жуткого месива. Шрапнель прорыла широкую борозду в ее правом бедре, оставив за собой сплошной ужас: резиновое на вид мясо и раздробленную кость.

Она дышала мелко, испуганно, крик боли застыл в горле при виде выходящих на дорожку пленных тау. Раньше они все казались ей одинаковыми, но теперь было совершенно ясно, кто вожак. Одеждой они друг от друга не отличались, но ксенос, про которого она догадалась, что это не воин, выделялся среди остальных. Его осанка и манера держаться были чуть другими, хотя Дженна не смогла бы рационально объяснить это. Она просто знала, что этот — особенный.

Корабль перестал стрелять, и даже рев его двигателей словно притих в присутствии лидера тау. Дженна смотрела, как он двигается, забыв о боли в странном успокоении, охватившем ее при виде столь благородного существа. Казалось странным, что в других она этого не чувствовала.

Она поползла к дробовику, пот ручьями стекал по запыленному заплаканному лицу. Ей было холодно, перед глазами все плыло. Она сообразила, что проваливается в шоковое состояние.

Едва корабль открыл стрельбу, она и тау превратились из пленников и охраны в ведущих войну врагов, и убийство врага в бою не вызывало у Дженны угрызений совести.

Она медленно придвинулась к оружию, полная решимости сделать хоть один выстрел по пришельцам. Все ее внимание было сосредоточено на матово-черном прикладе пистолета-дробовика, блеске отраженного света на курке и текстурированной поверхности рукоятки. Ее мир сжался до расстояния между ней и оружием. Лишь полностью сосредоточившись на поставленной цели, она могла побороть боль.

Ее пальцы коснулись дробовика, и она заплакала от этой маленькой победы. Воодушевленная успехом, она сделала последнее усилие и подтянула оружие к себе. Дженна знала, что сможет сделать лишь один выстрел, и ее рука сжалась вокруг рукояти.

Прежде чем она сумела приподняться на локте и выстрелить, синяя нога придавила ствол к земле.

Дженна почувствовала, что ее окружили, подняла взгляд и увидела, что над ней стоит предводитель тау с выражением, напоминающим жалость или сожаление. Рядом с ним была тау, которой она срезала волосы. Ла'тиен. Это ее нога наступила на дробовик и не дала Дженне выстрелить. В противоположность предводителю, ее лицо выражало беспримесную ненависть.

Дженна не смогла. Тяжесть этого провала отняла у нее остатки сил. Она уронила голову на бетонный пол и ощутила липкой кожей его прохладу.

Предводитель тау опустился рядом с ней на колени и положил ладонь ей на лоб. Кожа у него была теплая и гладкая. Это успокаивало, боль отступила, но Дженне хотелось отпрянуть от пришельца.

— Меня зовут Аун'рай, и я могу облегчить твои страдания, — сказал тау на безупречном имперском готике. Произношение у него было безукоризненное, разве что с напевным выговором жителей Восточного Предела.

— У тебя акцент, — слабым голосом сказала Дженна.

Тау выглядел озадаченным.

— Да?

— Да. Ты выучил язык у кого-то, кто говорил с акцентом, вот в чем дело.

— Похоже на то, — согласился тау. Ситуация его явно позабавила, словно он раньше никогда об этом не задумывался. — Произношение Рафаила часто не соответствовало тому, что он писал. Однако это неважно.

— Если собираешься убить меня, сделай это и уходи. Или просто дай мне умереть.

Аун'рай покачал головой:

— Убить тебя? Я не собираюсь тебя убивать. Я слышал, что ты сказала гуэ'ла, который собирался подвергнуть меня страшным мучениям. Я хочу, чтобы ты знала: мы не те, за кого он нас принял. Я хочу, чтобы ты знала: мы вам не враги.

— Ты убил моих людей, — выпалила Дженна. — Поэтому ты мне враг.

— Это достойно сожаления, — согласился Аун'рай, — но так было нужно. А теперь нам надо улететь, прежде чем ваши воздушные силы обнаружат мой корабль.

Аун'рай сказал Ла'тиен несколько слов на своем языке, та явно удивилась и даже оскорбилась, но, тем не менее, подчинилась воле предводителя.

— Что ты делаешь? — выдохнула Дженна, когда бывшая пленница подняла ее на плечо. Невообразимая боль на миг обожгла ногу, но снова утихла под прикосновением Аун'рая. Как бы ни отталкивало ее прикосновение ксеноса, Дженна была невероятно благодарна за отсутствие боли. Ее глаза закрылись, и она почувствовала, что теряет сознание.

— Мои целители вылечат тебя, гуэ'ла, — сказал Аун'рай, — и тогда я предложу тебе место в Тау'ва.

Глава семнадцатая

Еще три дня защитники Ольцетина сдерживали жестокий натиск на свою линию обороны, снаряды тау сыпались дождем на укрепленные позиции, постепенно ломая их. После того как были отбиты первые удары, главнокомандующий пришельцев отказался от мысли о быстром героическом наступлении и каждую последующую атаку планировал с тщанием, какого не устыдился бы и Робаут Жиллиман.

Линия фронта превратилась в мясорубку, где огненная буря перемалывала людей и машины. Стратум, некогда гордость бюрократии Администратума, превратился в опустевшие руины. Жилища адептов были снесены снарядами тау, и обломки сгребли к линии фронта, превратив в баррикады. На третий день боевых действий рухнула Башня адептов, суровое сооружение, развалины которого погребли под собой тысячелетние архивы.

Что удивительно, это событие вызвало бурную радость защитников города — доказательство тому, что даже перед лицом инопланетного вторжения мало кого так ненавидят, как сборщиков налогов.

Тау продолжали атаковать вдоль линии обороны, но парные бастионы, защищающие сход с моста Императора, оставались невредимы. При том, что тау продолжали посылать на бастионы танки и снаряды, главные удары были направлены на Диакрийский мост. Это было очевидно слабое место обороны на западе, которое привлекало львиную долю внимания тау.

Такая логика позволяет выигрывать битвы, но то, что может придумать нападающий, может предвидеть обороняющийся.

Корабли тау собирались начать обстрел по всей длине моста Императора, но Уриил предугадал такой маневр, и ряды пушек-перехватчиков сняли их еще до того, как упала хоть одна бомба.

Большая группа боевых скафандров высадилась на Мидден, чтобы захватить дальние подступы к Диакрийскому мосту и открыть подход к мосту Императора. Пятьсот воинов тау с новейшим и серьезнейшим оружием, созданным их инженерами, упали с ночного неба посреди вонючих трущоб Миддена лишь для того, чтобы обнаружить, что их там ждут семь бригад Четвертой роты. При поддержке «Лендрейдеров» и «Громов» Ультрамарины превратили место высадки в страшную бойню. Тяжелые минометы лаврентийцев уничтожали уцелевших, в то время как имперские силы расступились, чтобы позволить корпусу «Василисков» на восточном берегу дать залп.

Словно буря обрушилась с неба на Мидден, и мыс Отрог исчез в огненном вихре таких масштабов, что, когда взошло солнце, все выглядело так, будто тут и не было города. Немногие оплакивали его, поскольку всех, кого можно, давно эвакуировали, а тесные перенаселенные улицы всегда служили пристанищем болезней, бедности и преступности.

Полковник Лоик оказался более чем способным военным, человеком, в равной мере наделенным сердцем воина и умом ученого. Даже закаленные в боях солдаты Сорок четвертого, считавшие СПО просто опасными дилетантами, исполнились уважения к коренастому командиру, воспринимая его как настоящего боевого товарища.

Тау приходилось худо, но каждый день они оттесняли имперские войска все дальше к мостам. Потери с обеих сторон были ужасающие, каждый день тысячи получали ранения и сотни гибли. Ни одна сила не могла сломить другую, однако ни одна не могла позволить себе и выйти из безжалостной резни. И нападающие, и обороняющиеся бились отважно, но Уриил знал, что исход нападения тау неизбежен и неотвратим.

Оборона Ольцетина держалась, но защитники были на грани.

Хватило бы самой малости, чтобы равновесие нарушилось.

Уриил провел рукой по лбу, размазывая кровь, которую не успел стереть с лица. Он увидел, что на него смотрит капеллан Клозель, и помотал головой.

— Это не моя, — пояснил Уриил, шагая сквозь управляемый хаос, царящий на мосту Императора. Поврежденные танки втащили на тротуары, и инженеры СПО и лаврентийцев работали вместе, чтобы вернуть им боеспособное состояние. Снабженцы и грузовые сервиторы носились по дороге, доставляя амуницию, провиант и воду войскам, обороняющим мосты.

— Знаю, — ответил капеллан, пропуская грузовик с низким кузовом, нагруженный ящиками с печатью Гвардии. — Она слишком темная. Чья это?

Уриил вспомнил последнюю атаку на быстро отступающую линию обороны, в сознании замелькали образы убитых — его будущие ночные кошмары.

— Не могу сказать точно. Может, гвардеец, которому разнесло голову рядом со мной во время последней атаки на окопы перед Диакрийским мостом? Или огненный воин, которого я располовинил, когда он спрыгнул с разбитой «Каракатицы»?

Клозель понимающе кивнул.

— Битвы наподобие этой сливаются в сплошной кровавый ужас. Это война в своих самых страшных и нечеловеческих проявлениях, когда искусство воина значит меньше, чем то, где он стоит в то время, как падает снаряд.

— Я создан для битвы, капеллан. Каждый мой мускул, каждый орган создан Повелителем Человечества для того, чтобы вести войну, самую жестокую, какую можно представить, но эта ежедневная резня без пощады чужда мне. Мы не должны быть здесь, но мы не можем покинуть людей, отдающих жизни, чтобы защитить это место.

— Загляни в Кодекс Астартес, и найдешь ответ, — посоветовал Клозель. — Мы, Астартес, хороши в молниеносных атаках, ударах ножом в сердце и в решительных беспроигрышных действиях, но не в такой затянувшейся бойне. Если мы покинем Ольцетин, он практически обречен, но разве наши силы не нашли бы лучшее применение где-то еще?

— Мы должны сделать что-то, чтобы лучше проявить себя в этой войне, но я не знаю, как, — признался Уриил. — Все, что я знаю, — это то, что мне не хочется остаться и умереть здесь, где жизнь героя может оборвать какая-то случайность. Это для меня сущее проклятие.

— Верно, — согласился Клозель. — Каждый космодесантник надеется на почетную смерть в бою, такую, чтобы летописцы ордена прославили ее в веках. Смерть как таковая нас не страшит, но встретить ее без чести по-настоящему ужасно.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Тебе судить, как мы сражаемся, а не мне, но что-то подсказывает, что у тебя уже есть план, верно?

Уриил кивнул.

— Пока только наметки, но нашим союзникам они не понравятся.

— Нам не важно, что им там нравится, что — нет. Ты капитан космодесантников, и решение о том, как лучше оборонять Ольцетин и Павонис, — за тобой.

— Знаю, — сказал Уриил.

Уриил и Клозель вышли на самую широкую часть моста Императора, на тот момент служившую эвакопунктом для раненых солдат Империума. Уриил никак не мог свыкнуться с тем, сколько крови проливала Имперская Гвардия. Бесконечные ряды мешков с трупами, покрытых брезентом, ждали вывоза, длинные палатки были наполнены кричащими людьми и измученными врачами, делающими все, чтобы количество павших росло не так быстро.

После боя потери космодесантников обычно можно было пересчитать по пальцам одной руки, но гвардейцы гибли тысячами. Резня такого масштаба ужасала Уриила, вновь и вновь напоминая ему об отваге и чести смертных солдат, встающих на врага с обычной винтовкой в руках.

Полковник Лоик и капитан Гербер были уже здесь, и два воина Астартес подошли к ним, когда они склонились над импровизированными картами, нарисованными мелом на стене разрушенного здания.

Двое военных обернулись на звук тяжелых шагов, и Уриила поразило, как люди изменились за прошедшие дни. Они с Клозелем все еще были в отличной форме, но на смертных напряжение битвы сказалось очень заметно. Оба были совершенно измучены и явно недосыпали. Лоик похудел и теперь выглядел как солдат, а не как адепт, изображающий из себя солдата.

Уриил видел Гербера до первой атаки буквально мельком, но серьезность офицера и его харизма произвели на него сильное впечатление. Оба офицера были всецело преданы своим отрядам, и Уриил гордился, что ведет их в битву.

— Уриил, капеллан Клозель, — поприветствовал Лоик, — рад снова вас видеть.

Уриил коротко поклонился в ответ и обратился к капитану Герберу:

— Есть вести от других соединений?

Гербер кивнул, рассеянно потирая свежий шрам на шее.

— Да, но отрывочные, последним данным уже несколько часов, и непонятно, насколько они устарели. Капитан Лузейн рапортует, что «Знамя» держит Йотусбург под контролем и что его силы готовы выступать.

— Отлично, — сказал Уриил, обрадованный хорошими новостями. — А что магос Ваал? Она утверждала, что отправит запасы боеприпасов и оружия через три дня, и этот срок давно прошел.

Лоик заметно смутился и пожал плечами.

— Она сказала, что они еще не готовы, там что-то с духами машин кузнечных ангаров, либо вмешалось еретическое колдовство тау, я точно не знаю.

— Нам нужны эти боеприпасы, причем немедленно! — отрезал Уриил. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. — Что, Ваал не понимает, что если она не доставит нам все это, мы можем потерять этот мир?

— Сдается мне, Адептус Механикус считают, что оскорбить духов машин куда страшнее. Не сомневайтесь, Уриил, я более чем твердо высказался о наших нуждах.

— Расскажите мне, что там с «Мечом», — сказал Уриил, кивая на карту. — Скажите, что лорд Уинтерборн справляется лучше, чем мы.

Гербер показал острием меча на одну из карт.

— Лорд Уинтерборн и солдаты «Меча» в настоящий момент бьются в холмах Оусен. Они задержали тау, но те пытаются прорваться.

— Леарх сильно рисковал, обращаясь по воксу из-за линии врага, — заметил Уриил.

— Он хорошо сделал. Предупреждение пришло как раз вовремя, — возразил Гербер. — Благодаря ему нашим флангам пока ничего не угрожает.

— Ну, это уже что-то, — сказал Уриил, разглядывая карту Ольцетина, которую изучали офицеры. — А теперь займемся нашей ситуацией.

— Разумеется. Мы с капитаном Гербером разработали план, похоже, вполне осуществимый.

— Расскажите, — попросил Уриил.

— Конечно. Мы полагаем, что если переведем сюда людей с бастиона Императора, то сможем удерживать Диакрийский мост еще по меньшей мере неделю.

— Это возможно, — допустил Уриил. — А потом что?

— А потом мы придумаем какой-нибудь другой способ загнать их в тупик, — вставил Гербер. — У вас есть идея получше?

Уриил решил, что не стоит терять силы и время, чтобы смягчить удар.

— Мы не будем никого никуда переводить, — сообщил он. — Бастионы укрепим и каждый второй мост разрушим. Если мы попытаемся удержать южный мост, то у нас не выйдет, и фланг падет. Тау знают, что другие мосты — ключ к обороне Ольцетина. Честно говоря, нам надо было их разрушить, как только начался бой.

— Разрушить мосты? — переспросил Лоик. — Но им уже много веков. Мы не можем!

— Решение уже принято, полковник. Я здесь не для того, чтобы обсуждать это, просто сообщаю вам о вашей новой задаче. Мы не можем продолжать бой вот так. Либо сделаем это сейчас, либо нам конец.

— Но если у нас будет еще неделя, кто знает, как все обернется, — запротестовал Лоик.

— Ультрамарины не воюют по принципу «как получится», — вмешался Клозель. — Только уверенность. Если будем продолжать подобным образом, проиграем, а этого нельзя допустить.

— Конечно нет, — сказал Лоик, — но должен быть другой способ!

— Его не существует, — проговорил Уриил тоном, не подразумевающим возражений.

Гербер посмотрел на нарисованную мелом карту и кивнул:

— Честь удовлетворена, Адрен, и мы пролили за город достаточно крови. Пришло время сделать трудный выбор, и мы не можем позволить себе бояться.

Лоик увидел, что никто не поддерживает его попытку предотвратить разрушение мостов, и Уриил по глазам полковника понял, что тот смирился.

— Очень хорошо, — сказал Лоик. — Разумеется, вы правы, просто тяжело видеть, как символы твоего родного мира рушатся ради его спасения.

— Мы тут все как хирурги, которые ампутируют руку, чтобы спасти пациента, — произнес Клозель.

— Понимаю. Просто я думаю, что останется от Павониса, если мы будем приносить такие жертвы во имя победы над тау.

При этих его словах план, который зародился у Уриила, внезапно приобрел законченный вид.

— Что? — спросил Лоик, почувствовав, что сказал что-то важное.

— Я знаю, как мы можем выиграть войну, — объявил Уриил.

Погоня закончилась.

Горячие стрелы пульсирующей энергии рванулись к Леарху, и он бросился за валун. Еще два разведывательных скиммера пронеслись мимо и продолжили бреющий полет, немного сменив направление. Он перекатился спиной к валуну, приготовив болтер на случай, если вдруг появится возможность пустить его в дело.

Посылать сигнал по воксу, сообщая о наступлении тау на фланги, было рискованно, и Леарх надеялся, что Уриил воспользовался этой информацией. Электронная система слежения ксеносов явно уловила короткие сигналы, и две группы скиммеров постепенно накрыли Леарха, Иссама и других все туже стягивающейся сетью.

Преследователи знали, что добыча поблизости, и быстро перерезали все пути отступления, загнав скаутов на самый берег. В такой близости от Пракседеса было бы ужасно досадно провалить задание, но красться дальше не представлялось возможным.

Настало время сражаться.

Они дождались своих преследователей в засаде и сбили один из скиммеров первым же залпом из болтеров. Второй упал от точного попадания снаряда из пусковой установки Пармиана. Остальные скиммеры разлетелись направо и налево на невероятной скорости. Они нырнули вниз, и волны энергии прошли над местом, где укрылись скауты, не дав тем перебежать в другое укрытие.

Два скаута Иссама погибли на месте. Голова одного превратилась в перегретую взвесь мозга и крови, когда в лицо попало белое раскаленное пламя скиммера. Второго рассекла пополам серия выстрелов, прошивших торс. Пармиана ударило в плечо, и, придерживая покалеченную руку, он укрылся в трещине в скалах. От пусковой установки осталась куча искореженного оплавленного металла, и теперь последние два скиммера снова нырнули вниз, чтобы завершить операцию по уничтожению.

— Почему только два отряда? — удивился Леарх, видя, как они разделяются. Ответ пришел сам собой секунду спустя. Тау, очевидно, решили, что сигналы передавала команда корректировщиков их же заднего эшелона, в лучшем случае два или три человека, и уж это точно не требовало ничего существеннее, чем горстка скиммеров. Они ни на миг не заподозрили, что враг, пробравшийся на их территорию, куда серьезнее.

Тау снова недооценили противника и должны были заплатить за эту ошибку.

За спиной Леарха черным зеркалом простирался океан, справа скалистый ландшафт километра три поднимался террасами к древнему кратеру, в котором располагался портовый город Пракседес. Леарх снова услышал выстрелы и увидел, что сержант Иссам бежит в укрытие, стреляя от бедра на ходу. Времени целиться не было, а скиммеры двигались слишком быстро, чтобы в них можно было попасть наугад.

— Иссам! Ложись! — закричал Леарх.

Сержант скаутов отскочил в сторону и метнулся между двумя высокими выгоревшими на солнце глыбами, и тут второй скиммер пролетел прямо над его укрытием. Это были шустрые машины, стреловидные, с чем-то вроде валика от ниш с моторами до клиновидных хвостов. В кабине сидели два воина тау, так, что виднелись только их головы и плечи.

Леарх увидел, что второй скиммер теряет скорость на повороте, и упал на одно колено. Он крепко ухватил болтер и осмотрел оружие. Болт-пистолет, конечно, не ахти как подходил в качестве снайперского оружия, но космодесантнику приходилось справляться, используя то, что у него имелось. Он выдохнул и подождал, пока скиммер начал разворачиваться, — в верхней точке поворота его скорость была минимальна.

Леарх нажал на спусковой крючок и почувствовал мощную отдачу. Реактивный снаряд чиркнул по воздуху, крохотный ракетный двигатель вспыхнул сразу после выхода из ствола. Выстрел был точен, и Леарх, не медля, побежал к своей цели.

Голову пилота пробил болт и взорвался внутри черепа. Скиммер с глухим звуком рухнул на скалы, и помощник пилота как раз пытался высвободиться из ремней, когда увидел склонившегося над ним Леарха.

Сноп голубых зарядов, пронесшихся рядом с головой, дал Леарху понять, что второй скиммер его заметил. Он рискнул глянуть через плечо и увидел, что машина идет к нему по дуге. Прерывистые очереди прошили воздух, один выстрел попал ему в бедро ближе к колену. Леарх пошатнулся, чувствуя жжение и удар, но заставил себя бежать.

— Прикрой меня!

Иссам выскочил из укрытия и выпустил несколько выстрелов по приближающемуся скиммеру. Тау прервали полет и развернулись, ускользая от смертельного выстрела. Вираж был так крут, что пришлось сильно сбросить скорость, и раненый Пармиан с одной руки выстрелил в открытое днище корабля. Выстрел пробил более легкую броню фюзеляжа и разнес тело пилота — из груди хлынули осколки костей.

Второй пилот сбитого Леархом скиммера освободился от ремней, но бежать было уже поздно. Леарх ухватил его за шею и выволок из кабины. Почти не прилагая усилий, он сломал тау шею и швырнул его на землю.

Второй скиммер рухнул, и уцелевший пилот лишь ненадолго пережил своего товарища. Пришелец ловко выскочил и навел оружие, но это оказалось бесполезной демонстрацией неповиновения. Иссам попал ему точно в грудь, потом еще раз, и тот упал.

Леарх тяжко выдохнул. Иссам подбежал к нему, прижимая болтер к груди. За ним последовал Пармиан, а чуть позже — Даксиан, последний из уцелевших скаутов.

Битва длилась в лучшем случае несколько секунд, но показалось, что намного дольше.

— Нам повезло, — сказал Леарх. — Если бы они привели столько сил, сколько следовало, мы были бы уже мертвы.

— Приговор всего лишь отложен, — заметил Иссам. — Этих разведчиков скоро хватятся, и те, кто придет на их место, будут подготовлены куда лучше.

Леарх посмотрел на юг, туда, где над горизонтом нависали дым и энергетическая завеса. Башни портового города блестели так близко, что ему показалось: можно протянуть руку — и коснуться их.

— До Пракседеса всего три-четыре километра, — сказал он. — Так близко.

— Учитывая, как сложно будет подобраться, это все равно что на Макрагге. — Пармиан показал туда, где солнце отражалось от чего-то, напоминающего безлистые керамические деревья вдалеке. — Там бесконечные ряды сторожевых башен, дронов, и наши камуфляжные плащи их не обманут.

Леарх посмотрел на труп второго пилота тау у своих ног, потом на скиммер. У него появилась идея.

— Ты прав, Пармиан, — сказал он. — Космодесантникам тут не пройти, но бортовые системы этих скиммеров несомненно оснащены верными идентификационными кодами, с которыми можно пройти мимо сторожевых башен незамеченными.

Пармиан нахмурился.

— Но как извлечь коды? Ты же не знаешь, как работают эти машины.

Леарх опустился на колени и снял с тау шлем. Черты пришельца исказила агония. Леарх повернул его голову набок и взял боевой нож, который с мрачным видом протянул ему Иссам.

Он приложил длинное зазубренное лезвие к виску тау и начал пилить.

— Пока еще не знаю.

Куделькар Шонаи налил себе еще стакан теплого травяного отвара из простого цилиндрического чайника, который утром принес присматривавший за ним тау. Напиток был сладкий и ароматный, с приятным послевкусием, практически без горького привкуса кофеина — большая редкость. Губернатор поставил чайник на круглый поднос и уселся в пластиковое кресло почитать.

Как и все в его новом жилище, от кровати до кабины для гигиенических процедур, кресло было просто и функционально задумано и приспосабливало свою форму к позе сидящего. О создании настолько удобной вещи человеческие специалисты по эргономике могли лишь мечтать.

Куделькар пригубил напиток и вернулся к прибору, который изучал все утро.

Это была плоская прямоугольная пластина, чем-то напоминающая имперский планшет, хотя намного легче, и ее не закорачивало каждые десять минут. Удивительно четкий экран показывал, как люди работают и отдыхают. Это были обычные мужчины и женщины, и хотя в их действиях не было ничего особенного, окружение их привлекало внимание.

Движущиеся фигуры населяли поразительные города — чистые линии, искусно спроектированные бульвары, зелено-коричневая растительность парков, и повсюду сияющие серебряные и белые шпили. Аун'рай сказал ему, что это Тау, главный мир империи и прародина расы тау. Видеть людей в таких местах было странно, и хотя Куделькар знал, что образами можно управлять, все казалось реальным, и он готов был поверить, что все так и есть.

Все мужчины, женщины и дети в фильмах были одеты более или менее одинаково, на одежде нашивки с различными символами Империи Тау. Куделькар слышал разные сплетни об Империи Тау. Они передавались приглушенным шепотом, поскольку разговоры, в которых пришельцы описывались иначе, чем как жуткие кровожадные мерзавцы, карались смертью.

Все, что Куделькар видел с момента своего пленения, опровергало представление о тау как об убийцах и врагах человечества. С ним обращались чрезвычайно цивилизованно, и ежедневные обсуждения Тау'ва, Высшего Блага, с Аун'раем были в высшей степени познавательны.

Каждое утро Аун'рай приходил к Куделькару, и они говорили о тау, Империуме и на многие другие темы. К своему большому удивлению, Куделькар стал теплее относиться к послу тау и обнаружил, что у них немало общего.

— Высшее Благо — теоретически, прекрасная идея, — сказал Куделькар, впервые услышав о нем от Аун'рая, — но наверняка неосуществимая на практике.

— Вовсе нет, — покачал головой Аун'рай.

— Несомненно, эгоистические желания и личные потребности не дадут ее реализовать.

— Так однажды и случилось, и наша раса едва не погибла.

— Не понимаю.

— Догадываюсь. Позволь мне рассказать о своей расе и о том, как мы пришли к Высшему Благу.

Аун'рай положил свои жезлы рядом с собой и взмахнул руками, а потом заговорил тихим мелодичным голосом, наполненным тоской:

— Когда моя раса делала первые шаги, мы были подобны человечеству: варвары, мелочные и склонные к алчности и гедонизму. Наше общество состояло из нескольких племен, которые вы назвали бы кастами: у каждой свои обычаи, законы и верования.

— Я слышал об этом, — сказал Куделькар. — Четыре касты, как элементы — огонь, вода и все такое.

Аун'рай улыбнулся, хотя было в его выражении что-то, чего Куделькар не мог понять, — не то раздражение, не то печаль.

— Это ярлыки, которые навешивает на нас человечество, — произнес наконец Аун'рай. — Подлинный смысл нашей кастовой системы весьма сложен, и тонкости теряются в столь прозаических терминах.

— Простите, мне рассказывали именно так.

— Неудивительно. У людей тяга к определениям для себя и для мира вокруг вас. Вы боретесь с понятиями, которые трудно поддаются классификации. Я немного знаком с историей вашей расы, и чем больше узнаю о вас, тем больше благодарен за Высшее Благо.

— Почему?

— Потому что без него моя раса была бы такой же, как ваша.

— В чем?

Аун'рай поднял руку.

— Слушайте внимательно, и узнаете, почему между нами так много общего, Куделькар.

— Простите, вы говорили о кастах.

Аун'рай кивнул и продолжил:

— Горные тау парили в воздухе, равнинные стали искусными охотниками и воинами. Другие построили большие города и воздвигли монументы своему мастерству, лишенные же таких умений вели торговлю между разными группами. Одно время мы процветали, но время шло, наша раса становилась многочисленнее, и разные племена начали воевать друг с другом. Мы называем эту эпоху Мон'тау, или, на вашем языке, Ужас.

Аун'рай вздрогнул при этом воспоминании, хотя Куделькар знал, что сам он при тех событиях присутствовать не мог.

— Жители равнин заключили союз с горными тау и принялись совершать набеги на поселения строителей. Схватки переросли в битвы, и вскоре раса тау распалась на части. Строителям давно было известно огнестрельное оружие, и торговцы продавали его фактически всем племенам. Кровь лилась рекой, и я плачу, когда думаю о том времени.

— Вы правы, знакомая картина.

— Мы находились на грани уничтожения. Наш вид был готов сам себя погубить, но мы спаслись на горном плато Фио'таун. Армия каст Огня и Воздуха разорила большие территории и теперь осаждала крупнейший город касты Земли, последний оплот свободы тау. Пять сезонов город выдерживал осаду, пока, наконец, не оказался на грани поражения. Той ночью пришел первый из Божественных.

— Кто?

— У меня нет слов на этом языке, чтобы передать точный смысл понятия, но, скажем так, это дальновидные личности, самые удивительные представители моего народа. Всю ночь они говорили о том, чего можно достичь, если умения и труды всех каст объединить и направить на улучшение расы. К рассвету с их помощью армии заключили долгосрочное перемирие.

— Должно быть, это были искусные ораторы, если смогли остановить войну так быстро. Как им удалось?

— Они говорили так, что слова их пробивались сквозь десятилетия кровопролития и ненависти. Они показали моему народу неизбежный результат долгой войны: обреченность и медленное скорбное вымирание. Никто из слышавших их той ночью не усомнился в правдивости их слов, и когда появились новые Божественные, философия Высшего Блага пришла в каждый уголок нашего мира.

— И все? Просто это выглядит… ну, слишком легко, что ли.

— У нас был выбор, — сказал Аун'рай, — жить или умереть. В этом отношении, полагаю, решение было нетрудным. Вашей расе это еще предстоит, но той ночью мой народ со всей ясностью увидел правду в словах Божественных. Почти что за одну ночь наше общество отказалось от эгоистического индивидуализма и признало, что вклад каждого важен для всеобщего процветания. Каждый ценен и достоин уважения, поскольку вместе они могут создать нечто, непосильное для одного. Разве это не похоже на то, что случилось, когда появился ваш Император и стал править человечеством? Разве он не пытался увести вас от разрушения к просвещению? То, что ему не удалось, ни в коей мере не умаляет благородства его намерения. То, что он пытался осуществить, и то, что осуществили тау, — это одно и то же. Разве это не достойно внимания, друг мой?

— Если так, то, пожалуй, да, — согласился Куделькар. — И что, оно действительно работает?

— Работает, и вы можете стать его частью.

— Правда?

— Конечно. Высшее Благо открыто всем, кто к нему стремится.

Эта мысль не выходила у Куделькара из головы, когда он положил планшет и пригубил отвар. Он холодел при одной лишь мысли об отречении от Империума, ладони начинало покалывать. Людей отправляли на вечные муки в темницы Арбитрес и не за такое, и Куделькара это пугало, несмотря на то, что ему более чем нравилась идея общества, где его не закабаляли бы мелочные бюрократы и суровые законы, общества, где его ценили бы за то, что он делает, а не мешали сделать мир для его народа лучше.

Хорошее настроение мгновенно улетучилось, когда дверь в его жилище открылась, и вошел Лортуэн Перджед. Адепт был серьезен, и Куделькар скрестил ноги и сложил руки на коленях, ожидая, что тот заговорит.

— Добрый вечер, Лортуэн.

— Я буду краток.

— Какая неожиданная перемена.

Лортуэн нахмурился, но продолжил:

— У меня новости о ходе войны, и нам надо поговорить о том, как бороться с тау. Люди готовы, и у нас есть план.

Куделькар вздохнул.

— Ну вот, опять. Я уже говорил — ты зря теряешь время. Мы ничего не можем сделать, побег невозможен.

— А я говорил тебе, что это не побег. Куделькар, тебе придется меня выслушать!

— Нет. Теперь у меня открылись глаза, и, думаю, я ошибался в тау. Вообще-то, мы все ошибались.

— О чем это ты?

— Я имею в виду все эти твои красивые слова об Империуме. Теперь мне ясно, что это прогнившее учреждение, которое забыло, зачем его создали и какие идеи оно когда-то отстаивало.

— Ты сошел с ума, — сказал Лортуэн. — Это Аун'рай! Каждый день он забивает тебе голову ложью, и ты ему веришь.

— Ложь? Это ты сказал мне, что Империум не будет скорбеть о нас. Мы уже мертвы, Лортуэн, так что какая разница, что мы делаем?

— Теперь это значит еще больше, Куделькар, — возразил Лортуэн. — Если мы можем отбросить наши убеждения в минуту опасности, то это и не убеждения вовсе. Теперь более чем когда-либо мы должны биться с этими убогими ксеносами!

— Я скажу тебе, что такое убожество! — выкрикнул Куделькар и вскочил на ноги. — Даже когда враги теснят со всех сторон, наша раса все равно занимается междоусобицами. Нам говорят, что Галактика враждебна и что повсюду враги, но разве это объединяет нас? Нет! Мы так поглощены собой, что забываем, каково это — быть частью чего-то большего. Микола была права, она знала, что…

— Микола мертва.

Куделькара словно под дых ударили. Он опустился в кресло, мучительно пытаясь найти слова.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Тот же корабль, на котором вернулся Аун'рай, привез Дженну Шарбен.

— Командира силовиков?

— Да. Она была серьезно ранена, но тау лечат ее, и она пришла в сознание. Она рассказала мне, что произошло.

— Моя мать знает?

— Нет, я подумал, будет лучше, если ты ей сообщишь.

Куделькар рассеянно кивнул.

— Как погибла моя тетка?

— Разве это имеет значение? Она мертва. Она заплатила за свое предательство.

— Скажи мне, как она умерла, — потребовал Куделькар. — Я все равно выясню, так что лучше скажи.

Лортуэн вздохнул.

— Хорошо. Она умерла в Стеклянном доме. Прелат Кулла забил ее до смерти, чтобы выяснить, какую информацию она передала тау.

— Кулла убил ее? Я знал, что этот ублюдок не в себе!

— Если это тебя утешит, Кулла, видимо, тоже погиб. Тау убили его, прежде чем бежать из тюрьмы.

— Империум убил Миколу, — проговорил Куделькар с пугающей уверенностью.

— Нет, ее погубил ее выбор.

— Убирайся! — выкрикнул Куделькар. — Убирайся, и чтобы я больше не слышал от тебя ни слова! Я больше не желаю иметь ничего общего с тобой и твоими жалкими планами сопротивления, и я не желаю иметь ничего общего с Империумом!

— Это горе говорит в тебе, — сказал Лортуэн. — Ты так не думаешь.

— Я думаю именно так, Перджед! — заорал Куделькар. — Я плюю на Империум и проклинаю Императора — пошел он в варп!

Глава восемнадцатая

Грохочущие взрывы озарили рассветное небо, когда заряды, заложенные полковыми инженерами, подорвались. За ночь Аквила, Оусен, Отрог и Диакрийский мост были подготовлены к уничтожению, и когда солнце отбросило назад тени защитников города, поступил приказ взорвать переправы.

Возраст мостов исчислялся веками, хотя исторической ценностью они не обладали. Они не могли похвастаться ни благородной родословной моста Императора, ни такими, как у него, практически неразрушимыми конструкциями, секрет возведения которых давным-давно был утрачен.

Камни взлетели в воздух, когда подверглись разрушению гигантские кронштейны, и опоры, глубоко уходящие в стены ущелий, освободились. Металлические балки, веками не видевшие солнечного света, полетели в реку, таща за собой огромные куски усиленного пластобетона и арматуру.

Мост Оусен должен был рухнуть первым, и восточный конец подался, выламываясь из скалы. Дорожное покрытие потрескалось и вздыбилось, металл лопнул, и немыслимая тяжесть вырвала опоры с другого конца. Считанные секунды — и весь пролет обвалился в реку. Аквила скоро последовал за ним, искореженный и почерневший от взрывов. Когда пыль рассеялась, инженеры увидели, что их старания не пропали даром. От обоих мостов ничего не осталось, и пути над ущельями через город трущоб более не существовало.

Увы, с зарядами, заложенными под Диакрийский мост и Отрог, получилось иначе. Едва стихли отголоски взрывов на северных мостах, обнаружилось, что на южных произошла какая-то ужасная ошибка.

Все ритуалы разрушения были соблюдены, кнопки нажаты в точной последовательности, рычаги приведены в действие, но ни один из зарядов не сработал. Между инженерами и старшими офицерами заметался поток вокс-сообщений; все проверки подтвердили, что взрывчатка была наилучшего качества, детонаторы — в рабочем состоянии, и мощь рассчитана оптимально.

Инженеры и техножрецы как раз мучились, пытаясь понять, что же пошло не так, когда тау рванулись вперед и заняли западный конец Диакрийского моста.

Ведя за собой воинов отделения «Вентрис», Уриил спрыгнул с аппарели «Копья Калта», «Лендрейдера», который нес в бой Марнея Калгара во время заключительного штурма Коринфа. Позади него сдувало к югу дым от взорванных мостов, и слой пыли покрыл все, от крыш и подоконников жилых домов до самой дороги, ведущей на мост Отрог.

Стрелковые части СПО выбирались из побитых «Химер»: полковник Лоик перестраивал своих людей на оборону конца моста. Лаврентийцы капитана Гербера были уже на месте и готовили артиллерию, чтобы отразить атаку, которая была уже близка.

Ультрамарины высадились из «Носорогов» и заняли позиции на подступах, не ожидая распоряжений. Уриил взобрался на парапет моста Императора и смотрел на пропасть между Мидденом и южной окраиной Торгового города. Информации о текущем состоянии дел не хватало, и защитникам города необходимо было знать, что замышляют тау. Впрочем, не составляло труда догадаться, что главнокомандующий пришельцев постарается воспользоваться создавшимся положением.

Мидден корчился в дыму и пламени, воздух ежесекундно трещал, словно от миниатюрных фейерверков. Уриил не знал, что это такое, но подозревал: защитники очень скоро узнают правду. Отсюда, с парапета, он видел лучи голубого света, бьющие из руин северной окраины Миддена. В Торговом городе гремели взрывы — там, где эти лучи находили цель.

По местоположению взрывов Уриил определил, что атака идет на позиции имперской артиллерии. Тау каким-то образом сумели доставить в Мидден тяжелые орудия, не вызвав тревоги у защитников, и пушки, прикрывающие подход к Отрогу, постепенно выходили из строя.

Уриил соскочил с парапета и подбежал к полковнику СПО.

— Что тут у вас?

Лоик посмотрел на него, и облегчение, появившееся в его взгляде при виде Уриила, говорило о многом.

— Танки и пехота тау идут по Диакрийскому мосту. Их много.

— Сколько? Назовите точные цифры.

— Трудно сказать. Ясно одно — много. Отчего-то взбесилась наша система наблюдения. Техножрецы говорят, что это, по всей вероятности, какое-то вмешательство ксенотехнологий.

— Вот почему у нас там глаз нет, — заворчал Уриил. — «Василиски» и «Грифоны» выходят из строя, в общем, атака разворачивается по полной программе.

Из группы лаврентийцев вышел капитан Гербер, держа шлем на сгибе локтя и вытирая лоб грязной тряпкой. С ним был комиссар Фогель в грязной порванной шинели.

— Гребаные саперы! — выругался Гербер вместо приветствия. — Вот что там, спрашивается, не сработало?

— Не знаю, капитан, — ответил Уриил. — Подозреваю, что та же ксенотехнология, которая вывела из строя систему наблюдения капитана Лоика, не дала взрывчатке сработать.

— Но почему только здесь? Почему не на мостах Аквила и Оусен? Бред какой-то.

— Ну, не знаю. Может, их технология не смогла предотвратить взрыв всех мостов? Как бы то ни было, по-настоящему важны южные мосты.

— Верно, — заметил Гербер. — Мы не сможем долго удерживать их, если тау надавят на оба моста.

— Удержим, куда денемся, — пообещал Лоик.

— Нет, — отрезал Гербер. — С такими силами мы еще какое-то время сможем удерживать Отрог, но теперь, когда нам навязали бои на двух фронтах, это продлится очень недолго.

— Опять это пораженческое настроение, капитан, — возмутился Фогель. — Оно уже вошло в привычку.

— Называйте это пораженчеством, если хотите, Фогель, да хоть пристрелите меня, но капитан Вентрис знает, что я прав, разве нет?

— Боюсь, что капитан Гербер прав, — подтвердил Уриил. — Решительный противник скоро оттеснит нас назад, а тау показали, что они очень решительно настроены.

— И что вы предлагаете? — не отставал Фогель.

— Стяните своих людей к мосту Императора. Ультрамарины будут удерживать мост, пока вы не займете позиции.

— Я думал, вам надо быть где-то еще, — сказал Гербер.

— Верно, но к чему это, если Ольцетин падет? Мы оттесним тау, а затем вернемся и присоединимся к вам. Тогда ваша артиллерия осуществит план «Эверсор».

— «Эверсор»? — переспросил Гербер. — Вы что, серьезно?

— Серьезнее некуда, — ответил Уриил.

Языки пламени лизали облака: горел Торговый город. Пушки тау в Миддене били по имперским позициям, выводя из строя любой танк или артиллерийское орудие, дерзнувшее показаться, слепящей вспышкой голубого огня. То, что некогда являлось неприступной позицией, откуда можно было обрушивать на тау огонь и разрушение, теперь стало легкой мишенью для ксеносов-артиллеристов. Дроны жужжали над городом, и Уриил надеялся лишь на то, что лаврентийские артиллеристы так хороши, как отзывался о них капитан Гербер. При исполнении плана «Эверсор» цена любой ошибки могла быть слишком велика.

Мир заливало жуткое оранжевое зарево пожаров, бушующих в изрытых воронками восточных районах Торгового города, с севера несло ветром пепел.

Уриилу казалось, что горит весь Павонис.

Он мрачно улыбнулся, надеясь, что тау думают то же самое.

Ультрамарины побежали по Отрогу. Чем быстрее они отбросят врага назад, тем лучше.

Голос сержанта Актиса, командира одного из отделений опустошителей Четвертой роты, зазвучал в шлеме Уриила:

— Впереди возможные цели. Двести метров от вас.

Уриил принял предупреждение, и его люди разошлись на позиции.

Отделения «Терон», «Ликон» и «Нестор» развернулись влево, «Дардан», «Сабас» и «Прот» — вправо. Отделение «Вентрис» удерживало центр. Клозель остался с сержантом Протом, и Уриил видел, какую гордость испытывают бойцы от присутствия капеллана.

Ультрамарины наступали медленно и уверенно. Держа перед собой болтеры, они маршировали тесно сомкнутыми рядами, сияющими голубым керамитом. Блики огня плясали на полированных пластинах их брони, зеленый плащ Уриила развевался у него за спиной на горячем ветру, проносящемся над мостом.

Уриил осмотрел изрытый воронками и заваленный обломками мост. Если Актис прав, тау уже должны быть здесь.

— Я ничего не вижу, — сообщил он. — Подтвердите ваши данные, Актис.

— Возможно, произошла ошибка, капитан, — заговорил Актис слегка виноватым голосом. — Ауспик уловил сигналы, но подтверждение еще не пришло.

— Но вы думаете, что там что-то есть?

Актис замялся.

— Думаю, но у меня нет подтверждений, капитан.

— Понятно, — сказал Уриил. Актис был надежным командиром стрелков, и если он подозревал, что враг рядом, к этому стоило прислушаться. — Всем отрядам. Предупреждение о возможной близости противника.

Едва предупреждение было озвучено, дым разорвали выстрелы, обрушившиеся на отделение «Терон». Два воина упали, но тут же поднялись, когда их товарищи нашли укрытие. По всей длине моста загремели залпы тяжелых болтеров отрядов прикрытия, за ними вскоре последовали выстрелы из лазпушек и снаряды.

Уриил быстро укрылся в дымящейся воронке и встал на колени у ее края. Он осмотрел местность, переключаясь с одного модуса обзора на другой, пытаясь отыскать тау. Он так и не обнаружил ничего определенного, лишь мутные пятна в дыму, преломляющие световые лучи вокруг себя.

— Отряды-невидимки! — закричал он и вскинул болтер на плечо. Даже зная, кого надо искать, прицелиться в тау было трудно. Едва он решал, что поймал одного на мушку, как тот исчезал или словно растворялся в воздухе, а палить вслепую совершенно не хотелось.

В этой схватке расстояние работало не на него, и Уриил понимал, что есть лишь один способ согнать тау с моста.

— Всем отрядам! Тактическое наступление! За мной!

Опустошители прекратили огонь, и Уриил выбрался из воронки и повел своих воинов в бой. Ультрамарины шли в наступление почти бегом, но не настолько быстро, чтобы устать даже на приличной дистанции, и точность стрельбы на такой скорости сохранялась. В противоположность Космическим Волкам, атакующим с яростью берсеркеров, и Имперским Кулакам, рассчитывающим и согласованным им все до мелочей, Ультрамарины принимали бой открыто и бесстрашно.

Ведя своих людей, Уриил услышал, как срабатывают прыжковые ранцы. Сверху замелькали лазурные пятна — это шло в атаку отделение «Прот». Впереди был капеллан Клозель, из аугмиттеров его шлема звучала молитва.

В дыму где-то впереди послышались новые выстрелы, и показались очередные размытые силуэты. Уриил выпустил в ближайший серию ответных выстрелов, и тот упал с прошитой разрывными пулями броней. При падении маскировочная технология перестала работать, и Уриил ясно увидел воина тау.

Шире космодесантника, луковицеобразные, с панцирем, как у насекомого, боевые скафандры своей конструкцией выдавали инопланетное происхождение. На одной руке была установлена длинноствольная поворотная пушка, и перемещались они практически беззвучно.

Пушки тау открыли огонь по рядам Ультрамаринов. Ответный залп обрушился на тау, и несколько мгновений пространство между враждебными армиями было заполнено летающими кусками металла. Залпы пошли с обеих сторон, такие мощные, что уцелеть можно было лишь под защитой самой тяжелой брони.

Уриил почувствовал три удара: два в грудь и один в плечо. Ни один не пробил многослойный керамит брони, и он мысленно вознес благодарность брату Амадону за спасение. Расстояние между двумя отрядами сокращалось, и Уриил закинул болтер за плечо и вынул меч Идея. Представилась возможность отточить умения, которые ему понадобятся при осуществлении последней части плана.

Ультрамарины выпустили последний залп, и два отряда сошлись под грохот брони, треск выстрелов на ближнем расстоянии и лязг мечей. Штурмовики Прота вступили первыми, обрушившись сверху, как удар молнии. Они были словно молот богов, неостановимые и непобедимые, и сражались с той же безжалостной яростью, что и капеллан Клозель.

Воин тау оказался рядом с Уриилом и поднял пушку, чтобы выстрелить. Ультрамарин нырнул вперед, перекувырнулся и описал мечом дугу, вставая на ноги. Лезвие раскололо луковицеобразный панцирь тау, и Уриил почувствовал мощный приток стимуляторов, впрыснутых в кровь. Враг упал, и Уриил развернулся, чтобы перерубить ноги другому. На таком близком расстоянии маскировочная технология не имела смысла, и Уриил глубже врубался в ряды тау, его меч превратился в сплошное серебряно-золотое пятно.

Какой бы неравной ни оказалась схватка, тау были сильными и отважными бойцами, и несколько Ультрамаринов было изрешечено выпущенными на близком расстоянии снарядами и забито аугментическими конечностями. Еще один тау пал под клинком Уриила, и петля Ультрамаринов сомкнулась вокруг оставшихся противников.

Бой продолжался, а тем временем огромное грибовидное облако дыма и огня внезапно взорвалось на западной оконечности моста Императора. Считанные секунды спустя прогремели страшные взрывы, и Уриил понял, что бомбы в арсенале западных бастионов наконец взорвались. Пока Уриил и Ультрамарины наступали на мост Отрог, лаврентийские саперно-строительные части закладывали мощную взрывчатку под бастионы Аквила и Императорский.

Даже с расстояния в несколько километров крушение бастионов впечатляло: циклопические блоки падали, словно в замедленной съемке. Всему, находящемуся поблизости, предстояло быть полностью разрушенным, и хотя Уриил сожалел об этом, он знал, что иного выбора не было. Словно отдавая дань уважения гибнущим укреплениям, обе армии остановили бой и смотрели на их впечатляющий финал.

В момент передышки Уриил глянул с моста вниз и понял, что бой окончен.

Тау ломились из Миддена на мост Отрог. Группа скиммеров-разведчиков шла впереди «Каракатиц», за которыми следовали «Рыбы-молоты» и «Небесные скаты».

— Капеллан! — закричал Уриил.

— Я их вижу. Пора?

Уриил оглянулся на дымящиеся руины двух бастионов и кивнул:

— Пора.

Капитан Медерик и шестеро его Псов спрыгнули в воронку и прижались спинами к склону. По обе стороны от них гремели танки лаврентийцев, стреляя по холмам, где легкие изящные боевые машины тау стремились завершить наступление.

Эта последняя схватка шла в руинах некогда производившего сильное впечатление поместья. Разрушенные мраморные стены и обломки колонн с каннелюрами — вот все, что осталось, но и это должно было скоро погибнуть в огне. Сотни торопливо окопавшихся гвардейцев палили из руин, пытаясь удержать последнюю атаку тау. Где-то позади взорвался лаврентийский танк, но Медерик не видел ни что это была за машина, ни что ее погубило.

— Кайнон, прикрой нас сзади! — крикнул Медерик, прорываясь сквозь грохот пушек и рев болтеров. — Не хочу, чтобы нас раскатали собственные гребаные танки!

— Есть, сэр! — откликнулся молодой боец. Отступление с боем на холмы Оусен сделало из мальчишки мужчину, и Медерик знал, что если они уцелеют, надо будет проследить, чтобы храбрость паренька была отмечена.

— Перезаряжай! Они уже прут на нас, нельзя, чтобы у кого-то был пустой магазин.

В приказе не было необходимости: Псы знали свое дело и уже перезаряжали оружие. Медерик забил магазин до отказа, проверил, что заряд полон, и пополз к краю воронки.

Бой за то, чтобы остановить левый фланг наступления тау, был одним из самых кровавых и при этом самых бесстрастных из тех, что в последнее время выпадали на долю Сорок четвертого. Силы тау были столь велики, что остановить их не представлялось возможным, но Сорок четвертый оставлял за собой лишь пепел и изрытую воронками пустошь. День за днем тау наступали, хладнокровно и неуклонно, не боясь гвардейских пушек. Без ярости зеленокожих и ужаса миров-ульев лаврентийцам эмоционально было не за что ухватиться.

На лицах вокруг себя Медерик видел лишь беспримесный страх, страх, что в любой момент незамеченный снаряд прервет мечты о славе и подвигах. Тау воевали с такой точностью и расчетом, что для чести и отваги места не оставалось, для них война была чем-то вроде науки: точной, эмпирической, завязанной на причинно-следственных связях.

Медерик знал, что это фатальная ошибка в их расчетах, потому что война по сути своей непредсказуема. Неизвестные переменные и простой случай тоже играли роль, и лишь неумелый командир сражался, будучи уверенным, что он все может предусмотреть.

Огромная тень нависла над Медериком, и он, подняв взгляд, увидел исполинскую боевую машину, ползущую мимо их ненадежного укрытия. Он улыбнулся, увидев коряво нацарапанное на броне слово «мясорубка», и понял, что это «Отец Время» лорда Уинтерборна.

Ослепительный луч энергии ударил в покрытую шрамами броню «Гибельного клинка», но сверхтяжелый танк был так надежно защищен, что едва остался след. Пушки «Отца Времени» заревели в ответ, и вражеский танк взорвался, обращенный в пыль массой и взрывной силой огромного снаряда.

— Огневая поддержка! — закричал Медерик, и его разведчики присоединились к нему на краю воронки. Смертельно точные снайперские выстрелы убирали офицеров тау, бегущих сквозь дым, и снаряды Дукена с безжалостной точностью выводили из строя вражескую боевую технику. Было рискованно стрелять с одной точки, но дым от орудий «Гибельного клинка» помогал скрыть их точное расположение. В любом случае оказаться посреди танковой баталии — это фактически гарантированный способ угодить под шестидесятитонную металлическую махину.

Командный танк лорда Уинтерборна продолжал крушить врага, пожиная кровавую жатву устрашающих масштабов; при этом он выдерживал бесчисленные попадания, которые превратили бы любую другую технику в кучку горелого шлака. Где бы ни бился «Отец Время», натиск тау захлебывался, и эта последняя схватка, похоже, не была исключением.

И тут Медерик услышал звук, от которого холод охватил его: высокий улюлюкающий крик, означавший лишь одно.

Крууты.

Он увидел полчища розовых тварей, ползущих по «Отцу Времени». Крууты несли с собой прибор, в котором Медерик распознал бомбу еще до того, как они принялись крепить его на покрытой почетными надписями орудийной башне танка лорда Уинтерборна.

— Цель справа! — заорал он и вскинул винтовку Первый его выстрел сбил одного круута с верхней платформы танка, второй оторвал руку существу, возившемуся со взрывчаткой.

Лазерные болты засвистели вокруг танка, когда Псы подняли пальбу. Пара круутов упала с машины, хотя Медерик видел, как другие укрылись за могучей башней. Казалось неестественным, на грани ереси, стрелять по имперскому танку, но Медерик знал, что они все равно не смогут ему повредить.

— Если мы не попадем во взрывчатку… — прошептал он, видя, как шрапнель отскочила от орудийной башни буквально в нескольких дюймах от заряда. Не раздумывая, Медерик вскочил на ноги и, побежав к «Отцу Времени», полез по лестнице, встроенной в похожий на отвесную скалу бок танка.

Башня «Гибельного клинка» поворачивалась, самонаводящееся орудие выдавало поток крупнокалиберных снарядов. Тяжелые болтеры палили с переднего отсека танка, и Медерик старался не думать о том, какое это безумие — лезть на движущийся, ведущий огонь танк.

Рядом с ним в броню ударил снаряд, и он упал ничком. Что-то шевельнулось рядом, он перекатился на спину и выстрелил из винтовки. Круут упал с развороченной выстрелом грудью, и Медерик поднялся на ноги как раз тогда, когда на него выскочил другой пришелец. Лазерный импульс справа снес крууту затылок.

Его Псы смотрели на него.

Пригнувшись, Медерик пробрался к вражескому прибору, так, чтобы не попасть под актинические вспышки энергии вокруг единственной оставшейся лазпушки. Он встал на колени рядом с орудийной башней, на которой золотыми буквами были перечислены сотни битв и военных кампаний. Медерик закинул винтовку за плечо и осмотрел устройство, которое крууты прикрутили к башне. Бомба была продолговатая, размером с полностью нагруженный заплечный мешок гвардейца, и Медерик не сомневался, что он мог прервать участие танка-исполина в этой битве. Времени на что-либо более изощренное не оставалось, и он просто схватил устройство и рванул изо всех сил.

Оно не двинулось ни на миллиметр.

Какая бы технология ни держала бомбу на корпусе танка, ему было с ней не справиться.

— Отойдите от бомбы, капитан, — сказал кто-то у него за спиной.

Медерик обернулся и увидел высокого, ужасно изуродованного проповедника в черном одеянии Мортифекса, стоящего над ним на броне «Отца Времени». Лицо его было обожжено до черноты и утыкано осколками цветного стекла. Медерик уже слышал о раненом священнике, который присоединился к бойцам Сорок четвертого после битвы при Брэндонских Вратах, но до сих пор сам лично не видел его.

По слухам, это был Гаэтан Бальтазар, бывший клирикус Фабрика, но его увечья и вечная гримаса боли производили столь ужасающее впечатление, что понять, кто этот проповедник с безумным взглядом, было невозможно. И как можно выжить с такими кошмарными ранами?

Мортифекс был вооружен огромным эвисцератором, ревущее лезвие которого разбрасывало дым и искры.

— Твою ж мать! — пробормотал Медерик, сообразив, что сейчас будет.

Он откатился — и лезвие опустилось. Из-под устройства дождем посыпались искры, но, к удивлению Медерика, оно не взорвалось. Острые зубья эвисцератора легко порвали металл и керамику — и устройство упало с орудийной башни, распиленное надвое.

Он тяжко выдохнул, и Мортифекс опустил дымящийся меч.

— И так деяния врагов человечества обратятся в прах и забвение, — сказал проповедник.

— Ну, блин, — сказал Медерик, вперившись в кучу инертного материала — все, что осталось от бомбы. — Вот как ты, спрашивается, узнал, что оно не рванет, пока пилишь?

— Я не знал, — сказал Мортифекс безгубым обожженным ртом. — И мне не было до этого дела.

— Зато мне, блин, есть, и я не хочу, чтобы какой-то псих забрал меня с собой. Так что держись подальше от…

Слова его оборвались: горсть зазубренных стальных осколков вылетела из груди Мортифекса. Хлынула кровь, длинное лезвие вырвало сердце проповедника, и Медерик увидел, как мука на его лице сменилась покоем.

— Жизнь моя — темница, и смерть — освобождение мое, — проговорил Мортифекс, падая с танка. Медерик не следил взглядом за его падением.

Его внимание было приковано к чудовищному крууту с ярко-красным гребнем, который убил проповедника.

Вспышки энергии с шипением пролетали мимо головы Уриила, пока он отступал на разрушенную проезжую часть моста Императора в сторону руин, среди которых ждали машины. Болтер палил без остановки, и каждый раз, когда со щелчком выходил пустой магазин, Уриил аккуратно заменял его, не сводя глаз с наступающих тау. Пластины его брони лизало пламя костров, вспыхнувших от пылающих развалин бастиона. Еще раз капитан мысленно поблагодарил древних строителей моста за то, что они сделали его таким прочным.

Ультрамарины строем отступали со стороны моста Отрог, расходясь на отряды и на ходу стреляя в тау. Снаряды вылетали из пусковых установок и лазпушек, превращая в пыль все, что могло послужить врагу укрытием. Космодесантники отступали, но они оставляли за собой лишь развалины.

Снаряды лаврентийской огневой поддержки летали по воздуху чуть дальше, оставляя в дыму спиральные следы. Эхо их взрывов разносилось по всей длине моста.

Огненные воины и боевые скафандры носились сквозь огонь и дым, стреляя в отступающих Ультрамаринов. Они покинули Мидден, но вели преследование лишь вполсилы, и Уриил чувствовал, в какое отчаяние их повергают разрушения.

— Скорее этот мир сгорит, чем мы отдадим его вам, — прошептал Уриил, оглядываясь, чтобы убедиться, что все его бойцы целы. Капеллан Клозель был справа и держал крозиус арканум высоко над головой, выкрикивая боевую молитву Праведных.

В воздухе снова заметались ракеты и снаряды, и Уриил услышал, как со всех сторон двигатели яростно прибавляют обороты над развалинами. Братья Сперит и Зег, дредноуты роты, шагали назад плечом к плечу с боевыми братьями, и грохот их орудий пронзал шум битвы.

Уриил обернулся через плечо и увидел, как дым из выхлопных труб вьется над рухнувшим эскарпом.

— Организованно отступаем к машинам! — приказал он. — Отступление по схеме «Сигма».

Ультрамарины аккуратно перестроились, отделения «Терон», «Ликон» и «Нестор» прикрыли остальных, отделения «Дардан», «Саб» и «Прот» развернулись и побежали к заранее намеченным линиям отступления. Безжалостно палили болтеры, снаряды врезались в землю прямо перед ними, летали над головой, описывая дуги и обрушиваясь вниз, словно хищные птицы на охоте, чтобы взорваться у ног своей добычи.

— Актис, Борос, огонь на подавление!

Приказ был отдан — и тут же отделения прикрытия отошли от своих позиций и позади загрохотали пушки опустошителей.

— Капитан Гербер, — сказал Уриил, подходя со своими людьми. — Приступаем к выполнению плана «Эверсор».

— Вас понял, капитан Вентрис. Открываем огонь.

Уриил услышал одинокий залп орудия «Василиск», за которым вскоре последовал еще и еще один. Вскоре началась настоящая непрекращающаяся канонада.

— Все назад, быстро! — закричал Уриил, развернулся и побежал туда, где их ждали машины Четвертой роты. Он перескочил через валяющиеся на земле адамантиевые балки и пригнулся, проходя в пролом в накренившейся плите из камнебетона. Впереди были видны четыре «Носорога» и два «Лендрейдера», их двигатели уже плевались выхлопными газами, люки были открыты. Космодесантники забрались в кабины, и автосистемы машин тут же обстреляли мост по всей длине.

Над головой сверкали яркие вспышки света, и Уриил почувствовал, как первый из артиллерийских снарядов взорвался на мосту совсем рядом. Словно тяжелые удары молота сотрясали конструкцию снова и снова, так, что опоры моста содрогались, и наконец показалось, что сами небеса рухнули наземь.

— Да благословит вас Император, Гербер! — воскликнул Уриил, увидев, что практически каждый снаряд попадает туда, куда намечено. Артиллеристы-лаврентийцы оправдывали надежды своего капитана.

Уриил пошатнулся и упал на колени, когда титанические силы обратили мост Отрог в руины. Шум стоял оглушительный, даже зашита автосенсоров, встроенных в броню, не помогала. Блоки, уцелевшие во время боя, исчезли в серии взрывов, целые кварталы были стерты с лица планеты в считанные мгновения, когда сотни снарядов попали в цель. Ничто не могло уцелеть после такой бомбардировки, и преследование тау мгновенно прекратилось.

Взрывы и зажигательные бомбы омыли весь пролет моста гигантской волной из пламени и обломков. Место соединения Отрога и моста Императора пострадало больше всего — стальные конструкции более нового моста порвались и вышли наружу. Боеголовки впивались глубоко в дорожное покрытие перекрестка, а потом взрывались с невообразимой силой, оставляя за собой тридцатиметровые воронки.

В воронки попадали снаряды, зарываясь еще глубже и все больше ослабляя соединения, пока огромная масса моста Отрог не довершила работу, начатую артиллерией. Встав на дыбы и сломавшись под не предусмотренной для него тяжестью, Отрог оторвался от моста Императора и упал, перекрученный, как мокрая бумага.

Тысячи тонн камня и стали полетели в пропасть, и те немногие огненные воины, что уцелели при бомбардировке, рухнули вместе с ними. Пехота и тяжеловооруженные воины посыпались вниз, и хотя несколько скиммеров смогли удержаться, их тут же разбило обломками.

Путь от Миддена на мост Императора был уничтожен, и когда падали последние снаряды, мало что указывало на то, что там вообще когда-то был мост. Облака пыли и дыма катились в сторону позиций Ультрамаринов, и Уриил наконец пришел в себя, когда кошмарное эхо массированного артобстрела стало немного тише.

Клозель ждал его на переднем скате ближайшего «Лендрейдера» и призывно махал рукой. Уриил подбежал к капеллану и, оказавшись внутри танка, захлопнул за собой люк.

Залитая красным светом кабина пропахла машинным маслом и благовониями, и Уриил прижал кулак к черно-белому знаку шестеренки — символу Адептус Механикус, выгравированному на стене рядом с ним.

— И сокрушит Император чудовищ и ксеносов, дабы не оскорбляли взор его, — сказал Клозель, хлопнув Уриила ладонью по наплечнику. Разрушение моста и преследующих сил тау привело капеллана в хорошее расположение духа.

— С небольшой помощью молота Имперской Гвардии, — заметил Уриил.

Он снова связался с Гербером:

— Капитан, мост рухнул. Передайте мои поздравления вашим артиллеристам, огонь был прямо в точку.

— Непременно, — отозвался Гербер. — Мы вообще почти все запасы расстреляли, чтобы снести эту переправу.

— Оно того стоит, уверяю вас, капитан.

— Да уж, надеюсь. А то, когда они опять попрут, нам в них только камни кидать и останется.

— Понимаю, но не думаю, что до этого дойдет.

Уриил выключил вокс и обернулся к Клозелю:

— Какие вести от Тиберия и «Vae Victis»?

— Он сможет сделать так, как вы просили, — сказал капеллан, чей шлем с черепом был зримым образом смерти, — хотя это будет очень опасно. Одна минута промедления — и мы пропустим стартовое окно.

— Тогда лучше не опаздывать.

— А Леарх? Он выходил на связь?

— Нет. Наверное, не смог.

— Вероятно, он погиб.

— Может быть, но если кто и способен сделать то, что надо сделать, — это Леарх.

— В этом есть своя правда, — согласился Клозель. — Вы уверены, что это единственный выход?

— Да. Вы сами сказали, капеллан: это не наш способ борьбы.

Клозель кивнул, и Уриил увидел, что перспектива принять бой радовала почтенного воина.

— Мы покажем тау, для какого именно боя нас создали, — пообещал Уриил.

Глава девятнадцатая

Красноперый круут бросился на Медерика, выставив перед собой нож и стремясь дотянуться до шеи, с лезвия капала кровь Мортифекса. Медерик инстинктивно выбросил вперед винтовку, чтобы блокировать удар. Нож, точнее, даже почти меч, ударил в приклад винтовки Медерика, и тот попытался удержать существо на расстоянии. Круут был поразительно силен, и, резко развернув клинок, он сумел вырвать у человека винтовку.

Медерик отскочил, и кулак круута ударил в поцарапанную броню «Отца Времени». Он подумал: «Интересно, а вообще кто-нибудь внутри догадывается, какая борьба не на жизнь, а на смерть идет у них над головами?»

Медерик пнул круута тяжелым сапогом по ноге. Зверь упал на одно колено, и Медерик, пользуясь возможностью, подтянулся на верхний спонсон танка.

Главные орудия «Отца Времени» дали залп. Грохот вытесненного воздуха погрузил Медерика в тишину, и оглушительный рев пушек эхом зазвучал в черепе.

Он поискал нож, зная, что толку будет немного, но, сжимая клинок в руке, он почувствовал себя увереннее. Мимо круута пролетел болт, но клубы едкого кружащегося дыма не дали Псу хорошо прицелиться.

Медерик наконец смог встать, все еще как в тумане от жуткой пальбы. Круут поспешил к нему своей странной пружинистой походкой. Молочно-белые глаза без зрачков уставились на человека с совершенно нечитаемым выражением, в котором, однако, угадывался звериный голод.

Тварь выпрямилась во весь рост, на голову выше человека, на всем теле выступили бугристые мышцы и сухожилия, похожие на натянутые канаты. Плечевой ремень, увешанный самыми немыслимыми и жуткими трофеями, опоясывал грудь, и Медерик увидел висящие на железных крючьях человеческие глаза и уши. Красный гребень словно пульсировал изнутри, и омерзительный влажный язык облизывал зубы, усеивающие клювообразные челюсти.

Круут шагнул вперед, вызывающе вздыбив перья и наклонив голову набок. Он ударил себя рукоятью ножа в грудь и произнес:

— Кррспрр.

Медерик решил, что это просто звериное ворчание, но существо повторило слово, и он понял, что это имя.

— Красноперый?

Существо кивнуло и еще раз проскрежетало:

— Кррспрр!

— Ну, давай, Красноперый! — закричал Медерик, размахивая боевым ножом. — Иди сюда и поймай меня, если сможешь!

Красноперый прыгнул вперед без видимых усилий, и Медерик едва не оказался прирезанным, прежде чем успел понять, что на него нападают. Благодаря скорее везению, чем мастерству он выбросил вперед нож и отбил клинок круута. От удара стали о сталь посыпались искры, и Медерик согнулся, когда круут двинул ему под дых. Зная, что до смертельного удара осталось совсем немного, он бросился вбок, упал на курсовую пушку «Гибельного клинка» и перекатился через нее на гусеничный кожух рядом с тяжелым болтером.

Крупнокалиберные заряды вылетали из коротких стволов, каждый раз за тяжелым ударом следовал свист маленького ракетного мотора. Красноперый прыгнул через стволы и легко приземлился рядом с ним, размахивая клинком и норовя попасть в голову.

Медерик отразил удар и обогнул нож Красноперого, полоснув его по руке. Зверь отпрянул, почувствовав боль, и Медерик не дал ему второго шанса. Он перекатился через дергающийся тяжелый болтер и ударил Красноперого ножом в живот. Это был не лучший удар, и он сам едва не упал, но выбора не было.

Когтистая лапа Красноперого ухватила его за запястье, когда нож был буквально в миллиметре от брюха круута. Нож Красноперого был занесен, и Медерик знал, что блокировать удар не сможет. И тогда он схватил плечевой ремень и потянул круута на себя. Потерявшие равновесие на и без того ненадежном гусеничном кожухе, противники перевалились через кожух болтера и приземлились на покоробившийся металл передней части танка.

Медерик сильно ударился, тяжелое тело круута вышибло из него воздух, и нож куда-то отлетел. Красноперый поднялся, держа свой нож двумя руками и целясь им в сердце Медерика. И остановить его человек не мог.

Тогда тяжелый болтер снова выстрелил, и верхняя часть тела Красноперого разлетелась на куски.

Медерик был весь в крови, у него и во рту ее было полно и приходилось отплевываться: искромсанные останки круута полетели в него, прежде чем соскользнуть с танка.

Он полежал без движения, а потом сообразил, что танк больше не стреляет. Он медленно приподнялся, остерегаясь многочисленных орудийных систем «Отца Времени» и вытирая лицо от крови Красноперого — насколько это было возможно.

Гвардейцы выбирались из индивидуальных окопов и импровизированных укрытий, все в крови и ожогах после пальбы из лазганов. Они ликовали: удалось выжить в последней схватке. Склоны холма застилал дым от горящих машин и трупов тау. Медерик устало и торжествующе улыбнулся. «Отец Время» снова стабилизировал ситуацию и удержал тау. И отчего у них нет целой армии таких танков?

Он услышал, как сзади открылся люк, встал, опираясь на теплый ствол пушки, чтобы выпрямить измученное тело, повернулся и отдал честь высунувшемуся из люка ошарашенному Натаниэлю Уинтерборну.

— А что это вы забыли на моем танке, капитан?

Медерик расхохотался на грани истерики:

— Да вы же все равно не поверите.

Прибрежный город Пракседес простирался перед ними, и Леарх едва верил, что они пришли в пункт назначения. Зайти так далеко на территорию врага — уже фактически чудо, особенно если это территория тау, но Леарх не знал в Империуме лучших скаутов, чем Ультрамарины.

Стараясь не поднимать голову высоко, Леарх наблюдал за деятельностью врага в городе. Он и его товарищи прятались в пакгаузе на скалах над посадочными платформами, и пока Иссам менял повязку на руке Пармиана, Даксиан сторожил единственный вход в здание.

Обширное помещение было загромождено ящиками с печатями тау, и Ультрамарины перерыли все в поисках того, чем можно было бы воспользоваться. В большей части ящиков находились сухие пайки тау, пробовать которые космодесантники не стали, зато Иссам нашел свежие бинты и антисептик для лечения раны Пармиана.

Два скиммера, которые они отняли у следопытов, лежали в углу. Леарх пытался забыть, как они сумели ими воспользоваться, но знал, что забыть не удастся, потому что генетический код пилота-ксеноса теперь был частью его самого.

Даже после впрыснутого через броню рвотного и слабительного он все еще смутно ощущал чужеродные эмоции и роящиеся в голове мысли. Вонь и маслянисто-резиновая текстура мозга тау были отвратительны, но он содержал информацию, в которой они нуждались, чтобы безопасно обойти сторожевые башни, разбросанные по Пракседесу. Леарх смог добыть эту информацию благодаря высокоспециализированному органу, имплантированному между шейным и грудным позвонками и называющемуся омофагея.

Расположенная в позвоночном столбе, омофагея соединялась с мозгом космодесантника и давала ему возможность буквально переваривать информацию. Нервные окончания, вживленные между позвоночником и желудком, позволяли омофагее поглощать генетический материал, содержащийся в живых тканях, и извлекать из него память, опыт и врожденные способности.

Немногие ордена космодесантников все еще могли успешно культивировать такие сложные биологические технологии, но апотекарии Ультрамаринов поддерживали генное наследие своих боевых братьев в величайшей чистоте и чрезвычайно заботливо. Мутации случались в генохранилищах других орденов, в результате чего развивались нездоровые амбиции и бесконечные кровавые ритуалы. Одна мысль о том, что он ел сырое мясо, как десантники варварских орденов Расчленителей и Кровопийц, вызывала у Леарха отвращение, и он признался в своих опасениях Иссаму в ночь, когда они подошли к Пракседесу, — когда поднялась луна.

— У нас не было выбора, — сказал Иссам.

— Знаю. Желудку от этого не легче.

— Когда снова будем на Макрагге, апотекарии выкачают у тебя кровь и очистят ее от любой заразы. Ты снова будешь собой, и довольно скоро, не переживай.

— Я не заражусь, — рассердился Леарх. — Я этого не потерплю. Смотри, что стало с Пазанием, — он лишился звания и изгнан из роты на сто дней!

— Пазаний скрыл свою… болезнь от старшего по званию, — напомнил Иссам. — Вот за что его наказали. Слушай, брат, тебе надо успокоиться.

— Успокоиться? Да как я могу успокоиться? Это же не ты ел мозг ксеноса!

Сначала Леарх предположил, что мозг тау слишком далек от человеческого, чтобы можно было извлечь из него ценную информацию, но через несколько секунд после того, как он проглотил первый кусочек влажного жесткого мяса, сержант почувствовал первые проблески чужих мыслей. Не воспоминания как таковые, но впечатления и врожденное понимание, будто он всегда знал ужасные вещи, заполонившие его ум.

Леарх не различал значков на панели управления скиммера, но знал их функции и инстинктивно разбирался в том, как тут все работает. Остальные наблюдали за тем, как аккуратно он вел скиммер тау мимо скал, понимая, как им управлять и при этом не разбить и не активировать неизвестные системы.

Менее чем через час они были в пути — летели в Пракседес на скиммерах разведки, и едва они опустились в скалистый каньон, как наткнулись на две тонкие сторожевые башни. Дроны засекли их и поднялись вверх, но Леарх, не раздумывая, нажал на несколько кнопок на боковой панели, и куполообразные навершия башен снова погрузились в люки.

Скиммеры шли быстро, и Ультрамарины скоро оказались на окраине прибрежного города. Вокруг Пракседеса башни стояли гуще, но, вооружившись правильными кодами доступа, Ультрамарины прошли дистанционный досмотр и укрылись в пакгаузе, не подняв тревоги в стане врага.

Иссам подошел к окну, и Леарх коротко кивнул сержанту. С тех пор, как он съел мозг тау, он стал обижаться по мелочам и отвечать колкостями. «Чаще, чем обычно», — подумал Леарх с нехарактерной для него честностью по отношению к себе.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал сержант скаутов. — Ты вот так смотришь в окно уже десять часов. Даксиан или я можем сменить тебя на карауле.

— Я не могу отдыхать. Не сейчас. Капитан Вентрис полагается на нас.

— Знаю, но он ждет от нас многого — возможно, больше, чем в наших силах.

— Не говори так. Мы Ультрамарины, нет ничего, что не в наших силах.

— Нас тут четверо, Леарх, — заметил Иссам, — и один серьезно ранен.

— С четырьмя бойцами против пятиста магистр ордена Дациан удержал перевал на Горгене.

— Ну да, было такое. Все — ветераны Первой роты в терминаторской броне.

— Думаешь, мы не справимся?

Иссам пожал плечами:

— Как ты сказал, мы Ультрамарины. Возможно все что угодно.

Леарх что-то проворчал и вернулся к наблюдениям за городом. Мало что говорило о том, что Пракседес — не просто гарнизонный город, следовательно, большая часть войск тау принимала участие в боевых действиях. Присутствие такого количества сенсорных сторожевых башен вокруг Пракседеса вроде бы подтверждало это заключение. Какой бы сложной ни была автоматическая система наблюдения, ничто не могло превзойти прямые свидетельства живого существа.

Леарх оценил контингент тау в Пракседесе примерно в пятьсот пехотинцев и штук пятьдесят боевых скафандров. Он видел несколько «Рыб-молотов», припаркованных в тени подъемных кранов у воды, но совсем мало других боевых машин. Что еще важнее, на одной из пустых посадочных платформ, выступающих в море, держали пленными около тысячи лаврентийских гвардейцев.

Это и было ключом, и, по плану Уриила, Леарх и его люди должны были проложить себе путь, сея смятение и хаос. В тот краткий период, когда можно было связаться, Уриил обрисовал Леарху план на шифрованном языке, особенно подчеркивая, насколько важна роль самого Леарха в успешном его осуществлении. План был в высшей степени рискованный, приходилось идти ва-банк, но Леарх не усмотрел в рассуждениях своего капитана ни единого прегрешения против Кодекса Астартес.

Леарх и скауты заняли позиции, но, с учетом приближения момента атаки на Пракседес, они не могли сообщить о своей готовности, чтобы не выдать свое местоположение еще раз.

— Смотри! — Иссам указал на здание тюрьмы. — Это тот, о ком я подумал?

Леарх посмотрел и улыбнулся:

— Он самый. Надо, в конце концов, сделать то, зачем мы сюда прибыли.

Его усовершенствованные глаза легко обнаружили губернатора Шонаи, прогуливающегося по территории тюрьмы в компании тау, облаченного в кремовое, красное и золотое. Чем дальше Леарх наблюдал за тау и Куделькаром Шонаи, тем больше мрачнел. Судя по всему, они общались как два старых друга, совершающих утренний моцион.

— Кто это с губернатором? — спросил Иссам.

Все тау казались Леарху одинаковыми, но этого он уже вроде где-то видел.

— Кровь Жиллимана! — воскликнул Леарх, сообразив, кто это. — Тот самый ублюдок, которого мы изловили на озере Масура. Какого варпа он сюда попал? Мы же засадили его в Стеклянный дом под присмотр силовиков!

— Как бы он ни сделал это, должно быть, это важная персона, судя по количеству телохранителей.

— Капитан Вентрис сказал, что он из правящей касты, что-то вроде аристократа.

— Похоже на то. Как думаешь, о чем это он беседует с губернатором?

— А вот об этом я спрошу его перед тем, как сломаю его гребаную шею.

Командующие сил Империума в Ольцетине собрались под большой триумфальной аркой на восточном конце моста Императора. Разрушение Отрога дало инженерам-лаврентийцам время, выигранное для них Ультрамаринами, соорудить на востоке надежные укрепления, и они не теряли его зря. Витки колючей проволоки, толстостенные редуты и бронированные бункеры были надежно и хитроумно устроены перед аркой, обеспечив эшелонированную защиту, которая должна была заставить нападающих пролить немало крови.

Холодный ветер хлестал по всей длине моста и над линией обороны. В бункере, служившем командным постом имперских сил, полковник Лоик дрожал в своей кремовой шинели, наливая себе ускавар из серебряной фляжки. Фляжку украшала белая роза Павониса — эту вещицу ему подарили подчиненные.

Один Император знал, где они нашли это в таком разгроме, но в любом случае подарок его очень тронул.

— Зябко сегодня, — заметил он, предлагая флягу лейтенанту Полдаре.

Полдара вежливо принял и вежливо же отпил глоток крепкого напитка.

— Благодарю, полковник. Если вы замерзли, могу принести вам плащ.

— Не стоит. Полагаю, тау скоро зададут нам жару.

При первой встрече Лоик подумал, что лейтенант невозможно молод для военного. Битва за Ольцетин многое изменила. Полдара выглядел теперь не более «зеленым», чем любой бывалый пехотинец.

— Война старит нас, — произнес Лоик, гадая, каким потрепанным он сам должен казаться молодому лейтенанту.

— Сэр?

— Ничего, не обращайте внимания, — сказал Лоик, сообразив, что говорит вслух.

Он слишком устал, чтобы вообще соображать, что он говорит.

Он глубоко вдохнул и собрался с мыслями. Оборона Ольцетина подходила к концу, это понимали все. Все схемы были отработаны, все военные хитрости применены. Ультрамарины исчезли, и между тау и Брэндонскими Вратами стояли лишь отважные солдаты СПО Павониса и гвардейцы-лаврентийцы.

Глядя, как космодесантники удаляются на своих кораблях, Лоик испытал ужасное чувство потери. Он знал, что у Уриила и других важнейшая, возможно, способная решить исход войны миссия, но не мог избавиться от ощущения, что с их отлетом что-то важное ушло из сердец защитников Ольцетина.

Ему приходилось слышать, что один воин Астартес стоит сотни смертных солдат, но Лоик знал, что подлинная ценность не поддается арифметическим вычислениям. Космодесантники служили вдохновляющим примером, которому стремился следовать каждый. Их отвага и честь были безмерны, и биться вместе с ними значило биться вместе с самими богами войны.

Было бы жаль погибнуть, когда их нет рядом.

Лоик отбросил мрачные мысли о смерти и вернулся к действительности. Капитан Гербер и комиссар Фогель изучали консоли, встроенные в переднюю стенку бункера, экраны освещали их мягким зеленым светом. Они разбирали схему обороны, показывая на разные точки вдоль разрушенного моста.

Лоик присоединился к Герберу и Фогелю у забросанных мешками с песком бойниц бункера.

— Вы зря теряете время, — сказал он. — Все, что было нужно сделать, уже сделано. Припасы доставлены во все места. Боеприпасы, провиант и вода привезены, полевые госпитали готовы принимать раненых. Все, что осталось, — это ждать.

— Всегда есть что можно сделать, — возразил Гербер, — что-то, что мы должны предвидеть.

— Наверное, но большой роли это не сыграет.

Лоик достал серебряную фляжку и предложил офицерам:

— Ускавар будете? Хороший, кстати, и, полагаю, мы заслужили, а?

— Почему нет? — кивнул Гербер. — Мы тут вообще одни остались, и он не повредит.

— Комиссар?

Фогель взял флягу и отпил, глаза его расширились — таким крепким оказался напиток.

— Я же говорил, хороший, — сказал Лоик, принимая флягу обратно.

Три офицера сидели в дружелюбном молчании, глядя на мост. Многие из шатких построек исчезли, мост покрывали руины многоэтажных жилых домов и храмов, разнесенных снарядами тау или обстрелом войск Империума.

— Есть вести от капитана Лузейна и «Знамени»?

— Они на марше из Йотусбурга, но придут сюда самое меньшее через шесть часов, — доложил Гербер.

— Слишком поздно для нас?

— Разве что чтобы отомстить за нас, — сказал Гербер, и на этот раз Фогель промолчал.

— Смотрите! — Гербер указал на мост. — Вот они.

На дальнем конце моста Лоик увидел изящные силуэты боевых машин тау, идущих по руинам. «Каракатицы» и «Рыбы-молоты» громыхали по развалинам домов, и Лоик побледнел при виде такого количества техники. Боевые скафандры и стремительные жалокрылы неслись над ними по воздуху.

— Помилуй нас Император! — прошептал Фогель. — Сколько же их!

— Ну, и кто тут пораженец? — хмыкнул Гербер.

Луч света озарил горизонт, когда сотня снарядов окрасила небо яркими следами. Лоик смотрел, как они поднимаются вверх, словно по баллистической траектории.

— Наступают! — заорал Гербер, когда снаряды посыпались на линию обороны.

Лоик допил ускавар.

— За победу!

Уриил и капеллан Клозель сошли с «Громового ястреба» на покрытую стальной решеткой посадочную палубу «Vae Victis». Рядом с ними гудели длинные ряды боевых кораблей, которые швартовали к местам сервиторы и команды и перезаряжали офицеры-комендоры. Присоединяли шланги с горючим, подъемные устройства подавали свежие запасы снарядов и ракет для пушек. Над только что задраенными люками мигали лампочки, в воздухе ощущались электрические разряды и холод бездны.

Адмирал Тиберий ждал их и сжал руку Уриила, как пристало воину.

Командир «Vae Victis» был космодесантником-исполином, почти четырехсотлетним, с потемневшей, словно выдубленной кожей. Золотой лавровый венок окружал бритую голову, покрытую шрамами, полученными в битве при Цирцее, литой нагрудник голубой брони украшали бронзовые почетные знаки.

— Уриил, Клозель, — сказал Тиберий, — именем примарха, рад видеть вас обоих.

— И мы вас, адмирал, но не будем терять время, — сказал Уриил, отбегая к посадочной палубе.

— Конечно, — подтвердил Тиберий, хотя Уриил и так знал, что почтенный адмирал его не подведет. — А теперь рассаживайте своих людей — и стартуем. Эти корабли тау быстро приближаются, и если не займете места в течение пяти минут, придется искать новый адмиральский катер для Четвертой роты!

— Есть, — сказал Уриил.

Ультрамарины быстро двинулись по посадочной палубе к своим трапам, где сервы выдали им свежие патроны для болтеров и батареи для цепных мечей. Уриил и Клозель прошли по палубе, убеждаясь, что их люди готовы биться до последнего.

Капеллан Клозель встал рядом с ним и сказал:

— Вы снова на пути Кодекса Астартес, капитан Вентрис. Приятно это видеть.

— Благодарю, брат капеллан. Для меня много значит слышать это от вас.

Клозель коротко кивнул и отправился на свое место, не сказав больше ни слова.

На посадочной палубе загорелись зеленые огоньки. Все были готовы.

Времени для воодушевляющих речей и боевых ритуалов не было, и Уриил просто поднял меч Идея, чтобы его видели все.

— Отвага и честь! — прогремел он.

Куделькар Шонаи стоял на пороге своего жилья, глядя на темные воды Кратерного залива и попивая отвар. Утренние лучи солнца играли на темной глади океана, и ледяной ветер относил холодные соленые брызги к зданию тюрьмы. Куделькар всегда находил это зрелище красивым, но сегодня оно показалось ему предвестьем угрозы.

Он оглянулся через плечо туда, где сидел в помещении Аун'рай в окружении трех вооруженных огненных воинов. Они, по большей части, не обращали на него внимания, но женщина-тау с покрытым шрамами лицом и отрастающими белыми волосами смотрела на Куделькара с нескрываемой ненавистью. Он не знал, чем именно оскорбил ее, и не жаждал спрашивать, боясь того, каким будет ответ.

— Я когда-нибудь снова увижу Павонис? — спросил он.

— Возможно, со временем, — ответил Аун'рай. — Хотя, учитывая ваше былое положение в этом мире, для вас было бы лучше и не появляться здесь. Это вас очень огорчит?

Куделькар на миг задумался над вопросом, глядя на враждебные лица солдат, ходящих туда-сюда по тюремному комплексу.

— Нет. Я думал, что огорчит, но мысль о возможности увидеть новые горизонты, новые моря и новые миры безмерно меня радует.

— Хорошо, — сказал Аун'рай, явно очень довольный.

— Конечно, есть вещи, по которым я буду скучать, но, полагаю, я справлюсь.

— Конечно, — пообещал Аун'рай, — вы не будете ни в чем нуждаться в своей новой жизни почитаемого гражданина Империи Тау. Если все будут стремиться к Высшему Благу, никто не будет голодать, мерзнуть без крова, и все получат возможность в этом участвовать.

— Звучит едва ли не слишком хорошо, чтобы быть правдой, — заметил Куделькар, лишь наполовину в шутку.

— Нет. Вас примет наша Империя, вас будут ценить за ваши умения и ваш вклад в Высшее Благо.

Куделькар еще раз взглянул на залив и ушел в помещение. Он поставил стакан на простой овальный стол у кровати и сел на стул напротив Аун'рая.

— Но что именно я буду делать?

— Будете работать вместе с такими же, как вы, чтобы распространять весть о Высшем Благе. Вы станете блистательным примером того, что мы можем предложить вашему народу, мостом через пролив непонимания, существующий между нашими расами.

— Вы имеете в виду, я буду послом?

— В некотором роде — да. С вашей помощью мы сможем избежать кровопролития, когда Третья Экспансия достигнет других человеческих миров. Если человечество примет учение Божественных и станет частью нашей Империи, предела не будет тому, чего мы сможем достичь.

— Вы же знаете, до того, как я стал беседовать с вами, сама мысль о сотрудничестве с инопланетной расой вызывала у меня отвращение.

— А теперь?

— А теперь я рад этому, хотя не уверен, что ваша свита со мной согласится.

Аун'рай проследил за его взглядом и понимающе кивнул:

— Ла'тиен была в плену и много страдала. Ее били и пытали, что ожидало бы и меня, если бы мы не совершили побег.

— Мне очень жаль, — сказал Куделькар, пряча внезапный страх перед женщиной-воином, которую пытали по его приказу. Он отвел взгляд от ее шрамов, чтобы скрыть вину, которая, он не сомневался, была ясно написана на лице.

— Это не будет иметь последствий, — сказал Аун'рай, и Куделькар подумал: «Интересно, а она думает так же?» Честно говоря, он сомневался.

Внезапно он заметил, как охранники напряглись, и, развернув стул, увидел на пороге Лортуэна Перджеда. Рядом с ним стояли мать Куделькара и пепельно-бледная Дженна Шарбен, опирающаяся на металлические костыли. Куделькару стало неловко в присутствии командира силовиков — он внезапно вспомнил, что она в первую очередь судья Адептус Арбитрес.

— Адепт Перджед, — произнес Аун'рай подчеркнуто ровным голосом, — не желаете к нам присоединиться? Отвара хватит на всех. Мне сказали, что он весьма вкусен по человеческим понятиям.

— Мне не о чем говорить с тобой, ксенос, — сказал Перджед.

— Что ты здесь делаешь, Лортуэн? — требовательно спросил Куделькар. — Мне не о чем с тобой говорить.

— Тогда слушай! — резко сказала Шарбен голосом, полным сдерживаемой ярости и боли, неловко ковыляя на костылях к центру помещения. — Куделькар Шонаи, именем Бессмертного Бога-Императора я освобождаю тебя от командования Павонисом и всеми его владениями. Это я делаю при полной поддержке старшего адепта Администратума сего мира. Начиная с данного момента ты лишен защиты Империума и числишься в рядах его врагов.

Куделькар сжался под стальным взглядом судьи, слова ее вонзались, как нож в кишки, пока он не вспомнил, что уже отказался от этого мира ради новой жизни среди тау.

— Ты думаешь, меня это волнует? — спросил он, вставая на ноги и разгораясь гневом. — Империум давно забыл о Павонисе, и я принимаю твое порицание. Это лишь доказывает, что я все решил правильно.

— О Куделькар, — заговорила его мать, не скрывая слез. — Что они сделали с тобой, что ты говоришь такие вещи?

Куделькар оттолкнул Шарбен и обнял мать.

— Не плачь, пожалуйста. Мама, ты должна мне доверять. Я знаю, что делаю.

— Нет, не знаешь. Они контролируют твое сознание.

— Это бред.

— Пожалуйста, — молила она, крепко прижимая его к себе, — ты должен пойти с нами. Сейчас.

— О чем ты говоришь?

— Ты знаешь, о чем она говорит, — сказал Перджед, и Куделькар увидел за плечом матери группу собирающихся у входа лаврентийских гвардейцев. Невозможно было не ощутить исходящую от них угрозу, и Куделькара залила горячая волна страха, когда он понял, что мятеж, которым грозил адепт Перджед, вот-вот начнется.

— Пришло время бороться, — сказал Перджед, — и у тебя был шанс встать на нашу сторону.

Куделькар повернулся, чтобы предупредить Аун'рая, но не успел и рта открыть, как поблизости прогремел взрыв. От дверей Куделькар увидел пламя и дым, поднимающиеся столбом над башнями по обе стороны ворот тюрьмы. Мгновением позже раздался оглушительный грохот, но периметру лагеря пробежала молния, и искры фонтанами брызнули от столбов силового барьера.

Завыла сирена, и Куделькар услышал пальбу. Он накинулся на Перджеда:

— Что ты наделал? Ты убил нас всех!

Но звуки боя стали громче, и тут Куделькар увидел, что адепт Перджед и сам ошарашен.

Глава двадцатая

Леарх выстрелил огненному воину в грудь и побежал прочь от горящих руин сторожевой башни к низкой постройке — вероятно, генератору мощности. Стены его были выкрашены в кремовый цвет и украшены символами тау. Иссам прикрыл его пальбой из болтера в группу огненных воинов, и те разбежались, оставив двоих убитых.

Леарх вломился в постройку и приготовился стрелять в тау, отреагировавших на внезапное вторжение в тюрьму. Он уложил одного и отстрелил ноги другому, замешкавшемуся и не успевшему спрятаться.

Даксиан отошел на другую сторону разбитых ворот, Пармиан стрелял из болт-пистолета из-за второго скиммера. Обломки первого скиммера горели прямо на дороге посреди трупов тау.

Первые мгновения нападения принесли больше разрушений, чем мог надеяться Леарх, и он знал, что надо не сбавлять темп и не давать тау опомниться. Потрясение, вызванное внезапностью, вынудило тау плясать под их дудку, но едва они осознают, как малочисленны нападающие, и ответят…

Используя скиммеры разведки для быстрого передвижения по улицам Пракседеса, космодесантники вскоре добрались до посадочных площадок, и Леарх почувствовал, как его пальцы сами движутся по пульту управления машины. Он не представлял, что именно делает, но схема прицеливания отразилась на куполе скиммера и начала одну за другой выбирать цели. Он ожидал, что начнут стрелять установленные на передней части корпуса винтовки, и был разочарован, когда они так и не открыли огонь. Разочарование было недолгим: он услышал сзади повторяющиеся свистящие звуки, и с высокой башенки вылетели несколько ракет.

Ракеты направились к сторожевым башням по обе стороны входа в тюрьму и взорвались огненными шарами. Обе башни превратились в груды искореженного металла, похоронив под собой стражников-тау и несколько жужжащих столбов, окружающих лагерь. Зеленые молнии заметались между столбами, и электрический заряд щелкнул, как огромный хлыст.

Скиммеры пробирались сквозь дым, идущий от разрушенных ворот, но тау быстро оправились от потрясения, и в скиммер Леарха и Даксиана градом ударили пули. Оба воина выскочили наружу, машина перевернулась и взорвалась, окатив огненных воинов, расстрелявших ее, шипящими кусочками раскаленного металла.

Иссам и Пармиан остановили свой скиммер, из орудий которого брызнули лазурные лучи энергии. Прежде чем отреагировала тюремная охрана, Иссам соскочил с кресла пилота и принялся на бегу стрелять из болтера, торопясь в укрытие. Пармиан выбрался и занял позицию за машиной, отстреливая вражеских солдат.

— Иссам! — крикнул Леарх. — Нам надо двигаться вперед!

— Есть, — ответил сержант скаутов. — Но нам придется туго.

И это было еще мягко сказано. Постройка, за которой прятался Леарх, быстро разваливалась от следующих одно за другим попаданий, и, несмотря на прикрытие Пармиана, Леарх не мог никуда двинуться без риска быть убитым на месте. Стрельба огненных воинов методично уничтожала его укрытие, и сделать с этим ничего было нельзя.

И тут Леарх услышал гневный рев, и пальба приутихла. Он рискнул выглянуть и увидел то, что наполнило его ликованием. Безоружные пленные высыпали из бараков и напали на охрану, давя количеством и яростью. Десятки гибли, поскольку у них не было оружия кроме собственных кулаков, но эти люди страстно желали стереть следы былого унижения, и ничто не могло сдержать их жажду мщения.

По всему лагерю пленные восставали и нападали на своих тюремщиков. Толпы заключенных гвардейцев бросались на тау, раздирали их голыми руками и забивали насмерть всем, что попадалось под руку. Другие вырывали оружие у мертвых огненных воинов и с дикой радостью обращали его против охраны.

Леарху редко доводилось видеть что-либо столь вдохновляющее, и хотя ему хотелось торжествующе вскинуть кулак, останавливала сама неловкость этого жеста. Он выскочил из укрытия и рванулся вперед, в схватку, видя, что Иссам делает то же самое.

Даксиан присоединился к своему сержанту, и три космодесантника клином врезались глубоко в ряды противника. Леарх чувствовал огромное облегчение, стреляя в грудь очередному огненному воину. После того как они так долго избегали контакта с врагом, приятно было выпустить сдерживаемый гнев Астартес в ближнем бою. Это доставляло удовольствие и согревало душу.

Он обернулся, чтобы знаком подозвать Пармиана, но радость битвы покинула его, когда он увидел, что силы тау, расположенные за пределами лагеря, отреагировали на присутствие врага.

Наконец по воздуху примчались по меньшей мере два десятка боевых скафандров и три «Рыбы-молота», они быстро подошли к горящим воротам. Атака Леарха завела его вглубь лагеря, и узники восставали, но толпа заключенных с горсткой винтовок и четыре космодесантника не могли надеяться уцелеть, сражаясь с таким количеством противников.

Заметив силы реагирования тау, Пармиан попытался укрыться, но его обнаружил передовой отряд боевых скафандров, и бежать было некуда. Первый боевой скафандр приземлился как раз за спиной Пармиана и выпустил струю горящей плазмы на полную мощность. Раненый скаут и вскрикнуть не успел: он сгорел заживо и рухнул кучей почерневших останков.

Леарх и его товарищи нырнули под прикрытие одной из казарм. Землю, на которой они только что стояли, тут же изрешетили осколки.

— Давай же, Уриил, — прошептал он, — где ты?

При звуке первого взрыва Дженна Шарбен пошла в атаку. Ее движение не ускользнуло от внимания Куделькара, и он в ужасе увидел, как она раскрутила костыль и ударила им в живот одного из телохранителей Аун'рая. Лишь тогда он заметил, что концы обоих костылей заточены до состояния смертельного оружия.

Огненный воин издал жуткий крик и рухнул, кровь из ужасной раны заструилась по ногам. Выяснилось, что командир силовиков не настолько обездвижена ранением, как заставила думать тау.

Шарбен угрожающе описала вторым костылем короткую дугу, и тяжелый конец с треском обрушился на шлем другого телохранителя. Воин грузно рухнул на пол, и Шарбен занялась последними защитниками Аун'рая.

Куделькар хотел прийти Аун'раю на помощь, но мать крепко ухватила его за тунику. Ее взгляд умолял его остаться, однако — к добру ли, к худу ли — Куделькар сделал свой выбор и должен был идти до конца.

Он вырвался, хотя сердце разрывалось от ее отчаянного крика.

— Куделькар, нет! — закричал Перджед. — Не надо.

Шарбен обманула их демонстрацией слабости, но элемент неожиданности не дал ей продержаться долго, и Ла'тиен прыгнула на нее с мучительным воплем ненависти. Судья Арбитрес и огненный воин покатились по земле, колотя и царапая друг друга.

Локоть командира силовиков врезался Ла'тиен в живот, но гибкая броня приглушила удар. Ла'тиен обхватила сзади ее шею одной рукой и впилась пальцами в горло. Шарбен ударила ее затылком в лицо, и Куделькар услышал треск сломанной скулы. Шарбен с болезненным хрипом выкатилась из-под противника, нашаривая оружие. Ла'тиен сняла с пояса блестящий нож.

Куделькар слышал, что он называется клинком почета и служит у тау церемониальным оружием, символизирующим братство, но в пугающе остром лезвии не было ничего церемониального.

Клинок мелькнул в сторону Шарбен, которая отскочила, чтобы не попасть под него. Она вскрикнула, когда встала на раненую ногу. Судья Арбитрес была ранена не так серьезно, как изображала, но все же была.

Куделькар хотел вмешаться, но знал, что Ла'тиен прирежет его не менее охотно, чем Шарбен. Обливающийся кровью огненный воин все еще кричал от боли, но его оглушенный товарищ, пошатываясь, поднимался на ноги, держа перед собой винтовку.

Ла'тиен сделала ложный выпад клинком почета, и Шарбен упала на одно колено — раненая нога подвела. Это был момент, которого ждала Ла'тиен, и она тут же вонзила нож в грудь Шарбен.

Сражающиеся рухнули на пол, и Ла'тиен продолжала колоть смертельно раненную судью в помрачении горя, ярости и ненависти. Кровь хлестала, заливая стены, пока Ла'тиен позволяла ужасу своих мучений в Стеклянном доме изливаться потоком неудержимого насилия.

Куделькара ужаснула смерть Шарбен, животная жестокость, с которой ее убили. Ла'тиен подняла взгляд, и сквозь кровавую маску, закрывшую ее искаженное лицо, Куделькар увидел подлинную природу расы тау, тьму, которую они прятали под показным лоском цивилизованности фантастических теорий о Высшем Благе.

Лортуэн Перджед, увидев, что Шарбен погибла, выбежал вперед, отчаяние придало силы его дряхлому телу. Он нагнулся, чтобы забрать короткоствольное оружие, оброненное огненным воином, на которого сначала напала Шарбен, и принялся возиться со спусковым крючком.

— Не будь идиотом, Лортуэн! Положи пистолет! — закричал Куделькар, вовсе не желая, чтобы Лортуэна погубила эта ужасная глупость. Адепта было не переубедить, он и шатающийся от удара огненный воин выстрелили одновременно. Куделькар отпрянул, когда залпы обжигающей голубой энергии лучами разошлись по комнате.

Огненный воин рухнул на пол с огромной рваной дырой в развороченной груди, но забрал своего убийцу с собой. Лортуэна Перджеда сбило с ног, хрупкое тело буквально разорвало надвое потоком высокоэнергетических болтов.

Как бы ни была страшна участь Лортуэна, подлинный ужас находился за спиной убитого адепта.

Мать Куделькара соскользнула по безупречно чистой стене, оставляя за собой кровавый след. Глаза Паулук Шонаи расширились от боли, тюремная туника промокла, по ней расползалось красное пятно.

— Нет! — закричал Куделькар, подбегая к матери. Он поднял ее на руки, слезы застилали глаза. Он положил ладонь ей на живот, напрасно пытаясь остановить кровотечение.

— Император, спаси ее, пожалуйста, о нет, нет! — завыл Куделькар, умоляя единственного бога, которого знал, спасти его мать. — О Бог-Император, нет, не дай этому случиться!

Куделькар увидел, что жизнь покинула глаза его матери, и издал страшный, мучительный скорбный вопль. Его глаза наполнились слезами, и он заплакал, прижимая к себе ее безжизненное тело.

— Прости, прости, это все моя вина. Я предал тебя, о Император, прости меня, прошу, прости…

Куделькар почувствовал чье-то присутствие рядом с собой и поднял взгляд: над ним стоял Аун'рай с выражением глубочайшего разочарования на лице.

— Ты взываешь к своему Императору о помощи? После всего, о чем мы говорили, ты все еще готов обратиться к своему далекому Императору за утешением? Неважно, что говорит твой разум, в час беды обращаются к духам и богам. Как это по-человечески, как жалко выглядит.

— Она мертва! Ты не понимаешь? Она мертва.

— Я это слишком хорошо понимаю, — холодно промолвил Аун'рай, и рядом с ним показалась Ла'тиен, все лицо и броня ее были в крови Шарбен.

Куделькар силился не лишиться рассудка при виде столь ужасного кровопролития. За считанные секунды его блистательное будущее, статус и роскошь обратились в кошмар и горе. Он помотал головой и осторожно положил мать на холодный жесткий пол.

Он встал и увидел двух тау. Одна отчаянно желала убить его, другой — поработить, и Куделькар сам не знал, какая участь страшит его больше.

— Возможно, это не конец, — сказал Аун'рай. — Ты все еще можешь стать частью Высшего Блага.

— Думаю, что нет, — ответил Куделькар, пятясь к выходу, откуда слышались стрельба и грохот взрывов. — Я ничего не хочу от тебя и твоей расы. Если мне суждено умереть, то я умру среди своих.

Куделькар развернулся и пошел вниз по ступеням к посадочной площадке. В воздухе пахло дымом и электрическими разрядами нарушенной изгороди. Кричали солдаты, гремело оружие, но Куделькар никогда в жизни не чувствовал себя настолько свободным.

Он вспомнил разговор с Лортуэном Перджедом вскоре после того, как они оказались в заточении.

— Мы военнопленные, — сказал Куделькар. — Какая у нас может быть честь?

— Лишь та, что мы принесли с собой, — ответил Перджед, и лишь сейчас Куделькар понял смысл его слов. Он поднял голову и посмотрел в ярко-голубое небо, глубоко вдыхая морской воздух.

Куделькар нахмурился и поднял ладонь, чтобы заслонить глаза от солнца, и тут он заметил несколько падающих предметов, казавшихся несколько неуместными в небе. Он улыбнулся, поняв, что это такое.

Аун'рай показался на пороге его жилья, словно вовсе не думая о резне, бушующей по всему тюремному комплексу.

— Этот глупый мятеж подавят, — гневно заявил тау. — И он ничего не изменит.

— Знаешь, думаю, в этом ты ошибаешься, — сказал Куделькар и указал на небо, откуда группа десантных капсул Астартес неслась к земле, прочерчивая в воздухе пылающие дуги.

Десантная капсула Уриила обрушилась вниз в сияющем пламени ракет и блеске обшивки. Разрывные болты выбросили жаростойкую дверь, и ремни, удерживающие космодесантника внутри, пришли в рабочее положение. То, что только что служило герметичной оболочкой для передвижения по холодному космосу и огненного спуска, теперь было открыто всем ветрам, и запах обгоревшего металла наполнил воздух.

— Вперед! Все наружу! — закричал Уриил, и воины, совершившие нелегкое путешествие с посадочной палубы «Vae Victis» вместе с ним, тут же повиновались. Уриил повел их в бой, мгновенно оценив ситуацию.

Леарх хорошо справился со своим заданием.

Лагерь для пленных в Пракседесе гудел, как растревоженный улей. Огненные воины и узники в равной мере отчаянно бились друг с другом. Бой представлял собой ужасное зрелище, и было ясно, что тау пока одолевают. Пленные превосходили числом своих тюремщиков, но огненные воины отличались выучкой и не отступали.

Численное преимущество и отвага могли завести атаку далеко, но против дисциплинированных бойцов с мощным оружием этого было мало, и лаврентийцев безжалостно вырезали. Уриил увидел, что Леарх и два скаута стреляют по группе боевых скафандров, укрывшись за зданием казармы. Огневой шквал не давал Леарху сойти с места, и два боевых скафандра предприняли попытку окружить космодесантников.

В шлеме зазвучал голос капеллана Клозеля:

— Мы прибыли очень вовремя.

— Похоже, да, — отозвался Уриил, быстро определив основные очаги сопротивления. — Охраняйте ворота, я свяжусь с Леархом.

— Понятно.

Силы тау быстро отреагировали на появление Астартес и обратили орудия против новой угрозы. Голубые энергетические лучи полоснули по космодесантникам, но ответом была огневая мощь, недоступная отдельным отрядам пехотинцев.

Приземлившись через несколько секунд после атаки, десантные капсулы, оснащенные самонаводящимися тяжелыми орудиями и прибывшие налегке, выпустили по тау залпы ракет. Ориентируясь на заложенные в них параметры, они целились с беспощадной точностью, и взрывы гремели там, где огненных воинов было больше всего.

Тау еще не оправились от внезапного нападения, но Уриил по опыту знал, что оторопь скоро покинет их. Чтобы выиграть этот бой, космодесантникам надо было ни в коем случае не позволить тау снова перехватить инициативу.

Упали еще две десантные капсулы, вздыбился металл посадочной площадки, дочерна опаленный двигателями. Взрывы прозвучали как серия фейерверков, широкие двери капсул раскрылись, и появились древние и почтенные дредноуты Четвертой роты.

Брат Сперит зашагал в бой, его штурмовая пушка ревела, выпуская ракеты с лафета, закрепленного у него на плече. Зет последовал примеру своего собрата-дредноута и открыл огонь по тау, едва раскрылись двери его огненной колесницы. Сдвоенные лучи раскаленной лазерной энергии снесли башню «Рыбы-молота», развернувшейся к дредноутам, и язык горящего прометия вырвался из-под его чудовищного трескучего кулака.

Тау беспорядочно отступали перед дредноутами, оставляя позади десятки сгоревших. Как бы ни были мощны орудия огненных воинов, они едва ли могли нарушить броню столь могучих боевых машин.

Отряды Клозеля приземлились на прыжковых ранцах у входа в тюремный комплекс, расстреливая огненных воинов, высадившихся из «Каракатиц». Боевые танки «Рыба-молот» грациозно маневрировали на поле боя, их огромные пушки поворачивались, ища возможность излить свою ярость на космодесантников.

Грохочущие пушки и ослепительно белые стрелы высокой энергии ударили по космодесантникам Клозеля, и Уриил увидел, что на ноги поднялись не все. Он скорбел о павших, но атака всегда подразумевала, что многие бойцы Четвертой роты вернутся на Макрагге уже лишь для почетного захоронения.

Рядом с Уриилом взорвалась десантная капсула, космодесантников, сидевших в ней, взрывом выбросило на палубу. Многие быстро поднялись на ноги, но трое остались на земле. Со времени громового прибытия Ультрамаринов прошли считанные секунды, но тау уже перестроили свои оборонные системы, чтобы встретить угрозу.

Воин в блестящей голубой броне с золотым орлом, в шлеме с белыми крыльями встал рядом с Уриилом. Его плащ развевался на горячем ветру, поднявшемся при посадке капсул, в руке его был длинный шест из черного адамантия с алой поперечной балкой.

Древний Целей развернул знамя Четвертой роты, и великолепие его оказало действие, подобное прибытию еще сотни космодесантников. Золотые листья и серебряное шитье сжатой в кулак латной рукавицы блестели на солнце, и священный стяг служил путеводной звездой для любого воина, преисполненного отваги и чести.

— Знамя Четвертой с нами! — закричал Уриил. — Да не дрогнет никто, исполняя долг перед орденом!

Его воины ответили криком, в котором звучали гордость и любовь, преданность и вера в знамя, ведущее их к новым высотам доблести. Биться под знаменем роты было почетно, и все воины знали, что герои прошлого смотрят на них и судят о мере их отваги. Лаврентийцы уже были почти сломлены, когда все повернулось против них, но с прибытием Ультрамаринов они снова высыпали из укрытий и пошли на тау. Это было не их знамя, но оно представляло многовековую доблесть, близкую сердцу любого воина.

Уриил повел отделение «Вентрис» под знаменем к казарме, где бились Леарх и скауты. Он стрелял на бегу, но в целях недостатка не было. Огненные воины падали с каждым залпом, шрапнель летала мимо головы Уриила и отскакивала от настила вокруг него. Повсюду бегали и бились друг с другом узники и огненные воины, и Уриилу пришлось пробираться сквозь эту сумятицу.

Сверху повеяло горячим воздухом, и Уриил увидел, что над головой ревет корабль тау — тяжелый и длинный, явно типа «Косатка». И он точно знал, почему пилот рискнул летать прямо над полем боя.

Корабль вскоре исчез из виду, и Уриил помчался дальше сквозь битву. Леарх поднял взгляд, и Уриил заметил, как сержанта охватил прилив гордости при виде знамени, которое несло с собой отделение «Вентрис».

— Отделение! — закричал Уриил. — Огонь налево!

Его воины тут же разделились на два звена и открыли огонь по боевым скафандрам, не дающим Леарху и скаутам сойти с места. Грохочущие залпы болтеров замолотили по боевым скафандрам. Снаряды взорвались в бронированной груди одного вражеского воина и заставили другого искать укрытие.

Второе звено последовало за Уриилом к Леарху и его потрепанным в бою скаутам, но времени на приветствия не было: еще два боевых скафандра пролетели над крышей казармы и приземлились в облаке выхлопных газов и залпов. Один из скаутов с криком упал, его колено превратилось в сплошную кровавую кашу. Другой, сержант, рухнул, когда снаряд попал в плечо и развернул его на месте.

Раскаленная добела стрела плазмы пробила грудь Ультрамарина, и тот упал, расставшись с жизнью еще до того, как коснулся земли. Уриил и Леарх пошли на боевые скафандры, которые обрушили на них залпы из своих орудий. Уриила обдало жаром даже сквозь броню, на визоре зажглись красные значки тревоги. Охлаждающие газы поступили из ранца, и до Уриила донеслись крики боли: скауты в легкой броне пятились от смертоносного пламени.

Уриил вышел из этого ада, плащ его практически сгорел, орел на броне почернел, на груди еще мелькали языки пламени. Боевые скафандры встали навстречу атакующим, выстрелы из болтеров высекали искры и рикошетили от их бронированных тел.

Леарх пригнулся под грохочущей пушкой и ударил плечом ближайший боевой скафандр. У того подкосились ноги под тяжестью Леарха, и он упал бесформенной кучей. Уриил взмахнул мечом Идея над занесенным кулаком величиной с его голову и отрубил руку боевого скафандра. Гидравлические жидкости хлынули из аккуратно рассеченного механизма, и боевой скафандр попятился от смертоносного клинка.

Уриил прыгнул вперед и ухватил противника за панцирь, когда тот активировал двигатели и рванул вверх. Земля ушла из-под ног, но Уриил не собирался дать врагу ускользнуть так легко. Он вонзил меч в грудь боевого скафандра, и у того практически тут же заглохли двигатели, он провалился сквозь крышу казармы, и Уриил оттолкнулся, чтобы не последовать за ним.

Он перекувырнулся в воздухе и приземлился на ноги с тяжелым стуком.

Леарх поставил одну ногу на грудь боевого скафандра и выдрал из него цепной меч. Посыпались куски металла, хлынула кровь, и скафандр дернулся в конвульсиях: его пилот погиб. Леарх крутанул мечом и опустил его на шею скафандра, как топор палача.

— Красиво работаешь, — заметил Уриил. — Разве что немного перестарался, нет?

— Сказал человек, убивший врага прямо в воздухе, — буркнул Леарх, хотя Уриил понял, что в душе тот развеселился.

— Рад видеть тебя, друг мой.

— Я тоже рад, — признался Леарх, — но прибереги свою прочувствованную благодарность на потом, мы на охоте!

— Он здесь?

— Здесь. — Леарх показал на группу казарменных построек.

Уриил выглянул из-за угла как раз вовремя, чтобы заметить, что Куделькара Шонаи волокут к «Косатке», которую он уже видел. Огненный воин с окровавленным лицом приставил нож к горлу губернатора, а рядом торопливо шел тот, кого Уриил узнал сразу же. Аристократ тау, которого они взяли в плен после боя в поместье Шонаи.

Предводитель тау, за чьей «Косаткой» «Vae Victis» следил до самого Пракседеса после бегства из Стеклянного дома.

— Пойдем, — сказал Уриил.

Глава двадцать первая

Полковник Лоик несколько раз моргнул после разрыва снаряда, отплевываясь от крови и пыли. В ушах все еще стоял звон после оглушительного хлопка, и на лице было что-то мокрое и теплое. Он перекатился на бок, и брусья, камни и изоляция посыпались на него небольшой лавиной. Пыль и дым мешали видеть, из разорванных проводов сыпались искры. Единственный уцелевший экран шипел от статического электричества.

Лоик застонал от боли — ощущение было такое, будто его переехал танк лорда Уинтерборна. Он снова сплюнул кровь и забеспокоился, заметив, какая она яркая. У него что, пробито легкое или разорвана какая-то артерия?

По ощущениям было не похоже, чтобы его серьезно ранили, но раны — это дело такое, точно определить трудно.

Он огляделся и помахал ладонью перед лицом, чтобы разогнать пыль. Впереди была стена яркого дневного света — странно, учитывая, что только что там была просто стена. То немногое, что осталось от крыши, угрожающе заскрипело, и сквозь щели в потолке посыпалась пыль.

Уцелевшая часть бункера представляла собой настоящую бойню, стены были покрыты кровью искромсанных трупов, кучами валяющихся на полу. Сервиторы данных находились на месте — ну, или их куски. Окровавленная плоть и кибернетические аугментики разбросаны по разгромленному бункеру, как рваные тряпки.

— Милостивый Император! — прошептал он, увидев капитана Гербера и комиссара Фогеля в куче битого камнебетона и потолочных балок. Откуда-то извне все еще доносились звуки взрывов и стрельбы, но приглушенно, словно из глубокой пропасти, и Лоик подумал, а не лопнули ли у него барабанные перепонки. Видимо, все же нет, заключил он, а то было бы намного, намного больнее.

Странно, какие бессвязные мысли роились у него в голове. Это шок, какая-то посттравматическая реакция на недавнюю близость к смерти?

— Соберись, мужик! — одернул он себя и полез по груде обломков к упавшему капитану лаврентийцев. Лоик споткнулся о кусок рухнувшей крыши и оказался на четвереньках. Ладони уперлись во что-то мягкое и теплое, подавшееся под его весом. Лоик отпрянул, в ужасе поняв, что попал руками в развороченный живот лейтенанта Полдары. Лицо молодого человека было абсолютно спокойным и снова юным, и Лоик почувствовал острый, мучительный приступ горя. Полдара погиб и уже никогда не будет беспокоиться, что его состарят война и годы.

— Возраст не коснется тебя, годы тебя не состарят, — прошептал он, и слова прозвучали отчетливее даже далекого треска и грохота пальбы и взрывов. Он вытер руки о шинель, оставив длинные алые полосы на кремовой ткани. Остерегаясь новых кровавых ловушек, он наконец нашел двух офицеров-лаврентийцев.

Фогель был совершенно точно мертв — ему снесло половину черепа, и мозг стекал на засыпанный обломками пол. Лоик протянул руку и коснулся пальцами шеи Гербера. К его радости, пульс прощупывался, слабый и неровный, но он говорил о жизни.

Полковник осторожно разгреб мусор, заваливший капитана, сбрасывая куски камня и мешки с песком на пол. Гербер кашлянул, застонал от боли и распахнул глаза, почувствовав, что его освобождают.

— Что… что случилось?

— Точно не знаю, капитан, но, думаю, в нас очень удачно прицелились ракетами.

Гербер попробовал приподняться на локте, но вскрикнул от боли и упал.

— Не двигайтесь, — посоветовал Лоик. — Думаю, у вас рука сломана.

— Бывало и похуже. Помогите мне подняться.

Лоик усадил Гербера, оба боролись с болью и тяжелыми мыслями о том, столько погибших товарищей вокруг. Они-то думали, что в бункере им ничего не угрожает, но в первые мгновения огневого шквала мир взорвался.

— Мы все еще сражаемся? — выдохнул Гербер, крепко зажмурившись от боли.

— Не знаю. — Лоик выглянул наружу, в адский водоворот боя.

Гербер перевел дыхание и вытер с лица кровь и пыль здоровой рукой. С потолка опять дождем посыпались пыль и камешки, и мост Императора невдалеке содрогнулся от взрыва.

— Надо выбираться отсюда, — сказал Лоик. — Собрать и взять под командование уцелевших.

— Согласен, — прошипел Гербер сквозь зубы, пытаясь встать на ноги.

Лоик нагнулся, чтобы помочь ему, и перекинул руку Гербера себе через плечо.

Заднюю дверь бункера заблокировали искореженные стальные балки и каменные блоки, и два солдата, хромая, вышли через обвалившуюся переднюю стену. Пыль оседала, но зрелище им открылось безрадостное.

Тау теснили бойцов обороны, огненные воины кишели у внешней линии и рвались ко второй, разрушая один за другим редуты и бункеры. Линия имперской обороны прогибалась назад, и обоим стало понятно, что падение близится.

— Все кончено, — сказал Гербер.

— Ну нет! — запротестовал Лоик. — Мы еще можем выиграть!

Едва он успел сказать это, как на кучу мусора прямо перед ними тяжело ступил боевой скафандр. Его латные пластины покрывали царапины, головной отсек был бледно-голубого цвета с полосами на боку.

В середине грудной панели и на наплечнике была нарисована огненная сфера. Два других боевых скафандра приземлились секундой позже, когда первый поднял оружие — огромные многоствольные пушки и толстую трубу с полукруглым жерлом.

— Все кончено, — повторил Гербер.

Уриил бросился прочь из укрытия, Леарх — сразу за ним. Сержант скаутов, которого, как запомнил Уриил, звали Иссам, бежал рядом с Леархом, и на плече у него, там, куда попал осколок, виднелось пятно свернувшейся крови. Те, за кем они гнались, быстро отступали к «Косатке», и Уриил выругался, поняв, что они могут успеть улететь, прежде чем Ультрамарины поймают их.

Куделькара Шонаи безо всяких церемоний тащил огненный воин, рядом бежал тау-аристократ.

— Быстрее, — сказал Уриил. — Все пропало, если этот аристократ сбежит.

— А то я не знаю! — фыркнул Леарх.

Шквал выстрелов обрушился на троих космодесантников, когда из-за одной казармы выбежали восемь огненных воинов и начали стрелять с ближней дистанции. Уриил почувствовал удары, и живот полоснуло болью: прорвало трубы с охлаждающим газом под латным нагрудником. Впереди оглушительно взорвался световой шар, и капитан упал на одно колено. Авточувства силились справиться со зрительной и слуховой перегрузкой, но сделать это в полной мере было невозможно.

Что-то ударило его по шлему, и Уриил почувствовал, что в бок упирается острый предмет. Его не ранило, и он откатился и вскочил на ноги одним движением, выхватывая меч, — видел он теперь заметно яснее. Воины тау бросились на Ультрамаринов, атакуя градом ударов и выстрелов вслепую из коротких карабинов. С силой замахнувшись, Уриил убил первого, вытащил меч и обезглавил другого, подскочившего сбоку. На него побежал очередной пришелец, и Уриил увидел, что эти тау — в более легкой броне, чем остальные.

Это были следопыты, и сам факт, что их послали остановить космодесантников, говорил об отчаянных усилиях тау защитить своего предводителя.

Леарх прикончил вражеского солдата кулаком и ударил другого в лицо прикладом болтера. Иссам кромсал врагов боевым ножом, вспарывая животы и перерезая глотки быстрыми смертоносными движениями.

Бой был жестокий, но односторонний. Тау бились с лихорадочной отвагой, но и надеяться не могли превзойти троих профессиональных убийц.

— А ты говорил, у них кишка тонка для настоящего боя, — заметил Уриил и обрушил меч на огненного воина, который бежал на него, подняв оружие как дубину.

— Я думал, тау предпочитают не ввязываться в ближний бой, — сказал Иссам и прирезал еще одного.

— Они точно не хотят, чтобы мы забрали их вожака, — заявил Леарх, приканчивая последнего огненного воина ударом ребра ладони.

— А, чтоб их! — Иссам снова бросился бежать. — Они просто пытаются нас задержать.

— И у них получилось, — проворчал Уриил, направляясь за сержантом скаутов. На бегу он оглянулся через плечо и заметил, что Леарх подбирает карабин тау. — Пошли, сержант!

Уриил бежал со всех ног, но догнать аристократа и не дать ему улететь было практически невозможно. Замысел Уриила провалился, и, возможно, он еще и напрасно обрек защитников Ольцетина на гибель.

Задний пандус «Косатки» выкатился наружу, и вышли два худощавых тау в боевом снаряжении, торопливо подозвали жестами бегущего аристократа и его свиту.

Внезапно ниоткуда выскочило что-то очень быстрое, и Уриил пригнулся, а ракета пролетела над головой. Она понеслась в сторону «Косатки», и за миг до столкновения Уриил с изумлением понял, что это ракета тау. Она ударила в корпус корабля сбоку и пробила легкую броню, прежде чем взорваться. Из задней части «Косатки» вырвался сноп света, и корабль от взрыва разломился надвое.

Иссам обернулся к Уриилу:

— Во имя примарха, что это было?

Уриил заподозрил, что знает ответ, и посмотрел назад: Леарх держал на плече карабин тау. Оружие смотрелось в его руках крошечным, но оно, несомненно, спасло их миссию.

— Откуда ты знаешь, как используют Знак Валькирии?! — прокричал Уриил, когда Леарх отшвырнул оружие.

— Потом расскажу. Надо еще поймать этого ублюдка.

Тау начали подниматься с земли, и Уриил почти физически ощущал их отчаяние при виде взорванного корабля. Огненный воин с ножом обернулся, увидел, что Ультрамарины наступают, и вздернул Куделькара Шонаи на ноги. Подбежав ближе, Уриил увидел отрастающие белые волосы и понял, что знает эту тау.

Это была женщина-воин, которую он и его братья взяли в плен в руинах поместья де Валтоса.

Ее звали Ла'тиен, и Уриил подумал, что это весьма показательное совпадение.

Она что-то закричала аристократу, который неловко поднимался, но было уже слишком поздно. Иссам добежал до предводителя тау и рывком поставил его на ноги. Боевой нож Иссама коснулся шеи пленного, Уриил поднял руку, и сержант скаутов уставился на него, ожидая сигнала.

Леарх подошел, наставив болтер на Ла'тиен, и Уриил замер, понимая, насколько шаткое сложилось равновесие. Он видел ярость в глазах Ла'тиен и знал, что жизнь Куделькара Шонаи висит на волоске. Уриил снял шлем, и звуки битвы, бушующей в лагере, стали намного громче.

— Уриил! — закричал Куделькар. — Не дай ей убить меня! Пожалуйста.

Уриил кивнул и повернулся к аристократу:

— Вы понимаете мою речь?

Тау замялся.

— Да, понимаю, — признался он.

— Я Уриил Вентрис из ордена Ультрамаринов. Назовите свое имя.

— Я Аун'рай.

— И вы командир армии захватчиков?

— Я Божественный из Союза Охотников «Пылающая звезда».

— Тогда вы прекратите эту войну, — потребовал Уриил, подходя ближе и нависая над ним. — Немедленно.

— С чего бы вдруг? Мои войска скоро возьмут Ольцетин, и ничто не удержит нас от завоевания этого мира.

— Ты это сделаешь, в противном случае я убью тебя.

— Моя смерть ничего не значит, — сказал Аун'рай, но Уриил увидел, как в его холодной броне появилась трещина. Он не был специалистом по допросам, но знал, что тау лжет.

— Позвольте сказать вам, что известно мне, — заговорил Уриил, понимая, что чем дольше продлится этот бесплодный спор, тем больше людей погибнет. — Я знаю, что здесь у вас нет ресурсов, чтобы защитить этот мир от контратаки, а она последует, можете не сомневаться. Я знаю, что даже если Ольцетин уже пал, остаток этого мира скорее обратится в пепел, чем перейдет в ваши руки. Вам придется перебить жителей этой планеты всех до единого, чтобы удержать ее, и даже тогда Империум не отдаст ее вам. Силы соседних систем уже направляются на Павонис, и к тому времени вы не успеете здесь достаточно закрепиться, чтобы противостоять им.

Ла'тиен что-то сердито выкрикнула, но Уриил проигнорировал ее.

Взгляд Аун'рая метнулся к ней, но Уриил махнул рукой перед лицом Божественного.

— Не смотрите на нее. Смотрите на меня и слушайте, что я говорю. Вы доблестно бились, Аун'рай, ваши воины снискали себе великую честь, но, продолжая эту войну, вы ничего не добьетесь.

— Это еще почему? — с ноткой высокомерия в голосе спросил Аун'рай — того же высокомерия, которое Уриил замечал при всех столкновениях с тау на этой войне.

— Потому что мой звездный корабль оснащен оружием, способным в миг превратить этот мир в голую скалу, и если вы сейчас же не отдадите приказ об отступлении, я пущу его в ход.

— Ты лжешь, Уриил Вентрис из ордена Ультрамаринов. Лишь чтобы не дать нам захватить этот мир, ты готов сжечь его дотла?

— В одну секунду, — сказал Уриил, удивляясь, что действительно так думает.

Как он изменился с последнего визита на Павонис…

Аун'рай увидел, что Астартес не лжет, и мгновение растянулось, когда до тау дошел смысл бравады Уриила.

— Вы, люди — варварская раса, — сказал Божественный. — Одна мысль о том, что мы когда-то были такими же, наполняет меня стыдом.

— Тогда вы согласитесь прекратить бойню?

— Если я отдам приказ об отступлении, вы гарантируете безопасность моим воинам?

— Всем до единого. Я человек чести и не лгу.

Снова Ла'тиен что-то крикнула своему командиру, и Аун'рай прикрыл глаза. Уриил видел его отчаяние, но не получил удовольствия от поражения Божественного. Он сказал правду. Тау бились с честью и были противником, достойным уважения.

Уриил кивнул Иссаму:

— Отпусти его.

— Уверен, капитан? Мне не нравится вон та, что держит губернатора.

— Отпусти.

Иссам убрал нож от горла Аун'рая и отошел, подняв оружие. Божественный потер шею и печально покачал головой, увидев, что на пальцах остались липкие красные капли.

— Капитан! — заорал Леарх, и Уриил обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть лицо Ла'тиен, искаженное мукой, яростью и ненавистью. Что было тому причиной — соглашение, которое заключил ее командир, или вид крови Божественного, он не понял, но даже когда Аун'рай заговорил, было слишком поздно, чтобы остановить неизбежное.

Клинок почета Ла'тиен скользнул по горлу Куделькара Шонаи в тот самый миг, когда Леарх выстрелил ей в голову. Огненный воин упала навзничь, ей снесло верхнюю часть черепа, но для Куделькара было уже слишком поздно. Хлынула кровь, и Уриил бросился к губернатору.

Он опустился на колени рядом с Куделькаром и прижал перчатку к ужасной ране, хотя и понимал, что это бесполезно. Губернатор пытался заговорить, в глазах его было отчаяние и желание проститься, но Ла'тиен нанесла глубокую рану, и жизнь покинула его, прежде чем он смог что-либо сказать.

Иссам снова схватил Аун'рая за горло, но Уриил покачал головой.

— Отпусти его, Иссам. Это ничего не изменит. Аун'рай и я заключили мир.

Сержант скаутов нехотя выпустил Божественного, и Уриил увидел, что Иссаму не терпится отомстить за гибель губернатора планеты.

— Я не хотел, чтобы так случилось, — сказал Аун'рай. — Правда.

— Я знаю, — кивнул Уриил.

— Ла'тиен ужасно страдала в плену.

— Не сомневаюсь. — Уриил не подразумевал извинения.

Аун'рай покачал головой, видя его безразличие.

— Вы — обреченная культура, Уриил из ордена Ультрамаринов. Вы жаждете личных достижений и славы, пока ваш Империум гниет изнутри. Такое общество в конечном счете не выживет.

— Оно выживает уже десять тысяч лет с момента своего основания.

Аун'рай снова покачал головой.

— У вас тут не выживание, а лишь медленное вымирание.

— Пока воины отваги и чести готовы встать на его защиту — нет.

— Таких воинов в вашей расе нет, — отрезал Аун'рай. — Вы гуэ'ла, варвары, и вы всего лишь отодвигаете неизбежное, не более. Граница нашей Империи перемещается с каждым оборотом планет, и она будет толкать вас, пока у вас ничего не останется. И вашей расы больше не будет. Граница — для тех, кто не боится смотреть в будущее, а не для тех, кто цепляется за полузабытое прошлое. Я закончил разговор, Уриил Вентрис из ордена Ультрамаринов, и если война подошла к концу, отпусти меня.

— Когда ты прикажешь своим войскам остановиться.

— Это уже сделано.

Перед ним неподвижно возвышался боевой скафандр, нацелив на него орудия. Полковник Адрен Лоик выпрямился перед инопланетной боевой машиной, готовый встретить смерть вместе с соратником, и гордо поднял голову. На конце ствола орудия мерцал и потрескивал нимб из плазмы, и Лоик надеялся, что конец его будет быстрым.

— Какого хрена ты ждешь?! — заорал Гербер. — Сделай же это!

— Заткнись, Гербер, — прошептал Лоик.

Боевой скафандр не шелохнулся, и только тогда Лоик заметил, что битва стихла.

В небе больше не носились бесчисленные снаряды, и высокотональный электрический гул главных орудий танков отчего-то отсутствовал.

Лоик исподтишка переглянулся с Гербером.

— Какого хрена здесь происходит?

— А чтоб я знал.

По полю боя разлилась неестественная, тревожная тишина. Лоик так долго прожил в непрекращающемся шуме сражения, что уже забыл, как это — когда тихо. Он слышал ветер, пролетающий над кабельными подвесами моста, далекий гул рек в ущельях и странную тишину на поле битвы.

Гвардейцы и бойцы СПО выходили из окопов и бункеров, потрясение и озадаченность при виде неподвижной армии тау оказались сильнее природной осторожности.

И тут побитый боевой скафандр с голубым шлемом и горящей сферой на броне шагнул вперед, и орудия его опустились, постепенно перестав жужжать.

— Я Шас'ел Са'цеа Эсавен, — сказал он, — огненный воин из Союза Охотников «Пылающая звезда».

Капитан Гербер хотел сказать что-то нелицеприятное, но Лоик помотал головой:

— Позвольте мне, капитан.

Лоик одернул рваную окровавленную шинель, пытаясь ее расправить и придать себе более презентабельный вид.

— Я полковник Адрен Лоик из Сил планетарной обороны Павониса.

— Вы командир этих воинов?

— Один из командиров, да, — подтвердил Лоик и повернулся к товарищу. — А это капитан Гербер… простите, не знаю вашего имени, Гербер.

— Штефан.

— А это Штефан Гербер из Сорок четвертого Лаврентийского гусарского полка. — Лоик аккуратно перевел внимание на тау. — Что происходит? Почему вы остановили атаку?

— Мои войска прекратили бой и покидают этот мир, — сообщил главнокомандующий тау.

— Почему? — спросил Гербер. — Вы же побили нас.

— Я ухожу, потому что мне приказал уйти Аун'рай из касты Божественных, а воины из Са'цеа не привыкли обсуждать приказы.

Боевой скафандр развернулся.

— И как это понимать? — не мог успокоиться Гербер. — Вся эта бойня — а ты просто уходишь, как будто ничего и не было?

— Божественные сказали, и ради Высшего Блага я должен повиноваться, — сказал боевой скафандр, хотя Лоик почувствовал в его голосе глубокое разочарование. Как любой командир, тау хотел завершить свою работу. Дойдя до края руин, командующий тау обернулся к ним еще раз:

— Вы правы, капитан Штефан Гербер из Сорок четвертого полка. Вас побили, и когда тау вернутся на Павонис, мы снова побьем вас.

На последнем крутом склоне холмов Оусен лорд Уинтерборн смотрел в визор, как «Рыбы-молоты» и «Каракатицы» уходят за холмы. На холмах несколько дней подряд кипел яростный бой, и теперь, когда Уинтерборн был почти что готов объявить общее отступление к Брэндонским Вратам, тау остановились.

— Что за чушь? — пробормотал он, когда последняя машина тау исчезла с экрана.

— Сэр! — крикнул Йенко. — Вокс-сеть чиста! Все капитаны пытаются с вами связаться! Все подавленные частоты вновь проявились!

Уинтерборн утер тыльной стороной ладони лоб, не смея верить, что битва закончена и план Уриила сработал.

— Враждебные сигналы есть? Может, это обманный прием.

— Да нет, сэр! — взволнованно сказал Йенко. — Все силы тау отступают дальше за холмы. Они уходят домой! Мы выпроводили ублюдков!

Решив, что надо бы посмотреть самому, Уинтерборн открыл люк и высунулся до пояса, стоя на командирском сиденье и глядя на ряды застывших неподвижно танков и лаврентийских солдат.

Другие командиры танков тоже пооткрывали люки и в недоумении смотрели на простирающуюся перед ними изрытую воронками пустошь. По полю волокло дым от горящих танков «Леман Русс» и «Химер», и Уинтерборн уловил запах горелого металла. Гвардейцы в окопах смотрели на него, ожидая подтверждения того, на что все надеялись, — что битва закончилась.

Капитан Медерик из отряда Псов, ангел-хранитель «Отца Времени» с момента нападения круутов, закинул винтовку за плечо.

— Так это оно?

Уинтерборн растерялся.

— Похоже на то, Медерик.

Медерик кивнул.

— Хорошо. Может, хоть теперь высплюсь.

Уинтерборн, глядя, как он идет по склону холма, почувствовал бесконечную гордость за то, чего добились его солдаты. Они храбро сражались и сделали все, что от них ожидалось. Снова честь полка подверглась испытанию, и снова лаврентийцы его выдержали.

Только подумать: он уже был готов отдавать приказ об отступлении…

— Свяжись со всеми командирами, — велел Уинтерборн. — Скажи им, что война окончена.

Эпилог

Через десять часов после заключения договора между тау и силами Империума армада «Мант» поднималась в воздух над Пракседесом. Ликующие лаврентийские гвардейцы смотрели, как они улетают, и Павонис испустил вздох облегчения: захвата на этот раз не будет. Под бдительным присмотром «Vae Victis» «Манты» забрал их флот, прежде чем развернуться и отправиться домой, в Империю Тау.

Последствия любой войны тяжелы, и хотя тау потерпели поражение, цена победы была высока. Тысячи погибли, еще много тысяч были навечно обречены нести ужас своих ран. Шрамы на теле и душе остались у всех, кто сопротивлялся инопланетным захватчикам.

Большая часть Павониса лежала в руинах, и опять преданность его правителя подверглась испытанию. Народ Павониса более не мог вверить никому свою судьбу, и хотя бремени инопланетного ига он избежал, всей мощи Империума предстояло удерживать Павонис стальной хваткой.

В грядущие годы многим суждено было поверить, что победила не та армия.

Уриил смотрел, как грузовые сервиторы разбирают последние модули крепости Идея и загружают их в стальные контейнеры на тяжелые гусеничные транспортеры. Три «Громовых ястреба» стояли на пустоши парка Белахон на берегу стоячего озера, готовые закрепить контейнеры на своих днищах и перенести на «Vae Victis». Боевые корабли из ближайших систем и быстрый ударный крейсер с Макрагге вышли из варпа в момент скачка час назад и продолжали приближаться. В их мощи более не было нужды, но угроза их прибытия выиграла время для сил Империума.

Присутствие Ультрамаринов на Павонисе практически подошло к концу, и, когда последние контейнеры были опечатаны, настало время вернуться на Макрагге.

Погибших и раненых уже определили в апотекарион «Vae Victis», включая страшно искалеченного технодесантника Харка, чья стойкость позволила ему все это время оставаться в живых.

Семьдесят один боец Четвертой роты, все, кто был пригоден к строевой службе, выстроились перед своими капитаном и капелланом. Древний Пелей стоял в центре, знамя Четвертой роты реяло на холодном южном ветру. Рядом с Ультрамаринами старшие офицеры Павониса ждали на почтительном расстоянии, когда Астартес проведут ритуал закрытия.

Древний Пелей склонил знамя перед Уриилом, и тот опустился на одно колено. Ткань штандарта почернела и обтрепалась по краям во время битвы за Пракседес, хотя Уриил мог поручиться, что, когда он видел его в последний раз, знамя было в куда худшем состоянии.

Он взял тяжелую ткань обеими руками, приложил ее ко лбу и поднялся на ноги. Капеллан Клозель тоже преклонил колено и приложил знамя ко лбу, прежде чем снова встать рядом с ним.

Древний Пелей поднял штандарт и почтительно обернул ткань вокруг древка, а затем обвязал мягким шнуром из голубого и золотого бархата.

Когда знамя опускали, это означало, что Ультрамарины более не воюют, и сержанты по одному разворачивались и уводили свои отделения на корабли.

— Ну, вот и все, — сказал капеллан Клозель, и Уриил почувствовал одновременно печаль и облегчение.

— Да, — согласился он, — хотя меня не оставляет ощущение, что мы улетаем, а работа наша не завершена.

— О чем это вы?

— Мы выгнали тау с Павониса, но, боюсь, нам снова придется с ними сражаться.

— Если того пожелает Император.

Уриил кивнул, зная, что тут говорить больше не о чем. Когда он зашагал со своими людьми к кораблю, Клозель сказал:

— Я действительно имел в виду то, что сказал перед десантированием. Всецело верю, что вы заплатили сполна за свое прегрешение против Кодекса Астартес.

Капеллан помолчал, и Уриил увидел, что воину с черепом на шлеме трудно найти слова, — и это было весьма неожиданно.

— Казалось невозможным, чтобы человек, отошедший от учений примарха, снова найдет свой путь, но вы доказали мою неправоту.

— Спасибо, капеллан.

— Я непременно сообщу об этом магистру ордена, когда вы вернетесь домой, и любой, кто усомнится в вашей верности и преданности Ультрамаринам, будет отвечать передо мной.

Клозель гулко ударил кулаком по нагрудной броне и поклонился Уриилу, потом развернулся и пошел вслед за остальными Ультрамаринами.

Уриил смотрел ему вслед, чувствуя, как сердце переполняется при одной мысли, что он — дома. Его уже приняли по возвращении в крепость Геры, но лишь сейчас он по-настоящему почувствовал, что принят обратно.

Он услышал шаги и улыбнулся, увидев лорда Уинтерборна и полковника Лоика. Оба были в своей лучшей парадной форме — золотой и зеленой, кремовой и бронзовой. Трехлапый пес ковылял рядом с лаврентийским полковником, и Уриил заметил на собачьем ошейнике блестящую медаль.

Уинтерборн уловил направление его взгляда.

— Старый Финлэ заслужил медаль не меньше, чем остальные. Спас мне жизнь в Глубоком каньоне Шесть, в конце-то концов.

— Не могу не согласиться, — сказал Уриил, пожимая руку Уинтерборну. — Он делает честь вашему полку.

— Прощайте, Уриил, — сказал Уинтерборн. — Если когда-нибудь снова окажетесь в Сегментуме Соляр, вам будет предоставлено почетное место на полковой мессе лаврентийцев.

— Благодарю, лорд Уинтерборн, — сказал Уриил с коротким поклоном.

Уинтерборн повернулся к Лоику.

— Сто раз говорил ему, чтобы называл меня Натаниэль, но, видите, — не слушает.

— Сражаться плечом к плечу с вами было честью для меня, капитан Вентрис, — сказал полковник Лоик, когда Уинтерборн увел Финлэ. — Уверен, мои ребята будут обсуждать эту кампанию еще долгие годы. Вы спасли этот мир уже во второй раз.

— Надеюсь, третьего раза не будет, — сказал Уриил, и Лоик хмыкнул.

— Я-то тоже — но, думаю, теперь-то все будет в порядке.

Уриил кивнул.

— Надеюсь. Вы прошли большой путь с тех пор, как мы познакомились, полковник Лоик. Вы и ваши солдаты оказались воинами отваги и чести, и пусть никто не говорит, что это не так.

Лоик просиял и салютовал ему.

— Прощайте, Уриил. Отвага и честь!

Уриил улыбнулся и зашагал к кораблям.

Отвага и честь.

Адмирал Тиберий ждал Уриила, когда тот сошел с трапа «Громового ястреба», принесшего его с Павониса.

И Уриил сразу понял, что случилось что-то ужасное.

На посадочной палубе было странно тихо, команда стояла, склонив головы, словно скорбя. На корабле прямо веяло гневом и скорбью, и Уриил сразу подошел к почтенному Тиберию.

— Адмирал, что случилось?

— Новости с Макрагге. Тарсис Ультра.

— Тарсис Ультра? Где мы бились с Великим Пожирателем? Что там?

— Его больше нет, Уриил, — сказал Тиберий. — Уничтожен.

Железный воин

Глава 1

Эта планета была безымянной. Не потому, что название забылось за бесчисленные тысячелетия, что прошли с обнаружения планеты; и не потому, что оно затерялось в пыльных архивах историков. Названия не было, потому что планете его не дали: те, кто открыл ее, словно чувствовали, что мир, снабженный именем, привлечет к себе новых посетителей.

После Великого Предательства, когда Империум начал возрождаться, эксплораторы отправились на поиски новых миров и обнаружили планету, практически по всем параметрам враждебную человеку. Ревущие ветры ураганом проносились над кремнистыми дюнами, над впадинами, заполненными серой кварцевой крошкой, над вздымающимися до небес утесами из базальта и обсидиана. На планете не было жизни, и первые люди, под шагами которых захрустел блестящий песок ее зеркальных пустынь, ощутили эту враждебность, от которой не защищал даже толстый слой пластали на скафандрах.

Через тринадцать часов после высадки шесть членов экспедиции покончили с собой, разгерметизировав скафандры, а еще один набросился на товарищей с плазменным резаком. Прошло еще шесть часов — и еще десятеро погибли, поддавшись приступам безумия и кровожадной ярости.

Оставшиеся в живых спешно покинули планету, так и не дав ей имени и не отметив ее в записях имперских картографов. Они надеялись уберечь других от участи, которой не избежали сами.

Забытая планета двигалась по своей орбите в пустоте космоса, безымянная и брошенная.

Но такие злополучные места всегда привлекают тех, кто несет раздор.

Пыльный котел, лежавший в сердце континента, был окружен горным массивом, скалы которого вздымались, словно ряды черных зубов. Хлесткий ветер, дувший из кварцевых пустынь, гнал над землей клубы мелкой стеклянной крошки; аспидно-серое небо низко нависало над поверхностью планеты — как огромный молот, который вот-вот упадет.

Оставив транспорт ждать, не заглушая двигателей, на скальном выступе в сотне метров ниже, Хонсю поднялся к краю впадины. Порывы воющего ветра вцепились в него своими безжалостными когтями, но сила, данная его телу древним искусством, и механическая мощь доспеха цвета вороненого железа позволили ему устоять перед яростью стихии.

— Уже близко, — сказал он четверым воинам, которые шли следом. — Я чувствую: она здесь.

— Никто здесь не живет, — огрызнулся Кадарас Грендель, облаченный в такой же темный доспех, но покрытый вмятинами и царапинами. Прикрыв рукой визор, чтобы заслониться от кружившихся в воздухе крупиц кварца, он добавил: — Мы впустую тратим время, Хонсю. Здесь ничего нет.

— Наконец испугался, Грендель? — Хонсю не мог не поддеть спутника. — Уж не думал, что доживу до этого дня.

— Этот мир проклят, — ответил Грендель и крепче сжал оружие — почерневший мельтаган, который за свой век отправил на тот свет тысячи врагов. — Нам нужно уходить отсюда.

Сильного гиганта окружала аура жестокости, и Хонсю удивился тому, что Грендель на провокацию не поддался.

Свежерожденный, стоявший рядом с Гренделем, следил за их разговором с любопытством прилежного ученика. Неподвижная маска шлема скрывала его лицо, составленное из фрагментов мертвой кожи; тело существа было сплавом украденного генетического материала и энергии варпа. Свежерожденный был гораздо сильнее, чем мог себе представить любой из его спутников, но разум его был разумом ребенка и с готовностью впитывал любую информацию.

Мельчайшие крупинки стекла стерли с их доспехов краску и все знаки отличия. Лишь несколько часов назад символы Железных Воинов были видны на их наплечниках, но из-за неистового ветра Хонсю, Грендель и Свежерожденный внешне выглядели теперь почти одинаково.

Почти.

Хотя доспехи всех трех Железных Воинов в равной степени несли на себе следы песчаной бури, серебряная рука Хонсю блестела серебром ртути. Любая царапина, которую песок оставлял на ее поверхности, немедленно исчезала, словно рука обладала необъяснимой способностью к регенерации.

Были и другие отличия. Хонсю держался с безразличием, рожденным дерзкой самоуверенностью; Грендель же был на взводе, как драчун в таверне, предчувствующий скорую и лютую схватку. Свежерожденный, не уступая порывам ветра, стоял гордо и прямо, но при этом даже жесткие линии доспеха не могли скрыть наивность, скользившую в его облике.

— Хонсю прав, — сказал он. — На этой планете присутствует огромная сила. Здесь все навсегда отравлено психическим ядом.

— Какие мы наблюдательные, — заметил Ардарик Ваанес, единственный, чей доспех не был цвета вороненого железа. — И без варп-чутья понятно, что это гиблое место.

Броня Ваанеса была чернее ночи, но и на ней атмосфера планеты оставила след, стерев все символы и знаки. Когда-то доспех его отличали крылатая эмблема Гвардии Ворона и неровный крест Красных Корсаров, нарисованный поверх нее. Ветер не пощадил оба символа, словно хозяин доспеха был воином без командира, без прошлого.

— В наблюдательности ему не откажешь, — промурлыкал Нота Этассай, последний из спутников Хонсю. Кожаный костюм Этассай, укрепленный элементами гибкого доспеха для защиты самых уязвимых мест, не был сплошным и открывал большие участки загорелой кожи его стройного владельца. По всем законам природы стеклянная крошка, которую нес ветер, уже должна была сорвать плоть Этассай с костей, но тело его частично защищали волны энергии, составлявшие силовое поле. Там, где этой защиты не было, порывы ветра оставляли неглубокие порезы на незащищенных участках кожи, но грациозный воин, казалось, наслаждался каждой новой раной. — Это существо уникально. О, как я хотел бы испытать на нем мои способности!

Хонсю нахмурился, не зная, как понимать слова Этассай, и не имея возможности прочитать выражение его лица за маской из кожи и серебра. Прекрасный андрогин неопределенного пола, Этассай был гедонистом, извлекавшим удовольствие из любого проявления садизма, мазохизма или убийства. Но он также был и мастером клинка, знавшим все секреты фехтования. Армия Этассай перешла под командование Хонсю после Жатвы Черепов на Новом Бадабе вместе с еще почти семнадцатью тысячами воинов всех пород и мастей.

— Ты и вправду можешь это чувствовать? — спросил Хонсю у Свежерожденного.

— Могу.

— Так расскажи.

Свежерожденный склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, что почти заглушил рев ветра.

— Ярость, — сказало существо. — Ярость, порожденная предательством. Ярость, губящая все, с чем соприкоснется.

— Да, — согласился Хонсю. — Вот оно. Горечь, пропитанная ненавистью, — вот что отравило это место. Это та самая планета, теперь я уверен.

— Тогда чего мы ждем? Давайте найдем то, за чем пришли, — огрызнулся Грендель. — Не хочу, чтобы меня сгубило это нечто, из-за которого мы здесь.

— Не нечто, — возразил Этассай. — Чем ты слушал? Это некто. Женщина.

Слова Этассай заставили Гренделя взъерошиться и крепче взяться за мельтаган. С первой минуты между ним и Этассай зародилась глубокая неприязнь, и Хонсю, памятуя о напутственных словах Тирана Бадаба, не делал ничего, чтобы улучшить их отношения.

— Точно, женщина, — подтвердил он, устремляясь навстречу ветру. — Но женщина необычная.

— И что это значит? — поинтересовался Ваанес.

— Я ищу Мориану. Провидицу, которая направляла Воителя.

Они двигались вперед сквозь сплошную пелену стеклянного песка, через цепи дюн, через крутые гребни черных скал, похожих на скелеты погребенных под землей драконов. Хонсю чувствовал, что сама плоть этого мира проросла злом, и это чувство придавало ему сил. Он сердцем знал, что место то самое, но продолжал искать знаки, которые бы это подтвердили.

Вихри бури на время утихли, и далеко впереди он увидел невысокий курган из гладких валунов… что-то наподобие каирна или погребальной насыпи вроде тех, которыми варвары отмечали места захоронений. Хонсю рассмеялся и посмотрел в небо, про себя благодаря темных богов за то, что указали ему дорогу.

— Ведьма, которая живет в Костяном доме, — проговорил он, увидев темноту между валунами, черный вход в пещеру, и сердце его забилось быстрее. Между этой планетой и Медренгардом, домом Железных Воинов, лежал долгий путь, на котором были кровавые стычки и убийства, и Хонсю, пройдя его, уже уничтожил один из миров Императора и собрал собственную армию.

И все это ради мести Уриэлю Вентрису из Ультрадесанта — единственному противнику, который ушел от него живым. Но если он правильно истолковал скрытые указания, зашифрованные в древних книгах, то скоро история эта завершится.

Встав рядом с Хонсю, Грендель вгляделся в пыльную пелену, силясь рассмотреть курган. Ваанес и Свежерожденный замерли в стороне от него, а Этассай раскачивался под порывами ветра, раскинув руки, чтобы насладиться царапающим прикосновением песка к коже.

Хонсю чувствовал, что спутники его в замешательстве, и ждал, кто первым задаст вопрос.

— Воитель? — резко бросил Грендель. — Который Хорус Луперкаль?

— Нет, — покачал головой Хонсю, — который Разоритель.

Грендель отрывисто рассмеялся:

— Тогда не слушай ее советов, потому что Абаддону они на пользу не пошли. Если посчитать, сколько раз ему приходилось бежать, поджав хвост, то получится больше, чем число шавок Императора, которых я убил.

— Это мне известно, Грендель, — ответил Хонсю, — но Разоритель сам виноват в своих неудачах. Именно Мориана направила его к Чернокаменным Крепостям.

— Готическая война? — уточнил Ваанес.

— Такое название дали ей в Империуме, — подтвердил Хонсю.

— Так она закончилась больше восьми веков назад. Старуха наверняка давно уже умерла.

— Думаешь, провидцы не могут возвыситься над течением времени?

— Не хочется мне выяснять, — ответил Ваанес. — Те, кто так долго обманывал смерть, притягивают неудачу, как поле битвы — воронов.

— А сколько лет сверх положенного смертному срока прожил ты сам, Ардарик Ваанес? — бархатисто засмеялся Этассай. — Мы все здесь предвестники смерти: ты, я, Хонсю и Грендель в особенности. Даже этот немыслимо уродливый бастард пережил все отведенные ему рамки.

— Умеешь ты утешить, Этассай, — огрызнулся Ваанес.

— Довольно, — прервал их Хонсю. — Мы на месте.

Вход в пещеру был занавешен различными талисманами и фетишами из кости и стекла, которые издавали мелодичный перезвон, раскачиваясь на ветру. Из тьмы наружу тянулись струйки пахучего дыма, как будто внутри дышало какое-то огромное и древнее существо. Вокруг пожухлой прогалины, на которой располагался каменный курган, росли чахлые деревья, и эти жалкие подобия жизни казались здесь странными и неуместными.

— И что теперь? — спросил Ваанес. — Идем внутрь?

— Я иду, — ответил Хонсю, — а вы ждите здесь.

— Меня устраивает, — отозвался Грендель, с подозрением глядя в темную пасть пещеры.

Хонсю помедлил мгновение, собираясь с духом. На Жатве Черепов ему пришлось сразиться с самыми могущественными из чемпионов Хаоса, но сейчас необходимость войти во мрак и встретиться с провидицей внушала ему тревогу.

— Я никого не испугаюсь, — прошептал он. — Пусть другие боятся меня.

Он оставил своих спутников позади, не сказав им больше ни слова, и черный зев пещеры поглотил его.

Оптика шлема и механизмы внутри искусственного глаза Хонсю жужжали, подстраиваясь под неестественный сумрак внутри кургана. Шагнув внутрь, он почувствовал секундное головокружение, как если бы сместились реальности при пересечении границы между мирами. Он обернулся, но вместо своей группы поддержки, оставшейся ждать под унылым небом этого безымянного мира, увидел лишь еще более глубокую тьму.

— Подойди ближе, Хонсю из Железных Воинов, — прозвучал голос во мраке.

Не задумываясь, Хонсю подчинился, почти инстинктивно почувствовав, что сопротивляться было бы ужасной ошибкой. С каждым его шагом очертания пещеры проступали все четче, словно ее обитательница намеренно показывала ему свой дом по частям.

Твердь стен была гладкой, искусственно обработанной, и каждый сантиметр был покрыт убористым шрифтом — целая библиотека, высеченная в камне. Как и у входа, с потолка свисали амулеты и фетиши, причудливые трофеи, оторванные от тел жертв еще при жизни или вырезанные из их останков после смерти. В чашах из черепов мерцали свечи, источавшие едкий запах, а на костяных столах лежали свитки из человеческой кожи.

За свою жизнь Хонсю повидал вещи и пострашнее, и подобное мелкое живодерство показалось ему не более чем дешевой декорацией, способной испугать лишь того, кто не видел истинных ужасов варпа. В центре пещеры тусклым лиловым огнем светился очаг, у которого сгорбившись сидело какое-то существо. Платье с капюшоном, в которое было облачено это создание, когда-то было ярко-зеленого цвета, но теперь от него остались лишь грязные, изорванные лохмотья.

— Ты — Мориана? — спросил Хонсю, снимая шлем. Воздух в пещере был зловонным, пропитанным тяжелым запахом трав. Если снаружи пахло расплавленным стеклом, то здесь, внутри, за вонью травяного варева чувствовался смрад, который издает разлагающийся труп.

Сгорбленная фигура у очага поднялась и откинула капюшон с головы. Лицо древней старухи было морщинистым и изрытым язвами, словно поверхность мертвой луны. Мертвенно-бледная кожа загрубела от старости; какой-то пыточных дел мастер, которого наверняка уже не было в живых, выколол глаза колдунье, но и теперь из пустых глазниц текли кровавые слезы.

— Кем же еще мне быть? — проскрипела старуха. — Кто еще стал бы жить в таком месте?

— Тогда тебе должно быть известно, зачем я здесь.

— О да, — подтвердила Мориана и согнулась в жестоком приступе кашля, после которого сплюнула комок черной слизи. — Ты ищешь Рожденного Трижды.

— Так он существует? — Хонсю шагнул вперед, в нетерпении забыв о привычной осторожности. — Скажи мне, как добраться до него!

— Терпение, — возразила Мориана. — Всему свое время.

— Нет, — потребовал Хонсю. — Сейчас же.

Такая несдержанность заставила Мориану рассмеяться:

— Величайшие из чемпионов варпа приходили ко мне за советом. Так по какому праву его требуешь ты?

— По праву войны и знания, — ответствовал Хонсю. — Я знаю, кто ты и что ты сделала. Я знаю, что когда-то ты стояла рядом с трупом-императором, знаю, почему ты впала в немилость.

— Ничего ты не знаешь! — зашипела Мориана. — Прочитал пару древних книг и думаешь, что стал мудрецом? Да, я стояла перед золотым троном, но полукровке вроде тебя никогда не понять, что тогда происходило на самом деле.

— Лучше не называй меня так, — прорычал Хонсю. — Те, кто так делает, обычно умирают.

— Грозишь мне?

— А почему бы и нет? Я могу убить тебя в любую минуту.

— От таких, как ты, всегда жди угрозы, — Мориана словно была опечалена тем, что гость ее оказался таким предсказуемым. — Великий Абаддон собирался перерезать мне горло когтями, которые он забрал у павшего Хоруса Луперкаля, но вовремя передумал. После него приходили и другие, и все они бросались угрозами. Слушай меня внимательно, полукровка: я слишком долго глядела в бездну и имела дело с самыми страшными созданиями тьмы, и обещанием боли ты меня не запугаешь.

Хонсю с трудом сдержал гнев: ему не хотелось оставлять нанесенное оскорбление безнаказанным, но помощь Морианы была необходима, чтобы воплотить в жизнь задуманную месть.

— Хорошо, — уступил он. — Говори, я буду слушать.

— Слушать мало, Хонсю. Чем ты вознаградишь меня за помощь?

— Назови свою цену. Я исполню все, о чем ты попросишь.

— Поспешное обещание, но я не стану от него отказываться. Все, что мне нужно, — это твое слово, что ты доведешь задуманное до конца, что бы ни случилось. Когда другие дрогнут, ты должен идти вперед. Когда не останется больше надежды, ты не должен сдаваться, ибо ради великой цели нужно жертвовать многим.

— Я даю тебе слово, — ответил Хонсю.

— Слова людей полны лжи, — проворчала Мориана. — Только кровь никогда не врет. Подойди ближе.

Хонсю неохотно приблизился к слепой провидице и скривился от отвращения, когда та протянула руку к его лицу. Рука эта, больше похожая на иссохшую клешню, ласково прикоснулась к его коже; длинные ногти, покрытые вековой коркой засохшей грязи, проследили контуры его волевого подбородка, орлиного носа, очертили рельеф грубой аугметики на месте страшной раны, где выстрел из болтера уничтожил всю левую половину лица.

А затем клешня резко дернулась, располосовав ему щеку, и Хонсю вздрогнул — больше от удивления, чем от боли. Порезы обильно кровоточили, и Мориана поднесла окровавленные когти к губам. Быстро, как змея, провидица лизнула кровь и застонала от удовольствия.

— Да, — вздохнула она, — я чувствую огонь твоего честолюбия. Это пламя напоминает мне глупые мечтания моей собственной юности. Все, что я видела тогда, — это путь, лежавший предо мной, но не мир вокруг.

— Так ты скажешь мне то, что я хочу узнать?

Мориана кивнула и отошла от очага к стопке убористо исписанных пергаментов, свитков и пыльных книг, рядом с которыми стояла обсидиановая статуя какого-то неведомого существа.

— Скажу, но сначала… что тебе известно о Рожденном Трижды?

— Немногое, — признал Хонсю. — Когда Халан-Гол пал, я забрал все книги из библиотеки разрушенной крепости и перенес их на борт «Поколения войны» у Кривой башни, после чего мы покинули планету.

— Ты искал оружие, чтобы поразить своих врагов, — заявила Мориана, поднося к огню целую охапку трав, корешков и мешочков с неведомым содержимым.

— Именно. Кузнец войны, владевший той крепостью до меня, прилежно записывал все события, а так как ему удалось подчинить своей воле Кровавое Сердце, я надеялся найти в его хрониках информацию о других властителях бездны, которые могли бы послужить мне.

— И что же ты нашел?

— Прочитать эти книги оказалось нелегко. Они были древними, невообразимо древними, а истории в них — отрывочными и написанными архаичным языком, который было трудно расшифровать.

— Многие из этих книг были написаны еще во времена восстания Хоруса, — пояснила Мориана. — Многие из тех, кто пережил эти времена, рассказали о тогдашних событиях, но сейчас эти истории забыты.

— Я проводил целые дни за чтением этих книг, — продолжал Хонсю, — и уже почти сдался в своих поисках, когда мне попалось на глаза туманное упоминание о неком демон-принце, известном как Рожденный Трижды, отец Синего Солнца.

— Да… Хранитель Алого Слова, М’Кар.

— М’Кар? Так вот как его зовут?

— Это одно из его имен, — ответила Мориана. — Личина, специально придуманная для смертных, чтобы защитить его истинное имя, но так его называют уже несколько тысячелетий. Что еще ты знаешь о нем?

Хонсю помедлил: ему не хотелось признаваться, как мало он на самом деле узнал из книг своего бывшего господина, но врать Мориане было слишком опасно — он это чувствовал.

— Только то, что Рожденного Трижды несет погибель Хранителю врат Залатраса, — разочарованно ответил он, когда Мориана снова присела у лилового пламени очага. — И то, что он вновь восстанет во времена Заката, чтобы жестоко отомстить тем, кто почитает сынов Хранителя.

— И ты знаешь, кто этот Хранитель?

— Знаю. Ардарик Ваанес рассказывал мне об осаде Залатраса — войне, которая случилась около века назад в южном рукаве звездного скопления, называемого Вурдалачьи звезды. Говорят, что в одном из сражений той войны Марней Калгар из Ультрадесанта целые сутки один сдерживал натиск орочьей орды. Что, конечно же, полная чушь, но именно такие невероятные истории и рассказывают обычно воины Жиллимана. И если этот Рожденный Трижды действительно проклятье Ультрадесанта, то я хочу узнать о нем побольше.

— Это все, что тебе известно?

— Кроме этого мне мало что удалось выяснить — авторы этих книг были слишком хитры и безумны, и правда о Рожденном Трижды затерялась среди аллегорий, метафор и загадок.

— Так было сделано специально, чтобы запутать невежд и недостойных. Правду могут увидеть лишь те, кто воистину проницателен. Как у тебя с проницательностью, Хонсю?

— Ну, я же нашел тебя.

— Так расскажи мне, как ты меня нашел, потому что я обычно стараюсь этого не допускать.

— В пророчествах о Рожденном Трижды много противоречий, внесенных туда намеренно, и множество жутких и невероятных легенд повествует о его злодействах, но все они сходятся в одном: о том, как найти его, знает прислужница повелителя Империума, та, что живет в вечной тьме.

— Ты пришел ко мне, следуя этому единственному указанию?

— Сам варп шепчет твое имя, Мориана, и у меня есть способы уловить его бормотание. Сюда нас привел Свежерожденный, хотя я понятия не имею, откуда он узнал про эту планету.

— Узнал потому, что его рассудок отказывает, — сказала ведьма. — Разум этого существа — мозаика из разнородных частей: раненой души ребенка, насильно вложенных догм, знаний, данных варпом, и украденных воспоминаний. Он всегда был ущербным, а после Нового Бадаба, как ты наверняка заметил, ему становится все хуже.

Хонсю кивнул. За те месяцы, что прошли после их визита на мир-крепость Гурона Черное Сердце, Свежерожденный много раз страдал от жестоких приступов безумия и невыносимо явственных кошмаров о чужой жизни.

— Его разум восстает против самого себя, — продолжила Мориана. — Он вспоминает факты из своей прошлой жизни, но механизмы индоктринации постепенно стирают его старое «я». Но об этой планете он знал еще и потому, что тот, кого ты ненавидишь, бывал здесь раньше.

— Вентрис был здесь? — прошипел Хонсю. — Когда?

— И двадцати лет не прошло, — ответила Мориана. — Тогда его доспех был черным; Вентриса и его воинов послали сюда, чтобы убить меня. Конечно же, в этом они не преуспели.

Хонсю с трудом сдерживал охватившее его возбуждение.

— Скажи, как мне найти Рожденного Трижды? — потребовал он.

— Последний раз он пребывал в этой реальности много лет назад, — сказала Мориана, — когда его проклятое войско атаковало «Неукротимого» — огромный звездный форт, способный бросить вызов даже Чернокаменным Крепостям, которые так стремится заполучить Разоритель. Владыка Ультрамара вступил в битву во главе своих лучших воинов, демон-принц был побежден, а армия его изгнана в варп, где и ожидает теперь его возвращения в материальный мир.

— Тогда как призвать Рожденного Трижды обратно?

— Призвать его нельзя, ибо его не изгоняли.

— Хватит загадок, — возмутился Хонсю, устав от уклончивых ответов колдуньи.

— М’Кар был побежден, но Владыка на мог уничтожить его — слишком силен был демон. Тогда он и его приспешники заточили М'Кара в раскаленном сердце «Неукротимого», связав цепями, что в тысячу раз крепче адамантия. И пока могущественный принц дремлет в этой тюрьме, его демоническая армия следует течениям варпа, готовая к возвращению своего повелителя.

— Где находится этот звездный форт?

Тонкие губы Морианы растянулись в победной улыбке, полной злобы.

— Он двигался по орбите вокруг мира, которому светит отравленное солнце, мира, чья атмосфера сгорела еще в давние времена великих героев.

— Калт… — прошептал Хонсю.

— Тебе он известен?

— Это родина Вентриса, — сказал Хонсю, кожей чувствуя, что охота подходит к концу. Такие совпадения не бывают случайными, и сейчас он представлял себя гончей, которая по кровавому следу приближается к добыче.

Он уже повернулся к выходу, но слова Морианы остановили его.

— Неужели ты думаешь, что Владыка Ультрадесанта настолько глуп, чтобы оставить столь опасного врага навеки прикованным к одной из своих планет? Нет, «Неукротимый» давно уже не рядом с Калтом.

— Так где же он?

Мориана пожала плечами:

— Владыка хитер. Столь гигантское сооружение не может двигаться само, и каждое его перемещение — очень сложная задача. Для этого к форту приставлена небольшая флотилия кораблей, которые окружают его, как приплод матку. «Неукротимый» переходит в Эмпиреи по случайным координатам и никогда не останавливается в одном месте надолго. Только тот, кто командует фортом, знает, где он появится в следующий раз.

— И как тогда мне его найти? — с горечью спросил Хонсю.

Мориана бросила в жадный огонь пучок трав, и Хонсю почувствовал тошноту от едкого, дурманящего дыма, который поднялся над очагом. Воздух в пещере наполнился энергией варпа.

— М'Кар столь сильно ненавидит сынов Жиллимана, что даже самый дальний курс, который прокладывают навигаторы форта, всегда приводит его обратно к Ультрамару.

— И все равно, это слишком большая площадь для поисков.

— Это если не знаешь, где точно искать.

— Так скажи мне, — потребовал Хонсю на пределе терпения.

— Я этого сказать не могу, — ответила слепая провидица, — но могут обитатели варпа. В этом царстве богов и чудовищ прошлое, настоящее и будущее сливаются воедино. Они укажут тебе путь, ибо демоническое воинство М'Кара все еще охраняет своего господина…

Глава 2

Все началось с проблеска не-света на окраине системы Триплекс — самой дальней границе Ультрамара, где редко появлялись корабли. Эта система включала в себя лишь три необитаемые планеты и располагалась так далеко от Макрагга, что многие картографы даже не причисляли ее к владениям ордена Ультрадесанта.

Затем эта вспышка тьмы, скрытая точка в пространстве, где исчезал любой свет, начала расти, превращаясь в водоворот красок, которым не было места в материальном мире. Свет струился сквозь разрыв в реальности, словно черный занавес прокололи иглой, а потом ткань пространства разошлась в разрушительном беззвучном взрыве, выбросив в космос чуждую материю.

Прореха изрыгнула три тупоносых корабля — три огромных собора из металла и камня. Каждый из этих кораблей сопровождения был в километр длиной, каждый нес цвета Ультрадесанта — синий и золотой, и за каждым тянулся пенный шлейф из обрывков вещества, составлявшего Имматериум. Столкнувшись с материальной вселенной, остаточное вещество варпа медленно испарялось, искристыми облаками поднимаясь над корпусами кораблей.

В центре эскорта шел изящный, похожий на стрелу корабль, на носовой надстройке которого серебряной и золотой вязью было выведено название — «Омнис видере». Этот гордый корабль отмечали фамильные гербы Кастаны, одного из наиболее уважаемых семейств навигаторов с Терры. Династия Кастаны, как считалось, поступила на службу Ультрамару еще на заре Империума.

За кораблем навигаторов и его эскортом показалась целая флотилия меньших судов, так же окутанных остаточным светом другой реальности. Примитивные по конструкции — на них не было практически ничего, кроме огромных плазменных двигателей и спартанских отсеков для экипажа, — эти шестьсот буксиров тянули за собой огромные железные цепи, звенья которых были каждое пятнадцать метров толщиной.

Края прорехи в реальности еще больше разошлись, пропуская что-то невообразимых размеров — гигантский, колоссальный звездный город, на стенах которого мерцали огни. В центре его возвышались железные шпили, аркбутаны и зубчатые башни готической базилики, от которой к периферии тянулись системы фортификаций. К базилике примыкали четыре огромных пирса, и каждый был целым городом, состоявшим из причальных доков, храмов, оружейных мастерских, неприступных бастионов и огневых позиций.

Темно-синий, золотой и перламутровый цвета на блестящих листах обшивки указывали, что это «Неукротимый» — звездный форт типа «Рамиллис», верно служивший Ультрадесанту еще до того, как начались Войны Отступничества. По легенде Механикус, конструкция форта была разработана магосом-ремесленником Лианом Рамиллисом на основе материалов, захваченных при зачистке Ултанкса. Хотя «Неукротимый» больше не был привязан к оборонному периметру какой-то конкретной планеты, он все еще служил потомкам Жиллимана — в совершенно новом качестве.

Пространство вокруг гигантского форта вздулось волнами: возвращение его в материальную вселенную заставляло реальность содрогаться в мучительных схватках и ломало сами ее физические основы. Наконец «Неукротимый» завершил трудный переход и в сопровождении целой флотилии транспортов снабжения и дополнительного эскорта двинулся к наиболее удаленной планете в системе Триплекс — миру под названием Эскари Экстерио.

Эскари Экстерио был газовым гигантом и состоял в основном из водорода; под бронзового цвета атмосферой, исчерченной полосами облачности, скрывалось нестабильное ядро из железа и льда, окруженное толстым слоем металлического водорода. Планета обладала заметной кольцевой системой: ледяные частицы, пыль, каменные обломки и сотни массивных астероидов, попав в ловушку гравитационного поля, двигались по околопланетной орбите. Эти концентрические образования усиливали и рассеивали выбросы электромагнитной радиации из атмосферы, благодаря чему планета могла с легкостью скрыть присутствие «Неукротимого».

Или же присутствие охотника, поджидающего свою добычу.

Ржавый свет заливал командную часовню, расположенную в Базилике Доминастус — самом грандиозном сооружении в сердце форта, — а усмехающиеся горгульи, сидевшие на карнизах, безучастно наблюдали за суетой людей внизу. Огромный свод потолка покоился на широких каменных арках; серебряные статуи героев Ультрадесанта казались золотыми в ярком свечении, исходившем от планеты и ее колец.

Сканеры начали проверку целостности корпуса, но на пикт-экранах пока была только статика: осмотру мешали остаточные помехи от недавнего перехода. Автоматические сервиторы, лязгая, быстро обменивались пакетами данных в бинарном коде, в то время как смертные члены экипажа сопоставляли предвычисленные координаты созвездий с информацией, которая медленно поступала с бесчисленных датчиков.

В специально расширенной нише, находившейся в задней части часовни, стоял тот, кто наблюдал за всем происходящим: командующий «Неукротимого», брат Алтарион. Технология, позволявшая этому гиганту, тело которого состояло из керамита, армапласта и стали, видеть внешний мир, по сложности не уступала технологиям, используемым в самом звездном форте.

— Переход завершен, — сообщил штурман — худой как скелет мужчина, откомандированный на форт с «Омнис видере». Его звали Патер Монна, и в речи его была некая воздушная живость, как будто путешествовать в варпе для него было не сложнее, чем перейти из одной комнаты в другую.

<Подтвердите наше положение,> приказал брат Алтарион; его слова транслировались сразу по множеству каналов. <Я хочу убедиться, что мы прибыли точно туда, куда хотели.>

— Ну конечно, — отозвался Патер Монна, но его наглый тон не вызвал у Алтариона никакой реакции. Под пальцами штурмана быстро защелкали бронзовые кнопки, и на экране, отбрасывающем на его бледное лицо голубоватый отсвет, появились данные телеметрии.

— Системы позиционирования все еще работают неточно из-за помех, но известные контрольные точки соответствуют текущим координатам, — сказал Монна. — Точность прыжка — девяносто семь целых и девяносто три сотых процента, — добавил он затем с оттенком самодовольства.

— Подтверждаю, — заговорил брат Гестиан, облаченный в отполированный до блеска доспех Пятой роты Ультрадесанта. На одном наплечнике с черным окаймлением была изображена белая омега ордена, на другом, выкрашенном в темно-красный, — черно-стальная шестерня, символ Адептус Механикус.

Стоя рядом с братом Алтарионом, Гестиан, благодаря усиленным математическим способностям, проверил цифры, которые сообщил Монна, почти так же быстро, как и сам слуга навигаторов:

— Мы находимся на краю системы Триплекс и приближаемся к Эскари Экстерио.

<Лукиан, собери данные о местных объектах и убедись, что мы здесь одни,> приказал Алтарион.

— Я Гестиан, — отозвался технодесантник, не отрываясь от работы. — Лукиан служил вам более двух веков назад.

<Конечно, Гестиан,> поправился Алтарион. <Мои извинения.>

Брат-сержант Олантор, находившийся в середине часовни, наблюдал за слаженной работой людей и техники, необходимой для каждого перехода «Неукротимого» и уже хорошо ему знакомой. Как и у Гестиана, на доспехе Олантора были те же цвета Пятой роты, но сержант был Ультрадесантником до мозга костей и никак не был связан со жрецами Марса.

— И часто такое бывает? — прошептала хрупкая женщина, стоявшая рядом с ним. — Кажется, брат Алтарион несколько… забывчив.

— Прожив столь долгую жизнь, он получил право забывать о некоторых мелочах.

— А как же безопасность? — не сдавалась женщина. — Наверняка есть более подходящие кандидаты на такую важную должность.

Олантора охватил гнев, и он повернулся к женщине, благодаря массивному доспеху грозно нависая над ней. Что знали такие, как она, о том, сколь многим пришлось пожертвовать Алтариону, что знали они о тяжкой ноше, которую он принял на свои сильные плечи?

— Брат Алтарион — один из Древних моего ордена, госпожа Сибийя, — сказал Олантор и обернулся в сторону бронированной ниши, где располагался громадный корпус Алтариона. — Отшлифованный гранит его саркофага украшен барельефом, камень для которого дали горы Кастра Магна. На его левой руке — великий молот, дар самого Марнея Калгара в знак почтения той жертвенности, которую Алтарион проявил в Битве за Макрагг и из-за которой от его смертной плоти практически ничего не осталось.

Олантор почувствовал прилив гордости от того, что ему довелось служить вместе со столь почтенным героем:

— Поэтому вы должны относиться к нему с неизменным уважением и почтением. В этом звездном форте его слово — закон, и лучше вам об этом не забывать.

— Я не хотела проявить неуважение, — ответила Сибийя Монсерат, дознаватель терциус с Таласы Прайм.

— Тогда постарайтесь, чтобы ваш тон и ваши же намерения не противоречили друг другу.

— Обязательно, — заверила его Сибийя. — Я сделаю все, чтобы вам мои намерения были предельно ясны.

Олантор внимательно посмотрел на нее, ища намек на насмешку, но придраться было не к чему. Это и неудивительно: наставники из инквизиторской крепости на Таласе Прайм хорошо натаскали Сибийю Монсерат во всем, что касалось хитрости и обмана. Олантор заметил про себя: не стоит недооценивать эту женщину лишь потому, что он может свернуть ей шею одним лишь движением руки или потому что она занимает невысокий ранг в Инквизиции.

Сибийя опустила глаза. На «Неукротимом» она появилась недавно, хотя присутствие Инквизиции в форте было уже привычным. После того как звездный форт несколько десятилетий назад был отбит у демонов, Магистр ордена Ультрадесанта счел необходимым, чтобы на борту был постоянный наблюдатель на случай оставшейся скверны. Казалось, что орден может справиться со своими делами и сам, без вмешательства посторонней организации, но в этом вопросе Марней Калгар и Варрон Тигурий были непреклонны.

Олантор отвернулся от Сибийи. Четыре столетия, которые он служил ордену, оставили седину на его волосах и шрамы на лице. Будучи ветераном-сержантом в одном из тактических отделений капитана Галена, Олантор чувствовал себя на своем месте, и у него не было ни амбиций, ни желания стремиться к более высокому рангу.

Пятую роту также называли Хранителями Восточной Окраины, поэтому, естественно, охрана «Неукротимого» была поручена им; они исполняли эту обязанность с присущими Ультрадесанту мужеством и честью, но Олантору все же казалось, что на этом звездном форте, который ничего не защищал, его умения пропадают впустую.

Прошло уже десять лет с тех пор, как он был назначен на «Неукротимый», и с каждым новым днем он все сильнее скучал по боевому братству роты. До конца его смены оставалось меньше года, и каждый день теперь казался длиною в жизнь.

На мостик хлынули потоки информации, как вербальной, так и бинарной и ноосферной. У самого Олантора не было возможности воспринимать ноосферную коммуникацию, но он видел, что Гестиан просеивает невидимые данные, выделяя важные фрагменты умелыми движениями гаптически усиленных латных рукавиц.

— Переход завершен, — доложил Монна все тем же бестелесным, мягким голосом. — Навигационные системы в штатном режиме, локальное пространство свободно.

<Щиты?> спросил Алтарион.

— Для включения щитов интенсивность распада эфирной материи еще слишком высока, — сообщил Гестиан. — По моим оценкам, еще как минимум шесть целых семь десятых минут.

<А системы вооружения, Гестиан? Хоть они-то готовы?> рявкнул Алтарион. <Ты слишком медлителен! Лукиан работал быстрее, так что постарайся, или я найду тебе замену.>

— Вы назначили меня как раз потому, что я всегда был быстрее Лукиана, — как ни в чем не бывало ответил Гестиан.

Олантор улыбнулся. Такие беседы между Алтарионом и Гестианом были обычным делом. Переход из варпа в материальное пространство всегда сопровождался опасностью и беспорядком, и многие астрономические явления влияли на то, как скоро чувствительные системы вернутся в обычный режим. Жестокие условия перехода сильнее всего сказывались, к сожалению, именно на щитах и вооружении. Но брат Гестиан был одним из лучших технодесантников Пятой роты, и никто бы не смог вернуть «Неукротимый» к жизни быстрее, чем он.

— Началась подача энергии к системам вооружения, — сообщил Гестиан, которого слова Алтариона, по-видимому, ничуть не задели. — Северный причальный пирс доложил о готовности. Восточный пирс будет готов через две целых четыре десятых минуты.

<Да будет записано в бортовом журнале,> провозгласил брат Алтарион, <переход один-восемь-пять завершен.>

— Один-девять-три, вообще-то, — поправил Патер Монна.

<Ты уверен?>

— Слуга навигаторов прав, брат, — ответил Гестиан, считывая данные с терминала штурмана по ноосферному каналу. — Это был переход номер один-девять-три.

<Ну конечно, Гестиан,> согласился Алтарион. <Теперь я вспомнил.>

Это была уже вторая ошибка Алтариона. И в одной не было ничего хорошего, но две…

Олантор почувствовал, что дознаватель Сибийя пристально смотрит на него, и попытался скрыть беспокойство.

Но сказать он ничего не успел: резко зазвенел сигнальный колокол, и все сервиторы внешнего наблюдения, находившиеся в часовне, разразились потоком испуганных сообщений в бинарном коде.

— Обнаружены цели! — закричал Патер Монна, и теперь в его тоне не было и следа скуки. — Множественные следы — больше шестидесяти и быстро приближаются. Это торпеды! Их не меньше семидесяти!

<Где?> взревел Алтарион.

— Кольца Эскари Экстерио, — спокойно и ровно ответил Гестиан. — Стая хищников залегла в засаде.

— В засаде? — резко переспросила Сибийя и шагнула к ближайшему локационному приемнику, на котором уже высветился узор сигналов, отражавший текущую тактическую обстановку. Олантор встал рядом с ней и с ужасом увидел, что сигналы надвигающихся целей неотвратимо скользят все ближе к синей иконке, которой был обозначен «Неукротимый».

Ему потребовалось лишь мгновение, чтобы оценить все детали этой торпедной атаки: вражескому командиру или невероятно повезло, или он столь же невероятно хорошо знал свое дело.

— Они нацелились на южный пирс, а там у нас пока не готовы ни щиты, ни вооружение.

— Но как они смогли узнать, где мы завершим переход? — воскликнула Сибийя.

Ей никто не ответил: подготовка к обороне не оставляла времени на пустые вопросы.

Олантор направился к выходу из командной часовни, на ходу отстегивая с пояса шлем. Некоторые из приближавшихся целей двигались слишком медленно для торпед с обычной бронебойной боевой частью.

Транспорты.

Или еще хуже — абордажные торпеды.

Вой сирен слышался во всех коридорах «Неукротимого», заставляя пятьдесят воинов Пятой роты прервать тренировочные ритуалы, а шесть тысяч солдат из оборонной ауксилии Ультрамара — покинуть казармы.

Штурмовой десантный катер «Ворон битвы» прорывался через облака осколков и электромагнитные возмущения. Вокруг вспыхивали опасно нестабильные энергетические импульсы, но Хонсю наблюдал за тем, как «Неукротимый» переходит в состояние боеготовности. По острым выступам пробегали и гасли мерцающие огоньки: несмотря на помехи от неустойчивого поля планеты, вопреки задержке, которая следовала после каждого варп-перехода, форт пытался поднять пустотные щиты.

— Не успеют, — с удовольствием констатировал он.

От аугметики, заменявшей Хонсю левую сторону черепа, к латунной консоли, установленной в корме катера, тянулся золотой провод. По этому проводу передавалась информация от сенсоров адепта Цицерина, магоса Адептус Механикус, которого Железные Воины захватили в плен на Гидре Кордатус и затем заразили техновирусом — порождением варпа.

Информация поступала прямо в мозг Хонсю, и ему пришлось закрыть второй, органический глаз: данные от сразу двух оптических источников вызывали тошноту и головокружение, с которыми не могло справиться даже его генетически усовершенствованное тело.

Он чувствовал, как дрожит корпус катера, мчавшегося к «Неукротимому», чувствовал его движение и слышал монотонный речитатив других воинов; но острее всего воспринималось безмолвие. Через множественные сенсоры Цицерина эта область пространства виделась Хонсю как трехмерная сфера, которую составляли треки данных, информационные сигналы, дуги траекторий и цифровые аналоги визуального изображения. Многое в этом потоке было ему непонятно, но здесь же были и чужие руки, которые манипулировали этими данными с такой же легкостью, с какой он сам мог бы разобрать болтер.

Несколько комплексов цифр — это флот, который ему удалось собрать на Новом Бадабе, уродливое сборище потрепанных боевых и артиллерийских кораблей, захваченных у врага крейсеров, транспортников и станций слежения. Следуя ведьмовским советам Морианы, флотилия встала на якорь под прикрытием излучения Эскари Экстерио, где и провела месяц в ожидании — до того момента, как в своих баках забормотали псайкеры, возвещая прибытие «Неутомимого».

Цицерин сразу же рассчитал последовательность включения систем на звездном форте и выявил наиболее уязвимый его участок, после чего началась атака. Подобно тому, как в древности стая волков нападала на добычу, корабли Хонсю вышли из укрытия и помчались к цели до того, как жертва смогла хотя бы засечь их присутствие.

Резко отсоединив золотой провод, Хонсю встряхнул головой, чтобы избавиться от головокружения, которым сопровождалось возвращение обычного зрения. Предметы вновь обрели жесткие грани, а стены — плотность, и Железные Воины, в два ряда сидевшие внутри катера, были готовы вновь вызвать на бой ненавистный Империум.

Как только торпеды Железных Воинов оказались в пределах досягаемости, автоматические орудийные башни форта открыли огонь, и чернота космоса расцветилась вспышками мощных взрывов. Прицельно попасть во что-то столь маленькое и быстрое, как торпеда, было практически невозможно, но обломки тех устройств, которые все-таки были уничтожены, продолжали двигаться на большой скорости и могли нанести серьезный ущерб остальным.

Эти орудия работали независимо от командной часовни и потому стреляли вслепую, без особых шансов остановить достаточное количество вражеских торпед, а те волна за волной обрушивались на южный пирс. Бронебойные заряды пробили толстые листы обшивки, затем вспомогательные двигатели направили каждую боеголовку вглубь надстройки. Из пробоин вырвались грибообразные облака пыли и обломков; на поверхности форта словно вспыхивали новые солнца, чтобы тут же погаснуть, уничтожив целые секции неприступных бастионов.

Сразу же за торпедной атакой в бой вступили скоростные рейдеры, вооруженные смертоносными лэнс-батареями, и на корпус «Неукротимого», уже искалеченный взрывами, обрушился каскад ослепительно-белых энергетических лучей. С безжалостной точностью они поразили взлетные палубы, и целые эскадрильи были сожжены, даже не успев взлететь.

А к пирсу уже подходили корабли Железных Воинов: последние укрепления были уничтожены жестоким батарейным огнем. В недрах пирса детонировали боеприпасы, и оборонительные сооружения, построенные в незапамятные времена настоящими мастерами своего дела, наконец обратились в прах. Каждый корабль, нанеся удар, отступал, уходя от выпущенных в спешке торпед и залпов из батарей на центральной базилике, которые, в отличие от пирса, были в полной боевой готовности.

Штурмовой эшелон обстрелял причальный пирс с сокрушительной методичностью. Урон был нанесен колоссальный: несколько квадратных километров укреплений были разрушены до основания, герметичность помещений нарушилась, в результате чего сотни людей выбросило в открытый космос взрывной декомпрессией. Кислород и жидкость из гидросистем струями вырвались в вакуум, где мгновенно замерзли, образовав над руинами сверкающий купол из ледяных кристаллов.

Хотя в атаке на причальный пирс участвовала значительная часть флота Хонсю, немало кораблей пока держались в стороне, поджидая крейсеры и эскорты, которым полагалось защищать звездный форт. Высоко над южным пирсом развернулось сражение, в которое эскорты Ультрадесанта ринулись без промедления. Вновь от противника к противнику понеслись торпеды, под мощнейшими бортовыми залпами не выдерживали щиты, и обшивка корпусов разлеталась в огненном шквале.

Корабли Ультрадесанта уступали врагу в численности и вооружении, но это ничего не меняло: они все равно вступили бы в бой, даже превосходи их противник миллион к одному.

По всему южному причальному пирсу вспыхивали и быстро гасли пожары — вздрагивая от ударов, «Неукротимый» терял жизненную силу, терял кислород, который утекал в открытый космос. Не успели затихнуть пожары, как к его поверхности устремились десантные катера, сотни войсковых транспортов и тяжелых грузовозов, несущих бронетехнику и осадное снаряжение.

Южный пирс теперь был полностью открыт, но остальная часть форта избежала повреждений. Даже раненный, «Неукротимый» еще мог выиграть эту битву, повернув ее в выгодное для себя русло.

Но этого Хонсю допускать не собирался.

Одними космическими сражениями этот форт не завоевать; взять его могли только самые опытные и решительные из воинов, которые силой проложат себе дорогу по палубам форта и пробьются к самому его сердцу.

Такой трофей, как «Неукротимый», мог достаться только воинам Пертурабо и только если они будут сражаться так, как им было предначертано от рождения: возводя одну артиллерийскую батарею за другой, а затем обрушивая на врага многотысячные армии, пока тот не падет под кровавым натиском этого железного шторма.

Пилотируемый сервитором скиф нес Олантора к южному пирсу через гулкие галереи и широкие магистрали Царской дороги. В храмах машин, стоявших длинной чередой, размещались генераторы, питавшие лэнс-батареи пирса, и над силовыми шпилями беззвучно вспыхивали электрические разряды. Скиф промчался мимо перепуганных техножрецов — те при помощи сервиторов пытались справиться с ущербом, нанесенным в ходе обстрела.

Рядом с Олантором сидела дознаватель Сибийя; она просматривала данные на инфопланшете, и быстро бегущие строчки отбрасывали отсветы на ее худое лицо. Время от времени она что-то говорила в вокс-бусину, установленную в воротнике ее черного, отполированного до блеска силового доспеха.

Раньше Олантору никогда не доводилось видеть женщин в боевой броне, но на Сибийе доспех сидел как влитой. Сержант знал, что она привезла на «Неукротимый» отряд Датийских Ящериц, неустрашимый полк которых доблестно сражался вместе с Ультрадесантом в Цейстской кампании. Сибийя также намекала, что в ее распоряжении имеются и другие ресурсы, но о деталях не распространялась.

Звон колоколов, раздававшийся по всему бастионному округу, как будто призывал верующих на молитву. Шары светильников на наклонных стенах мигали в такт сердцебиению Олантора и отражались от армагласового фонаря, закрывавшего кабину скифа.

На визоре сержанта появились данные о боеготовности войск, а также схема оборонительных сооружений, на которую наложились доклады о повреждениях и план южного пирса. Пока Олантор изучал эту информацию, сержант Децим по вокс-связи давал оценку сложившейся тактической ситуации:

— Не знаю, кто они, но удар они нанесли нам серьезный и при этом точно знали, что надо делать. Если мы удержимся на южном рубеже, нам очень повезет, — Децим, как всегда, был пессимистом. — Дальняя оконечность Царской дороги уничтожена, лэнс-батарей больше нет, равно как и многих взлетных палуб.

— Сколько их еще осталось? — спросил Олантор. — Нам нужны действующие истребители.

— Невозможно определить. Некоторые палубы уничтожены, другие просто не отвечают.

— Которые? — Олантор боялся, что и сам уже знает ответ.

— Те, которые расположены в южно-восточном квадранте, — подтвердил его догадку Децим. — Там обстрел был слабее всего.

— И туда же направлялись с полсотни этих чертовых абордажных торпед.

— Именно, — отозвался Децим. — Ангары бомбардировщиков и несколько истребительных авиакрыльев, не менее двухсот самолетов. Магистр Неба сейчас готовит отчет о том, сколько их могло оказаться в руках врага.

— Ладно, Децим, а теперь давай хорошие новости. Не может же все быть так плохо.

— Бастионы Десницы полностью укомплектованы и готовы к бою, — сказал Децим. — Даже если противник нападет прямо сейчас, он получит достойную встречу.

— Наши воины уже на месте, — Олантор не спрашивал, а констатировал факт.

— Естественно. Я распределил боевые отделения Ультрадесанта по отрядам оборонной ауксилии для укрепления духа, и капеллан Сабатина воодушевляет солдат обещаниями славы.

— Очень хорошо, Децим, — одобрил Олантор. — Мы с инквизитором Сибийей уже приближаемся к башням и скоро присоединимся к вам.

— Поспешите, — посоветовал Децим. — В развалинах что-то постоянно шевелится, и это точно не к добру.

Олантор отключил связь с сержантом и повернулся к Сибийе:

— Вы все слышали?

— Да, — ответила инквизитор. — Децим ничего не сказал о том, кто же напал на нас?

— Брат Децим, — поправил ее Олантор. — И вы слышали то же, что и я.

Сибийя кивнула и, потерев щеку, сказала:

— И все же, я не понимаю, откуда они узнали, где мы появимся? Они не могли предсказать, где мы выйдем из варпа. Проклятье, мы даже не знаем, кто они!

— Нет, дознаватель, не знаем, — согласился Олантор. — Но для меня имеет значение лишь одно: это враг, и с ним нужно сразиться. Как только я поднимусь на вершину Бастионов Десницы и увижу их, я узнаю, кто это, и мне станет ясно, как их победить.

— Может быть, это и неважно — для вас, но не для меня, — резко ответила Сибийя, которой ситуация внезапно предстала совсем с другой стороны. — Единственной целью этих случайных прыжков было запутать тех, кто захотел бы найти «Неукротимый». Они могли найти нас только в одном случае: если наши переходы не были случайными.

— К чему вы клоните? — Олантору не нравился намек, который слышался ему в тоне инквизитора.

— К тому, что в нашем последнем прыжке случайности было меньше, чем следовало.

— Координаты выбирает брат Алтарион.

— Вот и я о чем, — подтвердила Сибийя. — Возможно, его провалы в памяти не ограничиваются лишь именем его помощника-технодесантника или порядковым номером перехода.

Олантор хотел бы возразить Сибийе, но не мог найти изъяна в ее рассуждениях. Едва ли враг обнаружил бы форт, если бы почтенный Алтарион сохранял нужную ясность мысли. Неужели его решения действительно стали предсказуемыми?

— Как хорошо на самом деле укреплены эти Бастионы Десницы? — сменила тему Сибийя.

— Я вам покажу, а там уж сами решайте, — предложил Олантор, когда скиф вынырнул из электрического зарева Царской дороги.

Над ними возвышались необъятные основания двух гигантских башен, которые поднимались на невероятную высоту и отбрасывали тень на более низкие строения форта. Алый свет Эскари Экстерио окрашивал взметнувшиеся вверх стены в закатные цвета. Из двух колоссов Башня Коринфа, которую скиф оставил по левую сторону, была более высокой; ее великолепные арки и незыблемая массивность соответствовали характеру людей, стоявших у орудий на ее стенах.

Башня Первых казалась более мрачной: ее возвели в честь героев из Первой роты Ультрадесанта, которые погибли, защищая свой дом от Великого Пожирателя. Но, несмотря на внешнюю угрюмость, и эта башня была столь же незыблема и неприступна, как и ее сестра.

Сибийя ахнула от удивления. Она не провела на «Неукротимом» и месяца, но Олантора все равно раздражало, что инквизитор даже не удосужилась осмотреть внешние оборонительные рубежи форта. Вместо этого она проводила большую часть времени, расположившись в самом сердце Базилики Доминастус. Пройдя между двумя башнями, скиф остановился перед волнующимся морем вооруженных людей. Их обмундирование было небесно-голубым с золотом: оборонная ауксилия Ультрамара.

Защитники «Неукротимого», облаченные в скафандры и закрытые шлемы, были готовы встретить врага. Уже были подняты штандарты, увенчанные изображениями орла; офицеры отдавали приказы по воксу, солдаты поднимались на стрелковые ступени, а на огневых позициях шла подготовка орудий к бою. Хотя в результате атаки причальный пирс и лишился запасов воздуха, генераторы гравитационного поля все еще работали.

— Вы готовы? — спросил Олантор у Сибийи, которая запрокинула голову, чтобы рассмотреть самый верх башен.

Она неохотно отвела взгляд от могучих сооружений и надела шлем, личина которого изображала какого-то имперского святого, Олантору неизвестного. Затем инквизитор кивнула, и он отключил вакуумные затворы на кабине скифа.

Они протолкнулись к краю стены, где Олантор поднялся на стрелковую ступень и, минуя почтительно склонившихся солдат, прошел к парапету. Там уже был Децим, и два воина обменялись сдержанным приветствием.

Оглядев Бастионы Десницы, Олантор почувствовал прилив уверенности. Двойные редуты, каждый в несколько сот футов высотой и утыканный огневыми позициями, защищали внутренние пояса крепостных строений. Стены редутов были построены с точно выверенным наклоном, который позволял очищать усиленный фас одного поддерживающим огнем с другого; артиллерия, установленная в заглубленных орудийных казематах, прикрывала подходы к Вратам Варрона, створки которых, позолоченные и украшенные символом орла, перекрывали путь на Царскую дорогу.

Священные знамена ниспадали с высоких парапетов, по вокс-сети звучал катехизис битвы; Сибийя, окинув взглядом неприступное величие бастиона, наконец признала:

— Впечатляюще.

Столь сдержанная оценка заставила Олантора рассмеяться:

— Эти стены стоят уже целые века. Им хватит крепости выдержать и эту наглую атаку.

— Будем надеяться, что вы правы, — искренне ответила Сибийя.

Олантор кивнул и посмотрел на дальнюю оконечность южного пирса, скрытую облаками замерзшего кислорода и топлива. Точно определить, что происходит в развалинах, не представлялось возможным, но ослепительные вспышки пламени из тормозных корабельных двигателей и признаки какой-то масштабной деятельности не предвещали ничего хорошего.

— Мы дадим им бой, который они не скоро забудут, — пообещал Децим, и Олантор кивнул, предвкушая возможность вновь показать свое мастерство воина.

Затем он услышал жужжание, которые издавали окуляры на шлеме Сибийи.

— Что это такое? — спросила она? — Какое-то знамя?

Олантор прищурился, силясь рассмотреть за облаком ледяных кристаллов предмет, на который указывала дознаватель. На конце причального пирса была возведена огромная каменная берма, и улучшенное зрение сержанта позволило ему разглядеть туманные очертания предмета, воткнутого между камнями.

Темное, цвета черного металла древко, а на нем — знамя, где на фоне восьмиконечной звезды оскалился шлем-череп, символ древнего и страшного врага.

— Железные Воины, — прошипел Олантор.

Внезапно ему вспомнилась поговорка, которую любил повторять его наставник на Макрагге:

Будь осторожнее со своими желаниями.

Глава 3

Железные Воины приступили к работе почти сразу после высадки. Транспорты доставили на поверхность форта многотонную технику, а также тысячи воинов, невольников и опытных рабочих. Разрушенные края южного пирса и развалины зданий стали строительным материалом для огромных контрвалационных линий, которые бульдозеры возвели для защиты флангов.

Землеройные машины ничего не могли сделать с адамантием форта и вместо рытья траншей стали сгребать обломки строений и статуй, возводя, таким образом, неровные, но высокие стены, которые образовали зубчатую линию крепостного вала. Теперь никакому врагу не под силу было угрожать основному направлению атаки, которую готовили Железные Воины: для этого защитникам крепости пришлось бы преодолеть систему укреплений, не уступавшую их собственной.

Как только фланги были укреплены, началось восстановление орудийных башен на дальней оконечности пирса. На надежно заанкированных железных платформах разместились массивные ракетные комплексы и зенитные батареи, которые затем были подсоединены к сканерам на борту зависших над фортом кораблей. Осажденные наверняка попробуют использовать оставшиеся у них взлетные палубы, чтобы устроить бомбовые удары или штурмовые налеты, и в этом случае орудия на платформах прикроют своим огнем воздушное пространство над территорией осадных работ.

Первые из захваченных истребителей и бомбардировщиков поднялись со взлетных палуб и пронеслись над полем боя, над которым шел дождь из ледяных кристаллов, мерцавших в медно-красном свете планеты. Взлетные палубы захватил Кадарас Грендель, и бой выдался жестокий и кровавый, хотя сомнений в его исходе не было: защитники, отрезанные от своих, столкнулись с врагом, который намного превосходил их числом и не собирался проявлять милосердие.

Пока вокруг зоны высадки возводились оборонительные рубежи, в космическом пространстве вокруг «Неукротимого» корабли из флота Хонсю удерживали на безопасном расстоянии уцелевшие эскорты Ультрадесанта. Тем временем на захваченном участке форта велись титанических масштабов строительные работы: перед позициями Железных Воинов вырастали высокие валы и насыпи из камня и стали, обеспечивая защиту от орудий, установленных на двух исполинских башнях, которые возвышались над южным пирсом. Башни ни на минуту не прекращали обстрел вражеских позиций, но было уже слишком поздно — захватчики окопались на завоеванной территории, и выбить их оттуда орудия башен не могли.

Под прикрытием этих редутов транспортники Железных Воинов доставляли на пирс людей и припасы: в непрерывном потоке грузов были и огромные проходческие щиты, и экскаваторы, и авгуры — оборудование, игравшее в осаде не меньшую роль, чем артиллерийские орудия, — а также бронетехника и воины, прибывавшие в форт таким же плотным потоком.

Плацдарм Железных Воинов был создан.

Хонсю чувствовал радостное предвкушение от одного вида столь масштабных приготовлений к войне. Едва он ступил на палубу форта, как начали возвращаться старые инстинкты: каждое сооружение теперь виделось как потенциальная точка эскалады, каждая разрушенная аркада или магистраль — как ключевая позиция в эшелонированной обороне. Все подступы, которыми осажденные могли бы воспользоваться для атаки, немедленно перекрывались укрепленными стенами.

— Слишком давно я этим не занимался, — сказал Хонсю, стоя на вершине огромной лэнс-батареи, сейчас почти полностью разрушенной. Невероятных размеров стволы были скручены и искорежены до неузнаваемости, напоминая туннели, без всякой системы проложенные на поверхности какой-то луны.

— Ты про что? — переспросил Грендель, все еще заляпанный кровью с головы до ног после битвы в ангарах.

Хонсю развел руки, указывая на ведущиеся повсюду осадные работы. Над траншеями и стенами трудились тысячи рабов, собранных благодаря налетам на десяток периферийных планет, слишком удаленных от имперской цивилизации, чтобы рассчитывать на помощь; целая армия людей и сотни машин работали изо всех сил, возводя валы и укрепленные редуты.

Первая параллель — оборонительный рубеж, где были хорошо защищенные убежища, заглубленные артиллерийские погреба и пока еще пустые орудийные окопы — была почти готова; под ее идеальным прикрытием должна была вскоре начаться прокладка первых апрошей к стенам.

— Про все это, — ответил он под грохот десятков орудий, что, опутанные цепями, с лязгом и скрежетом двигались на огневые позиции под бдительным присмотром командиров расчетов. — Я слишком увлекся, планируя, что нужно сделать для достижения финальной цели, и забыл, как это здорово, когда железо ударяет о камень. Для этого я и был создан, и пора напомнить Империуму, почему нужно бояться Железных Воинов.

Грендель оскалился в улыбке:

— Да уж, кровь и грязь окопов — это хорошо. А потом еще будут бреши и штурм стен.

Хонсю кивнул, в кои-то веки чувствуя в Гренделе родственную душу. Но это длилось всего лишь мгновение: по неровному склону к ним поднимались Ардарик Ваанес и Свежерожденный. Доспех Ваанеса стал более громоздким из-за прыжкового ранца, а лоскутное лицо Свежерожденного скрыл помятый шлем с желтыми и черными шевронами. Как и у Хонсю с Гренделем, его доспех был заново выкрашен в цвета Железных Воинов; из всей четверки только у Ваанеса броня не несла никаких отличительных знаков.

— Знаешь, что нужно делать? — спросил Хонсю.

— Да, — подтвердил Ваанес. — Мы пробираемся им в тыл и по мере сил сеем панику. Перекрываем пути снабжения, разрушаем коммуникации и оттягиваем войска с передовой.

— Как думаешь, вы справитесь? — спросил Грендель. — Если возникнут проблемы, мы на помощь не придем.

— Я на это даже не надеялся, — ответил Ваанес. — Но для таких операций меня и тренировали.

— А как насчет него? — Грендель указал в сторону Свежерожденного. — Он выдержит?

— Он может о себе позаботиться, — сказал Ваанес. — К тому же, мы берем с собой выводок локсатлей Ксанеанта. С нами все будет в порядке.

— А если нет? Жалость-то какая, — заметил Грендель.

— Действительно, — резко бросил Ваанес, выпуская молниевые когти из латной перчатки. После Нового Бадаба Грендель и Ваанес постоянно пререкались, но в этом не было ничего необычного: Грендель редко вызывал к себе симпатию. Но в этот раз Хонсю показалось, что в гневе бывшего Ворона было что-то еще, как будто истинный объект его ненависти был в нем самом.

— Идите, — приказал он. — Любыми способами проберитесь внутрь и устройте там беспорядок. Когда кончится бой, встретимся в базилике. Мы же с Гренделем пойдем напрямик.

— На стены? — спросил Ваанес.

— Точно, — Хонсю широко улыбнулся. — Проложим себе путь большими пушками и грубой силой. Это у меня получается лучше всего.

Меньше чем через час артиллерия Железных Воинов открыла массированный огонь. Сотни орудий рявкнули в унисон, и на Бастионы Десницы градом обрушились фугасные снаряды. Не выдержав такого напора, часть стен рухнула, и на землю обрушился каскад обломков и кусков покореженной стали.

Но инженеры форта хорошо знали свою работу: они укрепили бастионы всеми доступными способами как раз на случай такого обстрела. Артиллерия стреляла не переставая; невольники, обслуживавшие огневые позиции, работали в потрепанных, негерметичных скафандрах, которые плохо защищали от воздействия агрессивной внешней среды, и каждый час гибли десятки людей — или из-за поломок в скафандрах, или из-за того, что по неосторожности слишком близко подходили к демоническим орудиям.

Артиллеристы Железных Воинов рассчитали оптимальные баллистические данные для стрельбы и скоординировали все орудия так, что они стреляли едиными залпами, тем самым десятикратно увеличивая наносимый урон. Между попаданиями проходило всего несколько секунд, и с каждым взрывом трещины в стенах становились все шире, выбоины — все глубже.

С каждым новым залпом две наклонные стены, над сооружением которых трудились тысяча рабов и множество огромных бульдозеров, их прикрывавших, продвигались вперед, постепенно образуя два закрытых хода сообщения и приближаясь к могучим бастионам. Хонсю следил за работами на левом апроше, а Грендель — на правом, и строительство шло быстро не только потому, что рабы трудились на износ, но и потому, что обоих командиров подстегивало желание обойти соперника.

Хотя эти апроши сразу же оказались под прицелом контрбатарейного огня, стоило имперским орудиям хоть раз выстрелить, как адепт Цицерин определял их местоположение и передавал координаты наводчикам Железных Воинов. Батареи немедленно оказывались внутри накрывающей группы и уничтожались прежде, чем орудия могли откатиться назад под бронированные маски.

Некоторые бульдозеры, неосмотрительно вырвавшись вперед, оказались в пределах дальности орудий на двух башнях позади бастионов, и защитники уничтожили их точными выстрелами. С этими орудиями Железные Воины ничего поделать не могли и вынуждены были укрываться от огня за стенами или в укрепленных убежищах. Невольникам же и рабочим приходилось вжиматься в любую трещину, в любую выемку, которые они только могли найти, и многие гибли под обломками, в которые имперская артиллерия обращала выстроенные за день укрепления. Но, несмотря на всю мощь контрбатарейного огня, защитники бастионов не могли замедлить упорное, неумолимое продвижение Железных Воинов.

Имперские бомбардировщики раз за разом пытались атаковать траншейные работы, но им не давали приблизиться самолеты, захваченные на взлетных палубах. Тех же, кто все-таки прорвался через воздушное прикрытие, сбили ракетные комплексы, которыми управлял адепт Цицерин. Темный магос также запустил мусорный код в периферийные системы форта, результатом чего стали бесконечные сбои в программах и отключение энергии по всей крепости, в то время как вирус, постоянно копируя себя, подбирался к центральным логическим устройствам в Базилике Доминастус.

С каждым днем зигзаги апрошей все ближе подходили к стенам, неизменно поворачивая под таким углом, что артиллеристы бастионов никак не могли нацелить орудия для анфиладного огня. Через пять дней, когда ходы сообщения покрыли треть расстояния между оконечностью причального пирса и Бастионами Десницы, Хонсю приказал начать строительство второй параллели. От головы каждого апроша пролегли две огромные стены из железа и камня, которые соединились в середине фронта, тем самым создавая условия для еще более смертоносной артиллерийской атаки.

Ардарик Ваанес, до этого скрывавшийся в углублении машикуля на темно-серой стене рудного склада, шагнул в пустоту и полетел вниз, сквозь переплетение теней. Когти выдвинулись из латных перчаток с резким щелчком, а когда до земли оставалось всего ничего, включился прыжковый ранец, и Ваанес с грохотом опустился на каменную мостовую и оказался в самой середине отряда перепуганных солдат.

Вскинул руки, нанося удары в обе стороны. Там, где он прошел, — крики и кровь.

Паника на лицах, ужас, обуявший солдат, — он запретил себе думать об этом и продолжал убивать.

Пятьдесят человек, две бронированных боевых машины и три грузовых скифа: самая крупная из всех ударных групп, что им встречались, но в искусстве нападений из засады мало кто мог сравниться с Гвардией Ворона. Выстрелы лазганов искрами рассыпались на безлико-черной поверхности доспеха, но Ваанес вихрем ударов проложил себе путь через ряды солдат. Локсатли, как верткие ящерицы, легко скользили вниз по стенам, осыпая флешеттами офицеров и сержантов, которые как раз пытались восстановить хоть какую-то дисциплину.

Одна из игольчатых бомб локсатлей пробила лобовую броню боевой машины, и блок двигателя мгновенно оказался охвачен огнем. Экипаж попытался выбраться наружу через аварийные люки, но пламя настигло людей, и Ваанес наблюдал за их агонией с каким-то извращенным удовольствием. Запах обгоревшей плоти, кожа и мясо, в немыслимом жаре стекающие с костей, словно расплавленная резина…

Минутная невнимательность чуть не стоила ему жизни, когда совсем рядом блеснуло лезвие рапиры. Нападавший целился в шею Ваанесу, но тот пригнулся и в быстром выпаде пронзил врага когтями. Офицер в голубом мундире и золотом нагруднике с изображением перевернутой омеги — знаком его хозяев — трепыхался, как вытащенная из воды рыба, и плоть его шипела и обугливалась в электрическом поле когтей.

Встряхнув рукой, Ваанес отбросил тело прочь, злясь на себя. Вокруг идет бой, а он так легко отвлекся. Те, кто отвлекаются в сражении, долго не живут. Очистив разум от мыслей о посторонних чувствах, он сосредоточился на том, что предстояло сделать.

Грузовые скифы сорвались с места и попытались обойти горящий корпус подбитой машины, но армагласовый колпак скифа, идущего впереди, не выдержал града флешетт, и водитель был мгновенно разорван на куски. Скиф врезался в стену склада и покореженной грудой металла остановился в завале из бочек и контейнеров.

Два уцелевших скифа не оставляли попыток вырваться из ловушки, при этом их водители, несмотря на безумие боя, действовали быстро и хладнокровно.

«Выучка Ультрадесанта, — подумал Ваанес. — Но мои учителя были лучше».

Еще несколько выстрелов вывели из строя двигатели второго скифа, и он, потеряв управление, со скрежетом рухнул на землю. С десяток локсатлей запрыгнули на последний скиф и когтями пробили армагласовую защиту. В движениях этих серокожих ксеносов была какая-то беспорядочная суетливость, но в то же время каждый удар жилистых лап, оканчивавшихся ядовитыми когтями, был настолько сильным и хлестким, что мог разрезать и плоть, и тонкую броню. Всего за несколько мгновений ксеносы зубами и изогнутыми когтями разодрали экипаж скифа в клочья.

Что-то несколько раз глухо и тяжело ударило по рокриту совсем рядом, и Ваанес нырнул в сторону. Плавно перекатившись, он вскочил на ноги и увидел, что во второй бронемашине стрелок уже разворачивает ему вслед крупнокалиберную пушку. Но прежде чем прозвучал выстрел, за спиной стрелка выросла фигура в железном доспехе и голыми руками оторвала ему голову. Кровь брызнула на металл, и труп мешком упал на орудие, которое напоследок выплюнуло очередь бесполезных снарядов.

Свежерожденный столкнул тело с орудийной установки, бросил внутрь машины пару гранат, а потом захлопнул люк. Корпус машины содрогнулся от мощнейшего взрыва, из воздухозаборников и из-под днища повалил едкий дым.

Шум сражения внезапно стих, и Ваанес облегченно выдохнул, словно до этого он задержал дыхание от… от чего? От радости или сожаления? Он точно не знал.

Свежерожденный спрыгнул с корпуса уничтоженной машины и подошел к нему. Полсотни солдат убиты, два танка уничтожены, три скифа выведены из строя, а это существо выглядит так спокойно, словно это был обычный тренировочный бой.

Ваанесу потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки после пьянящего восторга, который вызвала победа. Убивая, какой-то частью сознания он упивался смертью противника, но дело было не только в этом. За то время, что они со Свежерожденным провели в тылу врага, нападая на транспорты снабжения, мелкие подразделения солдат и ремонтные бригады, которым не повезло оторваться от своих, в Ваанесе проснулось чувство, которое, как ему казалось, он уже никогда не испытает.

Гордость.

Он всегда был лучшим в своем деле, а эта взявшаяся ниоткуда кровожадность мешала действовать четко, что его необычайно злило. Он заглушил поднимавшуюся внутри ярость словами мантры Скрытого охотника, которую стал повторять про себя. Сердце забилось ровнее, но где-то вдали ему почудился всплеск немой злобы.

— Еще одна удачная засада, — сказал Свежерожденный, снимая шлем. — У тебя удивительная способность угадывать, где появится самая лакомая добыча.

— Меня обучали лучшие, — кивнул Ваанес.

— Гвардия Ворона?

— Да, она самая. Я был старшим инструктором по боевой подготовке в Вороньем шпиле.

— Что это такое?

— Так называлась… называется… крепость-монастырь моего ордена, — ответил Ваанес. — Огромная башня на темной стороне Избавления. Замечательное сооружение, самое масштабное творение рук человеческих на всем спутнике. Да и на других планетах вряд ли найдутся ему равные. Это фантастическое место, где сами стены дышат историей и преданиями.

— Кажется, ты по нему скучаешь, — заметил Свежерожденный без всякой иронии.

Ваанес уже собирался ответить, но небрежное возражение так и осталось невысказанным: он понял, что Свежерожденный прав.

Дознаватель Сибийя дрожала. Она находилась в трюме своего корабля, который стоял в одном из ангаров на крыше базилики; точнее сказать, она находилась внутри грузового контейнера-холодильника, но дрожала вовсе не от холода, так как силовой доспех защищал ее от искусственно пониженной температуры. Сколько раз она ни говорила себе, что груз пребывает в пассивном состоянии, каждое посещение трюма заставляло ее содрогаться от страха. Пар, выходивший из вентиляционных отверстий в стенах, напоминал дыхание. Собственно, это и было дыхание — в каком-то смысле. Гибкие трубы, шедшие по периметру этого специального контейнера, мерно гудели, а в воздухе чувствовался едкий химический привкус хладагента.

— Зачем вы привели меня сюда? — спросил брат Олантор, с удивлением рассматривая сложное оборудование, встроенное в стены. — Мне нужно готовиться к битве.

— Брат Алтарион какое-то время справится и без вас. Или вы сомневаетесь, что он способен взять командование на себя?

— Дело не в этом, — сказал Олантор. — Я должен быть рядом с моими людьми. Это моя обязанность.

— Мы долго не задержимся. Я лишь хочу кое-что вам показать.

— Показать что? Я вижу только, что в трюме вашего корабля есть холодильное отделение.

Сибийя кивнула адепту в мантии, подбитой густым мехом; склонив голову, он стоял у единственного входа в отсек, защищенного бронированной дверью, которую даже Олантор не смог бы сломать. Адепт быстро пробежал пальцами по пульту управления, где среди инкрустированных драгоценными камнями кнопок и шкал в бронзовой оправе мигали огни датчиков. Множество пикт-экранов показывали равномерно пульсирующие линии: тягуче медленное биение жизни.

С потолка плавно опустилась продолговатая капсула, и Сибийя, выдохнув облачко пара, плотнее запахнулась в плащ. Заключенная в каркас из стали и адамантия, капсула эта напоминала емкость для хранения опасного биологического материала или нестабильных радиоактивных веществ.

На поверхности белели ледяные кристаллы, с выступов, словно узкие лезвия из стекла, свисали сосульки. Сибийя осторожно подошла к капсуле, протерла рукой замерзшее смотровое окно на крышке и подозвала Олантора.

Космический десантник вгляделся — с недоумением, как заметила Сибийя — в застекленное отверстие.

— Что там?

— Крайнее средство, — ответила дознаватель.

Стоя на крыше собственного дота, Хонсю наблюдал за тем, как идет обстрел Бастионов Десницы. Самих стен не было видно — их поглотили языки пламени и клубы дыма. Несмотря на расстояние, он подошвами чувствовал вибрацию после каждого взрыва и радовался, что наконец-то еще один оплот Ультрадесанта превращается в руины.

Вот оно, самое главное. С тех пор как они покинули Глаз Ужаса, Хонсю был тенью самого себя: он был столь одержим жаждой мести, что забыл, кем был на самом деле. В нем соединилось наследие двух генетических отцов, но по духу он был истинным Железным Воином, а для них инженерная война таких масштабов — настоящий рай.

Орудия, установленные на второй параллели, уже почти расправились со стенами, и скоро в периметре бастиона появится пригодная для штурма брешь. Слишком давно он не вел воинов в атаку на сокрушенные артиллерией стены, слишком давно не взбирался по склонам, усыпанным битым камнем, прямо навстречу ружьям и мечам врага, пока его собственное оружие рычало в предвкушении, восславляя темных богов.

В воздухе стоял густой запах раскаленной стали и пороховых газов: запах настоящей — правильной — войны. Две гигантские башни, возвышавшиеся за бастионами, почти беспрерывно обрушивали снаряд за снарядом на укрепления Железных Воинов, но уроки, преподанные их повелителем, не прошли даром, и от обстрела серьезно пострадали только рабы.

В подобного рода столкновении основные системы вооружения, которые защищали звездный форт, были бесполезны. Их проектировали для ведения огня по целям, атакующим из космоса и находящимся от форта на большом расстоянии, а не по отрядам пехоты, которые расползлись по его поверхности подобно муравьям. Конечно, и в этом случае у форта было что противопоставить врагу: на стенах размещались внушительные гарнизоны, и с мощью орудий на башнях также приходилось считаться.

Да, это был действительно достойный соперник, но Хонсю больше всего любил именно такие сложные задачи. Лучший шанс показать, чего ты на самом деле стоишь.

— Скажи-ка, — заговорил Нота Этассай, развалившийся в шезлонге из человеческой кожи, — эти сражения всегда такие нудные? Когда появится работа для моего клинка?

Хонсю вздохнул: из-за нытья мечника все очарование канонады, все мечты об эскаладах рассыпались в прах.

— С первых минут боя ты только об этом и спрашиваешь. Для того чтобы разрушить стены крепости, требуется время. Нужно проложить апроши, возвести параллели, а потом подготовить бреши. Это идеальное сочетание науки и воинской доблести.

— Правда? А я думал, это просто неизбежное зло, — сказал Этассай. — Долгая, затяжная операция, которую вы, Железные Воины, любите прорабатывать до малейшей детали, после чего начинается настоящий пир смерти.

От слов Этассай хорошее настроение Хонсю мгновенно улетучилось:

— Железные Воины освоили это ремесло в самом начале Великого крестового похода, когда их осадные флоты сокрушали бесчисленные крепости ксеносов и затерянные колонии человечества, которые не хотели присоединяться к Империуму. Они были лучшими в осадном деле, и именно поэтому мой легион снова и снова шел в бой, пока у воинов не осталось сил.

— Я не думал, что ты застал те времена, — заметил Этассай.

— Нет, — признал Хонсю, — меня приняли в легион уже после той войны.

— Что-то я об этом слышал, — обронил Этассай, глянув в сторону Гренделя. Без сомнения, тот с радостью поведал во всех подробностях, что было не так с происхождением Хонсю.

— Хоть я и не стоял у стен Терры, но зато штурмовал множество других крепостей, и все они пали. Нет такого укрепления, которое я не смог бы разрушить. И пусть великий Пертурабо больше не выходит из своей обители в горах Медренгарда, его воины продолжают его дело и все еще ведут Долгую Войну.

— А почему он не здесь, если уничтожение крепостей доставляет Железным Воинам такое удовольствие?

Хонсю покачал головой.

— Ненависти, которой переполнено сердце Пертурабо, хватит на тысячу жизней, — ответил он, вспоминая темные ущелья в горах, ужасные храмы и заброшенные башни в кошмарном городе Пертурабо. Он никогда не видел падшего примарха Железных Воинов, но чувствовал тьму его проникнутых ненавистью мыслей в ледяном ветре, что с воем проносился по безлюдным улицам. — Такой воин выходит на бой, только если предстоит сражение титанических масштабов.

Встав, Этассай взмахнул руками, разминая мышцы плеч, а потом выполнил несколько растяжек, явно болезненных даже на вид. Под тонким облегающим костюмом, под безучастной маской андрогина, скрывавшей лицо, чувствовалась недюжинная сила. Терпение его, без сомнения, было на исходе, но Хонсю не собирался атаковать бастионы, пока все не будет готово к штурму.

— Если тебе так хочется помахать мечом, то присоединяйся к корсарам Каарьи Саломбар или к остаткам берсерков Улувента, — посоветовал Грендель.

— Очень любезное предложение, — ответил Этассай, церемонно кланяясь, — но я предпочитаю битвы, в которых могу выжить. Берсеркам все равно, а что касается Саломбар… может, показушный героизм и в духе пиратов, но пользы от него немного. Полностью насладиться всем богатством ощущений можно только будучи живым.

— Ну, наше дело предложить, — сказал на это Грендель.

Хонсю прекрасно знал, какими потерями оборачиваются стремительные и необдуманные атаки, которые предпринимала Саломбар, но саму Королеву корсаров нисколько не смущало то, что для штурма хорошо укрепленных стен одних только мужества и жажды славы может быть маловато. С берсерками же Улувента в последнее время и так хватало проблем, так что плакать по этим помешанным на убийстве маньякам он тоже не собирался.

К тому же, постоянные атаки на стены отвлекали внимание артиллеристов на бастионах, в то время как скрытые ходы сообщения и апроши приближались все ближе к цели. Как только будет установлена третья параллель, орудия, стреляя прямой наводкой, обратят в пыль само основание стен.

Хонсю взглянул на завесу клубящегося дыма, в которой утонули бастионы, и пришел к выводу, что ждать уже осталось недолго.

Разрядив оружие вслед убегающему противнику, брат-сержант Олантор тяжело привалился к фрагменту каменной кладки, уцелевшему от этой секции стены. Из-за многочисленных пробоин в броне он часто и хрипло дышал: хотя вакуумный герметик предотвратил серьезную декомпрессию, запас воздуха был практически истощен.

Децим, встав на колени рядом, протянул ему полный магазин:

— Тебе всегда не хватало огневой дисциплины.

— Спасибо, — ответил Олантор, привычно точными движениями меняя опустевший магазин на новый. Он окинул взглядом стены — и увидел лишь горы обломков и безжизненные тела. Весь южный квадрант форта превратился в зону жесточайших военных действий и теперь напоминал разоренный город, который противники никак не могли отбить друг у друга.

Солдаты врага, уцелевшие в последней атаке, отступили к наспех сооруженным валам и укрепленным редутам, которые были возведены за время штурма. Олантор был поражен тем, как быстро Железные Воины строили эти опорные пункты, и едва защитники бастионов отражали одну атаку, как на них накатывалась новая волна.

Сержант видел, во что превратилась когда-то величественная стена: неровные обломки камня, искореженные куски арматуры. Не лучшее укрытие от вражеского огня, но другого нет. Олантор насчитал семерых Ультрадесантников, из ауксилии оставалось около тысячи солдат. Капеллан Сабатина, высоко воздев крозиус, читал в адрес предателей литании ненависти, которые транслировались по вокс-сети.

Обычные солдаты проявили немалое мужество, сражаясь на этом поле боя, где даже мелкое повреждение скафандра означало быструю смерть. Хотя каждый воин прошел подготовку по экстренному ремонту скафандров, они оказались под таким сильным огнем, что ремонтировать часто было уже нечего.

Удивила его и инквизитор Сибийя: вместе с Датийскими Ящерицами она сражалась на передовой. Смуглокожие солдаты этого отделения были вооружены длинноствольными мельтаганами, а защиту им обеспечивала тяжелая чешуйчатая броня темно-коричневого цвета. За Сибийей тенью следовал нервный проповедник, облаченный в общевойсковой защитный комплект, который был ему явно не по росту. Мужчина нараспев читал из огромной книги, которую держал на спине мускулистый носитель, специально выращенный для этой задачи; казалось, проповедника ничуть не смущало, что в шуме битвы никто, кроме него самого, не слышит его слов.

За спиной Олантора послышался металлический лязг тяжелых шагов, и он узнал поступь брата Алтариона. Сержант действительно сомневался в том, что Древний по-прежнему способен командовать звездным фортом, но вот в его воинских способностях сомнений не возникало. С самой первой атаки Алтарион оставался вместе с защитниками на Бастионах Десницы, и присутствие дредноута воодушевляло людей лучше, чем все пламенные воззвания Сабатины.

Немногие из воинов врага все-таки сумели добраться до парапетов, используя автоматические захваты, но оказались бессильны перед вооружением Алтариона. Из тех, кто сумел подняться на стену, не выжил никто.

<Вставайте, братья!> загремел по воксу голос дредноута. <Враг возвращается!>

— Уже? — вздохнул Олантор.

— Похоже, что так, — ответил Децим, выглянув из-за стены.

Глава 4

Семнадцать часов спустя Хонсю заполучил свою брешь. Корсары и берсерки полезли на стены Бастионов Десницы, и выбоины в камне только облегчали им подъем; в это время Железные Воины заканчивали обустройство последних батарей. Из-за того, что позиции противника были уже совсем рядом со стенами, артиллеристы в громадных башнях базилики не могли стрелять, боясь попасть по своим, и осадным работам практически ничто не мешало.

Из листовой стали и блоков рокрита, извлеченных из руин и затем плотно пригнанных друг к другу, были сооружены огромные платформы. Затем шести гигантским орудиям, до этого находившимся на плацдарме, потребовалось еще два часа, чтобы пройти по закрытым ходам сообщения. Эти пушки когда-то принадлежали Торамино и Бероссу — кузнецам войны, осаждавшим крепость Хонсю на Медренгарде, — но, разгромив их армии, он забрал орудия себе.

Торамино говаривал, что его орудия стреляли по укреплениям на самой Терре, и хотя многие кузнецы войны делали такие же хвастливые заявления, его слова, скорее всего, были правдой.

Перемещение столь гигантских орудий не могло остаться незамеченным, и имперские наводчики приложили все силы, чтобы их остановить, но Железные Воины поработали на славу. Все повреждения, которые артиллерия защитников смогла нанести апрошам, немедленно устранялись с помощью бульдозеров и тысяч рабов, которые опять выравнивали земляное полотно. Едва расчеты на бастионах начинали пристреливаться по самим пушкам, адепт Цицерин переводил дополнительные огневые средства на их подавление. Это трудное путешествие заняло пять часов, и вот все шесть орудий, совершенно не пострадав, заняли свои позиции на батареях.

Эти машины войны — сочетание мощных конверсионных излучателей, макроорудий и передвижных лазерных буров — безжалостно обрушились на основание бастионов: толщина стен только усиливала воздействие излучателей, лучи которых оставляли в кладке глубокие выбоины, в то время как лазеры с ужасающей легкостью перерезали арматурные стержни из адамантия. Первый обвал сопровождался глухим рокотом, словно где-то вдали прогремел гром, после чего по краю левого бастиона прошла широкая трещина, за несколько секунд пробежавшая расстояние от основания стены до парапета. Солдаты в панике бросились бежать с рушащейся стены, но для многих было уже слишком поздно. Каменные глыбы, каждая размером с танк, и куски кладки посыпались вниз, увлекая за собой сотни человек, которые затем оказались погребены под грудой обломков.

В сторону позиций Железных Воинов потянулись густые облака пыли, и спустя несколько мгновений стало ясно, что в стене образовалась пригодная для штурма брешь. Бастион лишился огромной части укреплений, и каменные осколки, упавшие в ров у его основания, образовали крутую и неровную насыпь.

Гусеницы «Носорога» врезались в камень с оглушительным хрустом, и Хонсю, чтобы не потерять равновесие, ухватился за вертикальную стойку рядом с сиденьем. Внутри транспортера едко пахло дымом, сквозь решетку, отделявшую кабину водителя от десантного отделения, пробивались красные отсветы.

Снаружи слышались гулкие залпы артиллерии и отрывистое шипение лазеров, броня машины гудела под дождем обломков, поднятых взрывами. Перспектива оказаться в эпицентре столь жестокой битвы испугала бы любого обычного солдата; Хонсю же она радовала. Его место было именно здесь, где шел наиболее кровавый бой, где была возможность добиться победы, которую Хорус Луперкаль упустил в череде поражений.

Ваанес, конечно же, попытался бы отговорить его от участия в штурме; Грендель и Этассай, наоборот, обрадовались, услышав, что он лично поведет атаку. В случае смерти Хонсю их шансы на возвышение только увеличивались, и, когда пришло время начинать штурм, Грендель практически силой затолкал его в БТР, однако сам не смог отказаться от участия в операции из-за жажды крови и желания получить свою долю славы.

«Носорог» резко дернулся вверх, стараясь удержать сцепление на осыпающемся склоне, и десантный отсек заволокло выхлопными газами. Хонсю встал и шагнул вниз по накренившемуся полу к бортовой двери. Нажал на рукоятку открывания, но что-то снаружи блокировало люк. Тогда он изо всех сил ударил ногой по листу металла, и створка люка, сорванная с петель, скатилась по насыпи.

Десантный отсек «Носорога» залил неровный, мерцающий свет, и глухой шум битвы мгновенно усилился до оглушительного уровня. Шальной снаряд срикошетил от покореженной рамы люка, и Хонсю широко ухмыльнулся: битва была что надо.

— За мной! — крикнул он и бросился наружу.

С десяток «Носорогов» замерли в беспорядке у основания бреши, натужно ревя двигателями и извергая клубы выхлопных газов. От трех из них, охваченных огнем, уже мало что оставалось, кроме почерневших корпусов, но Железные Воины, ехавшие в остальных, уже устремились в атаку темным потоком. Вместе с ними шли корсары Каарьи Саломбар, а также полчища крутов — сильные и гибкие, они прыгали с камня на камень, быстро карабкаясь к позициям защитников, и над их головами колыхались гребни из перьевых стержней. Кожа крутов выделяла жирный секрет, резко пахнувший прогорклым жиром и маслом, но чем бы ни было это вещество, оно защищало этих существ от вакуума космоса и позволяло дышать.

Позади Хонсю по каменистой насыпи взбирались, щелкая клешнями, несколько многоногих демонических машин Вотиира Тарка, которые непрерывно обстреливали парапеты из крупнокалиберных роторных пушек. Сам Тарк — техноорганический гибрид — находился в подвесном отсеке, укрепленном под корпусом паукообразного механизма, на спине которого грядой возвышались минометы. Две машины подорвались на заглубленных минах, и на ряды атакующих обрушился град острых как бритва осколков. Еще один аппарат рухнул на землю, лишившись ног благодаря залпу с бастиона.

Звероподобные огрины — мутанты, в которых генетически были заложены огромная сила и беспрекословное повиновение — также участвовали в штурме. Все эти существа были экипированы устрашающего вида грейферами, а в качестве вооружения использовали пушки, снятые со сбитых истребителей.

Воины Ноты Этассай поднимались по завалу из каменных обломков с такой же легкостью, как если бы это был пологий холм. Движения их были плавными, мечи блестели во всполохах сражения; сам Этассай, в кожаном костюме алого цвета и золотом шлеме, был идеальной мишенью для вражеских снайперов, но мечник-андрогин свободно шел сквозь шквал огня, словно пули вокруг него замедляли скорость. Хорошего воина всегда отличает умение правильно распорядиться пространством вокруг себя, так, чтобы была возможность нанести смертельный удар, но то, что Этассай удавалось сделать это под столь сильным обстрелом, было просто невероятно.

Хотя эта орда ренегатов, корсаров и головорезов не имела ничего общего с армией Железных Воинов, она представляла значительную силу, направленную на прореху, образовавшуюся в бастионах осажденных. Торамино счел бы ниже своего достоинства сражаться рядом с таким сбродом, но Торамино был мертв, а Хонсю довольствовался тем, что это войско готово сражаться насмерть, выполняя его приказ.

Топор у него за спиной жаждал крови, но до тех пор, пока они не доберутся до вершины бреши, все зависело от огнестрельного оружия, а не от клинков. Передернув затвор болтера, Хонсю полез вверх. Почва под ногами была рыхлой и скользкой, но он не в первый раз шел на брешь под ожесточенным огнем противника. Вот и сейчас вокруг рвались снаряды, вспыхивали лазеры, и если часть выстрелов попадала в камень и сталь укреплений, не меньшая часть рикошетила от брони доспехов.

Что-то тяжелое ударило его в грудь, заставив коротко охнуть. Лишь выстрел из болтера мог остановить космического десантника, и, взглянув вверх, Хонсю заметил двух воинов в синих доспехах, которые стояли на опасно неустойчивом фрагменте скалы.

Ультрадесант!

Он знал, что этот звездный форт обороняет орден Вентриса, но столкнуться с ними лицом к лицу… В нем вновь вспыхнула злость, которая накапливалась еще с Медренгарда. Вскинув болтер к плечу, он выпустил по противнику короткую очередь, и одного из воинов отбросило от кромки стены, но Хонсю сразу же понял, что выстрел был не смертельным.

— Вперед, поднимайтесь! — крикнул он и полез дальше по склону, ведя за собой полсотни Железных Воинов.

С парапетов на них обрушилась стена огня; завеса дыма рвалась от лазерных лучей, закручивалась вихрем вокруг летящих снарядов. Солдаты, не защищенные столь же крепкой броней, как у Железных Воинов, не могли выстоять под таким обстрелом, и склон усыпали мертвые тела в пробитых гермокостюмах, из которых под влиянием декомпрессии вырывались фонтаны крови. Хонсю почувствовал, как дрожит под ногами земля, и нырнул в укрытие за секунду до того, как склон впереди внезапно вздыбился, а потом мгновенно просел. Взрыв нескольких заглубленных мин вызвал ударную волну, взметнувшую столб пламени и осколков, и по насыпи пронеслась, унося с собой тела убитых, лавина камней.

Потери исчислялись сотнями, но все же атакующие медленно, метр за метром, продвигались вперед. Хонсю выпрямился и продолжил подъем.

Что-то катилось по насыпи, подскакивая на камнях: тяжелый диск мельта-заряда. Хонсю вновь рухнул наземь, а диск, натолкнувшись на чью-то руку, торчавшую из-под завала, подскочил вверх, перелетел через его голову и взорвался в воздухе с оглушительным треском. Обернувшись, Хонсю увидел, что один из огринов таращится на собственное плечо, недоумевая, куда исчезла рука. Вся правая сторона тела существа была изуродована взрывом, концы сломанных ребер сплавились вместе и дымились, не в силах удержать внутри вскипевшие от страшного жара внутренности.

Огрин медленно, словно не понимая, куда делась его сила, завалился на землю. Его товарищам это зрелище показалось крайне занимательным, и они разразились грубым хохотом и криками, а потом быстро сняли с тела боеприпасы, уцелевшие после взрыва.

За мельта-зарядом в атакующих полетели гранаты; хотя на щебнистом склоне это означало каскад шрапнели, рыхлый грунт защищал от более серьезных повреждений, и жертв было немного. Передвигаясь от укрытия к укрытию, Хонсю и его отряды шли вперед, к бреши, останавливаясь лишь, чтобы сделать несколько выстрелов по оказавшемуся на виду противнику. Иногда появлялись и воины в синих доспехах, но каждый раз исчезали раньше, чем он успевал толком прицелиться. Взорвались еще несколько мин, и вниз обрушились целые пласты грунта.

В тридцати метрах от себя Хонсю заметил Гренделя: благодаря доспеху он резко выделялся среди остальных Железных Воинов. Над рогатым шлемом развивался алый плюмаж, из-за чего его владелец больше походил на берсерка, чем на одного из легиона Пертурабо. Хонсю кстати вспомнился Кроагер, последний из Железных Воинов, вступивший на путь Бога Крови, и то, куда этот путь его завел. Грендель палил по парапетам из мельтагана, каждым выстрелом уничтожая фрагмент кладки, а заодно и людей, стоявших на стене. Воодушевление, с которым он проделывал это, оказалось заразительным, и Хонсю, выйдя из укрытия, со смехом бросился вперед.

Вершина бреши была прямо впереди, и он зарычал от ярости, увидев, что к ней приближаются воины в синей с золотом броне Ультрадесанта. Всего четырнадцать, доспех каждого отполирован до блеска, пластины окантованы цветом черным, как ночь. Вычурные шлемы, орлы, черепа, серебряные венцы и прочая имперская символика на оплечьях — все эти бесполезные украшения казались абсурдными.

Рядом с Ультрадесантниками стояли три орудийные установки на гусеничном ходу; металл их четырехствольных крупнокалиберных пушек раскалился от высокого темпа стрельбы. Множество солдат — гермокостюмы, поверх них синие сюрко — растянулись в линию по обе стороны от них: прочная преграда, вставшая между командиром атакующих и его целью.

— Вам не под силу меня остановить, — прошипел Хонсю и одним взмахом выхватил из заплечных ножен топор.

Грендель стрелял, пока в мельтагане не кончился заряд, а потом отбросил его в сторону. В отличие от многих воинов, он не знал, что такое сентиментальная привязанность к оружию. Если штурм завершится победой, он, возможно, вернется за ним, а если нет — то это уже будет неважно. Взамен он достал пистолет и боевой нож — длинный кусок стали с мономолекулярным лезвием. Грендель был из тех воинов, для кого убийство было делом личным и в прямом смысле сближающим.

Он заметил, что Хонсю карабкается навстречу Ультрадесантникам, и сам прибавил скорости; перепрыгнув через поваленную колонну, он присоединился к отряду обезумевших от вкуса крови мутантов в сплошной броне, каждый из которых был вооружен грейферным захватом и напоминал ходячую гору мышц. Позади двигались отряды Железных Воинов, отставшие от остальных. Визоры-черепа их шлемов, темный металл доспехов, желтые и черные шевроны — все это казалось Гренделю тусклым и безжизненным, за исключением тех мест, где броня окрасилась алым от крови.

Отряд Хонсю уже почти добрался до вершины бреши, но, как бы ни хотелось Гренделю оказаться рядом с ними, он понимал, что лучше не мешать командиру урвать свою толику славы.

А если его при этом еще и убьют… что ж, тем лучше.

Олантор и его боевые братья слаженно подошли к самому краю бреши. Горестно было видеть, что великолепным бастионам нанесли столь страшную рану. Никто не мог бы даже помыслить, что такой грандиозный оплот когда-нибудь падет, но если кому и было под силу разрушить эти укрепления, то только Железным Воинам. Олантор слышал массу рассказов об их мастерстве в осадном деле, но никогда не предполагал, что ему придется столкнуться с таким врагом и на таком поле битвы.

Он открыл огонь по толпе нападающих, стреляя с бедра — промахнуться в этих условиях было невозможно. Выстрелы уложили двух воинов, но на их место встал еще десяток. Олантор чувствовал отвращение из-за необходимости сражаться с этой мерзкой ордой, где предатели из времен, давно уже ставших легендой, объединились с самыми гнусными отбросами галактики. Ренегаты, ксеносы, пираты, наемники — всех их собрало вместе проклятое знамя.

С россыпи камней на него бросился мерзкого вида крут, но Олантор остановил его одним выстрелом в голову. Болтерный снаряд прошил череп насквозь, оторвал перьевые стержни и выпустил наружу мозговое вещество, и там, где попадание разрушило пленку из защитного секрета, в вакуум вырвались струи воздуха.

— Приоритет целей! — закричал Децим. — В первую очередь стреляйте по врагу в тяжелых доспехах!

Согласованные залпы болтерного огня загрохотали один за другим, и из пробитой брони брызнули фонтаны крови и кислорода. Здесь самая легкая рана могла стать смертельной, а в сторону атакующих уже летели гранаты и взрывпакеты. Солдаты даже начали сталкивать с парапетов тяжелые валуны, обрушивая их на противника.

Снова рявкнули пушки «Громобой», и по всему склону бреши взметнулись облака каменной крошки. Орава наемников уже была совсем близко, и то малое пространство, что еще разделяло противников, превратилось в сплошную стену огня. Доспехи Астартес отличались исключительной прочностью, но и у нее был предел.

Первым упал брат Таник — ему почти оторвало ногу, и от бедра остались только волокна сухожилий. Защитные механизмы доспеха немедленно заработали, восстанавливая герметичность, и воин вздрогнул, когда остатки ноги были отсечены от тела. Но, даже поверженный наземь, Таник все равно продолжал стрелять по наступающему врагу.

— Таник! — вскрикнул брат Бракс и кинулся на помощь раненому товарищу.

— Оставайся на месте! — заорал Олантор.

На брешь обрушился поток огня, и, взглянув вверх, Олантор увидел дознавателя Сибийю — она стояла на выступе парапета. Ее Ящерицы нацелили мельтаганы на врага, и хотя без подпитки кислородом пламя быстро гасло, мгновенный термический всплеск после каждого выстрела плавил броню и прожигал плоть под ней. Проповедник по-прежнему следовал за Сибийей, все так же читая литании, которые никто не мог расслышать из-за шума, но при виде дознавателя Олантор мог думать только о том существе, что, словно живая бомба, лежало, погруженное в спячку, в трюме ее корабля.

Он выкинул из головы полные неприязни мысли о подобных вещах и разрядил в противника очередной магазин. Еще через секунду от болтеров уже не было никакого прока: атакующие подошли слишком близко.

— Сменить оружие! — приказал Олантор. — Мечи и пистолеты!

Все воины его отряда перекинули болтеры через плечо и достали оружие ближнего боя. Кодекс не предусматривал подобный набор вооружения для таких подразделений, но Марней Калгар дал брату Алтариону особое разрешение снарядить защитников форта так, как тот считал нужным. Как ни странно, сейчас Олантор воспринимал это невероятное отступление от кодекса с благодарностью.

— За Макрагг! — крикнул сержант Децим, и тысяча голосов подхватила его клич.

Но не успели два войска схлестнуться в рукопашной, как сквозь помехи по вокс-сети прогремел зычный голос:

<Посторонитесь, братья!>

Ультрадесантники немедленно расступились, давая дорогу Алтариону, и он — величественный, могучий, несокрушимый — занял место в центре их строя. Его чудовищный молот был уже занесен для удара и потрескивал электрическими разрядами, штурмовая пушка вращалась с немыслимой скоростью, выискивая цель на склоне бреши.

<А теперь узрите судьбу, уготованную всем предателям!>

Хонсю видел, как расступились Ультрадесантники, видел, как возвышался над ними дредноут. Дистанцию, которая разделяла его и этого исполина, никак нельзя было считать безопасной, и он нырнул в сторону, уходя с линии огня огромной пушки. Пламя белым факелом вырвалось из ее ствола, а из выбрасывателя дождем посыпались медные гильзы.

Трое Железных Воинов за его спиной исчезли в ослепительном взрыве, превратились в месиво из металла, плоти и костей. Шквал снарядов обрушился на солдат, теснившихся у края бреши, прошил корпус одной из боевых машин Вотиира Тарка. Механизм издал предсмертный вопль в бинарном коде и рухнул покореженной, обгоревшей грудой.

Пули отскакивали от брони дредноута, болтерные снаряды и лазерные разряды не могли навредить ему. От попадания крупнокалиберных снарядов он лишь пошатнулся, но, словно статуя какого-то древнего бога, не сдвинулся со своей позиции ни на шаг.

Пушка дредноута вновь взревела, и Хонсю потерял еще одну часть своей армии. Два громадных огрина, раненые, лишившиеся разных частей тела, все равно упорно лезли вперед, и одному из них даже удалось зацепиться грейферным захватом за гранит лобовой брони дредноута. Но его сбил выстрел из мельты, произведенный с парапета; цепь расплавилась, и только крюк с несколькими стальными звеньями, уцелевшими в тепловой вспышке, остался торчать из корпуса машины.

Гусеничные установки вновь открыли огонь, и насыпь бреши всколыхнулась. От разрывавшихся под землей снарядов по склону прошли оползни, но пострадавших было немного. Хонсю покачал головой. Тратить боеприпасы, целясь в землю, когда перед тобой толпа вражеских солдат? Так бессмысленно могли действовать только те, кто, подобно Ультрадесанту, слепо следовал предписаниям, устаревшим еще десять тысячелетий назад.

Рядом с ним в укрытие бросились Грендель и Этассай, а дредноут тем временем расстрелял отряд крутов, пытавшихся обойти защитников бастиона с фланга. Грендель был на взводе и выглядел так, словно ему физически было необходимо убить кого-нибудь голыми руками. Этассай же прислонился к упавшему фрагменту барельефа, на котором был изображен орел, в ходе сражения лишившийся крыльев и покрывшийся выбоинами от пуль. Хотя лицо мечника было скрыто за золотым шлемом, Хонсю чувствовал, что он наслаждается каждой секундой штурма.

— Чудесно, Хонсю, просто чудесно! — воскликнул Этассай. — О, эти ужасы войны, эта жестокость и кровь! Я никогда не видел ничего подобного. Готов признать, что скука ожидания того стоила!

— Нужно идти вперед! — рявкнул Грендель, не слушая восторженные излияния Этассай.

— Думаешь, я этого не понимаю? — ответил Хонсю и топором указал в сторону дредноута: — Не получится, пока здесь стоит это чудище.

— Так прикажи его убрать! — прорычал Грендель, проводя острием ножа по нагруднику.

Хонсю знал, что настал решающий момент. Если противник надолго задержит их здесь, то атака выдохнется, и их перебьют всего лишь в нескольких метрах от цели. Но если просто пойти вперед наобум, то их опять-таки разорвут на куски.

— Тарк! — крикнул он. — Поднимай свои машины на брешь и сними этого проклятого дредноута!

Передатчик в его шлеме ответил всплеском мусорного кода, за которым последовал поток статики и искаженного бинарного шума.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Грендель.

— Ни слова.

Через несколько мгновений смысл послания Тарка прояснился сам собой: три боевые машины двинулись вверх по склону. Две из них были защищены толстой броней и несли многоствольные орудийные установки в кормовой части, шипованными гусеницами вгрызаясь при подъеме в щебнистый грунт. Третья же выглядела как уродливый механический гибрид скорпиона и кентавра. Эта многоногая машина с тяжелым сегментным корпусом взбиралась по насыпи с удивительной скоростью и проворством; в пасти черепа, украшавшего грудной отсек, была установлена пушка, выплевывавшая в сторону противника электрические разряды.

Хонсю пригнулся, уворачиваясь от ужасного киборга, от каждого шага которого по склону ссыпался каскад обломков. Пушка выпустила в сторону бреши электрическую дугу, и с десяток солдат из войска защитников обратились в пепел, ярко вспыхнув в момент, когда из пробитых скафандров вырвался кислород. На колени упал и один из Ультрадесантников; его доспех был охвачен пламенем, питаемым воздухом, что с шипением вырывался из разгерметизированной брони.

Цепь молний пробежала по гранитному саркофагу и потрескивающему молоту дредноута, заставив его отшатнуться назад. Его пушка изрыгнула очередь снарядов, которые сорвали броню с боков боевой машины и вгрызлись в механо-органическую плоть. Брызнула бледная жидкость, похожая на кровь какого-то гигантского насекомого, и киборг взревел от боли, но не остановился.

Две другие машины пока не стреляли — крутизна насыпи превышала угол возвышения их орудий, — но продолжали неотвратимо двигаться вперед вслед за проворным скорпионом. Эти тяжелые танки могли смять любого противника, и Хонсю жалел, что в его армии не было сотни таких же.

Насыпь всколыхнулась от очередного взрыва, но скорпион упорно подбирался к вершине бреши. Его алый корпус вибрировал от ярости, рожденной боем, искрящие кабели, опутывавшие его подбрюшье, накалились от противоестественного огня. Гигантские клешни одним ударом сорвали с дредноута лист адамнтиево-керамитовой брони, украшенной изображением аквилы. Из раны вырвались языки пламени и сноп искр, но дредноут лишь шагнул навстречу противнику и с сокрушительной силой опустил молот на голову скорпиона.

К мощи пучков искусственных мышечных волокон, приводивших молот в движение, прибавилась еще и ненависть к врагу, и удар, по силе сравнимый с сейсмическим толчком, не только раздробил череп киборга, но и разбил грудной отсек, который взорвался фонтаном искусственной крови и каскадом механических частей. Гибель боевой машины сопровождалась оглушительно громким выбросом мусорного кода, который пронзил голову Хонсю, словно лазерный бур.

Он вскрикнул и выронил топор, инстинктивно прижимая ладони к шлему, как будто это могло блокировать звук. Грендель тоже содрогнулся от боли; Этассай же, напротив, вскочил на ноги, подергиваясь, словно от удара электрического тока, и даже сквозь крики агонии, которое издавало механическое чудовище, Хонсю слышал, как мечник стонет в экстазе удовольствия.

А затем, все еще пытаясь прийти в себя после мучительной боли, он ощутил, как уходит из-под ног земля, как будто вся насыпь внезапным и ужасным образом сдвинулась с места. Понимание окатило его холодной волной: так вот зачем имперская подвижная артиллерия выбрала такую необычную цель.

— Железные Воины! — крикнул он, чувствуя, как скрежещут камни и где-то глубоко под землей зарождается чудовищной силы дрожь. — Все назад! Спускаемся немедленно!

Он с трудом встал на ноги и, то и дело поскальзываясь и оступаясь, кинулся вниз по насыпи. Воины, еще мгновение назад прорывавшиеся вверх, к бреши, сейчас толпились на месте, не зная, куда идти.

Раздался голос Этассай:

— Отступить? Ты что, спятил? Остановиться, когда все так замечательно складывается?

— Шевелись — или погибнешь! — огрызнулся Хонсю. Он рискнул посмотреть назад и увидел, как поврежденный и почерневший дредноут вновь поднимает молот, а затем обрушивает его на каменные глыбы у вершины бреши.

Этого удара как раз хватило, чтобы довершить дело, начатое подземными взрывами.

Защитникам бастионов удалось расшатать плотную массу каменных обломков, и теперь вся насыпь, ведущая к бреши, смещалась вниз, тяжело содрогаясь и все больше отходя от стен. Огромные фрагменты грунта просто просели, как карстовые воронки, и десятки воинов не успели из них выбраться; других унесло разрушительными оползнями. Боевые машины Тарка, бывшие совсем рядом с брешью, провалились в глубокую расщелину, что образовалась рядом со стеной. Обрушение насыпи вызвало чудовищную лавину, и люди и машины оказались смяты, погребены под тоннами каменных и стальных обломков.

Хонсю бежал так быстро, как только мог, стараясь сохранить равновесие на неровной и вибрирующей поверхности. По склону, подскакивая, катились целые куски каменной кладки, давя все на своем пути. Одного из Железных Воинов, бежавшего рядом с ним, пронзил насквозь раскаленный докрасна арматурный стержень, рухнувший откуда-то сверху. Мимо прокатилась голова какой-то статуи из пантеона Ультрадесанта; загадочная улыбка, застывшая на гипсовом лице, казалось, насмехалась над его жалкими усилиями остаться в живых.

В динамиках его шлема слышались крики паники, но его мало волновали смерти других. Важно было спастись самому. Земля вздыбилась, как будто какое-то животное силилось сбросить его со спины, и он почувствовал, что не может устоять на ногах.

Один из камней, градом сыпавшихся сверху, ударил в висок его шлема с такой силой, что у Хонсю закружилась голова, и он упал, и кубарем покатился вместе с лавинным потоком, и ничего не мог с этим поделать — как насекомое, которого уносит бурная река.

На него налетали каменные глыбы, стальные обломки, тела, мир вращался вокруг, а потом распался на части и исчез под невыносимым грузом света, звука и боли.

Глава 5

У восточной оконечности Царской дороги располагался металлургический цех; под самой его крышей было практически темно, и Ваанес, положив шлем рядом с собой на стропильную балку, прислонился к железной опоре перекрытия и сделал глубокий вдох. В воздухе чувствовался запах металлической стружки, к которому примешивался душный, животный смрад, исходивший от локсатлей, но редкая возможность снять наконец шлем того стоила. В глубине форта атмосфера сохранилась, и даже затхлый вкус прошедшего рециркуляцию воздуха сейчас казался Ваанесу свежим, как горный ветер.

Далеко внизу дремали в бездействии горны и фрезерные станки, между которыми, закрывая большую часть пола, лежали листы очищенного металла. Свежерожденный, стоя на балке в стороне от Ваанеса, с пытливым интересом наблюдал за локсатлями. Эти похожие на ящериц существа уцепились за железные перекрытия и погрузились в сон, как и машины внизу; их кожа то темнела, то светлела, меняясь в зависимости от освещения.

Пока Хонсю и Железные Воины осаждали Бастионы Десницы, Ваанес, Свежерожденный и локсатли пробрались за линию фронта и действовали в тылу, постоянно устраивая диверсии: перерезали коммуникации, взрывали энергоблоки, генераторы и комплексы пустотных щитов. Используя захваченные у врага оружие и взрывчатку, они устраивали ловушки, в которых гибло множество имперских солдат.

Диверсанты атаковали транспорты снабжения, ремонтные бригады и одиночные патрули, и вскоре защитники форта стали передвигаться только под защитой тяжелой бронетехники. Для охраны ключевых позиций с фронта были отозваны сотни людей, и Ваанесу казалось, что он чувствует их страх в самом воздухе крепости. Что-то затаилось в темноте, подкарауливая их, и ужас, который внушал этот невидимый враг, исподволь подтачивал их волю.

Поняв, что противник пробрался в тыловые эшелоны, имперские офицеры отправили на поиски дозорные группы, в которые вошли только самые закаленные солдаты, привычные к таким заданиям. Без сомнения, они были лучшими в своих полках, но их целью был охотник, сам с рождения привыкший неразличимо двигаться в тени. Когда-то Ардарик Ваанес был истинным воином из Гвардии Ворона, но его стихией была тьма, где он скрывался до времени, словно призрак, чтобы затем ударить из засады. Не было лучших охотников на людей, чем потомки Коракса.

Он посмотрел на голую поверхность своих наплечников. Раньше их украшал гордый символ ордена — белое изображение хищной птицы; секундное помешательство — и он лишился права носить этот символ и верить в ценности, которые тот обозначал. Затем по прихоти обстоятельств ему пришлось носить другой знак — знак ренегатов, неровный крест Красных Корсаров.

Но и этот символ исчез, и теперь грязный, безликий металл в точности отражал то, чем стала его душа. Он был воином без ордена, убийцей без кодекса чести, человеком, который видел перед собой только бездонную пропасть.

Пропасть, в которую, возможно, он уже упал.

По-прежнему глядя на наплечник, он задумался: настанет ли когда-нибудь день, когда на его доспехе вновь появится символ, которым можно было бы гордиться? Осталась ли надежда на искупление? Или это лишь знак того, что он постепенно становится никем, безвольным материалом, из которого нечеловеческие силы лепят что-то чудовищное?

— Они совсем не говорят, — произнес Свежерожденный, прерывая ход мрачных мыслей Ваанеса и выводя его из угрюмой задумчивости. — Как ты думаешь, почему?

— Ты о чем? — переспросил Ваанес. — Кто не говорит?

— Локсатли. Они не разговаривают, по крайней мере, при мне.

— Разговаривают, но не так, как мы.

— Как же тогда?

— Я слышал, они общаются, меняя цвет и рисунок на коже, но точно не знаю.

— А сейчас? Они что-то говорят сейчас?

Ваанес вздохнул. Иногда любопытство Свежерожденного казалось занятным, но иногда — как теперь — раздражало.

— Может быть, — ответил он, заметив гримасу боли на лице Свежерожденного. — Какая разница? Тебе самому лучше бы отдохнуть, у нас уже давно не было передышки. Нужно восстановить силы, иначе мы потеряем бдительность.

— Я уже отдохнул, — ответил Свежерожденный; сквозь швы на его лоскутном лице просачивалось тусклое свечение. — Меня поддерживает присутствие плененного повелителя демонов, оно придает мне силы. Здесь я сильнее, чем когда-либо.

— Ты его чувствуешь? — спросил Ваанес, невольно заинтересовавшись.

Свежерожденный кивнул:

— Чувствую. Магистр Ультрадесанта и его соратники заточили это существо в варп-ядро звездного форта. Его сковывает та же энергия, что дает ему жизнь, и чем решительнее он рвется на свободу, тем сильнее стягиваются его путы.

— Умно.

— Да. Марней Калгар — великий человек: сильный, гордый, честный. Я бы очень хотел с ним встретиться.

Ваанес тихо рассмеялся.

— Это в тебе Вентрис говорит. Ты восхищаешься человеком, которого никогда не видел, — тем, кто убьет тебя без промедления, доведись вам встретиться.

— Зачем ему меня убивать? — со злостью спросил Свежерожденный. За одну секунду на смену любознательности пришла ярость. — Во мне геносемя Ультрадесанта.

— Только при Хонсю этого не говори, — посоветовал Ваанес. — За такие слова он собственноручно тебя прикончит. Он одержим мыслью уничтожить Ультрадесантников и все, что с ними связано.

— Наверное, ты прав. Они оба одержимы — и Хонсю, и Грендель.

— Думаю, Грендель счастлив просто уничтожать всех подряд. Он обычный убийца.

— Как я, — грустно сказал Свежерожденный. — И как ты.

— Нет, — возразил Ваанес, и перед ним вновь возник образ острого как игла шпиля, что возвышался в мире тьмы на другом конце галактики, мире, который он когда-то называл домом. — Совсем не как я.

Атмосфера в личном доте Хонсю была напряженной: провал, которым закончилась атака на брешь, сильно поубавил энтузиазма, с которым начиналась осада. Оживление проявлял лишь Грендель, который, словно тигр в клетке, расхаживал по помещению.

Хонсю изучал Бастионы Десницы сквозь смотровую щель, укрепленную защитным полем. Вынесенные вперед редуты понесли огромный урон, но выстояли и остались в руках врага. В левом бастионе зиял клиновидный пролом, перед которым сплошным покровом лежала россыпь обломков.

Зрелище это удручало, и он повернулся к смотровой щели спиной, вновь берясь за планы, которые набросал час назад. Инженерные решения, предложенные в них, посрамили бы любого калькулюса логи своей точностью и технической продуманностью.

Однако Этассай, успевший переодеться в роскошный костюм из черной лакированной кожи и серебра, взглянул на эти чертежи мельком и без всякого интереса; Грендель же просто просмотрел их и ткнул пальцем наугад:

— И чего ты ждешь? Прикажи снова начать артобстрел!

Этассай вздохнул:

— Так что, нам опять сидеть без дела, пока ты пытаешься проломить второй бастион?

— Не глупи, Этассай, — прошипел Грендель. — Мы просто проделаем еще одну брешь в уже поврежденной стене. Опять пройдем уже намеченным путем.

— Никакого воображения, — ответил Этассай, — и абсолютно предсказуемо.

— Я тебе покажу, что такое «предсказуемо», — пообещал Грендель, сжав кулаки и потянувшись за ножом.

— Хватит уже, вы оба, — зарычал Хонсю. — Я тут думать пытаюсь.

Грендель разжал пальцы, сжимавшие рукоять ножа, и вновь начал мерить шагами бункер, что-то бормоча под нос и бросая в сторону Этассай недобрые взгляды.

Не обращая на товарищей внимания, Хонсю занялся расчетом углов атаки, факторов времени и расстояния и соотношений между глубиной обороны и мощностью удара. Но какой бы результат ни выдавали его улучшенные когнитивные способности, везде был свой изъян, и Хонсю начинал опасаться, что Грендель прав и им придется опять идти тем же путем, что и в первый раз.

Это был не лучший вариант, потому что однажды провалившийся план, скорее всего, провалится снова.

Штурм левого бастиона дорого им обошелся, но затраченные время и усилия на практике обернулись почти ничем. Больше всего убитых было среди разнообразных ксеносов, что присоединились к Хонсю после Жатвы черепов. Двести Железных Воинов — безжалостных мастеров осадного дела, находившихся по его командованием — пережили обвал насыпи и потом просто выкопались из-под завалившей их каменной лавины. Их спасли силовые доспехи, чего нельзя было сказать о сотнях других жертв — погребенных заживо или раздавленных обломками.

— Разве адепт Цицерин ничего не может сделать? — спросил Этассай. — Пусть он прикажет орудийным системам форта отключиться, перегрузит генераторы искусственной гравитации или придумает еще какой-нибудь технический трюк, который решит нашу проблему.

— Именно этим он сейчас и занят, — ответил Хонсю, — но техножрец в базилике — кем бы он ни был — пока что отражает все его атаки.

— Тогда можно приказать одному из кораблей сблизиться с фортом и расстрелять стены из орудий. Получится быстрее, — предложил Этассай. — Тогда я уж точно успею утолить голод своего клинка свежей плотью до того, как умру от старости.

— Ты действительно считаешь, что я об этом не думал? Чтобы при обстреле не накрыть нас заодно со стенами, этому кораблю пришлось бы занять огневую позицию прямо над самим бастионом.

— И?

— И его сразу же собьют орудия базилики, — пояснил Хонсю так, словно это была очевиднейшая в мире вещь. — Торпеды и зенитные батареи разделаются с любым кораблем, который рискнет подойти достаточно близко.

— Пусть так, — сказал Этассай, улыбаясь в плотоядном предвкушении. — Но подумай, куда этот сбитый корабль упадет.

Внимательно вглядываясь в гололитическую проекцию над планшетным столом, Олантор пытался предугадать следующий шаг врага. Брат Алтарион тоже был здесь; на его почерневшей броне все еще виднелись повреждения, полученные в битве с механическим скорпионом. Он изучал детали проекции, но невозможно было понять, что он при этом думает.

Дознаватель Сибийя и лейтенант из Ящериц просматривали зашифрованные данные на инфопланшете, а технодесантник Гестиан расположился в нише, в которой до недавнего времени был командный пост Алтариона. Голову, шею и руки Гестиана опутывали бесчисленные провода, тянувшиеся по полу через всю часовню к главному когитационному блоку. Лицо технодесантника было мокрым от пота, на шее проступили натянутые жилы.

Невидимая битва, которую вел Гестиан, разворачивалась внутри сознания духов машин форта, и противником его был, судя по всему, адепт Темных Механикус. В этом бою не было болтеров и цепных мечей, но от этого он не становился менее опасным или менее почетным.

— Итак, мы их разбили? — предположила Сибийя, закончив совещаться со своим лейтенантом. — Неудачная попытка штурма наверняка обернулась для них огромными потерями людей и техники.

— Потери они понесли, это точно, но я не стал бы рассчитывать, что урон так уж велик, — ответил Олантор. — Силовой доспех способен выдержать серьезные повреждения, и многие из предателей выжили. Они вновь пойдут в атаку, скорее всего, на тот же бастион — в нем уже есть брешь, и оставшуюся часть стены можно быстро уничтожить.

— Мы сможем удержать брешь? — спросила Сибийя.

<Разумеется, сможем, Лукиан,> сказал Алтарион. <Мы же Первые, никакой враг не сломит нас — даже извращенные и противоестественные ксеносы.>

Олантор и Сибийя обменялись встревоженными взглядами.

— Конечно, милорд. Я распорядился доставить дополнительные комплекты термитных снарядов для «Громобоев», а в пусковые установки у основания стены загружены сейсмические заряды. Если они опять попытаются создать насыпь перед брешью, мы вновь ее взорвем.

<А затем перейдем в контрнаступление,> продолжил Алтарион. <Северная крепость должна продержаться до возвращения лорда Калгара. Если мы ее потерям, то потеряем и весь Макрагг!>

— Макрагг? — переспросил Олантор. — Милорд, мы на «Неукротимом», отсюда до Макрагга много световых лет.

<Я знаю, Лукиан, но приказ есть приказ. Крепость должна выстоять!>

Олантор заметил растерянность Сибийи и покачал головой. Только не сейчас…

— Вы правы, милорд, крепость не должна пасть, — проговорил он без запинки. — А пока враг перегруппировывается и у нас появилась передышка, предлагаю устроить масштабную охоту на этих проклятых диверсантов. Они подтачивают наши силы, уничтожая людей и припасы, и этому надо положить конец. Я думаю…

— Внимание! — крикнул Гестиан, с трудом шевеля губами в гримасе боли. — Вражеский корабль на векторе сближения.

Дисплей на планшетном столе замерцал от статических помех, а потом переключился на изображение ближней зоны воздушного пространства. Среди постоянно меняющегося переплетения орбит и траекторий выделялась ярко пульсирующая иконка, обозначавшая вражеский корабль.

<Опознать!> приказал Алтарион.

— Эскортный корабль Великого врага… тип «Язычник», — ответил Гестиан, голос его звучал напряженно и хрипло. — Плазменные сигнатуры указывают на серьезные повреждения.

— Приготовиться открыть огонь из орудий базилики! — выкрикнул Олантор. — Плотный залп торпедами, меры безопасности не соблюдать, комплексам ближнего действия — сосредоточить огонь на их орудийных батареях.

— Что они делают, во имя Императора? — изумилась Сибийя. — Их же собьют.

— Этого-то я и боюсь, — сказал Олантор.

Для сержанта Децима первым предупреждением о том, что что-то не так, стал отрывок из пламенной проповеди дьякона Калефа, который он услышал, переключая каналы вокса. Следуя приказу Сибийи, проповедник остался на стенах, чтобы наполнять праведным гневом сердца защитников. Нужды в этом особой не было: религиозные призывы мало трогали солдат Ультрамара, чье мужество основывалось на долге, чести и узах братства, окрепших за годы войны, а не на исступленном фанатизме, свойственном некоторым имперским священникам.

Проповедник с ликованием вещал что-то об огненной комете, несущей гнев Императора, но Децим не обратил на эти слова внимания, приняв их за красочную метафору, — пока не заметил, что все больше солдат смотрят вверх, а на их визорах мерцает золотистый свет.

Он обернулся к разбитому, осыпающемуся парапету и пригляделся к разрушенной оконечности форта. Там, где раньше вздымались величественные сооружения — храмы, часовни, орудийные башни, — теперь вырос кошмарный лабиринт окопов, блиндажей, редутов, колючей проволоки и осадных батарей.

Приближаясь, золотая искра в небе становилась ярче, вокруг нее возникло бледное свечение.

— Ты видишь? — спросил Сабатина, встав рядом. Когда-то черный, доспех капеллана за время последней битвы посерел от пыли; но крозиус все так же блестел позолотой, а сам капеллан, хотя и сражался без передышки, казался полным сил, как если бы не нанес врагу еще ни одного удара.

— Вижу, капеллан, — ответил Децим. — Но это не «огненная комета Императора».

— Да, — согласился Сабатина.

Искра увеличивалась, и вскоре можно было безошибочно сказать, что это такое: космический корабль, метров триста или около того в длину, стремительно летящий к форту в облаке плазмы и обломков. Словно грозное копье, нацеленное в самое сердце Бастионов Десницы, корабль как будто усмехался, предвкушая смерть. Орудийные батареи, установленные на заостренном носу, сверкнули вспышками выстрелов, и от попадания огромных снарядов взорвался генераторный храм, завалив обломками часть Царской дороги.

Солдаты бросились в укрытие, а корабль все приближался, не прекращая огонь. Шквалом снарядов были снесены стены сухого дока; взрыв уничтожил и соседний храм, сравняв его с землей, и сорвал крышу с рудохранилища.

К кораблю, оставляя за собой пылающие инверсионные следы, пронеслись торпеды, затем открыли сокрушительный огонь артиллерийские комплексы. Торпеды взорвались глубоко в корпусе, и вражеский корабль содрогнулся от носа до кормы; по всей его поверхности вспыхивали и тут же гасли пожары, топливо вырывалось наружу и тут же замерзало блестящими кристаллами, и каждое новое попадание отрывало все бóльшие куски обшивки.

К цели устремился еще один залп торпед; каждый выстрел орудий базилики сильным резонансом отзывался в поверхности форта.

— Все кончено, — с глубоким удовлетворением сказал Сабатина. — Неужели их капитан рассчитывал уцелеть в таком рейде?

— Не рассчитывал, — заметил Децим, — и это был не рейд…

— Что ты хочешь сказать?

— Они думают иначе, чем мы, капеллан, — пояснил Децим с нехорошим предчувствием. — И они не ценят жизнь.

Сабатина посмотрел вверх: орудийные комплексы ближнего действия, установленные на базилике, массированными залпами расстреливали горящий остов корабля.

— Обет Жиллимана… — прошептал капеллан.

Децим открыл общевойсковой канал вокс-связи и заорал:

— Все в укрытие, немедленно!

Но громада космического корабля уже надвигалась на них, и предупреждать об опасности было поздно и бесполезно.

Когда-то он назывался «Разящий коготь» и с честью нес службу в рядах Имперского Военного Флота; но это было давно, и сейчас оскверненному кораблю была уготована последняя роль — самому стать снарядом. Его орудия оставили разрушительный след на Царской дороге, но затем замолчали: орудийные расчеты, мутировавшие настолько, что стали одним целым с орудиями, были вырваны со своих мест, когда батареи «Неукротимого» вспороли корпус корабля.

Значительные его части пострадали от взрывов, но центральная секция уцелела, и теперь сотни тонн железа падали с огромной скоростью на Бастионы Десницы. Самоубийственный курс, проложенный капитаном корабля, отклонялся от цели на несколько сотен метров, но для такого оружия точность не имела значения.

«Разящий коготь» рухнул в ров перед Вратами Варрона, и от этого удара стена, соединявшая два бастиона, рассыпалась в пыль. Затем взорвался плазменный реактор корабля, вверх взметнулось гигантское грибообразное облако, а от эпицентра взрыва пронеслись ударная волна и смерч белого огня.

В кипящем котле взрыва исчезли оба бастиона. Всего несколько секунд потребовалось на то, чтобы обрушились, спекаясь в стекло, стены; камень, сталь и плоть мгновенно испарялись, едва соприкоснувшись с полусферой перегретой плазмы, которая, быстро расширяясь, накрыла место крушения. Ни силовые доспехи, ни укрепленные бункеры не могли защитить от таких немыслимых разрушений.

Кольцо опустошения все расширялось; оно сокрушило на своем пути могучее основание и контрфорсы Башни Первых. Лишившись столь обширной части своего каркаса, огромная башня не могла устоять, и по всей ее длине побежали трещины, каждая шире, чем дороги внизу.

Башня начала рассыпаться на куски, и спустя всего несколько мгновений после взрыва вся эта колоссальная конструкция рухнула в облаке пыли и обломков. Каменная лавина погребла под собой то, что еще оставалось от Бастионов Десницы, и вся южная оконечность «Неукротимого» превратилась в разоренную пустошь.

Но одними бастионами ущерб не ограничивался. От ударной волны рухнули все священные здания, стоявшие вдоль Царской дороги, и от последующих толчков содрогнулся весь звездный форт. Погибшие исчислялись тысячами; так одним жестоким ударом Хонсю вспорол оборону «Неукротимого». Еще не стихли отзвуки взрыва, в котором погиб «Разящий коготь», а Железные Воины уже вышли из-под защиты пустотных щитов и двинулись в последнюю атаку.

Стоя в открытом люке «Ленд рейдера», Хонсю восхищался масштабом разрушений, которые вызвало падение корабля. Хотя сам он всегда распоряжался жизнями подчиненных безо всяких угрызений совести, удивительно было то, что первым до этой идеи додумался Этассай. Даже Грендель поначалу был ошеломлен предложением мечника.

В воздухе висели частицы горячего пепла, от которого все предметы покрывались белым налетом. Водитель «Ленд рейдера» умело маневрировал, проводя машину между завалами из искореженных обломков и огромными воронками, возникшими на месте уничтоженных стен. На этом поле битвы Железные Воины пролили немало крови, но теперь это была выжженная земля сломленного сопротивления — свидетельство непреклонного желания Хонсю победить любой ценой.

За ним ехало множество бронемашин — пестрая смесь «Носорогов», «Ленд рейдеров», боевых машин Тарка, уцелевших в прошлой атаке, и сотни грузовиков-платформ и полугусеничных транспортов, захваченных у врага. В строй была поставлена вся техника, которая могла перевозить солдат; те же, кому не нашлось места на транспортах, бежали через дымящиеся развалины бастионов, подстегиваемые желанием найти себе жертву в этой последней битве.

Там, где раньше стояли бастионы, образовалась крутая насыпь, и гусеницы «Ленд рейдера» заскрежетали по камням, проскальзывая. Наконец они нашли опору, и машина рванулась вперед, а затем вниз — к самой середине центральной дороги процессий. Хотя эта часть крепости меньше пострадала от взрыва, она все равно выглядела так, словно какой-то гигант, вооружившись бойным шаром, не пропустил ни одного здания на своем пути и остановился, лишь учинив разрушения, которые не восстановить и за сто лет.

Практически сразу на атакующих обрушился шквал огня из всех калибров. Защитники наспех соорудили баррикады и огневые точки, но этому не стоило удивляться: немногие уцелевшие Ультрадесантники действовали с привычной четкостью и слаженностью, и, судя по всему, к центральной базилике и ее мощным орудийным башням придется пробиваться с боем. Хонсю видел это титаническое сооружение прямо перед собой — огромное, прочное и, что самое главное, уже совсем рядом.

— Прорывайтесь! — крикнул он. — Пленных не брать, никого не щадить и не останавливаться!

Крупнокалиберные пушки на спонсонах «Ленд рейдера» открыли огонь, и импровизированный редут исчез за раскаленной стеной пламени и дыма. Из развалин по обе стороны от здания ответили чередой выстрелов, под которыми загудела толстая броня машины. Наведя тяжелый болтер на цель и передернув затвор, Хонсю обрушил на стрелявших поток снарядов.

Разрывные снаряды пробивали остатки стен, настигая солдат, пытавшихся найти там укрытие, и тела тех, кто оказался на линии огня, задергались в нелепом танце, как марионетки.

Из-за баррикады дальше по улице раздался залп, и снаряды, очертив в воздухе дугу, устремились к танковому клину. Ни один не зацепил «Ленд рейдер» Хонсю, но три грузовика взорвались от прямых попаданий, уничтоживших блок двигателя и кабину водителя. Другие же взорвались в толпе солдат, бежавших рядом с машинами; отряды, не защищенные доспехами или броней, массово гибли под обстрелом, но их потеря Хонсю не заботила: исход этой битвы решит бронетехника.

Между обеими армиями разгоралась ожесточенная перестрелка, но на стороне Железных Воинов была бóльшая огневая мощь. Разрушение Бастионов Десницы и падение Башни Первых подорвали решимость защитников. Сотни, если не тысячи их товарищей погибли, и Хонсю рассмеялся, подумав, чем может обернуться вера в дружбу и боевое братство. Если воина не заботит судьба тех, кто сражается рядом с ним, то и смерть их никак на нем не скажется.

«Ленд рейдер» с грохотом прорвался через импровизированную баррикаду, попутно раздавив несколько солдат в сине-голубой форме. Один солдат из отряда уцелел и выпустил по врагу несколько лазерных разрядов, которые рассыпались снопами искр на наплечниках Хонсю, но сразу же был разорван пополам болтерной очередью.

Рубежи обороны рушились один за другим — танковый клин просто сминал их быстрым и массированным ударом. Кое-как сооруженные заграждения или не выдерживали огня подвижной артиллерии, или, попав во вражеское окружение, были уничтожены пехотой. Защитники этих баррикад проявляли небывалую дисциплинированность, но и ее можно было сломить. Кольцо непрерывно стрелявших бронемашин стягивалось вокруг них все туже, и в конце концов они сдались перед неизбежным.

Простые солдаты, попытавшись убежать, пали жертвой огринов — те с радостью разрывали их на части и, зацепив грейферами, тащили за собой, словно трофеи. Боевые машины Вотиира Тарка ринулись в самую гущу сражения: многоногие механизмы быстро шагали по развалинам укреплений и расправлялись с защитниками, сжимая их клешнями или круша хлесткими ударами хвостов. Минометные комплексы, установленные на киборге Тарка, безостановочно обстреливали противника, а сам предводитель машин — точнее, то, что еще оставалось от его плоти — качался на амниотических волнах в подвесном отсеке под брюхом паукообразного механизма.

Каарья Саломбар и ее корсары, передвигаясь на кричаще разукрашенных скифах, врезались в толпу солдат, бежавших к базилике. Хонсю наблюдал, как ее скиф стрелой промчался к отрядам защитников, которых экипаж машины принялся уничтожать, с убийственной точностью стреляя из пистолетов или вспарывая гермокостюмы сверкающими саблями. Вычурность и эпатаж, свойственные корсарам и их стилю боя, были ему чужды, но проявленная ими жестокость заслуживала восхищения, и Хонсю решил после сражения похвалить королеву корсаров за учиненные зверства.

Гусеницы «Ленд рейдера» перемалывали тела убитых, а Хонсю косил убегавших солдат очередями из тяжелого болтера, наслаждаясь привычным чувством в руках от отдачи тяжелого оружия и грандиозным размахом битвы.

Но когда на его стороне будет сила Рожденного Трижды, это сражение станет лишь началом великой войны.

Глава 6

Несмотря на звон сигнальных колоколов и вой сирен, наполнивших командную часовню Базилики Доминастус, Олантор был абсолютно спокоен. Пикт-экраны показывали, что происходит на Царской дороге, и эти изображения немыслимой по жестокости резни казались ему живым воплощением самого худшего из кошмаров; он с трудом мог представить, как кто-то может убивать с таким упоением смертью.

Бастионы Десницы пали — были разрушены до основания одним бесчестным ударом, равного которому Олантор едва ли мог припомнить. Децим и Сабатина наверняка погибли, а вместе с ними и воины Пятой роты, которым было поручено укрепить оборону. Если бы самого Олантора не вызвали в командную часовню, смерть нашла бы и его.

— Спаси нас Император, они все мертвы, — стенал Патер Монна, чья самоуверенность полностью испарилась при виде врага. — Нас всех убьют.

— Молчать! — оборвала его Сибийя. — Вы же слуга Императора. Поддайтесь отчаянию — и уподобитесь презренному червю.

Патер Монна уставился на нее выпученными глазами, словно не веря своим ушам:

— Вы спятили? Посмотрите только, что там творится! Все или уже мертвы, или вот-вот погибнут. И мы будем следующими! — Разъяренный слуга навигаторов повернулся к Олантору: — Вы же вроде должны нас защищать? Прославленный Ультрадесант, ха! Немного от вас получилось проку.

Схватив Монну за ворот багрово-золотого кителя, Олантор приподнял его над палубой:

— Пока жив хоть один Ультрадесантник, надежда есть.

Он отпустил Монну, и тот, упав в пустующее кресло, обхватил голову руками и стал раскачиваться взад-вперед, безостановочно повторяя «Император хранит, Император хранит…». Не обращая внимания на обезумевшего от страха штурмана, Олантор обратился ко всем, кто был в часовне:

— Да, враг разрушил Десницы, но им не взять базилику, — сказал он громко, заглушая шум голосов и лязг сервиторов. Испуганные разговоры немедленно смолкли, и взгляды всех присутствующих обратились к Ультрадесантнику.

— Враг пробил брешь во внешних бастионах, — продолжал Олантор, — но мы готовы дать ему отпор. Орудийные башни базилики сметут солдат противника, как ураган ломает колосья пшеницы. Нас защищают высокие и толстые стены, и дважды мы на одну уловку не попадемся.

<Брат Олантор,> сказал Алтарион, обходя планшетный стол. <Ты делаешь честь Первой роте. Пока ты с нами, ксеносы не смогут победить.>

Олантор хотел было поправить почтенного брата, но в этом не было смысла. Погрузившись в воспоминания о давней битве, Алтарион будет сражаться с армией Губительных Сил с такой же доблестью, с какой он противостоял тварям Великого пожирателя. Сибийя, очевидно, подумала о том же, и он кивнул ей с благодарностью.

— Гестиан, запечатывай базилику, — приказал он. — Всем орудиям: открыть огонь по Царской дороге.

Технодесантник не ответил, и Олантор повернулся, чтобы повторить приказ, но вместо этого онемел от удивления и ужаса.

Голова Гестиана запрокинулась назад, рот распахнулся невозможно широко в крике агонии. Яркий электрический огонь вспыхнул в его глазницах, потек изумрудным потоком изо рта. На глазах у Олантора этот же огонь охватил все точки соединения, в которых тело Гестиана было связано с командной консолью, и всю нишу заполнило зловещее зеленое свечение. Технодесантник истошно закричал — крик души, испытывающей жесточайшие муки, — и огонь электрическими дугами перекинулся с его тела на другие предметы.

По всей командной часовне засверкали зеленые молнии, поражая когитаторы и логические устройства базилики. Словно жадный вирус, волна огня подступила к самому сердцу каждой машины, и из выходных разъемов посыпались искры. Пикт-экраны перегорели, латунные кольца на шкалах приборов мгновенно расплавились.

Сгорая заживо, кричали техники — слишком тесно соединенные со своими приборами, они были ограничены в движениях и не могли спастись бегством. Так же на своих местах сгорали и сервиторы, но они и не пытались двинуться, не обращая никакого внимания на пламя, пожиравшее их плоть.

Сработали противопожарные распылители, что погасило пламя, но воздух наполнился едким, удушливым дымом. Из перегоревших систем продолжали каскадом сыпаться искры, но сигналы опасности звучали теперь тише, и аварийное освещение померкло до тусклого оранжевого свечения.

Осторожно пробираясь через разрушенную часовню, Олантор направился к Гестиану, от тела которого остался лишь почерневший скелет, заключенный в опаленную броню. На черепе еще виднелись куски обгоревшей плоти, а глазницы по-прежнему светились странным огнем. Изуродованное горло издало булькающий смех, и из аугмиттеров вокруг командной консоли послышался шорох статических помех.

++Теперь здесь командую я,++ прошипел отвратительный голос, механический и бездушный.

Олантор выстрелил в труп Гестиана, но злорадный смех не смолкал: то, что его порождало, уже проникло во все системы звездного форта. Самые худшие опасения Олантора укрепились, когда его окликнул брат Алтарион, стоявший у планшетного стола:

<Наши защитные системы отключаются одна за другой!> вскричал Древний. <Все врата открываются, подача энергии к орудиям прекращена. Эти ксеносы оказались коварнее, чем мы думали. Они уже рядом, брат!>

Олантор подбежал к дредноуту и, быстро просмотрев данные, с печалью осознал масштабы катастрофы. Герметичные двери опускались, перекрывая путь столь необходимым отрядам подкрепления; техникам и адептам доступ к их системам был закрыт; прекратилась подача энергии на взлетные палубы; арсеналы заблокированы, внутренняя защита отключена. Они лишились всего, что могло бы дать им возможность оказать сопротивление захватчикам.

— Мы проиграли, — сказала Сибийя, сделав те же выводы.

<Тогда здесь мы и примем геройскую смерть!> объявил Алтарион.

Олантор взглянул вверх, на саркофаг дредноута, покрытый великолепными барельефами. На плите гранита, взятого из гор Кастра Магна, была изображена последняя битва, которая чуть не стоила Древнему жизни. О последнем бое Алтариона было сложено немало легенд, и если сейчас их действительно ждала смерть, то встретить ее Олантору предстояло с одним из самых великих героев ордена.

— Да, брат, — ответил он, кладя руку на эфес меча. — Мы вместе пойдем в бой и плюнем врагу в лицо у Врат Конора.

<Достойная смерть,> согласился дредноут, погрузившись в воспоминания о минувших днях. <Смерть, которую будут помнить вечно. Так рождаются легенды ордена.>

Олантор повернулся к Сибийе:

— То крайнее средство, которое вы мне показывали…

— Его уже переместили, — ответила она. — Оно там, где и должно быть.

— И где же это?

— Оно защищает нечто очень ценное, что ни в коем случае не должно попасть в руки врага.

— Вы скажете наконец, что это такое? — настаивал Олантор. — Я всегда знал, что присутствие Инквизиции в форте объясняется не только опасностью скверны, оставшейся от его бывших захватчиков-демонов. Признайтесь же, почему вы здесь.

Он уже решил, что Сибийя не станет отвечать, но она опустила взгляд на дисплей планшетного стола, все еще показывавший сцены резни на Царской дороге.

— Хорошо, я скажу, — заговорила она, — но вам будет тяжело услышать правду.

Спрыгнув с кормы «Ленд рейдера», Хонсю с болтером в руках присоединился к воинам, мчавшимся к огромным вратам базилики. Амбразуры твердыни полыхали зеленым огнем; тот же огонь, словно жидкость, струился по статуям и горгульям, глядевшим со стен. По поверхности всего здания плясали электрические разряды, как будто стараясь добраться до самого его основания.

Створки огромного портала, ведущего в базилику, были широко распахнуты; немногие солдаты собрались у входа в нартекс, в ужасе глядя на двери, которые никак не хотели закрываться. Люди сразу же оказались под болтерным огнем, а затем в нартекс ворвался, ревя двигателем, боевой танк. Огнеметы, установленные в верхней части его испачканного кровью корпуса, подожгли деревянную обшивку стен и шелковые знамена, свисавшие с потолка.

Измученные защитники базилики пытались спастись от погрома, учиненного огнеметным танком, но сабли Каарьи Саломбар, легко спрыгнувшей со скифа, проредили их ряды. Огромные, неповоротливые огрины срывали украшения со стен и с помощью грейферов одну за другой валили колонны.

Кадарас Грендель и Нота Этассай встретили Хонсю у входа в базилику.

— Адепт Цицерин хорошо сделал свое дело, — сказал Этассай, салютуя окровавленным мечом.

— Чертовски хорошо, — уточнил Грендель. — Иначе мы бы легкими мишенями все еще торчали снаружи.

— Грендель прав, — согласился Этассай. — Если бы твой ручной магус потерпел неудачу…

— Но у него все получилось, — прервал его Хонсю. — И мы внутри.

— Это точно, — сказал Грендель. — И что теперь? Где этот повелитель демонов?

Словно в ответ на вопрос Гренделя, на визоре Хонсю появился поток информации: зеленые строчки текста быстро сменяли друг друга, а поверх них накладывались структурные схемы базилики. Всего через мгновение он уже представлял себе внутреннюю планировку здания так же ясно и четко, как если бы сам сконструировал его.

И сразу же увидел то, что искал: варп-ядро «Неукротимого», пульсирующее, как живое сердце.

— Он прямо под нами, — сказал Хонсю. — Пошли.

Олантор наблюдал, как техники Сибийи и адепт в подбитой мехом мантии подсоединяют кабели к железной капсуле, которая раньше находилась в холодильном отделении инквизиторского корабля. Над поверхностью капсулы струились клубы пара, и последние сосульки таяли от жары, которая стояла в этом похожем на пещеру зале, расположенном в сердце «Неукротимого».

Расставив небольшие блокирующие группы по всему форту, ставшему теперь почти беззащитным, Олантор вслед за Сибийей спустился по бессчетным пролетам лестницы, соединявшей базилику с инженерными палубами; затем они, пройдя через предательски распахнутые двери, оказались рядом с огромным варп-ядром.

Никогда еще Олантор не видел ничего столь невероятного, столь громадного, что захватывало дух. Круглый зал размером с самую большую парадную площадку на Макрагге; в центре — пламенеющая колонна из ослепительных всполохов света, поднимающаяся от пола на тысячу метров до самого потолка. Вершину колонны окружала платформа, с которой свисали до самой палубы, напоминая пряди черных волос, цепи и тали. Вихрь жгучего света — укрощенный ураган невероятной силы — был заключен в оболочку из листов бронированного стекла и бронзы, покрытых письменами. Внутри проплывали, мерцая, размытые фигуры, и у того, кто смотрел на них, какое-то время оставался перед глазами светящийся контур их искаженных очертаний:

Когтистые руки, разинутые пасти, горящие глаза.

Даже сквозь доспех Олантор ощущал, какая колоссальная, немыслимая энергия заключена в этой центральной колонне ослепительного света. Кожа зудела, а разум отказывался принять тот факт, что подобную силу поставили на службу человечеству. Он старался не смотреть на варп-ядро, опасаясь того, что мог там увидеть.

— Сколько еще?

— Недолго, — ответила Сибийя. — Поверьте мне, в таких делах лучше не торопиться. Одна маленькая ошибка — и оно набросится на нас же.

Олантор отвернулся, все еще пытаясь понять и принять то, что рассказала ему Сибийя.

Марней Калгар, Владыка Макрагга, обманул их всех.

Повелитель демонов М’Кар все еще жив.

Легенды ордена с гордостью повествовали о том, как Калгар и терминаторы из Первой роты взяли «Неукротимый» на абордаж и разбили демоническое воинство М’Кара. Множество страниц было посвящено описанию боя между Владыкой Макрагга и дерзким демоном, и целые трактаты воспевали каждый удар, нанесенный Калгаром. Варрон Тигурий рассказывал о праведном гневе, который позволил магистру ордена сразить демона с помощью Рук Ультрамара и разорвать его на части.

И все это было ложью.

Сначала Олантор не поверил Сибийе и пришел в ярость от этих беспочвенных обвинений, позорящих лорда Калгара. Он даже пригрозил убить ее, но затем увидел варп-ядро звездного форта — и понял, что Сибийя сказала правду.

Олантору хватило одного взгляда в бушующее пламя ядра, чтобы понять, что в его раскаленной глубине заключено что-то древнее и дьявольское. Сам свет ядра источал зло, и Олантор с трудом сохранил самообладание при виде плененного существа и обмана, который оно олицетворяло. Обмана таких масштабов, что он был потрясен до глубины души, и сама вера его в орден пошатнулась.

Следуя указаниям брата Алтариона, Ящерицы Сибийи и уцелевшие солдаты из ауксилии Ультрамара строили баррикады из опрокинутых рабочих столов, пустых бочек из-под машинного масла и поставленных друг на друга ящиков с запчастями. Не самые надежные укрепления, но они помогут организовать оборону варп-ядра.

Защитников было не больше сотни — всего сто мужчин и женщин, которые должны были противостоять воинству, громящему все на своем пути ради того, чтобы напустить демона на Ультрамар. И всего двое из этой сотни — Ультрадесантники.

Да, один из них был дредноутом, но все равно…

Они сделали все возможное, чтобы укрепить оборонительные рубежи, но теперь, когда механизмы форта работали против них, Олантор понимал, что эти баррикады продержатся в лучшем случае несколько минут.

Возможно, только несколько минут им и понадобятся.

Он развернулся и направился к группе техников и сервиторов, которые корпели над пультами управления варп-ядром. Патер Монна руководил работой полудюжины специальных сервиторов, созданных с использованием генетики навигаторов: они подсоединяли кабели, приваривали к элементам, снятым с планшетного стола, массу дополнительных деталей. Олантор даже не рискнул предположить, что должно получиться в итоге.

Заметив его, Патер Монна оторвался от работы.

— Нужно спешить, навигатор, — сказал ему Олантор.

— Я не навигатор, — возразил Монна, — я просто работаю на семейство Кастана. Моя семья породнилась с ними через брак, заключенный между…

Олантор взмахнул рукой, прерывая генеалогический экскурс Монны. Он понимал, что таким образом штурман пытается справиться со стрессом, но у них не было времени на эмоции.

— Через сколько времени ты сможешь инициировать варп-переход?

— Не знаю, — Монна пожал плечами.

— Так не пойдет, — предупредил Олантор. — Враг скоро будет здесь. Мы не можем позволить им освободить демона. Ты понимаешь, что поставлено на карту?

— Конечно, понимаю. Наверно, даже лучше вас.

— И когда же ты будешь готов?

— Через минуту? Никогда? — Патер Монна перешел на крик, показывая на самодельные инструменты и клубок спутанных проводов, диодов и ламп, вывалившийся из пульта управления ядром. — Бесполезно. Я не могу работать в таких условиях.

— Придется, — отрезал Олантор. — Других не будет.

— Но это же невозможно, — воспротивился Патер Монна. — Вручную инициировать варп-прыжок без координат? Безумие. Прыгать, находясь так близко к планете…

— Знаю, — сказал Олантор. — Нас затянет в гравитационный колодец.

— И мы все погибнем, — отметил очевидное Монна.

— На это я и рассчитываю.

— Но погибнет ли… оно? — спросил Монна, поведя плечом в сторону чудовища, бесновавшегося внутри варп-ядра.

— Не знаю, — признался Олантор. — Но очень на это надеюсь.

Хонсю спускался по лестнице, перепрыгивая через три ступени за раз; сверяясь со схемой, светившейся на визоре, он вел Железных Воинов в самые недра базилики. Пальба вокруг не стихала: с лестничных площадок, образовавших дефиле для защитников, неслись лазерные разряды, а со стороны его собственных воинов ревели болтеры и огнеметы.

Узкий лестничный колодец был смертельной ловушкой, но в нее угодили сами же защитники: их было так мало, что они не могли и надеяться остановить волну Железных Воинов. Огрины грейферами сносили баррикады, а Железные Воины как таран проходили сквозь строй защитников, убивая всех на своем пути.

Грендель со смехом расстрелял весь магазин болтера и отбросил оружие, сменив его на зверского вида меч с зазубренным лезвием; через плечо его был перекинут очередной мельтаган. Нота Этассай отказался от оружия дальнего боя, полагаясь в деле убийства на свои парные мечи и ужасающую скорость. Он двигался плавно и текуче, мгновенно перемещаясь от одной точки к другой. Такой скоростью обладали лишь те, кого отметили боги.

Огонь пожирал помпезные знамена на стенах, и всю шахту лестницы затянуло густым дымом, сквозь который спускались Железные Воины, силой прокладывая себе путь к техническим уровням форта. Хонсю расстреливал врага короткими очередями, и каждая скашивала группу солдат.

Никто из сторонников Империума не выберется из этого форта живым.

Хонсю встал на колени рядом с телом одного из убитых солдат. Грудь его разворотило болтерным снарядом, из пробитого доспеха торчали сломанные ребра; Хонсю погрузил пальцы серебряной руки в рану и, глядя, как падают алые капли, сказал:

— В их крови нет силы, я чувствую, как от нее смердит страхом. В них нет твердости.

— Чтобы это заметить, необязательно нюхать их кровь, — проворчал Грендель, поднимая собственные окровавленные руки.

— И дерутся они паршиво, — поддакнул Этассай, — но Хонсю прав. Их страх придает происходящему определенную… ажитацию.

— Понятия не имею, о чем ты, — огрызнулся Грендель, похожий на гончую, которая так и рвется с привязи. — Мне хочется их просто убить.

— Не волнуйся, дорогой Грендель, — сказал Этассай, подкрадываясь к нему сзади и шепча прямо в ухо. — Я приберегу нескольких для тебя.

Грендель отмахнулся от мечника и требовательно спросил:

— Далеко еще?

— Остался еще один уровень, — Хонсю вновь вывел план звездного форта на визор. — Мы прошли последнее дефиле.

— Так чего мы ждем? — прошипел Грендель и двинулся дальше.

Стены нижних уровней базилики были из стали и бронзы; надписи, нанесенные на них крупным шрифтом, предупреждали об опасности и печальных последствиях для тех, кто не соблюдает соответствующие меры предосторожности. Каждую надпись сопровождали изображения имперского орла и белоснежной латинской 'U', и Хонсю насмешливо ухмыльнулся при виде этой нарочитой мишуры.

Заботиться о безопасности смертных — в этом весь Ультрадесант.

— Это вас и погубит, — прошептал он, следуя за Гренделем по широкому коридору, полному шипения труб, оранжевого света проблесковых ламп и воя сирен. Механический голос предупреждал о вторжении, и Хонсю с немалой гордостью подумал о том, что в форте это предупреждение звучало впервые.

Коридор впереди резко сворачивал влево, и Хонсю, опередив Гренделя, выглянул за угол. Широкая железная лестница оканчивалась у взрывостойких дверей, ведущих в зал, озаренный бело-голубым свечением. Благодаря адепту Цицерину бронированные перегородки дверей были открыты, а из контрольной панели у входа сыпались зеленоватые искры. Проход перекрывала только баррикада, наспех сооруженная из мешков с песком и опрокинутых рабочих столов, которую защищали по меньшей мере два десятка солдат в сине-золотой форме ультрамарских подданных.

— Мы на месте, — объявил Хонсю, не в силах скрыть охватившее его волнение.

Пара автопушек, закрепленных на двуногих опорах, выплюнули в его сторону залп крупнокалиберных снарядов, а солдаты встретили врага шквалом лазерного огня. Хонсю упал, вжимаясь в пол; разрывные снаряды прошили стену, осыпав его фрагментами металла и каскадом искр, что не причинило никакого вреда. Трое из корсаров Саломбар закричали, сраженные рикошетом, досталось и одному из Железных Воинов: шальной снаряд угодил в висок его шлема. На наплечник хлынула кровь, но через несколько мгновений воин, упавший на колени, смог подняться.

Хонсю почувствовал, как по телу разливается пьянящая смесь боевых стимуляторов и нейрогормонов, и широко улыбнулся. Напряжение битвы полностью захватило его, и он нутром ощущал сладостную близость победы. Та же безрассудная дерзость, что и раньше не раз приводила его к успеху, заставила его броситься вперед.

Одним прыжком он преодолел лестничный пролет и с грохотом приземлился прямо перед баррикадой, оставив вмятину в металле решетчатого пола. Для аугметического глаза взять прицел на стрелка и заряжающего ближайшей автопушки было делом одной секунды. Два быстрых нажатия на спусковой крючок болтера — и оба солдата отброшены назад. Масс-реактивные снаряды, пробив доспех, разворотили их тела изнутри.

— Вперед! — крикнул Хонсю и бросился на баррикаду. Его встретили яркие вспышки лазерных разрядов, но только два выстрела попали в цель. Один оставил расплавленный след на нагруднике, другой прочертил светящуюся полосу на шлеме, но этого было недостаточно, чтобы его остановить. Хонсю не стал даже пытаться перепрыгнуть через мешки с песком, из которых была сложена баррикада, и просто протаранил хрупкую преграду.

Негодующе взревела вторая автопушка, но и она вскоре умолкла. Хонсю чувствовал, что воины его отряда сражаются рядом, но не видел их: его внимание сосредоточилось только на ближайших целях. Одному солдату он проломил череп болтером; другому пробил грудь кулаком серебряной руки; выстрелил навскидку, и третьего разорвало пополам. Этассай танцуя двигался сквозь ряды сражавшихся, отсекая конечности каждым изящным взмахом клинков. Грендель, как и Хонсю, громил все вокруг, предпочитая вести бой врукопашную.

Через несколько мгновений все было кончено: защитники баррикады погибли, превратились в ужасное крошево костей и мяса. Руки Хонсю были залиты кровью; красная жидкость скатывалась с мерцающего серебром протеза.

Перешагнув через трупы последних солдат, он кивнул Гренделю и бросился в зал, где находилось варп-ядро.

Источником света в этом громадном помещении был ослепительный столп энергии, заключенный в каркас из листов бронзы и стекла, покрытых письменами; едва увидев его, Хонсю понял, что достиг цели. Он чувствовал невероятную силу, заточенную в бьющемся сердце «Неукротимого», чувствовал древнее зло, пропитавшее сам воздух форта ненавистью, которая зародилась в давно ушедшие времена.

Вокруг колонны сосредоточились последние защитники звездного форта: одинокий Ультрадесантник, тот самый дредноут, что уничтожил боевые машины Вотиира Тарка (на его саркофаге все еще оставались шрамы после той битвы), и порядка шестидесяти солдат. Они укрылись за очередной цепочкой импровизированных баррикад, и Хонсю захотелось рассмеяться от жалкого вида этих укреплений. И это единственное, что отделяет его от победы?

Между атакующими и этой пародией на оборону стоял какой-то продолговатый предмет, похожий на гроб, поставленный вертикально. От предмета исходил шипящий звук, по поверхности стекали капли влаги, в центре мигали сигналы датчиков; пучок рифленых кабелей соединял «гроб» с тяжелым обрезиненным пультом, который держала в руках женщина в черном боевом доспехе.

— А это что такое, во имя варпа? — удивился Грендель.

— Цели? — спросил Олантор.

— «Посеете семена проклятия — и души падших станут моей жатвой», — произнесла Сибийя, явно цитируя какой-то текст, Олантору незнакомый, после чего моргнула, быстро активируя объектив захвата цели, встроенный в шлем. Сделала по очереди засечку на каждом из воинов, которых идентифицировала как предводителей вражеской армии, и затем передала биометрические данные в сигнальный комплекс.

— Готово.

— Тогда выпускайте его, — сказал Олантор.

Кивнув, Сибийя нажала кнопку активации на контрольном пульте:

— Бойтесь, ибо настал ваш судный день.

Огни на продолговатом контейнере перестали мигать, и запорные болты, удерживавшие на месте переднюю панель, с громким треском отлетели один за другим. Панель рухнула на решетчатый пол, и из контейнера потянулись наружу клубы пара. Что-то двигалось в этом тумане, какое-то крайнее средство, к которому прибегли слуги Империума, и Хонсю почувствовал мимолетную тревогу.

Фигура, которая вырвалась из тумана, была маслянисто-черной и гибкой; лицо ее скрывала маска в форме черепа, белая как кость. Поверхность блестящего черного костюма была утыкана инъекторами и стим-шунтами. Больше Хонсю ничего не успел разглядеть: существо оказалось прямо среди них.

Оно было даже быстрее, чем Этассай. Двигаясь с такой скоростью, что очертания его казались размытыми, существо бросилось в атаку, издав при этом полный ненависти рев, и Железные Воины содрогнулись от этого свирепого звука. Клинок, окутанный синим пламенем, в молниеносном выпаде дотянулся до Гренделя, пробил доспех и был высвобожден для нового удара — и все это прежде, чем жертва успела понять, что случилось.

Грендель упал с удивленным возгласом, а существо смертоносным вихрем бросилось к следующей цели. Вслед ему прозвучали выстрелы, но оно двигалось с нечеловеческой скоростью и уклонялось от каждого выпущенного вдогонку снаряда. Взмахнув мечом, убийца, чьи глаза светились красным, обезглавил одного из Железных Воинов, затем выпотрошил огрина и одним прыжком перелетел через труп.

— Боги варпа! — доставая черный топор, прошипел Хонсю. — Эверсор!

Ассасин был окружен, но ни один удар, ни один выпад, который делали его противники, не достигал цели. Боевые стимуляторы невероятно ускорили метаболизм эверсора, и реакции его обострились до немыслимых пределов. Это чудовище, созданное в недрах самых темных лабораторий Ассасинорума, этот убийца был идеальным оружием уничтожения.

Едва ассасин бросился в атаку, как солдаты, занявшие оборону вокруг варп-ядра, открыли огонь. Шквал лазерных разрядов и пуль обрушился на Железных Воинов; те начали отстреливаться, и огромный зал наполнился гулким эхом выстрелов. Дредноут, горой возвышавшийся над битвой, активировал штурмовую пушку, и блок стволов завращался, готовясь к стрельбе.

Грендель, рыча от злости, поднялся на ноги; по пробитому нагруднику стекала тонкая струйка крови. Много чего можно было сказать в адрес Кадараса Гренделя, решил Хонсю, но он был крутым сукиным сыном.

— Грендель! — крикнул он, указывая на солдат. — Разберись с ними!

— С радостью, — ответил тот, снимая с плеча мельтаган. Собрав вокруг себя несколько Железных Воинов, корсаров и огринов, Грендель двинулся к отряду защитников, а Хонсю сосредоточился на битве с эверсором.

Какое-то мгновение полный ненависти взгляд убийцы был устремлен прямо на него; ассасин прокладывал себе путь сквозь ряды Железных Воинов, нанося удары с пронзительным криком, и каждая новая смерть словно подпитывала его ярость, многократно ее усиливая.

Хонсю слышал, как взревела пушка дредноута, но не мог рисковать, выпуская ассасина из вида, чтобы посмотреть, как там дела у Гренделя и его штурмовой группы. Эверсор кромсал противника мечом, который держал в одной руке, в другой же у него был игольчатый пистолет, каждый выстрел которого приходился или в голову жертвы, пробивая шлем, или в ноги — чтобы раздробить коленный сустав. Самого эверсора пули, казалось, обходили стороной, и ни один клинок не мог дотянуться до него в этом танце смерти. Погибли уже семеро из Железных Воинов: кто-то лишился конечностей, кто-то был отравлен, застрелен или выпотрошен; на самом же ассасине пока не было ни царапины.

Эверсор разделался с очередным Железным Воином, вогнав меч в уязвимое место под рукой и пронзив оба сердца. Высвободил клинок, отбросил труп в сторону и двинулся дальше, устраняя противников, словно надоедливую помеху. Внезапное появление ассасина мгновенно затормозило атаку Железных Воинов, и это чудовище следовало убрать. Немедленно.

— Отменный убийца, — заметил Этассай в паузе между выстрелами. — От его вида меня в жар бросает.

— Рад за тебя, — прошипел Хонсю, следя за эверсором, который подбирался все ближе. — Ему нужны мы. Именно мы — его цель.

— О, искренне на это надеюсь, — сказал Этассай; гладкая маска скрыла выражение его лица.

Самого Хонсю перспектива сразиться со столь хорошо обученным убийцей не привлекала: он не испытывал иллюзий насчет своей способности противостоять такому врагу. Да, он был умелым воином, но ассасин стоял неизмеримо выше по уровню смертоносного мастерства.

— Хочешь его? Он твой, — сказал он, с радостью уступая мечнику шанс рискнуть жизнью. Если кто-то и мог надеяться победить эверсора, то только Этассай.

— О да, — ликующе ответил тот. — Хочу, очень хочу.

Мечник прыгнул навстречу эверсору, и парные клинки в его руках сверкнули, скрестившись с оружием убийцы.

— Наконец-то, — протянул Этассай, выглядевший великолепно в облегающем костюме из черной кожи и серебра. — Достойный противник, который станет усладой для моего меча.

Ассасин переключил внимание на Этассай, и Хонсю стал свидетелем ритуального танца смерти, в который вступили враги. Этассай сражался двумя клинками из серебристой стали, у ассасина же был только один меч. Сталь, мерцая, рассекала воздух, и противники скользили вокруг друг друга в непрестанном движении.

Хонсю знал, что ему никогда больше не доведется видеть столь безупречное мастерство боя; более того, он сомневался, что во всей долгой истории Империума имела место еще одна подобная дуэль.

Этассай, порочный до глубины души и проявлявший в поединке ошеломительную ловкость, скорость и хитрость, все же соблюдал дуэльный этикет. Эверсора такие вещи не заботили: им двигало единственное желание убивать, и старомодные представления о чести и славе для него ничего не значили. Его целью было лишь уничтожение врага — и это предрешило судьбу Этассай.

Мечник блокировал удар безупречным движением и резко развернулся, в выпаде целясь в пах эверсора, но соперник на месте не стоял и круговым ударом в висок повалил Этассай на пол. Тот перекатился на колени, проворный как кошка и разъяренный тем, что соперник использует такие бесчестные приемы. Последовал очередной выпад, но на этот раз эверсор перепрыгнул через клинок и, использовав плечо мечника как опору, перелетел ему за спину. Несколько игл, подсоединенных к емкостям с химикатами на руке убийцы, блеснули, выдвигаясь из перчатки, и вонзились в шею Этассай, проткнув доспех. Никто, даже воин, благословленный Темными богами, не мог сопротивляться действию этого смертоносного коктейля нейротоксинов, созданного лучшими составителями ядов в Оффицио Ассасинорум, и Этассай взвыл от мучительной боли и столь же мучительного экстаза. Из-под маски хлынула розоватая пена, и мечник рухнул на палубу, содрогаясь в исступленных пароксизмах.

— Невероятно! — крикнул он, изогнулся в последней судороге, и Хонсю услышал, как позвоночник мастера клинков хрустнул, не выдержав напряжения.

И вот они с эверсором оказались лицом к лицу, и в сердце Хонсю закрался страх. Маска ассасина была ликом самой смерти; он беспощадно приближался к жертве, расправляя плечи. Остальные воины отступили, понимая, что если вмешаются, то тоже погибнут.

— Только ты и я, — сказал Хонсю, крепче берясь за топор.

Ассасин не ответил. Маска-череп отражала синеватое свечение варп-ядра, глаза, полные злобы и ненависти, с отвращением взирали на жертву.

Заметив какое-то движение над головой эверсора, Хонсю улыбнулся:

— А может быть, и нет, — сказал он, когда на убийцу обрушился Свежерожденный.

Ардарик Ваанес замедлил падение коротким включением прыжкового ранца и с грохотом опустился на палубу зала, где располагалось варп-ядро. Вокруг него кишели локсатли Ксанеанта, которые спускались по стенам, паля из флешетных бластеров.

Как только техновирус адепта Цицерина взял базилику под контроль, оказалось проще простого пробраться внутрь и следовать вдоль энергетических магистралей до самого варп-ядра. Они шли по лабиринту извилистых коридоров, мимо гудящих трубопроводов и пылающих шахт, пока не добрались до круговой платформы, под которой развернулось сражение. С этой платформы, которая опоясывала варп-ядро, свисали длинные цепи, достававшие до самого пола.

Ваанес наблюдал, как разношерстный штурмовой отряд с Гренделем во главе атаковал защитников: многих скосил беспощадный огонь пушки дредноута, других сокрушил его гигантский молот.

— Мы разве не будем атаковать? — спросил Свежерожденный, увидев, что к Хонсю приближается ассасин в черном.

Ваанес ответил не сразу — он не был уверен, каким должен быть ответ. Гордость и честолюбие нашептывали ему, что глупо упускать возможность прославиться, возможность затмить собой всех остальных и стать единственным настоящим героем этого сражения. Другой же голос — голос призрачного двойника, который видел его истинную суть — предупреждал, что избранный им путь приведет лишь к одному исходу.

— Да, — сказал он сам себе, — но не менее важно и то, как мы пройдем этот путь.

Свежерожденный истолковал его слова по-своему и ринулся вниз с платформы, ухватившись за одну из цепей и скользнув по ней на палубу. Злобно шипя, поползли вниз по стенам и локсатли; в свечении варп-ядра их кожа меняла окрас, и один омерзительный, противоестественный оттенок быстро сменял другой.

Решение было уже принято без его участия, и Ваанес бросился на палубу.

Когда пламя и дым, сопровождавшие его приземление, рассеялись, он увидел, что ассасин невероятным образом был все еще жив. Свежерожденный стоял на коленях; иглы на перчатке эверсора пронзили его грудь. Прозрачные трубки пульсировали под напором токсинов, которые автоматические дозаторы перекачивали из внутренних емкостей.

От воздействия ядов Свежерожденный содрогнулся, но руку ассасина не отпустил. Не в силах вырваться, эверсор вонзил меч в грудь противника, а затем еще раз, и еще. Из ран заструился сине-белый свет, словно кровь Свежерожденного стала того же цвета, что и энергия варп-ядра.

Ваанес бросился на ассасина, целясь молниевыми когтями ему в шею. Не показав, что уже заметил нового врага, эверсор мгновенно извернулся в руках Свежерожденного и с ошеломительной скоростью блокировал удар. Затем последовал ответный выпад, и Ваанес еле успел поднять вторую перчатку, чтобы защититься.

Меч ассасина скользнул между когтей, и он резким движением повернул ладонь так, что клинок переломился, напоследок ослепительно вспыхнув. Эверсор бросил меч, но не успел дотянуться до пистолета: черный топор вспорол ему грудь, раскроив торс надвое от шеи до паха. Брызги крови, измененной и на химическом уровне, и на генетическом, попавшие на доспех Ваанеса, шипели и пузырились, а ассасин рухнул на пол.

Освободившись от игольчатой перчатки, упал и Свежерожденный: его неестественная плоть силилась восстановиться после страшных повреждений. Его организм обладал потрясающей способностью к регенерации, но даже она едва могла справиться с воздействием столь токсичных веществ, и Ваанес подозревал, что исцелению помогала близость повелителя демонов. Он отступил назад, и Хонсю высвободил топор из трупа ассасина; оружие шипело и ворчало, словно раззадоренное убийством.

— А вы не торопились, — заметил Хонсю.

Ваанес проигнорировал упрек, не отводя глаз от трупа, плоть которого пузырилась и клокотала, охваченная химической реакцией. Яды, нейротоксины и вирусы, кошмарной смесью циркулировавшие в теле ассасина, вступили во взаимодействие друг с другом, и мягкие ткани шипели, а кровь дымилась, превращаясь в кислоту. Пока убийца был жив, эти реагенты находились в инертном состоянии, но сейчас…

— Назад! — заорал Ваанес.

Хонсю хватило одного взгляда на тело ассасина, чтобы сразу осознать опасность, и он упал плашмя в тот момент, когда труп исчез в яростном пламени теплового взрыва.

Стараясь пробиться к сержанту-Ультрадесантнику, Грендель ударил очередного солдата прикладом по голове. Ультрадесантник сражался бок о бок с женщиной в черном доспехе и серебряном шлеме; она расправлялась с пиратами отточенными взмахами меча, а ее пистолет изрыгал разряды раскаленной добела плазмы.

В мельтагане Гренделя почти не осталось заряда, и он приберегал последние выстрелы для особо важных целей. Железные Воины, огрины, корсары и прочие ренегаты уже окружили варп-ядро: да, отряд получился разношерстным, но при этом действовал вполне эффективно. Имперские войска сражались самоотверженно, но даже дредноут, вокруг которого строилась их оборона, не мог повлиять на исход боя.

Не меньше десятка попаданий оставили след на доспехе Гренделя, а грудь все еще болела после колотой раны, которую нанес ему меч ассасина. Клинок пронзил одно из сердец, но второе помогло ему продержаться, пока рана не затянулась.

Ультрадесантник заметил его, и в глазах воина Грендель увидел ту же жестокость, что была свойственна ему самому. Он остановился на мгновение и снял шлем, чтобы почувствовать наэлектризованный варп-ядром воздух, от которого его ирокез встал дыбом. Снимать шлем в разгар боя было глупо, но ему нужно было ощутить, как брызнет на лицо кровь уничтоженного врага.

За спиной сержанта он заметил бритоголового человека в грязном кителе: тот лихорадочно трудился у открытой панели в основании варп-ядра. Грендель понятия не имел, что этот человек делает, но Ультрадесантник и женщина в доспехе явно защищали его, что делало бритоголового стоящей мишенью.

Дредноут выпустил еще одну очередь из штурмовой пушки, и с десяток корсаров Саломбар разорвало на куски; удар его исполинского молота сокрушил одного из огринов. Но Грендель решил, что с этой проблемой он разберется позже.

Пока же он пробирался сквозь вихрь битвы к намеченной добыче, по пути разминая мышцы плеч, хотя вовсе не собирался вступать с противником в рукопашную.

— Я убью тебя, предатель, — пообещал Ультрадесантник, становясь в боевую стойку и направляя на врага серебристый клинок.

— Не угадал, — возразил Грендель и, направив на врага мельтаган, выстрелил.

Мельта-разряд, попав ему точно в грудь, окутал сержанта-Ультрадесантника ревущим шквалом раскаленного воздуха. Немыслимый жар буквально приварил воина к палубе и сплавил вместе броню, плоть и кости. Керамит потек как воск, мягкие ткани тела обратились в пар, перенасыщенная кислородом кровь выкипела — и все это за одно мгновение.

Увидев, как гибнет Ультрадесантник, женщина, к удовольствию Гренделя, заорала от ужаса. Она бросилась на него с мечом, но он отбил клинок в сторону мельтаганом и ударил кулаком в ее рельефный нагрудник с такой силой, что ее отбросило назад, прямо на бритоголового у варп-ядра.

Женщина что-то крикнула, но Грендель не слушал. Подойдя к лысому мужчине, он поднял его над полом и одним небрежным поворотом руки сломал ему шею, затем отбросил труп прочь и обернулся к женщине, уже мечтая, как разделается с ней наиболее болезненным способом. Она тем временем смогла подняться на колени и подобрать пистолет, и в тот момент, когда Грендель бросился на нее, нажала на спусковой крючок.

Ярчайший белый свет ослепил его, и мир вокруг исчез в огне. Раскаленный разряд энергии пробил нагрудник, испарил пластины брони, и Грендель закричал от боли. Облегающий костюм, надетый под доспехом, прикипел к телу, синий огонь испепелил волосы и опалил кожу лица и головы. Уронив мельтаган, Грендель потянулся руками к лицу, ощущая, как кожа пузырится и оплывает, словно растопленная смола.

— Больно же, сука! — взвыл он.

Женщина в отчаянии провернула дисковый регулятор на пистолете, и магнитные катушки загудели, перезаряжая оружие, но Грендель, настигнув ее одним шагом, поднял ее в воздух и прижал к светящейся оболочке варп-ядра. Ее доспех начал дымиться; символы, выгравированные на бронзовых пластинах брони, засверкали резким золотым светом. Из суставных сочленений доспеха с шипением вырывался едкий дым, и женщина мучительно закричала. Грендель точно не знал, что происходит, но подозревал, что ее убивает какое-то заклинание или оберег, встроенные в саму структуру варп-ядра. Женщина пыталась вырваться, но против отступника-Астартес у нее не было шансов.

Вокруг по-прежнему кипела битва, но Грендель, забыв о сражении, завороженно наблюдал, как его жертва сгорает заживо внутри собственного доспеха. Наконец она перестала сопротивляться и затихла; доспех, которому Грендель позволил упасть на пол, обуглился и дымился, а личина, украшавшая серебряный шлем, оплавилась и приобрела скорбный вид. На бронзовых листах оболочки варп-ядра остался сажистый след, и Грендель фыркнул, разглядев в нем контуры человеческой фигуры.

Огромная тень нависла над ним, и он пригнулся, уклоняясь от тяжелого молота, который ударил по варп-ядру с такой силой, что бронзовые пластины погнулись, и синие лучи высвободившейся энергии перечертили воздух мерцающим узором.

Не дожидаясь следующего удара, Грендель откатился в сторону и подобрал оброненный мельтаган. Тень, накрывшая его, оказалась дредноутом, который уже заносил над врагом исполинский четырехбойковый молот:

<Пробил твой час, ксено-отродье!>

Увидев, что дымящееся тело в черном доспехе упало к ногам Гренделя, Хонсю понесся к варп-ядру. Ваанес бежал рядом; Свежерожденный старался не отставать, но яды ассасина замедляли его движения, и чудом было то, что он вообще выжил. Следом грузно бежали с полдесятка тяжеловесных из-за имплантов огринов, а также отряд Железных Воинов и ренегаты, защищенные доспехами.

Они уже выиграли это сражение, и только дредноут продолжал сопротивляться. Он все еще мог причинить ужасный урон, но участь его была предрешена. Варп-ядро сияло, как будто заточенный в нем повелитель демонов чувствовал, что освобождение близко. Вспомнив, как на Гидре Кордатус создание варпа на один миг завладело его телом, Хонсю содрогнулся.

Грендель, вскочив на ноги, целился в дредноута из мельтагана, но у Хонсю насчет этой машины Ультрадесанта были более грандиозные планы.

— Не убивай его! — крикнул он; Грендель услышал его и укрылся за варп-ядром прежде, чем дредноут успел выстрелить.

Хонсю резко остановился и махнул рукой, приказывая огринам атаковать боевую машину, верхняя часть корпуса которой уже разворачивалась к нему.

— Взять его!

Грейферный захват первого огрина прогрохотал по лобовой броне дредноута, поврежденной в предыдущей битве; крюк зацепился за механизм руки, на которой был установлен молот, и погружался тем глубже, чем сильнее машина старалась освободиться. Другой крюк застопорил карданный узел, благодаря которому поворачивался саркофаг дредноута; еще два вонзились в броню.

Дредноут яростно взревел, сопротивляясь изо всех немалых сил, которые давали ему сервоприводы. Огринов бросало из стороны в сторону, но с каждым новым грейфером, зацепившимся за броню, попытки машины вырваться становились все слабее, а число врагов, удерживавших ее, — все больше. Очередь из штурмовой пушки разорвала одного огрина надвое и снесла голову другому, но подоспевшие Железные Воины полностью обездвижили дредноута. От бесплодных усилий освободиться механические мышцы искрили и дымились, пушка, расстреляв весь боезапас, вращалась вхолостую.

<Отпустите меня!> прорычал дредноут. <Я — брат Алтарион из Первой роты Ультрадесанта!>

Теперь, когда боевая машина была полностью под контролем, Хонсю стоял перед дредноутом без всякого страха. Он бросил быстрый взгляд на огринов и Железных Воинов, удерживавших цепи: пока что врагу не вырваться, но надолго их не хватит.

— Грендель? — окликнул он.

— Здесь, — отозвался воин, выходя из-за варп-ядра, и Хонсю пришел в ужас, увидев, что стало с его лицом: плоть почернела и обуглилась, в глазах — боль и безумие.

— В твоем мельтагане еще остался заряд?

— Как раз хватит, чтобы прикончить этого мерзавца, — Грендель навел смертоносное оружие на саркофаг дредноута.

— Нет, — ответил Хонсю, глядя на варп-ядро, где зарождался вихрь света, в котором призрачно мелькали когти, зубы и несчетное количество глаз. Он указал серебряной рукой на черный контур человеческой фигуры, выжженный на бронзовой пластине. В отличие от остальной оболочки варп-ядра, покрытой защитными символами, эта пластина была чистой, и сквозь трещины пробивались проблески света. — Целься сюда.

— Стрелять по варп-ядру? — зашипел Ваанес. — Ты что, спятил? Мы же все погибнем!

— Я так не думаю, — возразил Хонсю. — Грендель, давай.

Воин пожал плечами и, подняв мельтаган, выпустил последний заряд в бронзовую плиту, к которой он прижимал женщину в черном доспехе, пока та не сгорела заживо. С такого близкого расстояния обшивка варп-ядра не могла выдержать выстрел из мельтагана, и металл испарился от невероятного жара.

Бездонный океан энергии, до этого запертый внутри ядра, хлынул наружу раскаленным бело-синим потоком. Но поток этот не прокатился по залу разрушительным шквалом, который мог бы поглотить весь звездный форт; вместо этого свет начал вливаться в плененного дредноута. Могучая боевая машина силилась разорвать цепи, но энергия Имматериума проникала все глубже, подчиняя себе каждый атом. По залу прокатилось эхо жуткого воя, но невозможно было определить, кто кричал — дредноут или освобожденный демон.

Дредноут наконец стряхнул с себя врагов, вырвал грейферы из рук огринов, но дрожь, охватившая его под воздействием демонической энергии, не прекращалась. Его корпус раздавался, увеличиваясь в объеме, конечности становились все длиннее, превращаясь в отвратительную смесь металла и демонической плоти. Бронированный саркофаг треснул, и изнутри брызнули лучи света, как если бы вместо благословенного масла и амниотической жидкости в его контурах и сочленениях теперь тек сам варп.

Демон, постепенно обретающий материальную форму, с криком рухнул на колени: переход от пленения к свободе был мучительным. Боль, которой сопровождалось его рождение, чувствовали все; Хонсю казалось, что его тело вспомнило все раны, полученные за долгую жизнь, полную сражений, и сейчас боль от них вернулась, превращаясь в агонию.

Саркофаг дредноута начал деформироваться, словно был сделан не из гранита, а из вощеной бумаги, и сквозь каменную поверхность проступили очертания оскалившейся рогатой головы. Металл, камень и ткани, пропитавшиеся варпом, слились вместе, облекая в новую плоть череп Рожденного Трижды, и вот показалось вытянутая, звериная морда, на которой просвечивали контуры древних татуировок.

Руки дредноута продолжали вытягиваться; металл треснул, штурмовая пушка превратилась в какое-то кошмарное механо-органическое оружие неведомого предназначения. Очертания огромного молота расплывались в болезненном желтоватом свете, и Хонсю моргнул, пытаясь разглядеть череду изменчивых форм: в одно мгновение мерцающий клинок сменялся когтистой рукой, которая в свою очередь растворялась в водовороте всполохов света.

Но вот неистовые энергии утихли, и Рожденный Трижды встал на ноги — когтистые лапы, закованные в железо. Существо — сверкающее, исполинское, чудовищное создание из стали и плоти Имматериума — возвышалось над всеми в зале. Оно пошевелило вновь обретенными конечностями, и аура силы, исходящая от него, стала физически ощутимой.

Варп-ядро за спиной громадного повелителя демонов продолжало пульсировать: в его сердце все еще была заключена энергия сотни звезд. Пробоину в обшивке, которую оставил мельтаган Гренделя, заволокло мерцающее свечение варпа, и в этом свете проявлялись очертания лиц, чьи рты разверзлись в крике, а в глазах читалась мольба: то были души жертв Рожденного Трижды, обреченные вечно служить ему.

Клыкастая пасть повелителя демонов широко раскрылась, показывая желтые зубы, похожие на заостренные могильные камни; его гибельный взгляд окинул всех, кто стоял рядом с варп-ядром, и остановился на Хонсю, который ответил чудовищу таким же оценивающим взглядом.

Глаза существа горели темным светом, который рождает страдание, и Хонсю увидел в них столько злости, столько ненависти, что содрогнулся от страха. По сравнению со злобой, которую это создание питало против наследников Жиллимана, его собственная ненависть казалась жалким пустяком.

Существо понимало, зачем он здесь, и сердце Хонсю забилось быстрее: повелителю демонов нравился его замысел.

С таким союзником месть его станет поистине ужасающей. Гнев повелителя демонов спалит миры Ультрамара, и Уриэль Вентрис познает боль и страдания, которых никогда не мог даже представить.

Рожденный Трижды воздел руки, и наэлектризованный воздух в зале сгустился, приобретая вкус крови и железа. Из искривлений, соединивших вместе две реальности, возникали неясные фигуры, которые превращались в чудовищ. Чешуйчатые, рогатые, зубастые твари проскальзывали сквозь тонкую грань между двумя мирами — сотни демонов прорывались в материальную вселенную, и Хонсю чувствовал, что еще десятки тысяч ждут своего шанса по другую сторону.

— Смотрите: вот идет авангард моей армии, — проревел повелитель демонов.

«Неукротимый» покинул орбиту вокруг алого гиганта Эскари Экстерио, впервые со дня постройки двигаясь самостоятельно. Звездный форт теперь питала иная энергия — энергия, не признающая ни законы физики, ни расчеты давно умершего жреца Бога-Машины.

Корабли флота Хонсю и суда, пострадавшие в ходе битвы за форт, пристыковались к причальным докам, и тысячи пленных техников и сервиторов приступили к ремонту, устраняя повреждения и заново оснащая корабли для грядущей войны. Восстановительные работы шли и в самом форте: на месте разрушенных укреплений Железные Воины возводили новые.

Не было больше бастионов, когда-то гордо возвышавшихся в величественной красоте; их сменили уродливые донжоны из камня и железа, увенчанные частоколом ржавых пик и переплетением колючей проволоки. Это была отвратительная пародия на великолепные символы славы и чести, превратившая форт во мрачную твердыню, где жили злоба и горькая ненависть.

В крепость Железных Воинов.

«Неукротимый» — хотя это имя ему оставалось носить недолго — удалялся от Эскари Экстерио, направляясь к внешним границам системы Триплекс. Отойдя на безопасное расстояние от гравитационного колодца, создаваемого солнцем системы, звездный форт деформировал пространство вокруг себя и, разорвав ткань реальности, исчез в Эмпиреях, чтобы плыть по течениям варпа.

Его новых хозяев интересовала только одна цель.

Империя Ультрадесанта.

Ультрамар.

Железо снаружи

Cейчас

Его звали Солтарн Фулл Бронн, и с десяток позвонков в его спине превратились в такую кашу, что никакой апотекарий, даже знающий все о восстановительных технологиях, не смог бы ему помочь. Кости ног были перемолоты в крошево, левая рука бесполезным бревном торчала из-под деформированного наплечника и отказывалась шевелиться; зато ему удалось освободить правую руку из-под нагрудника.

Циркумвалационные линии у входа в пещеру исчезли без следа — их похоронил под собой обрушившийся свод. Хотя глаза слезились от пыли, он все равно мог видеть, что от вала и его штаба остались только объятые огнем руины. Значит, Тет Дассандра скорее всего тоже мертв. Дассандра не вызывал у Бронна особых чувств, кроме обычного для Железных Воинов недоверия, но он имел хотя бы некоторое представление о том, что должен знать осадный мастер.

Спавшиеся легкие из последних сил старались отфильтровать кислород из пропитанного дымом и пылью воздуха, в ушах все еще звенело после страшного взрыва, который и спровоцировал обвал. Бронн сплюнул кровавый сгусток. Он понимал, что позиция потеряна: даже если кто-то из его воинов пережил обрушение, они недолго останутся в живых. Об этом позаботятся орудия Ультрадесанта.

Так в этом и был план?

Другого объяснения Бронн, как ни старался, найти не мог.

Он в точности выполнил все приказы Кузнеца Войны, проявив при этом тщание и дотошность — вопреки всему.

Возможно, в этом-то и заключалась проблема.

Кузнец Войны не был похож на других: настоящий изверг, он мыслил иначе, чем было принято в легионе, за который он когда-то сражался. Некоторые видели в этом зачатки величия; другие считали, что этим он порочит всех Железных Воинов и потому недостоин носить их эмблему.

Полукровка — вот как они его называли.

Безродный выскочка.

Хонсю.

И он бросил их умирать. Бронн предполагал, что столь рискованная операция закончится провалом, но все равно оказался не готов принять такой исход. Всю свою жизнь он знал только предательство: начиная с первых дней Империума, затем в ходе Долгой войны, и наконец здесь, на этом последнем рубеже отчаянного сопротивления. Железным Воинам судьбой было предначертано всегда сталкиваться с вероломством, но для Бронна это финальное предательство стало особенно горьким.

В отличие от многих, он поверил в Хонсю.

Несмотря на постыдное происхождение, полукровка пробивал себе дорогу наверх с упорством монофункционального сервитора, поставленного копать апрош. В зависимости от ситуации он то демонстрировал слепое повиновение старшим, то проявлял инициативу — и в конце концов добился своего, обойдя тех, кто оказался слабее.

Возможность выделиться подвернулась ему на Гидре Кордатус. Бронн помнил бешеную ярость той осады; помнил, как при каждом шаге вперед осыпалась рыхлая почва под ногами; помнил палящий солнечный свет, который заживо иссушал тела рабов и выбеливал кости до того, как трупы были захоронены в основании редутов. Но лучше всего он помнил толстый слой желтой скальной породы и как плохо она поддавалась киркам и лопатам.

Осадные фортификации были сооружены мастерски: каждая сапа проходила под идеально выбранным углом, каждая батарея возводилась с быстротой, которую оценили бы даже виртуозы — строители с погибшей Олимпии. Бронн сражался в рядах Великой роты Форрикса и до сих пор помнил, какую почувствовал боль, когда за мгновения до окончательной победы его командир погиб под огнем орудий имперской боевой машины. Стоя на развалинах поверженной крепости, Форрикс, казалось, вновь обрел давно утраченное воодушевление — и именно в этот миг его настигла смерть.

Когда битва закончилась, Хонсю был назначен преемником Кузнеца Войны. Он поставил воинов Форрикса и Кроагера перед жестоким выбором: признать его власть как нового Кузнеца Войны и остаться в живых или отказаться — и умереть. Выбирать тут было не из чего, а потому все воины преклонили колени и поклялись в верности новому командиру. После Гидры Кордатус они устроили взбучку шавкам Ван Дааля из Черного Легиона, а затем вернулись на Медренгард. Хонсю заявил права на древнюю крепость Халан — Гол, но жизнь во мрачном уединении темных башен оказалась не его уделом.

Халан — Гол привлек к себе завистливые взгляды других, и лорд Торамино объединил свою огромную армию со свирепым полчищем лорда Беросса, чтобы выкурить Хонсю из его горного логова.

Несмотря на боль, которая уже почти истощила немалые запасы его выносливости, Бронн криво улыбнулся, вспомнив, как этот безродный выскочка посрамил двух лордов Медренгарда. Черное солнце демонического мира стало свидетелем их позора, и под его немилосердными лучами их армии были разбиты и обратились в прах.

Но злые языки не замолкали: неправильно подчиняться воину без рода и племени, тому, кто не застал времена Великого предательства, кто не испытал на себе все унижения, которым Император подверг легион, и кто не заслужил право на горечь и ожесточение, сражаясь на выжженной поверхности Терры. Воины Хонсю теперь стали армией без собственной крепости — неприкаянные бродяги, почти что наемники, и ветераны, которые когда-то сражались рядом с божеством во плоти, с этим не могли смириться.

Даже после разорения Тарсис Ультры они продолжали говорить, что Хонсю недостоин командовать; даже освобождение повелителя демонов М’Кара из тюрьмы на «Неукротимом» не смогло переубедить скептиков. Они ненавидели его, говорили, что он нечист, и мечтали его свергнуть. Хорошая наследственность и безукоризненная генетика — вот что было важно для этих интриганов, и сколько бы побед ни одержал Хонсю, они никогда бы его не приняли.

Бронн преследовал и уничтожал всех, кто призывал к расколу, ибо он всегда считал, что воина нужно оценивать по тому, сколько крови он пролил, сколько окопов вырыл, сколько он простроил стен и сколько сокрушил цитаделей.

По этим параметрам Хонсю был настоящим Железным Воином.

Но сейчас…

Бронн мог стерпеть предательство — к этому Железным Воинам было не привыкать, — но быть преданным одним из своих, и притом так жестоко… Вот что было мучительнее всего.

Неужели под поверхностью Калта было нечто столь ценное, чтобы оправдать такое?

Тогда

Землеройные машины ревели двигателями, изрыгали клубы едкого дыма и выбрасывали поток мелких камней из-под литых шин. У входа в пещеру ждали сто пятнадцать машин, и каждая рвалась с места, словно гончая, учуявшая запах крови. Застоявшийся воздух пропитался запахами машинного масла, кровавых жертвоприношений, бензиновых выхлопов и пота. Вокруг техники толпились больше четырех тысяч людей, облаченных в спецодежду из армированной ткани, с брезентовыми капюшонами на головах и с кирками, лопатами и породоразрушающими сверлами в руках.

Солтарн Фулл Бронн окинул искусственно расширенное пространство каверны критическим взглядом.

— Нужно больше машин.

— Сто пятнадцать — более чем достаточно, — ответил Тет Дассандра, сверяя расположение техники с планами, которые Бронн нарисовал менее часа назад. — Вполне хватит, если передовой редут будет пятьсот метров в ширину и двадцать в высоту.

— Ты говоришь «хватит» так, как будто мы строим шалаш на лугу, а враг собирается забросать его цветами, — заметил Бронн.

— Отнюдь, — запротестовал Дассандра, не в силах скрыть нетерпение. — Я не хуже тебя знаю, как делать расчеты. Мои логарифмические вычисления верны, и я даже учел возможные потери.

— А если эти потери будут больше, чем мы ожидаем?

— С чего бы это?

— Потому что мы во владениях Ульрамара, — ответил Бронн.

— Эта планета ничем не отличается от других, — Дассандра пренебрежительно пожал плечами.

Они подошли к группе рабочих, укрывшихся за переносным кинетическим щитом. Каждый держал на плече тяжелую кирку и с напряжением ждал приказа начать наступление под сосредоточенным огнем противника. Хотя такой приказ был равносилен смертному приговору, люди казались на удивление спокойными.

— Нет, отличается, — резко возразил Бронн. — Они лучшие бойцы из всех, с кем мы когда-либо сталкивались. Да, они нас боятся, но не настолько, чтобы побежать, как только на их укрепления начнут падать снаряды. Пока Ультрадесантники не сдают позиций, не сдадутся и они.

— Ты ими восхищаешься, — прошипел Дассандра.

— Да не восхищаюсь, дурак, а просто отдаю им должное, — отрезал Бронн. — Глупо было бы поступать иначе.

— Если техника не справится, у нас достаточно мяса, чтобы выстроить стену из тел, — Дассандра указал на тысячи людей, сервиторов и дронов, толпившихся вокруг машин.

Бронн повернулся к отряду, который прятался за переносным щитом, и привычным движением руки вынул из наплечного чехла свой шанцевый инструмент — заступ по прозванию Обрушитель. Тусклый металл рукояти покрывали выбоины и царапины — следы ударов вражеских мечей и топоров, но полумесяц лезвия был остро заточен, словно только что вышел из кузницы арсенала.

Обрушителю довелось участвовать во множестве инженерных работ, связанных с осадой: с его помощью Бронн соорудил бессчетное количество окопов, проложил тысячу туннелей под самым твердым грунтом и возвел укрепления столь обширные, что их можно было увидеть с низкой орбиты. Используя Обрушитель как оружие, он снял головы десяти капитанам Кулаков и сломал хребет вождю зеленокожих, захватившему шесть систем; количество простых солдат, изрубленных этим лезвием в кровавом безумии рукопашной, не поддавалось определению.

Бронн с размаху вогнал лезвие в спину ближайшего раба. Хлынула кровь, и человек задергался в судорогах — перебитый спинной мозг посылал умирающему телу противоречивые импульсы.

— У нас много плоти, чтобы работать с инструментами, и при необходимости смертных можно легко заменить. — Бронна раздражало, что ему приходится объяснять свои методы Дассандре. — Машины заменить гораздо сложнее.

Он высвободил лезвие; на смену убитому из арьергарда уже бежал новый невольник. Другие члены отряда бросили труп перед бульдозером, чтобы при штурме его вдавило в грунт.

Опираясь на Обрушитель как на посох, Бронн начал обход пещеры, намечая линии наступления и уточняя ранее отданные приказы касательно возведения фортификаций. Стоило ему приблизиться, как во взглядах смертных появлялся страх. Правильно, так и должно быть. Он посылал их на верную смерть, но лучше уж отправиться под вражеский огонь, чем вызвать неудовольствие у Железного Воина.

Дассандра следил за каждым его шагом, искал ошибки и упущения в приказах, но Бронн знал, что тот ничего не найдет. Его помощник раньше служил лорду Бероссу; хотя те, кто пережил разгром при Халан — Голе, и присягнули на верность Хонсю, они были ничуть не лучше побитых собак — такие же озлобленные и готовые в любой момент укусить исподтишка.

Бронн задержался у машины, стоявшей ближе всего ко входу в следующую пещеру. Это был громадный тягач, восемнадцать колес которого были поставлены на гусеничные ленты с железными шипами; кузов его прицепа был наполнен дробленым камнем — его собрали на развалинах, которые защитники бросили после того, как обрушился туннель между Вратами Жиллимана и Ущельем четырех долин. Этот камень предназначался для возведения стены, под прикрытием которой разместятся тяжелые орудия Железных Воинов; такой циничный круговорот материала доставлял Бронну немалое удовольствие. Гибкие шланги по бокам машины пульсировали, словно внутренности живого существа: они будут подавать быстротвердеющий пермакрит, который свяжет щебень, а затем рабы, добавив арматурную сетку, возведут из блоков кладку будущих батарей.

Из полукружья входа в пещеру сочился бледный солнечный свет, отчего Бронну делалось не по себе. Они же под землей, а под землей должно быть темно. На ход их операции это никак не влияло, но он все равно не мог отделаться от чувства неправильности. Бронн разбирался в геологических нюансах лучше многих; поговаривали — и причем почти без иронии, — что он шепчется с самими скалами.

В любой стене Бронн всегда находил слабое место. Он мог определить, где грунт мягче и, следовательно, проще сделать подкоп. Просто прикоснувшись к камню, он мог увидеть его внутреннюю структуру, выяснить все его свойства. Другие мастерски проводили эскалады или знали, как наилучшим образом проделать брешь; Бронн же знал все о горной породе.

Он протянул руку, требуя вернуть план, который нарисовал ранее, и Дассандра подчинился с проворством хорошо вышколенного слуги. Бронн проверил расстояния между техникой и стенами пещеры, направления атаки и маршруты рассредоточения, по которым проследуют войска, когда выйдут из относительной безопасности этого туннеля.

— Все не так, — объявил он и вскочил на лестницу большого бульдозера с отвалом в виде клыкастой пасти демона. Машина была подарком от Тирана Бадаба по случаю окончания Жатвы черепов и казалась Бронну излишне вычурной. Кабину водителя прикрывал многослойный бронещит с установленными на нем раструбами клаксонов, так что для обзора оставалась только узкая прорезь.

Бронн рывком открыл дверь кабины и зарычал, увидев сгорбленную фигуру водителя, который был напрямую подсоединен к механизму управления. Это существо — гибрид механических узлов и человеческой плоти — когда-то было Железным Воином, чьи бренные останки ранее занимали саркофаг дредноута.

— Брат Лакуна, — из-за визора шлема голос Бронна звучал приглушенно; он снял эту опаленную огнем деталь с доспеха погибшего Форрикса на Гидре Кордатус. — Ты слишком выдвинулся вперед. Сдай назад на десять метров.

— Назад не поеду, — проскрежетал водитель; из-за гудения статики в его вокс — передатчике слова еле можно было разобрать. — Должен быть впереди всех, чтобы поставить первый блок.

Бронн вздохнул. Любой дееспособный Железный Воин считал работу на таких машинах ниже своего достоинства — и в то же время методы ведения войны, принятые в легионе, зависели именно от такого рода техники. Еще один парадокс в длинной череде противоречий, свойственных Железным Воинам. Водителями этих машин становились или смертельно раненные воины, или бывшие обитатели дредноутов, чей корпус был слишком сильно поврежден в бою; но и в этих случаях новые обязанности не вызывали у них энтузиазма.

— Ты должен отодвинуться назад, — уговаривал Бронн. — Первый слой для фундамента нужно снимать одновременно. На этой глубине скальная порода перемежается с несвязным грунтом, и область выемки обрушится, если ее сразу же не укрепить. Понятно?

Лакуна уставился на Бронна, и не было никакой возможности угадать, что происходит в его поврежденном мозгу. Операторы строительных машин были подвержены тем же приступам безумия, которые у дредноутов выливались в неконтролируемую тягу к разрушению и превращали их в кровожадных берсерков.

Однако безумие среди водителей было куда опаснее — оно могло привести к уничтожению целой крепости.

— Понятно, — отрывисто просигналил Лакуна и добавил к сообщению порцию двоичного кода; Бронн, уловивший основной смысл оскорбительной реплики, порадовался, что под визором не видно его улыбки.

— Просто выполняй приказ. А скажешь еще раз, что я только заборы умею городить, — велю поместить твои мощи в дрон для разминирования.

Хотя одной половины лица Лакуна лишился полностью, а вторую половину заменили детали, снятые с сервитора, он все равно сумел изобразить удивление от того, что Бронн, оказывается, понимает бинарное арго. Из реконструированной глотки водителя раздался раскат скрипучего смеха, а затем двигатель бульдозера взревел, и коробка передач с лязгом переключилась на задний ход.

Захлопнув дверь в кабину, Бронн еще какое-то время ехал на подножке машины, пока не убедился, что бульдозер занял положенное место, после чего стукнул по двери и спрыгнул на твердый пол пещеры. Поверхность предварительно выровняли с помощью потоков мелты, и теперь все было готово для продвижения землеройных машин и Черной базилики. Бронн опустился на колени и, приложив руку, убедился, что грунт прочен.

— Пласт выдержит? — раздался резкий, глубокий голос командира этой армии.

Выпрямившись, Бронн коротко кивнул:

— Он выдержит, Кузнец Войны Хонсю. Это надежная скала, древняя. Из той породы, что выживает всегда, при любых испытаниях. Такая же была и в сердце Олимпии.

В ответ на столь неуместную ностальгию Хонсю покачал головой:

— Но в конце концов олимпийская скала дала трещину?

— Трещины появились в душах людей, живших на ней, — процедил Бронн сквозь зубы. — Скалы же Олимпии не пошатнулись.

Хонсю никогда не упускал возможности лишний раз напомнить своему легиону, как они, допустив бунт среди населения, вынуждены были уничтожить собственную планету. Он вполне умышленно бил по больному, но Бронн уже давно научился не реагировать на такие колкости.

— Но скалы Калта рухнут? — спросил Хонсю.

— Они не устоят перед неотвратимым натиском истинных сынов Пертурабо, — заверил его Бронн, съязвив в ответ.

— Я так и думал, — Хонсю криво усмехнулся.

Половину его лица заменяла аугметика, вживленная мортициями в деформированную рубцовую ткань, — результат близкого знакомства с болтерным снарядом и обрушившимся туннелем. Прежняя лукавая улыбка осталась в прошлом, и теперь его лицо было навсегда перекошено в сардонической ухмылке. Одну руку защищали части брони Мк — IV, снятые с погибшего Железного Воина; вторую заменил анатомически точный протез, выполненный из блестящего серебра.

Хонсю заметил, что Бронн внимательно рассматривает протез, и поднял искусственную руку.

— На ней не останется и царапины, даже если вся пещера обрушится.

— Зато нас всех раздавит всмятку, — возразил Бронн.

— Нельзя же все понимать так буквально, — засмеялся Хонсю. — Думаю, потому Железные Воины и ввязались в мятеж Воителя. Хорус, наверно, предложил это смеха ради, а Пертурабо поймал его на слове.

— Вот оно, твое невежество, — огрызнулся Дассандра.

Бронн поднял кулак, призывая Дассандру замолчать, но такой всплеск эмоций скорее позабавил Хонсю, чем разозлил.

— А он бойкий, — оценил он.

— Служил у Беросса.

— Ага.

— Вы пришли за чем-то конкретным, Кузнец Войны? — решил узнать Бронн до того, как Дассандра поддастся на очередную провокацию.

Хонсю кивнул, показывая, что в этой операции признает авторитет Бронна.

— Ты готов начинать наступление?

— Готов. Только прикажите — и я меньше чем за сутки возведу вал на той гряде.

— Хорошо. Кто возглавит первую волну?

— Йэгот Гент.

Хонсю опять кивнул. Гент достойно держался под огнем. По приказу лорда Торамино Темные Механикус заменили большую часть его нервной системы искусственными рецепторами, в результате чего Гент стал на редкость угрюмым в общении, но в сражении и бровью бы не повел, даже упади снаряд совсем рядом. Именно он руководил строительством апрошей при осаде Халан — Гола, и когда закончилось жестокое побоище, ознаменовавшее последние дни крепости, Хонсю проявил осмотрительность, сохранив Генту жизнь.

— Скажи ему, что его заменят.

— Почему? Кто?

— Мы. Ты и я поведем атаку на долину.

— Вы в своем уме? — воскликнул Бронн. — Зачем вам это?

— Слишком давно я не брался за мотыгу и не пачкал руки во вражеской земле, — ответил Хонсю. — Мне нужно вновь заняться тем, что я умею лучше всего: строить стены для больших пушек. И для этого мне понадобится тот, кто среди моих подчиненных больше всех знает о горной породе.

— Если полукровка ищет смерти, то не надо ему мешать, — посоветовал Дассандра. — Никто по нему не заплачет.

Бронн думал, что за такую дерзость командир разделается с Дассандрой на месте, но Хонсю лишь рассмеялся:

— Может, и так. Орды Рожденных Кровью подчиняются повелителю демонов, но этой армией командую я, и один из плюсов этого в том, что я могу делать все, что захочу. Бронн, убери от меня этого маленького засранца, пока он не испортил мне настроение, а то я его прибью.

Коротким кивком Бронн приказал Дассандре удалиться, после чего внимательно посмотрел на Хонсю.

— И все же, в чем истинная причина? — спросил он, когда Дассандра отошел достаточно далеко, чтобы не слышать их разговора.

— Мне обязательно нужно объяснять свои действия? — ответил Хонсю вопросом на вопрос.

— Если вы собираетесь задействовать мои машины, я должен знать, что у вас есть на то достаточные основания. Я не позволю подставить их под удар просто потому, что вы хотите что-то доказать повелителю демонов или легиону.

— И что же мне нужно доказывать?

— То, что вы — Железный Воин, — ответил Бронн. — Истинный сын Пертурабо.

— А этому нужны подтверждения? Посмотри, где мы. Даже Пертурабо не сумел дотянуться осадными орудиями до Ультрамара.

Бронн покачал головой и заговорил тише, чтобы его не услышал никто, кроме Хонсю:

— Неважно, сколько эскалад вы проведете, сколько брешей возьмете штурмом или сколько крепостей уничтожите. Как Железного Воина они вас никогда уважать не будут, и сегодняшняя операция ничего не изменит. Для этих воинов вы навсегда останетесь полукровкой.

Положив руку Бронну на плечо, Хонсю развернул его к свету, сочившемуся из входа в пещеру. Среди синеватых клубов выхлопных газов, которые изрыгали бульдозеры и краны, мерцали колонны солнечного света.

— Там, за этим проходом, — мои враги, а за моей спиной — воины, которые с радостью подняли бы против меня оружие, если бы могли рассчитывать на победу. Ты правда думаешь, что я стараюсь на кого-то произвести впечатление? Я знаю, кто я, а мнения других по этому поводу не стоят и орочьего пука.

— Тогда чего вы на самом деле хотите добиться?

— Пусть они увидят, что я веду войну как Железный Воин, — пояснил Хонсю и, склонившись к Бронну, оскалился во внезапном приступе гнева. — Даже если они не считают меня своим, пусть знают, что я сражаюсь так же, как они. Если со мной что‑то случится, если хоть кто-то решит выступить против меня, они все сдохнут на этом проклятом булыжнике. Вот что они должны понять. Я — единственный, кто может выиграть эту войну, и я хочу, чтобы они это твердо запомнили. Без меня вторжение на Калт обречено.

— А вдруг мы погибнем в этой атаке? — спросил Бронн, когда Хонсю уже повернулся уходить. — Что тогда?

— Погибнем так погибнем. Какая разница, что будет потом?

Оставив Бронна надзирать за последними приготовлениями к атаке, Хонсю пошел вглубь пещеры, неожиданно для себя чувствуя приятное возбуждение. Он не планировал сам вести наступление в огромный подземный зал — это решение пришло спонтанно, но казалось правильным. Казалось хорошим. Все, что он сказал Бронну, все до последнего слова было правдой, но правдой неполной.

Хонсю не заботило мнение товарищей по легиону, но голоса, то и дело пробивавшиеся из самых темных глубин разума, требовали, чтобы он раз за разом доказывал, чего на самом деле стоит. Постоянно. Каждый день, каждую минуту.

У них есть все основания тебя ненавидеть…

Лорду клонов вообще не следовало тебя создавать…

Ты — всего лишь неудавшийся эксперимент, который избежал уничтожения…

Хонсю редко понимал, о чем говорили голоса, так как мало что помнил о своем рождении в качестве Железного Воина — только отрывочные, разрозненные картины. Память не сохранила и ту, другую жизнь, которой он жил до того, как превратился в существо, столь отвратительное тем, по образу и подобию которых он был создан и кому должен был служить. Нет, эта жажда риска, эта одержимость опасностью были вызваны именно желанием доказать, как ошибаются эти голоса.

Он ничем не хуже любого Железного Воина.

В бою он столь же упорен, столь же изобретателен, столь же решителен, как и воины, что были созданы из геносемени Пертурабо. И если ему придется пройтись огнем по целой галактике, чтобы это подтвердить, — что ж, он так и сделает.

К такому решению Хонсю пришел давно, но никогда и никому об этом не говорил. Пусть думают, что он мечтает стать таким же, как они, мечтает стать одним из них. Их ненависть подстегивала его, их глумливая снисходительность придавала сил.

Его кулаки непроизвольно сжались; из кожаного чехла на плече он вынул топор с черным как ночь лезвием. Когда-то топор принадлежал воину из Черного Легиона, но Хонсю, убив прежнего владельца, взял оружие себе в качестве военного трофея. Именно так он добыл большую часть своего нынешнего снаряжения: аугметический глаз был изъят из разбитого черепа мортиция, а руку из серебристого металла, неуязвимого для любых повреждений, по его приказу ампутировали у пленного Ультрадесантника.

В глубине туннеля, выходившего на выжженную поверхность Калта, в шахматном порядке выстроились укрепленные блокгаузы. Если Железные Воины делали остановку в ходе кампании, то немедленно возводили прочные стены, чтобы обеспечить себе укрытие. М’Кару, который всегда мог призвать новых демонов, не нужно было думать о потерях, но Хонсю приходилось экономить ресурсы.

Гиганты в вороненых доспехах по — разному проводили свободное время: некоторые разыгрывали различные сценарии осад, заставляя армии заводных солдатиков штурмовать миниатюрные крепости; другие чистили оружие, которое и так уже было отполировано до блеска; некоторые просто стояли, словно безжизненные статуи, в ожидании приказа атаковать. Хонсю заметил Кадараса Гренделя и Свежерожденного: они расположились перед блокгаузом, окруженным уродливыми конструкциями из стали и камня, и отрабатывали приемы ближнего боя.

С тех пор как Ваанес позволил взять себя в плен, обучением Свежерожденного занимался Грендель, но наставник из него вышел на редкость жестокий и прямолинейный. В нем не было и следа того смертоносного изящества, которое отличало ренегата из Гвардии Ворона: Ваанес старался превратить Свежерожденного в умелого воина, Грендель же хотел сделать из него эффективного убийцу.

Разница незначительная, едва заметная в разгар боя, но все же ощутимая. Хонсю часто наблюдал за тренировками Ваанеса и Свежерожденного, с неохотой признавая, что ему нравится смотреть на танец, в котором двигались их тела и клинки, — настоящая хореография смерти, скорее произведение искусства, чем суровый поединок. Свежерожденный старался перенять от Ваанеса не только боевые приемы: он хотел лучше узнать себя самого и тем самым преодолеть собственную природу, стать чем-то большим, чем ему было дано от рождения. Тренируясь с Гренделем, ничему такому научиться было невозможно. Каждый бой — болезненный, кровавый урок в том, как лучше убивать, и если Свежерожденный до сих пор надеялся продолжать духовное самосовершенствование и с новым наставником, Грендель был близок к тому, чтобы окончательно выбить из него эти иллюзии.

Хонсю было неприятно смотреть на это создание, неприятно узнавать черты своего главного врага в перекошенной маске из кожи мертвецов, которая служила Свежерожденному лицом. Побочным эффектом генетической варп — технологии, которая взрастила Свежерожденного в матке кошмарной Демонкулабы, было то, что он стал копией Уриэля Вентриса — темной копией. Никто не ожидал, что это существо выживет, но оно не только выжило, но и стало гораздо сильнее, чем можно было предположить. Лучше уж приручить его и воспитать, как удобно его хозяевам, чем позволить ему самому выбирать, кем быть.

Хонсю остановился понаблюдать, как Свежерожденный дерется с Гренделем.

Никакой красоты в этом поединке не было: два сверхчеловека сцепились, не думая ни о воинской чести, ни о правилах боя или необходимости их соблюдать. Зная, какими хорошими бойцами были оба, Хонсю предположил, что поединок длится уже долго. Противники дрались безоружными, используя мельчайшую брешь в защите, чтобы нанести удар, и в конце победит не тот, кто лучше, а тот, кто устоит на ногах, когда другой упадет.

Боковым ударом Грендель впечатал кулак в челюсть Свежерожденного с такой силой, что треснул бы и камень. Противник качнулся в сторону, и Грендель толкнул его локтем, сбивая с ног, а когда Свежерожденный упал, вбил колено ему в пах и обрушил серию коротких резких ударов на его горло. Хонсю поморщился, слыша, как хрустят ломающиеся кости и рвутся мышцы. Поединок явно подошел к концу, но Грендель и не думал останавливаться.

— Думаю, ты его побил, — вмешался Хонсю, и Грендель обернулся к нему с торжествующей улыбкой. Грудь воина с ирокезом все еще тяжело вздымалась в адреналиновом приливе, в то время как Свежерожденный перекатился на бок, и из его рта извергся целый поток зловонной жидкости.

— Напоминай мне при случае, что связываться с тобой не стоит, — сказал Хонсю, протягивая руку своему лейтенанту, а когда Грендель посмотрел на него снизу вверх с выражением жгучей злобы на изуродованном шрамами лице, добавил: — Даже не думай.

Грендель пожал плечами и взялся за протянутую серебряную руку, позволив поднять себя на ноги. Кровь, в которой были измазаны его кулаки, впиталась в поверхность чужеродного протеза, не оставив и следа.

— Когда закончим эту войну, давай встретимся на ринге, — предложил Грендель. — Я еще с Халан — Гола мечтаю выбить из тебя дурь.

— Это взаимно, уж поверь, — ответил ему Хонсю, — но ты пока нужен мне живым.

Грендель покачал головой из стороны в сторону, разминая мышцы шеи, и сплюнул слюну, красную от крови. Свежерожденный с трудом поднялся на ноги; под его кожей разливалось слабое свечение, как будто под доспехами в его теле скрывалось не бьющееся сердце, а светосфера. Сломанные кости уже начали срастаться, края порезов, оставленных на лице железными кулаками противника, смыкались, закрывая раны. Хонсю давно выяснил, что это создание может восстановиться даже после самых ужасающих повреждений, но такая потрясающая способность к регенерации каждый раз вызывала в нем смутное беспокойство.

— Пора начинать атаку? — спросил Свежерожденный.

Хонсю кивнул, но упорно продолжал смотреть на Гренделя.

Под плохо сидевшей маской из чужой кожи в лице Свежерожденного отчетливо проступали патрицианские черты, доставшиеся ему по наследству. Хонсю не знал, как выглядело это существо до трансформации, которой подвергла его Демонкулаба, но его теперешняя внешность в точности повторяла облик его генетического предка — Уриэля Вентриса.

— У Бронна все расставлено по местам, и мы готовы выдвигаться, — сказал Хонсю.

— Мне не нравится Бронн, — заявил Грендель.

— Тебе никто не нравится.

— Это правда, — Грендель не стал возражать, — но он меня нервирует. Очень нервирует.

— Почему? — удивился Свежерожденный. — Насколько я могу судить, Солтарн Фулл Бронн — в высшей степени компетентный воин. Его познания в геофизике удивительны и превосходят даже ваши, Кузнец Войны.

Хонсю подумал было обидеться, но вынужден был признать, что Свежерожденный прав.

— В нем есть что-то колдунское, — пояснил Грендель, поводя плечами, чтобы снять напряжение в мышцах. — Мне плевать, в скольких осадах он участвовал, — нельзя узнать, что находится внутри горы, просто осматривая и щупая камень.

— Неважно, как он это делает, — ответил Хонсю, — зато он никогда не ошибается.

— И это верно, — согласился Грендель, с обычной легкостью меняя мнение. — Сколько ему еще осталось строить вал до необходимой высоты?

— Недолго, он управится за день.

— Мы потеряем много людей, ведя строительство таким темпами, — заметил Свежерожденный.

— Мы можем потерять не только людей, если не будем торопиться.

Свежерожденный кивнул, признавая логику Хонсю, но затем удивленно наклонил голову, угадывая скрытый за словами намек.

— О чем вы нам не говорите? — спросил он.

Эта атака, как и другие атаки Железных Воинов, началась с сокрушительного артиллерийского залпа. Зарокотали орудия, установленные у выхода из туннеля, и пещеру заволокло удушливым дымом. Мощные вытяжные установки на своде всасывали дым и выводили его через вентиляционные шахты на поверхность Калта, но все равно не могли полностью очистить воздух от едкой примеси химических веществ, созданных в самом сердце демонического мира. За первым залпом сразу же последовал второй; чтобы утолить голод прожорливых орудий, мутанты и полумеханические рабы, накачанные гормонами, постоянно подтаскивали к батареям тяжелые грузовые платформы со снарядами.

Бронн видел, что для намеченной цели сектор обстрела у орудий слишком узок, но размеры прохода между кавернами не позволяли его существенно улучшить. Вся пещера содрогалась от яростных залпов, и когда сверху посыпались пыль и каменные осколки, Дассандра поднял голову, придирчиво осматривая кровлю.

— Ты впустую беспокоишься насчет свода, — сказал ему Бронн по внутреннему воксу. — Порода над нами достаточно крепкая.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Не похоже было, что его слова убедили Дассандру, но Бронн не собирался тратить время на споры. Если его помощник не умеет оценивать структурную прочность скалы в таких условиях, то он недостоин называться Железным Воином.

Вся пещера полнилась бесконечным грохотом орудий, издалека доносились звуки взрывов, и Бронн вдруг заметил, что их тональность немного изменилась.

— Почва и абиссальные породы, — заметил он со злостью. — Мы бьем по их укреплениям.

— Считаешь, надо передислоцировать орудия?

Бронн обдумал предложение Дассандры. В нем был определенный смысл: сейчас артобстрел не наносил существенного урона — может быть, под огнем погибли несколько отрядов ультрамарской пехоты, но уж точно не космические десантники, которые наверняка засели в долине чуть дальше.

— Да, — решил он наконец, — но помни, что цель обстрела — не уничтожить врагов, а не давать им высовываться. Передвинь орудия вперед и прикажи флангам увеличить темп огня, когда их сектора обстрела расширятся.

Дассандра передал приказ орудийным расчетам, и через мгновение интервал между залпами, и так небольшой, еще сократился. Орудия продвинулись на указанные позиции с математической точностью, и на долину обрушился новый шквал снарядов; пыль и каменная крошка плотным туманом висели в воздухе.

Бронн почувствовал, как содрогается земля от чьих-то шагов, и по резонансу в породе определил, что приближается Кузнец Войны. Обернувшись навстречу Хонсю, он увидел, что тот держит в руках пехотную лопату. Как и Обрушитель, она одинаково хорошо могла послужить и как шанцевый инструмент, и как оружие.

— Ваша? — уточнил Бронн.

Хонсю кивнул и поднял лопату повыше, чтобы Бронн смог рассмотреть все детали. Сталь рукоятки покрывали зазубрины, на лезвии остались следы от ударов и по твердому грунту, и по хрупким костям. Бурые чешуйки на металле свидетельствовали о множестве убитых врагов, а засохшая земля на шероховатых краях была собрана на таком же бессчетном множестве планет.

— Я сам ее сделал, — с гордостью сказал Хонсю и протянул лопату Бронну.

— Как и положено истинному Железному Воину, — одобрил Бронн, взвешивая инструмент в руке. — Большинство из тех, что я видел, были подлиннее.

— Весь шанцевый инструмент в оружейных мастерских Кузнеца Войны Тарасиоса делался с короткими рукоятками. Удобнее использовать как оружие, если нужно сражаться в окопах.

В глазах Бронна мелькнуло уважение к погибшему Кузнецу Войны:

— Именно он пробил брешь в Нефритовом бастионе, — сказал он с восхищением. — Я и забыл, что вас обучал Тарасиос. Теперь понятно, почему центр тяжести смещен к лезвию.

— Ты не хуже меня знаешь, в какую мясорубку превращается окопная война, — сказал Хонсю, забирая у него лопату. — Все решают грубая сила, ярость и короткий замах — а мастерство не так уж и важно.

— С этими навыками у вас проблем нет, — засмеялся на это Бронн. — Драчун и забияка — вот вы кто.

— Это комплимент или оскорбление? — уточнил Хонсю.

— Вам решать. Готовы применить ваш инструмент по назначению?

Хонсю широко улыбнулся и прижал лопату к груди:

— Приказывай, Солтарн Фулл Бронн.

Бронн замахнулся Обрушителем и замер так на несколько долгих мгновений — а потом вогнал лезвие в твердый грунт под ногами. Оплавленный камень раскололся, пустив во все стороны трещины, и за спиной Бронна раздался громогласный рев — то кричали тысячи рабочих.

Под аккомпанемент артиллерийского залпа Бронн перешел на тяжелый, размеренный бег и устремился к выходу из пещеры. Пол задрожал: землеройные машины тронулись с места и двинулись следом, объезжая орудия; выли и гудели клаксоны, сливаясь в единый вопль, — сигнал того, что Железные Воины идут на штурм ультрамарских укреплений.

Бронн, бесстрастный и неумолимый, бежал, не сбавляя шага; с одной стороны за ним следовал Хонсю, с другой — Тет Дассандра. В их движениях не было спешки — лишь ужасная неотвратимость, которая и раньше сокрушала самые неприступные цитадели. Громыхнули гаубицы; рев двигателей эхом разносился по пещере, напоминая завывание целой армии демонов.

Чем ближе они подходили к выходу из пещеры, тем ярче становился свет. Шум стоял оглушительный, ударные волны следовали одна за другой сокрушительным напором и сводили на нет все усилия авточувств хоть как‑то приглушить эту какофонию разрушения. Когда они добрались до передовой батареи «Василисков», Бронн всем телом ощутил вибрацию от их залпов. Облака пороховых газов клубились и извивались, складывались в причудливые вихри и растекались в стороны, следуя направлению подземного ветра или уступая тяге вентиляционных установок.

— Железо внутри! — заорал Хонсю.

— Железо снаружи! — подхватил Бронн.

Хонсю уже видел Ущелье четырех долин — через оптику дистанционно управляемых дронов, каждый из которых успевал передать лишь мимолетное изображение, прежде чем погибнуть под убийственно точным огнем противника. Теперь пришло время впервые посмотреть на эту местность собственными глазами. Похоже, до войны этот край — преддверие более глубоких пещерных систем — был воплощением пасторального изобилия; сейчас он казался иллюстрацией к «Кастеллум Арканикус», великому трактату Пертурабо. Траншеи изрезали ландшафт, как швы — лицо Свежерожденного.

Земляные редуты и опорные пункты, сооруженные из пермакрита, защищали возвышенность, а для прикрытия «мертвых зон», возникших из-за рельефа местности, строители добавили стрелковые окопы, автоматические огневые точки и бронированные ДОТы. С какой стороны ни посмотри, это была устрашающая система укреплений, созданная в лучших традициях фортификации; но то, что для Ультрадесанта было лучшей традицией, Железным Воинам казалось банальным.

Дорогу, ведущую на глубинные ярусы, преграждали три крепости из зеленого серпентинита, расположенные полукругом на равных промежутках друг от друга, чтобы обеспечить перекрестную оборону. Хотя бастионы были хорошо укреплены, их анфиладный огонь для Железных Воинов был лишь мелким препятствием.

Хонсю потребовался один лишь взгляд, чтобы оценить фортификации противника. Он сразу увидел, где укрепления хуже всего, где лучше прокладывать апрош (копать который придется уже не ему), где именно Ультрадесант намеренно ослабил оборону, надеясь заманить врага в ловушку. Секундой позже панорама скрылась из вида: прогремел новый залп, гулкие взрывы подняли фонтаны земли, и все ущелье погрузилось в хаос огня и дыма.

Хонсю встретил грохот обстрела с широкой улыбкой, испытывая почти животное наслаждение от того, что оказался на острие атаки. Перед ним лежало гладкое плато овальной формы — смотровая площадка для туристов, которые спускались в подземелья Калта, чтобы восхититься чудесами технического гения, превратившего недра мертвого мира в бескрайнее жилое пространство, изобильное и безмятежное, как настоящий рай.

Но всего за миг чудо превратилось в кошмар.

Враг открыл ответный огонь, и первые снаряды с чудовищным, оглушительным гулом взорвались над плато. Боеприпасы воздушного подрыва обрушили на землю град раскаленных докрасна осколков; некоторые были длиной с палец, другие размером с головку топора и такие же острые. Для рабочих — невольников этот обстрел стал настоящей бойней. Хонсю видел, как одного мужчину осколки исполосовали до костей, а через секунду ударная волна превратила скелет несчастного в бесформенную массу.

Целый отряд рабов, одетых в какие-то отрепья и вооруженных тяжелыми кирками, исчез в вихре летящей шрапнели — пылающие осколки не оставили от них ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего человеческие тела. Жертвы первых минут обстрела исчислялись сотнями; еще столько же погибло в огненном шторме, который затем охватил плато. Хонсю слышал, как кричат невольники, но не обращал на них внимания. Потери среди простых смертных ничего не значили: ради своей цели он пожертвует миллионом жизней, а если этого не хватит, то добавит еще миллион.

И воздух, и земля дрожали от взрывов, отчего искромсанные трупы подергивались, словно в танце смерти. Пелена черного дыма, изменения плотности воздуха, когда внезапный вакуум сменялся ударной волной, — ориентироваться в этом светопреставлении было невозможно. Невозможно было сказать, где верх, а где низ, где право и где лево; все исчезло в невыносимом хаосе звука, света и избыточного давления.

Доспех защитил Хонсю от самых страшных последствий этого адского урагана, но и он не обеспечивал полной неуязвимости от столь титанических разрушений. Пластины брони гудели, и ему казалось, что кто-то в такт шагам палит ему в затылок из ружья. Почва под ногами колыхалась, как при мощном землетрясении; одежда на трупах тлела, то и дело вспыхивая короткими языками пламени.

Он мало что мог разглядеть вокруг: мешали облака дыма, клубившиеся под градом шрапнели, и только огненные молнии, вонзавшиеся в землю, стробоскопическим светом выхватывали из тьмы очередную картину агонии и смерти. Черные воронки заполнились кипящей кровью, оторванными конечностями, обезглавленными телами, костями, на которых не осталось и клочка мяса. Хонсю потерял из вида и Бронна, и нескольких Железных Воинов, что пошли с ним в атаку. Не было никакой возможности определить, живы они или превратились в такую же бесформенную мешанину из плоти и металла.

Прилив адреналина толкал Хонсю дальше, заставлял идти сквозь этот шквал разрушения. Он понимал, что рискует по — глупому, что просто рисуется, безрассудно подвергая опасности все вторжение; но как еще можно было показать воинам, которые следовали за ним, что он готов поставить на карту и свою жизнь тоже и умеет сражаться так же, как они?

Что-то врезалось ему в висок с такой силой, словно по шлему ударил громовой молот дредноута, в результате чего Хонсю оказался не только сбит с ног, но и пролетел какое-то расстояние. Мимо в таком же стремительном полете промелькнуло еще чье-то тело; чувствуя, как его бросает, как листок на ураганном ветру, от одного волнового фронта к другому, Хонсю сгруппировался, готовясь к жесткому приземлению.

Так и вышло; после падения он проскользил еще несколько метров по изрытой воронками поверхности. Остановился, быстро проверил, на месте ли руки и ноги, и, опираясь на лопату, встал. Летящие снаряды продолжали чертить огненные дуги в «небе» над плато, но даже грохот взрывов казался сейчас далеким и нереальным.

Запах горелой плоти заставил Хонсю опустить голову, и он увидел, что из его нагрудника торчит длинный осколок снаряда. На раскаленном металле еще можно было рассмотреть очертания белого орла и буквы шаблонного текста. С коротким стоном Хонсю выдернул острый как кинжал осколок, на десять сантиметров своей длины испачканный кровью.

— Так просто меня не достать, — прорычал он, бесстрашно стоя под обстрелом.

Несмотря на неутихающий град снарядов, землеройные машины Бронна продвигались вперед. Боеприпасы воздушного взрыва мало что могли сделать с усиленной броней на их крышах, и машины беспрепятственно продолжали сдвигать к краю плато горы щебня и каменной крошки, которые становились все выше. Эта берма из калтской земли была высотой по пояс и должна была послужить временным укрытием для смертных рабов, пока не будут возведены более основательные укрепления.

Вражеские артиллеристы заметили, что впустую тратят боеприпасы воздушного подрыва, губительные для людей, но не для машин, а потому переключились на фугасные снаряды. Удачные попадания в жизненно важные узлы повредили несколько десятков машин, а некоторые вывели из строя полностью. Хонсю увидел Дассандру — тот махал землекопам, подзывая их на место уничтоженных бульдозеров.

Хонсю вспомнил, как после падения Халан — Гола Дассандра с удивительной готовностью присягнул на верность новому командиру. Не стоило его за это винить: какой смысл хранить верность господину, чья звезда закатилась? Хонсю и сам поступил бы так же, но с такими починенными была одна проблема: они хранят верность, только пока командир ведет их к победе и в то же время дает им шанс проявить себя — иначе они станут кусать руку, которая их кормит. В памяти всплыли прощальные слова Гурона Черное Сердце, и Хонсю решил, что не станет брать Тета Дассандру с собой, когда придет время оставить это поле боя.

— Вы так и будете тут стоять или все-таки поработаете этим вашим инструментом? — осведомился Бронн, вынырнув из завесы дыма и пыли. Ухмыльнувшись, Хонсю сжал короткую рукоятку лопаты обеими руками:

— Говори, где копать.

Бронн указал на передний край плато. Вместе они бросились туда, пробежав мимо объятого огнем экскаватора. Кабина его превратилась в груду металла, резиновые шланги обнажились и расплавились; но и сейчас в кабине кто-то шевелился — кто-то, кого не могло убить даже это адское пламя. Облако густого дыма скрыло ужасные детали, и Хонсю успел заметить только почерневший череп на длинной, извивающейся как змея шее и рот, разверстый в крике агонии, которая не кончится никогда.

— Эту траншею нужно углубить на метр и расширить минимум на полметра, тогда можно будет выдержать обстрел, — прокричал Бронн. — Вот вам задание!

Резкий тон приказа не вызвал в Хонсю злости. На этом этапе кампании командовал Бронн, и если он считал, что для пользы общего дела нужно сослать собственного Кузнеца Войны в окопы, значит, так тому и быть.

— Считай, уже сделано, — ответил Хонсю и спрыгнул в траншею.

Внизу трудились около сотни рабочих — смертных в потрепанной спецодежде, кирками выбивая на камнях Калта ритмичное стаккато. Некоторые обернулись в его сторону, но большинство не поднимали головы — боялись, что если посмотрят вокруг, то разрушат иллюзию безопасности и увидят смерть совсем рядом, а та в свою очередь заметит их.

— И — и взяли! — заорал Хонсю, не зная, слышит ли его хоть кто-то в неумолчном грохоте артиллерии. — И — и раз!

Он вогнал лопату в грунт, и лезвие прорезало почву с такой легкостью, будто это была нежнейшая плоть. Провернул клинок лопаты, отбросил землю назад и, ни на секунду не сбившись с темпа, поддел новую порцию земли, прежде чем первая успела упасть.

— И вместе!

Своими движениями он задавал механический ритм и остальным. Воткнуть, провернуть, вынуть, отбросить. Последовательность действий не менялась, и Хонсю улыбнулся, вспоминая свои первые дни в легионе. Дни, которые он провел лежа пластом на дне траншеи, наполняя мешки и габионы вынутым грунтом. Мышечная память в руках никуда не делась и, помноженная на физическую силу, превратила его тело в машину, способную работать без остановки. И эта работа казалась правильной — в ней была ясная цель, к которой ни междоусобицы, ни горечь прошлых предательств не имели никакого отношения.

Только человек и земля, которая послушна его рукам.

Глянув влево от себя, Хонсю заметил, что рабочие пытаются копать в одном ритме с ним. На это им не хватало ни скорости, ни сил, но теперь они все хотя бы трудились сообща. Траншея уже расширилась на нужное расстояние и теперь становилась глубже с каждой минутой.

Над головой раздался пронзительный визг — громче, чем вой других снарядов, и так напоминавший крики целой стаи банши. Хонсю посмотрел вверх и среди лохматых, беспокойных облаков увидел яркий росчерк инверсионного следа от снаряда, который скользил по нисходящей дуге с ужасающей медлительностью, целясь точно в его траншею. Наверняка снаряд летел слишком быстро, чтобы уследить за ним взглядом, наверняка до попадания оставались секунды, но Хонсю видел этот элегантно вращающийся предмет с такой ясностью, словно все происходило в замедленной пиктосъемке. Объемный корпус снаряда, конической формы, был лазурного цвета с позолоченной головкой. Хонсю показалось, что для боеприпаса на нем слишком много украшений. Интересно, какая смерть лучше: от оружия из простого металла или из драгоценного?

— Ложись! — крикнул он, хотя вряд ли кто-то мог его услышать, не говоря уж о том, чтобы среагировать на предупреждение вовремя.

Хонсю бросился к передней стенке траншеи, которую сам же только что отрыл, вжался в земляной бруствер и начал надеяться, что этот снаряд окажется не из тех везунчиков, которые накрывают цель прямым попаданием. Но, услышав даже сквозь рокот взрывов, как воет на излете именно этот снаряд, он судорожно прижал лопату к груди, так как слишком хорошо разбирался в звуках, сопровождающих артиллерийский обстрел. Звук этого снаряда говорил ему, что он окажется прямо в эпицентре взрыва.

Хонсю закрыл глаза и выдохнул; снаряд завершил свой полет.

Фугасный снаряд угодил точно в середину траншеи, словно неведомый математик лично рассчитал его траекторию. Стены направили энергию взрыва вдоль траншеи; рабочие, оказавшиеся ближе всего к точке падения, превратились в пепел, те, кто стоял дальше, были разорваны на куски плотным потоком осколков. Ударная волна была столь мощной, что людей просто выдергивало из одежды, и их обнаженные тела теряли всякую форму, превращаясь в изломанную, гротескную мешанину.

Энергия взрыва вытащила Хонсю из траншеи и подбросила в воздух. Отраженные ударные волны тянули его тело в сотне разных направлений одновременно, и визор расцветился красным. Трещали пластины брони, расходились швы между ними, лопались трубки, до этого скрытые под нагрудником, и теперь из них под высоким давлением вырывались корродирующие газы и драгоценный кислород. Хонсю мгновенно утратил всякую способность к пространственной ориентации и выяснил, где низ, только врезавшись в стену из укрепленных сварной сеткой бетонный блоков, которую толкали вперед машины второй волны.

Перед блоками собралась огромная куча строительного мусора, в которую Хонсю и погрузился, полностью потеряв возможность двигаться. Тело было все еще парализовано сокрушительной силой ударной волны, так что он мог только рычать от бессилия, чувствуя, как машины сталкивают его вместе с блоками к краю траншеи. Под толстым слоем грунта и щебня руками невозможно было пошевелить, а каждый нерв внутри него до сих пор дрожал после взрыва.

Черный провал в земле приближался, и Хонсю понял, что траншея вот — вот станет его могилой, а он ничего не может с этим поделать. Быть похороненным в основании собственных укреплений… Что это, достойное завершение его короткой карьеры в качестве Кузнеца Войны или просто жестокая ирония судьбы? Хотя все было бесполезно, он продолжал бороться, не сдаваясь до последнего вздоха, до того момента, когда сотни тонн камня раздавят его, впечатав в недра чужой планеты.

Рев двигателя машины изменился, вместо утробистого рычания дракона издав пронзительный стон, словно маньяк, у которого отобрали его жертву. Хонсю замер на самом краю пропасти, а у ног его струился каменно — пермакритовый водопад. Он выдохнул, только сейчас заметив, что все это время задерживал дыхание. Конечности постепенно обретали чувствительность, и когда сверху протянулась чья-то рука, он схватился за нее не раздумывая, выбрался на ровную поверхность и встал на ноги, для равновесия опираясь на лопату.

— Позволить замуровать себя в стене крепости — тоже способ доказать, что вы настоящий Железный Воин, — сказал Солтарн Фулл Бронн, — но я бы посоветовал что-нибудь другое.

Хотя Хонсю уже восстановил контроль над собственным телом, оглушение еще не прошло, он все еще не мог отдышаться, а потому только благодарно кивнул. Бронн оттащил его от землеройной машины, которая опять запустила двигатель и со мстительной меткостью обдала Кузнеца Войны облаком выхлопных газов..

— Брат Лакуна не любит, когда его останавливают, — пояснил Бронн, когда клаксоны машины выдали порцию раздраженных гудков и бинарного шума.

Хонсю почувствовал на себе зловредный взгляд того, кто сидел в бронированной кабине, и отошел в сторону от машины, которая уже двинулась с места. Из подающих труб потекла густая серая масса пермакрита, она почти моментально твердела, образуя фундамент для блоков, которые подвозили грузовики.

— Больше не буду, — пообещал Хонсю. — Он здоровее меня.

— И это хоть раз удержало вас от драки?

— Ни разу, — Хонсю ухмыльнулся и окинул плато оценивающим взглядом.

Несмотря на постоянный артобстрел, фортификации уже обретали форму. Линию траншей заполняли щебнем и быстротвердеющим пермакритом, а затем на этой подушке занимали свое место прямоугольные габионы. Стена из них, высотой уже по пояс, щетинилась железными пиками, в ней намечались контуры будущих орудийных амбразур. Артиллерийская дуэль тем временем продолжалась, и Ультрадесант пока лучше справлялся с уничтожением живой силы противника.

Но живая сила врага и не была целью этой вылазки.

Взрывы продолжали грохотать, сотрясая землю, но теперь рабочих хотя бы частично защищали кинетические щиты. Когда пелена дыма над землей начала рассеиваться, стало видно, что плато превратилось в изрытую воронками пустошь, где каменные завалы перемежались кратерами, заполненными кипящей кровью, тут и там лежали оторванные части тел. Опустошение, руины — и смерть.

— Вот ваш плацдарм, Кузнец Войны, — гордо объявил Бронн.

— Потери?

— Незначительные, — Бронн пробрался по неровной земле к фундаменту будущей орудийной башни. — Около двух тысяч рабочих убито, но на поверхности еще достаточно людей, которых мы можем спустить вниз.

— Машины?

Тут оптимизм Бронна поубавился:

— По меньшей мере пятьдесят выведены из строя, половина из них никогда уже не построит новых укреплений.

— Пятьдесят? Так много?

Бронн пожал плечами.

— Я говорил Дассандре, что наш противник не похож на других. Это воины Ультрамара, и они сражаются без жалости — так же, как мы.

— Ты ошибаешься, — возразил Хонсю. — Они не умеют сражаться так, как я.

— Может быть, но в любом случае, путь к этим крепостям будет медленным, тяжелым и кровавым. Уж в этом я не ошибаюсь.

Хонсю расстегнул поврежденные затворы на горжете и снял шлем. Лицо исчертили красные полоски засохшей крови; он чувствовал, что в щеке застрял фрагмент стекла, но боли не было — к боли он давно привык, и потому выдернул осколок, даже не поморщившись.

— Крепости — это несущественно, — сказал он Бронну, шагая обратно сквозь ряды грохочущих машин.

Среди дымящихся руин собирались воины, суетились рабы, которые подтаскивали к передовой все новые блоки для растущих укреплений. Строительство вала было еще далеко от завершения, но самое трудное уже позади. Фундамент заложен и скреплен кровью; с остальным справятся математика и суровая, бесстрастная логика войны.

— Несущественно? — переспросил Бронн. — Но тогда во всем этом нет никакого смысла.

При приближении Хонсю Железные Воины вставали навытяжку, и он видел, что своим решением пойти в самое пекло, может, и не заслужил их безоговорочную верность, но толику уважения точно заработал. Инструменты войны меняются, но для победы всегда нужна сила воли, плоть и кровь. Исход осады решается не калибром орудий и не размерами военных машин: все в руках людей, которые готовы рискнуть жизнью, вгрызаясь в землю чужого мира. Так было в давно забытые времена, когда варвары строили первые деревянные палисады, и так будет всегда.

— В свое время ты поймешь, какой в этом смысл, — пообещал Хонсю.

— Скажите прямо, — Бронн требовательно схватил его за руку, — почему крепости не важны? Как мы сможем пробиться вглубь, если не захватим их?

— Мы вглубь не пойдем, — ответил Хонсю. — Я иду один.

— Вы с ума сошли? — бушевал Бронн. — Ардарик Ваанес был вашим лучшим диверсантом, но даже он не смог проникнуть в тыл врагу.

— Я не собираюсь никуда проникать, я пройду у них под носом, но они ничего не заметят, — сказал Хонсю, стряхивая с плеча руку Бронна. — И поэтому‑то мне нужно, чтобы ты доверился мне. Поверил мне так, как не верил никому. Сможешь?

Бронн остановился и снял шлем; в его глазах читалась обреченность, рожденная чередой горьких разочарований длиною в целую жизнь.

— Не хотелось бы, — ответил он.

— Что ж, по крайней мере честно, — засмеялся Хонсю.

— А чего вы ждали? Вы стали Кузнецом Войны не потому, что были воплощением чести и надежности.

— И правда, — признал Хонсю. — Но сейчас мне нужно, чтобы ты сражался так, как не сражался никогда раньше.

— Это как же?

— Я хочу, чтобы ты начал наступление в пещере, словно надеешься на победу, но на самом деле ты должен просто удерживать позиции.

— И какой в этом смысл? Если я атакую, то буду сражаться до победного.

— Этого мне не нужно, — возразил Хонсю.

— Почему? Какая еще может быть цель у войны, кроме уничтожения противника?

— Слушай меня внимательно, Бронн, — сказал ему Хонсю. — В недрах этой планеты скрыто нечто, что повелитель демонов приказал мне уничтожить, и я не смогу выполнить приказ, если за мной увяжется армия Ультрадесантников. Их нужно задержать здесь, не давать сдвинуться с места, пока я не вернусь. Нужно заставить их думать, что ради этой битвы мы и пришли на Калт.

— А зачем еще мы здесь?

— Лучше тебе этого не знать, — ответил Хонсю. — Есть одна причина, по которой мы здесь, но то, что я должен сделать, я могу сделать только один.

— Вы оставляете армию? — воскликнул Бронн, не веря своим ушам. — Кто же будет командовать? Гренделю Великая рота подчиняться не станет — он же просто зверь. А это ваше… создание, которое вы вывезли с Медренгарда, — оно омерзительно, и то, что вы позволяете ему рядиться в цвета легиона, оскорбляет всех сынов Пертурабо.

— Не волнуйся, — сказал Хонсю с улыбкой, словно видел скрытую иронию в том, что остальные восприняли со всей серьезностью. — Грендель и Свежерожденный идут со мной.

— Так кто будет командовать?

— Ты.

Через пятнадцать часов строительство вала завершилось: стена достигла положенных двадцати метров в высоту, плотно пригнанные блоки облили расплавленным металлом, а прочность конструкции обеспечивали арматура из адамантия и сдобренный кровью пермакрит в фундаменте, врытом глубоко в каменную плоть Калта. По всей длине вала расположились круглые башни, укрепленные контрфорсами, отражательные плиты и амбразуры для тяжелых орудий, которые будут обстреливать долину фугасными снарядами. В тени увенчанного флагами вала были вырыты глубокие орудийные окопы, и рабы, взявшись за измазанные кровью цепи, перетащили в них широкоствольные гаубицы. Расчеты этих орудий состояли из бритоголовых психопатов, жрецов Темных Механикус в железных масках и калькулюс логи, столь измененных варпом, что глаза их воспринимали реальность только как комбинацию углов, градусов и траекторий.

К битве была готова и армия Рожденных Кровью — тысячи солдат, кто в полевой форме, кто в доспехах, на которых запеклась кровь, и в устрашающего вида масках, кто просто в потрепанных обносках, украшенных руной повелителя демонов, чтобы придать им сходство с униформой. У вала собрались целые полки, жаждавшие пролить кровь врага. Среди пехоты в таком же нетерпении ждали танковые роты, а также громоздкие демонические машины и боевые сервиторы, из аугмиттеров которых выплескивалась какофония ненависти. Десять тысяч мечей стучали о шипастые щиты, и к грохоту артиллерии присоединился монотонный речитатив на неведомом, нелепом языке.

Пока Рожденные Кровью ждали сигнала к атаке, а Железные Воины занимались привычной для себя инженерией смерти, у середины вала собирались существа иного рода. Они носили одеяния из кожи и казались совершенно неуместными среди машин и механизмов. Из-за своей неровной, дерганой походки они напоминали сломанные заводные игрушки — или существ, которые не знали толком, как должно двигаться человеческое тело.

Во главе их шел кто-то в грязно — алой мантии — неестественно высокое создание, худое как скелет и сгорбившееся, словно кости его были сделаны из проволоки. Капюшон на его голове свободно спадал, как будто под ним скрывался удлиненный череп крокодила. Сиплое, свистящее дыхание существа было холодным как могила и столь же безжизненным.

Бронн и Тет Дассандра следили за приближением колдунов с явным отвращением.

— Используя в атаке такие противоестественные средства, мы нарушаем правила войны, — сказал Дассандра. Он опустил ладонь на рукоять болтгана, словно решая, не пора ли открыть огонь по ведьмакам.

Бронн пожал плечами:

— Война есть война, и мы пользуемся тем оружием, что у нас есть. — Сам он, однако, не мог скрыть, что его тоже нервирует появление этих нескладных тонких фигур. Хотя все было готово к штурму долины, Хонсю приказал не начинать атаку, пока эти демонические колдуны не сделают свою работу.

— И что такого может варповство, с чем не справились бы наши пушки? — не унимался Дассандра.

— Подождем и увидим.

— Откуда они вообще взялись? Их не было на кораблях, которые летели к Калту.

— А ты это знаешь наверняка, да? — парировал Бронн, начиная уставать от вечных придирок Дассандры. — Ты обыскал все темные уголки на наших кораблях и можешь поручиться, что их там не было?

— Их не было, когда мы захватывали Ультимус Прайм, — уже осторожнее заметил Дассандра. — Где же они были, когда нам пришлось сражаться с целой армией скитариев и боевых сервиторов?

— Лучше спроси об этом самого М’Кара, — посоветовал Бронн. — Я уверен, повелитель демонов с радостью ответит на все твои вопросы.

При упоминании М’Кара Дассандра умолк и стал наблюдать за существами, которые тем временем выстроились в круг. Внутрь круга ввели группу рабов, которые двигались вяло и безвольно, словно лунатики. На их воспаленной коже были вырезаны символы, которые ничего не значили для Бронна, но имели, по — видимому, огромный смысл для колдунов. Рабы упали на колени и, глупо улыбаясь, с готовностью склонили головы. Предводитель колдунов вступил в жертвенный круг, и из-под неровного края рукава выскользнул палец, похожий на клинок, частично из плоти и крови, частично из заточенной стали. Он со щелчком распрямился, как хвост скорпиона, и полоснул по горлу первого раба.

— М’Кар тотйар магас тарани утар! — выкрикнул колдун, когда артериальная кровь хлынула фонтаном, и не успели первые капли упасть на землю, как остальные ведьмаки набросились на жертв, судорожными, порывистыми движениями вгоняя в их плоть клинки и стальные когти. Словно стая хищных рыб, они отдирали от тел куски мяса, и кровь жертв наполняла их, как вода — пустые мехи. Эти существа, мгновение назад бывшие худыми как скелеты, теперь раздувались, пожирая жизненные силы рабов и насыщаясь темной энергией. В их криках слышалось порочное удовольствие, но радость их оказалась недолгой: предводитель колдунов с жадностью припал к этому новоявленному источнику силы.

Кровь отхлынула от ведьмаков клубами темного тумана, и алые вихревые потоки устремились к главарю, как нефтяные пятна, втянутые в водоворот. Согбенная фигура главного колдуна медленно выпрямилась, и теперь он был выше дредноута, уже не хрупкий, а чудовищно огромный. Воздев кривые руки к своду пещеры, он издал крик столь же пронзительный, как звуковой удар «Адского когтя».

В ответ над армией Рожденных Кровью прокатился рокот тысячи барабанов, эхом отражаясь от стен пещеры, а под ее сводом сгустились грозовые тучи. Бронн уже привык к тому, что погода в этой подземной экосистеме постоянно меняется, но здесь было что-то новое.

От одного облака к другому протянулись дуги молний, и с каждой секундой они становились все мощнее, ударяли все чаще. В пещере резко похолодало, от устья туннеля, что вел на поверхность, пришел порыв стылого ветра.

— Железная кровь! — ругнулся Дассандра. — Молнии? Когда вокруг столько металла? Они нас всех прикончат!

Бронн не ответил: он понимал, что молнии эти — необычные, что их не будет как магнитом притягивать к железу. Эти разряды питались энергией варпа, и огромная фигура в центре круга колдунов решала, когда им появиться и куда ударить. Гулкий раскат грома перекрыл исступленный бой барабанов, и молнии каскадом посыпались из облаков. Ощущение было такое, словно реальность каким-то образом сместилась, словно изменилось одно из ее основных свойств. В аномальных облаках вспыхивали ослепительные узоры, и вот хлынул черный дождь, который превратил почву долины в болото и оставил радужную маслянистую пленку на доспехах Железных Воинов.

Опасения Дассандры не подтвердились: молнии не тронули Рожденных Кровью, но сосредоточились на возвышенностях дальше в долине, где размещалась артиллерия врага. Вначале блеснули вспышки детонаций, потом в воздухе выросли грибоподобные облака, а через несколько мгновений стал слышен грохот взрывающихся боеприпасов. Орудия одно за другим исчезали в электрическом огне, который вмиг распространился по всей возвышенности. Зарево от взрывов подсветило нижнюю кромку облаков, и Бронн моргнул, стараясь избавиться от ошеломляющих послеобразов: какие‑то невидимые создания метались в облаках на черных крыльях, создания с телами рептилий и пастями, полными клыков.

— Видишь теперь, чего стоят эти колдуны? — спросил Бронн.

Дассандра коротко кивнул:

— Признаю, они эффективны.

Большего Дассандра признавать не собирался, а Бронн улыбнулся, видя, как пылают в огне варпа горные кряжи между тремя крепостями.

— Прикажи начать наступление, — сказал он. — Только танки и пехота.

Дассандра посмотрел на него с недоумением:

— Только танки и пехота? А почему не демонические машины?

— Потому что таков приказ, — ответил Бронн.

— Нам нужно атаковать всем, что у нас есть, — настаивал Дассандра. — В соответствии с доктриной первой волны нужно стремиться к подавляющему превосходству, чтобы сломить волю защитников.

— Дассандра, я знаю все доктрины Пертурабо, и твои наставления мне не нужны.

— Тогда почему…

— Выполняй приказ! — рявкнул Бронн.

Дождь и расстояние приглушили шум битвы, но даже из-за высокого вала Бронн слышал отрывистый треск перестрелки, грохот взрывов и крики. Дассандра остался с ним; он явно отказывался понимать логику Бронна, но тот не оставил своему помощнику иного выбора, кроме как подчиниться.

Бронн прошел мимо киберорганических военных машин — вклад Вотиира Тарка в завоевание Калта. Машины кричали и глухо топали о землю, игнорируя боевое построение, и Бронн знал, что лучше не смотреть на связывающие обереги, высеченные на плоти и металле их корпусов. Некоторых удерживали железные цепи, некоторых — более эзотерические средства контроля, но все они были жестокими машинами смерти, способными сражаться вечно, не зная усталости.

Если бы киборги вступили в бой, враг был бы уже разбит, но как раз разбивать врага Хонсю и не хотел. Чушь несусветная, как ни посмотри, но Бронн заставил себя перестать сомневаться в планах командира. На стороне Кузнеца Войны был сам повелитель демонов, а смертному не дано постичь мысли подобного существа.

Войдя под высокие своды туннеля, что вел на поверхность, Бронн двинулся туда, откуда доносились шум гидравлики и маломощных мелта — резаков и лязг доспехов. Дуговые лампы, установленные на стенах, освещали высокие штабели боеприпасов и взрывчатки и отбрасывали яркие блики на огромные стальные плиты, которые строители крепили болтами к полу. В туннеле строили железную дорогу, чтобы подготовить приход Черной базилики — громадного сооружения, которое было одновременно и передвижным храмом в честь великих богов варпа, и невероятно мощной машиной разрушения, способной ровнять с землей целые города.

Железные Воины и армия Рожденных Кровью пришли в долину по туннелям, проложенным передвижными бурильными установками «Адский бур», но для того чтобы прошла Черная базилика, нужно было полностью очистить туннель от обломков. Огневая мощь этого сооружения переломит ход битвы, и Бронн пока не знал, как он сможет сохранять патовую ситуацию, которой так хотел добиться Хонсю, когда на их стороне будет столь сокрушительное оружие.

Бронн задержался на мгновение, приложил руку к стене туннеля, позволяя голосу камня проникнуть сквозь латную перчатку. В свете ламп поверхность скалы поблескивала, словно бледным золотом, вкраплениями кварца и нефрита. Бронн прижался к стене щекой — и почувствовал все внутренние дефекты камня, ощутил все мельчайшие вибрации и далекие, едва различимые шумы. Черная базилика приближалась: он чувствовал дрожь, которой горы отзывались на ее титаническую поступь, слышал рокот двигателей, который резонансом отражался в недрах планеты.

— Еще около двух часов, — сказал он тихо. — Максимум три.

Этот мир был охвачен болью, и каждый удар мотыги или лопаты, каждый поворот бура, пронзавший его кожу, оставляли раны, которые никогда не заживут. Мантия Калта и так была изрыта туннелями, но планету превратили в огромные соты сами же жители, вынужденные уйти с поверхности после того, как Лоргар в злости своей отравил ее солнце. Их Калт принял, но Железные Воины были незваными гостями, и каждая крупица земли, которую они вынимали, в ответ пропитывалась ненавистью.

Бронн отошел от стены и двинулся дальше по туннелю, пока впереди не показались пять выстроившихся в ряд машин, похожих на гигантские торпеды; на коническом носу каждой был установлен горный бур. В длину «Адский бур» не уступал «Грозовой птице», но был шире и обладал лучшей броней. На боках машин не было никаких украшений — только истертый, исцарапанный металл; аппарели, ведущие в отсеки экипажа, были опущены, и штурмовые группы занимали свои места внутри.

Только одна из установок повезет Железных Воинов; пассажирами остальных станут ударные отряды Рожденных Кровью и астартес из отступнических орденов, появившихся уже после Великого предательства. Все эти ордены отстояли от своих легионов — прародителей по меньшей мере на шесть оснований, и тем не менее, их воины смели называть себя космическими десантниками. Вместе с этими второсортными подделками здесь были и ксеносы всех мастей: как двуногие и похожие на птиц, с гребнями из разноцветных перьевых стержней, так и паукообразные, четвероногие и вообще лишенные какой-то определенной формы.

Бронн мог только покачать головой при виде этого сброда.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Хонсю, приближаясь к нему со стороны передового «Бура». — Невзрачная армия, да?

— «Невзрачная» — это еще мягко сказано, — ответил Бронн. — Я со многим могу смириться, но видеть, как низко мы пали… это горько. Когда-то мы сражались рядом с примархами, богами войны — а теперь мы принимаем в свои ряды воинов, которым грош цена, но которые все равно называют себя космодесантниками, и ксеносов, что выползли из каких-то задворок галактики.

— Они просто пушечное мясо, — возразил Хонсю. — И если тебя это утешит, они все умрут.

— Однако в долину вы отправляетесь именно с ними.

— Нет, они всего лишь приманка, отвлекающая цель, которая заставит Ультрадесант смотреть прямо, а не себе под ноги, где я и пройду.

— Если прятаться, то на видном месте, — Бронн медленно улыбнулся, начиная понимать.

— Именно так, — согласился Хонсю.

Появились Кадарас Грендель и существо, которое Хонсю называл Свежерожденным, и рука Бронна рефлекторно потянулась к пистолету. Они заметили этот жест, и поведение обоих сразу же изменилось: Грендель широко улыбнулся, предвкушая драку, а Свежерожденный посмотрел на воина с любопытством, словно прикидывая, какую конечность оторвать ему первой. Усилием воли Бронн заставил себя опустить руку, на что Грендель рассмеялся и ткнул пальцем в сторону своего спутника:

— Мудрое решение. Он оторвет тебе голову, прежде чем ты успеешь достать пистолет.

Не обращая на Гренделя внимания, Бронн смотрел на гибких и изящных мечников, которые как раз поднимались на борт последнего «Адского бура». Каждый в этом отряде был великолепным мастером клинка; в поисках достойного противника воины последовали за своим предводителем, Нотой Этассай, на Новый Бадаб — и присягнули Хонсю, когда тот победил Этассай в последнем поединке на Жатве черепов. Мечники поклонялись Темному Принцу и потому никакого доверия не заслуживали.

— Это война, — сказал Хонсю, заметив, куда смотрит Бронн, — и я без колебаний и сожалений буду использовать то оружие и ту армию, которая у меня есть.

— То же я сказал и Дассандре, — ответил Бронн. — Но я соврал.

Хонсю пожал плечами.

— Ты все еще веришь в старые традиции. Вот в чем твоя проблема, Бронн.

— Пертурабо старые традиции вполне устраивали.

— И посмотри, где он теперь, — возразил Хонсю с неожиданной злостью. — Сидит без движения в своем мертвом городе на Медренгарде, в плену у собственной обиды и горечи. Если он считает, что его так сильно унизили, то почему не идет на штурм имперских крепостей, чтобы уничтожить их все? В мире нет такой твердыни, которую он не смог бы сокрушить за один день.

Горячность в голосе Хонсю удивила Бронна: он думал, что Кузнеца Войны нисколько не заботит ни Долгая война, ни тот примечательный факт, что Пертурабо уже очень давно в ней не участвует. Неужели он, Бронн, заблуждался насчет своего командира — или это очередная игр

Сейчас

Боль усиливалась.

Его доспех полностью вышел из строя, и двигаться стало практически невозможно. Раньше он был грозным воином, но теперь силы покидали его. Броня, раньше защищавшая, стала тяжким грузом, который слабеющее тело больше не могло нести. Он помнил день, когда получил этот доспех, помнил величественные колонны Каменной галереи и то, как вместе с тысячами братьев по оружию преклонил колени перед примархом в вороненой броне.

Бронн вспомнил, какую несокрушимую гордость ощутил тогда: он стал частью чего-то более великого, чем он сам, и это чувство помогло ему пережить самые темные дни Великого предательства. Но Долгая Война и упадок, в который погрузился легион, показали ему, что несокрушимых вещей не существует. Можно унизить даже самого уверенного в себе гордеца, можно взять штурмом даже самую неприступную крепость — и даже самая твердая вера может пошатнуться перед лицом предательства.

В чем он ошибся?…

Атака Рожденных Кровью провалилась: Ультрадесантники и ультрамарские солдаты, действуя вместе, сумели остановить нападавших и заставили их повернуть вспять. Свирепые воины Механикус набросились на своих темных братьев с особо лютой ненавистью, потому что враги их когда-то были такими же, как они. Перевес оказался на стороне имперских сил, но в этот момент на поле битвы появилась Черная базилика, и ее орудия нанесли защитникам страшный урон, поставив на грань полного уничтожения.

Но в конце концов и это мощное оружие было потеряно…

По всей пещере валялись обломки черной громадины — бесценные останки, обреченные ржаветь в здешней влажной атмосфере, ибо некому было их собрать: из Темных Механикус в живых не осталось никого. Бронну следовало предвидеть вероятность саботажа, ведь Гвардия Ворона именно на этом и специализировалась: удары из тени и скрытое проникновение в цитадели с самой совершенной защитой.

Бронн помнил, как много лет назад сражался вместе с Кораксом и его воинами; сыны этого примарха, возможно, успели забыть те битвы, но его память сохранила все. Хотя Империум погрузился в застой и его космические десантники были лишь бледной тенью великих легионов древности, тот, кто провел отряд в сердце Черной базилики, был достойным воином. Но Бронн не мог долго восхищаться профессионализмом противника — вернулась боль, он закашлялся и сплюнул кровавый сгусток.

Уничтожение Черной базилики деморализовало Рожденных Кровью, и Бронн проклинал Хонсю за то, что по его милости немногие легионеры, еще оставшиеся в их армии, вынуждены были сражаться вместе с такими подонками. Дассандра зарубил несколько десятков, когда окровавленные, сломленные духом солдаты бросились через вал, отступая перед стеной защитников в керамитовой броне и синих униформах.

На поле боя установилось зловещее затишье; противники вернулись на свои позиции, и Бронн с Дассандрой попытались восстановить дисциплину. Угрозами, обещанием богатой добычи и несколькими показательными казнями они добились от солдат послушания, и Бронн уже планировал вторую атаку, когда стряслась новая беда.

Когда Рожденные Кровью выстроились для нового штурма, пришло сообщение, что враг атакует с тыла. Из туннеля, который с таким трудом расчистили для Черной базилики, донеслись отдельные взрывы и треск перестрелки, к которому добавился грохот крупнокалиберных танковых орудий. Такого не должно было случиться. Разве Ультрадесант не был полностью разбит на поверхности? Но панических вокс — сообщений, докладывавших о новых контактах, становилось все больше, и пришлось признать, что катастрофа неминуема.

Из туннеля показалась пестрая армия — наспех восстановленные бронемашины, батальоны, сформированные из остатков других частей, а также сами Ультрадесантники. Эта армия атаковала Рожденных Кровью с яростью берсерков, а когда защитники долины ответили собственным боевым кличем, Бронн понял, что обе стороны каким-то образом поддерживают связь.

Ворота трех крепостей открылись, и тысячи солдат в синей униформе бросились в атаку, на острие которой шли отделения Ультрадесанта. Несмотря на все старания Бронна и Дассандры, вид вражеских армий, которые вот — вот возьмут их в клещи, лишил Рожденных Кровью остатков мужества. Они рассеялись в отдельные группы, каждая из которых думала только о собственном спасении, не понимая, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

Молот и наковальня. Две армии Ультрадесанта соединились, зажав Рожденных Кровью в тиски, и милосердия они не проявили. Хотя сражение явно было проиграно, Железные Воины не собирались просто сложить оружие и тихо сдаться. Зная, что Хонсю оставляет их на верную смерть, Бронн подготовился к такому повороту событий и теперь ждал нужного момента, чтобы дать последний выход своей ненависти.

Дантиох — Кузнец Войны, предавший свой легион — называл такие меры последним решением в любой осаде, и хотя бы в этом он был прав.

По всей длине туннеля было установлено множество подрывных зарядов, которые Бронн мог активировать одним сигналом, и когда он увидел, как к нему с убийственной решимостью приближается сержант Ультрадесанта, то понял, что время пришло. Бросив последний взгляд на фортификации, которые он с таким трудом построил, Бронн ударил по пусковой кнопке — и мир исчез в огне, грохоте и лавине падающих камней. Он думал, что и сам погибнет под обвалом, но все-таки выжил, правда, ненадолго.

Перед глазами все еще стояло пламя взрывов, за которыми последовали вспышки вторичных детонаций и фейерверк рвущихся боеприпасов. Бронн моргнул. Он знал, что умирает, но ради чего он должен погибнуть?

Неужели он был всего лишь помехой, отвлекавшей внимание врага от миссии, которая — в этом не оставалось сомнений — провалилась?

Для воина с таким послужным списком, как у него, это было унизительно.

Земля вновь задрожала, и Бронн быстро посмотрел на свод пещеры. Оттуда словно сухой дождь сыпалась пыль, и хрупкие чешуйки расслоившейся каменной породы падали на поле боя с тихим шелестом, как песок в песочных часах. Структурная целостность пещеры не пострадала, но Бронн хотел, чтобы свод рухнул, чтобы его позор был похоронен под миллионами тонн камня, чтобы враг не смог получить подкрепление и добиться окончательной победы.

Почва содрогнулась еще раз, но теперь это не были отзвуки взрывов: под землей что-то двигалось. Бронн знал свойства породы достаточно хорошо, чтобы почувствовать разницу; он уже в который раз прижал ладонь к грунту, позволяя камню рассказать о себе, — и ощутил сейсмический сигнал, подземное эхо от мелта — резаков, которые вгрызались в камень, словно целая стая амбуллей.

Грунт за тремя изуродованными «Василисками» вспучился, а затем взорвался фонтаном щебня и грязи, выпуская на поверхность какую-то железную тушу с желтыми отметинами. Бронн сразу же узнал конический нос и расширенные скребки конвейера, характерные для «Адского бура».

— Осторожнее, идиот, — прошипел он. — У поверхности грунт всегда слабее.

Тот, кто сидел за рулем «Бура», явно не разбирался в нюансах работы этой машины и вел ее так, словно это был «Лендрейдер» со сломанным управлением, а не проходческое оборудование высокой точности. Резцовые коронки, выбивая снопы искр, вспороли корпус дымящегося танка. Металлическая стружка, полетевшая во все стороны, напоминала блестящие дипольные отражатели, которые «Громовой ястреб» разбрасывает, чтобы обмануть радары.

«Адский бур» накренился, потерял устойчивость и пропал из виду, завалившись на бок. Изуродованный танк исчез в огне — взорвался боеприпас; скорее всего, пассажиры «Бура» теперь не смогут выбраться. Если до них не доберутся Ультрадесантники, то рано или поздно они все равно погибнут от недостатка кислорода.

Кто бы ни управлял буровой установкой, в Ущелье четырех долин его ждет только поражение и смерть. Бронн забыл о машине, едва послышались голоса Ультрадесантников, отдававших резкие, отрывистые приказы на боевом арго, которое ничуть не изменилось за прошедшие десять тысячелетий.

Практически невозможно представить столь долгий срок. Для Бронна те времена богов и героев были частью прожитой жизни, но эти воины знали о прошлом только из полузабытых преданий. Они не могли помнить о том, что в его восприятии произошло совсем недавно…

Я был там, когда пали стены Императорского Дворца.

Бронн повернул голову в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы не умирать безоружным. Рядом лежал болтер, до которого он вполне мог дотянуться, но затем ему на глаза попался Обрушитель — оружие, с помощью которого он уничтожил несчетное количество крепостей и столько же крепостей построил. Его латная перчатка легла на Т — образную рукоятку, и кончиками пальцев он сумел подтащить инструмент поближе по неровной почве. При движении клинок царапал по камням, осыпавшимся со свода пещеры, — черным фрагментам высокоплотной вулканической породы, образовавшейся в результате излияния магмы во времена, когда планета была еще необитаемой.

— Сплавленная метаморфическая порода из приповерхностного пласта, — сказал Бронн и по важным хрипам, которые сопровождали сделанный вдох, понял, что легкие все-таки спались. На втором сердце долго не продержишься, и в конце концов его израненное тело погибнет от гипоксии.

— В своей мести сыны Аврелиана ничего не упустили, — заметил он, увидев в камне вкрапления облученных кристаллов.

— И все же они потерпели поражение, — ответил откуда-то сверху интеллигентный голос с безупречным выговором.

Нога незнакомца опустилась на рукоятку Обрушителя и переломила ее надвое. Бронна захлестнула ярость, и он перекатился на спину, не обращая внимания на пронзительную боль в груди, которая, однако, уже не могла затронуть нижнюю часть тела. Посмотрел вверх — и увидел широкоплечего воина в лазурно — синем доспехе Ультрадесанта. На нагруднике мерцал золотом орел, наплечники окаймляла поблекшая изумрудная полоска.

— Все могло бы обернуться иначе, если бы с ними тогда были Железные Воины, — прошептал Бронн, прижимая к груди сломанную рукоять Обрушителя. Воин покачал головой и снял шлем, увенчанный лавровым венком. Лицо его отличали классические патрицианские черты — волевой подбородок, четко очерченные скулы; глаза бледно — голубые, светлые волосы коротко острижены. Настоящий Ультрадесантник до мозга костей.

— Сегодня вы тоже проиграли, — сказал воин, вставляя в пистолет новый магазин. — Не думаю, что столь жалкие союзники смогли бы как-то изменить исход той войны.

— Ты ошибаешься, щенок. Железо вечно, — возразил Бронн, в изнеможении отворачиваясь. — Из железа рождается сила. Из силы рождается воля. Из воли рождается вера. Из веры рождается честь. Из чести рождается железо.

— Что это? — с откровенным презрением поинтересовался воин. — Молитва?

— Это Нерушимая литания, — ответил Бронн, чувствуя, как угасают силы. — Да будет так вечно.

Ему показалось, что в пламени разгрома промелькнул чей-то силуэт. Кто-то пробирался через обломки «Василисков», вспоротых буровой установкой, — призрачная тень человека, одна рука которого странно блестела в зареве, словно поверхность ее была из ртути. Вряд ли это было физически возможно, но еще Бронну показалось, что сквозь завесу из пепла и пыли он видит бледное синее свечение аугметического глаза.

«Твоя миссия завершена, — словно говорил этот взгляд, — а моя — продолжается…»

— Зачем вы пришли? — настаивал Ультрадесантник. — Вы же наверняка понимали, что не сможете победить верных сынов Жиллимана.

— Зачем пришли? — улыбнулся Бронн и покачал головой, чувствуя, как спадает со сломленных плеч тяжелый груз. — Лучше тебе этого не знать.

До сих пор жизнь еще держалась в его теле только благодаря усилию железной воли; теперь он перестал цепляться за реальность и перед тем, как сделать последний вдох, с вызовом посмотрел на Ультрадесантника:

— Думаешь, вы выиграли это сражение?

— Я это точно знаю, — ответил воин. — Ваша армия разбита, и Калт снова в наших руках. Орды твоего хозяина, вторгшиеся на другие миры Ультрамара, тоже будут вот — вот изгнаны. Да, я бы назвал это победой.

— Время жестоко обошлось с Ультрадесантниками, — сказал Бронн. — Когда-то они были властителями Макрагга, но вы — лишь жалкое подобие тех великанов.

Воин навел на него пистолет.

— Я бы мог оставить тебя умирать в мучениях, но мне невыносимо думать, что ты еще какое-то время будешь оскорблять этот мир своим существованием.

— Кто ты? — спросил Бронн. — Скажи, как зовут того, кто собирается меня убить.

Вопрос заставил воина на мгновение задуматься, но потом он кивнул:

— Я Леарх Абант, сержант Четвертой роты Ультрадесанта.

Бронн улыбнулся:

— Четвертая. Ну конечно, кто же еще.

Затем Леарх нажал на спусковой крючок, и Бронн умер, зная, что прольется еще много крови, прежде чем дела Железных Воинов на Калте будут закончены.

Долг Ордену

Не переведёно.

Страх темноты

Рана становилась ледяной, и для Аэтона Шаана такое ощущение было внове. В темных переходах, ведущих к генераториуму, он сбросил свой капитанский плащ из переливчатых черных перьев, зная, что пользы от него не будет, — враги были так же хорошо знакомы с тьмой, как и он сам.

И даже лучше.

Воин из Гвардии Ворона, для которого тьма — затруднение?

Еще одно новое чувство.

Худое лицо Шаана было алебастрово-бледным, губы — с синевой, глаза — желтые, кошачьи. Он прижал ладонь к участку смертоносного онемения на боку, и почувствовал, как проникающий в вены холод заставляет стыть в них кровь.

А ведь ему досталось меньше всех.

Ревис Кайр еще залечивал болтерные ранения, полученные под поверхностью Калта. Ферельд Лаоц сломал ребра под рухнувшей гробницей Вентана, и под корсетом регенеративных стимуляторов кости до сих пор не срослись. Корт Шак хрипел при каждом вздохе — его легкие проткнули несколько ледяных когтей.

Ни один из них не был готов к бою, но избежать его не удастся.

— Ты их видишь? Я тут как слепой, — сказал Ревис Кайр с помощью знаков ночи, чтобы сохранить тишину.

Шаан изобразил знак «враг невидим» и почувствовал себя так, словно сознался в чем-то ужасном.

— Кто они? — спросил Ферельд.

— Порождения варпа, — ответил Шаан, на этот раз неприличным знаком.

Шаан прибыл в Ультрамар в поисках предателя, но охота, забравшая у него почти сто лет жизни, закончилась тем, что мертвого Ардарика Ваанеса он вез в Вороний Шпиль уже как брата Избавления.

В отсутствие капеллана, который мог бы исповедовать его и наставить на путь истинный, Шаан был вынужден справляться с противоречивыми эмоциями самостоятельно. Пазаний из Ультрамаринов как-то сказал о капитане, что тот не привык быть в обществе других, но это было не так. Шаан, словно одинокий ворон в ночи, мог и сам выследить добычу, но такое случалось редко. Гораздо чаще с ним были его воины, и они вместе атаковали из-под прикрытия теней, отступали — и атаковали снова.

Их крейсер покинул Ультрамар без лишнего шума, и путешествие через имматериум, хоть и было как всегда беспокойным, прошло без происшествий.

По крайней мере, так Шаан думал, пока корабль не вышел в пространство их родной солнечной системы.

С ними прибыло кое-что еще. Что-то чудовищное и злое.

Когда Избавление было уже совсем рядом, это нечто завладело их астропатом и превратило его в темные врата к месту, скрытому тенью на краю вселенной. Через эти врата пришла мгла: армия ночных убийц, пожирателей света и истребителей плоти. Их прикосновение несло лед и замораживало кровь, они упивались смертью, и даже Гвардия Ворона оказалась перед ними бессильна.

— Думаешь, сработает? — просигналил Шак, чье бледное лицо в холодных сумерках Хаоса казалось почти прозрачным.

— Должно, — ответил Шаан, двигаясь сквозь леденящий мрак, который до этого дня всегда был его союзником. — Рассредоточиться.

С обеих сторон возвышались гигантские машины генераториума — мощные двигатели, горнила тепла и энергии, благодаря которой корабль мог нести воинов к звездам. Вороны шли к ярусам, с которых экипаж корабля управлял его колоссальными двигателями.

— Корабельные люмены уже несколько веков не зажигались, — заметил Лаоц.

— Тогда придется действовать по старинке, — ответил Шаан.

— По старинке всегда получается грязно, — сказал Ревис Кайр, который сражался рядом с Шааном дольше всех.

Не отвечая, капитан продолжал двигаться к пультам из дерева и латуни, с которых можно было управлять системами освещения. В свое время он достаточно много общался с технодесантниками, чтобы представлять в общих чертах, как работает корабельное оборудование.

Когда он только начал подниматься по ступеням, тени ожили.

Шак первым почувствовал их прикосновение. Мрак сдавил его крыльями, клыками и когтями, которые выжигали черные пятна на сетчатке глаз. Он только раз вскрикнул, и тьма проглотила его.

Шаан одним прыжком метнулся к пульту управления и потянул за проржавевший рычаг, запускавший осветители корабля. Под грохот соединяющихся автоматов защиты цепи древнее устройство включилось. Теперь пульт получал питание.

Шаан надеялся, что осветители загорятся один за другим, и ослепительный свет изгонит чудовищ. Но люмен-панели, не знавшие тока вот уже четыреста лет, разлетелись в каскаде взрывов. Прогнившая проводка, своенравные духи машин и отсутствующие детали — все эти факторы словно сговорились против Гвардии Ворона, чтобы не дать воинам свет, столь им необходимый. Отдельные люмены, мигая, неуверенно горели, но этих островков в океане ночи было слишком мало.

Тени захихикали и завыли.

— Бегите, — просигналил Шаан.

Словно стая потревоженных воронов, воины рассеялись по генераториуму. В обычной ситуации каждый из них затем стал бы пробираться к заранее оговоренной точке сбора, используя тени как прикрытие, но теперь их врагом была сама темнота.

Шак пал, не успев даже сдвинуться с места: прожорливая стая теней окутала его, и он погрузился в бесконечную ночь, унесенный Император ведает куда одной из проклятых тварей. Шаан же, разрываясь между веками тренировок и опыта и новыми правилами выживания, метался от одного пятна тусклого света к другому. Он неуклонно двигался к верхним палубам, к мостику, но длинные конечности цеплялись за него, сковывая холодом броню и дочерна обмораживая кожу под ней. Каждое такое касание уменьшало его запас сил.

Твари боялись света — он выжигал их, словно то адское измерение, где они обитали, не пропускало ничего, что могло бы высветить их отвратительную сущность.

Шаан услышал, как кричит Лаоц. Болтерный огонь и вспышки молний разорвали тьму.

Хотя крейсер был меньше, чем большинство кораблей во флоте Космодесанта, Шаану казалось, что ему предстоит пересечь целый линкор. Он споткнулся — ноги уже начинали неметь, а пустотное прикосновение теней подбиралось к его сердцам, заковывая стойкие внутренние органы в лед.

Тьма бежала с ним наперегонки, вереща от восторга. Тени дразнили его, понимая, что скрыться от них он не сможет. Хищники собирались смотреть, как умирает их добыча, и хотели поиграть с ней, прежде чем нанести последний удар.

Шаан вломился на пустой мостик. Инфопланшеты и гололитические проекторы темны и безжизненны, бронированные заслонки, защищающие мостик, все еще опущены после выхода в реальное пространство. Кроме него, здесь никого не было, и Шаан, пошатываясь, подошел к трону капитана.

Легкие замерзали, само дыхание стало ледяным, и оба сердца бились из последних сил.

В дверь проскользнуло маслянистое пятно непроницаемой тьмы. Это была чернота пустого космоса, слишком удаленного от звезд, чтобы когда-нибудь познать их свет. Тени заметались по стенам силуэтами когтей и рогов, раздвоенных хвостов и черных клыков, упорно не складывавшихся в определенную форму.

Но у этого мрака были края, и оставались места, куда он дотянуться не мог.

И так Шаан увидел, что у тьмы есть предел.

— Думаешь, Гвардия Ворона боится темноты? — спросил он вслух. — Ты ошибаешься.

Он ударил кулаком по трону и прикрыл глаза рукой, когда взрывозащитные заслонки с грохотом раздвинулись и поляризующие фильтры отключились. Солнце Избавления затопило мостик своими лучами подобно очищающему огню самого Императора.

Тени, которых этот свет касался, сгорали, оставляя после себя мертвый пепел.

Шаан ощутил жар солнца и судорожно вздохнул, когда тепло проникло в его онемевшую плоть. Ноги его подкосились от невероятной боли, но даже падая на палубу, он смеялся, чувствуя, как с болью возвращается жизнь. Теням было негде спрятаться, и на глазах у Шаана последняя из них с воплем нечеловеческого страдания рассеялась.

Затем он услышал шаги, и на мостик, хромая, поднялся Ревис Кайр.

— По старинке, так? — сказал сержант и покачал головой, пробираясь через груды пепла. — Как всегда, получилось грязно.

Калтский зверь

С острия ножа, нависшего над глазом Келлана, капала кровь. Он видел, как этот смертельно острый клинок распотрошил его товарищей, и ничего не смог сделать, чтобы спасти их от мучений и гибели. Зверь убил их всех.

Непреклонная Джоэль, их сержант, умерла первой — ей вскрыли живот в ужасной пародии на роды, которые она принимала когда-то, еще до службы в оборонной ауксилии. Следующим стал угрюмый Аквиллен — клинок распорол его от паха до грудины. Юному Телиону (его назвали так в честь самого знаменитого скаута ордена) нож, словно лазерный скальпель, мгновенно отсек ногу. За считанные минуты парень истек кровью, и все это время он орал, зовя маму и умоляя ее убрать боль. От Каристы зверь не дождался ни звука: она не стала молить о пощаде и даже не вскрикнула. Она тоже слышала страшные рассказы и знала, что зверю милосердие не ведомо, а потому предпочла не тратить силы на бесполезные слова.

Затем зверь с гладием в руке обернулся к Келлану. Оружие, рассчитанное на воинов Адептус Астартес, по меркам простого смертного казалось огромным: тяжелый палаш, способный пробить даже самую крепкую броню. Бронежилеты из слоистого материала и кевлара, которыми была экипирована оборонная ауксилия, он резал как бумагу.

Он появился из ниоткуда, этот монстр в потрепанном доспехе с облезшей краской. Между двумя заброшенными домами промелькнуло что-то желто-черное — и вот Джоэль падает на колени, держится за живот, откуда на каменистую почву вываливаются внутренности, и через мгновение умирает. Келлан единственный из отряда успел поднять оружие и выстрелить, но все впустую.

Удар кулака отбросил его к стене пустого дома, где Келлан и замер, осев на землю. Каждый вдох сопровождался булькающими хрипами. Как и все в оборонной ауксилии Калта, он прошел короткое обучение у медиков, и даже этих поверхностных знаний было достаточно, чтобы понять: у него сломано несколько ребер и пробито легкое, а то и оба.

Не в силах ни пошевелиться, ни заставить себя не слышать вопли товарищей, Келлан стал свидетелем тому, как зверь разделался с целым отрядом. Когда монстр начал уродовать трупы, он велел выжившему смотреть, пригрозив еще более страшными муками, если тот отвернется. Брызнула кровь, на серой облицовке стен появились алые потеки; зверь погружал пальцы в одну зияющую рану за другой и рисовал на стенах странные символы — кособокие звезды, оскаленные черепа, слова на ужасном и омерзительном языке, которого Келлан не знал. Все это напоминало какое-то нечестивое колдовство, но чего еще ждать от врага, который продал душу Темным Богам. Памятуя о наставлениях, которые перед самым началом вторжения дал прелат Юстиан, на эти рисунки Келлан смотреть не стал.

Закончив с издевательством над трупами и мерзкими граффити, зверь встал на колени перед солдатом и положил огромную лапищу ему на плечо, словно желая утешить. Келлан хотел уклониться от тошнотворного прикосновения убийцы, но не мог пошевелиться из-за боли.

— Познать врага значит уподобиться ему, — прошептал он, крепко зажмурившись.

— Я ведь предупреждал, что будет, если не станешь смотреть, — прорычал зверь и насильно раскрыл ему глаза. Веки оторвались, хлынула кровь. Антазия как-то раз сонно призналась Келлану, что самое красивое в нем — это его глаза; сейчас, когда голову пронзала непереносимая боль, он изо всех сил цеплялся за воспоминания о ней. Липкую влагу, залившую глаза, сморгнуть было нечем, и сквозь алую дымку Келлан увидел до ужаса обезображенное лицо зверя.

Война не пощадила зверя, и он выглядел в точности так, как представлял себе Келлан: весь в шрамах, в плоть грубо вшита аугметика, страшен как оживший кошмар. После разгрома Рожденных кровью по нижним пещерам поползли слухи о некой чудовищной твари, которую якобы выпустил побежденный враг, чтобы та пожирала славных жителей Калта. Этим слухам особо никто не верил, а проверить все истории о жестоких убийствах было совсем не просто из-за того, что множество людей до сих пор числились пропавшими без вести.

Но Келлан теперь знал правду: дело не просто в какой-то чудовищной твари. Все намного хуже.

Хотя боль была невероятной, он был рад, что глаза заволокло кровавым туманом. Взгляни он хоть раз прямо на врага — и душа его была бы проклята навечно.

— Есть только Император, — произнес Келлан. — Он наш щит, он наш защитник.

Зверь покачал головой, как будто такая предсказуемая реакция его разочаровала.

— Так вот что они вам говорят? Я-то думал, что народ Жиллимана не настолько глуп. Вы столько забыли из своего прошлого, что вас почти что жаль.

Келлан не ответил, сквозь жжение в глазах рассматривая огромную тушу зверя. Из-за доспеха он казался гигантом; сверхчеловеческое телосложение, результат генетических модификаций, не оставляло сомнений, что он — космодесантник-предатель. Проповеди провозглашали, что армия Железных Воинов разбита, что по всему Ультрамару противник обратился в бегство. Со дня победы при Кастра Танагра прошло шесть долгих месяцев, полных тяжелой борьбы, — и вот орды Рожденных кровью изгнаны со всех планет, которые они посмели осквернить.

Когда его отряд послали зачищать калтские туннели, Келлан обиделся на судьбу, которая не дала ему встретиться с врагом на поле боя. Уборка мусора — так назвал их задание Аквиллен. Полгода они патрулировали пустые пещеры, проверяя, не прячутся ли где остатки вражеских армий. Полгода они скучали, прочесывая огромные подземные залы, заброшенные туннели и гулкие галереи. Каждый день они проходили по пещерам, где с высоких, как в соборе, сводов свисали тонкие сталактиты, мерцавшие синим; где застывшие радиоактивные отходы переливались радужным сиянием; где заброшенные сельскохозяйственные посадки превратились в непроходимые заросли. Кариста однажды в шутку заметила, что им довелось побывать в таких местах, о которых сами жители Калта давно забыли.

Но кое-кто еще проник в этот затерянный мир и устроил себе логово в здешней темноте.

Этот кто-то прятался во мраке, выжидая, и они натолкнулись на него только во время последнего патруля. Район, по которому они тогда проходили, даже не был обозначен на карте: это переплетение глубинных туннелей и залов было отмечено как серая зона, и люди давным-давно ушли отсюда, переселившись в более просторные и светлые пещеры, откуда был выход к маглевам на поверхности.

На краю глубокой пропасти раскинулось заброшенное и безымянное поселение. В домах, похоже, уже много веков никто не жил, но до полного упадка им было далеко. Калтские строители потрудились на славу, и для того чтобы привести здания в порядок, достаточно было бы лишь физической силы и метлы.

Однако каждый такой дом нужно было проверить и убедиться, что нигде нет и следа врагов, — которых, кстати, патрулю до сих пор не попалось. Все знали, что Рожденные кровью не прошли дальше Ущелья четырех долин, и сама мысль, что хоть кто-то из этой мерзкой орды смог проникнуть глубже в пещеры, казалась смешной.

Но сейчас Келлан не смеялся.

— Ты ведь зверь, да? — спросил он, стараясь голосом не выдать охвативший его ужас.

— Так вот как они меня называют? — ответил зверь. — Жиллиманово отродье всегда изрекает банальности. Учитывая, скольких людей я зарезал, им следовало придумать что-нибудь более… пафосное.

— Ты чудовище, — выпалил Келлан.

— Тоже мне новость. — Зверь оглянулся на груду искалеченных, залитых кровью трупов. — Я этим уже давно занимаюсь, и трудно делать вид, что это не ужасно.

— Но зачем тебе это?

— Тебе нравится, как я разобрался с твоими друзьями? — спросил зверь, проигнорировав вопрос, и повернул острие ножа перед глазами жертвы. — А символы, как они тебе? Не уверен, что нарисовал все правильно, но суть они передают. Ведь тот, кто надо, их точно заметит?

— Не заставляй меня на них смотреть, — взмолился Келлан. В сухом пещерном воздухе, стремительно впитывавшем влагу, глаза, оставшиеся без век, жгло как огнем. — Ты все равно меня убьешь, так хотя бы пощади мою душу.

— Не смотреть — глупо, — возразил зверь. — В первую очередь нужно узнать, кто твой враг и на что он способен. Кажется, именно примарх Имперских Кулаков сказал, что первая аксиома обороны — понять, от кого защищаешься. — Глухой рокот, зародившийся в груди гигантского чудовища, отрывистым смехом сорвался с его губ. — Боги милостивые, если душа Обакса Закайо слышит, как я цитирую Дорна, то наверняка сейчас корчится в варповом пламени.

— Они тебя выследят, — проговорил Келлан. Он уронил голову на плечо, на губах при каждом вдохе пузырилась розовая пена. — Как только орден узнает, что ты такое, за тобой будут охотиться все без исключения.

— На это я и рассчитываю, — ответил зверь и, положив руку Келлану на голову, развернул его лицом к себе.

— Они убьют тебя за то, что ты сделал.

— Наверное, ты прав. Но никто не может одержать абсолютную победу над Железным Воином. У него всегда есть в запасе еще один трюк, еще одна — последняя — уловка, которая в смерти делает его столь же опасным, как и при жизни. Если мне суждено здесь погибнуть, со мной умрет и половина Калта.

Келлан замер: зверь поднес нож ближе, стальным острием царапая роговицу глаза; затем клинок скользнул глубже, и к засохшей крови прибавилась прозрачная жидкость. Келлан орал и бился в судорогах, но зверь удерживал его голову неподвижно.

— Убивать тебя я не стану, — улыбнулось чудовище, — но больно сделаю.

Инквизитор Аракай в свое время любил пояснять теоретические рассуждения примерами из садоводства и цитировать Галана Нуаргрима, который, судя по всему, разделял его страсть к взращиванию семян. Намира Судзаку, тогда еще молодая дознаватель, вдоволь наслушалась праведных речей о «сорной траве» и «ядовитых корнях» ереси.

Самой Судзаку такие прямые сравнения не нравились: они слишком упрощали суть самой страшной угрозы, с которой когда-либо сталкивалось человечество, низводили ее до обывательского уровня. Став инквизитором, Судзаку верила, что простым смертным лучше ничего не знать о тайнах ереси и происках имматериума. Если выпустить этого джинна из бутылки, то обратно его уже не загонишь, так что пусть люди остаются в счастливом неведении.

Война с Рожденными кровью стала для нее еще одним тому подтверждением.

А теперь еще и это…

Пещера была просторной, с высоким сводом, однако какая-то необычная особенность в структуре породы не давала дальномерам, встроенным в льдисто-голубые глаза Судзаку, точно определить расстояние. Зал, безусловно, большой: если поставить три боевых машины Адептус Механикус одну на другую, они едва дотянутся до потолка. Сюда мог бы пройти даже «Лекс тредецим» магоса Локарда и при этом показаться маленьким.

Стены пещеры влажно блестели, но воздух был прохладный, и когда Судзаку вышла наружу из теплой кабины «Носорога», то плотнее запахнулась в длинное черное пальто. Ее снежно-белые волосы, резко контрастировавшие с карамельного цвета кожей, развевались на ветру, который дул из более глубоких подземных уровней. Татуировка в форме молота, нанесенная на тыльную сторону запястья, чесалась, и для Судзаку это давно уже стало предвестником скорых неприятностей. Она поцеловала вытатуированный символ — остатки детских суеверий, старая привычка, которую она переняла от Собуро еще в схолуме и так и не смогла изжить.

Вспомнив брата, она остановилась и разжала пальцы, сжимавшие рукоятку длинноствольного пистолета, инкрустированную черным деревом. Со дня битвы в Ущелье четырех долин из этого оружия она не стреляла. Она разбирала пистолет не меньше сотни раз, чистила и смазывала каждую деталь, сопровождая каждое движение мантрами точности и катехизисами против заклинивания.

Но никакие технические ритуалы не могли стереть из памяти тот выстрел, что оборвал жизнь ее брата.

— С тебя еще бутылка масла для кожи головы, — сказал Милотас и развернулся, чтобы спуститься на пласталевую подножку «Носорога».

— Что? — переспросила Судзаку, хотя и в первый раз прекрасно расслышала, что сказал ее савант.

— Ты сама знаешь, Намира, — ответил он.

Милотас Адельмо был одним из тех немногих, кому позволялось называть инквизитора по имени, — привилегия, право на которую за их долгое сотрудничество он доказал неоднократно. Ему было трудно выбираться из «Носорога», но Судзаку знала, что предлагать помощь не следует. Природа наделила Милотаса нормальным ростом, но после долгих и мучительных операций, которые пришлось делать из-за стычки с членистобрюхими ложноскорпионами, его позвоночник оказался чудовищным образом деформирован.

Из-за увечий у саванта возникали трудности даже с самыми простыми действиями, но он упорно отказывался от любой аугментации. Вариант имперского культа, принятый на его родной планете, призывал верующего самосовершенствоваться по образу и подобию Императора и избегать механической аугметики. По этой причине время от времени между правительством планеты и Адептус Механикус возникали трения, но дипломатия всегда побеждала теологические споры, потому что какая-то генетическая особенность обеспечивала среди населения необычно высокий процент гениев математики и статистики.

— Я думала не о Собуро, — возразила Судзаку.

— Тогда почему ты убрала руку с пистолета? — спросил Милотас и спрыгнул с подножки, держась за ребристую броню корпуса.

Судзаку посмотрела на собственную ладонь: она и не заметила, что выпустила рукоятку.

Милотас ступил на каменистую почву Калта с болезненной гримасой и поправил багряно-алую тунику, которая благодаря широкому покрою скрывала его физические изъяны. Лицо у него было на удивление красивым, и отпечаток возраста (он не проходил процедур омоложения) не изменил этой привлекательности; кожа лысой головы блестела от нанесенного на нее масла — у саванта была обширная коллекция ароматных масел и духов, которую он регулярно пополнял. Подмышкой он нес зеркальный планшет, и Судзаку знала, что в наплечной кобуре у него спрятан короткоствольный пистолет. Для серьезного боя оружие слишком маленькое, но в безвыходной ситуации вполне сгодится, чтобы размозжить собственный череп.

— Потому что я не собираюсь стрелять, — насмешливо ответила Судзаку. — И лучше не провоцируй меня.

— А еще ты поцеловала татуировку, — указал Милотас, прижал ладонь к экрану планшета и еле заметно улыбнулся, когда устройство отозвалось на его прикосновение мелодичным звоном. Колонки численных данных, заполнившие зеркальный экран, были понятны только одному из савантов или калькулюсу-логи, снабженному соответствующей аугметикой.

— Ну ладно, — сдалась Судзаку. — Да, я и правда думала о Собуро.

— Ага, — отозвался Милотас, не отрываясь от потока чисел. — Думаю, бутылочка дистиллята из камнеломки пурпурной меня вполне устроит. Говорят, она растет в некоторых из здешних глубоких пещер и благодаря искусственному освещению приобретает неповторимый аромат.

— Будет сделано.

— Хочешь, прочитаю тебе лекцию?

— Трон упаси!

— Это был риторический вопрос, — Милотас посмотрел на нее с невозмутимой прямотой. — Смерть Собуро была неизбежной, и ты это знаешь. Варп-колдовство Архиврага запятнало его своей скверной. Ты не могла оставить его в живых.

— Ты прав, и я все понимаю, Милотас, — проговорила Судзаку с легким вздохом. — Не нужно повторять одни и те же доводы.

— Понимая эти доводы, ты их не принимаешь, — возразил Милотас уже более серьезным тоном. — Не забывай, что и я там был. Когда враг атаковал нас варп-колдовством, я стоял на стенах Кастра Окцидент. Собуро знал, что заражен, и смирился с единственно возможным исходом.

— Перед самой смертью он простил меня.

— Я это помню, — кивнул Милотас. — Он был хорошим человеком.

— Да, но хороший инквизитор из него бы не получился. Я всегда думала, что он слишком сочувствует другим, слишком открыт из-за своего дара эмпатии, слишком легко… прощает.

— А что ты думаешь теперь?

— Теперь мне кажется, что он справился бы с работой инквизитора лучше меня.

Милотас взял ее за руку и заставил вновь положить ладонь на рельефную рукоятку пистолета:

— Ты ошибаешься. — На это Судзаку слабо улыбнулась. — Да, Собуро был хорошим человеком, но Инквизиции хорошие люди не нужны — ей нужны люди сильные, способные принимать решения, на которые у остальных не хватит мужества. Ей нужны агенты, которые пойдут на немыслимое и невозможное. Мы оба знаем, что угрозы, с которыми мы имеем дело, слишком реальны и слишком опасны, чтобы позволять себе хоть миг нерешительности или сострадания. Думать иначе — опасное заблуждение. Да, я считаю человеческую жизнь величайшей ценностью, но я также понимаю, в чем ужасная суть этой беспощадной арифметики, которая определяет, кому жить, а кому умереть. Ты тоже это понимаешь, и поэтому-то ты настоящий инквизитор.

— Ты так в этом уверен? До сих пор?

— Сейчас даже больше, чем когда-либо, — сказал Милотас и кивнул с мудрым видом. — Ты не смогла бы убить брата, если бы не признавала эту истину. Так, хватит на сегодня лекций; давай узнаем, что так встревожило сержанта Данте.

— Появилась информация, почему нас вызвали сюда?

— Ничего, только просьба прибыть в это место, — ответил Милотас.

Судзаку кивнула и двинулась вглубь пещеры, гадая, что же столь важного могло остаться на Калте, чтобы потребовалось присутствие инквизитора. Приказной тон запроса раздражал ее, но нюх на неприятности подсказывал, что день сегодня выдался необычный, и это было достаточной причиной, чтобы держать гнев в узде.

С кормовой аппарели «Носорога» сошли двое штурмовиков и заняли места по обе стороны от инквизитора, шагая с ней в ногу. Раньше они были элитными воинами в Хасинтских мародерах, но, став телохранителями инквизитора, они получили дополнительную аугметику и вооружение, сделавшие их еще более опасными.

Милотас заковылял следом, изучающее осматривая пещеру и время от времени поглядывая на экран планшета.

— Максимальная высота — 193,76 метра, длина — 6,75 километра, средняя ширина — 650,2 метра. По калтским меркам, довольно маленькая.

Какими бы ни были ее размеры, сейчас в этой пещере было довольно оживленно. Две «Химеры» оборонной ауксилии стояли на окраине поселения, мало чем отличавшегося от прочих подземных убежищ, типичных для Калта. Имперские строители предпочитали модульные конструкции, и здешние жилые дома не были исключением; однако Судзаку отметила, что с точки зрения эстетической гармонии и соразмерности архитектура Ультрамара выгодно отличается от многих других планет.

В стороне от «Химер» стоял одинокий «Носорог», выкрашенный в ярко-синий цвет и с девственно-белым символом Ультрадесанта на штурмовых люках. Внешне эта машина и транспорт Судзаку выглядели одинаково, но ее «Носорог» был под завязку забит библиариумными механизмами с генетическими замками, сканирующими устройствами и инструментами ее профессии, а машина Ультрадесанта казалась тяжелее, прочнее и в целом надежнее. Этот бронированный транспорт создали для войны — для того, чтобы доставлять наиболее смертоносных бойцов этой галактики в самое пекло сражения. Когда Судзаку увидела, что у сообщения, просившего прибыть в эту пещеру, есть вокс-префикс Ультрадесанта, она сразу же поняла, что дело будет сложным.

— Это место как-нибудь называется? — спросила она и сняла с лацкана пальто розетту инквизитора, увидев, что к ним навстречу приближается отряд оборонной ауксилии.

— Как раз смотрю, — ответил Милотас: его пальцы порхали над экраном планшета. — Ага, вот. Пришлось покопаться в файлах Механикус. Пеласгия Тета-66, вот как называлось это место. Когда-то здесь была обогатительная станция, которая обслуживала несколько горных выработок в склоне того самого провала, на краю которого стоит поселение.

— Была? А почему ее бросили?

— Кое-где не выдержала крепь, в нескольких наклонных стволах произошли обвалы, а следом обрушился и карниз скалы. Погибли сто пятьдесят четыре человека.

— Один несчастный случай — и они решили оставить все выработки?

— Да. Сто пятьдесят четыре погибших — немного по меркам Механикус, но для Ультрамара это катастрофа. Рабочие считали, что марсианские жрецы пренебрегают мерами безопасности, и просто переехали в другие города.

Отряд ауксилии остановился перед ними, и Судзаку физически ощутила, как напряглись ее телохранители: они не любили, когда к инквизитору приближались люди с оружием, даже если на них была ультрамарская форма.

— Документы, пожалуйста, — заговорил один из солдат с сержантскими лычками. Нашивка поверх перевернутой омеги на правой стороне груди гласила, что сержанта зовут Лерато; внешность у сержанта была такая, что симпатичным его сочла бы разве что родная мать.

Судзаку протянула ему розетту инквизитора и представилась. Она провела в Ультрамаре больше года, но все равно не привыкла говорить вот так открыто — она столь долго держалась в тени, что это стало ее второй натурой.

Лерато внимательно изучил предъявленный знак полномочий и провел портативным детектором над красно-черно-серебристой розеттой. Обычно люди бледнели при виде этого внушающего страх символа имперской власти; сержант же просто кивнул, когда на детекторе загорелся зеленый огонек.

— Проходите, инквизитор, — Лерато отступил в сторону с коротким поклоном.

Судзаку вернула розетту на место и уважительно кивнула в ответ: сержант не пропустил бы и самого Робаута Жиллимана, если бы у того не нашлось при себе соответствующих документов.

— Спасибо, сержант.

— Не за что, мэм. Хорошо, что вы здесь, у нас тут тяжелый случай. Отвратительный. Чувствуется след Архиврага.

Татуировка на запястье Судзаку опять зачесалась, и интуиция снова, еще настойчивее, подсказывала, что на этот раз случилось нечто необычное.

— Почему вы так решили? — спросила инквизитор и с удовольствием отметила беспокойство на лице Лерато.

— Кровь, — ответил тот. — То, что убило отряд сержанта Джоэль, родом не из Ультрамара. Это дело рук того, кто проклят.

Судзаку быстро воссоздала картину случившегося. Калтские подземные патрули методично проверяли глубокие пещеры с целью убедиться, что Рожденные кровью уничтожены полностью. Патрули регулярно выходили на связь, и пропущенный сеанс означал немедленную тревогу. Очевидно, сержант Джоэль в положенное время на связь не вышла, а потому отряд Лерато отправился к Пеласгии Тета-66.

— Вы нашли отряд сержанта Джоэль? — уточнила инквизитор.

— Да, мэм, — отозвался Лерато.

— Идемте со мной. — Судзаку резко развернулась и пошла к жилым домам. Она знала, насколько ценны свидетельства очевидцев, и для этого хотела держать Лерато рядом. — Расскажите, что случилось.

— Она не вышла на связь, и я повел свой отряд к точке, откуда она передала последнее сообщение, — сказал Лерато, подстраиваясь под быстрый шаг инквизитора. — Мы заметили их «Химеру» на краю заброшенного городка и вошли на территорию поселения. Бедняги лежали почти на виду. Простите за прямоту, мэм, но от них мало что осталось.

Судзаку вгляделась в лицо сержанта, который покачал головой, думая о том, чему стал свидетелем.

— Я сражался в битве у Четырех долин и видел такое, что и вспоминать не хочется, но то, что мы нашли здесь, было еще хуже. Гораздо хуже.

— Погиб весь отряд?

— Нет, рядовой Келлан выжил, — ответил Лерато и содрогнулся. — Вот потому и хуже.

На небольшой площади в центре городка их ждал сержант Данте, огромный и как статуя неподвижный. От влажного воздуха синие пластины его доспеха, золотой орел и зеленая окантовка глянцево блестели в тусклом свете. Судзаку уже довольно давно не встречала здесь Ультрадесантников: на планетах, официально объявленных свободными от скверны, оставался только символический контингент, а основные силы ордена были направлены на окончательное изгнание Рожденных кровью из Ультрамара.

Еще не видя крови, Судзаку почувствовала ее запах, который нельзя было ни с чем спутать. Некоторые считали, что у запаха крови есть привкус меди или олова, но Судзаку казалось, что так же пахнет неисправная гальваническая батарея. Крови здесь пролилось немало: на голых стенах остались следы густых потоков, вырывавшихся из рассеченных артерий, и алые дуги, которые получаются, когда кровь капает с разящего клинка. Среди красных пятен виднелись странные символы, нарисованные все той же жидкостью: восьмиконечные звезды и повторяющиеся черепа, примитивными очертаниями напоминавшие детские рисунки.

— Император милосердный, — пробормотал Милотас.

Судзаку услышала, что кто-то из ее телохранителей тихо вздохнул. Даже сержант Лерато, уже знавший, какое зрелище их ждет, еле слышно охнул от отвращения. Судзаку была готова увидеть следы жестокой расправы — с таким ей сталкиваться приходилось неоднократно; но в этом случае трупы были изуродованы с такой бессмысленной жестокостью, а части тел и обрывки кожи разложены с такой гротескной нарочитостью, что вызывали смятение.

— Инквизитор, — Данте повернулся ей навстречу, даже не скрывая свою настороженность.

— Вы сержант Данте? — уточнила она, словно в этом могли быть какие-то сомнения.

— Да, это я, — кивнул десантник. — Данте из Четвертой роты.

— Так что здесь произошло?

— Я надеялся, это вы мне расскажете, — ответил Данте и снял шлем. У него были благородные черты лица, широкие скулы, сильно загорелая изрезанная морщинами кожа и янтарные с серым глаза. Его волосы, как и у Судзаку, были совершенно белыми; судя по штифтам над бровью, он отдал Ультрадесанту целую жизнь. В облике Данте присутствовала странная, неприступная красота бронзовой скульптуры, отлитой древним мастером.

— Такое когда-нибудь случалось на Калте? — спросила Судзаку, опускаясь на колени рядом с мерзкой композицией из частей тел, размещенной в луже крови.

Данте покачал головой; кажется, вопрос его оскорбил.

— Нет, никогда, — непререкаемо заявил он.

— Вы уверены? Ни единого случая психопатических расстройств? Такое бывает после войны, особенно если противником были Губительные Силы.

— Никогда, — повторил Данте теперь уже с явной угрозой в голосе. — Вы разбираетесь в разных видах скверны, а я — в жителях Калта.

Судзаку понимала, откуда в нем эта еле сдерживаемая неприязнь, и не обижалась: она и раньше сталкивалась с таким отношением со стороны праведных граждан Империума. Невозможно сражаться с врагом, не изучив его, но такое знание несло в себе опасность, и многие инквизиторы не устояли перед соблазном тех великих тайн, которые хранили. В глазах Данте она была слишком близко к той грани, за которой начинается ересь и служение демонам.

— Очень хорошо, — ответила она и на мгновение остановилась, чтобы осмотреться, а заодно и справиться со всколыхнувшимся отвращением. Изучение места преступления требовало ясного ума, но заставить себя не чувствовать тошноту и ужас при этом зрелище было практически невозможно. Она обошла разложенные части тел, бесстрастно скользя взглядом по этим следам нечеловеческого насилия и моргая, чтобы зафиксировать детали в моментальных снимках, которые затем сохранялись в блоках памяти.

— Ясно одно: их убили здесь, — сказал Милотас, который двигался вокруг тел в противоположном направлении, наведя зеркальный планшет на залитые кровью стены.

— Почему вы в этом уверены? — спросил Данте. Судя по взгляду, которым он окинул Милотаса, неуклюжая походка саванта для него была признаком какой-то мутации, а не результатом ранения, полученного на службе Империуму.

— Количество крови на стенах и земле достаточно, чтобы сделать такое утверждение с приблизительной точностью в 93, 65 процента, — ответил Милотас, не замечая подозрительных взглядов Данте. — Если бы их убили в другом месте, к площади бы вели заметные кровавые следы. Но их нет, значит, разумно предположить, что они погибли именно здесь.

— Вы доверяете суждениям этого человека в таких вопросах? — допытывался Данте.

— Если Милотас Адельмо говорит, что их убили здесь, значит, так и есть, — сказала Судзаку с откровенной гордостью. — До того как присоединиться ко мне, этот савант работал с Адептус Арбитрес на Кар Дуниаш. Уж поверьте, его статистический анализ следов крови отправлял убийц на тот свет надежнее, чем выстрел из ружья «Сципион».

Было не похоже, что ей удалось развеять сомнения Данте, но больше вопросов он не задавал.

Судзаку отошла назад, чтобы увидеть всю картину целиком, так как останки явно были разбросаны не просто как, а согласно какой-то схеме. Ноги с разбитыми коленными чашечками были выложены в неровный круг, внутри которого куски рук образовали меньшую окружность. Оба круга соединялись лучами из отрезанных пальцев; растянутые куски кожи лежали, словно страницы из какой-то проклятой книги крови.

В центре круга возвышалась пирамида из голов, на щеках и лбах которых кровью жертв были нарисованы неведомые символы. Судзаку не видела в них сходства с более известными печатями Архиврага, и нарисованы они были так же неумело, как и знаки на стенах, — как будто убийца лишь смутно представлял себе, как они должны выглядеть.

— Сколько человек было в отряде Джоэль? — спросила она у Лерато.

— Один сержант, четверо рядовых, — ответил тот, упорно глядя в сторону.

— Вы сказали, что есть один выживший, но здесь останки только трех тел, — сказала Судзаку, хотя с телами обошлись так жестоко, что она сама не сразу поняла, сколько их тут. Только по числу голов удалось установить, сколько жизней оборвалось на этой площади.

Данте встал на колени рядом с пирамидой:

— Здесь четыре головы.

— Госпожа Судзаку права, милорд, — сказал Милотас. — С учетом среднего веса солдата оборонной ауксилии, данные массы показывают, что здесь лежат останки только трех человек.

— Итак, у нас три трупа и один выживший, — резюмировал Данте. — Отсюда вопрос: где же четвертое тело?

— Точно сказать нельзя, — ответила Судзаку. — Может быть, убийца забрал его с собой.

— Зачем это?

— Как трофей? — предположила инквизитор. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть плоть на краях срезов, которыми оканчивались обрубленные шеи. — Может быть, труп нужен ему для какого-то темного ритуала. Или…

— Или? — подсказал Данте, когда инквизитор вдруг умолкла.

— Или он собирается его съесть.

— Каннибал? — прошипел Данте в ужасе.

— Не исключено, — согласилась Судзаку. — Слуги Архиврага непохожи на нас, и правила цивилизованного общежития, которым подчиняемся мы с вами, для них ничего не значат. Существо, которое это сделало, пробыло здесь по меньшей мере полгода, и если мои предположения подтвердятся, для него нет ничего ужасного в том, чтобы есть человеческое мясо.

Данте встал рядом с Судзаку.

— И кто же это, по-вашему?

— Видите эти раны на шеях? — Она указала на ровные срезы, которые отделили головы от тел. — Каждому отрубили голову одним точным ударом, а на такое способен только воин огромной силы и вооруженный необыкновенно острым и тяжелым клинком.

Данте сразу же понял, к чему клонит Судзаку:

— Это сделал космодесантник-предатель.

— Нужно поговорить с выжившим, — сказала инквизитор. — Один Железный Воин на Калте еще остался.

Оставив сержанта Лерато и его отряд наводить порядок в Пеласгии Тета-66, Судзаку пошла за Данте к его синему «Носорогу». На машине, вблизи казавшейся еще внушительнее, еще оставались следы сражений: глубокие царапины, оставленные когтями демонов, и вмятины от попаданий снарядов. Двигатель утробно рычал, словно спящий дракон, учуявший в своей пещере посторонних. Матово-черные орудия передней башни повернулись им навстречу, и зловеще застрекотали авгуры целеуказания. Данте даже не посмотрел на орудия, но сложный механизм пассивных датчиков, встроенных в глаза Судзаку, определил, что их просканировал красный объектив дальномера.

— Мэм, эти орудия готовы открыть огонь, — уведомил ее один из телохранителей — его боевая аугметика получила те же данные.

— Знаю, — ответила инквизитор. — Не делайте ничего угрожающего, иначе нас расстреляют на месте.

Телохранитель отключил наручное оружие, и орудия «Носорога» вернулись в положение покоя.

Данте постучал кулаком по люку кормовой аппарели, затем ввел несколько оставшихся неизвестными цифр на большой кодонаборной панели, расположенной рядом с бронещитом. Люк открылся с шипением хорошо отлаженной гидравлики, и изнутри потянуло запахами машинного масла, антисептика, крови и ароматических веществ, которые умиротворяли дикое сердце «Носорога».

Рядовой Келлан, лежавший на покрытых простыней носилках, рассчитанных на габариты космодесантника, казался до абсурдного маленьким. На другом конце отсека экипажа сидели трое огромных воина в отполированных до блеска синих доспехах. Стволы их гигантских болтеров смотрели в пол, а сами они едва обратили внимание, когда аппарель опустилась и внутрь вошли Судзаку и Милотас.

Судзаку ощутила, что ее осмотрели и оценили за одно мгновение, и разозлилась за то, что ее так легко списали со счетов как потенциальную угрозу. Это иррациональное чувство исчезло, едва она увидела четвертого десантника в доспехе грязно-белого цвета — он склонился над Келланом. За спиной у него были герметичные баллоны, от которых тянулись булькающие трубки; раскрытый гололитический дисплей на внушительном предплечье воина показывал неровные линии жизненных показателей пациента.

Символ на наплечнике — посох, обвитый змеями — подсказал Судзаку, что этот воин апотекарий, медик Адептус Астартес. К телу раненого были подсоединены датчики мониторинга и трубки капельниц, но Судзаку пока не могла рассмотреть, насколько обширны повреждения. Она сомневалась, что медик, обученный врачевать тела генномодифицированных сверхлюдей, хорошо разбирается в анатомии простого смертного, но для уточняющих вопросов момент был неподходящий.

— Входите и закройте за собой люк, — резко приказал им апотекарий.

— Лучше не перечьте ему, — посоветовал Данте. — Апотекарий Селен славится своей вспыльчивостью.

Селен развернулся им навстречу; черты лица у него были прямые, словно высеченные из мрамора рукой скульптора, не знавшего о существовании плавных линий.

— Вот и не забывай об этом, если хочешь, чтобы после очередного боя я снова тебя заштопал. — Апотекарий ткнул кулаком в грудь Данте, который поднялся в отсек.

Судзаку и Милотас вошли следом, и инквизитор поразилась, как просторно внутри «Носорога». В транспорте космических десантников не было ничего лишнего: все системы, кроме жизненно важных, были демонтированы, чтобы обеспечить машине большую скорость и маневренность. Если в других «Носорогах» все-таки делались некоторые уступки потребностям экипажа, этот транспорт был просто металлической оболочкой, предназначенной решать единственную задачу: обеспечить безопасность воинам внутри. Все свободное пространство было занято оружием и боеприпасами, и Судзаку почувствовала невольное восхищение такой спартанской эстетикой.

— Приму к сведению, апотекарий, — ответил Данте, обходя носилки. — Но я не виноват в том, что сейчас ты здесь, а не с Мечами Калта.

— Я должен быть со своими боевыми братьями, — возразил Селен, не замечая, что Данте его подначивает. — Должен сражаться рядом со своим капитаном, а не нянчиться с этим смертным, которому не хватило мозгов просто умереть и не обременять меня своим несуразно хлипким телом.

— Это всего лишь поисково-спасательная операция, так что с капитаном Вентрисом ничего не случится, — отмахнулся Данте. — К тому же, с ним Петроний Нерон, да и Гадриан с Киприаном не допустят, чтобы капитан пострадал. Не говоря уж о Пелее — он прострелит голову любому, кому хватит глупости напасть на Мечей.

— А если они не смогут его защитить? — допытывался Селен. — Скажи-ка, Корвин Данте, кто тогда соберет его по кусочкам?

Судзаку заметила, что, несмотря на разгоревшийся спор, воинов связывают крепкие узы братского доверия, которые возникают только между теми, кто вместе проливал кровь. Они явно относились друг к другу с симпатией и уважением, хотя и говорили на повышенных тонах.

Она подошла к носилкам, на которых лежал рядовой Изаак Келлан и, едва увидев его лицо, почувствовала облегчение оттого, что тело раненого скрыто под марлевой повязкой.

— Милость Императора… — выдохнула она, прикрывая рот рукой.

По долгу службы инквизиторы за свою жизнь видят массу страшных вещей, и у Судзаку была огромная коллекция воспоминаний, которые она с радостью бы стерла из памяти. Проклятые души, которые раздирает на части одержимость; горы детских черепов, сложенные обезумевшими культистами в честь своих богов; целые планеты, которые захлестывает адским приливом демоническое вторжение, а затем опустошает неистовый Истребитель жизни. Разум более слабый не выдержал бы того, что повидала она, но то, что случилось с Келланом, было еще ужаснее: слишком человеческими по своей природе были его увечья и необоснованно чрезмерной — их жестокость.

Стерильная простыня не могла полностью скрыть эти ранения, и Судзаку поняла, что выстрел в голову сейчас для него — самое милосердное. С его рук содрали кожу от запястий до плеч, его грудь исполосовали глубокими порезами так, что образовалась восьмиконечная звезда, и никакие антикоагулянты (sic! Логичнее было бы давать ему кровеостанавливающие препараты — прим. перев.) не смогли бы ему помочь. С металлической рамы носилок беспрерывно капала кровь, и Судзаку обнаружила, что перерезанные сухожилия превратили ноги солдата в бесполезные отростки из мяса и кости.

Но чудовищнее всего было изуродовано лицо Келлана.

Один лишенный век глаз медленно выдавили из глазницы, второй остался относительно целым, чтобы солдат мог видеть все немыслимые надругательства, жертвой которых стал. Рот его был разрезан на всю длину челюстей, как если бы между ними с силой вогнали нож. Сквозь недавно наложенные швы поблескивали окровавленные зубы; на лбу жертвы мучитель вырезал оскаленный череп. Даже если рядовой Келлан выживет после таких ран и допроса, на нем навсегда останется метка Губительных Сил.

— Он может говорить? — уточнила Судзаку, сдерживая подступающую горечь тошноты.

— Спросите у него самого, — предложил Селен.

Она посмотрела на изуродованного мужчину, и он еле заметно кивнул.

— Меня зовут Намира Судзаку, — сказала она. — Вы меня понимаете?

Снова кивок.

— Я найду того, кто сделал с вами такое. С помощью этих космических десантников я выслежу его и убью.

Она заметила настойчивость в глазах Келлана и наклонилась поближе, когда его губы дрогнули в попытке заговорить. Хотя раненого накачали морфием, говорить ему было мучительно больно. Швы на искромсанных щеках натянулись, из оставшегося глаза потекли мутные, с частичками крови слезы.

— Его… нужно… поймать, — выговорил он.

— Я это сделаю, — пообещала Судзаку. — Но вы должны мне помочь. Можете сказать, кто это сделал? Это ведь был Железный Воин?

Келлан кивнул, и она почувствовала праведный гнев, всколыхнувшийся в космодесантниках. Для них не было врага страшнее, не было врага ненавистнее. Зеленокожие и тираниды — почти что животные, а более развитые виды ксеносов — обычный противник, которого нужно уничтожить. Но падшие из легионов-предателей — вот кто заслуживает истинной ненависти, пугающей по своей силе.

— Нужно убить его. Скорее, — прошептал Келлан. Из разошедшихся швов по щекам побежали струйки крови. — Железных Воинов… нельзя… победить.

Склонившись над раненым, Данте с удивительной мягкостью положил руку на плечо Келлана. Это был знак воинского уважения, трогательное проявление дружеского участия, которое, Судзаку не сомневалась, было совершенно искренним.

— Поверь, — сказал Данте, — уж этого я уничтожу.

Келлан задрожал и схватил Судзаку за руку. Инквизитор увидела зрелище, тошнотворное в своей анатомической откровенности: как сокращаются мышцы, как влажно блестят напряженные сухожилия. Дисплей на руке Селена показал, что все жизненные показатели раненого резко подскочили.

— Нет, — прошипел Келлан и на мгновение умолк, чтобы кровь, скопившаяся у него во рту, успела вытечь через разрезы на щеках. — Сказал, что даже если… даже если вы его убьете… он заберет с собой… половину Калта. Сказал, что у него… есть план.

— План? — воскликнула Судзаку. — Какой план?

— Довольно, — вмешался Селен. — Мы должны немедленно доставить раненого в госпиталь. Отсек «Носорога» — не место для операций, от которых зависит жизнь больного.

— Еще немного, апотекарий, — попросила Судзаку.

— Я же сказал, нет, — отрезал Селен.

Судзаку резко развернулась к нему:

— Где-то на вашей планете еще остался один Железный Воин, и поэтому мне необходимо поговорить с этим человеком.

— Если я сейчас же не введу ему нужные лекарства, он умрет, а этого я не допущу.

Судзаку с трудом удержалась от того, чтобы достать свою розетту и напомнить Селену, у кого тут настоящая власть. Нет, это только ослабит ее позицию; нужно заставить апотекария рассуждать объективно.

— А если мы не выясним все, что знает этот солдат, умрет гораздо больше людей.

— Он воин Ультрамара, — указал Селен, — и заслуживает шанс на спасение.

— Он этот шанс получит, — заверила его Судзаку. — Как только я закончу наш разговор.

— Ты это одобряешь, Корвин? — не сдавался апотекарий.

— Одобряю, — согласился сержант. — Она права, хоть мне это и не нравится.

— Хорошо, — апотекарий кивнул. — Еще минута — и ни секундой больше.

Судзаку вновь посмотрела на Келлана. Его кожа посерела, под глазами залегли глубокие тени. Любой полевой медик, попадись ему Келлан при сортировке раненых, дал бы ему какое-нибудь паллиативное средство, чтобы он умер без боли, а сам занялся бы теми, у кого прогноз был лучше. Но у Судзаку не было выбора: ей нужно было, чтобы солдат оставался в сознании и продолжал говорить. Чутье инквизитора подсказывало ей, что от того, что он скажет в оставшуюся минуту, зависит очень много жизней.

— О чем говорил этот Железный Воин? — спросила она.

Взгляд Келлана помутился, и инквизитору показалось, что и этой минуты у них не будет. Но раненый остался в сознании и справился с болью благодаря усилию воли, которое открыло Судзаку новые стороны понятия «героический».

— Говорил, что… спустится глубже. Вырезал мне глаз… Сказал, что расколет этот мир. Его последняя осада… на подступах к самому сердцу Калта.

На губах Келлана выступила кровавая пена, и все его тело охватили судороги. Череп, вырезанный у него на лбу, снова начал кровоточить — как и порезы на груди, кровь из которых пропитала марлевую простыню, начертав на ней восьмиконечную звезду. Раненый вскрикнул от боли, на что датчики жизненных показателей отозвались тревожными сигналами.

— Хватит! — рявкнул Селен, оттолкнул инквизитора в сторону и склонился над пациентом.

Судзаку обнаружила, что завороженно наблюдает за работой апотекария. Он поставил новые капельницы и нанес обезболивающие бальзамы, действуя быстро, точно и при этом не упуская ничего. Судзаку получила много ранений за время службы и надеялась, что в следующий раз рядом окажется медик из Космодесанта, похожий на Селена.

— Нет, — умолял Келлан. — Вы должны его остановить!

— Остановим, — заверила его Судзаку.

Вслед за Данте и Милотасом она вышла из «Носорога». Люк закрылся, и после запахов антисептика и крови прохладный сухой воздух пещеры показался особенно свежим.

— Апотекарий Селен сможет помочь рядовому Келлану? — спросил Милотас.

Данте окинул его взглядом, словно прикидывая, не лучше ли проигнорировать вопрос, но затем решил, что савант, хоть и калека, доказал свою полезность.

— Он и апотекарий из Караула Смерти вылечили нашего капитана, когда королева тиранидского роя ранила его шипом и заразила бактериальным вирусом. Если кто и может спасти Келлана, так это Селен.

Судзаку кивнула и отошла от машины, разглядывая стены пещеры, их скальные породы и кристаллические вкрапления. Когда-то здесь кипела жизнь, трудились люди, процветала промышленность. На первый взгляд те, кто выбирал такое существование под землей, шли на ненужный риск; однако все население планеты добровольно балансировало на грани жизни и смерти только по одной причине — из упрямого нежелания бросать свой мир на радость врагу.

— Как думаешь, что значат слова Келлана? — спросил Милотас, постукивая пальцами по экрану планшета.

— Точно не знаю. Может быть, преступник говорил так из злобы. Он проиграл, и это его последняя попытка хоть как-то задеть врага.

— Но сама ты в это не веришь, — указал Милотас, не отрываясь от планшета.

— Не думаю, что Железные Воины склонны к пустым угрозам.

— Космические десантники в целом к ним не склонны, — сказал Данте, — а предатели — особенно. Если этот Железный Воин считает, что может серьезно навредить Калту, мы должны признать, что у него есть на то все основания.

— Есть предположения, что именно он замышляет?

Данте покачал головой; Судзаку заметила, как тягостно ему признавать свое неведение.

— Позволю себе сделать одно наблюдение, — сказал Милотас и развернул планшет так, чтобы Судзаку и Данте видели экран. По его краям бежали потоки данных, но в центре застыло одно изображение: огромная железная башня, подсвеченная красным, автоматические механизмы вокруг нее и черно-белая шестерня — символ Адептус Механикус. Изображение затуманивалось от облаков раскаленного пара и выбросов из газоотводов.

— Что это? — спросила Судзаку.

Милотас, похоже, огорчился из-за того, что ответ не очевиден. Он нажал на мигающую иконку карты в верхнем правом углу экрана. Принципы картографического отображения, принятые на Калте, Судзаку были незнакомы: проекции, принятые на других планетах, здесь не работали.

— Это геостанция Арес Пирос, — пояснил Милотас, так и не дождавшись реакции.

— Понятия не имею, что это значит, — огрызнулась инквизитор. — Просто объясни, что это.

— Эта башня — одна из десяти геотермальных энергетических станций Адептус Механикус, которые питают большую часть подстанций подземной энергетической сети, охватывающей все города Калта. Каждая башня находится внутри искусственной сферы, защищенной силовыми полями. Эти сферы погружены в верхнюю мантию планеты, где станции преобразуют огромную температуру и давление в энергию — и делают это в таких количествах, что с избытком покрывают все потребности Калта.

— Где расположено это место? — Данте сам постучал по экрану, за что удостоился раздраженного взгляда от Милотаса. Савант протер экран шелковой тряпочкой и лишь потом ответил:

— 10, 6 километра ниже нас, 15,1 на восток.

— Есть вероятность, что Железный Воин планирует устроить там саботаж? — предположила Судзаку.

— Ни малейшей, — заявил Данте. — Туда так просто не проникнуть. Каждую башню защищают преторианцы Механикус, боевые сервиторы и целые отряды скитариев, так что это практически крепость.

— И кто, как мы знаем, лучше всех умеет брать крепости?

— Инквизитор, вы видите опасность там, где ее не может быть, — сказал Данте. — Это паранойя.

— Поставите на этот диагноз судьбу вашей планеты? — парировала Судзаку. — Этот воин сумел затаиться на целых шесть месяцев. Он сумел не попасться ни одному из патрулей, направленных на поиски уцелевших врагов, и, возможно, сейчас он занят как раз тем, что выполняет план своих хозяев.

— Но он один. — Данте не хотел признавать, что у предателя может быть достаточно мастерства для такой наглой и самоубийственной операции. — У него ничего не получится.

— А если получится? — не сдавалась Судзаку. — Милотас, чем обернется уничтожение одной из башен?

Милотас вывел на экран новую порцию данных — и поджал губы, грустно качая головой. Проделав несколько сложных пассов над планшетом, он тихо выдохнул.

— Силовые линии в энергетической сети Калта пересекаются на сотнях разных уровней, что делает ее структуру очень чувствительной. Если наш безымянный враг каким-то образом уничтожит эту башню, возможно, нарушится вся сеть.

— Значит, кое-где на пару дней пропадет электричество? — предположил Данте. — Сеть скомпенсирует потери.

— Боюсь, что нет, сержант, — ответил Милотас. — По сути каждая такая башня — это группа атомных реакторов, которые стоят на поверхности магмы. Если враг каким-то образом сможет заставить станцию погрузиться в мантию планеты и там ее взорвет, последствия будут катастрофическими. И это еще в лучшем случае.

— А в худшем? — уточнила Судзаку.

— В худшем случае сейсмический импульс разорвет всю верхнюю мантию, и тогда планетарная кора не выдержит. Повсюду начнутся землетрясения, обрушения сводов пещер, обвалы в туннелях. В тех местах, где кора достаточно ослабнет, мантия прорвется наружу и… не мне вам говорить, что тогда случится с городами, которые окажутся рядом.

Ответить Данте не успел: штурмовая аппарель «Носорога» опустилась с металлическим лязгом, и показался апотекарий Селен. Его белые латные перчатки были залиты кровью, лицо искажено гневом.

— Рядовой Келлан скончался от полученных ранений, — сообщил он. — Я надеюсь, инквизитор, что за информацию, которую он вам сообщил, стоило отдать жизнь.

— Он умер служа Императору и Ультрамару, — ответила Судзаку на обвиняющий взгляд Селена. — Такая смерть не может быть напрасной.

— Разве? Это лишь избитые фразы.

— Это правда. — Судзаку заговорила мягче, понимая, что нужно поделиться с Селеном хотя бы некоторыми данными. — Возможно, благодаря ему мы спасем очень многих. Мы думаем, что Железный Воин собирается устроить саботаж на одной из геотермальных энергетических станций.

Селен обернулся к Данте и медленно кивнул, по глазам сержанта поняв, что инквизитор не лжет.

— Тогда Император его не забудет. — Апотекарий вытер руки обрывком бинта. — Я поручу отряду сержанта Лерато доставить тела его товарищей в Нагорск.

Данте собирался ответить, но его прервало потрескивание помех в вокс-бусине. Прижав бусину пальцем, сержант прослушал сообщение и напряженно выпрямился. По тому, как помрачнело его лицо, Судзаку поняла, что новости плохие.

— Что случилось?

— Была еще одна атака.

— Где? — Милотас приготовился ввести координаты в планшет.

— Тремя километрами глубже, — ответил Данте. — В одном из туннелей, ведущих к Арес Пирос.

Сержант Лерато проводил взглядом «Носорог» Ультрадесантников, который, взрыхлив землю, направился к одному из туннелей, ведущих вниз. Следом пророкотал транспорт инквизитора, и вскоре обе машины скрылись из виду. Лерато выдохнул, только сейчас осознав, как сильно нервничал с того момента, как встретился с Судзаку. И дело было не в ее Ордосе — у Атия Лерато не было причин бояться Инквизиции. Поводом для его тревоги были рассказы о том, что эта женщина сделала на стенах Кастра Окцидент.

Человека, который может хладнокровно застрелить собственного брата, стоило опасаться.

Медленно выдохнув, Лерато взял себя в руки. Его ждала работа. Нужно было почтить павших товарищей, доставить тела в Нагорск и вернуть их семьям. Останки рядового Келлана и других солдат из отряда сержанта Джоэль лежали на земле, аккуратно упакованные в мешки для трупов, которые были одобрены Муниторумом и входили в стандартное оснащение всех боевых машин оборонной ауксилии. Благодаря термоизоляции в этих мешкам можно было не только перевозить трупы, но и спать в полевых условиях, однако на это решались немногие — солдаты не хотели дразнить судьбу. «Лучше замерзший, но живой, чем теплый и мертвый» — эту поговорку обычно вспоминали, когда начинало холодать.

Лерато слышал, что большинство тех, кто сражается за Империум в необъятных глубинах космоса, никогда не возвращаются на планеты, где родились, что им суждено упокоиться в чужой земле — или их тела просто выбросят из воздушного шлюза корабля.

Сама мысль о таком вызывала в Лерато отвращение. Погибший солдат должен лежать в земле той планеты, которую он считал домом и за которую отдал жизнь в бою. Лерато надеялся что, когда настанет его черед, его тело доставят обратно в теплые тропические пещеры Юптис Майорис в экваториальной зоне — именно там славные воины его рода обретали покой рядом с героями прошлых поколений.

Он встряхнулся, чтобы прогнать сентиментальное настроение, и посигналил остальным:

— Ко мне. — Его окрик эхом отразился от стен.

Отряд собрался вокруг него с обычной проворностью. Сержант хорошо знал каждого в своем отряде: он сам отбирал этих солдат, проявив при этом дотошное внимание к деталям, характерное исключительно для армии Ультрамара. Он сам обучил их работать в команде, и война показала, как доблестно они умеют сражаться.

Рядовой Джасен с боем отбил у врага знамя другого отряда той же обороной ауксилии, получив при этом два огнестрельных ранения в ногу. Он лишь недавно вернулся в строй и хотел доказать, что готов к службе. Лорц, водитель «Химеры», был самым старшим. В свои двадцать семь лет этот отчаянный храбрец выстоял против целого отряда Рожденных кровью, причем из оружия у него был только цепной меч, который он забрал у поверженного космодесантника. С одобрения Ульрадесанта этот меч теперь украшал спальню отряда в ротной казарме.

Йелзар и Лута, засев в окопе, огнем из тяжелых стабберов отбивали атаки фанатиков из Рожденных Кровью, которые шли одна за другой. Лерози своим телом накрыл ранцевый подрывной заряд, который упал в самой гуще его взвода. Мужество его поступка ничуть не умалял тот факт, что заряд оказался муляжом, хотя его товарищи потом не раз отпускали по этому поводу добродушные шутки.

— Так что там, сержант? — спросил Джасен. — У них есть наводки насчет того, кто так обошелся с Келланом?

— Пока у меня нет точной информации, рядовой Джасен, — ответил Лерато. — Но судя по скорости, с которой сорвались с места космодесантники и инквизитор, Келлан явно сказал им что-то полезное.

— Это зверь, да? — уточнил Лерози. — Никто на Калте не сделал бы ничего подобного.

— Я слышала, что этот зверь — монстр из варпа, — сказала Йелзар. Ее молодое лицо побледнело, и она дрожала от волнения, предвкушая охоту. — Вроде бы его вызвали специальным ритуалом или что-то вроде.

— Отставить разговоры, — приказал Лерато, зная, как быстро в армейской среде расползаются слухи. — Никакого монстра нет. Скорее всего, в пещерах все еще бродит какой-то солдат из Рожденных кровью, которого еще не поймали.

— Тогда почему мы не поехали с Ультрадесантниками? — спросил Лорц. — Мы ведь тоже жители Калта, у нас есть право защищать родину.

— Это так, но у нас есть свое задание, — напомнил Лерато. Он заметил, как помрачнели лица солдат при мысли, что негодяя, убившего их товарищей, устранят без их помощи. — Задание столь же важное. Отряд сержанта Джоэль нужно отвезти в Нагорск, и этим должны заняться не Ультрадесантники, а именно мы. Они были нашими братьями по оружию, и наш долг — с почестями вернуть их домой.

Увидев, как разочарование на лицах подчиненных сменяется гордостью и сдержанной скорбью, Лерато понял, что это задание они выполнят с тем же рвением, как и боевую миссию. Каждый солдат оборонной ауксилии Ультрамара знал: если ему суждено погибнуть, его останки вернут семье. Именно эта твердая вера в то, что после смерти они не будут забыты, позволяла воинам сражаться с отвагой и честью.

— Рядовой Лорц, возьмете «Химеру» сержанта Джоэль. На нее мы погрузим тела, и убедитесь, что они хорошо закреплены в отсеке, — не дело, если они будут подскакивать на каждой кочке. Помните, речь идет о наших товарищах. Проявите уважение.

— А кто поведет «Азуритовый кулак»? — ревниво спросил Лорц, и Лерато чуть не улыбнулся. Лорц относился к «Химере» так, словно она была его собственностью. Он постоянно проверял работу технопровидцев и вносил разные изменения в систему управления и бортовые логистры (хотя ему хватало осмотрительности это не афишировать). Так как эти изменения вроде бы шли машине на пользу, Лерато смотрел сквозь пальцы на эксперименты Лорца и вмешивался, только когда тот заходил слишком далеко.

— «Кулак» поведет Лута, — ответил сержант. — Мы поднимемся на поверхность вслед за «Светом Калта» через Врата Жиллимана.

Пожав плечами, Лорц повернулся к Луте:

— Если потом на базе выяснится, что на «Кулаке» появилась хоть одна новая вмятина, нам понадобятся еще мешки для трупов. Понятно?

— А старые вмятины — это чья вина? — Лута изобразил оскорбленный вид.

Все засмеялись. Предупреждая гневные возражения со стороны Лорца, Лерато поднял руку:

— Хватит, пора выдвигаться. Я хочу вернуться на позицию до того, как они найдут этого гада. Мы до вечера возвращаемся в Нагорск, заправляем машины и готовимся к бою. Все ясно?

— Так точно, — отозвались солдаты и принялись за нерадостную работу: складывать тела погибших товарищей в трюм той «Химеры», что привезла их навстречу смерти.

Судзаку хладнокровно осмотрела дымящиеся руины подстанции — небольшого передаточного пункта, который обычно обходился вообще без персонала. Но не в этот раз: на станции были адепт Механикус и три сервитора. Все они погибли — когда станция взорвалась, пламя оставило от них лишь угли.

Здание, построенное из каменных блоков и металла, прилепилось к стене пещеры; кабельный канал диаметром в три метра проходил сквозь него. Хотя станция была чисто служебным сооружением, ее конструкция, как и у других калтских зданий, отличалась прочностью и продуманностью деталей. Говорили, что именно такой была архитектура вымерших автохтонов.

Из четырех стен станции три устояли, хоть и почернели от огня. Кабельный канал был перерезан, и наружу вывалились, словно искусственные кишки, тысячи проводов в изоляционной оболочке — они искрили и извивались как рассерженные змеи, сцепившиеся в борьбе за лакомую добычу.

— Кажется, вы были правы, — сказал Данте.

— В чем? — спросила Судзаку.

— В том, что Железный Воин направляется к Арес Пирос.

Судзаку кивнула и ровным шагом направилась к станции. Ее взгляд скользил от одной детали к другой, ни на чем конкретно не останавливаясь. Что-то в этой картине разрушения казалось инквизитору неправильным, но что именно, Судзаку сходу определить не могла. Милотас догнал ее, но пока хранил молчание, чтобы не нарушить ход ее мыслей.

— Почему? — заговорила Судзаку.

— Что почему?

— Почему именно это место?

— Потому что здесь проходят магистрали, выводящие энергию из Арес Пирос, — пояснил Милотас. — Такие распределительные станции нужны, чтобы поддерживать мощность в сети на одном уровне.

— В таком случае атака имеет смысл, — добавил Данте и провел рукой по волосам, стряхивая частицы пепла, хлопьями оседавшего на голову и наплечники доспеха.

Подойдя ближе к вскрытому кабельному каналу, Судзаку оценила степень механических разрушений и повреждений от ударной волны, разошедшейся от эпицентра взрыва. Вначале она решила, что канал был уничтожен в результате атаки, но теперь у нее появилось новое, еще более неприятное предположение. Судзаку попробовала представить себе, как Железный Воин приближается к подстанции, как планирует нападение. Через подстанцию проходило огромное количество электроэнергии, и большого ущерба в случае атаки было бы добиться легко.

— Почему именно здесь? — рассуждала Судзаку. — Он мог без труда нарушить линию передачи где-нибудь в другом, наверняка безлюдном месте.

— Он Железный Воин, — сказал Данте. — Он не хочет оставаться незамеченным. Он дразнит нас, так как думает, что остановить его мы не сможем. Этот мерзавец рассчитывает уничтожить Арес Пирос и хочет нам показать, что будет всегда на шаг впереди.

— Возможно, вы правы, — признала Судзаку. — Скорее всего, ведь Архиврагу свойственна самонадеянность. Похоже, все так и было.

— Но судя по вашему голосу, сами вы в это не верите.

— Просто потому что это так… нарочито.

— Мне напомнить, что такое «бритва Оккама»? — предложил Милотас.

— Нет, не надо. — Судзаку пригнулась, чтобы пройти под кабельным каналом.

С другой стороны скала почернела — на нее попали основные продукты взрыва, из чего следовало, что заряд установили именно здесь, рядом со стеной пещеры. Взобравшись на нагромождение искореженных металлических балок и осколков камней, Судзаку дотянулась до пятна «копоти» и поскребла его ногтем, после чего спрыгнула на пол и протянула руку Милотасу. Тот взял пробу этого жирного черного вещества тонким скальпелем, который затем ввел в слот на боковой стороне своего зеркального планшета; процедура завершилась рядом замысловатых бинарных команд.

— Что он делает? — поинтересовался Данте.

— Проводит химический анализ продуктов взрыва, — пояснила Судзаку.

— Зачем?

— Мне нужно выяснить, какое взрывчатое вещество было использовано, — ответила Судзаку и повернулась к разрушенной подстанции. Она пошла к зданию, обращая внимание на то, в каком направлении разлетелись обломки и как именно распространялась ударная волна.

— Двух сервиторов нашли внутри здания, так?

— Да, — подтвердил Данте.

— А останки адепта Механикус и третьего сервитора лежали посреди туннеля.

— Верно, — опять согласился Данте. — Но что это доказывает?

— Не думаю, что подстанцию атаковали. То есть, нападение, конечно, было совершено, но сам нападающий, по-моему, в это время был в другом месте. Представьте, что вы лазутчик, затерявшийся на вражеской планете. Ваша главная задача?

— Нанести врагу как можно больший урон, — ответил Данте.

— Нет, это вторая цель. Первая — не попасть в плен, а для этого лучше всего заставить врага идти в направлении прямо противоположном тому, в котором движетесь вы.

— Но причем тут этот случай? Я человек прямой, так что называйте вещи своими именами.

— Ладно. Посмотрите на то, как лежат тела. Адепт со своими сервиторами пришел на подстанцию для запланированного техосмотра, что подтверждают данные регистраторов. Канал поврежден из-за взрыва бомбы, а не в результате перестрелки или разрушений, сопутствующих бою. Ручаюсь своим добрым именем, что на телах при осмотре не обнаружится на одного пулевого ранения или других следов насилия.

— И на что же указывает положение тел?

— Компетентный адепт практически сразу бы заметил, что на кабельном канале установлен какой-то инородный предмет, и пошел бы проверить, что это такое. В нашем случае он оставил двоих сервиторов внутри подстанции, а третьего взял с собой. Возможно, он пытался снять бомбу; возможно, ее запрограммировали взорваться точно перед следующей технической проверкой. Как бы то ни было, взрыв отбросил адепта и сервитора через всю пещеру, разрушил канал и снес фасадную стену подстанции.

Выслушав рассуждения Судзаку и оценив особенности повреждений, Данте кивнул.

— Мэм, — окликнул инквизитора Милотас: его планшет издал сигнал, означавший, что химический анализ завершен. Он протянул устройство подошедшей Судзаку.

— Изложи вкратце, — попросила она.

— Хорошо, не стану утомлять вас лишними деталями касательно точного химического состава, но суть в том, что это взрывчатка уровня Адептус Астартес с примесями различных химических добавок, которые обычно встречаются в сельском хозяйстве. Судя по концентрации элементов и площади загрязнения, бомба была довольно мощной, и ее создатель явно позаимствовал множество веществ для нее с калтских складов снабжения. Он не просто нанес удар, воспользовавшись удачно сложившимися обстоятельствами; он прекрасно знал, как изготовить эффективное взрывчатое соединение, и хорошо к этому подготовился.

— Пока что факты подтверждают, что это наш Железный Воин, — заключил Данте. — Какие еще выводы можно сделать из этого анализа?

— Что у него было время, чтобы установить заряд, — сказал Милотас.

— И что мы имеем дело с очень изобретательным преступником, который не торопясь и до мелочей продумал свой план, — добавила Судзаку.

— Тогда нельзя медлить. Мы должны его найти.

— Безусловно, — согласилась Судзаку. — Надеюсь лишь, что мы ищем в нужном месте.

Из множества обязанностей, которые приходилось выполнять адепту на Арес Пирос, наблюдение за туннелями и пещерами, прилегающими к геотермальной станции, было самым скучным и в то же время самым желанным назначением. В недрах одной из планет Ультрамара о безопасности особо беспокоиться не приходилось: мало найдется стражей более бдительных, чем Ультрадесант.

Во время таких дежурств никогда ничего не происходило, и потому адепт-наблюдатель мог выкроить время, чтобы заняться собственными проектами и разработками. Для техножреца Деттелы часы, которые он должен был провести в контрольном пункте системы безопасности, всегда были источником радости. В промежутках между диагностическими проверками собственных внутренних систем он занимался сбором статистического материала для сравнительного анализа магнитных потоков в раскаленной мантии планеты.

Для бесперебойной работы станции вроде Арес Пирос требовалось скрупулезная внимательность: малейшая ошибка в расчетах гармонической матрицы щита — и последствия будут катастрофическими. Глубинные магнитные потоки в мантии Калта отличались хаотичностью и непредсказуемостью, и каждый адепт Механикус надеялся когда-нибудь вывести точное логарифмическое обоснование для наиболее эффективных гармоник, которые сделали бы силовой щит станции прочнее, а самому адепту принесли бы похвалу Верховного магоса.

Энергопотребление генераторов щита было расточительно высоким — более половины всей энергии, которую вырабатывала станция. Уменьшение этих показателей хотя бы на десять процентов дало бы невероятный прирост мощности.

Деттела провел в библиариумах Марса не одно десятилетие, и за это время он собрал фрагменты кода, которые затем стали основой для разработанной им методики. Новый метод использовал топологическое смешивание, что позволяло точнее рассчитать параметры функционирования систем в постоянно изменяющихся условиях. Деттела надеялся, что эта методика даст возможность вывести прогнозный логарифм, который он представит конклаву магосов на следующем симпозиуме.

Так как внутренние системы Деттелы были заняты триллионами вычислений, ему потребовалось несколько секунд, чтобы идентифицировать навязчивый тревожный сигнал, который зарегистрировали его аудиорецепторы. Этого звука ему раньше слышать не доводилось, и на определение его природы ушло некоторое время.

Деттела приостановил процесс решения логарифмических уравнений и перенаправил химические процессы мозга на обработку внешних стимулов. Мир чисел, интегралов и безмятежных арифметических расчетов рухнул, и на его место вторглась геометрия материального мира.

Небольшой зал контрольного пункта располагался в центре высокой башни, что возвышалась подобно одинокому маяку над геотермальной станцией — островом, наполовину погруженным в бушующее огненное море. Деттела отсоединил два мехадендрита от латунных портов вывода первой и второй разностных машин, но остался подключен к третьей. Более простые вычисления для низких мощностей можно было проводить и в фоновом режиме. Инфошипы подсоединились к логистрам, которые обрабатывали данные сканеров. Для мониторинга этой пещеры использовалось специальное оборудование: на такой глубине и в таких агрессивных электромагнитных условиях обычные приборы показали бы только поток случайных данных и ложных сигналов.

На экране сменяли друг друга бинарные изображения, благодаря которым все пространство пещеры представало в виде геометрических объектов с точно указанными размерами и объемом. Система реагировала на любое изменение в этих параметрах сигналом тревоги и давала описание инородного объекта в простых алгебраических уравнениях. Деттела быстро просканировал нижние уровни пещеры, но не заметил ничего странного — пока не перешел к верхним уровням.

Аномалия обнаружилась почти под сводом: подвижный объект, который метался из одной геометрической зоны в другую, словно блуждающий электрон между двумя атомными ядрами. Раньше системы станции таких объектов не наблюдали, и Деттела решил, что это какой-то сбой в оборудовании. Возможно, так дух машины хотел напомнить своим пользователям, что ему пора совершить подношения.

Перед адептом мигнул, пробуждаясь, пыльный экран. Катодная трубка потрескивала и прогревалась раздражающе медленно — лишь через долгие 6,4 секунды на экране появилась каркасная визуализация неопознанного объекта. Едва увидев его, Деттела сразу же понял, что это такое; труднее было осознать, что этот предмет действительно находится здесь.

Дрон для дистанционного зондирования, его форму ни с чем не спутать. Используется для разведки в передовом районе. Деттела затруднялся лишь определить его модель.

— Идентифицировать, — скомандовал он.

Машина ответила жужжанием и обрывками испорченного двоичного кода, так что Деттеле пришлось, склонив голову, все-таки остановить фоновые вычисления. Сканеры требовали тонкой настройки и полного внимания со стороны оператора, тем более когда речь шла о столь неординарной находке. Адепт переключился с человеческой речи на бинарное арго и повторил команду в более церемониальной форме:

— Священная Машина, благословенный оплот точности, одари меня своей мудростью. В двоичном коде почитаю тебя, шестнадцатеричными гимнами восхваляю, электрической искрой моей жизни пробуждаю гальваническую энергию твоих внутренних процессов.

Деттела послал в машину разряд тока, и пикт-экран застрекотал, увеличивая яркость. Внутри прибора раздался сначала стук магнитных мемо-плат, а затем протяжный скрип, который смолк с появлением на экране мерцающего изображения. Предупреждающая бинарная надпись, его сопровождавшая, была подсвечена красным.

— Фабрикатор милосердный… — прошептал Деттела, незаметно для себя вновь переходя на ту форму речи, что была дана ему от рождения.

Каркасная модель на экране сменилась зернистым дагерротипом из древней книги, судя по всему, какого-то трактата о вооружении. Страницы ее пожелтели и выцвели; никаких выходных данных или сертификатов подлинности не было. Подпись к рисунку отличалась педантичной дотошностью:

Дистанционный разведывательный дрон, тип «Бартизан», олимпийская модель.

Деттела открыл канал вокс-связи с казармами скитариев, расположенными в туннелях вокруг Арес Пирос.

— Это техножрец Деттела, идентификатор 445355-919/Лямбда.

— Говорите, — прорычал в ответ грубый голос.

— Полная боевая готовность, — сказал Деттела как можно спокойнее. — Над Арес Пирос кружит разведывательный дрон Железных Воинов.

Поверхность Калта, хоть человек и не мог там выжить, поражала своей суровой красотой, и сержант Лерато часто мечтал, каково это — увидеть такой пейзаж своими глазами, а не через приборы наблюдения в башне «Азуритового кулака». Горизонт исчертили синие и желтые полосы, будто небрежный художник разлил краску по холсту; они постепенно сменялись оттенками фиолетового и оранжевого, которые, в свою очередь, растворялись в черной глубине неба, где сверкала россыпь звезд.

Синее солнце должно было вот-вот скрыться за горной грядой, и длинные резкие тени пролегли по земле. Как гласили легенды, когда-то эта местность была одной из самых плодородных в Ультрамаре и не уступала садам Прандиума и Эспандора. Но затем Калт опустошила радиация, и теперь ветер разносил над безжизненной землей токсичные вещества, а отравленное солнце, словно немигающий глаз циклопа, выжигало губительными лучами планету, которая раньше нежилась в его свете.

Из-за груза, который они везли, подчиненные Лерато хранили мрачное молчание. Лута не отклонялся от курса, следуя в пыльном кильватере «Света Калта». Пока что путешествие было гладким, и им только один раз пришлось остановиться на вынужденную дозаправку у Врат Жиллимана: у «Света» оказался неисправен указатель уровня топлива, и хотя Лорц думал, что на обратную дорогу топлива хватит, на самом деле баки были пусты.

Обитатели Калта привыкли жить под землей, в пещерах, где было достаточно воздуха и света, но Лерато считал, что какая-то часть человеческой души все равно стремится к открытому небу. Однако получив назначение на другую планету, он с удивлением — и даже разочарованием — обнаружил, что каждый раз, оказавшись на открытом пространстве, испытывает приступ легкой агорафобии. Это не мешало ему выполнять свои обязанности, но Лерато все равно чувствовал дискомфорт, когда над головой у него не было каменного свода.

Он отогнал воспоминания и сверился с картой, которая развертывалась на гололитическом дисплее рядом с приподнятым креслом Луты. Они довольно быстро двигались по стальному шоссе, что пересекало Баккерийскую равнину, и уже можно было разглядеть мерцающие огни Нагорска, расположенного у подножья гряды.

День выдался длинным, и от покачивания «Химеры» Лерато клонило в сон, но уже через час они проедут городские ворота, затем еще немного — и покажется штаб полка с аквилой на фасаде, стоявший на границе огромных посадочных платформ с компенсированной гравитацией.

Прибыв на место, они отнесут тела павших товарищей в ротную часовню, их последнее пристанище, и воздадут почести тем, кто отдал жизнь за Калт. Настоящий реквием отслужат позже, и Лерато чувствовал, что к тому моменту должен обязательно выспаться. Церемония наверняка будет драматичной: прелат Юстиан не был склонен к сантиментам и в проповедях любил взывать к карам небесным.

«Химера» повернула за угол, и впереди выросла громада серебристых стен Нагорска.

— Жиллиманова кровь, — выдохнул Лута. — Каждый раз как в первый раз. Понятно, почему Лорц хочет сидеть на месте водителя.

— Да, вид впечатляющий, но не отвлекайся от дороги, — посоветовал Лерато.

— Так точно, сержант.

Джасен, Лерози и Йелзар прижались к армагласовым смотровым отверстиям у бортовых орудий, но сержант сомневался, что с таким сектором обзора они увидят что-то стоящее.

Лерато, как и положено командиру танка, стоял в открытом люке башни и наслаждался видом. Баккерийская равнина, простиравшаяся вокруг, сама могла сойти за город — столько на ней было металлических сооружений. Гигантские суспензорные поля держали в своих мерцающих объятьях космические корабли, напоминавшие грандиозные соборы или даже секции города-улья. Великие боевые корабли замерли без движения на поверхности Калта, и для многих из них это было первое возвращение домой.

В холодных лучах синего солнца громадные корпуса вздымались подобно утесам, а бортовые батареи напоминали заостренные стены крепости. Вверх на сотни метров вздымались загнутые форштевни, украшенные символами Ультрадесанта, и исполинские ангелы распростерли крылья, предвкушая полет, словно титаны из древних мифов.

После войны у инженеров Механикус оказалось столько работы, что им пришлось расширить доки за пределы городских стен. На фоне этих космических левиафанов две «Химеры» казались всего лишь маленькими точками.

Сейчас ремонтные доки были загружены полностью, устраняя повреждения, которые армада Рожденных кровью нанесла ультрамарскому флоту. Многие корабли были уничтожены, многие, как и положено ветеранам, обзавелись неизгладимыми шрамами. Наиболее почтенные из этих древних героев войны участвовали в стольких сражениях, что историки по отметинам на корпусе могли проследить хронику их службы до дня закладки киля.

— Вот «Октавий», — указал Лерато. — А там, кажется, «Кулак Макрагга».

Он инстинктивно провел рукой по длинному шраму, который поднимался от подбородка вдоль всей челюсти к виску. Этот след оставил фрагмент орочьей гранаты, который затем взорвался, лишив Лерато уха. Медики сохранили ему слух, но от самой ушной раковины ничего не осталось, а жалование сержанта не оставляло средств на восстановительную операцию.

Прямое как стрела шоссе проходило сквозь это невероятное сосредоточение кораблей, которые казались морскими чудовищами, выброшенными на синие пески зыбкого берега. Дорогу проложили еще во времена Жиллимана, и, несмотря на все просьбы адептов Марса, правители Ультрамара отказывались пускать движение в объезд доков ради временного удобства.

Честью было даже оказаться рядом со столь легендарными кораблями, сражавшимися в самых знаменитых битвах ультрамарской истории, и Лерато кивком приветствовал тех, названия которых он знал. Это зрелище служило отрезвляющим напоминанием о той цене, которую пришлось заплатить за победу над Рожденными кровью, и о том, как близок был враг к своей цели. В торжественной тишине, что окутала этот город поверженных колоссов, Лерато склонил голову и вознес молитву Императору.

Подъезд к пещере был опасным: масса мест, где враг мог затаиться или оставить ловушки, обнаружить которые можно было только в момент их срабатывания. Данте просигналил Офиону и Прийаму занять прикрывающие позиции, в то время как Каин держал на прицеле мелтагана ту часть туннеля, которая лучше всего подходила для засады.

Селен ждал рядом с пистолетом и мечом наготове, и Данте был рад, что апотекарий с ними. Обычно апотекарии не входили в состав боевых отделений, но после того, что случилось в Пеласгии Тета-66, Селен решил присоединиться к воинам сержанта.

Отсюда до Арес Пирос было около километра; извилистый туннель немного снижал температуру, но все равно жара была страшной. В воздухе плыли облака пара, из трещин в раскаленных скалах вырывались струи обжигающего газа. Спонтанные термальные выбросы и электростатические разряды, которые создавала сильно намагниченная станция внизу, превращали туннель в идеальное укрытие.

Но как бы ни было хорошо это укрытие, Ультрадесантники все равно не позволят врагу проскользнуть незаметно.

Инквизитор Судзаку и три ее солдата поднялись на скалообразное обнажение породы к востоку от Данте; с этой точки открывался вид на пещеру, из которой, по словам Механикус, пришел сигнал наведения для дрона. Следуя приказам Данте, адепты Механикус не стали сбивать устройство, чтобы не извещать его владельца о том, что шпион обнаружен. Дрон продолжал свою работу, а ударный отряд Данте тем временем вышел на позицию. Отследить сигнальные импульсы от дрона к его оператору оказалось простой задачей на триангуляцию, что адепты и попытались объяснить сержанту, однако он отбросил эту информацию как несущественную.

Он лишь хотел знать, где находится Железный Воин.

На визоре Данте появились тактическая карта пещеры, где были обозначены позиции его отряда и отряда Судзаку, а также когорт скитариев и боевых сервиторов, которые остались в туннелях. Сержант не собирался задействовать эти силы без крайней необходимости: исход этой битвы должны были решить космические десантники.

Различные тактические решения сменяли друг друга на дисплее визора — слишком быстро для человеческого мозга, но Данте благодаря улучшенным когнитивным способностям успел оценить их все. Он отбрасывал сценарий за сценарием, пока не остановился на стратегии, которая была одобрена Кодексом и обеспечивала максимальную вероятность успеха при минимальных потерях.

— Ты ведь понимаешь, что невозможно подобраться к входу в пещеру так, чтобы не оставить врагу времени на подготовку, — сказал Селен, когда Данте передал ему карту.

— Прекрасно понимаю.

— Он выбрал хорошее место, — в голосе Селена слышалось невольное восхищение противником, который проявил такую тактическую смекалку. — Какая удача, что я с вами.

— Если это был намек на некомпетентность моих воинов, то я его не слышал, — ответил Данте, надевая шлем. — А то мы опять поругаемся.

— Я вовсе не это имел в виду, ты же знаешь.

Данте кивнул. Офион доложил о готовности коротким вокс-сигналом, через мгновение аналогичный сигнал пришел от Прийама, и сержант покрепче перехватил рукоять меча.

— Инквизитор? Вы и ваш отряд готовы?

— Так точно, — подтвердила Судзаку. — Начинаем по вашему сигналу.

Данте кивнул Селену:

— Отвага и честь, брат.

— Отвага и честь, — ответил Селен, сжимая руку Данте. — Помни: это обычная боевая операция, а не твой личный крестовый поход.

— Любой бой с Архиврагом — это всегда личное дело, — покачав головой, Данте посмотрел Селену прямо в глаза. — Тебе ли этого не знать, апотекарий.

Он передернул затвор пистолета, проверил, свободно ли движется полотно цепного меча, и повел плечами, разминая мышцы. Слишком давно Данте не участвовал в настоящем сражении, и перспектива расправиться наконец с этим Железным Воином отозвалась во всем теле приятным волнением. Некоторые считали, что воину не подобает наслаждаться самим боем, но Данте так не думал: победить в схватке слугу Губительных Сил — вполне достойный повод для радости.

— Брат Прийам, брат Офион, вперед, — скомандовал он, тем самым начиная атаку.

Оба воина открыли огонь по входу в пещеру. По туннелю заметался гулкий отзвук болтерных выстрелов, и подземный сумрак пронзили всполохи дульного пламени. Несколько газовых карманов воспламенились и взорвались с оглушительным треском.

— Давай, апотекарий! — крикнул Данте и ринулся к скальному выходу у западной стены.

Инквизитор Судзаку и ее солдаты перекрыли проход в пещеру шквалом лазерного огня, который вели из наручных роторных пушек. Брат Каин на мгновение замер, прицеливаясь, а затем выстрелил из мелтагана. Со звуком, напоминавшим раскат грома, вход в пещеру исчез в мареве перегретого воздуха, и люди Судзаку продвинулись вперед, ни на секунду не прекращая стрелять.

С восточной стороны прогремел взрыв, и Данте увидел, как упал, лишившись ноги, один из солдат Судзаку. Данте сразу же понял, что причина ранения — не выстрел, а заглубленная мина. Падая, раненый продолжал судорожно стрелять, и три выстрела попали в шею и грудь второго телохранителя, который рухнул следом.

В туннеле раздался новый взрыв, вызвавший обвал на западной стороне туннеля. Каскад огромных валунов обрушился прямо на то место, где укрывались Офион и Прийам. Воздух наполнился каменной крошкой, но даже сквозь эту завесу Данте разглядел, что Офион успел откатиться в сторону, а вот Прийам оказался в ловушке под многотонным завалом, так что свободными остались только голова, плечи и рука. Ярость Данте превратилась в бешенство.

Он бросился прямо в пещеру, но не сделал и шести шагов, как что-то с сокрушительной силой врезалось в него и сбило с ног. Он покатился по земле, а воздух над ним взорвался раскаленной вспышкой.

— Мелта-заряд, — прохрипел сержант.

— Я же предупреждал, никаких личных геройств. — Селен скатился с Данте, поднялся на колени и навел пистолет на вход в пещеру. Апотекарий разрядил всю обойму и перезарядил оружие, не теряя при этом цель.

Вставая с земли, Данте понимал, что только что чудом избежал смерти.

— Спасибо, Селен.

— Не стоит благодарности. Просто убей его, а то мне нужно вернуться к брату Прийаму.

— Так иди, — приказал Данте. — Я сам с ним разберусь.

Селен побежал к завалу, а Данте двинулся вперед, держа на прицеле темный зев пещеры. Из-за жары невозможно было различить, что именно находится внутри, но сержант уже не думал о взвешенных тактических вариантах. Его ярость превратилась в горящий клинок, пламя которого могла погасить только кровь врага.

Инквизитор Судзаку и ее оставшийся телохранитель добрались до стены туннеля одновременно с Данте, и он увидел ту же ярость в ее удивительно прозрачных глазах.

— Он мой.

— Так точно, — ответила Судзаку.

Пригнувшись, Данте ворвался в пещеру, поводя пистолетом из стороны в сторону в поисках врага. Внутри была абсолютная тьма, но без помех, вызываемых жарой в туннеле, его зрение быстро восстановилось. Он за что-то запнулся: потрепанный мелтаган, украшенный звездой Архиврага, от стреляющего механизма тянутся медные провода. Данте растоптал оружие и спешно двинулся дальше.

Судзаку и ее телохранитель шли за сержантом, который с трудом сдерживал ярость, грозившую затуманить его рассудок. Все взрывы на подступах к пещере были вызваны минами-ловушками нажимного действия, которые сработали одна за другой, и вероятно, что такие же ловушки будут внутри. Данте сбавил шаг и сменил спектр видения на визорном дисплее.

Вот оно: невидимое лазерное заграждение по всей ширине пещеры.

— Два метра впереди. Лазерная растяжка в невидимом спектре.

Судзаку просигналила, что поняла, и они перешагнули через спусковой механизм, не задев его. Дальше пещера сужалась, и Данте, понимая, что это место идеально подходит для очередной засады или ловушки, выдохнул, чтобы успокоиться.

— Еще есть? — спросила Судзаку.

— Нет, все чисто. Идите за мной, держитесь ближе и скажите, если заметите другие ловушки.

Узкий извилистый коридор вывел Данте в округлой формы зал, со сводов которого падали мутно-белые капли водного конденсата. Прямо впереди, спиной к нему, стоял на коленях человек в помятом доспехе цвета вороненого железа с черно-желтыми шевронами. Он склонился над каким-то устройством, которое мигало желтыми огоньками и издавало тихое гудение.

Не тратя время на слова, Данте три раза выстрелил противнику в затылок. Все выстрелы попали в цель, и Железный Воин рухнул вперед. Шлем, сорванный с его головы, превратился в дымящийся кусок искореженного металла.

— Рассредоточиться, — скомандовал Данте и направился к упавшему врагу, по-прежнему держа его на прицеле.

Вид мозгового вещества вперемешку с обломками костей, забрызгавшего стену, наполнил Данте спокойствием праведника. Враг, без сомнения, мертв.

Довольно хмыкнув, сержант ногой перевернул труп на спину. Хотя голова воина была ужасно изуродована разрывными болтерными снарядами и от затылка ничего не осталось, лицо относительно не пострадало.

— Выражение лиц их свидетельствует против них, — констатировал Данте.

Железный Воин был уродлив до отвращения: сплошные шрамы и синяки, как будто его методично избил дредноут. Запавшие черные глаза, мертвенно-бледное оплывшее лицо, на голове растрепанный ирокез.

— Все кончено, — сказал Данте, возвращая пистолет в кобуру.

Судзаку встала на колени рядом с трупом. Данте заметил испуг на ее лице и в то же мгновение понял, что не так с этим Железным Воином.

— Этот человек уже несколько месяцев как мертв, — сказала Судзаку.

Опустившись на землю рядом с ней, Данте приподнял голову убитого воина и почувствовал, как двигаются кости под обмякшей восковой плотью.

— У него сломана шея. Во имя Жиллимана, что тут происходит?

— Не может быть, — проговорила Судзаку. — Это же обманка.

— Что-что?

Выпрямившись, Судзаку нервно зашагала по пещере.

— Классический отвлекающий маневр. Он показал нам одну часть картины, а остальное мы додумали сами. Когда стало известно, что одна жертва осталась в живых, мне сразу следовало обо всем догадаться. Он подсунул нам Келлана как наживку, и мы ее проглотили.

— Как наживку? О чем вы говорите? — воскликнул Данте. — Нам нужно защитить Арес Пирос.

— Разве вы еще не поняли? — возразила Судзаку. — Арес Пирос ничто не угрожает. Одинокий воин никак не сможет пробраться на столь хорошо охраняемый объект, мы ведь сами это сказали. Проклятье, я ведь знала, что слишком гладко все сходится! Он рассыпал передо мной столько хлебных крошек, что я решила, что это проторенная дорога. Нападение в Пеласгии Тета-66 было первой приманкой, потом эта угроза, о которой он практически прямым текстом сказал Келлану, и наконец такой своевременный взрыв на подстанции. Каждая деталь спланирована так, чтобы привести меня сюда.

— Но зачем? — удивился Данте. — Зачем так стараться и в итоге не атаковать Арес Пирос?

— Арес Пирос ему не нужен. Он хотел, чтобы мы напрасно потратили время и силы, ища его здесь.

— А что тогда нужно Железному Воину, застрявшему на Калте?

Ответ на это вопрос возник мгновенно.

— Он хочет как-то выбраться с планеты, — сказала Судзаку.

Лерато болезненно закашлялся и попробовал ползти по холодному полу ангара. При движении в плече терлись друг о друга обломки костей, правая рука бесполезно повисла, шея была мокрой от крови. Йелзар мертва: кто-то разбил ее красивое лицо ударом кулака. Внезапная атака вызвала панику, и в те несколько секунд неразберихи погиб Лерози. Что случилось с Джасеном, сержант не знал. Наверняка тоже что-то плохое.

Они только-только заехали в ангар; до этого были стандартные проверки у городских ворот, после чего они прошли кодированные катехизисные протоколы и получили разрешение проехать в технический парк, временно размещенный у края посадочных платформ. Именно здесь в укрепленных укрытиях стояли машины полка.

Лута остановил «Азуритовый кулак», довольный тем, что в пути машина не обзавелась новыми сколами или вмятинами. Все собрались у кормы танка, разминаясь после поездки и проверяя оружие. Место стоянки «Света Калта» было у края технического парка, в тени ремонтного портала, обвешенного искрящими кабелями, где мастера-такелажники вели работы по переоснащению поврежденных кораблей.

Они ждали Лорца, но тот все не показывался, и тогда Лерато решил поторопить его и пошел к «Химере», двигатель которой еще работал на холостом ходу. Машина стояла у стены, и когда Лерато обошел ее сбоку, то увидел, что правый топливный бак открыт. Крышка покачивалась, роняя капли вязкого топлива, а сбоку от нее виднелся влажный отпечаток огромной руки.

Из этого бака кто-то только что выбрался.

Но кто мог так долго находиться внутри и при этом не задохнуться в ядовитых топливных испарениях?

Едва Лерато задал себе этот вопрос, как ответ уже стоял перед ним.

Гигант, появившийся из-за бака, был облачен в доспех из чистого металла, лоснящегося от остатков топлива. Одна рука, сжатая в кулак, была измазана кровью, вторая блестела, как серебристое зеркало. Бледно-синий аугметический глаз пристально изучал Лерато; в широкоскулом лице гиганта раньше была жестокость и красота, но теперь осталась только жестокость.

Калтский зверь…

— Спасибо, что подвезли, — заговорил Железный Воин. — Не скажу, что путешествовал с удобствами, но до цели я добрался.

Лерато бросился бежать, но сокрушительный удар швырнул его на землю, и плечо пронзила боль. При падении он ударился лицом о гладкий рокрит пола, так что треснула скула. Под «Химерой» сержант увидел Лорца: у него была раздавлена грудная клетка, и он судорожно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Нужно было предупредить остальных, но Лерато не мог пошевелить правой рукой. Он перекатился на бок как раз вовремя, чтобы увидеть гибель Йелзар, Луты и Лерози — гигант забил их насмерть без тени жалости. Джасен, скорее всего, тоже мертв. Не стоило и надеяться, что юноше удалось убежать.

Все случилось настолько быстро, что другие, наверно, даже не слышали шума. Лерато понимал, что в Нагорск Железного Воина могла привести только одна причина: он надеялся избежать возмездия, которое заслужил одним своим существованием.

Нужно ему помешать — или хотя бы предупредить других, что в их дом пробрался змей. Лорц был вокс-оператором отряда, и передатчик стоял в кабине водителя на «Свете Калта». Лерато пополз к боковой двери, из последних сил стараясь двигаться быстрее: он слышал приближающийся звук тяжелых шагов, чувствовал резкий химический запах топлива.

Бронированный ботинок опустился на его лодыжку и без малейших усилий раздробил кости.

— Постой-ка, — сказал зверь и наклонился, чтобы перевернуть Лерато на спину. — Они скоро найдут тебя, смертный, но мне нужно еще немного, чтобы успеть подняться на один из этих кораблей.

— У тебя ничего не выйдет, — процедил Лерато сквозь стиснутые зубы. Боль была такой сильной, что кружилась голова и мутнело в глазах. — Они найдут тебя и убьют.

Зверь улыбнулся; Лерато в жизни не видел более гадкого зрелища.

— Знал бы ты, сколько раз мне это говорили за последние полгода.

Лерато харкнул кровью в лицо чудовищу, но вместо ярости увидел лишь мрачное веселье и абсолютную самоуверенность. Зверь вытер кровь серебряной рукой, блестящая поверхность которой напоминала изменчивую ртуть, сдерживаемую стеклом. Кровь мгновенно исчезла, словно металл впитал ее как губка.

— Добраться сюда оказалось до скучного просто, — продолжал зверь. — Чтобы найти слабое место, я лишь наблюдал за всей этой вашей казенщиной. Потом показал вам то, что вы хотели увидеть, и вы как послушные марионетки шли все дальше и дальше — очень далеко отсюда. Кто бы мог подумать, что Кадарас Грендель наконец хоть на что-то сгодится?’

— Мы победили тебя, — огрызнулся Лерато. — И победим любого, кому хватит глупости напасть на Ультрамар.

— Возможно, ты и твои большие синие друзья победили сброд М’Кара, — ответил монстр, по-свойски кивнув сержанту, — но однажды появится кто-то, кто объяснит вам, как вредно рабски следовать догматам Жиллимана.

— Кто ты такой? — пробормотал Лерато; жизнь покидала его.

— Я зверь, — сказал Железный Воин. — Но ты можешь звать меня Хонсю.

Кладбищенская тропа

Распахнув свои гроба В пору полночи слепой, Реет призраков гурьба Над кладбищенской тропой.[10]

На таком расстоянии от Терры Астрономикон казался всего лишь далеким светлым пятном. Восточные Окраины лежали почти на границе Света Императора — его еле-еле хватало, чтобы проложить курс корабля. За сегментированными стенками кристалфлексового пузыря, в котором расположился Толван, сияющие вихри варпа складывались в узор из неведомых оттенков и чувств, воплощенных в антисвете.

Для простых смертных — врата в безумие и повседневность — для навигатора.

Когда-то Толван бороздил волны Сегментума Солар, где Астрономикон сиял так ярко, так чисто, что он мог удерживать корабль на курсе, даже не открывая третий глаз. Новаторы Дома не раз говорили, какая это честь — получить назначение на Ультрамар, но Толван в своей нынешней должности ничего почетного не замечал.

«Шэньдао» был старым кораблем даже по меркам Империума, в котором некоторые суда, бывало, оставались в строю десятки тысяч лет. Уставший каркас его отзывался на каждый маневр стонами и скрипами. Его дух стал сварливым, его корпус покрылся микровмятинами от бесчисленных столкновений с пылью небесных ветров. Во флотах Ультрамара было много великих и благородных судов, но «Шэньдао» к их числу не относился. Он был труповозкой: огромный транспортник с сотней трюмов-склепов, криохранилища которых были забиты мертвецами.

Война с Рожденными кровью, армией демонического лорда, привела к гибели миллиардов — как гражданских, так и солдат оборонной ауксилии и Адептус Астартес. Космические десантники упокоятся на Макрагге, тела некоторых из смертных вернутся в фамильные склепы; но гораздо больше тех, за кем никто не придет.

Этим телам уготована кладбищенская тропа на Накиллу.

Этот мир-кладбище лежал сразу за пределами Ультрамара, за едва различимой границей, разделявшей живых и мертвых. Междумирье, «ни здесь, ни там» — древнее суеверие, но время оказалось перед ним бессильно.

Хотя война закончилась, в варпе было все еще неспокойно, и Толвану приходилось всеми силами держаться за свет Астрономикона. Ярость зловещими вихрями пурпура накатывалась на отмели серой скорби, и все окутывала пелена блекло-желтой безнадежности. Толван намеренно не обращал внимания на череду плачущих лиц, возникавших и растворявшихся в пустоте. Пусть и фантомы, они все равно обладали силой.

Тонкие паучьи пальцы навигатора скользнули по латунным дисковым переключателям и реостатным рычагам его «астролябии эфемерис», отсылая поправки к курсу на мостик, капитану Матанг. Прыжок из точки Мандевиля у Калта к Накилле был относительно коротким, но все равно требовал от Толвана абсолютной концентрации. Затеряться в варпе на корабле, битком набитом трупами, — из этого получилась бы отличная страшилка, но у навигатора не было никакого желания становиться героем подобной истории.

Он медленно выдохнул, аккуратно подстраивая астролябию, и выругался, когда до его слуха донеслось шипение разгерметизации. В его личное пространство кто-то проник. В обычных условиях это считалось грубейшим вторжением, а во время варп-перехода было еще и нарушением основных протоколов безопасности.

Холодный воздух наполнил пузырь, и голая кожа Толвана покрылась мурашками, а дыхание превратилось в пар. Он услышал шаги позади себя, но не смел отвести взгляд от калейдоскопического вихря снаружи.

— Кем бы ты ни был, убирайся, — огрызнулся он. — Тебе нечего здесь делать.

— А вот тут ты ошибаешься, — сказал посторонний гулким голосом космодесантника. Толван знал, что на борту «Шэньдао» трое из Ультрадесанта, но незваный гость был не из их числа.

— Кто ты? Я не узнаю твой голос.

На его плечо опустилась тяжелая латная перчатка, и он почувствовал силу, которая могла переломить его надвое. Поверхность металла, блестевшая словно ртуть под стеклом, была покрыта изморозью, словно владелец перчатки выбрался из глубин ледника.

Или из криотрюма.

— Меня зовут Хонсю, — сказал голос ему на ухо.

Мостик «Шэньдао», как и подобает кораблю, перевозившему мертвых, был выдержан преимущественно в черном цвете. Сводчатые стены — из черного железа, люмены, расположенные над рабочими местами экипажа, приглушены. Даже подсветка гололитов и планшетов была убавлена до минимума.

Длинный сюртук капитана Матанг также был черным, в этот же цвет были выкрашены ее коротко остриженные волосы. Перевязь пересекала грудь черной диагональю, и только у плеча на ней виднелась кобальтово-синяя полоска. Кожа капитана была того пепельно-бледного оттенка, который свойственен тем, кто проводит большую часть жизни на космическом корабле.

Перелет к Накилле близился к концу, чему Матанг была рада. Похоронные рейсы «Шэньдао» проходили по удаленным маршрутам, которые прозвали кладбищенскими тропами; корабли, которые им следовали, получили прозвище «приносящие беду», и другие звездоплаватели предпочитали держаться от них подальше, не желая делить космос с мертвецами.

Матанг не винила их за это, но ей самой нравилось спокойствие кладбищенских троп. На такие корабли не отваживались нападать даже пиратские кланы, гнездившиеся внутри полых астероидов.

— Мэм? — окликнул ее старший астрогатор.

— Да, мастер Зенаб? Проблема?

— Я не уверен, — ответил Зенаб. — Наверно, ничего страшного, но я получаю от навигатора Толвана поправки к курсу, которые уведут нас от предписанного маршрута.

— Передайте на мой терминал, — приказала Матанг, откидывая инфопланшет из подлокотника своего командного трона. На экране возникли резкие помехи, которые сфокусировались в эллиптические линии, представлявшие курс «Шэньдао». Кладбищенская тропа была предсказуемым маршрутом, по которому Матанг летала уже не раз, но то, что они видела сейчас, едва ли имело смысл.

— Что еще задумал этот Толван? — проговорила она.

— Может, он решил, что нашел короткий путь? — предположил Зенаб. — Вы же его знаете.

Матанг покачала головой:

— Нет, так мы вообще не попадем на покойничью станцию Накиллы.

На мостике раздался глухой стон металла: надстройка корабля напряжением отзывалась на быструю смену направления.

— Капитан, мы поворачиваем, — сказал Зенаб. — Ложимся на курс один-три-девять, вектор тета-прайм.

Матанг сжала подлокотники трона.

— Отменить команду! Возвращаемся на прежний курс.

— Никак нет, капитан, — ответил Зенаб, просматривая список астрогационных команд. — У изменений курса стоит блокирующий префикс Нобилите. Я не могу даже выключить двигатели для экстренного выхода из варпа!

Матанг открыла канал вокс-связи с пузырем навигатора:

— Мистер Толван, потрудитесь объяснить, куда вы задумали увести мой корабль?

Аугмиттер ответил шипением и треском статики. Навигатор молчал, но Матанг слышала его дыхание.

— Мистер Толван?

— Так ты Матанг? — спросил грубый голос, напоминавший скрежет трущихся друг о друга ржавых железных балок.

— Капитан Матанг.

— Мне нет дела до всяких громких титулов.

— Кто ты такой и что ты сделал с навигатором Толваном? — спросила Матанг, жестом подзывая отряд охраны мостика — пятерых бойцов с оружием, стрелявшим снарядами с низкой начальной скоростью. Чтобы справиться с тем, что, по подозрениям капитана, затаилось на борту ее корабля, этого отряда явно не хватит.

— Я Хонсю, и твой маленький навигатор пока еще жив, — ответил голос. — Но это ненадолго, если ты не станешь слушаться.

— Можешь убить его, — сказала Матанг. — Я так часто летала этим маршрутом, что навигатор мне не нужен.

— Мы оба знаем, что ты врешь, — возразил Хонсю. — Мы в варпе, и если я убью мастера Толвана, твой корабль сгинет навсегда. Я-то здесь выживу, а вот ты и твой экипаж — нет.

— Пожалуй, я готова рискнуть.

— Может быть, — признал Хонсю. — Что ж, поживем — увидим.

— Так куда ты направил мой корабль?

— Пока что не на ваш мир-мавзолей, капитан. Придется по пути кое-куда заехать.

— Кое-куда?

— Теперь, когда М’Кар уничтожен, Ультрамар стал для меня слишком скучным.

Матанг отключила звук и обернулась к охранникам:

— Предупредите брата Анворама и его отделение. У нас на борту один из Железных Воинов.

Вокс замолчал, и Хонсю понял, что капитан как раз приказывает охране идти к пузырю навигатора. Он видел другие похоронные корабли, покидавшие Нагорск, и предположил, что на борту будет всего лишь несколько Ультрадесантников. Вероятнее всего, трое или четверо, и уж никак не больше пяти.

— Анворам тебя убьет, — пообещал съежившийся навигатор. По лицу Толвана катились капли пота, но он все равно не отводил глаз от варп-света, струившегося по внешней поверхности купола.

— Кто такой этот Анворам? Какой-нибудь пустоголовый дрон-охранник?

— Он из Ультрадесанта.

— Я легко разделаюсь с одним из лакеев Калгара.

— Он не один, — довольно хмыкнул Толван. — С ним еще двое боевых братьев.

— Чудно, так их трое, — сказал Хонсю. — А я гадал, сколько же на корабле Ультрадесантников. Один, трое, какая разница — они все скоро умрут.

Толван застонал в ужасе, что повелся на такую элементарную уловку, и Хонсю рассмеялся. Навигатор наконец отвел взгляд от бурлящих миазмов варпа, но Хонсю сжал его бритый череп блестящей серебряной рукой.

— Пусть твой дурной третий глаз смотрит туда, куда положено, — наружу.

Навигатор попробовал сопротивляться, что было с его стороны храбро, но бессмысленно. Слабый даже для смертного, он не мог и надеяться на то, чтобы высвободиться из этого захвата.

Брат Мидон занял левый фланг, брат Силосон — правый; Анворам же стоял прямо перед угловым входом в каюту навигатора. Все отделения ордена по очереди обеспечивали сопровождение павших на Накиллу, но никому не нравилась эта обязанность — не в то время, когда в самом Ультрамаре еще оставались враги.

Сейчас один из этих врагов был обнаружен, и у Анворама появился шанс нанести ответный удар.

Он сражался в битве у Четырех долин и пролил немало крови предателей, но теперь перед ним была возможность убить самого Хонсю, погибель Тарсис Ультра и истребителя Ультрадесантников.

Милодон установил на дверь подрывной заряд. Не важно, заперта дверь или нет, — взрыв даст им несколько ценных секунд преимущества, за которые можно будет нейтрализовать Железного Воина. Анворам не стал обещать капитану, что Толван уцелеет, но Матанг была уверена, что сможет взломать коды Нобилите, не дававшие ей управлять варп-двигателями. В этом случае выживание навигатора не было критичным.

Анворам поднял три пальца. Один. Два.

Затем он сжал кулак.

Подрывной заряд взорвался с глухим звуком, и дверь отлетела вовнутрь узкой кабины. Тесный коридор наполнился фуцелиновым дымом, и сработала система пожаротушения. Поглощающие кислород газы повалили из труб на потолке пышными клубами.

Силосон резко развернулся и быстро нажал на спусковой крючок два раза подряд, так что каюту накрыл конус разлетающихся металлических осколков. Обычные болтерные снаряды уничтожили бы кристалфлексовый купол, так что Силосон зарядил свое оружие снарядами «Буря».

Потом Милодон, двигаясь пригнувшись, болтер плотно прижат к плечу — классическая штурмовая позиция, — рванулся в дверной проем.

И налетел на непробиваемую стену брони.

Железный Воин стоял к ним спиной, нисколько не обеспокоенный градом докрасна раскаленных осколков, которые теперь застряли в его доспехе. Удар локтем наотмашь попал в лицевую пластину Милодона и отбросил воина назад, переломив ему шею.

Затем Хонсю развернулся и выставил перед собой Толвана. Силосон уже приготовился стрелять, но окаменел, посмотрев прямо в открытый третий глаз навигатора. До Анворама донесся сдавленный крик, полный ужаса: его товарищ заглянул в самые глубины бездны, скрывавшейся в глазе Толвана.

Хонсю отбросил Толвана в сторону и ринулся на оставшегося Ультрадесантника, выставив перед собой серебристую металлическую руку. Анворам напряг отставленную в стойке ногу и выпустил по Железному Воину три снаряда.

Первые два попали противнику в поднятую руку, третий угодил в побитый горжет. Хонсю пошатнулся, но невероятным образом не остановился. Рука его должна была уже превратиться в кровоточащий обрубок с фрагментами мяса и костей, но за мгновение до того, как Железный Воин врезался в него, Анворам увидел, что конечность совершенно не пострадала.

Космодесантники столкнулись с грохотом, напоминавшим стук кувалды по стали. Кулак Хонсю впечатался в шлем Анворама, но воин отклонился по траектории атаки и ответил ударом болтерного приклада, направленным в аугметический череп противника.

Металл ударился о металл, и Анвораму удалось блокировать еще одну серию жестоких атак. Расстояние было слишком маленьким для огнестрельного оружия, и он ударил кулаком в лицо Хонсю. Кровь брызнула на стены, а они продолжали метаться в яростной рукопашной между стен узкого дымного коридора, ища слабое место в обороне друг друга.

Ультрадесантник захватил рукой руку противника и с яростным ревом практически поднял Хонсю над палубой, а затем, отбросив к противоположной переборке, с нокаутирующей силой ударил противника головой в переносицу.

Хрустнули и металл, и кость, но Хонсю с презрительной усмешкой плюнул кровью в лицо противнику и прошипел:

— Слабо бьешь.

— Контакт! — закричал Зенаб. — Есть неопознанный контакт.

— Пеленг? — потребовала Матанг, широкими шагами пересекая расстояние от командного трона до астрогаторского стола.

— Прямо по курсу, быстро приближается.

— Что это?

— Неизвестно.

— Кто-то из наших?

— Неизвестно.

— Проклятье, так выясни же!

Хонсю ударил коленом в бок противника, затем, сверху вниз, локтем, и Анворам, чей доспех треснул от удара, пошатнулся. Нырнув на другую сторону коридора, Хонсю дотянулся до оружия первого Ультрадесантника, которого убил, и выпустил из подобранного болтера очередь из трех выстрелов.

Все три попали в стены.

Не успел он оправиться от удивления от того, что промахнулся, как увидел, что Анворам, окутанный клубами пламегасящего газа, держит его на прицеле.

— Ты быстрый, — сказал Ультрадесантник. — Но я быстрее.

Но нажать на спусковой крючок он не успел: «Шэньдао» содрогнулся от жестокого удара. Взревели сирены, аварийное освещение затопило коридор красным светом. Палуба накренилась почти под сорок пять градусов.

И Хонсю, и Анворама отбросило на стену, но Железный Воин пришел в себя первым. Прицелился — и сделал один выстрел точно в правый окуляр Анворама.

Воин грузно завалился назад и сполз по наклонившейся стене, оставляя на ней след из кусочков мозгового вещества. Хонсю выдохнул, сплюнул скопившуюся во рту кровь, и тут «Шэньдао» содрогнулся во второй раз.

Взяв у одного из мертвых Ультрадесантников цепной меч и собрав оставшиеся болтерные обоймы, Хонсю перекинул через плечо бесчувственное тело навигатора и направился к ближайшему воздушному шлюзу.

— А ты не торопился, — сказал Тет Дассандра, когда перед смотровым экраном «Поколения войны» проплыл ободранный и охваченный огнем корпус «Шэньдао». — Еще месяц, и я бы повернул обратно к Мальстриму.

— Тебе бы духу не хватило.

— Не обманывай себя, — у Дассандры, как обычно, был готов дерзкий ответ.

В последний раз они виделись перед тем, как Хонсю повел атаку в недра Калта. Именно тогда он приказал Дассандре выбираться с планеты и уводить «Поколение войны» к границе Ультрамара. Позже, когда Хонсю вырвался из подземных аркологий, однократный сигнальный импульс на определенной частоте, исходивший с Ультимуса Прайм, сообщил Дассандре название нужного корабля.

Остальное зависело только от Хонсю.

— Кто это? — спросил Дассандра.

— Навигатор. Я решил, что он еще пригодится.

— Тогда лучше натянем на него колпак, пока он не пришел в себя.

Кивнув, Хонсю передал Толвана, все еще бывшего без сознания, одному из треллов и вдохнул едкий, отдающий металлом воздух стратегиума.

Здесь пахло горячим железом, отработанным маслом, отвратительными химикалиями Механикум, оставшимися еще от Цицерина, — эти пузырящиеся жидкости смерти поддерживали в рабочем состоянии чудовищных сервиторов-гибридов.

Он улыбнулся, когда Дассандра спросил:

— Итак, куда теперь? И не говори, что мы здесь задержимся.

— О нет, — ответил Хонсю. — С меня хватит Ультрамара.

— Но ведь он так и не был побежден? — усмехнулся Дассандра.

— Нет, но ведь мы на это и не рассчитывали.

— Тогда зачем мы вообще сунулись сюда?

— Чтобы показать, на что мы способны, — сказал Хонсю. — Мы унизили родину Уриэля Вентриса, практически поставили ее на колени, а это больше, чем удавалось кому-либо.

— И что дальше?

«Действительно, что же?»

«Поколение войны» принадлежал Хонсю, и он по-прежнему был капитаном корабля. У него была команда и ресурсы, чтобы отправиться куда он пожелает. Если с Ультрамаром покончено, то остается только одно место, которое стоит навестить.

— Медренгард, — сказал Хонсю. — Мы возвращаемся на Медренгард.

— Но зачем?

— Потому что я хочу встретиться с Железным Владыкой. Я хочу увидеть Пертурабо.

Кодекс

— Вы идете на серьезный риск, капитан Вентрис, — адепт Комеда вглядывался в гололитический дисплей «Носорога». Его вишнево-красные линзы оптики мерцали, указывая на то, что адепт обрабатывает поступающую информацию.

— Риск незначителен, — ответил Уриил. — Мои бойцы знают Кодекс.

— Адепт Комеда очень на это надеется, — сказал Комеда. — Нассар и механикус будут сильно недовольны, если наши люди попадут в беду.

— Не будут.

— Адепт Комеда не разделяет вашу уверенность.

Уриил схватил за шиворот Комеду и оттащил от дисплея, что вызвало шквал бинарных импульсов раздражения из механического рта адепта.

— Учитывая, что обычно вы имеете дело со скитариями, я на этот раз прощу ваше оскорбительное недоверие к нам. Но засомневайтесь вы снова, и у вас будут проблемы.

— Извинение, — сказал техно-жрец. — Адепт Комеда не предполагал обиду.

— Значит будем считать, что урок заучен, — Уриил кивнул воинам, сидящим в десантном отделении «Носорога». Брут Киприан передернул затвор болтера и постучал оружием по своему аугментированному колену. Нарастающий гул наполнил отсек — Ливий Хандриан активировал катушки зажигания своей мелты. Воины кивнули в ответ Уриилу. Всё было запланировано согласно Кодексу и они оба знали свои роли. Слова были не нужны.

Уриил довольно долго не брался за командованием взводом, но сейчас было еще и странное ощущение без отсутствующих Клинков Калта. У Петрония Нерона и Древнего Пелия были другие роли в этой игре, а апотекарий Селен вернулся на Калт, чтобы участвовать в поимке последнего Рожденного Кровью в его глубоких пещерах.

В ухе Уриила пискнула вокс-бусина и раздался грубый резкий голос.

— Все первоочередные цели в поле зрения, — сказал Ториас Телион.

— По моей команде, — Уриил повернул колесо замка на командном люке бронетранспортера и толкнул его наружу. Грязные влажные миазмы атмосферы Сикоракса обрушились на них, наполнив отсек вонью земли и вулканической серы.

Уриил подтянул себя в люк и увидел впереди уродливое нагромождение башен, баррикад и титанических бурильных установок. За кучами бурового раствора сидело на корточках отделение Пазания — Смутьяны.

— Пазаний, — обратился к другу Вентрис. — Телион дал положительную идентификацию Фабрикатуса Убрика, Алексия Нассара и Казимира Нассара.

— Они живы? — спросил Пазаний. — Этим новым мечом я обязан Бруту. Телион уверен, что это именно они? Трудно быть уверенным в чем-то в этой проклятой грязи.

— Если старик сказал, что это они, то я не из тех, кто подвергает его слова сомнению.

— И то правда, — согласился Пазаний.

«Носорог» месил размокшую землю Сикоракса, пробиваясь к руинам буровой шахты. Её опоры глубоко утонули в грязи, а буровые вышки покосились или вовсе были повалены. Те немногие, что еще остались стоять, были наспех усилены специальными панелями и стальными опорами. Когда-то, до того, как грязь затопила здесь всё, это была временная станция Механикус, качавшая прометий из огромных залежей под литосферой планеты. Сейчас же это сооружение служило базой для орков.

Грубые глифы испоганили серебряную аквилу и символ Механикус, над главными воротами были водружены рога. Всё это в совокупности с поднимающимися в небо столбами нефтехимического дыма указывало на присутствие зеленокожих. Для орков было не свойственно так долго оставаться на одном месте после проведенного рейда, но, с другой стороны, им не каждый день удавалось захватить старшего фабрикатора планеты и высокопоставленных близнецов-губернаторов Сикоракса.

Как и сказал Уриил, орки догадались о ценности своих пленников и потому не убили их сразу. Подразделения скитариев и Обороны Ауксилии не могли подобраться ближе, опасаясь, что орки казнят заложников.

Но теперь здесь были Ультрамарины.

В ухе Уриила прозвенел сигнал, как только «Носорог» оказался в зоне действия оборонительных орудий орков. Броневик резко прибавил скорости, вздымая за собой большие брызги грязи.

На стенах форта расцвели вспышки — ракеты, оставляя за собой инверсионные следы, полетели к «Носорогу». Две из них явно пройдут мимо цели, еще одна зарылась в землю перед воротами, подняв фонтан грязи и камней, а вот четвертая, размалеванная под клыкастую пасть, виляла по траектории, вполне способной пересечься с путем броневика.

— Всем отделениям приготовиться, — бросил Уриил.

Удлиненный силуэт лендспидера «Шторм» вынырнул из токсичного дыма над фортом, и он увидел четыре вспышки — Древний Пелий и Ториас Телион сделали свои выстрелы. Снаряды, выпущенные из болтеров типа «Сталкер» заставили умолкнуть команды ракетометчиков, но один из них все же прошел мимо.

Уриил надавил на гашетку штурм-болтера, установленного на «Носороге», и начал поливать всё вокруг разрывными снарядами.

Попутно он направил болтер на приближающуюся по неустойчивой траектории ракету. Она взорвалась с глухим кашлем и бронебойная боеголовка сдетонировала в пятидесяти метрах от них.

Лендспидер заложил резкий вираж над базой орков; Телион и Пелий каждым выстрелом убивали орков. Им наперерез вылетели ракеты, но ни одна не настигла верткую летающую машину.

— Хадриан, — сказал Уриил, как только «Носорог» достиг плохо подогнанных ворот форта. Раскрылись двери десантного отсека и Ливий Хадриан ступил на подножку броневика. Он два раза выстрелил из своей мелты и ворота с грохотом исчезли во вспышке перегретого воздуха и испарившегося металла. От них остались лишь висящие на петлях куски оплавленного железа и «Носорог», скользя по грязи, ринулся на территорию бывшей бурильной станции.

Внутри повсюду валялись дохлые зеленокожие и все они, как заметил Уриил, были убиты точным выстрелом в голову. Фабрикатор Убрик и близнецы дома Нассар были привязаны к пропитанным нефтью крестам, их прежде нарядные одеяния были заляпаны кровью и грязью. Все трое были живы, а их истязатели лежали у их ног с дырами в макушке.

Два десятка зеленокожих остались на дозорных вышках и Уриил развернул штурм-болтер на тех, что были на восточной секции. Глухие взрывы разорвали орков на части. Далекое эхо болтерного огня донеслось с холмов — отряд Пазания вышел из укрытия.

Зеленокожие были ошеломлены.

Нападение прошло так внезапно и жестко, что они не знали, куда направить свои силы. Один из орков побежал к пленникам — это был огромный орк, в рогатом шлеме и чудовищными когтями на лапе. Лидер орков понимал, что краткие победы закончились, и собирался убить пленников.

От кружащего в воздухе спидера отделилась фигура в кобальтово-синей броне и приземлилась с грацией, казавшейся невозможной в такой грязи. Петроний Нерон встал и обнажил свой заново откованный меч одним плавным движением. Взмах на уровне плеча — и рогатый шлем вместе с головой аккуратно срезаны с шеи.

Уриил спрыгнул с «Носорога» и принял свой собственный болтер у Брита Киприана, который приканчивал немногих выживших орков выстрелами из своего пистолета. Лэндспидер спустился ниже и Телион с Пелием спрыгнули на землю. Затем два скаута Ультрамаринов стремительно подняли машину, заняв высокую позицию для обзора.

— Форт чист, — воксировал Телион, сканируя местность зрением охотника.

Уриил кивнул и стукнул кулаком по корпусу «Носорога».

Из десантного отделения машины появился адепт Комеда, его оптика щелкала, подстраивая фильтры под изменившийся уровень света. Восхищенный визг льстивого двоичного кода раздался из его ротового отверстия, когда он увидел фабрикатора Убрика.

— Адепт Комеда совершенно напрасно сомневался в вас, капитан Вентрис, это полностью удовлетворительный результат, — произнес Комеда. — Механикус должны отплатить вам благодарностью.

— Сикоракс часть Ультрамара, — ответил Уриил. — Ваши благодарности излишни.

— И, тем не менее, адепт Комеда предлагает её вам.

Клинки Калта выстроились вокруг Уриила, когда Комеда поспешил к фабрикатору и подразделения скитариев двинулись обезопасить участок.

— Что теперь, капитан? — спросил Древний Пелий.

— Теперь нам надо доставить эту знать домой в целости и сохранности.

Кружат ли орлы до сих пор над горой?

Через час после окончания рассказа "Кодекс"

— Уничтожив творения Механикус, вы оскорбите Омниссию, — заявил адепт Комеда, поспевая за Уриилом. — Адепт Комеда не одобряет.

— Твое мнение не имеет значения, — ответил капитан.

— Адепт Комеда уверен, что фабриката Убрике этого не допустит.

— Здесь командую я, а не фабриката Убрике.

Отвернувшись от надоедливого адепта, космодесантник протиснулся через смятые створки дверей здания оперативного управления и оказался в огороженном внутреннем дворе комплекса.

Слабый солнечный свет блестел на ржавой ограде и каркасах железных буровых вышек. В нос Уриилу шибануло смрадом чужацкого дерьма и наэлектризованного воздуха — менее часа назад Ультрадесантники нанесли здесь кровавый, смертельный удар по отряду зеленокожих захватчиков.

Флагоносец Пелей стоял над аркой ворот, словно статуя героя, как будто призывая орков набраться смелости и вернуться. Воин высоко держал знамя четвертой роты, хлопающее на ветру, а сбоку от него возвышался Петроний Нерон, повесивший за спину боевой щит. Почтенный меч чемпиона блистал в лучах заходящего солнца.

Уриил коснулся орла на нагрудной пластине, испытывая идеально точное сочетание гордости и смирения при виде окаймленной нефритом латной перчатки, сжимающей Ультиму.

У расплавленных ворот комплекса урчали моторами два «Носорога», кобальтово-синяя расцветка на бортах которых почти скрылась под налипшей грязью. Брут Киприан и Ливий Адриан сидели на подножках, проверяя свое оружие и споря о том, как лучше целиться из мелтагана.

Все эти воины, почетная гвардия и избранные бойцы Уриила, звались «Мечами Калта». Космодесантники героически сражались вместе с Вентрисом, отражая вторжение Кроворожденных в Ультрамар, и каждый из них обладал достойным подражания списком подвигов, совершенных с отвагой и честью.

Кивнув своим воинам, Уриил прошел мимо трех пропитанных нефтью шестов, лежащих в грязи, куда их повалила «Химера» оборонной ауксилии. Команда санитаров в коричнево-охряных мундирах хлопотала вокруг двух бледных подростков, ещё недавно прикованных к этим столбам.

Алексия и Казимир Нассауры — высокорожденные близнецы и совместные наследники губернаторского поста на Сикораксе — были облачены в одеяния, совершенно не подходящие к преобладающим на этой планете грязевым условиям. Они носили лайковые бриджи, сапоги из мягкой кожи с тонкими подошвами и верхнее платье из яркой материи, сверкавшей, словно крылья стрекозы.

Как и фабрикату Убрике, их захватили в плен орки, и выжили все трое лишь благодаря Вентрису и воинам четвертой роты Ультрадесанта.

Сама механикум стояла возле разбитого бурового авгура, окруженная стаей суетящихся техножрецов и скитариев с застывшими, мрачными выражениями на лицах. Убрике погрузила в потроха устройства манипуляторы сервосбруи, пытаясь отыскать пригодные части.

Не обращая внимания на Механикус, Уриил взобрался на заляпанный дерьмом парапет. Сейчас стену охраняли Ультрадесантники, изучая через прицелы болтеров бесконечные просторы заиленных земель и болотистых низин, укутанных туманами.

К юго-востоку располагалась ржаво-коричневая вершина горы Шокерет, сейчас скрытая синевато-серыми дождевыми облаками. Устремленные ввысь хребты Макрагге, белые, словно мрамор, были настоящими нерукотворными чудесами. На Сикораксе же горы представляли собой жалкое скопление рыхлого сланца, скользкого от дождевой воды базальта и ненадежной земли.

На склонах Шокерета гнездились заброшенные шахты и безымянные имперские комплексы, а со скалистого выступа возле вершины торчала вокс-мачта, часть системы позиционирования. Когда на Сикораксе сгущались туманы, пилоты, по сути, летали вслепую, и единственным подспорьем в навигации становились подобные маяки.

Пройдя по кругу, Вентрис оказался у северного угла защитных стен, где нависала над грязью башенка, покрытая орочьими глифами.

Её оседлал Ториас Телион, суровое лицо которого, прорезанное глубокими морщинами многолетних забот, напоминало кору старого дуба. Посмотрев вниз, наблюдавший за горизонтом сержант скаутов коротко кивнул Уриилу

— Лучше передать Пазанию поторопиться, — посоветовал Телион.

— Противник двинулся к нам? — спросил Вентрис, указывая на чёрные, как деготь, столбы дыма, поднимающиеся над горизонтом, застланным клубами пепла.

— Как минимум три грязепарохода, — кивнул Ториас. — Повернули к комплексу и набирают скорость.

— Сколько у нас времени?

— Не больше пятнадцати минут. Есть сообщения от капитана Фабиана и третьей роты?

— Ничего разборчивого, — ответил Уриил. — В воксе одни искажения из-за орочьего хлама и погоды. Всё, что я знаю — третья сейчас в самой гуще боя с зеленокожими на хребте Медеи. Свяжемся с ними, когда Фабиан начнет сминать фланг чужаков.

Спрыгнув с наклонной балки, Телион приземлился бесшумно, несмотря на металлическое покрытие пола.

— Тогда нам пора выдвигаться. Я возьму скаутов и отправлюсь на разведку в спидере — посмотрим, может, удастся отыскать короткий путь к Порт-Сетебосу.

Кивнув, Вентрис последовал за сержантом во внутренний двор, на ходу отдавая приказы об эвакуации, и, прежде чем они добрались туда, «Носороги» уже изрыгали выхлопные газы, увеличивая обороты двигателей.

Телион запрыгнул в «Лендспидер Шторм», и машина, с плаксивым воем, поднявшись из грязи, пролетела над стенами и скрылась из виду. Воины «Факела», отделения под началом Пазания, зашли внутрь одного из «Носорогов», в другом разместились «Мечи Калта». Фабриката Убрике и её свита из техножрецов и скитариев забрались на борт серьезно модифицированной «Саламандры», а близнецов Нассаур поместили в «Химеру» с дополнительной бронезащитой и гербом династии на лобовом скосе — геральдическими львом и башней. Кроме того, корпус БМП покрывали аблятивные сетки и встроенные генераторы ионных щитов, напоминающие с виду волдыри.

— Пазаний? — спросил Уриил по воксу.

— Сейчас буду, — раздался отрывистый ответ.

В центре двора находился эксплуатационный ход, обеспечивающий доступ на подуровни техобслуживания комплекса. Через несколько секунд крышка люка с выдавленной на ней шестерней поднялась и сдвинулась в сторону.

Изнутри, преодолевая последние ступеньки внутренней лестницы, появился широкоплечий сержант Ультрадесанта, царапающий наплечниками края прохода. Его голубая броня, собранная из пластин тактического дредноутского доспеха, укрепленных на моторизованном каркасе, до последнего квадратного сантиметра была покрыта грязью и нефтью. Кроме того, с неё капала глинистая жижа.

— Спаси нас Жиллиман, ну и воняешь же ты, — прокомментировал Вентрис.

— Сам попробуй установить заряды ниже уровня грунтовых вод — посмотрим, как сладенько от тебя будет пахнуть, — парировал Пазаний.

— Телион сказал, что нам нужно немедленно выбираться отсюда.

Вытерев грязь с Ультимы на наплечнике, сержант кивнул.

— Через пять минут от этого места останется только дымящаяся дыра в земле, так что, думаю, нам и правда пора.

Орки долгое время были проблемой для обитателей Сикоракса.

Зеленокожих, вторгшихся сюда девятьсот лет назад, победили, но не уничтожили окончательно, и выжившие чужаки, словно микробы в ране, плодились в недоступных заиленных землях. Время от времени случавшиеся вспышки насилия, связанные с переселениями племен, заставляли губернаторов династии Нассаур периодически отправлять экспедиции в дикие края для пресечения подобных угроз.

Чаще всего, таких мер оказывалось достаточно, но нынешнее орочье буйство оказалось худшим за последние полтысячелетия — зеленокожие уничтожали все посланные против них войска и распространялись по планете, словно вирус. Чужаки грабили и сжигали дотла комплексы Механикус, разоряли города, уводили жителей в рабство или пожирали. Зеленая орда смела местную оборонную ауксилию, и губернатор Нассаур направил отчаянную мольбу о помощи Повелителю Макрагге.

Только что завершилось вторжение Кроворожденных, и лорд Калгар уделял внимание немногим из подобных просьб. Однако же, Сикоракс лежал в пределах Ультрамара, и поэтому отделения двух рот были отправлены на подмогу.

Пока четвертая осуществляла внезапные и краткие удары по выгодным целям на континенте, капитан Фабиан, охочий до славы после атаки на Лизис Макар, бросил третью в самое пекло боев.

Зеленокожие напористо пробивались к Порт-Сетебосу, резиденции губернатора и сердцу громадной производственной империи Адептус Механикус, но в городе не осуществлялась массовая эвакуация, никто не улетал за океан, на безопасные территории.

Десятки полков оборонной ауксилии и когорт скитариев были отведены для удержания главной защитной линии города, естественной крепостной стены — хребта Медеи. Капитану Фабиану и воинам его третьей роты предстояло нанести сокрушительный удар во фланг врага, и, смяв его, прижать орков к океану.

И на этот раз истребление чужаков должно пройти по всем правилам.

На глазах Уриила последние здания комплекса утонули в трясине. В любом случае, большинство подобных построек и так были временными, возведенными на ячеистом фундаменте опор, врезанных в скальное основание. Впрочем, этот комплекс орки достаточно долго укрепляли опалубкой из кессонных свай, так что он мог устоять и оказаться источником материалов для их омерзительного рода.

— Капитан Вентрис прав в данном вопросе, — объявила фабриката Убрике, когда адепт Комеда снова поднял голос против уничтожения построек. — Порча проникла слишком глубоко, и её не вычистить полностью. Предпочтительнее уничтожить комплекс, нежели оставить его на разграбление ксеносам.

Даже до адепта Комеды это дошло.

Последняя балка бурового авгура скрылась в бурлящей грязи, и тогда Уриил увидел дымящие и лязгающие громадины, пустившиеся в погоню за имперцами.

Местные называли эти машины «грязепароходами», что звучало почти забавно, пока ты не видел ни одной из них вживую. Орочьи транспортники, огромные, угловатые железные монстры с плугообразными носами, взрезали верхние слои трясины, словно океанские броненосцы давно минувшей эпохи. Изрыгающие дым моторы и здоровенные металлические гребные колеса по обоим бортам раскидывали грязь, поднимая пенящиеся гейзеры.

На палубах было тесно от чудовищных орудий, отвергавших саму идею быстрого понимания их принципов действия и любые попытки классификации. Там же торчали и собранные из металлолома летательные аппараты, насчет которых любой адепт Механикус мог бы поклясться, что в воздух они подняться не сумеют. Очевидно, способность зеленокожих быстро воплощать в жизнь оружейные технологии, которые явно выходили за пределы их понимания, в очередной раз превзошла любые опасения людей.

— Чрезвычайно поразительные творения, вы не находите? — спросила фабриката Убрике, ехавшая на крыше переоборудованной «Саламандры». Встроенные силовые поля БМП оберегали красно-чёрные робы механикум от комьев грязи. Орки-захватчики частично раздавили гортань фабрикаты, и её голос звучал искаженно, со скрипом. — О, я бы всё отдала за возможность изучить подобного гиганта вблизи.

— Я видел одного вблизи, вскоре после высадки на Сикоракс, — ответил Вентрис. — Поверьте, это не то зрелище, которым стоит любоваться.

— Совершенно объяснимое мнение, — согласилась Убрике с лающим механическим смешком. — Но только представьте, что мы могли бы узнать…

— У меня сложилось впечатление, что ксенотех вне закона для Адептус Механикус. Запрещен к изучению.

— Именно так, — кивнула фабриката. — Таков постулат о врожденной безбожности чужацких технологий, ещё одном отличии людей от низших рас Галактики. Если мы однажды запятнаем золотой свет Омниссии злокозненной порчей ксеномеханизмов, то, возможно, он потускнеет навсегда.

— Тогда зачем изучать их?

— Разве вы не анализируете методы ведения войны, применяемые вашими врагами, чтобы лучше сражаться с ними?

— Так и есть, — признал Уриил.

— Значит, мы поняли друг друга, капитан Вентрис, — сказала Убрике, и в этот момент загрохотали, сотрясая воздух, огромные пушки приближающихся грязепароходов. Палубы скрылись за желтоватыми облаками, и мгновения спустя небо прочертили параболы колеблющихся дымных следов.

— Мы в зоне досягаемости? — спросил капитан.

— Это же зеленокожие, кто может знать? — с этими словами фабриката отступила внутрь бронированного корпуса «Саламандры», и БМП отвернула в сторону, подняв грязевой фонтан.

Уриил перевел внимание на приближающиеся снаряды, пытаясь определить места попаданий, но, как и предупреждала Убрике, траектории оказались непредсказуемыми. Некоторые боеприпасы уже рухнули в болото, другие же продолжали набирать высоту.

Но, какими бы беспорядочными не были залпы, снарядов оказалось много — орки не могли взять качеством, но всегда брали количеством.

Спрыгнув внутрь «Носорога», Вентрис плотно прикрыл люк, зафиксировал крышку и направился в десантный отсек, где сидели прямо, будто шомпол проглотив, бойцы «Мечей Калта», опершиеся на внутренние стенки.

— Это был артудар, капитан? — спросил Пелей с места водителя. Голос флагоносца звучал напряженно из-за усилий, с которыми космодесантник направлял БТР по грязи, следя, чтобы боевая машина не увязла.

— Палубные орудия на грязепароходах, — кивнул Уриил.

— Точно бьют? — поинтересовался Брут Киприан.

— Скоро узнаешь, если попадут в нас, — заметил Ливий Адриан.

— Расстояние слишком большое, — возразил Петроний Нерон. — Чужакам нас оттуда никак не достать.

Киприан тут же двинул его кулаком по наплечнику.

— Упаси нас Император от таких неразумных слов! Пето, ты, считай, только что обеспечил оркам попадание.

Вентрис знал, что Нерон сейчас нахмурился под шлемом. Только Брут решался называть мастера клинка и ротного чемпиона его старым прозвищем из казарм Агизела.

— Если не изменим курс, то Петроний окажется прав, — произнес капитан, как только «Носорога» сотрясла дрожь от первых разрывов. — Скорее всего, враги повернут, как только мы приблизимся к Фабиану и третьей роте.

Впрочем, тут же рухнуло ещё несколько снарядов, на этот раз ближе к ним. По корпусу простучали выброшенные взрывом булыжники и лежавший в трясине щебень, БТР резко дернулся, и капитану пришлось схватиться за вертикальный поручень.

— Что вы там говорили? — осведомился Киприан.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил у него Адриан.

— Нет, — ответил воин, и Уриил поверил ему. Чтобы заставить Брута Киприана занервничать, требовалось нечто большее, чем десятки приближающихся снарядов большой мощности.

— Капитан Вентрис, вокс-контакт с Порт-Сетебосом, — сообщил Пелей.

Уриил нахмурился — он ничего не слышал в вокс-сети ордена.

— Кто на связи?

— Неизвестно. Судя по позывным — оборонная ауксилия, командный уровень.

Пройдя в водительский отсек, Вентрис повесил шлем на монтажную стойку рядом с плечом флагоносца. Вокс-рожок требовался только при общении с кем-то не из воинов ордена, и, поднеся устройство к уху, Уриил ощутил мрачное, скверное предчувствие.

— Это капитан Вентрис, говорите.

Голос в вокс-канале звучал сквозь скрип помех, пропадал и появлялся вновь каждые несколько секунд, но важность сказанных слов оказалась предельно ясной. Уриил аккуратно повесил вокс-рожок обратно в нишу.

— Какие новости, капитан? — поинтересовался Ливий.

— Порт-Сетебос вот-вот падет, — ответил Вентрис, всё ещё отходя от услышанного.

— Что? — не поверил Нерон. — Но как…

— Не знаю, — покачал головой Уриил. — Оборона на хребте Медеи прорвана, орки хлынули к городу.

— Что с фланговой атакой третьей роты? — спросил Киприан.

— Она… провалилась, — ответил Вентрис, и последнее слово прозвучало для него анафемой. — Фабиан отступает.

Прежде чем «Мечи Калта» сумели отреагировать на немыслимое утверждение о том, что атака Ультрадесанта может провалиться, БТР разом сотрясло множество попаданий.

Верхняя броня «Носорога» прогнулась в нескольких местах ровными полушариями. Ударом кулака Ливий выпрямил одну из вмятин.

— Зубы Конора! — выразился он. — Это уже не артиллерия.

— Верно, — согласился Уриил, вспомнив красные боевые машины на палубах грязепароходов. — Это атака с бреющего полёта.

Распахнув верхний люк «Носорога», капитан увидел, как взрывается одна из шести «Химер» оборонной ауксилии, рассеченная надвое потоком снарядов, ярких, словно лазерный луч. Горящие тела вываливались из обломков, пропахавших трясину и поднявших напоследок мутную волну.

Погибла не только эта машина.

Ещё одна «Химера» ауксилии полыхала в шестидесяти метрах позади — застряв в грязи из-за свалившейся гусеницы, БМП оказалась легкой целью даже для зеленокожих. Транспорт скитариев лишился половины борта в том месте, где взорвался моторный отсек, а выжившие члены экипажа сейчас стреляли в небо.

Над ними выписывали бешеные петли четыре самолёта, как будто пилотируемые пьяными безумцами. Склепанные из железных пластин, с размалеванными в красный цвет фюзеляжами, эти машины держались в воздухе благодаря грубым ходовым двигателям, установленным по центровой линии. Кроме того, орочья техника была украшена клыками и угловатыми символами в виде стилизованных коровьих черепов. В общем, Уриил видывал разбитые имперские самолёты, которые выглядели целее этих аппаратов.

Беспорядочно кружа, пикируя и делая бочки, самолёты чужаков всё же время от времени выравнивались и снова заходили в атаку на конвой. Оглушительно грохотали крыльевые орудия, и разрывные снаряды, врезаясь в трясину, выбрасывали охряные фонтанчики.

Грязепароходы приблизились настолько, что уже можно было разглядеть отдельных зеленокожих на орудийных палубах. Завывающие, хрюкающие, безумные создания, они бесстыдно наслаждались убийствами, почти набирались сил от такого зрелища. Взмыли в небо ещё несколько снарядов, рокочущие взрывы которых подняли над болотом потоки жижи, опавшей затем грязевым дождем.

Пелей не останавливал БТР — «Носорог», увязнув в трясине, больше не сдвинулся бы с места. Обхватив рукояти штурмболтера, Уриил повернул турель, прислушиваясь к истошному завыванию постукивающих турбин, разносящемуся над заиленной землей.

— Угроза сверху! — крикнул Вентрис, и несколько секунд спустя Пазаний встал за штурмболтер на крыше бронемашины «Факелов».

— Где, во имя Жиллимана, Телион?! — заорал сержант. — Нам бы сейчас очень пригодился спидер!

Времени на ответ у капитана не оказалось — он услышал резкий, сотрясающий грохот справа и развернул турель. Заметив истребитель зеленокожих, поворачивающий для боевого захода, Уриил порадовался неопытности пилота, атакующего поперек, а не вдоль колонны.

Вражеские снаряды впились в почву, и в ответ Вентрис надавил на спусковые крючки, посылая вверх поток масс-реактивных болтов. Отдача била капитана по ладоням, пока он пытался направить зенитный огонь наперерез самолёту.

— Лети ровно, чтоб тебя! — выругался Уриил, когда орк принялся закладывать крен то на один борт, то на другой. Тут же истребитель пронесся прямо над «Носорогом», ударив капитана реактивной струей, и Вентрис повернул турель вслед за целью.

Самолёт начал набирать высоту и замедлился, так что Уриил смог навестись прежде, чем противник ушел из сектора обстрела.

— Сейчас! — скомандовал капитан сам себе и послал четыре заряда в рули истребителя. Разрывные снаряды оторвали хвостовую часть, орочий самолёт мгновенно свалился в сужающийся штопор, после чего вертикально врезался в землю.

С влажным грохотом распустился огненно-грязевой цветок.

Трассы лазерного огня из «Саламандры» Убрике обожгли другой аппарат, слишком слабые, чтобы повредить ему, но показавшие, что конвой может огрызнуться. Ещё одну летающую машину сбил Пазаний — болт как-то миновал огромный двигатель и оторвал голову пилота.

После новой серии взрывов Вентрис резко повернулся, ощутив волну жара, и увидел, что «Химера» с близнецами Нассаур получила попадание в двигатель. Бронемашина быстро остановилась, застряв гусеницами в липкой грязи.

— Пелей, поворачивай! — скомандовал капитан. — Возвращаемся к «Химере» Нассауров.

— Мы сами станем целью, — предупредил водитель.

— Я их не брошу, — возразил Уриил. — Кто знает, может, один из близнецов уже стал имперским командующим Сикоракса.

Пелей, сражаясь с управлением, бросил «Носорога» в резкий скользящий разворот, вздыбивший стену бурого месива. Открылись бортовые люки, и два космодесантника встали на подножки.

Брут Киприан и Ливий Адриан.

— Просто подъезжай ближе, и мы их заберем! — крикнул первый из них Пелею.

Пара истребителей, почуяв значимость дымящейся «Химеры», описывала над ней вихляющиеся круги. С крыльевых подвесок одного из них сорвались две ракеты с размалеванными «под акулу» носами и понеслись к увязшей бронемашине — первая шлепнулась в грязь, пролетев всего пятьдесят метров, но вторая…

— Клятва Инвикта, а ведь попадет, — пробормотал Уриил. Нажав на спусковые крючки, капитан выпустил поток болтов наперерез — как он надеялся — траектории снаряда. Тут же к его трассе присоединилась другая, и «зубастая» ракета рухнула, угодив под пересекающиеся вихри масс-реактивных зарядов. Изрешеченный остов рухнул в болото и взорвался, подняв грибовидное облако грязи.

— Вот как надо сбивать ракеты! — заявил Пазаний со своего «Носорога». — Ты что, забыл всё, чему учил тебя Хрон? Насчет работы в паре?

Бронетранспортер «Факелов» следовал параллельным курсом с машиной Вентриса, а за ними неслась «Саламандра» фабрикаты Убрике. К большому удивлению капитана, за турелью стоял адепт Комеда, подключенный гибким бронзовым кабелем к увесистому ракетомету на её боку.

Оптика механикума, вспыхнув, сменила цвет с вишнево-красного на изумрудно-зелёный, и в небо метнулся снаряд, оставляющий за собой огненный след. Увидев жертву, воинственный дух в поисковой головке ракеты «охотник-убийца» изменил курс и рванулся к истребителю.

Влетев прямо в воздухозаборник, ракета взорвалась, превратив орочий самолёт в растущий шар огня и кружащихся обломков, но, пока они падали в грязь, последний противник вошел в головокружительное пике и устремился к «Химере» Нассауров.

— Быстрее, Пелей! — закричал Уриил.

В это время сопровождаемые жизнехранителями подростки, безнадежно пачкая изящные одеяния, пробирались через грязь, доходившую им до середины бедра. До сих пор близнецы с царственным хладнокровием не выказывали беспокойства за свою жизнь, но сейчас на их лицах внезапно появился самый настоящий страх.

Киприан и Адриан наклонились к ним, протянув руки.

— А ну, шевелись! — заорал Брут.

Уриил готов был спорить на что угодно — раньше к Нассаурам никто в таком тоне не обращался. Жизнехранители вытащили подростков из трясины и держали их высоко, как только могли. Пелей замедлился и сблизился с ними, насколько позволяла осторожность.

Вытянувшись, Киприан обхватил запястье Алексии, Адриан тем временем подобрал её брата.

— Пошел! — рявкнул Брут, Пелей дал газу, и «Носорог» рванулся вперед, фонтанируя грязью из-под гусениц. Алексия, вырванная из рук жизнехранителя, завизжала от боли, и Киприан почти швырнул её внутрь бронетранспортера. Адриан вряд ли действовал мягче, бесцеремонно запихивая следом Казимира, и юноша тоже вскрикнул.

«Носорог» продирался по трясине через рытвины, оставленные «Химерой» Нассауров, удаляясь от застрявшей бронемашины и отряда жизнехранителей. С тяжелым сердцем бросая столь храбрых мужчин и женщин, Вентрис понимал, что пытаться спасти их означало погубить всех. Жизнехранители тоже это осознали, и, призвав Ультрадесантников скорее уезжать, развернулись и открыли огонь из пистолетов по приближающемуся орочьему самолёту.

Ураган снарядов сорвался с крыльев завывающего истребителя, гибельной вьюгой обрушившись на землю позади «Носорога», и воздух застлало туманной взвесью истерзанной плоти, металла и грязи. Флагоносец Пелей повернул бронемашину, а Брут и Ливий начали стрелять по врагу, заложившему вираж вслед за беглецами — болты врезались в железную шкуру из кусков металлолома, за вздрагивающим самолётом тянулись тонкие струйки дыма.

— Снова заходит! — крикнул Адриан, видя, что истребитель снижается, кренясь и клюя носом, словно готовясь к жесткой посадке.

«Может, и так», подумал Уриил. «Возможно, это его последняя атака перед падением».

Повернув штурмболтер, Вентрис прицелился вдоль неровной траектории орочьего самолёта. Чужак вел боевую машину петляющим, переменчивым курсом, чудесным образом уклоняясь от несущихся к нему лазерных лучей и болт-зарядов.

Потоки огромных снарядов прочертили зигзаги в трясине, устремляясь к «Носорогу» и оставляя за собой рытвины метровой глубины. Вентрис не знал, попали в них или нет — его собственные заряды выжигали яркие трассы в воздухе, по-прежнему выказывая раздражающее нежелание пересечься с безумной траекторией истребителя.

Ксенос ещё снизился, и время замедлилось.

Самолёт встал на крыло, и кабина проскользнула мимо Уриила, а могучий удар реактивной струи едва не выбросил его из-за турели.

Сзади раздался лязг металла — откинулась крышка люка.

Вентрис встретился взглядом с обернувшимся зеленокожим пилотом — тварью с безжалостными, алыми, как пылающие угли, глазами, облаченную в отороченную мехом кожанку, грязные очки-«консервы» и шипастую каску. Из свиной пасти орка, широко распахнутой в диком веселье, торчали чудовищные клыки, и его едкая слюна летела на остекление кабины.

Истребитель с грохотом пронесся мимо Уриила, позади которого на крыше «Носорога» стоял Петроний Нерон. Чемпион прыгнул, держа в руке боевой щит, и его почтенный меч описал ослепительно быструю дугу.

Клинок пронесся через потрескавшееся стекло и точно посередине разрубил голову пилота. Вонючая орочья кровь хлынула внутрь кабины.

А потом хвост истребителя ударил Нерона в грудь и отбросил его на пятьдесят метров в сторону. Вентрис успел заметить, как чемпион изогнулся в полете, подобрал ноги и четко приземлился, проехав подошвами по грязи.

Самолёт оставался в воздухе ещё сотню метров, пока не клюнул носом и не зацепил крылом трясину. Крутнувшись вокруг своей оси, истребитель взорвался, разлетевшись на миллион пылающих обломков.

Свернув, Пелей подъехал к Петронию, и чемпион поднялся на борт с таким видом, словно мастера-мечники Макрагге научили его «прыжку с движущейся бронемашины для атаки самолёта» на первом же уроке фехтования.

Брут Киприан хлопнул Нерона по спине, поздравив с убийством, а Ливий Адриан только покачал головой, сокрушаясь о безрассудстве юных. Петроний же закрыл верхний люк и сел на свое место.

— Хорошая работа, — сказал Вентрис, спрыгнув в «Носорога». Чемпион кивнул, но промолчал — он вытирал кровь и масло с длинного и узкого клинка.

Даже через стальной корпус Уриил услышал грохочущие раскаты новых залпов с грязепароходов. Тут же у него в ухе зачирикал вокс.

— Мне следует поздравить вашего воина с весьма впечатляющим убийством, капитан Вентрис, — сообщила фабриката Убрике.

— Когда окажемся в безопасности — пожалуйста, — ответил Ультрадесантник.

— О, да, по поводу этого, — продолжила механикум. — С моей стороны неделикатно заявлять следующее, но, после поражения капитана Фабиана, мы, кажется, попали между молотом и наковальней. Невозможно продолжать путь на юг, к Порт-Сетебосу, а грязепароходы позади нас делают перспективу поворота на север весьма непривлекательной.

— Значит, восток или запад, — сделал вывод Уриил, вызвав карту местности на встроенный в стену «Носорога» командный планшет. Боевую машину сотрясали ударные волны от мощных взрывов поблизости.

— Я предложила бы восток, — ответила фабриката. — На запад уходят равнинные илистые земли, протянувшись на тысячи километров, а к востоку лежит гора Шокерет. Каменистая почва не позволит грязепароходам преследовать нас.

— Но орки всё равно смогут вести по нам огонь.

— Нет, если мы укроемся в горе, — возразила Убрике. — Укрепленные туннели под станцией «Вариава» глубоко уходят в скалу — они должны защитить нас от орочьих снарядов любого типа.

— «Должны»?

— Это предположение, основанное на мощности детонаций вокруг нас и известной мне удельной плотности горы, — ответила механикум, причем в её голосе звучало веселое удивление, которого Вентрис явно не разделял.

Капитан изучил пикт-карту, быстро пролистав её во всех основных направлениях, и вскоре убедился, что Убрике права. Итак, гора или смерть.

На планшете возникли координаты, только что переданные с «Саламандры» механикумов, после чего Уриил, покрутив ручку настройки, открыл общий широкополосный вокс-канал.

— Всем машинам на полной скорости двигаться к востоку, — скомандовал капитан, транслируя координаты. — Мы направляемся к горе Шокерет.

Внутри станции «Вариава» царила мерзость запустения, хотя Убрике и настаивала, что это полностью функционирующий аванпост. Коридоры заставы, сложенные из голого камня и стали, напоминали склеп и буквально ничем не отличались от помещений любого другого комплекса Механикус, виденного Вентрисом.

В центральных командных покоях горстка сервиторов ухаживала за тихо гудящими машинами, а воздух обладал густым и резким электрическим привкусом. Адепт Комеда подключился к вокс-станции, и его аугмиттеры зажурчали обрывками переговоров, «призрачными» голосами и шипящей статикой.

Бойцы оборонной ауксилии суетились вокруг высокорожденных близнецов, однако запястье Алексии вправил сержант Пазаний. В отсутствие апотекария Селена именно он взял на себя роль лекаря и справился с ней удивительно аккуратно для такого крупного воина.

— Наш мир потерян? — спросила затем девушка.

— Положение мрачное, — ответил Уриил, — но планету все ещё можно спасти.

Алексия Нассаур кивнула, покрытая испариной от боли в руке, но полная абсолютной веры в непобедимость космических десантников. Капитану Вентрису оставалось надеяться, что он и его воины сумеют оправдать такое доверие.

С потолка сыпалась пыль — грязепароходы продолжали бомбардировку. Артиллерия зеленокожих уже сравняла с землей практически каждую шахту и имперский комплекс на нижних склонах горы, но станция «Вариава» по-прежнему превозмогала.

— Как я и говорила, корни этого места уходят глубоко в толщу горы, — произнесла фабриката, взглянув на потолок.

— Я не думал, что подобное необходимо для обычной станции обслуживания, — заметил Уриил.

Убрике сделала странно человеческий жест, пожав плечами.

— Когда вам нужно возвести что-то на ползучей грязи, вы строите основательно.

— Тогда будем надеяться, что эта основательность позволит нам продержаться до прибытия «Громовых ястребов» лорда-адмирала.

Действительно, адепт Комеда наконец пробился через вокс-искажения и сумел установить связь с лордом-адмиралом Ласло Тиберием на борту «Vae Victus», ударного крейсера, приданного четвертой роте. Прямо сейчас два «Громовых ястреба» снижались к горе, чтобы подобрать беглецов.

Глаза фабрикаты замерцали, указывая на внутренние расчеты.

— Я бы сказала, ещё пятнадцать минут.

— Впритирку, — бросил Ливий Адриан, перестав мерить шагами круглую комнату и взглянув на пикт-экраны. — Похоже, выбираться нам всё-таки придется с боем.

Хоть грязепароходы и не могли подобраться к горе, орды зеленокожих, выгружающихся с трёх левиафанов, таких проблем не испытывали.

Адепт Комеда поднял руку, и Уриил услышал потрескивание входящего вокс-контакта с префикс-кодами Космического Десанта.

— Капитан Вентрис, внимание! — прозвучал голос пилота «Громового ястреба» из аугмиттеров механикума. — Мы подойдем с востока и займем позиции для эвакуации с платформы Ро-Эпсилон-Семь. Ожидаемое время прибытия — плюс тринадцать минут.

— Вас понял, — ответил Уриил. — Выдвигаемся.

Связь отключилась, но адепт Комеда вдруг забился в конвульсиях, словно через него пропускали электрический ток. Его аугмиттеры рычали и плевались злобным шипением статики, словно рой смертоносных жалокрылов.

Комнату наполнило ощущение присутствия чего-то древнего и немыслимо огромного — частички сущности, совершенно нечеловеческой в размере и восприятии, но при этом испытывающей пугающее любопытство к мелким живым созданиям, представшим перед ней.

— Комеда, отключай вокс, — приказала Убрике. — Немедленно.

— Кружат ли орлы до сих пор над горой? — спросил адепт голосом, принадлежавшим кому-то иному.

Вентриса пробрал холод — капитан почувствовал, как испытанное давным-давно ощущение вновь накрывает его. Спина между лопатками полыхнула ледяным огнем, словно вдруг воспалилась старая рана, и Уриил вспомнил другую гору на другом мире. Тёмное место вдали от света, где нечто, более древнее, чем само время, почти покончило с Ультрадесантником.

— Кружат ли орлы до сих пор над горой? — повторил Комеда, и его голова повернулась к Вентрису, будто танковая башня на ржавых направляющих.

Уриил не понимал вопроса, но знал, что ответ жизненно важен.

— Да, — произнес он. — Орлы до сих пор кружат над горой.

— Тогда изыдите, — объявил адепт и повалился на панель вокс-станции, словно из него вытянули всё силы. К нему на помощь бросилась Убрике и принялась вырывать кабели подключения из загрузочных портов.

— Во имя Жиллимана, что это было? — осведомился Пазаний.

Петроний Нерон выхватил меч и держал его направленным на Комеду. Даже скитариям, по их виду, стало не по себе от злобного голоса и его загадочного вопроса.

— Что-то, с чем мы разберемся позже, — объявил Вентрис. — Пошевеливаемся, «Громовые ястребы» нас ждать не будут.

Летящие по спирали ракеты и крупнокалиберные снаряды преследовали первый десантно-штурмовой корабль, взлетевший с Ро-Эпсилон-Семь, а пылающие реактивные струи его двигателей испепеляли ревущих орков. «Мечи Калта» вели ответный огонь с опущенной рампы, в то время как зависший сверху второй «Громовой ястреб» опустошал подходы к платформе потоками масс-реактивных зарядов из носовых болтеров.

Первый корабль набрал высоту, и Уриил врезал кулаком по запирающему механизму десантного отсека. Разрывные снаряды врезались в нижнюю часть корпуса, перестук пуль по бортовой обшивке напоминал мощный ливень.

— Все на месте? — спросил капитан, как только рампа наконец-то закрылась.

— Все, кто добрался до горы, сейчас на борту, — доложил Пазаний. — Впрочем, по-прежнему никаких вестей от Телиона.

— Я бы не стал о нем беспокоиться, — посоветовал Вентрис. — Если кто и способен выжить здесь в одиночку, так это Ториас.

— А я и не переживаю, — ответил сержант. — Я хочу знать, где, чтоб его, был Телион, когда мы нуждались в нем!

Уриил думал о том же самом, но промолчал и направился вдоль десантного отсека. «Мечи Калта» и «Факелы» не сидели без дела, бойцы перезаряжались и пополняли боекомплект — готовились к следующему бою.

Алексия Нассаур практически прильнула к Бруту Киприану, а её брат-близнец осматривался вокруг с явным облегчением на лице.

Щелчки твердотельных зарядов о корпус звучали всё реже по мере набора высоты, и Вентрис наконец выдохнул. Пилот назвал время прибытия с запасом, и беглецы оказались на платформе почти на минуту раньше орков.

Этого более чем хватило, чтобы все успели подняться на борт.

Фабриката Убрике сидела рядом с Комедой, и механикумы общались потрескивающими потоками двоичного языка, в которых даже подошедший Уриил услышал нервное напряжение.

— Там, на станции «Вариава», — начал он, — что это было?

Подняв голову, фабриката обратила к Вентрису полумаску фарфорового лица, выражение которого оказалось неразличимым в красном полумраке отсека.

— Я не знаю, — ответила Убрике, и капитан не решил, верить ей или нет. — Инфопризрак, бесконтрольная выгрузка… Кто может сказать? Сейчас я веду поиск в базах данных Механикус по совпадениям во фразеологии.

— И?

— Пока ничего. Но мой канал связи с Аналитикае Сикоракса несовершенен, и условия здесь далеки от идеальных.

— Я хочу знать, что произошло, — сказал Уриил, — так что ищите быстрее. Это понятно?

— О, разумеется, капитан Вентрис. Поверьте, я желаю разобраться в случившемся так же сильно, как и вы.

В этом Уриил не сомневался, но подозревал, что фабриката знает больше, чем говорит. Впрочем, сейчас было не время наседать на Убрике и добиваться правды — это могло подождать до тех пор, пока все не окажутся в относительной безопасности на борту «Vae Victus».

Поднявшись в кабину, Вентрис сел сбоку-сзади пилота, молодого воина Кузни по имени Тайсен. Стрелок и штурман кивнули капитану в знак уважения.

— Выведи топографию местности, — приказал Уриил.

Штурман кивнул, и планшет перед Вентрисом пробудился к жизни, демонстрируя карту Шокерета и прилегающих территорий. Гора выглядела как плотное скопление контуров, теснящихся на востоке и юге, но более просторно расположенных к северу и западу.

Шахты и окружающие их комплексы обозначались имперскими аквилами и зубчатыми Иконами Механикус. Те, что относились к постройкам на нижних склонах, светились бордовым, указывая, что сооружения уничтожены. На глазах Уриила ещё несколько значков сменили синий цвет на красный, когда орудия грязепароходов уничтожили соответствующие комплексы.

Уцелела только аквила, означающая станцию «Вариава».

— «Кружат ли орлы до сих пор над горой?» — прошептал капитан Вентрис.

Осталось недолго…

Катон Сикарий и II рота

Ник Кайм Битва за Чёрный Предел

Фаза один Бомбардировка

Ужасающая красота.

Именно так магистр Варкен Матий описывал это в крепости-монастыре на Макрагге, родном мире Ультрадесантников.

— Вы никогда не забудете свою первую высадку в десантных капсулах, — говорил он, меряя шагами лекториум, его слова сопровождались мерным жужжанием скрытой под одеяниями бионики. — Закованные в металлическом острие, вы будете падать в мир бесконечного шума. Грохот плазменных двигателей будет резонировать в вашем черепе, скрежет металла терзать вашу решимость, а знание того, что от вечного забвения вас отделяет лишь тонкий керамитовий корпус, наполнит ваш желудок, словно грузило. Штурм в десантных капсулах — оружие истинной стремительности и ужаса, — втолковывал им наставник. Наблюдать за ним, значит узреть ужасающую красоту.

— Но вы выдержите, — продолжал магистр. — Выдержите, ибо вы — астартес, сыны самого Жиллимана, и среди всех братских орденов нет никого сильнее вас. Вы — лучшие воины галактики. Ультрадесантники.

Сержант Сципион Воролан припомнил те слова, вместе с девятью боевыми братьями заключенный в грав-подвеску внутри адамантиевого кокона цвета латуни. Больше ста двадцати долгих лет миновало с тех пор, как он был смиренным неофитом. Тогда он был обычным ребенком, внимавшим мудрым словам старших, дрожа от одной лишь мысли о сражениях среди далеких звезд. Это было до того, как из него вытравили страх и с помощью генетической науки Империума переродили в воина-бога.

Облаченные в полные боевые доспехи со стилизованным символом «U», который указывал на их принадлежность к ордену Ультрадесантников, воины безмолвно стояли вокруг Сципиона. На сержанта за изумрудными линзами шлемов взирали девять пар холодных и пристальных глаз — сверхчеловеческие существа были готовы к войне, они сжимали болтеры латными перчатками, словно священные иконы.

Один только Сципион был пока без шлема. Будет лучше, чтобы братья видели силу в его глазах, его решимость и отвагу. От обритой головы сержанта отблескивали операционные руны десантной капсулы. Сияющие символы освещали острые металлические углы капсулы, в которой находились космические десантники. Они означали, что инерционная тормозящая система работает как положено и машинный дух корректирует траекторию стремительного спуска с неослабевающей точностью.

Снизу доносился приглушенный грохот. Сципион слышал его даже сквозь рев двигателей. Гулкий треск взрывающихся плазменных боеголовок, раздирающих поверхность планеты, казался сотрясающей пульсацией на фоне безумного воя двигателей. Они летели прямо в плазменную бурю, с ревом спускаясь в мир оглушительного шума и бурлящего пламени.

Этот рискованный план разработал их сеньор, капитан 2-й роты и Магистр Караула Сикарий. Орочью орду следовало сломить, а желание сражаться собравшихся на планете зеленокожих зависело от единственного воеводы. Бомбардировка выманит зверя, и Сикарий хотел сделать так, чтобы Ультрадесантники подоспели как раз вовремя.

Повергнув зверя, убьешь орду.

Такова была максима Сикария, которую не осмелился оспаривать никто, за исключением Иула. Но, с другой стороны, капитана 2-й роты Ультрадесантников уж никак нельзя было назвать «опрометчивым».

Корпус капсулы содрогнулся после того, как она вошла в плотные слои атмосферы, и визг металла резко вернул Сципиона в настоящее. Свист и рев слились в мощное крещендо. Показания температурных датчиков подскочили до невероятных высот, и через пару мгновений настойчиво замигали предупредительные руны.

Сципион не обращал на них внимания. Вместо этого он во весь голос принялся зачитывать Литанию мести, начиная боевой ритуал отделения, его слова с легкостью перекрывали грохот, царящий внутри десантной капсулы. Как один, его воины негромко повторяли за ним, в то время как Сципион кричал за всех остальных. Они летели со скоростью кометы, нос десантной капсулы раскалился добела, пламя объяло борта, пока та прорывалась сквозь атмосферу Черного Предела.

Распевая слова, Сципион закрыл глаза и представил спуск десантной капсулы с такой отчетливостью, будто наблюдал за ним снаружи: металлическое острие, которое под острым углом пронзало небеса, корпус горит и дымится, а рядом падают другие такие же капсулы, светящиеся, словно слезинки из чистого пламени. Эти падающие звезды были глашатаями, предвестниками.

Ангелы Смерти сходят с небес. Они идут за тобой.

Они приближаются. До посадки остались считанные секунды. Сципион одел шлем. На лбу красовался позолоченный венец. Сегодня он мог вновь определить значимость этой награды, определить жизнями зеленокожих.

— Отделение Воролана, приготовиться! — проорал он сквозь визг работающих на пределе двигателей. — Помните, кто вы, — продолжил он. — Вы — Ультрадесантники. Вы — лучшие воины Императора. «Громовержцы», — назвал он прозвище отделения. — Окрасим этот день кровью врагов Его.

Боевые братья Сципиона хором взревели.

— Избранные Императора, — повторил он в вое сирен и пульсации аварийного освещения. — Отвага и честь!

— Отвага и честь! — взревели они, и десантная капсула упала на поверхность Черного Предела.

Плазменные ракеты продолжали сыпаться с небес, словно термоядерный дождь, от титанических ударов корпус капсулы непрерывно вздрагивал, и когда та начала открываться, у Сципиона мелькнула мысль, что их также накроет бомбардировкой. Он искренне надеялся, что Иул ошибся, и план Сикария не был опрометчивым…

Ударный крейсер Космического Десанта «Месть Валина», двумя неделями ранее

— Ты ведь знаешь, что я прав, — прорычал сержант Феннион.

— Я знаю, что Сикарий — Верховный сюзерен, его наградили за крестовые походы Минор, Дизантир и Форт Телендрар. Вот, что я знаю, Иул, — прошипел в ответ сержант Манориан.

Сципион слушал их приглушенный разговор и понимал, что спор начал накаляться, раз Манориан назвал сержанта Фенниона по имени.

У сержанта Праксора Манориана было тонкое лицо и коротко подстриженные седоватые волосы. «Честь и слава» было его жизненным девизом, что, если верить Иулу, роднило его с капитаном. Иул же был его полной противоположностью. Пожертвовав идеализмом ради прагматизма, он в первую очередь беспокоился только о выполнении задания. Его мало заботили почести и награды, хотя свой Железный Череп, символ сержанта, он носил с гордостью.

Внешний вид Иула полностью соответствовал его характеру. У сержанта был приплюснутый нос и квадратная челюсть, голова покрыта щетиной. Выражение его лица казалось настолько бескомпромиссным и суровым, насколько оно вообще могло быть у космического десантника. Сципиону приходилось видеть более дружелюбные камни. Твердость проявлялась и в словах Иула. Его мнение зачастую вызывало живой отклик у остальных воинов. Хотя он спорил с Праксором очень тихо, их перебранка привлекла к себе внимание остальных сержантов.

Они сидели за белым столом, который, как и гербы на силовых доспехах, был выполнен в форме символа Ультрадесантников. Сам зал освещали люмосферы, встроенные в нишах трех стен. Они отбрасывали лазурный свет, заставляя и без того синие силовые доспехи Ультрадесантников сиять с еще большей силой. В четвертой стене располагались огромные противовзрывные двери с вычурной гравировкой — на каждой створке была выбита половина лица Марнея Калгара, восседающего на троне Макрагга, на его коленях покоились легендарные Перчатки Ультрамара. Кроме этого, в комнате больше ничего не было. На стене напротив дверей висело знамя 2-й роты. Его почетно разместили за мерцающим силовым полем, и только отраженный свет люмисфер указывал на его наличие. Знамя представляло собой могущественный символ, на котором геральдические знаки великой роты чередовались с личными наградами самого капитана Сикария.

Все офицеры ожидали благородного капитана в одном из стратегиумов ударного крейсера. Простота его убранства только усиливалась размерами — в нем могла поместиться половина 2-й роты — звуки громко разносились в белых стенах, когда тихий разговор сержантов привлек к себе внимание.

— Я не отрицаю его доблесть, Праксор. В этом отношении Сикарий непогрешим, — отрезал Иул и в упор посмотрел на оппонента. — Я лишь ставлю под сомнение его амбиции, а также опрометчивость его плана по достижению цели.

Праксор лишь презрительно хмыкнул и отвернулся.

— Ты просто боишься, что он затмит Агеммана.

— А разве он не этого добивается? Кому бы не хотелось стать правой рукой магистра ордена, стать Регентом Ультрамара?

Как и во многих организациях Империума, в ордене Ультрадесантников, невзирая на крепкие узы братства, были свои фракции. В сущности орден действовал на республиканских началах, где Калгар играл роль президента. В истории Макрагга были боевые короли, воины-монархи, которые возглавляли и правили местным населением; теперь же на планету пришла демократия и солидарность, Ультрадесант во многих отношениях стал республикой, где сержанты рот выступали в роли сенаторов. По крайней мере так это понимал Сципион.

В ордене существовало несколько важных должностей. На первом месте стояло командование ордена: сам лорд Калгр, капеллан Ортан Кассий, Магистр Святости, а также другие магистры. На следующей ступени располагались ротные капитаны, из которых двое боролись за место по правую руку от Марнея Калгара. Агемман обладал большим авторитетом, поскольку возглавлял 1-ю роту, состоящую из ветеранов, лучших воинов ордена, но, с другой стороны, Сикарий был восходящей звездой, Магистром Караула и Верховным сюзереном Ультрадесантников. Самые твердолобые фракционеры, поддерживающие Агеммана, считали, будто капитан 2-й роты жаждал получить место регента. Иул был как раз из таких традиционалистов, многие полагали, что он хотел попасть в 1-ю роту, дабы сражаться рядом с Агемманом. Но Праксор Манориан имел другую точку зрения и видел в Сикарие героя, боевого лидера. Как и для большей части 2-й роты, капитан был для него безупречной личностью, его тактика была в высшей степени грамотной и не вызывала нареканий. Все уважали Сикария за его отвагу, космические десантники почитали его, как любого другого капитана.

— Ты какой-то тихий, Сципион, что думаешь ты?

Сципион мысленно застонал. Иул, очевидно, устал перетягивать Праксора на свою сторону и решил обратить внимание на остальных. Но у Сципиона не было ни малейшего желания встревать в спор. Сержант только недавно присоединился к 2-й роте и не хотел пятнать или даже ставить под угрозу дальнейшую службу, ввязываясь во внутренние распри.

Сципион оглядел собравшихся за столом — семеро сержантов, за исключением его самого, Иула и Праксора, восседали за стилизованной «U». Молодые и старые, покрытые шрамами и без единой царапины, с обритыми головами — у всех были суровые лица и множество штифтов выслуги, засверленных в черепа — по одному за каждые десять лет службы ордену.

Сержанты пристально посмотрели на Сципиона — одни по-товарищески кивнули, другие просто бросили на него стальные взгляды. Одним из таких сержантов был Арк Гелиос. Он был не из второй, а одним из избранных Агеммана, ветеран, который обычно ходил в тактических дредноутских доспехах терминаторов. Сейчас он сменил этот практически неуничтожимый, способный сокрушить танк комплект на обычные силовые доспехи — даже учитывая размеры стратегиума, тот был довольно непрактичным выбором. Если Гелиос и услышал спор сержантов и имел собственное мнение на этот счет, то не подал виду.

В комнате находился еще один космический десантник не из 2-й роты, и взгляд Сципиона остановился на нем. Воин, скрытый тенями, стоял у стены зала, там, куда почти не проникал свет люмосфер. Хотя фигура была окутана сумраком, благодаря улучшенному зрению Сципион разглядел лицо с седой бородой и патрицианскими скулами. Длинный камуфляжный плащ ниспадал с широких плеч воина, на нем не было доспехов, в отличие от остальных офицеров в стратегиуме.

Раньше Сципион даже не замечал его. Возможно, воин хотел, чтобы на него не обращали внимания. Он опирался на стену — хотя даже так казался настолько изготовившимся к бою, что это едва ли можно было назвать «стоянием» — в полнейшей бездеятельности, настолько неподвижный, что Сципион мог бы по ошибке принять его статую. Это был Телион, брат-сержант из 10-й, мастер-скаут, ветеран, переживший трех магистров ордена и наставник четырех нынешних капитанов. Ремесленники ордена еще не изготовили столько медалей и штифтов, чтобы уместить их все на лбу и груди сержанта.

Ледяной взгляд Телиона встретился с глазами молодого сержанта. Непроизвольно Сципион потупил взор.

— Ну? — поднажал Иул.

Не желая больше смотреть на внушительного Телиона, сержант перевел взгляд на последнего человека. Закованный в черный керамит, изукрашенный символами смерти и тщетности бытия, он стоял в одиночестве и казался не менее угрожающим, чем Телион.

— Нам повезло, что среди нас есть два столь благородных героя, — наконец сказал Сципион, решив ответить дипломатично. — Думаю, капеллан Орад лучше сумеет рассудить ваш спор.

Иул проследил за его взглядом и тут же умолк под неодобрительным взором капеллана. Орад уже много лет сражался вместе со 2-й ротой. Никто из боевых братьев не мог вспомнить, чтобы он когда-либо снимал свой череполикий шлем по крайней мере на людях. Ходили слухи, будто большая часть его лица была сожжена, разъедена биокислотой в сражении против тиранидов флота-улья Бегемот более века назад. Правда это или нет, но благодаря тому, что он всегда ходил в шлеме, капеллан приобрел устрашающую славу. У него был резкий, хрипящий голос, который только усиливался вокс-устройством в горжете, делая его чеканным и металлическим. Да, Орад всем своим обликом походил на грозного призрака.

Воцарившаяся тишина продлилась недолго. Мощные противовзрывные двери стратегиума разъехались в стороны, и из коридора хлынул мягкий охряный свет. В ширящемся ярком потоке возникли длинные и низкие тени. Командное отделение Сикария, Львы Макрагга, зашло в зал, и все офицеры как один встали.

Первым в стратегиум шагнул сержант-ветеран Дацей, сражавшийся бок о бок с капитаном во всех сражениях. Он потерял глаз во время осады Залатраса, и его бионический имплантат жужжал и щелкал, осматривая поднявшихся офицеров. Следом за ним из света возникли братья Прабиан и Вандий, на поясе Прабиана висели силовой меч и щит, Вандий же бросил взгляд на ротное знамя, которое он обычно нес в бой, и прошептал обет смиренности. Затем вошли Венатион, апотекарий 2-й роты, и брат Мальциан. Каждый из этих астартес был героем, описания их деяний занимали многие тома архивов ордена. Но даже все вместе они не смогли бы затмить отвагу того, кто появился последним.

Искренний и властный, с высоко поднятой головой, он словно пылал внутренним огнем. Величественный в своих мастерски изготовленных доспехах, созданных ремесленниками ордена после назначения Верховным сюзереном, Сикарий держал на сгибе локтя вычурный шлем, украшенный гребнем, который шел от правого к левому виску и символизировал старшинство капитана. На птеругах, свисающих с широкой набедренной повязки, красовался стилизованный герб ордена, бронированный же нагрудник украшали парчовые нити. Катон Сикарий шагнул в комнату, и собравшиеся офицеры, даже сварливый Иул, воспрянули духом при одном его виде. Магистр Стражи, Верховный сюзерен Ультрамара, рыцарь-чемпион Макрагга, великий герцог Талассара — Сикарий обладал множеством титулов, которые он обрел за славные деяния и победы на полях сражений. Но, честно говоря, по-настоящему он ценил лишь одно — звание капитана.

Сикарий по очереди посмотрел на каждого офицера и кивнул Арку Гелиосу как боевому брату другой роты. Капеллан Орад направился за капитаном, Львы Макрагга выстроились за ними шеренгой. Когда Сикарий остановился возле U-образного стола стратегиума, в точке, в которой почти соприкасались две дуги, он заговорил.

— Здравствуйте, братья, — его благородный голос был наполнен внутренней твердостью и неоспоримой уверенностью. — Пожалуйста. Присаживайтесь, — сказал он, и офицеры дружно подчинились. Львы присоединились к ним, заняв последние пустующие места. Лишь Орад и капитан остались стоять. Сципион заметил, что Телион даже не шевельнулся, не выказав ни единого признака уважения. Но между ветераном-скаутом и Сикарием нечто все же промелькнуло. Сципион ощутил это. Признание.

— Мы в двух неделях от системы Черного Предела, — начал Сикарий, когда офицеры заняли свои места. — Бессмертная слава ждет там нас, 2-ю роту, Стражей Храма.

Сципион почувствовал, как Иул немного напрягся при виде столь явного тщеславия капитана.

— Дацей, — произнес капитан, кивнув боевому брату.

Ветеран-сержант поднялся, отдал честь, а потом нажал последовательность рунических иконок на панели стола. Над плитой на полу, окруженной столом, замерцало гололитическое изображение увеличивающегося зеленого шара. У планеты было несколько материков, испещренных протоками, словно жировыми прослойками в мясе, которые брали начало в океанах. Временами вид скрывала россыпь более мелких объектов из плотного астероидного пояса вокруг мира.

— Планета Черный Предел, главный мир сектора Черный Предел, — произнес Дацей. — Как горнодобывающий мир, Черный Предел обладает незначительной экономической ценностью для Ультрамара, хотя в тактическом плане он чрезвычайно важен, — пояснил он.

Сержант нажал еще одну руну на утопленной в столе панели. Планетарное изображение уменьшилось, отображая теперь весь сектор.

— Йеде’огх и Вольдермахт, — произнес он, указав на две новые планеты. Огромное астероидное поле теперь окутывало все три мира. — И здесь, — добавил Дацей, легким взмахом перчатки прокрутив изображение в сторону.

Вихрь варп-пространства, прореха в ткани реальности, вращался на границе сектора. Сципиону он показался зловещим оком, неровным и изорванным, из которого сочилась неугасимая энергия. Несмотря на псевдо-нематериальную форму, вихрь был виден даже на голоснимке с зернистым разрешением.

— Око Йоргунда, — назвал его Дацей. — Через эту дыру мощная орда зеленокожих напала на Черный Предел. Нам неизвестно, как подобное возможно, как орки смогли застать нас врасплох. Неважно. Факты таковы: зеленокожие вторглись в систему и ведут боевые действия на планете Черный Предел. Если их нападение будет успешным, чужаки захватят плацдарм слишком близко к Ультрамару, и это очень не нравится магистру ордена. Более того, в астероидном поле вокруг системы слишком высокая концентрация магнитной руды, из-за чего провести авгурное сканирование дальнего радиуса практически невозможно.

— Мы не можем допустить, чтобы зеленокожие заразили сектор, — продолжил Сикарий речь ветерана-сержанта. — Лично у меня нет желания вести длительную кампанию по очищению на планетах и всех их звездных телах. Подобная затея дорого нам обойдется. Если дать им волю, уйдут века на искоренение чужеродных отбросов. В этом нет чести.

Сципион почувствовал, как Иул вновь начал злиться, но не придал этому внимания. Праксора же наоборот, слова капитана захватили полностью.

— Как и с любой ордой, — продолжил Сикарий, — отруби голову, и тело умрет.

Он мрачно улыбнулся.

— У орков есть голова. Воевода, который, как мы узнали по вокс-сканированию имперской планетарной связи, проходит под именем Занзаг. Это существо должно умереть. Я не познаю покоя, пока его голова не будет водружена на копье. Мое копье.

Сикарий кивнул Дацею, чтобы тот продолжил.

— Найти воеводу орков будет непросто, — сказал ветеран-сержант. — Если верить докладам с планеты, этот зверь участвовал в нескольких молниеносных налетах, в результате которых зеленокожие захватили и разрушили девять из двенадцати городов-ульев. Подобное коварство довольно нехарактерно для орка, и нам обязательно следует узнать, как подобная атака вообще могла удаться.

— Орки опустошают мир, но этому придет конец здесь. И сейчас, — заявил Сикарий. — Мы спустимся стремительно, используя десантные капсулы. Перед нашим появлением «Месть Валина» обстреляет планету с орбиты, запустив плазменные торпеды в войско зеленокожих. Мы полетим прямо за снарядами, словно адские гончие вслед за своим пламенным гневом, — капитан кровожадно ухмыльнулся. — Где бы орки ни решили дать нам бой, мы нанесем еще более сильный удар. Там мы поймаем свою добычу.

— Атака сразу после планетарной бомбардировки — невероятный риск, — не сдержавшись, произнес Иул.

— Я согласен с сержантом Феннионом, — раздался еще один голос, принадлежавший сержанту Солину из «Непоколебимых». Он командовал прославленными воинами, которые в свое время взяли Форт Телендрар. Они были первыми из астартес, которые ворвались в брешь следом за капитаном Сикарием, подвиг, за который они получили Викторекс Максима. — Разве подобное вообще возможно?

Сержант Дацей хотел было вмешаться, но Сикарий поднял руку, остановив его.

— Братья, — капитан примирительно развел руками, — для нас, — он покачал головой, и на его лице появилась воинственная ухмылка, — нет ничего невозможного. Стремительная высадка застанет врагов врасплох. Отсеки голову, и тело умрет, — повторил он. — Мы наверняка одержим победу. Мы — 2-я рота. Мы — убийцы королей, разрушители миров, несущие смерть и уничтожение во всех их аспектах. Мы делаем это во имя Императора и защиты человечества. Пусть ничто не устоит на пути нашего гнева.

Сципион, как и остальные офицеры, почувствовал неподдельную гордость в словах капитана. Праксор почтительно склонил голову и ударил кулаком по кирасе силовых доспехов. Остальные офицеры последовали его примеру, даже сержант Солин. Иул был последним, и лишь едва коснулся доспехов. На миг Сикарий встретился с взглядом сержанта, в котором он увидел вызов.

— Вопросы есть? — спросил он.

— Что имперским силам следует ожидать на поверхности? — поинтересовался сержант Атавиан из «Убийц Титанов». Командир отделения опустошителей буквально прорычал слова. Левую часть его лица рассекал длинный шрам, который оканчивался бионическим глазом, лишь усиливающий и без того мрачное выражение.

Ответил Дацей.

— На Черном Пределе размещен гарнизон Имперской Гвардии — Соболиные Стрелки. Они рассредоточены по всем четырем континентам планеты, охраняют города-ульи и многочисленные акведуки, по которым в резервуары поступает вода. Судя по данным стратегиума, осажденные защитники сражаются с орками уже два месяца по стандартному времени. Их боевой дух низкий, а потери высокие. Помощь от них будет небольшая.

— А зеленокожие? — добавил Иул. — Какова их приблизительная численность?

— Орки сосредоточены на северном материке, — Дацей опять взмахнул перчаткой, и гололит быстро увеличил разрешение. Возник огромный участок суши, окруженный черными заливами, с двумя возвышающимися пиками — ульями. — Основное их наступление ведется в направлении на Госпору, — пояснил он, указав на крупнейший из двух городов-ульев на гололите. — По нашим подсчетам, их численность в регионе может достигать пятидесяти тысяч, учитывая рассредоточение, поддержку бронетехники и тяжелой артиллерии.

— Против сотни, — произнес Иул.

— Совсем неплохо, брат-сержант, — вклинился капитан Сикарий.

— Действительно, брат-капитан, — просто ответил Иул. В ответ капитан улыбнулся без капли насмешки и кивнул.

— Если вопросов больше нет… — Сикарий повернулся к ветерану-сержанту.

— Мы начнем планетарную высадку здесь, — сказал Дацей, — у северной стены Госпоры.

Черный Предел, северный материк, город-улей Госпора, две недели спустя

В десантную капсулу ворвался блеклый свет. Двери открылись через пару секунд после приземления, дымящееся судно отворилось, словно латунный бутон. Охряные пески Черного Предела превратились в стекло от сильного жара после падения десантной капсулы. Оно захрустело под ногами, когда Сципион с девятью другими астартес вышли наружу, на ходу ведя огонь из болтеров.

Ракетные установки «Ветер смерти», смонтированные на капсуле, содрогнулись от мощной отдачи — сотрясающий хор на фоне оглушительного рева болтерного огня. Пару мгновений спустя после карающего залпа вокруг зоны высадки лежали груды убитых орков.

От одного зрелища бойни на душе у Сципиона стало светло.

Они оказались прямо в оке бури. В пятистах метрах перед ними, будто черный утес, высилась стена улья Госпора. Город был восемь километров в диаметре и тянулся еще на восемьдесят в грязное небо Черного Предела. Окраины города-улья были усеяны орудийными точками, бункерами и турелями, которые венчались орудиями и сенсорами дальнего радиуса действия, словно космическим мусором, приставшим к корпусу мертвого звездолета. От укреплений валил густой дым, на частично разрушенных участках куртины бушевал пожар. Здесь, на направлении главного удара зеленокожих, Соболиные Стрелки решили дать последний бой. Улучшенным зрением, прошедшим сквозь различные фильтры, чтобы получить оптимальный визуальный спектр, и усиленным благодаря оптике шлема, Сципион заметил тепловую сигнатуру нескольких тяжелых орудийных позиций. Солдаты Черного Предела засели в бункерах и окопах, увитых колючей проволокой. Даже на расстоянии Сципион видел, как мало их осталось. Офицеры орали приказы на постепенно разрушающейся стене, вздымались и падали обгоревшие знамена. Люди гибли десятками.

Их окружало настоящее море зеленокожих, растянувшееся черной массой на километры. Волнующийся океан чужаков накатывал на слабеющую защиту Госпоры, грозя вот-вот сокрушить ее. Собранные из хлама танки, наспех сколоченные грузовики, увешанные пушками, ракетницами и другим оружием, бешено неслись вместе с бандами орков, покрытые дополнительными броневыми плитами с грубо намалеванными глифами. Одетые в обноски крошечные гретчины тащились следом за своими более крупными кузенами, волоча за собой огромные пистолеты или куски арматуры с поля боя.

Тут и там в орде виднелись огромные металлические чудища — ублюдочный эквивалент дредноутов Космического Десанта, которые рвали врагов когтями и цепными пилами либо выпускали автоматические очереди или ракетные залпы.

Пусть орки и понесли ужасные потери после бомбардировки ударного крейсера — от залпов погибли тысячи зеленокожих, многие в ужасе бежали или спрятались за немногочисленными укрытиями на поле боя — они все еще были огромной ордой. Которая стояла между Сципионом и его целью.

— «Громовержцы», за мной, построение «омега», — приказал он и, когда космические десантники начали продвижение, обстрелял из болт-пистолета арьергард зеленокожих. Часть орды, очевидно увидевшая появление Ультрадесантников, откололась от остальных и ринулась к десантным капсулам.

Орки были гигантскими, увитыми мышцами чудовищами. Нависающие надбровные дуги и широкие подбородки, пасти, из которых торчали толстые желтые клыки, придавали им явное сходство со свиньями. Они были зверьми, которые жили ради одной лишь битвы. Их единственным правилом было выживание сильнейшего, что они демонстрировали с неослабевающей яростью.

Сципион занял место во главе острия, боевые братья шли позади. На одном фланге брат Гаррик поднял ракетную установку. Присев на колено для равновесия, он выстрелил. Над головой Сципиона просвистела ракета, и несшийся к отделению орочий грузовик исчез в пламени.

— Первый за «Громовержцами»! — прокричал Гаррик, его голос казался зернистым по ком-каналу шлема Сципиона. Огонь ширился, извергая маслянистый дым и поглощая на своем орков и гретчинов, но приближающаяся банда зеленокожих даже не думала останавливаться.

Болт-пистолет дернулся в бронированной руке сержанта, и череп бегущего на него орка разлетелся на куски. Обезглавленный зверь, прежде чем оступиться и упасть, пробежал еще пару секунд, выказав необычайную живучесть.

Из огнемета брата Гекора на правом фланге вырвался прометий, подпалив толпу разъяренных зеленокожих. Они попытались пробежать сквозь завесу жара, но в результате лишь превращались в живые факелы. Короткие, но точные очереди болтерного огня косили их прежде, чем они успевали подобраться ближе.

Краем глаза Сципион заметил идущие неподалеку другие отделения, схожим образом выстроившиеся для атаки. Они были только передовыми силами, которым предстояло ввязаться в бой, взять под контроль зону высадки, а также создать плацдарм — настоящий бой еще не начался. С бандой неслись несколько боевых мотоциклов и бронированных багги, установленные на них пушки непрерывно грохотали, гильзы медным дождем барабанили по кузову. Транспорты зеленокожих набирали скорость, от них валил дым, из натужно рычащих двигателей то и дело вырывались искры.

Над плечом Сципиона промчалась бронебойная ракета и попала точно в один из багги, разорвав машине переднюю ось и перевернув его на крышу. Защитная дуга не выдержала, и водителя в очках вместе с орками-пассажирами размазало по кузову. Пламя объяло багги, затем взорвался топливный бак, и транспорт сгорел дотла.

Сципион по ком-связи похвалил брата Гаррика за меткую стрельбу.

От очередей тяжелого болтера, лазерных лучей и всполохов прометия среди моря зеленокожих начали взрываться другие мотоциклы и багги.

Резко выбросив руку, он снес проносившегося мимо него мотоциклиста. Сержант почувствовал, как от удара ломается шея зеленокожего. Мотоцикл занесло в сторону, он врезался в другую машину, и оба они разлетелись горящими обломками.

Моторизированный авангард был уничтожен. Отделения Ультрадесантников пока не понесли потерь. Теперь же им придется встретить отколовшуюся орду вблизи.

От наплечников и поножей Сципиона отскакивали пули, когда орки попытались состязаться с астартес в стрельбе. В царящем хаосе творившегося хаоса сержант заметил лидера банды.

Брызгая слюной, массивное чудовище что-то проревело своим воинам. Его лицо, словно лоскутное одеяло, было исполосовано грубыми шрамами, из толстой кожи в ушах, губах и лбу торчали кости и металлические кольца. На голове у него был отороченный мехом шлем, который венчала пара рогов. Кольчуга, покрытая приклепанными металлическими пластинами, вздувалась от мышц его громадного тела.

Зверь гневно завопил и бросился к Сципиону, занося над головой окровавленный топор и паля на ходу из громадного пистолета. Рядом с ним бежали другие зеленокожие, которых сбивал с ног и решетил болтерный огонь «Громовержцев». Существа яростно орали в предвкушении схватки. Долго ждать им не придется.

Сципион нажал руну активации цепного меча, и оружие с гортанным ревом ожило.

— За Сикария и примарха! — прокричал он, приготовившись к встрече врага.

Едва орк подбежал ближе, Сципион спустил курок болт-пистолета. Вспышка озарила оскаленную морду зеленокожего, и снаряды разорвали ему плечо.

Зверь даже не замедлился. Он лишь дернул плечом и отбил пистолет в сторону, прежде чем Сципион успел выстрелить снова. Лидер орочьей банды взмахнул топором, надеясь перерубить ключицу сержанта. Но Сципион парировал удар цепным мечом, заточенные зубья, столкнувшись с металлом, исторгли искры. Орк навалился на оружие всем телом, и Сципион почувствовал, как подгибаются ноги. Он вновь поднял болт-пистолет, но орк схватил его за запястье. Разрывные снаряды бесполезно утонули в песке. Орк надавил сильнее, и его морда скривилась в чем-то похожем на улыбку. Крошечные красные глазки под нависающим лбом горели злобой.

В доспехах рост Сципиона составлял почти два с половиной метра, но все равно сержант был ниже гигантского зеленокожего. Сверхчеловеческие мускулы напряглись до предела, но Сципион уступал. Серводвигатели силовых доспехов выли от усилий. Его голова была так близко от довольной морды зверя, что сквозь воздушные фильтры шлема сержант чувствовал зловоние из пасти.

— Чего скалишься, урод? — прорычал он сквозь стиснутые зубы и сильно ударил головой в нос орку. По лицу зеленокожего потекла темная кровь, и тот завизжал от боли и злости.

На миг давление ослабло. Сципион воспользовался шансом сполна. Он одновременно оттолкнулся руками и ногами, сбросив с себя зеленокожего. Существо потеряло равновесие, и Сципион стремительно вонзил вращающееся лезвие ему в брюхо. Пробив металлическую пластину, он принялся выкручивать ревущее оружие в поисках жизненно-важных органов, пока орк судорожно бился на острие, словно насаженная на вертел свинья. Он до сих пор продолжал бороться, и даже попытался поднять топор, но Сципион взвел болт-пистолет, вбил ствол в вопящую пасть зеленокожего и спустил курок. Затылок орка разлетелся фонтаном из крови и осколков черепа, и зверь, наконец, умер.

Сципион вырвал цепной меч, перед этим предусмотрительно отключив его, чтобы куски плоти не заляпали боевых братьев, и быстро оценил обстановку на поле боя.

Арьергард зеленокожих был сокрушен. Отделения Ультрадесантников продвигались вперед, чтобы закрыть промежуток между остатками тыла орков и ордой за ними. Место высадки было взято под контроль. Отделения опустошителей, которые несли большую часть тяжелого вооружения астартес, заняли позиции позади быстро сформированных боевых порядков Ультрадесантников. Они медленно продвигались следом за авангардом тактических отделений, два из них соединились с «Громовержцами», чтобы создать монолитный фланг боевой группировки. Сципион тут же узнал символы отделений Иула и Праксора, «Бессмертных» и «Щитоносцев».

— Тяжелая посадка, Иул? — заметил Сципион по ком-каналу.

Десантная капсула Иула пережила аварийное приземление, она погрузилась в песок, из-за чего заклинило три рампы. Доспехи сержанта были обожжены, как и у остальных воинов его отделения, которые построились справа от «Громовержцев».

— Нас зацепило плазменным взрывом, — отрезал он. — Сбило взрывной волной. Я же говорил, что этот план опрометчивый…

— Но ты ведь жив? — парировал Праксор, его отделение встало слева от Сципиона.

Иул ответил взрывом статических помех, и Сципион зажмурился от резкого шума.

— Вот и ответ, — заметил Праксор и добавил: — За мной, братья.

Отделение Манориана, «Щитоносцы», было самым опытным из всей группы, оно входило в авангард многочисленных наступлений всех сил ордена, и Сципион с Иулом всецело полагались на опыт Праксора.

— Сержанты Тириан и Атавиан заверили, что брешь будет пробита, — продолжил он, пока три отделения размеренно продвигались по выжженной земле. Последние несколько торпед взорвались среди орков, под бронированными ботинками астартес содрогнулась земля.

Позади них раздались взрывы, когда два упомянутых Праксором отделения опустошителей извергли потоки плотного огня. Лучи лазеров и плазма, мелта-пламя, снаряды тяжелых болтеров и ракеты понеслись у них над головами. Залп скосил целую группу зеленокожих, грузовики взрывались в языках огня. Десятки орков были разорваны на куски или поджарены в яростном пламени стрельбы.

Теперь, когда в зону высадки подтянули тяжелое оружие, задачей более мобильных тактических отделений было расширить прореху в орде и добраться до Соболиных Стрелков. Когда за их спинами окажутся мощные укрепления Госпоры, у Ультрадесантников появится превосходный опорный пункт, откуда можно начать контратаку, взять под контроль стены и снять осаду. Задача по обнаружению орочьего воеводы Занзага ложилась на Сикария, и на него одного.

Сципион посмотрел вверх, его мысли словно обладали чудодейственной силой. В небе появился бронированный корпус «Громового ястреба», спускающегося сквозь завихрения дыма, серые щупальца которого вились вокруг распростертых крыльев. Пыль и пепельные клубы, поднятые струями мощных двигателей боевого корабля, лизали синие борта.

Сципион узнал корабль, когда его посадочные лучи коснулись поверхности.

Это был «Гладий», названный так в честь коротких клинков почетной стражи Ультрадесантников.

Корабль понесся вперед, словно меч, прямо в сердце орды зеленокожих, которые скапливались у северной стены. Тела орков разлетались во все стороны, их давили медленно выдвигающиеся посадочные когти и решетили очереди тяжелых болтеров «Громового ястреба». Через пару секунд, когда корабль приземлился в сотне метров от быстро продвигающихся Ультрадесантников, его посадочная рампа опустилась, и он вышел наружу.

Сикарий.

Фаза два Штурм Госпоры

Катон Сикарий вырвался из «Гладия», словно Инвикт Возрожденный, герой Первой тиранической войны, мантия развевалась у него за спиной на ветру, который поднялся после плазменной бомбардировки.

Он воздел свой силовой меч, талассарский Клинок Бурь, и ринулся на орду зеленокожих. Следом за ним из боевого корабля вышли остальные воины. Львы Макрагга яростно бросились к оркам с именем примарха на устах, когда Сикарий уже начал прорубаться сквозь ряды врагов. Фаланга терминаторов, возглавляемая Арком Гелиосом, вклинилась в строй орков, их штурмовые болтеры безостановочно ревели. За ними последовало отделение Солина, герои Телендрара прокладывали кровавый путь болтером и мечом. Последним появился брат Ультраций, затмив всех остальных своими размерами.

Пав в бою на Пире более тысячи лет назад, Ультраций был помещен в криосаркофаге дредноута. По существу боевой брат превратился в мощную бронированную машину войны. Ультраций был не в обычных доспехах и не в своеобразной съемной броне, это была часть его самого. Симбиоз машины и плоти, боевой брат пребывал в амниотической жидкости внутри саркофага дредноута, ожидая призыва на войну. Одно не могло существовать без другого. Человек и металл стали единым целым.

Адамантиевые пластины, укрепленные огнестойким керамитом, увеличивали и без того невероятно огромный корпус дредноута, возвышавшийся более чем на пять метров. Перед высадкой орудийные установки и дополнительные боевые системы дредноута можно было модифицировать для каждого отдельного сражения. Стилизованный символ на бронированном остове гордо свидетельствовал о его принадлежности к Ультрадесанту.

По толстым механическим ногам и ручным установкам Ультрация вились прорезиненные кабели, которые обеспечивали их необходимой энергией. Они издавали непрерывный гул, звук словно выражал воинственный гнев Ультрация, когда тот с грохотом сошел по рампе боевого корабля.

Штурмовая пушка раскрутилась, и дредноут с беспощадной эффективностью принялся выкашивать зеленокожих. Брат Ультраций был символом, бессмертным воином Ультрадесанта, которому предстояло вечно сражаться в битвах ордена.

Ни одна орда не устоит перед 2-й ротой Сикария.

— Ультрадесантники… вперед! — взревел он по ком-каналу. — В этот день мы обретем славу или смерть.

Воины вонзились в массу зеленокожих, словно раскаленный клинок.

Голос капитана, прозвучавший в шлеме, придал Сципиону новых сил.

— Вперед! — заорал он одновременно с Праксором. Три отделения разом перешли на бег. Мчась по залитому кровью песку, перепрыгивая перемолотые бомбардировкой останки зеленокожих, Ульрадесантники с праведной яростью схлестнулись с орками.

Цепной меч Сципиона вновь взревел. Сержант, вогнав в болт-пистолет новый магазин, ринулся со своими боевыми братьями. Напор массы тел был невероятным. Сципион плечом повалил орка на землю и пронзил его цепным мечом. Клинок все еще рычал в расколотом черепе орка, когда космический десантник выстрелил следующему в грудь. Зеленокожий, словно смертник, зажал в зубах гранату. Тот упал, и граната взорвалась, забрав с собой жизни еще троих орков.

Сципион почувствовал, как шлем окатила волна жара. Показатели температуры на миг подскочили, а затем вернулись в норму. Сержант с отделением бежал сквозь затухающее пламя, выискивая новых врагов, которых предстояло убить во имя ордена.

Мчась к следующей жертве, Сципион бросил взгляд вправо и увидел, как Иул со своим отделением прошло сквозь фонтан земли и обломков от взорвавшегося неподалеку орочьего вагона. Над головой раздался резкий грохот роторных винтов. От доспехов отбилось несколько пуль. Разрезав напополам очередного зеленокожего, сержант поднял глаза. В небе с гулом появилась эскадрилья похожих на вертолеты машин, обстреливая ракетами все на своем пути. Одноместные вертолеты летели по извилистой траектории, из натужно пыхтящих двигателей валил густой дым. Одна из машин покинула строй, низко пронеслась над рядами астартес и сбросила закрепленную к шасси увесистую бомбу. Слаженным болтерным огнем отделение Октавина пробило ее топливный бак, и вертолет взорвался, разлетаясь на части.

Брат Кастор — Сципион помнил его по тренировкам — упал на снаряд, чтобы защитить отделение.

Секунду спустя бомба взорвалась.

Сципиона отбросило мощной взрывной волной, ослепительно-яркий всполох затемнил линзы шлема. Несмотря на героический поступок Кастора, его боевых братьев раскидало во все стороны. На месте взрыва поднялось грибовидное облако, и космические десантники тяжело рухнули на землю, а сверху на них посыпались пыль и обломки. Самого Кастора испепелило, ударная волна подняла его изорванное тело в воздух, а затем оно повалилось неподвижной грудой.

«Еще один для апотекария Венатиона», горько подумалось Сципиону, пока брат Гекор помогал ему встать.

В небе разгорелся бой. Взревев прыжковыми ранцами, штурмовые отделения Страбона и Иксиона помчались навстречу смертолетам орков, раскалывая их на части ливнем болтерного огня и выжигая струями прометия. Отвратительные машины посыпались на сгрудившихся внизу зеленокожих, подобно горящим светлячкам, их взрывы вносили еще большую сумятицу.

Кивнув Гекору, Сципион повел отделение дальше.

— Тактические отделения правого фланга, — рявкнул по ком-каналу резкий голос. Стальной тембр капеллана Орада невозможно было не узнать. — Собраться у Вторичного командования, — приказал он. — Мы выдвигаемся на поддержку капитану Сикарию.

Скользнув взглядом мимо сталкивающихся клинков, летящих болтов и пуль в небе, озаренном взрывами и продолжительными дульными вспышками, Сципион увидел впереди черные силовые доспехи Орада.

Отдав необходимые приказы, вселяющий ужас капеллан теперь выкрикивал литании ненависти и мести по ком-каналу на частоте боевой группы, призывая Ультрадесантников расправляться с врагами без толики сожаления. Поле его розария то и дело вспыхивало, когда по капеллану молотили орочьи пули, не причиняя, впрочем, ему ни малейшего вреда. Ворвавшись в сердце орды, добивая раненых зеленокожих из плазменного пистолета и одновременно раскалывая другим черепа булавой-крозием, капеллан 2-й роты был похож на природную стихию.

Сципион видел, как разворачивается битва. Сикарий почти добрался до внешней стены. Первичное командование, которое состояло из свиты капитана, терминаторов, отделения Солина и брата Ультрация, ввязалось в ожесточенный бой с наиболее закаленными бандами орков. Скорее всего, воевода был где-то поблизости.

Капеллан Орад, получив общее командование над остальными наземными войсками, возглавил вторую группу вместе с отделением Вандара и остатками отделения Октавиана. Боевая группировка Сципиона, Иула и Праксора находились от него лишь в сотне метров. Позади них в арьергарде продвигались отделения опустошителей, в то время как штурмовики молниеносно появлялись там, где были необходимы больше всего.

Ультрадесантники контролировали поле боя. Им осталось совершить последний рывок, чтобы достичь стен.

— За мной, сержанты, — призвал Праксор по ком-каналу, убивая всякого зеленокожего, который вставал на пути к капеллану Ораду.

Прорубая себе путь, отделение Сципиона последовало за ним, пока Иул со своими воинами прикрывал их с тыла.

Впереди возвышались спешно подготовленные орками насыпи. Забитые зеленокожими боевые вагоны и грузовики патрулировали между волчьих ям и густых спиралей колючей проволоки. Именно они стояли между тремя отделениями и капелланом Орадом.

— Огневой мешок, — прорычал Иул, резкий рев его цепного меча приглушал слова.

Праксор подозвал к себе воина с мелтаганом из своего отделения. Иул поступил также.

— Брат Гекор, — крикнул Сципион, болт-пистолет не смолкал в его руке, — огнемет вперед.

Праксор и Иул возьмут на себя тяжелую бронетехнику, ему же предстояло разобраться со всем остальным. На ближней дистанции извергнутый из огнемета прометий невероятно горяч, его жара хватит, чтобы превратить колючую проволоку в оплавленный шлак. И все же преодолеть укрепления будет непросто.

— И где брат Телион, когда он так нужен, а? — рассмеялся Иул, убив очередного зеленокожего.

— Я не видел его на сборе, может…

Сципион не успел договорить, как насыпи орков озарил гигантский взрыв. Один из боевых вагонов красочно взлетел в воздух, а затем рухнул на вторую машину, смяв ее. За первым взрывом последовали новые, сметая волчьи ямы и колючую проволоку, разрывая грузовики на куски.

— Он здесь, — понимающе сказал Праксор и прокричал: — Космические десантники, в атаку!

Три отделения рванулись вперед, болтерными очередями и клинками разя сбитых с толку орков.

Их хаоса появился Телион. Без шлема, брат-сержант крался среди паникующих зеленокожих, будто настоящий хищник. Он не выкрикивал боевые кличи. Телион оставался суровым и хладнокровным, убивая стремительно и эффективно. Следом за ним возникло отделение из четырех человек. Каким-то необъяснимым образом им удалось добраться до укреплений, миновав все поле боя, и незаметно приблизиться к оркам.

В паре метров от них в воздух поднялся «Лэнд спидер» модели «Шторм», выпустив по сгрудившимся оркам залп осколочными гранатами.

К тому времени как Сципион с братьями-сержантами добрался до разрушенных укреплений, Телион и его скауты испарились, будто призраки, направившись в другой конец поля боя. Без сомнения, брат-сержант и сам направлялся на помощь Сикарию.

Ракетный удар брата Гаррика расширил зияющую брешь в насыпи. Сципион со своим отделением стремительно ворвались в него, Иул с Праксором хлынули в другие проломы. Внезапно сквозь пелену дыма и пыли перед Сципионом появилось металлическое чудище. Им наперерез хлынула вторая волна орочьей бронетехники. Машина топала на толстых поршневых ногах. Она загрохотала в их сторону, стальной корпус, напоминавший консервную банку, покрытый дополнительными плитами брони и разрисованный глифами, раскачивался взад-вперед. По его спине, словно позвоночник, шла труба, из которой валил густой едкий дым. Громадину венчал грубо размалеванный флаг с насаженными на древко выбеленными человеческими черепами.

Орочий дредноут, пятиметровое чудище, был вооружен с ног до головы: к поясу крепилась крупнокалиберная пушка, огромная патронная лента свисала с автопогрузчика до самой земли, длинные гидравлические руки оканчивались щелкающим силовым когтем и ротаторной пилой. Зеленое око наведения жужжало и щелкало в крошечной обзорной щели дредноута, сквозь которую Сципион заметил зеленокожего, присоединенного кабелями к своей машине.

Машина была не одна. Рядом с ней появился еще один дредноут, его пушка вздрогнула от отдачи.

Снаряды взорвали землю у ног Сципиона, но его самого не задели. В ответ над головой сержанта пронеслась ракета и снесла дредноуту пушку с большей частью левого бока. Сквозь треснувшую броню кабины Сципион заметил зеленокожего-пилота. Его неистово трясло, провода, торчавшие из скрытого под пластинами черепа, искрились и горели из-за обрыва связи с гибнущей машиной.

Уцелевший товарищ двинулся к подбитому орку-пилоту, который продолжал биться в конвульсиях, и раздавил дредноут.

Орочья машина повела пушкой, болтерные снаряды отлетали от его бронированного корпуса, не причиняя ни малейшего вреда. Двое боевых братьев Сципиона упали под шквалом крупнокалиберных снарядов. Один из них щелкнул по наплечнику сержанта, и тот пошатнулся.

Гекор окатил машину орков струей прометия. На краткий миг существо загорелось, но затем огонь погас, и оно массивной рукой отшвырнуло Ультрадесантника в сторону. Гекор тяжело повалился на землю, из широкой трещины в керамитовом нагруднике сочилась кровь.

У остальных отделений дела обстояли не лучше, теперь к битве присоединились меньшие по размеру машины похожего грубого вида. На глазах Сципиона отделение Иула расплавило одного из них, и он заметил краем глаза, как еще одного разнесли бронебойными гранатами «Щитоносцы» Праксора.

Но сейчас у Сципиона хватало собственных проблем.

— Гаррик, уничтожь его! — крикнул сержант, когда дредноут направился к ним.

— Слушаюсь, сэр-аррггх! — боевой брат упал, очередь снарядов прошила его силовые доспехи и сбила Гаррика на землю. Брат Баккий попытался оттащить его, но и сам попал под струю пламени из огнемета, закрепленного на основной пушке дредноута. Перекувыркнувшись, космический десантник рухнул дымящейся грудой.

Сципион стиснул зубы, окинул взглядом металлического монстра и ринулся в атаку.

Он сначала увернулся от залпа из огнемета, а затем проскользнул под ротаторной пилой, хотя она при этом разрезала надвое древко знамени, закрепленного у него на спине. В ответ Сципион взмахнул цепным мечом и рассек несколько гидравлических шлангов, питавших энергией пилу. Орудие завизжало, дрожа из-за перегруженных сервоприводов, но затем вновь ровно загудело.

Болтерный огонь едва царапал бронированный, похожий на древесный ствол, корпус дредноута, и Сципион принялся лихорадочно просчитывать другие варианты. Дредноут попытался развернуть пушку, и сержант ударил по стволу орудия. Погрузившись на три четверти в металл, цепные зубья заклинило, и оружие вылетело у него из рук. Сципион вновь рискнул выстрелить из болт-пистолета, метя в слабое место, но сразу бросил его, едва дредноут попытался ударить ротаторной пилой. Сципион поймал ее обеими руками. От силы удара у него задрожали руки и плечи. Вращающееся лезвие остановилось в считанных сантиметрах от шлема.

Сципион напрягся, вторичное сердце забилось, быстрее перекачивая кровь, чтобы справиться с нагрузкой. Хотя обрубленный гидравлический шланг уменьшил силу дредноута, Сципион чувствовал, как его ноги медленно тонут в грязи. Ротаторная пила была уже в паре миллиметров от шлема. Он чуть оступился, и лезвие вгрызлось в металл, рассыпая искры. Левую линзу заволокло статикой, и визуальное изображение исчезло. Еще секунда, и шлем стал разваливаться на куски. Сципион стряхнул раскуроченные обломки с головы и наклонился назад на еще несколько драгоценных миллиметров.

Оставшись без шлема с его утонченными фильтрующими системами, на Сципиона хлынула волна лязга, кровавых картин и запахов боя. Дезориентация продлилась долю секунды, почти мгновенно ему на выручку пришла сверхчеловеческая физиология астартес.

Но в схватке с дредноутом она ничем не могла ему помочь. Сципион взревел, когда ротаторная пила придвинулась еще ближе, решив встретить свой конец с отвагой в сердце и именем ордена на устах.

— Ультрадесант! — закричал он и ощутил на лице сполох жара, после которого дредноута снесло на пару шагов в сторону. Откатившись от машины и тут же приняв боевую стойку, Сципион увидел, как дредноут пошатнулся с зияющей дырой из расплавленного металла на груди. Еще секунда, ноги чудища подкосились, и оно рухнуло грудой дымящихся обломков.

— Вставай, брат Воролан!

Сципион обернулся на грохочущий машинный голос и увидел величественную фигуру брата Агнатиона. Дредноут Космического Десанта отбрасывал гигантскую тень, возвышаясь над астартес. Смертельно раненого боевого брата, который был заключен в бронированной гробнице, привели в сознание, когда они приблизились к Черному Пределу. Он был реликвией ордена, заключенной в саркофаге дредноута вот уже больше пяти тысячелетий со времен Падения Чурнабада. Адамантиевый корпус машины войны покрывали слои керамита с вычурными стилизованными символами Ультрадесантников, нанесенными ремесленниками ордена. На широких плечах Агнатиона располагались реликварии, в которых в микростазисных полях хранились кости благородных воинов. На его бронированном теле, словно священные одеяния, развевались печати чистоты и свитки пергамента, исписанные обетами и литаниями.

Почтенный дредноут развернул корпус и вновь выстрелил из мультимелты. Еще одна орочья машина разлетелась в ослепительном взрыве.

— Только смерть освобождает от долга, — голос Агнатиона, доносившийся из вокс-кодера саркофага, был резким и громогласным.

Сципион поднялся, и под его ногами содрогнулась земля, когда дредноут направился к следующей машине. Сержант пораженно наблюдал, как Агнатион разорвал хилого орочьего дредноута на куски. Сокрушив похожий на жестянку корпус ударом массивного силового кулака, Агнатион выдернул оружие, а затем снова с силой опустил его обратно в брешь и превратил орка-пилота в кровавое месиво.

— За орден, вперед! — проревел непобедимый дредноут и из встроенного в силовой кулак штурм-болтера изрешетил кучку гретчинов, которые сжимали самодельные бомбы.

— «Громовержцы», перегруппироваться, — рявкнул Сципион, выдернув цепной меч из пушки орочьего дредноута. Оставшись без шлема, сержанту теперь приходилось кричать.

К счастью, все остались целы. Гаррик и Браккий уже пришли в себя, Ларго и Он, попавшие под шквал снарядов, также были готовы к бою, хотя их доспехи повредили в нескольких местах. Гекору досталось больше всех, он еще пошатывался, хотя кровь из рваной раны на груди свернулась благодаря клеткам Ларрамана. Орган, который их вырабатывал, был важнейшей частью генетически усиленных тел астартес. Без него Гекору бы пришел конец.

— Все еще с нами? — спросил Сципион.

— Приказывайте, сержант Воролан, — ответил Гекор и, усилием подавив боль, прижал огнемет к развороченной груди.

Сципион кивнул.

— Тогда к капеллану, — приказал он. — Построиться за братом Агнатионом.

От мощного грохота гарнизонной артиллерии звенело в ушах, от каждого залпа неистового содрогалась земля. Сципионово ухо Лимана отфильтровывало шум до приемлемого уровня и поддерживало его равновесие после падений снарядов.

От северной стены Госпоры их отделяла всего сотня метров.

Когда Агнатион разобрался с бандой дредноутов зеленокожих, тактические отделения без проблем соединились с капелланом Орадом. Как и Сципион, Иул с Праксором вышли из боя без потерь, хотя всех их изрядно потрепало.

Используя вокс-устройство в горжете доспехов как громкоговоритель, капеллан Орад напевал боевые молитвы, дабы поднять боевой дух Ультрадесантников и вдохнуть в них новые силы. Сейчас они нуждались в такой поддержке. Теперь, когда до черных стен Госпоры было рукой подать, на очереди их ждали клыки элитных воинов зеленокожих.

Возле улья кипел нешуточный бой. Орки здесь были совершенно другие: крупные, в более прочных доспехах. Их кожа была темной, почти черной, толстой и крепкой, как бронежилеты. Это была личная банда Занзага, его внутренний круг, его клан.

— За Марнея Калгара и орден! — взревел капеллан Орад, Сципион подхватил клич следом за ним, и «Громовержцы» бросились на врагов.

Орды более мелких зеленокожих окружали элиту Занзага. Космические десантники прорывались сквозь толпу болтером и мечом. Сципион схлестнулся в бою с покрытым шрамами орком-ветераном. Зверь был настоящим гигантом, закованным в толстые пластинчатые доспехи, для большей мощи его руки были усилены грубыми пневматическими поршнями. Из устройства на руке орка выплеснулся огонь, от которого Сципион закрылся наручем, прежде чем оказался достаточно близко, чтобы рубануть по врагу цепным мечом. В ответ орк ударил искрящимся силовым когтем, Ультрадесантник едва успел увернуться. Сципион выстрелил в него несколько раз из болт-пистолета, но на дымящихся доспехах остались лишь вмятины и следы отколовшейся краски. Рядом с первым появился и второй ветеран, и сержант понял, что у него нет шансов.

Ему на помощь бросился брат Гекор, и Сципион пошатнулся от жара пламенной бури. Но зеленокожий чудом прошел сквозь пламя и выстрелил из самодельной пушки, закрепленной на руке. Из дула, словно металлический дождь, полились толстые пули, изрешетив Гекора. Орк хрюкнул, что можно было бы принять за кровожадный смех.

Силовые доспехи Ультрадесантника изрешетило, они даже не остановили пули.

Сципион непроизвольно отшагнул назад, разрубив небольшого зеленокожего, осмелившегося оказаться слишком близко. Трое воинов сержанта одновременно открыли огонь по гогочущему убийце Гекора. Сципион присоединился к ним, и орк, наконец, свалился на землю. В бой ринулся второй зеленокожий, выискивая себе жертву, но капеллан Орад резким и мощным ударом крозия размозжил ему череп.

— Не сомневайтесь, — взревел он, его пистолет извергал сгустки плазмы. — Мы должны добраться до капитана Сикария. Пусть ничто этому не помешает. Во имя Жиллимана, за мной!

Яростный залп рассыпался по полю его розария. Снаряды взорвались прямо перед его череполиким шлемом, но Орад даже не вздрогнул. Он вновь бросился в бой, выкрикивая литании искупления и очищения. Сципион и остальные Ультрадесантники глубоко вклинились в орду. Сержант уже мог различить в эпицентре творящегося впереди хаоса массивные очертания терминаторов из отделения Гелиоса.

Битва превратилась в безжалостную мясорубку, но воины Занзага были столь же несокрушимы, как и оборона, на которую они раз за разом накатывались. Каждый метр земли был орошен кровью. Самодельное оружие, созданное с помощью невыразимо отвратительной науки зеленокожих, оказалось довольно действенным. Силовые доспехи, похоже, совершенно не защищали от него. За последние пять минут Сципион увидел, как от рук орков-ветеранов пали три боевых брата.

Ультрадесантники быстро приспособились к изменившимся условиям боя, сосредоточив огонь на орках с подобным оружием, идущие позади опустошители, используя тяжелое вооружение, вскрывали их доспехи. Брат Агнатион выстрелил из мультимелты, сверхгорячий луч прорезал ряды зеленокожих, после чего расколол череп ветерана.

Сципион заметил в куртине Госпоры пробитую зеленокожими зияющую брешь. Земля вокруг нее была усеяна трупами десятков Соболиных Стрелков из гарнизона Черного Предела. Тела лежали грудами, будто мешки с песком. Храбрые, но лишенные всякой надежды защитники бросали в бой все больше людей в отчаянной попытке заткнуть брешь. В центре кровавой схватки Сципион увидел воистину гигантского зверя, чьи доспехи и снаряжение были еще более впечатляющими и показными, чем у остальных зеленокожих. У него была самодельная пушка и увесистый топор, потрескивающий электрическими разрядами. Его окружала стена обветренных орков в мощных доспехах, еще гуще покрытых шрамами, чем остальные ветераны. Телохранители.

Занзаг. Это мог быть лишь он.

А затем он исчез в горячке боя. Сципион бросился вперед, размахивая цепным мечом, который завывал от жажды крови. Его воины бежали рядом, капеллан Орад также был здесь, поливая орков словами ненависти. Если зеленокожие и не понимали их смысла, то уж наверняка ощущали всю силу ярости капеллана в каждом ударе его крозия.

Гоня перед собой волну крови и орущей смерти, они прорывались все дальше. Сципион оказался возле массивных терминаторов из 1-й роты, извергавших разрывную бурю из штурм-болтеров. В ушах стоял пульсирующий звон, в нос лезли запахи пота и дыма, посреди творящейся невообразимой бойни Сципиону показалось, будто он увидел, как Арк Гелион прокладывает себе путь гигантским громовым молотом.

А затем перед ним появился Сикарий. Капитан шел на острие атаки. Львы охраняли его на флангах и с тыла, пока он вел боевую группу все дальше, каждым ударом повергая все новых орков. Столкнувшись с тремя покрытыми шрамами орками-ветеранами, Сикарий стремительно разделался с ними тремя показными взмахами древнего силового меча. Благодаря такому хвастовству Ультрадесантники сумели продвинуться еще на пару метров, и вот они уже оказалась возле самой бреши.

Сикарий без раздумий ворвался внутрь. Отделение Солина шло следом, прямо как в Форте Телендрар. Тяжелый взгляд капитана был направлен строго вперед. Сципион не сбавлял шаг и лишь мельком видел капитана сквозь фонтаны крови и дульные вспышки. Сержант пробился в брешь вместе с капелланом Орадом, отделением Гелиоса и другими боевыми братьями, настроенный очистить ее от зеленокожих и спасти улей. Но все помыслы капитана занимал только один враг. Он хотел голову Занзага и собирался получить ее, невзирая на встававших у него на пути врагов.

— Братья! — воскликнул Сикарий, выпустив в зеленокожих раскаленный добела плазменный луч из пистолета. — Война зовет. Вы ответите?

Он воздел Клинок Бурь в воздух, позади него, словно маяк, развевалось знамя 2-й роты, которое держал брат Вандий.

Ультрадесантники разом взревели, среди них и Сципион, и с удвоенной яростью бросились в бой. Брешь наполнилась болтерными очередями и струями прометия. А затем, когда астартес схлестнулись с врагами, в ход пошли ревущие клинки и потрескивающее силовое оружие.

Когда их вел Сикарий, Ультрадесантники были неодолимой силой.

Победа была близка. Ярость их атаки постепенно брала свое, и Сципион чувствовал, что хребет орды вот-вот будет сломлен.

Нужно лишь еще чуть-чуть поднажать.

Ворвавшись в брешь, созданную ужасающей мощью дредноутов, Сципион оказался в считанных метрах от капитана-героя. Сержанту показалось, словно его сила увеличилась, воля стала подобна железу. На Иула и Праксора присутствие капитана оказало такое же воздействие.

Капеллан Орад нес смерть, повергая орков выстрелами плазменного пистолета и ударами крозия.

Брат Агнатион, отстав от атакующих, уничтожал уцелевшую бронетехнику орков позади сражавшихся за брешь Ультрадесантников. Рядом с ним сражался брат Ультраций, ведя огонь из штурмовой пушки — два голиафа, извергающие бурю и пламя.

Благодаря чистой агрессии и потерям, которые понес враг от их мстительной руки, Ультрадесантники выбили зеленокожих с бастионов Госпоры. Соболиные Стрелки бросились к освобожденным укреплениям, занимая позиции с тяжелым вооружением и поливая орду лазерным огнем с разрушенных стен и расколотых наблюдательных башен.

Сципион уважал их храбрость. Люди были хрупкими, даже слабыми по сравнению с астартес. Их разум и нрав были грубыми и неразвитыми, но они обладали сильным боевым духом.

Волна зеленокожих обратилась вспять, и когда стены Госпоры оказались у них за спинами, Сципион и его боевые братья направились в последний бой. Вырезая цепным мечом свое имя на страницах славы, Сципион заметил, как капитан Сикарий, наконец, встретил свою жертву. Орочий воевода, Занзаг, отступал из бреши, в ярости крича что-то своим воинам, из его пасти летела густая слюна. Зверь бросал против Ультрадесантников все силы, какие у него только были, отправляя в мясорубку все новые волны орков.

Смерть Занзага положит всему конец. Зеленокожие были далеко не такими решительными без своего лидера.

Сикарий прицелился, но один из покрытых шрамами ветеранов выбил оружие у него из руки прежде, чем он успел выстрелить. Капитан выпотрошил его силовым мечом и крикнул:

— Дацей!

Ветеран-сержант из «Львов» инстинктивно бросил капитану болтер, тот ловко поймал его одной рукой и открыл огонь. Дульная вспышка озарила оскалившееся в реве лицо — Сципиону подумалось, что он никогда не видел ничего более впечатляющего.

Воздух прошили разрывные снаряды, оборвав яростные выкрики Занзага, когда его челюсть и большая часть бычьей шеи разлетелись кровавыми ошметками. Во все стороны забила кровь и полетели осколки клыков, но зверь не упал. Вместо этого он отступил, позволив оставшимся телохранителям прикрыть его. Остальные зеленокожие ринулись следом за вожаком, став для него живым щитом.

Похоже, желание сражаться у них исчезло. Орки бежали.

Соболиные Стрелки радостно закричали при виде своих избавителей. Их слабые и редкие возгласы раздавались из башен, заглушая жалобные стоны раненых. От гарнизона остались жалкие остатки, но солдаты все еще могли радоваться столь неожиданной победе.

— Викторис Ультра! — возвестил капеллан Орад, воздев над головой крозий.

Ответный рев Ультрадесанта разлетелся по всему полю боя. Они отстояли Госпору.

Фаза три Охотники на орков

— Привет, Иул, — Сципион окликнул товарища-сержанта, заметив его на руинах бастионной стены Госпоры.

Минуло около получаса с того момента, как космические десантники победили орков, но инженеры уже приступили к ремонту зияющей бреши, которую проделали зеленокожие. Тут и там команды подрывников, разматывая за собой проволоку, прятались за уцелевшими участками стен, после чего опускали ударники на грубых детонаторах и обрушивали строения. В паре метров от Иула развалилась треснувшая башня, частично завалив брешь обломками.

Бритоголовый сержант даже не обратил на нее внимания и просто вошел в облако пыли, чтобы затем выйти к Сципиону на другой стороне.

— Рад видеть тебя живым, брат, — Сципион крепко пожал руку Иула, и Ультрадесантник стиснул в ответ его.

— Да, — проворчал Иул, утирая пот с блестящего лба, — хотя, похоже, сказать это должен был я.

Бронированным пальцем он указал на лоб сержанта.

Сципион прикоснулся к нему и почувствовал порез, о котором даже понятия не имел. В памяти тут же всплыла схватка с орочьим дредноутом.

— Просто царапина, — ответил он.

— Семеро погибших, — тяжело заметил Иул, устремив взгляд за северную стену Госпору, где лежали горы трупов, в основном орочьих. В дымке Сципион заметил апотекария Венатиона, который с помощью редуктора изымал из павших генетическое семя, чтобы братья могли сражаться и дальше, хотя уже в новом теле и с другим разумом. Так он сохранял их наследие, дабы и в смерти они послужили ордену.

Апотекария сопровождало боевое отделение космических десантников, которые уносили с собой тела павших боевых братьев. Позже павших похоронят, а снаряжение вернут в роту для повторного использования.

— Пятнадцать раненых, — подытожил Иул, смотря вдаль.

— Это прискорбно, — согласился Сципион. — Среди павших Гекор, — мрачно добавил он.

— В смерти своей он послужит ордену, как и все мы, — с какой-то прагматичностью произнес Иул.

— По крайней мере победа за нами, — сказал Сципион, наблюдая, как капеллан Орад бродит среди трупов, краткие всполохи плазменного пистолета обрывали жизни зеленокожих, которые упорно продолжали цепляться за жизнь. Он был здесь также для того, чтобы провести последние ритуалы над теми астартес, которых уже не спасти. Апотекарий и капеллан работали вместе. Прежде чем за дело взялся апотекарий Венатион, Орад склонился на израненным боевым братом и напутственно благословил его.

Вдали, словно ужасные мстители, патрулировали дредноуты Ультраций и Агнатион, убивая случайно забредших сюда зеленокожих и еще больше увеличивая и без того впечатляющий список жертв.

— Победа? Похоже, ты не слышал новостей.

— Каких таких новостей? — невозмутимо спросил Сципион, снова посмотрев на Иула.

— Враг капитана смог уйти. Мы отправляемся в пустоши за городом, где орки соорудили временные лагеря.

— Братья, — Праксор оборвал ответ Сципиона. Сержант с довольным видом шагал мимо суетящихся людей, технодесантников ордена и групп бездумных сервиторов. Они делали все возможное, чтобы обезопасить Госпору, прежде чем Ультрадесантники направятся дальше.

— Слава ордена сегодня умножилась, — гордо кивнув, сказал он. — Сражаться рядом с Сикарием… — добавил Праксор, благоговейно покачав головой при одном лишь воспоминании. — Ты чувствовал его дух, Сципион? Никогда я не был таким воодушевленным. Никогда мой пистолет и клинок не казались столь праведным оружием.

— Это было действительно возвышенно, — отозвался Сципион, почтительно склонив голову. То, как Сикарий прокладывал путь сквозь орду, могло стать основой для легенды, и я присутствовал при этом.

— Признаюсь, это был героический, — согласился Иул, его строгое лицо будто окаменело, — но опрометчивый поступок. Моему отделению вообще повезло добраться до поля боя, как, осмелюсь сказать, и другим. Командовать — это одно, но бросить своих подчиненных в погоне за личной славой — совсем другое.

Голос Праксора стал резким. Сципиону подумалось, что сержант даже стиснул кулаки.

— Понятно, все еще выступаешь за Агеманна, — нейтральным тоном заметил сержант.

— Я ни за кого не выступаю, кроме ордена, — Иул развернулся и уже собрался было уйти, когда его остановил голос ветерана-сержанта Дацея.

— Сержанты, — прорычал он, не обращаясь ни к кому из них в отдельности. — Капитан вызывает вас в прима-факторум.

Ультрадесантники, столь отличные во мнениях, отдали друг другу честь и направились за Львом Макрагга.

Госпора представляла собой гигантское творение расползшихся во все стороны промышленных строений. Сейчас большинство заводов лежали в руинах, но отголоски их существования витали в улье до сих пор. Во тьму на бессчетное количество этажей вздымались башни. Над головами переплетались помосты и переходы, будто инфернальная металлическая решетка. Жилые блоки и цехи сбились в кучки, словно солдаты на параде, которых окатило ушатом грязи.

Из гигантских шестигранных труб горнодобывающих комплексов, которые вгрызлись глубоко в подуровни, валили густые клубы дыма и газа. Над открытыми рудными шахтами, словно переломанные пальцы, возвышались краны. Гигантские механизмы, извивающиеся кабели и траки гусеничных лент — составные части монструозной горнодобывающей техники, позволявшей Черному Пределу работать, экспортировать, торговать и жить — затмевали собой все остальное. Огромный город-улей, в котором когда-то обитали миллиарды людей, превратился в бледное подобие прежнего себя.

Пространство за стеной занимали заводы, а также несколько разбомбленных факторумов — приземистых, неброских зданий.

— Функционально, — Сципиону на ум пришло первое слово, когда они вошли следом за ветераном-сержантом Дацеем в единственное здание, которому удалось более-менее уцелеть после артобстрела зеленокожих. Натриевые лампы на феррокритовом потолке тускло освещали шестиугольную комнату. Обломки и мусор размели по углам, в центре же стоял огромным металлический стол с разномастными стульями и табуретами. К комнате прилегало несколько других помещений, одни были огорожены кусками пластека, другие же утопали в сумраке. Гарь покрывала все поверхности, она небольшими хлопьями постоянно сыпалась с потолка, делая свет зернистым. Коричневатые потеки бежали по углу стены из развороченной трубы, наскоро перемотанной старым, изрешеченным пулями бронежилетом. Заплатка давно прохудилась, из промокшего обмундирования Имперской Гвардии вода скапывала в мутную лужу на полу.

Сципион охватил взглядом все это за пару секунд, едва вошел в комнату. Это была самая настоящая выгребная яма, недостойная даже обычных сервов.

— Мои повелители… — к Ультрадесантникам тут же подошел человек и упал на колени. — Вы спасли нас в этот великий день, — на нем была черная форма и серебристая кираса офицера Соболиных Стрелков. — Меня зовут капрал Вормаст, командующий 81-м, 23-м и 15-м полками Соболиных Стрелков. Добро пожаловать в командный штаб Госпоры.

Коленопреклоненный, чему явно способствовало благоговение, капрал Вормаст представлял собой жалкое зрелище. Его броня потускнела, форма была изорванной и покрытой грязью. Солдаты под его началом выглядели не лучше, многие из них были перебинтованы.

Сципион с жалостью посмотрел на собравшихся людей. Они отдали все, но зеленокожие их одолели бы, не вмешайся космические десантники. Иул выказал лишь холодное безразличие — для него капрал был сродни камню стен или металлу улейных орудий, то есть просто расходным материалом. На лице же Праксора было написано полнейшее презрение. Он глядел над головой человека или прямо перед собой, высматривая куда-то запропастившегося капитана.

— Капитан Сикарий скоро будет, — шагнув мимо офицера со свитой, сказал Дацей, словно прочитав мысли Праксора. — Капрал Вормаст, пожалуйста, присоединяйтесь к нам, — не оглядываясь, добавил он.

Человек поднялся с колен и почтительно заторопился за великаном-астартес.

— Капрал, — заметил Сципион, когда офицер поравнялся с ними. — Не очень-то высокое звание для того, кто командует защитой целого города-улья.

— Да, — нервно ответил Вормаст. Сципиону показалось, что тот к тому же слишком молод для подобного назначения. — Я самый старший из оставшихся офицеров, — сказал он, после чего снял капральскую фуражку, прошелся рукой по мокрым волосам и натянул ее обратно. — Зеленокожие хорошо нас потрепали.

— Оно и видно, — тихо пробормотал Праксор, презрительным взглядом окинув помойку, в которой разместился штаб Соболиных Стрелков.

Открылись огромные противовзрывные двери, пропустив внутрь тусклый свет и хриплые крики инженеров, восстанавливающих укрепления.

В комнату шагнул капитан Сикарий. В руке он держал шлем, за плечами развевалась длинная мантия. Оттертый от крови Клинок Бурь покоился в ножнах на поясе. Даже для астартес он был воплощением величия. Но Иула, казалось, вид капитана совершенно не тронул.

Сикария сопровождали двое почти столь же величественных воинов: первым был огромный Арк Гелиос, с грохотом шагающий в терминаторских доспехах, вторым — брат-сержант Телион, куда меньший по размерам, но не менее опасный и внушительный.

— Братья, — подойдя к столу, произнес Сикарий и поочередно взглянул на каждого Ультрадесантника, прежде чем положить шлем на стол. Затем он опустил взгляд и посмотрел на капрала Вормаста, которому капитан представился таким же гигантским и не менее чуждым, чем орк.

— Вольно, командир, — сказал он, положив гигантскую бронированную руку на плечо капрала. Человек попытался принять подобающий вид, несмотря на покрытую гарью кирасу и изорванную одежду, хотя сам доставал лишь до нижнего края нагрудника космического десантника. Сикарий посмотрел на него, словно взрослый на младенца.

— Северная стена в наших руках, зеленокожие разбиты, — продолжил он. — Скажи, где воевода основал свое логово? Отвечай быстро, — предупредил он, — мои боевые корабли уже направляются сюда.

После побега Занзага Сикарий немедленно приказал еще трем машинам — «Пилуму», «Спате» и «Ксифосу» — вылететь из «Мести Валина» вместе с подкреплениями, которые не высаживались на поле боя в десантных капсулах. По мнению капитана, время сейчас было на вес золота. Он жаждал убить орка своими руками, и сделать это следовало как можно быстрее. Судя по всему, слава Верховного сюзерена требовала поторопиться.

Вормаст коротко поклонился космическим десантникам. Казалось, он просто не мог выдавить из себя ни слова, после чего подошел к вмонтированной в стол небольшой панели, нажал несколько символов, на поверхности стола замерцало прозрачное изображение, подсвечиваемое натриевыми шариками. Сципион заметил, как ухмыльнулся Праксор при виде столь безыскусной технологии. Судя по всему, Иула она также не особо впечатлила, сержант скорее удивился, каким чудом Госпора вообще устояла до тех пор, пока с небес на столбах пламени не сошли Ангелы Императора.

Когда изображение полностью сформировалось, на нем возникла карта Госпоры и окружающих ее земель — Соболь, северный материк. Изображение шло по нисходящей, ландшафт подавался уклонами, изотермами и оттенками плотности минеральных отложений. По сути это была горнодобывающая карта, которую приспособили для штабных нужд. На ней вздымалось три города-улья, отмеченных как Лилит, Сульфора и собственно сама Госпора.

— Лилит разрушен, — печально пробормотал Вормаст, быстро изучая карту.

Сципион мгновенно оценил обстановку, сохранив ее в глубинах эйдетической памяти.

Ближайшим соседом Госпоры был улей Сульфора в паре сотен километров на юге. Лежащая между ними пустошь были изборождена искусственными долинами, глубокими ущельями и песчаными наносами, переплетенными сетью черных притоков — загрязненные, богатые углеродом реки Черного Предела. Многие из них пересекались и извивались, будто вены, иные раскинулись вширь и вдаль плотными черными полосами.

Самая длинная и широкая река как раз протекала между двумя ульями и на карте была обозначена как Черногрязка. Один из ее меньших притоков уходил в узкий овраг, окруженный густым лесом, под названием Черная Балка. Могучая река затем поворачивала на восток, где водопадом обрывалась с отвесного утеса. Водное пространство на северо-востоке в нескольких тысячах километров от Госпоры, которое окружало весь северный материк, называлось Соболиным морем. Сципион предположил, что именно из-за него орки не набросились на улей раньше. У них много времени заняло пересечение моря. Скорее всего, имперские защитники перекрыли море, заминировали глубоководье и отправили корабли, чтобы уничтожить нападавших. Сержант представил себе флоты пылающих кораблей на маслянистой глади воды, выпотрошенные и покинутые. Безнадежная жертва перед лицом жестокого и не ведающего пощады врага.

— Зеленокожие сходу взяли Кобальт, Коль и Стигию, — пояснил капрал, потускневшим взглядом осматривая карту. Используя клавиши, он прокрутил изображение северного континента на восток. Сципион заметил, что рука человека дрожала, без сомнения, от шока или нервного напряжения после обороны Госпоры. На ранее скрытом участке карты возникли соседние континенты. На каждом из них располагалось по три города. Все материки, за исключением Соболя, были захвачены орками.

— Два месяца, девять ульев, — произнес Иул, то ли сам себе, то ли боевым братьям. — Орки атаковали быстро и точно. Это не их тактика.

— Есть мысли, как такое возможно, сержант Феннион? — прямо спросил Сикарий.

Иул продолжал рассматривать карту, словно в ней находился ответ на вопрос капитана. Даже под пристальным взором Верховного сюзерена он не утратил самообладания.

— Какой-то корабль, — сказал он. — Им нужен флот, чтобы пересечь море. Корабли должны быть достаточно большими, чтобы на них вместилась вся орда. Это единственный способ, благодаря которому орки смогли бы так быстро атаковать, возможно даже координировать удары.

— Ты полагаешь, что зеленокожие способны на такое взаимодействие, — казалось, строгий голос Телиона заставил всех присутствующих застыть. В его словах звучал не вызов, а лишь констатация факта.

Даже Иул замер, когда внушительный сержант-скаут шагнул под свет стекла-изображения.

— Не знаю, на что они способны, брат-сержант. Они чужаки. Кто знает, что происходит в их отвратных мозгах, какие мысленные процессы руководят ими?

— Так это возможно?

— Да, такое возможно, — наконец ответил Иул.

Телион удовлетворенно кивнул, и Сципион почувствовал, как комнату покидает напряжение и в нее опять возвращается тепло.

— Твои сторожевые башни и часовые, — произнес Иул, — они обнаружили корабль, способный на такую атаку?

— Нет, мой повелитель, — ответил капрал Вормаст, — не обнаружили. После того как они пересекли Соболиное море, мы больше не видели кораблей. Тысячи зеленокожих просто появились на берегу и сразу ринулись на нас. Вокс-передатчики полковника Нахтаузера в Арахнисе, а затем капитана Обена в Эстеносе указывали на один и тот же план действий, прежде чем мы теряли с ними контакт… — капрал замолчал. Сципион представил себе отчаянные мольбы о помощи, пальбу и крики на заднем фоне, прежде чем они не заглушились статическими помехами, и до капрала дошло, что его командиры мертвы.

Иул замолчал, очевидно, не замечая скорби Вормаста, и мысленно стал просчитывать стратегические планы врага, пытаясь их разгадать и тем самым понять природу молниеносных рейдов орков.

— Мы бы увидели их корабли, — наконец отозвался он. — Они все равно не смогли бы их спрятать.

— Тогда они использовали что-то другое, — предположил Сципион. — Какая-то ублюдочная техника орков, с которой мы раньше не сталкивались.

— Наши технодесантники исследуют оружие, с помощью которого зеленокожие с такой легкостью пробили силовые доспехи павших боевых братьев, — заметил ветеран-сержант Дацей. — Это говорит о том, что Занзаг не обычный зверь.

— Похоже, он кое-что знает о технике, — вмешался Праксор, не желая оставаться в стороне от стратегического анализа. — Нам известно, как их грубые технологии действуют на тактические дредноутские доспехи?

Арк Гелиос заговорил впервые с тех пор, как вошел в комнату. К этому времени он уже снял терминаторский шлем. Его голова с выбритым ирокезом светлых волос казалась поразительно маленькой в массивном бронированном облачении и почти касалась затылком натриевых ламп.

— Мы атаковали ветеранов зеленокожих, — его резкий голос разнесся по всей комнате. От одного присутствия и огромных размеров терминатора обычные люди падали ниц. — Наши доспехи оказались прочнее. Благодаря Круксу Терминатусу мы остались без единой царапины.

— Уже то, что воевода сумел избежать нашего гнева, указывает, что мы столкнулись далеко не с простым орком, — заметил Праксор.

— Ему просто повезло, здесь сыграл роль животный инстинкт выживания, — ответил Сикарий.

Судя по отрывистому и ровному голосу капитана, Сципион подумал, что он не сильно обрадовался побегу зверя. «Мое копье», — припомнил он слова Сикария на борту «Мести Валина».

— А удача рано или поздно имеет свойство проходить, — сказал сержант Манориан.

— Да, сэр, — прохрипел Праксор, откашлявшись так тихо, как только мог.

— Итак, капрал… — завершил Сикарий, взглянув на поникшего Вормаста со свитой. — Где моя добыча?

— Ваши скауты… — отозвался Вормаст, собравшись с силами. — Доклады ваших скаутов совпадают с нашими разведданными. Сканеры дальнего радиуса действия, которые еще действуют, отслеживали зеленокожую орду после того, как она отступила сюда, — капрал указал на пустошь между Госпорой и ее уцелевшим соседом, Сульфорой, — где орки возвели несколько твердынь из обломков разграбленных ульев.

Сикарий посуровел. Сципиону показалось, будто он заметил мимолетный отблеск в глазах капитана при мысли поймать Занзага и отомстить ему за то, что орк сумел улизнуть в первый раз.

Утробный вой заходящих на посадку «Громовых ястребов» донесся сквозь трещины в прима-факторуме и заглушил дальнейший анализ. Транспорты прибыли точно по расписанию.

— Собирайте отделения, — мрачно произнес Сикарий, поднимая со стола шлем, — мы отправляемся в пустоши. Полномасштабная атака. Мы научим эти чужацкие отбросы, что значит вызвать ярость Ультрадесантников.

— Мой повелитель… — астартес уже собрались было удалиться, когда заговорил капрал Вормаст. — Мои войска понесли крупные потери, стены укреплений разрушены, — пожаловался он. — Если орки вернутся, мы будем беззащитны.

— Ни один слуга Императора не остается беззащитным, капрал, — напомнил ему Сикарий, оглянувшись на человека, прежде чем надеть шлем. — Вера хранит.

— Конечно, владыка, — продолжал стоять на своем капрал, нервно облизав губы, — но…

— Но тебе станет легче, если за твоей спиной будут стоять могучие астартес, — оборвал его Сикарий, из-за вокса шлема его голос стал жестким и резонирующим. — Мы уже отправили подкрепления, чтобы усилить Госпору, капрал. Ультрадесантники обеспечат вам защиту.

— Брат-сержант Телион, — добавил капитан, взглянув на мастера-скаута, прежде чем направиться следом за другими космическими десантниками.

Когда противовзрывные двери распахнулись, Сципион заметил, что их уже ждет сержант Солин с новостями о прибытии «Громовых ястребов».

— Братья-сержанты Манориан и Феннион, — после слов Телиона оба астартес замерли. — «Щитоносцы» и «Бессмертные» вместе с отделением Тириана встанут гарнизоном на случай возвращения орков, — сказал он и без дальнейших объяснений последовал за Сикарием.

Сципион увидел, как Праксор все же пошел за ними к выходу из штаба Соболиных Стрелков. Плечи сержанта «Щитоносцев» поникли, его стремлению обрести честь и славу рядом с капитаном было не суждено сбыться. Хуже Сикарий не смог бы поступить, даже если бы вонзил ему в сердце нож. С другой стороны, Иул нисколько не удивился. Он просто будет делать свое дело, как обычно.

Через пару секунд в комнате остались только капрал Вормаст и его люди. Он склонился над картой, представляя прореженные порядки, разбитые укрепления и горы мертвых бойцов, которые пожертвовали собой, чтобы остановить волну орков. «Сколько еще жизней потребуется, чтобы устранить угрозу зеленокожих?» — подумал он.

— Ты ведь не думал, что он оставит тебя, Праксор? — спросил Иул. Он смотрел в магнокуляры, разглядывая песчаную бурю, поднятую боевой группировкой Ультрадесантников, которые покидали Госпору. Благодаря улучшенному зрению астартес и увеличению устройства, Иул обозревал многие километры с кристальной ясностью. «Громовые ястребы» летели в эскадренном построении, вздымая пыль над песчаными равнинами. Квартет смертоносных кораблей перевозил в себе большую часть роты, в то время как «Лэнд спидер» типа «Шторм» вез на разведку Телиона со скаутами.

Крыло «Громовых ястребов» возглавлял «Гладий». Казалось, кораблю, как и капитану, не терпелось встретиться с орками. В одном из них находился и Сципион.

— Сражайся достойно, — пробормотал Иул, — и не дай им себя убить.

— Капитан Сикарий доверил нам имперскую твердыню, — ответил Праксор на замечание Иула. — Нам следует гордиться таким назначением.

Праксор, казалось, нисколько этим не гордился. Его голос сел от разочарования.

Иул опустил магнокуляры и передал их обратно сержанту из Соболиных Стрелков, который стоял рядом. Двое космических десантников находились в самой высокой точке госпорской куртины, прямо над инженерами, которые под руководством технодесантников заделывали брешь. У Иула был значительный опыт в оборонительных действиях при осадах, он обучался под началом самого капитана Лисандера. Именно по этой причине его оставили организовать оборону, хотя формально главным считался Праксор. Посчитав брешь их наиболее уязвимым местом, Иул решил сосредоточить астартес здесь.

Еще выше, в укрепленной сторожевой башне, расположился сержант Тириан со своим отделением опустошителей. Высокая точка обеспечивала прекрасный обзор и превращала пустошь в огневой мешок для их тяжелого вооружения.

— Из тебя плохой лжец, брат, — Иул пристально взглянул на Праксора.

— Какая слава в том, чтобы нянчиться с людьми? — наконец ответил сержант, но так, чтобы его услышал только Иул.

— Сикария волнует лишь собственная слава, — ответил строгий сержант. — Его стремительный и необдуманный полет в пустошь только подтверждает это, — внезапно Иула заинтересовало что-то вдали. Прищурившись, он окинул взглядом песчаные равнины.

— Лично за твою славу я бы особо не волновался, брат Праксор, — сказал он после краткой паузы. На лице Иула возникла ухмылка, когда он обернулся к другому Ультрадесантнику. Как и все космические десантники, он был воином, выкованным и торжествующим в бою. — Орки идут, — Иул указал на север, на подернутый дымкой серый горизонт.

Праксор проследил за бронированным пальцем сержанта и также заметил дымовые облака от крупной орды орков, которая приближалась к улью.

— Воевода разделил силы, — пробормотал он.

— Оттянув большинство наших боевых братьев, он отправил резервы на новый штурм Госпоры, — закончил Иул и направился к кованой лестнице на нижний ярус.

— Отвага и честь, брат, — сказал он и, пройдя мимо, стукнул Праксора по наплечнику.

— Отвага и честь, — ответил Праксор, с воинственным видом последовав за сержантом.

Они спустились к бреши, где их ждали восемнадцать боевых братьев, разбитых на четыре боевых отделения. Вскоре их разместят на куртине для отражения орочьей атаки.

Вместе с ними был и технодесантник Ласкар, также назначенный Сикарием охранять город-улей. Обильно аугментированный послушник Адептус Механикус подошел к Иулу, едва тот спустился по ступеням.

— Благослови тебя Омниссия, брат Феннион, — нараспев произнес Ласкар, заученной фразой освятив сержанта благословением марсианского техноаспекта Императора.

Иул всегда считал, что технодесантник вел себя чересчур независимо, после вступления в ряды Механикус он будто лишился остатков своих эмоций, став практически машиной. Сержант Феннион ничего не знал о загадочных ритуалах марсианских адептов, но их влияние на боевого брата было очевидным.

Ласкар был облачен в доспехи Марк-6, как и другие Ультрадесантники, но на нижней части наплечника у него располагался символ Адептус Механикус. Знак указывал на его приверженность марсианскому кредо. На спине Ласкара крепились огромные сервоподвески, присоединенные кабелями к тяжелому генератору силовых доспехов. Они состояли из нескольких пневматических серворук, грузоподъемника, огнемета и пары таинственных инструментов на концах извивающихся мехадендритов, включая лазерный резак, плазменную горелку и вибропилу. Ласкара сопровождала пара согбенных сервиторов. Частично лоботомированные автоматы были закованы в доспехи и издавали медленные пощелкивающие вздохи сквозь металлические респираторы. Однозадачные боевые модели, у каждого сервитора на месте ампутированных рук находились орудийные установки. У одного из них был тяжелый болтер, который непрерывно то поднимался, то опускался, у другого тихо гудел тяжелый плазмаган, присоединенный к увесистому генератору.

Адепты Красной Планеты, поклонники Машинного Бога, заменяющие плоть металлом в погоне за единением с Омниссией, обучали Ласкара, как и других технодесантников-астартес, путям машинного духа и искусству починки техники и оружия. Познания Ласкара в этом плане были безупречны, и Иул знал, что опыт технодесантника будет означать разницу между победой и смертью, когда зеленокожие доберутся до стен.

— Все готово, — заявил Ласкар, его мехадендриты дернулись, отражая жажду их обладателя поскорее начать убивать зеленокожих.

— Твой тактический анализ готовности госпорцев? — спросил Иул, стараясь не смотреть на сервиторов. Гибрид отмершей плоти и металла были ему неприятны, несмотря на собственное генетически спроектированное совершенство.

— Гарнизон эффективен на сорок три процента.

— Немного, — отметил Праксор, недвусмысленно выразив свое мнение о простых людях.

— Этого должно хватить, — прорычал Иул, загнав снаряд в казенник болт-пистолета. — Что с тяжелой техникой?

— Пушки «Громовой огонь» уже освящены, над ними проведены ритуалы Меткости и Эффективности, — заверил Ласкар.

Иул заметил первые орудия огневой поддержки космических десантников, с грохотом широких бронированных гусениц въезжающие в пустующие укрепления. В отличие от большей части артиллерии астартес, «Громовой огонь» предназначался для статической обороны. Огромные счетверенные стволы были способны стрелять опустошительными очередями противопехотных, противовоздушных или подземных снарядов. Толпе зеленокожих они нанесут нешуточный урон.

При виде массивных орудий Иул мрачно ухмыльнулся.

— Пусть земля содрогнется, — произнес он.

Сципион равнодушно глядел в оккулипорт «Ксифоса». Темные песчаные берега проносились размытым пятном, пока корабль набирал скорость и высоту. Позади «Громового ястреба» пылали руины спешно возведенной орками крепости. Даже на расстоянии в триста метров Сципион все еще видел поднимающийся дым. Крепость представляла собой обычный лачужный городок, сочетание остовов машин, кованых железных листов и баррикад — своеобразное скопище. Сикарий уничтожил уже три таких лагеря возле Черногрязки, зачистив их пламенем и очередями тяжелых болтеров «Громового ястреба». Наградой каждый раз ему служила развороченная земля, кровь и погребальные костры из зеленокожих. Занзага среди мертвецов не было.

«Громовой ястреб» был далеко не обычным кораблем. Три мощных двигателя, которые питались от бортового термоядерного реактора, обеспечивали скорость и маневренность, могли посостязаться даже со стандартными имперскими истребителями, при этом корабль ничего не терял в огневой мощи. Ее хватало с лихвой. Четыре автоматические турели со сдвоенными болтерами располагались в фюзеляже и на крыльях, соединенные со стрелковым пультом на летной палубе. Из носа, словно копье, торчала спаренная лазерная пушка для уничтожения тяжелой техники врага. И, наконец, установленный на крыше турболазер додавал кораблю серьезный разрушительный потенциал, подкрепленный шестью ракетами «Адский удар».

Несмотря на огромное количество боеприпасов и необходимость максимально увеличить пространство для астартес, здесь все же нашлось место и для маленького реклюзиума, двухместного святилища рядом с транспортировочным отсеком, где воины могли молиться и давать обеты.

В холодной святости реклюзиама «Ксифоса» Сципон и опустился на колени, склонив голову и закрыв глаза. Насмотревшись в оккулипорт, сержант оставил боевых братьев вместе с воинами отделения Октавиана и могучим Агнатионом, громыхающим в перевозочном каркасе, в санктуарине ордена. Это был основной транспортный отсек корабля, в котором астартес ожидали в своих нишах приказа о высадке.

— Чистый и смиренный разум истинно служит Императору, — голос, похожий на шорох пепла, раздался из тени реклюзиума.

Сципион почтительно положил болтер, но тут же поднял взгляд, удивившись, что не заметил в крошечной комнатушке еще одного человека.

— Твоя набожность достойна всяческих похвал, брат Воролан, — прохрипел капеллан Орад, немного подавшись вперед, словно заявляя о своем присутствии.

Взглянув на него, Сципион постарался не выдать своих чувств. Капеллан стоял с непокрытой головой. Держа череполикий шлем в руках, он присел возле сержанта «Громовержцев», так что тот смог разглядеть ужасные шрамы на его лице. Розоватая ткань злобно блестела в слабом свете вотивных свечей. Кожа капеллана была изуродована, под сожженной половиной губы виднелись кость и зубы. От левого уха осталась лишь дыра в голове, лишенная формы и очертаний выстрелом биокислоты. А глаз… глаз никогда не закрывался, его разъеденная роговица была налита кровью и всегда казалась недоброжелательной. Сципиону вдруг стало интересно, видит ли капеллан этим глазом.

— Я следил за тобой с тех пор, как ты вошел, брат, — сказал он Сципиону, распухший глаз, казалось, уменьшился, отреагировав на изменение настроения Орада. — Тебя что-то тревожит?

Сципион хотел было солгать, но тут же отбросил подобную мысль. Это было бы нечестно. Более того, капеллан Орад выявил бы ложь быстрее, чем она успела бы слететь с губ Сципиона. Казалось, багровый взгляд проникал в самые глубины его души. Вместо этого Сципион решил промолчать.

— Не хочешь ли зачитать со мной литургию, возможно, какой-нибудь Гимн Геры или Катехизм Кассия?

— Ты делаешь мне честь, брат-капеллан, но в этом нет нужды.

— Значит, ты ищешь свой ответ в уединении?

— Да, мой брат.

Орад какой-то миг, будто лазером, сверлил Сципиона злобным красным глазом, прежде чем удовлетворился ответом и оставил сержанта в покое. К большому облегчению Сципиона, капеллан надел череп-шлем и поднялся, прошептав молитву имперскому орлу на противоположной стене.

— Я здесь ради тебя, сын мой, — прошипел Орад, оборачиваясь к выходу. В шлеме его голос вновь обрел привычное металлическое эхо.

Он коснулся наплечника Сципиона. Сержант словно ощутил на плече всю тяжесть правосудия.

— Тебе стоит лишь сказать, и я услышу тебя.

Когда Орад удалился — его шаги казались более тяжелыми и гулкими, чем у остальных астартес — Сципион выдохнул. Он даже не заметил, как затаил дыхание.

Признанию придется обождать. По правде говоря, ему не в чем было сознаваться, за исключением крошечного сомнения в действиях капитана. После разрушения третьего форта Сципион, пробыв рядом с Сикарием всего пару секунд, заметил, как тот изменился. С каждым часом воевода все дальше уходил от него, капитан становился более одержимым, более сосредоточенным, более… опрометчивым.

Сципион упрекнул себя. Сикарий был героем, храбрейшим, возможно, лучшим Ультрадесантником во всем ордене. Почему же мнение Иула не давало ему покоя? Неужели капитан действительно стремится к личной славе? Хотел ли он занять место правой руки магистра ордена в обход Агеманна? Арк Гелиос был из 1-й роты, но, казалось, не испытывал к Сикарию враждебности.

Размышления Сципиона прервал шорох у входа в капеллу. Он медленно обернулся, на миг обеспокоившись, что Орад все же решил вернуться и прочитать ему мораль. К счастью, это был лишь сержант Октавиан.

— Прости, что прерываю твои молитвы, брат, но капитан Сикарий собирает военный совет. Мы садимся через двадцать минут.

Сципион кивнул, и сержант Октавиан принял это за приказ вернуться обратно в санктуарин ордена.

Надев шлем, Сципион направился за ним следом, сокрушив остатки сомнений под пятой верности ордену.

Четверка «Громовых ястребов» приземлилась к северо-западу от Черной Балки. Под ними сквозь густую поросль окаменевших деревьев тянулось испещренное темными прожилками ущелье. Боевые корабли сели квадратом — аблятивной броней наружу, создав огороженный керамитовыми бортами лагерь, где Ультрадесантники смогли бы рассчитать следующий ход. На планете, битком набитой орками, это было довольно разумное решение.

— Форты зеленокожих разрушены, — сказал Сикарий офицерам, стоящим вокруг портативной гололитической карты. Из закрепленного на земле сферического проектора исходило мутное изображение окружающей местности в трехмерной форме. Здесь присутствовали все сержанты Сикария, которые входили в боевую группу. Арк Гелиос из 1-й роты стоял чуть позади, будто часовой-великан, возвышаясь над боевыми братьями в силовых доспехах. Находясь в компании других офицеров, Сципион вдруг понял, что скучает за Иулом с Праксором. Во всем ордене их единственных он мог бы назвать своими друзьями. Узы, которые связывали их, были чрезвычайно крепкими.

— Но мы понятия не имеем, где находится зверь — этот Занзаг, — Сикарий нахмурился при упоминании имени, его благородные черты лица исказились от раздражения. — Занозу следует вырвать, — решил он. — Я достану его и избавлю планету от отравляющего ее яда. Ничто этому не помешает. Черный Предел останется нашим.

— Северный материк огромен, и он наводнен орками. Двух месяцев более чем достаточно, чтобы возвести аванпосты на расстоянии в сотни километров, — произнес Солин, воспользовавшись шансом высказать свои мысли. — За прошедшую неделю мы разрушили только три из них. Мы двигаемся слишком медленно. Чем дольше тянем, тем сильнее зеленокожие здесь закрепятся. Мы — праведные воины Калгара и Императора, но нас лишь сотня среди многотысячного моря. Что нам предпринять? — спросил Солин у собравшихся.

— Исследовать местность квадрант за квадрантом, — предложил сержант Гелиос, поверх боевых братьев указав на участок карты, отражающий Черную Балку и уже уничтоженные форты. — Мы по песчинке просеем пустоши. Да, на это уйдет время, но есть ли у нас варианты? Пещеры, ущелья, руины — зеленокожие должны где-то устроить логово. Нам нужно только найти его.

Солин неохотно кивнул. Тщательная проверка казалась единственным выходом.

— Я распоряжусь набросать на карте поисковую сетку.

— Нет, — отозвался Сикарий. Капитан отвлеченно шагнул к гололиту и принялся водить пальцем по одному из крупных притоков.

— Что это за река?

— Черногрязка, мой повелитель, — ответил Сципион, пытаясь понять ход мыслей капитана. — У нее самое широкое и глубокое русло из всех планетарных рек.

— Молниеносные нападение, орки действуют скоординировано и способны быстро исчезать… — Сикарий прямо посмотрел на Сципиона. Сержант постарался не вздрогнуть под взглядом великого героя. — Мы направились за зеленокожими всего через полчаса после их отступления от Госпоры, но воеводы уже и след простыл. Как такое возможно, брат-сержант?

— Они используют реку, — догадался Сципион. — У них есть что-то, с чем нам не приходилось сталкиваться, что-то, чему удалось незаметно пробраться мимо наблюдательных постов госпорцев.

— Значит, поисковые параметры суживаются, — заключил Арк Гелиос глубоким голосом. — Начнем искать по квадрантам…

— Нет… — спокойно оборвал его Сикарий, вновь направив взор на гололит. Сципиону показалось, будто лицо сержанта-терминатора на миг оцепенело. — Мы что-то упускаем из виду, — подытожил Сикарий. Последние слова он пробормотал, словно беседуя с самим собой. Будто решив, что из карты он не узнает ничего нового, капитан поднял глаза. Секунду спустя на его лице опять появилась улыбка, а настроение улучшилось.

— Наш ответ уже близко.

— Мой повелитель… — начал было Солин.

— Нужно просто подождать, — произнес Сикарий, посмотрев над головами сержантов на далекий горизонт.

Сципион с остальными сержантами проследили за его взглядом. К ним направлялся «Лэнд спидер» с Телионом и четырьмя скаутами из 10-й роты на борту.

Машина приземлилась рядом с собравшимися воинами, раздельные посадочные двигатели разметывали клубы пыли на гололит, из-за чего устройство замерцало и шумно зажужжало.

Ветеран-сержант Дацей присел и отключил его, чтобы успокоить раздраженного машинного духа.

Телион выпрыгнул из открытого люка «Лэнд спидера» еще до того, как тот коснулся земли выдвижными шасси. Щурясь, он подошел к Сикарию сквозь песчаную бурю и ударил кулаком по нагруднику, прежде чем приступить к докладу.

— Четвертый форт расположен на востоке, через балку и вдоль Черногрязки, — чуть холодно и сдержанно сказал он. Он изолированный и хорошо замаскирован. — Мы нашли его случайно, по бликам стальных частей конструкции. Первичная разведка указывает на то, что там находится крупный орк с таким же телосложением и манерой поведения, что и воевода. Возможно, это и есть твой враг, брат-капитан.

Сикарий медленно кивнул, взяв старого ветерана за плечо.

Сципион заметил, как раздражение и навязчивая мания, терзавшая капитана последнюю пару часов, исчезли в мгновение ока. Охотник вновь почуял добычу.

— Хаксис, — произнес Сципион по комм-каналу, обращаясь к пилоту, хотя сам не сводил глаз с Телиона. — Запускай двигатели, мы вылетаем немедленно. Братья, — добавил он, оглянувшись на сержантов, — мы идем охотиться на орка.

Зеленокожие побежали, оставляя за собой погибших сородичей.

В небесах грохотал гром, но то была не буря. Говорили орудия космических десантников, их ослепительные залпы врывались в ряды зеленокожих, отчаянно пытавшихся скрыться среди редких окаменевших лесов, которые окружали Госпору.

Каждое орудие «Громовой огонь», умело расположенное согласно инструкциям капитана Сикария, то и дело отъезжало назад на гусеницах с бесконечным, грохочущим ритмом, поливая из счетверенных стволов землю снарядами наземно-разрывного действия. Ритуалы технодесантника Ласкара, очевидно, дали результат.

За пять последних дней это был уже пятый приступ. Только в первый день орки смогли непосредственно атаковать саму куртину. Отделение опустошителей сержанта Тириана вместе с карающими очередями «Громовых огней» подавили угрозу в зародыше. С тех пор зеленокожие и близко не могли к ним подобраться под безостановочным обстрелом с дальних дистанций.

— Думаешь, они вернутся? — из комм-устройства в горжете Иула раздался голос Праксора. От сержанта не укрылась толика надежды в его словах.

Иул взглянул на дымящееся поле боя — взрывы поднимали куски земли и разрывали орочьи тела, постепенно направляясь вдаль. Он поднял руку, приказывая прекратить стрельбу.

— Нет, считаю, последний удар их сломил, — ответил он, когда буря стихла. — Можем перейти на воздушные взрывы, чтобы выгнать их из лесов, но это будет пустой тратой снарядов, а на таком расстоянии… излишне карающим.

Комм-канал еще оставался открытым. Иул слышал приглушенные звуки с другой стороны укреплений, где находился Праксор со своими боевыми отделениями.

Сержант явно над чем-то размышлял.

— Говори, — сказал Иул.

Какое-то мгновение на канале царило молчание.

— В этом нет славы, — ровным голосом произнес Праксор.

— Но они этому рады, — ответил Иул, имея в виду Соболиных Стрелков. — Им посчастливилось растянуть свои краткие и торопливые жизни еще на пару дней.

— Почему он оставил нас, Иул?

— Для того чтобы сохранить наши завоевания, требовались астартес, или ты бы просто бросил Госпору? — Праксор понизил голос. Несмотря на то, что они говорили по закрытому каналу, сержант все равно не хотел, чтобы их услышали другие.

— Город мог бы устоять. Если же нет, то он стал бы необходимой жертвой, чтобы найти и уничтожить воеводу, а также спасти весь Черный Предел.

— И получить еще один венец для нашего знамени? А как насчет боевых братьев, которые погибли в первом штурме, как насчет их жертвы? По-твоему, это ничего не значит, Праксор?

— Нет! — громче отрезал Праксор. — Нет, — повторил он, опять понизив голос, — конечно, нет…

— Ты спрашиваешь, почему он оставил именно тебя, не так ли, брат?

Молчание Праксора говорило красноречивее всяких слов.

— Возможно, Верховный сюзерен ценит твой опыт в удержании захваченных территорий. Или, возможно, чувствовал, что тебе следует научиться ценить обычных людей, которых мы защищаем. Для меня они не более чем орудия, не лучше стали для стен или снарядов для тяжелых пушек. Но так же, как я ценю эту стену и снаряды, для меня ценны и они. Но не для тебя, мой брат.

Праксор продолжал хранить молчание.

— Я прикажу проверить стены, возможно, каким-то оркам удалось уцелеть под огнем, — кратко ответил он и выключил комм-канал.

Праксор наверняка был раздражен. Его отделение считалось опытным. Они сражались во многих кампаниях ордена, покрыв себя неувядающей славой, но им не хватало сострадания. Иул также был лишен его, но это скорее касалось прагматичной натуры сержанта, того, как он считал плоть и кровь расходным материалом.

В отличие от Праксора, он был вполне доволен. Оборона продвигалась лучше, чем он рассчитывал. Минимальные потери среди Соболиных Стрелков, и ни одного погибшего среди астартес, за исключением нескольких раненых. Сикарий спланировал все самым лучшим и мудрым способом. По правде говоря, осадный опыт Иула здесь не требовался. Ему просто следовало придерживаться выработанной стратегии.

Несмотря ни на что, Иулу пришлось признать, что его мнение относительно капитана изменилось. То, что он отдал бы за него жизнь, подчинился бы любому его приказу и выполнил его до конца — это никогда не оспаривалось. Но вот сомнения, которые терзали его относительно методов Верховного сюзерена, его стремления к признанию и высокому месту в ордене, желания превзойти почтенного Агеманна — вот они исчезли.

Среди нас есть два столь благородных героя…

Иул припомнил слова Сципиона.

— Как всегда, ты со своей почтенной мудростью, брат? — пробормотал Иул.

Внезапно его внимание привлекло движение на укреплениях. К нему мчался помощник капрала Вормаста. Его лицо было пепельно-серым.

— Сир, — произнес он, рухнув на колени и почтительно сняв шлем.

— Не падай передо мной на колени, боец. Мы оба воины на службе Императора, — строго сказал ему Иул. — И никогда не снимай шлем на поле боя. Ты носишь его для защиты, а не чтобы снимать перед каждым встречным.

— Да, мой повелитель, — быстро ответил помощник и поднялся.

— Теперь докладывай, Соболиный Стрелок.

— Мы получили сигнал бедствия, — выпалил помощник, который, несмотря на выговор, смотрел на Иула с благоговением и почтением. — Орки выдвинулись. Через пару часов они нападут на улей Сульфора.

Форт пылал. Искореженный металл и изувеченные тела смешались с землей. Отовсюду доносилась стрельба. Боевые кличи — чужаков и астартес — раздавались воинственным хором.

Сципион мчался к центру разрушения, остальные «Громовержцы», уже без Гекора, бежали следом. В хибару возле них — обычный ангар, оббитый бронированными листами и покрытый глифами — угодило несколько зажигательных снарядов, и она разлетелась на куски, засыпав космических десантников раскаленной шрапнелью.

Через линзы нового шлема Сципион увидел, как тройка зеленокожих возится с ракетами и крупнокалиберными пушками в гнезде грубо сколоченной сторожевой башни.

Щелкнув по горжету, Сципион заговорил по комм-каналу.

— В башне, — рявкнул он, и отпрыгнул в сторону, когда над головой пролетело несколько снарядов. Неуправляемая ракета испепелила стоявший рядом уже горящий грузовик, разметав обломки. — Северо-восточное направление.

— Нейтрализую… — раздался краткий ответ опустошителей Атавиана.

Мгновение спустя раздался зловещий грохот оружия огневой поддержки «Убийц Титана», и сторожевая башня вспыхнула, будто свеча, шаром прометия. Снаряды тяжелого болтера принялись решетить пылающих орков, полетевших на землю вместе с обрушившейся башней.

Когда зрение Сципиона адаптировалось к слепящему свету, он увидел, что от башни осталась лишь опаленный обрубок дымящегося металла. Остальное попросту испарилось.

— Цель уничтожена, — резко произнес сержант Атавиан.

Комм-канал вдруг отключился.

— Минус три, осталось всего пятьсот, — зло буркнул Сципион, отдав приказ выдвигаться навстречу врагу.

Плотное скопление зданий, из которых состояла четвертая твердыня, было окружено мощной стеной из бронированных плит и листовой обшивки. Поддерживающие ее с внутренней стороны железные подпорки были врыты в выжженную землю, перекрещены и спаяны в противотанковые ежи. За периметром небольшими группками стояли пустые остовы огромных машин, некоторые были скреплены вместе в грубом подобии жилья. Орки также возвели боксы и ангары из гофрированного железа и кусков госпорских куртины и укреплений. Из сторожевых башен открывался вид на твердыню, чьи улицы, переулки и площади примитивно подражали цивилизации. Крышу каждого здания венчали мотки колючей проволоки, повсюду были видны орудийные точки. Мешки с песком, ящики из-под боеприпасов и горы снарядов заполняли бреши и придавали всему форту военизированный вид.

Ультрадесантники атаковали ночью. Решив пойти в обход ворот, Телион со своими диверсантами незаметно миновали сеть прожекторов и через минуту добрались до восточной стены. Там у них ушло шесть секунд на то, чтобы проделать достаточно широкую дыру для целого «Громового ястреба». Еще четырнадцать секунд, и часовые на парапете и двух сторожевых башнях были нейтрализованы меткими монохромными вспышками. Спустя двадцать секунд отделения штурмовиков ворвались в брешь и в воцарившейся суматохе начали резню. Через следующие восемнадцать секунд орки принялись подтягивать войска. Именно тогда из мрака за холмами вырвались «Громовые ястребы» с остальными астартес. Менее чем две минуты спустя Ультрадесантники уже были в форте, сражаясь среди улочек, быстро заполняющихся кровью.

Сципион услышал позади гул двигателей, и над головой с ревом пронесся «Пилум». Через секунду последовал грохот орудий, корабль выпустил ракеты «Адский удар» в скопление бронетехники зеленокожих, которая приближалась с востока. От громогласных взрывов во мраке, оставивших гигантские воронки, задрожала земля. Ракеты полыхнули мощным огнем, который разлетелся во все стороны ослепительным величием, разметав орков во все стороны, будто уродливых кукол, а их техника обратилась в бесполезные обломки.

— Поднажмите! — крикнул Дацей, указав громоздким силовым кулаком на площадь за хижинами, где ждал Сципион со своим отделением. — Вытесните их. Загоните под ракеты «Громовых ястребов».

Перебираясь через обломки, оставшиеся после обстрела «Пилума», он повел «Львов Макрагга» прямиком на орду карабкающихся орков. Остальные корабли кружили в небе, словно вороны, пилоты следили за полем боя через сенсоры дальнего радиуса, ожидая, пока орки соберутся вместе, чтобы приказать стрелкам открыть ракетный огонь.

Сципион направился за Дацеем с его Львами и тактическими отделениями Солина, Вандара и Октавиана. Их болтеры рявкнули, как один, заполонив огненной бурей ничейную землю между Ультрадесантниками и приближающимися орками.

Сципион почувствовал, как возле шлема просвистели пули, над головой раздался грохот падающих снарядов. Что-то угодило ему в наплечник, но сержант лишь встряхнулся и продолжил идти. Боевой брат, которого не сумел разглядеть, упал рядом с ним — еще одна жертва самодельного орочьего оружия. Звери были хорошо вооружены — должно быть, Ультрадесантники натолкнулись на банду Занзага. От орды отделилась группа воинов с ожоговыми шрамами и в сварочных масках. Их мускулистые руки были обмотаны тряпками либо же обтянуты перчатками, и каждый из них нес ручной огнемет.

Над головой что-то пролетело. С ревущими прыжковыми ранцами отделения Страбона и Иксиона приземлились посреди авангарда и принялись беспощадно вырезать его. Сципион заметил с ними и размахивающего Клинком Бурь Сикария, у которого на доспехах был закреплен прыжковый ранец. Орки отшатнулись, когда на них налетел Дацей с остальными отделениями. Одна молниеносная атака, и орки уже отступают. Сципион услышал голос капитана по комм-каналу.

— Сержант Гелиос, ты на позиции?

На один удар сердца он замолчал, слушая ответ терминатора.

— Хорошо, — произнес капитан. — Направляйся в западный квадрант. Площадь наша, мы направляемся туда.

Убрав обломки бронетехники с помощью гранат, боевая группировка двинулась дальше, уничтожая по пути бегущих орков.

Дацей направил огневую команду в составе отделений Вандара и Октавиана охранять северный подступ к площади, по которому удирали зеленокожие. Он не хотел, чтобы космических десантников обошли с фланга, если противник соберется с силами и решит ударить в ответ.

В западной части твердыни находилась крупная масса зеленокожих, воинов из клана самого Занзага. Большинство Ультрадесантников теперь направилась прямиком к ним в пасть.

Лучшие воины зеленокожих собралась среди настоящей свалки грузовиков, вагонов и багги в западной части твердыни. Башенное оружие на машинах все еще могло стрелять, и использовалось в качестве импровизированных огневых точек. Выстроившись перед крепостью, на космических десантников катилась волна орков и бронетехники. А там, в самом ее сердце, оглядывая свою банду из грубого насеста на одном из массивных вагонов, находился Занзаг, бранившийся, будто спятивший жрец.

Болтерный огонь колотил из чернильно-черных глубин за зеленокожими — Гелиос и его терминаторы вместе с дредноутами вынуждали Занзага искать убежище в самом центре орды. Орк полагал, что среди сородичей будет в безопасности. Он понятия не имел, в какой опасности находится. Воевода оказался именно там, где того и хотел Сикарий.

— Вот и он, Арк, — прорычал он. — Теперь гони его ко мне.

— Тогда нам пора в самую пасть ада, — вновь воссоединившись с капитаном, мрачно заметил Дацей, разглядывая бесконечное зеленое море.

Он вместе с остальными Львами укрылся от артобстрела орков за баррикадами. Вокруг них собрались другие Ультрадесантники, решительно обмениваясь с орками выстрелами.

— Нет нужды, брат, — отозвался Сикарий. — Нам нужно просто отсечь голову, — напомнил он в яростном звоне болтерного шторма — Ультрадесантники перешли в атаку.

— Да, мой капитан, — согласился Дацей, — но до головы еще нужно добраться.

— Мы обойдем орков, ударим там, где их меньше всего, — сказал ему Сикарий. — Держи роту здесь. Брат-капеллан, — добавил он, когда возле командного отделения появился Орад в череполиком шлеме. Казалось, крозий капеллана потрескивал в унисон с его настроением. — За тобой оперативное командование. Сдерживай волну. Привлеки внимание зверя.

— А где будешь ты, брат-капитан? — спросил Дацей, явно не удивленный планом Сикария.

Глубоко на левом фланге орды прогремел мощный взрыв. Пожар, будто голодная волна, разлился во все стороны, испепеляя орков в бушующем пламенном шторме. Ночь разорвал спорадический болтерный огонь из скрытых позиций, приглушенный и отдаленный.

Сципион находился на переднем крае баррикад рядом с Сикарием и Львами. Они издали обстреливали зеленокожих. Здесь его болт-пистолет был бесполезным, поэтому он просто следил за воеводой, который призывал свои войска закрыть пылающую дыру, созданную взрывом, который устроил Телион.

— Я воспользуюсь брешью, сержант, — услышал он ответ Сикария. — Сержанты Страбон и Воролан, — продолжил капитан, — вы со своими отделениями выдвигаетесь со мной.

Место Сципиона занял сержант Октавиан с «Мечами Правосудия», когда он сам вместе с «Громовержцами» и штурмовым отделением Страбона направился за капитаном Сикарием на правый фланг.

— Штурмовики пойдут в авангарде, — кратко распорядился Сикарий, пока они обходили разбросанные обломки и выжженные здания, чтобы выйти на позицию для маневра. — Сержант Воролан, ты в резерве.

Сципион уже собрался было подтвердить приказ, когда понял, что они уже выдвигаются. Его сердце бешено заколотилось.

Сражаться под началом самого Магистра Караула?

— «Громовержцы», строиться за мной, — сказал он по комм-каналу, не сбавляя шага.

Двигаясь по обходному маршруту вдоль линии фронта, убивая по пути отбившихся зеленокожих, Сципион добрался до огромного ангара. Переступив порог через пару секунд после Сикария и отделения Страбона, сержант увидел внутри несколько поврежденных орочьих бомбардировщиков. Они были объяты пламенем — явно дело рук Телиона и его диверсантов.

Были тут и другие доказательства виртуозной работы скаута-сержанта. На полу валялись мертвые зеленокожие часовые, пилоты, механики и рабы-гретчины. Большинству просто перерезали глотки, хотя у некоторых виднелись глубокие ножевые ранения в глазах и ушах или одиночные пулевые отверстия в головах. Опыт боев научил астартес, что крошечный орочий мозг находится под толстой и прочной черепной коробкой. Это делало подобные снайперские выстрелы даже еще более впечатляющими.

Сикарий был великим военачальником. Он вдохновлял и сражался с отвагой самого Жиллимана, даже если иногда его методы казались странными и непонятными. Телион же был кем-то совершенно иным. Сципион попросту не успевал уследить за действиями скаута. Казалось, он находился одновременно повсюду, причиняя разрушение, сея панику, подобно цепочке взрывов зажигательных снарядов. Понятие «опасный» и близко его не характеризовало, даже «смертоносный» ему не вполне подходило.

У Сципиона больше не было времени размышлять над этим — впереди их ждал тупик.

Стена ангара была из усиленной стали. Судя по виду и грубым граффити, это было одно из первых строений, возведенных орками после высадки на Черном Пределе. Толстые железные столбы поддерживали стены изнутри, сквозь феррокрит проступали металлические балки. Сципион сомневался, что их смог бы пробить даже брат Агнатион.

— Передай наши координаты «Гладию», — приказал Сикарий сержанту Страбону.

Капитан снял шлем и закрепил его на доспехах, пока Страбон передавал свою позицию на «Громовой ястреб».

— Мой повелитель, зачем вы сняли шлем? — спросил Сципион, на миг встревожившись, что стремление любой ценой убить воеводу орков затмило рассудок Сикария.

Капитан улыбнулся. В его глазах пылал внутренний огонь.

— Я хочу видеть лицо зверя, когда буду его убивать, — пояснил он. — Никогда не стоит недооценивать эффект, который это оказывает на врага. Он воочию узрит мой гнев, поймет, что я его не боюсь, и спасует передо мной.

Сикарий щелкнул по горжету, открыв доступ к комм-каналу, едва Страбон договорил.

— Брат Хаксис, мы готовы, — сказал он, — сделай мне вход.

Выключив комм-канал, капитан приказал отойти всем на двадцать метров.

Сципион присел за наполовину обвалившейся стеной, его отделение собралось вокруг него.

— Если он хочет сделать то, о чем я думаю, — заметил брат Гаррик по закрытому каналу, — то предел погрешности ракетного удара составляет плюс-минус двадцать пять метров.

— Тогда лучше надеяться на то, что брат Хаксис — отличный пилот, а его стрелок — меткий, — ответил Сципион, когда от гула тяжелых двигателей со сводчатого потолка ангара посыпалась пыль.

Секундой позже донесся рев ракет «Адский удар». Еще через мгновение стена ангара разлетелась на куски.

Обломки еще падали, когда Сикарий вскочил на ноги и бросился к зияющей дыре, которая осталась после точного удара «Гладия».

Погнутые балки торчали, будто металлические кости, от силы взрыва опоры треснули и покорежились. Повсюду валялись куски феррокрита. Густая пыль летела, словно серый дождь. Сципион со своим отделением ринулся внутрь вместе со Страбоном.

Огромная брешь в стене вела прямиком в сердце орды. И когда Сципион вырвался наружу, на ходу убивая ошеломленных орков, он услышал злобные крики Занзага и увидел его в башне вагона.

Сикарий также заметил воеводу.

Капитан был в нескольких метрах впереди атакующих Ультрадесантников, сея смерть на своем пути. Добравшись до баррикады из перевернутых грузовиков и вагонов, Сикарий активировал прыжковый ранец, чтобы забраться на нее.

За несколько секунд преодолев преграду, не обращая внимания на барабанящие по доспехам пули, он прыгнул с верхушки башни. Несмотря на высоту, его от Занзага отделяло значительное расстояние.

Почти невозможный прыжок.

Сципион прошептал имя Робаута Жилилмана, когда его капитан перелетел бурлящее море зеленокожих. Во тьме расцвел взрыв, озарив его сверкающие доспехи. Сикарий походил на синего ангела, несущегося сквозь прошиваемую пулями ночь, вокруг него проносились трассирующие снаряды.

Он приземлился на самом краю башни вагона, от удара тяжелых ботинок прогнулся металл. Сходу выстрелив из плазменного пистолета, капитан расплавил броню на груди врага. Занзаг зарычал от боли, но встряхнулся и размахнулся топором. Сикарий точно бы потерял равновесие свалился, не отрази удар силовым мечом. С клинков призрачным электрическим штормом полетели искры, когда оржие на миг столкнулись, а затем вновь разделилось.

Занзаг хладнокровно замахнулся еще раз, но Сикарий на этот раз отбил топор плоскостью меча и затем прижал его бронированным ботинком. Прежде чем воевода зеленокожих успел опомниться, Сикарий сделал выпад Клинком Бурь и вогнал силовой меч в грудь зверя. Пока рану не прижгло, капитан вырвал оружие, и из нее хлынула кровь. Второй удар отрубил запястье Занзагу, когда орк попытался выхватить топор из-под ботинка врага. Зеленокожий яростно завопил, мстительно оскалившись. Гнев Сикария вполне мог сравниться с его собственным.

С лицом, искаженном в воинственной гримасе, капитан Ультрадесанта взмахнул Клинком Бурь и одним безжалостным ударом обезглавил воеводу.

Отвратительная голова Занзага слетела с плеч и покатилась в орду. Сикарий победно взревел и пнул еще стоящее тело.

Орки недоверчиво смотрели на происходящее. Внезапно нахлынувшее на них отчаяние чувствовалось физически. Не прошло и пары секунд, как враждующие вожди принялись биться за освободившееся место.

Соплеменники Занзага, поначалу запаниковавшие после гибели своего воеводы, быстро опомнились и попытались добраться до Сикария. Покрытые шрамами ветераны прицелились в капитана из своих пушек, но на них вовремя обрушился Страбон со своим отделением.

Сципион с «Громовержцами» помчался следом за сержантом штурмовиков. Вместе они окружили капитана и принялись сдерживать рвущихся к ним орков.

Основные силы Ультрадесантников перешли в наступление. Даже сквозь шум боя слышался голос капеллана Орада, который использовал вокс-приемник в качестве громкоговорителя, выкрикивая литургии очищения и наполненные ненавистью катехизисы.

С противоположной стороны появился сержант Гелиос с непобедимыми терминаторами и могучими дредноутами Агнатионом и Ультрацием.

Орки оказались между двух огней, Телион и его скауты сеяли кругом панику. Вскоре они сломались. Зеленокожих охватила паника, и они принялись убивать друг друга в отчаянной попытке избежать гнева астартес.

Никто не должен уйти. Таков приказ Сикария. В последовавшей резне зеленокожих истребили полностью.

Остекленевшие глаза Занзага безучастно взирали на занимающийся рассвет. Поле боя, где валялась голова, тонуло в туманной дымке, подергиваемой легким ветерком, который нес с собой смрад смерти.

Боевой нож бесцеремонно вонзился в череп и поднял голову с земли. Телион присел на ковре из распластавшихся тел зеленокожих, среди которых лежал и труп поверженного воеводы. С помощью тела не составило труда отыскать и саму голову.

Космические десантники патрулировали твердыню, в перерывах между поисками трофея капитана проводя казни раненых зеленокожих. Голова оказалась не там, куда ее бросил Сикарий — в последнем акте отвратительного почтения сородичи Занзага попытались утащить ее с собой.

Неудивительно, что ее отыскал именно Телион. Мало что могло ускользнуть от внимания мастера-скаута.

Сципион почти отыскал ее, но ветеран-сержант все же опередил его.

Пристально осмотрев голову, на доселе непроницаемом лице Телиона промелькнуло разочарование.

Капитан Сикарий, заметив находку мастера-скаута, тут же подошел к нему.

— Это не зверь, — решительно заявил Телион.

Глаза Сикария недовольно сузились.

— Уверен? — вопрос был совершенно излишним, заданным скорее в надежде, чем в ожидании, что сержант ошибся.

— Сам посмотри, — ответил ветеран-сержант, оттянув губу мертвого орка. — Полный набор клыков, недавних ранений нет.

Сикарий ранил зверя у Госпоры, попав ему в шею и челюсть. На мертвой же голове, насаженной на нож Телиона, подобные ранения отсутствовали.

— Одежда, размер, вес — почти идеальный аналог, — заметил скаут. — Подобная хитрость довольно нехарактерна для зеленокожего.

— О чем ты, брат-сержант? — спросил Сципион, который также решил взглянуть на находку Телиона.

— О том, что все было заранее спланировано. Орки создали двойника, пусть и с изъяном.

— Но ради чего? Зачем им все это?

Ответил Сикарий. Жесткость, которая присутствовала в нем на поляне, вернулась.

— Чтобы зализать раны, собраться с силами и контратаковать. Так они хотели обхитрить нас, оттянуть оттуда, где мы нужны сильнее всего, и рассеять наши силы, — ответил он. — Мы, Ультрадесантники, сильнее любого орка, но нас совсем немного. В войне на истощение зеленокожие владеют преимуществом, — признал Сикарий. Недалеко от них несла свои воды Черногрязка. Сикарий мрачно взглянул на реку, словно пытаясь углядеть отблеск того, чего не мог никак поймать. — И нам придется начинать сначала, — закончил он.

По полю боя к ним приближался ветеран-сержант Дацей, лицо его казалось мрачнее обычного, настоящий глаз смотрел пристально и холодно, словно второй, бионический. Прежде чем заговорить, он кратко поприветствовал братьев.

— На «Гладий» поступило сообщение, мой повелитель, — сказал он. — Орки идут к Сульфоре.

Капитан стиснул бронированный кулак, от сильнейшего напряжения перчатка затрещала.

— Телион, продолжай поиски орка. Возможно, вам удастся отыскать его, — обернувшись к Дацею, он продолжил, — остальная боевая группа отправиться к Сульфоре.

Ветеран-сержант кивнул и ушел собирать войска.

— Отделения скаутов не хватит, — заметил Телион. — Для задуманного мне понадобится подмога.

Сикарий повернулся к Сципиону, который собрался было к своим «Громовержцам».

— Сержант Воролан, твое отделение ведь специализируется на разведке и операциях во вражеском тылу?

— Да, мой повелитель.

— Отбери лучших, остальных передай Дацею, чтобы возместить потери других отделений. Ты переходишь под командование брата-сержанта Телиона.

— Вы хотите разделить мое отделение? — подобные вопросы старшему по званию считались неповиновением, но Сципион попросту не мог поверить ушам. Своим вопросом он не собирался оспаривать авторитет Сикария.

— Ради блага ордена, выбери братьев, а Дацей приглядит за остальными, — судя по тону Сикария, дальнейших пререканий он не собирался терпеть.

— Да, брат-капитан, — смиренно ответил Сципион и уважительно кивнул.

После того как Сикарий развернулся и ушел, взгляд Сципиона переместился на Телиона.

Лицо мастера-скаута оставалось непроницаемым.

— Добро пожаловать в 10-ю, сержант Воролан, — произнес он с совершеннейшей серьезностью.

Сципион встретился с ледяным взором Телиона. Он уже потерял Гекора, его тело будет остывать в мортиариуме на борту «Мести Валина». А теперь еще четверых его воинов забирают, чтобы убить Занзага и дать капитану возможность обрести свой трофей. «Громовержцев» рвали на части.

Ответ Сципиона был кратким.

— Какие будут приказания, сержант Телион?

Ночь была тихой, на самом деле она ничем не отличалась от предыдущей. Ветер доносил отдаленное грохотание тяжелых орудий в битве за Сульфору. Всматриваясь во мрак из рощицы окаменевших деревьев у Черногрязки, Сципион представлял себе пламенные взрывы, пепельно-белый дым от артиллерийского огня, в котором утопала куртина. Его братья, половина его отделения, сейчас сражались там, пока сам он рыскал среди руин.

— Юго-восточный подступ квадранта один, все чисто, — тихо произнес он в комм-бусинку в ухе.

После того, как Сципион отобрал боевых братьев, ему с четырьмя воинами отделения приказали доложиться о прибытии на «Ксифос». Там они переоблачились в панцирные доспехи роты скаутов — силовая броня была слишком громоздкой и массивной для секретной операции, задуманной Телионом. Вся операция не займет много времени, даже несмотря на то, что их «Громовой ястреб» взлетел последним. Позже «Ксифос» отправится к Сульфоре. Капеллан Орад обеспокоился из-за снятия силовых доспехов без подобающих ритуалов, но Сикарий оставался непреклонен. Нужно сделать все возможное, чтобы поймать зверя, и притом как можно быстрее.

В конечном итоге у Орада не осталось другого выбора, кроме как уступить. Встав позади «Ксифоса» вместе с почетной стражей отделения Октавиана, он кратко благословил новых рекрутов Телиона.

Из-за странных ощущений легких доспехов Сципион чувствовал себя неуютно и уязвимо. Прозвучал доклад Гаррика — в квадранте два движения также не обнаружено.

Два отделения по пять человек рассредоточились по всему периметру разрушенной орочьей твердыни. Они прикрыли все пути подступа. Астартес безмолвно ожидали на замаскированных позициях. Телион предположил, что орки вернутся, чтобы собрать обломки. Такова была их природа. Ультрадесантникам стоило лишь устроить все так, чтобы орки поверили, будто все космические десантники отправились на войну в Сульформу. Но пока их жертва не повелась на обман.

К нему подкрадывался красный скорпион, из представителей фауны Черного Предела, его увенчанный шипом хвост приготовился нанести удар. Сципион стремительно проткнул его ножом, стряхнул с кончика лезвия и раздавил ботинком. Бездеятельность начинала понемногу утомлять, и на мгновение он понял, что чувствовал капитан.

— Сколько нам еще прохлаждаться здесь? — пробормотал Сципион.

— Сколько придется, брат.

Сципион вздрогнул от голоса Телиона и инстинктивно потянулся к болт-пистолету.

— Быстрая реакция, — заметил Телион, пробравшись к нему. Ветеран-сержант двигался совершенно бесшумно. Даже со своим улучшенным слухом Сципион не заметил его приближения.

— Прости, брат-сержант, — ответил Сципион.

Телион почти незаметно пожал плечами.

— В этой работе важно терпение. Ты привык быть громом и молнией на поле боя. Отвыкать не всегда легко. Самое трудное для воина — это отдых, — Телион не сводил глаз с Черногрязки, сжимая бесшумный болтган с оптическим прицелом и укороченным прикладом. Он казался безмятежным, но Сципион знал, что Телион находится в полнейшей боевой готовности. Именно когда он выглядел спокойным, мастер-скаут был наиболее опасен.

Опустилась тишина, нарушаемая только тихим течением реки и стрекотом цикад и других насекомых Черного Предела, копошащихся в песке.

— Ты ведь обучал его, — произнес Сципион, желая развеять напряжение, при этом решив также довериться Телиону и рассказать о том, что его беспокоит.

— Я тренировал многих капитанов ордена, как и целые ордены, — ответил Телион, сразу догадавшись, куда клонит Сципион.

— Я видел его у Госпоры. Он был величественным. Его героизм и отвага, казалось, не имели границ.

Телион молчал, призывая Сципиона продолжить.

— В форте все обстояло так же. Но был один момент… момент, когда я подумал, что его обуяла гордыня.

— Ты говоришь об его сумасбродной атаке, благодаря которой орда побежала, — прервал его Телион, — я и сам видел ее.

Если в его словах и был какой-то намек, Сципион его не заметил.

— Если бы он не допрыгнул, то скорее всего бы погиб, а наша победа стала бы не такой легкой, если вообще возможной, — заявил Сципион, осторожно подбирая следующие слова. Это показалось мне… чрезмерно рискованным.

Телион опять затих, словно над чем-то раздумывая.

— Все мы повинны в гордыне, брат Воролан. Сам факт того, что мы сражаемся по всей галактике во имя властвования человечества, тому лучшее доказательство. А риск? Риск может сравниться только с вознаграждением, а в твердыне оно было очень большим. Я никогда не гнался за наградами и славой, хотя мои капитаны и магистры ордена осыпали меня множеством почестей. Но я понимаю необходимость в героях. Не тех, которые крадутся во тьме и выковывают стальных воинов из податливой глины неофитов, но явных героев, которые видят славу и стремятся к ней. Именно на одном из таких столпов зиждется наш орден.

Теперь пришла очередь Сципиона помолчать. Конечно же, Телион прав. Он обладал многовековой мудростью, которую ветеран-сержант сейчас и проявил. Но поблагодарить его Сципион не успел, прерванный на полуслове поднятой рукой мастера-скаута.

Он медленно кивнул на спокойную гладь Черногрязки.

Сципион проследил за его взглядом.

— Что-то приближается, — прошипел он и вжался в окаменевшее дерево.

Сципион последовал его примеру, наблюдая за тем, как на поверхности воды забурлили пузырьки, поначалу немногочисленные, но их становилось все больше и больше. Из пенящихся глубин широкой реки вырвались антенны и выхлопные трубы, за ними последовал иззубренный металлический киль. Следом появился черный корпус, покрытый бронированными пластинами с намалеванными на них глифами. В бортах крупного судна виднелись трубы и круглые шлюзы. С палубных орудийных установок стекали каскады воды. Из кормы торчал грубый двигатель, который замолчал, едва прекратилась выгрузка балласта для подъема. Сципион, ветеран-охотник на орков, немного понимал их первобытный язык, а потому смог прочитать название, написанное на борту глифовым письмом — «Моркилус».

Загадка того, как зеленокожие наносили молниеносные удары и бесследно исчезали, разрешилась — у них была подводная лодка.

Перископ осмотрел берега на непосредственную угрозу, после чего наверху распахнулось несколько люков, и из них вылезло около десятка орков и в три раза большее число гретчинов. Они что-то рычали друг другу на своем отвратительном языке. Один из орков, высунувшийся на половину из люка, с большой видавшей виды шляпой на голове, жевал сигару. Он влепил гретчину звонкую затрещину за какую-то провинность, после чего исчез обратно в недрах корабля и захлопнул за собой люк.

Скауты терпеливо ждали в тени деревьев, пока вся команда зеленокожих не исчезла в руинах твердыни. На крыше корабля осталась лишь пара гретчинов, которые возились с трубами и заклепывали бронированные пластины чрезмерно большими гаечными ключами и молотками.

Телион отдал по комм-бусинке субвокальный приказ, дав скаутам сигнал удерживать позицию и следить за орками. Затем боевыми жестами он сказал Сципиону приступать.

Подводная лодка появилась в их квадранте, и поэтому задание придется выполнять ему и Телиону. Оба космических десантники бесшумно вышли из рощи окаменевших деревьев, не сводя глаз с работающих гретчинов.

Подкрадываясь к жертве, Сципион потерял из виду Телиона, мастер-скаут попросту слился с окружающей тьмой. Когда сержант был уже в пяти метрах от гретчинов, один из них вдруг обернулся. У Сципиона кровь застыла в жилах, и он уже собрался метнуть нож, когда маленький зеленокожий дернулся, и у него из уха брызнула багровая струйка.

Из-за резкого движения собрат гретчина также оглянулся, его глаза округлились, стоило ему заметить Ультрадесантника. Рот существа уже открылся в беззвучном крике, когда из мрака раздался тихий щелчок, и его постигла та же судьба, что и первого.

Сципион быстро прошел мимо трупов. Приказы он получил еще до начала разведывательной операции. Сержант вышел на берег и затем медленно погрузился в Черногрязку. Холодная вода тут же просочилась сквозь одежду и доспехи.

Цепляясь за бронированные пластины и прижимаясь к ним всем телом, Сципион обогнул корпус и направился к носу лодки. Оказавшись на месте, он отпустил броню и нырнул. Мультилегкое позволяло ему дышать даже в воде, хотя он пробыл в Черногрязке недостаточно долго, чтобы воспользоваться им.

Из поясного кармана Сципион достал маячок и прикрепил его к корпусу. Убедившись, что устройство включено, он выплыл на поверхность. Со стороны твердыни доносились звуки мародерства. Орки все еще были заняты. Выбравшись обратно на берег, Сципион заметил, что тела гретчинов исчезли. Ни единого признака того, что они вообще здесь были. Казалось, они попросту испарились. Возможно, орки подумают схожим образом, если вообще заметят их отсутствие.

Укрывшись в тени деревьев, Сципион стал ждать.

Утреннее солнце пламенной вуалью накрыло дюны Черного Предела. В ярком свете окаменевшие деревья отбрасывали длинные черные тени. Черногрязка тихо несла свои воды, кругом царила неподвижность — подводная лодка ушла. Ночью орки вернулись с награбленным скарбом и погрузили его в трюм. Мертвых гретчинов никто не хватился, и после того, как орки задраили люки, подводная лодка погрузилась обратно в реку.

— Маячок работает, — сказал Телион, стоя на опушке леса. Гаррик находился возле него, придерживая ветерану-сержанту ауспик. Недалеко от них был и Сципион.

— Сигнал остановился у скалы, где обрывается река, — после недолгого молчания продолжил Телион.

— Откуда нам знать, что это корабль Занзага? — спросил Сципион.

— Ниоткуда, — согласился мастер-скаут, — и вот почему я прихватил это, — он поднял с земли парочку гретчинов, словно охотник добычу.

— Нам понадобится лишь один, — добавил он и бросил гретчина на землю, после чего приказал Гаррику спрятать второго в лесу.

Присев возле трупа, Телион достал нож и сделал глубокий надрез на голове гретчина. Сначала он срезал кожу и плоть, затем рукоятью расколол кость и вскрыл череп. Погрузив в трещину пальцы, он выковырял оттуда вязкую массу. Телион тут же проглотил ее и закрыл глаза.

Омофагия космического десантника располагалась между грудным позвонком и стенкой желудка. Более поэтически ее название звучало как «запоминатель», она позволяла астартес, съевшему плоть или органы любого существа, поглощать часть его воспоминаний. Познание психологии чужака всегда сопровождалось огромной опасностью, но гретчины не обладали такой непредсказуемой энергией, как орки. Их мыслями можно было управлять.

Веки Телиона задрожали, судя по быстрому движению глаз, процесс усвоения начался. Спустя пару секунд лицо мастера-скаута скривилось в гримасе. Он оскалился, челюсть сосредоточенно сжалась. В его разум хлынули изображения, впечатления, собранные из примитивных нервных соединений гретчина. Из этой мешанины ощущений — зрения, звуков, запахов, осязания и вкуса — Телион выстроил ментальную картину, с помощью продвинутой физиологии астартес просеивая и сортируя ветви воспоминаний, чтобы придать им смысл.

Сципион и Гаррик наблюдали за процессом, зная, что сейчас ветерану-сержанту лучше не мешать. Но, несмотря на это, напряжение ощутимо витало в воздухе.

На лбу мастера-скаута выступил пот. Телион сжал кулаки и продолжил искать, изучать генетический материал, манипулировать хромосомами, превращая в то, что смог бы использовать и понять.

После нескольких секунд, казавшихся долгими минутами, Телион спокойно выдохнул и расслабился. Открыв глаза, он позволил редкую для себя улыбку.

— Свяжись с капитаном Сикарием, — сказал он Сципину. — Сообщи ему, что мы нашли логово зверя.

Фаза четыре Убить зверя

Иул загнал очередной снаряд в казенник болт-пистолета и мрачно улыбнулся боевым братьям. «Бессмертные», его отделение, сидели вокруг сержанта в боевых подвесках внутри десантного отсека бронетранспортера «Носорог». Приземистая тупоносая машина на широких гусеницах на полном ходу мчалась по песчаным дюнам Черного Предела. Рев работающих на максимальных оборотах двигателей доносился сквозь металлический корпус, заставляя дребезжать весь отсек. Космические десантники не выдавали волнения, в прошлом им неоднократно приходились участвовать в подобных безумных операциях.

Они покинули Госпору четыре часа назад и, едва миновав ворота, набрали полную скорость. Когда о нападении на Сульфору сообщили капитану Сикарию, Иулу с его отделением приказали немедленно выдвигаться на помощь сестринскому улью Госпоры. Праксору, как старшему офицеру, вместе со всей осадной техникой пришлось остаться, к огромному неудовольствию самого сержанта. Иулу все больше казалось, что мнение Праксора об их капитане начало меняться в худшую сторону.

Такое Иула мало волновало — для него одно поле боя ничем не отличалось от другого.

— Сколько до ворот, брат Главий? — спросил он водителя «Носорога» по внутреннему комм-каналу.

Ответ трещал и шипел от статики. Судя по голосу, Главий был немного занят.

— Около трех тысяч метров, сэр.

— Как далеко зеленокожие от стены? — продолжил Иул, янтарные светополосы отблескивали от лысой головы и доспехов.

— Около двух тысяч триста метров.

— Тогда лучше поддать газу.

— Да, сэр.

Иул отключил связь и обернулся к боевым братьям.

— Вы готовы к аду, мои «Бессмертные»? — спросил он.

— Так точно! — ответ громогласно разлетелся по отсеку.

— Отвага и честь, — прорычал Иул, его воины эхом повторили клич.

Со словами «посмотрим, с чем мы столкнулись», сержант поднял подвеску и полез к огневой точке на крыше бронетранспортера.

Иул резко распахнул верхний люк «Носорога», впустив в отсек свет и пыль. Прищурившись и надев респиратор, он поднялся во весь рост и встал за огневую точку.

Лежащая в двух километрах Сульфора походила на вбитый в кору планеты зазубренный черный нож. Высоко в охряном небе стояло солнце, освещая резким красным светом каждую поверхность, придавая им кровавый оттенок. Оборонительные лазеры и орудия, расположенные на стене, ревели и грохотали, дрожь докатывалась даже до «Носорога», несущегося по песчаной равнине. Из укреплений и сторожевых башен велся огонь из орудий поддержки и ручного оружия.

Хотя Сульфора по размерам и уступала Госпоре, она была почти точной копией своего соседа, построенная гениальным инженером или мастером-каменщиком на поверхности Черного Предела как и многие подобные ей.

Впереди показались гигантские врата, строгие и невзрачные. Громадные механизмы медленно и со скрежетом начали раздвигать черные плиты спрессованного металла. «Носорогу» требовалась лишь небольшая щель, чтобы проехать внутрь.

— Магнокуляры, — потребовал Иул, протянув руку в десантный отсек. Получив необходимое, он начал изучать поле боя. Местные полки Соболиных Стрелков также понесли изрядные потери. Пустовали целые участки стен, на некоторых орудийных позициях не было ни единого человека. Но здесь был кто-то еще — кто-то, кого не было в Госпоре — космические десантники.

На парапетах блестели синие доспехи Ультрадесантников, которые организовывали войска и подготавливали собственные орудия. «Хорошо вновь воссоединиться с ротой», — подумал Иул. Он надеялся еще раз сразиться рядом со Сципионом.

Оглянувшись на восток, Иул тут же заприметил врага. Зеленокожие сосредоточили крупные силы, их артиллерия вела перестрелку с орудиями Сульфоры. На уродливых мотоциклах и наспех собранных вагонах неслась орда, следом топали орочьи дредноуты и спешенные воины.

— Чужацкие отбросы, — ругнулся Иул. — Так тяжело понять, что вы проиграли?

Сержант нырнул обратно в машину, отдал магнокуляры и закрыл за собой люк.

— Брат Главий… — произнес он по комм-каналу, вновь опустив боевую подвеску.

— Восемьсот метров, сэр.

Иул снова выключил связь и обратился к боевым братьям.

— Тридцать секунд.

«Тридцать секунд», подумалось ему. «Будет жарко».

«Носорог» с ревом промчался через врата Сульфоры и затормозил. От гусениц еще густо валил дым, когда задний и боковые люки распахнулись и из них выпрыгнули Иул с «Бессмертными».

Тяжелые створки с грохотом закрылись, сторожевые команды побежали к массивным петлям прежде, чем до ворот успеют добраться орки.

В улье кипела работа, во все стороны носились тягачи, доверху набитые боеприпасами. С укреплений доносились крики офицеров. Полки поднимались по лестницам и занимали места по всей длине укреплений. Бойцы оборудовали позиции и носили снаряды к сторожевым башням и орудийным позициям.

Посреди царящей суматохи Иул заметил, как с небес спускается «Громовой ястреб», для которого специально расчистили посадочную площадку.

Иул подошел к кораблю, его двигатели даже не успели затихнуть. Посадочная рампа опустилась, и по ней сошли капеллан Орад и отделение Октавиана.

— Доложи о своем прибытии ветерану-сержанту Дацею, — крикнул капеллан Иулу, прежде чем направиться к другой части укреплений.

— Брат-капеллан… — решился Иул.

Череполикий шлем Орада уставился на сержанта. Любого, кроме Иула, это бы обеспокоило.

— Сержант Воролан в Сульфоре?

— Твоего брата закрепили за братом-сержантом Телионом, — просто ответил капеллан и без дальнейших объяснений отправился по делам.

«По крайней мере он еще жив», — подумал Иул и отправился искать Дацея.

— Нижняя стена квадранта, — прокричал ветеран-сержант Дацей, чтобы его услышали. — Защита Сульфоры здесь слабее всего.

Иул отдал честь и собрался уходить, когда на комм-канал Дацея поступило срочное сообщение. Ветеран-сержант приложил палец к уху и присел за укреплениями, пытаясь отстраниться от окружающего шума.

— Передай приказ, сержант Феннион, — рявкнул он.

— Сэр?

— Немедленно собраться у посадочной площадки, — произнес он. — Берем «Гладий» и «Пилум». — На лице Ультрадесантника расцвела воинственная ухмылка. — Во имя Жиллимана, Телион нашел логово зверя.

Часовой зеленокожих еще трепыхался, но вскоре обмяк, когда из рассеченной яремной вены хлынула кровь.

Сципион подхватил мускулистое тело и потащил за валуны.

Летев на «Лэнд спидерах» на предельно низкой высоте, скауты быстро добрались до стоянки подводной лодки. По воздуху они следовали за извилистой маслянистой полосой Черногрязки до того самого места, где она обрывалась гранитным утесом. Здесь река превращалась в широкий мощный водопад. Там, где низвергающаяся вода ударялась о гладь мелководья, бурлила серая пена, окруженная черным полем глыб, обломков и всяческого мусора из пустыни.

Утес уходил почти отвесно вниз. На нем почти не было уступов, напор воды сделал камни гладкими и скользкими. Кое-где, словно сгнившие зубы, торчали зазубренные шипы, достаточно острые, чтобы рассечь панцирные доспехи. Любая попытка спуститься по нему могла закончиться смертью. Телион, лежа на животе и выглядывая через край, менее чем за минуту набросал карту. За это время он насчитал вокруг водопада четыре наблюдательных пункта и внимательно изучил их в магнокуляры. Орки, имевшие собственные бинокли, хорошо замаскировались среди кратеров. Туда-сюда по берегу бегали щуплые зеленокожие-рабы с сообщениями. Подозрения Телиона усилились, когда он заметил, как один из них прошел сквозь завесу воды, а через какое-то время вернулся обратно.

Скауты появились с юга, оставив спидеры в километре позади, чтобы их не заметили зеленокожие. Отделение под командованием Телиона и половина «громовержцев» Сципиона прошли по усыпанному валунами песку двумя дорогами. Они подобрались к замаскированному лагерю орков с разных сторон и отправились на разведку, ликвидируя по пути часовых.

Воевода зеленокожих выставил облегченные патрули. На каждом из четырех наблюдательных пунктов находилось по трое орков и шестеро гретчинов. Больше спрятать было бы невозможно, и лишь вызвало бы ненужные подозрения. Судя по всему, Занзаг был не только хитрым, но и осторожным.

Скауты ножами и бесшумными выстрелами последовательно расправлялись с часовыми. Воины стремительно, будто тени, продвигались по узким щелям между скалами. Лишь когда они достигли края водопада и последнего наблюдательного пункта, их заметил орк. Он собрался было предупредить товарищей, когда понял, что все уже погибли — один захлебывался кровью из-за торчащего в шее ножа, другой валялся в грязи с пулевым отверстием в голове.

Телион с пятидесяти метров всадил ему пулю прямо в глотку, затем уже на ходу выстрелил еще дважды.

Отделения соединились у последнего наблюдательного пункта прежде, чем последний орк успел рухнуть на землю. Теперь, оказавшись у самого утеса, они увидели скрытую за темным потоком пещеру, достаточную широкую для боевого корабля.

Рев водопада маскировал доносящиеся изнутри звуки с таким же успехом, что и глушитель, поэтому Телион жестами указал им входить внутрь по одному.

Сципион передал приказ отделению, и, подняв болт-пистолеты, они миновали водопад и направились в сумрак.

Скауты оказались в огромном естественном туннеле. По полу текли тонкие ручейки воды, бойцы прижимались к стенам, укрываясь в естественных нишах. Теперь, когда космические десантники отошли от водопада, стали отчетливо слышны шум и голоса. Из грубо высеченной шахты в конце туннеля лился свет. У входа стояло двое огромных орков, которые сжимали в руках самодельные пушки. Сципион почувствовал вонь их тел.

Телион жестам приказал скаутам остановиться. Они замерли в тени, неподвижные, словно статуи. Мастер-скаут бесшумно двинулся вперед.

От часовых-орков скаутов отделяло пятьдесят метров. После первых пяти Сципион потерял Телиона из виду. Когда он его увидел в следующий раз, мастер-скаут нанес удар в шею первому зеленокожему и встал над вторым. Заметив абрис Телиона, орк собрался закричать, но ему помешал мощный удар, который сломал подъязычную кость. Зверь яростно замахнулся мясистым кулаком в Ультрадесантника, но Телион пригнулся и ударил орка прямо в челюсть. Сплюнув слюну, смешавшуюся с кровью, и держась когтями за раненную шею, зеленокожий потянулся к пушке. Мастер-скаут стремительно обезоружил его, после чего вонзил скользкий от крови нож в подбородок существа, достав до мозга. Орк содрогнулся и рухнул на землю. Согнувшись под тяжестью тела, Телион сложил орков вместе и сделал контрольные выстрелы из болтера. Закончив работу, он дал сигнал скаутам двигаться дальше.

Туннель превратился в огромную пещеру. Отвесную скалу выгладило непрерывно стекающей водой. Она собиралась среди обширного поля сталактитов на потолке и капала нескончаемым потоком, затем накапливалась в кратерах на приподнятых осадочных платформах возле стен пещеры. Внешний свет отражался от люминесцентных минеральных отложений, пронизывавших неподатливую скалу, словно прожилки мрамора. Сципион видел, как в сумраке блестели и другие минералы, намекая на неизведанные глубины, возможно, даже целую сеть пещер. Эта каверна была главной в системе, туннели же походили на артерии. И она была достаточно большой и широкой, чтобы вместить целую эскадру истребителей с ударного крейсера — по правде говоря, достаточно широкой, чтобы в ней разместилась целая армия.

Сципион предположил, что пещера возникла естественным путем, со временем она высохла, и позже ее расширили орки. Черногрязка протекала над утесом и самим залом, затем сворачивала на восток, к Соболиному морю. Здесь река собиралась в огромной черной лагуне прямо перед ними.

Она была глубокой, намного глубже, чем поначалу подумали астартес. Орки направили воду в шесть параллельных каналов, вдоль каждого из которых была расположена феррокритовая платформа. Сципион резко остановился, заметив, что находилось в каналах — подводные лодки. Должны быть, некоторые подземные каналы соединяли лагуну с рекой, а ее притоки давали отличный доступ к большей части планеты.

По полу протянулась жирная прометиевая полоса, или исчезающая в неизведанном мраке. Наверное, орки создали здесь подземные склады, чтобы быстрее заправлять технику. Оказалось, что «Моркилус» был лишь шестой частью всех морских сил орков.

В магнокуляры Сципион рассмотрел остальные корабли.

Они как две капли походили друг на друга, с нанесенными на борта архаичными символами, которые так любили орки. Каждая лодка щетинилась пушками и имела собственное название: глифами были выведены названия «Орктябрь», «Дак Борк», «Горклиаф», «Жестьзуб» и «Резкий». Похоже, в своем безумии орки были довольно изобретательными.

Полдюжины лодок стояли на причале в доковой станции, наполненной суетой, десятки согбенных гретчинов-грузчиков носились во все стороны с инструментами, патронными магазинами и ящиками. Сципион направил магнокуляры вглубь пещеры и заметил среди коротышек более крупных зеленокожих с перекинутыми за широкие плечи стабберами. Сержант узнал курившего сигару орка. Тот проверял оружие из помеченного имперским орлом стального ящика — оружие, без сомнения, «вызволили» из побежденных ульев.

За доками пещера перерастала в гигантский феррокритовый плац. На нем и собралась большая часть зеленокожих. Их были тысячи — пьющие, дерущиеся, играющие в азартные игры, одни с садистским наслаждением мучили своих низкорослых кузенов, другие с ревом и звериными воплями палили в потолок.

На краю плаца покоилась куча ящиков с оружием, которое проверял и разбирал кто-то, напоминающий орка-механика или инженера. Очевидно, зеленокожие готовились к мощному удару. Творец всего этого, их великий воевода Занзаг, находился в самом конце зала.

Многочисленные ящики из-под боеприпасов и топливные цистерны были связаны вместе в подобии трона. На нем-то Занзаг и восседал над своими подданными, словно король. Вокруг него суетились гретчины-рабы, удовлетворяя каждую прихоть хозяина, пока над ним работал орк в заляпанном кровью костюме и с толстым шприцем в руках. Широкая спина зверя с перекрещенными на ней поясами с ножами и топорами заграждала Сципиону обзор, но, прежде чем опустить магнокуляры, Ультрадесантнику показалось, будто он заметил отблеск пилы.

Пещеру освещали грубые натриевые прожекторы, отходящие от них от них толстые кабели болтами были прикреплены к сводчатому потолку. Временами они искрили, и тогда освещение мерцало.

Скауты воспользовались этим, чтобы незаметно пробраться внутрь. Разбившись на два отделения, они безмолвно скользнули в лагуну. Над водой виднелись только их макушки и глаза, затем скауты выбрались на феррокритовую пристань и укрылись среди ящиков.

У каждого скаута имелся пояс с шестью крак-гранатами.

Сципион посмотрел на ближайшую лодку, «Орктябрь».

Им нужно действовать быстро — вскоре прибудет Сикарий и остальная часть 2-ой роты.

Сципион украдкой вернулся в укрытие с опустевшим гранатным поясом. Он прикрепил крошечный детонатор размером с ладонь к разгрузке и принялся ждать. Орочий хирург закончил работу, отшагнул назад, и сержант впервые смог разглядеть Занзага. Воевода был огромен. Мускулистые плечи скрывались под бронированными пластинами, утыканными шипами. К пасти была привинчена челюстная пластина, поверх старых шрамов на шее красовались грубые швы. С изуродованного лица, еще больше обезображенного кольцами и штифтами, глядели красные глазенки, светящиеся изуверским разумом.

Воевода где-то потерял силовой топор, и сейчас его рука была заключена в силовой коготь, похожий на тот, которым сражался дредноут на полях Госпоры. Устройство нетерпеливо пощелкивало, шипя пневматикой, словно ему не терпелось отведать крови. В другой руке зверь сжимал самодельную пушку, хотя она казалась крупнее и более утонченной, чем все остальные, которые пришлось повидать Сципиону. Оружие покоилось у него на коленях, словно любимый зверек, пока гретчин с непомерно длинными ушами поднес к его лицу отполированный кусок металла, словно зеркало, чтобы Занзаг смог оценить работу хирурга.

Воевода пару секунд глядел в отражение, но затем взревел и свалил коротышку на землю. Занзаг уже собирался пнуть его, когда вся пещера пошла ходуном. С потолка посыпались пыль и камни, натриевые прожекторы замерцали, словно сигнализируя об опасности.

Занзаг замер, после чего схватил длинноухого гретчина за шею, подтянул к себе и рявкнул непонятный приказ.

Существо внимательно выслушало его, пожало плечами и хотело было что-то сказать, когда его голова взорвалась, забрызгав воеводу кровью.

Занзаг кинул обезглавленного гретчина на землю и что-то проревел.

Слишком поздно.

«Гладий» ворвался в пещеру, будто клинок, с корпуса стекали каскады воды. Заговорили тяжелые болтеры, и словом этим была «смерть». Боевой корабль выпустил все ракеты «Адский удар», разрывая на куски орков, которые тянулись к оружию и разбегались по укрытиям. Группа орочьих дредноутов, которые сгрудились в дальней части зала, разом вспыхнули.

Зависнув над лагуной, воздушной струей из двигателей вспенивая воду, «Гладий» опрокидывал зеленокожих огнем орудий, расчищая место на феррокритовой площадке. Орки отчаянно контратаковали, бездумно паля из пушек, но порождения их дьявольской науки не могли пробить броню «Громового ястреба», и пули попросту рикошетили от корабля.

В ответ артиллерия подводных лодок заскрипела, наводясь на смертоносный корабль астартес. Но прежде чем хотя бы одно орудие успело выстрелить, Сципион вместе с замаскированными боевыми братьями взорвал крак-гранаты, установленные на всех шести машинах. По огромным кораблям, словно дождь, пробежали цепочки взрывов, разбрасывая во все стороны раскаленную шрапнель, а затем судна захлестнула огненная волна.

Сбитые с толку орки пытались бороться с противником, который, казалось, был одновременно везде. За пару коротких, но безумных секунд, боевой корабль приземлился и опустил рампу. С именем магистра ордена на устах Сикарий вырвался из «Громового ястреба» вместе с остальными Ультрадесантниками, на ходу стреляя из болтеров. Выбежав на площадку, воины тут же развернулись в боевое построение.

Сципион выскочил из укрытия и также открыл огонь, со всех сторон начали появляться и другие скауты.

Занзаг бешено заорал, пытаясь организовать сопротивление. Воеводе пришлось застрелить троих удирающих орков, прежде чем другие поняли послание и развернулись, чтобы продолжить бой. Занзаг что-то прорычал своим командирам, и от толпы отделилась банда увешанных ракетами зеленокожих. Извергая черные следы, снаряды начали рваться вокруг «Гладия», из корпуса корабля повалил густой дым. Выгрузив войска, «Громовой ястреб» немедля развернулся и вылетел из пещеры.

— Смерть с небес, братья! — прокричал Сикарий и ринулся по феррокритовой площадке мимо горящих подводных лодок.

Из мерцающего сумрака на группы огневой поддержки орков обрушились воины Страбона, разя их цепными мечами и пистолетами. Сержант лично выпотрошил одного зверя силовым мечом, одновременно выстрелив в лицо другому. Тела покатились по площадке в чернильные глубины лагуны. После гибели ракетчиков вперед попыталась прорваться вторая волна зеленокожих — покрытые шрамами ветераны Занзага с самодельными пушками.

Отделение Страбона взмыло обратно в воздух, из прыжковых ранцев повалил огонь и дым. Из серо-черного тумана появились терминаторы 1-й роты, которых вел непобедимый Арк Гелиос.

— Во имя Агеманна и ордена, — металлическим голосом произнес он, на ходу уничтожая орков. Терминаторов накрыло яростной бурей снарядов, но на них не осталось ни единой царапины, пули просто рикошетили от прочных доспехов, словно латунный дождик. В ответ отделение Гелиоса открыло огонь из штурм-болтеров. Орки в отчаянии усилили стрельбу, но тщетно. К тому времени, как они поняли, что их оружие не помеха для бронированных десантников, десятки уже бездыханно валялись на земле.

Отпрянув от несокрушимых воинов, многие орки бросились наутек. Некоторые прыгнули в черную лагуну, другие побежали под пули сородичей, пытаясь спасти свои ничтожные жизни.

Арк Гелиос с братьями непоколебимо двинулись вперед.

Сикарий развил наступление. Теперь, когда большинство орков погибло, он дал сигнал к полномасштабной атаке. Когда Сципион присоединился к капитану, то заметил Иула, ведущего за собой «Бессмертных». Решимость орков пошатнулась, но их все еще осталось слишком много, и атаку они встретили с присущей им яростью. Заклятые враги схлестнулись, кровь потекла рекой, за каждый метр приходилось платить болью и смертью.

Сципион начал продвигаться в самую гущу схватки, цепной меч ревел кровавым хором, пока сержант разил всех на своем пути.

— Ты действительно ходишь среди героев, сержант Воролан, — прозвучал знакомый голос, который мог принадлежать только Иулу.

— Так точно, сержант Феннион, — ответил Сципион, сбив орка с площадки прицельным выстрелом, — и ты среди них.

— Так и есть, — отозвался Иул, в полете разрезав гретчина-камикадзе, отчего его доспехи покрылись кровью.

— И еще ты довольно скромный.

Над головой раздался гулкий грохот штурмовой пушки брата Ультрация, который принялся безжалостно выкашивать зеленокожих.

Иул рассмеялся, тыльной стороной перчатки вытерев с лица брызги крови.

— За примарха! — проревел он вместе с боевыми братьями.

Орки сломались.

Прорвав слабый арьергард, Ультрадесантники пробились на плац. Разбитые банды зеленокожих продолжали отстреливаться из-за ящиков и перевернутых цистерн. Ультраций уничтожил одну такую группу, разнеся на куски их укрытие и испепелив остальных орков. Штурмовое отделение Страбона налетело на другую, круша меньших зеленокожих бронированными ботинками и убивая их орков-хозяев болтами и клинками. Капитану Сикарию нужно было не это. Он сломя голову несся по феррокриту. Пуля отщелкнула от его доспехов, пока он бежал к дальней части зала. Сципион последовал за ним вместе с Иулом и его «Бессмертными».

Занзаг опять бежал, скрывшись в сети пещер за главным залом. Зверю уже дважды удавалось уходить от Ультрадесантников. Третьего раза не будет.

— Иди ко мне, зверь! — закричал Сикарий, его вызов разлетелся по подземным туннелям. — Иди сюда и прими смерть на острие моего меча.

По благородному лицу капитана стекала кровь зеленокожих, засыхая потеками, которые напоминали Сикарию клановые символы их предков в ранние дни Макрагга.

Космические десантники обыскивали темную пещерную систему уже почти час, но самого главного противника так и не встретили. Орки поджидали их в темных нишах — те, кому удалось сбежать от авангарда терминаторов Арка Гелиоса — с пушками и обнаженными клинками. Авточувства астартес заранее предупреждали их о каждой опасности. Адреналин в крови бурлил, зеленокожие погибали прежде, чем получали возможность напасть.

Сципион шагал позади капитана и его Львов, рядом с ним был Иул. Сержант шел с плотно поджатыми губами и суровым выражением лица, медленно водя болт-пистолетом по всей ширине туннеля. «Бессмертные» замыкали тыл, то и дело омывая ответвляющиеся туннели прометием, чтобы выжечь возможные засады.

Сципион чувствовал, как росло напряжение остальные боевых братьев, но никто не ощущал этого острее Сикария. Чем дольше Занзаг уходил от них, тем большей становилась вероятность, что воеводе удастся спастись от их гнева.

От внезапного треска на комм-канале напряжение, казалось, спало.

Это был сержант Октавиан.

— Брат-капитан, отделение Гелиос докладывает о солнечном свете в другом конце пещер, в пятистах метрах западнее вашей позиции, и они обнаружили достаточно широкий проход для брата Ультрация.

— Собирайте боевую группу, — приказал Сикарий, срываясь на бег. — Немедленно.

Солнечный свет лился из широкой расселины в стене туннеля. Сикарий выбрался наружу, и его ослепило величественным дневным светом. Несмотря на пятна крови, его доспехи сверкали, лезвие меча блестело огнем.

Капитан быстро добрался до отделения Гелиоса. Терминаторы, идеально подходившие для жестоких туннельных боев, вырвались вперед основной группы. Арк Гелиос и его воины собрались вокруг Сикария и его Львов, когда Верховный сюзерен показался из пещер.

Едва Сципион успел выйти из дыры в стене вместе с Иулом, как звериные вопли зеленокожих сотрясли воздух. Занзаг остановился здесь с остатками своих сил. Орки собрались на вершине покатого утеса, скалясь и яростно ревя. Хитрость, уловки и приманки в конечном итоге не помогли воеводе, и ему осталась только грубая сила. В финальном гамбите он бросился на авангард Ультрадесантников, надеясь убить их командира.

— Ультрадесант, в бой! — взревел Сикарий.

Короткие очереди болтерного огня заставили отшатнуться банду покрытых шрамами ветеранов, которые ринулись за воеводой. Астартес достали клинки, и бой превратился в свалку.

Металлический крик боли ворвался в чувства Сципиона, и краем глаза он заметил, как упал терминатор из отделения Гелиоса, поверженный силовым когтем Занзага. Массивный воевода переступил труп и, безумно ухмыльнувшись, побежал к Сикарию.

Воздев Клинок Бурь, капитан ринулся к нему с именем Жиллимана на устах.

Битва слилась в пятно крови, стали и дыма. Пока Сципион сражался плечом к плечу с Иулом, его нос оказался забит запахом кислоты, прожигающей плоть — Ультраций стрелял из огнемета невдалеке от них. Дредноут двинулся вперед, сокрушая горящие тела орков, и открыл огонь из штурмовой пушки.

Зеленокожие гибли под выстрелами. Вместе с яростными воинами Арка Гелиоса, который крушил ветеранов силовым кулаком в отмщении за погибшего боевого брата, дредноут прорубил просеку в орде.

Сципион потратил кратковременную передышку, чтобы осмотреться. Над полем боя властвовала одна картина: на вершине обрыва Сикарий сражался с орочьим воеводой.

Небеса разорвала сухая гроза, над головой затрещали молнии и загрохотал гром, будто заметив титанический поединок, который развернулся на земле.

Чистота и отвага астартес равнялась жестокости и дикости зеленокожих. Одному предстояло сдаться, прежде чем бой окончится.

Иул бросился вверх по утесу, чтобы помочь капитану, и Сципион последовал за ним, не переставая стрелять из болт-пистолета. В бушующей схватке он видел потрескивающий энергией Меч Бурь, которым Сикарий наносил удары, словно плененными молниями, по врагу. Занзаг парировал, нещадно проверяя защиту капитана силовым когтем. В конечном итоге сила воли оказалась решающей. Сципион обогнал Иула, безжалостно прорвавшись сквозь ряды зеленокожих. Его друг-сержант находился чуть позади, когда Сципион увидел, как Сикарий отрубил у плеча силовой коготь Занзага. Удар был мощнейшим, нанесенным с двух рук, из-за чего капитан открылся. Но ответного выпада не последовало. Занзаг пошатнулся, черная кровь хлынула из обрубка частично запекшейся раны.

Сикарий шагнул ближе.

— Однажды я тебя убил, — выплюнул он. — Теперь я убью наверняка.

С этим словами он вогнал Меч Бурь в глаз существа и с усилием пробил череп зверя. Выдернув окровавленный клинок, Сикарий смотрел, как Занзаг упал на колени, а затем рухнул на опаленный солнцем песок.

Победа капитана сыграла решающее значение. Как и в твердыне, зеленокожие растеряли всю решимость после смерти лидера. Оставшиеся орки были стремительно окружены космическими десантниками и вырезаны. Сикарий не принимал дальнейшего участия в бою. Он просто стоял на вершине обрыва и победно держал над головой окровавленный меч.

Ультрадесантники радостно взревели, воздев оружие. Сципион присоединился к воинственному хору и облегченно выдохнул.

Наконец Занзаг умер. Черный Предел был спасен.

Пещеру разрушили. Ультрадесантники разместили заряды по всему туннельному комплексу. Зеленокожие, которые могли скрываться внутри, были погребены заживо под тоннами обломков.

Сикарий даже приказал «Мести Валина» обстрелять участок плазменными торпедами. Странное дело, но смотря на эти смертоносные падающие звезды, казалось, будто кампания вернулась к своему началу.

Это была великая победа, которую еще не раз упомянут в величайших анналах военной истории Ультрадесанта. Но за нее пришлось заплатить свою цену. Многие боевые братья расстались с жизнями, и их имена украсят стену почета на ударном крейсере. Чтобы возместить потери, уйдет некоторое время, хотя апотекарий Венатион прекрасно справился со своими обязанностями, и ни один воин не попадет в залы чести, не отдав в орден свое генетическое семя. Многие из 10-й роты, храбрые скауты, которые проникли в логово воеводы вместе с братом-сержантом Телионом, получат заветный черный панцирь за вклад в кампанию и станут полноправными боевыми братьями.

После смерти Занзага орки прекратили сопротивление. Остальные воеводы, которые попытались занять освободившееся место, были один за другим уничтожены Сикарием в череде карательных ударов по выжившим зеленокожим. Его гнев был стремительным и беспощадным. За три коротких кровопролитных дня планету очистили практически от всех орков, а космических десантников отозвали обратно на «Месть Валина», предоставив Соболиным Стрелкам самостоятельно отбивать Черный Предел от рассеявшихся войск зеленокожих.

Сципион стоял на коленях в реклюзиуме ударного крейсера, почтительно склонив голову и положив перед собой болтер. Как хорошо вновь оказаться в родных силовых доспехах, ощущать их тяжесть. Заново освященные капелланом Орадом, доспехи Марк-7 были его частью, почтенным союзником. Сципион очень скучал по ним.

— Ищешь уединения, брат? — спросил голос, эхом раздавшись во мраке.

— Как правило, его-то я и не нахожу в реклюзиуме, — ответил Сципион. — Думаю, его пора переименовать на коллоквиум. Либо так, либо мне придется молиться на инженерной палубе с сервами заодно.

Смех Иула выдал его расположение, после чего сержант вышел из теней.

— Прошу прощения, брат, — искренне сказал он, его лицо озарялось пламенем вотивных свечей. Иул бросил взгляд на стену почести, перед которой стоял Сципион. У нее в память о тех, кто пал за Черный Предел, были возложены позолоченные венцы — награды за отвагу.

Каменное выражение его лица немного смягчилось.

— Молитва за выигранную битву?

— За павших братьев, — отозвался Сципион. — Но я уже закончил, — добавил он, вставая с колен. — Что говорят в роте? Ты видел Праксора после возвращения на корабль?

— Он занят подготовкой и тренировками. Не думаю, что за последние шесть дней он вообще вылезал из гимназиума.

— Дуэльные клети придется чинить, когда мы решим туда наведаться, — заметил Сципион, проследовав за Иулом к выходу из реклюзиума. — Он до сих пор чувствует себя уязвленным, — произнес он, когда воины вышли в коридор.

— Наверное… — ответил Иул. — Но Праксор Манориан всегда превыше ставил славу, нежели долг.

— А что или кого предпочитаешь ты, брат? — спросил Сципион.

Иул помрачнел.

— Я ошибался, — признал он. — Не знаю, действительно ли стремится наш капитан стать правой рукой Калгара в обход Агеманна. Честно говоря, мне уже все равно. Для меня на первом месте орден и он один. Я видел, как герой спас Черный Предел от ксеноотбросов. Герой, Сципион, — Иул остановился и взглянул на Сципиона, закрыв ему вид на реклюзиум. — Вот почему не стоит сомневаться в нашем капитане. Черный Предел запомнят навеки. Он войдет в историю как великая победа.

Сципион промолчал.

— Ты считаешь иначе? — спросил Иул.

Сципион посмотрел через плечо сержанта на арку реклюзиума. Его взгляд упал на множество венцов на стене почета, посмертные награды. Имя Гекора, как и многих других боевых братьев, было среди них.

Лицо Сципиона посуровело.

— Нет. Это была великая победа, брат.

Грэм Макнилл Два вида глупцов

Прагматично. Когда-то они действовали именно так. В былые дни Легиона. В обшитом деревом Арканиуме он смотрел на пикты одних из самых старых страниц «Кодекса Астартес», оглядываясь на времена, когда его достижения считались нормой. На времена когда Ультрадесантники, как утверждало мерцающее изображение пожелтевшего пергамента, правили сотнями миров.

Лишь единицы в Ордене назвали бы его самого и его методы прагматичными. Безрассудными, может быть. Успешными, определённо, но прагматичными? Маловероятно.

Однако, после завершения войны с Рожденным Кровью орден занялся собственным обновлением. Так почему бы ему не заняться тем же?

Выцветший афоризм на страницах «Кодекса Астартес» говорил о двух глупцах, один из которых не сможет измениться, а другой не захочет.

Катон Сикарий не будет ни одним из них.

«Последнее освобождение» было нечеловеческим скоплением остовов космических кораблей и обломков. Прорвав границы варпа, корабль-призрак проник в пространство Ультрамара 15 дней назад. Глубинные сканеры линии Криптмана засекли его мощный и необъяснимый сигнал, направив на курс перехвата вышедшего из ремонтных доков Талассара «Месть Валина» и корабли сопровождения.

Даже без линии Криптмана, присутствие тиранидов на «Последнем освобождении» было очевидным. Огромные смолистые пластины наросли коркой поверх брони корпуса, и слизеподобные наросты покрывали его хребет, подобно злокачественным опухолям коралла.

Уступая размерами скитальцу, но все же огромные и гротескные в своем сходстве с моллюскообразным чудовищем из глубин океана Талассара, три отвратительно органических биокорабля сопровождали «Последнее освобождение». Извивающиеся, длиной в километры, щупальца исследовали пустоту из пастей-пещер, а по их крутым склонам колыхались оборки из бесформенной плоти.

Последующие десять дней выведут этот флот-осколок на расстояние удара по системе Талассара. Родной дом Сикария выстрадал демоническое прикосновение Трижды-рожденного. Он поклялся страшной клятвой на своем «Клинке Бури», что люди Талассара не познают ужас Великого Пожирателя. Северус Агеманн окрестил скитальца по праву старшего капитана, несмотря на то, что «Месть Валина» был кораблем второй роты. Три отделения лучших воинов первой роты были переведены под руководство Сикария на время битвы. Их присоединение произошло согласно распоряжению лорда Калгара, но Сикарий чувствовал причастность Варрона Тигурия к этому приказу. Сознание старшего библиария Ордена, словно вечно меняющийся лабиринт, рассматривало тысячи угроз Ордену и возможности им противостоять. Если библиарий и лорд Калгар приняли решение о необходимости присутствия воинов первой, то Сикарий не собирался перечить им.

Воины второй первыми вступят в битву, хоть терминаторы и славились уничтожением тиранидов на борту космических скитальцев.

Беспросветный осевой коридор был полон во множестве скачущих и визжащих монстров, убийц из вида хормагаунтов. Командное отделение Сикария уничтожало их дисциплинированными залпами масс-реактивных снарядов. Взрывы осветили путь впереди вспышками выстрелов.

Во главе Львов Маккрага, Сикарий встретил атаку тиранидов лоб в лоб. Приготовившись, он нырнул под рубящий коготь длиной с косу, пронзил «Клинком Бури» грудину существа и провернул заряженное энергией лезвие. Бурлящая плоть и черно-красный ихор пеной брызнули на его латную рукавицу. Стряхнув умирающую тварь, он протаранил плечом чужих толпящихся позади нее. Тела крошились под его массой. Он отрывал хитиновые конечности, ломая суставы и сокрушая жесткие панцири. Челюсть сомкнулась на его левом запястье, царапая бритвенно-острыми клыкам мастерски сделанный доспех.

Гай Прабиан оторвал голову существа обезглавливающим ударом силового меча, в то время как Малциан окатил из огнемета ревущей волной пламени. Дюжина монстров завопили, когда кипящая жидкая смесь превратила их в кровавый пар.

Сикарий сместился в промежуток с оторванной головой, все еще сжимающей челюсти на его запястье. Черные глаза в мертвой голове затянулись белой пеленой. Размозжив ее на костяные щепки, Сикарий выстрелил из плазма-пистолета. Опаляющий луч прожег грудь мертвоглазого кошмара из клыков и когтей, расплавив внутренности еще с полдюжины тварей.

Вандий, Дацей и Венацион, прижав болтеры к плечам продвигались вместе с ним. Безупречно выбирая цели, выстрел за выстрелом, они накачивали вздымающуюся массу плоти пришельцев.

Сикарий и Прабиан, оба воина считавшиеся в высшей степени одаренными мастерами клинка, возглавили атаку. Сикарий дрался с мастерством дуэлянта, его руки тренировали с рождения величайшие мастера фехтования Талассара. Прабиан же был лишен подобной искусности. Его меч был орудием убийства, а шит стенобитным орудием. Огнемет Малциана изверг очередной горящий поток, запаляя стены жаром кузницы. Тела пришельцев сгорали со странным щелкающим звуком, подобно сухой траве сгорающей в костре. Болтерные снаряды лопали хормагаунтов словно хитиновые пузыри, расплескивая их скверную кровь литрами по стенам.

Сикарий заметил расплывчатый силуэт в игре огня и тени чего-то большего, нежели мчащегося в коридоре гаунта. Даже сгорбившись, он был впечатляющее массивный, ребристый и мосластый, с острыми хитиновыми крюками по всей длине хребта. Его череп был слоистым ужасом ребристых, перекрывающих друг друга пластин.

— Геном воина, — сказал Прабиан, — к тому же большой.

— Очень большой? — спросил Сикарий.

— Достаточно большой чтобы заняться им вместе.

— Согласен.

Губы чужого тиранидского воина растянулись на удлиненной челюсти, обнажив пожелтевшие клыки. Черный язык взвился в ярко-красной глотке, пока с шипением стекала слюна. Существо рвануло вперед на чудовищно мощных ногах, втаптывая меньшую родню в своем голодном порыве достать Сикария.

Парные клинки из кости на его верхних конечностях, с краями покрытыми кислотой, прочертили в воздухе круг.

— Брат Малциан, посвети мне, — сказал Сикарий прижавшись к заграждающему выступу проржавевшей колонны.

Малциан переменил позицию и поток жидкого огня разлился над существом. Оно завопило от боли, когда его плоть вспыхнула. Болтерные снаряды взрывались в его броне.

Оно оставляло куски мертвенно-белой плоти на своем пути.

Прабиан выступил из укрытия, занеся силовой меч в своем излюбленном обезглавливающем ударе. Смертельный выпад оставлял воина опасно открытым. Выращенный из плоти меч метнулся отразить удар, второй же устремился к животу чемпиона.

Прабиан впечатал свой щит в костяной меч, разломав биооружие напополам. Со звуком треснутой кости Сикарий развернулся и упер плазменный пистолет в сочленение обратно-вывернутой ноги чужака.

Он спустил курок, и колено существа исчезло во взрыве расплавленных костей и плоти. Монстр завалился на металлический пол и Сикарий повернулся, одной рукой пригвождая «Клинком Бури» череп упавшей твари обратным ударом в затылок.

Её отчаянные конвульсии прекратились мгновенно. Сикарий еще не успел освободить меч, как хормагаунты завопили во внезапном одиночестве, заметавшись в животном смятении. Сикарий достаточно понимал эти знаки: до тех пор, пока следующий вожак стаи не восстановит влияние, тираниды были легкой добычей.

— Убейте их всех, — сказал он.

Львы Макрагга линией выдвинулись вперед с намерением выполнить приказ капитана.

Оставив позади резню гаунтов Сикарий и его командное отделение продвинулись вперед к мостику. При обычном абордажном сражении это место было бы надежно защищено, но существа роя не придавали особого значения частям корабля, за исключением одной более важной, той, где были гнезда повелителей улья.

Сикарий взобрался по церемониальным ступеням на мостик. Стены были мешаниной из смолистых выделений и опаленного металла. Тонкая сеть лоснящихся, пульсирующих органических трубок пронизывала прожжённые кислотой переборки.

— Сержант Иксион, — сказал Сикарий, — докладывайте.

— Продвигаемся по нижней палубе семь-шесть-альфа. Упорное сопротивление.

Сикарий кивнул, он планировал это. Гораздо большие силы Иксиона и Манориана стягивали на себя значительную часть воинов тиранидов, оставляя путь к мостику относительно свободным.

Относительно. Он уже слышал, как скребут когти за стенами и под палубными плитами. Рыки, сопение и визги надвигающихся свор разорителей становились все громче.

— Вам нужно содействие, сержант?

— Мстителям Макрагга не требуется помощь в убийстве тиранидов, сир, — ответил Иксион с выращенной в воинах Сикарием аккуратной смесью высокомерия и уважения.

— Хорошая работа, сержант. Продолжайте теснить их, заманивайте как можно больше. И будьте готовы к приказу об отступлении.

— Принято. Иксион, конец связи.

Сикарий переключил вокс-канал.

— Манориан, — сказал он, — время до цели?

— При текущей скорости продвижения мы будем в нижнем узле сигма-три-три через четыре минуты.

Огонь болтера заглушил вокс, и чмокающий звук холодной стали, пронзающей плоть пришельца, раздался эхом в шлеме Сикария. Тактическая выкладка на его визоре сообщала о пятистах метрах до нижнего узла от настоящей позиции сержанта. Было трудно поверить, что Проксару Манориану потребуется столько времени на достижение цели.

— Три минуты и сможешь нести знамя роты по возвращению на Макрагг.

— Будем там за две, — пообещал Манориан.

Северус Агемман бросил взгляд поверх боевого когитатора «Мести Валина» на обновляющиеся данные боя. Львы Макрагга обезопасили участок местности, определённый технодесантниками, как центр управления двигателями. Сканеры «Мести» уже показывали, как тепло расцветало на машинных палубах «Последнего освобождения».

В течение часа прогнивший скиталец будет смещен с прежнего курса и отправлен за пределы Восточной Окраины вместе с таящейся на нем угрозой ксеносов.

— Твой план работает, Катон, — отметил Агемман, ненавидя звук собственного голоса с механическим скрипящим хрипом.

Почти что смертельная рана, полученная от когтей трижды рождённого лорда демонов едва не прикончила его в крепости «Кастра Танагра». Лишь аугментическое восстановление грудной клетки и несгибаемая воля к жизни уберегли его имя от нанесения на стены Храма Исправления.

— Ты удивлен, — спросил библиарий Феликс Картало с ноткой задумчивости. — Ждал его провала?

Агемман качнул головой, размышляя насколько больше позволил узнать библиарию дар предвидения, чем тот понял по его тону голоса. Агемману никогда не доставляло удовольствие сражаться бок о бок с воинами-мистиками Ордена, однако, в любом бою с тиранидами психическая мощь библиария была благословением.

— Далеко не так, брат Картало, — промолвил Агеманн. — Состоятельность плана Катона ни в коей мере меня не удивляет.

— Твой тон говорит об обратном, — ответил Картало, — ты надеялся, что он дрогнет, и первая будет вынуждена вступить в бой?

Услышав эхо собственного желания, высвобожденного в голосе библиария, Агеманн произнес: — Первая рота живет ради войны, брат Картало. Ради нее мы были рождены, но и капитан Сикарий хороший стратег. Если все пойдет по плану, наши силы останутся не востребованными.

— Тогда, быть может, судьба подарит нам шанс, несмотря на успех Катона, — заметил библиарий с тенью улыбки на своих тонких губах.

Агемман повернулся спиной к боевому когитатору, лицом к своим старшим сержантам отделений: Тирусу, Гаю и Солину. Три воина были заключены в громоздкие пластины тактического дредноутского доспеха окрашенных в цвета первой роты: кобальтово-синий и жемчужно-белый.

Воины, чьи имена звучали по всему Ультрамару и за его пределами, каждый был героем Ордена. Их лица были лоскутными гобеленами из кожи, посеченные шрамами, которые они заработали на тысячелетней службе Императору. Эти люди вынесли его смертельно-раненное тело из «Кастра Танагра» посреди битвы с воинством лорда демонов.

Слова «братья» едва ли хватало описать узы, что их объединяли.

В плане Катона воинам Агеммана отводилась роль силам быстрого реагирования и резерва, после телепортации сокрушающих контратаку противника.

Несомненно, жизненно-важная роль, но она не подходила под нрав Первой Роты. Агемман видел в глазах сержантов надежду на изъян в замысле Катона, несмотря на свои дипломатические слова.

— Не дайте былой репутации Катона одурачить вас, — заявил Агемман, поморщившись, когда вживленная в грудь кибернетика породила спазм боли во всем теле, — да, прошлые уловки моего брата-капитана могли показаться безрассудными авантюрами, но в них никогда не было места тактической безграмотности.

— Для чего требовалась только победа, чтобы убедиться в этом, — бросил Солин, первый кто обвинил бы капитана второй роты.

— Победителей не судят, — процитировал Гай.

Все улыбнулись на этой фразе.

Агемман кивнул.

— Твоя правда, Гай, но мое удивление происходит от того, что корни задуманного уходят глубоко в недра учений «Кодекса Астартес».

— Должно быть сражение при Эспандоре дало Сикарию…

— Капитану Сикарию, — напомнил Тирусу Агемман.

— Извините, — ответил Тирус, — должно быть сражение при Эспандоре дало капитану Сикарию вновь обретённое почтение перед наставлениями примарха.

— Или же он почуял, что что-то изменилось, — сказал Солин.

Агемман проигнорировал последнее замечание, заметив взрыв активности биосигнала, появившегося в машинном отделении скитальца. Он сражался со стаями Великого пожирателя достаточно, чтобы разглядеть в сигнале след тварей с развитой синаптической функцией.

— Владыки улья пробудились, — произнес Картало, и слабый мерцающий свет дымкой отразился на кристаллическом капюшоне его брони.

Агемман мгновенно проанализировал информацию.

До этого, ксеносы сражались исключительно в противодействующей манере, подобно белым кровяным тельцам атакующих внедрившихся бактерий. Упрощенное, территориальное поведение, их инстинктивный характер позволили удару Сикарию проникнуть глубоко и быстро.

Пробуждение Сверхразума свело на нет это преимущество.

— Сержанты, направьте отряды к телепортационным матрицам, — сказал Агемман, поворачиваясь к Картало, — похоже судьба предоставила шанс. Первая рота принимает бой.

Разбитые руины механизмов, искорёженные отверстиями от пуль, взломанные когтями и биокислотами — все, что осталось от мостика. Но даже того, что осталось от управляющих механизмов хватило, чтобы запустить двигатели.

— Как долго? — спросил Сикарий, нависнув над технодесантником Орианом, чьи сервиторы были подключены к дюжине открытых терминалов.

— Реакторы погребённые в глубинах этого скитальца все еще функционируют, но их сердца холодны, — объяснил Ориан, работая серво-сбруей в выпотрошенных внутренностях трех ближайших кипах механизмов, — ритуалы пробуждения долги и запутаны, но я верю, что смогу воспламенить их ярость довольно скоро.

— Мне нужно что-то конкретное, Ориан.

— Духи спящих реакторов не действуют конкретно, капитан, — ответил Ориан, — в лучшем случае, их удастся вывести на нужный уровень, чтобы уберечь Ультрамар от скитальца примерно через два часа.

— Трудно поверить, что они все еще работают, — сказал Дацей, взглядом оценивая ущерб своим аугметированным глазом.

— Устойчивость благословенных стандартных шаблонных конструкций, — ответил Ориан.

— Ты не можешь просто перегрузить реакторы? — спросил Дацей. — Взорвать весь этот скиталец с сопровождением в щепки.

Ориан усмехнулся.

— Вы только послушайте, — продолжил Ориан, — всего лишь месяц пристального изучения защиты ядра и он уже мнит себя адептом Марса.

— Не смейся надо мной, Ориан, — предостерег Дацей.

— Тогда не задавай глупых вопросов, — огрызнулся технодесантник.

— Дай ему ответ, Ориан, — сказал Сикарий, упреждая гнев Дацея, — тебе задали прямой вопрос.

Ориан вздохнул и ответил:

— Эти реакторы простаивали веками, и силы взрывной волны хватит лишь на несколько сотен километров за внешними пределами. Если корабли сопровождения не приблизятся вплотную, этого хватит лишь на царапину в слое хитина.

— Тогда почему ты сразу так не сказал? — буркнул Дацей.

Оставив технодесантника трудиться, Сикарий обошел мостик. Его переборки и опоры были из чистого железа, покрытые льдом и свисающими сталактитами мяса. Он стонал, когда внутренние конструкции сдвигались из-за разности температур, скорбным звуком, затянувшейся мольбой покончить с муками. Множественные дыры испещряли стены мостика, древние точки доступа были вырваны атаковавшими биоорганизмами. Сикарий расставил стрелков у каждого прохода вместе с воинами, умело читающих показания ауспекса в условиях скитальца.

Он проверил каждую позицию, обмениваясь словами с каждым человеком, одобряя их действия. Он был искренен, и они это знали.

Сикарий двинулся к Гаю Прабиану, который стоял в начале церемониальной лестницы. Огромные двери мостика были намертво открыты, их механизмы застопорились от смолистых выделений сильнее, чем от быстросохнущего пластбетона.

— Что сказал Ориан? — спросил чемпион.

— До запуска реакторов еще около двух часов.

— Пока мы неподвижны — мы уязвимы.

— Я знаю, — ответил Сикарий, — но таково положение дел, Гай.

Нижняя палуба утопала по колено в вонючих биовыделениях, желудочном соке и жидком металле. Её верхние переборки представляли собой пульсирующую сеть перистальтики. Извивающиеся кишки, покрытые продуктами выделения от замедленного пищеварительного процесса, который неспешно поедал скитальца изнутри. Личинкоподобные существа копошились в липкой грязи, а стаи более крупных, сгорбившихся тварей свисали со стен, выделяя нити вязкой слизи. Ныряющие твари с блестящими луковичными головами процеживали отходы в поисках остатков полезного биоматериала.

Вспышки синей молнии затрещали между просевшими, ржавыми порталами и лепными пилястрами с изображением техножрецов в капюшонах и истлевших символов Адептус Механикус. Существа в зале зашипели, задрав голову в ответ на незнакомое вторжение.

Паутина энергии телепорта срослась в сердце помещения и взорвалась с громовым раскатом выдавленного воздуха.

Бассейн вскипел от внезапного извержения энергии, и большая волна хлынула во все стороны от круга воинов, теперь стоявших в центре зала.

Семь терминаторов с геральдическими знаками Ультрадесантников в круговом построении мерцали вспышками энергии на гранях доспехов. Во главе ветеранов первой роты стоял Агемман, прикрытий с флангов сержантом Тирусом и библиарием Картало.

Агемман моргнул пока сенсориум перестраивался под окружающую реальность. В один момент он проанализировал обстановку, отметив цели и обозначив маршрут продвижения отряда.

Червеобразный монстр с зазубренными когтями и пульсирующими присосками в нижней части брюха выскочил из бассейна. Штурмболтер Агеммана взревел, и тварь разлетелась ошметками мяса и хитиновой экзоброни.

Стены извергали сгорбленных существ, среагировавших на угрозу в центре их владений. Орды визжащих тварей падали в бассейн или же просто бросались на терминаторов с потолка зала.

Агемман преодолевал гниль в направлении выступающей части палубы, с каждым шагом разрывая цели на части. Отделение Тируса и Картало передвигалось в безупречной синхронности, собирая ужасающую дань с пришельцев своим оружием.

Полыхало пламя смертельно точных выстрелов штурмболтеров. Штурмовая пушка отделения выпотрошила десятки ксеносов в воздухе. Обсидиановый клинок Картало ударами вихрящейся стихии сжигал дотла бесчисленное множество прочих. Дождь кипящей крови и рваной плоти шлепался в бассейн.

— Зал чист, — сообщил Тирус Агемману, когда тот ступил на выступающую палубу в доспехе, измазанном вонючими жидкостями.

— Ненадолго, — ответил Агемман, сверяясь с тактическими данными на своем визоре, — все отделения, доложить обстановку.

— Отделение Гая, проникновение в заданной точке. Продвигаемся к целевому улью-гнезду.

— Отделение Солина, проникновение в ста метрах от заданной точки. Переходим на боевой темп.

— Рои уже стягиваются к нашим позициям, — напряженным от усилия голосом сообщил Картало, его кристаллический капюшон пульсировал от психического резонанса, — подвижные биосигналы экспоненциально растут. Генокрады.

— Тогда выдвигаемся, — скомандовал Агемман.

Сикарий с трудом мог поверить, но информация на его сенсориуме была неопровержима. Три отметки входящего телепорта показывали три отдельных вектора атаки в машинном отделении.

— Северус, — спросил Сикарий, — что ты делаешь?

— Реагирую на развитие событий.

— Каких событий? — переспросил Сикарий, различая рев штурмовой пушки смешанный с глухим эхом массированного болтерного огня.

— Проверь данные ауспекса с "Мести".

Уточнив данные Сикарий сразу понял, что Агемман имел в виду. Все три корабля-улья сближались с «Последним освобождением». Пустота засверкала, когда десятки тысяч тиранидских организмов устремились из биокораблей к скитальцу, плывя через космос. Словно муравьи-падальщики, сотни из них уже прогрызали свой путь через обшивку левиафана.

— Зачем ты высадился?

— Хозяева роя пробуждаются в глубине, — ответил Агемман, — я увидел шанс подлить масла в огонь, стянув весь рой.

— Это идет в разрез с планом.

— Планы меняются, Катон, — ответил Агемман, — ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой.

Вокс затрещал, как только Агемман отключил связь.

— Ориан! — крикнул Сикарий, — планы изменились.

За пределами скрывшегося пищеварительного зала, маршрут через беспросветные глубины скитальца становился теснее, еще больше сужаясь. Путь вперед, петляющий словно в лабиринте, был освещён постоянными вспышками оружейного огня. В глубине судна его уже нельзя было узнать, как нечто, созданное руками человека. Каждая стена была покрыта клейкими выделениями и ребристым хитином, пол же был пенистой массой пресыщенных тканей. Температура обжигала, споровые клапаны выпускали жар горнил и ближайших реакторов, чьи расплавленные сердца пробуждались ото сна.

Агемман возглавлял движение, расчищая путь штурмболтером через сотни существ в жучиных панцирях. Генокрады — смертельно быстрые убийцы с когтями способными легко пронзать даже прочнейшие пластины брони. Они визжали и шипели, заваливая коридор своими телами. Он пробивался через них, сокрушая конечности пришельцев, словно мусор под его ногами.

— Благословенны реки крови ксеносов! — воскликнул Картало, рассекая мечом четырех тварей за раз. Его капюшон трещал искрящейся энергией, и меч его был опаляющим маяком света.

— Эти существа — авангард, — сообщил Агемман, размазывая по стене грудную клетку, выдранную силовым кулаком из прыгнувшего генокрада. — Более крупные монстры пробудятся и соберутся у владыки улья.

Их атаковали со всех возможных направлений: спереди, с флангов, сверху и с тыла. Даже снизу. На полу открывались всасывающие пасти, булькающие органические бездны, ведущие в места известные лишь Императору. Гнездовья изрыгали сотни генокрадов. Они сыпались из отверстий в потолке похожих на сфинктеры, и мчались по проходу в тылу. Пророческие видения Картало предупреждали терминаторов о каждой опасности.

Агемман вел их всё глубже в утопающее в органике сердце скитальца под нескончаемые залпы масс-реактивных снарядов штурмболтеров. Они шли через сужающиеся проходы полные свисающих листеподобных растений, охочих до их шей, словно живые удавки, через залы, рассеченные лужами, полными шипящей кислотой, разъедающей краску на доспехах. Они пересекали реки пенящейся субстанции и прожигали огнеметом тиски яйцеподобных кладок икры. Каждый их шаг к цели ощущался, словно погружение все глубже в протухшие внутренности больного чумой.

Они понесли первые потери, когда часть верхнего перекрытия лопнула от наводнивших ее кислот. Брат Меридакс пошатнулся, и разрушительное существо вырвалось из ямы в полу, чтобы обвить его. Туловище существа было сегментным змееподобным ужасом с раздирающими когтями и клацающими клыками. Двойные хитиновые крючья врезались в броню, когда масса твари прижала его к палубе. Вторичные конечности вонзились в обнажившуюся плоть Меридакса, подобно лезвиям измельчителя. Громадные челюсти сомкнулись на шлеме, проглотив его целиком.

Резко хлестнув спружиненным хвостом, тварь подскочила к Картало. Она двигалась с ошеломительной скоростью, но библиарий, развернувшись на четверть оборота, рассек её грудную клетку пополам могучим ударом с обеих рук. Останки существа осели брызгающей, шипящей кучей перед ним. Картало проломил окаймляющие череп бронированные пластины, и её дерганье прекратились мгновенно.

— Помянем нашего павшего брата, — сказал Агемман. — Продолжаем наступление.

Помещение, когда-то служившее местом ритуальной циркуляции охлаждающих жидкостей, теперь было превращено в огромный инкубатор. Высотой в сотни метров, длиной в целый километр, со стенами изрезанными ребристыми камерами биоорганических полимеров, полом напоминающим пустырь, покрытый кратерами пищеварительных бассейнов, родильных и мутирующих коконов.

Бесчисленное множество организмов роя наполняли громадный зал. Некоторые пребывали в спячке, но все больше из них прорывались сквозь мембранные оболочки гибернационных мешков. Агемман отметил большую угрозу в выводке тиранидских воинов, со всем их многообразием биоформ вооружений, чем в стаях генокрадов и хормагаунтов, перемещавшихся группами по залу.

— Клянусь Жиллиманом, — промолвил сержант Тирус.

Цели их перегруппировки стали тотчас очевидны.

Возвышающийся зверь, размерами сравнимый с имперским рыцарем, поселился в бассейне тягучей массы. Тиран флота был покрытым наростами левиафаном, облаченным в чудовищно толстые пластины хитина и скользким от разбрызгиваемых жидкостей. Древнее тело изначального существа, рожденного, может быть, тысячелетие назад в далекой Галактике.

Его челюсти могли проглотить «Носорог» целиком. Его лапы могли выдрать ногу у титана. Оно обнажило клыки, показав пожелтевшие бивни в слюне, толщиной с кулак дредноута.

— Вот это зверь, — отметил Агемман, — отвага и честь!

— За Макрагг! — последовал Картало.

Они продвигались вперед, фокусируя огонь штурмовой пушки и масс-реактивных снарядов. Путь сквозь зал был очищен направленными залпами. Тиранидские организмы окружили их, бросаясь на терминаторов с яростным отрешением. Не замечая боли и не зная страха смерти, они следовали за несгибаемой волей Сверхразума в пасти болтеров терминаторов.

Лишь генокрады перенесли шторм взрывающихся снарядов, но и они были раздавлены силовыми кулаками или разорваны цепными по мере того, как терминаторы продвигались со свойственной им неумолимой, бесконечной яростью.

Когда же продвижение Ультрадесантников начало замедляться, в зал прорвались отделения Гая и Солина. Штурм гнезда по трем направлениям, вынудил защищающийся рой разделить силы. Воспрянув духом от вида собственных воинов, Агемман кинулся в бой с еще большей решительностью.

Темп штурма восстановился.

Повелитель выводков издал рев от которого затряслись стены зала, и Агемман встретился взглядом с пришельцем. Его древние глаза цвета мрамора и размером с кулак Агеммана, встретили последнего безмолвием, сродни бездушной пустоте галактик. Он мгновенно ощутил мучительное давление в голове, присутствие чего-то враждебного и отвратительно чуждого, подавляющего его сознание.

И в это же мгновение он снова оказался в "Кастра Танагра". Лорд демонов возвышался над ним, собираясь лишить его жизни закутанными в варп лапами. Он почувствовал онемелый ужас этого момента снова, парализованный осознанием того, что он абсолютно ничего не может сделать, чтобы спасти себя.

Страх был чужд Северусу Агемману, но психическое наваждение пережитого момента скорой смерти было слишком реально. Не человечески мощный разум лорда улья проникал глубже, тысячекратно раздувая боль и ужас.

Громадный тиранидский воин устремился к Агемману, но тот опустил силовой кулак и ослабил палец на курке. Победно заревев, монстр хлестнул жилистыми кнутами мышечных сухожилий из углублений экзоскелета. Они обвили его руки и сбили с ног. Подтянув его поближе, зверь выблевал на его шлем поток биоплазмической жидкости. Зрение Агеммана затуманилось статическими помехами. Едкая слизь проникла через решетку шлема, и Агемман подавился от грязи. Нейроглотис в задней части горла, запротестовал от вони, чем-то средним между орочьей помойкой и мертвой плотью.

Лезвия косовидных рук устремились к его голове. Черный меч заблокировал их и обратным ударом отрезал передние конечности от тела.

— Бейся с ним, Северус! — закричал Картало, и Агемман почувствовал обжигающее тепло, исходящее от психического капюшона библиария.

Он ощутил ярость повелителя улья, когда его хватку нарушили и судорожно выдохнул, когда кошмар Кастра Танагра отступил из его мыслей, словно болезнь.

Картало сделал выпад латной рукавицей в сторону монстра. Поток синего огня воплем сорвался с его вытянутых пальцев, мгновенно сжигая плоть на неестественном скелете существа.

Агемман почти ослеп. Био-кислота разъела почти всю лицевую часть шлема. Он сорвал его прочь, и жар с вонью пещеры, словно физически ударили его. Воспоминания превратили его грудь в агонизирующий узел сплётшихся внутренней аугментики, ошмётков сердца и легких.

Отделение сержанта Тируса сформировало круг вокруг него, по мере того, как Картало изливал поток психического огня на пришельцев.

— Вы ранены, брат-капитан? — спросил сержант Тирус.

Агемман встряхнул головой, сглатывая подступившую к горлу желчь. Без изоляции его шлема мерзость гнезда ксеносов была почти что невыносимой.

— Нет, — ответил Агемман, скрывая ужас от затянувшегося вторжения разума повелителя улья, сплюнув на расплавленные кости зверя убитого Картало.

Тирус кивнул и Агемман был благодарен ему за то, что тот отвернулся.

Тело первого капитана было крепким, но когти лорда демонов сильно потрепали его. Даже совместные усилия магистра кузницы и апотекариона ордена не смогли полностью исцелить столь смертельные раны.

Агемман проглотил боль и направился в сторону Картало. Даже в моменты, когда библиарий палил из штурмболтера и прорубался сквозь стаи тиранидских существ, его капюшон пылал от невидимой и напряженной битвы с разумом тирана.

Какой высочайший навык требовался, чтобы вести войну в обоих мирах, духовном и реальном? Смотреть, как воин сражается с таким мастерством, можно было лишь с воодушевлением и смирением.

Столкнувшись с яростной атакой по трем направлениям, повелитель улья отступил обратно в бассейн, издав ревущий вопль животного отчаянья. Агемман не был псайкером, но даже он понял, что существо взывает к помощи.

Монстроидальное существо дернулось в бассейне, распространяя волну вонючей жидкости поверх палубы. Его вздутое брюхо набухло отвратительными опухолями, словно тысячи яиц, внезапно высыпавших на поверхность прыщами.

Споры лопнули, выплескивая пенящиеся, гротескные, родившиеся комки на пол инкубатора. Термагаунты сучили когтями в куче, извиваясь подобно личинкам.

— Слишком мало, слишком поздно, — сказал Агемман.

Как только ловушка захлопнулась, терминаторы первой роты прорубились сквозь них непримиримо, безостановочно и без сожаления.

И снова Агемман встретил взгляд повелителя улья.

В это раз, отражение показало ему собственное, неумолимое желание увидеть тварь мертвой.

— Убить его, — произнес он.

Первый взрыв распорол вдоль борт «Последнего освобождения». Вспышка вулканического света выплеснулась из изрытой ямами поверхности, разливая неоново-яркий рисунок полыхающей плазмы.

Корабли ульи, парившие рядом с умирающим скитальцем, были скованы его обреченностью, вползающим чувством опустения и путаницы. Огромное количество радиации, испускаемое в пространство, срывало кожистую обшивку-шкуру с их костей, словно пепел в огненном шторме.

Убийство повелителя улья повергло гештальт ксено-сознания в пароксизм противоречий. К моменту, когда наиболее могущественные умы достигли контроля над триллионами взаимосвязанных существ, было слишком поздно, чтобы спастись.

Один корабль улья оторвался от обреченного корабля повелителя, но его жалкая, умирающая туша стала легкой добычей для пушек «Мести Валина». Его выпотрошенные останки уже дрейфовали в безбрежном космосе.

Второй и третий взрывы, спустя минуту, устремились к поверхности скитальца, и пересекающиеся линии огня прорезались сквозь его обезумевший остов, напоминая рождение сверхновой изнутри.

Сикарий наблюдал за смертью «Последнего освобождения» с чувством смешанного удовлетворения и упущенной победы. По любым меркам, это была героическая битва, достойная занесения в списки побед с честью и гордостью.

— Ты удивил меня сегодня, Северус, — сказал он, наконец.

— Могу сказать тебе тоже самое, Катон, — ответил Агемман.

— Как так?

— Не секрет, что наше понимание «Кодекса Астартес» всегда разнилось.

— Действительно. Дипломатично, но так. К чему ты клонишь?

— Сегодня ты воспользовался учениями «Кодекса Астартес», так, как обычно это делал я.

— Тогда почему же я чувствую себя вторым?

— Сегодня я увидел возможность и воспользовался ею, — ответил Агемман, — здесь больше нечего сказать. Ты поступил бы также, будь ты на моем месте.

— Возможно, — допустил Сикарий.

Агемман был прав в своих утверждениях, кроме одного критичного факта. Только терминаторы могли пробиться к гнезду повелителя улья.

— Нет никакого возможно, Катон, — сказал Агемман, — ты великий воин, может быть один из самых великих, что видел Ультрамар за тысячелетие, но я еще не настолько стар, чтобы удивить тебя.

— Конечно, нет, — улыбнулся Сикарий.

— Я капитан Первой роты, Регент Ультрамара, и я еще не порос мхом настолько, чтобы не измениться, когда необходимо.

— Как и я, — согласился Сикарий.

Грэм Макнилл Ториас Теллион

Око Возмездия

Не переведено.

Ториас Теллион: Око возмедия

Побережье Макрагг-сити прело под небом цвета чистой кости, озаряемое солнцем, похожим на разогретый бронзовый диск. Конечно, не квинтарнская жара, за что уже можно было быть благодарным, но уже близко напоминала её.

Ториас Телион кивнул сержанту Кетану, и они вытащили хромированный контейнер с боеприпасами из кузова «карго-6», который был припаркован возле двух «Громовых ястребов», отдыхающих на площадках Эванестуса.

— Сейчас поосторожнее, — сказал Телион, когда они заносили тяжёлый ящик внутрь боевой машины. — Эти патроны для болтеров «Сталкер» сделаны по спецзаказу.

— Я не один из твоих сопливых неофитов, — рявкнул Кетан, мотнув головой в сторону отделения скаутов, сидящих вдоль фюзеляжа. — И я не первый раз загружаю «Громовой ястреб».

— Это очень чувствительные, тончайшим образом настроенные смертоносные заряды, которые не потерпят твоего грубого обращения, — сказал Телион, когда они установили груз в специальный раздатчик, встроенный в палубу.

Пальцы Кетана изобразили один из скаутских жестов.

— Осторожнее с такими знаками, — усмехнулся Телион, когда они вернулись за последним ящиком. — Я мог бы не правильно тебя понять и сделать что-нибудь неподобающее случаю.

Площадки были наполнены галдящими голосами, шумами механизмов и шипением пара. Орбитальные корабли садились и взлетали, следуя строго контролируемому расписанию, выхлопы атмосферных самолётов наполняли пространство вспышками и шумом. Пара транслифтеров с полудиска Гелиона пришвартовались площадкой выше, высаживая толпу истовых паломников. Другие корабли прибывали из более отдалённых мест, привозя на Макрагг ещё больше паломников, рабочих и переполненных надеждой кандидатов.

Одетые в синие сюртуки вооружённые провосты сопровождали всех прибывающих, совмещая функции проводников и охраны. Они проследят, чтобы все добрались до финала своего паломничества в Храме Исправления. Некоторые из прибывших несли узлы со своими скудными мирскими пожитками, но большинство прибыло на Макрагг совсем налегке, из личных вещей имея только то, во что были одеты.

— Загружаешь боеприпасы самостоятельно, Телион? — окликнул капитан Фабиан, появившись на погрузочной площадке «Громового ястреба» третьей роты. — «Акципитер» не будет нас ждать.

Такие слова капитан мог бросить младшему по рангу, только если вес его собственного опыта значительно превышал заслуги этого офицера. Телион встретился взглядом с Кетаном, сержант отвёл глаза, пытаясь скрыть ухмылку.

— Заставь вон тех завершить погрузку и давай отправляться, — сказал Фабиан, указав на грубых сервиторов с увеличенной мускулатурой и пневмоусиленными манипуляторами.

— Если это не имеет особого значения, то я бы предпочёл не доверять свой груз их неуклюжим рукам.

— Я не буду задерживаться из-за того, что ты так боишься за свои патроны, — проворчал Фабиан. — Давайте загружайте и полетели.

Телион кивнул, сходни боевого корабля Фабиана поднялись, гудя пневматикой. Двигатели начали вращаться, набирая обороты. Кетан открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Телион одёрнул его.

— Не надо ничего говорить, — предупредил он Кетана. — Он всё ещё наш капитан, а мы с тобой сержанты.

Кетан согласно кивнул, и они вернулись к «карго-6». Телион схватился за последний ящик, но внезапно остановился. Что-то на противоположной платформе привлекло его внимание. Что-то необычное.

Там собиралась колонна из порядка шести сотен паломников, чтобы, минуя ворота в Сервианской Стене, продолжить свой долгий путь в горы.

— Ты слышал капитана, — сказал Кетан, когда Телион отпустил ящик. — Давай уже погрузим это скорее.

Телион уставился на толпу на противоположной платформе. Лица паломников светились изумлением от видов сердца Ультрамара. Они таращились на сверкающую мощь Крепости Геры, зубчатое величие Каструма, Сенаторские Залы и древнее строение великой Резиденции. Взгляд Телиона зацепился за одного человека, выпадающего из общей картины.

Выбритая голова, худощавое телосложение. На грани истощения.

Ничего необычного для того, кто в нищете добирался до Макрагга. Но что-то в нём встревожило Телиона. Он проследил за взглядом паломника.

Телион щёлкнул пальцами и подал скаутский знак, обозначающий, что засечён враг.

Кетан отреагировал незамедлительно:

«Где?» — просигналил он.

«Север. Сотня метров, выбритая голова».

«Засёк».

Телион быстро и тихо обогнул грузовик, подхватил свой «Сталкер» и бесшумно вогнал заряд в патронник. Всё это время он ни на миг не упускал паломника из виду, используя корпус «карго-6», как прикрытие.

Кетан двинулся в противоположном направлении.

«Какова угроза?»

— Он провёл, наверное, весь последний год в путешествии, — проговорил Телион, прижав субвокальную вокс-бусину. — Он только что прибыл на Макрагг и что, даже не глянул на Крепость Геры? Не-ет, он кого-то поджидает.

— Кого?

Телион внимательно осмотрел платформу.

— Его, — он засёк мужчину, одетого в промасленный комбинезон портового грузчика. Мужчина пробирался против движения общего потока к бритоголовому. Плечо грузчика оттягивал тяжёлый по внешнему виду вещмешок.

Две потенциальные цели. Нет времени запрашивать поддержку.

— Захвати цель, — сказал Телион.

— Сделано, — ответил Кетан. — Рискованный угол обстрела.

Телион покачал головой:

— Нет, пока не стреляй. Может я ошибся.

— Что это вдруг? — покосился на него Кетан.

Кетан был прав. Инстинкт почти никогда не подводил Телиона, но он не хотел подстрелить, возможно, невиновного человека. Необходимо убедиться, что он на самом деле опасен.

— Они сближаются, — заволновался Кетан. В это время «Громовой ястреб» Фабиана поднялся в воздух на пронзительно свистящей струе реактивного выхлопа.

Грузчик опустил свой вещмешок, и мужчины обнялись, как давно не видевшиеся друзья. Телион заметил, что паломник передал что-то мужчине в комбинезоне. Достал из-за пазухи что-то металлическое. Часть механизма? Оружие? А может просто привёз старому другу на Макрагг какую-нибудь реликвию из своего путешествия?

Было очень похоже, что эти двое знали друг друга, но Телион в этом сомневался. Они двигались, как солдаты. Опять же, ничего необычного. В Ультрамаре каждый гражданский проходит обязательную военную подготовку.

Грузчик нагнулся к своему вещмешку. Лицо паломника при этом просияло.

Сердце Телиона замерло. Вот оно. Он видел такое и раньше: радость освобождения от тяжести ответственности, работа почти завершена, блестящие от пота лица фанатиков.

Нет, не фанатиков.

Смертников.

Части головоломки встали на свои места. Кроворождённые, изображая паломников, доставили разобранное оружие на поверхность по частям, избежав обнаружения хим-ауспиками и рад-счётчиками.

И сейчас была передана последняя часть.

— Снимаем их, — сказал он, прижав болтер к плечу.

Болт-пистолет Кетана был нацелен уже через мгновение.

Телион поймал в перекрестье прицела макушку паломника и спустил курок. Болт ровно срезал верхушку черепа, не сдетонировав. Смертельный выстрел, но выверенный таким образом, что болт прошёл достаточно высоко, не вызвав взрыва масс-реактивной боеголовки и не причинив тем самым вреда окружающим невинным людям.

Второй мужчина упал, когда выстрел Кетана оторвал ему руку у плеча. Окружающие паломники с паническими криками бросились врассыпную от упавшего человека.

Провосты орали на них, пытаясь отогнать подальше от места происшествия. Служащие Оборонной ауксилии уже сбегались со своих смотровых площадок к стрелявшим. Телион видел, как грузчик повалился поверх своего мешка. Почти половина его туловища от пояса до плеча исчезла, а из мешка теперь торчали пучки перепутанных проводов и части кустарно собранного устройства. Вторая рука грузчика всё ещё сжимала примитивное пусковое устройство.

Телион снова нажал на курок, начисто отстрелив кисть бомбиста.

В то время как провосты, покрикивая на паломников, загоняли их обратно на корабли, Телион и Кетан подбежали к мёртвым телам. Стволы оружия сержантов выискивали другие источники возможных угроз.

Телион опустился на колени возле вещмешка. Он установил достаточно взрывных устройств в тылу врага, чтобы определить, что он видел перед собой.

— Тактическая атомная, — сказал Кетан.

Телион кивнул. Но что-то всё же было неправильно.

— Эта бомба не единственная, — выпалил он.

Секундой позже, в доказательство его слов, ослепительная вспышка очертила перед Телионом его резкую тень. Прикрыв глаза, он повернулся и увидел на горизонте небольшое грибовидное облако, взрывом выброшенное в небо.

— Это на одной из прибрежных платформ, — сказал Кетан. — Сокус?

— Слишком далеко, — промолвил Телион. — Это Лизис Макар.

Грохочущая взрывная волна накрыла побережье, но пилообразные выступы полуострова Эванестус отклонили основную её массу в сторону моря. Поверхность задрожала, и клубы дыма распространились во все стороны от растущего и закручивающегося столба пламени.

— Вот дерьмо, — глядя в море, буркнул Кетан.

«Громовой ястреб» капитана Фабиана падал в океан, его двигатели были охвачены дымом и пламенем.

— Эм-импульс, — сказал Телион, — должно быть, вышла из строя вся электроника и управление двигателями, вызвав возгорание.

«Громовой ястреб» врезался в поверхность океана и разлетелся на части в сокрушительном взрыве. И не только он один. Неподалеку с неба свалился транспортный погрузчик, пилоты которого никак не могли удержать его в воздухе, потому что все приборы на борту были перегружены импульсом и взорвались. Ещё несколько дюжин летательных аппаратов, войдя в штопор, падали в море.

На Сервианской стене взвыли аварийные сирены, высоко над головой заплясали многоспектральные всполохи, когда включились общегородские пустотные щиты. Специально подготовленные на случай тревоги звенья боевой авиации поднялись в воздух из взрывозащищённых укрытий.

Батареи макроорудий были приведены в готовность на каждом корабле. Все воздушные машины, до сих пор находящиеся в воздухе были предупреждены и направлены по маршрутам, не пересекающим опасную зону над морем.

— Что же это было? — спросил Кетан. — Подготовка к следующему нападению? Вторжение?

— Нет, — ответил Телион, щёлкнув предохранителем своего болтера, — это всего лишь озлобленность. Кроворождённые всего лишь пытаются показать нам, что, сколько бы мы их не разбивали, они всё равно смогут нам навредить.

Марней Калгар: Властитель Ультрамара

В Храме Исправления было тихо. Войдя через Завесу Караула, Калгар увидел лишь горстку паломников и молящихся, медленно идущих вокруг мерцающей гробницы Мстящего Сына. Тишина в храме была вызвана не поздним часом, в последнее время на всем Макрагге было мало посетителей. Виной тому была война против Рождённых Кровью. Разрозненные остатки губительного воинства М'кара всё еще прятались в поясах астероидов и других отдаленных уголках Ультрамара, причиняя в своих злобных набегах любой вред, на какой только хватало сил. Лазло Тиберий возглавил флот Ордена, вычищающий предателей из их нор, но в Ультрамаре было много мест, где можно спрятаться.

Увидев магистра Ордена Ультрадесанта, пилигримы стали кланяться или падать на колени. Некоторые нерешительно приблизились, но предупреждающие взгляды несущих топоры воинов Почетной Стражи, заставили их передумать подходить ближе.

Калгар не желал, чтобы ветераны Эрикса были такими грубыми, но Декрет о защите был абсолютным и неоспоримым. Лазутчики Рождённых Кровью достигли поверхности Макрагга в облике паломников, и никто не хотел повторения того, что случилось в Эванестусе с Фабианом, капитаном Третьей.

Калгар распознал конкретные черты, генетически присущие мужчинам и женщинам из Эспандора и Квинтарна. Он мог расслышать диалекты этих близких к Макраггу миров, даже в шепоте, пронизанном глухими гласными, характерными для восточных городов Конора.

Чтобы добраться до центрального мира Ультрамара, эти люди следовали Тропой Пилигрима от Иакса к Калту, от Калта до Эспандора, а затем к Макраггу. Раньше некоторые отвлекались чтобы посетить Талассар, увидеть древние стены Кастра Танагры. Кастра Танагра видела слишком много смертей, слишком много страданий, и ее раны еще слишком свежи, чтобы глазеть на них, пусть даже и с уважением. Со временем пилигримы вернутся, но Ультрамару еще предстоит пролить слёзы до этого.

— Мне нравится бывать здесь, когда нужно восстановить душевное равновесие, — послышался голос из расположенного в углублении реликвария, — полагаю, вам тоже, господин.

— Ты что же, ждал меня здесь? — спросил Калгар, когда из реликвария показался Варрон Тигурий, держа в правой руке увенчанный черепом посох.

— Почему вы решили, что я мог бы?

Калгар подавил свою первую реакцию, будучи раздраженным из-за привычки главного библиария отвечать вопросом на вопрос.

— Потому что ты всю прошлую неделю просил меня об аудиенции, и ты знаешь, что я часто прихожу сюда, когда здесь тихо.

— Помогают ли вам визиты сюда? — спросил Тигурий, — я имею в виду, облегчают ли вашу ношу?

— Иногда, — признался Калгар, — я смотрю на владыку Жиллимана, и думаю о временах когда он жил. Меня утешает знание, что то, с чем мы столкнулись сейчас, отличается от того, что было с Пятьюстами Миров тогда, как плевок и дождь.

— Тогда я должен заранее принести свои извинения.

— За что?

— За добавление груза к вашему бремени.

Калгар поманил Тигурия к себе, и бронированная стена Почетной Стражи расступилась, чтобы пропустить библиария.

— В прошлом году было тяжело, правда? — сказал Тигурий, принимая протянутую Калгаром руку.

— У меня нет на это времени, Варрон. — Ответил Калгар, и они пошли вокруг сияющей стазис-гробницы примарха, — просто скажи то, что ты хотел сказать.

— Прошедший год был не легким, — повторил Тигурий, — потери, понесенные в боях с Рожденными Кровью, были тяжелыми, и все усилия направлены на пополнение рядов боевых рот. Мало кто из нуждающихся в помощи за пределами наших границ, удостаивается аудиенции.

— Ещё меньше тех, к кому я посылаю моих воинов.

— На то есть причины, — сказал Тигурий. Он сделал паузу, когда они прошли мимо мраморной плиты, установленной в честь павших воинов Ветеранской роты. — Наши владения сейчас слабее чем были в прошедших веках, и бремя защиты всё больше и больше ложится на плечи простых смертных Ультрамара.

Огромные перчатки Калгара сжались в кулаки. Характер Калгара испортился в последнее время, и манера Тигурия заходить издалека портила его еще больше.

— Ты устроил эту засаду только для того чтобы расстроить меня еще больше, или у тебя действительно есть какое-то дело?

Тигурий кивнул и посмотрел на список имен, выведенный сусальным золотом по бледному мрамору. Во главе списка было имя величайшего героя Первой роты в памяти живущих, Саула Инвиктуса. Калгар протянул руку, чтобы как обычно прикоснуться к плите.

— Делом, мой господин, — продолжил Тигурий, — является то, что нужно предпринять в отношении Агеммана. Я знаю, вы цените его советы, и меч в его руке, но сейчас не время позволять прошлым победам и честной службе делать нас слепыми к тому факту, что Кастра Танагра изменила его.

— Север Агемман — герой Ультрамара, — сказал предупреждающе Калгар, — герой Империума.

— Без вопросов, это так, — ответил Тигурий. — Я стоял с ним на стенах Кастра Танагры. Я видел, как вы оба сталкивались с повелителями демонов, но он уже не тот человек, каким был раньше.

— Никто из нас не остался таким же, Варрон, — произнёс Калгар, глядя на изможденное лицо библиария. — Может быть, что ты изменился больше всех.

Сдерживая демонов вдали от стен Кастра Танагры, Тигурий опустошился так, как Калгар и не мог себе представить. Тигурий мрачно улыбнулся.

— В этом есть правда, господин, но вы знаете, о чём я говорю. Первая рота нуждается в воине, который будет вести их в бой, а Север никогда полностью не оправится от нанесенного ему повелителем демонов удара. Вы знаете об этом так же, как и я.

— Ты добиваешься, чтобы я заменил его?

— Да, добиваюсь.

— И кто же сможет заменить его? Сикарий? Вентрис? Гален?

— Не мне решать это.

— И когда это тебя останавливало?

— Это решение твоё и только твоё. Слишком многое зависит от тебя, чтобы сделать правильный выбор.

— Есть что-то еще, что я должен знать? — понял намёк Калгар.

— Много чего. Но в первую очередь то, что новый враг собирает силы против нас. Его нечеловеческий и древний разум опаснее всего, с чем мы сталкивались до этого, — сказал Тигурий, глядя на лицо Мстящего Сына. — И мы должны быть готовы встретить его.

Знамя Макрагга

Бескрайние своды склепа терялись во тьме. Пылинки, мерцающие в косых лучах света среди резных каменных колоннад, придавали этому месту особую торжественность. В полутьме покоились груды древней брони, порванные знамена, проржавелое оружие и разбитые машины, словно на забытом поле брани. Юный сержант Тортал в тяжёлой броне шаг за шагом следовал за капелланом Кассием к центру склепа, где хранились самые ценные трофеи, собранные в бесчисленных битвах во имя Императора по всей Галактике. Они лежали здесь в тени величайшей из реликвий ордена. Залитое столпом света, в самом центре зала гордо возвышалось знамя, затейливо украшенное россыпью свитков и почетных знаков. На ярком синем фоне мерцала золотом эмблема Ультрадесанта. Адамантиевое древко знамени, испещренное зарубками и царапинами, казалось изъеденным кислотой.

Сержант замер под пристальным суровым взглядом Кассия. Бионическая маска заменяла капеллану правый глаз и закрывала верхнюю челюсть. Обнаженную часть лица покрывали многочисленные шрамы, скрутившие грубую кожу, когда Кассий заговорил.

— Смотри, юнец, вот оно, Знамя Макрагга. Император собственноручно передал его нашему примарху Робауту Жиллиману в начале Великого крестового похода. Чудесная вещь, не правда ли? Мы, Ультрадесант, храним его вот уже десять тысячелетий, через войны и бедствия передается оно из поколения в поколение как пламенеющий символ нашей любви к создавшему нас бессмертному Императору. Знамя находилось в стазис-полях, видело свет тысяч солнц чужих миров, но каждый раз, когда наш орден собирался вместе, оно доставлялось сюда, на Макрагг. Оно вело наших братьев на смертный бой с опаснейшими из врагов.

Считается, что секрет материала, из которого соткано это знамя, был известен лишь древнейшим. Легкое как шелк и прочное как сталь, оно не горит в огне, а порезы затягиваются на нем сами собой, и оно вновь предстает в былом великолепии. На нем вышиты имена всех семидесяти семи магистров: от Жиллимана до юного Калгара, названия всех величайших побед ордена, о которых мы торжественно объявили в Императорском дворце на священной Терре. Мне самому выпала честь участвовать в девяти из этих битв, трагических и славных. До конца своих дней я сохраню эти воспоминания. Я был там, когда мы подняли знамя над руинами Коринфа, когда мы несли знамя на борту одного из кораблей в Битве на Макрагге.

Тортал замер. Ни один Ультрадесантник не мог спокойно слушать о величайшей победе и ужаснейшей трагедии в истории ордена. Родную планету удалось спасти от нашествия тиранидов, но цена оказалась высока. Ордену потребовалось два века, чтобы восстановить силы. Кассий помолчал немного, прежде чем продолжить рассказ.

— После Макрагга юный Калгар приказал не выносить знамя до тех пор, пока орден не обретет былую мощь и не станет единым целым. Два века понадобилось нам, чтобы восстановить первую роту, воины которой пожертвовали жизнями. Наш магистр полагает, что настало время вновь нести знамя Макрагга в бой.

Старый капеллан преклонил колена и прочел молитву, прежде чем почтительно коснулся покрытого царапинами древка.

— Ты понимаешь, что значит нести это знамя в бой, быть вместилищем духа, символом единства и силы. Ты знаешь наши обеты и клятвы. Ты осознаешь, что значит быть знаменосцем, носителем боевого штандарта Ультрадесанта. Но знаешь ли ты, каково это на самом деле? Смотри же.

Кассий поднял знамя и показал его молодому десантнику.

— Видишь здесь зарубки? В Коринфской битве орочий военачальник отсек знаменосцу Галатану руку, держащую штандарт, но тот перехватил древко другой рукой и продолжал идти вперед, получив еще три тяжелейших раны. Но он не умер, просто не мог умереть, пока битва не завершилась победой. Он не отступил ни на шаг.

А вот эти опаленные места появились на Макрагге, когда баржу юного Калгара захватили тираниды. Гельветик возглавил контрнаступление. Он был отравлен и сожжен, но не опозорил орден и не ослабил хватки, не позволив знамени упасть. Понимаешь ли ты?

Глаза сержанта Тортала горели. Он почтительно и робко кивнул, словно боясь выдать свои мысли. За четыре века Кассий научился читать по глазам, что творилось в сердцах его братьев. Он видел, что, когда понадобится, этот воин отдаст жизнь, защищая знамя, как и его предшественники. Кассий протянул ему древко.

— Неси его с гордостью, знаменосец Тортал. На закате ты дашь клятвы и пронесешь его перед всем орденом, пока боевые корабли готовятся к отбытию.

Джеймс Мортимор Последняя капля

Когда они обрушились на Арборию, планета была плодородна и изобильна. Когда они покинули её, то осталась лишь вулканическая пустошь. Всё это недолгое время на планете бушевала невиданно жестокая битва. Сражение столь яростное, что оно сокрушило горы, испарило океаны, выбросив в атмосферу вздымающиеся на десятки километров облака пара, и разорвало континентальные плиты, из смертельных ран которых хлынула раскалёнными фонтанами жгучая кровь планеты, яркая, словно звезда.

Война превратила мир в обугленную, разбитую мозаику за время, достаточное, чтобы зачать ребёнка. Но она не закончилась на Арбории. Когда мир преднамеренно превратили в звезду, не было ни победителей, ни проигравших, ни защитников добра, ни сил зла.

Лишь недолгая передышка в бесконечной песне войны.

Из «Менологиума Ордо Маллеус» (приписывается Инкульпатусу Проликсу Веридицусу, магистру-библиофагу Делекта Атенеум).

Секунд Сильван поражённо смотрел на лежащего перед ним изувеченного сверхчеловека.

Украшавший нагрудник доспехов сержанта Керрано крылатый череп, символ Ультрадесанта, был вымазан в крови, точь-в-точь, как и сам седой воин. Как и у сержанта, у черепа не хватало глаза, а на уцелевших частях остались шрамы. Доспех был расколот, разбит, точно так же, как и человек, бывший учителем Сильвана после его принятия в Десятую Роту.

— Брось меня, Сильван, — в горле Керрано булькала кровь. — Пока я жив, этих проклятых тварей ждёт расплата.

Секунд Сильван поддерживал умирающего воина, подтаскивая его к сомнительному укрытию среди обломков.

— Сильван, ты меня слушаешь?

— Да, сержант, слушаю.

Керрано пытался засмеяться, но лишь кашлял кровью.

— Если бы ты слушал, то мы бы не отступали.

— Мы не отступаем. Мы совершаем особенный тактический приём.

— Сильван, поскольку ты ещё новобранец, а я формально не только старший офицер, но и инструктор, я пока что готов немного потерпеть твою…

Керрано вновь содрогнулся, заходясь в кашле.

— Сержант, со временем вы исцелитесь. И, когда вы исцелитесь, ваши враги содрогнутся.

— Пусть они содрогнутся сейчас, Сильван, только…

Речь Керрано вновь оборвалась, на этот раз от резкого стука, когда Сильван бросил его в тень груды обломков, когда-то бывших библиотекой.

— Скаут Сильван, я должен приказать…

— Сир, несмотря на все ваши заверения в обратном, подобная настойчивость не призовёт врагов из эфира! — Сильвану, признаться, было сложно и дальше сдерживать раздражение. — Убивать больше некого.

— Извини меня, Сильван, — Керрано выругался про себя. — Я так эгоистично забрал всех врагов себе.

Ответом скаута на столь ироничное замечание стала цитата из кодекса Астартес.

— «Лишь ярый мученик жаждет битвы», — он осторожно выпрямился, держа болт-пистолет наготове, и оглядел развалины, высматривая врагов. Казалось, что здесь больше не было никого, по крайней мере, пока. — Мой долг как скаута — собирать информацию.

— Поскольку информация приносит победу, и да, я знаю писания.

— «Стены, окопы и башни — не преграды», — продолжил Сильван, успокаивая себя знакомыми словами. — «Преграды суть недостаток информации и воли», — с этими словами скаут окинул взглядом поле боя, обгорелые развалины некогда плодородного агромира. — «А без тьмы не бывает света».

В оставшемся глазу Керрано внезапно вспыхнуло понимание. Он попытался подняться, но не удержался, изломанные доспехи и израненное тело подвели его. Сержант тяжело осел обратно на груду обломков и печально вздохнул.

— Сильван, просто цитируя кодекс, ты его не поймёшь! — прошептал сержант. — Сколько раз мне тебе повторять?

Несмотря на царившую вокруг мёртвую тишину, Секунд не рискнул даже на мгновение оглянуться на сержанта.

— Блажен разум слишком малый для сомнений, Сильван…

Лишь этот последний укол заставил скаута обернуться, но ответ застыл у него на губах.

Сержант Керрано был мёртв.

Сильван глубоко вдохнул вонючий воздух. Кровь, железо, разбитые камни, горелая плоть. Битва была жестокой, но это и ожидалось. Призыв о помощи от астропатов Арбории был недолгим, и пугающе быстро умолк. Демоническое вторжение! Это требовало быстрого ответа, крайних мер для ликвидации. Но Галактика огромна, а войны идут повсюду. На Арборию отправили три отделения космодесантников, отряд из закалённых воинов, готовых сражаться, и скаутов, таких как Сильван, призванных собирать информацию о местоположении врага. Увы, космодесантники на горьком опыте обнаружили, что вторжение оказалось на порядок большим, чем ожидалось. А их силы уже были рассеяны по всей планете. Теперь многие уже погибли.

Отделение самого Сильвана перебили, выжил только один. Вертикаль власти была разбита, а коммуникатор получил необратимые повреждения. Да, раненая рука со временем исцелится, но вот времени у скаута и не было. У него была ясно поставленная задача: сбор информации и сражение в меру необходимости для её исполнения. Таким образом, когда в окружающей зоне боевых действий закончились живые враги, у скаута осталась лишь одна цель: собрать как можно больше информации о местоположении противника и любой ценой передать её оставшимся на Арбории боевым братьям. Ничто не удерживало Сильвана у места упокоения сержанта. Тело можно будет забрать потом, если они победят. Сильван подыскал себе новый наблюдательный пункт на небольшом возвышении и осторожно направился к нему, глядя по сторонам. Вокруг простирался когда-то славный город, от которого остались лишь развалины. Повсюду валялись тела гражданских и убитых врагов, вольных и невольных жертв воздушной бомбардировки. Кроме треска огня и рокота осыпающихся камней город был совершенно безмолвным… Или же не был? Свой голос есть у всего живого, но даже сломанные стены и безжизненные залы могут говорить, если ты знаешь, как слушать и что слушать.

А космодесантники могли услышать даже голоса мёртвых.

«Без тьмы не бывает света».

Сильван знал, что нужно сделать.

Арбория была миром гидропонных станций и агрокуполов. Её жители опасались лишь животных, да превратностей судьбы. Затем явились Астартес, во плоти, прочной, как металл. Бронированные гиганты обрушились с небес подобно стальным серафимам, их гнев был неизмерим, почти невыразим. Они сравняли Арборию с землёй, выжгли от неба до дна океанов, и теперь целеустремлённо шли среди останков погибших, ища искры жизни и гася их, подобно безжалостным ангелам смерти.

Космодесантники пришли, поскольку их известили об угрозе. Они пришли на звездолётах, молотах божьих, чтобы сокрушить мир, выбить из него всё живое и стерилизовать изувеченные остатки. Если бы Арбория была полем, то они бы пришли выжечь его, изгнать заразу. Для их скрытых бронёй разумов и глаз здесь не осталось ничего, что можно было спасти. Все должны были умереть.

И потому она бежала вместе с остальными, а за ними следовали космодесантники, ревя и сжигая, топча и давя, рубя и рассекая. Она видела, как они убивают фермеров, их жён и детей, даже животных. А почему бы и нет, если скот может стать разносчиком порчи? Она видела, как они выкашивают очередями бронебойных болтов бегущие толпы, видела, как сжигают в радиоактивный пепел фермы, где прятались напуганные семьи. Она видела, как бронированный великан, у которого кончились патроны, схватил обеими руками бегущих из пылающей церкви людей и всех их раздавил. Затем он направился дальше, с равной небрежностью разбрасывая здания, деревья, самосвалы и экзопогрузчики. Броня его была обагрённой кровью и перемазанной в потрохах.

Цель космодесантников была очень простой. После обнаружения порчи истребить её.

Они пришли сюда лишь ради убийств.

И лишь она знала почему.

Смерть — единственный вкус плоти фермерши.

Пришедшие с ней воспоминания были чуть свежее, но столь же ужасными, хаотичной смесью мучений, гнева и горького отчаяния. Сильван боролся с ними, пытаясь упорядочить всё, найти смысл в разрозненных и перепутанных образах, быстро угасающих остатках разума умершего. Процесс займёт время. Больше времени, чем было у него. Больше времени, чем было у Арбории. Если демоническое вторжение не остановить, то оно привлечёт взгляд других. Тех, под чьим взглядом целые миры сгорали в звёздном огне. И тогда пощады не будет, все усилия его и его павших братьев будут тщетны.

Сильван знал, что нельзя долго оставаться на месте. Он был готов уже начать чинить передатчик, когда омофагия наконец-то переработала все доступные воспоминания в наиболее ясную форму. К счастью, больше поглощать плоть гражданских не пришлось. Сильван знал, что так было нужно, но его всё равно отталкивала эта идея. Эти люди были не его врагами, а жертвами великого зла. Зла, уничтожению которого он посвятил всю свою жизнь, определившего само его существование как космодесантника.

Сражаться. Умирать за Императора. Всё, что он знал.

Сержант Керрано как-то сказал ему, что есть больше одного способа сражаться в битвах. Тогда Сильван не понял его, хотя и пытался, поскольку от этого понимания зависела часть его повышения от новобранца до боевого брата. Керрано говорил о тактиках. Сильван много месяцев изучал кодекс Астартес, но так и не нашёл подходящего отрывка. Если сержант цитировал кодекс, то ему стоило бы прилежней искать источник. Хотя, возможно, Керрано цитировал что-то другое — текст, к которому Сильван ещё не получил доступа. Или же он передавал ему свой опыт, по крайней мере, пытался.

В разуме Сильвана мелькали воспоминания. Ненавистный отец. Испытание отваги. Дитя, рождённое в долгую зиму. Эти воспоминания были чужими. Они принадлежали фермеру, женщине, чью плоть он поглотил. Сильван вздрогнул. Внезапно в его голове не осталось места. Мир вокруг стал казаться слишком маленьким, слишком тесным. Синдром приобретённых воспоминаний. Его предупреждали об этом, учили сопротивляться. Но в поле… в реальности… это… было…

Сожги…

сожженная ферма…

словно новое солнце, погребальный костёр мёртвого мира…

и испытание отваги, решимости, это был…

его первый день как воина и…

её последний день как матери и…

Прошлое и настоящее слились в его разуме, медленно сгущаясь, готовясь к неудержимому взрыву.

Зараза пришла на девятый год после рождения её дочери. Сначала она проявлялась то тут, то там на планете, но быстро распространялась. Все попытки её исцелить были безуспешны. Начали умирать посевы, а вместе с ними и скот, которым жители Арбории обычно кормили себя, да и значительную часть Империума. Всего за три сезона начали разрушаться фермы, а дым от сжигаемых трупов целых стад вознёсся к небу.

Когда её дочь обратилась к Старой Вере, мать не обратила внимания. Она знала, что это лишь суеверия, но хотела покоя. Слишком поздно она поняла свою ошибку. Дав небольшую надежду дочери и её друзьям, мать открыла двери стократ худшей заразе.

Болезнь умерла во время долгих холодов. Но на её место пришла новая. Человеческая болезнь, почти невидимая, скрытая от глаз людей Арбории, думавших лишь о выживании и восстановлении мира.

Старая Вера.

Она жила и росла в тепле костров на тайных собраниях вокруг холодных камней, в свете далёких звёзд, в душах живых носителей, детей, чья надежда одновременно вернула её и наполнила силой.

Старая Вера. Обновлённая невинными, развращёнными ей.

Понимание пришло слишком поздно. И для её дочери, и для всего мира.

Привкус смерти комом стоял в горле.

Сильван отбросил ощущение прочь, на миг зацепившись за едкую вонь поля боя.

Он огляделся. Резкие, пронзительные лучи солнца. Доспехи, перемазанные кровью врагов, словно становившихся сильнее с каждым часом. Сильван склонился и очистил цепной меч от налипших кусков мяса, повозив им в грязи. Здоровая рука двигалась как часы. Знакомые действия помогали ему сконцентрироваться. Но воспоминания продолжали вливаться в разум.

Ночь. Холодное небо. Кровь. Оборванное дитя. Бегство. Крики.

Ловушка! Что-то внутри…

Так и не счистив с оружия всю кровь, Сильван замер.

Что-то двигалось неподалёку.

Сильван убрал цепной меч, взялся за болт-пистолет и поднялся.

Звуки стали ближе. Гораздо ближе. Враги или гражданские? Сильван уже заметил возможные выигрышные позиции и быстро шёл в направлении высокой груды обломков, когда-то бывшей жилым комплексом. С этой наблюдательной позиции он смотрел и ждал. Звуки приближались, становились яснее.

Люди. Выжившие.

Оборванная одежда, обгорелая плоть.

Откуда-то из толпы доносились звуки плача.

Без предупреждения нечто вырвалось из обломков, словно из пещеры. Нечто, когда-то бывшее человеком. Нечто с ужасностью скоростью скачущее и ползущее под суровым светом дня, торжествующее, пронзительно тонко визжащее, похожее на физическое воплощение своего жгучего голода. И оно видело перед собой новые жертвы для утоления желаний. Оно заберёт их, о даааа… Заберёт и…

Сильван, двигаясь со скоростью, доступной лишь космодесантникам, спрыгнул с обломков и, пролетев по длинной пологой дуге, в прыжке схватил тварь и вбил её в землю в метре от напуганных гражданских.

Теперь всё внимание твари приковал скаут.

— эти глаза — Владыка Жатвы, её глаза —

Отбросив случайное воспоминание, Сильван бросился на врага. Сражаться с ним было всё равно, что сражаться с обрётшим плоть торнадо. Именно одна из таких тварей убила сержанта и стольких его боевых братьев. Тварь убила бы и Сильвана, если бы не жестокие уроки битвы, если бы не знание куда бить и как. Сильван выпустил в неистовствующего зверя весь магазин, оставив в человеческом теле дюжину зияющих ран. Он был готов, когда из них вырвалась не кровь, а демоническая плоть, хлещущие, чёрные языки. Тварь двигалась, а её плоть бурлила, словно выворачивясь наизнанку сквозь собственные раны — демоночеловек, человекодемон, двойственность и единство — хлеща и кусая, маша клыками, когтями и цепкими шипами, судорожно мечась от горькой ненависти. Гражданские в ужасе бежали. Один упал с разорванным лицом, кровь хлынула из пробитой насквозь груди. Другой замер, а затем медленно рухнул, сползая по живой паутине пронзивших его хлещущих шипов. Сопряжённый ущерб. Тварь наползала на Сильвана. Она пробила его броню в трёх местах. Она почти оторвала раненную руку у локтя. Он ощутил вспышку боли, резкую, словно удар молнии, когда тварь загнала его в острые челюсти разбитых камней, и от удара сместилось плечо. У Сильвана не было времени на раздумья. Скаут бился словно автоматон. Живая машина. Смерть, облачённая в плоть, кровь и сталь. Опустошив очередной магазин, чтобы отогнать тварь. Сильван выхватил цепной меч и нанёс однорукий, неуклюжий, но всё равно неудержимый удар.

Воющий металл встретился с воющей демонической плотью.

И за один удар сердца бой закончился.

Усталый, победивший, вымазанный своей кровью и ихором твари Сильван убрал цепной меч, передёрнул затвор пистолета и вбил новый магазин. Он огляделся, ища сначала других врагов, а затем гражданских. Он не увидел никого.

Стоп. Его оценка была неверной. Сбежали не все.

Одна осталась. Дитя не больше чем девяти лет возрасту. Девочка с короткими, грязными волосами. Она таращилась на него глазами, расширившимися словно на пол-лица. Восхищение, ужас, он не мог понять, что есть что. Но слёз не было. И она не смотрела на тела погибших.

На мгновение Сильван словно увидел всё со стороны. Облачённый в доспехи, окровавленный великан и оборванное, вымазанное в крови дитя, смотрящие друг на друга с разных сторон широкой площади, неровной от осыпающихся камней и человеческих останков.

Последовало долгое мгновение молчания.

— Мне нужна коммуникационная башня, — пристально посмотрел на девушку Сильван.

Дитё смотрело на него. Шок. Непонимание? Неясно.

— Высокая мачта, очень высокая. Увенчанная имперской аквилой. Символом Империи.

Дитё смотрело.

— Птиииица, — Сильван убрал пистолет, свёл большие пальцы и помахал остальными перед лицом. — С большими крыльями и двумя головами.

Девочка пристально посмотрела ему в глаза, а затем торжественно свела вместе пальцы перед лицом и повторила жест Сильвана. Она поманила его, идя через обломки. И Секунд пошёл следом. Так они шли через развалины города три часа. Новых нападений не было, хотя они не раз слышали, как что-то кралось в развалинах. Скаут задумался, как же она выживала до того, как встретила остальных беженцев. Он тщетно пытался разговорить её, но девочка молчала. Удивительно ли это? Сильван знал, что она заговорит, когда будет готова. Если вообще будет.

Когда они добрались до здания Администратума, когда-то тянувшегося на полакра в зелёном парке, солнце уже садилось. Сильван внимательно всё осмотрел, прежде чем идти дальше. Здесь когда-то было много зданий — высоких, искусно сложенных, а теперь наполовину разрушенных. Самое высокое из них просто исчезло, обвалилось в украшенное орнаментом озеро, разрушив череду фонтанов, изображавших местных божеств жатвы, и затопив местность тысячами литров воды. На осмотр всего комплекса потребовалось больше часа. Закат уже опустился, когда Сильван, вымазавшись в грязи, подключил энергопровода к единственной работающей антенне передатчика. Но выйдя на сеть связей, он не услышал ничего. Лишь треск помех на каждом канале.

Сильван тяжело осел на камни, лежавшие вокруг антенны. Рядом присела девочка и пальцем начала что-то рисовать в грязи на его броне. Сильван едва это замечал. Его худшие страхи стали реальностью. Напавшие демоны полностью перебили Ультрадесантников на Арбории. На всей планете сражаться теперь мог лишь Сильван.

Нет. Его оценка была вновь неверной. Он не был последним.

Над разрушенным горящим городом рябили звёзды. Посадочные двигатели. Небольшой корабль, с невероятной уверенностью летящий по небу. Да, лишь один корабль бы летел так, с уверенностью — высокомерием — достойным своего пилота и огромной ”I”, выгравированной на корпусе. Именно туда Сильвану и предстояло доставить информацию, собранные воспоминания.

Инквизиция прибыла на Арборию.

Это был обычный холодный весенний день, и она направилась на экзопогрузчике в холмы, чтобы набрать льда, а вернулась после заката и обнаружила, что на ферме холодно и темно. Она запарковала экзо и включила сигнализацию, а затем вошла на ферму. Не горел свет, ничто не двигалась. Дом был холодным, тёмным… и пустым. Но он не казался пустым.

Холодный ужас пробрался в её сердце, словно само чёрное небо опустилось и сгустилось вокруг. Она вздрогнула и позвала дочь, но ответом была тишина.

Она вернулась ко всё ещё открытой двери. Ночь. Свет холодных звёзд пробивается через клочья облаков. Она пошла к амбару. Дочь была внутри и с поднятыми руками стояла босыми ногами в огромной луже крови. И не только крови. Повсюду валялись разорванные тела её друзей, смятые, рваные словно игрушки, брошенные капризным ребёнком. Некоторые части тел ещё двигались. Кто-то тихо и облегчённо всхлипнул, умирая.

И её дочь улыбалась. Мечтательно. Что-то в её лице было чужим.

«…мамочка…»

Голос был шёпотом, холодным и суровым, словно далёкие звёзды. И она поняла, что было не так, когда тёмная тварь внутри рванула своё новое вместилище, натягивая и прогибая, словно развлекаясь, а затем позволила вернуться прежнему обличью, отпустив.

Тварь застонала, словно от боли. Или удовольствия.

Её голос был голосом её дочери.

«…ты пришла поиграть…»

Она двигалась. Так неправильно.

Щёлкая, шурша, треща словно старые брёвна.

Извиваясь, петляя и подползая…

«… поиграем, мамочка, поиграем…»

Она потянулась за топором лесоруба. Он был там, где мать его и оставила, повесив на кожаной петле на шпале, там, где её прибил отец — так высоко, чтобы не дотянулась дочь, но легко достала бы мать. Она схватила топор и ударила, изо всех ударила тварь, похитившую лицо дочери…

Но та лишь смеялась, и смех её обещал смерть миров.

От силы удара топор вырвался из её рук. На мгновение он повис в воздухе, клинок и древко глубоко погрузились в расколотый череп. Но затем он начал двигаться, дрожать, сливаться с тварью. Мать с невыразимым ужасом наблюдала, как глаза девочки текут вдоль лезвия топора, словно бусы, водимые по игрушке, и вновь смотрят на неё. А затем топор перестал быть оружием, инструментом, а стал частью твари. Исчез, слился, поглотился. Использовался.

«…плохая мамочка…»

Тварь потянулась к ней. Пальцами. Когтями. Живыми лезвиями топоров, словно пауки ползущими по детской плоти.

Она вырвалась из амбара и побежала.

Сильван пошатнулся от напора воспоминаний. Они не должны были быть столь сильны. Он должен был контролировать их, поглощать, использовать. Он встряхнул головой, чтобы придти в себя, глубоко вдохнул тяжёлый, задымлённый, холодный воздух. В голове прояснилось. Его рука была поднята. Его…

топор погрузился

…цепной меч впился в ближайшую стену.

Девочка неподвижно стояла рядом с топором. Так, словно он пытался — нет! Даже не думать. Её взгляд прошёлся вдоль клинка к лицу скаута, но он был спокойным, лишённым страха. Шок. Должно быть у неё шок. А почему бы и нет? Она же всего лишь дитя. Ужас, обрушившийся на этот мир, на всё, чем она дорожила, наверняка повредил её разум. Его целью было защитить её. Не убить — даже случайно — даже содрогаясь от чужих жутких воспоминаний.

Сильван потянулся к цепному мечу, вырвал из стены, убрал в ножны.

Он посмотрел на девочку, думая, стоит ли извиниться.

Кроха присела у стены, прижав колени к груди, сомкнув вокруг руки для тепла или удобства, она была явно измотана.

Сильван покачал головой.

— Будем спать — умрём.

Её лицо нахмурилось.

— Мы не можем остаться здесь. Я понесу тебя.

Город, как и его развалины, был обширным. Корабль Инквизиции сел на дальней стороне. Чтобы добраться туда, Сильвану придётся быстро пробираться между изломанными тенями. Да, без девочки он справиться быстрее… но что-то не давало ему её бросить. Возможно, желание сохранить честь. Инквизитор — её единственная надежда на жизнь. У него единственный корабль на Арбории. Небольшой шанс тоже шанс, и лишь он может позволить ей покинуть этот обречённый мир.

Сильван застыл. Обречённый? Откуда так…

бежала. Она…

бежала от своей дочери, …

смеющейся, уничтожающей мир. Как и она была уничтожена…

огнём, Хаосом, неудержимо хлынувшим в новый дом, …

её дом исчез, её мир, поглощённый…

Бурлящим ужасом межмировой порчи, которую Сильван узнавал, хотя фермерша этого не могла. Он видел её глазами необратимую погибель мира. Воспоминания переплетались в его разуме, образуя лабиринт терний, откуда не спастись никому.

Месть.

Жертва.

Торжествующий Хаос…

Собрав все силы, Сильван вернулся к тому, что происходило здесь и сейчас. Он совершал ошибку. Держать девочку вместо оружия — даже невредимой рукой — было тактически неразумно, и, хотя скаут и не был уверен, что может вспомнить точный отрывок, это явно противоречило духу кодекса. Он взял девочку и посадил на плечи, цепляясь разумом за зудящую боль ран. В болт-пистолете остался лишь один магазин, да и тот наполовину пустой. Вдобавок он и цепной меч были отнюдь не бесшумным оружием. Что оставляло скауту лишь один выбор. Сильван достал гладий, короткий клинок, заострённый с обеих сторон и с шипастой рукоятью для ближнего боя. Клинок был достаточно сбалансирован для броска и достаточно тяжёл, чтобы разрезать простой материал. Его имя было выгравировано на клинке. Comedentis Carnem. Имя, оставленное его прошлым хозяином, давно погибшим, и это оружие выдал Сильвану сержант Керрано, когда тот вступил в десятую роту.

— Имя этого клинка — Пожиратель Плоти и он спас многие жизни. Сражайся им достойно и отважно, пои его усердно, ибо он всегда голоден.

Сильван смотрел, как холодный свет звёзд и жаркое сияние горящих зданий, текущее серебро и расплавленная бронза, переливаются на лезвиях клинка. Затем он взглянул на разбитые тени разрушенного города. Из орбитальных наблюдений перед высадкой он знал, что космопорт находится на дальней стороне города, возможно в двух километрах от его текущего местоположения. Там и сядет корабль Инквизиции. Приподняв девочку для лучшего равновесия, Сильван тихо пошёл вперёд.

Он не прошёл и двадцати шагов, когда на них с яростью обрушилась толпа существ.

Сильван встретил первые удары гладием, сверкающим бронзой и серебром, пламенем и звёздами. Девочка на его спине двигалась, пытаясь удержаться, и словно тисками сдавливала вывихнутое плечо. На него прыгнул нападавший, и Сильван поднял гладий. Тварь нанизалась по самую глотку на клинок. Лицом к визжащему, ужасному лицу Сильван поднял болт-пистолет и спустил курок.

Голова твари взорвалась, исчезла в кровавом фонтане.

Тварь из амбара преследовала её. Она двигалась быстро, но неторопливо. Мать резко свернула, бросившись к экзо, и запрыгнула в седло так быстро, как ей не удавалось уже десятилетиями. От удара по спине прошла знакомая, давно забытая дрожь, вернувшаяся в момент ужаса. Она нажала на активатор, и экзо включился. Уже сейчас мать понимала, что не спасётся от твари, когда-то бывшей её дочерью. Но она и не собиралась. Нужна была возвышенность. Линяя обзора до башен связи местного Администратума. Если экзо сможет подключиться к сети, то она сможет позвать на помощь или, по крайней мере, передать предупреждение всем, кто его услышит.

Она резко завернула машину и побежала к холмам над фермой.

А тварь была уже впереди. Она двигалась, не двигаясь, ползла и дёргалась, словно застыв, проходя через машины словно сквозь туман, поглощая в себя всё. Она пыталась этого не замечать. Ужас, вина, страх — весь этот клубок отчаяния свился внутри матери. Скорбеть она будет потом. Если выживет. Мать уклонилась от твари, перепрыгнув через неё, что вряд ли получиться вновь. Не оглядываясь назад, она мчалась. Всё это время мать прогревала давно не используемую систему связи и лихорадочно шептала сообщение в приёмник.

Она погрузилась во тьму фермы. В полях были люди. Не люди. Вместилища. Они бросались на неё, словно волны на пляж, колотя кулаками и дубинами экзо. Хотя машина и увеличивала силу седока, но не делала её безграничной. На место каждого отброшенного в сторону одержимого вставали двое других. На место двух раздавленных под ногами вставали многие. Экзо был старым, прослужившим почти половину столетия. Он был фермерским инструментом, а не боевой машиной. Он не был создан для боя. Заряд батарей приближался к красной отметке пугающе быстро.

Она пробивалась вперёд, прокладывая себе путь, как через растущий склон холма, так и через толпы вместилищ.

Коммуникатор поймал сигнал, началась передача. Она ударила по кнопке повтора.

Экзо покачнулся, пошатнулся, рухнул.

Она ахнула. Экзо рухнул на землю и покатился, круша плоть и кости, разрывая тела, открывая порчу внутри — плоть, раздувающуюся, бурлящую, текущую, принимающую всё новые и всё более жуткие обличья.

Она размахивала обеими руками, лопата и ухват экзо разрывали нападавших. Их было слишком много. Она тяжело поднялась и попыталась вырваться, но вес и напор цепляющихся за экзо тварей были слишком велики. Мать вновь упала.

И теперь она видела приближающуюся тварь. Та снова выглядела как девочка, как её дочь. Она шла медленно, голышом, по омрачённым полям. Встречая на своём пути раненых или умирающих, тварь без сомнений кормилась исходящими из тел парами, последними вздохами, сгущающимися в стылом воздухе. И она возбуждённо кричала. Она росла и сжималась. Растягивалась и съеживалась. Запах переставшей скрываться твари напоминал вонь скотобойни. Воплощённую порчу. Обрётшую плоть мерзость. И всё же она скрывалась внутри её дочери месяцами, а она ничего не знала.

Мать тяжело поднялась на ноги, чтобы её встретить.

Тварь улыбнулась.

… я прожила столько жизней, мамочка, — мерзким шёпотом прошелестела она. — это далеко не первая моя плоть…

— Помощь придёт.

…из-за твоего предупреждения… Дааааа…

Раздувшийся бритвочереп твари склонился на мгновение набок, как обычно и делала её дочь, раздумывая над домашним заданием или работой по дому. Три глаза закрылись, словно от раздумий. Или воспоминания.

…когда-то я была заточена в такой же плоти, как и твоя… — её — твари — пасть словно расплывалась по лицу вместе со словами… — и пришлось мне исполнять веления хозяина из Инквизиции… сносить пытки ради его удовольствия… ради знаний…

Тварь съёжилась, скукожилась и сползлась, внезапно став человеком. Её дочерью, смотрящей на неё лицом, с каким она родилась в мире, которое мать любила. Но её глаза, подумала она… Владыка Жатвы, её глаза…

… я ждала… о даааа… и постигала пути своего врага… он был высокомерен, а я терпелива… даже Инквизиция не безгрешна… теперь… я свободна… и я рада, что ты отправила предупреждение… теперь он придёт… Малек Рик из Ордо Маллеус… тот, кто заточил меня… пытал… и я отомщу… я принесу его в жертву… использую его кровь, чтобы призвать мою реальность на этот отвратительный план бытия… и всё живое в нём узнает… такую прекрасную… боль… ох, мамочка… мамочка… я хочу поиграть…

Ей едва хватило мгновения осознать новый кошмар, то, как её обманули — использовали — прежде, чем когда-то бывшая её дочерью тварь просунула улыбающееся детское лицо сквозь экзо к её рёбрам, глубоко в грудь, и изрыгнула порченую сущностью в бьющееся сердце нового вместилища.

Плоть.

Плоть, которую он поглотил, была…

Сильван выругался. Плоть гражданской фермерши была порченой. Пусть они и поглотил её невольно, но теперь порча жила и росла в нём. Скаут не знал, что теперь с ним будет. Возможно, он поддастся Хаосу. Возможно, он умрёт от заразы. Если такова его судьба, да будет так. Он возьмёт порчу с собой и доставит предупреждение перед смертью. Он лишь надеялся, что Инквизиция почтит его желание спасти ребёнка. Сильван яростно взмахнул цепным мечом. Нападающие отступали, яростно воя даже тогда, когда он разрывал их на части. Почему их так мало? Неужели он убил всех? Девочка цеплялась за раненое плечо, её смещающийся вес приносил боль, но очищал мысли.

Чувствуя, что победа близка, Сильван погнал одержимых к кораблю Инквизиции, где они попали под перекрёстный огнь и были истреблены.

Наконец, Сильван доковылял до участка погрузки перед кораблём и наконец-то смог облегчить своё бремя. Дитя легко спрыгнуло на землю и встало позади. На её лице был длинный порез, след от когтистой лапы, едва не отхватившей голову Сильвану. Но в остальном она выглядела невредимой. И скаут был этому рад. Он рухнул на колени в грязи, выронив окровавленный меч из ослабевших рук. Навстречу ему по рампе корабля спускался инквизитор. Сильван пытался встать. Но раны были слишком велики, а изнутри его разъедала порча. Сильван, даже лёжа неподвижно на стерильной поверхности, был под ударами снаружи и изнутри. Неважно. Его жизнь ничего не значит. Лишь предупреждение. Спасение невинных.

— Мой господин, я… Секунд Сильван. Я… принёс… предупреждение… — Сильван задыхался. Инквизитор ждал. — На этом… мире есть тот… кто хочет схватить вас… и принести в жертву… могущественный… демон…

— Откуда ты это узнал? — прищурился инквизитор. — Ты ел заражённую плоть.

Сильван едва нашёл в себе силы ответить.

— Понятно, — инквизитор мрачно кивнул. — А ребёнок?

— Лишь вы… можете спасти… её жизнь.

Сильван чувствовал на себе зловещий взор инквизитора, оглядывающего его со всех сторон. Оценивающего, препарирующего, судящего.

— Ты молишь о её жизни, Сильван, умирая на моих глазах. Твои действия похвальны, пусть и побуждены чужими воспоминаниями и желаниями.

— Вы спасёте её? Мой господин, благода…

— Ты так юн, Сильван, — взор инквизитора оставался всё таким же бесчувственным и холодным. — Если бы ты пережил эту встречу, то тебе бы предстояло многому научиться. И вот каким бы стал твой первый урок: я бы не спас эту девочку, даже если бы она была человеком.

— Я… простите, сир… не понимаю.

Инквизитор склонился вперёд и провёл рукой по рисункам, которые девочка оставила в грязи и крови на доспехах.

Не рисунках. Символах повеления. Тёмного колдовства.

И тогда Сильван всё понял.

Он обернулся к девочке и взглянул на неё другими глазами. Глазами её матери. То было не дитя, но вместилище демона — порченая дочь мёртвой фермерши — того самого демона, который стремился отомстить Инквизиции и ради этого открыл здесь варп-разлом.

Сильван заорал от ярости, осознав, что его использовали, и вскинул болт-пистолет. Но в тот же миг девочка протянула к нему руку. Небрежный жест, пальцы, раскинутые словно птичьи крылья, и скаут отлетел прочь, словно ударенный невидимым молотом. Потеряв хватку на болт-пистолете, Сильван пал, покатился с зубодробительной силой по расколотым камням, а затем так мощно врезался в огромный каменный блок, что разбил его пополам. На лицо посыпались осколки. Тьма сгустилась перед глазами, а боль, раскалённая добела, прошила тело.

Девочка — демон — уже отвернулась, забыв о нём. В это мгновение глаза девочки исчезли, а на лице проступило выражение чистой ярости. И она произнесла имя, высматривая новую цель.

— Малек Рик… наконец-то… ты… мой.

Её голос был зимой, смертью миров. Последнее слово стало улыбкой, мерзкой усмешкой, растянувшей себя вдоль маленькой головы. Череп раздался, открыв шипастый и пустулёзный кошмар. Сущность, поглотившую упавший болт-пистолет так же легко, как дышат люди, испортившую, наполнившую оружие тёмным колдовством, ища желанную цель.

Пять выстрелов, пентаграмма в воздухе. Пять оглушительных взрывов, когда болты взорвались вокруг инквизитора, разрывая камни и пятная нижнюю часть украшенного корпуса корабля.

Но инквизитор лишь покачнулся, словно от слабого ветерка, позволяя первым болтам, а затем и осколкам разлететься вокруг. Его губы шевелились, готовя в ответ столь же тёмные чары.

Демон улыбнулся, похожие на лезвие топора зубы расползлись по детской плоти. А вот инквизитор не улыбнулся.

Между ними проносились потоки тёмного колдовства.

На верхнем корпусе корабля вспыхнули орудия, и Сильван моргнул. Дитя окутала ослепительная вспышка, но скрытая колдовством мерзость лишь произнесла череду непроизносимых заклятий, и орудия смолкли, а затем задвигались, ища новую цель: инквизитора.

Демон завопил. Возбуждение. Радость. Здесь и сейчас смерть, которой он хотел так долго. Здесь и сейчас. О даааа…

Но злорадствовать было рано.

Склонившись вперёд, напрягая все усталые мускулы в теле, верный до последней капли крови своему долгу Сильван замахнулся гладием.

— Имя этого клинка Пожиратель Плоти.

Корми его усердно, ибо он всегда голоден.

Сильван метнул гладий, вложив все силы в бросок.

Сияющий клинок впился в порченую демоническую плоть и глубоко впился в неё.

А затем Сильван вновь упал и больше не поднялся. Сквозь смутную дымку медленно угасающего сознания Сильван видел, как движется инквизитор, пользуясь обеспеченным скаутом отвлечением, и произносит связывающие ритуалы, тёмным колдовством запирая тварь в теле девочки. Демон уже визжал от гнева, наконец-то понимая, что его поймали. Что инквизитор знал о его плане с самого начала.

Хорошо. Значит, он умрёт здесь, с девочкой, когда её плоть ослабеет…

Должно был, он произнёс эту мысль вслух. Доносившийся издалека голос инквизитора принёс скауту новый кошмар.

— Нет, Сильван. Не девочка. Демон, и он будет связан с новым вместилищем. Сильным. Мне предстоит ещё многое узнать.

Для Секунда в словах, пустом сотрясении воздуха, было мало смысла. Его разум был потерян в воспоминаниях, и воспоминаниях чужих, о матери и дочери, работающих и смеющихся вместе на поле летней пшеницы.

Поиграем, мамочка. Выйди и поиграй!

— Пойми, что это не наказание за неудачу. Инквизиция лишь использует особенный тактический приём. Без тьмы нет света. Твою жертву почтят.

Так завершилась порча испустившего последний вздох Сильвана.

Связав демона, инквизитор отдал последние приказания.

И когда некогда плодородный агромир вспыхнул в небесах словно недолговечная крошечная звезда, инквизитор и пленённый демон смотрели на происходящее глазами, в которых не было ничего человеческого.

Когда инквизитор Малек Рик решил выпустить пленённого демона, цена была велика. Три отделения Ультрадесантников. Пять миллиардов невинных жизней. Ставший звездой агромир. Однако, полученная тактическая информация того стоила. Значительная информация и понимание нашего врага пополнили Магна Библиотеку и будут использованы против сил Хаоса в будущих битвах. Первичный тестовый образец был возвращён в новом вместилище. Эксперимент завершился полным успехом.

Из «Менологиума Ордо Маллеус» (приписывается Инкульпатусу Проликсу Веридицусу, магистру-библиофагу Делекта Атенеум).

Бен Каунтер Кровь демона

Космодесантник и боевая сестра смотрели на открывавшуюся картину. На океан разложения. На материк зла.

Болото плавно колыхалось, залитое светом фосфоресцирующих бактерий и грибов. Оно так широко разлилось в подземной тьме, что края не было видно, и острова-бубоны вдалеке извергались, словно вулканы. В берегах жира и растянутой кожи, лопающейся от безразмерности существа, текли реки ихора. Тут и там из проклятого моря вздымались шпили осколков кости, очищенные от плоти толстым слоем мух, висевшим под потолком пещеры. Это море плоти было мертвым и живым одновременно. Его болезненная чёрно-зелёная масса билась жизнью множества болезней, живших в этом огромном бурлящем океане мерзости.

Сестра Эскарион из Ордена Эбеновой Чаши отвернулась от зрелища, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Она видела воплощение всего, чего ее учили бояться и ненавидеть всю жизнь. Но здесь не было места страху и даже ненависти. Ее переполняло исключительно отвращение.

Она лежала на боку, все еще в прыжковом ранце с гофрированными ангельскими крыльями, неудачно приземлившись на маленький выступ скалы, возвышавшейся над морем. Машинально она проверила авто-чувства. Респиратор в силовом доспехе отчаянно пытался отфильтровать токсины из воздуха, и на ретинальном дисплее тревожно мигало множество рун.

Она поспешно попыталась вспомнить, где она, и в голове всплыл образ города еретиков. Высоко над ними, на поверхности планеты, в городе Саафир бушевала битва между еретиками вместе с их демоническими союзниками, и ее братьями и сестрами. И здесь определенно было сердце саафирского зла, заключенное в невообразимое море колышущегося разложения.

Позади нее стоял сержант Каст, синий доспех Ультрадесантника странно блестел в полумраке. Он снял шлем и держал болтер сбоку. На его доспехе, которому было несколько веков, появились свежие зарубки и следы от снарядов, знаки яростной битвы, выдержанной ими по пути сюда. Он был высок, как и все десантники, и его темные волосы были коротко подстрижены. Черты лица были строги и словно вытесаны из камня. Он мрачно смотрел на море.

Эскарион взялась за свою реликвию, перебирая костяные четки пальцами в черной перчатке силового доспеха. Несмотря на их успокаивающий эффект, она знала, что море было живым, и что оно знало об их присутствии. Она понимала, что просто убивать их оно не станет.

— Брат-десантник. — тихо обратилась она к сержанту Касту, тогда как обычно говорила громко и воодушевляюще. — Закрой свой разум. Отвернись!

Каст словно бы не замечал ее.

«У меня есть вера» — подумала она. «Я выжила там, где этого не мог сделать ни один человек. Император со мной, вечно. У меня есть вера. Но я боюсь за космодесантника. Почему я так боюсь?».

В воздухе пещеры появилось течение. Эскарион потянулась к рукояти силового топора, лежавшего рядом. Его лезвие, напоминавшее огромную заостренную лопатку, зло жужжало силовым полем. Она не могла рассчитывать на то, что повредит тварь перед ней, но не была и готова умереть на коленях, а смерть в битве с таким противником сама по себе была достойным концом.

«Я и вправду умру здесь?» — спросил глубоко внутри голос веры. «Верный Империи никогда не умирает. А что же десантник? У него наверняка мощнейший разум, и его тренировали — но достаточно ли этого?».

В километре от них в трупном океане разверзлась многокилометровая щель, обнажившая слои жира, омертвевших тканей под ним и распухших ненужных органов. Еще дальше из трясины поднялись со страшным громким всхлюпом тысячи тел, вытаскиваемых из трясины, две сферы, каждая размером с собор. Покрытые грязью пленки сползли, и открылась блестящая черная поверхность. Каст отпрянул от края уступа, но не отвел от чудовища взгляд.

Лицо. Рот и два глаза. Когда оно медленно заговорило глубоким голосом, который скорее ощущался, нежели был слышен, Эскарион ощутила волны злобы, прокатывавшиеся по выступу вместе со смрадным дыханием твари.

— Удивительно, как много хлопот может доставить такая мелюзга как вы. — воздух дрожал от слов, наполненный темным восхищением. — До чего мелкие мешки безмозглой плоти. Я — Парменид, прозванный Мерзким, избранный князь демонов Нургла. Я — болезнь, которую Чумной Бог наслал на ваш мир смертных. Я — гной в вашей израненной империи. Интересно, а у такой мелочи как вы тоже есть имена?

— Сержант Каст, Ультрадесант, вторая рота. — дерзко сообщил десантник, как будто пытаясь впечатлить князя демонов.

Ужасающий вопрошающий взгляд уставился на Эскарион.

— Я не сказала бы тебе свое имя даже в обмен на свою душу! — прорычала боевая сестра, и сжала топор покрепче.

— Какая досада. — откликнулся Парменид. — Но я могу понять девчушку. Ее разум в высшей степени неплодороден. Что она подвергала сомнению? Ее учат, она верит.

Края трещины поднялись. Тварь улыбнулась.

— А ты, дружок? Ты другой, правда? Ты можешь летать среди звезд — но не знаешь, что находится между ними. Я могу показать, мальчик мой. Я могу показать, почему твой всемогущий Император предпочел оставить свою Империю игрушечных солдатиков на растерзание Хаосу.

Огромное лицо Парменида поднялось широкой приливной волной, окружившей их, словно амфитеатр из плоти. Он глядел на них свысока пустым взором. Сестра Эскарион невольно отступила, но потом справилась с собой. Сержант Каст же продолжал твердо смотреть на развращенное создание, с отвращением выпятив подбородок.

— Вот подумай, кто же в выигрыше? Каждый год вы теряете все больше и больше планет. И пусть вы обманываете себя, что сдерживаете Искажение, далеко в неизученной глубине ваших душ вы знаете, что человечество падет. Девчонка не видит неизбежного. Ты видишь. Ты правда хочешь быть утянутым Империей в пучину? Ты умрешь, зная, что все твои усилия были напрасны. Ты умрешь, зная, что ты ничего не знаешь!

Каст покачал головой, но соглашался он с чудовищем или нет, Эскарион сказать не могла.

— Я могу дать тебе плоть, что не увянет, только изменится и станет пристанищем цивилизации заразы. Не цепляйся за падающую Империю. С моей помощью ты раздавишь ее сапогами и сам станешь Империей, мальчик мой! Я могу показать тебе тайны этой темной маленькой Вселенной. Я могу показать тебе, что такое существование в мире, к которому твоя Империя слепа.

Лицо Каста выражало решимость, но в его глазах мелькали огоньки неуверенности. Эскарион чувствовала хитрого психического червячка, что глодал его душу, но Ультрадесантник боролся с ним, веря в Императора и отказываясь склониться перед силой Парменида.

Каст попытался закрыть лицо руками от видов и звуков, пытавшихся изменить его, но был прикован к скале, на которой стоял, пси-оковами, неспособен пошевелиться, открыт и уязвим для пси-атаки. Он старался вспомнить годы обучения и тренировок в храме крепости-монастыря, чувствуя все нарастающее отчаяние и пытаясь вспомнить все те жесткие слова, что говорили ему капелланы с тех самых пор, как он впервые ступил на территорию Ордена. Но они ускользали от его разума, разъедаемого волей Парменида.

— Нееет… неее… — корчащийся космодесантник пытался прокричать дерзкие слова, всплывшие у него в голове.

Теперь он чувствовал новый вид страха. Он и раньше знал, что это такое, когда воздух пронзают снаряды болтеров и лазерные лучи, а каждую секунду ожидаешь обжигающего касания боли. Он привык к этому за годы, но это был не настоящий страх, а понимание постоянной опасности, сопровождавшей святой долг защиты Империи.

Тут все было по-другому. Здесь ставкой было не его тело. Наградой был его разум, его дух, сама его душа. Космодесантник никогда не должен бояться. Но Каст сейчас боялся, боялся изменения в той части себя, что всегда была неизменной, части, что была для него так же свята, как и сама Империя.

— Господи, спаси нас… — прошипел он сквозь зубы, корчась. У него пошла кровь носом.

Усилием воли Парменид окружил душу Каста темным пси-ореолом — безбрежной ужасающей пустотой, сокрушающей и иссушающей дух.

Каст понимал, что если он когда-то был достаточно силен, чтобы получить доспех десантника, он должен быть сильнее и этого.

— Вечный, всемогущий и защищающий Император…

Эскарион попыталась подойти к нему, но даже воздух был пропитан силой, и она тоже едва могла пошевелиться, чувствуя себя замурованной в скалу. В ушах звенело от низкого злобного хохота, а в раскалывающейся голове проносились отвратительные образы, испещренные красными прожилками.

— Не сдавайся! — как можно громче крикнула она, не зная, слышит ли ее Каст. — Не сдавайся! Из переносицы Парменида вылетело сияющее пси-копье, парализовавшее Каста и оставившее его беззащитным. С доспеха десантника срывались белые электрические дуги и уходили в землю, делая его светлым маяком во тьме. Каждый подлый трюк, который князь мог придумать, обрушился на исчезающую душу Каста.

Под сокрушительной силой Каст упал на колени с невольным паническим воплем. Он рылся глубоко у себя в голове, цепляясь за отнимаемые и сжигаемые злобой Парменида воспоминания. Бесконечные часы битв запузырились и лопнули. Молитвы Ультрадесанта исчезли из памяти. А подо всем этим было разодрано и сожжено его прошлое, детство. Личные ниточки, державшие его вместе, сгорели в пси-пламени, и остались только основные инстинкты. Огонь очистил его от всего, что делало его космодесантником Императора. Каста превратили в животное без духовности, долга и воспоминаний о всемогущей породившей его Империи.

И без веры.

Внутри Эскарион поднималась волна холодного страха. Каст обмяк, покачиваясь на месте. Он был бледен, а из носа и ушей у него текла кровь. Все слои защиты его разума были уничтожены, а пронзительный визг, который она слышала в душе, был воплем ужасного разума Парменида, разрывавшего душу десантника на клочки, как хищник раздирает жертву. Каст был силен — но эта жуткая хаоситская мерзость оказалась сильнее.

— Ты готов присоединиться ко мне? Готов занять своё место, маленький зашоренный человечек из плоти и крови? — голос князя демонов перекрыл крещендо вопля разума. — Отвечай! Отвечай! Готов ли ты принять знание и чуму, и истинный путь человечества? Подняться над своими жалкими собратьями? Увидеть, как они падут пред тобой, когда ты станешь попирать ногами звёзды? Ты готов присоединиться ко мне?

В одно мгновение пси-оковы спали, и Эскарион вновь смогла пошевелиться. Но она знала, что это было хуже всего, потому что означало — Каст сдался.

— Да! — чудовищным и глубоким чужим голосом крикнул Каст, разводя руки в стороны и словно предлагая себя в жертву. — О да!

Парменид рассмеялся, и волны плоти забились в мыс. Вокруг начали падать обломки. Эскарион не собиралась здесь умирать. Она еще не собиралась присоединяться к Императору. В ту минуту, когда Каст отдался Хаосу, он дал ей повод для мести.

Она подняла силовой топор над головой, побежала на Каста и ударила его лезвием, окруженным завывающим голубым силовым полем. Каст подставил под удар предплечье, и его рука отвалилась от тела с каскадом искр. Он взглянул на нее не человеческими глазами, а черными туманными жидкими глазами князя демонов, и улыбнулся злобной ухмылкой Парменида. Его кожу покрывали шрамы и ожоги от жара вторжения князя демонов, зубы раскрошились. Тело было достаточно искалечено — но по сравнению с извращением его души это было ничто.

Он не стал даже доставать боевой нож или поднимать оружие. Он просто ударил Эскарион оставшейся рукой в грудь с силой, куда большей, чем у космодесантника. Она отлетела и упала плашмя на скалу.

Сестра схватилась за камень и увидела, как к ней бегут волны плоти. Вытащив из ножен стилет, она не стала бежать навстречу новому заклятому врагу, чтобы умереть славной смертью, а воткнула его в футляр собственного прыжкового ранца. В два удара она отделила блокиратор подачи топлива, и оно полилось на камни.

— Будь ты проклят! — прорычала она сквозь стиснутые зубы. Спустя секунду ее прыжковый ранец включился. Она взлетела в воздух, оставляя за собой огненный след, когда все топливо одновременно загорелось. В ушах у нее стоял свист раскаленного воздуха. Ее окружал жуткий жар, и она почти потеряла сознание. Ранец сплавился в один комок, задняя часть доспеха начала плавиться, а волосы загорелись.

Пока она возносилась ввысь и молилась, чтобы ее испепелило до приземления обратно в пещеру, далеко внизу накатившиеся волны искаженной плоти Парменида поглотили Каста. Во тьме под Саафиром родился новый герой Хаоса.

* * *

Во время отступления из пылающих руин города Саафир имперские войска нашли искалеченную сестру Эскарион. Ее товарищи сестры подобрали ее и отвезли в Орден Госпитальеров во дворце Церкви на Земле. В темном величии древнейшей планеты священники и аптекарии пересадили ей на спину новую кожу и снабдили ее новым черным силовым доспехом с белым одеянием из хранилищ Ордена. Они вернули ей волосы, так что ее каштановый хвостик свисал между лопаток, словно никогда не сгорал. Но у нее остались шрамы, маленькие ожоги по линии волос, похожие на сотни укусов.

Когда она пришла в сознание в одной из палат Ордена Очищающей Воды, ей рассказали то, о чем она уже знала. Рассказали, как Ультрадесантников и сестер Эбеновой Чаши выбрали для поддержки Имперской Гвардии при штурме и захвате еретического города Саафир. Как обнаруженные там сектанты уничтожались вихрем болтерных снарядов, пока внезапный прилив мерзости не вылился из-под улиц, неся с собой демонов Чумного Бога: ухмыляющихся одноглазых мразей с мечами из ядовитого черного железа, зверюг размером с танк, убивавших одним прикосновением щупалец, и миллионы мелких заразных существ, безумно хихикавших и облеплявших бронетехнику, залезая даже в сочленения силовых доспехов. Эскарион знала, как отступали десантники и сестры, отдавая каждую пядь земли за несколько капель крови демона, но их наконец вынудили оставить город на произвол судьбы, так как силы Нургла превосходили их в численности и ярости.

Эскарион рассказала и свою историю, повествуя о том, как отделение серафим было вырезано в полете отравленными клинками чумоносцев и роем жирных лиловых мух. Как они с Кастом обнаружили, что в бойне выжили только они и отразили атаку прямиком из ада. И наконец, как под ними разверзлись улицы, и они попали в подземную залу с невообразимо мерзкой тварью.

Она рассказала о том, что Каст отвернулся от света Императора, и все склонили головы от стыда.

* * *

Доспех у него расплавился сразу весь и прилип к телу, символ Ультрадесанта и синяя краска пошли пузырями и облезли, пластины превратились в текучий металл, который, сгущаясь и распределяясь по телу, повторил его очертания. Иногда он видел что-то в тусклой поверхности — тьму, опускающуюся с небес, реальность, разорванную надвое, самого Нургла, хохочущего и возвышающегося над расколотой Галактикой.

Чумоносцы свиты подали ему моргенштерн. Рукоять была вырезана из бедренной кости какого-то чудовища, а яблоко высечено из камня столь темного, что он жадно поглощал свет и вокруг него мерцал темный ореол. Чтобы его держать, у него появилась новая рука из перехлестывающихся пластин темно-лилового хрусталя, которая сгибалась и хватала с холодной чужацкой силой.

В другой руке он держал ростовой щит, обтянутый человеческой кожей. Различные оттенки складывались в символ Нургла из трех сфер. Щит был окроплен составами столь могучей колдовской силы, что мог выдержать удары богов.

В надетом на него шлеме была только одна прорезь для глаз, через которую он видел будто бы лучше, чем при помощи авто-чувств. Это пригодилось, так как его имплантаты вскоре отвалились, выползая из его новой плоти как металлические черви.

Чумоносцы-циклопы с одобрением глядели на него светящимися глазами, их вечная ухмылка стала еще шире. Каст воздел свои новые руки к небу и прокричал бесконечный клич, чтобы даже Нургл на своем троне разложения в Искажении услышал его и, может, слегка бы улыбнулся рвению своего нового слуги.

* * *

У сектантов не было времени среагировать, когда круг ангелов рухнул на них с потолка огромного двигательного отсека космического скитальца, проводя на их телах алые полосы выстрелами из парных болтпистолетов. Торсы сектантов были обнажены, на их телах и лицах были странными цветами нарисованы грубые символы, кожа побелела и потускнела от касания разложения, а глаза были черны и пусты. Но доспехи им бы вряд ли помогли, сосредоточенный огонь срезал их до того, как они открыли ответный огонь.

В изящных черных доспехах Сестринства отражалось пламя из ручного огнемета сестры Иоанны, выплюнувшего в центр круга струю голубого пламени, прожегшего туннель с обугленными краями в туловище одного сектанта и воспламенившего еще двоих. Сектанты взвыли, бешено извиваясь, пока прилипшие к их коже химикаты прорывались к мышцам и внутренним органам, чтобы выжечь из них нечистую жизнь. Скелеты рухнули на пол в облачках пепла.

Обух топора Эскарион разрубил плечо одного из сектантов, отрубив ему левую половину тела. Вскрытый сектант почти комически стоял, покачиваясь, а его внутренности вываливались на пол. Канониса Тасмандер хотела наградить Эскарион древним силовым мечом в знак признания ее знаменитой силы воли под Саафиром. Но она отказалась: это было слишком изящное оружие для потрошения еретиков — их нужно было резать, как животных, и вбивать в землю. Это было очень давно — теперь она командовала отделением серафим, ставших ее сестрами — но, как и раньше, с ней был топор. И этот топор опускался на застигнутых врасплох защитников скитальца, отрубая конечности и дробя кости, как тесак мясника.

Стены осветила вспышка лазружейного огня: один луч ударил в наколенник Эскарион.

— Рассредоточиться! — крикнула она, и серафимы разорвали смертельный круг, при помощи прыжковых ранцев взлетев в воздух и опустившись на оставшихся сектантов. Последние еретики умерли так быстро, что даже не успели закричать.

Скиталец, казалось, был построен великанами. Он сам был размером с город-улей, и все в нем было огромным. В двигательном отсеке устремлялись ввысь изукрашенные турбины размером с городские кварталы, их зубчатые верхушки были слишком высоко, чтобы их можно было увидеть, а тени соединяли громадные поршни. Везде были примитивные надписи и символы Чумного Бога, и во влажном воздухе висела вонь смерти и отчаяния. Темное, ужасное место. Но для Эскарион оно было прекрасно — поскольку означало, что она близко.

Большая часть скитальца была заброшена, и у них ушло несколько дней работы со сканером, чтобы найти несколько живых организмов. После долгих лет заданий отделение стало для нее близким, как и сестры, потерянные на Саафире, и они были хорошими бойцами, даже для избранных серафим.

Она знала, что тоже была хорошим бойцом, научившись многому о войне со времен Саафира. У нее была новая цель, кроме служения Церкви. Она преследовала Каста среди звезд дольше, чем могла вспомнить, и теперь была напряжена, найдя его.

— Много еще, Исмена? — спросила она.

— Нет, сестра. — ответила Исмена, чьё лицо было залито тусклым зеленым светом древнего сканирующего устройства. Было видно, что она уже не молода, не только что выпущена из Училища Становления — они уже давно охотились на тьму вместе. Сильна, но не молода.

— Тогда пошли. — Эскарион направилась в темноту к коридору, ведущему в центр управления корабля.

Сестра Иоанна оторвалась от обследования дымящихся тел убитых ей сектантов. В то время как шрамы Эскарион были малозаметны, шрамы Иоанны образовывали паутину изуродованной кожи на лице. Последствия прошлого задания в городе-улье и близкого знакомства с цепным мечом придавали ей вид дикарки.

— Простите, старшая сестра, но как Вы можете быть уверены, что это он?

— Я не так хорошо его знаю, — ответила Эскарион, холодно взглянув на серафиму, — но все же этого достаточно. За мной.

Остальное отделение проверило боезапас и проследовало в коридор. Стены были покрыты дерьмом, кровью и кишками. С металлических краев свисали куски кожи. Проход становился все уже и уже, пока наконец они не подошли к шлюзу, заградившему коридор. На люк был нанесен человеческой и не только кровью знак Нургла.

— Гранаты. — приказала Эскарион и выбила люк из петель.

Сестры бросили в проем крак-гранаты. Авто-чувства Эскарион закрыли ее глаза от резкого света.

Она не боялась. Просто хотела увидеть, вправду ли он наконец был здесь.

Вспышка погасла, и показалась ободранная каюта капитана, искусные драпировки и изящное убранство которой сначала были осквернены разложением, а потом сметены бронебойной шрапнелью. Сложные фрески на потолке показались из-под слоя грязи и копоти, а в дальнем конце каюты свет из большого изукрашенного иллюминатора проникал через мириады дыр в черной бархатной занавеске.

Четыре взрыва его не убили. Эскарион на это и не рассчитывала.

Он стоял посреди хаоса летающих обломков, как каменный воитель. Его яркий доспех исказился до неузнаваемости и стал серым, как оружейный металл. Одна рука была сделана из темного аметиста со множеством граней, уродливо отражавших звездный свет. Прорезь в шлеме светилась болезненным желтым светом. Он держал ростовой щит и чудовищный шар на цепи. Медленно он начал раскручивать жужжащий и оставляющий след вонючего черного пламени моргенштерн.

Эскарион почувствовала холодную тень давнего страха. Но это было еще не все. Была гордость, хоть и грешная, что она смогла выследить его, пускай он и распространял по Галактике разложение с самого момента предательства. Но сильнее всего она чувствовала прекраснейшую вещь: слепую ненависть Сестер Битвы, отказ принять факт существования такого врага, абсолютная убежденность, что убить его будет правильно. Эскарион достала болтпистолет и прицелилась Касту в лицо.

— Будь ты проклят! — крикнула она, и сестры дали залп.

Большую часть снарядов Каст принял на щит, остальные прошли мимо или срикошетили от доспеха. Два пробили броню, выплеснулись струйки крови, но он спокойно стоял. Герой Нургла взмахнул моргенштерном и ударил, разбив голову ближайшей серафимы вдребезги. Другую сестру он сбил с ног щитом. Она автоматически дернула рычажок прыжкового ранца, улетела, врезалась в стену и распласталась по ней, как муха по стеклу.

Эскарион закричала от ярости и бросила пистолет, взяв топор обеими руками и напав на заклятого врага. Каст развернулся и ударил ее щитом, свалив женщину на пол при помощи ее же собственного импульса. Она тяжело упала и почувствовала, что сломала что-то.

Поток пламени отвлёк героя. Изуродованное лицо Иоанны исказилось гримасой — она приготовилась продать жизнь подороже, отводя громадного воина от старшей сестры. Каст прикрыл лицо от жара и ударил ее моргенштерном в живот. Она пролетела через всю комнату, все еще выпуская пламя из огнемета. Отрывистая очередь из пистолета Исмены продолжалась ровно столько, сколько понадобилось Касту, чтобы обезглавить Сестру ударом щита.

Избитая Эскарион, вся в синяках, но все еще живая, поднялась на ноги. Каст тоже изменился — стал быстрее и сильнее, чем любой десантник. Но у нее была вера, чего Каст добиться не мог. У нее была вера — и один раз этого уже хватило.

Оба медленно кружили среди обломков. Авто-чувства Эскарион сообщили, что доспех с тревожной скоростью вкачивал ей болеутоляющее в избитое тело. Боль утихла, но она точно знала, что левая сторона тела у нее сильно травмирована.

Она посмотрела туда, где должны были быть глаза Каста, чтобы увидеть, осталось ли там хоть что-нибудь человеческое. Ей показалось, что она смогла разглядеть за угрожающим блеском черты лица, глаза, что когда-то были человеческими.

«Возможно, это мой единственный шанс» — подумала она. «Возможно, это последний раз, когда я смогу спросить его».

Спросить о том, о чем она многие годы медитировала, чего просто не могла понять. О том, от чего она просыпалась по ночам, и вот теперь, когда у нее была возможность, она просто должна была спросить.

— Почему ты предал? — спокойно спросила она. — Почему ты сдался и оставил своего Императора?

В остатках разума Каста мелькнуло что-то и пробудилось воспоминание. Он видел эту женщину раньше, давно, возвышавшуюся на столбе пламени. Что-то, о чем Парменид ему не рассказывал. Возможно, он не всегда был слугой благостного Нургла? Было ли что-то еще, прежняя его жизнь?

Но искра узнавания мгновенно утонула. Ничего не было. Ничего, кроме вечности прекрасного разложения, неизбежного пути всего живого: прогнить, ослабеть, умереть.

— Почему? — мрачным басом откликнулся Каст. — Почему нет? Он не мой Император. Его Империя умирает под его властью.

Эскарион постаралась удержать его взгляд, но он тут же пропал, сменившись чем-то нечеловеческим. Она медленно подняла успокаивающе тяжелый силовой топор, готовясь ударить и зная, что он, не мешкая, убьет ее так же быстро, как и ее Сестер.

— Она умирает из-за слабых душ вроде твоей. Ты оскверняешь дух человечества. Когда-нибудь тебя даже не будет волновать победа или поражение — останется важна лишь льющаяся вокруг кровь. Твое проклятие в конце концов пожрет тебя.

Из шлема Каста раздалось нечто, вероятно, бывшее смехом. Он поднял моргенштерн и приготовился опустить его могучим взмахом.

— Мой дорогой хозяин Парменид был прав. — ухмыльнулся он, вспоминая слова, которых он вроде как раньше и не слышал никогда. — У тебя нет воображения.

— Да ты что? — Эскарион сняла с пояса маячок телепорта и включила передачу. — Позволь не согласиться.

В пространстве и времени открылось несколько разрывов, когда телепорт принял сигнал и послал свой груз. Три отделения боевых сестер с грохотом проявились.

За то время, что им понадобилось, чтобы нажать на спусковые крючки болтеров, Каст осознал, что женщина воспользовалась его уверенностью в победе. Воздев руки к небу и проревев злобное хаоситское проклятье, он ударил щитом и моргенштерном по полу с такой силой, что тот раскололся, и упал в лабиринт палуб и тьмы внизу.

Боевые сестры всаживали в дыру очередь за очередью, но навстречу языкам болтружейного огня взметнулась спиралью с нижних палуб колонна мух. Их было так много, что рой маленьких тел поглощал все снаряды. Насекомые потоком падали на пол, многие сгорали, но к тому времени, как последние выжившие рассеялись, от призвавшей их мрази не осталось и следа.

Все еще живая Иоанна подтянулась к краю пролома, заглянула внутрь и харкнула в темноту комком кровавой мокроты.

— Час от часу не легче.

Изможденная Эскарион опустилась на колени позади нее.

— Его хозяин потянул за нити, и марионетка перенеслась через Искажение в Саафир.

Она повернулась к старшей сестре первого отделения.

— Обыщите корабль. Убейте всех.

Когда Сестры убежали исполнять приказ, Эскарион задумалась. Она потеряла его. Но один раз она его уже нашла и сможет найти снова. Связь между ними укрепилась. И если у Каста и есть слабость, то это эта связь.

* * *

Говорят, на Земле даже воздух другой, с ароматом древности и чести. Говорят, что он наполнен силой. И правильно говорят.

Церковный дворец возвышался на материке, словно бы сама земля породила огромный готический рифленый горный хребет со множеством шпилей, храмов и монастырей, бесчисленных отделений Адептов Служения.

Глубоко в комплексе находился штаб Эбеновой Чаши, Святой Монастырь. А уже в нем были покои канонисы Тасмандер. Эскарион была немолода, но Тасмандер определенно была стара. Это была седая невероятно крепкая женщина с грубым лицом и внушительным глубоким голосом. Ее военная карьера была окончена, и она управляла бытом и ритуалами Сестер моложе ее. Когда-то она была на редкость искусной и яростной воительницей, настолько упорной и непреклонной в исполнении своего долга, что она добилась уважения даже от грызущихся друг с другом бюрократов Администрации и невероятно гордых космодесантников.

Она сидела в своих покоях за столом из того же черного мрамора, что и стены. Пол комнаты покрывала сложная мозаика с символом Ордена, а на стенах висели древние знамена и литании, хранимые от времени силовыми полями. В каком-то смысле сама канониса тоже была реликвией, старой и чтимой — и все еще могущественной.

Канониса Тасмандер видела лица многих прилетавших на Землю и улетавших с нее. Она научилась распознавать изменения. Лицо Эскарион изменилось больше, чем у многих.

Снявшая доспех и одетая лишь в простые одеяния Сестры, что убавило ее фигуру вдвое, Эскарион стояла в центре комнаты. Она была стройной, но жилистой, и обладала странной внутренней энергией, делавшей ее прекрасным лидером. Ее несколько раз до этого вызывали к канонисе, но тогда только лишь для похвалы. Сейчас все было по-другому, и она это знала.

— Сестра Эскарион, — начала канониса, — ты знаешь, что я ценю тебя, как стойкую последовательницу нашего учения. В Служении нет никого, кто мог бы поставить твою веру под сомнение. Нет никаких сомнений — ты один из столпов, на которых построен Орден Эбеновой Чаши.

— Благодарю Вас, канониса. — Эскарион знала, что Тасмандер не одобряет ее погоню за Кастом. Она рассматривала это как личный долг, акт возмездия, тогда как канониса настаивала на том, что Орден всегда должен действовать как единое целое. «Но, конечно же, уничтожение таких врагов, как Каст, было причиной существования Военных Орденов» — сказала себе Эскарион.

Канониса подалась вперед, ее голос стал ледяным.

— Есть пути, по которым может повести нас наша вера, что являются ложными. Я видела подобное множество раз, и это одна из самых печальных граней моей должности, да простит Он меня. Для служанки Императора преследовать вредные цели с таким упорством, не меньше, — трагедия. Я долго одобряла твою целеустремленность и чистоту ненависти к Тьме, что грозит нам всем. Но если ты заглянешь в себя, то обнаружишь, что так деятельно охотиться за Кастом тебя заставляет личная ярость, а не благо Империи или мои приказы. Верность Сестры принадлежит Императору и Имперской Вере, Адепткам Сестринства — но не ее собственной жажде мести. Твой гнев уводит тебя от нашего учения, а ты для меня слишком ценный кадр. Больше ты не будешь частью какой-либо военной операции, которая может столкнуть тебя с Кастом. Приказ ясен?

Эскарион опустила глаза. Она знала, что сделала все правильно. Ее вера была крепка. Она знала, что не причинит Ордену никакого вреда. Но сейчас ей не давали действовать в согласии с верой.

«Что важнее?» — подумала она. «Приказы моей канонисы, которые были для меня законом с тех пор, как я была всего лишь девчонкой? Или вера, которая вела мою душу по этой жестокой Вселенной и никогда раньше меня не подводила?».

— Слушаю и повинуюсь. Но, если позволите, это крайне важно для меня. Перевербовка Каста Парменидом была величайшим по омерзительности актом из всех, что я видела.

Тасмандер кивнула.

— И ты не могла так этого оставить. Я не говорю, что ты что-то сделала неправильно, Эскарион. Но Эбеновая Чаша — Военный Орден. Я не приемлю ничего, кроме абсолютного подчинения. Этот Орден — это легион Сестер, действующих как единое целое. Я не могу позволить тебе разрушить эту связь. Итак, ты подчинишься слову Служения и оставишь эту опасную погоню?

Эскарион подняла глаза и встретилась взглядом с грозной канонисой. Битва внутри нее закончилась. Решение было принято.

— Разумеется. — солгала она.

* * *

Остановившись подумать, чем он стал, Каст не узнал человека. Он умер и не заметил этого. Вместо когда-то текшей в нем крови был застывший солоноватый ил. Вместо когда-то бившихся жизнью внутренностей были сухие клубки окаменевшей плоти. Он не жил по-настоящему, просто был скреплен и оживлен миллионами болезней, насланных нечистым касанием Нургла.

Кожа, служившая щиту обивкой, выработала чувства — он чувствовал боль, отбивая удары. Моргенштерн стал его частью, хрустальный кулак прирос к рукояти. Шлем медленно плавился и менял форму, пока не стал единым целым с черепом. Сквозь прорезь он видел только размытые зелено-лиловые тени, тем более яркие, чем более больные. Он уже не узнавал то, чем стал.

Но что это значило? Он отверг жалкое человечество. Он был величайшим из людей. Он увидит, как Империя падет, и живет, чтобы отпраздновать на ее останках. Он должен принять жалкие изменения и радоваться. Разве нет?

Воитель посмотрел с мыса вниз. Пещера за все эти десятки лет ничуть не изменилась. Высоко над ней гнила разлагающаяся масса города Саафир, заразившего землю и сделавшего нечистой всю планету. В ночном небе ближайшими и ярчайшими точками света были планеты, павшие к ногам его демонических орд. Но подо всем этим оставалась все та же пещера с длинным узким мысом, на котором сейчас стоял Каст.

И Парменидом, конечно. Князь демонов все еще был здесь. Каст давно забросил попытки угадать, был ли Парменид действительно могучим полубогом, который даст ему все обещанное, или просто злобной тварью, посмеявшейся над ним. Он понемногу осознал, что были более важные занятия. Служить Пармениду значило служить более великим силам, которые связывали этот мир с другим цепями своей воли. С каждым шагом Каст убеждал себя в этом.

Но глубоко внутри было ли что-то еще? Не был ли он кем-то большим, нежели героем Чумного Бога? Не было ли и раньше Каста, другого, но того же? Он с уверенностью мог сказать лишь одно. Он не всегда был таким.

Под ним катились и разбивались о мыс огромные волны разлагающейся плоти. Снова появилось громадное лицо Парменида с его злобной усмешкой и мертвыми черными глазами.

— Мальчик мой, — сказал князь демонов, — ты многое для меня сделал. Возглавил мое войско. Создал империю. Нургл очень доволен. Но теперь твои умения должны послужить другому делу.

Каст опустился на колени, положив щит на скалу перед собой, готовый получить священные приказы.

— Должен признаться, — продолжал Парменид, — я не понимаю, как эти мелкие мясистые существа могут так надоедать. Но они сейчас готовят ответный удар по нам. Приближается корабль, мальчик мой. Он летит на эту самую планету, вот такая наглость, да, так что ты, мой драгоценный герой, должен показать им все безумие их замысла. Возглавь мой флот и как следует покажи им истинную судьбу всякой плоти, прежде чем уничтожить их. Они не должны вторгнуться в священные владения Нургла.

Каст поклонился. В воздухе пронеслась злокачественная волна. Древние телепортаторы флота подхватили искаженное тело воителя и перенесли его на орбиту, чтобы приготовиться к прибытию врага.

* * *

Зал в центре Святого Монастыря был долгое время запечатан. Хотя любознательность и не поощрялась среди Адепток Сестринства, боевая сестра Эскарион не могла не интересоваться, какие политические махинации там реализовывали тайно прибывшие люди в темной одежде. Когда ее вызвали туда, она почти мгновенно осознала истину. Прошло много времени с тех пор, как канониса потребовала отделить ее верность от ее веры. Хотя Эскарион делала все, что ей приказали, проводя все свои военные кампании на дальних рубежах Империи, за множеством жестоких битв она никогда не забывала своей жажды крови Каста.

Тысячи лет назад зал был часовней, перестроенной и встроенной в разросшийся на материке дворец Церкви. Серокаменные стены были испещрены прямыми готическими узорами, потолок был высок, а воздух — холоден. В центре стоял большой стол, за которым сидели посланники, довольно много. Все, кроме одного, были слабо видны. Лампы, вделанные в высокий потолок, не освещали их лица под капюшонами.

Посреди них сидел единственный чётко видимый человек, инквизитор. Он был закован в церемониальный терминаторский доспех, инкрустированный драгоценными камнями, с тяжелой алой печатью Инквизиции на кольце на силовой перчатке. У него было строгое лицо, морщинистое не от старости, а от ужасов, которые ему пришлось вынести из-за своего призвания, и казавшееся неуместным среди огромных пластальных пластин, придававших ему телосложение ходячего танка. Он указал Эскарион на кресло взмахом силовой перчатки. Кресло стояло во главе стола, и ее невидимые судьи сидели перед ней угрожающим полумесяцем.

— Сестра Эскарион… Я осведомлен о противоречиях, имевших место между Служением и Инквизицией в прошлом. — начал инквизитор. Его голос эхом отражался от старых каменных стен. — Но я уверен, что вы достаточно повидали на службе, чтобы понимать, что, хотя наши подходы могут различаться, мы занимаемся одним и тем же делом.

Эскарион всегда настороженно относилась к Инквизиции. С их страстью к таинственности, они, казалось ей, не слишком отличались от еретиков, за которыми следили. Сама она раньше отказывалась иметь с ними дело. Но теперь, поняла она, у нее может быть шанс воплотить мечту, которую она лелеяла большую часть своей службы Ордену Эбеновой Чаши.

Инквизитор поднял ту руку, на которой не было перчатки, и сервитор где-то в дальнем углу включил проекцию звездной карты над столом. Появилась паутина тонких линий и иконок, изображавших западную окраину Тихого Сегмента. Одна из планет была подсвечена.

— Деятельность сил Хаоса всегда была нашей основной заботой. — продолжал инквизитор. — Выделенная планета это Саафир, за которым мы тщательно наблюдаем уже более двадцати лет. Итак, насколько я понимаю, канониса занимает определенную позицию касательно Каста и вас, верно?

— Да, это так. — Эскарион почувствовала выброс адреналина в кровь. Долгое время никто не осмеливался даже упоминать его имя при ней.

Инквизитор мрачно кивнул.

— В нынешних обстоятельствах, как мы полагаем, такое положение дел не может продолжаться. — он взмахнул рукой снова, и подсветилось еще несколько планет вокруг Саафира. — Это планеты, которые Парменид со своими мерзкими ордами удерживает сейчас. В основном, это пустынные земли, которые не представляют для нас интереса. Но вот сам Саафир представляет значительную ценность, обладая невероятно важными минеральными ресурсами.

— Я знаю. — ответила Эскарион. — Я была включена в группу, посланную освободить его в первый раз.

Инквизитор позволил себе улыбнуться.

— Да. Именно поэтому мы до времени удовлетворялись сдерживанием угрозы. — подсветилось еще несколько планет. — А эти планеты под ударом теперь. Если Парменид захватит их, это даст ему значительное влияние. Его империя на данный момент является базой операций Хаоса на территории Империи. Такое положение дел неприемлемо.

Эскарион перевела взгляд с лица инквизитора на темные силуэты по обе стороны от него. Она чувствовала, как они внимательно изучают ее, пытаясь предугадать ответ. Что привело их сюда, настолько высокопоставленных лиц Империи, что их личности были скрыты от нее? Она поняла.

— Искоренение. — выдохнула Эскарион.

Инквизитор вскинул брови.

— Вы проницательны, сестра.

— Со всем уважением, инквизитор, хотя Вы и осведомлены о том, что мне небезынтересна судьба Парменида, я не понимаю, зачем Вы вызвали меня. У меня есть обязанности в других частях Земли. — она прекрасно понимала, зачем понадобилась им. Но она хотела, ей было просто нужно, чтобы это сказали они.

— Сестра Эскарион, зона влияния Парменида недавно стала непроницаемой для любого имперского судна. Любой флот, который мы пошлем, будет перехвачен. — его голос дрогнул, он говорил через силу. Эскарион поняла, что он не привык сообщать столь важную информацию члену Церкви. — Мы знаем, что силы, посланные на перехват флота Искоренения, возглавит Каст. По правде говоря, все наши данные о Касте и большинство их о Пармениде так или иначе исходят от вас. Записи о его службе Ультрадесантником почти бесполезны — теперь его понимаете только вы.

Эскарион покосилась на инквизитора.

— Я нужна вам?

Инквизитор посмотрел на одного из спутников, и тот кивнул ему.

— Да, сестра. — ответил он. — Вы нужны нам.

— Поскольку только я понимаю ход мыслей Каста.

— Не только поэтому. — инквизитор тяжело опустился в кресло, сервомоторы его доспеха взвыли. — Дело не совсем в этом. Одна из сил, правящих Галактикой, и, следовательно, Империей, — Судьба. Это странная сила, ей нельзя управлять, можно только принять ее и подчиниться. Империя выстояла частично благодаря тому, что мы принимаем Судьбу в расчет.

Карта над столом померкла, оставив освещенным только инквизитора.

— Меньшие правители не обращают на нее внимания, потому все они когда-нибудь падут. В данном случае, вас с Кастом соединяет Судьба. Вы красной нитью тянетесь через всю его жизнь. Без вас он полностью становится рабом Хаоса. Но пока вы живы, между ним и Империей есть связь, которую он не в силах разорвать. Вы были там в самом начале. Судьбе может быть угодно, чтобы вы были там и в конце. Может потребоваться, чтобы вы умерли рядом с Кастом. Я так полагаю, это для вас приемлемо.

Эскарион чувствовала, как ее обшаривают скрытые в тени глаза. Она могла вспомнить заразу Хаоса, расползающуюся по карте.

— Я не могу лучше послужить Императору, — тихо сказала она, — чем полностью очистив Саафир от той мрази, что заразила его.

* * *

Каст снова изменился. Стоя на мостике корабля хаоситов «Проклятие», Эскарион видела, как его нагрудник дышит вместе с ним. Из царапины на нем сочился зеленый солоноватый ихор. Под шлемом больше не было глаз, только одна черточка злобы. Он двинулся, не как человек, закованный в доспех, но как нечто полностью живое, древнее и странное.

В свою очередь Каст знал, что узнает ее. Он видел ее раньше, и не один раз, но не мог сказать, кто она. Лицо было моложе, на нем было меньше морщин, глаза ярче, как и волосы. Он смутно припомнил, что люди меняются вот так, старея. Но это точно был тот же человек, та же женщина в черном доспехе с тем же символом, пылающей чашей, вышитым на белой мантии. Но имя… как ее звали? Где он ее видел?

Эскарион тысячи раз представляла себе эту минуту. Вокруг нее лежали обломки мостика «Проклятья». Древние вычислители были разломаны, на полу валялись медные рычаги и шестеренки. Стены и пол несли шрамы от снарядов. Вокруг лежали и тела экипажа рядом с изуродованными трупами демонов Каста. Кровь демонов пятнала стены и собиралась лужами у оснований пультов управления, все еще дымясь и пузырясь. Никто не сдался, и все умерли за свою преданность, Чумному Богу ли или чистоте Империи.

Сквозь огромное смотровое окно, служившее потолком, звезды снаружи обозначали границы гнилого владычества Парменида. Флот едва вошел в его империю, как металлические клыки чего-то живого вцепились в корпус «Проклятья» и выпустили орду избранных Нургла. Один за другим пали тем же манером корабли сопровождения, их огромные пустые корпуса медленно плыли в вакууме, словно трупы в воде. Только защитники на борту «Проклятья» сумели остановить волну нападавших и только ценой собственных жизней. Противники сражались друг с другом в коридорах и машинных отделениях, пока не осталось только двое.

Лезвие топора Эскарион еще дымилось от крови дюжины демонов. Моргенштерн Каста был заляпан кровью, а его щит был изранен и исцарапан. Так, по воле Судьбы и святого Императора, они снова встретились.

Они устало начали кружить, взвешивая в руках оружие. Эскарион знала, что шансов у нее мало. Она была равна Касту в умении, но не в силе, а его выносливости у нее и вовсе не было. Она дважды до того встречалась с ним, и каждый раз ее изломанное тело нуждалось во внимании Ордена Госпитальеров. А Каст стал еще более сильным воином, чем прежде. Он был Хаосом во плоти, и слабостей человека у него не было.

Но, конечно, он не продумывал эту битву досконально каждую секунду своей жизни, как Эскарион. Она распланировала каждый взмах, каждое движение, каждое последствие. Она видела его в бою. Она знала, что он сделает, еще до того, как он пошевелился. Эскарион ударила его топором. Каст парировал удар щитом, но она это знала. Она ударила топором по верхнему краю щита и расколола его надвое. Из разорванной пластины полилась кровь, и воин издал звериный рык от боли. Его моргенштерн прошел по широкой дуге, но серафима уклонилась от удара, двинувшись навстречу бронированному телу.

Лезвие топора рубило снова и снова, молнии били в десятки мест сразу, силовое поле хлестало доспех, пока он не раскололся и не промялся. Раны были неглубоки, но их было много, потому что Эскарион знала, что не сможет свалить его одним ударом. Его нужно было завалить и избивать, пока он не сможет сопротивляться, ударами, от которых он не сможет уклониться даже со своими сверхъестественными рефлексами.

«Моя вера привела меня так далеко.» — молилась Эскарион, пока рубила воителя. «Теперь моя ненависть поведет меня».

Каст отступал под ее ударами. В первый раз он почувствовал, как паника захлестывает давно заброшенные закоулки его разума. Он упал на колени, удары теперь сыпались на его голову. Кость лезвием врезалась в его тело, обнажилась плоть, доспех осколками сыпался на пол. Он свалился на спину, искаженная кровь хлестала из ран, почерневшая мертвая плоть иссыхала и стягивалась, попав на воздух. Он ждал последнего удара, который добьет его.

Это было то же чувство, что и много лет назад. Беспомощность, открытость ударам врага. Так было, когда его разум освежевали. Его веру отняли у него. Его душа обнажилась перед Парменидом, чтобы он ее извратил. Горестная память о том дне всплыла в его голове из темного уголка его души, где гноилась вместе с ним долгие годы. Он не всегда был таким, как сейчас. Его изменили. Женщина! Она была там, когда это произошло, — и вернулась теперь.

Эскарион посмотрела на Каста. Наконец-то он был в ее руках. Теперь настало время для того, чего могло никогда и не быть. Для речи, которую она повторяла все эти годы.

— Нет смысла убивать тебя сейчас. — выплюнула она. — Ты связан с Чумным Богом. Если ты умрешь, то твоя душа присоединится в проклятии к миллиарду других. Если я оставлю тебе жизнь, ты можешь прождать еще тысячу лет, и у тебя не останется разума, чтобы беспокоиться о судьбе моего вида. Парменид предложил тебе знание. Теперь я дала его тебе. Ты видел обе стороны реальности, служил и Империи, и Хаосу. Но ты не знаешь одного, есть один опыт, которого у тебя не было. Ты не знаешь, каково вновь стать праведником.

Каст взглянул на нее. Он знал, что долго не протянет, его застоявшаяся кровь хлестала на пол. Он посмотрел на ее морщинистое лицо, на седые пряди волос, которые когда-то видел сгорающими высоко над ним.

— Ты постарела. — прошептал он искалеченным временем ртом. — Я не понимал, что прошло так много времени.

Эскарион выключила силовое поле топора. Все затихло.

— Ты познал все, что суждено тебе познать. Ты сильнее любого живого человека, любого космодесантника, о котором я слышала. Но достаточно ли этого? Лучше не будет, Каст. Будет только хуже. Это может занять тысячи лет, но будет лишь гораздо хуже.

Каст чувствовал, как его жизнь утекает. Он хорошо теперь знал, что такое смерть. У него были минуты, а не годы. Слова женщины не покидали его разум. Он отбросил все, во что верил, чтобы соединиться с благословенным Чумным Богом. Как он мог вернуться?

Эскарион сейчас была практически безоружна, но она знала, что Каст теперь безвреден. Даже если он и не умирал, его мысли держали его в узде. В его голове шла борьба, которую она так хорошо знала.

— Возможно, ты думаешь, что не можешь быть прощен, что никогда снова не сможешь стать частью человечества. Но к искуплению ведет множество путей.

Множество путей. Всегда есть другой способ. Каст прошел в своей жизни два пути. Один он забросил. Мог ли он в оставшееся время вновь пройти по нему?

— Посмотри, что с нами обоими сделали годы. — продолжала Эскарион. — Они превратили тебя в животное. Они увели мою веру от приказов моего Ордена. Но это же время дало мне возможность понять — что бы ни произошло здесь, у тебя не будет больше шанса изменить Галактику. У тебя есть воображение. Используй его. Смени свой путь еще раз, прежде чем испустить дух.

* * *

Тошнотворная вспышка вернула его в пещеру, на то самое место, где давным-давно началась его новая жизнь. Героя Хаоса почти разорвали, но он пытался вырвать победу. Он едва шагал, вновь волоча свою кровоточащую тушу по мысу к месту над колышущимся лицом князя демонов.

— Каст, мальчик мой! — Парменид ожидал возвращения своего слуги. — Я вижу, задание было не из легких. Но ты победил?

Каст медленно, из последних сил, кивнул.

— А Искоренение? Оно предотвращено?

— Лучше… даже лучше. — прохрипел Каст. — В этом нет… необходимости.

Лицо всколыхнулось приливной волной, километровые брови из зловонной плоти нахмурились.

— Что это значит, мой слуга?

Каст выпрямился. С усилием воли он разжал измененные руки. Пальцы неохотно распрямились, хрусталь треснул, моргенштерн выпал из рук и полетел в извращенное море.

Он разжал пальцы и из последних сил вогнал их в свой нагрудник. Пластины раскололись по линиям, начертанным топором Эскарион, обнажая зараженное тело, закованное в доспехи с тех самых пор, как он впервые ступил на Саафир.

Мертвые органы были вытащены, как и гнилые петли кишок. Теперь в его раздутой грудной клетке находилась тонкая металлическая капсула, безвредная на вид, — пока пси-зрение князя демонов не восприняло готические буквы, начертанные на ней.

ПОЛНОЕ ИСКОРЕНЕНИЕ.

ГОСПОДИ, СПАСИ НАС.

Сержант Ордена Ультрадесантников Каст посмотрел в глаза Пармениду Мерзкому и с удовольствием увидел в них страх.

— Будь ты проклят. — прошептал он, и белый свет чистоты навечно отмыл его от порчи.

Джонатан Грин Спасение

Рев штурмовых болтеров заглушал боевой клич ветеранов первой роты Ультрадесанта, обрушивших праведную ярость на мерзкую расу тиранидов. Перед братом Рием появился визжащий гормагонт с жуткой длинной головой, брызжущий слюной из клыкастой пасти. Рий отработанным движением развернул оружие в сторону твари. С угрюмым удовлетворением он наблюдал через щиток шлема, как уродливое создание разрывало на куски. От отдачи штурмовой болтер дернулся в руке, и череп твари взорвался брызгами лиловой крови и осколками костей.

Когда очередной побежденный противник пал перед ним, Рий оглядел широкое поле боя. Каменистая равнина была покрыта бурлящей массой плоти и воинами в доспехах, при поддержке тяжелых орудий и бронетехники. По краям бесплодной равнины возвышались крутые утесы, на которых земля ощетинивалась изобилием видов растительности и переходила в первобытные джунгли. Желтое солнце светило на такую же первобытную степь с безоблачного неба. В любой другой момент можно было бы сказать, что все прекрасно.

Рий машинально развернулся в сторону атакующего выводка краснокожих термагантов и прошелся по нему очередью бронебойных патронов, прежде чем твари сумели запрыгнуть на выходящие на поверхность породы. Несмотря на заградительный огонь, открытый отделением, несколько ловких тварей сумели добраться до позиций терминаторов.

Резко сократились мышцы телоточца, и снаряд живого оружия полетел навстречу цели. Космодесантник-ветеран защищался от нахлынувших на позиции Ультрадесантников термагантов. Жуки-телоточцы вонзились в терминаторский доспех, многие бесславно разбились о керамитовые пластины. Несколько выживших потратили жизнь на прогрызание брони бешено скрежещущими зубами, но ни одно хищное насекомое не добралось до воина под ней. Десантник ответил ударом правой рукой в силовом кулаке по термаганту. Грудная клетка тиранида треснула от удара, а внутренние органы испарились под воздействием разрушительного поля.

Судорожно дернувшись, шипострел в лапах другого штурмовика разума улья выпустил снаряд-гарпун. Зазубренный шип со свистом разрезал воздух и глубоко вонзился в силовой доспех другого брата-десантника. Терминатор в ответ выпустил очередь из штурмовой пушки. Термаганта разорвало пополам вихрем снарядов, и его останки упали на головы толпе убийц.

Несмотря на достойное сопротивление терминаторов, Рий подумал, что скоро их задавят. Казалось, что на место каждого погибшего чужака вставало двое других. Не заботившиеся гибелью товарищей или моральным аспектом своих действий, бесстрастные солдаты улья, несомненно, были достойным противником.

Когда «Длань Макрагге» вышла из Искажения, мощные сенсоры корабля уловили остаточные сигналы сильного чужацкого присутствия. Сканирование быстро подтвердило наличие в системе рой-флота, расположенного на орбите четвертой планеты звездной системы Дакор. Проведенное тщательное сканирование планеты выявило, что она находится в стадии формирования, как когда-то, за миллионы лет до возвышения Человека, находилась Старая Земля. Теплые тропические моря на экваторе разделяли три огромных материка, представлявших различные природные зоны: большие иссушенные пустыни, прибрежные джунгли с вонючими болотами и, наконец, лесистые плато, окружавшие горные хребты.

После изучения архивов «Длани Макрагге» выяснилось, что это потерянная планета Ярот. Согласно имперским записям, планета была колонизирована изоляционистами тысячу лет назад, но внезапно оказалась отрезана от Галактики особо сильной бурей в Искажении, утихшей лишь в последнее столетие. Вот так оказалось, что на обычном патрулировании западной границы Сегмента Ультима флагман флота Ультрадесанта вновь обнаружил Ярот. Первым делом командующие решили, что, если на планете и осталась люди, то, без сомнения, они вернулись к примитивным предрассудкам. Тайны техножрецов Империи наверняка были потеряны. Ярот теперь был дикой планетой, населенной дикими людьми.

Присутствие флота тиранидов решило вопрос. Что бы ни случилось с населением, планета Ярот пришлась бы по нраву Великому Пожирателю, стремящемуся поглотить все живое, не только человечество. Расползающаяся по Галактике тиранидская мерзость обладала ненасытным аппетитом. Десятки планет Империи уже были очищены от всего живого, чтобы не дать чужацкому ужасу материал для воспроизводства. Кто знает, сколько еще было заражено коварными сектами генокрадов, нечестивыми чужацкими чудовищами, работавшими совместно со своими зараженными братьями по выводку? Орден Ультрадесантников не мог позволить ни одной планете пасть к ногам Великого Пожирателя. Их священным долгом было блюсти законы Империи и защищать её от бесчисленных зол, грозивших ей со всех сторон. Ненасытная ярость отродий разума улья была столь же эффективна в уничтожении всего живого, как и бич планет, Искоренение, испытанное на себе некоторыми мирами.

Отделение Беллатора сражалось на вершине каменистого вала в центре открытой всем ветрам долины плечом к плечу с отделением ветеранов Орфея. Тут и там гранитные образования выступали из пересохшего русла реки. За каждый камень велась битва, храбрейшие воины Империи отчаянно пытались отбросить накатывавшиеся волны чужаков.

Рий, ветеран Ичара IV, уже встречался с кошмарами разума улья. Но, сколько бы раз он ни видел эту мерзость, привыкнуть к ней так и не смог. Он только мог встречать каждый бой с решимостью и храбростью Ультрадесантника, как было положено по "Кодексу Астартес" веками ранее самим примархом Ультрадесанта, Робаутом Жиллиманом.

Выводок тиранидов-воинов выступил из стаи слюнявых прожор против Ультрадесантников. На глазах у Рия костяной меч разрезал керамитовый наплечник силового доспеха одного из десантников вместе с кожей и сухожилиями под ним. Как только зазубренное лезвие коснулось плоти, нервные окончания внутри меча нанесли мощный удар по нервной системе воина. Его парализовало лишь на секунду, но этого хватило, чтобы взвывший от радости тиранид отрубил ему голову вторым клинком.

Позади наступающих тиранидов-воинов тяжело шагал «супруг» королевы улья, управлявший всем роем. Тиран улья был и вправду ужасен. Чудовище было больше двух метров ростом, и его зловещее присутствие наполняло Ультрадесантников ужасом.

Короткая лазерная очередь ударила по тирану улья, но безрезультатно: укрепленное тело чудовища выдержало попадание смертельных лучей. Невнятным ревом и, без сомнения, телепатическим сигналом хозяин роя приказал выводкам добраться до людей и уничтожить их, поглощая по пути всю биомассу. Тирана нужно было убить!

* * *

Километрами выше в отчаянной попытке развернуть огромное судно сработали маневровые двигатели, но было уже слишком поздно, и в «Длань Макрагге» врезалась спора размером с астероид, выпущенная кораблем роя. Огромная споровая мина взорвалась с силой термоядерного заряда, и взрывная волна встряхнула корабль.

Судно обстреливали снарядами с костяными стенками толщиной с крепостную стену. Некоторые снаряды исчезали при столкновении с силовыми щитами корабля, которые были повреждены взрывом и «мигали», периодически отключаясь. Другие же врезались в огромный корабль, словно метеоры, разбивая системы связи и пробивая в корпусе дыры, через которые внутрь попадали брызги кислот, бактерии и вирусы.

Имперские Навигаторы быстро отреагировали и вернули себе управление шестикилометровым судном. Включились двигатели, и «Длань Макрагге» начала преследование живого корабля.

Примитивная планета, лежащая в шестистах километрах внизу, казалась гостеприимным сине-зеленым раем, по небу которого плыли белые облака, в противовес смогу загрязненных планет, чаще всего являвшихся прибежищем человечества. У луны Ярота не было атмосферы, это был всего лишь планетоид, захваченный притяжением большего тела и выходивший сейчас из-за сияющего ореола планеты. Затем показался и подбитый живой корабль.

Командор Дарий наблюдал через экран на мостике флагмана Ультрадесанта, как «Длань Макрагге» приближается к судну тиранидов. Огромное завивающееся тело живого корабля наклонилось под странным углом и словно бы дрейфовало. Впрочем, когда могучий готический крейсер сократил дистанцию между ними, Дарий увидел, как зияющая пасть-ангар изрыгнула еще больше спор-мин и скользких тварей с плавниками.

— По моей команде, огонь по мрази всем, что у нас есть! — приказал командор солдатам за пультами управления. Вернувшись на командный трон, Дарий не отрывал сурового взгляда от чудовища на экране. Он нахмурился.

— Огонь!

Ожила сотня турболазеров, мощные лучи сфокусированного света ударили по ослабевшему кораблю-матке. От ослепительного огня раковина огромного космического существа раскололась, от нее отлетали куски размером с гору, а внутренние органы разорвало при резком перепаде давления. Вываливая стокилометровые кишки в вакуум, могучее создание отдалялось от крейсера, захваченное силой притяжения Ярота. Живой корабль с раскалившейся расколотой раковиной несся через атмосферу к поверхности планеты. Дарий наблюдал, как существо загорелось, его розовое мясо поджарилось еще до того, как оно врезалось в планету.

* * *

Отделение терминаторов с седым сержантом Беллатором во главе осторожно продвигалось по подлеску. Космодесантники наблюдали за джунглями впереди и на флангах, проверяя их датчиками движения на предмет потенциально враждебных существ. Деревья вокруг казались живыми из-за издаваемых звуков. Неизвестные жуки трещали и жужжали, а москитообразные насекомые длиной с человеческую руку гудели вокруг воинов в доспехах.

После смерти тирана улья орды тиранидов разбежались. Развивая успех, элитные воины Империи преследовали мерзкое чужацкое войско. Менее целеустремленные термаганты и гормагонты немедленно сбежали, но буйные зверюги-карнифексы продолжали штурмовать позиции космодесантников.

Даже когда все его сородичи уже валялись на земле дохлыми, один из крикунов-убийц неустанно атаковал «Финвал». Молотя по танку бритвенно острыми когтями, чужацкий кошмар разрезал пластальную бронепластину. Карнифекс, живая машина для разрушения, распотрошил танк и перебил всю команду, прежде чем его уничтожил артобстрел «Вихря» Ультрадесанта.

Среди деревьев по правую руку от терминаторов раздался дикий визг. Сержант Беллатор выпустил в кусты несколько очередей из штурмового болтера. И вновь тишина.

- Предосторожность. — раздался хриплый голос Беллатора в передатчиках терминаторов. — А вдруг тиранид?

"Тиранид ли?" — подумал Рий. Может, просто местная форма жизни. Узнать было уже невозможно. Когда основная масса тиранидов была уничтожена, терминаторов послали в джунгли на зачистку. Когда тиран улья погиб, многие тираниды сошли с ума, бездумно нападая на космодесантников, превосходивших их числом, или сбежали в первобытные джунгли, куда Ультрадесантникам пробиться было сложнее.

Хотя тиранидов и разбили, отделение ветеранов все равно пребывало в тревожном напряжении. Позиции Ультрадесантников остались далеко позади, а в глубине джунглей они были такими же чужаками, как и тираниды.

- Впереди что-то есть. — сообщил брат Юлий, нарушив молчание в канале связи. Остальные проверили датчики движения. На границе экрана мигало несколько красных точек.

- Боевая готовность, братья. — прошипел сержант отделения.

В зарослях появилась поляна. На дальней стороне ее был искореженный корпус «Громового ястреба» Ультрадесанта.

Ветераны сразу поняли, что произошло. В стенке двигательного отсека была большая дыра. Ее края оплавились от кислоты, а корпус вокруг был истыкан осколками кости. Живая пушка биовора выполнила свое смертоносное предназначение. Подбитым споровой миной шаттлом экипаж уже не мог управлять, и судно пропахало дорогу по лесистому плато.

Просека в джунглях наглядно показывала, где именно «Громовой ястреб» с горящими двигателями проламывался через деревья. Он ломал все на своем пути, пока не распахал поляну, затушив фонтанами рыхлой земли пожар.

Но что сталось с экипажем?

- Рассредоточиться! — скомандовал Беллатор, и терминаторы немедленно заняли выгодные позиции вокруг разбившегося шаттла.

Точки все еще мигали на экранах датчиков. Из показаний следовало, что почти все существа были внутри сбитого шаттла. И, тем не менее, терминаторы пока их не видели. Это были раненные члены экипажа, тираниды или местные организмы? Они были враждебны или безобидны?

Словно в ответ, в наушнике раздался голос сержанта.

- Ожидайте худшего.

Отделение осторожно продвигалось по просеке к «Громовому ястребу», сервомоторы в их громоздких доспехах подвывали. Когда судно упало, вероятно, сочли, что экипаж погиб. Впрочем, возможно было и то, что падение осталось незамеченным командирами Ультрадесанта за падавшими на поле боя волна за волной мицелиевыми спорами. В любом случае, спасателей не высылали.

Судя по датчику Рия, движение внутри «Громового ястреба» прекратилось. Там узнали о приближении терминаторов? Десантник подумал, что там слишком много точек, чтобы это были выжившие члены экипажа, но вот были ли это тираниды?

Брат Хаст первым добрался до покореженного корпуса. Он направился к открытому грузовому отсеку, пока остальные обеспечивали прикрытие. Несколько секунд он обследовал отсек изнутри. По взмаху его силового кулака, остальное отделение пошло за ним.

Рий вошел в темный «Громовой ястреб» за братом Сериком, оптические сенсоры в его шлеме автоматически подстроились с яркого света на полумрак. Серик медленно шел по шаттлу, подняв молниевые когти и отводя в сторону свисающие трубы, заливавшие отсек маслянистой жидкостью.

Рий взглянул на датчик движения и тут же встревоженно поднял глаза к потолку. Шестиногое кошмарное насекомое упало из темноты. Рефлексы Ультрадесантника опередили разум, и он машинально поднял силовой кулак для защиты. Тварь врезалась в потрескивающее разрушительное поле, завизжала, когда ее экзоскелет треснул, и, корчась, рухнула на пол. Юлий наступил на нее и нагнулся, вбивая в существо скрежещущий цепной кулак. А затем другое лиловое чудовище оказалось у него на спине.

Генокрады! Худшие его страхи подтвердились. Прежде чем Рий смог вскинуть болтер и разорвать злобную тварь на куски, она вонзила когтистую лапу в спину Юлия. Снова дернув лапой, она вытащила наружу скользкий от крови позвоночник десантника.

Шквал бронебойных снарядов из штурмового болтера Рия пробил экзоскелет генокрада, и труп чужака присоединился к телу брата Юлия на полу грузового отсека.

Что-то тяжелое врезалось в Рия, уронив воина в тяжелых доспехах на металлический пол с оглушающим лязгом. Зажав его левую руку челюстями словно в тиски, другой шипящий генокрад пытался прокусить керамит и добраться до плоти под ним. Его быстро обезглавил снаряд в висок, но даже дохлый генокрад челюсти разжимать не хотел. Еще несколько снарядов разорвали череп твари, и Рий смог высвободить руку.

Слева брат Серик держал двоих тиранидов за горло, по одному в каждой руке. Вспышка рыжего пламени осветила грузовой отсек, когда брат Хаст попытался отогнать других чудовищ от товарищей.

Рий поднялся на ноги, счищая с доспехов кровь генокрада. Брат Беллатор стоял в открытом проходе, окруженный со всех сторон выводком генокрадов, и, насколько это было возможно в такой тесноте, защищался силовым мечом. Жестокость и свирепость генокрадов ужасала. Рий поспешил на помощь сержанту, стреляя на ходу из штурмового болтера.

Еще один выстрел из огнемета брата Хаста накрыл безумную массу лиловых тел, окружавших Беллатора, и отсек наполнила вонь жареных чужаков. Лужа маслянистой жидкости ослепительно вспыхнула, и пламя озарило грузовой отсек, струя черной жидкости из прорванной трубы постепенно загоралась. Серик с ужасом наблюдал за приближением пламени, его цепной кулак застрял в металлической стене, пробив череп дергающегося генокрада.

Рий добрался до люка и побежденного сержанта, когда баки «Громового ястреба» взорвались вихрем железных обломков и маслянистого дыма. Взрывная волна вынесла Ультрадесантника из грузового отсека и швырнула его через поляну. Тело Рия врезалось в толстый ствол дерева. Потерявший сознание терминатор рухнул на землю, огромный вес тяжелого доспеха чуть ли не похоронил его в земле. Пламя поглотило обломки шаттла.

* * *

Рий медленно открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Над ним были деревянные балки и соломенная крыша. Он осторожно повернул голову набок.

— Привет. — произнес тонкий голосок. В метре от него сидела маленькая девочка, с интересом смотревшая на него прекрасными голубыми глазами. На ней была простая рубаха, а на плече лежала рыжая коса до пояса.

— П-привет. — пробормотал в ответ Рий. Его язык онемел, а во рту словно кошки нагадили.

— Меня зовут Мелина. — представилась девочка. — А тебя?

Все еще в полубессознательном состоянии, Рий сосредоточился на вопросе девочки, но не смог найти ответ. Темный туман закрывал часть памяти.

— Не знаю. — озадаченно пробормотал он. — Где я?

— Ты в безопасности у нас дома. Почему ты не знаешь своего имени?

Не обращая внимания на вопрос девочки, Рий осмотрел комнату, в которой лежал. Она была маленькой и скудно убранной. Единственным предметом мебели кроме кровати были стул и столик, на котором стояла миска с водой. Лежа на спине на грубой деревянной кровати, он чувствовал под собой соломенный тюфяк.

— У тебя же есть имя, так ведь? — настаивала девочка.

— Иди, Мелина. Дай гостю отдохнуть.

Рий огляделся, ища обладателя второго голоса. В комнату вошел мужчина в простой одежде крестьянина, и, хотя ему и было, по прикидкам Рия, лет тридцать, уже начавший лысеть.

— Ты, должно быть, устал. — добавил мужчина, обращаясь уже к Рию. — Мы тебя оставим.

— Нет! — вскричал Рий, в его голосе послышались отголоски былой властности. — Что со мной случилось?

— Ты не знаешь? — недоверчиво спросил мужчина. — Разве ты не воин самого Императора, спустившийся с небес?

Рий непонимающе уставился на него.

— Кто, я? Как я сюда попал?

— Мы увидели звезды, падающие с неба, и поняли, что это знак. Деревенские отправились в дикие земли, как повелели старики. Мы нашли тебя в лесу. Ты был без сознания и тяжело ранен. — терпеливо принялся объяснять мужчина. — Мы принесли тебя в мой дом и сделали, что могли. Сначала мы не были уверены, что ты выживешь, но твой священный доспех помог тебе. Ты проспал почти неделю.

Рий отчаянно пытался изгнать туман из своего разума и сложить вместе осколки воспоминаний. Он ничего не мог четко вспомнить до того момента, как его разбудили. Мелькали невероятные ужасные чудовища и отдаленные звуки битвы, словно ускользающие на рассвете моменты ночного кошмара.

— Как меня зовут? Кто я? — голос Рия звучал теперь не угрожающе и требовательно, а жалобно, как у ребенка.

Мужчина с дочерью грустно посмотрели на него.

— Прости. — печально сказал мужчина. — Мы можем исцелить твое тело, но не в силах помочь твоему разуму. Мы не можем помочь тебе вспомнить. Ты должен сделать это сам, со временем.

На несколько минут в комнате повисла печальная тишина. Никто не шевелился.

— Вы спасли меня. — тихо сказал Рий. Мужчина улыбнулся.

— Значит, я знаю, что делать. — продолжал Рий. — Я обязан вам своей жизнью и должен оплатить долг. Я посвящаю свою жизнь служению вам и сделаю все, что прикажете.

Рий попытался сесть, и раскаленные добела кинжалы боли вонзились в его тело. Скривившись от боли, он рухнул обратно на кровать.

— Тебе нужно отдохнуть. — заботливо укорил его мужчина. — Утро вечера мудренее. Там увидим.

* * *

Каждый день фермер Джерен с семьей ухаживали за Рием, принося ему еду и врачуя его раны. Маленькая Мелина постоянно была рядом. Время, которое он с ней проводил, слушая рассказы о ее детских приключениях или помогая ей с учебой, радовало его и придало ему решимости преодолеть долгий путь к выздоровлению.

Но путь оказался недолог. Его раны исчезли, словно их никогда и не было, всего за несколько дней. Он снова смог встать с кровати и свободно ходить, начал помогать по дому, где мог. Джерен и его семья вместе со всей деревней поражались скорости заживления ран Рия. От полученных им ранений смертный оправлялся бы несколько месяцев, если бы вообще выжил.

— Он и впрямь воин с небес. — говорили люди и благословляли Императора за присланного спасителя. Но каждый новый день так и не приближал Рия к решению внутренних проблем, не давал воспоминаний о том, кем он был и откуда явился.

Только через две недели после прибытия на ферму Рий смог работать в поле. Семья Джерена владела небольшим участком земли на краю деревни, состоявшей из нескольких ферм, мельницы и таверны. В течение последующих месяцев он узнал многое о деревенских и их образе жизни. Они проводили большую часть времени, усердно работая в поле, чтобы получить урожай с суровой земли. Очевидно, люди вели непрекращающуюся битву с окружающими джунглями, «дикой землей», как они ее называли. Когда срубали деревья, чтобы освободить землю под выращивание злаков или для выпаса скота, первобытный лес отбирал невспаханный участок на границе. Сорняки росли куда быстрее пшеницы, и куча времени у фермеров уходила на прополку. Казалось, что лес отторгал людей, стремясь изгнать из себя непрошеных гостей.

Рий присоединился к Джерену и его семье в войне с джунглями. Он первым вставал на рассвете, чтобы рубить крепким топором кривые стволы деревьев, и последним возвращался в дом на закате. Другие деревенские дивились силе небесного человека, как они его прозвали, во много раз превосходившей силу обычного человека. Вскоре он начал помогать и другим фермерам, в одиночку починяя сломавшиеся телеги и возводя амбары для собранного зерна. Ни один житель не отказывался от помощи Рия.

Но, несмотря на все, что он узнал о приютивших его жизнерадостных великодушных людях, он все еще не знал собственных корней. Он начал уже думать, что люди были правы, что его прислали с небес, дабы помочь этим добрым жителям в их положении. Эта растущая убежденность укрепилась с вестями, пришедшими на ферму Джерена одним холодным утром.

Маленькая группа задыхающихся возбужденных фермеров подошла к дверям дома Джерена. Джерен несколько минут обеспокоенно беседовал с ними, а затем повернулся к Рию.

— Что произошло? — озабоченно спросил Рий.

— Прошлой ночью на ферму Старика Хоска напал кто-то из леса. Хоск погиб, защищая свой дом, но его жена и дети сбежали. — Джерен помедлил, сам не веря собственным словам. — Они говорят, что это было чудовище, большое, как дом, и сильное, как великан. А еще около фермы Кильма слышны были ночью страшные нечеловеческие вопли. А утром Кильм обнаружил, что все его стадо перерезали в поле, а амбар с зерном разрушили до основания. Жители слишком напуганы, чтобы выйти против зверя. Они хотят, чтобы ты его выследил и убил.

— Только ты, небесный человек, можешь убить Крикуна. — добавил один из просителей. — Ты же поможешь нам, правда?

Крикун… это прозвище встревожило Рия. Он был уверен, что слышал его и раньше — и оно означало опасность. Несмотря на это чувство, впрочем, он знал, что это была возможность отплатить людям за их доброту и выполнить свое предназначение.

— Конечно, помогу.

Взяв топор, Рий пошел вместе с Джереном и остальными фермерами к остаткам фермы Хоска. Войдя в долину, где находилась разрушенная ферма, он понял, что люди не преувеличивали — большая часть строений была разрушена, словно что-то огромное проламывалось прямо через плетеные стены.

Внезапно гнетущую утреннюю тишину разорвал леденящий душу тонкий животный вой, резанувший Рия, словно ножом.

— Что это было? — вопросил он, развернувшись к кучке фермеров за собой.

— Крикун. — нервно ответил один.

Воющий зверь появился из-за деревьев на дальней стороне долины. Несмотря на то, что он был в паре километров от Рия, улучшенное зрение последнего позволило ему четко рассмотреть чудовище. Он увидел верх его головы из отбеленной кости, огромные загнутые когти, мощные копыта и прочную хитиновую шкуру.

Разум Рия тут же заполонили ужасные видения и вернувшиеся переживания: челюсти со свисающими с них ниточками слюны, смерть в бурлящей кислоте, хлещущие щупальца, когти, покрытые засохшей кровью, воняющее разложением дыхание, кошмарные лиловые и багровые твари. Словно кто-то открыл шлюзы, за которыми скрывалась его память. Ошеломленный забытыми событиями, вновь вламывавшимися в его разум, он мог только замереть на месте, уставившись на тварь, исцелившую его амнезию.

— Что такое, небесный человек? — спросил Джерен.

— Нет. Я Рий. Мое имя — Рий. — пробормотал космодесантник, покачав головой, словно после беспокойного сна.

— Я знаю, кто я, знаю, откуда я.

Его мысли и слова стали четче.

— Я знаю, что мне надлежит делать, что мне суждено сделать. Где мой доспех? Где оружие?

Откинув в сторону охапку соломы, Джерен указал на люк в погреб в полу амбара.

— Всегда знал, что однажды тебе они понадобятся. Когда мы тебя нашли, они были покрыты засохшей кровью и были в неподобающем состоянии для вещей воина Императора. Я почистил их и отполировал, а потом положил сюда, доспехи и могучее оружие, чтобы понадежней было.

Фермер открыл люк, под которым лежали сияющие синие доспехи.

Космодесантник взял шлем, в луче света, падавшем на белую поверхность, были видны пылинки. Рий почтительно достал каждую часть древних доспехов терминатора из хранилища. Его взгляд задержался на знаках отличия, полученных за храбрость за десятилетия битв на сотне планет. В нем взыграла гордость, когда он скользил взглядом по каждому изгибу большого черного знака на левом наплечнике. Только самые благородные ветераны воинства Императора носили Крест Терминатора.

Крылатый череп, вырезанный на нагрудной пластине доспеха, напоминал об еще одной праведной победе над врагами человечества. Печать Чистоты, дарованная ему капелланами Ордена, также была цела. Ее благословение доказало свою силу: оно спасло его, тогда как остальное отделение погибло в результате нападения проклятых тиранидов в остове «Громового ястреба». Гордость превратилась в грусть, когда он оплакал судьбу своих павших братьев. Он никогда больше не сразится с ними плечом к плечу. Грядущее испытание он пройдет за них, как и за Императора и за людей этой жестокой планеты.

— Я хочу побыть один. — сказал космодесантник, разворачиваясь к Джерену. — Мне нужно подготовиться к бою.

Когда Рий вышел из амбара, он был совершенно не похож на того, кто туда вошел. Его смертная плоть была заключена в металлическое тело терминатора, и выглядел он грозно. Он почтил доспех предков и произнес литании войны. Теперь он был готов встретить врага. Он обратился к изумленным фермерам, собравшимся у амбара.

— Сегодня я встречу свою судьбу.

— Ты вернешься? — спросил Джерен.

Рий посмотрел вдаль через щиток шлема. Эти люди выказали столько сочувствия, гостеприимства и дружелюбия. Теперь он наконец отплатит им.

— Если такова воля Императора. Если же нет, моя смерть послужит высшему благу.

— Как тебя зовут, воин?

— Я — брат Рий из первой роты ордена Ультрадесантников Империи, да преумножатся дни её.

— Тогда удачи, брат Рий. Да пребудет с тобой дух Императора, как и наши благословения.

Рий отдал человеку, столь много для него сделавшего, честь, перед тем, как уйти.

— Джерен, ты выполнишь мою просьбу?

— Конечно, друг мой. Говори.

— Помни меня.

С этими словами Ультрадесантник отвернулся от людей и пошел по следу зверя от фермы, навстречу своей судьбе, лежащей в первобытных джунглях.

* * *

Брат Рий замер. Да, вот еще раз, что-то шелестит в подлеске. Он проверил датчик движения. Там что-то явно было, но это его жертва или очередная лиса? Он уже три дня без передышки охотился на зверя, идя по его следам от разоренных угодий, лежавших теперь во многих километрах позади.

С диким ревом карнифекс вырвался из сплетения лиан перед ним, бешено молотя всеми четырьмя лапами-косами по растительности. Тяжелобронированный Рий инстинктивно метнулся в сторону, сам проламываясь через подлесок. Когда он рухнул на землю, его штурмовой болтер уже выплевывал снаряд за снарядом в направлении бушующего тиранида.

Все еще визжа, карнифекс поднялся и развернулся в сторону Рия, готовясь к атаке. Крикун-убийца не зря получил свое прозвище и следовавшую за ним репутацию. Пронзительный крик карнифекса мог обратить в бегство даже храбрейших, а его прочные, как алмаз, лапы-косы вполне могли разрезать керамитовый доспех Рия с той же легкостью, что и его плоть. Его хитиновая шкура была практически непробиваема для обычного оружия, а огромный вес туши давал мало шансов остановить разогнавшееся чудовище на поле боя.

Рий подумал, что это, должно быть, последний представитель вида на планете — брошенный, как и сам десантник, после поражения сил разума улья.

Пока космодесантник пытался встать, чуть ли не проклиная неуклюжий доспех, в который был запакован, тварь набросилась вновь. Карнифекс ударил терминатора с силой артиллерийского снаряда, чуть не выбив из него дух и запустив в воздух. Рий грохнулся на землю, ломая ветки деревьев по пути, на вершине крутого густо поросшего лесом склона. От силы удара и из-за инерции собственного тела десантник кубарем скатился по склону между деревьев.

Он остановился только у подножия холма, оглушенный и кричащий от боли. Это же как с танком драться! Отчаянно пытаясь подавить боль усилием воли, Рий встал. Падение вырубило сервопривод в левой ноге доспеха, так что теперь при ходьбе он заметно прихрамывал, да и двигался еще медленнее.

Он стоял на поляне на краю огромного плато и, глядя с обрыва, видел доисторическую местность, затянутую дымом от далеких ворчащих вулканов. Внизу, на широкой равнине, частично скрытые слоем пепла, слабо виднелись останки чужацких экзоскелетов и гнутые пластины от бронетехники. Здесь была выиграна битва за Ярот — и здесь произойдет последняя битва этой войны.

С пронзительным воплем огромная туша проламывалась к космодесантнику через джунгли. Карнифекс прорвался через деревья и остановился. Омерзительная лиловая жидкость текла из нескольких небольших ран в его груди, где невероятно толстые кости и хрящи были пробиты. Ему удалось ранить тварь, слава Императору! Впрочем, радость мгновенно сменилась разочарованием. Кровь чужака перестала течь, и на его глазах раны стали закрываться. Карнифекс регенерировал!

Плечи великана вздрагивали, тиранид тяжело дышал. Наконец, оглушительно заревев, карнифекс начал рыть землю шипастыми копытами. Вокруг его лап-кос потрескивало поле биоэлектрической энергии. Стоя неподвижно, Рий увидел, как чудовище содрогнулось и из его клыкастой пасти вылетел сверкающий зеленый сгусток плазмы. Удерживая его силовым полем когтей, карнифекс смог определить направление полета раскаленного снаряда.

Рий отпрыгнул от обжигающего сгустка плазмы, запущенного в его сторону. Пылающий шар взорвался за спиной у терминатора, опалив доспех зеленым огнем. Керамит зашипел и начал плавиться. Все еще находясь в безопасности доспеха, Рий поднял болтер, тщательно прицелился и выстрелил. Хотя множество снарядов отскочило от укрепленного экзоскелета, даже те, что его пробили и ранили тварь, казалось, ничуть не побеспокоили тиранида, обладавшего сверхъестественной выносливостью и единственным желанием — рвать на части. Боль прокатилась по нервной системе Ультрадесантника, когда биоплазма добралась до кожи через броню. Рий понял, что оставалось только одно. Он взял себя в руки. Когда чудовище понеслось на него, он приготовился встретить удар, не вздрогнув, пока расстояние между ними стремительно сокращалось.

Когда тиранид врезался в него, Рий схватил тварь поперек туловища. Неспособный сдержаться, он закричал от боли. Зазубренный загнутый коготь пробил его доспех и глубоко вошел в бок. Ультрадесантник оказался с тиранидом лицом к лицу. Удивленный ходом противника, чужак споткнулся на бегу, и они оба покатились к обрыву на краю плато.

Громадная тварь давила на него. Рий задыхался от ее зловонного дыхания, а ее уродливая морда была всего в нескольких сантиметрах от его шлема. Десантник чувствовал, как жизнь вытекает из него вместе с кровью. Сейчас или никогда.

Из последних сил он поднял болтер и вбил ствол чудовищу в пасть. Нажав на спусковой крючок, он выпустил остаток магазина в безобразную башку карнифекса. Некоторые снаряды пробивали ее насквозь и вылетали через затылок, некоторые — рикошетили от стенок толстенного черепа, разрывая маленький мозг в клочья.

Рий знал, что он уже мертв, но это ничего не меняло. Он вернул себе честь и личность, отплатил спасшим его от бесчестья людям. Благодаря им, он мог умереть смертью Ультрадесантника. Сжатый в тисках хватки карнифекса, он не мог остановить огромную тушу, волокшую его к краю плато. Сцепившись в неразрывных объятиях смерти, брат Рий и тиранид рухнули в бездну. Битва за Ярот наконец закончилась.

Мёртв к рассвету

1

Ни единое дуновение ветерка не тревожило лесной покров. Несмотря на это, Тигурий чувствовал выхлопы допотопного орочьего топлива уже за много миль. Вульгарно — первобытное эхо разумов зеленокожих врезалось в его мысли, их варварская жажда разрушения застилала разум зловещим красным туманом. Ища спокойствия, он глубоко вдохнул и повторил про себя мантры защиты и охранения. Неглубокая зеленая аллея выглядела безмятежной, дорога вилась между тремя командными бункерами, затем уходила за горизонт, в сторону ближайшего поселения планеты. Тигурия раздражал факт того, что орки попали на Эспандор, но другого пути заманить вождя Раззекая в ловушку не было.

Старшему библиарию ордена Ультрадесантников явилось видение этого воеводы, видение полное ужаса и насилия, видение империи, выстроенной на резне и крови. Тигурий чувствовал, что с силами Раззекая вскоре придется считаться, и, если его восхождение пустить на самотек, то вскоре из Карадона польется неудержимая волна орков.

Этого нельзя было допустить и была расставлена ловушка. Заставить Раззекая атаковать и уничтожить его, пока он не стал серьезной угрозой для Ультрамара. За спиной Тигурия космодесантники преклонили колена в молитве, технодесантик Харкус окроплял болтеры отделения Каскарус благословленным маслом. Горизонт освещался первыми лучами рассвета, и казалось, будто свет наполняет низко нависшие облака кровью. Брат Меридий поднял штандарт, и падающий свет окрасил синюю ткань зловещим багрянцем. Наблюдая за тем, как сервиторы загружают боезапас в орудия дредноута Люцерна, Тигурий вздрогнул. Как только были сказаны последние благословения над спусковым механизмом, массивный дредноут поднялся в полный рост. Будто почувствовав его взгляд, древний с поклоном повернулся к Тигурию.

— Они приближаются, старший библиарий? — спросил Люцерн.

— Да — кивнул Тигурий — Я чувствую их присутствие подобно вновь открывшейся старой ране.

— Как скоро?

— Считанные минуты, если не меньше — мрачно произнес Тигурий.

— Тебя что-то беспокоит, старший библиарий? — спросил дредноут.

— Твоя проницательность не покинула тебя, брат Люцерн — заметил Тигурий — Да, кое-что меня беспокоит. Грядущая битва вызывает у меня плохие предчувствия. Я видел, как наш штандарт омыло кровью и над предстоящим днем сгущается тьма, я это чувствую. Я не вижу ближайшее будущее, и это меня беспокоит

— Это не важно — заверил его Люцерн — У нас есть план, и Кодекс Астартес направляет нас. Мы будем сражаться с отвагой и честью и победим

— Твои слова полны мудрости как всегда, брат Люцерн — согласился Тигурий — Пока нас ведет Кодекс, мы не потерпим поражение. Сражайся с отвагой и честью, мой друг

— Так же, как и всегда — прорычал Дредноут — Пусть идут, их ждет только смерть

2

Битва закончилась, и, хотя орки отступали, они не проиграли. Как известно, орки никогда не проигрывают. Победа — это победа, если все умерли, то все равно все умерли и это не считается. А если орки бегут — то они все равно вернутся за новым боем. Эти мысли крутились в голове Раззекая, пока он протаптывал дорогу сквозь обильную растительность человечьего мира, подальше от боя. Эта драка была совсем не такой какой надо — парни убили немного больших человеков в синей броне, но у самого Раззекая не подвернулось момента, чтобы развалить кого-нибудь из них надвое. Он уже чувствовал недовольство парней. Некоторые из самых больших орков тоже никого не убили, и им это не понравилось.

Ему надо было поскорее привести парней в новую большую драку, а не то они возомнят себя лучше его. А такие опасные мысли привели бы к разбитым головам некоторых орков. А может и к его разбитой голове. Как только он с парнями выберется с этой планеты, они найдут другую большую драку с большими и крутыми врагами. Это их порадует. Одновременно с тем как эта мысль формировалась в его голове, на животе Раззекая разорвалась кровавая рана. Он дернулся вперед, с его бронированных ног начала стекать кровь.

— Э! — зарычал он — Кто это сделал?

Позади Раззекая с беспечным видом стояла толпа парней во главе с большим меком, Зогмексом. В его мясистой лапе была зажата большая дымящаяся пуляла.

— Что сделал? — спросил Зогмекс, засовывая дымящуюся пулялу за спину.

— Ты только что в меня стрельнул?

— Да ты что, Босс — сказал Зогмекс, широко разводя свои мускулистые руки в невинном протесте, снова выводя пулялу на вид — Не, босс, не я

— Уверен?

— Точна — сказал Зогмекс, еще раз стреляя в босса из пулялы.

Раззекай дернулся назад, вылетевший болт срикошетил от толстого листа его мега-брони.

— Ну и зачем ты это делаешь? — спросил босс

— Незнай — передернул плечами Зогмекс — Показалось, что я мог тебя убить и стать новым боссом

— Ты? — ухмыльнулся Раззекай

— Да, я! — подтвердил Зогмекс

— Ну, все! — Раззекай с криком бросился на большого мека — Ты огребаешь!

Примечания

1

Контрвалационная линия — линия непрерывных укреплений, которые возводят осаждающие, чтобы обезопасить себя от вылазок противника.

(обратно)

2

Эскалада — преодоление стен крепости во время штурма.

(обратно)

3

Берма — уступ или горизонтальная полоса земли на откосе, придающая ему устойчивость.

(обратно)

4

Контргард — укрепление, расположенное перед фасами бастиона.

(обратно)

5

Контрэскарп — препятствие в виде крутого искусственного откоса.

(обратно)

6

Отсылка на слова Ахава из романа «Моби Дик» Г. Мелвилла, гл. 36. (прим. пер.)

(обратно)

7

Анфиладный огонь — стрельба по направлению фасов укрепления, продольный огонь.

(обратно)

8

Эспланада — свободное пространство внутри крепости.

(обратно)

9

Мины — подземные работы по сооружению т. н. минных галерей, которые идут под фундамент фортификационных сооружений.

(обратно)

10

Слегка искаженный «Сон в летнюю ночь» Шекспира.

(обратно)

Оглавление

История версий

Грэм Макнилл Хроники Уриэля Вентриса

  Вертикаль власти

  Несущий Ночь

    ПРОЛОГ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    Эпилог

  Левиафан

  Воины Ультрамара

    ЭТАП ПЕРВЫЙ — ОБНАРУЖЕНИЕ

      ПРОЛОГ

    ЭТАП ВТОРОЙ — ПРИБЛИЖЕНИЕ

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

      Глава 6

      Глава 7

    ЭТАП ТРИ — АТАКА

      Глава 8

      Глава 9

      Глава 10

      Глава 11

      Глава 12

      Глава 13

    ЭТАП ЧЕТВЁРТЫЙ — ЗАВОЕВАНИЕ

      Глава 14

      Глава 15

    ЭТАП ПЯТЫЙ — УНИЧТОЖЕНИЕ

      Глава 16

    ЭПИЛОГ

  Последствия

  Смерть, пришедшая с небес

  Обычный бизнес

  Железный шторм

    ПРОЛОГ

    ПЛАЦДАРМ

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

    ПЕРВАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

      Глава 6

      Глава 7

    ТОР КРИСТО

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

    ВТОРАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

      Глава 6

    ТРЕТЬЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

      Глава 1

      Глава 2

    ЖЕЛЕЗНЫЙ ШТОРМ

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

      Глава 5

    ЭПИЛОГ

  Врата Ада

  Враг моего врага

  Чёрное солнце

    Пролог

    Часть I СМЕРТЕЛЬНАЯ КЛЯТВА

      Глава 1

      Глава 2

      Глава 3

      Глава 4

    Часть II ПОД ЧЕРНЫМ СОЛНЦЕМ

      Глава 5

      Глава 6

      Глава 7

      Глава 8

      Глава 9

      Глава 10

      Глава 11

      Глава 12

    Часть III В ЦАРСТВЕ БЕСКОЖЫХ

      Глава 13

      Глава 14

      Глава 15

      Глава 16

      Глава 17

    Часть IV ВРАГ МОЕГО ВРАГА

      Глава 18

      Глава 19

      Глава 20

      Глава 21

      Глава 22

    Эпилог

  Эффект Гераклита

  Зона поражения

    Часть первая ВОЗРОЖДЕНИЕ

      Глава первая

      Глава вторая

      Глава третья

      Глава четвертая

      Глава пятая

    Часть вторая КОЖА

      Глава шестая

      Глава седьмая

      Глава восьмая

      Глава девятая

      Глава десятая

    Часть третья НЕМЕЗИДА

      Глава одиннадцатая

      Глава двенадцатая

      Глава тринадцатая

      Глава четырнадцатая

      Глава пятнадцатая

    Часть четвертая КРАХ

      Глава шестнадцатая

      Глава семнадцатая

      Глава восемнадцатая

      Глава девятнадцатая

      Глава двадцатая

  Жатва черепов

  Отвага и честь

    Часть первая Чистый сердцем, могучий телом

      Глава первая

      Глава вторая

      Глава третья

      Глава четвертая

      Глава пятая

      Глава шестая

      Глава седьмая

    Часть вторая Не запятнанный сомнением и самовозвеличением

      Глава восьмая

      Глава девятая

      Глава десятая

      Глава одиннадцатая

      Глава двенадцатая

      Глава тринадцатая

      Глава четырнадцатая

    Часть третья Яркие звезды на небосклоне битвы

      Глава пятнадцатая

      Глава шестнадцатая

      Глава семнадцатая

      Глава восемнадцатая

      Глава девятнадцатая

      Глава двадцатая

      Глава двадцать первая

    Эпилог

  Железный воин

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

  Железо снаружи

    Cейчас

    Тогда

    Сейчас

  Долг Ордену

  Страх темноты

  Калтский зверь

  Кладбищенская тропа

  Кодекс

  Кружат ли орлы до сих пор над горой?

Катон Сикарий и II рота

  Ник Кайм Битва за Чёрный Предел

    Фаза один Бомбардировка

    Фаза два Штурм Госпоры

    Фаза три Охотники на орков

    Фаза четыре Убить зверя

  Грэм Макнилл Два вида глупцов

Грэм Макнилл Ториас Теллион

  Око Возмездия

  Ториас Теллион: Око возмедия

Марней Калгар: Властитель Ультрамара

Знамя Макрагга

Джеймс Мортимор Последняя капля

Бен Каунтер Кровь демона

Джонатан Грин Спасение

Мёртв к рассвету

  1

  2 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg