«Легион Проклятых: Омнибус»

Легион Проклятых: Омнибус (fb2) - Легион Проклятых: Омнибус 1307K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ник Кайм - Кристиан Данн - Дэвид Аннандейл - Лори Голдинг - Грэм Лион

Warhammer 40000 Легион Проклятых: Омнибус

Примечание Кузницы книг

Формально в этот омнибус должна была войти ещё и книга Роба Сандерса "Легион Проклятых". Однако она официально (даже у GW) находится в серии "Сражения космического десанта". Когда её переведут, искать её стоит в омнибусе "Сражений".

К.З. Данн Корабль проклятых

Аджента осмотрела часовню, встречаясь взглядом с десятками пристально смотревших на нее пар глаз. Немытая толпа, облаченная в грязные лохмотья, хранила молчание. Никто не двигался, самозабвенно внимая женщине в ржаво-красной рясе, обращавшейся к ним с кафедры проповедника. Сняв очки, Аджента аккуратно протерла стёклышки, стараясь не повредить и так треснувшую левую линзу. Затем сестра вновь водрузила пенсне на привычное место у самой переносицы и откашлялась.

— Кто-нибудь? — она продолжала оглядывать помещение. — Ну, кто угодно?

Но большинство детей, на которых падал взгляд Адженты, тут же отводили глаза, предпочитая уставиться в пол или на проржавевший потолок импровизированной схолы. Другие прикладывали пальцы к поджатым губам, изображая глубокую задумчивость, а некоторые даже и не пытались притворяться, дерзко грызя ногти или зевая от скуки.

— Никто из вас не может назвать мне дату праздника Вознесения Императора? — Аджена нарочито гневно всплеснула руками, подняв раскрытые ладони. Тяжелая ткань рукавов тихо шуршала, дрожа от вибраций, создаваемых субварповыми двигателями корабля. Так и не добившись ответа, сестра-диалогус сменила тактику.

— Силия, твой родной мир так далек от света Императора, что вы пренебрегали долгом ежегодного почитания жертвы, принесенной Им во благо всего человечества?

На лице девочки, к которой обратилась Аджента, появилось выражение маленькой мышки, угодившей в луч прожектора. Нездорово бледные щеки Силии, долгие годы не видевшей солнечного света, начали краснеть, становясь светло-багровыми.

— Не удивительно, что твоя семья стремилась попасть на паломнический корабль. Возможно, увидев несколько святых чудес Империума, монументов и целых планет, возведенных и заселенных в Его честь, ты сумеешь, по возвращении домой, просветить своих сородичей-язычников.

Аджента понимала, насколько лживы её слова. Паломнические корабли, медленно идущие по субварповым маршрутам Галактики, очень редко совершали обратные рейсы. Даже суда, успешно избежавшие нападений пиратов, ксеносов и иных хищников бездны, сумевшие уцелеть и замкнуть круг путешествия, оказывались в месте отправления через века, а то и тысячелетия после старта. Оставив в покое разревевшуюся Силию, сестра уставилась на другую ученицу, стройную девочку с волосами цвета воронового крыла. Та нервно сглотнула, поняв, что настала её очередь встретить вопросы Адженты лицом к лицу.

— Эфраэль, ты отмечала на борту «Вестника благочестия», по меньшей мере, тринадцать Вознесений Императора. Уж ты-то должна вспомнить дату празднования?

Девочка смотрела на Адженту огромными тёмными глазами. Пустотница, одна из многих детей, вступивших в жизнь на борту корабля, Эфраэль никогда не ступала на поверхность ни одной планеты или спутника. Её глаза, не знавшие естественного освещения, привычные к искусственным сумеркам жилых палуб, увеличились, чтобы впитывать мельчайшие частицы доступного света. Радужные оболочки Эфраэль превратились в тонкие колечки синевы, но в остальном девочка выглядела, как совершенно обычный человек, в отличие от пустотников третьего или четвертого поколения, у которых даже белки глаз исчезали, наливаясь чернильной тьмой. Те из них, кого при рождении не убили испуганные родители, и кому удавалось пережить детские годы, часто впоследствии скрывались в недрах корабля, выбирая жизнь в обществе таких же изгоев.

— Я не знаю, моя госпожа, — ответила Эфраэль, кусая и так изжеванные губы.

Сестра тепло улыбнулась девочке.

— Спасибо за твою честность, дитя.

Впрочем, улыбка Адженты тут же пропала и она, прищурившись, осмотрела класс поверх треснувших очков.

— Но сколько раз я уже вам всем говорила — обращайтесь ко мне «сестра», а не «моя госпожа»?

Прошло уже больше года с тех пор, как Аджента поднялась на борт «Вестника благочестия», но благоговейный страх спутников перед одной из Адепта Сороритас, пусть даже принадлежащей к скромному ордену-диалогус, ещё не прошел. С того момента, как капитан Кейфманн с радостью согласился доставить сестру до ближайшего мира с достаточно крупным космопортом, все окружающие относились к ней по-особому, весьма почтительно. Капитан предлагал Адженте выбрать любую из офицерских кают, даже готов был, если она пожелает, отдать свою собственную. Однако же, сестра с негодованием отвергла подобные идеи и решила провести путешествие в скромной каморке священника, пристроенной к главной часовне «Вестника».

Несмотря на то, что проповедник Экклезиархии несколько десятилетий назад скончался от какой-то непонятной заразы, пронесшейся по палубам, молельня поддерживалась в лучшем состоянии, чем прочие помещения стареющего корабля. Миряне из числа пассажиров направляли прихожан в ежедневных богослужениях, а немногие обитатели судна, обладавшие начатками образования, использовали часовню для обучения детей паломников тем малостям, что знали сами. Хотя Аджента до возвращения в обитель ордена Расколотого Шифра и не могла приносить пользу Императору в том, к чему её готовили, это не значило, что сестра вообще должна оставить служение Ему. Так и получилось, что она взяла на себя обязанности проповедника и учителя уже через несколько часов после того, как поднялась на борт.

Возникли, правда, некоторые затруднения.

Для корабля, который мог с комфортом перевозить пять тысяч паломников — а перевозил, без всякого комфорта, втрое больше — часовня оказалось крохотной, способной вместить всего лишь несколько сотен прихожан. Когда Аджента впервые взошла на кафедру, то оказалось, что на молебне хотят присутствовать все обитатели корабля, включая экипаж. Последовали беспорядки, которые корабельному ополчению удалось утихомирить только через два дня, но к тому времени погибли около ста паломников. По сути, насилие прекратилось лишь после того, как сестра-диалогус выступила по корабельной вокс-сети с объявлением, что будет проводить каждый день несколько молебнов в разных частях «Вестника».

Даже уроки не обходились без инцидентов. Звучали обвинения, что некоторые родители силой вышвыривали семьи других паломников с жилых палуб, расположенных ближе всего к часовне, надеясь таким образом обеспечить своим детям попадание в класс Адженты. Несколько совершеннолетних мужчин и женщин пытались, скрывая свой возраст, оказаться в числе обучающихся чтению и письму. И вновь сестра сумела успокоить волнения, отыскав приемлемое решение — утром она несколько часов обучала самых маленьких, дети постарше являлись на уроки после полудня, а взрослые могли приходить на занятия в начале вечера, перед тем, как Аджента отправлялась в обход по кораблю, направляя паству в молитвах Императору.

Хотя сестра-диалогус находила обращенное на неё внимание и обожание несколько нервирующими, но она понимала причины такого отношения. Как все паломнические корабли, «Вестник благочестия» не мог совершать варп-переходы и медленно полз к Терре, делая нечастые остановки у миров-святынь и прочих мест поклонения. Путешествие от одной планеты до другой могло длиться десятилетиями, поэтому многие пассажиры никогда не испытывали пылкого восторга шагов по земле, на которую некогда ступал Император или лицезрения священной реликвии, которую Он когда-то держал в руках. Сестра, принадлежащая к ордену Сороритас — «Невеста Императора», как некоторые называли её — воспринималась паломниками как прямая тропинка к Золотому Трону и почиталась соответствующе.

Прекрасно понимавшая это Аджента, которой удавалось лечь в постель лишь ранним утром, всё равно каждый раз молила Императора о даровании лишней минутки сна.

Сойдя с кафедры и ступив на пол часовни, сестра пошла между рядами скамей, минуя безыскусную статую Императора. При взгляде на резную скульптуру создавалось впечатление, что её создал кто-то, узнавший о внешнем облике Повелителя Человечества от кого-то, которому также рассказал, как выглядел Император, какой-то несчастный, страдавший запущенной катарактой на обоих глазах. Ученики отворачивали головы и опускали очи долу, слыша, как стучат сапоги Адженты по металлическому полу. Наконец, сестра остановилась посередине класса, возле одного из рядов простых, ничем не украшенных скамей, склонившись над светловолосым пареньком. Тот старался не сопеть, утешаясь бесплодной надеждой, что, если он не обратит внимания на учительницу, та пройдет дальше.

— Константин Урфмайер, ты уж точно знаешь дату празднования Вознесения Императора?

Из того, что удалось разузнать Адженте, следовало, что этот мальчик — уже почти юноша — получил некоторое образование до того, как оказался на борту «Вестника», и, приходя на все послеобеденные занятия, умудрялся присутствовать на нескольких молебнах каждую ночь. Стремление паренька к знаниям и благочестию могло сравниться по силе лишь с его стеснительностью, мешавшей давать ответы на глазах одноклассников.

Адженте так и не удалось выяснить, знал ли Константин Урфмайер, когда отмечается Вознесение Императора, или — как она предполагала — мальчику было известно, что о точной дате празднества ходят споры между фракциями внутри самой Экклезиархии и других ветвей власти Империума. В тот момент, когда паренёк нашел в себе силы для ответа и даже приоткрыл рот, суматоха на передних скамьях часовни привлекла всеобщее внимание и заставила Константина умолкнуть.

— Это моё! Отдай назад! — кричал какой-то малыш. Над ним нависал куда более крупный парень, держащий в руке нечто напоминающее чёрный мячик, слишком высоко, чтобы младший мог дотянуться.

— А не то что, Долган? Настучишь на меня своей вонючей мамке-беженке? — с презрением фыркнул старший мальчик.

— Сядьте оба на свои места, немедленно! — Аджента целеустремленно зашагала обратно по проходу, направляясь к ссорящимся ученикам. Понятное дело, когда столь много людей с совершенно разным прошлым оказываются стиснутыми в ограниченном пространстве, они начинают разбиваться на группы. Паломники, как взрослые, так и дети, не были исключением из правил. Чаще всего деление шло по родным мирам, но даже обитатели одной планеты могли расколоться на более тесные компании по принципу общего региона, расы или ответвления Имперского Кредо. Младший мальчик, Долган, принадлежал к одной из самых маленьких групп, позже всех появившейся на борту «Вестника». Несмотря на то, что малыш посещал класс уже несколько месяцев, он редко говорил с кем-то не из своих сородичей.

Оба драчуна проигнорировали окрик Адженты.

— Немедленно верни, Стеван. Оно моё. Космодесантник уронил его, а я подобрал, — выпалил разом Долган и уже занес руку для удара, но тут третий мальчик, на несколько лет старше и на голову выше, соскочил со скамьи и удержал его.

— Тише, — прошипел парень с такой же копной русых волос, как у малыша. Как и Долган, цветом кожи он напоминал альбиноса, — Мы не должны ничего рассказывать.

Аджента застыла, как вкопанная. Долган и другой мальчик, Юркан, оказались в числе пассажиров «Вестника благочестия» совсем иным способом, чем почти все остальные паломники. Они не сели на корабль во время остановки возле одного из миров-святынь или очередного пополнения запасов на маршруте, тянущемся в бесконечность. Эти двое ребят, вместе с примерно пятью десятками других беженцев, дрейфовали в глубоком космосе на борту транспортного челнока, передававшего слабый сигнал бедствия. Им повезло — на зов о помощи откликнулся капитан Кейфманн.

Поскольку никто из спасенных не говорил на низком готике, сестру-диалогус попросили выступить в качестве переводчика, но и Адженте мало что удалось узнать. Беженцы утверждали, что Сертис, их родной мир, был разорён врагом — не столь редкое явление для сектора Драконис — и выжить удалось только им. На последовавшие настойчивые вопросы о том, как именно они спаслись, ответов не последовало.

За месяцы, прошедшие с тех пор, немногочисленные дети, оказавшиеся в числе беженцев с Сертиса, посещали уроки каждый день и делали явные успехи в изучении низкого готика, но взрослые явно не собирались смешиваться с другими пассажирами или находить с ними общий язык. О том, как им удалось спастись, никто так и не сказал ни слова, но сейчас Долган упомянул космических десантников. Неужели им пришел на помощь кастелян Калеб и его Чёрные Храмовники? Прошло чуть больше года с тех пор, как они высадили Адженту на мире-святыне Поминовение Штерн, и, скорее всего, воины до сих пор оставались в пределах сектора. Но, если сертисцев спасли Чёрные Храмовники, почему выжившие это скрывают?

— И всё ты врешь, вонючий лжец-беженец, — издевался Стеван. — Никогда ты не видел космодесантника, и эта штука у тебя не от него. Это талисман, который нужен тебе и твоей мамке-еретичке для колдовства!

— А ну, хватит! — рявкнула Аджента с такой силой, что заставила замолчать не только насмешника, но и почти две сотни других ребят в часовне, зашептавшихся об истинном назначении чёрного шарика. Прошагав к скамье, возле которой двое ребят-сертисцев стояли лицом к лицу с куда более крепким Стеваном, сестра встала между враждующими сторонами.

— Не следует разбрасываться пустыми обвинениями в ереси, особенно в доме Императора. Я понятно выражаюсь, молодой человек?

Опустив подбородок на грудь, Стеван уставился в пол.

— Да, моя госпожа… то есть, сестра. Да, сестра.

— Дай-ка сюда, — Аджента без лишней вежливости отняла у него шарик. Увидев это, Долган вновь хотел запротестовать, но Юркан опять удержал своего друга.

Сестра-диалогус покрутила вещицу в руках, любуясь гладкой поверхностью, покрытой изящными замысловатыми узорами, которые казались нарисованными или напечатанными, а не вырезанными на ней. Судя по холоду на коже, шарик состоял из какого-то металла, но при этом казался лёгким. Однако же, когда Аджента постучала по нему отросшим ногтём, донесся звук, издаваемый цельным, а не полым предметом.

— Откуда он у тебя на самом деле, Долган? — мягко спросила сестра. Мальчик уже через слишком многое прошёл в своей недолгой жизни — как удалось понять Адженте, его отец погиб во время бегства с Сертиса — и запугивание вряд ли дало бы положительный результат.

Долган, из которого водопадом лились слёзы, поднял глаза на сестру в оранжевой рясе.

— Я правду говорю. Космодесантник в чёрной броне его уронил.

Когда сестра собиралась разузнать побольше об этом воине Астартес, распахнулись огромные деревянные двери часовни. Грохот, с которым створки ударились о металлическую переборку, заставил всех в классе обернуться к вошедшим — трём одетым в форму мужчинам, на бедре каждого из которых висела кобура с автопистолетом. Аджента знала их по ночным молебнам, проводимым ею для экипажа — Асвальд, Ворчек и Буквальд, все из корабельного ополчения. Последний из них, старший по званию, подошел к сестре, двое других остались у дверей.

— Прошу прощения за вторжение, моя госпожа, — начал Буквальд, снимая кепи и слегка кланяясь Адженте, опустившей металлическую сферу в один из карманов рясы. — Капитан просит вас немедленно прибыть на мостик.

— Он сказал, для чего именно, ополченец Буквальд?

Нервно оглядев детей, сидящих в комнате, боец вновь посмотрел на сестру-диалогус, и его глаза сказали больше, чем последовавшие слова.

— Я бы предпочел не говорить здесь, моя госпожа.

— Что ж, Буквальд, следую за вами.

На прощание Аджента обернулась к трем мальчикам, помешавшим проведению урока.

— С вами я завтра разберусь. Класс свободен, — объявила она, и, поправив съехавшие в очередной раз очки, вышла из часовни вслед за тремя ополченцами.

— И с того момента, как вы первый раз приняли сигнал, все время повторяется одно и то же сообщение? — спросила Аджента, склонившаяся над кое-как скомпонованной вокс-системой. Наружу торчали печатные платы, оголенные провода потрескивали искрами разрядов, а древнее устройство продолжало раз за разом воспроизводить неотчётливые слова, изредка прерываемые звоном корабельного колокола.

— Совершенно никаких изменений, моя госпожа, — раздался грубый, сухой голос капитана Кейфманна. — Какой-то мужчина непрерывно произносит одни и те же слова, а потом звучит этот адский колокол.

Капитан приближался к столетнему рубежу, и каждый прожитый год оставлял морщины и складки на лице старика. Большую часть жизни он командовал «Вестником благочестия» — двенадцатый представитель династии Кейфманнов, управлявшей паломническим кораблем.

— Я не могу разобрать, что именно он говорит, можно как-нибудь усилить сигнал? — попросила Аджента, почти прижимаясь к потускневшей латунной решетке динамика. Сестра внезапно испытала дежавю, нахлынули воспоминания о том, как она стояла на мостике корабля Чёрных Храмовников и слушала похожее, истерзанное помехами вокс-послание.

Ей ответил намного более молодой обитатель мостика — Бринла, один из очень, очень многих внуков Кейфманна.

— Мне очень жаль, моя госпожа, но вокс дальнего действия на последнем издыхании. Вообще удивительно, что мы хоть что-то принимаем, — оба представителя династии явно ломали головы над сигналом, при этом Бринла держал капитана за локоть, помогая слабому дедушке держаться на ногах.

В ответ Аджента лишь слабо улыбнулась. «Вестник благочестия» ходил по субварповым паломническим маршрутам Империума уже тысячи лет, и, хотя его конструкция оставалась столь же крепкой, как и в день спуска со стапелей давно забытой орбитальной верфи, корабельные системы — те из них, что ещё работали — держались на клейкой ленте и вере в лучшее.

— Сигнал передается на аварийной частоте?

Бринла взглянул на дедушку. Тот посмотрел на внука с таким же потрясенным выражением лица.

— Я… я не знаю, моя госпожа.

За прошедшие столетия пришли в упадок не только электронные устройства и сенсоры «Вестника», но и знания членов экипажа о системах собственного корабля. Жизненно важные системы, такие, как двигатели или воздушные и водяные фильтры, поддерживались в рабочем состоянии тем же способом, как передавалось управление на капитанском мостике. Знания хранились внутри династии, переходя от отца к сыну, от матери к дочери, поэтому космолёт, если понадобится, мог целую вечность странствовать среди звёзд. Менее критические системы, вроде вокса или отопления, не получали необходимого обслуживания в течение многих лет, лишь любители-энтузиасты пытались как-то ремонтировать их в отсутствие квалифицированных специалистов.

— Как вы думаете, что это? — спросил капитан, освобождаясь от поддержки Бринлы и придвигаясь к Адженте.

— Не знаю точно, — ответила сестра, по-прежнему прижимая ухо к динамику. — Не могу разобрать слова, но явно слышу крайнее напряжение в голосе. Передается это сообщение на аварийной частоте или нет, но звучит так, словно кто-то был в беде.

— Был? — воскликнул Кейфманн.

— Именно. Сообщение может передаваться уже целые десятилетия, даже столетия. Вы же не собираетесь…

Одной рукой старик держался за панель вокс-системы, сохраняя равновесие, но другой задумчиво поглаживал подбородок.

— О, — только и сказала Аджента, — вы собираетесь.

Кейфманн, добрая душа, относился к редкой породе оптимистов в жестокой, неумолимой вселенной. Старый капитан добровольно посвятил себя службе Императору, перевозке праведников меж звезд во имя Его, зная, что не получит никакой награды в течение своей жизни. Величайшая надежда Кейфманна состояла в том, что однажды, очень много лет спустя, «Вестник», наконец, достигнет Терры и его потомки увидят Императорский Дворец, Город Просителей и прочие места из церковных текстов и священных писаний. Разумеется, если до этого человеколюбие капитана не выльется в то, что ему и всем остальным на борту перережут глотки.

Тут Аджента вновь испытала пугающее дежавю, припомнив на этот раз события шестимесячной давности, когда «Вестник благочестия» перехватил похожее послание.

— Вспоминаю вот ваши предостережения перед тем, как мы подобрали беженцев с Сертиса. Собираетесь вновь предупреждать меня, юная госпожа? — спросил Кейфманн, и искорки в глазах капитана совсем не соответствовали его преклонным годам.

Аджента вздохнула. Она действительно в прошлый раз предостерегала Кейфманна от смены курса и ответа на зов о помощи, указывая на вероятность того, что сигнал слишком древний или, хуже того, является приманкой пиратов-ксеносов. К счастью всех пассажиров «Вестника» и выживших сертисцев, её страхи оказались беспочвенными.

— В прошлый раз нам повезло, но закон средних чисел…

— Единственный закон, который важен для меня — это закон Бога-Императора Человечества, — прервал её Кейфманн, хотя и без грубости. — Если его верноподданные затерялись меж звёзд, то я обязан прийти им на помощь.

Сестра-диалогус провела всю жизнь за изучением не только устной речи и письменности множества языков, человеческих и чуждых. В её образование входили основные положения Имперского Кредо и Священного Писания Императора, но Аджента не могла вспомнить ни единой строчки, согласно которой вера, делимая сестрой с капитаном, проповедовала бы сострадание. Однако же, посмотрев в лицо Кейфманна, она просто не смогла сказать ему об этом.

— Когда мы окажемся к тому кораблю достаточно близко, чтобы начать высадку?

Отправившись на противоположную сторону мостика, Бринла проконсультировался с экраном ауспика.

— Через пять часов, — он несколько раз стукнул по прибору кулаком. — Может, шесть.

— Тогда у меня хотя бы есть немного времени, чтобы расшифровать послание и определить, насколько безрассудно наше поведение, — засунув руку в один из многочисленных карманов рясы, Аджента извлекла тонкую палочку угольного карандаша. — Найдется что-нибудь, на чём можно писать?

Раздался отталкивающий звук рвущегося пергамента.

— Вот, пожалуйста, — произнес услужливый женский голос за спиной сестры.

Когда «Вестник» странствовал среди звёзд, на мостике присутствовал лишь минимально необходимый экипаж, на маловероятный случай приёма вокс-передачи или появления отражённого сигнала на ауспике. На несколько часов, в течение которых корабль будет предпринимать сложные маневры, стыкуясь с судном, транслирующим загадочное сообщение, свои посты займет всё семейство Кейфманнов. Сейчас же на мостике находились только патриарх, Бринла и его двоюродная сестра Катилина, стоявшая перед развернувшейся к ней сестрой-диалогус. В одной руке женщина держала потрёпанный том в переплёте, а другой протягивала Адженте вырванную оттуда страницу.

— Прошу, дитя, прояви немного уважения, — несмотря на то, что Катилина была старшей из двоих, сестра всё равно обращалась к той, как к ребёнку. Не только потому, что Аджента постоянно называла так своих учеников, но и по старой привычке, тянущейся ещё со времен жизни в обители ордена. — Так не обращаются с книгами.

Смутившись, Катилина осторожно вернула том — судя по обложке, какое-то руководство — обратно в маленькую пыльную нишу, где тот стоял, кажется, с первых дней существования корабля. Затем женщина, прихватив протёртый рукав, почти с благоговением смахнула с пострадавшей книги и её соседок частички отмершей кожи переплётов и прах веков, целыми слоями скопившийся в углублении.

Морщинки недовольства на лице Адженты разгладились. Вновь склонившись над динамиком вокса, так низко, как только могла, сестра аккуратно записала транскрипцию сообщения, тщательно воспроизводя каждый произносимый слог на безупречном высоком готике.

Оставив Кейфманна и его потомство, занявшихся сбором остальных членов клана и подготовкой к процедуре стыковки, она покинула мостик и вернулась в часовню.

Аджента с досадой захлопнула очередную книгу, и отзвуки удара разнеслись по непривычно пустому помещению. В этот час корабельного суточного цикла часовня обычно заполнялась прихожанами, ведомыми Невестой Императора в молитвах и религиозных обрядах. Однако же, сегодня сестра в одиночестве стояла за кафедрой, погружённая в книги из небольшой коллекции, которую начала собирать с тех пор, как, во исполнение давнего договора между её орденом-диалогус и Чёрными Храмовниками, оказалась приписанной к «Неотвратимому возмездию».

Кастелян Калеб подарил ей том из обширной библиотеки ударного крейсера, но, хотя это и было в равной степени редкое и трогательное произведение — «Туманное отражение» Гидеона Рейвенора — оно никак не могло помочь сестре в расшифровке странных слов, записанных ею на полях вырванной страницы.

За время, проведённое на Поминовении Штерн, коллекция Адженты выросла, но, приобретая даже самые интересные и желанные книги, она каждый раз чувствовала угрызения совести. Подрабатывая в качестве писца, сестра поклялась сохранять все вырученные деньги на оплату обратного путешествия в орден, тратясь только на пищу и воду. Но как-то так получалось, что каждый раз, когда Аджента бродила по одному из многочисленных рынков, усыпавших лабиринты улочек планетарной столицы, ей попадался какой-нибудь торговец, предлагавший только что оказавшееся у него произведение. Скорее всего, книги они покупали у паломников, пытавшихся наскрести на продолжение святого странствия. Так или иначе, пусть даже каждая приобретенная книга отдаляла час воссоединения с сестрами, Аджента считала, что сокровищница знаний, которую она привезет с собой, более чем стоит того.

Подобрав с пола великолепный фолиант в кожаном переплёте, сестра-диалогус водрузила его на кафедру. За последние несколько часов Аджена постоянно возвращалась к этой книге, но, если в ней и хранился ключ к пониманию перехваченного сообщения, отыскать его пока не удавалось. Хотя автор «Наречий сектора Драконис», первой книги, приобретенной сестрой во время вынужденного пребывания на мире-святыне, предпочел сохранить анонимность, он (или она) провел замечательную работу по изучению зачастую в корне отличных друг от друга диалектов с почти тысячи населенных миров.

За полгода сидения на мели в столице Поминовения Штерн Аджента выучила четырнадцать языков, три из которых не имели совершенно никакой связи с теми, что она знала раньше. К сожалению, все они, как и двести девять наречий, изученных сестрой в Схоле Прогениум и, после того, в ордене Расколотого Шифра, оказались сейчас совершенно бесполезными. Казалось, что язык, на котором велась трансляция, совершенно новый — или, как с самого начала подозревала Аджента, невероятно древний, мёртвый и позабытый уже в ту эпоху, когда «Вестник благочестия» впервые отправился в межзвёздное плавание.

Облизывая подушечки пальцев, сестра быстро листала пожелтевшие страницы, пробегая глазами названия глав и разделов на тот маловероятный случай, если что-то пропустила до этого. Остановилась Аджента только на одном из приложений, рассматривающем возможные связи между наречиями пограничных миров сектора Драконис и определенными языками ксеносов. Сам факт обладания подобной книгой мог навлечь на неё тяжелую кару со стороны более воинственных сестёр ордена, возможно даже, отлучение или смерть. Тем не менее, прошептав подходящую литанию для защиты бессмертной души, Аджента быстро пробежала опасные страницы. Одно отдельное слово привлекло внимание сестры. Оно не точно совпадало с теми, что встречались в сообщении, но конкретный слог в нём как будто имел общие корни с другим словом, встреченным в совершенно иной книге. Подняв вырванную страницу с транскрипцией передачи, Аджента положила её, как закладку, в «Наречия сектора Драконис».

Уже собравшись нагнуться за другой книгой, сестра вдруг вновь обратила внимание на кусок пергамента, но в этот раз её привлекли не собственноручно написанные слова, а те, что были напечатаны там изначально.

Вот в чём дело. Она искала не там, где нужно. Все они пытались разобрать не ту часть сообщения.

Засунув страницу в один из многочисленных карманов рясы, Аджента бросилась обратно.

Глухой стук двух аккуратно соприкоснувшихся космолётов разнесся по корпусу «Вестника благочестия». В этот же миг пара десятков членов экипажа, все с похожими чертами лица и цветом волос, повернулись к ворвавшейся на мостик сестре-диалогус, облаченной в оранжевую рясу. В течение нескольких секунд та пыталась отдышаться, наклонившись вперед и опираясь руками на бедра. Наконец, Аджента откинула с лица пряди взмокших от пота тёмно-рыжих волос и поправила очки.

— Катилина, книгу, — произнесла сестра, по-прежнему тяжело дыша. Хотя подготовка Адепта Сороритас выводила женщин на пик физической формы, пробежка по почти тридцати палубам «Вестника» не прошла даром. Достав из кармана страницу, Аджента держала её в протянутой руке. — Мне нужна книга, из которой ты это вырвала.

Растолкав нескольких братьев, сестер и более дальних родственников, Катилина добралась до ниши. Достав том, она вновь натянула рукав на ладонь и обтерла пыль с обложки, прежде чем передать книгу Адженте.

— Стыковка завершена, капитан, — доложил один из членов экипажа, почти близнец Бринлы, за исключением более светлых волос и тёмных глаз. — Ополченцы уже прорезают корпус.

— Остановите их! — крикнула Аджента, отчаянно листавшая заплесневелый том. Страницы сминались под её пальцами, но сестра, казалось, не замечала этого и уже не переживала за книгу.

— Что такое? Что вы обнаружили? — спросил явно обеспокоенный Кейфманн.

Найдя нужную страницу, Аджента так сильно распахнула книгу, что корешок переплёта треснул с сухим хрустом.

— Мы обращали внимание не на ту часть передачи. Слова не важны — вернее, были бы важны, если бы мы понимали их значение — дело в колоколе. Его звон сообщал всё, что нам следовало знать.

Сестра передала том престарелому капитану, который с трудом удержал его в хрупких руках. Бринла, немедленно пришедший на помощь дедушке, приподнял книгу так, что Аджента увидела на корешке золотое тиснение «Позывные коды линейного флота Дракониса», а под ним точно так же напечатанные символы «М33». Глаза старика расширились от осознания случившегося, в горле у него пересохло, а кожа, и так почти обесцвеченная временем, быстро бледнела.

— Установить вокс-связь с Буквальдом, — произнес Кейфманн трескучим голосом. Загудев, пробудились вокс-рупоры, тихий шорох статических помех примешивался к писку приборов и жужжанию когитаторов. Через несколько секунд донесся искажённый ответ на вызовы с мостика.

— Мы почти пробились, капитан, — сообщил Буквальд явно радостным тоном. — И вы были правы, сэр, внутри живые люди. Слышно, как они подходят к воздушным шлюзам.

И тут Кейфманн посмотрел на Адженту с таким ужасным выражением лица, что сестра не смогла бы забыть его до конца своих дней. В одно мгновение все надежды на лучшее, весь оптимизм, вся вера капитана вытекли из него, словно душа старика превратилась в открытую рану.

— Они не живые, Буквальд. Они мертвые. Все они мертвые, — слова Кейфманна утонули в скрежете вскрываемого металла, донесшегося по вокс-каналу.

— Прошу повторить, капитан. Пропустил последнее сообщение.

— Это чума, Буквальд. Чума неверия.

Выпустив дедушку, Бринла в ужасе закрыл лицо руками, и лишенный поддержки Кейфман упал на колени. Следующие слова капитана прозвучали уже в ответ на искажённые вопли, доносящиеся из вокс-рупоров.

— Там чумные зомби, Буквальд. Забытые Троном чумные зомби.

Аварийное освещение относилось к числу все ещё действующих бортовых систем древнего корабля, но, лишенный сопровождения давным-давно неисправных сирен, багровый свет ламп придавал проржавевшим коридорам «Вестника» странный сюрреалистичный оттенок. Вой сигналов тревоги заменяли крики паломников, гигантским приливом тел устремлявшихся к безопасной гавани верхних палуб. Озаренная мигавшим багрянцем, Аджента разрезала собой человеческую волну, направляясь к совершенно иному убежищу.

Заметив в толпе Силию и её младшую сестру Дотту, сестра-диалогус неожиданно твердой рукой, крепкие мускулы которой скрывала ряса, схватила старшую девочку за плечо. Та испуганно обернулась, привлекая малышку к себе.

— Часовня. Мы пробираемся к часовне, там будем в безопасности, — произнесла Аджента, в голосе которой звучало воплощённое спокойствие, резко контрастирующее с бушующей вокруг паникой.

Старшая девочка с тревогой посмотрела на неё, а в это время их отец, не заметивший, что дети остались позади, исчез в людской толчее за поворотом коридора, даже не обернувшись.

— Это единственное подходящее место для малышей, Силия, — Аджента посмотрела на Дотту, личико которой перепачкали высохшие слёзы. Силия ничего не ответила, за неё всё сказали умоляющие глаза младшей сестры.

Заняв позицию в хвосте группы из двадцати или около того уже собранных ею ребят, Невеста Императора повела Его детей к святому убежищу.

К тому моменту, как они добрались до нижних палуб, Адженте удалось отыскать в толпе почти полсотни мальчиков и девочек. Большую часть из них сестра-диалогус выдернула из людского потока, но некоторых передали на её попечение отчаявшиеся родители, сообразившие, что замыслила учительница. Самые маленькие держались за руки более взрослых братьев и сестёр или цеплялись за рясу Адженты. Некоторые из старших учеников, лучше понимавшие всю серьёзность ситуации — в том числе Стеван, Константин и Эфраэль — образовали защитное кольцо вокруг малышей, крепко держа, словно дубинки, сломанные ножки столов и ржавые куски переборок.

Ни одного паломника на этой палубе уже не осталось, все бежали наверх, только услышав о вторжении чумных зомби. Слухи о нём мгновенно распространились по жилым уровням, сами напоминая эпидемию. К счастью, до сих пор Адженте и детям не встречались признаки присутствия разлагающихся захватчиков, и, если бы не свежие воспоминания о воплях умирающих на другом конце вокс-канала, сестра могла бы посчитать всю историю каким-то розыгрышем.

Вскоре положение изменилось.

Первой войдя в коридор, ведущий прямо в часовню, Аджента застыла и развела руки в стороны, останавливая поспевавших за нею ребят.

— Стойте смирно, — тихо произнесла она.

Дети замерли у начала коридора, а сестра-диалогус осторожно направилась в сторону тела, неподвижно лежащего на полу в пятнадцати метрах от них и освещенного мерцающим светом красных ламп. Как только Аджента подошла ближе, звук её шагов по палубе сменился хлюпаньем, и, посмотрев вниз, она поняла, что вступила в лужу крови. Приблизившись к лежащему лицом вниз трупу — логически рассуждая, никто не мог выжить после такой кровопотери — сестра перевернула его резким пинком перепачканного сапога.

Аджента могла по праву гордиться тем, что за время, проведенное на борту «Вестника благочестия», запомнила, если не имена, то, по крайней мере, лица всех шестнадцати тысяч паломников, теснившихся на жилых палубах. Но, если сестра и знала несчастного при жизни, то сейчас никак не могла определить, кто же он такой. Обрывки мундира прилипли к ободранным мышцам ополченца, из рваных ран в теле вываливались объеденные внутренние органы, одна рука отсутствовала полностью, а лицо, по его виду, драли или грызли до тех пор, пока не остались только мышцы, обнажившиеся скуловые кости и челюсти.

Тем временем любопытство взяло верх над детьми, и Аджента услышала, как они крадутся по коридору, стремясь увидеть, что же нашла учительница.

— Я же вам говорила стоять смирно, — строго прошипела она через плечо.

Ребятишки, за время учёбы приучившиеся к простому правилу — повинуйся сестре-диалогус или будешь наказан — немедленно отступили.

Вновь занявшись изучением тела ополченца, Аджента обнаружила, что мертвец до сих пор сжимает в оставшейся руке автопистолет. Разжав окостеневшие пальцы, сестра извлекла оружие и оценивающе покачала на ладонях.

В Империуме существовало расхожее заблуждение относительно сестёр Адепта Сороритас, не относящихся к орденам-милитант, заключавшееся в том, что они, якобы, не проходят боевой подготовки, а всего лишь лечат недужных или переводят заумные книги и рукописи. В этом имелась доля правды, и только та часть сестринства, что носила силовую броню, целенаправленно упражнялась для грядущих сражений, посвящая жизнь изучению воинского искусства. Однако же, многих врагов Императора сгубила уверенность в том, что сестры-диалогус или госпитальеры не имеют склонности или права противиться злу насилием.

Прошло много лет с тех пор, как Адженте в последний раз приходилось стрелять по врагу, но навыки, приобретенные за первые годы пребывания в обители, немедленно взяли своё, и к ним присоединилась сенсорная память, взбудораженная оружием в руке. По длине ствола сестра определила, что дальность действительного огня автопистолета составляет не более двухсот метров, чего вполне достаточно для боя в коридорах «Вестника». Размер магазина сообщил ей, что в нём может содержаться двенадцать зарядов, а вес — что осталось только три. Температура оружия, с поправкой на холодный воздух корабля, заставляла предположить, что из него стреляли менее часа назад. Обхватив рукоятку автопистолета, Аджента поднялась на ноги, держа палец возле спускового крючка на тот случай, если убийцы ополченца по-прежнему бродят неподалеку.

Пронесшийся по коридору шум сообщил сестре-диалогус о присутствии чумных зомби за мгновения до того, как их гнилые тела стали различимы в алом сиянии аварийного освещения. Оторвавшись от пожирания другой несчастной жертвы, семь нечестивых тварей вперились в Адженту мертвецкими взглядами и заковыляли к ней. Из-за спины сестры донесся сдавленный шум паники, поднимавшейся среди детей.

— Смелее, дети, — произнесла Аджента, недрогнувшей рукой поднимая пистолет и прицеливаясь вдоль ствола через целое стеклышко очков. — Император защищает.

Звук её первого выстрела болезненно громко прозвучал в тесном пространстве корабельного коридора, заставив нескольких детей вскрикнуть и разреветься. Заряд попал в цель, и передовой чумной зомби — истощённое существо, почти скелет — рухнул на палубу с аккуратной дырой в иссохшем лбу.

Ещё не смолкли отзвуки первого выстрела и детских воплей, а сестра, услышав, как скользнула в ствол вторая пуля, вновь нажала на спусковой крючок. На этот раз Аджента одним попаданием свалила двух чудовищ — заряд, пройдя через гнилой череп одного, остановился лишь в столь же изъеденной голове другого.

В ушах у сестры-диалогус звенело, но она спокойно дождалась, пока последняя пуля не окажется в стволе, и поправила прицел. Оторопь узнавания на краткий миг удержала руку Адженты, увидевшей на мушке Иллию Ворчека, лицо которого, обычно весёлое и жизнерадостное, теперь превратилось в злобную маску. Сестра выстрелила вновь, и черты мертвого ополченца словно обвисли, когда пуля превратила его висок в кровавую кашу.

Вновь перенеся руку, Аджента направила пистолет на одного из трёх остававшихся чумных зомби и нажала на спусковой крючок, ведомая надеждой, а не здравым смыслом. Но вместо звука выстрела раздался лишь металлический щелчок, магазин безнадежно опустел. Цепляясь за ничтожную возможность осечки, сестра попыталась выстрелить вновь, но результат оказался тем же.

Из-за грохота и собственной сосредоточенности Аджента не заметила, как несколько старших ребят приблизились к ней, и резко вздрогнула, увидев рядом Константина, Эфраэль и Стевана, по бокам которых стояли другие юноши и девушки.

— Император защищает, сестра, — произнесла Эфраэль, поднимая кусок металла, некогда бывший частью дверного проёма.

— Воистину так, — ответила Аджента, переворачивая пистолет в ладони, охватывая ствол и поднимая оружие над головой, словно дубинку. — Но иногда Он даёт нам то, чем мы сами можем себя защитить.

Чумной зомби, оказавшийся теперь во главе стаи, внезапно бросился вперед, встреченный криками младших ребят и шквалом ударов от вооруженных подростков. В свою очередь, Аджента с такой силой треснула чудовище рукояткой автопистолета, что оно рухнуло на одно колено с проломленным виском. Только сестра-диалогус примерилась для нового удара, как звуки лазерного огня заглушили крики детей и стоны зомби.

В одно мгновение головы всех трех чумных мертвецов взорвались, окатывая Адженту и её импровизированное ополчение фонтанами крови. Чудовища рухнули на палубу, дымок струился из ран на их телах, там, где лазерные лучи попали в цель. Новое движение в коридоре привлекло внимание сестры, и несколько тёмных силуэтов, появившись из бокового прохода, тут же скрылись в противоположном ответвлении туннеля. В руках каждый из незнакомцев держал оружие, судя по очертаниям — лазпистолеты.

Последний спаситель задержался посередине коридора, моргая огромными чёрными глазами, словно тусклое аварийное освещение казалось ему слишком ярким. Его обнаженный гибкий торс покрывали татуировки, упрощённо изображавшие имперского орла и прочие святые символы, и даже с такого расстояния Аджента смогла определить, что кожа незнакомца почти совершенно белая, как у альбиноса. Засунув оружие за кушак изодранных штанов, он сложил руки на груди в идеальном знамении аквилы. Убрав свой пистолет в карман рясы, сестра-диалогус повторила жест, и мужчина — хотя, чем дольше Аджента смотрела на него, тем больше убеждалась, что незнакомец не старше некоторых её учеников, — со спокойной улыбкой последовал за собратьями-пустотниками в боковой коридор.

— Быстро, — скомандовала сестра, — путь к часовне свободен.

Дети паломников последовали за ней, некоторые даже перешли на бег, стараясь поскорее оказаться в убежище за прочными деревянными дверями. Твердо убедившись, что все вверенные её попечению ребята зашли внутрь, сестра бросилась в часовню вслед за ними.

— Стеван, Констанин, идите сюда и помогите мне передвинуть статую, — приказала Аджента, обнимая образ Повелителя Человечества. На лицах ребят появилось выражение глубокого ужаса, словно сестра-диалогус вдруг попросила их перекрасить Золотой Трон в кислотно-зелёный цвет. — Мальчики, это просто скульптура. Император не сокрушит вас за то, что мы её немножко сместим.

С неохотой Стеван и Константин все же присоединились к Адженте, и вместе они подвинули статую по проржавевшей палубе, счищая тяжелым памятником многовековые слои коррозии с металла. К удивлению сестры, Долган подскочил к ним и помог толкать последние несколько метров, пока скульптура не оказалась у забаррикадированных теперь двойных дверей часовни. Ещё сильнее Адженту поразило то, что Стеван ласково взъерошил копну волос малыша в знак благодарности.

Защитив ребят от прямой угрозы, сестра позволила себе опуститься на одну из скамей и длинно, шумно выдохнуть, обдумывая происходящее. Опомнившись, Кейфманн немедленно приказал запечатать мостик и начать передачу сигнала бедствия. Не собираясь сидеть, сложа руки, пока снаружи погибают праведные, сестра выбежала наружу, планируя собрать так много паломников, сколько сможет, и отвести их в безопасную гавань часовни.

По счастью, к Адженте быстро вернулась способность мыслить разумно. Могут пройти месяцы, даже годы, прежде чем кто-то уловит сигнал бедствия, и это если системы аварийного оповещения «Вестника» вообще работают. Запереть в часовне сотни паломников на Император знает, сколько дней — столь же опасное для них решение, как и оставаться снаружи, пытаясь ускользнуть от чумных зомби. Если даже все сохранят хладнокровие и не начнут набрасываться друг на друга, те немногие припасы, что удастся пронести в святилище, быстро закончатся, и это при условии того, что корабельные системы очистки воды и воздуха не выйдут из строя. Ну, уж нет. Защитить всех на борту «Вестника благочестия» ей не по силам, да и вообще бессмысленно пытаться, но дети? Их Аджента спасет так много, сколько сможет.

Некоторые из младших ребят все ещё хныкали, и друзья или родные пытались, как могли, успокоить их, обнимая малышей или укутывая их покровами, лежащими на скамьях. Остальные старались найти себе какое-нибудь полезное занятие, чтобы отвлечься от ужасов, ждущих снаружи, и общей беспросветности положения. Аджента как раз собиралась присоединиться к их заботам, когда к ней подошли Констанин и Силия.

— Сестра, — начала девочка нетвёрдым голосом, — что это были за существа? Одно из них выглядело как ополченец, который приходил за вами.

Вздохнув, Аджента вновь опустилась на скамью. С того момента, как дети Империума входили в разум, им рассказывали истории об ужасах вселенной. О мутантах и еретиках, о чужаках и, уклончиво, о губительных силах, пытающихся завладеть их бессмертными душами. Ребят учили ненавидеть и презирать любое отклонение, полностью отвергать всё, что не сияло под благосклонными лучами света Императора. Собственные проповеди и нравоучения Адженты полнились предостережениями против врагов внутри и врагов снаружи, но даже в эти тёмные времена вероятность встретиться с одной из таких угроз оставалась отдалённой. К некоторым вещам, впрочем, сестра никак не могла подготовить своих учеников.

— Я могу рассказать то, что знаю, — начала Аджента. — Но моё знание основано на слухах и догадках, а также на том немногом, что удалось прочесть по этой теме во время обучения.

Другие дети начали собираться вокруг сестры, явно заинтригованные тем, что она собирается рассказать.

— О, это не для ваших ушей, малыши, — объявила Аджента, заметив, что Дотта и несколько других ребятишек уселись на стоявшую рядом скамью, словно птички на жёрдочку. Эфраэль тут же отвела детей в дальний угол часовни и уложила там, укутав потеплее, в надежде, что они уснут.

— Эти… создания, которых вы видели снаружи, страдают от заразной болезни, которую создала и распространяет одна тёмная и коварная сила.

Среди слушателей пронеслась волна поражённых вздохов. Некоторые закатали или принялись рассматривать ладони, отыскивая следы укусов, и тут Силия внезапно завизжала.

— У него кровь течёт! — крикнула девочка. — Одно из них укусило Стевана!

Ребята, оказавшиеся рядом с юношей, немедленно отступили, и Аджента отчётливо рассмотрела багряный след на его рукаве. Константин и Эфраэль потянулись к лежавшим у ног импровизированным дубинкам.

— Оно меня не кусало! — завопил перепуганный Стеван, закатывая рукав простого одеяния паломника. Под ним оказалась тонкая рана, скорее всего, след от когтей одного из мертвецов, с которыми ученики дрались до появления пустотников.

— Какая разница, — ответил Константин, занося ножку кресла и подбираясь к Стевану, царапина которого по-прежнему кровоточила. — Давайте убьем его, пока он не обратился, как тот ополченец!

Но, прежде чем Урфмайер сделал хоть пару шагов к цели, сильная рука Адженты схватила запястье паренька, впившись кончиками пальцев в сухожилия и заставив Константина с криком боли выронить оружие.

— Так ты, оказывается, всё это время молчал о том, что на самом деле не паломник, а магос-биологис, тайно посланный с Марса жить среди нас? — осведомилась сестра, не ослабляя хватку на руке мальчика.

Несмотря на боль, Константин выглядел озадаченным.

— Нет, сестра, — прошипел он через стиснутые зубы.

— Тогда почему ты рассуждаешь о том, как передается эта зараза? — спросила Аджента, только теперь разжимая пальцы и строго оглядывая остальных детей паломников, взявшихся за дубинки. Каждый из них немедленно сложил оружие, опасаясь силового вмешательства сестры.

— В моей комнате есть несколько старых бинтов, Стеван. Пожалуй, тебе стоит сходить туда и перевязать рану, пока я объясню твоим одноклассникам, почему ты не превратишься в чудовище и не начнешь пожирать их мозги.

На лице мальчика проступило явное облегчение, но некоторые ребята, не успокоенные услышанным, отодвигались от Стевана подальше, когда тот проходил мимо, направляясь в комнату Адженты. Сестра-диалогус жестом пригласила всех снова сесть.

— Зараза распространяется не как обычный вирус, она поражает своих жертв не физически, а духовно. Её называют «чума неверия», и только те, кому недостает истинной веры, могут поддаться болезни.

Ещё больше потрясённых вздохов.

— Не бойтесь, дети. Хотя зараза, скорее всего, уже в окружающем воздухе, мы не подвластны ей.

На этот раз прозвучали вздохи облегчения.

— Эт’ из-за уколов, к’торые нам делали перед п’садкой? — спросил щуплый паренёк, обхвативший колени руками, чтобы согреться в стылой часовне.

— Все не так просто, Иона, — ответила Аджента, тепло улыбаясь мальчику. — Нет, не прививки защищают нас от чумы, а несокрушимая вера в Императора. Лишь она оберегает тебя и всех остальных от превращения в одну из этих безумных тварей. Ополченец, пытавшийся причинить нам вред, верил недостаточно сильно и потому оказался во власти Тёмных Сил. Но наша с вами вера в бессмертного Бога-Императора предохраняет от подобной судьбы, и, до тех пор, пока она остается непоколебимой, ваши души сопротивляются разлагающему воздействию врага.

Оглядев восхищённые лица учеников, сестра все же заметила, что несколько ребят смотрят на неё с оттенком недоверия или тревоги.

— И, кроме того, — добавила Аджента, поворачиваясь к дверям часовни, — сам Император присматривает за нами.

Все сомнения мгновенно исчезли с лиц ребятишек, стоило им поднять глаза на статую, в общих чертах передающую облик номинального главы Империума.

— А теперь, дети, постарайтесь немного отдохнуть, — объявила сестра, поправляя сползшие очки.

Толпа вокруг Адженты рассосалась, ученики отправились на поиски одеял и свободных скамей. Поднявшись на ноги, сестра уже собиралась проследовать в свою комнатку за кафедрой, как вдруг резко остановилась, почувствовав на ноге нечто горячее. Решив, что она, как и Стеван, могла быть ранена во время схватки с чумными зомби, Аджента провела рукой по рясе, но не нашла ни следа крови. Вместо этого сестра-диалогус нащупала нечто твёрдое и теплое, и, зарывшись в складки одеяния, достала из кармана вещицу, изъятую у Долгана во время урока. Сейчас шарик слабо сиял оранжевым светом, испускаемым пульсирующими узорами на поверхности.

Несколько секунд Аджента, словно парализованная, смотрела на вещицу, пока, наконец, не стряхнула наваждение, помотав головой. Осмотрев часовню в поисках хозяина шарика, сестра так и не смогла отыскать Долгана, зато обнаружила его друга, Юркана. Мальчик стоял за кафедрой, собирая книги, разбросанные сестрой-диалогус во время поисков ключа к сообщению.

— Юркан, ты не видел сейчас Долгана? Он точно здесь, потому что помогал нам передвинуть статую к дверям, — Аджента направилась к кафедре по проходу между скамьями. Взъерошенный паренёк нервно посмотрел на неё и тут же продолжил наводить порядок, словно не слыша вопроса сестры.

— Юркан, я с тобой разговариваю. Где Долган?

— Пожалуйста, моя госпожа — то есть, сестра, я обещал ничего не выдавать, — ответил Юркан, щёки которого ярко запунцовели.

— Где он? — Аджента всегда старалась терпеливо разговаривать с детьми, вверенными её попечительству, но события последних часов, наложенные на хроническое недосыпание, почти вывели сестру из себя.

— Это всё его мама, — начал Юркан, глаза которого заблестели от наворачивавшихся слёз, отражая огоньки свечей. — Она не верит так сильно, как мы. В ней нет любви к Императору, оставившего её саму и весь народ на произвол судьбы, когда явились ксеносы-налетчики.

— Где. Сейчас. Долган? — спросила Аджента, яростным движением поправляя очки, сползшие на кончик носа.

— Ушёл искать маму, — ответил Юркан, начиная реветь.

В трубах, несущих по палубам «Вестника благочестия» очищенный воздух, восьмилетнему мальчику наверняка было более чем просторно. А вот сестра-диалогус двухметрового роста двигалась по ним медленно и с трудом.

Ползя на животе, Аджента пробралась мимо вентиляционных клапанов, выпускающих на палубы корабля отфильтрованный воздух. После вторжения чумных зомби атмосфера «Вестника» приобрела отвратительный тухлый запах, разносящийся по коридорам вместе с гортанными стонами ковыляющих орд. Оказавшись у конца вентиляционной трубы, снабжавшей воздухом всю палубу, сестра обнаружила, что та немного расширяется. Это позволило Адженте подняться на четвереньки, и, цепляясь руками и упираясь ногами, подняться на уровень выше.

Хотя Юркан и знал, что Долган сбежал из убежища в поисках матери, но не имел понятия, как именно малыш покинул часовню. Быстрый обыск помещения позволил найти открытую решётку вентиляционной шахты, через которую Аджента и последовала за сертисским ребенком-беженцем в тёмную трубу.

Сестра-диалогус понимала, что, если на сигнал бедствия «Вестника» не откликнутся достаточно быстро, то ей и детям придется рыскать по кораблю в поисках припасов, используя воздуховоды. Однако же, при этом Аджента не подозревала, что ей так быстро доведется залезть в тесный вентиляционный канал.

Забравшись наверх и вновь ложась на живот, сестра наконец поползла по воздуховоду палубы, на которой Долган жил со своей мамой. Шум, производимый чумными зомби, здесь звучал намного громче, а запах оказался настолько насыщенным, что Адженте пришлось натянуть на нос ткань рясы для защиты от вони. Хотя сестра-диалогус и знала, на какой палубе разместили сертисских беженцев, она понятия не имела, в каком именно общежитии их поселили, и потратила неприятно много времени на поиски выбитой вентиляционной решётки, через которую выбрался Долган.

Высунув голову из воздуховода, Аджента осмотрелась, отыскивая неживых захватчиков в рубиновом свете мигающих ламп. Глазам сестры предстал тянувшийся по коридору шлейф растерзанных, изуродованных тел. Чумные зомби, привлечённые живой, теплой плотью множества паломников, скученных в тесном пространстве, наводнили палубу, убивая и пожирая в своем неутолимом голоде всех, от детей до стариков, а потом отправились дальше. За несколько секунд Аджента опознала с десяток мертвых лиц, знакомых ей по молебнам и занятиям в классе.

Спрыгнув на палубу, сестра-диалогус оправила рясу, сбившуюся за время странствия по воздуховодам. Затем, поправив очки, Аджента похлопала по карману возле талии, и её рука вновь ощутила тепло шарика, сияние которого подсвечивало изнутри ткань над бедром.

Хотя ни один зомби не задержался в коридоре, где их орда перебила так много людей, сестра слышала, что твари по-прежнему где-то поблизости. Она осторожно пробиралась среди трупов, подобрав рясу так, чтобы подол не волочился по лужам крови, пока вдруг не остановилась возле тела одной из паломниц. Опустившись на колени возле убитой, Аджента осмотрела автопистолет, сжатый в окоченевшей руке, более грубую модель, чем оружие ополченца, по-прежнему лежавшее в кармане сестры-диалогус. Ствол пистолета оказался погнутым, несомненно, в тщетном бою с ожившей ордой. Мертвая женщина была одета в обычное платье паломницы, а не в мундир или полевую форму ополчения, поэтому Аджента предположила, что несчастная нашла оружие или контрабандой пронесла с собой при посадке на корабль. Сестра извлекла магазин, и, выщелкнув пару патронов, возблагодарила Императора за то, что они подошли по калибру к автопистолету. Перезарядившись, Аджента двинулась дальше, держа оружие в руке.

Добравшись до конца коридора, Т-образного пересечения с другим проходом, сестра внимательно посмотрела по сторонам, раздумывая, какое направление выбрать. Но, стоило Адженте повернуться влево, как из правого ответвления послышался шум, немедленно привлекший её внимание. Немного подождав, чтобы исключить ошибку, сестра оказалась вознаграждена за внимательность отчетливыми звуками детского голоса.

Быстрее, чем прежде, но продолжая сохранять осторожность, чтобы не споткнуться о раскинутые или полностью оторванные конечности, Аджента пошла на шум. Добравшись до очередного пересечения коридоров, сестра остановилась на мгновение, вновь прислушалась и, определив направление, перелезла через груду осквернённых тел на входе в одно из многочисленных общежитий «Вестника».

Тускло-красное сияние аварийных ламп сменилось мерцающим белым светом одинокой люменосферы, вделанной в высокий потолок помещения, и Аджента моргнула, приспосабливаясь. Из-за перебоев с энергоснабжением комната ярко озарялась на долю секунды, затем в общежитии быстро темнело, на несколько мгновений опускалась непроглядная тьма, а потом цикл повторялся.

Люменосфера сверкнула, и Аджента увидела Долгана, неподвижно стоявшего спиной к ней. Мальчик не отводил глаз от чего-то, шевелящегося у дальней стены тесной коммуналки. За мгновение до того, как свет погас, и комната погрузилась в непроницаемый мрак, малыш, сдерживая слёзы, произнес срывающимся голосом одно-единственное слово.

— Мама?

Вновь вспыхнул свет, и сестра поняла, что в комнате есть кто-то ещё, тот, к кому приковано внимание Долгана. Сгорбившись над трупом у дальней стены общежития, это существо — судя по длинным тёмным волосам и пышной груди, женского пола — поедало внутренности мертвеца. Освещение постепенно угасло, и во тьме раздался тот же вопрос малыша.

— Мама?

Когда комната опять озарилась светом, женщина больше не пожирала труп, а стояла, повернувшись лицом к Долгану и Адженте. В отличие от зомби, виденных сестрой прежде, на теле этого создания не оказалось следов разложения. Единственными признаками того, что женщина пала жертвой чумы неверия, оказались кровавое пятно вокруг рта и мёртвые жёлтые глаза, без всякого выражения смотревшие на людей.

— Мама? — в последний раз спросил Долган, и в общежитии вновь воцарился мрак.

Как только вернулось освещение, существо, некогда бывшее матерью малыша, издало нечеловеческий вой и направилось к нему и Адженте. Подойдя к Долгану, сестра мягко положила руку ему на плечо.

— Думаю, это не твоя мама, дитя. Уже нет.

Аджента встала между ребёнком и чумным мертвецом.

— Отвернись, Долган. Ты не должен этого видеть.

Послушавшись её, мальчик зарылся лицом в складки просторной оранжевой рясы. Подняв автопистолет, сестра-диалогус прицелилась прямо в лоб женщины, и, произнеся тихую молитву, нажала на спусковой крючок как раз в тот момент, когда комната опять погрузилась во тьму.

Люменосфера зажглась вновь. Мать Долгана обрела покой, а содержимое её черепа разбрызгалось по задней стене общежития.

Внезапный шум со стороны дверей заставил сестру развернуться, не опуская оружие. Привлеченные стонами существа, бывшего матерью мальчика, или учуяв живую плоть, не меньше двадцати чумных зомби собрались у входа в общежитие. Сейчас они раскидывали и разрывали на куски трупы, пробиваясь через баррикаду тел.

Аджента привлекла к себе Долгана, крепко вцепившегося в её покрытую засохшей кровью рясу. Взгляд сестры-диалогус метался по комнате в поисках решётки воздуховода или других путей к бегству, но безрезультатно. Свет и тьма ещё раз сменили друг друга, и орда внезапно оказалась внутри общежития, издавая нестройные голодные стоны.

Продолжая прикрывать собой Долгана на случай, если один из мертвецов бросится на них из толпы, Аджента попятилась к задней стене. Чумных зомби оставались метрах в десяти, но, даже ковыляя, они должны были добраться до сестры и малыша-беженца через несколько секунд.

Подняв пистолет, Аджента уже наводила прицел, но, осознав, что не сможет уложить больше четырех-пяти мертвецов одним выстрелом, быстро обдумала другое, мрачное решение. Последней оставшейся пулей она могла спасти ребёнка от мучительной смерти, а сама обратиться к Императору с мольбой о скорейшем избавлении от жутких страданий. Повернувшись к Долгану, сестра приставила ко лбу мальчика дуло автопистолета, и его глаза, смотревшие на Адженту, расширились, как у пустотника.

Сестра уже начала давить на спусковой крючок, когда ощущение тепла на бедре сменилось невыносимым жжением. Хотя Аджента пыталась не обращать внимания на боль, некая непреодолимая сила заставила её опустить пистолет и вытащить шар из кармана. Поразительно, но в руке он казался холодным, словно камень, при этом узоры на сфере сияли болезненно ярким светом. Новые символы и руны, невиданные сестрой-диалогус прежде, но происходящие из знакомого ей древнего языка, проявились на поверхности, и Аджента мгновенно осознала, что нужно делать. Комната вновь озарилась, и, увидев орду мертвецов на расстоянии вытянутой руки, сестра сжала шар в ладонях и резко повернула по невидимой прежде линии стыка. Сияние сферы приобрело потусторонний голубоватый оттенок.

Свет в комнате погас.

Он не зажегся, как обычно.

Аджента ощутила резкий запах озона, и каждый волосок на её теле встал дыбом, заряженный статикой. Долган опять уткнулся в рясу сестры, и это спасло его от временного ослепления телепортационной вспышкой, вслед за которой в комнате возникли многочисленные огромные создания.

Общежитие внезапно озарилось характерными дульными вспышками болтеров, грохот оружия в столь узком пространстве казался невыносимым. Аджента ощущала волны тепла от выстрелов и шлепки гнилой плоти мертвецов, разрываемых на куски неистовыми очередями.

Через две секунды стрельба стихла.

Хотя Аджента не впервые в жизни слышала болтерные залпы с близкого расстояния, она всё равно ничего не могла поделать с неизбежным звоном в ушах. Даже когда зрение сестры начало восстанавливаться от воздействия телепортационной вспышки, слух к ней ещё не вернулся. Долган по-прежнему крепко держался за Адженту, и она посмотрела на малыша, видя картину, размытую даже сильнее, чем при взгляде без очков. Впрочем, сестре удалось понять, что мальчик на что-то показывает.

Определив, куда направлен его трясущийся пальчик, Аджента обернулась и вздрогнула, увидев, что один из таинственных спасителей остался в комнате. Она вытянула перед собой медленно угасающую сферу, и голубоватое сияние озарило очертания того, в чём сестра-диалогус немедленно опознала силовую броню. Силовую броню космодесантника.

Та же непреодолимая сила, что остановила руку Адженты и заставила её активировать шар, вновь овладела сестрой. Она двинулась вперед, с каждым шагом замечая всё больше деталей доспеха могучего воина, хранившего полную неподвижность. На одном из широких наплечников Аджента увидела простое изображение черепа, другой же был украшен орнаментом из языков пламени, повторявшимся на обоих наголенниках. Чёрный цвет брони, самый глубокий из всех, когда-либо виденных сестрой-диалогус, словно поглощал слабеющий свет шарика. Остановившись менее чем в метре перед воином, она вытянула руку, уверенная, что возвращает сферу законному владельцу.

Опустив взгляд, космодесантник внимательно рассмотрел Адженту. Сестре-диалогус показалось, что он смотрит ей в самую душу, проливая свет во все уголки и выискивая любые пороки и недостатки. Аджента невольно содрогнулась, не от сильного холода, а от страха, что провалит испытание воина, не понимая его смысла. Сияние шарика угасло, и гигант протянул к сестре руку в латной перчатке. Аджента закрыла глаза.

Когда она открыла их, в общежитии снова горел свет, но космодесантник пропал, и вместе с ним исчезла сфера.

Сестра тихо ступала по проходу между скамьями в часовне, стараясь не разбудить детей. Аджента только что вернулась с мостика «Вестника благочестия», на котором новый капитан корабля рассказал ей о своем плане взять курс на ближайший населённый мир и встать на орбитальный якорь для ремонта и пополнения запасов. Что ж, сестра считала Бринлу хорошим человеком и не сомневалась, что он окажется достойным наследником деда, как в деле командования «Вестником», так и в вопросах набожности. Она сожалела лишь о том, что старику суждено было умереть при столь ужасных обстоятельствах.

Судя по тому, что Адженте удалось узнать из немногих разговоров с членами экипажа и уцелевшими паломниками, операция по зачистке корабля от вторгшихся чумных зомби заняла менее пяти минут. Телепортируясь от одного места боя к другому, космические десантники быстро и беспощадно уничтожили все очаги заразы. Насчет того, кем именно оказались их спасители, никто не мог ничего сказать с уверенностью. Рассмотреть воинов удавалось лишь в кратком блеске дульных вспышек, и, хотя все свидетели узнали в них космодесантников, то, к какому ордену они принадлежали или как оказались на борту, осталось загадкой. У Адженты возникли некоторые предположения, но она предпочла о них умолчать.

Добравшись до своей комнатки, сестра со вздохом обернулась и оглядела часовню в свете свечей. Статую Императора отодвинули от дверей, скамьи переставили, и помещение снова выглядело так, как подобает храму, а не убежищу от кровожадных чумных зомби. Скоро сюда вернутся прихожане и опять начнутся уроки, хотя и на молитвах, и на занятиях будет не так многолюдно, как прежде. Чума неверия и безумная жестокость тех, кто поддался заразе, унесли две трети паломников и членов экипажа, и до остановки у следующего мира-святыни «Вестник» не сможет пополнить их число.

К тому времени, как на палубах корабля вновь станет тесно от праведников, кто-то другой возложит на себя обязанность проповедовать с кафедры Божественное Слово Императора. Аджента уже сообщила капитану Бринле Кейфманну о том, что сойдет с «Вестника благочестия» во время запланированной стоянки и попытается отыскать судно, направляющееся в сторону сегментума Соляр. Её ждало возвращение в обитель ордена Расколотого Шифра.

С грустной улыбкой посмотрев на дюжину малышей, свернувшихся под грудами одеял, Аджента прошептала молитву за каждого из них. После того, как «Вестник» войдет в орбитальный док, осиротевших ребят передадут планетарным властям, той их ветви, что отвечает за судьбу детей, потерявших родителей. Маленьких паломников ждет рабский труд по контракту, военная служба или иная профессия, более всего отвечающая интересам Империума. Зная о своей возможной судьбе, старшие ребята из числа сирот уже скрылись на нижних палубах корабля, присоединившись к племенам пустотников или криминальным группировкам. И те, и другие укроют их от патрулей ополчения, прочёсывающих корабль. Что касается Долгана, то ни его, ни других детей с Сертиса Аджента не видела с тех пор, как на корабле восстановился порядок, и догадывалась, что они тоже сбежали «ниже ватерлинии».

Отвернувшись, сестра зажгла свечу в своей аскетической комнатке и расправила скатку с постельными принадлежностями. Она не спала больше суток — а не высыпалась больше года — и, ощутив приближение дрёмы, широко зевнула, легла и аккуратно положила очки на столик. Скомкав одеяло, Аджента закрыла глаза и опустила голову на получившуюся подушку.

Коснувшись виском чего-то твёрдого, скрытого в складках ткани, сестра-диалогус немедленно села, одной рукой хватая очки и надевая их обратно, а другой доставая на свет чужеродный объект. В её ладони оказался холодный и лёгкий шарик, который она отдала космодесантнику, но на поверхности сферы уже не было видно рун и символов, а замысловатые узоры не испускали сияния.

Устало улыбнувшись, Аджента положила вещицу на столик вместе с очками. Таинственные загадки артефакта могли подождать завтрашнего дня. Сейчас, если Император позволит, она собиралась наконец-то хорошенько выспаться.

Джош Рейнольдс Нераскаявшийся

Оборонительная сеть Корамонда отключилась, небо над крупнейшим и старейшим ульем Путника осветилось огнем, и уличные сирены громогласно взвыли, охваченные механической паникой. Артиллерийские батареи Железных Воинов выполнили свою задачу. Имперские силы занимали позиции, готовясь дать отпор захватчикам, а тем временем взлетали челноки, унося орды перепуганных беженцев к сомнительной безопасности транспортных кораблей, ждущих на орбите некогда цветущего храмового мира. Им не суждено было спастись — железные кольца опоясывали планету, точно так же, как они охватывали улей, и всему предстояло сгинуть в жерновах демонических машин Медренгарда.

Заворочавшись на разостланной скатке, Скаранкс стряхнул дремоту, понукаемый к пробуждению вживленным под кожу имплантатом в основании шеи. Увидев, что в задыхающееся от пепла небо поднимаются клубы дыма, он вздохнул — наконец-то пришло время доказать собственную полезность.

— Принесите мой шлем, — пробормотал Скаранкс, указывая на требуемый предмет мощной рукой, покрытой шрамами. Черный шлем-череп ухмылялся из тигля, наполненного красными угольками, которые время от времени помешивал один из мутантов-рабов, скрывающих лица под капюшонами. Эти создания обихаживали людей в извилистых осадных траншеях, раскинувшихся по болотистым пустошам у стен улья. Тихий приказ хозяина заставил мутантов, выведенных для служения, вскинуться, словно охотничьих псов. Второй раб быстро подковылял к тиглю, тряся головой и шаркая ногами; затем он — или она, Скаранкс не был уверен — поднял тяжелые кузнечные щипцы и вытащил шлем из разогретого гнезда. В холодном воздухе от черепа пошел пар. Волочась к хозяину, он — оно — держало щипцы как можно дальше от своего тела.

Шлем-череп был сделан из гнутых листов металла, усыпанных острыми шипами, словно заклепками. На горгульей челюсти висел латный воротник с грубо вырезанной восьмиконечной звездой Хаоса; болтаясь в воздухе, он как будто корчился и извивался в щипцах, пытаясь вырваться на свободу.

Скаранкс сел — его тяжелое тело двигалось плавно, несмотря на иногда возникающую ломоту в суставах. Согнув-разогнув поочередно руки и обутые в сапоги ноги, воин поднялся. На могучем бойце была перепачканная униформа, заляпанная грязью тысячи миров, и поврежденный, видавший лучшие годы армапластовый нагрудник, снятый с убитого врага. Обнаженные мускулистые руки покрывали шрамы и выжженные клейма его Повелителя. Следуя привычке, настолько укоренившейся, что она превратилась в инстинкт, Скаранкс провел пальцами по оскверненному имперскому орлу на бляхе разгрузочного пояса, еще одного военного трофея.

— Посмотрите-ка, ищейка желез очухалась — должно быть, войне скоро конец, — произнес один из людей в траншее. Как и его товарищи, солдат носил пеструю форму 23-го полка Бриганнийских Железнобоких: темный мундир и скверно сидящий нательный бронежилет, а также противогаз с выпуклыми, как глаза насекомого, линзами, свисавший с покрытой нарывами шеи. В ответ на остроту бойца, лениво поигрывавшего штыком в воспаленных пальцах, раздался сиплый гогот. Скаранкс не оскорбился — он услышал тревогу, скрытую за насмешкой. Война действительно почти закончилась, и это значило, что им предстоит сражение. Все, кто находился в траншее, знали, против кого и чего им предстоит драться, и один лишь Скаранкс ждал этого с нетерпением.

Не обращая внимания на оклики и поддевки, воин голыми руками осторожно высвободил шлем из щипцов. Кожа на пальцах зашипела и почернела, но Скаранкс ничего не почувствовал — боль содрали с него, как и прочие слабости. Тем временем солдаты притихли, хохот быстро сменился нервным молчанием. Подняв шлем, воин покрыл голову, ощутив, как раскаленный докрасна металл впивается в рубцовую ткань, служившую ему лицом, и учуял смрад поджаривающейся плоти. По мере того, как запах выползал из-под маски, люди вокруг тихонько отодвигались в сторону.

— Мои зелья и клинок, да побыстрее, — он нетерпеливо щелкнул обожженными пальцами. Скаранкс не рычал и не орал, так как это говорило бы о слабости — а он не был слаб. Воин не знал страха, ярости или досады; или, по крайней мере, ему нравилось так думать. Сам Благодетель обещал, что Скаранкс будет свободен от ниточек, за которые боги тянут людей, и это сделало его полезным как для владык черных заводов Медренгарда, так и для нынешнего Повелителя. Воина нельзя было разозлить, напугать или соблазнить — он мог только повиноваться, как и рабы, торопливо исполнявшие новый приказ.

Один из них развернул кожаный сверток, в котором оказалось несколько ржавых шприцев отталкивающего вида, а другой, обхватив цепной меч Скаранкса ладонями, напоминающими ласты, протянул оружие хозяину рукоятью вперед. Взяв широкий, тяжелый клинок — мускулы предплечья вздулись от напряжения, — воин взмахнул им для пробы. Когда-то меч принадлежал ангелу, но потом Скаранкс забрал оружие себе и лично вырезал на нем символы и позорящие слова, освятив для новой жизни. Клинок, как и сам воин, был переделан в нечто лучшее.

— На колени.

Раб нехотя повиновался, скуля и потирая обезображенные ладони. Щелкнув переключателем, Скаранкс пробудил цепной меч, издавший резкий вой. Рука воина дрожала от вибрации зубьев; он помедлил, наслаждаясь инертным и смертоносным весом оружия, а затем ленивым взмахом разрубил стоявшего на коленях мутанта от темени до паха. Вырвав вкусивший крови клинок из оседающих алых останков, Скаранкс довольно хмыкнул, а нестройный вой сменился рокочущим ворчанием. Меч всегда просыпался не в настроении, и его следовало кормить.

— Зелья, — потребовал он, протягивая свободную руку. Другой раб обвил поданное запястье чешуйчатым щупальцем, Скаранкс сжал кулак, и мутант поочередно всадил шприцы в набухшие вены. Содрогнувшись, воин ощутил, как боевые наркотики вливаются в кровоток, смешиваясь с уже насыщавшими его зельями и химикатами. Зрение Скаранкса обострилось; стал отчетливо слышен глухой, по-птичьи нервный перестук сердец людей, деливших с ним передовую траншею. Он ощутил прилив сил, боли и недуги исчезли, сметенные холодным огнем, ревущим в жилах.

Когда-то гудящие живодерские инструменты Благодетеля взрезали Скаранкса по живому мясу и глубже, до самого костного мозга, очищая от слабости и наполняя силой, превращая в гончую, достойную псарен Медренгарда. Он стал охотником на героев, убийцей ангелов, добытчиком — и был хорош в своем деле, Благодетель позаботился об этом.

— Мой пистолет, мои сосуды, — произнес воин.

Оставшиеся рабы бросились исполнять приказ. Один из них застегнул вокруг талии хозяина оружейный ремень, на котором висела кобура, сделанная из человеческого скальпа; накладки на рукоять лазпистолета были выполнены из челюсти и зубов того же мертвеца. Другой мутант поднес перевязь с медно-армапластовыми цилиндрами — сосудами для прогеноидов, — и Скаранкс надел её поперек груди. Между фиалами висели гранаты, позаимствованные из множества арсеналов — осколочные, противотанковые и дымовые заряды, орудия его ремесла.

В глубине осадных укреплений застучали барабаны.

— Пора вылезать, — пробормотал один из солдат, крепко сжимая лазган. Из расколотого улья струились клубы дыма, затмевая солнце и накрывая мрачным саваном развалины, отделявшие траншеи от внешней стены Корамонда. Где-то там, в дыму и грохоте, бродили ангелы, созревшие для жатвы. Схватившись за край бруствера, Скаранкс подтянулся и выбрался из окопа, слыша, как ротные командиры выкрикивают приказы у него за спиной. Свистели кнуты, стонали люди, бряцало снаряжение — 23-й полк Бриганнийских Железнобоких поднимался из траншей, торопливо следуя за воином. Примкнув штыки, солдаты в жалком подобии дисциплинированного строя рысцой выдвинулись к пылающим руинам приулья. Возобновился артобстрел, снаряды падали перед Скаранксом, сокрушая любое сопротивление на данном участке, чтобы Железнобокие и их господа могли воспользоваться брешью во вражеской обороне.

Воин мельком заметил нескольких повелителей, целеустремленно пересекавших дальние траншеи. Свет, рожденный разрушением улья, блистал на силовой броне, откованной в кузнях тысячи миров. Владыки не спешили, и Скаранкс знал по опыту предыдущих кампаний, что они завалят защитников трупами Железнобоких и смертных солдат из других полков, прежде чем нанесут последний, хирургически точный удар. Так воевали Повелитель и его братья — холодно, расчетливо, с железной коллективной волей.

Скаранкс ощутил проблеск гордости. Когда-то Благодетель возвысил воина, исполняя желание Повелителя и его собратьев; из сотни кандидатов, выбранных путем испытаний и состязаний, лишь немногие оказались достойными превращения в нечто лучшее, нечто, наделенное целью, лишенное жалости или страха. По воле богов, их подняли над смертными людьми.

Старинный комм-модуль в шлеме охладился достаточно, чтобы начать прием сигналов, и Скаранкс услышал потрескивание, вслед за которым перед глазами ожило голографическое изображение.

— Мой гончий пес, — пророкотал Повелитель голосом глубоким и необъятным, словно пропасть, отделяющая его от слуги. — Ты готов?

Темные глаза господина, напоминавшие два пепельных мазка на бледном, покрытом шрамами лице, сверлили Скаранкса взглядом из ввалившихся глазниц — даже с голограммы.

В жизни Повелитель был почти вдвое больше слуги и всегда носил серый доспех оттенка орудийного металла, от которого вблизи разило запахами кузней, смазочных масел и порченой крови. Наплечники и наголенники пересекались идущими под углами полосами — символами опасности, — а вокруг талии на железных крюках висели проломленные, пожелтевшие от времени черепа. Господин облачался в простроченный армапластовыми бляшками плащ, сшитый из плотно сплетенных скальпов, а ворот, поднимавшийся над простым нагрудником, украшали клыки какой-то огромной твари, вытянутой из варпа и сокрушенной огромным силовым кулаком. Древнее оружие и сейчас оставалось на руке Повелителя, постоянно сжимаясь и расслабляясь, с явным нетерпением шевеля когтистыми пальцами. Другая ладонь грузно опиралась на навершие гладия с широким клинком, убранного в ножны на бедре. Через отверстия в броне, скрежетавшей при каждом движении, змеились тяжелые трубки высокого давления и пучки кабелей в дополнительной оплетке. Скаранкс видел всё это и по каналу связи.

— Да, Повелитель, — ответил он.

— Хорошо. Тогда поохоться для меня, гончий пес, загони добычу и собери мои трофеи.

Подняв силовую клешню, господин вытянул коготь, будто собираясь аккуратно кольнуть слугу между глаз.

— Мои братья-капитаны, Гриво и Мальвун, утверждают, что их ищейки желез все еще превосходят тебя в отлове врагов. Я докажу, что они ошибаются. Заставь меня гордиться тобою, питомец, и получишь награду — наверное, мне стоит позволить Байлу еще немного поиграть с твоей плотью, а? Выиграй для меня это состязание, и я превращу тебя в поистине великолепную гончую.

Рокочущий, пробирающий до костей голос Повелителя отозвался в теле Скаранкса, и древние узлы наведения в шлеме пробудились к жизни. Сначала размытые и мелкозернистые, прицельные метки сомкнулись на далеких мишенях, которых даже усиленное зрение воина не могло различить среди клубов дыма и потрескивающих языков пламени.

Шлем, созданный варп-кузнецами на службе у его господина, передавал Скаранксу электронный «запах» добычи. Итак, Повелитель сказал свое слово, и гончий пес почувствовал новый прилив сил — эндорфинные запасники извергли содержимое в кровоток. Он рассек дымовую завесу взмахом меча, и тот взревел с торжеством, которого его хозяин не мог ощутить.

— Я достану вам желанный трофей, Повелитель, — ответил Скаранкс, и голограмма погасла.

— Вали их, ребята! И не отставать от ищейки, а не то хозяева пустят наши шкуры на подушки! — раздалось позади. Щелкнул кнут, и воин услышал, как соседи по траншее спешат за ним. Скаранкс не удосужился сбавить шаг — ангелы приближались, и он должен был подготовиться к встрече.

Орудия по-прежнему изливали гибельный дождь, сотрясавший землю. Повелителя и его братьев мало волновало, что их собственные солдаты могут попасть под обстрел, куда важнее было вытеснить врага с укрепленных позиций. Перед Скаранксом, уступами поднимаясь ввысь и целиком заполняя поле зрения, вырастала некогда изящная дуга внешнего купола Корамонда, составленного из миллионов солнечных батарей. Полусферу окружали развалины фабрик, влагосборников, резервуаров и опорных пунктов. Последние были возведены на более ранних стадиях осады, но, видя, как траншеи захватчиков день за днем подползают всё ближе, а артиллерийских батарей становится всё больше, защитники улья вынужденно отступили. Скаранкс не принимал участия в том, первом наступлении — он был слишком ценным, — но сейчас он стал острием атаки по одному из направлений, как много раз делал в прошлом. Ангелы попытаются заблокировать прорыв, гончий пес отыщет одного из них и заберет геносемя, столь желанное для Повелителя. Инструменты, специально для этого созданные Благодетелем, висели сейчас на разгрузке воина.

Но даже для существа вроде Скаранкса, сотворенного специально ради этой цели, задача была непростой. Она требовала времени, и подготовки, а также жизней, которыми можно жертвовать. Когда-то существовало много таких гончих, и они охотились в стаях, загоняя добычу, но война превратила «многих» в «немногих», а «немногих» — в «нескольких». Теперь же оставалась лишь горстка ищеек, слишком мало, чтобы рисковать ими, но столь сложное дело, как убийство ангелов, требовало жертв. Уцелевшие вынужденно пользовались намного менее надежными помощниками, чем прежние собратья по стае. Как и остальные, Скаранкс присоединился к никчемному отребью, теснящемуся в траншеях, и тратил столько их жизней, сколько требовалось для достижения цели.

Командиры направляли громко топающих сапогами Железнобоких на прокорм ненасытной пасти Корамонда. Смешиваясь с пылью, дым заволакивал небо удушливым облаком. Скаранкса окатывали волны тепла от разрастающихся пожаров; время от времени он слышал завывания солдат, которые получили ожоги, подойдя слишком близко к раскаленному металлу или оплавленному камню. Остовы разрушенных построек, продолжавшие стоять, несмотря на постоянные артобстрелы, поглощали жар и изрыгали пламя. Загонщик проходил под расколотыми арками, переступал через поваленные колонны — правители Корамонда, как и подобало господам храмового мира, не слишком заботились о функциональности зданий. Каждое из них было небольшой церковью, с широкими боковыми приделами и сводчатыми потолками; некоторые уцелели до сих пор. Каменные стены покрылись сажей и вспучились от жара, но устояли. Их покрывала резьба на священные темы, и Скаранксу захотелось изуродовать образы, но, поразмыслив, он подавил это желание. Цель ищейки заключалась в ином.

Под сапогами у него хрустело стекло, всюду валялись обломки и обгорелые трупы годичной давности. Руины уже довольно долго оставались ничейной землей, и враг постарался сделать их как можно более негостеприимными. Подтверждая это, вблизи громыхнуло несколько взрывов — как понял Скаранкс, сработали мины-растяжки. Чем ближе они подойдут к внешней оболочке улья, тем больше станет ловушек.

Воин взобрался по скату давно обвалившейся крыши, которая превратилась в своеобразный бугорок посреди четырех осыпающихся стен, и остановился в высшей точке. Перед ним раскинулся стремящийся ввысь улей, простирающийся от горизонта до горизонта, видимый через оконные проемы разрушенных домов и над неровными краями рухнувших стен. Рассматривая брешь, возникшую в том месте, где артиллерийский залп расколол купол, словно яйцо, Скаранкс слышал глухой перестук со стороны противопехотных огневых точек противника, пытавшихся отбросить первую волну наступающих.

«35-й Бриганнийский, — подумал загонщик, — или 12-й, а скорее всего — один из множества кровавых культов, буйствующих сейчас на Путнике. Из тех, что согнали сюда по приказу Повелителя и спускают на врага в подходящий момент».

Из брызжущих пеной безумцев выходили превосходные штурмовики, способные, в крайнем случае, похоронить врага под собственными трупами. Война за храмовый мир окончилась, всё, что оставалось — забрать заслуженный приз.

Где-то здесь бродили двое из его оставшихся братьев, отправленные соперниками Повелителя. На Медренгарде высоко ценилось жизнеспособное геносемя, и командир, доставивший подходящую прогеноидную железу, получал щедрую награду. Апотекарии легиона с радостью встречали даже один-единственный образец. Ради горстки чистого геносемени, не затронутого искажающим влиянием Ока Ужаса, испепелялись целые планеты. На темных проспектах и в замкнутых пространствах индустриальных зон Медренгарда велись войны за малейшую возможность обрести источник создания новых космодесантников. Не существовало более ценного трофея, и стоил он больше, чем жизни тысячи людей.

Сейчас эти люди нервно перешептывались где-то позади Скаранкса. Железнобокие прошли через горнило множества битв — как против Империума, так и против соперников своих господ, — в которых одинаково стойко противостояли громогласным, облаченным в броню имперским фанатикам и выносливым, обладающим раздутыми животами почитателям мух. Но защитники Корамонда почти сломили солдат, ищейка это носом чувствовал. Даже сейчас, когда победа была так близка, от них несло кислым запахом страха.

«С этим ульем что-то не так. Творится что-то, чего не было ни в одном из городов, которые мы захватили и разорили», — так говорили бойцы, когда думали, что их никто не подслушивает. Они видели, как пылающие ангелы бродят среди траншей, пропадая, словно призраки, в клубах дыма и пыли. Некоторые солдаты клялись, что это знак недовольства богов, другие утверждали, что противник выскользнул за кольцо осады и готовит контрнаступление, пока внимание господ обращено на Корамонд. Последние, самые тихие, шептали, что за повелителями явились призраки их старых грехов. Бормоча это, скорчившиеся в сыром окопе люди каждый раз поглядывали на Скаранкса. Воин понимал, о чем идет речь, но не обращал внимания на шептунов. В конце концов, пока солдаты выполняют то, что им велено, какое ему дело, боятся они или нет?

Подняв глаза, Скаранкс увидел каменных херувимов, сгорбившихся в углах, где колонны соединялись с арками. Фигуры смотрели на него с холодным осуждением, но гончий пес не стыдился своих деяний и не раскаивался в них. Что бы там ни утверждали защитники мира, Путник был не священнее любого иного — сам мир и Империум, которому он принадлежал, давно пережили отведенный им срок. Оставалось только выпустить обоим кишки и закопать поглубже; их боги, в отличие от владык Скаранкса, не имели силы. Людской натуре больше соответствовали божества вроде Повелителя и Благодетеля, ибо соразмерно этой натуре они вознаграждали и карали.

Трещащие очереди лазганов прорезали сумрак. Бойцы позади Скаранкса остановились и пригнулись, перестроившись в стрелковую цепь; помедлив, он оглянулся на смертных через мускулистое плечо, а затем спрыгнул с обвалившегося фрагмента крыши и поспешно отскочил в сторонку. «Незачем подставляться зазря». Вновь раздались пульсирующие звуки лазвыстрелов, и кто-то закричал.

Что-то желтое мелькнуло в клубах дыма и пыли. Внезапно насторожившись, Скаранкс опустился на землю и замер. Узел наведения страдальчески пищал, по внутренним экранам шлема мелькали знакомые символы — добыча проглотила наживку.

Послышались быстрые, тяжелые шаги, под которыми с хрустом крошился камень мостовой. Бойцы в стрелковой цепи напряглись, слушая, как орет командир отделения, перемежая приказы проклятиями. Мгновением позже наступила тишина. Загонщик, словно ящерица, припал животом к земле; в его руке, глухо рыча, вибрировал цепной меч. Скаранкс разглядел силуэт стоящего ангела, скрытого в клубах дыма, которые по-прежнему вырывались из расколотого купола.

А затем вестник смерти заговорил, и люди начали умирать. В руках облаченного в силовую броню великана взревел болтер, приветствуя захватчиков. Космический десантник неторопливо шагал к Железнобоким, стреляя на ходу, и масс-реактивные заряды дробили черепа, начисто отрывали конечности и превращали туловища в алую дымку. В лабиринте развалин каждый выстрел казался раскатом грома. Наблюдая за резней, Скаранкс оценивал новоприбывшего — тот носил желтый доспех, на одном из наплечников которого был изображен черный кулак в белом круге. Увидев это, загонщик довольно присвистнул: перед ним был Имперский Кулак, а именно их геносемя предпочитали Железные Воины. Почему так сложилось, Скаранкс не знал.

Доспех гиганта кое-где почернел и покрылся пятнами сажи. Поперек груди тянулась перевязь с гранатами и запасными магазинами, на бедре ждал своего часа болт-пистолет в кобуре. С другого бока свисал резной квадратный ящичек из железного дерева, напоминающий ковчег для мощей. Сбоку на шлеме воина было установлено прицельное устройство, а к плоским частям брони прикреплены печати чистоты и полосы пергамента. Этот Имперский Кулак, снаряженный для войны, вполне мог какое-то время вести её в одиночку.

Скаранкс отполз дальше в развалины, огибая зону перестрелки с легкостью, дарованной опытом. Химический коктейль в крови повысил его способность к ориентированию на местности, хоть и приглушил сверхвозбудимость, вызванную боевыми наркотиками. Передвигаясь, загонщик мельком углядел силуэты новых целей, пробиравшихся среди руин. Выходило так, что только одно отделение — самое большее, десять космодесантников, да и то вряд ли — выдвинулось, чтобы замедлить наступление. Имперские Кулаки будут сдерживать смертных до тех пор, пока не прибудут Мастер и его братья, или какой-нибудь смышленый молодой офицер Железнобоких не вызовет бронетехнику или артобстрел. Но так не пойдет, это навредит планам ищейки — нельзя, чтобы ангела искромсало, пока не собраны трофеи.

Между смертями, готовыми настигнуть добычу, всегда шла настоящая гонка: либо жертву сразят Скаранкс и другие ищейки, либо армейские пушки. Если первый раунд такого «состязания» был проигран, слуга Повелителя не брезговал собирать урожай и с мертвых, но в случае с живой добычей всегда имелась уверенность в том, что железа окажется плодотворной. Но существовала и проблема — живые сражались. Даже будучи в идеальной форме и накачавшись боевыми наркотиками, загонщик не мог противостоять космодесантнику. У нескольких ищеек, действующих вместе, мог быть шанс, но теперь, после гибели товарищей, Скаранксу приходилось проявлять находчивость.

Не обращая внимания на лаз-разряды, отражающиеся от силового доспеха, Имперский Кулак продолжал идти, пока не добрался до подходящей оборонительной позиции. Проскользнув через дебри сломанных стальных балок и поваленных каменных колонн, Скаранкс услышал, как пригнувшийся в укрытии космодесантник передает собратьям свои координаты. Закончив, он выглянул из-за угла и выпустил короткую очередь. Болты оторвали ногу какому-то невезучему бойцу, и смертный отлетел прочь, перевернувшись в воздухе.

Отделение бриганнийцев отступало в поисках укрытия. Половина солдат уже лежали на земле — убитые или раненые, но одинаково бесполезные для загонщика. Связист отряда пронзительно кричал в вокс-канал, запрашивая помощь, а Имперский Кулак продолжал стрелять. Скаранкс, взгромоздившийся прямо над ним на скате просевшей крыши, видел, что собирается сделать космодесантник, державший в руке осколочную гранату. Готовясь к броску, он выстрелами загонял Железнобоких к воронке от снаряда. Хотя бойцы видели в ней укрытие, на самом деле там их проще всего было убить одним ударом. Загонщик хмыкнул; если такой трюк удастся провернуть несколько раз, то наступление почти наверняка замедлится. Оно не остановится, но воины в желтых доспехах этого и не ждали, а просто пытались задержать осаждающих, пока защитники улья не отступят на устойчивые оборонительные позиции или не покинут Корамонд.

Скаранкс повидал множество подобных хитростей в сотне сражений. Каждый раз всё проходило по одинаковому сценарию, и загонщик со временем привык к этому. Раньше, будучи простым смертным, он мог испугаться самой мысли о схватке с таким воином. В два раза крупнее обычного человека, облаченный в доспех, толщиной не уступающий танковой броне и стреляющий с недостижимой точностью, великан поистине был вестником смерти. Его боялись, и от него бежали — но Благодетель очистил Скаранкса от страха и превратил смертного в пожинателя ангелов. Выполняя приказы Повелителя, загонщик охотился за ними по всему сегментуму, убивал ангелов, носивших красное, и ангелов, облаченных в синее.

Он прикончит и этого.

Ну, с некоторой помощью от немногих уцелевших соседей по траншее, разумеется. В конце концов, ради этого солдаты здесь и оказались. Подняв руку к разгрузке, Скаранкс сдернул с нее гранату; скорее всего, взрыв только вспугнет его добычу, но именно это и требовалось. Выдернув чеку, загонщик приготовился к броску, но тут в его поле зрения мелькнуло нечто вроде язычка пламени, пляшущего в клубах дыма неподалеку. Пес Повелителя смотрел на него, не в силах отвести взгляд, и чувствовал, как что-то шевелится внутри. В воздухе ощущался жар и нечто неопределенное, не поддающееся описанию.

Линзы шлема, жужжа и меняя фокусировку, пытались выделить и увеличить объект, а прицельные метки как будто забились в судорогах. Очередная добыча или что-то иное? Затем Скаранкс разглядел силуэт грузного создания, облаченного в броню… и оно тут же исчезло. Загонщик моргнул, но ничего не изменилось. Возможно, это был еще один космодесантник, идущий на помощь товарищу?

Скаранкс моргнул вновь, и внезапно существо вернулось, возникло невообразимо близко — кости, пламя, черный доспех и глаза, горящие, словно двойная звезда и впивающиеся в ищейку Повелителя. Отшатнувшись, он ударил призрака цепным мечом, но рычащий клинок рассек лишь дым и воздух; нога загонщика поехала на щебне, и граната выскользнула из руки.

Заряд поскакал вниз, к Имперскому Кулаку. Улучшенные чувства космодесантника превосходили аналогичные способности Скаранкса, поэтому великан резко развернулся на первый же звук и открыл огонь по врагу. Загонщик, начисто забыв о фантоме, отпрыгнул назад; граната сработала, но ангел уже сорвался с места. Пока слуга Повелителя съезжал по скату, Имперский Кулак успел выскочить из укрытия, швырнуть собственную гранату в отделение бриганнийцев и размеренной рысью направиться к другой стороне церкви. Другой отряд Железнобоких, появившийся среди развалин, начал перестраиваться в стрелковую цепь и открыл огонь. Не обращая внимания на слабый дождик лазвыстрелов, задевающих желтую броню, космодесантник бросился к смертным. Остатки первой группы бриганнийцев пытались восстановить боевой порядок, но, судя по тому, что видел Скаранкс, помочь товарищам они ничем не могли.

Имперский Кулак врезался в стрелковую цепь, словно неуправляемый грав-погрузчик, разбрасывая солдат во все стороны. Тыльной стороной латной перчатки он ударил одного из бриганнийцев с такой силой, что голова бойца оторвалась и заскакала по полу, оставляя за собой багровые лужицы. С ближней дистанции болтерный огонь нес еще более жестокую смерть, Железнобокие умирали по двое-трое зараз. Силовая булава командира отделения отскочила от желтого наплечника, и космодесантник, выхватив боевой нож, рассек череп её хозяина. Следя за схваткой на расстоянии, Скаранкс выждал подходящий момент, а затем сделал ход.

Изначально он надеялся выкурить Имперского Кулака из укрытия, чтобы добыча увязла в бою с бриганнийцами. Эта тактика уже несколько раз срабатывала, но сегодня всё получилось немного не по плану. Впрочем, результат оказался тем же, а загонщик никогда не жаловался на дары, полученные свыше. Низко пригнувшись, Скаранкс приблизился к космодесантнику, с головой ушедшему в избиение Железнобоких. Глубоко вздохнув, пес Повелителя ощутил, как струятся по жилам наркотики, а затем совершенно беззвучно — не считая визга цепного меча — бросился на жертву.

Несмотря на умения, дарованные Благодетелем, загонщик не мог сравниться с Имперским Кулаком и знал это. Скаранкс проигрывал и в силе, и в быстроте; его рефлексы, даже форсированные боевыми наркотиками, в лучшем случае приближались к уровню врага. Тем не менее, он уже убивал космодесантников, пусть и с большим трудом, жертвуя подручными средствами. В данном случае «средствами» оказались бриганнийцы, хотя загонщик с радостью воспользовался бы любым имеющимся орудием. Ангелы были смертными, а то, что можно убить, не должно вызывать страха. Изучая добычу на протяжении долгих кампаний, Скаранкс заработал немало шрамов, доказывающих, что знаний он набрался старым добрым способом.

Главная проблема заключалась в скорлупе — её почти невозможно было вскрыть, если только не подобраться вплотную, разжившись нужными инструментами. Мелта или плазмаган могли справиться с задачей, но, применяя их, ты рисковал погубить желаемый трофей. Оставалась только проверенная грубая сила: при правильном использовании она становилась столь же эффективной, как и любое оружие.

Скаранкс нанес удар в тот момент, когда Имперский Кулак вытянул руку. Цепной меч, обрушившись на сгиб локтя космодесантника, прогрыз трубки высокого давления и черный панцирь. Великан тут же развернулся, паля из громыхающего болтера, но загонщик ушел в сторону, укрывшись за каким-то невезучим солдатом. Бриганниец принял выстрел на себя, а пес Повелителя, обогнув врага, пропахал клинком борозду в наспинном ранце доспеха. Из блока повалил пар — это был источник питания силовой брони, и, как знал Скаранкс, повредить его значило причинить вред самому ангелу.

Из отверстия на локте доспеха Имперского Кулака толчками вытекала кровь, пачкая желтую латную перчатку. Рана не причиняла космодесантнику особых неудобств, да загонщик этого и не ждал. Он пробирался через толпу отчаянно сражавшихся солдат, не попадаясь противнику на глаза. Старый, но полезный трюк: заполнить поле боя целями и атаковать, когда враг отвлечется. Повелитель весьма успешно применял эту тактику во время осад, а Скаранкс с удовольствием использовал её же, но в меньшем масштабе.

Очередной момент для удара возник, когда ангел резким движением поднял вопящего солдата над землей и раздавил ему горло. Загонщик метнулся к Имперскому Кулаку, за счет химически усиленных мускулов двигаясь так быстро, что смертные не могли уследить за ним. Цепной меч вгрызся в плотный пучок бронированных силовых кабелей, которые проходили над животом космодесантника и скрывались под нагрудником. Посыпались искры, засвистели струи пара, и удивленный великан пошатнулся. Затем он открыл огонь, ведя болтером вслед за убегающим Скаранксом; тот лавировал между паникующими солдатами, укрываясь за живыми щитами и заставляя добычу тратить боекомплект.

Как говорил Повелитель, «капля по капле и камень точит». Каждым выпадом нужно сбивать один из слоев обороны, чтобы в итоге обнажить приз внутри. Космический десантник был армией в консервной банке, так что каждый удар ослаблял и армию, и банку, хранящую её. Требовалось только бить их достаточно сильно и часто.

Восприятие загонщика сконцентрировалось на цели. Скаранкс с головой ушел в схватку, и всё вокруг двигалось, словно в замедленной съемке. Уголком глаза он заметил очертания объятого пламенем доспеха, моргнул, и видение приблизилось. С каждым движением век, с каждым ударом аугментированного сердца силуэт придвигался к пожинателю ангелов, при этом словно бы не шевелясь. Это был завиток дыма, язык пламени, блеск кости, и он подступал всё ближе к загонщику — но вдруг исчез после того, как тот в очередной раз моргнул.

Пытаясь избавиться от помех, возникших в поле зрения, Скаранкс потряс головой, заставив прицельные метки заискрить и пойти мелким зерном. Тем временем Имперский Кулак разбрасывал атакующих солдат, тела шлепались на землю, словно капли дождя. Пробираясь среди падающих Железнобоких, загонщик перехватил цепной меч двумя руками, выставив вопящий клинок перед собой. Космодесантник повернулся к нему, поднимая оружие.

Скаранкс рассек болтер пополам, крутанулся на пятках и с размаху рубанул цепным клинком по виску шлема, вкладывая в удар все силы до последней капли. Космодесантник покачнулся, но быстро пришел в себя — кулак в латной перчатке, словно поршень, устремился к загонщику, едва не снеся ему голову. Пес Повелителя отступил, держа меч на отлете, а великан бросился к нему, отшвырнув какого-то бедолагу с дороги ударом остатков болтера. Выхватив пистолет, ангел выстрелил: заряд расколол скалобетон у ног Скаранкса, заставив того резко отскочить назад.

В Имперского Кулака врезалось несколько лазерных лучей, отвлекших его внимание. Развернувшись, ангел открыл огонь по Железнобоким, укрывшимся в воронке. Смертные бойцы кидались на него, били штыками и прикладами, но не причиняли никакого вреда. Взведя противотанковую гранату, загонщик катнул её в толпу сражающихся; прогремел взрыв, поглотивший всю группу. Тела рухнули наземь, плоть задымилась и голоса умолкли.

Скаранкс пробрался к цели сквозь облако пыли, поднятой взрывом. Казалось, что в дымке к нему скользили огромные создания, но, когда собиратель желез повернулся, призраки исчезли. Кожа горела, но не от жара, а от чего-то иного. Моргнув, загонщик попытался сосредоточиться — казалось, нечто старается отвлечь его. Тут же к Скаранксу из пыли протянулась черная ладонь, и на мгновение его сердце замерло, пропустив удар. Рука вытягивалась всё дальше, влача за собой языки пламени и клубы жирного дыма, отчетливо виднелись белые кости, украшавшие суставы пальцев латной перчатки. Пожинатель ангелов слышал голос, почти такой же, как у Повелителя, просачивающийся к нему через рык помех в ушах… Нет, это был не один, а множество голосов, низких и скорбных, как песнопения темного апостола, молящегося ненавистному богу. Их слова проникали в тело, и за ними следовала боль. Голоса о чем-то просили его — нет, чего-то требовали, — но Скаранкс не мог разобрать, в чем дело, да и не хотел. У него была цель, не оставлявшая времени для неясных речей.

Споткнувшись о кусок скалобетона, загонщик будто очнулся, вспоминая о неотложном деле; голоса исчезли, словно никогда не существовали, оставив после себя лишь помехи. Осмотревшись, Скаранкс увидел, что пол покрыт трещинами и расколот, а ошеломленный космодесантник стоит в центре воронки, оставленной взрывом. Тела противников немного защитили ангела, но граната не пропала даром — хотя желтый доспех все еще функционировал, его испещрили мелкие и крупные пробоины. Имперский Кулак обронил болт-пистолет и остался почти беззащитным, не считая боевого ножа, вонзенного в подергивающегося бриганнийца. Собиратель желез по опыту знал, что подобный взрыв на небольшом расстоянии заглушит сенсорные потоки брони, пусть всего на несколько секунд. У оглохшего, ослепшего и онемевшего космодесантника имелось два варианта: либо терпеть до перезагрузки, либо снять шлем. Скаранкс помедлил, выжидая, что выберет жертва; увидев, как великан вырывает нож из трупа Железнобокого и неуклюже нащупывает края шлема, он рванулся вперед. Следующие мгновения решат всё.

Раздалось шипение разъединяемых трубок и размыкающихся гермоуплотнителей. Космический десантник отбросил шлем, но опоздал — рычащий клинок загонщика опустился на его беззащитное лицо, врубаясь до кости. Хлынула кровь, полетели клочья обветренной кожи, и захваченный врасплох Имперский Кулак взревел от боли. Первый звук, изданный им за время боя; Скаранкс собирался сделать его и последним. Зажимая рану на лице, ангел покачивался, теряя равновесие и размахивая ножом в попытке отогнать противника.

Скользнув обратно в клубы дыма, загонщик обошел добычу кругом, не обращая внимания на чириканье прицельных меток. То, о чем пытался предупредить узел наведения, могло подождать — Скаранкс был слишком близок к победе. Его удар почти прорубил череп Имперского Кулака и рассек яремную вену. Из-под пальцев, сжимающих чудовищную рану, хлестала кровь, но даже в таком состоянии космический десантник представлял опасность. Возбужденные синапсы собирателя желез, подстегиваемые наркотиками, указывали ему углы атаки, варианты нападения. Выбрав быстрейший, загонщик резко опустил цепной меч и, выхватив лазпистолет, невероятно метко выстрелил от бедра в ковылявшего к нему великана. Луч, вонзившийся точно в глаз Имперского Кулака, превратил его мозг в кашу, но воин всё так же ступал вперед, неуверенно делая один шаг за другим. Видя, как из глазницы и рта космодесантника струится дымок, Скаранкс помедлил, думая, не ошибся ли с выбором. Иногда гиганты не умирали на месте, иногда не умирали вообще, и продолжали идти, несмотря на горелую размазню в черепе.

И тут, издав нечто, очень похожее на вздох, ангел с грохотом повалился навзничь. Скалобетон вздрогнул, как будто сочувствуя упавшему. Быстро убрав пистолет и остановив клинок, загонщик направился к трупу, лежавшему с раскинутыми руками. Посмотрев сверху вниз на мертвого воина, Скаранкс без церемоний присел на корточки. Вглядевшись в уцелевший глаз добычи, из которого уходила жизнь, пожинатель ангелов провел над ним рукой. Интересно, что жертвы видели перед смертью?

«Ты боишься? — подумал загонщик. — Боишься меня?»

Он надеялся, что так и есть.

Скаранкс ненавидел их за то, чем они были, за то, чем он никогда не мог стать. Загонщик был почти так же хорош, как и они, бесстрашен и могуч — но не был ангелом. Он был псом, и ненавидел их так же искренне, как любил Повелителя за то, что тот сделал его сильным.

Вокс-канал внезапно и мучительно завизжал на высокой ноте, словно просверливая череп. Вокруг мучительной боли, гвоздем всаженной в мозг, обвивалось сумбурное бормотание неясных голосов приглушенных расстоянием. Отдельные слова терялись в месиве непрерывного шума. Скаранкс похлопал ладонью по виску, пытаясь переключить частоты. Комм-модуль жужжал и пощелкивал, на каждом вокс-канале звучало одно и то же — голоса, грохочущие наподобие далекого грома, не произносящие ничего разборчивого, но в их тоне слышалось… Что? Обещание, или, быть может, предупреждение? Тряхнув головой, загонщик прогнал посторонние мысли. Ничто не имело значения, кроме приказов Повелителя.

Больше не тратя времени зря, он отрубил голову космодесантника — просто для верности — и отшвырнул её ударом ноги. Затем, с глубоким вздохом, Скаранкс принялся за работу. Цепной меч выл в его руке, вскрывая нагрудную броню. Добравшись до тела, загонщик отбросил зазубренные куски керамита и положил меч. Орудуя разделочными инструментами, он начал вынимать из черного панциря узлы подключений и удалять верхний слой кожи. Вслед за этим пришел черед моноволоконного скальпеля, который рассек твердую оболочку и обнажил мышцы.

Скаранкс слышал, как перегруппировываются бриганнийцы. От обоих отделений осталось лишь по нескольку потрепанных солдат, слишком трусливых, слишком тяжело раненых или слишком испуганных, чтобы сражаться с врагом. Командиры отрядов погибли первыми, хотя загонщик не знал, кто прикончил их — Имперский Кулак или амбициозные подчиненные. Повелитель поощрял среди смертных желание продвигаться вверх по служебной лестнице, хотя бы для увеселения самого себя и своих братьев.

В итоге вся стычка заняла, самое большее, несколько минут. Поблизости раздавалось ритмичное рявканье болтеров и жалкое повизгивание лазганов. Оторвавшись от работы, Скаранкс окинул взглядом руины, и что-то подспудно кольнуло его. Чувствуя, что за ним наблюдают, загонщик обернулся; через трещины в стене он увидел черные пятна, которые двигались и корчились, вздувались и превращались в тонкие полоски, словно размытые образы миражей. Пахло горелым мясом — сильнее, чем должно было, как будто собиратель желез только что надел шлем, вынутый из огненного гнезда. Всё новые и новые силуэты скользили в дыму вокруг него, исчезая на полушаге.

Внезапно перед Скаранксом возник череполикий шлем, с которого смотрели пронзительные глаза, напоминающие алые угли. Загонщик схватился за лазпистолет; пока он поднимал оружие, красные огни исчезли в завитке дыма. Чувствуя, как пересыхает горло, а по венам струится холод, он повел пистолетом по дуге, пытаясь отследить призрака. Былой прилив сил, вызванный боевым коктейлем, постепенно спадал. Моргая, пес Повелителя пытался прояснить зрение. Такое случалось прежде — узел наведения захватывал фантомов, и Скаранкс гонялся за уже умершими созданиями. Убрав оружие, он заметил опасливо-изучающие взгляды солдат и оставил их без внимания. Железнобокие выполнили свою задачу, а выжившие снова послужат ему, пока не будет выиграна битва и закончена жатва.

Отложив скальпель, собиратель желез выбрал клиновидный нож, подходящий для вскрытия усиленной грудной клетки и доступа к внутренним органам. Взревели осадные орудия; поблизости что-то взорвалось. Возможно, танк… но разве враг применял танки? Вновь сделав паузу, загонщик прислушался. Осторожность всегда оказывалась полезной, даже на этой стадии осады.

— Там еще больше… этих, — произнес один из солдат. Пригнувшись возле разбитого окна, он держал лазган наизготовку. По голосу Скаранкс узнал в нем того самого шутника из траншеи. Кажется, бойца звали Отто, но загонщик не был уверен. Все они выглядели одинаково: пара ярких от страха глаз на бледно-розовом, словно дождевой червь, лице. — Видно, как они бродят в тумане.

— Да, несколько, — отозвался Скаранкс и довольно присвистнул, добравшись наконец до цели охоты. Открыв один из сосудов, собиратель желез вытащил прогеноид мертвого космодесантника и опустил в цилиндр. Бриганнийцы, видевшие это, отошли подальше; даже сейчас, после всего, что они увидели и совершили под началом владык Медренгарда, подобные вещи вызывали у солдат суеверный страх. Выпотрошить ангела смерти значило согрешить в глазах Ложного Императора, а для Железнобоких его гнев оставался не менее реальным — пусть и не столь могущественным, — чем ярость богов, которым бойцы служили теперь.

Плотно закрыв сосуд, загонщик вытер окровавленные руки об одежду.

— Больше, чем несколько, — возразил Отто. — Они собираются выступать из города.

— Хорошо. Значит, я смогу расколоть больше желтых скорлупок, — произнес Скаранкс, глядя на завоеванный приз. Этот кусок хрящеватого мяса, обладавший своеобразной кровавой красотой, хранил в себе тайну ангелов, и мог превратить человека в одного из них. Загонщик задумался, каково это — носить вычурные доспехи и пробираться через океаны крови на протяжении целой вечности резни…

— Так у них броня не желтая, — сообщил Отто.

Нечто в его голосе привлекло внимание Скаранкса. Некая выразительная нотка, тут же отозвавшаяся во всех остальных, прыгала от солдата к солдату, словно цепная молния. Некоторые бриганнийцы тихо переговаривались, другие неверной походкой направились к окнам. Быстро пересчитав их — оказалось, из двух отделений уцелело пятнадцать человек — загонщик понял, что выжившие едва смогут связать боем одного Имперского Кулака, не говоря уже о большем количестве. Склонив голову и прислушавшись, он разобрал потрескивание пламени и шорох пыли, падающей с купола, по которому продолжали бить осадные орудия. До Скаранкса доносился звон разбивающихся солнечных батарей и рокот оседающего скалобетона, рев артобстрела и крики умирающих. Но характерного стука сабатонов силовой брони и рявканья болтеров не было слышно. Собиратель желез подумал о призрачных образах, возникших в узле наведения, и череполиком существе, явившемся ему.

Не понимая, что происходит, Скаранкс с цепным мечом в руке взобрался по скату обвалившейся крыши. Рассекая дым клинком, он услышал, как оружие бормочет неясное предупреждение. Туман войны так и не развеялся, прицельные метки нигде не задерживались, а замеченные прежде космодесантники пропали.

Загонщик попытался сфокусировать сенсоры шлема, чтобы пробиться через атмосферные эффекты, возникшие на поле боя. Он чувствовал что-то постороннее — так открытый нерв реагирует даже на легкое касание. При этом Скаранкс не видел ничего, кроме дыма и огня. Даже звуки стрельбы умолкли, слышалось только потрескивание пламени и скрежет оседающих строений. Вокс-канал тихо пульсировал странными шепотами, словно сотня голосов вела тихую беседу на грани слышимости.

На мгновение пепельно-пылевое облако развеялось, позволив загонщику рассмотреть идущие в атаку колонны бриганнийской пехоты. Впереди солдат двигались осадные танки и демонические машины на паучьих ногах. Наступление продолжалось без задержек, купол Корамонда сотрясался под артиллерийским обстрелом, и Скаранкс не видел признаков сопротивления, никаких намеков на контратаку через пробоину в оболочке улья — только огонь и дым. Но он ничего не слышал, как будто над развалинами возник некий пузырь, блокирующий все внешние шумы.

Снизу донесся какой-то стук. Обернувшись, загонщик увидел одного из Железнобоких, возившегося с реликварием, который прежде висел у бедра убитого космодесантника. Пока товарищи были заняты, бриганниец ковырял древнее лакированное дерево штыком и, в конце концов, сумел отодрать лицевую панель. Тут же все разговоры в воксе смолкли, воцарилась полная тишина, и даже херувимы, согнувшиеся в темных углах полуразрушенных арок, словно бы затаили дыхание.

Восприятие Скаранкса сдвинулось, исказилось. Он увидел, что дым, саваном лежавший на развалинах, уплотняется и твердеет вокруг солдата, успевшего залезть в ковчег и выдернуть наружу хранившуюся там вещь. Оказалось, что это рука скелета, сжатая в кулак; пожелтевшие кости были покрыты искусной вязью резко очерченных символов, значение которых загонщик не мог разобрать. Боец несколько секунд рассматривал объект, а затем, убедившись, что он не имеет видимой ценности, отшвырнул прочь.

Но рука не коснулась земли.

Ладонь, скрытая в черной как ночь латной перчатке, опустилась на голову мародера. Пальцы, раскрашенные в виде лишенных плоти костей, почти нежно сомкнулись на темени несчастного бриганнийца. Треснули сдавленные кости, и солдат заорал от невыносимой боли. Его товарищи развернулись или вскочили на ноги, двигаясь до смешного медленно для улучшенных чувств Скаранкса. Новые создания, облаченные в черную броню и окруженные мерцающими ореолами призрачного света, беззвучно выскальзывали из дыма — а может, они и были дымом, обретшим форму и плоть. Цепной клинок без единого звука опустился на еще одного бойца, успевшего закричать перед тем, как его рассекло надвое. Кровь и ошметки плоти заляпали остальных бриганнийцев.

Отто, все еще стоявший у окна, уже собирался стрелять, когда его схватили сзади руки, выросшие прямо из стены. Окутанные дымом и пламенем ладони сломали Железнобокого, словно детскую игрушку. Черные фигуры просачивались сквозь кирпичную кладку, держа украшенные костями болтеры; оружие испускало драконий рев, изрыгая огонь и смерть.

Создания, шагавшие сквозь туман, были космическими десантниками, но Скаранкс прежде не видел воинов, подобных им. Эти существа мерцали и угасали, появлялись и исчезали из виду, словно обманы зрения. Язычки пламени лизали маслянистый воздух, окружающий фантомов, а на угольно-черных доспехах болезненно ярко блестели отбеленные кости. Пришельцы казались то бестелесными, как тени, то, мгновение спустя, более материальными, чем что-либо вокруг. Загонщик не мог даже сосчитать, сколько их всего. Тем временем болтеры продолжали раздавать смертные приговоры, выплевывая в бриганнийцев пылающие заряды, которые с адской легкостью разрывали злополучных солдат на куски.

Скаранкс стоял неподвижно, будто прирос к руинам. Нечто шевелилось у него в кишках, странная дрожь, которую загонщик не ощущал с тех пор, как впервые лег под нож Благодетеля. Ему оставалось только смотреть, как умирают Железнобокие — быстро, не считая того, кто открыл ковчег. Мародер по-прежнему висел в руке призрака, хватаясь за проломленную голову и подвывая, словно кошка с перебитым хребтом. С пальцев, пронзивших череп, заструилось пламя; смешиваясь с кровью солдата, оно потекло по грязной коже и, жадно вздохнув, объяло его целиком. Несколько долгих секунд бриганниец верещал и сучил ногами, содрогаясь в явной агонии, и вопли, отражаясь от разрушенной арки, попадали в ухмыляющихся херувимов, а затем уносились в небо. Потом он умолк, безвольно повиснув в черной руке, и убийца выпустил тело.

Всё было кончено в мгновение ока. Пятнадцать человек погибли за пятнадцать секунд, их изуродованные, обгорелые трупы валялись на земле, окружая павшего Имперского Кулака. Рука скелета вновь оказалась в ковчеге, поставленном рядом с телом его обладателя. Осознав, что по-прежнему сжимает цилиндр с прогеноидной железой, Скаранкс огляделся по сторонам. В клубящемся сумраке жарко горели глаза фантомов, окружавших загонщика и ждавших… неизвестно чего. Создания заполнили руины церкви — от одного конца нефа до другого, словно прихожане из огня и костей — и все взгляды были обращены к нему.

Что-то простучало по полу. Под ноги Скаранксу прикатились два шлема, внешне похожие на его собственный, но проломленные и окровавленные; он отбросил их пинком. Затем раздался характерный перестук сосудов с геносеменем. Поднялась рука, держащая две перевязи, идентичные той, что носил загонщик. В цилиндрах, покачивающихся на ветру, отражалось пламя пожаров. Некоторые из них содержали по две-три влажно блестевших железы, и пес Повелителя ощутил мимолетную досаду, увидев, что собратья настолько обогнали его. Призрак бросил перевязи, и они полетели наземь с тем же звуком, с которым упал умирающий Имперский Кулак. Сквозь дым простерлась рука с вытянутым пальцем. Загонщик коснулся своего трофея, желая убедиться, что сосуд на месте — кем бы ни были пришельцы, он знал, что им нужно.

— Нет, — произнес Скаранкс.

Мгновение спустя из всколыхнувшегося дыма вырвалось громадное черное создание. В одной руке фантома, несущегося вверх по скату, тихо урчал цепной меч; другую он вытянул вперед, словно желая схватить загонщика. На броне великана мерцали всполохи и стучали кости — услышав этот звук, собиратель желез стряхнул оцепенение. Подняв собственный клинок, он блокировал выпад врага. Прежде Скаранксу уже доводилось обмениваться ударами со своими жертвами, но этот оказался сильнее прочих. После первого же соприкосновения клинков рука загонщика заныла до самого плеча.

Противники кружили вокруг друг друга, сталкивающиеся мечи высекали искры. Жилы Скаранкса вздулись, отзываясь на всё новые и новые выбросы адреналина из запасников. Мускулы загонщика набухали, прилив сил заставлял забыть о боли. Нанося мощные удары, собиратель желез заставил врага отступить; прежде он уже не раз сходился один на один с космодесантником, если возникала необходимость. Неприятный опыт, но, когда не было иного выхода, удавалось побеждать и так. Скаранкс не забывал и об остальных призраках, которых так и не смог сосчитать, — они наблюдали за поединком снизу. Что ж, пусть смотрят, сколько душе угодно. Пусть смотрят, как загонщик убьет их товарища и заберет в награду геносемя, лежащее внизу.

Подстегиваемый этой мыслью, Скаранкс отступил на шаг, уклоняясь от направленного в лицо цепного меча. Совершив стремительный выпад из-под руки космодесантника, он пробороздил доспех противника ниже нагрудника перемалывающими зубьями собственного клинка. Великан отшатнулся, загонщик сорвал с груди перевязь, выдернул из нее сосуд с геносеменем и набросил ремень на голову врага. Отпрыгнув назад, собиратель желез бросил меч, выхватил лазпистолет и выстрелил, попав в одну из осколочных гранат; та детонировала, и за ней последовали остальные, скрывая космического десантника в облаке взрывов. Прижимая трофей к груди, Скаранкс подхватил цепной клинок и соскользнул по скату, чтобы подобрать две другие перевязи.

Рядом с его рукой опустился сабатон, едва не оторвав пальцы. Пытаясь уйти от врага, загонщик неловко отскочил в сторону, в спешке спотыкаясь о трупы бриганнийцев. Видя, как смотрят на него красные глаза, Скаранкс почувствовал, что прямо сейчас безмолвно принимается какое-то решение. Затем странные космодесантники все, как один, повернулись к скату, где их чемпион попался на уловку собирателя желез.

Сердце загонщика бешено заколотилось — он увидел, что великан в черной броне не погиб, даже не пострадал. Космодесантник спускался вниз, срывая с себя обгоревшие клочья перевязи. Казалось, что его доспех остался нетронутым, пламя, обвивавшее нагрудник, не потускнело, а глаза пылали ярче прежнего.

Невероятно, ведь подобный взрыв должен был расколоть траурную броню, словно яичную скорлупу. Однако же, Скаранксу пришлось поверить собственным глазам, видевшим, что чемпион цел и невредим. Даже в месте, куда пришелся удар цепного меча, не осталось и следа, хотя загонщик помнил, как зубья впивались в металл.

Чем дальше спускался великан, тем ярче пылали его глаза, и в конце концов псу Повелителя пришлось отвести взгляд. В комм-модуле раздались шипение и треск, затем зазвучала речь, и, пусть загонщик не разбирал отдельных слов, смысл послания был ясен. Остальные космодесантники повернулись к нему, и в уши Скаранкса вцепилась свирепая какофония, буйство голосов, пронизанных неизбывной мучительной болью.

— Ты боишься? — шипели они. — Боишься меня?

И загонщик понял, что так и есть. В желудке ворочался тяжелый ком ледяного страха, приковывая его к земле, остатки гордости и рвения лежали горьким пеплом на языке. Скаранкс был убийцей ангелов — и ангелы, наконец, явились покарать его за преступления. Крепче сжав сосуд с геносеменем, он подумал, что Отто и другие солдаты были правы в своих суевериях, а затем рубанул по протянувшимся к нему клубам дыма. В них беззвучно приближались к загонщику создания в доспехах, и он чувствовал тепло призрачного пламени.

Скаранкс думал только о бегстве, о том, что должен же быть выход. Подняв голову, он остановил взгляд на колоннах: если удастся подняться и выбраться наружу, то, возможно, появится шанс на спасение. Нужно только пространство для рывка. Загонщик описал дугу мечом, пытаясь отогнать подступающих призраков; если получится добраться до Повелителя, там он окажется под защитой, господин не даст своему псу издохнуть так, как остальным. Изрыгая проклятия, Скаранкс снова взмахнул клинком.

А потом он заметил просвет и воспользовался им — рванулся к окну и с разбегу выпрыгнул наружу. По пути загонщик выронил цепной меч, но не стал возвращаться. Было слышно, как оружие воет, подзывая его, словно ребенок, брошенный родителем.

За осыпавшейся стеной на собирателя желез навалился грохот, непривычно громкий после пребывания внутри руин. У армии, осаждавшей Корамонд, начались проблемы. Земля содрогалась, раздавался жалобный визг ракет и нестройный рев демонических машин. Люди и боги вопили и рычали в агонии. Скаранкс ошеломленно смотрел на открывшуюся ему картину, не в силах двинуться с места.

На мертвецов, лежащих на поле боя, накатывалась пылающая армия, перемалывая их тела до неузнаваемости. На глазах загонщика погибла сотня солдат, затем двести, триста, четыреста — целые полки сметались пылающей косой фантомов в черных доспехах, медленно и целеустремленно выступавших из разрушенного улья. Хельбрут, размахивая тяжелыми клешнями, атаковал призрачных созданий, но враги в траурной броне погребли гиганта под собой. Стальной изверг мучительно завопил, растерзанный горящими зарядами, которые прошли через его адскую броню, как сквозь пустое место.

Взглянув на единственную железу в треснувшем цилиндре, Скаранкс крепче прижал добычу к груди и бросился бежать, уклоняясь от взрывов, распахивающих поле боя. Остался лишь один шанс на спасение — найти Повелителя. Возникая позади и со всех сторон, загонщика безмолвно преследовали создания в облике космодесантников, носящих украшенную костями черную броню.

Они не бежали, но при этом не отставали от Скаранкса, проникая сквозь плотные объекты, будто завитки дыма. Как стая воронов, как волки, без устали преследующие добычу, как быки, упорные в своей атаке, как ангелы, нисходящие с небес, они все время оставались на краю поля зрения, или над загонщиком, или позади, держа тот же темп, словно его собственная тень, обретшая плоть. Они тянулись к Скаранксу, оставаясь в нескольких метрах, и, как бы резво ни бежал пес Повелителя, обжигающие пальцы всё равно касались его. И всё это время фантомы продолжали шептать в вокс-канале, и голоса их напоминали шелест песка, скользящего по металлу, или шипение остывающих углей.

Если они и были частью армии, которая сейчас прокатывалась по осаждающим, то, похоже, преследовали иную цель. Черные великаны оставались рядом с загонщиком, не обращая внимания на бегущих бриганнийцев или умирающие демонические машины, что безвольно оседали на землю неподалеку, изрыгая дым. Скаранкс понимал: призраки хотели получить то, чем владел он. Для них этот приз был столь же ценен, как и для него. Тихий голос внутри загонщика шептал, что погоня прекратится, если он отдаст сосуд. Его оставят в покое, позволят затеряться в отступающей толпе. Но Скаранкс не мог и не хотел поступить так.

Осада Корамонда была прорвана, и Повелитель наверняка отступал к бастионам, возведенным в первую неделю боев. Там ждали транспортники легиона, готовые доставить воинов к кораблям на орбите. Не щадя себя и напрягая все силы, Скаранкс чувствовал, как перестают действовать боевые наркотики. Загонщик бежал быстрее, чем когда-либо, огибая танковые ловушки и участки колючей проволоки, а в его теле надрывались мышцы и трещали кости. Несмотря ни на что, он сжимал добытый трофей. Когда слабеющий эффект зелий окончательно исчез, Скаранкс начал черпать силы в страхе и ненависти, чувствах, испытываемых им в равной мере.

Собиратель желез заметил далеко впереди очертания массивного бастиона.

Мгновение спустя укрепление взорвалось. К небу взметнулись языки огня, загонщика осыпали крупные куски тлеющего скалобетона. Спрыгнув в траншею, Скаранкс накрыл добычу своим телом; из пламени поднялся транспортник, но вскоре потерял высоту и рухнул где-то поблизости.

Фантомы окружили загонщика, выросли впереди и позади него. Выхватив лазпистолет, Скаранкс начал выпускать во врагов один заряд за другим. При этом пожинатель ангелов праздно думал, не испытывает ли сейчас те же самые чувства, что и бриганнийцы, которых он по отделению за раз скармливал своим жертвам. Лазпистолет пискнул, потом загудел: батарея питания была на исходе, и загонщик бросил оружие.

Вот и всё — бежать было некуда, но он не хотел гореть, не заслуживал этого. Скаранкс был хорошим псом, делал только то, что приказывал хозяин, но призраки загнали его, так, как он сам загонял своих жертв. Собиратель желез дрожал от страха, понимая, что Благодетель и Повелитель лгали ему. Он видел их ложь в безжизненных, обжигающих взглядах преследователей. Эти двое не были богами, и сам Скаранкс был ничем не лучше, ничем не выше других. Он был всего лишь человеком, и он боялся.

— Вам нужно это? — закричал Скаранкс, поднимая сосуд. Если отдать цилиндр, ему позволят уйти, как и пытались объяснить шепчущие голоса. Всё, что нужно — продемонстрировать раскаяние. — Забирайте, просто забирайте!

Фантомы остановились. Облаченные в броню великаны смотрели на загонщика, а их безмолвие обволакивало траншею. Сглотнув желчь, Скаранкс бросил взгляд на сосуд.

Разбитый сосуд.

В цилиндре лежала обуглившаяся железа, пронзенная куском металла. Геносемя погибло. По рядам преследователей пронеслось нечто вроде вздоха, в котором звучала боль от старой, вновь открывшейся раны. Одно из созданий в траурном доспехе осторожно прижимало к себе ковчег Имперского Кулака, словно этот ящичек что-то значил для призраков.

Затрещал вокс; Скаранкс мог разобрать, что Повелитель изрыгает какие-то приказы, но отдельные фразы терялись в мучительных помехах, поглощавших каналы связи так же быстро, как пламя пришельцев пожирало врагов. В ушах загонщика бессловесно ревели иные голоса, похожие на жестокий, неудержимый рык огня, растущую пульсацию двигателей фрегата, близких к перегрузке, и грохот удара кометы о силовой щит. Это были голоса рока и проклятия, рев варп-левиафана, готового проглотить тебя целиком. Это был крик десяти тысяч выпотрошенных космодесантников и их императора-трупа. Это был плач тех, кто еще не родился, и тех, кто никогда не умрет, вой сломанных судеб и неисполненных предназначений.

Скаранкс упал на колени и обхватил голову, пытаясь сорвать шлем, а звуки продолжали врезаться в него, терзая мозг добела раскаленной болью.

Чувствуя, как вой отдается в теле и прокатывается над ним, видя, как черные силуэты преследователей в покрытой пламенем броне заполняют траншею, Скаранкс осознал, что ему давали возможность заслужить легкую смерть, но он отверг полученный шанс. Ему давали возможность раскаяться в своих преступлениях, но он отверг и это.

Теперь уже слишком поздно.

Теперь он будет гореть.

Ник Кайм Votum Infernus

Они бежали, преследуемые воем.

Герст бежал первым. Он был в хорошей форме, самым молодым из них, и, скорее всего, самым напуганным. Лишь сержант Злодни собственным авторитетом и угрозами расправой заставлял их держаться вместе. И как только ему вырвали большую часть глотки и выпустили иссиня-красные кишки, солдаты 64-го отделения осознали, что есть вещи и пострашнее сержанта Злодни.

Ведь востроянцев преследовали не только крики, но и пронзительный вой. Мелькавшие в тумане, перемешанном с облаком пыли и дыма от недавней битвы, преследователи казались гвардейцам нереальными существами, не более чем тёмными пятнами.

На рассвете, как раз, когда пехотные дивизии величавой 85-й армии Востроянских Первенцев готовили наступление, густой туман поглотил руины Каэроса. Интенсивная артподготовка сровняла с землёй город и его окрестности. А теперь гвардейцы спасались бегством, и из-за обломков у них не было надёжной опоры под ногами. Туман обволакивал разорванные снарядами остовы зданий и скапливался в кратерах, создавалось впечатление, будто он нерассеивающийся выдох некоего существа. Густые облака были повсюду, становясь всё более и более плотными; у них был металлический запах крови, и несли они смрад нефтепродуктов вместе со странно усыпляющей вражеской вонью.

В тумане было сложно ориентироваться, он вызывал леденящий ужас, но именно дурманящий аромат сводил с ума. Он спутывал сознание, пробуждая мертвецов и заставляя живых молить о забвении. В тумане, в развалинах поля уже проигранного боя, опасностей было не счесть.

Однако некоторые из них были до смешного обыденны…

Солдат пронзительно закричал от боли, подвернув лодыжку. Земля, разбитая множеством сапог, схватила его ногу.

Герску, третьему спереди, показалось, что, наверное, это Андрев. Потом Андрев резко вскрикнул. А затем — тишина. Герск быстро оглянулся, но не увидел ничего, кроме тени. Он моргнул, и тень исчезла, поглощённая туманом; звук смерти Андрева — вот единственное доказательство того, что Герску всё это не почудилось.

Из шестерых осталось пятеро.

И вот их уже четверо.

Герст споткнулся — слишком ретив и неосторожен он был в своём желании убежать от воображаемого или реального врага, следующего за ним по пятам. Секунды не прошло, как остальные услышали хрип. И через несколько мгновений они увидели, как бедняга Герст упал, пронзённый острым шипом — осколком, торчащим из земли, как искривлённый палец. Тёплая кровь потоком лилась из его тела, сползавшего вниз по ржавому металлу.

Никто не остановился проверить, жив ли Герст. На это не было времени. Если он ещё не умер, то, что бы его ни преследовало — оно его добьёт. И вряд ли сделает это быстро. Герск потратил несколько драгоценных секунд, чтобы оглядеться, но не увидел ничего, кроме тумана и чьих-то расплывчатых силуэтов. На мгновение, переступая через своего, по-видимому, мёртвого товарища, Герск позавидовал Герсту. Он возненавидел себя за подобные мысли и побежал чуть быстрее и увереннее.

— Помедленнее, — крикнул он в спину Рзаневу, ставшему лидером в отсутствии Герста.

— Ты свихнулся нахек, товарищ?

— Нет, задник, ты сдохнешь, если сейчас же не остановишься. Да куда ты вообще бежишь Рзанев?

Герск задыхался; они уже пробежали практически три километра сломя голову в полной боевой выкладке. Отполированные доспехи хороши на плацу и полезны в бою, но лишь ослабляют решимость и тело во время панического бегства. Олек отстал. Как самый старый в группе он, возможно, и обладал ветеранским опытом, но вдобавок потерял часть былой юношеской энергии.

— Подальше отсюда, товарищ.

Сквозь туман, тяжело клубящийся над изрезанным полем боя, Герск видел, как Рзанев по-птичьи бросает взгляды туда-сюда в поисках нападающих. Он никого не находил — враги, с которыми они столкнулись, не позволяли заметить себя, пока не было уже слишком поздно. Если вы их увидели, то это будет последнее зрелище в вашей жизни перед путешествием к Трону или низвержением в душераздирающую преисподнюю варпа. По крайне мере такие басни травили у походного костра. Тогда казалось забавным довести страшными историями Герста до шазнека и немного над ним посмеяться.

Теперь Герст мёртв. И никто не смеётся.

Рейдеры появились на Каэросе. Они грабили и убивали, а защитники планеты были не способны сбросить их ярмо со своего мира. Посему востроянцы ответили на этот вызов. Они прибыли со множеством людей в сверкающих нагрудниках и подбитых мехом шлемах, со знамёнами, развевающимися на ветру. Первенцы стремились показать Каэросу, каким образом они заслужили своё славное имя, и преподать чуждым агрессорам подобающий урок имперской военной доблести. Но их напыщенные строевые представления, торжественность и величие ни к чему не привели.

Кроме смерти. Если внутреннее чутьё Герска его не обманывало, то из практически трёхсот человек авангарда в живых остались только он с товарищами. Или, по крайней мере, живыми и свободными. Ходили слухи, что чужаки забирали людей в рабство. Герск уже решил для себя, что лучше уж умереть, поэтому он сохранял достаточно заряда в лазпистолете для последнего, самоубийственного выстрела в висок.

— Куда, Рзанев? Куда? — прошипел Блезни настолько громко, насколько посмел. Герск слышал позади себя тяжёлое дыхание вокс-оператора. Он не решился сказать ему, что даже если он будет орать во все горло, это ничего не изменит — мучители просто играли с ними, точно зная, где находятся гвардейцы. Единственный шанс на спасение — засесть в безопасном месте и держать оборону до прибытия подкрепления.

В последней передаче, полученной Блезни до того, как всё покатилось к шазнеку, говорилось, что близится подкрепление из основной группы войск полковника Кецби. А это означало бронетехнику, много бронетехники. Им осталось просто оставаться в живых до её прибытия.

— Рзанев! — крикнул Герск, когда солдат продолжил бег, всё также крутя головой по сторонам, а между тем повсюду вокруг них не стихал вой. Он напоминал Герску свирепый хохот, только более резкий и сверхъестественно резонирующий. Абсолютно чуждый.

— Вверх, — сказал Рзанев, скорее с надеждой, чем с убеждённостью. — Там холм. Вроде бы я помню его.

— Зачем? — спросил Герск, он был всё ещё настроен скептически, хотя и заметил, что Блезни и Олек ускорились. Надежда так действовала на отчаявшихся людей, пусть даже и ложная.

— Дорога. Дорога в Каэрос. Там будут танки.

— Бронетехника полковника Кецби, — простодушно прошептал Блезни.

Холм едва виднелся, скрытый плотными облаками дыма, но ветер развеял их и выпотрошил надежды Рзанева, как ксеносы выпотрошили Злодни.

Это вообще не было холмом. Это был курган. Рзанев принял плоть за землю. Там были восторянцы, погибшие в засаде, их трупы были расположены в ужасную скульптуру какого-то безумного художника. На вершине четырёхметровой насыпи располагались убитые чужаками офицеры, их конечности переплетались, связанные колючей проволокой. Сначала курган было сложно заметить — чёрный смог будто бы каким-то образом его скрывал. И только когда Рзанев подобрался ближе и потревожил освежёванные трупы — им открылась полная картина. Комиссар Рудинов был венцом кровавой конструкции — пика пронзала его, выходя из макушки. Из его широко раскрытого рта свисал язык, заставляя его выглядеть удивлённым. Герск был готов поспорить, что комиссар не ожидал этого.

После смерти Рудинова не было больше призывов к оружию, тогда и началось бегство — никаких болтов в висок и катехизисов ненависти к пришельцам. Вместо этого были кровь и бритвено-острые клинки, обещания мучений и смерти, срывающиеся с губ чужаков.

Ужасно болезненное чувство скрутило желудок Герска, когда он понял, в какой ситуации они оказались.

Олека стошнило.

Рзанев пристально смотрел и не верил, что это тот же самый скелет города, который они бомбили не более трёх часов назад.

Блезни, невзирая на опасность на свой страх, зарыдал и закричал от ужаса.

Они вернулись в центр Каэроса. Они бежали кругами.

Где-то в тумане жестокий смех усилился.

Слизиаль упивался их страхом. Пока мон-кеи истощались, он впитывал силу, и он был ещё далёк от насыщения. Их боль была слаще и питательней, ведь как подношение истязаемая душа ценнее для Той, Что Жаждет, нежели покойная.

Для Слизиаля страх жертвы был как мокрая тряпка, и он жаждал выжать из неё всё до последней капли ужаса. Но, по-видимому, он был не один на этом празднике смерти.

— Я устала от этой игры, брат, — прошипела Иезанда, обвиваясь своим волнующим телом вокруг него.

Слизиаль схватил её запястье и выкручивал руку, пока клинок не оказался направлен на его сестру.

— Как я уже тебе говорил, сестра, ты не захватишь мой титул суккуба этого культа с помощью столь детских уловок.

Иезанда корчилась, пока Слизиаль выворачивал её руку, заставляя выпустить клинок до того, как он вернётся на место.

— Сын шлюхи! — фыркнула она, освобождаясь из захвата брата и быстро отступая с болезненным выражением на фарфорово-белом лице.

Слизиаль пожал плечами.

— Она была и твоей матерью, дорогая сестра, — он остановился, чтобы полюбоваться ею.

Иезанда была красива, даже по высоким стандартам Комморры, но обладала змеиным шармом и чем-то вроде жала гадюки, — Одна царапина этого яда…

— …и я без сомнения буду корчиться в муках у твоих ног, — закончил Слизиаль за неё.

Иезанда подарила ему кокетливую улыбку, что только заставило её казаться более опасной и непредсказуемой.

Её тело было гибким, а доспех из красного панциря и кровавой кожи мало что скрывал и мало от чего защищал. Брызги крови на её теле покрывали больше, чем корсаж и поножи. Она носила полумаску и корону, её лоснящиеся, чёрные как вороново крыло волосы каскадом ниспадали по спине.

Иезанда была лацерой. Кроме маленького, изогнутого клинка драукая, которым она пыталась отравить своего брата, у неё также была пара бритвоцепов. Сейчас они неактивны и обёрнуты вокруг талии, их сегментированные зубы пока сложены в форме хлыста. Одно мановение руки, и она держит зазубренный меч — таковы гибридные свойства этого оружия.

Будучи прагматичнее своей сестры, Слизиаль носил более тяжёлую броню. Даже его лицо было защищено маской — белым и невыразительным опалом, над которым Иезанда постоянно насмехалась и который скрывал его искажённое обличие. Его нетускнеющая поверхность отполирована до зеркального блеска и отражала лица жертв, которых пытал и убивал Слизиаль. Эта капля садизма была для суккуба ещё одной притягательной причиной носить эту маску.

Как и сестра он носил те же цвета, соответствующие их культу Кровавых Змей — красный и кармазинный. Но он был гидрой и в совершенстве владел кристаллическими перчатками с шипами, в честь которых он назвал свою боевую дисциплину. В отличие от клинков Иезанды оружие Слизеэля уже было наготове с прошлой охоты.

— Это просто маленький ножик, дорогой братец, — с притворной застенчивостью промурлыкала она, похотливо сгибаясь, чтобы убрать лезвие драукая обратно в ножны на лодыжке.

Приглушённые возгласы скота, которого они преследовали, послышались из тумана и прервали их родственное заигрывание, заставляя вернуться к своей задаче.

— За этих четырёх рабов дадут хорошую цену, — заметил Слизиаль. — Адракис может щедро заплатить за несколько дополнительных живых субъекта…

При упоминании имени гемункула Иезанда высунула язык, изображая рвотный позыв.

— Он — больной червь. Я не буду вести с ним никаких дел, — сказала она, акробатично спружинив в сторону, после чего они вновь начали охоту за беглецами. — Я хочу ещё четыре головы на полку для трофеев, — заявила она; туман быстро окутывал её тело, пока не осталось ничего, кроме её голоса. — Если ты будешь для меня хорошим мальчиком, то я дам тебе одну, брат.

— Сука… — улыбнулся Слизиаль, решив не убивать свою сестру до окончания охоты, после чего побежал в туман за Иезандой.

— Мы — покойники, — шептал Блезни с опасным, почти оцепенелым взглядом, пока Герск не встряхнул его, вернув к реальности.

— Если останемся здесь — да, — он повернулся к остальным. — Если мы продолжим слепо нестись, сломя голову.

Инстинктивно они встали в круг, лицами к пустоте призрачного тумана. Каждый человек бережно держал лазган, и только у Герска был лишь пистолет, который он сжимал как последнюю связь с этим миром.

— Ну и что же ты предлагаешь? — выкрикнул Рзанев. — Мы не можем здесь оставаться.

Ужасающий тотем из плоти бывших офицеров мрачно наблюдал за ними тусклыми, остекленевшими глазами. Никто, ни один из них не хотел задержаться здесь ни на секунду.

Блезни раскачивался на пятках вперёд и назад. Его глаза смотрели в никуда, а губы тихо произносили молитву.

— О Святая Надалия, Серая Леди, Трон на Земле, избавь наши души от зла сейчас, дабы мы смогли вновь стать твоим щитом.

Блезни шептал снова и снова.

— Он уже не с нами, товарищ, — заметил Олек Герску. — И что прикажешь делать дальше?

Герск думал, отчётливо понимая, что они ждали его руководства. Не зная, как это произошло, он просто стал ответственен за этих людей. Его страх усилился, но он поборол его и стал рассматривать ужасный, всепоглощающий туман в поисках ответа.

И тут он увидел зубцы башни, поднимающиеся над бесконечной белизной.

— Там редут, — сказал он, пытаясь не слишком цепляться за надежду. Они обернулись и увидели её будто бы впервые, верхушку старой башни, эстетически не гармонирующую с остальной частью города, вздымающуюся у основания крутого холма. Насколько хватало взгляда, подножие холма состояло из выпирающих скал и булыжников, но оно было чудесным образом не тронуто.

— Я думал, мы всё разбомбили в этом городе к шазнеку, — сказал Олек, пытаясь потереть свою дёргающуюся бровь рукавом куртки, как вдруг понял, что у него нет части руки и кровь гейзером хлещет из чисто срезанного обрубка.

— Святая Надалия! Трон и Земля! — Рзанев отшатнулся от истекающего кровью Олека, который попытался остановить кровотечение другой рукой, но понял, что и она была отсечена. Герску послышался игривый смешок в желтоватом ветре — странно жеманный и совершенно ошеломляющий звук в данной при таких обстоятельствах.

Молитва Блезни стала слышнее. Рзанев присоединился к нему, и теперь их хор звучал всё громче.

Герск разрывался между желанием помочь Олеку и необходимостью заставить остальных двигаться.

Затем его глаз уловил серебряную вспышку: она выглядела как будто бы блёклый луч пробежал по доспеху Олека, после чего его тело распалось напополам. Решение Герска было неосознанным.

Он закричал.

— Бежим!

Плачущий и обмочившийся Блезни помчался в сторону холма. Рзанев последовал за ним.

Они молились, все трое, выкрикивая слова ввысь, в тёмные небеса и не видя землю внизу, они отчаянно кричали кому или чему угодно, готовому их услышать.

— О Святая Надалия, Серая Леди, Трон на Земле избавь наши души от зла сейчас, дабы мы смогли вновь стать твоим щитом.

И как будто в ответ на их молитвы из тумана вокруг башни появилась фигура, облачённая в тяжёлую броню чёрного цвета.

Тело Иезанды пульсировало от разделяемых боли и страха рабов, она так сильно хохотала, что чуть было не пропустила призрака в тумане. Она моргнула, дабы увериться, что это не было какой-то галлюцинацией после обильного приёма перед битвой множества наркотиков, после чего облизала губы в предвкушении.

— А ты здоровый… — промурлыкала она, бросаясь в туман, когда почувствовала приближение Слизиаля сзади. — Он мой, дорогой братец. Целиком и полностью.

— Кто это? Похож на… — сказал Рзанев.

— Да какая разница, товарищ? Он — друг, а мы окружены врагами.

Они достигли подножия холма. Впереди ещё был долгий путь к вершине, и поверхность была далеко не надёжной. Никто не хотел закончить как Герст, по крайней мере, не так близко от спасения, так что они с трудом двигались, несмотря на свой страх перед тварями, следующими за ними по пятам.

Башня маячила вдали — высокая и неприступная. Хотя сейчас она и была ближе, но казалось такой же размытой, какой Герск увидел её впервые, и бронированная фигура также не стала чётче.

Нахмурившись и пытаясь лучше понять природу их возможного спасителя, Герск поздно заметил, насколько он отстал от остальных. Пытаясь ускориться, невзирая на риск, он почувствовал, как ласковый, шепчущий ветерок коснулся его левого бока, и через мгновение его охватила парализующая боль.

Герск скатился вниз по грязи, разрывая перчатки и раздирая руки в попытке замедлить падение. Он ударился головой об острую кромку камня, сминая и смещая шлем. Гвардеец отключился на несколько секунд. Он не был уверен на сколько. Очнувшись — попытался закричать, видя сквозь кровавую пелену медленно исчезающих в тумане Рзанева и Блезни, пока кровь из чудовищной раны на лбу обильно заливала ему глаза. Внезапно он почувствовал бронированную пяту у себя на шее, заставляющую его молчать.

— Шшш, ещё рано, маленький раб… — голос был женским и извращённо успокаивающим, а его обладательница вдавливала каблук с режущими кромками в беззащитное горло Герска. Сумев частично повернуть голову, Герск увидел нависающую над ним чужачку. Она была болезненно прекрасна, под стать своему ужасающему облачению, и величественна, бледная и твёрдая как камень.

Она присела на корточки и убрала ботинок, ослабив давление на шею Герска. Прильнув к нему настолько, что востроянец мог почувствовать её запах, с притворной застенчивостью прошептала:

— А теперь можно кричать…

Герск посмотрел туда, куда она указывала вытянутым пальцем. Палец заканчивался причудливо выглядевшим когтем, сделанным из странного, тёмного металла.

Блезни и Рзанев умерли, сделав несколько шагов по холму. Их последнее объятье было тем более отвратительным потому, что их руки пронзали грудные клетки друг друга и выходили из спины. Это было ужасно, и тут Герск понял — он встретил скульптора тотема из плоти.

Несмотря на парализующий яд в своём теле, Герск попытался закричать.

Иезанда содрогалась от очевидного наслаждения страданием раба. Она громко хохотала, пока он тщетно пытался зарыдать, плюнуть в неё и обматерить, даже несмотря на то, что часть тела обмякла от яда на её клинке.

— Не волнуйся, птенчик, — ворковала она как мать с ребёнком, — я скоро вернусь, а к тому времени лекарство, которое я дала, уже выветрится. Ты почувствуешь всё, что я для тебя приготовила, — пообещала она и томно встала в полный рост.

— А сейчас, — пробурчала Иезанда про себя, — где же твой большой бронированный друг?

Слизиаль понял, что не один. Сначала он подумал, что один из рабов мон-кеев каким-то образом ускользнул от них с сестрой, забился в щель и только сейчас посмел вылезти. Но тут ксенос ошибался, в чём он убедился, как только силуэт начал проступать сквозь туман.

Он преследовал сестру, когда осознал несоответствие. Иезанда была быстра, и Слизиаль знал, что она могла убить всех четырёх рабов, если бы только его не было рядом, чтобы сдерживать её. Пусть и малая, милость гемункула была полезна. Слизиаль нуждался в покровительстве Адракиса. Он потерял глаз в гладиаторской дуэли с другой ведьмой, предыдущим суккубом Кровавых Змей. Его можно восстановить с помощью эзотерического искусства Адракиса. Это была ещё одна причина того, почему Слизиаль носил маску — скрыть изъян в своём прекрасном облике, как от себя, так и от своих союзников тёмных эльдар. Он хотел свой глаз назад. Его требовало тщеславие Слизиаля.

Он был сразу за Иезандой, когда его посетило неясное ощущение того, что за ним кто-то наблюдает. У Слизиаля были хорошие инстинкты. Они сохраняли ему жизнь, наверное, даже дольше, чем он того заслуживал, и они вновь предостерегли его насчёт преследования фигуры в тумане.

Она был выше других и закована в более толстую броню, но, как бы Слизиаль не пытался выйти во фланг странно возникшему явлению, оно всегда было перед ним, и ксенсос никак не мог приблизиться к своей добыче.

Он опять потерял Иезанду из вида — её поглотил туман, ставший за последние несколько минут ещё гуще и вездесущее; или это лишь разыгралось воображение Слизиаля? Как потаённая опухоль сомнения закрались в мозг Слизиаля, и он подавил их, подчинив чувство опасности надменной самоуверенностью.

— Твоя кровь на моём клинке, мон-кей, — прошипел он тёмной фигуре в тумане, только для того, чтобы понять, что за миг отвлечения она пропала.

Слизиаль нахмурился, одновременно недоверчиво, раздражённо и испуганно.

— Что происходит?

Герск карабкался в гору. Всё ещё оцепеневший от действия парализующего токсина в своём теле он полз, подтягивая себя только одной рукой. И не имело значения, что острые скалы изорвали его мундир и исцарапали броню, или что кровь из раны на лбу окрасила его лицо в кроваво-красный цвет — лишь башня и связанное с ней спасение действительно важны. Но пока Герск пытался туда добраться, отчаянно, как утопающий, тянущийся к верёвке, он понял, что его предполагаемого спасителя там уже нет. Не имея времени на роскошь задуматься почему, Герск продолжал подъём, поглядывая на отдалённую вершину.

Иезанда ненадолго удивилась тому, что случилось с её братом, но решила, что ей наплевать. Этот раб будет её, это убийство. Она убивала и более крупных, торжествуя перед искажёнными ужасом лицами своих жертв, когда они понимали, что их убила гибкая, маленькая женщина. Многие за пределами её собственного культа ведьм совершили ошибку, недооценив её.

Холм был крут и полон беспорядочно выступающих скал, напоминающих Иезанде вытянутые зубы. Фактически, сейчас, когда она обдумала это, целый косогор казался практически раскрытой в агонии пастью. Символизм доставлял ей наслаждение, и она улыбалась, стремительно возносясь по пересечённой земле склона холма и нащупывая рукоятки бритвоцепов.

Она привыкла к определённой реакции своих противников, коим она позволяла увидеть своё стремительное приближение. Кто-то бежал — искренняя реакция на такую ведьму с дико развевающимися волосами, как она. Другие стояли насмерть, с оружием наготове, или даже атаковали. Иезанда достаточно легко могла уклониться от пуль, снарядов или потоков энергии — она занималась этим всю свою жизнь. Но этот ни сделал, ни единого движения — стоял неподвижный, словно статуя из оникса.

Иезанада решила закричать, — от её пронзительного, визжащего боевого клича кровь стыла в людских венах. Изогнувшись, она выпустила бритвоцепы, и они, будто живые, по-змеиному заскользили по её телу. Ведьма длинными, мощными шагами преодолела последние несколько метров до своей жертвы. Гудящий ветер гулял в гриве её волос, развевающихся словно чёрное пламя за спиной. И теперь, когда её добыча была столь искушающее близка — на расстоянии удара её любимых клинков, Иезанда увидела и отметила, множество дополнительных особенностей своего врага.

Броня не была только чёрной, но и эбеновой. Похожая на скелет и вправду отделанная костью. Как и шлем, что был похож на суровый череп, в глубине его холодных и безжизненных глазниц был… огонь. Иезанда, убивая своих жертв, часто смотрела им в глаза и наслаждалась, видя там ужас и острое осознание того, что это последние мгновения их бытия. Она купалась в ощущении могущества, получаемого от этого.

Но в воине из тьмы и кости не было ничего подобного. В его глазах был лишь огонь, и, что было совсем невероятным для Иезанды — оказалось, что в эти последние несколько секунд перед битвой только она испытывала страх. Нет, не просто страх… всепоглощающий, беспричинный ужас.

Иезанда узрела нечто, возникшее прямо перед ней, как тень, отброшенная Элиндрахом, царством мрака. Грани его брони мерцали и дымились, будто плавясь и стекая в туман, становясь его частью. Она знала, как бороться с врагами из плоти и крови, но с бестелесным призраком… Иезанда всегда боялась и презирала мандрагор Комморры именно по этой причине, и сейчас она столкнулась лицом к лицу с чем-то, имеющим больше общего с призрачными тварями Элиндраха, нежели с рабами, которых она уже покромсала. Потом, в процессе ошеломляющего каскада осознания и эмоций, случилось нечто, никогда не случавшееся с Иезандой. Она споткнулась.

Бритвоцепы ударили, влекомые инерцией — два хлестнувших языка адской стали, выкованные в тайных мастерских Свалки Костей — но не попали.

Иезанда, наполовину ошеломлённая собственными неудачными движениями, изумлённо смотрела, не веря, что бритвоцепы просто прошли сквозь него. Её глаза расширились, ведь казалось, что чёрно-костяной воин появлялся и исчезал — у него словно было мерцающее поле архонтов. И внезапно он оказался рядом. Хоть глаза и говорили ей обратное, Иезанда отказывалась верить, что её перехитрили. Это чувство длилось недолго. Оно сменилось другим. Болью. Всё началось с тёплого ощущения в туловище, которое за несколько секунд переросло в бритвенно острое мучение, и ведьма поняла, что это её последняя дуэль. И хоть она и возненавидела себя за это, бессловно проклиная, пока её драгоценная душа низвергалась в варп к Той, Что Жаждет, она вскрикнула, такая же слабая, как когда-то радостно пожинаемые ею ничтожества.

Слизиаль остолбенел, услышав как сестра прокричала его имя. Иезанда делала подобное и раньше, но в весьма отличных от текущих обстоятельствах. Обычно подобное предвещало боль, но опять же не так. Она схватилась с призрачной фигурой в тумане, и болезненное осознание судьбы своей сестры было выражено в этом крике — Слизиаль внезапно почувствовал себя в одиночестве.

Несколько секунд он находился в замешательстве. Он всё равно потерял того, кого преследовал, и он любил свою сестру, пусть и своеобразно.

Хоть он и знал, что это глупо, он всё же крикнул ей в ответ.

— Иезанда!

И вот он бежит туда, где всё ещё слышались отголоски его собственного имени. Сквозь туман он различал холм. Склоны его были усеяны шишками скал, выглядевшими как зубы. Здесь была пасть боли, что поглотила его сестру. Эта поэтичность невероятно беспокоила Слизиаля.

Он замедлился, его инстинкт выживания вновь закричал, когда он увидел убийцу Иезанды. Один из мон-кей пытался на брюхе доползти до него, но Слизиаля этот раб сейчас не интересовал. Ему был нужен только тот, что в чёрном и костяном; ксенос жаждал отомстить за Иезанду. Его сестра была сразу на обеих сторонах холма, от её разодранного на части трупа в холодный воздух исходил пар. Слизиаль заставлял себя не отводить взгляд, иначе это означало бы потерять из вида своего врага — ошибка, которую он больше не повторит. Он сжал челюсти, подкрадываясь к врагу, и испытал редкую эмоцию, эмоцию, которою не испытывал много лет. Скорбь.

Внезапно жажда мести стала осязаемой — болью в кишках, которую можно было исцелить только кровавой жертвой.

Слизиаль побежал обратно, пересекая горный хребет, как танцор теней скользя и перепрыгивая через камни и овраги. Он не отрывал глаз от чёрно-костяной фигуры, и хотя пытался не дрожать, заставил себя двигаться вверх и вокруг хребта, чтобы выйти в слепое пятно своего врага. Клинки перчаток гидры вытянулись…

Герск молился, проползая дюйм за дюймом, каждый последующий был мучительнее предыдущего. Он шептал благословление Серой Леди, Святой Надалии и Императору, надеясь, что они всё ещё внемлют его мольбам. Они даровали ему милость в виде башни и её стража, но ему нужно было ещё немного, чтобы безопасно до них добраться. Слова продолжали звучать, спёкшаяся кровь на его губах трескалась с каждым произнесённым слогом, солёный привкус слёз во рту вернулся вместе с мучительной болью его ран. Боль росла по мере ослабления паралича, как и обещала чужачка, а значит, он мог двигаться легче… и быстрее.

Герск закрыл глаза, когда полз мимо Блезни и Рзанева, всё ещё держащих друг друга в кровавых объятиях — товарищи даже в смерти, но сейчас открыл их. До вершины холма осталось несколько метров и гвардеец, шатаясь, поднялся на ноги — отчаяние придало сил его конечностям. Сперва он шёл медленно и нетвёрдо, но затем начал набирать ход. Силуэт в чёрных доспехах, один из ангелов Императора, маячил вдали. И тут Герск увидел чужака за его спиной и попытался выкрикнуть предупреждение.

Слизиаль не колебался. Как только суккуб добрался до чёрно-костяной фигуры, он накинулся на неё, хлестнул перчаткой и глубоко ранил воина в бок, разрезав доспех, как бритва разрезает плоть. Особое удовлетворение ксеносу доставило то, что воин упал на одно колено, хотя это был лишь укол — ослабляющее движение, чтобы замедлить противника и Слизиаль смог бы смотреть в маску ангела своим единственным глазом, нанося смертельный удар. Даже не остановившись насладиться собственным мастерством, Слизиаль обошёл воина-призрака и вонзил обе перчатки гидры ему в грудь. Восемь смертоносных клинков вышли из спины воина, каждый из них проколол жизненно важный орган.

— От моей сестры с лучшими пожеланиями, — прошипел сквозь зубы ксенос, да только выражение его лица разительно изменилось через пару секунд.

Как ни странно, вместо того, чтобы упасть в агонии, воин поднялся с колен. Впервые Слизиаль посмотрел в его глаза и увидел, заворожённый и испуганный, что они горят подобно погребальным кострам.

Всё должно было быть не так. Его враг должен был смотреть снизу-вверх на собственную гримасу агонии и отчаяния, но, тем не менее, вместо этого призрак дотянулся до маски суккуба и сорвал её.

Слизиаль почувствовал собственное бессилие, как будто бы его дух покинул бренное тело, и, безвольный и беспомощный, наблюдал со стороны, не в силах вмешаться. Он высвободил клинки перчаток, отметив отсутствие крови на лезвиях, и поднял руки. Пальцы Слизиаля сжались в когти, и он схватил личину чёрно-костяного воина за край, в то же время чувствуя, как его собственную шею сжимает вражеская бронированная рукавица. Невзирая на это, он стянул личину и то, что он увидел под ней, обратило кровь в лёд. Оставшийся цвет покинул лицо суккуба. И забрал с собой душу Слизиаля, который испугался буквально до смерти и наконец познал, что такое истинный страх.

Герск наблюдал, как бронированный воин бросает труп чужака на землю. Гвардеец уже почти был там и, несмотря на туман, наконец-то смог ясно рассмотреть своего спасителя. Это был не космический десантник, не один из тех, которых Герск когда-либо видел. Его фигура не была полностью реальной, сквозь него виднелась башня, как будто бы он был сделан из тёмной паутины, а не был закован в керамит и адамантий. Он спокойно стоял, надевая личину, и гвардеец был внезапно рад этому, не желая видеть лицо, скрывающееся за бронёй. Огонь в его глазах был безжалостен. Герск понял, что, каким бы милосердием не руководствовался воин, спасая гвардейца, выразить его он не мог. Возможно, и не было никакого милосердия. Возможно, привидением движут другие мотивы?

Обнаружив, что ему трудно говорить, Герск остановился и прочистил горло. Он выжил и был готов поблагодарить своего ужасающего спасителя, но звук медленного хлопанья в ладоши прервал его.

Когда туман начал рассеиваться, взгляд гвардейца устремился вверх, и он увидел край украшенного балкона со стоящим на нём троном, на котором кто-то сидел. Его чешуйчатая броня была блестяще-зелёного, насыщенного цвета, зубчатая накидка апатично свисала с ручек вычурного трона, на котором он восседал. На челе ксеноса была корона, и хлопал именно он.

Архонт Куэллек.

Некоторые из стёртых воспоминаний Герска начали возвращаться. На балконе были и другие, множество тёмных эльдар, придворные и воины, ремесленники и рабы. Прорва вонючих чужаков, которые поработили Герска и его товарищей-востроянцев.

Он вспомнил ночи пыток и страха, выходы на арену ради удовольствия этих животных. Это была кульминация, гвардеец всё понял, когда окружающий амфитеатр проступал из выцветающего тумана. Он запоздало осознал, что архонт этой территории, субреальности, известной как Пик Тьмы, говорил не с ним. Он обращался к мастеру рабов, тому, кто организовал этот злодейский спектакль.

— Так значит иллюзия… — пробормотал Герск, осматривая проявляющиеся просторы поля боя. Они были обширны. Ксеносы воссоздали всё, каждую деталь, идеальный симулякр, имитирующий то место, откуда забрали Герска и остальных. Это была игра. Он с товарищами был всего лишь частью развлечения.

— И ты тоже иллюзия, — сказал он воину в чёрных доспехах, что до сих пор не двинулся, хотя и не исчез.

Архонт Куэллек обычно не хвалил своих подчинённых, но действие, которое он только что наблюдал, было беспрецедентным для отрога Ночи. Жаль ведьм из Кровавых Змей, но это будет полезным уроком культу, обладающему силой в отроге Ночи. Куэллек даже был готов поспорить, что Верховная Комморра редко могла лицезреть подобное, хотя никогда не произнёс бы столь самоуверенное утверждение вслух из страха, что лорд Вект услышит и приговорит владения Куэллека к изгнанию и вырождению.

— Впечатляюще. А я то думал, что в последнем рейде захватили только слабых рабов, — Куэллек обратился к чёрно-костяному воину, — но этот достоин ещё игр. Откуда он?

— Мой лорд, — подобострастно поклонился мастер рабов Куэллека, — Признаюсь я… — запнулся он, — …я не знаю. До сих пор я не видел этого раба.

Герск увидел, как свирепо развернулся архонт. Ответ его мастера рабов очевидно ему не понравился. Внезапно архонт вскочил со своего трона и выпустил из кольца на своём пальце потрескивающий луч тьмы. Мастер рабов ссохся от его прикосновения, обратившись в прах. Затем архонт крикнул в сторону арены. Плавно открылись скрытые артиллерийские установки, их остроносые орудия выдвинулись вперёд в то время как воины архонта бросились к краю балкона с оружием наготове.

Но для них было уже слишком поздно, понял Герск, ведь рядом с ним уже не было чёрно-костяного воина. Он стоял на балконе. И был он уже не один. По всему амфитеатру появлялись всё больше и больше чёрно-костяных воинов. Сначала отделение, потом два, три, пока арена не оказалась переполнена. После началась стрельба, закончившаяся только когда каждый тёмный эльдар, включая архонта Куэллека, был убит.

Тишина, будто покрывало, накрыла всё, и чёрно-костяные воины исчезли, забрав все звуки с собой.

Герск остался один. Он с трудом поднимался на холм, понимая, что земля под ним была не настоящей, а подделкой тёмных эльдар. Он вошёл в башню, что была развалинами, а не бастионом, в который он поначалу верил. Башня была из настоящего камня, каким-то удивительным образом мастер рабов перенёс её для игр архонта. Роковая ошибка, ибо в основании башни, заключённый в реликварий и окружённый камнем, лежал бронированный труп. Прошло столько лет, что от него остался лишь скелет, но доспех ещё держался. И выглядел знакомым. Герск представил эбеновую отделку, мысленно перекрасил в чёрный цвет и понял, что это тот же воин, который был часовым на холме. А это была гробница, изъятая из места своего последнего упокоения. И как только правда осенила гвардейца, он увидел, как башня вместе с реликварием начинает растворяться.

Он подумал о пистолете и оставшемся в нём последнем заряде. Но чужаки не позволят ему так умереть — сохранив достоинство. Они вернут его и заставят драться на арене. Всё ещё с трудом способный поверить в увиденное, с разумом, всё ещё пытающимся отличить реальность от выдумки, Герск повернулся рассмотреть груды истреблённых ксеносов. Они горели, теперь лишь кучи дымящихся, разрушенных трупов, их злые сердца были преданы огню.

— Я не хочу жить… — бормотал Герск, держа лазпистолет в руках, зная, что это не закончит его страдания, — Я хочу покоя. Только в смерти… — прошептал он и повернулся к гробнице.

Чёрный и костяной нагрудник воина закрыл ему обзор. Когда Герск посмотрел вверх, пылающие глаза уже смотрели на него. Проклятый воин, тот самый или один из его сородичей, положил руку на голову гвардейца.

— Только в смерти… — произнёс он замогильным голосом, причём казалось, что голос звучал в голове Герска, а не из скелетоподобной вокс-решётки воина.

Понимая, Герск закрыл глаза, и последний раз прошептав молитву Святой Надалии, он сдался огню.

Дэвид Эннендейл Тёмные провалы в памяти

На такой глубине под землей он мог коснуться молчания, царящего в хранилище. Госта наслаждался подобными моментами, зная, что безмолвие вокруг реально, а не рождено ограниченностью его чувств. Когда тишина внутри головы писца сливалась с молчанием внешнего мира, он начинал слышать.

С тех пор, как Госта полностью оглох, прошло уже более полувека. Он помнил о звуках, но то были отдаленные, угасающие образы, не вызывающие сожалений. Кроме того, писец относился к своему состоянию как к дополнительному преимуществу, подспорью в исполнении долга. Глухота, словно броня, отражала внешние раздражители, не позволяя отвлекаться по мелочам. Благословленный столь адамантовой сосредоточенностью, Госта ориентировался в хранилищах библиариума с легкостью, вызывавшей зависть других писцов. Немногие из них заходили на уровень, где он стоял сейчас. Воспоминания, хранившиеся здесь, были столь древними, а их порядок размещения — столь загадочным, что все считали безнадежными поиски документов, след которых приводил сюда.

Все, кроме Госты. Даже в таких глубинах жил порядок. Впрочем, и сам писец улавливал лишь неясные очертания принципов, действовавших здесь, и знал, что умрет задолго до того, как сможет проникнуть в их суть. Но вызов, таившийся в них, и осознание своего долга всё равно увлекали Госту. Поэтому, чтобы познать законы архивов, чтобы понять, куда его направляет библиариум, писец спускался на уровни истинной тишины и слушал.

Память Империума существовала в осязаемых формах, она населяла огромные здания. К самым громадным из них принадлежал Великий библиариум Мнемозины, выступавший над поверхностью планеты колоссальным приземистым куполом, способным сравниться по высоте со шпилями собора Святого Хартериса. Два архитектурных гиганта возвышались над центром Аркио, столицы мира-реликвария, соединенные Дорогой Памятников, кладбищем без могил, где память обретала тела из камня и железа. Но, сколь бы величественным ни казался купол библиариума, та его часть, что скрывалась под землей, стократ превосходила поднимавшуюся к небесам. Хранилища простирались на много километров ниже уровня поверхности, сберегая записи из дюжины секторов, содержащие в себе историю тысячелетий. И эта коллекция всё время росла, так что целая армия писцов требовалась лишь для того, чтобы библиариум не утонул в бурлящем потоке воспоминаний. Ещё одна армия хранителей занималась обработкой входящих запросов и раскопкой старых записей: книг, свитков, регистров, карт, указов и многих тысяч иных осязаемых следов, оставленных мыслями Империума.

За одним из таких как раз спускался Госта, и в итоге отыскал уровнем выше того, на котором стоял сейчас. Странствие заняло три часа, и он решил воспользоваться возможностью спуститься ещё немного и с особенным вниманием послушать тишину. Сегодня она звала Госту. Когда писец проснулся в общей опочивальне на полпути к поверхности, то будто почувствовал, что нечто тянет его вниз. Теперь, стоя у прохода под своды одного из архивов, Госта был совершенно в этом уверен.

Между штабелями царствовала тьма, столь непроглядная, что люменосферы в ней казались свечными огоньками. Там, в полумраке, писца ждала тайна, тянущаяся к нему и наполняющая предчувствиями. Некий секрет лежал здесь тысячелетиями, забытый и закосневший, но сейчас что-то приближалось. Чему-то суждено было вскоре свершиться, и ощущение неотвратимой угрозы поползло вниз по хребту Госты.

Писец не понимал, что с ним творится. Никто не ставил под сомнение его навыки, и Госта всегда гордился своей интуитивной способностью отыскивать воспоминания, погребённые в самых глубоких хранилищах. Но на сей раз всё происходило совсем иначе — писец не искал зовущей его тайны, это она тянула Госту к себе. Прежнее любопытство сменилось иным чувством, странным, могучим и беспокоящим, заставив писца взмолиться, чтобы оно оказалось касанием воли Императора, направляющего на путь предначертанный. Увы, но мольбы словно канули в пустоту.

С пересохшим ртом Госта вступил под своды зала. С каждым его шагом свет люменосфер словно тускнел, двадцатиметровые стеллажи скрывались во мраке, так, что писец не мог разглядеть верхушки приставленных к ним лестниц. Ближайшие сервиторы располагались тремя уровнями выше, поэтому, когда Госта найдет искомый секрет, ему придется лезть за ним самому. Если же всё происходящее — устроенная чем-то ловушка, то никто не услышит криков писца.

Пугающее чувство неотвратимости, несмотря ни на что, завораживало Госту. Тайна, манящая его, должна быть поистине грандиозной, если её отзвуки до сих пор так сильны, не заглушены минувшими эпохами и наросшими сверху архивными отложениями. Вновь поддавшись зову, Госта зашагал дальше во тьму, и люменосферы замерцали. Чем темнее становилось вокруг, тем яснее писец понимал, куда должен идти. Секрет, погребённый во времени и ночи, можно отыскать лишь в тайнике на границе познания.

Свет погас. Госта оказался в окружении истины, рожденной темнотой и тишиной. Сначала писец ощущал лишь плиты под ногами, но потом что-то коснулось его сердца, кончик когтя, выточенный из холодного камня. Правда, таящаяся в ночи воспоминаний, тянулась к Госте. Он сделал ещё один шаг.

Изукрашенный браслет, охватывающий запястье писца, вдруг завибрировал. Тусклый свет вернулся. Зов умолк, и Госта удивленно заморгал. Осталось лишь предчувствие, мучительной тревогой терзающее грудь, но теперь, получив прямой приказ, писец не мог оставаться в хранилище. Госту вызывали на поверхность, настало время принять участие в великом религиозном обряде. На планету пришла зима.

Хатия Керемон, имперский командующий Мнемозины, стояла в небольшой огражденной ложе у задней стены собора. Перед ней простирались ряды скамей, заполненных прихожанами, добропорядочными жителями Аркио. Больше трети собрания составляли писцы библиариума, старшие из которых, те, кто контролировал доступ в нижние хранилища, сидели в передних рядах. На дальнем от Хатии конце нефа, с кафедры проповедника, вознесенной над алтарем на железных стропилах, кардинал Рейнхард направлял прихожан в самой важной церемонии года. В Ритуале Долготерпения собравшиеся взывали к Императору о даровании сил и просили о духовном попечении на предстоящие месяцы. Надвигалось пустое время года, но обитатели северного, населенного архипелага Мнемозины терзались мыслями не о холодах или сырых туманах.

Нет, людей беспокоило то бесконечное непроницаемое забвение, что приходило вместе с зимой и пагубно влияло на их души. Керемон прибыла в собор вечером, когда небо ещё оставалось чистым, но приглушённый звон колоколов, звучащий фоном к проповеди Рейнхарда, подсказывал командующему, что за дверями её ждет совершенно иная ночь.

Кардинал произносил речь уже целый час и явно не собирался умолкать в течение следующего. Впрочем, Хатия не испытывала недовольства по этому поводу, ведь лишь в день проведения Ритуала Рейнхард обретал истинную значимость для жителей планеты, глубоко нуждавшихся в пополнении духовных сил. Весь остальной год Керемон не выпускала узды политической власти над миром-хранилищем, пусть негласно, но безраздельно правя Мнемозиной. Влияние Хатии проистекала из двух занимаемых ею постов — имперского командующего и, благодаря тысячелетней традиции, верховного куратора библиариума. Впрочем, она не считала разумным бессмысленное противостояние с Экклезиархией. Кроме того, кардинал играл жизненно важную роль ортодоксального тирана. Мнемозина всегда нуждалась в поучениях Рейнхарда, а сегодня — особенно.

Ноги Керемон уже начинали неметь, когда кардинал произнес «Свет Императора вечен», что означало скорое окончание проповеди.

— Идите, напитавшись его силой, и да освятит он ваш путь. Сомневающимся суждено сгинуть, и да не протянете вы им руку помощи, — произнес напоследок Рейнхард.

Двери собора распахнулись, и колокольный звон, в котором звучали вызов и предостережение, стал поистине оглушающим. Зная, что это означает, Хатия спустилась из ложи, плавно вступая в церемонию как воплощение мирской власти, набравшейся сил от власти духовной. Верховный куратор повела прихожан на площадь перед храмом.

Оттуда открывался вид вдоль Дороги Памятников на гигантский купол библиариума, освещавший ночь тусклым алым сиянием из узких витражных окон. Подойдя к краю площади, Хатия Керемон подняла взгляд к звёздам, и толпа верующих за спиной верховного куратора последовала её примеру, зная, что в течение нескольких месяцев никому из них не удастся увидеть небо.

Температура быстро снижалась, уровень влажности, напротив, стремился ввысь. Первые завитки тумана ползли по земле, а Керемон ждала, когда небеса дадут знак о наступлении зимы и напомнят людям, что над грядущей пустотой останется сиять неугасимый свет.

Наконец, метеоритный дождь начался. Каждый год, в один и тот же день, Мнемозина входила в пояс осколков, и Хатия, хорошо зная, что это событие никак не связано с мгновенным наступлением планетарной зимы, все равно не могла удержаться от благоговейного трепета при виде такого совпадения. Ритуал Долготерпения служил щитом, не позволявшим трепету превратиться в ужас. Вскоре уже несколько огненных стрел ежеминутно прочерчивали тёмное небо, и Керемон следила за их полётом, сохраняя в памяти краткие вспышки света. Ощутив, что достаточно набралась сил, она опустила глаза.

Туман вступал в свои права. Придя из бухты Аркио, он уже охватывал библиариум, словно бело-серая стена пустоты, не уступавшая высотой городским шпилям. К утру над океаном мглы останутся только верхушки купола и собора, туман овладеет островами Мнемозины, укутывая людей в саваны, застилая глаза и заставляя опустить руки. Он не развеется до самого весеннего равноденствия.

В мире, превратившемся в серый лабиринт нечётких очертаний и бесконечного забвения, люди с легкостью могут поддаться отчаянию. Большая часть населения может искать укрепления лишь в вере, но верховный куратор и её писцы находились в лучшем положении. Вечные труды в библиариуме давали им цель, путеводную нить. Зимой в стенах хранилища, как обычно, продолжались работы по упорядочению и воскрешению воспоминаний Империума.

Когда стена тумана подступила вплотную, Керемон вновь подняла взгляд к небесам, решив напоследок ещё несколько минут полюбоваться метеоритным дождём. Одна из чёрточек привлекла её внимание тем, что падала, в отличие от остальных, почти вертикально. Странный метеор всё никак не сгорал в атмосфере, и к нему присоединился другой такой же. Затем сразу несколько. Над толпой поднялся приглушенный шум удивлённых голосов, но через несколько секунд изумление сменилось страхом.

Падающие звёзды превратились в десантные капсулы.

С этими смертными всё прошло слишком просто. Хотя, разумеется, их поражение и так не вызывало никаких сомнений. Орбитальные защитные системы пали под огнём орудий фрегата типа «Гладий», некогда известного как «Страж могилы», но теперь носившего имя «Вестник терзаний». Вслед за сбросом десантных капсул «Громовой ястреб» «Железное отчаяние» доставил на поверхность планеты «Носорога» и «Хищника». Во время спуска корабль встретил сопротивление в виде звена старинных истребителей «Молния», высланных на перехват Привратниками Мнемозины. После краткого воздушного боя пылающие обломки имперских самолётов врезались в землю, а «Железное отчаяние» успешно выгрузило бронетехнику.

В городе располагалась полнокровная рота Привратников, и солдаты выдвинулись в сгущавшийся туман для противодействия захватчикам в зонах высадки вдоль Дороги Памятников. Имперцы столкнулись с пятью отделениями космодесантников, обладающих тяжелой огневой поддержкой, и полегли за несколько минут. Ближайшие подкрепления могли прибыть в Аркио только много часов спустя.

Просто. Слишком просто. Как смертные могли выучить урок, погибая столь быстро?

Не то, чтобы солдаты что-то значили. В полной мере насладиться мудрыми поучениями Акрора предстояло гражданскому населению и планетарному руководству. Как славно, что они проявили полную готовность к сотрудничеству и бежали, блея от страха, обратно за стены собора. Набившись туда и съежившись в ужасе, смертные превратились в сосредоточенную аудиторию, ждущую назидания.

И Акрор пришел к ним, встав в дверях вместе с двумя отделениями своих братьев и выжидая целую минуту, прежде чем вступить внутрь. Он позволил собравшимся рассмотреть, кто явился в собор. Акрор ждал, пока хнычущие ничтожества поймут послание, воплощенное в его силовой броне, где чёрное встречалось с багровым, и, пересекаясь, объединяло кровь с эбеновым пламенем. Эти глупцы могли воспринять базовый смысл геральдики, как и поверхностное значение высохших черепов, свисающих с пояса доспеха, и фаланг пальцев, развешанных по наплечнику брата Люкта, словно патронташи. Глубинное понимание символов наверняка окажется не под силу смертным, но ничего страшного. Их путь к откровению только начался.

Итак, настало время начать обучение со всей серьезностью. Зашагав вперед, космодесантник заговорил, и динамики шлема разнесли звуки его речи по внутреннему пространству собора.

— Я — Акрор, капитан Роты Страдания, — братья следовали за ним, оставаясь в нескольких шагах позади. — Мы пришли освободить вас.

Он остановился у ближайшего к дверям ряда скамей. Люди, скорчившиеся там, ещё сильнее вжались в пол, и Акрор, наклонившись, принялся водить левой рукой над тремя из них, делая вид, что не может выбрать. Их глаза расширились, полные смертного ужаса и отчаянной надежды. Отлично. Аудитория начинает проникаться учением, хотя ещё и не осознает этого. Схватив за рясу какого-то священника, Акрор поднял его над головой.

— Вы не верите мне, — произнес космодесантник, обращаясь к тому, кого держал в руке, и к собранию в целом. — Но я не лгу.

Поднеся священника поближе, Акрор правой рукой оторвал ему нос. Смертный завопил, начиная захлебываться собственной кровью.

Капитан сделал паузу, позволяя толпе хорошенько впитать крики и страдания священника.

— Это освобождение, — объявил Акрор, возвращаясь к процессу. Сокрушая кости и разрывая мышцы, он аккуратно поднял вопли экклезиарха к новым высотам. — Освобождение от лживых надежд.

Наглядная демонстрация продолжалась, пока крики не превратились в стоны, и, наконец, не сменились молчанием. Даже после этого конечности священника дергались ещё несколько секунд.

— Смотрите, как тяжело дается свобода, — указал Акрор. — До смерти несколько мгновений, а инстинкты все ещё заставляют его бороться, словно сейчас, в этот последний момент, он может вырваться из моей хватки. Какой прок от такой надежды? Никакого. Повторюсь — я не лгу. А этот жрец до сих пор обманывает сам себя.

Капитан оторвал голову священника.

— И вот — конец бессмысленной лжи, — отбросив тело в сторону, Акрор раздавил череп ударом ноги и продолжил неспешно шагать по центральному проходу нефа.

— А что насчет друзей этого жреца? — капитан не оборачивался. — Они выучили преподанный урок?

Он слышал, как Люкт и остальные остановились возле скамей.

— Или они по-прежнему верят в существование удачи? Говорят себе, что только что чудом уцелели? Думают, что с ними могло случиться то же самое, что со жрецом, но судьба уберегла? Да. Уверен, именно так они и считают. Вот что некоторые решают извлечь из моих уроков. Это в корне неверно, поэтому неразумные будут наказаны. И освобождены.

Продолжая шагать, Акрор замолчал и прислушался к грохоту болтеров, подкрепляющему его проповедь. Затем донеслись влажные и хрустящие звуки клинков, пронзающих плоть, и, наконец, глухой рёв. Это Склир выпустил струю пламени из огнемёта, целиком сжигая ближний к выходу ряд скамей и заставляя запылать следующий. Как только рёв стих, послышался трёск горящего дерева и быстро умолкающие вопли агонии. Через решётку шлема Акрор вдыхал усладительный запах сожженной плоти.

Остальная аудитория вновь начала издавать громкие крики и стоны, первые признаки того, что разумы людей начали воспринимать глубинную правду. Из собственного опыта капитан знал, что процесс окажется постепенным. Познание истины отняло у него и его братьев немало времени, целые века, в течение которых Безлюдное Братство служило Императору и цеплялось за бессмысленные иллюзии. Столетие за столетием они отправлялись на задания, каждое из которых калечило орден сильнее предыдущего. Их словно без конца карали за верность, пока, наконец, катастрофа в топях Страдания не растворила навеки остатки надежд и не открыла воинам истину погибели и отчаяния, скрытую под слоями лжи.

Да, процесс познания займет немало времени, а его как раз не хватало. Конечно, Акрору хотелось бы навсегда сохранить Мнемозину под властью Роты Страдания, но он вполне удовлетворится тем, какой след оставят их труды на жителях планеты и на душе Империума. Решив ускорить обучение, капитан поднял болтер, и, стреляя короткими очередями в толпу, начал поворачиваться вокруг своей оси, чтобы накрыть масс-реактивной смертью как можно большее пространство.

Подобные заряды предназначались для убийства врагов, облачённых в броню, поэтому воздействие разрывных болтов на смертных оказалось потрясающе разрушительным. Головы и туловища просто исчезали, хлестали фонтаны крови, и, в паузах между очередями, Акрор продолжал говорить.

— Надежда — это ложь, — повторял он. — Когда-то мы тоже верили в лучшее, поэтому знаем, что вы думаете. Цепляетесь за старое «пока живу — надеюсь»? Ну, разумеется. Мы вырвем эту ложь из вашей хватки.

Акрор переключился на непрерывный огонь и теперь убивал прихожан десятками. На полпути к поперечному нефу он закрепил болтер на магнитный замок у бедра и перешел на цепной меч. Клинок взревел, и капитан принялся за кровавую работу, расхаживая между скамей и разрубая людей на куски окровавленной плоти.

— Вот превосходство боли! — кричал он. — Вечность страданий! Будущего нет. Прошлое сгинет. Есть лишь бесконечный миг настоящего! Эту истину мы принесем всему Империуму.

Теперь Акрор и его братья по-настоящему предавались резне. С каждой новой жертвой остающиеся смертные придвигались все ближе к полному познанию правды. Возможно, некоторые уже увидели, что их ждут мучения и ничего более — если так, вскоре они испытают неопровержимые доказательства своей догадки.

Погрузив цепной меч в грудную клетку какого-то служителя Администратума, капитан вызвал по воксу Ксорена.

— Библиариум захвачен?

— Мы… да, брат-капитан.

Акрору не понравился ответ.

— Он уже полыхает?

Пауза.

— Нет, — признался Ксорен после некоторых колебаний.

— Почему?

— Кто-то из писцов успел запереть дверь в подземные хранилища. Чистый адамантий. Мы не можем пробиться на нижние уровни.

Выругавшись, Акрор пробил воющим мечом сердце смертного так, что клинок вышел из спины.

— У них должны быть ключи.

— Тут кодовый замок, — сообщил Ксорен.

— Так выпытай комбинацию у служителей.

Неужели нужно объяснять такие простые вещи? Разумеется, любые амбиции в Роте Страдания карались смертью, но в подобных ситуациях следует проявлять инициативу.

— Когда писцы закрыли дверь… — Ксорен не закончил фразу.

— Ну?

— Мы их убили.

— Что, всех?

— Они выказали неповиновение.

Казнь за такой проступок — это естественно, и писцы заслужили смерть, но Ксорен допустил непростительную ошибку.

Библиариум, вожделенный трофей, привлек Роту Страдания на Мнемозину. Акрор жаждал испепелить этот фрагмент памяти Империума, архивы, в которых межзвёздный колосс плел тенета лжи и рассказывал небылицы сам себе, называя это историей. Капитан намеревался сокрушить фальшь воспоминаний, истребить выдумки, искажающие реальность. Нить повествования Империума оказалась бы перерезанной, и, до прихода подкреплений, Мнемозину ждало бы неизменное и мучительное сейчас. Эхо столь великой потери и последовавших страданий зазвучало бы по всей Галактике.

Но без доступа к подземным хранилищам атака окажется бессмысленной. Хотя под командованием Акрора находились пятьдесят воинов — более чем достаточно, чтобы сокрушить любое сопротивление защитников Мнемозины — дела на планете им стоило закончить до того, как Империум нанесет сокрушительный ответный удар.

— Думаю, в городе ещё есть писцы, — заявил Ксорен, спасая себя от казни.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь их оказалось совсем немного. Слишком мало, чтобы круглые сутки выполнять все нужные работы. Наверняка где-то есть ещё служители.

Щелчком руны остановив цепной меч, Акрор поднял сжатый кулак, привлекая внимание собратьев.

— Отставить, — приказал капитан, и отделение прервало бойню. Осмотрев людей, Акрор убедился, что большинство из них мертвы, но осталось ещё несколько сотен непросвещенных, сбившихся в кучу. По лицам выживших текли слезы безумного страха и отчаяния. Держа перед собой меч и время от времени запуская вращение цепных зубьев, капитан направился через поперечный неф к хорам. Он искал взглядом одеяния писцов.

Госта смотрел на происходящее с галереи. Вместо того чтобы бездумно искать укрытия в хорах, верховный куратор Керемон отвела всех служителей библиариума, кого смогла собрать, вверх по лестнице северной башни собора. Как только космодесантники-предатели вошли в притвор, Хатия приказала нескольким десяткам писцов, включая Госту, соблюдать полную неподвижность.

Он следил за проповедью кардинала Рейнхарда с третьего ряда, читая по губам священнослужителя. Поскольку отступники носили шлемы, Госта не мог понять, о чем говорит их командир, но догадывался, что тот тоже читает некую проповедь. Вождь предателей жестикулировал так же, как кардинал, сопровождая фразы взмахами руки. Затем отступник начал расстреливать и рубить паству, продолжая при этом на что-то указывать. Госта понял, что космодесантник все ещё проповедует. Если бы писец проследил за предателем чуть дольше, то, возможно, смог бы даже ухватить суть его поучений.

Но, даже наблюдая за кошмаром, разворачивающимся внизу, Госта по-прежнему испытывал дурное предчувствие. Нечто угрожающее и неотвратимое ещё не произошло. Чудовища, устроившие резню, не были источником того, что звало писца в ночи библиариума. Приближалось ещё одно событие, и, как бы Госта не ужасался происходящему, его не меньше пугало грядущее.

Отвернувшись, писец увидел, что Керемон жестами приказывает уходить, пока чудовища заняты резней. Верховный куратор повела служителей обратно в башню, вниз по витой лестнице и дальше, ниже уровня земли. Всё время Госта старался держаться как можно ближе к Хатии, сосредоточившись на её решимости и заслоняясь от ужаса, объявшего коллег.

Ступеньки привели их в склеп, простиравшийся под всем собором. В едва освещённую даль уходили раки и могилы святых, а в центре восточной стены начинался туннель, идущий под Дорогой Монументов.

— Куда мы направляемся, верховный куратор? — спросил Госта.

Керемон повернулась, чтобы он мог читать по губам, но смотрела она на остальных писцов. Отвечая Госте, Хатия обращалась ко всем сразу.

— Мы идем в библиариум. Если спрячемся здесь, то нас найдут, и это будет бессмысленная смерть, — Керемон умолкла, выслушивая, как понял Госта, другой вопрос. — Возможно, они напали только на собор. Если так, то нам тем более нужно отправляться в библиариум, может, удастся укрыться в подземных хранилищах. Но, если нет, всё равно мы должны идти туда, где сможем исполнить свой долг. Вы же не думаете, что где-то в городе сейчас безопасно? Если уж нам суждено умереть, так сделаем это с честью.

Её речь мало что изменила — волны страха всё так же исходили от толпы. Впрочем, Госта нашел некое успокоение в обретенной цели. Возможно, не он один, и служители последовали за Хатией Керемон в туннель.

Ну, и где же они? Акрор прорубил кровавую дорогу через смертных в одеяниях писцов до того, как услышал сообщение от Ксорена. Неужели он вместе с братьями перебил всех? Капитан Роты Страдания, окинув взглядом груды трупов, решил, что нет. В библиариуме трудилось великое множество служителей, и, даже учитывая тех, что встретили Ксорена, писцов явно не хватало. Не нашлись они и в остатках паствы, согнанной воинами Акрора к хорам. Где же остальные?

Капитан задержал взгляд на кардинале, не желавшем прятаться в толпе. Потерявший митру экклезиарх стоял перед Акрором в разорванном и запятнанном кровью облачении, седые волосы, свисавшие на глаза, прилипли к глубокой ране на лбу. Всё символы власти пропали, и о кардинальском сане напоминала лишь горделивая поза жреца и то, как он смотрел на Роту Страдания из переднего ряды хоров. На лице экклезиарха читалась ненависть — как и следовало ожидать, — а также презрение.

За это он понесет наказание, но перед этим немного поможет Акрору.

Подойдя к хорам, капитан навис над жрецом. Тот посмотрел на него снизу вверх, и, к удивлению Акрора, нашел в себе отвагу заговорить.

— Я — кардинал Рейнхард из Адептус Министорум. Телом, сердцем и душой я верен Богу-Императору Человечества, и не…

Капитан ударил его тыльной стороной ладони, показывая, что такое презрение. Оно заключалось не в воинственных речах, но в безучастном причинении боли. Вообще говоря, Акрор не отказался бы одну за другой сломать все кости в теле кардинала, выказывая в равной мере несравненное искусство и скуку. Лишь то, что капитан крайне нуждался в информации от Рейнхарда, определяло, как именно он прикончит смертного.

Ошеломленный ударом экклезиарх лежал на полу. Акрор схватил его, примечая сломанную скулу, и поднял над головой, так же, как раньше держал первого убитого жреца. Дав кардиналу несколько секунд на то, чтобы уловить зловещее совпадение, капитан заговорил.

— Где писцы?

Кардинал сплюнул кровь.

— Это всё, на что…

Акрор сломал ему левую руку и подождал, пока крик смертного перейдет в тихий стон.

— Где писцы?

На этот раз неповиновение Рейнхарда оказалось не столь вызывающим, но все ещё заметным. Он покачал головой.

Правая рука.

— Где писцы?

Акрору пришлось спрашивать ещё трижды, и с каждым разом в кардинале оставалось все меньше целых частей. В конце концов, Рейнхард выдал служителей, хоть и бессознательно — за него это сделало отчаяние, порожденное болью. После очередного вопроса глаза жреца дернулись вверх, к галерее собора. Удовлетворенно хмыкнув, Акрор переломил кардинала напополам.

— За мной! — прокричав приказ, капитан устремился по нефу в направлении башен и лестниц.

Туннель оказался неосвещенным, а слабое сияние из склепа угасло уже через десять метров. После этого служителям пришлось идти на ощупь в непроглядной тьме, и Госта несколько минут словно пробирался по каменному дну глубочайшей пучины. Несмотря на давление окружающих тел, он оказался в одиночестве, и дурное предчувствие давило с такой силой, что писец едва не срывался на крик. Тайна, хранящаяся во мраке, вновь притягивала его. Госта знал, что должен вернуться в библиариум не ради того, чтобы прятаться или сражаться, но затем, чтобы ответить на зов.

Начался отлогий подъем, и в туннель вернулся слабый свет. Пройдя ещё сотню метров, писцы оказались на поверхности, выйдя из-под каменного свода на Дорогу Памятников.

Госта никак не мог сориентироваться. Хотя на Дороге, через каждые пятнадцать метров, располагались отливающие янтарём люменосферы, установленные на вершинах железных шестов, густая мгла превращала их свет в смазанное, расплывчатое сияние. В ночи, окутанной туманом, ближайшие монументы выглядели неясными, громадными фигурами. При свете дня они рассказывали о сражениях и прославляли святых, но сейчас, под саваном зимней мглы, эти официальные воспоминания Империума казались размытыми. Всего лишь тени, препятствия в тумане, неспособные что-то поведать о прошлом.

Оглядевшись, Керемон указала путь вперед. Веря, что Хатия лучше понимает, куда идти, Госта последовал за ней, но небольшая группа писцов осталась под каменным сводом. Они отказывались ступать в туман, и верховный куратор, с презрением посмотрев на служителей, оставила их на произвол судьбы.

Углубляясь в туман, двигаясь в ночи от одного неясного образа к другому, Госта чувствовал себя намного беспокойнее, чем в туннеле. В каменном подземелье царствовала простая, незамысловатая тьма, и писец знал, что не может ничего увидеть. Но здесь, в пустой белизне зимы, взгляд Госты постоянно натыкался на странные препятствия. Все попытки прозреть густую мглу, подкрашенную янтарём, окончились неудачей, и писец ощутил в груди хватку клаустрофобии. В туннеле он знал, где находятся границы окружающего мира, но здесь, снаружи, Госта ощущал собственную уязвимость. Чудовища могли напасть откуда угодно. Даже памятники, лишенные знакомых очертаний, выплывали из тумана, словно внезапные угрозы. То и дело писцу приходило в голову, что впереди вот-вот появится библиариум, но всё, что видел Госта — новые клубы тумана, новые тени из камня и металла. Новые призраки ночи.

Вдруг он ощутил дрожь в брусчатке. Тут же Керемон оглянулась, и, ничего не сказав, резко прибавила ходу. Остальные писцы сорвались на бег, снова поддавшись ужасу. Почувствовав, как усиливается вибрация под ногами, Госта повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку в тумане, со стороны каменного свода. Несколько мгновений спустя ярко затрепетали отблески пламени.

Госта побежал быстрее, зная, что остальные слышат доносящиеся сзади звуки, важные и пугающие. Он продолжал бросать взгляды на лица других писцов и видел, как ужас растет в их сердцах, происходя из страха за собственные жизни и смешиваясь с творящимся кошмаром. Уже через минуту многие из служителей бежали, зажав уши обеими руками.

— Пожалуйста, — догнав Керемон, взмолился Госта, — скажите, что происходит?

Хатия ответила ему в несколько приёмов, не тратя дыхание и поворачивая голову так, чтобы не потерять из виду дорогу и не споткнуться.

— Те, кто спрятался. Их нашли. Предатели хотели ключи. К подземным хранилищам. Не получили. Теперь пытают оставшихся, как хотят.

Выражения лиц прочих писцов объяснили Госте остальное — мучения несчастных ещё не закончились. Поистине, отступники обладали ужаснейшим талантом делать пытки столь долгими и столь громкими.

Дрожь в камне, не прерываясь ни на секунду, усилилась и стала ещё неприятнее. К беглецам приближалось какое-то транспортное средство.

Керемон свернула с центральной аллеи Дороги Памятников и повела служителей по узким ходам между монументов, словно жавшихся друг к другу. Здесь не оказалось шестов с люменосферами, и поле зрения сузилось. Порой туман становился осязаемой частью ночи, тускло светящейся тьмой, которая оседала на коже и втекала в легкие Госты. Ему приходилось смотреть под ноги, чтобы не запнуться о мраморные плиты. Хотя они напоминали надгробия, вместо имен мертвецов на камне были высечены наставления и памятные надписи об исторических событиях. Впрочем, в эту ночь подобные тексты не вдохновляли Госту — он знал содержание большинства из них, но все равно не мог ничего разобрать во мраке. Ещё одна часть воспоминаний, стертых зимним туманом и превращенных в безликие препятствия, в ловушки, расставленные на писца. Они ждали, что Госта оступится, упадет и сгинет среди безразличных и слепых монументов, укутанных саваном мглы.

Быстрый бег здесь оказался слишком опасным, и уходившие от погони служители замедлились. Боевая машина предателей не могла последовать за ними в узкие проходы, но пеших космодесантников не останавливали теснота и мрак. На мгновение вибрация в камне ещё усилилась, но тут же резко оборвалась — судя по всему, транспорт предателей остановился в центральной аллее, параллельно позиции беглецов. Госта мог с трудом разглядеть очертания огромного, приземистого корпуса слева от себя, ещё одной тени среди теней. Оттуда ударил луч света, шарящий между статуями и обелисками в поисках жертвы. Керемон продолжала оглядываться, и это пугало писца ещё сильнее — другие охотники подбирались всё ближе.

Всматриваясь в туман перед собой, Госта отчаянно искал признаки того, что библиариум уже поблизости. Это ведь рукотворная гора, почему же его не видно? Где свет из окон? Писец понимал, что цепляется за призрак надежды, но эта иллюзия придавала ему силы.

Нечто очень большое выросло впереди. Госта ускорился, прыгая через мраморные плиты, но его сердце тут же упало — он разглядел гигантский кенотаф[1], отмечающий середину Дороги Памятников. Словно колоссальный дольмен, он стоял, поддерживаемый могучими опорами с обеих сторон центральной аллеи. Десятки тысяч имен, нанесенных на поверхность кенотафа, скрыла ночь, и он умолк, превратившись в очередной безликий образ, в препятствие, способное погубить хранителей памяти Мнемозины. Поколебавшись секунду, Керемон свернула вправо, решив обойти преграду по длинному пути. Госта понимал, что они потеряют время и предатели окажутся ещё ближе, но слева, в аллее, беглецов ждала верная смерть.

Мостовая задрожала вновь, на этот раз под ударами керамитовых подошв. Поняв, что охотники почти настигли их, писец попытался ещё ускориться. Он уже ни на что не надеялся, только хотел как можно дольше выводить предателей из себя.

В тот момент, когда беглецы огибали опору кенотафа, ощущение неотвратимой угрозы вновь охватило Госту. Оно ждало в тумане, рядом с ним. От него невозможно было убежать, оно казалось неотвратимым, словно смерть, только намного величественнее и ужаснее. Но, если натиск предчувствия означал надвигающуюся гибель Госты, то писец уже наверняка ощутил бы исполнение пророчества. Ведь он достаточно насмотрелся на предателей, чтобы осознать неизбежность конца. Беглецам никак не удалось бы добраться до библиариума раньше отступников.

Госта удивился, что сожалеет об этом, ведь и в хранилище писцы не оказались бы в безопасности. Похоже, он спутал собственную целеустремленность с надеждой на избавление.

Впереди возникло какое-то сияние, непохожее на янтарную муть вокруг осветительных шестов, и на мгновение Госта даже позволил себе поверить, что всё-таки добрался до библиариума. Впрочем, писец тут же понял, что свет струится слишком близко к земле и явно не проходит через цветные витражи. Сияние отливало красным. Чуть замедлившись, Хатия вновь оглянулась и вновь устремилась вперед. Никто не стрелял по беглецам со стороны непонятных огоньков.

Чем ближе они подбирались к дрожащему, неверному свету, тем сильнее пересыхало у Госты во рту. Сияние напоминало отблески пламени, но как будто само двигалось навстречу беглецам. К этому моменту предчувствие уже оставило писца, то, чего он ждал и боялся, оказалось прямо перед ним. Оно двигалось наперерез служителям библиариума, и Госта едва удержался от крика, когда секрет хранилища вновь коснулся его. Распускаясь цветком запретного знания, тайна подземелья приветствовала то, что явилось из мрака.

Ярко-красное сияние, мерцая всё настойчивее, озарило массивные тела, высеченные из тени. На Мнемозину пришло нечто более могучее и глубокое, чем зимняя ночь. Они выступили из тумана, пять созданий, печатающих шаг, словно жуткий механизм, ровно отмеряющий удары судьбы. Узнав в них Адептус Астартес, писец не смог припомнить орден по символике этих воинов. Образ аквилы на чёрной броне выглядел так, словно его выложили из костей… Нет, понял свою ошибку Госта. Орнамент из настоящих костей украшал доспехи космодесантников, а яркий свет отбрасывали языки пламени. Огонь обвивал тела и конечности воинов, прокатывался по броне, и порой, порой, вырывался даже из багровых линз шлемов.

Служители библиариума замерли, увидев существ, о которых не имелось упоминаний. Ни единая запись не рассказывала об этих воинах, ни один отчёт не хранил память о них. Космодесантники возникли из зимней пустоты, словно их существование началось здесь и сейчас. Однако же, следы на чёрной броне говорили об ином. Воины, несущие на себе шрамы столетий, казались древними, и, вместе с тем, вырванными из времени. Они, призраки неуловимых мгновений, шаг за шагом сотрясали землю тяжестью вечности.

Сзади писцов настигали чудовища. Навстречу им ступали призраки.

Госта задрожал, зная, что бежать бессмысленно. Космодесантники впереди выглядели непохожими на устроивших резню предателей, но, коль уж в архивах Империума не сохранилось историй об этих созданиях, что они принесли с собой — погибель или избавление? Если воины явились, чтобы присоединиться к бойне, то Госта не станет больше удирать. Он примет свой страх и будет молиться, надеясь достойно встретить конец. Бороться всё равно бессмысленно.

Призраки подступили ещё ближе, держа оружие направленным вперед. Тем не менее, огонь они пока не открывали, и, находясь уже в нескольких метрах от писцов, по-прежнему не обращали на них внимания.

Вдруг Керемон бросилась влево, размахивая руками и сзывая к себе остальных беглецов. Вздрогнув от её резкого движения, Госта наконец очнулся от забытья и рванулся в сторону, но тут же споткнулся, упал и пополз по брусчатке, беззвучно хрипя. Керамитовая подошва опустилась на камень на расстоянии ладони от ноги писца. Откатившись с дороги космодесантника, Госта успел рассмотреть вблизи пламя, окутывавшее воина. Оно тоже оказалось призрачным.

Пламя не испускало тепла, и, хотя его языки мерцали и плясали, как настоящие, что-то неправильное ощущалось в их окраске и в самой сути огня. Краснота пламени слишком отдавала кровью, и в этот оттенок вплетались другие элементы, которые вовсе не были цветами. Писец мог поклясться, что огонь обладает структурой. На глазах Госты сама суть реальности менялась, искажалась и поглощалась, а он лежал на камнях, дрожа и глядя, как мимо ступают космодесантники, идущие навстречу охотникам.

Наконец, Госта поднялся и присоединился к другим беглецам, окружившим Керемон. Хатия смотрела на призраков со страхом божьим во взгляде, а ведь даже в самые жуткие моменты резни в соборе она сохраняла хладнокровие. Верховный куратор Керемон, имперский командующий Керемон — Госта знал о её послужном списке, о сражениях за плечами. Никакие ужасы войны не могли привести Хатию в трепет, но сейчас она стояла с расширенными от потрясения глазами, такая же ошеломлённая, как и писцы.

Увидев, что Керемон шевелит губами, Госта наклонился вперед, пробуя рассмотреть, что она говорит. Хатия не обращалась к остальным беглецам, а шептала что-то самой себе. С её губ слетало одно и то же слово, раз за разом.

«Проклятые», прочел Госта. «Проклятые».

Туман. Вечный туман. Никогда не кончается, никогда не рассеивается. Истинный призрак мира. Отголоски эха обретают форму и тут же растворяются. Всё проходит. Время делает реальность эфемерной. Нет ничего постоянного, кроме войны. Она наделяет врага сутью, создает материю предательства и разложения. Нельзя позволить им существовать. Материю необходимо уничтожить, враг должен исчезнуть, не оставив и эха.

Стереть его.

Вычеркнуть из времени.

Слабые завихрения в тумане. Размытые пятна смертных, тёмно-серые на светло-сером. Игнорировать их. Искать противника. Мгла вздымается волнами, ветер битвы гонит прибой к врагу. Там, впереди, чёткий багровый силуэт. Кровь, которой суждено пролиться. Шрам предателя, рассекающий серый туман.

Координация атаки. В словах нет нужды. Когда-то было иначе? Понимание слов лишено смысла и утрачено. Остается лишь знание войны. Только оно постоянно.

Открыть огонь.

Расколоть силуэт.

Вернуть всё в туман.

Акрор уже видел своих жёртв. Хотя Тирин и Вассан на «Благовещении горя» оказались в тупике, не в силах увести «Носорога» с главной аллеи, они загнали писцов на участок более сложного рельефа. Передвигаясь почти вслепую, смертные то и дело натыкались на монументы и явно замедлялись. Там, где Акрор и его отряд с легкостью покрывали метр за метром, писцам каждый шаг давался с большим трудом.

— Мы могли бы помочь, — заметил Люкт. — Раз уж они так сильно хотят попасть в библиариум, просто попросили бы подвезти.

В ответ капитан только хмыкнул. Смертные бежали весьма целеустремленно, и Акрора не заботило, что их пункт назначения совпадал с его собственным. Писцы окажутся в библиариуме, только когда этого пожелает сам капитан, а большинство из них вообще останутся лежать на Дороге Памятников. Всё, что требовалось Акрору — информация, которой владели служители.

Писцы, которых космодесантники нашли на выходе из туннеля, разочаровали его. Сначала Склир спугнул их из укрытия, разнеся его в щебень выстрелом из гранатомёта. Затем, пока Акрор шёл к смертным, боевые братья отучали их бегать, ломая ноги. Особой нужды по-настоящему пытать писцов перед тем, как они заговорят, не было, но капитан всё равно не стал сдерживаться. И тогда смертные провизжали ему, что комбинацию к двери на подземные уровни знают только старшие служители библиариума. И то, что никто из пытаемых к таковым не относится.

Что ж, те писцы умерли скверно. Им открылись сокровенные глубины страданий.

На последнем этапе охоты отряд перешел на тепловое видение. Несмотря на крайне густой туман, беглецы ясно вырисовывались впереди. Тепловой след сначала сливался в далекое пятно разгорячённых тел, но по мере приближения к писцам постепенно выделились отдельные силуэты. Акрор даже смог насладиться экспрессией жестов, которыми обменивались писцы, наткнувшиеся на кенотаф и пытавшиеся отыскать способ скорее обойти преграду. В тот момент капитан удержал отряд от атаки, забавляясь тем, как смертные хватаются за надежду, которой суждено обернуться досадным миражом. Впрочем, они учились на ходу. Истина наносила беглецам резкие, жестокие удары, выбивая почву веры из-под ног. Ещё пара минут, и они придут к осознанию правды в её упрощенном виде.

Но Акрора не устроит приблизительное понимание истины. Смертным придется окунуться в реальность страданий, поскольку истинное постижение приходит с опытом, а не путём принятия на веру чужих теорий. Он обучит их. Заучит до смерти. Но сначала писцы расскажут, как проникнуть в сердце библиариума.

— Взять их, — скомандовал капитан. — Никого не убивать, пока не определим, кто для нас важен.

Воины Роты Страдания обогнули кенотаф, и тут же Акрор заметил на визоре нечто странное. Писцы разом бросились в сторону, а прямо за ними в тумане виднелось какое-то размытое движение. При этом никакого теплового следа. Капитан моргнул.

— Что… — начал он.

Раздался звук, напоминающий грохот болтерного огня, плотного и мощного. Но заряды, вылетавшие из нескольких стволов, словно рождались из самого тумана, расчерчивали воздух пламенными стрелами, смертельными, но не обжигающими, и оставляли за собой следы, напоминавшие призрачные раны. Болты вонзились в Плиона и Крака, разбивая наплечники и шлемы, окутывая тела едким холодным пламенем. Оба воина даже не успели понять, что произошло, когда их собственная кровь хлынула наружу, унося с собой осколки костей. Десантники рухнули, полностью уничтоженные — нечего было спасать, они сгинули, словно никогда не существовали, их наследие осталось лишь в памяти боевых братьев.

От Акрора не ускользнула ирония момента.

Болтерные залпы не умолкали, и отряд капитана отступил за кенотаф. До этого погибло ещё четверо воинов Роты Страдания, а Люкту несколькими попаданиями отстрелили левый наплечник. Отходя, бойцы Акрора вели ответный огонь, но капитан по-прежнему не замечал противника. Влажный туман вносил слишком много помех, и авточувства не находили целей там, откуда вылетали болты. Отключив тепловое видение, Акрор немедленно увидел отделение Адептус Астартес, окутанных необыкновенным огнём.

Судя по символам аквилы, лоялисты, но странной, смущающей природы. Чудесами и сверхъестественными явлениями занимались боги Хаоса, но здесь они явно были ни при чём.

Ничего, правду можно вырвать из врага позже. Сейчас нужно перехватить инициативу.

Как только потрепанный отряд укрылся за кенотафом, Акрор повел своих бойцов вдоль монумента к главной аллее и вышел на связь с «Благовещением горя».

— Лоялисты, — сообщил он Тирину, стоявшему в «Носороге» за сдвоенными болтерами на поворотной опоре.

— Орден?

— Понятия не имею. Прикончи их, тогда разберемся, — капитан уставился в туман, но и постчеловеческое зрение сдавало позиции в такой мгле. Даже кенотаф в нескольких шагах выглядел как огромное размытое пятно. — Если ты на тепловом видении, отключи. Так их не разглядеть.

— Как такое возможно? — встрял Люкт. — Они ведь живые, верно?

— Живые ли? — Акрор не был уверен.

— И они горят.

— Это варп-огонь, могу поспорить на что угодно.

Затем капитан приказал занять оборонительные позиции вокруг «Носорога». Хоть дальность видимости сократилась до нескольких метров, слышал Акрор так же хорошо, как и обычно, пусть даже звуки, отражаясь от памятников, окружали его отголосками эха. Капитан сосредоточился на скрипе керамита о камень и понял, что лоялисты не разделились. Воины держали плотный строй и приближались к Роте Страдания все тем же неспешным маршевым шагом.

— А вот и они, — Акрор указал в проход под замковым камнем арки кенотафа. Братья, слышавшие то же, что и он, уже занимали позиции.

Звуки шагов стихли. Тишина. Ничего, кроме тумана. Ночь казалась такой же пустой, какой станет память Империума после того, как Акрор исполнит свою миссию. В этот момент капитан вновь ощутил в груди уколы злой иронии — он всегда уделял внимание символизму, что и привело Роту Страдания на Мнемозину. Сейчас Акрор негодовал из-за того, как смещаются глубинные смыслы этой битвы, отклоняясь от задуманного сюжета. Но нужно лишь вновь перехватить нить повествования. Он пришел сюда развеять истории минувших дней, а значит, так и произойдет.

Только сначала надо разобраться с небольшой помехой и убить этих воинов без прошлого.

Тишина затянулась.

«Они должны быть здесь», подумал капитан.

— Огонь вдоль прохода, — приказал он Тирину. — Накрой…

Из тумана с воем вырвалась ракета, врезавшаяся в лобовую броню «Носорога». Пламя взрыва, объявшее Тирина, казалось одновременно реальным и призрачным. В воздухе слышались пронзительные крики хора бестелесных голосов. Дергаясь в предсмертных конвульсиях, космодесантник вслепую открыл огонь. Болты уносились в туман до тех пор, пока вторая ракета не врезалась прямо в турель. Стрельба прекратилась. Языки огня пропали, клубы дыма рассеялись. Бестелесный хор умолк. Труп Тирина лежал ничком на обломках сдвоенных болтеров. Правда, ракетам не удалось пробить лобовую броню «Носорога», и Вассан, водитель «Благовещения горя» ответил на атаку, бросая боевую машину вперед. Он рванулся на врага настолько яростно, что Склиру пришлось отпрыгнуть в сторону из-под гусениц бронетранспортера. Не останавливаясь, Вассан вёл «Носорог» прямо в проход, силовая установка ревела, выхлопные трубы изрыгали чёрный дым, затмевающий тусклое сияние тумана. Пики на лобовой броне жаждали крови врагов.

— Научим их боли! — вскричал Акрор, бросаясь за боевой машиной. Рота Страдания шла в атаку на тех, кто посмел бросить им вызов.

— Эта планета — наша! — провозгласил капитан, обращаясь и к братьям, и к врагам. — Ей суждены мучения. Всем суждены мучения!

«Сокруши надежды», добавил он мысленно.

«Благовещение горя» врезалось в одного из лоялистов. Тот не мог не потерять сознание — возможно, столкновение вышло недостаточно мощным, чтобы расколоть доспех, но для множественных переломов силы удара точно бы хватило. Одна из пик на броне «Носорога» пробила живот воина. Секунду тот стоял неподвижно, а затем, охватив древко, просто снял себя с двухметрового шипа. По-прежнему держась за металлическую пику, воин чуть отступил назад по аллее, а затем, могучим прыжком взмыв над «Благовещением горя», приземлился на скат лобовой брони. В следующее мгновение лоялист ударил кулаком в смотровую щель над местом водителя, и раздался треск стеклостали.

Его собратья тем временем наступали на воинов Роты Страдания. Противники обменивались яростными очередями из болтеров, и Акрор почувствовал, что несколько зарядов попали в туловище и ноги. Один-два зацепили шлем, нанося урон доспеху, но капитан не обращал на это внимания. На службе Империуму он превозмогал и намного худшие раны. Акрор, выживший в топях самого Страдания, осознавал истину боли, поскольку испытал её извечность на себе. Едкое разложение мира, даровавшего Безлюдному Братству откровение мук, до сих пор оставалось с капитаном, наполняя его кровь чёрным огнем. Оно несло Акрора вперед, благословляя пылкостью пророка и гневом судии.

Вместе с Люктом они опустошили магазины в двух лоялистов прямо перед собой, но призраки даже не сбились с шага. Болты должны были ранить их, но пламя, окутывающее воинов, без следа поглощало масс-реактивные заряды. Все инстинкты кричали Акрору, что нужно отходить с боем, разрывать дистанцию и продолжать вести огонь. Ярость запрещала отступать.

Красное уже совсем близко. Истинная материя предательства. Сдавить. Растерзать. Получен урон? Неважно. Ничто не имеет значения, пока существует враг.

Окрасить мглу его кровью.

Повесив болтеры на магнитные замки, противники достали цепные мечи, и рычание скрестившихся клинков сменилось надрывным воем. Акрор блокировал удар врага, направленный сверху вниз, и воины намертво сцепились, стараясь оттеснить один другого. Внезапно опустив оружие, капитан резко отступил в сторону, и, когда призрак сделал шаг вперед, ударил того в открывшийся бок. Клинок вошёл глубоко, но лоялист тут же выпрямился — по-прежнему с цепным мечом в теле, — и, как будто с любопытством повернувшись к Акрору, ударил его сцепленными кулаками. Потеряв равновесие, капитан отступил на несколько шагов.

Другой лоялист прижал Люкта к борту «Носорога», обмениваясь с ним выпадами цепных клинков. Воины фехтовали, словно на рапирах, все удары шли по касательной.

Готово.

Нечто промелькнуло между лоялистами. Акрор не заметил ни единого жеста, но его противник вышел из боя. Тот, что сцепился один на один с Люктом, также просто отвернулся, получив вдогонку серьезный удар выше локтя. В ответ на это лоялист резким толчком отбросил воина Роты Страдания на борт «Носорога», а затем присоединился к быстро отступающим собратьям. Из раны на его руке текло пламя.

Мгновение спустя бронетранспортер содрогнулся от взрывов, в грохоте которых утонул рёв мотора. Обломок корпуса, отброшенный ударной волной, разрезал Люкта надвое. Зарычав, Акрор бегом обогнул уничтоженный «Носорог» и обнаружил, что на другой стороне в живых остался только Склир.

— Кажется, они с нами разобрались, капитан, — отметил тот.

Акрор настолько широко ощерился в гримасе ненависти, что рот наполнился кровью. Оглянувшись, капитан увидел, что вражеский отряд перегруппировался, и теперь стена призраков приближается к двоим выжившим.

— Но ещё не победили, — бросил он Склиру, устремляясь на север, в лабиринт монументов. Боевой брат последовал за Акрором, их тяжелые шаги сокрушали в прах мемориальные плиты. Повернув было на восток, капитан вдруг остановился и затих, прислушиваясь.

— Они приближаются, — произнес Склир.

Барабанный бой вражеских шагов оставался непоколебимым.

— Отлично, — ответил Акрор. Он снова перешел на бег, направляясь к библиариуму, где ждали три полных отделения Роты Страдания. — Мы не отступаем, а ведем их в ловушку.

Ход сражения остался неизвестен Хатии Керемон. Как только началась перестрелка, она снова устремилась вперед, стремясь провести подчиненных по Дороге Памятников целыми и невредимыми. Там, у библиариума, все они исполнят свой долг, действуя по обстоятельствам. Если её и всех остальных ждет гибель — пусть так. Если их непреклонность пред лицом врага окажется бессмысленной — пусть так. Они умрут с честью, а в эту первую ночь зимы даже такое удалось немногим.

Несколько раз Хатия оглядывалась, но в туманной тьме ей мало что удалось рассмотреть. Зато услышала она многое — звучный рёв болтеров, вой цепных мечей, от которого стучали зубы, и грохот взрывов. Однажды мгла на мгновение рассеялась, и Керемон разглядела очертания гигантов, облачённых во мрак и кости. В её сознании возникли образы методичной, беспощадной войны, ведомой созданиями, безжалостными, как сама смерть.

Больше Хатия ничего не хотела видеть, но по-прежнему заставляла себя оборачиваться. Пусть в прошлом Керемон не сталкивалась ни с чем, хоть отдаленно напоминающим ужасы сегодняшней ночи, но знала, что долг приказывает ей противостоять кошмарам. Имперский командующий и верховный куратор — Хатия Керемон поклялась положить жизнь ради защиты Мнемозины и сохранения великих исторических трудов библиариума.

Воистину, не было чести превыше этой.

Но благородные мысли Хатии накрывала тень страха. Предатели принесли с собой ужас смерти и поражения, но те, другие космодесантники, пугали её ещё сильнее. Керемон не знала, кто — или что — они на самом деле.

Или всё же знала? В своем время, на службе в Имперской Гвардии, Хатия слышала кое-какие истории, передаваемые шёпотом. Вознесшись до имперского командующего, она открыла для себя ещё парочку легенд. Молва дала имя этим космодесантникам, имя, основанное на слухах, а не на надежных источниках. Под саваном тьмы, окружавшей Проклятых, скрывались тайны, великие и внушающие страх. Само существование загадочных воинов бросало вызов благородной цели библиариума Мнемозины и подобных ему информационных архивов в других системах.

Насколько знала Керемон, не существовало ни единого достоверного документа с описанием Проклятых. Ни единой подсказки о том, кем они были или могли стать однажды.

Но вдруг где-то остался след? Что, если кто-то раскрыл тайну воинов?

Впрочем, сейчас у Хатии не было времени на обдумывание совпадений. Ей показалось, что это к лучшему.

Не имелось времени и на рассуждения о том, что произойдет, когда беглецы доберутся до библиариума. Они могли только нестись изо всех сил, стараясь не падать и не сбиваться с пути, окруженные туманом, ночью и огромными бесформенными силуэтами, значение которых скрывалось во мгле забытья.

Наконец, сквозь белесую муть проступила гигантская тень, и Керемон прибавила ходу, как и писцы, поспевавшие за ней. Здание обретало все более четкие очертания, полоски света сияли с его высоких стен через равные промежутки. Ещё ближе. Несколько секунд, и она разглядит главный вход библиариума.

Ещё ближе. Ещё отчетливее.

Хатия резко остановилась, ясно рассмотрев то, что ждало беглецов. Воистину, Император защищает, и сейчас он сделал именно это, заставив туман расступиться так, что Керемон смогла увидеть вражеский танк. Верховный куратор тут же дернулась в сторону, припадая к брусчатке за пьедесталом последнего монумента, пятиметровой бронзовой статуи Себастиана Тора, вершащего яростное правосудие.

— Как мы проберемся внутрь? — прошептал Госта за её спиной.

«Никак», одними губами произнесла Хатия.

«Будем ждать и молиться», подумала она.

В танке ей удалось распознать «Хищника», но очертания боевой машины оказались искажены острыми клиньями, напоминающими огромные кривые когти. Корпус покрывали истертые полотнища кожи, содранной предателями со своих жертв. На лобовой броне танка Керемон увидела тело космодесантника, окованное стальными прутьями. Отступники четвертовали погибшего, а в глубокую рану в середине грудной клетки поместили восьмиконечную звезду. Башня «Хищника» поворачивалась из стороны в сторону, словно вынюхивая цель. Танк превратился в нечто большее и одновременно меньшее, чем боевая машина — он стал диким зверем, жаждущим добычи.

По обеим сторонам «Хищника» в плотном строю стояли тридцать предателей, а за ними выхаживал вражеский капитан, успевший к библиариуму раньше беглецов.

Хатия начала молиться.

Орудие танка выстрелило одновременно с тем, как чудовища в красно-чёрной броне открыли огонь из болтеров. Секунду спустя раздались ответные выстрелы, и тут же призраки ураганным вихрем вырвались из мглы. Керемон, оказавшейся в нескольких метрах от них, фантомы представились размытым пятном, за которым струились языки пламени. Отряд Проклятых, расколовший ночную тьму, будто вспышка молнии, рассыпал строй. Казалось, что когтистая рука растопырила пальцы, готовясь схватить предателей.

Первый выстрел «Хищника» прошел мимо цели. Повернувшись вправо, орудие выпалило вновь, и на этот раз снаряд попал прямо в грудь одному из призраков. Яркая вспышка взрыва заставила Хатию зажмуриться, и, когда зрение вернулось, она увидела, что космодесантник все ещё стоит, но его пламя рвется ввысь полыхающим столбом. Фантом сделал ещё шаг, но тут огонь угас, и воин рухнул.

— Так вас можно убить! — насмешливо воскликнул Акрор, но Керемон показалось, что предатель пытается скрыть облегчение.

Тем временем оставшиеся призраки пересекли последние несколько метров, отделявшие их от врага, наступая под опустошительным огнем. Хатия не понимала, почему они не падают, но воины просто продолжали идти, и предатели начинали валиться наземь, сраженные ответными выстрелами.

«Хищник» вновь выстрелил из пушки, и на мостовой распустился огненный цветок взрыва. Правда, призрак, мгновение назад стоявший там, уже прыгнул вперед и опустился прямо на башню танка. Прямо перед ним оказался один из отступников, стоявший, высунувшись из люка, за поворотной турелью с комбиогнемётом. Предатель выстрелил в чёрного воина из обоих стволов установки, но тот, устояв под градом болтов и струей пламени, взмахом цепного меча обезглавил противника. Над броней призрака, испещренной следами от попаданий, поднимался дымок. Прикрепив что-то к стволу орудия, фантом атаковал следующего врага, и в этот миг ночь озарила серебристая вспышка. Болезненно яркий блеск заставил Керемон закрыть глаза, и когда она, все ещё не придя в себя, разжала веки, то увидела груду оплавленного металла на месте орудия. Взрыв мелтабомбы обезоружил «Хищника».

Туман вскипал от жара битвы. Картина, разворачивавшаяся перед Хатией Керемон, напоминала фантасмагорию, поставленную по мотивам худших кошмаров из глубин человеческих мифов. Призраки сражались с чудовищами. Ужасные боги разрывали друг друга на части, окруженные огнем, ночью и всепоглощающей мглой. Грохот войны висел в воздухе, звучали предсмертные крики миров и вопли новорождённых легенд. Ярость сражающихся словно сжималась в кулак, объятый пламенеющей тьмой. Сначала схватка шла вокруг сокрушенного танка, но затем кто-то или что-то сорвало с петель огромные железные двери библиариума, и бой переместился внутрь.

Шум битвы не смолкал, но туман постепенно успокаивался, и Хатия, видя, что ход сражения ускользает от неё, поняла, как исполнить свой долг. Выпрямившись, верховный куратор обратилась к писцам.

— Оставайтесь здесь. Я иду внутрь, — заметив движение Госты, будто собравшегося следовать за ней, Керемон покачала головой. — Ты более важен для нашего дела, для памяти, хранимой в библиариуме. Если я не выживу, собери и упорядочи вместо меня все свидетельства произошедшего в эту ночь.

Хатия не стала добавлять «если Мнемозина уцелеет».

— Но почему вы рискуете собой?

Несколько минут назад Керемон ответила бы, что хочет отыскать выживших и понять, может ли она как-то нарушить планы предателей. Теперь же Хатия понимала, что все писцы внутри погибли, и помешать отступникам ей не под силу. Но увиденная картина войны напомнила Керемон о том, в чем на самом деле заключается её долг.

— Потому что я — верховный куратор, — ответила она. — И должна увидеть всё своими глазами. Сейчас в библиариуме уже не хранится история — она творится в нём.

Пробежав по раскуроченной мостовой мимо брошенного «Хищника», Хатия Керемон поднялась по ступеням, ведущим к входу в здание, и ступила внутрь, в окутанный ночью ад.

Горнило войны. Пылающий туман реальности. Так много предательского красного. Враги Императора сражаются с великой яростью. Отбросить её в них самих, высвободить всю мощь праведного гнева.

Это место… Не просто ещё одна часть мира, что скроется во мгле. Здесь долгое эхо. Тут прошлое не желает отступать. И здесь хранится нечто. Память, запись о шраме. Мечта о том, что однажды обрело облик, все ещё живет. Ему тут не место.

Забыть о нём на время.

Опереться на застывшее прошлое. Сокрушить врагов одного за другим. Втоптать их в грязь небытия.

— Кто они такие? — спросил Ксорен.

— Мне уже надоел этот вопрос, — бросил Акрор. Они неслись вдоль образованного шкафами туннеля, с трудом вмещавшего двоих космодесантников. Мгновение назад на другом конце прохода мелькнул один из лоялистов.

Под огромным куполом библиариума располагалось единственное помещение круглой формы, занимавшее всё внутреннее пространство здания. Из его центра расходились многочисленные ряды картотечных шкафов высотой в десятки метров, с выдвижными ящиками снизу доверху. Вдоль стен стояли полки, уставленные фолиантами и заваленные свитками. Рядом с ними даже гигантские шкафы не казались очень уж высокими, поскольку стеллажи упирались в крышу библиариума.

В этом помещении, словно во дворце, царствовали упорядоченные воспоминания. Именно здесь находились записи о содержании хранилищ, каталогизированные и снабженные перекрестными ссылками. И, несмотря на все величие огромного зала, он представлял собой лишь верхушку айсберга, ту часть памяти библиариума, благодаря которой писцы отыскивали необходимую информацию в великих подземных архивах. В центре помещения, на одном уровне с полом, располагались адамантиевые двери, ведущие в глубины воспоминаний Империума.

И зал горел. Шкафы и стеллажи пылали, пламя пожирало сухой пергамент и веленевую бумагу, словно их пропитали прометием. Клубился дым, густой, как туман снаружи. Хотя Акрор и собирался уничтожить библиариум, пожар начался по вине не его братьев, а двух лоялистов с огнемётами. Фантомы, только оказавшись внутри, начали поливать струями пламени стены и проходы. Тут же они добавили к этому факелы собственного варп-огня, и пожар, порождённый призрачной энергией, быстро охватил гигантскую картотеку. Затем лоялисты двинулись вдоль рядов, то исчезая, то появляясь вновь в самом сердце разрушительных вихрей.

Остатки Роты Страдания по-прежнему превосходили врагов числом — три к одному, даже больше, — но узкие проходы библиариума скрадывали их преимущество. Акрору пришлось разделить отряд на небольшие поисковые группы, и сейчас он слышал отголоски битвы, бушующей среди шкафов. Под куполом звучало эхо строчащих болтеров и ревущего пламени, вокс разрывался от голосов боевых братьев. Крики досады, крики гнева, крики боли. Обрывающиеся крики. Ни одного победного.

Шкафы справа от капитана разлетелись в щепки, снесенные взрывом осколочной гранаты и ударом плеча, несущегося к ним лоялиста. Призрак прорвался сквозь вихрь обломков, стреляя из болтера. Ксорен, принявший на себя ударную волну, разрывные заряды и удар врага, тяжело рухнул на пол, и фантом, встав прямо над павшим, стрелял ему в шлем до тех пор, пока голова отступника не исчезла.

Хотя Акрор успел выпустить в лоялиста целый магазин, пылающий воин не обратил на это никакого внимания. Лишь добив Ксорена, призрак повернулся к капитану. Акрор увидел, что его враг ранен, но из доспеха, расколотого и пробитого в десятке мест, не вытекло ни капли крови. Лишенный даже столь ничтожной победы, капитан заметил, что языки варп-огня, обвивающие призрака, разгораются все ярче и вздымаются ввысь.

Сменив болтер на цепной меч, Акрор атаковал вновь. Опередив врага на неуловимое мгновение, он вонзил клинок в нагрудник лоялиста, ещё поднимавшее свое оружие над головой. Вторым движением капитан отступников толкнул воющий меч вперед и вниз, разрубая костяную аквилу, керамит, «чёрный панцирь», плоть и вонзая зубцы в скелет.

Лоялист пошатнулся.

— Ты — не призрак, — прорычал Акрор. — Теперь ты ощутил истину страдания, верно?

Страдание? О, братья мои, неужели выродок думает, что может поведать нам о боли?

Рассказать о ярости?

Собрать туман, пылающий туман, всепожирающий туман. Поглотить всё. Вобрать всё. Император, Тебе этот последний дар гнева.

Стараясь не высовываться и страдая от дыма, терзающего легкие, Керемон пробиралась по окружности гигантского зала. Хатия с ужасом смотрела, как битва постлюдей уничтожает то, ради чего верховный куратор могла бы отдать жизнь. Итоги многовекового труда по упорядочению истории исчезали в огненной буре, и воспоминания в архивах под ногами Керемон погружались во тьму забвения. Но при этом, с каждой уходящей секундой её пребывание здесь становилось всё более важным. На глазах у Хатии происходило нечто грозное и величественное, способное выжечь след на страницах истории. Ей выпало сохранить память об этом событии для потомков, а раз так, нужно увидеть как можно больше.

Керемон ползла между рядами картотечных шкафов, напоминающих спицы огромного колеса. Некоторые оказались пустыми, охваченными буйствующим огнём, в других продолжали сражаться гиганты. Наконец, в самом конце очередного прохода, почти в центре зала, Хатия увидела двух воинов, замерших, словно на батальном полотне. Над ними вздымалось грандиозное пламя, не имеющее никакого отношения к обычному огню, поглощающему библиариум. Оно исходило от призрака, схватившегося с вожаком предателей. Акрор вонзил цепной меч в грудь космодесантника, и тот должен был упасть. Вместо этого фантом словно бы вырос, напитанный силой своего пламени.

Нечто перешло роковой рубеж. Два ночных кошмара замерли на долю секунды, и в этот миг в самом сердце призрака вспыхнула новая звезда, сияющая светом варпа. Ударная волна чистой ярости оторвала верховного куратора от пола и швырнула в стену. Взрыв звезды поглотил весь мир. Наблюдение Хатии завершилось.

Госта очнулся лишь к утру. После взрыва в библиариуме все писцы потеряли сознание, но не от контузии, а от какой-то иной, необъяснимой силы. Возможно, её могущество заключалось в разрушении способностей к восприятию.

Выплыв из серой пустоты, Госта ощутил вокруг тяжелый, почти кладбищенский покой. Остальные писцы вслед за ним покинули укрытие за статуей и медленно направились к библиариуму. Туман сгустился ещё сильнее, и к нему примешивались клубы дыма. Опустив взгляд, Госта с трудом разглядел собственные ступни. Остановившись, писец заметил очертания огромных чёрных созданий, движущихся во мгле впереди. Камни дрожали под их шагами, а призраки огня, окутывавшие тела существ, предостерегали Госту от попыток подойти ближе. Подождав, пока фантомы скроются в тумане, он поднялся по лестнице к сорванным с петель дверям.

Внутри Госте открылась картина, заставившая его содрогнуться в рыданиях. Писец стоял, окруженный дымящимися развалинами, на трупе здания, определившего его жизненный путь. Вместе с коллегами Госта двинулся дальше, отодвигая с дороги обугленные куски дерева, подставляя голову густому снегопаду пепла. Повсюду лежали обгорелые, размозженные останки предателей.

В центре зала он нашел верховного куратора. Живая, но сильно обгоревшая Хатия Керемон лежала, распростершись на полу. Ее левая рука, безвольная и неестественно гибкая, напоминала плеть. Левый глаз, неподвижный и широко раскрытый, выглядел так, словно некое зрелище, слишком величественное для смертных, очистило его до белизны. Правый глаз Хатии уцелел, и она моргнула, заметив писца.

— Спустись, — взмолилась она, показывая на дверь в подземный архив. — Спустись и посмотри.

Госта так и сделал. Защита выдержала, и огонь не коснулся хранилищ. Хотя картотеки погибли, и труд, занявший несколько поколений, предстояло начать заново, сами записи уцелели. Мнемозина выжила, захватчики сгинули, и ничто не мешало жителям планеты по-прежнему собирать и хранить воспоминания. Уже по первому уровню архива Госта мог сделать вывод, что всё в порядке и вернуться с добрыми вестями для Керемон и других служителей.

Но то, чего искал он сам, лежало намного глубже.

Хотя манящий зов исчез, Госта без труда вспомнил то самое место. Падая от измождения, он продолжал спускаться всё ниже и ниже, пока, наконец, вновь не оказался под сводами мрачного хранилища. Писец явился туда, где его ждала тайна.

Госта протянул руку в нишу на полке.

Секрет исчез. То, что не было истинным огнём, но могло сжигать, если пожелает, коснулось глубин библиариума. Ощутив кончиками пальцев пепел самой истории, писец отшатнулся с бешено бьющимся сердцем. Люменосферы потускнели вновь, и последние следы воспоминаний Госты рассеялись, исчезая во тьме.

Там, где когда-то хранилась тайна, остались лишь пустота, тёмный провал и бесконечный, бдительный мрак.

Грэм Лион Из пламени

Вокруг меня горит мир.

Весь мой орден обрушился на планету-корабль, на мир-ковчег Идхарэ. Мы несём гнев Императора язычникам-эльдарам.

Но не поэтому горит мир.

— Сеок, отступаем! Мы не мо…

Сержант Эдд умолкает, когда его пронзает копьё длиннее его самого. Энергоблок воет, а затем Эдд, воин, с которым я прослужил четыре десятилетия, исчезает в атомном пламени, извергнутом из пробитого реактора. Геноизменённые глаза защищают меня от вспышки, а когда зрение возвращается, то я вижу шагающего ко мне хозяина копья.

Это демон. Он в три раза выше меня и состоит из опалённого металла и живого пламени. Лицо демона — гримаса ненависти, а вокруг него бушует огонь и поджидает смерть. Брошенное с неизмеримой силой копьё — невредимое, несмотря на взрыв — с грохотом летит ко мне. Оно пролетает совсем рядом, и мне кажется, что я вижу оставшиеся на древке трещины.

С момента пришествия этого бога войны прошли считанные минуты, а уже умерли десятки моих братьев. Неудержимый демон прорывается сквозь наши ряды, но я всё равно атакую. Мой цепной меч ревёт, высекая из металлической кожи чудовища искры. Это всё равно, что рубить звездолёт. Я уклоняюсь, когда над головой пролетает копьё, и перекатываюсь, стреляя из пистолета. Болты взрываются, а на мои доспехи брызжет раскалённый металл. Демон даже не сбивается с шага.

Мимо пробегает один из боевых братьев, отталкивая меня, и начинает рубить демона силовым топором. Течёт расплавленная кровь, а он рычит.

— Сеок, уходи. Предупреди орден.

Небрежным ударом наотмашь демон отбрасывает его, переломав кости. Копьё вновь опускается ко мне. В отчаянии я активирую прыжковый ранец.

Полёт на миг уносит меня от резни к далёкому потолку, и я смотрю вверх. Надо мной тянется огромный стеклянный купол, безмятежное сияние пурпурной туманности освещает принёсшие нас сюда корабли. Я активирую вокс.

— Сеок вызывает Восьмую.

Ответа нет.

— Восьмая, это Сеок. Захватчики, ответьте!

Всё ещё ничего. Неужели я последний из роты? Неужели сто благородных воинов Огриса уже пали? Я переключаюсь на другие каналы.

— Сеок всем Захватчикам. Запрашиваю подкрепления, — треск помех и ничего более.

Я достигаю пика и смотрю вниз. Нужно убираться отсюда. На огромном ковчеге есть и другие роты, и я должен предупредить их о демоне. Я вижу выход — огромную арку из резной кости. Я приземляюсь в сотне метров от неё, и похожий на мраморный пол трещит под ударами сапог. Демон позади, и лишь пламя преграждает мне путь к относительной безопасности.

Я шагаю вперёд и вижу в нём большие и громоздкие силуэты. Космодесантники. Выжившие? Я окликаю их.

— Приветствую, братья…

Я умолкаю, когда они выступают из пламени. Это космодесантники, но не мои братья, а окутанные колдовским огнём громадные чёрные тени, чью зловещую броню покрывают словно вырезанные из кости тайные символы. У неотвратимо наступающих воинов шлемы-черепа, как у капелланов, а их болтеры подняты и неподвижны.

Когда я вижу их, то чувствую себя странно. Я космодесантник и не знаю страха… но вздрагиваю, когда гляжу на этих призраков, чья холодная бледная плоть и голые кости видны сквозь пластины разбитых доспехов. Видя их инфернальный облик, я понимаю, что, хотя демон является угрозой, эти жуткие космодесантники — такие похожие и одновременно непохожие на меня — гораздо, гораздо опасней.

Пальцы сжимаются, и я, злой и сбитый с толку, не понимающий ничего, готовлюсь ощутить удары о нагрудник. Но выстрелы проходят мимо, оставляя огненные следы. Я чувствую прилив адреналина, ведь я всё ещё жив, поворачиваюсь и вижу демона. Он поднимает копьё и бросает в нас. Я отскакиваю в сторону, но эти призрачные космодесантники просто идут дальше. Копьё проходит сквозь них, словно сквозь туман, а затем петляет и возвращается в пылающие когти хозяина.

Совершенно безмолвные мрачные воины продолжают стрелять. Существо ревёт и опускает копьё по широкой дуге, однако не может им навредить. Космодесантники выпускают ещё больше болтов, но пылающая ярость их оружия столь же бессильна против бога огня. Огня.

— Огонь! — восклицаю я. Я открываю связь по всем каналам, надеясь, что безмолвные воины услышат. — Огонь. Это порождение его раскалённой ярости. Ваше пламя не навредит ему.

Они слышат. Словно направляемые единой волей призраки поворачиваются и стреляют вновь, на этот раз в стеклянный купол. Очереди обрушиваются на него, по поверхности идут трещины. Вселенная словно на мгновение задерживает дыхание, а затем задыхается, когда стекло раскалывается. Из комнаты вырывается воздух, унося с собой тела как эльдаров, так и Захватчиков, и простые обломки. В тот же миг угасает пламя, исчезают призрачные воины. Они пришли из пламени и теперь с ним же уходят.

Я хватаюсь за колонну, перчатки глубоко впиваются и держат меня на месте. Я смотрю на бога войны. Он вонзил копьё в пол и вцепился в него обеими руками. Демон, чьё пламя угасло, словно съёжился. Я вижу трещины на древке копья. Я вижу возмездие.

Я подтягиваюсь в сторону врага и, моргнув, активирую прыжковый ранец. Он несёт меня к демону, едва преодолевая тягу воздуха, и тогда я вывожу скорость выше безопасного режима. Этого достаточно. Я врезаюсь в копьё, и оно раскалывается от удара.

На мгновение демон и я зависаем в воздухе. Мы смотрим друг другу в глаза, и мои чувства наполняет вечность ненависти, войны и невыразимого отчаяния. Затем нас обоих тянет к пролому. Мир кружится вокруг, всё плывёт перед глазами. Я пытаюсь вновь включить ранец. Тщетно. Я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, то плыву в пустоте в окружении парящих тел космодесантников. Возможно, некоторые ещё живы, и доспехи будут питать их, как и меня, пока не прибудет помощь. Я включаю спасательный маяк и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Идхарэ.

Я вижу огонь, думаю о пришедших из пламени призраках и снова чувствую незнакомую дрожь. Я успокаиваюсь и жду, наблюдая как внизу горит мир.

Лори Голдинг Анимус Малорум

Убежище сотрясалось от ярости разгорающегося на поверхности боя. Даже здесь, под более чем пятьюдесятью метрами усиленного рокрита и пластали атаки ксеносов потрясали само основание базилики.

Брат Марко знал, что это не может продолжаться долго. Он должен действовать быстро.

Каждый приглушенный удар вызывал дождь из мусора и каменной крошки, сыплющейся из разваливающейся кладки над его головой. Под взором святых и безжизненным взглядом бессчётных имперских героев он прокладывал себе путь с осторожностью мастера, думая о том, что поступок, который он собирается совершить, после войны назовут не иначе как святотатством.

Фонари на его костюме отбрасывали пару одинаковых пятен света; и хотя аугментические системы его брони проходили диагностику перед боем, нельзя было сказать, что все системы оставались в норме. Низко наклонившись в узком тоннеле, он сгрёб горсть пыльной, измельчённой кости руками в латных рукавицах, и медленно и осторожно проверил контакты сорок шестого подрывного заряда. Сложно было представить, что в этот момент вокруг существовало что-то кроме практически непроглядной темноты вокруг.

Он вздрогнул от неожиданного взрыва статики в вокс-передатчике в ухе.

Спокойно…

Несколько секунд в воксе раздавались звуки далекого боя, затем послышался голос. Идентификационная руна, вспыхнувшая на наруче, показывала, что канал был открыт самим капитаном Эриксом, и было похоже, что он чем-то серьёзно озабочен. Марко услышал стаккато болтерного огня, воинственные крики зеленокожих и рёв цепного меча, рассекающего плоть ксеноса.

— Марко, доклад.

Тон капитана был резок, и голос выдавал в равной мере отчаяние и усталость. Все эти безнадёжные усилия породили лишь слабую надежду.

— Почти всё готово, мой господин. — Ответил Марко, схватившись рукой за голову, когда очередной удар потряс катакомбы. — Я запечатал все туннели в точках девятнадцать, двадцать шесть и двадцать семь. Заряды заложены в основных переходах, а также под основанием главного храмового комплекса. Я жду вашей команды.

Связь вновь прервалась. Особенно громкий взрыв прозвучал в воксе со стороны Эрикса, а Марко и вовсе почувствовал его через грязные плиты под ногами. Рёв зеленокожего был прерван новой болтерной очередью, и капитан прорычал через боль:

— Ты готов оставаться на позиции, когда будет отдан приказ?

— Конечно, мой господин. Если мы не хотим позволить врагу прорваться через эту святую землю, мы не можем допустить технический сбой. Это мое истинное призвание, как технодесантника — и моя жертва будет гарантировать, что…

Новые разряды статики закрались в канал, нарастая слабыми толчками подобно неустойчивому пульсу. Марко увидел, что идентификационная руна погасла, хотя жизненные показатели Эрикса оставались в норме.

— Господин! Мой господин, вы меня слышите?

Ответом ему были отрывистые всплески вокс-помех. Возможно, виной тому была радиация, а возможно грубые телепортационные поля ксеносов.

Или же сотни тонн земли и камня, отделяющие Марко от боевых братьев.

— Господин, пожалуйста, подтвердите приказ.

Связь растворилась в море помех, которые затем прервались зловещей тишиной. Марко выругался и попытался открыть новый канал.

Затем фонари на костюме мигнули; один, а за ним и другой — замерцали и погасли, как слабый огонь, задутый ветром. Его улучшенное зрение еще позволяло ему видеть очертания тоннеля вокруг, но подземная темнота была практически непроницаемой. Он вспомнил, что оставил свой шлем на гололитическом столе в казарме, и недовольно заскрежетал зубами.

Звякнул ауспекс на поясе. Марко взял его, ожидая увидеть рост уровня радиации или нарушения структурной целостности конструкций над головой, смещающихся под воздействием апокалиптической битвы наверху.

Он нахмурился.

Движение?

Внутри периметра было движение.

Невозможно. Все подступы были отрезаны. Ксеносы никоим образом не могли пробраться…

Он застыл, чувствуя как холод расползается в спёртом воздухе катакомб.

Грубые телепортационные поля ксеносов? Они смогли проникнуть сюда? Возможно, где-то в бесконечных подземных реликвариях оказалось достаточно открытого пространства?

Он выхватил плазменный пистолет, нацелив его в тёмную пасть тоннеля. Уходить было некуда, даже вздумай он предать свой священный долг. Так что Марко просто стоял на месте и ждал.

Писк ауспекса участился. Впереди были множественные контакты, приближающиеся со стороны восточных убежищ. Два сердца Марко забились в груди.

Вокс трескнул, и на секунду Марко показалось, что он смог что-то различить.

Чей-то шёпот. Голос.

Он приложил палец к вокс-бусине.

— Братья, это Марко. Ваш сигнал слаб. У меня здесь несколько контактов, предположительно враждебные. Запрашиваю немедленную поддержку, или же подтверждение приказа на подрыв.

Нет ответа.

Он был один. Один в темноте.

Но как долго?

Стены вновь сотряслись, заставив целый поток перемолотых останков стучать по полу. Марко смотрел в прицел своего пистолета, тщетно пытаясь сосредоточить взгляд на смутных тенях, отбрасываемых тусклым свечением энергетических колец оружия.

Он снова взглянул на ауспекс. Враг был почти рядом с ним, хотя он и не слышал их приближения. Технодесантник нахмурился — орки не славились умением маскироваться.

Смирившись со своей участью, он оставил пистолет и взял детонатор. Даже если Эрикс и остальные пали, приказ всё равно необходимо выполнить, и Марко должен без колебаний разнести весь район базилики.

Он почувствовал, что смерть близка.

А затем увидел их.

Чёрные на чёрном, просто более тёмные тени в темноте тоннеля. Они заполонили весь тоннель, и линзы в их шлемах слабо светились.

Это были не орки. Это были космодесантники.

Марко выдохнул, опуская пистолет, который сам не заметил, как поднял.

— Святая Терра, братья, почему вы не использовали опознавающие протоколы? Я мог подстрелить вас.

Воины не ответили, продолжая приближаться. Как только они подошли ближе, их шлемы превратились в мрачные маски смерти, а облачение оказалось мрачным и пугающим.

Это были не орки, но и не братья Марко по Ордену.

С новым всплеском адреналина в крови, Марко вновь поднял пистолет. Его смонтированная на спине серворука поднялась почти рефлекторно, клешня-манипулятор застыла в подобии боевой стойки.

— Стоять! — Выкрикнул он, поднимая детонатор. — Назовите себя!

Молчаливые воины остановились. Они безучастно смотрели на него, не поднимая оружия.

Марко отступил на полшага.

— Назовите себя. Сейчас же. Или я похороню нас всех.

Хотя он и не мог разглядеть в темноте деталей, ему показалось, что стоящие впереди расступились в тесном тоннеле, пропуская одного из своих. Он подошёл к Марко медленными, размеренными шагами, с цепным мечом, закреплённым на бедре.

Марко вздрогнул при виде лица подошедшего. Это точно не могло быть слугой Императора…

На опалённом наплечнике воина висел выцветший свиток, на котором было начертано имя. По какой-то причине Марко не хотелось останавливать на нём взгляд.

ЦЕНТУРИЙ.

Эрикс выстрелил, выпотрошив воющего зеленокожего почти в упор. Не останавливаясь, он сделал выпад из защитной стойки, его меч вспыхнул, проливая внутренности очередного врага на пыльную, потрескавшуюся землю. Затем быстро наступил на глотку зеленокожего, сраженного болтерным зарядом в упор, а потом молниеносным выпадом снёс голову четвёртому.

Не было времени добивать каждого. Казалось, ксеносам нет числа, и выглядело это так, словно весь город оказался погребён под грязно-зелёной волной, и устоять могли только те, кто мог пробиться из-под неё мечом или болтером. Боевые братья Седьмой роты сражались до последнего, но теперь было похоже, что волна поглотит и их.

Посреди безумного грохота битвы Эрикс вновь активировал вокс-передатчик.

— Марко! Это капитан Эрикс — проклятье, подрывай заряды! Мы едва держимся!

Нагрудник капитана растрескался так, что был виден окровавленный поддоспешник, и это была только самая заметная из травм. К счастью, концентрированный коктейль из поддерживающих гормонов и встроенных в броню стимуляторов будет сдерживать боль достаточно долго, чтобы…

Что ж, достаточно долго.

— Марко, отвечай!

Ещё один громоподобный залп сотряс улицу в двухстах метрах впереди, раскидывая тела и конечности ксеносов по зданиям с обеих сторон. Танковые эскадроны прорыва понесли тяжёлые потери, но под командованием Эрикса смогли отступить к базилике, стреляя на ходу. Осталось только два «Поборника» из шести, но они продолжат собирать свою кровавую жатву, пока боеукладка не опустеет или орки не уничтожат их.

Шальной выстрел чиркнул по наплечнику, удар развернул Эрикса, и, не устояв на ногах, он припал на колени. Спустя один удар сердца, трое из его выживших воинов рванулись вперёд, готовые защищать своего капитана даже ценой собственных жизней. Скорее всего, так и произойдёт.

С рёвом капитан поднялся на ноги, пронзая могучего зеленокожего своим клинком. Тварь зарычала и плюнула густой кровью в лицо капитана, а затем подняла правую руку — лязгающую ржавую пневмоклешню, которая схватила руку Эрикса, держащую меч, и начала сжиматься.

Подскочивший брат Джаннер выхватил клинок и начал яростно кромсать грубые поршни, но зверь просто отшвырнул его и вновь зарычал на Эрикса.

Капитан не мог вытащить меч из кишок орка, и так же не мог приложить достаточно сил, чтобы выдернуть руку из хватки клешни. Керамит заскрипел, и на визоре Эрикса замигали предупреждения о нарушении целостности. Он упёр ботинок в грудь умирающей твари, пытаясь освободиться до того, как орк оторвёт ему руку. Он почувствовал, как кости трещат под невообразимым давлением; сначала локтевая, а затем лучевая треснули как сухое дерево. Эрикс сжал зубы, встречая новые волны боли.

Ревя бессловесный боевой клич, Джаннер вновь набросился на зверя. Он подобрал цепной меч одного из павших братьев и теперь вновь и вновь рубил им локтевой сгиб зеленокожего, зубья клинка проливали дождь из крови и поршневой жидкости.

Тварь зарычала от боли, когда последним ударом сверху Джаннер отсёк механическую руку, а затем развернулся и рассек бычью шею орка.

Внезапный мёртвый груз клешни потянул Эрикса вниз, но, к счастью, из мёртвого зеленокожего теперь можно было достать меч. Он опрокинулся набок, пытаясь разжать заклинивший механизм и освободить разбитое запястье. Брат Джаннер и остальные напомнили о себе, отбрасывая орду назад.

Ещё два снаряда «Поборников» пролетели над их головами. Один попал в арочную секцию здания скрипториума, наполнив улицу шрапнелью и облаками пласкритовой крошки, а второй разнёс пьедестал бронзовой статуи святого Теобеллия, которая возвышалась над разрушенной площадью за следующим перекрёстком. На один мучительный момент святой накренился, прежде чем рухнуть со стоном гнущегося металла, погребая под собой тех зеленокожих, которым посчастливилось пережить взрыв снаряда.

Прикованный к месту и не в состоянии выпустить рукоять меча, Эрикс свободной рукой вытер кровь ксеноса с линз шлема. Он вновь попытался открыть канал связи с Марко.

— Марко… это… Эрикс. — Выдохнул он, его грудь словно налилась свинцом. — Нас осталось… всего семнадцать. Исполни… свой долг. Уничтожь…

Голос Джаннера пробился по другому каналу.

— Мой лорд. За площадью. Глядите.

Эрикс изогнулся, пытаясь повернуться и заглянуть за упавшую статую святого.

В тени собора Вечной Славы Императора наступление орков захлебнулось.

Похоже, там что-то происходило — орки стреляли в разные стороны.

Они нападают друг на друга? Что-то произошло между бандами, так что они рассорились в момент своего триумфа?

Нет.

Капитан часто заморгал, пытаясь придать взгляду ясность.

Конечно, это было безумие, иллюзия или галлюцинация, вызванная обилием травм, что пережил его нечеловеческий организм. Только космодесантник может выдержать такое, понял он, и когда телу не позволено умирать, разум может вмешаться и принять на себя часть удара.

Конечно, глаза обманывают его. Да вот только как он ни пытался, десантник не мог соотнести сцену, разворачивающуюся перед ним сейчас, с реальностью, которую видел несколько секунд назад.

Облачённые в тёмную броню космодесантники выходили из-за низких балюстрад собора, их болтеры стреляли магниево-яркими снарядами, которые вспыхивали, врезаясь в ряды ксеносов.

Из завесы дыма и пыли появились более полуроты готовых к бою ангелов смерти, они наступали на растерянных орков, рубя их сверкающими мечами или выпуская сгустки бледно-зелёного огня из своего странного оружия. Их снаряжение не было знакомо Эриксу, эта странная коллекция костей, огня и скалящихся черепов на чёрной, как самая тёмная ночь броне, без всяких знаков отличия или указаний на ранг, которых мог бы различить капитан.

Однако что-то привело его в замешательство; вместо того, чтобы возглавить своих людей и отдать приказ на совместное контрнаступление, Марко оказался прикован к земле видом этого молчаливого, тёмного братства.

Во главе их сражался… кто? Офицер? Чемпион? Воин сражался без шлема, кожа его была желтовато-бледной. Он размахивал цепным мечом, его механический вой пробивался через шум боя подобно вою баньши, от него у Эрикса сводило зубы даже через фильтры авточувств силового доспеха. И на расстоянии в сотню метров было видно, каким убийственным огнём горели глаза воина, а его безмолвные братья следовали за ним, прорубая целые ряды во вражеском строю.

И, вопреки всему, орки дрогнули под этим адским натиском.

Не сомневаясь в провидении, спасшем остатки его роты от верной смерти, Эрикс вновь повернулся к клешне, всё ещё сжимающей его разрушенный наруч. Джаннер и остальные присоединились к атаке, а капитан вдруг почувствовал, что теряет сознание, его руки мелко затряслись, и только тогда он заметил, как много его собственной крови пролилось на щебенку под ним. Эрикс всё еще пытался дрожащими пальцами разжать клешню, но звуки битвы стали тонуть в сером тумане…

Вдруг ясно и чисто звякнул вокс-передатчик.

— Капитан! — Услышал он голос брата Марко. — Воистину, свет Терры озаряет нас.

Эрикс взглянул в направлении собора и увидел силуэт технодесантника, поднимающийся из входа в убежище под храмовым комплексом. Он держал детонатор в руке, предохранительная чека была закрыта.

Эрикс хотел отчитать Марко за невыполнение приказа, но понял, что может выдавить из себя лишь слабый, прерывистый шёпот. Затем ноги подвели его, и он провалился во тьму.

Это была пугающая темнота, наполненная перекошенными лицами и полумифическими тварями.

Свет. Холод и чистота.

Химический привкус антисептиков. Едва уловимый запах жжёного металла.

Эрикс чувствовал давление в груди, а приятная расслабленность от анальгетиков отдавалась бесчувственностью в конечностях. Разъёмы церебрального интерфейса болели — его броню явно стаскивали силой.

Он медленно открыл глаза, пытаясь остановить беспорядочное кружение комнаты. Старший полковой хирург по имени Гидеон склонился над ним, работая, ему помогала молодая медикаэ из гражданских убежищ. Девушка казалась слишком юной для работы со скальпелем.

Накачанный обезболивающими, Эрикс вздрогнул, когда увидел, что его травмированное запястье было вскрыто до кости. Его глаза закатились, и он откинул голову. Эрикс попытался свободной рукой убрать дыхательную маску с лица, но понял, что у него нет на это сил.

Две фигуры стояли у края его койки, в одной он по массивной серворуке узнал Марко. Технодесантник поднял руку.

— Мой господин, успокойтесь. Дайте хирургу сделать свою работу.

Гидеон вздохнул, вид у него был измождённый и уставший. Он зажал инъекционный штифт в зубах, готовясь вставить его.

— Да, капитан. Вы рискуете повредить сухожилие и пережать нерв, если будете двигать руку. Да и желудок этого юного адепта, кажется, не переживёт этой операции, а у меня и так много работы. — Старик отвлечённо вздохнул. — Я видел много странных и страшных вещей в своё время, но это…

Эрикс снова попытался рассмотреть адепта медикаэ. Под хирургической маской были видны полные слёз глаза, а руки в перчатках беспрестанно тряслись. Пока он смотрел на неё, она бросила ещё один взгляд на койку, и чуть не разрыдалась в открытую.

Она была испугана. Даже кто-то, столь же неопытный в человеческих чувствах, как Эрикс, мог видеть это.

— Ак, проклятье, — прорычал Гидеон, вырывая из дрожащих рук всасывающую трубку, — возвращайся в своё убежище. Здесь ты мне не нужна.

Девушка вскочила на ноги, что-то пискнула и рванулась к выходу. Хирург не обратил на неё внимания, бормоча себе под нос.

— Я вижу, капитан, вас всё так же пугает общение с гражданскими, даже после всех ужасов орочьей орды.

Капитан издал страдальческий смешок и вдохнул через респиратор полные лёгкие холодного воздуха импровизированного апотекариона. Его глаза вновь остановились на Марко и его спутнике.

Он смотрел на них, пока Гидеон не привлёк к себе внимание.

Старик поднялся на ноги, вытирая руки об окровавленный фартук.

— Господин, я сделал всё от меня зависящее. Вы будете непригодны для боя, по крайней мере, ещё сорок восемь часов, пока пересаженная кожа на груди не приживётся, и не затвердеет герметизирующий гель. К тому же, ваше запястье будет на некоторое время обездвижено. Ваши дни как фехтовальщика сочтены.

Слабая попытка улыбнуться была встречена гробовым молчанием. Гидеон пожал плечами, стараясь стоять спиной к палате.

— Вы едва избежали аугментации. В течение недели давайте мне знать, как себя чувствуете, и если вы будете недовольны ходом восстановления, то я уверен, что брат Марко будет счастлив оснастить вас бионикой.

Эрикс мог только продолжать смотреть.

Хирург нахмурился.

— Отдыхайте. Ваше тело восстановится со временем, мой господин.

Гидеон ушёл. Марко не двигался, смотря ему вслед. В коридоре за комнатой застыли в мрачном ожидании местные бойцы Милитарум — кто-то склонился в молитве, а кто-то пытался украдкой заглянуть в апотекарион, пока дверь не захлопнулась. Никто из них не выглядел сильно обеспокоенным войной, которая чуть было не стала последней страницей в истории этого мира.

Эрикс продолжал смотреть. Он почувствовал, как сердца начали биться чаще.

Технодесантник улыбнулся.

— Мой господин, меня радует, что вы не покинули нас. Я был уверен, что вы погибли, когда связь прервалась. — Он указал на постамент с оружием. — Как видите, я восстановил ваш пистолет и ваш шлем, они ждут вас. К сожалению, ваша броня и меч потребуют моего дальнейшего внимания, прежде чем они будут готовы быть благословлёнными вновь.

Марко недоверчиво вздохнул. Марко что, ослеп?

Он попробовал поговорить, но язык казался распухшим и тяжёлым. Он сглотнул — в горле стоял ком.

— Капитан, что-то не так? — спросил, наклоняясь над ним Марко. — Дайте мне знать, что хотите от меня, и я выполню это.

Ослабшей рукой Эрикс убрал с лица респираторную маску и вытер кровавую слюну тыльной стороной ладони. Он чувствовал, что лёгкие будто были наполнены бритвенно-острыми лезвиями. Каждый вздох приносил новую боль, но он смог выговорить одно-единственное слово:

— Мертвец…

Марко кивнул и выпрямился.

— Давайте я принесу вам воды, мой лорд. Вы ослабли, а старый Гидеон, при всех своих способностях, не славится нежными руками.

Технодесантник пересёк комнату, подойдя к резервуару с насосом, и налил полную кружку холодной, немного солоноватой воды.

Эрикс беспомощно лежал на кушетке, его грудь часто вздымалась и опускалась; он не мог сказать, вызвано ли его головокружение и дезориентация травмами или сводящим с ума ужасом, который видел перед собой.

Марко поднёс металлическую кружку к дрожащим губам капитана.

— Вот, мой господин. Пейте. Это поможет.

Эрикс подавился, но всё же смог сделать несколько болезненных глотков. Действительно, это успокоило жжение в его горле, и он смог поднять голову и плечи. Моргнув, десантник вгляделся. Вновь он попытался убедить себя не верить своим глазам, но ничего не изменилось.

Всё это время другая фигура оставалась абсолютно безмолвной.

— Марко, — прошептал капитан, — здесь мертвец.

Марко вновь поднялся, держа кружку в обеих руках.

— Он не мёртв, мой лорд, — сказал он, глядя на Эрикса сверху вниз, — по крайней мере, в том смысле, который мы обычно вкладываем в это слово. Мёртвые не могут исполнять волю Императора.

Его слова смутили Эрикса. Это было похоже на правду, логика была неоспорима — и всё же, что-то здесь было неправильным. Созданию, которое сейчас рассматривало его холодными, безжизненными глазами, не было места в материальной вселенной. В этом он был уверен.

— Мерзость, — пробормотал капитан, — вот, что это. Это не слуга Императора.

— О, это именно то, о чём я подумал сначала, мой господин! Когда они пришли ко мне внизу, в катакомбах, я подумал, что мы попали под чары порождений варпа. Моё призвание требует особого, рационального устройства мозга. Я понимаю вещи, которые можно увидеть своими глазами, воздействовать на них, и которые подчиняются физическим законам. — Марко усмехнулся. — Где в таком мировоззрении есть место спектральным воинам, которые горят призрачным огнём?

Медленно обойдя койку, он указал на тёмную фигуру.

— Люди этого мира молили об избавлении, и когда наша благородная рота не смогла им помочь, в дело вмешалась судьба. Он их спаситель, также как и наш. — После недолгого размышления, Марко улыбнулся вновь. — И ваш тоже, мой лорд.

Эриксу не понравились ни тон сделанного заявления, ни выводы, стоящие за ним. Но вместо злости или возмущения, иррациональная, животная паника поселилась в его покалеченных трансчеловеческих сердцах.

— Марко, — выдохнул он. — Марко, почему он ничего не говорит?

Марко выглядел немного сбитым с толку.

— Но он говорит, мой господин. Он разговаривает со мной. Он рассказал, что его зовут брат-сержант Аттика Центурий, и что он и его братья были посланы сюда, чтобы убедиться, что базилика не падёт.

Призрачная фигура не двигалась, но Эрикс вдруг заметил, что в руках у неё лежит чернёная деревянная коробка, примерно тридцати сантиметров в ширину. Он держал коробку так, будто в ней находилось сокровище, или, по крайней мере, что-то, что требовалось тщательно охранять. Марко, казалось, не находил в этом ничего необычного.

— Он говорит, что должна наступить расплата. Расплата за всё, что произошло сегодня здесь. Он говорит мне, что бесплатных чудес не бывает, как не бывает их и без последующего воздаяния.

Лицо Марко потемнело и ожесточилось.

— Ставки повысились, капитан. И цена должна быть заплачена душами.

При этих словах Эрикс сжал здоровый кулак и приподнялся на кушетке. Его речь была невнятна из-за текущей по зубам крови, но ярость придала ему сил.

— Значит, это представляет опасность для этого мира, брат Марко? Это полуреальное создание надеется, что притворившись одним из лучших слуг Императора, и свободно разгуливая здесь как герой, он сможет пользоваться всем, что только попросит у Империума? — Он покачнулся, подняв руку и обвиняюще указав на тёмную фигуру. — Я не допущу этого! Нет, пока я ещё жив! Я пожертвую жизнью, защищая людей и святость городов-реликвариев хоть от орков, хоть от этой мерзости!

Кружка выпала из рук Марко, и грохнулась на пол в облаке водяных брызг. Он взглянул с ужасом.

— Господин! — Воскликнул он, прежде чем восстановить самообладание и понизить голос, — я бы мог ожидать таких слов от простых солдат или от тех несчастных, что укрываются в гражданских убежищах, но никак не от вас.

Он примирительно поднял руки, бросив взгляд на безмолвную фигуру.

— Имели место… Инциденты. Паника. Из-за внезапности вторжения Центурия и его воинов люди были напуганы. Вы сами видели — они боятся их почти так же, как орочьих отродий. Хорошо, что эта война закончилась, однако мы должны быстро найти решение. Как, разумеется, из уважения к героизму брата-сержанта, так и для избавления выживших от дальнейших волнений. Позвольте нам отдать свой долг, мой лорд, и пусть Легион идёт своей дорогой дальше.

Тревога забилась в груди капитана.

— Легион? Я вижу здесь только призрака.

Марко кивнул:

— Они всё ещё с нами, здесь, в соседних залах, и только одно незаконченное дело удерживает их здесь.

Он указал на старый потрёпанный экран высоко в углу комнаты. Эрикс повернулся чтобы взглянуть, боль спазмом сковала грудь.

Шла защищённая закрытая передача. Хотя изображение было мерцающим и нечётким, оно демонстрировало более десятка воинов в чёрной броне, охраняющих казармы и арсеналы. Они были такими же — почти нереальными — и ярко контрастировали с оставшимися боевыми братьями Седьмой роты, которые занимались своими делами, как будто не происходило ничего необычного. Спешенные члены экипажа «Поборника» продолжали буксировать отремонтированный ствол орудия из резерва, даже когда безмолвный слуга смерти прошёл перед ними в противоположном направлении.

Капитан опустил взгляд.

— Наши братья что, не видят их?

— Они видят, мой господин, — ответил Марко, — я уже говорил с Джаннером и остальными — Легион останется на страже, пока мы будем заботиться о павших.

А потом Эрикс увидел тела, лежащие в открытом прямоугольнике снаружи. Там было примерно трижды по двадцать бронированных фигур, накрытых грубым брезентом и отображающимися на экране как грубые силуэты. Он отвернулся на мгновение, схватившись за грудь, хотя боль, которую он почувствовал, была вовсе не от ран.

— Братья… О, мои братья… Простите меня.

Изображение медленно сместилось влево, показав ротного апотекария, выполняющего свой мрачный долг по извлечению генного семени воинов. С ним был Гидеон, старик почтительно склонил голову, занося данные в инфо-планшет.

Марко тоже склонил голову.

— Отдыхайте, братья, — пробормотал он.

Эрикс больше ни секунды не мог выносить эту картину. Он перевернулся на кушетке, стараясь повернуться спиной к экрану.

— Это? — он задыхался, слова почти не давались ему. — Это и есть цена нашей победы?

Технодесантник склонил голову.

— Цена, возможно, но не полная стоимость. Как я уже говорил, капитан, у нас остался невыплаченный долг.

Отчаянье Эрикса усилилось вновь.

— Ты говоришь о долгах и счётах. Излагай яснее. Центурий винит меня за это ужасное поражение? Или наша трагедия плохо отражает его сегодняшние усилия? Мы звали других, Марко — и ты это знаешь. Мы посылали наши мольбы о помощи, и хотя некоторые слышали, не явилась ни одна рота. По какой-то причине наши братья покинули нас. Они отдали этот мир орде. —

Марко застыл, слушая. Его бесстрастное, заискивающее поведение было зеркальным отражением горя и разочарования Эрикса, и капитан почувствовал, что его голос начал срываться.

— Я возьму на себя ответственность за смерть тех, кем я командовал. Я возьму ответственность за свои неправильные решения, за потерю внешних комплексов. Но я никогда не соглашусь с тем, что это не было всё, что можно было сделать. Никто не смеет винить меня в том, что ксеносы прорвались так далеко. — Эрикс сжал зубы. — Нас было недостаточно, Марко. Нас одних не было достаточно для спасения этого мира, и будь я проклят, если когда-нибудь скажу по-другому.

Эрикс наконец нашёл в себе силы чтобы взглянуть с кушетки на внушающую страх фигуру Центурия. Капитан не отводил взгляд ни на секунду.

— Нас одних не было достаточно. — Наконец повторил он. — Если я и должен отплатить вам, то лишь за мои ошибки как командира. Я не буду отвечать за решение, которое привело нас сюда. Мы никогда не выиграли бы эту войну.

Центурий медленно покачал головой, хотя его глаза не выражали никаких эмоций.

Эрикс нахмурился. Марко склонился над ним.

— Вы так и не поняли, мой господин. Долг лежит не на вас.

Путаница окутала мысли Эрикса.

— Но ты же сказал…

Открыв изъеденный ржавчиной затвор, центурий откинул крышу деревянной шкатулки, что держал в руках.

На самую долгую секунду в комнате стало тихо, как в склепе.

Эрикс сглотнул, держа себя в руках. Он почувствовал холод. Отстранился.

— Что?.. Что это?

— Это Анимус Малорум[2], мой лорд, — ответил Марко, — величайший артефакт Легиона. Брат-сержант Центурий должен был дать вам знать, что ваша храбрость и честь остались непревзойдёнными — вы остались стойким и верным перед лицом превосходящего врага, и, без сомнения, вы привели бы нас к славному концу, даже зная, что мы не победим ксеносов. Но этот мир имеет большое значение, даже если оно было забыто Империумом. Он не мог позволить нам уничтожить реликварии. Он не мог потерять Анимус Малорум.

Время, казалось, растянулось во всех направлениях. Эрикс не мог оторвать взгляд от реликвии — изгиб полированного лба, глубокие провалы пустых глазниц — всё это казалось смутно знакомым.

— Долг…

Голос Марко вновь огрубел.

— Долг лежит на Империуме, мой лорд. С незапамятных времён Легион охранял галактику. Они — последняя надежда, тонкая линия, проведённая против врагов человечества. Они выстоят там, где не сможем мы, — он печально помотал головой. — Но никто, кроме, возможно, всемогущего Императора, не может отогнать смерть навсегда, и многое теперь утрачено. Легион понёс…

Вдруг Центурий поднял голову и впился глазами в технодесантника. Марко опустил голову в извиняющемся жесте.

— Простите меня. Я не имею права говорить о таких вещах.

Эрикс едва услышал его. Он был очарован.

— Что он хочет от меня, Марко?

Неожиданно ответил сам Центурий, и голос его был самым потусторонним и пугающим из всех, что только мог вообразить Эрикс.

— Нам нужны вы, капитан Эрикс. Вы могли бы стать ценным членом Легиона. Вы были готовы отдать жизнь за защиту этого мира, и даже в смерти не отдать его врагу. На костях таких, как вы, был в своё время возведён Империум. Если ведёте вы, за вами идут без колебаний.

Эрикс едва ли мог вымолвить хоть слово. Неверие, ужас. Праведность. Всё это боролось в нём, пока он пытался вникнуть в слова мёртвого воина, и в тоже время он понимал, что не хотел бы вообще слышать их.

— Как мученик, вы бы потратили себя впустую. Как легионер, вы будете вечны.

Неуклюже удерживаясь на кушетке, Эрикс попытался дотянуться до Марко.

— Брат… Брат, я… умер?

Технодесантник улыбнулся в последний раз.

— Нет, мой господин. Мёртвые не могут исполнять волю Императора.

Его глаза подёрнулись дымкой, взгляд помутился. Он был готов поклясться, что слышит голоса из растущих в углах комнаты теней.

— Что я должен сделать? — прошептал он.

Марко положил ладонь на лоб капитана, его пальцы нащупали три титановых штифта, вставленные туда.

— Посвятите себя ему, мой господин. Посвятите себя Легиону и восстановите баланс.

Эрикс смотрел на полированный, гипертрофированный череп в коробке, лежащей перед ним — в бесконечную, безвременную бездну, плескающуюся в пустых глазницах. Это было похоже на мрачное зеркало, отражающее судьбу всех людей, живших и умерших в этой пустой и безжалостной галактике.

И тогда он увидел правду о братстве Центурия.

И также было правдой то, что Эрикс оплакивал бы их всех, если бы имел теперь глаза, сердца и саму душу.

Брат Марко вознёс молитву и поднял тонкое одеяло, накрывая безжизненные черты своего капитана.

— По нему будут скучать, — сказал он чистую правду, — из всех братьев-капитанов он был самым любимым среди простых воинов Ордена. Весть достигнет остальных, и его будут оплакивать. Возможно, они, наконец, увидят глупость…

Его прервал резкий звук в коридоре за апотекарионом. Женщина кричала от ужаса дальше по коридору.

Марко развернулся проверить пикт-экран, но тот был заполнен бесформенной статикой. Все экраны вышли из строя. Выругавшись, он дотянулся до вокс-бусины в ухе.

— Брат Джаннер, пришлите…

Болтерный огонь заглушил канал связи. Марко услышал крики своих боевых братьев и вопли испуганных смертных.

— Джаннер! — крикнул он, направляясь к дверям в коридор. — Джаннер, ответь!

Нет ответа. По крайней мере, ничего вразумительного.

Он ворвался в коридор и был встречен стеной зелёного пламени, которое перегородило ему путь и жадно лизало голые стены. Проход вспыхнул, когда через него вывалилась горящая фигура брата Джаннера, его плоть обуглилась, а глаза в неестественном огне раскалились добела.

Марко выхватил плазменный пистолет, но мог только наблюдать, как его брат упал на колени и повалился на каменные плиты.

Несмотря на бушующий огонь, всего в нескольких метрах от него пара напуганных гражданских в грязных одеждах укрылись за перевёрнутым столом. Оба кричали без остановки, хотя изумрудный огонь не касался их, эти крики сигналами тревоги отзывались во всей боевой системе Марко.

Затем в поле зрения появился ещё один воин Легиона.

Омываемый пламенем, он походил на призрачного мстящего ангела из мрачных легенд, и его холодный взгляд застыл на том месте, где стоял Марко. Напрочь забыв про плазменный пистолет, Марко рванулся обратно в апотекарион — только чтобы столкнуться лицом к лицу с братом-сержантом Центурием.

— Э-это… — он запнулся — это н-не то, что ты…

Протесты Марко застряли в горле. Он понял, что то, что он думал раньше, теперь не имеет значения.

Центурий поднял руку, Анимус Малорум лежал на его протянутой перчатке. Пустые глаза черепа теперь сияли зловещим, потусторонним светом.

— Служи, — произнёс призрачный сержант, — служи или умри.

— Нет! — крикнул Марко, поднимая пистолет. Он открыл огонь, яркий плазменный свет освещал кости на броне Центурия. Но выстрелы проходили сквозь легионера, бессильно разбиваясь о стену за его спиной и разбрызгивая перегретые капли по полу.

— Нет! — снова крикнул он. — Капитан Эрикс не говорил с нами так!

Центурий остановился на мгновение, прежде чем обнажить цепной меч.

— Действительно, ваш капитан отдал бы свою жизнь самоотверженно и безоговорочно, в своём служении Императору. Но ваша жертва была пустой. Ожидаемой. Спланированной. Поэтому вы лишитесь своей души.

Марко остановился, его взгляд плавал. Легионер стоял не более чем в метре от него.

— Долг слишком велик, и счёт растёт. Растёт с каждым десятилетием.

Холод закрался в его пальцы, и пистолет выпал из ослабшей хватки. Он не слышал ничего, кроме агонии своих братьев по воксу, сменившейся затем потрескивающей тишиной.

— Но не для вас, бессмертные рабы легиона. Вы заплатите по счетам.

Бездна поманила. Марко почувствовал, как она раскрывается под ним с воем замученных душ, сочтённых слишком слабо служащими Императору в свои последние секунды.

Анимус Малорум. Вот всё, что он видел перед собой.

Затем Центурий коснулся сверхъестественной реликвией чела Марко, и технодесантник понял, что он пропал.

Бэк-информация о Легионе Проклятых

«История о Легионе Проклятых является одной из самых причудливых легенд Империума. Сведущие в тайных познаниях люди могут найти много противоречивых докладов об этих потусторонних воителях, их внезапных появлениях в безнадёжных битвах и столь же неожиданных, совершенно необъяснимых исчезновениях после победы»

Инквизитор Д. Мелориак, Ордо Хронос

Существует легенда, тайно рассказываемая немногочисленными и подозрительными людьми, история о верных Императору потусторонних силах. Об армии, сотканной из пламени и жажды мести, о братстве воинов, которое, хотя и представляется космическими десантниками, оказывается стократ смертоноснее любых Астартес. Эти воины появляются, когда умирает надежда, будто приходя из загробного мира, чтобы принести возмездие врагам Императора. Исполнив свой кровавый долг, они исчезают, вновь становясь частью легенды. Говорят, что эти воины обитают в пространстве между нашим миром и царством варпа, в надеждах и мечтах отчаявшихся людей, в карманном измерении, освещённой пламенем их вечной ненависти. Немногие стали свидетелями их внезапных и сокрушительных ударов, и ещё меньше тех, кому хватило силы воли остаться после этого в здравом уме.

Эта сила известна лишь как Легион или, если быть точным, Легион Проклятых.

Потусторонние спасители

О Легионе немногое можно сказать наверняка, хотя некоторые факты и удалось извлечь из сопоставленных докладов об их появлении. Они всегда совершают свои нападения, чтобы спасти от катастрофы часть Империума, что подразумевает наличие у них дара предсказания, которым не могут похвастаться даже самые одарённые из провидцев. И всякий раз Легион Проклятых появляется на поле боя без предупреждения. Выступая из сернистых облаков клубящегося пламени, они идут на битву из небытия в доспехах, украшенных символами погибели. С ужасающей эффективностью они истребляют врагов, не тратя зря ни единого слова, ни единого движения.

Легионеры всегда облачены в керамитовые доспехи, чёрные, как сама пустота. Где бы они ни появились — в ярко освещённой резиденции планетарного губернатора или под ослепительным сиянием полуденного солнца — их броня словно поглощает падающий на неё свет. Её не может озарить даже луч мощного фонаря. Лишь холодный огонь освещает высохшие кости и черепа, украшающие доспехи, а сама броня мерцает так, словно легионеров облили каким-то горючим веществом и подожгли. Вероятно, что это явление имеет психическую природу, ведь огонь вспыхивает ярче, когда клинки легионеров погружаются в плоть врагов. В ряде отчётов упоминалось, что в кульминационные моменты боя легионеры словно превращались в огненные столбы, и в таких случаях воины сражались с невообразимой яростью прежде, чем поддаться пламени и исчезнуть из реальности.

В ближнем бою Проклятые Легионеры проявляют истинное воинское мастерство, поскольку помимо генетически усовершенствованных тел обладают мастерством и проницательностью, приходящими с опытом. Ножи рассекают сочленения и пронзают бьющиеся сердца врагов, костлявые пальцы разрывают глотки и выкалывают глаза, а затем, красные от крови, сжимаются на рукоятях болтеров. То тут, то там брошенный нож забирает жизнь убегающего врага. Они никогда не пытаются ранить, только убить. Легионеры всегда нападают с такой выверенной экономией движений, что даже воинам Адептус Астартес остается только широко раскрыть глаза от изумления.

Хотя их изукрашенные керамитовые доспехи на вид не прочнее тех, что носят обычные космодесантники, легионеры не обращают внимания на удары, способные повергнуть даже воинов в тактических дредноутских доспехах. Использовать против них энергетические клинки — так же бессмысленно, как и рубить воздух, а лучи мельт и плазменные разряды проходят насквозь, словно легионеров и не существует вовсе. Лишь иногда подобному оружию удаётся найти цель и причинить жуткие раны, но это даже не замедляет воинов. Увидевшие такое потустороннее зрелище люди часто принимают своих спасителей за призраков, но учинённые ими разрушения быстро опровергают все мысли об их бесплотной природе.

Люди, увидевшие атаку Легиона Проклятых, сильнее всего поражаются огненной ярости этих духов мщения. От выстрелов их болтеров вспыхивает сам воздух, пронзаемый копьями ужасающей энергии, вдобавок легионеры имеют на вооружении огромное количество огнемётов, обычных и тяжелых, а также мультимельт, коими безжалостно испепеляют врагов, пытающихся скрыться от внезапного нападения. Тех же неприятелей, которые просто замирают от ужаса и осознания столь внезапно изменившейся судьбы, воины буквально разрывают на части меткими выстрелами из болтеров.

Следует отметить, что послебоевой анализ снимков указал на загадочную особенность даже такой, казалось бы, обычной для Астартес боевой тактики. Имперские учёные пришли к выводу, что легионеры способны выпускать гораздо больше снарядов, чем можно было бы предположить по вместимости их магазинов, и более того, даже во время самых затяжных сражений ни одна съёмка не зафиксировала ничего, что было бы похоже на перезарядку оружия.

Изменив ход битвы, спася тех, кто нуждался в спасении, легионеры просто исчезают. Одни свидетели рассказывают, что просто отвернулись на мгновение перед исчезновением воинов, а другие рассказывают, что перед исчезновением призрачные спасители мерцали, словно угасающая голограмма. Сопровождающие эти исчезновения странные помехи не позволяют сделать ни одной полноценной записи выхода Легиона из боя. Машинные духи записывающих устройств, сумевших отследить появление Легиона, неизбежно оказываются настолько измученными, что вернуть их к жизни и узнать хотя бы часть тайн может лишь самый одарённый магос или технодесантник.

Есть и ещё одна исключительная особенность любого массового проявления Проклятых — оно быстро стирается из памяти. Если следователь хочет получить хоть какую-то информацию из первых рук, то ему следует провести допрос свидетелей в течении нескольких дней, а лучше — часов после происшествия, поскольку все воспоминания о странных космодесантниках исчезают сами собой, словно сон или кошмар, который забываешь после пробуждения. Однако запах горелой плоти остаётся в носу и на языке свидетелей на протяжении недель, лет, а то и всей оставшейся жизни, вызывая тревожные мысли, причину которых он так никогда и не поймёт.

«Говорю вам, если бы не моя сообразительность, то мы все бы погибли. Если вас это интересует, то я даже спас ребёнка. Эти ужасные эльдары в обтягивающей чёрной коже и с серебристыми клинками были повсюду. Резали, убивали… С тех пор я так и не мог нормально спать, но продолжаю усердно служить ради своего народа, приказываю, не покладая рук. Ксеносы перебили большинство моих слуг, даже тех из них, кого я знал по имени. Думаю, и не стоит говорить, что я с ними не сражался? Только дурак бы высунул голову за ограждения, слыша все эти крики. Просто вспомните, что случилось с моей гвардией, я не думаю, что выжил хотя бы один солдат! Ну, если бы я не молился, то все во дворце бы точно умерли или бы их… забрали. Вы понимаете, о чём я. Но я сделал это, мне хватило ума помолиться даже тогда, когда вокруг все кричали и суетились с оружием в руках и тому подобное.

И знаете, что случилось? Император ответил мне, конечно же! Ну, он, правда, не говорил со мной, но услышал мою молитву, о да. Вот поэтому те … космодесантники, украшенные костями и окутанные пламенем, спасли нас. И, скажу я вам, это было пламенем возмездия! О, как же они были сильны. Каждый болт, каждый выпад меча находил цель, и очередной ухмыляющийся ксенос умирал на мраморных плитах. Выкусите-ка, язычники! Разумеется, после выполненной работы я отпустил боевых братьев, и они исчезли с похвальной скоростью. Практически испарились, спеша исполнить приказ. Вот в чём нуждается Империум, побольше бы подобных воинов, так и передайте своим начальникам!

Что же до ребёнка, ну, народ уже зовет её Святой Мелиссией. Довольно нелепое имя. Я помню, как впервые увидел её, ещё завернутую в пелёнки. Тогда она совсем не была похожа на святую: покрасневшая, зарёванная, выпачканная собственной рвотой и лежащая в заводском ковше вместо кроватки. Ну что ж, скажу я, удачи ей, даже если она отмеченная адом ведьма, заслуживающая очищения костром…»

Маркиз Эмилицис ван Оутрелех, планетарный губернатор Семиадии.

Об эфемерных сущностях

Разумеется, в сложной государственной машине Империума есть и те, кто посвятил изучению Легиона Проклятых свою жизнь. Они надеются не только разгадать его тайны, но и познать все доступные легионерам причудливые способности и использовать их на благо Империума. Однако неоднократные и всесторонние исследования мест появления легионеров с применением ауспиков не обнаруживали ни признаков телепортации, ни неопознанных кораблей, которые могли бы высадить воинов на поле боя. Если верить слухам, то Легион способен перемещаться прямо через варп, используя при этом не навигаторов, не колеблющийся маяк Астрономикона и даже не опасное искусство телепортации, а некую врождённую способность влиять на Море Душ.

Подобному предположению придаёт вес одна из причуд Проклятого Легиона. Существуют добытые путем видеоперехвата с сервочерепов или же мультиспектрального анализа свидетельства их появления на планетах, отрезанных от Империума бурями в варпе, а потому недостижимых обычными способами. Кроме того, сопоставление докладов показывает, что предположительно одни и те же легионеры появлялись в течение краткого промежутка времени на противоположных краях Галактики или, как это случилось во время аномалии Полуслепых, вообще одновременно. Это совершенно необъяснимо, даже принимая во внимание капризные течение Эмпирей. Поэтому часть исследователей считает подобные инциденты доказательством того, что Легион способен управлять варпом в манере, схожей с той, что доступна воплощениям Тёмных Богов. И эта мысль пугает даже людей, лично видевших, как отчаянно сражается Легион, дабы сохранить жизни подданных Императора.

Один из немногих достоверных фактов о Легионе Проклятых — то, что его воины всегда появляются в критический момент, никогда слишком рано, никогда слишком поздно, и возникнув на наиболее выгодных позициях несут смерь врагам Империума. Сама мысль о надёжном и безопасном перемещении через Эмпиреи давно превратилось в навязчивую, завораживающую мечту для правителей Империума, ведь её разумное использование круто изменило бы судьбу человечества и всей Галактики, позволяя армиям с невообразимой скоростью перемещаться на нужные позиции. Поэтому неудивительно, что многие в Ордо Хронос, подразделении Инквизиции, занимающимся временными аномалиями, получили приказ раскрыть тайны Легиона. Многие из этого тайного братства всю свою жизнь пытаются выследить Проклятых и готовы даже пожертвовать ей за короткий разговор с легионером. Однако всякий раз, когда оперативники Ордо Хронос приближаются к добыче, события словно сговариваются их задержать — обвалы, телекинетические всплески, внезапные массовые аневризмы и даже взрывы средств передвижения необъяснимым образом сдерживали любознательные носы до тех пор, пока Легион вновь не исчезал из потока времени. Из всего этого складывается впечатление, что воины Легиона не хотят быть допрошенными и обладают достаточной силой, чтобы обеспечить невозможность такого рода приятного знакомства.

«Безусловно, они заслуживают дальнейшего изучения. Их манера поведения имеет определённое сходство с… крайне важными для нас людьми. Такие… потерянные для истории персоны часто возвращаются в обличье, весьма далёком от первоначального. Судя по проведённым с использованием ауспиков сеансам аутопсии, они обладают развитыми телекинетическими способностями, предположительно духовной природы. После заключения такого создания в стазис-поле я бы рекомендовал провести тщательный допрос в изолированной нуль-зоне под руководством самого одарённого капеллана-дознавателя в полном силовом доспехе»

Брат Амадей из Крыла Смерти

В поисках истины

Среди мудрецов Империума ходят разные слухи об истинной природе легиона. Некоторые из учёных, изучающих историю Адептус Астартес, считают Легион Проклятых воплощением вырвавшихся в реальность из Эмпирей психических сгустков. Такие события, как бойни на Исстваане или гибель примархов, были столь ужасны, что оставили неизгладимые шрамы в душах всех легионов первого основания. Эти рубцы, если верить теориями, столь глубоки, что не только возникли на душах первых Астартес, но и перешли по наследству к сотням основанных после катаклизма Ереси орденов. Космодесантники, сохранившие верность Императору, глубоко убеждены, что предатели должны заплатить за свои прегрешения, и что расплату эту принесут ненависть и пламя. Вполне возможно, что библиарии Адептус Астартес черпают силы в этой убеждённости и случайно или же намеренно воплощают её в реальность, воскрешая призраки своих павших братьев и давая им шанс свершить кровавое возмездие. Эти мудрецы считают, что призракам Легиона придаёт физическое обличье пламенная вера космодесантников в то, что виновные должны быть наказаны.

Схожая теория есть и среди более радикально мыслящих людей, считающих Легион Проклятых своего рода всеобщей галлюцинацией, а иногда и проявлением воли всего человечества. Они верят, что подсознательная сила нерациональной надежды вкупе со скрытыми псайкерскими способностями людей и стимулирующей угрозой неминуемой смерти столь сильна, что может повлиять на реальность. Стержнем данной теории является предположение, что, хотя обычный человек и наделён лишь крупицами духовных и мистических способностей, бесчисленные триллионы населяющих Империум людей представляют собой некие хранилища психической энергии, которые могут быть использованы в критической ситуации, причём даже теми, кто не осознаёт, что творит. И тогда возникают призрачные Адептус Астартес, воплощающие в себе все надежды и ужасы осаждённого Империума, несущие на своих широких плечах бремя избавления и возмездия.

Эту теорию подкрепляют и хорошо заметные на доспехах призванных воинов символы огня и смерти, обычно ассоциируемые с Адептус Астартес. Если данная гипотеза верна, то оружие легионеров является не более реальным, чем они сами, однако вырывающееся из полувоображаемых болтеров пламя достаточно материально, чтобы сжигать врагов человечества или разрывать их тела на куски, как это и делают обычные масс-реактивные болты. Такова дремлющая психическая сила простых людей.

«Они — порождения варпа, и это способен прозреть даже ребенок. То, что они принимают обличье хвалёных защитников человечества, является таким же мороком, как и сами воины. Это демоны, и потому должны быть уничтожены, как и весь их проклятый род»

Автарх Элуинна Творящая Звёзды

Есть и более мрачная гипотеза, которой придерживался инквизитор Квиксос, позднее убитый Грегором Эйзенхорном. Она гласит, что безграничная вера людей в Императора дала Владыке Человечества касту сверхъестественных служителей. Проведя аналогию с тёмными богами Хаоса, создающими и питающими демонов из своей же духовной материи, Квиксос предположил, что Легион Проклятых — осколки воли Императора, принявшие форму космодесантников. В более поздних трудах инквизитора можно найти утверждение, что эти «Энгелис Мортис» могут, подобно демонам Губительных Сил, принимать разные обличья, бывая как низшими, так и высшими, и что сильнейшие из призрачных воителей просто до сих пор не были описаны в архивах. Обычно считается, что Легион приходит из небытия, пылая огнём бессмертной воли Императора, когда Его достойные и преданные слуги оказываются на краю гибели. Однако, как указал Квиксос, легионеры почти всегда появляются в местах, где истончается метафизический барьер между реальностью и варпом, а это предполагает, что в его теории о порождённом Имматериумом легионе есть зерно истины. Труды Квиксоса широко осуждались как ересь ещё при жизни инквизитора, а после смерти и вовсе были вычищены из архивов Ордо Маллеус. Однако от идей избавиться не так-то просто…

При этом среди самих скрытных Адептус Астартес бытует мнение, что Проклятый Легион когда-то был одним из их орденов, воинами, чьи жизни унесло пламя варпа, превратив в нечто зловещее и жуткое. В конце концов, в течение долгой истории Империума многие подразделения космодесантников исчезали в Эмпиреях и возвращались изменёнными, либо не возвращались вовсе. Самым известным примером являются Огненные Ястребы, орден, чью историю оборвала катастрофа. В году 963.М41 Огненным Ястребам повелели отправиться в субсектор Вороньего Мира, чтобы дать бой флотилии эльдарских пиратов и положить конец распространяющимся там беспорядкам. Размах вторжения ксеносов был столь огромен, что на перехват отправился весь флот ордена, включая используемый в качестве крепости-монастыря звёздный форт «Рапторус Рекс». Хотя флот Огненных Ястребов и совершил успешный варп-прыжок из системы Пирей, находившейся примерно в 120 световых годах от цели, и выход в реальное пространство ожидался менее чем через двенадцать часов, они так и не появились. Эльдары продолжали грабить субсектор, и спустя двадцать лет орден официально объявили пропавшим. Великий Колокол Потерянных Душ прозвонил тысячу раз, и чёрная свеча была зажжена в Часовне Павших Героев на самой Терре.

Однако ходят слухи, что после исчезновения в варпе с Ястребами произошли странные метаморфозы, что они были безвозвратно изменены капризами Эмпирей и умерли, оставшись живыми. Зная, что больше не смогут открыто служить Империуму из-за порчи, Ястребы стали Проклятым Легионом, сражаясь во имя Императора и приходя прямо из глубин ада, ставшего их домом.

Самая простая, а, следовательно, и наиболее правдоподобная теория о природе легиона гласит, что его воины — просто призраки, духовное эхо некогда великих Адептус Астартес, чья ненависть к врагам человечества была столь сильна, что вырвалась за пределы смертности и стала чем-то вечным. Если это правда, то легионеры могут происходить из самых разных орденов, чьи знаки и геральдика после сверхъестественного перерождения превращаются в символы смерти в знак того, что воины отныне связаны общим проклятием. В немногих сообщениях тех, кто видел легионеров без шлемов, упоминается призрачно-бледная кожа, впавшие щёки и пустые глазницы. Каждая сверхъестественная аномалия, каждый приписываемый загадочным воителям разрыв в реальности лишь добавляют правдоподобности этой теории. Но возможно ли, что знающие об их существовании просто предпочитают представлять легионеров ожившими мертвецами, ведь как смертный разум может не впасть в безумие, оказавшись прикованным к адскому измерению варпа?

Неумершие мученики

В созданном по запросу самих Верховных лордов Терры всеобъемлющем исследовании Квадриместы «Тезисы о Бесконечном Мученичестве» нарисована весьма жуткая картина того, что может быть Легионом. В её заключении указывается, что легионеры остаются compos mentis, то есть пребывают в здравом уме, но намеренно изолируют себя от остального Империума. Квадриместа утверждал, что Легион является сгинувшей ударной группой космодесантников, каким-то образом слившихся с энергиями варпа, подхватив метафизическую заразу. Зная, что болезнь разрушит их души и тела, легионеры стремятся уничтожать врагов Человечества, пока у них есть возможность. Также они боятся, что если задержатся рядом слишком долго, то заразят порчей невинные души, и поэтому делают всё, чтобы это предотвратить.

Хотя зараза варпа и даёт несущим проклятье всевозможные сверхъестественные способности, со временем она убивает жертву. Что ещё хуже, поскольку болезнь является духовной по своей природе, то может продолжаться и после смерти. Умершая от подобной порчи душа становится воистину проклятой, оказываясь игрушкой капризных приливов варпа, и может возродиться после определённого периода времени так же, как изгнанные демоны вновь начинают служить своему господину, пройдя чистилище.

Возможно, наилучшим подтверждением гипотезы о варповой болезни являются редкие, но незабываемые случаи превращения легионеров в окутанных пламенем берсерков. Квадриместа называл это состояние «пиромортис». Он утверждал, что легионер входит в это состояние на последних этапах порчи, когда вся его сущность сгорает в великом пожаре, а затем проклятые индивиды просто исчезают. Тяжёлые испытания или усилия могут ускорить развитие заразы, приводя к преждевременному пиромортису. Квадриместа так же связал это с выдвинутой теорией мученичества, поскольку лишь люди с воистину железной волей могут добровольно рискнуть столь ужасной судьбой ради спасения правоверных мужчин и женщин Империума. Известно, что архикардиналы Экклезиархии сравнивали пиромортис с самосожжением Святого Делеметриса, убившего Чёрного Дьякона Нумаса в своих огненных объятиях. Однако, как всегда осторожные адепты Министорума не проводят никаких связей между собой и Легионом, дабы их не обвиняли в непредсказуемых и разрушительных действиях Проклятых.

Понятие варп-заразы также объясняет феномен, вследствие которого вмешательство Легиона оказывает огромное влияние на судьбу всего Империума. В своей более поздней работе «Симбиоз Таро» Квадриместа заключил, что порча варпа также даёт страдающему от неё мощные психические способности, наполняя самой сутью Хаоса не только тела, но и души. Вследствие этого Легион способен с невероятной точностью предсказывать события по Таро, черпая силы в великом психическом предвидении самого Владыки Человечества, и читать будущее в бурлящих вихрях варпа. Поэтому легион всегда знает, когда и где его атака принесёт наибольшие плоды. В качестве примера Квадриместа приводит Каламитинское вторжение, где вмешательство Легиона Проклятых позволило техножрецу Видриллиану бежать из зоны высадки Чистильщиков, обрушившихся прямо на головы Тарланских Болотных Тигров. Позднее Видриллиан обнаружил СШК для модификаций дыхательных аппаратов, что спасло бесчисленные жизни от биожелчного вируса, выпущенного в Каламитанский Субсектор предавшим генетиком Фабием Байлом. Невероятную способность Легиона влиять на будущее также можно увидеть в событиях, произошедших в искажённом пространстве Хигорийской Спирали. Во время абордажной атаки орочьих фрибутьеров из банды Кастяных Сабак дюжина легионеров спасла жизнь комиссара Флечлака — человека, позднее предотвратившего страшное демоническое вторжение выстрелом в упор в голову могущественного псайкера Эксегия.

«Лично я считаю, что они заражены варпом, а потому нуждаются в очищающем пламени. Но пока они сражаются как союзники Империума, пока они несут смерть врагам человечества, ну, лично для меня их уничтожение остаётся делом десятым»

Брат Каргос, Рыцарь Пламени

Легион появился даже в высокоорбитальных доках Луны и освободил ликвидационную команду Саламандр от вакуумных ловушек предавшего Клана Дракона. Тем самым они позволили космодесантникам перехватить набитый взрывчаткой транспортный шаттл, который бы после приземления уничтожил Великий Терранский Автоархив. В случае уничтожения Автоархива Адептус Администрус получил бы удар, способный нарушить работу логистических механизмов по всей Галактике и, возможно даже, лишить Империум возможности координировать свои военные операции в течение большей части века. У каждой яростной атаки Легиона есть такие последствия, что является явным признаком того, что все действия Проклятых не случайны, но направлены на изменение судьбы Человечества.

Хотя среди высших чинов Адептус Терра достаточно много и сторонников теории Квадриместры, и тех, кто опровергает её, более интересна деталь, связывающая её со всеми другими гипотезами о происхождении яростных призраков. Это вывод о том, что, несмотря на жуткие страдания разумов и тел, честь легионеров осталась незапятнанной, а цель — благородной. Осуществляя удары в решающие мгновения судьбы, Легион может нанести максимальный урон чужакам и еретикам, угрожающим Империуму. В этом отношении легионеры заточены в цикле вечного мученичества, сражаясь в бесконечной войне против врагов человечества, они не могут ни очистить свои имена от подозрений, ни найти утешения в благодарности спасённых ими людей. Безликие, незваные и непреклонные воины Легиона сражаются во времени, и никто не может сказать наверняка, ангелы они или дьяволы. Возможно, этого не знают и сами легионеры.

В океане догадок, омывающем историю Легиона Проклятых, есть и островки уверенности, такие как их непревзойдённое мастерство на поле битв. Где бы ни появлялись легионеры, они в решающий момент меняют ход битвы, склоняя чаши весов судьбы в пользу Империума. Не исключено, что они страдают от безумия и смертельной заразы, быть может, они затронуты губительными силами Хаоса, возможно даже, что легионеры являются неживыми призраками, но они остаются верными слугами Императора, и этого, вероятно, достаточно.

Потерянный Легион

Несмотря на слишком часто мешающие исследованию странные стечения обстоятельств, в имперских архивах собралось достаточно сведений, подтверждающих, что феномен Легиона Проклятых появляется вновь и вновь. Каждое из этих появлений в мельчайших деталях исследуют представители Ордо Хронос, однако следует отметить, что их исследования приносят больше вопросов, чем ответов.

006. М40

Пирокатаклизм на Вилидаде Прайм

После передачи устрашающего сообщения, в котором порицался недостаток красоты местных жителей, отступники из Безупречного Воинства обрушились на адамантиевые шахты Вилидада Прайм. 122-й полк Имельданских Дестриэ, подразделение ветеранов Имперской Гвардии, получившее приказ надзирать за сбором десятины, предпринял доблестную, но безнадёжную попытку остановить еретиков. Предатели из Безупречного Воинства начали устанавливать в адамантиевых шахтах и расположенных над ними населённых пунктах модифицированные нова-заряды. Выжившие Дестриэ изо всех сил противостояли космодесантникам Хаоса, но большинство из них погибли в битве, оказавшись виновными в, как утверждали убийцы «грехе посредственности перед лицом истинной красоты».

Спустя первые три дня боёв Дестриэ оказались на пороге полного истрeбления полка, однако вновь и вновь появлялись доклады о действиях в шахтёрских округах странных космодесантников, которые отбрасывали назад Безупречное Воинство. Сначала эти удары были чрезвычайно внезапными и безжалостно эффективными, поэтому Дестриэ начали надеяться, что незнакомцы смогут остановить изменников. Однако затем ход битвы изменился вновь, когда в бой вступил называющий себя Мечтателем повелитель Хаоса и сотня его демонических наложниц, а стрижающие когти демониц Слаанеша изгнали многих воинов Легиона. Оставшиеся легионеры превратились в пылающие колонны огня и сражались с яростью столь же ужасающей, как и безумие захватчиков. В битве, названной позднее Пирокатаклизмом, выяснилось, что пламя легионеров может сжигать даже демоническую плоть, и визжащие прислужницы Слаанеша были изгнаны в царство своей госпожи.

Безупречное Воинство совершило многочисленные злодеяния во время отступления, однако было вынуждено бежать с планеты под страхом уродства и смерти. Во время боёв в оставшихся от обстрелов воронках на поверхности Валидида Прайм были обнаружены десятки новых залежей адамантия. Это, в свою очередь, утроило производство военных материалов на находящемся поблизости мире-кузнице Липиту Анвиль, вследствие чего большинство его продукции ушло на благо орденов Адептус Астартес.

343. М41

Перекованные Мечи

Когда флот-улей Молох вторгся на полигонную планету Годба, то обнаружил, что может обломать зубы об этот орешек. На вожаков роёв Молоха обрушился весь арсенал защитников планеты, от безымянных боевых машин и обслуживаемых технопровидцами-надзирателями макропушек Гатлинга, до целых фаланг «Гибельных клинков» и «Теневых мечей». Но, хотя вскоре на поверхности Годбы выросли настоящие горы тел тиранидов, до прибытия подкреплений могли пройти ещё целые месяцы. Постепенно война на истощение склонялась в пользу захватчиков-ксеносов. Последний танковый взвод Стальной Ярости, «Мечи Годбы», был выведен из строя продолжительным огнём биоорудий и захлёстнут приливом бесчисленных гаунтов. Экипажи вверили свои души Императору и взялись за лазерные пистолеты и пулевые автоматы, готовясь к последнему бою. Однако, открыв люки своих разбитых передвижных крепостей, люди с изумлением обнаружили, что вокруг их танков выстроились отделения космодесантников в чёрных доспехах. Непрестанно грохочущие болтеры и клубящееся пламя тяжёлых огнемётов сдерживало кишащих вокруг гормогаунтов.

Команда была спасена и вместе со своими ангелами-хранителями пробилась почти через три километра, заваленного трупами поля боя до взвода «Роковых молотов», чьи экипажи перебили ликторы. После того, как меткие очереди легионеров уничтожили убийц-хамелеонов, экипажи Мечей быстро ознакомились с внутренним устройством «Молотов» и вернулись в бой. Удар трёх новых супертяжёлых танков и почти ста легионеров решил исход битвы в пользу Империума. Вторгшийся рой был сломлен, рассеян и полностью истрeблён, что вынудило флот-улей Молох искать пропитание в другом месте.

852. М41

Погибель Идхарэ

Легион Проклятых пришёл на помощь ордену Захватчиков, начавшему разрушительную атаку на мир-ковчег Идхарэ. Поскольку их горящие снаряды не навредили бесчинствующему в гуще битвы аватару, легионеры просто взорвали огромный купол, под которым сражались. Они исчезли, когда сражавшихся эльдаров и единственного уцелевшего в схватке Захватчиков выбросило в пустоту. От Идхарэ после вторжения Захватчиков остались лишь опустошённые развалины…

922. М41

Великий Бастион Андраксаса

Верховный библиарий Тигурий во главе ударной группы Ультрадесантников вылетел на Андраксас, чтобы спасти делегацию техножрецов от вторжения орков. В исполинской мегакрепости Великий Бастион Адептус Механикус обнаружили силовой посох, несущий электрокоды узнавания самого Малкадора Сигиллита. Удар Ультрадесантников был как обычно меток и яростен, но, как обнаружилось, вторгшиеся на Андраксас орки обладают таким превосходством в воздухе, что могут перебрасывать подкрепления к Великому Бастиону с воистину головокружительной скоростью. Учитывая, что Бастион был единственной до сих пор не покорённой зеленокожими частью планеты, орки как мотыльки на огонь слетались к бою. Тигурий и его люди, превзойдённые числом пятьдесят к одному, вверили свои души Императору, но тут замерцал воздух и Легион Проклятых вырвался в реальность. Последовала воистину вдохновляющая резня, очереди горящих снарядов разорвали орков в кровавые клочья, повисшие на каждой стене и забившие водостоки. Тигурий повёл своих воинов в контратаку и обнаружил, что яростный удар Легиона сломил боевой дух захватчиков. Великий Бастион был зачищен и превращен в базу для дальнейшей эвакуации. Силовой посох тщательно осмотрели и исследовали сначала механикусы, а затем и сам Тигурий, что открыло тайны конструкции Золотого Трона и позволило лучше понять величие жертвы, принесенной Малкадором во имя Империума. Посох остаётся оружием верховного библиария и по сей день.

967. М41

Лишённые добычи

Тёмные эльдары из кабала Чёрного Сердца вышли из путевой паутины в реальность, чтобы начать рабовладельческий налёт на злополучное население Терсуиса. Рейд был сильным и хорошо организованным, среди эльдаров были замечены сливки бойцовой элиты Комморры, включая обворожительную королеву резни, Лилит Гесперакс. У защитников планеты не имелось никаких шансов противостоять им, и спустя считанные часы после начала налёта были захвачены многие тысячи людей. Но эльдары нацелились на более заманчивую добычу…

Вблизи от системы Терсиус проходил перевооружение мощный флот Чёрных Храмовников, быстро и решительно ответивших на призывы о помощи. Возглавляемые самим верховным маршалом Хелбрехтом, Чёрные Храмовники со всей своей праведной яростью обрушились на чужаков, угодив прямо в коварную ловушку.

Желая заполучить достойного соперника для своих чемпионов-гладиаторов и боёв на аренах Комморры, Асдурбаэль Вект тайно спланировал весь рейд так, чтобы заманить Чёрных Храмовников и схватить Хелбрехта. Пока верховный маршал доблестно сражался, к нему приближалась ударная команда во главе с Лилит Гесперакс. И, после кровавой схватки с поработителями-эльдарами, Хелбрехт был повержен, сражён удивительным мастерством королевы гладиаторов. Но когда сверхчеловеческое тело Хелбрехта поддалось дьявольским ядам похитительницы, когда он уже начал терять сознание, то увидел смерть и пламя, услышал рёв огня и вопли чужаков.

Когда же Хелбрехт пришёл в себя, то услышал от пристыжённых Братьев Меча о том, что его спасли странные воины, появившиеся словно из ниоткуда и прогнавшие тёмных эльдаров. Даже клинки Лилит Гесперакс не могли найти слабины в призрачных телах спасителей Хелбрехта, и она была вынуждена отступить, бросив добычу, дабы не разделить судьбу своих сородичей, перебитых Легионом Проклятых.

996. М41

Злобокост

На пути к Древней Терре был обнаружен Злобокост, Кровавый крестовый поход, следующий за переменчивым маршрутом кометы Киилер. Пятая рота ордена Обдирателей встретила Злобокост на погребальном мире Цертус Минор, и тогда явился Легион Проклятых, дабы помочь космодесантникам, пытавшимся спасти местное население. Злобокост был не просто остановлен, но истрeблён, а Легион Проклятых исчез с поля боя так же внезапно, как и появился. Из всех Обдирателей выжил лишь прославленный победитель Пира Клинков, труп-капитан Захария Керш. Ордо Обсолетус продолжает расследование данного инцидента.

999. М41

Битва за «Фалангу»

«Фаланга», грозный сверхкорабль, используемый Имперскими Кулаками как крепость-монастырь, находилась на орбите Терры, когда кузнец войны Шон’тю и его демонические союзники вышли из варп-разлома прямо в сердце корабля. Началась яростная схватка, в которой недавно восстановленная третья рота пыталась остановить абордаж. Коридоры содрогнулись от грохота болтеров, однако ничто не могло остановить ярость князя демонов Бе’лакора. Шон’тю же направился к орудийным отсеком, намереваясь использовать способные стирать континенты орудия для обстрела самого Имперского Дворца на поверхности Терры. В виду отсутствия достаточного количества воинов для отражения абордажа, Имперские Кулаки совершили экстренный переход в варп, и битва продолжилась на борту «Фаланги», несущейся через воющие потоки Эмпирей. Казалось, что заражённое судно вскоре падёт, но тут на нижних палубах вспыхнул призрачный огонь, испепеливший скакавших по коридорам демонов. Когда же пламя опало, то на его месте возникли Проклятые в невиданном доселе количестве и начали очищение железных коридоров звёздной крепости, безжалостно истрeбляя переживших первый удар порождений варпа. Имперские Кулаки, уже приготовившиеся к последнему бою, воспрянули духом и начали яростную контратаку против воинов Шон’тю. Битва продолжается до сих пор…

«In Dedicato Imperatum Ultra Articulo Mortis»

Надпись на знамени легионера, примерный перевод звучит как «Верны Императору и за гранью смерти»

+++Последующий доклад об инциденте+++Отправлен аколитом Далагадом Мекристом, Ордо Хронос+++Рекомендуется Анализ/Повышение/Устранение+++

Ввиду смерти инквизитора Меаргуса я хотел бы предоставить вам свои личные наблюдения о феномене, называемом Легионом Проклятых. Как и многие из наших коллег по Ордо, в ходе своих исследований мой господин встретился с кабалом псайкеров-эльдаров, предположительно обладавших обширными предсказательными способностями. Пусть и являвшиеся рабами собственных эгоистичных желаний, а также нужд своего народа, Ияндена, эти псайкеры противостояли Губительным Силам и в ходе своих крестовых походов неоднократно встречались с посланниками Его Святейшей Инквизиции. Ранее имевшие дела с кликой агентов Ордо Маллеус ксеносы считали, что мы так же заинтересованы в разрушении планов Хаоса либо ослаблении его успехов, и никто из нас не собирался их разочаровывать. Позволив нам войти на овальный мостик корабля, чужаки думали, что мы находимся у них под присмотром. На деле же вышло так, что ксеносы приготовили для нас воистину бесценный дар: информацию.

Пока мы ждали и наблюдали на краю мостика звездолёта, эльдары обсуждали Окулярис Террибус. Хотя они и говорят метафорами и аллегориями, сведущий в мифах человек может собрать вместе достаточно указаний, чтобы понять даже такой замысловатый язык — ну, примерно понять. Эльдары воспринимают Око не просто как прибежище предателей и еретиков, но как родовой шрам, оставленный одной из Губительных Сил — рубец, который однажды разорвётся и изрыгнёт самую суть Хаоса в мир. Именно это они намеревались предотвратить любой ценой.

В какой-то момент один из псайкеров-эльдаров достал рунные талисманы из мешочка на боку, сшитого, похоже из человеческой кожи. Скрывая своё отвращение, я наблюдал, как эльдар перемещали руны, позволяя им кружиться вокруг себя, словно планеты вокруг звезды. Это было искусным и впечатляющим представлением, говорящим о телекинетической ловкости, но, должно быть, власть эльдара над собственным телекинезам была неполной, поскольку одна из рун начала дымиться и почернела. Чародей прекратил гадания и, убрав руны обратно в мерзкий мешок, снял шлем. Бледный и напряжённый эльдар заявил своим друзьям, что мир-кузница Олвастис — это слово ксенос выплюнул, словно яд — должен быть уничтожен взрывами реакторов, дабы позднее им не воспользовались для пополнения запасов армад легионов Хаоса. Тем самым эльдары обрекли бы на смерть целую систему, но это было для них приемлемой и неизбежной ценой.

В этот момент воздух стал жарче и сгустился. Мгновение спустя целое отделение хорошо вооружённых космодесантников возникло на мостике путём телепортации, что было предположительно невозможно, поскольку инквизитор Меаргус обнаружил действие мощного подавляющего перемещения поле. Адептус Астартес были облачены в чёрные силовые доспехи, украшенные образами черепов, рёбер, фаланг пальцев и всяческих других костей. Сразу после своего появления они открыли огонь по эльдарам из своего грозного огнемётного оружия. Я заметил, что характерный запах нефтехимии — как и любого другого горючего топлива — в воздухе не появился.

Однако пламя было весьма эффективным и быстро испепелило многих из предводителей ксеносов. Примерно двадцать эльдаров, примечательно быстро пришедших в себя, бросились в бой, их заметный по высокому гребню предводитель танцевал над огнём, прыгая по наплечникам и шлемам появившихся космодесантников. Открыл огонь, и я из напальцевого оружия, подарка знакомого оружейника-джокаэро, который эльдары в своём высокомерии проглядели. Поскольку после этого моё внимание было направлено на пытавшихся забрать мою жизнь воинов-эльдаров, то я вынужден признаться, что больше не следил за действиями легионеров, хотя запах сожжённой плоти чужаков и лежавшие повсюду трупы выдали огромное количество жертв.

Когда же я разделался с напавшими на меня эльдарами и огляделся, то увидел, что мой господин лежит обезглавленным у подножия командного трона. Рядом валялись тела всех старших офицеров ксеносов, а также разорванные останки немалого числа легионеров. Затем у меня на глазах воины в чёрных доспехах замерцали и исчезли вместе с трупами своих убитых братьев. Мой сервочереп зазвенел, сигнализируя о телепортационной передаче с нашего корабля, поскольку случайно или же намеренно легионеры уничтожили консоль чужаков, генерировавшую поле помех. Остатки нашей команды телепортировались в то же мгновение, когда открылись похожие на зрачок двери, и на мостик ворвались новые воины-эльдары.

Столь быстрым и эффективным нападением Легион Проклятых спас не только наши жизни, но и жизни всех душ в системе Олвастис. В свете этого я уверен, что их появление было вызвано не нашим присутствием, но вглядыванием во временной поток чародея-ксеноса, надеявшегося обеспечить безопасность своему народу. Я считаю, что Легион является эхом альтернативного будущего, предположительно посланным назад, дабы направить ход судьбы в пользу человечества. Я должен в это верить, искать понимания в данной идее, ведь альтернатива слишком ужасна, чтобы над ней размышлять.

+++Конец доклада+++

Анимус Малорум

Феномен Легиона Проклятых можно отнести к таинственным и необъяснимым явлениям. Во времена великих невзгод Легион приходит на помощь космическим десантникам в битве, превращая сокрушительное поражение в славную победу, или даже защищает Империум от неких ужасных катастроф.

Задокументированные появления Легиона Проклятых немногочисленны и редки. Складывается впечатление, что они перемещаются по галактике и приходят на помощь космическим десантникам, оказавшимся в сложной ситуации, совершенно случайным образом. Тем не менее, дальнейшее изучение имперских записей выявляет гораздо более поразительный факт: каждое появление Легиона Проклятых имело чрезвычайную значимость для безопасности Империума! Иногда важность их помощи очевидна — они помогают космическим десантникам выиграть битвы против грешных еретиков или лордов хаоса, когда уже нет шансов на победу. В других случаях проходят века, прежде чем приходит осмысление последствий от их вмешательства.

Многие инквизиторы пытались зафиксировать местонахождение или перехватить Легион Проклятых, но все их попытки потерпели неудачу. Некоторые из них даже находились на том же самом поле боя, но судьба никогда не давала им приблизиться к Легиону, позволяя им быть не более чем свидетелями происходящих событий. После битвы легион исчезает так же таинственно, как и появился, никто и никогда так и не находил признаков прибытия их корабля или следов телепортации — они просто исчезают.

Но на этом странности не заканчиваются. Почти ничего неизвестно о командной структуре легиона. Разумеется, не было визуальных подтверждений наличия капитанов, апотекариев и другого офицерского состава за одним исключением: легионера, известного как Центурий. Хотя, как и у всего Легиона Проклятых, на его доспехах нет никаких знаков различий, и сохраняется обычная символика смерти, считается, что Центурий — это ветеран-сержант. Центурий отличается от других легионеров тем, что носит древний череп, называемый Анимус Малорум (Души Проклятых).

Как и все, что связано с Легионом Проклятых, точное происхождение или природа черепа-реликвии, носимого Центурием, неизвестна. Тем не менее, имперские ученые после изучения свидетельств очевидцев и видеозаписей сражений подтвердили, что три металлических штифта в верхней части черепа указывают на его происхождение. Такие штифты обычно используются для обозначения длительности службы в ордене, и почти наверняка этот череп принадлежал капитану космического десанта. Может быть, даже одному из Проклятых легионеров. Пусть и с таким небольшим количеством знаний, но имперские войска не сомневаются в могуществе черепа. Когда Центурий сражается в ближнем бою, его враги погибают ужасной смертью — артефакт высасывает их души, оставляя иссохшие смертные оболочки лежать на поле битвы. Похоже, что отделение Легиона Проклятых под руководством Центурия имеет сверхъестественное сопротивление к подавляющему огню. Некоторые из его воинов поднимаются невредимыми даже после мощнейших выстрелов из лазпушки, готовые с удвоенной яростью снова убивать врагов.

Центурия неоднократно видели возглавляющим Легион Проклятых в окружении собственных телохранителей. Легион — грозное войско, чьи действия не поддаются рациональному осмыслению даже при возникновении непреодолимых трудностей и столкновении с превосходящими силами врага. Центурий и его телохранители беспощаднее и безумнее любого врага, противостоящего им. Их пристрастие к штурмовому вооружению благоприятствует им, позволяя сблизиться для рукопашной с врагом, где мощь Анимус Малорум превращает их в несокрушимую силу!

Существуют разные описания зловещей реликвии. Одни рассказывают о зловещем черепе, который несут в бой, что соответствует легенде об Аттике Центурии, а другие настаивают, что Анимус Малорум был частью доспехов призрачного воина, единым целым с легионером. Несмотря на различные теории об истинной природе реликвии, во всех докладах упомянуты одинаково ужасающие действия Анимус Малорум — жертва черепа рассыпается на глазах перед его незрячим взглядом, когда нечестивые энергии вытягивают её душу. При каждом таком зловещем событии окутывающий воинов призрачный туман сгущается, делая их практически неуязвимыми к физическому вреду. В этих эфирных миазмах затягиваются пластины брони, срастается бесплотная плоть и павшие легионеры вновь идут в бой.

Примечания

1

Кенотаф — κενοτάφιον, от κενός — пустой и τάφος — могила) — надгробный памятник, мемориал в месте, которое не содержит останков покойного, своего рода символическая могила.

(обратно)

2

Анимус Малорум (лат.) — Души Проклятых.

(обратно)

Оглавление

Примечание Кузницы книг

К.З. Данн Корабль проклятых

Джош Рейнольдс Нераскаявшийся

Ник Кайм Votum Infernus

Дэвид Эннендейл Тёмные провалы в памяти

Грэм Лион Из пламени

Лори Голдинг Анимус Малорум

Бэк-информация о Легионе Проклятых

  Потусторонние спасители

  Об эфемерных сущностях

  В поисках истины

  Неумершие мученики

  Потерянный Легион

  Анимус Малорум Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg