«Бейкер-стрит, 221»

Виктор Точинов, Надежда Штайн Бейкер-стрит, 221

Посвящается сэру Артуру Конан Дойлу, Агате Кристи, Рексу Стауту, Крису Картеру.

А также примкнувшим к ним Даниилу Шиханову и Игорю Пронину.

ПРОЛОГ ЭТЮД В БАГРОВЫХ ТОНАХ

1.

На самом деле это был не этюд. Скорее, портрет. Нет, даже скорее, - если уж определять с максимальной точностью, - жанровая сценка.

Но багровые тона наличествовали. За окнами багровел закат. В кабинете, за столом, багровел Элвин Дж. П. Каунтер. А когда до таких пределов багровеет афроамериканец (или, того хуже, афроафриканец), то цветовая гамма получается весьма сюрреалистичная.

Специальные агенты Макс Кеннеди и Элис Блэкмор стояли - сесть им заместитель директора ФБР не предложил. Кеннеди и не стремился. Полтора последних месяца у него имелась вполне реальная перспектива сесть. Сесть на скамью подсудимых по какому-нибудь надуманному обвинению. Легко и просто могло вдруг выясниться, что именно Кеннеди был легендарным «Убийцей девочек», терроризировавшим Атланту в 80-х. И что именно он тренировался в стрельбе по быстро движущимся мишеням из окна склада школьных учебников в Далласе. И что Великий Чикагский пожар вспыхнул именно от его преступно не погашенного окурка.

Впрочем, имелись и достаточно реальные шансы отвертеться от всех этих нелепых обвинений - тихо и мирно скончаться в автокатастрофе, или от взрыва бытового газа, либо в результате передозировки банальных капель от насморка. Или попросту совершить незапланированный суицид.

Короче говоря, на фоне всех этих совсем недавно грозивших неприятностей побагровевший Каунтер казался чем-то малопривлекательным, но не страшным.

– Вы замечательно умеете выходить сухими из воды, приятели, - скрежетал Каунтер. - Ты, Кеннеди, умудрился даже оправдаться в деле об угоне машины скорой помощи и похищении ее водителя, медсестры и врача. Но если вы думаете, что сейчас получите обратно удостоверения ФБР и снова начнете работать в отделе паранормальных явлений - то это свидетельствует, что в раннем детстве вас роняли с пеленальных столиков. Неоднократно. Головами вниз.

Элис сама с уверенностью этого не помнила, но ее родители, Уильям и Маргарет Блэкмор, никогда не рассказывали ей о полетах вниз головой с пеленального столика. Поэтому она не думала о возврате удостоверения и дальнейшей работе под началом Каунтера.

Увы, их работа, при всех своих недостатках, имела и существенный плюс: регулярно выплачиваемое жалованье. И мысли в голове Элис бродили тревожные, в основном финансового плана. О шести пока не выплаченных взносах за дом. О купленной в кредит машине, на которой в приличное место теперь не поедешь - после встречи с двумя субъектами, вооруженными автоматами Калашникова, кузов ее стал напоминать дуршлаг (по счастью, субъекты не знали о дополнительной броневой защите салона и не запаслись гранатометами). Еще Элис думала о финансовом отчете за последнюю командировку - его Каунтер порвал в клочки со сладострастием садиста, не возместив ни цента…

– И вы не устроитесь на федеральную службу в какую-нибудь родственную контору, не мечтайте! Даже в Лэнгли[1] вас не возьмут, хотя бы и младшими помощниками старшего подметальщика! - продолжал разоряться Каунтер (произнося название «Лэнгли», он брезгливо скривил губы). - И в службу безопасности любой приличной корпорации - не возьмут! Сегодня же составлю и разошлю ваши резюме…

Судя по злорадной ухмылке Каунтера, в пресловутых резюме будет всё: правда об Атлантском убийце девочек, и о складе учебников, и о Чикагском пожаре, и об угнанной «скорой»… И много еще о чем.

Честно говоря, Кеннеди никогда не задумывался о карьере подметальщика в Лэнгли. Чтобы не встречаться взглядом с мечущими багровые молнии глазами Каунтера, он смотрел на узел его галстука. И - отнюдь не в первый раз - размышлял: как заместитель директора ФБР своими пальцами, похожими на страдающие ожирением сардельки, умудряется завязывать такие идеальные узлы? Вопрос не был праздным. У самого Кеннеди с этим случались проблемы. Хоть в Оксфорде он и прослушал в течение целого семестра курс, посвященный подбору и завязыванию галстуков.

Теоретически начальственный разнос может длиться бесконечно. Но для этого желательно, чтобы подчиненные хотя бы иногда пытались в громовую речь начальника вставить свои робкие оправдания. А Кеннеди и Элис упорно молчали. И Каунтер стал выдыхаться.

– А теперь - вон отсюда! - рявкнул он напоследок. - Вон!!! Мне противно видеть ваши двуличные рожи!

Кеннеди не устремился вон. Вместо этого шагнул к вице-директорскому столу. Сказал тихо и серьезно:

– Нет, сэр. Я не могу покинуть ФБР, не получив ответа на один давно мучающий меня вопрос. Истина где-то рядом - и я, черт возьми, ее все-таки узнаю!

Каунтер ничего не успел предпринять - все произошло слишком быстро.

Экс-агент мгновенно перегнулся через стол и двумя пальцами потянул за галстук своего экс-начальника. Галстук подался неожиданно легко. Идеальный узел отлип от воротника и через мгновение вернулся на место.

– Так я и думал, - удовлетворенно констатировал Кеннеди. - Дешевка на резиночке…

Он развернулся и пошел к выходу из кабинета. Элис виновато пожала плечами, словно извиняясь за бестактность коллеги. Вежливо попрощалась с онемевшим вице-директором ФБР:

– До свидания, мистер Каунтер.

Прежде чем уйти, Элис сняла со спинки стула висевшее там манто и элегантно в него задрапировалась. Каунтер - уже не багровый, скорее лиловый - не сделал и попытки ей помочь…

2.

Изгнанная из фэбеэровского Эдема парочка нашла приют под сенью кафе «У Гувера» - в былые беззаботные деньки Кеннеди и Элис не раз заглядывали сюда на ланч.

– Все не так страшно, - говорил Кеннеди (без особой, впрочем, уверенности). - За несколько месяцев Каунтер прогадит и развалит всё, что только сумеет. Его уволят, и можно будет вернуться…

– За эти несколько месяцев мой дом перейдет в собственность банка, - уныло заметила Элис. - К тому же еще вилами по воде писано, что его уволят… Ты не слышал последнюю сплетню? Хит нашей курилки?

– Старого Смоки? - не понял Кеннеди.

– Да нет, в прямом смысле курилки… Так вот, по ФБР ходит упорный слух, что Каунтер дальняя родня - седьмая вода на киселе - самой Кандолизе Райс. И пока Джордж-младший будет сидеть в Белом доме - Каунтер непотопляем.

– Третьего президентского срока наша конституция не предусматривает… - напомнил Кеннеди.

– Ну и что? Наша демократия становится все более семейно-наследственной - подрастают Буши-внуки.

– Да нет, у Джорджа-младшего дочери…

– Ты что-то имеешь против женщины в Белом доме? - немедленно ощетинилась Элис. У нее порой просыпались феминистические наклонности.

Кеннеди не имел ничего против. Ему было все равно. И он вернулся к теме:

– В любом случае стоит подумать, чем заработать себе на хлеб насущный…

– Ну, вообще-то, у меня имеется диплом врача… - вспомнила Элис.

– А пара лет у тебя в запасе имеется - ждать, пока освободится прилично оплачиваемое место в приличном госпитале? Для частной практики, извини, твоя специализация - судебная медицина - подходит мало. Вот если бы была гинекология или проктология…

– Ну почему же… - вступилась мисс Блэкмор за любимое дело. - Независимая судмедэкспертиза может заинтересовать многих.

– У меня есть идея получше. Помнишь дело «Писающего мальчика»?

Элис кивнула.

– Так вот, - продолжал Кеннеди, - Истерлинг тогда зачем-то хотел дистанцировать расследование от ФБР - и оформил мне лицензию частного детектива. Кстати, она до сих пор действительна. Правда, лишь в пределах Род-Айленда.

Элис снисходительно улыбнулась, услышав название крохотного штата.

Кеннеди знал, что многие граждане США - в особенности жители Аляски или Техаса, налившиеся спесью на своих бесконечных просторах, - относятся к крошечному Род-Айленду презрительно. То именуют его Рет-Айлендом, намекая, что размерами он схож с крысиной норкой. То вообще распространяют нелепую версию: дескать, такой штат возник по анекдотической случайности. Мол, прилипла к самой первой карте Соединенных Штатов мушиная какашка - а исправлять растиражированную ошибку никому не хотелось - ну и объявили земли, покрытые пресловутой мушиной субстанцией, отдельным штатом.

– Насколько я понимаю, - ответил Кеннеди на многозначительную улыбку Элис, - детектив не должен зависеть от размера штата, выдавшего ему лицензию. Открыть контору и платить налоги можно в Род-Айленде, а клиенты - если правильно поставить дело - будут обращаться со всей страны. Вопрос простой: ты согласна быть моим компаньоном в этом начинании?

– Хм-м… Думаю, что согласна. При условии, что независимыми судмедэкспертизами новое агентство тоже будет заниматься.

3.

Три недели спустя.

– Для агентства нужен офис… - грустно сказал Кеннеди. - Арендовать же помещение не на что… И ни один банк не выдает кредит без стабильного источника дохода. Заколдованный круг…

– Насчет помещения под офис есть одна идея, - успокоила Элис. - Недавно мне написала из Провиденса, штат Род-Айленд, старая приятельница моей матери, миссис Хагерсон. Жаловалась, что овдовев, не в силах содержать в одиночку дом - в Новой Англии слишком большие налоги на землю. А уезжать из обжитого места не хочет - привыкла за двадцать лет. Спрашивала: не могу ли порекомендовать хороших знакомых - белых, протестантов, англосаксов - для частичной аренды ее дома… Очень боится, что даст объявление в газету - и тут же набегут какие-нибудь иммигранты. Я думаю, у миссис Хагерсон мы легко получим отсрочку платежа - до первых гонораров.

– Провиденс… - мечтательно протянул Кеннеди. - Эдгар По, Лавкрафт… Всю жизнь мечтал пожить в Провиденсе. Не теряй времени, звони миссис Хагерсон. А я пока подумаю над эффектным названием для нашего агентства.

– Не надо. Я уже придумала. «Бейкер-стрит». По-моему, мило и стильно, вполне в духе классических традиций. В Новой Англии весьма чтут традиции.

– Тогда лучше: «Бейкер-стрит, 221», - внес поправку Кеннеди, любивший оставлять за собой последнее слово.

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ДОКТОРА БЛЭКМОР

Когда я закончила отчет по третьему или четвертому делу агентства «Бейкер-стрит, 221» - как-то само собой получилось, что бремя отчетности легло на мои хрупкие плечи, - Кеннеди прочитал и сказал:

– А у тебя неплохой слог, Элис… Почему бы тебе не пойти по стопам доктора Ватсона и не беллетризировать свои отчеты? Придут черные дни - можно будет жить на литературные гонорары.

Идея поначалу показалось мне наивной и фантастичной, как и большинство идей Кеннеди. Ну кого, скажите, может заинтересовать отчет о том, как мы искали пропавшую собачку миссис Баскер - и в ходе поисков обнаружили двух любовников ее мужа? Разве что читателей желтой прессы. Но постепенно в работе агентства «Бейкер-стрит, 221» стали все чаще появляться расследования преступлений иррациональных, будоражащих воображение, полных мистических тайн и паранормальных загадок… У меня даже возникло подозрение: Кеннеди просто притягивает такие истории - как притягивает молнии одиноко стоящее дерево… И совсем не важно при этом, трудится ли он в отделе паранормальных явлений или на ниве частного сыска.

Я не выдержала. Взялась за перо. Вернее - за клавиатуру компьютера.

Результат - перед вами.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВАМПИРЫ В МЭНЕ

1.

– Ставлю десять долларов против одного, что это мой клиент, - сказал Кеннеди. - Такой встревоженный вид может быть только у человека, вчера узнавшего, что стараниями его личного бухгалтера на счетах не осталось ни цента…

Возможно, Кеннеди был прав. Лицо индивида, приближавшегося к входной двери, казалось весьма мрачным. Мое настроение тоже было не самым радужным. Ждущие помощи от детектива Кеннеди посетители к нам нет-нет, да и заходили. А услугами доктора Блэкмор, независимого эксперта в области судебной медицины, в последнюю неделю никто не интересовался. Я начинала чувствовать себя нахлебницей.

– Чем же он нам заплатит - без цента на счету? - спросила я как можно более ехидно. - Принимаю пари. Этому человеку наверняка нужно независимое заключение о причинах смерти кота, отравленного злокозненной соседкой. И идет он к доктору Блэкмор.

Прошлое такое дельце принесло нам семьсот долларов. Удивительно, до чего жители Новой Англии порой привязаны к своим домашним любимцам…

Меж тем ставший объектом пари молодой человек поднялся на три ступени крыльца, взялся за ручку, нерешительно потянул… Заперто. Поискал взглядом кнопку звонка, надавил.

– Вы к кому и по какому вопросу? - осведомился в микрофон Кеннеди.

Динамик над входной дверью прогрохотал его слова голосом сержанта-писаря, узревшего в полковой канцелярии зеленого новобранца.

– К мистеру Кеннеди, - ответил посетитель, разом похоронив мои надежды на десять долларов. - Ведь это детективное агентство «Бейкер-стрит?»

– «Бейкер-стрит, 221», - поправила его я, заняв место у микрофона.

Дистанционно управляемый замок двери лязгнул. Переключив монитор на внутреннее наблюдение, я увидела, как миссис Хагерсон провожает гостя в переднюю, как он торопливо освобождается от плаща и шляпы - на вид весьма дорогих и стильных.

Кеннеди тем временем столь же торопливо стянул белый халат, в котором изображал ассистента доктора Блэкмор. Затем налег плечом на стенной шкаф - полки его были уставлены неработающими микроскопами, лабораторной посудой, книгами по судебной медицине… - но настоящим гвоздем этой маленькой выставки стал ископаемый череп с засевшим в нем каменным томагавком. И череп, на деле пластиковый, и пробившее его орудие я приобрела в одном магазинчике сувениров за девятнадцать долларов девяносто центов.

Шкаф повернулся вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов. Столь же кардинально изменилось содержимое полок двуликого предмета меблировки. Теперь их украшали труды по юриспруденции, коллекция курительных трубок, изображения чьих-то отпечатков пальцев, увеличенные до размера тридцать пять на сорок девять… Немалую часть полок занимали папки-скоросшиватели, надписи на корешках которых гласили: «Алмаз Раджи», «Пропавший бейсболист», «Голубой карбункул», «Союз рыжих», «Дело „пестрых“, „Десять негритят“, „Семеро задушенных и один утонувший в мазуте“ и т. д. Все названия „дел“ были бессовестным плагиатом - но Кеннеди регулярно ставил десять долларов против одного на то, что очередной клиент этого не поймет. Когда сумма убытков достигла семи долларов, я прекратила принимать ставки. Как все-таки деградирует нация от комиксов и сериалов…

Кеннеди, закончив преображение кабинета, удалился в соседнее помещение. Я заняла место за секретарским столом, забарабанив пальцами по клавиатуре компьютера. Показухой это отнюдь не было - я запустила «Икс-скаута»…

2.

Для начала молодой человек забыл представиться и с лёту стал излагать мне стопроцентно лживую историю о своем якобы приятеле, который якобы попросил помочь в одном запутанном деле, в связи с чем он, наш посетитель, очень желает увидеть мистера Кеннеди…

– Вам придется несколько минут подождать, - сказала я с непреклонной любезностью, продолжая свои манипуляции с клавиатурой. - Мистер Кеннеди в настоящий момент занят - проводит следственный эксперимент.

Из-за двери, в подтверждение моих слов, раздавались частые выстрелы.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Посетитель бухнулся в кресло и начал нервно постукивать пальцами по столу. Стрельба за дверью не смолкала.

Клиента, по моему мнению, надо правильно ориентировать с самого начала. Что это за частный детектив, к которому на прием можно угодить запросто, как пьяному в полицейский участок? И у которого ты первый за два дня посетитель? Несолидно. Да и «Икс-скаут» работает быстро, но не мгновенно.

– Кстати, вы забыли представиться, - напомнила я.

– Смит, Джон Смит, - выпалил молодой человек, не задумываясь. Мое мнение о его интеллекте резко упало. Какая наивность! Ничего, скоро мы с Кеннеди его немного удивим…

Стрельба наконец стихла. Собственно, следственный эксперимент заключался в том, что Кеннеди выбивал пулями на особой, не дающей рикошетов доске что-либо патриотичное, типа «US FOREVER»…

Дверь распахнулась. Широкими шагами вышел Кеннеди - с дымящимся пистолетом в руке. Как мы убедились, дымящееся оружие на большинство клиентов действует безотказно. К сожалению, современные нитропороха почти не дают дыма. Приходится после стрельбы заталкивать в дуло пропитанную бромом ватку и капать туда же несколько капель нашатырного спирта - наглядно опровергая пословицу о том, что дыма без огня не бывает.

Но сегодня у Кеннеди явно дрогнула рука. Переборщил с дозировкой. Ствол «Зиг-Зауэра» напоминал носик давно и успешно кипящего чайника - даже раздавался легкий посвист. Облако белесого дыма росло.

Кеннеди торопливо запихал пистолет в сейф, плотно прикрыл дверцу. Бросил отрывисто:

– Всё, как я и думал. Это все-таки убийство. Пуля дважды отрикошетила от стен - и ударила в грудь на излете, даже не порвав одежду. Но кардиостимулятор от этого толчка вышел из строя… Доктор Блэкмор, отправьте, пожалуйста, отчет о проделанной работе мистеру Гейтсу и приложите счет на семнадцать тысяч долларов. Плюс стоимость двух коробок патронов.

Потрясенный клиент издал невнятный звук. Кеннеди повернулся к нему, словно лишь сейчас заметив.

– Добрый день. Чем могу вам помочь?

– Здравствуйте, меня зовут Боб Смит, - пролепетал молодой человек, напрочь позабыв, что только что представился Джоном. И по второму заходу начал излагать историю о своем якобы приятеле…

– Достаточно! - остановил его Кеннеди после второй фразы. - Боюсь, мой юный друг, вы недооцениваете возможности дедуктивного метода…

Уже восседая за своим столом, в огромном кресле с резной спинкой (на вид очень внушительном, но для использования по прямому назначению весьма неудобном) он продолжил психологическую обработку, вперив взгляд в нервное лицо клиента:

– … между тем для человека, владеющего пресловутым методом, фиговый листочек вашей спешно выдуманной легенды насквозь прозрачен. Не подлежит сомнению, что проблемы возникли не у вашего мифического приятеля, а именно у вас. Так-так… что же у вас могло стрястись… Судя по внешнему виду, человек вы достаточно обеспеченный… Приехали отнюдь не издалека, откуда-то поблизости… Новая Англия… А если точнее - штат Мэн. Не так ли?

Молодой человек кивнул. Вид у него уже был достаточно потрясенный.

– Мистер Кеннеди, но как вы…

– Элементарно, мой друг, элементарно. Вот здесь, юноша, - он постучал себя по лбу, - есть несколько миллионов сереньких клеточек! («Миллиардов, Кеннеди, миллиардов!» - хотелось крикнуть мне.) И я умею заставить работать каждую из них!

Клиент не заметил ни грубой ошибки в численной оценке мозгового потенциала Кеннеди, ни явного плагиата. Кеннеди снизошел до конкретных объяснений:

– Опустите глаза, мой юный друг! Видите вон то крохотное пятнышко глины на вашем левом ботинке? В моей коллекции есть образцы почв со всего атлантического побережья, и не только… Штат Мэн, никакого сомнения. Причем его западная часть. Округ Гейри, скажем…

В эту секунду мне показалось, что обитатель округа Гейри станет-таки сегодня моим клиентом. Что вывих его устремившейся к полу челюсти срочно потребует врачебного вмешательства.

– Я даже рискну назвать город: Кервуд. Я не сильно ошибся?

– Но, мистер Кеннеди, каким… - ошарашенный житель Кервуда наконец-то совладал со своей челюстью.

– Пустяки, элементарно. Но какие же проблемы могли возникнуть в вашем тихом и мирном городке? Так-так…

И Кеннеди сделал вид, что уставился орлиным взглядом на юношу.

На самом деле он, скосив глаза, считывал информацию с врезанного в столешницу плоского экрана, укрытого за массивным письменным прибором и взгляду клиентов недоступного.

Дело в том, что ручка на нашей двери не простая. Функция открывания-закрывания для нее не главная. Гораздо более важное назначение этой псевдо-ручки - снять отпечатки пальцев, которые почти мгновенно сканируются и передаются в компьютер. Ну а дальше уж в дело вступает «Икс-скаут». У этой небольшой, но крайне наглой пиратской программы отношения с Федеральной дактилотекой и базами данных прочих федеральных ведомств примерно такие же, как у юркого флибустьерского брига с неповоротливыми купеческими галеонами…

Конечно, возможны осечки. Всегда есть вероятность натолкнуться на клиента, не проходившего дактилоскопирование. Но подавляющее большинство граждан США или служили в армии, или когда-либо имели конфликты с законом, пусть и самые незначительные. Либо оформляли лицензию на оружие, либо… В общем, оказаться вне поля зрения «Икс-скаута» шансов у них немного.

На мой дисплей выводилась та же информация, что и у Кеннеди. И при желании я могла не хуже него продемонстрировать чудеса дедукции потрясенному мистеру Кристоферу Дж. Т. Рокстону - именно так идентифицировал «Икс-скаут» нашего «Джона-Боба Смита»…

Кеннеди тем временем продолжал потрясать и изумлять:

– Судя по некоторым физиометрическим данным, смелости и решительности вам не занимать… Возможны конфликты с законом… Хотя… Пожалуй, нет… Ничего столь серьезного, что потребовало бы вмешательства специалиста высшей квалификации… - Кеннеди сделал короткую паузу и изобразил легчайший поклон в сторону клиента, не оставляющий сомнений в том, кто тут пресловутый специалист. Продолжил:

– Скорее всего, пара случаев езды в нетрезвом виде, не более того, - не так ли, мистер… хм… Смит?

Смит-Рокстон молча кивнул. Дар речи вновь его покинул.

Кеннеди продолжал строить дедукции на основе ползущего по экрану досье. Там данные полицейского управления тем временем сменились тайнами, сокрытыми в файлах системы медицинского страхования.

– Со здоровьем - как очевидно любому наблюдательному человеку - у вас полный порядок. Разве что… да, пожалуй, возможны легкие проблемы с желудком… Не то, не то… На работе… Да, на работе у вас тоже всё прекрасно. Судя по вашей манере сидеть в кресле, вы наверняка занимаете не рядовую должность… Очевидно, в филиале крупной корпорации… Что-то связанное с машиностроением? Хотя нет, скорей электричество… Энергетика, не так ли?

Кристофер (согласно досье, действительно являвшийся вице-президентом «Энергетической Компании Западного Мэна») встал и начал нервно расхаживать по кабинету - явно заподозрив, что Кеннеди из его манеры сидеть в кресле выведет еще какую-либо дедукцию. О внеслужебных отношениях с секретаршей, например.

– Но на службе у вас все в порядке… Значит, проблема в личной жизни… В семейной…

Тут Кеннеди вступил на зыбкую почву. Данные о семейной жизни Рокстона «Иск-скаут» раскопать не сумел. Но, если судить по реакции клиента, Кеннеди опять попал в точку.

– Женились вы, судя по всему, недавно… - начал Кеннеди. Дедукция была его личная, но не Бог весть какая сложная - блеск новенького обручального кольца на пальце вице-президента был виден издалека…

И тут Кеннеди удивил. Не только Рокстона - тот, похоже, постепенно терял способность удивляться, - но и меня.

– Как я понимаю, проблемы связаны с вашей молодой супругой. Давно между вами произошел разрыв?

– Три дня назад… Но как, черт возьми… - ошарашено произнес Крис Рокстон.

– Действительно, Кеннеди, даже мне не уследить за вашим полетом мысли, - не менее ошарашено встряла я.

– Элементарно, друзья мои, элементарно. Пятно от утюга на вашей левой брючине, мистер… э-э-э… Смит, мог оставить лишь человек, впервые взявший в руки это несложное орудие.

Я с трудом подавила улыбку. Неделю назад Кеннеди решился сам погладить костюм - его приходящая домработница приболела. В результате смелого эксперимента костюм отправился в мусорный контейнер, а мой коллега щеголял теперь в новенькой «тройке»…

Массированная артподготовка достигла цели.

Клиент, отбросив свое наивное инкогнито, без споров подписал договор об оказании детективных услуг. Без споров заполнил чек, - по слухам, дела у энергетиков Новой Англии шли сейчас неплохо, и Кеннеди не стал мелочиться, запрашивая сумму аванса.

Главное было сделано. И мне казалось, что остались пустяки: выслушать печальную повесть обманутого мужа, пообещать разузнать всю подноготную, за пару сотен нанять детектива из агентства «Отелло» - эти парни собаку съели, фиксируя на пленку неверных жен in flagranti.[2] В общем, рутина…

Но всё оказалось не так просто.

Для начала Кристофер Дж. Т. Рокстон доказал, что удивлять и ошарашивать здесь умеет не только Кеннеди.

– Проблема в следующем, - сказал наш гость, сразу взяв быка за рога. - Моя жена - вампир. И я не знаю, что мне делать…

Надо отдать должное моему коллеге. Он не стал намекать на не совсем адекватное восприятие действительности Кристофером, явно вызванное переутомлением на ниве снабжения жителей западного Мэна электроэнергией. Лишь спросил деловито:

– Какой вампир? Вампирус вульгарис? Или классический некровампиризм по трансильванскому типу? Или, может быть, вы имели в виду вампира энергетического?

– Не знаю… - сказал клиент растерянно. - Не энергетический, это точно… А чем отличаются те, которые вульгарисы, от некротрансильванцев?

Кеннеди тут же отпасовал мяч мне:

– Моя коллега и ассистент, доктор Блэкмор, объяснит вам всё гораздо лучше.

Я сказала:

– Вампирус вульгарис - это вполне живые люди, страдающие достаточно редкой, но отнюдь не уникальной болезнью. Их организм испытывает непреодолимую тягу к крови - как правило, психосоматического характера, но иногда этиология заболевания связана с нехваткой железа в организме. При своевременном обращении к врачу чаще всего удается избежать эксцессов. Самый простой вариант: вы договоритесь на ближайшей бойне, и будете получать к каждому завтраку вашей супруги стакан свежей бычьей крови. А миссис Рокстон, естественно, скажете, что кровь человеческая, донорская, с великими трудами и затратами добытая в центре переливания… Острота проблемы будет снята, и затем, после надлежащих анализов и тщательной работы психолога…

Тут клиент прервал меня:

– Боюсь, доктор Блэкмор, что психолог уже не поможет. И бычья кровь не поможет…

– Были криминальные случаи? - быстро спросил Кеннеди.

Рокстон вопрос проигнорировал. Спросил сам:

– А что там с Трансильванией?

– Ну, если вы смотрели фильмы ужасов на эту тему, то должны иметь хотя бы общее представление, - сказала я. - Классические вампиры - это некробиотическая форма квази-жизни, поддерживающая существование употреблением крови жертв… Официальная наука считает классических некровампиров мифом, и основания для подобного скепсиса имеются веские. Вы хотите сказать, что ваша супруга скончалась, была похоронена, и… - Я сделала паузу.

– Нет, она не скончалась… - ответил Кристофер. - Тоже не подходит… Но ведь существуют вампиры не умиравшие? Но и не безобидные больные, которых можно обмануть бычьей кровью?

– Вполне возможно. Но тогда тяга к питью крови, надо полагать, есть побочный симптом некоего иного заболевания или мутации. Необходимы серьезные исследования. Может быть, мистер Рокстон, вы расскажете всё по порядку?

И он рассказал.

3.

Как выяснилось, наш клиент вступил в законный брак с мисс Люси Харкер семь месяцев назад. И жених, и невеста принадлежали к состоятельным новоанглийским семействам, к аристократии Мэна, ведущей свои родословные от пассажиров «Мейфлауэра». Как ни странно, это не был династический брак, задуманный родными без согласия молодых; отнюдь нет - Крис и Люси встретились достаточно случайно, полюбили друг друга - просто так удачно сложилось, что никаких препятствий к их союзу не оказалось…

(Да уж, случайность, подумала я. Когда один и тот же круг людей толчется на одних и тех же великосветских раутах, отдыхает на одних и тех же курортах, отправляет детей на учебу в одни и те же элитные заведения, - отчего бы и не встретиться «случайно» молодым людям… Вот если бы наследник английского престола где-нибудь случайно встретил молоденькую прачку-эмигрантку и влюбился - это, я понимаю, случайность так случайность…)

Как бы то ни было, никаких препятствий со стороны родителей для молодых не обнаружилось. Впрочем, за три года до свадьбы Люси осиротела - отец и мать погибли в автокатастрофе. Старший же брат ее, Артур, оказался паршивой овцой в почтенном новоанглийском стаде; несколько лет пропадал неведомо где - и слухи о его жизненных перипетиях доходили не самые благоприятные. Свою долю отцовского наследства Артур получил, не появляясь в Мэне, - и, судя по всему, успешно промотал. На свадьбу сестры он тоже не приехал.

Обездоленной сиротой Люси Харкер отнюдь себя не чувствовала - и она сама, и ее унаследованное состояние находились под опекой дяди с материнской стороны, джентльмена весьма почтенного и прекрасно ладившего с племянницей. Опека должна была продолжаться до совершеннолетия либо брака Люси. Брак случился раньше.

Семейная жизнь наладилась легко - у обеспеченных людей чаще всего именно так и происходит. Молодые купили дом в Кервуде - премиленький особнячок в нео-викторианском стиле; карьера Кристофера развивалась удачно и стремительно, Люси нигде не работала, активно участвовала в нескольких благотворительных программах, и занималась - больше для удовольствия, чем по необходимости - домашним хозяйством.

(Да, подумала я, в первый год семейной жизни влюбленная девочка вполне могла находить удовольствие в том, чтобы погладить брюки мужа. Даже его носки могла постирать с большим энтузиазмом. Несколько лет спустя мнение супруг об этих маленьких семейных радостях обычно кардинально меняется. И хорошо, если есть деньги для найма прислуги… А если денег нет?)

В общем, все шло прекрасно, когда четыре месяца назад…

– Четыре месяца назад, - сказал счастливый молодожен, - в Кервуде совершенно неожиданно появился мой шурин, Артур Харкер.

– И стал просить у вас денег, - вновь решил блеснуть дедукцией Кеннеди.

На сей раз у моего коллеги не выгорело.

– Нет, кое-какие средства у него были, - отверг догадку Рокстон. - По крайней мере, просьб о материальной помощи я не слышал. Скорее - о моральной поддержке. Как дал мне понять Арт, он более чем достаточно повидал и испытал, с лихвой утолив присущую ему с детства тягу к авантюрным приключениям. И решил вернуться к оседлой жизни, восстановить старые связи, занять подобающее его происхождению место в обществе…

– Понятно, - прокомментировал Кеннеди. - Как хиппи шестидесятых - которые отправляли в мусорный бак лохмотья и хайратники, остригали патлы, - и спокойненько занимали отцовские кресла в советах директоров.

Так оно всё и было. Первую неделю Артур прожил у сестры и зятя, затем обзавелся собственным приличным жильем в Кервуде. И стал - при активной помощи очарованного им Кристофера - неторопливо и упорно отвоевывать причитающееся место под солнцем. И, в общем, ему это удалось. Родные и знакомые покойных Харкеров-старших поверили-таки в исправление и перерождение блудного сына, - двери лучших домов Мэна оказались для Артура открыты. Судя по всему, не за горами был и откормленный телец, - вскоре ожидалось назначение Артура Харкера на теплое место в руководстве одного из старейших и почтеннейших мэнских банков - место, которое ввиду старости и болезни должен был освободить член родственного клана Рокстонов… Образование Артура лежало как раз в области экономики, менеджмента и права, - и позволяло рассчитывать на не менее успешную карьеру, чем у Кристофера.

– А потом стряслась эта кошмарная история, - с дрожью в голосе поведал Рокстон. - И втравил меня в нее именно Арт…

Тут следует отметить один момент. Прямо о нем Рокстон не говорил. Но судя по тому, как он выражался об Артуре Харкере, этот решительный тридцатилетний красавец со шрамом на виске, испытавший множество самых захватывающих приключений и охотно о них рассказывающий, произвел глубочайшее впечатление на нашего клиента, - выросшего, прямо скажем, в тепличных условиях. Кристофер, как мне показалось, просто боготворил шурина. И весьма скоро после знакомства они стали неразлучными друзьями.

– А спустя некоторое время я заметил неладное, - рассказывал Рокстон. - Иногда Арт пропадал вечерами непонятно где. Иногда - уезжал на день-другой, причем поводы у этих поездок были, мягко говоря, не совсем убедительные… И у меня возникло нехорошее подозрение: прежняя жизнь никак не хочет отпустить из своих объятий Арта - вернее, дружки, оставшиеся от той жизни… И я спросил честно и открыто: в чем дело? Не нужна ли моя помощь?

Артур не сразу, но рассказал зятю, в чем дело. В услышанное было трудно поверить. Оказывается, Артур Харкер давно, еще с последнего курса университета, состоит членом некоей секретной, немногочисленной и глубоко законспирированной организации…

– Нет, нет, мистер Кеннеди, это совсем не то, о чем вы сейчас подумали и о чем подумал тогда я… Не террористы, и не наркомафия, и не клуб каких-нибудь извращенцев…

– С кем же угораздило связаться вашего шурина?

– С ОХОТНИКАМИ НА ВАМПИРОВ!!!

Мы с Кеннеди переглянулись. Последовала короткая немая сцена. Затем зять охотника-вампироборца продолжил объяснения.

Естественно, сначала Рокстон в это не поверил. Хотя весьма любил на досуге полистать литературу о всевозможных паранормальных явлениях. Но - не поверил. Думал - хобби, игра, вроде многочисленных обществ охотящихся за тарелочками уфологов. Или шарлатанство - как возникшие кое-где организации, специализирующиеся на искоренении призраков и полтергейстов, отнюдь не безвозмездном. Но дело оказалось куда более серьезным.

Рассказ Артура изобиловал мелкими, вызывающими доверие подробностями. К этому прилагался немалый авторитет, который шурин успел заслужить у Кристофера. В результате Рокстон, твердо решивший в начале разговора вырвать родственника из паутины прошлого, - сам оказался в нее втянут. Предложил свою помощь - всё еще до конца не веря, всё еще считая увлекательной и захватывающей игрой.

– Понимаете, - уныло говорил он, - жизнь идет по замкнутому кругу, ничего нового. Тот же офис, те же заседания, те же бизнес-ланчи, те же презентации проектов и подписания документов… И после работы все одно и то же: клуб, гольф, воскресные барбекю и пикники с одними и теми же лицами… Тьфу!

Понятно… Тихое сонное болотце, а тут вдруг - интрига, тайна, грозящая схваткой с загадочным и кошмарным, - при подспудном убеждении, что все это не всерьез, что никакой реальной опасности нет…

Кончилось тем, что Артур свел Кристофера с тремя коллегами-охотниками. Вампироборцы скрывали лица под черными капюшонами с прорезями и именовали друг друга прозвищами. Неофит тоже вступил в их ряды инкогнито - пока что в статусе кандидата. И вместе с Артуром стал порой уезжать на день-другой или изредка пропадать вечерами…

– Поначалу, в первый месяц, ничего серьезного не случалось, - продолжал свою повесть горе-охотник. - Следы, на которые выходили наши коллеги, оказывались ложными. Тесты - у них, доктор Блэкмор, есть специальные тест-системы, позволяющие определять вампиров, представляете? - тесты показывали отрицательные результаты. Я постепенно начал терять интерес к игре, ночные поездки с замаскированными лицами увлекали всё меньше, и тут, и тут… Боже, если бы я знал, чем все кончится…

4.

Тем вечером, уже в темноте, - полтора месяца назад - они выехали на машине Артура. И дорогу Кристофер запомнил более чем смутно. Отъехали недалеко, миль на пятьдесят, - но по второстепенным трассам, часто сворачивая вовсе уж на проселки. И место развернувшейся трагедии Рокстон точно назвать не мог. Где-то у границы штатов Мэн и Нью-Хемпшир - а может, уже и за границей. На перекрестке двух грунтовых дорог их поджидал «форд-фургон» с тремя коллегами-охотниками. Фоб, Юстас и Трувер - так те себя называли. Вернее, брат Фоб, брат Юстас и брат Трувер, - вампироборцы считали себя повязанным кровью братством. Арт был братом Деймосом. Кристофера охотники называли Джун. Просто Джун, без «брата», - принести клятву и вступить в братство ему еще предстояло…

Судя по привезенному в фургоне снаряжению, на этот раз дичь была вычислена со стопроцентной уверенностью. Свежесрезанные осиновые колья, большие стеклянные емкости со святой водой, аэрозольные баллончики с чесночным экстрактом, специальные фонари, выдающие ультрафиолетовую составляющую солнечного спектра - причем куда более мощную, чем в естественном солнечном свете, который вампиры с неприязнью, но переносят…

Почему вампироборцы не использовали огнестрельное оружие с серебряными пулями, Рокстон объяснить нам не смог, сам не запомнил, - причину ему называли, но что-то мудреное и пересыпанное медицинскими терминами, связанное с метаболизмом вампиров… Неудачный же выстрел вообще мог привести к совершенно непредсказуемым мутациям вампирского организма. Устав категорически запрещал охотникам стрелять - даже для спасения собственной жизни… Джуну-Кристоферу подробностей не рассказали, но, очевидно, в свое время были попытки нарушения братьями этого жесткого правила. Закончилось всё, надо понимать, трагично, - потому что теперь перед каждой акцией охотники обыскивали друг друга на предмет спрятанного огнестрельного оружия.

Они выпили - как всегда перед «делом» - по стакану святой воды, частично опустошив одну из емкостей. Обычная проверка чистоты собственных рядов… И пошли.

… Целью похода оказалась полуразрушенная хибарка, явно нежилая. Лежка вампира находилась там. И до полуночи он не покинет ее. На часах было без четверти двенадцать…

На Кристофера Дж. Т. Рокстона, вице-президента «Энергетической Компании Западного Мэна», было жалко смотреть, - сейчас, в офисе агентства «Бейкер-стрит, 221». Он побледнел, лицо покрылось бисеринками пота, голос дрожал и прерывался. Впрочем, я подозревала, что и у разрушенной хибары полтора месяца назад он выглядел не лучше… Но тогда имидж вице-президента несколько скрашивал капюшон с прорезями.

– Вы не представляете, что я там увидел, в этой хибарке… Не представляете… - стонал он, все никак не в силах шагнуть в своем рассказе через порог той хижины.

Я вклинилась в его монолог несколько провокационно, чтобы помочь юноше переступить порог, - и в прямом, и в переносном смысле. Сказала:

– Отчего же не представляем? Судя по самому первому сделанному вами заявлению, в хибарке обитала ваша супруга Люси Рокстон, в девичестве Харкер…

Аристократичный глянец мигом слетел с новоанглийского юноши. Он живо напомнил мне моего покойного отца - причем в момент, когда тот на пляже наступил босой пятку не то на фалангу, не то на какое-то еще ядовито-кусачее членистоногое.

– …!!!…!!![3] - завопил наш клиент, подпрыгнув на два фута в высоту.

Впрочем, через несколько секунд новоанглийское воспитание взяло верх и он вернулся к цивилизованной манере беседы. Но порог перешагнул, - что, собственно, от него и требовалось.

– Извините, доктор Блэкмор. Извините, мистер Кеннеди. Нервы. Нет, конечно же, Люси там не было. Но все равно я оказался потрясен. Та часть меня, которая действительно верила, - ожидала встретить кого-то вроде Удо Кира или Гэри Олдмана[4] … Импозантного бледного джентельмена в старомодном плаще, с красноватыми глазами и белыми острыми зубами… Но там… Послушайте, у вас есть чего-нибудь выпить?

Кеннеди кивнул, подошел к двуликому шкафу и извлек громадный том - свод имевших место в штате Невада судебных прецедентов. У части страниц внутри фолианта была вырезана середина. Образовавшаяся полость скрывала плоскую бутылочку бренди. Надо же, я и понятия не имела про этот его тайник…

Хорошенько взбодрившись (содержимое бутылочки претерпело существенный ущерб) Кристофер продолжил:

– Вампир оказался женщиной! Впрочем, женственного в этой твари было мало… Отвратительное нечто, закутанное в лохмотья… Встретив днем, ее вполне можно было бы принять за нищую побродяжку. Смердящую, гнусную, но совсем не пугающую… А вот ночью…

Дальше события (если отбросить чересчур эмоциональные оценки мистера Рокстона) развивались так: Трувер и Артур-Деймос тут же направили на вампиршу свет двух фонарей - тех самых, с ультрафиолетовыми лучами. Ей это не понравилось - зашипела, забилась в угол, прикрываясь от света руками.

Опять ошибка, подумал тогда Рокстон, никак не желая признавать в нищенке посланницу дьявола. Но его спутники знали, что делали. К вампирше шагнул брат Фоб (или Юстас? - при одинаковых нарядах и схожем телосложении Кристофер их вечно путал), - шагнул и направил в ее лицо струю чесночного аэрозоля. Кровопийце это понравилось еще меньше. Она сначала отпрянула, а потом…

– Потом она попыталась его укусить!!! Представляете? Не ударить рукой, не пнуть ногой, - как сделал бы любой нормальный человек… Вообще человек… Даже не оцарапать… У-КУ-СИТЬ!!! Он едва успел отдернуть руку, зубы щелкнули в считанных миллиметрах от нее. Вот тогда я впервые с ужасом заподозрил, что игры тут мало… Что все всерьез…

Но главная проверка, как знал Рокстон, - это святая вода. Применяемые тест-системы, теоретически не способны были выдавать ошибки. Но на практике охотники за вампирами предпочитали дважды и трижды перестраховаться, чтобы не уничтожить невинного. Брат Трувер снял крышку с емкости - и очень быстро, не давая вампирше опомниться, окатил ее святой водой - всю, с ног до головы. Вылил не меньше галлона…

Дойдя в рассказе до этого места, молодой Рокстон вновь приложился к бутылочке - на этот раз не спрашивая дозволения. Неудивительно, что с такими наклонностями он попадался полиции за езду в нетрезвом виде…

– Боже, что тут было! Она взвыла, как тысяча демонов! Она каталась по земле и раздирала когтями свою кожу! А зловоние… Я только тогда понял, что значит выражение «адское зловоние» - в самом буквальном его смысле… Я подумал, что меня немедленно стошнит - прямо внутрь капюшона. Но каким-то чудом сдержался…

Всё было ясно. И охотники приступили к казни. Длинным, раздвоенным на конце осиновым колом брат Трувер прижал к земле ноги вампирши. Юстас (или Фоб?) и Артур-Деймос такими же кольями - руки. Трое крепких мужчин с трудом удерживали в неподвижности на вид тщедушное тело. Четвертый охотник, не то Фоб, не то Юстас, взял другой кол - укороченный и остро заточенный. Приставил к лохмотьям в районе сердца. Замахнулся кувалдой…

– Кровь ударила вверх фонтаном чуть ли не в ярд высотой! Причем, - обратите внимание, доктор Блэкмор, - совершенно не людская кровь! Черная!

(Удивляться мне тут было нечему. Любая кровь в свете фонариков покажется темной, почти черной.)

Вампирша продолжала подергиваться - но уже конвульсивно. Охотники отпустили удерживавшие ее колья. И, один за другим, нанесли удары кувалдой по торчащему из сердца колу. Последним ударил Джун… Иначе говоря - Кристофер Дж. Т. Рокстон…

– Я был в полном шоке, мистер Кеннеди! Всё оказалось так неожиданно, так… Я просто не понимал, что делаю, зачем… Но чувствовал - это мой последний выезд на охоту. Если даже по земле и бродят такие твари - пусть ими занимаются профессионалы. Такие ощущения не для меня. Уж лучше скучать в офисе «Западной Энергетической»…

Тут же, у затихшего трупа, Рокстон встал на колени и принес клятву, повторяя ее вслед за Артуром, - сам не понимая, для чего это делает. Слов не запомнил. Лишь отложились в памяти, что за разглашение и отступничество сулились какие-то жуткие кары… Встав с колен, Кристофер стал полноправным членом братства…

– В машине, на обратном пути, я вовсе не успокоился. Наоборот, вспоминал и вспоминал произошедшее, в самых мелких деталях, - и всё больше накручивал сам себя…

Артур, пытаясь вывести родственника из шока, дал выпить ему глоток виски - небольшой запас спиртного он всегда возил с собой. И стал рассказывать, как сам стал охотником - восемь лет назад. Он тогда жил здесь, в Мэне, с тринадцатилетней сестрой и родителями - приехал из университета на каникулы… В то лето все и началось. В соседнем округе Кроули (именно там проживали Харкеры) начали исчезать дети. Один, второй, третий… Все грешили на сексуального маньяка - пока не нашли десятилетнюю девочку, без следов надругательства, но с разорванным горлом. Разорванным явно зубами… Артур - видевший себя в мечтах отнюдь не банковским юристом, но адвокатом по самым громким уголовным делам и зачитывавшийся романами о Перри Мейсоне - попытался провести самостоятельное расследование. И столкнулся на этой узкой тропинке с охотниками за вампирами… Так все и началось.

Того вампира, кстати, они не поймали - исчезновения детей прекратились. Но Артур уже втянулся, не мог остановиться… Карьера после университета пошла к чертям, родительское наследство большей частью ушло на нужды охотников… Сейчас, став старше и поняв, что никаких осиновых кольев не хватит, чтобы уничтожить все зло на земле, он и рад бы расстаться с братством, - но опасается, что долго после такого шага не заживется…

Рокстон - не то от неторопливого рассказа, не то от виски - несколько успокоился. Но перед расставанием шурин вновь его огорошил. Протянул довольно большую коробку с карамелью. Карамелью на палочках. Сказал: «Возьми. По одной каждое утро. КАЖДОЕ! Без исключений… Мы все - кто принимал участие в казнях - так делаем. Случайно подцепленный латентный вирус может сидеть в организме годами - ничем себя не проявляя. Но если карамелька вдруг посинеет… Тогда возьми пистолет и пусти пулю в лоб. Немедленно. Пока еще остался человеком. Мне совсем не захочется охотиться на тебя, Крис…»

Кристофер прекрасно знал, что это за карамель. Предназначалась она для скрытого тестирования вампиров. Анализ проводился по слюне… Когда верхний, сладкий слой таял во рту, человек (или нечеловек) чувствовал дикую горечь и поневоле выплевывал леденец. У нелюдей выплюнутая конфета через пять минут принимала синеватый оттенок…

– Стало быть, - спросил Кеннеди, - несколько дней назад вы решили угостить тестирующим леденцом свою супругу?

5.

– Не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, - медленно сказал Кеннеди, - но вас втянули в убийство первой степени при отягчающих обстоятельствах - не больше и не меньше. Кем бы ни была та вампирша с точки зрения биологии - для закона она по-прежнему человек, гражданка США…

Наш клиент не смутился от подобного замечания. Он явно с детства рос в убеждении, что перед законом все равны, но новоанглийские аристократы гораздо равнее.

– Ерунда, - заявил он с великолепным апломбом. - Хороший адвокат не оставит от обвинения против меня камня на камне. Гораздо важнее другое: что делать с Люси?

Как выяснилось, в первые дни напуганный Рокстон старательно сосал каждое утро карамель - до появления горечи. Потом с замиранием сердца ждал, не изменится ли цвет. И тщательно прятал коробку в своем домашнем кабинете.

Время шло. Цвет облизанных карамелек не менялся. На охоту «брата Джуна» больше не приглашали. И мало-помалу он успокоился. Кошмар в заброшенной хибаре стал казаться всего лишь страшным сном… Все чаще Кристофер забывал провести утреннее тестирование. Все чаще забывал спрятать коробку…

Все рухнуло пять дней назад.

Вечером в гостиной их дома он обнаружил лежавший на блюдечке облизанный леденец. Один из тех самых. Мутно-голубого цвета…

КОНФЕТА ПОБЫВАЛА ВО РТУ У ВАМПИРА!!!

Следствие оказалось недолгим. Люси, мило улыбаясь, призналась - леденец попробовала именно она. И поинтересовалась: где Крис умудрился купить эту гадость?

Как он сдержался, Бог знает. Деревянным голосом соврал, что в лавочке, торгующей пластиковыми фекалиями, пукающими подушечками и тому подобной ерундой… Она высказала все, что думает об изготовителях и продавцах подобной продукции. И о покупателях тоже.

Кристофер, не вступая в дискуссию, уехал на службу. Но западно-мэнской энергетике в тот день пришлось обойтись без руководства м-ра Рокстона.

Первое, что пришло в голову, - ошибка теста. Конечно же ошибка! У кого-то, изготавливавшего конфету, дрогнула рука - всыпал не тот ингредиент или не в том количестве… Проверить гипотезу было проще простого - попросить у шурина святой воды и облить ею Люси. Может, она посчитает это очередной дурацкой шуткой, может, даже обидится, - неважно, способ помириться найдется. Рокстон стал уже было набирать номер Артура, но тут…

Но тут в памяти стали всплывать мелкие детали и детальки.

Очень странные…

Несколько раз за последние дни он замечал по утрам на жемчужных зубках Люси капельки крови. Она объясняла: с детства страдала кровоточивостью десен, говоря по науке - пародонтозом. Обычно все симптомы снимались зубной пастой - особой, придуманной их семейным врачом и приготовляемой на заказ в ее родном Кроули. Но сейчас никак не может найти, куда засунула коробку со своим запасом тюбиков… Направила внеочередной заказ домой - но пока пасту приготовят, пока пришлют…

Тогда Кристоферу эти слова жены отнюдь не казались подозрительными. Теперь же…

А еще - он вспомнил, что и она тоже несколько раз куда-то пропадала вечерами. И - точь-в-точь как в случае с Артуром - объяснения ее не казались Рокстону убедительными… Теперь - совсем не казались.

Арт! - понял вдруг Кристофер. Ведь тот стал охотником именно из-за того, что рядом с их домом (с домом Люси!) начали гибнуть дети. От зубов вампира…

Все казалось теперь ему странным и более чем подозрительным. Это нежелание жены подставлять яркому солнцу свою аристократично-белую кожу, эти темные очки, которые она не снимала летом…

И все-таки Рокстон никак не мог поверить, что Люси, его Люси…

Он ничего не сказал Артуру. Ничего не сказал другим охотникам (с ними «брат Джун» просто не имел связи). Он раздобыл немного святой воды - совсем капельку - в соседней церкви святого Винсента… И добавил в утренний сок супруге…

ПОСЛЕ ЗАВТРАКА ЛЮСИ СТОШНИЛО!!!

Он почти уверился (а минуту спустя диаметрально изменил мнение), когда на следующий вечер, сразу после его возвращения с работы, к Рокстонам домой явился детектив Райзман из местной полиции. Лицо его показалось смутно знакомым, но лишь после ухода детектива Рокстон вспомнил: именно Райзман год назад дважды штрафовал его за вождение в нетрезвом виде. («Я отнюдь не был пьян, поверьте, доктор Блэкмор, - принимал совсем по чуть-чуть на корпоративных вечеринках! Можно было бы провести независимую экспертизу, но я просто позвонил кому надо - и прыти у этого Райзмана живо поубавилось!»)

Детектив не стал припоминать былое. Сообщил, что в округе Гейри за последние недели исчезли - по одной - три девушки-старшеклассницы. Нет, трупы не найдены, и оснований подозревать самое страшное нет, нынешняя молодежь сами знаете какая, - вполне могли отправиться в путешествие с какими-нибудь парнями, не поставив в известность родителей… Но те волнуются, давят на полицию.

(Интересные в полиции Кервуда порядки, подумала я. Один и тот же человек и штрафует водителей на дорогах, и занимается поиском пропавших подростков. Либо в тамошней полиции серьезная нехватка кадров, либо карьера Райзмана за этот год развивалась весьма динамично. Похоже, он хваткий парень…)

Кристофер спросил настороженно: какое отношение к нему имеют эти исчезновения? Да никакого, успокоил Райзман. Рутинная проверка. Одну из девушек - некую Розу Джулини - в последний раз видели неподалеку от автостоянки «Бассет-клуба». Полиция опрашивает водителей всех стоявших там машин - не подвозил ли кто Розу? Среди прочих там стояла и машина вашей жены - красный «феррари»…

Выйдя в гостиную, Люси ответила коротко: девушку с такими приметами она не подвозила, даже не видела… Кристофер предельно внимательно наблюдал за молодой женой в эти секунды. Ни в голосе, ни на лице ничто не дрогнуло…

Больше вопросов Райзман не стал задавать. Кристофер догнал его уже на улице, у машины, - и спросил: когда произошли эти три исчезновения? Детектив назвал три даты. Потом он уехал - а Рокстон тут же, под фонарем, вытащил из бумажника календарик. И стал восстанавливать в памяти числа, когда Люси загадочно отсутствовала…

ДАТЫ СОВПАЛИ!!! ВСЕ ДО ЕДИНОЙ!!!

Бледный и мрачный, он вернулся в дом. Люси, наоборот, была весела и оживлена, хотела что-то сказать мужу - но тут же осеклась, увидев его лицо…

– Вы высказали ей свои подозрения? - спросил Кеннеди, видя, что клиент замолчал, погрузившись в свои мысли. - Или сразу связались с охотниками?

– Охотникам я ничего не говорил. До сих пор. Эти мясники тут же схватятся за свои колья… Люси сидит наверху, у себя, и не спускается вниз. Потому что внизу, в гостиной, постоянно дежурят два частных охранника - с вполне недвусмысленными инструкциями. Она, наверное, считает, что я обезумел от ревности, - в тот вечер она так и не смогла объяснить свои вечерние отлучки. Упорно молчала - и всё. Пусть считает… Может, это и к лучшему - если здесь какое-то дикое совпадение… Если же нет… если она…

Тут клиент сорвался на крик:

– Я не знаю, что делать!!! Не знаю!!! Представляете, что будет, если я убью ее??!! Или позволю убить охотникам??!!

– Представляю, - сказал Кеннеди спокойно и тихо. - Даже самое доверчивое жюри присяжных не поверит, что ваша жена была вампиром. Особенно если прокурор представит дело так, что вы женились ради денег - а теперь избавились от постылой супруги. Наследство Харкеров - доля Люси - теперь ведь находится в вашей собственности?

– Не совсем… У нас раздельное владение имуществом, - понуро сказал Рокстон. - Но состояние Люси завещано мне. Плюс ее страховка - весьма приличная, смею заверить… Прокурору будет на чем строить обвинение…

Черт возьми, подумала я. Прокурор, обвинение, деньги, - и ни слова о том, что он ее любит и не верит во всю эту чертовщину…

– Время не ждет, - сказал Кеннеди. - Нам немедленно надо вылетать в Мэн. Но - никаких ритуальных казней. Если окажется, что ваша супруга действительно виновна в этих исчезновениях - ее изолируют и будут лечить. В конце концов, развода с невменяемой можно добиться достаточно просто…

Позднее Кеннеди признался мне, что в первый момент посчитал, что клиент несколько расцветил своей буйной фантазией реальное положение дел. Что штудирование паранормальных книжонок до добра не доводит. Что сцена казни в заброшенной хибарке чересчур отдает Голливудом - и сочинена для придания весомости надуманным подозрениям…

Вообще-то Кеннеди ошибался очень редко.

Сейчас - как мы поняли позже - оказался именно такой случай.

… Вскоре мистер Рокстон нас покинул, договорившись встретиться через полтора часа в аэропорту, перед посадкой на вечерний рейс на Бангор.

Кеннеди не стал терять времени.

– Собирайся, Элис. Не думаю, что наше пребывание в Мэне затянется. «Зиг-Зауэр» да зубная щетка - вот и все, что тебе понадобится.

Он подошел к сейфу, намереваясь убрать туда договор и подписанный Рокстоном чек. Распахнул дверцу. Изнутри немедленно повалили клубы едкого белого дыма, заполнив весь кабинет…

Проклятие!

Мы совсем забыли про пистолет и нашу невинную химическую мистификацию!

Я - буквально на ощупь - включила принудительную вентиляцию на полную мощность. После чего мы - тоже на ощупь - выбрались в комнату, где Кеннеди проводил свой «следственный эксперимент». Как выяснилось, я немного ошиблась в своих догадках о его сути. Вместо патриотической надписи типа «US FOREVER» доску украшала выбитая пулями сентенция:

КАУНТЕР - СКОТИНА

Мнение Кеннеди о его бывшем фэбээровском начальстве оказалось незаконченным - в последней букве не хватало двух точек.

– Патроны кончились… - виновато улыбнулся Кеннеди.

Я отошла на другой конец комнаты, достала оружие и исправила упущение.

Не люблю незавершенной работы.

6.

На билетах Рокстон не стал экономить - в салоне VIP-класса никто, кроме нас троих, не летел. Действительно, в полете, длящемся чуть больше часа, вполне можно обойтись без этих удобств: улучшенной звукоизоляции, совершенно поглощающей звук двигателей, и арманьяка, подаваемого вместо традиционного в бизнес-классе виски; без укороченных до полного неприличия - по сравнению с другими салонами - юбок стюардесс…

Впрочем, одно преимущество VIP-класса - безлюдность - оказалось весьма полезным. Можно было продолжать разговор, не опасаясь вызвать нездоровое любопытство соседей. Кеннеди задавал вопросы - многочисленные и, на мой взгляд, достаточно бессистемные.

– Как я понял, ни одного из троих охотников вы опознать не сможете? Ни Фоба, ни Трувера, ни Юстаса?

– Не смогу. Ни разу не видел их без капюшонов.

– А по голосам?

– Тоже не смогу. Мы надевали на рот такую специальную повязку - дышать не мешает, но голос искажает сильно…

Рокстон прикрыл рот носовым платком и что-то глухо пробубнил сквозь него. В принципе, подобный голос опознать можно - если записать и обработать на специальной аппаратуре. Но захватить диктофон хотя бы на одну операцию Кристофер не озаботился.

– У вас еще остались тестирующие леденцы?

– Да, десятка два…

– Охотники знают о вашей поездке к нам?

– Не думаю… Все обставлено как командировка по делам «Западной энергетической».

– Вы были знакомы хоть с одной из пропавших в Кервуде девочек?

– Нет. Мы, как бы лучше выразиться… В общем, я принадлежу к несколько иному социальному кругу.

– Какое образование у вашей супруги?

– Она не доучилась два года до диплома искусствоведа… В колледже святой Инессы.

Понятно, подумала я. Одно из самых элитных учебных заведений Новой Англии…

– Бросила учебу?

– Нет, взяла годичный академический отпуск. Думает продолжить… Думала…

– У вас есть хорошие знакомые среди руководства вашей окружной больницы?

В ответе Кристофера прозвучала нотка спеси:

– Мистер Кеннеди… В Мэне у меня хорошие знакомые есть везде.

– Отлично. Проведем небольшое амбулаторное обследование миссис Рокстон - без излишней огласки и под руководством доктора Блэкмор. Следующий вопрос: в каких емкостях охотники хранят святую воду?

– Большие бутыли из очень толстого стекла, емкостью около галлона. Широкие горлышки, пробки не резьбовые - стеклянные, очень плотно притертые.

– Стекло прозрачное или коричневое?

– Прозрачное.

– И какая вода на вид?

– Обычная - вода как вода. На вкус - я ведь ее пил - приятная, свежая, словно ключевая…

– А где ее берут охотники?

– Не знаю… Надо думать, в одной из церквей…

– Осиновые колья они вырубали при вас?

– Нет, приносили готовые.

– Какие они на вид, опишите подробнее.

– Большие - те, которыми прижимают к земле вампира, - длинные, около пяти футов, раздвоенные на конце. Рогулька крепкая, надежная, с острыми концами.

– Кора снята?

– Нет. Только на коротких - на тех, которыми… Ну, вы понимаете… Те в полтора фута длиной, заточены и очищены крайне тщательно - ни единой неровности. Более того, покрыты лаком - на основе чесночного экстракта.

– Надо же, как все продумано… А куда вы подевали труп убитой вампирши? Так и оставили в хибарке?

– Нет. Там поблизости был какой-то обрыв… Я плохо разглядел в темноте, но по-моему внизу что-то журчало - ручей, речка… Туда мы ее и сбросили.

– Кол вынули?

– Ну что вы! Ведь тогда она… Ну, вы понимаете…

– Понимаю… Дядя Люси - тот, под опекой которого она состояла - продолжает поддерживать с вами тесные отношения?

– Ну как сказать… Видимся раз в два-три месяца, перезваниваемся, обмениваемся открытками на Рождество. По большому счету, близких отношений нет - формальная родственная вежливость.

Игра в вопросы-ответы прекратилась, только когда шасси самолета мягко коснулось посадочной полосы аэропорта Бангора, штата Мэн.

Спускаясь по трапу, я обратила внимание на повисшую в небе полную луну.

Близилась полночь.

7.

Наш с Кеннеди приезд клиент решил по возможности законспирировать. Поэтому он не вызвал в аэропорт свою машину с водителем - и мы все втроем отправились на нанятом здесь же такси.

В дороге поговорить не удалось - использование перегородок, отделявших салон от водителя, в патриархальном Мэне не практиковалось. Доверчивые люди - ни один дорожащий жизнью и здоровьем нью-йоркский таксист просто не выехал бы из парка на смену без подобного приспособления…

Поговорить не удалось, но водителя - молодого и словоохотливого - мы наслушались вдоволь.

– Обратите внимание, леди и джентльмены, проезжаем историческое место, - вещал таксист. - Вот на этом пригорке попал под машину сам Стивен Кинг, знаете такого писателя? Хороший мой знакомый, тысячу раз его возил. Свойский парень, и на чаевые не скупится - сколько зацепит пальцами в бумажнике, столько и вытаскивает. Хотя, конечно, каких только гадостей про наш штат не пишет. Его почитаешь - так в Мэне под каждым кустом не вампир, так оборотень, не мутант, так маньяк-расчленитель… На худой конец тарелка инопланетная зарыта… А как он Салемс-Лот конкретно обгадил, не читали? Вампирский, дескать, городок. Теперь тамошних жителей даже в приличные мотели не пускают. Как прочитают в книге регистраций: Салемс-Лот - так тут же: мест нет! Только что были - и все кончились. Хотя… В общем, действительно есть что-то в тамошних людишках неприятное. У меня вон теща из Салемс-Лота. Глянешь на нее в профиль - ну натуральная вампирша! И дочка у нее вся в мамочку… И сосут, сосут мою кровушку…

Тут Кристофер не выдержал. Достал бумажник - явно страдающий избыточным весом и готовый лопнуть по швам. Не глядя, зацепил пальцами и вытащил достаточно много купюр. Положил на таксометр. И негромко прорычал:

– А теперь послушайте меня, мистер-р-р-р! Это - ваши чаевые. При одном условии: вы сейчас заткнетесь и будете молчать до конца поездки!

Подействовало мгновенно.

8.

В Кервуд мы въехали глубокой ночью. Шофер, так и не проронивший ни слова, сгреб чаевые и газанул по пустынной улице. Рокстон повел нас с Кеннеди к своему дому - действительно премилому особнячку - но отчего-то показавшемуся мне в свете фонарей загадочным и мрачным. Поневоле я ожидала неприятностей - и предчувствия меня не обманули.

Неприятности начались буквально от дверей - и глашатаями их выступили два рослых и мускулистых молодых человека. Охранники, догадалась я. Вид у молодых людей был растерянный.

– Мистер Рокстон, - немедленно заговорил один из них, - мы досконально выполняли все ваши инструкции, но пару часов назад услышали с улицы звук мотора - совсем рядом, Джим вышел пройтись вокруг дома, и увидел…

Кристофер не дал ему договорить:

– Сбежала! - ахнул он и бросился на улицу. Мы - за ним. Следом - охранники.

Из окна второго этажа свисала плетеная нейлоновая веревка. Толстая, почти канат. При минимальных спортивных навыках - а отчего и не быть им у молодой женщины, едва перешагнувшей двадцатилетний рубеж? - спуск по веревке особых затруднений не составил бы. Принадлежавшего Люси красного «феррари» в гараже не оказалось…

– Вон отсюда! - рявкнул наниматель на охрану, не слушая попыток оправдаться. - Я воспользуюсь услугами другого агентства! Вон!!

Проштрафившиеся телохранители ретировались в ночь. А мы стали размышлять: где сейчас упущенный ими объект охраны? И - самое главное - чем занимается?

9.

В жизни аристократов, помимо массы неудобств, имеются и кое-какие преимущества. Одно из них состоит в реакции людей на ночные звонки аристократа - они тут же начинают уверять, что вовсе и не собирались спать, что просто задумались с закрытыми глазами и готовы оказать любую услугу, потребную уважаемому мистеру Рокстону.

В результате такой услужливости через сорок минут у дома вице-электрика штата Мэн стояли две машины - для меня и для Кеннеди - лично доставленные владельцем бюро проката и его помощником. А спустя еще десять минут прибыл семейный врач Рокстонов - с историей болезни миссис Люси, на которую мне очень хотелось взглянуть. В полицию Кристофер, вопреки первоначальному намерению, звонить не стал. Как я уже говорила, трудностей в жизни аристократов тоже хватает - и боязнь вынести сор из избы лишь одна из них.

Медицинская карточка миссис Рокстон меня не порадовала. Ничем серьезнее легких простуд за семь месяцев семейной жизни она не болела, амбулаторных обследований и функциональной диагностики не проходила, даже анализов не сдавала. Судя по всему, более подробная история болезни, со всеми былыми хворями, осталась в колледже св. Инессы…

Разочарованная, я отправилась спать в гостевую комнату. Когда я уходила, Кеннеди закончил тиранить своими вопросами Кристофера - и вместе с ним склонился над подробнейшей картой Мэна, пытаясь вычислить маршрут к месту казни вампирши. К Артуру Харкеру с этим вопросом его зять обратиться наотрез отказался. Видимо, он считал кары, сулимые за разглашение тайн братства охотников, отнюдь не пустой угрозой.

10.

Спалось на новом месте неважно. Проснулась я, едва забрезжил рассвет.

Кеннеди по-прежнему находился в гостиной - осунувшийся, с темными кругами под глазами. Судя по всему, он так и не ложился. Кристофер дремал рядом, на диванчике, - прямо в одежде, прикрытый пледом.

– Я уезжаю, - вполголоса поставила я Кеннеди в известность. При крепко спящем клиенте играть в начальника и подчиненную необходимости не было.

– Куда?

– В колледж святой Инессы. Тридцать миль - не дальний крюк. Они должны регулярно проводить медосмотры своих студентов. Хочу посмотреть данные анализов и функциональной диагностики Люси.

– Хорошо, поезжай. Постарайся вернуться пораньше.

– Как думаешь искать сбежавшую супругу?

– Никак. Вампир она или не вампир - но ночевать под кустом, вопреки мнению того таксиста, не будет. И в дешевом мотеле не будет. Не то воспитание. Или вернется сюда, или объявится в доме дяди. В последнем случае, думаю, сюда заявится нанятый ею адвокат по бракоразводным делам…

… Утренняя дорога оказалась пустынной. Я внимательно поглядывала по сторонам - у меня была совершенно иррациональная надежда случайно встретить Люси, знакомую мне лишь по фотографиям. Очень хотелось услышать ее независимую версию событий… Почему-то - чисто подсознательно - я была на стороне бедной девочки, а не ее мужа и садистов-охотников. Даже если с ней действительно происходит странное нечто - можно представить, что творится на душе у бедняжки. Представить и постараться помочь…

Тень метнулась из кустов неожиданно. Я едва успела затормозить. Покрышки наверняка прочертили асфальт черным следом… Олень тоже остановился. Посмотрел на меня недоуменно и презрительно, как на представителя явно низшего, деградировавшего класса животных, утратившего в ходе эволюции рога и волосяной покров тела. Закончив осмотр, представитель отряда парнокопытных продолжил свой путь. Да, знаки «Осторожно - дикие животные!» не были на дорогах Мэна пустой формальностью…

Санта-Инесса, небольшой университетский городок, почти полностью состоящий из одноименного кампуса, уже проснулся. И я сразу направилась в тамошний медицинский центр, в который раз жалея об отсутствии в кармане удостоверения с большими буквами «FBI». При его наличии врачи делятся тайнами здоровья своих пациентов куда охотнее.

Но опасения были напрасны. Фамилию Рокстон здесь хорошо знали. Естественно, особой заслуги нашего вице-электрика в этом не было - просто ему повезло родиться в богатом и известном клане… Взглянув на копию договора, поручавшего «Бейкер-стриту» действовать в интересах мистера Кристофера Дж. Т. Рокстона, директор центра д-р Ли тут же предоставил в мое распоряжение свои картотеки - как бумажную, так и компьютерную. При желании я могла узнать всё о здоровье любой студентки и любого студента. Но меня интересовала лишь Люси Харкер.

Как я и подозревала, самое любопытное оказалось на бумажных носителях. Медсестры и ассистентки вечно ленятся расшифровывать и переносить в файлы трудночитаемые закорючки своих патронов. Впрочем, подумав: «любопытное» - я несколько поспешила. По большому счету, ничего особенного в бумагах не было, - обычный набор мелких недомоганий в принципе здоровой девушки. Результаты анализов и функциональной диагностики - в пределах нормы. Если внутри будущей миссис Рокстон действительно гнездилось нечто - проявилось это лишь в Кервуде. В период учебы в колледже святой Инессы никаких проблем с организмом у Люси не наблюдалось. Единственным, за что зацепился мой взгляд, оказалось относительно недавнее направление в Керритаунский госпиталь на ДЛТБ[5] (в Санта-Инессе аппаратуры для этого не имелось). Очевидно, кое-какие проблемы у девочки таки обнаружились - по женской части. Но с патологической страстью к чужой крови никакой связи это иметь не могло…

На всякий случай, чтобы наверняка больше не ездить в Санта-Инессу, я отправилась в кампус и разыскала былое обиталище Люси. Соседка, Саманта Пик, прожившая с ней два года в одной комнате общежития, оказалась на месте. Она отличалось общительностью и словоохотливостью - ссылаться ни на ФБР, ни на клан Рокстонов не потребовалось.

Увы, ничего особо интересного мне услышать не удалось. Подозрительных деталей в поведении подруги Саманта не замечала. Люси Харкер не имела обыкновения где-то бродить ночами и возвращаться утром с окровавленными губами. То есть, конечно, порой она не ночевала в своей комнате, но причина тому нашлась вполне прозаическая: у Люси имелся бой-френд, тоже здешний студент, с медицинского факультета, на четыре года старше. По словам Саманты, этот бой-френд, Ник Андервуд, был на редкость талантливым парнем - обладатель именной стипендии, лауреат и дипломант всевозможных студенческих научных конкурсов и т. д. и т. п.

Интересно, подумала я, знает ли Кристофер о добрачных увлечениях жены? Нам, по крайней мере, он об этом ничего не говорил… И спросила: как отнесся Ник к замужеству Люси? Саманта пожала плечами. Если и страдал, то не слишком заметно для окружающих. Лишь еще больше ушел в научную работу. Парень к тому времени уже запатентовал несколько новых медицинских методик - и активно искал спонсора для их внедрения. А не так давно получил диплом и уехал из Санта-Инессы.

Едва ли это имело отношение к нашему делу, но на всякий случай я попросила позволения взглянуть на фотографию Андервуда - если таковая у Саманты найдется. Нашлась, и не одна. Какой-то пикник: озеро, сосны, Саманта, Люси, еще одна девушка - и трое парней. Ник Андервуд оказался среди них самым видным - высокий, почти двухметровый красавец-блондин…

Вот и верь после этого завистникам, твердящим, что гранит наук упорно грызут лишь жестоко обиженные природой по части мужской стати или женской красоты… Глупость какая! У меня, между прочим, четыре диплома - и все с отличием!

11.

Когда я ехала обратно, на мобильный позвонил Кеннеди.

– Как успехи? - поинтересовался он.

Я коротко обрисовала ситуацию.

– Не стоило рыться в архивной пыли, - резюмировал Кеннеди. - Возвращайся, объект твоего научного интереса объявился лично.

– Вернулась?

– Да. Часа через два после твоего отъезда.

– И что?

– А ничего. Прошла к себе наверх и заперлась. На все попытки Рокстона вступить в разговор ответила одной фразой, весьма холодно: она, дескать, взрослый человек, и не потерпит вмешательства в свою жизнь свихнувшихся от ревности дебилов. Со мной тоже разговаривать не пожелала. Боюсь, в результате появления в обществе Кристофера мой рейтинг упал в глазах миссис Рокстон весьма низко.

Нелегко будет убедить Люси пройти обследование, подумала я. И спросила:

– Что предпринял Рокстон?

– Ты удивишься, Элис… ОН ПОЕХАЛ НА СЛУЖБУ! Сказал, что отсутствовать два дня подряд для человека его положения недопустимо!

М-да-а-а-а… Комментариев у меня не нашлось.

12.

Кеннеди сидел в одиночестве в гостиной Рокстонов и куда-то названивал по телефону. Пользовался он при этом оправленной в золото записной книжкой - наверняка принадлежавшей хозяину дома. Рядом на столике - я удивилась - лежал пистолет.

– Ты опасаешься, что… - Я показала глазами на лестницу, ведущую на второй этаж.

– Я опасаюсь другого, - негромко ответил Кеннеди. - Что Рокстон сообщит-таки охотникам, или они как-то сами пронюхают… Ладно. Забирай Люси и отправляйся в окружную больницу - Кристофер обо всем договорился. А мне надо кое-куда прокатиться, по телефону всё разузнать не получается. Придется лично ознакомиться с некоторыми достопримечательностями штата Мэн. Жаль, знаменитый Салемс-Лот не по пути…

Легко Кеннеди было сказать: «забирай Люси», и укатить… На слабый стук в запертую дверь она не реагировала. На стук посильнее прокричала откуда-то издалека, из глубины своих апартаментов:

– Убирайся к чертям!!! Или я звоню в полицию и журналистам! Ты, конечно, отмажешься, - но тебе ведь не понравится газетный скандал о сексуальных приставаниях самого мистера Рокстона к собственной жене??!!

Как ни смешно, Люси была права. Законы штата Мэн вполне позволяли успешно обвинить мужа в сексуальных домогательствах, направленных на законную супругу. Dura lex…[6]

Перекрикиваться через дверь и пару комнат, объясняя Люси, что я вовсе не Кристофер и домогаться её не намерена, мне не хотелось. Чего доброго, действительно вызовет полицию. А если «сама миссис Рокстон» пожалуется местным копам, что я вломилась в ее дом с целью ограбления, - те сначала запихают меня в кутузку, надавав заодно по почкам, и лишь потом станут выяснять, кто я такая…

Оригинальный выход из тупиковой ситуации мелькнул мгновенным озарением. Я торопливо вышла из дома. Если только Рокстон… Так и есть! Толстенная веревка по-прежнему свисала из полуотворенного окна. А я в детстве недурно лазала по канату, да и в колледже не забросила этих упражнений…

… На фотографиях Люси Рокстон выглядела несколько симпатичнее. Вернувшись, она забыла смыть макияж, - зато много плакала. А косметика даже лучших фирм выдерживает обильные потоки слез лишь в рекламных роликах…

– Кто вы такая?! - выкрикнула Люси. - Что вам надо?!

Ее рука поползла к мобильному телефону.

Я замерла, не делая резких движений. Вообще воздерживаясь от каких-либо движений. Сказала тихо и очень спокойно:

– Я ваш друг, Люси. Меня зовут Элис. Повторяю ваш друг, а не мистера Рокстона. Я хочу вам помочь…

Слова в подобных ситуациях не слишком важны. Главное - ровный, успокаивающий тон.

На Люси он, похоже, не подействовал. Взгляд ее оставался неприязненным и настороженным, рука медленно ползла к телефону.

Пришлось добавить - надеясь, что выстрел наугад угодит в десятку:

– Я знаю, Люси, где вы бывали в те вечера. И ни в чем вас не обвиняю… Он действительно очень красивый и умный парень - трудно с таким расстаться сразу…

Попала!

Люси пересекла комнату настолько стремительным прыжком, что я трудом удержалась от желания прикрыть локтем горло. Но она всего лишь прижалась к моей груди, орошая ее слезами. В неразборчивом всхлипывании можно было разобрать лишь отдельные слова:

– Я… а он… понимаете, Элис… а он…

Какая все-таки еще девчонка… Надо будет приписать к счету Рокстона стоимость блузки. Отстирывать ее от растворенной в слезах косметики некогда, придется срочно купить новую…

… Через час мы с Люси переступили порог больницы округа Гейри.

13.

К вечеру диспозиция на семейном фронте Рокстонов наметилась следующая:

Люси вновь обосновалась у себя наверху, заперев дверь.

Вернувшийся со службы Кристофер сидел внизу, мрачно и неохотно отвечая на новые вопросы Кеннеди, тоже вернувшегося со своей экскурсии по памятным местам штата Мэн.

Я уныло и бесцельно слонялась по дому, ожидая, когда из больницы подвезут результаты анализов. Обследование Люси там провели по всем возможным параметрам и критериям, которые я могла только вспомнить, и времени это заняло немало… Лабораторный анализ карамели-тестера - им я занялась лично - ничего познавательного не принес. В качестве реагента использовалась неизвестное мне вещество, масс-спектрометр лишь приблизительно позволил судить о его составе; большие погрешности давала перемешанная с реагентом леденцовая масса…

Около семи вечера заскочил Артур Харкер - по-семейному, без предварительного звонка. И получил от ворот поворот: мистер и миссис Рокстон никого не принимают. Надеюсь, с ролью новой прислуги я справилась неплохо - прежнюю Кристофер рассчитал немедленно по обнаружении посиневшего леденца… Разочарованный Артур удалился.

А спустя еще полчаса заявился гость, которого пришлось-таки принять, - детектив Райзман. Оказался он мужчиной среднего роста и худощавого сложения, со щегольскими рыжими усиками.

– Что на этот раз? - более чем неприязненно спросил его Рокстон.

Беседовали они наедине. Я, добросовестно исполняя роль прислуги, провела детектива в гостиную и удалилась в соседнюю комнату, где уже находился Кеннеди. Благодаря несложному техническому устройству, звукоулавливающая часть которого осталась в гостиной, и двум парам наушников мы прекрасно слышали весь разговор.

Как выяснилось из слов детектива, совершено новое преступление. На этот раз именно преступление, которое, без сомнения, всколыхнет весь штат - хотя пока что информация о нем в прессу не передавалась. Найдена двенадцатилетняя девочка с перегрызенным горлом. Заключение экспертов о следах укусов пока не готово, есть подозрения на бродячую - а то и на вполне домашнюю - собаку. Но… Словом, детектив Райзман, очень хочет поговорить с миссис Рокстон. Потому что неподалеку от места находки трупа ночью снова видели «феррари». Цвет свидетель в темноте не разглядел. Вполне возможно, что красный…

Голос Рокстона прозвучал так, словно рот его обладателя был набит раскаленными добела железными шариками, - обжигающими язык и нёбо дикой болью, и заставляющими при этом говорить невнятно:

– Моя жена больна… Очень больна… Она ни с кем не может увидеться… Я запрещаю вам…

Повисла долгая пауза… Потом детектив сказал:

– При всем моем уважении, мистер Рокстон… Но окружной прокурор тоже наверняка заинтересуется этим «феррари», то и дело появляющимся на горизонте. Заинтересуется и выпишет бумажку, позволяющую побеседовать с вашей супругой вне зависимости от ваших разрешений или запрещений.

Скрипнул стул. Раздался звук шагов. Детектив направился к выходу, не прощаясь.

Через несколько минут Кристофер мертвым голосом говорил нам:

– Полиция знает всё… Всё… Днем я позвонил шефу полиции, Голтуотеру, - он весьма дружен с моим отцом. Хотел узнать о тех трех девочках, о пропавших… И… и… Он ничего не сказал мне… Ничего… Лишь успокаивал: работаем, найдем, разберемся… Примерно так говорят с раковыми больными - не подозревающими, что у них рак… Они всё знают про Люси… Может быть, не имеют пока доказательств - но знают…

Он замолчал - надолго. Потом сказал:

– Я не переживу ее ареста и суда… Вся семья не переживет… Миссис Рокстон не может оказаться за решеткой с такими чудовищными обвинениями - чем бы ни закончился процесс… Выбора нет. Я звоню Артуру. Пусть вызывает охотников… Пусть забирают…

Я и сама была шокирована историей с загрызенной девочкой. Неужели Люси оказалась столь ловкой комедианткой? Впрочем, мне приходилось встречать дьявольски хитрых шизофреников, актерские способности которых могли бы принести им не один «Оскар» и «Глобус»…

– Звоните, - глухо сказал Кеннеди. - Другого выхода действительно нет… Но прошу - выждите час. Нам с доктором Блэкмор необходимо тоже приготовиться. Вот уж не думал, что доведется когда-либо увидеть казнь вампира…

– Не увидите, - сказал Рокстон. Голос его зазвучал куда тверже. - Никто вас зрителем не пустит. Разве что можете послушать с помощью этих ваших штучек…

14.

Наблюдать кульминационную сцену своими глазами мне, к сожалению, не довелось. Поэтому попробую изложить ее в третьем лице.

Итак:

Близилась полночь. В обширной гостиной Рокстонов царил полумрак - лишь десяток свечей, расставленных тут и там, освещали ее.

Стояла тишина, нарушаемая тиканьем старинных напольных часов. Шестеро собравшихся молчали. Четверо из них - в длинных, до пола, черных плащах с глухими капюшонами - сидели на старинных стульях, расставленных вдоль одной из стен. Пятый, одетый точно так же, - сидел рядом с обширным столом. Шестой - лежал на этом столе, неясные контуры тела скрывались под черным покрывалом.

На другом столе - меньшего размера, стоявшем в углу - были разложены принесенные братьями-охотниками орудия. Колья - длинные, раздвоенные, и короткие, гладко зачищенные. Фонари, аэрозольные баллончики. Стояла объемистая бутыль со святой водой.

Внезапно тело, накрытое черным покрывалом, задвигалось - все сильнее и сильнее. Покрывало сползло с одного конца, открыв взорам собравшихся женские ноги, обтянутые ажурными колготками. Грубая веревка, опутывающая щиколотки, резко контрастировала с этими ногами, на редкость стройными и привлекательными.

Человек, сидевший у стола, встал. Поправил покрывало. И - ударил ребром ладони шевелящуюся фигуру - в районе не то головы, не то шеи. Шевеление прекратилось.

Один из сидевшей у стены четверки обратился к нанесшему удар человеку. Голос был глухой, искаженный:

– Зачем ты призвал нас, брат Джун? Если тебе есть что сказать - говори.

Спрашивавший выделялся среди собратьев ростом и шириной плеч - возможно, поэтому он казался среди них главным.

– Мне есть что сказать, брат Трувер… - ответил Джун медленно. - Но мне очень тяжело говорить… И сначала я хочу спросить вас, братья… Приходилось ли вам сталкиваться с тем, что врагом оказывался близкий вам человек? Друг? Родственник? И если приходилось - то как поступали вы тогда?

Джун сделал два шага в сторону четверки. Простер руку в их сторону.

– Ответь ты, брат Трувер!

Трувер ответил, не размышляя:

– Приходилось, брат… Я встал на этот путь именно тогда, когда вампиром оказался мой родной брат… Узы родства были сильны, но кровь невинных взывала к мести сильнее. Я отдал его братии, скорбя и плача в душе. И сам принял участие в казни.

– Ты, брат Юстас?

– Ты опять ошибся, брат, - я Фоб. Но я отвечу тебе. Близкий друг - с которым мы делили горести и печали - оказался виновен в смерти семи человек. Он был казнен моей рукой.

– Ты, брат Юстас?

Речь Юстаса звучала проще, не так патетично и книжно, как у его собратьев. Но столь же глухо и невнятно:

– Ну как тебе сказать, брат Джун… Чего не было, того не было. Не приходилось никого из близких как-то… Но если бы довелось - думаю, смог бы. А куда денешься? Устав есть Устав - не исполнишь, и живо самого…

– Ты, брат Деймос?

– У меня было подозрение, брат, очень сильное подозрение, - что близкий мне человек стал вампиром. Тогда - несколько лет назад - оно не подтвердилось. Хотя и не опроверглось полностью. Тест дал неоднозначный результат. И она осталась жить…

– Мы ответили на твои вопросы, брат Джун, - произнес Трувер. - Пора и тебе раскрыть все карты.

– Хорошо. Но сначала последний вопрос. Здесь, перед нами, - человек, который мне близок и дорог. Которого мы казним после проверки святой водой - я уверен в ее результате. Ответьте мне, братья: могу ли я отдать его вам в руки, но сам не участвовать в казни?

После короткого молчания за всех ответил Деймос:

– Нет, брат. Иначе в твоем сердце - хочешь ты этого или нет - когда-то поселится ненависть к нам. Единственное, что мы можем сделать, - это избавить тебя от первого удара. Как в случае с первой казненной вампиршей, ты можешь нанести лишь завершающий удар, уже не смертельный. Но ритуал есть ритуал - каждый из нас должен приложить руку.

Джун медленно наклонил голову. Потом подошел к меньшему столу, взял с него емкость со святой водой.

– Я отдаю вампира в ваши руки, братья! Он был дорог мне, и нас связывали родственные узы - но наш святой долг главнее. Берите его и исполните, что должны. Я называю его имя. Это брат Деймос, в миру известный как Артур Харкер!!!

Последние слова брат Джун буквально проревел.

Такого, похоже, не ожидал никто. Трое братьев недоуменно переглядывались, словно надеялись что-то разглядеть друг у друга под прорезями капюшонов. Деймос вскочил, нетвердо сделал несколько шагов по комнате.

– Ты сошел с ума, брат! - нервно выкрикнул он. - Ты спятил! Откуда ты это взял??!!

– Я взял это из чашки кофе, которую ты не допил, брат! В ней был растолченный леденец!!!

Деймос метнулся к маленькому столу, вернулся обратно. Снова крикнул:

– Ты спятил!!! Это ошибка! В любых тестах случаются ошибки!

– Случаются, - не стал спорить Джун. - Но у нас есть способ проверить. - Он сорвал крышку с емкости. - Глотни-ка святой воды, брат!

И он сделал бутылью резкое движение в сторону Деймоса. Тот мгновенно отскочил, вжался в угол.

Остальные братья, похоже, не представляли, что делать. Нежданный экспромт поломал весь отрепетированный сценарий.

– Ты сбрендил, Крис!!! - визжал Артур-Деймос, враз позабыв о конспирации. - Я же пил святую воду! Пил!!! Совсем недавно, у тебя на глазах!!!

– Ты подменил стаканы, старый шулер. Глотни вот этой!

Он надвинулся на Деймоса и рявкнул (умудрившись сохранить при этом глухой и искаженный голос):

– Пей, или я волью ее тебе в глотку!

Но тут остальные охотники пришли, наконец, к какому-то решению. А может, то была личная инициатива брата Юстаса (настоящего, не того, который оказался Фобом). Как выяснилось, красиво говорить Юстас не умел, зато умел двигаться стремительно и бесшумно. Что и продемонстрировал: подскочил к столу, схватил кувалду и тут же обрушил ее на затылок Джуна…

Бах! - рявкнул выстрел, оглушительный в замкнутом помещении. Черное покрывало слетело на пол, как и обрывки фальшивой веревки. На большом столе вскочила на ноги молодая женщина ослепительной красоты - в коротенькой плиссированной юбке и белой блузке. Волосы ее в свете свечей отливали золотом. В каждой руке красавица держала по пистолету.

– Всем стоять!!! - крикнула она громко, но мелодично. - ФБР!!! Кто дернется - стреляю!

* * *

Как все уже догадались, это была я - доктор Элизабет Рейчел Блэкмор. Обожаю эффектно появляться на сцене. Про ФБР, правда, крикнула сгоряча, по привычке. Но ведь подействовало!

15.

Немая сцена, к сожалению, не получилась.

Испортил ее брат Юстас, с воем ползающий по полу. Совсем не умел терпеть боль этот охотничек - моя пуля лишь чиркнула его по мякоти бедра, не задев ни кости, ни жизненно важных артерий.

Ему вторил Деймос, он же Артур Харкер. Выл и корчился на полу. Кувалда подстреленного мною Юстаса все-таки слегка задела капюшон и плечо Джуна. Часть святой воды выплеснулась - и, очевидно, кое-что угодило в прорези капюшона Деймоса. Теперь тот визжал, катался по полу и пытался разодрать ногтями не то плотную черную ткань, не то собственное лицо под ней. По гостиной волнами расходилось «адское зловоние» - правда, не столь сильное, как расписывал Кристофер.

– Помучайся, подонок, помучайся, - сказал Джун без всякой жалости. - Будешь знать, как поливать кислотой живых людей…

Он аккуратно поставил бутыль на стол, вновь притер крышку. Потом стянул капюшон, сорвал с нижней части лица плотно прилегающую повязку. И обратился к Фобу и Труверу, издающим какие-то невнятные звуки:

– Позвольте представиться, господа. Частный детектив Макс Кеннеди. Можно просто Кеннеди.

И повернулся ко мне:

– Элис, дай мне, пожалуйста, пистолет. В компании этих молодых людей без него я чувствую себя неуютно.

Пока я бросала пистолет, а Кеннеди его ловил, молодой человек по прозвищу Фоб доказал, что сбрасывать его со счетов действительно рановато. Рука его метнулась под плащ. Надо думать, всерьез обыскивали охотники на предмет спрятанного оружия лишь Джуна.

Бах! Бах! - две пули из моего «Зиг-Зауэра» пробили черный капюшон, не задев его обитателя.

– Ну давай, сынок! - ласково сказала я Фобу. - Доставай свою пукалку! Устроим дуэль по-техасски!!! И, клянусь шляпой Клинта Иствуда, твое брюхо станет неразрешимой загадкой для хирургов! Придется им сплавить тебя патологоанатомам!

– Хватит, Элис! - поморщился Кеннеди. И громко возвестил: - Да будет свет!

До чего все-таки он склонен к плагиату…

Свет вспыхнул. Одновременно на сцене появилось множество новых действующих лиц. Люди в полицейской форме, и люди в сером камуфляже - без знаков различия, но с оружием, и люди в белых халатах, и люди с видеокамерами… Где-то на заднем плане маячил совершенно обалдевший Кристофер Дж. Т. Рокстон - без оружия и видеокамеры, но с моими туфлями в руках. Я сделала ему знак, чтобы подошел поближе. Стоять босиком перед честной компанией не хотелось…

– Отлично сработано, мистер Голтуотер! - сказал Кеннеди. - Я так опасался, что вы не выдержите и ворветесь раньше времени… Съемка прошла успешно?

– Вполне, - подтвердил шеф полиции Кервуда. - С нескольких точек. Присяжные обалдеют от этого готического ужастика.

– Подождите снимать с них капюшоны! - остановил Кеннеди людей в форме. - Через несколько минут! По одному и под камерами!

16.

– А теперь, - Кеннеди посмотрел на запястье и поднял руку, - внимание!

Разноголосый гомон смолк. Старинные напольные часы начали отбивать время.

– Полночь! - провозгласил Кеннеди. - На любом приличном маскараде - время снимать все и всяческие маски! Камеры - на меня!

Он быстро приблизился к Деймосу (тот уже перестал выть и тихонько поскуливал) и сорвал капюшон. Сдернул закрывавшую рот повязку.

– Познакомьтесь: Артур Харкер, он же брат Деймос, он же Красавчик Арти - в Неваде он куда больше известен именно под этим прозвищем. Боюсь, в тюрьме ему дадут другое: Уродец Арти. Соляная кислота не слишком подходящая замена лосьону для лица.

Артуру защелкнули наручники и вывели из гостиной. Сквозь раскрытую дверь было видно, как над его лицом захлопотали люди в белых халатах. Но если я хоть что-то понимаю в химических ожогах, Красавчиком ему действительно больше не бывать.

Кеннеди продолжал шоу:

– Номер второй нашей осенней коллекции - брат Юстас! Большой любитель бить кувалдой по затылкам! К сожалению, его настоящее имя осталось для меня загадкой… Может, кто-то из присутствующих мне поможет? - Второй капюшон отлетел в сторону.

Пресловутым «кем-то» оказался наш клиент мистер Рокстон.

– Фреди!!! - возопил он. - Ты что здесь… Это же мой собственный шофер, господа!!!

Юстас-Фреди не стал просвещать работодателя, что он здесь делает. Прохромал за дверь, прямиком в лапы белых халатов. Кровь из раны на его бедре почти не текла.

– Номер третий - брат Фоб! - продолжал изгаляться Кеннеди. Фоб сидел под прицелом аж трех автоматических винтовок - его попытка затеять со мной техасскую дуэль не осталась без внимания.

– У меня есть догадки, - продолжал Кеннеди, - как его называли в детстве папа с мамой, но оставим зрителям интригу! Алле-гоп!!!

И он сдернул капюшон вместе с повязкой.

На этот раз не смог сдержать чувств шеф полиции.

– Райзман! Ах ты…, сучий… тебя в… твоей матушки… старого… негра!!!

Так вот прямо и сказал, хотите верьте, хотите нет. Не из аристократов, сразу видно.

Детектива Райзмана - очевидно, теперь уже бывшего детектива - увели.

– А теперь жемчужина нашей коллекции!!! Брат Трувер!!! Музыка, туш!!!

Я уже догадалась, кто скрывается под этой маской. И, честно говоря, мне было его немного жалко. Им единственным из всей стаи двигали не только корысть, подлость и зависть…

Брат Трувер встал, выпрямился и сам снял капюшон.

– Пошел ты на…, - сказал он Кеннеди. - Комедиант чертов!

И Ник Андервуд подставил запястья под браслеты наручников.

17.

Разбор полетов состоялся спустя полтора часа в узком кругу.

Присутствовали: частный детектив Кеннеди, доктор Блэкмор, мистер Рокстон, шеф полиции Голтуотер и лейтенант полиции из Нью-Хемпшира по фамилии Лестрид - невысокий и невзрачный человек, чем-то напоминающий живущего впроголодь бульдога.

– Как я понимаю, - задумчиво говорил шеф полиции, - эту рыбу придется жарить вам, Лестрид. Мне, по большому счету, нечего предъявить нашей милой компании…

– Как? - удивился Кристофер. - А пропавшие девушки? А вчерашняя, растерзанная?

– Не было девушек - в смысле, никуда не исчезали. И никто никого не растерзывал. Подлец Райзман просто пугал вас - подверстывая даты и время якобы «исчезновений» и «растерзаний» к отлучкам вашей жены… А мне, наоборот, наплел: мистер Рокстон поехал умом на вампирских книжонках, везде ему чудятся упыри и их жертвы… Так что единственная козырная карта в рукаве у Лестрида.

– Именно, - радостно оскалился бульдогообразный лейтенант. - Хоть Кусачая Мэг и была полоумной и агрессивной нищенкой, но убивать ее не стоило… Присяжные обольются слезами, слушая как пятеро молодых и здоровых ублюдков обливали кислотой и пронзали колом бедную старую больную женщину. Это, я думаю, пожизнен…

– Четверо ублюдков!!! - завопил Рокстон, перебив лейтенанта. - Не пятеро!!! Четверо!!! Разве вы не слышали, что сказал этот мерзавец Арт?! Мой удар ничего не значил!!!

– Слышали и записали, - успокоил Голтуотер. - Лейтенант просто оговорился. Конечно же, четверо ублюдков…

– Но вы к предварительному слушанию все же обзаведитесь хорошим адвокатом, - посоветовал Лестрид. Очевидно, в Нью-Хемпшире клан Рокстонов был известен меньше, чем в Мэне.

– Обзаведусь, обзаведусь… - сказал Кристофер со снисходительно-барственным выражением. Казалось, еще чуть-чуть - и он покровительственно похлопает лейтенанта по щеке.

Я прикусила губу. И подумала: все-таки мы работали не только ради этого надутого индюка. Ради бедной девочки тоже…

– И все же, Кеннеди, не могли бы вы объяснить нам подноготную этой дикой истории? - спросил Голтуотер. - Как могли собраться вместе эти четверо? Ради чего они все затеяли? Как вы столь быстро - едва успев приехать - сумели раскрутить клубок?

– Честно говоря, первые подозрения - вполне потом подтвердившиеся - мелькнули у меня еще до отъезда из Провиденса. Ключевой сценой в рассказе нашего клиента была казнь псевдо-вампирши. А ключевой деталью в сцене - проверка с помощью «святой воды». Именно она окончательно убедила мистера Рокстона, а вот меня сразу заставила насторожиться. Все остальное - ерунда. Любой спящий и внезапно разбуженный человек будет стараться прикрыться и уклониться от бьющего в лицо света. Да и направленная в лицо струя чесночного аэрозоля ни у кого не вызовет положительных эмоций. Но вот «святая вода»… Мы с доктором Блэкмор порой сами ставим невинные химические опыты; и едва я открыл сейф после ухода нашего клиента, - тут-то меня и осенило… (Я незаметно улыбнулась, вспомнив, каким именно образом его осенило.) Инсценировка охотников, конечно, была рассчитана лишь на мистера Рокстона. Люди его общественного положения редко сводят счеты с удачливой соперницей или изменившей подругой, плеснув ей в лицо кислоту. Довольно легко было вычислить, какую. Концентрированную соляную, аш-хлор. Прочие сильные кислоты весьма отличаются от воды по внешнему виду - они либо не бесцветные, либо слишком вязкие и плотные… И действие соляной кислоты на кожу именно таково, как было описано, - сильнейшее жжение, поначалу без видимого глазу ожога, и весьма характерный резкий запах. То, что мистер Рокстон назвал «адским зловонием»…

– Подождите, - встрял вице-электрик. - А как же леденцы?

– Про леденцы все объяснит доктор Блэкмор - когда до них дойдет черед. Итак, механика преступления стала ясна. Из рассказа клиента всплыл и главный подозреваемый - Артур Харкер. Первоначальная версия была проста. Я считал, что вам, мистер Рокстон, предстояло стать объектом банального шантажа. Характерная деталь - гладкий кол, да еще покрытый неким смазывающим веществом. Идеальная поверхность, чтобы оставить отпечатки пальцев.

– Но ведь… они тоже… - невнятно попытался спорить с профессионалом наивный клиент.

– Мистер Голтуотер, вы обнаружили на подушечках пальцев этой четверки защитную пленку? - спросил Кеннеди у шефа полиции. Тот кивнул. - Вот видите. На коле оставались лишь ваши отпечатки. И мне тогда казалось, что очень скоро у вас тем или иным способом потребуют денег. А эпизод с леденцом и вашей женой, думал я, - досадная случайность, не входившая в планы Артура. Неясно было только, зачем он вообще вручил вам ту коробку с карамелью… Но всё оказалось не так просто. Мистер Харкер не желал вытягивать из вас понемногу. Тем более что с богатым и влиятельным человеком такая игра весьма опасна. Он решил получить много и сразу - всё состояние Люси.

– Каким это образом?

– Унаследовать.

– Чушь… Наследник - я.

– Ошибаетесь. Убийца не может наследовать своей жертве - это объяснит вам любой начинающий адвокат. План был весьма изящен. Полностью задурив вам голову, подтолкнуть к убийству жены. И тут же, со всеми уликами, сдать в руки правосудия. Чем бы не закончился процесс - скорбящий брат вступил бы в права наследования.

– Зачем так сложно, Кеннеди? - спросил Лестрид. - Не проще ли было убить обоих самому? Или кого-то нанять?

– Очевидно, не проще. Харкер не так давно уже унаследовал весьма приличную сумму - после смерти родителей, в автомобиле которых вдруг отказали тормоза. Кстати, не мешает навести справки в Неваде. Не просыпался ли вдруг у Красавчика Арти интерес к ремонту автомобилей. Не заводил ли он знакомства среди автослесарей. Не закончил ли, часом, какие-нибудь курсы по авторемонту…

– Вы думаете?

– Не уверен. Но в любом случае, смерть еще одной супружеской пары, вновь обогатившая Артура, вызвала бы подозрения. Его план, что ни говори, был изящней.

– Зачем ему все это? - недоумевал Рокстон. - Ведь все у него шло хорошо, был принят в обществе, вот-вот бы сел в правление банка, мог жениться на девице нашего круга с хорошим приданым…

Ответ Кеннеди мне показался несколько натянутым:

– Ну-у-у… Надо думать, большую часть родительских денег он растранжирил. А кресло в правлении без пакета акций за душой - не слишком надежная перспектива; случись на любом собрании акционеров какое-то столкновение клановых интересов - и бедным родственником легко могли пожертвовать… Да и принимать кого-то в доме - это одно, а выдавать дочь за человека без особых средств и с подмоченной репутацией - совсем другое…

А я подумала: этому сорвиголове и авантюристу попросту не хватало свежего воздуха в вашем подернутом ряской болоте. Да, Артур был способен на многое: на любую подлость и низость, на предательство и убийство… Не мог лишь прокладывать путь наверх медленно, шаг за шагом, глубоко пряча интриги под маской благопристойности, годами улыбаясь своим лютым врагам на светских раутах…

– Но как он умудрился собрать столь разнородную банду? - спросил Голтуотер. - В чем был интерес всех этих людей? Лишь в деньгах?

– Не только. Имелись и другие мотивы. У Красавчика весьма силен талант организатора - можете почитать досье о его невадских подвигах. И хорошее чутье на людей. Он безошибочно выбрал исполнителей, питавших к вам ненависть, мистер Рокстон. Например, ваш шофер…

– Фреди?! - возопил Кристофер. - Но за что?! Нигде и никогда он не заработал бы столько, сколько платил ему я!

– Возможно. Но сравнивал он свои доходы не со средним шоферским заработком, отнюдь нет. Скажите, вам ведь случалось давать кому-либо чаевые у него на глазах - так же, как тому таксисту, не считая? Или посылать его зимой за роскошнейшим букетом для Люси - стоимостью этак в половину его месячного жалованья?

Кристофер молча кивнул.

– Ну вот. Потому он вас и ненавидел. По-моему, это и называется классовой ненавистью. Что же касается Райзмана… Вспомните его первый визит, пять дней назад. А именно - лицо полицейского показалось вам смутно знакомым. Вы напряглись и раскопали в памяти: именно этот человек год назад дважды штрафовал вас на дороге! На самом деле воспоминания были чуть глубже. Не верю, мистер Рокстон, что вы сможете, например, вспомнить лицо портье, - оформлявшего вам год назад номер в гостинице. Или лицо продавца в магазине, где вы покупали подарки к прошлому Рождеству… А тут вдруг всплыл из памяти какой-то полицейский… Попробуйте: представьте себе это лицо еще раз - более молодым и без усов…

Экс-вампироборец наморщил лоб, представляя. Спросил неуверенно:

– Глиста?… - И сам себе ответил: - Глиста…

– Именно так. Ваш одноклассник Эбрахам Райзман по прозвищу Глиста. С большим трудом пристроенный своим отцом в вашу элитную школу… Надежды Райзмана-старшего на то, что сын с детства сведет дружбу с нужными людьми, не сбылись. Во время учебы Глиста служил вам козлом отпущения и мальчиком для битья, а после выпуска тут же был прочно забыт. Вы, мистер Рокстон, надо думать, были одним из главных объектов его зависти и ненависти… Он пытался мстить - глупо и мелко. Вычислив дни ваших корпоративных вечеринок, подстерегал вас на трассе, хотя в обязанности детектива это никак не входит. Возможно, думал довести дело до суда за вождение в нетрезвом виде. Но просчитался - оказалось достаточно одного вашего звонка, чтобы Райзману надели намордник. И - он оказался бесценной находкой для шлифующего свой план Артура. Полагаю, именно Райзману надлежало бы арестовать вас сегодня. Над трупом жены, с окровавленным колом в руке… Вышел бы из комнаты в образе брата Фоба - а через минуту ворвался бы обратно в ипостаси полицейского…

– Но я бы все рассказал про них!

– Про кого? Про вампиров? Про охотников на них? Про братьев Трувера, Фоба и Юстаса? Вы не знали ни их имен, ни лиц, ни голосов… Присяжные бы посмеялись. Артур же наверняка состряпал себе железное алиби, и доверительно сообщил бы суду, что давно замечал у своего зятя странные фантазии. И не раз заставал его за чтением вампирских книжек… В вашей личной библиотеке, полагаю, изданий подобного рода в последнее время прибавилось? Да и раньше вы увлекались паранормальной литературой…

– А этот, четвертый верзила, как там его… Ну, в общем, Трувер?

– Здесь чуть сложнее, тут сплелись два мотива. Как выяснила доктор Блэкмор, у Ника Андервуда был роман с Люси - еще до ее замужества. Кроме того, он подавал очень большие надежды на научно-медицинском поприще. Ему нужен был капитал для раскрутки кое-каких своих идей. Думаю, приданое Люси вполне помогло бы совместить приятное с полезным. Потом появились вы, мистер Рокстон, - крахом завершилась и любовь, и научные планы. А потом подвернулся Артур, рыскающий по прошлому Люси в поисках сообщников…

Тут в разговор вмешалась я:

– Не верю, Кеннеди. Не верю, что он собирался хладнокровно лить кислоту на лицо девушки, которую любил…

– Все было немного по-другому. Ник - единственный из охотников, кто вел свою тайную игру за спиной Артура. Его задача была проста - кроме исполнения роли Трувера, он должен был два-три раза выманить из дому Люси. Расчет несложный: правду об этих встречах она мужу никогда не расскажет, а любую ложь легко разоблачить. Если отнести на эти же отрезки времени преступления мифического вампира - что было задачей Райзмана - то капкан для четы Рокстонов захлопнется. Но Андервуд, как я уже говорил, затеял свою игру. Зная, что сутки назад отношения Люси и Кристофера обострились до предела, Ник попытался в одиночку сгрести весь банк. Вернуть себе и женщину, и ее деньги, и напоследок утопить соперника - дав наводку на мистера Рокстона в деле убийства нищенки из Нью-Хемпшира. Но - не сложилось. Прошлую ночь они провели с Люси… спокойно, Рокстон! Сядьте! Никакой измены, думаю, не было. Ник долго и упорно доказывал Люси, какая скотина ее муж, напоминал про былые их счастливые дни и предлагал вернуть их… Старания пропали втуне. Люси вернулась к вам, Рокстон.

И совершенно напрасно, подумала я. Кеннеди же тем временем продолжал:

– Тогда и только тогда Ник Андервуд решил мстить. Даже не столько сопернику - сколько вновь отвергнувшей его женщине. Вот, собственно, и вся психологическая подоплека событий…

– Подождите, подождите… - вспомнил шеф полиции. - А конфеты? Те чертовы леденцы? Как я понимаю, это выдумка Андервуда, как и трюк с кислотой. Но что они тестировали, черт меня раздери?! Не вампиризм же, в самом деле? Почему у жены во рту они синели, а у мужа нет? И как Харкер мог основывать план на случайной находке своей сестрой коробки с леденцами? Он-то, просчитывавший все до секунды и дюйма?

– Как много вопросов… - улыбнулся Кеннеди. - Я отвечу лишь на последний. Никакой коробки Люси не находила. Конфету - одну - положил на стол Артур, бывавший у Рокстонов запросто. Он знал, что сестра с детства любит леденцы - и не удержится, попробует. Надо понимать, время визита просчитано было идеально - чтобы прислуга не успела убрать обсосанный леденец до возвращения хозяина дома. Зная воспитание Люси, Артур был уверен - выбрасывать что-либо в мусорное ведро она в жизни не отправится… А что касается происхождения леденцов - тут слово доктору Блэкмор.

И я взяла слово. Но начала рассказ не с конфет на палочке - с Люси.

– Как вы знаете, господа, сегодня я пробыла почти четыре часа в окружной больнице Гейри вместе с миссис Рокстон. Были проведены все возможные на сегодняшний день исследования для выявления в ее организме каких-либо мутаций, патологий, изменений и отклонений от нормы. Результат более чем скромен. Выявлена одна легкая патология, никак и ничему не угрожающая. И - одно вполне функциональное изменение.

– Что за патология?

– Что за изменение?

Рокстон и Лестрид задали эти вопросы хором.

– Патология - легкая кровоточивость десен, иначе говоря - пародонтоз в довольно слабой форме, - ответила я. - А функциональное изменение - семинедельная беременность.

– КАК?!! - завопил этот идиот. И вновь, как в «Бейкер-стрите», подпрыгнул на два фута. Нет, пожалуй, даже выше.

– А вот так! Вы тупица, Рокстон! Она хотела вас порадовать, рассказать вам всё, когда вы полезли к ней с бредовыми вампирскими подозрениями! Черт возьми, она почти год лечила трубное бесплодие - тайком от вас, тайком от всех! - и вылечила таки… Вы идиот, Рокстон!

Я замолчала. Ничего говорить больше не хотелось…

– Леденцы… - мягко напомнил Кеннеди.

– Ну что - леденцы… Я проверила по «Реферативному журналу университетов Мэна» - Ник Андервуд разработал новый тест на беременность, по содержанию мукоидов в слюне… Похожие были и раньше, но те отличались большими погрешностями… Артур Харкер и эту детальку приспособил в свою схему… Убил двух зайцев. Рокстон забеременеть не мог по определению, Артур же в случае чего получал сигнал - медлить нельзя, появление еще одного наследника не за горами.

– Постойте… - не понял Лестрид. - А если бы Люси не забеременела так вовремя? Ситуация бы подвисла?

– Не знаю… - устало сказала я, вставая. - Думайте сами… Уж как-нибудь Красавчик Арти извернулся бы…

Обстоятельно ответил Кеннеди:

– Многое выяснится после допросов «братьев». Но, мне кажется, про лечение Люси от бесплодия Харкер знал. Доктор Блэкмор, скорей всего, лишь повторила его путь в Санта-Инессе. А проведя разведку в госпитале Керритауна, Артур мог узнать и об успехе лечения. Думаю, этот факт весьма ускорил исполнение плана - и породил кое-какие шероховатости, позволившие размотать клубок. При наличии большего времени, втягивая вас, Рокстон, в антивампирскую возню медленно и постепенно, он мог добиться того, что вам и в голову бы не пришло обратиться в «Бейкер-стрит»… Можно предположить, что Андервудом были созданы и другие тесты, не только леденцы, - ими Артур регулярно и тайно тестировал сестру. Получив положительный результат, немедленно начал действовать. Как попала ему на заметку нищенка из соседнего штата, имевшая обыкновение в драках с себе подобными пускать в ход зубы, я не знаю. Но кандидаткой на роль «вампирши» в затеянном спектакле она стала идеальной…

Рокстон, долго молчавший и что-то обдумывавший, вдруг выдал:

– Всё это инсинуации, ничем не подкрепленные!

Тут я не выдержала. Не стала слушать и вышла из комнаты. В спину летел визгливый голос Рокстона:

– Во всем виноват проклятый Андервуд! Он пружина всего дела! Артур на скамье подсудимых - позор всему семейству, обоим семействам! Я не позволю…

18.

Голос Рокстона становился слабее и стих совсем. Я поднялась по лестнице, постучала в дверь условным стуком. Люси открыла сразу, словно ждала меня под дверью. Наверное, так оно и было.

В комнате оказалось темно. Силуэт Люси вырисовывался на фоне окна. На фоне ночи и звезд…

– Ну что там, Элис?

Я - по возможности коротко - пересказала состоявшийся внизу разговор. Не скрывая ничего - ни того, что было, ни того, что могло произойти. С ней произойти.

Она молчала. Долго молчала. Потом мне показалось, что Люси тихо и горько рассмеялась. Лишь через секунду я поняла - это плач.

Потом она вновь оказалась у меня на груди, и пальцы ее вцепились мне в плечи, и новая блузка опять оказалась испорчена, но мне было наплевать, и снова можно было понять и разобрать очень немногое: «Они… ну почему?… Они… Элис…» - но это было неважно, потому что порой женщины понимают друг друга без слов; моя рука гладила ее по волосам, и мне хотелось сказать: «Девочка, если сейчас ты задумаешься о семейной чести, или о будущем своего ребенка, или о нежелании ломать только-только налаженную жизнь, - и не сделаешь того, что должна, - то ты пропала, потому что он обязательно предаст тебя снова, предаст, когда некому будет тебя спасти и вытащить…» - но я промолчала, потому что сейчас она сделала бы все, что бы я ни сказала, сделала бы не задумываясь, а я не могла и не хотела решать за нее; потом я поняла, что она прижалась ко мне слишком плотно, и что ее пальцы уже отнюдь не вцепились, и отнюдь не в плечи, и надо было осторожно отодвинуться, и тихонько сказать: «Не надо, девочка, не все мужчины такие свиньи, как эти трое, попавшиеся на твоем пути, раны заживут, и ты еще встретишь одного, единственного, и будешь счастлива…». - но я не отодвинулась, и не сказала ничего, потому что губы были заняты другим, а отодвинуться от нее сейчас я просто не могла… Да и не хотела.

19.

Когда спустя час с лишним я вернулась на первый этаж, разговор о преступлениях уже закончился. Начался разговор о деньгах.

Кристофер Дж. Т. Рокстон, надутый и обиженный, неприязненно спросил:

– Сколько я вам остался должен, мистер Кеннеди?

Кеннеди ответил не сразу. Закурил - впервые за вечер. Внимательно посмотрел на мою испорченную белоснежную блузку. Поднял взгляд вверх, словно хотел увидеть на потолке искомую цифру. А может, просто вспомнил про Люси…

И сказал:

– Помимо аванса и с учетом моего травмированного плеча, двух испорченных блузок доктора Блэкмор, и нашего с ней совместного разочарования в людях, - вы должны нам сто тысяч долларов, мистер Рокстон.

– СКОЛЬКО???

– Сто. Тысяч. Долларов.

– Вы спятили, Кеннеди!!! По вашей милости я сижу по уши в дерьме, моего шурина будут судить за убийство первой степени, моя жена была любовницей другого подсудимого, - а вы требуете такие деньги??? Вы не получите ни цента! НИ ЦЕНТА!!!

Кеннеди явно хотел что-то сказать, но не успел. В разговор неожиданно вступил лейтенант Лестрид. Трах!!! - его кулак с грохотом опустился на стол. Пальцы другой руки стиснули плечо Рокстона. Судя по тому, как скривилось лицо Кристофера, сила у маленького лейтенанта была недюжинная.

– Слушай меня, спесивый индюк! - прошипел Лестрид. - Ты не сидишь по уши в дерьме! Ты изнутри набит дерьмом - действительно, по самые уши! Самым дерьмовым дерьмом!

Если бы Кристофера укусил за седалище собственный унитаз, он наверняка удивился бы меньше. Несомненно, с отпрыском клана Рокстонов никто и никогда не общался подобным образом. Голтуотер отвернулся в сторону - и я увидела, как он широко улыбается.

– Я не знаю, что за говенная ты шишка в своем Мэне! - продолжал лейтенант. - В Нью-Хемпшире ты никто и звать тебя никак! НИКТО!!! В Нью-Хемпшире ты хрен с горы Провидения! Тамошние газетчики кормятся с моей ладони - и их очень интересует, кто же прикончил Кусачую Мэг столь изуверским способом! И они узнают - если ты, дерьмоед, не расплатишься сей же момент с мистером Кеннеди, за уши вытянувшим тебя из газовой камеры! Попроси завтра с утра принести тебе «Конкордию-Ньюс» - и полюбуйся своей дебильной рожей во весь разворот!!!

Лейтенант сделал короткую паузу и прибавил удивительно спокойно:

– Значит так. Я считаю до трех - а потом иду давать телефонное интервью. Раз…

Чек Рокстону пришлось заполнять трижды - руки дрожали.

Кеннеди внимательно оглядел подпись и аккуратно убрал чек в бумажник.

– Я человек небогатый, - сказал он и поглубже засунул бумажник во внутренний карман пиджака.

20.

Ни единого слова о скандальном бракоразводном процессе Люси и Кристофера Рокстонов в газеты Мэна не попало. Я уже писала о том, что в жизни аристократов, помимо массы неудобств, имеются и кое-какие преимущества…

И еще:

Когда в нашу дверь звонят - сканер отпечатков вмонтирован теперь и в кнопку звонка тоже - я все реже смотрю на монитор наружного обзора… Запускаю «Икс-Скаут» и надеюсь, что на экране появятся слова: «Люси Имярек, 1982 г. р., в девичестве - Харкер, по первому мужу - Рокстон…»

Или просто четыре буквы:ЛЮСИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ МИСТЕР БОЛЬШАЯ НОГА

1.

Ну и клиент! Сроду я таких клиентов не видела, и не знала даже, что такие клиенты попадаются. По крайней мере, в офисах детективных агентств.

Был он, если верить визитной карточке, президентом «Северо-Западной Дорожной Компании» (сокращенно - «СЗДК») мистером Дрегри Скруджерсом. Каково на слух?! Словно булыжник угодил в шестерни лебедки. Родители с такой фамилией уж могли бы назвать ребенка как-нибудь помягче. Сильвио, например.

Но на фоне прочих качеств явившегося в «Бейкер-стрит, 221» посетителя его имя оказалось безобидным чудачеством четы Скруджерсов. Для начала мистер Ди-Эс (буду в дальнейшем именовать его так, с детства ненавижу громкие немелодичные звуки) - так вот, для начала мистер Ди-Эс хлопнулся в кресло, без приглашения и не раздеваясь. Затем с места в карьер начал ошарашивать нас с Кеннеди своей деловитостью:

– Я человек занятой. Времени у меня мало. И оно дорого стоит. Есть к вам дело. Не здесь. В Северной Калифорнии. Вот билеты на самолет. Вылет через четыре часа. Без меня. Я - в Вашингтон. Есть там дела. Полетите с моим секретарем. Он все объяснит. Договор оформите по дороге. Торговаться не стану. В разумных пределах, конечно.

И - хотите верьте, хотите нет - но он встал, считая разговор законченным!

Ну и тип! Куда там древним спартанцам с их лаконичностью! На фоне Ди-Эс они все поголовно страдали логореей. А наш Дрег, похоже, еще с юности решил не растрачивать попусту словарный запас великого, могучего, правдивого и свободного американского языка. И долго тренировался, добиваясь того, чтобы произносимые фразы оказывались не длиннее четырех слов. Добился. Приятно слушать.

Впрочем, вполне может быть, что письменная его речь была более красноречива. Когда он выписывал чеки, например… Но Ди-Эс пришел к нам в очень неудачный момент.

Дело в том, что у Кеннеди наступил период апатии и неодолимого отвращения к профессиональной деятельности. Такие периоды у него иногда случались и раньше, но редко продолжались дольше трех-четырех дней. Нынешний тянулся больше двух месяцев. В оправдание своей бездеятельности Кеннеди ссылался на множество причин: на магнитные бури, якобы кардинально нарушающие ему биоритмы; на мучающие по ночам ужасные сны о похищении инопланетянами его близких и дальних родственников; на глубокое недоверие к недальновидной ближневосточной политике администрации Буша-младшего… А также на несварение желудка.

Реальная причина была одна: сто восемь тысяч долларов, полученных нами за два дня работы в Западном Мэне по «Делу кислотных братьев». Эти деньги лежали на счету «Бейкер-стрита», а Кеннеди полулежал на своем рабочем кресле и целыми днями играл в дартс. Причем в качестве мишени для дротиков он использовал карикатурные портреты Каунтера, которые сам же и рисовал. Он неплохо набил руку и в метании, и в шаржировании, поговаривал даже о том, что мог бы выступить на чемпионате штата по дартсу…

От появлявшихся у нас клиентов Кеннеди старался под любыми предлогами избавиться, а несколько все же полученных авансов мне пришлось отрабатывать единолично. И как раз сегодня я намеревалась покончить с этим положением дел.

… На лице Кеннеди не читалось ни малейшего желания отправляться в Калифорнию. Хотя некая работа мысли прослеживалась - встав, Ди-Эс загородил портрет Каунтера. И мой коллега явно решал сложную баллистическую задачу - как поразить второй упомянутый объект, не задев первого.

Решение, очевидно, нашлось. Дротик свистнул - и вонзился в ухо. По счастью, в ухо нарисованного Каунтера - хотя и от виска потенциального клиента прошел в считанных миллиметрах.

Обрадованный Кеннеди замахнулся вторым дротиком, - как мне показалось, слишком небрежно, почти не целясь. И тут…

Тут посетитель доказал: кроме скрежещущих имени и фамилии он обладает крепкими нервами и блестящей реакцией. Не дрогнув лицом, он двумя пальцами поймал в воздухе дротик - в паре дюймов от своего лица.

– Мистер-р-р Кен-н-н-неди! - проскрипел Дрегри Скруджерс. Он стоял - высокий, угловатый, с костистым и обветренным лицом - и сжимал дротик так, словно раздумывал: а не вернуть ли моему коллеге подачу?

Кеннеди смутился. Немедленно принял позу, более приличествующую главе детективного агентства, и закинул оставшиеся дротики в ящик стола.

– Извините, мистер… - он скосил глаза на лежавшую на столе визитную карточку, -… Скруджерс. Извините. Сорвалось с руки. Вы попали в очень неудачный момент. Наше агентство с завтрашнего дня уходит в коллективный отпуск - и настроение уже не рабочее. Так что ничем не можем вам помочь. Обращайтесь к нам через четыре недели, никак не раньше. Доктор Блэкмор, проводите, пожалуйста, мистера Скруджерса.

Я не двинулась с места, наблюдая, как принтер выдает распечатку. Потом положила ее на стол перед Кеннеди. И удовлетворенно увидела, как поползли вверх его брови.

– Но отпуск можно и отложить, раз дело такое срочное, - вывернул Кеннеди руль на сто восемьдесят градусов. - Рассказывайте, что там у вас стряслось.

Секрет столь радикальной смены настроения был прост. Распечатка отображала наш текущий баланс. В левом столбце - необходимые платежи наступавшего месяца. В правом - остаток на банковском счете. Честно говоря, я и сама удивилась, как быстро рассосались деньги…

Клиент несколько секунд молча смотрел на Кеннеди. Очевидно, размышлял, успеет ли за оставшееся до отлета время подыскать более вменяемое детективное агентство. И решил, что не успеет.

2.

– Что тут рассказывать? - неприятно удивился Ди-Эс. - Наслушался я про вас. Про дедукции ваши. Думал - сами все выложите. Кто я, откуда, зачем…

Мы бы рады были все выложить, нам скрывать нечего. Но продуманная система дала осечку. Хотя конец осени в Род-Айленде стоял достаточно теплый, но клиент заявился на наше крыльцо в перчатках. Так, кстати, до сих пор их и не снял. Даже дротик поймал затянутыми в лайку пальцами. Негласное дактилоскопирование не состоялась. Наш бесценный помощник - «Икс-скаут» - оказался не у дел.

Несколько минут назад я попыталась запустить поиск по имени и фамилии - свято уверенная, что в США может проживать лишь один-единственный Дрегри Скруджерс. Как бы не так! Их оказалось ровно тринадцать человек - и вычислять из них нужного времени уже не было…

Скруджерс подозрительно смотрел на нас, ожидая чудес дедукции, - обратно в кресло он так и не сел. Ситуация грозила потерей и клиента, и гонорара.

Неприятную развязку оттянула миссис Хагерсон, войдя в кабинет с подносом в руках. На подносе стояли чашки, кофейник и сахарница.

– Кофе для джентельменов. Кофе для мисс Блэкмор, - произнесла она своим бесподобным контральто.

Голос у миссис Хагерсон действительно был чудесный. Большую часть жизни она провела на студии «Уолт Дисней Бразерс», озвучивая всевозможных сказочных мультперсонажей. Однажды даже была номинирована на «Золотой глобус» за роль доброй черепахи в полнометражном мультфильме - но получить заслуженную награду помешали интриги завистников.

И вот теперь одним из своих голосов (добрая фея из «Золушки») миссис Хагерсон поинтересовалась у Ди-Эс:

– Вам, мистер, конечно же, покрепче и с двойным сахаром?

– Как вы догадались? - удивился он.

– Элементарно, мистер! Все лесорубы пьют крепкий кофе с двойным сахаром. Даже бывшие.

– Но черт возьми… Да как же вы узнали, что я бывший лесоруб??!

От изумления Ди-Эс даже забыл о своей юношеской клятве - не произносить фразы длиннее четырех слов.

Глаза Кеннеди лукаво блеснули.

– Миссис Хагерсон сотрудничает с нашим агентством не первый день, - сказал он. - И поневоле усвоила некоторые начатки моего дедуктивного метода. Миссис Хагерсон, будьте любезны, объясните нашему гостю, как вы узнали о его бывшей профессии.

– Ничего сложного, все элементарно, - ответила наша бесподобная миссис голосом Русалочки. - Вы очень характерно стояли посередине кабинета, мистер. Точь-в-точь как лесоруб, рубящий или пилящий дерево - и готовый в любой момент отскочить. И эти перчатки… Думаю, не ошибусь, если скажу, что на вашей левой руке не хватает одного или двух пальцев - весьма характерная травма для лесорубов.

Ди-Эс вновь приземлился в кресло и одним глотком ополовинил свой крепкий кофе с двойным сахаром.

– Бесподобно… - протянул он, явно имея в виду не кофе. И добавил с детским любопытством: - Еще что-нибудь сможете?

– Извините мистер, но я спешу по делам… Да и с мистером Кеннеди мне, конечно, не потягаться… Могу лишь сказать, что вы не женаты, любите собак и не любите кошек, занимаетесь строительными подрядами, голосуете за республиканцев и раньше болели за «Ред Сокс», но сейчас весьма в них разочаровались…

И, победительно улыбаясь, миссис Хагерсон нас покинула.

– Все взаправду… - пробормотал потрясенный клиент. - Думал - враки… Думал - голову дурите…

Он решительным жестом вынул два билета на самолет, чековую книжку и сказал:

– Времени действительно нет. Какой аванс вас устроит?

… Пока он выписывал чек, я напряженно размышляла: как бы аккуратно поделиться этими деньгами с миссис Хагерсон - она у нас на редкость гордая и щепетильная.

Когда клиент направился к двери, Кеннеди не выдержал:

– Черт побери! Вы можете хотя бы намекнуть - что нас там ждет, на севере Калифорнии?

Скруджерс обернулся.

– Все просто. Надо поймать бигфута. Или застрелить. Тварь портит мне бизнес.

И ушел. Ну и клиент! Сроду я таких клиентов не видела, и не знала даже, что такие клиенты попадаются…

3.

Едва за Ди-Эс закрылась дверь, Кеннеди отчеканил:

– Где. Наши. Деньги.

Вместо долгих объяснений я вручила ему другую распечатку - длинный рулон с расходами двух последних месяцев.

Минут двадцать Кеннеди изучал свиток, никак не комментируя (я за это время успела скачать кое-какую информацию в наш компьютер). Потом вернул мне, печально спросив:

– Пожертвовать десять тысяч в Фонд помощи семьям погибших при исполнении - твоя идея?

– Твоя, Кеннеди, твоя… Я считала, что достаточно и пяти.

– А зачем нам эти три ящика коллекционных вин?

– Не знаю, Кеннеди. Общение с аристократами Западного Мэна дурно на тебя повлияло.

– Да-а-а… Графов Монте-Кристо из нас не получилось. Придется переквалифицироваться в охотников на бигфута… Подготовь, пожалуйста по нему коротенькую сводку.

– Уже готова.

И я зачитала с экрана:

– Бигфут, он же сасквоч, он же реликтовый гоминид. Существо, предположительно обитающие в слабонаселенных лесных и горных районах Североамериканского континента. Физиология и анатомия неизвестны. Классификация предположительна: либо один из представителей рода Homo (неандерталец?), либо побочная ветвь эволюции приматов (гориллоид? гигантопитек?). Известны европейские и азиатские аналоги. В Австралии и Океании, Южной Америке, Африке, Антарктиде достоверных свидетельств о встречах с бигфутом или похожими на него существами нет. В лесных районах Калифорнии и Орегона (реже других штатов) бигфуты неоднократно наблюдались визуально, так же не раз были обнаружены их следы, помет, клочья шерсти. Около 95% процентов подобных находок с достаточной доказательностью объявлены фальсификациями. Впервые киносъемка бигфута с расстояния около 140 футов была проведена зоологом Р. Паттерсоном в 1967 году. Подлинность этого 10-минутного фильма до сих пор является предметом жаркой дискуссии. Не меньше споров вызывают другие фото-, кино- и видеосвидетельства о встречах с бигфутами. С 1989 года до настоящего времени трижды с большой помпой объявляли о поимке живого бигфута. Пойманное в 1989 существо оказалось самцом гориллы, сбежавшим из клетки в процессе транспортировки по Восточно-Тихоокеанской железной дороге. Сведения о поимке в 1998 году самки бигфута с детенышем (журналисты уже успели окрестить их Моникой и Билли) оказались ничем не подтвержденной газетной уткой. Бигфут, пойманный в декабре 2001 года, был опознан как толкиенист-ролевик Всеслаус Г. Ульдер, заблудившийся при проведении «Битвы за Мордор - 2000» и девятнадцать месяцев проживший в лесу на подножной пище…

– Достаточно, - сказал Кеннеди.

Да уж, хватит. Порой у граждан, размещающих информацию в сетях, проявляется какое-то извращенное чувство юмора.

– Достаточно, - повторил Кеннеди. - Все равно придется во всем разбираться на месте. Бизнес нашему дядюшке Скруджу равным образом могли испортить и сбежавшая горилла, и одичавший ролевик. Даже газетчики со своими утками. Ну что же, будем собираться… Может, стоит повесить объявление на дверь: «АГЕНТСТВО ЗАКРЫТО. ВСЕ ЛОВЯТ БИГФУТА», - как ты считаешь?

– Не стоит. Миссис Хагерсон все объяснит клиентам, если таковые появятся. И, я думаю, вполне успешно проведет с ними предварительную работу.

Кеннеди покраснел и отвел взгляд.

… Собираться пришлось достаточно спешно. Но я все равно выкроила время, чтобы подойти к миссис Хагерсон. И жалобно ее попросила:

– Возьмите меня в ученицы! Согласна исполнять самую черную работу, спать в вашей прихожей на сундуке и питаться остатками вашего ланча… Но откройте секрет: КАК ВЫ ЭТО ДЕЛАЕТЕ???

Миссис Хагерсон расцвела в улыбке. И промурлыкала голосом сытой Багиры:

– Ну зачем уж - м-р-р-р-р - остатками ланча, маленькая сестра… Просто теперь мы вместе будем ходить пить кофе к Салли Фергюсон. Наш мистер бывший лесоруб утром именно у нее пытался выведать окольными путями сведения о вас и о мистере Кеннеди…

Вот оно что… Тридцатипятилетняя вдова Салли, наша соседка и большая приятельница миссис Хагерсон, отличалась редким качеством: говорила много, охотно, но при этом посторонним практически не удавалось извлечь полезной информации из ее болтовни. Зато сама из заинтересовавших ее людей - в основном из неженатых мужчин - способна была вытянуть всё, что угодно…

– Я же говорила, милое дитя, - всё элементарно! - сказала миссис Хагерсон голосом феи, ласково поучающей Дороти.

4.

Из-за смены часовых поясов ночь нашего путешествия на запад показалась бесконечной. Мы успели от души выспаться, дважды подкрепиться, пересесть во Фриско на самолет местной авиалинии, а в Бьюлите - на личный вертолет дядюшки Скруджа (придуманное Кеннеди прозвище понравилось мне больше, чем «Ди-Эс»). Успели всё, а ночь не кончалась и не кончалась.

Рассвет нас догнал лишь в Чиллатоге - крохотном, из десятка домишек, поселке в предгорьях Берегового хребта Кордильер. Чиллатога была целью нашего путешествия. И здесь я поняла, что долгое ожидание солнца стоило того. Склоны появлялись из темноты медленно, неохотно, - словно у нас на глазах проявлялся снимок «поляроида». Сначала проступили лишь общие контуры, потом на фоне багровеющего востока стали видны силуэты устремленных к небу елей - и как они только умудрялись вырастать на крутых склонах такими высокими и стройными? Потом солнечные лучи наконец-то перевалили через каменную преграду, и все вокруг расцветилось, заиграло живыми красками, даже растущие в поселке лиственные деревья - голые, облетевшие, в предрассветной тьме казавшиеся корявыми и зловещими скелетами…

Не знаю, сколько мы с Кеннеди простояли, любуясь вступавшим в свои права утром. Не меньше часа, наверное, - время застыло, куда-то делось, а взглянуть на тикающий на запястье механизм отчего-то казалось кощунством…

Всё испортил мистер Фрумкин.

– Хватит, хватит, господа, любоваться пейзажами, - сказал он, подходя к нам. - Мы с вами все-таки на работе, а не в скаутском походе. Приступим к делу.

Вид мистера Фрумкина на фоне просыпающихся Кордильер служил прекрасной иллюстрацией к тезису о мелкости, ничтожности и гнусности человека по сравнению с величием Природы. Был он (Фрумкин, а не тезис) тощ, низкоросл и суетлив. Длинный его нос выглядел постоянно что-то вынюхивающим. Тоненькая, поросшая темным пушком шея, казалось, с огромным трудом выдерживала тяжесть непропорционально большой головы, - и та постоянно клонилась то к левому, то к правому плечу. А его уши…

Впрочем, достаточно про Фрумкина. И писать, и читать про красоты Кордильер гораздо интереснее.

Мы с Кеннеди оторвались от созерцания гор и посмотрели левее. Туда, где вклинивающаяся в предгорье безлесая равнина все более сужалась, в итоге образуя исчезающую в лесу просеку - именно ей суждено было со временем превратиться в шоссе, подряд на строительство которого с немалыми трудами выбил себе дядюшка Скрудж. Лес, который означенное шоссе должно было прорезать на протяжении нескольких десятков миль, тоже был хорош, - даже с расстояния почти в милю. Листва некоторых деревьев - отсюда нельзя было различить их породы - еще не облетела, и оживляла темный фон яркими желто-алыми пятнами. И - из леса до нас доносилась тишина. Звучит странно, считается, что доноситься могут лишь звуки, - но именно так оно и было. В этой тишине, наползающей на Чиллатогу с северо-запада, как-то растворялись, гасли шумы поселка: лай пары проснувшихся с рассветом и начавших перебранку собак, мерное постукивание дизель-генератора, дребезжание катящегося куда-то с утра пораньше разбитого грузовичка…

Но мистера Фрумкина тишина Чиллатогского леса заглушить не смогла.

– Отработав полученные деньги, вы можете вволю любоваться этими грудами камней и кубометрами древесины, - желчно заметил Фрумкин. - Можете заняться тут экстремальным туризмом или вообще навеки здесь поселиться. Но сначала выполните свою работу.

И мы с Кеннеди поплелись за этим занудой.

Выполнять свою работу.

5.

Фрумкин был тем самым секретарем Скруджа, которому предстояло объяснить нам детали проблемы еще в самолете. И, как выяснилось позже, - не только секретарем, но и заместителем по многим вопросам, и на все руки порученцем, и даже переводчиком в общении с рабочими-иммигрантами (Фрумкин знал не то пять, не то шесть восточноевропейских языков - правда, все одинаково плохо).

Но конкретное свое поручение - ввести нас с Кеннеди в курс дела - Фрумкин не выполнил. Не ввел. Спал всю дорогу, лишь на пересадках приоткрывал глазки и совершал конечностями некие осмысленные движения в сторону нового транспортного средства. И теперь собирался наверстать упущенное - порадовать нас с Кеннеди историей Чиллатогского бигфута.

– Как вы уже знаете, господа, - начал он, - несколько месяцев назад было начато строительство шоссе, которому надлежит связать округ Дубатон на юге Орегона с Калифорнией…

Разговор происходил в бревенчатом одноэтажном здании, напомнившем мне отчего-то факторию, где у окрестных индейцев и трапперов на порох и соль выменивали пушнину.

Но пушнину здесь не выменивали. Здесь располагался местный офис компании Скруджа, и кабинет, куда провел нас Фрумкин, был заставлен самой современной оргтехникой.

Он продолжал:

– Может быть, в масштабах всей страны эта дорога - всего четыреста семь миль - выглядит мелочью. Но для экономики и Орегона, и Калифорнии она весьма важна. - Он подошел к большой, висящей на стене карте, взял в руки лазерную указку. - Посмотрите сами. До сих пор грузы приходилось возить вот так и так (пятнышко от указки описало изрядную петлю на карте), а это, между прочим…

Он говорил и говорил, на память сыпал цифрами, сотнями миль, тысячами тонн и кубометров, слушать все это не хотелось, главное и так было понятно: дорога нужна. И ее построят, встань на пути у строительной техники хоть взвод бигфутов с дубинами в лапах. Вопрос: что мы тут делаем?

Примерно такими словами Кеннеди и сформулировал этот вопрос Фрумкину.

– Все не так однозначно, - вздохнул тот, поднял голову от левого плеча и тут же склонил к правому. - Вся проблема в этом вот пятидесятимильном участке. В Чиллатогском лесном массиве. Некоторые безответственные личности - а называя вещи своими именами, просто мошенники, - утверждают, что в этих лесах водится так называемый «бигфут». Доказательств - неоспоримых - у них нет. И, понятно, не будет. Но есть горячее желание зарубить проект строительства. Естественно, за их возней стоят деньги - потенциальные убытки тех компаний, что сейчас наживаются на перевозках в объезд. Мифическая зверюга - просто разменная карта в их играх.

Что такое «разменная карта», я не очень поняла. Но объяснять мистеру долгоносику, что разменивают либо деньги, либо фигуры в шахматах, не стала. Смысл был ясен. По-прежнему неясна оставалась лишь наша задача. О чем я тут же тонко намекнула Фрумкину:

– И что вы нам предлагаете? Прочесать вдвоем пять тысяч квадратных миль леса, выловить популяцию бигфутов, если таковая обнаружится, и бодро отрапортовать мистеру Скруджерсу: «Зачистка проведена! Можно строить!»

– Действительно, - поддержал меня Кеннеди, - не слишком ясен предмет расследования.

– Вам не надо ловить бигфутов! Их нет! НЕ-ЕТ!!! Ваша задача - найти нескольких проходимцев, которые инсценируют их появление!

И мистер Фрумкин поведал нам следующую историю:

В десяти милях отсюда, уже в глубине Чиллатогского леса находится передвижной лагерь лесорубов и корчевщиков. Именно они начали прорубать по заранее оттрасированному маршруту просеку, которой в будущем надлежит превратиться в серую асфальтовую ленту, рассекающую лес. И именно там, возле лагеря, начались провокации. Стали обнаруживаться следы псевдо-бигфута. И не только следы - рабочие слышали громкие звуки, весьма неприятные и угрожающие. Более того, видели - издалека и в полутьме - нечто крупное, живое и непонятное. Темпы работ существенно снизились.

… Мне это показалось странным. Любое дикое животное старается уйти из мест, где происходит что-либо шумное и незнакомое. Неужели действительно столкновение коммерческих интересов вылилось в столь странную форму? Хотя… Иногда звери, уверенные в собственной силе, не имеющие равных соперников в занимаемой экологической нише, не спешат уступить неведомому врагу территорию, которую считают своей. А бывают и вовсе курьезные случаи. Мне вспомнилась история с «медведем-помощником», произошедшая лет пятнадцать назад на лесосплаве в одном из глухих уголков Аппалачей. Туда каждое утро повадился приходить здоровенный гризли - в один и тот же час, на рассвете. И действительно «помогал». Раскатывал ближайший к реке штабель бревен - катил-тащил их по одному к высокому обрыву и швырял в воду. И внимательно вглядывался сверху в дело своих лап. Иногда ограничивался несколькими бревнами, иногда в реку отправлялся почти весь штабель. Рабочие привыкли, в урочный час носа не высовывали из своих домиков, и даже подумывали: не включить ли косолапого в состав бригады? Но понятия не имели, зачем медведь им помогает. Объяснилось все просто. Гризли банально глушил форель, заплывавшую на мелководье. Когда его бомбардировка достигала цели - одно из тяжеленных бревен накрывало стайку рыб - медведь уходил с лесосплава. На отмели ниже по течению собирал плывущий вверх брюхом улов и спокойно завтракал. Бигфут, насколько я понимаю, ни силой, ни сообразительностью медведю не уступает. Если, конечно, реально существует.

Кеннеди, похоже, посетили те же сомнения. Он встал, взял отложенную Фрумкиным указку. Спросил:

– А если здесь действительно обитает уникальная популяция? Может быть, не стоит нарушать их естественный ареал? Если проложить дорогу вот так, (кружок света вновь пополз по карте) то крюк получится не таким уж и большим. Миль сорок, не больше. Правительство или природоохранительные фонды могли бы компенсировать вам возросшую стоимость работ…

– Ничего вы не понимаете! - яростно вскричал Фрумкин. - НИ-ЧЕ-ГО! Легко только указкой по карте ползать! Потому что бумага гладкая! А на земле, знаете ли, овраги встречаются! Дорога пойдет через лес - и точка! Вы забыли, в какой стране мы живем?! В Америке, а не в Бигфутленде. Америка для американцев, а не для мохнатых помесей свиньи и гориллы! Вместе с нашей трассой в здешнее безлюдное захолустье придет жизнь, настоящая жизнь, вы понимаете это? Сначала вдоль дороги появятся лишь заправки и закусочные - но людям, их обслуживающим, тоже надо будет что-то есть и где-то спать. И, извините за выражение, доктор Блэкмор, с кем-то спать. А от этого бывают дети. Детям нужны детские сады и школы. А воспитателям и учителям тоже надо где-то… В общем, понятно. А бигфутов здесь нет. И не было. И никогда не будет. А с лже-бигфутами, надеюсь, вы разберетесь.

«И чего его так понесло?» - подумала я. Радеет за деньги Скруджа, как за свои собственные.

Кеннеди спросил:

– В чем непосредственный вред от лже-бигфутов? Рабочие боятся? Отказываются работать?

– Боятся… - протянул Фрумкин. - Они сами кого хочешь напугают, видели бы вы эту публику… В бигфутов и прочую чертовщину рабочие если и верят, то ни на грош ее не боятся. Просто нашли предлог - и, как это у них называется, - buzjat.

– Что значит «buzjat»? - в один голос удивились мы с Кеннеди.

– То и значит - buzjiat, - вздохнул Фрумкин. - Не хотят работать, требуют надбавки за риск, требуют бочку спирта… К вечеру прилетит шеф, будет с ними разговаривать. Может, удастся выгнать их на работу без спирта. Шефа они уважают…

– А зачем им спирт? - спросила я. - Он отпугивает бигфутов?

– Нет, господа. Они его пьют, - мрачно проинформировал нас секретарь и на все руки порученец дядюшки Скруджа. - Не бигфуты. Рабочие.

6.

Как выяснилось, масса деревьев, которую мы видели из поселка, еще не являлась собственно Чиллатогским лесным массивом. Это была узкая, не более четверти мили в ширину, лесистая полоса, разделявшая два участка равнины, покрытой кое-где редкими кустарником. Лес, лагерь, и бузящие рабочие находились дальше.

Выяснилось это во время поездки туда на «Лендровере», составлявшем собственность компании «СЗДК». За рулем сидел улыбчивый парень лет тридцати, судя по выговору - канадец. Представился он как Глэдстон, нормировщик из лагеря «Улыбка Моники» - именно так называлось обиталище лесорубов и корчевщиков. Похоже, отношение с мистером Фрумкиным у него были натянутые. Правильнее сказать, отношений не было вообще, - дорога прошла в напряженном молчании.

По прибытии на место Фрумкин, оставив нас на попечение нормировщика, как-то подозрительно быстро юркнул за дверь небольшого сборного домика голубого цвета - и, судя по звуку, заперся на два оборота ключа.

– До приезда хозяина носа из конторы не высунет, - констатировал Глэдстон, пока мы с Кеннеди озирались, стоя у внедорожника - осматривали «Улыбку Моники».

Большую часть лагеря занимала площадка с разнообразной техникой: трелевочные трактора, лесовозы, автокран, пара самосвалов, один бензовоз и несколько самоходных приспособлений довольно причудливого вида - об их назначении я даже не стала гадать. Рядом стояла объемистая емкость с горючим.

В жилой части имели место два просторных барака - тоже щитовых, разборных, а также контора, скрывшая в своих недрах мистера Фрумкина, и еще два строения - поменьше бараков, но побольше конторы. Поставленный на полозья сорокафутовый контейнер. И всё. Не густо… «Улыбка Моники» занимала по площади не более четырех акров.

А вокруг стояли тысячи и тысячи квадратных миль леса - и казались бесконечным в пространстве и вечными во времени. Создавалось впечатление: Чиллатогский лес живет в своем особом времени, текущем совсем по-другому, чем у суетливых букашек-людей. Он сделает лишь один неторопливый вдох-выдох в своей неторопливой жизни - и навязчивые пришельцы растают, развеются, как утренний туман тает от лучей поднимающегося над Кордильерами солнца…

– Всё тут временное, и лишнего у нас ничего нет, - подтвердил Глэдстон наши невысказанные мысли. - Как только станет слишком долго ездить до дальнего конца вырубки - разберем всё на части и перебазируемся на передовую. И так раз за разом. В этих вот бараках живут ребята - пятьдесят три человека, включая меня. В контейнере - дизель-электростанция. Это, я уже говорил - контора. Там - кухня и столовая, которая вечерами превращается не то в салун, не то в клуб по интересам. Вон в том домике останавливается шеф, когда приезжает. Можете там заночевать и вы - места хватит. Если не решите до темноты вернуться в Чиллатогу. Но - не советую.

– Что не советуете? - не поняла я. - Ночевать или возвращаться?

– Ночевать.

– Это почему же? - поинтересовался Кеннеди. А я подумала: ну всё, сейчас начнутся страшилки про жуткого и кровожадного бигфута. Задурить голову приезжим - одно из немногих развлечений, существующих в таких местечках.

Но я ошибалась.

Глэдстон внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Подумайте сами. Пятьдесят три здоровых, нормально ориентированных мужика - и ни одной женщины. Днем еще ничего, а ночью, на пьяную голову, возможны всякие эксцессы. Тут, знаете ли, все законы о сексуальных домогательствах до сих пор считают одним из самых смешных анекдотов…

«Ерунда», - легкомысленно и самонадеянно подумала я. Вывихнуть одну-другую блудливую ручонку и приписать к счету Скруджа сумму, возмещающую моральный ущерб. Я снова ошибалась - но тогда не знала этого. Такое уж утро выдалось - урожайное на ошибочные мысли и суждения.

Кеннеди тоже отнесся к предупреждению легкомысленно.

– Возможно, нам придется поработать тут ночью, - сказал он. - Насколько я понял из слов Фрумкина, существо, условно именуемое «бигфутом», появляется исключительно по ночам?

– Не знаю, кто тут появляется… После пары стаканов всякое примерещиться может. Две ночи назад снег выпадал, к обеду растаял - так действительно, на нем какие-то следы отпечатались… А чьи - не знаю. Я, в конце концов, не… не ботаник.

– А кто вы? - спросила я в лоб.

– Чево-чево? Чтой-то я не врубаюсь, мисс, о чем вы тут толкуете… - Голос нормировщика вдруг зазвучал на редкость фальшиво.

– Поздно, Глэдстон, - сурово сказал Кеннеди. - Вы разоблачены. Лучше признаться добровольно. Что вы хотели сказать вместо подставленного в последний момент «ботаника»? Криптозоолог, не так ли? Вы такой же лесоруб, как я или доктор Блэкмор.

– Попали пальцем в небо, мистер Кеннеди. Не знаю как вы, а я сейчас самый натуральный лесоруб. Докторскую степень по социологии в университете провинции Онтарио я так и не получил…

7.

Жизненный путь Глэдстона, приведший его на место нормировщика в лагерь лесорубов, оказался довольно замысловат.

Он действительно был социологом, и действительно писал диссертацию, посвященную проживающим в Канаде и Штатах эмигрантским сообществам выходцев из Восточной Европы - в основном из бывшего Советского Союза.

– Вы не представляете, какая это интересная тема! - горячо рассказывал нормировщик «Улыбки Моники». - Люди живут здесь по пятнадцать-двадцать лет - и до сих пор не умеют говорить по-английски! Живут замкнутыми общинами: женятся и выходят замуж в своем кругу; ходят в магазины и рестораны, где их обслуживают на родном языке… И - крайне интересный момент! - блюдут и сохраняют традиции, моральные и общественные ценности, привезенные с родины. При том, что там - на родине - все кардинальнейшим образом за последние десять лет изменилось! Результат: крупнейшие заповедники коммунистического мироощущения - того, что они именуют «sovok» и «hal’ava», - законсервировались отнюдь не на постсоветском пространстве! Но в США и Канаде!

– У вас в Канаде тоже есть нечто вроде нашего Брайтона? - спросила я. - Мне приходилось там бывать и видеть целые кварталы, пестрящие вывесками на кириллице…

– Именно! Единственное отличие - в Канаде более многочисленна не русская, а украинская диаспора…

Кеннеди спросил:

– Все-таки я не понимаю: как вас занесло на лесосеку?

– Большинство рабочих - именно те люди, о которых я вам сейчас рассказывал. Есть и наши - выходцы с Аляски и из отдаленных районов Канады - но в основном русские и украинцы. Посудите сами: разве нормальный рядовой американец или канадец бросит на несколько месяцев свой уютный дом, жену и детей - чтобы отправиться валить лес в далекую глушь? Где нет ничего: ни сотовой связи, ни Интернета, ни атлетических клубов, ни женщин, ни «Макдональдсов», ни залов для боулинга, ни… в общем, НИЧЕГО! Только лес, выпивка, и изо дня в день одни и те же рожи… Да ни за какие доллары нормальный житель Штатов сюда не поедет! Старина Скруджерс умеет считать денежки. И хорошо понимает, что не будь рабочих-иммигрантов, львиная часть расходов уходила бы на создание привычных для американцев или канадцев условий жизни…

– Вы, как я понимаю, канадец нетипичный? - осторожно спросил Кеннеди.

Глэдстон вздохнул. Да нет, он-то был как раз вполне заурядный обыватель… Но решил, что отработав пару-тройку месяцев среди этих людей, соберет уникальнейший материал для своей диссертации… И всё. Увяз. Погиб для науки. Заканчивает уже пятый сезон…

– Видите ли, я понял: если, например, можешь прожить без пиликающего в кармане пейджера несколько месяцев - то он тебе вообще в жизни не нужен. Тем более, что отпуск у нас - три месяца, и блага цивилизации, о которых здесь мечтаешь, как о манне небесной, там успевают поднадоесть, и снова начинает сниться лес… Да и платят лесорубам, скажу прямо, куда больше, чем социологам…

– Вполне возможно, что даже больше, чем частным детективам, - погрустнел Кеннеди. Дело шло к полудню, ноябрьский день короток, - пора было браться за дело. - Вы поможете нам переговорить с рабочими, которые что-то видели и слышали?

– Конечно! Собственно, как раз это мне шеф и поручил - сегодня, по телефону. Быть для вас гидом и переводчиком. У Фрумкина с рабочими отношения более чем напряженные. Дело в том, что до меня именно он был нормировщиком… В результате его стараний расходы на оплату труда сократились почти вдвое, а сам он едва избежал линчевания. Но шеф решил, что такой талант стоит использовать в масштабах всей компании - и забрал его к себе, в правление…

8.

Следующие два часа были посвящены непосредственно расследованию. И, надо признать, особых результатов не принесли.

Рабочие, как известно, «бузили», сидели в бараках, - и для разговора с ними в лес отправляться не пришлось. Компания действительно оказалась колоритная - громкоголосые, заросшие многодневной щетиной люди, большинство из которых не понимало по-английски - расспросы мы вели с помощью Глэдстона. Улов был скромен: кто-то из рабочих вроде действительно видел что-то большое и мохнатое, мелькнувшее в лесу; двое клялись, что нашли на сырой глинистой почве у лесного ручья несколько здоровенных следов - не менее полутора футов в длину. Но ни сделать слепки, ни сфотографировать, ни даже зарисовать их они, естественно, не озаботились…

Впрочем, свидетелями ночного происшествия, случившегося в ночь с 7 на 8 ноября, послужившего непосредственной причиной «бузы», стали почти все обитатели «Улыбки Моники», устроившие себе небольшой праздник, - вернее, те из них, которые к двум часам ночи еще не свалились с ног от избытка выпитого. Но и лесорубы, сохранившие к тому времени вертикальное положение, не совсем адекватно воспринимали реальность…

… Праздник прервался, когда за окнами их «клуба», служащего днем столовой, раздалось рычание. Нет, не медвежье, - в этом Глэдстон был уверен, и ему, и его коллегам не раз приходилось сталкиваться с медведями. Но весьма громкое и недружелюбное. И еще какие-то звуки - не то кто-то по чему-то бил, не то кто-то что-то крушил… На трезвую голову выходить наружу и знакомиться с автором этого звукоряда едва ли нашлись бы желающие. Но пьяный кураж кружил головы - похватав, что подвернулось под руку, лесорубы бросились к двери. Здесь их ожидал сюрприз - дверь не открылась, она была чем-то подперта. Пока, навалившись гурьбой, они медленно, по сантиметру, отжимали ее, пока по одному просачивались в образовавшуюся щель - какофония снаружи прекратилась.

Кое-кто потом говорил, что видел удаляющийся вдоль по просеке огромный темный силуэт, - другие не узрели ничего, и утверждали, что все это их товарищам примерещилось в темноте с пьяных глаз. Сам Глэдстон никакого убегавшего существа не заметил. Но не отрицал, что увидеть его было можно - вечером пошел снег, первый в этом году, ночь стояла лунная и звездная - первые протиснувшиеся наружу вполне могли разглядеть на белом фоне нечто. Скорее всего, что-то там действительно бежало, - поскольку утром на покрывавшем просеку свежем снегу обнаружилась цепочка крупных следов.

Но насколько же разнились свидетельства якобы очевидцев!

Один из них - высокий мужчина с висячими усами - даже пытался убедить нас с Кеннеди, что сумел разглядеть у существа два козлиных рога на голове и длинный хвост. Более того, свидетель утверждал, что ночной гость не исчез среди деревьев - но взмыл в воздух и словно бы в нем растворился… У меня усач не вызывал доверия - и не только вследствие явной фантастичности своего рассказа.

Дело в том, что общаясь с нами при посредничестве Глэдстона, лесоруб не переставал откусывать от огромного бутерброда, украшенного куском соленого сала толщиной не менее полудюйма! Самоубийца… Если сосуды его мозга регулярно получают такие дозы холестерина, то удивляться подобным видениям не приходится…

Прочие показания были менее бредовые, но совершенно разнились в деталях. Пятеро или шестеро рабочих, якобы видевших существо, сходились лишь в одном: оно было очень велико. Гораздо выше даже очень рослого человека.

Завершив опрос свидетелей, мы решили осмотреть улики. И были шокированы. Их не оказалось! К обеду первый снег растаял, следы исчезли, - никто их опять не зафиксировал.

– Чем была приперта дверь? - спросил Кеннеди.

– Здоровенной кучей - извините, доктор Блэкмор - но самого банального дерьма. Похоже, у Мистера Большая Нога был многонедельный запор - и облегчился он аккурат под нашей дверью.

– Где она? Куча? - жадно спросила я. Это было уже кое-что, способное подтвердить или опровергнуть слова Фрумкина о фальсификаторах.

– Как где? - удивился Глэдстон. - Скинули в выгребную яму. Не нюхать же эту пакость…

Прогулка к выгребной яме не принесла ничего, кроме ущерба обонянию. Отходы жизнедеятельности реликтового гоминида отличить от аналогичных продуктов гоминидов вполне современных было уже невозможно…

– Подождите, подождите! - вспомнил вдруг Глэдстон. - Кое-что ведь осталось! Пойдемте, покажу, где он безобразничал…

Мы обошли склад и увидели - его задняя стена из гофрированного алюминия была покрыта многочисленными глубокими вмятинами. Кеннеди приложил к одной из них кулак, покачал головой.

– Разве что торцом бревна, с разбегу, - предположил он.

– Нет, Кеннеди, - возразила я, - тогда тонкий алюминиевый лист не просто бы прогнулся, а кое-где бы лопнул… Били чем-то не слишком жестким…

– Обмотали бревно тряпками, - буркнул он.

… Потом мы втроем отправились в лес. Туда примерно, куда удалилось нечто. Куда, по словам Глэдстона, уходила цепочка следов. Два часа бродили между высоченными, подпирающими небо соснами. Влажный мох мягко пружинил под ногами. Нигде ни следочка - ни бигфута, ни человека… Я представила, что будет твориться здесь, за обочиной будущей дороги, - когда вдоль нее выстроятся обещанные Фрумкиным мотели и закусочные, кемпинги и заправки… Стало тоскливо.

– Интересно, - сказал Кеннеди, - почему оно бросилось именно сюда? Совсем рядом - густой ельник с не менее густым подлеском. Животное, желающее укрыться, сбить со следа, скорее направилось бы туда…

Мы с Глэдстоном молча пожали плечами. Действительно, когда от сосны до сосны полтора десятка ярдов, и никакого подлеска - запутать след трудновато.

– Может, в той стороне у него логово? - продолжал Кеннеди свои попытки постигнуть тайны зоопсихологии. Но желания углубиться в лес по указанному направлению не выказал.

Глэдстона волновали другие проблемы:

– Скажите, у вас есть оружие?

Мы с Кеннеди синхронными движениями извлекли и убрали пистолеты.

– Не знаю только, поможет ли девятимиллиметровая пуля против паренька, что так разукрасил вам стену склада, - с сомнением сказал мой коллега. - Сорок пятый калибр был бы надежнее…

– Да при чем тут это! - досадливо отмахнулся Глэдстон. - Вы заметили, какими глазами ребята поглядывали на доктора Блэкмор? Вы прилично стреляете?

Кеннеди, никогда не упускающий случая выступить на публику, снова выдернул «Зауэр» - бах! бах! бах! - очень быстро выстрелил в ствол сосны, растущей в полутора десятках шагов. Мы подошли, посмотрели - отверстия от трех пуль слились в неровную дыру.

(Хвастун! Между прочим, если не принимать в расчет всякие громоздкие и не приличествующие женщине вещи: автоматические винтовки с подствольниками, минометы и зенитно-ракетные комплексы, - то стреляю я не хуже Кеннеди. Но по пустякам это не демонстрирую. Не люблю потом чистить оружие.)

– Подходяще, - скупо похвалил Глэдстон. - Мой совет: как-нибудь ненавязчиво продемонстрируйте эту игрушку и умение владеть ею ребятам.

… Смеркалось, когда мы покинули лес. И - с неба вновь посыпался снег. Зима здесь наступала рано… Удачно - если кто-то ночью наведается к лагерю, то у нас будет что-то посущественней показаний, выуженных из мозгов, отравленных алкоголем и холестерином.

В «Улыбке Моники» меж тем назревали события. За двадцать минут до нашего возвращения приехал Скрудж. И готовился к разговору с рабочими.

9.

Герольдом от «бузящего» пролетариата выступил Глэдстон.

– Мистер Панасенко сейчас будет здесь. И изложит все претензии, - сообщил он Скруджу. - Если позволите, я в разговоре участвовать не буду.

Понятно… Нормировщик - хоть небольшое, но все-таки начальство. И не хотел в назревающем конфликте оказаться в положении летучей мыши - которую не считают за сородича ни птицы, ни звери… Разумная позиция.

Скрудж, приехавший в лагерь в одиночестве, вздохнул:

– Ступай. Фрумкин переведет. - И добавил, обращаясь к нам с Кеннеди: - Сейчас увидите. Кошмарный тип. Начальник лагеря. Сами выбрали. Другого не назначить. Слушаться не будут.

Мистер Панасенко вошел в дверь боком - дверной проем даже на вид был уже его широченных плеч. Было ему лет сорок пять - темно-русая шевелюра редела на затылке, но этот недостаток вполне возмещала буйная растительность, покрывающая нижнюю часть лица. В синеющем татуировками кулаке начальник лагеря стискивал здоровенный лом. И небрежно так им помахивал - как лондонский денди своей тросточкой.

– Не надо. Все под контролем, - быстро сказал Скрудж, видя как Кеннеди словно невзначай передвинул руку к подплечной кобуре. Судя же по взглядам, которые бросал Фрумкин на мистера Панасенко, долгоносик был бы только рад, если бы мой коллега поупражнялся на этом человеке-горе в стрельбе по движущимся мишеням.

Мистер Панасенко не стал зря тратить время. Буквально с порога он проревел свои претензии.

И я поняла, что этот человек стал бы сущей находкой для организаторов предвыборных митингов, - если бы владел английским. С такой иерихонской трубой вместо глотки можно в пять минут разогреть любую толпу без мегафонов и усилителей.

Протрубил он буквально следующее:

– Yop tvoiu mat’ - tak yop tvoiu mat’. A ne yop tvoiu mat’ - tak herr!

Я поняла только сказанное по-немецки слово «господин» в конце фразы. Очевидно, Скрудж действительно пользовался большим уважением у своих работников.

– Переведи, - скомандовал он Фрумкину.

– Мистер Панасенко говорит, что они недовольны условиями труда, расценками, качеством инструмента, спецодежды и питания. И предлагает создать согласительную комиссию под его и моим сопредседательством для урегулирования спорных вопросов! - бодро отрапортовал Фрумкин.

Я подумала, что его перевод, пожалуй, не совсем адекватен. Очевидно, те же подозрения посетили и мистера Панасенко.

– Ne garno tolmachish, blood niy bliadunn! - рявкнул он.

На этот раз единственное понятое мною слово было английским. Но кровопролитием, вопреки угрозе, мистер Панасенко заниматься не стал. Он быстро шагнул к Фрумкину, и, как нам показалось, попытался задушить его ломом. Мы с Кеннеди бросились на помощь - но не успели. Все уже закончилось. Лом оказался подделкой, бутафорией, отлитой из какого-то мягкого сплава. Теперь он петлей охватывал шею Фрумкина, концы его торчали в стороны, напоминая сюрреалистический галстук бойскаута. Фрумкин был цел и невредим - но клонился к полу от непосильной тяжести. Панасенко поднес к его длинному носу огромный, поросший рыжим волосом кулак, - и грузными шагами покинул нас.

Фрумкин попытался освободиться - безуспешно. Мы пришли к нему на подмогу и были поражены - лом все-таки оказался не бутафорским! Не свинец, не олово, - добротное питтсбургское железо. И это железо, невзирая на усилия трех человек, упорно не желало принимать первоначальную форму.

Фрумкин начал верещать о ножовке, автогене и судебном иске к мистеру Панасенко. Скрудж отодвинул нас с Кеннеди и сам взялся за дело. Лицо его исказилось, жилы на лбу вздулись. Лом разошелся на несколько миллиметров - и застыл.

– Попробуем вдвоем, - предложил Кеннеди.

Они взялись каждый за свой конец (лома, естественно) - и огромным напряжением всех мышц развели их на расстояние, достаточное, чтобы Фрумкин смог выскользнуть.

– Пришел, накричал, испортил хорошую вещь, - сказал Кеннеди, поставив к стене останки лома. - Но, по крайней мере, у нас теперь есть первый кандидат на роль бигфута…

– Силен, бродяга, - сказал Скрудж. В голосе слышалось нешуточное уважение. - Но спирт придется им отдать. Так я и думал. Прихватил бочонок из Чиллатоги.

Фрумкин злобно сказал что-то по-русски и перевел для нас:

– Про таких они говорят: сила есть, ума не надо.

10.

Скрудж ночевать не остался. Уехал вместе с Фрумкиным, отдав рабочим спирт и получив клятвенные обещания, что завтра «Улыбка Моники» дружными колоннами двинется на работу, даже если путь попробуют преградить все бигфуты Калифорнии.

На прощание он сказал нам:

– Разберитесь, что к чему. Я не могу так. Один бочонок - еще ничего. Но если тварь зачастит… Сопьются.

Мы заверили, что сделаем все возможное.

Через час после отъезда хозяина в домик, где расположились мы с Кеннеди, постучался Глэдстон.

– Ребята приглашают, - сказал он. - Обмыть знакомство. Советую не отказываться. Но не забудьте, о чем я вам говорил. Надо сразу себя поставить. А не то придется прятаться за спину шефа, как Фрумкину…

… В столовой-клубе, вопреки моим ожиданиям, оказалось относительно чисто и уютно. И публика была относительно чистая и трезвая. Пока… Но один непорядок я заметила, едва войдя клуб в сопровождении Кеннеди и Глэдстона. И решила сразу себя поставить.

Дело в том, что на улице насекомые уже не летали - холодно. Но одна огромная, жирная и наглая муха нашла себе приют в столовой. Жужжа, она болталась по помещению - и навязчиво пыталась присоединиться к какой-либо из кучек жующих, пьющих и искоса поглядывающих на нас мужчин. То норовила сесть на бутерброд, то заглянуть в стакан… Лесорубы муху в компанию не пускали - лениво от нее отмахивались. Обиженная муха надулась и уселась на стену у самого потолка.

– Что за антисанитарию вы тут развели, господа?! - на весь клуб спросила я, доставая «Зауэр» и показывая на насекомое отряда двукрылых. - Разве вы не знаете, сколько болезней разносят мухи?!

Глэдстон перевел - так же громко. Разговоры смолкли. Все с любопытством поглядывали на муху, на меня и на пистолет в моей руке. Промахнуться было нельзя…

И я попала!

Муха исчезла. На ее месте красовалось круглое красивое отверстие диаметром девять миллиметров.

Триумф был полный! Немедленно мы все трое - на Кеннеди и Глэдстона тоже упали лучи моей славы - оказались в плотном людском кольце, повлекшем нас к импровизированной стойке. Я почувствовала благожелательное и восхищенное внимание этих людей. Причем в какой-то момент почувствовала вполне в физическом смысле - сзади, чуть пониже спины.

Круто развернувшись, я резко заявила двухметровому лесорубу:

– Мистер! На вас только что села муха! Прямо на переносицу! - И я демонстративно потянулась к карману, в который убрала свой «Зиг-Зауэр».

Глэдстон торопливо перевел, но, по-моему, детина понял все и без перевода. Сделал неловкий шаг назад, второй… Его коллеги захохотали. Рядом оказался Панасенко, поднес к носу парня кулак. Рявкнул что-то. И еще что-то. Обвел взглядом всю честную компанию. Я вопросительно посмотрела на Глэдстона.

– Непереводимо, - пожал плечами он.

В руках лесорубов - и у нас с Кеннеди тоже - оказались наполненные стаканы. Панасенко произнес короткий тост.

– За знакомство! - перевел Глэдстон.

По счастью, прежде чем поднести ко рту прозрачную жидкость, я к ней принюхалась. Судя по запаху, это был чистый медицинский спирт. Я аккуратно обмакнула в жидкость губы - их тут же защипало.

Черт возьми! Эти растяпы забыли развести подарок Скруджа! Я хотела крикнуть, предупредить их о страшной ошибке… Поздно. Стаканы уже опустели… Первая реакция наступила мгновенно - Кеннеди, согнувшись пополам, надрывно кашлял. Черт! Где у них тут аптечка?! Я с ужасом поняла, что оказалась в кошмарной ситуации, что мне сейчас придется в одиночку спасать полсотни мужчин… Пищеводы и желудки у них уже сожжены, очень скоро наступит перенасыщение крови алкоголем, кома, смерть… Что делать???!!!

К величайшему моему удивлению, потенциальные покойники никаких признаков отравления не выказывали. Бодро жевали бутерброды с холестерином. Даже Кеннеди, сделавший лишь один глоток, с трудом прокашлялся. Вот оно что… Разыграли. Незаметно налили чистый спирт только нам…

– Разрешите, - я взяла стакан из рук Глэдстона, отпившего от своей порции меньше трети. Странно… В его стакане тоже был неразведенный спирт, а уж лесоруб-социолог должен был знать все эти приколы. Я потянулась к огромной бутыли, из которой у нас на глазах наливали всем присутствующим. Спирт… Ничего не понимаю…

– Эти люди чуть по-другому устроены, - пояснил Глэдстон. - Физиология хомо сапиенсов, знаете ли, весьма пластична и меняется в зависимости от места проживания. Маленький пример: эскимосы, питающиеся исключительно рыбой и мясом, и вьетнамцы, потребляющие в основном растительную пищу, относятся к одной и той же монголоидной расе. Но кишечник среднестатистического вьетнамца значительно длиннее, чем кишечник эскимоса! Научный факт! Или вспомните пример из античности - Митридата Понтийского его историю с ядами[7]…

Меж тем современные последователи Митридата продолжали поглощать летальные для простых смертных дозы этилового спирта. И - с помощью Глэдстона - по очереди выражали восхищение твердостью моей руки. Затем поинтересовались днем моего рождения. Названная дата отчего-то привела их в бурный восторг. Хотя по гороскопу я отнюдь не Стрелец, но Рыба. Немедленно я получила подарки - на три с лишним месяца раньше. Новенькую огромную тельняшку (при желании я смогла бы использовать ее в качестве купального халата) и ремень с рельефным изображением пятиконечной звезды на латунной бляхе.

Кеннеди, оказавшийся в тени моей славы, поглядывал по сторонам. Но мух, как на зло, вокруг больше не было. Но случай поставить себя моему коллеге все-таки подвернулся. Спустя полчаса - когда повеселевшая компания устроила турнир по дартсу. Мишенью служил портрет Фрумкина - намалеванный очень грубо, но характерный нос и шея дистрофика не позволяли усомниться, кто служил художнику оригиналом. Похоже, заслуженная экс-нормировщиком ненависть лесорубов со временем не ослабла…

Правила были просты. Судья очень быстро выкрикивал названия отдельных черт лица м-ра Фрумкина, а участник состязания почти столь же быстро отправлял в цель дротики. Учитывалось как затраченное время, так и точность попаданий. Набранные очки записывались мелом прямо на стене. Приз - пятилитровая канистра спирта - стоял на стойке и поджидал достойнейшего…

После пары десятков зачетных стрельб портрет превратился в лохмотья - наши новые друзья метали дротики с посредственной меткостью, но с чудовищной силой.

Художник - тот самый вислоусый любитель сала, что углядел рога на голове бигфута, - старательно, но неумело начал изображать новую мишень.

Тут-то и наступил звездный час Кеннеди. Для начала он забрал толстый маркер из грубых пальцев горе-портретиста и нарисовал портрет сам - быстрыми уверенными движениями. Фрумкин получился как живой, даже несколько красивее, чем в жизни. Потом Кеннеди сделал заявку на участие в соревнованиях, - и стал метать дротики последним.

Немедленно выяснилось, что олимпийский дух чужд обитателям «Улыбки Моники». А может и не чужд, но любовь к спирту сильнее. Судья нарочито называл Кеннеди очередную цель чуть медленнее, чем остальным участникам. С учетом времени, потребного Глэдстону для перевода, шансы моего коллеги на приз падали почти до нуля.

Но не тут-то было! Как выяснилось, Кеннеди успел запомнить, как звучат по-русски детали мишени, - дротики устремлялись в цель мгновенно. И гораздо точнее, чем у прочих.

Русский арбитр (не иначе как пытавшийся взять реванш за Солт-Лейк-сити) сделал последнюю попытку лишить Кеннеди заслуженной победы.

– Glazz… сlazz… сlazz… - называл он раз за разом самую маленькую и трудную для попадания деталь Фрумкина. Дротики летели почти в одну точку.

– Noss! - неожиданно закончил судья, явно рассчитывая, что Кеннеди по инерции отправит последний дротик вслед за предыдущими. Напрасная надежда! Дротик воткнулся в самый центр Фрумкинского шнобеля.

Вопрос о победителе был снят. Кеннеди получил заслуженную награду - и тут же пустил ее по кругу, чем поднял свой авторитет на недосягаемую высоту.

Как потом сообщил нам Глэдстон, братья-славяне отчего-то были уверены, что жадный янки немедленно заграбастает канистру и удалится пить ее в одиночестве. Да, все наши разногласия происходят от незнания и недопонимания друг друга…

11.

Спустя час мы покинули честную компанию - настроенную, похоже, увидеть дно бочонка Скруджа. Их обещание выйти с рассветом на работу казалось нам все менее реальным.

Глэдстон и Панасенко пошли нас проводить и глотнуть заодно свежего воздуха.

Мы вышли из клуба, посмотрели вокруг, - и остолбенели.

Вокруг была зима! И какая зима!

Поднявшийся ветер шумел лишь в кронах деревьев, у земли почти не ощущаясь. Но тучи, из которых на протяжении последних часов падал снег, под его напором исчезли совсем.

Знаете ли вы, господа, что такое северо-калифорнийская ночь? Нет, вы не знаете калифорнийской ночи!

С середины неба смотрела луна. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятней, - и сиял россыпью самоцветов. Таких звезд и луны вы никогда не увидите на восточном побережье, даже в местах, считающихся безлюдными, - все равно где-нибудь у горизонта будет подсвечивать небо зарево огней какого-либо города, и изгадит вам всё впечатление…

Здесь же звезды и луна были как в первый день творения, когда только-только засияли на небе…[8] Снег на уходящей вдаль просеке сверкал и переливался, словно россыпь мелких бриллиантов. Недвижно и задумчиво стояли сосны, лишь чуть шевеля кронами, и отбрасывая загадочно-трепещущие тени. Заснеженные ели за нашей спиной застыли, как колонны храма. Хотелось помолиться.

Я с тоской поняла, что зря в юности не стала художником… И - что живу не там, где стоит жить. И не так…

И тут вдруг…

Нет, бигфут не появился. А если и был где-то неподалеку - то стоял неподвижно и безмолвно, как и мы, потрясенный открывающейся картиной…

Бигфут не появился, но удивились мы ничуть не меньше, - Панасенко запел. Мелодичным баритоном, совсем не похожим на его обычный хриплый и трубный голос. Русских (или украинских) слов я, естественно, понять не могла, а про мелодию могу сказать одно: она завораживала.

– Переведите, - тихонько попросила я Глэдстона.

Он так же тихо заговорил:

– Лунное сияние окрашивает снег в серебряный цвет… По дороге быстро бегут трое… Доносятся звуки небольшого колокола. Его звон будит у певца воспоминания о ранней весне и о прогулках с любимым другом…

Ну вот, всегда оно так… Услышишь берущую за душу песню на незнакомом языке, кто-нибудь переведет слова, - и они оказываются такой же ахинеей, что и текст любого нашего шлягера… Я махнула рукой: не надо, достаточно перевода! Глэдстон смолк.

Но, какой бы там ни был текст, мелодия завораживала. На втором куплете Кеннеди не выдержал - и стал тихонько подпевать. У него был довольно приятный тенор. Слов он, естественно, не знал - и на ходу переложил на новый мотив «Мою маленькую Долли». Размер не совпадал, пришлось вставлять отсебятину…

После завершившего второй куплет «дин-дин-дон, дин-дин-дон» не выдержала и я. Негромко затянула на тот же мотив старую шотландскую колыбельную, что когда-то пела мне мать… Русские, английские и гэльские слова сплетались воедино и поднимались вверх, к звездам… И я была уверена: там, на звездах, - их слышат.

Потом песня закончилась. Но, казалось, последнее «дин-дин-дон» все еще звучит в морозном воздухе долгим-долгим камертонным звуком… Панасенко повернулся к нам - и я увидела на его глазах слезы. Он сгреб Кеннеди в охапку и расцеловал его - по русскому обычаю, в обе щеки. Потом проделал ту же процедуру со мной. Пахло от него спиртом, чесноком и салом…

12.

До двух часов ночи мы просидели в засаде, - не на улице, но в домике, отведенном нам для жилья. Погасив свет, напряженно всматривались в роскошную калифорнийскую ночь. Звуки веселья в клубе не смолкали. Кеннеди тихонько мурлыкал под нос понравившуюся песню Панасенко.

Время шло. Объект охоты не появлялся. Кончилось тем, что мы решили дежурить посменно. Кеннеди прилег, не раздеваясь, а я осталась одна любоваться лунным пейзажем. Такое было в нем спокойствие, такое умиротворение, что…

… Проснулась я от резких звуков. Очумело оторвала голову от подоконника. «Что такое?» - встрепенулся Кеннеди. Вскочил, приник к стеклу. Никого не было видно. Но судя по громовым рыкам, где-то неподалеку резвились почти в полном составе обитатели отделения для крупных хищников Нью-Джерсийского зоопарка.

Кеннеди, с пистолетом в руке, направился к дверям.

– Не смей! Положи пушку! - остановила его я, торопливо включая диктофон.

Пистолет Кеннеди положил, но выходить наружу раздумал. Да и мне не очень-то хотелось…

Какофония - как впоследствии выяснилось - продолжалась семь минут и двенадцать секунд после включения диктофона на запись. Бигфут за эти минуты так в поле нашего зрения и не появился… Потом все смолкло. Выждав немного, мы осторожно выглянули на улицу. Вроде никого. Хотя… В пятне света, падающего из окна клуба, шевелилось что-то весьма крупное… Мы направили туда свет двух мощнейших галогеновых фонарей. Все дикие животные боятся яркого света. На всякий случай - если этот зверь окажется нетипичным - далеко от распахнутой двери нашего домика мы не отходили. Хоть какое-то убежище…

– Черт! - выругался Кеннеди. Он первым разглядел, что ворочающееся у дверей клуба нечто было всего лишь человеком - старательно и безуспешно пытающимся встать на ноги. Мы устремились туда, посвечивая фонарями во все стороны…

– Стой! Смотри! - резко остановилась я на бегу и остановила Кеннеди.

Путь наш пересекала цепочка следов, очень отдаленно напоминавших громадные отпечатки босых человеческих ног. Расстояние между отпечатками было не менее десяти футов!

Лучи фонарей метнулись вдаль - по направлению следа. И мы увидели! Нечто громадное, темное неслось к лесу совершенно невообразимым аллюром! Секунду или две мы смотрели этому вслед. Потом контур бигфута исчез между соснами.

Вот это да…

Первым делом мы устремились к пострадавшему, по-прежнему ворочавшемуся в снегу. Он оказался нашим добрым знакомым - мистером Панасенко. С огромным трудом мы затащили его неподъемную тушу в клуб. И выяснили в результате детального осмотра, что пострадал Панасенко не от реликтового гоминида, - но всего лишь от зеленого змия. Причем он еще оказался наиболее стойким из своих соратников. Остальные - около четверти стартового состава - в живописнейших позах расположились в клубе. Все присутствующие спали здоровым и непробудным алкогольным сном… Магнитофон громко играл нечто русское и бодрое… Панасенко же заплетающимся языком настойчиво пытался что-то втолковать нам с Кеннеди.

Черт! Мы не понимали ни слова, а Глэдстона среди самых стойких выпивох не оказалось - да и едва ли он был сейчас в силах исполнять обязанности переводчика. Панасенко наверняка что-то увидел - но я обоснованно опасалась, что к утру в его памяти ничего не останется…

Диктофон я второпях оставила на подоконнике в нашем жилье, поэтому Кеннеди сорвал со стены истыканный портрет Фрумкина, перевернул, и попытался транслитерировать латинскими буквами фразы начальника «Улыбки Моники». Не успел. Процесс оборвался неожиданно. Панасенко замолк на полуслове. Вытянулся на полу и захрапел, перекрывая рев магнитофона…

… Не доверяя долговечности наступившей зимы, мы с Кеннеди около часа провозились со следами - сфотографировали, тщательно измерили и записали все параметры ступней и расстояние между отпечатками. Попытались сделать даже слепок - но рыхлый свежий снег не держал гипсовый раствор… Мысль Кеннеди отправиться по следам бигфута в глубину леса у меня энтузиазма не вызвала. Да он и не настаивал…

И мы пошли спать.

Остаток ночи прошел без происшествий.

13.

Загадочна русская душа! Это подмечено давно и многими. Но и организмы русских представляют собой одну из величайших тайн Природы…

На рассвете они встали!

Они начали собираться на работу!

Я не верила своим глазам… Мой покойный отец отличался ирландской стойкостью к выпивке - но и он, употребив хотя бы четверть выпитого каждым из этих уникумов, провел бы половину следующего дня в постели - пожирая аспирин пачками и не в силах без тошноты взглянуть на любую спиртосодержащую жидкость…

Эти же выпили так называемый «opohmel» - припрятанную с вечера канистру спирта - и бодро отправились заводить и прогревать свою технику. Причем Глэдстон, пивший вчера куда как умеренно, выглядел с утра более помятым и больным, чем его коллеги.

К нашему сообщению о ночном визите бигфута лесоруб-социолог отнесся совершенно равнодушно.

– Ну и черт с ним… - страдальчески поморщился он. - Все равно шеф раньше чем через неделю на следующий бочонок не рассщедрится. И слава богу…

Мы с Кеннеди вооружились дробовиком - намереваясь в случае чего не подстрелить, но лишь отпугнуть бигфута. И собрались прогуляться по следу. Надо было спешить - поднимающееся солнце постепенно нагревало воздух, и след снова мог исчезнуть вместе со снегом.

Но негаданное происшествие заставило нас задержаться.

Выезжающая с площадки техника натолкнулась на неожиданное препятствие. Загораживая выезд, на пути у нее стояла редкая цепочка из десятка людей. В руках они держали самодельные плакаты следующего содержания:

СОХРАНИМ БИГФУТА!

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДИКОЙ ПРИРОДЫ!

СКРУДЖЕРС - ВОН ИЗ ЧИЛЛАТОГИ!

БУШ - СПАСИ ЛЕС!

Последний плакат взывал к президенту, надо думать, лишь каламбура ради.[9] Джордж-младший мыслит (с помощью референтов) глобально и на мелочи вроде Чиллатогского леса от животрепещущих проблем Персидского залива отвлекаться не станет… Были там еще и три других лозунга, уже совершенно нецензурные.

Судя по внешнему виду, обитателями Чиллатоги пикетчики быть никак не могли: три дамочки пенсионных лет, пожилой мужчина в очках с толстыми линзами, несколько молодых парней явно студенческого облика… Бородатый и длинноволосый мужчина лет тридцати снимал на видеокамеру действия и протестующих, и лесорубов. Поодаль стояла машина, доставившая сюда эту разнородную компанию - ярко-оранжевый восьмиколесный вездеход «Комацу». Он весьма напоминал бронетранспортер, лишь прикидывающийся мирным средством передвижения…

Ехавший первым трелевочный трактор сбавил ход и медленно наползал на демонстрантов. Они стояли на месте. Не доехав дюймов десять до старушки с плакатом, трактор застыл неподвижно. Оператор увлеченно снимал эту сцену. И, одновременно, криками и жестами руководил своими сотоварищами, - они несколько изменили боевой порядок, преградив путь грузовику-вездеходу, попытавшемуся объехать живой заслон. В общем, бородач с камерой казался организатором этой маленькой акции протеста.

– Кто он? - спросил Кеннеди у Глэдстона, показав рукой на оператора. - Вы его знаете?

– Фарли Оруэлл, журналист и эколог. Третий год живет в хижине тут в лесу, пишет книгу о бигфутах. Кто остальные - не знаю, привез откуда-то…

Последние слова Глэдстон выкрикнул уже на бегу. Вылезший из грузовика Панасенко яростно и призывно махал ему. Потом он не слишком дружеским жестом подозвал Оруэлла. Журналист и эколог приблизился, предусмотрительно отдав камеру одному из студентов. Тот отошел подальше и продолжил съемку.

Лесорубы высыпали из машин и стояли против своих неприятелей - выглядевших на таком фоне не особо представительно. Казалось, стоит людям Скруджерса атаковать экологов - и через мгновение те будут лежать аккуратной поленницей. Похоже, пикетчики - под прицелом камеры - именно этого и добивались, выкрикивая всевозможные оскорбления. Но рабочие не реагировали, стояли неподвижно и молча.

Тем временем вожаки вступили в переговоры - впрочем, не затянувшиеся. Панасенко кричал по-русски, показывая на лес, просеку, людей и машины. Оруэлл кричал по-английски, показывая на то же самое и на цепочку появившихся ночью следов, неплохо отсюда видных. Глэдстон выбивался из сил, пытаясь успеть с переводом.

Потом Панасенко смачно сплюнул на снег, что-то скомандовал своим людям, развернулся и пошагал в направлении арьергарда колонны. Рабочие вернулись в кабины.

Я подумала было, что сейчас начнется затяжная холодная война - холодная в прямом смысле. Что Панасенко надеется: противники рано или поздно замерзнут и отправятся греться - хотя бы посменно - в свой вездеход. И тогда колонна ринется на прорыв. Но я ошиблась. Вожак лесорубов не собирался терять зря времени.

Машины взревели двигателями, выполняя какой-то маневр. И, после их перестроения, в небо наклонными фонтанами ударили две струи воды.

(Позже я узнала, что закон штата Калифорния предписывает обязательное при любых рубках леса в промышленных масштабах наличие как минимум двух пожарных водометных установок.)

Струи были мощные, легко могли сбивать людей с ног и наносить травмы - но, казалось, мирно распадаются в воздухе на мелкие капли. Однако ветер относил эту морось прямо на пикетчиков. Панасенко с блеском опроверг поговорку Фрумкина: «Сила есть, ума не надо». Протестующие не получили вожделенных кадров расправы над ними - мельчайшие капельки были даже не видны глазу. Но долго на ноябрьском ветру под ними не простоишь…

Паренек с камерой несколько раз прекращал съемку и протирал объектив. Экологи нервно переминались с ноги на ногу и поглядывали на своего вожака. Зонтов у них не было, плащей тоже. Оруэлл начал что-то скандировать, подбадривая соратников, - те откликнулись вяло и неохотно.

Потом что-то произошло с их камерой - дешевой и наверняка не защищенной от влаги. Парнишка-оператор потряс ее, снова попробовал снимать - и вдруг со всех ног припустил к вездеходу. За запасной камерой?

Узнать это нам было не суждено. Техника тут же начала атаку.

Люди, как и первый раз, не стронулись с места. На Оруэлла надвигался агрегат, названия которого я не знала, но про себя окрестила «крабом» - два мощных захвата-манипулятора спереди весьма напоминали клешни. За рычагами «краба» восседал сам Панасенко.

«Клешни» оказались в считанных дюймах от предводителя экологов. Тот стоял не шевелясь, надеясь вновь выйти победителем из войны нервов. И тут «краб» дернулся вперед…

Захваты, судя по всему, были предназначены хватать стволы деревьев - но вместо этого вполне успешно ухватили Фарли поперек туловища - и подняли в воздух. Он истошно заверещал, задергался, пытаясь освободится… Без успеха.

Этого зрелища пикетчики не выдержали. Опрометью бросились к вездеходу, побросав свои плакаты. Техника с радостным ревом покатила вперед, огибая «краба»…

Мы с Кеннеди, наблюдавшие за конфликтом издалека, плюнули на политику невмешательства - и понеслись на помощь Фарли. Шутки кончились - у незадачливого эколога наверняка были поломаны ребра…

Не успели. Захваты разжались. Оруэлл выскользнул и шлепнулся на снег. Вскочил и тоже побежал к вездеходу. На мой взгляд, для человека с переломанными ребрами, - чересчур шустро.

– Куда он?! Надо оказать помощь… - запоздало выдохнула я, подбегая к «крабу».

– Не надо… - сумрачно сказал Глэдстон, стоявший рядом с агрегатом. - Панасенко на спор колет этой штукой грецкие орехи - не повредив ядра.

Радости от одержанной победы в его голосе не слышалось. Панасенко сделал приглашающий жест, Глэдстон залез в кабину и «краб» двинулся вслед за колонной.

Вездеход понуро покатил к Чиллатоге. Акция экологов закончилась провалом.

14.

– Нет, Кеннеди, - сказала я, - это вовсе не бигфут. Это какой-то лонгфут…

Для такого заявления имелись все основания. Еще когда ночью мы осматривали следы, меня поразило несоответствие между шириной шага и размером ступни - существо шагало явно шире, чем можно было допустить, исходя из его предполагаемых размеров. Либо - имело чересчур маленькую ножку. Был, правда, еще один вариант, - после визита в «Улыбку Моники» бигфут убегал огромными прыжками, на пределе своих возможностей. В принципе, и человек, нормальный шаг которого составляет около двух футов, может на небольшом отрезке пути скакать, оставляя втрое большие промежутки между отпечатками подошв. Но не четыре же мили подряд!

Примерно столько мы отшагали по следу бигфута. Солнце поднималось все выше, с деревьев падали подтаявшие снеговые шапки - и это затрудняло нам работу следопытов. К тому же под пологом леса след отнюдь не был непрерывным - кое-где вчерашний снегопад просто не дошел до земли, все осталось на кронах деревьев.

Но там, где можно было найти несколько подряд отпечатков, расстояние между ними оставалось неизменным - десять футов, плюс-минус семь дюймов. Тварь казалась неутомимой. Неслась минувшей ночью, никак не желая сбавлять темпа…

– По-моему, хватит нам работать ногами, - сказал Кеннеди. - Давай сядем и поработаем головой.

Здравая мысль. Пройдя еще сотню шагов, мы обнаружили ствол упавшей сосны. Уселись рядом. Кеннеди закурил. Я бросила в рот мятную пастилку. Посидели молча.

– Ты что молчишь? - подозрительно спросил Кеннеди.

Привык, что я всегда сразу начинаю делиться с ним выводами, - хотя бы предварительными. Но выводов не было…

– Начинай ты первым, - отпасовала я мяч напарнику.

Посидели еще, помолчали. Я искоса поглядывала на Кеннеди. На фоне заснеженного леса в своей «аляске» с поднятым капюшоном он был немного похож на Санта-Клауса - помолодевшего, побрившегося и подстриженного. Только вместо мешка и посоха держал в руках «ремингтон» двенадцатого калибра…

Молчание начало затягиваться. Давить на нервы.

– Послушай, Элис, - начал наконец Кеннеди, - по-моему, нам надо сначала определиться. Что мы ищем? Следы фальсификаторов, мешающих бизнесу Скруджа? Или доказательства существования реального бигфута?

– Мы, как всегда, ищем истину, - вздохнула я. - Но она где-то далеко. Я, между прочим, уже натерла мозоль на левой ноге. Снег тает, скоро след будет совсем не виден… По-моему, достаточно бродить по лесам. Пойдем обратно.

– Пойдем, пойдем… Но все-таки: может, ты поделишься предварительными выводами?

– Нет их. НЕТ! Это не животное - ни один из существующих или существовавших приматов не способен на такие фокусы.

– Значит - человек? Значит - мистификация?

– Человек тоже примат, Кеннеди… Попробуй, для интереса, пару раз прыгнуть на такое расстояние. На десять футов. Потом представь, что у тебя на ногах сапоги с во-о-от такими подошвами. Потом еще раз напряги воображение и постарайся представить, что тебе придется так скакать несколько миль…

Кеннеди не стал прыгать по сырому, тающему снегу. И напрягать воображение не стал. Сказал неуверенно:

– Тогда, ночью, мне показалось, что это мохнатый парень очень высокий. Очень. Футов десять, а то и выше.

– И мне показалось. Но что из этого? Твой рост шесть футов. Пошагай-ка шестифутовыми шагами…

Кеннеди помолчал. Потом его осенило:

– Ходули!

– У меня тоже мелькнула эта мысль. Поначалу, еще ночью. Но на ходулях не бегают. Тем более в темноте. Тем более по пересеченной местности… Я подумала было, что след на просеке оставили на ходулях загодя, не торопясь. А потом уже устроили весь шум и рев. Но четыре мили по лесу… Нереально.

– Все ясно. Мы столкнулись непонятно с кем, оставившим невозможные с точки зрения физики и биологии следы неизвестным науке способом. Можно писать отчет Скруджу… Ладно, пошли обратно. Есть хочется…

15.

– Значит, ты был хорошим бойскаутом… - процедила я спустя два часа. Хотела, чтобы это прозвучало зловеще, но получилось устало и тоскливо. - А где тогда остались плохие бойскауты, Кеннеди? Их косточки до сих пор белеют в лесах Массачусетса?!

– Испанский мох должен расти на деревьях с северной стороны, - понуро сказал Кеннеди. - А муравейники должны стоять с южной… И вообще, это ты предложила срезать петлю…

– Не вали с больной головы на здоровую! Снег так и так растаял - по своим следам нам было уже не вернуться!

Испанский мох нам не попадался. Обычный на деревьях рос, но совершенно бессистемно и хаотично… Глупое неграмотное растение, в жизни не раскрывавшее «Справочник юного сурка». Муравейник мы нашли лишь один. Вполне возможно, что муравьи, заведомо превосходящие мхи интеллектом, и в самом деле разместили свое жилище с южной стороны дерева. Беда была в том, что муравейник стоял под тремя елками, выстроившимися почти равносторонним треугольником. И какую из елей приняли за точку отсчета муравьи при составлении плана строительства, мы понятия не имели. Более того, мы не имели даже единого мнения, в каком направлении от нас находится лагерь лесорубов… Я утверждала, что на юго-западе. Кеннеди - что на юго-юго-востоке…

Короче говоря, мы банально заблудились.

– Залезть бы на дерево, посмотреть, где расположена «Улыбка Моники»… - сказал Кеннеди без особого энтузиазма.

– Залезь, залезь… Тебя подсадить?

– Попробуй лучше… Стой!

Я замерла, повинуясь не столько резко поднятой вверх руке Кеннеди, сколько его изменившемуся голосу - напряженному, звенящему.

– Тропа. Натоптанная тропа, - констатировал Кеннеди несколько секунд спустя, выйдя на небольшую поляну. - Только ходили тут не люди…

Так оно и было. Мха, травы и прочей мелкой лесной растительности на широченной - более полутора ярдов в ширину - тропе не было. Лишь влажная истоптанная земля. И на этой земле можно было разглядеть фрагменты тех самых отпечатков, что привели нас в лес из «Улыбки Моники». Кое-где громадная ступня отпечаталась целиком, ясно и четко.

Мы двинулись вдоль лесного проспекта - на удивление прямого, словно проложили его вдоль натянутой нити. Путь наш оказался недолог. На краю поляны тропа завершилась почти круглым натоптанным пятачком футов пятнадцати в диаметре. Дальше никакой, даже малозаметной тропиночки не было.

Заинтригованные, мы повернули обратно - и на другом конце поляны натолкнулись на точно такой же пятачок, завершавший тропу. Или начинавший. Было в ней полсотни ярдов, не больше.

– Ну и как тебе это видится, Элис? - спросил Кеннеди. - Я имею в виду, как ты представляешь себе процесс возникновения этой авеню?

Процесс я представляла однозначно: отделение бигфутов марширует колонной по одному; дойдя до конца поляны, выполняет команду бигфута-сержанта: «кру-у-у-гом!» - и шлепает обратно. И так весь день, туда-обратно, до бесконечности… Бред какой-то.

Озвучивать идею о строевой подготовке бигфутов я не стала. Вместо этого сказала:

– Надо бы поработать со здешними следами…

– Через полтора часа начнет смеркаться, - намекнул Кеннеди. - Может, заглянем сюда в другой раз, когда у нас будут с собой спальники и палатка?

Я намек проигнорировала. Всё равно Кеннеди понятия не имел, куда нам идти. Кружить впустую по буеракам надоело. Ночевка в лесу становилась реальностью. Надеюсь, этот бойскаут еще помнит, как разводить костры из насквозь сырых веток…

Но долго проработать со следами нам не довелось. Я измеряла рулеткой наиболее сохранившиеся из них, диктуя Кеннеди цифры, когда он перестал записывать и удовлетворенно констатировал:

– Ну вот, и голодные галлюцинации начались. Слуховые…

Я прислушалась. Где-то очень далеко, за тридевять земель, звучала песня. Слов не разобрать, но мелодия была та самая - заворожившая нас лунной и звездной калифорнийской ночью…

16.

– Когда ребята, оставшиеся кашеварить, сказали, что вы так и не возвратились из леса, я сразу понял: заплутали с непривычки. И включил трансляцию на полную мощность.

Глэдстон показал на сосновый ствол. В наступающей темноте мы с трудом, но разглядели там громадный динамик.

– Мы часто используем эту штуку, если кто-то задерживается в лесу… Как ваши успехи? Обнаружили Мистера Большую Ногу?

Кеннеди покачал головой. Потом спросил:

– А у вас есть новости? Экологи больше ничего не предпринимали?

Теперь покачал головой Глэдстон.

– А где живет Оруэлл? - спросила я.

– Не знаю… Где-то там у него бревенчатый домик, впрочем, вполне благоустроенный… - Глэдстон сделал широкий жест в сторону леса.

– Лихо с ним сегодня обошелся Панасенко… - сказал Кеннеди. - Скажите, если экологи все же добьются своего, дорога пойдет в обход леса и услуги лесорубов не станут нужны, - вы и ваши товарищи сильно пострадаете?

Глэдстон ответил, не задумываясь:

– Если планы поменяются именно сейчас, не позже, - то не пострадаем. Именно в конце осени можно очень удачно завербоваться на лесные промыслы Орегона. Там есть районы, где рубить и вывозить лес можно лишь зимой… Но если Скруджерс вдруг откажется от наших услуг спустя пару месяцев - ребята до следующего сезона будут сидеть без работы. И без денег.

– Кстати… Вы не боитесь, что сегодняшние пикетчики ночью что-нибудь сотворят с техникой? - спросила я. - Будете выставлять охрану?

– Незачем, - сказал Глэдстон. - Панасенко подумал об этом заранее. Каждую ночь мы выпускаем на площадку собак - до утра.

Собаки здесь были внушительные - четыре здоровенные, не совсем чистокровные алеутские лайки. Длинная густая шерсть позволяла им проводить на улице и гораздо более холодные ночи…

Кеннеди спрашивал что-то еще, но я уже не слушала. Валилась с ног от голода и усталости.

* * *

… Наступающую ночь мы вновь собирались провести в засаде. Но не сложилось. После обильного ужина - на этот раз не сопровождавшегося потреблением этилового спирта - в сон потянуло со страшной силой.

И мы с Кеннеди улеглись спать, решив, что проснемся, если ночной визитер вновь заявится в гости столь же шумно.

Проснуться нам не довелось. Бигфут, если даже и побывал вблизи «Улыбки Моники», вел себя тихо. Снег в эту ночь не выпал, и никаких подозрительных следов поутру не обнаружилось.

На рассвете орлы Панасенко засобирались в лес, - пикетчиков в окрестностях лагеря не наблюдалось. Мы же с Кеннеди поехали в Чиллатогу. Глэдстон тоже собрался было с нами, но мы заверили, что на наезженной грунтовке не заблудимся, даже если возвращаться придется ночью. Он с неохотой вручил нам ключи от «Лендровера» и попросил привезти фильмы с русским переводом, которые должны были прислать в поселок. Невеликую видеотеку «Улыбки Моники» лесорубы уже пересмотрели по несколько раз.

– Ты обратила внимание на одну характерную деталь? - спросил у меня Кеннеди перед самым отъездом. - На поведение собак в ночь визита бигфута?

– Но они же никак себя не вели! Куда-то забились от страха и сидели молча!

– Вот именно. Это и странно…

17.

Мистер Фрумкин был настроен более чем решительно.

– Все и так ясно! - вещал он. - Что тут еще выяснять? Все эти ночные штучки - дело рук чокнутого Оруэлла! Натравить на него полицию - и дело с концом! Посидит недельку-другую и сам все расскажет!

– Не так все просто, - холодно ответил Кеннеди. - Во-первых, нет ни федерального закона, ни закона штата, запрещающего ночные прогулки в образе неизвестного науке существа. Во-вторых, если вы попытаетесь подвести дело под статью о мошенничестве, наносящем ущерб деловым интересам мистера Скруджерса, то любой адвокат попросит вас продемонстрировать или хотя бы объяснить способ, коим это мошенничество совершалось… Все наши с доктором Блэкмор поиски доказательств того, что следы псевдо-бигфута были имитированы человеком, успеха не принесли.

– Так ищите дальше! - взвился Фрумкин. - Ищите! Ясно же, что не могло такое совпасть случайно: ночной визит твари - и утренний придурков-экологов! Между прочим, я выяснил: в их компании была корреспондентка какого-то идиотского экологического еженедельника! Очень скоро она раструбит про Чиллатогу на всю страну - и тут будет не продохнуть от защитничков этого якобы бигфута! Им все равно, кого и что защищать - лишь бы драть глотку и мешать людям работать! А лесорубам надо обязательно до Рождества выйти к Кройдон-Ривер, иначе… В общем, я предложил хозяину свой план: перекинуть с других участков трассы сюда людей и технику. Немедленно начать засыпку, нивелировку, дренажные работы - и укладывать асфальт! Чтобы дорожники шли по пятам за лесорубами. Когда в Чиллатогу будут вбиты миллионы и миллионы бюджетных денег, никто не даст воли этим горластым придуркам с их плакатиками!

Он сделал паузу и спросил:

– Короче: что вам нужно, чтобы ухватить Оруэлла за хвост?

Кеннеди ответил коротко:

– Вертолет.

Фрумкин кивнул.

– Может сработать… Если я вас правильно понял, то у Оруэлла где-то спрятано что-то весьма здоровое и шагающее? Типа того робота, что изображал в кино Кинг-Конга? Будет вам вертолет. За полдня управитесь?

* * *

… С воздуха и горы, и льнущий к ним Чиллатогский лес выглядели еще красивее. Следы людской деятельности казались ничтожными, незначительными: кучка спичечных коробков - Чиллатога; вторая, меньшая кучка, - «Улыбка Моники»; узенькая, как след от укола рапирой, просека - и копошащиеся на конце ее крохотные машинки и еще более крохотные людишки. Но этот рапирный укол мог стать для леса смертельным…

Жилище Фарли Оруэлла, кстати, при взгляде сверху обнаружилось совсем неподалеку от «Улыбки Моники». Не далее чем в миле, - но с другой стороны, не там, куда мы с Кеннеди устремились по следам бигфута. При желании в гости к журналисту-экологу было нетрудно добраться - к его приземистому бревенчатому дому вела слабо наезженная, но вполне различимая даже с воздуха лесная дорожка. Вот только сомнительно, что Фарли будет рад гостям, работающим на Скруджа.

А больше ничего интересного мы с вертолета не обнаружили - лес, лес, лес… Некоторое оживление в пейзаж вносила Кройдон-Ривер - небольшая, но с достаточно широкой долиной река, текущая от Кордильер. Согласно имевшейся у Кеннеди карте, планируемая дорога должна была на протяжении нескольких миль идти по этой безлесой долине - лесорубам Панасенко здесь работы не предвиделось. Затем проложенная пока лишь на бумаге трасса вновь ныряла в лесные дебри…

… Мы пролетели над лесным массивом, повторяя маршрут начавшейся стройки. Но обратно возвращались довольно бессистемным зигзагом - от предгорий до западных окраин леса. Напоследок еще раз покружили над «Улыбкой Моники» и жилищем Фарли. Шагающей конструкции, наличие которой заподозрил у эколога Фрумкин, не обнаружили. Единственным уловом стала замеченная в отдалении массивная тень, торопливо нырнувшая при приближении вертолета под прикрытие деревьев. Кто это был, мнения разошлись. Пилот утверждал, что лось. Кеннеди показалось, что неведомый зверь больше напоминает медведя. Мне отчего-то хотелось, чтобы нечто оказалось бигфутом. Должна ведь у каждого леса быть своя тайна, своя загадка, - и совсем ни к чему наше упорное стремление до всего докопаться, всё изучить и классифицировать…

Но увы - размеры неопознанного обитателя Чиллатогского леса никак не позволяли допустить, что он передвигается десятифутовыми шагами.

18.

У нас оставалось еще два часа отпущенного от щедрот мистера Фрумкина полетного времени - и после дозаправки мы отправились в Бьюлит, надеясь успеть к ежедневному рейсу на Сакраменто.

– Бессистемно болтаться по лесу или над лесом нет смысла, - сказал Кеннеди пытавшемуся возражать Фрумкину. - Вы ведь считаете, что за всеми происшествиями стоит не загадочное животное, а конкуренты мистера Скруджерса? Среди сосен и елей мы их следов не нашли. Попробуем поискать среди людей…

В Сакраменто мы прибыли под вечер - и поисками смогли заняться лишь с утра. Причем Кеннеди, как всегда, ускакал куда-то, засадив меня работать в отеле с базами данных. Вечно самая скучная часть работы достается мне. Хорошо хоть в моем ноутбуке обитал бесценный помощник - «Икс-скаут»…

К обеду Кеннеди вернулся и мы обменялись достижениями.

Я сообщила:

– Никаких связей между Фарли Оруэллом и компанией «Пасифик-Авто-Трейдинг», которая, теоретически, наиболее пострадает от проекта Скруджа, нащупать не удалось. К тому же, у меня есть впечатление, что Фрумкин несколько преувеличил. Транзитные и попутные перевозки между орегонским округом Дубатон и Калифорнией составляют довольно внушительную цифру лишь в абсолютном своем значении… На общем фоне оборота «ПАТа» цифры невелики. Прямые же грузы они всегда смогут доставлять по шоссе, построенному Скруджем. А железнодорожный транспорт и после появления трассы останется более дешевым, чем автомобильный, - и не слишком спешащие грузоотправители будут по-прежнему им пользоваться. Железнодорожники убытков не понесут.

– Я тоже не раскопал ничего, свидетельствующего, что «ПАТ» имеет смысл устраивать такую аферу… Единственная точка их пересечения с Фарли Оруэллом - начавшаяся здесь две недели назад промышленно-сельскохозяйственная выставка, одно из крупнейших мероприятий подобного рода. «Пасифик-Авто-Трейдинг» тоже принимал в ней участие, а Оруэлл в день открытия собрал брифинг для многочисленных аккредитованных при выставке журналистов и попытался привлечь их внимание к проблемам Чиллатоги и бигфута. Особого успеха, впрочем, не снискал. И нет никаких свидетельств того, что «ПАТ» финансировал эту акцию. Похоже, версия мистера Фрумкина ползет по всем швам…

– Кстати, Кеннеди… Ты знаешь, что Фрумкин должен сейчас сидеть в Прейтаунской тюрьме? Сидеть еще три года за махинации с деньгами одного неправительственного пенсионного фонда, пущенными им на земельные спекуляции?

– Сбежал? В розыске? - оживился Кеннеди.

– Освобожден условно-досрочно. Без права в течение десяти лет заниматься хоть чем-либо, связанным с финансами.

– Интересно, Скрудж об этом знает?

– Наверное, раз Фрумкин номинально числится у него всего лишь секретарем… Непонятно лишь, отчего наш долгоносик со своими талантами совсем недавно прозябал на лесосеке.

– Это как раз объяснимо, - сказал Кеннеди. - У ограбленных старушек вполне могли найтись внуки с увесистыми кулаками - и на первые несколько месяцев после освобождения мистер аферист забился в лесную глушь… Но и там не смог удержаться от финансовых прожектов… На этот раз, правда, в интересах Скруджа… Однако информация более чем интересная. Ты не могла бы скачать для меня все подробности судебного дела Фрумкина? Есть у меня один знакомый, большой дока во всяких земельных махинациях…

Пообедав, Кеннеди вновь исчез. Я выполнила его просьбу, составив исчерпывающее резюме о процессе Фрумкина. Потом - из чистого любопытства - посмотрела, что сможет накопать «Икс-скаут» о лесорубе-социологе Глэдстоне и о мистере Панасенко. Потом отправилась в постоянно действующий «Калифорнийский выставочный центр». В его обширных павильонах сейчас проходило сразу несколько выставок. Меня особенно заинтересовала одна: «Микропроцессоры в медицине»…

19.

– Что значит - закрывать дело? - недобро удивился мистер Дрегри Скруджерс. - Вы получили аванс? Получили. Где подстреленная тварь? Или где пойманный шутник? Где результаты?

Разговор происходил на следующий день в Чиллатоге, причем для его начала Кеннеди выбрал момент, когда рядом со Скруджем не было его верного оруженосца Фрумкина. Тот развил кипучую деятельность по исполнению изложенного нам позавчера плана действий: в Чиллатогу уже начали пребывать бригады дорожников со своей техникой - и их надо было принять, разместить и накормить…

– Результат есть, - успокоил Кеннеди. - Правда, не совсем тот, на который вы рассчитывали… А именно: работы по прокладыванию трассы через Чиллатогский лес необходимо свернуть. Чем раньше вы это сделаете, тем меньшие понесете убытки.

– Чего ради? - спросил Скрудж. - Плевать мне на экологов. Пусть надрываются. Пусть вносят законопроект о заповеднике. Пока раскачаются - дорога будет.

– Дороги не будет. А если она все-таки появится - обойдется вам в раза в два дороже, чем трасса, пущенная в обход леса.

– Ерунда. В обход дороже. Хоть лес рубить и не надо. Два моста, несколько насыпей. Лишних сорок миль покрытия. Дороже. Все просчитано.

– Вы не учли одну малость - принадлежащие частным гражданам участки земли на вашем пути!

– Не говорите ерунды! Земля - федеральная. Несколько частных кусков скуплены. Мною. Загодя. Когда никто не знал.

– Сейчас посмотрим, - сказал Кеннеди. И достал свернутую в рулон карту.

На ней был все тот же Чиллатогский лес. Разные участки его были раскрашены в разные цвета.

– Смотрите, - сказал Кеннеди. - Вот трасса. Вот территории, находящиеся в федеральной собственности. Вот земли, которые купили вы - по бросовым ценам, никто не стал торговаться за участки леса, не пригодные для разработки. А вот эти вы не скупили… И вот эти. И эти тоже.

– Зачем? Дорога пройдет стороной.

– Не пройдет. Почему - объясню чуть позже. А пока - маленький вопрос: вы знаете, кто сейчас истинный владелец большинства земель по левому и правому берегам Кройдон-Ривер?

Скрудж медленно покачал головой, настороженно глядя на Кеннеди.

– Мистер Эбрахам Фрумкин, - просветил его Кеннеди, извлекая из портфеля пачку документов.

Селектор сексапильным голоском секретарши сообщил, что мистер Фрумкин легок на помине - желает увидеться с шефом.

– Подождет! - гаркнул Скрудж. И склонился вместе с Кеннеди над документами. Через несколько минут констатировал:

– Так и есть… Но в чем его профит?

Портфель Кеннеди казался бездонным. Он запустил туда руку, как фокусник в свой цилиндр, - но вместо кролика достал пачку ксерокопированных листов.

– Это копия результатов изыскательских работ вдоль намеченной трассы, проведенных год назад. Получена мной в департаменте землепользования штата.

– Ну и что? - пожал плечами Скрудж. - У меня есть такая же.

– Такая, да не совсем. Ваша чуть-чуть короче. Всего лишь на один абзац… Вот на этот… - Кеннеди нашел нужный листок, показал выделенный абзац Скруджу.

Тот вчитался, дальнозорко отодвинув лист от себя.

– Ну сука-а-а-а… - протянул он задумчиво и певуче.

Пресловутый абзац содержал настойчивую рекомендацию провести еще одни изыскания, но уже весной, - на предмет возможности схода по долине Кройдон-Ривер селевых потоков. Ибо летом многие замеченные геодезистами следы навели на подозрения в том, что по весне подобные катаклизмы в Чиллатогском лесу - самое обычное дело.

– Вы не сможете проложить дорогу вдоль реки, - прокомментировал Кеннеди. И показал на карте:

– Придется огибать прибрежный участок - или вот так, или вот так. В любом случае по земле, фактическим владельцем которой является Фрумкин. Впрочем, скорее всего вы бы и не узнали, кому вам пришлось бы выплатить огромные отступные…

Снаружи раздался какой-то странный треск, - несколько напоминающий звук мотоциклетного двигателя, работающего без глушителя. Но Скруджерс, юность которого прошла на лесосеке, сразу понял, что к чему:

– Молли! - крикнул он в селектор. - Выгони того идиота, который вздумал тут испытывать бензопилу! Пусть идет в другое место! - И добавил, обращаясь к нам:

– Значит, он специально хотел, чтобы я до весны как можно глубже увяз в Чиллатогском лесу? Чтобы назад дороги уже не было? Чтобы пришлось выкладывать ему денежки? - от волнения Скрудж говорил фразами, уже не напоминающими куски рубленой топором проволоки. - Значит, и затея с лже-бигфутом его рук дело…

– Доказательств у нас нет, - начал Кеннеди, - но я думаю, именно…

Он не закончил. Дверь распахнулось. В кабинет ворвался Фрумкин. Он что-то кричал - слов было не разобрать, всё заглушал вой и треск бензопилы в его руках. Лицо у долгоносика было перекошено. Он обвел нас троих безумным взглядом - и шагнул к Кеннеди. Взмахнул бензопилой. Кеннеди отпрыгнул к стене. Слившаяся от бешеного движения зубчатая цепь рассекла воздух - в полудюйме от груди Кеннеди. Фрумкин замахнулся снова…

Я тащила из кармана «Зауэр» - медленно, слишком медленно! - и не успевала. Отступать Кеннеди было некуда…

Все произошло быстро. Звук пилы изменился - стал басовитым, натужным - и вдруг смолк. Двигатель заглох. В наступившей тишине стал слышен стон Кеннеди. Фрумкин, выпустивший из рук пилу, медленно оплыл на пол.

– Живой?! - бросилась я к Кеннеди.

– Живо-о-й… - простонал он. - Нога-а-а-а…

Тяжеленный агрегат рухнул ему прямо на ступню. Ладно, хоть цепь не задела - в ту секунду или две, пока не заглох двигатель.

Лицо Фрумкина было в крови, сочившейся из раны на лбу. Именно туда угодило брошенное Скруджем массивное пресс-папье.

– По-моему, вы убили его, мистер Скрудж… - пробормотала я.

– В таком случае ему повезло, - с хищным выражением лица сказал Дрегри Скруджерс.

20.

Кеннеди легко отделался. У него, судя по всему, лишь треснула вторая фаланга на большом пальце левой ноги. Обычно столкновение человека с работающей бензопилой ведет к более тяжелым травмам.

Фрумкину - если верить мистеру Скруджерсу - не повезло. Он остался жив. Ущерб ограничился рассеченной кожей на лбу и подозрением на легкое сотрясение мозга.

Я подумала, что долгоносик, очевидно, вложил в аферу все свои деньги. Возможно, не только свои. Иначе попытку расчленить Кеннеди объяснить трудно.

– Эта гнусь еще меня и подслушивала, - констатировал Скрудж.

– А по-моему, вы просто забыли выключить селектор, - заметила я.

– Не важно, - сказал Кеннеди. - Зато теперь есть возможность зацепить его за покушение на убийство. Поскольку скупка земельных участков уголовным преступлением не является.

– Если вас устроит денежная компенсация за сломанный палец, - сказал Скрудж, - то я бы предпочел не выносить в суд имевший сейчас место эксцесс.

Ну, златоуст… А прикидывался, что пяти слов связать не может.

– Я просто-напросто отправлю его на лесосеку, - продолжил Скрудж. - Снова нормировщиком. Нет, помощником нормировщика.

– Не поедет, - хором заявили мы с Кеннеди.

– Поедет как миленький. Или вернется досиживать в Прейтаун, откуда я вытащил его на поруки. Вернуть в камеру условно освобожденного - пара пустяков. Пусть сидит и ждет, когда найдется дурак, готовый выкупить у него никому не нужные участки леса, к которым не подъедешь на машине, и даже вертолету сесть некуда…

– Я не понял одного, - сказал Кеннеди. - Вы собираетесь и дальше тянуть просеку?

И тут Скрудж доказал, что проделал путь от простого лесоруба до президента компании не единственно благодаря счастливому стечению обстоятельств.

– В эту просеку слишком много вложено, - кивнул головой он. - А раз теперь нет смысла бороться против движения в защиту бигфута - стоит встать во главе его. Протолкнуть через Конгресс штата - а то и на федеральном уровне - законопроект о национальном парке Чиллатога, с моими связями это получится куда быстрее, чем у экологов-недоучек. И взять подряд на создание туристской инфраструктуры Чиллатоги - не затрагивающей, естественно, девственную центральную часть леса. Ну а если приезжающие туристы не увидят бигфута… не беда, и другого зверья хватает, свежий воздух и шикарные ландшафты обеспечены… В общем, пригодится и та просека, что есть, и потребуются новые. Ребята без работы не останутся. И мистер Эбрахам Фрумкин… - Он улыбнулся, как кот, держащий в лапах жирную и вкусную мышь. - Кстати, у меня есть на примете и подходящий директор национального парка. Хватит ему сиднем сидеть в лесу…

– Фарли Оруэлл? - догадались мы с Кеннеди.

– Он самый. С его энергией и связями среди «зеленых» вполне можно будет добиться пары грантов для «СЗДК» - в качестве компенсации за добровольное - лишь бы не потревожить дорогих бигфутов - удлинение трассы.

У меня не было слов. Когда мы с Кеннеди готовились к этому разговору, думали, что долго придется убеждать Скруджа примириться с неизбежными убытками. А он вот как все повернул…

– Если хотите, я могу поговорить об этом назначении с Фарли, - сказала я.

Они посмотрели на меня с немым вопросом.

– Хочу съездить в «Улыбку Моники», забыла там свой диктофон с записью воплей «бигфута», - слукавила я. - Я понимаю, мистер Скруджерс, вам с точки зрения бизнеса раньше было все равно, существует ли бигфут на самом деле, - и сейчас все равно. Но мне хочется разобраться, с чем мы столкнулись той ночью. Профессиональная гордость, знаете ли. Заодно поговорю с Оруэллом. Порадую его, что битва за Чиллатогу закончена.

21.

В «Улыбку Моники» я выбралась только на следующий день, ближе к вечеру. Выбралась одна - у Кеннеди разболелась поврежденная нога, и его увезли вертолетом в Бьюлит - сделать рентген и наложить гипс.

Ночью вновь выпал снег, покрыв землю слоем не менее семи дюймов. И таять не собирался - зима вступала в свои права. Я поехала на снегоходе - ощущение бесподобное: двигатель ревет, тугой ветер бьет в лицо, снег сверкает под солнцем… Никакого сравнения с машиной.

Лесорубы опять не работали. Не «бузили» - просто новый фронт работ был пока не определен. Я поискала в лагере Глэдстона - и не нашла. Куда он отправился, выяснить мне не удалось - судя по жестам рабочих, куда-то в лес. Зато в конторе я обнаружила сидевшего за столом мистера Фрумкина с забинтованной головой. Рядом сидел Панасенко и улыбался блаженно-блаженно - словно Братец Лис, получивший из мешка Санта-Клауса вожделенный рождественский подарок: связанного по передним и задним лапкам Братца Кролика…

Пришлось мне самой отнести заказанные Глэдстоном видеодиски в клуб - он же служил и кинозалом. Снести и положить в шкафчик вдобавок к уже лежавшим там ранее. До этого пополнения выбор фильмов с русским переводом был действительно не велик. Я взяла верхний диск из имевшихся ранее. «Парк Юрского периода». И тут у меня мелькнула интересная мысль…

… К хижине Фарли Оруэлла я пошла пешком - последний раз прогуляться по Чиллатогскому лесу. Снег скрипел под ногами, легкий морозец пощипывал за щеки… А над головой, в разрывах деревьев, вновь висели яркие-яркие звезды. И я тихонько затянула старую шотландскую колыбельную, что когда-то пела мне мать - на мотив русской песни.

В окнах журналиста-эколога горел свет. Я поднялась на крыльцо, осторожно потянула за ручку двери, надеясь, что запираться тут не от кого. Так оно и оказалось. Я скользнула внутрь, стараясь, чтобы пол не скрипнул под ногой. Из-за внутренней двери звучали голоса. Я распахнула ее, шагнула через порог.

– Рада вас видеть, господа! Никак я угодила на ежегодную встречу выпускников Ванкуверского университета? Позвольте присоединиться, господа бакалавры? Или можно называть вас проще: реликтовые гоминиды?

22.

– Что вам тут надо, мисс ищейка? - недружелюбно спросил Глэдстон. От его былой приветливости не осталось и следа. Фарли молчал, насупившись.

– Мне нужна истина. И ничего более. Хотя я и так знаю почти все, за исключением кое-каких мелких деталей. Дело в том, Глэдстон, что вы у меня были подозреваемым номер один с первого же дня нашего знакомства. Вы тогда переиграли, изображая полнейшее равнодушие к проблеме существования бигфута. Ладно бы еще лесорубы, люди простые и необразованные. Но человек, закончивший университет, - и совершенно не интересующийся, что за существо наносит по ночам визиты в лагерь? Неубедительно…

– Не вижу криминала в отсутствии такого интереса! - немедленно ощетинился Глэдстон.

– Помилуйте, а кто тут говорит о криминале? Скруджерс сейчас уже решил для себя, что бигфута изображал Фрумкин - и успокоился, хотя наш махинатор никак не был заинтересован в поднявшейся шумихе… Только кто же ему теперь хоть в чем-то поверит… Вам же в любом случае ни с какой стороны преследования не грозят. В том, что вы учились в одном университете и в одно время с мистером Оруэллом, ни один суд состава преступления не усмотрит. Я вам скажу больше: если даже удастся доказать, что именно вы, и никто иной, дважды запускали через уличный динамик «Улыбки Моники» фрагмент саунд-трека «Парка Юрского периода» - и то самый придирчивый мировой судья не наложит на вас больше сотни долларов штрафа. За нарушение ночного отдыха мирно спящих граждан. А уж такой поступок, как запереть и затем вновь выпустить собак - вообще не попадает под юрисдикцию даже мирового судьи.

– С чего вы взяли, что я все это делал?

– А кто же еще? Три ночи назад лишь вы, я и Кеннеди не приняли дозу спирта, исключающую какие-либо осмысленные действия. Что собаки были заперты - совершенно очевидно. Алеутские лайки не способны - просто генетически - пугаться крупного зверя до потери голоса. Могут не броситься в драку, например, с медведем, если по нему не притравлены, - но облают уж обязательно. Однако вы завели их в барак, где спали мертвым сном ваши товарищи. И собаки не приняли участия в ночном веселье. А на диске с «Парком юрского периода» остались свежие отпечатки пальцев. Хотите, сравним их вашими? И спросим у господ лесорубов: когда они в последний раз смотрели «Парк»?

– Может, и стену склада я раскурочил? - спросил Глэдстон, обходя скользкую тему.

– Нет. Не вы. Вы лишь приписали бигфуту развлечения ваших товарищей. Именно они и именно там выясняли в ночь на восьмое ноября, чей кулак крепче. Я готова прозакладывать что угодно, что самые большие вмятины на стене склада оставил не кто иной, как мистер Панасенко…

– Чего вы добиваетесь, доктор Блэкмор? - впервые подал голос Оруэлл.

– Я уже говорила: истины. Это был серьезный удар по моей репутации эксперта - когда я видела фальшивые следы и не могла додуматься, каким способом они сделаны. Более того - я ведь знала авторов фальшивки. И все равно не понимала: как, черт возьми, вы исхитрились сотворить такое?

– Теперь поняли? Додумались? - спросил Фарли. В его тоне определенно звучали издевательские нотки.

Вместо ответа я вытащила из кармана книжку в мягком переплете. Каталог промышленно-сельскохозяйственной выставки, недавно завершившейся в Сакраменто. И с удовлетворением отметила, как лицо Фарли дрогнуло.

– Экспозиция номер сто шестьдесят девять, - раскрыла я книжку на заложенном месте. - Русская компания «Росторгэкспорт». Среди прочей представленной продукции российских предприятий - так называемые «сапоги-скороходы». Металлические конструкции с крохотными двигателями внутреннего сгорания, поршни которых не вращают вал, но придают дополнительный толчок ноге… Вот и рекламная врезка: «недавно рассекреченная военная разработка, скорость до двадцати миль в час, шаг удлиняется до десяти футов, незабываемые впечатления для любителей экстремального отдыха…» Сколько вы заплатили за выставочный экземпляр, Фарли? Или у русских была с собой небольшая партия на продажу?

– Вы бредите, доктор, - неуверенно сказал Оруэлл.

– Мы с Кеннеди нашли поляну, где вы осваивали покупку, Фарли. Сегодня я вновь побывала там - и нашла то, что искала. Два кронштейна, оставшиеся на двух деревьях. Как раз между ними пролегала короткая истоптанная тропа. Между кронштейнами, надо понимать, был натянут трос, по которому скользила страховочная лонжа. Именно так - я узнала на выставке - был оборудован стенд, где всем желающим предлагали пробежаться на сапогах-скороходах… Так что невыясненными остаются непринципиальные мелочи: как и из чего вы изготовили «ступни бигфута», из чего пошили костюм, придававший фантастические контуры человеку, стоящему на «скороходах»…

Тут я услышала с улицы - вернее, из примыкающей к дому пристройки - мычание. Самое обычное коровье мычание. Похоже, эколог вел натуральное хозяйство. И еще одна не слишком принципиальная загадка «бигфута» для меня прояснилась. Но я не удержалась и подпустила шпильку:

– Про происхождение кучи той субстанции, что мешала лесорубам открыть дверь, спрашивать вас, Фарли, не буду. Понимаю: перенервничали. С каждым может случиться…

– Вы ничего не понимаете! - сорвался на крик Оруэлл. - Бигфут существует! Действительно существует! Здесь, в Чиллатоге! Я дважды сам встречался с ним! Вы не понимаете - нельзя дать построить эту дорогу, нельзя!

– Всё я понимаю, - сказала я устало.

А сама подумала: Бог с ним, с бигфутом. Пусть он даже существует лишь в воспаленном воображении Фарли. Не важно. Важно другое - должны, должны оставаться на земле такие места, где поднимаешь взгляд к звездам - и хочется помолиться…

– Дороги не будет, - сказала я. - Вернее, будет, - но вокруг леса. А здесь возникнет заповедник, или национальный парк… А у вас, Фарли, - если проявите немного благоразумия, - есть все шансы стать его директором.

Они смотрели на меня и ничего не понимали. И не верили. Я вздохнула и начала объяснять.

23.

В «Улыбку Моники» я возвращалась в одиночестве, - Глэдстон остался обсудить с Фарли неожиданно открывшиеся перспективы.

Шла медленно, прощаясь с Чиллатогским лесом. И остановилась. Замерла. Впереди, в густой тени деревьев, что-то было. Кто-то был. Как будто тени в одном месте сгустились еще больше - образовав громадный неподвижный силуэт.

«Кто там?» - хотела сказать я. И не смогла. Глотку словно стиснула невидимая лапа. И тут это двинулось вперед. Совершенно беззвучно. Снег не скрипнул, сучок не хрустнул под огромной - не меньше восьми футов в высоту - тушей.

Никаких черт существа я не смогла разглядеть. Только видела, как поблескивают в лунном свете два глаза - очень близко посаженные, гораздо ближе, чем у человека.

Я медленно вытянула из кармана парки пистолет. Это стало ошибкой. Не то существу не понравился вид блеснувшей стали, не то оно было уже знакомо - и не с лучшей стороны - с запахом железа и оружейной смазки. Существо зарычало - негромко и явно угрожающе. Но приближаться перестало. Я увидела клыки в приоткрывшейся пасти…

Выстрелить в воздух? Или… Я разжала пальцы - с тоскливым чувством, что делаю самую большую глупость в своей жизни. И - самую последнюю. «Зауэр» беззвучно упал в снег…

Рычание смолкло. Существо развернулось. И медленно стало удаляться - так же беззвучно. Через несколько секунд его контуры смазались, растворились в игре лунного света и теней. Лишь казалась, что какие-то тени вдали становятся на секунду гуще, темнее - а потом приобретают прежний вид.

– До свидания, Мистер Большая Нога, - тихонько сказала я.

Он не обернулся.

24.

Прошло три с лишним месяца.

22 февраля следующего года, как раз накануне моего дня рождения, на адрес детективного агентства «Бейкер-стрит, 221» пришла посылка из Северной Калифорнии. В ней оказались позабытые мною в Чиллатоге подарки лесорубов: огромная новенькая тельняшка и ремень с рельефным изображением звезды на латунной бляхе. А еще в коробке лежала аудиокассета. Кеннеди, ожидая услышать надиктованное письмо, тут же запустил ее на воспроизведение. Но вместо письма послышался негромкий гитарный перебор - а потом незнакомый голос запел слова, выведшие нас однажды из чащобы Чиллатогского леса:

V lunnom siyan’ii snegg serebritsa,

Vdol’ po doroge troechka mchitsa…

Din-din-don, din-din-don,

Kolokol’chik zvenitt…

Со второго куплета мы с Кеннеди начали подпевать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПЛЯШУЩИЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

1.

– Нет, Кеннеди, - сказала я скептически. - Ниро Вульф из тебя никак не получится. Во-первых, тебе не хватает двухсот фунтов веса, как минимум. Во-вторых, ты с трудом отличаешь орхидею от традесканции. В-третьих, с чего ты взял, что я начну изображать при твоей особе Арчи Гудвина и бегать, высунув язык, по всей Новой Англии, выполняя твои поручения? Короче говоря, я предлагаю тебе не ходить в «Бейкер-стрит», пока не снимут гипс. С текучкой я как-нибудь и сама справлюсь.

Но Кеннеди иногда бывает жутко упрям. Вот и сейчас - вбил себе в голову, что его детективные таланты позволят распутывать дела, не покидая стен агентства «Бейкер-стрит, 221». Первые две неудачи только раззадорили его пыл.

(Нет, провалом предпринятые расследования не закончились, - просто потенциальные клиенты, увидев загипсованного детектива, потихоньку ретировались, не внеся аванса.)

– Ставлю десять против одного, - сказал Кеннеди, - что смогу расследовать дело вон того человека, направляющегося к нашим дверям, не вставая с кресла. И без твоей помощи - миссис Хагерсон вполне сможет исполнить пару несложных заданий.

– По рукам, - быстро сказала я. - Ставлю двадцатку. Можешь сразу доставать бумажник. Что-то этот «клиент» не спешит к нам звонить. Стоит, задрав голову, и осматривает дом… Наверняка агент по недвижимости.

– Не похоже… - сказал Кеннеди. - Нет, Элис, боюсь, что ты ошибаешься. По-моему, в лице этого джентльмена чего-то не хватает, чтобы можно было признать его за честного риэлтора. Нет, Элис… Никогда человек, связанный с таким солидным и почтенным делом, как недвижимость, не наденет джинсовый костюмчик столь легкомысленного голубого цвета. Тут за милю чувствуется личность творческая… Это писатель, Элис.

– Ну-ка, ну-ка… - провокационно поощрила я Кеннеди. - Что еще вы можете сказать об этом писателе, мистер Гениальный Сыщик? Самостоятельно, без помощи «Икс-скаута»?

– Немногое… - вздохнул Кеннеди. - Судя по лицу, это американец в первом или втором поколении - и родители его прибыли с Востока. Малая Азия или Закавказье… Живет здесь, в Провиденсе. Несомненно, он знавал лучшие дни, - несколько лет тому назад. Возможно, написал книгу, попавшую в нижние строчки списка бестселлеров. Или, вероятнее, сценарий для нескольких выпусков среднепопулярного сериала. Сейчас наверняка перебивается тем, что пишет под псевдонимами статейки в желтую прессу - - типа «Моника Левински была шпионкой Хуссейна!». А для души сочиняет заумные романы, которые иногда печатают мизерными тиражами… Но считает себя Писателем с большой буквы. Ну, пожалуй, и всё…

Вот вам пример типичных спекуляций на доверчивости публики! Сейчас этот зевака пойдет себе дальше, а Кеннеди будет уверять, что выложил мне всю его подноготную… Между тем, из всех его умозаключений имел под собой хоть какую-то почву лишь вывод о миновавших лучших днях - костюм из мягкой джинсовой ткани, который выглядывал из-под распахнутого плаща зеваки, действительно был новым и модным несколько лет назад…

Зевака закончил созерцание фасада. Поднял руку. Позвонил. К нам! Я поспешила запустить «Икс-скаут». Посмотрим, посмотрим, мистер Великий Детектив…

Но «Икс-скаут» не успел опровергнуть притянутые за уши гипотезы Кеннеди. До этого в офис детективного агентства «Бейкер-стрит» вошла миссис Хагерсон и положила на стол визитную карточку гостя. Прокомментировала:

– Этот человек настаивает на встрече с вами. Утверждает, что он писатель.

Хм-м-м…

Я торопливо взглянула на карточку. Та отличалась скупостью информации, присущей по-настоящему известным людям: имя (вернее, целая гроздь имен), телефон, электронный адрес. И всё.

Звали пришельца Эндрю-Исмаил Нарий-шах. Либо - как было указано в скобочках - Эндрю Норман. Литературный псевдоним, надо думать… Черт побери! Я ведь помнила этот псевдоним, действительно мелькнувший лет десять назад в списках бестселлеров! Даже видела начало одной из серий снятого по творениям Нарий-шаха телефильма… Но в лицо его не знала.

– Признавайся, Кеннеди, - ледяным тоном произнесла я. - Лучше признайся сам: где и как ты всё разузнал?

– Элементарно, Элис… - пожал Кеннеди плечами. - Просто хорошая память на лица. Неделю назад я видел его в одном третьеразрядном телешоу…

2.

Удивить гостя дедуктивными чудесами не удалось.

Господин Шах (для простоты буду называть его так) принял как должное плоды «проницательности» Кеннеди - пассажи о желтой прессе и мизерных тиражах, естественно, не прозвучали.

Очевидно, наш гость считал само собой разумеющимся, что большая часть умеющих читать американцев знакома с его творческим путем. Не восхищаясь сверхчеловеческой проницательностью Кеннеди, писатель сразу же приступил к делу.

– Что вы об этом думаете, мистер Кеннеди? - воскликнул он (несмотря на экзотическую фамилию, по-английски м-р Исмаил Нарий-шах говорил без малейшего акцента). - Мне рассказывали, что вы большой любитель всяких таинственных случаев. И сдается мне, что таинственней этой бумажки вам ничего не найти.

Он выложил на стол распечатанный на принтере лист. Верхняя часть листа была неровно отстрижена ножницами. А содержание - с которым позже мне довелось ознакомиться детально, гласило:

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

Внятно и вразумительно, не правда ли? Но неоднозначно. Заставляет задуматься.

Кеннеди задумался надолго. Писатель, ожидая его вердикта, извлек из кармана сигару, ножницами, весьма напоминающими маникюрные, отрезал ее кончик и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула. Он со смаком закурил.

Мой коллега оторвался от изучения документа. Я прекрасно понимала, что ему сейчас очень хочется спросить мое мнение - но пари есть пари. Он должен был распутать всё, не покидая «Бейкер-стрит, 221». И - без моей помощи. Но, похоже, на сей раз Кеннеди просто повезло (если, конечно, проблема состоит лишь в том, чтобы расшифровать документ). Короче говоря, мои двадцать долларов оказались под угрозой. Сколько раз ведь зарекалась спорить с Кеннеди на деньги…

М-р Шах пускал сизые кольца, пытаясь создать плавающую в воздухе олимпийскую эмблему. Получалось плохо.

Кеннеди вздохнул и извлек из ящика стола изогнутую трубку из верескового корня. Я знала - к этому аксессуару он прибегал крайне редко, чаще всего в минуты, когда надо было сказать клиенту что-то умное, но в голову ничего не приходило. Удивительно, но факт: когда в зубах зажата дымящаяся трубка, даже самые банальные истины звучат весомо и значительно. Многие великие люди хорошо это знали и с успехом использовали…

К сожалению, курить трубку Кеннеди не умел. Специально приобретенный крепкий трубочный табак вызывал у него приступы кашля. Табак же из раскрошенных «Винстон-лайтс», на которые Кеннеди перешел, оказался слишком мелко нарезанным. Он немедленно забивал «дымоход» трубки (или как там еще это отверстие называется) - и мистеру сыщику приходилось изо всех сил напрягать щеки, пытаясь извлечь из трубки хотя бы захудалое облачко дыма. Впрочем, с последней бедой Кеннеди справился, - расширив по моему совету «дымоходы» своих трубок раскаленной проволочкой.

– Ну что я вам могу сказать, мистер Нарий-хан, - сказал Кеннеди, уминая табак в трубке.

– Шах, - поправил гость.

– Э-э-э-э? - невнятно переспросил Кеннеди, прикуривая.

– Меня зовут Нарий-шах, - без особой обиды уточнил писатель. Привык, наверное, за годы жизни в Штатах, что все кому ни лень перевирают его фамилию.

– Да-да, извините, конечно же, мистер Нарий-шах, - сказал Кеннеди и первый раз осторожно затянулся. Окутал себя дымовой завесой и продолжил мысль:

– Я могу вам сказать лишь следующее: либо текст представляет из себя полную бессмыслицу, и напечатан с целью разыграть кого-либо; либо это шифр, где буквы английского или иного алфавита заменены наблюдаемыми математическими символами и буквами греческого алфавита.

Чтобы придать весомость сей банальщине, Кеннеди сделал глубокую и сильную затяжку. И тут же закашлялся, лицо покраснело, из глаз потекли слезы… Похоже, он перестарался, расширяя дымоход. Тлеющие табачные крошки попали в горло.

Кеннеди вскочил с кресла и захромал по комнате. Я торопливо поднесла ему стакан воды. Он столь же торопливо выпил.

– Никуда не годный трубочный табак стали делать, - участливо заметил гость. - Поэтому я и перешел на сигары… Однако, я вижу, вы травмированы, мистер Кеннеди?!

Он узрел загипсованную ступню великого сыщика.

– Пустяки, - небрежно махнул рукой руководитель детективного агентства «Бейкер-стрит». - Маньяк с бензопилой попытался воспрепятствовать мне в расследовании «Дела Чиллатогского бигфута»…

(Я незаметно улыбнулась. Кеннеди до сих пор верил, что Чиллатогским бигфутом был незадачливый мистер Эбрахам Фрумкин - пресловутый маньяк с бензопилой.)

– И чем всё закончилось? - с нешуточным любопытством спросил писатель. Такому рассказывать что-либо опасно - живо можно стать персонажем книжонки в мягкой обложке.

Очевидно, Кеннеди тоже отдавал себе в этом отчет. Потому что ответил сухо:

– Для маньяка все закончилось плохо. Однако давайте вернемся к вашим «Пляшущим человечкам».

– Вот именно, мистер Кеннеди! Как приятно встретить среди сыщиков человека, знакомого с классикой! Вы тоже смотрели этот фильм? Бесподобно, да? Особенно в самом конце, когда отрубленные головы плывут по канализации!! Я как увидел первый раз эту шифровку, так меня и осенило: они самые! «Пляшущие человечки»!

Кеннеди сдержанно кивнул. Мы с ним вместе имели несчастье посмотреть голливудскую версию классического рассказа сэра Артура Конана Дойла.

3.

– Я не новичок в дешифровке, - сказал Кеннеди. - Однако вынужден признаться, что этот шифр поставил меня в тупик. Достаточно оригинальная система. Думаю, мистер Нарий-шах, вам стоит рассказать все с самого начала нам с доктором Блэкмор. И конкретно сформулировать задачу.

– Задача простая, - хмыкнул писатель, - прочитать эту тарабарщину. А началось всё… Началось с того, что я женился. Почти год назад. Джессика, должен признаться, значительно младше меня. Она моя шестая жена, и…

– Шестая - одновременно?! - ахнула я.

От изумления моя фраза получилась несколько конфликтующей не то с логикой, не то с английской грамматикой. Но Шах все прекрасно понял.

– Ну что вы, доктор Блэкмор… - укоризненно протянул он. - Несмотря на доставшуюся от отца фамилию, я отнюдь не мусульманин, и уж тем более - не мормон. Мать воспитала меня в англиканских традициях. Естественно, в каждый новый брак я вступал, лишь полностью освободившись от предыдущих семейных уз…

Зря тебя мама не воспитала в католических традициях, подумала я неприязненно.

Шах тем временем поведал историю, не особенно уникальную для мужчины, только-только перешагнувшего пятидесятилетний рубеж. Да, он влюбился! В двадцатилетнюю! И не видит тут ничего удивительного или зазорного!

Его избранница Джессика была подругой Кассандры Легран - дочери старого приятеля и коллеги мистера Шаха по литературному поприщу. В доме Легранов он и познакомился с будущей невестой. Джессика, как выяснилось, читала-таки ранние детективы Шаха (те самые, экранизированные) - и с большим интересом отнеслась к их автору. В общем, всё завертелось… Роман развивался стремительно, благо препятствий не обнаружилось - за месяц до того Шах успешно сбросил очередные брачные узы. Вернее, препятствия существовали - и не только разница в возрасте. Джессика излишним образованием отягощена не была, происходя из рабочей семьи. И родители ее с подозрением отнеслись к зятю-ровеснику, - мало того, вдобавок еще и писателю…

Но истинная любовь всё преодолеет. Через полтора месяца после знакомства мисс Джессика Питерс стала миссис Нарий-шах.

– Похожих «пляшущих человечков» я впервые обнаружил… не помню точно… наверное, месяца четыре назад, не меньше. Увидел на экране дисплея, через плечо жены. Она тогда только-только начинала осваивать купленный мною компьютер - что называется, «методом тыка», без учителей и методических пособий…

– Вы не помогли ей освоить основы компьютерной грамотности? - удивился Кеннеди.

– Дело в том, что я и сам… В общем, свои книги я до сих пор создаю на пишущей машинке. На электронной, понятно, с памятью, но… На компьютере - не могу. Не получается. Возможно, как-то действует излучение экрана… Творчество, знаете ли, процесс весьма тонкий… Мой приятель Легран - так тот вообще пишет ручкой на бумаге. Иначе не может.

– Ручкой?! На бумаге?! - не поверила я. В наш компьютерный век такое казалось невозможным.

Кеннеди тоже удивленно покачал головой. Хотя из него компьютерный грамотей тот еще. Кое-как освоил текстовый редактор да пользование электронной почтой. Не считая, естественно, всевозможных рубилок-стрелялок. А всю черновую компьютерную работу приходится выполнять мне.

– Легран вообще удивительный человек, - объяснил мистер Шах. - До сорока двух лет он был рабочим-кузнецом. Потом в нем вдруг проснулся литературный дар. И за пять лет он прошел путь от новичка, пришедшего на мой литературный семинар и выглядевшего совершенно инородно на фоне студентов, желающих стать писателями, - до человека, издавшего в этом году три книжки, не считая публикаций в периодике…

Мне показалось, что в последних словах Шаха прозвучала нотка горечи. И - зависти.

В общем, компьютерной грамотой Легран тоже не владел. Но именно ему пришла в голову идея - купить Джессике и Кассандре по компьютеру. Сделать из них - из жены и дочери - литературных секретарей Шаха и Леграна, мужа и отца. Идея, как и следовало ожидать, с блеском провалилась. То есть компьютеры-то были куплены, и даже кое-как освоены - но двадцатилетним девчонкам совсем не улыбалось просиживать часами за клавиатурой, набивая творения пусть даже близких людей. Или внося в опусы отца (мужа) многочисленные правки…

И я вполне понимала Кассандру и Джессику.

– Потом я еще несколько раз видел этих «пляшущих человечков», - продолжал Шах. - Джесси сказала мне, что это такие ребусы, которые она порой скачивает из сети… Я поверил. Поначалу - поверил. Но… Постепенно я начал замечать странные вещи. Порой, скачав очередной «ребус», Джесси куда-то начинала собираться, - под самыми надуманными предлогами. Иногда у нее просто резко менялось настроение. Я попросил научить и меня разгадывать эти «ребусы» - она попыталась, но начала объяснять всё так запутанно… - как я сейчас понимаю, нарочито запутанно. Мои подозрения росли и крепли. Становилось очевидным: «пляшущие человечки» - шифровки. А Джессика связана с НИМИ.

– С кем - с НИМИ? - в один голос спросили мы с Кеннеди.

– Видите ли, десять лет назад я написал серию актуальных тогда романов - о транзите наркотиков из Мексики через США в Канаду и далее в Европу. И - попал под колпак. Под прицел… Вы знаете, наверное, как это бывает. Снимаешь телефонную трубку - и слышишь в ней слабые-слабые, но вполне ощутимые посторонние звуки. Выходишь из автобуса - и видишь как вместе с тобой выходит человек, севший на той же остановке, что и ты. Я не знаю, кто такие ОНИ. Подозреваю, что одна из тайных государственных структур - действующая совсем не в интересах государства… ОНИ меня не трогают. Но уже десять лет не выпускают из вида.

Типичный случай, подумала я. Мания преследования. В достаточно легкой пока что форме. Кто только не мешает жить страдающим схожей болезнью гражданам: агенты ФБР и КГБ, арабские террористы и масоны-заговорщики, галактические пришельцы и гипнотизирующие через стенку соседи…

Про НИХ писатель распинался достаточно долго. Он ИХ вычислил, открыл, как астрономы планету Плутон, - на кончике пера. ОНИ - это заговор, даже не всеамериканский, а всемирный. Задача заговорщиков проста - никогда и ни за что не информировать народы о том, чем занимаются их правительства. Скрывать ВСЁ - информацию о замороженных в секретных лабораториях инопланетянах и статистику раковых заболеваний, правду о причинах всех войн минувшего столетия и подлинную историю появления СПИДа… И подноготную транзита наркотиков, естественно.

Похоже, Шах действительно занимался желтой журналистикой в «совершенно секретных» газетках. Темой, по крайней мере, он владел хорошо.

– Вы серьезно думаете, - спросил Кеннеди, - что выход нескольких ваших детективных романов был способен настолько…

– Я не пишу детективов! - перебил клиент. - И никогда не писал. Детектив - прием, форма… Я пишу литературу…

Нет, пожалуй, он сказал это чуть по-другому:

– Я пишу Литературу…

Или даже так:

– Я пишу ЛИТЕРАТУРУ…

Он помолчал, давая нам время осознать, чем именно м-р Эндрю-Исмаил Нарий-шах занимается. Потом продолжил:

– Я серьезно поговорил с Джессикой. Я умолял ее мне открыться… Она смеялась, она называла всё бредом - но в глазах, в глазах, мистер Кеннеди, - плескался страх. Я не знаю, что делать. Я люблю Джесси. Я хочу вырвать ее из лап у НИХ. А для начала - я хочу знать содержание этой шифровки.

– Доктор Блэкмор, снимите, пожалуйста, копию с документа, - сказал Кеннеди с абсолютно серьезным видом.

Я сделала на ксероксе две копии (себе на всякий случай тоже). У меня уже появились кое-какие подозрения о содержании шифрограммы.

Кеннеди обратился к клиенту:

– Вы уверены, что не преувеличиваете, мистер Нарий-шах? Что ваша супруга действительно завербована ИМИ? Что разгадка не лежит в другой области: любовная интрига, или…

Он осекся, остановленный реакцией клиента. Тот скорбно кивал головой, словно говоря про себя: все, все вы думаете, что я преувеличиваю… НО Я-ТО ЗНАЮ!!!

– Хорошо, - сказал Кеннеди. - Я берусь за это дело. Завтра в это же время вы получите расшифровку. Оплата - тысяча долларов. Аванс - половина.

Клиент поморщился, но чек заполнил. Кеннеди спросил:

– А теперь расскажите, при каких обстоятельствах у вас появилась эта шифровка. Насколько я понял, миссис Нарий-шах не позволяла вам их изучать и копировать.

– Мне ее прислали. На электронный адрес… Вернее, не мне, а… Тут такая запутанная история…

С помощью наводящих вопросов история распуталась. Оказывается, после того, как Джессика не справилась с обязанностями литературного секретаря (в частности, однажды умудрилась стереть объемистый файл новой повести мужа) - электронный адрес писателя за небольшую плату обслуживал его сосед, студент колледжа. Сканировал рукописи и отсылал в издательства, получал и распечатывал на бумаге приходящую к Шаху корреспонденцию. Среди сегодняшней оказался и этот листок, адресованный Джессике. Хотя у нее был свой адрес…

– Я понял, что у НИХ произошла какая-то техническая накладка! Что это мой шанс! И вы должны помочь мне его использовать, мистер Кеннеди!

– Поможем, - уверенно заявил Кеннеди. Он был полон оптимизма. У него имелись в распоряжении целые сутки, чтобы заработать тысячу клиента. А заодно - мои кровные двадцать долларов.

4.

Когда спустя три часа я вновь зашла в офис, Кеннеди сидел, обложившись книгами. Слева лежал томик Эдгара Аллана По, открытый на «Золотом жуке». Справа - томик Конан Дойла, заложенный, я не сомневалась, на «Пляшущих человечках»…

– В английской письменной речи самая частая буква - е, - бормотал Кеннеди себе под нос. - Потом идут в нисходящем порядке: a, o, i, d, h… Черт побери, полная бессмыслица!

– Можешь, отправишься спать? - предложила я. - Утро вечера мудренее.

– Ну нет… Я сначала расколю этот орешек.

Я не стала настаивать. И завершила на этом трудовой день.

5.

К утру пепельница была полна окурками, корзина для мусора - исчерканными и смятыми листами. К Эдгару По и Конан Дойлу добавились несколько книг по криптологии. Атмосфера в кабинете полностью состояла из смол и никотина.

– Похоже на шифр Паркинсона-Галлея с плавающим кодированием, - приветствовал меня Кеннеди. - Но все равно получается полная ахинея!

– Доброе утро, Кеннеди, - ответила я, включая вентиляцию на полную мощность. До повторного визита писателя оставалось девять часов.

6.

Еще через час Кеннеди осенило:

– Язык не английский! Черт возьми, знать бы, какой язык изучала Джессика в школе…

Вскоре миссис Хагерсон была отправлена в небольшую местную командировку - и по ее возвращению Кеннеди с головой зарылся в словари и учебники французского, немецкого и испанского языков.

Я же неторопливо отсканировала свою копию шифровки - мне и самой стало любопытно, что за послание пришло Джессике Нарий-шах…

7.

– А если наш писатель не псих? - тоскливо спросил Кеннеди у меня, когда до условленного срока оставалось меньше двух часов. - Если тут действительно какие-то шпионские страсти и девчонка просто передаточное звено? Тогда шифровка может быть хоть на иврите, хоть на русском…

Честно говоря, мне было его жалко. Побледнел, осунулся, под глазами залегли темные круги. Но я молча пожала плечами. Пари есть пари, сам напросился.

8.

Выдерживать характер до конца Кеннеди не стал. Капитулировал за сорок минут до ожидаемого прихода Шаха.

– Я сдаюсь, - сказал он коротко и достал бумажник. - Но Элис, один вопрос: ты не имеешь отношения к этой проклятой бумажке? Не ты заслала ее на адрес Шаха-Хана-Султана-Эмира, пропади он пропадом со своими шестью женами?!

Вот до чего доводят людей бессонные ночи и бесплодные интеллектуальные экзерсисы…

– Не я. Честное слово.

Он достал двести долларов и отдал мне. Вздохнул:

– Чек придется вернуть тоже…

Я сжалилась:

– Не придется. Ложись спать. А я сумею уговорить Шаха на отсрочку исполнения заказа…

– Спасибо, Элис, - пробормотал Кеннеди, направляясь в соседнюю комнату, где имелась кушетка, - я всегда знал, что ты…

Конец фразы утонул в зевке. Ну вот, в кои-то веки дождалась искреннего комплимента…

9.

Оставшееся до прихода Шаха время я потратила на то, чтобы наложить соответствующий макияж. Вполне преуспела - из зеркала на меня смотрела не милая и обаятельная доктор Блэкмор, но какая-то демоническая женщина, воплощение ночных страхов всех страдающих шпионофобией индивидов. Подумав немного, я дополнила имидж темными очками.

Шах явился минута в минуту.

– А где мистер Кеннеди? - начал он, не сразу заметив мое преображение. - Он успел…

– Сядьте, - отчеканила я. - Мистера Кеннеди вы больше не увидите. Вы совершили большую ошибку, господин писатель, придя сюда с документом, который вам не предназначался. Возможно, последнюю ошибку. Решать это буду не я.

– А-а… э-э-э-э… - заблеял он, но постепенно взял под контроль свой речевой аппарат. - Значит… вы… а мистер Кеннеди… и я…

– Мистер Кеннеди не тот человек, чтобы выпускать его из виду, - процедила я ледяным голосом. - Но вам стоит озаботиться не его, а своей судьбой. Вы сделали ложный шаг. И это шаг в пропасть.

– Я… Но я ведь… Я ведь ничего не узнал… НИЧЕГО!!! Я понятия не имею, что написано в этой… Я не хочу это знать!!!

– Сядьте! - повторила я бесстрастно. - Сейчас за вами приедут.

И я отодвинула в сторону лежащую на столе папку. Под ней обнаружился пистолет с глушителем. Глушитель я купила в магазине игрушек, но он производил впечатление настоящего.

Шах присел было на самый кончик стула, но тут же вскочил и забегал по кабинету. Заговорил быстро и нервно:

– Послушайте, доктор Блэкмор… я понимаю, конечно, что это не ваше имя, но… послушайте, зачем вам, вам… меня… - Он запнулся, не смог вымолвить роковое слово. - Ведь это же бессмысленно… Дайте мне шанс! Ведь я могу, могу… - Шах вновь сбился, так и не придумав, что же он такое может.

Пис-сатель… Интеллигент… Интеллигент, как известно, и в Африке интеллигент. Но когда интеллигенты напуганы, они резко глупеют.

Я подумала: может, нагнать на него еще страху? Решила - не стоит. А то, чего доброго, испортит нам ковер…

– Хорошо, - сказала я медленно и зловеще. - Держите. Вот ваш шанс.

Шанс для писателя, который я выложила на стол, весьма напоминал принесенную им вчера шифровку. Только текст оказался немного длиннее. Мистер Шах смотрел на лист с ужасом и не спешил взять в руки, словно бумага была пропитана ядом, мгновенно действующим через кожу.

– Возьмите! - рубила я короткие фразы. - Отдайте вашему студенту. Пусть отсканирует. Пусть отошлет Леграну. С пометкой «Для Кесси». Они оба - отец и дочь - наши люди. Обо всем - молчать. Джесси вопросов не задавать. Все понятно?

Он мелко закивал головой. Я не смогла удержаться и добавила, показывая на лист:

– Оригинал потом уничтожить! Сжигать не смейте! Прожевать и проглотить!

… Вы не поверите, но мне показалось, что Шах уходил счастливым. Прав-то оказался он, а не все многочисленные скептики! ОНИ существуют!!!

10.

Когда через пару часов Кеннеди проснулся, я уже смыла кошмарный макияж супершпионки. Скромно сидела на месте ассистента Великого Сыщика и как раз изучала на экране послание, стоившее Кеннеди двухсот долларов и бессонной ночи. Расшифрованное, естественно. Оно гласило:

«Превет кисулька Джесси! Твой ящик не фурытчит пасылаю на тваево старава хрена. Он ище не прасек наши штучки дрючки? Мой старик грызет ногти на нагах но врубитси в тему не можит. Все писатили казлы. Слушай кисанька какие в натуре самаи надежнаи палоски на это дело? А то Милли с ума сходит уже четвертый день падрят. Главнае не знаит от кого. Пахоже после тусняка у Боба но ничево не помнит. Гаварила ей завязывай с таблетками. Ты сама то в норме? Тибето проще если что. Если канешно у тваево козлика есче стаит. Пока кисанька. Спешу. Цалую тибя во все местечки и туда то же. Твая Кесси мышонок».

При виде Кеннеди я вновь зашифровала послание. Двумя движениями «мыши» - заменив шрифт «Times» на «Sumbol». На экране опять возникли «пляшущие человечки».

– Ну что? Приходил клиент? - спросил Кеннеди голосом лунатика.

– Приходил, - кивнула я. - Согласился с тем, что скорей всего шифровка - бессмысленная мистификация. И что твои сутки напряженной работы стоят пятисот долларов.

– Нет, - упрямо сказал Кеннеди. - Во всем этом есть какой-то смысл… Истина где-то рядом… И я до нее докопаюсь.

– У тебя была здравая мысль, - осторожно подсказала я. - Насчет букв, наиболее часто встречающихся в письменном английском языке. Но что, если проверить ее для безграмотного письменного английского? Наиболее близкого к устной речи?

– В этом что-то есть… - рассеянно сказал Кеннеди. - Знаешь, я, пожалуй, посплю еще…

Он ушел, а я вновь вывела на дисплей «пляшущих человечков» собственного сочинения. Вот таких:

??????????????????????

???????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????

????????????????????

??????????????????????????????

Я сделала пару движений «мышью» и перечитала собственное послание:

«Уважаемая мисс Легран!

Настоятельно советую Вам сменить код, используемый в переписке с миссис Нарий-шах, поскольку м-р Нарий-шах нанял детектива-криптолога, способного в течении ближайших двух-трех недель проникнуть в тайну Вашего шифра. Могу порекомендовать Вам приобрести книгу Дж. Ф. Уильямса «Шифры и тайнописи» (она продается в книжном магазине на Лавкрафт-роуд за 14 долларов 95 центов), либо поставить на Ваш компьютер и компьютер Вашей подруги программу «Дескриптер-99», исключив к ней посторонний доступ. Ответ на Ваше последнее письмо, перехваченное м-ром Нарий-шахом, очевидно, вы не получите - поэтому считаю своим долгом сообщить, что тест-полоски на беременность, оптимально сочетающие цену и качество, производятся немецкой фирмой «HUMAN GmbH», реализуются в США во всех аптеках под торговым названием «Квик-Стрип», и представляют из себя иммунотомаграфический тест для определения хорионического гонадотропина человека в исследуемой моче, позволяющий с 98% точностью определить беременность на 7-10 день ее наступления.

Расположенная к Вам,

Элизабет Р. Блэкмор, д-р медицины».

Пожалуй, насчет двух-трех недель я погорячилась. Воспользовавшись моим советом, Кеннеди может справиться раньше. Детектив он вообще-то неплохой.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БИПЛАН-ПРИЗРАК

1

Отчет об этом расследовании детективного агентства «Бейкер-стрит, 221» стоило бы начать с того утра, когда мы с Кеннеди получили по почте конверт, в котором лежали два роскошнейших приглашения.

Бумага приглашений была очень удачно стилизована под пергамент, исписанный готическим почерком писца. Псевдо-пергаменты приглашали нас на свадебное торжество, долженствующее состояться неделю спустя Ост-Кемпене, штат Иллинойс.

Знакомых в этом городке мы не имели. Но и никакой ошибки с адресом не произошло. Приглашали именно нас. Мистера Кеннеди и доктора Блэкмор. Нет, я понимаю, что в этой стране мы с Кеннеди люди не последние - но звать нас на роль свадебных генералов, по-моему, еще рановато…

Еще можно было бы начать отчет о расследовании с вечера того же дня, - с телефонного звонка, разъяснившего нам смысл загадочного приглашения…

Можно…

Но тогда давние события, во многом предопределившие более чем странный финал свадьбы, останутся за кадром. Поэтому начать мне придется со Столетней войны. Нет, не с той, во время которой по полям грохотали закованные в железо рыцари, а лучники Черного Принца со ста шагов насквозь прошивали их стрелами из добрых тисовых луков, незаконнорожденная дочь короля вела в бой полки, а у стремени ее скакал верный оруженосец Жиль де Рэ - тот самый, которому чуть позже суждено было прославиться в качестве многоженца и пытливого естествоиспытателя, и даже войти в фольклор под ласковым прозвищем «Синяя Борода».

Речь о другой Столетней войне. О второй.

Случившейся значительно позже и значительно ближе - в Иллинойсе. Но, как и первую, вели ее между собой британцы и французы. Вернее, потомки британцев и потомки французов.

А началось всё с сущего пустяка…

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - I

Давно и не мною подмечено, что порой события мелкие, случайные и по видимости незначительные, влекут за собой последствия глобальные, несоизмеримые по масштабу с породившими их причинами…

Если бы ранним утром 22 июня 1821 года не задул легкий восточный ветер, если бы тогда стояло полное безветрие или дул ветер любого другого направления - Вторая Столетняя война, скорее всего, не началась бы… Или началась бы, но совершенно иначе, и события ее происходили бы совсем по-другому.

Но вскоре после теплого и тихого июньского рассвета задул и стал помаленьку крепчать именно восточный ветерок. В результате спустя пять дней полковник Илайя Кэппул схватился за грудь, пробитую двумя пулями из «дерринджера», и медленно оплыл под копыта своего жеребца, поводья которого не успел отвязать от коновязи… Так началась Вторая Столетняя война - начавшие ее люди, конечно, понятия не имели, что протянется она дольше века. Они, надо думать, и про Первую Столетнюю не имели представления. Но воевать и Кэппулы, и Монлезье умели неплохо.

… Обоим семействам (вернее, к 1821 году - уже кланам) довелось в свое время пострадать за веру. Кэппулы, в иные времена звавшиеся Кэппуэллами, происходили из твердокаменных шотландских пуритан, сторонников Ковенанта, - и уехали в Новый Свет от преследований безбожных Стюартов. Чистоту веры (и ненависть к посягавшим на нее) Кэппулы соблюли и здесь. Десятилетиями позже, когда представителям их разросшегося на просторах Америки рода довелось участвовать в войнах с канадскими подданными католического короля Людовика, они без раздумий вешали захваченных соотечественников-якобитов, служивших офицерами в армии французского генерала Монкальма…

Но в Новой Англии, в достаточно просторном и уже тогда веротерпимом Коннектикуте, суровые Кэппулы не ужились. Слишком много безбожной швали роилось вокруг - начиная от баптистов и заканчивая моравскими братьями. (Как ни удивительно, даже к некрещеным индейцам Кэппулы относились терпимее, чем к сводным братьям во Христе.) И пуритане в числе первопроходцев-фронтирьеров свершили новый Исход. Двинулись на запад - к Миссисипи и прериям. Мужчины шагали, стиснув ружья и распевая псалмы в размер походных маршей. Женщины и дети ехали в фургонах…

Подыскали землю обетованную пилигримы лишь в Иллинойсе - на восточном берегу реки с многосложным и непроизносимым индейским названием, тут же перекрещенной ими в Клайд-Ривер (так вот и расползалась по карте Штатов европейская топонимика). Впрочем, мужчинам-Кэппулам, умевшим и любившим повоевать, еще пришлось вернуться в Новую Англию во время Войны за независимость - вернуться и показать безбожным ганноверцам, как умеют пуритане стоять под пулями и выдерживать атаки конницы.

Впрочем, к тому времени, когда на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий на западном берегу Клайд-Ривер появились первые Монлезье, первоначальная твердость ковенантеров несколько смягчилась. В общину вливались, роднясь с Кэппулами, всё новые семейства, пришедшие с востока. Соглашаясь разделить веру первых поселенцев Клайд-Ривер, их угрюмой нетерпимостью они отнюдь не страдали…

Монлезье же происходили из французских гугенотов. Кое-какие из их поздних потомков пытались доказать, что предки именовались когда-то де Монлезье, утратив дворянскую частицу лишь в колониях, не признающих аристократической спеси, - пытались и не преуспели. Несколько семейств из луарского местечка Монлезье дворянами никогда не были - типичное «третье сословие», растившее виноград, делавшее из него вино и торговавшее всем, что подвернется под руку. И страдать за веру отцов Монлезье на своей исторической родине не спешили - дружно перешли в католичество еще до отмены Нантского эдикта, едва почувствовав, что их протестантизм начинает вредить торговым интересам. Однако - не помогло. Конкуренты-католики Варфоломеевских ночей им не устраивали, но вредили, как могли, - в том числе и при помощи подмазанных королевских чиновников, тоже не слишком доверявших блудным детям, вернувшимся в лоно римской церкви.

Кончилось все тем, что Монлезье подались за океан - столь же дружно, как и меняли веру. Одноименный крохотный городок опустел в одночасье. Во французской тогда Луизиане новоприбывшие первым делом решили, что раз Парижа им не видать, то и к мессе ходить, и латинские молитвы учить более незачем. Решили так, и послали римскую блудницу туда, где блудницам и место. И вновь стали общаться со Всевышним по-французски, в своем молельном доме.

А чуть оглядевшись, они убедились, что растить здесь хлопок - руками негров-рабов - куда выгодней, чем привычный виноград. И весьма преуспели в традиционной для низовьев Миссисипи отрасли сельского хозяйства. Впрочем, не только в ней - коммерческими способностями Монлезье всегда отличались. Их торговые бриги и шхуны бороздили воды Карибского моря - и порой, обзаведясь каперским свидетельством (а то и без такового), мирные купцы Монлезье откладывали гроссбухи и счеты, брались за абордажные сабли и превращались в подлинный бич морских путей между Вест-Индией и Старым Светом. Реяли их вымпелы и у берегов Гвинейского залива - самим добывать «черную слоновую кость»[10] для своих плантаций было куда выгоднее, чем покупать у других искателей удачи…

Тревожный сигнал для них прозвучал, когда на покинутой родине революционный Конвент взял да и отменил рабство - в том числе и во французских колониях. Возможно, происходившие из третьего сословия Монлезье и разделяли отчасти идеи свободы, равенства и братства. Возможно, они даже радовались, когда запущенные на полную мощность гильотины начали истреблять потомков их притеснителей. Но рабство - тут уж извините. Это святое. Какая еще свобода для негров? Какое еще с ними братство и равенство?

Другие известия из метрополии (например, о попытках регулировать декретами цены свободного рынка) тоже не вызывали энтузиазма - даже у тех Монлезье, кто хлопковым бизнесом не занимался… Не дожидаясь, пока руки непредсказуемого Робеспьера дойдут и до колоний, Монлезье стали подумывать, как бы перебраться из-под триколора под сень звездно-полосатого флага - благо в Штатах аболиционисты считались пока наивными чудаками, а Джона Брауна и Эйба Линкольна не существовало даже в проекте. И вот Монлезье-разведчики двинулись вверх по великой реке Миссисипи.

Тогда-то и появились в Иллинойсе, на западном берегу Клайд-Ривер, первые французы. А вскоре они привели за собой часть клана луизианских плантаторов и коммерсантов - самую боевую и легкую на подъем. Впрочем, французами их можно было назвать уже с натяжкой - немалая часть креольской крови в жилах Монлезье позволяла предположить, что идеи равенства с цветными расами иногда находили-таки отклик в гугенотских сердцах - если представительницы помянутых рас отличались молодостью и красотой…

Кэппулы встретили новых соседей, поселившихся за рекой, не то чтобы радушно, но спокойно - земли в Иллинойсе в те годы хватало всем. Тем более, что интересы двух кланов даже дополняли друг друга - вновь прибывшие по привычке занимались торговлей и земледелием, лишь сменив хлопок на сахарную свеклу, подсолнечник, маис и пшеницу; Кэппулы же традиционно отдавали предпочтение скотоводству, и принимали более чем активное участие в становлении и бурном развитии молодой американской промышленности - кожевни, принадлежащие членам клана, росли и превращались в кожевенные заводы, маслодавильни - в заводы масляные. Да и сахар давно уже не варили на заднем дворе в закопченных котлах для патоки…

Поселения на обоих берегах Клайд-Ривер росли, связи между ними становились все более тесными - сырье с принадлежавших Монлезье плантаций превращалось на заводах Кэппулов в товары, расходившиеся по Миссисипи и ее притокам на баржах и барках, владельцами коих были опять же соседи-французы… Берега реки, помимо привычного парома, связал деревянный мост - ежегодно сносимый весенним половодьем и восстанавливаемый совместными усилиями. По мосту постоянно грохотали груженые фургоны - и часто им приходилось по часу ждать своей очереди на проезд.

Все чаще поговаривали, что стоит связать берега Клайд-Ривер еще одним мостом, капитальным, способным выдержать любой паводок. Называли даже наиболее удобное место для его постройки - через безымянный остров, разделивший Клайд-Ривер на две более узких протоки…

Но второй мост так никогда и не был построен.

Остров же стал причиной того, что 27 июня 1821 года полковник Илайя Кэппул схватился за пробитую двумя пулями из «дерринджера» грудь, - и медленно оплыл под копыта своего коня, поводья которого не успел отвязать от коновязи. А его убийца, Робер Монлезье, убрал в жилетный карман крохотный, отделанный серебром двухствольный пистолетик, повернулся и ушел размеренным твердым шагом.

Это оказались первые выстрелы Второй Столетней войны.

2

– Сними немедленно этот галстук! - сказала я непреклонно.

Кеннеди возмутился:

– Ты сошла с ума! Я полчаса возился с чертовым узлом!

– Причем здесь узел? Эта расцветка никуда не годится! Где тебя вообще учили подбирать галстуки к костюмам?

– Между прочим, в Оксфорде.

– Плохо учили. - Я порылась в его шкафу и извлекла вполне подходящий к костюму галстук. - Вот. То, что надо.

– Да ведь на нем будет видно любое пятнышко от салата или вина! - снова возмутился Кеннеди.

– Знаешь, на эту тему есть один анекдот. Встретились однажды два молодых выпускника Оксфорда и Кембриджа - в туалете корпорации, куда оба устроились на работу…

– В туалет устроились? - ехидно перебил меня Кеннеди.

– В корпорацию! Короче, выпускник Оксфорда говорит: «Знаете, сэр, а вот нас в Оксфорде учили мыть руки после посещения туалета!» А кембриджмен отвечает: «А нас в Кембридже учили не мочиться на руки!»

Кеннеди даже не улыбнулся. Кивнул:

– Да, в Кембридже и не такому научат. Но ты еще не встречалась со студентами Итона - вот уж свиньи, так свиньи. Помню, раз зашел в их общагу, - а они суп варят. В электрочайнике. Из курицы. Не потрошенной и не ощипанной. Она вырывается, кукарекает…

– Тьфу! Где ты видел кукарекающую курицу!? Совсем заврался…

– Ты первая начала. Что, скажи на милость, делал оксфордец в том туалете? В Оксфорде, чтоб ты знала, первым делом учат терпеть до конца рабочего дня!

Вот и разговаривай о серьезных вещах с этим человеком…

* * *

… Самым внимательным образом изучив расписание поездов и самолетов, мы с Кеннеди отправились в Иллинойс по железной дороге - иначе после самолета нам пришлось бы почти сутки любоваться местными архитектурными красотами в ожидании начала свадебной церемонии. Я сомневалась, что в этом отношении Ост-Кемпен мог потягаться с Венецией или Санкт-Петербургом. И настояла на поезде.

Мы не прогадали, поскольку нашим соседом по купе оказался некий мистер Монлезье-Луер, преподававший историю в университете Северной Каролины. Профессора истории бывают разные - достаточно вспомнить фильмы про Индиану Джонса. Наш попутчик, правда, не носил мятую шляпу и не размахивал хлыстом по любому поводу. Но удивить сумел с первых минут знакомства:

– О! Мадам и мсье тоже едут в Кемпен, на «свадьбу тысячелетия»?

Кемпен в его устах прозвучал как «Кемпье». Мы с Кеннеди переглянулись. Вариантов имелось ровно два: либо Кеннеди, стоило мне отвернуться, успел проболтаться на вокзале носильщику или проводнику. Либо мы столкнулись с очередным гением дедукции…

Мой коллега изобразил несложную пантомиму, свидетельствующую, что он был нем, как рыба.

– На свадьбу, - подтвердила я, решив, что особого криминала в этом нет. И спросила сама:

– Извините, но что позволило вам прийти к этому выводу?

– Элементарная наблюдательность, мадам…

– Мадемуазель, - поправила я.

– Элементарная наблюдательность, мадемуазель, и банальная житейская логика. Когда ваш спутник доставал из бумажника билеты, я увидел лежавшее там приглашение. Точь-в-точь такое лежит и в моем кармане.

Мы познакомились и разговорились с наблюдательным и банально-логичным профессором. Узнав, что мы представляем детективное агентство (Кеннеди никогда не упускал случая сделать бесплатную рекламу «Бейкер-стриту») и будем присутствовать на свадьбе в профессиональном качестве, Монлезье сказал задумчиво:

– Неужели Джошуа Кэппул опасается, что Столетняя война может вспыхнуть вновь?

Я усомнилась:

– Едва ли. Не думаю, что Елизавета Вторая Виндзорская все еще претендует на французские земли. У нее есть более насущные заботы: отстоять Гибралтар от испанцев, не позволить аргентинцам вновь попытать судьбу на Фолклендах… Наконец, удачно женить принца Чарльза - после развода с леди Ди он совсем отбился от рук…

– Да нет же… - экспрессивным жестом профессор пресек мои рассуждения о проблемах носительницы короны Соединенного Королевства. - При чем здесь та Столетняя война? Я имею в виду совсем другую. Которая началась с того, что в 1821 году Робер Монлезье застрелил вышедшего из церкви полковника Кэппула. Удивительное дело - Илайя Кэппул без единой царапины прошел войну с англичанами[11] и три войны с индейцами - в том числе первую семинольскую, а там было куда как жарко… И надо же - в двух милях от своего дома не уберегся… А последние выстрелы Столетней войны прозвучали в 1930 году - и вновь у самого родового гнезда Кэппулов.

– Получается Сто-с-лишним-летняя война! - продемонстрировал Кеннеди хорошее знание арифметики и посредственное - истории.

О чем я и намекнула ему с присущим мне тактом:

– Кеннеди… Всем известная Столетняя война тянулась еще дольше - целых сто шестнадцать лет! Тебе стоило реже посещать оксфордские пабы, и чаще - лекции по истории!

Чтобы замять конфуз моего коллеги, профессор поспешно продолжил:

– Мы едем не просто на свадьбу. Это династический брак, призванный поставить последнюю точку в давней распре - потому что после того, как перестали грохотать выстрелы, еще семь десятилетий длилась война «холодная»…

Честно говоря, мне все это не понравилось. Вдруг кое у кого из гостей действительно не выдержат нервы? Я поежилась, представив, как они выхватывают из-под фраков и смокингов тайком пронесенное оружие и начинают сводить счеты более чем вековой давности… И спросила:

– А из-за чего началась столь затяжная ссора? Надеюсь, причина была достойной?

– Началось все из-за пустяка, - вздохнул профессор. - Из-за еще одного сахарного завода, который решил построить полковник Кэппул…

3

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - II

Когда полковник Илайя Кэппул решил поставить еще один сахарный завод в дополнение к шести, уже имеющимся в его собственности, и поставить его на том самом острове, который, по слухам, предполагалось использовать для возведения капитального, не сносимого половодьями моста через Клайд, - короче говоря, в начале 1821 года, - отношения между кланами Кэппулов и Монлезье были наиболее дружескими за все годы их соседства. Когда проводилось упорядочивание и размежевание земель штата, то владения и Кэппулов, и Монлезье вошли в один округ Кемпен - и поселения на противоположных берегах Клайда стали совокупно именоваться городом Кемпеном. Разбитым, правда, на две части, Ост-Кемпен и Вест-Кемпье - но такое бывает и с более крупными городами. Достаточно вспомнить Будапешт[12]…

Шли разговоры, что в недалеком будущем одна из подрастающих дочерей-красавиц Робера Монлезье станет женой старшего сына полковника Кэппула - чем будет положено начало еще более тесному единению двух кланов. Но, возможно, это были лишь сплетни.

Как бы то ни было, отношения между главами кланов казались весьма дружескими. Раз в неделю или мсье Робер ездил в гости к полковнику, или тот отдавал визит приятелю. Они проводили вечера за игрой в экарте - к данному занятию Илайя Кэппул пристрастился как раз благодаря Роберу Монлезье. Без сомнения, это свидетельствует, насколько выдохлась в Новом Свете старая пуританская закваска - былые Кэппуэллы и подумать не могли о подобном бесовском развлечении.

Именно с картами в руках Робер Монлезье и узнал о намерении полковника поставить еще один сахарный завод в дополнение к шести уже имеющимся. Поставить на острове, разделяющем Клайд на две почти равных по ширине протоки.

– Хорошая мысль, - одобрил мсье Робер, затянувшись сигарой. - Все равно толку от этого клочка земли никакого. Ни под вспашку, ни под пастбище… Большая часть острова - болото, меньшая - каменистый холм. А под завод, пожалуй, подойдет - и вода рядом, и выгружать сырье с барок удобно, и грузить на них готовый товар… Но, дорогой полковник, вам стоило бы, - просто так, чисто для проформы, - спросить моего разрешения… Ан-карт! - добавил он, «убив» королем полковничьего валета. В этой партии Монлезье понтировал.

– Я не понимаю, дорогой Робер, с какой стати я должен спрашивать чьего-либо разрешения на то, чтобы поставить на собственной земле собственный завод. При всем уважении к вам - не понимаю…

Сказав это, полковник налил себе виски (с собственного винокуренного завода, выдержанное полтора десятка лет в обожженной изнутри дубовой бочке - не на продажу, для себя) и начал новую раздачу.

– Извините, дорогой полковник, но остров - это моя земля! - Холодка в голосе Монлезье добавилось. - Сорок долларов на табле-труа!

Последние слова он сказал излишне громко. И шлепнул две двадцатидолларовые монеты на зеленое сукно чересчур резко.

Полковник, напротив, заговорил гораздо тише. Но приятнее его слова от этого не стали:

– С каких это пор ваша? - Привычного «дорогой Робер» теперь не прозвучало. - Ваши земли по левому берегу, мои по правому. Остров ближе к правому, если у вас имеются в том сомнения - можно пригласить землемера и произвести съемку. Остров мой.

Монлезье только что собирался свести все к шутке - и поставить вместо пятидесяти долларов на «табле-кятро» свое право на островок (честно говоря, совершенно ему не нужный). Но слова полковника - тихие, неприятные, очень серьезные - мгновенно заставили француза изменить решение.

– Границы между территориями проводятся вовсе не так! - громко и резко возразил он, тоже позабыв про обращение «дорогой полковник». - Линией границы, идущей по реке, считается фарватер! И любому, имеющему нормальное зрение, хорошо видно, с какой стороны обходят мои барки остров! С ПРАВОЙ! Это моя земля!

Надо сказать, что полковник был изрядно близорук. Но очков не носил, тщательно скрывая сей недостаток. Намек мсье Робера заставил Илайю Кэппула побагроветь. К тому же, если формально Монлезье и был прав, говоря о границах, проводимых по фарватеру, то на практике все обстояло несколько сложнее. Своенравная река, разделившая их земли, часто меняла свое русло, обрушивая весенним напором берега, намывая новые косы и отмели, - и второстепенные протоки нередко становились вдруг основными. Но к тому времени, когда зашел разговор о правах на остров, разделенные им протоки были с точки зрения речного судоходства совершенно равнозначны. Суда, принадлежавшие Монлезье, действительно чаще проплывали по правому рукаву, но не вследствие его большей глубины - просто на том берегу располагались причалы многочисленных заводов и заводиков клана Кэппулов…

– Ах, твои барки… - прошипел полковник. - Значит, ты давно положил глаз на мою землицу… Недаром говорят, что француз и в болоте найдет, чем поживиться…

Слово «лягушатник» не было произнесено. Но вполне подразумевалось.

Монлезье вскочил. Смахнул со стола карты и деньги. Упавшая свеча зашипела в лужице разлитого виски.

– Я отдал бы тебе остров бесплатно, старый спесивый гусак! БЕС-ПЛАТ-НО!!! - прорычал мсье Робер. - А теперь - черта с два! Любой суд подтвердит, чья это земля! И под твой сраный завод тебе придется поискать другое место!!!

– Как ты меня назвал? - спросил полковник тихо и страшно.

– Гусак! Goose! Gander!!!

Полковник тоже оказался на ногах. Голос он так и не повысил:

– Вон отсюда. И в жизни не встречайся на моем пути, жабоед. Встретишься - раздавлю.

Спустя несколько дней в окружном суде Кемпена лежало два встречных иска.

4

Похоже, в профессоре Монлезье-Луере дремал писательский дар. Кеннеди спросил:

– Кто-то из участников той ссоры за картами оставил ее описание?

Профессор скромно улыбнулся:

– Нет, не успел ни тот, ни другой. Это, извините, моя реконструкция.

(То-то мне этот «гусак» показался смутно знакомым… Очевидно, в своих «реконструкциях» профессор вовсю использовал литературную классику.)

А вот у Кеннеди проснулся профессиональный интерес к делу. По крайней мере, вопросы он стал задавать так, словно перед ним был клиент, пришедший в «Бейкер-стрит, 221».

– Но почему дело дошло до стрельбы? Как я понял, они ведь попытались разрешить дело цивилизованно - через суд.

– В те годы зачастую так и происходило - дело решалось в суде, а после проигравшая процесс сторона бралась за оружие. Суд, по большому счету, лишь решал - чей выстрел будет первым. Окружным судьей в Кемпене был тогда некто Роллингс, не принадлежавший ни к одному клану. В мелких, бытовых конфликтах, случавшихся до того между жителями правого и левого берега Клайда, он старался разбираться объективно. В 1821 году судья оказался в очень сложном положении - но хотя бы попытался разрешить конфликт, не допустив кровопролития…

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - III

Судья Роллингс оказался в сложном положении - но честно старался не доводить дело до кровопролития. Все попытки разрешить дело миром до начала процесса провалились. А любое судебное решение - даже провести границу ровно посередине спорного острова - во-первых, давало повод для затяжной вендетты, во-вторых, создавало судье могущественных врагов.

Пока Роллингс ломал себе голову, судебный процесс начался. Главными свидетелями на нем выступали лодочники, плотогоны и лоцманы с Клайд-Ривер. Тем из них, кто носил фамилию Монлезье (вернее, первую часть фамилии - чтобы не путаться, многочисленные иллинойские ответвления клана именовались Монлезье-Нуар и Монлезье-Бланш, Монлезье-Дюбуа и Монлезье-Деривьер и т. д и т. п.) - словом, всем этим Монлезье-Имярек адвокаты Кэппула мгновенно давали отвод. В результате независимые речники разделились на три примерно равных части. Одни утверждали, что фарватер проходит слева от острова. Другие - что справа. Третьи говорили, что рукава реки равны между собой…

Тогда Роллингс попытался извернуться с ловкостью, достойной известного библейского царя, совмещавшего в своем лице исполнительную и судебную власть. Он, не мудрствуя лукаво, назначил судебный эксперимент. Стороны, каждая из которых была уверена в своей правоте, согласились признать его результаты. Признать без апелляций и попыток свести счеты.

Великой сложностью опыт по определению фарватера не отличался. В миле от спорного острова, выше по течению, где река текла ровно и спокойно, в воду опустили бочонок из-под виски, для балласта нагруженный камнями. Опустили ровнехонько посередине реки - точку, равноудаленную от берегов, вычисляли долго и тщательно…

Покачиваясь, бочонок медленно плыл по течению. Берега, несмотря на ранний час, были усыпаны зрителями: Монлезье на левом, Кэппулы на правом. Публика вела себя шумно, то подбадривая бочонок, то обращаясь к нему с угрозами, - словно он действительно мог отреагировать на их слова…

А начавшийся на рассвете легкий восточный ветер крепчал - почти незаметно. По крайней мере, бочонок, торчавший из воды едва на шестую часть своей высоты, ветром пока не сносило. Плыл себе и плыл - казалось, по идеально прямой линии. Судья, стоявший на острове, всерьез задумался: что делать, если бочкотару не унесет в один из рукавов, но прибьет к берегу ровно посередине, ему под ноги, - на стрелку острова? Может, действительно разделить спорный участок пополам и предложить французу продать свою половину Кэппулу?

Ярдах в пятидесяти от острова бочонок попал в образованную течением «мертвую зону» и закачался на воде неподвижно. Время шло, минута за минутой тянулись липко и медленно. Зрители смолкли, затаив дыхание. А ветерок все крепчал…

Через какое-то время судья Роллингс понял, кто победил. Зрители со своих берегов еще не могли увидеть, что бочонок медленно, дюйм за дюймом, отклоняется к западу. И Кэппулы, и Монлезье продолжали надеяться на победу… Но судья уже понял всё.

Несколько минут спустя правый берег разразился ликующими воплями, на левом повисло тяжелое молчание. Бочонок, все более ускоряясь, заскользил в левую протоку, оставляя спорное владение Кэппулам… Из толпы Монлезье послышался громкий крик: «Нечестно! Ветер!» Судье показалось, что он узнал голос мсье Робера…

* * *

… Робер-Мари-Жюльен Монлезье пережил убитого им Илайю Кэппула менее чем на месяц - на двадцать девять дней. Пал он от руки старшего сына полковника, Джезайи, - того самого, которого прочили в женихи одной из подрастающих дочерей мсье Робера. Однажды ночью Джезайя Кэппул с двумя младшими братьями переплыл на левую сторону Клайда и устроил засаду на дороге, по которой Робер Монлезье почти ежедневно ездил осматривать свои маисовые поля…

Но долго гордиться убийством несостоявшегося тестя Джезайе не пришлось. Дважды уцелев в отчаянных стычках с родственниками убитого, осенью 1822 года он случайно столкнулся на улице Спрингфилда, столицы штата, с шестнадцатилетним Монлезье-Грие. Мальчишка успел выдернуть пистолет и взвести курок чуть раньше…

Столетняя война разгоралась.

Кстати: мост, снесенный весенним половодьем 1822 года, был восстановлен лишь шесть десятилетий спустя.

5

Рассказ о победах и поражениях своих предков Монлезье-Луер продолжил утром, когда поезд въехал в пределы округа Ост-Кемпен. Как мы узнали, с 1830 года единый ранее округ Кемпен распочковался на два - фактически по границам владений и зон влияния Монлезье и Кэппулов. И теперь рассказы профессора обрели наглядность и весомость - Столетняя война помаленьку превращалась для нас с Кеннеди в нечто вполне зримое, реально существующее, лишь затаившееся… В конце концов - и в той, настоящей войне, тоже случались многолетние перемирия.

– Видите, во-о-он ту трансформаторную будку? - говорил профессор. - Нет, левее, у рощицы. Примерно на ее месте стояла хижина, из которой мой троюродный пра-пра-прадед Роже Монлезье-Гош в 1843 году целый день отстреливался от шестерых Кэппулов! От шестерых, господа! И троих из них унесли домой на носилках! Он же продержался до темноты и ушел на своих ногах. Правда, через три года все же не уберегся: попал в засаду, переправляясь через Медуэй-Крик, - эту речушку мы будем еще пересекать. Был тяжело ранен и через месяц скончался…

Надо отметить, что в рассказах профессора именно Монлезье чаще всего совершали чудеса храбрости - а если и гибли, то в засадах и от руки численно превосходящего врага. Я подумала, что у Кэппулов наверняка имеется своя версия давних событий.

Кеннеди удивляло другое:

– Мне непонятны две вещи, профессор. Во-первых, отчего в многолетнюю бойню не вмешивались власти? Все-таки Иллинойс - не Дикий Запад… Во-вторых, если ваши предки и Кэппулы с такой интенсивностью истребляли друг друга - то почему вендетта тянулась так долго? Оба рода - при всей своей многочисленности - должны были, извините за выражение, закончиться гораздо раньше.

– Очевидно, мистер Кеннеди, на основе моего рассказа у вас сложилось несколько превратное мнение о событиях… Монлезье и Кэппулы отнюдь не занимались тем, что каждый день палили друг в друга. Засады, о которых я говорил, были, скорее, исключением, чем правилом - оттого так они и запомнились. Обычно стычки происходили чисто случайно, при неожиданных встречах, - как в истории с молодым Монлезье-Грие и Джезайей Кэппулом. К тому же существовал определенный кодекс кровной мести, от которого стороны старались не отступать. Нельзя было, например, убить противника в его доме, или в церкви, или на кладбище, или когда он находился в обществе женщины или ребенка. Негласные перемирия вступали в силу на время праздников, войн или стихийных бедствий… Кроме того, имелся еще один момент: когда в вендетту начали втягиваться дальние родственники, у них уже не было столь горячего стремления дырявить головы людям, которых они до того в глаза не видели. Родовая честь обязывала - но желания не было. И они, и их противники старались сделать так, чтобы возможностей для случайных встреч стало как можно меньше. А власти, надо сказать, в конце концов все-таки вмешались - после того как в 1851 году в законодательном собрании штата депутаты-Монлезье затеяли перестрелку с депутатами-Кэппулами, попутно убив и ранив полтора десятка никак не замешанных в кровной мести людей… В результате в тот год - как раз к тридцатилетнему юбилею начала войны кланов - в наших краях появился Тейлор Блэкстон, человек жесткий и решительный. И заявил, что вендетты здесь больше не будет - даже если ему собственноручно придется перестрелять для этого оба рода вплоть до самых дальних родственников. А у Тейлора слова с делом никогда не расходились…

– Кем же он был, этот решительный Тейлор? - полюбопытствовала я.

Рассказать профессор не успел. В купе просунул голову проводник, объявил: «Ост-Кемпен! Стоянка три минуты!» - и продолжал буравить нас взглядом, явно ожидая чаевых за столь бесценную информацию. Пришлось сунуть вымогателю доллар, хотя крупные буквы вывески, украшавшие здание вокзала, мог прочесть даже близорукий и малограмотный. Вы не поверите, но при виде долларовой купюры этот хам еще и презрительно скривился…

Разговор прервался, пути у нас с профессором разошлись - мы с Кеннеди вышли, а он поехал дальше, собираясь выйти на другом берегу, в Вест-Кемпье. Впрочем, на брачном торжестве, начинавшемся через четыре часа, мы должны были еще встретиться.

… Атаковали нас в ту же секунду, как ноги наши коснулись ост-кемпенской земли, столь обильно политой англо-французской кровью… Даже, пожалуй, раньше - еще мои каблуки не успели цокнуть по платформе, Кеннеди, кряхтя, еще вытаскивал из тамбура наши чемоданы, - а они уже обрушились на нас, как стая бандерлогов. Хищные, отталкивающие друг друга, алчно поблескивающие бляхами, готовые рвать из рук вещи и тащить их к стоянке такси, или к камере хранения, или к черту в пекло - и вымогать, вымогать, вымогать чаевые… Ненавижу американский сервис.

Но сегодня бандерлоги не преуспели. Короткий резкий свист перекрыл их возбужденное повизгивание. Мы обернулись. По перрону приближался человек, размахом плеч напоминающий центрового футбольной команды, - причем облаченного в полное защитное снаряжение. За спиной футболиста маячили два полицейских в форме - явно не конвой, но почетный эскорт.

Бандерлоги застыли, глядя на подходящую троицу, как на питона Каа. Футболист не удостоил их ни единым словом, даже не сделал жеста рукой. Неуловимое движение бровью - и стаю вымогателей как ветром сдуло.

– Мистер Кеннеди и доктор Блэкмор, я полагаю?

Мы кивнули, и он сделал знак одному из полицейских, тут же подхватившему чемоданы.

– Я заместитель шефа полиции Ост-Кемпена, Френсис К. Лесли. Можно просто - Фрэнк.

Я узнала голос человека, чей телефонный звонок разъяснил нам суть полученного по почте приглашения. Но, как оказалось, не разъяснил историческую подоплеку назревавших в Ост-Кемпене событий.

6

Мистер Лесли очень предусмотрительно забронировал нам два номера в отеле «Нимфа Клайда» - в тот же день, когда отправил по почте приглашения. Потому что для всех содержателей окрестных гостиниц, мотелей и кемпингов наступил звездный час - дальние родственники Монлезье и Кэппулов съезжались со всех континентов. В полном смысле слова со всех - Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш, известный ученый, прилетел из Кейптауна, куда три дня назад вернулся, отработав шестимесячный срок на антарктической станции. Словом, ни гостевых комнат в домах родственников, ни номеров в отелях катастрофически не хватало.

Но у нас с Кеннеди благодаря заботливости Фрэнка с жильем проблем не оказалось. Именно в номере Кеннеди Лесли ввел нас в курс уникального дела - дела по расследованию преступления, которому только еще предстояло совершиться.

– Как вы, очевидно, уже догадались, господа, я тоже принадлежу к отдаленной родне Кэппулов. Тем не менее, хоть я и позвонил вам по просьбе мистера Джошуа Кэппула, - но действовал не столько в его интересах, сколько в интересах соблюдения законности и правопорядка, охранять которые в Ост-Кемпене мне доверено.

Лихо! Отнюдь не каждый полицейский способен завернуть без бумажки этакую лексическую конструкцию, ни разу не сбившись в падежах и во временах глаголов. Мне, по крайней мере, столь велеречивые копы до сих пор не попадались. Правда, как мы могли догадаться о его родстве с Кэппулами, все равно осталось неясным. О чем Кеннеди и спросил прямо.

Фрэнк Лесли охотно пояснил, что родня Кэппулов насчитывает сейчас более сотни семейств - но, в отличие от Монлезье, сохранявших родовое имя в качестве первой части двойной фамилии, его сородичи пошли иным путем. Как знак кастовой принадлежности, каждый из них носил между именем и фамилией «К» с точкой. И не просто носил - представляясь, произносил ее именно как букву, так же указывал в документах и на визитных карточках…

Конечно, на просторах Штатов живут тысячи и тысячи людей, чье второе имя начинается с буквы «К» и которые не имеют никакого отношения к Кэппулам. Но в округе Ост-Кемпен это было безошибочным признаком, позволяющий определить родню. Чужие, в том числе и приезжие, предпочитают здесь либо называть и писать второе имя полностью, либо не употреблять вообще.

На этом месте рассказа Фрэнк задумчиво посмотрел на меня и произнес:

– Пожалуй, доктор Блэкмор, за Монлезье вас на свадьбе не выдать. А вот за дальнюю родню Кэппулов… Легкое фамильное сходство усмотреть вполне можно - при большом желании, конечно. Так и сделаем. Со своими наш клан общается все-таки чуть-чуть иначе, чем с чужаками.

– Постараюсь не уронить честь семьи, - заверила я Фрэнка К. Лесли. - Хотя среди моих предков по матери тоже имелись шотландцы. Возможно, если копнуть поглубже…

– Давайте отложим генеалогические изыскания на потом, - предложил Кеннеди. - До торжества осталось меньше трех часов - а мы с доктором Блэкмор до сих пор не представляем, в чем будет конкретно состоять наша задача. Каким может оказаться, как вы выразились по телефону, «потенциально возможное преступление»? В поезде мы услышали от одного из потомков Монлезье предположеение, что некоторые гости могут вознамериться свести счеты вековой давности. Это так?

– Что за потомок? - мгновенно насторожился Лесли.

Мы с Кеннеди коротко рассказали о профессоре Монлезье-Луере.

– А-а-а, старый романтик… Это именно он запустил в обиход термин «Столетняя война». Название красивое, спору нет. Но не особо точное. Последние выстрелы действительно прозвучали лишь в 1930 году - но перед ними было многолетнее затишье. Соперничающие кланы предпочитали сводить счеты в политике и экономике… А открыто начать пальбу при всем честном народе - тут ваш профессор вообще хватил через край. Такого не бывало со времен Тейлора Блэкстона.

– Да кто же он был такой, этот Тейлор Блэкстон? - чуть не хором спросили мы с Кеннеди.

– История долгая, расскажу как-нибудь потом… Мистер Кеннеди прав - времени осталось немного, надо ввести в вас в курс дела.

Надо сказать, что Лесли не обманул - и позже действительно поведал нам про Блэкстона, положившего конец наиболее активной фазе вендетты. Но я изложу эту историю именно сейчас - чтобы в последующих исторических отступлениях уже прямо перейти к событиям, повлекшим появление в небе Иллинойса биплана-призрака, который вот уже семьдесят три года все никак не может совершить посадку…

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - IV

Перестрелка в конгрессе штата Иллинойс, случившаяся во время одного из заседаний весенней сессии 1851 года, имела своей причиной не только старинную вражду между Монлезье и Кэппулами. По крайней мере, до того депутаты из обоих кланов много лет просидели на разных концах зала, стараясь не встречаться в кулуарах, - а при случайных встречах за свои «кольты» хвататься всё же не спешили. Очевидно, приравнивали храм законотворчества не то к кладбищу, не то к церкви.

Но к 1851 году многое изменилось. Тело старины Брауна еще жило и здравствовало, но дух его уже вовсю витал над Штатами[13]. Набирали силу процессы, которым десять лет спустя было суждено породить Конфедерацию Южных штатов и Гражданскую войну. Короче говоря, законодательное собрание решало простой вопрос: останется ли Иллинойс рабовладельческим штатом?

Нетрудно понять, какую позицию занимали Монлезье, чьи земли до сих пор обрабатывали негры-рабы и которые (Монлезье, не рабы) имели многочисленную родню в Луизиане, Алабаме и Джорджии… Еще легче догадаться, что Кэппулы - отчасти в пику своим кровным врагам - стали активнейшими противниками рабства. Любому чернокожему с плантаций левобережья достаточно было переплыть ночью реку (не попав под пулю патрулирующих берег Монлезье), чтобы оказаться в полной безопасности.

Парламентская дискуссия проходила жарко. И закончилась не менее жаркой перестрелкой. Эта капля переполнила чашу терпения властей штата, до сих пор поглядывавших сквозь пальцы на развлечение, традиционное для богатых родов. В округах Ост-Кемпен и Вест-Кемпье ввели прямое губернаторское правление. А судьей (и одновременно - начальником объединенной полиции обоих городков, полностью обновившей свой состав) был назначен Тейлор Блэкстон.

Откуда этот человек появился в Иллинойсе, не знал никто. Слухи о нем ходили самые разные. Одни говорили, что в Мексиканскую компанию он командовал батальоном янки-добровольцев - батальоном, больше напоминающим необузданную банду убийц и грабителей, и на окружающих Вера-Крус гасиендах его имя до сих пор вспоминают с ужасам. Другие утверждали, что Блэкстон до последнего времени зарабатывал на жизнь тем, что грабил золотые прииски Калифорнии, был изловлен лишь с помощью федеральных войск и купил себе амнистию, согласившись влезть между молотом-Кэппулами и наковальней-Монлезье.

Скорее всего, ни одна из этих (и других схожих) версий действительности не соответствовала. Но за дело Тейлор Блэкстон взялся круто.

Для начала он посетил стоявшее во главе клана французов семейство Монлезье - просто Монлезье, без приставок. Эти Монлезье стали уже третьей семьей, возглавившей род взамен начисто истребленных родственников и отбросившей в знак своего нового достоинства вторую часть фамилии. Никакого диалога не было - не присаживаясь, Тейлор заявил, что любого члена клана, рискнувшего выстрелить в Кэппулов, в течении четырех часов вздернут. Не убить, не ранить, - лишь выстрелить. Заявив это, Блэкстон уехал во владения Кэппулов, коим сообщил то же самое.

Ничего, кроме презрительных усмешек, угроза не вызвала. Хотя нет, пожалуй, вызвала - на следующий день восемнадцатилетний Антуан Монлезье-Леру переплыл на лодке Клайд и демонстративно - издалека и почти не целясь - разрядил пистолет в первого попавшегося на пути Кэппула. Даже не Кэппула - всего лишь во владельца бакалейной лавочки Джозефа К. Бонса, состоящего лишь в дальнем свойстве с кланом, но имевшего несчастье написать свое имя на вывеске с пресловутым «К».

Пуля даже не оцарапала бакалейщика. Антуан бросил пистолет и не менее демонстративно отдался в руки многочисленных полицейских, наводнивших в те дни оба города. Похоже, Блэкстона просто проверяли. И демонстрировали ему, кто здесь главный. Но когда несколько часов спустя адвокаты клана Монлезье прибыли в тюрьму округа с достаточной, по их мнению, суммой залога, Антуана им вернули без внесения денег. Мертвого. Повешенного на тюремном дворе. К телу прилагалась копия приговора, вынесенного чрезвычайным заседанием суда под председательством Т. Блэкстона…

Той же ночью дом, где снял несколько комнат Блэкстон, запылал, подожженный с четырех концов. А Монлезье в пять десятков стволов стреляли по любому движению, что чудилось им за дышащими пламенем окнами. Акт мщения, впрочем, длился недолго. Спустя несколько минут Монлезье попали под густой перекрестный огонь устроившей неподалеку засаду полиции - и полегли почти все. Командовал операцией сам Тейлор Блэкстон, предусмотревший подобное развитие событий. Немногих уцелевших Монлезье судили на выездном заседании суда - тут же, в свете пожарища, - и немедленно вздернули на окрестных деревьях.

Левый берег Клайд-Ривер притих, шокированный таким поворотом дела. На правом, наоборот, ходили королями, - уверенные, что Блэкстон не иначе как их дальний родственник, много лет скрывавший родство, дабы оказаться на нынешнем своем посту.

Приятное заблуждение продолжалось до тех пор, пока три недели спустя Бак К. Роджерс не отправился на охоту и не подстрелил случайно встреченного в полях Дени Монлезье-Нуара. Бак и не думал скрывать свой подвиг - вернулся в Ост-Кемпен, радостно хвастая всем встречным и поперечным, что с «родича Блэкстона» причитается за сэкономленную веревку - поскольку, дескать, собака-лягушатник явился на правый берег с ружьем и двумя револьверами явно не пострелять куропаток…

Через два часа Бак К. Роджерс задрыгал ногами на «веселой вдове» - так в Ост-Кемпене именовали виселицу…

* * *

… За девять лет Блэкстон пережил двадцать четыре (!) покушения. Среди них были и довольно экзотичные - например, попытка затравить входящего в здание суда «Мистера Веревку» сворой собак, специально натасканных Кэппулами бросаться на человека в судейской мантии. Или попытка инвольтации, совершенная над восковой фигуркой судьи негритянкой-вудуисткой, много лет служившей у Монлезье (объясняя неудачу, старуха заявила, что «Черный Блэкстон» - сам демон, и притом куда более сильный, чем находящиеся у нее в услужении).

Трижды судья был ранен, а после четвертого поджога никто и ни за какие деньги не соглашался предоставить ему жилище - Блэкстон поселился в здании суда, превращенном в настоящую крепость.

Но драконовские меры принесли результат. Взаимное истребление прекратилось. Более того, несколько покушений на судью предпринималось объединенными силами кланов, временно позабывшими вражду в надежде избавится от общей напасти.

Настоящего примирения, конечно, не произошло - слишком свежа была память о многой пролитой крови. Но стрелять друг в друга Кэппулы и Монлезье перестали. У них даже появился оригинальный и рискованный способ сведения счетов: молодежь (без оружия!) переправлялась через реку и начинала всячески задирать и оскорблять соперников - в надежде, что нервы у тех не выдержат. Имелся, конечно, риск самому словить пулю - но ружья и револьверы зачастую имеют обыкновение промахиваться, а «веселая вдова» - нет. Поначалу подобные провокации срабатывали - но мало-помалу молодые Кэппулы и Монлезье все больше привыкали выходить из дому невооруженными и разбираться с обидчиками при помощи кулаков. Этого, собственно, и добивался Тейлор, понимавший, что старшее поколение едва ли переделаешь…

На десятый год своей беспощадной тирании Тейлор Блэкстон исчез столь же неожиданно, как и нагрянул. Накануне своего исчезновения он вновь посетил - впервые за все годы - и Кэппулов, и Монлезье. И тем, и другим сказал всего по шесть слов: «Я уезжаю. Возьметесь за старое - вернусь». Главы кланов, обалдевшие от неожиданности, как-то сразу не сообразили схватиться за оружие - и позволили уйти заклятому врагу, имевшему наглость явиться к ним без обычной многочисленной охраны…

Но спустя недолгое время и река, и все ведущие из Ост-Кемпена и Вест-Кемпье дороги оказались перекрыты засадами - грех было упускать последний шанс поквитаться. Напрасная надежда. Ни одним из тех путей Тейлор Блэкстон не уехал. Никто вообще даже не видел, как он покинул свою цитадель - здание суда. Исчез, словно в воздухе растворился. Еще много лет спустя и Кэппулы, и Монлезье, бывая в самых разных уголках Штатов, выспрашивали о человеке с таким именем и внешностью, - тщетно. Поневоле у многих закрадывалось сомнение, что Блэкстон действительно был демоном, вынырнувшим из своей преисподней - и в назначенный срок вернувшимся обратно…

7

– Никаких перестрелок между гостями ожидать не приходится, - уверенно заявил футболист-полицейский. - Ожидается совершенно иное преступление - хищение уникальной драгоценности, много десятилетий находящейся в собственности семейства Кэппулов и долженствующей послужить свадебным подарком мисс Джезебелль Кэппул в ходе ее бракосочетания с мистером Аленом Монлезье, - и именно для предотвращения означенного преступления я пригласил вас по просьбе отца невесты, мистера Джошуа Кэппула.

Ну, завернул… Я всегда считала, что футболисты выражаются немного проще и короче. Или он играл за команду факультета богословия?

– Как вы узнали о готовящемся хищении? - поинтересовался Кеннеди.

– Очень просто, - сказал Фрэнк Лесли, перейдя на несколько более удобные для восприятия фразы. - Упомянутая драгоценность много лет не была доступна для обозрения. Не выставлялась, ни разу не надевалась. Хранилась… честно говоря, я и сам могу лишь догадываться, где ее хранили, - либо в банковском сейфе, либо в каком-то не менее защищенном тайнике в особняке Кэппулов. За семьдесят лет эту драгоценность видели человек десять, не более, - если не считать хозяев. О намерении мистера Кэппула сделать столь роскошный, поистине королевский подарок дочери узнали многие. Но внешний вид колье - это именно колье - едва ли кто-либо помнит спустя семьдесят лет после… В общем, последний раз на публике эта драгоценность появлялась так давно, что видевших ее в живых не осталось. Но, как недавно выяснилось, в течении последних двух месяцев несколько крупнейших ювелирных фирм США получили анонимное предложение купить партию драгоценных камней, - к предложению прилагалось подробное их описание. Это оказались камни из колье Кэппулов.

– Неужели кто-то мог надеяться, что на подобное предложение откликнутся? Да еще на анонимное? - изумилась я. - Тут ведь за милю пахнет аферой!

– Вы ошибаетесь, - возразил Фрэнк. - Анонимная продажа - достаточно распространенная практика. Многие весьма известные в этой стране люди не желают, чтобы продажа их драгоценностей получала огласку. И из соображений престижа, и из-за налоговых проблем. Анонимно продают - и продолжают сверкать на светских раутах подделками. Техника изготовления бижутерии достигла в наше время небывалых высот. Единственное, о чем заботятся ювелирные фирмы, дорожащие своей репутацией, - чтобы покупаемая драгоценность не оказалась в списке объявленных в розыск. А фиктивным продавцом зачастую выступает какая-нибудь фирма, зарегистрированная на Каймановых островах с уставным капиталом в один доллар.

Кеннеди спросил:

– Как ювелиры догадались, что им предлагают именно колье Кэппулов? Если никто его и в глаза не видел?

– Таинственному продавцу не повезло. Главный специалист-оценщик одной из нью-йоркских фирм, получивших предложение, двадцать лет назад был приглашен отцом Джошуа Кэппула для экспертизы и оценки стоимости колье. Разумеется, стоимости на тот момент. Кэппулы примерно раз в поколение конфиденциально проводят подобную оценку. За двадцать лет ювелир не забыл уникальную вещь - и сразу понял, что за камни ему предлагают. В полицию обращаться не стал, колье ведь в розыск не объявлялось… Позвонил Кэппулу и осторожно намекнул, что согласен купить колье. Мистер Джошуа весьма удивился, и тогда старик рассказал ему все. Мистер Кэппул обратился ко мне. Конечно, у нашего шефа полиции опыт куда больше, но…

– Но у него нет буквы «К» между именем и фамилией, - догадалась я.

Фрэнк К. Лесли кивнул.

– История не оригинальная, - заметил Кеннеди. - Многие уникальные произведения искусства, которые трудно сбыть, крадут под конкретного заказчика. Второй вариант - произведение заменяется дубликатом, и его исчезновение обнаруживается много позже, когда вор уже спокойно сбыл добычу… Этот вариант, надеюсь, вы проверили сразу?

– Проверили. Перед вручением подарка Кэппул все равно хотел произвести его очередную оценку… Подмены не произошло. Колье подлинное.

– Если не секрет, во сколько его ныне оценили? - спросила я.

– Вопрос сложный… - замялся Фрэнк. - Когда продается такая уникальная вещь целиком, то стоит она именно столько, сколько согласен заплатить клиент. Если же продавать по частям - как попытался гипотетический потенциальный похититель - то получится значительно дешевле… Но даже вразбивку, по среднерыночным ценам на драгоценные камни, - получается около ста восьмидесяти миллионов долларов…

– Сколько-сколько?! - поперхнулся Кеннеди.

Я же попросту онемела.

– Я ведь говорил - драгоценность уникальная. Дело в том, что бригадный генерал Эбрахам Кэппул принимал участие в знаменитом рейде Шермана.[14] А у жен и дочерей богатых плантаторов всегда были неплохие драгоценности…

– То есть ваш предок мародерствовал… - сказала я.

– Во-первых, не предок, - я происхожу из другой линии. А во-вторых, можно выразиться и аккуратнее: брал военные трофеи. Что поделать, время было такое… Мелкие и наименее ценные камни генерал продал, существенно укрепив пошатнувшееся за время распри с Монлезье хозяйство. А самые отборные бриллианты, вынутые из многих тоже в свое время весьма известных драгоценностей, пошли на колье Кэппулов.

Я живо представила себе, как люди в синей форме федератов под недреманным оком генерала-мародера роются в руинах разнесенного огнем артиллерии особняка, как извлекают засыпанный обломками несгораемый ящик, как саперы взрывают его пироксилином, как жадные пальцы борца за свободу негров лезут внутрь… Не хотелось представлять другое - как последователь Джона Брауна говорит своим головорезам: «Поделим добычу честно, ребята. Девку на всю ночь вам, а эту висюльку с ее шеи - мне…» Интересно, каким образом Эбрахам Кэппул избавлялся от потенциально возможных в будущем исков по возврату имущества? Ударом штыка в живот?

Мне вдруг расхотелось заниматься этим делом. Возникло желание отправиться на вокзал, сесть в поезд, идущий обратно, в Род-Айленд. Пусть к чертям украдут это залитое кровью колье… Я посмотрела на Кеннеди. У него на лице схожих желаний не читалось. Вздохнув, я решила: ладно, в конце концов, эта девочка, Джезебелль Кэппул, уж никак не виновата в тех гнусностях, что творил ее предок… Да и жених, Ален Монлезье, может оказаться вполне приличным молодым человеком.

Кеннеди спросил:

– Как я понимаю, колье появится перед публикой именно на свадебной церемонии? До венчания или после?

– После. Венчание пройдет в старинной церкви начала позапрошлого века. Выбрана церковь неспроста - именно около нее застрелили полковника Илайю Кэппула. То есть распря завершится именно там, где началась. Естественно, всех гостей небольшой храм вместить не сможет - брачная церемония состоится лишь в присутствии самых близких родственников. Главное же торжество произойдет возле дома Джошуа Кэппула.

– Возле? - переспросила я.

– Именно возле. Вы не представляете, сколько приехало гостей… Чтобы расставить праздничные столы в помещении, пришлось бы арендовать крытый стадион - а таковых в округе не имеется.

– Масса малознакомого народу на открытом пространстве… - протянул Кеннеди. - Рискованно, Фрэнк… Наверняка и Кэппулы, и Монлезье даже не знают в лицо всех своих дальних родственников, живущих где-нибудь у черта на куличках… В этой толпе легко могут остаться незамеченными грабители, переодетые гостями, - и не один-два, а многочисленная группа.

– Думаете, мне это не приходило в голову? - вздохнул Лесли. - Но одно могу пообещать точно - оружие туда никто не пронесет. Ни на себе, ни как-либо еще. С оружием там будут только мои люди. И вы.

– Вы могли бы изложить диспозицию подробнее? - спросил Кеннеди.

Лесли кивнул, водрузил на стол ноутбук и начал манипулировать клавишами. Вскоре на экране возник трехмерный план дома и прилегающего к нему парка. Усадьба Кэппулов, догадалась я.

Фрэнк К. Лесли объяснял диспозицию, и параллельно картинка на экране менялась. Через несколько минут нам стало ясно, что, несмотря на футбольную внешность, организатор из Фрэнка более чем толковый. Он продумал практически всё. Гипотетические похитители никак не могли просочиться сквозь двойное кольцо оцепления, ускользнуть от внимания снайперов и замешавшихся в толпу агентов в штатском. А пройдя легально, по приглашениям, - никоим образом не смогли бы ускользнуть с добычей. Вести негласные переговоры с оставшимися снаружи сообщниками они тоже не могли - напичканный аппаратурой РЭБ[15] микроавтобус моментально засек бы любой несанкционированный радиообмен в окрестностях (мобильные телефоны у гостей предполагалось вежливо, но непреклонно изъять).

Поневоле я подумала, что бы смогла предпринять, если бы играла за тех. И спросила:

– Атаку с воздуха вы предусмотрели? В ожидании подобного куша можно арендовать вертолет.

– Предусмотрел. Все имеющиеся в радиусе ста миль вертолеты под негласным контролем. Да вертолет им не очень-то и поможет… Смотрите: вон там, на плане дома, мерцает красный огонек. Это местонахождение колье на настоящий момент - в подвале, в сейфе. Чтобы извлечь его оттуда сейчас, надо посадить на вертолеты «Дельту»[16] в полном составе - и то не знаю, получится ли у них что-нибудь без поддержки артиллерии и танков. Опасный момент наступит чуть позже - когда колье будет выставлено для обозрения.

Он проделал еще несколько манипуляций с клавишами - мерцающее красное пятнышко-колье поползло по экрану.

– Смотрите, - продолжил Лесли, - колье для обозрения будет выставлено на открытой террасе дома. Вертолету поблизости ну никак не приземлиться и не зависнуть - мешают деревья, провода. А если он десантирует группу в отдалении - вон там, где столы и эстрада - фактор внезапности будет потерян. Мои люди просто расстреляют «вертушку» из гранатометов.

– Допустим, - не сдавалась я, - что один из гостей схватит колье, помчится во-о-он туда, - и ухватится за трап быстро подлетевшего вертолета. При хорошей синхронизации действий может сработать. Особенно если с вертолета пара пулеметчиков будет поливать свинцом ваших людей.

– Исключено, - отрезал Лесли. - Колье будет лежать на террасе не открыто. Под огромным колпаком, намертво соединенным с основанием. По сути дела, это тот же сейф - лишь прозрачный. Чтобы вскрыть его, потребуется изрядно времени и несколько комплектов алмазных сверл. Под мышку тоже не возьмешь и не побежишь - конструкцию с трудом поднимают четыре человека.

Кеннеди спросил с легким оттенком иронии:

– Отец так и подарит колье дочери - в огромном прозрачном сейфе?

– Нет, конечно… И это самый ответственный и рискованный момент. Футляр вынесут поближе к столам - вот сюда. Затем его откроют, Джошуа Кэппул наденет колье на шею дочери, она станцует один танец с молодым мужем… И - я надеюсь - после этого проклятая побрякушка вновь надолго исчезнет с людских глаз. А чтобы вручение подарка произошло без эксцессов, я предусмотрел следующее…

Через десять минут нам с Кеннеди стало ясно: Фрэнк предусмотрел всё. И, похоже, пользуясь влиянием Кэппула, стянул на подмогу полицейские силы со всего Иллинойса. Пока он рассказывал, я в своих попытках сыграть за противника обдумывала подкоп - во время танца земля разверзается, и невеста вместе с колье рушится вниз - но быстро оставила эту мысль. Оказывается, в подвале дома установили пару сейсмодатчиков, способных засечь чуть ли не крота, копающего свой ход…

Кеннеди озвучил наши общие мысли:

– По моему, больше того, что сделано, никто бы не сделал… Маленький вопрос: зачем вы пригласили нас?

Фрэхне К. Лесли ответил как-то понуро и тоскливо:

– Вы верите в предчувствия? И я не верю. Но одно чувство у меня растет и крепнет в последние дни: что-то стрясется. Что-то обязательно стрясется сегодня с проклятым колье… Есть вещи, которым не стоит вылезать на свет Божий - и эта побрякушка одна из них. А зачем я вас пригласил… Всего лишь выполняя пожелание мистера Кэппула. Ему рассказала про ваше детективное агентство миссис Баскер. Миссис Джулия К. Баскер.

Ну и ну, подумала я. Оказывается, дама с собачкой, подкинувшая «Бейкер-стриту» его первое дело, тоже из Кэппулов… Тесен мир.

– Миссис Баскер поведала про ваши с доктором Блэкмор детективные таланты: что вы можете по мельчайшим нюансам во внешности и поведении многое сказать о человеке и даже безошибочно вычислить преступника. Мистер Джошуа Кэппул - он весьма тревожится за колье - загорелся этой идеей. Поэтому ваша задача проста: присутствовать на свадьбе, общаться с гостями и попытаться применить упомянутые таланты. Я понимаю, шанс невелик, гостей слишком много, но попробовать стоит…

Я вздохнула. Вот к чему приводит страсть к невинным мистификациям… Как теперь объяснить Фрэнку К. Лесли, что главную роль в поразивших миссис Баскер дедукциях сыграл компьютер с «Икс-скаутом»?

– По-моему, я уже понял, кто единственный человек, способный похитить колье, - сказал Кеннеди с многозначительным видом.

– Кто?!

– Вы, Лесли. Больше никто не сможет.

Полицейский-футболист рассмеялся - несколько натужно.

– Смешно… Однако - пора ехать. Переодевайтесь, через сорок минут жду вас в машине.

– Через час, Фрэнк, через час, самое меньшее, - поправила я.

А сама подумала: наверняка парень не женат и никогда не стоял нервно в дверях, готовый к выходу, - ожидая, пока жена закончит возиться с макияжем.

Напоследок я спросила его (не одному же Кеннеди поражать окружающих чудесами дедукции):

– Скажите, Фрэнк, вы играли в футбол? И наверняка ведь за сборную университета?

– Да, - подтвердил он. - Три сезона был капитаном.

И запоздало удивился:

– Но как, черт побери, вы догадались?!

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - V

После исчезновения «Мистера Веревки», сиречь Тейлора Блэкстона, на берегах Клайд-Ривер наступило короткое затишье. Не нарушаемое пока выстрелами.

Вполне могло быть, что избежавшие объятий «веселой вдовы» мужчины старшего поколения вновь развязали бы вендетту, помаленьку втянув туда и молодежь, подросшую без привычки хвататься за оружие при виде представителя враждебного клана.

Могло - но не сложилось. Хотя пострелять друг в друга Монлезье и Кэппулам таки-пришлось - приближалась Гражданская война.

Нетрудно догадаться, в каких лагерях оказались противоборствующие семейства. Именно на деньги старого Феликса Монлезье формировался «Белый легион Миссисипи», в который вошла самая отчаянная молодежь Иллинойса и Канзаса, и которому суждено было стать лучшим конным полком в армии генерала Ли. Командовал полком сын старика, Роже Монлезье, - и полковник Соломон Кэппул (родной племянник генерала Эбрахама Кэппула, столь прославившегося в рейде Шермана) гордился тем, что именно его пушки выкосили картечью пресловутый «Белый легион», пытавшийся дерзкой атакой переломить ход сражения у Индейской реки… Полковник даже хвастался, будто бы самолично наводил пушку, убившую своим выстрелом «Роже-лягушатника».

Впрочем, хвастаться долго ему не пришлось, Монлезье таких обид не прощали. И спустя два месяца скальп полковника Соломона украсил луку седла молодого конфедерата Викт«О·ра Монлезье-Ружа, происходившего из луизианских Монлезье. Сам Викт«О·р Монлезье-Руж погиб уже в самом конце войны, при осаде Ричмонда.

В общем, можно сказать, что перипетии Столетней войны очень тесно переплелись с событиями войны Гражданской. Но если в столкновении Северных и Южных штатов победили федераты-северяне, то в схватке Монлезье и Кэппулов победителей не оказалось. Как всегда и бывает, погибли самые отважные, а уцелели те члены обоих кланов, что остались в тылу и занимались поставками в армию северян сапог с отваливающимися через сотню шагов подметками, а в армию конфедератов - мяса «с душком»…

А после Гражданской войны пришло их время. Правила схватки стали иными. Теперь дело решало не умение первым выхватить револьвер - но способность тихо и незаметно скупить акции нужной компании. Столетняя война стала войной экономической.

Нет, выстрелы еще порой звучали, - но уже скорей как исключение. И - никаких скидок на старинные обычаи и традиции стрелявшим уже не делалось - шли под суд как обычные уголовные преступники.

Поначалу, в годы Реконструкции[17], перевес в экономическом соперничестве клонился на сторону Кэппулов. Но Монлезье в очередной раз доказали, что не привыкли теряться в изменившейся обстановке, - и постепенно положение выровнялось.

Как и в самые кровавые времена вендетты, ни один выстрел в этой войне не оставался без ответа. Когда Кэппулы выбили концессию на постройку железной дороги, проходящей через Ост-Кемпен и грозившей нанести изрядный ущерб речному бизнесу Монлезье, - французы отплатили тем, что втрое подняли цену на сплавляемый по Клайду лес. И шпалы Кэппулам пришлось возить за тридевять земель, в результате стройка оказалась вовсе не такой доходной, как предполагалось… Когда Монлезье вторглись в традиционную сферу Кэппулов и возвели на своих землях огромный маслозавод, работающий на новой для Иллинойса культуре - рапсе, для заводиков правобережья, давивших традиционный подсолнечник, наступили черные дни. Но Кэппулы ответили тем, что протащили в конгрессе Иллинойса законопроект о переводе штата на газовое освещение (взяв подряд на его реализацию). В результате Монлезье несколько лет имели трудности со сбытом дешевого рапсового масла - и завод окупился гораздо позже, чем планировалось…

И конечно же, главным полем битвы стала Чикагская биржа. Если Кэппулы были заядлые «быки», то Монлезье, разумеется, не оставалось ничего иного, как стать «медведями». Ах, какие изящнейшие корнеры и рискованнейшие демпинги[18] в исполнении соперничающих кланов хранят летописи Чикагской биржи! Люди, способные видеть романтику в бесстрастных колонках цифр, наверняка восхитятся этими финансовыми дуэлями не меньше, чем любители крови и выстрелов - подвигами Роже Монлезье-Гоша, в одиночку выходившего против полудюжины Кэппулов…

Однако к началу нового, двадцатого века стала намечаться тенденция, сильнее и сильнее тревожащая ревнителей традиций, засевших в Ост-Кемпене и Вест-Кемпье. Смерть полковника Илайи Кэппула и даже кровавые схватки Гражданской войны все более становились историей для молодых членов кланов, расселившихся по всем Штатам, - историей зыбкой и нереальной. Законы же коммерции были вполне конкретными и очевидными. Они, эти законы, гласили: в бизнесе нет друзей и нет врагов - есть Господин Доллар и Госпожа Прибыль.

Всё чаще до непреклонных стариков доходили вести: то там, то тут Кэппулы (вернее, носители клановой «К») затевают совместные финансовые проекты с Молезье-Имярек. Хуже того, даже член возглавлявший клан семьи, Абрахам Кэппул, не устоял - вложил деньги в техасскую нефть совместно с луизианским Монлезье-Рошфором…

Старики негодовали, но век их кончался.

Как ни странно, ярой поборницей примирения с Монлезье выступила Ревекка Кэппул (в девичестве - тоже Кэппул), внучка небезызвестного генерала, собиравшего в Джорджии коллекцию бриллиантов… Хотя Ревекке как раз довелось пострадать от одного из последних выстрелов Столетней войны: в 1903 году в Европе, в Ницце, был убит ее младший, горячо любимый брат Джеремия - студент Гёттингенского университета. Убил его на дуэли молодой офицер Жан-Мари Монлезье-Сюрмер, советник американской военной миссии во Франции.

Впрочем, вполне возможно, что два молодых человека дрались вовсе не за фамильную честь. Не исключено, что обоим просто вскружила головы одна и та же красотка, а старые счеты послужили лишь катализатором в конфликте…

Как бы то ни было, поединок состоялся. Надо сказать, что в те времена институт дуэли в Европе пришел в упадок. В качестве дуэльного оружия шпагу и рапиру вытеснили пистолеты - причем не мощные нарезные системы, а устаревшие гладкоствольные, изготовленные таким образом, что попасть в противника с тридцати шагов (обычное расстояние для тогдашних поединков) можно было чисто случайно. Дуэлянты обменивались безвредными выстрелами, и все долги чести считались уплаченными.

… Секунданты Джеремии и Жана-Мари отмерили мерками порох и забили в гладкоствольные лепажевские игрушки свинцовые круглые пули, - свято уверенные, что улетит тот свинец в белый свет, как в копеечку. Но молодые люди доказали, что отнюдь не растеряли фамильных навыков в обращении с оружием. Попали оба. С простреленным левым плечом Жан-Мари всадил-таки молодому Кэппулу пулю прямо в сердце…

Безутешная Ревекка возненавидела не Монлезье, как того можно было ожидать, - но саму идиотскую, от предков доставшуюся вражду. Дочерей у нее не было, с невестками миссис Кэппул не слишком ладила, - и, умирая, завещала колье Кэппулов той из девушек их семьи, которая первой выйдет замуж за представителя рода Монлезье. Попытки сыновей и невесток оспорить завещание не удались, адвокаты Ревекки знали свое дело…

Стимул оказался велик. Но в течение двенадцати лет после смерти Ревекки соискательниц наследства не находилось. Совместные финансовые дела - одно, но так вот сразу взять да и породниться… Хотя порой молодые дальние родственники Монлезье - не преуспевшие на традиционном коммерческом поприще - пытались. Сватались - не столько к племянницам покойной миссис Кэппул, сколько к ее знаменитым бриллиантам. Но получали от ворот поворот.

Двадцативосьмилетний Анри Монлезье-Руж (прямой потомок лихого кавалериста- конфедерата, оскальпировавшего полковника С. Кэппула) свататься к наследницам давних врагов не пробовал. Он вообще жил на отшибе и не интересовался семейными новостями.

Честно говоря, Анри был паршивой овцой в сплоченном стаде Монлезье: контрабандист и игрок, воздушный бутлегер, владелец и пилот старого, с мировой войны оставшегося биплана, известного всему Среднему Западу под ласковым прозвищем «Пьяный Мустанг»…

Но именно этот сорвиголова совершенно случайно встретил в мае 1930 года юную красавицу Джудифь Кэппул. И понял, что пропал…

8

Прибывшие из церкви молодые меня лично разочаровали.

– Типичное «Падение дома Ашеров», - тихонько, чтобы никто не услышал, сказала я Кеннеди.

Он ответил шепотом:

– Вот живой пример, опровергающий твою теорию. Ту, что в семьях, практикующих близкородственные браки, чаще рождаются гении.

Это он, как всегда, преувеличил. Хотя признаков гениальности на лицах свежеобвенчанной парочки действительно не наблюдалось. Но гений, что ни говори, такое же отклонение от нормального Хомо Сапиенса, как и законченный олигофрен. У людей, из поколение в поколение женящихся на двоюродных родственницах, подобные отклонения вполне закономерны.

У невесты характерная черта Кэппулов - чуть скошенный назад подбородок - приобрела уже несколько гипертрофированный вид. Да и вся она была какая-то бледная, анемичная, с заторможенными движениями. Жених выглядел чуть поживее, но и он казался заморышем на фоне прочих Монлезье, не боявшихся мешать свою кровь с отнюдь не родовитыми семействами. Впрочем, на молодую жену Ален Монлезье смотрел с неподдельной любовью. А это, согласитесь, все-таки главное…

Столы были накрыты двух видов: банкетные, рядом с возвышением, где за дубовым столом восемнадцатого века восседали молодые и их ближайшие родственники; и фуршетные, живописно раскиданные по старинному парку, - немалая часть Монлезье-Имяреков и Кэппулов-«К» сразу устремилась к ним, явно не желая выслушивать бесконечные здравницы молодым. Похоже, кое для кого эта свадьба стала лишь поводом пообщаться с далеко живущими родственниками.

– Пожалуй, нам сюда, - кивнул Кеннеди на фуршетные столы. - Едва ли потенциальные злоумышленники объявятся там, возле жениха с невестой, под прицелом телекамер и взглядами стариков, назубок знающих генеалогическое древо. Пошли работать, Элис…

И мы пошли работать.

* * *

Не знаю, так ли уж талантливы были Монлезье в военных и коммерческих делах, как о том рассказывают их семейные легенды. Но бабниками оказались все поголовно.

Едва я закончила пестрящую легко-куртуазными намеками беседу с Жаном Монлезье-Люка, почтенным владельцем сети прачечных в Денвере, как ко мне тут же приблизился с бокалом в руке Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш - высокий, лет сорока пяти мужчина, выделявшийся в толпе гостей окладистой бородой и кирпично-бурым загаром.

– О-о-о, мадемуазель тоже из Кэппулов? - без обиняков спросил он, делая вид, что внимательнейшим образом рассматривает всего лишь приколотый к моей груди бэйдж. - По лицу и не скажешь, совершенно другой тип, совершенно…

Бэйдж, который (и окрестности которого) столь тщательно изучал Андре-Мари-Жиль, гласил, что зовут меня Элис К. Блэкмор.

– Двадцать седьмая вода на киселе, - обтекаемо ответила я русской идиомой. Вполне возможно, что и не соврала. В конце концов, если принять на веру историю Адама и Евы, - все мы от инцеста произошедшие родственники.

И, чтобы поддержать светскую беседу, я тонко намекнула на его тропический загар:

– Мсье недавно вернулся с юга?

– О, да! Совсем недавно, и совсем с юга! С такого юга, что южнее уж некуда!

Из дальнейших слов Бланша выяснилось, что он ученый-геофизик, просидевший полгода в Антарктиде, вернувшийся лишь три дня назад, и через пару-тройку недель собирающийся обратно. Причем в каждом слове сквозил намек, что за шестимесячное затворничество Андре-Мари-Жиль накопил неимоверные запасы мужской ласки и нежности - и очень жаждет ими поделиться.

Но, увы, я уже потеряла к нему интерес. Любвеобильный геофизик никак не мог быть искомым человеком. Мысль, что можно в Антарктиде разработать детальный план похищения колье Кэппулов, приехав лишь к его реализации, казалась абсурдной.

Но отвязаться от ученого оказалось не так-то просто. С обаятельной настойчивостью он выяснил, какое у меня образование. Узнав, что я имею дипломы по физике, по медицине и по социологии (про академию ФБР пришлось умолчать), он возликовал:

– О-о-о!!! Не теряйте времени, мадемуазель! Именно такие - с многопрофильными знаниями - люди позарез нужны в Антарктиде!

И с увлечением начал расписывать, как весело (и весьма доходно) жить в обществе двадцати семи мужчин на засыпанной снегом станции, и какие удивительные находки таятся под ледовым панцирем шестого континента.

– Одна древняя цивилизация антарктов чего стоит, мадемуазель! Да-да!! Регулярно мы наталкиваемся на факты, которые ничем иным объяснить невозможно, просто невозможно!

Его напор оказался так силен, что на секунду я усомнилась: может и вправду? Послать к чертям все эти залитые кровью колье и пропавших собачек всяких там миссис Баскер, уехать на крайний юг, искать следы антарктов… Двадцать семь мужчин - мужественных бородатых полярников… И я - вся в белом…

От гипноза Андре-Мари-Жиля меня спас один из распорядителей торжества, цепко ухвативший ученого за рукав. Геофизик вздохнул:

– Извините, мадемуазель, - мне нужно выступить с поздравлением молодым. Никак не отвертеться - сейчас как раз выступают по очереди представители Монлезье и Кэппулов, расселившихся по разным континентам, и Антарктиду представляю я один…

На ходу он вынул из кармана и протянул мне визитную карточку:

– Если надумаете, мадемуазель, - позвоните непременно! Непременно! Впрочем, если не надумаете, - звоните тоже. Я буду ждать!

И он отправился поздравлять молодых от лица всех жителей Антарктиды, включая вымерших антарктов и здравствующих пингвинов…

Карточку я убрала подальше. Вдруг да пригодится.

А сама двинулась поближе к фуршетным столам и эстраде, с которой гремели усиленные динамиками поздравления. Двинулась, ища взглядом Кеннеди. Он обнаружился в окружении кучки молодых «К», которым увлеченно рассказывал что-то - судя по энергичным жестам, к коммерции отношение не имеющее.

Мы обменялись взглядами. Кеннеди пожал плечами. И он без улова… Я ответила аналогичным жестом. Или Лесли с Джошуа Кэппулом переоценили наши детективные способности, или в этом многолюдстве нам просто пока не удалось столкнуться с готовящими акцию людьми. Впрочем, вполне могло быть, что никакой акции и не будет, что разосланное ювелирам предложение - чья-то мистификация, призванная потрепать нервы главе рода Кэппулов. И грех винить мистера Джошуа в том, что он дует на воду…

9

Как-то само собой, без предварительной договоренности, сложилось, что Кеннеди в тот день занимался Кэппулами, а я - Монлезье. Может, виной тому стала врожденная галантность французов…

… Обаятельнейший Франсуа Монлезье-Демьер, владелец речного флота, количеством вымпелов лишь немного уступающего Либерии, настойчиво уговаривал меня проделать вместе с ним путешествие по Миссисипи - от самых верховьев, от Сент-Пола, до устья, до второй родины его предков - Нового Орлеана:

– Вы увидите всю Америку, всю как она есть, мадемуазель! - убеждал он. - У меня имеется пароходик - снаружи полнейший реликт: гребные колеса, медный колокол, две дымящих трубы - сплошной Марк Твен! А внутри - вы просто будете шокированы, мадемуазель Элис! Одна палуба - натуральный, без дураков, девятнадцатый век, ни грамма пластиков: кожа, дерево, серебро, слоновая кость… А этажом ниже - век двадцать первый: космический дизайн, современнейшие материалы и технологии, вся мыслимая и немыслимая электроника! Это машина времени, настоящая машина времени! Несколько шагов по трапу - и вы переноситесь на двести лет вперед или назад! Соглашайтесь, мадемуазель, не раздумывайте!

А почему бы и нет? - подумалось мне. Отчего бы и не прокатиться на машине времени, по всей, как она есть, Америке? Увижу…

И тут я увидела.

Не всю, как есть, Америку, естественно. Но одного из гостей, вызвавшего у меня чувство легкой тревоги. Что-то было с ним не так…

Я мило и светски улыбалась владельцу двухтрубной машины времени, и что-то ему говорила, а сама напряженно пыталась понять, что так насторожило меня в пожилом мсье, оказавшемся неподалеку от нас. На первый взгляд ничего подозрительного: ухоженная козлиная бородка, пенсне допотопного вида, видеокамера в руке… Стоп! Стоп!!

Видеокамера! Ее козлобородый обладатель не первый раз за сегодня попался мне на глаза. Но - ни разу ничего не снимал своим видео-агрегатом. Ничего! Ни возвращение молодых из церкви, ни лобзания их с близкой и дальней родней, ни вручение подарков… Зачем тогда притащил? Может, в руках у него нечто, лишь замаскированное под камеру?

Наскоро пообещав путешественнику во времени, что подумаю над заманчивым предложением, и присоединив его визитную карточку к антарктической, я неторопливо двинулась в сторону козлобородого. Он тоже был из Монлезье - Пьер-Анж Монлезье-Гренель, если верить бэйджу. Однако фамильного интереса к прекрасному полу (в моем лице) этот Монлезье не продемонстрировал. Скользнул равнодушным взглядом - и отвернулся. Чем только укрепил мои подозрения.

Тут я узрела в отдалении знакомое лицо профессора-историка. И решила использовать его в своих коварных планах. Подошла, поздоровалась, позволила поцеловать ручку, выслушала несколько комплиментов, бывших свежими и оригинальными лет сто назад… Более того, на куртуазные намеки профессора отвечала фразами, которые при желании можно было истолковать весьма вольно. А сама, как опытный лоцман, исподволь подводила историка поближе к владельцу странной видеокамеры.

– Ах, профессор, - томно проговорила я, - мне видится явный знак судьбы в нашей второй встрече. Давайте попросим вашего родственника увековечить ее! - И я кивнула на камеру в руках козлобородого.

На лице профессора отразилось некое сомнение. Колебание. Возможно, между Монлезье-Луерами и Монлезье-Гренелями существовали какие-то трения… Но желание дамы историк выполнил. Обратился с просьбой к родственнику.

– Извините, мадемуазель, извините, Гастон, но это невозможно, - отказался Гренель. - Кассета предназначена исключительно для съемок колье Кэппулов. В кои-то веки оно увидит свет - и я не собираюсь упускать этого шанса.

Так-так… Последнюю фразу можно было истолковать очень даже неоднозначно… Я провокационно спросила:

– Вы такой любитель старинных драгоценностей?

– Это моя работа, мадемуазель! Я ювелир, старший партнер известной уже сто двадцать лет ювелирной фирмы. - Монлезье-Гренель прервался, чтобы прибавить свою визитку к уже скопившимся у меня. - Я видел это колье - представляете? - и даже держал в руках! Но провести фото- или видеосъемку мне тогда не позволили…

Вот оно что… Все складывается одно к одному. Этот внешне безобидный старичок вполне может оказаться автором плана ожидаемого хищения. Похоже, именно он проводил последнюю оценку бриллиантов. Неясно, правда, зачем ювелиру-профессионалу рассылать предложение по коллегам и конкурентам - уж он-то мог сбыть камешки без малейшей огласки. Хотя - неплохой способ отвести подозрения от себя. И уж никто, вероятно, не разбирал на части видеокамеру почтенного мсье, на вид никак не способного на решительные силовые акции. Но что-либо стреляющее или взрывающееся, пронесенное таким способом, недолго передать молодому сообщнику - тех наверняка сотрудники Лесли проверяли более тщательно…

Честно говоря, и вместе, и порознь эти поводы для подозрений казались более чем шаткими. Но я уверилась, что иду по правильному следу. Потому что мое шестое чувство подало сигнал тревоги отнюдь не при виде камеры - неправильность с ней я осознала чуть позже. Было, было в поведении ювелира что-то, что словами не опишешь, что можно только почувствовать… Затаенная тревога? Ожидание чего-то? Глубоко спрятанный страх? Не знаю. Но что-то было…

Пока у меня в голове вертелись эти мысли, ювелир начал рассказывать подробную историю колье Кэппулов. Поначалу его слушателями стали лишь мы с профессором, да еще одна оказавшаяся поблизости парочка. Но постепенно аудитория увеличивалась. Тема оказалась актуальной, гости, особенно дамы, с нетерпением ожидали появления уникальной драгоценности…

Я выскользнула из густеющей на глазах толпы, окружившей Монлезье-Гренеля. И поспешила на поиски Фрэнка К. Лесли. Профессор попытался было увязаться следом, но я сослалась на неотложные дамские дела.

10

– Совершенно исключено, - отверг футболист мои подозрения. - Во-первых, все специалисты единодушны: разосланное по ювелирам описание сочинил дилетант. Видевший камни, державший в руках, даже взвешивавший, - но дилетант.

– Совершенно естественный ход со стороны профессионального ювелира, - настаивала я. - Специалисту куда проще выдать себя за профана, чем наоборот.

– Возможно, вы и правы… Но есть еще один момент. Монлезье-Гренель впервые увидел колье после того, как ювелиры получили анонимное предложение. Спустя неделю. А до этого мог лишь слышать легенды о нем.

– Хм… Но ведь его фирма существует сто двадцать лет… Может, кто-то из предшественников приглашался на одну из предыдущих оценок и в архиве фирмы осталось подробное описание колье?

– Тоже исключено. Не забывайте, что он Монлезье… Кэппул-отец, надо думать, сейчас пригласил его неспроста, - чтобы новые родственники из первых рук узнали, что за приданое получает Джезебелль. Но раньше такое было попросту невозможно.

Пришлось удрученно согласиться с тем, что мои легендарные интуиция и чутье на этот раз дали сбой.

– Больше ничего подозрительного? - спросил Лесли.

Я покачала головой.

– Может, и обойдется, - сказал он с сомнением. - Через полчаса вынесут колье. Как бы я хотел, чтобы этот день уже закончился…

Когда я вернулась к исполнению своих обязанностей, толпа вокруг ювелира и профессора отнюдь не рассеялась. Наоборот, стала еще гуще.

Но теперь рассказывал Монлезье-Луер. Рассказывал странную историю о предыдущем, семидесятилетней давности, появлении на публике фамильного колье. О последних выстрелах Столетней войны. И о биплане-призраке, мчащемся из ниоткуда в никуда в ночном небе Иллинойса.

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - VI

Когда Анри Монлезье-Руж впервые увидел Джудифь Кэппул, она горько рыдала.

Слезы редко красят женщину, но Джудифь все равно показалась молодому Монлезье прекрасной. А когда рыдает прекрасная девушка, то…

Он подошел решительным шагом. Он сделал настолько уверенно-небрежный жест в сторону начинавших собираться зевак, что они мгновенно вспомнили про свои неотложные дела. В Броквуде, штат Техас, хорошо знали «Пьяного Мустанга» и его бесшабашного пилота. Знали, что оскорбленный Анри за словом в карман не полезет, - полезет за револьвером…

– Что случилось, мадемуазель? - спросил он участливо.

– Поезд… поезд… - других слов сквозь рыдания было не разобрать.

Поскольку дело происходило на площади перед вокзалом Броквуда, Анри догадался: девушка отстала от поезда. Не опоздала - никаких вещей у нее не было, а именно отстала.

Через несколько минут, когда рыдания поутихли, его догадка вполне подтвердилась. Джудифь возвращалась из пограничного с Мексикой Эль-Пасо от родственников. Те посадили ее в поезд и, скорее всего, уже отправили отцу телеграмму. Наверняка он будет ее встречать, а она… Ужас, ужас, ужас… Ведь она везла, везла семье кучу мексиканских сувениров - но увидела, что тут, на площади, продают серапе очень оригинальных расцветок, и… и… Поезд должен был стоять десять минут, но… Ни денег, ни вещей, ничего… Отец никогда и никуда теперь не отпустит ее одну…

Серапе - действительно, довольно оригинальное - валялось в пыли под ногами.

Кошмарной и безвыходной ситуация могла показаться лишь впечатлительной девятнадцатилетней девушке. При помощи телеграфа проблема решалась легко и просто. Но Анри - через десять минут общения с Джудифью - понял, что пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. Понял, что ему, влюбленному доныне лишь в синеву неба, будут теперь сниться эти заплаканные синие глаза…

– Этот пустяк не стоит ваших слез, мадемуазель, - сказал он уверенно. - Поезда по Техасу ездят неторопливо. До Форт-Уэрта мы успеем перехватить его трижды.

– У вас есть автомобиль? - спросила девушка со слабой надеждой. - Боюсь, я не выдержу бешеной конной скачки по прериям…

У нее уже мелькнула мысль о машине - едва Джудифь увидела исчезающий за семафором поезд. Но жители маленького патриархального Броквуда до сих пор предпочитали пользоваться старым добрым гужевым транспортом.

– Машины у меня нет, извините, мадемуазель. Есть кое-что получше. Самолет.

… До сих пор мисс Кэппул не доводилось воспарять над грешной землей. Впечатление было потрясающим. Она, не отрываясь, смотрела на расстелившуюся под крылом «Мустанга» огромную пыльную карту Техаса - онемев от восторга. Старый биплан казался ей чудом техники, а его пилот… Она сама не понимала, кем казался ей Анри. Джудифь в свои девятнадцать лет еще ни разу по-настоящему не влюблялась…

Поезд они догнали - преодолев за час сотню миль. Но, как оказалось, зря. Выяснилось, что стараниями соседей по купе и проводника всю имущество мисс Кэппул было аккуратнейшим образом упаковано, уже на следующей станции вручено машинисту встречного поезда - и сейчас наверняка поджидает владелицу в Броквуде.

Полетели обратно - уже не торопясь, сделав крюк для заправки.

Начальник станции Броквуд, жизнерадостный толстяк в ковбойских сапогах и стетсоне, несказанно удивился: как, ему ведь сказали, что мисс улетела домой самолетом! И он самолично отправил все ее вещи посылкой в Иллинойс, согласно обнаруженному на чемодане адресу. Буквально на ходу впихнули в почтовый вагон лишь чуть притормозившего курьерского поезда! И все бесплатно, мисс, все за федеральный счет! Начальник явно гордился оперативно оказанной медвежьей услугой.

Анри - скажем прямо - тоже в глубине души был рад. Неизбежное расставание откладывалось. И он предложил: лететь в Иллинойс на «Мустанге»! С учетом двух пересадок, поездом добираться от мексиканской границы до Ост-Кемпена неделю. Он, поспешив, может уложиться в три дня. А можно и не спешить - и увидеть сверху всю Америку. Всю, как она есть.

И они полетели. Не спеша…

… Неизвестно, что способствовало лавинообразному развитию взаимного чувства. Свежий ли воздух высоты, или теснота кабины «Мустанга»… Навигационное оборудование биплана - вернее, почти полное его отсутствие - делало ночные полеты весьма рискованными. И во время первой ночевки, лежа без сна на узкой койке отеля, затерянного где-то в степях Оклахомы, перебирая события переполненного впечатлениями дня, Джудифь поняла: она любит Анри.

А потом, следующим вечером, случилась вынужденная (по крайней мере, так утверждал пилот) посадка, и романтическая ночевка среди бескрайних полей, и костер, посылающий искры куда-то к звездам, и рука Анри, лежащая на ее плече, и…

Его фамилию она узнала только утром. Удивилась, и подумала, что теперь, пожалуй, сможет претендовать на наследство Ревекки Кэппул… Джудифь - что бы не подумали ханжи и моралисты о минувшей ночи - воспитывалась в строгих правилах. И первым делом поинтересовалась у сияющего Анри: не желает ли он показать ей одну из местных достопримечательностей? Например, ближайшую церковь?

К чести молодого Монлезье-Ружа надо сказать, что, отвечая согласием на негаданное предложение, он и понятия не имел о знаменитом колье Кэппулов…

… Встречавший Джудифь отец, к ее удивлению, совсем не обратил внимания на то, что дочь, севшая на поезд за две остановки до Ост-Кемпена, прибыла без багажа. Заботливо приготовленная история пропала зря. Эбрахам Кэппул (тезка знаменитого генерала) казался полностью погруженным в какие-то свои думы. Джудифь тоже молчала, размышляя, как бы поаккуратнее подготовить родителей к шокирующему известию…

Ничего в этом направлении предпринять она не успела. Спустя десять минут после прибытия под родной кров Эбрахам Кэппул порадовал дочь известием: ровно через полтора месяца она выходит замуж!

… Введение сухого закона весьма пошатнуло позиции клана Кэппулов, традиционно продолжавших заниматься винокурением. Нет, как всем известно, Америка в результате «прогибишен» пить не перестала, - но отличное, многолетней выдержки виски, производимое Кэппулами, вытеснилось дешевыми суррогатами, подпольно ввозимыми через мексиканскую и канадскую границы. И заправляли этим бизнесом люди новые, хваткие и беспринципные, с которыми привыкшим к легальному ведению дел Кэппулам тягаться было трудно.

Стоявший во главе клана Эбрахам Кэппул отчаянно пытался выправить положение, перекачав деньги в другие отрасли, скупив большие пакеты акций компаний, работавших в нетрадиционных для клана областях. Казалось, дело пошло на лад, - и тут грянула Великая Депрессия. Акции лопающихся как мыльные пузыри компаний превратились в макулатуру. Весной 1930 года перед Эбрахамом Кэппулом стояла простая дилемма: или пустить себе пулю в лоб, или ответить согласием на предложение Джека Саллини, попросившего руку его дочери.

Тридцатипятилетний Саллини, американец во втором поколении, был из тех криминальных дельцов, что чувствовали себя в неразберихе конца двадцатых, как рыба в воде. Бутлегерство, азартные игры, рэкет, проституция - именно на этих четырех китах держалась подпольная империя Саллини. Но в последнее время гангстерского императора все больше тянуло к порядку и законности - и план по легализации своих доходов он выполнял с той же быстротой и решительностью, с какой ранее отстреливал конкурентов. Важным звеном плана стал брак с наследницей достопочтенного и влиятельного клана - кандидат в женихи первым из коллег нарушил традицию искать невест среди дочерей подпольных боссов итальянского происхождения.

Предложения Саллини были заманчивы: на заводах Кэппула восстановится производство спиртного, и при этом тестю не придется заботиться ни о его сбыте, ни о возможных неприятностях со стороны стражей порядка - зять все возьмет на себя. Прочие погибающие предприятия Кэппула тоже получат солидные финансовые вливания - если тесть не будет задавать нескромных вопросов о происхождении наличности.

Взамен Саллини хотел Джудифь.

И - колье Кэппулов.

Несколько лет назад мистер Эбрахам и на порог бы не пустил «грязного итальяшку»… А теперь…

Стреляться очень не хотелось. Идти за долги в тюрьму - еще меньше.

Он согласился.

Но объяснил: колье получить не так-то просто. Вот если бы уважаемый мистер Саллини носил немного другую фамилию… Нет проблем, бодро ответил гангстер. И спустя полтора месяца (за этот срок дела Кэппула пошатнулись еще больше) предоставил заверенную кучей печатей бумагу с исторической родины, из которой следовало: его прадед по отцовской линии был самым натуральным Монлезье, усыновленным старинным сицилийским родом и принявшим новую фамилию…

Эбрахам Кэппул назначил день свадьбы - до неприличия близкий, в традициях клана было готовиться к бракам неторопливо и обстоятельно… Но жених торопил, да и обстоятельства поджимали - раньше, чем дочь предстанет перед алтарем, отец вполне мог предстать перед судебными исполнителями. Нельзя даже сказать, что Эбрахам Кэппул поступал вопреки желаниям дочери, - ими он просто не поинтересовался…

… Гостей со стороны невесты почти не было - клан Кэппулов не пришел в себя от шока. Зато в избытке присутствовали смуглые и черноусые молодчики, сверкающие набриолиненными проборами и дурновкусно-огромными драгоценными камнями в массивных перстнях и запонках. Но этот блеск не мог соперничать с сиянием колье на шее невесты.

(Адвокатская фирма «Моррисон и Моррисон», выступавшая душеприказчиком Ревекки Кэппул, поначалу в штыки приняла итальянскую бумажку Саллини. Но когда старший Моррисон скоропостижно скончался от передозировки свинца в организме, уцелевшие партнеры немедленно признали гангстера за самого доподлинного Монлезье.)

Венчание должно было состояться здесь же, в семейной часовне Кэппулов, но по католическому обряду (предки-пуритане заворочались в гробах от такого попрания принципов).

Джудифь, цветом лица соперничающая со своей фатой, шла по парку медленно. Очень медленно. И, не отрываясь, смотрела вверх. Только вверх. На небо.

И небо взорвалось ревом мотора!

«Мустанг» прошел над процессией низко-низко. Казалось, головы и куски тел полетят сейчас во все стороны от бешено вращающегося пропеллера. Гости бросились врассыпную. Сделав разворот на малом радиусе, биплан повторил маневр. Пролететь ниже было невозможно - но он пролетел. Гангстеры вжимались в землю, пачкая неимоверно дорогие костюмы и ожидая, когда сверху посыплются бомбы.

Вместо этого «Мустанг» коснулся земли, прокатился по лужайке и замер ярдах в шестидесяти от залегшей процессии. Все взгляды были прикованы к нему, никто поначалу и не заметил, что невеста, отшвырнув фату, бежит к самолету.

Никто, кроме одного человека - Эбрахама Кэппула, в последние дни начавшего подозревать неладное, но ни слова не сказавшего будущему зятю.

И отец преградил путь дочери.

Трудно понять, чего он хотел больше: остановить дочь или сохранить исчезающие вместе с ней бриллианты. Но когда Эбрахам Кэппул от резкого толчка в грудь рухнул на землю, колье с лопнувшей застежкой оказалось в его руке.

Джудифь не замедлила свой бег. Неслась прямо в объятия выпрыгнувшего из «Мустанга» человека в кожаной куртке и кожаном летном шлеме. И, когда он уже подсаживал ее в кабину, рев работающего мотора перекрыли выстрелы.

Стрелял сам Джек Саллини - не расставшийся даже на собственной свадьбе с длинноствольным армейским «кольтом» модели 1917 года. Позже он утверждал, что целился исключительно в пилота - но многие разглядели красное пятно на ослепительно-белом платье невесты…

Стрелком Саллини оказался неплохим. Анри пошатнулся, с трудом устоял на ногах, привалившись к «Мустангу». И медленно стал сползать вниз. Саллини нажимал на спуск снова и снова… Что кричала Джудифь, протягивая руки сверху, из кабины, - никто не услышал. Но Анри Монлезье-Ружа слова любимой женщины поставили на ноги. С огромным трудом и с ее помощью он перевалился через борт кабины.

«Мустанг» начал разбег. Саллини, рыча, швырнул под ноги опустошенный кольт, вырвал пистолет у одного из своих присных, - те тоже достали оружие, но стрелять в сторону невесты шефа не решались…

Новые выстрелы взлету не помешали - короткоствольная игрушка на таком расстоянии, похоже, была бесполезной. Хотя на какое-то мгновение показалось, что биплан врежется в высокую ограду парка. Но шасси разминулось с потемневшими кирпичами в считанных дюймах - и вскоре шум двигателя стих вдали. И тогда все услышали крик Эбрахама Кэппула:

– Проклинаю! Проклинаю блудливую сучку! Вечно болтайся в небесах! Вечно! На земле, пока я жив, тебе места не будет!!!

Джек Саллини молчал. И нехорошо смотрел на несостоявшегося тестя.

11

Под конец рассказа звучному голосу профессора внимала чуть ли не половина гостей.

– И что? Чем все кончилось? - в несколько голосов стали спрашивать слушатели, когда профессор замолчал.

Монлезье-Луер пожал плечами.

– Тем и кончилось - биплан растаял в небе. Навсегда. Кэппул и Саллини искали Джудифь долго и старательно - а уж возможностей у этих людей хватало. Кстати, гангстер спас-таки отца сбежавшей невесты от разорения. В конце концов, колье никуда не делось… Подрастала младшая дочь Кэппула - четырнадцатилетняя Рахиль. Решили, что через пару лет Саллини женится на ней… Но и этому браку не суждено было состояться. В 1931 году «паккард» Джека, в котором ехал он сам, еще двое мужчин и три девицы, был изрешечен из нескольких «томпсонов», следовавший сзади «форд» с охраной - тоже. Никто не уцелел. А колье осталось в семье. И семьдесят с лишним лет хранилось под замком.

– Неужели и после смерти гангстера Джудифь не дала о себе знать? - спросил кто-то.

Историк покачал головой.

– Не дала. Самое странное, что биплан Анри Монлезье-Ружа нигде и никогда не приземлился, хотя искала место посадки целая объединенная армия гангстеров и детективов. Нигде и никогда не находили его обломков. Исчез. Растаял в небе… И ходят слухи, что проклятие Кэппула сбылось. Что «Мустанг» до сих пор кружит где-то над облаками - на манер «Летучего Голландца». Иногда снижается, ищет место для посадки - но никак не может приземлиться. Такая вот легенда Иллинойса… Причем не один раз люди видели по ночам низко летящий биплан с погашенными огнями. Впрочем, может быть, это простые совпадения… Самолеты в стиле «ретро» сейчас в моде…

Возможно, профессора еще долго терзали бы расспросами, но тут наконец-то произошло долгожданное событие: из особняка Кэппулов вынесли колье.

Сказав, что будут его демонстрировать в прозрачном сейфе, Лесли ничуть не преувеличил. Четверо мужчин с натугой вынесли закутанное в шелковое покрывало нечто пирамидальной формы, водрузили на край обширной террасы Кэппулов. Высотой пирамида оказалась примерно по плечо тащившим ее мужчинам, а стороны основания были около четырех футов каждая…

Гости выстроились чинным полукругом, оттесненные одетыми в штатское сотрудниками Лесли. Покрывало с гигантского ларца сдернул сам мистер Джошуа Кэппул. Толпа ахнула - в основном женскими голосами.

Лично я особых поводов для восторга не узрела. Ну да, бриллианты. Ну да, крупные… Но красоту этой вещи - узнав ее историю - я оценить просто не могла. И отвела взгляд от принесшей столько бед игрушки. Стала рассматривать ларец - весьма, на мой взгляд, примечательный. Наклонно сходящиеся стенки были сделаны из стекла толщиной не менее шести-семи дюймов, - не дающего, тем не менее, почти никаких искажений. Стыки стекол прикрывали, поднимаясь вверх по ребрам пирамиды, массивные узорчатые оковки. Они сходились на вершине, украшенной кольцом около полутора футов в диаметре, - выполненным в виде стилизованного венка из колосьев и каких-то листьев. Внутри, на металлическом основании, возвышался обтянутый бархатом постамент, - и уже на нем лежало колье Кэппулов.

– Этот ларец изготовили еще в 1889 году, когда колье собирались экспонировать на Всемирной выставке, - сообщил мне на ухо оказавшийся рядом Монлезье-Луер. - Та поездка сорвалась - Кэппулы и правительство так и не договорились, кто будет выплачивать немалые суммы, запрошенные страховыми компаниями. А вот теперь, видите, вещь пригодилась. Изготовители, кстати, клялись, что стекло выдержит с пяти шагов пулю сорок пятого калибра…

Интересно, подумала я, есть ли в истории двух кланов что-нибудь, не известное этому всезнайке?

Публика любовалась блеском бриллиантов с расстояния в десяток шагов, - ближе Лесли решил никого не подпускать (как он сам потом объяснял: не слишком даже понимал, от чего страхуется, просто повиновался смутным предчувствиям).

А возле ларца тем временем хлопотал Монлезье-Гренель, пропущенный сквозь оцепление. Мсье ювелир пристраивался с камерой и так, и этак, всё что-то ему не нравилось, что-то бликовало и не давало заснять колье во всей красе. По его просьбе дюжие парни, вытащившие ларец, дважды его переставляли и поворачивали. Наконец удовлетворенный мсье ювелир приник к видоискателю.

Но заснять ничего не успел.

Потому что небо неожиданно взорвалось ревом мотора.

12

Мне дважды довелось побывать под бомбежкой. Впервые - на Балканах, когда бомбардировщики миротворцев из НАТО в очередной раз немного промахнулись, и высокоточные бомбы стали падать в районе, где мне довелось участвовать в раскопках одного очень неприятного кладбища… Или не промахнулись, а просто кому-то очень не хотелось, чтобы мы это кладбище таки раскопали… Второй раз - в Гамильтонвилле, штат Мичиган, - хотя правительство и руководство ВВС до сих пор утверждают, что та бомбардировка была лишь плодом массовой галлюцинации.

В общем, опыт у меня имелся.

При виде пикирующего прямо на нас самолета надо было немедленно отскочить подальше от дома и залечь на землю, прикрыв голову руками. Вместо этого я - одна из немногих - осталась на ногах. И прекрасно рассмотрела пронесшийся буквально в двух десятках футов биплан.

Это был «Мустанг»!

Биплан-призрак!

Фюзеляж и плоскости зияли многочисленными дырами, клочья матерчатой обшивки болтались в потоке обтекающего воздуха. Казалось, с такими повреждениями самолет летать не может.

Но он летел! Я разглядела кожаную куртку и кожаный шлем склонившегося над штурвалом пилота. А за его спиной, в открытой двухместной кабине, я увидела…

СКЕЛЕТ В ЛОХМОТЬЯХ БЕЛОГО ПОДВЕНЕЧНОГО ПЛАТЬЯ!

Джудифь Кэппул вернулась!

Пораженная этим зрелищем, я не сразу поняла, что сквозь рев мотора слышу выстрелы. Повернулась - Фрэнк Лесли, широко расставив ноги и держа пистолет двумя руками, стрелял вслед биплану. И еще один человек нашел в себе силы что-то предпринять - ювелир провожал самолет объективом камеры.

Похоже, по крайней мере одна из пуль Фрэнка достигла цели, - за бипланом потянулся густой шлейф черного дыма. Пилота это не смутило. Выполнив разворот на малом радиусе, пошел на новый заход. История повторялась - один к одному.

Казалось, биплан летит прямо на нас, - и очень скоро врежется в террасу. Ювелир снимал, Лесли пытался вставить в пистолет новую обойму…

И тут биплан открыл огонь!

На крыльях расцвели ярко-желтые цветки, загрохотали пулеметные очереди. Я упала ничком и торопливо откатилась под прикрытие низенькой балюстрады. Лесли и ювелир тоже прекратили геройствовать. Через секунду по ушам с удесятеренной силой ударил рев двигателя, а по всему телу - воздушная волна. Я была уверена, что столкновение неизбежно, что сейчас грянет страшный взрыв, но самолет опять пронесся мимо - казалось, в полуфуте над моей головой. Пулеметы смолкли. Терраса и прилегающая лужайка окутались облаком удушливого черного дыма. Надрывно кашляя, я пыталась хоть что-то разглядеть сквозь эту пелену… Тщетно.

Звук мотора смолкал вдали - но куда улетел биплан, я не заметила…

Через несколько минут отвратительное облако рассеялось. Потрясенные люди поднимались на ноги, не очень понимая, свидетелями чего им довелось стать…

Несмотря на плотный пулеметный огонь, убитых и раненых не было видно. Но…

Но не было видно и кое-чего еще…

Возвышение на террасе, где находился ларец, опустело. Колье Кэппулов исчезло.

Тишина стояла мертвая.

Потом я услышала громкий визгливый голос и обернулась. Коротышка-жених тряс тестя за грудки и вопил:

– Где колье???!!! Где колье, старый козел???!!! На хрена мне сдалась твоя тощая селедка!!! Где колье, я тебя спрашиваю???!!!

13

Прошло два дня.

Страсти немного улеглись, ошарашенные гости разъехались. Старый Кэппул примирился с зятем, а тот - с исчезновением колье. А может, ни с чем они так и не примирились, - но публичных разборок больше не устраивали.

Все эти дни шла напряженная работа - и итоги ее подводились на состоявшемся в кабинете Лесли совещании. Кроме хозяина кабинета, присутствовали я и Кеннеди. Обмену мнениями предшествовал просмотр короткого любительского видеофильма - уже третий просмотр за минувшие двое суток.

Снимавшая фильм камера была направлена вверх - и сейчас на экране мы видели лишь белесое, затянутое низкой облачностью небо. Еще - верхушки деревьев в парке Кэппулов. Камера поворачивалась толчками - изображение на экране дергалось, на мгновение в кадр попали шпили стилизованных башенок, украшавших дом Кэппулов, потом снова по экрану поплыло небо. Потом обзор перекрыла широченная спина Лесли, - впрочем, быстро исчезнувшая. Потом навстречу объективу понеслись каменные плиты террасы. Потом фильм кончился.

Биплана-призрака на экране не было!

Сейчас нас это не удивляло - но при первом просмотре, скажу честно, все оказались шокированы.

– Эксперты проверили вашу версию, доктор Блэкмор, - сказал Фрэнк. - Должен вас разочаровать. Камера у ювелира была достаточна широкофокусная - и хотя бы краешек биплана на экране оказался бы… Если, конечно, он летел именно там, где нам всем виделось, - слышал я кое-что про штучки с небесными рефракциями-дифракциями, когда самолеты и корабли вдруг видят за сотни миль от их истинного положения…

Судя по тону, сам Лесли подобное предположение всерьез не рассматривал. Он продолжил:

– То есть ваше предположение о том, что Монлезье-Гренель специально отводил камеру в сторону, отпадает. Проверена и вторая ваша версия - что первую часть фильма, то есть пустое небо, он снял до появления самолета-призрака. Так вот, освещенность дома и деревьев полностью соответствует пяти часам вечера, плюс-минус пятнадцать минут, - то есть времени появления биплана. В течении пятнадцати предыдущих минут ювелир пустое небо не снимал, все время оставался на виду… Потом камера разбилась. А накануне Монлезье-Гренель был еще дома, в Новом Орлеане. Вы вернулись оттуда - что-нибудь сумели раскопать?

– Ничего существенного, - созналась я. - Версия с тайным приездом ювелира сюда - именно для съемки чистого неба - отпадает. Из Луизианы он не уезжал… Все его связи и контакты взяты под плотнейший контроль. Начальник тамошней полиции знает о назначенной страховыми компаниями премии - и клянется, что не даст ювелиру продать колье, если за этой историей все же стоит именно он.

Страховые компании назначили за находку колье круглую сумму в семь миллионов долларов, - иначе им пришлось бы выплатить Кэппулам куда более крупную сумму. Но - основанную на предыдущей, двадцатилетней давности, оценке драгоценности, - и по меньшей мере вдвое меньшую нынешней стоимости колье. Короче говоря, в розыске пропавших бриллиантов были заинтересованы все. Кроме, разумеется, похитителей.

Мы с Кеннеди и Лесли, недолго думая, договорились образовать некий триумвират - нести всю раздобытую информацию в общую копилку и разделить призовую сумму поровну, на троих. Конкурентов у нас хватало - но в случае успеха маячила перспектива навсегда избавиться от поисков всяких собачек всяких миссис Баскер…

– Вот видите… - сказал Фрэнк. - Я и сам понимаю, доктор Блэкмор, что возня Гренеля с ларцом перед самым похищением выглядит чертовски подозрительной. Но, похоже, это действительно совпадение. Ювелир просто придавал наиболее выигрышный ракурс украшению…

«И при этом разворачивал кольцо на вершине ларца, чтобы его легко мог подхватить каким-нибудь крюком биплан-призрак», - добавила я про себя, упрямо поджав губы. От своих подозрений в адрес Монлезье-Гренеля я отказываться не собиралась.

– Мы все говорим не о том, - сказал Кеннеди. - Мы цепляемся за отдельные - понятные нам - узелки проблемы. И не желаем признать простой и очевидной вещи. А именно: на глазах у нас, у троих профессионалов, произошло преступление; а мы так и не можем объяснить, пусть даже в виде версии, как его совершили.

– Ну почему же… - попытался было протестовать Фрэнк. Кеннеди перебил:

– А вы попробуйте, попробуйте сформулировать коротко и четко, что именно мы увидели в день бракосочетания Джезебелль Кэппул и Алена Монлезье.

Лесли попробовал:

– Мы увидели, как летательный аппарат, по внешним признакам предположительно классифицируемый как биплан 1910-х годов выпуска, атаковал особняк Кэппулов и собравшихся в нем гостей, и после пулеметного обстрела, под прикрытием дымовой завесы, неизвестным способом произвел изъятие принадлежавшей семейству Кэппулов уникальной драгоценности - вероятно, на лету подцепив крюком ларец с означенной драгоценностью, при этом в кабине биплана были замечены человеческие останки в последней стадии разложения, по некоторым признакам могущие принадлежать исчезнувшей семьдесят три года назад Джудифь Кэппул.

Выдав эту сложноподчиненную конструкцию, Фрэнк К. Лесли гордо посмотрел на Кеннеди. Тот с иронией процитировал:

– Предположительно… неизвестным способом… вероятно… НЕВЕРОЯТНО - вот какое слово подходит тут больше всего! То, что мы видели - невероятно! Не бывает! Среди гостей присутствовал Уильям К. Стаут из Айовы - человек, тридцать пять лет занимающийся в качестве хобби полетами на малых самолетах. Можно сказать - эксперт. Он утверждает: самолет, поврежденный как тот, что мы видели, - потерявший сорок процентов обшивки - лететь не сможет! НЕ СМОЖЕТ! Не хватит подъемной силы крыльев… И выполнить подобный маневр - пройти на минимальной высоте впритирку со стеной дома - тоже НЕ СМОЖЕТ! Даже с не поврежденными плоскостями - не сможет! Между стеной дома и самолетом возникнет зона сильнейшей турбулентности, он неизбежно провалится, или даст крен - без какого-либо запаса высоты столкновение с землей неизбежно. Я не говорю уже о том, что реальные бипланы - даже 1910-х годов выпуска - на видеопленке обычно запечатлеваются. А пулеметы… Вы нашли хоть одну пулю, Фрэнк?

– Ни одной. Наверняка там были холостые патроны.

– А гильзы? Хоть одну гильзу вы нашли? У холостых патронов гильзы все же имеются.

Лесли молча покачал головой.

Мне всё стало понятно. Кеннеди оседлал любимого конька - вспомнил юность золотую и работу в отделе паранормальных явлений ФБР… Сейчас выдаст какую-нибудь парадоксально-ахинейную теорию о возможности существования кораблей-призраков, автомобилей-призраков, паровозов-призраков и бипланов-призраков. И мы с Лесли будем прекрасно понимать, что все это полнейшая ерунда, но не сможем сдвинуть упершегося рогом Кеннеди с его бредовой позиции. Причем, что самое странное, - тридцать шансов из ста, что фантазии Кеннеди в конце концов окажутся недалеки от истины…

– Вы хотите сказать, мистер Кеннеди, - осторожно начал Лесли, - что мы имели дело с явлением потусторонним? Или, выражаясь более наукообразно, - паранормальным? Говоря прямо, вы склонны допустить, что Джудифь Кэппул действительно всё это время болталась над облаками со своим любовником - а теперь воспользовалась оказией, чтобы вернуть себе колье?

– Вокруг нас имеется масса явлений паранормальных и с научной точки зрения совершенно необъяснимых, - просветил его Кеннеди. - Очевидных явлений, каждодневно наблюдаемых. Обычный жужжащий над лугом шмель с точки зрения физики и аэродинамики куда более невозможное существо, чем реликтовый лох-несский плезиозавр или снежный человек. Не может шмель летать! Не может, и всё! Наука не допускает! А шаровая молния? Никто отчего-то не сомневается в ее существовании. Между тем все попытки создать столь длительное время существующий сгусток плазмы, или хотя бы просчитать его модель…

Всё это я слышала много раз. И поэтому сразу же отключила слуховые рецепторы. Пусть Кеннеди выговорится, на данную тему лучше с ним не спорить… Стала размышлять, как же все-таки зацепить скользкого и хитрого Монлезье-Гренеля. Я никак не желала признать, что моя интуиция дала сбой. По классификации Юнга я отношусь к интуитивным логикам - и недаром «интуиция» стоит в этом сочетании на первом месте… Ну почему, почему при виде этого козлобородого старичка в моем подсознании зазвенел сигнал тревоги?

Тут в разглагольствованиях Кеннеди я выделила интересное слово: «хрономаятник». И сразу начала слушать внимательно. Эффект хрономаятника - вполне реально и серьезно. До сих пор где-то в Северном море болтается «эсминец-призрак», ставший жертвой этого эффекта, - выныривая и исчезая в совершенно непредсказуемых временах. А где-то между временем и пространством летят два десятка бомбардировщиков В-24, взлетевших еще в 1945 году, и неизвестно, когда и где им суждено приземлиться…

Фрэнк К. Лесли выслушал объяснения Кеннеди о проявлениях эффекта хрономаятника (природа его оставалась тайной за семью печатями) и резюмировал коротко:

– Ерунда. Не тот случай. Даже если предположить, что биплан Монлезье-Ружа действительно попал в какой-то загадочный хронокатаклизм, все равно концы с концами не сходятся. Почему пассажир биплана умер и истлел до скелета - а пилот остался вполне дееспособен? Почему разрушившийся до такой степени самолет способен летать? Почему, вынырнув в нашем времени, пилот ни с того, ни с сего начал охоту за колье? И самое главное - как он с борта биплана-призрака разослал ювелирам предложения о покупке партии бриллиантов?

И тут Кеннеди весьма меня удивил. Он, способный часами упорно отстаивать свои параноидальные идеи, кротко согласился:

– Да, действительно, похоже, с этой версией я поспешил.

Лесли не стал трубить победу и добивать моего коллегу, признавшего поражение. Вместо этого сказал:

– А вот у меня появилась куда более реальная версия. Вернее - куда более реальный подозреваемый.

Выдержав эффектную паузу, Лесли объяснил:

– Можно провести несложную экстраполяцию. Попытаться вычислить способности, знания и умения человека, бывшего организатором акции, - исходя из того, как она проведена. Так вот, мне кажется, этот человек, во-первых, кто-то из своих, отлично знающий и летописи обоих кланов, и устные свидетельства - в том числе историю колье Кэппулов, - и державший в руках если не само украшение, то подробное его описание, оставленное человеком, хорошо знакомым с этими бриллиантами. Кстати, характерный штрих: один из нью-йоркских ювелиров сказал мне, что камни в том самом коммерческом предложении, как ему показалось, были описаны в несколько архаичном стиле. Примерно так бы мог описать их кто-либо в конце девятнадцатого - начале двадцатого века, некоторые из употребленных терминов сейчас уже практически вышли из обихода.

Мне стало ясно, к чему клонит Фрэнк. Вернее - к кому.

– Во-вторых, этот человек прекрасно знаком с легендой о биплане-призраке. С легендой, отнюдь не имеющей столь широкую известность, как схожие истории о «Летучем Голландце» или «Гессенском кавалеристе»[19]. В-третьих, он должен иметь знакомства среди пилотов малой авиации. Причем среди пилотов экстра-класса. Такие люди зачастую совершают то, что кажется не представимым для заурядных летчиков. Вспомните авиаторов, пролетавших между опорами мостов, втискиваясь в проем, что был всего-то на пять-шесть футов шире, чем размах крыльев их машин. А что касается того, что самолет не мог лететь с настолько разрушенной обшивкой - то тут на помощь могли прийти достижения современной техники. Например: если поставить на такой «призрак» вместо штатного двигателя в полторы сотни лошадиных сил втрое более мощный - вполне возможно, что получившийся гибрид покажет неплохие летные качества… Вывод прост. У нас есть на примете человек, удовлетворяющий первым двум критериям из трех. Если нащупать ниточку, ведущую от него к авиаторам-асам, то… - Лесли сделал многозначительную паузу.

– Профессор Монлезье-Луер? - хором спросили мы с Кеннеди. Версия, что почтенный профессор - организатор самого дерзкого и удивительного ограбления на моей памяти, казалось натянутой. Хотя… кто знает, как могли проявиться в нем гены авантюристов-Монлезье…

– Он самый, - утвердительно кивнул Фрэнк. - Думаю, он раскопал пылящееся в каком-нибудь архиве описание колье Кэппулов - сделанное, очевидно, кем-то из стародавних оценщиков. Прикинул, сколько могут стоить нынче такие камешки, - и не устоял перед громадной суммой. Нашел себе сообщника - первоклассного пилота.

– Точно, - вспомнила я. - Профессор знал, по-моему, всё о стеклянном супер-ларце, больше века пролежавшем без дела у Кэппулов. Мог предположить, что мистер Джошуа не станет заказывать новое хранилище, но выставит колье именно в этом.

– Вот-вот, - подхватил Лесли. - И одна конструктивная особенность - большое кольцо наверху ларца - подсказала ему остальные детали плана, густо замешанного на глубоком знании истории. Короче говоря - с сегодняшнего вечера профессор будет под негласным наблюдением. Он, кстати, никуда не уехал - остановился в Вест-Кемпье, якобы хочет поработать с тамошними архивами. Придется моим ребятам охотиться на чужой территории, ну да не беда. Арестовывать Луера смысла нет, хорошее знание истории криминалом не является. Но чует мое сердце - никак не должен он надолго выпускать из виду сообщника и колье. За такие деньги и святой оскоромится…

– Хорошо, - сказал Кеннеди. - Займитесь плотно профессором. А мы со Элис попробуем распутать клубок, потянув за другой конец нити. Займемся самолетом и пилотами-асами. Не думаю, что в Штатах так уж много людей, способных на подобные фокусы. Если ваши выкладки верны, Фрэнк, то где-то на середине пути мы непременно встретимся.

И он обратился уже ко мне:

– Ты не хочешь вместе со мной нанести визит одному своему знакомому?

– Какому?

– Самолетному Герцогу. Он, по-моему, обитает где-то здесь, в Иллинойсе.

Кеннеди, как выяснилось, не забыл великого знатока истории авиации, весьма помогшего нам в деле «Либерейторов». Мне и самой хотелось бы вновь встретиться со стариком, но…

– Нет, Кеннеди, - сказала я с крайне многозначительным видом. - У меня другие планы. Но все его координаты я тебе дам.

Кеннеди посмотрел на меня удивленно, но ничего не стал выспрашивать. А я ничего не стала объяснять. Незачем тратить время, объясняя этим скептикам, что интуиция толкает и толкает меня на след совсем другого человека - ювелира Монлезье-Гренеля.

14

– К чему весь этот цирк, Кеннеди? - спросила я, когда мы покинули здание муниципальной полиции Ост-Кемпена. - К чему все рассуждения о шмелях, шаровых молниях и хрономаятниках? Ты ведь не верил своим словам о том, что колье похищено действительно тем самым бипланом.

– Не верил, - согласился Кеннеди. - Я, как выражался один мой знакомый, проверял Лесли на вшивость.

– Проверил? Каковы результаты?

– Педикулез не обнаружен, госпожа доктор! - отрапортовал Кеннеди тоном бравого санитара. - Я просто подумал: а почему, собственно, все наши версии замыкаются на клан Монлезье? У Фрэнка, допустим, такому направлению поиска способствует буква «К» между именем и фамилией. Ты тоже на свадьбе общалась исключительно с Монлезье - и, вполне естественно, работаешь с известными тебе людьми и фактами. Я же для разнообразия решил поискать потенциальных похитителей среди клана Кэппулов.

– Нашел?

– Понял одно: идеальное сочетание мотивов и возможностей для хищения колье было у тандема «Лесли - Джошуа Кэппул». Посуди сама: все, что знает о колье и биплане-призраке профессор Монлезье-Луер, знает Кэппул-отец. Послания к ювелирам - для отвода глаз. Кэппулу продавать колье незачем! Он выцарапал бриллианты у душеприказчиков Ревекки, не позволявших ему продать или заложить драгоценность, - раз. Получит огромную сумму от страховых компаний, - два. Оставит с носом всех Монлезье и зятя, - три. Потом, не торопясь, может много лет продавать бриллианты аккуратно, по одному, - четыре. Или владеть колье тайно, любуясь им по ночам в запертой комнате, - пять.

Говоря все это, Кеннеди по давней привычке загибал пальцы на правой руке. Продемонстрировал мне получившийся в результате кулак и спросил:

– Убедительно?

– Убедительно, - согласилась я. - Но бездоказательно. А в чем тебе видится роль Лесли?

– Главная его задача при подобном раскладе: продумать всю систему охраны так, чтобы драгоценность была защищена от всего - кроме атаки биплана-призрака. Поскольку могли объявиться и другие охотники за бриллиантами. Вторая задача: постараться толкнуть расследование на потусторонний и мистический путь - иначе не стоило затевать всю свистопляску со скелетом в свадебном платье и драной обшивкой. И фальсифицировать кассету ювелира легко и просто мог как раз Лесли - именно он забрал ее из разбитой камеры.

– Красивая версия, - одобрила я. - Изящная. Ни одного прокола в логике. Вот только абсолютно не сочетается с дальнейшими действиями Фрэнка.

– В том-то и беда… - погрустнел Кеннеди. - Лесли никак не отреагировал на все мои потусторонние подачи. Твердо стоял на материалистических позициях. А без него, в одиночку, Кэппул не смог бы ничего. Жаль… Такая красивая была версия…

Вот так-то, мистер Великий Сыщик. Это только в романах ваши коллеги выстраивают с лету блестящую дедукцию - а потом на них со всех сторон сыплются подтверждающие ее улики.

15

Кеннеди отправился во владения Самолетного Герцога (возвращаться ему, по всему судя, придется уже глубокой ночью). А я неторопливо катила по Ост-Кемпену и размышляла, какой бы изыскать способ, чтобы забраться в базы данных ФБР. Моей вконец отбившейся от рук интуиции отчего-то втемяшилось, что ювелир Монлезье-Гренель показался мне подозрительным именно потому, что где-то и когда-то он промелькнул в одном из дел, связанных с прежней моей работой. Я мысленно перебирала знакомых хакеров, и…

И резко нажала на тормоз. Вышла из машины, подошла к столь заинтересовавшей меня витрине магазинчика, принадлежавшего, если верить вывеске, компании «Медиум, инк.».

Судя по витрине, сия торговая точка специализировалась на медицинских товарах - и весьма специфичных. Витрину украшали всевозможные муляжи деталей человеческого тела: кисть руки, брюшная полость в разрезе, наполовину вскрытый пластмассовый череп, демонстрирующий одно полушарие мозга… Короче говоря, пособия для изучающих медицину, неплохо мне знакомые. Центральное место в экспозиции занимала огромная розовая задница из какого-то мягкого пластика - табличка рядом извещала, что это тренажер, позволяющий младшему медицинскому составу получить «навыки инъекций, спринцеваний и постановки клизм»…

Но заинтересовало меня не это. В углу витрины стоял скелет. С максимальной точностью выполненный муляж скелета в натуральную величину.

– В каком смысле вас интересуют скелеты? - спросил молодой менеджер «Медиума». Бэйдж на его груди извещал, что ни к Кэппулам, ни к Монлезье он отношения не имеет, что изрядно меня порадовало. Эти два семейства успели мне порядком надоесть.

– Вы хотите приобрести пластмассовый муляж скелета? - выспрашивал тем временем менеджер. - Пожалуйста, цена - одна тысяча триста долларов. За два и больше - скидка десять процентов. За десять и больше - пятнадцать процентов. Или вас интересует настоящий, подлинный скелет? Это обойдется в несколько раз дороже, и придется подождать, пока его доставят с центрального склада. Или, - тут менеджер понизил голос до заговорщицкого шепота, - мисс желает продать скелет? Свой скелет?

Он окинул меня профессиональным взором. Фигуральное выражение «раздевает взглядом» часто применяют к мужчинам. Но этот на вид приличный юноша меня взглядом явно свежевал, потрошил, вываривал и очищал кости от остатков хрящей и мышечной ткани… Меня передернуло.

Торопливо я заверила его, что продавать корпорации «Медиум» свои будущие останки не собираюсь. Что меня всего лишь интересуют покупатели скелетов и их муляжей, - и не медицинские колледжи и клиники, но частные лица.

Менеджер казался разочарованным. Очевидно, мои косточки чем-то приглянулись этому некрофилу. И, похоже, он не оставил надежд уговорить меня расстаться за разумную сумму с ненужной в загробной жизни обузой. Перспектива долгого ожидания настойчивого юношу не смущала: фирма «Медиум» фактическим является монополистом в этом узком секторе медицинского рынка, существует почти две сотни лет и уж как-нибудь потерпит пару десятилетий… Хотя - тут лицо менеджера осветила тайная надежда - хотя если за мной числится какая-либо неизлечимая смертельная болезнь, то сумма гонорара может вырасти, значительно вырасти…

Хороший детектив умеет все повернуть на пользу делу. Даже такой нестандартный интерес к своей особе. Прикрывая отвращение милой улыбкой, я намекнула, что предложение меня заинтересовало. Более того, дала понять, что работа у меня более чем рискованная, что судмедэксперт имеет возможность в любой момент подхватить какой-нибудь редкий смертоносный вирус. Но вместо увеличенного гонорара меня интересуют данные по продажам скелетов и их муляжей во всех раскиданных по Штатам магазинчикам «Медиума» за последние четыре месяца (именно четыре месяца назад было объявлено о грядущей свадьбе; едва ли хитроумный план родился на свет раньше этого срока).

Юноша вздохнул: информация конфиденциальная. Но, так и быть, он мне ее предоставит, обратившись в централизованную базу продаж, - в обмен на немедленное подписание договора.

Через сорок минут я покинула магазин, унося договор, чек и две объемистых распечатки - менеджер скачал заодно и данные на корпоративных клиентов. И - полноправным владельцем значительной части своего организма я уже не являлась. «Поосторожней с переломами!» - напутствовал меня юноша, плотоядно улыбаясь. Утешало одно - уплатив приличную неустойку, договор можно было расторгнуть.

16

Я уже писала о том, что реальные расследования редко похожи на те, которые изображают в своих опусах авторы детективного жанра. Лишь в их творениях сыщики долго и нудно беседуют с людьми - причем девяносто процентов услышанного дает ложные следы, но на основании оставшихся десяти процентов неизменно удается вычислить истину и устроить эффектную сцену разоблачения.

В реальной жизни эффектной концовки, даже после всех хождений и бесед, вполне можно так и не дождаться - дело «повисает» на долгие месяцы, а то и навсегда. А иногда наоборот - первый или второй выстрел наугад приносит желанный трофей…

Так получилось и с делом «биплана-призрак». По крайней мере, поначалу нам показалось, что именно так…

– Вы уверены, что это та птичка, которую мы ищем? - спросил Лесли. - Порхающая в поднебесье и клюющая бриллиантовые зернышки?

Разговор происходил в машине Фрэнка, быстро катящей сквозь предрассветную мглу. На операцию выехали лишь мы втроем. Конечно, семь миллионов на троих без остатка не делятся - при дележке на четверых или пятерых цифры получаются куда более круглые. Но от спорного последнего доллара я была готова отказаться в пользу Кеннеди - именно он, с толком распорядившись полученной от Самолетного Герцога информацией и бесцеремонно разбудив ночными звонками ряд мирно спящих граждан США, вычислил пилота искомого биплана-призрака.

– Что птичка именно та, я уверен, - сказал Кеннеди. - Вот только боюсь, что застанем мы лишь пустое гнездышко… И в самом деле, зачем ему сидеть тут два дня на пороховой бочке? Ваши люди ведь наверняка прочесывали этот район?

– Прочесывали… - подтвердил Фрэнк. - И я не понимаю, как они могли пропустить логово биплана-призрака… Разве что подвела инерция мышления: самолет ассоциируется с ангаром, со взлетной полосой… Никак не с фермерским коровником.

* * *

… По словам Кеннеди, Тимоти Герцог сообщил ему следующее:

В США достаточно людей, зарабатывающих на жизнь воздушными трюками на всевозможных авиа-шоу. Но специалистов экстра-класса, способных выполнить фокус с ларцом, среди них не осталось. По крайней мере, Герцог таковых не знал. Вроде бы, трое летчиков, когда-то имевших нечто подобное в своем репертуаре, еще живы - но давно уже не летают. Особенно запомнился в свое время один из них, выступавший под псевдонимом «Небесный Доктор» - тот отточил свое искусство до того, что подхватывал с земли не какой-нибудь неодушевленный предмет, а собственную ассистентку, ставшую впоследствии его женой… Однако, по словам Герцога, в настоящее время продолжают выступать несколько асов, вполне способных после недолгих тренировок освоить пресловутый трюк…

Получив координаты авиа-каскадеров, Кеннеди принялся выяснять их местонахождение в настоящий момент - и две ночи назад. И почти сразу, разбудив ночным звонком коммерческого директора некоего «Эйр-эротик-шоу», получил весьма подозрительную информацию о летчике Джордже Брезмане-третьем (был Джордж потомком целой династии воздушных трюкачей). Этот Брезман совершенно неожиданно ушел из шоу, где зарабатывал неплохие деньги, - уволился в середине сезона, чем весьма подвел весь воздушно-эротический коллектив.

Крепко обиженный на Джорджа директор мигом стряхнул сон и вываливал Кеннеди все, что знал. Правда, знал он о дальнейшей судьбе Брезмана немного - но и этого оказалось достаточно, чтобы смутные подозрения моего коллеги переросли почти в уверенность. Во-первых, директор сообщил, что до него дошли сведения: Брезман купил самолет. Причем его средства такой покупки никак не позволяли. Машина была не из дешевых - реплика[20] биплана времен Второй мировой СЕ-5. Кеннеди немедленно сделал стойку и стал выспрашивать обо всем: о самых непроверенных слухах про Брезмана, о любых случайно оброненных им намеках касательно своих дальнейших планов… И - в неводе блеснула золотая рыбка! Вроде бы кто-то видел Джорджа Брезмана на улице Чикаго с одним бывшим пилотом, имени его коммерческий директор не знал, смог сообщить лишь псевдоним - «Небесный Доктор»!

– Странно все это, - прокомментировал Лесли рассказ Кеннеди. - Покупку самолета Брезман совершил открыто, на свое имя; общение с Небесным Доктором не скрывал… Мне кажется, Кеннеди, благодаря знакомству с этим самым Герцогом вы просто получили фору - но через пару дней на хвост Брезману села бы и остальная свора охотников за страховыми деньгами. Похоже, пилота использовали втемную. Например, наняли, чтобы тот разучил и продемонстрировал коронный трюк - якобы с ведома хозяев торжества… Сказали: шутка, розыгрыш для гостей… А в условленном месте парня поджидали - забрали колье и всадили пулю в голову.

– Возможно, - сказал Кеннеди. - Но есть и другой вариант. Брезман самостоятельно разузнал, что за предмет он должен похитить якобы в шутку. Не бином Ньютона, в конце концов, - в прессе мелькали сообщения о грядущем торжестве, и о колье… Джордж мог затеять свою игру. Мог полететь не в точку рандеву с организатором акции - а забрать колье себе и двинуть в сторону мексиканской или канадской границы. Лететь ночами, аккуратно, низенько, на недоступной для радаров высоте… При таком раскладе ему так или иначе пришлось бы начинать новую жизнь под другим именем. Оттого никак не конспирировал свои действия.

Я добавила:

– Да и не так-то легко купить самолет под чужим именем - после одиннадцатого сентября.

– Но как вы вышли на эту выставленную на продажу ферму? - полюбопытствовал Лесли.

– Элементарно. Заглянул на сайты всех местных агентств по недвижимости. (Хвастун! Это я ползала полночи по риэлторским сайтам!) Зная к тому времени размеры СЕ-5, искал помещение подходящей площади, и… Что это там, впереди?

– Не пойму… Вроде фары мелькнули… - неуверенно сказал Лесли, притормаживая и выключая дальний свет. - Или еще какой отблеск…

Встречная машина так и не появилась. Мы двинулись дальше - осторожно, с погашенными фарами, - и через несколько минут увидели, как утверждалось в рекламном объявлении, «группу очаровательных ретро-строений в восхитительной живописнейшей местности». Не знаю, не знаю… Если запустение, грязь и разруху можно считать стилем «ретро», то реклама не лгала. Живописностью местности, ввиду темноты, восхититься мне не удалось.

Впрочем, совсем темно не было. Сквозь щели в ставнях неопрятного бревенчатого дома пробивались лучики света. Птичка все-таки в гнезде?

Мы покинули машину и вторглись на территорию назначенной к продаже фермы. В подобных ситуациях мы с Кеннеди давно научились понимать друг друга без слов. Короткий обмен жестами - Кеннеди с Лесли бесшумно двинулись к входной двери. Я - оружие наготове - направилась вокруг дома, высматривая черный ход или окно без ставни.

Потом я увидела-таки искомое. В смысле - освещенное окно без ставни. Заодно отсутствовала - вернее, валялась снаружи, у стены - оконная рама. Поблескивали осколки стекла. Я взяла на прицел пустой проем, готовая к любым сюрпризам. Таковые не появились - лишь Кеннеди возник в освещенном прямоугольнике.

– Заходи, Элис, - позвал он. - Сторожить некого. Мы опоздали.

17

– Итак, господа, попробуем сформулировать, что же здесь произошло, - объявил Лесли тоном председателя жюри присяжных. Пошарил взглядом по изрядно разгромленной комнате - куда бы присесть? - и уселся на стол, не найдя ничего более подходящего.

Кеннеди не ответил - продолжал ковыряться в стене лезвием швейцарского ножа, пытаясь извлечь глубоко ушедшую в трухлявое дерево пулю.

Формулировать пришлось мне:

– По-моему, все однозначно. Здесь, приведя одну комнату в относительно жилой вид, скрытно и недолго жил человек. Более чем вероятно - тот самый летчик, Джордж Брезман. Часа четыре назад к нему явился некто - с весьма недружелюбными целями. Противники обменялись выстрелами - как минимум тремя. Два из них сделаны из пистолета примерно тридцать восьмого калибра, третий - из гораздо менее мощного, - двадцать второго калибра, скорее всего. После этого один из противников выскочил (был выброшен?) в окно. И, судя по всему, убежал - крови под окном совсем чуть-чуть. Или его лишь царапнула пуля, или порезался осколками стекла. Второй остался - и устроил тут настоящий погром, пытаясь что-то найти. Нашел или нет, неизвестно, - но уехал на той машине, фары которой мы мельком увидели. «Икс» оказался хитрее и терпеливее нас - загнал машину в кусты, погасил все огни и дождался, пока мы проедем мимо. Надо понимать, убежавший был именно Брезманом, ему-то обыскивать свое логово ни к чему. Искали, скорее всего, колье Кэппулов. Вот, собственно, и всё.

– Есть одно уточнение, - подал голос Кеннеди от своей стенки. - Гостей было двое. И стреляли они оба.

– Почему ты так решил?

– Посмотри, как летели пули. Если их выпустили схватившиеся между собой люди - то надо допустить, что они кружили вокруг друг друга - и стреляли неторопливо, с большими паузами… Нереально.

Он наконец извлек пулю и с торжеством положил на стол. Вынул свой пистолет и пояснил:

– Смотри, как всё происходило. Один стрелял отсюда, от стола - вот так. Другой, тот, что с большим калибром, - от раскладушки, вот так, - дважды. И тот, и другой, - практически одновременно. Как я понимаю, оба, - по выпрыгивающему в окно человеку.

– И оба промахнулись? - уточнила я.

– Такие видно уж стрелки были… Самое удивительное не это. Вы посмотрите на пулю.

Действительно, куда более удивительным оказался материал крохотной пульки. Она была серебряная! Или - из сплава, очень напоминавшего серебро.

– Вот это да! - изумился Лесли. - Неужели действительно какая-то чертовщина? Интересная цепочка выстраивается: биплан-призрак - пилот-призрак - серебряная пуля…

У меня отчего-то выстроилась более короткая цепочка: серебро - ювелир.

– Я думаю, повторять обыск смысла нет, - сказал Лесли. - Либо колье уже найдено гостями Брезмана, либо спрятано так надежно, что с лету не найти… Осмотрим коровник? Если ваши, Кеннеди, предположения верны, там должны остаться следы биплана-призрака.

Как выяснилось, в качестве ангара на ферме использовался не коровник - но огромнейший сарай для сена, ныне пустующий. Но сути это не меняло. Следы там нашлись. Заодно нашелся и сам биплан! Это оказался именно он, биплан-призрак, свалившийся нам на головы во время бракосочетания Джезебелль Кэппул с Аленом Монлезье, испортивший весь праздник и исчезнувший вместе с фамильной драгоценностью…

Но, отец небесный, в каком же он был состоянии!

И при первой нашей встрече самолет производил впечатление чудом держащейся в воздухе развалины, а уж теперь… Казалось, над ним долго и основательно трудился маньяк-расчленитель, воспылавший вдруг ненавистью к старинным аэропланам - или желанием разыскать колье Кэппулов? Было вспорото и разрезано все, что можно, - матерчатая обшивка самолета, пухлые колеса его шасси, обивка кресел пассажира и пилота… Двигатель оказался наполовину разобран - по всему судя, посредством кувалды или лома. Содранные с крыльев пулеметы валялись на бетонном полу - и, похоже, поработал с ними тот же мастер, что и с мотором бедняги биплана.

При виде пулеметов, кстати, мгновенно выяснилась причина безвредной и беспульно-безгильзовой стрельбы.

– Бутафория, - сказал Кеннеди, легонько толкнув ботинком раскуроченный кожух «льюиса». - Голливудская бутафория. Патронов тут вообще нет, ни боевых, ни холостых. В форсунке, изображающей дульный срез, порциями взрывается смесь ацетилена и кислорода. А вот и постановщик дымовой завесы - тоже не боевой, киношный…

Чего-то подобного я, собственно, и ожидала, - и на останки пулеметов не отвлекалась. Осматривала обшивку плоскостей. Она оказалась весьма любопытной - лишь подойдя практически вплотную, можно было разглядеть, что псевдо-дыры, оставшиеся на месте содранных и болтающихся кусков обшивки, на деле самым тщательнейшим образом заделаны плотной прозрачной пленкой. Подъемная сила крыльев не пострадала ни в малейшей степени. Приспособление, которым подхватили ларец с колье, на биплане отсутствовало. Виднелись лишь следы его крепления к фюзеляжу.

Лесли тем временем осматривал псевдо-Джудифь, небрежно выброшенную из кабины псевдо - «Мустанга» и лежавшую чуть в стороне.

– Обидно, - сказал он, - когда красивая легенда оказывается таким вот дешевым мошенничеством… А с другой стороны, я рад, что проклятие старого Кэппула оказалось лишь словами, глупыми и пустыми. Что Джудифь улетела со своим парнем, и где-то жила с ним долго и счастливо, и рожала ему детей…

Я - совершенно не вовремя - подумала: пора Фрэнку жениться. И сама пошла взглянуть на останки псевдо-Джудифь. И остановилась, изумленная.

ЭТО БЫЛА НЕ ОНА!

Нет, пожалуй, я не совсем ясно выразилась. Скелет подлинной Джудифь Кэппул никто в этом сарае обнаружить и не рассчитывал. Но лежащий под ногами у Лесли муляж не имел ничего общего с тем, что я хорошо разглядела за спиной пилота биплана-призрака. Там был настоящий скелет, или весьма точное его подобие. Здесь же - очень грубая подделка. Нечто, изображающее череп, небрежно вырезанное из чурбака - так дети вырезают пугалки на Хэллоуин - и раскрашенное белой краской. Костяк под платьем состоял из связанных палок.

Когда я поделилась наблюдениями с коллегами, они усомнились.

– Ты ошиблась, Элис, - заявил Кеннеди. - В быстро пролетевшем биплане невозможно разглядеть детали скелета. Это уже поработало твое воображение, достраивая смутно мелькнувшую картинку.

– Никакое не воображение! - возмутилась я. - У той «Джудифь» платье разодралось на груди - виднелись ребра. А рука лежала на спинке переднего сидения - костяк руки. У этого же муляжа попросту нет таких деталей.

Они не стали спорить (хотя, похоже, остались при своем мнении). Лесли примирительно сказал:

– Возможно, Брезман сделал эту куклу, увидел: слишком грубая - и выбросил. Раздобыл настоящий скелет.

Ага, подумала я. А потом так в него влюбился, что убежал в ночь прямо со скелетом под мышкой. И еще подумала: все-таки недаром я подписала кабальный договор с «Медиумом». Хотя в списках клиентов на их распечатках не оказалось ни ювелира, ни возглавляемой им фирмы, ни профессора-историка, - но, возможно, обнаружится кто-то из новых всплывающих в деле персонажей. И почему-то мне казалось, что это будет не пилот Джордж Брезман.

18

– Будете вызывать ваших людей? - спросил Кеннеди.

– Пожалуй, пока не стоит, - задумчиво ответил Лесли. - Попробуем поискать колье еще раз, втроем… И здесь, и в доме.

Я его вполне понимала. Нашему компаньону совершенно не улыбался такой вариант: кто-то из подчиненных-полицейских с ликующим воплем обнаруживает колье - и вместе с ним семь миллионов премии. Наши семь миллионов. Ну, или почти наши…

Мы стали искать. Скажу сразу: колье не нашли.

Но кое-какие находки интерес вызывали.

Во-первых, выяснилось, что стреляет Фрэнк не хуже покойного Джека Саллини. В корпусе биплана обнаружились четыре пулевых отверстия. А сидение пилота оказалось запятнано кровью! На всякий случай я взяла ее образцы - лишняя улика, доказывающая, что за штурвалом сидел именно Брезман, не помешает.

Во-вторых, в биплане имелся ящик для перчаток, весьма напоминающий автомобильный. Выпотрошенный - содержимое, вываленное на пол кабины, не заинтересовало лихорадочно искавших колье людей. А зря. Там обнаружился комплект полетных карт с проложенным маршрутом, весьма подробно проработанным. Трасса получалась отнюдь не прямая - но шла по безлюдным местам, в облет всех мегаполисов. Карандашные пометки, по всему судя, указывали места ночевок и заправок - все, как на подбор, тоже в малонаселенной местности. Но самое интересное - маршрут вел прямиком из Ост-Кемпена в Техас, к мексиканской границе! Лже-«Мустанг» собирался повторить в обратном порядке семидесятилетней давности полет «Мустанга» настоящего…

Третья заинтересовавшая меня находка обнаружилась в доме, в комнате, приспособленной Брезманом под жилье. Это был большой блокнот с перфорированными листами. Часть из них была вырвана, а на верхнем имела место запись - крупным мужским почерком, почти квадратными буквами.

«МСЬЕ! НЕ ЗНАЮ, КАК ОБЪЯСНИТЬ ВСЁ ЭТО. УВЕРЕН, ЧТО ВЫ МНЕ НЕ ПОВЕРИТЕ, НО ПРОИЗО…»

Запись обрывалась на полуслове.

– Начал писать послание работодателю, - удовлетворенно констатировал Лесли. - Профессору Монлезье-Луеру.

«Нет, ювелиру Монлезье-Гренелю» - мысленно поправила его я. Потом вслух высказала обуревавшие меня сомнения:

– Концы с концами не сходятся, коллеги. Картинка совершенно не складывается. Где-то в наших расчетах есть изъян. Судите сами: допустим, Брезман решил оставить с носом организатора или организаторов хищения - и рвануть вместе с колье в Мексику. На биплане нелегально пересечь границу. Вроде бы полетные карты вполне это подтверждают. Но почему он не полетел туда сразу? От дома Кэппулов? Почему засел здесь и дождался визита разгневанного нанимателя? Зачем начал писать объяснявшую что-то записку? Хотя должен был понимать: не отдаст колье - никакие объяснения не помогут…

– Все очень просто, - сказал Фрэнк. - Потому что я всадил в него пулю. Парень почувствовал, что на полет до Мексики сил не хватает, и с огромным трудом дотянул биплан сюда. Хотел обработать рану, сделать перевязку… Но здесь совсем ослаб и попросту не мог улететь. Запиской решил выиграть время, оттянуть встречу с главарем.

Звучало логично, но меня он не убедил.

– Рана не была чересчур серьезной, - сказала я, - судя по количеству вытекшей на сидение крови. Мало того, что Брезман смог с ней совершить посадку и закатить биплан в сарай, - он еще умудрился сбежать от двух вооруженных мужчин, исполнив весьма лихой трюк. Вопрос: даже если это ранение мешало ему управлять самолетом, почему не попытался уехать наземным транспортом? Куда разумней, чем сидеть и ждать, кто доберется до тебя раньше: полиция или сообщники?

У Лесли на этот вопрос ответа не нашлось. Зато Кеннеди осенило:

– Концы сходятся с концами в единственном случае! У НЕГО НЕ БЫЛО КОЛЬЕ! Предположим, что старый хитрый Кэппул выставил перед гостями муляж! Стразы! А Брезман после кражи обнаружил подделку. Самым элементарным способом. Например, опробовав «бриллианты» на оконном стекле. Сообщники не поверили - и случилось то, что случилось…

Тут и мне пришла в голову неплохая идея:

– При твоей версии, Кеннеди, перевести стрелки на старого Кэппула труда для Брезмана бы не составило. Сообщники уж могли бы сообразить, что пилот никак не мог загодя заказать копию украшения, даже не видав оригинала. А что, если подцепленный ларец просто свалился при обратном полете? Воздушная яма, толчок, - и нет ларца. Рухнул в реку, или в болото, или на огород к везучему фермеру… Поверить в такое исчезновение колье сообщникам куда труднее.

Неожиданный итог дискуссии подвел Лесли:

– Однако, господа, совсем рассвело. Надо немедленно вызвать кинологов с собаками - и отправиться по следу выскочившего из окна человека. Если это действительно раненый Брезман - он мог и не уйти далеко.

Отчего-то эта элементарная мысль не пришла в головы нам с Кеннеди. Увлеклись дедукциями. А порой такие немудреные способы оказываются наиболее эффективными.

Но собаки не потребовались. В утреннем свете мы разглядели то, что никак не могли увидеть ночью: от выбитого окна в сторону заросшей кустарником пустоши уходила цепочка кровавых пятен. Были они невелики - с долларовую монету каждое. Но падали довольно густо - через каждые два-три фута.

– Черт побери! - Лесли выдернул пистолет и устремился по следу. - Сколько времени потеряли! Если это не старая рана открылась, если он схлопотал еще одну пулю, то… Ага!

Он резко остановился. Мы с Кеннеди чуть не уткнулись в его спину. Впереди, между кустами, что-то синело.

… Труп лежал на животе. Похоже, враги Брезмана - если это был он - сделали ту же ошибку, что и мы. Не зная, что вторая маленькая пулька (интересно, тоже серебряная?) угодила пилоту со спины в область сердца, его недруги отказались от бесплодного ночного преследования. А он сгоряча отбежал меньше сотни ярдов, упал, - и умер.

Фрэнк бесцеремонно перевернул мертвеца, стал ощупывать карманы. Колье не обнаружилось. Зато в нагрудном кармане лежал заграничный паспорт гражданина США на имя Алексиса Дж. Морана. Судя по мексиканской въездной визе и отсутствию выездной, сейчас означенный гражданин попивал текилу среди кактусов и ацтекских пирамид. Но, если верить из вклеенной в паспорт фотографии, - лежал у нас под ногами.

– Может, это не Брезман? - предположил Фрэнк.

– Он, - сказал Кеннеди. - Я скачал из сети фотографии участников «Эйр-эротик-шоу». Он самый. Лишь усы отпустил.

– Интересно, куда я ему угодил… - риторически спросил Лесли. - Ладно, вскрытие по…

После слова «вскрытие» он осекся. Потому что в этот момент труп пошевелился. И негромко застонал.

19

Наступивший день можно было назвать днем великих разочарований, оборванных нитей, потерянных следов, лопнувших версий, не подтвердившихся догадок и… И еще я где-то забыла противосолнечные очки. Мелочь, но обидно.

Последовательно в этот день выяснилось:

Первое. Другие охотники за семью миллионами действительно дышат нам в затылок. Через пять минут после обнаружения Брезмана кавалькада машин службы шерифа Вест-Кемпье и полиции штата подкатила к заброшенной ферме (люди шерифа раскопали двух свидетелей, видевших возвращающийся на ферму биплан, а дармоеды из полиции штата банально сели вест-кемпенцам на хвост).

Второе. Джордж Брезман жить будет. Ночной холод сообщил его конечностям трупную стылость, заставившую нас ошибиться, - но заодно и замедлил кровотечение из крохотной ранки. Однако к разговору пилот способен будет не скоро.

Третье. Все наши версии полетели к чертям. Брезман, скорее всего, не пилотировал биплан-призрак. И не он был ранен во время похищения. Раны от выпущенной Лесли пули у Джорджа Брезмана не нашли, а кровь на сидении оказалась другой группы.

Четвертое. Пуля двадцать второго калибра, в результате долгой операции извлеченная из Джорджа Брезмана, тоже была серебряной.

Пятое. Ни историк, ни ювелир (который к себе в Новый Орлеан тоже отчего-то не вернулся) никогда официально не покупали и не регистрировали оружие тридцать восьмого или двадцать второго калибров.

Шестое. Упомянутые личности на минувшую ночь алиби не имели. За ювелиром никто наблюдения не установил. Касательно профессора Лесли свое обещание выполнил, но здесь произошла накладка. Полицейские Вест-Кемпье обнаружили людей Фрэнка, ведущих наблюдение за домом, где остановился историк. И весьма навязчиво поинтересовались - а что делают их коллеги тут, за пределами собственной юрисдикции? Ост-кемпенцы, получившие строжайший наказ не выдавать объект наблюдения, ответили, что любуются архитектурными красотами… Короче говоря, в правоохранительных структурах двух округов произошел скандал, в ходе которого ост-кемпенцам пришлось убраться восвояси. Лесли, поразмыслив, предпочел оставить профессора без наблюдения, но не наводить на след конкурентов.

Седьмое. Скелетов и их муляжей Джордж Брезман (равно как и прочие участники «Эйр-эротик-шоу») в последние четыре месяца не приобретал. Характерная деталь - подлинный муляж невесты-призрака на ферме и в ее окрестностях так и не нашелся.

Восьмое. Мои солнцезащитные очки обнаружились в кабинете Лесли. Единственный луч света в этом темном деле…

Затосковав от разлетевшихся вдребезги версий, мы с Кеннеди как раз подходили к парковке, где оставили арендованные нами машины. И тут попрыгивающей, какой-то птичьей походкой к нам устремился мой подозреваемый номер один. Иначе говоря, ювелир Монлезье-Гренель.

– Здравствуйте, здравствуйте, мсье и мадемуазель! - заговорил он горячо и торопливо. - Вы из полиции? Есть какие-нибудь новости? Я просто не могу ни есть, ни спать после этой кошмарной кражи! Сделайте хоть намек! Есть у вас какой-то след к колье? Умоляю вас, ведь это сокровище не только Кэппулов - это история страны, достояние всей нации, а Кэппулы лишь его почетные хранители, не более того!

Вот бесстыжий тип! Небось ведь сам решил заделаться почетным хранителем, да обстоятельства не сложились…

Кеннеди ответил сухим и казенным голосом:

– Следствие идет. Версии отрабатываются. Подробности - в еженедельном пресс-релизе. Честь имею, господин ювелир.

Уходя, я спиной чувствовала неприязненный взгляд Монлезье-Гренеля.

20

Кеннеди, в минувшую ночь не ложившийся вовсе, завалился спать. Я, сомкнувшая веки лишь на три часа (до его возвращения от Герцога), очень хотела заняться тем же - однако поспать в ближайшие часы мне так и не удалось.

Но результат стоил того - к трем часам пополудни я нашла-таки искомую зацепку. Правда, этим скептикам - Кеннеди и Лесли - мои доказательства наверняка не показались бы убедительными… Но я и не собиралась им ничего доказывать.

Вместо этого я написала два письма и сделала один телефонный звонок.

Знаменитый полярник Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш обрадовался, услышав мой голос. Но, казалось, не особо удивился. До чего же самонадеянны эти Монлезье!

– Когда вы возвращаетесь в Антарктиду, мсье Андре? - поинтересовалась я.

– Ровно через пятнадцать дней, мадемуазель Элис. И был бы счастлив, если бы вы составили мне компанию!

– Боюсь, в этот раз не получится… Но обещаю: если вы докопаетесь до цивилизации антарктов - приеду обязательно! А пока один вопрос: вы опять летите через Кейптаун?

– Да, и проведу там около недели. Может, и больше - над шестым континентом нелетная погода не редкость. Кстати, мадемуазель: а вы бывали в Южной Африке? Необычайно экзотичная страна, уверяю вас. И, раз уж вам не выбраться в Антарктиду, мы могли бы…

Зная, как действует на меня гипноз его уверенного голоса, я торопливо перебила:

– Тогда у меня еще один вопрос. Вы не могли бы прихватить с собой небольшую посылочку в Кейптаун? Надеюсь, ученого с вашим именем таможня пропускает по «зеленому коридору»?

21

Следующий задуманный шаг без помощи Фрэнка Лесли я сделать не могла.

На рабочем месте его не оказалось - созвонившись по сотовой связи, мы встретились на окраине Ост-Кемпена.

– Фрэнк, во-первых, спасибо за наводку на хакера - он оказался именно тем человеком, которого я искала. Даже не знала, что в провинции живут такие таланты. Во-вторых, у меня есть еще одна просьба. Наверняка у вас отличные связи со всеми госструктурами вашего городка. (Он кивнул.) Вы сможете срочно отправить эти два письма с почтамта - но так, чтобы временем отправления на штемпеле был указан вчерашний день или вечер?

Он внимательно прочитал адреса и имена адресатов. Обратил особое внимание на почерк, которым они были написаны. Долго смотрел мне в глаза («сейчас откажет или начнет задавать вопросы» - мелькнуло у меня).

Ответил Лесли одним словом:

– Смогу.

– Тогда еще совет: возобновите наблюдение за профессором. И - обязательно установите слежку за ювелиром! Обязательно! Даже под угрозой окончательно рассориться с полицией Вест-Кемпье. Каким угодно способом - переоденьте людей хоть разносчиками пиццы, хоть чистильщиками обуви. Но не выпускайте их из вида!

Он снова сделал долгую паузу. И сказал второе слово:

– Объясните.

А казался таким велеречивым…

… Вернувшись в «Нимфу Клайда», я без сил упала на кровать. Не раздеваясь. Знала - долго спать не придется.

Как и ожидалось, разбудил меня звонок Лесли.

– Все сработало, - сказал он очень неприятным голосом. - Но не совсем так, как вы предполагали, доктор Блэкмор. Пять минут назад историк и ювелир устроили перестрелку прямо на улице - один тяжело ранен, второй задержан.

– Проклятье!!! Куда же смотрели ваши люди?!!

– Туда, куда им было приказано, - сказал Лесли еще неприязненнее. - Но они сорвались с места оба! Оба, понимаете вы! Встретились на полдороге, выскочили из машин и тут же схватились за пушки! Мои ребята, следовавшие за ними, просто ничего не успели сделать… Да что у вас там за грохот, черт побери?!

– Дорогу под окнами ремонтируют, - сказала я, не до конца осознав произошедшее. Но лупить каблуком туфли в стену прекратила - на пороге моего номера уже появился заспанный Кеннеди.

22

Да, кровь Монлезье не водица, - какие бы научные степени их ни отягощали и какие бы мирные профессии они ни избирали.

События, приведшие к трагедии, развивались так:

Послеобеденную почту профессор истории Монлезье-Луер получил на одиннадцать минут позже ювелира. Но наверстал отставание за счет того, что воспользовался «шевроле» родственников, у которых остановился, - а Монлезье-Гренелю пришлось искать такси. В результате выехали они почти одновременно, но встретились ближе к жилью ювелира - историк машину не жалел и на ограничения скорости внимания не обращал. Таксист, несмотря на понукания пассажира, ехал осторожнее.

Увидев на тихой и безлюдной, заросшей деревьями улочке автомобиль профессора, Гренель приказал водителю остановиться. Выскочил, побежал к «шевроле», тоже затормозившему. И - буквально выдернул за грудки из салона историка, хотя тот был на пятнадцать лет младше, на голову выше и в полтора раза тяжелее. «Как брюкву из грядки», - сказал про этот момент водитель такси, оказавшийся единственным свидетелем. Выдернул - и, как показалось таксисту, банально попытался задушить противника. Оба что-то при этом орали, но слов свидетель не разобрал. Слегка опомнившись, профессор отшвырнул дальнего родственника. Тот отлетел, упал, что-то выхватил из-за пазухи, таксист не увидел - что. Зато появившийся в руке Луера здоровенный пистолет разглядел прекрасно. И тут же газанул по пустынной улице, не дожидаясь, когда с ним расплатятся. Отъезжая, слышал выстрелы.

Пистолет Монлезье-Гренеля, который таксист разглядеть не сумел, скорее можно было отнести к произведениям ювелирного искусства, чем к оружию. Отделанный золотом и серебром, с выложенной драгоценными камнями монограммой на рукояти, он являл собой более роскошный аналог того самого «дерринджера», из которого Робер Монлезье когда-то застрелил полковника Илайю Кэппула. Правда, несколько усовершенствованный аналог - двухствольный и двухзарядый пистолетик был приспособлен для стрельбы патронами «0. 22 лонг райфл» (и тоже не простыми: гильза позолоченная, пулька из чистого серебра).

Как выяснилось впоследствии, это чудо оружейно-ювелирного искусства свое время заказал Монлезье-Гренелю один из членов клана - но по каким-то причинам так и не выкупил. На фоне канадского армейского «хай пауэра», неизвестно какими путями попавшего к историку, псевдо-оружие ювелира совершенно не смотрелось. Но Гренель блестяще доказал, что стрелок не должен зависеть от калибра пистолета. За те двадцать или тридцать секунд, что прошли между отъездом таксиста и прибытием людей Лесли, в отдалении следовавших за противниками, ювелир выстрелил дважды, полностью разрядив свою игрушку. Историк успел нажать на спуск трижды - и все три раза промахнулся, хотя расстояние до неприятеля было меньше десяти футов (героический Монлезье-Гош никак не мог бы гордиться таким бездарным пра-пра-пра-правнуком).

Ювелир же не посрамил славу предков. Одна серебряная пулька попала профессору в брюшную полость и прошла навылет, зацепив печень. Вторая, пройдя между ребрами, пробила левое предсердие и застряла в позвоночнике.

Умер Гастон Монлезье-Луер в машине «скорой помощи», по дороге в госпиталь.

23

На столе у Лесли рядышком лежали два письма.

Короткие, больше похожие на телеграммы, и почти одинаковые, написанные на вырванных из перфорированного блокнота листках бумаги одним и тем же крупным мужским почерком, почти квадратными буквами. Текст записок тоже был весьма схож. Одна гласила:

МСЬЕ, Я НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ. КОЛЬЕ ЗАБРАЛ ЮВЕЛИР. ОН ГОТОВИТСЯ УБИТЬ И ВАС, И МЕНЯ.

Вторая отличалась одним словом:

МСЬЕ, Я НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ. КОЛЬЕ ЗАБРАЛ ПРОФЕССОР. ОН ГОТОВИТСЯ УБИТЬ И ВАС, И МЕНЯ.

– Ну и как вы это объясните, доктор Блэкмор? - сурово спросил Френсис К. Лесли. Как будто сам совсем недавно не отправил эти послания. Впрочем, в их содержание я его не посвящала.

Пришлось посыпать голову пеплом раскаяния…

– Просто я проверяла одну свою версию, - смиренно начала я. Но продолжила чуть в ином тоне: - От которой вы, два тупых идиота, шарахались, как монашки от секс-шопа! Неужели вам, бараньи вы головы, никак было не додуматься вашими болванками для шляп: никто, кроме Монлезье-Гренеля, не смог бы сбыть колье! Украденное колье!!! Все ваши рассуждения об анонимных продажах годились для бриллиантов, не попавших в списки разыскиваемых! Колье Кэппулов в этих списках уже три дня! Дилетант же, сунувшийся на черный рынок драгоценностей с вещью такой стоимости, просто обречен! Об-ре-чен!!! В лучшем случае он лишился бы лишь бриллиантов, в худшем - еще и жизни! Сколько раз, сколько раз я говорила вам, Лесли: пружина всего дела - Гренель! ГРЕ-НЕЛЬ!!! Сколько раз? - спросила я настойчиво и стала ждать ответа, буравя его огненным взглядом.

– Много… - промямлил Фрэнк и забормотал в свое оправдание: - Но, доктор Блэкмор… он же был на виду… сам подставлялся под подозрения… кто мог подумать…

Наивный мальчик… Вот что значит - не иметь опыта семейной жизни. Мужчина, не один год влачащий семейные узы, не попался бы на эту простенькую удочку. Знал бы, что яростней всего женщина обвиняет, когда чувствует себя виноватой… Я - чувствовала.

– Ладно, что теперь вспоминать былые ошибки, - сказала я милостиво. - Давайте думать, что делать дальше. Все нити аферы у нас в руках. Надо наконец-то сделать главное: найти колье.

– Познакомь нас с тем, что ты раскопала по ювелиру, - попросил Кеннеди. - Гренель после ареста не сказал ни слова. А потом, потолковав с адвокатом, наверняка попытается все свести к законной самообороне. Присяжные, сравнив пушки - его и профессора - вполне могут поверить.

– Ну, положим, в эпизоде с Брезманом самооборона ему не светит, - проворчал Фрэнк, - пуля попала в спину… Но все равно - он и там сможет отделаться малой кровью. Пострадавший жив; пистолетик больше похож на детскую игрушку; в клане Монлезье много хороших адвокатов… Без самого главного - без колье - дело рассыпается на несколько малозначительных эпизодов. Я уж не говорю о таком пустячке, как семь миллионов призовых денег.

И я просветила коллег.

– Все ваши версии я рассматривала в свете одного основополагающего постулата: Монлезье-Гренель завяз в деле по самые уши. Вы, Фрэнк, хорошо обосновали подозрения против профессора - и тогда я уяснила для себя, что они действовали вдвоем. Причина моей предубежденности была одна: женская интуиция. Но к делу ее не подшить, и вы с Кеннеди упорно не хотели к ней прислушиваться. Тогда я подошла к проблеме логично. Рассудила: в основе любой интуиции лежит информация. Пусть позабытая, похороненная где-то на глубоких уровнях подсознания… Вопрос: а где я могла получить информацию о Монлезье-Гренеле - визуальную информацию, такую, что она вынудила меня интуитивно заподозрить ювелира, едва его увидев? Я решила, что на прежней моей работе, в ФБР. Отсканировав несколько фотографий Гренеля, проникнув с помощью вашего приятеля-хакера в архив ФБР, и задействовав программу сравнения изображений, я раскопала этот вот снимок.

И я с торжеством выложила находку на стол. Фото как фото - двое мужчин сидят за столом. Очевидно, в ресторане. Один что-то говорит, держа бокал в руке. Другой слушает, улыбается.

– Это Монлезье-Гренель, сомнений нет, - показал Кеннеди на улыбающегося. - Разве что лет на десять моложе… А кто второй?

– Естественно, моложе, - снимок девяносто первого года, - объяснила я. - А второй…

– Второй тоже из Монлезье? - неожиданно встрял Фрэнк.

– Нет, это некий Ван Бурк, постоянно проживающий в Южной Африке. Делец с черного рынка алмазов. В девяносто первом попал под подозрение в причастности к убийству и ограблению известного нью-йоркского ювелира. Улик против него собрать не удалось, но с тех пор он в Штатах персона нон грата. Гренель не проходил тогда по делу ни в каком качестве, однако все же попал на снимок. И его облик позабылся, но отложился где-то в глубинах моей памяти. Думаю, повстречай я ювелира на улице, интуиция бы промолчала. Но история с ожидаемым похищением всколыхнула именно нужные слои подсознания. Вот и всё.

– Не всё, - упрямо гнул свое Фрэнк. - Потому что никакой это не Ван Бурк. Это Монлезье. Посмотрите на этот нос, брови, подбородок… Мне ли не знать Монлезье!

– Действительно, - поддержал Кеннеди (ох уж мне эта мужская солидарность!), - приглядись внимательно, Элис.

– Хорошо, - согласилась я. - Давайте предположим, что мамаша Ван Бурка носила в девичестве фамилию Монлезье-Имярек. Или даже Монлезье-Гренель. Это, кстати, может объяснить, отчего ювелир смог настолько довериться этой темной личности, чтобы переслать бриллианты в Кейптаун.

– Так колье в Южной Африке??!! - вскричали в один голос Кеннеди и Лесли.

Так же, наверное, вскричал Наполеон, узнав, что вместо маршала Груши в тыл ему заходит Блюхер. Или красавчик Билли - узнав, что Моника не выбросила свое старое платье…

– Спокойно, парни, - процедила я тоном матерого техасского шерифа. - Все под контролем. Просто ювелир спросил своего родственника, полярника Монлезье-Бланша, может ли он передать знакомому в Кейптауне небольшую посылочку. Бланш - ученый с мировым именем, постоянно летает в Кейптаун и обратно, и на таможне проблем у него не бывает.

– Где сейчас эта посылка? - подрагивающим голосом спросил Лесли.

– Понятия не имею. Что-то у них сломалось во всей схеме. Я думаю, у истоков аферы действительно стоял покойный профессор. Он блестяще продумал техническую сторону операции, использовав свои уникальные познания. И он же нашел пилота. Возможно, Брезмана даже не посвятили во всю подоплеку. Не исключено, что Луер нанял его якобы для «свадебного розыгрыша». В любом случае, я уверена, - очнувшись, Джордж будет утверждать именно это. Но в сбыте краденых драгоценностей профессор оказался полнейшим профаном - и предпринял весьма глупую попытку прозондировать рынок - уверенный, что информацией о колье Кэппулов никто больше не обладает. С Гренелем он едва ли был знаком достаточно близко для того, чтобы предложить соучастие, - один жил в Луизиане, другой в Северной Каролине. Думаю, ювелир сам вышел на родственника, получив пресловутое коммерческое предложение, - а затем поработав в качестве оценщика с колье. Вычислить, кто из не-ювелиров смог раздобыть информацию о бриллиантах, труда не составило. Конечно, Монлезье-Луер, посвятивший жизнь исследованию истории двух кланов. Думаю, что ювелир сказал ему попросту: «Дорогой Гастон, я знаю, что ты намерен предпринять. И если даже я ничего никому не скажу, ты все равно погоришь на попытке сбыть добычу. Не лучше ли поделиться?»

– Звучит красиво, - сказал Кеннеди. - Но все последующие события твою версию подготовки преступления никак не подтверждают.

– Потому что всё с самого начала пошло не так! Джордж Брезман не сидел за штурвалом биплана-призрака! Кровь на сидении - не его!

– Где же он был и что делал во время похищения? - спросил Фрэнк.

– Он спал! Да-да, именно спал! Почти двое суток! В крови у Брезмана обнаружены следы нескольких интересных соединений. Не буду утомлять вас химическими формулами, скажу лишь одно, - возможных причин тому может быть несколько, но одна из них следующая: два-три дня назад Джордж получил лошадиную дозу веществ из группы барбитуратов!

Кеннеди сориентировался мгновенно:

– Значит, именно поэтому он не сбежал. Именно в этом оправдывался в своей неоконченной записке: «МСЬЕ! НЕ ЗНАЮ, КАК ОБЪЯСНИТЬ ВСЁ ЭТО. УВЕРЕН, ВЫ МНЕ НЕ ПОВЕРИТЕ…»

– Оба мсье действительно не поверили, - подхватил Фрэнк. - Приехали и начали со стрельбы, а закончили обыском… Но кто же тогда пилотировал аэроплан?

– Не знаю, - вздохнула я. - До самого последнего момента я была уверена, что кто-то из сладкой парочки - или ювелир, или профессор - подготовил за спиной сообщника второго пилота. Гренель вызывал несколько больше подозрений, сбыть колье он мог и в одиночку. Но и Луера сбрасывать со счетов не стоило - едва ли он стал бы отправлять колье в Африку неизвестно кому. Наверняка потребовал, чтобы переговоры с Ван Бурком шли при его участии. И - мог попытаться сговориться с южноафриканцем за спиной Гренеля. В общем, расчет мой был прост: за пистолет схватится тот, у кого колье сейчас нет. А его ведущий двойную игру сообщник только порадуется ложным подозрениям. Но получилось то, что получилось. Вывод: колье нет и не было ни у ювелира, ни у профессора.

Повисло молчание. Совместными усилиями мы распутали сложнейший клубок, держали в руках двух участников кражи, - но никак не могли добраться до самого главного. До бриллиантов и страховой премии.

– Кровь какой группы обнаружена на сидение биплана? - спросил вдруг Лесли.

– Первая, резус положительный - проинформировала я.

– В США не так уж много пилотов малой авиации, - сказал он мрачно. - Несколько тысяч, не больше. Копнем шире и глубже, зацепим не только выступавших в авиашоу каскадеров. Кровь и отсутствие алиби на день свадьбы - не так уж мало. Но по этому следу ринется столько конкурентов…

– Тебе стоило бы подумать и про южноафриканских летчиков, - сказал Кеннеди.

– Ван Бурк?

– Именно. Идеальный кандидат на роль третьего игрока, неожиданно вмешавшегося в игру. Приехал инкогнито, привез своего пилота…

– Нереально, - усомнился Лесли. - Едва ли Ван Бурка посвящали в технические детали. Просто сказали: к такому-то числу появятся такие-то бриллианты…

– Значит, придется нам бежать по узенькой дорожке с огромной сворой охотничьих псов, - вздохнул Кеннеди. - По второму разу просеивать пилотов…

Про меня дорогие мужчины, похоже, забыли. Чтобы привлечь их внимание, я постучала по столу.

– Я могу подсказать вам, где можно срезать эту дорожку. Как минимум в двух местах. И оказаться у финиша первыми.

–???

– «Небесный Доктор». Старик должен знать о воздушных шоуменах куда больше Герцога - сам когда-то много лет кормился этим ремеслом.

– А в чем вторая подсказка? - напомнил Кеннеди.

– Эта информация слишком дорого мне обошлась… - вздохнула я. - Даже не знаю, могу ли ею с вами поделиться. Разве только если вы прямо сейчас - не дожидаясь призовых денег - скинетесь и поможете мне выкупить одну весьма важную деталь моего организма…

Приятно было смотреть на разом поглупевшие физиономии двух мастеров дедукции и сыска.

24

– По-моему, ты ошибся, - сказала я Фрэнку. - Или это не та больница. Или Николсон - не тот старик.

Действительно, нынешний адрес Айзека Дж. Николсона, известного в молодости под псевдонимом «Небесный Доктор», звучал так: «Мичиган, округ Крейтон, клиника Святого Патрика». Поневоле у нас сложилось мнение, что старый пилот доживает свои дни в муниципальной больнице для престарелых.

Однако вывеска на высоких кованых воротах гласила, что мы приехали не в богадельню, а в клинику детской травматологии и протезирования. Звонкие ребячьи голоса, доносившиеся из-за ограды, подтверждали, что создатели вывески дезинформацией не занимались.

– Может, он тут работает? - предположил Кеннеди. - Сторожем или санитаром? И живет при больнице?

Чуть позже выяснилось, что в главном мой коллега не ошибся. Айзек Николсон действительно жил и работал здесь - но не санитаром или сторожем. Главным врачом - и, по совместительству, директором клиники…

… Встретила в воротах нас невысокая пожилая женщина, на редкость стройная для своих лет. Судя по виду, не медсестра и не санитарка, - но кто-то из руководящего состава. Бэйджа у нее на груди не было, и представилась женщина словами:

– Здравствуйте, меня зовут Ангелина. Сейчас я покажу вам клинику.

Она не задала ни одного вопроса: кто мы, откуда, зачем?… Хотя Фрэнк впервые за время нашего знакомства облачился в полное полицейское обмундирование, лишь оставив в машине фуражку с надписью «Полиция Ост-Кемпена». Лесли надеялся, что от копа в форме документы никто не потребует. Ибо никаких официальных полномочий на территории штата Мичиган он не имел.

«Может, нас приняли за кого-то другого?» - подумала я. Но мужчины рассеивать заблуждение Ангелины не спешили. Они бодро двинулись за ней следом, цепко поглядывая по сторонам и слушая ее рассказ - в другое время, пожалуй, весьма бы меня заинтересовавший с профессионально-медицинской точки зрения.

Дело в том, что клиника Святого Патрика уже тридцать лет специализировалась на создании и практическом применении биопротезов конечностей - и добилась немалых успехов на этом пути. Клиника не финансировалась государством, поскольку главными пациентами являлись дети-иностранцы, ставшие инвалидами в результате полыхавших в мире больших и малых войн. И это отнюдь не были дети лишь состоятельных родителей - лечение осуществлялось бесплатно, а дорогу в Штаты детишкам чаще всего оплачивали благотворительные фонды.

Мы побывали в палатах и процедурных, осмотрели учебный корпус - в классах как раз шли занятия (Ангелина пояснила: «У нас преподают на семи языках, представляете?») - и направлялись в сторону спортивно-реабилитационного городка, когда я окончательно поняла: Лесли ошибся.

Хотя Ангелина несколько раз упоминала фамилию главы клиники, называя его мистером Николсоном, а пару раз, сбившись, даже назвала Айзеком, было ясно: это не тот человек, которого мы ищем. Никак не мог каскадер, ярмарочный трюкач, забросив полеты, стать вдруг медицинским светилом.

Похоже, Фрэнк и Кеннеди тоже осознали этот неприятный для нас факт.

– Спасибо, миссис Ангелина, за очень интересную экскурсию, - сказал Лесли, - но, очевидно, произошла обоюдная ошибка. Я не знаю, кого вы поджидали у ворот, за кого нас приняли и кому был предназначен ваш рассказ, - но мы ищем человека, которого, очевидно, здесь нет и быть не может, - бывшего воздушного каскадера, известного ранее под псевдонимом «Небесный Доктор», по стечению обстоятельств оказавшегося тезкой и однофамильцем руководителя вашей замечательной клиники, вызвавшей у нас глубокое сочувствие своей благородной деятельностью.

Эк завернул! Похоже, он поначалу со всеми женщинами так - и лишь потом переходит на телеграфный стиль: «Смогу…», «Объясните…»

– Никакой ошибки нет, - улыбнулась Ангелина. - Мы всем гостям показываем клинику и рассказываем о ее работе. Ведь мы фактически живем на пожертвования - а людям надо видеть, что их деньги уходят не на какую-то абстрактную благотворительность - а на конкретных детей, на очень несчастных детей, совсем не виновных в том, что взрослые решают свои споры с оружием в руках… Скажите: разве, увидев всё это, вам не захотелось по мере сил помочь нам?

Она была права. Захотелось. По крайней мере, мне. Скажу больше: глядя на класс в учебном корпусе - класс для самых младших - где сидел десяток мальчишек и девчонок, и у каждого ученика одна или две конечности были заменены протезами, я уже начала прикидывать, какую часть призовой суммы переведу на счет клиники. Если, конечно, наша гонка за бриллиантами Кэппулов увенчается успехом…

– Но и вы не ошиблись, - продолжала Ангелина. - Мистер Николсон действительно еще в колледже занимался авиационным спортом. И весьма успешно - ему принадлежали пять или шесть национальных рекордов. А потом… Потом, когда понадобились деньги на внедрение разработанного им метода протезирования и на создание этой клиники, он действительно иногда подрабатывал этим способом… Нам очень помогли несколько значительных денежных премий, назначенных за вещи, считавшиеся в принципе невыполнимыми. Скажу вам по секрету, - тут она снова улыбнулась, - в некоторых трюках участвовала и я…

Мои коллеги мгновенно подобрались и насторожились - точь-в-точь два сеттера, почуявших дичь.

– Значит, вы - миссис Николсон, - констатировал Кеннеди. - Значит, именно вас муж когда-то подхватывал с земли на лету прикрепленным к самолету крюком?

Миссис Ангелина Николсон рассмеялась.

– Меня, меня… Только не рассказывайте никому в клинике. А то несолидно - заместитель главного врача летала по воздуху в коротенькой юбке, подвешенная на крюк, словно окорок в коптильне…

25

Айзек Дж. Николсон выглядел гораздо моложе, чем мы ожидали - лет на пятьдесят, максимум пятьдесят пять. И явно сохранял хорошую форму. Среднего роста, мускулистый, с открытым лицом.

Странная моложавость «Небесного Доктора» удивила нас - из рассказа Герцога выходило, что пилот с таким прозвищем начал карьеру не то в конце сороковых, не то в начале пятидесятых годов.

– Дело в том, - охотно ответил он на прямой вопрос Кеннеди, - что профессиональным авиакаскадером был еще мой отец. А я унаследовал его псевдоним и кое-какие семейные трюки… Но так уж получилось, что прозвище совпало с выбранной мною профессией. Отец - он разбился в семьдесят третьем - был человеком небогатым и ничем другим не занимался. Рисковал жизнью, чтобы дать мне возможность закончить образование. Для меня же авиация всегда была простым хобби, остается им и сейчас - правда, сесть за штурвал удается все реже. Но на каком-то этапе это увлечение весьма помогло… Помогло начать то, что я считаю главным своим делом.

– Очевидно, именно тогда, во время своих выступлений, вы и познакомились с Джорджем Брезманом? - спросила я.

– Тогда… Но не с ним - с его отцом, у них тоже воздушная династия… Когда Брез-младший обратился ко мне с просьбой помочь освоить наш старый семейный трюк - я и понятия не имел, зачем ему это надо. И охотно помог… Лишь когда прочитал в газетах о похищении колье Кэппулов, понял, что он задумал. Вы знаете, ситуация сложилась уникальная - я тренировал его, ничего не подозревая. Но и он, принимая мою помощь, понятия не имел, что готовит его человек, имеющий полное право стать владельцем этих бриллиантов.

Мы онемели. Слов не нашлось. Если бы Небесный Доктор объявил вдруг, что он не человек, а пришелец с Сириуса, мы были бы потрясены меньше.

Он удивленно поднял брови.

– Я - родной внук Джудифь Кэппул и Анри Монлезье-Ружа. Вы не знали?

СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА - VII

Наверное, авантюрист и сорвиголова Анри Монлезье-Руж всегда мечтал умереть именно так. В небе. Сжимая рычаги любимого самолета…

Но - сзади его обнимала любимая женщина, тоже раненая, ничего не понимающая в управлении бипланом, и умирать было нельзя, надо было лететь, и улететь как можно дальше, потому что на земле ничего хорошего их не ждало…

И «Мустанг» летел. Летел к канадской границе.

Наверное, Анри несколько раз терял сознание - но и тогда руки продолжали твердо сжимать штурвал и биплан летел по-прежнему ровно. Когда Монлезье-Руж в очередной раз открыл глаза - земли он не увидел. Или ее уже покрыла ночь, или просто потемнело в глазах. Солнце, впрочем, Анри еще различал. Только его - кроваво-красное закатное солнце… Надо приземляться, понял он, и понял другое - сил на это не осталось, он не сможет посадить машину в сгущающейся тьме, сам фактически ослепнув…

Не может - но должен.

– Я люблю тебя, малышка, - сказал Анри и толкнул штурвал от себя.

Джудифь никак не могла услышать этих слов за ревом мотора. Но услышала. Потому что двигатель заглох полминуты назад, и лишь ветер свистел в растяжках биплана. Она толкала и тормошила Анри, вновь впавшего в забытье. Он очнулся - она услышала эти слова - и через несколько секунд почувствовала, как его тело стало клониться набок. А руки, сжимавшие штурвал, медленно разжались.

Анри Монлезье-Руж был мертв.

Джудифь Кэппул закрыла глаза и тоже стала ждать смерти.

26

– Потом бабушка до конца своих дней утверждала, что спас ее дед. Что именно он - мертвый - посадил биплан на воду озера. Я думаю, это была счастливая случайность. И не единственная. Мой отец - и соответственно я - появились на свет просто чудом. «Мустанг» легко мог приводниться на середине озера Мичиган… Но я и без того не представляю, как бабушка - в длинном неудобном платье, с пробитым пулей плечом и шестинедельной беременностью - смогла проплыть в темноте четверть мили до берега. Но проплыла… А самолет вместе с дедом навсегда остались на дне Мичигана. Бабушку подобрали на берегу в бессознательном состоянии и отправили в больницу - потом она даже не смогла точно вспомнить место посадки. А я раз в год опускаю венок на волны Мичигана…

– Впоследствии ваша бабушка вышла замуж за человека по фамилии Николсон? - спросил Лесли.

– Нет, она больше не вышла замуж. Но ни с Монлезье, ни с Кэппулами никаких дел иметь не желала. Жила под девичьей фамилией своей бабушки по материнской линии.

Кеннеди спросил:

– Почему же ваша ветвь клана - вернее, двух кланов - не объявилась позже, после смерти Саллини и вашего прадеда-Кэппула? Оба семейства до сих пор пребывают в неведении… И почему вы считаете, что имеете права на бриллианты? Разве брак вашей бабушки и деда был официально зарегистрирован?

– Был. Тогда, во время первого их путешествия на «Мустанге». А насчет неведения обоих кланов - вы ошибаетесь. Лет пять назад ко мне приезжал один из Монлезье. Все рассказал и объяснил: и про колье, и про завещание Ревекки Кэппул, и про мои права на бриллианты - раньше я этого не знал. У Монлезье даже якобы имелась копия свидетельства о браке, выданного мэрией маленького городка (точное место он не назвал) - у бабушки, естественно, этот документ не сохранился. Предлагал начать процесс по вступлению в права наследства - причем соглашался предоставить собранные им документы за немалую долю стоимости колье…

– Это был историк Монлезье-Луер? - спросила я, не сомневаясь в ответе.

– Да. Я отказался иметь с ним дело. Посчитал, что раз бабушка навсегда отказалась и от родни, и от этих проклятых бриллиантов, - то и мне не стоит связываться… И, знаете, потом жалел. Часто жалел. Когда думал, что можно было сделать в клинике на эти миллионы…

Зачем он все это говорит? - билось у меня в голове. Неужели так уверен, что ни осталось никакого следа, никакой улики, никакого свидетеля? Или выкладывает то, что мы можем и сами раскопать - чтобы скрыть главное?

А еще я подумала, что была не совсем справедлива к покойному историку. Не только огромные деньги толкнули этого романтика на преступление. Он один знал, как трагично закончилась красивая история о небесной (в прямом смысле - небесной) любви и о чудесном воссоединении влюбленных… И великий патриот рода Монлезье очень хотел, чтобы погибший накануне своего счастья Анри отомстил за себя. Иначе совершенно не имело смысла так долго и тщательно возиться с инсценировкой - искать очень похожий на «Мустанга» (и весьма недешевый!) самолет, имитировать его разрушения, подменять кассету в видеокамере… Достаточно было использовать любую подвернувшуюся под руку авиетку. И Небесный Доктор тогда действительно только из газет узнал бы, к чему готовил Брезмана…

Николсон продолжил:

– На самом деле то, что мы делаем, лишь капля в море… Один пример: много лет на юге Африки шла жестокая война - в Анголе, Мозамбике, Намибии… И главным оружием были мины. Противопехотные мины - не убивающее, но калечащие. Отрывающие стопу. Огромные площади до сих пор засеяны этой затаившейся смертью… А подрываются дети. В основном дети. Взрослые куда реже лезут в такие места. Завтра прибывает группа ребят из Намибии - с этой страной по ряду причин у меня самые тесные связи. Тридцать шесть мальчишек и девчонок. Мы сделаем, что можем, - они снова будут нормально ходить, нормально жить, не останутся на всю жизнь калеками… Но их тридцать шесть! Всего лишь тридцать шесть! И я знаю, что в Намибии остались тысячи маленьких инвалидов… Мне неоднократно приходилось там бывать. И смотреть им в глаза.

Да замолчи же наконец! - мысленно завопила я. Всем известно, что в Намибии тоже развит алмазный бизнес! Замолчи, сделай милость!

Я решительно встала. И обратилась к Небесному Доктору:

– Спасибо, мистер Николсон. Ваша информация очень нам поможет. А сейчас нам пора. Пойдемте, господа.

Кеннеди явно хотел что-то сказать, или что-то возразить, - но я глянула на него так, что он предпочел заткнуться. Иногда - очень редко - Кеннеди не рискует со мной спорить. Сейчас был именно такой момент.

Хозяин проводил нас до дверей кабинета. Прощаясь, я заглянула в его глаза и поразилась суженным, игольно-точечным зрачкам.

– До свидания, мистер Николсон, - сказала я. - Постараюсь оказать посильную помощь вашей клинике. Последний вопрос: когда вы в очередной раз вылетаете в Намибию?

– Послезавтра, мисс.

– Советую не откладывать вылет.

27

Мы вышли из административного корпуса - но не спешили идти к машине.

У детей, похоже, наступил перерыв в занятиях, - среди кустов и деревьев окружавшего клинику парка мелькали ребячьи фигурки, раздавались звонкие слова на нескольких языках.

Между нами, наоборот, повисло тяжелое молчание. Нарушил его Кеннеди, сказав бесцветным, совершенно мертвым голосом:

– Кажется, ты прострелил ему мякоть левого бедра, Фрэнк. Видел, как он осторожно припадал на левую ногу, когда провожал нас?

– Ага, - тускло согласился Лесли. - Похоже, он был по уши накачан анестетиками, чтобы не выдать ранения…

Наблюдательные вы мои, зло подумала я. Но ничего не сказала. Вытащила из сумочки лист бумаги, разорвала в мелкие клочки и опустила в урну. Это была распечатка «Медиума» - сегодня утром я выделила там красным маркером строчку, свидетельствующую: десять дней назад клиника Святого Патрика закупила пластмассовый муляж человеческого скелета…

Вновь молчание… Кеннеди внимательно следил за моими манипуляциями с распечаткой. Потом взглянул мне в глаза и едва заметно кивнул головой. За много лет мы научились понимать друг друга без слов.

Теперь выбор за Лесли. Демократическим большинством - два голоса против одного - в нашем триумвирате ничего не решить. Нужно единодушное мнение…

И я не знала, что делать с Фрэнком, - если он все-таки… Но не успела даже сформулировать свою мысль. Лесли заговорил сам.

– На свою долю я мог бы сразу купить дом, - тоскливо произнес он. - И не жить пятнадцать лет с петлей обязательных взносов на шее…

– Дяденька коп! - раздался голосок сзади. - А можно подержать твой пистолет?

Мы дружно обернулись.

Мальчик выглядел лет на шесть или семь. Судя по речи, был он не иностранец, а маленький американец - рыжий, конопатый, с доверчивым взглядом. В отдалении стоял другой мальчишка, чернокожий, - и поглядывал на нас с куда большей настороженностью.

– Плохая это игрушка, - проворчал Лесли.

Но достал из поясной кобуры служебный кольт, вынул обойму, протянул оружие. Пальцы правой руки мальчишки как-то неловко ухватили рукоять - и только в тот момент я поняла, что это не рука. Протез. Безумно дорогой биомеханический протез, реагирующий на импульсы нервных окончаний…

– Плохая игрушка, - согласился мальчик, поводив стволом вправо-влево. - Тяже-о-о-о-лая…

Он вернул кольт Фрэнку, развернулся и куда-то понесся, не прощаясь. Хлопнул по плечу чернокожего сверстника, крикнув на бегу:

– Догоняй, Мбанга!

Тот побежал следом. Побежал тяжело, заметно прихрамывая. Но побежал…

– А с другой стороны, миллионы американцев живут в купленных в рассрочку домах, - сказал Фрэнк решительно. - Чем я лучше? Каких-то пятнадцать лет - и дом твой. Поехали отсюда, ребята. До темноты надо успеть в Ост-Кемпен.

В машине он сказал:

– Небесный Доктор мог бы, между прочим, занести нас в почетную книгу жертвователей. По два миллиона триста тридцать три тысячи триста тридцать три доллара и тридцать три цента с каждого - думаю, не всякий день у него бывают такие посетители.

– А еще говорят, что американцы совсем разучились считать в уме, без калькулятора, - хмыкнул Кеннеди.

Я же сказала совершенно невпопад:

– Жениться тебе надо, Фрэнк. Кстати: что ты думаешь о девушках-Монлезье? Если они такие же боевые, как и мужчины их рода, - может получиться отличная подруга для полицейского…

28

Телефонный звонок раздался в агентстве «Бейкер-стрит, 221» спустя два месяца после нашего возвращения из Ост-Кемпена. Но звонившего я узнала мгновенно.

– Вы помните свое обещание, мадемуазель Элис? - рокотал в трубке голос Андре-Мари-Жиля Монлезье-Бланша. - Что вы обязательно приедете в Антарктиду, если я раскопаю цивилизацию антарктов?

– Не хотите же вы сказать… - недоверчиво начала я.

– Именно хочу! Под трехкилометровым слоем льда найден обледеневший антаркт! Совершенно свежий, словно еще вчера был жив! А возраст льда, в который он вмерз, - семьдесят тысяч лет, между прочим! Так что вылетайте в Кейптаун, я вас там встречу!

Ох уж эти Монлезье! На все готовы, положив глаз на женщину… Но все-таки приятно. Не каждый мужчина ради дамы способен откопать антаркта, пролежавшего семьдесят тысяч лет под трехкилометровым слоем льда…

Как от нас, интересно, летают самолеты в Южную Африку?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ СОЛНЦЕ БЕЛОЙ ПУСТЫНИ

Место действия: международная антарктическая станция «Эндерби», ледник Гэллапа, Антарктида.

Действующие лица.

Персонал станции:

Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш (США) - геофизик, начальник станции;

Карл Юханссон (Швеция) - метеоролог;

Пак Лу Вонг (Южная Корея) - химик-органик;

Егор Проньин (Россия) - инженер-программист и специалист по связи;

Жан-Жак Шапелье (Франция) - геолог;

Фридрих Гастербауэр (Германия) - биохимик;

Луиджи Терразини (Италия) - врач;

Хусейн (без гражданства) - алеутская лайка.

Гости станции:

Элис Рейчел Блэкмор - частный детектив и судмедэсперт;

Макс Кеннеди - фанатичный охотник за галактическими агрессорами;

Анти - вмерзший в лед гуманоид, предположительно представитель вымершей расы антарктов.

Примечание доктора Блэкмор:

Стоит указать сразу, что, во-первых, языком общения на станции был английский, а во-вторых - в списке действующих лиц этой истории указаны лишь основные специальности полярников, но у большинства из них имелось по два-три университетских диплома в разных, порой совсем не смежных, науках. Монлезье-Бланш, например, защитил диссертации по геофизике, психологии замкнутых групп и сравнительной биологии, а людей с медицинскими дипломами, кроме меня и Терразини, на леднике Гэллапа было еще двое. Однако, по стечению ряда обстоятельств, на станции в тот момент не оказалось профессиональных механиков и электриков…

I. Любопытство губит кошек

1

– Это он, - сказал Кеннеди с тоскливой убежденностью. - Он. Галактический Киллер. Мы с тобой, Элис, сами того не ведая, подошли слишком близко к разгадке какой-то тайны, - здесь, в Антарктиде. И тут же появился он. Киллеру истребить семерых отрезанных от мира людей - задачка для первого класса. Он не оставит тут в живых никого. НИ-КО-ГО. Если мы его не остановим.

Я ничего не ответила. Но мысленно использовала все ругательства, которые знала, - а память у меня хорошая. Я проклинала весь шестой континент вкупе и Землю Эндерби в частности, проклинала Бланша, так не вовремя обнаружившего тут вмерзшего лед древнего обитателя Антарктиды, проклинала этого антаркта, так глупо погибшего семьдесят тысяч лет назад, проклинала свое опрометчивое обещание - приехать к Бланшу в случае подобной находки… Немало теплых мысленных слов досталось и здешнему проклятому солнцу - повисшему над головой и никак не желающему заходить, слепящему глаза нестерпимым сверканием льда и снега, обжигающему кожу убийственным ультрафиолетом… И сводившему с ума. Кеннеди, по крайней мере, оно доконало. У моего коллеги резко обострилась застарелая болезнь…

Но сначала необходимо пояснить, кто такой пресловутый Галактический Киллер.

Даю определение: Галактический Киллер - статистическая закономерность, персонифицированная и демонизированная богатым воображением бывшего специального агента ФБР Макса Кеннеди.

Что, не слишком понятно? Тогда стоит изложить подробнее.

Ежегодно в США в результате умышленных убийств погибает несколько десятков тысяч человек. От года к году цифра плавает, но ниже тридцати тысяч за всю послевоенную историю она не опускалась.

Сорок два процента погибших застрелены - и Национальная Стрелковая Ассоциация обещает увеличить эту цифру. Некая логика в их позиции присутствует. Решившийся на убийство человек даже при отсутствии пистолета сможет найти, чем воспользоваться, - не бензопилой, так кувалдой, - а труп с аккуратным пулевым отверстием смотрится куда эстетичнее, да судмедэксперту работать легче…

Но дела и тела застреленных сограждан отложим пока в сторону.

Еще примерно семнадцать процентов погибших становятся жертвами взрывов и преднамеренных отравлений, удушений и сталкиваний с высоты, подстроенных автокатастроф и инсценированных несчастных случаев и т. д. и т. п.

Этих несчастных мы тоже исключим из рассмотрения.

Оставшиеся - примерно сорок один процент - погибли в результате плотного контакта с оружием холодным. Вычеркнем из списка жертвы рубящих орудий: банальных топоров и экзотичных ятаганов, мясницких тесаков и любовно заточенных ролевиками мечей. Затем отодвинем в сторону погибших от воздействия оружия метательного и ударно-раздробляющего.

Поработаем со статистикой по колющим орудиям убийства. Слишком широкие - кинжалы, финки, ножи с широкими лезвиями - нас не интересуют. Слишком узкие - шилья и заточенные велосипедные спицы - тоже. Рассмотрим лишь убитых колющими предметами с шириной лезвия не более одного сантиметра. Это могут быть узкие ножи, стилеты, скальпели, стамески, заточки, хирургические распаторы и отоларингологические долота. И многое другое.

Таким образом многотысячная армия погибших в результате наших вычеркиваний уже сократилась до неполного батальона… Ну вот, и на мои извилины подействовало это проклятое солнце проклятой ледяной пустыни… Я надеюсь, вы сообразили: погибли они все-таки не от вычеркиваний, а от узких колющих орудий.

Теперь отсеем тех бедолаг, которым упомянутые орудия вонзались в грудную клетку или в брюшную полость, в глазные или ушные отверстия, в сонную артерию или яремную вену… Оставим только тех, кто был убит ударом в основание черепа.

И получится, что каждый год десять-пятнадцать человек в Штатах ОБЯЗАТЕЛЬНО расстаются с жизнью именно таким способом. Ничего не поделаешь, банальная статистика.

Изредка убийц задерживают рядом с трупом, с оружием в руке. Но чаще они норовят скрыться от заслуженного возмездия. И Кеннеди еще в бытность свою в отделе паранормальных явлений ФБР вбил себе в голову, что все эти не раскрытые сразу преступления совершены одним человеком. Даже не человеком, а загадочным существом - вероятнее всего, инопланетного происхождения. Галактическим Киллером.

Первопричиной для его убеждения послужил реальный случай - несколько врачей, живших в разных штатах, были отправлены на тот свет именно таким способом. Судя по использованному орудию (узкому, длинному, бритвенно-острому), маньяк-убийца - так до сих пор и не найденный - тоже был из медиков.

На беду, первый из убитых находился в то время в разработке отдела паранормальных явлений ФБР - поскольку применял способы лечения, весьма далекие от канонов классической медицины. Кеннеди выдвинул тогда парадоксальную версию, объяснившую все странности: дескать, пришелец, застрявший на Земле в результате аварии своей тарелочки, начал вовсю использовать привезенные с далеких звезд медицинские методы - и был устранен во избежание утечки знаний, до которых не доросли земляне…

Затем последовало еще несколько однотипных убийств, жертвы коих ничем не привлекли внимание отдела паранормальных явлений. Но Кеннеди упорно стоял на своем: во всем виноват Галактический Киллер! И Киллер этот продолжает по всей стране свое черное дело.

Естественно, у полиции и ФБР имелись показания свидетелей, видевших подозрительных людей неподалеку от мест совершения преступлений. Еще более естественно, что словесные портреты подозреваемых не совпадали.

Кеннеди это не смущало: Галактический Киллер, дескать, может перевоплотиться в кого угодно.

На вопрос о цели всех убийств Кеннеди отвечал: враждебная инопланетная цивилизация уничтожает случайно всплывающие следы своей тщательно замаскированной экспансии на Землю.

«Где же эти следы?» - спрашивали его. В ответ он с бешеной энергией приступал к поискам. Причем обычно что-нибудь да находил. И немудрено. В жизни любого человека, даже заколотого ударом в основание черепа, всегда можно раскопать какой-нибудь паранормальный след - или его бабушка была знакома с человеком, чей сосед, выходя из бара, узрел летающую тарелку, или вторая жена жертвы проживала в доме, где за десять лет до того буйствовал полтергейст. Либо сам убитый имел какие-либо странные способности - например, мог наизусть перечислить всех президентов США и годы их правления - начиная с Джорджа Вашингтона и кончая Джорджем нынешним…

Обнаружив подобный факт, Кеннеди удовлетворенно констатировал, что опять столкнулся с Галактическим Киллером. И дело отправлялось в архив - попробуйте-ка объявить в розыск индивида, меняющего личины, как перчатки.

Лишь одно соображение Кеннеди игнорировал с упорством маньяка. И в самом деле, к чему вся эта мышиная возня с продвигающейся черепашьими темпами колонизацией? Достаточно десятку таких вот Галактических Киллеров перевоплотиться в президентов и премьеров десятка ведущих стран - и можно начинать вторжение хоть завтра. Но Кеннеди в ответ лишь многозначительно улыбался. И только однажды намекнул мне - кем, по его мнению, был первый и последний президент Советского Союза…

В последние годы нашей совместной работы в ФБР я уже отчаялась излечить Кеннеди от этой идеи-фикс. Делала вид, что соглашаюсь со всеми бредовыми выкладками. И очень радовалась, что занятия частно-детективной практикой излечили моего коллегу…

Но вот все вернулось на круги своя.

Потому что перед нами лежал труп с раной, нанесенной узким острым предметом в основание черепа.

Впрочем, все по порядку…

2

Любопытство, как известно, губит кошек. Как выяснилось, судмедэкспертов - тоже.

Меня оно сгубило, когда в офисе детективного агентства «Бейкер-стрит, 221» раздался телефонный звонок и голос Андре-Мари-Жиля Монлезье-Бланша, пронесшийся через космическое пространство и многие мили телефонных проводов, объявил: в Антарктиде найдено вмерзшее в лед (предположительно - семьдесят тысяч лет назад) человекообразное существо; и Бланш предлагает мне принять участие в его самых первых, до отправки находки на Большую землю, исследованиях.

Предложение было заманчивым и раздумывала я недолго. Через полчаса после разговора я решительно объявила Кеннеди, что лечу в Кейптаун, и далее - в Антарктиду. Он не менее решительно объявил, что одну меня не отпустит. Дескать, без его опеки я провалюсь в ледяную трещину или вмерзну в лед, меня заклюют пингвины или загрызет морской леопард - зверь, судя по названию, крайне опасный и кровожадный[21].

Естественно, все эти надуманные опасения за мою жизнь и здоровье прикрывали жгучее желание Кеннеди своими глазами взглянуть на Хомо Антарктикуса. Я сильно подозревала, что он надеется увидеть обледеневшего гуманоида не совсем земного происхождения…

… По-моему, Монлезье-Бланш отнюдь не обрадовался, увидев, что я спускаюсь по трапу самолета в компании Кеннеди. Виду, конечно, не подал - не то у него было воспитание. Но неприязнь к моему коллеге у знаменитого полярника возникла еще в Кейптаунском аэропорту. В дальнейшем она только крепла. И стала одной из косвенных причин разыгравшейся в Антарктиде трагедии.

3

В самолете, два дня спустя вылетевшем из Кейптауна на Землю Эндерби, находилось, кроме экипажа, три человека: я, Кеннеди и Бланш. Плюс огромное количество ящиков с аппаратурой.

Дело в том, что на международной станции «Эндерби» сейчас происходила пересменка. Двадцать полярников, прилетевших вместе с Бланшем на Большую землю, радостно разъехались по родным странам - писать отчеты в свои академии и институты… Ну и тратить заработанные немалые деньги, разумеется.

На станции, в отсутствие начальника и большей части персонала, за порядком приглядывали шесть человек, до истечения контрактов которых оставалось еще по четыре месяца. Такая схема была достаточна разумна - три четверти персонала раз в год сменяются, а оставшиеся помогают вновь прибывшим освоиться и лишь затем уезжают сами.

Но имелась в нынешней пересменке одна необычная деталь.

Стандартный порядок был следующий: на станцию прилетал самолет, груженый продовольствием и прочими необходимыми припасами. На нем же вывозили в Кейптаун полярников, чьи контракты закончились. И тут же, следующим рейсом, на Землю Эндерби летела следующая партия (удвоенному численному составу на станции просто не разместиться, а нелетная погода над Антарктикой не редкость).

Но сейчас, как я уже упоминала, в самолете находились лишь три пассажира. Монлезье-Бланш и Кеннеди - то взял с большой неохотой, намекая, что ледяная взлетно-посадочная полоса на станции весьма коротка, и лишние восемьдесят килограммов могут создать нам проблемы при посадке… А ничего из аппаратуры оставить ну никак невозможно.

На вопрос - а почему с нами не летит следующая смена? - Бланш ответил, что в самый последний момент личный состав подвергся большим изменениям. Дескать, все дело в найденном антаркте, которому полярники успели дать ласковое прозвище «Анти». По словам начальника станции, восемь стран-участниц проекта «Эндерби» никак не могли поделить совершенно неожиданную находку. И решили произвести первичные исследования коллективно, прямо на месте. Для этих исследований мы и везем сейчас необходимую аппаратуру. А спешащие из своих университетов специалисты в различных областях медицины и биологии просто не успели собраться в Кейптауне, они еще будут подъезжать в Южную Африку в течение недели.

Именно эту неделю Монлезье и предлагал провести мне на станции - и улететь самолетом, который привезет ученых, жаждущих познакомиться с Анти. Кеннеди он не предлагал ничего, словно тот был лишь моим бессловесным телохранителем.

Звучали слова Бланша логично. Здраво. Но…

Но у меня зародилось подозрение: чего-то он недоговаривает… Однако лишь на станции я поняла, в чем дело.

Жил персонал «Эндерби» в условиях более чем спартанских. Как на подводной лодке - ни одного лишнего кубического фута пространства. Когда все необходимое для жизни приходится завозить с Большой земли, - то обогревать эти лишние футы будет непозволительной роскошью. Особенно если на улице мороз в минус шестьдесят градусов[22] - не редкость. Спальнями полярникам служили крохотные четырехместные клетушки - и никаких преимуществ не было даже у начальника экспедиции. Естественно, в таких условиях возможностей для личной жизни практически нет.

Но Монлезье, приглашая меня, явно рассчитывал не только удивить гостью айсбергами, пингвинами и полярными сияниями. И серией хитрых маневров расчистил место для амурных подвигов. Тут я, впрочем, сама виновата - не стоило подавать ученому несбыточных надежд еще при первом знакомстве…

4

Самолет, нагруженный лишь результатами шестимесячных трудов обитателей «Эндерби», взлетел, разбежавшись по ледяной, чем-то посыпанной полосе (кстати, не настолько она оказалась короткая, как плакался нам Бланш).

Мы остались одни. Вокруг был лед, лед и лед… Почти трехкилометровая ледяная шапка отделяла нас от поверхности земли.

И мне вдруг подумалось, что она, эта земля, терпеливо ждет своего часа. Ждет, когда лед и снег растают, затопив Нью-Йорк и Петербург, Сан-Франциско и Стамбул, когда обезумевшие от наступающей на пятки воды люди начнут беспощадную резню за плоскогорья и возвышенности… Кто и что освободится тогда из ледяного плена на шестом континенте?

Никто толком не знает…

Лунная поверхность - и то исследована лучше.

Три индийских слепца получили куда больше информации о слоне, которого они щупали-дергали за всевозможные органы, - чем мы, со своими штольнями и пробными бурениями, узнали о поверхности Антарктиды. Более-менее изучены лишь выступающие поверхности здешних гор.

Монлезье-Бланш всегда приводил банальный пример: представьте, говорил он, что подобный слой льда покрыл США. Наружу торчат лишь Кордильеры да самые высокие пики Аппалачей. Много ли смогут узнать исследователи грядущих тысячелетий о нашей цивилизации? Хорошо, если тычась наудачу сквозь шапку льда, они угодят в какой-нибудь мегаполис или некогда густонаселенную Новую Англию. А если в Техас или Аляску?

Но полярникам Земли Эндерби повезло. Повезло дважды. Во-первых, когда ледник Гэллапа пробудился от векового сна, расколовшая его гигантская трещина прошла в стороне от станции, примерно в полумиле. Во-вторых, на дне этой трещины, при попытке добыть ископаемый лед, содержащий древнюю органику, и был обнаружен Анти. Да уж, органика так органика… Не думаю, что Бланш, посылая людей выпилить несколько кубов древнего льда, рассчитывал на столь крупный улов…

Температура в аэропорту приземления оказалась близка к нулю[23] - в Антарктиде наступало лето. Встречающие (их оказалось шестеро) были похожи, как клонированные близнецы, - все в одинаковых синих синтетических парках, все с бородами, в противоветровых масках и солнцезащитных очках… Впрочем, последние приспособления мало напоминали те, которыми мы прикрываем глаза от ласкового солнца иных широт - и казались деталью экипировки не то мотоциклистов, не то пилотов времен Первой Мировой… Но седьмой участник комитета по встрече - огромный мохнатый пес - прекрасно обходился без каких-либо берегущих зрение приборов. И снежной слепотой, по всему судя, не страдал.

Станция «Эндерби» глубоко зарылась в снег и лед. Наружу выступали лишь крыши с антеннами и вентиляционными трубами. Чуть поодаль виднелась площадка с метеорологической аппаратурой - хозяйство шведа Юханссона (этот потомок викингов, к великому моему удивлению, оказался низкоросл и черноволос). Еще дальше высились ветряки электростанции. И всё.

А внутри… Внутри человек, подверженный клаустрофобии, протянул бы недолго. Однажды мне довелось видеть голливудский фильм о полярниках Антарктиды, борющихся с загадочным НЕЧТО - проникшим на станцию и вселяющимся в их тела. Какой там был простор! Какие интерьеры! Примерно как на «Наутилусе» капитана Немо - специалисты давно подсчитали, что рожденный фантазией Жюля Верна подводный «Титаник» мог худо-бедно погрузиться, лишь заполнив балластные цистерны ртутью…

Здесь же - низенькие потолки, коридорчики, позволяющие разминуться лишь боком. Клетушки жилых помещений. Единственным просторным местом оказалась кают-компания, она же столовая, - похоже, проектировщики этого улья все-таки понимали, что хоть где-то полярникам надо вздохнуть полной грудью.

Впрочем, долго рассматривать станцию не пришлось. Едва я разместила вещи в отведенной мне четырехместной спальне, напоминавшей размерами купе второго класса, - Монлезье-Бланш тут же потащил меня осматривать своего ненаглядного антаркта. Кеннеди, на которого ученый по-прежнему поглядывал с неприязнью, тоже увязался с нами.

5

Так вот ты какой, древний абориген Антарктиды!

Честно говоря, не красавец.

Черты лица сквозь слой льда различались плохо, но фигура позволяла сделать однозначный вывод. Ножки тоненькие, кривоватые и короткие; плечи узенькие; грудная клетка впалая; мускулатура слаборазвитая. Рост, насколько я могла судить, едва превышал пять футов. Заморыш какой-то…

Монлезье-Бланша, наоборот, преисполняла гордость, словно он демонстрировал нам самолично изваянную Венеру Милосскую.

– Бесподобно, не правда ли, мадемуазель Элис? - вопрошал он, обходя криокамеру, где при температуре минус двенадцать градусов[24] хранилась глыба льда со своим содержимым. - Бесподобно! Радиоуглеродный анализ позволил установить возраст льда - и это приблизительно семьдесят две тысячи лет! Семьдесят две! А наш Анти словно вчера замерз!

Кеннеди, не обращая внимания на восторг профессора, внимательно разглядывал сквозь стекло и лед находку - наверняка искал свидетельства тому, что гуманоид внеземного происхождения. Но не находил. По крайней мере внешне Анти выглядел типичным мужчиной рода Хомо Сапиенс - не слишком авантажным, но встречаются и хуже.

Впрочем, более детальные исследования могли принести-таки сюрпризы. Мало ли кто как выглядит. Не всегда содержание соответствует форме.

– Вы уже сделали рентгенографию? - поинтересовалась я.

Вместо ответа профессор протянул мне папку со снимками. Я стала рассматривать, Кеннеди присоединился. Увы, и здесь его не ждали сенсационные находки. Скелет как скелет, позвоночник как позвоночник, конечности как конечности…

Череп был человеческий…

– Человек, - констатировала я. - Ни синантроп, ни яванопитек, ни австралопитек… Даже не питекантроп. Натуральный Хомо Сапиенс.

– Может, у него органы с какими-либо нестандартными девиациями? - со слабой надеждой спросил Кеннеди.

Он выглядел разочарованным. Загадки оставались, и многочисленные. Откуда семьдесят тысяч лет назад тут появился этот кривоногий тип? Случайный ли он пришелец из более теплых и населенных мест? Или действительно в Антарктиде некогда имела место цивилизация ему подобных?

Словом, загадок хватало. Но вот их масштаб для Кеннеди был мелковат. Не хватало галактического размаха. Состав преступления тоже отсутствовал - ни осмотр сквозь лед и стекло, ни рентгенография следов насильственной смерти не выявили. Хотя, конечно, еще возможны всякие сюрпризы, - но дело по убийству семьсотвековой давности расследовать не имеет смысла даже из любви к искусству…

– УЗИ внутренних органов вы делали? - поинтересовался Кеннеди.

Монлезье-Бланш посмотрел на него долгим презрительным взглядом - как профессор математики на студента-двоечника, обвинившего его, профессора, в нетвердом знании таблицы умножения. Процедил:

– Ми-и-и-истер Кеннеди… В ваши годы не мешало бы знать, что ультразвуковое зондирование смерзшихся до каменного состояния органов бесполезно. Ультразвук, знаете ли, в мягких и в твердых тканях распространяется несколько по-разному.

Терпеть подобные поучения Кеннеди способен лишь от одного человека. От меня. Он развернулся и вышел. И не появлялся в лаборатории очень долго. До тех пор, пока… Впрочем, не буду забегать вперед.

Я тоже в лаборатории не задержалась. Лишь спросила, когда Бланш планирует начать более плотное изучение тела. Выяснилось, что завтра. По-моему, он явно спешил. Торопился обнаружить что-нибудь уникальное до прибытия светил науки, которые наверняка попытаются оттереть в сторону первооткрывателя расы антарктов…

Впрочем, самонадеянным дилетантом, способным загубить уникальный образец, Монлезье не казался. Как я уже упоминала, он защитил диссертацию по сравнительной биологи и вполне владел современными методами исследований. Но честолюбив был без меры…

6

К концу первого дня пребывания в Антарктиде солнце начало меня раздражать. Дело шло к вечеру, и станция вместе с ее окрестностями (вовсе не столь живописными, как расписывал мне Монлезье-Бланш) была осмотрена вдоль и поперек, но пылающее чуть ли не в зените светило закатываться не собиралось.

Я была к этому готова, вполне понимая астрономические и географические причины бесконечного дня, но… Но на практике всё оказалось иначе. Кстати, теоретические познания только усугубляли неприязнь к застрявшему в небесах светилу. Я знала, что над Южным полюсом и прилегающими землями озоновый слой наиболее тонок - и, соответственно, солнечный ультрафиолет наиболее губителен. Если не принимать сугубых мер предосторожности, легко и просто можно заработать рак кожи. Это уж не говоря о сводящем с ума сверкании льда. Я мечтала об облаках, тучах, снегопаде… Увы - безуспешно.

Наступил вечер (хотя без часов это никак не определялось). В кают-компании состоялся торжественный ужин, посвященный нашему прибытию. На станции, между прочим, царил сухой закон - но исполнялся примерно так же, как в Америке двадцатых годов. Благо без такой не застывающей на морозе жидкости, как этиловый спирт, в Антарктике не обойтись…

К великому моему удивлению, единственным непьющим обитателем «Эндерби» (если не считать собаки) оказался русский - связист и инженер-компьютерщик Егор Проньин (все почему-то называли его Айгором). Горбоносый швед Юханссон поведал мне на ушко: оказывается, из массы желающих на станцию отбирали лишь некурящих и непьющих. Многие кандидаты, разузнав окольными путями про этот критерий, в своих анкетах, мягко говоря, слукавили. Однако если западным гражданам отборочная комиссия поверила на слово, то за русскими соискателями установили негласное наблюдение при помощи специально нанятых детективов. Но Айгор с блеском выдержал испытание. И теперь, среди прочих обязанностей, он являлся заодно хранителем запасов пресловутой незамерзающей жидкости.

Зато с курением оказалось действительно строго. В помещениях закурить было попросту невозможно - сигнализация поднимала заполошную тревогу после первой же затяжки. Дело в том, что нет ничего опаснее пожара в автономном замкнутом пространстве - будь то космический корабль или подводная лодка, воздушный лайнер или затерянная во льдах станция. Кеннеди, кстати, на «Эндерби» почти перестал курить - длительный процесс одевания и выхода на воздух его не вдохновлял. Даже сигареты отдал мне, подальше от соблазна…

… Честно говоря, тот маленький банкет запомнился мне плохо. Слишком много кошмарных событий случилось вскоре после него - и слишком стремительно они развивались. В памяти остались лишь отдельные сцены:

… Вот Айгор Проньин, совершенно трезвый, потягивая апельсиновый сок, втолковывает изрядно раскрасневшемуся Кеннеди, что никаких предков-майоров у него, Айгора, не было…

… Вот Фриц Гастербауэр (этот как раз выглядел истинным арийцем - белокурый, двухметровый) - азартно исполняет на губной гармошке «Гимн Антарктиды» собственного сочинения, чем-то смахивающий на «Хорст Вессель». А Шапелье, тоже весьма повеселевший, подыгрывает ему на расческе с бумажкой, - позабыв былые распри двух наций из-за Эльзас-Лотарингии…

… Вот Терразини, широким ртом и слегка выпученными глазами напоминающий лягушонка из комикса, отвечает мне на вопрос, зачем на станции нужна собака - все равно ведь в нарты одну не запрячь. Это, говорит итальянец, неприкосновенный запас на крайней случай. Собачатина под соусом - национальное корейское блюдо, если что - старина Вонг блеснет кулинарным талантом…

… Вот маленький кореец Пак Лу Вонг опровергает клеветнические измышления: мохнатый Хусейн - его лучший друг, способный найти занесенного снегом человека, которого не обнаружат никакие датчики. А в черные дни он, Вонг, лучше уж порадует коллег «макаронником под соусом»…

… Вот Проньин выспрашивает меня, можем ли мы аккуратненько разморозить Анти - так, чтобы он ожил. И ссылается на какого-то тритона, найденного в каком-то сибирском озере - много веков пролежавшего во льду и ожившего…

… Вот я совместно с Вонгом и Фрицем объясняю Айгору, что некоторые земноводные действительно впадают в анабиоз при отрицательных температурах - но исключительно за счет того, что перед спячкой вся вода в их организмах заменяется незамерзающей глицериноподобной жидкостью. Люди же к такому не способны, и у нашего Анти - увы! - практически все клеточные мембраны разрушены сейчас острыми кристалликами льда. Айгор печально вздыхает…

… Вот я танцую с Монлезье - а Кеннеди неодобрительно на это смотрит…

… Вот я танцую с Кеннеди - и уже ученый сидит в углу мрачней тучи…

… Вот мой коллега меряется с Монлезье-Бланшем силами в армреслинге (результат - боевая ничья и треснувшая столешница)…

… Вот (веселье к тому времени закончилось) Бланш тихонько стучится в мою запертую дверь - замок на ней конструкцией не предусмотрен, но я запасливо прихватила с собой навесной и установила с помощью Кеннеди. Ученый пытается уговорить меня отпереть, но я советую ему прогуляться в одиночестве этой солнечной ночью и немного остынуть…

… Вот в дверь стучит радеющий за мою честь Кеннеди, я объясняю ему, куда послала Бланша и предлагаю присоединиться к ученому…

… Вот я лежу и размышляю о незавидной участи Елены Прекрасной, из-за которой то и дело вспыхивали всевозможные конфликты, и думаю, что за истекший час из обитателей «Эндерби» в мою дверь не постучались лишь пес Хусейн и антаркт Анти, но тут слышу за дверью поскребывание и поскуливание, и злюсь на этих мужланов: уж могли бы хоть бедному псу привезти пару…

… Вот…

Больше никаких «вот» не было. Я уснула.

7

Когда мы удалили последние осколки тающего льда с неказистого тела антаркта, Бланш еще раз напомнил последовательность наших действий:

– Сейчас, пока он пребывает при минусовой температуре, проводим фотосъемку, измерение и взвешивание, снимаем слепки с лица, со ступней и кистей рук. Далее - пока не размяк - трепанируем череп, вскрываем брюшную полость и грудную клетку, микротомируем мозг, легкие и прочие органы…

Пока он повторял уже слышанное мной, я добросовестно исполняла обязанности операционной сестры. Проверяла, все ли необходимые инструменты разложены по лоткам для стерилизации: та-а-ак, скальпеля - есть, распаторы - есть, пила ампутационная рамочная - есть, пила ампутационная листовая - есть, комплект насадок к «расчленялке» (так в просторечии именуется АОК - аппарат для обработки костей) - есть, ножи резекционные - есть…

– Приготовьте пару лишних комплектов ножей для санного микротома, - посоветовал мне Фриц (он и Терразини ассистировали сегодня Бланшу). - Что-то он барахлит…

Интересно, кого это он тут успел микротомировать? Вроде никаких цитологических исследований на «Эндерби» не проводилось. Анти - первая крупная находка подобного рода, до сих пор попадалась лишь вмерзшая в лед микроорганика…

Но как следует удивиться словам Фрица я не успела, потому что Монлезье начал перечислять, что мы предпримем на втором этапе, когда температура тела антаркта станет плюсовой: возьмем для анализа кровь, спинномозговую жидкость…

Черт! Совершенно забыла про иглы для спинномозговой пункции… Я торопливо исправила упущение. И стала загружать лотки в стерилизатор.

Мои соратники тем временем аккуратно переместили антаркта на операционный стол - патологоанатомического на базе не нашлось, а тащить с большой земли Монлезье не счел нужным. Терразини нажал кнопку - секции стола, оставаясь пока на одной линии, передвинулись в наклонное положении. Фриц сделал первый снимок. Я поднесла тазик с раствором для слепков…

Началась работа.

Первая фаза - измерения, слепки, фото- и видеосъемка - тянулась долго. Работали мы на редкость тщательно - имелись сильные подозрения, что страны-учредительницы станции «Эндерби» так и не сговорятся, растащив по кускам бедолагу Анти…

Наконец первый этап был завершен. Налепленные на кожу антаркта датчики отрапортовали - температура поверхности тела поднялась на четыре градуса. Ректальный же датчик свидетельствовал - внутри Анти стал теплее на полтора градуса. Провода от датчиков, кстати, тянулись к стандартному медицинскому монитору, но индикаторы, свидетельствующие о пульсе, давлении, частоте дыхания и т. д. были отключены - за отсутствием таковых параметров у клиента.

Нам стоило поторопиться со вскрытием и микротомированием. Конечно, замораживающим микротомом можно делать срезы и с оттаявших органов, но тогда цитологи на большой земле будут проклинать нас очень долго - оболочки клеток в полученных срезах будут основательно нарушены теми самыми микрокристалликами льда, о которых я говорила Проньину… То есть оболочки и сейчас разрушены - но пока лед не растаял, клетки сохраняют первоначальную структуру…

– Давно монитор проверяли? - хмуро спросил Гастербауэр, делая срез эпителия с колена антаркта. - Что-то он больно мягкий для такой температуры…

Запускать тесты было некогда - Терразини попросту отлепил один из датчиков, протер его дезраствором, приложил себе ко лбу. В соответствующем окошечке монитора зажглось: 97, 865[25]. Все в порядке…

– Странно… - пробурчал Фриц.

Вскрытие черепной коробки антаркта Монлезье решил произвести самолично. Дисковидная насадка АОКа раскрутилась почти бесшумно. Зубья слились от быстрого вращения.

– Может, лучше ручной пилой? - предложил Терразини. - Медленней, но надежней. У него череп чуть толще нормы - хотя в пределах допустимых девиаций. Вы все-таки не профессиональный патологоанатом и рискуете повредить мозг…

– Спокойно, все под контролем! - Бланш опустил прозрачный щиток, призванный защитить от летящих в лицо мельчайших осколков кости и частиц плоти. - Даром что ли я в Кейптауне вскрыл на бойне полторы сотни свиных голов за два дня?

Диск начал опускаться ко лбу антаркта - уверенным, выверенным до микронов движением. Фриц невольно отвел взгляд - все-таки медицина была лишь второй его специальностью… Я же наблюдала за Монлезье и Анти, не отрывая глаз.

И прекрасно видела: между вращающейся отточенной сталью и низким лбом оставалось два-три миллиметра, не более, - когда станцию «Эндерби» тряхнуло.

Весьма качественно тряхнуло.

8

Меня швырнуло в сторону, жестко и больно ударив ребрами о термостат. Но на ногах я осталась; что произошло в тот момент с Терразини и Фрицем, не увидела, все внимание было приковано к Монлезье…

А вот он не устоял. Упал. Вращающийся диск АОКа взмыл в воздух, описал параболу и угодил прямо на колено Бланша. Геофизик взвыл. А может, и не он - я не разобрала, потому что погас свет и нас тряхнуло снова, еще сильнее. Я рухнула на четвереньки и втянула голову в плечи, с тоской ожидая, когда начнут рушиться перекрытия…

Перекрытия остались на месте - крыши и потолки стандартных модулей «Эндерби» изготавливались по технологии, исключавшей подобные эксцессы. Зажглось тусклое аварийное освещение.

Калифорнийский рефлекс - при первых толчках покидать помещение - развит у меня достаточно сильно. Но сейчас была не та ситуация - пока доберешься до выходного тамбура, пока натянешь громоздкую полярную одежду… Я осталась на месте.

Вернее, не осталась, - бросилась на помощь Монлезье-Бланшу, диск АОКа мог серьезно повредить ему ногу… Обошлось. Очевидно, электричество отключилось как раз в тот момент, когда аппарат взлетел в воздух - и диск, приземляясь на колено начальника станции, вращался уже по инерции. Бланш отделался вспоротыми брюками и неглубокой, хоть и обильно кровоточившей царапиной.

– Ножницы. Тампон. Перекись, - отрывисто скомандовала я Терразини и Фрицу, тоже подбежавшим к шефу.

… Лишь спустя некоторое время, закончив оказывать первую помощь, я поинтересовалась:

– Это землетрясение? Тогда весьма вероятны повторные толчки…

– Едва ли, - сказал Монлезье-Бланш, поднимаясь на ноги. - Здесь сейсмоспокойная зона. Скорее, подвижки ледника. Такое случалось и раньше, согласно наблюдениям советской станции «Молодежная» - раз в десять-пятнадцать лет. В леднике постепенно растут, накапливаются внутренние напряжения… - и трах-тарарах! Странно лишь, что в этом году тряхнуло дважды.

– Нет худа без добра, - философски заметил Терразини, посмотрев в тусклом свете, все ли в порядке с Анти. Антаркт отделался легче всех - лежал, как лежал. Итальянец добавил:

– После первой подвижки льда мы нашли старину Анти. Может и сейчас кого-нибудь отыщем? Надо будет…

– Что с электричеством? - резко перебил Бланш. - Почему так долго копается Юханссон?

Дело в том, что штатных механиков и электриков ввиду пересменки на станции не осталось. Их обязанности временно исполняли швед и Айгор, причем за электричество отвечал именно скандинав. Бланш повторил свой вопрос по селектору. Ответил Проньин:

– Шеф, у нас изрядные проблемы. Вам лучше выйти и посмотреть самому. Похоже, электричества в ближайшее время не будет…

Продолжать работу не было возможности. Аварийные аккумуляторы питали лишь освещение и связь.

– …!!! - прокомментировал ситуацию Монлезье, не смущаясь моим присутствием. - Антаркт размораживается, а чертову криокамеру не запустить! Не тащить же его на улицу, в сугроб… Всем покинуть помещение! Всем, Луиджи, - значит всем! Ты сейчас не врач, а просто совсем тут не нужный источник тепла. Пойдем, посмотрим, что там случилось. Если в самом деле надолго - воспользуемся дедовским способом. Обложим тело кусками льда.

9

Проблемы действительно оказались изрядные.

Хотя, конечно, могло быть и хуже - если бы трещина в добрых пятьдесят футов шириной прошла прямо по жилым и рабочим модулям станции. Но и без того катаклизм натворил немалых дел.

Во-первых, мы лишились взлетно-посадочной полосы. Трещина расколола ее на две почти равные части.

Во-вторых, как раз на пути разлома оказалась ветровая электростанция - и несколько ветряков ухнули в глубины ледника Гэллапа. Остальные валялись на льду с покореженными лопастями.

Необходимо было срочно запускать запасной источник энергии - дизель-генератор. В принципе, его мощности хватало, чтобы обеспечить все потребности «Эндерби», но… Ввиду наличия дармовой энергии ветра, постоянно дующего над гладким ледником, никто не стал тратиться на доставку запасов дизельного топлива, достаточных для долгой зимовки… Я сразу подумала, что новые ветряки сбросить с самолета без посадки будет невозможно. Поделилась сомнениями с Бланшем.

– Опасности никакой, - успокоил Монлезье. - Расчистим новую полосу, развернув в сторону от трещины. Даже если возникнут проблемы с ее возведением - в двухстах милях от нас «Молодежная». Будет туго - займем у них дизтоплива… Поторопись, Карл! - добавил он, обращаясь уже к Юханссону.

Тот возился с дизель-генератором - откинув торцевую стенку контейнера, хранившего до поры это чудо техники. Движения шведа казались не совсем уверенными - как у человека, знающего, что надо делать, но не имеющего практического опыта.

– Нужен спирт, - заявил он несколько минут спустя. - Айгор, принеси, пожалуйста. И не пузырек - канистру литров на пять, как минимум. И немного эфира…

– Точно нужен? - подозрительно спросил Бланш.

– Ну конечно! - горячо заверил швед. - Посмотрите, что творится в панели управления и в генераторном автомате!

Возможно, он и не врал. Я в электрических премудростях не разбиралась. Бланш, видимо, не разбирался тоже, - потому что кивнул Проньину. Хранитель огненной воды пошагал к входному тамбуру станции. Из-за маски и очков понять было трудно, но мне показалось, что Гастербауэр широко улыбнулся ему вслед. И я подумала, что потребное количество спирта скандинав наверняка преувеличил…

– Долго еще, Карл? - нетерпеливо спросил Монлезье.

– Как минимум час. Надо все проверить. Вы ведь не хотите лишиться последнего источника энергии?

– …!!! - прорычал Бланш. Его манеры портились на глазах. - Фриц! Луиджи! Отправляйтесь и наколите льда, небольшими кусками, обложим нашего антаркта. А не то накроется микротомия… Да колите чуть в стороне, тут весь лед изгажен!

Итальянец и немец поспешили исполнить порученное. Юханссон продолжал ковыряться с агрегатом и громко сетовал, что где-то выронил из кармана большую отвертку, а маленькой отвинчивать примерзшие винты - удовольствие тоже маленькое… Потом плюнул и быстро сбегал на станцию за новой отверткой.

Мы с Кеннеди оставались при этом в роли зрителей. Вонг и Шапелье, поначалу тоже вышедшие наружу, быстро вернулись на станцию - отключить аппаратуру перед ожидавшимся скачком напряжения.

– Ну, и где этот Проньин??! - взвыл Бланш еще несколько минут спустя. - Поторопите же его кто-нибудь!

Мы с Кеннеди зашагали к входному тамбуру.

– Мадемуазель Элис! - окликнул меня Монлезье. - Совсем забыл сказать Вонгу, что бы заодно отключил аппаратуру в операционной! Займитесь этим, пожалуйста, сами!

Я кивнула.

… Сразу за тамбуром коридор разветвлялся. Кеннеди спросил:

– Элис, ты не знаешь, где склад со спиртом - направо или налево?

Я не знала. Но медицинский блок точно находился слева, почти в самом конце коридора.

– Иди направо, - посоветовала я. - Разминуться не бойся, увижу Айгора - крикну тебе.

И действительно, не прошло и минуты, как я увидела Проньина и крикнула:

– Кеннеди-и-и-и!!!

Скорее даже не крикнула, а истошно завопила.

Потому что увиденный мною Айгор лежал на полу. И был мертв.

А еще минуту спустя Кеннеди произнес слова, с которых я начала историю.

– Это он, - сказал Кеннеди с тоскливой убежденностью, увидев небольшую, но глубокую рану в подзатылочной впадине трупа. - Он. Галактический Киллер.

II. Драма замкнутого пространства

1

Психологами наработано немало методик, позволяющих небольшим группам людей долгий срок сосуществовать в замкнутых и изолированных пространствах. На эту тему написаны многочисленные монографии, защищены диссертации (за одну из них, кстати, получил вторую свою докторскую степень Андре-Мари-Жиль Монлезье-Бланш).

Но один существенный момент психологи упустили: что делать, если обитатель замкнутого пространства погибает бесспорно насильственной смертью. Если один из людей, которых постоянно видишь, с которыми сидишь за одним столом - убийца. Один - но неизвестно, кто именно.

Зато над этой темой плодотворно потрудились авторы детективов. Где только не оказывался у них волей судьбы узкий круг подозреваемых - - в альпийском отеле, отрезанном от мира внезапно выпавшим снегом; на яхте, плывущей в открытом море; на необитаемом острове; в летящем сквозь пространство звездолете…

На практике наработки писателей-детективщиков помочь могут мало.

Потому что очутившиеся в подобной ситуации литературные персонажи неизменно обладали какой-то поистине нечеловеческой выдержкой. Никто из них не оседал в полной прострации в сугроб, и не стучал головой о ребристую стенку контейнера, украшенную большими белыми буквами «ADD» и не тянул на одной ноте: «Айгор, Айгор, Айгор…» Никто из романных джентльменов не хватал впавшего в прострацию коллегу за грудки, и не орал: «Твоя работа!!! Зачем тут пять литров спирта?? Зачем???!! Хватило бы двухсот граммов!!! А сказку про забытую отвертку расскажешь суду присяжных!!!» И уж тем более рафинированные англичане Агаты Кристи не буравили огненным взглядом мисс Марпл и не цедили: дескать, всех коллег мы знаем хорошо, и никто из них на такое не способен, а вот некоторые не пойми зачем сюда приехавшие подозрительные личности…

С позволения читателей я не буду расписывать подробностей этих сцен, имевших место в течение полутора часов, последовавших за находкой мертвого тела Айгора Проньина.

Вместо этого сразу перейду к выводам, сделанным за пресловутые полтора часа на основе показаний полярников. Сделанных мною - Кеннеди вопросов не задавал и к ответам не прислушивался, лишь вглядывался в говоривших, словно надеялся разглядеть под загорелыми бородатыми лицами зловещую личину Галактического Киллера…

2

Практически сразу стало ясно, что полностью свободны от подозрений лишь я, Кеннеди и Монлезье-Бланш (ну и пес Хусейн с антарктом Анти, разумеется). Практически весь двадцатиминутный промежуток времени между уходом Проньина и находкой его тела мы были друг у друга на глазах.

Оговорюсь сразу: факт этот стал ясен нам троим, не более того. У прочих, знающих о моих не совсем им понятных отношениях с Монлезье, могли возникнуть подозрения о тройственном ложном алиби. И, как выяснилось, кое у кого возникли.

Остальные пятеро обитателей «Эндерби» оказались вполне реальными кандидатами в убийцы.

Первым номером в списке подозреваемых шел Карл Юханссон. Именно его действия привели к тому, что Айгор (который по аварийному штатному расписанию тоже должен был находиться у дизель-генератора) ушел в одиночестве на станцию. Ушел явно под надуманным предлогом. Я мало понимаю в электрике, но пять литров спирта? Зачем? И эта подозрительная история с отверткой… Якобы Карл сунул ее в нагрудный карман и где-то выронил. В помещениях станции утерянный инструмент так и не нашли, что, впрочем, ничего не значило - отвертка могла упасть в снег уже снаружи. Но все равно подозрительно. Именно под предлогом поиска инструмента Юханссон покинул нас на время, вполне достаточное для совершения убийства.

И - под тяжестью косвенных улик швед сознался!

Да, да, виноват, попытался в неразберихе, вызванной катастрофой, зажать толику огненной воды. Зимовка впереди долгая, скоро соотечественники подъедут, и вообще, надоело выпрашивать у начальника крохи по любой мелкой надобности. Но Проньина не убивал! Не убивал!!! Зашел на станцию ненадолго, взял отвертку - и обратно. Ничего подозрительного не видел, не слышал.

Второе и третье места в списке потенциальных убийц занимали кореец Пак Лу Вонг и француз Жан-Жак Шапелье. Эта парочка разделилась и стала обходить жилые и рабочие помещения станции, выключая свет, выдергивая из розеток штепселя приборов и т. д. - дабы резкий скачок напряжения не имел неприятных последствий.

Разделились они точь-в-точь как мы с Кеннеди - сразу за входным тамбуром. Причем кореец направился правым коридором, а француз - левым. Тем самым, где спустя двадцать пять минут я обнаружила тело Айгора. И, опять же, никто из них двоих ничего не видел.

Подозрительной казалась медлительность Шапелье и Вонга - и в самом деле, не Букингемский же дворец им надо было обесточить. Они в один голос объяснили: дескать, действительно не торопились вновь предстать перед Бланшем, готовым в тот момент сорвать гнев на ком угодно. Жан-Жак якобы случайно обнаружил в чужой спальне (сейчас опустевшей ввиду пересменки) пару «Плейбоев», забытых кем-то из коллег. Ну и присел, полистал…

Вонг тем временем заглянул на камбуз, по которому сегодня дежурил, достал и привел в рабочее состояние запасную плитку, работающую на сжиженном газе - чтобы не оказаться крайним, если возня Юханссона затянется и начальство начнет поиски виновного в отсутствии обеда. Клапан на плите барахлил, пришлось повозиться, его регулируя.

Оба слышали какие-то торопливые шаги в коридорах, еще какой-то шум - но тогда не обратили внимания. Аврал на то и аврал, чтобы другие бегали и суетились…

В общем, повторялся случай с Юханссоном, - оба признались в меньшем грехе, то есть в стремлении увильнуть от работы. Но любой из этой парочки вполне мог подстеречь Проньина и нанести тому смертельный удар. Минутное дело. А потом спокойно вернуться к плитке или «Плейбоям».

Номера четвертый и пятый - Терразини и белокурая бестия Фриц. Эти двое могли бы обеспечить друг другу хоть шаткое, но алиби, - если бы держались вместе. Так ведь нет! Вооружившись пешнями и отойдя подальше, за ангар с техникой, они стали колоть лед. Когда принесенный с собой ящик заполнился, Фриц решил, что этого будет маловато - и отправился за вторым ящиком, оставив итальянца стучать пешней. Однако, вернувшись, он не застал Терразини на месте. Тому, видите ли, приспичило по нужде. Причем ни тот, ни другой на часы во время всех этих действий не смотрели. И, теоретически, оба имели возможность прикончить русского коллегу…

Как известила нас Большая земля, руководить расследованием был назначен старший инспектор кейптаунской полиции Ролаф Тиссен. Вообще-то Земля Эндерби обладала правом экстерриториальности, но как выяснилось, страны-учредительницы предусмотрели возможность криминальных происшествий на станции и договорились предоставлять в таких случаях право расследования полиции Южно-Африканской Республики. Но, как на грех, когда пришла нужда, воспользоваться своими правами южноафриканцы не смогли. По крайней мере незамедлительно…

К счастью, Тиссен оказался копом толковым и не спесивым. Не стал пытаться проводить допросы при помощи радиосвязи или требовать телеизображение места преступления и жертвы. Он лишь попросил, чтобы взлетно-посадочную полосу восстановили как можно быстрее. А узнав, что на станции волей судьбы оказались двое частных детективов, немедленно делегировал нам часть своих полномочий по проведению предварительных следственных действий. Монлезье-Бланш скрипел зубами, узнав, что Кеннеди теперь уполномочен официально допрашивать как самого начальника станции, так и его подчиненных…

Впрочем, мой коллега повел себя несколько странно. Терзать полярников каверзными вопросами не стал, а вместо этого отправился лишь в обществе пса Хусейна на прогулку по леднику. Дескать, ему надо сосредоточиться и привести мысли в порядок. Нашел время…

Я посмотрела на убийственное солнце (естественно, сквозь темные очки) и подумала, что едва ли мне понравится то, что придет в голову Кеннеди во время этой одинокой прогулки. Так оно и вышло. Но не буду забегать вперед…

* * *

Как известно любителям детективного жанра, индивид, повадившийся убивать людей в изолированном пространстве, редко останавливается на первой жертве. Не то процесс для него сам по себе столь увлекателен, не то автору надо как-то поддерживать читательский интерес - но факт остается фактом.

Поэтому, когда раздался истошный, потрясший всю станцию вопль убиваемого человека (я как раз беседовала с Вонгом, восстанавливая до мельчайших подробностей его действия в те злосчастные двадцать минут) - меня этот крик не удивил. Я лишь подумала: что-то рановато…

Подумала на ходу, бросившись с пистолетом в руке в направлении вопля.

У-ф-ф-ф… На этот раз трупов не обнаружилось. Вопил Монлезье-Бланш - на вид живой и здоровый, лишь кипящий от бешенства. Стоял он в крохотном боксе, примыкавшем к нашей крохотной операционной. Там же стояли ящики с предназначенным для Анти льдом. Вокруг них росла лужа талой воды…

Последовавшая сцена была малоэстетична. Более того, ее саунд-трек оскорблял меня как женщину. Хотя мой покойный отец тоже порой любил загнуть крепкое флотское выражение, но подобных идиом я не слышала. То, что выплеснул Бланш на бедных Терразини и Фрица, могло привезти в экстаз филолога, пишущего диссертацию о ненормативной лексике.

Те понуро оправдывались: дескать, совсем вылетело из головы, не каждый день людей убивают под самым носом…

Наконец Анти был обложен со всех сторон и сверху колотым тающим льдом. Несчастного Проньина просто поместили в прохладном помещении. Пальпирование внешних покровов антаркта вызвала у Бланша новый взрыв нецензурной критики дебилов-подчиненных. Анти все-таки изрядно оттаял. Впрочем, внутренние органы еще могли оставаться в твердом состоянии, необходимом для наших целей…

Меры эти были вызваны тем, что Юханссон в обещанный час не управился, не управился и в два часа, и в три, станция до сих пор оставалась без нормального энергоснабжения. А затем вернулся с прогулки Кеннеди - и запуск дизель-электростанции вновь отложился. Потому что мой коллега по громкой трансляции настойчиво пригласил всех оставшихся в живых обитателей «Эндерби» в кают-компанию (системы и внутренней, и внешней связи питались от аварийных аккумуляторов).

Оповещать коллег подобным образом было прерогативой начальника станции, и только его. В радиорубке к тому времени неотлучно дежурили Шапелье и Вонг - возникли опасения, что убийца попытается вывести из строя передающую аппаратуру. Поначалу француз и кореец старались объяснить Кеннеди, кто именно может воспользоваться трансляцией - но быстро согласились с его аргументами. Наиболее убедительным и весомым из пресловутых аргументов оказался дробовик чудовищного восьмого калибра, приставленный к голове Жан-Жака…

3

Белый медведь - самый крупный из ныне здравствующих сухопутных хищников. К тому же - зверь умный и любопытный. И когда оголодает - человека не боится совершенно.

Для зимовщиков первых полярных станций (естественно, не в Антарктиде, а в Арктике) неожиданные визиты косматых гостей всегда были проблемой. Испуганные люди начинали пальбу - но пули револьверов и обычных ружей лишь приводили в ярость громадин, чей вес нередко превышал полторы тысячи фунтов… Случались и жертвы.

Поэтому с давних пор на полярных станциях повелась традиция - иметь в хозяйстве хотя бы одно ружье или штуцер восьмого калибра. Таким оружием обычно никто не пользуется, кроме африканских охотников на крупного зверя, - шестидесятиграммовая пуля мгновенно валит с ног хоть слона, хоть носорога. Вот и против белых медведей это средство оказалось более чем действенным.

Годы шли. Людей в Арктике становилось больше, медведей - меньше. Но традиция соблюдалась свято - хотя чаще всего чудовищное оружие до конца зимовки в ход не пускалось. Более того, с годами обычай перекочевал и в Антарктиду - первые здешние зимовщики, конечно же, имели богатый арктический опыт. Белых медведей тут, понятное дело, не водилось, но мало ли что… Вдруг императорские пингвины озвереют, или морской леопард решит доказать, что не зря его так прозвали…

Станции «Эндерби» даже подобные маловероятные опасности не грозили - слишком далеко она отстояла от побережья. Но ружье с запасом патронов - пулевых, картечных, дробовых и сигнальных - имелось и здесь.

Сейчас оно оказалось в руках Кеннеди. И, надо сказать, придавало некоторую убедительность его бредовым речам.

Слушали моего коллегу внимательно.

Не перебивая.

4

– Я думаю, господа, для вас не секрет, что среди нас находится убийца, - начал Кеннеди, усевшись на стол в кают-компании и держа ружье на коленях. Ствол, впрочем, был направлен в сторону сгрудившихся на другом конце помещения полярников. Выстрелить Кеннеди был готов в любую секунду.

Он продолжал:

– Но кое-какие моменты, господа, придется вам объяснить - и тогда вы поймете, отчего наш разговор происходит именно таким образом.

И что вы думаете? Этот маньяк поведал историю своей многолетней охоты на Галактического Киллера - достаточно подробно, ничего не упустив.

Полярники молчали, обалдев от его уверенного тона, цифр, дат и подробностей былых уголовных дел.

Вонг, на которого широченное жерло ружья произвело наибольшее впечатление, вежливо спросил:

– Но, мистер Кеннеди, что делать Галактическому Киллеру здесь, в Антарктиде?

– Это же очевидно! - загорячился Кеннеди. - Разгадка лежит совсем рядом, чуть ли не за стеной. Антаркт! Вернее - псевдо-антаркт, а на самом деле продукт - очевидно, неудачный - опытов по гибридизации людей и пришельцев! Я много лет подозревал, что Антарктида - идеальное место для инопланетной базы!

Вонг кивнул, словно ответ его вполне удовлетворил.

Я тем временем расположилась чуть в стороне, поодаль и от Кеннеди, и от полярников. И напряженно размышляла: что предпринять, когда события выйдут из-под контроля?

А они обязательно выйдут, сомнений в этом не оставалось. Начальник станции сидел молча и неподвижно рядом с небольшой выставкой геологических образцов, добытых в горах, расположенных к востоку от ледника Гэллапа. Он не произнес ни слова, но я была уверена - это лишь затишье перед бурей. Казалось, бурый антарктический загар, покрывавший лицо Бланша, не оставляет никаких возможностей покраснеть. Но Монлезье сумел-таки сделать это! Не покраснеть - но приобрести лилово-черный оттенок. И, зная кое-какие фамильные черты его характера, я ждала взрыва…

Юханссон попытался воззвать к логике:

– Но, мистер Кеннеди, как же мы можем вычислить убийцу, если он способен мгновенно менять свое обличье? И - что мы можем ему сделать, если он практически неуязвим? Вы же сами говорили, что несколько раз безрезультатно стреляли в него… Предлагаю не пороть горячку и дождаться помощи с большой земли.

Разумный человек, приятно слушать… Но на закусившего удила Кеннеди логичные доводы не действуют.

– Не такие уж они неуязвимые, - процедил он. - Я вычислил: где-то в мозгу у пришельцев есть участок, отвечающий за мгновенную регенерацию организма - именно туда метит своим стилетом Киллер, уничтожая пришельцев-ренегатов. И людей бьет туда же - просто по привычке. Я недаром взял это ружье. Оно заряжено картечью, и мне не надо будет выискивать уязвимое место. Голова, в которую прилетит такой заряд, разлетится на мелкие осколки. Вместе с мозгом и всеми его участками.

– Но как же вычислить нужную голову? - не сдавался Юханссон.

– Очень просто. Сейчас вы все по очереди - под прицелом ружья - подойдете в этому вот кейсу. В нем все необходимое для взятия крови на анализ. И доктор Блэкмор возьмет у вас ее - по паре кубиков, этого вполне достаточно.

– Аппаратура для анализов не работает, - напомнил Фриц. - Из-за ваших шпионско-галактических страстей электричество у нас так и не появилось.

Немец казался абсолютно спокойным. Похоже, его даже слегка развлекало происходящее. Еще бы, не часто на зимовке увидишь такое…

– Достаточно визуального анализа, - отрезал Кеннеди. - Зеленую пузырящуюся субстанцию, заменяющую пришельцам кровь, я опознаю с первого взгляда.

И тут Монлезье тяжело поднялся на ноги.

– Хватит балагана! Слушайте меня, ребята: подходим к этому клоуну всем скопом и отбираем ружье. Во всех разом стрелять не будет. И, клянусь богом, время до прибытия самолета псих проведет связанным!

Полярники заколебались. Авторитет начальника был велик, а рассказ Кеннеди слишком уж походил на параноидальный бред. И они начали подниматься с мест.

– Стоять!!! - оглушительно рявкнул Кеннеди. Была бы на потолке штукатурка - точно посыпалась бы. - Я перестреляю всех!!! Я согласен закончить жизнь в тюрьме, но избавиться от Киллера!

Он дернул стволом в сторону ближайшего полярника. Им оказался Терразини.

– Шутки кончились! Засучивай рукав, и поживее!

Говорят, сумасшествие заразно. Очевидно, доля истины в подобном утверждении есть. Потому что мысль, пришедшую в этот момент мне в голову, иначе как сумасшедшей было не назвать. А если Кеннеди прав? - подумала я. Но ошибается в одном - здесь не один Киллер. Что, если чужие два или три полярника? Или… все?

Внятного объяснения появлению Анти так и не прозвучало… Если действительно база… Недолго подменить и семерых человек на станции… Тогда у Кеннеди с ружьем шансов нет…

Мысли еще метались у меня в голове, а рука уже ползла к карману с пистолетом.

Терразини тем временем завопил:

– Я не желаю! Слышите вы - не желаю! С чего это я должен сдавать кровь для успокоения чьих-то бредней?

Кеннеди шагнул к нему. Поднес приклад к плечу. Улыбнулся:

– Давненько не виделись, мистер Киллер!

В ту же секунду Монлезье-Бланш подхватил со стола геологический молоток и с нечеловеческой силой запустил его в голову отвернувшегося Кеннеди.

Я тащила пистолет из кармана, казалось, медленно-медленно, и понимала - не успеваю…

Но, вытащив, - нажала на спуск очень быстро.

5

Хоронили Макса Кеннеди торжественно, на Арлингтонском кладбище. Духовой оркестр ВМС США играл надрывно-мрачный марш Шопена. Покрытый звездно-полосатым флагом гроб медленно, на орудийном лафете, двигался к месту вечного упокоения паладина истины… За гробом на двух алых шелковых подушках несли награды: медаль Конгресса (ее выхлопотала Максу знаменитая своими широкими связями в верхах миссис Баскер); и «Пурпурное сердце» - посмертно полученное за разоблачение вражеской базы, замаскированной под международную антарктическую станцию. Базы, уже завершавшей работы по строительству крупнейшего космодрома, призванного принять отнюдь не земные корабли…

«Пурпурное сердце» получила и я. Но никакие награды не вернут ушедшего друга…

Употребив слово «друга», я не ошиблась. Да-да, именно друга! Только сейчас я поняла, что ошибалась раньше, называя Макса даже в мыслях коллегой, партнером, напарником, твердолобым болваном… Он был настоящим другом, заботливым и самоотверженным, всегда готовым подставить плечо тебе или грудь вражеской пуле, или голову - вражескому молотку… И подставлявший. Сомневаюсь, что судьба пошлет мне еще когда-нибудь столь близкого по духу человека. Эх, Макс, Макс… Все бы отдала, лишь бы вновь услышать, как ты, упрямо сдвинув брови, отстаиваешь очередную бредовую идею… Лишь бы вновь иметь возможность сказать: ты упертый маньяк, Кеннеди…

… Слезы катились по моему лицу, и я не слышала слов представителя Белого дома, зачитавшего по бумажке соболезнования президента; не слышала директора ФБР, говорившего без шпаргалки, хорошо и просто, о том, как мы не забудем павшего бойца, и вновь сомкнем наш строй, и зашагаем этим строем вперед, в вечной битве за демократические ценности… И слова представителей госдепа, и Пентагона, и других федеральных ведомств я тоже не слышала. Пропустила мимо ушей даже прочувствованное выступление пожилой импозантной леди - вице-ректора Оксфорда, гордящегося своим выпускником…

Мои уши были заняты другим. А именно - крохотными наушничками. Совершенно незаметный проводок от них тянулся к большому букету траурных роз, который я сжимала в руке. Букет маскировал мощнейший микрофон направленного действия.

Направлено это чудо техники было на группу людей в строгих костюмах, стоявших несколько особняком неподалеку от гроба. Скорбные лица их казались неподвижными. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить, как губы чуть-чуть шевелятся. А микрофон позволял отлично разобрать очень тихо произнесенные слова.

Беседа оказалась примечательной:

– Ну вот и все, - сказал один, делая вид, что смахивает несуществующую слезу. В этот момент стало заметно, что маникюр говорившего сделал бы честь любой моднице. - Последняя песчинка удалена из шестеренок точнейшего механизма. Теперь наш план сработает, как часы.

– Отличная идея - ложный космодром в Антарктике, - одобрил второй, представительный чернокожий мужчина. - Внимание от подготовительных работ в Гоби отвлечено надежно. К тому же нам повезло, что тем же выстрелом мы ухлопали еще одного зайца. В смысле - Кеннеди.

– И все-таки он был достойным противником, - прикуривая сигарету от окурка предыдущей, сказал третий. Этот либо имел больше актерских способностей, либо действительно был несколько опечален. - Опасным, но достойным. Сколько раз Проект висел на волоске из-за его твердолобой настойчивости. Недаром проводить Макса пришел Консорциум почти в полном составе… И мне очень жаль, что Кеннеди не встал в наши ряды.

Не все, похоже, были согласны со столь лестной оценкой покойного:

– Я жалею об одном, - сказал чернокожий. - Что этот нахальный выскочка никогда не узнает, что он и его раса проиграли. Что работы по гибридизации закончились полным успехом. Что мы - именно мы, господа - станем новыми хозяевами новой планеты. И не только ее… Создав нас, наши друзья создали мину, заложенную под их чешуйчатые задницы, и скоро…

– Заткнись, Эрви! - прошипел кто-то сзади. - Не место и не время!

А по-моему, самое время, решила я. Шестеро дюжих сержантов морской пехоты уже приближались к последнему обиталищу Кеннеди, готовясь переставить гроб с постамента на приспособление, которое плавно опустит его в могилу.

И я нажала кнопочку на крохотном пульте.

Крышка гроба резко отлетела в сторону. Сержанты испуганно отшатнулись. Кеннеди уселся в гробу - на вид живее всех живых.

Тишина - извините за неуместный каламбур - стояла гробовая.

И обращенные к группе людей в строгих костюмах слова Кеннеди разносились, казалось, на все Арлингтонское кладбище.

– Продолжаем шоу воскресших мертвецов! Явление третье: те же и Макс Кеннеди! - объявил он громогласно. - Что притихли, гибриды? Никто не рад моему воскрешению? Так чья тут раса и что проиграла? Я тебя спрашиваю, макака чернозадая! Говоришь, моя раса?! Ответ неправильный! А неправильные ответы в нашем шоу наказываются!

В руках Кеннеди возник пулемет. И тут же загрохотал длинной очередью. Пули косили людей в строгих костюмах, и… Нет! Не людей! Ни капли крови не пролилось! Из многочисленных ран хлестала, струилась и сочилась зеленая пузырящаяся жидкость, мерзкая даже на вид. А уж на запах…

Гибриды падали, как сбитые кегли. Кое-кто из стоявших в их задних рядах пытался бежать, кто-то пытался выхватить оружие… Не преуспели ни те, ни другие. Пулемет Кеннеди грохотал безжалостно и метко.

Желая внести свою лепту, я отбросила букет и пустила в ход верный «Зиг-Зауэр». И я не была одинока в праведном гневе. «По пришельца-а-а-м - пли!» - перекрывая очереди, гаркнул усатый капитан, командовавший почетным караулом. Морпехи, по моей личной просьбе зарядившие для траурного салюта не холостые, но боевые патроны, дали залп. Второй. Третий.

Охранники правительственных шишек, сообразив, что к чему, присоединились к потехе. Их боссы - кто имел при себе оружие - тоже не остались в стороне. Стрелял директор ФБР - из «Сентинела» с дарственной надписью. Стреляла вице-ректор Оксфорда - из крохотного дамского пистолетика. Стрелял директор ЦРУ - из какой-то хитрой шпионской штучки, мечущей отравленные иглы. Пентагоновец азартно палил из портативного гранатомета. Даже у представителя Белого Дома обнаружился под полой обрез охотничьего дробовика - который он немедленно пустил в ход.

Тела гибридов-изменников уже превратились в груды мерзкой зеленой слизи, содрогавшейся лишь от попадавшего в нее свинца, а выстрелы все грохотали, грохотали, грохотали…

… И я проснулась от этого грохота. Очумело вскочила с кровати. Господи, вот ведь чушь какая приснилась…

Грохот не смолкал. Кто-то лупил в мою дверь - явно не кулаком, а чем-то твердым.

– Кто там? - вежливо спросила я, снимая «Зиг-Зауэр» с предохранителя.

– Это я! - раздался голос Кеннеди. - Открывай, Элис!

Он ввалился - весь всклокоченный, тоже с пистолетом в руке. Обрушился на меня с порога:

– Ну ты и сильна спать! Стучу, стучу, стучу… Чуть с ума не сошел, думал - лежишь тут с дырой в подзатылочной впадине…

– Извини, сон очень интересный снился… А что за срочность?

– Мы с тобой идиоты, Элис! - выпалил Кеннеди, как всегда совершенно напрасно обобщая. - Я наконец понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер!

– Ты упертый маньяк, Кеннеди… - сказала я растроганно. И нежно провела пальцами по его растрепанным кудрям.

6

Каюсь, каюсь, каюсь… Виновата. Для пущего драматического эффекта я оборвала на самом интересном месте напряженную сцену в кают-компании - и сразу перешла к моему дурацкому сну.

Но совсем обойти молчанием события, произошедшие после того, как Монлезье-Бланш схватился за молоток, невозможно.

Произошло следующее:

Реакция у Кеннеди всегда была неплохая. И он успел взмахнуть ружьем на манер бейсбольной биты. Молоток попал не в голову, но ударился о ствол и отлетел в сторону. В ту же секунду я выстрелила - в какой-то геологический образец, который уже заносил для повторного броска Монлезье. И не промахнулась. Рыхлый минерал рассыпался на кусочки.

Повисла тяжелая пауза. Терразини забился куда-то за спины товарищей, спасаясь от страшного ружья Кеннеди.

В общем, разряжать взрывоопасную ситуацию пришлось мне.

Убрав пистолет, я подошла к Бланшу и прошептала ему на ухо несколько слов. На лице начальника станции отразились тяжелые сомнения.

– Только ради вас, мадемуазель Элис… - сказал он наконец. - Ладно, ребята, сдадим по паре кубиков, не обеднеем. Пусть этот придурок успокоится. - И Бланш первым начал засучивать рукав.

Через недолгое время в штативе стояло восемь пробирок с кровью (мы с Кеннеди сдали анализ на общих основаниях). В каждой - кровь как кровь, ни зеленая, ни пузырящаяся…

На Кеннеди было жалко смотреть. Только что он с отчаянно-хищным выражением лица целился в сдающего кровь последним Терразини - а через минуту взгляд стал тусклым, ружье безвольно опустилось… Он нашел в себе силы извиниться перед всеми присутствующими, хотя среди них наверняка был убийца, - наш, земной, доморощенный. После чего удалился в свою каюту и до ночи (наступившей опять-таки лишь по часам) не казал из нее носа. И вот теперь разбудил меня стуком в дверь.

7

– Я понял, под чьей личиной скрывается Галактический Киллер! - выпалил Кеннеди. - Хусейн!

– Вполне возможно, - зевнула я. - Фидель Кастро тоже всегда казался мне подозрительным…

– Да нет же! Не тот, не настоящий! Здешний пес, Хусейн! Алеутские лайки весят порой до ста восьмидесяти фунтов - и существо размером со взрослого мужчину, способное менять облик, вполне может прикинуться такой собакой! Маскировка - идеальная! Пошли, Элис.

– Куда?

– Как куда? За Киллером, разумеется!

– Может завтра? На свежую голову, при дневном свете… Тьфу, совсем забыла, что тут полгода дневной свет…

– Пошли, пошли! Или ты хочешь обнаружить утром пару свежих покойников?

… Никогда не прощу Кеннеди последовавшей сцены. Хусейн, несмотря на одиозную кличку, был существом добродушным и доверчивым. Теперь же, боюсь, он ко всем прибывающим на «Эндерби» начнет относиться с опаской и подозрением. Может и цапнуть кого… Хотя я постаралась провести все необходимые процедуры максимально безболезненно.

– Доволен? - язвительно спросила я, когда Кеннеди убедился, что кровь у собаки вполне земного происхождения. - Намордник сам с него снимать будешь! Какие еще есть идеи? Может, сразу сходим и возьмем кровь у Анти? Я чувствую, что тебя непременно осенит эта светлая мысль, едва я успею уснуть… А то можно оседлать снегоход и сгонять к побережью - императорские пингвины мне давно не нравятся. Им даже стилет не нужен, клювом пониже затылка тюк - и готово!

– Пойдем спать… - понуро сказал Кеннеди. - Сдается мне, что пришельцы теперь стали готовить киллеров из землян…

– Ты упертый маньяк… - простонала я. И вовсе не так растроганно, как совсем недавно…

8

Карл Юханссон оказался человеком упорным и настойчивым, хоть и алчным до дармового спирта.

Потерпев фиаско в своих попытках запустить дизель-электростанцию, он не отправился спать, но принялся настойчиво штудировать толстенный том инструкции. И обнаружил, в чем таилась ошибка! Всё было сделано правильно, надлежало лишь отвинтить еще один вентиль да удалить консервационную смазку с клапана эфирного запуска!

Обрадованный Карл не стал дожидаться условного утра, поспешил к контейнеру, где и произвел все необходимые манипуляции.

В результате станция пробудилась задолго до условного рассвета. Как выяснилось, эти два лентяя - Вонг и Шапелье - отнеслись к своим обязанностям по обесточиванию аппаратуры станции более чем наплевательски. Да и я, каюсь, обнаружив в коридоре тело Проньина, напрочь позабыла, зачем Монлезье послал меня в операционную.

После включения генератора в режим рабочей нагрузки помещения «Эндерби» заполнились всевозможными звуками: не выключенный магнитофон заиграл что-то громкое и бодрое, на камбузе зашумела посудомоечная машина и загудела вытяжка, в медицинском блоке тоже что-то явно происходило. Плюс ко всему кое-где ярко вспыхнуло основное освещение.

Вскоре полярники (и мы с Кеннеди) оказались на ногах - злые и не выспавшиеся.

… Сразу после завтрака состоялось короткое совещание. Монлезье выдал инструкции: поодиночке никому ничем не заниматься и никуда не ходить, даже в те места, коллективное посещение которых не практикуется. Распределение обязанностей следующее: Вонг и Шапелье садятся на снегоходы и отправляются осматривать близлежащие ледяные поля в поисках пригодного для новой ВПП. Кеннеди и Юханссон дежурят в радиорубке - и одновременно занимаются укреплением ее двери и установкой сигнализации, исключающей несанкционированный доступ. Наша же четверка в прежнем составе займется прерванными исследованиями антаркта.

– А кто займется обедом? - пискнул Вонг, всегда с большим энтузиазмом исполнявший обязанности по камбузу.

Монлезье-Бланш одарил корейца испепеляющим взглядом и процедил:

– А вы, мистер Вонг, после вчерашнего должны радоваться, если в обед вам дадут погрызть сухих концентратов! За работу, дармоеды!

* * *

Прежде чем примкнуть к коллегам в операционной, я зашла в радиорубку, где мы с Кеннеди провели сеанс связи с Большой землей. Конкретно - с Тиссеном. Коп-южноафриканец поздравил нас с отсутствием новых жертв, и сказал, что сейчас прорабатывается альтернативный авиамаршрут на «Эндерби» - самолетами до «Молодежной», далее - вертолетами к нам. В общем, мужайтесь и крепитесь, помощь идет.

Мы пообещали мужаться.

– Что случилось? - недоуменно спросила я, переступив порог операционной и удивленная царившей там тишиной.

Мои коллеги молчали. Застыли, как мраморные статуи, шутки ради наряженные в хирургические костюмы.

– Да что с вами, черт вас раздери?! - взъярилась я.

Фриц издал какой-то неопределенный звук. И показал рукой. На экране кардиомонитора тянулась ровная ниточка, отображающая пульс антаркта. Вернее, полное отсутствие оного пульса. А потом… Я недоуменно зажмурилась и вновь открыла глаза. Пилообразный выступ никуда не делся…

Ну, шутники… - окончательно разозлилась я. Нашли время для традиционных подколок старожилов над новичками.

Но тут неподвижно лежащий Анти громко чихнул. И что-то промычал.

Мне не осталось ничего иного, как стать четвертым участником скульптурной композиции «Обалдевшие исследователи»…

9

– Я ничего не понимаю, - честно и откровенно призналась я Кеннеди. - На вид - обычный человек, а жидкости в организме не замерзают, как у какой-нибудь лягушки… Мы сидим и не знаем, что делать - попросту нет методик для реанимации людей с пульсом шесть ударов в минуту и температурой тела пятьдесят два градуса[26]… Сейчас он лежит и медленно нагревается до комнатной температуры. И никто на целом свете не может сказать, чем всё это закончится…

– Как обнаружилось, что Анти жив? - спросил Кеннеди.

Я пожала плечами.

– Так и обнаружилось… Терразини с Фрицем вошли первыми и увидели: лед, которым мы так заботливо обложили антаркта, сброшен. Скорее включили монитор - хотя он и использовался нами лишь для измерения температуры, но сразу по включении на нем отображаются все данные о больном. Лишь потом можно отключать ненужные функции. Ну, и сразу увидели пульс…

– А как вы исследовали это чудо?

– Трепанация и вскрытие, понятно, сразу отменились… Провели УЗИ - все как у людей, печень увеличена, но в пределах нормы. Я взяла кровь на анализ - в конце концов, надо же было понять, отчего она не замерзла. Так что ты думаешь - гематологическая компакт-лаборатория фирмы «Симменс» выдала полнейшую белиберду и сломалась… Придется распаковывать микроскопы и центрифуги вместе с прочим оборудованием - и проводить все анализы вручную…

Наш разговор происходил на улице, вдали от посторонних ушей. Мы с Кеннеди медленно прогуливались вдоль края недавно возникшей трещины. Сверкающий на солнце ледяной каньон являл собой роскошное зрелище, но мне было не до красот природы. Даже удивительный ажурный снеговой мост, соединивший в одном месте края трещины, не произвел на меня впечатления. По сравнению с неожиданным оживлением Анти меркло всё…

Кеннеди хотел задать еще какой-то вопрос, но я его опередила:

– Зачем ты пригласил меня на романтическую прогулку? Всё вышеизложенное я могла рассказать тебе и на станции.

После долгой паузы он вздохнул:

– Могла… Но я хотел бы услышать другое. А именно: зачем ты убила Проньина? Я уверен, что для этого имелись вполне веские причины. И клянусь, что про это никто, кроме меня, не узнает.

Ноги подкосились и я чуть не осела в сугроб. Дожили… А я-то, глупая, думала, что ничем и никогда меня Кеннеди уже удивить не сумеет… Но он сумел.

– Объясни, пожалуйста, как ты пришел к такому выводу, - тихо попросила я.

– Элементарно, Элис. Пока вы там возились с антарктом, я составил повременный, буквально посекундный график передвижений всей подозреваемой пятерки. Юханссон по моей просьбе несколько раз проделал свой путь за отверткой, Вонг и Шапелье тоже восстановили свои действия… Я всё прохронометрировал и понял: Проньина не мог убить никто из пятерых! Да, каждый в отдельности алиби не имеет. Но в совокупности их показания дают сложное алиби для всех - настолько сложное, что заранее его подготовить и отрепетировать просто невозможно.

– Ну-ка, ну-ка, - заинтересовалась я. - Почему, к примеру, Проньина не мог заколоть швед во время своего похода за отверткой?

– Теоретически - мог. Но тогда он должен был сделать труп на несколько минут невидимым. Хотя и это бы не помогло: спешивший на кухню Вонг через пару минут все равно бы споткнулся об Айгора - коридор слишком узкий.

– А сам Вонг почему вычеркнут из списка убийц?

– По тем же причинам - только в этом случае о труп споткнулся бы Гастербауэр, идущий за ящиком для льда. Немец тоже не мог быть убийцей - он в коридоре встретился с Шапелье… И Терразини тоже не мог, просто не успевал, - Вонг из кухни хорошо слышал стук его пешни за стеной… Поверь, Элис - я просчитал все возможные варианты. Кстати: никто из них во всех шатаниях по станции ни разу не встретил Проньина. И не видел открытой двери склада со спиртом. Вывод: Айгор где-то провел эти двадцать минут… Смотри…

Кеннеди нагнулся и набросал на снегу условную схему.

– Вот левый коридор. Вот склад со спиртом. Вот место находки тела. Здесь, здесь, здесь и здесь за интересующий наш промежуток времени побывали Вонг, Шапелье, Гастербауэр… Вопрос: где мог скрываться русский?

– В медицинском блоке, - сказала я. Других вариантов не существовало.

– Именно так. Там-то ты его и застала - не знаю уж, за какими делами. Но думаю, что пресечь их смогла лишь одним способом. Ударив в подзатылочную впадину. Смерть была мгновенной и бесшумной. Затем ты быстро вытащила труп в коридор и позвала меня на помощь… Во времени всё укладывается идеально.

Возразить было нечего. Получалось, что Проньина заколола именно я - и позабыла этот факт в результате непонятного провала в памяти. Очевидно, под здешним солнцем всякий сходит с ума по-своему…

– Можно, ты наденешь мне наручники только на станции? - попросила я. - А то снимать рукавицы на морозе не хочется.

– Ты о чем, Элис? - удивился Кеннеди. - Я же сказал: все это останется между нами. Ответь лишь на один вопрос: зачем, зачем, зачем, черт побери, ты его устранила!?

Я остановилась. Повернулась к нему. Подняла на лоб солнцезащитные очки, более напоминавшие мотоциклетные. Кеннеди машинально повторил мой жест. Глядя в его опухшие от бессонницы глаза, я отчеканила:

– Я, Элис Рейчел Блэкмор, присягаю и клянусь всем, что дорого мне на этом свете: я не никогда не замышляла убийство Айгора Проньина, не убивала его сама и не покрывала его убийство, совершенное другими лицами.

Кеннеди помолчал. И тихо сказал:

– Я тебе верю…

Помолчал еще. Вздохнул. Произнес:

– Мы отбросили все возможные объяснения событий. Остались три варианта - совершенно невероятных. Но один из них - искомая истина…

Интересно, интересно… Что же невероятнее Галактического Киллера сможет он придумать?

– В нашем распоряжении есть три шизофренических версии, - сказал Кеннеди. - Первая - самоубийство. Неимоверно хитрым способом: Проньин принес с улицы сосульку, в медицинском отсеке укрепил ее острым концом вверх - и рухнул на нее затылком. Умер не сразу, сумел выползти в коридор. А сосулька растаяла в ране.

– Исключено. Я зондировала рану - атлант[27] расколот. Льдом еще можно проткнуть мягкие ткани, но кость… Сосулька должна была лететь со скоростью ружейной пули. К тому же ранение вызвало мгновенный паралич, никуда он не мог выползти.

– Так я и говорю - шизофрения. Второй вариант: Хусейн как-то сумел зажать стилет в своих лапах, и…

– Отстань от бедной собаки! Что привязался к псу! - перебила я. - У любой шизофрении должны быть какие-то разумные пределы!

Несколько секунд я помолчала, пытаясь понять, что же такое сказала. Это всё солнце, проклятое солнце…

– Изложи третью версию, - попросила я после паузы более спокойным тоном.

– Убийца - полуоттаявший антаркт Анти, - объявил Кеннеди. - Если сосулька отпадает по техническим причинам, а за Хусейна ты ручаешься, - то вот она, истина. УБИЙЦА - АНТИ.

Вновь повисла пауза - долгая-долгая.

Потом Кеннеди спросил:

– А что за белиберду выдала компакт-лаборатория насчет его крови?

– Да полную ахинею… Будто бы основная составляющая исследуемой субстанции - этиловый спирт. Нет, конечно, факт ее незамерзания это объясняет - но ни одно белковое существо не смогло бы… Что с тобой, Макс?! Сердце?!

– В-в-в-в-сё в п-п-п-порядке… - просипел он из сугроба. - Это от неожиданности… Я все понял… То-то мне этот Анти показался смутно знакомым… А ведь можно было ждать, что он уцелеет в рухнувшем вертолете… Но как, черт возьми, он добрался сюда с Земли Котса?! Ведь это же три тысячи миль по ледяной пустыне… Неужели все-таки…

– КТО УЦЕЛЕЛ??? КТО ДОБРАЛСЯ??? - возопила я.

– Мао… - рассеяно пробормотал Кеннеди. И продолжил о своем, непонятном: - Неужели все-таки за этим мутантом стояли ОНИ?…

– Кеннеди, не нервируй меня… - проскрежетала я. - Расскажи все толком! Какой еще Мао?! Председатель Мао давно умер!! Рассказывай, все что знаешь!!!

– Я и сам толком ничего не знаю… - пожал он плечами (это я догадалась, что пожал - под громоздкой паркой жест был совершенно незаметен). - Все произошло в девяносто первом году, когда ты еще не пришла в отдел паранормальных явлений. Мое внимание привлек один заключенный спецтюрьмы на Южных Шетландских островах. Мао - его имя, хотя по рождению он русский. Но - так вот назвали родители, бывает… У парня обнаружился феноменальный метаболизм, количество алкоголя в крови измерялось не в промилле, а в процентах, причем в десятках процентов! Плюс - ярко выраженные паранормальные способности. Мао, например, уцелел в нескольких авиакатастрофах - причем однажды его сбросили с высоты тринадцать тысяч футов без парашюта! Отделался ушибами… Одна из катастроф - над территорией Штатов - была документально зафиксирована, и даже заснята на пленку. С тех пор Мао попал под прицел ФБР, и…

– Подожди, Кеннеди. Я все равно ничего не понимаю. Южные Шетланды отделяет от Антарктиды пара сотен миль холодного моря, а содержатся там лишь приговоренные к пожизненному заключению. Как он мог очутиться здесь?

– Все очень просто… - начал Кеннеди. И не успел закончить. Странные звуки за спиной заставили нас дружно обернуться.

Звуки раздавались из станции. Мы не могли их слышать - однако слышали. Потому что наружная дверь тамбура была распахнута. Густые клубы пара вырывались из нее, свидетельствуя, что и внутренняя широко открыта, вопреки всем инструкциям.

Потом из белого облака вынырнула низкорослая фигура и зашагала к нам.

10

– Привет, Макс! - издалека крикнул Анти (или Мао?). - Я рад, что ты жив! А ничего у тебя девчонка, Саиду бы понравилась.

На пришельце оказался надет белый халат до колен - и больше ничего из одежды. И - никакой обуви. Но держался он легко и непринужденно, словно дело происходило на флоридском пляже. В руке Мао (буду называть его так) держал полупрозрачную пластиковую канистру - наполовину полную. Больше ничего у него не было.

Кеннеди сделал несколько глотательных движений и произнес:

– Здравствуй, Мао! Я тоже рад, что ты жив. Хотя не понимаю - как.

– Да я сам не понимаю… Иногда мне кажется, что я бессмертный. Если выпить нечего - какая только чушь в голову не лезет…

С этими словами он отвинтил крышечку с канистры и сделал два долгих-долгих глотка. В морозном воздухе резко запахло спиртом. Меня передернуло. Мао нагнулся, поднял комок снега, кинул в рот.

– Расскажи, что случилось после того, как рухнул вертолет… - попросил Кеннеди.

Рассказ Мао

(Примечание д-ра Блэкмор: К сожалению, я не сразу догадалась включить диктофон, а включив, не сразу догадалась спрятать его в меховую рукавицу, выставив наружу лишь микрофон. Поэтому начало рассказа Мао утратилось. Восстанавливать же его по памяти я не стала по причинам, которые укажу ниже.)

… догнал я эту мохнатую зверюгу, за хвост подергал. Она оборачивается, смотрит на меня. А глаза - прямо как у моего директора школы, и изо рта так же пахнет.

– Пойдем вместе, - говорю. - Мне тоже на юг, а вдвоем веселее. Не знаешь, где тут магазин ближайший?

Ничего не ответила. Вздохнула - меня аж паром обдало. А потом хоботом как обхватит! Всё, думаю, раздавит сейчас. Наверное сказал что-то для нее обидное. Кто же знает, как в Антарктиде к этим мохнатым обращаться принято?

Но нет, поднимает она меня к себе на спину, отпускает. И дальше потопала. Я в шерсть длинную зарылся и еду. Хорошо, тепло, жаль - выпить нечего.

Долго так шли. В смысле - она шла, а я ехал. Потом вижу - скатываться я со спины начал. Вперед, к голове. Словно зверюга моя с крутой горы шлепает. Странно, думаю, вроде ни в какую гору мы не поднимались. Вцепился в шерсть покрепче, смотрю, что дальше будет. Только зря смотрю - вокруг туман, ничего не видно. А потом вроде как в гору пошла - к хвосту я поехал. Ага, понял, яма была здоровенная. Но ошибся.

Короче, пришли мы. Слез я со зверюги, вижу: место какое-то непонятное. Снега, льда нет - растут под ногами деревья. Маленькие, человеку по колено будут. Но самые настоящие - елки, сосны, березы, пальмы… И другие были, но я их названия не знал. Да, баобаб еще рос, толстенький такой. Смешной, в общем, лес. Хотя на горизонте настоящие деревья росли, высоченные. Даже не на горизонте, а за горизонтом. Потому что место оказалось странное, чем дальше от меня, тем выше. Словно стою я на дне огромного тазика. Или не тазика, а как бы шара стеклянного елочного - и видно, что над головой, тоже внутри шара этого, - горы всякие, реки, леса… Наверное, и людей разглядеть можно было, да у меня с собой бинокля не случилось.

Солнце над головой тоже какое-то странное - маленькое, с двухкопеечную монетку. И тусклое такое, красное. Но ничего, греет. Тепло вокруг.

Пока я вверх пялился, нас зверюги обступили - точь-в-точь как та, на которой я приехал. Мне свою и не узнать уже. Одна хобот ко мне протягивает и трубит:

– УОЭУОООО! - громко так.

– А я - Мао, - говорю. - Не знаешь, где тут магазин ближайший? Очень выпить хочется.

Но они не знали. А может, не сказали из вредности.

В общем, стал я со зверюгами вместе жить - ничего, не гонят. У них дома дурные - ямы в земле здоровенные, сверху бревна лежат, из дальнего леса притащенные, а на них уже ветки и листья. Вроде как крыша. Скажу честно - бедно они жили, ничего у них почти не было. Ну, там горшки какие-то, еще кое-чего по мелочи, - ни холодильников, ни телевизоров. На огне в горшках корешки всякие варили, еще что-то. Огонь у них постоянно горел, а если погаснет - беда. Стучат двумя камнями, искры высекают. Хоботы-то у зверюг не простые, на концах по четыре отростка, вроде пальцев, - но неуклюжие. Хотел я им показать, как нормальные люди огонь добывают, да спички у меня кончились.

Еще там другие звери жили, в большом лесу. Вроде обезьян, только без хвостов. Те совсем дикие оказались - ни огня у них не было, ни горшков. Но прожорливые - страсть. Всё какую-нибудь из моих зверюг поймать и сожрать мечтали. Соберутся оравой - и за ночь яму руками выроют. Думают - может, свалится кто. А сами глупые - даже не прикроют сверху ничем… Но я к ихнему лесу не ходил в одиночку, а то живо бы слопали.

Вот… Живу я, значит, питаюсь бананами. С крохотной пальмы гроздь сорву - и в рот целиком. Ничего, сытно. Только выпить совсем нечего…

Надоела мне жизнь такая. Отозвал я приятеля своего, Уоэуоооо, в сторонку, и растолковываю: так мол и так, загостился я у вас, будь другом, подкинь куда-нибудь поближе к людям и магазинам.

Он не понимает. Я прутик взял, на земле рисую: дом нарисовал, буквы на нем МАГАЗИН; себя нарисовал - не очень похоже, но я тоже подписал: МАО. И стрелочку - от себя к магазину.

И понял ведь Уоэуоооо! Закивал башкой мохнатой!

Поехал я на его спине обратно. Долго ехал, наверное, магазин совсем уже близко был. Да только на этот раз все не так удачно вышло. Не повезло. Треснул под нами лед, провалились мы в воду. Смыла меня река подледная со спины у зверюги, в разные стороны нас разбросала. Я ухватился за обломок льда, не потонул. Вода ледяная, думал - замерзну сейчас. Но не замерз. Чувствую - нагревается водичка, все теплее мне и теплее. Хорошо так стало… Я и уснул невзначай.

Спал без сновидений, даже странно.

Открыл глаза, вижу: вроде как больница, только маленькая. Я на столе лежу, а вокруг никого. Э-э, думаю, знаем мы эти фокусы, проходили. Опять меня на опыты пустить решили. Не пойдет, надо ноги делать по-быстрому…

Слез со стола, халат натянул. Хотел спирт поискать, в больницах всегда спирт имеется, да побоялся, вдруг хватятся и опять на стол - резать. Прошел в коридор, смотрю - отвертка у дверей валяется. Я ее в карман положил, вещь полезная.

Иду дальше - глядь, мужик мне навстречу. А в руке у него канистра подозрительно так побулькивает.

– Привет, - говорю. - Меня Мао зовут. А у тебя в канистре не спирт случайно? А то страсть как выпить хочется!

Мужик остолбенел, челюсть отвесил, глазами моргает. Я у него канистру взял аккуратно, открыл - спирт! Повезло… Приложился к ней как следует, и так хорошо стало… Может, думаю, меня тут резать для науки не собираются? Может, просто подлечить хотят и домой отправить? Я вообще, когда выпью, о людях гораздо лучше думать начинаю.

Мужик так и стоит, оцепеневший. Я ему пару вопросов задал - без толку. Совсем тупой. Я в свою палату вернулся, думаю, с врачами потолковать надо. А если вредные окажутся - отвертка под рукой.

В палате еще остаканился - совсем мне похорошело, компании захотелось.

Тут дверь открылась, мужик входит давешний. Я и ему накапал от души в стакан какой-то с делениями. Он сначала отнекивался, но выпил. Раскашлялся - непривычный, видать. Потом вопросы начал задавать всякие.

Ну, я ему рассказал кое-что, и сам спрашиваю: что тут, дескать, со мной сделать задумали? Он и объяснил. Рассказал, что много лет я во льду замерзший пролежал, и меня в самом деле на опыты пустить решили. Даже на агрегат кивнул, которым мне голову пилить задумали. А потом встает и говорит: надо, мол, начальству доложить срочно, - и шмыг за дверь.

Нет, думаю, не пойдет так. Быстро спирт в какой-то шкафчик спрятал - и за мужиком. Догнал только в коридоре и отверткой стукнул. Нечего, говорю, начальство по пустякам беспокоить. А сам думаю: бежать отсюда надо, пока и в самом деле голову не распилили. Потом вспомнил, что спирт-то в больничке оставил, пошел за ним. А в палате меня что-то совсем разморило. Полежу, решил, минут десять, отдохну - а потом точно сбегу. Халат снял, кровью забрызганный, за какую-то штуку засунул, у стенки стоявшую. Поискал, чем накрыться, да ничего не нашел. Лег на тот же стол - и уснул.

Просыпаюсь от холода. Во рту сухо, выпить хочется… Слез со стола, за своей заначкой потянулся. Слышу - из угла какое-то бульканье. Гляжу - доктор на табуретке сидит. Небольшой такой, на лягушку немного похожий. Потом вскочил он, убегать из палаты собрался. А у меня с похмелья сил нет за ним гоняться. Кинул табуреткой вслед, попал в голову. Но не убил - лежит лягушачья душа, мычит чего-то.

Взял я спирт свой, выпил как следует, достал халат всё тот же, надел. В коридор выхожу - навстречу китаец. Заорал - и убегать. Я следом, он в какую-то комнату - а там народу человек пять или шесть, застыли все, на меня глядят, как на привидение. Нет, думаю, тут не отвертка, тут автомат нужен.

– Извините, - говорю, - ошибся дверью.

Юркнул я обратно в коридор, дверь припер скамейкой какой-то. И скорей на улицу - все двери за собой подпирая. Одежды теплой, правда, не нашел… Но подумал: теперь вроде и незачем, я теперь закаленный, вроде моржа или тюленя.

А тут и тебя, Макс, увидел. Хорошо, что ты удачно тогда катапультировался.

11

Мао в очередной раз отхлебнул спирта и сказал:

– Ну ладно, Макс, я пойду… Там у меня где-то Филипп сидит, совсем замерз наверное. Снесу ему спирта, пусть погреется.

Он развернулся и пошлепал вдоль трещины, оставляя на снегу следы босых ног.

Только тут я вышла из оцепенения, вызванного бредовым рассказом. Скинула меховую рукавицу, выхватила из кармана пистолет. Холодный металл защипал пальцы даже сквозь тонкую перчатку.

– Стоять!!! - крикнула я. - Именем закона я арестовываю вас по обвинению в преднамеренном убийстве Айгора Проньина! Вы имеете право хранить молчание, но всё сказанное вами может быть использовано против вас, вы имеете право на один телефонный звонок…

Мао обернулся и перебил предупреждение Миранды:

– Бедовая у тебя девчонка, Макс, Саиду бы точно понравилась. Только ты скажи ей, чтобы с оружием не баловала. Вдруг ранит кого-нибудь…

И он вступил на снеговой мост, соединявший берега ледяного каньона. Казалось, этот тонкий слой наста не может выдержать человека. Однако выдержал. Но преследовать Мао я бы не рискнула…

– Стой! - рявкнула я. - Первый выстрел в воздух, второй по ногам!

Мао не отреагировал. Я пальнула в небо. На морозе выстрел прозвучал как-то странно, но я не обратила внимания. Мао сделал еще шаг. И еще. Я тщательно прицелилась в мякоть бедра…

Пистолет взорвался у меня в руке!

Что за чертовщина! Так и без пальцев остаться недолго…

– Что ты стоишь, Макс?!!! Стреляй!!! - завопила я.

– Бесполезно… - уныло сказал Кеннеди. - Все равно будет или осечка, или промах. Или ледник снова треснет. Вспомни, как вы пытались трепанировать ему череп…

Я швырнула в снег изуродованный «Зиг-Зауэр». Со швейцарскими пистолетами таких казусов не случается, работают как часы, но впоследствии выяснилось - пуля первого патрона оказалась слегка деформирована (чего я не заметила, снаряжая обойму) - и застряла в стволе. Второй выстрел привел к взрыву… Редчайшая случайность.

Мао тем временем дошагал до середины моста, где наст был тоньше всего. Обернулся, помахал нам рукой.

И в этот миг мост рухнул!

Вернее, рухнула его ближняя к нам половина. Мао развернулся и продолжил свой путь. Мост продолжал разрушаться - глыбы спрессованного снега падали в пропасть, как только с них сходил маленький человечек…

– Уйдет ведь… - простонала я. - Кеннеди, сбегай за тем своим ружьем! Из него еще можно достать…

– Ты все-таки не поняла, - вздохнул Кеннеди. - Не поняла, с кем мы столкнулись… Убить его невозможно. Одно время я даже думал, что Мао - это воплощение души России. Такой вот маленький, лопоухий, наивно-жестокий, насквозь проспиртованный дух великой страны… А потом понял - никакой он не дух. Обыкновенный алкогольный мутант. Правда, на редкость живучий…

12

Прошло еще пять дней, наша антарктическая эпопея заканчивалась.

Ровное ледяное поле было найдено в полутора милях от станции, новая полоса размечена - и смена прибыла в срок.

Собравшиеся со всего мира специалисты в большинстве своем негодовали и обвиняли Монлезье во всех смертных грехах - начиная от злостной мистификации и заканчивая злоупотреблением галлюциногенами. Остальные участники приключения огульно были записаны в сообщники Бланша…

Следы босых ног Мао затерялись на просторах шестого континента. Поисковая партия на снегоходах, далеким объездом обогнувшая трещину, никого не обнаружила в указанном нами направлении. Впрочем, Кеннеди уверен, что нам еще доведется услышать о Мао.

Итак, большая часть прибывших, не обнаружив предмета изучения и излив праведный гнев на начальника станции, собиралась на следующий день вернуться вместе с нами, тем же самолетом, что и прибыли.

Меньшинство (энтузиасты, поверившие Монлезье) тут же приступило к активным поискам на дне расколовших ледник Гэллапа трещин, рассчитывая найти новых антарктов. Занятие рискованное - и, если принять рассказ Мао на веру, совершенно бесплодное.

Как раз о содержании этого рассказа мы с Кеннеди и заспорили - опять на улице, на станции любые возможности уединиться исчезли.

– Это не английский, - констатировала я, прокрутив еще раз запись. - Язык, очень похожий на французский, - я, по крайней мере, поняла каждое слово.

– Да нет же, Элис, это один из немецких диалектов! - горячился Кеннеди. - Или на худой конец, смесь хохдойча и идиша! На французском я не понял бы и половины…

Для проверки мы дали прослушать пару фраз проходившему мимо Пак Лу Вонгу. Его ответ шокировал: говорит кореец из северных провинций, долго живший в Китае и нахватавшийся тамошних жаргонизмов - но понять, в общем, можно…

Но и это было не всё!

С изумлением мы выяснили, что и мне, и Кеннеди сюжет рассказа слышится совершенно по-разному! По версии Кеннеди в подземном мире Мао примкнул к поросшим густой шерстью гуманоидам и успешно охотился с ними на мамонтов! И наверх, в Антарктиду попал, преследуя одного из клыкастых гигантов…

– Да какая разница, - махнул рукой Кеннеди, устав от бесплодных споров. - Наслушался я от него и не таких бредней в свое время. Его пропитанный алкоголем мозг постоянно подменяет реальность подобными иллюзиями… Не станешь же ты всерьез утверждать, что наша Земля полая, а в центре ее зависло внутреннее светило?

Дискуссию прервали громкие крики, донесшиеся от трещины. Так и знала - что-нибудь у них да стрясется…

– Что случилось? - остановила я пару минут спустя бегущего к станции Фрица. - Никто не пострадал?

– Вы не поверите, доктор Блэкмор! - запыхавшись, ответил он. - Только что изо льда показалась громадная туша! Смахивает на мамонта с переразвитой черепной коробкой и уникальным строением хобота!

Гастербауэр побежал дальше, а я задумчиво сказала Кеннеди:

– Может, задержимся? Судя по всему, проход внутрь полой Земли должен быть где-то неподалеку…

КОНЕЦ

Примечания

1

Лэнгли – обиходное наименование ЦРУ (по месту расположения штаб-квартиры).

(обратно)

2

In flagranti – на месте преступления (лат.)

(обратно)

3

……!!!……!!! (англ.) – грубые ругательства.

(обратно)

4

Удо Кир, Гэри Олдман – известные актеры, исполнявшие роль графа Дракулы.

(обратно)

5

ДЛТБ – диагностика и лечение трубного бесплодия.

(обратно)

6

Dura lex – начальные слова латинской поговорки «Закон суров, но он закон». Впрочем, русскоязычные законотворцы слово dura зачастую не переводят, но лишь транслитерируют. И старательно следуют получившемуся в результате тезису.

(обратно)

7

Согласно легенде, этот древний царь опасался отравителей. И, постепенно увеличивая дозы, научился переваривать без вреда здоровью все известные тогда яды. В результате, когда жизнь подперла, суицид ему пришлось совершать весьма неэстетичным способом.

(обратно)

8

Д-р Блэкмор ошибается. Бог создал небесные светила лишь на третий день Творения (см. Быт. 1, 14-18)

(обратно)

9

Непереводимая игра слов. На английском фамилия Буш созвучна слову «кустарник».

(обратно)

10

«Черная слоновая кость» – эвфемизм, обозначавший вывозимых из Африки негров-рабов.

(обратно)

11

Примечание для любителей исторических парадоксов:

   В 1803 году Наполеон уступил Луизиану Северо-Американским Штатам в обмен на помощь в борьбе с Англией. В 1812 году американские войска вторглись в Канаду, англичане в ответ заняли Вашингтон и изрядную часть территории Штатов. Северо-Американские Штаты сохранились на политической карте лишь потому, что Наполеон вырвался в конце 1812 году из России – и, вновь появившись в Европе, оттянул на себя лучшие британские войска. Если бы при Березине армии Кутузова и Чичагова чуть лучше согласовали свои усилия… Если бы…

(обратно)

12

Будапешт, известный с XII века, до 1872 года номинально состоял из двух разных городов – Буды и Пешта.

(обратно)

13

Имеется в виду известнейшая песня федератов-северян времен Гражданской войны в США: «Тело Джона Брауна давно гниет в земле// Дух его ведет нас по Джорджии…» Аболиционист Джон Браун был осужден и повешен в 1859 году после попытки захвата правительственного арсенала в Харперс-Ферри, штат Виргиния. (Прим. ред.: Перевод песни более чем приблизительный, и, как нам кажется, слегка расистский.) (Прим. автора: А ваша сестра от негра беременела?! Вот и молчите!) (Ред.: Молчим, молчим…)

(обратно)

14

Имеется в виду отличавшийся жестокостью и мародерством поход армии генерала-северянина Шермана по тылам южан-конфедератов в ходе Гражданской войны в США.

(обратно)

15

Радиоэлектронная борьба.

(обратно)

16

«Дельта» – подразделение специальных сил США «Дельта-Форбс», расквартированное в Форт-Брегг, штат Северная Каролина и участвующее в тайных операциях по всему миру.

(обратно)

17

«Реконструкцией» в Соединенных Штатах обтекаемо называют изумление, испытанное после Гражданской войны победителями-северянами, понятия не имевшими, что делать с многомиллионной армией освобожденных рабов, к иной жизни не приспособленных и работать без кнутов надсмотрщиков не желающих. Проблема актуальна до сих пор, ибо самый разумный вариант – вывезти негров обратно в Африку, в специально созданную для этого страну Либерию, – до конца осуществить не удалось.

(обратно)

18

Корнер – скупка всего товара на определенном секторе рынка с целью установления монопольной цены. Демпинг —… (Прим. ред.: Что такое демпинг, россияне в большинстве своем представляют. Остальным советуем купить экономический словарь.)

(обратно)

19

«Гессенский кавалерист» – персонаж старинной новоанглийской легенды, более известный российским читателям и зрителям как «Всадник без головы».

(обратно)

20

Реплика (в данном контексте) – точная и действующая копия старинного оружия, техники и т. д.

(обратно)

21

Животное из семейства тюленей, обитающее у берегов Антарктиды. Питается рыбой, иногда водоплавающими птицами. Случаи нападения морских леопардов на судмедэкспертов не зафиксированы.

(обратно)

22

По шкале Фаренгейта. Чуть холоднее минус 50 по Цельсию.

(обратно)

23

По шкале Фаренгейта. Примерно минус 18 по Цельсию.

(обратно)

24

По шкале Фаренгейта. Примерно минус 25 по Цельсию.

(обратно)

25

По шкале Фаренгейта – нормальная температура человеческого тела. Живого, естественно.

(обратно)

26

По шкале Фаренгейта. Формула пересчета: tС = 5/9 (tF – 32). Возьмите калькулятор и считайте сами. Мне надоело. (Прим. ред.: Температура тела Анти – около +11С)

(обратно)

27

Атлант – самый верхний позвонок, на который опирается череп.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ . ЭТЮД В БАГРОВЫХ ТОНАХ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ . ВАМПИРЫ В МЭНЕ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ . МИСТЕР БОЛЬШАЯ НОГА

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ . ПЛЯШУЩИЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ . БИПЛАН-ПРИЗРАК

ЧАСТЬ ПЯТАЯ . СОЛНЦЕ БЕЛОЙ ПУСТЫНИ

I. Любопытство губит кошек

II. Драма замкнутого пространства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте