«Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник»

Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (fb2) - Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник (Детективное Агентство «Альтаир» - 2) 1593K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Корин Холод

Корин Холод Стеклянное Рождество. Часть 1 Затянувшийся Сочельник

Пролог

— в котором присутствуют местами знакомые, полностью знакомые и совершенно новые личности, а также закладывается главная составляющая сюжета — тайна.

Где-то на Рубеже меж Гранями. Время года не определено.

Здесь почти всегда звенел долгий, тягучий звук, словно где-то далеко дёрнули огромную металлическую струну. Воздух над бесконечной равниной, поросшей жёлтой пожухшей травой, был наполнен буроватой взвесью, будто этот самый воздух заменил густой, наваристый бульон. Дышалось тяжело — через раз. Впрочем, кажется, тем, кто вёл беседу, это не мешало.

— Ты закончил с подготовкой? — первым заговорил невысокий узкоплечий юноша в серой куртке с наглухо надвинутым капюшоном. Он сидел прямо на земле, рассеянно играя травинкой. Второй — мощный мужчина с гордой осанкой — был, казалось, скрыт тенью. Сторонний человек, если бы он нашёлся на этой равнине, не смог бы дать подробного описания собеседника юноши.

— Всё практически готово, — голос его был под стать внешности, низкий и глубокий. — Мы сможем начать не позднее конца года.

— Начнёте раньше. — Фраза была произнесена спокойно, даже чуть лениво, но сразу стала ясна разница между этими двумя. За негромкими словами человека в капюшоне стояла истинная сила, наполнявшая голос отзвуками горного обвала.

— Ал…

— Без имён, — жёстко оборвал тот. — Звук отсюда расходится по разным мирам, и я не хочу, чтобы он узнал, чем я занят. И с кем.

— Прошу меня простить, — мужчина глубоко поклонился. — Я не уверен, что мы сможем начать раньше, но…

— А ты сделай так, чтоб быть уверенным, — юноша легким, воздушным движением поднялся на ноги. — В конце концов, цена соответствует, а?

— Воистину так.

— Тогда и ты, будь любезен, соответствуй моим требованиям.

— Я постараюсь.

— Не старайся. Сделай. А теперь убирайся. У меня ещё полно дел.

Его собеседник снова согнулся в поклоне, сделал шаг назад и растворился в воздухе. Юноша вздохнул, расправил плечи и откинул капюшон, подставляя лицо неверному свету.

— Для всех есть цена, — процедил он. — Главное — подобрать её. Ещё немного, и я куплю этот мир. Или найду способ забрать его бесплатно.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября 2015 года. Район станции метро «Удельная». Ранний вечер.

Конец осени в этом году выдался традиционно «питерским». Мокрый снег вперемешку с нудным дождём окрасил городские улицы в цвета, соответствующие названию недавно вошедшей в моду книжицы. Люди печально и безнадёжно месили грязь подошвами и шинами, матерились сквозь зубы и старались побыстрее добраться от работы до семейного очага или наоборот.

Именно по этой причине в забегаловке под гордой вывеской «Бар „Великое Древо“» было практически пусто. Назвать сие заведение иным словом, нежели «забегаловка», не представлялось возможным. Мрачное полуподвальное помещение, скупо освещённое замызганными лампами, явно никогда не знало лучших дней. Обшарпанная стойка, разнокалиберная мебель, большей своей частью разменявшая пятый десяток, и недорогой ассортимент простых и любимых неискушённому сердцу напитков привлекали сюда исключительно представителей нижней прослойки общества. «Дно среднего класса», как угрюмо шутил хозяин «Древа», а по совместительству и единственный бармен, носивший вычурное имя Кристиан. Впрочем, за немногословность и регулярное наливание «в долг» посетители прощали ему и имя, и шуточки.

Входная дверь немилосердно скрипнула на несмазанных петлях.

«Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти…» — проскрежетал магнитофон голосом давно почившего певца.

Кристиан лениво обернулся от стойки и удивлённо хмыкнул. Подобные гости обычно проходили мимо бара, стоило им увидеть состояние вывески и крыльца.

— Ну надо же, — пробормотал бармен, откидывая с глаз засаленные тёмные волосы, — а я думал, что выбрал весь лимит чудес на свою жизнь.

Гостья — а это была именно «она», — миловидная молодая брюнетка в дорогом на вид брючном костюме, сапогах на шпильках и несколько фривольно распахнутом пальто, отороченном мехом по вороту и обшлагам, тем временем обвела взглядом помещение. Чуть помедлила и продолжила спуск по выщербленной от времени лестнице. Каблучки звонко процокали к стойке.

«Здравствуйте, девочки, здравствуйте, мальчики…» — рваная музыкальная подборка давно исцарапанного, а потому то и дело прыгающего с песни на песню диска сегодня явно решила полностью соответствовать мыслям Кристиана.

Пятеро замурзанных мужиков, вздумавших скоротать вечерок за кружкой разбавленного пива, проводили девицу сальными взглядами.

Та брезгливо отряхнула сидение стула и, не снимая пальто, устроилась за стойкой. Синие глаза посетительницы встретились с водянисто-голубыми Кристиана.

— Пива, — наконец произнесла девушка негромко.

— Какого?

— Нормального.

Бармен усмехнулся, но что-то заставило его нацедить напиток из особой, личной бочки-кеги. Может быть, механический, лишённый эмоций тон девушки, может, что-то ещё… В груди Кристиана ожило какое-то ощущение, которое он успел давно позабыть, и только поставив кружку на стойку и снова встретившись с ледяным синим взглядом, понял — какое именно. Это было острое предчувствие смертельной опасности.

— Ещё что-нибудь? — спросил он чуть севшим голосом. Девица сделала долгий глоток.

— Пожалуй, да, — тот же безжизненный тон. — Есть разговор, ceitorre[1] Кристиан.

«…мозг переполнен сумбуром и бредом…» — отозвался из динамиков Виктор. Бармен сглотнул, не зная, как реагировать на подобное.

— О чём? — выдавил он наконец, уже понимая, кто именно явился сегодня в его заведение.

— О клятвах. О нарушениях. О том, что ты кого-то интересуешь, кроме нас.

— Ч-что?

— Я из Агентства, милейший. Это ты уже понял. Но вот странность: сегодня не только я решила почтить тебя визитом. И судя по твоей удивлённой физиономии, ты ничего об этом не знаешь. Интересно.

Девушка говорила, не понижая голоса, и ещё на середине её речи мужики в зале пришли в движение. Четверо грамотно начали брать её «в клещи», а пятый зашёл за спину.

Из колонок полился старый, «сырой» рок вступления, в котором акустическая гитара мешала свой дребезжащий звук с синтезатором. Кристиана затрясло.

— Я ничего не знаю, госпожа… — он не успел закончить фразу. События развивались со скоростью рушащейся лавины.

Если бы бармен или мужики могли читать мысли, они были бы крайне удивлены тому, что творилось в голове симпатичной девушки. Особенно, когда из динамиков зазвучало вступление.

«Наставник любит тренировку под музыку. Хорошо. Цели. Пять. Холодное оружие? Отсутствует. Огнестрельное оружие? Присутствует. Полный анализ обстановки. Возможность использования оружия… три десятых процента. Боевая подготовка противника… Второй-третий уровень, предположительно спецназ. Вероятности движений… учтены. Вероятности уклонений… учтены. Боевая программа… запущена».

«Эй, где твои туфли на манной каше, и куда ты засунул свой двубортный пиджак…»

Девушка отклоняется назад, задевая густыми волосами грязный пол, и пальцы тех, кто должен был схватить её, смыкаются, не обретя добычи. Упор на руки. Пиво из подхваченной ногами кружки плещет в глаза одному, сама кружка разбивается о голову второго. «Подъём переворотом. Разворот, шаг от стойки». Резкий удар обеими руками по кадыкам тех, кого вышло оглушить и ослепить.

«Когда-то ты был битником…»

Стул от стойки летит в ноги правому противнику. «Два шага вперёд, наклон, удар снизу, разворот». Крепкий кулачок влетает в мужскую гордость того, что в центре, пока его ладони безуспешно пытаются провести захват.

Правая ладонь ложится на подбородок согнувшегося пополам бойца, левая — на затылок. Хруст. «Осталось двое. Возможность использования огнестрельного оружия… сорок процентов. Рекомендуется ускорить процесс боевого взаимодействия».

«Ты готов был отдать душу за рок-н-ролл, извлечённый из снимка чужой диафрагмы…»

Девушка подхватывает со стола ещё одну кружку, швыряет себе под ноги и наклоняется к осколкам. Один из мужчин профессиональным жестом засовывает руку за отворот куртки.

«Вероятность использования огнестрельного оружия — девяносто семь процентов. Опасность».

Два осколка толстого стекла слетают с ладони и вонзаются в глотки соперников. Хрипение, два глухих удара о пол. Сухой стук конечностей по доскам: разорванное горло несёт не самую быструю смерть.

Хлопает входная дверь. Вошедший округлившимися глазами смотрит на развернувшееся в баре побоище. Нет. Не округлившимися. Спокойными и оценивающими.

«Ошибка в условиях. Вероятность использования огнестрельного оружия — сто процентов. Перерасчёт боевой программы. Траектория выстрелов… учтена. Вероятность уклонения… учтена. Программа запущена».

Девушка спокойным, чуть танцующим шагом пошла к двери, прокручивая в пальцах третий осколок. Пистолет с глушителем, извлечённый мужчиной из-за спины, выплюнул первый кусочек смертоносного металла. Брюнетка чуть качнулась и продолжила движение. Промах. Ещё выстрел. Мимо.

«Рок-н-ролльное время ушло безвозвратно. Охладили седины твоей юности пыл…»

Выстрелить в третий раз она не позволила. Молниеносное движение кистью, и человек, хрипя, осел у дверей. Девушка медленно вытащила из кармана перчатки, натянула их, вынула пистолет из поясной кобуры, скрытой под плащом, и обернулась к стойке. Бармен стоял ни жив ни мёртв.

— Госпожа…

— Кристиан из рода Ворона, Дитя Каина, — равнодушно произнесла гостья, — ты нарушил Ночной Договор. Твои преступления переполнили чашу терпения Агентства. Я прибыла исполнить приговор.

«Когда-то ты был битником…»

«Векторы возможных движений… учтены. Боевая программа — Ночной режим».

Страх Кристиана, наконец, пересилил здравый рассудок, и он метнулся через стойку, выпуская когти. Грянул выстрел. Вампира отшвырнуло назад и приложило о стену. Девушка бесстрастно посмотрела на бьющееся в конвульсиях полуобезглавленное тело, подошла вплотную и выстрелила в сердце. Затем заперла входную дверь, выключила музыку и принялась за методичный обыск бесчувственных и мёртвых людей.

«Паспорта. Подделки, но выполнены первоклассно. Ни билетов, ни ключей, ни указаний на местопребывание. Профессиональное вооружение. Глушители. Вероятность заказа на убийство вампира… тринадцать процентов. Сбор информации… восемьдесят семь и шесть десятых процента. Вероятность того, что информация в данный момент в этом помещении… восемьдесят восемь процентов. Обыскать подсобные помещения».

Смертоносная посетительница «Древа» скрылась за дверью в углу зала и появилась обратно спустя четверть часа. В руках у неё были небольшая картонная папка и жёсткий диск. Девушка бегло пролистала папку, хмыкнула и вытащила мобильный.

— Наставник? Здесь Рива. Ликвидация проведена успешно. Но возникла нештатная ситуация. Шесть человек. Подготовленные бойцы. Беглый анализ показал высокую вероятность поиска информации.

— Ты нашла что-нибудь?

— Да. Вам что-нибудь говорит название «Проект „Троица“»?

На том конце воображаемого в условиях двадцать первого века провода воцарилось недолгое молчание.

— Сколько выживших в результате нападения?

— Двое.

— Сейчас прибудет оперативная группа. Дождись их. Полученную информацию сдашь лично Палачу.

Девушка закусила губу. На её холодном лице подобное проявление эмоций выглядело несколько неестественно.

— Наставник… Воин. Ты опять не приедешь? — Из динамика донёсся тяжёлый вздох. — Может, хватит себя жалеть? — На этот раз пауза была гораздо дольше.

— Ладно, — медленно ответил Воин совершенно другим тоном, и Рива подняла брови. Она хорошо знала эти интонации и не слышала их уже почти полтора года. — Будем считать, что я был в отпуске. Приеду я, Гаури и братцы-акробатцы. Готовь площадку, ученица. Работаем.

Рива дала отбой, убрала мобильный и с хищным прищуром оглядела будущую «площадку» расследования. Сквозь ледяную броню её спокойствия проступало искреннее и неприкрытое счастье.

— Ты нужен здесь, учитель, — прошептала девушка, и грязные своды отразили её голос, сделав его гораздо громче. — Нужен, а значит…

Она не договорила, усмехнулась и взялась за ноги ближайшего тела. Впереди было много работы.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября 2015 года. Заброшенный завод на западной окраине города. Вечер.

Никакого «классического» шипения на канале связи. Только чёткий голос, отдающий приказания, и столь же чёткие голоса, подтверждающие их выполнение.

— Истарь, вторая точка, три минуты.

— Есть.

— Тонами, третья точка, две минуты.

— Есть, — с некоторой задержкой.

— Всё в норме?

— Так точно. Проволока.

— Понял.

Команда медленно двигалась по промзоне. Когда-то «закрытой», а теперь просто заброшенной. Но неприятные сюрпризы вроде колючей проволоки, фальшивых указателей и дверей остались до сих пор.

— Нуарейн, четвёртая точка, две минуты.

— Да.

Красивая светловолосая женщина в удивительно идущем ей бесформенном камуфляжном обмундировании быстро переместилась на указанную позицию. Старший оперативник Летов только хмыкнул про себя, наблюдая за её движениями. Это был тот самый случай, когда «хоть дерюгу вздень — шёлком будет». Хмыкать и отпускать комментарии вслух ему не позволяла сама ситуация — группа охотилась на оборотня — и личность женщины. Нуарейн не спустила бы подобного. Тем более от старшего по званию.

Затолкав поглубже искреннее восхищение женскими статями оперативницы, Летов закрыл глаза и прислушался.

— Есть контакт. Тонами, ты ближе всех. Цель на три часа. Ужинает.

— Поняла.

— Я зайду с другой стороны по зыбкому слою. Фиксируйте эту тварь. У вас три минуты. Нуарейн, группа на тебе.

— Поняла.

Оперативница дождалась еле слышного щелчка, знаменующего то, что старшего группы более нет «в этом мире» на ближайшие три минуты, и отсутствующим взглядом уставилась в стену. Со стороны могло показаться, что женщина напряжённо размышляет. На самом деле, вся картина происходящего была ясна ей довольно давно. Знания, полученные в отделе аналитики, не канули в пустоту. На данный момент Нуарейн просто оценивала глубину ошибки Летова и правомочность собственных действий в ближайшие три минуты. Принять решение было несложно.

— Истарь, точка раз — на два часа от тебя. Готовься открыть огонь. Бить по конечностям. Тонами, точка два — на полдень. Отвлекающий манёвр. Сеть и фиксация на мне.

— Но… — в голосе Истаря звучала нотка сомнения.

— Выполнять.

— Есть.

Женщина коротко выдохнула и прикрыла глаза. Из укрытия в виде проржавевшего УАЗа, хлопая крыльями, взмыл в небо большой чёрный ворон.

Крупный волк, которого только городской житель мог бы принять за собаку, поднял голову, провожая птицу взглядом, и тут же ощерился на рыжеволосую девушку, вынырнувшую из-за развалин в десяти метрах от него.

Зверь рванулся вперёд, к новой жертве. Короткая очередь. Звонкий щелчок, и со стены, куда только что опустился ворон, слетела, раскрываясь, отливающая металлом сеть. Раздался вой, в котором сплелись ярость и отчаяние.

— Полторы минуты. — Нуарейн свесила ноги со стены и взяла на прицел бьющегося в сети волка. — Задание выполнено.

Летов вывернул из-за обломка стены ровно через указанное время. Обвёл взглядом открывшееся полотно «Оперативники и Волк», извлёк из-за пояса пистолет с транквилизатором, выстрелил и позволил себе усмехнуться.

— Нуарейн, подведите итоги.

— Объект взят живым, в соответствии с указаниями Офиса. Потерь нет. Старшему группы полагается взыскание в размере половины премиальных за неверную оценку бойцов в сложившейся ситуации и личное отсутствие в критический момент операции.

Тон оперативницы не был механическим, просто… равнодушным. И в то же время в нём звучала лёгкая издёвка. Летов снова хмыкнул. Кивнул и взялся за мобильный.

— Воин? Операция проведена. Отчёты будут через три часа… понял вас. — Он дал отбой и пристально посмотрел на светловолосую оперативницу. — Мы сейчас грузимся и отбываем. Сразу после прибытия начальник отдела ждёт вас у себя. Отчёт сдадите позже. Если у вас есть желание добраться до Агентства своими путями — допустимо. Воин сказал: чем быстрее вы окажетесь у него, тем лучше.

Нуарейн кивнула. На мгновение её облик размылся, и со стены сорвался ворон. Взявший курс на Васильевский Остров.

* * *

Токио. Двадцать пятое ноября 2015 года. Офис корпорации «Сейрю».

Помещение вполне могло бы служить тренировочным залом, по крайней мере, размеры его вполне соответствовали подобному назначению. Тем не менее, у любого, вошедшего в это место, не возникло бы и мысли отнести его к разряду спортивных сооружений. Тому было две причины, первой из которых являлась слишком дорогая отделка. Чёрное дерево паркета, стены, обшитые тёмно-кремовыми панелями, широкая полоса огнеупорного материала вдоль этих стен на полу, на которой рядами выстроились пузатые, приземистые жаровни светлого металла. Ароматный дым, курившийся над ними, и чуть закопчённые бока не оставляли сомнений, что этот элемент декора находится здесь отнюдь не ради праздного украшения. Отсутствие окон и настенные светильники, искусно стилизованные под факелы, дополняли картину.

Нет, проводить тренировки в подобной обстановке было бы затруднительно. И второй причиной тому была совершенно несообразная подобной цели мебель: длинный стол у дальней от входа стены, заваленный свитками, распечатками, жёсткими и гибкими дисками. Чуть справа на столе стоял монитор, рядом — телефонный аппарат последней модели, а немного левее — древний каллиграфический набор с кистями и тушечницей.

Вторым и последним предметом мебели здесь было кресло, в котором восседал хозяин кабинета: высокий широкоплечий мужчина в тёмно-сером костюме европейского покроя. Длинные светлые волосы сидевшего за столом были заплетены в косу, кончиком которой он поигрывал в задумчивости.

— Осталось немного, — пробормотал мужчина себе под нос. — Осталось совсем чуть-чуть. Главное всё точно рассчитать…

На столе запиликал телефон. Светловолосый повернулся к аппарату, свет упал на его лицо, и стало видно, что левый глаз закрывает широкая тёмная полоска ткани с каким-то рисунком. Тонкий палец нажал на кнопку громкой связи.

— Слушаю.

— На связи лучший в мире следопыт и величайший мастер копания в древних развалинах, — отозвался динамик густым басом. — Мне передали, что ты хотел со мной связаться. Извини, рылся под землёй. А я, между прочим, создание воздушное, я под землёй хе… хирею. Вот.

— Ты закончил? — губы одноглазого растянулись в неудержимой улыбке.

— Откровенно говоря, нет, — пробасил его собеседник. — Но потерплю до личной встречи. Где пожар?

— Сворачивай лавочку, Эрик. Ты нужен мне здесь.

— Не по-онял? — изумлённо прогудел аппарат. — Ты хочешь сказать, что я как проклятый почти год напрасно возился в этом мороженом…

— Не напрасно, — оборвал его светловолосый. — И поверь, твоё копание ещё сыграет нам на руку. Но, к твоему сожалению, то, что мы искали, всё-таки здесь. Точнее, в Китае, но это детали.

— Ещё раз, — откашлялся Эрик. — Где я нужен, в конечном итоге? У тебя или в Китае?

— Сначала у меня, — терпеливо произнёс хозяин кабинета. — Потом выдвинемся в Китай. Да, и не забудь прихватить с собой Руди. Наверняка уже извёлся без братца.

— Что-нибудь ещё?

— Весь арсенал объекта «сто восемнадцать-К». — Мужчина помедлил, давая собеседнику усвоить информацию, и уточнил: — Я не шучу. Мне понадобятся все твои возможности.

— То есть, у нас есть не просто следы, — утвердительно сказал Эрик.

— Да. Мы нашли, дружище. Мы наконец-то нашли.

— Теперь главное — не облажаться, — резюмировал бас. — Жди. Сегодня ночью вылетаем. Завтра к вечеру будем у тебя.

— Удачного полёта. Береги «Грифона».

Хозяин кабинета оборвал связь, с силой потёр ладонями лицо и привычным движением поправил сбившуюся от этого повязку.

— Главное — всё точно рассчитать, — прошептал он ещё раз, подвинул к себе клавиатуру и взялся за мышку.

Проект «Братство».

Логин: Белый Лис.

Глава первая

— в которой речь идёт о событиях задолго до пролога, упоминаются новые и старые имена, льются слёзы и звучит смех, а также присутствует множество разнообразных животных.

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Александра Евгениевича Светлова.

— Вы знаете, где вы находитесь?

— Да, — холодный, безэмоциональный голос.

— Развёрнутый ответ, прошу вас.

— Центральный офис Агентства «Альтаир», город Санкт-Петербург, кабинет…

— Достаточно. Вы помните, кто вы?

— Да.

— Помните, как вы оказались здесь?

— Да.

— И вновь я попрошу вас о полном ответе.

— Мой мир…

— Грань.

— Моя Грань была уничтожена. У меня хватило возможностей, чтобы спастись с неё. Возможно, присутствовала помощь со стороны. После этого я оказалась заперта в вашем Хранилище.

— Всё верно. Пока вы находились в саркофаге, к вам поступали знания об окружающем мире?

— Да.

Светлов сделал паузу, которую не хотел выдерживать. Эта информация была для него, мягко выражаясь, неожиданной. Один из рычагов давления на гостью кабинета приказал долго жить.

— Хм. Странно. С другой стороны, это к лучшему. Вы знаете, зачем вы здесь?

— Нет.

— Мы хотим предложить вам… как бы это выразиться… — Светлов снял очки и потёр переносицу, — возможность для дальнейшего существования.

— Зачем? — Ни на холодном красивом лице собеседницы, ни в её тоне не проявилось ни тени интереса. Простой вопрос на простое заявление. Александр чуть помолчал, потом отложил очки, поставил локти на стол и сплёл пальцы.

— То, что произошло с вашим миром, было противоестественно. Он не должен был погибнуть. Вы согласны?

— Нет. Я знаю причины его гибели, как и вы. И условия оных.

— Вы хотели бы вернуть его?

Если Светлов рассчитывал на проявление эмоций, он ошибся.

— Нет.

— У нас есть теоретические знания и возможности для воскрешения Бланки Ниэвы. Вы хотели бы этого?

— Нет.

Вновь ошибка. Начальник отдела по связям с общественностью смотрел на женщину, от которой зависело столь многое, и понимал, что не в силах ничего ей предложить. В молчании прошла минута. Другая. Наконец, Светлов решился:

— А если мы предложим вам шанс на новую жизнь? Новую Грань, которую вы сможете почувствовать как свою, которая даст вам шанс восстановить прежнюю или хотя бы оживить память о ней? Вам ничего не нужно, вы не желаете даже существовать, но если ваше бытие необходимо? Для других. Тех, которые хотят жить. Вы хотели бы исправить свою ошибку? Вы хотите снова почувствовать биение сердца Грани?

В первый раз с начала беседы женщина перевела взгляд с какой-то удалённой точки и посмотрела прямо в глаза Александра. Он остался спокоен, но лишь потому, что когда-то уже вёл похожий разговор.

— У меня есть право отказаться?

Светлов покачал головой, осознавая, что идёт ва-банк:

— На самом деле — нет.

— Тогда я согласна. Что мне предстоит делать?

Александр выдохнул с трудно скрываемым облегчением. Он понимал, что впереди ждёт огромная работа, и знал, кто именно займётся ей, но первый шаг был сделан.

— Пока что вы должны максимально адаптироваться к этой Грани и к роли Агентства в нём. Для этого вы пройдёте три круга обучения. Первый — в отделе аналитики и информации. Там вы сможете понять, чем живёт эта реальность и как функционирует в оной Агентство. Затем — Третий отдел, «бархатное вмешательство». Там вы поймёте основные принципы мягкого воздействия на мир. После — Второй отдел, «силовое воздействие». Ваши возможности в данный момент представляют собою бледную копию того, чем вы владели раньше. Мы обучим вас — если в данном случае подходит термин «обучить» — тому, как использовать ваши ограниченные способности максимально эффективно в рамках сложившейся ситуации на этой Грани.

— Что дальше?

— Дальнейшая ваша судьба будет зависеть от ваших действий. И вашего усердия.

— Хорошо.

— Ещё одно. Мне известно ваше прежнее имя, но учитывая, что вы будете начинать с самого начала, мне не хотелось бы вызывать излишней… ажитации среди сотрудников.

— И?

— Уточните, какое имя можно назвать в официальных документах. Имя, которое устроило бы обе стороны. Пока что.

Небольшая пауза. Наверное, если бы женщина могла, она улыбнулась бы в этот момент. Наверное…

— Нуарейн. Меня будут звать… Нуарейн.

* * *

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Внутреннее кладбище Агентства «Альтаир».

По всем правилам и прогнозам, погода должна была быть дождливой и серой. Должна была, но не стала. Воин вышел утром во двор, под мелкую питерскую морось, покрутил носом, выругался последними словами и направился к Жрице. Каким и о чём был разговор двух глав отделов, так никто и не узнал: демон приказным тоном послал старших аналитиков в одном из самых известных направлений и на полчаса заперся с коллегой в её кабинете. Конечным же результатом этой беседы явилось, во-первых, то, что Жрица передвигалась, как выразился Гаури, «по лёгкой алкалоиде», а во-вторых — ясное небо, яркое солнце и тёплый ветерок.

— Наверное, надо что-то сказать, — проговорил Воин, когда все, кто мог и хотел, собрались возле могилы с простым надгробием: «Витольд Коваль». — И, наверное, я скажу первый. Здесь и сейчас нам очень хочется искать виноватых. Хочется найти того, кто в ответе за произошедшее. — Стоявшая чуть поодаль Тень при этих словах отвела взгляд в сторону. Воин помедлил секунду и продолжил: — Кому-то хочется взять эту вину на себя. Кому-то — переложить её на чужие плечи. Но факт, каким бы он ни был жестоким, в том, что виноват только один. Тот, кто направил руку, убившую нашего друга. Или, если быть совсем точным, — челюсти. Всё остальное — наше желание избавиться от боли, направить её хоть в какое-то русло, запереть в берегах осмысленности. Не позволяйте своей боли туманить ваши глаза, друзья мои. Как не позволял Витольд, а он, поверьте, знал толк в этой дряни. Вечная память тебе, оборотень. И доброго посмертия.

Воин коротко поклонился в сторону гроба, отошёл от могилы и крепко обнял за плечи Риву, тихо ронявшую слезинки в траву. Следующим вперёд вышел Палач.

— Я был его куратором, — просто произнёс он. — Не буду врать, что он был лучшим, с кем мне пришлось работать. В ученики бы я его точно не взял.

На лицах собравшихся появилось несколько не вполне подходящих моменту улыбок: об ученичестве у Палача ходили легенды, и они разменяли не одну сотню лет. Рива утёрла глаза и вскинула голову. Она уже видела, как в Агентстве провожают в последний путь. Чистой боли и скорби на этих проводах места не было.

— Так вот, — продолжил глава Третьего отдела. — Это был один из самых сильных, чутких, упрямых, дремучих и диких сотрудников, каких я знал. И наедине он периодически выражался таким густым армейским языком, что не по себе становилось даже мне. — В малогабаритной толпе послышался одинокий смешок, и Воин одобрительно кивнул. — В общем, он был потрясающим человеком и перспективным оперативником, но это просто слова, которые надо произнести. Каждый из нас оставит его в себе таким, каким он был для него лично, и этим мы, если захотим, поделимся позже. А пока — славного посмертия тебе, одиночка. Мы запомним тебя.

Палач освободил место, и шаг вперёд сделал Гаури.

— Однако хороший товарищ был. Сети его на том берегу будут полны рыбы, и не переведётся в его доме китовый и тюлений жир. Вот, — он подошёл к гробу и осторожно положил в него широкий костяной кинжал, — прости, копья не припас. Но будет с чем охотиться. Попутного ветра.

Он отступил к прочим участникам церемонии, бормоча что-то на родном наречии. К гробу подошёл Александр Евгениевич Светлов.

— Я знал его так же хорошо, как и любого из вас, дамы и господа, — в полной тишине произнёс он. — К моему величайшему сожалению, сейчас я исполняю роль того сухаря, что может произнести над могилой лишь официальную речь. Возможно, позднее… Тем не менее. Витольд Коваль был достойным сотрудником, прекрасным человеком и смелым волком. Я, как голос Его Высочества и Агентства, заявляю, что именем Витольда нарекается международный благотворительный фонд, официально заявленный как фонд помощи сиротам; по факту же, собранные средства будут использованы для помощи несовершеннолетним оборотням-одиночкам и, в целом, одиночкам, не пожелавшим присоединиться к Агентству или диаспоре оборотней. Такова будет память о том, кто покидает нас. Доброго посмертия, Витольд. Я был рад знакомству и работе с тобой.

— Шестьсот пятьдесят четыре, — вполголоса произнесла Мэрионн, когда Светлов отошёл от могилы. Тень закусила губу и крепко обхватила себя за плечи руками, хмуря брови. Вперёд шагнул кто-то из оперативного состава, а Жрица, стоявшая рядом с Воином, наклонилась к уху демона и тихо произнесла:

— Зря выступал первым. Теперь начнутся заунывные речи.

— Не волнуйся, — так же тихо ответил глава Второго отдела, наблюдая, как вперёд протискивается массивная рыжеволосая фигура. — Сейчас их расшевелят. Рива, будешь говорить?

— Так, как надо, я не смогу, — негромко сказала девушка, — а как не надо — и другие скажут. Я лучше потом к нему зайду.

— Тогда смотри, как надо нормально произносить речь над гробом. Палач однозначно не справился.

Сразу после этих слов, оттерев в сторону тех, кому не повезло оказаться на пути, к могиле выдвинулся единственный не-сотрудник Агентства, которому позволили присутствовать на похоронах, — Яр.

— Сейчас начнётся, — пробормотал Воин.

— Короче, — с места в карьер начал Рыжий Волк, — этот волосатый мерзавец попортил крови не только вам, но и моему клану. Палач сказал «упрямый», я скажу — «упёртый, как стадо баранов». — Настроившиеся было на скорбь собравшиеся воспряли духом и с готовностью захихикали. — Особой, стенобитной породы. Этому щенку трижды три раза предлагали войти в диаспору, но он раз за разом слал нас туда, куда солнце не светит, и в прочие неудобосказуемые при дамах места. Это не упоминая дважды разбитой физиономии Власа и моего расшатанного клыка. Правого… Верхнего, — с непередаваемой задумчивой гримасой добавил он. Рива улыбнулась, и Воин снова кивнул. — Витольд был знатным бойцом, отличным мужиком — волчицы моего клана подтвердят — и погиб, как подобает настоящему оборотню, в бою. А посему, жалейки оставим на потом, а сейчас давайте закопаем уже его — устал, небось, лежать, — и к столу, а то медовуха стынет. Удачи тебе, одиночка, покажи им там, как надо жить в посмертии.

Яр вопросительно посмотрел на Палача, дождался кивка, захлопнул гроб и с нечеловеческой лёгкостью переправил его в могилу голыми руками. Выпрямился, зачерпнул горсть земли, широким жестом швырнул на крышку и как ледокол тронулся сквозь толпу туда, где на свежем воздухе были расставлены столы и скамьи для тризны. Его примеру последовали и остальные собравшиеся.

Тризна, в отличие от поминок, предполагала отнюдь не скорбь и плач по ушедшему — это всё осталось до похорон. Рыжий Волк громогласно объявил, что, мол, «пусть те, кто его там встречает, охренеют от того, как мы его здесь провожаем». Первые полчаса всё шло довольно уныло, но потом сотрудники налили себе по третьему бокалу, и началось то, ради чего всё, собственно, затевалось.

— Я гонял его, как сидорова козла, по всей полосе препятствий, — Воин подлил раскрасневшейся и явно пришедшей в себя Риве ещё медового напитка, — настоящей, а не на полигоне на минус первом. Специально за город выехали — проверить его, так сказать, «в поле». А этот подлец — хоть бы хны. Главное, последнюю стену он даже перелезать не стал: прошёлся когтями крест-накрест и проломился насквозь. Я ему говорю: «Скотина ты волосатая, кто её теперь ставить будет? Этим брёвнам лет сто пятьдесят, морёный дуб, так его и растак!» А он мне: «Оно и видно. Прогнило насквозь, я только потыкал, а оно и ёб…сь». Две недели потом новые таскал и укладывал. Но сам. Руки у него из нужного места росли.

— Смотрю на результаты медосмотра, — захмелевшая Жрица сделала театральную паузу, — а в них данные оборотня вне классификации. Обращённого, разумеется. Естественный вопрос: «Батенька, а кто вас так покусал?». Это чудо смотрим на меня чистыми, невинными глазами, и выдает: «У вас такие клопы в казармах, сударыня…». У меня просто ступор был, понимаете? У меня! В здании! Клопы! Я даже не нашлась, что ответить по этому поводу.

— И вот, мы запекаем этого… хм… долбанного оленя, — голос Яра можно было резать ломтями, — тут дверь в избу влетает внутрь — вместе с петлями и засовом, который Влас! Влас сам работал! Следом за дверью входит Витольд, и, главное, спокойно так, я, мол, три раза стучал. Три раза! То есть, мало того, что он мне косяк разворотил, он нас ещё и глухими обозвал — это для тех, кто не понял. Влас так и взвился. Я, говорит, из твоей шкуры сейчас циновку на эту дверь сделаю. Циновку! Я и слова-то такого не знал до той поры…

— …он ставит мат в пять ходов. Признаюсь, я находился в несколько опешившем состоянии. — Александр Евгениевич как поднял очки на лоб, так, казалось, и забыл про них.

— Опешившем? — Мэрионн фыркнула. — Говорите откровенно, господин Светлов: у вас отвисла челюсть по самый безупречный узел галстука.

— Во-первых, драгоценная госпожа, мои челюстные мышцы не рассчитаны на такое… упражнение. А во-вторых, после этого он проиграл мне шесть партий подряд, что примирило меня с реальностью.

— Ну да, а потом три выиграл!

— Бери выше, Алехандро, — напевно протянула Тень, с лица которой наконец-то сошло угрюмое выражение, и подставила Палачу пустой хрустальный бокал. — В итоге он выиграл благословение самой Хозяйки Ночи, пусть и моими устами, — но шевелила этими устами тогда вовсе не я!

Во дворик спустилась Птаха, посмотрела на набирающее обороты веселье, цапнула с ближайшего стола кубок и подошла к Воину.

— Пока я не стала произносить речи, хочу сразу договориться, — нервно водя пальцем по ободку, начала она. Демон чуть непонимающе нахмурился. — Давай я зайду к тебе через пару-тройку дней под вечер. У меня есть результаты.

— Понял тебя, — коротко отозвался глава отдела. — Заходи. А сейчас откладывай дела и поднимай кубок: есть первый тост. Настоящий, как положено. Эй, вы! — заорал он, перекрывая шум за столами. — Я начал там, начну и здесь! За Витольда Коваля, оборотня по судьбе и оперативника по призванию, хитрого бойца и простого мужика, доброго за столом и злого в драке, хорошего и плохого, мудрого и тупого, чт-тоб ему там, за порогом, вкусно пилось и славно дралось! Выпьем!

И нестройный хор собравшихся на тризне отозвался рёвом, от которого дрогнули стёкла Агентства:

— Выпьем!

— Выпьем… — прошептал мужчина в чёрном френче, стоя у окна своего кабинета и поднимая бокал с тёмным пивом. — Доброго посмертия, оборотень.

* * *

Япония. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Точное местоположение определить невозможно.

Небольшая, скромно обставленная комната была наполнена игрой света и тени. Полуденное солнце рисовало замысловатые картинки на бамбуковых циновках, ширма у входа легонько покачивалась от дыхания тёплого ветерка, а большое зеркало на стене отбрасывало блики на лицо стоявшего перед ним высокого светловолосого человека. Впрочем, смотревшего на своё отражение мужчину мало интересовали солнечные зайчики. Его мысли занимали лисы. Первое место с этими животными и пользой от оных делила его собственная внешность. Точнее, изменения в ней. А ещё точнее — то, что принесло эти изменения.

— Кто бы знал, — вполголоса пробормотал блондин, обводя пальцем пустующую правую глазницу и легонько касаясь маленького шрама на виске. — Кто бы мог предположить, что всё выйдет именно так? Наверное, мне надо сказать тебе спасибо, Кай? Впрочем, нет. Повременим с благодарностями. Сначала надо закончить то… что ещё даже и не началось как следует. Но всё же, какая ирония!

Он отошёл от зеркала, присел на низкую кушетку и тяжело вздохнул. В памяти у него вновь начала прокручиваться цепь событий, которая привела его сюда.

Три года назад, когда Братство вернулось в Санкт-Петербург, Нам в первую очередь ринулся проверять всех информаторов, что не могли пользоваться телефоном. Он как раз закончил долгую, но, увы, малосодержательную беседу с домовыми на окраине города, когда почувствовал, что компас, указующий на смертельную опасность, пытается его предупредить. В ту же самую секунду зазвонил мобильный.

— Времени мало, говорить буду быстро. Я не успею, — произнёс динамик голосом жены. — Слишком далеко. Знай одно: твой час ещё не пришел. Будет очень скверно, но ты не умрёшь. Клянусь. Постарайся сопротивляться как можно сильнее, так мне будет проще тебя запеленговать. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, — прошептал Нам, дал отбой и повернулся в ту сторону, куда указала, наконец, вращавшаяся до того стрелка. — Здравствуй, Кай.

— Приветствую, — молодой человек с разноцветными глазами изящно поклонился. — Мне показалось, ты меня искал?

Вместо ответа Нам призвал всё, что ему было отпущено природой и нездешней кровью в его жилах. Поблизости не было ни реки, ни даже самой завалящей лужи (при такой-то жаре), но под ногами, всего в нескольких метрах, пролегали трубы. Неважно, к чему они были подключены: к системе центрального отопления или канализации, — главное, там была вода. Четыре фонтана кипятка в три человеческих роста каждый разом ударили из-под земли, и вокруг потомка Сейрю возник защитный купол, сотканный из мельчайших брызг.

— Занятно… — протянул Снежный Принц и вскинул руку. — А если так?

Щит выдержал три удара. На третьем, понимая, что защита рушится, Нам из последних сил сформировал то, что в своё время пафосно обозвал Молотом Меркурия, и нанёс удар. Противник даже не стал уклоняться, молот разбился о его грудь, растёкся мутной лужей, и Нам увидел последнюю на ближайшие три года картину: летящий ему в голову ледяной осколок.

Мужчина чуть содрогнулся. Это было не самое приятное воспоминание. Следующим, что он помнил, была клиника в Германии, вежливый до зубовного скрежета персонал и повзрослевший, до ужаса серьёзный Вит, забравший его оттуда.

— Агентство впаяло нам новый блок способностей тогда, после побоища в Исаакии, — сказал младший брат, когда они, наконец, устроились в самолёте и Нам начал задавать вопросы. — Абсолютный запрет на перемещение меж Гранями. Опять. Под «нам» я имею в виду тебя и меня. Сова теперь работает на них, так что её минула чаша сия.

— А Кит? — тихо спросил старший из братьев, поправляя непривычную повязку.

— Мертва, — коротко отозвался Вит, и немногие знали, чего ему стоила эта лаконичность. В воздухе повисло молчание. — Самая хреновая новость лично для тебя, на данный момент, — продолжил наконец Вит, — состоит в том, что твоё воссоединение с семейством продлится очень и очень недолго.

— В каком смысле?

— Син с ребёнком уходят на другую Грань. — Бывший командир Братства дал Наму переварить эту информацию и продолжил: — Тем не менее, видеться ты с ними сможешь. Полагаю, еженощно.

— А как же блокировка? — Нам уже понял, что с этим, новым Витом можно чувствовать себя спокойнее. Уверенность в голосе брата не заставляла сомневаться: он уже всё предусмотрел и просчитал.

— Агентство — кретины, — криво усмехнулся Вит. — Я стою в полушаге от того, чтоб стать эмиссаром Сна, так что их блок мне до одного места. А ты… понимаешь ли, мозг — это такая странная штучка, с которой нужно быть невероятно осторожным. Ты не уберёгся, и теперь подобная блокировка тебе не страшнее детских наручников. Как, впрочем, любая другая. Сомневаюсь, что даже я смогу тебя фиксировать. Опять же, любые энергетические метки и маячки будут отваливаться через час-полтора сами собой. Так что ты у нас Неуловимый Джо.

— Да кому он нужен, этот Джо? — грустно улыбнулся Нам.

— Не скажи, братишка, не скажи, — мечтательно протянул Вит и расплылся в хищном оскале. — После того, что затеяли мы с твоей супругой, охотиться за тобой будут только так. Ладно, поспи пока, а в городе мы уже на пару объясним тебе, что и как.

«Что» и в особенности «как» оказались такими, что Нам сперва усомнился в адекватности своего семейства.

— Но почему именно таким образом? — в сотый раз спросил он у Вита, невозмутимо пускавшего дымные кольца в потолок. — Зачем такие жертвы?

— Дело не в жертвах. Главное, чтоб дошёл смысл послания, — явно копируя кого-то, ответил брат. — И потом, до Син они так и так не доберутся. Вот до тебя — могут. Не сразу, так со временем. Соответственно, я хочу, чтобы мысли Воина были заняты одним единственным вопросом: как меня вернуть. А ты за это время успел выполнить всё, что нужно, к тому моменту, как он справится с этой, прямо скажем, нетривиальной задачкой.

— Ты идиот, — резюмировал Нам.

— Ес-сть такое дело. В любом случае, у меня будет полтора-два года на глубокую медитацию и постижение того, что я ни за что не смогу постичь здесь. Даже если… короче, за меня не бойся. Тебе не об этом нужно думать.

— О том, что «нужно», уже думаю. Мне потребуются ресурсы, малой. В основном, деньги и связи.

— Кицунэ дадут тебе всё и даже больше. Окончательную цену обговоришь с ними на месте, но я и так предполагаю, что они запросят. Заметь, даже оплата будет в твоих интересах.

Нам с любопытством посмотрел на свежеиспечённого эмиссара.

— Проблемы со старыми родственниками?

Вит радостно улыбнулся и кивнул.

— Именно, о мой догадливый квартерон. Именно со старыми и именно с родственниками. Но с этим, в любом случае, тебе предстоит разбираться гораздо позже. Сперва надо будет понять, какой путь ты выберешь…

Этот разговор состоялся всего десять дней назад. Целых десять дней назад. Потом была, правда, ещё сцена в аэропорту, целью которой было лишь сбить с толку наблюдателей Агентства, но всё же…

«Целая вечность». Нам потёр лоб, встал с кушетки, нацепил повязку на глаз, чтобы никого не испугать, и вышел на улицу. Под ноги тут же метнулись трое пушистых лисят и принялись умильно заглядывать в глаза, желая ласки и угощения. Одноглазый улыбнулся, потрепал детей по мягким ушам и развёл руками, показывая, что лакомства с собой нет. Зверьки переглянулись и потявкивая ускакали прочь по аккуратной дорожке, усыпанной мелким гравием. Нам с тоской посмотрел им вслед.

«Хочу так же. Ни забот, ни проблем, ни поисков, ни этой чёртовой грядущей борьбы…» Он внезапно обозлился на себя. «Ну, хватит. Подбери сопли, сноходец. Твои жена, сын и брат рассчитывают на тебя. Не говоря о прочих интересных личностях».

Нам прошёл по дорожке, свернул, чуть поплутал в перекрёстках и всё же выбрался туда, куда хотел попасть. К морю. Пелена тумана, скрывавшая Остров Кицунэ от досужих взоров, с берега была прозрачна, и бесконечный простор водной глади, как и всегда, полностью завладел взором и душой квартерона.

«Когда-нибудь я переберусь сюда», — думал он, наслаждаясь блеском солнца на волнах и запахом соли на ветру, — «или на Окинаву. Буду вставать с рассветом, медитировать, ловить рыбу и ни о чём не думать. Иногда будут приезжать Виты, старший и младший. Син наверняка всегда будет в разъездах, но я к этому привык… Ладно, довольно пустых грёз. Сосредоточимся на деле. Чего я больше хочу? Нет, не так. К сожалению, с этого момента мои желания отодвигаются на второй план. Что будет более эффективным? Япония — чудесная страна, но такому гайдзину, как я, будет тяжело подняться на нужный уровень быстро. У меня есть деньги, есть широчайшая шпионская сеть лисиц, и очень, очень мало времени. Я могу запатентовать то, что осталось от Совы, выстроить на этих ноу-хау техническую революцию и построить маленькую империю. Привлекательная мысль, вне всяких сомнений. Остается одно „но“: как бы я ни прятался, Агентство выйдет на меня. По крайней мере, может успеть выйти за эти полтора-два года, что остаются до начала исполнения пророчества и наших планов. Отсюда, дорогой друг, мы имеем только один вывод. И один выход».

По песку проскрипели осторожные шаги, и Нам повернулся, не желая заставлять ждать хозяина Острова.

— Господин Инари.

— Господин Нам.

Вежливые поклоны с обеих сторон. Сегодня господин Инари выглядел стариком с молодыми ярко-синими глазами, выделявшимися на морщинистом, обрамлённом седыми прядями лице. Нам выпрямился, бросил через плечо последний взгляд на море и сосредоточился на собеседнике.

— Общались со своим предком? — вежливо спросил хозяин Острова.

— Просто размышлял, — честно ответил одноглазый. — Взвешивал принятое решение на весах личной морали, если мне позволено будет так выразиться.

— О, значит, решение принято, — с лёгкой улыбкой кивнул старик. — И если его потребовалось столь тщательно измерять, то я даже могу предположить, к чему именно склонилось ваше сердце.

— Не сердце, — покачал головой Нам. — Разум.

— Похвально. — Господин Инари простецки присел на корточки, поковырял указательным пальцем песок под ногами, выцарапал камушек и, не вставая, легко запустил цепочку «блинчиков» по воде. Нам прикинул расстояние до кромки прибоя. Выходило метров пятнадцать. — Что ж, полагаю, подобное развитие событий принесёт, в конечном счёте, пользу всем нам.

— Надеюсь, господин Инари.

— Что требуется от скромного отшельника и его потомства и подчинённых?

Нам помолчал, определяясь, с чего начать, потом вздохнул:

— Мне нужно расположение и привычки всех глав якудза на островах и вне их пределов. Также, возможно, позже, мне понадобится помощь ваших детей и внуков в Поднебесной.

Господин Инари отряхнул ладонь, выпрямился и медленно кивнул.

— Информация будет у вас в течение недели. Что-нибудь ещё?

— Думаю, нам стоит перенести нашу беседу в более подобающее место, — задумчиво произнёс Нам. — Предстоит много денежных расчётов.

Они ступили на дорожку, ведущую от пляжа, и неторопливо направились вглубь Острова Кицунэ.

«Война, — вздохнуло море у них за спиной. — Опять грядёт война…»

Глава вторая

— в которой ругаются по-испански и по-русски, упоминаются кольца и их Властелин, ведётся речь о желаниях и страхах, а также наличествует молитва.

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центр города.

Суета прогретых нежданным для ранней осени солнцем питерских улиц не очень отличалась от подобной суеты любого более-менее крупного города. Спешащие по своим делам люди, редкие в этих широтах улыбки по случаю столь же редкой хорошей погоды, искры солнечного света на частых лужицах — наследии утреннего дождика… И, как это бывает, особенно в центре — средоточии туристов и приезжих всех мастей, — всегда найдётся разиня, «гость столицы», который будет стоять посреди тротуара и с открытым ртом таращиться на что-нибудь, привлёкшее его внимание.

Так вышло и в этот раз, вот только рот туриста был закрыт, на тонких губах играла сардоническая усмешка, а во взгляде сквозило скорее не восхищение красотами, а внимание и искреннее любопытство. Мужчина — это был именно молодой мужчина, обладавший ярко выраженной «южной» внешностью, — стоял и наблюдал за крупным орлом, парившим высоко в небе. Затем взгляд туриста опустился ниже, в точку прямо под центром кругов, описываемых птицей, и уткнулся в золотистый купол Исаакиевского собора.

— Sacroscojones[2], — пробормотал гость столицы по-испански. — Да у них тут страсть как интересно. Что бы нам с этим сделать?

— Добрый день, мужчина, — раздался за спиной туриста голос с повелительной интонацией, от которой российская молодёжь в большинстве своём нервно вздрагивает. — Сержант Ростин. Документики попрошу.

Молодой человек обернулся и встретил служителя закона белозубой улыбкой. В самом деле, отчего бы и не улыбнуться доблестному стражу правопорядка? Тем более что он, похоже, слабо мог отличить уроженца солнечной Мексики от отпрыска народов ближнего, равно как и дальнего Востока. Да ведь и костюм улыбчивого чужака ничем не выдавал его истинной национальной принадлежности: ни пончо, ни сомбреро. Брюки как брюки, футболка как футболка, ботинки как ботинки. Другое дело, что сочетание ярких красного и белого цветов в одежде мало на ком смотрится уместно, но чего только не увидишь в центре большого города?

— С превеликим удовольствием, сеньор, — русский язык в устах молодого человека был слегка искажён, но неправильность в нём касалась, скорее, произношения согласных, нежели коверкания окончаний и падежей. — Рад видеть, что моя безопасность в надёжных руках, — добавил он, передавая оторопевшему полицейскому сероватую книжечку с Орлом и Змеёй на обложке. Служитель закона пожевал губами, явно сглатывая нечто непроизнесённое, и принялся изучать документ. Затем поднял на гостя столицы ещё более недоуменный взгляд. Знаний латинского алфавита явно хватило полисмену для того, чтоб прочитать имя туриста, и теперь он напряжённо соображал, как именно обращаться к нему вслух. Губы смуглокожего чужака вновь скривились в улыбке: он откровенно наслаждался замешательством служителя охраны закона.

— Всё в порядке? — спросил он, налюбовавшись.

— Да, господин… м-м… сеньор…

— Это читается, как Хесус, — сжалился молодой человек, забирая свой паспорт.

— М-да. Собственно, будьте осторожнее, сеньор Хесус, и приветствую вас в Санкт-Петербурге, — нашёлся, наконец, сержант.

— Благодарю, — коротко ответил Хесус и вновь повернулся в сторону величественного собора, не обращая более на полицейского никакого внимания. Сержант Ростин покрутил головой и двинулся дальше по маршруту обхода, начисто забыв задать предписанные в таких случаях вопросы о целях пребывания в стране и прочих необходимых формальностях. Испанское прочтение необычного имени туриста несколько выбило его из колеи. Впрочем, через несколько минут он и думать забыл о странноватом молодом человеке.

Его недавний собеседник ещё некоторое время понаблюдал за кружившим над Исаакием орлом. Хесус Гарза — по крайней мере, именно такое имя стояло в его паспорте — с уважением относился к древним и мудрым птицам. Кого он не любил, так это змей, и потому терзающий пресмыкающееся орёл на обложке документа вызывал у него одобрение. Сильнее ползучих гадов мужчина не терпел только волков, но об этом он предпочитал говорить ещё меньше, чем о змеях или о своём прошлом. Настоящее же вызывало вопросы и колебания.

— Нет, соваться туда мне сейчас явно не стоит, — пробормотал Гарза, вновь окидывая внимательным взглядом золочёный купол. — Собственно, мне вообще лучше туда не лезть. Ладно, а теперь посмотрим, как у них налажена настоящая безопасность…

С этими словами мексиканец развернулся на пятках и, мурлыкая под нос «Хей, Пачуко», направился вдоль по Невскому проспекту, с интересом осматривая здания и то, что в оных находилось. Спустя некоторое время его внимание привлекла крупная вывеска, содержавшая, помимо прочего, слова «золото» и «ювелирные украшения».

— Ах, как это мило, очень хорошо, — промычал Хесус, проявив внезапную осведомлённость в музыкальных композициях не только голливудского, но и российского кинематографа. Через несколько секунд дверь небольшого ювелирного магазина брякнулась о стену, распахнутая мощным пинком, и немногочисленные посетители вкупе с продавцами услышали бессмертную фразу:

— Руки вверх! Это ограбление!

Вопреки ожиданиям гипотетического стороннего наблюдателя, на пороге магазина возник отнюдь не худощавый мексиканец в ярком костюме, а высокий, спортивного вида мужчина в чёрной маске, с автоматом наперевес и спортивной сумкой на плече. Короткая очередь в потолок вызвала вполне закономерную реакцию в виде визга, воплей и падения на пол, пополам с причитаниями и мольбами о пощаде. Не обращая внимания на суматоху в зале, мужчина быстро прошел к витринам и, ткнув автоматным стволом в сторону одной из продавщиц, грозно рявкнул:

— Ты! Товар с этой витрины в пакет и сюда, живо! Остальные на пол, мать вашу!

Ещё одна короткая очередь поверх голов убедила присутствующих в серьёзности намерений грабителя. Девушка, которой не повезло оказаться объектом внимания вооружённого мужчины, трясущимися руками смела в фирменный пакетик украшения с указанного столика под стеклом и протянула через прилавок.

— Благодарю, — неожиданно спокойно и даже миролюбиво произнёс грабитель, принимая товар. — Удачного вам дня и простите за доставленные неприятные минуты.

— Приходите к нам ещё, — автоматически отозвалась продавщица и осела на пол, потеряв сознание. Грабитель хмыкнул, в третий раз полоснул очередью несчастный потолок и выскочил из магазина.

Всё произошло настолько быстро, что ни у кого не возникло даже тени сомнений или вполне закономерных вопросов. Например, зачем грабителю понадобился пакет, если при нём была немалых размеров сумка с отчётливо видным логотипом известной спортивной фирмы. Или почему на столь активную стрельбу средь бела дня не среагировал никто из прохожих на оживлённом центральном проспекте города. Ну а на такие мелочи, как отсутствие следов от пуль и полная невредимость входной двери, обратили внимание уже прибывшие по срочному вызову полицейские.

Однако тщательный сбор улик и допросы, в ходе которых обнаружились на диво подробные воспоминания свидетелей насчёт внешности и голоса преступника, происходили несколько позже. А пока что человек по имени Хесус Гарза стоял, прислонившись спиной к стене, на другой стороне Невского проспекта, небрежно крутил в руках целлофановый пакетик и ждал. Его ожидание было вознаграждено визгом шин чёрного автомобиля с наглухо тонированными стёклами и явлением из оного троих разношёрстно одетых молодых людей с ухватками бойцов спецназа. Самое главное, по мнению Хесуса, заключалось во времени их прибытия, а также в том, что люди на тротуаре, казалось, не заметили ни парковки со «спортивным» разворотом, ни самих «бойцов».

— Три минуты, — сокрушённо покачал головой Гарза, прислушиваясь к затихающему звуку, сходному с перезвоном серебристых колокольчиков. — Быстро. Да ещё следящая сеть по всему городу. — Прибывшие, тем временем, перебрасываясь короткими фразами, крутились возле магазина, не входя, впрочем, внутрь. — И в оперативниках у них далеко не кретины, ишь как пытаются слепок снять. Что ж, удачи вам, señores[3]. А мне, пожалуй, пора.

Он направился вниз по улице, по направлению к каналу Грибоедова, на ходу заглядывая в пакетик.

— Скудно… скудно. Но на первое время хватит. А потом придётся привлечь ещё… заёмных средств, — задумчиво произнёс Хесус, оценив масштабы награбленного. — В любом случае, сделать предстоит ещё очень-очень много.

И, так никем не замеченный и не обнаруженный, он растворился в толпе.

* * *

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

Отгремела тризна по Витольду, немногочисленные гости разъехались из центрального офиса, и Агентство медленно, но верно начало возвращаться к рутине дел. Отголоски недавнего кризиса, разумеется, давали о себе знать. Оперативный состав всех рангов тянул жилы на тренировках с утроенной силой. Разведчики и агенты внедрения Третьего отдела с головой погрузились в свои маски и легенды, добывая необходимую информацию о потустороннем, вкрадывающемся в жизни людей. А Первый, аналитический отдел только ругался сквозь зубы, сутками обрабатывая и просеивая через мелкое сито с таким трудом собранные данные. Но и эта лихорадочность была лишь временной: любая чересчур интенсивная активность, спровоцированная опасностью, рано или поздно сходит на нет и становится обыденной, ежедневной лямкой. И это, в свою очередь, приводит к невнимательности, а следовательно — к ошибкам. «Человеческий фактор — то, через что нам не перешагнуть при всём желании», — любил говорить Палач, разгребая очередной ворох бумаг, свидетельствующий о допущенных в работе неточностях. А Воин, если он оказывался рядом, усмехался и неизменно добавлял: «С людьми же работаем. Куда деваться?».

Деваться, и в самом деле, было некуда. Но и нелюди, а если быть совсем точным, то частично нелюди доставляли проблем не меньше. Одна из подобных проблем интересовала начальника Второго отдела куда сильнее прочих.

В кабинете Воина стоял густой запах перегара и табачного дыма. Открытые настежь окна и заклятье очистки воздуха не спасали: хозяин кабинета регулярно прикладывался к графину и не переставая курил, что, впрочем, никак не сказывалось на нём внешне. Хотя Птаха уже начинала сомневаться в способности главы отдела усваивать информацию: разговор шёл на третий круг.

— Ещё раз, — демон зло затушил скуренную наполовину сигарету прямо о столешницу и потыкал пальцем в лежащие рядом квадратные футляры. — У нас есть вся шестёрка компасов, так?

— Так, — обречённо согласилась Птаха.

— Они работают не так, как раньше, да?

— Да.

— Как именно «не так»?

— Не знаю пока, я же говорю! — Птаха скривилась. — Вит что-то сделал с ними. Причем, даже с моим, дистанционно.

— В стенах Агентства?

— Да.

— Я урою тех, кто ставил эту защиту.

— Спокойно, они мертвы давным-давно. Наверняка он работал через оригинальный компас — но не пойму, как именно.

— Подниму, урою и закопаю обратно. Ладно, выдохнули. Теперь — кольца.

На столе неуверенно вякнул телефон. Воин зло взглянул на несчастный аппарат, и тот заткнулся. Птаха глубоко вздохнула:

— У нас пять колец из шести. Два — Лиса и Кит — вы сами забрали из Исаакия. Одно — моё. Ещё одно Вит отдал мне три года назад, при нашей последней встрече. Сказал, что мне оно пригодится, а я тогда… была несколько не в состоянии нормально с ним общаться. Хорошо, что вообще не выкинула.

— Это чьё было?

— Нама. Пятое Вит сам прислал с компасами. Шестое и последнее — Багиры. На месте её гибели вы его не обнаружили, пожар повредить ему не мог, так что…

— Хрен знает где, я понял. И без полного комплекта колец компасы теперь работать не будут, ни как прежде, ни по-новому, так?

— Так. Это я могу и сейчас сказать. Не проводя полного разбора и анализа. А процесс этот займёт… полгода минимум. Я совершенно не представляю, что он здесь накрутил и как это должно действовать.

Воин с минуту сидел, уткнувшись лбом в сцепленные пальцы, потом грянул руками о стол и коротко, яростно взвыл по-волчьи. Птаха подпрыгнула от неожиданности.

— Ну почему кольца? — прорычал глава отдела. — Почему всегда какая-то мелкая хрень?! Почему не скалы, пятипудовые молоты, наковальни, в конце концов? — он чуть отдышался. — В общем, пока мы не найдём шестое кольцо, вся эта лабуда с компасами бессмысленна? И даже если ты проведёшь полный анализ, может статься, что он тебе ничего не даст?

Птаха только кивнула. Смотреть на то, как Воин теряет последние крохи надежды, было не просто больно — мучительно.

— Найти кольцо через компас Багиры нереально? — демон цеплялся за соломинку.

— Я пыталась, — прошептала Птаха. — Но, кажется, тот, кто его забрал, сменил настройку. Оно не отзывается.

— Это даже не иголка в стоге сена, — Воин прикусил губу. — Это песчинка среди звёзд.

— Мы что-нибудь придумаем… — начала Птаха, но глава отдела оборвал её коротким жестом.

— Скажи, — глухо произнёс он, — его компас и кольцо я могу оставить у себя? Пока ты будешь проводить свой анализ.

— Да, — девушка поняла, что отказать она попросту не сможет. — Мне они понадобятся… потом. Один-два раза. Но для этого я вполне смогу зайти сюда.

— Хорошо, — Воин помолчал, опять отхлебнул из графина и помахал рукой. — Забирай всё, что тебе нужно, и иди. Мне надо побыть одному.

Птаха тихонько собрала компасы и выскользнула из кабинета. Глава Второго отдела откинулся на спинке кресла, потом подался вперёд, положил компас в центр стола и повертел в руках кольцо с готической буквой «В».

— «Чтобы всех отыскать, воедино собрать»… — процедил он сквозь зубы. — Попробуй сначала, отыщи. Заделался, понимаешь, Сауроном на старости лет, — он помолчал, с удивлением осознав, что заговорил сам с собой вслух.

«Надо что-то менять. Иначе рехнусь. Хватит с нас психованных в главенствующем составе».

Воин аккуратно положил кольцо на компас, рывком поднялся, подошёл к шкафу с одеждой, распахнул его и задумчиво уставился внутрь. Затем медленно повернулся к окну, обозревая своеобычный бардак в кабинете, коротко выругался и принялся за уборку.

Рутину дел Агентства ждали серьёзные изменения. По крайней мере, на ближайшее время.

* * *

Лос-Анджелес. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Двор особняка Бэррингов.

Луна, совсем недавно набравшая силу, начинала постепенно отдавать её окружающему миру. Лорд Андрэ Бэрринг, духовник клана Печати, поднял глаза на «Солнце Каина» и позволил себе на несколько секунд всерьёз предаться размышлениям: не стоит ли дождаться здесь настоящего солнышка. Последний Алтарь укоризненно смотрел на вампира слепыми глазами бронзовых зверей, от века связанных с родом вампиров. Мол, чего зря голову всякими глупостями забиваешь, бывший охотник? Взялся за дело, так тяни до конца.

«А если не хочу?» — со злостью подумал в ответ Бэрринг. Во взорах с алтарного барельефа добавилось издёвки.

«Ты сам утверждал, что за свою новую семью не пожалеешь ничего, — говорили взгляды. — И тебе ещё повезло, что здесь и сейчас, согласно полной традиции, лежит тело, готовое рассыпаться в прах, а не жалкие ошмётки, что пришлось бы соскребать с бетонного пола».

«Может быть, мне ещё и быть за это благодарным?»

— Возможно. Вопрос только, кому? — ближайший бронзовый нетопырь оскалился, и Бэрринг понял, что с ним говорит уже не его разыгравшееся воображение, а вполне знакомый голос. Голос Сира. Плечи дернулись вперёд, стремясь обозначить поклон, но летучая мышь хлопнула крыльями:

— Оставь формальности, друг мой. Когда душа наполнена искренней болью, соблюдение традиций пред лицом близких есть маска, недостойная Лорда.

«Душа? А есть ли у нас душа на самом деле?»

Бэрринг так и не разомкнул губы. Говорить вслух не было ни малейшего желания.

— Неужто я ослышался, духовник? Ты усомнился в своей вере?

«Не в вере. В себе. Тварь иного мира проявила больше сострадания, чем я. А у него-то души как раз нет и быть не может по определению».

— Не буду вдаваться в особенности строения личности демонов и, уж тем более, рассуждать о наличии души у Воина. — Лунный свет отразился от тёмной чешуи, когда одна из змей сменила своё положение. — Но задам тебе вопрос. Ты жалеешь о том, что сделал? Или о том, что принесло содеянное?

Бэрринг помолчал. Общий поток его мыслей Сир всё равно бы не услышал — только то, что Андрэ захотел бы передать.

— Я не знаю, — наконец ответил он вслух. — Не знаю, отец. И боюсь, этот вопрос будет преследовать меня ещё много лет. Я поступил правильно. Но верно ли? И если я ошибся настолько страшно, не была ли гибель моей дочери карой Господней? — Внутри всё привычно сжалось, как и всегда при упоминании Всевышнего, но кары не последовало.

— Ты всё ещё боишься Его… — протянул голос из-за спины Бэрринга. Андрэ обернулся. Высокий мужчина в старомодной шёлковой рубашке и чёрно-сером сюртуке серьёзно смотрел на своего птенца. Современная, несоответствующая одежде причёска — длинные тёмные волосы, забранные высокий хвост при выбритых висках, — чуть дрогнула: герцог склонил голову в знак приветствия. Приветствия равному. Бэрринг выдержал необходимые по этикету секунды паузы и ответил тем же:

— Лорд Кир.

— Андрэ. Прошло столько лет, а ты не перестаёшь опасаться, что Он покарает тебя за отречение от служения. Отречение, которого, по сути, не было, ибо ты продолжаешь служить Ему. Пусть и в ином качестве.

— Сир…

— Ты в последний раз обращаешься ко мне так, Лорд Андрэ Бэрринг, — оборвал его Кир, глава клана Печати, и протянул вперёд руку запястьем вверх. На бледной коже рядом с кремовой кружевной манжетой ярко выделялась алая полоса. — Прими мою кровь и с этого момента стань свободен от моей власти. Пей. Это мой последний приказ.

Не в силах ослушаться прямого повеления, Бэрринг сделал шаг вперёд и припал губами к ране на запястье. Сделал глоток и отпрянул, будто обжёгшись, ощущая, как распадаются узы, к которым он так привык.

— Вы… ты… отлучаешь меня от клана? — медленно спросил он, понимая, что его мир готов рухнуть в третий раз за его довольно долгую жизнь. Кир покачал головой, и лунный свет отразился на алебастровой коже высокого лба и в тёмно-синих глазах.

— Ты идиот, Лорд Бэрринг, да простятся мне подобные речи пред телом твоей дочери.

Андрэ заворожённо смотрел на то, как медленно, будто неохотно затягивалась рана на запястье главы клана. В голове новоиспечённого Лорда царила гулкая пустота и ещё один идиотский вопрос. Не задать его Бэрринг всё же не мог:

— Тогда зачем ты это сделал?

— Сие есть свидетельство наличия у тебя души, — пожал плечами Кир. — Боль в ней настолько сильна, что затмила твой разум, и ты задаёшь вопросы, подобающие скорее птенцу, нежели духовнику клана. Пришёл Миг Прощания, Лорд. Переживи его, а затем соберись и сам ответь на свои слова.

Мужчины повернулись к алтарю, на котором лежало обнажённое тело девушки. На краткое мгновение черты её осветились бледным, но отнюдь не призрачным сиянием, а потом тело разом осыпалось прахом, не оставив скелета. Глава клана взглядом испросил разрешения, отвесил низкий поклон сперва Бэррингу, затем алтарю, и осторожными движениями широкой ритуальной кисти смёл прах в заранее заготовленную урну с серебряной табличкой и именем на ней: «Алисия Андрэ Бэрринг». Второе имя девушка решила взять за полгода до операции в Санкт-Петербурге.

— Глубокого сна тебе, — произнес Кир, закрыв урну и поставив обратно на алтарь, где ей надлежало находиться остаток ночи и весь следующий день.

— Глубокого сна, дочь, — эхом отозвался Андрэ, пытаясь унять внутреннее смятение. У него получилось, но не с первого и не со второго раза. Тем не менее, готового ответа на собственный высказанный уже вопрос не нашлось, и Бэрринг, жестом пригласив своего бывшего Сира следовать за собой, принялся рассуждать вслух. В любом случае, этот процесс отвлекал от мыслей об урне с прахом Алисии и тех действиях, что привели к её появлению.

— Судя по ва… твоей реакции, место духовника по-прежнему остаётся моим. — Кир безмолвствовал, но это означало лишь, что хранитель Печати согласен с мыслью прежнего птенца. — Первая причина моего освобождения от твоей воли — обретённый мною статус Лорда. Первая, но не единственная. В отношениях с Агентством я допустил промах, поставил интересы клана превыше жизни их сотрудника, но Ночной Договор был заключён и устроил всех. Значит, дело не этом. Полагаю, суть кроется в моём осознании ошибки, цене, которую я уплатил, и моих сомнениях, свидетелем которых вам довелось стать. — Молчание продолжалось, однако, теперь в нём чувствовалось предвкушение. Связь птенца и Сира была разрушена, но Бэрринг слишком хорошо успел изучить своего второго отца. — Исходя из вышесказанного, я делаю вывод. Твой опыт подсказывает, что, пройдя через эти сомнения, я буду полезнее тебе свободным вампиром, а не Лордом на коротком поводке. Прочие же твои слова и мои собственные мысли приводят к мысли, что речь идёт о церкви. Тебе нужна Церковь Каина, лояльная твоему клану более, чем остальным…

— Именно такие размышления, друг мой, — оборвал его Кир, — и привели тебя к Последнему Алтарю с телом твоей дочери на оном. Жажда власти пустила в тебе корни с тех пор, как ты вкусил её в полной мере. Не буду называть праведником себя, равно как и утверждать, что весь наш род преисполнен благодати. Будь ты главой клана или семейства, подобные мысли и действия были бы оправданы в полной мере, и я лишь поддержал бы их. Но ты духовник, Андрэ, и не просто духовник. Ты — священник, с малых лет посвятивший себя служению Господу. Думаешь, я обратил тебя только из-за того, что ты мог сделать для нас касаемо Охотников? Ты и сам знаешь ныне, что среди служителей Церкви довольно наших шпионов. Быть может, из-за силы, которой ты исполнился, обретя Наследие Каина? Да, ты сделался Лордом, сам, без моей поддержки, но и до тебя были подобные, будут и после. Нет, друг мой. Я увидел в тебе надежду. И первые годы ты вполне оправдывал её. Нынешняя церковь Каина, трясущиеся от ужаса при её упоминании еретики, всё это — твое детище. Ты готовил почву для Пробуждения Его и делал это так, как мог делать только истинный священник. Но далее… ты отклонился от своего пути. То, что вело к объединению, стало инструментом влияния. То, что было порывом души, сделалось орудием борьбы. Ты не задумываясь, чужими руками, уничтожил того, кто показался тебе превосходящим тебя в мудрости, лишил Агентство Одиночки, через которого начал прокидываться хрупкий мостик между нами и Потомками Корвинуса, потерял дочь — смею напомнить, моего птенца — и едва не уничтожил саму мысль о Ночном Договоре. Ты заигрался, падре Бэрринг, — почти прошипел глава клана, склоняясь к самому лицу своего духовника.

Андрэ только сейчас осознал, что они стоят на крыльце особняка, небо затянуло тучами, а сверху сыплет мелкий, противный дождик, готовый перерасти в ливень. Вдалеке заворочалась туша грозы, огласив небосвод глухим ворчанием. Кир был в ярости, и природа отзывалась на гнев одного из самых могущественных патриархов Ночного Народа. Глава клана медленно выпрямился и продолжил:

— Не ощущай ты такой боли от потери, преврати ты и это в инструмент, и твой прах смешался бы с прахом твоей дочери. Пламень Солнца, Андрэ, я шёл на кладбище, приготовившись убить тебя! Но твоя скорбь и сомнения убедили меня, что ты достоин ещё одного шанса. Ты останешься моим духовником до тех пор, пока я не пойму, что ты готов искупать свои ошибки. Искупать, ибо исправить их уже невозможно. А дабы ты действительно осознал всё содеянное и разум твой вернулся в прежнее состояние, я оставляю за тобой не только должность, но и проект «Клинок». Более того, теперь ты лично курируешь его в Америке. И согласовывать работы с филиалами Агентства будешь тоже ты. Как и всё прочее.

— Во имя Сна Каина, — пробормотал Бэрринг, понимая, что нить беседы ускользает от него. — Но…

— Почему? Сам поймёшь. Вижу, сегодня мысли твои далеки от дел и от тебя самого. И думаю, что это хорошо. Я жду тебя послезавтра, до полуночи, с полным докладом по «Клинку» и программой для комитета пропаганды на ближайшие полгода. В полночь будет Малый Совет. Подготовься как следует.

С этими словами Кир спустился по ступенькам крыльца, и его высокая фигура растворилась в ночных тенях.

Андрэ Бэрринг, бывший священник, бывший Охотник, бывший человек и бывший птенец главы клана Печати поднял лицо к медленно проясняющемуся небу.

— Господи, — сказал он от всей души, впервые с момента обращения не почувствовав внутренней дрожи. — Укрепи меня, неразумного, в вере моей и в силах. Ибо я сейчас пойду и напьюсь, а потом мне ещё работать весь день.

Закончив эту краткую, странную молитву, он с силой потёр глаза, развернулся на каблуках и прошёл в дом. Из темноты послышался одобрительный смешок, прошуршали шаги, а затем всё стихло, и лишь звуки ночного сада окружали до утра особняк семьи Бэррингов.

Глава третья

— в которой упоминаются ритмы жизни Агентства, описывается суть перемен в стиле руководящего состава, а также рассказывается о некоторых особенностях стажировки.

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

Жизнь Агентства «Альтаир», на первый взгляд сумбурная и беспорядочная, зачастую оказывалась таковой и при подробном рассмотрении. Необходимо было работать и жить в этой странной структуре, чтобы понять незыблемость одних правил и условность других, чтобы в полной мере ощутить ритм деятельности и жизни этого достаточно сложного организма и смириться с определённой его нелогичностью. За кажущимся хаосом стояла жёсткая структура действий. Так все знали, что главу Второго отдела практически невозможно застать в кабинете, зато с полудня до трёх и с семи до десяти вечера он точно будет в тренировочных залах. Что Александр Евгениевич Светлов живёт и действует по жёсткому расписанию в стенах своего личного помещения, но если он сделал шаг за порог, то обнаружить его можно, лишь связавшись через Птаху. Которая, в свою очередь, практически не вылезает из серверной, и единственное место, где её возможно случайно застать в любое время дня и ночи, — это Архив.

Также каждый слышал о месторасположении Арсенала: в подвале. И даже имя его хозяина — Мо — часто звучало из уст сотрудников, но лишь единицы знали, где в точности находится эта кузница и хранилище личного оружия, поскольку патроны, защиту и табельное вооружение выдавали совсем в ином месте. А вот такое, казалось бы, банальное отделение как бухгалтерия, являлось тайной за семью печатями. То есть, было известно, что относится она к Первому отделу и имеет прямое отношение к «цивильному» офису, но кто именно в ней работает и какими на самом деле финансами распоряжается Агентство, ведали только главы. Впрочем, система электронных переводов на банковские карты успешно заменяла традиционные очереди за зарплатой.

В структуре подобного рода никого не удивлял тот факт, что некоторые главы отделов периодически занимались вполне рутинными операциями. Общеизвестно было, что к Светлову можно обратиться практически с любым вопросом и что именно он заведует командой завхозов-домовых. Жрица, напротив, общалась в своём кабинете исключительно по делам Первого отдела, зато в столовой, если она там появлялась, её можно было расспросить об истории Агентства, и мало кто знал о древних временах больше. А поскольку первое лицо организации, в принципе, мало кто видел, Палач, управлявший «Тройкой» исключительно из Агентства, и Воин, регулярно выезжавший на закрытие прорывов и Синее Пламя, вообще не вызывали вопросов. Особенно последний, ибо его демократичность и свобода в общении были определённой местной легендой.

Учитывая всё вышесказанное, было неудивительно, почему именно специалист по связям с общественностью, нештатный психолог главенствующего состава «Альтаира» и второе лицо после Его Высочества отправился к главе Второго отдела тем памятным утром. Причина была проста: начальник «Двойки» больше двух недель не показывал носа из кабинета, общаясь исключительно посредством телефона, Птахи или курьеров. При этом тема для предстоящей беседы двух вышестоящих чинов Агентства была слишком важна, чтобы обсуждать её по телефону.

После столь странного нарушения графика со стороны Воина Александр Евгениевич был готов ко многому, но не к тому, что предстало его взору. Обычный для этого помещения беспорядок был ликвидирован. Коллекция оружия, ранее равномерно распределённая по кабинету, заняла своё место на стенах, от пустых бутылок не осталось и следа, а за столом, украшенным аккуратными стопками бумаг и папок, сидел Воин. В строгом деловом костюме. Белом.

Светлов медленно стянул с переносицы очки, извлёк из нагрудного кармана тряпочку, протёр стёклышки и вернул окуляры на место. Тем, кто знал специалиста по связям с общественностью достаточно долго, было бы видно, что костюм его добил. Тем не менее, прежде чем начинать разбираться в столь радикальных переменах, стоило дождаться, пока глава Второго отдела закончит говорить по телефону.

— Да. Нет, — коротко бросил в трубку демон, жестом предлагая гостю садиться. — Гаури, до Самайна меньше двух месяцев. Не знаю. Договорись со Жрицей, это её родня, в конце концов. Факт остаётся фактом: нам только Дикой Охоты не хватает для полного счастья. Всё, разговор окончен. У меня совещание.

Александр Евгениевич опустился в кресло.

— Полагаю, друг мой, что последние события достаточно сильно повлияли на твоё мироощущение?

Воин положил трубку и поднял на Светлова тяжёлый взгляд красных от недосыпа и алкоголя глаз.

— Будем считать, что так.

— Хм… ладно. Надеюсь, тема нашей предстоящей беседы не вызовет у тебя затруднений. Но прежде этого я хотел бы спросить: что у нас с ограблением на Невском?

— А что у нас с ним? — непонимающе пожал плечами Воин. — Мелкий иллюзионист, обнаглел настолько, что решил заработать быстрых денег. Через два-три дня иллюзия в мозгах свидетелей рассосётся, они вспомнят его настоящий облик, и Радченко сможет похвастаться очередным успешно раскрытым делом. Мои ребята почистили местность, поработали со свидетелями под видом полиции… всё как всегда.

— Не был бы столь уверен, — задумчиво протянул Александр. — Ты осведомлён о том, что слепок на месте происшествия так и не был не то что расшифрован — но даже снят?

— Естественно, осведомлён, — глава отдела попытался привычно фыркнуть, но сам пресёк это поползновение. — И это со всей очевидностью говорит мне о том, что третьесортный колдун не способен оставить даже внятного слепка. О чём ты и сам прекрасно знаешь.

Светлов покачал головой.

— Возможно, возможно… Что ж, будем уповать на твою правоту. Впрочем, вернёмся к основной теме. Ты ознакомился с бумагами по проекту?

— Да. И думаю, что запускать его рановато. Мы ещё не знаем, чем обернётся Ночной Договор на практике.

— Отчасти я с тобой согласен. Но Его Высочество считает иначе.

— Проект — превентивная мера?

Светлов помолчал.

— Лучше бы ты оставался таким же, как прежде, — с чувством сказал он и усмехнулся. — С умным тобой положительно невозможно будет разговаривать.

Воин открыл было рот, подумал и снова закрыл. Александр вздохнул.

— Хорошо. Сейчас прибудут остальные стороны, участвующие в разработке проекта. Мне остаться на брифинг?

Ещё неделю назад Светлов попросту не задал бы подобного вопроса. Воин потёр ладонями виски и кивнул.

— Да. Мне будет привычнее. И потом — докладывать тебе о результатах…

— Ты, кажется, чего-то не понял, друг мой. Докладывать мне ты не будешь. Это твой проект. Отчёт по нему будет получать только Его Высочество.

— В таком случае, приглашай Палача.

— Прости?

— Как куратор я имею право делегировать часть своих полномочий.

— Согласен, но…

— А значит, я это сделаю. Если ты не в курсе, у меня появилась ученица.

— Да, я помню. Но твоё отсутствие за стенами этого кабинета…

— Было временным, — вновь оборвал его демон. — Мне надо было стабилизировать своё состояние. Я справился. А теперь, когда на нас столько свалилось, я не смогу порваться на десяток маленьких воинов. У тебя полно своих задач. Жрица и так загружена по самые ноздри, не говоря о регулярных ошибках её подчиненных. Остаётся только один человек, которого я могу посвятить в детали проекта и который сможет взять на себя часть моих полномочий по нему.

На этот раз Светлов молчал дольше.

— Так скверно? — спросил он наконец негромко.

В глазах Воина сверкнуло пламя.

— Тебе не показалось, друг мой, — с нарастающей угрозой начал он, — что я всеми силами стараюсь уйти от этой щекотливой темы?

— Прости. — Александр потряс головой. — Что-то я и правда… того. У тебя есть что-нибудь?..

— Канистра в баре. Так ты звонишь ему?

По губам Светлова скользнула тонкая улыбка.

«Хочешь взрослеть — взрослей до конца».

— Как уже было упомянуто в нашей беседе, куратор — ты. Принял решение — будь добр, доводи всё до полного завершения.

Александр подождал привычного «зараза», не дождался, встал и открыл неприметную дверцу на стене.

— Будешь что-нибудь?

— Да. Кофе. — Воин поднёс трубку к уху. — Алло, Палач? Зайди ко мне часика через два, после брифинга. Есть работа. Нет. Работа. Отлично, буду ждать.

— А пока мы ждём Палача, я хотел бы побеседовать ещё об одном деле, — Светлов взялся за стоявшую в баре слегка помятую металлическую канистру, помедлил несколько секунд и всё-таки предпочёл коньяк.

— Судя по тому, что ты решил принять дозу алкоголя средь бела дня, вопрос действительно серьёзный. — Воин потёр лицо, скривился и полез в ящик стола. Извлёк полупрозрачный пластиковый флакончик, закапал в глаза по три капли и откинулся на спинку кресла. — Если память меня не подводит, сегодня должен решаться вопрос о дальнейшей судьбе твоего «крестника». Он вчера пришёл в себя, не так ли?

— Именно. И я хочу знать твоё мнение.

— О чём конкретно?

— Для начала, в целом. — Александр Евгениевич умостился на диване и неопределённо поболтал бокалом с коньяком в воздухе. — Раз знаешь о его состоянии, то должен был читать дело. Какого чёрта: я сам его тебе подсунул третьего дня. Так что будь добр, освети для меня этот вопрос со стороны.

Воин утёр слёзы и с подозрением уставился на собеседника.

— С каких пор ты начал выражаться в подобном стиле? — поинтересовался он.

— С тех самых, как ты решил сменить свой стиль общения, — спокойно ответил Светлов. — Я не хочу полоскать тебе мозг на тему необходимости помощи. Не маленький, сам отлично всё понимаешь. Я помогаю. Как могу.

Глава Второго отдела фыркнул.

— Наслышан о твоих талантах психолога. Что ж, если считаешь это помощью — право твоё, мешать не буду. Надеюсь только, что подобное неформальное общение останется исключительно между нами: сотрудникам и посетителям Агентства хватит и моих… особенностей.

— Умница, — ухмыльнулся Светлов. — А теперь к делу, демон. Что ты можешь сказать про Ольху?

Воин задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, снова прикрыл глаза и негромко начал:

— Статус твоего «крестника» я полагаю вполне определённым. Он уже завербован нами, он подходит под все классические критерии для назначения его в младший, а то и в основной оперативный состав, с перспективой роста; учитывая его возможности… — глава Второго отдела сделал паузу и твёрдо закончил: — Считаю это ошибочным.

Александр поднял брови:

— Не понял?

— Юноша самодостаточен. — Воин заложил руки за голову, открыл глаза и уставился в потолок. — Он с самого начала был один. И справлялся со всеми проблемами. Единственный, кто оказал ему поддержку в критической ситуации, — Чтец. Мы не помогали ему, мы просто его использовали, и он достаточно умён, чтобы понять это. Если уже не понял. Отражённое от тебя проклятье искалечило его навсегда; разумеется, он остался жив, но не считает и не посчитает это нашей заслугой. Фактически, такой исход — наша вина. В данный момент потенциальные возможности Ольхи не просто сравнимы с главами отделов, в перспективе он может превзойти некоторых из нас, ту же Жрицу, к примеру. У нас несколько вариантов действий. Мы можем убить его, завершив работу Артемиды. Смерть, возможно, будет для Ольхи избавлением от моральных и физических страданий, но кто знает, во что она выльется? В конце концов, он — подготовленная жертва, и с его гибелью Охотница может получить недостающие силы, чтобы вырваться оттуда, куда её упёк мой сын.

Последняя фраза была произнесена спокойно, без малейшей дрожи в голосе. Светлов чуть кивнул своим мыслям и принялся слушать дальше.

— Второй путь: мы заключим Ольху в стазис, отправим на нижние этажи до худших времён, периодически будем пробуждать и обрабатывать, как делаем с большей частью находящихся там. Психологическая балансировка его сознания займёт десятилетия, достижение лояльности Агентству — века, но в итоге мы получим ещё одно «орудие последнего удара». Третий — тот, с которым, как уже было упомянуто, я не согласен, — сделать из него оперативника, дать подняться по служебной лестнице и поставить на место помощника либо заместителя одного из отделов.

Воин замолк, поднялся из-за стола и направился к кофеварке на подоконнике.

— То есть, остаётся только второй вариант? — осторожно поинтересовался Александр. Повисла пауза. Кофе медленно наполнил чашку, по кабинету поплыл упоительный аромат. Воин сделал глоток обжигающего напитка и наконец покачал головой:

— Нет. Есть ещё один выход, о котором я размышлял с момента, как узнал, что Ольха очнулся. Это будет довольно жестоко, но по сравнению с тем, как мы поступаем обычно, — ничего особенного. Я хочу предложить обучение на высокой должности.

— Сразу?

— Именно. Ольха молод, но слишком… сформирован. Обычно мы подхватываем тех, кто лишился всего, сразу же после означенного «лишения». Либо, как было в случае Витольда, — плывущими по течению. Ольха не подходит ни под одно, ни под другое. Он самостоятелен, требователен к себе, умеет держать удар, умён, а теперь ещё и экстремально силён. В младшем и среднем оперативном составе он не получит ничего, кроме психологических проблем из-за внешности: как бы то ни было, на первых порах наши сотрудники — обычные люди. Его попросту затравят. Пойми, он уже готов занять руководящую должность. Всё, что ему для этого требуется, — опыт управления. И он получит его.

Светлов помолчал, обдумывая высказанную идею. Нельзя было сказать, что ничего подобного не приходило ему в голову, но сам подход…

— Даю руку на отсечение, ты уже подумал, куда его послать, — проворчал он наконец. — Раз уж делаешь такие заявления.

— Разумеется, — Воин вновь занял своё место за столом. — Глава регионального отделения в Геленджике подаёт заявление об отставке уже в третий раз. Его заворачивали только потому, что никто не мог его заменить. Теперь может. Вернее, сможет — через год с лишним, когда обучится всему у своего предшественника, разумеется.

Специалисту по связям с общественностью практически не пришлось притворяться удивлённым.

— Глава регионального Офиса? Сходу? Да ты рехнулся. Точнее, он рехнётся в первый же месяц…

— Уже, — ровным тоном прервал его Воин.

— Прости, что?

— Он уже рехнулся, Александр, — глава Второго отдела отпил ещё глоток кофе. — Человеческая психика не способна выдержать таких потрясений, и ты прекрасно знаешь об этом. Его сознание расширено, его тело полностью изменено, и для того, чтобы он не стал буйным психом, ему нужно дело, которое займёт его полностью. Да, о нём будут шептаться в курилках, будут перемывать ему кости, но ему будет наплевать, если это нужно для дела, по-настоящему. Он будет выше этого, а его действия рано или поздно сведут сплетни к минимуму, невзирая на дикую внешность, сроки назначения и покровительство центра.

— А если ты ошибаешься?

— Тогда мы всё-таки упечём его в Хранилище. — Воин поправил узел галстука. — Против нас вчетвером он ничего не сможет сделать, как бы силён ни был, да и Жрица, полагаю, подстрахуется на подобный случай — она его лечила, в конце концов.

— Такое надо обдумать, — после непродолжительной тишины вынес вердикт Светлов. — Вопрос чересчур серьёзный, без нужной подготовки его не решить.

— Держи, — Воин перекинул через стол папку с бумагами. — Это мои соображения на этот счёт и план действий. Когда ознакомишься, будь добр, передай это Его Высочеству. Думаю, он благосклонно отнесётся к моим умозаключениям.

Александру Евгениевичу оставалось только кивнуть, налить себе ещё коньяку и терпеливо ждать Палача, размышляя, что будет, если Воин останется в таком состоянии надолго.

* * *

На сей раз визит глав трех диаспор был обставлен гораздо менее пафосно, чем перед заключением Ночного Договора. Что и говорить: тогда была необходима игра на публику, причём каждый стремился преуспеть в оной. Вампиры и оборотни не могли не поиграть мышцами друг перед другом, показывая, что Ночные Войны отнюдь не снизили их возможности. Обновлённый орден Охотников, ныне орден Ока Недремлющего, обязан был предъявить свои силы, заверяя всех в том, что остаётся достойным соперником нелюдям. Агентство же, как посредник, в принципе не могло ударить в грязь лицом. Теперь же, когда всё было доказано и показано, требовалось решать текущие вопросы, договариваться по-настоящему и вникать в проблемы. Впрочем, данное собрание было созвано не для этих целей. Агентство вполне доверяло новым союзникам, чтобы позволять им самостоятельно сглаживать острые углы общения представителей разных диаспор, вмешиваясь только в критические моменты — как, впрочем, и обычно. Вопрос, стоявший на повестке вечера, был куда серьёзнее и требовал присутствия именно глав всех трёх сторон, без помощников и советников. Именно поэтому Анна Шварц, Яр и отец Димитрий были приглашены после захода солнца в Агентство, а точнее — в обновлённый кабинет Воина, поскольку именно ему предстояло заниматься первым серьёзным проектом Ночного Союза.

Прибывшие гости с плохо скрываемым недоумением взирали из своих кресел на произошедшие с одним из глав Агентства перемены. Больше прочего их настораживало молчание по этому поводу Александра Евгениевича, бесстрастно курившего у окна. Глава Второго отдела за столом невозмутимо перебирал бумаги. Наконец он отложил в сторону три папки и откашлялся:

— Я приветствую вас троих в стенах Агентства. Для начала хотел бы пояснить причину, по которой я хотел видеть здесь вас и только вас.

— Воин, я всё понимаю, но давайте вы вернётесь к более привычному образу. Хотя бы в речи, — осторожно попросила Анна. — А то у меня ощущение, что я разговариваю с господином Светловым.

— А вам от этого неуютно, и вы упускаете нить беседы? — криво ухмыльнулся демон, но было видно, что удовольствия от шутки он не получил. — Ладно. Постараюсь быть проще. Я собрал вас здесь как лидеров трёх диаспор, заключивших Ночной Договор.

— Я думала, что падре Бэрринг…

— Падре Бэрринг не оправдал определённых надежд, — подал голос Светлов. — В данный момент, Анна, именно вас мы видим главой и, если позволите так выразиться, стержнем местной диаспоры Детей Каина.

— Именно так, — Воин взял со стола папки и жестом попросил Александра раздать их присутствующим. — То, что вы сейчас возьмёте в руки, является поводом для нашего собрания.

Отец Димитрий принял листки бумаги и картона осторожно, как ядовитую змею:

— Что здесь?

— То, что многие хотели бы получить в личное пользование. То, что может и будет являться основой небольшой армии. Миротворческой армии, если можно так сказать, — голос Воина был непривычно серьёзен. — А также одновременно даст силу всем трём расам и позволит контролировать тех, кто будет отбиваться от рук, а это обязательно случится. Мы не верим, что все и сразу примут новые условия существования. Это — кнут, с которым нужно будет управляться только нам. Проект «Троица».

Яр пошелестел листками и его брови поползли на лоб, демонстрируя недоумение.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Проект «Клинок», который разрабатывают на западе, — тупиковая ветвь. Но на его основе мы нашли решение.

— Безболезненное обращение и возможность удерживать полуформу, — проворчал Рыжий Волк, просматривая очередной лист. — Серьёзная заявка.

— Устойчивость к солнечному свету? — Анна подняла глаза от папки. Воин кивнул.

— Идеальные охотники, — подытожил Димитрий, — обладающие всеми возможностями трёх рас.

— И практически лишённые их слабостей. Именно.

— Но к чему это? — глава ордена Ока Недремлющего откинулся на спинку кресла. — Неужто нам не довольно будет собственных сил, дабы сдержать вольнодумцев?

— Как показала практика — нет. Кто может гарантировать, что не появятся подобные Серому Волку? Кто смог разобраться, чья воля побудила его начать действовать, да ещё так масштабно? — Воин выбрался из-за стола и принялся мерять кабинет шагами. — Столько лет он сидел как мышь под лавкой, а теперь — вырезанная база, активные действия в Питере… Ярослав всю жизнь избегал крупных городов. Что-то происходит, дамы и господа, что-то, непонятное нам. И раз мы пока не можем понять подоплёки событий, нам надлежит готовиться к ним, — он поймал взгляд Анны и усмехнулся. — Говоря проще, мы не знаем, кто хочет нам напакостить, но хотим быть готовы ко всему.

— Что с ними будет дальше? — Яр нахмурил рыжие брови. — Кризисы приходят и уходят, а это будут живые существа, которым не будет места ни в стае, ни в гнёздах, ни в церкви. Что ты предлагаешь делать с ними потом? Уничтожить?

— Ни в коем случае. — Воин остановился и в упор посмотрел на оборотня. — Вы прекрасно знаете, где находится пристанище для тех, кому нигде нет места.

— То есть, мы будем ковать кадры для вас? — в голосе Димитрия звучала насмешка.

— Вы? Нет. Мы. Мы будем ковать кадры для нас. Всех нас. Подобный взгляд в будущее может показаться излишне поспешным, но мы с вами живём в одном мире, господа и дамы. Кажется, пришло время перестать рвать его на части и учиться сосуществовать.

— А кто даст гарантию того, что Агентство не разорвёт Ночной Договор, когда проект будет завершён? — прищурилась Анна. — Пока что всё это красивые слова и обещания, но нам нужен более надёжный фундамент. Кто сможет его обеспечить?

— Я. Эту гарантию и фундамент вам дам я.

Голос раздался от двери, и при первых его звуках все присутствующие сперва поднялись на ноги, а затем склонились в низком поклоне.

— Ваше Высочество… — прошелестело по кабинету.

Темноволосый мужчина в чёрном френче коротко кивнул в ответ и повёл рукой:

— Прошу, присаживайтесь. Я не желаю мешать вашему брифингу, лишь хотел обозначить серьёзность наших намерений в отношении данного проекта. И пояснить кое-что. Не так давно в наши руки попал некий документ, в котором говорилось о бесперспективности Агентства как организации, если мы продолжим действовать исходя из прежних категорий. Предложенный вам проект является определённой реакцией на вышеупомянутый документ, поскольку мы склонны рассматривать его как своего рода ультиматум. С некоторыми выдержками из оного вы ознакомитесь чуть позже. В данный же момент, как глава Агентства я даю вам своё слово в том, что результаты проекта «Троица» будут использованы только на благо трём расам. И дабы у вас не возникло сомнений по поводу смысла слово «благо», я подготовил четырёхстороннее соглашение по сему вопросу. Прошу, ознакомьтесь. Моя подпись там уже стоит.

Мужчина извлёк из кармана френча конверт и с поклоном протянул его Анне. Пока стороны просматривали документ, Принц подошёл к начальнику Второго отдела.

— Твоё решение делегировать часть полномочий Палачу считаю правомерным. Также хочу выразить тебе свои соболезнования и понадеяться, что период твоей депрессии не затянется чересчур надолго. Я знаю, что подобные переживания у твоей расы гораздо острее, чем у нас, но искренне прошу тебя взять себя в руки.

— Благодарю, Ваше Высочество, — Воин смотрел в глаза начальству. — Не уверен, что оправдаю ваши надежды, но буду стараться.

— Хорошо. — Принц вновь повернулся к собравшимся. — Что ж, мои формулировки вас устраивают?

Отец Димитрий вздохнул:

— Коли вы лично гарантируете сим созданиям жизнь и определённое благоденствие и не намереваетесь использовать их силу против нас же… я готов пойти на сей шаг.

— Согласна.

Яр, не желая тратить время на слова, попросту жестом попросил у Воина ручку и подписал документ.

— В таком случае, прошу позволения откланяться, — Его Высочество тонко улыбнулся и вышел из кабинета.

— Позволения он просит, — пробурчал ему вслед Воин и потёр глаза. Сквозь маску формализма и хладнокровия на мгновение показался прежний глава Второго отдела. И сгинул. — Так. Предлагаю использовать лаборатории Детей Каина. Сколь я помню, вы даже нас в чём-то переплюнули. Команду наберём в течение трёх дней. Согласны?

— Будем обсуждать, — отозвался Яр.

Светлов вздохнул и потянул из пачки новую сигарету. Вечер обещал быть долгим и продуктивным.

* * *

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Четырнадцатый уровень. Первый отдел.

Начало любого обучения в любой структуре являет собой муторный и достаточно скучный процесс. Особенно, если из документов у начинающего всего пара страниц личного дела, а личность, возраст и способности установлены лишь предположительно и, большей частью, со слов самого абитуриента. В случае с Агентством дело обстояло несколько проще, чем в иных заведениях: паспорт был последней вещью, которая здесь требовалась. Но всё же «абитуриентке» Нуарейн пришлось пройти несколько кругов бюрократического ада, призванного хоть как-то определить её место в этом мире. Отпечатки пальцев, сканирование сетчатки глаз, физические и психологические тесты, анкетирование, снова тесты… всё вышеупомянутое переносилось женщиной стоически. Казалось, её спокойствие не способно поколебать даже испытание способностей в области стриптиза. Впрочем, таких жертв не потребовалось. После двух дней работы с бумагами женщину оставили на время в покое, пообещав выдать документы через некоторое время, и предложили «вживаться в коллектив». Нуарейн, судя по всему, было всё равно. Выслушав рекомендации и краткие инструкции Александра Евгениевича, она переоделась в заказанную ей самой одежду и отправилась на первую в своей жизни стажировку. В Первый отдел.

Благодаря торжеству современных технологий и привычке людей сплетничать, слухи в Агентстве распространялись стремительно. Так что информация о «новой протеже Светлова» достигла самых отдалённых уголков организации раньше, чем сама Нуарейн до нужного этажа. Нельзя сказать, что ей в спину упирались сотни любопытных взглядов, но женщина всей кожей ощущала направленное на неё внимание. Агентство в этот момент представлялось ей многоглавым и многоглазым созданием, напряженно присматривающимся и принюхивающимся к ней. Ледяная корка отчуждения давала Нуарейн возможность не нервничать в ответ на это пристальное изучение, но глубоко под скрывшими эмоции торосами зрело собственное любопытство. Слишком многое было непонятным, слишком многое казалось нерациональным и неправильным в этом здании, чтобы Нуарейн могла занять позицию равнодушного наблюдателя. А первый шаг к пониманию собственных целей и средств к их достижению вёл через порог просторного, занимающего целый этаж Первого отдела. И на этом пороге стояла невысокая, обманчиво хрупкая, даже по сравнению с новой сотрудницей, женщина с вьющимися светлыми волосами. Жрица.

Нуарейн одним взглядом охватила и впитала образ своей будущей начальницы. В её понимании значимым в данный момент было всё: от длинной белой туники и лёгких босоножек из светлой кожи на низком каблуке — до взгляда, в котором могло читаться что угодно.

Самого страшного — зависти к внешности — в нём не было. Стажёр поставила себе мысленный «плюс»: выбранный ею образ и соответствующий офисный брючный костюм «белый верх — чёрный низ», в сочетании с простой прической, не подвели. Время демонстрировать при этом «дворе» платья и свои выгодные стороны ещё не пришло.

На тот момент в светло-серых глазах Жрицы читался только интерес и нечто ещё, что Нуарейн интерпретировала, как опасение.

«Разумеется. Светлов упоминал, что в свои подвалы они отправляют далеко не каждого и что меня могут воспринять как угрозу. Не страшно. Главное — дать ей понять, что и в этом смысле я не представляю опасности».

— Приветствую вас, — нейтральным тоном произнесла новоиспечённая стажер и, за неимением юбки, совершила неглубокий поклон.

— И я также рада приветствовать вас в стенах Агентства, в особенности — в моём отделе, — хрустальным голосом сказала Жрица, возвращая поклон и протягивая руку для знакомства. — Нуарейн, насколько мне известно?

— Абсолютно верно, — женщина осторожно ответила на рукопожатие.

Ладонь у Жрицы была узкая, сухая и твёрдая, и в момент прикосновения Нуарейн в полной мере ощутила силу, исходящую от этой женщины.

«Она намного, намного опаснее, чем кажется. Нечеловеческая кровь… Это ощущается сразу, но здесь есть нечто ещё. Нечто иное, жаждущее крови и смертей. За голосом Жрицы слышны крики умирающих, огромное количество страданий и рёв пламени. Но этот хор заглушают жалость, сочувствие и свет, который она в себе несёт с самого рождения. Что же она такое? И почему она, при всей этой силе, занимает такую должность, явно тяготящую её?»

— Я прибыла на стажировку, — уронила Нуарейн очередную ничего не значащую, но уточняющую её появление фразу и протянула новой начальнице свои бумаги.

«Вот и пришло время мне вновь подниматься с самого низа. Начальство. Наставничество. Подчинение. Обучение. Как это знакомо».

Жрица приняла листки, быстро просмотрела их и милостиво кивнула. Было заметно, что подобная процедура для неё вполне привычна. Когда она подняла взгляд обратно на Нуарейн, та добавила себе ещё один плюс: женщина явно чувствовала себя увереннее.

— Что ж, давайте я проведу вам экскурсию, — сказала Жрица, чуть поворачиваясь и освобождая проход. — А потом мы определимся с тем, чем именно вы будете заниматься.

Стажёр согласно кивнула и сделала шаг вперёд, в свою окончательно новую жизнь.

— Отдел аналитики — самое скучное место нашей организации, — начала Жрица, поравнявшись с новой подчинённой.

Нуарейн молча осматривалась, пытаясь понять, насколько ей нравится место, в которое она попала. Светлое помещение с огромным количеством высоких окон, множеством столов, компьютеров на них и сотрудников, сидевших за оными, действительно не выглядело торжеством жизнерадостности.

— Здесь мы получаем, обрабатываем, интерпретируем и передаём нашему оперативному составу данные о состоянии мира, его энергетической стабильности, — продолжила глава отдела. — Также мы ищем вероятностные аномалии, сиречь, цепочки событий, ведущие к нестандартным для данного мира результатам.

— Что, как правило, означает участие в упомянутых цепочках пришельцев с иных Граней, — утвердительно завершила фразу Нуарейн. Жрица чуть удивлённо приподняла бровь.

— Всё верно, — она сделала паузу. — Александр Евгениевич упоминал о том, что в то время, пока вы были в Хранилище, к вам поступала информация о нашем мире.

— Я… видела сны, — медленно произнесла Нуарейн. «Интересно, чем ещё с вами поделился Светлов? Теперь понятно, почему вы так нервничали при встрече». — Подробные, детальные, красочные сны о том, где я нахожусь. Не волнуйтесь, госпожа Жрица, я не собираюсь в панике шарахаться от клавиатуры и мобильных телефонов, и словосочетание «база данных» также не ввергает меня в когнитивный ступор. — Жрица ждала хотя бы тени улыбки после этой фразы, но её ожидания пропали втуне. Нуарейн продолжила с каменным лицом: — Насколько я понимаю логику событий, ваш отдел сейчас занимается, в том числе, и этой «вероятностной аномалией».

— В данном случае, я бы сказала, что она энергетическая, — задумчиво произнесла начальница отдела. — Хотя… Впрочем, если вам действительно любопытно, мы можем сделать это вашим первым заданием. Вам лучше, чем кому-либо иному, известно всё о вас самой. А значит, ознакомившись с нашей системой конвертации данных, вы сможете составить сводную таблицу собственных возможностей. И попробовать разобраться, почему наши заклятья стазиса подействовали на вас лишь частично.

Нуарейн пожала плечами. «Главное, чтобы вы не восприняли моё согласие как попытку выслужиться. Равнодушие — это прекрасно».

Она ещё раз осмотрела помещение Первого отдела. Шорох клавиш, короткие, ёмкие фразы, которыми перебрасывались сотрудники, и редкие трели телефонов действовали… умиротворяюще. Здесь царил свой, особый ритм, настраивающий на спокойную, равномерную работу. В своей прошлой жизни Нуарейн никогда не видела чего-то настолько похожего на механизм, роль деталей в котором исполняли люди. Разве что армия, но сообщество вооружённых людей было приспособлено для уничтожения, а значит, холодный расчёт там присутствовал лишь в ставке командования, и в прочих случаях эмоциональное поведение было неизбежно. Здесь же…

— Я бы не назвала это любопытством, — произнесла наконец Нуарейн, — во всяком случае, подобная эмоция во мне не возникает. Но если выбирать между вашим предложением и работой с чем-либо другим — да. Будем считать, что мне это интересно.

Жрица внимательно посмотрела на новую сотрудницу Первого отдела.

— Скажите, а само слово «эмоция»… — она сделала выразительную паузу, и Нуарейн кивнула.

— Да, вы правы в ваших предположениях. Эмоциональный ряд… — она задумалась на мгновение, — хомо сапиенс практически недоступен для меня. Я могу лишь догадываться о причинах, но, полагаю, вам они известны не хуже, чем мне. Насколько я понимаю, те личные дела, к которым имеют доступ главы отделов, несколько отличаются по информативности от тех, в которые может заглянуть каждый сотрудник.

«Во всяком случае, это не ложь. А то, насколько мои слова правдивы, вам пока что не стоит знать. В конце концов, мы ещё не близки. У нас всего лишь общие интересы».

Жрица чуть слышно вздохнула.

— Абсолютно верно, госпожа Нуарейн. Что ж, давайте приступать к работе. Ваше место — сто одиннадцать, номер файла, с которым предстоит работать — 51-12-Н. Допуск у вас есть. Файл с программой обучения носит соответствующее название, в нём всё, что вам необходимо. Я помогу вам на первых порах, дальше будете разбираться сами.

Её собеседница спокойно кивнула и пошла вглубь помещения, отыскивая нужное место.

«Их внимание рано или поздно истончится. День-два, и они привыкнут. Другое дело — внимание начальства, или, как их здесь называют, „глав“. Пусть лучше обо мне сплетничают, чем в головах власть предержащих возникнет вопрос, насколько я опасна. Мягкость, спокойствие и равнодушие. Но Жрице я дам повод для размышлений. Это не моя работа, но она это заслужила хотя бы тем, что не стала играть в женскую ревность».

* * *

Жрица вошла к себе в кабинет и медленно опустилась на диванчик, обитый мягкой бежевой тканью. Душа главного аналитика Агентства пребывала в лёгком смятении. В кои-то веки светлое помещение, тщательно выдержанное в стиле семнадцатого века, не успокаивало её. Жрице внезапно захотелось оказаться у Воина, среди его пустых бутылок и мятых документов. Она вспомнила о том, какой порядок сейчас царит у главы «Двойки», с чувством выругалась, подошла к столу и набрала номер Светлова.

— Знаете, наставник, вы на её фоне кажетесь Воином, — от души сказала она, не здороваясь.

— Надеюсь, вы сейчас говорите не о возможностях и умственных способностях, — было слышно, что специалист по связям с общественностью улыбается. — Хотя в определённом отношении это можно считать комплиментом.

— Я говорю о её эмоциональном фоне, — парировала Жрица. — С нервными узлами всё в порядке: могу полностью подтвердить отчёт медиков. Это не физиология, это психика. Нет, произошедшее с её миром могло дать подобный эффект. Подобный, но не такой. Через наши руки прошло достаточно существ с разрушенных Граней, взять ту же Жар-Птицу, но там эмоциональный ряд стабилизировался в течение нескольких дней. Возможно, недель. Здесь я вообще не вижу тенденций к восстановлению. Она искалечена. Сознательное удержание проявления эмоционального ряда. И что с этим делать, я совершенно не представляю.

— Вам — ничего, — спокойно отозвался Светлов. — Психика нашей новой подруги совершенно не в вашей плоскости интересов. В Первом отделе она должна узнать о нашем мире и о том, как с ним взаимодействует Агентство. Прочее — в компетенции других сотрудников.

— Надеюсь, их компетенция позволит им справиться с подобным, — произнесла женщина, вкладывая в слово совершенно другой смысл. — Потому что, если вы говорите о Палаче, я не уверена, что он сможет её вытащить. Учитывая его собственные комплексы.

На канале связи повисла пауза: Александр Евгениевич явно о чём-то размышлял.

— Я понимаю ваши чувства по поводу нашей новой сотрудницы, — проговорил он наконец. — Неприятие психической дисгармонии часто помогало вам выявлять потенциальную опасность. Тем не менее, сейчас вы не правы. Госпожа Нуарейн не сумасшедшая и не несёт в себе угрозы. Испытания, выпавшие на её долю, поверьте, серьёзно отличаются от того, что пережили прочие, явившиеся из разрушенных миров. И если я не говорю вам сейчас всего, что знаю об этой женщине, то лишь потому, что хочу избежать предвзятого отношения к ней с вашей стороны.

— А в противном случае, вы считаете, оно будет непредвзятым? — Жрица помолчала, и в следующей ее фразе прозвучала усталость и тревога: — Наставник, прошу, я должна хоть что-то знать помимо её общего профиля. Как мне работать с ней, если в истории её жизни сплошные прочерки?

Светлов помолчал, потом тяжело вздохнул:

— Она уничтожила свою Грань. Убила её сердце, отлично представляя, что делает. Сделала это под влиянием эмоций.

— Но это же значит… — начала Жрица севшим голосом, но Александр её перебил:

— Да, по нашим нормативам она считается потенциально опасной для Мира. И по этим же нормативам я получил разрешение от Его Высочества извлечь её из стазиса. Вам доступно значение этих действий?

— Статья пятнадцать устава Агентства, пункт два, — прошептала глава Первого отдела. — «Потенциально опасные для мира создания привлекаются на службу в случае прямой опасности для Агентства и/или Грани». Но почему я об этом ничего не знаю?

— Потому что это перестраховка. Привлечение Нуарейн — превентивная мера. Приказ об общей мобилизации посеет определённую панику даже в наших рядах: относительно невинный намёк на него выбил из колеи даже вас. — Светлов ещё раз вздохнул. — Боюсь, грядут большие перемены. Боюсь и надеюсь на них. В том числе, в структуре Агентства; в том числе, и в делопроизводстве. Нуарейн — первая ласточка. Зайдите потом ко мне: подпишете бумаги о неразглашении. Что вы ей дали в качестве первого задания? — без перехода спросил он. Жрица собралась с мыслями, переваривая полученную информацию.

— Её собственное дело. Я попыталась заинтересовать её вопросом, как она получала данные о нашей Грани. Это показалось ей приемлемым заданием, сколь я могу её понять.

— Хорошо. Держите меня в курсе.

Светлов повесил трубку. Глава Первого отдела ещё некоторое время сидела за столом, потом решительно встала и взялась за мобильный.

— Мо? Вы сильно заняты сейчас? Прекрасно. Тогда я загляну к вам в течение часа. Мне необходимо… — она запнулась. — В общем, я зайду. Благодарю.

Жрица дала отбой и подошла к небольшому зеркалу в изящной оправе светлого дерева, висевшему возле ее гардероба.

— «Большие перемены», — ядовито передразнила она. — «Недоверие к собственным сотрудникам» было бы точнее. «Ничего не говорить Жрице — она всё равно облажается», ещё точнее.

Она резко развернулась на каблуках и покинула кабинет, зло хлопнув дверью.

Глава четвёртая

— в которой неоднократно упоминаются очки, знакомые персонажи ведут себя привычным и непривычным образом, а второе лицо в Агентстве задаётся крайне непростым вопросом.

Санкт-Петербург. Примерно за полтора года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Александра Евгениевича Светлова.

Утро специалиста по связям с общественностью уже много лет начиналось практически одинаково. Короткая, на полчаса, разминка, приведение в порядок внешности в небольшой, прилегающей к кабинету ванной, выбор костюма, галстука и обуви. Чашка кофе. Просмотр сводок всех отделов. Лёгкий завтрак в кафе Агентства или прямо в кабинете, если того требовала срочность обработки полученных данных. Далее расписание дня Александра Евгениевича напрямую зависело от жизнедеятельности организации, в которой он работал. Если принимать во внимание любовь Светлова к контролю происходящего, можно было бы ожидать общей характеристики его работы как «рутинной». Но руководящий состав Агентства, личные отношения внутри оного, а также то, что Светлов являлся вторым лицом организации, делали его дни гораздо насыщеннее. Проще говоря, Александр знал, что каждый неожиданный или неурочный стук в дверь его кабинета является предпосылкой к проблеме. Как правило, небольшой, но значительной для стучащего. Всё зависело только от того, насколько рано прозвучит этот сухой вестник неприятностей.

В это утро стук раздался в тот момент, когда Светлов приступил к чтению общей информации по городу, исходившей от Второго отдела. Александр отодвинул стопку бумаг, отмеченных корявыми резолюциями Воина, и взял чашку с блюдца. Что бы там ни было, он не собирался позволить кофе остынуть.

— Войдите, — произнёс он, отпивая ароматный напиток.

Дверь открылась, и в кабинет вошла свежеиспечённая сотрудница отдела аналитики. Если бы речь шла не о Нуарейн, Александр мысленно применил бы к этому действию глагол «ворвалась». Судя по энергетическому фону и лёгкой резкости в движениях, протеже Светлова всё-таки была способна испытывать какие-то эмоции, пусть и на самом базовом уровне. В данный момент она явно испытывала раздражение.

— Доброе утро, Александр Евгениевич, — поздоровалась сотрудница. Александр поклонился — на ноги он поднялся в тот момент, когда увидел, кто входит в кабинет.

— И я приветствую вас, Нуарейн. Прошу, садитесь и рассказывайте, что привело вас ко мне в столь ранний час.

Женщина милостиво кивнула, опускаясь в предупредительно отодвинутое кресло, а в голове Светлова пронеслась мысль о воспитании и привычках, которые не в силах стереть даже гибель мира.

— Я хотела бы уточнить… необходимость присутствия рядом со мной определённой… личности, — тщательно подбирая слова, начала Нуарейн. Было заметно, что она уже полностью взяла себя в руки и сейчас старается максимально доступно сформулировать свой вопрос. — Я имею в виду госпожу Тень. Насколько я поняла, она не является постоянным сотрудником Агентства?

— Абсолютно верно, — кивнул Светлов, допивая кофе. — Тень является вольнонаёмным помощником, не включённым в штат. Существо, подобное ей, в принципе не способно никому подчиняться, и то, что она время от времени соглашается выполнять наши просьбы, я считаю огромной удачей для нашей организации. Хотелось бы уточнить, что именно вас не устраивает в вышеупомянутой личности?

Нуарейн изогнула бровь.

— Она непоследовательна, взбалмошна, слишком эмоциональна, нахальна…

— И гениальна, — пробормотал себе под нос Александр Евгениевич, но собеседница услышала его.

— Прошу прощения?

— Ге-ни-аль-на, — по слогам произнёс Светлов, снял с носа очки и принялся протирать линзы мягкой замшей. — Вчера днём со мной связывалась Жрица. Согласно её отчёту, вы, мягко выражаясь, слабо подвержены влиянию эмоций.

— Это плохо?

— Да. Нам нужен полноценный сотрудник, Нуарейн, а не биоробот, подчиняющийся приказам и отказывающийся от части собственной личности в угоду блокировке пережитого прошлого. Вас необходимо «растрясти», если мне будет позволено подобное выражение. И Тень, надо сказать, прекрасно с этим справляется. Именно поэтому она и назначена вашим временным куратором. По моей просьбе. Чем она вывела вас из равновесия, позвольте спросить? — Он взглянул на Нуарейн, явно собравшуюся вывалить на него весь список действий «временного куратора», и уточнил: — Последний пункт, будьте добры. В изобретательности Тени я не сомневаюсь.

— Она буквально растворила бумаги с данными, на выведение которых мне потребовалось полтора часа, и предложила отправиться на Крестовский Остров за мороженым. Заявив, что обратно мою работу я получу только по возвращении, а подобные действия я могу рассматривать только как шантаж. — Нуарейн поджала губы. — Поскольку пункт двенадцать-точка-два устава Агентства ясно гласит о невозможности силового воздействия на коллег без достаточных оснований, я сочла нужным…

— Рекомендую соглашаться, — Светлов невозмутимо надел очки, поправил их и посмотрел на Нуарейн, замолчавшую от неожиданности подобного вердикта.

— Я могу поинтересоваться причинами вашего решения? — произнесла она спустя несколько секунд.

— Тень прекрасно разбирается в мороженом, — улыбнулся Александр. — А на Крестовском, помимо этого блюда, можно увидеть и попробовать ещё массу иных вещей.

— Я имела в виду ваше решение «растрясти» меня.

— Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое интуиция, Нуарейн?

— Естественно. — Стажёр пожала плечами. — Интуиция есть результат подсознательного сбора информации, на основании которого, формируются сознательные выводы и предпосылки к дальнейшим действиям.

— Не только, — Светлов снова улыбнулся. — Некоторое время назад я спас жизнь одному молодому человеку. Это действие потребовало от меня достаточно серьёзных жертв. Некоторые назвали бы подобное моё поведение интуитивным и были бы правы. Тем не менее, я действовал в том числе и под влиянием эмоций. Чувства и тот фон, который они создают, являются ключом не только к интуитивным действиям. Не испытывая эмоций, вы не в силах понять, что движет теми или иными созданиями, что означает, не можете провести полноценный анализ обстановки, а следовательно — неспособны действовать в полную силу. Я достаточно раскрыл для вас подоплёку моего решения?

Нуарейн кивнула, явно что-то обдумывая.

— Но я не смогу получить доступ к эмоциям, если буду действовать спланированно, не так ли? — спросила она с лёгкой неуверенностью в голосе.

— Абсолютно верно. Если вы будете стремиться к эмоциям с холодным рассудком, стремясь обрести их как инструмент, то у вас ничего не выйдет. А потому, в данном случае, предлагаю вам просто плыть по течению и не ждать никаких результатов. И да, постарайтесь относиться к Тени с большим терпением.

— Я… постараюсь, — с видимым сомнением произнесла женщина. — Но прошу вас с вашей стороны обсудить с ней неприемлемость некоторых действий. Особенно касающихся моей работы.

— Разумеется, — кивнул Светлов. — А теперь, с вашего позволения, я должен вернуться к своим обязанностям.

— Да, Александр Евгениевич. Благодарю вас.

Хозяин кабинета проводил гостью до выхода, закрыл за ней дверь и посмотрел в потолок.

— Тень, будь любезна, поясни, зачем тебе потребовалось испепелять результаты напряженного труда нашей новой сотрудницы?

— А чего она?! — возмущённо раздалось из ниоткуда, и через секунду Тень повисла на люстре вверх ногами, мазнув по идеальной причёске Светлова концами разлетевшихся волос. — Я ей — туда-сюда, давай знакомиться, фигли нам, красивым бабам, а она мне в нос пунктами устава тычет! Нет, я, конечно, понимаю, что случай сложный, всё такое, и ты меня предупреждал… Но чтобы так! Да если я с ней любимой шоколадкой поделюсь, она её вмиг на химические составляющие разложит! Кстати, отчёт её лежит у меня в надёжном месте. Я же сказала, что верну после прогулки, а эта ледышка сразу жаловаться побежала! О чём с ней разговаривать, если она даже шуток не понимает?

— У неё, в некотором роде, аристократическое воспитание, — поморщился Светлов. — Нечто среднее между тёмным средневековьем, когда женщина рассматривалась исключительно как хранительница очага и мать, и Эпохой Возрождения, когда к оной стали относится гораздо более возвышенно. А учитывая, что ни матерью, ни хранительницей очага она никогда не была, манеры сформировались соответствующие. Круг же интересов был ограничен сперва колдовством низкого и высокого уровня, а позже — политикой. Можешь поговорить с ней о травничестве. Или о действиях нашего министерства иностранных дел. Узнаешь массу нового.

Тень фыркнула, спрыгнула с люстры, переворачиваясь в воздухе, и заняла привычное место на столе, чудом не задев бедром документы.

— Я тебе не Жрица, не травник и не политик. Мне скучно обо всём этом разговаривать — тем более с ней! Если её надо растрясти, то единственный выход — выводить из привычного круга интересов и зоны комфорта, показывать новое, раскрывать глаза, бомбардировать эмоциями. И, желательно, не мне! У меня терпения не хватит.

Тень аж чихнула от переживаний и страдальчески взвыла:

— Алехандро, я так больше не могу! Она меня бесит! Эта мойва снулая, вобла сушёная, селёдка мороженая…

— Может быть, тебе суши заказать? — поднял бровь Александр. — Столько рыбных ассоциаций… Ты слышала — и не отпирайся, — как я буквально только что рассказывал этой милой даме про интуицию. Так вот, если не веришь моей, поверь в интуицию Его Высочества: Нуарейн принесёт нам ещё много пользы. А касаемо «растрясти» — твоя идея с мороженым и парком развлечений диво как хороша. Только внутренне подготовься к тому, что Нуарейн будет непонимающе смотреть на всё окружающее, и твоим ненавистным вопросом станет «а зачем всё это?» в некоторых вариациях.

Он посмотрел в глаза собеседнице. Та ссутулила плечи и поёрзала на месте, недовольно пыхтя. Светлов улыбнулся, глядя на её возмущение:

— Потерпи немного, прошу тебя. Во-первых, ты только закладываешь базу, а никто лучше тебя это всё равно не сделает. По-настоящему её будет выводить на эмоции наш общий друг, когда она перейдёт к нему в отдел на стажировку. А во-вторых, для тебя это в любом случае ненадолго. Скоро мы опять будем падать тебе в ноги, умоляя о проведении оперативных мероприятий.

— О, а вот это уже другое дело, — мигом оживилась Тень, спрыгивая со стола и мягко обвиваясь вокруг Светлова, как туманная пурпурно-чёрная змея. — Люблю, когда мне падают в ноги, особенно — с фанфарами, жертвоприношениями и красивыми рабами с опахалами. Но главное — не это! Про оперативные мероприятия — чуть попозже. Что ты там сказал про нашего общего друга? Нет, я заметила схожесть лиц, но… Ты уверен? Он серьёзно? Она же совсем не такая!

— Не такая, — спокойно отозвался Александр Евгениевич, поправляя очки, чуть сбитые на сторону манипуляциями его гостьи. — И схожесть потрясающая, только дело несколько не во внешнем подобии. А во внутреннем. Именно из-за него я решил, что никто лучше тебя не справится с задачей, которую ты уже когда-то решала. И именно поэтому наш общий друг сможет помочь Нуарейн, да и себе заодно. Если, разумеется, не наломает дров, по выражению Воина. Но с этой, скажем так, «лесозаготовкой» в любом случае предстоит справляться мне. А тебе надо как следует напомнить моей протеже о том, что помимо холодного рассудка и боли от прежних деяний существует ещё какая-то жизнь. За финалом этого действа, полагаю, ты так или иначе будешь наблюдать в первом ряду. С попкорном. Но произойдёт этот финал не ранее, чем через полгода-год, когда Нуарейн переведут в Третий отдел. Пока что тебе предстоят моральные мучения, а мне — подготовка всего, что необходимо для поиска Серебряной Княгини, то есть, для твоего непосредственного занятия через какое-то время.

Тень неопределённо фыркнула и растеклась лужицей на ковре у ног Светлова, чтобы вслед за тем воплотиться, балансируя на углу шкафа.

— Ольга, Ольга, вопили древляне… Это и есть то самое оперативное мероприятие? Её тень на мой зов не откликнется, ты же знаешь.

— Знаю, — вздохнул Светлов, возвращаясь за стол. — Но могут откликнуться другие, те, которые помогут тебе найти память её тени. И для того, чтобы понять, как именно и где именно этим заниматься, мне требуется долго и тщательно поработать. В покое и, желательно, тишине. А ко мне с самого утра идут разнообразные личности со своими не менее разнообразными проблемами. Мне начинает казаться, что должность «специалист по связям с общественностью» следует переименовать в «нянька всея Агентства», как бы двусмысленно это ни звучало, с учётом некоторых сотрудников. — Он снова снял очки и потёр пальцами глаза. — Резюмируя вышесказанное: Тень, я тебя обожаю. Ты добилась результата за неполные сутки, ты умница, потрясающая личность, и Агентству с тобой невероятно повезло. И повезёт ещё больше, если ты сейчас оставишь меня и дашь приступить к работе. Потому что общение с тобой без труда может растянуться до вечера и, при всей своей приятности, не решит насущных проблем.

— Ты бука, Светлов, и скажи спасибо, что я поменяла первую букву в этом слове, — фыркнула Тень, слетая со шкафа. — Хорошо, когда будешь готов — приходи с красивыми рабами падать мне в ноги, и непременно по всей форме. Тогда соглашусь. Работай, трудоголик.

Лёгкий поцелуй в собравшиеся морщинки в уголке глаза — и Тень вновь растворилась в сером тумане, просачиваясь в потолок. И уже оттуда, из перекрытий, напоследок донеслось угрожающее:

— А если эта мымра обидит Палача — все патлы повыдергаю, так и знай!

* * *

Долго пребывать в одиночестве и столь необходимой для качественной работы тишине специалисту по связям с общественностью не пришлось.

Не минуло и часа, как в дверь снова раздался стук, причём, в отличие от прошлого раза, стучавший даже не стал дожидаться разрешения войти. Светлов вздохнул и в который раз за утро принялся за полировку линз на очках. Медитативное занятие успокаивало и позволяло «мириться с несовершенством мира», так, по крайней мере, утверждал начальник Второго отдела. В данный момент перед столом Александра стоял глава «Тройки», и находился он, мягко говоря, во взвинченном состоянии. Душевное спокойствие Палача было нарушено настолько, что он несколько секунд даже не знал, как выразить словами, по какому поводу явился. Александр Евгениевич терпеливо ждал.

— Comandante[4], — выдавил, наконец, Палач, — ты совсем рехнулся?

Светлов вместо ответа чуть развернулся вместе с креслом и посмотрел на солнечный свет через стёклышко. Удовлетворился результатом и положил очки на стол.

— Будь так добр, amico mio[5], — вкрадчиво произнёс он, — уточни, что именно привело тебя к таким умозаключениям.

В душе Александру очень хотелось уподобиться преподавателям современных школ и потребовать от Палача «выйти и войти, как положено». Но, догадываясь о причинах визита коллеги, он всё же воздержался от подобных воспитательных мер.

Палач резко выдохнул сквозь зубы и всё-таки смог взять себя в руки. Только потемневшие глаза свидетельствовали о буре эмоций, бушующей где-то в сознании древнего убийцы.

— Я имею в виду внешность твоей новой протеже, — почти нормальным голосом сказал он. — Меня, в частности, интересует: был ли ты осведомлен о её сходстве с личностью, известной нам обоим с давних времен.

Светлов на мгновение смежил веки, отмечая, что оценил выдержку собеседника и вежливость постановки вопроса, а потом покачал головой.

— Палач, я могу дать тебе слово чести, что не подозревал об этом. Более того, — продолжил он, не давая главе Третьего отдела вставить ни слова, — я не сразу сопоставил её внешность со своей памятью об упомянутой тобой личности.

Взгляд Палача сделался задумчивым. Он осмотрел кабинет, задержал взгляд на истаивающей лёгкой изморози на подоконнике и хмыкнул:

— А когда понял?

— Сегодня утром. Если быть совсем точным, то под утро. Мне приснился сон.

Палач вскинул брови.

— Ты видишь сны? Никогда бы не подумал.

— Редко, но это случается.

— И что же ты видел?

Светлов помолчал, потянулся было за очками, но остановил руку.

— Кассандру, — медленно ответил он. Не дождался прежней болезненной реакции на имя и кивнул про себя. — В её лучшие годы. Точнее — процесс её тренировки тем, кто в то время занимал место главы Второго отдела. Сон был коротким и не особенно информативным, но главное я увидел. То же самое, что и ты, собственно.

— И что это означает? — тихо спросил Палач. — Они, выходит, родственницы? Или это реинкарнация?

— Сомневаюсь, — задумчиво отозвался Александр. — По обоим пунктам. Родственницами они не могут быть по определению: у родни Кассандры не было никаких связей на иных Гранях, а Нуарейн — полагаю, имя ты уже выяснил — точно не имела отношения к нашей реальности. Это было первое, что я проверил по пробуждении. Я бы счёл возможной теорию о реинкарнации, но, прости за напоминание, жизнь Кэс оборвал Серп.

— Н-да, — процедил Палач, и по его лицу всё же скользнула тень боли. — После этого клинка перерождение нереально в принципе. Так что же получается? Просто совпадение?

Светлов позволил себе лёгкую улыбку и всё-таки взял очки. Покрутил их в руках.

— Полагаю, что тебя, как и меня, друг мой, долгая служба в нашей организации научила одному простому факту: «простых совпадений» в нашем с тобой случае не бывает. Как и во многих других.

— Что-то я тупею, — признался начальник «Тройки» и сел на диванчик у стены.

— Это эмоции, monami[6], — откликнулся Александр Евгениевич. — Тщательно подавляемые в течение огромного количества лет эмоции. Так же, как их отсутствие у Нуарейн, излишнее их наличие у тебя не позволяет тебе мыслить здраво. С другой стороны, «здравый» подход к подобным событиям может лишь помешать. А потому, на правах твоего личного психолога и старого друга, советую послушать своё сердце и самому ответить на свой вопрос.

Палач подозрительно покосился на коллегу.

— Странные советы ты даёшь нынче, — пробормотал он.

— Хочешь — сходи к Воину, он тебе скажет то же самое, — начал Светлов и осёкся.

— Воин мне сейчас может только лекцию о вреде служебных романов прочитать, — скривился Палач. — Вообще, скоро его отпустит? Я не представляю, что будет, если он задержится в этом состоянии надолго.

— Я тоже, — искренне сказал Александр и нахмурился. — Не уходи от темы, будь столь любезен.

Глава Третьего отдела глубоко вздохнул и прикрыл глаза, погружаясь в полумедитативное состояние. Его собеседник цыкнул зубом и резко хлопнул в ладоши, прерывая попытку вхождения в транс.

— Не так! — коротко произнёс он. Палач тряхнул головой.

— Чего ты от меня хочешь, в конце-то концов? — возмутился он. — Чтобы я сказал, что это мифический «второй шанс», данный самой судьбой? Так Тихе отсюда далеко, она на нас своего внимания не обращает…

Светлов мягко улыбнулся и надел очки.

— У тебя всё, друг мой, или, возвращаясь к началу нашей беседы, тебе действительно предоставить справку о состоянии моей психики?

Начальник «Тройки» обалдело воззрился на сидевшее за столом существо. Палач работал в Агентстве бездну лет, и всё же Александр Евгениевич не уставал удивлять даже его.

— Ты это серьёзно? — прошептал он.

— Прости, по этому поводу я не могу предоставить тебе официального документа, — пожал плечами Светлов. — Но когда рациональные и нерациональные теории заходят в тупик, остаются невозможные. Ты и сам это знаешь и регулярно повторяешь оперативному составу, как младшему, так и старшему.

— Но ведь…

— Ты пришёл сюда не за объяснениями, — ровным тоном оборвал его Александр. — Ты пришёл убедиться, что тебе не померещилось, что Нуарейн действительно как две капли воды похожа на Кассандру, за исключением тона кожи и цвета волос. И что у тебя есть шанс если не вернуть прошлое, то хотя бы искупить его. Для себя, потому что моё отношение к той истории ты знаешь. Равно как и мнение прочих оставшихся в живых свидетелей. Так вот, я тебе подтверждаю: да. Во всех смыслах. Не веришь мне — найди Тень. Она сейчас в некотором роде куратор нашей новенькой. Она скажет тебе то же самое, если тебе угодно, по-итальянски, щедро используя нецензурные выражения на сицилийском диалекте.

Светлов был весел и зол, такого за ним не наблюдалось уже довольно давно. Палач ещё раз попытался взять беседу под контроль.

— Но я…

— А через полгода, когда Нуарейн закончит стажировку в Первом отделе, она перейдёт под твоё покровительство. — Александр, казалось, даже не заметил попытки Палача заговорить. — Ещё на полгода. И к этому времени ты уже должен понимать, что и как ты будешь делать, moncher[7]. Опять же, если угодно, могу отправить тебя в командировку на твою любимую Сицилию на пару месяцев, для восстановления душевного равновесия и мыслительной деятельности. Угодно?

— Нет, я не…

— А если нет, то говори уже своё «да, comandante» и избавь, наконец, меня от своего присутствия. Благодаря затянувшейся истерике Воина, у нас дел невпроворот. Он считает, что превратился в «Идеального Начальника Отдела», а на самом деле, мне приходится закрывать за ним те дырки, которые раньше он ликвидировал универсальным движением брови.

— Да, comandante, — пряча улыбку, произнёс Палач. — Ещё один только вопрос. По делу, — торопливо добавил он, глядя, как Светлов начинает угрожающе подниматься из-за стола.

— Слушаю тебя, — выдохнул Александр Евгениевич, опускаясь на место. «Калька личности», снятая второпях с Воина, оказалась очень своевольной и регулярно давала о себе знать. В данном случае момент оказался подходящим, но про себя Светлов принял жёсткое решение не допускать более подобных срывов.

— Воин переслал мне свои умозаключения по поводу Ольхи. И передал часть дел по «Троице». Ты согласен с подобным курсом развития событий?

— Это два вопроса, — усмехнулся Александр. — Вкратце: «Троица» полностью на вас с Воином. Мне требуются только отчёты. Если разработка проекта будет продвигаться в неподобающем направлении, вас известят.

— Хорошо, а Ольха?

— Прости, но по этому поводу я скажу своё слово последним. Точнее, самым последним будет Его Высочество, но прежде я хотел узнать мнение оставшихся глав отделов.

— Ты готов выслушать меня сейчас по этому поводу?

Светлов чуть поморщился, посмотрел на часы, затем нажал кнопку селектора.

— Мэрионн, сдвиньте моё расписание на сорок минут вперёд, будьте добры. Встречу с Пахарем перенесите на завтра.

— Да, Александр Евгениевич, — отозвалась бессменный секретарь Агентства. Специалист по связям с общественностью отключил связь и сплёл пальцы в замок.

— Слушаю тебя.

— Предложенное Воином — практически беспрецедентный случай, — Палач встал и прошёлся по кабинету. — Беспрецедентный по современным меркам Агентства. В нашей беседе уже дважды упоминалось о сроках, которые мы с тобой провели в стенах нашей организации. И я хочу напомнить тебе, что в своё время подобная практика не являлась чем-то сверхъестественным. Особенно, если внешность агента не соответствовала общепринятым нормам.

— Крит, — кивнул Светлов.

— Хотя бы, — согласился Палач. — Быкоглавого отправили туда на второй… третий месяц? И, согласись, он неплохо справлялся.

— «Неплохо» — не то слово, — Александр улыбнулся. — Лучший вербовщик, практически всех времён.

— Так вот, я считаю выкладки Воина абсолютно верными. Более того, готов подписаться под каждым словом. Мальчик может устроить нам массу проблем, а отправлять его в саркофаг считаю нецелесообразным. Жрица против? — без перехода задал вопрос начальник «Тройки».

— Естественно, — Светлов покачал головой. — Не первая её ошибка и, боюсь, не последняя. Но это тема для иной беседы.

— По твоим словам я понимаю, что ты поддерживаешь инициативу?

— Верно, друг мой. И, поскольку я освободил некоторое количество времени, предлагаю сразу обсудить, каким образом мы подадим информацию отделам в Геленджике, и прочие мелочи.

* * *

Совещание с привлечением прочих глав отделов и Птахи, как устроительницы прямого телемоста с начальством геленджикского отделения, не было чересчур продолжительным. Всего через полчаса Александр Евгениевич мог вновь насладиться пустотой и порядком своего кабинета. Тем не менее, незамедлительно перейти к текущим делам, у него вновь не вышло. Что-то мешало.

Несколько долгих десятков секунд Светлов сидел, глядя на письменный прибор, пытаясь понять, что именно не даёт ему приняться за рассмотрение скопившихся документов. Внезапное осознание того, что его руки дрожат и неспособны удержать даже спичку, не говоря о ручке, ударило, как молот. Александр с недоумением воззрился на собственные пальцы и увидел, как они содрогаются против его воли, выписывая кончиками невероятные кривые.

— Не может… — начал он вслух, и дыхание перехватило, будто от пинка в диафрагму. Мир померк. Багрово-зелёная пелена встала перед глазами, такое простое и естественное действие, как дыхание, сделалось чем-то неподъёмным и почти невозможным. Усилием воли Светлов заставил своё тело действовать, нажал кнопку на селекторе и неверными движениями набрал несколько цифр. По памяти, потому что зрение отказало окончательно.

— Слушаю вас, Александр Евгениевич, — раздался голос Жрицы. В сознании второго лица Агентства этот звук распался на составляющие его сине-серебряные иглы и начал немилосердно жалить где-то в районе затылка.

— Будьте добры, Жрица, зайдите ко мне, — произнёс Светлов, стараясь, чтобы слова его звучали естественно. В этот момент ему представилась марионетка, пытающаяся удержать на ниточках саму себя. Образ плыл, пересекаясь с иными видениями, а потому был несколько апокалиптичен.

— Я сейчас работаю над…

Светлов оборвал её, краем сознания понимая, что если в кабинете главы Первого отдела есть кто-то посторонний, разговоров будет на сорок лет вперёд:

— Немедленно, Жрица. Вы мне необходимы.

Повисла короткая пауза, после чего женщина по-военному ответила: «Есть», — и отключила связь.

Александр откинулся на спинку кресла, пытаясь собрать остатки сил в кулак. Под плотно сомкнутыми веками события древности смешивались с собственными мыслями и предположениями. Перед картинами, возникшими в результате этого процесса, спасовал бы даже Босх. Но хуже этого изображения был звук. Точнее, голоса.

— Я ухожу, друг мой. Так было предопределено. Я так устал…

— Это моя семья, брахман! Это мои племянники. Мои силы…

— Ты должен разрешить мне сделать это. Я должен убить его. Так же, как должен был убить её…

— Он мой сын, рыцарь. Я не могу и не должен сражаться против него.

— Это уже известно мне… уже известно… Я знаю всё, что вы можете мне сказать!

— Я более не достойна занимать место главы Четвёртого отдела…

— Я более не достоин занимать место главы Второго отдела…

— Мы ошиблись в них…

Какофония из слов прежних друзей и врагов оказалась лишь увертюрой к стуку в дверь, дьявольским набатом прозвучавшему в новообретённой вселенной.

— Войдите, — проскрежетал хозяин кабинета, уже не заботясь о том, насколько жутко прозвучит его голос. Всё, на что его хватало в данный момент, — удерживать под контролем собственные возможности, чтобы не превратить кабинет в филиал ада или чего похуже.

Спустя несколько набитых крошевом стекла мгновений он почувствовал мягкие ладони на висках, а ещё через несколько секунд понял, что к нему возвращается прежнее зрение. Почти прежнее.

— Я этого опасалась, — произнесла Жрица, раскрашенная в чёрно-белые тона. — Но не предвидела, что это будет настолько страшно. И настолько быстро.

Светлов нашёл в себе силы выпрямиться. Цвета постепенно возвращались, но какими-то бледными и неуверенными. Он поморгал, и картина объективной реальности восстановилась. Звук машин за окном и пение птиц перестали напоминать вопли мучимых грешников, а свет солнца утратил багрово-салатовые оттенки.

— Что именно? — он откашлялся, поняв, что сорвал себе голос.

«Я кричал?..»

— Последствия проклятия Артемиды, — серьёзно ответила Жрица, не выпуская его голову из плена своих ладоней.

— Ты говорила, что следующий приступ будет через полгода.

— Да. Приступ физической деструкции. С ней справится моя сыворотка. То, что происходит в вашей душе, — зависит только от вас.

Александр Евгениевич слабо усмехнулся. Тепло от пальцев Жрицы возвращало ясность мысли, а вместе с этим и определённый скептицизм.

— Оставим в стороне размышления о наличии у меня души. Что это было, Prêtresse[8]?

— То, что Артемида пыталась сделать с Олегом, — медленно ответила женщина, отпуская его голову. — Он не просто должен был стать деревом. Каждую секунду, каждое мгновение своего существования он должен был переживать самые страшные эпизоды своей жизни. И вы сейчас прочувствовали это на себе.

— Как… — голос опять сорвался, Светлов мотнул головой и упрямо продолжил, — как с этим бороться?

Жрица молча отошла от него, открыла маленькую, неприметную дверь. Через несколько секунд из-за неё послышался шум текущей воды. Спустя минуту глава Первого отдела вновь появилась в кабинете, вытирая руки белым льняным полотенцем.

— Я не буду спрашивать, что вы видели и слышали, — медленно начала она. — Александр молчал, следя за ходом её размышлений. Он знал, что в диагностике проблем Жрице нет равных: не зря она до сих пор была главой отдела аналитики, невзирая на все трудности, связанные с этим. — Приступы не прекратятся, — ровным тоном продолжила женщина, не глядя на своего бывшего наставника. — Они наверняка будут реже, чем физиологические, но при этом намного сильнее. Вы и сами уже это почувствовали. Вам нужно то или тот, кто сможет контролировать ваш эмоциональный баланс.

Светлов привычным движением потянул из кармана мягкую замшу для протирания очков, но ощутил лишь лёгкое прикосновение чего-то невесомого. Не веря своим глазам, он посмотрел на пальцы: их кончики были перепачканы в саже. Любимая тряпочка сгорела дотла прямо в нагрудном кармане, не затронув даже подкладки. Где-то за окном резко прозвучал клаксон, и специалист по связям с общественностью едва не вздрогнул.

— Я не знаю Мастера Артефактов среди живущих, кто смог бы сделать вещь, способную на это, — после краткого молчания сказала Жрица. — Но я точно знаю существо, точнее, двоих, кто может быть способен принять на себя ваши эмоции. Вашу память. Но вы будете стоять перед выбором: раскрыть им всё или…

— Или? — интонации Светлова вновь стали прежними. Он всегда восстанавливался очень быстро.

— Или справляться самому, — улыбка на бледных губах главы Первого отдела была вымученной. — Я смогла справиться сейчас, только благодаря старым наработкам. Да будет благословлён Архив и моё желание учиться всему и всегда. Но поверьте, наставник, я вряд ли смогу пройти через подобное ещё раз.

— Вы говорили, что знаете, кто может мне помочь. — Интонация вышла полувопросительной. Точнее, полупросительной.

— Воин, — Жрица помедлила. — И Вит. При этом должна сказать, что…

— Вит предпочтительнее, — оборвал её Александр. — Потому что работает со структурой снов, а сны есть отражённая память и подсознание, что в моём случае гораздо важнее эмоций, не так ли?

— Именно так. Я бы рекомендо…

— Благодарю вас, Жрица, — спокойно произнёс Светлов. — Как за помощь, так и за совет. Я воспользуюсь вашими умозаключениями, как только в этом будет нужда.

— Хорошо… наставник… — выдавила женщина и покинула кабинет, невзирая на жест собеседника, означавший, что он не закончил свою мысль.

Оставшись в одиночестве, Александр Евгениевич прислушался. Галлюциногенных голосов более не наблюдалось, вокруг царила обычная жизнь Агентства. Откуда-то этажом ниже донёсся командный рык Палача, в потолочном перекрытии мягко протопотал домовой. Светлов скрежетнул зубами, сорвал и швырнул на стол многострадальные очки и с силой потёр переносицу.

— Воин в депрессии, — пробормотал он. — Тень не поможет, Палач вообще на это не способен, а Вит… Вит слишком далеко, чтобы я до него дотянулся. И я обидел ученицу. Что я делаю не так? Что?..

Глава пятая

— в которой мудрость Востока встречается с наглостью Запада, раскрываются боевые возможности перспективного аналитика, а посиделки за вазочкой с мороженым превращаются в философский разговор.

Токио. От полутора до одного года до драки в баре «Великое Древо». Игорный дом «Мияги».

Нам искренне пытался сосредоточиться на обстановке.

«Просчитать пути отхода, продумать движения в случае внезапной атаки, мысленно проложить путь на материк…»

Сконцентрироваться получалось только на том, чтобы заставить пальцы перестать дрожать. Разум и чувства в унисон твердили: всё остальное бесполезно. Даже дети и внуки старика Инари, да и он сам, не смогли бы помочь против того количества охраны, что стекалось к неприметному игорному дому на окраине Токио.

Сам того не понимая, квартерон дал начало буре неведомых ему масштабов. Сейчас эта буря поднимала настоящее цунами, и на гребне этой чудовищной волны он должен был подняться к одному ему известной цели.

«Знал бы, чего это потребует, — сбежал бы к жене. Хотя нет. Не смог бы. В конце концов, Вит рискует гораздо сильнее»

Нам чуть поёрзал, устраиваясь поудобнее. От сидения на пятках в непривычной позе начинали затекать ноги. Но о том, чтоб сесть иначе, не могло быть и речи: приглашённые могли войти в любой момент, а встретить их надлежало со всем возможным и невозможным почтением.

— Поклон вперёд из положения сидя, — наставлял его накануне старик Инари. — Руки сложить перед собой так, чтоб локтями коснуться пола. И не выпрямляться, пока не заговорят. Ты в любом случае всё сделаешь неправильно, но хотя бы будешь стараться — это оценят. Ты — гайдзин, чужак для них. Они скорее поверят последнему предателю и мерзавцу из своих бандитов, чем тебе. Но, во-первых, у тебя есть информация, от которой они не смогут отмахнуться, и ты только передаёшь её. А во-вторых…

Про «во-вторых» Нам старался даже особо не думать. Это был отчаянный ход, продиктованный безнадёжностью всей затеи. Очень сомнительный и чрезвычайно рискованный. И квартерон очень не хотел, чтобы ему пришлось его совершить.

Дверь открылась без стука. Те, кто явился в игорный дом «Мияги», не привыкли стучать, заходя в комнату к чужеземцу. Стремительно склоняясь в подобающем поклоне, Нам успел мазнуть взглядом по лицам входящих. Он уже сотни раз видел их на фотографиях, выучил каждую чёрточку этих лиц из опасения с непривычки перепутать так похожих для него уроженцев Островов, пусть даже в их внешности не было ничего общего. Теперь он впервые увидел их «вживую». Наму было чем гордиться. Мало кто мог встретить этих людей на своем жизненном пути. И практически никто не удостаивался чести лицезреть их всех в одном помещении одновременно.

Про себя квартерон называл их «Первый», «Второй» и «Третий», стараясь даже в мыслях лишний раз не трепать имена, наводящие ужас на законопослушных жителей Японии. Главы Ямагути-гуми, Сумиёси-кай и Инагава-кай — самых крупных семей якудза.

Начало встречи прошло во вполне ожидаемой тишине. «Крёстные отцы» Востока устраивались, будто не обращая внимания на согнутого в три погибели гайдзина. Наконец, глубокий мужской голос сухо произнёс по-английски, без малейшего следа акцента:

— Мы слушаем тебя. Говори.

Нам осторожно выпрямился, не смея поднять взгляда выше уровня подбородка сидевшего перед ним. Это был высокий для японца, нестарый ещё мужчина лет сорока пяти, с хищным, волевым лицом.

«Первый».

Слева, в несколько расслабленной позе, расположился старик, годившийся Первому в отцы. Седые волосы его были коротко острижены, взгляд бледно-голубых, редких для уроженцев Островов глаз был заметен даже боковым зрением и, казалось, жёг кожу.

«Второй».

Справа, с идеально прямой спиной, восседал полноватый мужичок с добродушной, располагающей физиономией божка Хоттэя. Из его личного дела Нам знал цену этого мнимого добродушия.

«Третий».

Квартерон чуть вздохнул и ещё раз обозначил поклон перед началом беседы.

— Я благодарю многоуважаемых глав семей за то, что уделили ничтожному толику своего времени, — начал он.

Если собравшиеся и были удивлены тем, что гайдзин заговорил на их родном языке со столичным выговором, то на их лицах это никак не отразилось.

— Наше время дорого, — почти не разжимая губ, бросил Второй. — И мы не желаем тратить его на пустые слова. Говори о деле.

Нам мысленно усмехнулся, удивив самого себя. Нервная дрожь ушла, остался азарт и ощущение безошибочности действий.

«О деле, так о деле. Поиграем в стариков-разбойников».

— Восемь младших семей договорились с Триадами о начале большой войны против вас, — ровным тоном произнёс квартерон, уже не ожидая никакой внешней реакции на свои слова. — Мне известны имена тех, кто договаривался, кто передавал деньги, кто пересылал электронные письма. Я знаю даже имена курьеров. Второй месяц, не понимая этого, на меня работает множество ваших людей. И не только ваших. Вы можете не верить мне, но вот список имён и отрывки их разговоров. И имена, и темы бесед вам знакомы.

Он извлёк из рукава и выложил перед троицей несколько листков. Это был первый из самых острых моментов.

«Если сейчас главы семей пошлют меня подальше…»

Справа заворочался Третий, расслабляя спину и переходя в полу-лежачее положение, едва ли не опираясь теперь на локоть.

— А я говорил вам, — баском сказал он. — Давно говорил. Застоялась кровь, да. Пора погонять её по жилам. Мне интересно, гайдзин. Продолжай.

— Я могу проникнуть в любую компьютерную сеть, — честно сказал Нам. — Могу отследить движение средств, повернуть их вспять. Или перевести туда, куда нужно. Я сделаю так, что их силы ударят туда, где вас не будет, или туда, где их будет ждать неожиданная атака. И в дерзости своей полагаю, что мои таланты пригодятся вам троим.

— Остальную информацию, — требовательно произнёс Второй, протягивая руку ладонью вверх. Нам без лишних слов подал требуемое. Некоторое время главы семей просматривали то, что свалилось на них практически с ясного неба. Нам знал, что помимо прочего в бумагах содержатся части их собственных переписок. Разумеется, не целиком и так, чтобы невозможно было узнать, о чём ведётся речь. Но достаточно, чтоб понимать: странный чужеземец действительно говорит правду. Несколько затянувшуюся паузу вновь прервал Второй.

— Ты сказал, что наши люди работают на тебя. Поясни.

— Я сказал, что они не знают об этом, — Нам вновь поклонился. — Я ничего не краду, в отличие от западных хакеров, благородный господин. Я лишь беру то, что лежит у меня на пути, отряхиваю и кладу в свою дорожную котомку. Ваши специалисты хорошо выполняют свою работу. Не стоит винить их: любой, кто разбирается в технике, скажет, что я ничего не взламывал и не похищал. Я просто умею смотреть глубже, чем прочие, благородный господин.

Второй извлек из рукава мобильный и положил перед собой.

— Смотри.

Это был второй острый момент. Инари и Нам не могли не понимать, что столь дивные способности придется подтверждать на месте. Информация, которую по крупинкам собирали дети и внуки Инари, должна была заинтересовать якудза. Но полезным должен был оказаться именно Нам, а не сотня кицунэ у него в подчинении. И у Нама было, что предъявить.

— С вашего позволения, благородный господин, — произнёс он, осторожно извлекая из кармана в рукаве сложный монокль с пятью смещающимися линзами и надевая его на глаз. — Итак… — минуту спустя продолжил он, — сегодня утром вы отправили четыре сообщения. Первое — своему внуку, с некими поздравлениями, полагаю, в связи с окончанием его учебы. Второе — госпоже Мицури…

— Достаточно, — холодно оборвал Второй, убирая телефон, к которому Нам не прикоснулся и пальцем.

— А если мы сейчас отберём у тебя эту игрушку? — утробно усмехнулся Третий. — И сами ей попользуемся в наших интересах?

Нам снял монокль и обеими руками с поклоном протянул его толстяку.

— Я могу сам отдать её, благородный господин, но, простите мою наглость, вам не будет от неё прока.

Третий в самом деле взял у него с рук устройство, и квартерон похолодел.

«А если сейчас выяснится, что у него есть способности? Я же окажусь бесполезным придатком к железке!»

Опасения не оправдались. Третий с сопением нацепил монокль на глаз, посмотрел на свой телефон, пожал плечами и вернул «игрушку» хозяину.

Нам уже обратил внимание на то, что с начала беседы Первый не проронил ни звука. И догадывался, что настоящий разговор ещё даже не начинался.

Он оказался прав.

— Ты многое предлагаешь, — веско сказал глава Ямагути-гуми, на этот раз по-японски. — С такими возможностями ты мог бы купаться в деньгах на своём Западе или Севере. Чего ты хочешь от нас?

— Не «хочу», благородный господин, — Нам очень постарался, чтобы голос не задрожал, и это у него получилось. — В моих стремлениях нет желаний. Только мой долг.

— Гайдзин, говорящий о долге и презирающий желания, — задумчиво произнес Первый. — Это интересно. Продолжай.

— Я должен выполнить… высшую волю, господин. Это не моя тайна, и я не вправе раскрыть её вам. Но для этого мне нужна ваша помощь, так же, как вам потребуется моя в грядущей войне.

Первый не произнёс ни слова, но квартерон внутренним чутьём понял, что от него ждут продолжения.

— Мне необходимо быть вашим посредником. Не только лично вашим, господин, но всех троих. Я не прошу доступа к вашим секретам, равно как и к вашим деньгам. Мне требуется только место при вас, которое позволит работать с вашими людьми и быть на положении неприкосновенного. В обмен на это я гарантирую свою помощь и поддержку, благородные господа.

Главы якудза переглянулись. Проходи подобная беседа в Европе или Америке, те, кто был бы на их местах, наверняка бы самозабвенно хохотали сейчас, поражённые наглостью. Представители Японии ограничились вежливыми улыбками.

— Ты слишком много просишь, гайдзин, — ответил за всех Первый. — Слишком много и слишком дерзко. Мы оценили твои попытки соответствовать нашим традициям и даже сочувствуем тебе в том, что твой долг, каким бы он ни был, не будет выполнен. Если тебе есть, что ещё сказать, то говори. Иначе эта беседа окончена.

Нам грязно выругался про себя. Не помогло. Тогда он призвал на помощь всю свою выдержку и в буквальном смысле достал из рукава последнее, что там оставалось. Небольшую железную бирку. Пайцзу, как её называли в Китае. На металле красовались полустёртые иероглифы. かげ

Взгляды глав семей скользнули по табличке и остановились.

— Кагэ, — негромко произнёс Первый.

— Пять снайперов, ожидавших вас на выходе, — мертвы, — выпрямляясь и глядя ему прямо в глаза, сказал Нам в полный голос. — Вы можете это проверить, не выходя отсюда. Шестого и седьмого я оставил в живых, чтоб ваши люди могли убедиться: не я их нанял. Но точки, где они сидят, могу указать. Госпожа покарает меня за это, но теперь вы понимаете, какой долг я исполняю и перед кем? Полагаю, всем здесь известно значение этих символов.

— Гайдзин… — начал второй, но квартерон с удовольствием оборвал его.

— Если среди уроженцев ваших земель не нашлось ни одного верного долгу до конца, то Госпоже остались те возможности, до которых она смогла дотянуться. Благородные господа… — он сделал паузу и поклонился, как в первый раз, признавая старшинство тех, кто сидел перед ним. — Я прошу. Умоляю вас о помощи. Потому что потом, да простят мне мою дерзость, станет поздно. И просить придётся вам, но в этом случае моё мнение уже не будет учитываться.

Смесь почтительности и наглости возымела действие. Третий вполголоса позвал кого-то, и в дверях возник коленопреклонённый боец.

— Где? — коротко спросил толстяк. В голосе его не осталось ни грана благодушия. Нам так же коротко назвал координаты снайперов, и следующие четверть часа прошли в полном молчании. Главы якудза переваривали сообщение. Нам невероятным усилием воли удерживался от того, чтобы не начать кусать ногти. Наконец, дверь открылась на ладонь, тихий голос произнёс несколько слов, и створка задвинулась обратно. Раздались удаляющиеся шаги. Первый перевёл задумчивый взгляд на квартерона.

— Где ты сейчас живёшь? — неожиданно спросил он.

— Гостиница «Ямато», — с некоторой заминкой ответил Нам. — Номер двести три. Пятый этаж.

— Недалеко отсюда, на окраине, есть деловой комплекс, — голос Первого был таким же ровным и глубоким, как и в начале встречи. — Офисы, жилые помещения, тренировочный зал, зона отдыха. Мои помощники дадут тебе адрес, — он помедлил. — Какое ты хочешь название?

— «Сейрю», — не задумываясь, отозвался Нам. — Корпорация «Сейрю».

— Твоё имя?

— Белый Лис, благородный господин. Я не имею права назвать иного имени, прошу простить меня.

— Хорошо. Прощаю. Свои обязанности получишь с голубем, — Первый позволил себе смешок. — Я больше не доверяю электронной почте. У тебя больше нет… просьб, посланник Храма?

— Нет, благородные господа.

— Не пытайся больше найти нас или устроить встречу, — проскрежетал Второй.

— И не стоит злоупотреблять нашей добротой, — вставил Третий, глядя на пайцзу. — Храм не Храм, а зарвёшься — там же тебя и прикопают.

— Разумеется, благородные господа.

Нам в последний раз отвесил земной поклон, вслушиваясь в мягкие шаги глав якудза. Выпрямился, глубоко вдохнул и выдохнул. И остался сидеть, наслаждаясь внутренним покоем. Спустя двадцать минут дверь вновь отъехала, на сей раз — на две ладони.

— Говори, — не поворачивая головы, бросил квартерон, осознавая, что ведёт себя как-то неправильно… по его меркам. Впрочем, за дверью не собирались возмущаться.

— Они отбыли, господин Нам, — голос был юным и женским, но интонации господина Инари гайдзин узнал бы даже в блеянье овцы. — Господин быстро учится общаться с теми, кто ему обязан, — добавил голос после небольшой паузы. Нам поискал в нём издёвку, не нашёл и вздохнул. Что-то после этого разговора и его итогов изменилось в нём. Кажется, навсегда.

— Снайперы точно ничего не знают, Инари-сан?

— Их нанимал мой сын через третьи руки, предварительно сменив внешность. След не приведёт к вам, он выведет на Триады. Следует ли ожидать большой войны?

— Малой, — отрезал квартерон. — И, скорее всего, тихой. Но пусть твои дети и внуки поберегутся. Семья Инагава-кай хочет разогнать кровь. Бои будут.

— Что-нибудь ещё?

— Да. Скоро мне принесут адрес. Сделайте так, чтоб это место стало неприступной крепостью, комфортным жилищем и тренировочной площадкой одновременно. И пусть наши техники начинают вторую фазу моих технических разработок. Ирландское золото подходит к концу, а я не желаю сидеть у вас на шее в финансовом плане, Инари-сан. Сейчас у нас развязаны руки — этим нужно пользоваться. И ещё: мне нужно, чтобы токийский филиал Агентства ослеп вовремя. Вовремя, Инари-сан, — не раньше и не позже.

— Всё будет исполнено так, как вам требуется, Кицунэ Сирои-сан. — отозвался хозяин Острова Кицунэ, и одноглазый мужчина тридцати четырёх лет от роду, мальчишка по сравнению с этим созданием, вновь не услышал в этой фразе иронии. Только понимание и сочувствие.

— Надеюсь, та, у которой вы достали пайцзу, не покарает меня за подобное своеволие, — вздохнул квартерон, убирая упомянутую табличку в рукав.

— Она ещё не воплотилась здесь, Кицунэ Сирои-сан. — судя по голосу, Инари улыбался. — Кроме того, этот небольшой обман, во-первых, совершён ей во благо, а во-вторых… это вполне в её стиле. Вам ещё предстоит убедиться в этом. Я могу идти, Кицунэ Сирои-сан?

— Иди, — автоматически махнул рукой тот, кого Инари раньше называл «Нам».

Дверь закрылась. Белый Лис посидел ещё немного и звонко щёлкнул пальцами, призывая слугу, занявшего своё место у двери вскоре после ухода Инари. Новоявленному члену якудза хотелось выпить. Немедленно.

* * *

Санкт-Петербург. От полутора до одного года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир».

«Как сделать бойца экстра-класса из аналитика, не имеющего себе равных? — в сотый раз спрашивал сам у себя Воин и в сотый раз отвечал: — Только через личный пример и анализ действий. Иначе — хрен».

Тренировки начинались со слов демона:

— Смотри и запоминай.

А после этого Риве приходилось напрягать все свои возможности, чтобы успевать «смотреть и запоминать».

— Физические данные будем нарабатывать в процессе, — объяснил ей Воин в самом начале. — В самую первую очередь, тебе необходимо понимать, какие именно данные надо развивать. И для чего. Я не буду гонять тебя по полосе препятствий и стоять над душой возле тренажёров: с этим ты прекрасно справишься сама. Ты хочешь научиться убивать вампиров. Извини, отдельно по Детям Каина не работаю. Придётся усваивать, как убивать всех, кого только можно. Но на вампирах — да, остановимся отдельно. К тренировочным поединкам мы перейдём не раньше, чем через полгода. С тобой нельзя, как с остальными: им мы сперва даём возможности, а потом учим, как их применять против кого-либо. Но у тебя в голове суперкомпьютер. В отличие от других, ты сможешь сперва запомнить, как действует враг, и, исходя из этого, понять, как и что с этим врагом делать. И что надо делать с собой, чтоб ты была способна на это. А потому… смотри и запоминай.

Глава Второго отдела сменил стиль речи и одежды, но не перестал от этого быть одним из самых совершенных бойцов этого мира. Из знакомых Риве личностей его превосходил только Палач, сам когда-то бывший наставником демона. Но девушка пришла за обучением именно к Воину. Потому что Палач казнил и убивал и учил казнить и убивать. Воин учил сражаться.

— Смотри и запоминай.

Глоток эликсира скорости, заботливо сваренного Жрицей. Он не позволял двигаться быстрее, но давал возможность успевать глазами за наставником. И снова анализировать, просчитывать нечеловечески быстрые движения мечущегося по тренировочной площадке демона.

— Смотри и запоминай…

До боли в глазах, до рези в дёснах от стиснутых зубов. «Так двигается оборотень. Атака. Угол двенадцать и три десятых. Защита. Пробивается снизу, подкатом и ударом на пятнадцать градусов. Снова атака. Скорость…»

— Смотри и запоминай!

Долгие, невыносимо тяжёлые часы на тренажёрах и в станках. Растяжка, мышечный каркас, связки. Полоса препятствий, сперва простая, затем средней, потом повышенной сложности и вслед за этим — уровень выживания. Снова эликсиры, на сей раз укрепляющие мышцы и замедляющие при этом их рост.

— Мы же не хотим, чтоб ты превратилась в тумбочку, ученица? Маленький — не значит «слабый».

Сочувствующий взгляд Жрицы.

— Девочка, ты должна работать в моём отделе. Я подам прошение Его Высочеству — этот нелюдь тебя загонит.

Отрицательный жест.

— Смотри и запоминай.

В непроницаемом взгляде Светлова проскальзывает нечто, похожее на сочувствие.

— Мадмуазель, позвольте напомнить вам, что ваши дарования суть достояние всего Агентства. Не хотелось бы, чтоб вы надорвались, будучи одержимы жаждой мести. Вам требуется психологическая помощь? Возможно, я сам мог бы побеседовать с вами.

Александру Евгениевичу не потребовалось даже жеста — простого взгляда оказалось достаточно, чтобы специалист по связям с общественностью удалился, бормоча под нос нечто не совсем цензурное о методах ведения тренировок и юношеском максимализме. Плевать.

Палач, против ожидания, не пытался заводить душеспасительные беседы. Просто заходил время от времени на тренировки, вставал напротив Воина с боевым оружием, и тогда наставнику девушки приходилось попотеть, чтобы выдерживать прежний темп. А ей, в свою очередь, было проще смотреть. И запоминать.

Полгода. Полгода слёз в подушку от невыносимой мышечной боли и накатывающего ощущения напрасности и бессмысленности жестокого процесса. Полгода мучений и ощущения разгорающегося где-то внутри пламени. За это время Жрица дважды вызывала Воина на разговор к себе в кабинет, оба раза после тяжелейшего отравления Ривы эликсирами и декоктами. Дважды глава Второго отдела выходил от коллеги с каменным лицом, а начальницу аналитиков никто не видел до самого утра следующего дня.

Одним ясным утром чувство жара, зреющего глубоко в груди, стало окончательно нестерпимым. Рива поняла, что если сегодня наставник произнесёт давно начавшую звучать во снах фразу, она его ударит. Не как боец, а как отчаявшаяся девочка: наотмашь, по спокойной физиономии. Но когда она явилась в зал, Воин произнёс:

— Вот теперь можно начинать настоящие тренировки.

И бросил ей рукоятью вперёд простой деревянный меч. Привычно настроенная на анализ Рива рассчитала угол падения и с удивившей саму себя скоростью подхватила оружие в воздухе. Демон удовлетворённо кивнул.

— Хорошо. Поскольку с огнестрельным у тебя всяко будет получаться лучше — расстояние до цели и прочее ты просчитаешь теперь в доли секунды, — то начнем мы с холодного. Готова? — дождался утверждающего жеста, и бросил:

— Начали. Защита.

* * *

Санкт-Петербург. Примерно за год до драки в баре «Великое Древо». Центр города.

А тем временем в город пришла осень. Воды Невы отражали свинец небес, ветер лениво гонял пожелтевшие листья по опустевшим мостам и каналам. На Крестовском закрылись аттракционы, продавцы сахарной ваты поставили фургончики в стойла до мая месяца, дождь кропил своими слезами асфальт, бетон и гранит почти каждый день.

Две женщины гуляли по городу, и для одной эти перемены были стандартным сезонным явлением, а для второй — полным изменением мира видимого и невидимого. Свободное время Нуарейн было целиком и полностью занято: куратор не давала ей до конца погрузиться в бесстрастную пучину отчётов и графиков. И влекла за собой, как шаловливый ветер середины осени несёт за собой гордые и непреклонные снежные тучи, обещая миру вьюгу. Где-нибудь к декабрю.

— Слушай, как поёт ветер, — говорила Тень, подставляя ладони лучам блёклого октябрьского солнца.

Нуарейн послушно напрягала слух — но слышала только шум машин и бормотание пешеходов и шорох их шагов.

— Ощути, как пахнет небо, — приглашала Тень, обнимаясь с ближайшим фонарным столбом и мечтательно запрокидывая голову.

Нуарейн покорно втягивала носом воздух, но чуяла лишь запах бензина, мокрой пыли и свежей выпечки из ближайшей кондитерской.

— Смотри, как зевает и потягивается город, — смеялась Тень, вскакивая на лапу златокрылому грифону.

Нуарейн вздыхала, смотрела, но не видела ничего, кроме ярких пятен витрин и зонтов в окружающей серости. О чём бесстрастно сообщала своей спутнице, не желая нарушать чистоту эксперимента. Тень закатывала глаза, хватала свою протеже за руку и, не обращая внимания на еле заметную морщинку недовольства меж бровей, вновь тащила куда-то в круговерть звуков, запахов, образов и вкусов.

Рассудочная и эмоциональная, они нарушали все писаные и неписаные правила Агентства, перемещаясь по городу путями, доступными только Тени, рискуя при этом быть замеченными обычными людьми. Переулки и проходные дворы, арки и парадные, они же подъезды, становились для Нуарейн привычными «порталами», за каждым из которых ждала новая улица, новый район, новое кафе, новый кабак, новый парк, новые лица…

Миг — и серая струйка теневой магии отводит глаза случайным прохожим: нет-нет, вы нас не видите, и никогда не вспомните почудившийся вам в конце переулка шлейф пурпурного платья. Миг — и две благовоспитанные, совершенно обычно и по погоде одетые дамы чинно идут под ручку, одаряя окружающих благостными взглядами (смотри, видела, как этот на скейте чуть не навернулся? это называется «взгляд гейши»…). Миг — и Тень, хихикая, кормит уток, спрятавшись под Вторым Садовым мостом, а Нуарейн машинально считает пёстрые головы и пернатые хвосты, даже не пытаясь представлять, куда дальше понесёт её спутницу.

— А теперь — мороженое! — Тень в который раз хватает её за руку, и Нуарейн сдержанно вздыхает. Мороженое. В октябре. Что ж, этого следовало ожидать.

Необходимость можно воспринимать по-разному. Пессимист посчитает её неизбежностью. Оптимист — приятным приложением к повседневности. Реалист примет как данность и не станет забивать себе мозг лишней ерундой. Тот же, кто в силу причин или особенностей характера не относится к перечисленным группам, будет выкручиваться как-то иначе.

Учитывая отношения Тени и Нуарейн, последней оставалось лишь мысленно отрешиться от неприятных аспектов общения со своим куратором и сделать из вышеупомянутой необходимости своеобразный ритуал. Тем более что места, в которые выбиралась Тень со своей подчинённой, были интересны со всех точек зрения: от гурманской до психологической. А беседы, которыми были приправлены эти «выходы в свет», помогали стажёру лучше понять ту паутину человеческих отношений, в которую она по незнанию вляпалась.

Другое дело, что каждый раз женщине приходилось заново искать подход к своему куратору, нащупывая тонкие ниточки беседы, которая могла бы «ну хоть как-то» занять Тень и отвлечь её от составления дальнейших планов, при этом давая необходимую информацию самой Нуарейн. Эта, казалось бы, нехитрая игра затягивала.

Но в тот момент, за вазочкой клубничного мороженого в малоизвестном кафе, стажёр Первого отдела уже отчётливо понимала, каким именно образом можно удержать свою собеседницу от ликвидации скуки дальнейшей прогулкой. Восторги Тени по поводу сортов мороженого со вкусами свеклы, шпината и индейки способствовали замыслам Нуарейн. Процесс пробования всего подряд грозил растянуться надолго, что в свою очередь обещало занимательную беседу. Тем утром стажёр Первого отдела вычитала в общей виртуальной сети изначальное значение слова «позабавить[9]» у древних северных народов этой Грани и внутренне решила определять свои беседы с Тенью именно этим словом. «Забавно».

— Я давно хотела спросить вашего мнения относительно Первого отдела, — решилась, наконец, Нуарейн. С её стороны это не было ни ложью, ни выдумкой: ей на самом деле было любопытно, как выглядит отдел аналитики чужими глазами.

— Сухари плесневелые, — презрительно фыркнула Тень и тут же вздохнула: — Но незаменимые. Даже я — уж на что люблю импровизировать, но и мне Алехандро всегда скармливает хотя бы первичные данные, полученные им от Жрицы. Жрица, правда… — Тень снова вздохнула, но тут же оживилась, призывая проходившую мимо официантку: — И ещё шарик со вкусом бородинского хлеба, пожалуйста! Так вот. Жрица… У меня такое ощущение, что после Вальпургиевой ночи она так и не оправилась. Продолбать такое… А ведь начинала хорошо.

— У меня возникло два вопроса… — Стажёр, как учила её визави, покатала на языке кусочек ледяного лакомства и проглотила, пытаясь ощутить обещанное «неземное блаженство». С блаженством получалось туго, точнее — вообще никак, но вкус был насыщенный, а главное — лишённый искусственных ароматизаторов. Только сливки, сахар и клубника. Естественность вызывала ощущение… правильности. И это было отчасти приятно. — Итак. Первый: зачем мороженое со вкусом хлеба, если можно просто купить хлеб? Я пробовала, это вкусно. И второе: Жрица допустила ошибку? Если фатальную, то каковы последствия и почему она до сих пор глава отдела? Если не фатальную, то как и почему? События Вальпургиевой ночи известны мне только по общим отчётам, и об участии в них моей начальницы не упоминается. — Нуарейн помолчала секунду и уточнила: — Если, разумеется, это не будет противоречить правилам Агентства.

— Я и правила Агентства — местами вещи несовместимые, и за лето ты уже прекрасно это усвоила, — хмыкнула Тень, облизывая испачканные пальцы. — Первое: мороженое со вкусом хлеба — это прикольно! Просто хлеб ты можешь купить в каждой булочной, а вот мороженое… Это необычно и оригинально, а меня радуют такие вещи. А второе…

Тень почесала нос и рассеянно уставилась на огромное, во всю стену, панно на футуристически-космическую тему, выполненное в узнаваемом многими советском стиле годов этак семидесятых. В одном из его уголков чёрный, хищно растопыренный звездолёт явно инопланетного происхождения выходил на чёткую траекторию лазерного луча от одного маленького, но гордого кораблика.

— «Норма-андия»… Жнецу — кранты… — мечтательно вздохнула Тень и тут же встрепенулась: — Ах да. Вальпургиева ночь. Всё просто. Жрица не учла госпожу Медичи. Действовала по схеме, по голому математическому расчёту — ну, прямо как ты, — а вот влияние матери на сына не включила в уравнение. Не поняла, что та может надавить королю на мозг, чтобы выбить разрешение на фигурное вырезание гугенотов лобзиком и шпагами. Это мне потом Палач объяснял, он ведь, в отличие от нашей разлюбезной блондинки и меня, всё-таки изначально был человеком. О-о, спасибо!

Тень обеими руками вцепилась в принесённую вазочку, и следующие полминуты Нуарейн терпеливо пережидала причмокивания, закатывания глаз и довольные похрюкивания своего куратора.

— Так вот! — Перемазанная ложечка уставилась точно в нос стажёрке. — Ей дали испытательный срок. Учитывая, как блестяще она себя проявила на своём первом серьёзном задании… Про папессу Иоанну знаешь? А ты почитай! Его Высочество принял её апелляцию на тему того, что человеческие родственные отношения следовало и следует далее включать в исходные данные для широкомасштабного… тьфу, заговариваюсь! — Тень сердито сдула с носа чёрную прядь и быстро закруглилась: — Короче, она вербанула Шико. Сделав его чистым агентом на месте, оставив человеком и не дав полной информации об Агентстве — тогда ещё Ордене. Красиво и быстро, пользуясь теми же человеческими отношениями. У него, понимаешь ли, сын был магом. Ну и вот.

Нуарейн потребовалось почти две минуты для переваривания всего вышесказанного. Недомолвки, оброненные в курилке случайные фразы, слова Александра Евгениевича и её собственные выводы из всего вышеперечисленного и личных размышлений облекались плотью уверенности и выводов. Тень с интересом наблюдала за этим процессом, вспоминая «пенобетон» из недавно прочитанного фантастического романа. На её глазах базовая конструкция догадок и недосказанностей становилась твёрдым фундаментом мысли.

— И снова два вопроса, — медленно произнесла Нуарейн. — Вернее, три, — уточнила она, задумчиво глядя на ложечку мороженого. — Первый и главный: мои выкладки верны, и Жрица изначально — не человек? Второй: насколько критичен учёт… упомянутых вами «человеческих отношений» в данный момент, в закрытом коллективе? Я понимаю их важность и необходимость, но критичность, учитывая историю Жрицы, как мне представляется, осознаю не целиком. И третье, — стажёр отправила в рот ещё одну ложечку лакомства и слегка вздёрнула правую бровь, — мне кажется, или к этому стоит добавить каплю алкоголя? Не отдельно и в бокале, а в само блюдо? По-моему, вкус от этого может… обогатиться.

— Вы посмотрите, наша малышка уже учится ходить! — умилённо всплеснула руками Тень. — Проявляет вкусовые инициативы, ну надо же… Ром, ром и ещё раз ром! Кста-ати…

Пока Нуарейн стоически не реагировала на ёрничание, черноволосая егоза поймала официантку, заказала мороженое со вкусом красного вина и как бы мельком бросила своей собеседнице:

— Твоя начальница — полукровка. Фэйри. Вот какого Двора… Используй серые клеточки и делай логические выводы! А человеческие отношения — чьёрд побьери, я никогда не была человеком, но за время жизни в этом мире поняла, насколько они «критичны».

Тень свела брови на переносице и уставилась на кончик собственного носа. Привычно прыгать с места на место, когда вокруг «цивильные», даже она считала моветоном, но играться с собственной мимикой ей никто не мешал.

— Люди совершают совершенно идиотские — и совершенно героические поступки, исходя из тех самых отношений. Жена терпит рядом мужа-алкоголика, который её бьёт и спускает все деньги на ветер. По всем законам логики и здравого смысла она должна от него уйти — но терпит, потому что любит. Блестящий работник, каким бы классным и знающим своё дело он ни был, не получит должного принятия со стороны коллектива, если в этот самый коллектив не вольётся. Шутка там, комплимент здесь, вопрос о здоровье или упоминание о хобби тут… И вот к тебе уже относятся с большей теплотой. А значит — больше доверяют. Следовательно — с большей охотой делятся информацией. Что-то подскажут, о чём-то предупредят. Ты станешь своей, женщина. А быть своей…

Тень неожиданно серьёзно сжала губы и завозила ложечкой по дну в момент опустевшей вазочки.

— Быть своей, найти своё место, возвращаться туда, где тебя ждут…

Нуарейн помолчала. Дождалась новой порции, попробовала, благосклонно кивнула официантке, спинным мозгом чуявшей перспективу богатых чаевых, и подняла взгляд на такую несерьёзную и такую мудрую собеседницу.

— Я не стану для них своей, — произнесла стажёр и чуть поправила сияющую бледным золотом прядь волос на виске. Непослушная копна дымчато-тёмных кудрей чуть качнулась в согласии. — Но я могу сделать вид. Жрица притворяется человеком. Александр Евгениевич прикрывается аккуратностью и «стилем». Все играют в кого-то. Вы — не играете, но вы и не сотрудница. Мне стоит притвориться… — она чуть наморщила брови, — обычной? Я должна что-то любить, что-то не любить и демонстрировать это. Тогда меня примут как свою. Прочие основные правила общения в вашем «коллективе» я знаю. Не подсиживать старшего, не подставлять, не предавать… Неужели система так проста?

Тень звучно хлопнула ладонью по лбу, потом той же ладонью подпёрла щеку и страдальчески воззрилась на собеседницу. «Как же ты меня местами бесишь, вобла… Нет, не вобла. Просто очень несчастный человек. В психолога мне с ней не поиграть, это не Палач, которого я чёрт-те сколько сотен лет знаю, но…»

— Не «обычной», — решилась она. — Тебе такой нельзя, это ведь ты. Я тоже необычная. Однако хоть меня и не было в Агентстве последние пятьдесят лет и здесь уже успело местами смениться одно поколение — меня принимают. Потому что я… живая, наверное. Эмоциональная. Меня интересуют эти люди и нелюди. Не просто как ходячий набор вероятностных реакций и поступков. Это не система, Нуарейн. Они чувствуют, что не безразличны мне. Человек — такое эгоистичное животное, что ему обязательно чувствовать себя нужным кому-то. И самое главное… я делаю это не мозгом, не потому, что так мне выгодно, а потому что… мне так нравится, наверное, а? — Тень смешалась, запуталась и сердито фыркнула, усаживаясь с ногами на стуле. — Короче, всё не так просто. Но ты этого пока не поймёшь. Рано ещё. Да.

Против обыкновения, стажёр не стала морщиться и обвинять свою собеседницу в излишней эмоциональности и предвзятости, а просто кивнула.

— Не обычной. Да. Обычной я не смогу быть при всём желании, наличествуй оно. Не-обычной. Необычной. — Нуарейн катала слово на языке, как мороженое, вслушиваясь в ускользающий и притягательный смысл. — Но… нужным элементом. В определённом смысле «привычной». «Она равнодушная, но умеет слушать». «Она стерва, но любит мороженое»… с клубникой, — дополнила женщина, отправляя очередную ложечку в рот. Даже сильно постаравшись, Тень не нашла бы в этой фразе ни намёка на издёвку или иронию. — «Она протеже самого Светлова, но не сдаст Жрице мой мелкий грешок». Так? Это знакомо. Я видела подобное со стороны, но никогда не жила этим сама, вот в чём изначальная проблема. С точки зрения эмоций — с ва… — она запнулась, а затем твёрдо выговорила, — с твоей точки зрения, это голый холодный расчёт. Но это лучше, чем холодный голый расчёт только с личностной целью. Сейчас я действую не только ради себя. Светлов, ты и многие другие возложили на меня свои надежды. И я должна учиться. Александр сказал странную фразу, которую я понимаю только сейчас, работая с людьми: «Не старайтесь. Учитесь и делайте». И это… — она взглядом указала на вазочку с мороженым, — тоже часть учения и действия. Я не стараюсь. Просто иногда не знаю, как именно и что нужно делать. Теперь мне понятнее. Спасибо.

Это была первая искренняя благодарность, высказанная Нуарейн.

Тень недоверчиво покосилась на неё и ухмыльнулась, ковыряя остатки мороженого ложечкой и выказывая нарочитое смущение. Или… скрывая его, но настоящее?

— Мать честная, свята крепка, свята бессмертна… Ах, светлейшая и высокорождённая, мне кажется, или вы только что выпили со мной на брудершафт?

Она щёлкнула пальцами и лихим жестом вкинула пачку зелёных купюр в кармашек фартука подбежавшей официантки. А потом хлопнула ладонями по столешнице, опёрлась на вытянутые руки, перегибаясь через столик — ножки стула с противным скрежетом проехались по плитке, — и радостно заулыбалась.

— А теперь — я знаю, куда мы пойдём!

Нуарейн привычно сжала губы, предчувствуя очередной ералаш вроде детской комнаты с шариками, но Тень лукаво улыбнулась и склонила голову набок, накручивая на палец длинную прядь.

— Мне кажется, или мы до сих пор не совершали набег на ювелирные бутики? По-моему, пора исправить это досадное упущение.

Глава шестая

— в которой проводится несколько исследований с неожиданными результатами, а также происходит разговор о безумии, смерти и любви.

Санкт-Петербург. Примерно за год до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Тридцать седьмой уровень. Архивы.

По всем писаным и неписаным законам здесь должна была наличествовать пыль. Много пыли. Хотя бы потому, что картонные папки, книги, манускрипты и свитки пергамента от века собирают оную на себя в жутком количестве.

Тем не менее пыли не было, и Птаха могла даже понять, почему: сложнейшая структура заклятий, защищавшая архивные помещения Агентства, использовала пыль как частичный источник питания. Систему эту ставили, совершенствовали и поддерживали поколениями, она не замыкалась ни на одного из её авторов и была практически полностью автономна. Птахе пришлось разобраться во всём этом: так или иначе, она отвечала за циркуляцию информации в стенах Агентства, а посему — и за её безопасность. Лихим вывертом бюрократической логики из вышесказанного следовало, что и сами Архивы находятся в сфере ведения старшего системного оператора.

— Ведения, а не управления, Птаха, — с лёгкой улыбкой на устах произнёс Александр Евгениевич, когда на четвёртый год службы та явилась к нему поинтересоваться, почему удовлетворяются далеко не все её запросы. — Сие означает, что некоторая информация засекречена, в том числе и для тебя. Впрочем, после того оригинального танца шпаги и пистолета, что мы устроили на Исаакиевской площади, я, пожалуй, готов предоставить тебе некоторые права, выходящие за обычные рамки.

— Доверяешь? — с усмешкой спросила Птаха.

— Доверяю, — спокойно кивнул Светлов. — Теперь доверяю.

И только тогда женщина поняла, что три прошедших года были для неё не более чем испытательным сроком. Разглядев в глубине её глаз это осознание, специалист по связям с общественностью кивнул и выписал новый пропуск уровня старшего оперативника Третьего отдела по особым операциям.

В своё время старшему системному оператору не пришлось задавать вопрос, почему Архивы хранятся в столь неприглядном и старомодном виде при наличии самой современной компьютерной базы. Ответ лежал на поверхности, и она осознала его, стоило ей заглянуть в первую из интересовавших её папок.

«В этом мире полно доморощенных хакеров. Никто не застрахован от того, что среди них найдётся некто, обладающий силой. Один взлом подобного хранилища, и на просторы всемирной сети хлынет такая информация, что миру станет жарко. Нет уж, пр а во наше начальство: на бумажках да под заклятьями оно будет вернее».

Под обложками из плотного картона, на желтоватых листках, лежала истинная история и структура Агентства. Разумеется, документы о временах основания этой организации требовали для просмотра не пропуска, а особой должности, но Птахе хватало и того, до чего она могла добраться. Только бумага и картон, только переписанные и перепечатанные на машинках и принтерах хроники: раздел с инкунабулами и свитками выделанной кожи пока что оставался недоступен для любознательной сотрудницы. Краткие досье на нынешних и некоторых прежних начальников отделов входили в список доступных документов, и сисопу потребовалась недюжинная сила духа, чтобы не вцепиться в них сразу же.

«Я должна понять, в чём же на самом деле работаю», — твёрдо сказала она себе и уселась за «Исторические документы». Факты и неподтвержденные данные многосотлетней давности оживали перед её глазами, складываясь из рукописных и отпечатанных строчек.

День за днём Птаха поднималась на тридцать седьмой этаж, проходила по длинному, запутанному пути и входила в помещение без окон, в стенах которого пульсировали охранные чары. Предъявление пропуска, рутинные фразы о погоде и здоровье, адресованные Архивариусу, не старому ещё мужчине с глубоко посаженными чёрными глазами и щедро побитой сединой буйной шевелюрой. Номер папки, неяркая лампа и подчёркнуто сухой текст.

— Будь проклят тот, кто придумал канцелярит, — вполголоса ругалась Птаха, осторожно переворачивая ломкие страницы. — Надо же таким ужасным языком писать о столь интересных вещах.

За своей конторкой согласно вздыхал Архивариус.

Спокойствие продолжалось до того дня, когда Птаха добралась до событий стапятидесятилетней давности. Во всех папках из списков руководителей отделов было вымарано одно и то же имя, и системный оператор со всевозможным тщанием исследовала текст и данные, стремясь понять, кто же начальствует над Четвёртым отделом, «сиречь, отделом внутренней безопасности и контроля». Привычка Агентства не раскрывать некоторую информацию, а предоставлять сотрудникам самостоятельно выискивать оную, одновременно бесила и вызывала жгучий интерес исследователя.

— Собрание номер двадцать пять семьдесят девять, — по старой привычке Птаха бормотала себе под нос одними губами, — число… председатель… понятно, кто. Так.

Очередной открытый лист был зачернён почти полностью, лишь некоторые строчки оставались читаемыми. Женщина хмыкнула.

— Интересно. Повестка… вымарано. Протокол заседания…

Она воровато оглянулась на конторку и провела чувствительными кончиками пальцев по заштрихованным строкам. Разобрать подобным образом что-либо было практически невозможно, но некоторые буквы поддавались определению, а составить их в слова было не сложнее, чем решить ребус.

«у…ни…жен… всл…ие не…ча…ого …ая. Уничтожен вследствие несчастного случая? Почти на сто процентов. Что же там случилось? Едем дальше. Состав заседающих. Светлов там присутствовал, это и так ясно. Начальник Первого отдела — Жрица. Начальник Второго отдела — …р. Три буквы. Это у нас „сэр“, разумеется, дальше можно не вчитываться, его имя я знаю, хоть оно мне и удивительно. Странно, что он не Рыцарем тут записан, это же был его позывной. Начальник Третьего опять же ясен — он давно не менялся. Вот оно. Четвёртый отдел. М… чёрт, дальше совсем не разобрать. Ладно, авось ещё будет подсказка. Хорошо, что на машинке печатали, а то рукопись так вычитывать никаких пальцев и воображения не хватит. Итак, место. Первая цифра „семь“. Потом „один“, дальше неразборчиво, но…»

Птаха остановилась и перевела дух. Мысли принялись устраивать бег с препятствиями по пересечённой местности: кабинеты с семисотого по семьсот пятидесятый включительно находились на тринадцатом этаже. Том самом, на котором никогда не останавливался лифт. А стены на лестничной площадке поражали защитными плетениями запредельной сложности и силы. Отсутствие дверей при такой защите воспринималось как нечто само собой разумеющееся. «Секретный уровень», так его называли между собой сотрудники всех рангов, и по первому времени Птаха хихикала над нелепым суеверием, каковое не ожидала встретить в Агентстве. Потом увидела своими глазами лестничную площадку.

«А теперь ясно, что его стоит называть не „секретный“, а „запертый“. С ума сойти. Протокол утрачен, этаж запечатан, значит, в стенах Агентства произошло нечто совершенно из ряда вон. Ладно, двигаемся дальше. Ц…й оф… Чет… Ёлки-палки, центральный офис „Четвёрки“! Но ведь это же личные дела сотрудников. Внутренняя безопасность и контроль. Вопрос: хочу ли я в это лезть? Конечно, хочу. Если что, потом подписку дам Светлову — не первую и не последнюю, боюсь. Так, здесь совсем не разобрать, даже не стоит и пытаться, чёрт с ним, перейдём к завершению. В рез… …… с…б…й, гл…а Чет… от…а с…ожи…а … …я по…н…я. Ис…ня…м об…н…и …ы Ч…о …а н…чен… Имя совершенно не дешифруется. Ладно, ещё одна строчка».

Птаха пробежала пальцами по самому низу листка и замерла. Она понимала, что за раскрывшимся ей кусочком информации скрывается какая-то неприятная тайна. Не зря Четвёртый отдел ныне почти нигде не упоминался, а личность его главы оставалась сокрытой от досужих умов. Заретушированные строчки можно было расшифровать только одним единственным способом.

«В результате (каких-то) событий глава Четвёртого отдела сложила с себя полномочия. Исполняющим обязанности главы Четвёртого отдела назначен (непонятно кто). Скорее всего, сам Его Высочество. Или всё-таки кто-то другой?»

Птаха помотала головой, осознавая, что прочла, и ещё раз робко прикоснулась к последней строке.

«Прежняя глава Четвёртого отдела по личной просьбе назначена бессменным секретарём Агентства».

— Охренеть, — прошептала системный оператор и покрутила головой.

«Чёртовы параноики и конспираторы. Чёртова секретность! Мэрионн. Старушка Мэрионн, которая до меня ещё и связью занималась. И… разумеется, и информацией. Кому же ещё. Но почему? Что, чёрт возьми, произошло на этом проклятом тринадцатом этаже, что глава отдела, боги знает сколько сидевшая на такой должности, заняла место за стойкой у входа? „По личной просьбе“. Все эти годы она занимается хрен пойми чем, а в это время… стоп. Не будем гнать коней, впереди у нас ещё документов на сто пятьдесят лет. Возможно, найдём, кого назначили на эту должность».

— Не найдёте, Птаха. Не старайтесь, — раздался у неё за спиной спокойный голос. Системный оператор вздрогнула, как от удара, и оглянулась. У неё за спиной, покачиваясь с пятки на носок, стоял мужчина в чёрном френче. Птаха вскочила, отвешивая надлежащий поклон, и села обратно, повинуясь движению руки.

— Мысли читаете? — в замешательстве пробормотала она. Его Высочество отрицательно покачал головой.

— Всего лишь предугадываю их ход. Вы блистательный оперативник, Птаха, — без перехода заявил он. — Честное слово, если бы не ваш непревзойдённый талант по части связи и компьютерной техники, я бы немедленно затребовал представление вас к должности настоящего старшего оперативника под руководством Палача. Но, боюсь, вас некому будет заменить на вашем нынешнем месте.

Он чуть картинно вздохнул, присел на стул рядом с опешившей Птахой, провёл рукой по открытой папке и чуть улыбнулся.

— Раз уж вы добрались до таких глубин, то заслужили прочесть и имя того, кто с той поры и поныне является заместителем главы отдела внутренней безопасности и контроля.

Птаха едва смогла остановить собственный взгляд, жадно метнувшийся к странице. Закрыла глаза и медленно покачала головой.

— Нет, Ваше Высочество. Полагаю, эта информация явится для меня очередным «переломным моментом в карьере», а я, поверьте, этого не желаю. Я знаю своё место, свои права и обязанности. Если под слоем заклятий и чернил я смогла что-то разобрать, значит, мне было позволено это сделать. Но вникать в подобные сферы… пожалуй, я воздержусь.

Глава Агентства выдержал паузу, с интересом глядя на свою визави.

— Полагаю, вам уже говорили это, Птаха, — негромко произнёс он, — но я рискну повториться. Вы сделаете блестящую карьеру. Если не допустите ошибок, разумеется.

Женщина открыла глаза и столкнулась с внимательным взглядом тёмно-синих, почти чёрных глаз Его Высочества.

— Я редко делаю ошибки, — осторожно сказала она. — Но готова за них расплачиваться. Или исправлять.

— Достойная позиция, — глава Агентства тонко улыбнулся. — Вся наша жизнь состоит из этого. Движение вперёд невозможно без ошибок, но только их искупление или же исправление, если это возможно, даёт нам следующие ступени для развития.

— А развитие — суть существование, — продолжила Птаха, почувствовав, что от неё этого ждут. — Вы почти дословно цитируете работу Воина «Личностная эволюция».

— Я неплохо знаю работы своих бывших учеников, тем более что их у меня было не так много, — Его Высочество вновь улыбнулся и встал. — Что ж, не буду мешать вашим изысканиям, Птаха.

Он кивнул Архивариусу и покинул помещение, а системный оператор глубоко вдохнула, чувствуя, как у неё трясутся поджилки. Глава Агентства вызывал у неё безотчётный страх, подобно бушующей стихии.

— Поверьте, Ваше Высочество, — прошептала она едва слышно, — я не совершу ошибку. Не в этот раз.

И придвинула к себе очередную папку. Предстояло много работы.

* * *

Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Четырнадцатый уровень. Первый отдел.

Работа с аналитикой — это не только факты, их обработка и выводы. Сию сентенцию госпожа Нуарейн усвоила в первые же дни своей стажировки в Первом отделе.

«Система работы с данными должна быть формализована», — говорила Жрица, и слова её, как показала практика, были истинны. При всём своём жизненном опыте Нуарейн не представляла, сколько может значить не только смысл документа, но и его форма.

«Проявляйте индивидуальность, сколько хотите, в процессе анализа, — на этой фразе голос главы отдела слегка теплел, а далее в нём начинала звучать исключительно взыскательность и строгость: — Но вы должны соблюдать форму отчётности. Вы, и именно вы можете представить, какое количество информации приходится обрабатывать мне как высшему звену этого отделения. И если каждый раз я должна буду разбираться в вашем литературном стиле и оборотах речи… Канцелярит ужасен в повседневном общении. Но для нашей профессии спасение только в нём. Чёткие формулировки и понятность мысли. Совмещайте, будьте так любезны».

И Нуарейн училась совмещать. Это было странно, непривычно и изредка казалось полным идиотизмом. Но это было необходимо. Для свободного течения аналитической информации по жилам Агентства, для того, чтобы данные были переданы вовремя, а главное — верно, приходилось прикладывать колоссальные усилия.

Нуарейн не испытывала острой тяги к местному курительному зелью, но быстро разобралась, что именно процесс курения настраивает её коллег на мирный и общительный лад. Жрица запрещала любое употребление табака на рабочих местах, равно как иных стимуляторов, кроме сваренных ей самой. В первые же дни после памятной беседы с Тенью, «курилка» — довольно большое помещение, предназначенное именно для отправления подобных нужд, — стало любимым местом для проведения свободного времени светловолосой стажёрки. И самым полезным. Именно здесь, невзирая на всевидящее око начальства, обсуждались подоплёки рабочего процесса, строились несерьёзные служебные романы, и только тут обсуждалось то, что было по-настоящему важно для Нуарейн. Личное отношение к работе и то, как люди справляются с профессиональной деформацией личности.

Аккуратно причёсанные и одетые по классическому стандарту «светлый верх — чёрный низ» сотрудники Первого отдела преображались в этой комфортной комнате. И становились теми, кто они есть на самом деле.

Она слушала, общалась и запоминала. Запоминала, «как надо» и «как не надо». Какими обычными и необычными бывают её нынешние коллеги. Во всех случаях, как в кабинете, так и за его пределами.

— Он мне присылает отчёт, а в нём мат на мате. Нет, я догадываюсь, что они так в поле говорят, только мне это нахрена?..

— И вот она расстегивает мне ширинку, а я на автомате считаю, сколько зубчиков прошла «собачка», и понимаю: что-то не то. Надо ещё выпить.

— Чувак, беда, я никакой после дня рождения! Возьми у меня отчёт «Тройки» по ограблениям, а? Я вчера того… а у них сравнение карманных краж по трём районам города с раскладкой по гипно-энергетическому воздействию. Ищут какого-то мудака, а я по клавиатуре нормально не попадаю…

— Два и три десятых в отклонении — это нормально, новичок. Это ты полные отчёты миграции оборотней не видел.

— Завтра на том же месте? Главное, чтоб Жрица не просекла, отправят тебя куда-нибудь в Геленджик…

— У «Двойки» сегодня режиссёрка «Властелина Колец» в кинозале. Пойдём?

Курилка, а формально — «рекреационное помещение Первого отдела», надолго стала для Нуарейн детским садом, школой, университетом и местом прохождения первой настоящей практики разом. Холодная и неприступная, пришелица с иной Грани быстро дала понять, что любые неуставные поползновения в её сторону влекут за собой жёстко негативную реакцию. Но то, что она не «стучала» и не докладывала вышестоящим о мелких проступках, снискало уважение. И рано или поздно, огромный, живущий по своим законам организм перестал отторгать её и считать инородным телом. А недюжинные способности и готовность слиться с коллективом — совет Тени, признанный в конечном итоге полезным, — принесли уважение.

— Вы, главное, действуйте по инструкции. Её, знаете ли, не просто так писали.

— Нуарейн, я помню, вы, кажется, уважаете клубничное мороженое. У меня три цифры не сходятся, хоть убейте. Поможете?

— Будьте добры, огоньку… Да, итак. По вашему вопросу: плотность населения — это первейший аспект, который вы должны учесть.

Она никогда не забывала имён, общаясь подчёркнуто нейтрально. Она знала те прозвища, которыми её наградили за глаза: «Ледышка», «Вобла», «Снежная баба». Мелкая месть не входила в её планы. Ничто из того, чем пытались её уязвить, не находило своей цели.

Стройные формулировки, шорох клавиатуры, переработка простых слов и выражений в необходимые выкладки всё больше увлекали её. Дни складывались в недели, недели в месяцы. Близился последний день стажировки, а вместе с ним последний отчёт и та мысль, что возникла при первом знакомстве с руководительницей этого отдела.

«Она намного опаснее, чем кажется. Она не на своём месте. Она мучается, ошибается, и не потому, что её способности не соответствуют занятой должности. Я обязана ей приёмом и обучением. Это будет жестоко и непросто, госпожа Жрица. И это не моё дело. Но я была в подчинении у вас, я была вашим подмастерьем. Впоследствии я поднимусь выше по вашей иерархической лестнице. Пусть первым звеном в цепочке ваших размышлений, увязанных с памятью обо мне, будет то, что я скажу. Если я погибну в процессе обучения, это ни к чему не приведёт. Но если мне предстоит работать с вами всерьёз… рано или поздно вы задумаетесь. И когда-нибудь вспомните, что именно я положила первый кирпичик в этот фундамент. Это козырь, который я не могу упустить».

Она не стала щадить ни себя, ни ту, кому предстояло принимать её последнюю работу. Головная боль всея Агентства — Синее Пламя — захватила Нуарейн почти на весь последний месяц её стажировки в Первом отделе. Намеренно взяв самую сложную тему для неё, существа с иной Грани, Нуарейн отдала ей всё своё время и силы. То, что она по крупинкам собирала в разговорах, рассуждениях и тематических документах, обретало стройную и выверенную структуру. Но и это было лишь ширмой для того, что она готовила с самого первого своего дня здесь, в этой сфере деятельности Агентства.

«Не вы научили меня этому. Вы хотели посмотреть, как сплавятся мой опыт и ваши наработки».

В «тот самый день» Нуарейн решила повторить тот же стиль, в котором полгода назад явилась пред строгий взор будущего начальства.

«Всё замыкается в круг. И для вас, и для меня. Светлов был прав, я начинаю чувствовать то, что… правильно. Да, именно так. Попробуем обозвать это интуицией».

Стажёр отдела аналитики огладила свою белоснежную блузку, в последний раз проверяя отсутствие складок на ткани. Выслушала напутственные послания от соседей по «опен-спейсу», холодно кивнула и отправилась к двери кабинета Жрицы. Перегородки, окна и стены, по случаю недавно прошедшего празднования Нового Года, были украшены зачарованными бумажными снежинками. Смысл отмечания праздника не ускользнул от безэмоционального рассудка женщины, равно как и понимание необходимости подобной «разрядки» для психики сотрудников. Для Нуарейн Новый год прошёл, как и любое иное общественное мероприятие: в спокойных разговорах и непрестанной работе мысли.

Короткий стук в дверь, и обыденная фраза:

— Позволите войти?

— Разумеется. — Жрица, сменившая по случаю праздничных дней своё одеяние с просто белого на бело-алое, приветливо кивнула своей сотруднице.

— Сегодня я должна предоставить вам то, что мои коллеги определённого возраста назвали бы «дипломной работой», — с порога начала Нуарейн. Жрица, уже окончательно привыкшая к речи стажёра, вздохнула, отпила глоток горячего молока с мёдом и ромом и принялась слушать.

* * *

— …в свете вышеизложенного полагаю невозможным проявление феномена «Синее Пламя» в густонаселённых районах. В связи с гибелью единственного сотрудника, обладавшего способностью напрямую справляться с данным феноменом, рекомендую провести тщательный анализ его личного дела и биоэнергетических данных, с целью поиска и последующего привлечения подобных ему к оперативной работе.

Нуарейн закончила читать, закрыла папку и перевела взгляд на сидевшую перед ней женщину. Жрица, изначально слушавшая с рассеянным интересом — не первый и не последний сотрудник на её памяти брал эту тему для исследования, — не стала скрывать искреннего восхищения:

— Это потрясающе, госпожа Нуарейн. Поверьте, я достаточно давно возглавляю отдел аналитики, чтобы отличить стандартную работу от выдающейся. Проведённый вами анализ сделал бы честь многим сотрудникам, полагающим себя мастерами.

«Эти выкладки можно теперь увязывать с отделом по изучению Рубежа. Девочка, считай, что мой голос с тобой».

— Благодарю, — ровным тоном отозвалась Нуарейн. — Тем не менее отчёт мог бы быть подробнее, доведись мне столкнуться с его предметом на практике.

«Я только начала. Как жаль, что личной приязнью придётся пожертвовать. Но это только первый ход».

— Полагаю, когда придёт время вашей практики во Втором отделе, подобный случай выпадет, — мягко улыбнулась Жрица.

— Не сомневаюсь.

— Что ж, ваша последняя работа…

— Прошу прощения, госпожа Жрица, — внезапно для главы отдела перебила её Нуарейн, — данная работа не является последней в вашем отделе.

— О чём вы? — Жрица недоумённо подняла брови.

— О том, что мой последний отчёт будет по моему первому заданию в вашем ведомстве. Тому самому, которое вы дали мне в самом начале моего обучения.

Звонок стационарного телефона прервал беседу. Жрица ответила, не спуская глаз со своей подчинённой. Разговор, судя по всему, касавшийся последствий рождественских торжеств, занял всего несколько секунд, уложенных в короткие «да» и «нет».

— Поступление информации в поле стазиса, — произнесла глава отдела, положив трубку. — Вы хотите сказать, что смогли выявить причину данного феномена?

Вместо ответа Нуарейн извлекла из второй, лежавшей на её коленях, папки несколько листков и положила их на стол. Жрица пробежала взглядом столбики данных и недоумённо посмотрела на своего уже почти бывшего стажёра.

— Зависимость плотности потока информации от степени отражательной способности поверхности вашего саркофага?

Нуарейн кивнула:

— Моё личное дело должно содержать исчерпывающую информацию по этому поводу.

Глава Первого отдела отложила отчёт в сторону и сплела пальцы в замок.

«Вот оно. В очередной раз, но сейчас серьёзнее всего. То, о чём я говорила Светлову. И как теперь выкручиваться? Как признаться, что я — всего лишь тупая исполнительница, которой почти ничего не говорят в её отношении? А, ну их всех!..»

— Ваше личное дело засекречено даже от меня, Нуарейн, — твёрдо произнесла Жрица. — Единственная доступная мне информация о вашей истории заключается в обрывочных сведениях, полученных на личном уровне.

Повисла короткая пауза. Затем протеже Светлова встала со своего места, сделала шаг в сторону и застыла, рассматривая прихотливый узор на деревянной двери.

— В таком случае я не вижу ничего удивительного в том, что вы, равно как и ваши специалисты, раз за разом допускаете значимые ошибки, — холодно произнесла она. — Недостаток информации в совокупности с тем, что вы занимаете должность, не подходящую вам по складу характера и мышления, является дестабилизирующим фактором.

— Что вы имеете в виду? — интонации Жрицы сравнялись по температуре с речью её визави. Нуарейн обернулась и пристально взглянула в глаза своей собеседницы. Жрица впервые за все их личные встречи увидела на этом точёном лице проявление эмоций. Это было лёгкое, почти незаметное недоумение.

«Только не передавить и не сделать её личным врагом. Пусть она задумается над самой мыслью, а не над тем, кто подал её. Грубо нельзя, но это и так её занимает, так что можно рискнуть».

— Исходя из вашего личного дела и психопрофиля, вы занимаетесь не своим делом, госпожа Жрица. Нет нужды реагировать на это столь эмоционально. Сказанное мной — не более чем констатация факта. Если вы дадите себе труд проанализировать события последних лет, увязав их со своими действиями, то придёте к тому же выводу.

Ещё одна пауза. Жрица отвела взгляд, и Нуарейн поняла, что добилась необходимого эффекта.

«Последний штрих, после которого она окончательно поймёт, что дело не во мне. Дело в ней».

— «Совмещение данных и отсутствие личной пристрастности», госпожа Жрица, не более того. Первый постулат вашего отдела, сформулированный вами же. — Нуарейн помолчала. И продолжила с теми же нейтральными интонациями: — Через пятнадцать минут у меня назначена встреча с главой Третьего отдела, в котором будет проходить моя дальнейшая стажировка. Я ещё нужна вам, госпожа Жрица?

— Нет, — через силу выдавила хозяйка кабинета. — Благодарю за работу.

— Сотрудничество с вами было очень приятным и познавательным, — заученным тоном сказала бывшая стажёр Первого отдела. Она направилась к выходу из кабинета, но, взявшись за ручку двери, остановилась на мгновение и оглянулась.

«Я должна убедиться. По звуку голоса, по взгляду, по движениям рук. Здесь меня научили этому лучше, чем где-либо и когда-либо. А для этого надо что-то сказать».

Фраза родилась без усилий:

— Надеюсь, анализ ваших характеристик не будет воспринят вами предвзято.

— Не беспокойтесь. Вы делали свою работу. — Жрица уже вполне овладела собой, а потому в её голосе не было ничего, кроме профессиональной мягкости. Нуарейн кивнула и покинула кабинет.

Глава Первого отдела взяла со стола листки с последним отчётом своей временной стажёрки и уставилась невидящими глазами на ряды цифр. Тем же взглядом обвела кабинет, украшенный к Новому Году тематическими изображениями последнего столетия. Резко выдвинула ящик стола и взялась за лежавшую там бутылку с прозрачным содержимым.

«Хватит. Если даже она видит… Да катитесь вы все к такой-то матери. Будем действовать методом Воина. Прежнего».

Когда Жрица сделала первый глоток прямо из горлышка, на столе треснула бронзовая, увитая побегом омелы чернильница, и иссиня-чёрная жидкость медленно потекла через трещину, заливая лежавшие рядом бумаги.

Жрице было всё равно.

* * *

Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Место действия определить невозможно. Утро.

— Мне кажется, я начинаю сходить с ума, Син. — Нам откинулся на спинку деревянной, грубо сколоченной лавки и прищурился на алые отблески, робко прикасавшиеся к заснеженным горным вершинам. Невероятной высоты пики резко выделялись на фоне светлеющего неба. Муж и жена сидели на балконе невесть какого этажа здания, которое Нам, за неимением иного слова, обозвал замком. Квартерону было глубоко наплевать, чьими руками и по какой архитектурной системе возводили эту крепость, главным оставалось одно: здесь его супруга и сын были в полной безопасности. Остальное, как выражался Вит, являлось «незначительными мелочами». Даже расположение здания не в родном мире. Единственное, что ещё имело значение, — холод, безраздельно царивший в этой местности, но с ним успешно справлялись меха отличной выделки, в изобилии устилавшие лавку и служившие основным материалом для местной одежды.

Син нахмурилась. Фраза, которую Нам бросил небрежным тоном, явно была сказана всерьёз, не для лишней показухи.

— Если тебе кажется, что твои визиты ко мне расшатывают психику, так, может быть, лучше их прекратить? — Она повела рукой. — Все эти иные Грани, углы времени, благодаря которым ты всё равно видишь сына раз в несколько месяцев…

— Дело не в этом, — мягко оборвал её квартерон, машинально поглаживая пальцами повязку на лице. — Пойми меня правильно: переходы через Грани, моя сила, даже рост моего сына — со всем этим довольно просто справиться. Для сноходца уж точно. А вот напряжение, которое я переживаю сейчас там… Я не жалуюсь. Я просто тихо схожу с ума. Мне приходится просчитывать варианты действий в борьбе с существами старше и могущественнее меня настолько, что страшно вообразить. Я был обычным молодым раззвездяем в двадцать, стал довольно обеспеченным бездельником, отягощённым только тем, что мне было интересно, к тридцати. А сейчас я сижу в Токио, заключив совершенно безумный договор с действительно страшными людьми. Договор, который мне лично пришлось подписать кровью, и ладно бы своей — чужой. Я в ужасе от тех вещей, которыми мне приходится заниматься, меня бросает в холодный пот от мыслей о том, что ещё предстоит сделать, и я совершенно не понимаю, в кого превращаюсь. Это не говоря о том, что я не вполне уверен в правильности своих поступков.

— Ты меняешься, — твердо сказала Син. — И, к сожалению, ты настолько глубоко и серьёзно влез во все эти страшные для тебя прежнего дела, что решать, к добру ты меняешься или к худу, придётся, когда всё кончится. Ты не впервые упоминаешь договор с якудза, и каждый раз твоё лицо при этом становится другим. Более… жёстким. Более серьёзным. И эти перемены в тебе мне нравятся.

Белый Лис выпрямился на скамье и глубоко вздохнул.

— Я не хотел их убивать, — ровным тоном произнёс он.

— Я знаю, — так же спокойно отозвалась Син. — Но тебе пришлось. И придётся ещё и ещё раз. Ты вынужден принимать решения, принимать кровь и жизни если не на руки, то на сердце. И ты прежний больше не годишься для этого.

— А кто тогда? — в голосе Нама звучала неподдельная боль. — Кто я теперь, если беру на себя такое право?

— Кто-то новый, — пожала плечами Син. — Это не значит, что ты перестаешь при этом быть мужем мне, отцом своему сыну, членом Братства, превосходным танцором и тем человеком, который искренне плакал по смерти своей старой кошки. Когда ты научился ходить, ты остался тем же, но овладел новым умением. Когда ты постиг первые движения танца, ты не отказался ни от чего в своей душе, но изменился при этом: ощутил гармонию и ритм музыки совершенно иначе, чем прежде. Сейчас ты научился убивать и отдавать приказы.

— Это не идёт ни в какое сравнение…

— И потому изменения ощущаются гораздо глубже и повлекут больше последствий. Ты помнишь, что сделал Тальк после того, как вы провели свою первую операцию?

— Сменил имя, — пробормотал квартерон. — Но это было для того, чтобы та сущность больше его не услышала.

— Не только, и теперь ты это прекрасно понимаешь. Ты стал тем, кем стал. Пришло время окончательно принять это изменение.

— Кицунэ Сирои, — пробормотал высокий светловолосый мужчина в строгом европейском костюме, и его единственный глаз сверкнул ледяной синевой в лучах восходящего солнца. — Белый Лис. Мне будет сложно привыкнуть.

— С любыми изменениями сложно свыкнуться, любимый. А с такими — вдвойне. Но если получилось у меня, то выйдет и у тебя. Вспомни, как мы познакомились и как я тогда представлялась.

— Ты сказала: «Меня зовут Ульяна, но с некоторых пор я предпочитаю имя Син». Я тогда считал это чем-то вроде прозвища. До того, как узнал, кто ты такая на самом деле.

— Мне тоже со многим пришлось смиряться, а ведь моя судьба эмиссара была определена с рождения.

Она подвинулась ближе и тесно прижалась к мужу. Белый Лис крепко обнял её за плечи.

— Ты справишься, — прошептала Син. — Обязательно справишься. Я верю в тебя. А насчёт своего безумия не беспокойся. Вит как-то сказал, что из всей нашей развесёлой компании ты сойдёшь с ума последним.

— Когда он такое говорил?

— Когда отправлялся за тобой в Германию.

— Хм. Забавно. Малой стал таким серьёзным и проницательным.

— А станет ещё серьёзнее. Если выберется.

— Когда, — с металлом в голосе поправил Белый Лис. — Когда выберется.

Син чуть отстранилась, посмотрела на волевое, упрямое лицо своего мужа и кивнула.

— Теперь я спокойна за тебя, любовь моя.

Белый Лис чуть усмехнулся, поцеловал её и встал.

— Мне пора.

— Я знаю, — откликнулась Син. — Иди и не бойся.

— Спасибо, — тихо произнёс квартерон, сделал шаг назад, и его стройная широкоплечая фигура растворилась в потоках сияния утреннего светила.

Син провела ладонью по векам, стирая выступившие слёзы. Глаза слезились от солнца. Разумеется, от слишком яркого солнца.

Глава седьмая

— в которой появляются персонажи и упоминаются события из предыдущей книги, уходит на задание одна ветреная особа, а стажёр Третьего отдела говорит «нет», подразумевая согласие.

Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Первый уровень.

Свежие морозные узоры на окне второй переговорной расцветали невиданной красоты цветами, вихрились точёными гранями, искрились яркими огоньками, отражая утреннюю иллюминацию большого города. Тень задумчиво провела пальцем по стеклу, прокладывая ведомые только ей невидимые тропинки. Потом прижалась носом и коротко дыхнула — но от её дыхания, никак не пропитанного теплом человеческой жизни, на мёрзлом окне не появилось ни единой проталинки. Только тёмно-серые жилки на миг пробежали по белому кружеву — и исчезли. За спиной раздался звук открывшейся двери, и Тень резко отлипла от стекла, оборачиваясь.

«Ну, наконец-то».

В довольно вместительном помещении внезапно стало многолюдно. Возглавлявший нестройную компанию новоприбывших Александр Евгениевич поклонился временной сотруднице, оставил трость на подставке и занял подобающее ему место во главе небольшого — на шесть персон — стола. Палач и Птаха немедленно устремились к подоконнику и с нарочито-шуточной вознёй принялись устраиваться там, основательно потеснив Тень. Та ответила на их приветствия и со смешком переместилась на стоявший в углу декоративный столик. Она прекрасно понимала смысл этой пантомимы: Палач взял на себя функции Воина, оттеняя серьёзность происходящего и поведение Светлова. Остальные сотрудники утрудили себя лишь формальными кивками-приветствиями и разместились за тем же столом, что и Светлов, изредка косясь на Палача. Среди них выделялся один: массивный светловолосый детина с ярко выраженной скандинавской внешностью, по манерам и повадкам — старший группы. Палач с усмешкой отрекомендовал их Тени:

— Это мои орлы. Будут работать параллельно с тобой и, в принципе, под твоим началом. То есть, по той информации, которую ты будешь им выдавать.

— О, так это мои рабы? — мигом оживилась та, подскакивая на цыпочки и вытягивая шею, чтобы лучше всех разглядеть. — Отлично! Они хоть знают, на какую кабалу подписываются в моём лице? Мне же нужно будет… носить… кофе!

Последнее слово она выдохнула театральным полушёпотом и одновременно сделала страшные глаза в сторону Светлова.

— «Алехандро, ты не говорил, что мне придётся с кем-то там работать. Не хочу обижать мальчиков, но зачем они мне?»

— Они будут носить не кофе, а агентурные сведения, — нравоучительно пояснил Палач. — И потом, мы же не можем отпустить тебя на такое задание в гордом одиночестве. Поддержка — это такая штука, которая никогда не помешает.

Синхронно с его словами в голове Тени зазвучал голос Александра Евгениевича:

— «Тень, прошу, пойми меня правильно. Это одно из секретных дел первостепенной важности. Нам нужны, в том числе, и полноценные отчёты, которые ты, уж прости, составить попросту не в силах. Кроме того, они всё-таки не твои подчинённые. Данные молодые люди — поддержка, лишние руки, ноги и глаза, которые могут тебе серьёзно помочь в случае необходимости. И потом, никто не заставляет тебя с ними возиться. Один контакт в неделю-две, обмен информацией, и пожалуйста — действуй, как тебе заблагорассудится».

— Поверьте, госпожа Тень, мы полезные рабы, — с улыбкой произнёс тот, кого Тень определила в «старшие». — Кофе — это самое малое из того, что мы можем.

— А опахала? — закапризничала вольнонаёмная помощница, накручивая на палец непослушный локон. — А виноград на золотых тарелках? А… как там было? Ванну из ослиного молока?

— Всё будет, как закажете, честное слово, — заверил её светловолосый со всей серьёзностью, но глаза его смеялись.

— «Понимает шутку юмора. Молодец. Но отчёты! Мне не нужно будет писать отчёты! Алехандро, я тебя люблю!»

Сбросив маску избалованной принцессы, Тень рассмеялась и воплотилась на ближайшем стуле, опасно раскачиваясь на одной его ножке.

— Добро! Шутки в сторону. Давайте знакомиться, что ли… орлы.

Палач милостивым кивком уступил право главе группы самому представить себя и подчинённых.

— Я Ольгерд, — отрекомендовался предполагаемый потомок викингов, поднимаясь и отвешивая поклон. — Это — Хром, Арнольд и наш боевой аналитик — Ильяс. Формально он, конечно, в Первом отделе, но фактически уже полгода как работает с нашей группой, так что его вполне можно считать за «орла».

Поименованные оперативники по очереди вставали и кланялись. Первые двое представляли собою классических «бархатников»: средний рост, вес, неприметные черты лица и неопределённо-русый цвет волос. Ольгерд на их фоне выделялся, будто алый кленовый лист среди голых ветвей. Старшинство его было неоспоримо ещё и по этому признаку. Мало какой обладатель яркой внешности мог полноценно работать в Третьем отделе, кредо которого состояло в незаметности. Но если уж мог, то это означало несомненное мастерство в своём деле.

Аккуратный, как и все аналитики, Ильяс явно перешагнул сорокалетний рубеж, и сидячая работа вкупе с возрастом наложили на него свою нерушимую печать. Но и второй подбородок, и пузцо, и первые морщины лишь оттеняли внимательный, умный взгляд ясных светло-карих глаз. А лёгкость, с которой он совершил приветственный поклон, не оставляла сомнений: этот полненький живчик даст фору многим своим сверстникам.

— У нас будет малый передвижной штаб, возможность экстренной связи с местными филиалами Агентства, куда бы мы ни направились, — продолжил Ольгерд. — И, видимо, что-то ещё, раз уж здесь присутствует госпожа Птаха.

Сисоп прищурилась на него с некоторым подозрением во взгляде.

— Мне кажется знакомым ваш голос, юноша. Равно как и внешность. Уж не вас ли я крыла многоэтажным матом этак с полгода назад?

— Вы абсолютно правы, Птаха, — покаянно повесил голову старший оперативник. — Правда, надо отдать вам должное: мата в вашей речи не было. Сплошные эвфемизмы. И с той поры я основательно повзрослел и образумился.

— Поверю на слово, — девушка усмехнулась, — тем более что вряд ли бы вас поставили на такое дело, не прибавься в вашей голове серых клеточек.

Ольгерд ещё раз смиренно поклонился. Палач, встрепенувшийся ещё в начале пикировки, с неподдельным любопытством воззрился на системного оператора.

— Это по какому же поводу ты так бурно с ним общалась? — безмятежно спросил он. Тень, из интереса привыкшая отслеживать острое проявление человеческих эмоций, почувствовала, что Ольгерд напрягся.

— Так… — Птаха улыбнулась, — одно место из блаженного Августина, по которому мы не сошлись во мнениях. Поверь, Палач, ничего по-настоящему предосудительного твой боец не совершил. И не совершит, надеюсь.

— Ну-ну, — неопределённо отозвался тот, но, кажется, решил оставить тему без развития.

— Если мы все перезнакомились, то давайте перейдём непосредственно к делу, — произнёс Александр Евгениевич и шевельнул пальцами, усиливая звуконепроницаемый барьер переговорной. — Вы все ознакомлены с общим предметом беседы, потому коснусь лишь самой сути.

— Повторение — мать учения, — одними губами пробормотала себе под нос Птаха, но Светлов услышал и серьёзно кивнул:

— И бабушка порядка. Итак. Около шести месяцев назад Агентством с относительным успехом был разрешён кризис Серого Волка. В процессе разработки объекта аналитическим отделом, а конкретно господином Ильясом, было установлено, что Ярослав Игоревич Роднин приходился сыном княгине Ольге, известной, как Серебряная Княгиня. История этой во всех отношениях примечательной личности в целом не требует подробного разбора. С определённого момента Ольга являлась как поборницей христианства, так и основательницей ордена Охотников на славянской территории. Кроме того, госпожа Рива, отсутствующая здесь, установила, что проклятие Ярослава было «живым», что означает одно: Княгиня жива и в добром здравии. Учитывая психологический портрет этой особы, а также то, что она не могла не почувствовать смерть своего ребёнка, мы предварительно рассматриваем её как «негативный элемент».

— Проще говоря, — подал голос Палач, — Ольга вряд ли придёт в восторг от гибели сына, к которой приложило руку Агентство. Кроме того: мы не подозревали о том, что она до сих пор в мире.

— Именно так. — Александр сделал короткую паузу и резюмировал: — Вашей группе необходимо локализовать объект «Серебряная Княгиня», выяснить её принадлежность к тем или иным группировкам или диаспорам и, по возможности, выяснить её цели относительно Агентства. При этом следует учитывать её вероятную агрессию по отношению к нам. Теперь о способах обнаружения. Тень, ты занималась определёнными исследованиями в этой области. У тебя есть результаты, которыми ты можешь поделиться?

— Есть, — Тень поморщилась и уселась на стуле поудобнее, подтянув колени к груди. — Единственной зацепкой по этому делу лично для меня был труп Серого Волка. Ненавижу допрашивать тени мёртвых, они умирают гораздо дольше и… сложнее, чем их хозяева. А вытащить из них удаётся немного.

— Прошу прощения, это из раздела некромантии? — вежливо спросил Ильяс, воспользовавшись небольшой заминкой. Тень фыркнула и мотнула головой:

— Нет, это из раздела теней. Они — мои, все мои, если только не сопротивляются или им не запрещено говорить. Живые, мёртвые, тени людей, зверей, зданий, деревьев… Так я получаю информацию об окружающем меня мире. Ибо я есть Тень. Пока вам этого довольно?

Ильяс благодарно кивнул и сложил руки на животе, но по нему было видно, что дальнейших вопросов о теневой природе его новой начальнице не избежать.

— Так вот… — Тень медленно перетекла на спинку стула, по-прежнему удерживая шаткое равновесие. — Образ матери в Сером Волке был очень силён. Причём, не внешний, а внутренний: ощущения, эмоции, энергетика. То ли она его действительно навещала время от времени, то ли он просто так её любил, что каждый раз в мыслях видел, как живую. В любом случае, сам Серый Волк долгое время находился где-то под Киевом, пока зализывал раны после достаточно недавней… вылазки за границу?

Тень вопросительно посмотрела на Светлова. Тот согласно кивнул.

— Да, насколько мы можем понимать, «где-то под Киевом» он сидел после предыдущего своего срыва. Это произошло во время Вьетнамской войны, непосредственно во Вьетнаме. Именно там и тогда он обратил Витольда. После этого инцидента его след теряется, но если Киев… — Александр Евгениевич задумчиво потёр дужку очков. — Что ж, стоит проверить. Далее, судя по имеющимся данным и документам, он вновь поступил на армейскую службу, которая и привела его под Лугу. Старший сержант Роднин был командирован туда для обучения новобранцев. Что именно послужило причиной его срыва, нам пока так и не известно. Его посмертная тень не дала информации на этот счёт?

Тень медленно покачала головой, но Палач уловил выражение неопределённости на её лице и проницательно уточнил:

— Ни да, ни нет?

— Фэйри ответ, — вздохнула его подруга. — Ярослав свет Игоревич явно не сорвался добровольно. То есть, конечно, по своей воле-то обычно и не срываются, но тут… От тени исходит ощущение подчинённости. Им точно кто-то управлял. Как марионеткой на ниточках. Но Ольга это или кто-то ещё — сказать не могу. Слишком замутнённые воспоминания. Будь он жив, я бы ещё попробовала углубиться в них, но…

Она с нарочитой беспомощностью развела руками. Ольгерд нахмурился.

— То есть, чисто теоретически, Серый Волк мог быть подконтролен своей матери? Такие возможности выходят за пределы того, с чем мы сможем справиться. Я правильно понимаю, что в случае прямой конфронтации нам приходится уповать на Создателя и госпожу Тень? — При этих словах он покосился на временную сотрудницу и уточнил: — Если по-боевому, вы нас вытащите, в случае чего? Мы, разумеется, будем действовать максимально незаметно, но я обязан просчитать все варианты развития событий.

Палач, подобравшийся было для гневной отповеди, кивнул, подтверждая правомочность обоснования такого вопроса.

— Естес-с-сно, я своих не бросаю, — с королевским презрением фыркнула Тень и тут же хихикнула: — Ах да, вы же ещё не видели изнутри, каким именно образом я перемещаюсь… Вас ждёт много нового и интересного, поверьте!

Будто в подтверждение своих слов, позёрша красиво развеялась серым туманом и продолжила вещать уже со шкафа:

— Таким макаром мы с вами, господа, отправимся в Киев, где Княгиня якобы умерла, затем в Псковскую область, где она совершенно точно родилась, а также — в Новгород, Смоленск и Чернигов, где она не могла не бывать. Москву тоже проверим обязательно, а там и до Суздаля с Владимиром недалеко, на всякий случай. Будем искать старые здания и деревья, которые могли запомнить старушку-Ольгу при жизни — и вспомнить или узнать её образ в более близкие нам годы. Если она вообще здесь осталась. Если нет — как говорится, будем искать. Тысяча лет — немалый срок, но для нужных теней…

— Что ж, область поиска определена, — Александр Евгениевич поправил галстук и перевёл взгляд на подоконник. — В таком случае приступим к следующему вопросу: обнаружение. Птаха, вы обещали нам то, что позволит определить Княгиню.

— Да, экспериментальное оборудование, — Птаха спрыгнула со своего «насеста», подошла к столу и сняла с плеча небольшую полотняную сумку. Из неё под взгляды собравшихся явили себя четыре стеклянные цилиндрические колбы, прихотливо оплетённые серебристой проволокой, и пять металлических палочек того же оттенка. Плотно прилегающие прорезиненные крышки колбочек были на пружинном ходу. Ольгерд взглядом спросил разрешения, взял в руку одну из колб и удивлённо охнул: пустой сосуд, размером с указательный палец взрослого мужчины, весил около двухсот грамм.

— Вот поэтому и не получится поставить эти штуки на поток, — со вздохом кивнула Птаха в ответ на его возглас. — На каждую ушло около килограмма серебра, по полкило меди и платины, ну и ещё по мелочи. Это я про наложение чар не говорю. Мы вместе с медиками, Мо и мастерами из вашего Третьего отдела пахали над этими вещицами три месяца. Палочки тоже непростые. Сейчас поясню. Это совмещённые анализаторы ДНК и энергетической составляющей. У вас будут образцы Серого Волка, — из сумки появились ещё четыре флакона тёмного стекла, — и в этих колбах вы сможете совместить пробы ДНК или энергофона подозреваемой с этими образцами. В случае совпадения жидкость в колбе станет насыщенно-синего цвета. Как в кино, да. В противном случае — останется без изменений. Теперь палочки. Весят они тоже немало, мы едва смогли ужать их до этих размеров. Каждая из них способна снять пробу ДНК или энергофона с любой поверхности, к которой объект прикасался обнажённой кожей. Кожа, металл, материя — безразлично. Если Ольга, паче чаяния, не снимает перчаток, вам достаточно провести вот этим, расплющенным концом по внутренней стороне перчатки, и вы получите образец. Потом берём колбу, открываем, — она продемонстрировала, — опускаем кончик в жидкость, мешаем, закрываем, опускаем крышку до щелчка и интенсивно взбалтываем. Ждём реакции.

Светлов с интересом подался вперёд, и Ольгерд передал ему стеклянную ёмкость и палочку. Специалист по связям с общественностью покатал на ладони «оборудование» и поднял взгляд на Птаху.

— Мы точно не сможем оснастить подобным Третий отдел?

Сисоп усмехнулась:

— Давайте вы лично пообщаетесь с Мо, послушаете его мнение по этому поводу, взглянете на смету и потом вынесете решение. Мне-то что, я только схему начертила и помогала с первыми экспериментальными образцами. Но то, что каждая такая штучка стоит как «Ламборджини» последней модели, и это не считая вложенного времени, это я вам зуб даю. Самое мерзкое, что их даже в запас не наделать: на такой малой площади столь сложная система заклятий держится пять-шесть месяцев максимум. И то, это нам повезло: фазу луны подобрали подходящую. По факту, эта дрянь должна работать самое большее недели три. А немобильные анализаторы у нас и так есть.

— А эти… палочки?

Птаха тяжко вздохнула и произнесла два слова, которые уже давно являлись в Агентстве эвфемизмом к чему-то безумно дорогому и ценному:

— Чёрное железо.

Светлову оставалось только повторить её вздох. Чёрное железо, материал с потрясающим энергопотенциалом, впитывающий и задерживающий в себе практически любую энергетику, являлось фактически утраченной субстанцией. Агентству невероятно повезло: кузнец Мо обладал рецептом производства этого древнего сказочного металла, но и он мог создавать его в крайне малых объёмах. Пули из чёрного железа с гарантией могли прикончить почти кого угодно, но все они были на строгом учёте. Исходя из всего вышеупомянутого, «палочки», в сравнении с колбами, могли стоить как целый автопарк.

— Пятая — для тебя, — Птаха протянула стерженёк Тени. — Сможешь брать образцы и передавать нашим псевдопернатым сотрудникам. ДНК держится на ней до восьми часов, энергетика — до трёх суток. Но лучше, чтоб сохранилось и то, и другое.

— Псевдопернатые «орлы» — интересная трактовка, — ухмыльнулась Тень, тут же возникая рядом с ней, приняла инструмент и засунула куда-то за корсаж облегающего платья, где он тут же куда-то исчез — по крайней мере, никаких лишних выпуклостей на стройной, затянутой в пурпур фигуре не проявилось.

— Госпожа Птаха, я хотел бы пообщаться с вами после брифинга, чтобы не отнимать времени у глав отделов, — подал голос аналитик. В интонациях его не было ни подобострастия, ни особой просьбы, скорее — требовательность.

— Разумеется, Ильяс, — Птаха извлекла из сумки блокнотик и протянула ему. — Это первичные данные по оборудованию, всё остальное обсудим у меня в кабинете.

Толстячок принял у неё из рук блокнот и немедленно погрузился в чтение. Александр Евгениевич обвёл взглядом собрание.

— Итак, дамы и господа. Я официально объявляю начало операции по делу «Серебряная Княгиня». Старшая — Тень, старший оперативник — Ольгерд, кураторами будем являться мы с Палачом. Вопросы? Предложения?

— Никак нет, — ответил за всю группу Ольгерд.

— В таком случае все свободны. Тень, я полагаю, тебе будет что сказать мне наедине.

Переговорная опустела. Последними вышли Птаха и Ильяс, вцепившийся в неё, как клещ, — его не устраивали какие-то цифры в «предварительных данных». Светлов снял очки и принялся за непременный ритуал полировки стёклышек.

— Вопрос, не относящийся к операции, — неожиданно сказал он. — Твоя подопечная выдержит без тебя? Степень её социализации… пока что оставляет желать лучшего, насколько я могу судить. Или я не прав?

Тень хмыкнула и возникла у него за спиной, опираясь о плечи на вытянутых руках и положив подбородок на светлую макушку.

— Если вспомнить мои самые первые ассоциации в области морепродуктов — из воблы и селёдки Нуарейн медленно, но верно превращается если не в котеньку, то в рыбоньку уж точно. По крайней мере, мы перешли на «ты», и я приучила её любить клубничное мороженое. Первый отдел многое ей дал — а судя по голодным взглядам, которые бросает на неё наш общий друг не всурьёз, а издаля, через какое-то время он выдаст ей что-нибудь такое… этакое, что как-то пробьёт её ледяной панцирь и растопит чёрствое сердечко. Помяни моё слово, amore mio[10].

Она рассмеялась и прижалась к спине Светлова в кратком и крепком объятье.

— Наш Палач, конечно, дурак в том, что касается личной жизни… с его-то многотысячелетним застоем в этом плане. Но в целом — далеко не идиот. Я в него верю. Он её поддержит — и как начальник, и как куратор. А к Нуарейн я ещё зайду: пусть её греют воспоминания о том, что у неё тут есть хотя бы одна… подруга, действительно, что ли?

Чмокнув Александра куда-то над ухом, Тень встала вихрем уже в дверях и оглянулась через плечо, эффектно застыв в модельной позе. Светлов усмехнулся и водрузил очки на нос, терпеливо ожидая конца мхатовской паузы.

— А если наш ещё один, не менее общий депрессивный друг-дебил, задолжавший мне Виктюка, вдруг впервые за полгода вспомнит, что по коридорам Агентства обычно шастаю вот такая вот я… — Она запнулась, подумала и коротко хохотнула: — Впрочем, я сама ему скажу, что обиделась! Когда вернусь.

— Обязательно скажешь. — Александр встал. — Возвращайся. Для тебя это не самое опасное задание, но всё равно — это, в конце концов, самое старое пожелание тем, кто уходит. Возвращайся.

— Меньше пафоса, дорогой друг, — Тень вернула ему усмешку, а потом серьёзно пообещала: — Вернусь. — И провалилась через перекрытия.

* * *

Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Седьмой уровень. Жилые помещения Третьего отдела.

Толстая тетрадь большого формата в плотной обложке была раскрыта на середине. Страницы её, исписанные аккуратным бисерным почерком, слегка шевелились под порывами лёгкого ветерка. Нуарейн привыкла занимать чем-то руки в процессе размышлений, и сейчас тонкие изящные пальцы с безупречным маникюром плели замысловатую вязь символов-заклятий. Стажёр Третьего отдела отрабатывала базовые навыки управления воздушной стихией, но мысли её витали очень далеко от первичных принципов магии этого мира.

Процесс обучения в Третьем отделе не вызывал у Нуарейн вопросов. Скорее, он вызывал некоторые трудности: в основе всего здесь лежали психология и ситуативное поведение. Умение разговорить собеседника, вытянуть из него необходимую информацию, «достроить» её по оговоркам и недосказанности — научиться этому было гораздо сложнее, чем иллюзиям, перекраивающим внешность. Нет, скрытность, тихое воздействие тонкими энергиями и прочие элементы из арсенала «ниндзя-магов» тоже были непросты в освоении и требовали времени и серьёзных усилий. Но для Нуарейн самым сложным были именно способность к контакту и выведение на доверие.

«Вы должны уметь поддерживать любую беседу, — говорили преподаватели. — Никто не способен сделать из вас доктора наук за полгода подготовки, но это и не требуется. Вам должно быть попросту всё равно, в чьём обществе вы окажетесь — светских дам или хиппи. И не забывайте, что люди — сложные создания, и тех же докторов наук вы вполне можете встретить копающимися в помойках».

Разум стажёра отзывался на эти сентенции пониманием. Эмоциональное состояние и взращённый за долгие годы аристократизм говорили своё веское «нет». Но и с этим можно было справиться при надлежащем усердии.

«Внутренняя холодность — мой первый помощник. Я справлюсь. Справилась со Жрицей, справлюсь и с этим: ругаться матом и запоминать словечки из арго местных группировок не сложнее, чем усвоить слова древнего языка, которые здесь используют в заклятьях. Этикет везде этикет — и во дворе, и при дворе. Нет. Меня беспокоит совершенно иное».

Движения пальцев замедлились, затем и вовсе прекратились. Нуарейн встала из-за стола, медленно прошлась иллюзией по своему внешнему облику. Оценила результат коротким взглядом в зеркало. Дальше изменений оттенков и некоторой формы одежды ей зайти не получалось, но и этого было достаточно, как для получения очередного «зачёта», так и для личного удовлетворения.

Серый пиджак и юбка-карандаш сменили цвет на антрацитово-чёрный, кремовая блузка, напротив, заблистала белизной снегов.

«Я будто готовлюсь к чему-то… Постойте, ваше величество, вы вновь обрели умение обманывать себя в мысленных рассуждениях? Я прекрасно знаю, к чему готовлюсь. К разговору с Палачом».

Стажёр подошла к окну своей маленькой комнаты и медленно провела пальцами по широкому подоконнику. Задумчивый и естественный при взгляде со стороны жест на деле означал душевное смятение. Насколько подобный термин мог быть применён к Нуарейн. Впервые за долгое время в Агентстве женщина не знала, что ей предпринять.

«Он сторонится меня. Подчёркнуто дистанцируется от новой ученицы, это видно с первого дня, с первого взгляда, с первых реплик, которые он адресовал мне. Но это было бы нормальным: не стоит оказывать новенькой излишние знаки внимания, про меня и мои отношения с руководящим составом и так ходят совершенно безумные истории. Тем не менее я отреклась от части эмоций, а не от рассудка и наблюдательности. Я знаю мужчин. И вижу, что эта дистанция вызывает у него едва ли не физическую боль. Ему очень непросто поддерживать стену, которую он сам выстроил между нами. Рано или поздно, эта стена рухнет, и раскатившиеся камни могут больно ударить. И хорошо, если под этот удар попадём только мы с ним. Можно, разумеется, обратиться к господину Светлову, но я и так представляю, что услышу от него: некую обтекаемую сентенцию, ведущую только к выходу из создавшегося положения своими силами. А самостоятельное решение напрашивается само собой».

Нуарейн машинально поправила пиджак, вышла из своей временной обители и быстрым шагом направилась к лифту. Местонахождение кабинета её непосредственного руководителя она знала с первого дня стажировки в отделе.

Из-за двери Палача доносился перебор гитарных струн. То ли глава отдела не ждал посетителей и потому не озаботился звуконепроницаемым заклятьем, то ли ему было попросту наплевать на то, что могут услышать из его кабинета в коридоре. Нуарейн пожала плечами: подобная беспечность от первого мастера в области бархатного вмешательства, читай — разведки и контрразведки — была ей не очень понятна. С другой стороны, такое существо, как Палач, могло позволить себе достаточно многое. Женщина коротко постучала в дверь костяшками пальцев. Звук вышел неожиданно громким и звонким.

— Не заперто! — раздалось из-за двери. Гитара не умолкала. Нуарейн повернула ручку и шагнула за порог, начиная смутно подозревать, что её здесь, кажется, не ждут. При виде начальника «Тройки», с гитарой в руках развалившегося на стуле спиной к двери, и деревянного бочонка на столе подозрения окрепли и превратились в уверенность. Нуарейн откашлялась.

— Я… — начала она, и Палач, прервав мелодию «Зелёных Рукавов», повернулся к ней. — Прошу прощения, — твёрдо закончила женщина. — Судя по всему, я не вовремя.

— Ни в коем случае, — неожиданно улыбнулся глава Третьего отдела, вставая. — Я ждал вашего визита со дня на день, а это, — он повёл рукой в сторону бочонка и оставленной гитары, — просто подготовка к сегодняшнему небольшому празднику. У Воина годовщина его полной вербовки в Агентство, и мы хотим сделать ему маленький сюрприз. Не обращайте внимания.

— Вы ждали моего визита? — Нуарейн действительно не обратила внимания на пояснение того, что никоим образом её не касалось. — То есть, вы специально дали мне понять, что ваше отношение ко мне предвзято, с целью вывести меня на беседу с вами?

— И да, и нет, — вздохнул Палач, подходя к столу и извлекая из ящика толстую картонную папку. — Сейчас я устно даю вам разрешение ознакомиться с содержимым этого дела. А когда вы его просмотрите, предлагаю перейти на «ты», потому что, скажем так… это личная заинтересованность. Прошу, присаживайтесь.

«Вот так. Полная откровенность после молчания и дистанции. Удар тарана в распахнутые ворота. А самое главное — я не чувствую за его словами и действиями „военной хитрости“. Он не лукавит, он действительно ждал меня и сам хочет обрушить эту стену. Что ж, значит, я не ошиблась. И явилась удивительно вовремя. Теперь остаётся понять, насколько глубока и серьёзна сложившаяся ситуация».

Стажёр села на заботливо отодвинутый стул и взяла в руки папку с делом. На обложке в графе «Номер» чёрной тушью от руки было начертано «1-К» и ниже латиницей — «Проект „Кассандра“». Почерк был каллиграфический, с завитушками и лихим росчерком в конце, на хвостике буквы «а».

Первый же лист смог вынудить Нуарейн проявить некоторые эмоции, главной из которых было удивление. С невероятно подробного цветного портрета на женщину смотрело её собственное лицо. Смуглое, в обрамлении чёрных кудрей, но всё же её. Нуарейн перевела взгляд на Палача и чуть приподняла брови. Тот снова вздохнул.

— Читайте ниже. Там много интересного.

Женщина помедлила, потом, под внимательным взглядом куратора, закрыла папку и отложила её на угол стола.

«Ситуация более чем нестандартна. Следовательно, придётся в меру своих сил проявлять нестандартный же подход. Попробую. В конце концов, в том числе и к подобному меня готовила подруга».

Палач молча ждал, опираясь о столешницу сжатым кулаком.

— Полагаю, будет уместнее, если вы сами мне всё расскажете, — предложила Нуарейн. — Тем более что, насколько я помню, для доступа к делам класса «К», то есть, проектам, объединённым под грифом «Идеальный Солдат», требуется нечто большее, чем устное разрешение. Пусть даже и от вас.

— Вот как, — пробормотал Палач, проводя ладонью по лбу. — И в этом вы тоже похожи…

Он отвернулся к окну, скрестил руки на груди, задумчиво глядя в серое питерское небо. Затем заговорил, и голос его звучал самую чуточку глуше:

— Ну что ж, я дам краткую выжимку, сделаю кое-какое предложение, а дальше — решайте сами. Кассандра была дочерью одной из величайших предсказательниц того времени. И сама была пророком, но, в отличие от матери, не видела глобального будущего. Зато могла видеть частное — собственное. На несколько секунд вперёд. После обучения — на несколько минут, а в редких случаях и часов. Эта особенность и её экстраординарные физические возможности дали ей возможность стать проектом «1-К». Первой попыткой Агентства создать совершенного бойца.

— Моё дело тоже идёт под грифом «К»? — спокойно спросила Нуарейн. Картина прошлого начала вырисовываться в её сознании, но пока что больший интерес вызывали дела нынешние. Особенно поведение руководства.

— Нет, — покачал головой Палач, обернувшись к ней. — Вы уникальный… человек. Но я продолжу, с вашего позволения. Кассандра полностью оправдала возложенные на неё ожидания, быстро прогрессировала под моим обучением и готовилась войти в правящий состав Агентства. — Палач сделал паузу. — Её завербовали. Она стала настолько сильна, что на неё обратила внимание одна из Высших Процессов — Смерть. Уж не знаю, что ей было предложено взамен потенциального будущего с нами, но факт в том, что Кассандра стала эмиссаром. Одним из созданий, с которыми наши пути, пути Агентства… во многом расходятся. Это произошло через неделю после нашей с ней помолвки. Если это можно так назвать. После чего главой «Альтаира» был отдан приказ о её ликвидации, который и был исполнен. Мной. Это было почти три с половиной тысячи лет назад.

На лице Нуарейн по-прежнему не отражалось ни тени эмоций. А совет своему нынешнему начальству обратиться к специалисту по поводу былых сердечных дел и связанных с ними психических травм не совпадал с её грамотно выстроенной системой иерархических отношений.

— Я поняла вашу личную заинтересованность во мне на основе анализа поступившей информации, — ровным тоном произнесла она. — И пока что ничего не могу сказать по этому поводу. Но вы упоминали о каком-то предложении с вашей стороны.

Палач усмехнулся:

— Глупо было бы ожидать иной реакции. Но вечер, как говорит мой друг Воин, только начался. Я был на вашем месте, Нуарейн, — продолжил он без перехода. — Фактически, я был на нём дважды, и в первый раз меня «лечили», если можно так выразиться, моим долгом. А во второй — мне кое-что показали. Я хочу показать вам то же самое, и могу только надеяться, что это «кое-что» поможет так же, как некогда помогло мне. Но даже если нет, в любом случае будет полезно.

— Я полагаю, это «кое-что» находится не в вашем кабинете?

— Нет. Собственно, о предложении: вы готовы испытать на себе прелести перехода тропами мёртвых?

— Полагаю, той, кто фактически уже проходил ими, они вряд ли повредят. Разумеется, я готова принять ваше предложение, — отозвалась Нуарейн.

«Шутка? И к месту? Спасибо, Тень. Спасибо за то, что я вспомнила, каково это — шутить».

Улыбка Палача и протянутая рука были ей наградой.

— В таком случае, следуйте за мной. Глаза можете не закрывать: не думаю, что это зрелище будет для вас шокирующим.

Палач с усилием сделал движение левой ладонью, будто отводя занавес из тяжёлой ткани, и шагнул вперёд. Нуарейн двинулась следом. На несколько долгих секунд перед её взором возникла узкая тропа, стиснутая тяжёлыми каменными стенами и залитая бледным светом. Над стенами жадно пульсировали тёмно-фиолетовые небеса. Женщина невольно моргнула, а в следующее мгновение обнаружила себя стоящей на смотровой площадке, ограниченной невысокими гранитными перилами. Под ногами у неё расстилался вечерний, залитый огнями Санкт-Петербург.

— Это Исаакиевский Собор, — раздался над ухом голос Палача. — Фактически, самая высокая точка города. Здесь невероятно красиво, не говоря уже о том, сколько памяти несёт в себе это место.

Нуарейн промолчала. В своей прошлой жизни она видела с высоты полёта орла города и прекраснее этого и пока что не очень понимала, зачем главе Третьего отдела понадобилось приводить её сюда. Палач вновь мягко взял её за руку, и на сей раз женщина чуть не вздрогнула от неожиданности.

— Закрой глаза, — тихо сказал он. — И не слушай меня или себя. Сейчас ты здесь, над этим городом. Над этим миром. Слушай его. Смотри на него. Здесь его голос звучит громче всего. Загляни в души тех, кто составляет его душу, прислушайся к ритму сердец, бьющихся в унисон с его сердцем.

Веки сомкнулись против воли. Нуарейн хотела ответить, что всё это давно безразлично ей, пронзившей когда-то Сердце своей Грани, уничтожившей её. Хотела сказать, что Палач действует недопустимо, вторгаясь в её сознание, — она отчётливо почувствовала заклятье, которое он сотворил, хоть и не могла понять его. Хотела. Но не успела. Потому что увидела под сомкнутыми веками мириады огоньков, пылающих внизу.

Сотни. Тысячи. Миллионы. Море света, колышущееся под ногами. Зрелище, давно угасшее в недрах памяти, то, которое она считала недоступным — и вновь властно распахнувшееся перед мысленным взором, поражая наотмашь новым и от того на удивление ярким изумлением.

Огни пульсировали и сияли, подобно звёздному небу, они дышали счастьем и болью, слезами и смехом, жизнью и смертью. Каждый из них был ценен сам по себе, но также вплетался в ткань чего-то большего, в полотно целого мира. Миг — и Нуарейн, ахнув, почувствовала, что на глаза начинают наворачиваться слёзы. Горло словно сдавила чья-то безжалостная рука, в гортани застрял комок, женщина едва не пошатнулась, а затем… Цепкая хватка разжалась, в груди что-то тенькнуло и оборвалось, сердце на долю секунды затопило горячим — и тут же схлынуло. Давно забытое чувство полёта наполнило грудь, и Нуарейн разом, рывком смогла видеть больше. Не только город — вся Грань лежала перед ней, перемигиваясь огоньками-душами. Хрустально-прозрачная, мерцающая, как одна из голографических моделей на редких практикумах Жрицы, только неизмеримо прекраснее. А потом от этого сияния отделилась золотистая нить и потянулась к ней. Женщина застыла, не в силах поверить в происходящее. Она уже не была в состоянии анализировать и систематизировать, всё это, внешнее и наносное, слетело с неё в этот миг, как шелуха, и на смену точным выкладкам пришло глубинное осознание: Мир, сам этот Мир протягивал ей руку.

Ошеломлённая Нуарейн повернула голову в поисках Палача и едва не ослепла на миг от яркого, солнечного света, пламеневшего в шаге от неё.

«Как я раньше его не заметила?»

Колоссальный поток силы, исходивший от того, кого называли Палачом, омывал Нуарейн, не прикасаясь к коже, и она ощущала, впервые за многие годы ощущала чужие эмоции. Его желание защитить и уберечь, его желание учить, желание покончить со страшной болью, многие годы терзавшей его. Она перевела взгляд обратно и задохнулась: Мир чувствовал то же самое. Иначе, по-своему, гораздо полнее, гораздо глубже, но то же самое. А ещё он, в отличие от Палача, нуждался в защите. Он искал тех, кто может уберечь его, хранить от опасностей извне и исцелять от собственных болезней. Он жил. И протягивал к ней руки.

Из памяти всплыли образы: парящая кровь на снегу, треск ломающихся копий, крики умирающих и чёрные вороновы перья поверх заиндевевшей кольчуги — и тут же, вслед за этим, пришелица с разрушенной Грани увидела цветущий луг, девочку, бросающуюся в объятия пожилой женщины, ощутила запах цветов и тепло солнца у себя на щеке. Несколько невероятно долгих секунд воспоминания и новые видения боролись, наслаивались друг на друга, но затем жизнь победила… и Нуарейн протянула руки в ответ.

— Нет, — прошептала она, чувствуя, наконец-то чувствуя сама, как в груди разгорается тёплая искра. — Так больше не будет. Я не оставлю тебя. Никогда.

И искра вспыхнула, озарив собой весь Мир, и вновь съёжилась. Но толика тепла осталась внутри, и Нуарейн почти услышала, как трескается лёд её внутренней брони, защищавшей от жуткой боли содеянного. Боли, которой больше не осталось. По-прежнему оставалась память о ней, урок, который она принесла, но её самой больше не было. Золотистое сияние, омывшее всё существо Нуарейн, растворило боль, растопило и унесло с собой, будто весенний ручей, полный живой воды.

Послание было получено и понято. Её приняли здесь.

Женщина глубоко вздохнула, будто просыпаясь от глубокого сна, и открыла глаза. Несколько секунд ушло на фокусировку слегка плывущего зрения, затем Нуарейн повернулась и встретилась взглядом с Палачом. Внешне тот выглядел расслабленным, и лишь едва заметный прищур выдавал огромное внутреннее напряжение, владевшее им. Нуарейн понимала, что нужно что-то сказать, но все фразы, полагавшиеся по ситуации, казались ей глупыми и нелепыми. Описать протокольным языком всё, что с ней произошло за эти минуты, в лучших традициях Первого отдела? Неправильно и невыносимо. Попытаться выразить словами все эмоции, наконец-то полностью ею прочувствованные, — её, его, всего Мира? Невозможно, да и не нужно это было сейчас. Сказать то, что он, вероятно, хотел бы услышать? Ну, это уже вообще была бы глупость несусветная.

Оставался только один вариант: нелепый, но хотя бы сносный. И сказать это нужно было именно сейчас, пока ещё не схлынул и не угас приступ этой невероятной эмпатии, которой сама Нуарейн никогда не владела.

— Я понимаю тебя, — тихо произнесла она, и в глазах начальника Третьего отдела отразилось облегчение. — Ошибки надо исправлять. Ты дал мне достаточно, чтобы я пообещала: я попробую помочь тебе исправить твою.

— Но ничего не гарантируешь, — с улыбкой закончил за неё Палач. — Как и мы все, когда произносим подобные слова. Спасибо.

— Не стоит благодарить за то, что ещё не сделано. — Холодный, спокойный тон и выражение лица вернулись сами собой, но за ними теперь крылось гораздо больше, чем раньше. — У нас с тобой впереди много работы. И в первую очередь я хочу понять, почему мои возможности не возвращаются ко мне в полной мере.

— О, это к Воину, — отозвался Палач, опираясь на перила. Он делал вид, будто ничего не произошло, но, скорее, так же, как и она теперь, по привычке, удерживая маску невозмутимого и хладнокровного начальника отдела. — Когда начнёшь работать с ним — разберёшься в структуре своей силы. Моя задача — не развивать твои способности, а научить тебя действовать практически без них. Вот он тебе подробно сможет объяснить, чем ты являешься для этого мира и почему твоя сила не может в него проникнуть.

— Ты это тоже можешь.

— А не ты ли сама исповедуешь принцип «каждый должен заниматься своим делом»? Я займусь своим, ты — своим, а Воин — своим.

— Приемлемо, — после секундного раздумья согласилась Нуарейн. — Мы вернёмся обратно так же, как пришли?

— Не думаю, — улыбнулся Палач. — Как тебе мысль о небольшой прогулке по городу? Тем более что, по словам Тени, не все ещё магазины и кафе были осчастливлены твоим присутствием. Будешь хотя бы знать, где что расположено.

Нуарейн склонила голову, пряча улыбку в уголках губ.

«Всё-таки, надо признать: ухаживают в разных мирах практически одинаково. Что ж, Палач. Один раз ты меня уже удивил; посмотрим, сможешь ли развить этот успех».

— В твоей компании я готова пойти на подобное, ничем не оправданное нарушение протокола.

— И это прекрасно, как говорит один мой друг, — рассмеялся Палач и подал ей руку.

Глава восьмая

— в которой посол Синего Дракона встречается с Белым Лисом, а одержимость жаждой мести приобретает более осознанные очертания.

Токио. Около десяти месяцев до драки в баре «Великое Древо». Офис корпорации «Сейрю».

Говорят, что под столицей Японии, как и под Бэйцзином, да не оскудеет казна Северной Столицы, развернулся огромный подземный город, принявший в себя отбросы общества, изгнанные сверху. Говорят, что вот уже год с лишним, как патриархи Триад не пользуются для серьёзных сообщений модными нововведениями, вроде мобильных телефонов и электронной почты, предпочитая отправлять своим отдалённым собеседникам живых посланцев. Говорят, что бойцы и в особенности главы якудза выпускают неугодным вестникам потроха и засыпают в распоротый живот жгучий перец или того хуже, красных муравьёв. Говорят… ай, много чего говорят. Линг Собачий Хвост досыта наелся этими слухами перед тем, как его отправили на острова. Не хотел слушать, понимать не хотел, но бойцы, что сопровождали незадачливого младшего помощника третьего побочного племянника главы Семьи к дверям маленького кабинета скромного игорного дома, не скупились на подробности. Линг искренне не желал знать, зачем он потребовался влиятельным господам, занимавшим этот кабинет, но, видать, такова уж была его судьба: уподобляться петуху в варварском супе. С дрожью во всех своих конечностях Собачий Хвост переступил порог, ставший последним в жизни многих, и узнал то, что должен был.

На первый взгляд всё выглядело довольно безобидно: Триады хотели поделиться информацией с якудза, точнее, всего с одним человеком из этой японской организации. Вот только человек этот наводил такого страху на всех, кто имел с ним дело, что сами патриархи решили послать к нему того, кого не жалко. Фишку, что и с доски сбросить не грех: всё одно мешается.

Разумеется, сам Линг не видел тех, кто составлял сообщение. Уровень не тот. Он всегда считался парией, даже в банде, а потом и в Семье, когда Хонгуи по прозвищу «Пуля», лидер «Танцующих Пуль», смог пробиться выше по преступной лестнице. И даже когда степень родства главаря с одним из патриархов семьи Синего Дракона была подтверждена и положение его неизмеримо выросло, Линга всегда использовали только на самых грязных и неблагодарных заданиях. Пару раз отправляли на верную смерть, но он как-то выкручивался и выживал, чем заслуживал не благодарность, а новую порцию презрения. Ибо в понимании Линга самым ценным было выживание. А Хонгуи, как и его высокопоставленный родственник, превыше всего ценил самопожертвование и преданность идее.

Человек с манерами деревянного истукана, облачённый в европейский костюм в чёрно-белую клеточку, выдал Лингу свиток и заставил заучить на островном диалекте, что будет потребно сказать, если вдруг свиток будет утерян в пути. Ледяным тоном пояснил, что именно сделают с самим Собачьим Хвостом, если утеря все-таки произойдёт, даже если виной тому будет кто-то из обитателей Пэнлайдао. Дал денег на новый костюм и дорогу и разве что не пинка под зад напоследок. Ах да, ещё назвал имя адресата, которое уже успело прогреметь и обрасти самыми ужасающими подробностями среди жителей Бэйцзина, не утруждавших себя соблюдением некоторых государственных законов.

И вот теперь Собачий Хвост сидел в приёмной того, кому предназначалось послание. Потел, поминутно одёргивая непривычный дорогой пиджак, во внутреннем кармане которого лежало драгоценное письмо на белом пергаменте, перевязанное ало-чёрной лентой, и ждал, когда…

— Господин готов вас принять, — приветливый голос секретарши заставил Линга вздрогнуть. — Прошу вас.

Девушка в чёрном шёлковом одеянии, расшитом золотыми и серебряными нитями, склонилась в вежливом поклоне у дверей. Огромные створки тёмного металла без украшений медленно распахнулись, и Линг, внутренне сжавшись в комок, встал и сделал несколько шагов вперёд. За порогом находился просторный кабинет, лишенный окон и освещённый стилизованными под факелы лампами и самыми настоящими жаровнями, стоявшими вдоль стен. От жаровен тянуло свежим горящим деревом и чем-то ещё, непохожим на традиционные благовония. У дальней стены располагался длинный стол. От входа было можно разобрать, что за ним кто-то сидит, но не более. Впрочем, рассматривать хозяина кабинета Собачий Хвост и не собирался. Он упёр взгляд в пол, мелкими шажками вышел на середину помещения и отвесил глубочайший поклон. Мелькнула мысль, что неплохо бы опуститься на колени, но это показалось Лингу излишним. Хотя…

— Подойди ближе, гонец, — раздался глубокий, сильный голос. Обладатель его превосходно говорил по-китайски, и посланцу не составило труда понять произнесённое. — Подойди, я хочу разглядеть тебя.

У Линга задрожали колени, но он заставил себя сделать ещё с десяток шагов, не прерывая поклона.

— Выпрямись. — Приказ был недвусмысленным. Собачий Хвост вздохнул и с трудом поднял голову. Первое впечатление от увиденного повергло его в шок: говоривший был явным варваром. Европейцем. Его длинные, заплетённые в косу волосы цветом напоминали солому, выгоревшую на солнце, а через левый глаз шла чёрная повязка, расшитая белым шёлком. Проведённые искусными стежками нити складывались в изображение танцующего лиса.

— Хорошо, — произнёс хозяин кабинета, насмотревшись на гонца. — Теперь отдай то, что должен отдать.

Каким-то чудом не запутавшись в собственных карманах, Линг вынул из-за пазухи слегка намокший от пота свиток и протянул вперёд обеими руками. Варвар вышел из-за стола, подошёл к Лингу — оказалось, что гонец ниже его чуть ли не на две головы, — и, ничем не выказав брезгливости или неудовольствия, принял и развернул свиток.

— Вот, значит, как, — медленно произнёс хозяин кабинета. — Тебя просили передать что-то на словах?

— Только то, что написано в свитке, высокорожденный господин, — Линг прикусил язык, поняв, как могло прозвучать обращение с учётом разницы в росте, но грозы не последовало.

— Всё равно — повтори. Я хочу знать, есть ли разница в посланиях.

И Собачий Хвост, запинаясь на чуть непривычных оборотах островного диалекта, произнёс:

— Белый Лис должен знать, что древний храм вновь обрёл служителей. Тень брошена на Восток и скоро коснётся его земель. Ты должен договориться с нами, иначе Тень сокрушит и тебя. Мы ждём ответа.

— Вот, значит, как, — повторил Белый Лис и неожиданно расхохотался. То был хохот бойца, узнавшего о позорной смерти соперника.

Гонец втянул голову в плечи.

— Как тебя зовут? — спросил варвар, отсмеявшись.

— Линг.

— Полностью.

— Линг Собачий Хвост, — незадачливый гонец по привычке назвал прозвище вместо фамилии и хотел было исправиться, но было поздно.

— Почему так?

— Когда я был мал, моя семья была бедна, — Линг и сам не очень понимал, зачем он это рассказывает, но язык во рту зажил своей жизнью, выкладывая страшному якудза нехитрую историю. — У меня не было возможности получить образование, а тем более — работу. Когда мои досточтимые родители почили, я прибился к уличной банде, но и там приходилось всё время голодать. Однажды мальчишки нашли дохлую, но свежую собаку. Они сняли с неё шкуру и предложили мне её жареный хвост в качестве обеда.

— А что ты?

— Я его съел.

— Почему же тебя послали ко мне? Что, не смогли найти гонца достойнее?

Линг помедлил.

— У меня ничего нет за душой, господин, — тихо произнёс он. — Меня не жалко потерять из-за дурной вести, принесённой Кицунэ Сирои — Белому Лису. И потом, я умею выживать. — Последнее слово он произнёс с уже въевшимся чужим презрением.

Варвар хмыкнул, небрежно бросил свиток на стол и сел обратно в кресло.

— В какой Семье ты состоишь? — наконец спросил он.

— Общеизвестное имя главы Семьи, которой я служу, — Синий Дракон, господин.

— Что? — Кицунэ Сирои вновь рассмеялся, на этот раз негромко и весело. — Ну, будем считать, что это знак судьбы.

Что-то в голосе Лиса заставило Линга вновь поднять голову. Робкий, полный надежды взгляд Собачьего Хвоста столкнулся с яростным сиянием единственного глаза хозяина кабинета.

— Господин? — неуверенно спросил Линг.

— Иди к моему секретарю. Тебе выделят место, дадут указания, деньги и новую одежду. Потом вернёшься ко мне. Мне нужен человек для особых поручений. Который умеет выживать.

— Но Семья…

— У Триад кончается время, — ровным тоном произнёс Кицунэ Сирои. — Глупцы думают, что я буду договариваться… о, нет. Мне будет проще пройти по их головам. Пусть считают, что «жуткий якудза» казнил тебя за скверную весть. Иди.

Линг ещё раз поклонился, прошёл к дверям и вдруг остановился, настигнутый какой-то мыслью. На губах Лиса расцвела одобрительная улыбка.

— Скажите, господин, — не оборачиваясь произнёс Собачий Хвост, — почему вы сказали мне всё это? Разве вы не боитесь, что я предам вас, как предаю Семью?

— Предаёшь? Нет. Ты пока что труслив, но не способен предавать по-настоящему. Хотя бы тех, кто готов тебя выслушать. По-настоящему. А от семьи ты избавляешься, как от ярма непонимания и унижения. Не так ли?

— Воистину, ваша мудрость превосходит мои чаяния, — Линг вновь склонил голову. Отец успел научить его немногому, но основы основ этикета надёжно пустили корни в голове его нерадивого отпрыска. — Благодарю вас, господин.

— Иди.

* * *

Санкт-Петербург. Около десяти месяцев до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Тренировочные залы.

Сухие, щёлкающие удары отмечают ритм. Протяжный звук духового инструмента, странно напоминающий вибрацию воздуха на Рубеже. Резкие выпады фиддла. Тягучие слова норвежского языка повисают в воздухе.

Солнца круг замкнулся, что летом искрится…

Тело, нещадно истязаемое вот уже который месяц, внезапно становится лёгким, почти невесомым. Тяжёлый клинок превращается в продолжение даже не руки, держащей его, а мысли, что направляет эту руку.

Крик петуха песней эльфов продлится…

— Умница, девочка.

Голос наставника не сочится насмешкой, как казалось раньше, — он попросту не умеет разговаривать иначе, пусть даже и старается в последнее время. Да, там, в кабинетах, на нём белый костюм, маска равнодушия пытается прикрыть боль, и даже столь любимые им праздники — различные годовщины особых событий — более не радуют его и превращаются в мрачную пьянку. Но здесь, в тренировочном зале, когда неподалёку, прищурившись, сидит его друг, а на тёплых досках пола танцует с ним и с оружием ученица, он становится собой. Настоящим собой.

Пауза. Одними губами, почти неслышно, вместе с певцами:

Сила телесная

Землёю сокрыта…

Клинки плетут свою паутину ударов и блоков, но схватка, на самом деле, не в этой звенящей круговерти. Она даже не во взглядах, упрямо ломающих друг друга, вычленяющих движение тела до того, как оно сделано. Схватка…

— Ты борешься не с Воином, — задумчиво сказал Палач два месяца назад, прервав их тренировку, когда Рива уже начала хватать воздух ртом.

— Я хочу убивать вампиров, — на выдохе ответила девушка. — Воин учит меня это делать. Естественно, я с ним не борюсь. Я у него учусь. Убивать.

Палач покачал головой. Воин с хитрым прищуром посмотрел на него, положив клинок на плечо:

— В последнее время объяснения у меня выходят на диво отвратительно.

— Оно и видно, — усмехнулся Палач. — Позволишь попробовать?

— Почему нет? Я, понимаешь ли, как кретин, учу её сражаться и, надо признать, добился успехов. В сражении со мной, любимым и ненавидимым. А она, чтоб её поперёк, хочет и учится у меня убивать. Искренне надеюсь, что у тебя выйдет объяснить ей разницу.

Палач сделал отрицательный жест.

— Ничего подобного. Она не хочет убивать. Она хочет мстить. И учится сражаться, а это ей очень и очень поможет в достижении её мести. Но ты прав: беда в том, что она сражается с тобой.

— Я уже ничего не понимаю, — усмехнулась Рива. — То я сражаюсь с Воином, то не сражаюсь, то хочу убивать, то не хочу. Вы уж определитесь… наставники.

Последнее слово ей удалось произнести с полувопросительной интонацией. Мужчины переглянулись.

— Н-нет, — неуверенно сказал Палач. — Я, скорее, получаюсь… — он чуть замялся, — куратор, пожалуй. Да. Это слово мне нравится, и оно как нельзя более подходит для моего положения в этом случае.

— Светлова выключи, — внезапно вернувшись к своеобычному стилю речи, через плечо бросил Воин. Отошёл к скамейке возле стены и взял с неё полотенце. — У тебя всё равно хреново получается.

— У тебя ещё хуже, — хладнокровно парировал Палач и протянул руку к клинку Ривы. — Позволишь?

Та пожала плечами и рукоятью вперёд протянула ему тупой тренировочный меч:

— Пожалуйста.

Палач взял меч, провернул в руке, привыкая к весу, а потом внезапно вернул девушке. Рива с удивлением приняла оружие обратно. Грань клинка тонко блеснула под светом ламп: теперь меч был остро отточен и источал смертельную угрозу.

— Убей, — спокойно сказал Палач, опуская руку. — Я твой враг.

Рива от неожиданности сделала полшага назад, перетекая в защитную стойку. Глава отдела не двигался с места.

— Вы без оружия, но, полагаю, вам это не помешает, — нервно улыбнулась девушка. Ее визави покачал головой.

— Не будет нападения и защиты. Не будет поединка. Убей.

— Вы мне ничего не сделали.

— Моральная мотивация, Палач, — усмехнулся со скамьи Воин. — И честь, которой у неё побольше, чем у нас обоих.

Палач сделал короткий жест пальцами, и обстановка сменилась. Исчезли зал, Воин и скамейки вдоль стен. Исчез свет ламп. Вокруг высились обшарпанные стены долгостроя, в щербатые окна заглядывала луна, а напротив Ривы над телом Витольда стоял Андрэ Бэрринг. Раненый, обессиленный, на одном колене.

— Я виновен, — проскрежетал он, зажимая рану на горле. Из-под ладони потекла густая, почти чёрная кровь вампира. — Я проиграл. Убей меня, ты имеешь на это право.

Рива сделала шаг вперёд. Иллюзия была абсолютной. Рассудок аналитика заволокло лёгкой пеленой, похожей на опьянение. Реальность и сон, повторявшийся столько раз, смешались воедино. Она подняла клинок. И опустила его.

— Ты исцелишься, тварь, — прошипела она. — Ты будешь жив и здоров. И тогда я приду и вскрою тебе глотку по-настоящему. Надеюсь, у тебя хватит сил доковылять до ближайшего источника пищи.

Она резко развернулась… и споткнулась от яркого света и ясности сознания, обрушившихся, как водопад, смывающий остатки заклятья Палача.

— Что и требовалось доказать, — ровным тоном произнёс тот, подходя ближе и поддерживая девушку за локоть. — Ты не хочешь «убивать вампиров». Ты хочешь как минимум поединка с объектом мести.

— Вы… видели? — ошеломлённо спросила Рива, понимая, насколько глупо сейчас выглядит.

— Нет, — покачал головой глава Третьего отдела. — Мы слышали. Картина, которую ты видела, была лишь в твоём сознании. «Шёпот Эринии» должен был заставить тебя увидеть объект мести. И убить его. Ты этого не сделала, эрго, убийство не входит в твои планы. По крайней мере, хладнокровное убийство беззащитного. Ты хочешь сразиться с ним.

— И что же мне прикажете делать? — с напускной иронией спросила Рива. Коленки у неё ещё подрагивали.

— Слушать дальше, — с лёгкой улыбкой отозвался Палач. — Беда в том, что Воин учит тебя сражаться на своём примере и с собой же. Происходи подобное лет этак с тысячу назад, было бы проще наловить нелюдей разного пошиба и стравливать их с тобой. Но это тоже ущербный подход. Ты уже поняла, что учишься не убивать, а сражаться. Теперь надо понять, что ты в первую очередь сражаешься не с вампирами, оборотнями, кикиморами и прочей нежитью. Ты сражаешься и не с Воином, которого видишь ежедневно и который так вымотал тебя тренировками, что ты начала бороться с ним самим, — при этой фразе он бросил уничижающий взгляд на начальника Второго отдела. Тот высунул язык и потряс головой, изображая полного кретина. Палач укоризненно вздохнул.

— А с кем тогда? — хихикнув, спросила Рива.

— С собой, — серьёзно ответил её собеседник. — Только, как в той старой загадке про рыб и зубы, и это неправильно.

— Почему? — опешила девушка.

— Потому что тебе надо принять себя. Но до этого тебе ещё очень далеко. И не в моих силах вложить эту мудрость прямо сейчас в твою красивую голову. А потому просто осознай, что твой противник не перед тобой. Он внутри тебя. Станет легче. А теперь дадим твоему наставнику отдохнуть. — Палач скинул пиджак и принялся засучивать рукава. — Давай я тебе объясню, в чём принципиальное различие бархатного и силового вмешательства. Это тебе тоже поможет.

Два месяца на то, чтоб понять такие простые слова. Два месяца медитаций и тренировок в одиночестве, которые не смел прерывать даже Воин. Два месяца, родившийся в сознании сам по себе танец с клинком, и вот теперь эта тренировка. Первая с боевым, настоящим, смертельно опасным оружием. Танец полированной стали. Пауза. И непрекращающимся речитативом…

Крик петушиный — заклятий творение Норны прядут — судьбы сплетение Боги рыдают — волков завывания Ворона грай — турсов видения Тени ложатся — ячмень наклоняют Поля плодоносят — солнце сияет Волчья охота — солнца снижение Крик петушиный — заклятий творение[11]

«Схватка идёт внутри. Борьба с собственной слабостью, с собственной болью, с собственными страхами. Каждый раз, взяв в руки оружие, я буду сражаться с собой. Спасибо, Палач».

— Умница, девочка, — произнёс Воин ещё раз, завершая танец и отходя назад. — Ну а теперь попробуем проделать то же самое с огнестрельным. Хотя, учитывая, что оно всегда было тебе ближе, у нас не будет никаких проблем?

— Никаких, наставник, — весело отозвалась Рива, кланяясь учителю и куратору. — Тем более что я не пренебрегала посещениями тира.

— Вот и молодец. Тогда отправляйся туда, бери оружие, холостые патроны и возвращайся. Посмотрим, на что ты будешь похожа в ближнем бою с ограниченными условиями для стрельбы.

У Ривы чуть вытянулось лицо, но она послушно кивнула и вышла. Демон повернулся к своему другу.

— Что скажешь?

— Как и практически любая молодая женщина, она услышала то, что хотела услышать, — философски пожал плечами Палач.

— Как и практически любой молодой мужчина, чёртов ты шовинист.

— Я не шовинист. Я старый женоненавистник. Не уходи от темы. Что ты будешь делать, когда она устанет от бесконечной борьбы с собой?

Воин фыркнул.

— Ничего. С её упорством она найдёт себе нового наставника быстрее, чем мы успеем заморочиться этими проблемами. И потом, скоро она выйдет в поле по-настоящему, а столкновение с реальным противником оч-чень прочищает мозги. По себе знаю.

— Будем надеяться. И всё же, если не найдёт и не очистит голову, залив руки по локоть кровью?

— Тогда, — демон вздохнул, — ей придётся поступать в ученицы к тебе. Если ты не против, разумеется.

Палач медленно покачал головой.

— Не против. Это будет даже интересно. У девочки в любом случае большое будущее. Но с одним условием.

— Каким?

— Ты постараешься как можно быстрее прийти в себя. Мне надоело доделывать за тебя работу.

— Я постараюсь, — пробормотал Воин, наблюдая за вернувшейся Ривой, которая привычно проверяла свои пистолеты. — Я очень постараюсь, Палач. Честно. А пока — приступим.

Глава девятая

— в которой моется и тренируется Собачий Хвост, а один старший оперативник получает потенциальное повышение и новую группу.

Токио. Около десяти месяцев до драки в баре «Великое Древо». Корпорация «Сейрю».

Деловые центры на окраине Токио — удивительные и неповторимые места. Здесь бамбуковые циновки и икебаны свободно соседствуют с полированными каменными, стальными и стеклянными плитами построек, а изречения древних мудрецов, начертанные тушью на свитках, висят подле компьютеров последнего поколения. Самое же удивительное состоит в том, что ни у кого подобное смешение стилей и времён не вызывает когнитивного диссонанса: как у местных жителей и работников, так и у гостей этих зданий. Гармония и спокойствие, отшлифованные сотнями лет традиций, распространяются на всё и всех. Неудивительно, что первые дни Линга в корпорации «Сейрю» привели его в благостное расположение духа. Насколько смог понять молодой китаец, в здании находился не только деловой центр, но и гостиница, и небольшой ресторан, и куча дополнительных подсобных помещений. Услужливый персонал, вкусная еда, новая одежда и пластиковая карточка, содержащая в своей магнитной полосе информацию о подъёмных средствах, на время примирили Собачьего Хвоста с неожиданностью и некоторой жутью его нового положения. Но первая же беседа с нынешним хозяином и покровителем расставила всё на свои места и вновь вызвала в коленях Линга лёгкую дрожь.

— Ты будешь учиться, — сказал Белый Лис. Собачий Хвост почтительно внимал, стараясь не думать о том, насколько нелепо выглядят соломенные волосы при загорелой коже жуткого якудза. — Будешь учиться новому и непривычному. Ты нужен мне не просто как оружие или как мальчик на побегушках. Ты будешь моим помощником. А значит, должен соответствовать.

— Стрелять я умею. И драться тоже, — нерешительно отозвался Линг. Светловолосый варвар поморщился.

— Это умеет любой выходец из банд. Нет. Тебя будут учить действовать незаметно. Выживать. И не только тебя. Иди, знакомься. Только сперва скажи секретарю, что я велел тебе избавиться от татуировок. Она поможет.

Через два с половиной часа после этого разговора Линг понял, что жизнь ко многому его не подготовила. Во-первых, процесс избавления от татуировок был настолько же неожиданным, насколько и приятным: Собачий Хвост был вымыт. Двумя изумительно красивыми японками. Более того, они не только присоединились к процессу омовения в небольшом бассейне с подогретой водой, но и не препятствовали определённым действиям, сопутствующим этому процессу. Последствия же омовения оказались ошеломительными. Линг добрых полчаса рассматривал свои предплечья и вертелся перед зеркалом, пытаясь обнаружить хоть след от цветных картинок, ранее украшавших его кожу, но так и не преуспел. А затем его с поклоном проводили в тренировочный зал на первом этаже, где ждали двое соучеников, с которыми Линг ещё не успел да и не стремился сблизиться и знал только по имени. Несколько минут ожидания прошли в натянутом молчании, скрашенном лишь приветственными улыбками и поклонами, а затем дверь отъехала в сторону, и в помещение вдвинулся — иначе и не скажешь — толстый невысокий варвар в совершенно не подходившем ему дорогом мужском кимоно современного покроя.

— Меня зовут Фил, — отрекомендовался он по-японски, отвесив небрежный поклон. — И я буду учить вас прятаться.

Худощавый Такеши, не самая привлекательная внешность которого выдавала примесь гайдзинской крови, не смог сдержать короткую улыбку, и маленькие глазки толстяка сверкнули нехорошим блеском.

— Думаешь, тут есть что-то смешное?

— Нет, господин.

— Никаких «господинов». Для вас я наставник Фил. А теперь, чтобы не было лишних вопросов и ухмылочек, я вам кое-что покажу.

Варвар подошёл к большому окну тренировочного зала, повернулся к ученикам, шутливо поклонился и… исчез.

Линг только и смог, что глаза вытаращить. Вот только что стоял освещённый рассветным солнцем толстячок в нелепом одеянии с алыми разводами и вдруг — нет его.

Пухлая ладошка похлопала Линга по плечу.

— Расслабьтесь, мальчики. Вы тоже так сможете. Не сразу, но у вас получится. Мой друг не стал бы отправлять ко мне безнадёжных болванов. Хотя, судя по лицам, просто болваны из вас вполне приличные, — тёмные глазки лучились самодовольством. — Ну что, начнём, благословенье получив?

А потом начался ад.

Они смотрели и не понимали. Не выходило понять, как смешной и неловкий человечек сам становится ширмой, столиком, напольной вазой, оконной рамой или чем-то ещё. Он показывал, показывал раз за разом, объяснял движения, основы медитативного отношения к окружающему миру, но не выходило ничего. И так же раз за разом, день за днём они возвращались в проклятую богами и демонами комнату с шёлковыми ширмами и начинали сначала. И ещё раз. И ещё…

И при этом никто не отменял физических нагрузок — непривычных, тянущих жилы, выматывающих почище бега на дальние дистанции с непомерным грузом за плечами, хотя было и это. Наставник Фил называл новые нагрузки «упражнениями на стазис», что бы ни значило проклятущее варварское слово. Линг в жизни не представлял, что просто стоять на месте в течение долгого времени может быть так тяжело. Да что там стоять — лежать! Словно издеваясь, гайдзин предложил всем изначально занять самую удобную позу с одним условием: не менять её хотя бы полчаса. То есть, даже рукой не двигать. Ясуо — третий ученик Фила, казавшийся самым тренированным из троицы (невзирая на излишне правильную речь, достойную книжного червя), — продержался дольше всех. Пятнадцать минут! И снова последовал язвительный разнос, с тщательным описанием возможных условий для такой задачи в реальной обстановке и результатов её провала. А это было только начало, и никто ещё не упоминал о рукопашном бое и испытаниях выносливости…

После первого месяца подобного измывательства Линг начал подумывать о том, чтобы сбежать. Останавливало одно: его тело радовалось непомерным нагрузкам. Ушла тянущая боль в груди, время от времени возвращавшаяся после того, как Большой Хо «учил» юнца правилам поведения в банде. Ногти перестали ломаться при первом намёке на усилие, а волосы, прежде редкие и спутанные, отросли густой гривой разве что не до лопаток. Пришлось в срочном порядке стричься.

Собачий Хвост с изумлением смотрел, как постепенно рассасываются старые шрамы на теле, и мысль о побеге отступала, чтобы вернуться вновь на тренировках по незаметному перемещению.

— Будем играть в прятки, — объявил наставник Фил, когда стало ясно, что иными способами вдолбить в учеников эту нелёгкую науку не выйдет. — Только прятаться будете не друг от друга, а от меня. Пока просто так, а потом посмотрим — может, дам какую иную забавку.

И они прятались, сперва в каких-то жутко захламленных подвалах, из которых с каждым занятием выносили часть старого мусора и приносили новый. Безуспешно пытались укрыться от всеведущего и всевидящего толстяка под дерюгами, в шкафах, комодах и прочей ужасно вонявшей мебели. Линг честно попытался один раз отыскать видеокамеры, благодаря которым Фил раз за разом находил их, но потерпел полное фиаско: в тот же день наставник с характерными для него интонациями рыночного торгаша показал и объяснил, что к этому подвалу даже электричество не подведено, куда там камерам.

Снова и снова пухлая ладошка шлёпала учеников по затылку с неизменно-издевательским «готов» из уст жирного гайдзина. Каждый раз после этого Линг с нетерпением ждал физических тренировок и, часами — уже часами? — выстаивая или высиживая в не самой удобной позе, размышлял, что они встретят в подвале на следующий раз.

Но, так или иначе, наступил тот день, а может быть, и ночь — в постоянной череде выматывающих занятий Линг слегка сбился с внутреннего графика, — когда он пролежал в тёмном пыльном углу необходимые сорок пять минут. Ежесекундно ожидая прикосновения ладони, внутренне дёргаясь при каждом шорохе, но всё же пролежал. Когда он, отфыркиваясь от паутины, выбрался на свет — всё-таки был день, — выяснилось, что он оказался не единственным. Ясуо уже ждал у выхода, нервно подёргивая уголком рта. Такеши вышел ещё три минуты спустя, вытирая ладони, измазанные в какой-то желтоватой дряни.

— Мо-лод-цы, — отчеканил донельзя довольный наставник Фил, оглядывая всю троицу. — Вам не кажется, что у нас в подвале стало как-то тесновато, мальчики? Надо будет приказать убрать, скажем… половину этого барахла. Сразу станет легче двигаться. Честное слово. Завтра в то же время.

Протяжный стон осознания грядущих мучений был ему ответом.

* * *

Санкт-Петербург. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

— Воин, на кой леший мне это счастье? — старший оперативник Второго отдела Егор Дмитриевич Летов вломился в кабинет к непосредственному начальству без предварительного звонка и даже без стука. В кулаке его, подобно олимпийскому факелу, были зажаты какие-то отмеченные печатями и подписями бумаги. Воин отложил ручку и внимательно посмотрел на подчинённого через стол.

— Мне попросить вас доложиться по всей форме, или обойдёмся взысканием? Поверьте, в вашей ситуации второй вариант более чем непредпочтителен.

Летов тяжко вздохнул.

— Дорогой начальник, давай мы не будем… — споткнулся о наливающийся багровым пламенем взгляд и начал сначала: — Старший оперативник Летов. У меня к вам вопрос касаемо моего нового назначения, господин глава Второго отдела.

Обращение прозвучало с изрядной примесью яда, но Воин не обратил на это никакого внимания.

— Слушаю вас, господин Летов. Сколь я понимаю, вас не устраивает ваше новое задание, выданное мной и положительно визированное Его Высочеством?

Летов возвёл очи горе, расправил бумажки и положил на стол.

— Воин, я вас умоляю, человеческим языком объясните, почему меня забирают из моей группы и дают новичков? Я перебирался в центр за вами на определённых условиях.

— А теперь условия изменились. — Воин взял документы, провёл по ним ладонью, отчего бумага приобрела вид только что появившейся из принтера. — И тебе придется с этим смириться, уж прости.

— Но какого…

— …лешего. Слышал уже. Послушай, Егор, ты же неплохой шахматист.

— Было такое, — пробормотал Летов, слегка сбитый с толку переходами с канцелярита на обычное общение, а более того — усталостью, которая звучала в голосе демона. — Только это здесь при чём?

— А при том, — Воин легонько прихлопнул ладонью по документам, — что ты должен просчитывать все действия на несколько шагов вперёд. А не ломиться, подобно малолетке, ко мне в двери, вопрошая: «За что мне эта напасть?» и «Какого лешего?». Будь добр, включи голову и подумай — за что. А точнее, зачем.

Летов честно задумался. К начальнику он летел, обуреваемый, как ему казалось, справедливым гневом. Когда Воин в прошлом году забирал его из Луги после кризиса Серого Волка, Егор сказал прямо: буду работать с теми, кому могу верить до конца. То есть, с братьями Самойленко, Гаури и самим Воином. Заявление было наглым донельзя, но демон широко ухмыльнулся и дал добро. И вот нынче с утра выяснилось, что старшего оперативника Летова переводят на работу с группами младших бойцов. Приказ наличествует в двух экземплярах. Усмотреть в этом какой-либо «ход» Егору попросту не пришло в голову. И теперь он напряжённо пытался понять, какую игру начал его на самом деле любимый начальник.

— Прости, Воин. Не соображу, — честно признался он наконец. — Расти в плане карьеры мне некуда, так что тут всё отпадает. Офиса центральнее нашего не придумаешь. Хотя стоп. Меня что, хотят на «Детский Сад» в перспективе перекинуть? Не дамся. Лучше на Дальний Восток. Там хоть заняться чем будет. Утирать сопли мелким? Увольте.

Воин вздохнул и нервно рассмеялся.

— Секретная организация, — пояснил он в ответ на непонимающий взгляд Летова. — Сами от своих скрываем массу тайн, чтоб, не приведи боги, не просочилось куда не надо. Печати, заклятья, распространённый в наших широтах кустарник «паранойя» цветет буйным цветом. В позе дикорастущего гомосексуалиста. А простой старший опер Егор Летов прекрасно осведомлён о том, что проекту «Детский Сад» вот-вот могут дать зелёный свет. Кого мы обманываем? Себя? Эмиссаров? Судьбу? Ладно, замнём пока. Я потом ещё выясню, откуда и как до тебя добралась эта информация. А пока могу сказать, что в своей теореме ты допустил ошибку. В самом же первом утверждении.

— Не понял, — честно признался Летов, прокрутив в голове свой пылкий монолог. — Это в каком смысле? Мне, знаешь ли, до главы отдела ещё пару сотен лет расти, и это если столько проживу…

— Да, здесь ты слегка хватил лишку, — Воин посмотрел на Летова снизу вверх, и тот понял, что до сих пор стоит, нависая над столом и собственным начальником. — Итак, теперь простыми словами. Мне нужен помощник. В перспективе — заместитель.

Летов сел где стоял, и только небрежное движение ладони демона, повелевшее креслу сменить своё положение в пространстве, спасло седалище старшего оперативника от соприкосновения с паркетом.

— А как же Гаури? — ляпнул Егор первое, что пришло на ум, машинально подвигая к себе пепельницу.

— Я никогда не рассматривал Гаури как своего зама, — Воин выложил на стол портсигар и раскрыл его, предлагая угощаться. — Он прекрасный исполнитель, сильный шаман, что даст ему возможность стать уникальным сотрудником. Может быть, учеников наберёт. Но он не годится на роль второго лица в моём отделе. Гаури слишком мягок и податлив в отношении чужой силы. Как и любой шаман, он ищет источник возможностей и крепится к нему. Любого сильного оперативника он рассматривает в первую очередь как того, кто преумножит его возможности. У меня был человек, которого я полагал возможным заместителем, но, во-первых, он погиб в прошлом году после операции в Луге — ты присутствовал тогда, хоть и не на Рубеже. А во-вторых, ты как управленец превосходишь его на две-три головы. Останься он жив, думаю, я рекомендовал бы его тебе в ученики. Со временем.

— Гвен, насколько я помню? — на всякий случай уточнил Летов, и Воин кивнул. — Я многое о нём слышал. По силам он, кажется, меня превосходил.

— Не сказал бы. Но у него был один крайне редкий талант: мальчик гасил Синее Пламя силой воли. Нам пришлось серьёзно перестроить систему борьбы с этой напастью, когда его не стало.

Егор знал, что такое Синее Пламя. В полузаброшенных деревнях и сёлах, а иногда и просто на окраинах городов, прорывы Рубежа как будто «фокусировались», и от этого, как от солнечного света на линзе, загорался огонь ярко-синего цвета, пожирающий всё, созданное человеческими руками. Ни траву, ни деревья, ни животных, помимо прирученных человеком, это пламя не затрагивало. От всего остального не оставалось даже пепла. Только белая сажа, которую быстро развеивал ветер. Над феноменом Синего Пламени бились не первый век, но никто так и не мог до конца понять, почему именно оно появляется. Лишь несколько месяцев назад была окончательно выведена и подтверждена закономерность: Пламя не могло возникнуть в густонаселённых районах. Только на границе территорий людей и пустошей и только при прорыве Рубежа. Но и это понимание мало помогло в борьбе с подобной напастью. Раз в полгода, а то и чаще, лучшие оперативники, иногда при поддержке кого-то из региональных глав отделов, выезжали бороться с Синим Пламенем, а заодно — зачищать память обывателям, оставшимся в живых после встречи с ожившей поговоркой. Тем не менее сейчас Летова интересовали совсем другие вопросы.

— Я скорблю вместе со всем Агентством, но ты так и не ответил, при чём здесь новички. Впрочем, я уже понимаю. На должности твоего зама мне придется иметь дело со всем отделом. Включая новобранцев.

— Всё верно, — одобрительно кивнул Воин. — Именно поэтому я и настоял, чтоб тебя перевели к желторотым. Считай, что это экзамен. Последний, на самом деле, и скорее формальный, нежели необходимый. Я полностью уверен в тебе и в твоих талантах. Но мы всё же серьезная организация, а не тусовка неформалов. Изволь отработать перспективную должность. Да, учти, если ты начнёшь опять разыгрывать сценку «лучше в Тмутаракань», я на тебя серьёзное взыскание наложу.

— Даже не собирался, — честно ответил Летов, слегка придавленный «перспективами». — Вот только…

— Об остальном мы с вами пообщаемся, когда вы сможете достойно соответствовать возложенным на вас ответственности и ожиданиям.

Воин снова на глазах превращался в корявую версию Светлова, и старшему оперативнику оставалось только с благодарностями забрать свои бумаги со стола и удалиться. Добравшись до лифта, он огляделся и, не усмотрев поблизости никого из младших, со вкусом сказал всё, что думал о нынешнем состоянии начальника отдела, перспективной должности и малолетних операх, которые теперь должны были повиснуть у него на шее. Затем опасливо покосился на мобильный. Летов сам был свидетелем, как невольно вырвавшееся проклятье достигало ушей глав отделов, невзирая на разделяющее пространство. Телефон безмолвствовал.

— Ну и хрен с тобой, — резюмировал Летов и вызвал лифт. В казармах ждали двое новичков, некие Истарь и Тонами, и как бы то ни было, их должно было обучить всему, что необходимо для выживания в этой непростой организации.

Глава десятая

— в которой на место страха приходит уверенность и сила, а один из глав Агентства уподобляется школьнику.

Токио. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Корпорация «Сейрю».

Тёплая пыль ласково лизала босые стопы того, кого когда-то звали Фэн Линг. Собачий Хвост наслаждался покоем, отдыхом, солнцем, близостью моря и возможностью спокойно идти пешком, а не бежать «взмыленным сайгаком», по выражению наставника Фила. Ну а небольшая глиняная бутылочка рисового вина, в просторечии сакэ, придавала этому наслаждению особое очарование.

Да, им разрешили выходить за пределы «Сейрю». Не то чтобы раньше это запрещалось, просто времени не было. Но после того как были покорены полные хлама подвалы, стало чуть легче. И трём ученикам Фила было дано разрешение покидать территорию корпорации. Они ещё чурались друг друга, отношения внутри этой странной команды только-только зарождались, а потому в свободные часы молодые люди стремились к уединению, а не к совместным попойкам или иным способам проведения досуга. К слову о попойках: алкоголь не запрещался. Вот только наутро никто не собирался делать скидку на гудящую голову, сухость во рту и прочие последствия возлияний. Впрочем, Линг уже заметил, что окрепшее и восстановившееся тело стало гораздо устойчивее к хмельному, а пробуждение даже после некоторых излишеств с вечера проходит гораздо легче, чем раньше.

«Раньше… да, а что было раньше?»

Эта мысль всё чаще посещала Собачьего Хвоста в последнее время. Ковырялась ржавой спицей где-то в грудине и в висках одновременно, не давала покоя и не отступала даже после двух-трёх бутылочек слабого, но такого коварного японского напитка.

«Кем я был раньше? Что я делал? Сейчас меня учат, я становлюсь сильнее, у меня есть время читать и развиваться, даже гулять и пить… а раньше? Что было у меня в жизни раньше?»

По всем здравым, хоть и не очень трезвым размышлениям выходило — ничего. Совсем.

Линг прищурился на закатное небо и с наслаждением зарылся пальцами ног в прогретый до обжигающего жара песок тропинки. Вдали блистало алой дорожкой солнце, подобное багровой ране на груди. Кричали птицы, шорох волн был слышен даже здесь, и ветер доносил обрывки нецензурных воплей рыбаков. Токийский залив жил своей жизнью. Линг повернулся и бросил взгляд на смешение стали, стекла и дерева, именовавшееся «Корпорация Сейрю». Там была своя жизнь, свой ритм, свои правила…

«А я? Есть ли жизнь у меня? Я следую за течением, я делаю то, что мне велят, я дышу по приказу…»

Мысль оборвалась под жёстким бичом ощущения несправедливости. Да, большую часть жизни Лингу указывали, что делать. Сама фамилия, пока она ещё была у него, означала «помощник». Он никогда не вкладывал в это слово иного смысла. «Тот, кто подчиняется». «Тот, кому указывают». Под рукой Белого Лиса это значение начало меняться. «Тот, кому доверяют». «Тот, кто должен быть сильным ради дела». Вопрос «какое же это дело?» маячил на грани сознания, но до него нужно было ещё добраться. Фэн Линг вспоминал своё прошлое, сравнивал его с нынешним и понимал, что только сейчас начинает жить по-настоящему.

Он знал, что его отец был военным. Знал, что когда-то мать гордилась этим. Знал, что и для него она хотела той же судьбы… пока не сгорела от чахотки за полгода, не оставив сыну ничего, кроме долгов подлеца-отчима. Чэнь Лёгкая Рука был с матерью Линга всего два года, но успел переписать на неё всё, что проиграл за время этого сумбурного, отмеченного страстью и одиночеством брака.

После смерти матери десятилетнему Фэну было некуда идти. Он мог попасть в детский дом, мог погибнуть под забором, но и то, и другое прошло мимо. Желание выжить и страх перед мужчинами и женщинами в строгих костюмах — представителями местного приюта — погнали его на улицу, а вовремя возникшее в памяти прозвище отчима обеспечило место в банде подростков. Так начался его путь, исполненный тоски по счастливому детству, сытости и тепле отнятого жестокой судьбой родного дома. Помимо этого были лишь понукания и презрение.

«Страх. Первое, что я помню, и то, что оставалось со мной всегда. Страх. Перед одетыми в костюмы людьми с оловянными глазами, перед теми, кто сильнее, перед голодом, перед грязью, перед одиночеством. Потом перед Пулей, перед представителями Семьи…»

Осознание ударило в темя, подобно молнии. Собачий Хвост почти протрезвел, ощущая, как в груди разливается неведомое прежде тепло уверенности.

«Я больше не боюсь. Нет, есть то, что меня страшит: смерть, мучения, гнев Белого Лиса, наставник Фил… но я больше не боюсь! Вот оно. Именно поэтому мне здесь хорошо. Странный якудза сделал то, что удавалось когда-то только моей матери. Он изгнал страх из моей души».

Чуть нетрезвый молодой человек осторожно поставил глиняную бутылочку на землю, раскинул руки. И захохотал, впитывая тепло солнца, ветра и земли, чувствуя, как с этих распростёртых рук падают с металлическим звоном тяжкие оковы. Он больше не боялся. Не боялся жизни.

Отсмеявшись, Линг поднял сакэ и допил бутылочку одним долгим глотком.

— Надо возвращаться, — сообщил он придорожному ковылю.

Растение согласно качнулось под порывом просоленного тёплого ветра. Мол, да, возвращайся, дружище. Завтра тяжёлый день, а ты и так уже набрался.

— Вот именно! — с лёгкой обидой в голосе парировал Линг. Всё-таки последний глоток был лишним. Как это обычно и бывает в двадцать лет. — А наставник Фил не пощадит.

Так и случилось.

* * *

— Хвост! Ты лучше сразу со штандартами в комнату вламывайся. И с факелами. И с… м-м-м… медведями, к примеру.

— При чём тут медведи? — устало выдохнул Линг. Тренировка шла уже четвёртый час, конца-краю ей было не видно, а до результата было ещё очень далеко.

Варвар прищурил заплывшие жиром глазки:

— При том, что они топать будут громче тебя. А за широким волосатым задом ты сможешь отлично спрятаться. Остальных, кстати, тоже касается.

Товарищи Линга по несчастью синхронно опустили головы и тяжко вздохнули. После того, как мытарства из подвалов перенесли в открытые комнаты, житья на тренировках по незаметному перемещению не стало вовсе. Прятаться под завалами — одно, а как ты спрячешься посреди лёгких ширм, которые насквозь просвечивает солнце? Да ещё украдёшь несчастную белую розочку из вазы в центре комнаты, на самом что ни на есть открытом пространстве. И это издевательство, как и прежде, повторялось с каждым дарованным богами днём.

— Хвост!

— Собачий Хвост, наставник Фил.

— Хорошо, пусть будет Собачий. О чём ты думаешь, когда хочешь стать незаметным?

Роза понуро уронила лепесток. Ей тоже было жарко, душно, и она хотела, чтобы всё поскорее закончилось.

— О тождестве себя и пространства, — бодро отреагировал Линг.

— Слова верные. А вот души не чувствую, — наставник Фил скривился. — Ладно, попробуем другим путём. Ты когда-нибудь молиться пробовал?

— Ч-что?

— Молитва, тупица. К богам обращался хоть раз в жизни? Или к единому Богу?

— Д-да, — Линг недоумённо поморщился, — бывало. В детстве, в основном. И потом… под пулями.

— Когда жить хотелось? — подхватил толстячок. — Прекрасно. А сейчас, мальчики, отойдите в угол: будем проводить эксперимент. Линг, цель помнишь?

— Роза.

— Именно. А теперь молись. Кому хочешь. Ты должен взять розу так, чтоб я не заметил. Не получится — умрёшь. Стимул дать?

Линг покосился на нож, блеснувший в ладони Фила, и покачал головой: внутри и так всё сжалось. Собачий Хвост уже достаточно успел изучить наставника за эти четыре месяца и прекрасно понимал: этот жирный безумец может сделать с ним прямо сейчас всё, что захочет.

— Я… сам.

— Тогда действуй.

— А как мне…

— Как хочешь. Главное — цель. И тождество. Единение с миром, — толстяк демонстративно отвернулся, уставившись на розу.

Линг вздохнул и прикрыл глаза.

«Сусанноо, неистовый бог ветра, и все, кто может услышать меня. Прошу, дайте мне хоть шанс. Хоть бледную тень шанса. Я хочу жить. Я хочу… спрятаться. Стать незаметным. Как ветерок, как… тень».

Что-то изменилось. Лёгкий порыв ветра тронул ширмы, поиграл с волосами Линга, провёл мягкой ладонью по его щеке. Не открывая глаз, Собачий Хвост сделал шаг в сторону. Ещё один.

«Теперь вперёд. Я отлично помню расположение ширм, успел выучить. Как в детстве… я ничего не вижу, значит, не видят и меня. Я в домике. Я в тени. Ты меня не видишь… Боги, прошу вас, умоляю, жизнью своей и чужой заклинаю…»

Шаг. Осторожно, нащупав ногой половицу. Соседняя должна заскрипеть, а эта — нет. Поворот. Пригнуться, нырнуть под ширму.

«Мы вчера проходили этим путём».

Сдавленные возгласы где-то в стороне. Не важно. И вот самое сложное — открытое место перед столиком с вазой.

Ветер вновь касается лица, что-то бросает тень на глаза. Дерево. За окном дерево, а значит, на полу есть тень. Безумие? Плевать! Двигаться мягко, осторожно и…

«И помнить: я никого не вижу, а значит, не видят меня. Я дух. Я порыв ветра. Я — тень. Тень, дай мне сил на это!»

Ещё два шага вперёд, опуститься на колени…

Пальцы Линга сомкнулись на дряблом стебельке, и в то же мгновение остро отточенное лезвие ножа пощекотало его горло.

— Ты понял? — выдохнул над ухом ненавистный голос.

— Да. Сенсей.

— Умница.

Собачьего Хвоста рывком поставили на ноги. Он открыл глаза и внезапно едва не ослеп от яркого света, бившего через сплетение ветвей огромного клёна за окном. Такеши и Ясуо смотрели на своего соученика с открытыми ртами.

— Об этом я и говорил, — удовлетворённо пробурчал наставник Фил. — Главное — дать верный стимул. Ещё раз, мальчики. И на этот раз помните: вы можете это сделать. Вам только что показали, как.

* * *

Санкт-Петербург. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Тридцать седьмой уровень. Архивы.

Время беспощадно к любой памяти, человеческой ли, нечеловеческой ли. По-настоящему долго некие события могут храниться только в памяти коллективной, но и в этом есть свой минус: подробности произошедшего утрачиваются и истираются с годами и веками. Само событие обрастает ненужными и зачастую выдуманными деталями, а за неимением очевидцев может и вообще изменить или утратить первоначальный смысл.

Александру Евгениевичу Светлову сия сентенция была знакома не понаслышке. С одной стороны, он жил достаточно долго, чтоб убедиться, как память поколений может коверкать и искажать моменты прошлого. С другой, его неизменно удивляла сама способность людей запоминать нечто значительное на столь долгие сроки и выстраивать на одном-двух событиях религии, традиции и даже целые страны. С третьей и самой важной стороны, память Светлова не могла удерживать в себе все подробности ушедших лет, и многие детали он позволял себе забывать. Хотя бы потому, что мудрость поколений была ему без надобности: у него под рукой имелся куда более удобный инструмент. Архивы.

Практически никто в Агентстве, по крайней мере, из рядовых сотрудников, не смог бы по-настоящему оценить тот ажурный ансамбль заклятий, позволявший Архивариусу движением пальцев переводить массивы информации на бумагу. Да, с появлением печатных машинок, а позже и принтеров, стало несколько проще. Но масштабы? Но сохранность самой бумаги, позволяющая документам переживать века без повреждения фактуры и чернил? Но защита от вторжения? Но картотека, которую запрещено, да и невозможно держать в электронном виде? А тот факт, что в Архивы центрального офиса стекались все необходимые документы со всех филиалов Агентства по миру? Продолжать эти «но» можно было бы до бесконечности.

Итогом же столь пространного вступления является тот факт, что Александру Светлову время от времени приходилось подниматься на этаж Архивов, хотя бы потому, что не всякая информация могла быть извлечена оттуда и доставлена на его рабочий стол с курьером. Некоторые данные требовали к себе куда большего уважения.

На пороге Архивов Светлова остановил довольно громкий голос, доносившийся из-за дверей. Сам этот факт нельзя было назвать из ряда вон выходящим. Архивы хоть и являлись библиотекой со сходными правилами поведения, но никто не запрещал посетителям общаться и обсуждать общедоступные документы вслух на приемлемой громкости. Нет, Александр решил остановиться и заняться малоподходящим для его статуса банальным подслушиванием исключительно из-за личности говорившего. В конце концов, это был тот редкий случай, когда некоторых сотрудников можно было понаблюдать, так сказать, «в естественной среде обитания». Светлов осторожно заглянул в дверь, решив не ограничиваться лишь слухом.

— Скажу честно: это гораздо увлекательнее того, чем мне приходилось заниматься в Первом отделе, — произнесла Нуарейн. Она сидела за небольшим столом и постукивала по полированному дереву ногтями с безупречным маникюром. Тёмно-серый пиджак, который нынешняя ученица Палача предпочитала в последнее время, против обыкновения висел на спинке стула. Волосы, собранные в небрежный «хвост», тоже резко дисгармонировали с привычным обликом аккуратной стажёрки. — Я начинаю понимать, почему вы проводите здесь такое количество времени.

— А то, — отозвалась её собеседница, в которой Светлов без труда опознал Птаху. Старший системный оператор отчаянно раскачивалась на стуле, сидя в пол-оборота к Нуарейн. Встрёпанная прическа, свитер всех оттенков радуги и кроссовки, небрежно брошенные под стол, дополняли картину. Босые ступни девушки, вопреки всем писаным и неписаным правилам, уютно располагались на столешнице. Одной рукой она время от времени «придерживалась» за воздух, а во второй держала картонную папку.

— Весь вопрос в том, что читать, — продолжала Птаха. — Здесь масса увлекательных штук. Продолжаем?

— Естественно.

— Па-аехали, — сисоп открыла папку и, держа её на вытянутой руке, начала нараспев: — Восемьдесят второй год двадцатого века. Чикаго. Цианистый калий в капсулах с тайленолом. Лекарство от простуды. Сейчас его, кажется, парацетамолом кличут.

— Лишние подробности, — спокойным голосом откликнулась Нуарейн. Птаха хихикнула и продолжила.

— Короче, выяснилось, что яд добавили прямо на производстве. Как минимум семь трупов за неполные сутки. Продолжать?

— Один вопрос, — задумчиво произнесла Нуарейн. — Информация о том, что яд был добавлен при производстве лекарства, стала общедоступной?

Птаха кивнула.

— Ага. И, естественно, хрен пойми как. С вами скоро станет неинтересно играть.

— Разумеется. Итак, исходя из этих данных, я делаю вывод о возникновении массовой истерии, в ходе которой было утеряны данные об истинном количестве жертв. Преступник преследовал две цели разом: сокрытие своей задачи, которая не являлась ни первой, ни даже седьмой по счету, а также сбор эманаций ужаса в больницах. Я бы предположила, что его место работы было рядом… — она замялась, тряхнула головой и продолжила увереннее, — прямо в центральной больнице Чикаго. Из-за поднявшейся шумихи Агентству наверняка пришлось кого-то подставить. Возможно, предварительно договорившись с данным субъектом, хотя, сомневаюсь, что он в конечном итоге остался доволен результатами подобной сделки.

— А-фи-ги-тель-но! — резюмировала Птаха, бросая папку на стол рядом с грудой таких же. — Ладно, это мелочи. Сейчас что-нибудь позаковыристее найдём.

Она с грохотом убрала ноги со стола и закопошилась в куче папок. Светлов мягко улыбнулся и отошёл от двери. Продолжать подсматривать ему более не хотелось, да это и не выглядело достойным. Главное он уже узнал, а детали интересовавшего его дела мог уточнить и позднее. Тем более что с его появлением перспективное общение сотрудниц наверняка увяло бы.

«Нуарейн проявляет навыки коммуникации. Спокойная беседа с такой личностью, как Птаха, после общения с Тенью — потрясающий результат. И да, судя по тому, как она себя ведёт, ей не хватало этого. Она скучает по Тени. Палач был прав: она уже изменилась, сей даме попросту привычен тот образ, в котором она оказалась здесь изначально. Что ж, пора готовить перевод во Второй отдел. Теперь она сможет работать с Воином. А Тени надо придумать какую-нибудь премию. Она не просто справилась, а справилась блестяще».

Специалист по связям с общественностью вызвал лифт и направился на свое рабочее место, а в Архивах тем временем продолжалась беседа таких не похожих друг на друга женщин.

— Ерунда это всё, — вздохнула Птаха, разгребая бумажно-картонные завалы. — Такие дела вы раскусите с первого раза, не дожидаясь полного оглашения информации. Может, пройдёмся по нераскрытым? Представляете, какой шум будет, если мы р-р-раздолбаем какое-нибудь дело столетней давности, на котором Жрица мозг сломала?

— Вполне, — кивнула Нуарейн. — Единственное, чего я не представляю, — какая в этом может быть выгода для вас лично. Помимо интереса, разумеется. Ваше… положение в Агентстве, кажется, вполне вас устраивает, следовательно, карьерный рост отвергаем. Деньги для таких, как вы, — средство для достижения целей, а не возможная цель.

— Ну, вы сами сказали, что поняли, зачем я тут сижу, — безмятежно отозвалась Птаха. Нуарейн покачала головой.

— Не стоит искажать мои слова. Я сказала, что поняла, почему вы проводите здесь столько времени. О том, зачем вы здесь, я догадываюсь довольно смутно.

Птаха усмехнулась.

— Всё просто, госпожа Нуарейн. Саморазвитие и тренировка навыков.

— Хотите стать оперативником в полном смысле слова? — стажёрка выгнула бровь. — Вам не кажется, что это станет скорее… понижением вашего нынешнего статуса? И потом, желай вы этого всерьёз — давно бы уже подали документы на перевод. Учитывая ваши тесные отношения с некоторыми господами из высшего состава, полагаю, эта бумага была бы заверена практически незамедлительно.

— «Тесные отношения», — фыркнула Птаха, — говорите уж прямо: половина Агентства считает, что я сплю со Светловым.

— Я бы не стала выражаться столь категорично, — на губах Нуарейн возникла тень улыбки. — Это заблуждение разделяют не более трети сотрудников.

Птаха от души расхохоталась.

— Бред полный, — сказала она сквозь смех. — Надеюсь, вы не входите в эту треть?

— Я вообще стараюсь не утверждать чего-либо подобного, не заручившись достаточным подтверждением, — Нуарейн пожала плечами. — Говоря откровенно, вы не кажетесь мне подходящей кандидаткой на роль любовницы Александра Евгениевича.

— А что, есть подходящие? — искренне заинтересовалась Птаха.

— Разумеется. Насколько мне известно, я вхожу в первую десятку и вполне соответствую.

— Хм. Смелое заявление, — сисоп с интересом посмотрела на собеседницу. Та покачала головой.

— И так же, как и вы, готова смело опровергнуть эти слухи.

— Тем лучше, — Птаха встала со стула. — Ну что, перейдём к нераскрытым делам?

— Почему бы и нет, — отозвалась Нуарейн и, когда её собеседница направилась к дальним стеллажам, ещё раз пожала плечами. Высказанный практически напрямую вопрос так и остался без ответа. Впрочем, ученица Палача уже привыкла к тому, что о многих вещах в Агентстве предпочитают не говорить сразу.

«Они играют в очень странную игру», — думала женщина, наблюдая за тем, как Птаха смешно подпрыгивает, пытаясь добраться до четвёртой полки и не обращая внимания на стоящую рядом стремянку. «Я уже давно поняла, что здесь почти все стараются казаться не теми, кто они есть на самом деле. Разве что Александр Евгениевич и Тень… эти двое не скрывают почти ничего. Многое недоговаривают, но и не проявляют того, что может натолкнуть на мысль о тайнах, похороненных у них в душе. Судя по всему, эта мысль не оставит меня до конца моего обучения и будет возвращаться раз за разом. В любом случае, пока я не займу подобающего места здесь, развить сию сентенцию не представляется возможным. Что же, пусть они играют в свою игру. Я буду играть в свою».

Птаха наконец дотянулась до искомого и вернулась к столу с пухлым делом, на котором можно было даже издалека разобрать много раз обведённое имя «Джек».

— Приступим?

— Разумеется, — кивнула Нуарейн, и Птаха извлекла первый лист.

— Октябрь тысяча восемьсот восемьдесят восьмого. Лондон.

Глава одиннадцатая

— в которой на Востоке нагнетается таинственность и недосказанность, а на Западе входит в последнюю стадию процесс обучения.

Токио. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Корпорация «Сейрю».

— Две классические фразы. — Невысокий толстячок в алом кимоно покосился на полную луну, изливавшую серебряное молоко своего сияния на маленький садик. — Первая: я не справляюсь. Вторая: я так больше не могу.

Его собеседник, одетый в серый строгий костюм европейского покроя, также поднял голову и прищурил единственный глаз от яркого сияния ночного светила:

— Я предлагал вам с братом выйти из дела. Неоднократно. Вы отказались, — повисла недолгая пауза. — Впрочем, ты можешь отказаться прямо сейчас, Фил. Я не буду держать зла.

— Ты сильно изменился, — подумав, произнёс поименованный Филом. — Но дело не в этом. Я вор, но не убийца, Нам. А сегодня я чуть не убил ученика ради результата тренировки.

— Результат есть?

— Есть. И беспрецедентный, если хочешь знать моё мнение.

— Прекрасно. Значит, ты всё сделал верно.

— Это нереально, Нам! — голос толстячка сорвался на фальцет. — За такой срок подготовить готовых посвящённых просто невозможно! Я сам шёл к этому сорок лет и до сих пор не постиг всего…

— Мне не нужны посвящённые. Мне нужны заготовки под них. Посвящение они получат на практике.

Фил замолчал. Лунный свет превратил его лицо в гротескную маску изумления и страха.

— Ты… очень сильно изменился. Они же погибнут в процессе, Нам. Просто не выдержат. Дело даже не в силах и обучении, дело в законах этого мира.

Белый Лис хищно усмехнулся, провёл рукой по лицу и повернулся к своему собеседнику. В воцарившемся молчании стрекотание цикад стало особенно громким.

— Это возможно? — медленно произнёс Нам, глядя в глаза Филу. — Согласно законам этого мира?

Толстячок потрясённо смотрел на своего друга и начальника.

— Нет, — наконец выдавил он. — Нереально.

— Вот именно. Работай, Фил. Работай так, как можешь только ты. Они начали понимать?

— Да. Но пока лишь основы.

— Ничего страшного. Она даст им возможность развиться по-настоящему. Клянусь, друг мой, тебе не придётся жалеть о том, чем ты сейчас занимаешься. Они останутся живы. И серьёзно помогут мне и не только мне. Прости, что взваливаю на тебя всё это, но…

— Ничего, — пробурчал Фил, отводя взгляд. — Просто устал немного.

— Это бывает. Считай, что у тебя есть один выходной. Что с твоим братом? Он что-нибудь передавал?

— Пока нет. Сам понимаешь, тайно искать такую штуку требует некоторых… усилий.

— Да уж. Эрик тоже молчит. Хотя скажу тебе честно: я считаю их поиски только отвлекающим манёвром.

— Думаешь, то, что мы ищем, здесь?

— Здесь или в Китае. Может быть, Курилы. Но точно на Востоке. Вит научил меня паре трюков. Ничем не могу это объяснить. Просто чувствую.

Повисла долгая тишина, прерываемая лишь стуком шиши-одоши и неуёмными насекомыми. В конце концов, Фил нарушил затянувшееся молчание:

— Я уже когда-то поверил твоим предчувствиям. Они не обманули ни тебя, ни меня. Будем считать, что я верю тебе и в этот раз.

— Спасибо, — серьёзно кивнул Белый Лис. — Положимся на милость богов и нашу предусмотрительность. Возьми один свободный день. Скатайся в Киото, сходи в бордель, расслабься, отдохни. Займись собой и своим состоянием. Не позже, чем послезавтра на рассвете, тренировки должны продолжиться. У тебя мало времени. Максимум через полтора-два месяца они получат первое задание. И в наших общих интересах, чтобы они с ним справились.

* * *

Санкт-Петербург. Около полугода до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Палача.

Здесь не было ни всепоглощающего порядка места жительства Светлова, ни прежнего ужасного кавардака обиталища Воина. И «серединки на половинку» тоже не было. В этом кабинете было спокойно. Комфортно, если можно было так выразиться по отношению к личному пространству самого известного убийцы Агентства, носившего вполне недвусмысленное прозвище.

Изящная итальянская мебель мирно уживалась с катанами, небрежно прислонёнными к стене в углу, и французскими шпалерами конца пятнадцатого века. На столике древняя арабская кофемолка соседствовала с вполне современной японской кофеваркой. На этом фоне сервиз кофейных чашечек из китайского фарфора не вызывал ничего, кроме лёгкого удивления, как подобный «интернационал» умудрялся не резать глаз.

Воин отпил глоток прекрасно сваренного напитка, поёрзал в кресле, устраиваясь, затем покосился на стены и хмыкнул.

— Что-то я не припомню у тебя этой детали интерьера. Решил освежить помещение?

— Да. — Палач откинулся на спинку дивана и снизу вверх посмотрел на гобелен. — Вообще, они у меня довольно давно. В тысяча восемьсот сорок девятом Жорж Санд довольно подробно описала, где именно находятся недостающие две шпалеры из цикла «Дама с единорогом», и милостиво передала документ мне. Мы были довольно дружны с Авророй в её последние годы, я кое-чем помог ей, она решила сделать мне подарок.

— Говорят, она была неплохой ведьмой.

— Я бы не стал её так называть. Скорее, она была одарённым медиумом. И пожертвовала своим даром во имя иного, гораздо более могущественного. Хотя… она много чем пожертвовала.

— Прости? Нет, постой, кажется, я понял. Неужели она решилась выйти на Перекрёсток?

— Именно, друг мой.

— Занятно. — Воин хмыкнул и поправил галстук. Палач мысленно скривился: к белому костюму коллеги он так и не привык. И не сказать, что сидел костюм на демоне, как на корове седло, — просто смотрелся до омерезния чужеродно, равно как и попытки подражать Светлову ещё и в поведении. — И твоя помощь относилась к этой части её биографии?

— Да. К старости люди склонны вспоминать о прежних ошибках и стараются их исправить.

— Угу. Именно поэтому единицы могут стать бессмертными. Люди не умеют жить со своими ошибками. Некоторые, правда, умудряются вообще о них не думать. Но такие, к счастью, уходят ещё быстрее. А вот осознать, что ошибка требует либо исправления, либо искупления, и при этом непременного движения вперёд…

Палач решил не заострять обсуждение на том факте, что его собеседник и сам был далек от подобного просветления.

— Тебе легко говорить. Ты бессмертен по рождению. И потом, ошибка Авроры была из тех, с которой бессмертной не станешь при всём желании.

— Согласен по всем пунктам. Ладно. Что-то мы ударились в философию, — Воин залпом допил кофе и поставил чашечку на стол. — Ты позвал меня явно не ради кофе и новых старых шпалер.

Палач кивнул, поднялся с дивана, прошёлся по кабинету и сел во второе кресло, напротив демона.

— Думаю, ты уже слышал, что у Светлова новая протеже?

— Разумеется. Слухи ползут по Агентству быстрее лесного пожара. Что, неужели пришло время и мне пострадать от этого бремени?

Начальник Третьего отдела поморщился.

— Воин, давай… — он поймал взгляд коллеги и осёкся. В который раз он увидел, как под толстым слоем пепла и сажи в глазах инкуба бились неугасимая боль и ярость. Костюм и непривычная речь были узами, не дававшими всему этому вырваться наружу. Узами, которые демон всё ещё не был готов сбросить. Палач откашлялся. — Давай я просто опишу тебе ситуацию, — чуть невпопад закончил он. — Александр возлагает на Нуарейн большие надежды. Моё мнение — Светлов наконец-то готовит себе заместителя.

— Со свежим взглядом? — Воин сделал вид, что не заметил заминки.

— Да. Полгода она вникала в работу отдела Жрицы…

— Было бы во что, — фыркнул демон, на мгновение став похожим на себя прежнего. — Моя ученица с лёгкостью заменила бы весь этот отдел.

— Если бы раз за разом не отказывалась от перевода туда в угоду обучению у тебя, — подхватил Палач. — Жрица и Светлов в ярости, Александр Евгениевич уже дважды подавал личное прошение Его Высочеству с целью переломить ситуацию.

— Результаты?

— Отрицательные.

— Значит, Принцу пока не нужно, чтобы Рива была аналитиком, — равнодушно пожал плечами Воин, — эрго, мы всё делаем правильно. Но оставим эту тему: она явно не относится к нашей беседе. Что у нас далее по Нуарейн?

— Ещё полгода она работала со мной.

Брови начальника Второго отдела поползли на лоб, напускное хладнокровие слетело с него, будто сбитое щелчком.

— Лично с тобой?

— Лично со мной, — спокойно подтвердил Палач. — И сейчас я передаю её на обучение в твой отдел.

— Придержи коней, начальник! — и вновь перед Палачом предстал прежний глава Второго отдела. Палач удовлетворённо кивнул про себя. «Маска» Воина трескалась, и под ней проступало знакомое лицо. Значит, шанс ещё был. — Ты же не работал с новичками лично вот уже…

— Давно. И не могу понять твоего воодушевления. Все меняются. Меняюсь — развиваюсь — живу. Твоя цепочка рассуждений?

— Моя, моя, — Воин вытащил портсигар, повертел в пальцах и убрал обратно в карман. — Каюсь, грешен. Давай отчёт.

— Итак. Имя — Нуарейн, оно уже наверняка тебе известно. Возраст — не установлен, предположительно несколько сотен лет, с учётом времени, проведённого в Хранилище. Способности. Экстраординарные задатки целителя, реверсивные. На втором месяце обучения у меня раскрыта способность к неклассическому оборотничеству энергетического класса. Звероформа — ворон. Боевые навыки — средние. Аналитические навыки — выше среднего. Способна быстро ориентироваться в ситуации, принимать нестандартные решения. Энергетические возможности, — Палач сделал паузу, — средние.

— Вот как… — задумчиво пробормотал Воин. — Вот, значит, как. Звероформа в наличии, а способности… ладно, мысли есть, но я обдумаю их позже. Какие требования от меня?

— Повышение боевых навыков, командная работа в поле, полноценное знакомство с Рубежом.

— Принято. Хорошо, тогда будь добр, познакомь нас, передай бумаги, и я пойду, пожалуй. У меня ещё дел до глотки.

— Отлично.

Палач поднялся из кресла, подошёл к двери кабинета, но в последний момент обернулся.

— Воин. Личная просьба.

— Слушаю тебя самым внимательным образом.

— Подстрахуй её.

— Прости, не понял тебя? — Воин подобрался.

— Дай ей страховку, — негромко повторил Палач. — Если тебе угодно, пусть она об этом знает. Я хочу, чтоб она выжила в процессе обучения.

Демон застыл. На начальника Третьего отдела взглянули памятные ему по «психологическому кондиционированию» абсолютно чёрные глаза. Затем Воин медленно опустил веки.

— Понимаю твою просьбу. — Он кивнул. — Я не буду давать ей страховку, потому что это оскорбит и её, и тебя. Но она выживет. Без серьёзных травм. Обещаю.

— Спасибо. — Палач распахнул дверь и крикнул куда-то в коридор: — Нуарейн! Прошу ко мне, — после чего посторонился.

Воин встал из кресла, приветствуя вошедшую в кабинет женщину.

В рабочей обстановке Нуарейн по-прежнему не утруждала себя сложными причёсками и вычурной одеждой, предпочитая классический стиль — «белый верх, чёрный низ». А в нерабочей её пока никто особо и не видел. Начальник Второго отдела пристально осмотрел прибывшую, затем коротко поклонился.

— Приветствую. Моё имя вы уже наверняка знаете. Я ваше — также. Следующие два месяца или больше вы будете работать под моим началом. Вам следует объяснять, что это значит для вас?

— Нет. Любой ваш приказ для меня — закон.

Воин чуть нахмурился. Ему показалось, что в холодном, равнодушном голосе женщины на долю секунды прозвучала ирония.

— Хорошо. Завтра утром я жду вас в своём кабинете. Получите направление к группе и дальнейшие инструкции. А сейчас прошу меня простить — дела. Госпожа Нуарейн. Коллега.

Демон кивнул обоим и вышел из помещения. Нуарейн помедлила несколько секунд после того, как закрылась дверь, и повернулась к Палачу.

— С ним явно что-то не так, — произнесла она. В её голосе не добавилось ни глубины, ни звучности. Но в нём появились интонации.

Палач усмехнулся.

— Тебе ещё предстоит узнать, насколько ты права в своём выводе. Надеюсь, будет не слишком поздно.

Женщина пожала плечами. В её задачи не входила психологическая помощь главам отделов, равно как и составление их личностных портретов.

— Не имеет значения. Предлагаю ещё раз пройти схему последней миссии. Меня не устраивают мои действия за пунктами пять и восемь.

— Хорошо, давай разбираться.

* * *

Осака. Примерно за два месяца до драки в баре «Великое Древо». Окраина города.

Место для встречи было подобрано тщательно и заранее, как, впрочем, и всегда в таких случаях. Осака — один из крупнейших портов Японии, и на гайдзинов, сиречь варваров-европейцев, в местных прибрежных едальнях обращали внимания не более, чем на рыбный запах. А то и менее. Однако Нам подстраховался, набросив на зал ресторанчика «Нисин» вуаль — заклятье, отвращающее излишне любопытные взгляды или выборочно влияющее на зрительную память. Заклинателю и его собеседнику принесут заказ, но когда те покинут заведение, никто не вспомнит ни лиц, ни иных примет. И о содержании случайно услышанного разговора забудут.

Предусмотрительность Белого Лиса имела под собой веские основания. Сам он уже являлся достаточно известной фигурой в Японии, а тот, с кем он должен был встретиться, обладал очень запоминающейся внешностью. Но встреча с этим человеком должна была быть личной и тайной, как и две предыдущие, и Нам не пожалел сил и времени, чтобы как следует её подготовить.

На место он явился за пять минут до назначенного времени, заказал чайник зелёного чая и прикрыл глаз. Ему не нужно было воздействовать, чтобы понять: его связной уже прибыл и явится в ресторанчик в срок. Пока же у него было время, чтобы впитать странную смесь запахов чая, морской соли и рыбы. Нам любил этот запах, как, впрочем, и запахи любых портов и припортовых районов.

«Син бы понравилось здесь. Она, подобно мне, любит нестандартные сочетания. Совмещение несовместимого. А Вит бы фыркал. Этот в первую очередь поинтересовался бы, какое пиво здесь подают, а лучше — что покрепче. Ну, хватит воспоминаний, надо настроиться на беседу».

Зашуршали циновки над входом, и Белый Лис оборвал размышления, поднимаясь навстречу прибывшему.

— Прошу к моему столу, Винсент. И приветствую тебя.

Названный Винсентом подошёл, ответил на крепкое рукопожатие и сел. Это был высокий массивный мужчина, ростом и комплекцией лишь немногим уступавший Рыжему Эрику. Тёмно-каштановые волосы были коротко острижены, а взгляд круглых карих глаз — наполнен теплом и любовью к окружающему миру. Нам знал, что Винсент был добрым, в самом классическом понимании этого слова, и ему было до сих пор немного стыдно, что он сыграл на этой доброте. Но дело было слишком важным, и он поступился своими принципами. Как ему тогда казалось — в первый и последний раз.

Некоторое время гость дегустировал чай, потом со вздохом отставил пиалу в сторону:

— Вкусно. Жаль только, с сахаром это пить не принято, — голос у него был под стать внешности — глубокий баритон.

— На самом деле, без разницы, — пожал плечами Нам. — Дома я его спокойно и с сахаром употребляю. Но здесь, ты прав, на нас посмотрят странно. Хотя… особой разницы нет. Я поставил вуаль.

Винсент улыбнулся.

— Не будем обижать хозяев.

— Не будем, — согласился Нам. — Полагаю, культурную программу ты устроишь себе без моей помощи?

— Думаю, да.

— Тогда к делу. Что она сказала?

— Она долго думала. — Винсент вновь взял пиалу и чуть покачал в руке. — И сказала, что ей нужна личная встреча с предметом вашего интереса, что бы это ни значило. Ей нужно убедиться, так она сказала. И добавила, что по последней части вашей задумки всё в силе.

Нам помолчал, обкатывая в голове полученную информацию. Пока что всё шло так, как он и ожидал.

— Касаемо личной встречи, — медленно произнёс он, наконец, — она сильно рискует. Но я рассчитывал на подобное развитие событий. Тем более что иного выхода всё равно нет. Вот адрес. — Нам протянул собеседнику сложенную вдвое бумажку. — Это в Екатеринбурге. Там живёт та женщина, которая ей нужна. И передай нашей общей подруге следующее: «Ни в коем случае не действуй сама. Ты помнишь, как зачищать следы, но вокруг тебя не идиоты. Направь на след — не создавай его». И ещё одно: «Ни при каких обстоятельствах не отправляйся туда самостоятельно». Запомнил?

— Да, — Винсент покрутил в пальцах бумажку, но разворачивать не стал и сунул в карман. — Я хотел спросить о нашем с тобой договоре.

Про себя Нам выругался самым грязным образом. Он искренне надеялся, что связной не спросит об этом сейчас. Обманывать этого человека больше не было сил, и он небрежно кивнул:

— Я нашёл его.

— Где? — голос Винсента дрогнул.

— Не здесь. Одна из соседних Граней. Он пользуется только фамилией, и то, как прозвищем. Его там зовут Малиновкой. Носится по крышам с одним нетопырём. Причиняет добро и справедливость.

— Вечно он со всяким зверьём возится, — с нежностью проворчал Винсент.

— Кто бы говорил.

— Ты сможешь открыть мне путь туда?

Нам стиснул зубы.

«Нет. Я не могу больше. Кого другого, но этот тюфяк… Проклятье, мне его просто жалко. А иначе нельзя. Будем надеяться, я смогу выполнить то, что скажу ему сейчас».

— Смогу. Когда закончу с тем, что готовлю. А это, друг мой, напрямую зависит от тебя. Ты мой единственный канал общения с ней. Без него я не получу помощи вовремя, а это означает мою медленную и не самую приятную смерть. Скорее всего.

Винсент разочарованно вздохнул, а потом бодро улыбнулся:

— Я не самый талантливый, но на память точно не жалуюсь. Вопреки общественному мнению. Я всё передам, Лис.

— Белый Лис. И вообще, лучше по имени.

— Да, конечно, Нам. Прости.

— Ничего страшного. Ладно, иди, погуляй по городу. Тебе понравится.

— Хорошо, — покладисто согласился тот, пожал протянутую руку и направился к выходу, мурлыкая под нос какой-то немудрёный мотивчик.

Нам посидел ещё несколько минут, чувствуя, как в груди отпускает скрученная пружина.

«По крайней мере, я перестал ему врать. Почти. Уже легче. Надеюсь, что моя информация не заставит её действовать слишком необдуманно. Потому что, если из-за этого она не сможет помочь, мне остаётся пойти и утопиться. Прямо сейчас».

Глава двенадцатая

— в которой огромное количество размышлений приводит, с одной стороны, к ожиданию будущего, а с другой — к конкретным ответам на конкретные вопросы.

Санкт-Петербург. Примерно за месяц до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Казармы Второго отдела.

Бывший стажёр, а ныне — практически полноправный оперативник Агентства, Нуарейн лежала на своей койке, заложив руки за голову, и изучала потолок. Впрочем, мысли её, как и у большинства людей в таком случае, бродили далеко от белоснежной штукатурки.

«Или краски? Я здесь почти полтора года, а так и не знаю, чем покрывают потолки. Впрочем, не самая необходимая в данный момент информация».

Губы тронула тень улыбки. За прошедшее время Нуарейн научилась шутить. Правда, делала это только наедине с собой, справедливо полагая, что не стоит пока что огорошивать коллег этой новоприобретённой способностью.

«Кроме того, большинство шуток, приходящих мне в голову, вряд ли кому-то покажутся смешными. Кроме меня, разумеется».

После обучения у Палача Нуарейн гораздо лучше понимала смысл того, что ей сказал Светлов. Без понимания эмоций ей не удалось бы полноценно влиться в коллектив «Двойки». Внутренняя жизнь отделов Агентства раскрылась для стажёра в совершенно ином свете, и в нём же проявилось огромное количество информации, надлежащей к рассмотрению и анализу. Постепенному, разумеется.

«Первый отдел. Самое слабое место Агентства, как ни прискорбно. Идеальная структура, созданная для переработки и анализа информации, управляется женщиной, которая занимается не своим делом. И тем не менее, это не влечёт за собой фатальных последствий. Боюсь, в этом предложении не хватает слова „пока“. Я, как смогла, подтолкнула Жрицу к осознанию этого факта, но вряд ли она запросит замещения прежде, чем допустит поистине судьбоносную оплошность. Если я хочу жить и работать здесь и дальше, а я… хочу — мне предстоит приготовиться к этому моменту и нивелировать последствия для Агентства в целом. С другой стороны, я получила в Первом отделе потрясающую школу аналитики с поправкой на реалии этой Грани. А значит, справлюсь. Не в моей власти назначать или смещать глав, но я справлюсь и со своих позиций, если возникнет такая потребность. Спасибо Тени, беседам с ней и моими временными коллегами. Важнейшая информация не пройдёт мимо меня».

Нуарейн мысленно подвела черту под первым пунктом списка и удовлетворённо кивнула. Теперь можно было переходить к пункту второму.

«Третий отдел. Бархатное вмешательство предполагает смену лиц, подобно перчаткам. И, хвала Палачу, с этим проблем нет. Его ребята, в большинстве своем, незаметны, психологически устойчивы, упорны, как носороги, и при этом изящны в решениях, как горностаи. Кроме того, каждый из них способен сам обрабатывать данные на начальных этапах, что купирует неизбежные ошибки в аналитике. Палач — умница: его преподаватели вкладывают знания очень осторожно, умудряясь при этом неподдельно заинтересовать своих подопечных. Стоит учитывать также, что каждый из вчерашних учеников физически, психологически и энергетически может пережить срочную высадку на Северный Полюс и, в зависимости от задания, через полчаса пить спирт с эскимосами или голыми руками рвать пасти полярным медведям. Да, Третий отдел можно считать едва ли не самым страшным оружием Агентства на данный момент. Там нас обучали не только политологии и экономике».

И ещё одна мысленная черта. Упорядочивание по полочкам методами небезызвестного сыщика, с рассказами о котором Нуарейн ознакомилась ещё на стажировке в Первом отделе, обретало плоть. Единственное, чего она не касалась, — личное отношение Палача, который после приснопамятной откровенной беседы ограничил свои ухаживания парой прогулок в разных уголках города и несколькими обедами. И на брудершафт они всё-таки выпили. По-настоящему. Было видно, что главе Третьего отдела нелегко вспоминать, каково это — развивать отношения с женщиной, привлекающей его в подобном ключе. И Нуарейн не торопила его. Но сейчас это к делу не относилось.

Пункт третий.

«И, наконец, Второй отдел, который так удобно именовать „Двойкой“. Ни „Тройка“, ни „Единица“ у меня почему-то не прижились, а вот Двойка — вполне. Итак, Двойка. Несколько сотен разномастных бойцов, не годящихся ни в армию, ни в гвардию, при этом по мановению руки своего обожаемого главы готовые, а главное — способные ходить строем и действовать слаженно, как королевская стража.

Я неоднократно слышала о том, что в последние полтора года Воин изменился, и не в лучшую сторону. Готова поверить. В отделе разброд и шатание. Распитие спиртного разве что не на рабочих местах. Несанкционированные поединки за пределами тренировочной зоны, зачастую переходящие в настоящие драки и едва ли не дуэли. Истарю три дня назад едва не сломали челюсть, а Воин даже не отреагировал. Разнос проводил лично Светлов, и я не хотела бы оказаться на месте этих несчастных».

Лишь совсем зелёные новички в Агентстве могли посчитать Александра Евгениевича изнеженным хлюпиком, не способным внушать ужас. Нуарейн не совершила этой ошибки даже в первые минуты после пробуждения от магического сна.

«Но обучение… всё компенсирует талант Воина как бойца. Предельно вежлив на тренировках, что явно снижает градус эффективности. Если бы он орал на нас матом, это было бы нормально, но его обращение на „вы“ выбивается из общей картины, как неверно уложенная нить из вышивки. То, что он демонстрирует; то, как он ставит удар, работает с дыханием и телом… проклятье, я не знала половины из того, что он преподал мне в области владения оружием. А я всё-таки обучалась у лучших в Королевстве».

Нуарейн позволила воспоминанию о погибшей Грани пробить ледяную броню её спокойствия и задумчиво наклонила голову: оно не принесло прежней боли, от которой она и закрывалась бесчувственностью. Но об этом можно было подумать позже. Сейчас — выводы.

«Резюмируя: если Воин в ближайшее время не придёт в себя и не вернётся к прежнему, знакомому мне лишь по слухам неформальному стилю управления, его сместят официальным приказом. На преподавательской должности он, разумеется, останется, но отделу нужна твёрдая рука.

Общий вывод: Агентство нестабильно. Слишком нестабильно для настолько жёсткой, полу-военизированной структуры.

Полагаю, виной тому излишне долгая жизнь и работа на одних и тех же местах одних и тех же существ. Его Высочеству должно быть крайне непросто смещать с должности ту, кто занимает оную не первую сотню лет. Но в любом случае пока что это не моя компетенция и не мои проблемы. Пока что?»

Нуарейн покатала последнюю фразу на языке и кивнула самой себе.

«Да, именно так. Я ещё не знаю, к чему именно меня готовят, но логика подсказывает, что вряд ли я задержусь в оперативном составе среднего и даже старшего звена. Меня извлекли из саркофага не просто так, и только время покажет, что именно мне уготовили мои новые соратники.

Но прежде стоит поставить для себя ещё одну „галочку“, как здесь принято выражаться. Его Высочество. Человек, с которым я ни разу не встретилась за время своего обучения. Что мне известно, кроме титула, заменившего имя? Довольно многое. В неофициальной обстановке его именуют „Принцем-без-королевства“. Есть также скудная информация о сроках его работы на должности главы Агентства, недвусмысленная подпись и нелюбовь к публичности. Что ж, круг сужается. Я могу предположить, кто он такой, и полагаю, момент, когда я буду уверена, станет моментом нашей встречи. Хотя, возможно, она состоится и ранее, если мне действительно суждено занять достаточно высокий пост в Агентстве. Но думать об этом рано. Пока что мне стоит сосредоточиться на тех, с кем мне приходится работать непосредственно».

Женщина перевернулась на живот, скрестив руки под подбородком. Ей не так давно стали даваться подобные вольные позы, и сейчас она привыкала к тому, как может быть иногда удобно телу, если его не насиловать этикетом даже в полном одиночестве.

«Итак, наша группа. Истарь — картёжник и шулер, прошедший тернистый путь от приюта для брошенных чад до тюремных застенков и далее — в Агентство и младший оперативный состав оного. Страшен своей непритязательной внешностью, за которой кроется серьёзный боец. В конце концов, челюсть ему едва-едва получилось свернуть втроём. И надо признать, эта троица предстала пред очи Светлова в изрядно потрёпанном состоянии.

Тонами. Маленькая, хрупкая рыжая девочка, потерявшая родителей и обретшая власть над собственными силами в одночасье. Выносливая, как буйвол, упорная, подобно всем упомянутым оперативникам Двойки, и заново научившаяся улыбаться в этих стенах. Что ж, наверное, именно поэтому нам так легко работать вместе: я понимаю её лучше других.

И старший группы, господин Летов. Из-под облика простецкого крестьянина просвечивает незаурядный ум и ещё более незаурядные способности. Не зря он уже не первый год находится в старшем оперативном составе. Ходят легенды о его переходе по зыбким слоям едва ли не на сотню километров. Скромен, молчалив, явный ценитель женской красоты и прекрасный старший. Прискорбно, что в тот вечер он был на задании: при нём Истарь никогда бы не ввязался в драку.

Вновь — резюмировать. За неполные полгода в Двойке из меня смогли сотворить вполне приличного оперативника, не уступающего по физическим данным и навыкам большинству моих нынешних коллег. Через неделю для меня начнутся первые полевые выходы, и Летов намекал на охоту за оборотнями. Ещё две-три недели, и порог завершения моего обучения приблизится вплотную. Что дальше? Покажет время, сейчас всё еще рано делать однозначные выводы. Ясно одно: в этой комнате мне осталось жить недолго».

Нуарейн повернулась на бок, обвела взглядом спартанскую обстановку, в которой ей пришлось обитать волей случая и Александра Евгениевича Светлова, и поставила в своих размышлениях точку.

«Это прекрасно».

Она поднялась и принялась облачаться в удобный, хоть и несколько мешковатый камуфляж. Приближалось время очередной тренировки.

* * *

Токио. Примерно за месяц до драки в баре «Великое Древо». Корпорация «Сейрю».

Линг Собачий Хвост сидел на бортике маленького бассейна во внутреннем дворике корпорации, выдержанном в классическом японском стиле, и рассеянно вертел в руках флейту — цель сегодняшнего задания. Её надо было со всей возможной осторожностью извлечь из сейфа в тщательно охраняемом кабинете одного из сотрудников корпорации. С чем Линг и справился задолго до назначенного времени. Медленно вступал в свои права вечер, в траве шуршали какие-то мелкие зверьки — «Мыши? Откуда здесь мыши?» — и цикады пробовали на устойчивость тишину, прерываемую звонкими ударами шиши-одоши.

Лингу требовалось поразмышлять — непривычное занятие, всё чаще занимавшее его в последнее время, — а спокойствие внутреннего двора располагало к мыслительному процессу гораздо больше, чем общая комната. Да, как только началось обучение, всю троицу поселили вместе, как выразился Белый Лис: «Чтоб привыкали друг к другу». Цель этого «привыкания», равно как и самих уроков наставника Фила, ускользала от Собачьего Хвоста. И это острое непонимание происходящего всё чаще гнало его от соратников, успевших стать для него почти друзьями, в какое-нибудь уединённое место.

«Друзья. Как странно, у меня никогда не было настоящих друзей. Но эта парочка…»

Мысли ушли в сторону от главной цели, но Линг не стал подталкивать её обратно. Он уже успел уразуметь, что плавно текущая река размышлений сама выведет его к нужному руслу. «Незначительных деталей не существует», — повторял раз за разом толстый гайдзин, волей судьбы ставший наставником молодого человека, и Линг начинал понимать, что внимание к мелким нюансам бытия может привести к цели вернее, чем настойчивые попытки уразуметь всё и сразу. Именно поэтому он позволил своим воспоминаниям увлечь его к тем частым беседам, которые он вёл со своими… друзьями?

«И всё-таки это слово для них не подходит. Мы не друзья, теперь я осмелюсь добавить „пока ещё“. Но грань, отделяющую нас от отчуждённости, мы уже перешагнули. Когда это произошло? Да, наверное, тогда, в тот жаркий день, ознаменованный моим первым успехом, день, ставший первым триумфом в моей жизни. Тогда же вечером я впервые поделился с ними историей своего прошлого, и они начали отвечать. Первым, помнится, заговорил наш Полукровка. Такеши».

— Мамка моя была японкой, — слова давались молодому человеку нелегко, но было видно, что он просто подбирает нужные, а не стремится скрыть что-то от собеседников. — Батя — норвежец или финн. Так мне сказали в приюте. Хотя хрен знает: светлые волосы много у кого бывают. В общем, предков своих я не знал и до сих пор не знаю, кем они были на самом деле, — он криво усмехнулся, отчего его малосимпатичная физиономия сделалась совершенно бандитской. — Помню, когда был совсем шкет — мечтал, что на самом деле я отпрыск знатного рода. Ублюдок от какой-нибудь богатой стервы, которая усовестится и найдёт меня. Сами сечёте — два раза по нихрена я получил, и мешок дыму в придачу, как у нас говорили… Н-да. Короче, первый раз я из того приюта сдёрнул лет в семь. Тупой был, малолетка, что возьмёшь? Поймали меня тогда через пару дней и обратно сунули, баланду трескать и уму-разуму набираться. С учёбой у меня, правда, никогда не ладилось, да и дурью я считал эту учёбу. Потом, конечно, навёрстывать пришлось, но это уже другой сказ. Второй раз уходил уже в пятнадцать — с толком, с расстановкой, с подготовкой нужной. К тому времени уже пообтёрся, с уличными потрындел как следует, чего-куда. Варианта у меня было четыре: воровать, в банду идти, задницу толстосумам подставлять или попрошайничать. Ну или сдохнуть, конечно, но это меня сильно не устраивало. С воровским не сложилось: грабли мои, как мне сказали, только землю рыть годны, — он для подтверждения покрутил перед собой крупными кистями, украшенными грубыми, мощными пальцами. — Наследство папочки, чтоб ему икнулось на том свете или на этом. В бандах, наоборот, ребята покрепче требовались. Да и крови я не любил, так что не срослось у меня и с ними. Задницей своей я дорожил, так что нефритовые стержни папочек отправлялись по известному адресу. Прибился к стайке попрошаек, показалось — самое то. На рожу я кривоват, спасибо бате моему опять же. Вид жалостливый на себя напускать умел. Бегал быстро, ежели что. Думаете всё? Тех же стержней нефритовых ведро вам в белы рученьки. Наука целая оказалась. Опять же, считать-писать пришлось-таки научиться. Старый Хао меня учил. Жуткая сволочь, если вдуматься. Держал он нас, малолеток, как в садке, обучал чему надо и на улицы посылал. А мы ему долю отдавали. За науку, стало быть. Девчонок под себя применял сначала, а потом, как в возраст входили — продавал. Мы же ему ещё и благодарны были: как же, учитель-наставник, кусок хлеба нам обеспечивал.

Такеши нагнулся было сплюнуть по привычке, долгим взглядом посмотрел на чистый пол и метко отправил плевок в раковину через полкомнаты.

— Плеваться тоже он учил, — усмехнулся он на изумлённые взгляды. — Меткий плевок в нужный момент, он многое дать может. Вот, помнится… хотя ладно, об этом потом расскажу, такая байка выпивки требует. К слову о выпивке, она-то Хао и сгубила. Спился старикашка, чтоб его подогрели как следует. Или что там у нас за рабовладельчество нынче в аду полагается? Да и хрен бы с ним, помер и помер. Мне к тому времени уже восемнадцать стукнуло. Стаю нашу под себя одна банда взяла. А я слился: чего я у этих уродов не видал? Пошатался по родной стороне, посмотрел, как в других местах живут. Оказалось, всё не так, как я думал, и Хао — урод, и житуха моя вряд ли к чему хорошему приведёт, да это я и так уже понимал… Короче, пытался работать, где придётся, да кому ж я нужен был без документов, без школы и прочей хрени, что последней собаке полагается? Тут-то я и вспомнил за наш приют, да куда уж там. Вроде как пристроился полотёром в одно местечко, но тут другая напасть пришла: начал я играть. Насмотрелся, понимаешь, по ящику, как люди миллионы сшибают, и пристрастился. Считай — весь свой заработок, какой был, спускал на это дело. В казино меня, понятное дело, не пускали, так я лотерейными билетами затаривался. Ну, а поскольку не везло, остаток в бутылку утекал.

Такеши сделал паузу, поднялся, подошёл к той же раковине, открыл кран и отпил несколько глотков.

— Так ещё два года шуршал помаленьку, — продолжил он, вернувшись на место, — а потом поймал-таки свой счастливый шанс за охвостье. Я напился тогда крепко. Попёрся в контору одну, в долг билетик выпрашивать. Ну, вышвырнули меня оттуда, как полагается, рожей в грязь. Лежу, зенки протираю, гляжу — ботинки. Дорогущие, как хрен знает что, я такие штуки понимать обучен. Башку приподнял: мама дорогая — стоит мужик одноглазый в костюме, за который пол-Токио купить можно. Смотрит на меня, спрашивает, мол, какого демона я тут забыл на его пути. Я говорю: так и так, господин хороший, билетик на удачу купить хотел, да денежки все по дороге растерял, карманы-то дырявые. А подайте на жизнь мою дрянную. Балаболю я, значит, а сам чувствую, как трезвею со страшной силой. И чувство такое странное, будто не то говорю. И не так. И вообще, заткнуться бы мне. Я и заткнулся на половине слова. Молчу. Лежу. Обтекаю. А мужик, Белый Лис, то бишь, это я уже потом узнал, усмехается так и спрашивает: закончил? Да, отвечаю, а у самого мысли так и скачут. Закончил, говорю, да и вообще пора бы со всей этой ерундой заканчивать. Тут он ко мне наклоняется и руку протягивает. Я даже не сразу понял, что ему нужно. Потом допёр, вцепился в его клешню, поднялся, сами сечёте в каком виде. Лис на меня посмотрел, прищурился, я гляжу — а вода с грязью сами собой с меня стекают. Я уж готов был опять в говно хлопнуться — на колени, — а он меня удержал, ну и спрашивает: работу нормальную хочешь? Тут-то я и понял, что билетик мне выпал самый что ни на есть счастливый. Отвечаю, мол, понятное дело, хочу, дураков нет бодисатве отказывать в таких предложениях. Он заржал, говорит, бодисатва или нет, а если работать хочу, то придётся мне на этой работе попотеть. Короче, забрал он меня с той улочки и сюда приволок. Первого. Пять месяцев назад это было. Сказал ещё, что будут меня учить, и вас двоих тоже. То есть, не вас конкретно, просто ещё двоих пришлют…

Сумерки сгустились, на небо робко выглянули первые звёзды и сразу же скрылись за наползавшими тучами. Линг задумчиво взял на флейте несколько аккордов, не особо концентрируясь на том, что делает, и опустил руки.

«Да, это началось через неделю после моего „прорыва“, как это назвал Белый Лис. Игра на флейте, которой меня никто никогда не учил, странные сны у Ясуо, речь Такеши, которую теперь не отличить от речи выпускника Академии. Хоть он и предпочитает до сих пор разговаривать по-уличному, говорит, чтоб привычки не растерять, а то мало ли что… Что? Вот главный вопрос. Что здесь происходит, что происходит с нами, что за цель преследует этот странный якудза-благодетель и его неимоверные друзья? Справедливости ради следует признать: пусть я и размышляю над этим вопросом, первым его задал не я. В первый раз он прозвучал в тот же вечер воспоминаний, и произнёс его Ясуо. Но сперва была его история. Такая же нелепая и маловероятная, как наши».

— Фамилию свою я называть не рискну, и не потому что не доверяю собравшимся здесь, а потому что того требуют определённые причины, — начал Ясуо, и никому не показалось, что он издевается над предыдущими рассказчиками, чей язык был, мягко выражаясь, далёк от совершенства. Просто этот человек изъяснялся так, как привык. — Одна из этих причин — известность сей фамилии во времена оные, вторая — в том, что мой недалёкий[12] во всех смыслах этого слова предок был лишён вышеупомянутой фамилии и с позором изгнан из семьи. Узнав об этом прискорбном факте, я счёл возможным отречься от неё окончательно, изменив на одну из наиболее распространённых в наших краях, так что ознакомление с ней не принесёт моим уважаемым собеседникам никакой пользы. Поскольку в моей ветви я остался единственным потомком, решение моё было некому оспорить. Засим можно оставить в покое историю моего семейства и перейти к событиям, что привели меня в ваше общество. Начало им было положено ещё в те времена, когда я был подростком, а корнем послужил мой интерес к истории. Если быть более точным — к истории самураев и боевых искусств. Во время изучения оной, я, разумеется, не мог обойти вниманием и иные аспекты этой дисциплины, но развитие кэндо привлекало меня более всего остального. Как вы можете судить по моей речи и определённым манерам, обучение я проходил в иных условиях, нежели вы, но я не считаю сие поводом для превосходства над другими. Стоит также упомянуть, что условия эти были далеки от совершенства, и большая часть знаний была получена мною самостоятельно, благодаря доступу в публичные библиотеки. Меня мало интересовали взаимоотношения между людьми, как личные, так и общественно-финансовые. Гораздо более я был погружен в отношения человека и меча. Я изучал всё, что мог добыть правдами и неправдами. Круг моих интересов включал в себя не только непосредственно историю боя на мечах, но и изготовление клинков, и сам процесс боя.

Ясуо прервался и повторил поход Такеши к раковине.

— Какого демона мы пьём из-под крана, если нам стоит только подать голос, и воду принесут в любом количестве? — негромко спросил Линг, и его товарищи отозвались практически в один голос:

— Привычка.

Когда лёгкий смех, вызванный таким совпадением, отзвучал, Ясуо поудобнее устроился на своей кровати и продолжил.

— Как уже упоминалось ранее, юности свойственна определённая самонадеянность. К возрасту семнадцати лет я, лишившись родни и практически не имея средств к существованию, исключая мой скромный заработок помощника библиотекаря, не мог позволить себе обучаться кэндо так, как считал нужным. Говоря проще, на частного наставника у меня не было денег, а общие секции я высокомерно презирал.

— Кажись, дурь по молодости — наша общая черта, — усмехнулся Такеши, и Ясуо кивнул:

— Полностью согласен. Впрочем, как показало время, моя «дурь» полностью оправдала себя. Не знаю, что послужило тому причиной, наследственность или иные силы, — но к двадцати одному году я впервые попробовал себя на малом открытом турнире одной из школ кэндо и внезапно для самого себя занял первое место.

Переждав удивлённо-одобрительные возгласы, историк продолжил свой рассказ:

— Да, четыре года самообучения по книгам в собственной квартире и самостоятельные тренировки дали результат. Помимо прочего, к тому моменту я закончил академию по вполне понятной специальности и занял место того, кому служил ассистентом, то есть — библиотекаря. Полученный за победу на турнире денежный приз был невелик, кроме того, как я уже упоминал, финансовые взаимоотношения были мне малоинтересны. Пренебрежение общественными институтами также спасло меня и от того, что называется «звёздной болезнью»: мне были безразличны восторги толпы, я попросту не замечал их. Впрочем, по некотором размышлении, я пришёл к логичному выводу, что мои способности могут привлечь ко мне внимание. Этого мне хотелось менее всего, и для следующих турниров, где мне приходилось проверять своё, скажу без лишней скромности, растущее мастерство, я выработал особую тактику. Ничего сверхъестественного в ней не было: я доходил до финала, оценивал свои возможности в бою за первое место и проигрывал поединок. Первое время мне не приходилось прикладывать для этого каких-либо усилий, позже я был вынужден придерживать удар, причём так, чтобы этого никто не заметил. На достижение этого умения мне потребовалось полгода. Второе место, как выяснилось, также являлось объектом достаточно серьёзного интереса, и я научился проигрывать и в последнем бою, спускаясь, таким образом, до третьей позиции на пьедестале. Мне приходилось тщательно отбирать турниры для участия, в которых было возможно поступать подобным образом, и указывать в документах подложное имя и фамилию на случай, если кто-то всё же захочет заработать на моем мастерстве. Я ведь выступал не только на официальных, но и на подпольных турнирах, и не спрашивайте меня, как я нашёл места их проведения. Так или иначе, сей образ жизни я вёл ещё три года. А четыре месяца назад, во время поединка на одном из упомянутых мною «теневых» турниров, я почувствовал на себе взгляд. Сперва я даже не понял, что именно это было, просто в какой-то момент мне пришлось сделать усилие, чтобы не обернуться: я ощутил у себя за спиной вооружённого человека. Впервые я осознал, о чём писалось в древних манускриптах и некоторых современных книгах: то был взгляд истинного воина. Когда бой закончился, я повернулся к источнику этого взгляда и увидел того, кто называет себя Белым Лисом. Не знаю, какой поворот судьбы привёл его тогда в то заведение, но, судя по тому, что он занимал почётное место, он был одним из приглашённых гостей. С того момента и до конца турнира взгляд его глаза преследовал меня, и когда я завершил финальный поединок, как обычно, проиграв, я всей кожей почувствовал: он понял, что я сделал. В тот вечер мокусо[13] не принесла мне покоя. По неизвестной мне причине я впервые взглянул на свою жизнь иначе, чем прежде. Правила и ограничения, установленные мной самим по велению духа, показались мне глупыми и неестественными. Разум мой был в смятении, а сны наполнились отвратительными картинами боя без цели и смысла, только в руках моих был не привычный синай[14], а один из выкованных мною клинков. Кровавые кошмары, противные самой моей сути, преследовали меня по ночам, а днём не давали покоя тягостные раздумья о моей судьбе. Неделю спустя мне предложили возможность ещё одного «выхода», как их называл мой агент, если к этому человеку применимо подобное слово.

— Кривой плешивый китаец, и на левом запястье татуировка — таракан? — неожиданно спросил Такеши, и Ясуо кивнул. — Знаю этого урода. Люй-Рвач. Он с тебя, небось, треть выигрыша брал? Так вот, чтоб ты знал: за такие штуки в их деле цепами бьют. Он, видать, лоха в тебе прочухал, вот и драл шесть шкур с одного зайца. Извини, ежели чего…

— Нет, судя по всему, я был в его понимании именно «лохом», — вежливо улыбнулся Ясуо. — Однако до этого вопроса мы ещё дойдём — я хотел бы получить как можно больше знаний из этой сферы человеческого общения, — но несколько позднее. Сейчас же я вернусь к основной нити повествования. Предложение поименованного Люем показалось мне способом избыть своё внутреннее неустройство. Сознание моё было настолько помрачено к тому моменту, что я практически не отдавал себе отчёта в своих действиях, используя в боях скорее привычку тела, нежели разум. До той самой секунды, пока на площадку передо мной не ступила слишком высокая для моих соотечественников фигура. Я будто очнулся от долгого сна, ибо сражаться с ним так, как я делал до того, было невозможно. Первое наше столкновение осталось за ним, невзирая на всё, чему я был обучен, и это вызвало моё, мягко выражаясь, удивление. Даже в перерывах между боями этот человек не снимал защитной маски, но мне и не требовалось видеть его лицо. Я чувствовал его взгляд, и этого было достаточно. Именно этот взгляд, тот самый, что кинжалом упёрся мне в спину на предыдущем турнире, вырвал меня из мутного водоворота безысходности, в который я проваливался. Я не сдерживал своего мастерства, понимая, с кем встречусь в финальном поединке за первое место, и не обманулся в ожиданиях. Он стоял на площадке, ожидая меня, и я осознал, что это будет «бой одного удара», что мой соперник не позволит мне сделать то, что я проделывал уже многажды, что я должен прийти к чему-то иному, нежели игра в поддавки. И когда наши взгляды встретились, я поклонился ему. В тот день на турнире не было победителей. Его поклон совпал с моим, и мы вместе ушли с площадки, невзирая на разочарованные крики зевак. После этого у нас состоялся долгий разговор, в процессе которого Белый Лис предложил изменить мою судьбу раз и навсегда. Мне оставалось только согласиться с его доводами. Часть которых я к тому моменту осознал сам и уже озвучил, оставшиеся же позвольте мне сохранить в тайне.

Ясуо помолчал, затем сел на кровати и обвёл пристальным взглядом своих товарищей.

— Я рад, что мы поделились своими историями, — негромко произнёс он. — И в них можно заметить как вполне понятные различия, так и определённое сходство, не так ли?

— Нам всем было похрен на свою предыдущую жизнь, но мы начали о чём-то задумываться в последний момент, — подал голос Такеши.

— Нам всем было, по большому счёту, нечего терять, — отозвался Линг.

— Отсюда возникает простой и естественный вопрос, — согласно кивнув, произнёс Ясуо. — Что является подоплёкой нашего появления здесь? И что именно нужно от столь разных людей тому, кто называет себя Белым Лисом?

Вечер давно перешёл в ночь, а Линг всё сидел на бортике, и его воспоминания вкупе с размышлениями медленно переплавлялись в план действий.

«Меня должны были хватиться уже часа два как. И до сих пор не потревожили. А значит, наставник Фил уже нашёл меня, но удалился, ничем не выдав своего присутствия. Следовательно, моё право на одиночество признано, и либо он ждёт моего появления, либо скоро за мной придут. Я испрошу разговора с Белым Лисом. Задам, наконец, тот вопрос, что преследует нас всё время, что мы находимся здесь. И потребую ответа, потому что, какая бы она ни была — это моя жизнь. А значит, я имею право знать, что с ней пытаются сделать!»

Линг решительно поднялся на ноги и в ту же секунду услышал приближающиеся шаги. Собачий Хвост не знал, откуда пришла эта способность, равно как и умение играть на флейте, но отлично понимал, что шаги принадлежали главному объекту его размышлений. Во внутренний дворик вошёл Белый Лис.

Вопреки всем правилам признанного и непризнанного этикета, Линг не стал кланяться при появлении своего нанимателя и неожиданно для себя увидел на лице гайдзина одобрение.

— Сколь я понимаю, твои мысли привели тебя к какому-то решению, — произнёс Белый Лис. Против обыкновения, он говорил по-китайски, и Линг каким-то внутренним чутьём осознал, что это специально для него. На душе чуть потеплело, но Собачий Хвост решил не поддаваться этому внезапному доверию и упрямо вскинул подбородок:

— Да. И я хочу сказать о нём, желаете вы его слушать или нет.

Европеец чуть склонил голову и внезапно улыбнулся.

— Я, наконец, слышу речь не запуганного мальчика, но молодого мужа. Уверенного в себе притом. Что ж, я слушаю тебя, Линг.

— Я хочу знать, к чему нас готовят. Я хочу знать, что с нами происходит. Я хочу услышать это только от вас и ни от кого иного прямо сейчас, и если не получу ответа, готов разорвать все договорённости.

Линг ожидал, что, как прежде в подобных моментах, его голос задрожит и сорвётся на невнятное бормотание, и с изумлением слушал, будто со стороны, свой холодный, ровный тон.

Белый Лис кивнул, подошёл к бассейну, наклонился, ополоснул руки и потёр ими лицо.

— Я рад, что не ошибся во всех вас, Линг, — заговорил он, и Линг чуть расслабился, услышав спокойствие в голосе гайдзина. — Вы начали задавать нужные вопросы в нужное время. А знаешь, что отдельно радует меня в тебе? — он повернулся и посмотрел Лингу в глаза. — То, что ты произнёс слово «мы». Остальные двое всё-таки сказали «я». «Что происходит со мной, к чему готовят меня». И это означает, что выбор был сделан верно. Я отвечу на ваши вопросы, только позволь мне сделать это для вас всех, хорошо?

— Конечно. — Уверенность в том, что им действительно ответят на вопросы, а не прикопают в этом же дворике, была совершенно необоснованной, но почему-то Собачий Хвост нисколько в этом не сомневался. — Но хотя бы общий ответ я хочу получить немедленно.

Белый Лис удовлетворённо кивнул.

— Как бы банально ни звучала моя фраза, но именно это я и хотел услышать. От тебя и сейчас. Ответ, который ты требуешь, столь же прост, сколь и нереален. С вашей помощью я хочу найти врата в ад Фэньду и способ спуститься туда.

Он взглянул на опешившего Линга и весело улыбнулся.

— Какая у вас похожая реакция. Ладно, идём к остальным, я дам вам подтверждение того, что я не сошёл с ума, и в подробностях отвечу на все ваши вопросы. Да, и отдай потом флейту, всё-таки я сам вырезал, старался.

Белый Лис повернулся и зашагал прочь из дворика. Линг потряс головой в тщетной надежде, что разбушевавшийся вихрь мыслей уляжется от этого сам собой, и последовал за своим нанимателем.

Глава тринадцатая

— в которой повествование наконец-то кусает за хвост пролог, а подоплёка уже известных событий обретает оттенок определённости.

Чернигов. Период от года до трёх дней до драки в баре «Великое Древо».

Даже у всемогущества есть свои пределы. Особенно, если упомянутое всемогущество — кажущееся. Древние боги спотыкались о волю и силу духа смертных, эмиссары процессов регулярно сталкивались с оружием, мощь которого не могли превзойти. А Тень нарвалась на детективное задание, в котором были известны преступник и жертва, но состав преступления — а главное, замысел и мотивы — оставались под покровом тайны. Сколь бы ни были велики возможности вольнонаёмной помощницы, но просеивать и проверять память тени каждой песчинки в древнерусских городах пришлось бы десятилетиями. Другого же варианта, кажется, не оставалось. День за днём, неделя за неделей команда под руководством Ольгерда и кураторством самой Тени осматривала, обнюхивала и даже пробовала на вкус все возможные следы Серебряной Княгини.

— Без толку, — фыркала Тень, в очередной раз мерцающим полу-призраком проносясь по помещениям и открытым пространствам Пскова, Киева, Новгорода и прочих указанных в задании городов. В оных помещениях и пространствах, согласно признанным историкам, жила, правила, гуляла и занималась прочими насущными делами княгиня Ольга. И каждый раз толстячок Ильяс жевал губами, что-то высчитывал на своём компьютере, кивал Ольгерду, а тот непреклонно заявлял:

— Ещё раз. Подробно, по всем экспонатам.

— Вообще-то это вы должны быть моими рабами, а не наоборот! — Тень честно пыталась быть грозной, но натыкалась на умильный взгляд потомка викингов и вздыхала: — Ладно. Но это в последний раз. Пусть твои орлы отдуваются.

— Они и так землю носом роют. В буквальном смысле, — бурчал Ильяс, погружаясь в дебри аналитики. — А вот подвесочку (скамеечку, камушек, кусочек древнего дерьма) стоит рассмотреть подробнее. Есть свидетельства…

Тень закатывала глаза, стонала и уносилась проверять «в последний раз», не дожидаясь раскрытия ненужных подробностей, тем более что они каждый раз оказывались ложными или незначительными. Предполагаемые вещи Ольги не несли в себе ни грана памяти.

Такая или почти такая картина повторялась в течение трёх месяцев, после чего Тень окончательно взбунтовалась, заявила, что ей обещали совершенно не то, и покинула группу Ольгерда. Пообещав, впрочем, обязательный еженедельный отчёт о своих собственных изысканиях.

— Честное слово, так лучше, — пояснила она командиру группы чуть позже, когда раздражение сошло на нет. — Мы изначально так и задумывали с Алехандро. В одиночку я справлюсь быстрее, а если положиться ещё и на волю госпожи случайности — мне вообще равных не будет. Жди вестей, викинг.

— Будем надеяться, — протянул Ольгерд. — Мы будем и сами крутиться по мере сил и возможностей, но… чую я, что задание наше затянется на гораздо более долгий срок, чем мы полагали.

Скепсис и предчувствия Ольгерда оправдались. Минуло почти восемь месяцев с момента этой беседы и неполный год с начала поиска Серебряной, прежде чем тени над прошлым начали расступаться…

* * *

Нет, совсем не зря обходили стороной люди эту неприметную скамейку в тени черниговских клёнов. Не зря мамаши оттаскивали детей и деточек от неровно окрашенных мутно-белой краской её досок. Не зря старики, нервно держащиеся за сердце, и толстяки, с тем же лицом хватающиеся за желудок и печень, обходили стороной этот уголок, укрытый летом от палящего солнца широкими, разлапистыми листьями, а зимой от снегопада — сплетением густых ветвей. И ещё более не зря Тень решила примоститься здесь со стаканчиком мороженого, устав от долгих и, как казалось ей тогда, бесцельных поисков.

На скамейку падали прихотливые узорчатые тени тонких голых веточек, слегка припорошенных ноябрьским инеем. Но одного шутливого, краткого прикосновения к их памяти хватило, чтобы Тень задохнулась от боли и страха той, что когда-то сидела на её месте, пусть и не на скамейке, а на земле. И ведь прошло — почти четыреста лет, а чувства той, кого уже не было здесь, до сих пор были свежи, как открытая рана, достаточно было сковырнуть корочку…

«…нет, Господи, пожалуйста, нет, только не это, почему он всё ещё жив, я же просила, Господи, нет!!!..»

Чужая память и чужие эмоции ударили так сильно, что пломбир выпал из пальцев, сведённых судорогой. Тень лёгким движением подхватила мгновенно ставшее безвкусным и неинтересным лакомство и, собравшись с силами, вновь окунулась в бездну чужой памяти. Памяти сильной настолько, что до сих пор её отголоски отпугивали праздношатающихся.

«Я ошиблась. Я промахнулась. Я… я не хотела. Почему?!! Почему ты наказываешь меня, Господи??! Почему он ещё жив?!!»

Страх, боль и отчаяние звали за собой настолько сильно, что Тень почти не поняла, как совершила переход вслед за ними, куда-то под Псков, на огромный, кое-как прогретый тусклым предзимним солнцем валун. Всё, на что её хватило в тот момент, — скрыть себя от посторонних глаз, чтобы местные туристы не взирали открыв рот на невесть откуда взявшуюся женщину, одетую явно не по погоде, да ещё и восседающую на вековом менгире.

«Я не хотела. Я хотела совсем другого, он не должен был стать таким… Я старалась во имя Твоё, я стремилась к Тебе, он чудовище, я не хотела, нет, нет, нет, нет!!!»

Новгород. Смоленск. Снова Чернигов. Достаточно было встать на первые следы этой душевной тьмы, и дальнейший её путь становился отчётливее, чем белизна шрама на смуглой коже.

Тень не хотела идти дальше по этой окроплённой кровью старой памяти тропе, но понимала: выбора нет. Либо сейчас она и не последует за Княгиней, либо… Нет, можно было отложить «на потом», теневая память затухала сотнями лет, и всегда можно было отойти в сторону и вернуться позже. Но стремление не просто найти, а понять Серебряную, ту цель, которая внезапно замаячила впереди, — не отпускало. Чужая боль, как нарыв, как больной зуб, как воспалённая язва и ещё сотня знакомых и банальных по контрасту с этим ощущением сравнений, не хотела мешкать. Это страдание давно ждало того, кто сможет услышать и ощутить его. Оно вело Тень по следу Ольги, которая в свою очередь когда-то шла по следам своего младшего сына. И от него не было ни спасения, ни противоядия. Его можно было только услышать и сочувствовать без жалости, пропуская через себя, как было с Палачом, как совсем недавно было с Нуарейн…

«Нет, Господи, я не могу нести этот груз. Я так молилась Тебе, я так надеялась, помоги…»

Холод и пустота в ответ.

— Сделай хоть что-нибудь, дура! — безмолвно кричала Тень, вслушиваясь в старые, давно истлевшие для всех, кроме её слуг, эмоции. — Подойди к нему! Поговори с ним! Убей его сама, в конце концов!!! Ты же можешь!

— Нет, — блекло отвечала обречённость. — Нет. Я не могу. Я так слаба, я так устала, я столько сделала когда-то, я больше не могу, не хочу, я жива только потому, что жив он….

От последней фразы по коже бессмертной промаршировали мурашки.

— Она не могла умереть, пока жив он… — прошептала Тень. — Они были связаны её заклятьем-проклятьем. Так почему же?..

Ответ лежал впереди, укрытый новой пеленой зеленовато-жёлтого тумана самоистязания. И Тень бросилась в него, как в водопад. Вниз головой. Безумие открылось перед ней жуткой пастью водоворота и сомкнулось за спиной.

«Это не я виновата. Это Ты. Ты отрёкся от меня, и теперь даже в мыслях я не назову тебя с заглавной буквы. Я была любовь. К своим детям. К своему сыну. И ты был любовь для меня. Я стала ненависть. К своим детям оттого, что они творили. К своему сыну оттого, чем он стал. И от тебя я слышу лишь молчание. Значит, пусть будет ненависть! Пусть ты и все прочие познают, что было уготовано древлянам в пучине моей ярости и моего гнева. Я найду учителя! Я найду того, кто поведёт меня дальше. Я пойду вперёд. Я буду ждать. Все ответят предо Мною. И Мой сын, и те, кто оборвёт нить его жизни. В этом мире нет невинных. И если ты забыл об этом, то Я — нет!»

Связь матери и сына разорвалась с глухим гулом, напомнившим тусклый звон на Рубеже. Тень содрогнулась от ярости и безумия последней услышанной мысли этой несчастной. Последним эхом чужой памяти прогремело имя «Сен-Жермен»… и угасло. Стройная печальная женщина в потускневшем пурпурном платье сидела на границе Эш-сюр-Альзетт и Одэн-ле-Тиш и медленно пыталась прийти в себя. След той, что когда-то была Серебряной Княгиней, а теперь превратилась в орудие мщения за собственную ошибку, уводил на юг. Во Францию.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября 2015 года. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина. Вечер.

Воин вздрогнул и очнулся от мутного полузабытья, в последнее время заменявшего ему сон. Боль и тоска, последние полтора года источавшие его душу или то, что её заменяло, давно сменились лёгким отупением и пустотой. Рассудок регулярно подавал сигналы тревоги, предупреждал о разверзающейся прямо под ногами пропасти, о неминуемой опасности, к которой ведёт продолжающаяся рефлексия, но ничего не мог поделать с личностью, по которой был нанесён слишком тяжёлый удар. Потеря аппетита и нарушение сна должны были стать последней ступенькой перед обрывом.

«Если узнает Светлов — я могу попрощаться со своим местом и с работой в целом».

Демон обвёл кабинет тоскливым взглядом. «Бытие определяет сознание» — он неоднократно слышал эту сентенцию от Александра, да и от многих других. Когда сознание начало разваливаться на куски, он сделал всё, чтобы удержать его, хотя бы и таким непривычным способом. Чувство вины и ужас от содеянной ошибки несколько отступили, когда «бытие» было зажато в рамки формализма. Тем не менее с каждым днём, а теперь с каждым часом в груди зрело подозрение, переходящее в осознание: всё не так. «Сознание» отказывалось подчиняться насильственно установленным условиям.

— Всё неправильно, — пробормотал Воин себе под нос. — Только кто скажет мне, как правильно? Палач с его матримониальными бедами? Светлов, чьему примеру я и так пытаюсь следовать? Жрица, которая не может даже в себе разобраться? Его Высочество, из-за которого всё, по большому счёту, и началось?

Он тяжело поднялся с диванчика и перебрался за стол. Выставленный по линеечке письменный прибор, аккуратно выровненная стопка бумаг на левом углу столешницы, несколько старых и дорогих как память сувениров, расставленных в линию… и открытый древний компас с серебристым кольцом внутри.

Несколько минут Воин молча гипнотизировал взглядом эту композицию, затем протянул руку и взял кольцо. Повертел его в пальцах, тяжко вздохнул и глубоко задумался.

«Шестое кольцо. За полтора года Птаха так и не смогла отыскать даже намёка на то, куда оно исчезло из квартиры Эрика. Сам Эрик чёрт знает где. Нам — единственный возможный источник информации — тоже. После того как мы потеряли его в Токийском аэропорту, он как сквозь землю провалился. Местные оперативники докладывали об аномальной активности кицунэ в тот день в этом районе и не только, но Лисицы блюдут древние соглашения и ни во что не вмешиваются, о чём и отчитались. Письмом. С-скоты. Но Вит… он не стал бы отправлять посылку просто так. Это какая-то схема, какой-то план, но будь я проклят, если понимаю, что именно он задумал. Адово пламя, это же мой сын! Какого лешего я не могу отследить ход его мыслей? Он похож на меня во всём, даже внешне, так почему у меня не получается? Почему я вообще допустил эту ситуацию? Почему не плюнул на приказы и клятвы, как плевал он, и не встретился с ним раньше?»

Медленно, но верно соскальзывавшие на привычный порочный круг мысли прервал телефонный звонок. Воин мрачно взглянул на экранчик мобильного.

«Ученица. Ну что там у неё? Отправили же на любимое задание — ликвидацию кровососа. Или она с отчётом? Быстро управилась».

Он молча нажал на кнопку приёма.

— Наставник? — раздался в динамике девичий голос. «А кто ещё?» — пронеслась короткая язвительная мысль. — Здесь Рива. Ликвидация проведена успешно. Но возникла нештатная ситуация. Шесть человек. Подготовленные бойцы. Беглый анализ показал высокую вероятность поиска информации.

Начало разговора интриговало.

— Ты нашла что-нибудь?

— Да. Вам что-нибудь говорит название «Проект „Троица“»?

Вопрос был как минимум неожиданным. Воин резко выпрямился в кресле, прокручивая в голове варианты возможной утечки информации.

«Учитывая, кого шла убивать Рива… Лаборатории Анны Шварц? Сомнительно. Вампирше перепал слишком жирный кусок, чтобы она начала играть против Агентства. Впрочем, сперва надо понять, какая информация у нас есть. Будем надеяться, девочка не сглупила, я не зря её учил».

— Сколько выживших в результате нападения?

— Двое.

«Умница. Ну и славно. Пусть Палач там разберётся, допросит этих недобитков, а потом все вместе будем решать, что делать с этим геморроем».

Воин откинулся на спинку кресла, в голосе прозвучала скучающая нотка:

— Сейчас прибудет оперативная группа. Дождись их. Полученную информацию сдашь лично Палачу.

— Наставник… Воин. Ты опять не приедешь? — Демон только вздохнул. Желание ученицы «раскачать» его работой в поле вызывала смутное раздражение. — Может, хватит себя жалеть?

Начальник Второго отдела скрипнул зубами. Проницательность его подопечной была достойна всемерного уважения, но только когда она не была обращена на него лично. Остро захотелось курить. Придерживая плечом трубку, Воин полез в ящик стола за портсигаром и зажигалкой. Кольцо в правой ладони отчаянно мешалось, и он машинально надел его на безымянный палец левой руки.

Готическая буква «В» неярко вспыхнула и на долю мгновения окрасилась алым. Кисть руки свело резкой судорогой. Воин шарахнулся от неожиданности в сторону, едва не уронив телефон и сметая локтем стопку бумаг со стола. Порыв ветра ударил в окно, распахнул его и с явным удовольствием принялся играть с белыми листами.

Воин выпрямился, не отрывая совершенно обалдевшего взгляда от столешницы. Стрелка раскрытого компаса пришла в движение. И указывала она отнюдь не на север. Остриё несколько раз провернулось по кругу, подвинулось в сторону юго-востока и застыло, чуть подрагивая из стороны в сторону, как поводит носом собака, почуявшая дичь.

Демону очень захотелось грязно выругаться или испустить какой-нибудь иной подходящий ситуации возглас, но он вовремя вспомнил, что у него на связи ученица с крайне важным сообщением.

«Так. Всё в сторону. Я ещё успею поговорить с Птахой перед сбором опергруппы. Перед сбором? Ай-й-й, любись оно всё неведомым животным!»

— Ладно, — медленно ответил Воин, сдерживая эмоции. — Будем считать, что я был в отпуске. Приеду я, Гаури и братцы-акробатцы. Готовь площадку, ученица. Работаем.

Он дал отбой, рухнул в кресло и всё-таки выругался вслух, разом на русском, немецком и древнем языках, мешая глаголы и прилагательные в безумные конструкции. Затем швырнул трубку на стол, поднял голову и закрыл глаза.

— Птаха, — произнёс демон, и от звука этого голоса в окне жалобно задребезжали стекла. — Ко мне в кабинет. Немедленно.

Старший сисоп ворвалась к начальнику Второго отдела через пять минут. Воин, стоя к ней спиной, копался в баре.

— Что? — не тратя лишних слов, выпалила девушка. Демон повернулся к ней. Глаза его пылали.

— Компас.

Птаха метнулась к столу, внимательно рассмотрела стрелку, длинно, замысловато присвистнула и подняла голову.

— Что ты сделал?

— Надел кольцо, — Воин сунул ей под нос левый кулак. — И он заработал. Что происходит?

— Я дура… — поражённо прошептала Птаха, кончиками пальцев касаясь металлического ободка. — Какая же я дура. Воин, сейчас будет неприличный вопрос. Даже, возможно, два, но задать их нужно, и мне нужны на них ответы. Первый: у тебя есть настоящее имя? Помимо позывного?

— Нет, — коротко отозвался тот. — И никогда не было. Только так… псевдонимы.

— И второй: чисто теоретически Вит мог раздобыть твоей крови?

Воин задумался на несколько секунд, потом пожал плечами.

— Чисто теоретически — мог. Где только я её не проливал. Стоп. Ты что, хочешь сказать, что кольцо с самого начала было настроено на меня?!

— Ну да! Только компас переделан, я уже говорила. На истинное желание он больше не указывает.

— А куда тогда?!

— Не знаю. Пока не знаю. Но поверь, теперь — выясню. У меня есть отправная точка — работающий компас. И от него я смогу хоть качучу станцевать. — Бывшая связная Братства нервно расхохоталась. — Я полтора года билась над этой дрянью, а ответ был под самым носом! Какая же я…

— Дура. Я помню. — Демон хищно оскалился. — Что тебе нужно для работы?

— Компас в моей вотчине и кольцо на твоём пальце. — Птаха, уже успокаиваясь, потёрла переносицу. — Я не буду гарантировать никаких сроков, но могу сказать точно: теперь я сумею распутать этот клубок. Кончик найден.

— Хорошо, — Воин сорвал с шеи галстук и швырнул его куда-то в сторону шкафа. — Забирай цацку и действуй. Как только будут хоть малейшие результаты…

— Вы будете первым, кому я об этом сообщу.

Демон взглянул на Птаху и весело прищурился.

— А чего вдруг «вы»? Начала на «ты», так уж и продолжай, будь любезна. Вот что ещё, — он помолчал. — Светлову пока не отчитывайся. Это личное дело, и я хочу, чтоб оно ещё какое-то время оставалось таковым. Доступно?

— Вполне, — кивнула девушка.

— Всё, двигай. У меня выход в поле.

Брови Птахи медленно поползли вверх. В последний раз она видела Воина таким… довольно давно. А тот, уже не обращая внимания, что в его кабинете находится кто-то ещё, хлопнул по кнопке селектора.

— Мэрионн. Гаури и братьев Самойленко ко мне. Прыжками и со свистом. У нас выезд.

— Да, Воин, — отозвалась бессменная секретарь.

Последнее, что слышала Птаха, выходя из кабинета, было невнятное бурчание Воина себе под нос на тему неудобной обуви и штанов.

* * *

В раскрытую створку окна хлестал мокрый снег, засыпая подоконник и валяющийся на нём приказ «О понижении в должности Хромоноженко А.С.». Ещё один приказ, озаглавленный «Система наказаний за неподобающее поведение», был пришпилен к столу кинжалом со странной, каплевидной формой лезвия. Из распахнутого настежь стенного шкафа торчали задница и ноги хозяина кабинета и время от времени доносились возгласы серии «куда же я его засунул», перемежаемые нецензурной лексикой. На диване источала сивушные ароматы от открытого горлышка четырёхлитровая жестяная канистра.

Крупный ворон с трудом вписался в оконный проём, с сиплым карканьем обрушился на диван по соседству с ёмкостью, расплылся тёмным туманом и превратился в светловолосую женщину в камуфляже. Руки женщины сильно дрожали.

Задница в шкафу замерла, затем сдала назад, и перед рассеянным взглядом Нуарейн явился Воин. Босой, голый по пояс, и в штопаных-перештопанных джинсах. На лице его читалось колоссальное изумление.

— Ты. Как. Это. Сделала? — раздельно спросил он севшим голосом.

Почти за полгода начальник Второго отдела впервые обратился к Нуарейн на «ты». И это обращение, против ожидания, не вызвало в ней внутреннего диссонанса. Скорее, наоборот. Впрочем, на тот момент ей было основательно не до того.

— Влетела в окно. Вороном, — медленно ответила женщина, пытаясь собрать воедино расколовшийся на части мир. Она прекрасно знала, где находится окно Воина, и решила сократить путь. Вот только последствия от этого сокращения оказались куда серьёзнее, чем она ожидала.

Демон подошёл к дивану, взялся за канистру, с сомнением посмотрел на Нуарейн, вздохнул и направился к бару.

— Тебе не приходило в голову, — мягко спросил он, наливая в пузатый бокал янтарную жидкость из графина, — что Агентство — это такая хитрая штука, в которую не так просто попасть?

— Приходило, — осторожно кивнула Нуарейн. Картина мироздания никак не хотела вставать на место.

— Прекрасно, — Воин вложил бокал женщине в ладонь. — Пей. Это коньяк. А если приходило, так какого же хрена ты ломишься в окна, не предупредив хотя бы Мэрионн? Я не говорю обо мне. Хорошо, что ты у нас девушка сильная и плюс к этому — сотрудник. Защита успела среагировать. Хоть и не сразу, судя по твоему состоянию. Иначе распылило бы тебя на кучку перьев и потрохов — украшала бы сейчас мостовую.

Медленно, но верно Нуарейн начала приходить в себя и только сейчас обратила внимание на окружающую её вакханалию.

— Воин, вы…

— Ты. На брудершафт будем пить потом, сейчас времени нет. Приводи в порядок мозги, пей коньяк, а я пока расскажу тебе суть задницы, которая сейчас свистит над нашими головами. Блин. Куда же я его тогда пихнул?! — Демон нырнул обратно в шкаф, а Нуарейн принялась оглядываться. Несмотря ни на что, данное положение дел казалось ей… правильным. Только сейчас перед ней оказался настоящий начальник Второго отдела, а не то, чем он пытался казаться в последние месяцы. Женщина удовлетворённо кивнула про себя и прислушалась к тому, что вещал её непосредственный руководитель.

— Короче. В процессе ликвидации вампира-нарушителя Ночного Договора были обнаружены документы по проекту «Троица» и ряд судаков не с той буквы, которые, по ходу, за оными охотились. Кто-то сильно облажался, Нуар. Очень сильно. Проект «Троица» — секретный, к слову — привлёк к себе нездоровое внимание. Вопрос только, чьё? Второй вопрос: откуда утечка? Причём, утечка двойная — убиенный, судя по всему, не ждал покупателей на свой товар. И если наличие информации у кровососа я как-то могу понять (шпионаж — дело прибыльное), то откуда там взялись левые пацаны? За вампира у нас есть с кого спросить, а вот мальчиков придётся разъяснять.

— Я правильно понимаю, — подала голос Нуарейн, наблюдая за вылетающими из шкафа вещами, — что за секретной даже в стенах Агентства информацией повёл охоту некто третий?

— Всё верно, драгоценная.

— Помимо вампиров и Агентства кто-то знает о проекте?

— Потомки Корвинуса и Око Недремлющее.

— У меня недостаточно информации для выводов. Мы можем проверить, была ли утечка со сторон наших компаньонов?

— Есть способы. Уже занимаемся.

— Что ж, надеюсь, вы посвятите меня в детали дела, чтобы я могла лучше в оном разобраться? — Нуарейн откинулась на спинку дивана и отпила из бокала. — Или сначала мне надо дать подписку о неразглашении?

Откуда-то из недр раздалось фырканье.

— К лешему. Подпишешь задним числом. А, вот же! — Воин выбрался из шкафа, потрясая небольшим пистолетом с воронёным стволом. — Время подключать тяжёлую артиллерию. Сейчас мы поедем на место событий, разберёмся, откуда наши жмуры, потом оповестим заинтересованных лиц и будем их трясти. И я просил обращаться на «ты».

— Хорошо. Вопрос: почему не начать их трясти сейчас, а на выезд послать стандартную группу?

— Потому что в Агентстве действительно единицы знают о проекте. И мне самому надо понять, кто там был и кто они такие. Я смогу это сделать лучше, быстрее и надёжнее, чем оперативники. Времени терять нельзя, а моё присутствие на месте в данном случае не замедлит, а ускорит процесс. И ещё потому, что «Троица» в свободном полёте — это кризис. А кризисы разрешаются привлечением начальников отделов. Доступно?

— В таком ключе — вполне, — Нуарейн сделала ещё один глоток и… чуть улыбнулась. Воин широко ухмыльнулся в ответ.

— Вот так гораздо лучше. Тебе нужно время на сборы?

— Нет. Табельное оружие присутствует, менять одежду, учитывая погоду, несообразно.

— Согласен. Тогда сейчас я найду свои ботинки и куртку, и выезжаем.

На шкафу внезапно ожил старый, видавший виды радиоприёмник.

— В эфире радио «Радонеж», — сообщил он надтреснутым, но бодрым мужским голосом. — Сегодня мы выучим молитву «Об изгнании духа лукавого».

— Пошёл в жопу, — небрежно бросил Воин, и в кабинете зазвучала заставка «Радио „Маяк“». — Вот так, — резюмировал начальник Второго отдела и принялся искать обувь.

Глава четырнадцатая

— в которой нарушается спокойный сон, под плохие новости пьётся пиво, а сообщение находит своего таинственного адресата.

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Бар «Великое Древо». Поздний вечер.

Риве хватило времени провести полный осмотр всех помещений и разложить по полочкам в голове полученные данные. Ощущение неправильности происходящего пришло к ней вместе со звуком тормозов подъехавшего к бару автомобиля. Девушка рванулась к выжившим боевикам, с комфортом устроенным в углу кабака, и выругалась последними словами.

— Откуда столько экспрессии? — по ступенькам уже спускался Воин. За его спиной виднелись одинаковые физиономии братьев Самойленко, раскосый Гаури с ноутбуком под мышкой и плохо знакомая Риве блондинка — по слухам, протеже Светлова.

— У нас только трупы, — коротко отозвалась девушка, поднимаясь с колен. — И я не могу установить причину смерти.

— Трупы — это плохо, — глава Второго отдела недовольно поморщился, и Рива невольно воззрилась на него во все глаза: настолько непривычным показался ей привычный ранее имидж наставника, как бы парадоксально это ни звучало. А Воин, не теряя времени, принялся раздавать указания:

— Так, ребятки. Гаури — с тебя жёсткий диск ноутбука свежеубиенного кровососа. Любое упоминание проекта — повод для паники. Братцы, займитесь зачисткой. Нуарейн — на тебе несостоявшиеся биологические источники информации. Не все сразу, а только эта свежая парочка. Я хочу знать, почему они умерли именно сейчас. Вопросы? Нет. Тогда работаем. Рива, для начала — их документы и оружие. Пиво тут приличное есть?

— Одна бочка. Вон тот кран.

— Прекрасно. Давай сюда папку и рассказывай по пунктам. Кто, куда, зачем.

Воин внимательно выслушал отчёт Ривы по ликвидации, осмотрел пистолеты, изучил бумаги и тяжело вздохнул.

— Хреново, что могу сказать. Здесь только общие данные, ничего конкретного, но и это утечка. Кем был этот «комарик»?

— Уже проверили, однако, — подал голос Гаури, терзая клавиатуру. — Обычное Дитя Каина. Среднестатистическое.

— Обычное — быть может, но из средней статистики он всё же выбивался, — задумчиво произнесла Рива. — Бросился на меня как хороший боец.

— Естественно, — Воин пожал плечами. — Он охотился, несмотря на договор, значит, привык к крови. Переедал, если можно так выразиться. А даже у самых мелких комариков, если они хорошо питаются, способности медленно, но верно растут. Так что ничего удивительного. Что там с его связями, Гаури?

— Сейчас пробиваем, — отозвался оперативник. — От соцсетей и почты до номеров телефонов и прочей ерунды.

— Чувствую, чёрта с два мы там что найдём. Парень явно был посредником. И вряд ли продавцом. Что на диске?

Чукча презрительно фыркнул:

— Порнография, однако. Книжки. Пара фильмов. Мелочь.

— Верю, но сдай Птахе проверить, как вернёмся. Мало ли там что шифрованное.

— Так точно.

— Нуар, что у тебя?

— Лучше всё-таки Нуарейн, — негромко, но твёрдо попросила женщина. — Мне дорога полноценность моего имени.

— Без проблем. Прости, дурацкая привычка сокращать имена. Нуарейн, отчёт.

— Я абсолютно уверена, что здесь присутствует заклятие. Многокомпонентная составляющая. Видимо, оно должно было срабатывать при определённых условиях.

— То есть, их убило смертным заклятьем.

— Нет. Убил их цианид.

— Прости?

— Заклятье было капсулой для яда. Сработало по неизвестной мне схеме. Смотрите.

Нуарейн протянула руку ладонью к Воину и прикрыла глаза. Тот прислушался к тому, что транслировала ему оперативница, и кивнул.

— Усвоил. И я даже представляю, что это такое. Спасибо.

Рива приподняла бровь:

— Это то, о чём я думаю?

Воин не обратил на неё ни малейшего внимания. Несколько секунд он смотрел куда-то в потолок, а на лице его отражалась напряжённая работа мысли. Затем он заговорил:

— Факт первый. Остаточный фон Кристиана сохранился на папке, а не в ней. Далее. Документы наёмников сделаны первоклассно и имеют на себе отпечаток. Их работал кто-то, знакомый с энергетикой, возможно, выходец с иной Грани. Первый вариант на отработку — «Доки Своего Дела». Братцы, ими займётесь вы. Догадки по яду подтверждаю. Выводы с учётом поступивших данных, ученица?

— С вероятностью в девяносто два процента Кристиан был посредником, — привычно округляя десятые доли, начала Рива. — Девяносто пять процентов на то, что он не знал о том, что именно хранит. Восемьдесят пять на то, что ему пообещали куплю-продажу, но на самом деле собирались ликвидировать и забрать данные.

— Вероятности по сторонам Договора?

— Утечка от вампиров — пятьдесят восемь процентов. Оборотни и Охотники — примерно по тринадцать с половиной. Остальное на атаку со стороны и внутреннюю утечку.

— Значит, кровососы, — глава отдела поднялся и вытащил мобильный телефон. — Остальных не исключаем, но с Анной будем разбираться в первую очередь. Главное — определить, кому эта утечка поступила. Сходу вижу два варианта: Бэрринг и некто неизвестный. Детей Каина отработаем в первую очередь, будем надеяться, документы приведут к чему-то ещё. Вопросы, предложения, возражения?

— Воин, прошу прощения, — Нуарейн вопросительно взглянула на старшего группы, — ты сказал, что подтверждаешь догадки по яду. О чём речь? Кто использует подобную технику заклятий?

Демон коротко глянул на оперативницу. Остальные члены группы старательно прятали глаза. Повисла пауза.

— Мы, — последовал, наконец, ответ. — Это наша система набора наёмников, когда не хватает своих людей или когда нужно «пушечное мясо». У нас в доме крыса, мальчики и девочки, и именно нам предстоит определить, где её нора. Когда вернёмся в офис, придётся подписывать множество бумаг в присутствии Светлова. С этого момента я объявляю начало кризиса.

Он набрал номер и приложил телефон к уху.

— Беккер? Мне нужна госпожа Шварц. Срочно.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Офис консалтинговой компании «Schwarz&Co». Поздний вечер.

Госпожа Шварц изволила почивать. Мало кто знал, что Детям Каина сон необходим так же, как и людям, а скорее даже — как кошкам. Мозг практически бессмертных существ нуждался в отдыхе, иначе постоянное напряжение сводило их с ума. За тысячи лет на этом обожглись многие вампиры, считавшие, что после обращения они лишены абсолютно всех человеческих слабостей. История неоднократно доказывала, что подобное утверждение, мягко говоря, не соответствует действительности. Сон был необходим Детям Каина, чтобы избавить их от тяжести проблем и груза ответственности за когда-то принятое решение или насильственное обращение. Для того, чтобы была возможность забывать. Забывать о бренности тех, кто когда-то был родным и близким, забывать о том, что само существование Ночного Народа зиждется на чьих-то страданиях, а то и смерти. Забывать о прошлой жизни. Именно поэтому сон являлся для вампиров чем-то сакральным, не принимающим чужого вторжения. И нарушение сна было, пожалуй, одним из самых серьёзных грехов, упомянутых в религии Каина, наряду с убийством себе подобного: «Не нарушь чужого сна, ибо только во сне мы становимся тем, кто мы есть, и забываем о том, кто мы по сути».

В данном случае у дворецкого Анны не было иного выхода, кроме как прервать сон своей госпожи. Звонок, поступивший на её телефон, был с того самого номера, а уж голос, немедленно потребовавший госпожу Шварц к аппарату, и вовсе вызвал дрожь в нижних конечностях. Именно поэтому Эрнтемонат Беккер, Дитя Каина с более чем двухсотлетним сроком жизни, довольно долго мялся у дверей личного кабинета своей хозяйки. Но всё же решился переступить через давно въевшийся в плоть и кости этикет и нарушил её покой:

— Госпожа…

Помещение, погружённое в полумрак, изначально не предполагало окон по своей планировке. Бежевая и белая драпировка на стенах, свечи, свитки с изречениями Кун-цзы — в последнее время госпожа Шварц увлеклась культурой Востока, — оригами на небольших бамбуковых столиках и, как дань традиции, огромный гроб красного дерева. Открытый.

— Госпожа Шварц, я приношу все возможные извинения, но…

Сила главы клана на мгновение коснулась сознания дворецкого, прочитала всё, что ей было нужно, и отступила.

— Нет нужды просить прощения, August, я слышу, что моё присутствие неотлагательно. Кроме того, не стоит спать до полуночи, это развращает. Трубку.

Беккер с поклоном передал телефон госпоже и деликатно отвернулся: Анна предпочитала не стеснять себя одеждой во время сна.

Госпожа Шварц поднесла мобильный к уху.

— Анна. Прошу простить за ранний звонок. Мне необходимо определённое объяснение ваших действий, — голос Воина, как всегда в последнее время, жёстко диссонировал со стилем и содержанием речи. Шварц поморщилась:

— Давай будем, наконец, проще, а то я разозлюсь, средний из старших.

— Короче, — тут же перешёл на привычные некогда интонации Воин, — у нас утечка, упырица. Из самых что ни на есть верхов. Остальные подтянутся позже. Ты нужна мне прямо сейчас, чтоб понять, что это не ваши облажались. Бери за зад всех, кто в теме проекта, и дуй сюда. Диспозиция ясна?

Анна мигом села и поправила растрепавшиеся волосы. Она уже давно просила начальника Второго отдела вернуться к прежнему стилю общения, но необходимый результат был покуда недостижим. И тут вдруг… А это значит — что?

— Поняла тебя, Воин. Полчаса, и мы на месте. Устроит?

— Да. Я выслал к твоей резиденции бойцов. Поедешь с сопровождением.

— Всё настолько серьёзно?

— Да.

— Хорошо. Жди.

— Жду.

Глава клана отложила телефон и посмотрела на стену. «Лишь то — ошибка, что невозможно исправить», — изрёк ей свиток со словами Учителя.

— Такой ошибки я не совершала, — пробормотала Анна, выбралась из гроба и принялась одеваться. — Я же не дура, в конце концов. Ладно. Кажется, мои отношения с Агентством переходят на новый уровень. Оно и к лучшему. Или нет? В любом случае, стоит подготовиться. Получаса более чем достаточно.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Станция метро «Маяковская». Поздний вечер.

Осенняя смесь дождя со снегом не щадила ни окраины города, ни его центр. Дренажная система не справлялась с как обычно «неожиданно» наступившей непогодой, и передвигаться по самому знаменитому проспекту Петербурга, даже в столь позднее — а значит, не очень людное — время было непростой задачей.

Неподалёку от выхода из метро, возле фонарного столба на продуваемом всеми ветрами перекрёстке, стоял мужчина. Вот уж ему-то в любом случае было наплевать на непогоду: во-первых, благодаря плотной одежде, с ткани которой, не впитываясь, катились мутные ручейки, а во-вторых — из-за шикарных демисезонных ботинок «сорок-последнего» размера. Надвинутая на глаза кожаная кепка на меху надёжно скрывала в тени глаза и нос здоровяка, оставляя на свету только гладко выбритый подбородок и щёки с ямочками, трогательными даже при столь брутальной внешности.

В какой-то момент, следуя одному ему ведомым мыслям, мужчина встряхнулся, провёл по плечам широкими ладонями в кожаных перчатках, стряхивая капли, и двинулся в сторону круглосуточной кофейни. Десяток-другой шагов, каждый из которых иной бы считал за два стандартных, и дверь гостеприимного заведения закрылась за его спиной.

В кофейне мужчина, не теряя времени, прошёл вглубь зала и сел за столик. Стянул перчатки, сунул их в снятую кепку, давая посетителям возможность рассмотреть широкий борцовский затылок и ёжик каштановых волос. Широко расставленные карие глаза с теплотой посмотрели на того, а точнее, ту, кто ждал его за этим столиком. Странное дело: если внушительный мужчина притягивал взгляды и с лёгкостью врезался в память своей несколько нестандартной внешностью, то его собеседницу вряд ли бы кто-то смог описать и под пытками. Да, сидела рядом какая-то девица. Тощая, вроде бы. И, кажется, брюнетка. Или рыжая… Или она вообще шапку не снимала. Была и была. Ну а уж разговор, который вёлся за этим столиком, и подавно был скрыт от досужих ушей вуалью.

— У меня адски мало времени, Винс, — произнесла девушка, ограничив приветствия коротким кивком. — Честное слово, я была бы рада с тобой поболтать, как прежде, но умоляю: у меня пять минут, не более. Рассказывай.

— Я принёс три фразы, — послушно начал названный Винсом. — И да, можешь не напоминать: никаких имён. Итак, он просил передать следующее: «Ни в коем случае не действуй сама. Ты помнишь, как зачищать следы, но вокруг тебя не идиоты. Направь на след, не создавай его». И добавил: «Ни при каких обстоятельствах не отправляйся туда самостоятельно».

Собеседница Винса фыркнула.

— За кого он меня принимает, скажите на милость? — вопрос был явно риторическим. — Он что, считает, что я малолетка, способная похерить многолетний план во имя собственных амбиций? Или что шило в моей заднице достигло размеров клинка Зигфрида? Ладно, с предупреждениями всё ясно. Что скажет третья фраза по моему вопросу?

Винсент положил на стол бумажку, которую несколько месяцев назад получил в Осаке.

— Это адрес. В Екатеринбурге. Цитирую: «Там женщина, которая тебе нужна».

— Сплошные женщины, — ещё раз фыркнула та, будто не причисляя себя к этому полу. — Правы, ох правы были французы: хотите на задницу проблем — ищите женщину.

— Кажется, там было как-то не так, — неуверенно протянул здоровяк. — Но как правильно, я не помню. Ты же знаешь…

— Знаю, знаю. Какая разница, так или не так? Смысл точно был этот. Ну да черт с ними, с французами и их бесконечными les femmes. Ещё что-то?

— Нет, — покачал головой Винсент. — Ты точно не можешь задержаться?

— Друг мой, у нас в городе опять ад, содомия, скотоложество и прочие радости жизни. Это не принимая в расчёт деятельность Агентства, чтоб ему икнулось.

— Всему разом? — с улыбкой уточнил мужчина.

— И каждому по отдельности, — подхватила его собеседница. — В общем, я уже говорила, что время — не тот товар, которым я могу сейчас свободно распоряжаться.

— Ладно, — вздохнул тот. — Лети. Я, с твоего позволения, ещё задержусь. Здесь, кажется, в своё время готовили недурной глинтвейн.

— Те времена давно прошли, — откликнулась женщина, поднимаясь из-за стола и забирая с него бумажку. — Вино гадкое, мёд технический, специй не докладывают, и вообще… но для тебя могут сделать исключение. Ты у нас мужчина видный. Так, чуть не забыла в этой спешке. Это сообщение будет последним, и его можешь передать хоть телефоном, хоть почтой, хоть голубем: сейчас всем будет не до того. «Всё в силе. Как только будет получено искомое, можно начинать. Даты те же. Левая ближняя ножка стола».

— П-прости, что?

— «Левая ближняя ножка стола», — невозмутимо повторила женщина. — Запомни накрепко. Именно левая и именно ближняя. Не правая и не дальняя.

— Я когда-нибудь с ума сойду с вашими тайнами, — пожаловался Винсент, прокручивая в мозгу услышанное.

— Не сойдёшь, — пообещала его собеседница. — Я же сказала, это последнее сообщение. Всё. Он уже гарантировал тебе помощь в твоих поисках? Оплата достойная? В самолетах не жмёт?

— Всё, как ты говоришь, помимо последнего пункта, — усмехнулся мужчина. — Давай, беги. Я же вижу, тебе не терпится.

— «Жу-же-жу», — передразнила та, завязывая шарф. — Я улетела. Береги себя, Винсент. Скоро увидимся. Уже по-настоящему, как полагается.

— Надеюсь, — пробормотал он ей вслед и поднял руку, подзывая официантку. — Девушка, я был у вас едва ли не пять лет назад, и раньше здесь готовили прекрасный глинтвейн. Не поможете согреться бедному усталому путнику? А я напишу для вас песню, хотите?

Когда и как собеседница обаятельного здоровяка покинула кафе, не заметил никто, включая очарованную официантку.

Глава пятнадцатая

— в которой говорят правду и обманывают, мокнут под дождём и не оправдывают ожиданий, а в итоге две девы отправляются в логово дракона.

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Приёмная центрального офиса Агентства «Альтаир». Поздний вечер.

Анна Шварц прибыла в центральную резиденцию Агентства всего через несколько минут после того, как порог того же здания перешагнули Воин и его стихийно собранная «кризисная команда». Глава Второго отдела встретил матриарха клана Зеркала у стойки секретаря вежливым поклоном:

— Приветствую в наших стенах, драгоценная.

«Драгоценная» покосилась на стоптанные кроссовки демона и благосклонно подала руку для поцелуя. Контраст одежды Воина с его манерами и деловым костюмом гостьи стоил вычурного жеста.

— Не могу сказать, что срочность этого вызова обрадовала меня, друг мой, — Анна усмехнулась и резко отошла от игр в политес. — Где горит, Воин? Чего ради я неслась через полгорода, будто сатана устроил у меня под юбкой жертвоприношение древним богам?

— Хочешь обсуждать это в приёмной? — Демон поднял брови. — Пойдём, поговорим у Светлова. В моём кабинете… не прибрано.

— Хм. В последнее время…

— Будем считать, что я был в длительном отпуске. А теперь вылез из него, образно выражаясь, в Лондон сентября тысяча шестьсот шестьдесят шестого. К слову о сатане и жертвоприношениях.

Анна проследовала за главой Второго отдела к лифту.

— Будем считать, что ты меня заинтриговал. Но прежде чем я удостоюсь разноса по невыясненным причинам в кабинете Александра Евгениевича, ты можешь хотя бы распорядиться отвести куда-нибудь команду, работавшую над проектом? У меня два микроавтобуса вампиров, оторванных от работы.

Демон хмыкнул и окликнул бессменного дежурного секретаря:

— Мэрионн! Ты слышала?

— Да, Воин. Отправить их в медблок?

— Будь добра. И передай Хилеру, чтоб он начинал готовиться к массированному допросу второй степени.

— А моего разрешения на это ты спросить не хочешь? — Анна возмущённо вскинула голову. Воин посмотрел ей в глаза.

— Нет. — Затем снова повернулся к стойке: — И Мэрионн, подготовь пакеты документов на госпожу Нуарейн и госпожу Риву. Принадлежность к проекту номер пятнадцать-тридцать два-восемьдесят один, первый класс допуска. И запрос на возможность получения личного оружия. Для обеих. Пришли в кабинет Светлова, будь столь сказочно любезна. Как можно быстрее.

— Хорошо, Воин.

В лифте матриарх клана и глава Второго отдела ехали в тишине. Сохраняя молчание, они прошли в кабинет Александра Евгениевича, и только после того, как за их спинами закрылась дверь, Анну прорвало:

— Какого дьявола, Воин?! С чего вдруг ты отдаёшь приказ насильно допрашивать моих сотрудников без моего согласия? Ты считаешь, что раз Агентство курирует «Троицу», ты можешь беспрепятственно накачивать Сородичей медикаментами? Что вообще тут творится?

Светлов, поднявшийся из-за стола при появлении дамы, вздохнул и опустился обратно.

— Воин, объяснись, почему госпожа Шварц устраивает тебе скандал в моём кабинете?

— Ты получил мой отчёт из «Древа»? — вопросом на вопрос ответил демон, не обращая внимания на разгневанную вампиршу.

— Да. И подтверждаю твоё решение.

— Я отдал приказ на подготовку допроса второй степени её подчинённых, работающих над проектом.

— Допустимая мера, — Александр снял очки и принялся невозмутимо их протирать. — Но необязательная. Среди них нет контакта нашего фигуранта.

— Меня кто-нибудь просветит, наконец, что здесь происходит? — Анна резко развернулась к Светлову.

— Для начала я рад приветствовать вас, госпожа Шварц, в нашей скромной обители, — Александр вновь встал, надел очки и поклонился. Казалось, самообладание специалиста по связям с общественностью не способно поколебать ничто. — Далее информирую вас, что сегодня был ликвидирован некто Кристиан из семьи Ворона. Смертный приговор Агентства с формулировкой «нарушение Ночного Договора». Сей недостойный господин дал волю своей жажде.

— Я сама визировала этот приговор и не понимаю…

— В заведении вышеупомянутого господина, — невозмутимо прервал матриарха Светлов, — были обнаружены документы, имеющие непосредственное отношение к проекту «Троица». Воин, будь любезен, предъяви.

Анна приняла у демона папку с бумагами и медленно опустилась в кресло, стаскивая с шеи шарф.

— Более того, — жёстко продолжил Александр, — благодаря нашей определённой осведомлённости о составе ваших сотрудников, только что мы смогли выяснить личность того, кто был непосредственно связан с господином Кристианом. Это был некто господин Вальдер, ваш биохимик, безвременно почивший три недели назад. — Светлов опёрся руками о столешницу и подался вперёд, нависая над матриархом. — А теперь, госпожа Шварц, потрудитесь объяснить нам, как подобное возможно?

Несколько секунд Анна пролистывала папку, а потом подняла взгляд на Александра. В глазах её светились отчаяние и решимость.

— Я лично проверяла всех, кто должен был работать над проектом. И готова пройти допрос любой степени, вплоть до первой, но говорю вам: они были надёжны.

— Как умер Вальдер? — подал голос Воин. Он стоял у окна, чиркая зажигалкой.

— Несчастный случай. Птичку съел. Слегка нездоровую, — Шварц прикрывала своё состояние напускной иронией. — Было расследование, у нас готов полный отчёт. Единственное, чего мы так и не поняли, зачем ему было охотиться таким… нестандартным способом, учитывая полный доступ к ресурсам моего клана. Но у каждого, как говорится, свои «кинки». В любом случае, Вальдера сгубила Рассветная Чума, и мы готовы поклясться, что это было именно неудачное стечение обстоятельств.

Светлов выпрямился, вздохнул и сел обратно.

— Птичий грипп. Интересно. Учитывая, что это была разработка еретиков против своих же сородичей-«вегетарианцев», в деле могут быть замешаны последователи Семерых. Распорядитесь передать нам отчёт в кратчайшие сроки.

— Разумеется. — Анна глубоко вдохнула и выдохнула. Вид у неё был виноватый. — Воин, прости за срыв. Я первая отдала бы такой приказ, если бы знала, в чём дело.

— Ладно, — пробормотал демон сквозь фильтр в зубах, — мы все понервничали, покричали, теперь надо успокоиться и понять, что делать дальше со всем этим бардаком.

— Необходимо выяснить, кто стоял за господином Вальдером. — Александр Евгениевич прищурился. — Я не верю в то, что он действовал в одиночку.

— Если где-то нет кого-то, значит, где-то кто-то есть. Этот «кто-то» будет сейчас сидеть как мышь под веником. Особенно после того, что мы устроили, — Воин скривился. — Сандер, прости убогого. Я зря поднял шум.

— Скверно, но не фатально, — Светлов мягко улыбнулся начальнику Второго отдела, затем перевёл взгляд на Анну. — Госпожа Шварц, как вы объяснили происходящее вашей команде?

— Сказала, что требуется кое-что проверить. Им хватило.

— Прекрасно. — Александр нажал кнопку на коммуникаторе. — Мэрионн, скажите Хилеру, чтобы он провёл общий медосмотр Детей Ночи и отпустил их с миром.

— Слушаюсь, господин Светлов.

— Вот так, — удовлетворённо сказал второй человек в Агентстве, отключая связь. — Теперь они ни о чём не будут подозревать. Придумайте нечто безобидное относительно вашего визита сюда — что не посеет в них панику, — и вопрос настороженности будет решён окончательно. Далее. Нам нужен свой человек в вашей команде исследователей, госпожа Шварц.

Воин прищёлкнул пальцами:

— Тот, кто сможет распознать крысу. Или отыскать канал связи Вальдера с его нанимателем, если его наняли со стороны. А его наверняка наняли со стороны, теперь я в этом почти уверен.

— Иными словами, нам нужен аналитик, способный работать в кризисной ситуации, — подхватил Светлов.

— Нет, Сандер, не то. Мы можем его спугнуть, — возразил Воин, напряжённо морща лоб. — Сам подумай, представитель Агентства в команде после такого шухера…

— А кто сказал, что для остальных это должен быть представитель Агентства? — подала голос Анна. — Среди моих научников Лордов нет. Мы потеряли Вальдера, его место вакантно. Сотворите что-нибудь, чтобы ваш аналитик казался вампиром для обычных Детей Ночи, и всё. Главное, чтобы он разбирался в биохимии настолько, чтоб его не заподозрили…

Дискуссия замерла на несколько секунд. Светлов поднял брови, Воин потёр подбородок, потом оба негромко рассмеялись.

— Воистину всё гениальное просто, госпожа Шварц, — Александр одобрительно покивал. — В таком случае отправляйтесь, пройдите обследование вместе со своими людьми — простите, фигура речи, — дабы не вызывать лишних толков. Мы же, как только определимся с личностью нашего агента, сразу же известим вас.

— Хорошо, — Анна с явным облегчением положила папку на стол и выбралась из кресла. — Благодарю за доверие. Мне не хотелось бы проходить у вас любой допрос, вне зависимости от степени. И да, я немедля начну подготовку к нашей совместной операции со своей стороны. В любом случае на Большой Совет я не собиралась прибывать лично.

— Доверие вполне обосновано: откровенную ложь я бы почуял, не сходя с места, — ухмыльнулся Воин, подавая ей руку. — А падре Бэрринг со своим выступлением перед Сородичами и правда обойдётся без твоей помощи. Пока что. Тебя проводить?

— Разве что до двери, — улыбнулась Анна. — Я же вижу, у вас есть что обсудить. Дорогу до лифта я найду сама, а дальше положусь на чувство направления вашего милого секретаря. Полагаю, она свяжется со мной, если я слегка… заплутаю.

— Ну и отлично.

Воин закрыл за матриархом дверь, вернулся к столу, рухнул в кресло и, не говоря ни слова, протянул Светлову флягу, извлечённую из внутреннего кармана косухи. Тот открутил крышку, сделал глоток и вернул ёмкость хозяину. Некоторое время прошло в безмолвии.

— Ты полагаешь, Рива справится? — нарушил тишину специалист по связям с общественностью. — С учётом её, мягко говоря, нелюбви к Детям Каина.

— Степень по биохимии у неё есть. Касаемо прочего придётся разговаривать, — мрачно отозвался демон, принимаясь снова терзать зажигалку.

Александр достал из ящика стола пепельницу и подвинул к начальнику Второго отдела:

— Не думай, что я не заметил твоей выходки тремя минутами ранее. Хватит кидаться окурками в форточку, прошу тебя. Снова. И в который раз.

— Прости. Ладно, Анну мы разыграли как по нотам. Что будем делать на самом деле?

— На самом деле мы выясним, откуда взялись бойцы, пришедшие к Кристиану. Это наверняка займёт определённое время. Я не уверен в окончательной виновности именно вампиров. Если здесь действует третья сила, её следует локализовать и вычленить.

— А затем ликвидировать, — Воин хищно ухмыльнулся. — Пока что пусть братья Самойленко разберутся с документами. Даже если их делали не «Доки», их контора якшается с контрабандистами, и они знают многое о многом. Ушлые ребятки. Но нам это на пользу.

Светлов согласно кивнул:

— В это же время Рива будет работать с вампирами изнутри, а мы — снаружи: в любом случае, благодаря её внедрению мы получим массу информации. Плюс к вышесказанному, начнём проработку наших рядов. Как только придёт понимание, кто, пользуясь служебным положением, занялся столь прискорбной для его здоровья деятельностью, придёт время второй фазы плана. Полагаю, нам будет довольно любого, даже самого малого следа.

— Нуар?

— Именно, друг мой. Госпоже Нуарейн приходит время показать свои способности на практике.

— Ещё одно внедрение под прикрытием?

— И вновь ты прав, — Александр отвлёкся, перебрал бумаги на столе и негромко хмыкнул. — Вижу, ты дал запрос на возможность получения личного оружия для обеих интересующих нас дам?

— Да, практически только что.

— Что же, прошу — подтверждение верности наших действий и размышлений, — Светлов продемонстрировал листы с запросом, визированные витиеватой подписью «Дозволяю» и заглавной буквой «М». — Его Высочество одобряет твоё решение.

— Я восхищён, — фыркнул Воин. — В таком случае, вызывай их обеих сюда, пусть подписывают то, что необходимо, а потом я отведу их вниз.

— Пожалуй, и в этом случае соглашусь с тобой. Время не терпит.

* * *

Ленинградская область. Двадцать пятое ноября. Где-то в глуши. Поздний вечер.

Люди и не только люди путешествуют с разными целями. Антилопы-гну проходят сотни километров в поисках новых пастбищ. Средний и рабочий классы мигрируют из города в город и из страны в страну в поисках лучшей доли. Вампиры, согласно древней традиции, раз в тридцать лет меняют местоположение «гнёзд», хоть бы и в пределах одного населенного пункта. Весенний гон потомков Корвинуса влечёт их вдаль от обжитых мест, а после него, по осени, новые малые стаи ищут в глубинах лесов площадки для поселения на свой страх и риск.

А бывает и так, что кому-то надоел его мир и у этого «кого-то» достаточно сил и умений, чтобы его покинуть. Или, к примеру, лихой мореход, способный найти пролив, ведущий на иную Грань, смекает пользу для себя и начинает им активно пользоваться. Многим ведь будут интересны виски и ром, созданные под чужими небесами.

Не стоит забывать и о преступниках разных мастей и степеней. Бегать в пределах страны или даже континента — это одно, а поди отыщи прошедшего Рубеж и скрывшегося в топографических складках местности на поистине «зарубежной» территории…

Агентство тщательно контролировало подобных личностей и следило за ними, но и оно не было всемогуще и всеведуще. А для тех, кто не стремился к обыденной жизни в ином мире и желал испытать судьбу, на одной Грани с «Альтаиром» существовала другая контора. Скромное заведение под названием «Ливси, Блад и Холлидей — Доки Своего Дела» открывало свои неприметные двери перед теми, кто был готов рискнуть, не хотел, чтоб и на этой Грани за ним гонялись с факелами, или просто не желал связываться с настолько серьёзной организацией, как «Альтаир».

Главы Агентства закрывали глаза на многие вольности «Доков» по разным причинам. Не последней из них были колоссальные отступные, которые лично Блад выплачивал слитками чистого серебра и золота. Помимо того, Доки всегда исправно снабжали Агентство информацией. Пусть и через третьи руки, пусть и крайне осторожно, дабы не потерять репутацию неподкупных, но всё же.

Братья Самойленко знали обо всём вышеупомянутом. А потому не удивились, что доктор Ливси, один из соучредителей, согласился на встречу только на нейтральной территории, где «беседу невозможно было бы подслушать или подсмотреть за оной с безопасного расстояния», по его собственным словам. Отыскать такое место не составило особого труда. Гораздо сложнее, или, как выразился бы Воин, «веселее» было добраться до него.

Счастливы автолюбители и водители, живущие в городах. Да, среди их невзгод присутствуют и пробки, и неурочный ремонт полотна, и дураки за рулём, что неизменно сопутствуют второй из известных русских бед… Но только тот, кто регулярно выезжает за город, а в особенности штурмует просёлочные тракты, может во всей полноте осознать слово «распутица».

Дороги практически не было. Было направление, обозначенное грязно-коричневой лентой среди казавшихся бескрайними полей. Нет, края у них, разумеется, были. Но горизонт настолько надёжно скрывала пелена мелкого осеннего дождика, что мнилось: останови железного коня, выйди в вечернюю мглу, и будешь идти до ближайшего поселения дня три. А то и пять.

— «И это при том, что до Культурной Столицы всего-то полчаса небыстрой езды», — насмешливо прищурился младший из близнецов, совсем недавно получивший свой позывной: Ведун.

Старший, поименованный Калебом, согласно дёрнул углом губ в мимолётной усмешке: «Зато здесь точно никто не подслушает. Как просили».

Наедине друг с другом братья уже давно почти не утруждали себя озвученной речью. Раскрывшийся, пусть и не очень сильный дар позволял им чувствовать, думать и действовать практически в унисон. Палач ругался страшнейшими словами и многажды объяснял «братцам-акробатцам», к чему может привести подобная синхронизация. И всё же, оказавшись наедине, они предпочитали общаться неприметными жестами и взглядами. Так им было гораздо проще. А утрата личности не особо пугала. Сведения, по их личной просьбе добытые Птахой в Архивах, однозначно свидетельствовали: только истинные близнецы, действовавшие как единое целое, добивались в Агентстве серьёзных высот. О прочих, подобных им, в документах практически не упоминалось. Братьев вела вперёд амбициозность и свойственная юности слепая храбрость.

Видавший виды «козёл», памятный Самойленко по операции в Луге и навсегда сменивший хозяев, успешно прорывался по размытой грунтовке, бархатно взрыкивая мотором. Наконец за очередным слоем водяной завесы показалась цель — шикарный серебристый внедорожник. Грязь капала с бортов с такой неестественной интенсивностью, что становилось ясно: спустя несколько минут авто будет выглядеть свежепомытым. Братья понимающе переглянулись. Что «Альтаир», что «Доки» любили пускать пыль в глаза, разве что делали это по-разному. С другой стороны, никто не мог поручиться, что на следующую подобную встречу представитель Агентства не явится на «Мазератти» последней модели, а привыкший к аскезе док Холлидей не воспользуется полу-убитой барбухайкой.

Подле внедорожника виднелась мужская фигура. Калеб кивнул брату: «Говорю я. Ты подхватываешь, когда надо».

Пальцы правой руки Ведуна скользнули по рулю, левая огладила отворот куртки: «Документы у меня. Мы готовы».

«Козёл» со всей возможной осторожностью остановился на символической обочине напротив опрятного европейского собрата. Дружно хлопнули дверцы, и братья Самойленко спрыгнули в жидкую смесь глины с землёй. Ожидавший их мужчина сделал шаг вперёд.

Ростом он превосходил братьев не менее чем на полголовы, широкие плечи и мощный торс скрывал модный в этом сезоне тёмно-серый плащ-болонья, а голову венчала старомодная, но оттого не менее роскошная шляпа с широкими полями. Образ франта несколько портили уходящие под плащ «рыбацкие» сапоги до бёдер, но никто не смог бы обвинить мужчину в дурном вкусе. При нынешней погоде и невозможности использовать силу в полной мере подобная обувь была более чем кстати. Братья по неопытности решили обойтись обычными резиновыми сапогами и куртками и сейчас пожинали плоды в виде мгновенно промокших от голеней до бёдер джинсов.

— Приветствую вас в этом крайне негостеприимном месте, джентльмены, — произнёс мужчина приятным глубоким баритоном. Представителям Агентства досталась широкая радушная улыбка, обнажившая крупные зубы на породистом длинном лице. — Подозреваю, что срочность и таинственность встречи обещает нам крайне интересную беседу. Признаюсь, всё это напомнило мне давно минувшие времена моей лихой юности. Тогда единственным надёжным способом дальней связи считался гонец. А каждый уважающий себя — как это у вас… «помещик» — считал своим долгом завести у себя пару-тройку ловчих соколов, натасканных на почтовых голубей. Нынче такие соколы зовутся хакерами. Но я забыл о приличиях. Мы с вами знакомы лишь заочно, что предполагает достойное, насколько это возможно, представление. Меня зовут Дэвид Ливси.

Доктор снял шляпу, обнажая высокий лоб — свидетельство незаурядного интеллекта. Сразу же стали видны и его тёмные, чуть навыкате глаза, в которых билась неудержимая искра иронии. Братья, за неимением головных уборов, поклонились. Старший — по-славянски, в пояс, младший — на восточный манер, всем корпусом, прижав руки к бокам.

— Моё имя Калеб, — выпрямившись, сказал старший близнец. — Мой брат — Ведун.

— Позывной или статус? — живо поинтересовался Ливси. Его короткие каштановые волосы с густой проседью на висках вновь скрылись под шляпой.

— Позывной, — коротко отозвался младший, вновь совершая поклон, теперь лишь на четверть от приветственного.

— Достойное прозвание для достойного джентльмена, — из тени шляпы блеснул напоённый любопытством взгляд. — Впрочем, имя древнего правителя Аксумского царства также многое говорит о его обладателе. Итак, джентльмены, я предлагаю пропустить предварительную беседу о погоде, ибо она не стоит ни единого приличного слова, и перейти сразу к делу. Что понадобилось от скромных ремесленников Агентству «Альтаир»?

— Воистину, скромности вам не занимать, — Старший брат усмехнулся, кивнул на транспорт доктора и вытащил из внутреннего кармана флягу. Калеб во многом копировал Воина, хоть и не признавался в этом даже самому себе. — У нас на руках шесть неожиданных трупов с кр-райне интересными документами. Очень похоже на вашу работу — я имею в виду документы. А трупы важные. Очень.

— Мы не стремимся обострять отношения с Агентством, — Ливси прижал руку к сердцу. — И впредь не желаем этого. Если мы ошиблись в выборе клиентуры, степень нашей вины будут решать те, кто имеет на это право. Пока что… их бумаги при вас? Я хотел бы взглянуть.

— Брат? — Калеб сделал большой глоток и убрал ёмкость. — Простите, вам не предлагаю, вы за рулём.

— Не держу на вас обиды, — машинально пробормотал Дэвид, принимая из рук Ведуна пластиковый пакет с паспортами и водительскими правами наёмников. Доктору хватило секундного осмотра и лёгкого жеста, чтобы вынести вердикт: — Это не мы. Работа отчасти знакома мне, но документы я вынужден забрать, чтоб в точности составить представление о мастере, который их сделал. Вы имеете право передать их мне?

— Один экземпляр, — кивнул Калеб. — На ваш выбор.

— Благодарю.

Доктор сел в свой автомобиль, оставив открытой дверь. И то, и другое имело вполне практический смысл: под крышей можно было осмотреть бумаги, не подвергая их воздействию дождевой воды. Открытая же дверь давала возможность братьям убедиться, что мистер Ливси не подменит и не уничтожит ни одну из улик. После тщательного осмотра один из паспортов остался на пассажирском сидении внедорожника. Прочие удостоверения личности вернулись в пакет и были с поклоном возвращены представителям Агентства.

— Мы найдём если не мастера, то его след, — Ливси был очень серьёзен, в его голосе зазвучали опасные нотки. — Некто крайне умелый постарался скопировать наш стиль работы. Поверьте мне на слово, джентльмены, «Доки своего дела» намерены отыскать подлеца не менее вашего. Никто не смеет использовать наше доброе имя в грязных целях.

— Мы благодарим вас за содействие, — искренне произнёс Калеб.

— Скажу вам больше, джентльмены, — из-под шляпы вновь сверкнули глаза, но на этот раз во взгляде читалась лишь неподдельная, хоть и сдержанная ярость, — мистер Холлидей крайне отрицательно воспринимает фальшивомонетчиков и прочих личностей, пользующихся тем, что им не принадлежит. Полагаю, он будет рад лично встретиться с человеком, вознамерившимся опорочить наш труд. И пусть у вас не будет сомнений в моих словах: наша компания искренне ценит сотрудничество с вами. Среди нас нет глупцов.

— Мы верим вам, мистер Ливси, — подал голос Ведун. — Вы лично знакомы с Воином. Он учил нас чувствовать ложь. Вы говорите искренне.

— Мы будем ждать вашего вердикта, — без паузы продолжил Калеб. — Но не позднее, чем через три дня. Время не терпит, мистер Ливси, вы должны понимать, что такие просьбы и такие встречи не бывают просто так.

— О, я вполне понимаю это. — Типично английское лицо вновь озарилось улыбкой. Ведун чуть передёрнул плечами, стёр со лба влагу:

— «Его всерьёз проняло».

Калеб во второй раз достал флягу и отхлебнул:

— «Вижу. Значит, действительно не они. Даже жаль. Было бы весело».

— Повторю слова своего брата, мистер Ливси. Мы верим вам. Думаю, один глоток в подтверждение нашей сделки не повлияет на вашу координацию движений? Равно как и на мнение полицейских касаемо вашей манеры вождения. — Старший брат всё-таки протянул флягу доктору. Тот вздохнул.

— Обыкновенно я стараюсь соблюдать все возможные правила, но один глоток… вы правы. Коньяк?

— Джин, — улыбнулся Калеб. — И первоклассный.

— Что ж, благодарю, — Дэвид принял флягу из рук представителя Агентства и от души приложился к ней. Калеб небрежно смахнул дождевые капли с плеча:

— «Теперь я уверен в нём».

— Как выйти с нами на контакт — вам известно, — произнёс Ведун, когда ёмкость с джином вернулась к законному владельцу. — На данный момент ваши связные — мы, мистер Ливси.

Доктор вновь снял шляпу и внезапно лихо подмигнул братьям.

— Я уже говорил, что эта ситуация в некотором роде возвращает меня на много лет назад? Так вот, я готов свидетельствовать хотя бы и пред лицом её величества королевы Англии, что вы воистину напомнили мне о юности. Настолько, что мне лично захотелось поучаствовать в дальнейшем развитии событий. А это дорогого стоит, спросите хоть у вашего непосредственного начальника. С вашего позволения, я хотел бы сделать вас своими бессменными связными. Что вы на это скажете?

Братья переглянулись. Спустя несколько секунд Калеб откашлялся:

— Нам надо обсудить это с Воином.

— Разумеется, — Дэвид Ливси негромко рассмеялся. — И я надеюсь на ваш ответ не менее, чем вы на мой. А пока что, джентльмены, я был рад знакомству, но мне надлежит отправиться в гораздо более комфортное место. Ждите моего звонка не позднее, чем через трое суток. — Шляпа в который раз покинула своё пристанище, описала дугу и вернулась обратно.

— Мы также были рады знакомству, доктор Ливси, сэр, — братья поклонились, оба, как и при встрече.

— Мы будем ждать связи, — добавил Калеб.

Серебристый внедорожник взревел, развернулся, поднимая тучи грязных брызг, и рванул по просёлку куда-то вдаль, под сень ноябрьской непогоды. Братья Самойленко постояли несколько секунд, мысленно обмениваясь впечатлениями от встречи, кивнули друг другу и полезли в свой неказистый с виду транспорт. Оба, особенно Ведун, не сомневались: Воин будет рад услышать отчёт и непременно утвердит их в качестве связных с «Доками своего дела». Дальнейшее пока что терялось в дымке неопределённости, подобной осеннему дождю.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Александра Евгениевича Светлова. Поздний вечер.

Согласие Ривы на предстоящую операцию старшие чины Агентства решили получать вместе. Светлов апеллировал к своей способности договориться с кем угодно. Воин, что характерно, не возражал. Его беспокоил совершенно иной аспект предстоящейбеседы.

Первое настоящее убийство обычных, хоть и тренированных людей должно было наложить свой отпечаток на характер и личность подопечной демона. И этот отпечаток говорил главе Второго отдела о том, что ученицей Палача девушке не бывать. В этом более не было необходимости: опробовав себя в настоящем бою, Рива не опьянела от крови, не потеряла контроль над собой, не сорвалась в самоубийственный амок, столь характерный для юнцов и юниц, вкусивших возможности настоящих способностей. Единственным зыбким моментом, по мнению Воина, являлась истовая ненависть Ривы к вампирам. Реальное положение дел в очередной раз не принесло ему ничего, кроме осознания собственной косности мышления.

Прибывшая пред очи руководства девушка выслушала предстоящую задачу и пожевала губами, явно сглатывая ругательство. Начальник Второго отдела глубоко вздохнул, готовясь к буре. Но Рива просто пожала плечами и на удивление спокойно уточнила:

— Врага нужно знать в лицо, не так ли?

— Согласен с данным высказыванием, — осторожно ответил Александр Евгениевич. — Я хотел лишь поинтересоваться, не вызовет ли это задание некоторого…

— Диссонанса, — закончил Воин. — В переводе на человеческий язык, Рива, мы ожидали другой реакции.

— Она присутствует, — холодно отозвалась девушка. — То, что я не бьюсь в истерике, не означает, что я безумно рада этому назначению. Тем не менее, я хочу убивать этих тварей. И одну, точнее, одного из них я хочу убить особенно. Логика и расчёт говорят мне, что чем больше я буду о них знать, тем эффективнее стану как оружие против них же. Ты сам говорил, Наставник: «В подготовке мести эмоции играют последнюю роль». Считай, что я достаточно повзрослела, чтобы усвоить этот урок.

Демон со Светловым переглянулись. Воину оставалось только пожать плечами. Александр кивнул, поднялся и отвесил поклон:

— В таком случае мне остаётся только поздравить вас, Рива, с возможностью получения личного оружия. Надеюсь, в случае успеха вы будете носить его с честью.

— Благодарю, — серьёзно кивнула девушка.

— Тогда я заберу Нуарейн из кабинета, и мы в Арсенал? — Воин встал.

— Я уже вызвал её на второй подземный этаж, так что, полагаю, вы встретитесь с ней внизу.

— Прекрасно. Ещё вопрос: я уже который месяц не встречаю Тень в коридорах и не только. Она опять покинула нас?

Светлов тонко улыбнулся, и только кто-то, знавший его хотя бы сотню лет, смог бы усмотреть в этой улыбке нотку ехидства. Воин был таким «кем-то», хоть их знакомство и длилось несколько меньше.

— Полагаю, друг мой, она вскоре вернётся в эти стены. Но причины её отлучки ты будешь выяснять у неё самостоятельно.

— Ладно, — пробормотал Воин и поспешил покинуть кабинет. Рива смотрела на своего наставника со смесью изумления и веселья, но спрашивать сразу не стала.

Её выдержки хватило только до лестничной площадки:

— Ты только что был избавлен от допроса на тему «с чего желторотик менее полугода в Агентстве получает личное оружие вместе со мной». Воин, я не могу поверить, ты смущён?

— Во-первых, она не желторотик… — нервно усмехнулся демон, вызывая лифт.

— …во-вторых, не уходи от темы, — подхватила Рива с нотками недоверчивого восхищения в голосе. — Я имею право знать, как твоя ученица. У вас с Тенью что-то…

— Ни-че-го. Ничего у нас нет, — оборвал её Воин, нажимая кнопку с символом «минус два». — Просто я обещал ей поход в театр. А потом… были памятные тебе операции.

Повисла неловкая пауза.

— Прости, — негромко произнесла Рива, упираясь взглядом в пол. — Я не хотела.

— Всё в порядке, — глава Второго отдела провёл рукой по лицу и вымученно улыбнулся. — Забыли. Тебя сейчас ждут потрясающие впечатления, а ты тут со своими юношески-матримониальными предположениями.

— Вообще-то, у меня нет искреннего желания тебя женить… — Рива смущённо кашлянула, и переключилась на новую тему для разговора: — «Впечатления» — это ты про Арсенал?

— Именно, моя драгоценная. Готовьтесь удивляться, поражаться и восхищаться!

Створки лифта разъехались в стороны, явив прямой, как карандаш, коридор с рядами однотипных зелёных дверей по обеим сторонам. Возле одной из них, опершись на белую стену, стояла красивая блондинка с печатью откровенной скуки на лице.

— А вот и Нуар… рейн, — вовремя поправился Воин. — Люблю водить в Арсенал компании новичков, и вдвойне — девушек. Это всегда интересно.

Нуарейн молча кивнула начальнику отдела и его сопровождающей.

— Кстати, ты выбрала идеальное место для ожидания, — заявил демон, приближаясь. — Маленькая проверка, дамы: ничего не чувствуете?

Женщины синхронно прикрыли глаза, вслушиваясь в реальность. Воин с умилением наблюдал за ними.

— Вы первая? — полувопросительно сказала Рива, открывая глаза.

— Учитывая, в чьём подчинении мы находимся, предлагаю перейти на «ты», не дожидаясь брудершафта, — скупо улыбнулась Нуарейн. — Сложносоставное заклятье, уровень три-пять. Завязка на Землю.

— Четыре-два, — не согласилась аналитик. — Стихию обозначить не смогу, но один из компонентов маскировки материален. Отсюда вывод: работал кто-то из глав отделов либо Его Высочество лично.

— Задолго до Его Высочества, — довольно проворчал Воин, проводя ладонью по стене. — Правы обе: и заклятье земное, и работал глава Агентства. Только было это в седой древности. Ладно, верю, умницы.

Под его рукой стена начала менять фактуру и цвет, и вскоре перед сотрудницами предстала огромная, шириной в три шага и высотой от пола до потолка, металлическая дверь. Почти в двух метрах от пола — на высоте потолков в Агентстве не экономили — располагалось квадратное окошко на монументальных петлях. Никаких признаков ручки на двери не присутствовало, равно как и звонка рядом. Воин покосился на слегка оторопевших девушек, извлёк из-под куртки кинжал и заколотил в дверь.

— Открывай, дракон! Выходи на честный бой!!!

Окошечко в двери открылось, и стало ясно, что петли на нём регулярно смазывают. Разобрать что-либо в проёме не представлялось возможным: взор непосвящённых видел лишь клубящуюся белёсую муть.

— Я, конечно, выйду на бой, царевич, — произнёс густой и гулкий бас с ярко выраженным «оканьем». — Но зачем же в… хм… задницу орать? Кого ты ко мне привёл, пьяница?

— Соискателей, — ухмыльнулся Воин и тряхнул головой, — то есть, соискательниц. Вот тебе бумага с подписью и печатью, — в окошко отправились два листка с надлежащими именами. — Отпирай.

Несколько секунд за дверью что-то шуршало и хмыкало. Девушки невольно переглянулись.

— Что, и правда дракон? — шёпотом поинтересовалась Рива.

— Ни разу там не была, — так же тихо отозвалась Нуарейн, явно растерявшая за последнее время изрядную часть своей холодности. — Не знаю.

— Ну, короче! — Воин ткнул в неприступную преграду кулаком. — Мы войдём, или я разнесу эту халабуду вдребезги и пополам?

— Спокойно, родной, вы ещё не отсидели за прошлый раз, — ответил бас. — Я открываю, посторонитесь.

Воин сделал несколько шагов назад и в сторону. Раздалось щёлканье замков, и дверь приоткрылась. Ровно настолько, чтобы через щель мог пройти человек, но и этого было достаточно для осознания: толщиной эта самая дверь была в половину предплечья взрослого мужчины. В отверзшемся проходе колыхалась всё та же молочная мгла. Воин не раздумывая шагнул внутрь. Нуарейн и Рива ещё раз переглянулись.

— Давай я, — смело предложила аналитик. — Говорят, у драконов к девушкам особая слабость, а в тебе я не уверена.

— В себе, значит, уверена? — блондинка не улыбалась, но в глазах её танцевали искры веселья. — Ну, давай. Прикрою тебе спину.

Рива сверкнула белоснежной усмешкой и нырнула в проём. Нуарейн выждала две секунды и, не дождавшись криков и прочего шума, знаменующего поедание невинной девы драконом, пожала плечами и шагнула следом.

Глава шестнадцатая

— в которой удивляются новым фактам и уходят на возможную смерть, спорят и примиряются, а слова, сказанные от души, вселяют страх в сердца сильных.

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Поздний вечер. Арсенал Агентства «Альтаир».

Первым, что встретила Нуарейн, когда прошла через белёсую завесу, была борода. Огромная, чёрная и кудрявая. Женщина подняла взгляд, желая узреть лицо носителя столь роскошного украшения, и удивлённо хмыкнула. Борода переходила в буйную шевелюру, причём процесс перехода осуществлялся на значительной высоте от пола. Небольшой островок среди смоляной с проседью растительности был украшен массивным носом, кустистыми бровями и глазами удивительно яркого синего цвета. Две косы под носом, судя по всему, обозначали усы. Комплект дополняли кожаный фартук и тяжёлые сапоги. Наверняка под фартуком тоже что-то было надето, но разглядеть это, пока хозяин стоял лицом, было совершенно невозможно.

Бородач хмыкнул и без усилий закрыл входную дверь одной рукой. При этом стало понятно, что к окошечку в двери ему приходилось слегка наклоняться.

— Мать моя… — сдавленно прошептала где-то сбоку Рива. — Великан.

— Ошибаетесь, юная дева, — произнёс хозяин помещения и почесал бороду где-то в районе кос. — Впрочем, об этом позже. Воин, представь меня. Будем вежество соблюдать, коли сегодня такие гостьи.

Воин ухмыльнулся.

— Это чудовище зовут Мо, — отрекомендовал он бородача. — Юные девы — Рива и Нуарейн. Они за оружием.

— Приятно знакомство составить потребным образом. — Мо поклонился.

— У тебя пиво осталось? — Воин уже по-хозяйски прошёл вглубь помещения и чем-то громыхал.

— Нету пива, бочка ты бездонная. Всё выпили с Палачом в прошлый раз, а новое не поспело. Прошу, девы, устраивайтесь, задавайте вопросы, а после я вас направлю туда, где орудия убийства свои обрести сможете. Хотя, насчёт вас, Нуарейн, сомневаюсь я, что нечто подходящее вы найдёте.

— Почему? — в голосе Нуарейн не было ни следа разочарования. Только любопытство.

— Чувствую, — коротко отозвался Мо.

— Он кузнец, — Воин появился из-за спины хозяина Арсенала. — Один из лучших, что рождались на этой скорбной Грани. И знает поимённо всё оружие в этих стенах. А добрую треть сковал самолично. И печёнкой чует, что кому может подойти.

Пока демон разглагольствовал, женщины с интересом осматривались по сторонам. Помещение, в котором они оказались, являло собой кузню, сопряжённую с оружейной и бронной мастерской. Наковальня самого древнего вида в дальнем от двери углу мирно соседствовала с современными станками и инструментами. На расставленных в каком-то понятном только хозяину порядке столах и верстаках лежали детали, пружины, ружейные приклады, рукояти мечей и кинжалов, клинки и драгоценные камни. Отдельно, аккуратными рядами, лежали уже снаряжённые патроны. Навершия пуль в них отливали тем же драгоценным блеском, что и камни.

Пока дамы присматривались к помещению, Мо с интересом изучал самих гостий. Наконец он жестом прервал заливавшегося соловьём Воина, который в своём рассказе дошёл до времён Царя Ашоки.

— Покуда он будет болтать, мы никогда не закончим с делом. Хотите что-то спросить?

— Нам предстоит какое-то испытание? — Нуарейн решила сразу перейти к сути дела. — Согласно бумагам, было выдано право на возможность обретения личного оружия. Прочие оговорки, сколь я знаю из списка официальных документов, полагают под собой, что мы можем его и не получить.

— Всё верно, — Мо покивал. — Выбирать вас будет само оружие.

— Вы сказали, что я вряд ли найду что-то подходящее. Это значит, что мои шансы близки к нулю?

— Заметьте, юная дева, я не сказал, что могут не выбрать вас. Я сказал, что вы можете не найти подходящего. То иная проблема, и решение оной будет лежать на мне.

— То есть…

— Вы всё поймёте в процессе, или после оного. — Кузнец степенно провёл ладонью по усам. — Я не вредничаю, попросту некоторые события проще осознать самостоятельно. На практике, так сказать.

— Хорошо. В таком случае, чем быстрее мы начнём, тем быстрее будет вынесен вердикт, — Нуарейн пожала плечами.

— Прежде позвольте посмотреть на ваши руки.

— Прошу прощения?

— Руки, — в бороде гиганта угадывалась улыбка. — Просто протяните вперёд.

— Пожалуйста, — Нуарейн недоумённо вскинула брови, но послушно вытянула руки. Мо с интересом изучил её кисти и пальцы и удовлетворённо кивнул.

— Благодарю. Огнестрельное или холодное?

— Холодное, — с некоторой заминкой отозвалась женщина. — Признаюсь, я не очень доверяю современным игрушкам.

— Прекрасно. Теперь ваши ручки, юная дева, и тот же вопрос.

— Огнестрельное, — не раздумывая ответила Рива. Поколебалась и всё же спросила: — А если не великан, то кто?

— Мо — гном, — отозвался вместо хозяина Воин. — И умоляю, никаких шуток про рост. Древние и так… пошутили.

— Но ведь во всех сказках говорится, что… — у Ривы отвисла челюсть. Мо покосился на неё и тяжело вздохнул.

— Юная дева, вы помните, каких размеров был Фенрир?

— Немалых, — отозвалась вместо «юной девы» Нуарейн. В её глазах мелькнул неподдельный интерес. — Учитывая, что ему суждено было поглотить луну…

— Так вот, задумайтесь, сколько лет пришлось бы ковать ему цепь даже величайшим мастерам, будь они горбатыми карликами?

— А магия? — наивно спросила Рива. Мо фыркнул:

— Не путайте магию и потерю здравого смысла. Что ж, я видел всё, что мне потребно. Ныне дело за вами. Видите ту дверцу в углу?

В указанной стороне действительно обнаружилась деревянная дверь, окованная по контуру полосками железа.

— Когда будете готовы — откроете и войдёте.

Рива задумчиво посмотрела на Воина.

— За время обучения у тебя, наставник, я привыкла, что везде есть подвох. В чём он на этот раз?

— Всё безумно просто, — голос демона был серьёзен. — У вас есть очень крупные шансы не вернуться оттуда.

— В смысле, погибнуть?

— В смысле, не вернуться.

— Почему не сказать всё прямо, простыми словами? — неожиданно взорвалась Рива. — Неужели надо из всего делать тайну?

Воин и Мо переглянулись.

— Дело в том, юная дева, — подбирая слова, произнёс хозяин Арсенала, — что мы не знаем, как именно будет выглядеть для вас пространство за этой дверью. Это может быть склад оружия. Чаща леса. Пустынный пляж. Что угодно. И население там может быть самое разнообразное. Если оно будет, это население.

— Вот, значит, как, — задумчиво протянула Нуарейн и чуть подняла уголки губ в намёке на улыбку. — Своеобразное испытание. Это интересно. Я готова.

— Не уверена, что я этого хочу, — пробормотала Рива, — но я тоже готова. В конце концов…

Она не закончила фразу, быстрым шагом подошла к двери и распахнула её. В проёме колыхалась уже знакомая молочно-белая муть. Девушка вздохнула, как перед прыжком в воду, и сделала шаг вперёд. Нуарейн в который раз за вечер пожала плечами и отправилась следом.

— Удачи, — сказал Воин им вслед. Подошёл поближе, несколько мгновений всматривался в завесу, а потом осторожно закрыл дверь.

— Той, что не нашего миру, потребна буде особая справа, — прогудел Мо от верстака. В присутствии близких друзей гном предпочитал разговаривать так, как ему было удобнее.

— Уверен? — поинтересовался Воин. — Нешто в твоих запасах и не найдётся чего подходящего?

— Мнению моему не доверяешь? — притворно нахмурился бородач. — Желаешь об заклад биться?

— Легко. Бочка твоего лучшего лагера против канистры «Джордано». Идёт?

— По рукам, — прогудел кузнец, протягивая лапищу, и только несколько секунд спустя сообразил: — А свидетель кто будет? Палача-то нет.

— А свидетелем буду я, если со мной поделятся — или тем, или другим, а лучше — обоими напитками, — внезапно раздался из ниоткуда молодой женский голос, и сгустившиеся в углу кузни тени обрели форму, выпуская на свободу тонкую фигуру, затянутую в пурпурное платье.

Женщина с колышущимися чёрными волосами шагнула на свет и кокетливо склонила голову набок.

— И доброго дня всем, кого не видела.

— Тень! — взревел Мо, расплываясь в широченной улыбке. — Любо сердцу моему зреть тебя в моей обители металла и камня. Воистину, светлое провидение шлёт тебя нам сегодня — не иначе как кто-то из высших сил счёл потребным взор свой на мои седины оборотить. Доля в закладе твоя, кто б спорил с сим. А ты что молчишь, пьяница? — последняя фраза была уже замершему от неожиданности Воину. — Встал, аки истукан придорожный.

— Да тебя не перекричать, — улыбнулся демон, смаргивая внезапное смущение. — Здравствуй, Тень, я тоже рад тебя видеть. Так громко, как у Мо, не получится, но поверь, моё счастье ничуть не меньше. — Он потёр затылок и слегка растерянно хмыкнул: — Кстати, я, судя по всему, тебе должен.

— Должен? — усмехнулась новоприбывшая, вскидывая брови. — Ну, коли должен, о том позднее поговорим…Тьфу ты, Мо! Ну почему так получается, что я каждый раз перенимаю твою манеру речи?!

Даже не шаг, полшага — и пропала в теневом вихре, вновь появилась, уже повиснув на шее у кузнеца и упоённо дрыгая ногами.

— Я так соскучилась! Сначала — эти пятьдесят лет, а потом — столько всего, а потом — ещё полтора года, и я до тебя не дошла… Зато сейчас решила исправиться и навестить тебя в первую очередь.

Пылко чмокнув расчувствовавшегося гнома в нос, Тень соскочила на пол и в предвкушении потёрла руки.

— Ну, бейтесь об велик заклад, я разобью.

И все мигом вспомнили, что предшествовало её явлению.

— Бочка и канистра, — Воин и Мо деловито поплевали на ладони и ударили по рукам. Тонкие пальцы Тени на мгновение легли сверху, одновременно скрепляя и разбивая рукопожатие. Мужчины довольно ухмыльнулись друг другу. А потом кузнец на мгновение прикрыл глаза и запрокинул голову.

— Готовь ёмкость, друже. Уже чую: с пустой дланью возвратится. Но возвратится.

— Вот когда вернётся, тогда и про ёмкость поговорим, — демон вернул оппоненту ухмылку и вздохнул: — Ладно, дамы и господа. Мне по-хорошему надо готовить полный перечень документации аж по двум операциям внедрения. А значит — долго и муторно общаться с Палачом. Тень, если ты никуда не спешишь, то давай пройдёмся. Разговор всё-таки у меня к тебе есть.

— Не любишь на иглах сидючи результата ждать, — с пониманием и некоторой насмешкой сказал Мо и похлопал Воина по плечу. — То понятно. Иди, разум трудом займи, коли невмоготу. А ты, сводная сестра света и тьмы, возвращайся. У меня задумка есть знатная, хочу с тобой покумекать, как и что. В кузнечном деле ты не мастак, но решения смелые подсказать умеешь. Тут две головы надобно, и одна — женская.

— Польстил, польстил, коварный тип, — засмеялась Тень, шутливо грозя кузнецу пальцем. — Скоро вернусь, заодно и расскажешь, кто у тебя там блуждает на сей раз. Сам знаешь, теням моим в твои палаты ходу нет.

Секунда — и она уже скользнула к Воину, ничтоже сумняшеся беря его под руку и увлекая в сторону двери.

— Теням хода нет, а сама как-то просочилась, — хмыкнул демон, с видимым трудом отворяя тяжёлую створку и вежливо пропуская даму вперёд.

— Речь не о кузне, а о самом Арсенале, — фыркнула Тень, воистину просачиваясь мимо, и её чёрная прядь мазнула Воина по щеке.

Начальник Второго отдела вышел следом. Дверь за его спиной бесшумно затворилась. Вольнонаёмная помощница всея Агентства с выжидательным любопытством обернулась.

— Так что ты хотел мне сказать?

Воин вздохнул и потёр лоб.

— Я ведь действительно тебе задолжал. Как минимум, извинение. На меня полтора года назад навалилось столько всего… часть ты помнишь, а остальное в двух словах не рассказать. И… — Демон запнулся и пару секунд помолчал. Речь эту заранее он явно не готовил, и было видно, что слова давались ему с трудом — из-за неловкости ситуации. — Суть в том, что я на какое-то время, хм… потерял себя, что ли? Честно говоря, я даже не помню, в какой момент ты пропала.

Тень насмешливо подняла брови. Воин тряхнул головой.

— Короче. Виктюк уехал со своим театром в Европу; я — редкий осёл и готов выплатить любую виру. Образно выражаясь. Кажется, я таки не утратил желания сводить тебя куда-нибудь в приличное место и даже, возможно, общество.

— Хм-м… — Тень задумчиво воспарила на метр над полом, сложив руки на груди. — Лучше поздно, чем никогда, думаешь? Что ж, посмотрим. Задолжал ты мне изрядно, и верно, но…

Воин старательно изобразил пристыженную физиономию. Женщина засмеялась и махнула рукой.

— Ну тебя! Учитывая смягчающие обстоятельства и нервный раздрай — я тебя прощаю, но ты угостишь меня обедом. В Париже. С меня — перемещение, с тебя — всё остальное. Идёт?

— Париж… — протянул Воин. — Это значит, архитектурное произведение старика Гюстава, вино, хорошее мороженое и культурная программа, так? Я готов. Только учти: я Париж знаю либо как турист, либо как некогда военный. И второе — хуже. Намного. Так что экскурсовода из меня не выйдет.

Тень скорчила смешную рожицу:

— На кой мне сдалась эта культурная программа? Я Париж знаю, как свои пять пальцев, — ещё с тех пор, когда ставка Ордена находилась в Марселе. Ну, в смысле, центральный офис Агентства.

Она фыркнула и заложила ногу на ногу, открывая впечатляющий разрез платья.

— Я последние восемь месяцев шлялась невесть где, как загнанная Сивка-бурка, а три из них — с тремя грубыми мужиками и одним занудой! А до этого — из кожи вон лезла, чтобы из одной мороженой воблы получилась женщина, хотя бы приближенная к понятию «нормальная»! И того, что Светлов поцелует мне за это руку, мне будет мало. Я устала! Хочу романтики… обед в стеклянной галерее на первой платформе Башни, прогулка по набережным Сены, звуки гармоники, вот это вот всё… И чтобы не я для кого-то, а кто-то для меня. Смекаешь?

Долгий, задумчивый взгляд был ей ответом.

— Смекаю, — Воин неловко усмехнулся. — Так хочется почувствовать себя живой… после того, как долго была инструментом. Хоть ты и «вольнонаёмная», а принцип всё тот же.

Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул:

— Будет. И романтика, и «бескультурная» программа. Всё будет. Придумаю и реализую. Главное, чтобы сейчас у Мо всё сложилось. И чтобы прочее было не так страшно, как кажется на первый взгляд. Впрочем, для тебя это должно быть в порядке вещей?

Сочувствие на лице Тени смешалось с интересом и предвкушением. Она улыбнулась и легонько шлёпнула собеседника ладонью по затылку:

— Потом. Ты прав, всё потом, когда и я, и ты разберёмся с нашими отчётами, обязанностями и прочей скучной ерундой. А пока — кыш отсюда, делай то, что нужно прямо сейчас. И передай моему брату, что я вернулась и скоро буду у него.

— Брату? — непонимающе нахмурился Воин. Тень рассмеялась и постучала его по лбу согнутым пальцем:

— Палачу, burino[15]. Всё, иди. О времени и условиях встречи потом договоримся. — И, развеявшись серыми струями, проскользнула через закрытую дверь.

* * *

Лос-Анджелес. Двадцать пятое ноября. Незадолго до рассвета. Зал Большого Совета.

Падре Бэрринг сделал небольшую паузу перед финальными заключениями своего доклада. Он знал, что последует за ними, был готов к этому, но всё равно ему было несколько… беспокойно. Лорд Кир где-то за спиной своего духовника на мгновение смежил веки.

«Тебе было ведомо, на что ты идёшь, птенец. Бывший птенец».

— Таким образом, я считаю невозможным продолжение проекта «Клинок» без поддержки и активного участия Потомков Корвинуса на началах сотрудничества с ними. Сверх того, — Бэррингу пришлось заговорить громче, потому что с мест уже понеслись первые гневные возгласы, — я гарантирую безуспешность проекта в отрыве от разработок Агентства «Альтаир» и ордена Ока Недремлющего.

Андрэ закончил речь и движением пальца закрыл на планшете документ. Будто повинуясь этому краткому жесту, на падре Бэрринга обрушилась лавина голосов. В ней, как на картинах Босха, раскрывались все возможные и невозможные прегрешения и преступления против Ночного Народа и не только. Отдельными широкими, почти огненными мазками выделялось лично его, Андрэ, прошлое как Охотника и отдельно как служителя Светлого Бога, сотрудничество с Агентством в интересах самого «Альтаира», потенциальный саботаж операции в Санкт-Петербурге, гибель Алисии…

Кир вновь смежил веки. Тонкие губы главы клана тронула сардоническая усмешка. Он прекрасно расслышал голос, выкрикнувший обвинение в причастности Андрэ к Питерской трагедии.

«Зря».

Бэрринг поднял взгляд от поверхности древней мраморной кафедры и осмотрел амфитеатр, полный, как ему казалось, лишь раскрытых в обвиняющем вопле ртов. В груди впервые с момента обращения сжался раскалённый тугой комок.

— Вы правы… — шёпот духовника клана Печати повис под убранными тяжёлой тканью и старым морёным деревом сводами, как огромная летучая мышь. — Вы абсолютно правы, Лорды и Леди. Я убил свою дочь. Воистину это так, и я не смею выступать против этого обвинения. Я убил её своей гордыней. Своим непониманием сути происходящего и желанием власти. Я пожертвовал ей во имя моего Народа и его будущего. Так я тогда считал. — Мышь сонно потянулась, приоткрыла глаза и начала разворачивать крылья. — Я считал, что Ночной Договор будет служить нам. Что он станет инструментом влияния на Охотников, людей и Агентство к вящему благу Кланов. Я считал, что мы будем брать, отдавая взамен лишь объедки. Считал, что нам плевать на судьбу, высшие силы, Его Высочество и самого Корвинуса вместе с его потомками. Считал, что возможность ходить под солнцем даст нам власть, о которой мы мечтали поколениями, забывая о том, что Пробуждение Его должно нести не власть, а примирение! — мышь обратилась драконом, и его рычание всколыхнуло драпировки. — Я дважды пожертвовал своей жизнью во имя Ночи и даже не смог услышать истины в Её словах, когда Она напрямую говорила со мной. Вы хотите обвинить меня в предательстве? — Лорд Бэрринг криво усмехнулся. — Прошу. Вы сами проголосовали за Ночной Договор. Желаете отказаться от него?

Молчание повисло над амфитеатром паутиной на крыльях дракона.

— Вы сами проголосовали за полное участие в проекте «Клинок» всех Кланов без исключения и за то, чтоб я остался его руководителем. Желаете отказаться от этого? Вы сами доверили мне комитет пропаганды и сами участвовали в его роспуске после провала, «забыв» о том, что я требовал распустить его за несколько лет до. Желаете отказаться от этого? Желаете, как некогда, прятаться по подвалам и тоннелям? Желаете столкнуться с Орденом и Еретиками без меня и той поддержки, что гарантировал мне Ночной Договор?

Дракон оскалил клыки. Паутина молчания становилась его бронёй.

— Нет… В таком случае вы будете слушать меня. И будете слушаться. «Клинок» — тупиковая ветвь. Нам нужны Потомки Корвинуса. Нужно Агентство. Нужны Охотники, потому что за века они научились убивать нас лучше, чем мы — их. Тот же, кто считает иначе, тот, кто готов винить меня в предательстве, тот, кто полностью снимет с себя самого вину в гибели Алисии Андрэ Бэрринг — пусть выйдет сюда. Ибо когда заканчиваются аргументы, будет говорить сила. Я, Лорд Андрэ Бэрринг, готов ответить перед таким сыном или дочерью Ночи своей силой и своей жизнью.

Беззвучный хохот Кира вторил рычанию дракона, и паутинная чешуя становилась всё нерушимее.

— Молчите? Что ж, тогда я выйду отсюда и буду ждать результатов вашего голосования, Лорды и Леди. Моё почтение.

Мягко простучали по толстому ковру тупоносые ботинки, хлопнула тяжёлая дверь. Лорд Кир, глава клана Печати, гибко поднялся, прошёл к кафедре, не говоря ни слова, снял свой перстень и бросил его на белоснежную мраморную поверхность. Звон металла по камню прозвучал набатом.

— Вы знаете, что он прав, Лорды и Леди, — дракон никуда не делся, но теперь он сделался ядовитым. — И вы знаете, что я более не имею власти над Лордом Бэррингом, а потому моё мнение непредвзято. Решайте.

Почти год падре Бэрринг готовил это выступление. Подбирал доводы, собирал данные, советуясь со всеми учёными, которые были доступны для него — как для бывшего Охотника и человека, так и для духовника клана. Он ожидал подобного исхода своего выступления, да и Кир предупреждал, но чтобы так…

«Что же я там им наговорил?» — запоздало ужаснулся Андрэ. — «Что на меня нашло?»

Он вспомнил, «что», и тугой горячий комок вернулся куда-то под сердце. Только теперь его было не выплеснуть гневными словами.

«Я действительно убил её. Всё, что я сказал, всё было правдой — от первого до последнего слова. Алисия, девочка моя, как я мог?»

По щеке скользнула слеза, Бэрринг машинально смахнул её и в изумлении уставился на собственную ладонь.

«Я не плакал с момента обращения. Даже когда её убили, я…»

На бедре завибрировал мобильный. Андрэ извлёк его из чехла и взглянул на экран. Телефонный звонок от госпожи Анны Шварц был совершенно не тем, на что Лорд хотел бы потратить своё ожидание вердикта Большого Совета. С другой стороны, всё было лучше, чем лелеять собственную боль, давясь непривычными слезами, и он поднял трубку.

«Расчувствовался, старый упырь. Хватит. У меня полно дел».

— Госпожа Шварц? — против собственного ожидания, голос звучал твёрдо и даже чуть расслабленно.

«Как будто не было приступа душевной боли, а за дверью не решается моя судьба».

— Лорд Бэрринг, — судя по тону, Анна была довольна. — Мой представитель в Большом Совете только что уведомил меня о вашем выступлении.

— И что вы можете сказать мне в этой связи?

«Только не переборщить с язвительностью. Либо она хочет позлорадствовать, либо…»

— Я лишь хотела выразить вам свою… — госпожа Шварц сделала паузу, — благодарность. Ждите Малого Совета, Лорд. Ждите и помолитесь, что ли? Вам должно помочь. Всех благ и удачи вам.

— Благодарю, — чуть растерянно произнёс Андрэ в короткие гудки.

«Будь это разговор с глазу на глаз, я бы понял, иронизирует она или нет. Но вот так, через полмира, мне не догадаться. И да, её не было на Большом Совете. Как я упустил? Значит, нечто держит её в России сильнее, чем общее голосование по одному из самых важных проектов Ночного Народа за последние сотни лет. Что именно?».

Размышления падре прервал шорох хорошо смазанной ручки двери. Сразу же вслед за этим голос Кира произнёс:

— Идите, Лорд Бэрринг. Принимайте свои почести. И готовьтесь.

— К Малому Совету? — против воли вырвалось у Андрэ. Кир вышел в малый приёмный зал и встал перед Бэррингом.

— Именно. От вас в течение месяца ждут программу по работе со всеми упомянутыми вами силами и народами. Кроме того… — Глава клана поморщился. — Если уж вы взяли на себя смелость предлагать такое в подобных выражениях, — он явно кого-то передразнивал, — именно вам надлежит разрешить проблему с происходящей в Нью-Йорке резнёй между Детьми Каина и Потомками Корвинуса.

— Но я…

— Ты теперь кандидат на место Голоса Совета, того, кто будет иметь право говорить от имени Кланов с Агентством и Охотниками, — ровным тоном прервал его Кир. — Причём не в рамках города, а в новых, гораздо больших. А если не справишься с ситуацией в Нью-Йорке, тебя принесут в жертву всему тому, против чего ты только что выступил. Иди, бывший птенец. Там тебя ждут запуганные тобой Главы Кланов. Ощути свою новую силу и готовься опять стать беспомощным, как котёнок. Потому что в Нью-Йорке я ничем не смогу тебе помочь. Равно как и на Малом Совете.

— В таком случае, — Андрэ встал и поклонился, — я благодарю тебя за всё… Кир.

— Не за что.

Лорд Андрэ Бэрринг вздёрнул подбородок и шагнул в двери Малого Совета.

«Я больше не подведу тебя, дочь. Ни за что».

Глава семнадцатая

— в которой раскрываются новые факты о, казалось бы, уже знакомых персонажах, а также упоминается польза цензурной ругани в кризисных ситуациях.

Где-то вне времени и пространства.

За белой завесой не было ни «чащи леса», ни «пустынного пляжа». Загадочная дверь Арсенала вела в тёмный, затянутый редкой паутиной коридор, явно находившийся в каком-то старом доме. Откуда-то сверху лился неверный бледный свет. Рива подняла голову и поняла, что это был молодой месяц, который с любопытством заглядывал в прохудившийся потолок.

— Признаюсь, я ожидала чего-то более пафосного, — улыбнулась девушка и, не дождавшись ответа, обернулась. — Нуарейн, ты…

Остаток фразы так и не прозвучал. За спиной Ривы был всё тот же коридор, и ни малейшего следа двери или недавней спутницы.

— Вот это уже больше похоже на правду, — чуть дрогнувшим голосом произнесла Рива и начала осматриваться внимательнее.

Дом, куда чьей-то неведомой волей занесло девушку, был отнюдь не пуст, хоть и заброшен. Коридор, как выяснилось при вдумчивом изучении, оказался наполнен шкафами, шкафчиками, тумбами, тумбочками и прочей вместительной мебелью, дверцы которой были, по большей части, забраны стеклом. Один из шкафов был совсем близко, и Рива, заинтересовавшись, сделала шаг в сторону, рассматривая содержимое. За мутным, чуть синеватым стеклом, на витиеватых медных кронштейнах, тронутых зеленью, висели три мушкета. Молодая оперативница заинтересованно потёрла стекло рукавом, стараясь подробнее разглядеть тонкую отделку старинного оружия, потом подёргала дверцы и уяснила, что те крепко заперты. Замочной скважины или чего-то, напоминающего замок, на шкафу не обнаружилось даже при самом тщательном исследовании.

«А если…»

Она сосредоточилась и сильно ударила в стекло локтём. Преграда, казавшаяся столь хрупкой и ненадёжной, даже не шелохнулась в пазах рассохшегося дерева.

«Однако крепко сделано, как сказал бы Гаури. Хорошо, попробуем силовой вариант номер два».

Удар ногой в створки не принёс никакого результата. Рива негромко хмыкнула и внезапно застыла напротив шкафа, как громом поражённая.

«Что я делаю? Ещё после первого удара я должна была рассчитать жёсткость преграды либо определить заклятье, удерживающее стекло, и на этой основе вывести прогноз. Я… не могу?»

Девушку начала бить лёгкая дрожь. Усилием воли она попыталась перевести себя в столь привычный режим био-расчётной машины.

«Анализ обстановки… анализ данных, чтоб тебя! Влажность воздуха, высота над уровнем моря, атмосферное давление… Воин учил меня определять эти данные кожей. Чёрт. Хорошо, удельная плотность дерева, толщина стекла, вероятное защитное заклятье…»

Рива ткнулась лбом в прохладную дверцу перед собой, пытаясь унять поднимающуюся волну паники. Числа, цифры и графики, столь верно служившие ей столько лет, отказались подчиняться. Впервые.

«Только спокойно, подруга. На что-то мы должны быть способны даже здесь. Что-нибудь самое простое. Вдох. Выдох. Стоп. Глубина дыхания… шестьсот миллилитров. Скорость дыхания… двадцать пять вдохов в минуту. Рекомендуется снизить до шестнадцати-девятнадцати».

Она открыла глаза, обеими руками оттолкнулась от шкафа, провела несколько ударов кулаками в пустоту, резко присела, распрямилась, чуть подпрыгнула и застыла в боевой стойке.

«Векторы движений… стабильны. Дыхание… нормализовано. Организм в стабильном состоянии. Переход к боевой программе ввиду невозможности анализа окружающей обстановки не рекомендован. Вероятность фатальной ошибки в результате недостаточности данных… восемьдесят семь и шестнадцать сотых процента. Процесс мыслительной деятельности нормализован».

— Тьфу ты, чёрт, как же тяжело работать в таких условиях. Два плюс два сложить не могу. — Рива хихикнула и закашлялась, поняв, что говорит и смеётся вслух. Эту детскую привычку она избывала в себе достаточно долго, чтобы быть уверенной: «Ревекка-самосмейка» осталась в прошлом. Где-то среди изгрызенных ручек — ещё одна проклятая привычка, за которую били по рукам и губам, — и прочих прелестей интернатской жизни. Призраки прошлого неожиданно ярко встали перед глазами, и девушка крепко закусила губу.

«Это место выводит меня из равновесия. Чем быстрее я найду то, за чем пришла, тем скорее смогу выбраться отсюда. А то и до психоза недалеко. Спасибо, последний нервный срыв у меня был лет пять назад, и я не стремлюсь вновь испытывать эти ощущения».

Протеже начальника Второго отдела тряхнула головой и с упрямой гримасой на миловидном личике двинулась по коридору вперёд, проверяя все попадающиеся на пути вместилища. За наглухо запертыми прозрачными дверцами раз за разом обнаруживалось оружие. Преимущественно огнестрельное, но попадалось и холодное. Рива на добрых пять минут застыла перед чем-то, напоминающим низкий столик, на котором под толстым даже на взгляд слоем стекла лежали парные мечи-крюки Цзяньгоу.

— «Оружие мастеров», — прошептала девушка полузабытую цитату, осторожно касаясь подушечками пальцев ледяной преграды. — Наставнику понравилось бы. Он давно мечтает о таких. Или говорит, что мечтает…

Звук собственного голоса оторвал её от созерцания и в то же время странным образом успокоил, остановив попытавшуюся было вернуться панику. Рива покачалась с пятки на носок, усмехнулась и тронулась дальше, на ходу бормоча себе под нос:

— И вообще, интересно, откуда он взял свой клинок, наш драгоценный и любимый — в хорошем смысле — наставник? И что такое этот его «кинжал», имени которого он не упоминает, а ведь всем известно, что личное оружие всегда имеет имя. Например, узкий круг избранных в курсе, что в трости Александра Евгениевича кроется не кто-нибудь, а сама Бализарда. Один из мечей Палача носит имя Мурамаса, и носит его не просто так — говорят, сам Кровавый Кузнец перековал свою душу в это творение. Надо будет, к слову, спросить у Мо, правда ли это? Но это оружие для боя, а вот второй его клинок извлекается совсем для других целей, и зовут его попросту Серп. Воин, кажется, как-то припоминал, что не его назвали в честь серпа, а сельскохозяйственное орудие в честь него. И опять же, вопрос к Мо, надо запомнить. А вот что наверняка не скажет наш оружейник, так это откуда у Птахи взялась Фемида, ведь я точно знаю, что этот пистолет она получила не из Арсенала. Вообще, интересный винегрет получается с нашим сисопом. По рангу, уровню доступа и прочим параметрам она вроде как старший оперативник, а в поле выходит реже меня и вообще вернулась к своей электронике. Ходят слухи, а я знаю наверняка, что в ранге её повысили после той совместной операции со Светловым. Спит она с ним, что ли? А почему бы и нет? Наш светоносный и велеречивый господин специалист по связям с общественностью — мужчина видный…

Девушка осеклась, поняв, что медитативно раскачивается с полуприкрытыми глазами, стоя в центре маленькой и, судя по обстановке, вполне жилой комнаты. Как и когда она попала сюда, оперативница совершенно не помнила.

— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд… — протянула Рива, осматриваясь. Небольшое захламлённое помещение чем-то напоминало кабинет Воина, разве что бардак здесь был более «житейским». Разобранная кровать, которую вообще, судя по виду, редко приводили в порядок, разбросанные детали явно мужской одежды, вроде семейных трусов и разноцветных носков. Напротив кровати стоял открытый и, видимо, никогда не закрывающийся секретер, откидной столик которого был похоронен под горами тетрадей, книг и разрозненных листов бумаги, исписанных неровным, дёргающимся почерком. Слева от секретера расположился чудовищных размеров комод, на краю которого стоял выключенный старый ламповый монитор. Системный блок обнаружился на полу между этими предметами мебели, а провода, отвечающие, судя по всему, за клавиатуру и мышку, вели под бумажные завалы. На мониторе красовались написанные спиртовым маркером короткие фразы. Рива подошла поближе и присмотрелась.

«Три тысячи сто восемьдесят два трупа», — гласила самая свежая на вид. Девушка тряхнула головой.

— Что за бредятина?

«Восемь ступеней во тьму ведут к просветлению». «Не обижайте гомункулов. Они потом на трон садятся». «Семэн Овцов — гроза пауков!» — надписи не несли в себе никакого практического смысла. Рива пожала плечами и наугад взяла с откидного столика первый попавшийся исписанный лист бумаги.

«Он стоял на мостике и смотрел на величественный Собор Спаса на Крови — резиденцию Первосвященника, а справа и слева вдоль дороги возвышались пилоны — цельнокованные столбы чёрного металла, над которыми в зеленоватом сиянии зависли фигуры Смотрящих…»

Оперативница пробежала глазами весь доступный текст — выходило, что перед ней фрагмент какого-то фантастического романа, написанного довольно скверным языком.

— К лешему, — выругалась она любимой фразой наставника, откладывая бумагу. — Надо двигаться дальше…

Успокоительный монолог прервал неожиданный звук из-за окна. Звук, который заставил Риву покрыться холодным потом. Где-то совсем неподалёку завыл волк. Нет, не волк. Оборотень.

«Нет, не может быть!» — горло сковало судорогой ужаса, и вместо голоса остались только лихорадочные мысли. «Мне показалось, это просто…»

Вой повторился, и Рива трижды прокляла свою абсолютную, идеальную память, которой так гордилась. Потому что она уже слышала этот вопль нечеловеческой глотки. Ошибки быть не могло: где-то совсем рядом оповестил всех о своём присутствии Серый Волк.

Девушка метнулась к единственной двери в комнате.

«Заперто. Чёрт возьми, я ждала чего-то другого? Тихо, подруга, тихо, успокойся. Просто это проклятое пространство опять нас пугает. Надо посмотреть в окно, может быть… стоп. Тут есть окно? Я не видела его пять минут назад. Впрочем, опять же, удивление здесь не к месту».

Она осторожно подкралась к окну, отодвинула синюю занавеску и выглянула наружу. Судя по всему, комната находилась на первом этаже. В тридцати-тридцати пяти метрах от Ривы начинался тёмный еловый лес. В разрывах между деревьями виднелась отражающая лунный свет водная гладь. Лунный свет… девушка подняла глаза к небу. Полная луна вместо уже виденного молодого месяца вызвала не удивление, а, скорее, раздражение.

«Меня что, решили пугать шаблонами?»

Из груди на свободу рванулось очищающее, белое пламя злости, и тут же скорчилось, потушенное жутким звуком, раздавшимся средь ветвей. Вой подавлял волю, оглушал, лишал надежды на спасение, вибрировал в ушах, невзирая на прижатые к ним ладони.

«Нет. Он мёртв, наставник убил его на моих глазах. Нет!»

Паника, нараставшая в груди, тяжкой, горькой волной ударила в сознание, лишая способности ясно мыслить, чувствовать, видеть… Рива скорчилась на полу, обхватив голову руками, стараясь спрятаться внутри себя, отсечь, защититься от невозможного кошмара, настигшего её в самый неподходящий момент.

«Анализ обстановки…»

Мысль была чужой. В её голове сейчас физически и психически не могла возникнуть подобная формулировка, но всё же…

«Анализ обстановки… Влажность воздуха, высота над уровнем моря, атмосферное давление… учтены. Жизненная форма в пределах досягаемости… состояние панической атаки. Психологическая устойчивость… низкая. Энергетические способности… средние. Аналитические возможности… экстра-класс. Энергосовместимость с субъектом… подтверждена. Спокойно, госпожа. Мы справимся вместе. Втроём».

Волна паники остановилась, налетев на неприступную скалу чужого хладнокровия. Рива отняла ладони от ушей и неглубоко вдохнула и выдохнула, приводя в норму дыхание.

«Кто… вы?»

«Те, кто поможет тебе. Мы давно ждём тебя, госпожа. Твой враг близко, и он силён, но не выстоит против нас. Мы рядом. Позволь нам служить тебе».

«Но где вы?»

«Здесь. Сосредоточься, отринь страх. Сейчас Он придёт».

Оконную раму сотряс тяжёлый удар. Девушка взвизгнула от неожиданности и отпрыгнула в сторону. Занавески распахнулись, будто от порыва ветра, и в проёме стала ясно видна тварь, хорошо знакомая оперативнице по памятной схватке в заброшенном долгострое. Серебристо-серая шерсть отливала в свете нелепой полной луны, оскаленная пасть приникла к стеклу, являя багровый зев зверя. Удар. Ещё удар, и стекло покрылось тонкой паутинкой трещин.

«Скорее!»

— Так тебя и растак, образина паскудная, — вслух начала Рива, в памяти которой возникли наставления Воина по приведению себя в порядок в кризисной ситуации. Включить «боевую программу» она даже не пыталась, учитывая особенности этого странного места, а вот слова наставника вспомнились сами собой:

«Лучше всего снимает напряжение мат. Но подобные высказывания, во-первых, недостойны молодой леди, а во-вторых, могут привести к нежелательным последствиям, в ряде случаев. Посему держи в башке: в случае полной задницы тебе стоит начинать ругаться. Но исключительно эвфемизмами. Это даст тебе возможность сосредоточиться на речитативе, а заодно и мозги займёшь. Знаешь, каким количеством благообразных выражений можно заменить банальное „слово из трёх букв“? Не знаешь? Ну, слушай».

— Твоим же нефритовым жезлом тебя через три коленопреклонённых раба да в самую суть пищеварения, что колом в глотке твоей поганой станет по слову моему… — монотонно выговаривала Рива, обшаривая секретер в поисках источника чужих мыслей.

«Не здесь».

Вновь раздался вой, но в его нотках теперь слышались отчаяние и безнадёжность.

— Да поймают тебя восемьдесят восемь иных сущностей тёмных, и учинят непотребство над задом твоим, а в рот твой помочатся, будто в корыто, — сквозь зубы продолжила оперативница, принимаясь за комод. Верхний ящик с грохотом вышел из пазов и, перевёрнутый, полетел в угол. Из оконного стекла выпал кусок в добрых три ладони и разлетелся на мелкое крошево.

— Сидя ты храбр — украшенье скамьи, — но в битве беспомощен! Отродье нидинга и поганой свиньи, на гное и крови замешана была соска твоя. Ни муж, ни жена ты, и стати твои не подходят обоим.

Второй ящик. Футболки, джинсы, порнографический журнал. Чудовищная пасть пролезает в раскол, но голова застревает, и тварь, щёлкнув челюстями, сдаёт назад. Удар!

«Хвала всему, чему только можно, что здесь такие прочные стекла».

— О юнце я напомню, тебя совратившем: дарил он уборы в обмен на твои любовные ласки. Как эллинов царь, что дланью своей хлеб золотом делал, так ты свою пищу в дерьмо обращаешь. Питаешься им, почиваешь ты в нём, и как жена прельщает тебя оно!

Третий ящик. В глаза бросается отблеск металла на стволах двух пистолетов. Определять марку и калибр нет ни времени, ни желания, в висках звучит голос, временами расслаивающийся на два таких похожих:

«Мы ждали тебя. Возьми же нас, чтоб мы могли исполнять своё предназначение!»

Руки касаются оружия, и мысли вновь начинают течь плавно и ровно. Привычно.

«Расстояние до цели… учтено. Векторы возможного уклонения… учтены. Боевая программа… запущена. Вы готовы?»

«Да, госпожа».

«Огонь! Без промаха!»

Шквал выстрелов стих, и в наступившей тишине отчётливо скрипнула дверь. Рива обернулась и нервно захохотала, узрев в проёме уже знакомую белёсую муть. Отсмеявшись, она сделал шаг вперёд и остановилась, глядя на пару пистолетов — чёрный и белый, — лежащих в её ладонях.

«Спасибо, мои хорошие. Позволите задать вопрос?»

«Разумеется, госпожа».

«Во-первых, я хочу знать ваши имена».

«Каладболг».

«Леохайн».

Ответы прозвучали одновременно, но она отлично различила их и поняла, что больше никогда не спутает их голоса.

«Во-вторых, я хочу попросить, чтоб вы рассказали мне о себе, когда мы вернёмся. А я расскажу о себе. Устраивает?»

«Разумеется… госпожа?»

«Рива. Просто Рива».

«Спасибо».

Она кивнула им в ответ на благодарность, глубоко вздохнула и шагнула за дверь.

Глава восемнадцатая

— в которой проигрывается и одновременно выигрывается спор, Тень делится тенью, а прошлое возвращается совсем не так и не тогда, когда и как его ждали

Где-то вне времени и пространства.

…Нуарейн в который раз за вечер пожала плечами и отправилась следом за Ривой. Невзирая на туманные посулы кузнеца Мо, никаких особых ужасов за дверью не обнаружилось. Лишь стройные ряды стеллажей, уходящие куда-то под потолок, и пыль — в отличие от тех же Архивов. Много пыли. Очень много. За всю свою довольно долгую и непростую жизнь Нуарейн видела множество помещений разной степени заброшенности, но эта древность была вне всяких категорий. Пыль здесь не вилась в воздухе и не забивала нос и лёгкие. Она лежала толстым густым ковром, в котором ноги утопали по щиколотку, и даже потревоженная шагами оставалась недвижима. Она была похожа на сконцентрированный серо-жемчужный туман, и она была здесь повсюду. На полу, на полках и даже на стене возле двери за спиной инстинктивно обернувшейся женщины висели плотные, чуть шевелящиеся от движений и дыхания занавеси.

— Если так здесь выглядит Арсенал, — задумчиво протянула Нуарейн, обозревая открывшееся пространство, — то я боюсь представить, что у них творится в бухгалтерии…

Шутка внезапно вышла смешной. Женщина улыбнулась и сразу же нахмурилась. Да, после разговора над городом её броня дала серьёзную трещину, и эмоции стали гораздо естественнее и не обжигали, как раньше, но ещё ни разу Нуарейн не было так легко. Так спокойно. И так… привычно.

— Если духи места сего не держат обиды за вторжение, то прошу разрешения побыть здесь. Клянусь не чинить непотребства, не нарушать ведомых мне законов, а коли к рубежу неведомых подойду, прошу остановить руку, не ведающую, что творит.

Древняя формулировка будто сама собой слетела с губ. Короткий порыв ветра прогудел нечто одобрительное где-то под потолком, чуть тронул вековое пыльное убранство и маленьким вихрем улёгся у ног гостьи. Нуарейн поняла: ей разрешили пройти и осмотреться. Глубоко внутри зрела уверенность, что кузнец не ошибся с выводом. Но рядом, там, где сердца коснулась золотая искра, звучал звонкий молодой голос.

«Здесь так интересно, — говорил он. — Не упускай возможность узнать что-то новое…»

И Нуарейн решила послушать его. Ещё раз обернувшись и убедившись, что дверь никуда не делась, женщина сделала первый осторожный шаг вперёд. Затем ещё один. А потом, уже более-менее уверенной походкой, отправилась вдоль полок, рассматривая то, что на них лежало.

Оружия, надо сказать, на стеллажах нашлось не так уж и много. По разумению Нуарейн, она оказалась на каком-то складе вне всякого сомнения древних и, возможно, даже полезных вещей. Полезных… для кого-то другого.

Сёдла с искусным тиснением по коже и серебряной и медной отделкой. Уздечки и стремена тончайшей работы. Стрекала для слонов и верблюдов. Колбы, реторты и фиалы из полупрозрачного стекла и толстого, изукрашенного рунными узорами хрусталя, содержимое которых переливалось всеми известными цветами. Кожаные и полотняные сумки, сумочки и сумы, пустые, полупустые и набитые до отвратительной раздутости боков. Приборы для письма и чайных церемоний, тушечницы, чернильницы и чайники, наборы хирургических инструментов и сосуды малопонятного назначения. Всё это вызывало у Нуарейн лишь мимолётный интерес, но не желание взять в руки, а уж тем более воспользоваться.

Останавливалась она лишь несколько раз. Первый, когда из-под слоя пыли зеркальным блеском поманила металлическая поверхность. Круглый небольшой щит, до совершенства отполированный неведомым мастером, соседствовал на полке с ксифосом тёмной бронзы. Несколько секунд Нуарейн всматривалась в слабые блики, а потом покачала головой и продолжила свой путь.

«Зеркала бывают разные. И это — точно не моё».

Вторая пауза возникла рядом с классическим «боевым мечом», предназначенным как для одной, так и для двух рук. Простая рукоять, обтянутая шероховатой кожей, и лезвие без узоров и гравировки не должны были привлекать внимания, но нечто заставило Нуарейн замереть на месте, а затем провести ладонью вдоль всего лезвия, не касаясь его.

Густая пыль затрещала на грани слышимости, когда между металлом и кожей проскочили редкие электрические искры. Будто сотни тысяч голосов зазвучали на грани слуха, сливаясь в единый… шелест? шёпот?

— Шорох, — пробормотала женщина, невольно отдёргивая руку. — Не знаю, что ты такое, но уверена: недолго тебе осталось здесь лежать. Уж больно ты… нетерпеливый.

Уже уходя, она спиной ощутила усмешку старого бойца, напоённую долгим ожиданием и ощущением того, что она сделала всё правильно.

В третий раз Нуарейн надолго остановилась перед небольшим колчаном, прихотливо отделанным аметистами и серебром. Некий внутренний голос, который женщина определила как интуицию, требовал забрать колчан с собой и немедленно уходить, но холодный рассудок, которому Нуарейн доверяла намного больше, велел не прикасаться к изящной и смертоносной вещи. Спустя несколько минут раздумий рассудок победил, и женщина двинулась дальше, осматривая и осматриваясь.

Лишь когда впереди замаячил знакомый силуэт двери, Нуарейн поняла, что совершила полный круг вдоль полок и стеллажей — не так много их оказалось — и вернулась назад.

— Благодарю духов места сего за разрешение погостить у них, — женщина обернулась и поклонилась в пространство. — Нет у меня дара достойного, но и благодарность мою прошу не отвергать.

Она выпрямилась, не поднимая глаз, сделала несколько шагов к двери и замерла на несколько секунд. Возле самого порога поверх пылевого слоя лежало то, что Нуарейн не заметила с самого начала. Или то, чего здесь с самого начала не было. Два небольших осколка стекла. Самого простого, бутылочного, тёмно-зелёного цвета. Нуарейн наклонилась и подняла их одним движением собранной «лодочкой» ладони. Осколки были гладкие, будто отполированные волнами, и приятно холодили кожу. Юный голос внутри взвыл от восторга и немедленно предложил сделать из «этих штучек» серьги. Женщине стоило немалых усилий заставить его заткнуться. Впрочем, сама мысль заслуживала рассмотрения, хотя бы потому, что Нуарейн понимала: эти кусочки стекла действительно были только для неё.

— Спасибо, — сказала она, ни к кому, в целом, не обращаясь. Где-то под потолком вздохнул ветер, подтолкнул её в спину и даже слегка приоткрыл дверь: мол, хватит уже вежливости. Пора.

Нуарейн понятливо кивнула, взялась за ручку и шагнула обратно к яркому свету кузницы и громкому смеху на два голоса, один из которых был ей очень знаком. Последним осознанием явилось то, что всё это время она двигалась и видела в кромешной темноте…

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать пятое ноября. Поздний вечер. Арсенал Агентства «Альтаир».

Огромные, грубые, и на диво ловкие пальцы кузнеца-гнома завязали длинную медную проволоку сложным узлом-бантом и повесили на торчащий из стены крючок.

— Сие зовётся «тройной морской бантик», — пояснил он в ответ на непонимающий взгляд Тени. — Мне до завтрашнего утра потребно три десятка таких сотворить. Боевые группы в Дублине выходят в море на тройное дежурство. Что-то там опять под волнами зашевелилось. Британский филиал молится всем богам, кроме Древних, чтоб то были не последыши Дагона. А оберег сей — наилучшая защита от болезни морской и утопления случайного. Лет, выходит, как семьдесят Воин мне схему сию показал и объяснил, как пользоваться. С тех пор, почитай, сотни три миль проволоки извести пришлось. Работает вот недолго. Жаль. А долговременный делать — так меди придётся по три пуда изводить, куда годится?

— Да вообще никуда, — заверила Тень, умилённо подпирая подбородок ладошкой и умащивая своё стройное седалище прямо на наковальне. Мо добродушно хмыкнул в усы: судя по всему, такие выкрутасы подруги были ему не впервой. — Но ты явно позвал меня говорить не о бантиках — морских, речных, озёрных и болотных. Куда надо прилагать мозги, пока они есть? А то я сейчас пойду давать отчёт Алехандро, и они закончатся, погребённые под горой официальщины…

— Покуда есть мозги, две вещи обдумать потребно. Первая: возникло желание бронь тебе справить достойную. Время ныне неспокойное и всё неспокойнее становится. А ты — как дива лесная: в платьице всё порхаешь. Негоже. — Гном упёр в собеседницу безмятежный, но пристальный взгляд синих глаз, пресекая всяческие возражения, и Тень поневоле захлопнула уже открытый от возмущения рот. — Мыслю я так: часть тени твоей взять, коли воплотишь да поделишься, да и поработать по старым лекалам, кои для воров прошлого делались. И не только. Воины Храма некогда тоже бронь вздевали, чести своей не марая. Чтоб от света яркого уходить, возникни нужда такая, к примеру будь сказано. Вторую мысль и сама понимаешь. Дева сердцем хладная без оружья возвратится: опыт мой ещё ни разу меня не подводил. А значит, придётся наново ей нечто ковать. А что — ума не приложу. Ты её знаешь лучше, вроде бы даже подругой сделалась. Подскажешь что старому мастеру?

Мо провёл ладонью по бороде, распутывая пальцами вьющиеся пряди, и вновь взялся за проволоку. Разговоры разговорами, а работу следовало продолжать.

— Тиран домашний, — фыркнула Тень и заболтала ногами. — Всё одеялком укутать норовишь. Как это там… гиперопекатель, вот! Экспериментатор несчастный. Я-то знаю, тебе моя броня и безопасность — дело десятое, тебе не терпится кусочек от меня получить и с новым материалом поработать! И кто тут вообще старый, если на годы смотреть?

— Вас, вечно-юных и беспечных, нам, замшелым да основательным старым валунам опекать и надобно. И следить, чтоб лишний раз на крепкий мороз без шапки тёплой не совались, — спокойно парировал кузнец. — Что же до кусочка твоего — хотел бы только поработать, давно бы уже попросил. Но слово моё твердо, и убеждение крепко: просто так, по прихоти дурной работу не делаю. Разве что красота будет смысл нутряной выдавать. Так что не возводи поклёп понапрасну, а думай и решай.

Тень задумчиво прищурилась, растеклась лужицей по наковальне и шустрым порывом метнулась к столу с мотками проволоки.

— Ну шучу, шучу… — зазвучал из лужицы её голос, сделавшийся в один миг каким-то бестелесным и шелестящим: будто много-много шепотков слились в единый хор. — Забирай, больно мне не будет, сам знаешь. Со светом ты меня уел, чугунная задница. Помнишь мои слабости, помнишь… А что до Нуарейн — вот посмотрим, как вернётся, какая вернётся, и все вместе обсудим. Эта рыбонька… В общем, без её деятельного участия я за неё решать отказываюсь.

В подставленную широченную ладонь тонкой нитью скользнула полупрозрачная теневая ленточка — то ли прядь волос, то ли маленький щупик. Свернулась колечком и пропала, скрытая сжавшимися в кулак пальцами.

— Благодарствую, — улыбнулся Мо, поднялся и отошёл куда-то к своим сундукам и ящикам — прятать материал для работы на нужное место. — Что же до «рыбоньки» твоей… «Чудо-юдинька» подошло бы больше.

Взвихрились тени, вновь облекаясь в фигуру в пурпурном платье, — и кузницу огласил звонкий девичий смех, которому вторил густой и утробный мужской. И под этот аккомпанемент отворилась неприметная дверца в стене, выпуская наружу светловолосую женщину с королевской осанкой.

— Вы чуть не ошиблись, мастер кузнец, — голос Нуарейн оттенил тёплое веселье хозяина и гостьи лёгким дуновеньем ледяного ветерка из приоткрытой двери. И тут же оттаял, потёк ключевой водой в серебряную чашу беседы. — Я вернулась без потребного оружия, как мне и было предсказано вами. Но всё же не с пустыми руками. И да, здравствуй, Тень. Я рада тебя видеть после столь долгого отсутствия.

Тень совершенно по-девчачьи взвизгнула, стремительно порскнула вперёд и повисла на шее у своей подопечной. Нуарейн слегка опешила, но затем осторожно, будто бы слегка неверяще приобняла подругу за плечи одной рукой. Тем, кто уже достаточно хорошо её знал или просто обладал нужным чутьём, чтобы разбираться в её скупой мимике, было понятно, что на её лице воцарилось почти растроганное выражение.

— Слушай, я тоже безумно рада, но делиться новостями будем потом, ведь мне сейчас к Светлову идти, а этот зануда выжмет душу даже из того, у кого её нет, — затараторила Тень, отлипая от Нуарейн за секунду до того, как та уже сама решила аккуратно её отстранить. — Потом попьём кофе, поедим мороженого, и ты мне всё расскажешь, и я тебе всё расскажу из того, что он не запретит. А пока — с чем пришла, с чем пришла, если не с оружием?

Женщина протянула руку вперёд, являя присутствующим два отполированных осколка. Тёмная зелень стекла на белоснежно-розовой ладони смотрелась первыми ростками после оттепели, когда снег ещё не сошёл, но уже отступил под дыханием весны.

Мо взглядом испросил разрешения, дождался лёгкого утвердительного кивка и осторожно взял осколки.

— Сие — части домов джиннов, — уверенно определил он. — Неведомым мне морем отполированы, незнакомым ветром шлифованы. Достойная вещь, и работать с ней, коли позволите, будет мне в интерес и в радость.

— Я пока не уверена, что из них можно сделать, — покачала головой Нуарейн. — Они слишком маленькие…

— Размер неважен, тем паче, что матерьяла в них больше, чем кажется, — Мо покивал своим мыслям. — Вот теперь, подруга древняя, твой совет потребен как никогда. И не столько мне, сколько ей. Новое нечто сотворить из этого стекла необходимо. А что — не ведаю, покуда не решите вдвоём, птицы странные, друг друга случайно нашедшие.

— Совет, совет… — Тень совершенно стариковским движением, чуждым на молодом лице, пожевала губами и сунулась чуть ли не носом в ладонь Нуарейн, рассматривая осколки. — Ну, парные клинки — это точно. Но на поясе она таскать их не будет. Не будешь ведь, правда? — Она метнулась назад мгновенным, почти неразличимым человеческому взгляду сальто и склонила голову набок, оценивающе осматривая фигуру подруги. — Скажи мне… А ты украшения носишь?

Отблеск грустной задумчивой улыбки коснулся губ Нуарейн, в то время как пальцы её левой ладони неосознанно коснулись сперва шеи, а затем виска, и провели по лбу.

— Нет, — медленно ответила она. — Сейчас не ношу. Но раз мне надлежит меняться вновь… я бы думала о чём-то, украшающем руки. Не что-либо иное.

«Серьги же!» — снова взвыла какая-то часть в душе, но Нуарейн твёрдо подавила этот порыв. Не хватало ещё раздвоение личности заработать с такими фокусами. Надо показать этому тонкому голоску, кто тут главный!

— Браслеты, значит, — довольно подытожила Тень. — Кольца — это слишком банально и мелко. Ты не из Тёмных Властелинов, да и чёрное трико с маской тебе не пойдёт, у тебя глаза зелёным не светятся. Хотя-а…

На лицо Тени начало вползать хулигански-заинтересованное выражение, но на её плечо легла огромная волосатая лапища, неумолимо развернула и повлекла в сторону выхода.

— Иди-иди, егоза, — спокойно приговаривал Мо, подталкивая в спину неугомонную вольнонаёмную помощницу Агентства. — Тебе ещё перед Александром свет Евгениевичем отчитываться. А соискательницу мою не замай, мысль твою я понял, крепко подумать надо — и без твоих фантазий влажных.

— Всё равно вы все мне проиграли! — весело верещала Тень, напоказ трепыхаясь в крепкой хватке гнома и не делая даже малейших попыток вырваться. — Воин спорил, что она оружие добудет, ты — что с пустой дланью возвратится, а длань-то не пустая оказалась, нет-нет-нет! Так что бочка и канистра — мои, мои, мои!

— Твои по праву, — прогудел хозяин кузни, — никуда не денешься, настигнет тебя сладкая доля победительницы. И горькая также. А сейчас дай нам с девой мудрой да холодной разобраться, что именно ей по сердцу, а не по разуму придётся.

«Мудрая да холодная дева» наблюдала за этой шуточной перепалкой и только сейчас начинала понимать, какая пропасть теперь отделяет её от прошлого. И насколько ей это начинает нравиться.

«В конце концов, ты сама сказала: надлежит меняться вновь», — хихикнул где-то внутри юный голос и замолк.

— Браслеты — это хорошо, — будто со стороны услышала Нуарейн свои слова. — И поясни про маску и трико, будь добра, прежде чем опять сбежишь заниматься страшным и важным. Должна же я хоть когда-то учиться местным шуткам?

* * *

Киото. Двадцать пятое ноября. Окраины города. Поздний вечер.

Линг Собачий Хвост лежал лицом в картофельных очистках. Вдыхая ни с чем несравнимый аромат свалки, он изо всех сил гнал от себя мысль о том, что, по его разумению, подобные времена давно прошли. Рядом тихо вздохнул Такеши.

— А мне казалось, я никогда не вернусь в это дерьмо, — одними губами прошелестел он, но Линг услышал.

— Молчи, кретин, — таким же образом ответил он, взглядом указывая на стоявшего в десяти шагах молодого китайца. Тому явно приспичило по-маленькому, и довольно давно, но он стойко держался, обозревая окрестности. Невзирая на всю бдительность юного наблюдателя, свалка не подавала никаких признаков жизни. Наконец он не выдержал и отошёл всего на три шага в сторону, судорожно хватаясь за ширинку.

Линг безмолвно скомандовал: «Вперёд», — и, подавая пример, потёк меж мусорных куч, следя за спиной так неудачно вставшего охранника.

Сэнсей Фил мог бы гордиться: даже помойные крысы не почуяли перемещений его учеников. Три тени средь теней осторожно приблизились к убогой лачуге какого-то местного бездомного и обратились в слух.

«Готов?» — жестом спросил Линг у Ясуо. Тот обозначил подбородком намёк на кивок и легко пробежался пальцами по рукояти бамбукового меча, с которым не расставался последний месяц.

«Да уж, этот месяц многое в нас изменил», — подумал Линг, прислушиваясь к невнятным стонам из лачуги. Пока что необходимой информации в них не содержалось, и глава тройки мог предаться любимому делу — размышлениям. В последнее время это только помогало сосредоточиться на окружающей реальности, так что он не боялся упустить момент, когда стоны перейдут в членораздельную речь.

А подумать было о чём. С тех пор как Белый Лис посвятил подопечных в свои далеко идущие планы и подтвердил серьёзность своих намерений, тренировки усилились вдесятеро. Тем не менее, не жаловался никто. Белый Лис достаточно ясно обозначил свою принадлежность к миру богов и духов. После долгой беседы в его кабинете о том, чем, собственно, предстоит заниматься ученикам Сэнсея Фила, все трое пришли к однозначному выводу, оглашённому Такеши. Прешагнув порог и закрыв за остальными дверь, он в своей непередаваемой манере заявил:

— Бодисатва или нет, но этот мужик явно далеко пойдёт. И лучше нам идти вместе с ним. Иначе — жопа.

И корректный Ясуо только кивнул, соглашаясь с этим кратким, хоть и не очень приличным «резюме». Последовавший месяц основательно обновил представления молодых людей об их способностях, и результат не заставил себя долго ждать: банковский сейф с тремя уровнями защиты, сменивший несчастную розочку, был вскрыт всеми доступными и недоступными способами. Неоднократно. Всеми членами Команды, как они сами стали себя называть, каждый раз вызывая странную ностальгическую усмешку на губах Белого Лиса, когда он слышал это слово.

Тренировки и обучение, в которое теперь входило овладение западным этикетом и английским языком, знание карт метро столиц различных стран и просто крупных городов, верховая езда и масса других не очень понятных, но явно необходимых вещей, длились до пасмурного осеннего утра, когда Белый Лис вызвал всю троицу к себе.

— У меня получилось расшевелить Триады, — начал он после должных приветствий. — Уход Линга ко мне и моё ответное письмо им были первыми камушками, потянувшими за собой сель. Они с самого начала подозревали, что я не вполне человек, и я дал им, как и вам, достаточно подтверждений этого факта. Я ждал от них действий, и эти действия воспоследовали. А теперь вместе с ними начнём действовать и мы. Ваша цель — окраины Киото, мой секретарь даст вам точные координаты нужного места. Туда бойцами одной из китайских семей будет доставлен служитель храма Ясака. Триады полагают, что этот человек хранит информацию о ключе к некой силе, которая поможет им справиться со мной. Признаюсь честно: их каналы информации в этом отношении превосходят мои на несколько порядков. Я не уверен, что этот человек действительно что-то знает, но Триады крайне в нём заинтересованы, а значит, это может быть следом. Или дорогой к нему. Или пылью с её обочины. Так или иначе, с вами этот человек ничем делиться не будет. Вам придётся подождать, пока они развяжут ему язык, услышать, что именно он им скажет, а потом… — Белый Лис сделал выразительную паузу, глядя на бамбуковый меч Ясуо, — можете его спасти. Я правильно понимаю, что вы не желаете отнимать жизнь даже у членов Триад?

— Ваша проницательность, Старший, будет воспета в веках, как один из величайших образцов данного таланта, — ответил за всех Линг, склоняясь в глубоком поклоне. — Но, сколь я могу понять, это сулит нам массу неприятностей, — добавил он уже нормальным тоном, разогнув спину.

— Может сулить, — усмехнулся Белый Лис и повёл рукой в сторону своего стола, на котором стояло несколько склянок с мутноватой жидкостью. Рядом лежала упаковка одноразовых шприцов. — Однако если вы всё сделаете правильно, неприятности задержатся в пути. Эта субстанция лишит бойцов Триад всех воспоминаний за последние двадцать часов до введения оной. Служителя можете доставить сюда, я найду, как его спрятать.

— Почему вы сами не нашли и не допросили его? — спросил Ясуо, с подозрением косясь на склянки. — Разве это не было бы проще?

— Во-первых, до сегодняшнего дня я не подозревал о существовании этого человека, равно как и о том, что он хранит какую-то информацию, — безмятежно ответил Белый Лис. — А во-вторых, господа, вам необходимо начинать оттачивать свои навыки в настоящем деле. Без наставника…

— Сэнсея, — почтительным, но непреклонным тоном поправил его Линг. Белый Лис улыбнулся.

— Без Сэнсея Фила за спиной и без оглядки на меня. Против настоящего, живого соперника, который не пощадит вас в случае провала. Да, ещё одно. Секретарь выдаст вам мобильные телефоны с высшей степенью защиты, в том числе и от методов, которыми пользуюсь я. Если информация будет хоть сколько-нибудь ценна, я хочу услышать её незамедлительно. Вопросы?

Команда слаженно поклонилась, так же слаженно развернулась на месте и отправилась к дверям.

— Я верю в вас, — напутствовал их в спины Белый Лис.

И вот, десять часов спустя, Линг сидел у картонно-деревянной стены, вслушивался в стоны, перемежаемые глухими ударами живого о живое, и стискивал зубы.

«Никто из нас не задал вопроса, почему мы должны пережидать пытки незнакомого нам человека. Никто не усомнился в том, что это необходимо. Сердце Такеши закалено улицей, моё — бандой, а Ясуо принял путь самурая, с одной лишь оговоркой: он не желает убивать. Ни один из нас не считает себя слугой Белого Лиса, но всё же он послал нас, и мы пошли. Слушать крики боли, собирать информацию и ждать. Почему мне не кажется это неправильным?»

Он обратился памятью к тому вечеру, когда Белый Лис излагал им свои планы и показывал, на что он способен.

«Он выше человека», — сделал окончательный вывод для себя Линг. — «Такеши сказал абсолютно верно: бодисатва он или нет, но он не человек. И мы относимся к нему как к живому божеству. А божество может отдавать любые приказы. Кроме того, он щадит нас, щадит наши чувства и желания. Мы доверяем ему. И пока он будет подтверждать это доверие делом, я, как и остальные, готов ждать и терпеть чужую боль. Потому что так нужно ему, а значит — нам, ибо нас с ним роднит не слепая вера, а общее дело. Да. Я прав, он прав, и всё происходящее, невзирая на внешнюю неприглядность, — правильно».

— Мы… спрятали… её! — слова рвались сквозь боль, как металл через человеческую плоть. — Там, где вы… не могли… представить…

— Где? — обладатель второго голоса привык приказывать. А ещё привык, чтоб его приказы исполнялись незамедлительно, и сейчас в этом голосе звучали нотки раздражения. — И что именно вы спрятали?

— Карту, — обречённо выдохнул первый. — Карту к вратам в миры Ями.

«Фэньду», — беззвучно перевёл для себя Линг и повернулся к своим соратникам, показывая пальцами «готовность».

— Где?! — Второй голос едва не сорвался на крик. — Где она?

— Тансин[16]… его звали Тансин… говорили, что он служил самому Великому Духу Стяжательства… он купил её у Храма… там она была… в безопасности… он сам был… Они[17]…

— Заканчивайте с ним, — резко бросил второй, и Линг сжал пальцы в кулак: «Начинаем».

Кто опишет танец вечерних теней среди чёрных отблесков ночи? Кто сможет передать словами мягкие, плавные и в то же время невероятно быстрые движения молодых, тренированных тел, затянутых в чёрно-серую ткань? Как рассказать о том, что бой может быть таинством в буквальном смысле этого слова, когда есть лишь результат этого боя, а его процесс — тайна, сокрытая туманной вуалью обретённого искусства? Пожалуй, лишь познавшему Путь под силу подобное, а в последовавшие после жеста Линга три минуты никого из апологетов истинного Дао рядом не оказалось.

Собачий Хвост коротко кивнул Ясуо, склонившемуся со шприцами в руках над оглушёнными китайцами, и подошёл к жестоко избитому и истерзанному человеку, привязанному к подобию стула.

— Потерпите ещё немного, почтенный, — произнёс он по-японски, совместив поклон с освобождением человека от пут. — Мы окажем вам необходимую помощь, а затем препроводим в безопасное место.

— Хвала богам, — выдохнул избитый — а затем резко вскинулся, стискивая зубы от боли, скорее душевной, нежели физической. — Они узнали… то, чего не должны знать… они…

— Не беспокойтесь, почтенный, — отозвался Ясуо, вкалывая первую дозу. — Эти недостойные ничего и никому не смогут рассказать.

В этот момент Такеши поудобнее оперся ногой о бесчувственное тело молодого охранника и поднёс к уху трубку телефона.

— Начальник? Мы узнали. Карта к вратам Фэньду в доме человека по имени Тансин. Он купил её у служителей Храма в какие-то затёртые времена. Надеюсь, это вам поможет?

— О да, — после небольшой паузы отозвался Белый Лис. — Это мне очень поможет. Благодарю, господа, вы превосходно поработали. Приводите служителя в приличное состояние и отправляйтесь домой. Я жду вас.

Он отключил связь и сразу же набрал номер.

— Руди? Где наш археолог? Понял. Прошу, немедленно передай ему, чтоб он со мной связался.

Белый Лис откинулся на спинку кресла и подхватил пальцами кончик длинной косы, в которую были заплетены его отросшие волосы.

— Осталось немного, — пробормотал он себе под нос. — Осталось совсем чуть-чуть. Главное всё точно рассчитать…

На столе запиликал телефон. Тонкий палец нажал на кнопку громкой связи.

— Слушаю.

— На связи лучший в мире следопыт и величайший мастер копания в древних развалинах, — отозвался динамик густым басом. — Мне передали, что ты хотел со мной связаться. Извини, рылся под землёй. А я, между прочим, создание воздушное, я под землёй хе… хирею. Вот.

Нам широко улыбнулся.

Глава девятнадцатая

— в которой пьют, угрожают, рассказывают и страдают, но всё происходящее так или иначе подчинено событиям из прошлого

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир».

— Значит, клинки Фергуса решили сменить облик, — протянул Воин, почёсывая шею за воротом. — Да ещё и отдались в руки девчонке.

Рива возмущенно вскинулась.

— Ваши шовинистские шуточки, наставник…

— Никаких шуточек, никакого шовинизма, — защищаясь, поднял руки Воин, — сплошное знание истории и мифологии. Ну, вдобавок я немного разбираюсь в ирландском и его диалектах. Само имя «Фергус» означает «мужская сила». Так что его мечи, доставшиеся женщине… Кто-то может счесть это оскорблением.

— Каладболг просит передать на это… — Рива зажмурилась и выдала длинную фразу на старо-ирландском. Демон расхохотался.

— Потом запишешь. Пригодится.

Они сидели в тренировочном зале. Воин — оседлав скамью и выставив перед собой флягу и три маленьких, чуть больше напёрстка, стаканчиков. Рива на правах героини дня и вечера заняла место напротив учителя, а Летов, принявший участие в стихийно организованном «психологическом кондиционировании», — рядом, прямо на полу. Херес, которым нынче была наполнена бессменная фляга начальника Двойки, расходился на ура.

— Вообще-то, эту штуку принято пить бокалами, — пробормотал Егор, прокатив по языку очередной глоток.

— Ага, и закусывать сырами, — подхватил Воин. — Предпочтительно мягкими. Друг дорогой, ты, кажется, забыл, с кем пьёшь. Когда я обращал внимание на эти условности?

— Последние года полтора, — парировал Летов. Демон скривился.

— Это, к слову говоря, первая причина, по которой мы сейчас не у меня в кабинете или не у Мо, — неожиданно сказал он.

— А вторая и последующие? — слегка захмелевшая Рива хитро посмотрела на наставника.

— Вторая — у меня сейчас дикий бардак. Третья — Мо занят. Ему нужно что-то придумать с оружием для нашей новенькой. Вот закончит, пришлёт её ко мне, и всем гуртом переберёмся к нему. Но это не раньше, чем через час. А пока мы здесь отмечаем твой триумф, моя дорогая, и кое-что ещё.

— Что именно? — поинтересовался Летов.

— А вот сейчас соберутся наши бойцы, и увидишь, — безмятежно отозвался Воин, опрокидывая в рот ещё один стаканчик.

— Звучит угрожающе.

— Многообещающе — так лучше.

В дверь осторожно поскреблись, и в образовавшуюся щель проник длинный нос Истаря.

— Нам передали вызов на внеочередной сбор, — начал он и осёкся. Вид мирно выпивающей компании во главе с Воином, обретшим свой прежний облик, был явно не той картиной, которую он ожидал увидеть.

— Заходим, мальчики и девочки, заходим, — прокомментировал демон появление сотрудника. — Заходим все, и в строй. Гаури вот с вами нет — готовится общаться с представителями цивильной власти. Mea culpa. Ошибся я, а отдуваться им. Бедный, бедный подполковник Радченко. Ладно, не о нём речь. Сейчас я буду устраивать тиранию, кровавый террор и… что бы ещё?

— Репрессии? — подсказала Рива.

— Точно! Репрессии. Ссылки, чистка нужников, мытье полов зубной щёткой, суд, Сибирь… может, в консерватории что-то подправить? Думаю, да.

Пока Воин распинался, Истарь отпрянул на время от двери, из коридора послышался дикий вопль: «Воин вернулся!» — и в проём, едва не снеся створки с петель, начали вваливаться оперативники Второго отдела.

Демон с умилением наблюдал за тем, как они выстраиваются в шахматном порядке, заложив руки за спины и всем своим видом показывая, какие они молодцы и девицы.

Тренировочный зал Агентства был одним из тех давно и всерьёз зачарованных помещений, которое было способно вместить в себя любое разумное и неразумное количество человек. При нужде, мановением руки главы отдела, это пространство могло принять облик лесной поляны, офисного «опен-спейса» или запутанного лабиринта каменных стен. Воин, чуть подумав, придал помещению вид пыточной камеры глобальных размеров. Вдоль стен, ставших кирпичными и обшарпанными, выстроились станки и механизмы самого угрожающего вида, а рядом с самим начальником Двойки возник невысокий столик, заполненный хирургическими инструментами. Демон взял с него блестящий коловорот, покрутил в руках, а потом, не вставая с места, с силой метнул в ряды оперативников. Коловорот до половины вошёл в каменный пол у ног одного из бойцов. Молодой светло-русый мужчина лет тридцати с правильными чертами лица, несколько испорченными привычным для него высокомерным выражением, не отшатнулся, но сильно побледнел.

— Правильно, Лоренс, — одобрительно покивал Воин. — Ты что же думал, скотина, начальник не в себе, так ты теперь можешь творить что вздумается?

Тот открыл было рот, чтобы начать оправдываться, но тут же захлопнул.

— Ты смотри, — подивился демон, поворачиваясь к Риве. — Стоило начать вести себя как сволочь, наделённая безграничной властью, так они сразу начинают показывать признаки наличия серого вещества под скальпом и слоем кости. Ты не молчи, — это было уже Лоренсу. — Я хоть и был в глубоком неадеквате, но отчёты читал. Что за история с дракой? И почему под раздачу попал Истарь?

— Мы были… мы выпили, — разомкнул стиснутые зубы Лоренс.

— Восхитительно. Дальше, — подбодрил Воин.

— И выяснилось, что Истарь семь лет назад… обыграл одного из моих бойцов.

— Твоих бойцов, — протянул начальник Второго отдела. — Как это мило. Напомни мне, Лоренс, когда тебя произвели в старший оперативный состав? Или хотя бы в средний?

— Я… меня не производили.

— Отлично. Рассмотрим моё видение ситуации, — Воин тяжело поднялся и выпрямился во весь рост. — Ты и твои «бойцы» нарушили один из негласных и непреложных законов Агентства. «То, что было „до“, остаётся за стенами». Это во-первых. Во-вторых, я правильно помню, что в тот вечер ты со своими «бойцами» стоял в дежурстве по Казармам?

— Так точно, — выдохнул Лоренс.

— Шикарно. Я уже неоднократно говорил вам и повторю ещё раз сейчас, если до вас не дошло в те разы: я пью. В кабинете, на выездах, на дежурствах и во время кризиса. Но я — не человек. Я не пьянею так, как вы. И я позволяю пить при себе сотрудникам, — широкий жест в сторону Летова и Ривы, — но только тогда, когда знаю: им не нужно работать в ближайшие десять часов. А если случится кризисная ситуация, я сам же их протрезвлю. Вы, я так понимаю, забыли про это, господин Лоренс?

— Нет, я…

— Благодарю, всё, что мне нужно, я уже услышал. Итак, пользуясь моей временной слабостью, вы решили, что можете сколотить в рядах моего отдела свою банду. Вы пьянствовали на дежурстве. Решили припомнить одному из своих то, что он совершил леший знает когда, и устроили драку. Ах да, вы ещё её и проиграли. Тому, кто на тот момент был одним из новичков, не так ли, господин Летов?

— Ага, — небрежно отозвался Егор, понимая, что красивые речи сейчас стоит оставить Воину. — Несколько месяцев как подо мной ходил. Разделал этих молодчиков по полной программе. Хотя, надо отдать должное, ему помогли. Тонами. И Нуарейн.

— А ты где был?

— На задании, — скривился Летов. — Прорыв ликвидировал. Новичков туда было рано тащить.

— Хорошо. Вернемся к нашим… баранам, — последнее слово Воин от души выделил интонацией. — Вы что же, сволочи, считали, что получили нагоняй от Светлова и тем дело окончится? Выйти из строя. Всем троим.

Лоренс и еще двое оперативников покинули строй и встали перед начальником. Тот пристально осмотрел каждого.

— Так, вы двое, «бойцы». Есть что сказать?

— Виноваты, господин старший по званию, — синхронно выдохнули оба. — Готовы искупить.

— Подлизываются, — демон обернулся к Риве. — Знают, на чём меня можно взять. Решили, что вошли в доверие. На смягчение рассчитывают. Налей-ка мне ещё. Хор-ро-шо. Дежурства по Казармам и в Арсенале до конца следующего года. Бессменно. Но каждый по отдельности, в паре с кем-то сменяющимся — я не хочу, чтоб ваши задолбанные мозги устроили у меня в отделе какой-нибудь бардак. И минус все премиальные до марта месяца. Даже заслуженные. Ах да, вот ещё что… — он задумался. — С завтрашнего дня вы оба — члены команды Летова. Тем более что Нуарейн у него забирают. Будете работать вместе с Истарем и Тонами. Это научит вас уважительно относиться к своим собратьям по оружию. Свободны. Вон отсюда.

Парочка испарилась из зала в тот же момент. Воин повернулся к Лоренсу. Тон демона стал невероятно серьёзным.

— Теперь ты. Эти дятлы получили своё только потому, что имели глупость подчиняться тебе. Ты — другое дело. Ты их направлял. Осознанно. И на Истаря ты их натравил, отлично понимая, что делаешь. Если хочешь остаться в Агентстве, у тебя есть выбор. Первое: сейчас ты идёшь к Светлову, соглашаешься на обследование первой степени на пригодность. Если Сандер, промыв тебе мозги, подтвердит, что ты ещё можешь оставаться в наших рядах, — ты останешься. Но в своём отделе я более не желаю тебя видеть. Второе: ты возвращаешься в строй, а завтра в шесть утра приходишь сюда, выбираешь себе оружие и ждёшь меня. Когда выйдешь из лазарета — поговорим. Мне не нужно копаться у тебя в черепушке, чтоб понять, из какого теста ты скроен. Но учти, если я сочту тебя тем, во что ты, кажется, начал превращаться, — ты не выйдешь из зала живым. Решай немедленно, размазывать сопли некогда.

Лоренс застыл, отлично понимая, что начальник отдела не шутит. Наконец он коротко поклонился, сделал шаг к двери… Развернулся и чуть ли не бегом вернулся на своё место в строю. Воин коротко кивнул, одним глотком осушил поданный Ривой напёрсток и осмотрел оперативников ещё раз.

— Если вы считаете, что этим дело ограничится, то вы глубоко заблуждаетесь, мальчики и девочки, — громогласно объявил он. — Но с остальными я разберусь позже. И не только я. Егор, выйди сюда.

Летов поднялся с пола и встал рядом с Воином.

— Это Егор Летов, — представил его демон. — Вы все его знаете. А теперь будете знать ещё и как моего первого заместителя. Его кабинет теперь рядом с моим. Следующая дверь, считая от лифта. Он будет отвечать за дежурных, за назначение в средний оперативный состав и ещё много за что: сегодня на нашей страничке в локальной сетке появится приказ о его произведении в эту должность. Там всё написано.

Воин немного помолчал, покачиваясь с пятки на носок.

— Я виноват перед вами, дети мои, — неожиданно произнёс он. — Я оставил вас. У меня были на то причины, и самый слепой и глухой в Агентстве уже осведомлён о них. Тем не менее. Это не искупает того, что я разочарован. Случись за это время хоть один кризис, будь вы покинуты в поистине тяжёлые времена, и я бы понял то, что с вами произошло. Но вы пошли вразнос, когда на вас ничего не давило. Вы жили в относительном покое и начали превращаться в банду пьяниц и дебоширов. Я не перекладываю на вас весь груз ответственности, и мне ещё предстоит получить своё. Но вы… вы разочаровали меня. Я считал, что учил вас лучше. И теперь многое изменится.

Он вздохнул, затем расправил плечи и хитро подмигнул поникшим оперативникам.

— Хватит о грустном. Я вернулся, Летов получил должность, а моя ученица — личное оружие. Увольнение всем на десять часов, кроме дежурных по Агентству и городу. Умоляю — не напивайтесь, а то грянет что-нибудь, и будем как голые перед танком. Но всё же — выход в город открыт, а часа через четыре я желаю видеть Казармы в праздничном состоянии. И да, начинайте, что ли, к Новому Году готовиться? А то Жрица уже вовсю снежинки режет, а мы — как лохи, право слово. Всё, свободны. Летов, Рива, остаёмся здесь.

Чуть ободрённые сотрудники покинули зал, возбуждённо переговариваясь, а Егор занял своё прежнее место. Воин прошёлся туда-сюда, взял флягу, закрыл, затем открыл, и в напёрстки потёк чистейший ирландский виски.

— Ты его действительно убьёшь, если что? — поинтересовалась Рива, успевшая основательно протрезветь от жёсткой речи начальства.

— Ну да, — пожал плечами Воин. — Если он действительно становится таким ублюдком… можно, разумеется, стереть ему память и отправить во внешний мир, но у мальчика есть дар. А блокировать его или тем паче отправлять в подвалы… много чести. Проще прикончить, пока он не превратился в проблему.

— Жестоко, — вздохнула Рива, наливая себе ещё.

— А мы тут не в бирюльки играем, — отозвался Летов. — Каждый из них знал, на что идёт. Они могут погибнуть на прорыве, на охоте за нелюдьми, ещё по массе причин. Почему они не могут умереть, если становятся угрозой для Агентства?

— Хватит о смертях, — хмыкнул Воин. — Лучше о чем-нибудь более праздничном. Например, я приготовил вам с Нуарейн подарки.

— На Новый Год?

— Нет, на обретение. Но даже если Нуарейн не получит оружия сейчас — всё равно выдам. В конце концов, завершение обучения тоже хороший повод.

— А какие? — Рива заинтересованно подняла брови.

— Вот она доберётся до нас — и увидишь.

* * *

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Александра Евгениевича Светлова.

Тень всегда знала, что обиталище её самого старинного друга отображает его настроение и состояние, пусть чаще всего — в малейших, почти незаметных деталях, которые ничего не скажут непосвящённому. Но, как обычно, без стука просачиваясь в дверь, она не ожидала, что сейчас эти признаки расцветут пышным цветом, продираясь ледяной дрожью по позвоночнику, не шепча, но крича беззвучно: что-то не так!

Сгустившаяся под столом, креслами и шкафом тьма, влажный запах сырости, бесстыжая жёлто-зелёная плесень в углах между стенами и потолком, бессильно обвисшие занавески…

«Да что же к нему, никто не заходит, что ли?! Довести кабинет до такого состояния…»

Тень с подозрением прислушалась к своему почти бестелесному организму. Судя по ощущениям, с ним творилось нечто, что создания из плоти и крови называли «мурашками»… и ей это не нравилось. Совсем не нравилось. Внешность хозяина кабинета соответствовала творившемуся вокруг, и это не нравилось ей ещё больше. Бледная до серости кожа, запавшие воспалённые глаза с глубоко залёгшими вокруг них тенями, потрескавшиеся запёкшиеся губы…

— Алехандро… — голос Тени дрогнул, она невольно попятилась к двери, но потом тут же прянула вперёд, вмиг опираясь ладонями о столешницу и нависая над старым другом. — Алехандро, что с тобой?!

— Вполне можно считать, что я приболел, — от сардонической усмешки едва не треснула корочка сухой кожи. — Тем не менее. Поверь, Тень, моё здоровье в данный момент — второй вопрос в очереди приоритетов. Если всерьёз вдуматься, даже третий. Раз уж тебе выдалось лицезреть меня в подобном состоянии, обещаю: расскажу всё и как есть. Но позже. Приоритеты расставлены слишком давно, чтоб я их игнорировал. Я читал отчёт твоей команды, точнее то, что можно назвать подобным словом. — Светлов явно старался взять себя в руки. — Итак, вопрос первый и главный, лично к тебе: ты нашла её?

Тень резко выпрямилась и скрестила руки на груди. В клубившемся у её ног тумане зашевелилось что-то многоглавое и многолапое, раздалось яростное шипение, с призрачных жвал закапала едкая ядовитая слюна… Но Светлов встретил её взгляд, и не серые, но свинцовые глаза отразили тусклые вспышки от сталкивающихся клинков и отблески пожаров войны, а откуда-то из-за спины едва различимым эхом донеслось отчаянное конское ржание, крики раненых и умирающих и дробный, размеренный гул пушечных выстрелов… И Тень поджала губы, прикрыла веки, отогнав все свои спецэффекты, опустила вмиг расслабленные руки и выдохнула:

— Да. Почти. След.

— След — это больше, чем ничего, — Александр потёр переносицу, опустив очки на самый кончик носа. Голоса прошлого притихли, в кабинете будто стало чуть светлее. — Будь так добра, расскажи сама и как можно больше. Мне сейчас… несколько тяжело продумывать необходимые наводящие вопросы. Верю — ты собрала то, что необходимо. Опять же верю — потом покажешь, как умеешь только ты. Но сейчас мне надо услышать… одну секунду.

Он с некоторым внутренним усилием поддёрнул рукава пиджака, чтоб белоснежные манжеты оказались у самой границы ладоней, и нажал на кнопку селектора:

— Жрица, пятнадцать минут. Пока работаем по второй фазе. Триста миллилитров. Подготовься, пожалуйста. — Затем пробежал пальцами по кнопкам несколько старомодного мобильного, выставляя для себя некий таймер. Движения специалиста по связям с общественностью приобрели некоторую механистичность, выражение лица же при этом несколько смягчилось. Бумага из ящика стола. Перо. Чернильница. — Прости, Тень. Продолжай, пожалуйста.

— Значит, так! — с воодушевлением начала та, и лицо её исказилось хищной ухмылкой, да так, что даже уши чуть заострились в стремлении скрыть фальшь в энтузиазме, наполнившем её голос. — Чтобы не вдаваться в ненужные подробности: она рехнулась, Алехандро. Рехнулась окончательно и бесповоротно от осознания того, каким чудовищем стал её сын. В итоге — отрицание Белого Бога, гордыня, переходящая в маньку-величку — и бегство с просторов России-матушки. Я отследила её из Чернигова где-то до второй половины семнадцатого века. Там как раз начали мутить воду Романовы и их присные, так что одной из предков Рюриковичей удалось смыться — правда, не без помощи со стороны. Судя по её теням, поспособствовал ей небезызвестный граф Сен-Жермен, чем она его купила или он её — пока не знаю, но он явно стал её учителем. След теряется на границе Франции и Испании, дальше надо смотреть подробнее и пристальнее, граф хорошо её прикрыл. Конкретные координаты я изложу в письменном — цени, друг мой ситный, — в письменном отчёте! Мои орлы скоро подъедут и дополнят. Цени, кому говорю!

— Ценю. Хорошо. — Александр скупо улыбнулся и потёр набрякшие веки. — Изобретение Птахи как-нибудь помогло?

— Помогло — и ещё поможет, — уверенно отозвалась Тень. — Во-первых, мы нашли одного из потомков Ольги, в котором достаточно ярко горит её кровь. Девочка-скрипачка, четвёртый курс Смоленской консерватории. Не знаю, зачем, но есть ощущение: точно пригодится. Во-вторых, палочки Птахи понадобятся нам в Европе, когда будем искать Княгиню. В Россию Серебряная точно не возвращалась, зуб даю. Она — там, а Европа — маленькая, хоть и густо заселённая. Найдём, никуда не денется. Но мне и ребятам Ольгерда нужен был перерыв, а этап завершился достаточно важный, чтобы я подала тебе промежуточный доклад… И было у меня чувство, что мне нужно вернуться. Чтобы не пропустить что, как в прошлый раз. — Тут Тень угрожающе прищурилась и как-то по-странному сжалась, став плотнее, чернее и осязаемее. — Нет, я, конечно, знала, что проклятье Артемиды по тебе попало… Но почему я в первый раз слышу, что ты настолько попал?!

— Потому что об этом вроде как никто не должен бы знать, — холодная усмешка Светлова поплыла в сторону, обнажая ряд острых зубов, — доля секунды, сказавшая Тени всё и сразу. — Я знал, что от тебя это будет невозможно скрыть и рано или поздно ты догадаешься… Проклятье есть проклятье. Я получаю то, что должен получить, не больше и не меньше. — Очередное усилие, и оскал превратился в извиняющуюся улыбку. Даже в чём-то смущённую. — Об одном прошу: не переживай так. Средство найдено, время определено…

Александр осёкся. Оранжевая вспышка в глубине зрачков перекрылась салатово-рубиновым сиянием, заполнившим кабинет. Тень успела вскинуть руки в отвращающем жесте, и в то же мгновение хлопнула дверь, а спокойный звонкий голос Жрицы произнёс:

— Мне нужно работать. Прошу посетителей покинуть помещение. — И мгновением спустя, гораздо мягче: — Старейшая, прошу тебя. С ним всё будет хорошо, обещаю. Мы потом поговорим, все втроём. Но сейчас — дай мне сделать то, что необходимо. В данный момент.

Тень мазнула взглядом по вошедшей, прикусывая язык, с которого уже срывались обещания самых страшных кар в случае, если целительница врёт и не справится. Исчезла — появилась — и сухие бледные губы на краткий миг прикоснулись к горячему, покрытому испариной лбу Светлова, а тонкие пальцы с силой сгребли в горсти его уши.

— Я обещаю ничего не рассказывать Палачу, — надсадно прорычала Тень, упираясь Александру лбом в лоб. — Но если ты…

Она не закончила, рывком отпустила руки и отшатнулась к двери, чуть не перевернув стол. Чернильница опасно накренилась, но на гладкую столешницу не пролилось ни единой капли.

— Доверяю его тебе, Папесса, — стеклянно-ломким голосом прозвенела вольнонаёмная помощница Агентства, неосознанно копируя манеры и интонации своей недавней подопечной. — В конце концов, это не первое проклятье, что было пущено в него со времён Войны Богов. А ты — его лучшая ученица.

Тень не просочилась через дверь в своей обычной манере, а широко распахнула её и громко захлопнула за своей спиной. Жрица проводила её сочувственным взглядом и обернулась к своему пациенту. В пальцах блеснула игла, а за спиной сама собой начала проявляться стойка с капельницей.

— Наставник? Вы готовы?

Светлов поднял на неё совершенно безумные глаза и крепче сжал губы, будто пряча что-то за ними.

— «Коли…»

Глава двадцатая

— в которой танец демона и байки оборотня являются лишь необходимым дополнением к происходящему в душах окружающих

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Нуарейн, которой Тень ещё успела заботливо подсказать воплем из-за двери Арсенала, где искать Воина, вошла в тренировочный зал и на мгновение застыла на месте. Волею главы «Двойки» за дверью помещения раскинулась густая тайга. Седые ели и сосны в белёсых лишайниках не просто выглядели, но даже пахли как настоящие. А на небольшой полянке, возле родника и расположившихся прямо на земле Ривы и Летова, танцевал демон. Блистающее кружево стали в его руке завораживало и притягивало взор, как пляска змеи перед жертвой. Ради этого показательного выступления Воин не стал брать тренировочный клинок, и его Кинжал танцевал вместе с ним, вытягиваясь и укорачиваясь по воле владельца. В какой-то момент демон метнул оружие под ноги, лёгким движением встал на рукоять, и мгновенно увеличившийся Кинжал вознёс его на пятиметровую высоту. Короткое движение — рукоять вновь оказалась у Воина в ладони, и он совершил немыслимое сальто, рассекая невидимого противника, судя по всему, от макушки до самых пяток. Подобное завершение требовало аплодисментов, которые и последовали незамедлительно. В который раз опьяневшая Рива и уже основательно набравшийся Летов хлопали беспорядочно и громко, выкрикивая слова одобрения, но неожиданно их овацию дополнил стеклянно-ледяной звон. Зрители обернулись к двери и узрели Нуарейн, медленно и неловко прикасавшуюся одной ладонью к другой. Именно это соприкосновение и вызывало тонкий хрустальный звук. Выглядело это… необычно.

— Я не привыкла выражать эмоции подобным образом, — произнесла бывшая стажёр, опуская руки. — Но очень постаралась научиться.

Воин ухмыльнулся. Он-то был прекрасно осведомлён о способностях протеже Светлова к обучению и понимал, что это представление было специально для присутствующих.

«Учишься играть на публику… заново? Умница».

Нуарейн ответила на его ухмылку безмятежно-спокойным взглядом.

«Не только вы умеете производить впечатление», — говорили эти глаза, и демон кивнул, признавая её правоту.

— Милости прошу к нашему… костерку, — провозгласил начальник «Двойки», поводя рукой. — У нас тут сформировался стихийный сабантуй, вроде как на природе, и ты приглашена.

— Благодарю, — ответила Нуарейн, и Летов был готов уже скорчить разочарованную гримасу, ожидая неизбежного «но я откажусь», и удивлённо вздёрнул брови, услышав продолжение: — С удовольствием.

Воин выждал, пока новоприбывшая займёт место рядом с остальными, и с умилением осмотрел собравшихся.

— Прежде чем мы продолжим отмечать, я хочу сказать пару слов о том, что именно мы отмечаем, — произнёс демон, потом хихикнул и махнул рукой. — Нет, на сегодня с меня пафосных речей точно хватит. Короче, Нуар…рейн, ты теперь у нас целый оперативник. Подписи, отпечатки пальцев и прочее бумагомарание — потом. Ты зачислена в Третий отдел, в отряд особого назначения. Палача здесь нет только потому, что он сейчас безумно завален работой, но он просил передать тебе две вещи. Во-первых, ключ. — Воин залез в карман джинсов и действительно протянул Нуарейн ключ от английского замка, с небольшой биркой. — Это от твоей комнаты. Мы знаем, что ты любишь забираться повыше, потому тебе выделили собственный угол. Сегодня уже можешь вселяться и обустраиваться. Там установлен твой личный терминал — пароль и логин выберешь сама. В общем, второе: у тебя уже есть задание. И ты должна к нему готовиться. Завтра, — прервал он попытку женщины встать. — Всё завтра. Сегодня мы пьянствуем и отмечаем завершение твоего обучения и получение Ривой оружия. Наливайте пока, а я подготовлю то, ради чего я вас тут собрал. Подарки, то бишь.

Воин отошёл чуть в сторону, а Рива, из положения лёжа, опираясь на локоть, передала новоявленной спец-оперативнице наполненный виски стаканчик. Та приняла с благосклонным кивком. Ученица Воина негромко хихикнула.

— Ты всегда такая…

— Отмороженная? — великосветским тоном поинтересовалась Нуарейн. Рива окончательно развеселилась.

— Нет, — отсмеявшись, сказала она. — Я бы выразилась «чопорная».

— Как говорит Воин — издержки воспитания, — ответила женщина, пригубила из стаканчика, и внезапно её лицо сделалось почти человеческим: на нём отразилось изумление. — Что это? — спросила она вполголоса.

— Виски, — отозвался Летов чуть заплетающимся языком. — Для разнообразия — шотландский.

— Я пробовала виски, — медленно произнесла Нуарейн, — но это…

— Особый сорт, — подал голос Воин. — Потом объясню.

Оперативница чуть откинулась назад и запрокинула голову. Крепкий алкоголь, явно сдобренный магией, нёс по её жилам тепло и умиротворение. Сильно пахло хвоей, смолой и мхом. Где-то вдалеке ухнула сова.

— Я хочу в настоящий лес этого мира, — внезапно для самой себя произнесла Нуарейн. — Не для работы. Просто посидеть… вот так же. С вами.

Летов чуть не поперхнулся очередным глотком и воззрился на блондинку.

— Это на… вас так повышение подействовало? — спросил он, проводя рукой по отрастающей бородке. — Или вы всё-таки не такая…

— Чопорная, — подсказала Рива, перекатываясь на спину.

— Именно такая, — хрустальным голосом отозвалась оперативница. — Но могут у меня быть какие-то желания, господин заместитель главы отдела?

— Могут, конечно, — обескураженно пробормотал Летов. — Просто как-то неожиданно, что вы ими делитесь с нами.

— Привыкай, — расслабленно произнесла Рива, закладывая руки за голову. — Она хорошая, на самом деле. Как Воин. Жестокая, холодная, но хорошая. Прости, что я о тебе в третьем лице…

— Ничего страшного, — уголки губ Нуарейн чуть дрогнули. — А что же, господин Летов действительно не понимает намёков или уже слишком пьян, чтоб их уловить?

— А? — на Егора было жалко смотреть. Бравый вояка явно не понимал, как вести себя со своей бывшей подчинённой в таких обстоятельствах.

— Она намекает, что вам пора перейти на «ты», балбес, — изрёк Воин, возвращаясь к компании. — Без брудершафта. Просто вы теперь в несколько ином положении по отношению друг к другу. Так. Прежде чем у вас начнётся мир-дружба-жвачка, предлагаю милым дамам принять вертикальное положение и обратить внимание на меня.

Нуарейн выпрямилась и встала. Рива со стоном села и тоже поднялась на ноги. Воин стоял рядом с костром, протянув руки вперёд и чуть разведя в стороны, ладонями вверх. А на ладонях у него лежали две небольшие, на двести пятьдесят грамм, стальные фляжки.

— Берите, — сказал демон. — Только осторожно. Первые ощущения будут слегка неприятными. Не вздумайте уронить. Я предупредил, цените.

Женщины переглянулись, затем подошли ближе и приняли из рук главы «Двойки» отливающие серым ёмкости. Рива — робко и неуверенно, Нуарейн — спокойным и твёрдым жестом. В тот же момент по полированным бокам фляжек пробежали синеватые разряды электричества. Ученица Воина тоненько ойкнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Оперативница лишь чуть сильнее сжала пальцы. Помимо «сюрприза» фляги оказались прохладными и, судя по весу, полными.

— Что здесь? — заинтересованно спросила Нуарейн, встряхивая подарок.

Воин выдержал театральную паузу.

— Всё, что захотите, — пафосным шёпотом сказал он наконец. Рива подняла на него обалдевший взгляд:

— Но ведь это…

— Да, — кивнул её наставник, с явным удовольствием наблюдавший за выражением лиц одарённых дам. — Это полные копии моей знаменитой фляги. Любой алкоголь, любые напитки, любые зелья до третьего уровня сложности включительно. Надо только закрыть крышку, сосредоточиться и представить, что именно хотите.

Он стоически выдержал Риву, с визгом повисшую у него на шее, и вернул поклон Нуарейн.

— А мне когда такая будет? — ревниво поинтересовался Летов.

— А у тебя, друг дорогой, целый бар в твоём распоряжении, как у моего зама, — небрежно отозвался Воин и ещё раз поклонился, на этот раз уже всем сразу. — Празднуйте, веселитесь и приглашайте кого захотите. Пространство в вашем распоряжении. Я вернусь, — быстро отреагировал он на появившееся на лице Ривы возмущение. — Очень скоро, и даже с гитарой. Но мне нужно получить свою бочку дёгтя в той цистерне мёда, которую я воплотил своим возвращением. Ещё и в перьях вываляют…

Он картинно поднял вверх очередной стаканчик, провозгласил: «За вас!» — и быстрым шагом вышел.

— Ох и натянут же его сейчас, — протянул Егор, глядя ему вслед.

— Кто? — небрежно поинтересовалась Нуарейн, с любопытством откручивая крышечку фляги.

— Его Высочество, — ответила вместо Летова Рива, усаживаясь на своё нагретое место. — Бедный наставник… впрочем, он сам виноват.

— Я кое-что знаю об этой истории, — новоявленная оперативница налила себе в стаканчик и повернулась к собеседникам. Разумеется, она знала, что на самом деле произошло с Воином, но не могла отказать себе в удовольствии узнать иную точку зрения на происходящее. А потому продолжила: — И если честно, мне крайне интересно, что случилось на самом деле.

Рива с хитрым прищуром взглянула на женщину, которую уже почти готова была назвать если не подругой, то приятельницей.

— «Кое-что» она знает, — усмехнулась она. — Ладно, раз уж посиделки, то будем сплетничать. Как там… «Слушай, вышло это так».

* * *

Ожидание возвращения Воина текло неспешно и приятно. Даже самые старые байки и истории интересно рассказывать, если есть благодарный, а главное — новый слушатель, впервые припадающий к бесконечному и разнообразному источнику информации. Нуарейн была именно такой, а потому Рива и Летов с удовольствием перемыли косточки почти всему главенствующему и старшему составу Агентства и были готовы уже перейти к оперативному, когда под сенью иллюзорных елей раздались нарочито тяжёлые шаги и громкое шуршание ветвей.

— Это не Воин, — пробормотал Егор, не меняя позы. — Его было бы от дверей слышно.

Нуарейн чуть сменила вольную позу, вновь накидывая на себя гордый и неприступный образ. Рива с некоторой завистью покосилась на коллегу: одно слитное, почти незаметное движение плеч, спины и ног, и рядом с ними вновь сидела настоящая особа голубых кровей. Достичь подобного было непросто. Нуарейн заметила её взгляд и приподняла уголки губ в надменной усмешке, а затем наклонилась и прошептала:

— В этом искусстве нет ничего сложного. При случае напомни мне — научу.

— Спасибо, напомню, — так же тихо ответила девушка и звонко воскликнула, дурачась: — Назовись, гость неведомый! Друг ты али поединщик честный?

— Друг, конечно, какие вам тут поединщики? — отозвался низкий голос, и из тени веток к костру вышла кряжистая фигура в одеяниях из грубого полотна, кожи и меха. — Доброй ночи вам.

— Господин Яр, — Летов первым оказался на ногах и склонился в поясном поклоне перед вожаком Стаи. — Какая судьба завела сюда Первого из волков?

— Рабочий вопрос сюда меня привёл, — пробасил Яр, возвращая старшему оперативнику поклон. Выпрямился и успокаивающе повёл широченной ладонью в сторону поднимавшихся Нуарейн и Ривы. — Сидите красавицы, сидите. Да и тебе, Ходок, незачем было спину гнуть: без чинов я к вам зашёл. Голоса Стаи при мне нет, равно как и волхва моего. Дайте уж поздравлю, раз забрёл, — наслышан, наслышан уже о подвигах и твоих, и Нуарейн. Дурного волка поймали, драного хвоста ему не повредив. Добро, добро. И в чин тебя, Нуарейн, произвели не зря. Ещё поработаем.

Рива с трудом удержала не очень уместное хихиканье. Очень уж забавно Яр произносил французское имя новоиспечённой старшей оперативницы: «Нуар-р-рэйн», с рычащим упором на «р».

— Я благодарю Вожака за проявленное доверие, — вежливо кланяясь, произнесла Нуарейн. — И взаимно надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество.

Рыжий Волк постоял секунду, с интересом глядя на собеседницу, потом покачал головой:

— Эк тебя… приложило.

— Как есть, — внезапно в тон ему ответила старшая оперативница. — Пока что привыкаю, чего желаю и тем, кому приходится со мной общаться.

Рива всё-таки рассмеялась. Яр взглянул на неё и тоже усмехнулся.

— Ну, «приходится» — громко сказано. По своему почину пришёл, отдыхать, пустые беседы вести да слова-на-ветру разбрасывать. Пустите?

— Гостю у нас всегда рады, — откликнулся Летов, жестом предлагая оборотню садиться. — Кстати, я всегда считал, что у вас слова-на-ветру считается чем-то… непотребным, что ли?

Рыжий Волк расхохотался.

— Слышал речь, а смысла не понял, — прогудел он, отсмеявшись. — Слова-на-ветру — это разговор пустой, да приятный. В серьёзном деле — да, непотребен. А вот так, у огня, да под чарку…

Рива поняла намёк, сосредоточилась над флягой и нацедила перевёртышу стаканчик медовухи.

— Так вот, — продолжил Яр, осторожно отпивая из стакана. — Эх, хороша! Так вот, в доброй компании да под чарку такие слова — что семена-летучки. Вроде как у одуванчика либо у клёна. Лёгкие, летят, куда ветер подует, не жалят, не кусают… а бывает, что на почву богатую упадут, да и взойдут буйным цветом, когда время придёт. Слова-на-ветру. Уразумел?

— Уразумел. — Егор отсалютовал вожаку своим бокалом. — Мы тут, правда, больше о своём, об альтаировском. Но если Вожак хочет…

— Вожак хочет сперва, чтоб его по имени звали, — цепкий взгляд Яра с изрядной долей усмешки в глубине обвёл компанию. — И на «ты», а то мниться начинает, что я тут не один. А поскольку так и есть — не один я, зверь мой при мне, то и нехрен его звать лишний раз.

— Так вот почему оборотни презирают вежливое обращение, — улыбнулась Рива. — А я-то думала…

— Что мы звери дикие, неотёсанные, и политеса не знаем, — подхватил Яр. — Теперь знать будешь.

Девушка помолчала, вертя в пальцах флягу. Лицо её на несколько секунд стало очень серьёзным.

— Никогда я вас такими не считала, — негромко произнесла она. Тряхнула волосами и вернула на губы улыбку, поневоле подстраиваясь под заразительный стиль речи собеседника: — А что, Яр, раз уж мы по ветру речи пускаем, не расскажешь и ты нам что-нибудь?

— И расскажу, — степенно кивнул оборотень. — Чарку только заново наполни, и будет тебе байка, а хочешь — настоящая история. Только о чём?

— О Витольде, — тем же небрежным и весёлым тоном отозвалась Рива, доливая медовухи в стакан Вожаку. — И не бойся, Рыжий Волк, я не боль свою растравить хочу. Мне знать интересно, каким был одиночка в твоих глазах. А то в своё время на тризне столько сказали, только всё не то… да и пьяная я была.

— Сейчас ты будто трезвая, — хмыкнул Яр, благодарно кивая.

Нуарейн с интересом наблюдала за сидевшими у костра. Ей уже приходилось видеть и даже участвовать в «неформальном» общении сотрудников. Но здесь и сейчас эмоции и желания были настолько ярки и чисты, что их можно было шлифовать и вставлять в витражи вместо стекла. Даже в присутствии Яра — чужого во всех смыслах, не относящегося ни к Агентству, ни к роду человеческому, никто не пытался вести тонкую игру двойных смыслов и тайных намёков. Просто девочка попросила рассказать о погибшем возлюбленном у его сородича. И он сейчас просто возьмёт и расскажет, что знает, сдобрив своё повествование толикой странной мудрости оборотней. И всё. Это было… непривычно.

— А я бы тоже послушал, — сказал Летов, подвигаясь ближе к огню. — Мы с Ковалем и не поработали, считай. Так, на одной общей операции были.

— Это когда ты по зыбким слоям прошёл? — Яр покивал. — Правду говорят, что сотню километров одолел?

— Да куда там, — Егор усмехнулся. — Едва ли тридцать. Но с первого раза, да без подготовки, да — они мне за сотню показались. Если не за две.

— Верю. Волхв наш так ходить умеет, да каждый раз ругается, будто на поле боя. По живой земле оно сподручнее. Ладно, девица, расскажу я тебе про Витольда сколько смогу. — Рыжий Волк помолчал, отпил из стакана. Рива молча протянула ему флягу, поняв, что иначе подливать ей придётся каждые пять минут. Яр тряхнул головой в знак благодарности. — Добро. О том, почему Витольд одиночкой был, вам известно. Полущенок Седого, страшным случаем обращённый да случайно выживший. Не подбери его ваши, даже и не знаю, выжил бы он? Навряд ли. Волков во Вьетнаме тогда почитай что и не было. Шестьдесят пятый, начало войны… Первые месяцы у оборотня самые поганые, особенно у полущенка: зверь в сознание рвётся, тело меняет, разум грызёт да под себя выстраивает. Но у вас, видать, нашлись умельцы — и разум, и плоть усмирить смогли. Лет сорок тому, как я узнал о том, что на Альтаир работает Одиночка, и не из самых слабых. А три с половиной года назад его перевели сюда, в центр, и пришлось знакомиться лично. Тогда он уже стал настоящий волк. Дали бы мне его раньше хоть лет на двадцать, был бы он в Стае, а так — пришлось принимать каким был.

— У вас не любят одиночек? — подала голос Нуарейн. Яр помотал башкой.

— Не то чтобы не любят. Были у японцев такие бойцы — ронины. Самураи, потерявшие хозяина, но не погибшие вместе с ним. Их-то зачастую «не любили». Но уважали, если обстоятельства соответствовали. Одиночки у нас — им сродни. Только им ещё хуже. Ронинов не любили другие, а одиночки сами себя не любят. В них нет духа стаи, нет единства. О продолжении рода не помышляют — у них ведь, по их разумению, и рода-то нет никакого. Часто с ума сходят лет через пятнадцать-двадцать. Витольду повезло: он в вас Стаю свою обрёл. И когда к нам пришёл, это уже чувствовалось. Почему Влас на Ночном Совете окрысился на Бэрринга, когда тот предложил приманку Седому? Он же до конца думал, что Витольд попросту из другой Стаи. Я его тогда окоротил. Одиночка — сам себе и голос, и вожак, и волхв. Даже если его примут куда, он никогда старшего слушать не будет. Только Первого волка, и то, если тот его сильнее. Потому взрослых одиночек и принимают к себе редко. Разве что щенками берут или подростками, и то не всегда. А я как его увидел, сразу предложил к нам уходить.

— Почему? — с интересом спросила Рива. Она слушала рассказ Яра как занимательную историю, и даже в глубине зрачков не отражалось прежней тоски.

— Силён он был, — просто ответил Яр. — Мог сам вожаком со временем стать, новый род от себя повести. Люблю таким помогать. Во-первых, помощь, сильному оказанная, — не жалость и не унижение. Честь это — и тому, кто помогает, и помощь принявшему. Во-вторых, кто знает, чем лет через пятьдесят, скажем, откликнется такая поддержка? — Яр с умной миной воздел указательный палец. — Слово такое есть, «политика».

Когда под сводами еловых ветвей отзвучал смех, Нуарейн поинтересовалась:

— И что же, Влас раньше не догадался, что Витольд одиночка?

— Да что ты, — Яр махнул своей лапищей. — Влас тогда в подмастерьях ходил. Первые уши и глаза у меня тогда иные были — Слав. Старый, надёжный, крепкий как дуб и такой же непрошибаемый. Витольд, помнится, вежество наше принимал, да как всякий одиночка плевать на него хотел. Это потом я уже понял, что не от гордости излишней, а оттого, что у него Стая иная. Говорил он тогда с нами… нагло. Чересчур даже, пожалуй. Ну, Слав вспылил да прямо в общинном доме на кулаках с ним и вышел меряться. Н-да… а как очнулся да умылся, первым сказал: к себе его надо брать.

— А Витольд отказался, — негромко произнесла Рива. — Не захотел Агентство бросать.

— Кто ж семью свою бросит? Тем паче, не богами свыше данную, а самим выбранную. К нему уж и волчицы наши липли так, что без лома не отдерёшь, и Слав посулами сманивал, и я сам с ним трижды три раза говорил — всё впустую. Любили его у меня, привечали, да он редко заходил. Разве что по делам. Вроде как не скрывал ничего, но и сердца на рукаве не носил — норов не тот. Одна вот история с ним была, характерная. Кровососы на наших границах шибко шалили, молодёжь ихняя решила силы в настоящем бою попробовать. Мы продолжения войн не хотели, мир уж давно, но и спускать такое непотребство было не с руки. Я к вам послал гонца, а пока тот ехал, позвонил Светлову да договорился как положено. — Яр хитро прищурился. — Витольд приехал, мордой повертел и говорит, мол, двоих бойцов мне дайте в подмогу на всякий случай, а там уж сам разберусь. Я бы сам с ним пошёл, да невместно было. Сына отправил — Волода — и Лиховоя, волхва своего. Ну, шамана, по-вашему. Чтоб, значит, потом из первых рук всё узнать. Волод мне потом и поведал, как дело было. Вышли они на место, затаились, как положено, и ждали молодчиков этих. Дождались, как появятся. Витольд велел моим сидеть тихо, вышел к вампирам: так и так, значит, раз столь осмелели, что на землю Стаи лезете, так уж будьте любезны — через меня проходите. Те клинки да когти наружу: «Какого хрена ты, волосатый, тут условия ставишь?». А он доску шахматную карманную из-за пазухи достал и на землю поставил. Говорит, мол, силы у вас точно поболе моей будет — вас семеро, я один, да только за мной вся земля моя. А что вы, дурнее простого хвостатого будете? Или чести не осталось? Те посовещались, да видать, проняло их. Старший у них гонору изрядного был, ногой топнул: «Давай, — говорит, — потягаемся на цветном поле. Только если проиграешь — не обессудь, порвём тебя на мелкие тряпочки». Витольд ему ответил в том смысле, что «сперва победи, а там видно будет». Ну и уселись играть. При звёздном свете. Это, чтоб вы понимали, — новолуние тогда было, а значит, и мы, и кровососы в полной силе. Ну, Витольд их и обставил в двадцать минут. С нашими-то скоростями да реакцией — много ли времени на партию нужно? Сам их старшой последним играть сел. Дольше всех с ним Одиночка возился. Минут пять, не меньше. А как победил, без перехода говорит: «Хочешь знать, в чём ошибся?» Волод говорил, тот аж поперхнулся. Потом отвечает, мол, хочу. Показывай. Ну так, чуть ли не до первых теней он их по шахматной доске и гонял. А уж под утро спросил: понимаешь теперь, почему на наши земли лезть не надо? Старшой вампирский ему: «Почему»? Витольд усмехнулся так невесело и говорит: «Потому что я их местному волхву три партии из пяти проигрываю. Вот и думай». Поднялся, шахматы собрал и в кусты канул, как в омут. Те в затылках почесали и разошлись от солнца прятаться. Да и не приходили с тех пор. Это я уже потом понял, что он про Светлова говорил — не про Лиховоя. Сроду они с ним в шахматы не играли, не до того было. Тогда и уразумел окончательно, что от вас его не забрать, раз он ваших по-стайному величает.

— Умный, хитрый и сильный, — протянула Нуарейн. — Хорошее сочетание.

— Так я о чём?

— Жаль, что мне не удалось с ним познакомиться. Не сомневаюсь, из него вышел бы хороший соратник.

— И не сомневайся, — отозвалась Рива. — Действительно, жаль.

— Не чокаясь, — подытожил Егор, поднимая в воздух стакан. Яр вернул Риве флягу, и они молча выпили, не оглашая воздух пошлыми тостами.

— Что-то мы загрустили, — прогудел Рыжий Волк, расправляя плечи и поводя ими, будто разгоняя повисшее в воздухе напряжение. — А вот хотите, я вам про водоплавающих волков расскажу?

— Хотим! — единодушный возглас согнал бы с деревьев птиц, будь они там.

— Добро. Был такой славный мужик, Нахимов его фамилия…

Глава двадцать первая

— очень короткая, в которой гневается и успокаивается глава Агентства, а ошибка объекта его гнева оказывается разом и серьёзнее, и несерьёзнее, чем о ней думали

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Помимо «великой и ужасной» бухгалтерии в Агентстве было ещё одно помещение, о местонахождении которого не знал почти никто, кроме высшего состава. Но в отличие от вышеупомянутого подотдела, об этом месте не сплетничали и не шутили. Его время от времени искали, причём, в основном, новички, и исключительно из спортивного интереса. Более опытные сотрудники рано или поздно начинали понимать, что, во-первых, подобное знание им бесполезно, а во-вторых, что лучше бы никогда не знать, где находится это место: не приведи боги туда вызовут. «Этим местом» был кабинет Его Высочества, или, как его изредка называли, «Принца без Королевства». Последнее прозвище использовалось крайне редко и только теми, кто имел доступ в закрытые секции Архива. Многие не понимали, зачем руководителю подобной организации окружать себя столь плотным покровом тайны, но всё их недоумение со временем упиралось в старую басню об эксперименте над обезьянами «Здесь так принято». Посвящённые же знали: если тебя вызвал сам глава Агентства, не нужно искать его кабинет. Он сам окажется там, куда ты придёшь.

Именно поэтому Воин, покинув тёплую компанию на таёжной поляне, не стал мудрствовать лукаво, а попросту отправился к себе. Уже поворачивая ручку, он ощутил лёгкое смещение реальности и ничуть не удивился, когда за открытой дверью оказалось совершенно не похожее на его кабинет помещение.

Высокие, грубо высеченные из серого камня колонны огромного зала уходили ввысь и скрывали свои капители во тьме под потолком. Суровые, скверно обработанные доски пола не скрипели под шагами, но слегка гудели, отмечая поступь идущего. Вдоль видимой части стен и среди колонн клубился синеватый туман. Чуть вдалеке от входа намёком на тепло плясали отблески пламени. Воин вздохнул. Он знал, что увидит, пройдя на свет: камин с искусной отделкой, на полочке которого стоят подсвечники и старинные часы в малахитовой оправе. А над камином, на толстых железных крюках, вбитых в стену, отражает и впитывает тепло яркого огня древний клинок. Рядом с изогнутой решёткой чёрного железа лежит седая шкура огромной твари, а неподалёку стоят два кресла и небольшой столик.

— Значит, всё настолько скверно, — протянул демон, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Ну ладно. Повинную голову…

Он замолчал, вспомнив, что его бывший учитель, а ныне руководитель Агентства — дитя как раз того времени, когда головы секли по любому достойному и недостойному поводу.

Всё оказалось так, как он и ожидал, и даже не произошло самого страшного в его представлении: столик между кресел не был пуст. На нём стояли два бокала и керамический кувшин. Тем не менее радоваться было рано.

Воин вошёл в круг света, повернулся спиной к камину и совершил полный земной поклон тому, кто сидел в одном из кресел. Его Высочество выждал необходимое по этикету время, затем поднялся на ноги и кивнул.

— Можешь выпрямиться.

— Благодарю, — пробормотал демон, разгибая спину.

Глава Агентства помолчал, созерцая восстановленный стиль одежды своего непосредственного подчинённого, затем сделал несколько шагов вперёд и принялся греть руки над огнём. Воин мысленно вздохнул.

«Принц в ярости. Блин. Неудобно получилось. Ладно, будем потеть и каяться».

— Ты знаешь, зачем я тебя позвал, — спокойно произнёс Его Высочество. — Излагай.

— Я сейчас говорю со своим бывшим учителем, с Его Высочеством или со своим другом? — внешне невозмутимо поинтересовался Воин.

Принц без Королевства вздохнул.

— С человеком, которого ты чуть не подвёл.

У Воина опустились плечи. Он повернулся, встал рядом с главой Агентства и так же протянул руки к золотистым языкам пламени.

— Я кретин, — коротко сказал демон. — И признания этого недостаточно. Я не знаю, что сказать… вопреки всему, чему ты меня учил, я поставил личные эмоции выше интересов Агентства.

— Ты чуть не развалил мне Второй отдел, — отозвался Его Высочество, не глядя на собеседника. — Ты впал в депрессию и решил, что остальные помогут тебе, потому что ты «дружбан» всея организации. Ты спихнул свои обязанности на Светлова и Палача, понимая, что в выстроенной тобой структуре твоё личное присутствие не просто необходимо — критично, — голос принца стал глубже и сильнее, эхо зала, рассчитанное как раз на подобное, усиливало и без того гневные интонации. Воин невольно втянул голову в плечи, а глава Агентства продолжал: — Если бы не твои исключительные таланты и возможности, ты распрощался бы со своим местом в первые же месяцы. Но я наблюдал за тобой. Меня лично попросили дать тебе шанс.

— Светлов? — рискнул негромко спросить демон.

— Да, — кивнул Принц. Было видно, что он уже выплеснул свою злость. — Воин, он спас тебя своим ходатайством. Ты нарушил все писаные и неписаные правила. И я лично обещаю тебе: ещё одна подобная выходка, и я не буду ничего списывать на твою тонкую демоническую натуру. Ты попросту потеряешь место с запретом на руководящие должности. Полтора года, Воин. Полтора года мы терпели твои выходки. Считай, что ты на испытательном сроке. Проект «Троица», результаты обучения Нуарейн, достижения Ривы — твоя личная лакмусовая бумажка. Что там с Лоренсом? — без паузы спросил он. Воин откашлялся.

— Либо прибью его завтра, либо нет. Поединок покажет.

— Хорошо, — проворчал Его Высочество, возвращаясь в кресло и откупоривая кувшин. — Устроил из «Двойки» притон. Разбирайся теперь. Да, за этим тоже буду следить. Садись, чего встал?

Демон выдохнул про себя, проследовал к креслу и принял из рук начальства полный бокал. Выпивка и ворчливо-недовольный тон означали, что разнос окончен. Рядом с кувшином из воздуха соткалась ожидавшая своего часа колода карт.

— Знаю, тебя ждут, — Принц услышал лёгкий недовольный вздох бывшего ученика. — Одна партия, за которой ты расскажешь, как именно и что ты намерен менять в своём отделе, а заодно, что у нас по связям с цивильными представителями власти — и свободен. Я слышал твоё пламенное выступление и знаю, что половину планов ты придумаешь на ходу. Так у тебя лучше выходит. Сдавай.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать шестое ноября. Раннее утро. Адмиралтейский район, неподалёку от набережной реки Фонтанки.

Человек по имени Хесус Гарса с хитрым прищуром взглянул на свинцовое питерское небо, застенчиво укрывшееся тонкой пеленой туч, а затем повернулся к тем, кто ждал его слов.

— Бойцы! — патетически провозгласил сын солнечной Мексики, воздевая руку. — Я не забуду вас. Ни одного из вас. Вы делаете благое дело. Пусть кому-то оно покажется недостойным и низким, даже преступным! Но не сомневайтесь. Ваш вклад в моё предприятие угоден, не побоюсь этого слова, богам! Поступки ваши войдут в историю и станут началом многих иных историй, что надёжно вплетутся в многоцветную ткань сего мира. Кроме того, помните: за всё содеянное вам богато заплачено. — Хесус сделал паузу, посмотрел на совершенно оловянные глаза тех, кто стоял перед ним, махнул рукой и завершил свою речь совершенно обыденно: — Один хрен, это единственное, что вы запомните.

Хесус говорил по-испански, с шикарным местечково-мексиканским выговором, но с тем же успехом мог разговаривать с теми, кого он нанял, на суахили. Для успешного выполнения задуманного Гарсе требовалась полная бессмысленность всех участников, разумеется, помимо него самого. Ну а способов добиться подобного у вёрткого мексиканца было более чем достаточно.

Помимо пяти одурманенных Хесусом мужчин, его воодушевляющей речи внимали мокнущие под мелким дождиком припаркованные машины, витрина продуктового магазина, вывеска с лошадиными головами и названием банка и немногочисленные в сумрачный утренний час прохожие. Безмолвие и безучастность аудитории, зависевшие, в основном, от усилий самого Гарсы, вполне его удовлетворили. Он хищно ухмыльнулся, вновь воздел руку, но уже совершенно иным жестом и, отчаянно грассируя, воскликнул по-русски:

— Впейёд, тавайищи!

После чего, не теряя более ни минуты, направился к дверям банка.

Ограбление, невзирая на всю внешнюю шумность и суетливую активность, — процесс довольно скучный. Вооружённые люди требуют то, что принадлежит другим. Те, другие, крайне напуганные обилием смертоубийственных предметов, направленных в их сторону, стараются как можно более обезопасить себя и отдать грабителям то, что они требуют. Всё вышеперечисленное сопровождается криками, запахом пота, обмороками, угрозами и иными малоприятными подробностями. Но, как уже упоминалось, сам по себе процесс довольно однообразен. Совсем иное дело — его последствия. И в этот раз они превзошли все ожидания большинства заинтересованных лиц. Впрочем, как выяснилось, процесс также был не лишен некоторых интересных подробностей.

Подполковник санкт-петербургской полиции Артём Радченко видел за годы своей службы многое, пусть даже годы эти можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Тем не менее облик грабителей, задержанных на месте преступления, потряс его даже больше таинственного исчезновения награбленного из-за дверей, блокированных срочным протоколом охраны. Пятеро практически голых, атлетически сложённых мужиков, чье одеяние составляли лишь чёрные кожаные шорты и кожаные же ремни, на манер портупей пересекающие обнажённые, перемазанные белилами торсы. Последним штрихом являлись чёрные латексные маски, напяленные на головы преступников. На макушках масок торчком стояли длинные заячьи уши.

Потерявший дар речи подполковник обвёл взглядом это БДСМ-воинство и смог выдавить только один, явно не относящийся к расследованию вопрос:

— Зачем?

— Нам заплатили, — с готовностью нестройно отозвались «мальчики-зайчики».

— Твою мать… — обречённо произнёс Радченко, осознавая масштабы обрушившегося на него бедствия. — Как дело было? — обратился он уже к нервно переминавшемуся рядом управляющему банка. — И где деньги?

— А чёрт его знает, — севшим голосом ответил тот. — При них пять сумок было. Спортивных, чёрных. Мы же протокол знаем на «пять с плюсом». С грабителями не спорить, указания выполнять, двери блокировать, ждать охраны. Там же не только деньги были, они же ещё и пару частных ячеек выпотрошили. Причём, указывали, сволочи, какие именно. По номерам.

— Список ячеек и фамилии владельцев.

— Уже делаем, — с готовностью кивнул управляющий, потирая влажные ладони. Его блестящая лысина покрылась каплями пота, и капли эти отсвечивали Радченко снизу вверх прямо в глаза. Подполковник чуть брезгливо поморщился и отвёл взгляд.

— Как их, блин, никто на улице-то не заметил?

— А чёрт его знает, — повторил управляющий. — Главное, они как закончили собирать — сумки в центр зала выволокли и сами вокруг них уселись. И оружие положили. А потом, глядь — и ни оружия, ни сумок.

— Что за оружие было?

— Хеклер-кохи, пятьдесят третьи, — раздался справа молодой голос. — С металлическими прикладами, выдвижными.

Радченко обернулся. На него смотрел совсем юный парень, не старше девятнадцати лет, в форменной рубашке и с бейджиком «Михаил, помощник менеджера».

— Разбираетесь… Михаил? — небрежно бросил подполковник.

— В компьютер играю, — смутился парень. — Против террористов…

— Ясно, — теряя интерес к геймеру, Радченко снова повернулся к задержанным. Тех уже без лишней грубости «паковали» в наручники. Впрочем, «зайчики» и не пытались сопротивляться, только активно объясняли сотрудникам полиции, что им «заплатили».

Подполковник обвёл взглядом помещение, отметив белоснежные подвесные потолки без следов паутины и отделанные мрамором стены, и резко повернулся к управляющему, сражённый внезапной догадкой.

— Стоп. Они стреляли в помещении?

— Н-ну… да… — растерялся лысенький толстячок, автоматически вытирая руки о недешёвый пиджак. На лоснящейся ткани оставались пятна, и Радченко вновь невольно скривился. Управляющий, заметив мину полицейского, сам поморщился, извлёк из нагрудного кармашка платок и вытер руки и голову. — Вот здесь прямо и стреляли. В потолок и нам над голова… — тут он осёкся и обвёл безумным взглядом приёмный зал банка. — Что ж это… — зашептал он, комкая платок. — Что ж это получается…

— Так, без истерик, — оборвал его панику Радченко. — Сейчас все садимся, успокаиваемся и пишем, что помним. Подробно, но без литературного стиля. Наши сотрудники вам помогут. Вот мой номер, если будет что-то срочное — звоните.

Он развернулся и вышел из банка. На улице, носящей фамилию давно канувшего в историю некоего Ефимова, в предутренних сумерках ещё горели фонари. Их свет преломлялся и дрожал в струях хлынувшего с настоящей ноябрьской силой дождя. Подполковник невольно поёжился, понимая, что сейчас ему по этой погоде добираться обратно в участок, а потом ещё добрых полдня разбирать это не самое адекватное, на его взгляд, дело.

Радченко вытащил сигареты и зажигалку. Прикурил, попутно подивившись на ярко-алые штиблеты какого-то франта, шествовавшего прямо по лужам. И вздрогнул от осторожного прикосновения к локтю. Подполковник быстро обернулся и увидел перед собой невесть как подобравшегося так близко невысокого мужчину явно восточной наружности.

— Вам чего? — коротко спросил Радченко, невольно проводя рукой по куртке там, где на поясе крепилась кобура с табельным оружием.

— Не стоит так нервничать, однако, подполковник, — мягко произнёс низкорослый, характерным «однако» выдав свою принадлежность к малой народности Севера. — Я к вам с деловым разговором. Ну и со знакомством заодно. Моему начальству кажется, что вам пора, однако, начинать входить в курс разных интересных дел. Тем более, что знакомство, как показывают последние события, однако задержалось. В пути.

— «Начальству»? — Радченко немного расслабился. Чукча стоял в расслабленной позе, явно держась в свете фонаря, чтоб собеседнику было проще его разглядеть, и очень вежливо улыбался. — ФСБ, что ли? Так ваши ко мне уже приходили.

Собеседник покачал головой, и в его улыбке Радченко разглядел явственно мелькнувшую иронию.

— Отнюдь, однако. — Подполковник чуть сигаретой не подавился от такого словосочетания. — Мы совсем иная контора. Прошу за мной, я вас подвезу до участка, если хотите. Заодно и поговорим.

— Сначала документы, — твёрдо сказал Радченко, с детства знавший, что садиться в машины к незнакомым дядям — плохо. В руки ему лег небольшой кожаный чехол с прозрачным пластиком по одной стороне. За пластиком находилось небольшое удостоверение, на котором значилось: «Детективное Агентство „Альтаир“. Старший оперативник Гив-ынкээв».

— Можете звать меня Гаури, — чуть поклонился «старший оперативник», почуяв замешательство собеседника.

— Л-ладно, — пробормотал Радченко, возвращая документ. — Но поедем на моей машине.

— Как вам будет угодно, однако, — спокойно ответил Гаури, и они направились к служебным «Жигулям» подполковника.

Хесус внимательно выслушал состоявшийся под дождём диалог и тяжко вздохнул. Он прекрасно понимал, что уже после первого раза Агентство не останется в стороне от его деятельности, но слегка не ожидал такой прыти от сотрудников «Альтаира».

— Значит, активно работаем с местными, chicuelos[18], да? — хмыкнул он, усаживаясь в свой новенький джип с вместительным багажником. Достаточно вместительным для пяти битком набитых сумок, которые он, Хесус Гарса не так давно собственноручно вытащил из банка. — Что ж. Подъёмных достаточно, возможности испытаны и признаются удовлетворительными, но чересчур громкими. — Он помолчал, ожидая, пока прогреется мотор, а потом широко улыбнулся. — Тем веселее будет! Как говорили одни примечательные братцы — «Шалость удалась!»

Ярко-красный джип с белыми стрелами по бортам тронулся с места и взял курс на северо-запад города.

Глава двадцать вторая

— в которой стальное чудовище уносит с собой прекрасную деву, а жуткие чары превращают девочку в старуху

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое ноября. Пулковское шоссе.

Где-то под слоем полированного металла, укрытый пластиком и резиной, оплетённый сотнями метров проводов, рычал зверь. Зверь был силён, он впитал в себя сотни душ, он был готов убивать и рвать на части, но ярость его была предназначена для иного. Изящные пальцы с безупречным маникюром твёрдо держали «поводья», указуя нужные повороты. Тонкие ножки, облачённые в туфли на высокой шпильке, уверенно управляли скоростью, не давая ей вырваться из-под контроля. И зверь был в гневе. Впрочем, та, что правила им, прекрасно понимала его состояние и разделяла его.

Самой первой чистой и неприкрытой эмоцией, окончательно вырвавшейся из-под тщательного контроля Нуарейн, оказалась злость. Ярость бессилия и непонимания. Скрыть этот неожиданный выплеск от окружающих оказалось несложно, но гнев требовал выхода. А выход нашёлся в не столь давно обретённом умении управлять автомобилем. Сейчас Нуарейн хотелось не неспешной поездки, а безумной, всепоглощающей гонки. И уж, разумеется, женщина не собиралась пользоваться возможностями утончённых иллюзий тренировочных залов Агентства. Новоиспечённой оперативнице Третьего отдела даже не пришлось заполнять особых бумаг на разрешение. Отметка о выезде из гаража, роспись в ведомости за взятое авто — и всё. Права на управление машиной ждали её в кабинете вместе с прочими удостоверениями личности на имя Александры Евгеньевны Тёмной.

«Ш-шутники. Впрочем, не в этом дело. Кабинет…»

В черте города Нуарейн вела себя прилично, соблюдая все мыслимые правила дорожного движения, благо на пустынных ночных улицах это было несложно. Но как только впереди пролегла широкая пригородная трасса, женщина дала себе волю. Высокий клиренс и широкие колёса машины позволили бы осилить и грунтовую дорогу, а уж на ровном асфальте зверь под металлом смог развернуться в полную силу.

«Надо отдать им должное, ездовых… животных они подбирают достойных. И всё же. Кабинет. Что с ним не так? Что вызвало настолько острую реакцию?»

Стрелка спидометра плавно миновала отметку «двести» и поползла дальше. Нуарейн стиснула зубы. Мягкий гул воздуха, обтекающего корпус, бесконечный полёт рваных теней по лобовому стеклу, свет фонарей… Трасса была живой, как и весь город, открывший Нуарейн своё сердце.

«Этот кабинет мёртв. Нет. Не так. Мёртв его бывший обитатель. И мне ничего об этом не сказали… опять не то. Я и не могла ожидать ничего иного. Любому ясно: просто так в „Альтаире“ комнаты не освобождаются. Я не истеричка и не дура, чтобы сходить с ума от малейшей эманации смерти… Нет. Там не было смерти. Там вообще не было никаких следов».

Женщина ещё прибавила газу, вслушиваясь в радостный рёв стальной ездовой твари, по ошибке названной автомобилем. Разум аналитика просчитывал и отбрасывал варианты, а пальцы правой руки машинально нажимали кнопки магнитолы, выискивая подходящую к случаю мелодию.

«Это не похоже на стандартный результат очищения фона помещения. Меня бы это так не насторожило, и тем более, не разозлило бы. Мой гнев — защитная реакция. На что?»

— На страх, — ответила она самой себе вслух несколько секунд спустя. — То, что произошло с предыдущим владельцем этого кабинета, напугало меня. Почему?

Нуарейн сбавила обороты двигателя. Мужской голос из колонок ритмично выводил нечто по-английски про «Персонального Иисуса». Мимо на страшной скорости пролетел здоровенный алый джип с белыми полосами на дверцах и корпусе, и скрылся впереди, игриво подмигнув задними фарами. Нуарейн не обратила на него внимания.

«Я, как последняя девчонка, сорвалась в ночь гасить яростью страх. Я не отчиталась ни Палачу, ни Светлову, не рассказала Тени: мне даже не пришло это в голову. Потому что я уже видела и ощущала нечто подобное в своей прошлой жизни. И потому, что мой отчёт не сыграет ни малейшей роли. О нём попросту не вспомнят через несколько часов. Человек или нелюдь, который жил и работал в этой комнате до меня, не просто мёртв. Он стёрт из сущего. А раз я ощутила его, значит, мне придётся столкнуться с тем, кто умеет делать подобное. Никто, кроме меня, не сможет ничего почуять».

Нуарейн покачала головой. Теперь ей стала понятна причина вспышки эмоций. Злость улеглась вместе со страхом, остались тревога и горечь. И вместе с ними пришёл призрак имени.

«Что-то шуршащее, шипящее, но холодное, будто змея в траве. Шол… Шолто?»

Смысла спрашивать кого-то из Агентства об этом имени не было: никто бы его не вспомнил. Нуарейн понимала, что и сама вскоре его забудет, когда схлынет дарованное яростью наитие.

«Я знаю об этом, потому что когда-то сама могла делать нечто похожее. Осталось понять, кто обладает такими силами здесь. И я всерьёз полагаю, что ответ мне уже известен. Другое дело, что он меня не радует».

Взвизгнув покрышками, зверь круто развернулся и помчался обратно в сторону зарева над городом.

— Надо будет дать тебе имя, — прошептала Нуарейн, поглаживая кончиками пальцев оплётку рулевого колеса. — И забрать себе. Теперь я имею право обзаводиться таким имуществом. Но я подумаю об этом завтра.

Зверь отозвался довольным, гулким рычанием. Ему понравилось служить новой хозяйке. Теперь в его беге слышались уверенность и спокойствие: он шёл по следу и знал, что когда-нибудь этот след приведёт его к добыче. Или к сопернику.

* * *

Санкт-Петербург. Двдацать седьмое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

— Я ненавижу Геббельса, — процедил сквозь зубы Палач и покрутил носом. Огромные капли пота скатывались ему на лицо со лба, а утереть их было нечем.

— По поводу? — Воин криво ухмыльнулся. Жилы у него на шее вздулись так, будто его вот-вот должен был хватить удар.

— Этот нацист утверждал, что всё гениальное просто. Сюда бы его.

— А по-моему, это Лео сказал.

— Какой Лео?

— Да Винчи. Ф-фу, не могу больше. Давай прервёмся, а? Второй час уже пошёл. Я сейчас сдохну.

— Ты понимаешь, что если мы сейчас прервёмся, всё придётся начинать с третьей ступеньки заново? — Лицо Палача исказила гримаса. Воин скрипнул зубами:

— Плевать.

— Ладно, перерыв.

— Спасибо, друг мой. На счёт «три». И раз, и два…

Главы отделов одновременно отняли руки от лежавшего между ними на столе небольшого медальона. С гравировки на серебряном металле издевательски подмигивала летучая мышь. Простенькая на вид вещица, закреплённая на кожаном шнурке, должна была через несколько часов стать могущественным маскировочным амулетом. А поскольку использовать его надлежало в дальнейшем на совершенно секретной операции, подготовкой основы занимались лично руководители Агентства. Дело проекта «Троица» и так началось с утечки информации, и организаторы операции, с лёгкой руки Воина получившей кодовое название «Упырь», не хотели лишний раз рисковать.

— Надо было попросить у Мо сковать заготовку с нуля, — пробормотал Палач, с явным удовольствием вытирая лоб.

— Ага, и ждать неделю, пока он подберёт нужные компоненты, — парировал Воин. Прикурить у него получилось только с третьего раза: зажигалка прыгала в пальцах, не желая давать искру.

— Перстни для собрания Детей Каина они со Жрицей сделали за пару часов, — глава Третьего отдела не собирался сдаваться.

— Слушай, что ты как маленький, — возмутился Воин. — Перстни были разовой вещью, там надо было просто пыль в глаза пустить. И сам Бэрринг не слабый мальчик — смог сориентироваться и доработать на ходу то, что смог. Чтоб ему икнулось. Что-то мне подсказывает: без него это дело тоже не обошлось. В любом случае, эту штуку Риве таскать минимум пару недель, и работать она должна постоянно, как швейцарские часы. При этом быть незаметной для остальных. Да ещё комплекс заклятий на защиту. Скажи спасибо, что у нас вообще нашлась чистая заготовка, способная вместить такую кучу всего подряд…

Дверь открылась без стука, и на пороге возникла Жрица.

— Господа, у вас всё готово? Агент должна быть полностью укомплектована через пять часов, а мне ещё предстоит согласование рождественских праздников.

— Мне бы твои проблемы, — с чувством выдохнул Воин. — Вот честное слово, Папесса, ты не могла бы подождать до завтра с обсуждением днюхи сына твоего бога, а?

— Он не более мой, чем твой, — спокойно отозвалась Жрица и с сочувствием спросила. — Так тяжело?

— Скорее муторно, — откликнулся Палач, разминая пальцы. — Самое ненавистное ощущение «чемодана без ручки». А весу в нём центнера три.

— Четыре, — подхватил демон. — И тащить его надо в оранжерею.

— Из Хранилища.

— Через Архивы и тринадцатый этаж.

— Помогая только языком и…

— Задницей, скажем так. — Жрица обвела взглядом развеселившихся мужчин.

— Вот теперь я понимаю, почему проект «Детский сад» так и не был реализован, — с достоинством произнесла она. — Вы сами как подростки.

— А иначе рехнуться можно, дорогая коллега, — фыркнул Воин, вставая к столу. — От излишней серьёзности в поведении и мыслях. Ладно, подышали, пошутили, и будет. Давай ещё раз, третья ступень базовых заклятий. На счёт три. И раз…

* * *

Всепоглощающая любовь Воина к шуткам посреди рабочего процесса всё-таки иногда давала трещину. Вообще, стало заметно, что часть его серьёзной «маски» осталась с ним, позволяя время от времени взглянуть на мир внимательно и отстранённо, без лишнего ёрничанья. Вот и сейчас, в процессе нанесения последних штрихов на картину «Сборы спецагента», демон сделался серьёзен.

— Твоё дело смотреть и запоминать, — спокойно сказал он чуть бледной от осознания момента Риве. — Как на первых тренировках. И ни в коем случае не отходить от легенды. Давай-ка ещё раз, пока Палач здесь.

— И не только во мне дело, — не поворачиваясь от верстака бросил начальник Третьего отдела. — Сейчас Жрица доведёт до ума твой амулет, и, надевая его, ты должна чётко держать в голове образ новой себя. Начинай с имени, затем история обращения, после — нынешняя профессия и общая информация о жизни. Последнее — штрихи, мелочи. Чем больше их будет у тебя в голове, тем сложнее, но полнее и нерушимее будет твой образ.

— Как будто персонажа для компьютерной игры создаю, — хмыкнула Рива. — Или для ролевой.

Палач с Воином переглянулись.

— Н-ну, да… — неуверенно протянул демон. — В принципе, нечто похожее. Только сейчас это не игра.

— Все мы во что-то играем, — мрачно и не очень членораздельно отозвалась Птаха. — Или в кого-то.

Старшего сисопа пришлось ввести в состав группы по подготовке к операции в последний момент: выяснилось, что даже лучшие образцы средств связи Третьего отдела не соответствуют заявленным Воином и Светловым требованиям. В данный момент Птаха с паяльником в руках и пучком тончайших проводков в углу рта доводила до ума наушник-каплю.

«Даже мы притворяемся, госпожа. Так что ничего зазорного в этом нет».

Каладболг решил подбодрить владелицу по-своему. Рива хмыкнула. Напряжение медленно рассасывалось, разум очищался, в нём оставалась лишь холодная сосредоточенность и уверенность.

«Спасибо, друг мой. Я боюсь не столько позора, сколько провала».

«Мы справимся».

Молчун Леохайн высказался коротко, веско и уверенно.

— Хорошо, — произнесла Рива вслух. — Имя: Ребекка Горовиц. Бекки или Бекка сокращённо. Возраст: шестьдесят два. Обращена в восемнадцать лет, соответственно в шестьдесят девятом году. Сир, точнее Леди: Хлоя Кивар, бывшая секретарь Анны Шварц, погибла три года назад. Профессия: биохимик. Подробности…

— Не надо. Верю, — неожиданно отмахнулся Палач. — Я нисколько не сомневаюсь, что с твоей памятью ты сейчас сможешь часами рассказывать о формулах и соединениях. Какой ты видишь Ребекку Горовиц? Кто она такая? Чего она боится и хочет? От какой шутки она рассмеётся, а от какой сморщит носик? Какое прикосновение вызовет дрожь вожделения, а какое — тошноту? Вот на чём ты должна сейчас сосредоточиться.

— Она… спокойная, — медленно выговорила Рива. — Не холодная, а спокойная. Она любит васильки и тоскует по солнечному свету. Возможность участвовать в проекте для меня — не помощь в создании оружия. Я хочу снова выйти в поле на заре и смотреть, как кувыркаются под облаками жаворонки. Мне так много лет как человеку и так мало как вампиру, что я не могу выбрать, к кому я всё-таки ближе. Я люблю свои нечеловеческие силы и возможности, но ненавижу само состояние… — Рива сцепила пальцы в замок, плечи её чуть содрогнулись, потом она резко выпрямилась, провела ладонью по глазам и с вызовом вскинула подбородок, улыбаясь. — Зато теперь я умею стрелять и драться, как не могла и помыслить сорок лет назад. И мне позволительно ездить на мотоцикле. В брюках.

Палач с тёплой улыбкой наблюдал за девушкой, оставив верстак.

— Верю, — тихо повторил он. — Теперь — верю. Справишься.

Распахнулась дверь в малую мастерскую, и из проёма, затянутого белёсым туманом, шагнул Мо. Откуда-то сбоку, благо ширина двери позволяла, вывернулась Жрица. Главе отдела аналитики хватило нескольких мгновений для оценки ситуации. Женщина резко взмахнула рукой, и Рива автоматически поймала брошенную вещицу, не выходя из принятого образа.

Неяркое серебристое сияние скрыло фигуру и лицо девушки, а когда рассеялось, внешность агента уже соответствовала её новому внутреннему миру.

Волосы укоротились едва ли не вдвое и приобрели мягкий пшенично-светлый цвет. Глубокую синь глаз поглотила холодная серая сталь. Юношескую стройность и плавность сменила сухость и хищность. Пальцы девушки… женщины-вампира сжались в кулаки, на мгновение распрямились в коротком выпаде, выпуская острые чёрные когти. Лишь одежда и рост остались прежними, но это уже ничего не значило.

— Моё оружие? — низкий, с хрипотцой, голос Бекки Горовиц плавился циничной усмешкой и грустью пожившего существа, знающего себе цену.

— Прошу, — Палач с лёгким поклоном передал ей две кобуры с малозаметными и широко распространёнными «Береттами». Каладболг и Леохайн могли принять почти любое обличье, но в этом случае им потребовалась помощь: слишком яркая индивидуальность личного оружия должна была быть скрыта.

— Связь?

— Готово, — взгляд Птахи буквально излучал сочувствие, но она не собиралась мешать воплощению агента ни единым лишним словом. — Круглосуточно, в любых мыслимых для Детей Каина состояниях окружающей среды. Экстренный вызов для эвакуации — кодовое слово.

— «Сайгак», — года два назад в такой же ситуации Воин ухмылялся бы. Сейчас на его лице не возникло и тени улыбки. — Кодовое слово — «сайгак». Во всех возможных склонениях. Сомневаюсь, что вы будете вести дискуссии о фауне полупустынь Евразии. Но если вдруг — предупреждай заранее. На то и связь.

— Господин специалист по связям с общественностью не почтит нас своим вниманием? — неприкрытая ирония и капелька яда в голосе.

— Это моя операция, — твёрдо ответил демон. — Я отвечаю, Палач курирует. Светлов получит только отчёты.

— Великолепно. Когда начинаем?

— Закат через три часа, — Жрица подняла глаза к потолку. — Но мы обеспечим необходимую облачность раньше. У вас девяносто минут, леди Горовиц.

— Госпожа. Госпожа Горовиц, — Бекки то ли поморщилась, то ли усмехнулась. — Леди я стану ещё не скоро, если мне вообще суждена подобная судьба.

— Прошу меня простить, — старший аналитик чуть поклонилась. — Усталость от работы, признаюсь, заставила меня забыть о приличиях.

— Извинения приняты. Мне надо переодеться. Боюсь, не избежать встречи с главой клана, а госпожа Шварц несколько предосудительно относится к подобным… костюмам. — Бекки чуть брезгливо провела пальцем по рукаву крепдешиновой блузки, украшенной бордовыми и жёлтыми хризантемами. — Мой статус гостьи и нового специалиста в лабораториях предполагает нечто более строгое.

— Я предоставлю всё необходимое, госпожа Горовиц, — отозвался Палач. — Прошу за мной.

— Благодарю. Лорды. Леди.

Короткий наклон головы — намёк на намёк поклона, — и Бекка с главой Третьего отдела покинули Арсенал.

— Не переигрывает? — с тревогой спросил Воин, глядя им вслед.

— Боюсь, друже, что лучше бы переигрывала, — прогудел Мо, наклоняясь и шаря где-то под верстаком. — Труд великий предстоит деве сей. Как бы чем худым дело не обернулось.

— Она выдержит, — задумчиво произнесла Птаха. — Ты недооцениваешь её, кузнец.

— Вот за заблуждение моё и подымем чарки, — провозгласил Мо, разгибаясь. — Вам всем потребно, ибо сил немеряно в подготовку девы вложили, а я за компанию с вами.

В руках оружейника был бочонок тёмного дерева. Небольшой, литров на восемь. Жрица опять возвела очи горе, на этот раз совершенно по иному поводу.

— Мне же праздники утверждать. Господа, ну что вы, в самом деле, действительно… как маленькие.

— Как взрослые, — не согласился Воин, с жадностью глядя на бочонок. — За успех операции пить зазорно, а вот чтобы Мо ошибся… по паре кружечек, Жрица. Это же настоящий эль. Ирландский, чтоб меня. И ты такую ценность спрятал!

— Не спрятал. Приберёг от рук ваших загребущих и животов бездонных, — доски днища заскрипели, подаваясь под пальцами истинного гнома. — А на рать идущих потребно провожать, как то боги заповедовали.

— Старый язычник, — с нежностью произнесла старший аналитик, сдаваясь. — И соблазнитель. Искуситель даже. Птаха, ты с нами?

— Не припомню в архивных документах свидетельства хоть одного укуса со стороны Мо, — Птаха криво улыбнулась. — Но от подобных предложений не отказываюсь.

Несколько минут прошло в благоговейном принюхивании и оценке звука, с которым эль осторожно взбалтывался в многолетнем плену кленовых досок.

— За нашу Ревекку, — провозгласил Мо, когда неблагородный по сути, но уважаемый по возрасту напиток занял своё место в толстостенных деревянных же кружках. — И за то, чтоб я ошибся в помыслах своих касаемо Бекки Горовиц. Да будет путь их обеих светел, бой лёгок, а соперники глупы.

— Согласен, — отозвался Воин, поднимая кружку выше головы своеобразным салютом. — Хрен кто сможет её обыграть.

— Их обеих, — тихо произнесла Жрица, баюкая в ладонях ёмкость с элем, как гадальную чашу. — За то, чтоб ты действительно ошибся, Мо. Кажется, я буду молиться за твою ученицу, Воин.

— Ото ж, — усмехнулся тот, первым припадая к кружке.

— Да будет так, — прошептала Птаха, прежде чем с некоторым благоговением прикоснуться губами к густой тёмной пене эля. — Да будет так, девочка. Удачи.

Глава двадцать третья

— в которой во встречу двух леди неожиданно вмешивается некто третий, а история Агентства начинает меняться, но это не приносит радости почти никому

Санкт-Петербург. Двадцать седьмое ноября. Поздний вечер. Васильевский остров.

Ребекка Горовиц выслеживала жертву. Она была опытной охотницей, знала, когда следует затаиться и выждать, а когда стремительным броском продвинуться по следу. Ей не был нужен лесной камуфляж, снайперский прицел и приманки. Камуфляжем, оружием и при нужде приманкой она была сама. И самая сладкая добыча — разумное существо, превосходящее человека почти настолько же, насколько сам человек превосходит травоядное животное, — не могла ускользнуть. У добычи не было шансов. Только время. На последнюю молитву.

Глубоко под маской Ревекка Ротшильд с изяществом опытного связиста отключала от себя проводки и нити, отвечающие за страх, тревогу и неуверенность в собственных силах.

Разделение личности на внутреннюю и внешнюю произошло одним болезненным рывком, когда агент глубокого внедрения села в салон роскошного авто и встретилась взглядом с невысокой рыжеволосой женщиной. Вспышка ледяного ужаса на несколько секунд сковала Риву по рукам и ногам: не считая сна-яви в Арсенале, ни разу ещё она не встречалась с врагом так, лицом к лицу. На какие-то мгновения все тренировки Воина и Палача показались бессмысленными и пустыми. Жуткая пауза тянулась вечность, но вдруг сухощавая ладонь Бекки Горовиц коснулась груди, подбородок опустился, а губы шевельнулись и произнесли чужим голосом:

— Я приветствую вас, моя Леди, и да будет ваше ожидание Пробуждения Его кратким и исполненным смысла.

Анна Шварц приподняла уголки губ в ироничной улыбке.

— Вы не только досконально скопировали внешность дочери Ночного Народа, но и успели изучить основные… — она осеклась, наткнувшись на искреннее непонимание в брошенном исподлобья взгляде. — Моё приветствие, дочь дочери моей, и да будет твоё ожидание Пробуждения Его кратким, — медленно произнесла глава Клана. — Прости моё замешательство. Слишком многое происходит вокруг того проекта, которым тебе предстоит заниматься.

— Я ни в коем случае не держу обиды на Леди, — Горовиц допустила в интонациях нотку иронии. — Учитывая сложность моего задания, я хотела бы как можно больше узнать о его… деликатных деталях, если мне будет позволено так выразиться.

— Ты можешь говорить со мной свободно, — Анна повела рукой в сторону мини-бара. — Ведь ты не только моя сотрудница и сородич по прямой ветви, но и гостья.

«Это не страх. Повышение интонации… вдох чуть глубже, чем следовало… скупой жест». Глядящая чужими глазами, слушающая чужими ушами и осязающая чужой кожей Рива справилась с паникой и взялась за то, что у неё получалось лучше всего. Наблюдать, анализировать и сравнивать. «Я не зря изучала физиологию, движения, привычки, повадки, этикет и ещё кучу всего о Детях Каина. Анна Шварц не боится меня. Она устала».

— Я благодарю вас, Анна, — Бекки с явным наслаждением открыла бутылку сельтерской воды. — И в таком случае считаю себя вправе задавать прямые вопросы. Не жду на них прямых ответов, но всё же…

— Но ты вынуждена их задать, — в глубине глаз Леди Шварц мелькнули весёлые искорки. — Предлагаю сделку. Ответ на ответ. Дорога займёт как минимум полчаса: нам ехать за город. Вполне достаточно времени, чтоб две умные женщины смогли если не подружиться, то узнать кое-что друг о друге.

— И о деле, — упрямо добавила Горовиц.

— И о деле, — согласилась Анна. — Вопреки одним традициям и согласно совершенно другим, уступаю тебе право первого вопроса. Как младшей.

«В лоб её взять не получится». Мысль Бекки сухим листом опустилась в подставленные ладони дрожащей от остатков страха и нахлынувшего возбуждения Ривы.

«У тебя — нет. У меня — да». Девушку медленно охватывал азарт. «Не забывай, кто я такая и что могу в отличие от тебя. Жги».

«Как скажешь… Госпожа».

— Вы уверены, что не знаете, куда именно ушла информация от Вальдера? Даже на уровне подозрений? — Вопрос Ребекки прозвучал небрежно, напряжение выдавали лишь обозначившиеся в уголках глаз морщинки.

Леди Шварц задумчиво провела пальцем по подлокотнику, затем подняла взгляд на собеседницу:

— Скажем так, я могу с уверенностью утверждать, что никто из моего ближнего круга не участвовал в организации утечки. Знаю, ты хочешь услышать определённые слова, и я их произнесу: я сама также не принимала в этом участия. Что же касается непосредственно Вальдера… Его сир родом из Нового Орлеана, где был обращён некогда и сам Вальдер. И у него хватает своих проблем помимо шпионажа подобного уровня. Но ты получишь информацию по контактам Вальдера. Чуть позже. И да, я абсолютно уверена, что в одиночку он не мог провернуть подобное. Не тот уровень допуска… и выражусь прямо: он был достаточно труслив, чтоб заниматься чем-то подобным.

«Интонационный ряд… уровень громкости. Глубина дыхания. Жестикуляция. Сокращение зрачков. Микровыражения лица. Она не настолько стара, чтоб контролировать себя на таком уровне…» Рива лихорадочно обрабатывала свалившуюся на неё информацию. Сейчас, за надёжным плечом Бекки Горовиц, девушка по-настоящему чувствовала себя оператором, живым компьютером, от расчётов которого на самом деле зависит всё. Несколько секунд, и вердикт был вынесен. «Она говорит правду. Перекрёстные ссылки по общим данным Первого и Третьего отделов подтверждают: Анне попросту незачем врать. Ну что, поняла теперь?»

— Благодарю за ответ, — прозвучало вслух, а Рива в тот же момент услышала совершенно иное.

«Да, госпожа, но не забывай, с её опытом и силами она читает нас не хуже чем ты её…»

«Хуже. Она даже не понимает, кто я такая…»

— Тебя не выбрали бы для подобного задания, не будь ты в достаточной степени опытна, — размышления Леди Шварц прервали странный внутренний диалог. — А потому я могу сделать ряд выводов, которые приводят меня к одному интересному вопросу… — Анна чуть подалась вперёд, и на её губах возникла хитрая улыбка. — Насколько близко ты знакома с Воином?

«Ой!» По нервам девушки вновь пробежала волна страха. «Нас раскрыли? Так быстро? Не может быть!»

«Я предупреждала. Не бойся. У тебя есть я».

— Я? — эхом прозвучал ответ. — Я знаю Воина лишь как блестящего манипулятора и хитреца, вполне готового подтвердить свой позывной делом на поле боя.

— И после Агентство будет утверждать, что у них никогда не было агентов, внедрённых в среду Ночного Народа, — усмехнулась Анна, откидываясь обратно. — Истинный ответ истинной Дочери Каина. А самое главное — я вполне верю в твою искренность и правдивость оного. Что ж, мы обе задали по главному вопросу, который интересовал каждую из нас. Проверка пройдена, полагаю, с обеих сторон. Перейдём к частностям, или, как ты выразилась, «к делу». — Вампиресса откинула крышку на подлокотнике, извлекла два электронных планшета и протянула один собеседнице. — Часть информации я смогу предоставить тебе прямо сейчас. Спрашивай, я постараюсь ответить как можно более полно.

— Это в ваших же интересах, — спокойно кивнула Бекка, принимая устройство. — Чем быстрее я войду в курс дел, тем быстрее отыщу крысу, которая завелась в ваших лабораториях. Приступим…

Ребекка Горовиц выслеживала жертву. Она была опытной охотницей, знала, когда следует затаиться и выждать, а когда стремительным броском продвинуться по следу. Она получила список потенциальных целей, она была жестока и последовательна, а за плечом у неё стояла девочка, способная просчитать что угодно. Обеих устраивал этот тандем, пусть даже он и был невероятно странен для них. Но главным было не это. Главное — у добычи не было шансов. Только время. На последнюю молитву.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать восьмое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Оранжерея.

— Сен-Жермен, Сен-Жермен… — Палач наклонился со скамейки в сторону, сорвал травинку и покрутил её в пальцах. — Во времена оные мне приходилось сталкиваться с этим милейшим господином. Долгое время его считали ловким мошенником и проходимцем. После его возвышения при дворе и некоторых… экспериментов — наоборот, приняли едва ли не за эмиссара. Достоверно могу сказать, что ни тем, ни другим он не являлся. Равно как и человеком не был.

— Воистину, в жилах графа наличествовала не одна капля крови с иных Граней, — Александр Евгениевич с удовольствием вдохнул полной грудью аромат цветущего сада. В отличие от внутреннего дворика Агентства, оранжерея была неподвластна временам года вне его стен. Желающий мог в любой момент обрести под стеклянным куполом как летнюю жару, так и весеннюю свежесть, хоть бы и в середине января. Чем специалист по связям с общественностью и решил воспользоваться, переместив проведение совета на верхний этаж Агентства. Четверо глав «Альтаира» вольготно расположились на широкой и длинной скамье в лёгкой тени лиственницы.

— В любом случае, он давно уже помер, — мрачно резюмировал Воин, вытаскивая портсигар.

Жрица неодобрительно покосилась на него, но промолчала: демон переживал за ученицу, а потому намёки на приличия в данный момент могли вызвать с его стороны разве что грубость. Ругаться женщине отчаянно не хотелось, и она решила вмешаться только в случае попытки отправить пепел или окурок в заросли. Однако Воин благовоспитанно извлёк из кармана маленькую походную пепельницу и даже шевельнул пальцами, создавая «Вытяжку Серого Мага». Дымок от сигареты послушно зазмеился в сторону ближайшей вентиляции.

— Сен-Жермен, быть может, мёртв, но его предполагаемая ученица жива и где-то здравствует, — задумчиво произнесла Жрица, улыбкой и наклоном головы давая понять демону, что заметила его вежливость. — Насколько срочен процесс её поисков?

— В достаточной степени, — травинка из пальцев Палача перекочевала к нему в зубы. — Серебряная участвовала в подготовке Серого Волка. Серебряная скрывается так, что на поиск только её следа команде наших оперативников во главе с Тенью потребовалась куча времени. Эрго, группы надо отправлять во Францию и Испанию уже сейчас. Две команды из центра…

— …и пусть местные тоже начинают землю носом рыть, как бородавочники, — буркнул Воин. — Нахрена нам столько отделений, если мы всё пытаемся решать своими руками? И так жо… задница в мыле.

— Грубо по форме, но верно по сути, — Светлов снова вздохнул и улыбнулся. — Палач, подготовьте необходимые приказы по Третьим отделам всех филиалов Франции и Испании. Рабочая группа, занимавшаяся поисками Княгини, переходит на положение центральной. Ставка — Париж. Распределение должностей — прежнее. Тень я уведомлю сам. Будем надеяться, она поспособствует переправке группы в ставку в ближайшее время.

— Я сам её уведомлю, — криво усмехнулся Воин. — Всё равно в ту же сторону собирались.

— Совмещаешь личные дела с работой? — Палач изумлённо вздёрнул бровь.

— Совмещаю приятное с полезным. Кстати, у меня по этому поводу будет к тебе разговор…

— Вы отвлекаетесь, господа, — вежливо, но твёрдо прервал их Александр Евгениевич. По его очкам скользнул блик от лампы солнечного света. — На повестке дня ещё как минимум один важный вопрос. Проект «Детский Сад» как возможное развитие Агентства.

— И этот вопрос откладывали последние полтора года, — тихо, под нос произнёс Палач, но Светлов услышал.

— Поверьте, данная проблема требовала всестороннего обдумывания и взвешенности в решении. Боюсь, правда, его обсуждение сейчас не доставит вам положительных эмоций, но этот процесс необходим.

— Это значит, — громким шёпотом сказал демон, настроение которого явно улучшилось, — что они с Его Высочеством всё обдумали и решили, а мы теперь будем «взвешены». Точнее, повешены на вышеупомянутом решении. И хорошо, если за шею.

Жрица возмущённо вскинулась, но Светлов остановил её успокаивающим жестом.

— Каким бы ни было ваше мнение, Воин, решение будем принимать мы все вместе и сейчас. Его Высочество ясно дал понять, что положительно визирует любые в достаточной степени аргументированные результаты сегодняшнего совещания.

— Я верно понимаю, что моих аргументов в течение достаточно продолжительного времени Его Высочеству не хватало? — от тихого раздражения в голосе Палача травинка в его зубах пожухла и съёжилась.

— Вы понимаете неверно. — Светлов достал из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных листов и передал главе Третьего отдела. — Будьте добры, прочтите и передайте остальным. Я поясню чуть позже, могу лишь сказать, что именно этот документ вызвал столь долгую отсрочку решения вышеупомянутого вопроса.

Палач принял листки из рук Александра Евгениевича и развернул их. Взгляд главы отдела заскользил по чуть неровным рукописным строкам.

«…Развитие ради развития слепо. Бесконтрольное, „дикое“ развитие личности зачастую приводит к катастрофическим последствиям…

Отбросим чисто человеческие понятия времени. Отбросим не из презрения к людям, а потому, что каждый, обладающий силой, рано или поздно приходит к бессмертию…

Есть то, что приводит в боеготовность негодные армии, есть то, что даёт силы измениться самому последнему люмпену и преступнику. Идея.

Агентство, как и многие до него, потеряло эту идею. Изначальное чаяние: „История должна твориться человеческими руками“ — истёрлось о время…

Совсем близок тот момент, когда Агентству будет больше некого привлекать под свои знамёна, и старшие это прекрасно знают. Как ни странно, это знание провоцирует лишь „реакцию страуса“ — голову в песок. Это отчётливо видно на примере проваливающегося раз за разом, насколько мне известно, проекта „Детский сад“…

Время ещё есть. Сложившаяся ситуация всё ещё даёт возможность манёвра. У бессмертных есть шанс постараться изменить этот мир…

Иначе будет воистину поздно. И тогда любые слова окажутся ядом, смущающим рассудки тех, кто слаб.

Я не претендую на всезнание. Я всего лишь смотрю со стороны. И вижу надвигающуюся бурю, к которой Агентство „Альтаир“ не готово. Как и весь наш мир».

Подписи не было.

— Что это за манифест? — спросил Палач, передавая бумаги Воину.

— Это письмо Вита Его Высочеству, — небрежным тоном ответил Светлов. Руки демона дрогнули. — И письму этому почти полтора года. Дело в том, Палач, что ваши идеи, сколь вы можете видеть, во многом совпали с данным документом. Учитывая силы и возможности Вита как эмиссара Сна, равно как силы и возможности его прежней наставницы, Его Высочеству было необходимо убедиться, насколько ваши мысли… ваши.

— К слову об уровне доверия в нашей организации, — пробормотал Воин и перевернул страницу.

— Воин, вы не правы второй раз подряд, — Жрица тонко улыбнулась. — В нашем случае речь идёт не о доверии, а о необходимой безопасности, не так ли, Александр Евгениевич?

— В том числе, — кивнул Светлов. — Тем не менее, в данный момент Кризис Сумеречных можно считать в достаточной степени разрешённым. Влияние Вита, даже если оно наличествовало, нивелировано.

— Хотел бы напомнить, что судя по дате, мои прошения об открытии «Детского сада» отвергались и до получения письма, — спокойствие Палача было сродни мертвенному. — Или я и тогда был под подозрением?

— Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, — Александр поправил очки. — И вы прекрасно знаете…

— Да-да. Недостаток кадров, — прервал его глава Третьего отдела, — недостаток опыта сотрудников, недостаток времени на вербовку и прочее. И так и неразрешённый вопрос, кто именно будет заниматься проектом. Я помню всё это. Почему вопрос решается именно сейчас, если дело не в подозрениях и не в делопроизводстве? Почему Принц готов принять любое наше решение?

— Потому что мы проигрываем, — глухо ответил Воин, прикуривая вторую сигарету. Документы перекочевали в руки Жрицы. — Потому что последние полтора года мы начали терять больше, чем получать, потому что мы совершаем ошибку за ошибкой и наши старые методы перестали работать. Его Высочество это понял, и теперь хочет впрыгнуть в последний вагон уходящего поезда. Если что — это его слова, а не мои. Вербовка Нуарейн была уже отчаянным шагом, и ещё неизвестно, во что она выльется. Мой сын был прав. И ты был прав. Надо что-то менять. Моё слово, с учётом того, что я уже сказал, — да. Детскому Саду быть. А если никто не хочет с ним управляться — наймём нянек.

— Я услышал вас, Воин, — Светлов гибко поднялся со скамьи и чуть повёл плечами. — Госпожа Жрица?

Женщина аккуратно сложила исписанные листы, провела по ним пальцами, разравнивая сгибы, и глубоко задумалась.

— Учитывая всё вышесказанное, — медленно начала она минуту спустя, — учитывая недоверие к Палачу, как к одному из старейших челнов Агентства, я не знаю, как мы сможем обучать и направлять следующее поколение. Я говорю «да, но…». И в это «но» вкладывается слишком много перемен в самой структуре Агентства, чтобы их можно было провести хотя бы и в течение года-двух. А свежая кровь требуется нам как можно быстрее. — Тень лиственницы сгустилась, и каждое слово женщины, казалось, повисало в этом лёгком сумраке. — Посему моё «да, но…» вполне можно приравнять к «нет». Мы не готовы работать с детьми, господа. Подростки от семнадцати и старше — возможно, и всё равно будут сложности. Дети — нет.

— Я услышал вас, — повторил Александр и повернулся к последнему участнику совещания. — Вы желаете ещё раз озвучить свою позицию, Палач?

— К чему? — глава Третьего отдела пожал плечами. — Я много раз формулировал свои мысли письменно и устно — вам лично, господин Светлов. Письмо Вита — лишнее подтверждение моей правоты. Если даже существо со стороны, тот, кого мы так или иначе считали если не врагом, то соперником, говорит то же самое, что и я… считаю сомнения излишними. Особенно теперь, когда моё честное имя очищено.

Уровень сарказма в последней фразе заставил передёрнуть плечами даже Воина.

— В таком случае, три «за» и один голос «против», — хладнокровно подытожил Александр Евгениевич. — Простите, Жрица, вы в меньшинстве. Палач, предварительное согласие Мэрионн вы получили сами, насколько я понимаю?

— Всё верно.

— Тогда на вас ляжет ответственность донести до неё, что проект «Детский Сад» одобрен и начинает действовать с момента её вступления в должность. Ей необходимо отыскать заместителя на место секретаря, совмещать эти должности она не сможет. Срок — два месяца, до первого февраля. Совет окончен, дамы и господа. Благодарю. Прошу простить, меня ждёт аудиенция и отчёт перед Его Высочеством.

Он откланялся, сделал шаг и пропал.

Воин сплюнул под ноги, зло затушил окурок в пепельнице и встал:

— Палач, я зайду, когда мы все отойдём после этого… совещания, хорошо?

Тот молча кивнул, и демон, резко развернувшись на пятках, направился к лифту. Из-под стоптанных кедов гравий летел, как из под шипованных бутсов.

Жрица покосилась на главу Третьего отдела.

— Палач, ты…

— Сейчас не время об этом говорить, — ровный холодный тон. — Кроме того, у меня ещё мониторинг Ривы, работа с Нуарейн, и — твоими стараниями — подготовка к Рождеству. Заходи ко мне вечером, и мы всё обсудим. А пока что — прости, мне пора.

Палач сделал резкое движение рукой в воздухе, будто вырезая клинком сомкнутых пальцев в воздухе большой треугольник, и встал. Спустя мгновение Жрица осталась в одиночестве.

Впервые за долгое время она действительно чувствовала, что оказалась одна.

Глава двадцать четвёртая

— в которой взрослые мужчины впадают в детство и не жалеют об этом, а независимо от этого начинает складываться мозаика

Санкт-Петербург. Двадцать восьмое ноября. Вечер. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Сообщение, пришедшее на личный мобильный телефон Палача, было настолько же необычным, насколько и неожиданным. Глава Третьего отдела несколько долгих десятков секунд перечитывал его, после чего откинулся на подлокотник дивана, на котором собирался немного подремать, и задумался. Короткая смс-ка гласила:

«Выходи во двор гулять. Я на качелях. Воин».

Во внутреннем дворике Агентства никаких качелей не наблюдалось и в помине. Почти все известные лично Палачу дворы тоже были лишены этой детали экстерьера…

«Известные лично мне?»

Головоломка сложилась на диво легко, да и не была она, по сути своей, головоломкой. Глава отдела усмехнулся, встал и, быстро начертав в воздухе треугольник, шагнул вперёд. Второй шаг он совершил уже в зябких ноябрьских сумерках. Детская площадка, чуть припорошённая снегом, пустовала, что было вполне логично, учитывая поздний час и истинно петербургскую погоду. На поскрипывающих качелях виднелась невысокая фигура, с трудом втиснувшаяся плечами между двух металлических штанг, державших узкое сиденье.

Палач молча подошёл и сел рядом на второй «стульчик».

— Умница, — меланхолично произнёс Воин. — Читал личное дело. Сообразил.

— Естественно, — Палач пожал плечами. — После того, что я про тебя понял… Другое дело, что выбор места крайне интересный.

— Нормальный выбор. Для того, чтобы что-то изменить в настоящем, надо хотя бы частично распрощаться с прошлым. — Губы Воина исказила кривая усмешка.

— А здесь твоего прошлого предостаточно. Образно выражаясь, конечно, — глава Третьего отдела обернулся и посмотрел на торец пятиэтажной хрущёвки, выступавший в свете фонарей у них за спинами. — Если я правильно понимаю, в то время здесь был район новостроек. Твоя жена не могла позволить себе купить квартиру в таком перспективном месте, хоть бы и на окраине города. А ты уже работал на нас. Одного не пойму, как ты смог провести деньги, чтоб никто ничего не заподозрил?

— Лепреконы, — Воин закурил, пустил длинную струю дыма в небо и протянул портсигар собеседнику, но тот отрицательно покачал головой. — Я же демон, не забывай, и в Англии жил достаточно. Кое-чем помог, кое-что обеспечил. Реализовать золото в те годы здесь можно было только через зубных врачей, кое-каких бандитов, ну и через высокие сферы. Связываться под носом у наставника с политиканами было не с руки, бандиты могли её найти, хоть и теоретически, — не те у меня тогда были способности. Плюс к тому она была беременна. Ником.

— Лисом.

— Да. В общем, я решил всё, как настоящий контрабандист. Не вовлекая ни родных, ни учителя…

— Почему ты сейчас здесь? — вопрос был хлёстким, как удар бича. Воин вздрогнул.

— Потому что хочу двигаться дальше, — после долгой паузы сказал он. — Мои дети мертвы, как бы то ни было. И пусть у меня есть надежда вернуть хотя бы младшего, я точно понимаю, что вернётся уже не тот мальчик, за судьбой которого я когда-то пытался наблюдать. И даже не тот, кого я останавливал у Храма. Подобный опыт не пройдёт для него даром, даже если я смогу как-то воскресить его. «Все всегда уходят навсегда», так, кажется?

— «Уезжают». Но мысль я понял. И сомневаюсь, что с твоим опытом решения душевных травм ты позвал меня плакаться. Тем более что жилетку я оставил в кабинете.

Воин наконец поднял взгляд на собеседника и наткнулся на грустную, понимающую усмешку.

— Я…

— Ты где флягу свою кинул? — спокойно спросил Палач. — Я тут, между прочим, в одной рубашке, брюках, и ботиночки на тонкой подошве… Вот заболею, и что вы будете делать?

— Ромом тебя поить будем, — хмыкнул Воин. Он буквально на глазах приходил в себя.

— Вот и начинай прямо сейчас. И сам приложись.

Демон послушно извлёк зачарованную ёмкость из кармана косухи, мужчины сделали по большому глотку пряного напитка, и Палач продолжил:

— Ты понимаешь, что сделает с тобой Принц, если ты опять провалишься в депрессию?

— Понимаю, но…

— А если понимаешь, то послушай старшего товарища. Даже друга, потому что я таковым себя для тебя считаю. А моё мнение, как известно, непреложно в подобных вопросах. Ты что сейчас мне сказал? Чего ты хочешь?

— Двигаться дальше, но…

— Ещё одно «но», и мы с тобой отправимся в тренировочный зал на спарринг, — Палач фыркнул. — Тебе просто хочется, чтоб тебя пожалели. Считай, выполнено. Самый страшный убийца в Агентстве сочувствует тебе. И в чём-то жалеет, да. Но если ты немедленно не подберёшь сопли и не расскажешь, как именно собираешься «двигаться», — я докладную Его Высочеству подам. И это не шутка. Да, твои дети мертвы. — Правая рука главы отдела автоматически совершила древний религиозный жест поминания покойного. — Мы их прямо сейчас поминаем, и помянем ещё раза три, пока эта боль не выветрится посредством паров прекрасной выпивки. Да, женщина, которую ты любил, и которая родила от тебя, тоже мертва, и её давно пора отпустить. Да, твоё прошлое окончательно остаётся в прошлом. Полутора лет убийственного траура — вполне достаточно, чтоб все поняли, насколько тебе больно, и пожалели тебя так, как это только возможно. — Глаза демона сверкнули алым в ранней осенней ночи, и Палач удовлетворённо кивнул. — Ты злишься. Наконец-то. Теперь осталось понять, что злишься ты не на меня, а на себя, и дело в шляпе — сможем продолжить разговор.

Воин тяжко повёл плечами, и качели опасно заскрипели.

— А ещё говорят, что ты психолог… — протянул он, вытаскивая походную пепельницу.

— Правильно говорят, — согласно кивнул глава Третьего отдела. — Сейчас был пример экстренной психологической помощи. И заметь — никаких твоих демонических штучек. Сплошные разговоры, знание и понимание предмета беседы, и… да, сочувствие, куда без него? Хоть немного.

— Психологи работают не так.

— Человеческие — да. Я работаю так, как работаю. Так о чём ты на самом деле хотел поговорить?

Демон щёлкнул крышечкой, с усилием потёр ладонями лицо и улыбнулся.

— О вас с Тенью ходят разные слухи… — издалека начал он, коротким жестом будто отрезая весь предыдущий разговор. — Сплетничают и о любви, и о боли, и о чёрте лысом, но я уже в курсе, что тут нечто иное. Она при мне назвала тебя братом…

— «Сплетничают» — то самое слово, — Палач улыбнулся в ответ и снова протянул руку за флягой. — И она тебя не обманула. Я уже понял, о каком «движении вперёд» ты говорил и почему пьёшь именно здесь. Но я так и не услышал вопроса.

— Хм… в любом случае, ты хорошо её знаешь.

— Лучше — только Светлов.

— Упаси меня боги обращаться к Александру Евгениевичу с подобными проблемами, — Воин коротко рассмеялся и раскачался, поджав ноги под сиденье. — Так вот. Как за ней ухаживать? В смысле, я уже понял, что она любит мороженое, классический театр и Париж. Но всё остальное… она же не человек и даже не нелюдь в классическом понимании этого слова. — Демон состроил сложную гримасу. — Мои способности не сработают на неё, даже если я захочу их применить.

Глава Третьего отдела помолчал, потом усмехнулся и тоже оттолкнулся ногами от гравийного покрытия площадки, отправляя качели в короткий, но такой увлекательный полёт.

— Моя названная сестра — странное создание, — произнёс он. — И ей не так просто понравиться, как кажется со стороны. Но если уж ты взялся за такое сложное дело, то слушай…

Бледный свет огрызка луны смешивался с оранжевым отсветом фонарей, и ноябрьский ветер с удовольствием подбрасывал снежинки в этом странном прозрачном коктейле. Ему понравилось смешивать всё это с волосами двух друзей, сидевших на качелях на детской площадке. Разговоры мужчин, так и не переставших в чём-то быть мальчишками после всех прошедших лет и бедствий, не интересовали его. Холода эта парочка не боялась, снег и сырость — любила, а большего ветру было и не нужно.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать восьмое ноября. Вечер. Канал Грибоедова. Штаб-квартира конторы «Ливси, Блад и Холлидей — Доки своего дела».

— Ну что же, у нас проблемы.

Дэвид Ливси возвышался над своим письменным столом, как готовый к осаде британский замок. В глазах-бойницах сверкал не свойственный вежливому и обстоятельному доктору огонь.

— Спокойнее, дорогой друг, спокойнее, — смуглый темноволосый мужчина, сидевший в кресле у окна, гибко поднялся и распахнул створки в ноябрьскую хмарь. — Представь, что ты сейчас на носу корабля, впереди — вот это, — он кивнул за окно, — а сзади тебя догоняю, скажем… я. И что, ты бы так же нервничал, сиял очами и брызгал слюною?

— Я не брызгаю слюной, Питер, — с достоинством ответил Ливси и поправил манжеты. — И я не нервничаю. Я оглашаю факт. А это, да будет тебе известно…

— Самая упрямая в мире вещь, — отозвался Питер, поворачиваясь к своему собеседнику. Стало видно, что глаза у него — удивительно синего цвета: они странно смотрелись на загорелом лице, которое скорее подошло бы испанцу или цыгану. Впрочем, подобное сочетание придавало Питеру невероятный шарм.

— По крайней мере, в этом мире, — добавил Дэвид и поморщился. — Завтра выходят все сроки, Холлидей неизвестно где, а результатов у нас практически нет. Мы так желаем неприязни Агентства? Если они не получат достаточно убедительных доказательств того, что документы сделаны — точнее, подделаны — не нами, Воин сотрёт нас в порошок. Там, у них наверху, — Ливси поднял глаза к потолку, — происходит нечто очень серьёзное. И мы рискуем оказаться в роли ячменного зерна, попавшего в жернова.

— Скорее песчинки, друг мой. — Питер провёл рукой по волосам, заправляя прядь за ухо. — А песчинка может и проскочить. Жернова велики, мы — малы. Что нам Гекуба, что мы Гекубе?

— Мы — первые подозреваемые, — напомнил Дэвид и прошёлся туда-сюда по кабинету.

«Доки своего дела» занимали разом несколько роскошных квартир в старом доме на набережной канала Грибоедова, недалеко от Казанского Собора. Три квартиры были жилыми и отходили троим соучредителям этого «малого бизнеса». Одна — самая большая — была разделена на части: общий кабинет, оружейная и комната для посетителей. Постоянного штата Доки не держали, предпочитая пользоваться услугами осведомителей и наёмников.

Центральный, общий кабинет был предназначен для общей работы и приёма особо важных гостей. Высокие, едва ли не под три метра потолки, стены, обшитые дубовыми панелями с шёлковыми вставками, тяжёлая, изукрашенная резьбой старая мебель, огромная хрустальная люстра и огромное количество подсвечников. Сейчас люстра была выключена, и помещение заливал свет свечей. Кабинет был защищён огромным количеством амулетов и артефактов, так что пожара Доки не боялись, а работать предпочитали в привычной для них обстановке.

От открытого окна прянул порыв мокрого ветра. Огоньки свечей дрогнули, чуть поколебалось пламя в зачарованном камине, дым из которого поглощался и вытягивался исключительно благодаря артефакту: в планировке этого дома подобная роскошь не была предусмотрена. Ливси повёл плечами.

— Закрой, будь добр. Зябко.

— Тебе? — искренне удивился Питер, но закрыл окно. Небрежным движением тонкой, изящной руки переправил кресло от своего стола ближе к камину и с явным удовольствием уселся, протянув ноги к огню. Даже в помещении доктор Блад не изменял себе и своему вкусу: на нём был чёрный удлинённый пиджак относительно современного покроя, но неуловимо напоминавший камзол, кремовая шёлковая блуза с кружевными манжетами, чёрные бриджи и чёрные же высокие сапоги. На его фоне Дэвид в домашнем шёлковом шлафроке трёх цветов, при домашнем же костюме и в мягких тапочках выглядел добрым дядюшкой.

— И всё же, — Ливси мерял шагами потемневший от времени паркет. — Что мы скажем Агентству завтра?

— Мы сдадим им часть нашей резидентуры, — лениво откликнулся Питер из кресла. Дэвид задохнулся от возмущения:

— Ты предлагаешь нам нарушить слово?

— Ни в коем случае, — покачал головой Питер. — Мы отдадим им тех, кто сам нарушил слово и теперь мешает нам. Например, Портного. Или Клирика.

— И что же, ты полагаешь, они простят нам подделку документов, явившихся первым камнем в обвале, за то, что мы сбросим им нашу мелочь? — Дэвид подтащил к камину второе кресло и сел рядом. Питер усмехнулся, извлёк из кармана пиджака портсигар и прикурил от ближайшей свечи.

— Ты не следишь за мыслью, друг мой. Я изучил образец подделки и могу с уверенностью сказать две вещи. Первое: документ создан на этой Грани, по самым современным технологиям и с использованием силы. — Питер выпустил колечко дыма в камин и неторопливо продолжил: — Второе: это не наша работа. Мы делаем лучше. Мы дадим Агентству копии наших документов на тех, кого хотим им сдать. Пусть сравнят. Я укажу характерные неточности. Их сил и лабораторий хватит на подобное сравнение с лихвой. И тогда, друг мой, мы бьём по двум целям разом. Избавляемся от лишней головной боли в виде нарушивших слово и рассчитываемся с нашим долгом «Альтаиру».

— Не совсем, — Ливси поёрзал, устраиваясь поудобнее. — Мы, а точнее, лично я, как полномочный представитель, обещал нашим связным, что мы найдём тех, кто это сделал.

— А вот это, — окурок был метко отправлен щелчком отнюдь не в камин, а в огромную пепельницу на одном из столов, — уже забота нашего непревзойдённого американского друга, где бы его ни носили морские дьяволы.

Дверь в кабинет распахнулась от могучего, но мягкого движения руки.

— Сухопутные, джентльмены, исключительно сухопутные. Но мокрые и ледяные.

Собеседники разом обернулись. На пороге стоял третий член их маленького общества — доктор Холлидей, в кожаном плаще, забрызганном грязью до груди, коричневом костюме-двойке в том же состоянии и в резиновых сапогах, с которых на старое дерево пола буквально текла смешанная с водой и снегом земля.

— Джон. Генри. Холлидей, — раздельно проговорил доктор Ливси и поднялся. — Извольте, прежде чем посещать наш общий кабинет, привести себя хотя бы в относительный порядок.

Холлидей открыл было рот, но его прервали.

— И в самом деле, Генри, — произнёс Питер Блад, предпочитавший называть друга и коллегу по второму имени. — Шёл бы ты к себе. В конце концов, сколь бы срочными ни были твои известия, ничто не мешает тебе сперва переодеться. Затем выпить стаканчик ячменного виски, столь любимого тобой, — исключительно в медицинских целях, это я тебе как врач говорю. А затем уже присоединяться к беседе.

— А говорили — «срочно», — с кислой миной отозвался Холлидей. Ливси посмотрел на его лицо и сжалился:

— Хорошо. В одно слово. Ты их нашёл?

— Да! — на лице Холлидея появилась хищная усмешка. — Нашёл.

— В таком случае, прошу вас вон, мой дорогой джентльмен, — суровость Дэвида была уже напускной. — Извольте выглядеть соответствующе в рабочей обстановке.

Холлидей якобы испуганно поднял руки, принимая правила игры.

— Масса злой, масса гонит джентльмена мыться, — гнусавой скороговоркой, подражая выговору чёрных рабов, забормотал он. — Джентльмен хороший, джентльмен помоется, выпьет и придёт разговаривать, как нужно массе. Только не бейте джентльмена. — С этими словами он мелкими шажками выбежал за порог. Ливси с Бладом переглянулись и захохотали.

— Я боюсь считать, сколько нам на самом деле лет, — утёр набежавшие слёзы Дэвид, — а ощущение такое, что мы до сих пор мальчишки.

— В чём-то — да, в чём-то — нет, — Питер встал, подошёл к своему столу и активировал амулет очистки. Грязь начала медленно впитываться в пол, не оставляя следов. — И потом, если мы потеряем это ощущение юности до конца — в кого мы превратимся?

— Не хочу даже и думать, — пробормотал Ливси, выбираясь из кресла. Пододвинул к огню третье сидение, подумал и подкатил кофейный столик на колёсах. Подумал ещё несколько секунд, убрал фарфоровые чашечки и поставил три стеклянных стакана с толстым дном. Питер наблюдал за его манипуляциями с одобрением и последним штрихом присовокупил к композиции большую бутылку тёмного стекла.

— Ром, — пояснил он. — Ямайский, но из лучших, притом превосходной выдержки. Я уважаю вкус нашего друга, но своё ячменное… м-м-м…

— Виски, — хладнокровно дополнил Ливси. — Это в Америке называется виски.

— М-м-да-с. Так вот, своё виски пусть он пьёт сам. Я привык и к лучшему, и к худшему, но, если есть выбор, предпочту нечто более… приличное.

Уже успокоившись, они успели выпить по стаканчику, когда в кабинет быстрым шагом вновь ворвался Холлидей. Он успел не только помыться, но и сменить костюм на точно такой же, из тонкой коричневой шерсти, и добавить к своему туалету тонкий галстук-шнурок с круглой заколкой. На ногах у него теперь были невысокие сапожки-«казаки».

Глаза Джона Генри сияли, рот под тщательно расчёсанными пышными усами кривился в усмешке, не предвещавшей противникам Доков ничего хорошего, а каблуки так и норовили сорваться в танцевальную дробь.

— Я вижу, ты в прекрасном расположении духа, Генри, — протянул Питер, рассматривая друга из-под полуприкрытых век.

— Есть от чего, — провозгласил Холлидей, с размаху падая в кресло, и водружая ноги прямо на каминную решётку. — Что это вы тут пьёте? Ром? Превосходно, я присоединюсь.

— «А говорил — срочно», — передразнил компаньона Ливси. — Будьте осторожнее с обувью, доктор. Сожжёте.

— А, плевать, — Джон Генри пригубил напиток, приподнял брови и отсалютовал стаканом Бладу, признавая качество напитка. — Итак. Я их нашёл.

— Есть имена? — поинтересовался Дэвид, в свою очередь салютуя обоим собеседникам.

— Одно имя, — Холлидей выдержал паузу, усмехнулся и закончил: — И широкий, точный след.

— Генри, если ты собираешься выдавать жизненно важную информацию подобным образом, — Блад потянулся вперёд, пошевелил угли кочергой и не вставая подбросил несколько поленьев, — то я уверяю тебя, твоя обувь сгорит быстрее, чем ты предполагаешь.

— Вы чопорны, высокомерны и не цените момента триумфа, джентльмены, — угроза явно не напугала Холлидея. На лице его сияла самодовольная улыбка. — Теперь у нас есть то, чего нет у Агентства. То, что нужно Агентству. И то, за что мы…

— Не попросим ничего, кроме сотрудничества, друг мой, — оборвал его самовосхваление Блад. — Потому что так будет правильно, и так перед нами откроются гораздо более широкие горизонты, чем прежде.

— А я о чём? — изумился Холлидей. Во взгляде этого мужчины, помимо самодовольства и радости, светились хитрость и недюжинный ум. — Я предлагаю вообще ничего не брать с них за это.

Доки своего дела помолчали, обдумывая сказанное. Ливси прокашлялся.

— Ты хочешь, чтобы они были должны нам, не так ли?

— Именно, Дэвид, — Холлидей довольно ухмыльнулся. — Я хочу, чтобы у нас была карта в рукаве.

— Справедливое желание, — кивнул Блад. — И справедливое решение. Я — за.

— Согласен, — Ливси вновь поправил манжеты, как бы намекая на привычку шулеров его времени носить кружева у рукавов. — Но что за карта? Козырь или то, что придёт в пару?

— Роял-флэш в одно движение, — Холлидей полез во внутренний карман пиджака. — Ты искал несоответствия, Питер, а я искал знакомый почерк. И я нашёл его.

— Знакомый из тех времён… — начал Ливси, и Джон Генри начал истово кивать.

— Точно. Если ты раз сталкивался с мошенником, ты узнаешь его руку, хоть через пятьдесят, хоть через сто, хоть через двести лет. И с этим мошенником я сталкивался. Ещё будучи помощником Уайетта Эрпа. Хотя, скорее, с предком того, кто делал эти документы. Время и определённые несоответствия — да, разумеется. Но науку и стиль не перебороть. Я искал выходы на определённого человека, причём даже не на этом континенте, и я нашёл. Прошу!

Он передал своим компаньонам мятую и сложенную в несколько раз стопку листков. Те некоторое время в молчании изучали бумаги, затем Ливси круто повернулся к Холлидею:

— Ты абсолютно уверен в своих источниках?

— На все сто. У меня есть фотокопии документов, которые он делал раньше. Нам теперь есть, что дать Агентству, джентльмены, — голос Джона Генри зазвенел от торжественности момента. — Впервые в истории нашего маленького предприятия мы сможем заставить «Альтаир» по-настоящему быть у нас в долгу. Их путь лежит в Америку. А имя… — он отпил глоток, и закончил глухим тоном, в котором звучала ярость и предвкушение. — Имя — Рональд Мэверик.

* * *

Окрестности Санкт-Петербурга. Двадцать восьмое ноября. Поздний вечер. Штаб-квартира проекта «Троица».

Очередной скомканный листок отправился в пепельницу, на лету обугливаясь по краям. В объёмистый керамический сосуд упал уже ярко пылающий шарик. Бекки раздражённо повела плечами и взялась за папиросы. Резкий вкус табачного дыма наполнил рот и лёгкие. Остро захотелось разом пить и выпить, потом приступ отчаяния отступил. Госпожа Горовиц движением языка переправила папиросу в правый угол рта и потянула из стопки новый чистый лист.

«Ещё раз. Не может быть, чтобы мы могли так ошибаться».

Где-то за её плечом глубоко вздохнула Рива.

«Прости, но так оно и есть. Надо принимать другую основу для развития модели».

«А именно?»

Целые сутки разработки Вальдера не дали ни следа, ни определённости, в какой стороне этот след можно искать. Бекки приняла «наследие» предыдущего специалиста, заселилась в его комнату на исследовательской базе Ночного Народа, пообщалась с ближними и дальними коллегами. Рива скрупулёзно перечитала и проанализировала отчёты о вещах Вальдера, изъятых из его комнаты, о данных с его компьютера, планшета, мобильного и ноутбука, о том, что было обнаружено на его городской квартире, и о местах, которые он посещал чаще всего за последние полтора года. Очевидным было только одно: несомненная приятельская связь Вальдера Фредерикссона и Кристиана Салини — бывшего бармена «Великого Древа». Всё остальное… всё остальное вело только к отчаянию. Сотни деталей, заметных лишь разуму величайшего аналитика, никак не хотели складываться в мозгу этого самого аналитика в единую систему. Будь это одна из столь любимых Ривой головоломок-паззлов, она бы сказала, что мозаику смешали из трёх-четырёх разных, не относящихся друг к другу. Да ещё и растеряли как минимум треть деталей.

«Мы ошиблись в чём-то с самого начала…»

Рива восстановила в памяти отчёт об осмотре городского логова Вальдера и перешла в режим «прямого диалога» со своей второй сущностью. Единственной, кто теоретически мог бы прослушать её тихое бормотание себе под нос, была Анна Шварц, но Леди покинула город по своим делам на неопределённое время.

«Помещение производит впечатление нежилого».

— Логично. Он жил большей частью здесь, выбирался в город только расслабиться или для контакта со своим связным.

«Данные с электронных устройств тщательно удалены, оставлены лишь незначительные заметки и записи».

— Он знал, что за ним рано или поздно придут, — Горовиц вновь раздражённо пожала плечами. — Да и вообще, зачем хранить нечто важное в месте, где не собираешься появляться…

Она осеклась.

«Именно. Он не собирался там появляться с какого-то момента. Не собирался возвращаться в эту квартиру, а не просто редко жил там. Вальдер отлично понимал, что за ним придут, и собирался бежать».

— Но его убрали раньше.

«Не факт…»

«Личное дело Вальдера Фредерикссона. Третья страница, пятая строка, пункт 4.16. Психологический профиль:

Благонадёжен, воспитан, вежлив, исполнителен, спокоен. Употребляет только донорскую кровь либо, как выяснилось слишком поздно, кровь животных. Низкий уровень способностей Детей Ночи компенсируется упорством, ответственностью и высоким коэффициентом интеллекта. В спорах предпочитает принцип „железной аргументации“, при невозможности воспользоваться оным — уходит от конфликта».

Рива удовлетворённо кивнула:

«Конец цитаты, как говорят в современных новостях. А теперь подумай, госпожа Горовиц, насколько этот портрет согласуется с образом вампира, способного месяцами обманывать целую засекреченную лабораторию во главе с самой Леди Анной? Мы ведь точно знаем, что завербовали его достаточно давно: количество слитых данных это предполагает».

— Но если у него был сообщник…

«Нет. И в этом мы ошиблись с самого начала. Вальдер был один и работал здесь один. По крайней мере, на своего странного нанимателя. Но далее возникает вопрос: при чём здесь Кристиан Салини?»

— Он был приятелем Вальдера…

«Именно. Приятелем. Но не другом, тем более не поверенным и уж подавно не тем самым таинственным сообщником. Не тот полёт, не те привычки, не тот род деятельности. Так… для надёжности проверь отчёты по употреблению крови Вальдером, у нас должен быть доступ к такой информации».

Несколько долгих секунд, проведённых в поисках нужных данных, и ответ…

— Нормальное потребление. Постой, даже учащённое, вот отметка. Объяснял сильными стрессами на работе и высокой сложностью задач. И то, и другое — чистая правда. Разумеется, сильно сверх нормы его не перекармливали: никому не нужно, чтоб у твоего подчинённого начал усиливаться голод. С чего такой интерес?

Рива тихонько усмехнулась. Логические неточности начали вставать на нужные места.

«А теперь на время начала работы?»

— Такое же… — растерянно пробормотала Ребекка.

«Внимание, цитата: „Низкий уровень способностей Детей Ночи“. Одна я помню, что происходит с оными способностями при усиленном употреблении человеческой крови помимо повышения голода? Воин говорил нам об этом».

— Они растут, — прошептала госпожа Горовиц, откидываясь на спинку стула. — Не понимаю, он что тогда — не пил эту кровь, что ли? А за счёт чего жил?

Возникшая догадка заставила её поперхнуться.

«Да, дорогая Ребекка. Он её не пил. Вспомни, как он умер: „птичку съел“. Наш дорогой Вальдер был вегетарианцем, если можно так выразиться. Теперь вспоминаем, за что был убит Кристиан? Верно, за охоту вне Ночного Договора. С чего бы тихому бармену, замешанному в тёмных делишках, так подставляться? Всё правильно: он слишком привык к постоянному источнику дармовой крови».

Паззл начал складываться с невероятной скоростью, и Горовиц откровенно не успевала за полётом мысли своей альтер-эго.

— Постой, но к чему такие тайны? И кто такой всё-таки этот Кристиан?

«Кристиан — пешка, связной», — отмахнулась Рива. — «К нему мы ещё вернёмся. Он — вторая отправная точка нашего расследования. Мы плохо разработали её с самого начала: кто-то что-то пропустил. С нынешним уровнем работы Первого отдела это нормально. В любом случае, следы там остыли достаточно давно, чтобы небольшая задержка уже ничего не решила. А вот второй вопрос ты задала верно».

— Первый.

«Не важно. Важна суть: к чему так тщательно скрывать своё пристрастие к животной крови? Интересно, что собою представляет сир Вальдера?»

— Об этом стоит спрашивать у Леди Анны. Она — единственная, кто в данный момент может знать всё необходимое. Но сейчас она покинула город ради какого-то частного визита.

«И вновь не важно. Здесь игра уже идёт не на опережение, а на тонкость. Несколько лишних часов не сыграют роли: наоборот, будет время подумать над Кристианом и поднять все протоколы осмотра места его гибели. К моменту беседы нам будет, что предъявить Леди Анне. Поздравляю вас, госпожа Горовиц, мы вышли на след!»

Ребекка хищно ухмыльнулась. Она поняла, что дичи не уйти.

Глава двадцать пятая

— в которой договариваются о встрече, близится развязка, несущая движение дальше, а Медная гора как всегда скрывает в себе тайну

Ленинградская область. Двадцать девятое ноября. Вечер. Где-то в глуши.

Стихия разыгралась не на шутку. Казалось, ледяной дождь вперемежку со снегом бил и лил со всех сторон. Прекрасный односолодовый виски во фляге отдавал мерзким сивушным духом и не столько согревал, сколько шибал в нос неизбежным похмельем. Док Холлидей покрутил носом, сделал ещё один глоток и надёжно закрутил пробку.

— «Истинная Шотландия», говорили они, — пробормотал он себе под нос. — «Ни с чем не сравнимый вкус жжёных листьев». Самогон — он и есть самогон. Лучше бы взял кукурузный.

Невысказанная тайна имён и мест жгла где-то под ложечкой хуже изжоги. Связные опаздывали.

Джон Генри Холлидей фыркнул, выругался про себя, затем вслух, задавил окурок сигариллы в боковой пепельнице на дверце автомобиля и тут же вышел в осеннюю питерскую погоду, сам не понимая зачем. Больше всего бывший ковбой и помощник шерифа ненавидел догонять, угадывать и ждать, считая и эти занятия уделом тюфяков, маменькиных сынков и прочих мягкотелых.

Док предпочитал действовать. Стрелять, жечь, рвать зубами от безысходности, гнать коней в глухую ночь, но делать хоть что-то. О тех временах, когда ему приходилось лежать в сырой земле и не делать совершенно ничего, мистер Холлидей предпочитал не вспоминать. В своё время Джона Генри не удостоили даже ада, но ни одна, даже самая изощрённая пытка не могла сравниться в его сознании с бесплодным ожиданием неизвестно чего. И потому Док Холлидей вполне обоснованно полагал, что свой личный ад он уже прошёл. Следовательно, его нынешнего мало что могло напугать, как в мире живых, так и в иных реальностях.

Тем не менее, сейчас Джону Генри приходилось ждать. И, невзирая на чудовищное отвращение к сему процессу, он подходил к нему, как практичное существо. Док тщательно затоптал собственный окурок. Попинал шины авто. Проверил и почистил от грязи «дворники», не мешая их движению, а заодно проверив собственную реакцию. Приподнял капот, помянув всех неизвестных ни одному летописцу предков того кретина, который собирал двигатель. Отдельно высказался по поводу работавших над корпусом автомобиля, с красочными отступлениями в область фауны самого Дикого Запада и его обитателей.

Исчерпав словарный запас, Холлидей повернулся к дороге, в который раз закурил, прокляв ещё и местные природные условия, передёрнул плечами и застыл, как памятник самому себе. Любовь и умение никогда не шли у него рука об руку. Он любил выпивку и женщин, но не умел выбирать ни то, ни другое, что отчасти его некогда и погубило. Он не любил воду и холод, но рано или поздно привык воспринимать как неизбежность и то, и другое. И он терпеть не мог ждать, догонять и гадать, но превзошёл многих в этих умениях. Сейчас, считая капли, падающие с полей шляпы, Док Холлидей ждал. И дождался.

Бархатистое рычание движка огласило осенне-зимние сумерки, и к месту встречи, уверенно маневрируя по полуразмытой грунтовке подъехал, знакомый Джону Генри по рассказу его друга УАЗ. Синхронно хлопнули дверцы, и перед Доком предстали двое связных Агентства.

— Два молодца, одинаковы с лица, — не размениваясь на приветствия, прокомментировал их появление Док. — Стало быть, Калеб и Ведун, верно?

И протянул руку.

Близнецы переглянулись. Надо отдать им должное, в ситуации они сориентировались мгновенно, и заготовленные заранее поклоны остались нереализованными.

— Я Калеб, — отозвался правый братец, пожимая протянутую ладонь.

— Ведун — это я, — левый близнец повторил приветствие.

Док прищурился. Он любил вводить людей в замешательство и ещё более любил, когда они могли достойно сопротивляться его прямоте. От учеников Воина ожидать меньшего было бы глупо, но проверить всё равно следовало.

— Джон Генри Холлидей, — представился Док, прикасаясь двумя пальцами к изрядно вымокшей шляпе.

— А доктор Ливси? — Калеб вопросительно приподнял бровь.

— Он занят, — небрежно ответил Док Холлидей, извлекая из внутреннего кармана пиджака завёрнутые в полиэтилен бумаги. — Сегодня с вами работаю я.

— Как говорит наставник, «жрите, что дают», — пробормотал Ведун, принимая пакет.

— И радуйтесь, что это не дерьмо, — подхватил Джон Генри. — Воин мудрое существо, невзирая на внешнюю грубость. Ерунды не скажет.

Ведун усмехнулся, коротко кивнул и сел обратно в машину разбираться с бумагами. Дверь, впрочем, он оставил открытой.

— Наша дальнейшая связь с вами… — начал было Калеб, но Холлидей перебил:

— Будет идти теперь через меня. Мои друзья заняты в достаточной степени, в том числе — обеспечением моей скромной персоны необходимыми средствами для путешествия.

— Прошу прощения? — Старший братец честно держал образ вежливого связного.

— Ведун сейчас просмотрит бумаги, — скучным тоном произнёс Джон Генри. — Там всё написано достаточно подробно и прямым текстом. Потом вы отвезёте всё обретённое к себе в Агентство. Там они почешут в затылке, сверят со своими данными и поймут, что мы говорим правду. А дальше вы будете разбираться с тем, что мы вам выдали. И путь ваш так или иначе будет лежать на мою историческую родину.

— Америка? — хладнокровно поинтересовался Калеб. Холлидей хмыкнул.

— Доводилось читать моё личное дело?

— Доводилось интересоваться историей, — в тон ему ответил Ведун из машины. — Мы вообще много чем интересуемся.

— Похвально, — Док улыбнулся. — Тогда вам будет ясно, почему я прошу разрешения отправиться по этому делу в Америку вместе с вашими агентами.

Ведун закончил читать, положил документы в бардачок, выбрался из автомобиля, утвердительно кивнул брату и с интересом посмотрел на Джона Генри.

— Вы понимаете, что это прошение о первой совместной операции подобного масштаба для Агентства и Доков своего дела?

Холлидей покачал головой. Он любил ставить на место зелёных юнцов, не понимающих сути дела, но перед ним стояли отнюдь не новички.

— Вы просто не в курсе, джентльмены. — произнёс он. — Это далеко не первая наша совместная операция.

— Прошу меня простить, мистер Холлидей, — отозвался Калеб, — боюсь, это вы не понимаете всей серьёзности ситуации.

— Вот как?

— Именно. И проблема в том, что мы можем только передать вашу просьбу, но как связные не можем гарантировать её… удовлетворения.

— Не страшно, — Джон Генри перекинул губами сигариллу из правого угла рта в левый и улыбнулся. — Вы поедете впереди, а я за вами. И сам изложу свою просьбу тем, кто будет готов удовлетворить её немедленно.

— Или не удовлетворить, — тихо сказал Калеб, и Док согласно кивнул.

— Именно. Вопрос в том, что определёнными данными владею сейчас только я. И поверьте, я себя не переоцениваю. Весь вопрос в том, захочет ли ваше начальство довериться мне в настолько «серьёзной ситуации»?

— Одну минуту, мистер Холлидей, — произнёс Ведун, и извлёк из кармана телефон. — Надо проконсультироваться.

«Консультация» действительно заняла не более минуты. Младший близнец дал отбой и задумчиво взглянул на Дока. Тот невозмутимо курил.

— Завтра вас ждут в центральном офисе Санкт-Петербурга, — сказал Ведун. — Цитирую: «Будет организовано собрание. Вы явитесь в качестве стороннего привлечённого эксперта. На собрании вы сможете высказаться по известному вам вопросу. Бумаги вы получите по почте сегодня до полуночи. Вас устраивает такое положение дел?»

Холлидей коротко рассмеялся.

— Судя по тому, что ты уже отключил связь, и по стилю изложения цитаты, Александр Евгениевич не сомневается в моём положительном ответе. Да. Меня это устраивает.

— В таком случае, до встречи.

Разговор был окончен. Братья Самойленко погрузились в свой транспорт и отбыли, а Док Холлидей достал мобильный и набрал номер офиса.

— Их устроили наши условия, — произнёс он. — Мы начинаем большую игру, джентльмены. Завтра я еду в Агентство.

Он убрал трубку в карман и огляделся, не сразу поняв, что изменилось в окружающем пейзаже, а поняв, оскалился в привычной хищной усмешке.

За несколько минут лужи и грязь успели подёрнуться тонким ледком, который теперь медленно покрывался пеленой чистого колкого снега. В Санкт-Петербург уверенными шагами вальсового вступления входила зима.

* * *

Екатеринбург. Двадцать девятое ноября. Вечер. Центр города.

Екатеринбург, в отличие от Северной Столицы, уже оделся яркой, искрящейся снежной шубой, посрамляя питерское межсезонье. Не самый приветливый город России, сейчас он сиял и переливался на солнце, как драгоценный кристалл, будто приглашая коснуться себя. Пройти по аллеям и улицам, вдохнуть очищенный холодом воздух, заглянуть в отражения в промёрзших витринах.

Прибывшая всего на несколько часов гостья города по достоинству оценила зимнее убранство. И потратила тридцать с лишним драгоценных минут на то, чтобы воздать должное прекрасной вечерней иллюминации на центральном проспекте, традиционно носившем имя Вождя Революции. После этого лёгкого променада она остановилась возле сорок первого дома и, усмехнувшись, вошла в дверь, над которой призывно посверкивала вывеска: «Мамуля». Маленький ресторанчик со стенами, отделанными под необработанный кирпич и дерево, буквально дышал теплотой и уютом. Наверное, обычно здесь бывало, насколько это возможно, людно: подобные места, особенно по вечерам, не могут не привлекать посетителей. Но сегодня, помимо гостьи города, посетительница была только одна. Высокая сухопарая дама, лет пятидесяти с небольшим, с ещё довольно красивым, но уставшим лицом, которое уже успели прорезать острые, как шрамы от бритвы, мимические морщины. Дама стояла возле стойки, в ожидании, и медленно поглаживала тёплое полированное дерево.

Гостья города помедлила на пороге, разматывая шарф и избавляясь от лёгкой шубки, а затем шагнула вперёд и поклонилась, с уважением, но без подобострастия.

— Мои приветствия Хозяйке… Города.

Та поморщилась, но всё же кивнула в ответ:

— Мои приветствия и вам. И прошу вас, называйте меня по имени. Мой… титул — уже давно величина лишь номинальная.

— Прискорбно это слышать, Александра Валериевна.

— Просто Александра.

— Тогда я — просто Посланница.

Хозяйка чуть приподняла точёную левую бровь:

— Предпочитаете обходиться без имён?

Гостья вздохнула и подошла ближе, с интересом рассматривая собеседницу. Длинные, густо-медного цвета волосы её, тронутые сединой на висках и надо лбом, были уложены в простую, но всё же изысканную причёску, а тёмно-зелёный брючный костюм прекрасно подходил под цвет глаз.

— Имя — суть сотрясение природного эфира, Александра. И услышать его может кто угодно, на огромном расстоянии, приди ему такая нужда. Особенно имя настоящее, а ненастоящего я не завела, уж простите. Ну и потом, врать вам не хочется. Потому просто Посланница.

— Ангел, — коротко отозвалась Хозяйка. Дождалась, пока удивление в глазах гостьи сменится пониманием, и коротко кивнула. — Да, пожалуй, я буду звать вас именно так. Давайте присядем.

— Скорее по первичной сути, нежели в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, — обескураженно пробормотала гостья, следуя за дамой к одному из столиков, на котором уже исходили паром несытный, но вкусный ужин и два бокала глинтвейна. — Поверьте, я далека от того, чтобы назвать себя ангелом. Скорее уж наоборот.

— Никто из нас не свят, — коротко отозвалась Александра, вежливо позволяя гостье устроиться на мягком диванчике первой. — Но вы, сколь я понимаю, пришли с вестью. Благой, надеюсь.

— Скорее да, чем нет. — Гостья отпила долгий глоток горячего вина. — Желаете беседовать обстоятельно, или перейдём сразу к делу?

Дама с интересом посмотрела на собеседницу и тонко улыбнулась. Морщины на её лице будто разгладились, и стало ясно, что именно эта улыбка для неё привычнее и искреннее всего.

— Полагаю, у вас мало времени?

— Адски, — коротко отозвалась «Ангел».

— В таком случае, давайте говорить о делах.

Гостья вздохнула, опустила взгляд, а когда подняла вновь, в её глазах не было ничего, кроме собранности и жёсткости.

— Вы хотите, чтобы ваш… титул стал менее номинальным и более реальным, Александра?

Дама помедлила с ответом. Казалось, её раздирают внутренние сомнения. Наконец она решилась:

— Истинной Хозяйкой Города была бабка бабки моей бабки, — медленно начала она. — Я — лишь тень тех сил, которыми владела она. И я полагала, что лишь я знаю, как можно их вернуть.

Гостья покачала головой.

— Мы знаем больше, чем вы можете себе представить. Более того, в ближайший год у нас окажется то, что вернёт вам полную власть над Медной Горой.

Слова были сказаны. Теперь игра пошла в открытую. Во взгляде Александры замерцал опасный огонёк, отнюдь не являвшийся отражением света ламп.

— Я не буду спрашивать, кто такие «вы», ибо я знаю, кто ты такая, Ангел. Что вы потребуете от меня за это?

— Твою память, — коротко ответила гостья, с лёгкостью принимая правила и переходя на «ты» в ответ. — Не ту, что в душе и сердце, но ту, что у тебя в руках. Ну и часть силы, разумеется, ибо они неотделимы друг от друга.

— Ты просишь…

— Не прошу. Я предлагаю сделку. То, что ты забрала с тела своей дочери, должно оказаться у адресата, которого я тебе укажу. Причём до Рождества. В противном случае — сделка расторгнута.

— Условия?

— Мы возвращаем тебе твоё наследие до наступления весны.

— Гарантии?

Разговор приобрёл ритм поединка. Короткие выпады Хозяйки встречали спокойную защиту гостьи.

— Порукой тому моя честь, моя кровь, моя жизнь, — ровным тоном ответила Ангел.

Александра откинулась на спинку стула, задумчиво провела длинными тонкими пальцами по столу.

— Я предполагала нечто подобное, — призналась она. — Но не ожидала, что это будет настолько… щедрое предложение.

— Игра стоит свеч, — пожала плечами гостья.

— У меня есть время подумать?

Ангел залпом допила глинтвейн. С лёгким стуком поставила бокал на стол. Коротко посмотрела Хозяйке прямо в глаза.

— Нет.

Переход хода состоялся. Выпад нанесла гостья.

— И больше никаких гарантий?

Ангел улыбнулась и покачала головой.

— Мы не настолько глупы, чтобы думать, будто вы поверите нам на слово. Даже подкреплённое такой клятвой, — она достала из внутреннего кармана своего светло-кремового пиджака серебряный портсигар. Открыла его — стало видно, что изнутри он выложен тонкими полосами матового-серого металла, — и протянула Хозяйке маленькую малахитовую брошь. Камень был искусно обработан в форме невиданного цветка, вокруг которого обвилась змейка. — Это наша последняя гарантия. И замена тому, что вы нам отдадите.

Александра долго, несколько минут, смотрела на лежащее в её ладони украшение. Затем взглянула на собеседницу, и та увидела в её глазах слёзы.

— Плачут по мёртвым, — жёстко сказала наследница Хозяйки Медной Горы. — Не по живым. Я оплакала свою дочь, как мне казалось, давно, но ты заставила меня сделать это ещё раз. Последний раз. Я выбираю свою жизнь, а не её смерть. Я верю тебе. Я согласна.

Мягкая прохладная ладонь Ангела коснулась руки Хозяйки.

— Я соболезную вам, — искренне сказала гостья. — Но не жалею, иначе бы не пошла на такое. Вот адрес и имя.

На стол легла визитка, на которой что-то ещё было написано ручкой. Александра взяла её, вчиталась и с изумлением посмотрела на Ангела.

— Но это же…

— Вот именно, — усмехнулась та и встала. — Теперь вы понимаете, на каком уровне идёт эта игра и почему я могу давать подобные клятвы. Желаете провести полный обряд?

Хозяйка покачала головой:

— Мне хватит вашего честного слова. Тем более, что оно подкреплено таким именем.

— Поверьте, имён у меня за плечами хватает, — гостья вздохнула в который раз за вечер. — Времени вот мало.

— В таком случае, не буду вас задерживать, — вежливо кивнула Александра. — Посылка будет отправлена и придёт вовремя. Гарантирую.

— Прекрасно. Тогда прощайте.

Ангел давно ушла, а женщина за столом, в полном одиночестве, ещё долго рассматривала полученную драгоценность. Наконец она медленно и аккуратно прикрепила её к лацкану пиджака. А затем — плавным движением сняла с безымянного пальца левой руки широкое металлическое кольцо с гравировкой в виде готической буквы «А». И положила в карман.

* * *

Санкт-Петербург. Двадцать девятое ноября. Вечер. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Жрицы.

Музыка плыла. Музыка отщёлкивала секунды, складывающиеся в минуты, а затем и часы. Музыка была… восхитительна. Она затягивала, впитывала мысли и тоску. Она давала облегчение и раскидывала сети неведомого под полуприкрытыми веками. А следом за музыкой приходил текст и сюжет. Те самые, простые человеческие слова и перипетии истории, затмевающие на какое-то время весь классический театр и изящные смены актов, к которым привык разум и вкус бессмертной. Оставался только чистый смысл чувственности.

«Мне гораздо приятнее смотреть на звёзды, чем подписывать смертный приговор. Мне гораздо приятнее слышать голоса цветов, шепчущих: „Это Он!“ — когда я прохожу по саду, чем видеть ружья, направленные на тех, кто хочет меня убить. Вот почему я никогда… нет, никогда не буду правителем…»[19]

Глава Первого отдела хлопнула по кнопке пробела, останавливая любимый фильм, идущий на пятый подряд круг. Было тошно. Тошно, больно и страшно от осознания собственной незначительности и бессилия.

«Это твой косяк, Жрица, отвечать за него будешь тоже ты».

«Очередная ошибка отдела аналитики…»

«Коли, ученица».

Ты ничем не можешь ему помочь. Только отложить неизбежное.

«Исходя из вашего личного дела и психопрофиля, вы занимаетесь не своим делом, госпожа Жрица».

«Простите, Жрица, вы в меньшинстве».

«Сейчас не время об этом говорить».

Холодность. Холодность и спокойствие. Спокойствие…

Дымок ароматической палочки спиралью поднимался к потолку. Полупрозрачные колечки ничто не могло побеспокоить. Ни намёк на сквозняк от окна, ни колебание двери, ни дыхание посетителя…

Глава аналитиков открыла нижний ящик стола, где хранились остатки её пагубных привычек, и пустым взглядом уставилась внутрь.

Прозрачная стеклянная бутылка без маркировки с крепчайшей граппой в пятьдесят градусов. Подарок одного из глупых аналитиков-первогодков, который, как и бесчисленные его предшественники, был влюблён в наставницу.

Твои губы кривятся в презрительной усмешке. Что он может знать о тебе?

Широкий, как мужская ладонь у рукояти, кинжал тёмного металла с прихотливой гравировкой. Предыдущий глава Второго отдела. Операция в Польше. Вторая Мировая.

Ты не мог подобрать ничего более подходящего?

Пачка сигарет, случайно оставленная Воином, почти сразу после его назначения на должность главы.

Не смей разбрасываться своей дрянью в моём кабинете, выскочка!

— Я была несправедлива к ним, — губы прошептали фразу сами собой и застыли в онемении от ужаса сказанного.

Только трое всегда были достойны внимания и почитания. Только трое знали, что происходит в душе сперва юной, а потом и взрослой, опытной полукровки. Его Высочество. Палач. Светлов. Для их подарков в её кабинете всегда было иное, совершенно отдельное место.

Пернатая пташка-игрушка, переделанная из деревянного мячика. Ленточка в волосы. Первая заколка-стилет. Первое «вечное» писчее перо. Лоскут от первого платья для «выхода в свет»…

Можешь перечислять до бесконечности. Ты забыла про Агентство, но помнишь про них…

— Заткнись! — собственный крик шёпотом в пустом кабинете прозвучал жутковато.

Попытка собраться и привести себя в чувство. Нужно с кем-то поговорить.

«Есть те, кто знает меня недавно. Есть те, на непредвзятое мнение которых можно положиться… Птаха. С ней можно разговаривать».

Селектор. Привычное и знакомое движение пальцем.

Голос Мэрионн:

— Слушаю вас, Жрица?

— Попросите, пожалуйста, Птаху зайти ко мне.

— Прошу прощения, но Птаха в данный момент в отъезде по личным делам.

«Так обычно вежливо называют визит в бордель. Или к любовнику».

У неё есть любовник??? Надо же. В отличие от некоторых.

«Только не дать голосу сорваться. Есть ещё одна кандидатура. Она тоже может помочь».

— Я поняла вас. В таком случае, свяжитесь с госпожой Анной Шварц.

Минута ожидания. Маленькие капли сожаления сочатся из-под брони невозмутимости:

— Простите, но госпожа Шварц в данный момент недоступна для внешней связи. Оставить сообщение?

Вспышка отчаяния. Вспышка надежды.

— Нет, благодарю вас, — только не допустить боль и разочарование в голосе. — Мэрионн, во сколько сегодня вы освободитесь?

Ты всё ещё надеешься? Зря, милая моя, зря.

— Боюсь, сегодня я готовлю документацию для совещания по делу «Троицы», госпожа Жрица. Я буду занята до завтрашнего утра.

«Документация по закрытому делу. Подготовка. К чему? Нет смысла спрашивать. Не ответят».

Глава отдела аналитики провела дрожащими пальцами по краю столешницы и нервно улыбнулась.

— Благодарю вас, Мэрионн. Я свяжусь с вами по мере необходимости.

«Отключить связь».

Реальность распадается на страницы, заполненные никому не нужным текстом. Буквы в нём теряют звучание и значение.

— Сейчас я могу выйти из кабинета и пройтись по Агентству. Зачем? Кто меня заметит, кроме тех, кто хочет поклониться в пояс и назвать «наставницей»? В чём я их наставляю? В том, чтобы они стали теми, кто совершает ошибки, как и я?

Тусклый, нелепый и страшный голос.

Старая пачка. Высохший табак. Начальница Первого отдела с трудом установила сигарету в подставку для ароматических палочек и подожгла. Жёлто-серый запах тоски и отчаяния наполнил кабинет.

Пытаешься спастись так? Ты ещё выпей из горла и затянись. Может, станет легче?

— Я нужна им! — отчаянный возглас в стенах из камня и тонких заклятий защиты. — Я помогаю им!

В чём? Один амулет для вампирши? Пара скверно составленных аналитических отчётов? Мнение, которое никому не нужно?

Кривая улыбка на губах красивой женщины, пытающейся не сломаться под гнетом происходящего.

— Я бы назвала это участием в общем событии…

Вы проигрываете раз за разом. Из-за тебя и твоих подчинённых. Ещё немного, и придётся отзывать дальних разведчиков с других Граней. Ты ничего не можешь. Ты проигрываешь. Ты не на своём месте.

— Нет, — из последних сил прошептала глава Первого отдела, и поднялась из-за стола. Граппа плеснула в сотканный личной силой стакан, отражая алые отблески глаз неведомых тварей от горящей сигареты. — Нет, я не сломаюсь. Я буду такой и на том месте, где должна быть.

В который раз. А что будет дальше? Если ты опять ошибёшься?

— Я не ошибусь. Но если так… я подам в отставку.

Сколько раз ты уже это себе обещала?

— Хватит!

Звонкий голос не сорвался в вопль, не прозвучал дребезжащей нотой. Дрогнули стёкла в окне, волной отозвались чернила в оковах стекла и металла, чуть поколебались заклятья непреложной защиты.

— Хватит ныть, Папесса. Ты справишься.

Внутренний голос застыл ледяным кристаллом, скованный уверенностью и силой духа.

Жрица чеканя шаг прошла к двери в свою кладовую, недрогнувшей рукой открыла её и одним исполненным силы жестом выдвинула на середину своего кабинета покрытую пылью арфу. Помедлила и коснулась пальцами струн.

Музыка. Музыка, впитывающая мысли и тоску…

Пронзительная, выбранная лишь для одного существа в Агентстве мелодия вызова селектора отвлекла главу отдела от успокаивающего занятия. Женщина улыбнулась, танцующим шагом подошла к столу и нажала клавишу.

— Слушаю вас, Александр Евгениевич.

— Добрый вечер, Жрица, — раздался негромкий голос Светлова. И каким-то чудом кабинет вновь перестал казаться таким маленьким и пустым. — Завтра собрание по поводу «Триады». В восемь вечера. Извольте подготовить полный аналитический отчёт по вышеупомянутому вопросу.

— Не извольте беспокоиться, — изящные слова будто сами скользнули на язык. Не хватало только добавить «милостивый государь». — Что-нибудь ещё?

— Да. Будет присутствовать представитель «Доков своего дела». Будьте любезны, предоставьте лучшего из эмпатов-аналитиков. Вашему мнению я доверяю. Полагаю, нас могут попытаться обмануть.

— Разумеется, Александр Евгениевич. — Главное — не дать понять, что всё вышесказанное вызывает едва ли не животную радость. — Господин Ильяс подойдёт, пожалуй, лучше всего. Учитывая, что сейчас он свободен от текущей операции.

— Мы обсудим это лично через три часа.

— Александр Евгениевич, мой рабочий день…

— С этого момента не нормирован. Вы нужны нам, Жрица. Агентство переходит в режим кризиса. Дополнительные материалы будут у вас через пятнадцать минут.

Щелчок кнопки селектора прозвучал бравурным аккордом. Глава отдела позволила себе упасть в кресло и задрать ноги.

Ты уверена, что это надолго? Если ты опять…

— А пошёл ты, внутренний голос, знаешь куда?!

Рутина дел пошла трещиной новых проблем. И Жрицу это полностью устраивало.

Глава двадцать шестая

— в которой свидание переходит в очень долгую беседу о настоящем и прошлом, а кроме того, ощущается приближение праздника

Санкт-Петербург. Тридцатое ноября. День. Центральный офис Агентства «Альтаир». Один из кабинетов Тени.

В чём состоит прелесть бытия именно вольнонаёмной помощницей Агентства, а не сотрудницей, связанной контрактом? Тень с лёгкостью могла ответить на этот вопрос десятком разных вариантов. Одним из этих плюсов она считала для себя тот немаловажный факт, что по договору каждому сотруднику, поднявшемуся по карьерной лестнице настолько, чтобы заполучить собственный кабинет, этот самый кабинет полагался в исключительно единственном числе. У Тени их было три.

Все три комнаты, находящиеся в таинственном межэтажье «Альтаира», отличали два момента. Во-первых, в них не было окон, а с источниками света Тень под настроение любила мудрить, чередуя факелы с электрическими лампами и фонари «летучая мышь» с магическими кристаллами. А во-вторых — в каждом из этих кабинетов находился лишь один предмет мебели, всегда и только один.

Там, где подчас появлялись гости, вроде Палача или Александра Евгениевича, стоял низкий продавленный диван. Так-то для того, чтобы сесть или лечь, Тени достаточно было лишь зависнуть в воздухе, но от своих друзей она не требовала такого показушного применения способностей в бытовых условиях.

Там, куда мечтали попасть все до единого музейные работники Агентства, стоял самый обычный на вид платяной шкаф из яблоневого дерева. В какую Нарнию он уводил, никто не знал, но — по секрету всему свету — точно было известно, что в этом шкафу Тень хранит памятные вещи, полученные от друзей и врагов, а то и просто случайно. И возраст некоторых из них насчитывал тысячелетия. Ходили слухи, что сжатое подпространство со множеством карманов для этого вместилища воспоминаний зачаровывал сам первый глава Агентства. Но если Тени пытались задавать этот вопрос, она лишь загадочно улыбалась и развеивалась на месте.

И наконец, в святая святых её владений высилось огромное, под потолок, туманное зеркало в облезлой раме. Впрочем, рама его менялась по капризу хозяйки, в отличие от размеров. Что в нём видела Тень — было скрыто даже для самых близких её друзей, но сейчас вольнонаёмная помощница Агентства «Альтаир» использовала сей явно магический артефакт самым тривиальным образом.

Она перед ним вертелась.

Её волосы, казалось, живущие своей жизнью, вздымались и моментально опадали, складываясь в самые разные причёски. Платья, юбочные и брючные костюмы меняли цвет и фасон, повинуясь движению нахмуренных бровей или сморщенному носику. Шляпки, перчатки, ремни, браслеты, ожерелья, сумочки, часы — мелькали так быстро, что неискушённый взгляд не мог бы за ними поспеть. И всё это было соткано из теней.

Когда и как эта женщина научилась сгущать их так, чтобы получались предметы, обладающие формой, плотностью и цветом и не растворяющиеся в чужих руках? Во все времена находились смельчаки, которые просили объяснить этот процесс. Тень сочувственно смотрела на таких энтузиастов от магической науки и разводила руками: как рыба, плывущая в глубине, может объяснить птице, парящей в небесах, как дышать жабрами? Для неё это было естественно. Для остальных…

Тень придала лицу загадочно-кокетливое выражение, проводя по обнажённому плечу розовым страусиным пером. Потом прыснула, показала своему отражению язык и рассмеялась в голос. Она уже знала, что наденет: Париж не терпел нелепицы и безвкусицы, и спонтанный образ, уже сложившийся в голове, как нельзя лучше подходил под эти два правила. Тень просто забавлялась.

— Если тебе так нравится быть женщиной, ты должна научиться быть ей по-настоящему, — говорила ей когда-то старая цыганка, крепко прихватывая прокуренными коричневыми пальцами чубук трубки. — А значит — будь разной. Всегда. Раскрой глаза и учись. Так.

И Тень училась. У загадочных гейш и вольных гетер, горделивых артурианских дев и скромных целомудренных монахинь, русских селянок и американских феминисток, знатных дам эпохи Рамзеса Второго и напудренных красавиц времён мадам де Помпадур. И довольно скоро вывела для себя кредо: сначала и в первую очередь нужно нравиться себе, а уже потом — окружающим.

Тень щёлкнула пальцами, прерывая калейдоскоп нарядов, и пристально посмотрела на себя в зеркало. Привычный пурпур её платья превратился в чёрный бархат: открытая спина, открытые плечи, глухой ворот под горло. Мягкие замшевые туфельки сменили туман, вечно клубящийся у ног. Волосы — в меру убранные, в меру пышные, не зализанные. Никакого макияжа, из украшений — лишь простое ожерелье из золотых колец, наполовину покрытых чернью, и такой же браслет на левой руке.

Тень довольно кивнула. Она себе понравилась — раз. Конспирация будет соблюдена настолько, насколько это вообще возможно, — два. Алехандро всегда так укоризненно смотрел, когда она нарушала конспирацию…

— Это будет… интересно, — прошептала Тень, подпуская улыбку лишь в глаза и уголки губ. — В конце концов, в Париже начался рождественский сезон… А Рождество — это время чудес, и Адвент — их предвкушение!

Глава Второго отдела ворвался в казармы оного, как ежегодный отчёт в сон новичка-оперативника. Окованные светлым металлом каблуки выбивали на ходу ритм ирландского «рила», ничем не скреплённая тёмная грива без единого седого волоса колыхалась в такт шагам, иссиня-чёрный костюм в викторианском стиле с отделкой серебром, казалось, искрился в свете желтоватых ламп. Настроение у демона было приподнятым, и это чувствовалось издалека. В основном — слышалось.

— Где этот мерзавец?! — гремело в коридоре. — Где этот позор оперативной работы, с моей же лёгкой руки именующий себя моим заместителем? Куда он скрылся, где его нора, где его логово в этом отвратительно не украшенном к празднику сарае? В его кабинете нет, в кабинете Светлова нет, даже в, простите Древние Силы, аналитическом отделе его нет в наличии. Что вы все смотрите на меня своими глазами, лишёнными смысла бытия и вообще какого-либо смысла? Куда вы его спрятали? Явись, о мерзостный червь, иначе я разнесу здесь всё до состояния соплей!

Опытные оперативники ухмылялись и успокаивали тех, кто после недавнего разноса вздрагивал от самого звука голоса Воина. Подобные выкрики означали лишь то, что глава отдела в прекрасном настроении. Но куда-то торопится и желает видеть Комбата, то есть господина Летова, успевшего обзавестись прилипчивым рабочим позывным. Желательно, прямо сейчас.

Летов явил себя из комнаты приписанной к нему команды неторопливо, как тяжёлый крейсер, и бесстрашно преградил путь бушующему начальству. Над Воином он возвышался на голову. При этом почти равная ширина плеч делала подобную картину достаточно забавной.

— К чему столько крика? — недрогнувшим голосом спросил Комбат.

— Что вы здесь стоите? На негнущихся ногах? — в интонациях демона сквозила нежность. — Где почтение? Где дрожь в коленях? Где «вид лихой и придурковатый», согласно общепринятой классике? Где, в конце концов, обещанные звёздочки, снежинки и гирлянды на стенах? Не вижу общего тонуса боевого подразделения. Доложите! Доложите, иначе кончина ваша будет приурочена к торжественному событию, чтоб о вас никто не вспомнил.

— Снежинки и звёздочки — изготавливаются силами вверенного мне отдела, — начал отчитываться Летов, понимая, что если не поддержать эту игру, Воин способен так распинаться часами. — Из отдельно взятых личностей, владеющих необходимым уровнем интеллекта, сформирована группа изыскания внутренних резервов. С целью поиска, при необходимости — приобретения и распределения должных украшений по стенам и окнам помещения Второго отдела. Средства выделены, работа ведётся.

— А контроль? Надзор и санкции? Поощрение неучаствующих?

— Равно как и наказание невиновных. Всё вышеупомянутое организовано с посильным участием старших из групп за номерами одиннадцать, три и двадцать семь. Необходимая документация будет представлена. Во избежание.

— Ты серьёзно, что ли? — Воин чуть опешил, выбиваясь из образа. Летов кивнул.

— Абсолютно. Александр Евгениевич затребовал. По его словам: «Средств у нас более чем достаточно, но порядок должен быть».

— Вот! — демон вернулся к прежнему стилю и назидательно погрозил заместителю пальцем. — Гражданский… специалист, канцелярист, тылов…ой знаток, а понимает, что к чему. В общем, так. — Воин выдохнул, одёрнул свой полу-пиджак полу-сюртук и уже спокойно произнёс. — Меня не будет пару часов. Ни в филиале, ни вообще в России. Если больше двух — я с тобой свяжусь. По экстренным ситуациям связь со мной в стандартном режиме, через Птаху. Вот тебе ключ от моего кабинета.

— Погоди…те, — настал черёд Комбата слегка растеряться. Впрочем, не настолько, чтобы перейти на «ты» со старшим по званию в присутствии младшего состава. — А как же документы, официальная передача ответственности…

— А я тебе зачем ключ дал? — язвительно спросил Воин, которого никакие формальности сейчас не волновали. — У меня на столе под бронзовой пепельницей лежит всё. Сейчас пойдёшь и подпишешь. Моё имя там уже проставлено. Или что, хочешь сказать, не готов?

Летов выдержал выразительную паузу, пожирая начальство укоризненным взглядом. Демон вздохнул:

— Егор, я буду буквально в шаге отсюда. Это не командировка, это личное время, на которое я, как и любой здесь, имею право. Поверь, на случай форс-мажора все необходимые права и данные у тебя будут. В моём кабинете. Ты всё-таки не мальчик, которого только-только поставили на должность. Разберёшься. Прогнозы по возможным атакам и прочим вариантам я проверил: каким бы ни был наш Первый отдел, свою работу они местами знают. Всё будет в пределах нормы. Так что, мы будем устраивать официальную передачу дел или ты мне поверишь?

Комбат пожевал губами, явно сглатывая то, что сказал бы главе боевиков только наедине, и отдал честь:

— Так точно. Готов нести службу.

— Ну и славно, — Воин расплылся в улыбке. — Держи всех в тонусе, нужные группы на карандаше, а свою — в ежовых рукавицах. И бар мой не выпей весь, а то знаю я вас, провинциалов. Пост сдал.

— А всё-таки, если что…

Воин закатил глаза.

— Егор, дружище, я за двести с лишним лет отрастил себе такое «чувство задницы», что почую неприятности в случае моей отлучки за сутки. Сейчас моё седалище молчит.

— Не очень-то оно в своё время помогло под Лугой, — напрямую рубанул Комбат. Воин поморщился.

— Братцы Самойленко были с нами в машине и слышали, как я разносил аналитиков. И ругался со Жрицей лично. Думаешь, я не понимал, что мы идём в пасть дракону? Ещё как. Выхода другого не было.

— Ладно, поверю на слово, — сдался тот. — Егор Летов, Комбат, главенство над Вторым отделом принял. Идите, товарищ старший по званию.

— Благодарю, — иронично отозвался демон. — То есть, так точно, есть идти отдыхать!

Развернулся на пятках и зашагал по коридору. Комбат долгим взглядом посмотрел ему в спину, пожал плечами и отправился принимать дела.

* * *

Тень всегда любила всё красивое и эффектное. А её способности позволяли ей угадывать нужный момент, чтобы удовлетворить свои эстетические потребности в полной мере. Поэтому сперва Воину в ладони приземлилась маленькая летучая мышка, превратившаяся в записку: «Первый этаж, лестница, десять минут». И в тот момент, когда он подошёл к подножию — с точностью до секунды, — на пролёт, ведущий на второй этаж, ступила тонкая женская фигура, затянутая в чёрный бархат.

Насладившись произведённым впечатлением, всецело отразившемся на выразительном лице демона, Тень легко сошла со ступенек, едва касаясь пальцами перил, и протянула руку для поцелуя так естественно, будто всю жизнь блистала на королевских балах. Впрочем, учитывая её прошлое…

— Я смотрю, ты тоже приоделся для выхода в свет? — Тень окинула одобрительным взглядом новый облик своего кавалера, аккуратно приложившегося губами к её тонким пальцам, и только теперь соткала вокруг своих плеч элегантное меховое манто. — Ну что же, я обещала, что транспорт — с меня. Ты готов?

— Вне всяких сомнений, — Воин выпрямился и молодцевато щёлкнул каблуками. — Место выбрано, осмотрено и признано годным к приятному отдыху. Я перебрал несколько десятков вариантов. От маленьких кофеен до роскошных ресторанов. Но в итоге остановился на самом банальном и всё же самом красивом, — демон пожал плечами. — Надеюсь, тебе нравится смотреть на город с высоты. Башня старины Эйфеля — наше всё.

Тень только улыбнулась, крепче сжимая его руку, а потом — метнулась вперёд, утягивая Воина за собой. И мир… посерел. Потерял все цвета, стал двумерным, и они оба словно стали двумерными, плоскими тенями, стремительно мчащимися куда-то вперёд рваными скачками. Калейдоскоп различных оттенков чёрно-белого замелькал перед глазами, в уши полился неразборчивый шорох и шёпот, но через несколько минут — будто обухом по голове — на органы чувств набросились краски, звуки и запахи мира живых, от свежести морозного воздуха и черноты холодного металла до аромата выпечки из ближайшей кондитерской и курлыканья голубей.

Двое, крепко взявшись за руки, стояли у Эйфелевой башни, а вокруг них шумел суетный Париж, активно готовящийся к грядущему Рождеству — уже за месяц.

— Через океан — сложнее и дольше, — как ни в чём не бывало призналась Тень, тактично давая спутнику время отдышаться. — Там тени — хитрые и сложные, от облаков, ряби и волн. Ну, может, ещё стая рыб какая поможет. А если штиль — то и все полчаса может занять дорога.

Воин быстро пришёл в себя. Передёрнул плечами, будто примеряя на себя новое знание и непривычную обстановку, и ухмыльнулся:

— А самолёты и корабли? Опять же, кажется, альбатросы залетают боги знают куда от берега. Ну, и само дно морское — тоже сплошь в тени. Или добрая память Садко мешает перемещению в толще вод?

— Был у меня уговор в те времена, когда затонула Атлантида… — засмеялась Тень, подхватывая своего кавалера под руку и увлекая ко входу в башню. — Но это всё — дела давно минувших дней, а если я буду излишне увлечённо пускаться по волнам моей памяти, ты сообразишь, сколько мне лет, и тогда я тебя надёжно и крепко отпугну. Хотя… я всё равно буду рассказывать, как будто ты не знаешь!

— Ни в коем случае не сомневаюсь, миледи. — Демон снова усмехнулся. — И даже приветствую это благое желание. Видишь, я умею быть куртуазным.

С этим словами он кивнул молодому человеку в небольшой утеплённой кабинке, который должен был принимать билеты безумцев, решившихся в морозный день пообедать на высоте. Юноша ответил таким же кивком, и пара вступила под сень ажурной металлической поэмы Гюстава Эйфеля.

Трёхтонные балки, скреплённые хитроумной системой заклёпок, тихонько пели под ноябрьским ветром в ожидании близкой зимы. Тонкому голосу воздуха вторил неслышный для человеческого уха шорох снежинок. Воин изысканно поклонился, пропуская свою спутницу в двери лифта, и вошёл следом.

— Подумать только, — пробормотал он, небрежным мановением ладони запуская механизм на нужный этаж, — и эту красоту некогда называли «ненавистной колонной из железа и винтов». И кто? Лучшие люди Парижа. Дюма-сын, Ги де Мопассан… ещё одно свидетельство того, что даже самые крупные авторитеты могут жестоко ошибаться. Не находишь?

— Все ошибаются, — улыбнулась Тень. — Даже я. И Алехандро. И Палач. И главы Агентства… Впрочем, тебе ли не знать? Ты ведь напрямую знаком с Принцем. Если я правильно помню.

Двери лифта раскрылись, впуская в кабинку волну холодного воздуха. Тень, уже скользнувшая в роль простой смертной туристки, очень натурально вздрогнула и поёжилась. Воин покосился на неё, сплёл причудливый узор пальцами левой руки над ладонью правой, и манто на плечах его спутницы потяжелело, приобретая поистине материальную плотность. Вещность. От меха потянуло хорошо выделанным материалом, а в тех местах, где он прикасался к обнажённой коже, поселилось тепло. Отнюдь не зыбкое, не желающее теряться, выдерживающее капризы своевольной французской погоды. Удивлённый взгляд Тени быстро сменился благодарным.

— Два глинтвейна, — коротко бросил демон согнувшемуся в поклоне метрдотелю. — По-немецки, в глиняных кружках. Побыстрее. Место под навесом, но с видом на город. Меню. В такую погоду горячие блюда будут вашим преимуществом.

Произношение демона оставляло желать лучшего. Впрочем, в его акценте скорее звучала та же Германия или на худой конец Австрия, но никак не Россия.

— Не извольте беспокоиться, месье Герьё, — метрдотель — пожилой мужчина с явно военной выправкой — неспешно распрямил спину и солидно покивал. — Готовы и обогреватели, и горячий какао для мадемуазель. Глинтвейн красный или белый? Быть может, грог покажется вам более соответствующим погоде выбором?

Воин подумал несколько секунд и кивнул.

— Будем считать, что я определился с выбором. Но первый заказ в любом случае сделает мадемуазель. — Он повернулся к спутнице. — Доверишься мне, нашему новому приятелю Арно — или выберешь сама?

— Сегодня я — девочка, и я ничего не хочу решать, — кокетливо склонила голову набок Тень, выговаривая слова с чистейшим парижским прононсом. — Феминизм подождёт пару часов, пусть выбирают мужчины.

— В таком случае — два грога, — Воин прищурился. — Мадемуазель — с корицей и гвоздикой, мне — с виски вместо рома.

— И меню сразу же, — «новый приятель» вновь поклонился. Спина у него была как доска. — Разумеется, месье Герьё. Прошу за мной.

Арно провёл пару к уютному столику под навесом в окружении электрических жаровен и удалился в одному ему известном направлении.

— Не подумай, — демон подвинул стул Тени, уселся сам, поёрзал, устраиваясь поудобнее, жестом приманил к себе пепельницу и извлёк портсигар, — так вот, не подумай лишнего: не так часто я здесь бываю. Просто Арно мой старый… скорее даже должник. В семьдесят втором я вытащил его из оч-чень неприятной ситуации, в которой фигурировало трофейное оружие времён Второй Мировой, слитки холодного железа, две-три дамы из весёлого квартала и человек по имени Ален-Эмиль-Луи-Мари[20]. С тех пор Арно остепенился, бросил свои авантюры, крепко занялся кулинарией и вот — дорос. Но меня помнит. И лишних вопросов на людях не задаёт. Из серии «Почему это месье Герьё выглядит, как и сорок лет лет назад?». А наедине я ему давно всё объяснил.

Воин с видимым наслаждением закурил и разогнал дым ладонью.

— Ну что, будем говорить о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте или о королях? Я искренне уважаю твоё желание быть девочкой в области нарядов и заказов, но тему для разговора для начала попробую уступить тебе. Хотя бы из вежливости. Ladies first. В противном случае, мы будем говорить только о тебе.

И он широко улыбнулся.

Его спутница насмешливо хмыкнула в ответ и раскрыла меню, почти мгновенно появившееся на их столике. Судя по всему, господин Арно муштровал своих официантов на совесть.

— О, эта тема ещё не раз всплывёт в разговоре, я люблю говорить о себе, — задумчиво пробормотала Тень, водя пальцем по изящным строчкам на глянцевой бумаге. — Но поскольку ты появился в Агентстве уже после моего ухода, а подробности о жизни интересных мне людей и нелюдей я предпочитаю узнавать не у теней, а у них самих, лично… будем знакомиться обоюдно.

Она благодарно улыбнулась Арно, который лично поставил перед ней пузатую глиняную кружку с дымящимся грогом. Тут же пригубила согревающий напиток. И, не стесняясь чужого присутствия, нахмурила брови, вспоминая:

— В каком году мы с тобой пересеклись? В шестидесятом? Принц попросил меня посодействовать с той диадемой, представил тебя как своего протеже, и ты был тогда совсем молодой, злой и наглый… Мы практически и не общались, но у меня хорошая память на лица.

— Спасибо, Арно, — коротко поблагодарил Воин. — Мы позовём, когда будем готовы сделать заказ. — И без перехода отозвался: — Я был не просто злой. Я был в ярости. Для меня война тогда ещё не кончилась. Изволишь ли видеть, я в процессе оной долго и смачно партизанил. Вошёл во вкус, так сказать. В то время для меня весь мир делился даже не на людей и нелюдей, а на своих и чужих. При этом «своим» для меня был только Принц. И с ужасной для меня скоростью стареющие бывшие сослуживцы. Этот хитрец привлекал меня к своим делам по поводу и без. Главное, чтобы я стравливал пар из-под черепной коробки. Мне тогда было глубоко и страшно наплевать на происхождение и значение этой диадемы… внучки Императрицы Индии.

— Она же — внучка бабушки Европы? — подняла брови Тень. — Ну ты и эвфемизмы выбираешь… для последней представительницы некой правящей семьи…

Воин ухмыльнулся и затушил окурок.

— Это сейчас я такой умный, что помню все эти хитросплетения старых кровей. А тогда… тогда я был практически Портос. Дрался потому, что давали драться. Наставник велел охранять вас и в случае чего наделать шума. Я сделал, как было велено, — демон поморщился. — Не лучший эпизод моей биографии, если вдуматься. В те времена приказ значил для меня гораздо больше собственного мнения. Принц, хвала всем великим силам, терпел меня и учил жить в мире людей. Вот, выучил на свою голову, — он вполне искренне рассмеялся. — Чем-то интересным я стал гораздо позже. Неудивительно, что тогда ты не особо обратила на меня внимание.

— Я всегда была слишком ветрена и легка, чтобы меня можно было заинтересовать по-настоящему, — пожала плечами Тень, снимая манто и вешая его на спинку стула. — Капризная вертихвостка, так меня называл твой предшественник.

— Позволь с ним не согласиться в такой оценке, — прищурился Воин, прикуривая новую сигарету. — И с тобой, если уж на то пошло. Ты слишком часто и активно притворяешься ветреной и капризной, чтобы на самом деле таковой являться. А Рыцарь… порой он был излишне резок и стереотипен в суждениях. Потому и ушёл со своего поста.

В ответ Тень только улыбнулась и развернула к нему своё меню, отчёркивая ногтем желаемые пункты.

— Что-то в твоём тоне и лексиконе слишком явственно проступает Александр Евгениевич. — Она откинулась на спинку стула и заложила ногу на ногу, поправляя ожерелье. — Белый костюм не жмёт? Да, я уже в курсе, чем ты тут страдал в моё отсутствие.

— Именно что страдал, — глава Второго отдела бегло взглянул на отметки и негромко позвал: — Арно?

— Да, месье Герьё? — метрдотель был тут как тут.

— Моя спутница сегодня отдаёт предпочтение вашей национальной кухне. Классика классик: петух в вине по-бургундски, киш с дичью, десерт крем-брюле и клубничное мороженое. Вино — итальянское красное. Кьянти, разумеется. Год — на твой выбор. Я же — как всегда. Говядина с кровью, суп в стиле Базиликата и коньяк. Выбор года опять же доверяю тебе полностью и целиком. Ты ещё ни разу меня не подводил.

— Разумеется, месье Герьё, — откликнулся тот. — Я давно знаю ваши вкусы. Полагаю, Шабасс вас устроит.

— Меня устроит всё, что ты сочтёшь необходимым. — В обращении Воина не было небрежности и снисходительности. Только доверие и дружелюбие. — И не торопитесь особо. Качество не терпит суеты. Ты сам меня научил этой фразе.

— Было дело, месье Герьё, — тонко улыбнулся метрдотель. — Должен отметить, вы впервые с тех пор приходите ко мне с дамой. Я искренне рад, что вы посетили меня в столь прекрасной компании.

— Так вышло, — с неопределённой усмешкой отозвался демон. — Хватит расточать комплименты, Француз. Пусть и опосредованные. Мадемуазель уже оценила твою обходительность. Я тоже. Дай нам поговорить.

Тень не могла не заметить ни понимающей улыбки Арно, скрытой поклоном, ни некоторого смущения Воина. Но развивать эту тему сочла неподобающим моменту. Захочет — сам расскажет.

— Я всё-таки хотел бы перейти к гораздо более приятной теме для беседы, — спустя несколько затяжек произнёс Воин. — К тебе. Ты, пожалуй, первое на моей не столь долгой памяти существо, о котором Светлов отзывается в таких интонациях. Даже о Принце он говорит иначе. А когда упоминает тебя… Знаешь, это совершенно чудовищная смесь уважения, насмешливости — это от него! — и какой-то… грусти, что ли? Сама понимаешь, я успел пособирать о тебе слухи по Агентству, но все они касаются исключительно вас с Палачом. И каких-то дел в Америке полувековой давности. Мне интересно, — с искренним любопытством подытожил он, подаваясь вперёд и укладывая локти на стол.

Тень с наслаждением отпила из кружки обжигающую янтарную жидкость и ностальгически улыбнулась.

— Об Америке лучше спроси у своего друга и моего брата. Это он убивал эмиссаров Любви и Безумия, а я так… рядом постояла. И было это не полвека назад, а несколько раньше[21]. Полвека назад я как раз ушла из Агентства… как мне казалось — дней на десять, не больше.

Воин понимающе кивнул: он был уже в курсе этой истории.

Тень откинулась на спинку стула, грея тонкие пальцы о горячую глину, и задумчиво свела брови.

— Что же тебе обо мне рассказать… У меня историй — воз и маленькая тележка, и все про меня. Но былые походные байки — это, наверное, не то, чем стоит делиться на первом… свидании? — Она с лукавой усмешкой вздёрнула вверх бровь и закончила: — Когда мы пытаемся познакомиться поближе, да ещё и в таком романтичном месте.

Воин попытался возразить, мол, он совсем не против походных баек, но Тень сурово наставила на него блестящую вилку, призывая к молчанию:

— Однако! Я всегда славилась своим непослушанием и равнодушием к традициям, которые меня в чём-то ущемляют. А посему! Я совершу стра-ашное преступление и буду говорить за этим столом о совершенно другом мужчине. А именно — о Палаче. Тебе ведь интересно, как мы с ним познакомились? И ты наверняка уже что-то об этом знаешь.

— «Знаю» — не то слово, которое я бы использовал. — Воин благосклонно кивнул официанту, подавшему первую перемену блюд. Бесшумно щёлкнул пальцами, сохраняя температуру до момента, пока не кончится грог, и продолжил: — Скорее, слышал кое-что и ещё меньше подсмотрел в свитках Архива. Светлов наотрез отказывается говорить обо всём, что выходит за пределы тысячелетней давности. Тем более о личных отношениях сотрудников. А твой… хм… брат названый? В общем, он рассказал ровно столько, сколько мне нужно было знать, и ни граном больше. Обстоятельства вашего с ним знакомства вообще скрыты тенью страшной тайны, сколь я понял по печатям на некоторых папках. Так что да, не буду спорить, — демон залпом допил содержимое своей кружки и усмехнулся, — мне интересно. Тем более что Палач — тот самый мужчина, разговор о котором я готов поддержать почти всегда. Уж больно личность… интересная. Бывший наставник, как-никак.

Он откинулся на спинку стула, наслаждаясь моментом. О его обучении у Палача знало не так много людей в Агентстве. Тень подняла брови и уважительно хмыкнула, явно ставя галочку у себя в голове. Но затем — втянула носом изысканный аромат, идущий от тарелки, и совершенно нетактичным образом отвлеклась на её содержимое, отдавая должное парижской кухне. Воин довольно усмехнулся и последовал её примеру.

— Так вот, к вопросу о! — Тень снова наставила вилку на своего визави. — Мы познакомились практически сразу же, как я попала на эту Грань. Наверное. Может быть. Если честно, мои первые воспоминания здесь настолько размыты, что никто — и я в том числе — не может сказать наверняка. Сам понимаешь, в те годы о том, чтобы как-то систематически отслеживать пришельцев с других Граней, и речи не шло. То есть, даже то, с какими косяками сейчас работает Первый отдел, не идёт ни в какое сравнение…

Воин ухмыльнулся:

— Даже представлять не хочу.

— Ну и вот, — фыркнула Тень, отпивая вино из бокала. — А тут — Алехандро. Которого, как ты понимаешь, тогда звали совсем не так. А в тот момент я была готова пойти куда угодно и за кем угодно, лишь бы мне помогли. Видишь ли… — Тень помедлила, поиграв своим ожерельем, и склонила голову набок. — Тогда я не знала, чья же я тень. И было мне от этого очень скверно.

— А сейчас знаешь? — демон с иронией поднял бровь. — Хотя, если честно — сомневаюсь. Иначе тебе бы наши научники и прочие аналитики прохода не давали. Впрочем, продолжай, я слушаю. В кои-то веки приобщиться к истинным тайнам Агентства.

В голосе его звучал щедро сдобренный иронией пафос.

— Были бы какие-то тайны, — небрежно фыркнула Тень. — Нет, не знаю. Но я — действительно тень, и меня мучило именно то, что я, по идее, не могу быть самостоятельной в отрыве от той сущности или объекта, к которому принадлежу. Кризис личности, всё такое…

Она слегка поморщилась. Но снова оживилась, когда перед ней поставили вторую тарелку, на смену опустевшей.

— Так вот, Алехандро меня подобрал. — Сейчас она рассказывала уже в процессе поедания киша, каким-то чудесным образом умудряясь не чавкать и говорить внятно. — Начал вправлять мозги, пусть даже сам несколько сомневался в их физическом наличии у меня. И Палач был рядом со мной — неестественно равнодушный, с безвольным взглядом, не способный даже поесть без приказа. — Тень покачала головой, вздохнула и просто пояснила: — Светлов тогда устроил нам то, что сейчас называется групповой терапией. Я постоянно видела Палача, он — меня, дрожащий клочок серого тумана с испуганными непонимающими глазищами. А Алехандро… Алехандро дал нам путь. Он это умеет. — Она усмехнулась, слегка непонятно, как усмехаются чему-то своему и чужому одновременно. А потом продолжила: — Мы поневоле потянулись друг к другу, стали помогать выбираться из жуткого болота депры и безнадёги, тем самым помогая ещё и себе, а потом — прикипели. Сам понимаешь, после такого никакие романтические отношения невозможны, только родственные. Сколько бы ни судачили о нас в коридорах…

Тень рассмеялась, приканчивая второй бокал. Глаза её блестели: спиртное на неё не действовало, но вызывать в себе лёгкую эйфорию от него она любила всегда.

— Мы эти сплетни не пресекаем. Они такие забавные! И фантазию народу развивают. А что до моего происхождения… Пока упомянутые тобой научники сошлись в одном: по совокупности моих возможностей я вполне могу быть тенью погибшей Грани.

Воин, не теряя лица, покончил с супом, прокатил на языке глоток коньяка и прижмурился, наслаждаясь послевкусием. Открыл глаза, отправил в рот кусочек говядины и кивнул:

— Как всегда блестяще. Н-да. Тень погибшей грани. Это тот вариант теории, при подтверждении которой все будут… скажем так, чрезмерно возбуждены. А поминая выражения одного из моих сослуживцев в сорок третьем — «пысать кыросином и мечтать о спичке».

Тень фыркнула, оценив красоту сравнения.

— В любом случае, я осознал и проникся, — взгляд Воина ненадолго сделался острым и колючим. — Это было ещё даже до того, как Палача нарекли Смертью. А я был очень любопытным юнцом, когда проходил у него обучение оружному и прочему бою. И когда он рассказал мне об этом периоде своей деятельности, я не поленился крепко покопаться в бумагах. Печати под грифом «Перед прочтением сжечь» мне, разумеется, были недоступны. Но возраст оных, с точностью до пары сотен лет, я смог определить. Некоторые свитки, а точнее — заклятья на них, содержат кучу информации, даже если их не разворачивать. И то, что я сейчас понимаю из твоего рассказа… внушает. Восхищение, — дополнил он. — После такой бездны лет среди людей и нелюдей, зачастую не самых приятных и адекватных, сохранить настолько… — Воин помялся, подбирая слово, потом просиял, — изумительную женскую непосредственность… это невероятно.

Тень благосклонно улыбнулась, принимая комплимент, и вонзила ложечку в шарик клубничного мороженого.

— Поверьте мне, месье Герьё, если я буду серьёзно относиться к себе, мне придётся серьёзно относиться к собственным возможностям. А если я буду серьёзно относиться к собственным возможностям — может получиться неловко… И скверно. Очень скверно.

Её глаза на миг стали чёрными бездонными колодцами, но потом Тень сморгнула и улыбнулась немного извиняющейся улыбкой: я не пугаю, я лишь показываю, что я есть…

Но Воин не испугался. Если уж его и пробрало какими-то чувствами от кончиков ушей до стоп, то это были азарт и интерес. Он сплёл пальцы под подбородком и принялся теоретизировать:

— Если я правильно соображаю, Сандер научил тебя тогда пользоваться изменчивостью не только физически, но и психически. Явив миру самую колоссальную гибкость сознания, которая вообще возможна. А ещё он наверняка учил забывать то, что не нужно, и то, что вредно. Как хорошего врача. «Забывать об ошибках полезно, оставляя при этом опыт, но извлекая из памяти и локализируя всё, что может привести к повторению оных, равно как горькое послевкусие страдания от поражения», — процитировал он. — «Наставление для юных Бессмертных» за авторством Лекса Люмьера, забыл какой год издания, страница двадцать пять, восьмая строка снизу.

Воин явно рисовался своей памятью, стремясь не столько поразить, сколько заинтересовать и развлечь собеседницу.

— Складно брешешь, достойно, — уважительно кивнула Тень, поднося к губам чашку с горячим какао, таки дождавшимся своей очереди. В глазах её отражением искусственного пламени от обогревателей мелькнули коварные огоньки. — Но раз уж ты такой проницательный, я пойду с козыря. Или… даже не с козыря, а с джокера?

Она засмеялась и подалась вперёд, отодвигая опустевшую креманку и почти ложась грудью на столешницу.

— Что ты ответишь, если я тебе скажу, что ты — единственное существо в Агентстве, которое может меня по-настоящему убить?

Демон помедлил, потом кивнул, признавая редкую даже в стенах «Альтаира» способность не просто сказать вслух о своей уязвимости, но ещё и непосредственному источнику опасности. Подумал ещё несколько секунд и кивнул второй раз, на этот раз своим мыслям.

— Я отвечу, что теперь знаю, какой подарок сделать тебе на Рождество, — медленно произнёс он. — Во-первых, не люблю быть «единственным». Принц в своё время достаточно накормил меня этими пирожками. А во-вторых… — тут в его глазах, будто в ответ взгляду его визави, заплясали чёртики. Он прянул навстречу Тени всем корпусом. — Спорим, что тебе понравится и что ничего подобного ты не видела за всю свою жизнь?

— Да ты совершенно невозможный тип! — восхитилась Тень, резко отклоняясь назад и как бы случайно мазнув губы Воина своим дыханием. О, эти женщины… Дышать ей было совершенно необязательно, но разве можно упустить момент?..

— И после этого меня — меня! — называют демоном совращения, — притворно возмутился Воин, отлично знавший правила вечной игры дам и джентльменов и следовавший им с неизменным удовольствием.

Тень невинно затрепыхала ресницами, допивая какао и при этом неотрывно глядя на собеседника.

— Да. Я невозможный тип, — с гордостью подтвердил тот, смыв с губ глотком коньяка вкус неосуществившегося. — Настолько, что, когда мы перейдём к иным темам, я ещё и о работе с тобой поговорю. Париж в этом году тебе запомнится надолго. И всё-таки, спорим или нет?

— Спорим, — решительно тряхнула головой Тень. — На желание.

И протянула через стол узкую бледную ладонь.

— На желание, — подтвердил Воин, пожимая тонкие пальчики, и с уже совсем залихватским весельем крикнул через плечо: — Француз! Разбей спор! Когда ещё при таком поприсутствуешь!

Редкие снежинки завели свой завораживающий танец в темнеющем небе над Францией. Их холодок и капризный характер никоим образом не могли повлиять на происходящее. Но в прихотливых движениях предвестниц Рождества таилось то, за что столь многие так любили зиму и время перед праздниками.

Обещание чуда.

Глава двадцать седьмая

— в которой раскрываются тайны смертей и жизней и принимается судьбоносное решение

Санкт-Петербург. Тридцатое ноября. Вечер. Васильевский остров.

В комнате Ребекки Горовиц гремела музыка. Высокий звон струн акустической гитары перекрывали жёсткие аккорды гитары электрической и уверенные басы, а поверх этого мягкой пеленой ложились ударные. И всё это было лишь фоном для чеканных фраз, которые выпевал низкий гортанный голос:

У меня есть дом, только нет ключей, У меня есть солнце, но оно среди туч, Есть голова, только нет плечей, Но я вижу, как тучи режут солнечный луч…

Леди Анна бесшумно открыла дверь, поморщилась от громкого звука, но не решилась прерывать времяпровождение своей «подопечной». В кои-то веки Бекки, или кто на самом деле прятался под этой личиной, предстала перед ней в своём почти естественном состоянии.

Глаза вампирши были полуприкрыты, сухопарая ладонь безошибочно отстукивала ритм, а голос самозабвенно выводил в унисон старым строкам:

Есть ещё белые, белые дни. Белые горы и белый лёд. Но всё, что мне нужно, — это несколько слов И место для шага вперёд!

Госпожа Шварц дорого бы дала за то, чтобы сейчас заглянуть под эти веки в глубину озёр из холодной стали. Понять, что движет этим странным существом на службе Агентства, раскусить её, вывести на чистую воду и по-настоящему прикоснуться к тайнам «Альтаира». Но подобное было бы нарушением всех мыслимых и немыслимых правил. А потому Анна просто продолжала слушать странный дуэт давно умершего певца и загадочной женщины:

У меня на кухне из крана вода. У меня есть рана, но нет бинта; у меня есть братья, но нет родных. И есть рука, и она не пуста. Есть ещё белые, белые дни. Белые горы и белый лёд. Но всё, что мне нужно, — это несколько слов И место для шага вперёд![22]

Ребекка допела припев, не оглядываясь убавила звук на стереосистеме, встала, повернулась и отвесила сообразный случаю поклон. На лице её не было ни следа удивления.

— Леди.

— Госпожа Горовиц, — Анна поняла, что её присутствие с самого начала не было секретом для Бекки, но тоже не стала подавать вида. — Полагаю, столь бравурное поведение означает, что ваш поиск окончен?

— Фактически да, — не стала отрицать та. — Остались последние уточнения, но в целом — я знаю, что произошло.

— И эти уточнения?..

— О них я буду нижайше просить вас, — криво ухмыльнулась Ребекка. — Надеюсь, у вас есть время?

— Мои дела на данный момент завершены настолько, насколько это возможно. У нас есть время, — отозвалась Анна. Дождалась чисто символического приглашения в комнату и присела на диванчик. — Слушаю вас?

Ребекка чуть откашлялась.

— Лорд Тьери. Сир Вальдера. Что вы о нём знаете?

— «Господин» Тьери, — поправила Шварц. — Статус Лорда он ещё не получил. Хотя и стремится к нему. Что же. Он француз, ему семьсот лет — немолод. Глава семьи Пепельной Змеи, входящей в клан Кинжала. Постоянная ставка вышеупомянутой семьи — в Новом Орлеане. Господин Тьери весьма щепетильно относится к чести Ночного Народа и его… хм… моральному облику. Тщательно маскируется под правоверного Каинита. Реформы Лорда Бэрринга заставили его во многом пересмотреть внутреннюю политику семьи. Иначе ему грозило обвинение в Ереси… а Лорд Бэрринг скверно относится к Семерым и их последователям. Впрочем, есть слухи, что ближний круг господина Тьери по-прежнему исповедует определённые… м-м… правила.

— Вальдер был уже не птенцом, так? — судя по лицу, Ребекка лихорадочно совмещала факты.

— Разумеется. Я не взяла бы в работу над подобным проектом птенца с постоянной связью с Сиром.

— Но в какой-то мере эта связь сохраняется, не так ли?

— Не в данном случае. Вальдер скорее боялся своего Старшего, нежели уважал или питал к нему Семейные чувства…

Горовиц звонко щёлкнула пальцами. Глаза её просияли.

— Ну наконец-то, — прошептала она. — То, что я хотела услышать. Простите, Леди.

— Ничего страшного, — благосклонно кивнула Анна. — Полагаю, ваша мозаика сложилась окончательно?

— Да, — Ребекка взглядом испросила разрешения и взяла со стола пачку папирос. — Скажите, Леди Шварц, — произнесла она сквозь первую затяжку, — как отреагировал бы господин Тьери, узнай он, что его птенец, пусть и бывший, — «вегетарианец»?

— Крайне, крайне негативно, — медленно ответила Анна. — Более того, полагаю, в таком случае у него состоялась бы соответствующая… беседа с его птенцом. Пусть и бывшим.

— Хотите шутку, Леди? — помолчав, спросила Ребекка. — Она не смешная, но всё же стоит рассматривать это именно как шутку. Не знаю, правда, чью. Судьбы, наверное…

— Пожалуй, я с удовольствием выслушаю некий… ситуативный анекдот, — тщательно взвешивая слова отозвалась Глава Клана. — Даже если он не располагает к веселью.

— Мы говорим именно об анекдоте? — хмуро произнесла Горовиц.

— Пожалуй, так будет лучше. Полагаю, полноценно эту историю стоит излагать совсем в других стенах. А я не хочу, чтобы меня позже обвинили в предвзятости мнения. Скажем, в личной беседе с господином Тьери, каковой вот уже который день пытается выяснить у меня, что именно произошло с его птенцом. Уже дважды бывшим.

— Да какая уж тут предвзятость, — махнула рукой Ребекка. — Впрочем, слушайте.

Она затянулась и ещё убавила громкость. Теперь голос из динамиков почти шептал:

Там, за окном, Сказка с несчастливым концом. Странная сказка…[23]

— В общем, история примерно такова, — Бекки прищурилась сквозь дым. — Некоего скромного, стеснительного и тихого учёного обращают где-то в Новом Орлеане. Сильный вампир, рассматривающий людей скорее как пищу, судя по всему, желает получить от этих самых людей некие научные данные. Пока неясен момент, почему он решил обращать человека лично. Но это к делу не относится. В любом случае, подчинение здесь не годится, равно как и пытки: истинный талант — а этот человек именно талант — невозможно взять себе на службу подобным образом. Человек одинок, и с этой стороны на него надавить тоже не выходит. Вампир не только силён, но и стар, а потому, раз уж взял себе такого птенца, то учит его соответственно. Птенец слаб характером, но сама мысль, что его прежние друзья и коллеги, равно как и прочие люди, — лишь бурдюки с кровью, его не устраивает. На какой-то момент Сир получает от своего птенца всё, что хотел. Однако древнее правило Ночных Войн «не убиваем своих», которым так легко пренебрёг на какой-то момент Лорд Бэрринг, слишком сильно в старом Сире. Он не желает уподобляться «молодёжи», а потому поступает так, как поступают с ненужными птенцами: отпускает его. Во всех смыслах.

Анна поставила локти на колени и опустила подбородок на сцепленные пальцы. Всё это время она искала в Вальдере корысть. Подойти с такой стороны ей в голову не пришло. Возможно, потому, что её Сир был некогда совсем другим.

— Птенец напуган, — продолжала Ребекка. — Он, молодой вампир, вынужден искать своё место в мире согласно тем же древним традициям, раз уж не пришёлся ко двору в собственной Семье. Он уезжает в Россию, по пути изучая язык и быт, — подальше от всего, что наводило на него такой страх в Новом Орлеане. Опять же, здесь рядом — центральный офис Агентства. Когда заключается Ночной Договор, он понимает, что верно выбрал место. И тут ему подворачивается интересное предложение с интересным проектом, — Горовиц выпустила колечко дыма и ткнула в него папиросой. — Что естественно, с момента переезда юный вампир питается только кровью животных. И что также естественно, вновь оказавшись в широком обществе себе подобных, он замыкается. Он не знает, как на его «вегетарианство» отреагируют. Он в принципе слишком мало знает о сообществе Детей Ночи. Настолько, что попросту снимает квартиру, вместо того чтобы воспользоваться гостеприимством главы вышеупомянутого проекта. Но подозрений не вызывает.

— Мало ли у кого какие бывают предпочтения, — негромко отозвалась Анна. Бекки кивнула:

— Воистину. Личное дело каждого. Тем более что он, цитирую: «благонадёжен, воспитан, вежлив, исполнителен, спокоен». А его единственный приятель… — Бекки сделала паузу, начиная новую папиросу, — его единственный приятель здесь, бармен в третьесортном кабаке, убеждает юное дарование, что тому надлежит скрывать его «предпочтения». Невзирая на Ночной Договор. Ибо традиции есть традиции. И человеческая кровь, получаемая как паёк, начинает плавно переходить к этому самому приятелю. А потом к молодому вампиру пришёл некто. Или пришли. Не так важно.

— Ему объяснили, — тусклым голосом продолжила Анна, — что, если его Сир узнает, чем и как занимается его бывший птенец, он «лично прибудет, дабы покарать предателя».

— Или нечто в этом роде, — кивнула Бекки. — Во всяком случае, смысл был именно таким. И юный вампир попал в клещи. Страх пред своим Сиром, пусть и бывшим, страх перед руководителем проекта, страх перед чужой страной… Тот единственный, кого он считал другом, фактически предал его. Наверняка «некто» пришёл к нему в том самом кабаке. Выхода не было.

— Вы хотите сказать… — Анна подняла взгляд и встретилась с холодными свинцовыми каплями в глазах Ребекки Горовиц.

— Именно, — отрезала та. — Вальдер не случайно «птичку съел». Он покончил с собой.

В комнате повисло молчание, разбавленное лишь бормотанием из динамиков:

Где твой мундир, генерал, Твои ордена, спина, как струна? Ты уже слышал отбой, Просто дождь бил по крыше твоей, генерал…[24]

— И я это просмотрела… — прошептала Анна.

— Глава проекта не вникала в личные дела своих сотрудников настолько глубоко, — скучным голосом сказала Ребекка. — Вампиры — не люди. Им чуждо многое из того, что довлеет над смертными. Никто не мог предположить, что в птенце старого Сира из Нового Орлеана могло остаться столько человечности. Он не смог заставить себя выйти на солнечный свет. Это слишком больно. Но он был биохимиком. И не мог не знать, что больное животное принесёт смерть ему самому.

— Хватит, — жёстко отрезала Шварц. — Говорим прямо. Это становится для меня личным делом.

— Как скажете, Леди, — Горовиц пожала плечами. — Я ошиблась в некоторых данных на этом пути. Например, решила, что Кристиан Салини не был близок Вальдеру. Но пока вас не было, мне хватило времени разобраться. До определённого момента Вальдер очень часто бывал в «Великом Древе». А потом — как отрезало. Раз в неделю, не чаще.

— Передавал кровь?

— Разумеется. И информацию. По крупинкам. По памяти.

— Но «Лунное Безмолвие» не обойти, — возразила Анна. — Мы озаботились, чтобы никто из разработчиков не смог поделиться ни с кем… — она осеклась.

— Вы поняли, — кивнула Ребекка. — Заговор вампиров «Лунное Безмолвие», как и все древние заговоры Ночного Народа, строится на базе человеческой крови.

— А он её не пил. — В голосе Анны звучал гнев. — Какая же я дура.

— Неверно, — кривая улыбка Горовиц вызывала желание стереть её с лица собеседницы жестоким ударом, но Леди сдержала неуместный и неумный порыв. — Это не вы глупы, а те, кто взял Вальдера в клещи, были слишком умны. Они не предвидели только одного. Человеческого фактора. Во всех смыслах.

— И кто они такие? — хищно спросила Анна. Инстинкты главы клана и ярость всё-таки взяли верх, и от голоса Леди по полу ощутимо протянуло холодом. — Кто ответит за это?

— Перед вами — никто, — Бекки зло затушила окурок в пепельнице. — Теперь это дело Агентства. А у меня остался последний вопрос: Салазар Салини, Сир Кристиана, был из Нью-Йорка? На самом деле?

— Да, — Анна не стала делать театральных пауз. — Полагаю то, что он был из Клана Кинжала и погиб в Новом Орлеане, будет достаточным дополнением?

— Вполне, — Ребекка опустила взгляд и низко поклонилась. — Благодарю за вашу доброту и помощь, Леди Шварц. Моё расследование закончено.

Анна взяла себя в руки, встала и тепло улыбнулась.

— Поверьте, госпожа Горовиц, мне доставила истинное наслаждение работа с вами.

— Надеюсь, вы предоставите мне транспорт до Агентства?

— Разумеется. Через пятнадцать минут. А сейчас прошу меня простить, у меня возникли неотложные дела.

— Одну секунду, с вашего позволения, — сочувствие в глазах Бекки было неподдельным, но голос оставался твёрд. — Я, как представитель Агентства «Альтаир», вынуждена требовать от вас: не делайте глупостей.

Леди Шварц вновь улыбнулась.

— О нет, Ребекка, — произнесла она, и огоньки в её глазах засияли чуть ярче. — Глупостей я делать не собираюсь. Передайте Воину и Александру Евгениевичу заверения в том, что я готова и далее сотрудничать с ними.

— Вне всяких сомнений, Леди, — Бекки ещё раз поклонилась, а когда выпрямилась, в комнате уже никого не было. Лишь таяла изморозь на пороге.

— Нью-Йорк, — пробормотала себе под нос Ребекка. — Значит, всё-таки Нью-Йорк… Хорошо. Теперь по этому следу пройдёт даже слепой.

Она грустно улыбнулась и принялась собирать вещи. На сегодня было ещё очень много дел.

* * *

Санкт-Петербург. Тридцатое ноября. Вечер. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Особый агент внедрения Ревекка Ротшильд шла по Агентству «Альтаир».

Вернее было бы сказать, что шла она по второму этажу и коридор этот вёл её к переговорной за номером четыре. А во имя ещё большей точности можно было бы упомянуть, что шла она не одна. Невзирая на то, что виделось всем окружающим. Следом за ней, в тени мыслей и странно-новых прежних эмоций, твёрдым шагом шла Ребекка Горовиц. Отблеск личности. Проекция памяти. Воображаемая подруга, ставшая ближе иных живых существ, потому что, в отличие от прочих, Бекки знала о Риве всё. Не «почти» и не «практически», а по-настоящему всё. И притом являлась чем-то отдельным, обладающим своей историей, мечтами и желаниями. И своим циничным взглядом на жизнь и окружающее. То есть тем, чего Риве так давно не хватало.

Каладболг и Леохайн уже привычно грели грудную клетку и поясницу. А поклоны попадавшихся на пути сотрудников младшего и среднего звена вызывали не оторопь, а благосклонные кивки и намёки на улыбку.

«Мы сделали за три дня то, на что нам отводили несколько недель, дорогая. Принимай то, что заслужила».

«Да. Мы. Мы это сделали. А значит…»

«Именно. Это сделала ты. А впереди у нас ещё много дел».

Рива усмехнулась холодно и жёстко.

До брифинга по делу «Троицы» оставалось двадцать минут.

Доктор Джон Генри Холлидей шёл по Агентству «Альтаир».

Ему уже приходилось бывать в этих стенах, но впервые его приглашали на встречу, касавшуюся настолько серьёзного дела. И уж тем более впервые он нёс с собой нечто, что окажет услугу такой могучей организации. Не говоря о том, что услуга эта открывала путь к сотрудничеству на совершенно ином, нежели прежде, уровне.

Джон Генри неоднократно бывал на дуэлях, а больше того присутствовал при оных. Доводилось ему видеть и состязания по стрельбе — настоящие, а не пьяную похвальбу ковбоев. Случалось и судить подобные. Да и настоящий бой «когда… много народу» не обошёл бывшего дантиста стороной. Перестрелка у корраля О-Кей была далеко не самым страшным его сражением: не обо всём пишут в учебниках истории. И сейчас бродяга-джентльмен ощущал знакомый азарт, замешанный на опасности и чутье охотника за разумной добычей. Тридцать два года после воскрешения, когда он восстал из могилы, куда его запихала обиженная ведьма, не прошли для Дока даром. Холлидей многому успел научиться, многое переосознать и многое понять. Но в душе он оставался всё тем же уроженцем воистину Дикого Запада, который привык стрелять первым, многое требовать, но и спрашивать по справедливости. Доку не было страшно. Ему было весело и щекотно где-то внутри.

«В конце концов, если не выгорит, я сам найду эту скотину. И заставлю заплатить за то, что он нас так подставил».

Джон Генри расправил плечи, подмигнул симпатичной агентессе, попавшейся на пути, и полез за флягой.

До брифинга по делу «Троицы» оставалось пятнадцать минут.

Нуарейн шла по Агентству «Альтаир».

Сейчас она могла на время оставить за спиной вопросы о том, кто прежде занимал её кабинет, и о силе, что стёрла её предшественника из реальности. Могла забыть о том, что её не любили и побаивались. Могла хотя бы на время сбросить с плеч груз прожитых лет и отдаться невероятному чувству исполнения. Как балерина, выходящая на сцену, как стрелок, задерживающий дыхание при виде цели, как рыцарь, поднимающий копьё и готовый отправить своего коня в галоп. Нуарейн достаточно времени провела в Первом, Втором и Третьем отделах, чтобы понимать: задание, которое она получит сейчас, определит её будущее по-настоящему. А после него, в любом случае, уже не будет недомолвок и тайн. Потому что либо она не справится и будет мертва, либо справится и сможет требовать ответы. И, как и прежде, диктовать свою волю.

«Пусть не в таком масштабе. Пусть меньше. Но… я приняла решение. Сердце этого мира будет жить. В ком бы оно ни проявилось. Как бы оно ни проявило себя. Хватит повторять прежние ошибки. Пришло время новых решений. Новых ошибок? Возможно. Но я больше их не боюсь».

Нуарейн благосклонно кивнула Ильясу, вывернувшему из соседнего коридора, и перевела мысли в деловое русло. Её ждали взлёты и падения, и она хотела, чтобы первых было больше, чем вторых.

До брифинга по делу «Троицы» оставалось десять минут.

Жрица шла по Агентству «Альтаир».

Она знала, что мало кто из встретившихся по пути сможет оценить изменения в её туалете. И также знала, что некоторые из тех, кто соберётся в четвёртой переговорной, оценят и поймут. Белую блузу-тунику главы аналитического отдела теперь пересекал широкий кожаный пояс с отделкой алого металла и сложной пряжкой того же цвета. Изумруды на шее и в нити, поддерживавшей завитые в крупные кудри волосы, дополняли «рождественский» образ. Но истина, как это обычно и бывает, крылась в деталях. И в знании.

Обворожительная улыбка, лёгкая поступь и жесты, уверенность в себе и жажда движения вперёд. Жрица давно не чувствовала себя так непринуждённо и свободно. И в то же время тревожно.

«Одна ошибка. Всего одна ошибка, которую я могу допустить. И я прошу отставки».

«Ты приняла решение».

«Да, друг мой».

Пальцы женщины коснулись пояса, чуть погладили, наслаждаясь живым теплом гибкого металла под выделанной кожей.

«И я пообещала себе. Ошибки можно исправлять по-разному. Если не сложится так, как я хочу, — мы вернёмся. По-настоящему. Ты ждёшь этого, Дайнслейф?»

«О да, Госпожа. Жду».

Движение рукой, распахнутая дверь, полумрак комнаты, ждущие взгляды… Жрица чуть прищурилась и прошла на своё место.

До брифинга по делу «Троицы» оставалось пять минут.

Александр Евгениевич Светлов шёл по Агентству «Альтаир».

Трость давно была частью его образа. К ней привыкли. Её почти не замечали.

Что с того, если специалисту по связям с общественностью хочется выглядеть импозантно? Он загадочен и непостижим. Он может всё, чего не могут главы отделов: в первую очередь, решать вопросы с внешним миром. Он знает всё или почти всё, а пределы его возможностей уступают лишь Принцу Без Королевства. Но кто видел Принца? А Александр Евгениевич — вот. В своём кабинете по расписанию в нужные часы. Всегда подтянут, красив и элегантен. Кто заметит, что, вышагивая по коридорам Агентства, он налегает на свою — одну из многих — трость сильнее обычного? Тем более, что нажатие это едва заметно ему самому. Верно. Никто.

«Но я знаю».

Светлов знал, что будет сейчас. Он достаточно долго жил, чтобы хорошо просчитывать действия тех, кто младше. Не всегда и не везде, но уж в Агентстве — точно.

«И всё же я ошибся. Нас кто-то предал».

Запах цветочных духов и не остывшее обожание во взглядах: здесь прошла Рива.

«И я не предвидел этого. Не просчитал, не смог вовремя остановить. Чем это грозит?»

Табачный дым, кукурузный виски, окурок в пепельнице у окна. Порозовевшие щёки сотрудниц. След Холлидея.

«Необходимо привлечение сторонних лиц. Насколько это оправдано?»

Флёр зависти и непонимания. Опаска и изморозь на окнах, куда больше, чем должна бы появиться. Нуарейн не изменяет себе.

«Ставка на всего одну личность, которая может и не справиться. Впрочем, в какой мере мы вообще можем ей доверять?»

Опасность, недоумение, радость, лёгкость и заразительная уверенность. Трость сбилась с ритма и затихла. Александр Евгениевич осмотрелся, опустив очки на самый кончик носа, а затем продолжил путь под ритмичное постукивание своей верной спутницы.

«Жрица. Судя по всему, бывшая ученица решилась на отчаянный шаг. Что же, это радует. Но и вселяет опасения. В первую очередь за её собственную судьбу. Однако следует увидеть самому, прежде чем делать выводы».

Светлов кивнул своим мыслям и завернул за угол.

Палач, Воин и Тень ожидали второе лицо Агентства у входа в переговорную. Громкая и весёлая непринуждённая беседа между ними свидетельствовала об одном: все трое прекрасно понимали, насколько важен момент. И старались успеть захватить часть куража с собой.

— Ты скотина, Сандер, — вместо приветствия заявил глава Второго отдела. — Но я тебя прощаю.

— В целом, я согласен со своим другом, comandante, — лучший убийца Альтаира тряхнул начавшими отрастать волосами и сверкнул белоснежными зубами. — Но я привык.

— Только, значит, сгоняла в Париж ради отдыха — и меня тут же гонят туда по работе! — фыркнула Тень, сменившая чёрный бархат на обычный пурпур.

— Вы готовы, господа и леди? — вместо ответа на их реплики спросил Александр Евгениевич. Интонации, улыбка и взгляд сказали за него всё, что он не успевал выразить вслух.

Он дождался слитного «да», открыл дверь в переговорную, пропустил всех вперёд и вошёл последним.

Брифинг по делу «Троицы» начался.

* * *

— Сперва я хотел бы осветить и разобрать необходимые формальности и данные, не относящиеся непосредственно к основному поводу собрания.

Александр Евгениевич обвёл взглядом всех собравшихся, дождался молчаливого согласия и лишь после этого занял своё место во главе стола.

— Мне отчитаться о нашей увлекательной охоте за Княгиней? — подняла бровь Тень. Светлов покачал головой.

— Не нужно. Ваш отчёт переведён в надлежащую форму и уже передан всем заинтересованным лицам.

— Неужели моя писанина тебе всё-таки пригодилась? — восхитилась вольнонаёмная сотрудница. Холлидей покосился на неё с нескрываемой опаской. После давней истории с ведьмой он плохо доверял женщинам в принципе, красивым — в особенности, а уж при этом умным и владеющим сверхъестественными возможностями… Тень глянула на него в ответ и неожиданно быстро показала язык. Александр Евгениевич вздохнул.

— Силами аналитического отдела ваши данные были совмещены с отчётами ваших коллег по «охоте», на основании чего создана оперативная сводка по делу «Серебряной Княгини». Вышеупомянутая сводка предоставлена, как я уже сказал, всем сотрудникам, привлечённым к оному делу. Единственной пока что просьбой к вам, Тень, будет срочное перемещение группы под кодовым названием «След Волка» в Париж. Дальнейшее ваше привлечение опционально и зависит от результатов первичной работы группы.

Тень возвела очи к потолку.

— Высшие силы, кем бы вы ни были, благодарю вас за наличие в этом балага… в этом многомудром заведении аналитического отдела и главы его, — гнусавой скороговоркой пробормотала она. — Да будет имя её прославлено в веках, а работа плодотворна и легка. Или наоборот, легка и плодотворна, я ещё не решила…

— Благодарю, Старейшая, — Жрица привстала и поклонилась с лёгкой улыбкой. — Надеюсь, к вашим молитвам мироздание прислушается.

Нуарейн наблюдала за этим представлением из-под полуопущенных длинных ресниц. Она понимала, что настоящее собрание ещё только начинается, а древние существа просто создают комфортную для себя и окружающих атмосферу. Без лишнего пафоса, но и без излишнего сарказма.

— Ещё одно предварительное сообщение, прежде чем перейти к сути дела, — Светлов лёгким жестом указал на сидящего за столом Дока, одновременно призывая «Вытяжку Серого Мага»: в помещении становилось душно. — Как вы уже заметили, сегодня на брифинге присутствует ещё один помощник со стороны. Мистер Джон Генри Холлидей уже снял с себя и своих коллег подозрения в подделке документов. Также он изъявил желание очистить доброе имя «Доков Своего Дела», поучаствовав в дальнейшей предполагаемой операции. Помимо этого, мистер Холлидей любезно согласился предоставить нам немаловажную информацию по фигуранту дела «Троица», ответственного за столь наглое нарушение уставов и законов этой Грани. Прошу вас, мистер Холлидей, вам, как гостю и союзнику, даётся право говорить первым на этом собрании.

Джон Генри поднялся, разгладил усы и ослепительно улыбнулся.

— Уважаемые главы отделов, господин Светлов, леди Тень, прочие леди и джентльмены, — заговорил он на очень приличном русском. Лёгкий акцент лишь придавал ему обаяния. — Во-первых, я хотел бы сказать, что «Доки Своего Дела» крайне рады работе с вами. Подобный уровень отношений — это большой шаг в нашем сотрудничестве. Во-вторых, хотел бы подчеркнуть, что информация по интересующей вас личности будет предоставлена Агентству на безвозмездной основе.

Над столом на несколько секунд повисло молчание. Холлидей давал слушателям проникнуться красотой момента. Александр Евгениевич поправил очки и тонко улыбнулся:

— Полагаю, вы в достаточной степени представляете себе последствия этого шага, мистер Холлидей?

Джон Генри пожал плечами. Всё официальное он сказал, можно было переходить к делу.

— Мы знаем, что Агентство всегда отдаёт долги, — произнёс он. — Да, мы рассчитываем на ответную любезность — когда-нибудь. Тем более, что я предоставил вам свои услуги. И нет, любезнейший Александр Евгениевич, — он чуть споткнулся на отчестве, но справился, — вы, конечно, можете сказать, что это вы меня взяли в дело по доброте душевной. Но поверьте, вам не найти лучшего эксперта ни по Америке, ни по этому, отдельно взятому преступнику. Не говоря о том, что я до сих пор — лучший ганшутер этого мира среди людей и нелюдей.

Светлов медленно кивнул.

— Вы знаете себе цену, Джон. Мне это приятно. Как председатель собрания и второй по должности человек Агентства я принимаю ваши условия и вашу помощь.

— Благодарю, — несколько растерянно отозвался Холлидей. Уточнение должности специалиста по связям с общественностью его явно ошарашило. Впрочем, он быстро взял себя в руки.

Воин просиял одними глазами и, повернувшись к Палачу, беззвучно произнёс: «Вербовка». «Доки» давно сидели у Агентства как заноза в запястье. Вроде бы не мешает, но нет-нет — да и даст о себе знать. Глава Второго отдела понял верно: Светлов решил разом разобраться с целым венком проблем.

— Итак, к делу, — откашлявшись сказал Джон Генри и полез во внутренний карман пиджака. Затем в следующий. На столешнице по очереди появились фляга, портсигар и, наконец, сложенный вчетверо листок плотной бумаги с тёмно-синим знаком «Защита». — Простите, нервничаю, — извиняющимся тоном произнёс Холлидей.

Воин сцедил ухмылку в кулак. Он отлично понимал, что лезть за выпивкой и куревом в подобный момент просто так не посмел бы даже такой ковбой, а теперь всё вроде как прилично. Док развернул лист, вышел из-за стола и передал его Светлову. Тот пробежал по содержимому взглядом и чуть свёл брови.

— Вы уверены?

— На все сто, — спокойно ответил Джон Генри, возвращаясь на своё место. — И перепроверено. Мной и моими коллегами. Рональд Мэверик, отпрыск фамилии Мэверик. Я был знаком с его предком. Прадедом. Игрок, шулер, фальшивомонетчик и мошенник. И притом — немножко колдун. Я могу не узнать лица, но руку я узнаю всегда. А уж тем более «подпись». Одна… моя знакомая… кое-чему научила меня, когда я ещё был помощником шерифа Эрпа. В общем, без вопросов, ваши документики — его лап дело. Сейчас живёт в Америке.

— В Нью-Йорке, — негромко произнесла Рива. На лице Холлидея проявилось недоумение.

— Верно. А вы откуда знаете?

— Второй след ведёт туда же, — Рива ответила разом двоим: и Джону Генри, и посмотревшему на неё Светлову. — Салазар Салини, сир Кристиана был родом оттуда. Как и сам Кристиан. Именно через него завербовали Вальдера Фредерикссона, что привело к самоубийству последнего. Подробности — в моём отчёте.

— Господин Холлидей, госпожа Нуарейн, госпожа Тень, Воин, — Светлов выложил на стол несколько папок. — Это общие рабочие документы по делу «Троица». Вы в силу занятости не могли пока что изучить их. И информация мистера Холлидея, — поверх папок лёг листок. — Прошу, ознакомьтесь. Вы тоже, госпожа Рива. Большая часть этих данных — ваша заслуга, но вам необходимо знать всё. А пока что… Птаха, вы нас слышите?

— Чётко и ясно, Александр Евгениевич, — раздалось из динамиков стационарного телефона.

— У вас всё готово? Документы, связь?

— Да.

— В таком случае, спуститесь, пожалуйста к нам через десять минут. Со всем необходимым.

— Хорошо.

Характерного щелчка не воспоследовало: Птаха продолжала слушать происходящее в переговорной. Минуты текли, как густая лава. Медленно, но неумолимо.

— Бедолага, — резюмировал прочитанное Воин, захлопывая папку. — Не повезло Вальдеру.

— Да уж, — согласилась Тень. — Мальчику досталась не лучшая судьба.

Жрица кивнула, соглашаясь с вышесказанным. Холлидей хмыкнул:

— Но выход он нашёл. И ещё какой. Трусость на трусость дала смелость. Математика, чтоб её.

Настал черёд Ривы недоумённо воззриться на Дока. Тот невозмутимо достал сигариллу и принялся возиться с зажигалкой.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, мужик дал нам след, — Джон Генри выпустил первое колечко дыма. — Как мог. Хреновый способ, но в его ситуации другого не было.

— Боюсь, вы делаете поспешные выводы, — тонко улыбнулась Ревекка. — Исходя из личного дела…

— Ага, — перебил её Док. — Исходя из него… как там? — он покопался в папке. — «В спорах предпочитает принцип „железной аргументации“, при невозможности воспользоваться оным — уходит от конфликта». Он боялся своего Сира, боялся Агентства, боялся начальницы и боялся тех му…жиков, которые на него вышли. Но! Он был вампиром. Воспитанным в старых традициях. Вы, милейшая, много знаете самоубийств вампиров?

— Он слишком во многом оставался человеком, — жёстко парировала Бекки губами Ривы. — Не пил кровь людей, не состоял…

— А ещё он знал о Ночном Договоре, — снова прервал её Холлидей. — И был биохимиком. Останься он жив, и у Кристиана был бы постоянный приток крови. Вальдер не мог не понимать, что будет с его бывшим приятелем, когда ему придётся «слезать с иглы». Из-за страха он не мог обратиться ни к кому из сильных сторон. И «ушёл от конфликта». Подставил Кристиана единственным способом, которым мог это сделать.

— Вы слишком высокого мнения о нём, — фыркнула Бекки. Док снова демонстративно полез в документы:

— «Низкий уровень способностей Детей Ночи компенсируется упорством, ответственностью и высоким коэффициентом интеллекта». Ваш Вальдер был не просто умён — он выделялся своей ясной башкой на общем фоне. И не мог не просчитать последствия. Это не я его переоцениваю, это вы его недооценили. Вместе с теми кретинами, которые пытались взять его на сворку. Он ведь даже вариант смерти выбрал такой, чтобы на это отдельно обратили внимание. Не закинулся эмульсией серебра, а нашёл конкретную заражённую птицу.

— И всё-таки я считаю, что вы не правы, — Рива взяла себя в руки и обворожительно улыбнулась. — Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения.

— Сейчас — не имеет, — Холлидей привык, чтобы последнее слово оставалось за ним. — Потом — может, и пои… то есть, будет значимым.

За годы жизни в России бывший помощник шерифа успел поднатореть в двусмысленностях странного местного языка.

— Вы оба правы, — подытожил Александр Евгениевич, до этого молча слушавший спорщиков. — Воистину, подобный вариант событий маловероятен, но скидывать его полностью со счетов нельзя.

— Хотя бы потому, что мы ещё не успели пообщаться с господином Тьери, — улыбнулся Палач. — Связь Сира и птенца — слишком тонкая материя. Мы не можем окончательно утверждать, что Вальдер не обратился к нему. В конце концов, Тьери мог попросту приказать Вальдеру покончить с собой, а тот под давлением авторитета бывшего Старшего не посмел ослушаться.

— Это вряд ли, — едва ли не в один голос заявили Холлидей с Ривой.

— И всё же, как верно отметила госпожа Рива, в данный момент это неважно, — завершил прения Светлов. — Госпожа Нуарейн, вы закончили?

Светловолосая женщина перевернула последнюю страницу и посмотрела на Александра.

— Да. Насколько я понимаю, моё следующее задание непосредственно связано с этими данными?

— Вы верно сделали вывод, — с явным удовольствием ответил специалист по связям с общественностью. — Птаха, войдите.

Открылась дверь, и на пороге возникла неизменный сисоп Агентства со стопкой документов и коробочек в руках.

— С момента вашей подписи на данных бумагах, — продолжил Светлов, — вы, Нуарейн, получаете статус особого агента внедрения вместе с формальной должностью проверяющей от лица центрального офиса Агентства «Альтаир». Ваша задача — внедриться в нью-йоркский филиал Агентства и выявить предателя. Ваши действия на территории — опциональны. Срок — до конца декабря: стандартная продолжительность проверки филиала — месяц. Ваша группа информационной поддержки в Санкт-Петербурге — госпожа Рива, Тень и Воин. Поддержка на местности — мистер Джон Генри Холлидей. Старшим по операции «Рождество» назначается госпожа Жрица. Куратор — я, Александр Евгениевич Светлов. У вас есть вопросы?

— Причины моего назначения? — ровным тоном спросила Нуарейн.

— Вы прошли обучение во всех трёх отделах Агентства и досконально знаете их работу. При этом вы являетесь «свежим взглядом», способным разглядеть неточности и недочёты, которые будут пропущены привычным взором. Сверх того, ваш опыт прежней жизни позволит вам быть хладнокровной и непредвзятой при вынесении решений. Вам достаточно оглашённых причин?

— Да, Александр Евгениевич. Благодарю за оказанное доверие. — Женщина пробежала взглядом по строчкам назначения на должность и летящим почерком поставила подписи в условленных местах. — Я готова приступать к заданию.

Эпилог

— в котором прошлое на мгновение переходит в настоящее, чтобы никогда не повториться, а настоящее продолжается, чтобы привести к неизведанному пока грядущему

Санкт-Петербург. Первое декабря. Ночь. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Воин ещё раз провёл рукой над листом бумаги с ровными строчками, начертанными витиеватым почерком.

Ничего.

Ни следа, ни тени его. Ни отпечатков пальцев, ни единой молекулы ДНК. Простая бумага, простые чернила, какие можно купить в любом магазине канцелярии. Ни обратного адреса. Только белоснежный конверт, короткое письмо в нём и…

Демон чудовищным усилием воли перевёл взгляд на текст, вновь пытаясь сосредоточиться на нём.

Вы — один из немногих, кто имеет право владеть этой вещью. Вы — единственный, кому она не принесёт боли, а лишь надежду. Распорядитесь ей, как должно.

Подписи не было.

Воин аж зашипел сквозь зубы от переполнявших его чувств, и в этот момент в дверь его кабинета постучали.

— Да, — прорычал начальник Второго отдела. — Не заперто, будь оно всё…

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась встрёпанная голова Птахи.

— Я не вовремя? — сонно осведомилась она. — Ты вроде вызывал…

— Вызывал, — буркнул Воин и встал, нащупывая в кармане флягу. — Заходи, выпьем.

— Среди ночи? — изумилась сисоп, проникая в кабинет. — Случилось что?

Демон коротко кивнул ей на своё место:

— Садись. И читай.

Птаха недоумённо покосилась на собеседника, но послушно села и уставилась на строчки. Потом посмотрела на стол рядом с письмом, и глаза её сделались огромными и жёлтыми. Повисла пауза.

— Да, Воин. Пожалуй, я с тобой выпью, — сказала наконец Птаха. — За такое — стоит.

— След, — жёстко произнёс демон, передавая флягу. — Мне нужен след этого письма, Птаха. Делай что хочешь. Хочешь — Древних Богов призывай. Хочешь — не призывай. Но чтобы след был. Я хочу знать, откуда пришло это письмо.

— Будет сложно, — с сомнением пробормотала сисоп, ощупывая бумагу. — Но я попробую. А остальное?

— Ты знаешь, что делать, — Воин устало потёр глаза. — Мы с тобой уже десять раз всё обсудили. Теперь у тебя есть всё необходимое. Действуй.

— Ты же понимаешь, что мне придётся отчитаться перед Александром Евгениевичем? Рано или поздно. — Птаха неуверенно пожала плечами. — В конце концов, подобные задания…

— Я лично отчитаюсь. Перед Его Высочеством. Это задание тебе дал я, Птаха. Оно моё от начала до конца. Забирай и работай.

— Приоритет? — сдалась сисоп. — Что первым, след или дело?

— Если за две недели не найдёшь следа — принимайся за остальное. — Воин помолчал и тяжело вздохнул. — Посидишь со мной? Что-то мне не хочется пить в одиночестве.

Птаха сложила листок, убрала в конверт. Затем взяла со стола широкое кольцо из гладкой синеватой хирургической стали. Безо всяких букв. Взвесила его в руке, будто сомневаясь, и отправила вслед за письмом.

— Конечно, Воин, — произнесла она. — Я посижу с тобой. У меня тоже нет желания напиваться в пустом кабинете.

* * *

Много лет назад. Где-то на иной Грани.

В порыве страсти сердце бьётся быстрее и жарче. Ровное тепло семейной любви отогревает не только само сердце, но всех рядом с ним. А от ненависти и страха оно замерзает. И гибнет.

Изящные босые ступни были в кровь сбиты ещё о грубые камни, выстилавшие двор Замка. Теперь его высокие шпили виднелись из-за деревьев. Не так далеко, как хотелось бы, но беда была не в этом. Голую кожу ног нещадно кусал мороз, а острая корка наста ранила лодыжки и цеплялась за ставший из белого розовым край подола длинного платья. Беда была не в этом.

В правом боку, чуть ниже рёбер, свила гнездо тянущая, дёргающая боль, отмеченная ярко-алым пятном — следом прошедшей навылет арбалетной стрелы. Но беда была и не в этом.

Беда мчалась позади, выла гончими псами и рогами лесничих. Беда лязгала доспехами внутренней стражи Замка и позвякивала кольчугами стражи внешней. Беда гремела копытами и стучала сапогами. У беды были запуганные глаза десятков людей и страх не подчиниться приказам. В душе у них было отчаяние и безысходность. А кровь, холод и рана — это была не беда. Это была просто смерть.

Голые острые ветви, протянутые к холодному небу, будто в последней мольбе, постепенно сменились на пути беглянки тёмно-зелёным хвойным покровом. Покрытые снегом ели глушили голодный и резкий голос ветра. Зато гораздо отчётливее сделался шум погони, и откуда-то издалека донеслась песня волчьей стаи, ищущей тепла и пропитания.

Медленно истаяло последнее облачко, и, будто издеваясь над мрачностью и болью происходящего, яркое полуденное солнце тронуло лучами снежную белизну. Сотни алмазов разом вспыхнули, переливаясь и даруя призрак тепла лицу и рукам, тут же смываемый ледяным ветром.

Хрупкая темноволосая девушка в изодранном белом платье на несколько таких ценных секунд остановилась возле огромного старого дерева. Пальчики скользнули по грубой, иссечённой сотнями морщин коре.

— Я бы попросила о помощи, — прошептала беглянка. — Ради себя, ради них… но всё равно скоро всё будет кончено. Если хоть кого-то можно будет спасти — прошу, спаси. Кого угодно, но спаси. И пока остался хоть один шанс, я постараюсь бороться. Мне нужна дорога к Душе Леса. Возможность ещё осталась. Подскажи, пожалуйста.

Последняя фраза прозвучала совсем жалобно. Голос сорвался от боли и холода, но всё же слова были сказаны. И услышаны. Старая ель, стоявшая на перекрестье забытых людьми древних троп, повела толстыми, пушистыми лапами, будто вздохнула. Одна из нижних ветвей чуть приподнялась, открывая взгляду девушки полосу утоптанного снега, уводившую глубже в лес.

Синие глаза беглянки блеснули слезами благодарности и облегчения.

— Спасибо, — негромко произнесла она, склоняя голову. Сил на полноценный поклон уже не было.

В то же мгновение высокая статная фигура у окна в одной из башен Замка содрогнулась от ярости, ощутив краткую вспышку силы Леса.

— Этим олухам ничего нельзя доверить, — раздалось под каменными сводами злое шипение. — Что ж, всё придётся делать самой.

Язычки пламени на свечах содрогнулись, когда чёрная тень стремительно пронеслась по коридорам. Хлопок тяжёлой двустворчатой двери прозвучал на диво громко и страшно: в замке не осталось ни одного человека.

Пустынный двор, который совсем недавно пересекала бегом босая синеглазая девушка, отозвался болезненным и колким эхом на звук окованных серебром каблуков, впивавшихся в грубо отёсанные камни. Следы боя уже убрали, взгляд цеплялся лишь за длинные глубокие царапины, оставленные на тёмной поверхности каким-то чудовищным оружием.

Повинуясь небрежному движению узкой ладони, распахнулись ворота, поднялась решётка и плавно опустился подвесной мост. Даже подчиняясь яростному приказу, стража не забыла о своих обязанностях, и дежурный отряд остался на въезде в Замок. Сейчас стражники предпочли спрятаться, справедливо опасаясь гнева хозяйки. Но ей было не до них. Её гнали вперёд ярость и жажда, не имевшие отношения к чувствам и желаниям простых людей.

Женщина пересекла мост, и её тёмный силуэт на диво быстро затерялся в заснеженном подлеске, которому ещё только предстояло стать парком.

Псы упорно не хотели брать след. Они выли, лаяли, упирались всеми лапами, когда их подтаскивали к тому месту, где в последний раз видели кровавые отпечатки ног, и отказывались идти по нему напрочь. А проклятая позёмка скрывала следы быстрее, чем три дюжины пеших и два десятка конных могли их отыскать. Да и не прошли бы лошади там, куда занесло проклятую бунтовщицу.

Начальник стражи скрипнул зубами. Его разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал животных: охота на одинокую девицу в зимнем лесу претила и ему самому. С другой — он прекрасно помнил тот бой, который дали защитники этой девицы. Бой отчаянный и безнадёжный, а оттого — страшный. В этой схватке он потерял треть своих людей, и, если бы не волшебство Хозяйки Замка, потерял бы половину. Если не больше. Третья сторона — страх — подсказывала начальнику, что невыполнение приказа может повлечь за собой последствия не только для него, но и для его ближайшей родни. Дочь только-только собралась выходить замуж, престарелый отец едва обжился в новом домике, выстроенном на жалование старшего сына, а жена уже успела привыкнуть к платьям и украшениям. Терять это вместе с собственной головой не хотелось, а рассчитывать на то, что после его казни за небрежение долгом кто-то поддержит семью, — не приходилось. Здравый же смысл хладнокровно выражал сомнения в том, что беглянку получится найти. Честь и достоинство воина, скрестив на груди руки, наблюдали откуда-то со стороны. Молча.

Где-то в стороне зазвучали рога ещё одного отряда, давая понять, что у них успехов не больше.

— Рассредоточиться, — принял решение Начальник стражи. — Идём широким веером. Пешими. Быстро. Первый, кто найдёт след, получит десяток золотом. Последний, кто пойдёт по этому следу, — десяток плетей. Вперёд!

Несколько лесничих переглянулись с закованными в железо бойцами, и Начальник стражи внезапно понял, что он сейчас здесь один против пятидесяти. И пожелай эта полусотня не подчиниться, все его угрозы ничего не будут значить против луков и клинков.

«А найдут меня, только когда снег сойдёт», — промелькнула паническая мысль.

— Мужики, — начал он чуть севшим голосом, но договорить ему не дали.

Позёмка вздыбилась волной, обдав всех острой снежной крошкой, закрутилась бело-голубым шаром и опала, явив высокую женскую фигуру. При её появлении весь отряд единым, будто отрепетированным движением опустился на колени.

— Госпожа? — произнёс Начальник стражи. — Мы в меру сил своих стараемся выполнить ваш приказ, но…

— В замок, — прозвучал голос, от которого заснеженный лес показался тёплым и уютным. — Вам не поймать её. Соберите людей и возвращайтесь. Тем же, кому внезапно пришла в голову мысль, что они теперь могут не подчиняться моим приказам или приказам тех, кого я поставила выше их… — женщина сделала паузу, её взгляд скользнул по лесничим и стражникам. — Хочу напомнить, что крамольные мысли не задерживаются в голове, отделённой от шеи. Вон отсюда.

Женщина дождалась, пока стихнут последние звуки рогов и топот копыт. Невзирая на то, что одежду её составляло лишь чёрное длинное платье, холод её не волновал. Когда вокруг наступила тишина, она чуть улыбнулась и неторопливо пошла вперёд, без труда угадывая след крови под снегом. Она знала, что торопиться ей теперь некуда.

Утоптанный снег не смог заменить ботинок, отсутствие ветра — тёплой куртки, а отнимавший боль холод — перевязки раны. Не прошло и получаса, как беглянка поняла, что не дойдёт до нужного ей места. Сил хватило только на то, чтобы немного разгрести снег под одним из деревьев возле тропы и опуститься на пусть и промёрзшую, но землю.

— Мне надо только немного посидеть, — бессильная надежда этих слов собиралась в уголках глаз и солёными каплями скатывалась по щекам, застывая льдинками на подбородке. — Я сейчас передохну и пойду дальше.

— Сейчас, родная, сейчас я передохну, и мы им ещё покажем…

В памяти сам собой возник голос Ленивца, которого его братья ещё называли Хозяином Снов. То были последние слова, которые она от него услышала, когда её защитники всеми силами старались прикрыть её от стражи Замка.

Девушка опустила веки, и недавние события вновь встали у неё перед глазами…

Она вернулась в Замок, потому что её звали. Потому что весна никак не хотела приходить, а она знала, как её позвать. Девушке не нужны были корона, скипетр и держава, дававшие власть над этими землями. Она не держала зла на ту, что так жестоко поступила с ней. Она просто хотела вернуть земле силу, а людям — счастье, и ей требовалось для этого совсем немного: её вещи, хранившиеся в комнате Замка, который некогда был ей кровом. И ещё она хотела побывать дома. Она не была наивной дурочкой и понимала, что может её ждать, но ей поклялись. Её ближайший друг клялся ей на крови, на душе и на судьбе, что всё будет в порядке. И она поверила. Теперь ей было страшно подумать, что с ним сталось после нарушения этой клятвы. А тогда…

Арбалеты ударили сразу же, как только девушка со спутниками вошла во двор Замка. Она даже не успела понять, что происходит. Первым почти сразу же упал Стыдоба: болт вошёл ему прямо в щель забрала, которое он почти никогда не поднимал. Любимые доспехи не спасли его на этот раз. Рёв Мрачнолика «В круг!» перекрыл даже грохот кованых сапог десятков людей. А потом начался ад.

Арбалетчики уснули быстро: сила Ленивца не оставила им и шанса — но их было слишком много. Хозяин Снов быстро оказался в середине круга, практически повиснув на плечах девушки. От его горячего частого дыхания было жарко, но её бил озноб. Она поняла, что никакие обещания и клятвы в этом мире больше не важны, а самое страшное — что её друзей сейчас убьют, а она не в силах ничего сделать. Здесь и сейчас — не в силах.

— Ко второму выходу, — прорычал Простуда, с чудовищной скоростью натягивая лук и спуская тетиву. — Ведите её ко второму выходу! Она доберётся до Души Леса, и тогда нам всё будет нипочём. Даже если помрём. Озеро вернёт нас. Я останусь, ведите!

— С тобой! — расхохотался Шут, и двоими в стальном кольце, окружавшем её, стало меньше. Она хотела сказать им что-нибудь ободряющее на прощание, но не успела. Только сейчас она понимала, что вообще не успела ничего сказать им на прощание — настолько её сковало безнадёжностью и ужасом.

На какой-то момент, уже возле самой стены, круг её защитников разорвался. Нападавших было слишком много, чтобы четверо могли продержаться против них единой цепью. Грубые руки вцепились ей в плечи, и она, завизжав, начала сопротивляться, как могла. Её сила никогда не была рассчитана на сражения, а как пользоваться ей опосредованно, она так и не успела научиться. Тогда в этих грубых руках осталась и шуба, и лёгкий нагрудник, и сапожки. Её не пытались убить, её пытались пленить. И в тот самый момент, когда в груди начал скручиваться тугой комок, замешанный на панике и злобе, Ленивец встал на ноги и плавно повёл широченными ладонями. Нападавшие рухнули на землю, а следом мягко опустился и сам Хозяин Снов. Она ринулась к нему, пытаясь приподнять. Он открыл глаза, красные от лопнувших сосудов, и постарался улыбнуться.

— Сейчас, родная, сейчас я передохну, и мы им ещё покажем… — прохрипел он и выдохнул в последний раз.

Под ударом огромной секиры рухнула дверь второго выхода.

— Беги! — Мрачнолик силой вытолкнул её в дверной проём, и сам загородил его широченной спиной. Девушка поняла, что он остался один. Совсем.

— Прости меня, — только и смогла сказать она. — Это я привела вас сюда.

— Доберись до Души Леса. И тогда нам всё будет нипочём, — по голосу было слышно, что Мрачнолик улыбается. — Мы, конечно, не весна, но вернёшь нас — вместе и с Хозяйкой как-нибудь управимся. Беги!

И она побежала. Знакомый с детства коридор быстро вывел её за стены, на лёд штурмового рва вокруг Замка. Она уже почти решила, что у неё всё получится, когда что-то острое ударило в правый бок, развернув и швырнув на колени в снег. Крик со стены «Идиоты, стрелять по ногам!» был слышен даже оттуда. Беглянка с трудом поднялась и бросилась под защиту леса, стараясь не думать, что обрекла на смерть самых близких своих друзей.

А теперь она сидела под деревом, отчётливо осознавая, что их гибель была напрасной. Добраться до озера, которое её защитники небезосновательно называли Душой Леса, она не успевала. Не могла. Оставалось только одно.

— Если не можешь победить — не проиграй, — вспомнила она слова Доктора, совсем недавно учившего её играть в шахматы. Потом подняла голову, увидела, какое дерево даровало ей приют и последнюю поддержку, и улыбнулась.

Это было бы красиво, если бы не было так страшно. Светловолосая женщина в чёрном платье и чёрной короне на фоне заснеженного леса стояла перед девушкой в белом, сидевшей под деревом в окружении алых пятен крови.

— Ты проиграла, Бланка, — произнесла женщина. — Я спасу тебе жизнь, и твоя сила будет моей.

— Зачем? — бледное лицо, завешенное тёмными прядями, чуть приподнялось, и взгляд густо-синих глаз встретился с льдисто-голубыми. — Зачем вам моя сила, Ваше Величество?

— Не задавай глупых вопросов, девочка, — высокомерная улыбка ничуть не портила королеву, наоборот, так её образ казался полным. — Я, в отличие от тебя, умею ей пользоваться. Если хочешь, могу обещать, что верну весну — в конце концов, я не дура, и мне тоже нужно, чтобы земля жила, как и те, кто возделывает её. Мне нужно сильное королевство, мне нужна сильная армия, а значит, и весна мне будет необходима.

Бланка Ниэва отвела взгляд.

— Сильное королевство и армия. Богатая земля, богатые люди… которых можно будет взять под свою руку, так?

— Разумеется. Ты, глупое дитя, родилась Сердцем этого Мира. Признаюсь, я хотела убить тебя. За всё, что сделал мой брат, за всё, что ты могла сделать со мной вместе с твоими… последователями. Но потом я изменила свои планы. Я заберу тебя. Заберу твою силу, твои безграничные возможности, которые тебе не нужны. Ты не пользуешься ими и никогда не воспользуешься так, как надо. Я объединю мир под своей рукой, и он будет счастлив, потому что если ты — Сердце Мира, то я стану его Разумом. Жестоким, но не беспощадным.

— Хочешь яблочко? — внезапно спросила девушка, вновь поднимая голову.

— Что?

— Яблочко, — медленно повторила поименованная Бланкой и улыбнулась. Голос её вновь окреп и зазвучал громче. — Ты, помнится, некогда передала мне похожее.

— Я… — начала королева и осеклась. Только сейчас её настигло понимание, что далеко не все красные пятна на снегу были кровью. Белое покрывало украшали крупные алые яблоки, и одно из них Бланка крутила в пальцах. Женщина вскинула голову: такие же плоды висели на голых ветвях дерева, о которое девушка опиралась спиной. — Ты же не можешь так поступить с собой. Что ты делаешь?

— Я прощаю тебя… мама, — тихо, но твёрдо ответила Бланка, и королева отшатнулась, будто это короткое слово ударило её. — Искренне прощаю тебя за всё, что ты сделала. Но… я скорее умру, чем отдам этот Мир в твои руки.

— Он погибнет вместе с тобой, глупая девчонка!

— Уже погибает, — бледная улыбка тронула губы Бланки Ниэвы. — И отнюдь не потому, что умру я. Ты почти добила его своим волшебством, своей жадностью и своими… желаниями, потому что разум твой тут ни при чём. Только твоя безграничная жажда власти, бессмертия и подчинения. Я чувствую это лучше других, ведь я — его Сердце. У тебя был шанс, но ты его упустила. А потому я уйду вместе с ним. Прощай, мама. Надеюсь, ты успеешь понять, что сделала.

Бланка вздохнула и обмякла. Красное яблоко выпало из ослабевших пальцев и подкатилось к ногам королевы. Та машинально подняла его, подошла ближе к телу той, что была надеждой Мира, и хотела что-то сказать, но передумала.

Лёгкий жест, и тело Бланки Ниэвы покрылось заклятьем нетающего льда. Та, что была Сердцем Мира, обрела свой последний хрустальный гроб, а та, что стала её невольной убийцей, отправилась в свой — каменный, хоть и называемый Замком.

Мир содрогнулся от боли, которую ему нанесли, и замер перед завершением своих времён. Вместе с последней сказкой умерла и последняя надежда.

* * *

Первое декабря. Ночь. Нью-Йорк.

Нуарейн подняла веки, смаргивая одинокую слезу. Сон был настолько реальным напоминанием о прошлом, что она не сразу поняла, где находится. Женщина взглянула в иллюминатор. Под крылом заходящего на посадку самолёта сиял тысячами огней фонарей и душ огромный город.

Почти как там, на крыше Собора…

Новая память плеснула цветом и теплом, превращая старую в пепельные, ядовито-острые обрывки. Нуарейн потянулась разумом к этим огням душ, ощутив их счастье, надежду, боль, страх, жизнь… и упрямо стиснула зубы.

Никогда. Больше никогда.

Руки привычно скользнули по волосам, поправляя причёску, — «чувствуешь душевную слабость — приведи в порядок внешность» — и легко коснулись нового украшения в волосах: маленькой заколки-бабочки. Дымчатый, полупрозрачный камень и серо-стальной металл. Нуарейн улыбнулась своим мыслям.

Несколько часов назад, перед отправлением, ещё в Агентстве, к ней подошли Тень и Палач, причём последний был явно смущён. Агентесса вопросительно изогнула бровь, и Тень фыркнула в ответ.

— Он нервничает, — со свойственной ей прямолинейностью заявила она, — и я бы сказала, что он неправ, да это не так. Имеет полное право.

— Вы боитесь за меня, Палач? — ирония в голосе Нуарейн была тонкой, как первая льдинка зимы.

— Опасаюсь, — спокойно кивнул тот. — У тебя впереди опасный путь…

— И он хочет, чтобы на этом пути у тебя была подстраховка посерьёзнее, чем Холлидей, — подхватила Тень, без смущения перебивая главу Третьего отдела. — Другое дело, что он со своими опасениями немного опоздал. Я и сама отлично всё придумала. Держи.

Она протянула слегка недоумевающей Нуарейн заколку. Та приняла, прищурилась, опытным взглядом оценивая украшение, и подняла на подругу удивлённый взгляд.

— Это же…

— Ага! — весело кивнула Тень. — Это одна из моих. Я редко прошу их принять постоянную материальную форму: они этого не любят. Но ради тебя расстаралась. Это связь. Незаметная и неощутимая — ни один новомодный сканер и ни один маг её не учует. Слабая — слышно будет тихо. Зато я смогу услышать тебя откуда угодно. Хоть с другой Грани… наверное. Любую защиту пройдёт точно. Постоянно болтать по вечерам не сможем, но как экстренный вариант — вполне.

— Спасибо, — негромко произнесла Нуарейн, рассматривая нежданный подарок, такой хрупкий и такой сильный. Тень внезапно прянула вперёд, обняла собеседницу, обдала потоком струящихся волос почти без запаха и тут же подалась назад.

— Останься в живых, будь добра. Это будет лучшая твоя благодарность. — И тут же заторопилась куда-то, нетерпеливо дёргая Палача за ворот рубашки. — Идём, идём. Долгие проводы — лишние слёзы. Она девочка взрослая, до аэропорта доедет сама, а мне народ в Париж переправлять. Поможешь своим начальственным взором!

Палач явно хотел сказать что-то ещё, но беспомощно развёл руками, улыбнулся, низко поклонился, целуя руку бывшей ученицы на прощание, и отправился по коридору за своей неугомонной спутницей. Нуарейн долго смотрела им вслед, осознавая, что в её отношении к этим странным существам, вместе и по отдельности, что-то изменилось. Пожалуй, что навсегда.

В аэропорт, вопреки посулам Тени, её отвёз сам Воин. Болтливый, хохмящий и ироничный, он сделался серьёзен только перед тем, как отправиться обратно.

— Возвращайся живой, — коротко сказал он на прощание, кланяясь бывшей подопечной. — В то, что ты справишься с заданием, я верю: данные тебе выдали, Сандер нужные беседы провёл. И ты далеко не дура. Справишься. Но вот цена этого вопроса меня беспокоит. Не лезь в самую задницу, будь осторожна, насколько это возможно. И помни: если что — мы придём.

— Спасибо, — во второй раз за вечер поблагодарила Нуарейн. — За всё, что вы для меня сделали. Все, и вы в частности.

— Вот вернёшься — будешь проставляться за всё это дело, — блеснул усмешкой демон. — Удачи.

— Дамы и господа, наш самолёт совершает посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди, Нью-Йорк. Просим вас отключить электронные устройства, пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Нуарейн щёлкнула нехитрым замочком и откинулась на спинку кресла.

* * *

Аэропорт имени Джона Кеннеди.

Множество людей, снующих туда и сюда. Суетящихся, снедаемых страстями, желаниями, мелкими целями. Электронный женский голос вещает что-то на английском, немецком и прочих языках. Толпы встречающих. Толпы провожающих.

Среди движущихся масс, будто скала, возвышался представительный смуглый мужчина в деловом костюме с простой чёрно-белой табличкой «Агентство».

Нуарейн улыбнулась, понимая, что её путешествие только начинается. Джон Генри должен был прибыть другим рейсом несколько часов спустя, и даже за это время ей предстояло сделать очень многое…

Несмотря ни на что, я жива, — подумала она. И я нужна им. Мне ещё придётся расплачиваться за своё прошлое и за свои ошибки, но… Я. Жива.

Санкт-Петербург.

май 2016 — 21.04.2019.

Примечания

1

«Низший» (вамп.) Слово является уничижительным, сродни человеческому «щенок», «мальчишка». В нынешнее время употребляется только как намеренное оскорбление, ведущее к вызову на поединок или к наказанию Сиром своего птенца.

(обратно)

2

Святые яйца (исп.)

(обратно)

3

Господа (исп.)

(обратно)

4

Командир (итал.).

(обратно)

5

Друг мой (итал.).

(обратно)

6

Друг мой (фр.).

(обратно)

7

Мой дорогой (фр.).

(обратно)

8

Жрица (фр.).

(обратно)

9

Позабавить, забавно. — Изначально: информативно, интересно, увлекающе. «Ты позабавил меня» у викингов — «Ты рассказал то, что мне нужно, то, что я смогу использовать; Ты дал мне новые знания». Второе значение — «То, что мне понравилось».

(обратно)

10

Любовь моя (итал.)

(обратно)

11

Текст песни «Solringen» группы «Wardruna», перевод с норвежского.

(обратно)

12

Японская речь в данном случае изменена, поскольку определённая идиоматика, равно как и выражения, возможны только в русском. При написании этих строк автор отдаёт себе в этом отчёт. (Прим. автора).

(обратно)

13

Медитация до и после поединка в кэндо. (яп.).

(обратно)

14

Бамбуковый меч для кэндо. (яп.).

(обратно)

15

Дубина (итал.).

(обратно)

16

Жадность, алчность. (кит. традиц.).

(обратно)

17

Демон (яп.).

(обратно)

18

Ребятишки (исп.).

(обратно)

19

К.ф. «Мытарь» 1997 г. СССР, режиссёр — Олег Фомин, сценарий Ивана Охлобыстина.

(обратно)

20

Имеется в виду Ален Поэр, второй председатель Сената Франции.

(обратно)

21

Несколько подробнее и атмосфернее об этом можно прочитать в рассказе «Болоньезе».

(обратно)

22

В. Цой, «Место для шага вперёд». Да, текст изменён намеренно. Каладболг и Леохайн не оценили бы.

(обратно)

23

В. Цой, «Сказка».

(обратно)

24

В. Цой, «Генерал».

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвёртая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвёртая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg