«В поле зрения»

В поле зрения (fb2) - В поле зрения [СИ] (Война ради мира - 1) 1280K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Айдарин

Николай Айдарин В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ

Вступление

Каждый день мы встречаем людей, здороваемся с ними за руку, обнимаемся, киваем в приветствии или просто встречаемся взглядами. Хотя, можем даже и не встретиться ими — ты проходишь мимо и замечаешь одних людей, которые на тебя не обращают внимания, а другие люди при этом обращают внимание на тебя, в то время как ты их не замечаешь совершенно. Ты попадаешь в их поле зрения. Это может произойти абсолютно где угодно. Ты можешь сидеть дома, и в то время, когда ты подойдёшь к окну, тебя приметят с улицы или из дома напротив. Ты можешь идти по улице или ехать в транспорте, как общественном, так и в собственном — вокруг тебя люди, ты их видишь, они видят тебя. Ты на работе или на учёбе — вокруг тебя снова люди. В большинстве своём люди, как бы они ни желали или не желали выделиться — серая масса, выштампованная как будто на одном заводе по единому образцу, но бывает и такое, что встречается человек, который в корне чем-то отличается от других. Он может выделяться чем угодно, начиная от внешности и заканчивая поведением или характером. Кого-то он привлечёт, кого-то нет, то же самое и с тобой — для одних ты — кусок серой массы, робот, а для других ты уникален, ты единственный.

При встрече с данным человеком возникает любопытство и появляется желание узнать побольше о данном человеке. Например, нет ничего преступного в том, чтобы поглазеть на красивую девушку, запомнить её внешность, хотя кому-то это может показаться и не таким уж хорошим поступком. Да, я лично при этом засмущаюсь и покраснею, но всё же я не могу выколоть себе глаза, чтобы не смотреть, ведь так? И я знаю, что я тоже могу невольно привлечь чьё-то внимание.

И ситуация может сложиться таким образом, что человек, в чьё поле зрения ты попал, может повлиять на твою жизнь. Незнакомый начальник соседнего отдела внезапно заметил твою инициативность и готовность помочь коллегам — достал твоё досье и выторговал тебя в свой отдел, предложив тебе более высокую зарплату и работу, которая тебе больше нравится по сравнению с предыдущей. Прохожий заметил, как ты изрисовываешь стены собственной школы и позвал учителя, который наказал тебя, и его отношение к тебе изменилось навсегда, что отразилось на твоих оценках по его предмету. Старый знакомый внезапно встретил тебя на улице там, где ты обычно не появляешься, и пригласил на собственную свадьбу, где ты познакомился с особенной девушкой. Тебе, опаздывающему на работу, незнакомец уступит последнее свободное место в маршрутке и при этом сам вылезет из неё. Ты проедешь пару кварталов и попадёшь в аварию.

Чужие люди могут изменить твою судьбу и твою жизнь, просто увидев тебя на улице. Очень часто, они сами не заметят, как они это сделают. Но бывает и так, что они хотят сознательно изменить твою жизнь.

Я хочу рассказать историю, которая навсегда изменила мою жизнь. Благодаря одному единственному человеку я потерял одних близких и приобрёл других, завёл преданных друзей и нажил смертельных врагов. И обычное, казалось, дело, которое я расследовал по работе, обернулось для меня в итоге настоящим кошмаром. Всё дело в том, что я — телепат, самый настоящий. Я тщательно скрываю свой дар ото всех, но он всё равно влияет на мою жизнь. Внешне я ничем не отличаюсь от большинства — средний рост, худощав, но жилист, тёмные волосы, карие глаза. Я далеко не богат, но я ещё молод и только начал работать следователем. У меня самые обычные знакомые и родственники, никаких знаменитостей, я не попадал в сводки новостей или на телевидение или даже в газеты, в Интернете меня почти невозможно найти, я не побеждал ни в каких конкурсах или соревнованиях (хотя, я ненавижу соревнования). Для незнакомых людей я самый обычный парень, но это если только не знать, куда смотреть.

Один человек, которого я встретил совершенно случайно, знал.

Глава 1

— Видел раньше когда огнестрелы? — поинтересовался Семён, прислонившись спиной к стенке лифта.

Лифт был вылизан до блеска и пахнул морем, не то, что в моём доме. Как, впрочем, и любом другом лифте этого города, исключая, разве что, такие вот здания.

— Только на снимках, — я покачал головой. — Нам специально подобрали в учебке такие, на которых видно, как мозги вытекают из черепа.

Меня передёрнуло от одного только упоминания об этих фотографиях. Жуткие они были. В того бомжа, наверное, из Царь-пушки стреляли — снесло почти треть головы.

Семён чуть сморщился.

— Неприятное зрелище, должно быть, да?

— Угу, — пробормотал я.

Фотографии были чёткие, превосходного качества. Блевала половина группы. Я же, как человек довольно впечатлительный, чуть не грохнулся в обморок.

— Ничего, — хмыкнул Семён. — Привыкнешь.

Он немного подумал, и добавил тихо:

— Или сопьёшься.

— Радужная перспектива. А ещё варианты есть?

— Есть, — кивнул Семён.

Дзынькнул звонок, лифт остановился и открыл двери, выпуская нас наружу. Мы вышли в коридор, весь отделанный под дерево. На полу мягкий ковёр с длинным ворсом, возле стен удобные с виду белые пуфики, рядом с ними журнальные столики с миниатюрными светильниками, на самих стенах репродукции различных картин. На потолке, тоже деревянном, отсутствовали люстры, но коридору было достаточно света от настенных ламп, что навевало атмосферу уюта и умиротворённости.

Мы повернули налево и направились прямиком к открытой двери номера в дальнем конце коридора. При каждом шаге ноги приятно погружались в ковёр, я шёл словно по облаку.

— Понимаешь, — Семён начал жестикулировать руками. — Всё дело в том, как ты снимаешь стресс. А его снятие на такой работе очень важно. Кто-то рисует картины, кто-то играет в группе, кто-то ходит в тир, кто-то не вылезает из кабаков и баров, или же из чужих трусов, но для этого надо быть как минимум здоровым в этом плане, ну ты понял. В общем, нужно как-нибудь пытаться выпустить пар в правильном месте в нужное время, иначе разрядка может произойти в самый неподходящий момент, например, во время допроса — не выдержал и покалечил подозреваемого. Я вот, например, коллекционирую сигаретные пачки и хожу в бассейн. Да что я — почти каждый из наших что-нибудь такое делает, спроси любого. Вот и ты найди себе подходящее занятие.

— Непременно, — отмахнулся я.

Мне не было дела сейчас до придумывания себе какого-нибудь хобби, поскольку моими мыслями овладевало новое дело. В прошлый раз меня здорово выручили мои таинственные способности «читать» чужие мысли. Да, кстати, я же не представился. Николай Айдарин, следователь специального подразделения при полиции Санкт-Петербурга. Двадцать пять лет, не женат, снимаю квартиру вместе с младшим братом-школьником, который некоторое время назад вместе со мной пожелал смотаться из гнилой провинции в большой город. Подразделение следователей уже не очень новое, существует около семи лет, но до сих пор на стадии эксперимента. К слову, этот эксперимент раскрывает до трети всех преступлений, да и народ к следователям относится немного лучше, чем к полиции, поскольку все следователи — лица гражданские, и начальство у нас тоже гражданское, хоть и подчиняется полиции.

А по поводу моих слов о том, что я умею читать мысли окружающих меня людей — это я не вру, честное слово. Дар этот перешёл мне по наследству по материнской линии. Вообще, я скрываю ото всех, что умею это делать, по понятным причинам, родители про него знают, хотя и не одобряют, что я его использую. Да и как я его использую. Мать, например, по её словам, свой дар никогда не развивала, а мой дар проявился не так уж и давно, и развивается очень тяжело. Сашка, брат мой, кстати, ничего об этом не знает, мы дружно приняли решение ничего ему не рассказывать, поскольку маловероятно, что у него этот дар проявится, а травмировать его психику завистью ко мне — плохой поступок. Лучше уж держать в тайне. Вообще, чтение мыслей — не совсем точное определение. Я скорее заглядываю в чужой разум, это более точно, ведь мысли — не книга, чтобы их читать. Я узнаю воспоминания, вызывая их у нужного человека в его голове, зачастую путём наводящих вопросов. Насколько бы ни был талантлив лжец, сидящий передо мной в такие моменты, он всегда думает о том, о чем я его спрашиваю, он не может этого не делать, особенно после того, как я его подталкиваю к этому. При этом, мой дар отнюдь не безграничен: во-первых, мне требуется видеть того, у кого я собираюсь читать мысли, а лучше видеть его глаза, типа они зеркало души и прочая подобная чушь. Не знаю, просто так почему-то проще выходит. И, во-вторых, после каждого чтения мыслей у меня начинает болеть голова, два-три человека, и из меня можно вить верёвки — сил возражать у меня не будет.

И я очень надеюсь, что мой странный дар поможет мне и в этот раз, поскольку из-за него я начинаю зарабатывать неплохую репутацию следователя. Хотя иногда мне начинает казаться, что я поступаю нечестно по отношению к моим коллегам, поскольку имею очень сильное преимущество перед ними. И каждый раз я себя оправдываю тем, что я делаю хорошее дело, и какая разница, какими средствами я для этого пользуюсь? Ведь я же не причиняю никому вреда, когда читаю чужие мысли, да? Для этого я не совершаю никаких обрядов, не режу котов как сатанисты и не пью кровь девственниц и всякое такое. Просто залезаю в голову мерзавца и всё.

Мы подошли к распахнутой двери в конце коридора и вошли в номер. Тот почти ни чем не отличался от коридора, кроме размеров и наличия больших удобств.

— Оригинальный у них интерьер, — заметил я, осматриваясь вокруг.

— У них весь этаж стилизован под дерево, — пояснил Семён. — А что, красиво.

— Это был сарказм, вообще-то.

Прямо посреди комнаты лежал труп. Молодой парень, постарше меня, лежит лицом вверх и смотрит остекленевшими глазами в потолок. Одет торжественно, прямо хоть сразу в гроб клади, если бы не большое кровавое пятно на груди.

Неподалёку беззвучно плачет молодая девушка, некрасивая, но тоже празднично одета. Сидит на кушетке и утирает платком слезы. Рядом с ней, приобняв её за плечи, сидит начавший лысеть, но с аккуратно зачёсанными короткими волосами мужик, на вид, уже почти пенсионер. Тоже в смокинге. И лицо у него подозрительно знакомое, я его точно уже где-то видел. Этого мужика опрашивает полицейский, что-то записывая одновременно в здоровенный бланк.

— А вот и вы, — Игорь, наш патологоанатом, тоже здесь. — Быстро приехали.

Мы с Семёном поздоровались с ним.

— Были неподалёку, — пояснил Семён. — Что здесь случилось?

Он захотел было подойти к трупу, но Игорь остановил его.

— Лучше не надо, да и говори потише.

— А в чем дело? — спросил я.

Игорь молча кивнул в сторону кушетки.

— Это — Наумов Евгений Раилевич, первый заместитель министра транспорта.

— Важный дядя, — согласился Семён. — А на ковре, стало быть, его сын?

— Да. А та девушка — его жена, вернее, уже вдова. Они все видели, показания уже записывают.

— Это хорошо, — Семён скрестил руки на груди. — А почему нам туда нельзя?

Игорь украдкой оглянулся на замминистра и подошёл к нам вплотную, понизив голос:

— Понимаешь, он сильно устал, у него был трудный перелёт из Москвы накануне, только прилетел — тут же к сыну, захотел с ним повидаться. Прибыл к нему, пробыл пару часов и бац! Того застрелили. Вот только он и вон та девушка видели всё, что здесь произошло, в том числе и убийцу. И он твёрдо убеждён, что никакого расследования здесь не нужно, все, что требуется от вас — поймать преступника и засадить по полной.

— Ну и хорошо, — тут же согласился я. — Нам меньше работы. Вот только, Семён, я так понимаю, мы же все равно должны все сделать как положено, да?

— Именно, — ответил Семён.

— А это ещё кто такие? — неожиданно загромыхал басом заместитель министра, заметив нас с Семёном.

Голос у него был мощный, сочный и звонкий как церковный колокол, причём по ушам бил не хуже. Заместитель министра явно был не рад нашему присутствию.

— Я же сказал: никаких ищеек!

— Товарищ Наумов, — обратился к нему Семён, делая робкий шаг вперёд. — С Вашего позволения, мы обязаны провести расследование…

— Какое ещё расследование?! — мужик вскочил с кушетки.

Он был не сильно высоким, но костюм на нем пузырился из-за спрятанных под тканью мышц, а толщина шеи явно превосходила мою талию. Этот человек очень любил спорт. Или армию.

— Какое, к чертям собачьим, расследование?! — он выхватил у побледневшего полицейского бланк и стал трясти им в воздухе. — Здесь все записано! Кто убил, когда убил, чем убил, кто это видел! Черт, да здесь даже написано, куда этот ублюдок убежал!

Семён молчал, тихо наблюдая за гневно сверкающим глазами-бусинками замминистром.

— И что здесь ещё расследовать, я спрашиваю, а?! — продолжал Наумов.

Он буквально перелетел через кушетку, замедлился возле трупа, деликатно обойдя того, и подскочил к Семёну. Ткнул его бланком в лицо и, плотно сжав зубы, прошипел:

— Вам нужно только поймать этого ублюдка, который застрелил моего мальчика. И все!

Семён взял трясущийся перед его лицом бланк и стал торопливо его читать.

Но Наумов никуда не уходил, он лишь гневно смотрел то на Семёна, то на меня. Честное слово, под его взглядом и я готов был тут же признаться, что это я — убийца, настолько тяжёлый и требовательный был он.

— Может, Вы нам и имя убийцы тогда назовёте? — неожиданно ляпнул я, поймав на себе очередной его взгляд.

И тут же пожалел об этом, поскольку Наумов был готов одним только взглядом прожечь во мне дырку. Мне стало жутко не по себе.

Семён, вовремя увидев это, тактично откланялся Наумову и вышел обратно в коридор, благоразумно захватив меня по пути. За нами вышел Игорь, закрыв за собой дверь.

Оказалось, что все это время я не дышал, и теперь никак не мог наглотаться воздуха, хватая его ртом, словно рыба на берегу. Семён выглядел не сильно лучше, весь вспотел, даже галстук ослабил. Одному только Игорю, казалось, было все равно, что происходит вокруг него. Правильно, это с такой-то работой…

— Я думал, он вас живьём там съест, — сказал патологоанатом.

— И он был весьма близок к этому, — я перевёл дух. — Его, поди, все министры боятся. Почему он так настроен по отношению к следствию?

— Потому что здесь действительно нечего расследовать, — отрезал Семён, продолжая изучать бланк. — Коль, ты не поверишь — тут даже имя убийцы есть.

— Быть того не может! — воскликнул я, подходя ближе к Семёну и заглядывая ему через плечо.

— Может, — усмехнулся Игорь.

— Вот, смотри сам, — Семён ткнул пальцем в нужное место на исписанном бланке.

Я посмотрел туда.

Прямо над пальцем было записано имя, почерк был далёк от идеала, но удивительно разборчив для таких каракулей. Наумов Дмитрий Евгеньевич.

— Наумов? — спросил я. — Евгеньевич?

— Да, это его сын, — пояснил Игорь. — Второй, и теперь уже единственный. Он был старшим братом убитого.

Теперь понятно, почему Наумов-старший так себя ведёт. Потерять одного сына из-за другого… Не хотел бы я оказаться на его месте.

— Надо изловить парня, — сказал Семён. — Идём.

— Стой! — запротестовал я. — Мы ведь даже не узнали, что здесь произошло!

Семён, уже успевший сделать пару шагов по направлению к лифту, остановился и, опершись рукой о стену, тяжело вздохнул.

— Из этого бланка, — сказал он, не поворачиваясь ко мне. — Из него я узнал достаточно. Буду ждать в машине.

И он побрёл дальше, так и не обернувшись. Я обескураженно смотрел ему вслед, пока тот, наконец, не скрылся в лифте.

— Что это с ним? — спросил я у Игоря.

Тот замешкался.

— Ну… это… такая история… в общем, у него есть сын, лет десять назад натворивший дел по уголовщине… короче, раскопай дело о его сыне, Артёме — и сам все узнаешь. Только не вздумай расспрашивать Семёна! Понимаешь почему?

Я молчал. Сын Семёна. У него есть сын. Конечно же, ведь ему сколько лет-то, за пятьдесят точно. Наверное, этот Артём примерно мой ровесник, или чуть старше. Но Семён, пусть я его знаю и не очень-то долго, никогда о нем не говорил. Конечно, я о своей семье тоже не больно-то распространяюсь, но мне и рассказывать особо нечего из того, о чём можно болтать. Но он мог хотя бы парой слов обмолвиться. Хотя, кто его знает, что там произошло, и насколько сильно оно повлияло на моего напарника.

— Понимаю, — кивнул я. — А теперь поведай мне, что же здесь случилось?

— В общем, сначала о трупе, — начал патологоанатом. — Стреляли почти в упор, есть следы пороха на одежде и ожог на коже. Пуля попала в правое предсердие и застряла в рёбрах, я её извлёк почти целой, калибр 9х19. Стреляли из именного Ярыгина, пистолет принадлежит товарищу замминистра.

Я, достав предварительно свой блокнот, отмечал в нем основные моменты. Калибр, именной пистолет замминистра, интересно, за какие заслуги? Может, он действительно бывший военный?

— Изначально в комнате присутствовали трое: товарищ замминистр и оба из его сыновей. Пистолет был у замминистра в кобуре на поясе. Товарищ замминистр похвалил жертву за недавние заслуги в области спорта. Дмитрию это не понравилось, он, по словам замминистра, «в очередной раз психанул на пустом месте». Начал обвинять во всем товарища замминистра. Завязалась потасовка, убитый попытался их разнять. Тут вошла вдова, Анастасия Наумова, по её словам «услышала крики и решила узнать, в чем дело». Тут Дмитрий выхватывает у товарища Наумова пистолет из кобуры, начинает им размахивать. Жертва пытается его успокоить, но когда Дмитрий направляет пистолет на товарища Наумова-старшего, жертва встаёт между ними и принимает выстрел на себя, защитив тем самым товарища Наумова.

Я торопливо все записал и спросил:

— Это чьи показания?

— Замминистра, — тут же ответил Игорь. — В бланке, что забрал Семён, все это отмечено и подтверждено вдовой.

— Хорошо, — сказал я. — Пистолет где?

Игорь махнул рукой в сторону лифта.

— Убийца прихватил с собой, когда убегал.

— Через лифт?

— Да.

— Тогда он должен был пройти мимо портье.

Игорь, подумав с секунду, согласился.

— Думаю, да. Но это уж вы с Семёном сами разбирайтесь, ваша работа. Не моя. Свой отчёт пришлю позже по факсу, как обычно.

— Разберёмся, — заверил его я. — Вот только, боюсь, что я буду разбираться один, учитывая реакцию Семёна.

— Ну, ты это… его со счетов-то не сбрасывай, лады? Он опытный сыщик, должен справиться с эмоциями.

— Надеюсь.

— И все же приглядывай за ним.

— Непременно.

Я попрощался с ним, и, дождавшись, пока он не вернётся обратно в номер к притихшему замминистру, пошёл к лифту.

С одной стороны, здесь действительно все ясно — есть и орудие убийства, и мотив, и убийца известен, и свидетели тоже присутствуют. Но с другой стороны, у меня зачесалась голова, а это верный признак того, что меня не все устраивает. Я с превеликим удовольствием запустил пятерню в волосы и стал думать. Первое, что настойчиво бросается в глаза — зачем замминистру носить с собой именной пистолет? Да ещё и заряженный? Второе — убийца «в очередной раз психанул на пустом месте». Очевидно, что это произошло не в первый раз, бывали случаи и до этого. Было бы неплохо выяснить, на какую мозоль этому Дмитрию наступили в этот раз, а заодно и про предыдущие узнать. У замминистра должно быть в достатке и денег, и связей, очень вероятно, что у них есть какие-нибудь служанки в доме, дворецкие, семейные психологи. Но будет не очень хорошо, если этот дом находится где-нибудь в Москве или в Казани, что вполне может быть, поскольку жертва проживала в данной гостинице. На этот случай придётся довольствоваться телефоном. И, наконец, третье — что могло заставить сына выстрелить в собственного отца? Допустим, Дмитрий — парень сильно нервный, готовый взорваться от малейшего толчка. Но почему сейчас? Увидел пистолет? Возможно.

Значит, надо будет при возможности узнать получше этого Дмитрия, чтобы вовремя поймать, пока он не причинил ещё кому вреда.

Лифт дзынькнул, и дверцы плавно отъехали в стороны, выпуская меня из железного гроба на тросе. Я прошёл мимо лестницы, затем по пути помог местному носильщику поднять уроненный им один из большого множества пакетов очередного постояльца, вышел в просторный вестибюль и подошёл к читающему свежую газету портье.

— Ещё раз добрый день, — сказал я.

Портье, черноволосый гладко прилизанный мужчина с пронзительным взглядом и крысиной ухмылкой, опустил газету и взглянул на меня.

— Господин комиссар, — ответил он с псевдо-французским акцентом. — Чем могу быть полезен?

— Следователь, — поправил я его. — Вы не видели, как из лифта выходил Дмитрий Евгеньевич Наумов?

Чёрт! А как он выглядит, я без понятия. Интересно, и кого я собираюсь ловить, если даже не знаю, как он выглядит?

— А, сын товарища Наумова, заместителя министра?

— Да, — облегчённо выдохнул я.

Портье коротко взглянул на наручные часы.

— Он вышел из лифта ровно… час и пятнадцать минут назад.

— Отлично, — обрадовался я.

Чуть больше часа. Далеко он не мог уйти, даже на машине он бы просто не успел выехать из города, если ему это, конечно, взбредёт в голову. И это означает, что наши шансы поймать его быстро довольно велики, хотя и уменьшаются со временем.

— Он вышел из здания сразу? — спросил я. — Или вызвал такси сначала.

Портье недовольно посмотрел на меня.

— К Вашему сведению, господин следователь, у нас имеется собственный парк такси. И, таки да, господин Наумов воспользовался нашей службой.

Не верю! Все складывается просто отлично!

— Если хотите, — тем временем продолжал портье. — Я могу сказать Вам, куда он направился. В интересах следствия, как исключение, конечно же — обычно мы такую информацию не предоставляем.

Я радостно протянул ему свой блокнот.

— Запишите сюда адрес, — попросил я.

Спустя минут пять, после того как портье позвонил в диспетчерскую и узнал адрес, я вышел на улицу. Перед этим я заверил портье, что произошедшее событие в номере наверху никак не повлияет на решение господина замминистра и дальше останавливаться именно в этой гостинице во время визитов в Санкт-Петербург. Насколько мне известно, я соврал, ведь никто не спрашивал замминистра об этом. Прошёл на небольшую частную стоянку и, взглядом отыскав наш автомобиль, подошёл к нему и сел внутрь. Семён, мрачно стоящий рядом, заметил меня, бросил на мокрый асфальт дымящийся бычок и тоже сел внутрь.

— Ты был прав, — сказал я, усаживаясь поудобнее и пристёгивая ремень. — Исключая пару моментов, нам нужно только поймать его и посадить за решётку.

В машине было значительно теплей, чем на улице, что не могло не радовать. Но настроение напарника добавляло ложку дёгтя.

— А я что говорил? — буркнул он.

— Заводи мотор, у меня адрес есть, — велел я ему. — Дмитрий взял гостиничное такси, а их управление любезно предоставило мне адрес назначения. Отъехал он немногим больше часа назад, ещё можем застать его там.

— Куда ехать? — Семён послушно завёл мотор.

Я достал блокнот и показал ему адрес.

— Ты знаешь, где это? — спросил я. — Я ещё плохо ориентируюсь в городе.

— Купчино, — кивнул он. — Здесь не очень далеко, скоро будем.

Мы молча выехали со стоянки и поехали по проспекту вдоль Невы. Обычно Семён водил аккуратно, может, местами даже не сильно уверенно, но сейчас он «лихачил по-чёрному», то и дело выжимая газ и агрессивно маневрируя в довольно плотном потоке машин.

— Э-э-э… Семён, — робко сказал я, проверяя, надёжно ли я пристегнулся.

— Что? — по-прежнему мрачно спросил он и резко крутанул баранку влево.

Мы проехали на красный и начали резко поворачивать прямо на перекрёстке, чудом не попав под колеса здоровенного тягача. Мне только и оставалось, что смотреть через бок, как тот резко даёт по тормозам, с визгом заваливаясь на бок.

— Может, лучше я за руль сяду?

— Моя машина, значит, за рулём я, — отрезал тот.

Я посмотрел на напарника. Тот уставился вперёд, никак не реагируя на происходящее по бокам. Мне не нужно было видеть его глаз, чтобы вплотную подобраться к той границе, за которой находился его разум, меня невольно стало тянуть туда, затягивать, как болото затягивает в себя нерадивого путника. Я повис на самом краю пропасти, осталось сделать только один маленький шаг, порвать тонкую плёнку — и я окажусь внутри.

Я отвернулся. Не стоит этого делать, кто его знает, что я могу там увидеть, не пожалею ли я об этом? Нет, лучше выведаю всё по старинке, так хоть голова после этого болеть не будет.

— Будь добр, — сказал я. — Сбавь скорость, а то за нами уже хвост из полицейских.

— Помощь лишней не будет, — отказался напарник. — Пусть догоняют, мы уже почти приехали.

Я посмотрел через плечо назад, на бело-синий автомобиль, на котором только что включили сирену.

— Как бы они стрелять в нас не начали… — пробормотал я.

Глава 2

Старенький автомобиль жалобно взвизгнул, останавливаясь на обочине возле нужного нам дома. Патрульная машина притормозила прямо за нами, и из неё тут же выскочил подтянутый, высокий полицейский, торопливо направившись к нам.

Я изрядно нервничал. Мне, конечно, ничего не будет, поскольку я только лишь пассажир, а вот Семёну… Мы по пути сюда нарушили с десятка два правил, дважды создавали аварийную ситуацию, пусть и без жертв и даже каких-либо повреждений транспорта, кроме стёртой из-за торможения резины, но нам просто повезло. Вдобавок, мы не остановились ни на первое, ни на второе требование, что так же выставляло нас далеко не в лучшем свете.

Но Семён, не став ждать, пока к нам подбежит тот полицейский, невозмутимо вышел из машины первым, бросив при этом мне по пути:

— Вылезай, Дмитрий мог слышать сирену. Я здесь разберусь.

Я неуверенно кивнул и тоже вышел из машины.

Когда Семён открыл дверь, бегущий полицейский, увидев это, схватился за пистолет и, пригнувшись, сделал манёвр вправо, под прикрытие нашей машины. Затем, когда уже я выходил, его напарник среагировал как положено — открыл дверь и, присев, выглянул из-за неё, целясь в мою сторону из своего оружия.

— Живо на землю! — крикнул первый полицейский, спрятавшись за нашим багажником. — Серёга! Вызывай подмогу!

Мы с Семёном подняли вверх руки. Я не решался идти к дому, поскольку рисковал быть расстрелянным. Судя по всему, по-быстрому не получится.

Полицейский осторожно выглянул и тут же спрятался обратно.

— На землю я сказал!

— Тише, мужики, — как можно мягче проговорил мой напарник. — Мы свои, не стреляйте!

— Хрена лысого! Серёга, что с подкреплением?

— Я сейчас кину документы, хорошо? — спросил Семён.

Полицейский снова выглянул и хорошенько прицелился в него.

— Давай! Но если дёрнешься — ты и твой друг — трупы!

Чего они такие злые? Схватились сразу за пистолеты, вызывают подкрепление, грозятся застрелить. Конечно, наши действия со стороны выглядят не слишком адекватно, но, всё же, я бы не стал из-за этого тыкать пушкой в каждого нарушителя, грозясь проделать в нем пару дополнительных дырок.

Семён плавно опустил правую руку, расстегнул куртку и, отвернув левой рукой ворот, достал удостоверение, одновременно громко комментируя полицейскому свои действия, чтобы тот его ненароком не застрелил, расценив его действия как излишне подозрительные. Кинул их, точно попав по багажнику — те глухо плюхнулись на металл, проскользили пару сантиметров и свалились вниз, стерев по пути немного грязи с машины.

— Дружбан тоже! — велел мне полицейский, переводя пистолет на меня.

Сложно описать, что я почувствовал в этот момент. Раньше в меня никогда не целились, разве что на учениях, но тут совершенно другая обстановка, тут все реально и отнюдь не спланировано, произойти может все что угодно. Полицейский явно сильно напряжён, боится даже моргнуть, глядя на меня. И если сейчас пролетит над ним какой-нибудь голубь или ворона, решив облегчиться прямо в воздухе, то мне уже надо будет готовить деревянный ящик и место на городском кладбище. Хотя, я бы предпочёл, чтобы меня кремировали, но мёртвому это будет без разницы.

О чем я должен сейчас думать? Когда на меня направлен пистолет? Какие должны быть при этом мысли? В дешёвой литературе и плохом кино главный герой в такие моменты вспоминает всю прожитую жизнь, что он сделал или не сделал, что хотел получить и не смог, все неудачи и провальные попытки, достигнутые успехи, удачные случаи. Словом, самые яркие моменты жизни. Но у меня при этом в голове лишь вертится смешная картинка, как голубь сверху прямо в полете срёт на этого проклятого полицейского. Пока я так же демонстративно медленно доставал своё удостоверение и значок, эта картина раз за разом снова и снова всплывала у меня в голове, гоня прочь все остальные мысли, с каждым разом становясь все более и более смешной. Под конец я еле сдерживался, чтобы не засмеяться и не быть тут же застреленным.

Наверное, это нервы.

Полицейский, получив и моё удостоверение тоже, скрылся из виду. Мы с Семёном все так же стояли, подняв вверх руки и стараясь почти не шевелиться. Секунды тянулись нескончаемой чередой, Дмитрий, поди, уже на пути в Африку, а я тут бесцельно стою, ожидая, пока этот качок не прочтёт наши удостоверения.

— Серёга! — спустя некоторое время выкрикнул полицейский своему напарнику, по-прежнему прятавшегося за дверью патрульного автомобиля. — Серёга, отбой! Это свои, все в порядке!

Я расслабился и облегчённо выдохнул. Наконец-то, не прошло и полугода!

Полицейский выпрямился, отряхнулся и подошёл ко мне, протягивая документы.

— Извиняюсь, коллега! — он отдал мне честь. — Таков порядок, ничего личного. По возможности, оставайтесь рядом, пока мы будем разбираться с вашим другом.

— Я… — я замешкался, поскольку мне надо было срочно идти, но при этом я не хотел бросать Семёна в беде, и я не знал, что мне делать.

Долг звал меня к этой уже старенькой, но, всё же, пока ещё престижной четырёхэтажке, куда из отеля направился Дмитрий, но при этом совесть не позволяла сделать ни шага в сторону от Семёна. Он сейчас довольно сильно рисковал — насколько я знаю, разбирательство может закончиться для него не лучшим образом, дело даже может дойти до ареста. Вдобавок, Семёну сейчас было очень тяжело, он действовал, в отличие от обычного, слишком импульсивно, резко, необдуманно, следуя на поводу далеко не лучших в данный момент эмоций. Его нельзя было сейчас оставлять одного. Помимо коллег по работе я не знал, есть ли у него ещё какие друзья. Черт, да я даже ничего о его семье не знаю, тем более о том таинственном происшествии с его сыном, я не знаю, как мне реагировать на него, как помочь и поддержать. Возможно, мне действительно стоит прочесть его мысли, понять, что он чувствует и чего хочет в данный момент. Но потом я ещё довольно долго не смогу залезать никому в мозги, а кто знает, что произойдёт через час, два, три?

Полицейский тем временем подошёл к Семёну и, протянув ему его удостоверение, сказал:

— Прошу прощения, коллега, я не мог знать, что вы — следователи…

— И Вы должны были убедиться в том, что мы не представляем опасности, — бросил ему Семён.

Вышло это грубовато, по-хамски, полицейский нахмурился.

— Однако, — продолжил он, — это не даёт Вам права нарушать ПДД и подвергать гражданские лица такой опасности, которую создали Вы своим неправомерным поведением. Вы даже не включили сирену!

Вот дерьмо, сирена! Как я про неё забыл? Ладно Семён, но я? Что мне помешало? Вот дурья башка…

— Вы нарушили пункты ше… — полицейский достал наручники.

— Я и так знаю, что я нарушил, — пробормотал Семён. — Давай уже свои браслеты, надевай…

— Вы подлежите немедленному аресту, данный случай подлежит разбирательству перед комиссией. Пройдёмте в машину.

Он развернул потрясённого Семёна к себе спиной, свёл ему руки вместе возле поясницы и надел блестящие при свете солнца наручники. После этого он повёл моего напарника за собой к патрульной машине. По пути он повернулся ко мне:

— Вы так же будете участвовать в процедуре разбирательства, об этом Вас уведомят дополнительно.

— Как свидетель? — спросил я.

— Как свидетель. Вызвать эвакуатор?

— В смысле?

— Для машины?

— А, не, не надо. У меня есть доверенность.

— Осторожно, не ударьтесь головой, — это он уже не мне, а Семёну, усаживая его на заднее сидение патрульной машины.

Семён немного задержался, повернувшись ко мне. Полицейский сначала подумал, что тот сопротивляется, и стал давить сильнее, но вовремя заметил, что это ни к чему.

— Не волнуйся, парень, — крикнул мне Семён.

Голос его был мрачнее тучи, глуховатый, тяжёлый, немного уставший.

— Я разберусь с этим, — добавил он и сел в машину.

Полицейский захлопнул за ним дверь, обошёл капот и сел на водительское место. Завёлся мотор, водитель сдал немного назад и тронулся, объехав по пути меня и пустую машину.

Всё, здесь всё закончилось, и я был не в силах ни на что повлиять. Семён сказал, что разберётся. Скорее всего, он просто хотел утешить меня, чтобы я не отвлекался в расследовании. Надеяться, что у него имеется какой-то туз в рукаве на подобные случаи почти бесполезно. Но он своим опрометчивым лихачеством выиграл мне немного времени, львиная доля которого уже спущена в унитаз, так что мне не следует терять ни секунды.

Я мигом залез в машину, выдернул забытые ключи из замка и запер автомобиль, чтобы тот спокойно дождался моего возвращения никем не угнанным. Подмоги, на которую понадеялся Семён, теперь тоже не будет, времени вызывать её уже нету, так что придётся действовать в одиночку, причём, максимально быстро.

Четырёхэтажка стояла ко мне боком, так что Дмитрий, будь он даже ещё на месте, мог нас не увидеть, что вселяло мне небольшую надежду, что бегать по городу в его поисках мне не придётся. Конечно, его уже должны были подать во всеобщий розыск, учитывая пост его отца со всеми прилагающимися связями, но мне хотелось поймать его первым, чтобы получить за это небольшие плюшки в виде премиальных и одного не нужного мне выходного — деньги мне сейчас нужны больше отдыха.

Я подбежал к серо-жёлтому кирпичному дому. Два подъезда, но я без понятия, какой из них нужен мне, в оставленном адресе не указывается квартира. Какой из них? Ближний или дальний? Думай, думай! О, вон там, возле детского цветастого турника во дворе на лавочках сидят старушки, сплетничают. Они должны что-то полезное мне знать. Если Дмитрий живёт в этом доме, то его статус сына высокого человека должен работать лучше всякой рекламы, а если же он здесь гость, то кто-то в таком небольшом доме уж точно должен был заметить новенького — район здесь тихий и довольно престижный, гостей видно за версту, вон они как на меня смотрят, эти бабульки.

— День добрый, — сказал я, подойдя к ним и достав из куртки значок следователя. — Следователь Айдарин. Скажите, вы знаете Дмитрия Евгеньевича Наумова?

— О, товарищ следователь, — удивились бабушки. — Ну, здравствуйте, здравствуйте. Наумов Дмитрий…

— Евгеньевич, — подсказал я.

— Не, не знаем такого, — уверенно сказала одна из бабушек.

Вторая утвердительно закивала.

Вот блин! И что мне теперь делать? Если даже местные распространители сплетней не знают его.

— Извините за беспокойство, — я развернулся и пошёл обратно, к ближайшему из подъездов.

Вот если бы Семён тогда не гнал так, мы бы сейчас здесь были вдвоём, он бы наверняка сказал, что делать в таких ситуациях. У него громадный опыт, а у меня — кукиш без масла, даже если учитывать мою предыдущую работу в третьем управлении.

— Это Димка что ли? — неожиданно переспросила третья бабка.

Я обернулся. Может, мне все-таки повезёт?

— А как он выглядит? — поинтересовался я. — Мне нужно знать, что мы говорим об одном и том же человеке.

— Высокий такой, темноволосый, с длиннющими патлами. А уж худой какой, а! Страшно смотреть! Не ест, поди, ничего!

— Да, уж ты бы его, Ивановна, откормила бы!

— А вот и откормила бы!

— Это чем же? Борщом своим?

— А хоть бы и борщом.

— Да твой борщ сроду никто не ел! Свёклы-то надо больше класть, и мясцо подкидывать, а ты напихаешь туды своих мослов…

— Это у тебя там мослы, а у меня всегда натурально мясо!

Портье из гостиницы мне его тоже описал, и так же кратко. Но оба описания, вроде, сходятся, исключая худобу.

— И как мне его найти? — прервал я их перепалку.

— А Вы спросите у вахтера, в первом подъезде. Он Вас и проводит.

Точно, вахтер! В таких домах обязательно должен быть вахтер! Как же я не догадался! Второй раз за день — похоже, мне пора лечить память, а то скоро забуду, как правильно в туалет ходить. Буду ссать в раковину — а что, наверняка гораздо удобней, чем в унитаз, и по высоте как раз, и тут же руки можно помыть.

Прямая дорога к психиатру. Ну, к врачу какому-нибудь точно.

— Спасибо, — сказал я и пошёл к первому, ближнему подъезду.

Лавочек возле него не было, так что понятно, почему старушки сидят возле игровой площадки, а не как везде. Зато вместо лавочек вдоль дороги тянулись наверняка красивые летом, а сейчас просто голые кусты, в некоторых местах задержавшие ветками опавшую с деревьев пожухлую листву. Под одним из деревьев местный дворник в униформе граблями как раз убирал с земли мёртвые листья. Я прошёл мимо него, на меня он не обратил внимания — то ли из вежливости, то ли просто не заметил. Я вошёл через узкую дверь в подъезд и нисколько не удивился, обнаружив, что внутри он был чистеньким, пахнущим мылом, со свежей краской на стенах, целыми перилами и ярким освещением. А прямо перед входом за небольшим столом сидел старенький вахтер и без видимого интереса читал небольшую книжку в мягком переплёте. Всего этого в моем доме не было, разве что подобную книжку, если возникнет необходимость, наверняка можно будет достать. Жалко, что при этом дедок-вахтёр не идёт в комплекте.

— Вы к кому, молодой человек? — спросил дедок, едва увидев меня.

Книгу он тут же отложил в сторону. «Мясо и болезни сердца — панацея или яд?» — гласила обложка, как я успел заметить.

— Следователь Айдарин, — я в очередной раз показал значок. — Некий Наумов Дмитрий Евгеньевич здесь проживает?

Вахтер на секунду задумался.

— Наумов, Наумов, что-то не припоминаю. Сейчас в журнале глянем.

Он отодвинул один из ящиков стола, достал оттуда тоненькую зелёную тетрадку со списком жильцов и принялся листать.

— Ага, нашёл, — он ткнул пальцем в тетрадь. — Четырнадцатая квартира. А, ну да, там волосатый такой парень живёт, все, да, вспомнил! А что, он натворил чего?

Я кивнул.

— Да, натворил. Будьте добры, пройдёмте со мной, и захватите с собой ключи от его квартиры.

Старик тут же встал, довольно резво для его возраста, затем присел на корточки и стал рыться под столом, звеня перебираемыми ключами. Если он так скачет в его годы из-за мяса, то надо будет запомнить это.

— Ага, нашёл! — показал он маленькую связку ключей. — Пройдёмте, сейчас все откроем. Чего же он натворил-то? Вроде всегда тихий был, нелюдимый, правда.

— Нелюдимый? — переспросил я.

Мы подошли к лифту — я удивился его наличию в четырёхэтажном здании — и я нажал кнопку вызова. Двери тут же открылись, и мы вошли внутрь. Старик нажал на кнопку последнего этажа.

— Ага, — ответил он. — Живёт здесь года два как, не знаю, квартиру сам купил, или подарил кто. Они ж здесь дорогущие, в доме этом-то! Выходил он из неё редко, гостей всего пару раз приводил, да все одних и тех же.

— Кого? — спросил я, хотя уже догадывался, кто мог к нему приходить.

— Да пара одна, молодожёны, наверное. Парень на Димку уж больно похож, только пониже и волосы короткие.

Ну да, все верно. Брат его, которого он нечаянно застрелил. Похоже, у него с братом были тёплые отношения, в отличие от их отца. Но он был нелюдим — почему? Черта характера?

Лифт плавно остановился и открыл двери, мы вышли на площадку с двумя дверьми по бокам. Старик направился к правой.

— Подождите, сначала я позвоню в дверь, а то вдруг он дома.

Я опередил вахтера и первым подошёл к серой, без глазка железной двери. Нажал на кнопку звонка и прислушался. Трель звонка было слышно отчётливо, но из квартиры больше никаких звуков не доносилось. Я подождал ещё немного и позвонил снова.

— Товарищ следователь, — вдруг сказал из-за спины вахтер. — А дверь-то не заперта!

Действительно, стоило мне чуть-чуть надавить на дверь, как та, слегка хлопнув о косяк, отпружинила обратно и отворилась. Я тут же прижался к стене, спрятавшись за открывшейся дверью так, чтобы меня не было видно изнутри квартиры.

— Спускайтесь вниз, — велел я шёпотом вахтеру. — И вызывайте полицию, а я пока здесь посторожу!

— Ох ты ж, страсти то какие… — пробормотал старик и пошёл обратно к лифту.

Как только он скрылся внутри него, я достал из кобуры травматический пистолет. Дмитрий, по словам его отца, прихватил с собой заряженный пистолет, так что сейчас он был очень опасен. Неизвестно, в каком Дмитрий сейчас психическом состоянии, он может как сдаться сразу, так и начать палить во все стороны. Пули останавливать я не умею, бронежилета не ношу, так что меня вполне могут сейчас пристрелить. Второй раз за день, между прочим.

Я медленно выглянул за дверь. Длинный коридор, заканчивающийся большой светлой комнатой. По бокам несколько дверей, должно быть, кухня, спальни и прочее. И очень тихо. Я спрятался обратно. Уж не знаю, что лучше — то, что он притаился, а, значит, он сейчас здесь, либо же в квартире пусто, и в ближайшее время мне поймать его не получится. Наверное, второе будет хуже.

Я с усилием взглотнул, вытер рукавом куртки выступивший на лбу пот, вскинул пистолет и решился. Вышел из-за двери, вошёл внутрь квартиры. Быстрый взгляд вправо — кухня. Кроме холодильника и мебели ничего и никого. Пара шагов вперёд, пинком распахиваю полузакрытую дверь. Абсолютно пустая комната, голые стены. Рядом ещё одна дверь. Внутри — джакузи и толчок. Пот заливает глаза и начинает щипать, попадает в открытый рот, но я пытаюсь не обращать на него внимания, стоит мне на мгновение отвлечься, как тут же выскочит он и высадит в меня сразу половину обоймы. Ладно, осторожно идём дальше. Впереди большой зал и ещё одна комната слева, дверь в неё закрыта. Сначала зал. Я зашёл справа, так, чтобы меня не прихлопнуло вдруг открывшейся дверью последней комнаты. В зале тоже никого, вот только здесь, в отличие от предыдущей комнаты, явно кто-то живёт — открытые дверцы мебели, повсюду разбросанная одежда, валяющиеся книги. Здесь явно что-то искали, причём в большой спешке. Осталась одна комната. Либо он там, либо я все профукал с этими погонями и разбирательствами. Я глубоко вздохнул и пинком распахнул почти закрытую дверь.

— Замри, стрелять… — крикнул я. — Буду…

Никого.

Не застеленная кровать, новая куча разбросанных вещей, какие-то пустые пакеты, сумки, заваленный бумагами письменный стол рядом с окном. Так же, как и в зале. Похоже, Дмитрий, как приехал домой, торопливо собрал вещи, упаковался и свалил отсюда куда подальше, например, на вокзал или аэропорт.

Мы его упустили, опоздали неизвестно на сколько. Семён зря так торопился сюда, его зря арестовали. Все напрасно.

Я опустил пистолет и вошёл внутрь комнаты, стал осматриваться. Да, взято явно было все второпях, но при этом продуманно — нижнее белье, необходимые лекарства, наверняка все имеющиеся деньги. Вот валяется фотоальбом, из него выдрали парочку фотографий. Вся летняя одежда здесь, а вот осенней и зимней очень мало. Постельное белье вообще не тронуто — аккуратно сложено в ящике шкафа. Ничего интересного. А вот письменный стол следует рассмотреть повнимательнее, может, и найду чего важного? Так, куча бумаг, какие-то счета, вырезки из газет, некоторые настолько старые, что бумага превращается в жёлтую крошку, а некоторые относительно новые. Фотографии, на мой взгляд, довольно много для обычного человека. На некоторых жертва, на других — оба брата, на третьих — брат с женой. Он любил своего младшего брата. И застрелил его. Должно быть, Дмитрий сейчас чувствует себя очень хреново. Кстати, насколько мне видно, здесь нет ни одного изображения его отца — ни на столе, ни в альбоме. Зато есть в альбоме одна странная старая фотография, ещё черно-белая. На ней изображена красивая улыбающаяся женщина с острым подбородком, таким же, как у жертвы и у Дмитрия. На руках она держит спящего младенца. Мать братьев? Похоже на то. Но вот что странно, эта фотография — не целая, половина её явно оторвана давным-давно. Легко догадаться, кто был изображён на второй половинке снимка, от этого человека осталась только здоровенная ладонь на плече у женщины. Наумов-старший.

Дмитрия здесь нет, и торопиться мне больше некуда, так что я убрал обратно пистолет, снял куртку, повесив её на спинку стула, и стал изучать все более детально, в особенности альбом и стол. В альбоме обнаружилось, что на крайне немногочисленных снимках матери отец вырезан на каждой. Так же, его выбрали уже из другой семьи — семьи младшего брата. Кое-где встречается другая женщина вместе с другим младенцем, а уже изрядно подросший Дима, наверное, лет восьми, стоит немного в стороне ото всех. Получается, что у его младшего брата другая мать?

Я пролистал альбом дальше. Матери Дмитрия больше нигде не попадалось. И Дима на общесемейных фотографиях стоит все дальше и дальше от отца, а так же он все меньше улыбается. На общих фотографиях его улыбка вымученная, больше похожа на болезненную гримасу, зато он вполне жизнерадостен на снимках с братом.

Что случилось с матерью Димы? Развелись? Дима захотел остаться с матерью, но отец не позволил? Или что-то ещё?

Я аккуратно положил фотоальбом на кровать и вернулся к столу. Так, где-то среди этого вороха мне попадались газетные вырезки, те, что постарше. Ага, нашёл!

«Пожар в доме начальника службы водоснабжения!» — гласила вырезка. Это явно не передовица, наверняка из середины газеты. Имеется снимок, на котором горит частный дом, пожарные безуспешно стараются сбить пламя, а в правом нижнем углу кадра в скорой сидят двое: массивный мужчина в чистенькой пижаме и мальчик, ещё даже не школьник, в порванной и закопчённой одежде. Мужчина при этом держит приложенную к затылку повязку, а мальчик дышит из кислородного баллона. Я пробежался глазами по мелкому, уже начавшему стираться от времени тексту. Там было написано, что пожар начался глубокой ночью, из-за неисправной проводки, как выяснилось позже. В момент пожара в доме находилась семья в полном составе: отец, мать и сын. Отца и сына спасти удалось, а вот мать сгорела в огне. Наумов-старший, в то время бывший руководителем службы водоснабжения в одном из районов Свердловска, получил ранение в голову, по его словам, на него упала деревянная балка. Дима Наумов получил лёгкий ожог слизистой и рук, так же немного обгорели волосы. Дом сгорел дотла, не уцелело ничего. Город из-за случившейся трагедии выделил новый дом, Наумов-старший вычислил собственноручно виноватых и получил повышение.

Вот оно что. Пожар, гибель жены Наумова-старшего, из-за чего происходит дальнейший раскол в семье. Должно быть, Дима считает отца виновным в смерти своей матери. Годами терпит тиранию отца, изредка выплёскивая свой гнев наружу, пока, наконец, его не захлёстывает лавина ненависти, под руку удачно попадается заряженный пистолет, и он решает не упускать шанса. Вот только пуля находит не ту жертву. Младший брат Димы испытывает противоположные чувства к своему отцу, и решает принять выстрел на себя. Или, возможно, он надеялся, что если он закроет собой Евгения, то Дима не выстрелит. Думаю, Дима бы и не выстрелил, если бы его брат встал между ними чуть-чуть раньше. Им обоим фатально не повезло. Как бы теперь Дима не съехал с катушек. К тому же, он может попытаться застрелить Евгения снова, если, конечно же, не сдастся.

Я отложил вырезку и взял следующую. А затем ещё и ещё. Похоже, Дима следил за карьерным ростом отца, а тот рос в должностях очень быстро. Вот только вырезки были неутешительные, в основном, показывающие неудачи его отца в поле своей деятельности, как, например, затопление из-за плохого обслуживания подвала дома и дальнейшее частичное его обрушение, в результате чего несколько семей осталось без крова. Или прямого начальника Евгения тот удачно поймал на взятке. И ещё куча примеров, каждый — мелочь, но в общем ключе выставляющие Евгения чуть ли не самим дьяволом, каждый раз ловко выворачивающегося из неприятностей, подставляя при этом других людей.

Тут я обратил внимание, что один из ящиков стола неплотно закрыт, и через щель видны какие-то ампулы, обёрнутые ватой. Отложив вырезки из газет, я выдвинул ящик. Он оказался почти весь набит стеклянными ампулами с жидкостью молочного цвета. Что-то их здесь многовато, причём, Дима, похоже, много забрал с собой — это заметно по примятой, ещё не успевшей восстановить форму вате. Я осторожно взял одну из ампул и осторожно повертел, разглядывая приклеенную бумажку с фирменной надписью. «RD-18», и чуть ниже длинное-длинное химическое название из полсотни букв. Что это такое? Отодрав этикетку и положив её в пакетик для вещьдоков, я вернул ампулу на место и, собираясь уже закрывать ящик, вовремя заметил небольшой клочок тетрадной бумаги между ампулами. Взял его и прочёл единственную надпись, написанную от руки: «склад Ораниенбаум». Ораниенбаум, что-то знакомое, но никак не могу вспомнить. Должно быть, этот таинственный RD взят с этого склада, надо будет его потом проверить. Открыл два соседних ящика. В одном из них оказалась просто груда хлама, а в другом медицинские принадлежности — набор шприцев, жгут, марля, бинт и бутыль со спиртом.

Что за фигня? Он болеет какой-то редкой болезнью, которой нужно постоянное лечение, типа диабета? Или он наркоман? Может быть любой из вариантов, причём, и оба сразу. Что-то мне теперь не больно-то и хочется его ловить лично, учитывая новые всплывающие факты, ведь, кто знает, что я могу ещё о нем узнать, может, он владеет какими древними техниками шаолиньских мастеров и знает секреты бессмертия? В совокупности с серьёзными психическими проблемами он может стать неостановимым психопатом-маньяком, которого можно уничтожить только ещё более древним обрядом религии Вуду.

Нет, Ник, ты слишком много смотришь телевизор. Вуду-шмуду всякие… Работай с реальными вещами и давай меньше воли воображению, это лишнее. Все эти страхи по поводу суперманьяков не более чем выдумки, плод твоей фантазии.

Но я же могу читать чужие мысли! Не только знать, о чем думают в данный момент, но и узнавать их прошлое, для этого и нужно-то просто посмотреть в глаза, да и то не всегда. Или это тоже я придумал? Нет? Тогда почему бы не предположить, что кроме меня и моих родственников есть ещё кто-то со сверхспособностями? Я не хочу быть один. Но почему-то за свою недолгую жизнь я ни разу ни на кого не натолкнулся, не встретил, не узнал.

Я взял куртку, перекинул через плечо и пошёл прочь из квартиры.

Подмогу в лице двух патрульных я дождался в подъезде.

— Следователь Айдарин, — представился я и показал значок, едва увидев их со вскинутыми пистолетами. — Это я запрашивал подмогу. Оружие можно убрать, квартира пуста.

Полицейские облегчённо кивнули и спрятали оружие — стрелять в кого бы то ни было у них явно не было желания.

— Диспетчер, — сказал один из них, достав рацию. — Патрульные пятнадцать ноль четыре и двенадцать шестьдесят шесть по поводу кода восемнадцать на улице Бухарестской. Отбой, все в порядке, как слышно? Повторяю, отбой код восемнадцать.

Рация тут же громко прохрипела что-то в ответ. Вполне можно догадаться, каков он был, но вот лично я никогда не разбирал, что же говорят диспетчеры, настолько их речь искажалась вносимыми помехами, фиговым динамиком и невнятной дикцией. Однако патрульные все понимали каким-то неведомым образом.

Неожиданно зазвонил мой мобильный. Я с трудом вытащил из тесного кармана пластиковый кирпич и поднёс к уху, одновременно нажимая кнопку ответа на вызов.

— У аппарата, — сказал я в трубку.

Полицейские удивлённо переглянулись — настолько простые телефоны сейчас встречаются редко. Это мой выбор, с чем хочу, с тем и хожу.

— Коля, это я, — донёсся из трубки голос Семёна.

Говорил он уже довольно бодро, но осадок все ещё ощущался.

— Они поймали его. Этот гадёныш пытался улизнуть через речной порт, но решил покататься зайцем, за что его и задержали. Только потом уже пришла наводка на него.

Чёрт, отличные новости! Значит, осталось только выяснить пару нюансов, и дело можно закрывать. Желательно будет найти тот именной пистолет, правда, вернуть его владельцу временно не получится — улика всё-таки. Но при этом все хорошо складывается.

— Где он сейчас? — спросил я Семёна.

— Везут к нам в отделение, там он дождётся тебя.

— Допрос что ли?

— А ты как думал? Формальность, но её все равно надо соблюдать, хоть это и мартышкин труд.

— Ну да. Подожди секунду…

Полицейские немного поглазели на мой телефон и, поняв, что их помощь мне не требуется, решили по-тихому свалить обратно в патруль, но не тут-то было.

— Ребят, у вас лента есть? — поинтересовался я у них. — Нужно прикрыть квартиру до приезда экспертов, чтобы взяли все улики и так далее.

— Ща все будет, товарищ следователь, — один из них достал из кармана маленький, почти закончившийся моток полосатой ленты. — Держи, здесь должно хватить. Удачи в расследовании.

Я взял моток и попрощался с ними.

— Ты ещё здесь? — спросил я Семёна.

— А куда я денусь из-под стражи…

Опа. Приплыли.

— То есть? Они тебя за решётку посадили?

— Не совсем. Что-то типа домашнего ареста. Не волнуйся, это всего на пару часов до предварительного слушания.

— Дерьмо, — вырвалось у меня.

Семён шумно дыхнул в трубку.

— Ничего, выкручусь, не первый раз. А ты не отвлекайся от расследования, чтобы к моему приходу всё было как положено!

— Сделаем, — пообещал я ему. — Здесь фигня осталась.

— Все, мне пора, а то я с чужого аппарата звоню, долго нельзя болтать.

— Попутного ветра, — ответил я ему, вспомнив, что раньше Семён был моряком.

Я убрал трубку и стал закрывать квартиру. Ленты хватило, но, как оказалось, почти впритык.

Состоятся предварительные слушания, значит, Семён, похоже, отделается лишением прав и как минимум курса лечения у психиатра. Первое фигово, но второе может ему помочь, а там, глядишь, и я всё выведаю и подсоблю ему как, поддержу психологически. Дмитрий действительно, как я и предполагал, попытался свалить из города. Хм, речной порт. А что — удобно. Его проверять будут в последнюю очередь, в отличие от аэропортов и вокзалов, а вот сойти с корабля можно почти где угодно, ищи потом его в поле где-нибудь за финской границей. И если бы он не попался, то искали бы его ещё очень долго.

Вскоре я прибыл в отделение. Как оказалось, Дмитрий уже дожидался некоторое время меня в нашем с Семёном кабинете. Он действительно был похож на своего брата, труп которого я, пусть и мельком, видел несколько часов назад. Высокий, с длинными тёмными волосами, довольно худой. Выглядел он уставшим, и, судя по всему, его уже давно мучила бессонница — этому свидетельствовали бледная просвечивающая до вен кожа, мешки под глазами и впалые щеки, хотя это больше от недоедания, наверное. Он стоял прикованный к батарее, между окном и моим столом. Верхнюю одежду, как и все его вещи, куда-то дели. Недалеко от него на стуле сидел младший сержант Нестеренко, внимательно наблюдавший за всеми движениями арестанта, пытаясь вовремя заметить любую угрозу и пресечь попытки бегства.

— Павел, — я пожал полицейскому руку.

— Николай, — привстал Нестеренко.

Нестеренко я знал примерно столько же, сколько и Семёна, то есть, с того момента, как начал работать следователем, сразу после учебки. Насколько мне было известно, Нестеренко прошёл суровую подготовку в армейском спецназе, поэтому он довольно часто из-за своих боевых навыков сопровождал подозреваемых, не позволяя тем улизнуть и одновременно прикрывая подобных мне или моему напарнику. Всё-таки довольно удобно располагаться в здании полиции, хотя мы только отчёты им сдаём да преступников переправляем. Как-то спокойней работается, когда знаешь, что здание битком набито дружелюбными к тебе полицейскими.

Дмитрий на моё появление никак не отреагировал, лишь продолжал молчаливо смотреть в окно полубоком, насколько позволяла ему длина цепи наручников. Но при этом он вполне мог сидеть и напротив меня, когда я сел за своё рабочее место, я ему любезно предложил сделать это.

— Садитесь, Дмитрий, — я указал на свободный стул. — Мы с Вами сейчас немного побеседуем.

Дмитрий повернул голову в мою сторону.

— Спасибо, я лучше постою, — голос у него был высокий, хриплый и изнеможённый.

Нестеренко резко встал со стула, угрожающе закатывая при этом рукава.

— Лучше сядь, — произнёс сквозь зубы Павел. — Не обижай товарища следователя. Когда следователи обижаются, я начинаю злиться — поверь мне на слово, я тебе не понравлюсь.

Дмитрий испуганно осёкся, и действительно сел на стул, пододвинув его поближе к батарее, чтобы его правая рука не висела все время в воздухе.

— Хорошо, — Нестеренко расправил рукава и сел обратно.

Честно говоря, когда он вот так вскакивает, я его тоже немного побаиваюсь. В такие моменты в нем просыпается что-то звериное, хотя в обычное время он добродушен и весел.

Я достал из ящика стола бланк для допроса и начал его заполнять.

— И как ведёт себя господин Наумов? — спросил я у Нестеренко. — Не буянит?

— Не-а, — помотал головой Паша. — Образцовый заключённый, прям хоть на стенд вешай.

Рядом с лампой сверху небольшой стопки бумаг лежал листок-отчёт о задержании Дмитрия. Я проглядел его. Так, кто проводил задержание, когда, свидетели, найденные при нем вещи… пистолета нет.

— А оружие где потеряли, Дмитрий? — демонстративно удивлённо спросил я у него.

Тот смотрел на мои руки, на стопку бумаг, на выключенную лампу, словом, куда угодно, только не на меня.

— Нету, — тихо сказал он. — Я… я утопил его. В реке.

— Утопил… в реке, — записал я. — Точное место, конечно же, не помним.

— Где-то возле пристани.

— Ну что, Дмитрий…

— Лучше зовите Димой, пожалуйста. Дмитрием называл меня Евгений.

Евгений? Он называет отца по имени?

— Хорошо, Диман, — я размял правую кисть и приготовился быстро записывать показания. — Рассказывай все, а я буду слушать и записывать.

Он по прежнему не смотрел на меня, но его красные от недостатка сна глаза перестали бегать по моему столу и уставились в одну точку. Он поёрзал немного на стуле, видно, все-таки немного висящая рука все же уставала, и начал:

— Когда я узнал, что брат с женой наконец-то приехали в город, я тут же приехал на такси к нему.

— Торопился?

— Да, хотел избежать встречи с Евгением. Последние лет пять мы с Евгением видимся очень редко, предпочитаем друг про друга не вспоминать, а когда все-таки встречаемся, то каждый раз спорим чуть ли не до мордобоя. Короче, я приехал к брату в номер рано утром, но этот козел был уже там.

— Этот козёл — Евгений Наумов?

Дмитрий кивнул.

— Я захотел тут же уйти оттуда, вернуться позже, но брат уговорил меня остаться. Напрасно я тогда его послушал. В общем, у нас снова завязался спор, все быстро перешло в мордобой. Брат с Настей — это его жена — тут же бросились нас разнимать. Тут мне под руку попался этот проклятый пистолет. Я выхватил его из кобуры и направил на Евгения, но брат…

— Попал под пулю, — закончил я за него, видя его заминку.

— Да.

— Продолжай.

Дима шумно взглотнул, сделал глубокий вдох и продолжил:

— Я сначала не понял, что произошло, мне голову словно туман какой-то заволок, это как будто я был не я, и наблюдал все со стороны. Но потом я осознал все, испугался и убежал. Спрятал пистолет под рубашку, вызвал в приёмной отеля такси и уехал к себе на квартиру, собирать вещи. Остальное Вы знаете.

Дмитрий наконец-то поднял взгляд и посмотрел на меня. Он был на грани, готов вот-вот разреветься, уже начал хлюпать носом.

— Мой брат… — прошептал он. — Он умер из-за меня, понимаете? Это я виноват в его смерти! Если бы я тогда ушёл, как и собирался — он был бы сейчас жив, а я бы не сидел сейчас здесь, прикованный к батарее.

— Я сожалею, — искренне ответил я ему. — Я был у Вас дома, видел фотографии. Я знаю, что вы его очень любили, и он для Вас был одним из немногих близких людей.

— Немногих, — повторил он, хлюпнув носом. — После смерти мамы он долгое время был единственным моим другом.

— Кстати, насчёт смерти Вашей матери, — вспомнил я. — Можно поинтересоваться, это из-за пожара?

— Да, — хлюпнул он и вытер слезы рукавом рубашки. — Это из-за него она сгорела! Если бы она тогда не стала вытаскивать отца из-под горящей балки, то она бы не умерла.

Вот оно что. Она спасла сына, который чуть не сгорел вместе с домом, а потом уже пыталась помочь Наумову-старшему. Ему-то она помогла, но, очевидно, ценой своей жизни.

А ещё Дмитрий сейчас только что назвал Евгения отцом. Должно быть, до пожара у них были совсем другие отношения. Тогда и произошёл раскол в семье. Евгений вскоре снова женился, что ещё больше усилило вражду, но к своему вскоре родившемуся младшему брату он испытывал ровно противоположные чувства, и всю теплоту отдавал ему. Но тому приходилось постоянно выслушивать их ссоры и работать общим тормозом, что, как это ни прискорбно, его и сгубило.

— Как реагировал Ваш брат на ссоры с Евгением? — спросил я.

— Он… он все время пытался нас успокоить, уладить все мирно. Бедный… бедный Ми…

Его прорвало, сдерживаться сил уже не было. Он откинулся назад, немного съехал по стулу вниз и взвыл.

— Паша, принеси воды ему, а? — попросил я Павла.

— Ты уверен, что хочешь сейчас остаться наедине с ним? — неуверенно спросил Павел, но, всё же, встал.

— Абсолютно. Он сейчас и мухи не обидит.

— Я быстро, — и Павел выскочил в коридор, закрыв за собой дверь.

Я встал, обошёл стол и подошёл вплотную к воющему от горя Дмитрию.

— У меня есть ещё вопросы, — я наклонился к нему. — В Вашем столе я нашёл странный препарат, под названием «RD-18». Что это?

— Л-лекарство… от депрессий…

Лекарство, от депрессий. Так я и поверил. Нет, с этим «лекарством» определённо что-то нечисто, слишком уж его много, хватит свою собственную аптеку открыть. Я больше поверю в то, что он «сидит» на этом антидепрессанте, и попутно ещё и распространяет его. С отцом он давно в ссоре, денег и связей у него не должно быть, но он имеет у себя дорогую квартиру в отличном доме, и, скорее всего, купил он её сам, либо брат немного помог. По крайней мере, роль распространителя наркоты хорошо вписывается в дело. Но, если честно, я не хотел бы, чтобы дело повернулось таким боком. Интуитивно я чувствовал, что это не так, что Дима на самом деле хороший человек, просто у него не сложились отношения с его отцом.

— Когда вы начали ссориться в номере с Евгением, где именно в это время был ваш брат и его жена?

— В… в комнате… — Дмитрий пытался взять себя в руки и перестать плакать.

Я по-дружески положил руку ему на плечо и уселся прямо на стол.

— Я знаю, что Вы врёте, — сказал я ему. — Во-первых, Анастасии не было в комнате в момент ссоры, она вошла в комнату позже, решив узнать, что там за шум. Но это несущественно, гораздо интереснее второй пункт. Я видел Евгения, и я ни за что не поверю, что Вы смогли выхватить у него пистолет даже при огромном желании, Вам бы банально не хватило ни сил, ни ловкости. Кто убил Вашего брата? Евгений?!

— Н… не… это я его убил… я виноват! — слабо запротестовал он.

Но я ему не поверил. Ну не мог, не мог он убить своего брата, никак! Это не мелодрама же, это жизнь. Не может этого быть.

И я должен проверить.

Мне даже не нужно было смотреть на него, чтобы попасть в его мозги. Не было нужды задавать наводящие вопросы, чтобы вызвать нужное воспоминание — оно и так у него должно крутиться постоянно в голове все это время.

— Что Вы делаете? — с удивлением спросил Дмитрий, но было уже поздно.

Я прорвался внутрь.

Тьма. Ослепительные вспышки от пистолетного выстрела, кровавая дымка повсюду, под ногами невидно что, но оно хлюпает, стоит мне сделать хоть шаг. Тошнотворный запах крови вперемешку с порохом проникает в ноздри. И душераздирающий трёхголосый крик женщины и двух мужчин, звучащих в унисон настолько громко, что начинает раскалываться голова.

Я вынырнул.

В голову будто затолкали раскалённый свинец, и тот теперь безжалостно выжигал у меня все внутри, меня тошнило, кружилась голова. Ничего, это ненадолго, сейчас пройдёт, надо сделать пару глубоких вдохов, повертеть головой, разминая шею — и станет легче, кровь отойдёт от головы, снижется давление внутри черепа.

Я ничего не узнал, не мог доказать невиновность Дмитрия, даже не смотря на свои способности. И, если честно, то червячок сомнения в его невиновности все же поселился в моей голове.

Глава 3

Стоило нам троим выйти из моего кабинета, как к нам присоединилась пара неизвестно откуда взявшихся здесь солдат в военном обмундировании, но без автоматов, они тут же встали по бокам от Димы, взяли его под руки и даже немного приподняли над землёй. Тот нисколько не сопротивлялся.

— Какого чёрта здесь происходит? — тут же возмутился Павел.

Назвать его мягким именем «Паша» сейчас язык не поворачивался, поскольку тот сейчас больше походил на матерого волка, у которого молодняк по глупости вздумал попробовать отнять добычу.

— Эй, рядовой! — Павел вплотную подошёл к одному из солдат, но тот не обратил на него никакого внимания. — Я к тебе обращаюсь!

— Успокойтесь, товарищ сержант.

Этот голос я уже успел запомнить. Сильный, властный, глубокий, казалось, говорящему приходится изо всех сил сдерживать его мощь, чтобы та ненароком не вырвалась наружу и не смела все на своём пути. Вот только теперь он был холоднее льда.

— Добрый вечер, заместитель министра, — вежливо поздоровался я.

— Заместитель министра? — удивился Павел. — Какого министра?

— Того самого, — ответил Наумов-старший.

Он был в дорогом, отлично подогнанном по мускулистой фигуре костюме, редеющие, но все ещё густые короткие седые волосы аккуратно зачёсаны назад и вверх, под американский военный стиль. Он был далеко не молод, но слово «старик» к нему, казалось, не имело никакого отношения. Вёл он себя очень уверенно и на этот раз абсолютно спокойно, не смотря на то, что власти здесь не имел вообще никакой. Но солдат с собой привёл именно он, я в этом не сомневаюсь.

— Видите, товарищ следователь, — он подошёл ко мне и поздоровался за руку, едва не раздробив мне кисть. — Я же говорил, не надо никакого расследования. Убийца известен, есть свидетели и орудие убийства. Отведите… его в камеру, товарищ сержант покажет, в какую. Дверь не запирать — я хочу с ним поговорить ещё.

— Нам не о чем с тобой говорить, — еле слышно выдохнул Дима, но это расслышал только я и рядовые.

— Есть отвести в камеру! — хором гаркнули солдаты и потащили безвольного Диму так, будто тот ничего не весил.

— Нет, в другую сторону! — побежал вслед за ними Паша.

Не знаю, что забыл здесь Наумов-старший, но мне это не больно нравилось. Конечно, он не вмешивался в расследование, не препятствовал нам, да ещё и оказался прав, но у меня создавалось ощущение, что он просто дал мне недолго поиграться в детектива, и теперь хочет это прекратить. С одной стороны, он вообще из другого министерства, к тому же, я — гражданское лицо, не полицейский, и приказывать мне он не может, однако и солдатам он не должен приказывать. Да, за ним чувствуется военная выправка, но это было давно, у него не должно быть такой власти. Остались какие-то связи или могущественные друзья в министерстве обороны? Но зачем эта показуха?

— Бюрократия, — сморщился я. — Вы как никто другой должны это понимать.

— Это верно, — согласился Наумов-старший. — Всякие отчёты, подписи, бумажки, печати… Пройдёмте, Николай.

Ого, он даже имя моё узнал? Чего он хочет?

Тут я заметил ещё одного человека — Анастасию, вдову. Она сидела рядом с дверью в зале ожидания, устало прикрыв глаза и прислонившись спиной к не очень удобной спинке деревянного кресла. Что ж, вся компания в сборе.

— Евгений Раилевич, мой рабочий день уже как три часа закончился — скоро ночь на дворе наступит, и мне хочется знать — что Вам нужно?

Он шёл по коридору медленно, но уверенно, скрестив руки за спиной. Он, поди, так у себя в кабинете расхаживает, когда думает над важными вещами.

— То же, что и Вам, Николай. Знание.

— Знание? — удивился я. — Какого рода?

— Видите ли, мой юный друг — могу я Вас так называть?

— Конечно.

— Я в силу определённых обстоятельств не буду присутствовать на суде этого, кхм, гражданина. Не могу, да и не хочу. Но мне просто необходимо знать.

— Что именно? — я украдкой взглянул на него.

Его глаза холодно блестели в тусклом свете коридорных ламп.

— Раскаивается ли он в том, что совершил? Признает ли он свою вину?

— Несомненно, — ответил я. — Я беседовал с ним больше двух часов, узнавал все детали произошедшего.

— Неужели? — сдержанно спросил он. — И как?

— Он полностью признает свою вину и глубоко сожалеет о случившемся.

На секунду мне показалось, что Наумов-старший разочаровался моим ответом. Он ожидал других слов, но разочаровался в собственном сыне или во мне?

— Все же, я хочу лично в этом убедиться. Вы не знаете его так, как знаю его я. И поэтому я хочу лично убедиться в Ваших словах. Вы позволите мне это сделать, мой юный друг?

Ну точно издевается, прям демонстрирует свои возможности оказывать влияние на события и людей. Интересно, что-нибудь вообще изменится, если я ему откажу? Пошлю куда подальше самого заместителя министра?

— Конечно, — ответил я. — А что Вы имели в виду, когда говорили, что я его не знаю так, как знаете его Вы? Звучит так, будто он — мастер обмана и лжи.

— Так оно и есть, мой друг. Вы ведь были в его квартире? Нашли там большие запасы странного препарата, не так ли?

— Ну, допустим.

— И Вы не знаете, что это, так? А что он Вам ответил, что это такое?

— Лекарство, так он сказал. А Вы знаете, что это?

— Знаю, Николай, знаю. Это мощный наркотик, один из новых. Поинтересуйтесь у наркоотдела, они Вам про него наверняка что-нибудь да расскажут.

Наркотик? Один из новых? Похоже, моя догадка может подтвердиться, это значит, что кто-то его очень хорошо тащит с завода-производителя, раз уж у Димы его так много. Но я что-то ничего не слышал про него ни в новостях, ни в газетах, ни на улице. Хотя, если он новый, тогда понятно, почему он малоизвестен. Но зачем Диме его столько? Для личных нужд его чересчур много, может, он собирался распространять его по городу? Надо будет непременно обратиться в наркоотдел как можно быстрее.

— Вот мы и пришли, — сказал Наумов-старший.

Мы подошли к камерам предварительного заключения. Волна преступности сейчас резко спала из-за ударивших холодов, поэтому они были пусты, кроме той, в которой уже сидел несчастный Дима. Теперь я видел, что он действительно наркоман, я нутром чувствовал, что ему скоро понадобится новая доза, но он её не получит — неизвестно, как влияет на организм эта новая наркота, и как долго он на ней сидит, но привыкание уже наверное есть. Ничего, его подлечат тюремные врачи. Если я не смогу доказать его невиновность.

Наумов-старший подошёл к Павлу и спросил:

— Товарищ, разрешите мне побыть с ним пять минут? Наедине, разумеется.

Павел посмотрел на меня, я одобрительно кивнул, мол, пусть они поговорят. Наверняка они видятся в последний раз, ведь ни один из них не хотел видеть другого.

— Пять минут, — холодно ответил Павел. — Идём, Коля, оставим их.

— Перекур, товарищи солдаты, — Наумов-старший даже их отпускал. Похоже, разговор у них будет серьёзный.

— Есть перекур!

Мы вышли из помещения камер и прошли в зал ожидания для потерпевших и родственников. Солдаты действительно пошли на улицу курить, я же налил две чашки кофе из кофейного автомата, одну отдал Паше, другую — уже некоторое время здесь сидящей Анастасии. Помимо нас в зале было немного народа, всего пара патрульных, дежурный, трое малолеток и одна мамаша, как раз наезжавшая на патрульного по поводу несправедливого задержания её сидящей рядом дочери в фривольном не по возрасту наряде.

— Добрый вечер, Анастасия, — поздоровался я. — Я — следователь Айдарин, мы виделись утром, в номере.

— Да, здравствуйте, — она с благодарностью взяла любезно предоставленный мною кофе. — Я помню Вас, Вы были с ещё одним следователем, постарше.

— Как Вы? Держитесь?

Она вздохнула и поставила чашку с кофе на ближайший столик с журналами для скучающих посетителей.

— Да вроде бы… — неуверенно ответила она. — Наверное, я ещё не осознала этого в полной мере. Мне все кажется, что он вот-вот войдёт через дверь и заберёт меня отсюда.

— Понимаю, — я попытался улыбнуться. — А что Евгений Раилевич?

— Ему очень тяжело. Вы не смотрите, что он так себя ведёт, он страдает по-своему, но все-таки страдает. Но он больше помогает мне, и так нам обоим легче.

— Близкие прежде всего, — кивнул я. — Он сильный человек.

— Знаете, мне очень жаль Диму, — вдруг сказала Анастасия. — Он ведь не виноват в том, что случилось, он просто стал жертвой обстоятельств. Понимаете, вся эта ситуация, давняя вражда с отцом, наркомания, психические проблемы… Любой мог сломаться.

— Да, любой…

Мне показалось, или она сделала ударение на «не виноват»? Да даже не просто ударение — она буквально вдолбила кувалдой эти слова мне в уши. Её запугал замминистр? Действительно он на самом деле убил своего сына? Нет, Ник, все это чушь, ты пытаешься убедить себя в том, что преступник — вовсе не преступник! Ты за эти несколько часов знакомства с ним, пребывания в его квартире, ты сблизился с ним, начал ему сочувствовать, а этого делать нельзя! Иначе ты будешь сомневаться в каждом маньяке, которых ты поймаешь в дальнейшем, и рано или поздно один из них всадит нож тебе в спину, пока ты будешь пытаться понять его. Это неправильно. Тем более, есть улики и личное признание самого Димы. А его мысли объясняются просто — он же наркоман, Ник. Его близкие это подтверждают, найденные тобою улики это подтверждают.

— Я даже не представляю, каково сейчас Евгению…

Я её уже не слушал. Мир вокруг меня поплыл, краски стали тусклыми, звуки притихли, все замедлилось, лишь отчётливо билось моё сердце о ребра, перекачивая горячую кровь по организму и отдавая эхом в голове.

— … потерять обоих сыновей разом…

Тум! Тум! Тум! Я покачивался в такт ему, я чувствовал, что начинаю проваливаться во тьму, ещё немного — и потеряю сознание. Наверное, я перенапрягся тогда с чтением мыслей Димы, и сейчас мне из-за этого становится хреново. Тум! Тум! Тум! По! Мо! Ги! Те!

— Коля? — встревоженно спросил откуда-то издалека Паша. — Что с тобой? Тебе плохо?

По-мо-гите! Это слово носится по голове, больно ударяясь о стенки черепа. Мысли еле ворочаются, горло словно тисками сдавило, лёгкие горели, грудь вздымалась, всасывая спёртый сухой воздух, а я все равно задыхался. Ещё немного…

Меня отпустило.

— Все в порядке, — я закашлялся.

Взвыла сирена, динамик прямо над ухом выплюнул голосом дежурного:

— Всем сотрудникам, код четырнадцать, повторяю, код четырнадцать.

Камеры! Наумов-старший! Наумов-младший! Вот дерьмо! Вот что со мной было! Я «словил» одного из них! Кто-то пытался задушить другого, но кто?

Мы вскочили с мест и быстро побежали к камерам, за нами с Пашей по пятам бежали те патрульные из зала. Сверху тоже доносился топот чьих-то ног, но сейчас здание было почти пустым, работали только приёмное окно и несколько патрульных, да я с Пашей, так что на сигнал тревоги народу прибежит немного. Обычно нас здесь больше, но камеры пусты, и охранять некого.

Дмитрия мы встретили по пути. Едва он увидел нас, как резко сменил направление и побежал в сторону лестницы на верхние этажи.

— Я держу его! — крикнул Павел и прыгнул на Дмитрия, намереваясь просто свалить его на пол и скрутить.

Рывок вышел отличный, Павел пролетел пару метров и сбил его с ног, тут же пытаясь взять его в захват.

— Не раньте его! — послышался позади меня ослабевший голос Наумова-старшего.

Я обернулся.

Тот бежал к нам, постоянно сильно кашляя, то и дело опираясь о стену и потирая свободной рукой шею.

Ну зачем, зачем ты это сделал, Дима? Все так хорошо шло, тебе ведь могли и срок маленький дать, ты бы его весь провёл в лечебнице, избавляясь от зависимости. Это же лучше чем тюрьма!

— Коля, я держу его! — с усилием выдавил Павел. — Давай браслеты!

— Уже! — я наклонился над ними, достал из-за пояса наручники и защёлкнул их на запястьях Димы.

Те были холодные и липкие от пота. Уже началась ломка? Да что же это за препарат такой? Сколько он его не принимал? Половину дня?

— Поднимаем его! Раз, два, три!

Все-таки он слишком лёгкий, мы его без труда поставили на ноги.

Дмитрий, едва увидев отца, забился в истерике и попытался вырваться. Павел, вовремя заметив это, снова обхватил его, сделав захват и подняв локти Димы за его спиной так высоко, что тот взвизгнул от боли.

— Как ты можешь так поступать? — спросил у него подошедший, наконец, Евгений.

Его бычья шея горела не хуже новогодней ёлки, он продолжал кашлять, но уже значительно меньше.

Но стоило оказаться Евгению рядом с Димой, как тот тут же ударил его ногой в пах, затем подпрыгнул, заваливаясь спиной на Павла, и со всей силы оттолкнулся прямо в воздухе от Евгения. Евгений, лишь начав сгибаться от удара, отлетел назад, упав на стоящих позади него его же солдат. Те попытались поймать замминистра, но только упали вместе с ним, создав толкучку и не позволяя перешагнуть через себя подбежавшим полицейским — узость коридора просто не позволяла этого сделать. Павел же упал на меня, больно придавив мне ногу, я тоже упал на пол. В какой-то момент, на моей ноге оказалось сразу два человека, но Дима быстро вырвался из объятий Павла, перекувыркнувшись через голову, я попытался схватить его руками хотя бы за одежду, но удачно попал на оголившуюся лодыжку.

— Держу! — крикнул я Павлу.

Тот попытался встать побыстрее, но получил другой ногой Димы по голове, и приземлился обратно, снова на мою ногу. Боль была очень сильной, но я лишь сильнее сжал руку, не позволяя Диме вырваться. Внезапно моя рука просто соскользнула с его лодыжки, я попытался схватить его снова, но тот уже отпрыгнул в сторону и побежал вверх по лестнице, поэтому моя рука схватила только пустоту.

Павел наконец-то встал, помог подняться мне. Массивный заместитель министра все ещё валялся на солдатах, преграждая всем проход.

— Что за черт? — возмущённо воскликнул Паша, глядя на мою руку.

Мы вместе побежали вслед за Димой. Я немного прихрамывал, но Паша мне здорово помогал.

— Руки у меня слабые, — извинился я за то, что не смог удержать Диму ещё хоть немного.

— Я не об этом. У тебя вся ладонь в какой-то хрени!

— В смысле? — не понял я и посмотрел на ладонь.

Та была полностью покрыта какой-то прозрачной, скользкой слизью. Это ещё откуда? Неужели с Димы?

— Фу, блевать тянет с неё, — я с отвращением вытер руку о стену.

Мы поднялись на второй этаж и стали решать, куда же направился Наумов-младший — по этажу, или наверх, пока не обнаружили на лестнице пятна слизи.

— Что за хрень? — спросил Павел, перешагивая через скользкую субстанцию.

— Похоже, это с него, — ответил я. — Так рука у меня и соскользнула.

— Он что, мутант какой-то?

— Кто его знает.

Спустя ещё этаж мы нашли наручники, валяющиеся на лестнице в ещё одной большой луже слизи. Браслеты были не расстёгнуты.

— Не нравится мне это, Коль, — немного нервно пробормотал Паша.

Наконец, мы ввалились на крышу.

Ветра на улице не было, но изо рта валил густой пар, было темно и очень холодно, пробирало аж до костей. Я пожалел, что оставил куртку в кабинете, намереваясь вскоре вернуться за ней, а свитер и тонкая рубашка под ним спасали довольно слабо. Единственное что — рука, которую я испачкал в странной слизи, почти не мёрзла, слизь её защищала от мороза. Но все равно, лучше бы её смыть поскорее и продезинфицировать чем-нибудь убойным, кто его знает, что это за штука, может, она токсична…

Дима метался по крыше в поисках пожарной лестницы или чего подобного, что помогло бы ему спуститься, но направление он выбрал неверное — путь к лестнице мы ему преградили, и плавно наступали, пододвигаясь к нему все ближе и ближе, словно к загнанному зверю. Он пятился, оставляя после себя особенно скользкий на морозе шлейф из бесцветной вязкой жидкости, обильно стекавшей с его тела.

— Нет! Не подходите! — кричал он. — Только не отдавайте меня ему!

— Спокойно, Дим, — я, как меня учили, показал свободные руки, безо всякого оружия. — Все в порядке, никто тебя не собирается никому отдавать.

— Прошу! Пожалуйста, не надо!

— Вот говно! — тихо прошипел мне Павел. — У него пистолет в руке!

Точно. Правый рукав насквозь промок от слизи и сильно вытянулся, скрывая почти всю ладонь, поэтому наружу торчал только неприметный во тьме чёрный ствол.

— Твой? — спросил я шёпотом у Паши.

— Нет, нам нельзя его вносить в камеры!

Я похлопал себя по кобуре — так и есть, это мой. Должно быть, я его обронил в потасовке, а он его подобрал. Или же вытащил тайком, как тогда, в номере. Все оборачивалось очень плохо.

— Мой, — ответил я Павлу. — Травматика.

Дверь со скрипом отворилась за нашими спинами, и, заметив, как округлились от страха глаза у Димы, я быстро повернул голову, на краткий миг взглянув на вышедшего на крышу, хотя и так уже догадался по реакции Димы. Наумов-старший, один, в несколько помятом костюме и с растрёпанными волосами. Дима тут же вскинул пистолет, направив его на своего отца.

Наумов-старший поднял руки вверх.

— Дима, сынок! — умоляюще сказал он. — Опусти, пожалуйста, пистолет.

— Я тебе НЕ СЫН! — крикнул Дима так, что у меня заложило уши.

— Дим, успокойся, — я с Пашей стали обходить его с флангов, медленно двигаясь приставными шагами.

Слишком медленно.

— Дима! — продолжал Наумов-старший отвлекать его. — Я хотел только поговорить с тобой. И все.

— ЛОЖЬ! — Дмитрий вытер слизь со лба, смахнув её на гудрон, покрывавший всю крышу. — Это все ты виноват! Ты его убил, а не я!

— Опусти пистолет, — сказал я ему. — И я клянусь, я докопаюсь до правды!

Дима рассмеялся. Громко, заливисто, истерично.

— Нет, у Вас не выйдет — он этого не позволит, — Дима ткнул пистолетом в сторону своего отца.

— Что за глупости? — возмутился Наумов-старший.

Дмитрий снова рассмеялся, затем снова вытер выступившую слизь, собрав её в ладонь.

Честно говоря, мне теперь не хотелось к нему прикасаться, я боялся, мало ли что ещё может с ним произойти. Сейчас ещё начнёт сбрасывать кожу, как в ужастиках, и вырастет у него новая, волосатая, чистая и шелковистая. И когти в довесок.

— Видите это? — воскликнул он, показывая мне ладонь. — Видите? Это он сделал!

— Не городи чепухи, Дмитрий! — отмахнулся Евгений.

— «RD-18», вот это что! Это он подсадил меня на эту наркоту! Сначала избил, связал, а затем привёз на какой-то склад, и там меня начали пичкать этой дрянью!

— У тебя рассудок помутился от горя! — продолжал Наумов-старший, давая нам время. — Я вылечу тебя, обещаю!

Но Дмитрий его не слушал, он повернулся ко мне, однако, не отводя пистолета от Евгения.

— Слизь стала проступать через месяц. Сначала немного, но потом все больше и больше. У меня постоянно болела голова, вся кожа зудела и покрылась волдырями, меня все время тошнило. А потом я сбежал! Но я уже сидел на ней, я не мог от неё отказаться, хоть и пытался!

— Дим! — я пристально посмотрел на него. — Я верю тебе. Понимаешь? Но тебе нужно успокоиться, и тогда мы вместе разберёмся со всем, да? Хорошо?

Он долго смотрел на меня, пытаясь понять, можно ли мне доверять или нет.

Я жалел его. Не знаю, слишком уж его история была похожа на бред таких же наркоманов, как и он, но мне отчаянно хотелось ему верить, ведь он стал жертвой обстоятельств. Рано потерял мать, быстро поссорился с отцом, а вскоре потерял самого близкого человека в своей жизни, уж не знаю, по своей ли вине или нет. И он в этот момент, пока Павел обходил его со спины, медленно приближаясь, он тоже пытался понять, можно ли мне доверять. Не Паше, который стал в его глазах тюремщиком, пусть и не слишком злым, даже принёсшим ему воды один раз, не уж тем более своему отцу, потерявшему доверие раз и навсегда давным-давно. Мне, которого он знал от силы часа три. Нас необъяснимо тянуло друг к другу, и я уверен, что если бы мы встретились в иное время и в ином месте, то обязательно бы стали отличными друзьями.

— Хорошо, — наконец ответил он и начал опускать пистолет.

Хлопнула дверь, чуть ли не снесённая с петель мощным ударом тяжёлого армейского ботинка.

Мы оба вздрогнули, но Дима не успел опустить пистолет. Бах!

Время замедлилось, словно в дешёвой драме. Я видел, как крошечный снаряд, не способный убить, вылетел из пистолета и проделал дыру в фанерной деревянной двери. У выскочившего солдата тут же сработал рефлекс, и, прежде чем я успел вскинуть руки и закричать, чтобы тот не стрелял, солдат в мгновение ока вынул свой пистолет и, вообще не целясь, навскидку, выстрелил. Из чёрного ствола вырвался смертельный кусок свинца весом в несколько граммов, пролетел у меня перед глазами и, завершив фатальную дистанцию, вонзился в тонкую шею Дмитрия.

Я видел его глаза, он не успел даже повернуться в сторону двери, видел, как в них на долю мгновения мелькнуло сначала удивление, а затем ужас, принёсший с собой смерть. Из пробитой шеи вырвался короткий фонтан алой, дымящейся на морозе крови, а затем ещё один, и ещё, в такт умирающему сердцу. Его ноги подкосились, руки вздёрнулись вверх, и он упал прямо на свою лужу слизи, разбрызгав её вокруг себя.

— Нет! — закричал я, подскакивая к нему.

Кровь обильно хлестала из небольшой дырки, обрызгивая меня с ног до головы. Он хватал ртом воздух, как обречённая на гибель рыба на берегу реки, но из его рта вместе со страшными хрипами вырывалась кровавая пена.

Я положил его себе на колени, а оказавшийся рядом Паша зажал рану рукой в безуспешной попытке остановить кровь, но та продолжала хлестать.

— Пробита артерия и трахея, — сказал он, стараясь не смотреть на лицо Димы. — Он нежилец.

— Вы в порядке, товарищ полковник? — где-то далеко спросил солдат.

— Да, всё нормально, — мрачно ответил приближавшийся к нам Наумов-старший.

— Хррр… — хрипел кровью несчастный Дима.

Он из последних сил схватил меня за ворот и с удивительной силой опустил меня вниз, к своему лицу. Я поднёс ухо к его рту.

— Хррр… не… хррр… верь… ему… — сквозь хрип её слышно, совсем без голоса выдохнул он.

Я почувствовал, как его хватка ослабла, и его рука упала мне на колени.

Нет, не умирай! Я могу спасти тебя, доказать, что ты не виновен!

Я смотрел ему в глаза, пытаясь нащупать ту тонкую грань, за которой уже начинается чужой разум, но не мог никак её найти. Он умер, я видел это по его остановившимся, остекленевшим глазам.

— Мёртв, — вздохнул Павел, проверяя отсутствие пульса.

Он убрал блестевшую, окровавленную руку от раны, но оттуда уже ничего не хлестало, лишь текло тоненькой равномерной струйкой.

— Как жаль, что все кончилось именно так, — тихо сказал надо мной Наумов, теперь уже единственный, потерявший за один день обоих сыновей.

И он тут же побрёл обратно, словно здесь только что не умер его сын.

Во мне вулканом вскипел гнев, я вскочил, спихнув на Пашу быстро остывающее склизкое тело, и за один миг догнал уходящего замминистра.

— ЖАЛЬ? — вскрикнул я.

Не успел он обернуться, как я ударил его в ухо, постаравшись вложить всю силу в этот удар, чтобы ему было очень больно, раз уж он не чувствует боли из-за потери последнего сына.

Очнулся я уже лёжа, голова звенела, а в ребра меня безжалостно пинал тот самый солдат.

— Хватит! Я сказал, отставить, рядовой!

Бить меня перестали, но легче от этого не стало. Бока горели, было жутко больно дышать, я обессилено стонал, пытаясь почти не вдыхать воздух и глядя прямо вверх, на зловещие кучевые облака, начавшие сыпать на меня мягким, пушистым снегом.

— Зачем же Вы так? — склонился надо мной Наумов, держась за ушибленное ухо.

Я улыбнулся, поняв по его лицу, что мой удар достиг поставленной цели. Ему было очень больно, даже больнее, чем мне.

— Я ему верю, — тихо сказал я, но бока все-таки болели так, будто в них вонзили длинные тонкие ножи. — Я знаю, что убийца — Вы.

Я захотел прочесть его мысли, но он выпрямился и ушёл прежде, чем я смог это сделать. Но мне это было не так уж и нужно, я убедился в этом, увидев его реакцию на смерть Димы, и иных доказательств мне больше не требовалось.

— Ты как? — спросил Паша, осторожно ощупывая меня. — Не двигайся, у тебя могут быть сломаны ребра. Сейчас приедут медики.

— Евгений! — мне потребовалось значительное усилие, чтобы сказать это настолько громко, чтобы Наумов меня услышал.

Он остановился и повернулся в мою сторону.

— Вы завели себе врага! — ребра полыхали огнём, почти вырубая меня.

— Очень прискорбно это слышать, — ответил он. — Но я запомню этот удар, и особенно Ваши слова, если Вы этого так жаждете.

— Жажду! Я хочу узнать правду, и я не отступлю.

И без того тёмный мир стал чернеть, заволакивая тьмой мой разум. Боль отступала на второй план, стремительно сдавая свои позиции спасительному беспамятству. Я проваливался в черноту.

— Я не отступлю…

Своих слов я уже не услышал, наконец-то потеряв сознание.

Глава 4

Я очнулся в больнице на следующее утро. Избитые бока постоянно ныли, но уже не было ощущения, будто из меня заживо выдирают рёбра, да и дышать стало значительно проще. Немного кружилась голова, перед глазами всё плыло, а настроение было ниже плинтуса. Дима был мёртв, Наумов безнаказанно ушёл, а я ничего не мог с этим поделать даже с учётом моих способностей. Проклятье!

Поздно вечером меня доставили ближайшую больницу — Максимилиановскую, на Вознесенской. Пока я валялся в отключке, сделали рентген и потом отправили в палату. Как оказалось, переломов не было, но были какие-то подозрительные микротрещины, так что мне вкололи лошадиную дозу обезболивающего и ещё какой-то дряни, туго перебинтовали. Следующие несколько дней я провалялся в койке (я старался сидеть — так было легче настолько, что я даже чувствовал себя человеком, а не отбивной), мне регулярно давали дозы обезболивающего и осматривали рёбра. За несколько дней я сдал столько анализов, сколько до этого сдавал лет за десять, меня водили по различным кабинетам и специалистам. Врачи вились вокруг меня так, будто я был сыном арабского шейха, через пару дней я стал подозревать, что благодаря такому сервису они меня оберут до последней нитки. Решил поинтересоваться, почему ко мне такое отношение — все вокруг были предельно вежливые, палату регулярно чуть ли не языком вылизывали, часто меняли постельное бельё, кормили до отвала. Мой единственный сосед по палате (двухместная, но шикарная), семидесятилетний дедок со сломанной шейкой бедра, отец какого-то крупного бизнесмена, тоже удивился, поскольку часть моего сервиса перепала и ему, хотя до этого он считал, что его обслуживают по высшему разряду. Поначалу я думал, что это из-за увеличенного финансирования проекта подразделения следователей, типа, эксперимент себя хорошо показывает, но быстро отмёл данную идею, а немного погодя выяснил, что это постарался никто иной как Наумов-старший. Во мне вскипел гнев, но я быстро успокоился — эти его штучки на меня не действуют, и он меня не задобрит, даже если купит мне яхту. Хотя, яхта бы мне не помешала…

Меня навестил Сашка, мой младший брат. Он уже привык, что я иногда из-за работы не ночую дома, но выглядел при посещении слегка обеспокоенно, ведь я в больницу попал первый раз из-за работы. Поинтересовался, какого это — сломать рёбра, и я с большим удовольствием описал ему во всех красках свои ощущения. В ответ Сашка пообещал, что заниматься паркуром не будет. Балбес. Приходил ненадолго Паша, долго извинялся за то, что не уберёг меня, я ему посоветовал засунуть его извинения в одно место и ничего не выдумывать — я сам виноват. Кажется, он обиделся. Наумов прислал корзинку с фруктами и дорогую открытку с лично написанными извинениями, содержимое корзины я распространил по этажу между персоналом и пациентами, взяв себе только одно яблоко, а открытку использовал по её прямому назначению в туалете. Слава богу, Наумов ни разу не посещал меня, пока я был в больнице, так что больше мне его в ближайшее время видеть не пришлось, а то я бы снова не сдержался, и его бы пришлось селить рядом со мной. Нет, лучше если в соседнюю палату, а ещё лучше — за границу или вообще на Луну. В смысле, для него лучше.

В конце недели заглянул Семён. Вид у него был уставший, но настроение было приподнятое.

— Хорошая палата, — оценил он, едва войдя в неё. — Привет, Коль.

Мы поздоровались, и он уселся на предложенный мной стул возле моей койки. Мой сосед по палате сейчас был на какой-то процедуре, так что мы могли разговаривать спокойно, хотя ничего особо секретного в наших словах не было, разве что, то странное явление, произошедшее с Димой.

— Помнится, лет шесть назад я попал в больницу с пулевым ранением, — вспомнил Семён, продолжая взглядом изучать палату. — Я тогда ещё в милиции работал. Соседний отдел накрыл банду торговцев наркотой и вызвал подмогу, а я как раз рядом был, ну и решил помочь. Приехали на мясокомбинат, увидел я, значит, что эти китайцы свои пакетики в коровьих тушах перевозят, и вокруг всё грязное такое было, ну, ножи, разделочные столы и прочее. Постреляли мы немного, меня и зацепило. Так отвезли меня в какую-то дыру, прооперировали живот и оставили, значит, выздоравливать. Так вот, когда я очнулся, первым делом решил, что я по-прежнему в том же мясокомбинате, и что, значит, эти китайцы меня нашпиговали своими пакетами и зашили. Больница бедная была, давно без ремонта, да и средств почти не выделяли, поэтому и выглядело всё так же, как у тех китайцев. Долго меня потом успокаивали… Примерно тогда я услыхал о формировании подразделения следователей, ну и решил — вот мой шанс, валить из милиции надо.

— Ты не больно-то смотри вокруг, — ответил я. — Это Наумов постарался, вроде как вину хочет загладить.

— Наумов? Ну, раз такое дело, то пользуйся — когда ещё представится случай отдохнуть за чужой счёт.

Я поморщился.

— Ага, а потом он будет тыкать мне этим в лицо, типа, я ему обязан, да? Нет уж, валить отсюда надо, а то, глядишь, он действительно скоро заявится требовать долг. Не нравится он мне, хотя и пытается произвести впечатление хорошего человека.

— Кстати, ты хоть расскажи, что там произошло тогда? Твоего отчёта до сих пор нет, а другие — сам понимаешь. Кстати, Михалыч тонко намекнул, чтобы ты поторопился с этим. Всё-таки заместитель министра в этом замешан, и надо бы побыстрее во всём разобраться.

Я мысленно сосредоточился, вспоминая всё, что произошло с того момента, как Семёна забрала полиция, выстраивая цепочку мыслей. Квартира Димы, ампулы странного препарата, семейные фотографии, статьи из газет, разбросанные вещи. Дальше позвонил Семён, я в участке, допрашиваю Диму. Он берёт вину на себя, но я интуитивно чувствую его ложь, умалчиваю о сканировании сознания. Приходит Наумов, ведёт себя уже совсем по-другому, проявляет ко мне странный интерес. Он остаётся наедине с Димой и беседует с ним о чём-то неизвестном, возможно, о его способностях и применении RD — во всяком случае, это вписывается в картину. Вдова чуть ли не прямым текстом говорит, что Дима не виновен, но она боится Наумова. Тревога, потасовка рядом с камерами, повсюду слизь, конфликт переходит на крышу. Дима обвиняет во всём отца, мы все уговариваем его успокоиться. Смерть, я бросаюсь на Наумова, и меня избивают. Наумов даже после моего удара и моих слов не реагирует на меня агрессивно, как будто передо мной совершенно другой человек, не тот, которого я мельком видел в гостинице.

— Может быть, у него прошёл шок? — предположил Семён. — Я слышал о нём как о волевом человеке, и агрессивным он почти не бывает — военная выправка как-никак.

— Может быть, — кивнул я.

Но думал я о другом, его таинственная беседа с Димой в камере всё никак не уходила у меня из головы. Если всё, что Дима говорил про RD и Наумова — правда, то мне даже подумать страшно, что это за человек, заместитель министра транспорта. Травил одного сына, довёл его чуть ли не до сумасшествия, и ради чего? Чтобы выработать у него вот эту вот слизь? Бред какой-то! Но, однако, сначала застрелили его младшего сына, в гостинице, и, похоже, это сделал Наумов-старший, а потом на его глазах погибает последний его сын, пусть и не так горячо любимый. Если в первый раз его поведение было продиктовано шоком, то, спрашивается, отчего он во второй раз не отреагировал так же? Сын есть сын, я так понимаю, и никакие ссоры не способны этого поменять. Но этот RD… Записка!

— Слушай, Семён, а ты не знаешь, что может означать записка из квартиры Дмитрия Наумова? «Склад Ораниенбаум»?

— Наверно, оттуда Дмитрий и доставал свою наркоту, — пожал плечами Семён. — Вообще, Ораниенбаум — это старое название города Ломоносов, здесь неподалёку.

Я кивнул:

— Знаю такой. Думаешь, склад там?

— Очень может быть. Знаешь что, эту наводку лучше передать наркополиции, пусть они с этим разбираются. А ты сам здесь спокойно выздоравливай, когда тебя выписывать будут, и я уже в городе буду, вместе на работу и выйдем, лады?

— Подожди, так слушания уже были? Чёрт, извини, что не смог помочь.

Семён отмахнулся и, встав со стула, подошёл к окну, опёрся о подоконник и посмотрел на улицу.

— Ничего, так даже лучше. Отправили в принудительный отпуск на две недели, в какой-то санаторий на юге, даже оплатили всё — сегодня выезжаем с женой. Назначили курс психотерапии зачем-то. Хотели сразу на пенсию отправить, но Михалыч упёрся рогом, мол, нельзя, тебя я ещё не поднатаскал как следует, да и я вроде как не плох сам по себе. В общем, спасибо ему, ещё поработаю.

Я промолчал. Да, так будет лучше. Семён отдохнёт как следует, развеется, и с новыми силами продолжил работать. Ему полезно будет, я слышал, что он последние года три вообще даже в отпуск не уходил, работал на износ, а ведь ему уже не сорок лет. Иногда у меня создаётся такое впечатление, что он всё пытается что-то доказать самому себе, словно ищет ответ на какой-то мучающий его вопрос. Готов поспорить, это как-то связано с его сыном. Надо будет узнать, что же произошло, глядишь, я смогу чем ему помочь.

Семён ушёл спустя минут десять, резко вскочив и побежав со словами «опаздываю, без меня ничего не предпринимай!».

Я провалялся ещё пару дней в больнице, но ко мне больше никто не заходил, кроме Сашки. Я постепенно стал выздоравливать, начал подолгу ходить по больнице, размышлять о Наумове, о RD и всем, что с этим было связано. Вопросов было больше, чем ответов, а на них отвечать никто не собирался. Я просыпался с этими мыслями, я с ними ел, я с ними засыпал, с каждым мигом убеждаясь, что сидение сиднем в больнице делу не поможет. На третий день не выдержал и попросился в кабинет одного из моих врачей, за компьютер, типа, надо для расследования, дело горит и так далее. Я выяснил, что Ломоносов — город небольшой, и что складов там почти и нет. Парочка были совсем уж мелкие, для продуктовых магазинов, ещё один охранялся так, что туда даже муха не могла пролететь без специального разрешения — склад боеприпасов. Но был и ещё один, довольно крупный склад некой фармацевтической компании «ФармТрансГрупп», занимавшейся импортом и экспортом лекарств в Европу и обратно. Идеальный кандидат.

Была одна проблема: прошло уже несколько дней со смерти Димы, и точка продажи наркоты могла уже накрыться из-за этого, я же все улики оставил в квартире Димы, хотя записку как доказательство прихватил тогда с собой.

— Алло, Роман? — я позвонил своему старому другу, с которым вместе были в учебке. — Давно не виделись.

— О, здорова, приятель! — он оказался рад моему звонку. — Да, давненько. Какими судьбами?

— Да помощь твоя нужна по двум делам. Я тут в больницу попал — по рёбрам мне дали хорошенько, но я уже выздоравливаю, — так что сам не могу этого сделать. Поможешь?

— Без проблем, братан! Но предупреждаю сразу, банки грабить я не буду.

При этих словах я тут же представил его рожу, самодовольную, ухмыляющуюся. Ему нравились его плоские хохмы, и в этом мы были очень похожи.

— В общем, достань дело об Артёме Семёновиче Селееве, это сын моего напарника. Буду должен.

Буду должен — ключевая фраза при любых просьбах к Роману. Дружба дружбой, даже его слова, что он сделает что-то просто так, ничего не значат. Он очень любит деловой подход, ищет везде для себя выгоду, и вряд ли будет приниматься за дело, если её не увидит. Мне это не нравилось в нём, но вот если уж он возьмётся за какое дело — расшибётся в лепёшку, но выполнит свою часть уговора. Готов поспорить, что из-за этого друзей у него не много, да и на жизнь его это тоже влияет не очень благоприятно, но таков уж он. И я ценю то, что он делает, пусть и с выгодой для себя.

— Не вопрос, — ответил он. Я услышал, как он быстро записал имя на бумажке. — А второе?

— Ты всё ещё ловишь наркоманов?

— Типа того, хотя, признаюсь, теперь ловлю рыбку покрупнее, чем год назад, сразу после учебки.

— Тогда это по твоей части. Можешь мне рассказать всё, что знаешь про «RD-18»?

— RD? — он шумно и, как мне показалось, несколько недовольно выдохнул в трубку. — А тебе он зачем сдался? Веришь слухам?

— Каким слухам?

— Не важно.

— Да тут, возможно, работёнку тебе подкину, твой же профиль.

Я кратко ему рассказал историю моего последнего дела, в основном, то, что связано с RD.

— И ты в это вляпался, да? Ладно, расскажу. Но при личной встрече, это не телефонный разговор.

— Согласен. И ещё, можешь проверить склады в Ломоносове, что я называл? Особенно тот, «ФармТрансГрупп».

— Займёмся. Но не сразу, дня через два-три, это так быстро не делается.

— Бюрократия? Чёрт. Я тогда сам съезжу туда. Если что найду, звоню сразу тебе.

— Договорились, а я пока по своим каналам пройдусь, может, кто и проболтается.

Таким образом, выход у меня был только один — надо ехать на тот склад лично и самому всё проверить, причём, как можно быстрее, как бы не свернулась вся эта лавочка. Надо сказать, перспектива была безрадостная — ломиться на охраняемый (может, даже собаками) склад, будучи безоружным, без уже привычной травматики, да ещё и с повреждёнными рёбрами. Как будто я собираюсь засунуть больную руку в осиное гнездо. Надо действовать быстро, самое лучшее — этой ночью. Добраться дотуда получится без особых проблем, выскочить из больницы, будучи незамеченным — тоже.

Сказано — сделано, с наступлением темноты я уже ехал на такси в сторону Ломоносова по Санкт-Петербургскому шоссе, слева и справа мелькали голые ноябрьские деревья, чуть дальше за ними проглядывали воды Невской Губы, а позади прощально мигал огнями ночной Питер. Первый снег, выпавший несколько дней назад, уже успел растаять, оставив после себя привычную осеннюю грязь и слякоть. Это было мне на руку — пока не выпадет новый снег, по ночам будет действительно темно, и меньше шансов, что меня сегодня обнаружат. Сегодня рёбра уже не болели, но повязки с груди мне не стали снимать, ещё рано; зная, что моя ночная вылазка ничем хорошим для моего здоровья не обернётся, я выкрал в больнице обезболивающее, которое внезапно, к моей полной неожиданности, помогло мне ещё и с головными болями после применения способностей.

Сам Ломоносов мы почти весь проехали, и возле одного из последних проездов перед КАДом водитель со мной распрощался. Я поблагодарил его, заплатил приличную сумму, набежавшую по счётчику, и пошёл по обочине этого проезда к моей цели. Проезд был широкий и ровный, но грунтовый, по бокам стояли дома, построенные ещё при живом Сталине, повсюду вдоль высоких заборов росли тополя, до сих пор сохранявшие листву, пусть и уже жёлтую, а у их корней — кусты, уже голые. Я миновал большой цветастый (привет эпилептикам!) плакат какой-то строительной фирмы, прошёл гигантские заросли орешника и как-то разом, мгновенно, вышел к закрытым воротам. Само здание склада больше напоминало ангар, и оно было больше, чем я ожидал — двухэтажное, длинное и грязное. Забор вокруг территории склада для меня, пусть и с больными рёбрами, проблемой не стал — будка охранника на воротах пустовала, собак к моему восторгу тоже нигде не наблюдалось, так что я самым наглым образом попёрся через парадный вход. Внутренняя территория предназначалась для транспорта, которого сейчас почти не было, так, несколько пыльных тягачей, стоявших явно не первый месяц, если судить по спущенным колёсам, но она вся была освещена, так что двинулся я вдоль забора по левую сторону, по тёмной полосе, издали приметив большую кучу пустых коробок и другого мусора, примыкавшего как раз к пожарной лестнице. Центральный вход был занят тягачом, с которого пара грузчиков сейчас неспешно что-то разгружали, рядом с ними расхаживал охранник с фонариком. Нет, я не такой дурак, чтобы идти здесь. Обогнул, будучи незамеченным, половину склада и скрылся за кучами мусора — к моему сожалению, пожарный вход тоже охранялся, вот только этот охранник мне сразу не понравился — небритый, отчего похожий на чеченца, с шапкой набекрень, да ещё и с калашом в руках. Он скучающе стоял, прислонившись к пожарной двери, и курил, смотря в звёздное небо. Подобраться к нему так, чтобы я мог прочесть его мысли, мне не составило никакого труда, неубранные кучи пустых коробок из-под активированного угля и парацетамола стали надёжнейшим укрытием. Я встал как раз под охранником и посмотрел на него через решётку железной лестницы. Увидел его глаза и с ощутимым усилием прорвал его защиту.

Мысли его были бессвязны, сразу с десяток кинулись на меня словно мошкара. Ему было жарко, он хотел пить, его заколебала такая работа, правое колено почему-то опять болело. Я, стараясь не производить никаких звуков, стоял и сканировал его столько, сколько мог. Было тяжело, голова начала гудеть как паровоз, виски запульсировали, наливаясь кровью, а горло будто сдавил кто-то невидимый. Секунд десять в общей сложности я выдержал, терпя накатывающую боль и разбирая бред, прущий из его башки. Десять секунд, потом отключился. Головой будто в футбол сыграли, а дышал я сейчас так, словно отбегал оба тайма за всю футбольную команду, что не осталось незамеченным.

— Эй, кто там? — охранник услышал мои болезненные хрипы и посмотрел вниз. — Рекс, это ты?

Рекс?! Не Шарик, не Бобик какой-нибудь, а Рекс! На добродушного двортерьера рассчитывать не стоит.

Я поспешно забежал за кучу коробок и стал шарить в поисках чего потяжелее. Охранник неторопливо спустился по лестнице, гремя тяжёлыми ботинками, и стал обходить коробки, приближаясь ко мне. Блин, да хоть что-нибудь, полено какое или булыжник попадётся мне или нет?!

— Рекс, малыш, выходи, — добродушно позвал охранник и посвистел.

— Гав! — выскочил я и со всей дури заехал ему по голове обломком деревянного поддона.

На какое-то мгновение глаза охранника расширились, и я снова прорвался внутрь его сознания. Последняя его мысль оказалась для меня спасением: на складе точно был RD, и охранник мигом сообразил, что он попал. Но он обмяк, и меня выдернуло наружу, когда он окончательно потерял сознание. Я осторожно осмотрел то место, куда я его ударил, и предположил, что вроде ничего серьёзного, что я его нечаянно не укокошил — поддон оказался неожиданно крепким, даже не развалился, наверное, сучок попался. Мне нужно было хоть какое-то оружие, учитывая, что неофициальная охрана здесь ходит с калашами, а я совершенно безоружен. Автомат я брать не стал — тяжёлый он пока для меня, да и стрелять нормально из него я умею только по-американски, вообще не целясь. Зато нашёл в кобуре ПМ со сколотыми номерами, он как раз пришёлся по руке. Так, надо убираться отсюда, сдаётся мне, что если я повстречаюсь с Рексом, то я пожалею об этом. Мягко ступая по лестнице, поднялся наверх до второго этажа и, окинув взглядом открытое пространство вокруг склада и нигде не увидев никаких собак, достал мобильный и вызвал отряд местной полиции. После чего тут же позвонил Роме.

— Это снова я, — я говорил почти шёпотом. — Склад в Ломоносова подтвердился. Здесь есть RD-18.

— «ФармТрансГрупп»? Выезжаю! Ты там один что ли? Только ничего не трогай и вообще не высовывайся, я уже лечу! Сохрани всё в неприкосновенности, чтобы мы вычислили этих гадов!

— Постараюсь, — пообещал я и отключился.

Пожарная дверь была открыта, и склад любезно впустил меня в своё нутро.

Глава 5

Я спрятался за деревянными ящиками. Сердце колотилось в бешеном темпе, не смотря на холодную ночь мне было очень жарко, пришлось даже расстегнуть плащ. Но через щель между ящиками мне было отчётливо видно всё, что творилось внизу, на первом этаже.

— Грузи живей! — скомандовал бригадир мужику на погрузчике.

Я видел пятерых. Все в синих комбинезонах с эмблемами фармацевтической компании. Один бригадир, один водитель грузовика, один водитель погрузчика и два охранника с автоматами (тот, которого я приметил ещё на подходе, тоже достал автомат). Ещё одного я вырубил на входе, но наверняка есть ещё.

— Они скоро буду здесь! — продолжал бригадир.

Внизу было много точно таких же ящиков, за которыми я и спрятался. И парочка вскрытых блестела кейсами, в которых, как я предполагал, и находился RD.

— Ты! — бригадир ткнул пальцем в одного из охранников. — Тащи сюда наркоманов, пусть поработают!

— Так точно! — вытянулся струной охранник и торопливо пошёл к дальней двери.

Кто-то их предупредил о приезде полиции, причём настолько быстро, что в наши связисты должны захлебнуться в собственной зависти. Фармацевты сейчас торопливо грузили ящики с наркотой в грузовик. Мне только и оставалось, что просто наблюдать и запоминать, помешать им я был не в силах. Лиц мне не было видно — я находился слишком далеко, к тому же, как назло, практически все стояли ко мне спиной.

Отворилась дверь, вышел охранник, а за ним человек десять наркоманов, явно пришедших сюда с требованиями получить очередную дозу сладостных грёз. Бригадир подал знак, чтобы все подошли к нему.

— Значит так, — говорил он громко и отчётливо, не повышая тона. — Ваша задача — как можно быстрей загрузить побольше ящиков вот в этот грузовик. Приступайте!

— Э, мужик, погоди, — одна из наркоманов, девушка с тёмно-рыжими волосами, подняла руку. — Мы за товаром пришли вообще-то. В грузчики не нанимались.

Её тут же поддержал гомон единомышленников.

Бригадир быстро оглянулся и продолжил:

— Хорошо. Всё, что не влезет в грузовик — забирайте!

Ответом ему были радостные возгласы десятка глоток, наркоманы тут же рассыпались как тараканы по всей территории, попарно хватая тяжёлые ящики и неся их к грузовику. Быстро образовался затор, но потом они сообразили, что кто-то должен укладывать ящики в фуру, а не только приносить, и дело пошло гораздо быстрее.

Через небольшую щель мне было видно очень мало, и я рискнул выглянуть из своего укрытия. Почти весь первый этаж, а так же часть второго — узкой металлической дорожки, опоясывающей помещение склада — были заняты ящиками самых разных размеров. И если хотя бы в каждом сотом из ящиков находятся эти ампулы, то я обнаружил очень крупный канал поставки. Что же это за дрянь такая? Откуда она взялась?

Тем временем, фура уже была заполнена на половину, наркоманы работали лучше целой бригады профессиональных грузчиков — настолько сильно было в них желание бесплатно получить очередную дозу, к тому же, судя по всему, далеко не одну. Я видел, что больше половины ящиков из тех, подобные которым они грузили в машину, останутся здесь, просто не поместившись в единственный грузовик. Вот только радость наркоманов будет недолгой — полиция скоро будет здесь. Всё будет конфисковано, а люди — отправлены на лечение.

Нужно попытаться запомнить лица этих фармацевтов, хотя бы бригадира, а для этого мне нужно было выбрать другое место для наблюдения. Я выбрал момент получше, когда никто не смотрел в мою сторону, и перескочил на пару метров вправо, опять спрятавшись за ящиками. Мне повезло, и меня никто не заметил, поэтому я, немного погодя, снова перебрался в соседнее укрытие, уже возле поворота. Пока все складывалось хорошо, и я пользовался этим. Выбирал моменты, когда ящики с грохотом укладывались в фуру, и сдвигался всё дальше и дальше, пока не оказался рядом с грузовиком. Погрузка уже заканчивалась, и мне следовало поторопиться. До намеченного места остался один переход, и мне должен был открыться оттуда прекрасный вид на большинство фармацевтов. Наркоманы меня не интересовали. Уличив ещё один момент, я стремительно понёсся к последнему укрытию, скрывая шум своих шагов за грохотом укладываемых ящиков.

— Тихо! — неожиданно скомандовал бригадир.

Черт! Ну и слух у этого парня — даже я не был уверен, что я слышал собственные шаги. Я как раз только успел скрыться из виду за одним особенно большим ящиком.

Все звуки стихли, и я расслышал полицейскую сирену. Ещё немного, и они будут здесь.

— Сматываемся! — скомандовал бригадир своим.

Сейчас или никогда!

Я выглянул из-за ящика и увидел лицо бригадира. Обветренное вытянутое лицо, короткие чёрные волосы, орлиный грузинский нос и чёрные как сама тьма глаза. Такого я запомню надолго. Как и он меня.

— Вот он! — крикнул бригадир и достал из-за пазухи пистолет.

Я едва успел спрятаться обратно, как первый выстрел едва не снёс мне голову. За ним последовал ещё один, а потом автоматная очередь. Пули звонко отскакивали от ящика, будто тот был стальной, в чём я тут же убедился, когда сбоку отлетел кусок доски, обнажив металлический лист — контейнер зачем-то обшили деревом. Внизу наркоманы с воплями бросились врассыпную, стараясь не угодить под шальные пули. Я достал свой пистолет и принялся наугад отстреливаться, высунув руку из-за угла. Свисавшая над грузовиком лампа взорвалась от рикошета, осыпав снопом искр грузовик. Попасть из укрытия в стрелявших я не мог, не рискуя высунуть голову, но колёса тягача мне было видно, и я попытался прицелиться в них. Руки тряслись неимоверно, я никак не мог успокоиться и сделать точный выстрел.

Стихла автоматная очередь, и я рискнул выглянуть. Охранники оба перезаряжались, наркоманы попрятались за ящиками, но парочке не повезло — их задело очередным рикошетом. Они стонали, скорчившись на грязном полу рядом с брошенным погрузчиком и истекая кровью; судя по тому, как быстро они истекают, времени у них совсем не много, боюсь, до прибытия скорой могут не дожить. Мне было их жалко, но одновременно я порадовался, что попал в них не я — я даже вслепую стрелял в другую сторону, не мог изогнуть так руку, мешал ящик.

Бригадир! Я заметил, как он обежал фуру, затем хлопнула дверь тягача. Его лицо стояло у меня перед глазами, и мне не составляло труда представить, как он сел на пассажирское сидение, как стал перезаряжать пистолет. Мне даже не нужно было смотреть ему в глаза чтобы узнать его мысли — адреналин сейчас переполнял меня, гнал горячую кровь по жилам, перенасыщая мозги кислородом. Тонкая плёнка барьера чужого сознания, мыльный пузырь, не более — его ментальная защита ничто для меня сейчас. Я её прорываю, легко вторгаюсь туда, где мне быть не положено. Где никому, кроме хозяина, быть нельзя. В его разум.

Я ожидал парочку бессвязных мыслей, скорее всего, бесполезных для меня, ведь обычно мне приходилось толкать людей в нужную сторону, задавать вопросы, воскресавшие в их разумах нужные куски памяти. Я словно ходил в видеопрокат, спрашивал о нужном фильме, и его мне приносили. Этому нельзя было сопротивляться, и я пользовался этим как мог. Но сейчас на меня хлынула целая лавина разных мыслей. Она накрыла меня с головой, я стал захлёбываться, тонуть в этом потоке. Я ничего не мог разобрать, не получалось схватиться ни за один из проплывавших спасительных кусков чужой памяти — они двигались слишком уж быстро для меня, я просто не успевал всё это обработать. И не было возможности ни спросить его, кто он и на кого работает, ни вынырнуть из этого потока, прервать связь.

Охранники снова начали стрелять, но грохот выстрелов был для меня очень медленным, как будто кто-то включил замедленную съёмку. Я был в безопасности за ящиками, но ничего не видел, только этот чёртов поток. Чтобы просто пошевелить рукой, у меня уходило непростительно много сил. Натужно завывала приближающаяся сирена, кто-то кричал. Но затем я услышал, как грузовик тронулся с места, оставив чертыхающихся охранников на складе.

— Отвлеките их, — крикнул удаляющийся голос бригадира.

Хлоп — и поток прекратился, резко иссякнув и оставив после себя чудовищную головную боль. Меня чуть не вырвало, я еле сдержался.

— Никто отсюда не выйдет! — сказал охранник и выпустил короткую очередь.

Но уже не в меня. У меня появилась возможность выглянуть из убежища и оценить ситуацию.

Должно быть, наркоманы намеревались свалить отсюда до приезда полиции — каждый схватил по одному, а то и по два больших серебристых кейса из ящиков, и направился к открытому выходу, где только что был грузовик. Но у вооружённых охранников, которых только что бросил их босс, похоже, были иные планы.

— Бросьте кейсы и валите! — другой охранник направил автомат на парня с девушкой, тащивших сразу четыре кейса на двоих.

— Но Миша сказал, что это наше, — возразила девушка, не отпуская поклажу.

Охранник прицельно выстрелил. Девушка выронила оба чемодана и упала на них сверху. Её светлые волосы окрасились в цвет крови.

Мне тут же стало ещё хуже. Я не успел ему помешать, и умер человек. Пусть она и была наркоманом, может, даже преступницей, но она, всё же, человек. Была им.

— Светка! — завопил стоявший рядом парень.

Он бросил кейсы на пол, один из них раскрылся, и почти все ампулы выкатились наружу.

— Осторожнее, — охраннику явно это не понравилось.

Залезть ему в мозги оказалось проще простого, раз — и я уже там, наблюдаю, как тот рисует у себя в воображении, что он продаст всю наркоту и станет богачом. Как же он наивен. Но ещё у него в голове крутится вторая мысль, куда хуже предыдущей. «Перестрелять всех вшивых наркоманов. И Михана заодно за то, что бросил нас». Я с облегчением вынырнул, в мгновение ока перезарядил пистолет и прицелился в него. Руки у меня больше не тряслись.

Бах! Он выстрелил раньше меня, и бедный парень свалился замертво, упав прямо на свою подружку.

Бах! Это уже я нажал на спуск. Но промазал — проклятый кусок свинца попал в ящик, стоявший позади стрелка.

— Стреляй в них, — бросил он своему товарищу.

Тот кивнул и стал искать первую мишень.

— Эй, уроды!

Неожиданно из-за ящиков показалась та самая рыжая девушка, и теперь я мог её хорошо разглядеть. Хорошая одежда, купленная явно не на рынке, длинные тёмно-рыжие прямые волосы, очень красивое лицо. Моя ровесница, плюс-минус года три.

Левый охранник обернулся, намереваясь пристрелить ещё одного наркомана. И вдруг загорелся!

— Что за…? — воскликнул он, не сразу почувствовав жар пламени.

И тут он закричал. Невесть откуда взявшийся огонь охватил его всего почти мгновенно, сжигая одежду, волосы, а затем и кожу, причиняя неимоверную боль. Он бросил автомат и стал носиться по складу, пытаясь убежать от только усиливающегося огня. Рядом с ним пролетела струя пламени, как от огнемёта, ударилась в грязный бетонный пол и тут же исчезла.

— Как ты это делаешь? — задал вопрос кто-то из уцелевших наркоманов, кто — я не увидел.

Но зато увидел, как рыжеволосая девушка, держа в руке коробок спичек, достала оттуда одну, подожгла и поднесла ко рту. И маленький огонёк в её руке превратился в безжалостный поток оранжевого пламени! Он пролетел метров пять и снова добавил огня и без того горящему охраннику. Тот, уже весь обугленный, похожий на обгоревшее полено, упал и перестал кричать.

— Что за фокусы?! — второй охранник повернулся к девушке, но та его не видела, стояла почти спиной к нему, продолжая поливать струёй огня сожжённое тело.

Он навёл на неё автомат, я быстро прицелился в него и несколько раз выстрелил. Один из трёх выстрелов пришлись на цель — я попал ему в голень. У него подкосилась раненая нога, он вскрикнул, но, всё же, выстрелил. Девушке повезло — все пули пролетели высоко над её головой, угодив в большое окно. Та ахнула, повернулась к охраннику и, заметив, что я её только что спас, коротко кивнула и спряталась обратно за ящики.

Охранник снова повернулся ко мне и, поняв, что так он уязвим с двух сторон, начал отступать в сторону, к спасительной стене. Он отвлёкся на меня, и рыжеволосая девушка воспользовалась этим. Чиркнула ещё одной спичкой, размахнулась и бросила её в сторону стрелка. Маленькая деревяшка, почти зубочистка, должна была погаснуть уже при размахе, но не погасла — разгорелась пуще прежнего, став самым настоящим пылающим шаром, и полетела к охраннику. Тот успел вовремя заметить этот огненный шар, на секунду и его, и мои глаза округлились, не веря в происходящее, но у него сработал инстинкт самосохранения, и он благоразумно отскочил в сторону. И как раз вовремя — шар тут же ударился о стену, в то место, где только что стоял автоматчик, и рассеялся, оставив на стене большое чёрное пятно сажи.

Кто она такая, чёрт возьми? Насколько мне известно, наркоманы нынче не умеют управлять огнём. И если струю пламени я ещё как-то мог объяснить, например, во рту у девушки было какое-то горючее, то спичка, превратившаяся в огненный шар — это было выше моего понимания.

Автоматчик бегло пальнул по коробкам на другом конце склада, где пряталась девушка, но добился лишь того, что пробил несколько кейсов, и наркотик из ампул стал литься на пол. Он продолжал отступать в сторону, удаляясь от меня, периодически смотря то в моём направлении, то в её. Похоже, он намеревается смыться там, где я вошёл внутрь склада, по крайней мере, двигался он туда.

— Бежим! — крикнули наркоманы внизу, заметив, что теперь выход никто не перегораживает.

Автоматчик хотел было выстрелить в их сторону, но я не дал — он начал рефлекторно приседать под моими выстрелами, но из-за чёртовой головной боли я толком не мог сосредоточиться и стрелять прицельно — расстояние было слишком велико. Понадеявшись, что все наркоманы уже сбежали, словно крысы с тонущего корабля, ибо полиция, судя по громкости сирен, была уже на подходе, я решил подобраться поближе к автоматчику — тот мне был нужен позарез, он мог вывести меня на поставщиков этой дряни, выдать своих боссов. Но для этого мне нужно было его поймать. Я выглянул из укрытия и посмотрел через перила вниз. Там была очень удачно расположенная куча мусора, в основном, мягкие картонные коробки, куски пенопласта и много грязного поролона. Недолго думая, спрыгнул вниз, но приземление вышло жёстким — ударился коленом обо что-то твёрдое, к тому же, заныли ещё не успевшие зажить после трещины ребра. Надо мной несколько пуль выбили каменную крошку, осыпав меня мелкой пылью. Я тут же прыгнул в сторону, спрятавшись за ящиками. И опять услышал душераздирающий крик.

Автоматчик, полностью сосредоточившись на прыгающем мне, забыл про огненную девушку. И теперь горько об этом пожалел.

Я выглянул из-за ящика и увидел, как уже второй человек начал гореть заживо. Он отбросил автомат, в мгновение ока снял загоревшуюся куртку, буквально выпрыгнул из штанов, но всё было бесполезно — девушка, снова поднеся горящую спичку ко рту, поливала его струёй гибельного огня. Я стоял и ошарашенно смотрел на это, не в силах что-нибудь сделать.

— Хватит, — только и оставалось мне, что выкрикнуть это. — Он уже мёртв.

Этот склад убил ещё одного человека. Которого по счёту? Четвёртого? Пятого? Слишком много, слишком дорого обошлась эта наркота, забрав столько жизней только здесь, а кто знает, сколько их всего.

— Спасибо, что спас меня, — девушка потушила почти сгоревшую спичку и спрятала коробок в карман обтягивающих джинсов.

Она вышла из укрытия и подошла к центру помещения, на открывшуюся после уборки ящиков площадку. Развела руки в стороны, мол, не вооружена и не представляет опасности.

Я тоже выбрался из своего укрытия и подошёл к ней. Пистолет я не стал убирать, хотя патронов в нём уже не было, и он был уже почти бесполезен. Особенно, если она решит сжечь и меня заодно. Встал я достаточно близко, чтобы почувствовать лёгкий сладковатый аромат её духов, судя по запаху — не из дешёвых.

— Ну как же не спасти красивую девушку? — ответил я.

Мозги еле ворочались, при каждом ударе сердца в голову вкачивалось столько крови, что я начинал покачиваться от головокружения.

Она кокетливо улыбнулась, слегка наклонив голову.

— Только он мне был нужен живым.

На секунду я подумал, что она разозлится и тут же спалит меня к чертям собачьим. Но она отреагировала вполне нормально, хотя и немного обиделась, чуть надув губы.

— Между прочим, если бы я опоздала хоть на секунду, то он бы застрелил тебя, — ответила она и указала на ящик, за которым я прятался в последний раз. — Пули отлично проходят сквозь эти кейсы! Так умерла какая-то наркоманка рядом со мной.

— Какая-то наркоманка, — повторил я. — А ты — не наркоманка?

— Да ты что! — вспыхнула она. — Я не наркоманка!

— Тогда что здесь делаешь?

— А сам? Ни за что не поверю, что ты здесь не из-за RD!

Если честно, то она поставила меня в тупик, намекнув, что я сам могу оказаться одним из наркоманов.

— Я — следователь.

— Одно другому не мешает.

Она окинула взглядом помещение склада, на долю секунды задержав его на обгорелом трупе.

— Надо сжечь тут всё, — сказала она.

Сжечь? Вещьдоки? Да она сдурела!

— Не надо! — запротестовал я. — Сейчас здесь будет полиция, они все конфискуют.

— И что дальше? — спросила она, хитро прищурившись. — Здесь около тонны этого RD! Ты думаешь, они запрут это всё на каком-то складе вроде этого? Фиг там!

— А ты думаешь, что это всё вернётся на улицы?

— Конечно! Или ты доверяешь полиции?

— Ну да, — сказал я неуверенно.

Она какое-то время смотрела на меня, я же стоял в растерянности.

— Странно, — сказала она. — Вроде на идиота не похож…

— Что не так с полицией? — спросил я.

— А откуда они, по-твоему, узнали, что сюда едет полиция? Собираться они начали ещё до сирен!

Блин, она знает, куда бить. Кто-то действительно предупредил этих фармацевтов, стоило мне только вызвать полицию. И собираться они начали примерно тогда же, когда я сделал два звонка. Рома, конечно, тот ещё тип, но я его знаю достаточно хорошо, чтобы быть уверенным — это не он. Звонил я в местную полицию, и, скорее всего, предупредил кто-то из них.

— Будем считать, что ты «за», — видя моё замешательство, сказала девушка.

Она снова вытащила коробок спичек, взяла сразу три штуки и одновременно подожгла их.

— Иди к выходу, если не хочешь сгореть, — посоветовала она. — Только по пути захвати один из целых ящиков.

— Зачем тебе… — начал было я.

— Делай! — приказала она и повернулась ко мне спиной.

Увидев, как за ней появился широкий поток пламени, я торопливо попятился назад, туда, где совсем недавно стоял грузовик. Нашёл неподалёку ящик поцелее, быстро распаковал его, всё-таки убрал пистолет за пазуху и взял два кейса в руки, затем направился к широко распахнутым воротам. За моей спиной на ящиках уже начал весело плясать огонь, быстро увеличиваясь в размерах благодаря усилиям со стороны девушки, щедро поливавшей пламенем всё впереди себя. Когда пламя уже начало само распространяться, она бросила на пол почти сгоревшие спички и, увидев, что я вышел на улицу и отошёл на безопасное расстояние, к забору, театрально взмахнула руками. Огонь повторил её движения, превратившись в две огромные огненные плети, и начал хлестать вокруг неё — девушка двигала руками то влево, то вправо, то в разные стороны, иногда вверх, а затем резко вниз. Это выглядело очень красиво — танцующая среди огня девушка, которую постепенно окружало всё больше и больше светящихся пламенных колец. Я никогда не ходил ни на балет, ни на другие танцы, но сейчас я видел целый ворох эмоций, передававшихся через её движения, и понимал, что имеют в виду поклонники танцев, восторгаясь своими кумирами. Но больше всего здесь было страсти. Взрывной и смертельной как нитроглицерин. Огонь был повсюду, уже горело всё здание, ярко освещая своё окружение, пустую стоянку, улицу за забором, соседний лес. Стало светло как днём.

Если честно, я испугался за неё, когда она скрылась в этом бушующем аду, зажжённом ею самой, ведь если она и может управлять пламенем, то это ещё не означает неуязвимость к нему или к жару от него. А жар я чувствовал даже стоя на расстоянии от пылающего здания. Но спустя примерно минуту она вышла из огня невредимая, спокойная. Подошла ко мне, взяла оба чемодана и, раскрыв их и рассовав всё их содержимое по карманам куртки (в кейсах я заметил не больше десятка ампул, аккуратно упакованных в чёрный вонючий поролон), улыбнулась мне и пошла прочь.

— Стой! — крикнул я вслед.

— А?

Она обернулась.

Вопрос вертелся у меня на языке, и я просто обязан был его задать.

— Кто ты?

Она рассмеялась, искренне, заливисто. И на секунду наши взгляды встретились.

— Анна.

То, что я назвал её имя, её нисколько не удивило. Что ещё больше удивило меня.

— А зачем тогда спрашиваешь? — весело спросила она.

— Зачем тебе это? — я указал на ампулы в её карманах. — Если ты не наркоманка?

— А ты сам попробуй, — ответила она и, ещё раз подмигнув, пошла дальше.

Самому попробовать? Эту дрянь? Да за кого она меня держит?

— Зачем? — спросил я ещё раз.

— Ты ведь как я, — подойдя к зарослям орешника, она ещё раз посмотрела на меня. — Попробуй, станет легче.

И скрылась за кустами.

— Как я? — не понял я. — Что это значит?

Я захотел догнать её, узнать больше, чем просто её имя. Получить что-то ещё, кроме «попробуй». Но стоило мне добежать до тех кустов и заглянуть за них на хорошо освещённый уличными фонарями проезд, как я понял, что сегодня мне этого не удастся. Её там не было. Она исчезла, скрылась в холодной ноябрьской ночи, оставив после себя только пепелище.

Попробуй.

Да не буду я ничего пробовать! Не буду! Ни за что! Я не хочу быть как они, эти наркоманы, готовые ради дозы продать последние трусы. Даже подумать страшно, что из-за своей болезни некоторые даже собственными органами торгуют… Нет. Я слишком отчётливо помню лицо бедного Димы Наумова, ставшего часто навещать меня в моих ночных кошмарах. Нет.

Я вернулся к почти до основания сгоревшему складу и встал неподалёку от огня, согреваясь о его ослабевающий жар. Одежда была мокрой от моего пота, дул слабый ветер со стороны залива, и я начал было подмерзать, но благодаря пожару я мог забыть на время об этом. Успокоиться и расслабиться. И дождаться уж, наконец, полиции.

Глава 6

— Славный ты шашлык решил пожарить, — Рома присвистнул, оглядывая то, что ещё полчаса назад было складом.

Сгорело практически всё, что могло гореть. Стены стали чёрными, сплошь покрытыми копотью, на полу была большая куча дымящихся обломков, окна все оплавились от страшного жара. Чёрт, даже крыша не выдержала и обвалилась вместе с солидным куском стены.

— Где-то я это уже видел, — мой приятель из наркоотдела задумчиво поглаживал гладко выбритый квадратный подбородок.

— Я не виноват, — ответил я. — Должно быть, эта штука горит лучше дизеля.

— Точно! — Рома потряс пальцем в воздухе. — Вспомнил! Так выглядела Германия после наших бомбёжек в Великой Отечественной! Клянусь, прямо как на фотографиях у деда!

Он прав — склад действительно выглядел так, будто на него сбросили бомбу. И если бы я не был свидетелем произошедшему, то я бы подумал именно так.

Меня осмотрели медики, прибывшие вместе с бригадой спецназа и несколькими патрульными машинами. Грузовик, равно как и Анна с наркоманами, пропал, словно его и не было здесь никогда. Этот район ночью пуст, свидетелей не найти, камер на улицах тоже нет. Как всегда.

— Хватит издеваться, — я поморщился — голова гудела не хуже церковного колокола. — Лучше стрельни в скорой от башки что-нибудь, а то совсем на куски развалится сейчас.

Только в эту минуту я понял, насколько мне повезло. Выбрать один из нескольких складов по мнимым и мутным причинам, проникнуть на закрытую территорию, вырубить вооружённого охранника и в самый последний момент понять, что адрес верен. Пережить перестрелку с серьёзным противником, уцелеть при пожаре. Встретить ещё одного человека со сверхъестественными способностями, самому «подняться на новый уровень». Уничтожить, возможно, самую крупную поставку неведомой дряни в городе. И всё это всего за каких-то несколько часов! Я невероятно везучий сегодня! Меня огорчили лишь две вещи — то, что я так толком ничего и не узнал, даже прочтя мысли бригадира (и чуть не сдохнув при этом), и то, что при таком количестве трупов, которых всё ещё вытаскивали из-под тлеющих обломков здания, не было ни одного свидетеля, и всего один подозреваемый. Фоторобот бригадира с таким выдающимся носом я помог составить при первой возможности, и посыльный уже отправился в местное отделение — рассылать этот рисунок по всем постам. Охранник, которого я вырубил на входе, похоже, проснулся в разгар пальбы и решил свалить — останков пожарные не нашли, хотя я и указал точное место, где я его оставил.

Кстати о пожарных. Они очень удивились, когда узнали, за сколько сгорело здание. Конечно, я не стал называть причину этого пожара — мне бы просто не поверили. Я сам бы не поверил, если бы не видел этого собственными глазами.

Об Анне я тоже не стал говорить. Что-то мне подсказывало, что с ней гораздо выгодней дружить, чем быть сожжённым заживо. К тому же, она спасла мне жизнь, пусть и сама при этом защищалась, но всё же. И, наконец, самая главная причина — мне до смерти хотелось знать, кто она такая. Откуда у неё сила? Откуда у меня сила? Все эти способности? Зачем они нам? И что с нами будет дальше? Готов поспорить, она знает ответы на большинство моих вопросов, не только про способности, но и вообще. Что она делала на том складе? Хотя, это понятно — пришла за наркотой. Она её принимает, в этом я уверен, стоит только вспомнить это её «попробуй». Но как она вышла на этот склад? Пришла с теми наркоманами? Так сказать, одни из первых клиентов? Ни одного ответа.

Анна. Дмитрий. Я. Уже три человека, имеющих особый дар, если не считать мою маму и бабушку. Ну, имевших в случае с Димой и с бабушкой. И двое из нас тесно связаны с этим RD. «Попробуй». Она не удивилась, когда я назвал её имя. Списала всё на то, что мы были когда-то знакомы? Нет, не думаю — уж я бы точно её запомнил. С такой внешностью как у неё…

— Топор, сказали, можно взять у пожарников, — Рома вернулся со стаканом воды и одной таблеткой. — Ну, или это…

Я выпил её, надеясь, что она начнёт действовать как можно быстрее. Не хотелось больше терпеть эту боль, а ценную пачку обезболивающих я решил припрятать до того момента, когда совсем уж станет плохо. К головной боли я никак не могу привыкнуть. Всякий раз, как стоит мне попытаться узнать чужие мысли, она начинает болеть. И чем дольше я использую свои способности, тем сильнее она болит. Но, что не может не радовать, они у меня наконец-то стали развиваться! С тех пор, как я обнаружил их у себя в тринадцать лет, я мог всего лишь на пару секунд попасть в чужое сознание, и потом, если не пить таблеток, несколько дней расплачиваться медленно угасающей мучительной болью в голове. Я пытался их тренировать, но долгое время это не приносило толку. Никакого. Но стоило мне поступить в академию — и я начал ощущать прогресс: боли стали слабее, я дольше мог держаться и раньше восстанавливался. Мог чаще читать чужие мысли. И если меня полгода назад хватало на одного человека, то теперь я смог залезть целых четыре раза! И, если бы не эта странность с бригадиром — чего я раньше никогда не встречал, — я бы наверняка смог проделать это пять раз, не выплюнув при этом своего желудка! Пять! Да я о таком и мечтать не мог! Но почему раньше ничего не получалось? Плохо тренировался? Или, может, возраст не тот был? Как с иммунитетом, например. В детстве я часто болел, а потом раз — и почти перестал. Спросить бы об этом у Анны. Когда они у неё проявились? Как? Она их развивает, как я, или же они у неё изначально хорошо проявлены? Если вспомнить Дмитрия, то он только и мог, что сочиться скользкой слизью. Конечно, это ему помогло выбраться из наручников, не расстёгивая их, и мы не могли его удержать. Но это весьма странная способность. Она может применяться как-то ещё, кроме как быть смазкой в автомобильном двигателе? Он ведь её совсем незадолго до своей гибели обнаружил — так может, она была просто не развита, как и у меня? Или же это — побочный эффект от этой наркоты?

Чёрт. Я совсем ничего не знаю!

— Слушай, — я повернулся к Роме, продолжавшему с каким-то детским восторгом наблюдать за тлеющими углями. — Так что это за наркотик?

— RD-18, — тут же ответил тот.

— Спасибо, кэп. Этикетку я уже видел.

— Зачем тебе это? Дело ты уже своё закрыл, пусть и без отчёта, а борьба с наркотрафиком — не твой профиль.

Я вздохнул.

— Недавно из-за этой дряни погиб один человек. И сегодня — ещё несколько. Думаю, дальше будет ещё хуже, и, прежде чем город завалят трупами наркоманов, я хочу узнать, с чем же я имею дело. Я не хочу отступить только потому, что это не мой профиль, хотя я мог помочь.

Рома прекратил разглядывать тлеющие под слабым холодным ветром угли и повернулся ко мне. На его лице всегда была лёгкая ухмылка, как будто всё, что происходило вокруг него, чётко придерживалось его планов, и он был этим страшно доволен. В принципе, так оно и было большую часть времени. Но в красном свете догорающего здания его лицо приобрело хищное выражение, и ухмылка превратилась в злобный самодовольный оскал. Не то чтобы я его испугался, но в этот момент мне стало не по себе.

— Пройдём в машину, — сказал он. — Там теплее, да и лишних ушей нет.

Старенький итальянский «Fiat» я помнил со времён академии, хотя это и было не так уж давно. Он купил его с рук, с приличным пробегом, чихающим бензиновым движком с ядовитым выхлопом, облезшей краской и порванной в некоторых местах обивкой. Никто не любил ездить с ним на этой развалюхе, в основном, потому что единственным сидением, где пружины не впивались в задницу, было водительское. И сейчас, почти год спустя, я с радостным удивлением обнаружил, что бедный автомобиль из грязно-ржавого стал тёмно-синим, а сев внутрь, с облегчением плюхнулся на новые кожаные сидения.

— Тебя куда подбросить? — спросил Рома, заводя двигатель.

Тот закашлялся как старый курильщик, выпустил из выхлопной трубы облако чёрного дыма, но завёлся.

— Домой, на Варшавскую.

Он развернул машину и покатил по тёмным улицам города с именем знаменитого русского учёного, резко набрав скорость и напрочь игнорируя мелкие ямы и кочки. Лихачил сейчас он так же, как и раньше.

— Думаю, у нас завелись крысы, — сказал он, не отвлекаясь от дороги.

Я кивнул:

— Тоже так думаю — стоило мне только позвонить, как не прошло и пяти минут, и те фармацевты начинают срочно собираться.

— Они много ящиков забрали?

— Меньше половины, в основном те, что были рядом с грузовиком.

— Значит, пытались спасти партию. Это радует.

— Чем? — не понял я. — Ведь теперь они смогут реализовать остатки, выпустить их на улицы! Лучше бы сгорело всё!

— Э, нет, приятель, — он повернулся ко мне и, не глядя, объехал еле тащившийся по плохой дороге ярко-оранжевый бензовоз, чем вызвал у меня лёгкий приступ паники.

Я уже привык ездить со спокойным Семёном, который всегда смотрел на дорогу и очень редко позволял себе чуть-чуть превысить скорость или кого-нибудь обогнать. Исключая, конечно, его недавнюю выходку. Поэтому сейчас манера вождения моего друга не вызывала у меня восторга, заставляя меня крепче держаться за боковую ручку.

— Если они пытаются спасти партию, когда на это времени нет, то это значит, что у них либо строгое начальство, либо этой наркоты в городе ещё очень мало. Начальство у них всегда строгое, можешь мне поверить, поэтому я больше надеюсь, что работают сразу оба варианта. Согласись, для нас лучше, если в городе наркоты будет меньше!

— Верно, — подтвердил я. — Так что насчёт этого RD-18? Ты так ничего и не сказал. Здесь нас никто не подслушает.

— Тебе кратко или подробно?

— Давай подробно — люблю детали.

Он задумался.

Мы наконец-то выехали на КАД, и Рома втопил педаль газа до предела. Асфальт на КАДе был не в пример лучше промятых тяжёлым транспортом дорог мелкого городка, ехать стало значительно комфортнее. Мы стремительно понеслись к пока ещё не виднеющемуся спящему городу.

— С чего бы начать… да с этого и начнём — с его появления!

Он достал одной рукой сигарету, к моему ужасу отпустил ненадолго руль, прикуривая, и включил вентиляцию салона. Как я заметил, очень многие полицейские и следователи курили, не то, что каждый второй, а прям почти тотально — то ли от нервов, то ли ориентируясь на американский образ детективщиков.

— Впервые замечен был партией в двести ампул у одной студентки из Владивостока примерно год назад. Эта идиотка думала, что это витамины для повышения уровня интеллекта — эти бредни ей наплёл странный тип азиатской внешности. Точнее она его описать не смогла, и, соответственно, того так и не поймали. Она добросовестно кололась раз в неделю и, когда не сдала экзамен, решила проверить, что же это за витамины. Ни одна больница не знала, что это такое, из замеченных эффектов были только сильные галлюцинации и повышенное потоотделение. Было сделано предположение, что ей в руки попал секретный прототип какого-то лекарства, но когда во Владивостоке появилось ещё несколько людей с такими же партиями, то власти заподозрили неладное. Наркотик дальше стал появляться и в других районах бывшего СССР, но везде малыми партиями, так что весь год оставалась почти незамеченной властями, тревоги никто не бил и панику не поднимал. Стоит в среднем дороже героина, из побочных действий только быстро появляющаяся зависимость, привыкание и постепенное ослабевание эффекта. Не токсичен, передозы легко лечатся гемодиализом, и, что самое хреновое — от него ещё никто не умирал в силу малой распространённости, да и народ про него пока ничего не знает. По крайней мере, я ни о чём не слышал.

— Хреновое? Почему?

— Такими темпами он быстро завоюет себе популярность в народе, если вдруг где-то появится большая партия. И если поставки увеличатся — а все к этому и идёт, — то у матушки России возникнут серьёзные проблемы.

Я стал переваривать сказанное. Год назад. Галлюцинации, потоотделение — это все фигня. Быстро возникающая зависимость. Привыкание. Дороговизна, по крайней мере, сейчас, на начальных стадиях. Никто не умирал. Россия.

Анна сказала «попробуй». Тоже считает витаминами для мозгов или чего ещё? Возможно.

— Ты упомянул только нас, — сказал я. — А что с остальным миром?

— Сведений почти нет, — уклончиво ответил он. — Пара случаев на Ближнем Востоке, ещё пара в Северной Африке.

— А Европа и Америка?

— Глухо. Если и есть что, то они молчат. Но и мы не больно-то об этом распространяемся — политика и прочие «штучки». Невыгодно это нашим социал-демократам!

— Ясно.

Политика, политика, политика! И здесь она! Когда к власти пришли социал-демократы, которые, кстати, и создали следователей, они решили попробовать сделать из Питера многонациональный город. Формально, он был им и до этого, но они посчитали, что девяносто пять процентов русских, да ещё три процента украинцев и белорусов — это не многонациональность, и развернули несколько программ по расширению города и превращению его во второй Нью-Йорк, раз уж сами мы не можем омолодить стареющее население и перебороть низкую рождаемость — пусть иммигранты трудятся. Город, надо сказать, расположен удачно для этого — тут тебе и море под боком, и до Европы рукой подать, инфраструктура типа аэропортов уже есть, да и город исторический и живописный местами. Первые заглянули финны, им понравилось, и они позвали шведов. Потом прилетели вездесущие японцы, сначала на экскурсии, а потом и насовсем, глядя на них, китайцы тоже решили не отставать. Немцы и американцы оценили, что Россия развернула такой фронт работ, и тоже не остались в стороне. Город начал стремительно разрастаться, говорят, в следующем году уже восемь миллионов будет. Преступность, правда, спрятавшая голову в песок после лихих девяностых, снова начала подниматься, но решение о создании следователей было как раз к месту. И теперь, когда все труды начинают потихонечку приносить доход, правительство не желает выкидывать на ветер такие большие деньги, уже вложенные в город, и всяческими хитрыми способами старается привлечь зарубежный средний класс, а не просто толпу гастарбайтеров с юга. Слухи о том, что Россию захлёстывает новый вид наркоты, которого больше нигде толком нет, этому только воспрепятствуют. Что тут же ставит перед фактом, что это может быть кому-то выгодно. Нет, слишком уж крутой план, будь он из натовской Европы или США, анархистской Африки или даже, упаси боже, наш русский. Меньше политических фильмов, больше фильмов о природе! Кстати о природе…

— А происхождение этого RD известно? Состав не выясняли?

— Выясняли, — ответил Рома, выбрасывая окурок в окно; в машине стало немного прохладнее. — Чисто синтетический. Никаких трав, экстрактов, семян и прочего. Но для его производства требуется очень крутая лаборатория. В каждом городе такую не построишь, слишком дорого, так что их должны быть единицы, если вообще не одна. Но ничего найти не удалось.

Что ж, не густо. Кто-то изобретает новый наркотик, решает заполонить им как минимум всю страну, и прилично на этом заработать. Либо производство на территории России, либо же этот кто-то решает целенаправленно действовать против России. Первое наиболее вероятно. Что это даёт? Да ничего! Есть лишь тот носатый, которого, как я понял, зовут Мишей наркоманы. Думаю, это настоящее имя, и можно попробовать разыскать его по нему, поспрашивать на улицах.

Но ещё есть Анна! Она как-то узнала об этом складе, должна знать и об остальных, если таковые имеются. Должна же она была откуда-то доставать RD раньше, наверняка есть ещё каналы поставки, пусть даже скудные! Конечно, если сравнивать с героином, то уничтожение пары десятков килограммов товара — катастрофа для поставщиков, но у RD доза больше героиновой получается, плюс вес самой стекляшки, да и кейсы сами тоже не пушинки, не то что какие-то вшивые пакетики… Получается, партии сами по себе довольно много весят, хотя чистого вещества в них гораздо меньше. Проще всего будет подождать, пока точки продажи сами не вырастут как грибы после дождя. Но тогда быстро остановить все это уже не получится, механизм придёт в действие.

В любом случае, одному мне не справиться.

— Есть одна мыслишка у меня, — Рома достал сигарету, уже вторую.

Он закурил и замолчал. Передумал?

Мы съехали со скучного КАДа, но, вопреки моим ожиданиям, не поехали прямо, в густонаселённый район к футуристическому ЗСД, а свернули налево и поехали по Таллиннскому шоссе, а потом по проспекту Жукова. Такой путь к моему дому выйдет длиннее раза в полтора.

— Какая мысль-то? — не вытерпел я.

— А, не важно, — он махнул рукой с сигаретой, чуть не обсыпав себя пеплом.

— А почему мы поехали здесь? Через ЗСД короче же…

Он молчал, но я, зная его, заметил, что ему всё же есть что сказать. И сейчас он мучился — говорить или нет. Надо ему помочь с выбором.

— Говори уже.

— Хорошо, хорошо. Не дави только, не на допросе чай…

Он довольно нервно затянулся, разом выпустил ядовитый сизый дым изо рта и, наконец, заговорил:

— Не нравится мне кое-что. Слишком уж просто в Питер проникла такая большая партия этого RD.

— А что здесь такого? — удивился я. — Баржи вон по заливу какие ходят. Одной тонной больше, одной меньше — никто и не заметит.

— Нет, брат, ты не прав, — возразил он. — Таможня у нас будь здоров из-за этих проектов социалистов! Никогда не пробовал пачку сахара провезти в город? А я — пробовал. Из любопытства. В результате я целый день проторчал в допросной комнате в аэропорту — они всё пытались узнать, что же я замаскировал под сахар. А потом ещё хотели понять, зачем же я привёз с собой кило сахара, когда магазины города просто переполнены им. Килограмм! А тут — целая тонна! Целая сотня ящиков, если не две! Как их протащили?

— Ну, может, недоглядел кто, — я был настроен скептически. — Дали взятку таможенникам и портовой службе. Или на самолётах привезли, в несколько ходок. Опять же, со взятками.

— Взятки, — он усмехнулся. — Дело тут не во взятках, как мне кажется. Не получится так просто.

— Это ещё почему?

— У нас двойная таможня уже года два как — забыл? Наша и натовская! Что пропускают наши — ловят они. Двойной фильтр. Всех не подкупишь!

— Забыл, — признался я. — Я очень редко покидаю город, да и то, либо на машине, либо поездом. Всегда без багажа, поэтому моментально проскакиваю таможню…

— Не важно, — перебил он меня. — Короче! Я склонен полагать, что им помогает кто-то из верхушки администрации города, или даже выше. Какой-нибудь министр здравоохранения.

— Или транспорта, — предложил я.

— Или транспорта, — подтвердил он. — Да хоть бы и военные! Взял и приказал не проверять груз! И провёз его тайком, на каком-нибудь грузовом самолёте — военных баз вон сколько в округе, в том же Ломоносове, там и порт есть. А уж в город как доставить они разобрались без проблем. Своим приказали, чужих купили — и дело сделано!

Наумов-старший и единственный. Первый заместитель министра транспорта. С недавнего времени председатель партии «Русского социализма». Ему вполне хватит власти провернуть эту операцию. У его сына, Дмитрия, я обнаружил этот RD-18, причём, в довольно большом количестве для одного человека, даже учитывая возможное привыкание. Он его принимал, это факт. И ещё он утверждал, что это его отец, пусть и чужими руками, подсадил его на иглу. И ещё это его ледяное безразличие к гибели собственного сына — уж не слишком ли много совпадений для одного человека? Конечно, ничего нельзя подтвердить, ни для суда, ни для себя, по крайней мере, сейчас. Но, чёрт возьми, должен же я хоть что-то сделать! Я не был с Димой знаком долгое время, но я успел узнать его достаточно для того, чтобы поверить его словам, последними из которых были «Не верь ему», вырвавшиеся вместе со страшными хрипами и потоками крови из его прострелянной глотки. Он умер у меня на руках! И это его отец виноват в этом. Он это сделал, пусть и чужими руками! Я не могу этого просто так оставить. Не могу, и всё.

— Скоро будем на месте, — сказал Рома.

Я посмотрел в окно — да, действительно. СЗД мы уже оставили позади, углубившись в тёмные городские кварталы. Была глубокая ночь, дома сурово возвышались вокруг, заслоняя своими совсем без светящихся окон силуэтами ночное ноябрьское небо. Звёзд на нем не было, оно было сплошь затянуто облаками и смогом, и вокруг царила тьма, пробиравшаяся в каждые уголки, в любые щели. И единственным спасением от неё являлись редкие фонарные столбы, всегда светившие только под собой слишком маленькими жёлтыми пятнами.

Я боялся этого города. Но только вот такими ночами.

— Да, кстати, ты просил кое-что достать, — Рома указал себе за спину, на заднее сидение.

Я обернулся. Это оказалась белёсая, потрёпанная временем папка, когда-то сшитая со всех сторон, теперь же все нитки были аккуратно разрезаны. Чтобы вложенные листы не выпали, мой друг положил папку в прозрачный пакет.

— Только предупреждаю, — сурово сказал он. — Читай здесь, при мне.

— Зачем? — поинтересовался я, отстёгивая ремень безопасности для того чтобы достать до папки.

— Я её спёр, — честно ответил он. — И утром должен буду вернуть назад.

— Сшить не забудь, — я достал папку из пакета и осторожно, чтобы не рассыпать листы, открыл её.

Артём Семёнович Селеев. Рост метр восемьдесят семь, вес семьдесят два килограмма. Хм, худой для такого роста, мало ест что ли? Хотя, я тоже худой. Дата рождения — почти наш с Ромкой ровесник, чуть старше. Вот и фотография, сделанная уже непосредственно перед судебным заседанием.

Глядя на фотографию, я неожиданно вспомнил, что в определённых кругах детективщиков достаточно популярна теория, согласно которой по фотографии человека можно определить его склонности к тем или иным преступным действиям. В ход там шло всё: цвет и выражение глаз, высота лба, тип волос и причёска, форма носа, подбородка, скул, наличие и расположение морщин. Чёрт, да там даже учитывали, торчат ли у человека волосы из ушей или нет! Не скажу, что я являюсь сторонником данной теории, но некоторые вещи стоят того, чтобы обратить внимание на них.

Морщин у него не было, да и какие морщины в почти тридцать лет? Взгляд голубых глаз тёплый и грустный, совсем как у Семёна, но брови в немой мольбе сведены вместе. Узкий нос, слегка косящий влево, должно быть, неправильно сросшийся после перелома. И без того тонкие бледные губы сжаты до предела. Волосы светлые, короткие и слегка взъерошенные, что придаёт и без того худощавому лицу треугольный вид.

С выводами лучше не торопиться, чтобы не сделать ложных умозаключений уставшим мозгом, все ещё побаливающим после всей этой сверхъестественной фигни, но я уже начал примерно догадываться, что я обнаружу, перелистнув страницу. Он наверняка считает себя несправедливо арестованным, а слабый характер только и позволяет, что просить для себя хотя бы снисхождения.

Я был не прав.

Перелистнув страницу, я упёрся взглядом в сфотографированную жертву, вернее, то, что от неё осталось. Спасибо догадливым личностям, это был не оригинал, а чёрно-белая ксерокопия, жалкое подобие того, что оно изображало. Это был мужчина, возраст не возьмусь определить, слишком уж сложно это сделать, но определённо старше меня. Толстый, лицо обращено вверх, руки раскинуты в стороны и прибиты здоровенными гвоздями к асфальту, начиная от ладоней и вплоть до локтя. На лысом черепе вырезаны какие-то странные символы, но разглядеть их было сложно — фотограф не потрудился запечатлеть их отдельно. Выпотрошенный живот сияет чёрной пустотой, потроха мелкими кусками лежат вокруг него, поблёскивая кровью на свету. Часть правой ноги (ноги тоже прибиты гвоздями), щиколотка, вообще отсутствует, из конца торчит белая кость с обломленным концом.

— Останови, — сказал я, стараясь не выдыхать.

— Зачем? — не понял Рома.

— ТОРМОЗИ!

Старенький «Fiat» жалобно взвизгнул, резко останавливаясь возле фонарного столба. Ремень больно сдавил мою грудную клетку, усилив приступ рвоты. Я отстегнулся настолько быстро, насколько это вообще было возможно, кинул раскрытую папку другу и, уже почти ничего не видя, вылез наружу. Уже чувствуя, что больше не могу сдерживаться, обхватил руками ледяной фонарный столб и, повиснув на нём, наклонился над стоящей под ним мусорной корзиной. Глотку обожгло так, будто я выплёвывал жидкий огонь. По телу пробежала волна жара, казалось, что кровь в жилах начала кипеть, и меня вырвало ещё раз. Фонарь, единственный источник света, погас, у меня подкосились ноги… и очнулся я уже лёжа на приятно холодившем асфальте. В ушах звенело, рот и горло горели адским пламенем, а мостовая плясала передо мной словно заведённая. Ночной мороз действовал отрезвляюще, быстро возвращая меня в норму, я аккуратно сел и опёрся спиной о железный столб, дожидаясь, пока мир прекратит свои безумные пляски. Из мусорки валил едкий пар, обжигающий ноздри, но, к моему удивлению, не вонючий.

— Проблевался? — будничным тоном спросил меня Рома, когда я сел обратно в машину.

Он преспокойно разглядывал то, что только что заставило меня вывернуться наизнанку.

Я ему не ответил, откинув голову назад и прикрыв глаза. Раз удар сердца, два, три, четыре… Да, пожалуй, четыре балла по личному дерьмометру.

— Весёлые у тебя тут картинки, я смотрю, — сказал мой друг.

Я почувствовал, как он задел меня, когда полез в бардачок. Даже не пошвырявшись, он оттуда что-то достал и захлопнул дверцу бардачка.

— Пей, — он ткнул мне в грудь небольшим квадратным предметом.

Я открыл глаза. Это оказалась блестящая квадратная фляжка с неизвестным содержимым.

— Пей, — повторил он. — Три глотка, не больше.

Я неуверенно посмотрел на Рому, но, встретившись с его суровым взглядом, послушно взял флягу, открутил крышку и мигом сделал два больших глотка. И закашлялся — в горле будто динамитную шашку подорвали, измолотив все ткани в мелкую труху. Все это гулко ухнуло в пустой желудок, грозно забулькав на его дне и напомнив, что эта жидкость может рвануть ещё раз. Я отрыгнул и сквозь проступившие слезы поинтересовался:

— Это что, водка?

— Самогон. И рот прополощи им, а то воняет как из выгребной ямы…

Значит, всё-таки воняет.

Пока я полоскал рот, он продолжил читать за меня, проговаривая основное вслух:

— Не идентифицированную жертву прибили гвоздями к асфальту, оторвали ногу — её так и не нашли, — и изрезали всю башку какими-то шаманскими каракулями. Дважды проткнули длинным ножом с зазубринами сердце, потом распотрошили живот, разрезав и разбросав все вну…

— Давай дальше, — попросил я его, подавляя новые приступы рвоты. — А то я тебе новые сидения попорчу.

— Без проблем, — Рома кивнул, пробежал глазами до конца страницы и перелистнул её. — Вот, нашёл. Прибывший на место преступления следователь Селеев, Семён Антонович, а так же сопровождавшая его патрульная группа номер 241, обнаружили рядом с жертвой подсудимого Селеева, Артёма Семёновича, с орудием преступления в руках — стальным ножом с лезвием в 21 сантиметр, модель «Вихрь» БН-2. На ноже, а так же на одежде подсудимого и его коже обнаружены кровь и частички плоти жертвы. Следователь произвёл немедленное задержание подсудимого. Подсудимый сопротивление не оказывал. Также подсудимый просил прощения у своего отца и утверждал, что он должен был, цитата, очистить это бренное тело от демонов. Экспертной медицинской комиссией признан невменяемым. Осуждён на сорок лет, направлен на лечение в психиатрическую лечебницу при городской тюрьме Санкт-Петербурга.

Он полистал дальше, мельком проглядывая большинство страниц.

— Результаты комиссии, анализы крови, следственные эксперименты. В общем, больше ничего интересного.

Я потрясённо молчал.

Неудивительно, что Семён не хотел касаться данной темы в нашем предыдущем расследовании. И его реакция на то, что перед убийством младшего брата старший серьёзно поссорился с отцом, теперь становится предельно понятной. Должно быть, в Семёне что-то сломалось, когда он обнаружил рядом с изувеченным трупом своего собственного сына. Возник конфликт между двумя решениями, и мой напарник не знал, что ему делать — арестовать Артёма как главного подозреваемого, тем самым выполнив свой долг, но предав при этом семью, или же защитить сына, позволив тому скрыться. Но там было ещё двое патрульных, что значительно осложнило ситуацию, склонив чашу весов в сторону первого варианта. Не самый правильный выбор.

Чёрт, а что бы ты, Ник, сделал на его месте, а?! Наказал бы преступника, фактически посадив сына почти на всю жизнь? Или же пошёл бы поперёк личных правил и всеобщего закона, ставя семью превыше всего? Последнее — самое глупое из них, поскольку поэтому ты не только его, но и себя объявляешь вне закона, губишь сразу две жизни. Его бы поймали точно, а ты тогда бы стал как минимум уволенным с позором, максимум — соучастником особо жестокого убийства. Каков же правильный вариант?

А не так уж и сложно поставить себя на место Семёна, да? У тебя ведь есть младший брат. Ещё совсем маленький, школьник. И у него ближе тебя никого нет, даже родители на втором плане. Этот факт распространяется на тебя тоже.

— Вот не повезло мужику, — Рома понял, что я больше не возьму эту папку в руки, и неаккуратно бросил её на заднее сидение.

— Поехали уже, — мрачно буркнул я. — Пара кварталов осталась.

Глава 7

Оставшийся путь прошёл незаметно — мои мысли цепко привязались к Семёну и его сыну. Рома нёс всю дорогу какой-то бред, но я даже не потрудился его слушать, лишь иногда невпопад согласно кивая и говоря «да». Когда же мы подъехали к моему дому — унылой квадратной двадцатиэтажке с одним единственным подъездом, я заметил, что в моей квартире, в гостиной, горит свет.

— Похоже, твой пацан ещё не ложился, — Рома тоже посмотрел вверх.

— Уши поотрываю! — пообещал я светящемуся прямоугольнику. — Спасибо, что подбросил. И за досье тоже.

Я вылез из машины и хлопнул дверью.

— Ну, ты потише, — возмутился мой друг. — Стёкла выбьешь.

Я не обратил на замечание никакого внимания, размашисто шагая к тёмному подъезду.

— Звони, если что, — Рома развернул машину и высунулся из окна, тыча в меня пальцем. — И помни: ты мне должен.

«Fiat» с визгом укатил прочь. Я почти вбежал в подъезд, подгоняемый закипающим гневом. Внутри было темно, но, всё же, можно было различить очертания стен и ступенек, не боясь переломать ноги. Далее я подошёл к лифту и кулаком вдавил бедную кнопку вызова. Загрохотал далёкий мотор, слышимый через шахту, и залязгала опускающаяся кабина. Наверное, она была поблизости, поскольку спустя пару секунд я вошёл в неё, и мне в нос тут же ударил стойкий, почти не выводимый запах мочи. Я ткнул кнопку девятнадцать, и кабина медленно поползла вверх, как всегда не закрыв до конца двери и оставив небольшую щель.

Я был зол. Зол на Сашку за то, что тот не сдержал обещание лечь вовремя, воспользовавшись моим отсутствием. А у него ведь скоро важная контрольная в школе! Просидели, поди, со своим друганом Витькой за телевизором всю ночь. Он, конечно же, уже вернулся к себе в соседнюю квартиру и теперь, поди, спит, а Сашка продолжает смотреть телек. И не дай бог я найду дома пустые баклажки пива! Накажу по всей строгости закона!

Я был зол на чёртовых алкашей, вечно ссущих в лифте. Аромат стоял такой, что аж прямо глаза резало, не говоря уже о носе. Мне пришлось воспользоваться щелью между не закрывшимися дверями, чтобы хоть немного вдыхать свежего воздуха. Знать бы, кто здесь нассал — лично заставил бы отмывать весь подъезд! И остальные жильцы мне бы помогли. Нет, ну не собирать же эту мочу на анализ и не ходить потом с пустыми баночками, выясняя, какой козел это наделал!

Я был зол на наркоторговцев, которые совращают нас, ловя сетью сладких грёз и сажая на иглу.

Я был зол на изобретателей, додумавшихся создать этот RD. Мало в мире уже имеющейся наркоты — надо было придумать новую! Поубойнее, чтобы переманить героинщиков. Меньше побочных эффектов, дабы привлечь сомневающихся новичков. И наверняка подешевеющих в скором будущем «предложений» для финальной точки в выборе «продукции счастья».

Я был зол на Семёна за то, что он не доверился своему напарнику. Но совсем чуть-чуть, самую малость. Его тоже можно понять — воспитать сына, оказавшегося в итоге сумасшедшим маньяком. Такое не расскажешь каждому встречному, подобные вещи очень быстро становятся семейными тайнами, о них не упоминают за столом во время обеда, всячески стараются похоронить в самом дальнем углу памяти.

Чёртов лифт! Катись уже быстрее! Еле тащишься…

Тот, словно услышав мои мысли, издав противный лязг, обиженно дёрнулся. Я, на долю мгновения испугавшись, что сейчас окажусь на дне грязной шахты, опёрся о стенку, пытаясь сохранить равновесие.

Проклятые ремонтники! Снова лифт начало трясти, не прошло и месяца с последнего вызова.

Наконец добравшись до своего этажа, я с облегчением вышел из вонючего лифта и вдохнул затхлый, отдающий сырым бетоном воздух. Всё же лучше мочи.

Площадки у нас были большие. Шахта лифта располагалась по центру, выходя дверями к задней части дома, а квартиры — вкруговую относительно этой шахты. Моя дверь была ровно по другую сторону этого кольца. Я шёл к ней, на ходу рисуя в голове грозные картины, как я вхожу в квартиру, тут же наталкиваясь на груду пустых бутылок из-под пива, прохожу в гостиную и нахожу на диване перед телевизором курящего Сашку. Достаю ремень и наказываю за каждый глоток пива, за каждый вдох ядовитого дыма, за каждую минуту, отнятую от его сна, за каждую нервную клетку, что я сейчас выжигаю у себя. Входную в квартиру дверь специально оставляю открытой, чтобы все соседи, и, в частности, Витька, проснулись и услышали отчаянные крики двенадцатилетнего пацана, которого порет старший брат за совершённый проступок. За каждый из них, раз уж я до этого пытался избегать подобных наказаний, но толку не было. Надеру уши так, чтобы они у него месяц горели ярче Александрийского Маяка — пусть их будет видно за милю в любое время суток! Будет знать, как не слушаться меня! И выпорю, обязательно выпорю!

Едва показалась из-за угла моя дверь, как я встал как вкопанный.

Дверь открыта! Совсем немного, но достаточно для того, чтобы я смог заметить тонкий луч света, пробивающийся сквозь щель.

Кто-то в моей квартире! Воры!

О нет! Сашка! Саня!

Гнев уступил место страху, тут же жадно впившемуся в сознание острыми зубами. Спина мигом покрылась липким потом, плащ повис на плечах так, будто был сшит из свинца, безжалостно притягивая меня к полу. На ватных, почти не гнущихся ногах я подбежал к двери и рывком распахнул её — та громко ударилась о стену. В коротком освещённом коридоре никого не было.

— Спокойно, — прошептал я сам себе. — Спокойно.

Саша просто неплотно закрыл дверь, когда провожал Витьку, вот и всё! А та взяла и открылась! Ник, помнишь — ты её сам так закрывал, и она потом отворялась сама под своим весом. Давно надо было вызвать мастера, чтобы тот починил её! Спокойно, всё в порядке. Слышишь, как слегка гудит старый холодильник и еле слышно шепчет телевизор? Здесь никого нет, кроме тебя и твоего братца! Никого.

Прочь страх! Уходите, трусливые мысли! Убирайтесь из моей головы!

Я сделал глубокий вдох, стараясь унять бешено стучащее сердце и действительно успокоиться. Закрыл дверь, тщательно проследив за тем, чтобы та снова не открылась. Тихо разулся, повесил плащ на вешалку и мокрыми потными носками заскользил по полу к закрытой двери гостиной.

Так, надо сейчас сделать вид посуровее, постараться выглядеть так, будто я хочу его разорвать голыми руками! Напряжём шею, чтобы лицо покраснело от притока крови, грозно сведём брови вместе. Обязательны взгляд исподлобья и шумное дыхание через нос. Расправим плечи и выпрямимся, дабы казаться выше и больше, следовательно, страшнее. Жаль, что я не высокий, и этот акселерат уже почти догнал меня в росте. И ещё больше жаль, что я не могу посмотреть сейчас на себя со стороны — хочу убедиться, что выгляжу страшно, но зеркало есть только в ванной. Нет, пороть я его уже не буду. Злобно покричу на него, отругаю, накажу, спрятав пульт от телевизора, помашу для страху руками, но пороть не буду. Плохо это, хотя иногда без хорошей порки нельзя обойтись — иные меры действуют значительно хуже, как я в этом только что убедился.

Набрав в грудь побольше воздуха, я пинком распахнул дверь.

— Ах ты, маленький… — фразу я не закончил.

Телевизор действительно работал, показывая древний заезженный ужастик про пришельцев с токсичной кровью. Там как раз сейчас шёл самый интересный момент. Но смотреть его было некому — диван пустовал. На нём лежала груда пустых упаковок из-под чипсов, почти пустая чаша с недоеденным попкорном, а под диваном, на полу, валялись пустые пластиковые баклажки.

— Так-так, — пробормотал я, подозревая, что в них находилось ранее.

Но, взяв одну из них, я с большим облегчением обнаружил на бутылке этикетку с надписью «лимонад». Зная хитрость школьников и их желание выпить пива, на всякий случай открутил крышку и понюхал. Точно, лимонад.

— Балбес, — усмехнулся я. — В твоём возрасте я уже попробовал пиво.

Успокоившийся и несколько довольный тем, что хотя бы в одном Сашка меня не опередил, я вышел из комнаты и стал искать его. Если тот не был перед телевизором, то он мог находиться только в двух местах. Я вернулся ко входу в квартиру и прошёл на кухню. Но там свет не горел, да и пуста она была — лишь одиноко стояла бутылка с молоком, которую Сашка забыл утром поставить обратно в холодильник.

— Туалет, — я зачем-то произнёс это вслух, наверное, обращаясь к бутылке на столе.

Осторожно понюхав бутылку и убедившись, что её содержимое теперь представляло собой химическую бомбу, я поставил её по привычке в холодильник и пошёл к единственному оставшемуся месту, где сейчас Сашка мог быть. Не думаю, что он улёгся спать у себя в комнате, оставив телевизор и свет включённым (мы старались экономить, так как много денег уходило хозяевам квартиры, а родители почти ничего не присылали, только Сашке на учебники и т. д.), да ещё и не прибрав за собой.

Свернув два раза налево, я с удивлением обнаружил, что свет горит не в туалете, а в ванной! Что он там забыл? Решил помыться перед сном?

— Сова, открывай! — я бесцеремонно постучал кулаком по двери. — Медведь пришёл!

Он не открыл. Более того, с той стороны двери не доносилось никаких звуков, даже журчания воды. Затаился, подлец!

— Я знаю, что ты там! — я постучал ещё раз, уже сильнее. — Открывай сейчас же, не то хуже будет!

Тишина, даже телевизор замолк.

Да что он там о себе возомнил?! Думает, что сможет пересидеть внутри и дождаться, пока старший брат не утихомирится? Не дождёшься, братец-кролик!

— Обещаю, бить не буду!

Уж на это он должен был ответить! Если я пообещал, что не буду бить его (а я обещания держу, ну, стараюсь по мере возможностей), то он уже должен был открыть дверь, ведь я ему ничего больше не сделаю. Временную потерю телевизора он переживёт, уборку квартиры — тоже. Ну да, покричу я немного, но даже не громко — соседи спят все-таки.

Я подёргал дверную ручку — заперто с другой стороны на щеколду. Он там ещё, случаем, баррикады не построил? А то вдруг уже решил сбежать через прокопанный до соседей снизу лаз?

— Ну, всё, ты дождался! — сказал я ему.

Голова почти прошла, и ещё одно сознание я выдержу нормально, без тяжёлых последствий. Лицо я его помню отлично, знаю каждую чёрточку, каждый мелкий прыщик. Мне не нужно смотреть ему в глаза, более того, мне не надо знать, где именно он находится, в отличие от того же носатого, когда тот находился в грузовике. Я знаю, что Сашка там, за дверью, большего мне не требуется — моё «кунг-фу» растёт. Дверь — не препятствие. Плёнка ментальной защиты, несколько более прочная, чем обычно, но опыт у меня уже есть небольшой, так что и это для меня не является проблемой. Две коротких атаки, словно протыкаю воздушный шарик иголкой, не лопнувший с первого раза — и я внутри, готовый к его эмоциям, пропитанным сожалением, что не лёг раньше, с толикой лёгкого страха, небольшой боязни, что старший брат его сейчас всё-таки выпорет.

Счастье.

Что за чёрт?

Радость.

Он радуется тому, что не послушался меня? Он счастлив от этого?!

Его положительные эмоции лавиной обрушились на меня, сминая не хуже дикого потока мыслей носатого. Но здесь всё было очень просто, я не был готов к такому, вот и всё. Восторг, наслаждение, беспредельная радость, настолько сильная, что её хватило бы на освещение целого города. Меня понесло по этому потоку, я не мог ему сопротивляться, оказавшись абсолютно беззащитным. Я не видел его мыслей, не знал их. Но мне это и не нужно было. Его положительные эмоции были настолько мощными, что даже я, обычно защищённый в подобные моменты от влияния чужого разума, начал поддаваться им, воображение тут же переносило меня на несколько лет в прошлое, незадолго до той трагедии, одной из самых крупных в моей жизни, трагедии, которая сделала меня таким, каков я сейчас. Самые счастливые часы моей жизни, затем быстро обернувшиеся кошмаром, отдающим эхом до сих пор. Я чувствовал себя просто превосходно, так хорошо мне было только два раза в жизни, второй — когда я нашёл эту квартиру, а затем брат перебрался от родителей ко мне, и мы стали жить снова вместе. Думать было жутко лень, собственные мысли текли всё медленней и медленней, почти вгоняя меня в собственные галлюцинации. И если всё, что я сейчас ощущал, было лишь жалкой тенью по сравнению с ощущениями Сашки, то я… начал… подозревать…

— А-А-А! — закричал я так, что горло задрало настолько сильно, что мне на секунду показалось, будто я только что ежа живьём съел.

Я вынырнул. Всё вокруг было мрачным, холодным, грустным по сравнению с пережитым мною только что.

Нет. Нет! Это не может быть! Только не с ним! Пожалуйста…

— Открывайся, чёрт тебя дери! — я в отчаянии стал дёргать дверь, пытаясь силой сломать щеколду.

У Сашки не было конкретных мыслей! Только эмоции! Это означает, что…

Дверь поддалась, открывшись со звуком ломаемого дерева. Часть щеколды звонко упала на кафельный пол, дверь отворилась, и я увидел Сашку.

Это означало, что он лежал прямо в ванной без сознания. Глаза закрыты, из открытого рта течёт слюна. А рядом валяются использованный шприц, жгут и пара пустых ампул.

— Нет! Сашка! Только не это! НЕТ!

Я подбежал к нему, опасаясь худшего. Пощупал пульс на шее — есть, но ускоренный, и довольно сильно. Он был весь мокрый, скользкий от своего собственного пота. И тяжёлый.

Надо вызвать скорую.

Я отнёс его в гостиную, бережно уложив на диван, сбегал к своему плащу, достал из кармана мобильный и торопливо набрал номер скорой помощи.

— Скорая слушает, — раздался в крошечном динамике сонный голос дежурной.

— Передозировка психотропными в-веществами, — от волнения голос дрожал, я запинался, отчего приходилось повторять некоторые слова по два раза. — Пов… повышенное потоотделение, сильные галлю… гали… галлюцинации. Без сознания.

— Адрес назовите, — потребовала девушка.

Я назвал.

— Уже выехала, — через небольшую паузу сказала дежурная. — Через десять минут будут, ждите. А какое именно вещество? Кокаин?

— RD-18.

— Что, простите? — не поняла девушка.

Во время разговора я прошёл обратно в ванную комнату и поднял с пола пустую ампулу с красивой голографической этикеткой с не выговариваемым химическим названием. Или, если коротко:

— RD-18, — повторил я и повесил трубку.

К мокрой, но никак не пахнущей ампуле прилип волос. Явно не мой — у меня они короткие и тёмные. И точно не Сашки — у него немного светлее моих и длинные. Этот был гораздо длиннее его. И был тёмно-рыжего цвета.

Глава 8

Сашку привезли в ту же больницу, откуда я так успешно сбежал вчера вечером. Должно быть, у Судьбы фиговое чувство юмора, если она только и может, что подбросить мне это. Но хорошо хоть, что больница большая, у неё много корпусов, так что Сашку поселили в другой, не в тот, откуда я сбежал. Его проверили, взяли какие-то анализы и, поселив в четырёхместную палату на предпоследнем этаже, подключили к прибору, который чистил кровь. Врачей я особо не расспрашивал, так как они минимум информации рассказали сами, а остальное я выведал, заглянув им в мозги. Беспокоиться, как оказалось, было не о чем, никакой серьёзной опасности для жизни и здоровью этот препарат при первом применении не представлял, а всё остальное выведется скоро диализом и вместе с мочой. Конечно, большой вопрос, как RD повлияет на его психику в силу малого возраста, но мне любезно дали визитку местного психотерапевта. Стоило мне глянуть на его расценки, как я тут же отказался — пребывание Сашки в больнице нам и так обойдётся в крупную копеечку, и дополнительных трат я себе позволить, не занимая денег, уже не мог. В конце концов, я Сашку знаю достаточно хорошо, чтобы вовремя заметить у него развивающуюся зависимость, и мои способности в этом только на руку, ведь я могу копнуть так глубоко, куда не забрался бы даже сам Фрейд вместе с Юнгом.

Палата была почти свободна, только ещё одна койка была занята — там лежала девочка лет пятнадцати на вид, черноволосая, но довольно худая и с болезненными кругами под глазами. Тоже на диализе. Палата была вполне себе ничего, конечно, не настолько крута, как моя, но и не для бедняков. Не хотел я селить Сашку рядом с нищими, которые неизвестно чем болеют помимо наркомании, и поэтому решил немного раскошелиться, почувствовать себя принадлежащим среднему классу, если уж это понятие вообще применимо к российской действительности. Убранство здесь было хорошее, мягкие подушки, удобные стулья, постельное бельё приличного качества, рядом с каждой койкой ширма, но других предметов роскоши не было. Ни тебе большого плоского телевизора на стене, ни личного маленького холодильника. Правда, здесь подобные пациенты не задерживались, здесь ведь не лечат наркоманию, так что, как только пациентов очищали от наркоты, выжидали на всякий случай ещё пару дней и выписывали. Большую часть этого времени пациенты были либо в отключке, либо спали — а зачем таким телевизор?

Кровать Сашки оказалась рядом с окном, и я с удовольствием сел на весьма удобный стул между ними, наблюдая за тем, как за окном далёкое маленькое солнце осторожно выглядывает из-за домов. Небо то затягивалось серыми облаками, то снова очищалось, никак не решив, какой из вариантов лучше; это действовало мне на нервы. Приходилось щуриться, когда снова показывалось светило, а затем через минуту расслабляться, когда оно снова пряталось. Вообще, я люблю смотреть в окно, особенно когда куда-то еду. Это помогает сосредоточиться, забыться, уйти внутрь себя и думать только в одном направлении, ни на что не отвлекаясь.

У меня из головы никак не уходила Анна. Стоило нам разминуться возле склада, как она — что? Сразу же после того, как со мной познакомилась, направилась ко мне домой и накачала бедного пацана этим самым RD, который я так услужливо вытащил из горящего здания для неё? Чёрт, если смотреть под таким углом, то получается, что это я виноват. Ясен пень, что столько ампул ей явно не только для личного пользования! Не надо было этого делать. Нужно было задержать её как-то, арестовать что ли хотя бы, не знаю… Расспросить обо всём. О наших способностях, об RD, об этом складе, о фармацевтах, о том, как она во всём этом замешана. Почему она сожгла склад? Ведь именно из-за RD, она точно поставила перед собой цель уничтожить ту партию, вот только непонятно по каким причинам, их может быть великое множество. Но при этом она не гнушается не только принимать эту наркоту, да ещё и мне советовать делать то же самое. И ещё она не удивилась тому, как легко я узнал её имя, люди обычно реагируют совсем иначе — одни возмущаются, думают, что я за ними слежу, другие наоборот — восхищаются моей догадливостью, даже не предполагая истинную причину. Она не реагировала на меня агрессивно, даже более того — она почти флиртовала со мной, все эти улыбки-ухмылки и прочие её «штучки», так зачем, спрашивается, она сделала то, что сделала? «Попробуй». Хочет мне показать, что будет, если принять RD? Но я уже видел, что стало с Сашкой в этот момент. Может, дело в том, что Сашка не такой, как я? У него же нет никаких особых способностей, в отличие от меня и Анны, быть может, на нас RD влияет как-то по-другому?

Стоп. С чего я вообще взял, что Анна знает или хотя бы подозревает о том, что я обладаю особым даром? Слова «такой же, как я» ничего не значат, я мог воспринять всё не так, как есть на самом деле, вложить в эти слова совсем иной смысл и выдать желаемое за действительное. Да, она управляла огнём в моём присутствии, но она же его не вызывала! Она использовала спички как балаганный актёр, и странное поведение огня наверняка можно объяснить как-то ещё. Устойчивость к жару? Спецодежда плюс толика моего буйного воображения. Вполне может быть. Но как же хорошо всё вписывается в общую картину, если она не только обладает даром, но и знает, что я — тоже. Она так же может знать, что дар передаётся по наследству, значит, велика вероятность его проявления и у моих родственников, например, у проживающего со мной родного брата. Он менее защищён по сравнению со мной в любом плане, его личность ещё формируется, и его легче склонить к приёму наркотиков. RD как-то влияет на наши способности, например, заставляет их проявляться раньше положенного срока, и таким образом она хочет показать мне это. Но зачем, опять же? Нет, всё это не более чем допущения, ведь я ничего не знаю, и мне почти не помогает то, что рассказал мне Рома.

И что теперь будет с Сашкой? Конечно, он принял только одну дозу, но эффект вон какой оказался, к тому же, Рома упоминал, что препарат вызывает быстрое привыкание, что если ему хватит одной дозы для этого? Я его вылечу, в этом нисколько не сомневаюсь, но как тогда на меня посмотрят родители, когда узнают об этом? А они ведь точно узнают, они созваниваются регулярно с ним, это я с ними общаюсь только при необходимости. Легко представить, что мать закатит истерику, а когда, успокоившись, залезет мне в разум и узнает всё остальное, то вообще вызовет ураган. С отцом в этом плане проще — он грозно посмотрит на меня и снова прочтёт длиннющую лекцию о том, какой я безответственный. Хорошо хоть у него нету никаких сверхъестественных штучек. Но его я боюсь гораздо больше мамы, и слышать от него упрёки гораздо больнее. Собственно, именно поэтому я и уехал тогда в Питер, а Сашка год протерпел и ломанулся вслед за мной. Эх, Саня-Саня, подвёл я тебя.

Внезапно дверь в палату отворилась, чем выдернула меня из пучины собственных мыслей, и в дверном проёме показалась группа людей. Среди них было несколько врачей в белых халатах, репортёр местной газеты, фотограф, и Наумов собственной персоной в сопровождении высокого худого парня в сером пальто до самых щиколоток.

Какого чёрта?!

Я вскочил со стула и лихорадочно задёрнул ширму, чтобы ни Наумов, ни пресса не увидели Сашку.

— А здесь у нас лежат пациенты с передозировкой различными химическими веществами, — один из врачей говорил с репортёром, а тот быстро строчил в мелком блокноте, фотограф при этом сделал пару снимков врача.

Наумов заметил меня и, обойдя прессу, вошёл в палату.

— Николай! — вид у него был серьёзный донельзя, но он приветливо мне улыбнулся и протянул руку, чтобы поздороваться. — Безумно рад Вас видеть!

Я опешил. При предыдущей нашей встрече я ясно дал ему понять, что, в отличие от него, я его видеть совсем не рад, а он с каждым разом становится всё дружелюбнее по отношению ко мне. Улыбается, протягивает руку, оплачивает мои больничные счета. Хорошо, первое и второе можно списать на присутствие прессы, но…

— Что Вам нужно? — прямо спросил я. Прозвучало это настолько грубо, что врачи умолкли и повернулись ко мне, репортёры тоже, а человек в пальто захотел было ко мне приблизиться, но его вовремя остановил Наумов.

— Это ни к чему, — сказал он ему. — Всё в порядке.

Человек в плаще мне не понравился уже с того момента, когда я его увидел в первый раз, а теперь, когда он подошёл ко мне ближе, он стал мне нравиться ещё меньше. Высокий, но лицо слишком худое, с выступающими скулами и глубоко посаженными глазами, черноволосый, да к тому же ещё и на лице застыла гримаса, будто он постоянно испытывает боль и оттого злится на всё его окружающее. И взгляд у него цепкий, колючий, словно током бьёт.

Наумов, похоже, решил заменить солдат на кое-кого попрофессиональнее, например, на телохранителя или личного киллера. Судя по размерам его пальто, под ним можно спрятать базуку — никто и не заметит.

— Что Вам нужно? — с небольшим нажимом повторил я.

— Мы проводим небольшую экскурсию, — несколько поспешно ответил один из врачей, однако, не подходя к нам и оставаясь в коридоре. — Господин Наумов в сопровождении прессы является её непосредственным участником.

— А зачем господину Наумову понадобилась экскурсия по больнице? — спросил я, загораживая собой ширму, к которой Наумов проявлял нескрываемый интерес. — Совесть проела дырку в желудке?

— Я, мой юный друг, финансирую эту поликлинику, и мне очень интересно, как и на что расходуются выделяемые мной средства.

— А с каких это пор министерство транспорта финансирует больницы?

— Министерство транспорта тут ни при чём, — ответил за него врач. — Господин Наумов — частный инвестор.

— Вот как? — удивился я.

Я хотел было попытаться их выгнать и снова остаться наедине со своими мыслями, но не успел. Должно быть, диализ, наконец, возымел эффект, и Сашке полегчало, он зашевелился и застонал.

— А-а-а… — еле слышно донеслось из-за ширмы.

В коридоре этого точно не было слышно, но мне хватило того, что это услышал Наумов. Если у него в голове и вертелись мысли уходить из палаты, то сейчас они отошли на второй план.

Я обернулся и заглянул за ширму. Сашка, лежавший до этого спокойно, сейчас елозил, однако оставаясь в бессознательном состоянии. Он вспотел, волосы прилипли к его лицу, а одеяло опутало его ноги, когда он попытался его рефлекторно сбросить (дурная привычка).

— Тёмные мысли… — пробормотал Сашка, не открывая глаз.

Я буквально затылком ощутил, как взгляд Наумова воткнулся мне в спину — при прессе заглянуть за ширму он не мог, но он мог стоять и слушать.

— Тёмные мысли, — повторил Сашка. — Хорошо людям. Плохо людям. Смерть сыновей. Плохой человек.

Что бы сейчас Сашка не нёс, это явно относилось каким-то образом к Наумову, и, что удивительно, хорошо вписывалось в мои предположения. Это Наумов убил обоих сыновей. А слова «хорошо людям, плохо людям» — наверное, это про RD. «Плохой человек».

— А-а-а, — Сашка всхрапнул, довольно громко. — Анна… Анна — двойной игрок…

У меня мурашки пробежали по спине.

Вот блин блинский! Похоже, что RD действительно способен влиять на людей, давая им способности! Мой брат, похоже, попал в голову к Наумову! И ко мне, раз он узнал про Анну! Или, может, он всё-таки такой же, как я, тоже унаследовал этот дар от матери? У меня он проявился позже на несколько лет, так может, RD тогда просто ускорил его развитие? Ведь по городу пока вроде не бегают люди, замораживающие и поджигающие всё подряд, это бы вызвало дикий ажиотаж. Но его слова про Анну, что она — двойной игрок — что это означает? Возможно, он имел в виду, что Анна прикидывается наркоманкой и потом сжигает наркоту?

Чёрт, новые вопросы!

Я собрался заткнуть Сашке рот рукой, чтобы Наумов не продолжил слушать его (кто знает, что ещё Сашка разболтает — он же может раскрыть мой секрет, который и сам только что узнал, если узнал, конечно). Блин, я подумал о своём секрете, и, зная, как это работает, могу теперь утверждать, что Сашка мой секрет знает. Молчи, Саня, молчи! Не выдавай меня! Заткнуть его я не успел — он сам умолк и успокоился, перестав елозить.

А ещё я краем глаза увидел, что Наумов таки заглянул за ширму и уставился на моего брата. Как много он понял из того, что услышал? Какие выводы сделал? Узнать это — для меня не проблема, стоит только потянуться мысленно к нему и…

— Какой интересный у Вас брат, Николай, — задумчиво сказал Наумов. Сашка сказал то же самое слово в слово, сохраняя весь ритм и даже имитируя произношение Наумова — небольшое растягивание «о».

Все мысли о том, чтобы проникнуть в разум Наумова, у меня как ветром снесло. Мой брат сейчас в режиме реального времени сканировал Наумова! И, что больше меня встревожило — он уже побил мой рекорд по времени, а я его достигал почти десять лет. Он по способностям был как минимум на голову выше меня. Я тут же вспомнил, как долго я пытался не разговаривать одновременно с тем человеком, которого я при этом сканировал — по первой было сложно отличать свои мысли от чужих, легко запутаться, и в результате чужие мозговые команды становились своими собственными.

Но теперь у Саши ещё и головная боль появится, и если я прямо сейчас не уведу Наумова как можно дальше, то это чтение мыслей для моего брата может плохо закончиться — он даже выныривать не умеет, его этому никто не учил, в отличие от меня; к тому же, он без сознания, и нарастающая головная боль может им просто игнорироваться до тех пор, пока не станет поздно. А что случится тогда, я знал прекрасно — так умерла наша бабушка, получив обширное мозговое кровоизлияние.

— Убирайтесь! — тихо прорычал я, пытаясь вытолкнуть Наумова к выходу.

Врачи по-прежнему нас не замечали, целиком погрузившись в диалог с репортёром, а телохранитель Наумова спокойно изучал в коридоре висящие на стенах плакаты. На нас никто не обращал внимания.

— Теперь я точно никуда не уйду, — заявил Наумов, не сдвигаясь с места. — Происходящее с Вашим братом очень необычно, и требует всестороннего исследования. Возможно, ему требуется врачебная помощь и дорогостоящие лекарства.

Сашка, слава богу, замолчал, но это ещё ничего не означало, он мог продолжать сидеть у него в мозгах, а от этого, как я убедился на складе, есть только одно средство — расстояние.

— Я могу обеспечить и то, и другое, — сказал Наумов, пожирая глазами моего брата.

— Нам ничего от тебя не нужно! — воскликнул я. — Убирайся к чёрту!

— Что за фигня?! — донеслось со стороны коридора.

Мы оба обернулись.

В дверях стоял мужчина в чёрном свитере, с длинным чёрным шарфом, свисающим до пояса, с соломенными короткими волосами и волевым подбородком. Его голубые глаза гневно смотрели прямо на Наумова. В руках у него был небольшой букет с ромашками, а так же коробка дорогих конфет. Судя по его возрасту, он пришёл к своей дочери, лежащей на соседней койке рядом с Сашей.

Наумов в ответ посмотрел на него, его лицо презрительно скривилось, а седоватые редкие волосы слегка вздыбились как иголки у ежа.

— Ты?! — одновременно воскликнули они оба.

— Катись отсюда! — громко и гневно сказал этот мужик. В его голосе я услышал небольшой акцент, но распознать его не смог. — В эту палату допускаются только доктора и родственники пациентов!

Наумов перевёл поочерёдно взгляд на меня, затем на Сашку, а потом на прессу, стоящую за широкой спиной мужика. Фотограф навёл длиннющий объектив на палату и щёлкнул нас всех, на секунду ослепив вспышкой.

— Мне не нужен скандал в прессе, — холодно ответил заместитель министра и вышел в коридор, по пути толкнув плечом подвинувшегося мужика.

Когда он вышел, мужик пару секунд посмотрел, как вся делегация спешит удалиться, и закрыл дверь в палату. Подошёл к девочке, неподвижно лежащей на своей кровати, поставил на соседнюю тумбочку в банку с водой цветы, рядом положил коробку с конфетами и коснулся ладонью лба девочки. Наклонился, закрыв глаза, поцеловал её в лоб и только потом обратил внимание на меня. Я несколько испугался его, первое впечатление и всё такое, но взгляд у него изменился, стал по-отечески тёплым, дружеским, хоть и слегка обеспокоенным. С его стороны было видно моего брата, продолжавшего валяться без сознания, что не осталось без его внимания.

— Сын? — спросил он, кивая в сторону Саши. — Нет, ты слишком молод. Брат, я угадал?

«Ты». Должно быть, его родной язык — английский, и либо у него были плохие учителя русского, либо он настолько самоуверен.

— Брат, — подтвердил я.

— Джон, — он подошёл ко мне и пожал мне руку. — Джон Берджерон.

Ладонь у него была гораздо шире моей (хотя у меня и не узкая), крепко сбитая и немного шершавая. Любит работать руками, похоже.

Представился Джоном, скорее всего один из иммигрантов, но говорит на русском не в пример лучше большинства из них.

— Николай Айдарин, — представился я.

— Ни-ко-ляй, — медленно повторил он, слегка исковеркав моё имя. — Можно, я буду называть тебя Ником?

Я вздрогнул. Не потому, что это делало его несколько похожим на Наумова, тот ведь тоже спрашивал, как можно меня называть. Потому, что Ником меня до этого называли только два человека — один ушёл из моей жизни несколько лет назад, и я бы предпочёл об этом забыть, если бы только мог, а второй — я сам, обращаясь к самому себе в собственных мыслях.

— Почему бы и нет? — я пожал плечами.

— Это — Вики, Виктория, — Джон посмотрел на свою дочь. — Она… больна, как ты видишь.

— Да, как и мой брат, Александр. Саша, если покороче.

Мы какое-то время помолчали. Джон смотрел на свою дочь, а я вслушивался в звуки из-за двери каждый раз, когда там кто-то проходил мимо. Но потом Джон распаковал коробку конфет и, съев сразу три, предложил мне.

— Конфеты будешь? Молочные.

Я люблю молочный шоколад, и, переборов момент неловкости, согласился, взяв парочку.

— Вообще-то, я их купил Вики, но она пока спит, да и целую коробку она всё равно не съест.

— Спасибо.

— За что? За шоколад?

— За Наумова, что выкинул его.

Я решил тоже обращаться к нему на «ты». Он не возражал.

— Откуда ты знаешь этого…

— Нехорошего человека? Я — следователь, что-то вроде американских детективов, и я расследовал убийство его сына. Я выяснил, что это он виноват в его смерти, но доказать не смог. Ну и объявил его своим врагом вместо этого.

— Он убил собственного сына? — потрясённо спросил Джон и снова взглянул на Вики.

— Двух.

— Нехороший человек. Что он делал здесь? Он же не твой родственник?

— Упаси боже! Нет, конечно! Но после этого дела он проявляет ко мне какой-то странный интерес, а теперь, похоже, сосредоточится на моём брате.

Джон секунду подумал, потом достал мобильный и вызвал кого-то, общаясь с ним по-английски. Мои познания иностранного языка были не высший класс, но общий смысл я уловил — он приказал своему подчинённому вместе с напарником охранять палату, пуская туда только докторов и нас обоих. Никаких Наумовых.

Интересный жест. Я так понимаю, он тоже испытывает неприязнь к Наумову, да ещё какую! И, что немало важно — взаимную, тот тоже его не жалует. Но чтобы приставить из-за меня охрану к палате — я о таком даже мечтать не мог, я готов расцеловать ему ноги, поскольку уже мысленно готовился сутками торчать в больнице, пока Сашка не очнётся, и затем тут же уехать с ним домой. Теперь моя голова не будет болеть от этой проблемы.

— Я — твой должник, — уверенно заявил я, когда Джон закончил разговор.

— Враг моего врага — мой друг. Более того, как я вижу, у нас есть ещё одна общая проблема. Твой брат, похоже, пострадал от действия RD-18, как и моя дочь. У него уже выработалась зависимость?

— Как ты узнал об RD?

— Я знаю симптомы, я вижу их. Вики уже не первый раз сюда попадает, и доктора пока не могут побороть её зависимость, а постоянное употребление RD-18 убивает печень и почки. Но, хвала Иисусу, до этого далеко, и я надеюсь, что она вылечится.

— Саша первый раз принял RD, причём, насильственно, против воли.

Джон посмотрел на меня, и мне на секунду показалось, что он почувствовал облегчение.

— Тогда у тебя есть надежда, что второго раза не будет.

— С Вики было не так?

Джон замолчал, не желая отвечать на этот вопрос — похоже, он был слишком личным. Ещё бы — знать, что собственная дочь добровольно подсела на наркоту — тяжёлое бремя, накладывающее неизгладимый отпечаток на душу такого верующего человека, как Джон (я судил по тому, что он упомянул Иисуса, к тому же сквозь тонкий свитер был виден силуэт большого крестика на шее). Это знание толкает на мысль, что в семье не всё в порядке, как могло казаться до этого, что он что-то упустил в её воспитании, недоглядел. Быть может, смерть матери так на неё повлияла?

Я тут же вынырнул — голова трещала по швам, суточную норму по применению способностей я исчерпал пару мозгов назад, и теперь организм настойчиво требовал прекратить пытать его. Зачем я это сделал? Даже получилось как-то рефлекторно, сам не осознал этого, пока не залез слишком глубоко. Зато я теперь мог лучше понять человека, который за просто так помог мне, даже не спросив, нужна ли мне его помощь.

Мать Виктории умерла лет пять назад, а развелась с Джоном ещё раньше. Дочь жила с матерью, редко видя отца, но она его любила, как и он её, но его бизнес, эти частые поездки по всему миру не позволяли ему часто видеть её. А потом они стали жить вместе, и всё было как в сказке, то тех пор, пока Джон не узнал, что она подсела на наркоту. Она стала требовать всё больше денег на карманные расходы, реже появляться дома, её поведение изменилось, а затем начал меняться и внешний вид. Заместо старых друзей она привела новых, с виду каких-то неотёсанных, замызганных, явно не преуспевающих в финансовом плане. В её жизни изменилось всё, кроме любви к отцу. Часть из этого я узнал, а вторую часть легко было домыслить — история не такая уж и оригинальная, таких семей полно по всему миру. К сожалению.

— В последний раз было совсем плохо, — внезапно сказал Джон. Он держал дочь за руку. — Доза была очень большая, у неё развилось привыкание. Доктора говорят, что, возможно, левую почку придётся вырезать, какие-то осложнения пошли, но нужны ещё исследования.

— Я сожалею.

Я стоял и смотрел на них, невольно представляя, что в скором времени могу вот так же сидеть, держа за руку Сашку после передозировки и размышляя о том, как тот будет жить с одной почкой. Инвалидность на всю жизнь, страшные муки, душевные и физические. Это будет кошмар, я не хочу этого, я не дам этому случиться, я буду оберегать его и следить за ним, не позволять ему принимать никаких наркотиков! Анна! Я найду её, непременно найду, и тогда мы всё с ней выясним, раз и навсегда! Вот только как это сделать? У меня есть только её имя и внешность, но в Питере таких людей — пруд пруди, а если она из пригорода? Или из Москвы?

— Ник, — Джон повернулся ко мне. — Ты говорил, что ты детектив.

— Следователь, — поправил я его, но кивнул. — А что?

— У меня есть к тебе просьба.

— Какая?

Джон встал и, попросив у меня ручку и бумагу, что-то записал. Протянул мне. Это был адрес. Хм, округ 15, Поэтический бульвар, ехать туда через полгорода. А чуть ниже на бумажке номер телефона Джона.

— Где-то в этом районе есть точка по продаже RD-18, — пояснил мой новый друг. — Точно не знаю, где, но моя дочь постоянно ездит куда-то туда, и я думаю, что там есть точка. Я не могу сам проверить — надо дождаться результатов анализов. За твоим братом я присмотрю, пока я буду здесь, обещаю.

Я посмотрел ещё раз на Сашку. Тот, вроде бы, был в порядке, даже перестал потеть, а если ещё и вслушаться, то и характер дыхания изменился, исчезла «рваность», порывистость. Грёзы прекратились, и теперь он просто спал. Надеюсь, с ним всё будет хорошо.

Вот и ответ на твой вопрос, Ник, насчёт того, что делать тебе дальше. Борись с наркотой, не отступай и не бросай это дело, ведь теперь ты в нём погряз по уши, оно коснулось твоего брата. И теперь эта борьба будет не только идеологической, ведь от неё зависит дальнейшая жизнь Сашки. А дальше ты займёшься каналами поставки, вычислишь их и прикроешь. Рома в этом поможет, я не сомневаюсь, да и Анна здесь пригодится. Нет, с ней нельзя работать, из-за неё вот что случилось! Но она самостоятельно вышла на тот склад, а ты и полиция о нём бы даже и не подозревали, если бы не та записка в комнате Димы. Сашка, Рома, Анна, Дима, Наумов, Джон. Скольких же людей коснулся этот чёртов препарат? И неизвестно, какова истинная роль в этом Наумова, но он замешан точно, я печёнкой чувствую.

— Сделаю, — согласился я и направился к выходу из палаты.

— Ник! — окликнул меня Джон возле самых дверей.

Я обернулся.

— Что?

— Слухи. Не верь им!

— Какие слухи?

— По поводу RD — ходят слухи, что он даёт людям какие-то сверхъестественные способности вроде тех, что были у Людей Икс из комиксов. Это одна из двух причин, почему моя дочь оказалась здесь. Она очень хотела стать особенной, не такой, как все, и это её погубило. Ты хороший человек, я знаю, хоть и знаком с тобой всего час. Я не хочу, чтобы ты оказался в одной из этих коек. Я не хочу, чтобы здесь вообще хоть кто-то лежал!

— Я понял, спасибо за предупреждение.

Я вышел в коридор, достал одну таблетку болеутоляющего и принял, запив водой из бойлера неподалёку. Голова была тяжелее пудовой гири, и последние слова Джона не сделали её легче. Дело постепенно принимало паршивый оборот.

Я вышел на улицу. Было уже совсем светло, но морозное дыхание ночи всё ещё ощущалось, и от холода не спасала никакая одежда, но зато холод притуплял чувства, и моя голова и рёбра немного затихли, перестав бубнить в уши о том, что мне пора отдохнуть и поспать. Потом высплюсь. Несмотря на то, что было уже утро следующего дня, для меня ночь ещё не кончилась, и впереди виднелось продолжение дела. Но я внезапно понял, что поспать мне удастся не скоро. Наверное, это было предвидение.

Глава 9

Добраться от больницы до Поэтического бульвара было проще простого, ведь есть под боком нужная ветка метро, даже не нужны никакие пересадки, как и другие поездки на транспорте. Пятнадцать минут спокойной ходьбы до станции «Сенная площадь» помогли мне проветрить мозги (может, таблетка начала действовать), так что в метро я уже почувствовал себя человеком. Час пик уже прошёл, народу было немного, и мне не пришлось толкаться в душной толпе, я спокойно дождался поезда и без труда нашёл в вагоне свободное место. Но стоило мне сесть, как я ощутил, что я очень устал. Ныли рёбра, ноги были будто ватные, свинцовые веки так и норовили захлопнуться, но желудку на это было плевать — он недовольно урчал, не смотря на то, что я только что съел большой шоколадный батончик и запил его кефиром.

— Заткнись! — сказал я ему.

Сидевшая неподалёку пенсионерка покосилась на меня как на сумасшедшего и отсела подальше. Ну и ладно.

Я устало прислонился к холодному стеклу окна, которое пахло дешёвым чистящим средством, и прикрыл глаза. И тут же открыл. Мне показалось, что прошла всего секунда, но на самом деле я проехал почти весь путь — я весьма вовремя проснулся, так как поезд подъезжал к «Озеркам». В принципе, можно было сойти и здесь, но я примерно прикинул, что на следующей станции будет чуть ближе. Встал с сидения, размял затёкшую шею и схватился за поручень — надеюсь, стоя я не усну.

Выйдя с нужной станции, я понял, что уже нахожусь в другом районе — все здания вокруг были выше раза в два, что довольно непривычно для меня, ведь я по большей части мотался между древними пятиэтажками по работе, хоть при этом и жил, можно сказать, в высотке. Собственно, сами здания находились дальше друг от друга, чем я привык, и даже многочисленные торговые центры не исправляли ситуацию. Я перешёл через широкий проспект, пропустив перед собой новенький цветастый трамвай, и пошёл между домами. Довольно быстро вышел на Поэтический бульвар, но ничего поэтического в нём не заметил — слева за покосившимся забором находилось длиннющее трёхэтажное здание года эдак шестидесятого на вид, а справа — унылая четырнадцатиэтажка. Может быть, летом здесь действительно поэтично, не знаю, но сейчас бульвар был удручающий — повсюду мелкий и не очень мусор, в пожухлой траве множество собачьих какашек, а из равномерно расставленных через каждые сто метров приоткрытых канализационных люков валил воняющий серой пар. Такая атмосфера позволяла писать одну только чернуху, пусть и в стихах. Люди тоже были не лучше — все какие-то угрюмые, уставившиеся себе под ноги и не замечающие ничего вокруг. Явно не поэты. Но, не смотря на такую обстановку, никаких признаков развёрнутой торговли RD.

Я прошёл пешком весь бульвар, благо, он был короткий, от силы километра два, но подустал изрядно. Старался заметить вокруг хоть что-нибудь, валяющиеся шприцы, например, или подростков с подозрительно-болезненным видом, или мутных типов, толкающих телефоны по дешёвке, но ничего не было. Пошёл в обратную сторону, углубившись внутрь кварталов и начав петлять между зданиями.

Блин, если здесь есть хоть какая-то точка, то должны же быть хоть какие-то её признаки! Иначе, как наркоманы её находят, если они первый раз здесь? Или я чего-то не понимаю?

— Эй, парни! — я окликнул группу старшеклассников, прогуливающих уроки на одной из местных детских площадок.

Видок у них был быдловатый, плюс акселерация современной молодёжи — и четверо из пяти из этой компании были минимум на голову выше меня, под метр девяносто, так что я тут же испугался своего поступка. Того и гляди, сейчас мелочи попросят, или же сами возьмут.

— Где здесь можно прошвырнуться? — задал я наводящий вопрос и тут же полез в мозги к самому умному на вид из них.

Образ моментально появился в голове — серая пятиэтажка неподалёку, торец здания, вывеска прачечной.

Я вынырнул.

— Нарик что ли? — спросил тот, мысли которого я только что прочёл.

— Что-то видок у него…

— Точняк, нарик! Валим, поцы, а то ща мусора приедут и вместе с ним повяжут!

Надо сказать, свалили действительно быстро: раз, и лавочки рядом с песочницей уже пусты, а их нигде не видно. Я пошатнулся и плюхнулся на ближайшую лавочку, растянувшись на ней словно действительно наркоман под дозой. Мир кружился, тело онемело, а башка трещала так, будто я только что пытался ей пробить бетонную стену. Хорошо, что где-то с минуту спустя всё прошло почти бесследно, оставив лишь неуловимое жужжание в ушах.

— Нет, на сегодня больше никаких способностей! — зарёкся я. — Не хватало ещё копыта отбросить.

Я встал, отряхнулся на всякий пожарный (на меня уже начинали коситься), слегка напрягшись, сообразил, в какой стороне находится прачечная, и побрёл туда.

Искомый дом оказался пятиподъездной хрущёвкой, стоявшей вдоль целого ряда мусорных баков, конечно же, заполненных доверху. Вывеска прачечной, наверное, появилась примерно тогда же, когда построили дом — похоже, кто-то надеялся, что жильцы будут стирать своё бельё здесь, а не у себя в квартирах, а значит, можно сэкономить на водопроводе. Готов поспорить на мою зарплату, что так они и поступили. Но, к моему удивлению, стоило мне подойти к дверям прачечной, я услышал звуки работающих стиральных машинок! Прачечная действительно работала, и, более того, на двери висел график работы. Я отворил скрипнувшую деревянную дверь, спустился по короткой, но чистой лестнице в подвал дома и оказался внутри. Не знаю, сколько в действительности занимала прачечная от общей площади подвала, но довольно много — стиральные машины располагались в несколько рядов штук по десять в каждом, многие из них были запущены, что свидетельствовало о популярности прачечной. У дальней стены стояло несколько здоровенных стиралок, в каждую наверняка влезет по взводу солдат, а у дальнего левого угла расположился стол с кассой и компом. За столом, положив на него ноги, сидел толстый низенький мужик, со скучающим видом читавший газету. Он коротко посмотрел на меня и показал рукой на большой плакат рядом с собой.

— Цены на порошки и вещества здесь, — сказал он и снова уткнулся в газету.

Неужели так просто? Они в открытую торгуют наркотой, нагло вывешивая прайс-лист у всех на виду?

Я подошёл к этому плакату и стал его изучать, напустив на себя деловой вид. Так, что у нас здесь? Тайды, доси, хлорки всякие… М-да, всё не то. Блин, а как бы его спросить об RD таким образом, чтобы он не выгнал меня тут же, но чтобы при этом мне не пришлось снова читать чужие мысли? Как обычно поступают люди в таких ситуациях? Даже сериалы не больно-то распространяются на этот счёт.

— Я… э… — я замялся.

Мужик поднял на меня взгляд.

— А у Вас есть… ну… это… мне тут друг рассказал один… RD-18.

Его взгляд тут же изменился, он внимательно осмотрел меня, оценивая, приглядываясь и пытаясь понять, не принесу ли я ему неприятностей.

— Что тебе нужно ты сказал? — прищурился он.

— Мне друг рассказал про RD-18…

— Что за друг?

— Ну… э… Сашка, мелкий такой, щуплый, с длинными волосами…

— Не знаю никакого Сашки. И тебя в первый раз вижу. Вали-ка ты отсюда, парень, по-хорошему.

Он снова уткнулся в газету, давая мне понять, что разговор окончен. Я проверку не прошёл. Должно быть, я либо выгляжу недостаточно по-наркомански, либо тут дело в том, что я не назвал верного человека, более того, пришёл один. На его месте я бы тоже послал меня куда подальше. Но я не могу просто так уйти, я даже не узнал, действительно ли здесь есть точка по продаже наркотиков, или это только моё воображение — этот мужик толком ничего не сказал, а для него «RD-18» может означать совсем другую вещь.

— Вали, вали, — повторил мужик. — Здесь обычная прачечная.

Я уже собрался было уходить, как меня спасла парочка девчонок лет восемнадцати на вид. Выглядели они примерно так же, как Вики в больнице, и пришли сюда явно не бельё постирать. Они подошли к нам, мужик на них коротко взглянул, кивнул и снова уставился в свою газету. Девчонки оглянулись на меня, и я поспешно сделал вид, что внимательно изучаю прайс-лист прачечной. Но краем глаза я заметил, что они подошли к, казалось бы, сплошной стене, как-то подцепили её и открыли неприметную дверь.

— Эй, а их ты пустил! — тут же возмутился я. — Я тоже хочу, и деньги у меня есть!

— Я тебя предупреждал? — мужик встал — он оказался одного роста со мной, но массой превосходил меня раза в два. — Предупреждал. Пеняй на себя!

Он отложил газету и пошёл на меня, закатывая при этом рукава. Ну, я и испугался — а что же мне оставалось? Но уходить так просто я не собирался, я отошёл на пару шагов назад и зашёл за один из рядов стиральных машинок. Давно я не убегал от кого-нибудь.

Мужик с неожиданной для такого толстяка прытью бросился на меня, но меня в том месте уже не было, я добежал до дальней стены со здоровенными агрегатами и завернул за угол соседней стиральной машины. Мужик быстро побежал следом, но я легко от него оторвался, встав у противоположного конца ряда.

— Ты что творишь? — возмутился он. — Уходи, хуже будет, если поймаю!

— А ты поймай! — я подмигнул ему. — Тем более, тебе полезен фитнес. Считай, что я теперь твой личный инструктор!

— Пошёл ты!

Он резко дёрнулся влево, но меня этим не проведёшь — он тут же побежал вправо. Честно говоря, убегать от него было одно удовольствие, особенно когда я спустя минуту заметил, что у толстяка появилась одышка.

— Ты не устал? — спросил я, с наглым видом усаживаясь на выключенную стиралку. — Я тут посижу немножко, ты не против?

Он злобно посмотрел на меня поперёк двух рядов стиралок. Обегать их ему было слишком далеко, и поймать меня у него уже не было шансов. Я демонстративно зевнул.

— Тебе — конец, парень!

К моему изумлению, обегать он не стал — одним прыжком оказался на ближайшей стиралке, вторым оттолкнулся от ряда между нами и полетел на меня. Спрыгнуть-то я успел, даже отскочить в сторону получилось (иначе бы он меня раздавил), но вот убежать — уже нет. Я упал на кафельный пол, больно ударившись локтём, и попытался освободить схваченную лодыжку, но толстяк вцепился в неё мёртвой хваткой и, к моему ужасу, быстро схватил вторую. Раздался дикий грохот — стиральная машина, от которой он отталкивался, опрокинулась на пол, и из-под неё потекла вода, а сама она дико завибрировала и заметалась, будто в неё бес вселился — она ещё работала.

— Что за фигня у тебя творится?! — раздался новый голос со стороны потайной двери. — Ты где вообще?!

— Здесь, у первого ряда! — крикнул толстяк, подтягивая меня к себе.

Освободиться мне не удавалось, я попался капитально. Надо было действительно тогда уйти.

Раздался топот ботинок по кафелю, и к нам подошёл второй персонаж местной конторы. Чистые, пахнущие свежим гуталином ботинки, выглаженные серые брюки, серый пиджак с красной рубашкой под ним, и обветренное лицо с жиденькими светлыми волосами. Наверно, это и есть дилер.

— Это ещё кто? — спросил он, глядя на меня сверху вниз.

— Клиент, — тут же ответил я, опередив толстяка. — Хочу RD-18 купить.

— Гоша, освободи парня, — приказал дилер. — Не видишь — клиент пришёл, а ты как с ним обращаешься?

— Хрен там, клиент он! — возмутился толстяк Гоша, но отпустил мои ноги.

Мы встали, толстяк охнул, заметив опрокинутую стиралку, и тут же метнулся к ней отключать её от сети.

— Мутный он какой-то, — сказал он, пытаясь поднять машину. — Заявился тут, сказал «Хочу RD какой-то купить», стал требовать пропустить его к тебе.

— Идиот! — дилер подошёл к толстяку, дал ему подзатыльник, а затем помог ему поставить тяжёлую машину на место. — RD — это мой товар! Я тебе уже тысячу раз говорил уже! И из-за тебя я только что чуть покупателя не упустил!

— Я твоих покупателей знаю, не похож он на них! Мусор он, поди!

— Я не из полиции, честное-пречестное! — заверял я их, приложив руку к груди. Ведь я же не вру, не работаю я в полиции. А то, что я — следователь, это уже совсем другое, следователи с наркотой не работают.

— Вот видишь! — дилер дал Гоше ещё один подзатыльник. — Приберись тут, а я пока с ним разберусь. Идём, парень.

Мы прошли через потайную дверь в соседнее помещение — обычный офис, с компом, шкафами с финансовыми отчётами по кварталам, и со стареньким диваном, на котором сидели те наркоманки, уже приготовившиеся колоть себе из шприцев очередную дозу. Я пригляделся — не RD, что-то другое.

— Дуры, не здесь! — прикрикнул на них дилер. — Кыш отсюда, у меня новый клиент!

Девушек как ветром сдуло, дилер прикрыл за ними дверь и жестом пригласил меня сесть на диван. Я несколько брезгливо посмотрел на то место, где сидели наркоманки.

— Не бойся, — усмехнулся дилер. — Это же не бомжихи были, они чистые в каком-то смысле… Тем более, мы же в химчистке! Садись.

Я скромно сел на самый край, однако стараясь не касаться тех мест, где сидели предыдущие клиенты.

— Ты вообще — кто таков будешь? — спросил дилер, усаживаясь за свой стол. Ничего доставать он пока не стал, наверное, природная осторожность. Хотя, я уже видел два шприца…

— Я? Э… Семён я.

— Ну, это понятно, что не Вова. Нашёл ты меня как, спрашиваю? Я тебя раньше не видел.

— Сашка подсказал, щуплый, мелкий такой.

— Не знаю такого. Может, ты действительно мусорок, а?

Всё же я не только выглядел подозрительно, но и вёл себя не так, как нарик. Я просто не знаю, как я должен себя вести, что говорить и так далее, плюс, актёр из меня хуже некуда. И моя легенда про Сашку — фигня полная, ляпнул наугад, описав им своего брата. Надо что-то делать, иначе сейчас действительно огребу так, что трещины в рёбрах мне покажутся мелкой болячкой.

— Я вообще новенький, только два раза принимал RD, — я попытался сделать вид, что я расслабился, хотя сам при этом был натянут как струна. — Раньше на склад приходил, В Ломоносове который.

— А что перестал? — дилер мне по-прежнему не верил, но слова про склад его зацепили.

Я почувствовал твёрдую почву под ногами и продолжил идти в этом направлении. Когда врёшь — лучше одновременно подмешивать толику правды, причём такой, которая уже известна собеседнику, чтобы тому было от чего отталкиваться. И если половина фразы для него верна, а вторая является новой информацией, то он гораздо охотнее в неё поверит, чем в другом случае. Конечно, ещё эффективнее говорить только правду, но это получается не всегда.

— Так сгорел он! — я нелепо взмахнул руками для убедительности. — Пришёл сегодня утром, а там ментов полно, а самого склада нету! Как будто разбомбили его!

— Правда? — искренне удивился дилер. — Ну я узнаю, ты не волнуйся. Но это ещё ничего не доказывает про конкретно тебя.

— Михана знаешь? Носатый такой, он там типа бригадира был на том складе.

Обожаю волшебные фразы, особенно имена. Стоит произнести одно такое имя, как перед тобой тут же открываются двери, и тебе начинают доверять, почти что считая за своего. А Михаила дилер, похоже, знал хорошо.

— Допустим, я тебе верю, — сдался дилер. — Чего, говоришь, принимал? RD?

— Да. Мне Вика… Вики посоветовала… Молоденькая такая, лет пятнадцать, ещё говорит с американским акцентом.

— Хороший выбор, — одобрил дилер. — RD — новый товар пока на рынке, и достать его можно только у нас. Тебе сколько? Три?

— А? — не понял я. — А, не, две ампулы в самый раз будет.

В руках дилера внезапно оказались две ампулы жидкости. Я так и не понял, как он это сделал — он никуда не лез, ничего не доставал, просто ампулы появились в его руке (которая как по волшебству оказалась в резиновой перчатке — отпечатков не снять), будто телепортировались туда. Он протянул мне их и назвал цену.

— Да это же грабёж! — возмутился я и ляпнул наугад: — На складе дешевле было!

На самом деле, цену одной ампулы я так нигде и не узнал, но мой вывод был вполне логичен, что дилер в спальном районе нехило наживается на процентах, а на складе, основном рассылочном месте, должно быть гораздо дешевле. Видно, я оказался прав.

— Так то на складе, — дилер довольно улыбнулся. — Ты сам сказал, что нету больше склада, значит, следующий завоз будет не скоро, товар редкий, надо экономить.

Наживаться на честных людях, а не экономить, — хотел сказать я, но вовремя остановился. Это уже перебор, не надо переигрывать, я и без того являюсь источником больших подозрений у них. Пришлось залезть в карман и выгрести оттуда почти все деньги. А чтобы карман не пустел и не ощущал себя одиноким без денег, я положил в него обе ампулы.

— Благодарю, — кивнул я и встал.

— Подожди, парень, — остановил меня дилер, когда я был уже возле двери.

Я снова напрягся, одним местом ощущая, как захлопывается ловушка, в которую к моему несчастию я всё-таки угодил. Наверное, чего-то подобного мне следовало ожидать, но я почувствовал адреналин в крови, и меня понесло на волне импровизации и удачи. Когда-нибудь, она должна была закончиться.

— Прими четверть ампулы здесь, при мне, вот на этом диване.

— Так не пойдёт! — возмутился я. — А что мне потом делать с одной неполной ампулой? Да и вдруг, пока я буду в отключке, ты и твой пухлый дружок обчистите меня и выкинете на соседнюю помойку?

— Не обчистим, — дилер ехидно улыбнулся. — Я и так уже видел, что у тебя в карманах ничего не осталось.

Он отодвинул ящик стола и достал оттуда одноразовый шприц в упаковке и жгут.

— Держи, — он положил их на край стола. — И не бойся, стерильные.

— Но…

Внезапно дверь отворилась, и там показался толстяк Гоша. Всё, буль-буль кораблик! Сейчас он меня скрутит, а дилер воткнёт мне в вену иглу с наркотой. И будет потом у меня в семье два нарика — я и Сашка. Радостное будущее, я смотрю.

— Тут какая-то девка пришла, — сказал Гоша, пожирая меня глазами и вытирая грязной тряпкой мокрые руки.

— Клиент? — оживился дилер. — Ну, так впусти!

— Нет, — Гоша помотал головой, и его толстые щеки заколыхались как пудинг. Казалось, ткни в них пальцем, и они со звуком «Ву-у-у-у…» сдуются вместе с толстяком и осядут на пол.

Я подавил смех, вспомнив фильм, где услышал эту фразу. Ещё не хватало сейчас заржать… Нервы.

— Ну, так пошли её куда подальше и возвращайся, этого обработаем. Странный он какой-то, не нравится он мне.

— А я говорил, что он на мусора похож! Но девка требует тебя, говорит, по бизнесу пришла потолковать.

— Бизнес? Давай её суда.

Толстяк махнул рукой себе за спину, приглашая незнакомку, и подвинулся, пропуская её.

— Анна? — воскликнули одновременно я и дилер. Похоже, он был удивлён не меньше меня. Откуда он её знает? Или она и его клиентка тоже?

— С вас шоколадка, — улыбнулась девушка, подмигнув мне и подходя к столу дилера.

Выглядела она так же сногсшибательно, как прошлой ночью, даже одежда была та же. И, похоже, что она-то не удивилась, когда обнаружила меня здесь.

Дилер тут же встал по стойке «смирно», даже живот втянул, но его взгляд не изменился на более благожелательный — теперь он смотрел с подозрением на Анну. И немного со страхом.

Рука Анны натолкнулась на шприц со жгутом.

— А это что? — нахмурилась она.

— Это — его, — дилер кивнул в мою сторону. — Купил RD, я заставляю его принять часть дозы прямо здесь.

— Здесь? — Анна с отвращением оглядела маленькую комнатушку, в которой побывал далеко не один наркоман. — В этой шараге?

— Это мой офис, глупая баба! — возмутился дилер и моментально осёкся, заметив, как Анна достаёт зажигалку из кармана.

Похоже, мы оба знали, что за этим может последовать. Интересно, а он откуда знает об этом? Получается, что у Анны всё-таки есть способности? Вот только толстяк так же стоял с глупым видом, пытаясь сообразить, что же требуется от него, стоял и ни о чём не подозревал.

— Гоша, выйди и парня прихвати с собой, — велел ему дилер, неотрывно глядя на зажигалку. — Глаз с него не своди. Я тут разберусь с бизнесом, а потом мы им займёмся.

— Сделаем, — кивнул Гоша, протягивая руку, чтобы схватить меня за рукав.

— Это лишнее, — сказала Анна. — Я знаю этого парня. И я лично прослежу за тем, чтобы он принял RD.

Дилер усмехнулся:

— Идёт. Уж лучше бы ты, парень, принял RD здесь, чем рядом с ней. Ты даже не представляешь, как тебе не повезло.

Я пожал плечами:

— Думаю, у неё лучше, чем здесь.

— Ну-ну. Гоша, присмотри за ним, пока мы тут с дамой беседуем.

Мы вышли из офиса, Гоша тщательно закрыл дверь за собой так, что она снова слилась со стеной и заглушила все звуки с другой её стороны. Гоша подошёл к луже возле того места, где он опрокинул машинку, и бросил мне через плечо:

— Будь у меня на виду всё время. Если увижу, что ты двигаешься к выходу — поймаю и засуну вон в тот большой агрегат возле стены.

Он указал на одну из примеченных мной здоровенных стиральных машин. Ни одна из них сейчас не работала, и я даже не представлял, как же она должна шуметь во время работы — наверное, взлёт космического шаттла рядом с ней покажется тихим шёпотом. Но живут же здесь как-то люди, и я не думаю, что они бы позволили такой адской машине реветь на пол квартала у себя в подвале. Либо они все нерабочие и стоят для вида, либо же работают гораздо тише, чем я думаю.

— Думаю, мне там не понравится, — поморщился я. — Ты вот здесь лужу пропустил.

— Заткнись, а то сейчас пол тобой вытирать буду!

Я уселся на ближайшую стиралку и принялся наблюдать за тем, как толстяк вытирает большую лужу мыльной воды, отжимая грязную тряпку в приготовленное ведро.

Что здесь делает Анна? Нет, это и так понятно — пришла сжечь ещё одну точку продажи с RD. Но откуда дилер её знает? Откуда он знает о её способностях? Способности и RD. Меня всё никак не покидает мысль, что в этом что-то есть, слишком много признаков этому, слухи о способностях после RD не возникают на пустом месте, да и Анна уж больно настойчиво просит меня вколоть себе его. Но я не хочу проверять это ни на себе, ни на ком-либо из тех, кого я знаю, прекрасно осознавая, какие последствия придут вместе с этим. Мне не понятна ещё одна вещь: для чего Анне весь этот спектакль? Почему она сразу не сожжёт здесь всё? Конечно, нужно будет как-то вывести отсюда людей, чтобы обойтись без жертв, но при этом ещё и попытаться разом арестовать обоих торговцев.

Сашка. Ещё вопросы, хотя они все старые, но от них у меня резко портится настроение, внутри начинает расти гнев на Анну. И появляется дикое желание задать ей эти вопросы.

Внезапно у меня в голове промелькнула молния, озарив витавшие в воздухе до этого не воплощённые мысли и беспокойства. Я лихорадочно оглянулся. Мне было неизвестно, сколько у дилера ещё оставалось здесь ампул с горящим как напалм RD, сомневаюсь, что так уж много, но здесь замкнутое пространство, окон нет, да и дверь всего одна. Если рванёт хотя бы в треть от склада, то весь дом сгорит нафиг! Вот чёрт!

— Эй, ты чего заметался? — недовольно буркнул Гоша, заметив мою реакцию.

Ответить я не успел, почувствовав запах дыма. Тут же распахнулась дверь в офис, и оттуда выскочила Анна. Дым шёл из офиса, и я сообразил, что время упущено, я опоздал со своим прозрением. Анна в момент оказалась возле меня, с неожиданной силой пихнула в бок толстяка, который из-за этого боднул соседнюю стиральную машинку и упал прямо на своё ведро.

— Живо отсюда! — девушка схватила меня за шкирку и за две секунды выволокла наружу.

Удивиться её силе я не успел — едва мы поднялись по лестнице наверх, на улицу, как позади нас что-то ухнуло. На какое-то мгновение вокруг стихли все звуки, наступила мёртвая тишина. Но всего на мгновение. За моей спиной раздался оглушительный взрыв, отскочить в сторону я не успел, и меня подняло в воздух взрывной волной как пушинку. Заложило уши, пронеслись мимо осколки входной двери, царапая мне шею и ладони, какой-то из осколков, особо крупный, впился мне в правую икру. Должно быть, так себя ощущают герои боевиков, когда за их спинами что-то взрывается, но вот только почему-то никто при этом не говорил, как это больно, когда тебя сбивает с ног ударной волной, и дело здесь не в летящих осколках, хотя они тоже причиняют немало неудобств. Мною будто выстрелили из пушки, я пролетел пару метров по воздуху, нелепо размахивая руками и ногами, а затем приземлился, но тут же пожалел об этом: меня понесло по инерции по твёрдому асфальту, я бешено закувыркался, отчего осколок в ноге впился ещё глубже. Остановился я только возле необычно высокого бордюра. В ушах звенело, меня слегка подташнивало, и мир вокруг меня кружился в безумном танце.

Когда звон в ушах немного поутих, сквозь него смогли пробиться остальные звуки: визжали автомобильные сирены, кто-то громко и грязно матерился, возмущаясь тем, что у него выбило стекло в машине, кто-то истошно звал на помощь всех подряд — пожарных, полицию, армию, Бога, Шварценеггера.

Рядом со мной отряхивалась Анна, судя по её виду, взрыв не причинил ей никакого вреда. Я смутно вспомнил, что рефлекторно прикрыл её своей спиной как раз перед тем, как прачечная взлетела на воздух.

— Ты в порядке? — спросила она и покосилась на мою ногу. — Дай осмотрю…

Но я её оттолкнул, ощущая, что теперь уже взрывается всё внутри меня.

— Там же люди! — выкрикнул я.

Попытался встать, но не смог, голова ещё кружилась, а раненую ногу ожгло огнём. Я тут же испугался, что это Анна начала меня сжигать, но пальцы нащупали на икре острый металлический осколок, прочно сидевший там.

— Эти двое? — громко ответила она. — Один из них сажает на иглу детей. Детей, ты понимаешь?! А второй насилует их, пока те лежат без сознания! Это их ты хотел спасти?!

— Я… не знаю…

Конечно, она была права. Каждый второй скажет, что подобных людей нельзя спасать, что их надо…

— Их надо было арестовать, — через силу выдавил я. — Отдать под суд. Посадить пожизненно, в конце концов. Но не убивать.

— Ты… — Анна непонимающе смотрела на меня сверху вниз. — Ты более наивен, чем я думала. Толстяк, может, и попал бы в тюрьму, но другой — нет.

Послышалась сирена, приближались пожарные. Анна посмотрела по сторонам и пошла прочь, уходя от сирен. Я снова попытался встать, но снова не вышло из-за ноги. Я чертыхнулся, со злостью вцепился в торчащий осколок и резко выдернул его. Брызнула кровь, я вскрикнул, но осколок оказался меньше, чем я полагал, вошёл тот не глубоко, так, задел немного. Я с трудом встал, попробовал догнать уходящую девушку, но не смог — не смотря на поверхностную рану, нога болела адски.

— Стой! — крикнул я и пошатнулся. Кто-то подбежал ко мне и подхватил меня, не давая упасть. Он что-то спрашивал у меня, тормошил меня, но я не обращал на меня никакого внимания. — А как же мой брат?!

Анна обернулась, и я увидел на её лице сожаление.

— Меня заставили, — тихо сказала она, но я разобрал эти слова, даже не смотря на разделявшие нас метров десять, наполненные множеством звуков паниковавших людей. — Этого больше не будет, я клянусь.

— Стой!

Но она уже зашла за угол дома, я рванулся было за ней, но мне не позволили.

Пожарные приехали быстро, но тушить ничего не надо было — дом не загорелся, и загореться не мог, поскольку взрывом разворотило водопроводную систему дома, и подвал быстро залило водой. У меня промелькнуло подозрение, что Анна учла это, что она бы не стала сжигать весь дом, что говорило в её пользу. Пожарные выволокли два полуобгоревших трупа, как сказали, те погибли от взрыва в замкнутом пространстве. Приехали полиция и скорая, но кроме меня пострадавших больше не было. Ногу мне осмотрели и предложили госпитализировать, но я наотрез отказался, и мне рану обработали и зашили прямо на месте, сказав, что мне повезло, что осколок не задел соседнюю вену, угодив в мясо, что когда я его вытащил, он не остался у меня в ране. Но я буду хромать несколько дней. Затем меня долго допрашивала полиция, пытаясь выяснить, видел ли я бомбу или нет, и кто была та девушка. Про бомбу я честно сказал, что не видел, но кратко объяснил, что новый наркотик RD-18 очень хорошо горит и быстро воспламеняется с большим тепловыделением, предположил, что наркодилер решил закурить у себя в кабинете, и горячий пепел попал на наркоту. Нет, девушку никакую не помню, равно как и то, что произошло между взрывом и тем, как мне обработали рану на ноге, должно быть, шок после взрыва. Я благоразумно решил, что выдавать Анну не стоит — её благосклонность ко мне может и кончиться, причём весьма плачевно для меня. Уж лучше я сам с ней разберусь.

Различные бригады ещё долго крутились здесь, обследуя место взрыва. На всякий пожарный эвакуировали жителей из дома, опасаясь, что взрывом повредило несущие конструкции, ухудшало положение и то, что дом был старый. Перекрыли воду на местной подстанции, откачали её из подвала, и полиция ещё раз, уже более тщательно, обследовала его, нашли кучу стирального порошка и припрятанного в нём героина и прочей дряни. Трупы опознали, и то, что говорила Анна про них, подтвердилось, позволив мне облегчённо вздохнуть — по крайней мере, погибли только плохие парни, но мне это всё равно не нравилось.

Наконец, меня отпустили, и я медленно поковылял обратно к станции метро, размышляя о том, куда мне сейчас ехать. Я понимал, что мне нужно в больницу к брату, дождаться того момента, когда он придёт в себя, но я смертельно устал, и мне больше всего хотелось домой. В конце концов, Сашка под присмотром врачей и Джона (ну или его парней), а я сейчас уже ничего не соображаю, и со стороны больше похож на зомби — помятый вид, характерно подволакиваю ногу и изредка постанываю, размышляя о мозгах.

Глава 10

Мне снился сон. Я был в больнице в своей палате, смотрел по телевизору «Крепкий орешек», как вдруг всё вокруг меня заволокло дымом и объяло пламенем. Я выбежал в коридор и увидел, как Наумов с огнемётом наперевес поливал стены жидким RD. Он заметил меня и приветливо кивнул:

— Мой юный друг. Не хочешь стать моим сыном? Я тебя накачаю RD, и мы вместе повеселимся!

Он мне был не нужен, я стал искать Сашку. Я бегал по больнице, уворачиваясь от падающих горящих балок, стараясь обходить стороной всё, что горело или могло загореться. Сашка мне встретился у самого выхода из больницы, его вёл под руку Джон. Они оба поприветствовали меня и вышли из здания, автоматическая стеклянная дверь за ними захлопнулась, и на секунду её окутал дым. Мне стало жарко, я побежал вслед за ними, но когда выскочил на улицу, их уже нигде не было. Декорации резко сменились, я оказался у себя дома.

— Саня? — позвал я, но никто не откликнулся, было тихо.

Кухня была пуста, коробка с молоком снова тухла на столе, но трогать я её не стал. Я прошёл мимо зала, в котором опять работал телевизор, транслируя тот же фильм, что и в больнице, и подошёл к ванной. Дверь была закрыта, и я постучался.

— Саня, ты там? — спросил я у двери и постучал ещё раз. — Саня, открывай, я не злюсь на тебя. Мы вместе преодолеем это, ты слышишь? Саня!

Щёлкнул замок, отворилась дверь, и меня обдало паром, его было столько, что ничего нельзя было разглядеть, сколько я не пытался. Но я точно знал, что в ванной комнате кто-то есть, я слышал чужое дыхание, я ощущал, как у этого человека бьётся сердце, вкушая сладостные минуты жизни благодаря наркоте. Туман поглотил меня, обложил со всех сторон, приятно согревая кожу. Стало жарко. Я брёл сквозь него шаг за шагом, выставив руки вперёд и шаря ими по воздуху, чтобы внезапно не налететь на что-нибудь. А потом я увидел неясный силуэт впереди себя. Я обрадовался и уверенно пошёл к нему.

— Ты в порядке, — облегчённо выдохнул я, обнимая этого человека. — Как же я рад видеть тебя!

Кожа под моими ладонями была гладкой, горячей и влажной от пара. Очень нежная кожа, пахнущая лёгкими приятными духами. В моих объятиях находилась Анна, её тёмно-рыжие волосы щекотали мне лицо, но это было чертовски приятное ощущение. А ещё я внезапно понял, что она совсем голая.

— Как же ты наивен! — она засмеялась, слегка отстраняясь от меня, но не выскальзывая из объятий. — Ты нужен мне. А я нужна тебе.

— Я знаю.

Возможно, я хотел слишком многого, но в тот момент мне так не показалось, поскольку я хотел только одного — я хотел её.

Меня разбудил телефонный звонок как раз на самом интересном месте. Не знаю, сколько я проспал, я вообще не помнил, как добрался до квартиры и как отключился, но за окном было темно, не знаю только — уже или ещё. Звук у телефона был очень раздражающий, настойчивый, требующий, чтобы я непременно снял трубку, мне даже показалось, что паузы между звонками стали несколько короче. Рёбра болели нещадно, ногу я словно опустил в кипящее масло, а голова, казалось, вот-вот отвалится, если я поверну её чуть быстрее, чем очень медленно. Рукой я кое-как нащупал небрежно валяющиеся на полу возле кровати штаны, нашёл в кармане телефон и обнаружил, что мобильник-то молчит, а звонит домашний телефон. Из коридора.

— Чёрт, — простонал я, поднимаясь с кровати. Паршивец не переставал трезвонить, судя по всему, у неведомого собеседника хватало терпения ждать, пока я проснусь и подниму трубку.

Но когда я, наконец, прихромал к пригвождённому к стене аппарату и снял трубку, я понял, что я таки опоздал — в трубке послышался сигнал свободной линии.

— Отлично, — буркнул я, вешая трубку обратно. — Ну и фиг с тобой.

Я с большим удовольствием вернулся в кровать, осторожно положил голову на подушку и прикрыл глаза. Прошло секунд десять, и я снова услышал телефонный звонок. К моему облегчению я узнал мелодию своего мобильного, достал его из штанов и, не открывая глаз, приложил трубку к уху:

— Кто это? — проскрипел я и коротко прочистил горло — голос плохо слушался.

— Ник? Это Джон.

Я сначала не понял, откуда у него мой телефон, но потом сообразил, что я ему вчера по дороге домой звонил, сообщив о точке на Поэтическом бульваре, и он, должно быть, сохранил мой номер в памяти телефона.

— Извини, Ник, если разбудил тебя, я думал, что ты уже встал.

— А сколько времени?

— Половина десятого.

— Вечера?

— Утра.

Я открыл глаза и всмотрелся в небо за окном. Ну да, утренние сумерки, так и есть. Близится рассвет. Похоже, что я проспал половину вчерашнего дня и всю сегодняшнюю ночь.

— Ты не дома?

— Это ты звонил на домашний?

— Значит, дома. Нет, доктор твоего брата звонил, хотел тебя найти, но не смог. На работе сказали, что ты на больничном, а домашний не отвечал, но у меня остался твой номер, и я решил передать тебе сообщение.

Сообщение от доктора, лечащего моего брата? Остатки сна как рукой сняло, я окончательно проснулся — обычно хорошие новости не пытаются сообщить с такой настойчивостью.

— Что с ним? — прямо спросил я, подозревая самое худшее.

— Расслабься, ничего срочного. Пришли результаты каких-то анализов, он мне не сказал, каких именно, и тебя просят прийти в больницу, когда у тебя будет свободное время.

— Ты ещё там? Скажи, что я прямо сейчас приду.

— Нет, я уже уехал, но я мою охрану предупредил, что ты придёшь, и описал, как ты выглядишь. Проблем с этим не будет.

Я машинально кивнул и только потом сообразил, что мой собеседник меня не видит.

— Хорошо, спасибо. А кто они такие — твоя охрана? В смысле, кто ты? Скрываешься от своего правительства или что?

Джон сдержанно хохотнул, хотя его смех был больше похож на лай собаки.

— Я бизнесмен, моя фирма — что-то вроде охранного предприятия.

ЧОП, сообразил я. Что ж, вполне логично. Хотя вставал вопрос, как он урегулировал это с собственной охраной больницы.

— Всего доброго, Ник.

Джон положил трубку.

Я стал потихоньку собираться. Конечно, мне сказали, что ничего срочного нет, но всё же, если бы это было совсем уж не важно, меня бы не пытались разыскать так усердно, что внушало небольшие опасения. Значит, что-то всё-таки произошло. Неужели Сашка прочёл ещё чьи-то мысли, и об этом узнали? И теперь хотят, чтобы я тоже приехал, чтобы тогда меня схватили и пустили на опыты? Нет, бред же.

Я прошёл на кухню, порылся в холодильнике в поисках завтрака, но ничего не нашёл. Тогда открыл дверцу шкафа, достал Сашкины хлопья в ядовитого цвета коробке, высыпал их в тарелку, снова залез в холодильник и достал молоко. Открыл его и тут же закрыл — воняло оно хуже не куда, уже давно превратившись в кефир или даже в сметану.

— Оно так и простояло все эти дни? — удивился я. — Этот балбес так и не потрудился его выбросить…

Делать было нечего, так что я вскипятил чайник и съел хлопья так, запивая их крепким кофе. Умывался я дольше обычного, поскольку решил немного охладить голову водой, после чего мне немного полегчало. Но голова всё равно раскалывалась на части, стоило мне только повернуть её в любую сторону, да и соображал я пока туговато. Нашёл в аптечке старый добрый цитрамон, запил его, собрался, оделся и вышел на улицу. Мне жутко хотелось пройти хотя бы немного пешком, охладиться, но нога болела так, что мне периодически казалось, будто осколок всё ещё торчит из неё, я сильно хромал, так что от этой идеи пришлось быстро отказаться. Я доковылял до остановки, с большим облегчением уселся на скамейку и стал ждать транспорт. Прошло ещё немного времени, прежде чем я добрался до больницы и поднялся до палаты, возле которой сидели два мужика — те самые охранники. Хорошо хоть они были в обычной одежде, да и вроде бы без оружия, а то бы тут быстро паника поднялась у пациентов. Когда я прошёл мимо них, они оба насторожились, но затем еле заметным кивком дали знать, что узнали меня. Я вошёл в палату.

С прошлого дня здесь мало что изменилось, разве что мой брат был уже в сознании. Вики куда-то увезли, наверное, на процедуры, так что Сашка со спокойной совестью добрался до остатков вчерашних конфет и теперь в гордом одиночестве пожирал их.

— Балбес, ты что делаешь?! — возмутился я его поведением. — Это же чужие конфеты!

— Она их всё равно не ест, — отмахнулся Сашка. — Будешь?

Саня выглядел вполне нормально, а проснувшаяся любовь к шоколаду свидетельствовала о том, что и психологически с ним всё в полном порядке. Во всяком случае, мне так показалось. Я взял пару конфет и с большим удовольствием съел их — любовь к шоколаду — наша семейная черта.

— Ты как, нормально? — спросил я у него.

— Ага, — ответил он. — Налей воды, я пить хочу.

— Сейчас.

Я дал ему попить, всё это время внимательно наблюдая за ним. Что он помнит из произошедшего? Что он знает о себе теперь? И следует ли мне об этом беспокоиться? Он точно читал мысли Наумова, когда тот был рядом, я хорошо знаю по себе, как это выглядит, я могу это распознать.

— Ты знаешь, как ты сюда попал? — осторожно начал я.

Саня помотал головой.

— Мне врачи сказали, что меня нашпиговали наркотиками, но я этого не помню.

— И всё? — я облегчённо выдохнул и расслабился.

— Ага. Потом я проснулся уже в этой койке, со мной поговорил врач. И всё, больше ничего не случилось интересного.

— А твоя соседка не буянила?

— Не-а. Молчала, не разговаривала со мной, а минут десять назад её увезли на процедуры.

— Ясно.

Что же, хорошо, что он ничего не помнит, ему не придётся объяснять кучу вещей, учить его пользоваться способностями, вдалбливать в его пустую голову этическую сторону дара. По крайней мере, в ближайшее время, до тех пор, пока его способности не проявятся в сознательном состоянии. Так даже лучше.

— Мне вроде бы что-то снилось… — задумчиво сказал брат.

Я тут же напрягся. Если наркота у него всё-таки оставила эмоциональный след, то это не хорошо, у него может появиться соблазн повторить эти ощущения, даже только из любопытства. Быть может, так и появляется зависимость? Не знаю и не хочу узнавать.

— Помню, что мне было хорошо во сне, но я не могу никак вспомнить, что мне снилось…

— Океан шоколада, — сказал я, пытаясь увести его от его же мыслей.

Мы рассмеялись, после чего он признал, что это возможно. Через некоторое время я вышел из палаты, искать врача, который пытался меня вызвонить всё утро. В кабинете его не оказалось, но мне любезно подсказали, что тот вышел покурить. Хех, врач, который курит. Хорошо хоть он не по лёгким, хотя я не уверен, что существует врач, отвечающий за лечение именно лёгких. Странно — по почкам ведь есть же… не важно.

Курилку я нашёл без труда, стоило только спросить любого курильщика. Врачом оказался низенький лысоватый мужичок с чёрными бровями, довольно сильно похожий на Дени де Вито лет десять назад. Курил он в одиночестве, поэтому мы могли говорить спокойно. Сначала он пытался мне объяснить что-то на медицинском языке, обильно сыпля терминами и латинскими словами, но ничего не понимал, поэтому он сжалился надо мной и сказал уже простым языком:

— Странные вещи с Вашим братом творились ночью этой. Если опустить подробности того, как мы это заметили, и перейти сразу к сути, то мы выявили у Александра весьма любопытную активность мозга в некоторых областях.

Я сразу похолодел, но при этом заинтересовался: мне было любопытно, что же такого обнаружили врачи. Должно быть, у Сашки снова активировался его дар, но если не знать, что такое вообще возможно, то догадаться очень сложно о том, что какой-то пацан научился читать мысли. Признаюсь: меня некоторое время интересовала природа моей способности, мне хотелось знать, что происходит во мне, когда я читаю мысли, почему у меня потом болит голова, чем я вообще отличаюсь от других людей. На часть вопросов я смог ответить сам со временем, но в основном мне пришлось принять себя таким, каков я есть, и не мучить себя поисками ответов, которые мне всё равно не нужны. Но сейчас я вдруг вспомнил этого себя несколько лет назад, и старые вопросы вновь всплыли в памяти.

— Наиболее сильна активность была в участке, отвечающем за воображение, чуть менее ярко выражено в зрительном и речевом анализаторе, и совсем уж по мелочи ещё в паре областей. Так же мы совершенно случайно обнаружили, что к этим областям увеличилась интенсивность кровоснабжения. Причину данных явлений мы точно установить не смогли, но зато мы смогли связать их с RD-18, так как данные явления продолжались до тех пор, пока концентрация вещества в крови не снизилась в два раза. И это ещё не всё: концентрация вещества упала несколько быстрее, чем у других наших пациентов, организм Вашего брата очищается от RD гораздо быстрее даже с учётом диализа.

Вот значит как. Быстрое падение концентрации, должно быть, связано с чтением мыслей, никак иначе я не могу объяснить этого. По поводу активности мозга — я примерно о таком и догадывался, но я никак не мог этого проверить раньше, у меня просто не было такой возможности, да и не хотел я её предоставлять врачам, слишком хорошо знаю, как бы тогда стал развиваться сюжет, будь всё происходящее со мной фантастическим фильмом.

— И что это означает? — осторожно спросил я, ожидая, что этот врач непременно потребует проведения экспериментов.

Но врач лишь пожал плечами.

— Кто знает? Конечно, это любопытно, но ничего экстраординарного не произошло, возможно, была индивидуальная реакция на этот ваш RD. У некоторых пациентов на него вообще аллергия, нам их приходится лечить от анафилактического шока. Но я хочу попросить Вас об одной вещи.

Конечно, всем от меня что-нибудь нужно, как же иначе? Хотя, Рома и Джон мне, можно сказать, помогли, пусть и с некоторыми нюансами.

— Какой? — равнодушно спросил я. После того, что он сказал, я окончательно успокоился, никто нас не будет мучить опытами, никаких зондирований, препарирований и экспериментов.

— Я статью пишу для одной медицинской конференции о влиянии RD на организм человека, использую данные пациентов этого отделения.

— И Вы хотите написать про моего брата?

Данная идея мне не понравилась. Чтобы какой-то врач, пусть и похожий на известного актёра, публиковал данные о состоянии здоровья моего брата, делая его предметом дискуссий? Да ни за что!

— Да. Анонимно, естественно, к тому же, только в качестве подтверждения статистических данных. Ну, знаете, ничто не подтверждает правило так, как его исключение, или вроде того.

— То есть, вы просто упомянёте о том, что у одного из исследуемых наблюдалась индивидуальная реакция?

— Именно. Вы позволите?

Я задумался. В принципе, в этом ничего особого не было, но всё же мне не нравилась сама идея этой статьи, она плохо пахла, делая тонкий намёк, что её автор будет проводить непосредственные опыты, пичкая людей RD и наблюдая за реакцией. Хотя, это же всего лишь моё воображение.

— Нет, — я всё-таки отказался. — Я этого не хочу, этого не захотят наши родители, ведь Вы у них же собирались спрашивать разрешение, да? Мой брат Вам погоды не сделает, так что пользуйтесь тем, что есть.

Врач тут же сник, обиженно вжав голову в плечи и оттого став ещё ниже.

— Очень жаль, — грустно сказал он, когда я уже уходил из курилки. — На нет и суда нет.

Я ещё какое-то время проторчал в больнице, слоняясь с братом туда-сюда, разговаривая о разных вещах, о том, о сём, но в голову лезли совсем другие мысли. Я знал, что вместе с Анной мы прикрыли один крупный, возможно, крупнейший канал поставки препарата в город, уничтожили одну из точек, количество которых мне было неизвестно, но впереди было ещё много работы. Да, эта работа — не моя, мне за неё не платили, но я увяз в этом деле, и теперь отступать было уже поздно, я знал слишком много, чтобы спокойно уйти в сторону.

Я снова вспомнил бедолагу Диму, и, наконец, убедился благодаря Сашке, что RD действительно что-то делает с людьми, что слухи о способностях от него ползут не просто так. Их упоминал Джон, из-за них его дочь регулярно попадает в больницу, о каких-то слухах говорил Рома, скорее всего, о тех же. С одной стороны, такие слухи — очень удобная штука для распространителей RD, она обеспечит первоначальный поток «клиентов», но с другой стороны я уже кое-что нашёл, хотя даже не пытался искать. Дима, Сашка, Анна. У всех троих есть способности, все трое принимали RD. Анна знает, что я тоже что-то умею, но она не знает — что. Она вчера упомянула, что её заставили вколоть препарат моему брату, но я видел, как драгдилер боялся её, зная, на что она способна. Я тоже это видел, отчего стоял вопрос: кто может заставить такого человека делать то, что тот не хочет делать? Конечно, существуют способы подобных манипуляций, например, угроза расправы или шантаж, но мне почему-то кажется, что здесь особый случай. Наумов? Возможно, но мне постепенно начинает казаться, что я его делаю центром вселенского зла. Но ведь он точно что-то подозревает про Сашку, он так просто не отступит! В этом плане, думаю, мне стоит рассчитывать на помощь Джона, похоже, дружба с ним будет для меня очень ценна в ближайшее время. В любом случае, Саня пока побудет в больнице под присмотром личной охраны, и я могу сосредоточиться на борьбе с наркотиками.

Глава 11

Самым сложным для меня было то, что я толком не представлял, как же работает наркополиция, какими методами пользуется для того, чтобы выведать информацию о том, где ведётся продажа наркотиков. У каждого встречного на улице не поспрашиваешь — большинство не подозревают о таких вещах, подсознательно стараются не замечать их, считая, что так безопаснее. То же самое с пьяницами и бомжами — люди их всеми силами не замечают, те становятся невидимками. Но, однако, при этом они сами не теряют способности видеть и слышать всё, что творится вокруг. Именно поэтому я счёл нужным обратиться именно к ним, мотивируя себя выше обозначенными размышлениями, но внезапно встал перед серьёзной проблемой — все бомжи куда-то пропали. Так всегда — когда они не нужны, они постоянно под боком, на своих привычных местах, но когда в них возникает необходимость, то город внезапно пустеет. Ухудшало ситуацию ещё и то, что подобные поиски нужно непременно проводить пешком, на своих двоих, чего я в данный момент сделать не мог, по крайней мере, в ближайшие дни.

Весьма разумным решением оказалось связаться с Ромой и начать с ним сотрудничать, работать вместе. На протяжении нескольких последующих дней он постоянно сообщал мне о раскрытых точках продажи наркотиков. Но здесь тоже всё оказалось не так просто.

Мы встретились с Романом в одном из пивбаров возле его дома. Заведение было не из дешёвых, что обеспечивало отсутствие алкашей, но при этом цены были не заоблачные, я спокойно мог пропустить стаканчик-другой, не опасаясь за своё финансовое положение. Помещение было достаточно тёмное, столы возле стен огорожены панелями, а над барной стойкой висела метровая плазма, показывающая матч двух малоизвестных английских клубов. Несмотря на вечер, народу было не много, большая часть из которого сконцентрировалась возле телевизора. Мы сели за дальний угловой стол (Роман выбрал место для курящих) и начали неспешный разговор:

— Понимаешь, — Рома откинулся на сидение и достал сигарету. — Нельзя так просто взять и арестовать всех наркодилеров и закрыть все точки. Во-первых, это ни к чему не приведёт — на место арестованных придут новые люди с новыми адресами, которые тоже нужно где-то выяснять. Но если не торопиться и выставить наблюдение, подкупить парочку нариков, чтобы те сливали информацию, то можно выяснить объёмы торговли на этой точке, да ещё и при удаче вычислить, откуда дилер берёт свой товар.

— Но это же хорошо, — сказал я. — Склад тот сгорел, и один из каналов исчез, и тот дилер забеспокоился. Если перекрыть все каналы, то…

— Ничего хорошего не выйдет, — закончил за меня он. — Это как с осьминогом-мутантом бороться — отсекаешь одно щупальце, а у него вырастает второе. Это всё бесполезно, пустая трата ресурсов и времени.

— То есть, ты предлагаешь забить на всё что ли?

— Нет, конечно! Я говорю, что это не эффективно — закрывать по одной точке или даже выискивать склады, откуда берётся RD. Ты чем слушаешь меня? Нужно бить в голову, тогда осьминог умрёт! Надо смотреть в корень!

— Но мы не знаем, ни откуда всё это берётся, ни кто за этим стоит. Фабрику прикрыть мы не сможем как минимум из-за того, что она чёрт-его-знает где, но точно не в городе.

— Кстати, есть мнение, что постарались японцы или китайцы. Или обе страны. По поводу фабрики ты прав, но мы можем другое — поймать наркобарона.

— Наумова? Это будет очень сложно.

— С чего ты взял, что это именно он? Конечно, судя по тому, что я о нём слышал, мерзавец он тот ещё, но это ещё ничего не доказывает. Он же политик.

Я вздохнул. Друг был прав, может, это действительно не Наумов, прямых доказательств у нас нет, а косвенные улики ничего не доказывают, на то они и косвенные.

Но Рома тут же добавил:

— Хотя у мужика средств провернуть такое хватит. Министерство транспорта, связи с военными, странная история с его сыном. Но я тебе назову с ходу ещё минимум пятерых таких же людей, так что лучше пока не ставить на него.

— Так что ты предлагаешь? — спросил я. — Главарей мы не знаем, а на мелкие точки ты предлагаешь забить, я так понял.

— Да, забудь про них — пусть полиция ими занимается. Пока предлагаю просто подождать, может, что всплывёт ещё. Твоя карта что показала?

— Да. Портрет Майкла Джексона, — немного устало улыбнулся я.

Дело в том, что я решил следовать лучшим традициям жанра и сделать у себя дома карту с отмеченными точками продажи RD и складами, пытаясь выявить хоть какую-нибудь закономерность. Рома исправно сообщал мне о новых точках, я отмечал действующие, перечёркивал закрытые, постепенно наполняя карту, но проблема была в том, что далеко не каждая новая точка продавала RD, примерно одна из десяти. Под точками я подразумеваю не только такие, как в том подвале жилого дома, но вообще всякие сообщения об обнаруженных наркотиках — обысканные прохожие, машины, квартиры, магазины, словом, любая информация могла оказаться полезной. Но схема никак не желала выявляться, я пробовал соединять отметки между собой, делал кучу копий для этого, используя различные варианты соединения. В конце концов, я понял, что такие схемы — бред, придуманный сценаристами фильмов, по крайней мере, они не работали в моём случае.

Тут мне в голову пришла одна идея:

— Ром, а можешь ещё проверить, сколько из тех мест, про которые ты мне говорил, сгорели? А я зайду с другого боку — посмотрю сводки о пожарах в городе и выявлю самые странные из них. Этот RD горит как бешеный, так что что-то обязательно найдём.

Рома нахмурился:

— Сделаю. Но мне кажется, что ты о чём-то умалчиваешь. Признавайся!

Я отвёл взгляд в сторону.

— Не могу, есть причины.

Рома несколько секунд вглядывался в меня, а потом сказал:

— Похоже, есть кто-то, кто действует в наших интересах, да? И пожары — его рук дело, я прав? И ты знаком с ним — пожар на складе. И тот взрыв в прачечной — вовсе не взрыв, да? Я прав?

Я кивнул, удивившись, как легко он обо всём догадался. Я мог бы ему рассказать и остальное, но он бы высмеял меня, едва я начал бы рассказывать о суперспособностях. Конечно, я могу доказать, но не хочу — чем меньше людей знают о моём даре, особенно сейчас, тем лучше. Не то, чтобы я не доверял другу, но у каждого есть определённые секреты, которые должны оставаться секретами, как бы ты ни был близок с человеком и как бы не доверял ему.

— Не хочешь говорить — ну и хрен с тобой, — Рома махнул рукой. — Проверю пожары, не бойся.

— А что по поводу той фармацевтической компании? Проверили её?

— Ага, сразу же. Они божатся, что даже не подозревали о том, что творилось на их складе в Ломоносове.

Я усмехнулся:

— Как всегда. Я — не я, и корова не моя.

— Мы с парнями из отдела прошерстили всю компанию, глянули её историю, провели парочку обысков, но ничего не нашли. Тухло, в общем. Есть, правда, пара пятен в их истории — года два назад, когда компания только появилась, у неё возникли проблемы на таможне, что-то с несертифицированным товаром, который они пытались ввезти в Россию, но ничего суперсерьёзного. Так вот, как ты думаешь, кто им любезно помог разрешить ситуацию?

— Наумов? — поразился я.

— Фиг там. Министр здравоохранения, прошлый который — он уже на пенсии. Но ты почти угадал — с ним тогда был Наумов, и, как утверждают свидетели, именно благодаря Наумову министр уладил ситуацию.

Чёрт, слишком уж много совпадений на Наумова приходится, слишком много ниточек к нему тянется, но каждая из них по отдельности — фигня полная, даже все вместе они ничего не стоят. Но они не могут не наводить на кое-какие мысли, не верю я в подобные совпадения!

— Получается, что у нас нету ничего, кроме смутных подозрений насчёт Наумова? — спросил я.

Рома развёл руками.

Собственно, на этом наш разговор и закончился, мы допили пиво, обсудили прочие мелкие вещи и разбежались. Но вечером ситуация изменилась. Началось всё с того, что мне друг за другом, почти одновременно, позвонили сразу три человека. Первым из них оказался шеф. Я тогда уже пришёл домой, переоделся в домашнюю одежду и стал осматривать заживающую рану на ноге. Выглядела она лучше, чем пару дней назад, больше не болела (если я, конечно, не ходил подолгу), заражения, которого я несколько опасался, не произошло, хотя на всякий случай принимал антибиотики.

Сначала зазвонил мобильник. Вставать и идти за ним в спальню из зала мне было лень, но тот, как и всегда, звонил настойчиво.

— Коля, ты там живой? — голос у шефа был как всегда ворчливый. — Тут работа уже ждёт, а ты с твоим напарником что-то больно много отдыхаете.

— Михаил Михайлович! — поприветствовал я его. — Да я тут пока ещё не совсем в порядке — рёбра болят так, что на луну выть хочется, да я ещё ногу умудрился распороть, вот, еле хожу.

— Рёбра у него болят… А на кой чёрт ты тогда из больницы сбежал?

Тут зазвонил домашний телефон. Блин, вовремя, однако.

— Э, Михаил Михайлович, у меня тут телефон домашний звонит — у меня брат в больнице, надо ответить, вдруг это врач снова звонит.

— Вечно у тебя какие-то оправдания! То сам в больнице, то брат у него болеет, то простыл. Короче: догуливай эти пару дней по больничному, и чтобы потом как штык! На работу, в смысле, понял?

— Обязательно. До свидания.

Я завершил вызов и тут же поднял трубку домашнего телефона. Но мои опасения, что это опять звонит тот Дени де Вито, не оправдались.

— Коль? Это Семён.

Голос у него был недовольный — как всегда, не очень хорошее расположение духа.

Я с облегчением выдохнул. Что-то нервы совсем ни к чёрту становятся последние дни. Бегаю везде как угорелый, все меня бьют, в больнице за этот месяц был чаще, чем за последние пару лет. Отпуск что ли потребовать? Я уже год как отработал, а ещё не ходил в него. Отдохнуть на море где-нибудь, Саню отправить к родителям, хотя… какое мне море с моей-то зарплатой.

— Семён? Привет. Как отдохнул?

— Плохо, — признался Семён. — Собственно, я уже вернулся, раньше времени, правда, но здесь лучше. Жена совсем запилила, трындит в одно ухо, а специалист по мозгам их — в другое. Я честно терпел неделю, но, в конце концов, решил, что с меня хватит, и вернулся. Жену там бросил, пусть заместо меня на эти сеансы ходит, она и так уже спелась с этим Фрейдом, дружно мне говорят, чтобы я бросал работу и уходил на пенсию.

— Я надеюсь, ты меня не бросишь? А то меня только что шеф вызвонил, мол, я слишком обленился, не выхожу на работу.

— Да куда же ты без меня, — я почувствовал, ка Семён сменил тон на более жизнерадостный. — Пропадёшь совсем — вон, стоило мне только ненадолго отлучиться, как ты в больницу угодил. Сам-то сейчас как — всё тип-топ?

Я рефлекторно скривился — не люблю это его «тип-топ». Хорошо хоть редко он его произносит.

— Да, — я кивнул, хотя Семён видеть меня, конечно же, не мог. — Почти.

И поведал ему большую часть из того, что со мной случилось за время его отсутствия, как обычно опустив некоторые подробности. Снова пожалел о том, что мне приходится врать, но поделать с этим я сейчас ничего не мог.

— Соболезную по поводу Сашки, — сказал Семён совершенно искренне. — Наумов, конечно, гад тот ещё, но я не думаю, что он сделает твоему брату что-нибудь, особенно теперь, когда он под охраной. Ты свою связь с этим Джоном не теряй, мужик полезный вроде, но и будь с ним осторожен. Не доверяю я ему.

— Ты и мне не доверял полгода где-то, — ответил я. — Ты вообще мало кому доверяешь. Да и не видел ты Джона, как ты можешь о нём судить при этом?

— Я обычно не ошибаюсь, — заметил он.

Я чуть было не ляпнул, что поэтому у него и друзей нет, но меня вовремя остановил третий, финальный звонок, который как раз всё и изменил.

— Подожди, у меня мобильный звонит, — сказал я Семёну и посмотрел на экран моего «кирпича». Номер был незнакомый. — Это ещё кто?

Обычно я не отвечаю на звонки и не читаю сообщения с незнакомых номеров — мало ли кто это может быть, мошенников сегодня очень много, так не стоит тратить на них своё время. Но тут я с неожиданностью для себя решил изменить принципам и ответить. Принял вызов, но первым говорить не стал, ожидая, что диалог начнёт собеседник.

— Это Анна, не вешай трубку, — донеслось из динамика.

Я вздрогнул. Она знает, кто я, где я живу, и какой у меня номер мобильного. Что дальше? Размер моих носков?

— Что тебе нужно? — грубо спросил я, но она на это никак не отреагировала.

— Хочу помочь. Я знаю, где находится тот, кого ты ищешь. И ты можешь поймать его с поличным, если будешь там вовремя.

Я от неожиданности открыл рот. Она знает, где Наумов? И что он делает что-то явно противозаконное? Вот блин, да я сейчас окажусь на седьмом небе от счастья!

— Зачем ты это делаешь? — спросил я. — Ты способна и сама разобраться с ним.

— Будет лучше, если это сделаешь ты. Арестуй и допроси его, ну ты знаешь, что делать. Зовут его Михаил, ты его видел на складе — грузин.

Я немного остудился — грузин — не Наумов, но гораздо лучше, чем дырка от бублика. И в то же время, это, как я понимал, не какой-то мелкий драгдилер, рыбка покрупнее будет. И если нам повезёт, то он даже не встанет поперёк горла, но при этом сдаст всю сеть вместе с потрохами — знать он должен многое, при той его власти, которую я видел на складе тогда.

— Где? — я согласился, вполне осознавая, что Анна предлагает мне сделку, но при этом не говорит условий.

— Через два часа он будет на Галерном острове в устье Фонтанки, договариваться о новой партии взамен уничтоженной на складе. Нужно обязательно сорвать сделку.

— Сделаем.

Анна тут же отключилась, а я вернулся к разговору с Семёном.

— Напарник, ты ещё здесь? — спросил я его. — Есть работа.

Глава 12

— Вот зачем мы сами-то сюда поехали? — проворчал Семён, глядя в бинокль. — Полиция бы всё сама сделала, тем более что ими руководит твой приятель.

Это было не совсем верно, ведь Рома не начальник, только оперуполномоченный, так что официально руководить операцией он не может. Но, однако, фактически это его не останавливало раздавать указания направо и налево.

— Я должен быть здесь, — ответил я. — Хочу убедиться, что его поймают. Что у них там происходит?

Вместо ответа Семён отдал мне бинокль.

Остров был небольшой — полкилометра вдоль и метров двести поперёк. Никаких пустырей на нём не было, зданий и тех была только парочка по краям, в основном остров был занят верфью и маленьким грузовым портом. Гигантские краны, строительные леса и другое оборудование, какие-то контейнеры и здоровенный ржавеющий остов недостроенной баржи плюс парочка вытащенных на берег допотопных буксиров. Прятаться было где, так что само слово «засада» просилось в голову, стоило только оказаться на этом острове. Хоть остров и находился почти в географическом центре города, в нём процветало запущение — оба здания давно заброшены, повсюду кучи мусора и разный металлолом, который никто не убирает, то и дело мелькают бездомные собаки вперемешку с крысами. Вдобавок везде, где можно было хоть что-то написать или нарисовать, было исписано матными словами и рисунками разной величины, но примерно одного содержания. Прохожие старались не обращать внимания на этот остров, они словно бы не замечали, что он здесь есть. Машины не заезжали на него даже проездом, катера и яхты тоже огибали его по широкой дуге. Одно время ходили слухи, что мэр со своей командой хочет построить на острове элитный пассажирский порт, но дальше слухов ничего не пошло. Так что, этот остров был идеальным для совершения различных тёмных делишек в любое время суток, за исключением, разве что, вечеров, когда он кишел скинхедами, панками, металлистами или просто пьяными подростками.

На остров вело всего две дороги, и их без труда можно было контролировать, даже не появляясь ни у кого на глазах. Полиции было не так много, как мне хотелось — около десятка человек вместе со мной, Семёном и Ромой, но зато у нас был целый снайпер! Пусть и в единичном экземпляре и со строгим запретом применять оружие, но зато он выбрал самую удобную позицию на одном из кранов и сверху видел всё, что творилось на доброй половине острова. Полицейские рассредоточились по ключевым точкам на острове, Рома тоже где-то спрятался, а я с напарником скрылся на одном из вытащенных из воды дырявых буксиров, наблюдая за происходящим через выбитые иллюминаторы.

Стемнеть успело ещё до того, как я пришёл домой, пьяных подростков сегодня на острове не наблюдалось, так что мы спокойно ждали. Ночь выдалась тихая и ясная, ни малейшего ветерка, но довольно морозная — изо рта валил густой пар, хотя холодно не было. Назначенное время стремительно приближалось, оставалось буквально минут двадцать, но стоило ожидать, что грузин Михаил может как прибыть раньше, так и задержаться. Стоит ему только заехать на остров, как он отсюда никуда не денется, полицейские быстро перекроют выезды, а на сигнал стянутся ждущие наготове отряды в соседнем участке.

План был прост до ужаса, но ничего лучше за отведённое время мы придумать не успели, хотя, если честно, мы поленились. Точного места встречи мы не знали, но на острове подходящих мест было не так уж и много, и рядом с каждым, надёжно укрывшись, упорно старался не спать полицейский. У каждого была рация с микрофоном, а мне, Семёну и Роме выдали по миниатюрному приёмнику в ухо, так что мы могли спокойно слушать все радиосообщения, следя за картиной в целом и, при этом, находясь в центре событий, не боясь быть обнаруженными. Предполагалось, что грузин и его поставщик приедут на остров, встретятся, обсудят и заключат сделку, а затем ловушка захлопнется, и мы возьмём их с поличным. Если вдруг грузин сможет каким-то образом выскочить из ловушки, то мы подадим сигнал группам на подхвате и пустимся в погоню. И всё. Казалось бы, что может пойти не так?

— Пост три, вижу мотоциклиста, — раздалось у меня в наушнике. — Едет через меня.

Я посмотрел на напарника, тот кивнул: началось.

Спустя несколько секунд я услышал рёв японского мотора, мотоциклист проехал мимо нас, замедляя ход, затем остановился. Я на миг увидел его, когда он пронёсся мимо (в кожаной куртке и в чёрном шлеме, за спиной рюкзак, на дорогом с виду мотоцикле), но затем он скрылся за железным контейнером.

Я шёпотом выругался.

— Вижу его, — успокоил меня снайпер. — Слез с мотоцикла, ждёт.

Минут пять ничего не происходило, снайпер изредка комментировал действия мотоциклиста, но тот тоже скучал, как и мы. Наконец я услышал голос Ромы:

— Цель приближается. Блин, он на катере!

Я снова чертыхнулся, а Семён проворчал что-то невнятное. Мы совсем забыли про воду! Вот что значит — лениться, когда составляешь план действий.

— Их трое, — продолжал Рома. — Вооружены автоматами, всем быть предельно осторожными. Не выдавайте себя, я попробую вызвать подкрепление.

— Пришвартовались, один остался в катере, — сообщил снайпер. — Подходят друг к другу, здороваются.

Блин, а я надеялся, что они окажутся рядом со мной, что я получил лучшие места, совсем рядом со сценой, но дуратский контейнер всё загораживал. Я даже слышал их разговор, пусть и разобрать слов не мог при всём желании. Хоть бы услышать, о чём они говорят! Мысли прочесть я не могу — мешает контейнер, я не смогу сосредоточиться, не смогу залезть в мозги к мотоциклисту, поскольку видел его только мельком, а этого мало. Был ещё грузин со своим подручным, но к грузину я точно второй раз не полезу, а с его подручным было ещё хуже, чем с мотоциклистом — я совсем не представлял, как он выглядит. Да, так работают мои способности, я не джедай какой-нибудь, чтобы чувствовать других людей, не видев их ни разу. Помнится, для Люка Скайуокера не составляло труда чувствовать людей и инопланетян на большом расстоянии.

Так, не отвлекаемся!

Кто-то из них что-то сказал, и я расслышал, как они рассмеялись. Мне почему-то показалось, что это они надо мной смеются, хотя я и был готов поспорить, что Михаил про меня даже не вспоминал.

Прошло ещё минут десять, они непрерывно о чём-то говорили, даже вроде один раз поспорили о чём-то, наверняка о цене товара. Семён смирился с тем, что нам ничего не видно, и даже не пытался смотреть в свой иллюминатор, а я наоборот — весь извёлся, вертелся, но толку от этого не было. Наконец я не вытерпел и решился на довольно глупый поступок.

— Не могу так сидеть, — пожаловался я Семёну. — Я в нос корабля, может, там увижу что.

— Сиди здесь! — велел мне он, но я его не послушал.

Я отлип от иллюминатора, обогнул ржавую переборку и пошёл к носу буксира. Металлический пол подо мной опасно, но тихо скрипел, под ноги лез различный мусор, какие-то коробки, деревяшки, пакеты и прочее. Метра через два я заметил последний иллюминатор, через который, как я надеялся, я и увижу всё, что мне надо, но подойти к нему я не смог. Привыкнув, что под ногами у меня коробки, я решительно наступил на одну из них возле этого иллюминатора, да вот только под этой коробкой оказалась здоровенная дыра. В голове промелькнула мысль: «Какой идиот так положил коробку?», и я провалился в эту дыру. Высота была небольшая, метра два, я даже зацепился за край дыры и повис на руках, самыми кончиками ботинок ощущая асфальт.

— Это ещё что? — громко воскликнул Михаил, заметив меня, свесившегося из дыры в буксире.

Я встал на асфальт и начал отряхиваться — сверху на меня посыпался мелкий мусор и металлическая пыль.

— Опять ты? — узнал он меня.

— Начинаем, парни! — донеслось из наушника.

Минутой раньше, минутой позже — какая разница? Полицейские уже давно готовы, а я, растяпа, дал им шанс отличиться. Осложнило ситуацию то, что грузин и его сообщник вооружены, а у нас был приказ не стрелять. Но теперь обстоятельства изменились.

— Сделке конец! — возмутился мотоциклист и побежал к своему мотоциклу.

Из дальнего укрытия показался один из полицейских, нацеливая пистолет на всю троицу. Михаил злобно посмотрел на меня и вскинул автомат. Я бросился в сторону, и там, где я только что стоял, автоматная очередь выбила маленькие султанчики пыли из асфальта. Грузин повёл автомат вслед за мной, продолжая стрелять, пули свистели мимо меня, чудом не задевая при этом. Я прикрыл голову, надеясь, что меня это спасёт от выстрелов, и изо всех сил прыгнул за угол контейнера. Пули отстучали по нему и выбили несколько искр, но я благополучно скрылся за ним.

— Пристрели его! — крикнул Михаил своему сообщнику.

Я сначала подумал, что это он меня велел убить, но вторая автоматная очередь, предельно короткая, прозвучала тут же, и я услышал звук падающего тела и стук пластика об асфальт.

— Они убили мотоциклиста! — я узнал голос нашего снайпера. — Могу снять их обоих.

— Отставить! — возразил Рома. — Брать только живыми!

Из иллюминатора корабля высунулся Семён, показав мне свой пистолет. Точно! У меня же со мной старая добрая травматика! И это против двух автоматов. Семён сделал ещё один знак, чтобы я убегал в сторону — он беспокоился обо мне. Но я решительно помотал головой — убегать мне толком было некуда, поскольку контейнер стоял по диагонали к линии пирса, даже чуть-чуть свешиваясь в воду. Если и бежать, то только туда, обратно на корабль я забраться отсюда уже не мог — там был прямой прострел.

Раздалась ещё одна очередь, уже чуть дальше от меня. Снайпер сверху тут же сообщил, что они отступают обратно к катеру.

Трижды блин! Ситуация развивается слишком стремительно, да ещё и не самым лучшим образом. Уже есть один труп, к сожалению, это продавец RD, а, значит, что так нам ничего не получится узнать, если мы не поймаем грузина. Но если продолжать просто так сидеть в укрытии, то я точно профукаю этот шанс.

— Ты что творишь?! — крикнул Семён, когда я выскочил из-за контейнера.

Грузин с подручным уже успели уйти, оставив после себя остывающий труп мотоциклиста. Стреляли ему прямо в шлем, который уже успел наполниться кровью, так что тот был мертвее мёртвого. К нему уже бежал полицейский.

— Уйдут сейчас! — кричал в ухо через наушник Роман. — Все за ними, живо!

Я плюнул на мотоциклиста и ломанулся вслед за грузином. Бежать было для меня всё ещё тяжело, нога начинала ныть от такой нагрузки, но уже терпимо. Я забежал за остов баржи и выскочил на пирс. Тут же чуть не словил несколько пуль, те просвистели очень близко к моему левому плечу. Грузин уже прыгал на катер, тот бандит, что остался на нём, помогал ему, а третий стрелял в меня. Я нырнул за кучу металлолома, и весьма вовремя — там, где я только что был, просвистели пули, ударившись в металлический контейнер в десятке метров позади меня.

Взревел мотор катера, я услышал плеск волн о пирс, и понял, что они уплывают. Выглянул из своего убежища, прицелился в троицу на удаляющемся катере, выстрелил, но попал только в воду. Я испугался, что катер сейчас уйдёт в залив, а оттуда в море — и ищи их потом где-нибудь у шведов, но тот вопреки моим ожиданиям направился в город по Фонтанке.

Мотоцикл! Он быстрый, я вполне могу их попытаться догнать.

Я прибежал к нему так быстро, как только смог. Мотоцикл уже занял Рома.

— Я веду, ты стреляешь, — сказал он, надевая солнечные очки.

Я кивнул и сел на заднее сидение, левой рукой схватившись за него. Движок мотоцикла радостно взвизгнул, предвкушая, что сейчас ему удастся раскрыть все свои возможности, и мотоцикл рванул так, что я чуть не слетел с него. Мы мигом вылетели на улицу вдоль Фонтанки и понеслись вслед за уплывающим катером. Тот уже успел оторваться достаточно далеко, метров на двести, но преимущество было на нашей стороне — скорость у нас быстро перевалила за сотню, дорога была пустынна, и можно было не бояться врезаться в кого-нибудь из-за плотного трафика. Катер хоть и был быстрым, но сравниться с мотоциклом не мог. Ветер свистел в ушах, незащищённые глаза быстро высохли и понемногу начинали гореть, а куртка продувалась на ура даже за широченной спиной Ромы.

Когда мы догнали катер, я понял, что ехали мы по неудачной стороне — правой, так как стрелять левой рукой я мог только в молоко. На катере тоже заметили нас. Грузин сидел за управлением, а двое его сообщников стоя спиной к встречному ветру, перезаряжали автоматы.

— Маневрируй! — крикнул я Роме прямо в ухо, надеясь, что он услышит меня сквозь свист ветра и рёв мотора.

По нам начали палить, и мотоцикл стал дёргаться из стороны в сторону, пытаясь уйти из-под обстрела. Пули попадали куда угодно, но только не в нас — в асфальт, в здание справа, в металлический забор по краям дороги. Я сначала обрадовался тому, что стрелки попались такие косые, и попробовал выстрелить в них сам. Не так-то просто это оказалось — стрелять, когда едешь на мотоцикле со скоростью километров под семьдесят безо всякой защиты от ветра, держась одной рукой за дёргающегося полицейского. К тому же, цель двигалась, и я мазал постоянно.

Фонтанка повернула влево, и дорога сузилась, места для манёвра уже толком не было из-за припаркованных на обочине справа от нас автомобилей. Я расстрелял первую обойму совсем бездумно, стреляя так же, как и они — почти не целясь, надеясь, что хоть какая-то пуля попадёт. Пули всё ближе подбирались к нам, я уже начал представлять, как одна из них попадает в переднее колесо, и мы тут же переворачиваемся, вылетаем с мотоцикла и катимся по асфальту. А потом нас догоняет наш же мотоцикл и приземляется сверху, как в фильмах. Или ещё хуже — одна из пуль попадает в Рому, тот мгновенно умирает, а я не могу от него отцепиться, и мы оба несёмся прямо в Фонтанку, ломаем хлипкий забор и тонем в холодной ноябрьской воде.

Я только собрался подсказать Роме, чтобы он свернул на обочину, за прикрытие машин, но тот уже сам всё понял и свернул туда, едва мы пересекли Лермонтовский проспект. Обочина оказалась уже некуда, я больно ударился ногой о внезапно подвернувшуюся мусорку сразу после кочки, на которой мы подлетели.

Пули внезапно стали лететь куда кучнее прежнего — грузин отобрал автомат у одного из нерадивых стрелков, приказав тому рулить катером. Хорошо хоть теперь между нами были автомобили. Представляю, что обнаружат водители, когда спустятся проверить, всё ли в порядке с их железным конём, едва услышав выстрелы с улицы.

Я успешно перезарядился и тоже стал стрелять точнее, в основном, из-за того, что это была моя последняя обойма, да ещё и стрелять я мог только в перерывах между припаркованными автомобилями. Третьим выстрелом я попал в водителя, тот взвизгнул от боли, резко крутанув руль при этом. Катер занесло влево, он протаранил бетонную стену, и один из стрелков свалился в воду. К сожалению, это был не грузин.

Роман заметил это, резко дал по тормозам (клянусь, заднее колесо даже на секунду оторвалось от асфальта!). И стал разворачиваться.

Катер ещё немного протащило, и потом он свернул влево, в подвернувшийся канал. Пролез между стеной и опорой моста, затем водитель вернул управление, и катер снова стал набирать скорость.

Мы двинулись за ним, пересекли Фонтанку по мосту (Рома ругнулся — прищемил язык, когда мы проехались по ступенькам на нём) и с визгом стираемой резины об асфальт понеслись за уходящим катером. Эта улица оказалась уже, чем предыдущая, но нас спасали посаженные тополя между нами и водой. Хотя, они же и мешали. Впереди маячил заново отстраивающийся собор и Никольская площадь.

Вечно нам везти не должно было, и когда мы пересекли Грибоедовский канал, одна из пуль аккуратно угодила в мотор, не задев наших ног. Я посмотрел на место попадания.

— Бензобак! — крикнул я Роману.

Бензин тонкой струйкой покидал бензобак, тут же оказываясь у меня на левой штанине. Прощайте, штаны!

Грузин прекратил стрелять. Я поглядел — похоже, у него закончились патроны. Интересно, что он теперь будет делать? Патронов нет, уйти от нас не так-то просто, бензина хватит ещё на несколько минут, а там уже и из полиции кто-нибудь очнётся и подмогу пришлёт.

Мы без труда обогнали катер, я повернулся назад и стал выцеливать грузина. Ветер больше не бил в глаза, и мне было гораздо проще сосредоточиться. Он это заметил и кинулся к рулю, надеясь уклониться от моего выстрела. Я ждать этого не стал, но грузин в самый момент выстрела нырнул за своего сообщника, и выстрел пришёлся на него. Травматика не смертельна, но бьёт очень даже больно, мужик отступил назад, напоролся на наклонившегося грузина и, перевалившись через того, плюхнулся за борт. Грузин схватился за штурвал и резко развернул катер в противоположную сторону и повысил обороты двигателя, борясь с инерцией.

— Разворачивайся! — крикнул я Роману, тот кивнул.

Мотоцикл резко затормозил, но мы были не на асфальте, а на земле, да ещё и к тому же почему-то мокрой. Наверное, кто-то решил утопить деревья на площади, полив их разом все, в результате чего мотоцикл увяз колесом в грязи, накренился на левый бок, и нас понесло прямо к дереву.

— Прыгай! — крикнул Рома и первым убрался с мотоцикла, я последовал за ним.

Затормозить мы почти успели, так что падать даже на не до конца зажившие рёбра было не так уж и больно, скорее противно из-за того, что падать приходилось в грязь, погружаясь в неё почти с головой. Она была холодная, колючая из-за мелких камней, но мягче асфальта или твёрдой замёрзшей земли. Я услышал, как мотоцикл врезается в дерево, но мне было на него уже плевать — я перекатился, как учили в учебке, приземлился на колено, в кувырке переложив пистолет в правую руку, и сориентировался.

Катер тоже остановился, его мотор ревел как бешеный, грузин застыл на месте, даже не оборачиваясь к нам. Идеальная мишень.

Я выстрелил — промах. Катер набирает скорость, я осознаю, что если я сейчас не сделаю что-нибудь, то он уплывёт, и больше мы его не увидим. Я не знал, сколько патронов у меня осталось в пистолете, может, ещё половина обоймы, а может, я только что использовал последний. Я не думал об этом. Просто выстрелил ещё раз и понял, что я попал. Грузин снова дёрнулся и схватился за правое ухо, но катер уже набрал скорость и начал поворачивать на Грибоедовский канал. Раздался оглушительный металлический скрежет, катер резко вильнул, и Михаил, по-прежнему, держась за отстреленное ухо, вылетел за борт. Катер, почуяв свободу от всяких, кто им управлял, резво рванул по прямой, нещадно повреждая себе бок о бетонную стену.

— Хороший выстрел, — оценил Роман.

Он непрерывно сплёвывал грязь и пытался отряхнуться, но лишь размазывал грязь по одежде. Затем с сожалением посмотрел на мотоцикл — у того треснул бак как раз в простреленном месте, и остатки бензина вылились на землю, движок захлебнулся и затих.

— Жалко, — сказал он. — Ну и фиг с ним. Пойдём, порыбачим.

Грузина уже успело отнести метров на пять течением, он бесполезно барахтался, пытаясь одновременно остаться на плаву в ледяной воде и при этом остановить кровотечение из уха. Когда мы подошли к самому краю набережной, я коротко взглянул на последствия своего выстрела и тут же отвернулся — едкая кислота быстро поднялась вверх по пищеводу, но это было не от отвращения. Пистолет всё ещё был у меня в руке, и теперь он жёг её беспощадным чувством вины. Да, выстрел был хорош, и он принёс именно тот результат, который я и хотел получить в итоге, но с неприятными последствиями. Михаилу теперь будет очень трудно проколоть ухо, если он вдруг решит в тюрьме серьгу надеть — я попал так неудачно, что ему почти оторвало половину ушной раковины, причём, нижнюю. Очень надеюсь, что на слух это не повлияет.

— Ты там живой? — Рома по пояс перевесился через перила.

В ответ ему прилетел трёхэтажный мат.

— Живой, — удовлетворённо кивнул Рома. — Ты только не уплывай никуда, мы сейчас верёвку найдём.

Верёвку мы так и не нашли — спустя несколько минут приехала кавалерия вместе с вертолётом. Вертолёт спустил грузину верёвочную лестницу, тот уцепился за неё, и его подняли на набережную, где на него тут же направили с десяток стволов. Руку поднять Миша мог только одну — из-под второй слабо сочилась кровь. Я отвернулся, мучимый совестью, и не увидел, как того забрала скорая.

Меня подкинули до дома, начальник Романа лично поблагодарил меня, но денег не дал, хотя я и тонко намекнул, что у меня сейчас тяжёлое финансовое положение, а его благодарность я на хлеб намазать не смогу. Тот рассмеялся, но ничего не ответил. Дома я отмылся, попробовал отстирать пропахшие бензином штаны, но плюнул и повесил их на балкон проветриваться — может, поможет. Поспал несколько часов, после чего меня разбудил Рома.

— Ты вообще спишь? — сонно спросил я его.

— Почти нет, — бодро ответил тот. — Зато много успеваю сделать. Приезжай ко мне в отделение, грузина твоего привезли, допрашивать будем.

— Без меня не начинай, выезжаю!

Я в срочном порядке позавтракал, без раздумий набив рот едой и прихватив с собой банку с лимонадом, выскочил на улицу, сел на трамвай и вскоре был уже в отделении Ромы. Он меня уже поджидал у выхода, меня отметили в журнале по моему удостоверению следователя, и мы пошли в кабинет Ромы.

— Привезли его полчаса назад, я тебе сразу и позвонил, — говорил по пути он. — Тех двоих так и не поймали, но зато выловили катер с автоматами. Отпечатки есть, уже сверили — теперь наш Мишаня не отвертится, даже если у него папа — президент. Сейчас на нём точно висит обвинение в нападении на сотрудников полиции и сопротивлении при аресте, незаконное хранение оружия.

— А наркоторговля? — спросил я.

— Пока глухо. У мотоциклиста ничего при себе не было, ни наркоты, ни договоров о поставке. В рюкзаке нашли карты, очевидно, для схем транспортировки, но ты постарался, чтобы эти схемы туда не занесли, так что пусто.

— Чёрт.

— Ага. Мотоциклиста опознали — Башунков Виктор Павлович, тридцать восемь лет. Родственников нет, подружки тоже. Имеет средне-специальное образование химика-лаборанта, но давно нигде не работает. Соседи его почти не видят и не знают, кто он и чем занимается. Дома появлялся редко.

— Человек-загадка. Ну ладно, я на него и не надеялся.

Мы остановились у двери кабинета моего друга, тот показал на соседнюю дверь.

— В соседнем помещении висит одностороннее зеркало с динамиком, у меня микрофон уже включили. Допрашивать я его буду один, а ты с моими коллегами будешь наблюдать оттуда — таков порядок.

Вот это было фигово — я надеялся позадавать вопросы грузину, попытаться залезть ему в разум, но тут же вспомнил, к чему это привело в прошлый раз, и смирился.

— Хорошо, — кивнул я и вошёл в соседний кабинет.

Это оказалась небольшая комната с единственным столом и стулом и небольшим пространством вокруг, едва хватавшим ещё на несколько человек, смотрящих через одностороннее зеркало на соседний кабинет. Едва я вошёл, как на меня все уставились.

— Я… э… — промямлил я.

— А, да это же наш Джеймс Бонд! — узнал меня начальник Ромы. Естественно, на единственном стуле сидел именно он, разложив на столе папку для записи хода допроса.

— Скорее Гарри Каллахан, — заметил мускулистый полицейский.

— Кто? — удивился второй полицейский, с виду законченный ботаник, даже очки присутствовали.

— Грязный Гарри, — пояснил первый.

— Я не виноват, — оправдался я. — Я вообще из травматики стрелял, даже не из боевого.

Тем временем Роман вошёл в свой кабинет, и мы затихли. Насколько я видел, кабинет у Ромы был немногим больше этой каморки, весь заставленный мебелью, в свою очередь заваленной тоннами бумаги. Я тут же сравнил со своим кабинетом — то ли у нас бумажной волокиты было меньше, то ли мы с Семёном её быстро разгребали, то ли Рома вообще не заполнял бумажки, но разница была заметная. Зеркало с той стороны было посередине стены, рядом с ним стоял стол коллеги Ромы, правее у противоположной стены я увидел метровый сейф, по левую сторону окно с решёткой, стол Ромы (бумагу он с отвращением сгрёб в сторону, чтобы наблюдать за Мишей). Грузин сидел на стуле, позаимствованном у стола коллеги моего друга. Ухо, если оно у него вообще осталось, было щедро забинтовано, и я готов поспорить, что спиртовой духан я почувствовал даже через стену. Рома, когда вошёл, тоже повёл носом.

— Попал ты, Мишаня, — сказал Рома, когда сел на свой стул. Он положил руки на стол и сцепил их в замок.

Я тут же скривился — динамик в комнате хрипел как мой пьяный сосед дядя Вася. Очевидно, он был очень дёшев.

Ромин шеф сделал отметку на своих бумажках, глянув на время — во сколько начался допрос, кто его ведёт, кто присутствует. Похоже, мне потом надо будет расписаться. Ещё я удивился, что протоколированием занимается начальник — просто невиданное событие. Должно быть, Рома ввёл всех в курс дела и в важность сведений, выведанных у грузина, и теперь шеф надеялся тоже отхватить кусочек славы.

Миша на реплику Ромы никак не отреагировал — продолжал смотреть в окно своим орлиным взглядом.

Рома пожал плечами и продолжил:

— Видел бы ты, какие обвинения на тебя тут вешают! Нападение на полицейских! Да ещё и из автомата, да ещё и с двумя шестёрками! Да это на бандитизм тянет. Наркоту распространяешь вон. Ещё с десяток мелких обвинений — хватит на два пожизненных срока!

Рома, конечно, запугивал его, преувеличивая количество обвинений и суммарный срок за них. Но я заметил, как грузин чуть повернул голову в его сторону, чтобы лучше слышать, хотя при этом свою манеру поведения не изменил.

— У тебя ничего нет, — сказал он с небольшим акцентом.

— Ты так уверен? — Рома ехидно улыбнулся.

Он встал со стула и подошёл к Мише, но тот не обратил на него никакого внимания. Рома достал из кармана свёрнутый листок — ксерокопию отпечатков пальцев. Развернул и поднёс прямо к лицу грузина.

— Это — отпечатки пальцев на автомате, из которого ты стрелял. Это твой автомат. Ты это знаешь, я это знаю, это знает ещё десять моих коллег. А вот твои отпечатки, которые мы сняли у тебя сразу же после задержания — помнишь?

Рома достал второй листок, тоже ксерокопию, и наложил его на первый.

— Видишь, они одинаковые как сиамские близнецы!

Взгляд Миши всё-таки попал на эти листки. Не так уж ему и всё равно, что с ним происходит.

— Ты, шавка полицейская, не имел права меня задерживать, — уверенно сказал он. — Я не делал ничего незаконного.

— Ты договаривался с продавцом о поставке в город крупной партии RD-18.

— Докажи. Я встречался с двоюродным братом из Тбилиси, а тут появился твой заморыш.

Заморыш? Как он меня назвал? Дайте мне его сюда, и я посмотрю, кто из нас двоих — заморыш.

Полицейские коротко прыснули, но тут же заглушили смешок.

— Ага, — Рома довольно оскалился. — Ты был так рад видеть своего, как ты говоришь, двоюродного брата, что от восторга всадил ему в череп пять пуль.

— Я этого не делал, — грузин оскалился в ответ, но его оскал вышел звериный, злобный как у шакала. — Проведи экспертизу и убедись — я в него не стрелял.

— Но ты приказал убить его своей шестёрке. А потом начал стрелять во всех подряд. Что насчёт наркоты, спросишь ты. Ты руководил торговлей на складе в городе Ломоносов, и у нас есть куча свидетелей, видевших там тебя и твои грязные делишки.

— Нету у тебя никого! Сгорел тот склад, я слышал это по радио!

— Не упирайся! — вспылил Рома, резко и громко хлопнув ладонью по столу.

Я вздрогнул от этого удара, да и грузин тоже.

Хотя, на мой взгляд, Рома переигрывал, но это работало.

— Могу перечислить поимённо свидетелей, — Рома тут же успокоился и улыбнулся так широко, что стали видны все его тридцать два зуба. Надо сказать, по-голливудски белых, ухоженных. — Они ведь даже не скрываются — сами пришли к нам.

Миша замолчал и задумался. Прошла долгая минута, Рома его не торопил — он вернулся к себе на место, немного отодвинул стул и развалился на нём, положив ноги на стол и сложив руки за головой. Всё это время он с хитрым прищуром смотрел прямо на грузина, и я узнал этот взгляд — так мой друг смотрел на всякое, что сулило ему золотые горы. Премия, повышение? Я не знаю, что он ожидал от этого дела — мне и тысячной доли от этого не достанется, но я получу гораздо больше — моральное удовлетворение и душевное спокойствие.

Миша ожил, придвинулся вперёд и упёрся руками в стол.

— Отпусти меня, подлюга! Ты даже не представляешь, во что ввязываешься! У меня могущественные друзья, они ходят в самой верхушке власти! Они управляют этим городом, да что там город — вся страна им подчиняется! Они освободят меня, и тогда тебе будет плохо, я постараюсь.

— Ты мне угрожаешь? — удивился Рома. — Ну надо же, наша птичка запела по-иному! Твои друзья, я так смотрю, так искренне любят тебя, что прям из шкуры лезут, пытаясь тебя освободить. Слышишь — они уже в дверь ко мне ломятся? Там их, наверно, целая очередь!

Грузин поубавил спесь и сказал уже менее уверенно:

— Это не так просто. Но они освободят меня, ты увидишь!

Рома зевнул, несколько переигрывая, на мой взгляд, но на грузина это подействовало.

— Хорошо, хорошо, — сдался он. — Что ты хочешь знать?

— Всё, — Рома тут же убрал ноги со стола, поспешно достал ручку и листок. — Кто вам поставляет RD? Где вы им торгуете? Сколько вас? Кто твои боссы? Пиши здесь.

Грузин вздохнул, снова посмотрел в окно (похоже, он уже мечтает о свободе, раз так таращится на решётку в окне), взял листок с ручкой и быстро написал три коротких строчки. Вернул листок Роме.

— И всё? — снова удивился тот. — Так, что у нас здесь? Поэтический бульвар? Проспект Королёва? Не, так не пойдёт! Ты же прекрасно знаешь, что мы накрыли обе эти точки, одна из них даже взорвалась.

— А третья? — мрачно спросил грузин.

Рома вгляделся в третью строчку.

— Челиева? — нахмурился он. — Это ещё где?

Грузин улыбнулся, почувствовав, что ему повезло.

— Невский, — пояснил он.

— У чёрта на рогах, — кивнул Рома, покосившись на маленькую карту на стене, мне был виден самый её край. — Ну, мы проверим. Но этого мало.

— Это всё, что я знаю, — отвертелся грузин. — Отведи меня к лекарю, ухо болит.

Но Рома его не отвёл к врачу, по крайней мере, не сразу. Ещё добрых полчаса он пытался выжать из него хоть что-нибудь, но тот отнекивался и почти ничего не говорил. Наконец, Рома не выдержал и сдался, вышел из кабинета и вошёл к нам в коморку. Стало ещё тесней.

— Интересный мужик, — Рома вытер взмокший лоб. — Но слишком надеется на своих друзей.

— Что, и это всё? — не вытерпел я. — Одна паршивая точка, да к тому же наверняка он дал ложный адрес! Назвал наобум — и всё, делов-то!

— С ним ещё поработают, — сказал ботаник-полицейский. — Рома же не спец по допросам.

— Что правда, то правда, — подтвердил мой друг. — Но я думаю, что уже это — успех, раз уж из него даже я смог вытянуть немного сведений.

— Расписывайтесь, — вставил шеф Ромы, указывая на лист, который он уже успел весь исписать.

Я коротко проглядел лист, но там всё было нормально, и расписался.

На этом допрос закончился, Мишу отвели к врачу на осмотр, а затем отправили в камеру, но уже в другом участке — этот весь был забит из-за недавних рейдов по точкам наркоторговли. Меня ещё раз поблагодарили за сотрудничество, после чего я удовлетворённый вернулся к себе домой и проспал ещё пару часов до самого вечера. Но меня снова разбудил проклятый мобильник, вот уже в который раз за последние дни. Номер был опять незнакомый, но уже другой, хотя собеседник оказался тот же. Я снова последовал своему предчувствию и воспротивился своим принципам не отвечать на звонки незнакомцев. Трубку я снял, но так же решил подождать, пока первым не заговорит тот, кто был на другом конце.

— Не вешай трубку, это Анна, — донёсся из динамика приятный женский голос. — Мне срочно нужна твоя помощь.

Глава 13

— Мне нужна твоя помощь, — повторила она.

— Что, опять кого-то поймать? — несколько недовольно спросил я. — Может, того подручного Наумова, который в длинном плаще?

— Что-то примерно в таком духе, но именно поймать его ты не сможешь — сил не хватит. Но мне не это нужно.

Что, тот странный мужик настолько крут? Хотя, если вспомнить, как мы ловили Мишу, как чуть не упустили его, то удивляться не чему.

— Чего ты хочешь? — устало вздохнул я.

Честно говоря, я изрядно вымотался за последние дни, набегался по всему городу. За последний месяц меня избили, продырявили ногу, несколько раз стреляли. Чёрт, да меня даже в стиральную машину пытались запихнуть! И тут, похоже, светит новая перспектива поноситься ещё неизвестно сколько времени по прихоти этой девчонки. Конечно, она крута, да и сама тоже делает не мало, но я на её фоне — так, мелкая сошка.

— Ты дома? — прямо спросила она. — Нам нужно срочно поговорить, но я не хочу входить так, как в прошлый раз. Ты меня впустишь?

Хороший вопрос. С тех пор я у себя дома чувствовал себя слегка не в своей тарелке. А как бы ты чувствовал себя, если бы в твою квартиру вломился неведомо кто, накачал твоего брата наркотой и смотался, пока ты не пришёл? Чувствовал бы ты себя в безопасности? Вот и я — нет. Да, она извинилась, да, она сейчас попросила разрешения войти (на правах гостя, не как в прошлый раз!), и я был уверен, что я могу ей отказать, и она послушается. Неприятный осадок всё равно остаётся, ему никуда не деться. Хорошо хоть Сашка всё ещё в больнице, правда, последний день, завтра уже вернётся. Но она меня просит о помощи, и, судя по всему, тут что-то действительно важное и серьёзное, раз она хочет личной встречи, а я не могу отказать, когда женщины просят помочь им.

— Впущу, — недовольно ответил я. — И я надеюсь, что это стоит того.

— Стоит, поверь мне.

Не успела она отключиться, как раздался дверной звонок. Так быстро? Она уже стояла за дверью? Как-то уж больно самоуверенно.

Я глянул в своё отражение в зеркале прихожей возле вешалки с куртками — такое ощущение, что моей головой пытались пол помыть — волосы успели немного отрасти, и теперь торчали в разные стороны, а всё лицо оказалось измято подушкой. Ну и фиг с ним, с моим внешним видом.

Я подошёл к двери и глянул в глазок. Открыл дверь.

Я почему-то подумал, что Анна даже зимой ходит в джинсовой куртке, но тут она была в чёрном коротком пальто, в высоких чёрных сапогах, но всё в тех же синих джинсах, туго обтягивающих весьма симпатичные ноги.

Она решительно вошла в квартиру, полагая, что раз уж я дал согласие и даже открыл дверь, то теперь мне идти на попятную поздно.

— Привет, — поздоровалась она, снимая пальто.

Под пальто я с удивлением увидел чёрную кофту на молнии и жёлтую футболку без рисунка. Никогда не видел ни на ком жёлтых футболок, все их подсознательно считают слишком уж нелепыми, но на ней она смотрелась отпадно.

Пальто она повесила на вешалку, кофту она тоже повесила рядом, хотя я бы не сказал, что у меня так уж жарко — я вообще больше люблю холод, часто держу окна открытыми даже зимой, ибо батареи в этой квартире, похоже, заказали прямо из адова пекла.

— Привет, — выдавил я, наконец, из себя.

Взгляд невольно заскользил по её выпуклостям, и я внезапно вспомнил недавний сон с ней. Почувствовав, что начинаю краснеть, я чересчур быстро сказал ей:

— Иди на кухню, я сейчас.

И убежал в ванную, где пустил холодную воду и подставил под неё голову. Клянусь, я услышал, как от башки пошёл пар! Голова после сна была тяжёлая, ворочаться совсем не хотела, но такой миниатюрный душ быстро привёл меня в нормальное состояние. Я вытерся, потом прошёл в спальню, нормально оделся (проверив штаны на балконе, я решил, что висеть им так минимум ещё неделю, не меньше), заранее приготовившись к тому, что придётся выходить на улицу. Проверил пистолет, с сожалением обнаружил, что патронов в нём совсем нет, да и запасные я все потратил. Оставил пистолет в ящике, который запер обратно (запирал я его от Сашки), и прошёл на кухню.

Анна сидела возле окна, и от дневного света её волосы мне показались действительно огненными.

— Чай, кофе? — предложил я — правила гостеприимства никто не отменял.

Но она помотала головой.

— Спасибо, не хочу ничего.

Я пожал плечами и поставил чайник кипятиться — если она есть не хочет, то это не означает, что я должен теперь ходить голодным. Сел на стул у противоположной стороны стола, отчего мне пришлось либо щуриться, когда я смотрел на неё, либо смотреть на не очень чистый стол. Я предпочёл второе.

— И о чём ты хотела попросить меня? — спросил я у стола.

— Мне нужно убежище. Временное, на несколько дней.

Я вздрогнул. Человек, умеющий управлять огнём, просит убежища — кто же ей угрожает? На неё ядерную бомбу хотят сбросить? Если честно, я с трудом представляю того, кто захочет её убить, и я никак ему не сочувствую.

— А что потом? — спросил я. — Что будет по прошествии этих нескольких дней?

— Потом я скроюсь так, что меня будет очень сложно найти. Мне один друг обещал в этом помочь, но ему нужно время, которого у меня нет.

— Допустим. Но почему ты пришла ко мне? Я не думаю, что ты не догадываешься, как я к тебе отношусь после того, как ты отправила моего брата в больницу. И я не думаю, что я — единственный, кто может помочь тебе.

— Ты — единственный, кому я могу доверять сейчас.

Я сощурился. Моя интуиция подсказывала мне, что здесь было что-то ещё.

— Тогда, раз ты доверяешь мне, то выкладывай всё, что знаешь. Таково моё условие.

Она вздохнула и спросила:

— Ты действительно хочешь в это влезть? Обратного пути не будет.

— Дорогуша, я уже по уши в этом дерьме, но я хочу знать, как же далеко подо мной находится дно этой выгребной ямы. Кто охотится за тобой?

— Наумов Евгений, заместитель министра транспорта.

В голове у меня будто бомба взорвалась. Как бы я ни готовил к этому себя, подозревая во всех своих и чужих несчастиях этого человека, какие бы выводы не делал, основываясь на одних лишь предположениях, я на самом деле не думал, что я прав на все сто процентов. И вот теперь мне она заявляет, что действительно Наумов во всём виноват. Конечно, она сказала только то, что Наумов охотится за ней, но я не сомневался, что это только верхушка айсберга.

— Почему? — спросил я. — Из-за твоих способностей?

— Нет.

А вот это уже неожиданно. Я был настолько уверен, что Наумов ищет людей со способностями, что полагал это причиной охоты на Анну. А ведь это объясняло то, что случилось с бедным Димой, что его отец стал настолько одержим идеей о сверхспособностях, что даже ставил опыты на собственном сыне. Потом он обнаружил меня, но поначалу проигнорировал. Что привлекло его внимание? Если вспомнить, то его отношение резко изменилось при второй нашей встрече, но тогда я подумал, что у него просто прошёл шок после смерти его младшего и горячо любимого сына.

— Но он знает о них, — добавила Анна.

Чёрт. Он знал о Диме, знает об Анне. Что касается меня, то, наверное, его привлекло что-то в моей биографии, ведь я с самого начала обучения показывал себя как необычайно догадливого человека. Большинство удивлялись этому, но, если предположить, что к тому времени он уже знал про Анну, то вполне понятно, что я его привлёк именно благодаря своей биографии и чистой воды невезению — шанс того, что господин Наумов проверяет каждого встречного человека таким способом — ничтожен.

Мысли понеслись неостановимым потоком, все появившиеся за этот месяц вопросы вновь всплывали в голове, и каждый рождал свою цепочку размышлений, которые тянулись и тянулись, причудливо переплетаясь и спутываясь в тугой узел. Который наконец-то начал поддаваться.

— Какую роль он играет в этом спектакле? — спросил я. — Это он заставил тебя сделать это с моим братом?

Анна кивнула.

Я его заинтересовал, но он мог только догадываться о том, что я умею, и он решил проверить это на моём брате. Даже я знаю, что способности завязаны на генетике, следовательно, передаются по наследству, следовательно, мой брат является потенциальным носителем этого таинственного гена.

— RD как-то влияет на способности? — поймал я ещё один вопрос из общего вороха, кружившегося у меня сейчас в голове.

— Принял бы сам, — уклончиво ответила она. — И всё бы давно понял.

— Не надо мне такого счастья, я лучше по старинке узнаю. И всё-таки?

— Зря. Препарат безвреден для таких, как мы…

— Да, я видел. Эйфория, мощные галлюцинации, стремительно развивающаяся зависимость и привыкание, отказывающие почки — это ты называешь «без вреда»?

— Нет, ты не понял! На нас он действует по-другому! На тебя, на меня, на ещё некоторых. Но не на твоего брата — он не один из нас. И все эти наркоманы — они тоже не такие, как я или ты. У них нет способностей. Нет, и не будет.

— Подожди! Но сын Наумова, Дима… и мой брат — я видел их способности! Дима выделял какую-то мерзкую слизь, а мой брат читал мысли…

Я тут же осёкся, слишком поздно поняв, что сказал лишнее. Хотя, Наумов в этом уже убедился, и теперь наверняка смотрит на меня обоими глазами, ковыряется в моей биографии и в моей генеалогии. С его средствами можно поднять такие факты о моих предках, которые я бы никогда не узнал даже при всём желании. И я понятия не имею, что он там обнаружит. Но я хорошо помню, что мама никому не говорила про свой дар, в свою очередь, её научила скрываться бабушка, которая наверняка тоже не сама дошла до этого. А ещё глубже уже не знал ни я, ни мама, а у бабушки спросить уже никому не удастся.

Надо будет позвонить маме и предупредить её насчёт Наумова и узнать, есть ли какие торчащие концы из нашей истории.

— Значит, чтение мыслей, — Анна внимательно посмотрела на меня и отсела немного дальше. Как будто это поможет ей скрыть свои мысли, если я вдруг всё же решусь их прочесть.

— Да, — согласился я.

Вскипел чайник, по моим ощущениям, намного раньше положенного. Должно быть, я вскипятил воду своими нервами. Хотя, у меня с таким рваным сном совсем изменилось восприятие времени — на улице уже становится темно, хотя ещё минуту назад я бы поклялся, что там разгар дня. Я приготовил себе кофе и сделал бутерброд из всего, что нашёл съедобного в холодильнике — засушенные остатки копчёной колбасы, плавленый сыр «Дружба» и немного салатной зелени. Не густо, надо будет сходить за продуктами и, наконец, выкинуть протухшее молоко из холодильника.

— Это… многое объясняет, — сказала она, таращась на мой бутерброд.

— Мою худобу?

— Такой интерес Наумова к тебе.

— Но не к моей семье?

— Нет. Твой брат его не интересует.

— А родители?

— Не знаю. Но я знаю, что он очень хочет заполучить тебя, и он из-за этого готов на многое. На очень многое.

— Да, он уже предлагал мне присоединиться к нему.

— И ты не согласился.

— Конечно нет! После того, что он сделал с собственной семьёй, я не думаю, что со мной он будет обращаться как с плюшевым медведем.

Я немного успокоился. Если его взгляд прикован ко мне, это значит, что мой брат вне опасности, раз уж он его не интересует. Но почему? Если я отказываюсь сотрудничать, то почему бы не обратиться к моему брату? Неужто так сложно соблазнить на это подростка? Помнится, я в его возрасте был жутко наивен и много чего желал из того, чего никогда не было у меня, но было у других.

— Почему Сашка ему не интересен?

— Да всё из-за того же — он не такой, как ты.

— Я не понимаю. Он же прочёл мысли Наумова при нём же! Что Наумову ещё надо?

— Ты в генетике разбираешься? Знаешь, чем отличается доминантный ген от рецессивного?

Я приподнял бровь — редко встретишь красивую рыжеволосую девушку, которая знает такие вещи.

— На школьном уровне, — ответил я.

— Как и я, — улыбнулась она, показав идеально-ровные зубы. — Тогда объясню так, как это объясняли мне. Дело в том, у человека за наличие способностей отвечает один рецессивный ген, очень редкий, как ты уже, поди, догадался. И есть три типа людей. Первые — это те, у кого гена со способностями нету вообще. И RD на них действует как наркотик. Второй тип людей — это как сын Наумова или твой брат — в этом я убедилась, вколов ему RD. Ген у таких людей присутствует, но они выступают только как его носители, и на них он не оказывает влияния, то есть, способности у них не проявляются никогда. Способности подавляются доминантой. Но если им вколоть RD, то способности как раз таки проявляются, и они могут ими пользоваться до тех пор, пока в их крови концентрация вещества будет не ниже трети от начального уровня.

— Но для них он тоже наркотик? — догадался я. — Эйфория, привыкание и остальная часть пучка побочных эффектов всё равно действует.

— Да, вот только эйфория действует не так долго.

— А что насчёт нас?

— Третий тип, когда рецессивный ген проявляет себя без ограничений. Способности первый раз проявляются в середине подросткового возраста, но если их не развивать, то остаются в зачаточном состоянии. RD даёт мощный толчок в их развитии, он их усиливает, но при этом нет никаких побочных эффектов.

— Никаких? — не поверил я.

— Ну, только медленно развивающуюся устойчивость к нему, так что постепенно придётся увеличивать дозу. Но больше ничего нет, как мне сказали, для этого он и создавался.

— То есть? — не понял я. — Кто-то целенаправленно создавал его для нас? Кто?

Она пожала плечами.

— Наумов ищет людей со способностями, — сказал я. — Это же он стоит за распространением RD? Надеется выявить таких, как мы, из общей массы? Наивно.

— А чего ты смеёшься? Тебя-то он выявил.

— Блин.

— Вот именно, но ты даже не догадываешься, как это сложно — найти людей нашего типа. Этот ген встречается очень редко, и чтобы способности проявились, нужно быть дьявольски везучим человеком, как минимум, чтобы оба родителя были носителем этого гена.

Я вздрогнул: оба родителя. Насчёт матери и так было понятно, раз уж она обладает моим даром. Но отец! Получается, что он — носитель гена? Пусть он у него не проявлен, но всё же… И если я правильно помню школьную биологию, все эти аллели и прочее, то теперь понятно, почему у меня есть дар, а у Сашки нету. Это как игра в рулетку, причём именно в русскую версию в моём случае. Какова вероятность, что на мою долю выпала именно пуля, а не дырка в барабане револьвера? Каков вообще шанс того, что в мире встретятся два человека, обладающие редким рецессивным геном, и полюбят друг друга? Надо полагать, такой же, как у меня — стать президентом ядерной державы.

— А у тебя из родителей кто имеет способности? — спросил у неё я. — Хотя более вероятно, что бабушка или дедушка.

— Я не знаю своих родителей, — ответила она таким тоном, будто описывала, как скучна погода на улице.

— Прости.

Мне тут же расхотелось доедать бутерброд. У меня есть родители, пусть с ними я и испортил отношения, и мы взаимно хотим видеть друг друга как можно реже, но у меня всё же есть родители. Более того, я вырос с матерью, которая обладает таким же даром, что и я, пусть она никогда и не развивала его — отец был против. Это одна из причин нашей ссоры, ибо он так же против того, что я развиваю свой дар.

— И всё-таки, — я решил воскресить один из своих прошлых вопросов. — Почему Наумов ищет тебя?

— Он… — она запнулась, подыскивая слова. — Он узнал, что я веду двойную игру. Как — понятия не имею, но это его здорово взбесило. И я решила, что пора уйти от него, я давно уже собиралась это сделать, но, работая в его команде, я думала, что приношу больше пользы.

У меня мурашки пробежали по стене, меня бросило в жар. Наумов узнал про действия Анны из-за Сашки, из-за его способностей. Я должен был тогда действовать быстро, не хлопать глазами и не стоять с открытым ртом! Заткнуть ему рот надо было! А там бы пришёл Джон и выгнал бы Наумова взашей, или бы он потерял интерес и сам бы свалил.

Зачем меня вообще понесло на этот склад? Я вбил себе в голову, что должен отомстить за Диму, за человека, которого знал всего несколько часов — и теперь мертво несколько людей, как плохих, так и не очень, красивая девушка в бегах, а собственный брат попал в больницу. Да ещё внимания Наумова мне не хватало к собственной персоне!

— С убежищем, я думаю, мы дело уладим, — сказал я. — Оно не сильно надёжное, но там тебя начнут искать не сразу, и у твоего друга будет время скрыть тебя получше.

Анна удовлетворённо кивнула, хотела уже было встать, но я её остановил одним лишь взглядом, наконец-то решившись посмотреть ей в глаза. В них я увидел слабый оттенок страха, тревоги, но так же разглядел и остальное, более важное — на меня она смотрела с теплотой. Так не смотрят на человека, к которому не хотелось идти за помощью, но при условии, что другого выбора не было. Она смотрела на меня как на друга, на одного из тех редких людей, кто мог её понять. У нас у обоих был редкий дар, и это нас объединяло, поскольку каждый понимал, что мы оба сталкиваемся с одинаковыми искушениями в применении способностей и с одинаковыми проблемами и страхами, возникавшими из-за них же. Да, она была другая, она сильно отличалась характером и моральными принципами от меня, но в ней я внезапно увидел самого себя. И это было самое плохое из-за того, что я собирался потребовать ещё одну плату за свою помощь. Я почувствовал себя последним из негодяев.

— Выкладывай остальное, — мрачно сказал я. — Ты знаешь гораздо больше, чем сказала мне сейчас, а уговор был именно на всю информацию.

Её взгляд мгновенно из дружески-тёплого стал обжигающим. Я тут же испугался, что она меня подожжёт. Наверное, рядом со мной она теперь будет чувствовать примерно то же — что я могу в любой момент применить свои способности, вот только от её способностей я стану похож на пережаренный стейк, а она применения моего дара даже не ощутит, не узнает об этом. И неизвестно, что хуже для меня.

Это — самая главная причина того, что я никому не раскрываю свой секрет. Я боюсь, что тогда все отвернутся от меня, поскольку я их лишаю того единственного, что всегда оставалось их собственностью — их сокровенных мыслей, которых они так усердно прятали, зарывая в недра собственного эго.

— Х-хорошо, — нехотя согласилась девушка, не отводя своего взгляда от меня. — Что ты хочешь знать?

— Всё, — повторил я. — Ты борешься с RD, но тут решаешь уйти с театра боевых действий. Я хочу занять твоё место. Как ты узнавала, где находится RD?

— Я… выполняла для Наумова кое-какую работу некоторое время назад.

— Конкретнее!

— Метод кнута и пряника. Я была кнутом — он посылал меня в те места, где у него возникали проблемы с… персоналом. Например, когда кто-то из подручных решал сделать на RD собственный бизнес.

— Склад. Ты поэтому там оказалась?

— Нет, там я была тайно — запасалась потихоньку RD для собственных нужд. Тогда я уже готовилась уйти от Наумова, но не знала как, и поэтому не решалась.

— То есть, наркодилеры не все знают тебя в лицо?

— Только парочка — те, к которым я один раз приходила. Помнишь дилера на Поэтическом?

Я вздрогнул, вспомнив так же, что от него осталось. Кивнул.

— Понимаешь, я многого не знаю, — продолжала она. Взгляд её смягчился, вновь стал дружеским. — Те места продажи, что я знала, либо уже раскрыла полиция, либо я сама разобралась. Я не знаю, откуда Наумов берёт товар, я не знаю, кто его поставляет, я не знаю, где и кто им торгует. Я помогла тебе с Михаилом, и только на его сведения ты можешь рассчитывать.

— Он тесно работал с Наумовым? — поинтересовался я.

— В основном, командовал шестёрками, но знать должен многое — больше половины закрытых нами точек организовал он, причём практически самостоятельно. Многие каналы поставки тоже он создавал. Тебе удалось у него что-нибудь узнать?

Я покачал головой:

— Нет. Он почти ни в чём не сознался на первом допросе, больше отнекивался и говорил, мол, друзья его вытащат из тюрьмы. Похоже, имел в виду Наумова.

— А что твои способности? Для тебя же такие допросы должны быть раз плюнуть!

— Не в его случае. Со мной первый раз такое, но его мысли узнать мне не удалось. Но я хочу попробовать ещё раз.

Я промолчал про то, что я очень боюсь этого второго раза. А что если всё повторится по новой, и я не вынырну обратно достаточно быстро для того, чтобы не стать идиотом? В прошлый раз мне повезло, но в этот может всё измениться.

— И всё же, — продолжил я. — Не может быть, чтобы этот грузин был единственным вариантом! Должно быть что-нибудь ещё, любая мелочь!

Анна задумалась. Я сидел и ждал, что она что-то вспомнит, может, обрывок фразы, адрес какой-нибудь или просто название улицы — что угодно. Прошла долгая минута, в течение которой я доел проклятый бутерброд и запил его остывшим чаем. Наконец, она произнесла:

— Есть ещё кое-что, но это опасно до безумия.

— Как будто я до этого в бирюльки играл, — улыбнулся я, вспомнив увеселительную поездку на мотоцикле под градом пуль.

— По сравнению с этим — да, — она говорила на полном серьёзе. — Помнишь нового подручного Наумова?

— Такого человека при всём желании не забудешь. Так его нужно поймать?

На этот раз вздрогнула она, и тут же лихорадочно замотала головой.

— Нет, ни в коем случае! Это слишком опасно.

— Тогда — что?

— Проследить за ним. На днях должна состояться какая-то очень важная встреча, на которой он будет говорить от лица Наумова. Но что это за встреча, где она будет, и кто на неё придёт — я не знаю. Да и о ней я чисто случайно узнала, когда сбегала от Наумова.

— Проследить? Да без проблем! Сейчас позвоню своему другу в полиции, и мы снова организуем команду, чтобы сцапать там всех…

— Нет, ты что! — тут же запротестовала она, даже вскочив со своего места.

Я уже потянулся в карман за мобильным телефоном, но Анна схватила меня за руку и остановила. Она оказалась так близко ко мне, что я уловил запах её кондиционера для волос. Пахло лесными ягодами.

— Хочешь, чтобы там всё было завалено трупами? — сказала она. — Только проследить, побыть на этой встрече тайно и так же тайно смотаться оттуда, чтобы никто не заметил тебя!

Я сощурился.

— Ты опять что-то не договариваешь. Почему там так опасно будет? Мне кажется, что ты знаешь, кто там будет, на этой встрече.

Она промолчала.

— Хорошо, — я отступил на шаг назад, и она отпустила мою кисть. — Тогда ты пойдёшь со мной.

Собственно, это я хотел ей сказать с самого начала, но получилось только сейчас, да к тому же, ещё и далеко не лучшим образом. Я как будто шантажирую её, пообещав укрытие, но так ничего не сделав ещё для этого.

Но меня удивила её реакция на мои слова: она испугалась. Чего может испугаться человек, умеющий управлять огнём? Это его должны все бояться. Вот я её, например, немного боюсь, пытаясь убедить себя, что она мне ничего не сделает. Значит, мне нужно обязательно прибыть на эту встречу, и чтобы потом действительно всё завершилось нормально, взять её с собой. Пусть охраняет меня. Это подло с моей стороны, но с ней у меня гораздо больше шансов выяснить что-нибудь стоящее. Анна многое знает о Наумове, о его планах и действиях, гораздо больше моего. И, что более важно, считает его врагом. Враг моего врага, и так далее, да?

— Ты же хочешь им помешать, — проговорил я, уговаривая её. — Вот шанс сделать это. Напоследок, перед тем, как ты скроешься совсем.

Я так и не понял, что её больше убедило, но я этой фразой поставил точку в её окончательном решении. А пожалел об этом впоследствии или нет — очень сложно сказать, слишком многое потом произошло. Да, потом случились страшные вещи, о которых я буду жалеть всю жизнь, но без Анны бы и ничего хорошего тоже не произошло. Я бы умер на той встрече, если бы следовал своему плану.

— Ладно, — сдалась она, и я облегчённо выдохнул. — Но с двумя условиями: первое — никакой полиции, только мы. Это слишком опасно, но нас двоих я попробую защитить.

— На это я и рассчитывал, — кивнул я. — А второе?

— Будешь слушаться меня, а не то сгоришь ненароком. Если скажу прыгать — прыгаешь тут же, не спрашивая, понял?

Я сглотнул.

— Слово пионера! Хотя я не пионер…

Блин, как же я себя ненавижу из-за моих решений, кто бы знал!

Глава 14

Я позвонил Семёну. У него была отапливаемая дача в пригороде (которую, к слову, он ненавидел, как и огородные работы, в отличие от его жены), которая, как я догадывался, в ближайшие несколько дней ему не понадобится. Естественно, я спросил об этом предварительно, а затем сказал, что моему одному очень хорошему и надёжному другу, приехавшему из моего родного города, нужно жильё на несколько дней, снять ни квартиру, ни номер в гостинице не может, а у меня из-за Сашки ему остановиться нельзя.

— Он спрашивает, следишь ли ты за порядком? — спросил я у Анны, прикрыв микрофон трубки рукой. — Пепел после себя убираешь?

Она коротко и тихо рассмеялась, обнажив белые зубы.

— Так твой друг курит? — услышал Семён даже через мою руку.

— Э… ну, можно и так сказать, — уклонился я. — Это хорошо или плохо?

— До тех пор, пока моя дача не горит — мне без разницы.

— Так ты согласен?

— Да. Только позвони мне, когда твой друг съедет — съезжу туда и проверю, всё ли в порядке.

— Без проблем, — усмехнулся я.

Мой напарник был в своём репертуаре. Немного поворчал в начале разговора, задал несколько вполне разумных вопросов в конце и согласился. Но предупредил, что всё проверит, даже не смотря на обещание Анны ничего не трогать.

Когда Семён повесил трубку, я стал объяснять, как добраться до дачи, как выглядит дом, и где лежит запасной ключ (Семён сказал, что потом перепрячет его).

— Дом там не самый роскошный — маленькая прихожая, маленькая кухня, две маленьких комнаты. Есть холодная и горячая вода, но отопление с помощью электрического обогревателя — зимой Семён там очень редко бывает. Рядом есть продуктовый магазин, ты мимо него как раз проходить будешь. В доме напротив постоянно живут соседи, лучше представься им сразу, скажи, что ты — племянница Семёна с Мурманска. Она тоже рыжая, только у неё волосы гораздо светлее, цвета кабачковой икры. И веснушки по всему лицу.

Анна скорчила лицо:

— Ненавижу веснушки, хорошо, что их у меня нет. А зачем им представляться?

— Я этого не сделал, в результате чего меня огрели сковородкой по голове, посчитав за вора. Они подумали, что я связал в доме Семёна с его женой, и пошёл грабить огород.

Я машинально потёр затылок в том месте, на которое пришёлся удар.

— Сумасшедшие люди, — ужаснулась она.

— В том районе действительно полно огородных воров, — я развёл руками. — Но ты не подумай, что я их оправдываю — они действительно, кхм, странные люди.

Для верности я ещё на всякий пожарный нарисовал на листе бумаги схему, как пройти к даче Семёна, и дал Анне. Мы договорились, что сразу же после слежки за подручным Наумова она туда уезжает, а потом, когда с ней свяжется её таинственный друг, она позвонит мне и сообщит, что дача свободна.

Затем мы вышли из квартиры и спустились вниз. Время было уже часов девять вечера, стемнело уже давно, и небо в этот раз оказалось затянуто чёрными сплошными тучами. Изо рта шёл пар, было довольно холодно даже для ноября, так что я вновь понадеялся, что выпадет снег, который уже не растает и будет лежать до весны, но небо только молча хмурилось, глядя на нас сверху. Жадина.

Прожив в новом доме минимум с месяц, вы уже начинаете замечать, какие машины у соседей, кто во сколько приходит домой и во сколько уезжает на работу. У одних — дорогие иномарки, у других — отечественная классика, но выбор довольно большой. Постепенно запоминаешь, кто на чём ездит, и когда у одноподъездного дома с маленькой автостоянкой появляется новый автомобиль, то ты сразу же его замечаешь. Это может быть новый жилец на японской машине, заменивший собой скончавшегося дедка с «Запорожцем», или же кто-то приехал к кому-то в гости с ночёвкой.

В этот раз я заметил сразу три новых машины: «Нива» с семьёй из четырёх человек, которых встречала другая семья, мои соседи снизу; тёмно-коричневая «девятка», припаркованная как раз напротив подъезда, и стоящий немного в отдалении большой чёрный джип с тонированными стёклами. Едва мы вышли из подъезда, как я услышал, что джип завёл мотор.

— Наумов, — Анна кивнула в сторону этого джипа.

Я тут же всполошился:

— Собственной персоной? Какого хрена он здесь делает?

И тут же догадался: он следит за мной, иначе зачем ему было так далеко парковаться? Чтобы он мог смотреть в мои окна. Но я живу высоко, так что снизу ничего не видно, можно не волноваться, что за мной пытаются подглядывать. А вот то, что у них могут быть хитрые шпионские штучки вроде направленного микрофона или антенны, снимающей звуковую вибрацию со стекла — это уже серьёзно. Надо будет следить за языком, чтобы не проболтаться ненароком.

Хотя, конечно же, самого Наумова там нет. Не будет же господин заместитель министра лично просиживать штаны, чтобы следить за обычным парнем, который отгуливает последние дни его больничного. Без сомнений, он для этого послал своих послушных мартышек, ну или горилл, в зависимости от комплекции.

Анна направилась прямиком к «девятке», я пошёл за ней. Когда мы сели в машину и закрыли двери, она успокоила меня:

— Не волнуйся о них, далеко они не уедут. Я попросила местных мальчишек незаметно воткнуть им картошку в выхлопную трубу.

Мы тронулись с места, но я всё же поглядывал назад, на джип. Он поехал было за нами, но внезапно дёрнулся, затем раздался громкий хлопок, и джип тут же остановился. Из-под его капота пошёл дым.

— Им следовало бы выбирать не такую заметную машину для слежки, — заметил я. — Вот, например, как у тебя. Кстати, куда мы едем?

— Есть одна кафешка, в которую подручный Наумова часто заглядывает по вечерам. Надеюсь, он сейчас как раз там.

— Ясно.

Я по привычке уставился в окно, наблюдая за городом, готовящимся ко сну. Народ торопился убраться с улиц домой, машины быстро исчезали с дорог, оставляя их пустынными. Лениво полз по рельсам полупустой трамвай, где-то вдалеке завывала сирена скорой помощи, а вон вдоль дома идут по тротуару трое полицейских, уже в зимних толстых куртках. Никто даже и не подозревает о том, что по ночам прямо в его сердце проворачиваются чёрные дела, в которых замешаны высокопоставленные люди, а город вот-вот захлестнёт волна наркомании.

Кафе оказалось в десяти минутах езды от меня, я даже его видел как-то пару раз, но никогда внутри него не был. Анна припарковала машину на обочине на единственном свободном месте.

— Да, он здесь. Серебристый «Ниссан» видишь? Через две машины от нас.

— Ага.

Я сначала подумал, что мы просидим в машине минут пять, потом он выйдет из кафе, и мы поедем за ним на таинственную и очень опасную встречу, но мои ожидания не оправдались ни через пять минут, ни через десять. Я в нетерпении отстукивал пальцами ритм песни, играющей по радио, по пластиковой приборной панели, а Анна внимательно изучала собственное отражение через зеркало заднего вида. Оказывается, что в реальной жизни слежка — очень скучное занятие, глаза слипаются сами собой, очень часто зеваешь, даже не смотря на то, что сидеть не очень удобно. Я сознательно не стал отодвигать сидение назад, чтобы не уснуть окончательно. Да, в кино всё происходит довольно быстро — главные герои приезжают на место, сидят минут пять, и затем в бодром темпе едут за подозреваемым, но здесь я, казалось, просидел уже вечность — песни по радио неспешно сменяли друг друга, прозвучали вечерние новости, а этот человек всё никак не выходил.

— А ты уверена, что это его машина? — не вытерпел я.

— Да, номер его.

— Что-то он там долго сидит. За это время можно было уже сожрать всю кафешку вместе с персоналом и клиентами!

— Он долго ест обычно.

— А ты откуда знаешь?

— Я была здесь с ним один раз.

— Свидание?

— Нет! — тут же возмутилась она. — Ты видел его лицо? Да он же урод, каких ещё поискать! Мы обсуждали дела Наумова, я его вводила в курс дела — он тогда только-только появился у нас.

«У нас». Похоже, не так-то и просто избавиться от старых привычек, даже если всё время считал себя двойным агентом и проводил регулярные диверсии.

Я пожал плечами:

— Для некоторых внешность не важна.

— Характер у него ещё хуже.

— Тогда зачем он сдался Наумову?

— Лёша — хороший телохранитель и, как оказалось, преданный работник.

— Лёша, значит, да?

— Ну что ещё?

Кажется, своими подколками я её немного разозлил. Я решил отвлечься, и полез в бардачок. Там обнаружилась куча бумажного хлама и какой-то журнал. Я вытащил его на свет божий в полной уверенности, что это какой-нибудь девчачий «Cosmopolitan», но внезапно обнаружил у себя в руках обложку с совершенно голой большегрудой красоткой.

— «Большие сиськи»? — удивился я и посмотрел на Анну.

Похоже, что она удивилась не меньше, её лицо даже залила краска. Чтобы больше её не смущать, я деликатно убрал журнал обратно в бардачок.

— Так значит, ты — из «этих»? — подмигнул ей я.

— Не из каких я из «этих»! — возмутилась она, но её лицо продолжала заливать краска. — Сам ты… из «этих».

— Не надо на меня гнать! Журнал твой!

— Нет! Я даже не знаю, чья это машина.

Я опешил. Оглянулся, осмотрел салон автомобиля внимательно, но ничего толком не заметил. Ни хитрых ковриков под ногами, ни каких-нибудь болтающихся кубиков на зеркале заднего вида, ни древних игрушечных собак с качающейся головой. Просто никакой салон, если не считать порножурнала в бардачке, то ни за что не догадаешься, чья это машина. Я привык, что каждый водитель оставляет в своём салоне частичку себя, и внезапно мне стало противно сидеть в этой машине, едва я представил, что же в ней творил её прошлый владелец.

— Так ты её угнала? — поразился я.

Но вместо ответа она шикнула на меня, указав на вход в кафе, из которого как раз выходил Алексей. Не узнать его было невозможно — высокий, худой, с торчащими скулами и глубоко посаженными глазами, опять в своём длинном, почти до земли плаще, хотя, вроде бы, теперь другого цвета.

Закапал дождь. Именно дождь, а не растаявший снег — капли были крупные, тяжёлые, они громко забарабанили по крыше нашей машины, заструились по стёклам, размазывая силуэты автомобилей и Алексея. Немногочисленные прохожие заметались как тараканы от дихлофоса, но Лёша даже не обратил внимания на начавшийся дождь. Задул слабый ветер, поднявший тяжёлые полы его плаща, отчего мне на краткий миг показалось, что у телохранителя Наумова выросли крылья.

— Немного пропустим его вперёд, — сказала Анна, включая дворники. — Дождь нам на руку будет — так нас сложнее заметить.

— Как и нам его, — ответил я.

Алексей сел внутрь своей машины, завёл двигатель и быстро тронулся с места. Мы подождали, пока он отъедет метров на пятьдесят, и поехали за ним, вклинившись в редкий поток машин. Дождь обильно лил сверху, на дорогах уже успели появиться быстро увеличивающиеся лужи, в которых отражался блестящий неоновым светом город.

Я не знаю, в первый ли раз Анна следила за кем-то на машине, или нет, но вела она уверенно, не металась в панике по сторонам и не спрашивала у меня, что ей делать. Мы просто ехали, стараясь не упускать надолго из виду машину Лёши, то приближаясь к нему на перекрёстках до расстояния в два корпуса, то отдаляясь немного, когда тот давал по газам сразу после светофора.

— А он не очень-то и торопится, — заметил я. — По крайней мере, не превышает скорость.

— На месте он тоже не стоит, — ответила Анна. — Я еле за ним успеваю.

Лёша петлял на перекрёстках, сворачивал то вправо, то влево, однако сохраняя при этом скорость, и не потерять его действительно было сложно. Один раз мы его даже упустили из виду и благодаря большой удаче обнаружили на параллельной улице, когда проезжали очередной перекрёсток. Создавалось впечатление, что он догадывался о возможном хвосте и пытался его сбросить своим петлянием между кварталами, но через полчаса напряжённой езды мы поняли, что это не так — двигался он строго на восток, почему-то не используя широких и удобных дорог, предпочитая ломиться напрямик по узким межквартальным улочкам.

— Куда он едет? — пытался сообразить я.

Анна не ответила.

Трафик с улиц почти совсем исчез, за несколько минут встречалось от силы пара автомобилей, большей частью — такси, автобусов, трамваев и прочего общественного транспорта было вообще не видать, так что я начал опасаться, что мы выглядим очень подозрительно. Согласитесь: если за вами в течение получаса едет один и тот же автомобиль, но при этом улицы вообще пусты, то подозрения рано или поздно должны возникнуть в вашей голове. Однако люди настолько привыкли смотреть на такие вещи по телевизору, что никак не замечали их, когда они творились с ними в реальной жизни. Например, сейчас Лёша думал, что наше ржавое ведро тупо едет с ним в одном направлении — и ничего более. Я знал это точно, так как в один момент не выдержал, когда мы подобрались к нему совсем уж близко благодаря случайности, и прочёл его мысли.

Вскоре мы выбрались из старой части города и поехали по территории, которую прицепили к Питеру уже после всех махинаций социал-демократов насчёт многонационализации города. Здесь повсюду что-то строилось, ну, готовилось строиться — множество заборов, куча различной техники для ковыряния в земле, рытья траншей и котлованов, кое-где даже готовые строительные леса и высотные краны. Средства выделили и уже частично освоили, наняли строительные бригады и уже готовились к очередной волне прибывающей иммиграции. Учитывая темпы современного строительства с учётом всех непредвиденных обстоятельств, этот район через год будет выглядеть совершенно по-другому. Если бы не зимние морозы и обильные снегопады, явно не способствующие быстрой постройке, то уже к концу весны здесь был бы спальный квартал.

— Всё, похоже, приехали, — сказала, наконец, Анна.

Лёша действительно сворачивал к чёрному силуэту старого склада времён Великой Отечественной, мы же для конспирации поехали немного дальше. Возле склада, на автомобильной стоянке, уже стояло несколько автомобилей — сквозь плотный дождь я разглядел парочку спортивного вида машин и три джипа различной крутости. Когда Лёша подъехал к ним, из них вылезли самые что ни на есть братки.

— Он встречается с бандами? — удивился я.

Анна не ответила — свернула с трассы на следующем повороте, ведущем к очередной начавшейся стройке, и выключила свет фар, чтобы нас не было видно со стороны склада. Спустя метров десять остановила машину, припарковав возле земляной кучи из вырытого котлована. Пришлось вылезать наружу.

Когда я вылез из машины и встал на землю, я почувствовал, что зачерпнул ботинками немного уличной грязи — ноги основательно погрузились в неё. Дождь лил как из ведра, усилившись за последние полчаса и вплотную подобравшись к границе, за которой я бы назвал его уже ливнем. Хорошо хоть у меня капюшон есть, чего не скажешь об Анне.

Я вылез из грязевой лужи и зашёл за машину, чтобы посмотреть, как там она — у неё ни одежда, ни обувь не подходили для подобных увеселительных прогулок.

— Это ещё что? — поразился я, когда увидел её.

Она как раз вылезала из машины, и едва её голова оказалась под открытым небом, как от неё пошли мелкие и короткие струйки пара. Все капли, что попадали на неё саму или на её одежду, тут же испарялись, отчего её быстро окружило бледноватое облако обжигающего пара.

— Где? — не поняла она и оглянулась.

— Удобно, — оценил я. — Это из-за твоих способностей? С тебя вода испаряется.

Она тоже заметила.

— А, ну да, я и забыла об этом, — улыбнулась она. — Так я и зимой не мёрзну.

Мы пошли обратно на трассу, внимательно смотря под ноги и стараясь не оступиться и не поскользнуться — на мокрой грунтовой дороге было хуже, чем на катке (я не умею кататься на коньках).

— Лучше убери этот пар, — посоветовал ей я. — Тебя издали, наверно, за километр из-за него видно.

Она пробормотала что-то про простуду, но я не расслышал, и спустя секунду дождь уже медленно, но неотвратимо стал мочить её волосы.

— Идём вон туда, — сказала она, указав на груду строительных блоков, из-за которых виднелась стоянка возле склада.

Мы подошли к этой груде и засели в какой-то бетонной трубе. В ней свистел ветер, но зато не было дождя, и территория перед складом хорошо обозревалась.

Пока мы подбирались к этой наблюдательной точке, на стоянке произошли некоторые изменения: количество автомобилей увеличилось вдвое, из некоторых вышли криминальные боссы, которых прикрывали зонтами их помощники и телохранители. Каждый такой босс прибыл вместе с эскортом из двух-трёх автомобилей. Алексей каждого из них приветствовал рукопожатием, похоже, нисколько не опасаясь ни боссов, ни их подчинённых, а он был один. Я бы давно наложил в штаны на его месте. Я насчитал четверых главарей.

— Похоже, они кого-то ждут ещё, — сказал я минут десять спустя, когда новые автомобили прекратили появляться, но ни Лёша, ни боссы не вошли в склад, продолжая стоять под холодным дождём.

Пока они стояли и ждали, я решил снять промокший ботинок и выжать носок, чтобы нога хотя бы потише хлюпала при ходьбе. И, как назло, в этот самый момент боссы плюнули на опоздавших и решили пройти в склад.

— Нам надо внутрь, — заметила Анна.

— Гениальное изречение, — съехидничал я, поспешно надевая носок на подмерзающую ногу. — И как ты себе это представляешь?

И ежу было понятно, что каждый босс не просто так привёл с собой своих дружков — охрана и подстраховка, если вдруг кто-то решит воспользоваться возможностью убрать конкурентов.

— Есть один вариант, — ответила она. — Я подожгу машины.

Идея погреться у нестандартного костра мне не понравилась.

— Ну да, взрывающиеся джипы никто не заметит, да? Не пойдёт. Но у меня есть другая идея.

Честно говоря, идея была совсем уж сумасшедшая, и будь на моём месте любой другой человек, ему бы провернуть её не удалось — вероятность его успеха крайне мала. Но у меня был козырь.

— Жди здесь, — приказал я Анне. — Когда крикну, пальни в воздух струёй огня так, чтобы её увидели со стоянки.

— Ты спятил?! Они же тогда нас обоих сцапают!

— Не сцапают, доверься мне.

— Но…

Чтобы больше с ней не препираться, я быстро вылез из трубы, перепрыгнул особенно большую лужу и вышел на посыпанную гравием дорогу, примыкающую под прямым углом к той, что вела на древний склад. Шёл я уверенно, можно сказать, с гордо поднятой головой, если бы не дурацкий капюшон, из-за которого при высоко поднятом подбородке ничего не было видно. Но при этом внутри меня всё тряслось, руки в карманах дрожали не только от холода и сырости, а колени то и дело подгибались, но я старался не обращать на это внимания, сосредоточившись на реализации безумного плана. Но когда меня заметили со стоянки и тут же направили на меня дула пистолетов, то у меня сердце окончательно ушло в пятки и возвращаться в ближайшее время не собиралось. Я поднял руки вверх, показывая, что я не вооружён, и продолжил идти прямо к ним, не думая замедляться или остановиться. Готов поспорить, сейчас Анна повторяет одно и то же слово: «идиот». И я думаю, что она не ошиблась.

— Стой, ты кто? — громко спросил меня ближайший ко мне бандюган возле спортивной японской тачки.

С виду типичный гопник, которые постоянно грызут семечки, сидя при этом на корточках, и стреляют мелочь у каждого, кто проходит мимо. Двое других его клонов тут же подошли к нему поближе и, героически встав за его спиной, повторили как попугаи его вопрос.

— Я с Лёхой, — ответил я, вкладывая остатки своего мужества в эту фразу. — Вы посты почему не расставили?

— С каким ещё Лёхой? — все три гопника разом достали из карманов складные ножи.

Но вот стоящие рядом с ними возле здоровенного джипа интеллигентного вида два парня опустили пистолеты. Но вид у них был тоже угрожающий.

— Дебилы! Лёха — это тот мужик в плаще, с которым наши боссы за руку здороваются! — сказал один из них. — Парни, это свой.

— А что же я его тогда не видел вместе с этим Лёхой? — гопник прищурился и демонстративно переложил нож в другую руку.

— Потому что я как раз эти самые посты и расставлял! — я решил для убедительности прикрикнуть на него. — Тут такое важное событие, а вы даже не потрудились охрану по периметру расставить! Упёрлись рогами как бараны в ворота этого сарая, мол, больше вам ничего не надо!

Я даже харкнул на мокрую дорогу под ногами. Судя по тому, как они все замолчали, я попал в точку.

— Блин, мне что, ваших боссов по именам назвать? — я внезапно ощутил уверенность в своих силах. То ли от избытка адреналина в крови, то ли потому, что я ещё дышу. — Вы (я указал на гопников) с Пашей Мельником приехали, вы (указал на интеллигентов) — с Виктором Сергеевичем, вон те ребята (указал на самую дальнюю группу обычных с виду людей, если бы они не были вооружены каждый увесистыми револьверами) с Филимоном Одноруким (я чуть не прыснул со смеху, когда узнал это имя через их мысли). Мне продолжать?

— Нет, — остановил меня подошедший из числа тех, что были с револьверами. — Мужики, он дело говорит — а вдруг сюда менты заявятся через соседний пустырь? Надо рассредоточиться.

— А что ты тогда не вооружён? — снова спросил гопник. — Подозрительно как-то.

Да что он ко мне привязался? Заколебал!

— Мне не надо, у меня напарник крутой, — улыбнулся я. — Видишь вон ту трубу возле кучи бетонных плит? ДАВАЙ, ЖГИ!

Не успел я крикнуть, как Анна тут же выдала такой столб огня почти вертикально вверх, что на пару секунд осветила все окрестности.

— У меня ещё пара парней с огнемётами в той стороне, — я указал чуть в сторону, где стояла наша угнанная машина.

— А почему огнемёты? — не понял мужик с револьвером. — С пушками удобнее же.

— Зато не так красиво, — я окончательно успокоился. — В общем, разбирайтесь здесь, кто куда пойдёт, а ты — со мной, предупредим начальство, что всё в шоколаде.

Бандиты тут же засуетились, выбирая места получше — мокнуть под дождём никому, конечно, не хотелось, а укрытий от него вокруг было всего парочка. Я с мужиком с револьвером пошли к полуприкрытой металлической двери сбоку здания — ту, в которую вошла вся делегация. Очень надеюсь, что я не натолкнусь на них сразу же, как только окажусь внутри. Криминальные боссы, конечно, меня в лицо не знают, но вот Алексей может вспомнить, и тогда каюк мне. Блин, зачем я взял с собой этого мужика. Нет, конечно, я был бы очень подозрительным, если бы пришёл к этим мужикам на стоянке, накричал на них из-за плохой охраны территории, а потом спокойно вошёл внутрь здания. Да мне бы тут же всадили пулю в затылок. А вот с ним под боком мне даже стало как-то спокойно — если будут стрелять в спину, то в обоих.

Я пропустил мужика вперёд у двери и вошёл следом. Это помещение оказалось маленькое, узкое и воняющее сыростью. Справа вдоль короткой стены расположились ржавые металлические шкафчики, а по левую сторону — большой выцветший плакат с картой местности.

Об этот плакат я и приложил моего спутника головой. Он не успел даже пикнуть. Гулкий удар, и он свалился в беспамятстве на пол. Надеюсь, снаружи никто ничего не услышал.

— Так, что у тебя есть, — пробормотал я себе под нос, обыскивая его.

Я взял револьвер и положил его к себе в карман куртки. При такой концентрации криминальных авторитетов на единицу меня (Анну в расчёт я не взял) он отнюдь не был лишним, однако я немного побаивался его размеров. В карманах у мужика я нашёл пару тысячных купюр, шесть запасных патронов к револьверу, жвачку и мой любимый шоколадный батончик. Мой живот тут же довольно заурчал, почуяв запоздалый ужин, а руки зачесались взять с собой и обе купюры — денег у меня не будет до начала декабря, а тут такая халява. Блин, но это же не мои деньги! Нет, Сашке всё равно наверняка надо будет какие-то лекарства купить, посмотрим, что там доктора пропишут. Я взял деньги и почувствовал, как они начали мне жечь руку — моя совесть требовала вернуть их, но я заглушил её, откусив шоколадный батончик. Потом, зажав его в зубах, взял за руки мужика и попытался запихнуть его в один из шкафчиков. Удалось мне это не сразу, тот оказался тяжёлым, как тюлень, и таким же бесформенным, но зато у меня получилось даже закрыть за ним дверцу шкафа, правда, вдавив его выступающее наружу пузо. Ничего, с таким животом обойдётся без пары тысяч — он наверняка в неделю зарабатывает больше, чем я за месяц. Потом я пошёл дальше. Следующим помещением оказался коридор с несколькими дверями и большим окном с дыркой в левом нижнем углу. Стекло было мутное, но, наверное, поэтому в нём и появилась эта дырка. Сквозь неё проникал слабый свет из центра склада. Похоже, что именно там и собрались криминальные боссы — если прислушаться, отфильтровав мысленно постукивание дождя о металлическую крышу, то можно услышать их голоса. Сначала мне показалось хорошей идеей подслушать прямо возле этого окна, но потом я вспомнил, что ещё кто-то из главарей опаздывает, и если он всё же явится на встречу, то проходить как раз будет именно здесь. Я предположил, что ближайшая к этому окну дверь ведёт как раз к главарям, не стал её трогать и пооткрывал остальные в поисках подходящего места для наблюдения.

Если честно, то меня уже изрядно заколебало вести скрытное наблюдение. С детства ненавижу прятки, а когда смотрю фильмы с подобными элементами сюжета, то у меня появляется дикое желание крикнуть герою, чтобы тот хватал то, что у него есть под рукой, и выходил в открытую против толп врагов. Сейчас у меня появилось такое же желание — выскочить к ним с револьвером наперевес и закричать «Ни с места! Вы все арестованы!». Но это было самое глупое сейчас — от криминальных боссов ничего хорошего после этого не следовало ожидать. А если они и промажут, то у них есть ещё Лёша, суперпрофессиональный телохранитель, который, поди, даже будучи пьяным в стельку ни за что не промажет из пушки со сбитым прицелом.

О, старая добрая лестница на второй этаж!

Я, почти не издавая звуков, поднялся наверх и очутился в центральном помещении склада. Хотя, как я теперь видел, что это никакой не склад, скорее какая-то здоровенная мастерская с множеством свешивающихся с высокого потолка ржавых тяжеленных цепей, какими-то полуразобранными станками и прочим металлоломом. Я вылез на крышу «здания в здании», очутившись на широком помосте, но спрятаться здесь, в отличие от склада в Ломоносове, было совершенно негде — только распластаться по пыльному и грязному полу и надеяться, что мою торчащую башку в темноте не заметят. Что я и сделал, мысленно представляя, как я после всего этого буду отстирывать куртку и вторые штаны. Надеюсь, здесь не торчат гвозди, не хватало ещё напороться на них. Хрен с ней, с курткой — если меня проткнёт ржавый гвоздь, то я с большим успехом могу заработать заражение крови.

Надо сказать, что темно было только там, где я расположился — с потолка так же свешивались работающие лампы, тускло светящие бледно-жёлтым светом. Странно было то, что я не заметил никаких проводов, ведущих к зданию. Откуда тогда здесь электричество? По центру помещения стоял большой квадратный стол, с которого тщательно вытерли всю пыль — насколько тот стар, я видел даже отсюда. Весь исцарапанный, во многих местах облез, вместо одной ножки аккуратно сложенная стопка кирпичей. За этим столом сидел Алексей по одну сторону и четыре криминальных босса по другую. Вид у каждого был такой, будто тот владел небольшой страной, а не долей криминального бизнеса Санкт-Петербурга, все были богато одеты, но можно было без труда узнать, какой из банд он руководит. Вон весь в золоте поверх нелепого классического костюма с белыми полосками а-ля «Adidas» по бокам лидер гопоты. Вон, одетый в кожаную куртку с зализанными назад волосами лидер «интеллигентов». Вон древнего вида старик в ковбойской шляпе и с двумя «магнумами». А вон мелкая китаянка лет шестидесяти в национальном синего цвета костюме, затейливо расписанном серебряной нитью. Каждый, кроме Алексея, с партнёром примерно того же вида — должно быть, секретари, так как у каждого сумки с ноутбуками.

Похоже, у них сейчас самый разгар обсуждения.

— Предлагаю весь север закрепить за нами, — говорил лидер гопников. — У нас братаны уже пригрели места, где можно торговать, не боясь мусоров, так что всё зашибись.

— А хрену с маслом не хочешь? — возмутился старик. — Пискарёвка всегда была нашей! И за нами и останется.

— Этот район был твоим при Советском Союзе, — ответил ему гопник. — Он уже лет двадцать как наш, зенки отвори!

— Мужики, — остановил их Алексей. — Сферы влияния потом обсудим, а сейчас нам надо уладить дела с поставками. Мой начальник здорово заволновался, когда узнал, что сделка по поставке была сорвана, а ваш товарищ, Виктор Сергеевич, был застрелен полицией. Так же был пойман один из наших сотрудников, но, мужики, на его счёт не волнуйтесь, данная проблема уже решена.

Чёрт! Вот, спрашивается, зачем я его ловил? Чтобы потом Наумов его освободил, а мы так ничего и не успели узнать? Он выдал три адреса, два из которых мы уже знаем, а третий запросто может оказаться липовым! И всё. И как ещё ловко он увернулся, что того мотоциклиста застрелили полицейские, а не Михаил. Ненавижу, когда невиновных людей поливают грязью и обвиняют в том, чего они не делали!

— Да, мне было прискорбно это слышать тоже, — кивнул лидер «интеллигентов». — Но тут уже ничего не сделать.

— Ну отчего же? — Алексей положил руки на стол. — Мы заключим сделку, как и собирались с самого начала. Вы получите баснословную прибыль, а мы — выполним задачу, которую нам поставил мой начальник.

Внезапно внизу, прямо подо мной, со скрипом отворилась дверь, и в помещение вошли два новых человека — опоздавший босс со своим секретарём.

— Господа, приношу извинения за моё опоздание, — Джон виновато развёл руками и дружелюбно улыбнулся.

Мир у меня в голове сделал лихой кульбит и встал вверх тормашками.

Глава 15

Джон. Джон — криминальный босс! Вот блин блинский! Нет у него никакого ЧОПа, те охранники у палаты Сашки — вовсе не охранники! Ну, в привычном понимании этого слова, но Сашку и Вики они действительно охраняют. Что он здесь делает? Глупый вопрос — конечно же, пришёл участвовать в заключении Очень Крупной Сделки между лидерами криминального Питера. Блин, но как же его речи про RD? Я был убеждён в том, что он против RD в любом его проявлении, но что же теперь получается — он врал? Но как же его дочь?

Меня прошиб пот.

Подстава. Наумов развернул многоходовую операцию, вовлёк в неё кучу людей, на которых я раз за разом наталкиваюсь. Он ввёл подставное лицо — и всё ради меня.

Чёрт побери их всех! Кому я могу верить, а кому нет? А что если и Анна разыграла спектакль? Все эти поджоги могут оказаться липовыми, Наумов просто пустил в расход ненужных ему людей — и всё. Нет, это слишком круто даже для него, да и бессмысленно было сжигать такое количество RD в Ломоносове. Или я просто не вижу смысла, но на самом деле он есть? Анна — липовый предатель? А что, удобно — теперь она у меня под боком, и следить за моими шагами ей не составляет труда.

Я тряхнул головой. Нет смысла подозревать всё и вся в обмане.

— Джон? — нахмурился Алексей. — Что ты здесь делаешь? Ты передумал?

Джон подошёл к столу, но ни с кем не поздоровался. Впрочем, к моему удивлению, они тоже не были сильно рады его видеть.

— Я? — спросил Джон. — Передумал? О нет, я так не думаю.

Ковбой дёрнулся за револьвером, но Джон выхватил свою пушку раньше. «Пустынный орёл» дулом уткнулся в висок ковбоя.

— Не дёргайся, старик, — процедил Джон. — Иначе мальчишка за твоей спиной будет соскребать твои мозги со своего костюма.

Тут же пошла цепная реакция, и все как один достали своё оружие, даже китаянка. Лишь один Алексей сохранял ледяное спокойствие, продолжая сидеть на своём месте.

— Опусти пукалку, сынок, — медленно, дрожащим голосом посоветовал старый ковбой. — Убери её обратно в карман и уходи, тебя никто не тронет.

— Что тебе нужно? — спросил Алексей. — Я так понимаю, это из-за тебя здесь нет итальянцев?

Джон усмехнулся:

— У этих макаронников возникли кое-какие проблемы по дороге сюда. Тяжёлые проблемы, прямо таки свинцовые.

— Тащи сюда пацанов, — велел главный гопник своему подручному. — Я давно хотел прихлопнуть этого пиндоса!

— Кишка у тебя тонка, — мгновенно отозвался Джон. — И, боюсь, твоим парням сейчас несколько не до тебя.

В подтверждение его слов я услышал, как где-то далеко прозвучал первый выстрел. Затем второй, следом автоматная очередь и чьи-то крики. Похоже, я угодил в самое пекло, но как глубоко я успел залезть, я узнаю только сейчас.

— Это не по правилам, Джон, — сказала китаянка.

Голос у неё оказался неожиданно хриплый, прокуренный и очень противный. У меня от него даже мурашки по коже пробежали.

— По правилам? — воскликнул тот и перевёл пистолет на неё. — Прости, может, я глухой, и не слышал, как вы согласились пустить эту дрянь в город? Из-за вас моя дочь в клинике!

— Ты ни чем не лучше нас, — заметил «интеллигент».

— Заткнись! — Джон перенаправил пистолет на него. — «Никогда не трогать наши семьи» — так вы говорили! И что же вышло?

— Не пыхти, — ответил ему гопник.

Прогремел гром, задрожали редкие уцелевшие стёкла. Хотя, может быть, это и не гром. Позади меня, уже гораздо ближе, раздались ещё выстрелы. Перестрелка быстро приближалась к нам. Похоже, мне пора сматываться отсюда.

Джон тем временем умерил свой пыл и задумался, подняв дуло пистолета вверх. Но направленные на него стволы опускаться не думали.

— Застрелить старика? — Джон начал вслух прикидывать варианты. — Не, он сам, гляди, через недельку откинет копыта. Набриолиненного «Элвиса»? Мелковато и бессмысленно. Выскочку в безвкусном костюме? Эти и так каждый месяц меняются. Узкоглазую бабу? Заманчиво, даже очень. Прекратится поток героина, китайцы станут не такие бешеные…

Тут он, похоже, пришёл к искомому решению и направил пистолет в лоб Алексея. Тот лишь улыбнулся, обнажив зубы как акула.

— Алекс, где Наумов? — спросил у него Джон. — Я так надеялся его здесь увидеть, показать его моим парням. Понимаешь, он стал для них кем-то вроде кумира, и они дружно решили забальзамировать его и положить в мавзолей, чтобы им можно было любоваться в любое время.

— А я тебя не устраиваю? — Алексей улыбнулся ещё шире.

От его улыбки у меня волосы дыбом встали, и я почувствовал, что мне действительно пора. Очень надеюсь, что Анна никуда не убежала, и что она прикроет меня, когда я буду пытаться выбраться отсюда. Выстрелы гремят с завидным постоянством, и там либо действует неубиваемый Рембо, либо Джон прихватил с собой много людей.

И всё-таки, он тоже враг моего врага. Я ошибся в нём, сделав ложный вывод, когда посчитал, что это он опоздал на эту встречу. Да, тот факт, что он оказался лидером одной из банд, шокировал меня, он до сих пор у меня в голове не укладывается, но я обрадовался, когда узнал, что Джон здесь по схожим с моими причинам. Он тоже хочет помешать распространению новой наркоты по городу, он тоже борется против Наумова и компании, а это означает, что я обрёл очень ценного союзника. Которого сейчас вот-вот пристрелят.

— Мне нужен он, — ответил Джон. — Но ты тоже сойдёшь, раз он тебе доверил провернуть такое.

Алексей перестал лыбиться и придвинулся вплотную к пистолету, почти касаясь его своей кожей.

Несколько выстрелов прозвучало где-то совсем рядом, но потом кто-то вскрикнул, и выстрелы затихли.

— Ты проиграл, американец, — равнодушно сказал Лёша. — Ты — трус, и всегда им был. Ты привёл своих людей сюда, чтобы те умерли за тебя в надежде, что ты помешаешь мне. Они свою часть плана выполнили и сдохли, а как же ты? Ну так давай, стреляй. Вот он я.

Джон замешкался.

Я осторожно пополз обратно, стараясь не упускать из виду творящееся внизу. И это стало моей ошибкой — я ногой задел какую-то крупную гайку, и она с оглушительным грохотом свалилась вниз. Несколько пар глаз тут же обратились в мою сторону. Чёрт.

— Трус! — рявкнул Лёша на Джона и схватил дуло его пистолета голыми руками.

На секунду я подумал, что сейчас он выхватил у того пистолет и застрелит из него Джона, но не тут-то было. Джон затрясся, будто его охватила судорога, и затем отлетел обратно к двери подо мной словно пушечное ядро. Ковбой, наконец, выхватил свой револьвер и тут же застрелил подручного Джона. Остальные пули полетели в меня, но я уже успел перекатиться туда, где меня не могли задеть. Я вытащил свой револьвер, готовый в любой момент открыть из него пальбу.

Надо вытащить отсюда Джона.

— Джон? — крикнул я вниз, но ответа не последовало.

Он умер?

Дважды блин.

Я пополз к лестнице, стараясь не поднимать головы, пули так и свистели над ней, попадая в бетонную стену.

— Николай Айдарин? — услышал я голос Алексея.

Похоже, он узнал меня.

Я не ответил.

— Не стрелять, приказ Наумова, — продолжил он. — Сдавайтесь, Николай, вы окружены, и выхода нет, снаружи наши люди!

Выстрелы действительно прекратились, но некоторые из криминальных боссов возмутились тем, что им приказывают.

Где там Анна? Что она так долго?

— Пошёл ты! — крикнул я ему и выстрелил наугад.

Отдача у револьвера оказалась просто бешеная по сравнению с обычным пистолетом, не говоря уж про привычную мне травматику. Боюсь, что с таким пистолетом единственным, кто окажется пострадавшим, буду я — он мне всю кисть сломает.

— Это глупо, — тут же отозвался Алексей. — Я знаю, кто Вы, и Наумов знает. Он предлагает сотрудничество.

— Никогда, — ответил я, но уже не так резко, как в прошлый раз.

Лестница оказалась перекрыта — на ней стоял вооружённый китаец. Выхода действительно я не видел, поэтому я медленно поднялся на ноги и поднял руки вверх. Китаец тут же отобрал у меня револьвер, сунув его себе в штаны за спиной дулом вниз, затем скрутил мне руки и отвёл к собравшейся внизу компании. Джон валялся без сознания возле самого окна, и от него шёл лёгкий, почти не видимый дым. Вроде дышит. Чем это его ударило?

Меня подвели к Алексею. Тот возвышался надо мной Останкинской башней.

— Вот видишь, Коля? — он тут же перешёл на «ты», когда я оказался с ним лицом к лицу. — Бежать бесполезно. Если честно, я бы тебя действительно убил прямо здесь, вместе с этим американцем, но Наумов хочет лично поговорить с тобой.

— Ты прямо Ганди, — ответил я ему, но он никак не отреагировал на меня. — Воплощение пацифизма.

— Господа, вы все свободны, — сказал он боссам. — Как видите, нашу встречу надо перенести. Вас уведомят дополнительно.

Гопник ругнулся, ковбой сплюнул на пол, а китаянка с «интеллигентом» просто молча развернулись и с высокомерным видом пошли к выходу. Их подручные, однако, остались здесь.

— Честно говоря, меня удивляет тот факт, что ты ещё жив, — проговорил Алексей. — После стольких неприятностей, что ты доставил Наумову… Я бы десять раз тебя грохнул, даже несмотря на то, что ты обладаешь какими-то способностями.

Я вздрогнул — не привык, что кто-то в открытую говорит про способности. Хотя, собственно, я встретил пока только двоих, кто мог со мной об этом поговорить, но один из них мёртв, а вторая, похоже, сбежала, почувствовав, как запахло жареным. Блин, даже как-то нелепо применять к ней это выражение, оно приобретает иной смысл.

— Так значит, ты знаешь, что я что-то умею? — спросил его я.

— Ты меня бесишь, — раздражённо бросил Алексей. — Будешь сотрудничать?

Нет, я не хочу! Наумов наверняка сделает из меня наркомана, а уж как будет использовать — даже подумать страшно. Ненавижу этот RD, ненавижу Наумова, ненавижу всё это.

— Хрен тебе, золотая рыбка! — воскликнул я.

Китаец очень удобно стоял ко мне спиной, деликатно отвернувшись. Похоже, он забыл, что у него из штанов торчит рукоять револьвера. Ну, я и схватился за неё и выстрелил.

Вы когда-нибудь видели, как у человека горит задница? Зрелище весёлое, если не брать в расчёт тот факт, что при этом китайцу сейчас было дико больно — пуля его не задела, но зато раскалённый выхлоп из длинного дула револьвера здорово поджарил его полушария, попутно запалив штаны. Я выхватил пистолет, сделал перекат в сторону стола и развернулся к Алексею. Но тому было, похоже, всё равно, буду я в него стрелять или нет.

— Я давно этого ждал! — воскликнул он и выбросил в мою сторону правую руку.

Из его пальцев вырвались тоненькие синие змейки самой настоящей молнии! Змейки в момент приблизились ко мне и ударили по столу — Лёха промазал на сантиметр, взяв слишком низко. Стол моментально обуглился в месте удара, загорелся и взорвался, отбросив меня на пару метров назад. Меня перекинуло через голову и протащило ещё немного на животе, щедро осыпая сверху дымящимися щепками.

— Убить его! — крикнул Алексей оставшимся трём бандитам.

Удачно подвернулся старый здоровенный станок, и я торопливо заполз за него. Там, где я только что лежал, промелькнула вторая молния.

— Ого, пацаны! — воскликнул гопник. — Энерджайзер!

— ЧТО??? — загремел Лёха и выстрелил молнией в него.

Гопник закричал, его опутали с ног до головы синие молнии. Его тело затряслось, он задымился, быстро почернел и осел на пол, уже перестав кричать. Двое оставшихся бандитов отвлеклись от меня и начали палить в Алексея.

— Дебилы! — крикнул он, вскидывая сразу обе руки.

Он отвлёкся на бандитов, и я понял, что у меня появился шанс. Высунулся из-за станка и быстро прицелился в руку метателя молний. Отдача отдёрнула мою кисть чуть ли не мне за плечо, но я промазал. Оба бандита попали под молнии, вырвавшиеся из ладоней Алексея, и мгновенно обуглились. Я выстрелил второй раз, и на этот раз попал, куда целился.

Алексей коротко вскрикнул и согнулся, схватившись за оцарапанное левое плечо. Его и без того тёмный плащ почернел и заблестел кровью. Он выругался и резко метнул в меня шаровую молнию уцелевшей рукой. Я спрятался обратно за станок, но я прислонился к нему, и часть удара пришлась на меня. Тело мгновенно задеревенело, все мышцы напряглись и затвердели, а потом меня отбросило назад. Я впечатался в бетонную стену за спиной и повалился на пол. Пистолет выскочил из руки и теперь валялся в десятке сантиметров от меня. Тело болело просто адски, мне показалось, что из меня тоже повалил дым, и я превратился в обгорелую чушку, но затем смог пошевелиться. В висках отчаянно пульсировала кровь, в ушах дико шумело, будто я встал под Ниагарский водопад, но я был всё ещё жив.

Алексей медленно пошёл ко мне, и пол дрожал под его тяжёлыми шагами. Я его не видел, но буквально печёнкой ощущал, как он ко мне приближается. Рука потянулась к револьверу, но мне не хватало жалких пяти сантиметров. Я сделал отчаянное усилие и потянулся за ним, смог чуть-чуть подтянуться к нему. Наконец, рука нащупала ещё горячий после выстрелов металл, я схватился за рукоять, как будущий утопленник хватается за соломинку. Алексей подошёл ко мне, и я увидел его тяжёлые ботинки на толстой подошве. Один из них внезапно оказался на моей кисти с пистолетом, я рефлекторно выстрелил и вскрикнул от резкой боли.

— Как же ты жалок! — презрительно сказал Алексей, с удовольствием раздавливая мне правую кисть.

Рукоять я отпустить уже не мог, пальцы оказались зажаты как в тисках, которые продолжали сжиматься. Я свободной рукой схватился за его ботинок и из последних сил попытался его сдвинуть хоть на миллиметр, но это оказалось бесполезно. Он прочно стоял на моей руке, с удовольствием растирая её ботинком так, будто пытался потушить сигарету.

— Ну и где твои хвалёные способности? — издевательски спросил он, наклонившись ко мне поближе. — Почему Наумов так жаждет видеть тебя на своей стороне?

Я ему не ответил, не смог, так как боль в руке полностью поглощала моё внимание. И я не заметил, как он внезапно сошёл с моей ладони. Я отпустил рукоять пистолета и целой рукой подтянул её к себе, перевернувшись на бок и начав её убаюкивать. Помогало это плохо.

— И это всё, на что ты способна? — услышал я Алексея, не сразу сообразив, что он теперь обращается не ко мне.

Рука болела невыносимо, на её внешней стороне навечно застыл чёткий рисунок подошвы, а в целом она стала больше похожа на отбивную. Но пальцами я мог шевелить.

Где-то совсем рядом прожужжал разряд новой молнии, и я, наконец, нашёл в себе силы поднять голову и посмотреть, что же происходит.

Анна.

Она пришла. Она никуда не сбежала, она сейчас стояла здесь! Ну как, здесь — не возле меня, а у противоположного конца помещения.

У Алексея загорелся его плащ, и он его тут же сбросил — тот превращался в пепел прямо на моих глазах.

— А за это ответишь! — прорычал он и швырнул шаровую молнию прямо в Анну.

Она легко уклонилась, отпрыгнув влево, и светящийся шар угодил в неприметную деревянную дверь позади неё, и та тут же взорвалась тысячью осколками. Анна не замедлила с ответом и, за какую-то долю секунды неизвестно откуда достала спичку, чиркнула ею и швырнула её в Алексея. Горящая спичка летела гораздо медленней шаровой молнии и не так эффектно, так что Алексей самонадеянно не стал даже уклоняться — встал как столб и отбил эту спичку на уровне его головы. Едва спичка прикоснулась к его коже, как резко вспыхнула и щедро обсыпала его с ног до головы многочисленными искрами. Я заметил, как эти искры без труда прожигают одежду, оставляя на коже очень болезненные покраснения. Алексей зашипел от боли и, растопырив пальцы, направил обе руки в сторону девушки. Из его рук вырвались ветвящиеся фиолетовые молнии, попадающие во всё в увеличивающимся с расстоянием радиусе. Анна никак не успевала отскочить, площадь удара оказалась довольно большой — Алексей понял, что теперь у него получится её поджарить, усилил напор, и количество молний резко увеличилось.

Револьвер снова оказался под рукой, будто просился в неё всё это время. Я взял его в левую руку и направил длинное как у гаубицы дуло в метателя молний. Пуля буквально разорвала ему левую икру, тот вскрикнул и упал. Молнии прекратились.

— Император хренов, — простонал я, вставая.

Правая рука непрерывно пульсировала, и шевелить ею у меня не было никакого желания. Все мышцы тела после попадания молнии болели как после долгой и тяжёлой тренировки, но в целом я был в порядке. Я левой рукой взял в прицел шевелящегося на полу Алексея и крикнул Анне:

— Ты там как?

— Нормально, — ответила она.

Она подошла к нам. С виду она действительно была цела, вот только её волосы непривычно пушились.

Тем временем под Алексеем уже образовалась небольшая лужица липкой блестящей крови. Меня стало немного подташнивать, когда я почувствовал её металлический запах, и я поспешил отвернуться.

— Проследи за ним, — велел я Анне и протянул ей револьвер, но она тут же от него отказалась. — Ну как хочешь. Я пойду, проверю, как там Джон.

Алексей простонал что-то невразумительное и почти прекратил возиться на полу, успокоившись. Похоже, больше он опасности не представлял. Анна приблизилась к Алексею на расстояние пары шагов и приготовила ещё одну спичку на всякий случай.

Я обогнул развалившийся от молнии стол в центре комнаты, деликатно обошёл обгоревший труп гопника. Тот попахивал сильно обгорелым мясом и жжёными волосами, меня снова затошнило, и я задержал дыхание, когда прошёл мимо ещё двух обугленных тел. Они хотели меня убить, но мне всё же было их жаль. Мне начинало казаться, что я мог их как-то спасти от смерти, но я даже не представлял как. Хорошо хоть тот китаец куда-то смотался на своих двоих, так что всё должно быть не так уж и плохо.

Когда я подошёл к Джону, тот уже начал потихоньку приходить в себя. Вся его кожа сильно покраснела как от солнечного ожога, на ней проступили мелкие капилляры и артерии, он непрерывно стонал и слабо шевелился, но он был жив. Похоже, Алексей ударил его недостаточно сильно для того, чтобы убить одним ударом.

— Что… что произошло? — Джон открыл глаза.

Его взгляд был не сфокусирован, но через пару секунд он разглядел меня.

— Н-ник? — удивился он. — Что ты…

— Тебя вытаскиваю из заварушки, — ответил я. — Встать можешь?

— Дай ещё пару минут полежать, — ответил он.

От него неприятно пахло гарью, но я стерпел это и помог ему сесть и прислониться спиной к стене рядом с дверью. Он благодарно кивнул, но это больше походило на то, будто у него не хватило сил удержать голову в вертикальном положении. Он крякнул, закрыв глаза, и поднёс к ним руки, начав тереть кожу. Затем произнёс нецензурное американское слово.

— Ничего, — успокоил я его. — Скоро пройдёт.

Алексей позади меня рассмеялся. Сначала тихо, еле слышно, затем всё громче и громче.

— Живо отсюда! — крикнула Анна нам. — Я его отвлеку!

Я обернулся.

Алексей всё так же продолжал лежать, но кровь из его руки и ноги уже не текла. Его тело дёрнулось в сильной судороге, по нему пробежали короткие разряды голубых молний, и он приподнялся над полом на пару сантиметров в воздух, оставаясь при этом в горизонтальном положении. Между ним и полом непрерывно замелькали многочисленные мелкие, но ослепительные разряды.

Анна разом высыпала между собой и ним с десяток спичек, готовясь к удару от него.

Я нервно сглотнул. И, схватив Джона за шкирку, втащил его в дверной проём и захлопнул за нами дверь — весьма вовремя, как оказалось. Я услышал сначала бешеный рёв огня — похоже, Анна попыталась защититься таким образом, а затем меня оглушил треск электричества. Волосы по всему телу встали дыбом и заискрились, а от бетонных стен пошли статические разряды, больно жалившие меня и Джона в незащищённые одеждой места.

— Что здесь творится?! — воскликнул он, пытаясь перекричать непрекращающийся треск электричества. Похоже, статические разряды окончательно привели его в чувство.

Окно рядом с нами ответила красная огненная вспышка, но её тут же прервал голубой разряд молнии. Затем последовала ещё одна огненная вспышка, уже куда ярче предыдущей. Рядом с дверью стало жарко стоять, на ней запузырилась ещё не облупившаяся в некоторых местах краска. Похоже, за ней в помещении сейчас шла нешуточная битва. Я хотел было открыть дверь, чтобы помочь Анне, но Джон меня остановил:

— Ты спятил? Сматываемся отсюда, пока целы!

И он с завидной силой потянул меня в сторону выхода. Я, было, посопротивлялся ему, но когда дверь и окно взорвались от удара шаровой молнии, до меня дошло, что я в их битве лишний, и что даже вооружённый револьвером ничего не сделаю.

Мы прошли мимо металлических шкафов, но я решил задержаться.

— Джон! — крикнул я ему, пытаясь пересилить развернувшуюся за нашими спинами битву. — Помоги вытащить его!

Я открыл шкаф и схватил за руки мужика, который всё ещё был без сознания.

— Это враг, Ник! — ответил Джон, но сдался под моим укорительным взглядом.

Мы вместе, кряхтя, выволокли этого мужика на улицу, и сразу же после этого коридор позади нас охватило пламя, чуть не опалившее мне голову.

На улице всё ещё шёл дождь. Грунт под ногами окончательно превратился в кашу, ноги погружались в эту жижу без труда, но подниматься отказывались, не прихватив с собой пару килограммов грязи. Мужик быстро потяжелел, мы оба выдохлись и, решив, что оттащили его на достаточное расстояние от здания, бросили его прямо в грязь.

— Идём! — крикнул Джон. — Мы припарковались здесь неподалёку!

Мы вернулись на стоянку, через которую я проходил по пути в здание. Машин явно стало больше — Джон приехал со своими парнями сразу на пяти машинах, но ни одна из них не оказалась пригодной для езды — абсолютно все машины были несколько сотен раз продырявлены пулями, а кое-где даже горели двигатели. А ещё стоянка оказалась усыпана трупами, и вода под ногами окрасилась бензином вперемешку с кровью. Криминальных боссов нигде не было видно.

Джон снова грязно выругался, всматриваясь в некоторые лица погибших.

— Он поплатится за каждого, — мрачно пообещал он.

Не нужно было быть телепатом, чтобы догадаться, о ком он говорил. Наумов.

Позади нас что-то громко ухнуло. Я резко обернулся и посмотрел на здание. В ночной тьме, однако, было хорошо заметно поднимавшееся пылевое облако у дальнего конца боковой стены, в основном благодаря непрерывным красным и голубым вспышкам. Анна убегала через поле, непрерывно отстреливаясь от Алексея. Неизвестно как, но тот, даже с раненой ногой и простреленной рукой умудрялся не только вести бой — ему удалось заставить Анну бежать. Надо сказать, ногу я ему очень удачно прострелил — шёл он очень медленно, а вот Анна неслась так, будто оседлала реактивный двигатель.

— Ник! — снова крикнул Джон, внезапно оказавшись от меня в добрых трёх десяткам метров, возле бетонной трубы, в которой мы с Анной тогда спрятались.

Я загляделся на эту битву, опасаясь за судьбу Анны, и не заметил, как Джон успел отбежать. Оттуда он не видел того, что видел сейчас я, но ему там оказалось не до световых вспышек. Он укрылся за бетонными плитами, а из-за угла его кто-то обстреливал из какого-то лёгкого, но скорострельного оружия. Мне отсюда было не видать этого противника, но его позицию я представлял примерно, и по широкой дуге побежал к груде стройматериалов, ориентируясь на выстрелы. Револьвер тянул левую руку к земле, бежать с ним по скользкой грязи было очень неудобно, я непрерывно поскальзывался, но всё же умудрился ни разу не упасть. Стрелявшим оказался тот самый китаец, подобравший у кого-то из погибших пистолет-пулемёт. Я дождался момента, когда он начнёт перезаряжаться, выскочил из-за угла и от бедра выстрелил в него. Первый выстрел ушёл в землю под ним, второй угодил в плиту, к которой он прислонился. Третьего не прозвучало — барабан опустел.

— Чёрт, — выдохнул я.

Китаец повернулся ко мне, наши взгляды встретились, и я с ощутимым усилием прорвал оболочку его разума, вторгшись в его мысли. Действовал я, не раздумывая, всё произошло на автомате. Я прочёл его мысли, в результате чего без труда уклонился от первых выстрелов, нырнул под его оружие и со всей силы двинул плечом китайца в подбородок. Голова китайца дёрнулась назад, и он стукнулся затылком о плиту, к которой прислонялся.

Джон, едва выстрелы прекратились, выглянул из укрытия и побежал к недалеко припаркованной «девятке» Анны.

— Живее! — крикнул он мне. — Я там машину заметил, вроде целая.

А когда я увидел, что уцелевшая часть бандитов заметила нас, я окончательно понял, что сваливать отсюда надо как можно быстрее. Их было всего трое, и вид у них был изрядно потрёпанный, но мне чтобы умереть хватит и одной пули. К тому же, они могли задержать нас до прибытия Алексея.

Автомобиль оказался действительно целым, не повреждённым в уличной перестрелке — большая её часть проходила метрах в пятидесяти отсюда. Джон тут же запрыгнул на водительское сидение, еле дождался, пока я не запрыгну на заднее, и дал по газам. Мы немного пробуксовали на месте, а потом поехали; каждые секунд пять нас заносило в бок — Джон жал на газ чересчур сильно, да и пальба по нам мешала ехать прямо. Заднее стекло разбили почти сразу, одна пуля угодила в подголовник переднего правого сидения, и я тут же понял, что поступил правильно, когда сел на заднее сидение. Наконец, мы выехали на трассу и рванули на максимальной скорости к светящемуся вдалеке городу.

Я с облегчением разлёгся на сидении, но Джон заскучать мне не дал:

— Рано расслабился, Ник! За нами хвост.

Похоже, просто так нас не собирались отпускать — бандиты нашли уцелевшую машину, да как назло спорткар. То, что мы успели от них оторваться на несколько сотен метров, можно было расценивать как фору.

— Настроены они недружелюбно, — заметил я, глядя на приближающийся автомобиль через дырку в заднем стекле.

Из бокового окна машины высунулся один из бандитов и попытался прицелиться в нас на ходу. Выстрелил, и пуля чётко попала в багажник.

— Да ну? — ответил американец. — Я как-то раньше за ними этого не заметил.

Ещё одна пуля угодила в асфальт чуть впереди нашей машины, с левого бока. Джон рефлекторно дёрнулся вправо, да так, что я не удержался на месте и боднул головой дверь машины.

— Эй! — возмутился я, потирая мокрую после дождя голову. — Не картошку везёшь!

— У тебя есть из чего стрелять? Я пуст.

Револьвер всё ещё был в моей руке, но барабан сиял сквозными дырками. Я уже хотел ответить, что могу в них кинуть тяжёлый пистолет и надеяться, что он сломает им нафиг мотор, но потом вспомнил, что у меня в кармане должно быть несколько патронов. Осталось только понадеяться на то, что те не взорвались от угодившей почти в меня шаровой молнии. Хотя, наверное, я бы почувствовал.

— Есть шесть патронов! — ответил я, лихорадочно заряжая револьвер.

Вражеский автомобиль был уже метрах в двадцати от нас, когда я высунул длинное дуло револьвера из дырки в стекле. Заметив, как стреляющий в нас бандит щурится от встречного ветра вперемешку с льющей с неба воды, я тут же оценил преимущество того, что мне приходится стрелять назад, а не вперёд.

— А теперь вы познакомитесь с моей правой рукой! — ладонь уже не болела, но всё ещё была красная. Рукоять пистолета удобно улеглась в неё, три пальца легло в специальные выемки, а указательный зацепился за холодный спусковой крючок.

Я выстрелил, но пуля вошла в их капот под слишком большим углом, и срикошетила вверх, выбив короткую искру.

— Пали в водителя! — посоветовал Джон.

Бандит выдал короткую очередь в ответ, и наша машина дёрнулась влево, уходя от выстрелов.

— Не буду я в него стрелять! — ответил я. — Я же его убью!

— И что?

Меня поразил его вопрос, точнее его равнодушие к чужим жизням. Может быть, для криминальных боссов это в порядке нормы, но я лично не убиваю людей, какими бы они плохими ни были. Да, я допускаю тот факт, что я при определённых обстоятельствах могу убить, но я всегда стараюсь предотвратить подобный ход событий.

Их машина резко разогналась и боднула нас в задний бампер. Багажник немного приподнялся над асфальтом и затем резко опустился вниз, меня хорошенько тряхнуло.

— Иначе они прикончат нас! — крикнул Джон. — Они же плохие парни!

— Нет!

— Иисусе, — выдохнул он по-английски. — Тогда в колёса или в мотор!

Бандит тем временем успел перезарядиться, и дуло его пистолета-пулемёта начало угрожающе смотреть прямо на меня. Их машина была слишком близко, с такого расстояния очень трудно не промазать.

— Влево! — вскричал я.

Вовремя — первые пули изрешетили правое сидение, но потом бандит повёл руку вслед за нами. Я пригнулся, пули снова попали в багажник, сконцентрировавшись на левой его части. Джон снова резко дёрнул руль, и нас метнуло в противоположную сторону, мы ушли из-под выстрелов. Я тут же выглянул и снова выстрелил в передний капот преследовавшей нашей машины. Пуля скользнула по крышке, оставив длинную царапину, и срикошетила в потолок салона, снеся к чёртовой бабушке зеркало заднего вида. Их машина двинулась в сторону, резко открыв для меня правый бок на какую-то долю мгновения. Мне этого хватило — третья пуля из шести удачно попала в переднее колесо. Оно моментально сдулось, и от бешеного вращения резина на нём тут же изорвалась в клочья и слетела с обода. Раздался противный лязг металла об асфальт, спорткар просел на правый бок и захромал как раненая лошадь, начав непроизвольно вилять в разные стороны. Бандит попытался было прицелиться в нас, но не успел — спорткар сильно замедлился, и его занесло в кювет.

— Обожаю эту пушку! — я с любовью посмотрел на свой трофей, несколько раз спасший мне жизнь. — Мы живы! Живы, чёрт побери!

Я радостно стукнул Джона в плечо, но тот моей радости не разделил.

— Рано радуешься — нам бак пробили, — он ткнул пальцем в приборную панель.

Стрелка уровня топлива была сейчас на половинной отметке и медленно, но всё же заметно опускалась, грозя упереться в «ноль» уже минуты через три. Я поглядел через заливаемое дождём лобовое стекло на всё ещё далёкий город, и понял, что до него мы не доберёмся.

— Пешком дойдём, — отмахнулся я.

— Ты думаешь, что нас не догонят? — усомнился Джон. — Либо сзади едет второй автомобиль, либо они поменяют колесо на первом.

Но, к нашему облегчению, мы всё-таки доехали до черты города прежде, чем мотор начал чихать от недостатка топлива. Затем мы проплелись ещё пару кварталов, и движок сдох окончательно. Новых преследователей видно не было, да и дождь вроде поутих, на улице только тихо моросило. Но ночь, насыщенная событиями, ещё не кончилась, так как вскоре после того, как Джон ушёл, до меня дозвонился Рома.

Глава 16

В своём звонке Рома толком ничего не сказал, только спросил, в порядке ли я и где сейчас нахожусь. Я ему ответил, что в порядке, и спросил, почему это он вдруг решил поинтересоваться моей судьбой посреди ночи.

— Скажи, ты имеешь какое-то отношение к заварушке на востоке города? — ответил он вопросом на вопрос. — У меня такое чувство, что — да.

— Ну… да.

Рома тихо выругался в трубку, после чего быстро ответил:

— Тогда стой там, где стоишь, мы сейчас приедем.

— Мы?

Но он не ответил — бросил трубку.

Раз надо, значит — надо, так и сделаем. Вот только мокнуть под дождём мне не хочется, я уже весь отсырел и изрядно подмёрз, так уж лучше подожду их в машине, которую мы только что бросили на дороге. Джон смотался куда-то пешком со словами «они дождались, и теперь мы им покажем!», и больше не появлялся.

Вскоре мимо меня пронёсся целый полицейский батальон при всём параде — куча патрульных машин с сиренами и мигалками, два броневика с силовиками, несколько УАЗов для поимки преступников, и даже целых два полицейских вертолёта. Полиция всегда везде прибывает вовремя. Вот только туда надо ехать с труповозками, а не с бронемашинами. Одна их последних патрульных машин затормозила возле меня, на секунду ослепив фарами и облив машину грязной водой с асфальта, а затем подъехал и «Fiat» Ромы. Я с удивлением обнаружил, что Семён приехал вместе с ним на его машине. Они были вместе?

Я вылез из машины, чтобы поприветствовать всех, но Семён грубо оттолкнул патрульного и заорал во всю улицу на меня о том, какой я идиот, что сунулся туда. По его словам, я должен быть благодарен Богу за то, что тот уберёг такого дурака от смерти. Патрульный не стал дожидаться, пока тот выговорится, и, вежливо наступив ему на ногу, велел тому убраться обратно в машину и не мешать ему работать.

Далее последовал довольно утомительный, но сравнительно недолгий допрос о том, где я взял машину, и почему она больше похожа на дуршлаг, а не на транспортное средство. Я ответил, что во время проведения расследования меня приспичило срочно уйти домой, пока меня не прикончили на месте в развернувшейся бандитской разборке, в результате чего я нашёл уцелевший автомобиль и быстренько уехал оттуда. Меня попытались остановить, но я всё же добрался до города.

— Как увлекательно, — с каменным лицом проговорил патрульный. — Мафиозные разборки, перестрелки, взрывы, наркоторговля, большие криминальные шишки — и это всё на бедную голову какого-то пацана, который даже не полицейский. Насколько я знаю, следователи не имеют права расследовать ни бандитизм, ни наркоторговлю.

— Я… ну я же не знал, что всё так обернётся, — защищался я. — Мне сообщили, что сообщник убийцы по одному моему недавнему делу там будет, ну я и решил за ним проследить, надеясь, что тот встретится там и с убийцей, и я их обоих и поймаю.

Я мысленно улыбнулся самому себе — технически, я не врал. Алексей действительно является сообщником Наумова, и можно было предположить, что Наумов тоже будет на этой встрече. Даже главари банд этого ждали, но — не судьба.

— И как? — выгнул бровь патрульный. — Поймал?

— Ага. Я засунул его в багажник, вот только он оттуда как терминатор вытек через пулевые отверстия.

— То есть — нет. Ох, ладно, вали отсюда. Эй, там, за баранкой! Вызывай эвакуатор, это ведро больше само не поедет, — это он крикнул своему напарнику, который остался в машине.

Я пожал плечами и сел в машину Ромы, где они оба молча ждали меня с таким видом, словно соревновались между собой в мрачности облика и хмурости взгляда. Рома с треском уступал Семёну.

— Грузина замочили, — холодно сказал Рома, когда я закрыл дверь. В машине было куда теплее, чем на улице.

— Что? — поперхнулся я. — Но… как?

Рома закурил, опустил стекло и выдохнул дым на улицу.

— Его застрелил полицейский, мой коллега. Он должен был допросить его, но, похоже, его купили раньше. Он, конечно, всё отрицает, но есть целая куча неопровержимых фактов того, что застрелил именно он.

— Проклятье!

А я так надеялся на то, что полиция сможет что-нибудь вытащить из Михаила. Зато, похоже, мы нашли предателя.

Я сказал об этом слух.

— Может быть, — согласился Рома.

— А может быть, что грязных копов несколько, — заметил Семён. — Всегда исходите из худшего варианта — так проигрыш не станет неожиданным.

— Как-то мрачновато, — ответил Рома, поднимая обратно стекло. — Фиг с грузином, здесь уже ничего не сделаешь. Давай, Коль, рассказывай о своих похождениях.

Я и рассказал им всё. Ну, почти всё — про Анну я снова умолчал. Со мной связался один человек из команды Наумова, который решил сменить цвета своего флага и слить кое-какую информацию напоследок. Мы с ним проследили за Алексеем и приехали на встречу главарей преступного мира, где я выяснил, что Наумов пытается договориться с группировками о сотрудничестве в деле распространения RD по городу. Потом появился Джон (я упомянул, что я знаю его как отца девчонки, вместе с которой лежит в больнице мой брат), начал угрожать всем оружием. Потом его вырубили, а меня заметили, завязалась перестрелка, из которой я удачно вышел, да ещё и прихватил с собой Джона. Мы нашли уцелевшую после ещё одной перестрелки между братками машину и понеслись в город, но на пути в него нас догнали и хорошенько обстреляли. От преследователей избавиться удалось, но вот далеко уехать после этого — нет.

— Так и где этот Джон? — спросил Рома, перебив ворчание Семёна по поводу моей глупости.

— Сбежал, едва мы въехали в город.

— И ты не знаешь, кто он? И чем занимается?

— Я знаю, что он — главарь какой-то банды, судя по всему, не особо крупной, иначе бы его тоже пригласили туда.

— Тебе крупно повезло, что этот Джон оказался на твоей стороне. Если это именно тот Джон Берджерон, о котором я слышал, то он промышляет торговлей оружием.

Семён присвистнул, а я вспомнил фразу, которую выдал «интеллигент» Джону: «Ты ничем не лучше нас». Я сначала подумал, что это он про него в целом, мол, он ведь тоже преступный босс и так далее, а оказалось, что он имел в виду именно торговлю оружием. Они наркотой отравляют людей, пусть и медленно, а он даёт им возможность убивать друг друга мгновенно.

— Его нужно арестовать, — убеждённо сказал Семён.

— Нет! — тут же возразил Рома. — Этот мужик на нашей стороне!

— На нашей?! — прогремел Семён. — Подросткам гранаты продавать — это ты называешь «на нашей»?

— Я имею в виду то, что он тоже против RD, но у него, в отличие от нас, не связаны руки. Более того, у него есть и люди, и средства противостоять Наумову, который теперь будет проворачивать всё это не в одиночку!

— Я не думаю, что банды будут действовать с Наумовым в одной команде, — заметил я. — Они не больно жалуют друг друга, и, скорее всего, дело закончится простым сотрудничеством при перевозках RD, ну и плюс появится несколько новых точек её реализации.

— Ты знаешь, как найти этого Джона? — прямо спросил Семён.

— У него дочь лежала в одной палате с моим братом, — ответил я, подумав несколько секунд. Моя сущность требовала, чтобы Джона действительно арестовали, но разум говорил, что сейчас он может оказаться самым ценным из всех моих немногочисленных союзников. — Вот только её уже как пару дней выписали, так что я понятия не имею, как и где его найти, адреса все наверняка фальшивые. Но он действительно может противостоять Наумову, более того, он его ненавидит. К тому же, он категорически против RD и, возможно, любой другой наркоты по понятным причинам, а это — уже идейная борьба. Так что я считаю, что нам следует на него положиться.

— Это неправильно, — сказал Семён. — Вы оба ещё зелёные, чтобы понять это.

— Сейчас речь идёт не о том, что правильно, а что — нет, — возразил Рома. — Так что — два против одного, да? Оставляем Джона в покое и не мешаем ему.

— Ох и огребём мы потом по полной из-за него, — недовольно буркнул Семён. — Такие решения никогда ни к чему хорошему не приводят.

Он расстегнул куртку, достал из внутреннего кармана фляжку и глотнул оттуда. Протянул мне.

— Выпей, тебе надо после такой ночи.

Я покачал головой:

— Не хочу, есть вещи, которые надо обдумать на трезвую голову. Вас не удивило, что я рассказал про Алексея?

— Нет, — ответил Рома. — Тебе привиделось. Шок, бешеное количество адреналина и твоё обезболивающее — ты галлюцинировал.

Я осмотрел свою куртку и затем повернулся к нему спиной, вытянув руку в сторону.

— Тогда посмотри на заднюю поверхность рукава. Видишь?

Тем местом я касался станка, когда в него попала молния. И в результате синтетическая ткань на рукаве оплавилась, образовав небольшую чёрную корочку.

Но Рома к моему удивлению только хмыкнул:

— Приложился к чему-нибудь горячему.

— К чему? Там не было ничего такого!

— Не обязательно сегодня. Мог приложиться неделю назад, а заметить только сейчас.

— А ты понюхай! Думаешь, она будет вонять жжёной пластмассой через неделю?

— Ну хорошо, тебя ударило током, — сдался он. — Ты сам говорил, что здание старое, значит, проводку там никто давно не менял — оттуда и молнии и вспышки с искрами и огонь.

— А стена?

— Лопнула труба какая-нибудь, а стена и не выдержала. Старые дома разрушаются сейчас даже от слабого ветра.

Я вздохнул:

— Ну и иди тогда к чёрту.

Рома довольно оскалился своей фирменной улыбкой:

— Только не говори, что ты всё-таки поверил этим слухам про суперспособности.

— Каким ещё слухам? — подал голос Семён.

— Да ходят тут разговоры, что от RD у людей появляются сверхъестественные силы. Молнии метают, предметы взглядом двигают, лечат прикосновением, видят сквозь одежду.

— Идиоты, — буркнул Семён, мгновенно потеряв интерес.

— Вот и я об этом же, — согласился Рома. — Иначе бы по городу сейчас бегали всякие Халки с Суперменами.

— Супермен из другой вселенной, — тут же вставил слово я.

Рома молча посмотрел на меня.

— Что? — не понял я.

Он прищурился и сказал:

— Теперь понятно, почему ты в это веришь. В общем, меня как-то взяло любопытство, и я решил попробовать этот RD — а вдруг? Стать пуленепробиваемым на нашей работе ой как полезно окажется!

— Ты попробовал RD? — скривился я.

— Ага.

— И?

— Хрен там! Галлюцинации были, но дополнительной пары рук у меня не появилось. Бред всё это…

У меня внезапно зазвонил телефон. Это кому же я так срочно понадобился в три часа ночи? Уж не у Сашки ли что случилось? Или Джон решил проставиться по случаю того, что я его так чудесно спас?

Номер был незнакомый. Анна.

У меня тут же сжался желудок, когда я осознал, что, фактически, бросил её одну там. Да, она убежала от Алексея, но кто знает, может, тому в итоге удалось её догнать? И я ещё испортил её машину, хотя она её угнала, так что это не совсем её машина.

Я поднял трубку, как обычно, решив, что пусть мой собеседник заговорит первым.

Рома и Семён повернулись ко мне, вслушиваясь во внезапно начавшийся разговор.

— Николай, мой юный друг! — голос говорившего был отнюдь не сонный. Полный мрачной решимости и показушного добродушия.

У меня пробежал холодок по спине.

— Евгений, старый ты пердун! — съехидничал я, пытаясь снять возникший у меня ступор. — Или, может, самый плохой человек в городе по версии всех изданий?

Рома сжал зубы так, что у него вздулись желваки на щёках, а и без того мрачный и недовольный Семён совсем почернел. Они оба поняли, с кем я разговариваю.

Наумов не обратил никакого внимания на мою реплику и продолжил:

— Что же ты творишь, Николай? Вмешиваешься в мои дела, переманиваешь ценных людей на свою сторону, стреляешь в моих подчинённых. А я-то считал тебя порядочным человеком!

— В следующий раз дважды подумаешь перед тем, как решишь травить моих близких, — проговорил я сквозь зубы.

— Это было маленькое недоразумение, которое я надеюсь исправить. У тебя незавидное финансовое положение, мой друг, но я могу его здорово улучшить, если ты встанешь под наши знамёна.

— Пошёл ты!

Я уже собрался бросить трубку, но остановился, услышав то, что он сказал дальше:

— Подожди, не отключайся! Я предлагаю встретиться в последний раз. Мы спокойно всё обсудим, ты выслушаешь всё, что я хочу тебе сказать и предложить, обдумаешь и примешь взвешенное решение. Если согласишься, то мы продолжим разговор.

— А если нет?

— То я отстану от тебя и от твоей семьи. Клянусь!

Я вздохнул, закрыл глаза и потёр свободной рукой переносицу.

Мне не нравится то, что он снова зовёт меня на эту встречу, особенно после того, сколько пакостей я ему сделал. Он всё ещё надеется на сотрудничество? Вот упрямый гад, а! Но его предложение очень заманчиво — стоит мне сказать «нет» ещё раз, как он отстанет от меня навсегда. Он поклялся. Но можно ли ему верить?

— Хорошо, — сдался я. — Но в людном месте, у всех на виду.

— Конечно, конечно, — обрадовался он. — Более того, я приду один, даже без личной охраны и водителя. И надеюсь, что ты поступишь так же, чтобы всё было по-честному. Как ты относишься к ресторанам?

— Никак, у меня на них нет денег.

— Я всё оплачу.

Хм, отличный план — поесть в дорогом ресторане за его счёт, а потом плюнуть ему в рожу. А ещё лучше в его тарелку, когда он отвернётся.

— Нет. Молодой парень и старый хрыч в дорогом ресторане привлекут к себе лишнее внимание, — сказал я. — Да и выглядит это о-о-очень странно. «Варшавский экспресс», ресторанный дворик, возле «Бабушкиных блинчиков» в одиннадцать дня сегодня.

— Дешёвая забегаловка? Как вульгарно.

— Там вкусные блины.

— Ладно. Одиннадцать ноль ноль, «Бабушкины блинчики», «Варшавский экспресс». Надеюсь, ты меня не обманешь, мой юный друг.

Я ему не лгал. Блины там и в правду макси-класс.

Я повесил трубку и, опустив некоторые подробности, пересказал Роме и Семёну наш разговор.

— Чего он так прилип к тебе? — мрачно проскрипел Семён.

— Может, он тоже верит этим слухам? — предположил Рома. — Ну, он же распространяет RD не просто так, может, считает, что ты что-нибудь умеешь эдакое?

Я поперхнулся слюной. Мне ещё не хватало, чтобы мои друзья начали подозревать, что я от них скрываю то, что я — не такой, как они.

— Я похож на Питера Паркера? — выдав кашель за смех, ответил я. — По стенам лазить не умею, паутины не метаю, да и суперсильным меня при всём желании не назовёшь. — Я повернулся к Семёну: — Семён, выручай. Забери Сашку из больницы утром, пусть он у тебя дома побудет, идёт? А я, как освобожусь, приеду за ним.

— Что бы ты без меня делал, — согласился тот. — Нинка присмотрит за ним, она как раз вчера вернулась из санатория.

— Нинка? — нахмурился Рома.

— Жена его, — пояснил я. — А к тебе у меня тоже важное дело будет. Побудешь моим персональным водителем на время этой встречи? Не нравится она мне, и я хочу знать, что ты мне прикроешь спину, если вдруг всё пойдёт кувырком.

— Без проблем, братан!

— А теперь, будь добр, заведи мотор и развези нас всех по домам.

Глава 17

Не знаю, говорил ли я раньше это или нет, но я ненавижу ждать. Сидишь, тупо уставившись в потолок, и даже не знаешь, чем себя можно занять на время ожидания. Домой я вернулся под утро, хотел лечь спать, но не смог закрыть глаза — мне между век как будто палки поставили, чтобы те не закрывались, как в мультиках. Проворочался в постели до шести утра, скомкав всю простынь в один большущий узел, и решил, что поспать у меня таки не выйдет. Встал, побродил по квартире немного, нашёл потерянный пару месяцев назад Сашкой медальон, напоминающий наконечник стрелы на верёвке, понял, что поесть у меня нечего, и сходил в круглосуточный магазин в соседнем доме. Набил холодильник за счёт ограбленного мной бандита, сделал себе завтрак. Достал из куртки револьвер, вытащил оттуда три оставшихся патрона и три пустые гильзы и принялся осматривать свой трофей.

Револьвер оказался легче, чем мне показалось в самом начале — что-то около килограмма, хотя когда я его взял в руки в первый раз, то я подумал, что он весит целую тонну. Длинный, немного прямоугольный ствол из тёмного металла, удобная тёмно-коричневая рукоять, приятная на ощупь, но быстро пачкающаяся. Двойного действия — курок можно взводить как самому, так и автоматически. Барабан не откидной, как у большинства современных револьверов, откидывается он вместе со стволом в духе Смит-Вессонов начала XX века. Отстрелянные гильзы частично выдвигаются из барабана — удобно их вытаскивать. Калибр, вроде бы, стандартный — старый добрый «magnum». А ещё справа на стволе подозрительный логотип с надписью «Baikal». Десяток минут упорных поисков по интернету выдал мне, что я теперь обладаю разработкой Ижевского завода под названием MP-412 Rex с шестидюймовым стволом, который первоначально разрабатывался на экспорт, но из-за каких-то ограничений в США весь экспорт нагнулся медным тазом, и производство свернули, как это обычно и происходит с почти любыми более-менее удачными отечественными разработками.

Блин, что же мне с тобой делать, а? Ты мне уже несколько раз жизнь спас, но я не могу легально владеть таким пистолетом. Хранить нелегально? Трижды глупое решение — это запрещено законом, у меня дома живёт двенадцатилетний пацан, и патронов у меня всего три. Но блин! За последний месяц в меня столько раз стреляли из боевого оружия, а ответить я им мог только резиновыми пульками, которые даже одежду не всегда пробивают. Когда эта штука находится у меня в руке, я ощущаю, что я могу не только ворон пугать. Но с другой стороны, я ни за что не сделаю из этого револьвера заведомо смертельный выстрел, просто не смогу психологически. Тогда зачем мне боевое оружие? Значит, решено. Сдам его в полицию, может, на этом пистолете уже висит несколько трупов — не просто же так тот бандит с собой его носил, да?

Так я и сделал — дождался восьми часов и отнёс пистолет в ближайшее отделение. Пришлось долго объяснять, как он ко мне попал в руки, после чего мне дали хороший подзатыльник за то, что я сразу его не сдал, и официально поблагодарили за добропорядочность. Вышел на улицу я с полегчавшим карманом, но несколько неспокойной душой, внезапно почувствовав себя каким-то беззащитным, особенно перед готовящейся встречей. Запасных резиновых пулек у меня дома не осталось, зато на работе, как я помнил, должна лежать ещё одна коробка. Я по-тихому, стараясь поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было из коллег, а особенно моему начальнику, проник к себе в кабинет, забрал коробку и вернулся домой.

Вскоре, когда до назначенной встречи оставалось минут десять, мы с Ромой уже подъехали к «Варшавскому экспрессу». Здание выглядело нелепо: архитектура времён Екатерины Второй, но зато окна и рекламные проспекты современные. Я настолько привык видеть во всех торговых центрах пластик, что подобное здание меня ставило в тупик своим видом. В принципе, по-другому сейчас не сделать, не ставить же обратно мутные стёкла, но эти новые зеркальные панели как-то не подходили сюда. Совсем. Повсюду бродили какие-то люди, на дороге ошивались бомжи на инвалидных колясках, просящие милостыню. У одного такого я заметил плохо спрятанный под шапкой беспроводной наушник для мобильного телефона.

— Похоже, эти ребята зарабатывают больше меня, — сказал я.

Мы припарковались под щитом, рекламировавшим корейский автомобиль, в доброй сотне метров от входа. Через полчаса количество автомобилей на парковке увеличится, и быстро выехать не получится, если не переть как танк, расталкивая в стороны всех, кто мешает.

— Жди здесь, — велел я Роме.

— Ты уверен? Может, мне лучше затеряться в толпе?

— Не стоит, — я помотал головой. — Я буду всё время отвлекаться на тебя. Лучше держи руку возле ключа зажигания. Если увидишь, что я с вытаращенными глазами выбегаю из здания — заводи мотор.

Я вылез наружу и бодрым темпом пошёл к входу в торговый центр. Светило солнце, каркали наглые вороны, выгнавшие даже вездесущих голубей, люди сновали туда-сюда. Хороший день, чтобы отдохнуть и расслабиться где-нибудь, но я не мог этого сделать. Нервное напряжение росло внутри меня, пистолет в кобуре неспокойно ёрзал. Я устал, я ощущал себя разбитым, снова начали ныть рёбра. Хорошо хоть я больше не хромаю. Что мне стоит ожидать от этой встречи, я старался не думать, чтобы заранее не настраивать себя на негативную волну. Мне хотелось повеселиться, но время было совсем не подходящее для этого, дел было по самое горло.

Холл этого здания мне не нравился. Он был вычурный, давящий психологически, буквально размазывающий твою волю по полу. Вокруг тёмные цвета, пол мраморный, холодный как лёд. Если на таком поскользнёшься, то расшибёшь всю голову.

Я поскорее миновал холл, поднялся на эскалаторе наверх к ресторанному дворику. Здесь было немного легче — по бокам значительно больше пространства, серая унылая цветовая гамма, которую отчаянно пытались разбавить цветастые вывески магазинов с едой. Потолок больше походил не к торговому центру, а к бункеру — вершина треугольной крыши сделана из стекла, и тусклый свет слабого осеннего солнца скромно проникает в здание. Но стеклянная полоса настолько узкая, что толку от этого света не было, он лишь подтверждал общую унылость и подавленность обстановки. И ещё эти странные металлические пластины по бокам словно были созданы для того, чтобы быстро, за пару секунд перекрыть весь солнечный свет, надёжно заключив тебя в железный гроб гигантских размеров.

Я тряхнул головой, прогоняя видения, и пошёл к блинной. Большинство столиков были свободны, так что, взяв себе порцию блинов с творогом и стакан лимонада, мне не составило труда вычислить среди сидящих Наумова. Всё это время он внимательно наблюдал за мной, но я заметил его в самый последний момент. Он был одет так же, как все вокруг, но проходящие мимо подозрительно поглядывали на него, пытаясь вспомнить, где же они видели этого человека. Да, он мелькал периодически в телевизоре, но не настолько часто, как другие политики, особенно скандальные, чтобы его лицо въелось в память. Он скорее походил на богатого соседа по подъезду, которого узнаёшь только возле своего дома.

— Добрый день, Николай, — он даже привстал, протягивая мне руку.

Я ему кивнул, но руку жать не стал. Сел напротив. Я был голоден, поэтому сразу же принялся за еду, решив оставить разговор на потом.

Он пожал плечами и сел обратно, в два счёта доел свой единственный оставшийся блин и запил его пивом.

— А ты не обманул, — сказал потом он, вытирая рот и руки салфеткой. — Пришёл один, хотя я втайне надеялся увидеть с тобой ещё одного человека.

— Кого? — равнодушно спросил я сквозь блинчик во рту.

— Что за плебейские манеры! — поморщился он. — Я ожидал, что Анна теперь не упустит такой возможности увидеть меня, особенно когда я так не защищён.

Я успел вовремя проглотить, иначе бы поперхнулся и задохнулся. Хотя, этот гад бы спас меня, он бы не упустил подобной возможности.

— Ближе к делу, — сказал я. — У меня не так много времени.

— Деловой подход, — удовлетворительно кивнул он. — Ценю.

Он ещё и подлизывается ко мне! Думает, что я растаю под его словами и изменю своё мнение о нём? А ещё меня называют наивным.

— Мне очень не нравится то, что ты сделал, — он, наконец, прекратил кружить вокруг да около, как типичный политик. — Эта девчонка была моей самой ценной находкой. Сильная, молодая, исполнительная и очень талантливая. Знаешь, кем она была до того, как я её нашёл? Никем! Мелким офисным работником, почти без образования и имущества, как и большинство тех, кто вышел из приюта, но не смог найти своего места в жизни. Она могла только добыть маленький огонёк из искры — и всё. Даже контролировать его она не была способна. А я дал ей новую жизнь, новую работу, развил в ней этот талант и нашёл ему применение!

— Благодаря RD.

— Какая разница? Важно, что с помощью меня она развила свой дар и получила место в жизни, прекратив метаться в поисках себя. Но ты отнял её, заставил пойти против меня.

— И тогда ты нашёл Алексея?

Он откинулся на спинку кресла, тихо скрипнувшую под его тяжестью, и его лицо расплылось в улыбке.

— Алексей сам нашёл меня. Он самостоятельно понял, чего он может достичь с помощью препарата, и кому это может пригодиться, а взамен я дал ему помощь в одном личном деле. Но стоило появиться тебе рядом с ним прошлой ночью, как он тоже временно вышел из строя. Ты стрелял в него! Хорошо ещё, что он не истёк кровью там.

Я вздрогнул, вспомнив, как Алексей, получив два пулевых ранения, уверенно продолжил сражаться с Анной. Такому мужику двух пуль будет маловато, чтобы остановиться.

— Так ты пришёл сюда, чтобы объяснить мне, какой я хороший? — спросил его я, отхлебнув лимонада из стаканчика через трубочку.

— Нет. Я пришёл тебе показать два примера того, как ты можешь развить с моей помощью свой дар. И Анна, и Алексей уже почти достигли своих пределов, но ты, как я понимаю, находишься только в самом начале. Я помогу тебе встать на ноги, Коля, помогу ощутить то, на что ты способен на пике своей формы.

— Благодаря RD, — повторил я.

— Что ты привязался к нему? RD, RD, вот заело тебя! Анна тебе уже, поди, рассказала, как он действует на таких, как ты, да? Так чего же ты сопротивляешься? Я могу дать тебе его столько, что ты сможешь сделать из него своё собственное озеро. Ты беспокоишься за своего брата? Я обеспечу ему самое лучшее лечение, мы пошлём его в Оксфорд, дадим ему лучшее образование. Я дам вам частный дом и достойную зарплату! Я знаю, что ты получаешь очень мало и живёшь благодаря тому, что присылают вам ваши родители.

Он достал из внутреннего кармана ручку и написал несколько цифр на чистой салфетке, которую протянул мне. Я машинально взглянул: цифра была раза в два больше того, сколько я заработал за весь год.

— И это начальная цифра, — заметил Наумов. — И чем более ты будешь успешен, тем больше здесь будет число.

— Почему я так нужен тебе? Зачем ты вообще всех нас собираешь?

— Есть причины, о которых тебе знать пока рано, — уклончиво ответил он. — Но мы не враги, даже если тебе кажется иное. Мы сражаемся на одной стороне.

— Я не травлю детей наркотой.

Он внезапно хлопнул громадными ручищами по столу, да так, что стакан с лимонадом подпрыгнул.

— Опять двадцать пять! Хорошо, раз уж для тебя это так важно — я обещаю, что когда я соберу столько таких, как ты, сколько требуется, то разом прекращу всю деятельность, связанную с распространением препарата. Останется только то, что понадобится вам для личного использования.

Его предложение манило меня. Развитие своего таланта, причём быстрое, пусть и на странном катализаторе — не об этом ли я мечтаю? Не испытывать недостатка денег, заручиться поддержкой высокопоставленного лица, пусть и ведущего теневую деятельность — такого так просто не арестовать. Собственный дом, превосходное образование для Сашки. Я верну родителям все деньги, которые у них занимал, может, даже помирюсь с ними. Передо мной сейчас открываются головокружительные перспективы, и мне нужно только сказать одно слово. Одно слово отделяет меня от больших перемен в моей жизни. И это слово:

— Нет.

Я тут же залез ему в голову, надеясь, что он всё ещё думает о том, почему он собирает таких, как я. Его разум оказался непривычно сильным, гораздо сильнее, чем у большинства других людей. Защитная плёнка туго натянулась под моим давлением, но не порвалась сразу, как я ожидал. Я увеличил напор, ощущая, как к вискам приливает горячая кровь, и как моя голова становится свинцовой. Я прорвал, наконец, его защиту, но вместо картинок увидел слова. Это нормально — наши мысли далеко не всегда предстают в виде изображения. Мы можем мыслить текстом, голосом, даже музыкой и запахами — чем угодно.

«Где же эта кнопка?»

Что за кнопку он имеет в виду?

У меня пробежали мурашки по телу, а волосы на голове зашевелились от страха.

«Нажал. Сейчас его затылок прошьёт пуля, он упадёт лицом в собственную тарелку, а мне надо будет изобразить испуг и позвать охрану».

Я вынырнул слишком резко, и на секунду мне показалось, что я боднул стену — резкий переход взорвался бомбой в моём черепе. Я обернулся так резко, как только мог, ожидая увидеть за своей спиной кого угодно, даже кота Леопольда, направляющего на меня пистолет со словами «Ребята, давайте жить дружно». Но там было пусто.

— Бинго! — Наумов довольно хлопнул в ладоши. — Так я и думал — чтение мыслей!

У меня похолодели пальцы, когда я услышал это.

Он догадался всё-таки о моём даре и решил проверить свою догадку на деле. Выходит, эта встреча имела несколько целей.

— Ты… — я задыхался. — Ты обманул меня!

— Именно, мой юный друг! И тем самым я показал тебе, что даже для тебя с твоим, без сомнений, уникальным даром не открываются все тайны. Честно говоря, я даже поспорил с одним учёным по этому поводу — он думал, что от тебя невозможно укрыть ложь, но я считал иначе. И я прав!

Он расхохотался так, будто я ему рассказал смешной анекдот.

Мне смешно не было совсем.

— Я думаю, мне пора, — сказал я и встал.

Наумов тут же прекратил смеяться, но улыбка не исчезла с его лица. У него даже проступили слёзы от смеха.

— Мне не хотелось прибегать к этому, но ты не оставляешь мне иного выхода, — проговорил он сквозь улыбку, отчего вся фраза прозвучала жутко. — Последний раз предлагаю присоединиться ко мне, иначе мне придётся принять меры и убедить тебя по-иному.

— Ты угрожаешь?! — рявкнул я.

Мне было плевать, что на нас вовсю косились.

Наумов пожал плечами.

— Неприятности у тебя точно будут, — смутно ответил он. — Так каков твой окончательный ответ?

Я со злостью схватил стаканчик с остатками лимонада, содрал с него крышку с трубочкой, и плеснул остатками Наумову прямо в лицо.

Сбоку скользнула расплывчатая тень, и меня сильно ударили в бок по рёбрам. Бок взорвался силой тысячи маленьких солнц, я рефлекторно двинул ногой в сторону и вроде бы в кого-то попал. Боль была адской, я не мог разогнуться, но хорошо хоть болела мышца, а не кости. Наумов отскочил в сторону, но я поддел плечом стол и швырнул его в него. Швырнул — это громко сказано, стол не такой уж лёгкий. Но стол вместе со всем мусором всё-таки полетел в Наумова и повалил его на скользкий мраморный пол.

Я повернулся посмотреть, кого же это я лягнул — какой-то мужик примерно моего роста, но мускулистой комплекции, одетый в неприметную одежду. Чёрт, да у него даже лицо было незапоминающееся, ни шрамов, ни родинок, ни щетины. Такой скрывается в толпе без проблем, неудивительно, что я не заметил его раньше, иначе бы проверил его мысли.

Наумов опять соврал и пришёл на встречу со своими «друзьями». Я, конечно, тоже не идеален в этом плане, но зато мой друг не бьёт Наумова по больным местам. К сожалению.

Пока этот мужик вставал, я схватил соседний стол и толкнул его на него. Мужик снова упал, увлекая за собой круглый деревянный стол.

Я, обхватив бок рукой, побежал к эскалатору. Если я увидел одного подручного Наумова, то значит, их здесь полным полно, и мне надо в срочном порядке убираться из здания. Бок полыхал огнём, а эскалатор казался бесконечной лестницей, я не стал спокойно ждать, пока тот довезёт меня вниз, и стал спускаться сам, медленно, ступенькой за ступенькой. Но стоило поднять взгляд чуть выше ступенек, как я заметил второго подручного Наумова.

Он стоял у самого подножия эскалатора и улыбался своей немного безумной улыбкой. Между нами никого не было, и я видел его так отчётливо, как никогда раньше. Два метра роста, дебильная стрижка «под горшок», худое лицо с выступающими скулами и подбородком, застывшее выражение человека, унюхавшего резкий неприятный запах. Тяжёлый длинный плащ, который, казалось, даже ему был велик.

Алексей.

Чёрт, чёрт, чёрт! Он сейчас должен в больнице лежать, лечиться после двух пулевых ранений и множественных ожогов, но он стоит прямо передо мной, целый и невредимый с виду. И явно жаждущий мести. Я уже чувствую в воздухе напряжение, возникавшее между нами, вольт эдак в миллиона два.

Он широко развёл руки в стороны и обхватил металлические бортики эскалатора с внешней стороны. Я, уже ощущая, как по ним в мою сторону понеслись смертоносные электроны, перепрыгнул левый бортик и сиганул вниз с высоты второго этажа. Волосы на руке вздыбились, ощущая проскочивший мимо чудовищной силы разряд, и между рукой и рукавом куртки ощутимо стрельнуло статикой. Чёртов мраморный пол приближался слишком быстро, я почти не успел сгруппироваться, ноги при прикосновении к нему скользнули вперёд, и я благополучно, но очень больно, приземлился на пятую точку, отбив копчик. Прямо надо мной металл бортиков мгновенно раскалился и поджёг резиновые перила, те смачно задымились, распространяя вокруг зловоние горелой резины.

Кто-то истошно закричал, может быть даже я — не знаю.

Я повернул голову в сторону подножия эскалатора и стал наблюдать за тем, как Алексей медленно убирает руки с почерневшего металла, на котором остаётся след от его ладони. Я попытался достать старую злую травматику, уже не терпевшую вырваться из кобуры и наказать всех злодеев, но она внезапно испугалась Алексея и застряла в кобуре. Алексей, сделав пару шагов в сторону, наполовину показался из-за эскалатора и неестественно изогнул пальцы правой руки. Эти пальцы тут же напомнили мне изломы молнии на небе в бурю. Это меня и спасло — я тут же пополз в сторону скамейки на квадратном каменном постаменте и в самый последний момент смог подобрать под себя ноги и прыгнуть за неё. Тонкий, как игла, разряд проскочил мимо меня и попал в мраморную плитку несколькими метрами дальше. Плитка треснула и обуглилась.

Я наконец-то смог достать травматику и, высунув руку наугад, несколько раз выстрелил. Попал — Алексей болезненно зарычал.

Невооружённые охранники местных бутиков дружно попрятались, пытаясь по рации вызвать хоть кого-нибудь, некоторые продавцы выкрикивали бесполезное слово «полиция», но той нужно было время, чтобы прибыть сюда. Поймают ли они Наумова? Не думаю. А прикончит ли меня до этого Алексей? Глупый вопрос.

Я выглянул из своего укрытия и, убедившись, что Алексей немного отвлёкся, осматривая полученный синяк, перекатился за стоявший в небольшом отдалении киоск на колёсиках, торговавший до этого мороженным.

У меня внезапно зазвонил телефон.

— Вовремя же ты, кирпич проклятый, — проворчал я.

Мелькнула шаровая молния, куда попала — не знаю, мне надоело следить за всем, что пролетает мимо меня. Раз мимо — хорошо. Раз никто не заорал, дважды хорошо, значит, никто не попал под удар.

Я заметил, как с другой стороны на меня несётся ещё один «друг» Наумова, лысоватый и мелковатый, похожий на гоблина в очках мужичок с вполне внушительным шоковым пистолетом в руках. Я быстро прицелился в него и выстрелил два раза — попал в живот и в плечевой сустав. Он закричал так, будто я выстрелил в него не резиновыми пульками, а кумулятивными противотанковыми снарядами. Поняв, что он ещё жив каким-то чудом, он быстренько убежал в сторону и спрятался в одном из павильонов.

Мобильник продолжал настойчиво звонить, я не вытерпел и достал его из кармана. Папа?

У меня всё внутри сжалось. Нет, только не папа. Пусть лучше мне позвонят из военкомата и скажут, что я должен отслужить лет сорок, чем я поговорю с папой.

— Алло? — я зажал трубку между плечом и ухом, схватился за края тележки и покатил её в сторону второго выхода — первый блокировал Алексей.

— Коля, какого хрена? — прогремел голос отца в трубке.

Я начал лихорадочно соображать, о чём же он говорит, и где я провинился в очередной раз. В голову лезли тысячи вариантов.

— Э… пап, — сказал я в трубку, наблюдая, как в меня полетела ещё одна шаровая молния. — Ты немного не вовремя.

Я нырнул обратно и, вспомнив, как в прошлый раз схлопотал нехилый разряд, отпустил тележку и отполз от неё на пару шагов. Молния с сухим треском ударилась в неё, чуть не опрокинув её на меня. Но меня не задело.

— Подожди, у меня какие-то помехи, — сказал папа и постучал по своему микрофону так, что у меня чуть не заложило ухо.

— Это с моей стороны, — ответил я.

Очкастый гоблин снова высунулся из павильона, и я разрядил в него остаток обоймы — целый патрон. Промазал, конечно, но тот зато спрятался обратно. Я снова схватил тележку и прокатил её ещё пару метров в сторону, пока мою спину не прикрыл один из павильонов. Гоблин и Алексей временно скрылись за углами коридора, в который я вошёл. Выход виднелся метрах в тридцати от меня.

— Что там с Сашкой? — спросил отец.

Весь мой боевой дух тут же упал в самый низ.

Блин, а я надеялся скрыть это в тайне. Как он узнал? Позвонили им из больницы? Им позвонил сам Сашка? Нет, я просил его этого не делать.

— Как он, чёрт тебя дери, оказался в больнице, а?!

У меня загорелись уши, мне стало стыдно как никогда в жизни. Мама и папа, вроде бы, когда упрекают меня, используют одни и те же слова (мама, правда, не ругается), но от бати они всегда бьют куда больнее.

— Мы тут с матерью с ума сходим, не знаем, что там да как с вами обоими!

Алексей показался в коридоре одновременно с гоблином, да ещё подоспел тот мужик сверху — он выглянул из-за плеча ходячей башни Тесла.

— Пап, ты реально не вовремя, — начал я. — Давай я перезвоню тебе немного пого…

Я весьма вовремя развернул тележку, ставя её между мной и моими противниками. Новый разряд оказался долгий, секунды в четыре, и его треск перекрыл полностью реплику папы. Я снова высунулся из-за тележки и попытался выстрелить в них, но не получилось — я забыл перезарядиться, зато все трое спрятались обратно, ожидая моих выстрелов.

— Блин, патроны, — пробормотал я.

— Патроны? — расслышал отец. — Что там у тебя творится?!

Я выронил мобильник, когда засунул руку в тележку. Нащупал ладонью что-то скользкое, холодное и круглое, взял в руку.

— Эй, мужики с батарейками в одном месте! — крикнул я, вставая в полный рост и одновременно второй рукой беря ещё один шарик. Пистолет упал рядом с возмущённо запричитавшим мобильником. — Вам шоколадное или ванильное?

Вы когда-нибудь видели, как дети играют в снежки? Конечно же, да — глупейший вопрос, вы и сами наверняка играли в детстве в них. Строили крепости из подтаявшего грязного снега, скомкивали его в руках, спрессовывали и устраивали снежные баталии, закидывая противника снегом с ног до головы. Море радости, куча снега за шиворотом — вот признаки успешной атаки.

Радости я не испытывал, но попадал на зависть маленькому самому себе точно. Первым получил Алексей — розовый шарик залетел ему под плащ на уровне живота и вниз не упал, застряв там. Второй шарик угодил в лоб мелкому гоблину — у него слетели очки, без которых он стал слеп как крот. Он опустился на четвереньки, тщетно пытаясь нащупать потерю. Неприметный мужик успел благоразумно спрятаться за угол, предпочитая подождать, пока я не закончу обстрел.

— Урод! — разрывая голосовые связки, крикнул Лёха. — Мой плащ! Ты за это ответишь, ко…

Последний шарик почему-то оказался несколько больше остальных и куда тяжелее. Он даже не успел подтаять, так и остался ледяным комком, зато полетел отменно, залепив в конце пути открытый рот метателю молний, тот даже не успел закончить фразу. Удар был настолько сильным и неожиданным, что ошалевший Алексей пошатнулся и с грохотом падающего башенного крана распластался по полу, пытаясь выплюнуть ледяное мороженое, плотно забившее ему рот. Неприметный мужик, поняв, что он временно остался один, выскочил из-за угла и понёсся на меня. На что он надеялся? Что я испугаюсь и тут же ему сдамся добровольно?

— Добавки не будет, — крикнул я, упав на спину и изо всех сил толкая ногами тяжёлую тележку.

Чёртовы колёсики! Никогда не поворачиваются в правильную сторону, отчего приходится прикладывать чудовищные усилия, чтобы сдвинуть предмет с места. Зато потом…

Покатившуюся тележку он, может, заметил и сразу, но уклониться от неё ему было уже сложно — он слишком быстро двигался навстречу ей, тележка была здоровенная, а коридор недостаточно широк. Та пара шагов, которую он сделал в сторону, прежде чем его с диким грохотом снесло с места, его не спасли.

Я схватил липкими промороженными руками подозрительно замолчавший мобильник и пистолет, я ломанулся к выходу. Ноги скользили по гладким и идеально отполированным плиткам, то и дело разъезжаясь в стороны и угрожая посадить меня на шпагат, по бокам снова полетели мелкие разряды молний, но уже не такие точные и далеко не такие мощные, как первые. Один всё-таки попал в меня, когда я проскакивал недостаточно быстро раздвигающиеся автоматические двери — было больно, разряд угодил между лопатками и мгновенно распределился по всему телу, но, надо сказать, что комары иной раз кусаются куда больнее.

Я выскочил на парковку, которая, как я и предсказывал, за пару десятков минут успела заполниться на две трети, стал искать взглядом машину Романа. Непривычно слепило солнце, с пальцев капало мороженное, а добрые люди подозрительно косились на человека, который держал в руках с виду боевой пистолет и мобильник, измазанные в чём-то коричневом и розовом, взглядом маньяка шарил по окрестностям и периодически странно дёргался, будто его тело мучила сильная судорога сразу во всех мышцах.

Рома подъехал сам. Не знаю, то ли ему передали по рации о стрельбе и странно ведущем себя электричестве, и он догадался, о чём идёт речь, то ли просто увидел меня возле входа, но прибыл он весьма вовремя. Я уже начал в панике метаться по парковке, в основном, кругами.

— Давай живей! — крикнул он, отворив мне дверь — руки у меня не слушались, сильно замёрзли.

Я впрыгнул в машину и кое-как, уже на ходу, захлопнул дверь.

— Что у тебя там творится? — немного громко сказал он, аккуратно выруливая между машинами.

Я не ответил — смотрел назад, на выход из торгового центра.

Раздвижные двери со звоном бьющегося стекла разлетелись на куски, и, хрустя подошвами, из здания вышел испачканный мороженым Алексей, мгновенно понявший, что в единственной движущейся машине сижу именно я.

— Гони-гони-гони! — крикнул я, с ужасом смотря, как он поднимает руку, и в его ладони уже зарождается электрический шар чертовски больших размеров. Похоже, у Лёхи открылось второе дыхание.

— Что за…? — Рома схватился за зеркало заднего вида, и его глаза ошарашенно расширились.

— ЖМИ!!!

Взвизгнули шины, и «Fiat» резко дёрнулся вперёд, едва не протаранив один из автомобилей. Рома запоздало схватился за баранку и крутанул её в сторону, отчего меня впечатало в боковую дверь — я не был пристёгнут, в отличие от моего друга.

Шар, ощутимо больше всех предыдущих, попал в соседний с нами автомобиль, недавно вымытую серебристую «Приору». На секунду звякнула её сигнализация, но тут же отключилась. А потом машина взлетела в воздух, окутанная чёрным облаком дыма и щедро разбрасывающая вокруг множество частичек себя — битое стекло, оторванные колёса, бамперы, куски сидений и мелкий мусор из салона, горящий прямо в воздухе. От взрыва у нас задрожали окна, у меня заложило уши. А потом убитый автомобиль упал с высоты трёх метров обратно на парковочное место, и из-под его днища появился огонь. Тут же взвыли сигнализации всех остальных припаркованных машин, заглушая всё вокруг сильнее, чем если бы мы сейчас с парковки запускали космический шаттл.

Надо отдать должное моему водителю — он безбожно матерился, напрочь забыв про существование всех остальных слов, но развернувшаяся боевая обстановка не помешала его действиям. Он резво вырулил на набережную и втопил педаль газа в пол, унося нас прочь от торгового центра и Алексея.

Я продул уши, и сквозь звон в голове начали понемногу пробиваться и остальные звуки окружающего мира. Где-то завывали полицейские сирены, мимо нас пронеслись две пожарные машины и скорая помощь.

Прошло минут пять, прежде чем Рома прекратил материться и замолчал. Мы были уже возле Невы, на Синопской набережной, когда он всё-таки сказал:

— С этих пор я буду верить всему, что ты говоришь.

Я усмехнулся и с облегчением растянулся на удобном сидении, не переставая думать о том, как же у меня болит задница.

Глава 18

— Это многое меняет, — медленно, почти по слогам, сказал Рома. — Нет. Это решительно меняет всё.

Я пожал плечами. Для меня мало что изменилось.

— У тебя есть салфетки или что-нибудь другое, чем можно вытереть руки? — спросил я.

Я держал руки на весу, стараясь ничего не касаться. Мороженое на них стремительно высыхало, образуя неприятную на ощупь, но со вкусным запахом, корку.

Рома опустил руку себе под сидение и достал оттуда грязного вида тряпку, сильно воняющую солидолом. Я посмотрел на неё, а потом себе на руки, и покачал головой — уж лучше я буду пахнуть ванилью, чем смазкой. Грязный мобильник я сунул в карман, а пистолет — в кобуру. Куртка всё равно грязная, так какая разница, мыть её полностью или почти полностью?

— Я поверить не могу, — Рома со злостью стукнул руль. — Получается, слухи не врут насчёт способностей, да? Нет, ну не может же человек бросать энергетические шары, как демоны из компьютерных игрушек, я прав? Похоже, что нет. Я видел это собственными глазами, это настолько невероятно, что… что…

— Тебя клинит, — заметил я.

— Да? — совсем без удивления спросил он. — Похоже на то. Тогда я лучше помолчу, а то у меня что-то горло разболелось.

Он прокашлялся и действительно замолчал.

— Рули к дому Семёна, — велел я ему. — Потом можешь вернуться на работу, если у тебя на неё сегодня нервов хватит.

Его можно было понять. Он, в отличие от меня, никогда до этого в своей жизни не сталкивался со сверхъестественными вещами, я же к ним привык в подростковом возрасте, когда понял, что умею то, чего не могут другие. Сейчас в его глазах пошатнулось всё мироздание, законы физики начали меняться, подстраиваясь под новую реальность, рушились старые незыблемые истины. А вместо новых правил приходило знание того, что человек может метать молнии усилием воли, или что там напрягает Алексей — я не знаю, как это работает у других. Я всегда концентрируюсь, и чем лучше я это делаю, тем лучше у меня получается. Именно поэтому у меня такой «плавающий» результат — могу раза три-четыре прочесть мысли разных людей, а иной выдыхаюсь после одного единственного. Может, не существует никакой ментальной защиты у других людей, и это лишь моё воображение, ведь если я плохо сосредотачиваюсь, то мне действительно сложно прорваться в чужой разум. Не знаю, не уверен, да и спросить не у кого. Мама как-то говорила, что её дар работает не так, как мой — я больше опираюсь на материальные мысли, отфильтровывая всё остальное, а у неё же больше получается погружаться в эмоции людей, в их подсознание. Я даже боюсь представить, что же она видит в чужом подсознании, если я иной раз наталкиваюсь на ТАКИЕ вполне осознаваемые мысли, что меня в дрожь бросает. Может быть, это одна из главных причин, почему она не развивает свой дар и почти им не пользуется. Вторая причина — мой отец, её муж, конечно же. Я не знаю, как и когда он узнал о мамином даре, но его появление у меня он просёк почти на следующий день, я ещё только начал учиться контролировать себя, и со мной произошла похожая штука, что и с Сашкой в больнице. И весьма чётко обозначил своё мнение о нём.

Вот невезуха.

Что обо мне теперь думают родители? Они таки узнали, что Сашка побывал в больнице, но дослушать папу я не смог, и тот отключился. Сам я теперь им звонить не буду, если им надо будет — перезвонят. Вполне логично предположить, что они на днях приедут к нам, что может здорово мне помешать в моём расследовании, но, с другой стороны, хорошим решением является отдать им Сашку, пока вся шумиха между Наумовым и мной не поутихнет. У меня наверняка есть пара дней, чтобы подготовиться к этому, встретить их и попытаться объяснить как-то то, что со мной произошло за последние дни.

Я мысленно оглянулся назад. Чёрт, каким же я был глупцом! Встретил Диму, начал ему сочувствовать, но в итоге его убили. И я вбил себе в голову, что я должен восстановить справедливость и наказать Наумова. Зачем?? Зачем я пошёл на тот склад? Это было глупо, опрометчиво, я фактически пошёл по лезвию ножа и лишь чудом уцелел. А вчера ночью — я же знал, что встречи не устраиваются просто так, и что на них приходят явно не младшие помощники разносчиков кофе — так, спрашивается, какого чёрта меня туда понесло? Я был даже не вооружён, понадеялся на Анну, снова заставил её окунуться с головой в ад, и к чему это привело? Куча трупов, меня чуть не убили несколько раз, и я окончательно поссорился с Наумовым. И теперь неизвестно, что с Анной. Жива она или нет? Добралась до дачи Семёна? Можно, конечно, попробовать позвонить на один из номеров, которые остались у меня в телефоне, или даже поехать на эту дачу, но что-то мне подсказывает, что так я приму ещё одно глупое решение, подставив тем самым её под удар. Наумов её ищет, но я ему нужен больше. Хотя, с другой стороны, он может использовать её, чтобы добраться до меня.

Я вздохнул.

Добром это не кончится.

Проезд вглубь квартала оказался перекрыт здоровенным оранжевым мусоровозом, кое-как протиснувшимся между плотно стоящими автомобилями по обеим сторонам дороги. Он здорово напоминал сейчас слона в посудной лавке — одно неосторожное движение, и тишина взорвётся автомобильными сиренами, второй раз за день.

— Давай, я здесь выйду, — предложил я Роме. — Чтобы не искать другой дороги.

Рома не ответил, продолжая молча смотреть вперёд. На его квадратных скулах снова обозначились желваки.

— Расслабься, — благодушно посоветовал я ему. — Зубы иначе сотрёшь.

Я вылез из машины на морозный воздух и, прежде чем закрыть дверь, добавил:

— Спасибо. За всё. Ты мне, фактически, жизнь спас полчаса назад.

Он повернулся всё-таки ко мне, и в его синих глазах я прочёл всё ещё крутящуюся в его голове картинку с Алексеем и взрывом машины.

— Ага, — несколько зажато кивнул он. — Больше не звони мне.

Я вздрогнул.

Неужели он настолько испугался, что решил порвать все концы со сверхъестественным миром? И первым делом — с ходячим источником неприятностей, то есть, со мной?

А как бы ты поступил на его месте, Ник?

— Я дня на два в запой уйду, — продолжил он. — Нет, лучше на неделю, чтобы мозги прочистить. А потом мы им всем покажем!

Я расслабился. Похоже, я его неправильно понял. Он собирался только уйти ненадолго в себя, чтобы разобраться во всём и переварить случившееся. Боюсь, что если он действительно уйдёт в запой на неделю, как обещает, то от его воспоминаний ничего не останется, и мне придётся ещё раз доказывать свои слова. Хотя, как выяснилось, для этого и только нужно, что поставить рядом меня и Алексея и дать нам поболтать минуты три, не больше — через четыре он из меня котлету сделает, если не перестарается.

— Ты только не суй голову в петлю раньше времени, идёт? — серьёзно сказал он. — И попробуй найти Джона, раздобудь у него… не знаю… гранатомёт или Гаттлинг что ли… а то, боюсь, после ещё одной такой стычки от тебя мокрого места не останется.

Я тут же вспомнил револьвер, который чересчур поспешно сдал в полицию. Хотя и говорят, что пушки детям не игрушки, но, похоже, револьвер — мой единственный способ выживания на текущий момент. Я не настолько меткий, чтобы каждый раз стрелять по ушам, как с покойным Михаилом. Да, травматика бьёт больно, иногда даже с ранами, но зима близко, и враги всё больше похожи на моржей с толстыми шкурами. Стрелять на поражение я всё равно не буду — не смогу, да и не захочу. Достаточно в руки, в ноги не стоит — можно истечь кровью, и тогда я, получается, убью человека. Нет, я не такой.

— Удачи, — бросил напоследок Рома.

Я закрыл дверь, понаблюдал, как он сдаёт назад и разворачивается. И пошёл по узкому, наполовину занятому нагло припаркованными автомобилями, тротуару мимо воняющего мусоровоза.

Погода была просто отличная на улице, особенно если учесть, что недавно прошёл сильный дождь, что не так часто бывает в ноябре. Да, дыхание зимы уже чувствуется, и влажный воздух пробирает до костей, но если не заходить в тень, то вполне себе ничего, можно сказать, тепло. До Анапы, конечно не дотягивает. Эх, сейчас бы прилечь куда-нибудь, очередная бессонная ночь совершенно выбила меня из колеи, а эти приключения, свалившиеся на мою голову, истощают все жизненные силы. Мне чертовски захотелось отдохнуть от всего. Сплавить Сашку родителям, взять отпуск за свой счёт (хех, где же я этот счёт возьму?) и закрыться от всего мира. Умотать куда-нибудь в Финляндию или в Швецию, забыть мобильник дома и потеряться на добрый месяц. А потом, уже под новогодние праздники, вернуться и спокойно проработать остаток года.

Но, ещё даже не повернув за угол Семёновской пятиэтажки, я ушибленным копчиком почувствовал неладное. На самой границе сознания зашевелился крохотный червячок, ставший настойчиво подтачивать мои твёрдые намерения взять перерыв. И когда я всё-таки повернул за угол и упёрся носом в бело-красную машину скорой помощи, меня ударило током.

Нет.

Что здесь делает скорая?

Нет. Только не это.

Не бывает совпадений. Я не верю в них. Не может скорая просто так остановиться у подъезда Семёна. На фоне происходящих со мной событий вероятность…

Нет, только не Сашка! Только не опять! Зависимость не должна была появиться так рано! Он вёл себя совсем нормально, не было никаких признаков. Никаких! Я даже мысли его читал! Неужели я что-то упустил?

Скорая была пуста, даже водитель куда-то делся. Обычно занятые старушками скамейки у подъезда тоже пустовали, но металлическая дверь внутрь дома была настежь открыта, подпёртая здоровенным булыжником. Я, почувствовав, как у меня повышается пульс, и кровь начинает стучать в ушах, быстро вошёл в подъезд. Лифта нет, мимо меня они не пройдут — дом старый, хрущёвка, даже без мусоропровода. Я торопливо взбежал по лестнице на последний, пятый этаж и увидел распахнутую дверь в квартиру Семёна. У меня ёкнуло сердце, а тёмные мысли настойчиво попросились в разум. Многочисленные образы, один ужаснее другого, возникали в моём воображении и тут же умирали, стремительно сменяясь один на другой. Мне показалось, что я услышал чей-то злой шёпот, но на самом деле тишина стояла гробовая. Мёртвая. Я встал в нерешительности у самого порога, пытаясь успокоить себя и собраться с мыслями, настроиться на адекват, но с тем же успехом я мог подняться на крышу и попытаться взлететь, бешено размахивая руками. Я сделал глубокий вдох и между двумя ударами сердца переступил порог. На мои плечи обрушилась атмосфера уныния, обречённости и едких угрызений совести. Мне показалось, что я услышал детский плач, где-то очень-очень далеко, на самой границе слуха. И тут я увидел людей.

Квартира у Семёна была маленькая, однокомнатная. Как входишь — ты в маленькой, два на два, прихожей. Прямо по курсу, на почти такой же крохотной кухне, за столом сидит бригада скорой помощи и, негромко переговариваясь, что-то пьёт. Справа ванная с туалетом, комната пуста. Слева зал, заставленный мебелью, в котором были ещё люди. Их было человек семь или восемь, почти все пенсионеры, большая часть — женщины, многие плачут. Знакомое лицо только одно — Семён.

Я никогда не видел его таким мрачным и грустным.

— Молодой человек, Вы к кому? — спросила меня одна дородная тётка с красным, но не зарёванным лицом. — Вы дверью ошиблись!

Она говорила шёпотом, но в тишине её слова были громоподобны. Она схватила меня за рукав и захотела вывести из квартиры, как меня заметил мой напарник.

— Маша, подожди, — голос у него был неожиданно хриплый, тусклый, безжизненный. — Это Коля, мой друг.

Друг. Он никогда не называл меня до этого другом, хотя мы оба знали, что это не нужно. Не напарник, не коллега, не знакомый с работы. Друг.

Маша посмотрела на меня так, будто я был одним из тех, кто ходит по квартирам и втюхивает всем подряд инновационные пылесосы, но, ничего не сказав, отвернулась и ушла утешать одну из плачущих женщин.

Семён подошёл ко мне и знаком поманил меня на лестничную площадку. Мы вышли, он закрыл за собой дверь.

— Семён, я… — начал я, но он меня перебил. На меня он не смотрел — он как будто говорил с крошечным окошком на стене подъезда.

— Сашку твоего похитили.

Я сразу обо всём догадался.

Наумов обещал мне неприятности, если я не соглашусь на него работать — и я получил их. Грязный приём с его стороны — проследить за Сашкой, вломиться в квартиру Семёна и, пока того нет дома, схватить пацана и утащить в машину. Жена Семёна, конечно же, сопротивлялась, отчего получила пулю в лоб. Оттого и бригада скорой сидит без дела — спасать некого. Мёртвым помощь не нужна.

— Когда? — выдавил я их себя.

— Около часа назад. Я был тогда на работе, видел, как ты тыришь патроны для травматики. Меня вызвал врач из скорой, объяснил, что случилось.

Час назад.

Меня прошиб пот.

Наумов знал, что я не соглашусь на сделку, поэтому решил действовать одновременно по нескольким направлениям. Так он был уверен, что я не смогу защитить Сашку. Вот только похитителям помешала одна женщина, почти пенсионерка.

— Как… как это случилось? — ошарашенно спросил я, пытаясь сохранить остатки тактичности. — Они её…

— Нет, — Семён решительно покачал головой. — Она уже пару дней жаловалась на сердце — погода вон как меняется. Ничего, поправится.

Я опешил, уже в который раз.

— Так она — жива?

Семён медленно повернулся ко мне и посмотрел на меня так, будто я только что догадался, что небо синего цвета, а вовсе не зелёного.

— Конечно жива, — нахмурился он. — С чего ты взял, что она мертва?

— Ну, я… — я растерялся. — Пьющие медики за столом, плачущие родственники, везде двери распахнуты…

Мне сразу хоть капельку, но полегчало. Да, то, что Сашка похищен Наумовым — сомнению не подлежало, а вот насчёт жены Семёна я допустил промашку. И хорошо, что я ошибся. Не только потому, что я не хотел, чтобы её смерть висела на моих плечах и истязала меня по ночам, но и потому, что она, чёрт побери, была жива!

Семён слегка усмехнулся, еле заметно. Но я всё же увидел.

— Тогда объясни мне всё, что я перечислил, — попросил его я.

— Дверь взломана, надо замок менять. Ревущие бабы — в большинстве истеричные соседки, ну и парочка её подруг, не обращай внимания. А бригада скорой пьют обычный чай и ждут, пока я соберу её вещи. Они любезно согласились подвезти меня, когда узнали, что предыдущая скорая её уже забрала.

— Похоже, они боятся, как бы тебя тоже не хватил удар, — предположил я.

— Я — язвенник, а не сердечник, — буркнул Семён. — Как прошла встреча с Наумовым? Судя по твоему виду — хреново.

— Верно подмечено, — я прислонился к соседской двери и устало прикрыл глаза. — Он устроил засаду на меня.

Семён тут же обозвал Наумова нехорошим словом.

— Но ты выскользнул, — сказал он.

— Нет, — я покачал головой. — Просто ловушка оказалось несколько больше, чем мне виделось в самом начале.

— И чего он хочет?

— Всё того же. Чтобы я служил ему.

— И что ты будешь делать?

Я пожал плечами.

— Что-нибудь придумаю, — ответил я. — У меня есть пара козырей в рукаве.

Джон и Анна тянули где-то на вальта и даму. Козыри мощные, сильные, если бы не одно но: все остальные козыри были у Наумова. Больше людей, больше средств, больше денег. Сашка в качестве заложника. Алексей, который даже в раненом состоянии заставил Анну бежать. Судьба выдала мне плохие карты.

— Мы вместе что-нибудь придумаем, — сказал Семён.

— Нет! — поспешно ответил я. — Ты в этом не участвуешь! У тебя жена в больнице, ты нужен ей! К тому же, ты почти бесполезен.

— Бесполезен, значит? — тихо проговорил он. — Стариков, значит, в расчёт уже не берёшь, да?

— Я… я…

Я стоял с открытым ртом, пытаясь найти хоть какие-нибудь слова, но на ум ничего не приходило. Слова уже вылетели, и забрать обратно я их не мог. Семён грозно навис надо мной, дыша на меня парами дешёвого коньяка, который он обычно заливал в свою флягу.

— Ты и так уже достаточно пострадал из-за меня, — наконец выдавил я. — Хватит с тебя.

И, чтобы не слушать, что он мне ответит, я быстро сбежал по лестнице вниз. Семён действительно что-то говорил, даже кричал в след. Может быть, умолял меня позволить ему помочь мне, может быть, ругал меня. Лучше бы второе.

Я выскочил на улицу, и мне на секунду показалось, что зима таки пришла, что воздух стал значительно холоднее, но это была лишь иллюзия. Я пошёл прочь отсюда, и мне было плевать, куда идти, ноги сами выбирали дорогу, мозг не участвовал вообще.

Что же мне делать теперь? Выход напрашивался только один — согласиться. Но, раз уж Наумов пошёл на такое, то что ему помешает в дальнейшем не воспользоваться этой же картой ещё раз, чтобы контролировать меня? Я ведь могу отказаться потом работать на него. Я могу нарыть столько компромата на него, что у всех мировых спецслужб потекут слюнки арестовать его. Я могу начать разваливать его организацию изнутри.

Блин, кого я обманываю? Из меня получится плохой Штирлиц. Так что же — честно работать на Наумова?

Я достал мобильник и, пролистав список входящих вызовов, ткнул на искомый номер.

— Ник, — привет! — радостно ответил Джон.

С его стороны раздался какой-то треск, а затем несколько быстрых хлопков.

— Извини, Ник, ты немного не вовремя, — сказал он, и его голос едва не заглушил новых хлопок. — Либо говори быстро… что хотел, либо… давай я лучше перезвоню…

— Мне нужна твоя помощь, — быстро сказал я.

Когда человек стреляет из пушки и одновременно болтает по телефону — ни к чему хорошему это обычно не приводит. Я сам так только что пытался совместить несовместимое.

— Наумов похитил моего брата, — добавил я.

— Наумов — что? — не расслышал он из-за новых выстрелов. — Чёрт, парни! Стреляйте потише, а!

Я повторил.

— Слушай, — сказал он. — Подходи к больнице к главному входу. Там один из моих ребят заберёт тебя и отвезёт ко мне. Всё, я отключаюсь.

Он повесил трубку, которая на краткий миг снова взорвалась пистолетными выстрелами. Похоже, Джон вёл сейчас с кем-то очень оживлённую беседу, и ему лучше было не мешать. Интересно, он там против ребят Наумова выступает, или «макаронники» решили устроить ему вендетту? Похоже, Джону сейчас тяжело — если против него и Наумов, и остальные крупные группировки города одновременно.

Я попытался дозвониться до Анны по тем двум номерам, с которых она звонила мне, но оба номера больше не обслуживались. Наверное, Анна использовала их как одноразовые, чтобы Наумов не мог её вычислить.

Одноразовые. Наумов. Вычислить. Вот блин!

Я стал прямо на ходу лихорадочно разбирать телефон. Какими бы средствами не располагал мой враг, среди них вполне может быть что-то такое, шпионское. Я не знаю, может ли человек, являющийся одновременно политической фигурой средней руки и тем, кто, как оказалось, вполне способен подмять под себя криминальный мир крупного города, раздобыть подобное оборудование для отслеживания людей по сигналу с мобильного телефона, но лучше бы перестраховаться. Я вытащил аккумулятор и SIM-карту из телефона и выбросил всё вместе с аппаратом в ближайшую мусорку. Теперь, если кто попытается дозвониться до меня, то у него ничего не выйдет. Семёну я ясно дал понять, что я не хочу, чтобы он в этом участвовал дальше. Рома ушёл в запой на несколько дней. С Джоном я и так скоро увижусь, если его не пристрелят по пути. Анна совсем скрылась, я даже не знаю, приехала ли она на дачу или нет. Единственные, кому я могу понадобиться — родители. Что они подумают, когда услышат, что я отключил телефон? Что я не хочу с ними разговаривать? Скорее всего.

До больницы я доехал на автобусе, но прямо к больнице не было ни одного маршрута, так что мне пришлось идти пешком пару кварталов. Ходьба пешком здорово грузит голову разными мыслями, я шёл сквозь редкий поток людей, ощущая себя чуть ли не единственным, кто на несколько километров хоть о чём-то думает в этот момент. Люди были серые. Не в смысле цветовой гаммы (здесь преобладал чёрный цвет), а в смысле выражений лиц, эмоций, мыслей. Простая серая масса, и каждый думает примерно об одном и том же. Кого-то снова обманули на мелочь в магазине, кто-то напортачил на работе, и теперь боится потерять денежное место, кто-то лихорадочно проверяет карманы — потерял кошелёк. Деньги, деньги, деньги. Все думают только о деньгах, и никого не волнует, что за последний месяц количество наркоманов в больнице резко увеличилось благодаря появлению RD. Никого не волнуют чужие проблемы. Меня тоже.

Мне захотелось проблеваться. Меня начало тошнить от их мыслей, они сами лезли мне в голову против моей воли. Голова начала раскалываться, мир вокруг поплыл, размазывая собственные краски, как вдруг мне попался человек, который в корне отличался ото всех других. Это был пенсионер, настолько старенький и дряхлый дедок, что, казалось, он прямо на глазах превращается в песок. Он еле шёл, а вокруг него скакала маленькая девочка и всё время торопила его, чтобы он шёл побыстрее, поскольку по телевизору вот-вот начнутся её любимые мультики. Я на секунду подумал, что этот дед не только прошёл всю Великую Отечественную Войну, но ещё и застал в пелёнках Первую Мировую — ему на вид было никак не меньше девяноста. И знаете что? Он был счастлив. Счастлив от того, что рядом с ним сейчас бегает его правнучка, которая очень редко его посещает, счастлив от того, что смог побороть ещё одну простуду, которая запросто могла уложить его в могилу. Даже самая обычная мысль «Я сегодня проснулся» его радовала как никого другого.

Я завидовал ему.

Когда я проходил мимо них, наши взгляды на мгновение встретились. Его левый глаз уже давно побелел от катаракты, но правый был ясен как божий день и в упор смотрел на меня. Я улыбнулся старику и, выковыряв слова приветствия из моря моей головной боли, прошёл мимо. Он тоже со мной поздоровался, на секунду задержавшись и попытавшись понять, откуда я его знаю. Но затем он списал всё на свою старческую память и просто пошёл дальше.

Вот так один единственный человек оказался способен хоть на миг, но осветить ту тьму, в которой я пребывал всё это время. Эта тьма поглотила меня, я невольно стал двигаться и думать, как и всякий в толпе. Стадный инстинкт, хотя я могу ошибаться в терминах. Мною завладела толпа, коллективный разум, который стал диктовать свои условия. И один единственный человек помог мне вынырнуть из этой пучины. Нет, он не избавил меня от моей появившейся головной боли, он не успокоил моё чувство вины, но у меня после этого будто выросли крылья, и я воспарил над этой толпой, больше не ощущая себя её частью. Тёмные щупальца продолжали тянуться ко мне, но больше не способны были повлиять на меня.

Машину я заметил не сразу, только лишь после того, как водитель посигналил мне и окликнул меня сквозь открывшееся окно. Машина была неприметная, с транзитными номерами, серая «десятка», и водитель был ей под стать — среднего роста мужик с редеющими соломенными волосами.

— Ты — Ник? — спросил он, когда я уселся на переднее сидение. Говорил он на чистом русском, без акцента.

— Да, — кивнул я. — Ты от Джона?

— Дима, — поздоровался он со мной за руку, затем завёл двигатель, и мы поехали.

Дима. Да, я вздрогнул при этом, и в моей голове тут же появилась картинка с парнем с простреленным горлом. Ничего удивительного — Дима довольно распространённое имя.

— Джон велел тебя отвезти к нему домой, — тем временем говорил мой водитель. — И он просит тебя подождать его там некоторое время. У него кое-какие дела с… э-э-э…

— «Макаронниками», — предположил я, пытаясь изобразить американский акцент.

Водитель усмехнулся:

— Вроде того. Только при нём так не делай, его это бесит. «Ник» — это же сокращение, да? В смысле, ты вроде русский. Никита?

— Николай, — ответил я.

— Ясно, — протянул он и замолчал.

Мы ехали на восток, и вскоре приблизились к КАДу. Где может жить криминальный босс, который объявил войну почти всем своим… коллегам что ли? Не знаю, как их назвать. Конкурентами тоже не назовёшь, насколько я понял, каждый занимается своими вещами. Его наверняка теперь ищет каждый мелкий хулиган в городе, так что вполне логично будет предположить, что в городе-то как раз Джон теперь не живёт. По крайней мере, не в Старом Петербурге.

За последние года Санкт-Петербург здорово расширил свои границы и продолжал усиленными темпами это делать и дальше. Уже успели застроить всю территорию до Всеволожска и Разметелево. Колпино, Пушкин, Понтонный, Новоселье, а также всё, что было севернее Волхонского шоссе, теперь было застроено новыми домами и предприятиями, а старые заводы, особенно те, что погрязнее, были либо упразднены и снесены, либо перенесены на более далёкие территории. Дальше на восток, за Разметелево и почти до самого Шлиссельбурга вдоль трасс развернулись активные стойки, часть из которых я видел прошлой ночью. Год назад трассу А120 окончательно переименовали в КАД-2, что ясно давало понять, что Питер будет и дальше разрастаться вплоть до Ладожского озера, но пока ни север, ни запад не трогали. Когда мы миновали КАД, перед нами оказался Новый Петербург. Жилые дома стояли плотными группами друг к другу, но территория вокруг них ещё не была обжита — она сейчас была гладкая и голая, как лысина. Землю разровняли, кустарники выкорчевали, мелкие озёра и овраги засыпали, проложили дороги — и всё. Выглядело это донельзя странно по сравнению с плотно утыканным всем чем только можно Старым Питером, но пройдёт несколько лет, и здесь всё поменяется. Но, надо сказать, что дома уже не выглядели как сиамские близнецы — иммигранты селились группами, по, так сказать, национальному признаку, и это местами хорошо было видно, особенно когда ты проезжаешь мимо одного из таких районов. Десятки азиатских лиц резко контрастируют со славянской внешностью, и создаётся такое впечатление, будто ты въехал в чужую страну, хотя всё остальное, вроде бы, такое же. Нам по пути попадалось много полицейских машин — в новостях то и дело проскакивали сообщения о вспыхнувших драках, спровоцированных бандами националистов или скинхедов, поэтому здесь полиция дежурила практически постоянно, оставляя весь остальной город менее защищённым.

Мы миновали цепь многоэтажных новостроек и углубились в частный сектор, где старые, во многих случаях даже бревенчатые, дома соседствовали с большими коттеджами на несколько купленных и объединённых участков. Здесь жили бизнесмены, политики, правители и просто богатые люди. Таких районов образовалось несколько, и если бы Наумов был местным, то наверняка жил бы где-нибудь в одном из них, но, к моему сожалению, он местным не был и останавливался на время визитов в город в гостинице.

Возле одного из кирпичных коттеджей мы и остановились.

— Приехали, — сказал водитель, затормозив перед автоматическими воротами, врезанными в высокий каменный забор.

Дима достал откуда-то пульт и нажал на кнопку поднятия ворот. Те медленно и бесшумно поднялись, пропуская нас внутрь. Сразу за забором стоял грозного вида охранник, который сразу же заглянул в окна машины, посмотреть, кто это там приехал. Он нахмурился, увидев меня, но после того, как заметил Диму, который тут же ему объяснил, кто я, успокоился и пропустил нас дальше.

Дом был громадный, построенный почти во всю ширину участка, оставив лишь пару метров до забора с каждой стороны. Перед самим домом было довольно большое пространство с миниатюрным садом, дорогой к центральному входу. Дорога огибала фонтан с тремя каменными дельфинами, поставленный в центре небольшой площадки, выложенной белой и чистой плиткой. Сам дом напоминал дворянский — большие узкие окна, два этажа высотой в обычные три плюс сверху треугольная крыша. На втором этаже, прямо над главным входом, стоят колонны, поддерживающие крышу, под которой приютились небольшие круглые часы, вроде бы работающие. По левую сторону пригвоздился въезд в подземный гараж, в который мы и въехали. Гараж оказался небольшим по сравнению с городскими, но явно громадным для обычного человека — места было машин на десять, хотя конкретно сейчас, считая нашу, их было только три.

Я вышел из машины и вдохнул слегка спёртый, пропахший бензином и маслом холодный воздух. Несмотря на запах, голове немного полегчало от мороза, и мозги перестали кипятиться в собственном соку внутри черепа. Я вспомнил, что у меня оставалось несколько таблеток обезболивающего, но пока я их пить не стал — к чему жевать их всухомятку, когда через несколько минут можно будет попросить воды?

— Иди в ту дверь, — сказал Дима, указывая на коричневую металлическую дверь в углу помещения. — Там поверни направо и поднимись по лестнице на второй этаж. Там тебя встретят.

— А ты не пойдёшь? — поинтересовался я. Мне в его присутствии было несколько комфортнее, чем без него в совершенно незнакомом доме, наверняка полном вооружённых до зубов людей.

— Нет, — он помотал головой. — У меня и своей работы полно.

Я пожал плечами, мол, как хочешь, и пошёл к двери. Дима молча за мной наблюдал до тех пор, пока я не скрылся за этой дверью. Я оказался в узком коридоре, таком же холодном, как и гараж, влево вёл ход, заканчивающийся лестницей, ведущей куда-то вниз. Прямо перед лестницей была запертая решётка, свет за ней не горел. Либо там винный подвал, как у всех богатых людей из зомбоящика, либо там устраивались тайные совещания банды Джона. В случае второго варианта этот подвал наверняка был напичкан оружием. Мне тут же стало не по себе, и я поспешил убраться отсюда через правую часть коридора. Через несколько шагов коридор упёрся в запертую деревянную дверь, над которой висела куполообразная камера, глядевшая на меня красным глазом, затем коридор свернул вправо. Ещё несколько шагов, и я очутился на узкой крутой лестнице. Стоило мне подняться на высоту первого этажа дома и миновать деревянную дверь, как воздух резко сменился тёплым, комнатной температуры. Я расстегнулся, а потом, немного подумав, совсем снял куртку, свернув её в руках, и поднялся на второй этаж. Открыв ещё одну дверь, я столкнулся нос к носу с Викторией, дочерью Джона. Выглядела она значительно лучше, чем когда я видел её в больнице, особенно если судить по количеству яркого макияжа на её лице и чёрно-сиреневой одежды.

— Э… — растерялся я. Я не знал, говорит ли она так же хорошо по-русски, как и её отец, или нет. — Привет, Вики.

— Вика, — ответила она без малейшего акцента. — Вики меня называет только отец. Звучит совсем по-детски.

Я тут же сделал отметку в мозгу: она старается показать себя старше, чем она есть.

— А ты — Ник?

— Коля, — в свою очередь поправил её я.

— «Ник» звучит лучше. Отец просил эту крысу секретаршу проводить тебя, но я решила это сделать сама.

— С чего бы это? — нахмурился я.

Она схватила меня за руку и повела по широкому освещённому коридору, уставленному маленьким столиками с цветами. По правую сторону тянулись многочисленные двери в неизвестные комнаты, по левую — узкие как бойницы окна (ну, не настолько узкие, конечно, но даже при СССР делали их гораздо шире), а в паре десятков метров впереди виднелась горничная, вытирающая пыль с бюстов древних мыслителей, расположившихся вдоль перилл. Там я заметил большое помещение в оба этажа, похоже, холл, разделяющий дом на две части — примерно там же на улице располагался фонтан.

— Эй, Маш! — Вика нагло выхватила у меня куртку и отдала горничной. — Отнеси в гардероб.

Вика, не дожидаясь ответа горничной, которую та принимала за служанку, повела меня влево в последнее перед холлом помещение.

— Это что-то типа гостиной, — пояснила Вика, когда мы вошли внутрь. — Одной из, по крайней мере. Папа велел тебя подождать его здесь.

Я оглядел комнату: книжные шкафы по бокам, слева горящий камин, самый что ни на есть настоящий, по центру два кресла из красной ткани перед массивным столом ручной работы, и одно сразу за ним, рядом с дверью справа неудобная маленькая кушетка.

— А когда здесь будет твой отец? — спросил я её. — Скоро?

— Уже едет, минут через двадцать будет, — заверила она, уставившись на меня. — Саша столько про тебя рассказывал в больнице…

Блин, этого мне ещё не хватало. Брат ей вполне мог наплести с три короба, выставив меня кем угодно, начиная от доверенного лица Брюса Уэйна и заканчивая тайным последователем тамплиеров. Конечно, он больше сам выпендривался перед ней, но вот только его выкрутасы теперь бьют по мне.

— ВИКТОРИЯ! — донёсся спасительный женский крик откуда-то издалека.

Вика скорчила недовольную гримасу.

— Опять эта крыса, ну что ей ещё надо? — Вика закатила глаза и, немного неловко развернувшись, ушла. Только добавила напоследок: — Я сейчас вернусь.

Надо сказать, она не вернулась ни через минуту, ни через десять, ни когда подъехал Джон. За время ожидания я действительно успел убедиться, что кушетка жутко неудобная — вроде мягкая, но её спинка слишком низкая и упирается в поясницу, что довольно больно, зато сидение такое длинное для меня, что я либо прислонялся к спинке и сидел с вытянутыми ногами, либо сидел с нормальным положением ног, но дурацкая резьба на спинке тогда врезалась мне в позвоночник между лопатками. Так что я быстро пересел на вполне удобное кресло возле стола, затем обнаружил полупустой графин с водой и чистым стаканом и выпил, наконец, одну из трёх оставшихся у меня таблеток. Голову только начало отпускать, когда в комнату вошёл Джон. Вид у него был недовольный, но опрятный. Если бы не запах пороха, который я уже научился узнавать, то по нему и не скажешь, что он только что побывал в зоне боевых действий.

— И как всё прошло? — осторожно спросил я его. Мы пожали друг другу руки, и он сел напротив меня за стол. — Вроде не слишком удачно.

— С этим-то как раз всё нормально, — отмахнулся он, взяв испачканный мной бокал. Он осмотрел его, признал не очень чистым, вытер края рукавом свитера, открыл один из ящиков стола и достал оттуда коньяк. Налил в полпальца, выпил и предложил мне: — Будешь?

Я покачал головой. Пил я редко, только по праздникам ну или в особых случаях, да и мешать алкоголь с таблетками было далеко не лучшей идеей.

— Тогда что не так? — нахмурился я.

— Лучше бы ты выпил, — ответил он, доставая из кармана свёрнутый лист бумаги и протягивая его мне.

Я взял его в руки и развернул. Это была ксерокопия, причём не лучшего качества, причём у принтера ещё и краска заканчивалась, но чёрно-белая фотография и текст под ней всё равно были довольно чёткие и разборчивые. С полицейской сводки на меня смотрело подозрительно знакомое лицо, над которым была надпись «Их разыскивает полиция».

— Это что — шутка? — я недовольно посмотрел на Джона. — Если да, то совсем не смешно.

К моему сожалению, Джон не смеялся, напротив, был серьёзнее некуда.

— Какие уж тут шутки, — пробормотал он.

С листа на меня смотрело моё собственное лицо.

Глава 19

— Это точно не шутка? — переспросил я Джона.

Я никак не мог поверить, что меня объявили в розыск. Как, а самое главное — за что? Хотя, тут написано за что: статьи сто шестьдесят семь, двести десять и двести семьдесят семь. По моей спине пробежал холодок. Уничтожение имущества, участие в преступном сообществе — уже весьма немало получается, но обе эти статьи даже в совокупности не сравнятся с последней, двести семьдесят седьмой. Посягательство на жизнь государственного деятеля. За это полагается смертная казнь, пусть она и не применяется в России уже довольно долгое время. Смертная казнь. Похоже, я приплыл.

— Увы, — Джон развёл руками. — А что, серьёзные преступления?

— Не то слово.

Хотя, с другой стороны, я твёрдо знаю, что меня подставили, я уверен в этом. Более того, я знаю, чьих это рук дело. Наумов, без сомнений. Уничтожение имущества — должно быть, они имели в виду тот взорвавшийся автомобиль, меня выставили крайним. Участие в преступном сообществе — вот моя связь с Джоном, охрана палаты Сашки это только подтверждает. Ну а покушение на жизнь государственного деятеля — моя стычка с Наумовым в торговом центре. Метание столов, загоревшийся эскалатор, стрельба из пистолета, подозрительно похожего на настоящий — свидетелей хоть отбавляй, я там единственный был, кто стрелял. Да, в этом не было политического подтекста, но Наумов решил, что если он слегка изменит тон моего якобы преступления, то это лучше подействует на меня. Я даже представляю, как это выглядит со стороны: я конфликтую с Наумовым, нападаю на него, но его охрана реагирует раньше, чем я успеваю выстрелить в него, и я пытаюсь сбежать. То, что я достал пистолет далеко не сразу, никто и не вспомнит — когда происходят подобные события, очевидцы обычно плохо запоминают их порядок. Этому так же способствует потяжелевший на несколько купюр карман.

Вот они, неприятности, которые он мне обещал. Если бы не похищение Сашки, то я бы ушёл в подполье, как Анна. Готов поспорить, она или Джон бы мне в этом помогли, они оба имеют подобные связи. Но сейчас я не могу сбежать. Я знаю, что Наумов делал со своим собственным сыном, и если он в итоге не получит меня (когда я трусливо сбегу), то, уверен, он вплотную займётся им. В конце концов, Сашка ведь тоже телепат, как и я, пусть для этого ему и требуется допинг. Для такого, как Наумов, это проблемой не является. Наумов твёрдо дал мне понять, что он хочет видеть меня в своей команде, и, похоже, он ради этого готов использовать даже такие грязные приёмы, как ложные обвинения и подстава.

— Чёрт! — я со злостью ударил кулаком по столу, да так сильно, что почти пустой графин подскочил с серебряного подноса и упал, разлив остатки воды по полу.

— Так плохо? — спросил Джон.

Он налил ещё немного коньяка и протянул мне. Я взял бокал и махом выпил всё, огненная вода обожгла мне горло и ухнула в пустой желудок. Сейчас был как раз особый случай.

— Наумов похитил Сашку, — тихо сказал я, вертя пустой бокал в руках. — И эти обвинения — его рук дело.

— Я знал, что он далеко не ангел, но чтобы настолько… — сказал Джон и грязно обозвал Наумова по-английски. Я не понял, кем он его назвал, но это точно было ругательство — хоть мы и говорим на разных языках, но ругаемся все одинаково. — Поэтому ты хотел меня видеть, да?

Я кивнул.

— Мне надоело носиться за ним, — я устало откинулся на спинку кресла. — Бегаю по всему городу, пытаясь его подловить хоть на чём-то, узнать ещё толику информации, пытаться помешать ему. Это всё бесполезно.

— Я могу укрыть тебя, — предложил Джон. — У меня есть знакомый, он подделает документы. Можем тебя за границу отправить.

— Нет, я не буду убегать, — я помотал головой и поморщился. Коньяк всё ещё жёг желудок. — Хватит с меня. Надо вызволить брата и разом накрыть большую часть его банды.

Джон усмехнулся:

— Я тоже так думаю, вот только как это сделать? Я уже пробовал найти его штаб, но у меня ничего не получилось. Да я и не думаю, что если мы таки найдём его штаб и поймаем самого Наумова, то это что-нибудь даст. Большая часть банды останется на улице, RD будет рассредоточен по городу, и заместо Наумова придёт новый главарь, и ситуация повторится.

— Не согласен, — возразил я. — Поймаем этого говнюка, накроем штаб — развалится всё, останутся только ошмётки.

— Откуда ты знаешь? — засомневался Джон.

— Знаю. Это всё из-за RD. Наумов ищет людей со сверхспособностями. Они очень редко встречаются, но они есть. RD усиливает уже имеющиеся способности и с некоторым успехом вызывает их у тех, у кого они спят в генах.

Джон рассмеялся:

— Ты веришь в эту чушь? Он специально распространяет эти слухи, чтобы больше народу привлечь!

— Это не чушь, я встречал таких людей! Помнишь, Алексея? Помнишь, как он шандарахнул тебя током? Это он сделал! И те синие вспышки в том здании, это тоже он! Взорвалась машина в торговом центре — опять он! Он умеет управлять электричеством, он излучает его.

— Ну да, конечно, — сказал Джон. — И если ему воткнуть в задницу лампочку, то она загорится, да? Не городи чепухи!

Но по его виду я понял, что он засомневался в своих словах. И я знал, что мне надо ещё сказать ему одну вещь, чтобы окончательно убедить его в моих словах.

— Я ещё это знаю, поскольку я сам из таких людей, — признался я, глядя ему прямо в глаза.

Он хотел было засмеяться, но под моим взглядом не стал этого делать. И спросил:

— Ты? Не смеши меня. И какая же у тебя способность?

— Я умею читать мысли.

Он мне не верил. Ещё бы. Я бы сам не поверил.

— Я могу доказать это, — сказал я. — Задумай число, абсолютно любое.

— Любое?

Похоже, он был уверен, что у меня ничего не выйдет.

Я чуть-чуть сосредоточился и легко, без усилий, проник ему в голову и выудил оттуда задуманную цифру:

— Три.

— Фигня всё это, — он махнул рукой. — Я и не такое видел. Это психология, ты наверняка смотришь на моё выражение лица, на мимику или куда там надо смотреть, и угадываешь.

Я по-прежнему сидел в его разуме. Алкоголь немного помогал мне в этом.

— Семьсот двенадцать, — сказал я, наблюдая за изменениями в его голове. — Минус двести семьдесят три, тысяча с половиной. Раскольников, Обама, два миллиона восемьдесят две тысячи девяносто один пончик с глазурью!

Я всё называл и называл то, что видел в его голове, и его лицо медленно вытягивалось. Загадывал он не только числа, но и персонажей и известные личности, а иногда дело доходило до совершенной тарабарщины и набора звуков, которые я с трудом смог произнести, мне для этого потребовалось поломать язык. Голова снова начала трещать, но я терпел, пока он не сказал «хватит». Вид у него был ошарашенный, но я прочёл в его мыслях, что он всё же мне не поверил до конца.

— Послушай, — сказал я ему, массируя виски. Моя голова немного кружилась, и я слегка покачивался в такт моему пульсу. — Не важно, веришь ли ты в это или нет. Он верит в это, и такие как я нужны ему.

— Хорошо, допустим, ты говоришь правду, — с сомнением сказал он. — Но зачем ему вы? Чего он хочет этим добиться?

— Я не знаю. Но мы, наверное, можем использовать это для того, чтобы найти его штаб.

— Каким образом? Снова проследим за Алексеем?

— Нет, второй раз я на это не пойду. И лучше напасть на штаб, когда Алексея там как раз не будет.

Я вспомнил Диму Наумова и его слова о том, что его отец держал его насильно и накачивал наркотой.

— Это наверняка какой-нибудь крупный склад, или даже, скорее всего, лаборатория, в которой он сможет удерживать и пичкать наркотой несколько людей. Значит, оно должно быть удалено от жилых домов, чтобы никто не слышал, что там творится, и у него должна быть определённая площадь, достаточная для хранения RD в большом количестве. Что-нибудь вроде советского заброшенного НИИ или военной базы или завода, но не сильно старого, чтобы не разваливался на куски и крепко стоял.

Дальше мы часа два ещё обсуждали варианты, где может быть штаб Наумова, составили карту с несколькими вариантами, Джон сказал, что пошлёт парочку людей на разведку и на всякий случай установит слежку за Алексеем. Мы попробовали разработать предварительный план нападения, но получалось у нас плохо — ни Джон, ни я, ни кто-либо из его людей не обладал необходимым опытом. Мы долго спорили о том, сколько людей надо брать с собой в нападение. Джон хотел взять с собой всех, кого он мог привлечь к этому, но я не хотел допустить лишних жертв — если завяжется перестрелка, и, особенно, если там всё-таки окажется Алексей, то нам всем придётся плохо, поэтому лучше взять минимум для прикрытия отхода. Мы сошлись на двух машинах и шести доверенных людях помимо нас с Джоном. То, что он пойдёт со мной, он запретил обсуждать, и я не мог его разубедить в этом.

Я попробовал позвонить Анне, но ни один из её телефонов не отвечал, а телефон на даче Семёна говорил голосом автоответчика.

Под конец дня я валился с ног от усталости, у меня снова разболелись все полученные мной за ноябрь раны, но я знаю, что эта боль призрачна, что она появилась из-за моего подавленного состояния. Джон выделил мне одну из свободных спален на втором этаже и сказал, что я могу оставаться у него столько, сколько я захочу, и что надёжнее укрытия я не смогу сейчас найти. Он был прав, больше мне было скрываться негде, разве что затеряться в болотах на востоке города, но это было не самым лучшим решением. Топиться я пойду только тогда, когда пойму, что уже ничего не смогу сделать. А сделать я ещё хоть что-то, но мог.

Спал я плохо, много ворочался, долго не мог уснуть, несмотря на то, что я смертельно устал. Постель была чужая, хоть и гораздо удобнее моей, с шёлковыми простынями даже, а я очень не люблю ночевать не дома. Проснулся я среди ночи, вернее, меня разбудил Джон:

— Ник, сработало! — он говорил громко, нисколько не смущаясь от того, что я спал.

— Что? — я попытался продрать глаза. Голова всё ещё болела после вчерашнего применения способностей. Хотя, может быть, это было похмелье, но я вроде выпил только чуть-чуть.

— Ниточка сработала, говорю! — радостно сказал он, бесцеремонно сдёргивая с меня одеяло. — Один мой человек проследил за Алексеем! У нас есть адрес! Давай, поднимайся, времени не так уж и много до рассвета, надо постараться успеть.

Я тут же проснулся, быстро оделся и ополоснул лицо холодной водой.

Джон с парнями уже ждал меня в гараже, все были готовы сорваться с места. Выглядели они все спокойно, я же сильно нервничал до дрожи в коленях.

— Расслабься, всё будет нормально, — хлопнул меня по спине Джон. — Выдвигаемся!

Мы расселись по машинам, я сел в ту же, что и Джон, и мы выехали на улицу, миновали автоматические ворота и стали быстро набирать скорость.

Небо было чистое и ясное, но было здорово холодно, мелкие лужи на улице уже замёрзли. Тусклые холодные звёзды мрачно глядели на нас сверху, и лишь жёлтая полная луна, больше похожая на головку сыра, освещала нам путь. Фонарей почему-то не попадалось здесь.

— Вот, держи, — Джон с переднего сидения протянул мне что-то блестящее и тяжёлое.

Я взял это в руки и обнаружил, что держу американский револьвер, серебристый, гладко отполированный и тяжёлый, тяжелее того, что был у меня до этого.

— Я видел, как ты с ним управлялся, — пояснил американец. — Он тебе подходит.

— Нет, спасибо, — я с сожалением отдал ему револьвер обратно. — Я не могу стрелять в людей из такого оружия.

— Гуманист предпочитает базуку? — усмехнулся Джон, но оружие он забрал. — Как хочешь, но противник не разделяет твоих взглядов.

— Как-нибудь справлюсь.

— Тогда возьми это.

Он протянул мне ещё один свёрток, такой же тяжёлый, но бесформенный.

— Ещё одна пушка? — я стал отталкивать свёрток обратно, но Джон таки всучил его мне.

Я развернул его, движимый любопытством, и с приятным удивлением нашёл там завёрнутые в пакет бутерброды с маленькой бутылочкой кефира. Желудок тоже обрадовался свалившемуся счастью, так что я быстро умял всё это, запоздало подумав, что я ни с кем не поделился.

— Мы уже ели, — отмахнулся мужик, сидящий рядом со мной.

Я пожал плечами — раз я был здесь единственным голодающим, значит, ничего страшного.

— Теперь я их обязан порвать голыми руками, — довольно проурчал я.

Мы не поехали в город, а двинули на север, огибая Питер по широкой дуге. Встречных машин почти не попадалось, время было позднее, ну или раннее, зависит от того угла, под которым на это смотреть. Я снова попытался дозвониться до Анны (попросил при этом телефон у Джона, поскольку мой сейчас наверняка уже побывал в утилизаторе), но телефон на даче включил автоответчик. Что ж, делать нечего, и я продиктовал сообщение:

— Анна, если ты там, то я хочу, чтобы ты знала. Наумов похитил Сашку и подставил меня. Мы нашли его логово и сейчас едем туда. Я всё понимаю, но всё-таки попрошу тебя о помощи. С тобой у нас значительно больше шансов на успех, особенно если Наумов приведёт тяжёлую артиллерию в виде Алексея. Мы можем накрыть всю контору разом, Наумов сейчас как раз там, а Алексей спит у себя дома. Это наш шанс, и сейчас не время трусливо сидеть в стороне.

Я отключился. Анна боится Наумова, боится Алексея. Я тоже боюсь, но у меня нет выбора, а когда человека лишают выбора, он будет действовать до конца, каким бы он ни был, поскольку у него нету других вариантов. Наумов давил и давил на меня, теперь я намеревался выложить все карты на стол и заставить его поплатиться, если это возможно, конечно. Он думал, что я сломаюсь. Он ошибся.

— Кому ты там всё названиваешь? — спросил Джон. — Эта Анна — твоя подружка?

— Так, одна знакомая из числа тех, про которых я тебе говорил вчера. Если бы она пошла с нами, она бы здорово помогла нам.

Джон усмехнулся, но промолчал. Сказать мне тоже больше было нечего и некому, так что мы и поехали почти до самого логова в полном молчании, каждый думал о своём. Я не лез им в мозги — мне хватало собственного роя мыслей. Я снова смотрел назад, уже в который раз. Что меня привело к этому? Месяц назад я был обычным следователем, расследовавшим вполне рядовые убийства. Мне попалось ещё одно, и я столкнулся с Наумовым. Я его привлёк своей биографией и попал в его поле зрения, а затем всё пошло кувырком. Я угодил в больницу, мне чуть не сломали рёбра, но это меня не остановило. Любой другой бы на моём месте забил бы на дело, особенно когда ему хорошенько наподдали, но только не я. Я чуть не был расстрелян на складе, а затем дважды чуть не сгорел, снова оказался ранен, но и тогда я не отступил. Я выжил в бандитской перестрелке, затем пережил ещё одну драку в торговом центре. Своими действиями я только всё больше и больше привлекал внимание Наумова к себе, что, наконец, привело меня к такому печальному итогу: я весь изранен, у меня постоянно болит голова, я вне закона, и мне грозит расстрел, а мой брат находится в плену у человека, в поле зрения которого я умудрился попасть. Только из-за этого! Готов поспорить, что если бы он при нашей второй встрече в участке отнёсся бы ко мне по-другому, не проявлял такого внимания, то ничего бы этого не было. Или нет, стоит смотреть в корень проблемы — если бы у меня была биография чуть похуже, как у всех, то ничего бы не случилось. Так это что же получается — мне следовало работать хуже?

Чёрт.

Спустя минут двадцать мы подъехали к назначенному месту. Логовом Наумова оказался заброшенный после перестройки НИИ на севере города, рядом проходила старая железная дорога, уже лет двадцать как ржавеющая. Но здание было построено на совесть, крепкие кирпичные стены стояли незыблемо, не собираясь поддаваться влиянию времени. Вот советский бетонный забор давно сдался и проломился в некоторых местах, но новые хозяева заботливо перекрыли прорехи металлической сеткой и обновили колючую проволоку сверху, а так же повесили повсюду большие знаки «Внимание! Частная территория! Вход строго запрещён». Конечно, нас это не остановило.

Мы вышли из машин, и Джон стал координировать действия.

— Значит так: оба водителя остаются здесь и ждут, когда мы вернёмся. Остальные идут со мной, вот наушники с микрофонами, если что, предупреждаем по ним об опасности.

Один из команды налётчиков достал из небольшого пакета кучу скомканных проводов и стал раздавать нам. Я взял своё устройство, воткнул маленькую таблетку в ухо, а другой конец провода закрепил на воротнике куртки — микрофон. На середине провода болтался небольшой коробок с батарейкой и передатчиком сигнала.

— Радиус действия у них небольшой, — предупредил мужик. — Но нам хватит.

— Всё, пошли, — скомандовал Джон и повернулся к водителям. — А вы прячьте машины.

Водители послушно кивнули, сели в машины и отъехали за находящиеся неподалёку земляные кучи так, что их стало не видно. Мы подошли к одному из участков с металлической сеткой, и один из подчинённых Джона достал длинные ножницы по металлу и быстро перекусил с десяток звеньев по вертикали. Этого оказалось достаточно для того, чтобы каждый из нас смог пролезть сквозь дырку на другую сторону, пока он держал один из краёв отогнутым. Потом я помог пролезть и ему самому.

Охраны вокруг трёхэтажного здания, казавшегося давно заброшенным, не было, как не было наружного освещения, собак или сигнализации, которые, как мне казалось, должны быть везде, где есть что охранять. Когда мы подошли к зданию НИИ поближе, я узнал его — о нём в городе ходили байки, что в нём обитают призраки и пугают до усрачки всяких, кто пытается проникнуть внутрь. Люди говорили, что в доме зажигается свет, слышатся звуки, будто кто-то ходит или разговаривает, раздаются страшные крики и прочая чепуха, которую я теперь знал, как объяснить — это постарался Наумов, быстренько создал подходящую репутацию у дома, и ему не составило труда её поддерживать. Большинство окон у дома были целые, но почти все запылились и помутнели настолько, что казались почти белыми. На некоторых висели пожелтевшие простыни. Зелёные обшарпанные двери, как оказалось, были надёжно заперты, большинство даже завалены мусором. Я бы растерялся — куда идти? — но весь наш отряд уверенно подошёл к ближней двери вслед за Джоном.

— Вход здесь, — шёпотом сказал он. — Странно, охраны маловато…

Один из нас подошёл к этой двери, достал несколько отмычек и принялся ковыряться в замке. Я обнаружил в этом человеке Диму, который некоторое время подвозил меня к Джону домой. Прошло секунд десять, замок еле слышно щёлкнул, и дверь легко отворилась.

— Фиговый замок, — пояснил он. — Я такие ещё в детском саду научился вскрывать. Но он хорошо смазан и чётко работает, за ним хорошо следят.

— А с виду такой же брошенный, как и всё вокруг, — сказал я.

— Ещё двое останутся здесь, — сказал Джон. — Один там, другой там.

Он указал на несколько подходящих мест, где во тьме человека можно было заметить далеко не сразу. Ещё два человека отделились от отряда, и мы уже вчетвером вошли внутрь. Парни сразу достали оружие и маленькие светодиодные фонарики — внутри было темно и тихо, как в склепе, но воздух не был спёртый, хотя в нём пыли было предостаточно. Вот только пыль и мусор были рассыпаны по полу явно специально — сгруппированными кучками, но это можно было заметить только когда проходишь мимо них — если подглядеть через замочную скважину, то так бы не показалось.

— Ник, вот фонарь, — Джон протянул мне маленький цилиндрик. — Светить только в пол в паре шагов перед собой — чтобы никто не заметил. Разделяемся, и ищем вход в подвал, он здесь точно должен быть. ПеПе, идёшь направо, Ник налево, а Дима — со мной.

И мы разделились. ПеПе стал осматривать правые помещения, я — левые, а Джон и Дима пошли к противоположному концу длинного и прямого коридора. Здание не было широким — две комнаты и коридор между ними, так что мы находились почти всё время друг у друга на виду. Я неторопливо осматривал одну комнату за другой, по пути изучая весь хлам, который остался здесь. Мне попадались ржавые небольшие клетки, какие-то котлы, куча разбитых раковин, древний лежак, подозрительно напоминавший массажный, только с широкими стёртыми ремнями, повсюду валялись пожелтевшие листы бумаги. Я поднял ради интереса один из них, но надписи все выцвели, и ничего разобрать было нельзя. В одной из клеток я нашёл маленький звериный скелет с вытянутым черепом, похоже — собачий. Судя по всему, этот НИИ в прошлом ставил эксперименты на животных, тестируя то ли лекарства от смертельных болезней, то ли новые виды ядов — сейчас уже не понять.

— Эй, Ник, да? — неожиданно я услышал шёпот. Это оказался четвёртый парень, обследовавший с нами комнаты. Говорил он со страшным акцентом, но я не мог определить, какой же его родной язык. — Я нашёл, зови Джона и Диму.

— Сейчас, — кивнул я.

Я торопливо вышел в коридор и, кратко посмотрев за спину этому парню, увидел возле дальней стены сдвинутую кучу мусора и железный люк в подвал. Я прошёл мимо нескольких помещений без дверей, миновал лестницу наверх и услышал, как Джон чихнул и тихо выругался на пыль по-английски. Но дойти я не успел.

— Дим, — сперва услышал я. — Какого хрена ты меня схватил?

Тут меня ударили по затылку сзади чем-то твёрдым и тяжёлым. Я покачнулся, и пыльный пол стремительно понёсся мне в лицо. Сознание я потерял не сразу, успел увидеть, как Джон тоже упал на пол, уже без сознания, а над ним встал Дима с обломком раковины в руках. Я перевернулся на спину и хотел было закричать, что мы попали в засаду, но не смог. Едва я открыл рот, как ПеПе, ударивший меня по голове, злобно прошипел:

— Крепкий сукин сын! — и он тут же ударил меня грязным ботинком прямо в лицо.

От удара я провалился сквозь хрупкий пол и начал падать в темноту.

Глава 20

— Закатай ему рукав, — донеслось до моего слуха.

Говоривший был так далеко, что я подумал, что он находится на другом конце света. К сожалению, он был рядом со мной.

Я медленно приходил в себя, возвращая чувствительность. Я на чём-то лежал, руки и ноги были надёжно привязаны к этому чему-то, я ощущал, как у меня затекли ступни и ладони от слишком туго стянутой верёвки. Затылок казался слепленным из лавы, а лицо будто целый час натирали наждачной бумагой, но боль помогала мне быстрее очнуться. Я с титаническим усилием открыл глаза и тут же захотел их закрыть — в разум прорвался яркий свет. Я ничего не увидел, кроме двух расплывчатых силуэтов в белом.

— Смотри, он уже очнулся! — удивился тот, что справа. Он закатал мне рукав, и левый человек, немного перегнувшись через меня, вколол мне что-то в руку.

— Так даже лучше, — незамедлительно ответил левый. — Реакция на препарат будет лучше заметна.

— А что со вторым?

— Не следовало и надеяться — он уже выходит из Неверландии, или во что эти американцы верят.

От места укола по венам потекло что-то чертовски холодное, настолько ледяное, что я начал тут же мёрзнуть, и меня затрясло в судороге. Путы врезались в руки, грозя отрезать мне кисти, а зубы начали клацать в опасной близости от языка.

— Чёрт! — забеспокоился правый. — Ты же сказал, что способность у него уже проявилась!

— Мне так сказали! Не стой столбом, держи его!

— Чёрт, у него даже пена изо рта пошла! Господи, давай ему хоть ремни ослабим, не то он без рук останется!

— Ты что, фильмов не смотришь? Он тогда освободится, долбанёт нас друг о друга и пойдёт крушить всё вокруг! Лучше держи его крепче!

— Да держу я его, успокойся.

Внезапно меня прекратило трясти, и я уже было обрадовался, что всё закончилось, но не тут-то было. Все мышцы свело судорогой, они задеревенели, и я резко выгнулся дугой от вспыхнувшей боли сначала в позвоночнике, затем в мозгу, и меня снова затрясло. Странно, мне казалось, что мозг не чувствует боли. Что-то у меня прямо в центре башки стремительно разгоралось, и болью постепенно заволакивало всю голову, словно у меня внутри взорвалась ядерная бомба, и теперь ударная волна медленно пожирала мозги. Стало тяжело дышать, я с усилием вдохнул, но выдохнуть уже не смог — не получалось, бронхи не выпускали обратно воздух, и лёгкие начали гореть как при долгой задержке дыхания. Я задыхался, в груди и в голове бушевал ад.

— Бронхоспазм! — вскричал левый. — Дави ему на грудь, помоги выдохнуть! Я за адреналином!

Я ощутил, как мне на грудь сел слон, и я с облегчением выдохнул раскалённый воздух через рот. Тут же легко вдохнул, но снова не смог выдохнуть. Сознание начало постепенно отключаться снова, не выдерживая такой пытки. Мне снова помогли выдохнуть, и я опять вдохнул.

— Нашёл! В сторону!

Грудь посередине пронзила острая боль, будто меня прошили насквозь металлическим прутом. Я попытался закричать, но не смог — воздух по-прежнему не выходил из лёгких. Я задыхался, мне показалось — вот он, конец, как внезапно я смог с диким и страшным хрипом выдохнуть. Я хотел уйти отсюда, и мои путы послушно ослабли.

— Эй, какого чёрта? — возмутились справа. — Я же крепко их привязывал!

— Держи его, сейчас мы ему лошадиную дозу успокоительного вколем!

Нет, не надо мне никаких лошадиных доз, я и так напичкан теперь всем чем только можно!

Я чуть-чуть пошевелил почти освободившейся правой рукой, и справа раздался грохот упавшего тяжёлого предмета. Боль уходила прочь, зрение стремительно прояснялось, я уже видел белую потолочную плитку и был способен более-менее различить на ней рисунок. Я поднял голову и осмотрел себя. С меня сняли и куртку, и джемпер, оставив только в одной клетчатой рубашке, правый рукав был закатан, и из места сгиба локтя немного сочилась кровь. Игла была действительно толстоватой, и рану прижечь спиртом не успели.

— Эй! — возмущённо крикнули слева.

Я повернул голову и увидел, как яйцеголовый мужик бежит ко мне с громадным шприцом с полуметровой толстенной иглой. Я хотел его остановить левой рукой, но та была крепко привязана, и в итоге я только дёрнул локтём. Но и этого хватило — мужика тут же сильно толкнуло обратно чем-то невидимым, он налетел на стол с медицинскими препаратами, снёс его и упал на пол, потеряв от удара сознание.

Какого чёрта со мной происходит? Что мне вкололи?

Догадка мгновенно пронзила мой разум: RD, больше вариантов нет. Я таки попал к Наумову, как и хотел, и он распорядился вколоть мне наркоту, чтобы я тоже, как Анна и Алексей, убедился в его эффективности. Вот только странный оказался результат — я полагал, что он усилит мою телепатию, причём безболезненно, а не откроет у меня способность к телекинезу, попутно чуть не убив меня.

Стоило мне подумать о телепатии, как она тут же сработала, и мой разум мгновенно расширился на несколько десятков метров вокруг, впитывая мысли всех людей, что были в этом радиусе. Утихающая было головная боль навалилась на меня с новой силой, но это уже была привычная боль, не новая. Я, тут же начав путаться, где чьи мысли, попытался отгородиться ото всех, закрыться, но у меня ничего не вышло. Семь человек непрерывно думали каждый о своём, причём с разной скоростью генерации бреда, и я, нисколько не разбирая все эти потоки, смешал всё в одну большую непонятную кучу. Мозги быстро закипали, и я закричал от возрастающей боли — на этот раз у меня получилось.

— Кто кричит…? — пробормотали где-то недалеко от меня, и мне добавилась новая порция боли.

Джон очнулся, и я сразу же ощутил присутствие восьмого человека. Я точно знал, где находится каждый из них, что он делает, что видит перед собой и о чём думает, и у меня не получалось бороться с этим. Запустилась цепная реакция, которую я никак не мог разорвать. Я уже начал похрипывать, когда таки смог отгородиться ото всех. Кровь бешено ревела в ушах, башка пульсировала и наливалась кровью, а горло будто разодрали кошки, но едва я закрылся, как боль стала быстро отступать — работал вколотый адреналин. Я с облегчением выдохнул и на целую минуту расслабился, постаравшись не шевелиться и ни о чём не думать.

— Иисусе! — сказал Джон. — Тебя там что, заживо кто-то жуёт? О, как же болит башка… Где это мы?

— У Наумова, — хрипло ответил я, по-прежнему стараясь не шевелиться.

— Проклятье, я привязан. Ты можешь встать?

— Сейчас, подожди.

Я смог уже дважды применить невесть откуда взявшийся телекинез, значит, смогу и в третий раз, когда буду освобождать самого себя. Я отбросил усилием мысли (рефлекторно, к сожалению) двух здоровенных яйцеголовых кабанов, а уж развязаться для меня должно быть раз плюнуть. Но как это сделать? Я попробовал дёрнуть правой рукой — самой свободной конечностью, но свободы там было очень немного. Кисть тут же засаднило, зато я рефлекторно представил у себя в голове, как она, должно быть, сейчас выглядит. Не знаю, насколько она была разодрана ремнями, судя по ощущениям — до костей, но это здорово помогало. Я представил узкий как струна ремень, обхвативший мою кисть, и затем вообразил, как тот развязывается благодаря моей воле. Возникло странное ощущение. Я не знаю, как это описать одним словом, но это больше было похоже на то, словно у меня выросла третья рука, невидимая, неосязаемая, но вполне реальная. Струна заскользила по моей ране на кисти, углубляя её и раздирая кожу, но, всё же, развязываясь, и через пару секунд я с облегчением выдохнул, когда смог освободившейся рукой вытереть лицо от пота. Моя рука натолкнулась на свежую мокнущую рану на лбу и на носу — места, куда пришёлся удар от ботинка. Затем я нащупал свободной рукой левый ремень, оказавшийся шире, чем я думал, и за пару секунд возни освободил вторую руку. Затем последовали и остальные ремни, после чего я с некоторым трудом сел на край моего стола.

Прямо передо мной на белом кафельном полу лежал без сознания яйцеголовый доктор, всё ещё сжимающий в руке шприц с успокоительным. Вокруг него валялись медицинские инструменты и целый ворох рассыпанных таблеток, а так же несколько ампул с RD. Я оглянулся и осмотрел помещение. Мы с Джоном находились в небольшой комнате, полностью выложенной плиткой и провонявшей спиртом, здесь были два стола с ремнями, к которым нас и привязали после того, как пленили. Вполне вероятно, что именно здесь и лежал Дмитрий Наумов.

Я слез со стола и чуть не упал — ноги плохо слушались меня, немного кружилась голова. Я опёрся руками о пол и увидел, что сделали со мной ремни: кожа на запястьях была содрана и кровоточила, а вокруг ран было большое красное пятно. Лодыжки саднило тоже, но меньше — на мне всё ещё были мои носки. Ботинки валялись рядом — их сняли как раз перед тем, как закрепить меня на столе, но куртки и свитера нигде не было видно.

Я, простонав от усилия, смог встать почти вертикально. На левой руке пропитанный кровью рукав рубашки начал тереть рану, и я закатал его так же, как и на правой руке.

— Сейчас, Джон, — прохрипел я.

Я подошёл к его столу и попытался освободить ремни на его руках, но пальцы плохо слушались меня.

— К чёрту, — плюнул я на них и закрыл глаза, мысленно протянув невидимые руки к воображаемым ремням. Схватился за них и, ощутив слабое сопротивление, вырвал их с корнем и услышал, как они шлёпнулись о стену позади меня. Я покачнулся и с облегчением присел на пол, борясь с головокружением. — Дальше сам, мне что-то не хорошо…

Спустя секунд десять Джон уже помог мне встать и, перекинув мою левую руку через свою шею, помог мне подойти к двери.

— Заперто, — сказал он, подёргав круглую ручку. — У этих говнюков должны быть ключи, сейчас найду.

Он отпустил меня и пошёл шарить по карманам докторов. Я упёрся руками в дверь и остановил его:

— Подожди, у меня есть идея получше.

Я всё ещё чувствовал слабость, но благодаря адреналину мне быстро становилось лучше, он гнал кровь по моим жилам, равномерно распределяя вколотое вещество по всему организму. Чем бы этот RD не оказался, действовал он исправно, хоть и не совсем так, как я ожидал. Я думал, что он только усилит мою телепатию, сделав её совершенней и сильней, и он это сделал на мою голову — похоже, что меня из-за него резко швырнуло до невообразимых высот, и я теперь не знал, что мне с телепатией делать, разве что учиться заново ей пользоваться. Но не здесь и не сейчас, а позже действие RD прекратится, причём довольно скоро, как я понимаю — Джону вкололи наркоту, похоже, раньше меня, и она уже прекратила действовать, хотя, возможно, ему просто вкололи всего чуть-чуть, далеко не полную дозу, не знаю, это зависит от того, сколько мы уже здесь находимся. Чёрт, я ни как не ожидал, что RD откроет во мне телекинез. Откуда? Анна говорила что-то про генетику, я уже толком не помню, что. Вроде бы, что RD открывает способность, если она была подавлена генетически, но тогда получается, что телекинез был у моей мамы, и я унаследовал его, так что ли? Или от отца.

Я тряхнул головой — не время сейчас думать об этом, надо выбираться из комнаты, пока за нами никто не пришёл. И телекинез, раз уж он у меня есть, очень кстати, так почему бы не пользоваться им на полную катушку, пока он не вывелся вместе с веществом?

Дверь была деревянная, с двумя петлями и хлипким замком. Не будь мы с Джоном настолько слабы после того, как мы пришли в сознание, то, наверное, мы вышибли бы её вдвоём, но сейчас это было невозможно, в отличие от телекинеза. Я закрыл глаза и как мог подробно очертил дверь у себя в воображении, затем представил, как я упираюсь в неё руками, и она падает вперёд. Я ощутил её вес, я почувствовал каждую шероховатость на её поверхности, каждую царапину и каждую вмятину. Я даже узнал, какая у неё температура. И я толкнул её. Нет ничего проще грубой силы.

Дверь поддалась моей воле, но, вопреки моим ожиданиям, не упала, а отлетела, вырвавшись из петель вместе с куском косяка, где был закреплён замок, пролетела пару метров и с громким «БУМ» впечаталась в противоположную стену коридора.

Внезапная вспышка головной боли во лбу поставила меня на колени, я зарычал, схватившись за голову, но спустя миг всё прекратилось.

— Что это было? — изумился Джон, снова помогая мне встать.

— Телекинез, — слабым голосом сказал я. — Это из-за RD, они только что мне вкололи его. Я в норме, можешь не держать.

Джон присвистнул.

— А я думал, что у тебя телепатия, — сказал он, выходя в коридор и оглядываясь.

— Я тоже так думал, — ответил я, хватаясь за косяк и выглядывая из-за него.

Коридор был короткий, и мы находились в самом его конце. Впереди было ещё одно помещение и сразу за ним бетонная лестница наверх и вбок. Окон не было нигде.

— Ник! — вскрикнул Джон, указывая на лестницу.

Грохот выбитой двери услышал охранник наверху и решил спуститься и проверить, что случилось. К его несчастью я узнал его, это был тот иностранец, ПеПе, который сначала заехал мне чем-то по затылку, а потом ещё и захотевший пройтись по моему лицу своим ботинком. Он понял всё мгновенно и потянулся к пистолету в кобуре на поясе, но я был быстрее. Я выбросил вперёд руку, невольно подражая Алексею, когда тот кидался электрическими разрядами, и я ощутил, как моя рука летит со скоростью света к нему, как она в полёте сжимается в кулак и бьёт его в грудь. Я на мгновение ощутил вес этого человека, и меня от удара немного толкнуло назад — сработал Ньютоновский закон о противодействии, вот только ослабший раз эдак в десять. Он успел вытащить пистолет, но удар оторвал его от ступенек и врезал в стену за его спиной. Он даже не пикнул, выронил пистолет и свалился мешком на лестницу, прокувыркавшись остаток ступенек вниз.

Моя голова снова отозвалась болью, но тут же прошла. Похоже, новая способность так же плохо влияет на моё самочувствие, как и телепатия, но из-за наркоты и адреналина я ощущаю это далеко не в полной мере, я словно на допинге.

Джон быстро подбежал к нему, поднял пистолет и посмотрел с отвращением на своего бывшего подчинённого. Я испугался, что он его сейчас застрелит, но тот к моему облегчению пнул от души его ногой в живот и харкнул в лицо.

— Теперь я знаю, как расшифровывается его кличка, — заметил я. — Подлый Предатель.

Джон холодно посмотрел на меня и ответил:

— Ненавижу предателей, и где-то здесь ходит ещё один. Идём, надо выбираться отсюда и хорошенько наподдать Наумову.

— Сначала найдём моего брата, — сказал я, подходя к соседней двери. — Там кто-то есть, надо проверить. Стереги лестницу.

Эта дверь оказалась такой же, как и только что выбитая мной, но она не была заперта. Из-за телепатии я знал, что за ней сейчас находятся два человека, причём один из них так же, как и мы — против своей воли. Более того, он был такой же, как мой брат — ему вкололи RD и вызвали какую-то способность, но какую — я не знал. Я рывком распахнул дверь и увидел женщину-врача лет пятидесяти и привязанного к стоматологическому креслу пенсионера. Помещение было точной копией нашего, вот только у дальней стены вместо второго кресла были клетки с мёртвыми летучими мышами.

— Развяжи его, — приказал я женщине.

— А иначе что? Прочтёшь мои мысли?

Она презрительно посмотрела на меня и начала медленно опускать руку в топорщащийся карман. Телепатия сработала мгновенно, как рефлекс, я даже не подумал о ней. В кармане у докторши был пистолет.

— Плохая идея, — заметил я, вытягивая руку вперёд.

Моя ладонь ощутила прикосновение холодного металла и чуть опустилась вниз под тяжестью оружия прежде, чем сам пистолет оказался в ней, выскочив благодаря моему мысленному усилию из её кармана.

— Вторая попытка, — сказал я, направив на неё пистолет.

Она быстро справилась с изумлением и бросилась на меня, но я снова среагировал моментально — вскинул вторую руку и отшвырнул телекинезом докторшу от себя. Она врезалась в стену позади себя и, упав на пол, затихла.

— Сейчас, дед, освобожу, — успокоил я пенсионера, который молчаливо смотрел на меня.

Он казался заторможенным — к нему подключили капельницу с успокоительным, но он всё-таки реагировал на меня. Когда я подошёл к нему и развязал его, он улыбнулся, по-дружески похлопал меня по щеке и сказал:

— Спасибо, а то эта мегера меня совсем замучила. Поймали меня, главное, возле дома, сунули в машину и сюда привезли, фашисты проклятые.

— Идти можете?

— Да я сейчас марафон пробегу! — попытался он сказать бодро.

Я засомневался, но стоял он уверенно, даже не опираясь ни обо что.

— Тогда ждите здесь пять минут, а потом убирайтесь как можно дальше. Ещё лучше — уезжайте из города, а не то они ещё раз поймают.

Дед кивнул и крепко пожал мне руку.

Я вышел из комнаты и подошёл к Джону, который обеспокоенно смотрел наверх.

— Пока тихо, — доложил он. — Притаились, сволочи.

— Вот, возьми, — я протянул ему конфискованный пистолет. — Будет запасной.

— А ты? — засомневался он.

— Я справлюсь.

Телекинез мне нравился всё больше и больше — пользоваться им оказалось очень просто, хотя при этом и возникали странные ощущения, очень непривычные поначалу. Он срабатывал гораздо быстрее пистолета, был применим во многих ситуациях самыми разнообразными способами и, что самое главное — не убивал людей, выводя их на время из строя. Вот только головная боль от каждого его применения омрачала всю ситуацию — вколотый мне адреналин уже начал иссякать, и башка в этот раз проходила заметно медленней.

Мы медленно поднялись по лестнице на следующий этаж, Джон шёл впереди, держа пистолет наготове, я сразу за ним, отставая на пару ступенек, чтобы дать ему место для манёвра. Мы поднялись на первый этаж и увидели длинный коридор с окнами с решётками. Оконный проём был тёмный, небо затянуто серыми облаками — рассвет мы явно пропустили, возможно, и весь день. Невдалеке виднелась пристань с несколькими катерами, а дальше — холодные воды залива. Лестница продолжала идти вверх, на сколько этажей — было непонятно.

Где-то далеко переговаривались люди.

— Куда? — шёпотом спросил Джон.

— Без понятия, — я пожал плечами. — Сейчас врублю свой эхолот.

Мне стало страшно от своих слов — ещё раз погрузиться в пучину сотен чужих мыслей, а всплывать оттуда обратно будет ой как тяжело. Я попытался успокоить себя мыслью о том, что на этот раз я сам это сделаю, сознательно, и я примерно знаю, чего мне ожидать.

Я закрыл глаза и стал медленно снимать ментальный барьер, сначала открыв тонкий просвет, а затем постепенно увеличивая его, впуская в своё сознание мысли всех людей вокруг меня. Сначала я почувствовал взвинченного до предела Джона, поджидающего каждую секунду новых врагов и опасающегося, что я тоже нанесу ему удар в спину. Ещё он удивлялся моим способностям и понемногу осознавал, что все мои слова насчёт Наумова, RD и таких, как я — правда, что люди со сверхспособностями действительно существуют.

Один человек — фигня, комар больнее кусает.

Я расширил своё сознание дальше, и когда натолкнулся на охранника в трёх метрах над нами, я испугался. Но он был спокоен — скучал на своём посту и представлял, как придёт домой и завалится на Ирку… Я быстро отстранился от его мыслей, это оказалось проще, чем я думал. Да, я по-прежнему чувствовал его и в любой момент мог сконцентрироваться на нём, чтобы узнать его мысли, но я уже не слушал его. Он был словно тихо бубнящий тебе на ухо телевизор, когда ты читаешь увлекательный журнал. Фоновая музыка.

Ещё три охранника, я на них не отвлекаюсь, ибо головная боль достигает уровня укуса пчелы. Группа докторов в отдалении, боль усиливается, и я уже ощущаю, что мои новые возможности не безграничны, чужие головы бубнят всё громче, и мне сложнее от них отмахиваться, но я иду дальше.

— Нашёл, — сказал я через пять долгих секунд, с облегчением вырвавшись в реальность и наглухо закрывшись ото всех остальных.

Джон несколько обеспокоенно посмотрел на меня.

— Ты в норме? — спросил он. — Выглядишь бледным.

— Шесть баллов из десяти по личному дерьмометру, — я вытер пот со лба. Мне стало жарко, рубашка стала липнуть к моей спине. Я указал на второй этаж. — Нам туда, а дальше покажу.

— Он далеко?

— Не очень, но я нашёл Наумова. Он только прибыл и собирается перевезти Сашку куда-то в другое место из-за меня. У нас мало времени.

— Чёрт.

— Это ещё не всё: здание битком набито охранниками, некоторые из них — военные.

— Чёрт! И это, по-твоему, шесть баллов?

— Прорвёмся, я же знаю, где они все засели.

Он с сомнением посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— Самое главное — добраться до Наумова, — сказал я. — Возьмём его в заложники и смоемся. И не бойся, я не предам тебя. Обещаю.

Глава 21

План был прост: прорваться сквозь охранников, добраться до Сашки одновременно с Наумовым, разом захватить обоих и постараться выбраться отсюда целыми и по возможности невредимыми. Наши с Джоном первоначальные намерения снести к чертям базу и посадить в кутузку всех, кто здесь был, потерпели крах. Новый план был прост, и он был бы гениальным, если бы не был таким дерьмовым, поскольку у него были одни только слабые места: нас было только двое, а охранников, злых как собаки, выше крыши. Взять моего брата одновременно с Наумовым там, где сейчас сидел Сашка, было почти нереально как раз из-за них. Минутой раньше — и Наумов уже не дойдёт до нас, но минутой раньше нам никак не добраться. Минутой позже — и ни Сашку, ни Наумова мы не увидим. А уж выбраться отсюда живыми… ну меня-то Наумов может оставить в живых (отрубит ноги, чтобы я никуда больше не сбегал — зачем телепату ноги?), а вот Джон…

— Идём, у нас мало времени, — сказал я Джону.

Он снова двинулся первым, я прикрывал ему спину. Там, где мы только что стояли, проскочил пенсионер, подозрительно быстро и тихо двигавшийся, даже для человека моложе его вдвое. Вот только мы шумели сильнее, чем следовало.

— ПеПе, это ты? — донёсся сверху голос охранника.

Мы с Джоном переглянулись. Я пожал плечами и изобразил акцент ПеПе:

— Да.

Раздался треск рации, и охранник громко сказал:

— Тревога, парни! Пленники бегут!

Выглядывать из-за угла лестницы мы не стали, когда услышали, как охранник достал пистолет и передёрнул затвор. Я мысленно поблагодарил неведомого архитектора, который воткнул стену по центру лестницы.

Повсюду тут же захлопали двери, затопали многочисленные ноги. Ещё немного, и нас окружат.

— Долбани его! — сказал мне Джон, затем высунул пистолет из-за угла и выстрелил наугад. В ответ прилетели два выстрела, но тоже такие же точные, как и наш — похоже, охранник здорово струсил и спрятался.

Я на миг выглянул и увидел его голову, выглядывающую из-за дверного косяка, и чуть ниже пистолет. Я хотел вырвать у него его из рук, вмиг сконцентрировался и шевельнул рукой, представляя, как я выдёргиваю у него оружие собственноручно. Не сработало, и я тут же спрятался обратно. Охранник выстрелил на этот раз прицельно и сколол угол стены. Воздух наполнился цементной пылью.

— Не могу, — ответил я Джону. — Мне нужно больше, чем полсекунды.

— А так, не глядя?

— Я должен видеть его, иначе это не работает.

— На счёт три. Раз, два…

Мы не успели — снизу заявились ещё охранники, и Джон был вынужден выстрелить пару раз вниз, чтобы те не показывались из коридора. Нас окружили, и надо было срочно что-то сделать.

— Дай мне секунду! — сказал я ему.

Джон кивнул и выстрелил наугад за угол, при этом не отрывая взгляда от коридора снизу. Я тут же выскочил и, заметив, как охранник спрятался за дверным косяком, попытался снова сосредоточиться. Глаза я не стал закрывать — в прошлый раз это не сработало, может, если я буду смотреть на объект, то всё получится? Он снова показался, сначала высунув короткое чёрное дуло «Макарова», а затем посмотрев, что же здесь происходит. Я дёрнул левой рукой в сторону, пытаясь вырвать у него пистолет, но у меня снова не получилось.

Чёрт, неужели эффект от RD уже закончился?

Дуло медленно повернулось в мою сторону, я был открыт, и отпрыгнуть обратно за угол стены у меня уже не получалось — Джон вытянулся стрункой вдоль далеко не широкой стены, пытаясь скрыться от преследователей снизу, так что обратный путь уже был перекрыт. Я оказался во весь рост на линии огня, и выход у меня сейчас был только один — применить долбаный телекинез, иначе меня действительно расстреляют. Джон ещё раз выстрелил наверх, охранник снова дёрнулся, но уже не спрятался полностью, но это дало мне ещё долю мгновения.

Пистолет был плохой целью — всё время мельтешил, скрывался из виду, да и выглядел грозно, не смотря на свои скромные размеры. Другое дело — дверной косяк. Выступающая стена длиной в половину метра, сделанная явно из каких-то скреплённых вместе кусков толстой фанеры для того, чтобы просто поставить здесь дверь. Мне даже не надо было воображать, что я наваливаюсь на неё, и она отрывается от креплений и падает на охранника, это ощущение сложилось само благодаря многочисленным американским боевикам, где главный герой вроде Железного Арни швыряет супостатов в стену, которая легко проламывается такими снарядами.

Я ощутил под своими руками шероховатую, плохо окрашенную фанеру, которая ощутимо прогибалась под моими воображаемыми руками, и, приложив немного усилий, надавил на неё. Фанерная стена с треском оторвалась от потолка и стены сбоку и рухнула на охранника, на секунду задержавшись, когда напоролась на собственную дверь, воткнувшуюся в пол. Дверь подкосилась и, закрывшись, позволила упасть всей конструкции. Охранник вскрикнул от боли, когда стена сломалась, ударив его и похоронив под грудой обломков.

— Быстро, идём! — крикнул я Джону.

Тот бросился вслед за мной вверх по лестнице, мы перебежали через обломки стены, как мне пришла в голову ещё одна идея.

— Прикрой! — сказал я ему.

Я почувствовал тот самый азарт битвы, о котором так любят писать в фэнтези. Я ощутил его впервые в жизни, поскольку именно впервые в жизни у меня появилось оружие, которое я могу противопоставить врагу, не боясь при этом за моральные последствия для себя.

Я повернулся назад, к обломкам, и вытянул руки вперёд ладонями вверх, представляя, как они хватаются за один из больших кусков отколовшейся фанеры. Я мгновенно ощутил его тяжесть на своих руках, и поверьте мне, он действительно оказался тяжёлым, даже учитывая то, что я через телекинез ощущал предметы значительно легче, чем они были на самом деле. Я слегка присел и, увидев, как по лестнице вслед за нами уже поднимаются люди, напрягся, будто на самом деле поднимал своими руками этот кусок стены. И резко встал, сдвинувшись на полшага вперёд. Здоровенный кусок фанеры оторвался от земли, наполовину открыв валяющегося без сознания охранника, и резко полетел вперёд и вниз, оставляя за собой шлейф из опилок и мелкой пыли. Он летел плашмя, занимая почти всё пространство на лестнице, пока не ударился о запаниковавших перед ним людей и не снёс их обратно к лестничному пролёту. Обидно было то, что обломок оказался узким, хоть и длинным, так что путь он не заблокировал, но зато создал кашу, не позволявшую охранникам быстро встать.

За моей спиной быстро прозвучали два выстрела, кто-то пронзительно закричал, и я торопливо оглянулся, опасаясь, что кто-то добрался до Джона. Стрелял Джон — коридор поворачивал влево через десять метров, и на этом повороте лежал Дима, корчащийся от боли в прострелянном левом бедре. Пистолет он выронил, и тот валялся теперь метрах в двух от него. Он попытался подползти к нему, но Джон быстро подбежал и пинком отбросил пистолет в сторону, а затем направил своё оружие в лицо второму предателю.

— Джон! — крикнул я. — Не надо! Он не стоит того.

Джон замешкался, но пистолет не убрал. Я подбежал к ним и опустил руку Джона самостоятельно, при этом ещё и встав между ними. Пол оказался скользким рядом с Димой из-за крови. От её запаха у меня начала кружиться голова, ещё не успевшая до конца пройти после моего последнего применения телекинеза. Я схватил Джона за плечо и потянул в сторону, дальше по коридору.

— У нас нет на это времени, Джон!

Он не сопротивлялся, но даже пока мы удалялись от Димы, он продолжал злобно смотреть на него.

— Лучше бы ты дал мне его пристрелить, — недовольно буркнул он.

Комната, где сидел Сашка, была за следующим поворотом, но когда мы добрались до неё, я увидел в конце коридора ещё одну лестницу и Наумова, который тащил вниз упирающегося пацана. Мы опоздали.

— Задержите их! — бросил Наумов своим двум охранникам в военной форме.

Они повернулись к нам и направили в нашу сторону автоматы и начали стрелять. Буквально за секунду до этого я печёнкой ощутил, что меня хотят нашпиговать свинцом, и, схватив Джона, рванул к открытой двери комнаты, где держали Сашку. Пули просвистели в опасной близости от нас, едва не задев.

Комната оказалась полупустой и маленькой, без второй двери и с зарешёченным окном. В ней был только диван, табуретка и допотопный куб советского чёрно-белого телевизора, который сейчас что-то беззвучно показывал.

— Здесь нет выхода, — заметил Джон, вставая с пола.

— Правда что ли? — съязвил я.

Я обернулся и увидел в стене напротив окно, ведущее во внутренний двор здания. Без решётки. Джон проследил за моим взглядом и, приподняв бровь, спросил:

— Туда? Высоковато…

— Второй этаж, — сказал я таким тоном, будто каждый день прыгал с такой высоты. — Стеклопакет мешает.

Я схватил телевизор, отошёл на пару шагов назад, разбежался и бросил тяжеленный зомбоящик в окно, придав ему ускорение телекинезом — без него я бы ни за что не добросил его. Едва телевизор показался в коридоре, как в него полетели пули, но стрелявшие солдаты, похоже, не любили целиться — ни одна не попала, и телевизор, благополучно добравшись до окна, пробил в нём дыру и вылетел наружу. Я молча показал Джону три пальца, затем согнул один из них и приготовился бежать. Он отбросил пистолет с полупустой обоймой и достал второй, который я отобрал у докторши внизу, кивнул, мол, понял, и тоже приготовился, встав впереди меня. До нас уже доносился топот ног преследователей, задержавшихся на лестнице, но теперь торопившихся на окончание вечеринки, боясь пропустить финал программы. Хрен им.

Я согнул второй палец и затем последний, и рванул с места вслед за Джоном. Он открыл стрельбу по солдатам прямо на бегу, не целясь в них и смотря только на окно, я бежал сразу за ним. Прозвучала короткая очередь, но поздно — мы уже добежали и прыгнули. Джон аккуратно и очень точно влетел в дырку в стекле и вылетел наружу, я же немного промахнулся и наполовину врезался в стекло — меня снесло чуть в сторону от дырки. Я сгруппировался в прыжке и даже прикрыл лицо рукой, стекло расцарапало мне спину сквозь рубашку, и я вместе с обломками вылетел на холодный воздух внутреннего двора. Я не видел, сколько было до земли, что было у меня под ногами, и куда я летел. Мне показалось, что я завис в воздухе на вечность, желудок сжался в страхе, и я уже пожалел о своём решении сбежать через окно. Но земля наконец-то бросилась на меня, я больно ударился ступнями, перекувыркнулся и напоролся на своего американского друга. Затем я с трудом встал, ощущая лёгкое головокружение и боль в расцарапанной спине и, помогая подняться Джону, сказал ему:

— Блин, ты не мог приземлиться чуть дальше?

— Двигаем отсюда! — вместо ответа рявкнул он.

Двор был небольшой, явно слишком маленький для того, чтобы в нём можно было надолго скрыться от преследователей, но обильно утыканный в песчаный грунт арматурой и прочими кучами хлама, за которыми можно было прятаться как минимум от двух сторон дома из трёх. Оставалось только удивляться, как это удачно мы приземлились — под соседним окном наш побег бы тут и закончился из-за смотрящих в небо металлических прутьев, сваленных в большой зелёный мусорный контейнер. Наверху бандиты стали перекрикиваться, пытаясь нас увидеть внизу, но пока нам удалось на несколько секунд спрятаться и перевести дух.

Где-то совсем рядом скрипнула дверь, и я услышал голос Сашки:

— Пусти меня, мой брат убьёт тебя!

— Заткнись! — рявкнул на него Наумов. — И пошевеливайся, катер ждёт.

Катер! Наумов намеревался удрать через море отсюда!

Я дёрнулся, чтобы выскочить из-за мусорной кучи и увидеть Наумова с Сашкой, но Джон схватил меня за шиворот и очень вовремя остановил — я на краткий миг мелькнул-таки за кучей, и то место, где я должен был встать, взорвалось от многочисленных точных выстрелов.

— Вон там! — раздался крик сверху. — Я что-то видел!

— Николай, это ты? — громко спросил Наумов.

— Тихо, не отвечай, — прошептал Джон. — Переползём туда, пусть ищут нас…

Мы осторожно поползли к соседней куче, рядом с которой была вырыта траншея для прокладки труб.

— Коля, зря ты отказался присоединяться ко мне, — продолжал Наумов. Его голос постепенно удалялся. — Но на нет и суда нет. Да, кстати, тут кое-кто жаждет видеть тебя.

Я подумал, что он говорит про Сашку, но я ошибся.

— Убей их, — закончил Наумов.

— Надоели мне твои приказы, — услышал я голос, от которого у меня побежали мурашки по коже. — Но я с удовольствием сделаю это.

Алексей был здесь.

Я на секунду снова снял ментальный барьер, чтобы понять, где находится Наумов с Сашкой, где стоит метатель молний, и где находятся остальные враги. Это оказалось значительно труднее, чем в прошлые разы, похоже, RD действительно переставал действовать, но я узнал, что хотел. И расплатился за это резко усилившейся головной болью, сильно мешавшей мне рассуждать здраво.

— Там Наумов, Сашке в рот кляп воткнул, — прошептал я Джону, показывая вправо на выход из двора. Сдвинул руку немного левее: — Там Алексей.

— А что со стрелками?

— Разделились, часть остаются наверху, часть спускаются сюда, к нам.

— Приплыли, как говорите вы, русские.

— Да, — я был вынужден согласиться с ним. — Ещё немного, и начнём плавать к верху пузом как дохлая рыба.

Я понимал, что мне надо как-то прорваться через Алексея, чтобы попытаться догнать удирающего Наумова, но это могло оказаться смертельным для нас. Хотя, о чём я говорю? Сидеть здесь для нас тоже не цветочки собирать на поле.

Я ещё раз оглянулся, внимательно осматривая всё вокруг, и смотрел, пока мне в голову не пришла идея:

— Приготовься, — тихо сказал я Джону. — Когда услышишь грохот, беги к ближайшей машине и постарайся завезти её к моему приходу. Но постарайся, чтобы тебя заметили как можно позже.

— А ты куда? — нахмурился он. Ему идея бежать одному через простреливаемые барханы не слишком нравилась.

— Отвлеку их.

План мой был глупым, как и все предыдущие, но ничего лучшего я придумать сейчас не мог. Время истекало, и если не остановить Наумова сейчас, то больше я своего брата не увижу, даже если каким-то чудом переживу эту схватку и выберусь из неё не полным психом. Дело в том, что я заметил, что под окном у противоположной стены находится копия мусорного контейнера, в который мы благополучно не угодили при падении, и я собирался заставить стрелков отвлечься на несуществующие цели и как следует разозлить Алексея, чтобы дать Джону несколько секунд для того, чтобы он успел добраться до машины и каким-то неведомым образом включить мотор. Но главная проблема была в том, что второй контейнер я не видел полностью, только самый его край и парочку макушек торчащих прутьев. Как я уже успел убедиться совсем недавно — этого было мало. Но, слава небесам, мне не нужно было бежать прямо к этому контейнеру, достаточно было перебраться через один бархан.

Я повернулся в нужном направлении и вперился взглядом в странного вида угловатый обломок арматуры — такой точно должен быть снизу зацеплен за другие, и если его дёрнуть вверх, то это создаст нужный эффект. Руку я вытягивать не стал, боясь, что мне её отстрелят, поэтому только выставил ладонь и сложил пальцы так, будто я на самом деле схватил эту железяку. Воображение послушно поддалось и дорисовало недостающие детали, и пальцы мгновенно ощутили холод шероховатого металла. Я, ощутив, как у меня начинает нагреваться голова, точнее лобная её часть, попытался поднять обломок.

— Тяжёлый, скотина! — выдохнул я. — Готовься, сейчас я его…

Обломок, наконец, поддался и, издав противный скрежет, от которого у меня свело зубы, высек сноп искр из контейнера и приподнялся из него на полметра. Джон тут же побежал по траншее, огибая мешавший ему бархан и стараясь пригибаться как можно ниже.

— Там! — крикнули откуда-то издалека. За этим криком тут же последовали выстрелы по контейнеру, и я моментально отпустил обломок.

Тот грохнулся обратно, и от этого грохота у меня ненадолго заложило уши, настолько он был громкий.

Меня немного затрясло от нервов и холода, раны на спине и запястьях засаднило, а во лбу, как мне показалось, застрял крошечный уголёк, раскалённый до температуры Солнца. Но отвлечься на это я не мог, я упускал драгоценные секунды, поэтому я собрал остатки мужества в области ног и зайцем побежал за соседний, возле средней стены, бархан.

— Вижу, перебегает! — крикнули совсем рядом.

Песок был твёрд как камень, отчего бежать по нему не составляло труда, но просвистевшие пули буквально подарили мне крылья. Я перелетел оставшуюся пару метров по склону и, прыгнув, скрылся от стрелков за песчаным барханом, съехав вниз на исцарапанной спине. Рану защипало совсем по страшному, она, должно быть, сейчас была забита проклятым песком. Ненавижу песок!

— От меня не убежишь, парень! — услышал я невдалеке голос Алексея. — Теперь ты мой!

Принесла нелёгкая…

Блин, где же там Джон? Добежал ли он или нет?

Как раз тут же раздались выстрелы, но всего парочка и уже не по мне — Джон пересекал остаток расстояния до машин. Бандитов он явно интересовал гораздо меньше меня, да и Алексей на него тоже, поди, не отвлекался.

Я взглянул на второй контейнер, но, к моему сожалению, как оказалось, арматура торчала вовсе не из него, а из соседней стены. Выдернуть её я не мог при всём моём желании.

— Ох, — простонал я и тут же осёкся.

Я начал шарить руками в поисках того, чем можно было запустить в оказавшийся пустым контейнер, но ничего, кроме затвердевшего и местами оледеневшего песка, не было. Точно, заледеневший песок! Я со скоростью бешеной собаки вырыл увесистый кусок, пытаясь не обращать внимания на то, что при этом я умудрился расцарапать пальцы о какой-то мелкий мусор. Взяв его в руки, я хотел было его швырнуть так, собственными силами, но понял, что толку от этого не будет — Алексей где-то совсем рядом, я даже слышу, как он сопит, так что он точно заметит летящий предмет и поймёт, что я не побежал дальше, а притаился за барханом. Снова телекинез, иного выхода не было. Как бы ни был он хорош, но голова у меня болит всё сильнее, а в текущей ситуации это плохо. Единственный плюс — то, что сейчас холодно, изо рта даже пар идёт, и благодаря этому я переношу боль гораздо легче. Но мне уже сейчас чертовски холодно, исцарапанные руки побелели и плохо слушаются, а кровь из них еле идёт.

Я пристально посмотрел на кусок льда с песком в моих руках и представил, как он срывается с моих рук и быстро летит максимально близко к земле прямо к контейнеру, пока не ударяется об него. С третьей попытки лёд, даже не пытавшийся подтаять на моих ладонях, всё-таки оторвался от моих рук и таки полетел вперёд. Он не преодолел и половины расстояния, как я почувствовал, что я не сумею его довести до конца, головная боль мешала сосредоточиться, кусок льда я ощущал с небольшими перерывами, словно радио с плохим приёмом. И тогда я сделал отчаянное усилие и придал ему максимальное ускорение, на которое я был сейчас способен, и отпустил его. Камень действительно чуть ускорился, но дальше полетел по параболе и через пару метров уже коснулся твёрдой земли.

Чёрт.

Нет, ха! Спасибо морозам и недавнему дождю — он покатился по обледеневшей земле, разваливаясь на куски, и затем, пусть и значительно слабее, чем должен был, легонько ударился о контейнер, издав тихий стук, словно я нечаянно его коснулся.

— Он возле мусорки! — крикнули где-то позади.

— Я сам! Не стрелять! — тут же воскликнул Алексей.

Вот он, мой шанс!

Я выполз из-за бархана и увидел в двух метрах от себя Алексея, который генерировал двумя руками электрический шар размером с арбуз. Он стоял ко мне почти спиной, и заметил меня только в самый последний момент, когда я уже летел к нему. Он успел метнуть шар в контейнер, так что он оказался беззащитен, когда я налетел на него. Я сбил его с ног и повалил на землю, затем тут же вскочил, споткнулся о его голову (признаюсь, специально) и побежал к машинам так быстро, как только мог. Стрельбу никто не открыл по мне, должно быть, боялись разгневать Алексея. Я надеялся, что я таки смог вырубить его если не своим прыжком, так хоть ногой когда я вставал, но не тут-то было. Он был выше меня более чем на голову и тяжелее раза в полтора, и преимущество поэтому было не на моей стороне. Он взревел от злобы за моей спиной, и, когда я уже преодолел половину расстояния до машины Алексея, в которой Джон отчаянно пытался завезти двигатель без ключей, я не вытерпел и оглянулся.

Алексей стоял на коленях, его лицо заливала кровь из рассечённой брови, а изо рта при выдохе вместе с паром вырывались фиолетовые искры. Он широко развёл руки в стороны, создал в каждой ладони по маленькому сиреневому шарику и стал сводить ладони вместе. Было отчётливо видно, что ему это удаётся с трудом, будто он пытался совместить вместе одноимённые полюса магнита, но он продолжал давить. Когда между ладонями осталось совсем небольшое пространство, из шаров стали вырываться мелкие длинные молнии, воздух вокруг потемнел, тем самым усилив фиолетовое сияние, и, наконец, он соединил ладони. Всё произошло за какую-то секунду, может, чуть больше, но для меня время сильно замедлилось, позволяя разглядеть всё как следует. Раздался тихий хлопок, а затем из его ладоней показалась стремительно расширяющаяся полусфера, сотканная из фиолетово-красных молний. Она подняла в воздух мелкий мусор и песок с земли и быстро покатилась в мою сторону, усиливаясь и снося всё, как ударная волна.

— Чёрт, — выдохнул я.

До машины оставалось метра три, не больше, когда эта волна достигла меня. Я услышал, как позади меня что-то затрещало, воздух по периферии заискрился и стал красно-фиолетовым, волосы на затылке встали дыбом, меня укололо в оголённую кожу на спине рядом с царапиной, и затем волна, оторвав меня от земли, прошла сквозь меня.

Было очень больно, я попытался закричать, но не смог — время совсем остановилось, я повис в воздухе посреди этой волны, я кроме неё больше ничего не видел. В тело будто воткнулись тысячи мелких иголок. Мне стало нестерпимо жарко, настолько, что мне захотелось содрать с себя кожу. А потом время продолжило своё течение.

Волна прокатилась дальше, быстро рассеиваясь, до машины она уже добралась значительно ослабленная, а после неё исчезла совсем. Я пролетел остаток расстояния по инерции, меня швырнуло на крышу автомобиля и протащило вперёд, по лобовому стеклу и капоту, пока я не свалился на землю. Тело снова свело жестокой судорогой, но быстро отпустило — похоже, мне снова повезло. Будь я на пару метров ближе к Алексею, то я бы… я бы… я не знаю, во что бы я тогда превратился. Но ничего хорошего со мной точно бы не произошло.

— Ни хрена себе! — крикнул Джон, вытаращив глаза.

Мотор наконец-то завёлся, похоже, электрическая волна способствовала этому, Джон выскочил из машины и втащил меня в неё на заднее сидение, затем сам сел за руль. Мотор взревел, и автомобиль резво бросился наутёк. Кто-то по нам открыл стрельбу, заднее стекло тут же осыпалось на меня, я, борясь с задеревеневшими мышцами, попытался стряхнуть с себя осколки. Затем мне даже удалось слегка приподняться, чтобы увидеть, где мы едем.

Мы неслись на всех парах вниз по склону прямо к пристани, до которой было метров триста. Уклон, к сожалению, оказался небольшой, так что попасть по нам стрелявшим позади нас было только чуть сложнее.

— Ты живой? — крикнул Джон, не оборачиваясь.

По бокам начали мелькать небольшие шаровые молнии, выжигающие землю в месте соприкосновения, Джон отчаянно крутил баранку, пытаясь уклониться от возможных попаданий. У меня появилось ощущение дежавю.

— Пока да, — прохрипел я.

Надо отдать должное этой электрической волне, что меня поразила — я ненадолго согрелся, хоть теперь у меня и горело всё тело.

— Хреново выглядишь, — заметил он, глянув на меня через зеркало заднего вида.

— Косметичек не ношу. Где Наумов?

— Возле пристани, вылезает из машины.

— Чёрт, хорошая новость бы не помешала сейчас.

— Есть такая: я не вижу на пристани охранников.

Я с облегчением выдохнул — хоть что-то. Ещё немного, и мы догоним Наумова и отберём у него Сашку. Алексей и все его пособники остались позади, и, может быть, мы даже переживём остаток этого дня. Через пару десятков метров выстрелы прекратились, даже Алексей, похоже, окончательно отстал от нас, мы благополучно добрались до пристани. Джон вылез сам и помог выбраться мне — у меня плохо сгибались ноги. Чувствовал я себя совсем отвратно, голова трещала так, что, казалось, сейчас точно развалится на куски или лопнет, как переспелый арбуз, кожа стала красная, как у рака, и пахла гарью, а кровь на мелких ранах запеклась до чёрной корки. Хорошо хоть мне не так холодно, похоже, воздух у воды был значительно теплее. Небо начинало медленно чернеть, поднялся слабый ветер с воды, которую покрыла мелкая рябь. Похоже, приближался ещё один дождь.

Наумов уже успел скрыться в единственном здании на пристани — наполовину отреставрированном строении с выбитыми здоровенными окнами с правой стороны высотой в два этажа. Внутри была небольшая площадка, на которую, должно быть, разгружали груз с прибывающих катеров. При желании, в здании можно было даже поместить довольно большую яхту, если, конечно, убрать мачту с парусами. Мы с Джоном кое-как доковыляли до этого здания и вошли внутрь. Наумов был возле двух небольших спортивных катеров и пытался вытолкнуть на катер упирающегося Сашку.

— Ни с места, ублюдок! — крикнул Джон, направляя пистолет на Наумова.

Мой брат увидел нас и, со всей силы наступив на ногу Наумову, вырвался из его рук и побежал к нам. Наумов попытался его схватить, но Джон тут же помахал пистолетом:

— Ещё раз выкинешь что-нибудь — пристрелю как собаку.

Наумов усмехнулся:

— Ну-ну. Знаешь, люди становятся жутко самоуверенными, когда держат в руке пистолет. Им в голову ударяет моча, и они тут же начинают считать себя теми, кто диктует условия.

Сашка добежал до нас и бросился ко мне. Руки у него были связаны за спиной, а рот залеплен широким скотчем.

— Я сниму скотч рывком, — предупредил я его. — Потерпи.

Я схватил угол скотча и резко дёрнул его в сторону, но парень держался молодцом и даже не вскрикнул. Я развязал ему руки и обнял его, а затем повернулся к Джону:

— Надо сматываться.

Джон кивнул, и мы медленно пошли навстречу Наумову.

— Может, его лучше здесь застрелить? — громко, чтобы он расслышал, спросил у меня Джон.

— Нет, — я покачал головой. — Он нужен живым, чтобы с меня сняли обвинения.

Наумов по-прежнему улыбался. Похоже, он по-прежнему считал себя хозяином положения, и мне это жутко не нравилось. Я уже собрался было залезть ему в разум и узнать, какую пакость он нам приготовил, но я не успел. Сверху, прямо с неба через широкую дыру в потолке упал высокий человек в чёрном, пахнущем гарью плаще. Под его ногами в изобилии искрили молнии, создав что-то вроде светящегося голубым электрического диска, который помог Алексею не только затормозить при падении, но и ещё и спланировать в сторону таким образом, что он приземлился чётко рядом с Наумовым.

Я тут же скис. Весь план окончательно полетел в тартарары.

Глава 22

Кто же, чёрт его побери, Алексей такой? Неужели ему проклятая наркота открывает такие возможности, что он может чуть ли не летать? И кто рядом с ним тогда я, пусть даже и с целыми двумя способностями, которые даже в совокупности не могут сравниться с его?

Бежать больше было некуда.

Но я внезапно увидел, что Алексею его чудеса даются ой как тяжело — он осунулся, скривился от боли, тяжело дышал и потел настолько обильно, что мог сравниться с Анхельским водопадом. Я синхронно скривился, эмпатически ощутив, что ему хреново ничуть не менее чем мне, пусть он и не изранен.

Рука Джона дрогнула, он тоже не ожидал, что ситуация так резко поменяется. Он теперь знал и видел, на что способен Алексей, и, судя по тому, как задрожала его рука, он боялся очень сильно.

— Давай RD! — требовательно воскликнул Алексей, обращаясь к Наумову. — Я их по стенке размажу.

Наумов нахмурился.

— Ты сколько уже принял за сегодня? — сказал он. — Тебе хватит, иначе…

— У него грёбаный пистолет, старый ты дурак! — прикрикнул на него Алексей. — Гони, иначе он нас обоих пристрелит.

— Да ты спятил!

— Доставай давай, не то я сам тебя убью!

Теперь я ясно увидел, что наркота остаётся наркотой, даже если она, казалось бы, приносит только пользу. Человек подсаживается на неё психологически, увлекаемый открывающимися возможностями, и постепенно начинает сходить с ума, требуя всё больше и больше, чтобы взлетать в своих собственных глазах всё выше и выше. И если исходить из слов Наумова, то Алексей уже крепко на ней сидел, и концентрация вещества в его крови была очень высока. Похоже, что это и даёт ему такие головокружительные способности, но он, будучи самоуверенным человеком, оказался уязвлён, что он так и не смог справиться с нами и выдохся раньше, чем рассчитывал.

— Что мне делать? — шёпотом спросил у меня Джон. — Стрелять?

Я пытался сообразить, найти выход. Я уже стрелял в Алексея, но у него оказалась поразительная устойчивость к пулям. Может, это природная устойчивость, нереальный болевой порог или что подобное, а может это из-за наркотика или его способности к электричеству — оно на него явно действует не так, как на всех других. У Джона в пистолете много патронов нет, большую часть он уже точно расстрелял, и поэтому я не хотел лишаться нашего последнего козыря, того единственного преимущества, которое всё ещё было на нашей стороне. Но с другой стороны, если сейчас не сделать хоть что-то, то второго шанса уже точно не будет.

Тем временем Наумов медленно залез к себе в карман и достал оттуда горсть ампул. Алексей не выдержал и бросился к его руке, слишком резко, отчего Наумов вздрогнул и выронил ампулы. Может быть, нарочно. Часть из них Алексей поймал, часть отправилась в воду, а одна ампула покатилась по грязному бетонному полу к нам и остановилась возле моего ботинка. Я наклонился и поднял её, стал вертеть в руках и рассматривать.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — донёсся до меня тихий голос моего брата. — Наркотик — это плохо, не пей его.

— Даже если я так могу попытаться спасти нас всех? — спросил я его. — На меня он действует не так, как на тебя.

— Всё равно. Лучше умереть честно, как герой.

Его слова поразили меня. Мой младший брат, двенадцатилетний пацан, всё ещё смотрящий некоторые детские мультики, рассуждал о героизме и честности. Более того, он осознавал, что мы из-за этого можем сейчас умереть, а RD может резко повысить наши шансы на успех. Я завидую ему.

Но Алексею было плевать на честность, на героизм, и на себя. Он поймал одну ампулу, отодрал зубами алюминиевую пломбу, выдрав её вместе с куском стекла, отчего молочного цвета жидкость внутри ампулы приобрела красноватый оттенок, и залпом выпил всё её содержимое. Я даже заметил, как он проглотил несколько осколков стекла. Он мелко задрожал, его согнуло пополам, и я увидел, как резко побледнела его кожа, и его артерии отчётливо проступили наружу, прямо на глазах на несколько секунд окрасившись в синий цвет. Наркота действовала быстро, даже если её пили, а не вводили в кровь. Затем Алексей резко выпрямился и, задрав голову вверх, издал жуткий рык, почти звериный. Из его рта снова начали вырываться сиреневые искры, а белки глаз на секунду окрасились в синий цвет. Я скривился, вспомнив те ощущения, которые я совсем недавно испытал, но если мне от них стало хреново, то ему они были в радость, он даже рассмеялся, басовито, раскатисто.

Джон не вытерпел и выстрелил. Пуля прошила одежду Алексея и вошла тому в живот, Алексей вскрикнул от боли и свалился на пол. Под ним начала быстро образовываться лужа крови. Джон нахмурился, ожидая подвоха, но его не последовало.

— Одни понты, — мрачно прокомментировал я, озвучив его мысли.

— Ты сумасшедший, — Наумов с ужасом посмотрел на лежащего Алексея, затем развернулся и собрался уже взойти на катер, как Алексей внезапно зарычал, резко перевернулся на другой бок и схватил Наумова за лодыжку.

Наумов стал брыкаться, попытался ударить Алексея второй ногой, но наступил на одну из ампул и потерял равновесие. Раздался плеск воды, и заместитель министра скрылся из виду, упав в холодную воду. Алексей зарычал и попытался встать. Из его живота хлестала кровь, которая теперь уже начала заметно искрить, от неё валил сизый пар. Воздух вокруг Алексея снова заискрился, и это не предвещало нам ничего хорошего.

— Проклятый терминатор, — Джон захотел выстрелить в него ещё раз, но не успел.

Алексей резко вытянул руку в нашу сторону, и из неё вырвалась длинная ветвящаяся молния. Я схватил застывшего Сашку и успел отскочить в сторону, но Джону не повезло — молния попала в него и, очертив собой контуры его тела, отбросила его назад, он врезался спиной в стену позади себя и вскрикнул от боли, упав на пол. От него пошёл слабый дым и запах гари. Пистолет Джона лежал теперь рядом со мной, я потянулся к нему, но Алексей короткой ослепительной молнией точно попал в него и отбросил его куда-то в сторону, умудрившись при этом не задеть ни меня, ни брата. Я завёл Сашку себе за спину и развернулся к Алексею, пытаясь встать так, чтобы тот не смог попасть в моего брата.

Алексей снова рассмеялся, хотя было видно, что ему при этом очень больно — он по-прежнему держался за живот, и сквозь его пальцы сочилась красная кровь, отсвечивающая контрастным синим цветом.

— Мальчишка может убежать, — произнёс сквозь зубы он. — Я потом с ним разделаюсь, сейчас мне нужен только ты.

Я, не отворачиваясь от моего врага, сказал Сашке:

— Беги, я с ним разберусь.

— Но…

— Никаких НО!

Я не видел, куда он побежал, лишь услышал, как удаляются его шаги. Алексей удовлетворительно кивнул и продолжил, медленно подходя ко мне:

— Не сделаешь мне одолжение, прежде чем сдохнешь?

— Смотря какое, — я потёр пульсирующие виски, пытаясь унять боль в голове. — Говорю сразу, кредит в банке для тебя брать не буду.

— Почему? — нахмурился он, восприняв мою плоскую шутку всерьёз.

— Долги загонят меня в могилу.

Он кратко хохотнул, но затем скривился от боли в животе и харкнул кровью на бетон.

— Нет, деньги меня не интересуют сейчас, — он помотал головой и остановился в двадцати шагах от меня. — Ответь только на пару вопросов.

Я пожал плечами — что угодно, лишь бы оттянуть тот момент, когда он разделается со мной и примется за остальных. Джон слабо стонет, значит, он всё ещё жив.

— Без проблем, — согласился я.

— Твои способности — откуда они у тебя? RD?

— Нет, — покачал головой я. Что он задумал, почему он просто не убьёт меня, зачем ему мои ответы? — Выиграл в лотерею.

— В смысле? — нахмурился он.

Я вздохнул, затем ответил:

— Достались по наследству, хотя мог родиться и без них. Лотерея.

— Ясно, — он довольно оскалился. — Как я и думал, наших видно сразу.

Я кивнул, соглашаясь с ним. Уж что, а проявление суперспособностей видно за километр, и таких, как мы, ни за что не спутаешь с шарлатанами. Но с моим везением мне нужно было столкнуться с ними нос к носу.

— Ты благородного происхождения? — задал он ещё один вопрос.

— Э… что? — я не сразу сообразил, что он спрашивает. Его вопрос оказался неожиданным. — Нет вроде, из крестьян мы.

Вот тут уже удивился он.

— Вот как? А я считал, что способности есть только у высокородных людей. Я — потомок русских дворян.

— И что? Здесь есть какая-то связь?

Но вместо ответа он только махнул рукой, и я рефлекторно дёрнулся, ожидая, что он выпустит в меня молнию. Алексей заметил это и довольно улыбнулся.

— Ты боишься меня. Это хорошо.

Он закрыл глаза и с большим удовольствием вдохнул, а затем выдохнул. Из его носа вырвался потрескивающий разрядами воздух. Этот парень был накачан электричеством по самые гланды, и я подумал, что если он примет ещё одну дозу, то либо спятит окончательно, либо засветится как новогодняя ёлка. Похоже, что вырабатываемое им электричество меняло электрограмму его мозга, изменяя физику процессов. Изменяя не в мою пользу.

— Ты слаб, — сказал он. Нет, даже не сказал. Он констатировал это как неоспоримую истину. — Но я дам тебе целых две возможности сравнять наши шансы.

— Ты само великодушие, — мрачно ответил я.

— Первая — мы устроим дуэль. Без секундантов, к сожалению. Оружие — наши способности, любым другим пользоваться запрещено. Удары будем наносить по очереди.

Дуэль. У него мозги, похоже, совсем закоротило. К тому же это внезапно вскрывшееся его дворянское происхождение добавило свою лепту.

Без оружия. Да у меня вообще никаких шансов тогда против него не остаётся!

— А вторая? — спросил я.

— Я позволю тебе ударить первым.

— Что-то сомнительны как-то твои уступки, — поморщился я.

Он лишь усмехнулся, и я сообразил, чего он хотел добиться: он хотел погонять меня некоторое время, как кот мышь, наиграться вдоволь, а затем, когда я ему надоем, загнать меня в угол и довершить начатое. Фиговая у меня перспектива.

— Идёт, — кивнул я.

— Тогда начинаем, — он ещё раз сплюнул кровью. — Бей.

Я глянул на его плевок, и это дало мне призрачную надежду на то, что я смогу протянуть нужное время до того момента, когда он потеряет сознание от потери крови. В конце концов, он же собирается меня гонять, да? Ну так я заставлю его хорошенько попотеть! Надо сказать, что он дерьмово выглядит уже сейчас, наверное, рана серьёзная. Он побледнел, продолжал потеть, его руки тряслись в мелком треморе, он непрерывно держался за живот и еле заметно покачивался в стороны от головокружения. Его глубоко посаженные глаза окончательно ввалились, и под ними появились мешки, а губы побледнели настолько, что у меня невольно создавалось впечатление, что сейчас передо мной стоит живой труп.

Начинаем. Что я могу сделать своим телекинезом? Ну, отшвырну я его назад, ну упадёт он — и что дальше? Уклоняться от его ударов и снова его опрокидывать? Меня мучает сильная мигрень, и я скорее сам себя прикончу, чем дождусь, пока он истечёт кровью. Так может, помочь ему?

Я оглянулся в поисках того, что здесь можно было использовать в качестве снарядов. Пустые коробки, обломки деревянных поддонов, сломанная пополам старая дверь, и большая синяя ткань — чехол на зиму для катера. Ещё из стены торчит тонкий, но с виду прочный металлический лист, но его ещё надо оторвать. Нет, металл не годится даже в качестве щита — он проводит электричество.

— Ну! — нетерпеливо воскликнул он.

— Ты сам дал мне первый удар, — возмутился я. — Я думаю.

— Быстрее, у меня мало времени!

Я вытянул руку к большой и с виду острой дубовой доске непонятного назначения, в секунду сосредоточился и метнул её телекинезом в Алексея. Я сэкономил силы, и не стал «держать» снаряд весь его путь, только придал ему начальное ускорение. Алексей среагировал запоздало: он отпрыгнул в сторону и одновременно выпустил короткую молнию в летящий в него предмет, но попал неудачно. Большая часть разряда, которая должна была испепелить деревяшку на месте, ушла в молоко, лишь задев самый её конец, отчего она завертелась в воздухе и боком врезалась в живот Алексея. Он вскрикнул от боли и упал на одно колено, схватившись за живот. Я времени не терял и успел отбежать за гигантскую деревянную катушку, используя её как укрытие. Обидно, что сдвинуть её телекинезом у меня точно не получится — слишком тяжёлая, а то вышел бы почти идеальный снаряд.

— Больно? — громко спросил я. — Странно, а я думал, что дуб обладает целительными свойствами.

В качестве ответа Алексей не глядя выстрелил в меня коротким синим разрядом, который угодил в катушку. Она не шелохнулась, но загорелась, и от неё пошёл едкий чёрный дым.

Я, ощущая все прелести головной боли, поднял дубовую доску в воздух над Алексеем и с силой опустил её ему на голову. Он успел её заметить и перекатился, его живот оставил кровавый след на полу. Затем он схватил несчастную деревяшку и прикосновением изжарил её до углей за какие-то секунды, быстро её отпустив при этом — у него был иммунитет к электричеству, но не к жару. Это была его слабость, но, к сожалению, огнемёт я сегодня оставил дома…

Он снова выстрелил коротким разрядом, и я уже вынужден был покинуть это своё убежище — катушка треснула пополам. Теперь она была не так тяжела для меня, я схватил одну из половинок голыми руками, отчего тут же получил на них ожог, и отчаянным усилием швырнул её в Алексея, который всё ещё не мог встать. Для лучшего эффекта я слегка подтолкнул её телекинезом, о чём сразу же пожалел — моя голова этого мне не простила. У меня поплыли красные круги перед глазами. Раздался хлопок, мне показалось, что это таки лопнула моя бедная тыква, но это катушка ударилась о моего врага и ещё раз развалилась пополам — два разряда её высушили напрочь. Алексей взвыл от боли и, резко повернувшись ко мне, выпустил широкую дугу молний.

Похоже, я его вывел из себя.

Я попытался уклониться, но у меня не было никаких шансов. Разряд больно ударил по мне, меня оторвало от земли, и на краткий миг мир погас, погрузив меня во тьму чертовски сильной боли, но затем я ударился обо что-то твёрдое и холодное, и почувствовал, что я задыхаюсь. Мне не хватало воздуха, я попробовал вдохнуть, но стало только хуже — в лёгкие попал точно не воздух.

И внезапно меня чья-то холодная, но сильная рука выдернула за ворот рубахи из воды и положила на бетонный пол. Я закашлялся и попытался выплюнуть лёгкие вместе с водой и только потом, отдышавшись, посмотрел на своего спасителя.

— Не так быстро, — Алексей склонился надо мной.

Его лицо было искажено ненавистью и болью, оно оказалось прямо перед моим. Он посмотрел мне в глаза, и я почувствовал, что те жалкие крохи RD, что во мне ещё оставались, начинают действовать в последний раз против моей воли. Я проваливался в его разум, меня туда засасывало словно в чёрную дыру, и я чертовски ослаб, выдохся почти полностью, чтобы хоть как-то сопротивляться этому. Проклятая наркота извратила мою способность читать чужие мысли. Если до неё мне приходилось напрягаться, чтобы залезть кому-то в мозги, то теперь наоборот — я должен был непрерывно блокировать прущую из чужих голов информацию. Я увидел краем глаза, как он создаёт в руке небольшой, но наверняка очень больно бьющий разряд, как его рука словно в замедленной сьёмке немного отдаляется, чтобы нанести сокрушающий удар. Он гипнотизировал меня взглядом, как змея из мультика гипнотизирует свою жертву, прежде чем съест её.

Внезапно на мою грудь капнуло что-то очень горячее и колючее, я это почувствовал даже через мокрую рубашку, прилипшую к телу. Его кровь. Она отрезвила меня, и я перенаправил накопленную для пролома ментального барьера энергию в телекинез, пытаясь притянуть в вытянутую руку хоть что-нибудь. И я ощутил под пальцами холодный металл пистолета. Каким-то задним умом я знал, что в пистолете остался последний патрон, и что я не должен промазать. Я направил пистолет на моего врага, и…

…И Алексей успел его увидеть раньше, чем я нажал на спусковой крючок. Он наступил мне на предплечье возле самой кисти, и приготовленный им разряд выстрелил в мою ладонь, сжимающую пистолет. Вспышка боли, пистолет вылетает из ладони куда-то далеко-далеко. Мне кажется, что вместо кисти у меня теперь одни ошмётки, мышцы руки резко сокращаются под воздействием тока.

— Грязная игра! — оглушительно крикнул он, брызгая на меня кровавой слюной.

— Ты первый начал, — сказал я и снова закашлялся.

Алексей снова наклонился ко мне, но уже не так близко, при этом наступив на мою вторую руку. Двигаться я толком не мог, да и не осталось у меня на это сил. Он демонстративно выставил перед моими глазами на расстоянии школьной линейки прямые измазанные его же кровью ладони.

— Умри, — с удовольствием произнёс он.

Между его ладонями промелькнул короткий и неуверенный разряд, затем он его снова вызвал и больше не гасил. Он стал медленно, растягивая удовольствие от моего ужаса, приближать ладони к моей голове. Ещё немного, и моя башка окажется между катодом и анодом. Я уже ощущаю в воздухе смертельный запах озона.

— Отойди от него! — раздался совсем рядом женский крик.

Этот голос. Я уже и не надеялся услышать его. Так звучат ангелы, спустившиеся с небес на землю, чтобы спасти невинных и покарать грешников священным огнём. Пусть я не верю в ангелов, пусть её пламя далеко не священно, но она всё же пришла.

— Что?! — отвлёкся Алексей, остановив разряд возле самого моего носа.

— Аллилуйя! — я повернул голову к боковой двери, которую я до этого не видел. — Ты не могла прийти ещё позже? А то мы тут немного не закончили…

Анна стояла в дверях, прикрываясь Наумовым как живым щитом. Уж не знаю, где она его нашла, но тот явно был завоёван с боем — его одежда была совершенно суха, хотя он и свалился в воду, к тому же вся в многочисленных подпалинах. Редеющие волосы на его голове обгорели, и его лысина теперь сверкала свежим ожогом, который уже начал вздуваться и наливаться жидкостью.

Девушка атаковала первая, швырнув в Алексея какую-то странную искру, оставившую в воздухе длинный ярко-оранжевый росчерк. Метатель молний дёрнулся, и меня таки ударило током, но он внезапно оказался слабее, чем я ожидал — огненная искра попала в его плечо, и всю его руку охватил огонь, а Алексей попытался защититься моментально созданным электрическим щитом, который и задел меня. Метатель молний запаниковал, поскольку огонь быстро охватывал его тело, резво переползая на спину и живот, а щит его не спасал. Он заревел от ярости и выстрелил в сторону девушки длинной молнией, но она прикрылась Наумовым, и весь заряд он героически принял на себя, тут же свалившись на пол в бессознательном состоянии. Анна, открывшись, чиркнула зажигалкой, и в Алексея полетела ещё одна огненная искра. Он, продолжая кричать, наконец, сошёл с моих спрессованных его ботинками рук и нырнул в воду, почти допрыгнув до катера на противоположной стороне пристани. Вода с шипением поглотила его, извергнув длинный столб пара.

Мы застыли, боясь пошевелиться и ожидая, когда Алексей всплывёт, но со дна только поднялось несколько крупных и целая туча мелких пузырей, а он так и не показался. Прошла самая долгая минута ожидания в моей жизни, прежде чем кто-то из нас пошевелился. И это был не я.

— Господи, что они с тобой сделали! — Анна обеспокоенно подбежала ко мне и стала осматривать мои раны на лице и руках.

— Я почти в норме, — простонал я. — Только дай мне полежать здесь недельку.

— Да ты весь в крови!

— Не моя. Это вон того водолаза, — я кивнул в сторону воды. — Как там Джон?

— Джон? — переспросила она. — Какой Джон?

— Мой друг. Он где-то там, — я неопределённо попытался махнуть рукой, но та плохо слушалась. Мышцы отказывались повиноваться.

Она слегка приподняла меня и положила мою голову себе на ноги. Я крякнул от боли и чуть снова не потерял сознание при этом.

— И зачем ты только сюда сунулся? — спросила она. — Ты же видел, на что способен Лёша!

— Видел, но мы перед нападением убедились, что он отправился к себе домой. Но среди нас оказались предатели, и всё пошло кувырком. Кстати, где Сашка? Ты его не видела?

Она кивнула:

— Видела, вон он, — она показала рукой в сторону дальнего выхода. — Он не хотел уходить отсюда без тебя, и поэтому я велела ему подождать там, пока я здесь не разберусь.

Мне пришлось преодолеть себя и повернуть голову, чтобы убедиться, что с Саней всё нормально. Он действительно стоял возле того входа, через который мы с Джоном вошли сюда.

— Уже можно? — робко спросил он, неотрывно глядя на воду. — Всё закончилось?

Я подумал и, вспомнив, как мне в последнее время везло, ответил:

— Нет, стой там, а то вдруг электромен всплывёт. И кричи, если к нам побегут плохие парни.

Я начал потихоньку оживать, и поэтому я попросил Анну помочь мне встать. Кое-как поднялся на ноги с её помощью и доковылял до того места, где лежал Джон. Я с облечением плюхнулся возле него на пол и пощупал ему пульс на шее.

— Жив, — выдохнул я. — Чёрт, надеюсь, что после стольких разрядов, попавших в нас, мы не будем светиться в темноте. Сань, ты как, держишься?

Мой брат стоял от нас в пяти шагах, снаружи здания. Он боязливо выглянул в дверной проём и встал в нём, продолжая коситься на воду.

— Что это было, Коль? — спросил он. — Кто был этот дядька, и как он это делал?

Затем он с не меньшим страхом посмотрел на Анну и, к моему ужасу, на меня. Он точно видел, что здесь происходило.

— Как вы это делали?

Я вздохнул. Похоже, объяснять ему всё-таки придётся.

— Есть люди со сверхспособностями, — начал я. — И мы — одни из них. Ты тоже.

— Как в комиксах, — заметила Анна. — Или в манге. Ты читаешь их?

Брат постоял в ступоре некоторое время, пытаясь осмыслить это, поэтому я ответил за него:

— Мангу он читает. Это я — спец по комиксам.

— Да, — согласился он.

— Наумов Евгений, — продолжил я. — Он ищет таких, как мы. Зачем — не знаю, но ради того, чтобы заполучить нас, он готов пойти на всё. Он даже повесил на меня кое-какие преступления и похитил тебя, и он…

Договорить я не успел.

Есть такой термин — закон Мёрфи. Если быть кратким, то он гласит: если есть хоть какая-то возможность того, что с тобой произойдёт неприятность, то она непременно случится, причём в самом худшем варианте. К примеру, ты наступаешь на развязавшиеся шнурки именно тогда, когда ты скользишь по льду. Или последнее свободное место на парковке прямо перед твоим носом занимают. Раньше я в это не верил, думал, что это только придумки для того, чтобы оправдать собственные неудачи, появившиеся из-за невнимательности, но это было раньше.

Каков был шанс того, что я, притянув тогда себе пистолет, не израсходую последний патрон? Каков был шанс того, что при попадании молнии в пистолет, тот не выстрелит? Я видел даже, что пистолет выстреливал при простом падении на пол или даже когда его не очень аккуратно клали на стол, а тут молния, быстрый нагрев, искры. Какова была вероятность того, что проклятая пушка отскочит именно ко второму выходу и остановится рядом с тем местом, где Наумов свалится, поражённый молнией? Какова была вероятность того, что именно в этот момент вода рядом с катерами забурлит, сигнализируя о том, что Алексей вовсе не утонул?

Всё внезапно почернело, небо заволокло иссиня-чёрными тучами, взявшимися словно ниоткуда, задул сильный ветер, поднимая мелкую пыль в воздух и задувая её во все щели. Сверкнула молния на небе, которое я видел за спиной моего брата, затем прозвучал гром, который по силе мог сравниться со взрывом атомной бомбы. Задрожали недавно установленные стёкла, некоторые потрескались и сразу же осыпались мелким блестящим песком. Я моргнул, пытаясь прочистить глаза от застлавшей их пелены дорожной пыли, и, когда прочистил их, увидел, как Наумов, не поднимаясь с пола, берёт пистолет в руки и шевелит губами:

— Сдохни, сука!

И чёрное дуло пистолета смотрит в нашу сторону.

У меня волосы встали дыбом. Я не знаю, к кому он из нас обращался — ко мне или к Анне, я не мог его как следует разглядеть из-за пыли. Рука дёрнулась сама собой, выдрав телекинезом торчавший из стены металлический лист. Пистолет в слепящей вспышке порохового огня извергнул кусок свинца, тот в мгновение ока пролетел всё расстояние между нами и, ударившись о защитивший меня и Анну лист металла, отрикошетил в сторону. И я с ужасом увидел, как Сашка навзничь падает вниз с пробитым пулей лбом.

Глава 23

Он упал. Его подстрелило рикошетом той единственной пули, которая оставалась в патроннике. Пули, которая предназначалась мне.

Я повернулся к нему, не в силах поверить в происходящее. Всё, что я делал, все тумаки, которые я получил, все люди, которые пострадали по моей вине из-за того, что я пытался его вызволить из плена — всё это было зря? Я смотрел на то, как из его лба возле самого виска вытекает маленькая струйка крови, смотрел и не мог пошевелиться. Не мог даже закричать, а в голове продолжала вертеться одна и та же мысль: это по моей вине. Если бы я сделал хоть что-то по-другому, если бы тогда всё-таки нажал на спуск, если бы попросил Джона выстрелить ещё раз, если бы действовал более осознанно, когда защитился листом и повернул бы его немного в сторону, если бы… Чёрт, ничего уже я не смогу изменить. Нельзя запихнуть пулю обратно в патрон, как нельзя повернуть время вспять.

Где-то совсем рядом я услышал рёв огня, выпускаемого Анной, ощутил кожей его жар.

— Он жив, Коля! — кричала Анна. — Твой брат ещё жив!

— Что? — не понял я.

Как же? Ведь я вижу, что пуля попала ему в голову и пробила череп!

— Он жив!

Огонь проревел ещё раз, и я вспотел, сидя рядом с ним. Я не видел, что происходит сейчас за моей спиной, я не хотел видеть, мне было всё равно.

— Он дышит! — крикнула Анна. — Посмотри на грудь!

Я немного опустил взгляд, скорее безвольно, просто потому, что она так сказала, а сам же я сейчас был не в состоянии принимать хоть какие-то решения. И увидел, как маленькая грудная клетка медленно опускается и приподнимается под курткой. Медленно, почти незаметно, но он всё же дышал.

Он жив. Жив с пулей в голове.

У меня потекли слёзы из глаз, стекли по щёкам и попали в открытый рот. Я ощутил вкус горечи во рту и пришёл в себя. Обернулся.

— Какого хрена? — еле слышно спросил я сам у себя, увидав происходящее.

Из воды поднимался силуэт высокого человека, в котором я с большим трудом узнал Алексея. Он весь искрился и светился мягким голубым светом, его опутывали сотни разрядов молний. Вся его одежда то ли утонула, то ли испарилась, и сейчас он был больше похож на гигантскую шаровую молнию, которая приняла форму двухметрового человека. Вода вскипала возле него, обдавая его раскалённым паром, но теперь он не чувствовал боли как раньше. Его взгляд был устремлён прямо вверх, в потолок, рот закрыт в равнодушном молчании, а мимика застыла в каменном выражении спокойствия вселенского уровня. Он поднял руки вверх и сложил их вместе. Где-то на небе сверкнула необычайно яркая и большая молния, на несколько секунд отогнавшая внезапно наступившую темноту, но грома за ней не прозвучало. Взвыл ветер, и я услышал громкий треск ломающегося дерева, звук осыпающихся камней и стон сгибаемого металла, а затем на нас сверху посыпалась бетонная крошка, и крыша здания оторвалась от него и взмыла в небо, закружившись по восходящей спирали в миллионах других обломков.

Смерч оторвал крышу здания и лениво двинулся в сторону от нас. Ветер резко усилился, я, заметив, как он подхватил Сашку, успел втянуть его внутрь здания, где ветер был не так силён.

Анна непрерывно поливала огнём Алексея, но тому было всё равно, он не обращал на это никакого внимания. Его ступни с трудом оторвались от поверхности воды, прекратив кипятить её, и он поднялся над всеми нами на высоту трёх метров.

Наумов что-то прокричал, но из-за ветра я не мог расслышать, что именно. Зато, похоже, его услыхал Алексей. Он опустил голову вниз и повернулся к своему бывшему боссу. Равнодушно посмотрел на него и резко опустил одну из рук. С неба ударила молния, Наумов еле успел перекатиться в сторону, пытаясь уклониться от неё, и она последовала за ним.

— Это из-за RD, — прокричала мне Анна.

— Да, — согласился я. — Уже догадался.

Алексей нашёл на дне упавшие ампулы и умудрился выпить их под водой. Сколько их там было? Не больше трёх-четырёх, но если учесть, что RD у Алексея чуть ли не из ушей лился и до этого, то теперь же он превратился в нечто, способное управлять погодой. Небо почернело из-за него, он вызвал смерч и отогнал его, чтобы он не мешал, он вызвал молнию с неба и теперь управлял ей, двигая её вслед за ускользающим Наумовым.

— Я не знаю, сможем ли мы его победить, — крикнула Анна, неуверенно посмотрев на меня. — Похоже, это конец.

— Просто бей его из всех орудий!

Анна тут же выстрелила сразу десятком тех самых огненных искр, две из которых чуть не сожгли метателя молний в прошлый раз. И, надо сказать, теперь он отвлёкся на нас. С неба ударила ещё одна молния, но я успел снова поднять металлический лист телекинезом, прикрывая нас. Должно быть, когда я двигаю предмет телекинезом, я создаю с ним что-то вроде незримой связи, иначе как я могу ощущать его вес, его размеры и даже его температуру. И, похоже, это каким-то образом может действовать и в обратном направлении. Я закричал, ощущая на себе удар молнии, по-прежнему бьющей в металлический лист над нашими головами, но я знал, что если я сейчас сдамся и отпущу его, не выдержав боли, то молния попадёт в нас и убьёт. И я держал удар столько, сколько мог. Этого оказалось достаточно — Анна сильно побледнела, свив толстую огненную плеть, которую я уже однажды видел, и ударила ею Алексея. Молния прекратила бить, и я, сделав последнее усилие, отбросил ослабевающим телекинезом в сторону раскалённый лист и полностью обессиленный упал на пол, ощущая себя в полной мере опустошённым. RD окончательно выветрился, и я теперь знал, что даже если я и умудрюсь вытерпеть ещё немного головной боли, но применить телекинез или телепатию ещё раз просто не смогу физически. Мне только и осталось, что наблюдать за тем, как Алексей побеждает.

Он дёрнулся, схватив плеть двумя руками, и потянул за неё Анну к себе. Плеть была обмотана у неё вокруг ладони, и теперь, натянувшись, не могла развязаться. Она причиняла ей боль, я видел это по её лицу и в полной мере ощущал эмпатически — я с детства тоже ощущаю боль, хоть и призрачную, фантомную, когда вижу, что кому-то больно. Не знаю, то ли это черта моего характера, то ли одна из сторон моего дара. Эта плеть сейчас высасывала все силы из девушки, но она продолжала поддерживать её, так как видела, что Алексею, пусть и засупермененному, держать её в руках тоже не легко. Из его светящихся голубым ладоней начал валить дым, и ветер донёс до моего носа тошнотворный запах обгоревшего человеческого мяса. Кем бы он сейчас ни являлся, в кого бы он не превратился благодаря нереальной дозе наркоты, он по-прежнему был уязвим, как бы он ни старался этого изменить.

Плеть Анна отпустила первой, когда он подтянул её к самой воде, она была вынуждена это сделать, чтобы не упасть. Он словно ждал этого, и с неба прилетела ещё одна молния. Анна поспешно создала аналог его электрического щита, но поздновато — молния промазала всего на полшага, но зато взорвала бетонный пол под её ногами, её подбросило высоко в воздух и отнесло в сторону ополовиненной катушки. Сознание она не потеряла, но шевелилась очень слабо, пытаясь отползти от монстра подальше.

Взревел мотор катера — Наумов незаметно под шумок добрался-таки до одного из двух катеров и попытался удрать. Алексей заметил это и развернулся на сто восемьдесят градусов, обратив свой молниеносный взор на залив. Ветер поднял сильные волны, быстро удаляющийся катер бросало то вверх, то вниз с перепадом в добрых метра четыре. RD в крови метателя молний продолжал набирать силу, увеличивая его мощь. Алексей широко развёл руки в стороны, подняв их до уровня головы, и с неба одна за другой посыпались молнии. Маленькие, короткие, бьющие не прицельно, но зато в большом количестве. Небо не на шутку разгневалось, и теперь низвергало вниз свою ярость, выбивая из воды высокие фонтаны. Ливанул дождь, водяным столбом моментально скрыв противоположный берег в паре километров, молнии змеились по падающей сверху воде, причудливо изменяя свою траекторию — теперь они уже сыпались не только над Наумовым, они быстро приближались к нам. Площадь удара увеличивалась на глазах, и убежать от неё было уже невозможно. Одна из молний всё-таки попала рядом с катером, выбив у него прямо перед носом фонтан воды, катер чуть задрал нос вверх на краю воронки, а затем ухнул вниз и перевернулся, выбросив из себя человека. Граница молний была уже возле Анны, та безуспешно пыталась отползти от неё, двигаясь всё быстрее, но её вот-вот должно было накрыть.

И тут что-то изменилось. Молнии стали бить одна за другой в Алексея, он вздрагивал при каждом ударе. Это выглядело так, словно он подзаряжался прямо от небесного электрогенератора как батарейка, но после нескольких ударов молний его лицо исказилось от боли, при этом он по-прежнему не издал ни звука. Молнии продолжали бить в него, небо словно взбесилось, и разряды уже летели в него со всех сторон. Вокруг заскрежетал металл, и всё, что могло двигаться или оторваться из числа металлического, притянулось к Алексею, облепив его со всех сторон. У меня оторвало пуговицу со штанов и вырвало ремень вместе с петлями, на которых он держался. Металл плотно облепил Алексея со всех сторон и расплавился, отчего он стал похож на терминатора из второй части, молнии продолжали его хлестать, и тут он взорвался. Электрическая ударная волна сферой распространилась от него, прошла сквозь меня, больно покалывая кожу, но не более, устремилась вверх и, достигнув облаков, развеяла их, открыв алое закатное небо. Даже ветер стих, и успокоилась вода. Алексей ещё какое-то время неподвижно повисел в воздухе, покрытый расплавленной металлической корочкой, но та быстро стекла с него в воду, с шипением погружаясь на дно, и затем Алексей уже сам упал вниз. Он был абсолютно гол, даже все волосы пропали с его тела, сделав его абсолютно лысым, и его кожа больше не светилась и не искрила. Он медленно опустился на бетонный пол совсем рядом с водой, его левая рука и голова свесились вниз. Он был мёртв.

Перегоревшая лампочка, — мелькнуло у меня в голове.

Глава 24

Я лежал на полу и смотрел на закат. Оранжевое светило было маленьким и по-зимнему холодным, а небеса были окрашены в алый цвет. Вроде бы, это означало, что ночью придут морозы, а это означает, что осень окончательно сдала позиции и ушла отсюда, уступив место суровой русской зиме. Свет солнца причудливо отражался в успокоившейся воде, покрытой лишь мелкой рябью, и этот свет бил мне прямо в глаза. Он грел мне лицо, но смотреть на него было невыносимо, и я, пролежав некоторое время, смог кое-как встать.

Где-то далеко зазвучали полицейские сирены и пожарный гудок. К нам едет помощь. Вовремя, как всегда.

Первым делом я подошёл к Сашке и осмотрел его. Рана в правой верхней части лба выглядела страшно, пуля вошла наискосок, оставив длинный разрез, заканчивающийся кровоточащим углублением. Я мог засунуть в это углубление палец на некоторую длину, но делать этого я не стал, конечно же. Меня затошнило, и я поспешно перевёл взгляд на его глаза. RD улетучился из меня, рассосался, и для меня больше не было нужды сдерживать свои возведённые ментальные барьеры. Моя голова болела охренеть как сильно, но я всё же должен был сделать это, убедиться, что всё нормально. Да, Сашка был жив, пульс у него был чёткий и ровный, но учащённый как на лёгкой пробежке, но это тело, а не голова. Мозг не умер, но неизвестно, насколько он сейчас повреждён, и есть способ проверить. Я обхватил его голову руками, ощутив под пальцами его горячую кровь, и сосредоточился. Я ощутил его естественную ментальную защиту, ткнулся в неё лбом, но пробить не смог. Я ударил ещё раз, но она стояла несокрушимо.

— Дерьмо, — пробормотал я. — Я слишком ослаб. Я слишком…

И я заплакал. Нервы просто не выдержали, я обнял бедного моего брата, шептал ему на ухо, что всё хорошо, что его вылечат, что всё будет хорошо. Он молчал.

На моё плечо опустилась чья-то ладонь, и Анна мягко присела рядом. Ей тоже здорово досталось, она вся была исцарапана, на коже проступили расширившиеся от удара молнией капилляры, но ожогов, в отличие от меня или Джона, на ней не было.

— Мне очень жаль, — грустно сказала она. — Но я не могу остаться с тобой, мне нужно уходить, пока полиция не прибыла.

Я посмотрел на неё сквозь слёзы.

— Почему? — спросил я, запнувшись.

— Из-за Наумова. Меня не должно быть в системе, понимаешь? Так проще скрываться от таких, как он.

Она встала и пошла к единственному оставшемуся катеру.

— Анна, подожди, — я всхлипнул и старательно вытер слёзы лоскутом рубашки. Моя рубашка была безнадёжно испорчена и, разве что, не разваливалась на глазах. — Забери Джона, ему тоже нельзя здесь оставаться. Но не из-за Наумова, не совсем. Он не один из нас…

— Я знаю, кто он, — ответила она, прервав меня. — Я вспомнила его, он оружием торгует. И ненавидит и Наумова, и RD. Он может оказаться ценным союзником.

— Знаю, уже оказался. Он нашёл убежище Наумова, которое, правда, оказалось ложным. Ловушкой. Но в итоге нас привезли куда нужно. И он мне сегодня спас жизнь, причём не единожды.

Но объяснять мне уже не нужно было — Анна подошла к Джону, и мы вдвоём затащили его на катер. Его тело было обожжено во многих местах, виднелись точки, где в него вошло электричество, у него даже поднялся жар, и он стонал, когда мы касались его. Надеюсь, с ним всё будет в порядке. Сирены звучали уже совсем близко, поэтому Анна не стала больше терять времени и, пообещав рассказать всё Джону, когда тот очнётся, уплыла прочь, оставив нас здесь.

Полиция, пожарные и скорая прибыли практически одновременно минуты через две. Внутрь разрушенного здания они не стали заходить, расставили оцепление вокруг.

— Сдавайтесь, вы окружены! — какой-то полицейский раздобыл рупор и говорил через него. Техника исказила его тембр так, что я еле понимал, что он говорит. А, может, это из-за того, что меня здорово шарахнуло несколько раз молнией, и у меня повредилось что-то в мозгу. — Выходите с поднятыми руками!

Я подошёл к выходу из здания и крикнул:

— Не стреляйте, выхожу! — и я вышел, подняв руки высоко вверх.

— Коля? Это ты что ли? — спросили через рупор.

Свет десятка двух разных автомобилей и грузовиков слепил меня, и я почти ничего не мог разглядеть.

— Да, — подтвердил я. — Следователь Айдарин. Только это… у меня при себе документов нету.

— Не стрелять, это свои! — говоривший наконец-то убрал рупор, и я смог распознать его голос.

— Паша? — спросил я у него. — Нестеренко, ты что ли?

Я опустил руки и подошёл к младшему сержанту Нестеренко и пожал ему руку. Он откровенно таращился на меня, собственно, как и все из оцепления.

— Господи, Коля! — воскликнул он, осматривая меня. — Ты как, живой? Да ты как оживший мертвец выглядишь! Блин! Медиков сюда! МЕДИКИ!

— Успокойся, — остановил я его, поморщившись от его крика. Голова болела невыносимо. — Я в норме.

Тут же подбежали два санитара с носилками, но я наотрез отказался от помощи.

— Внутри мальчик двенадцати лет с пулевым ранением в голову, — сказал им я. — Жив. Это мой брат.

— Там чисто? — спросил Паша. Медики тоже ждали моего ответа.

— Да, — ответил я. — Безопасно.

Санитары тут же побежали в здание, вслед за ними побежали ещё с десяток полицейских.

— Что, чёрт возьми, здесь произошло? — требовательно спросил он у меня. — Поступили доклады о перестрелке в брошенном здании неподалёку, какие-то синие вспышки, а потом ещё и смерч и очень странная гроза. Смерч в ноябре в Питере, ты представляешь?

— Представляю, — устало кивнул я. — Даже не знаю, с чего начать.

— Санитары! Санитары! — донёсся до нас крик из здания. — Здесь есть ещё один живой!

Ещё одна бригада сорвалась с места с носилками. Они подбежали к зданию и, выпустив оттуда предыдущую, с Сашкой на носилках, вошли внутрь. Я прислушался: из здания доносился многоголосый мат, люди удивлялись тому, что представляло из себя здание сейчас. Снесённая крыша, куча обгорелых обломков, повсюду подпалины после Алексея и Анны, от воды наверняка идёт пар — она ещё не остыла. Хорошо если варёная рыба не плавает.

Они сказали, что там есть ещё живой. Наумов, чёртов сукин сын, выжил всё-таки. Похоже, его течением принесло обратно.

Показались санитары, выносящие из здания человека, но это был не Наумов. У меня всё упало.

— Алексей, — прошептал я, глядя на него, прикрытого простынёй. Он с виду был самым здоровым из нас. — Проклятье.

— Что, твой знакомый? — без сарказма спросил Паша.

Должно быть, он предположил, что я ругаюсь потому, что задело моего знакомого. Ему и в голову не мог прийти иной вариант при условии, что он знает меня достаточно близко.

— Вроде того, — ответил я. — Но это ещё не все. Там где-то в заливе плавает Наумов.

— Наумов? — переспросил Паша. — Это тот, который к нам месяц назад приходил? Которого ты, ну, врагом своим объявил?

— Да.

— Уж не ты ли его в море скинул?

— Нет. Слушай, я потом всё объясню, мне надо к брату.

— Иди, только не уезжай вместе с ним.

— Почему?

— На тебе ещё висит куча обвинений.

Чёрт. Я совсем забыл про это.

— Надеюсь, ты не веришь этому, — с надеждой сказал я.

— Нет конечно, — честно ответил он. — Но поделать ничего не могу. Иди уже.

К скорой, в которую погрузили Сашку, я подойти не успел — она укатила, мне только сообщили, в какой больнице его искать теперь. Поэтому я вернулся к машине Нестеренко, но того уже не было там — ушёл внутрь здания. Наумова нашли быстро и отнесли в ещё одну скорую, но теперь уже я успел его поймать. Он, к моему удивлению, был в полном сознании.

— Куда! — нагло остановил меня санитар, не пустив в машину. — Не видишь, кто здесь? Тебе в соседнюю машину, там тебя осмотрят.

— Всё нормально, — пробасил Наумов. — Я потерплю, пусть войдёт. И закрой дверь, мне с ним надо поговорить.

Санитар неодобрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я залез в машину, где кроме Наумова никого больше не было, и закрыл за собой дверь. Все посторонние звуки немного поутихли.

— Ну, и зачем ты пришёл? — спросил меня Наумов.

Он лежал на специальной койке, ему дали кислородную маску, через которую он периодически вдыхал. Выглядел он тоже не самым лучшим образом, током его потрепало хорошо, однако он не шёл ни в какое сравнение ни с Анной, ни даже с Джоном, не говоря уж обо мне.

Вместо ответа я со всей силы двинул ему в живот локтём, он тут же согнулся и закашлялся. Я худой, локоть у меня острый как хрен знает что, так что удары им очень болезненные. Я дал Наумову отдышаться, и только потом ответил:

— Поговорить пришёл.

— Ну так говори! — рявкнул он на меня, но я не труханул. Хозяином положения сейчас был я, и он это знал.

— Ещё раз тронешь хоть кого-нибудь из моих близких — я разорву тебя на части. В буквальном смысле, и именно благодаря тебе я это смогу.

— Телекинез, — Наумов усмехнулся. — Мой юный друг, ты не перестаёшь меня удивлять.

— Какой я к чертям тебе юный друг?!

— Это речевой оборот, Рылеева не учил в школе?

«Я увлечён своей судьбою, Я сам к погибели бегу: Боюся встретиться с тобою, А не встречаться не могу».

— процитировал он, глядя на меня.

— Как мило, — съязвил я. — Мне особенно нравится «я сам к погибели бегу». Ты не ощущаешь сходства стихотворения и твоей ситуации?

— Это просто стих, — усмехнулся он. — Меня по-прежнему интересуешь ты. Ты — нонсенс даже среди таких, как ты! Сразу две способности, но, похоже, о наличии второй ты и сам не подозревал, да? Я даже в какой-то мере оказал тебе услугу.

— Услугу?! — вскрикнул я. — Ты застрелил моего брата!

— Прискорбная случайность, — немедленно откликнулся он. — Но он всё ещё жив, я так понимаю? Какая удивительная семья, ты только глянь!

Я захотел ударить его ещё раз, но он остановил меня.

— Не горячись! Я распоряжусь, чтобы ему оказали лучшее лечение.

— Нам от тебя ничего не нужно!

— Я клянусь, что я не трону его. Только дам денег и найму лучших хирургов.

— Я тебе не верю. Ты уже поклялся один раз, и тут же нарушил клятву.

— Ты тоже. Ты пришёл на ту встречу с другом, его Романом зовут, не так ли? Я всё про тебя знаю. И теперь я ещё больше убеждён в том, что ты мне нужен. Нам всем нужен, грядут серьёзные перемены. Моё предложение о сотрудничестве по-прежнему в силе.

— Пошёл ты! — я не вытерпел и плюнул ему в лицо.

Он вздрогнул, затем без омерзения вытер слюну простынёй.

Я вылез из машины и позвал санитара:

— Всё, мы закончили. Увозите его, а то он окоченел совсем уже.

— Я сниму все обвинения с тебя! — крикнул мне вслед Наумов.

— Бла-бла-бла… — я передразнил его рукой и пошёл прочь.

Ещё одна скорая уехала, затем меня стали осматривать в последней машине. Меня тоже хотели госпитализировать, но из-за моих обвинений и из-за того, что я всё-таки в неотложной помощи не нуждался, меня не позволили увезти. Паша по-дружески похлопал меня по спине (я тут же застонал — расцарапанную спину сильно защипало) и пригласил сесть в его машину, после чего лично повёз меня в отделение.

Всё было кончено. Я — вне закона, но это пока что. Мне что-то подсказывало, что Наумов таки снимет все обвинения с меня. Анна и Джон подлечатся и продолжат борьбу, если не сдадутся и не решат сбежать. Я дам показания, придётся опять много врать, поэтому мне следует сейчас всё как следует продумать. Не могу же я рассказать им всю правду — меня сочтут сумасшедшим, двинувшимся из-за всего, что произошло со мной за последнее время. Но несколько людей, из числа тех, кому я могу верить и доверять, должны знать, что же здесь на самом деле случилось.

Наручников на меня не надели — во-первых Пашка поручился за меня, а во-вторых, медики строго-настрого запретили, едва глянув на мои запястья. Мои раны кое-как обработали прямо в скорой, даже зашили по-быстрому некоторые царапины, показавшиеся им самыми серьёзными, забинтовали кисти рук и лодыжки, налепили здоровенный пластырь во всю спину, вкололи с десяток уколов и отпустили, поскольку кому-то там из полицейской верхушки не терпелось допросить того, кто мог сейчас говорить, но при этом не обладал высоким чином. То есть, я оказался крайним. А уже после допроса меня должны были переправить в больницу и приставить ко мне охрану. Такие вот дела.

Я сунул руки в карманы потрёпанных штанов и случайно обнаружил у себя в кармане ампулу с RD, только без наклейки — её на какой-то стадии битвы оторвало. Я захотел её выкинуть, но не стал — а вдруг пригодится? Правда, перед допросом всё равно проведут обыск.

А так — всё было кончено, по крайней мере, на какое-то время. Я наконец-то отдохну, пусть и в больнице или даже в тюрьме.

Глава 25

На допрос я так и не попал. Хотя, если быть точным, не попал как подозреваемый, да и из-под стражи меня отпустили практически тут же, видимо, Наумов распорядился в срочном порядке снять все обвинения с меня и не трогать по поводу недавней ситуации. Но на вопросы мне всё равно пришлось отвечать, причём довольно долго, хотя уже в качестве свидетеля. На текущий момент я был единственным, кто мог рассказать хоть что-то про недавнюю странную ситуацию на краю города. Мне пришлось много, очень много врать, и я боюсь, что эта ложь в дальнейшем мне сильно аукнется. Я рассказал про то, как меня и моего брата похитили, как удерживали в плену и пытались накачать наркотиками. Зачем? Не знаю. Как я потом оттуда выбирался, как там завязалась перестрелка, как появился Алексей. Я всё валил на него и на Наумова, я выставлял их главарями банды, это подтверждалось другими фактами, например, один из выживших на бандитской сходке подтвердил, что его босс сильно боится Алексея, что, мол, он обладает странными способностями к электричеству. Я это подтвердил, я всячески опирался на это и требовал, чтобы Алексея охраняли как следует, чтобы везде была резина и всё такое прочее, а Наумова тоже арестовали или хотя бы приставили слежку. Слушали меня серьёзно, даже не перебивали, но, кажется, не верили. Я не мог рассказать всю правду о Наумове, мне бы ни за что не поверили, у меня не было против него ничего, что могло бы хоть как-то подтвердить мои слова против высокопоставленного политика. Я не чувствовал себя обязанным ему за то, что он так великодушно снял с меня ложные обвинения, которые сам же и повесил. Я жаждал справедливости. Единственное адекватное обвинение, в котором я смог более менее убедить моих допросчиков — это то, что Наумов стрелял в Сашку, и отпечатки на пистолете должны были это подтвердить. Кажется, почти полностью мне поверил только Паша, который всё это время не отходил от меня. Я видел это по его глазам.

Я был зол на Наумова, я ненавидел его, и я не мог ничего сделать. Но себя я ненавидел ещё больше.

Меня отпустили домой только под утро, всю ночь я провёл в отделении. Домой я заглянул буквально на пару минут, а затем двинулся в больницу, узнать, что там с Сашкой. Нужных врачей и правильную палату я нашёл сразу же. Доктор, желтоволосая высокая женщина лет пятидесяти, объяснила мне, что Сашка только чудом остался жив, но впал в кому и из неё уже, скорее всего, не выйдет. Пулю так и не вытащили — она засела так глубоко, что любое оперативное вмешательство повлечёт за собой немедленную смерть, и что лучше оставить всё так, как есть сейчас.

— Почему? — спросил я. — Разве нельзя рискнуть?

— Только не с нашим оборудованием, — ответила она. — Мы закупили новое оборудование благодаря анонимному пожертвованию, но его привезут только через четыре дня. На нём можно будет попробовать, но прогнозы у вашего брата неутешительные.

— И… — начал я и запнулся. Нужно было найти правильные слова. — И насколько всё плохо?

— Очень, — честно ответила она. — Пуля продолжает двигаться в его мозгу, и мы не можем остановить это. Учитывая её скорость, он проживёт ещё где-то два дня, если только не случится чего.

— Например, чуда? — предположил я, хотя и знал уже ответ.

— Скорее наоборот. Чудом будет, если он доживёт до завтрашнего вечера.

У меня подкосились ноги, и доктор помогла мне сесть на стул. Я посмотрел на Сашку. Голова у него была перебинтована, изо рта торчала трубка, через которую аппарат заставлял его дышать, вентилируя лёгкие, а мешок на конце этой трубки то вздувался, то сдувался обратно. Резко, почти судорожно набирал в себя воздух и так же резко сокращался, проталкивая его ему в лёгкие. Почти агония.

— И что же делать тогда? — спросил я. — Можете что-нибудь посоветовать?

— Прощайтесь, — прямо ответила она. — И молитесь за него.

— Я агностик.

— Тогда, может, самое время для того, чтобы перестать сомневаться?

Я внезапно вспомнил всю цепь событий, которая посадила меня на этот чёртов стул, и покачал головой:

— Если Бог и есть, то он не смотрит в мою сторону.

Докторша пожала плечами и, пробормотав что-то вроде «эх, молодёжь, ничего не понимают», ушла прочь, оставив меня наедине с моими мыслями.

О богах я старался никогда не думать. Сама мысль, что кто-то может управлять моей судьбой, выдавая свои действия за, якобы, подаренную свободу воли, была противна мне до глубины души. Всё равно что подарить пленнику свободу передвижения по собственной камере, при этом сказав, что весь остальной мир за этими стенами не существует. Он будет думать, что он свободен, и что дальше просто идти некуда, а на самом деле… К чёрту всё.

Я встал и принялся бродить по палате, продолжая тонуть в своём чувстве вины. Доктор сказала прощаться с ним, но я не хочу! Я должен столько ещё рассказать ему! Прокатиться ещё раз на велосипеде, подарить собаку или кошку, а ещё лучше черепаху какую-нибудь или хомяка — с ними возни меньше. Рассказать ему про суперспособности, продемонстрировать, объяснить, что мама тоже ими владеет. Эх, ничего этого не будет. Ничего. Эта пуля в его голове, она не ему предназначалась!

Я вздрогнул, на секунду увидев, что вместо Сашки на койке лежит красивая девушка с тёмно-рыжими волосами, явно крашенными. Что у неё так же перебинтована голова, и что она тоже не может боле дышать самостоятельно, без помощи техники.

Что, Ник, чувствовал бы ты себя тогда менее виноватым? Это ты снова втравил её в это дело, даже целых два раза! Хотя она каждый раз пыталась скрыться от Наумова и его людей, но ты продолжал затягивать её в это болото вслед за собой. Да, ты защитил её от той пули, но к чему это привело? Твой собственный брат умирает на твоих глазах. Да что там — он уже мёртв, его здесь нету, осталось только тело, которое тоже сдаётся! А Анна сейчас залечивает раны, полученные по твоей вине!

Я моргнул, и теперь уже увидел Джона. Он сам рвался в этот бой, но он тоже не должен здесь лежать. Да, пуля могла рикошетом попасть и в него, он ведь был совсем рядом со мной тогда. Но у него дочь, которая потеряет последнего родителя, пусть и с виду не горячо любимого, но это только на поверхности.

— Нет, — прошептал я. Нервы потихоньку сдавали.

Ты знаешь, Ник, кто здесь должен быть.

Я подошёл к лежащему на койке и вгляделся в черты его лица. Черты моего лица. Родственное сходство позволяло мне без всяких проблем представить себя на его месте, для этого не надо было даже подключать воображение, как в случае с Анной или Джоном. Я же выглядел в его возрасте почти так же, только у меня всегда была короткая стрижка, ну и лицо более худощавое.

Какая разница, кто здесь лежал бы вместо тебя, ведь нельзя чувствовать себя виноватым в большей или меньшей степени. Ты либо виновен, либо нет, третьего варианта не существует, кто бы что ни говорил.

— Я сожалею, — прошептал я ему на ухо. Надеюсь, он слышит меня.

Я не просил прощения. Зачем мне чужое прощение, если я сам не могу себя простить? Поэтому только и остаётся, что сожалеть, на большее я уже не способен. Хотя…

Я достал маленькую ампулу без этикетки с молочного цвета жидкостью. Поискал шприц, не нашёл, и тогда просто отодрал зубами пломбу. Аккуратно, не так остервенело, как Алексей, но это не помешало мне сравнить себя с ним. Сашка говорил мне не делать этого, что наркота — это наркота, и ей нельзя пользоваться, но мне так сильно хотелось увидеть его и услышать его голос, а иного выхода я не видел. Трясущимися руками я отодвинул ему уголок рта и вылил ему туда всю ампулу. Проглотить он не сможет, RD большей частью стечёт ему в лёгкие, но там его не так уж и много, чтобы захлебнуться в нём. Надеюсь, это сработает.

Я надеялся, что RD снова активирует его телепатию, и он сможет читать мои мысли, а я в это время буду читать его, так я смогу до него достучаться, и у нас получится пообщаться. В последний раз.

Я обессиленно сел обратно на стул и, взяв брата за руку, принялся ждать реакции. Каждые несколько секунд глядел на часы, пытаясь мысленно ускорить лениво бегущую секундную стрелку. Прошла минута. Затем ещё одна, и только на третьей минуте заметил, что он слегка сжал мою ладонь. И затем его пульс участился, какой-то из аппаратов начал пикать гораздо чаще, чем до этого.

Пора.

Я встал, подошёл нему и наклонился к его голове. Держа его ладонь одной рукой, другую я положил ему на лоб, стараясь держать её подальше от того места, где в него вошла пуля, и сосредоточился. Вчерашняя головная боль послушно откликнулась на мой зов и снова поселилась у меня в голове, но зато я снова ощутил, что я могу применять телепатию так же, как и раньше. Я немного отдохнул за ночь, выпил целую горсть разных таблеток, и теперь был готов оказаться внутри мыслей Сашки ещё раз.

— Я не знаю, ты ещё здесь или нет, — тихо сказал я. — Надеюсь, что твой разум не ушёл. Ты нужен мне. Пожалуйста.

Я мягко ткнулся в его ментальный барьер, который оказался неожиданно мягким, легко проминающимся под моими усилиями. И я прорвал его, больше не мешкая. На меня тут же хлынул поток его мыслей, самых разнообразных, сшитых вместе, и самых счастливых. Воспоминания причудливо переплетались друг с другом, вместе образуя одну Вселенную. Его Вселенную. Он точно был здесь, и он уже читал мои мысли.

— Коля? — услышал я голос брата у себя за спиной.

Я обернулся.

Он стоял босиком на мягком газоне, который отец выращивал у себя в огороде между домом и гаражом. Папа за ним всегда тщательно ухаживал, пропалывал от сорняков и защищал от мамы, которая пыталась там посадить что-нибудь более полезное. Нам всем он разрешал ступать на этот газон, только сняв обувь. Трава была действительно очень мягкая, приятная и пахучая, и даже просто стоять на ней босым было одно удовольствие, не говоря уж о том, чтобы взять и полежать на ней.

— Привет, — ответил я брату.

За его спиной действительно был наш дом. Не та дыра, где мы жили с ним в Питере, а дом, оставшийся для меня где-то необозримо далеко в прошлом. Слева от дома должен был идти огород, а за ним сарай, но здешняя реальность подчинялась Сашке, и поэтому и огород, и сарай были замещены на деревенский пляж. По правую сторону от дома возвышалась школа, которую, как мне казалось, Сашка ненавидел. Как видно, это было не так. Повсюду были различные куски его счастливых воспоминаний — старый, давно сломанный детский велосипед, который раньше принадлежал мне, а потом перекочевал к нему и благополучно вскоре сломался. Детские игрушки, тоже большей частью мои. Отрывки из фильмов и мультфильмов, воспроизводимые его воображением в натуральную величину, летающие прямо в воздухе страницы из книг и манги. Снующие туда-сюда люди, многие знакомы мне, но некоторых я видел в первый раз в жизни.

— Что происходит? — несколько ошарашенно спросил брат, тоже оглядываясь по сторонам. — Откуда всё это?

— Ты подводишь итоги, — я тепло улыбнулся ему, борясь с проступающими слезами.

— Итоги? Какие ещё итоги?

Он поймал один из летавших листков и прочёл то, что там было.

— Но… как? — удивился он. — Я же потерял его!

— Всё это всегда было в твоей памяти, — сказал я, наблюдая, как листок медленно растворяется в его руках.

Построенная им Вселенная начала размываться, таять. Листы исчезали один за другим, люди оглядывались на брата и растворялись прямо в воздухе, пропадали целые дома. Один за другим.

— Нет, — выдохнул я. — Ещё слишком рано! Нет!

Он умирал. Должно быть, что-то всё-таки случилось, иначе бы у меня сейчас над ухом не пищал бы какой-то из аппаратов, сигнализируя о том, что пациент уходит.

— Сашка! — крикнул я и побежал к нему.

Трава под моими ногами быстро стиралась, рассыпаясь на зелёную пыль и улетая прочь. Гараж за моей спиной уже пропал, дом впереди пошёл рябью, грозя тоже вот-вот исчезнуть. Мозг умирал, и вместе с ним умирали воспоминания. Должно быть, RD вызвал какую-то реакцию, которая сдвинула пулю на фатальное расстояние.

Брат застыл на месте, когда пропал дом — последнее, что здесь оставалось кроме нас. Он смотрел прямо на меня, но при этом он меня уже не видел, его взгляд был сфокусирован не на мне, а на чём-то, что было за моей спиной, хотя я и знал, что там ничего нет. Его лицо больше не выражало ничего. Я подбежал к нему и попытался обнять, но мои руки хватали только воздух. Прямо возле уха непрерывно пищал прибор — пульса нет.

Я упал на колени рядом с братом и посмотрел на него сквозь слёзы. Он всё-таки опустил взгляд на меня, хотя я уже и не надеялся на это.

— Будь сильным, — беззвучно сказал он.

— Буду, — пообещал я. — Буду. Слышишь меня? Буду!

Я смог его схватить, я тряс его за плечи секунд десять, прежде чем понял, что трясу труп. Меня уже выбросило из его разума — мёртвые думать не могут, а я этого и не заметил.

— Отойдите! — кто-то грубо отшвырнул меня от моего брата.

Это была докторша, она вместе с медсестрой пришла на сигнал с аппаратуры, и теперь пыталась реанимировать его, но я знал, что это бесполезно. Мозг был уже мёртв, пуля разорвала его, превратив в фарш.

— Выйдите из палаты! — крикнула мне врач. — Живо!

Я послушно кивнул и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. И нос к носу столкнулся с родителями.

Отец, мужчина пятидесяти лет с русыми волосами и внушительной мускулатурой фермера, грозно возвышался надо мной на полголовы. Его обветренное лицо с жёсткой чёрной с проседью щетиной выражало всю суровость, которой мой отец обладал в достатке. Рядом с ним стояла женщина примерно его же возраста, с каштановыми волосами ниже плеч. Я заметил, что на лице отца изрядно прибавилось мелких морщин, а мамины волосы постепенно начинали седеть.

— Что происходит, сын? — резко пробасил папа. — Нам звонят среди ночи и говорят, что наш сын при смерти, что он снова в больнице!

Он в гневе гулко ударил кулаком по стене, и мне показалось, что от места удара поползли трещины.

Мама тут же схватила его за рукав и попыталась остановить:

— Костя, не надо!

— Что не надо, Маша? — папа начал кипятиться.

Я почувствовал, что все те раны, что я получал до этого от моих врагов, покажутся мне лёгким поглаживанием по сравнению с тем, что здесь сейчас развернётся.

— Мы доверили тебе твоего брата! — отец пошёл на меня, тыкая мне в грудь пальцем. Мне казалось, что он меня этим пальцем протыкает насквозь. — Ты помнишь, что ты сказал тогда? Помнишь?! Что молчишь?!

— Костя…

— Помню, — прошептал я.

— Громче!

— Помню! — твёрдо и чётко сказал я. — Что я буду оберегать его.

— И?

— И что я беру на себя ответственность за него тогда, когда он находится не с вами.

— Так какого хрена?! — рявкнул отец.

Дверь в палату резко отворилась, и в коридор выскочила врач. Я сначала подумал, что она вышла, чтобы объявить, что мой брат умер, но я ошибся. Нет, и это тоже, но это отошло на второй план. Её глаза рыскали по коридору, она была сильно взволнована и тяжело дышала. Наконец, она разглядела меня за спинами родителей, грубо оттолкнула их и, подбежав ко мне, схватила меня за грудки и с неожиданной силой приставила к стене так, что чуть не вышибла из меня весь дух одним ударом.

— Что ты ему влил?! — закричала она. — Что ты ему влил в рот?!

— Я…

Я не знал, что сказать. Я не мог сообщить правду, но это оказалось уже не важно. Докторша отпустила меня и принялась обыскивать меня, ощупывая карманы, пока не нашла то, что искала — пустую ампулу без этикетки, которую я почему-то всё ещё держал в руке. Она грубо выхватила её, оцарапав ногтями мне ладонь, поднесла к носу и принюхалась. Её глаза сузились в узкую щёлку.

— Что это? — требовательно спросила она.

— В чём дело? — вмешался отец. — Что Вам от него нужно?

Но врач не обратила на него никакого внимания.

— RD, — вырвалось у меня.

— Наркотик? — нахмурилась она.

Я тут же понял, что если я хочу остаться живым, то мне лучше уйти, причём как можно быстрее. Я без труда вырвался из её рук и стал обходить их всех, направившись к выходу.

— Сын, — отец остановил было меня, схватив меня за плечо, но я без труда сбросил его руку.

И я побежал.

— Охрана! — крикнула позади меня врач. — Хватайте его!

— Что здесь, чёрт вас всех подери, творится?! — воскликнул отец.

— Этот парень только что убил вашего сына наркотиком…

Дальнейшее я уже не слышал — бросился вниз по лестнице, убегая от пустившегося за мной в погоню охранника. Мой живот наполнился едкой кислотой, разъедая меня изнутри жгучим чувством вины. Что теперь обо мне будут думать родители? Я допустил, чтобы в моего брата попала пуля, и он угодил в больницу, а затем пришёл к нему и влил ему в рот наркоту. И, ничего не объяснив, сбежал, как последний трус, испугавшись кары. Не самое лучшее развитие событий.

От охранника я ушёл без труда — этот оказался толстяком, который выдержал ровно три лестничных пролёта. Связаться с другими он быстро не мог, поскольку больничным охранникам рации, к моему облегчению, не выдают, поэтому дальше я без затруднений взял куртку в гардеробе и вышел на улицу.

Куда мне теперь идти? Что мне делать дальше? Брат мёртв, с родителями я поссорился, похоже, окончательно. Как бы теперь на меня нового обвинения не повесили, которое уже не будет таким уж несправедливым. Наумов ушёл в сторону, как и обещал, но я не уверен, что это продлится долго, ведь я уже понял, что я нужен ему позарез, особенно теперь, когда он знает, что у меня не одна суперспособность. Пусть телекинез ушёл вместе с RD из моей крови, но я знал, что он у меня есть, осталось теперь только научиться его вызывать без наркоты. Самое главное — надеяться, что в моём случае это возможно, а то вдруг окажется, что гены телекинеза у меня не рецессивны. Хотя, видений у меня не было тогда, но это может быть из-за телепатии, так что пока остаётся только гадать.

Александр, мой брат, мёртв. Дмитрий Наумов тоже мёртв. Анна в бегах, Джон временно тоже не у дел, надо будет проверить, что с ним, если только он, конечно, не съехал в срочном порядке из того дома из-за предателей, которые точно знали, где он жил. Надо узнать, что с Ромой, будет ли он и дальше помогать мне, или же испугается и уйдёт в сторону. И надо узнать, что с Семёном.

Домой мне сейчас нельзя — у мамы с папой есть ключи, и, скорее всего, у нас они и остановятся, пока будут проходить похороны. Чёрт, я сказал «у нас». Нет больше никаких «нас» — это моё жилище. В которое я не могу пока вернуться, чтобы не натолкнуться на родителей. Хотя, на похоронах мы всё равно встретимся, это неизбежно, но там будет много людей, и я надеюсь, что они будут хоть немного сдерживаться.

Проклятье.

Ладно, похоже, вариантов нет — иду к Семёну. Пережду у него пару деньков, а потом уже придумаю что-нибудь.

Глава 26

Семён обрадовался, когда увидел меня, хотя виду он и не показал. На мой вопрос, могу ли я пожить у него пару деньков, пока не утрясётся вся ситуация с похоронами, он ответил:

— А кто умер?

— Александр Айдарин, мой брат.

Семён несколько секунд смотрел на меня, пытаясь сообразить, не шучу ли я, но я был серьёзен как никогда. Затем он коротко выругался и пригласил меня внутрь.

— Живи сколько нужно, — мрачно проскрипел он.

— А как твоя…

— Всё ещё в больнице, её не будет две недели. Всё обошлось, даже почти без последствий, но, я думаю, что ей лучше не сообщать пока этой новости, сам понимаешь.

Затем я поведал Семёну всё, что со мной произошло за то время, когда я от него ушёл в последний раз, запретив участвовать в этой заварушке. Ну, не совсем всё рассказал — я всячески избегал упоминания Анны. Сейчас это уже не имело никакого смысла, но я не хотел, чтобы мой напарник уличил меня во лжи — ни к чему хорошему это не приведёт, особенно с природной подозрительностью Семёна. Я не хочу поссориться с ещё одним человеком. Но я так же нашёл в себе силы признаться ему, что я обладаю особенным даром, и что все мои беды за последний месяц возникли именно из-за него. Я рассказал про RD всё, что я знал на текущий момент, я рассказал, как мы с Джоном попали в плен Наумова благодаря предательству, как мы с боем бежали из него, как столкнулись с Алексеем, и как он накачался RD.

— Подожди, — остановил меня Семён. — То есть, ты хочешь сказать, что тот грёбаный смерч — это его рук дело?

— Косвенно, — кивнул я. — Он усилился настолько, что смог управлять электромагнитным полем довольно больших размеров. Он притянул грозу, и это придало ему дополнительных сил. Но это же и сыграло с ним злую шутку.

Я рассказал, как Наумов выстрелил в меня, как я попытался защититься, и в результате пуля угодила в брата. Как Наумов попытался сбежать по морю, но у него ничего не вышло. И как Алексей потерпел поражение, не справившись со своей мощью.

Я видел по глазам Семёна, что он не до конца поверил мне. Я был избит, весь в ранах и кровавых подтёках, забинтованный и залепленный пластырями — такому человеку легко списать все его россказни на бред, посттравматический синдром, особенно если учесть гибель близкого человека. Но я почти доказал ему, что я не вру, я проделал с ним ту же штуку, что и с Джоном. И, всё же, Семён так до конца мне и не поверил.

— Сколько ты таблеток съел за последние сутки? — спросил меня он. — Обезболивающего?

— Не в таблетках дело, как ты не поймёшь!

— Сколько?

Я задумался.

— Две в скорой. Ещё две в участке до допроса, и одну после. И ещё одну перед больницей.

— Шесть. И как ты себя сейчас чувствуешь?

— Перед глазами всё время летают розовые слоники с реактивными ранцами, а что?

Шутка не прошла, Семён с тревогой посмотрел на меня, затем быстро навёл чай с малиной, силой напоил меня и отправил спать. Я упирался столько, сколько мог, но стоило моей голове коснуться подушки, как я тут же заснул. Я чертовски сильно устал, я был измотан и избит, и, наконец, я смог отдохнуть и выспаться. Похоже, что я был истощён так сильно, что у меня даже не хватило сил на привычные сновидения, хотя я до этого не сомневался, что стоит мне закрыть глаза, как я окажусь в собственном кошмаре. За одно только это я был готов поверить в бога, но стоило мне открыть глаза и понять, почему я оказался не в своей постели, как всё желание моментально отпало.

Весь следующий день прошёл суматошно, в подготовке к похоронам. Родители принимали в этом непосредственное участие, но я наотрез отказался общаться с ними даже тогда, когда они дозвонились до квартиры Семёна, и тот сдал меня. Я объяснил родителям через него, где найти мою заначку на самый-чёрный-день, который, похоже, наступил, и я полностью остался без денег. Единственной купюрой, которая всё ещё оставалась у меня, был мятый полтинник в кармане рваной куртки. Я и Семён помогли родителям организовать похороны, найти нужные агентства и подыскать место на кладбище — всё наше общение происходило через Семёна. Я безмерно благодарен ему за это, но, в конце концов, он не вытерпел после того, как я заявил, что я не поеду на похороны в назначенное время, а подожду, когда все разъедутся. Семён обозвал меня кретином и полным эгоистом. А потом ещё и позвонил шеф и сказал, что если я не буду на похоронах, то он меня уволит. Пришлось согласиться.

Но в назначенный день Семён повёз меня на своей развалюхе благодаря моим уговорам сразу на кладбище, таким образом, я успешно пропустил начало всей траурной церемонии. День выдался холодный, пасмурный, небо снова заволокли серые унылые облака, но ветра не было. Место было подобрано удачно — там, где было поменьше вездесущего орешника, на склоне небольшого холма. Мы застали как раз тот момент, когда гроб уже опустили в вырытую яму, и многочисленные знакомые и родственники каждый подходил и бросал горсть земли вниз. Первыми, конечно, были родители, затем уже все остальные тётушки-дядюшки и прочие, выстроившиеся в порядке живой очереди, словно в магазине. Рабочие с лопатами скучающе ждали в стороне вместе с толстым батюшкой, вот уж не знаю, кто его пригласил — вроде бы ни я, ни родители не отличались религиозностью. Я пропустил вперёд Семёна и собой замкнул очередь. Отходящие от ямы люди косились на меня и старательно обходили стороной, даже те родственники, которые знали меня с детства. Немногочисленным детям и подросткам запретили подходить ко мне близко, разрешая только поздороваться издали, я своими собственными ушами слышал это. Семён пробурчал что-то неодобрительное в сторону таких «родственничков» и того, как они теперь от меня шарахаются, но мне было плевать на это, по крайней мере, я пытался убедить себя в этом. В последний момент, когда я подошёл к самой могиле, я встретился взглядом с отцом, внимательно наблюдающим за мной, и вздрогнул. Отвёл взгляд, наклонился, схватив горсть промёрзшей земли, и немного небрежно бросил её вниз, что тут же было отмечено окружающими, и они зашептались у меня за спиной. Рабочие дождались, когда я закончу, и стали закапывать яму, быстро забрасывая её землёй, а батюшка затянул длинную молитву. Я вышел из толпы плачущих родственников и собрался было уже уйти прежде, чем у кого-то лопнет терпение, и меня выгонят с похорон, но я не успел. Тяжёлая мозолистая рука отца легла на моё плечо, и он повёл меня в сторону. Я обернулся, поискал взглядом Семёна и обнаружил его рядом с матерью, прикрывающую лицо платком. Он заметил мой взгляд и кивнул, мол, держись.

Мы с отцом отошли ото всех метров на тридцать, подальше от любопытных глаз, и остановились у какой-то могилы с дорогим мраморным надгробием и низеньким выкрашенным чёрной блестящей краской забором. Могила была совсем свежая, даже большой букет цветов не успел ещё завянуть.

— Сын, нам нужно серьёзно поговорить, — начал отец. Я видел, что он был зол и огорчён, что он еле сдерживал себя. — Как мужчине с мужчиной.

— Ну, давай поговорим, — несколько грубо ответил я, но он этого не заметил.

— Что всё это значит? Что за RD? Ты — наркоман?

— Нет, — я помотал головой.

— Не ври мне! Признайся, ведь если ты болен, то…

— То что? Сашка оживёт? Нет, пап, я не наркоман.

Отец секунду смотрел на меня, затем медленно сжал и разжал кулак. Он всегда так делал, когда пытался сдержаться и не сказать что-нибудь не то.

— А… — он посмотрел на свои ботинки и усмехнулся сам себе, но затем поднял на меня взгляд своих голубых глаз и тут же вновь стал серьёзным. — Поверить не могу, что я это спрашиваю, но всё же… Сашка не был наркоманом?

— Нет, ты что! — воскликнул я. — Или ты считаешь, что я совсем не смотрел за ним?!

— Я… я просто не знаю, что думать. Он уже попадал в больницу, и я позвонил тебе сразу же, как только узнал, но ты был чем-то так занят, что даже не стал разговаривать с собственным отцом! Мы пытались потом дозвониться до тебя, но ничего не вышло.

Он замялся, и я заметил, как покраснели его глаза. До этого я никогда не видел, как отец плачет, даже когда умер его отец. Он считал деда упрямой сволочью, тираном, он постоянно говорил, что не хочет быть таким же, но при этом он им был, хотя я не знал деда и видел его только один раз, на его похоронах.

— Саня звонил нам недавно, — наконец сказал он. — Как раз, когда был в больнице. И он просил не говорить тебе об этом.

— Он… что?!

Я не поверил своим ушам. Мой брат тайком от меня звонил родителям? Но зачем? Зачем это было скрывать от меня? Да, я сам с ними не общаюсь подолгу, иногда даже целыми месяцами, но я спокойно отношусь… относился к тому, что у Сашки совсем другие отношения с ними.

— Он звонил, и просил нас приехать в Питер и забрать его отсюда. Он сказал, что у тебя крупные проблемы, и что из-за них он и оказался в больнице.

Я молчал. Это не укладывалось у меня в голове, я не мог поверить.

— Он сказал, что он боится тебя.

— Чёрт, — выдохнул я ошарашенно.

— Вот именно. Какого хрена? Куда ты вляпался?

— Тебе не понравится ответ.

— МОЙ СЫН МЁРТВ! Думаешь, что твой ответ хоть что-то изменит?!

У меня загорелись уши, а кислота из желудка вплотную подобралась к горлу и начала сжигать его. Я хотел провалиться сквозь землю, лишь бы не отвечать на его вопросы и не слушать того, что будет дальше. Но у меня снова не было выбора.

Отец положил свои тяжёлые, как степень моей вины, руки мне на плечи и сказал совершенно без эмоций:

— Просто скажи мне, во что ты вляпался.

Я собрался с духом и начал:

— Есть один человек, его зовут Наумов Евгений Раилевич…

— Заместитель министра транспорта что ли? — переспросил отец.

— Да, а ты откуда знаешь?

— Он оплатил половину расходов, и мне жутко интересно, почему.

— Вот говнюк!

— Выбирай выражения!

— Это он стрелял.

— В Сашку?

— Нет, в меня.

Папа нахмурился.

— Это как? Но почему…

— Почему там лежит мой брат вместо меня? Я задаю себе тот же вопрос, хотя я и знаю ответ. Наумов охотится на таких, как я.

Папа стал ещё мрачнее, его лицо прорезалось жёсткими морщинами.

— То есть? — спросил он, отстраняясь от меня. — Что значит «таких, как я»?

— Как я и мама. Со сверхспособностями.

— Я знал. Я знал, что они ни к чему хорошему не приведут! Я же запретил тебе пользоваться ими, а ты наплевал на мой запрет, и ты видишь, что из-за этого случилось?!

— Папа, папа, Па-а-ап! Пойми, Наумову без разницы, использую ли я свои способности или нет. Для него это не важно, поскольку он в любом случае заставит их использовать.

— Значит, про тебя прознало правительство, — задумчиво сказал отец, это прозвучало как один из его упрёков. — Но при чём тут Саня?

— Не правительство, пап. Наумов действует скрытно. Всё дело в этой наркоте, RD. Он с помощью неё ищет таких, как я. Он просто использовал Сашку, чтобы выйти на меня. Он похитил Сашку и чуть не убил меня несколько раз, а я попытался спасти Саню.

— Попытался, значит?

Я отвернулся от папы, будучи не в силах выдержать на себе его взгляд, но он обхватил мою голову руками и силой повернул её к себе, заставляя меня смотреть на него.

— Ответственность, сын, ответственность! Сколько лет я пытался вдолбить тебе это в голову! Ты должен нести ответственность за свои поступки! Да, мы с тобой были не согласны по отношению к применению твоих способностей, и ты уехал. Это твоё решение, я уважаю его, это, в конце концов, твоя жизнь. Ты уже взрослый, и способен принимать самостоятельные решения, которые, я надеюсь, ты тщательно обдумываешь, я ведь учил тебя предугадывать последствия твоих поступков. Но когда Сашка решил уехать вслед за тобой, ты сказал, что ты будешь присматривать за ним, что будешь оберегать его и защищать. Ты принял решение и, как мне показалось тогда, был готов снова нести ответственность не только за свою, но и за чужую жизнь. Ответственность за Сашку, чёрт тебя дери!

Я не вытерпел и вырвался из его объятий, он попытался меня остановить, но я успел отскочить. Я развернулся и пошёл прочь, пытаясь не слушать его гневные выкрикивания в мой адрес. Но они всё равно били в самое сердце.

На крики сбежались другие люди, я увидел Семёна, не одобрительно качающего головой и смотрящего на отца, а рядом с моим напарником другого моего друга — Рому. Его лицо не выражало ничего, но он коротким кивком поздоровался со мной и потянул Семёна за собой к моему отцу. Я увидел маму, прекратившую плакать, и решил подойти к ней, ведь у меня оставался один важный вопрос и одна не менее важная просьба, потом я намеревался уйти отсюда совсем, а то как бы мне здесь морду не стали бить.

По пути я услышал, как Рома и Семён пытаются утихомирить папу и пытаются отвлечь его вопросами кто как может. Семён при этом вступился за меня, обвинив отца в отсутствии такта и в эгоизме, заметив к моему отвращению, что в плане эгоцентризма я являюсь копией отца.

— Ему тоже тяжело, Вы не видите что ли? — громко спросил он. — Вы только посмотрите на него, в каком он состоянии! Он весь изранен и избит! Проклятье, да его даже током пытали! Неужели Вы думаете, что он не сделал всё, на что был способен, чтобы спасти своего брата?

— Да что ты знаешь! — вспыхнул отец.

— Побольше Вашего, — спокойно ответил Семён.

— Да как ты…

— Извиняюсь, что перебиваю, — встрял Рома, оборвав папу на полуслове. — Но что Вы имели в виду под «готов снова нести ответственность»?

— Не твоё дело, — буркнул отец и грубо толкнул Рому в плечо, намереваясь уйти от разговора.

— Похоже, что моё, — возразил Рома. — Он — наш друг, и все его действия влияют на нас. Поэтому мне до смерти хочется знать, что с ним происходит и почему. Вы сказали «снова». Это значит, что что-то подобное уже случалось в прошлом?

Отец остановился. Огляделся и, поняв, что здесь слишком много лишних ушей, вернулся к Роме и Семёну и повёл их подальше от всех, сказав:

— Поговорим. Наедине.

Было видно, что он не хотел этого разговора, но он всё же согласился на него.

Я наконец-то подошёл к маме. Она выглядела уставшей, измотанной, но она всё же попыталась улыбнуться мне. Не смотря ни на что.

— Ты прости отца, — сказала она. — Он из-за этой всей истории стал сам не свой, он очень сильно зол на тебя.

— Я понимаю, — я обнял маму.

— Мы всё равно любим тебя, что бы ты ни сделал…

Я услышал, как она снова захлюпала носом, и попытался увезти разговор в другое русло.

— Мам, скажи мне одну вещь, — начал я. — Почему папа так ненавидит наши способности? Почему запрещает их использовать?

— Ты же знаешь, — мама отстранилась от меня и начала вытирать слёзы платком. — Он пытается…

— Защитить нас, — закончил я фразу. — Боится, что нас обнаружит правительство и начнёт экспериментировать как с подопытными кроликами. Вы кормите меня этим с тех самых пор, когда я только обнаружил свои способности. Но ведь это ещё не всё, не так ли? Я давно это подозревал, что должно быть что-то ещё, какая-то важная причина, по которой он не просто запрещает нам использовать способности в целях безопасности, но благодаря которой он именно ненавидит их.

— Он опасается, что этот дар убьёт нас, — сказала мама. — Рано или поздно, как твою бабушку.

Я кивнул:

— И это тоже, но это всё не то. Ты увиливаешь, не даёшь ответа на мой вопрос, так же, как и папа, когда я пытался у него это разузнать.

Но мама не ответила. Она отвела взгляд в сторону и посмотрела на папу, стоящего в отдалении, за деревьями. Он о чём-то просил Семёна и Рому.

— Он беспокоится за тебя, — неожиданно сказала мама, и я заметил, как она тут же побледнела. Я догадался, что она только что прочла эмоции папы — и это не смотря на такое большое расстояние между ними. Мне до такого ещё расти и расти, а она говорила, что не развивает свой дар, что он у неё в зачаточном состоянии и почти атрофировался.

— Ты снова уходишь от ответа, — заметил я.

— Я просто не знаю, какой ответ тебе нужен, — взмолилась она, но я знал, что это всего лишь маска. Она точно что-то скрывала.

— Ты знаешь, что такое RD? — я зашёл издалека. — С одной стороны, это — наркотик. Но вот что интересно: на людей с генами сверхспособностей он действует иначе, и я догадываюсь, что его создали именно за тем, чтобы находить таких, как мы с тобой. Он усиливает способности, причём довольно сильно. И активизирует их у тех людей, которые являются простыми носителями этих генов, но только на период действия препарата, при этом так же вызывая галлюцинации и эйфорию, как у обычных людей. Саша был носителем.

— Господи, — у мамы расширились глаза, и она в изумлении прикрыла рот платком.

— Это ещё не всё. Дело в том, что ген способностей — рецессивен, это значит, что он подавляется любым другим геном. Способности проявляются у таких, как я или ты, только в том случае, если такие гены составляют пару. У Саши проявилась телепатия, в моём варианте, в тот момент, когда в его крови оказался RD. Но когда Наумов вколол насильно мне эту наркоту, я с большим удивлением обнаружил, что я могу не только читать мысли.

Мама молчала. Мне очень хотелось, чтобы она поняла скрытый смысл только что сказанного мной про то, зачем я влил в рот Сашке RD, но, похоже, сейчас она думала не об этом. Или была не в состоянии. К сожалению.

— Телекинез, мам. Я тут прикинул кое-что на бумажке… сейчас достану.

Я порылся в карманах куртки, по-прежнему слегка попахивающей жжёной пластмассой, и достал аккуратно сложенный тетрадный лист, весь исписанный и исчёрканный. На нём была куча столбиков с двумя буквами — «A» и «B», стоящими попарно. Мне пришлось вспомнить школьный курс биологии и составить кучу возможных вариантов, исходя из того, что я выяснил благодаря RD о нашем генотипе. Времени для этого у меня оказалось навалом. Внизу листка был обведён жирным красным кружком вариант, который я считал верным, хоть и не окончательным — был ещё вариант, который я не хотел принимать на веру, но вероятность у него была примерно такая же.

— Возьми, — я отдал листок маме, она непонимающе уставилась на него. — Мне он больше не нужен, я нашёл решение, но не ответ, хотя и догадываюсь о нём.

— Что это?

— Биология, мама. Генетика, если быть точным. Школьный курс. Видишь ли, гены телекинеза у меня не появились просто так, из воздуха, я их унаследовал от вас. Твою родню я помню, и, как я понимаю, вы все были носителями этого гена. Но я совершенно не знаю отцовской родни, кроме того, что у меня был дед, который давно помер. И поэтому я сделал интересный вывод: папа — носитель телекинеза, как и ты. Это укладывается в сложившуюся картину. Поясняю: в большинстве ситуаций гены проявляются не в следующем, а через поколение. Значит, что кто-то из родителей папы владел даром телекинеза, и папа знал это, но волею судьбы он проиграл в генетической лотерее, и дар не унаследовал, оставшись только носителем. Скажи мне: я нигде не ошибся?

Мама по-прежнему молчала, но теперь я знал, что я прав. Может быть, дед владел телекинезом, может, бабушка, о которой всё, что я знаю, это то, что она точно была, но не более. Тайна, покрытая мраком и пылью прожитых лет. Но всё чертовски логично — и то, почему папа не рассказывал о своих родителях, и его ненависть к суперспособностям. Точный ответ мне пока был не нужен.

— И ещё одна вещь, мам, прежде чем я уйду, — сказал я. — Наумов Евгений Раилевич, тот, который заместитель министра транспорта, тот, который оплатил половину расходов на этом мероприятии. Он — плохой человек. Если он вдруг свяжется с вами и попросит что-нибудь или предложит что, даже если это будет безвозмездно — не верьте ему. Отказывайтесь от всего, гоните его в шею, в общем. Это он во всём виноват. Если он всё же свяжется с вами, то позвоните мне. Я должен об этом знать.

Я развернулся и пошёл прочь, намереваясь дождаться Семёна возле его машины. Я не знаю, сколько времени здесь будут ещё жить родители, но я не думаю, что это займёт больше, чем два дня, так что я по-прежнему хотел остаться у Семёна. Но примерно на середине дороги я заметил среди деревьев красивую рыжеволосую девушку в чёрном пальто и синих джинсах. Она старательно делала вид, что пришла к кому-то из своих усопших знакомых, но при этом уж больно часто бросала многозначительные взгляды в мою сторону, призывая подойти к ней. Я пожал плечами: почему бы и нет? Находится она достаточно далеко от всей процессии, чтобы на таком расстоянии меня уже не узнали.

Я ступил на узкую тропинку, петлявшую среди высоких сосен и множества могил самого разного качества, и петлял до тех пор, пока не упёрся в могилу, возле которой она стояла. На могильной плите лежало несколько ромашек и пара конфет. Я перешагнул через низенький свежий забор, и, взяв одну из конфет (при этом Анна на меня неодобрительно посмотрела), взглянул на выгравированное изображение на плите.

Я заметил, что большинство её ран уже успело зажить, по крайней мере, на лице, в отличие от моих.

— Ему она всё равно больше не понадобится, а я голоден, — я пожал плечами и съел конфету, скомкав фантик и сунув его в дырявый карман. — Ты его знала?

— Видела пару раз, — кивнула она.

Подул слабый ветер, и мне на нос упала крупная снежинка. Стало совсем холодно, ветер задувал в небольшие дырки, прожжённые электричеством в моей куртке, и я окончательно промёрз. Я тут же поблагодарил себя за то, что догадался надеть шапку, заметив, как тёмно-рыжие волосы Анны быстро покрываются снегом.

— Странный был парень, — сказала Анна, выдохнув облако пара. — И способность у него оказалась ещё страннее — беспонтовая слизь какая-то.

— Не такая уж и беспонтовая, — вспомнил я. — Благодаря ей он выскользнул из наручников, а руками его вообще схватить невозможно было.

— Но его всё равно жалко. Ты же знаешь, что это с ним сделал его отец?

— Да. Жалко его было. Но моего брата мне жаль ещё больше.

— Прости, я не хотела, чтобы так всё закончилось. Если бы не я, то ты бы смог…

— Не извиняйся, — остановил её я. — Если бы ты не пришла, то здесь сейчас лежали бы и я, и Сашка, и Джон.

— И Наумов. Мне очень жаль твоего брата, Коль.

Она утешительно обняла меня, и затем внезапно сказала:

— Господи! Да ты дрожишь весь! Сейчас, подожди…

Я не знаю, что она сделала, наверное, включила свою способность, и я внезапно ощутил исходящее от её тела тепло. Я согревался в её объятиях, наблюдая, как на её волосах быстро тает снег.

— Удобно, — заметил я, хотя моя голова тут же забилась совершенно другими вещами.

Чёрт, как же редко кто-то вот так тепло обнимает меня.

— Да, есть немного. Согрелся?

— Ага, спасибо.

Она отстранилась от меня и, как мне показалось, слегка покраснела от смущения.

— Есть важные вести, — сказала она, отмахиваясь от крупных снежинок, стремившихся благодаря ветру залепить ей всё лицо. — Наумов отвертелся от всех обвинений, хотя я до сих пор не понимаю, как.

Я вздрогнул, и у меня внутри всё сжалось до состояния сингулярности.

— Мы же знали, что его поддерживает правительство, — заметил я. — К тому же, у него офигеть сколько денег — коррупцию никто не отменял.

— Верно, — согласилась она. — Но сегодня утром он созвал пресс-конференцию прямо у себя в палате и объявил, что подаёт в отставку. Он уходит из правительства, значит, такой поддержки у него, как раньше, не будет. Это единственная хорошая новость.

— Я думаю, ничего не изменится, — не согласился я. — Вся поддержка у него была неофициальная, солдат он в любом случае не имел права использовать, как и другие вещи проворачивать. Я думаю, что теперь ему плевать, кто он официально. Ничего не изменится, хотя, ему на некоторых фронтах, может быть, станет чуть труднее работать, и придётся чуть больше давать на лапу — вот и всё.

— Блин, умеешь ты всё испортить, — она замялась. А затем сообщила мне ещё одну весть, далеко не такую приятную, как предыдущая: — Алексей сбежал из больницы.

— Дерьмо, — я пнул шишку под ногами. — Когда?

— Три часа назад. Убил трёх санитаров и двух полицейских, приставленных к нему как охранников.

— Что ж, хреново. Все враги на свободе.

— Но Наумов уж точно не возьмёт его обратно, да и тот, я думаю, зол на него.

— Думаешь, они начнут враждовать?

— Вполне возможно.

Мы ещё какое-то время постояли, каждый раздумывая о своём. Я думал о том, что Наумов в последнее время уж больно часто стал терять своих подручных. Мужик он не глупый, а это означает, что если у него есть ещё кто-то, подобный нам, или появится в скором будущем, то к нему он изменит своё отношение. В какую сторону — не знаю, но боюсь, что в худшую для нас. О лояльности он точно задумается.

Я спросил Анну, что будет дальше с ней, собирается ли она дальше скрываться или же будет действовать активно.

— Я вынуждена скрываться, — ответила она. — Я не могу тебе всего объяснить, но в открытую против Наумова я идти не могу. Не сейчас, это точно. Но ты не подумай, что я буду совсем уж сидеть без дела. Просто займусь подпольной работой.

Я кивнул, хотя и огорчился.

— Жаль, — сказал я. — Надеюсь, ты хоть звонить то будешь?

Она кокетливо улыбнулась и приподняла бровь, но я поспешно сказал:

— Не в этом смысле! Я имею в виду, чтобы действия координировать или ещё что…

— И это всё? — улыбнулась она, обнажив белые ровные зубы.

— Это всё, — я вздохнул. — Я не хочу, чтобы и ты пострадала.

Она мгновенно стала серьёзной:

— Это как-то связано с твоим прошлым?

Я нахмурился:

— Ты подслушивала?

— Вы так друг на друга кричали, что не услышать было очень сложно. Так всё-таки, что там случилось?

— Долгая история, — отмахнулся я. Я не хотел об этом вспоминать.

— И всё-таки? Я никому не расскажу, если это такой секрет.

— Нет, это не секрет, — я помотал головой. — Просто неприятные воспоминания.

Я с полминуты постоял, ощущая, что я снова начинаю мёрзнуть, что снег проникает мне за шиворот. Анна не уходила.

— Вкратце, — сказал я, глядя себе под ноги. — Я влюбился в семнадцать лет в девушку, старше себя на два года. К тому времени я уже мог более-менее пользоваться телепатией и не падать в обморок при этом. Я с родителями и с Сашкой жили не богато, и у меня постепенно зарождалась в голове идея попробовать использовать свои способности для того, чтобы добыть денег. Никаких там грабежей банков и прочего, ты не подумай, но и не совсем безобидные вещи. Я признался моей девушке в том, что я умею, и доказал ей это. Она легко поверила, и мы вместе решили заработать на этом. Играли в карты на деньги, и один раз сыграли не с теми людьми. Играли мы, периодически меняясь местами, так как она играла значительно лучше меня, и тогда я ей просто подсказывал в критических моментах.

— И что случилось? — осторожно спросила Анна. — Вас поймали?

— Да, но не сразу и не совсем. С теми парнями играла она, и именно её они заподозрили в мошенничестве. Подкараулили, когда она была одна, затем избили и изнасиловали, а мне посоветовали бросить её и больше не связываться с такими. Меня они не тронули, посчитав, что я там был ни при чём — ведь я был моложе её и играл значительно хуже.

— Боже, — выдавила из себя ошарашенная Анна. — Да я бы их за это…

— Я тоже так думал, но ничего сделать не мог. Я рассказал всё папе и её отцу, они потом нашли тех парней. Был суд, долгий и мучительный, но тех парней всё-таки посадили. Вот только она так и не пришла в себя после этого случая. До сих пор лежит в психушке, не реагируя ни на что.

— Прости, что заставила тебя вспомнить это. Даже не представляю, как тебя это, должно быть, гложет.

Я посмотрел на неё очень внимательно, вот уж не знаю, почему. Может быть, пытался разглядеть в ней черты той девушки, но они были совершенно не похожи. К моему облегчению.

— Я перестал навещать её через год. Ушёл в армию после школы, ещё какое-то время писал ей письма, но не отправлял, ждал, что когда вернусь домой, то сам ей прочитаю. Но этого не случилось. Её родители переехали куда-то за границу в то время, пока я отсутствовал, они оставили мне контактную информацию, чтобы я при желании мог найти её. Но я не захотел. Я сжёг все письма, и даже ту записку, которую они мне оставили.

Она смотрела на меня ещё немного, ожидая чего-то, а затем залепила мне обжигающую пощёчину и решительно пошла прочь, быстро скрывшись в поднявшемся буране.

— Подожди! — крикнул я ей вслед и побежал за ней. — Да, я знаю, что я — сволочь, но ты не так всё поняла.

Я не догнал её. Она скрылась, и даже её следы быстро замело снегом.

Я не сказал ей, что я однажды не вытерпел и прочёл мысли той девушки. Она хотела, чтобы я ушёл, а я не мог этого никак понять и принять. Я был эгоистом. А в армии я повзрослел, всё постепенно и вынужденно обдумал и пришёл к правильному решению. Быть может, из-за того, что я отсутствовал рядом с ней, она начала выздоравливать, может, нет — я не знаю. И не хочу знать. Пусть уж лучше эти воспоминания продолжают терзать меня, так я буду впредь более осмотрителен в своих поступках.

Я устало побрёл сквозь снегопад, оставив позади себя могилу Дмитрия Наумова, и попытался найти путь к машине Семёна. Не было видно ничего, метель разбушевалась не шуточная, и я, проплутав с полчаса и хорошенько подмёрзнув, наконец-то выбрался из кладбища. Все уже разбрелись и уехали, в том числе и Семён с Ромой.

— Блин, — поморщился я. — Вот и не верь после этого в законы всяких Мёрфи.

В итоге я потоптался с минуту какое-то время, но никто так и не подъехал, и я побрёл на автобусную остановку, которая, как мне казалось, находилась где-то рядом. А там, дождавшись автобуса и с облегчением сев в него на тёплое сидение, я и нашёл применение своему последнему полтиннику из кармана.

Конец.

Оглавление

Вступление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg