МОЙ ДРУГ – ИНОПЛАНЕТЯНИН!
Фантастика/детектив
Анашкин Д. В.
ЧАСТЬ I.
I. ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК НА ЛУНЕ
И, наверное, можно было бы не начинать эту историю, если бы она не началась сама. Раздался звонок, я открыл дверь. За дверями стоял зеленый человечек с букетом роз. Выглядел он крайне живописно: кожа матово отливала в полутемном проеме двери отчего казалось что внутри у него что-то горит, но горит ненавязчиво, интеллигентно. Розы же затейливо рассыпали вокруг красные искорки. В ярком сочетании темно-зеленых стеблей и алых бутонов была какая-то сдержанная игривость.
«Да, со вкусом у него не очень, – подумал я, – или зеркала по дороге не было, чтобы посмотреть на себя со стороны».
Человечек приветливо улыбался, при этом я невольно отметил, что зубы у него тоже зеленые. «Наверное, пришелец, – испугался я. – Только зачем с цветами? Может, это оружие? Или еще что похуже? Почему смеется?!!»
«Здравствуйте, – проскрипел человечек. – Я инопланетянин, прибыл из Галактики, известной у вас как Туманность Андромеды. От лица нашей планеты поздравляю вас с днем рождения. Желаю удачи, здоровья и счастья в личной жизни». – С этими словами он быстро протянул мне букет. Я взял цветы. Закрыл рот. Сделал шаг назад. «Захлопнуть дверь и звонить в милицию, – пронеслось в голове. – Нет, надо тянуть время и как-то дать знать на волю, – возразил я сам себе – На какую волю, идиот!? Тихо, тихо, без паники!!!».
– Вы не знаете, как пройти в библиотеку? – спросил я неожиданно. («Господи, какая библиотека!?») Цветы в моих руках, кажется, начали шевелиться. «Но раз спросил, то надо настаивать, – решил я, – иначе подумает, что тяну время, и тогда ВСЕ!!!».
Зеленый человечек смотрел преувеличенно внимательно, сделав брови (зеленые) домиком и чуть склонив голову набок. По всему было видно, что ему очень хочется помочь.
Тут мои мысли неожиданно приняли новое направление. Сегодня у меня действительно был день рождения, и совсем недавно ушел последний гость. «Стоп. Да это же шутка! – осенило меня. – Он же одет, как на маскарад. Конечно! Гидрокостюм для серфинга, пупырышки из пластилина! А цветы на батарейке с моторчиком. Да и вообще, если бы он по башке мне хотел дать, то давно бы уже это сделал».
Ко мне начал возвращался оптимизм.
«Значит, это мой друг. С ним надо выпить». – Закончил я свою мысль.
Я молча перехватил цветы в одну руку а другой многозначительно показал вглубь квартиры. Человечек, не переставая улыбаться, нерешительно прошел за мной. Широким жестом я пригласил его за стол.
– Чем рады, – немногословно отметил я. Рады мы были недопитой бутылке «Абсолюта», трем кускам «Российского» сыра, недоеденной банке шпрот и двум бутылкам пива. Человечек, сохраняя дружелюбность, посмотрел, однако, на меня несколько вопросительно.
– Водка есть еще. – Я решил сразу поставить точки над «i». – В холодильнике.
Он осторожно присел на край кресла. Я налил по полной стопке. Выпили. Человечек несколько переменился в лице – дружелюбное выражение сменилось на ошарашено-восхищенное. В моей же голове начало понемногу проясняться.
«Это меня друзья решили разыграть! Ну, блин, во дают! – Во мне проснулось, отчасти, даже восхищение. От неожиданного прозрения я выронил сигарету на лежащую у ног собаку. Запахло горелым. Я быстро, пока окурок не успел прожечь шерсть, поднял его и сунул в пепельницу. Собака подняла голову и задумчиво понюхала воздух. «Собаками палеными пахнет, – подумала она.
– А вы с какой, простите, планеты к нам, так сказать, пожаловали? – начал я разговор как можно более непринужденно.
– 7BX, – голос пришельца несколько изменился. Он еще не оправился от принятой водки.
– И какая там у вас погода? А то у нас, знаете ли, все дожди. Грустно как-то. И не лето прямо, а так, видимость… – Я решил прикалываться по полной.
– Погода? – он, кажется, был в легком недоумении. – И у нас дожди. Свинцовые. Уже лет пять как. А что?
– А то!! – с энтузиазмом отреагировал я. – Наконец-то мне попался человек, который мне конкретно рассказал, что где-то погода еще хуже, чем у нас в Питере бывает. Дожди! – патетически воскликнул я. – Свинцовые!!! Да это же просто прелесть! – я вошел в роль. Его прикол со свинцовыми дождями мне очень понравился. – За это надо выпить! – Я быстро налил еще по рюмке, протянул человечку. «Пришелец» нерешительно взял стопку. При этом мне удалось поподробнее рассмотреть его руку – сделано было здорово. Каждая вена, каждая жилочка тщательно прорисованы. Даже пара бородавок приклеено. Прелесть.
Выпили. После второй гость начал похрюкивать и широко открывать рот. «Ни фига, да у него и зубы, и язык – все зеленое! Вот это технологии: ведь это какие краски должны быть, чтобы рот изнутри перекрасить и так бодриться! – у меня шевельнулась тень сомнения. «Ну… да за границей еще и не такое придумают», – всплыло в голове привычное объяснение «для всего», и я успокоился.
Мы добили «Абсолют» и я уже было двинулся за второй бутылкой, как человечек вдруг посерьезнел и, как-то тяжело вздохнув, сказал:
– Вы знаете, у меня кончаются силы. Я прошу вас рассмотреть мой вопрос по возможности быстрее. Иначе моя плоть аннигилирует. – Тут я заметил, что его кожа действительно стала какой-то пупырчатой, словно покрылась мурашками. Выглядел он довольно жалко. «Ага, – подумал я мстительно. – Плохо кожу прилепили! Отставать начала. Ну и как же теперь выкручиваться будем?»
– Давайте, давайте рассмотрим ваш вопрос, – ответил я добродушно. Было жутко интересно, что они придумали дальше. Единственно, что я не мог ещё уяснить – кто же сейчас передо мной сидит. Для подростка он слишком складно изъяснялся. Для взрослого – ростом не вышел. «Карлик! – Осенило меня. – Наняли карлика! Из цирка! Ну да, нормальные артисты в Новый год Дедами Морозами халтурят. А этот – инопланетчиком шабашит! В свободное, так сказать, от работы время».
– Вы понимаете, – начал карлик, – как я уже пояснил: я пришелец. С этим ясно, не будем повторяться.
– Не будем, – поддержал я его.
– И моя сегодняшняя оболочка есть не более чем энергетический кокон временного материального содержания. И его энергия уже на исходе. Другими словами, если рассмотреть проекцию астрального тела в условиях недетерминированных полей…
– Эээээ, стоп. – Я не был настроен выслушивать лекцию по физике. – К черту подробности. Переходите к сути дела.
– Вопрос заключается в следующем: не могли бы вы сдать мне в аренду ваше физическое тело? На крайне ограниченный срок и с возвратом…
– Конечно, – разрешил я, не раздумывая. Тема продолжала веселить. – Берите тело. Это вообще без проблем. Только предупреждаю: оно пьяное. Я за него не ручаюсь.
– Правда? – так, словно он не верил своим ушам, переспросил человечек. – Мне ненадолго. Я в миг управлюсь. Себе тело материализую и сразу ваше верну!
«Ну, гонит! – восхищенно подумал я. Тут тебе и пупырышкам объяснение, и вообще по жизни правильно себя ведет».
– Абсолютная правда. Подключайтесь сколько хотите. – Я мысленно представил сидящих у транслятора приятелей и добавил – Танцуют все!!!
– А я… а я, в свою очередь, хотел бы как-то скомпенсировать вашу… – он на секунду замялся. – Дать вам взамен какое-нибудь интересное, необычное переживание.
– Денег не надо, – слегка заплетающимся языком отказался я, решительно рубанув рукой воздух, – считайте это гуманитарной помощью. Инопланетным братьям по разуму.
– Нет, нет… Вы меня не так поняли. Денег у меня нет. Но все равно нам придется куда-то деть ваше астральное тело, пока я буду в вашем физическом. Ну, где бы вы очень хотели побывать, но никак не удается?
– На Луне! – Не раздумывая, ответил я. – Очень на Луну хочется. С детства мечтаю.
– Не вопрос, – человечек, кажется, опасался каких-то других, более трудновыполнимых заданий. – Когда начнем?
– Да прямо сейчас! Только выпьем сперва. На посошок. – Я впал в легкую ажиотацию, пытаясь вообразить, как будет выглядеть моя отправка на Луну.
Налили. Выпили. Человечеку стало как-то уж совсем худо. Под его зелеными глазами легли темные тени, щеки ввалились. «Ничего, – подумал я злорадно. – Сейчас меня на Луну отправим, и можно гидрокостюм снимать. А там обсудим, кто над кем прикололся!»
– Поехали? – Полувопросительно резюмировал он.
– Поехали. – Согласился я.
В глазах потемнело, и я потерял сознание.
***
Я очнулся в тесном пространстве, прямо передо лицом – стекло. Пошевелил рукой, потом ногой. Движения были какими-то излишне размашистыми, словно мышцы вдруг стали гораздо сильнее, и теперь можно было тратить гораздо меньше усилий, чем прежде. Я осмотрелся. На мне был костюм вроде водолазного, но белого цвета. Через стекло шлема открывалась до боли знакомая панорама. Внутри все похолодело.
Я стоял на Луне. «Вау!» – подумал я и с испугом отметил, что мысли звучат по-английски. – «Вот э бьютифол Ворлд!». Мне вспомнилось, что единственными землянами, ступавшими на Луну, были американцы. Я еще раз пошевелил рукой. Все было исключительно правдоподобно. Тонко пискнула рация и через глухое шипение я услышал голос: «Нейл, прием, как дела? Вижу тебя в иллюминатор – классно смотришься! Доставай флаг, пора крепиться – по графику через семь минут обратно!»
«Они что, меня галлюциногеном напоили? Или… – страшная догадка пронзила меня. – Или что, это настоящий пришелец был?!! И он меня теперь сюда… В американца запихнул?!»
– ФАК! Фак-фак-фак!!! – в отличие от многих моих сверстников по институту я никогда не мечтал эмигрировать в Америку. Более того – подобная мода уже лет пять как прошла, и все молодое поколение, по крайней мере, те, кто родился в крупных городах, со скепсисом воспринимали тусклую западную жизнь – считать деньги, копить на отпуск, быть скромным, много работать, а в выходные заниматься благотворительностью. То ли дело у нас – никаких, блин, законов, на всю зарплату в лучший ресторан, часы за пять тысяч долларов, машина за сто, а квартиры нет. Зато есть самый лучший мобильник с самым длинным в мире номером и отпуск на Гавайях по горящей путевке!
Я как-то быстро поверил во вторую версию. Она все объясняла. И натуральность поведения, и безукоризненность внешнего вида. Я вдруг осознал весь идиотизм своего поведения. Да кто же это такой костюм изготовит, что с шага от живого не отличить! Это ж ведь и в Голливуде не сделают! А я – «перфоменс», «перфоменс»… Пить надо меньше. Только думать мне об этом теперь уже поздно. Космонавты не пьют.
Я шагал вперед, к какой-то интуитивно известной мне точке пространства.
«И что теперь? Ну, окажись я простым американцем, это еще полбеды. Поехал бы в Россию на стажировку, русский учить. Окучил бы какую-нибудь русскую дуру (а какая еще польстится на американца), женился бы – а там и до вида на жительство в России недалеко. А теперь? Я же, блин, космонавт! Да кто ж меня из Америки отпустит!?»
– Нейл, на связи Эдвин. Ты чего тормозишь? – снова заскрипела рация – Скажи что-нибудь! Тебя ж снимают, русские потом запилят: «первый американский космонавт обкурился перед выходом на поверхность»… Или скажут, что мы вообще никуда не летали… потому что «движения космонавта на лунной поверхности лишены физиологической достоверности». Хрюкнув, переговорное замолчало.
Делать было нечего. Я поднял руки над головой и патетически произнес:
– That's one small step for man; one giant leap for mankind. Good luck, Mr. Polansky! – «Во по-английски шпарю! – Пронеслось в голове. – Ну, хоть язык учить не придется».
– Теперь флаг крепи! – продолжал раздавать указания Эдвин.
Я отвязал флаг от скафандра, уныло воткнул в песок.
– По бокам подсыпь, камешек там привали, чтоб покрепче стоял! – жизнерадостно прогундосил переговорник.
Привалив камешек, я поплелся к кораблю. От расстройства я даже не смотрел по сторонам – открывшаяся перспектива навсегда остаться американским космонавтом сильно перевешивала радость человека, впервые ступившего на лунную поверхность.
Ходить, кстати, было трудно. Из-за уменьшенной силы тяжести каждый шаг превращался в затяжной прыжок. Что, если честно, сильно раздражало, потому что меня продолжал терзать тяжелый мыслительный процесс.
«… А материальный вопрос – тоже не последнее дело… Работа, жена, дети – все, блин, коту под хвост! Этот же американец, когда полетел, совсем старый был, черт его возьми! Ребенка его, конечно, придется воспитывать. А с женой-то, что делать? Она же еще и американка! Что мне делать с престарелой американкой?!.. А живет, наверняка, в дощатом домике, где-нибудь в деревне… Американская мечта, блин…»
Тут меня пронзила догадка еще страшней: – «Какой домик!? Ведь он же военный! То есть мне и домик не светит. Живет на какой-нибудь засекреченной базе… то есть в общаге. Культурной жизни ноль. Развлечений ноль. Ну и ну…»
Я молча подошел к модулю, залез по лесенке на площадку, открыл шлюз и занял свое место рядом с пилотом.
Засветилось зеленое табло на пульте управления. Зазвучал зуммер. Эдвин встрепенулся.
– Разгерметизация, – подал он голос. – Вот некстати! Пятиминутная готовность и – разгерметизация! Придется снова выходить на поверхность. Первый, первый, – он наклонился над микрофоном – Майкл, вызывает Аполло, на связи Эдвин Олдрин. У нас разгерметизация. Подтверди выход за борт.
– Выход за борт подтверждаю, – донеслось издалека.
– Приготовить аварийный скафандр! – басом скомандовал Эдвин.
– Есть приготовить, – двигая бровями, ответил я и бросился распутывать какой-то серый мешок, закрепленный прямо над моей головой.
Захрипел динамик – «Первый, говорит второй, прием! Воздуха осталось на десять минут, предпринимаю все возможное. Доложите показания приборов».
– 25– 74– 68, – тревожным голосом ответил я. И зачем-то добавил – 94!
– Норма, – облегченно ответил приемник. – Включай подготовительную.
Я сдвинул большой циферблат, расположенный посредине пульта управления на два деления влево. Нажал красную кнопку, затем желтую, сдвинул три тумблера вверх и посмотрел на потолок. Загорелся синий циферблат.
– Норма, – ответил я.
– Жди через 7 минут, – заметно потеплевшим голосом проскрипел динамик. – Слава Богу.
«Видимо ситуация и правда была критической», – вяло подумал я. Семь минут. Время… «Что ?!! Время? Ведь эти гады на Луну-то когда летали?!! Да ведь тогда я еще не родился! То есть… Зеленый подставил меня еще и на время! То есть по приезду мне придется обращаться не в ФСБ. Его же, получается, еще нет… в КГБ! Или самому товарищу Брежневу письмо писать».
«Товарищ Брежнев! Через несколько лет родится Дмитрий, который полетит на Луну вместо американцев, так что извините, что он поставил там американский флаг. А так, все нормально. Вы так нашим и передайте: на Луну-то первыми русские высадились! А в остальном – все ничего, живу я хорошо, здоровье наше хорошее…»
Раздался скрип входного шлюза и моему взору предстал Эдвин – весь перепачканный лунной пылью, со счастливой улыбкой на лице. Видимо, он совершил подвиг. И Америка этого не забудет. По протоколу я должен был следить за каждым его движением по монитору, и, в случае непредвиденной ситуации подстраховать. Монитор, вследствие душевного дисбаланса, я включить забыл…
– Трогаем – скомандовал напарник, и я двинул рычаг управления на себя. Кабина дернулась, ее очертания размылись, меня вжало в кресло, перед глазами поплыли круги…
Я открыл глаза и сразу же их закрыл.
– Не может быть! – пронеслась мысль. Зеленый…
Что-то мокрое ткнулось мне в руку. Я осторожно открыл левый глаз. Ничего не изменилось. Я лежал на кровати в своей питерской квартире, и моя черно-белая беспородная сука по кличке Фима лизала мне руку.
***
Троллейбус остановился, из него вышел галантный молодой человек лет двадцати пяти. В левой руке он держал книгу. Одним глазом он смотрел в нее, а другим внимательно наблюдал за окружающим. Понятно, что такое поведение привлекало внимание людей, тем более, что он был одет в довольно странный костюм – что-то совершенно доисторическое. Ну, по крайней мере, дореволюционное. Отливающий синим котелок, френч французского покроя и трость. Конечно, народу было не привыкать. Вокруг полно выставок восковых фигур, там даже цари как живые… опять же Зоологический музей чего стоит – рыба, которой 400 миллионов лет! Не говоря уж о мамонтах, которых там из костей понастроили. Да и вообще – на физфаке университета учат, что внутри шкафа для туалетной бумаги электроны вокруг атомов крутятся. Есть над чем задуматься.
А тут человек в котелке ходит, глазом косит. Вообще не проблема.
Он плавно зашел в вестибюль отеля «Редиссон – Палас» и спросил:
– Учтивые господа, не соизволите ли дать рабу божьему люкс номер 1313?
Как говорил классик: «Все смешалось в доме Облонских». Этот номер был пожизненно зарезервирован олигархом с лондонской пропиской Б. Беризоновским. Видимо, однажды зарезервировав его, он про него сразу и забыл. Но персонал помнил, и, вследствие своевременной оплаты данного номера, вообще не парился на данную тему.
– Номер занят!– с некоторой тенью злорадства ответил метрдотель.
– Занят? – тихо спросил господин в котелке – так пусть освободят.
С тех пор никто и никогда не мог вспомнить – кто же это был – и был ли вообще на свете такой человечек – Беризоновский.
***
Я встал с постели. Закрыл глаза. Открыл. Сел. Встал. Еще раз сел. Ничего не менялось. Попытался еще раз сесть. Не получилось – уже сижу – куда еще садиться-то.
В голову полезли мрачные мысли. Встряхнул головой и три раза присел. Облился холодной водой. Помыл грушу мылом. Съел грушу. Груша пахла мылом…
– Приснилось, – с облегчением подумал я. – Точно приснилось. Приснится же такое! Надо меньше пить. – Блин, а ужас-то был какой! Реально надо нервы беречь. Зеленые человечки, розы какие – то… Луна, блин, опять же. Страшно было. Реально страшно. Надо, кстати, в Интернете почитать – как там на самом деле было. Какие-то там Нейлы – Эдвины. Летали ли они вообще куда-нибудь?
А на самом деле – я был рад!!!! Я был счастлив!
Я встал с постели, пнул собаку и вышел в гостиную. На столе лежал букет роз и записка.
«Так, – подумал я. – Что же было вчера? Жена с ребенком на даче. А я-то что делал? Ну… по крайней мере, я не на Луне. Это уже обнадеживает».
Я взял записку и стал читать:
«Милостивый государь! Решился Вас все же покинуть. Путешествие обещало быть интересным. Не смел торопить. Запрограммировал час. Знаю – мало. Но – пока привыкаю – вынужден экономить энергию. В случае надобности ищите в отеле «Рэдиссон Палас», номер 1313. Пьер Безухов.
Искренне Ваш XZW33-5.
P.S. Не обессудьте, одолжил у Вас книгу – «Воина и мир». Крайне увлекся чтением. Верну пренепременно.
П.
***
Я сидел в своем офисе на Невском проспекте и думал. Размышления мои прервал телефонный звонок.
– Хелло! – радостный голос в трубке не обещал спокойного продолжения дня. – Дорогой Дими! Как дела? – это были мои самые важные партнеры – «Всемирный фонд». Основателем фонда являлся сам король Иордании. С его Величеством я был знаком лично и весьма близко, чем гордился неимоверно. Звонила же их генеральный секретарь Ванесса Стенкенз.
– Дела супер!!– ответил я, подумав, что о том, как мои дела, буду знать только после этого телефонного разговора.
– Дими, мы проводим рекламную акцию и хотим попросить об одолжении. В Петербург едут шведские журналисты. Они хотят снять репортаж о жизни несчастных уличных детей. Вернее девушек. А лучше девочек. Не могли бы Вы им капельку помочь? Речь идет о малости – их нужно где-то разместить, организовать транспорт и переводчиков. Ну и все остальное, что понадобится по ходу дела. Например, набрать команду девочек, которых мы могли бы одеть в грязную одежду и сделать фотографии. Потом все это мы разместим на больших плакатах и повесим в самых видных местах Стокгольма. Как тебе нравится идея?
– Супер, – жизнерадостно ответил я и подумал, что дела мои «супер» быть только что перестали. – А зачем это все?
– Так мы сделаем себе рекламу – на фото будет написано, что мы помогаем бедным русским девочкам.
– Вау! – восторженно вскрикнул я, решив про себя, что трудно придумать более идиотскую затею.
– Ну, значит, решили – даем твой телефон журналистам, и они тебе позвонят. Огромное спасибо, Димми, мы в тебя верим! До связи.
Все случившееся (приснившееся?) сегодня ночью не давало мне покоя. В историю с пришельцем я не верил, но мне решительно не нравились найденные утром записка и цветы. Яркость и детальность воспоминаний наводили на мысль, что я нажрался каких-то галлюциногенных грибов. Учитывая, что до этого я никогда ничего подобного не пробовал, происшедшее вызвало у меня серьезные опасения…
Я налил стакан зеленого чая и полез в Интернет.
«Так, – размышлял я, – перво-наперво – кто там в космос-то летал? Сейчас проверим…» – Я набрал в поисковике «первый человек на Луне». Появился ряд ссылок, среди которых я выбрал одну:
«21 июля 1969 года в 3 часа 56 минут по среднеевропейскому времени Нейл Армстронг ступил на лунную поверхность, и затаившие дыхание земляне услышали его голос:
–That's one small step for man; one giant leap for mankind. Good luck, Mr. Polansky!*
*Это маленький шаг для человека и гигантский прыжок для человечества. Желаю удачи, мистер Полански!
За пафосом события на последнюю часть выступления никто не обратил внимания. Однако к Луне летали только трое: командир Apollo-11 Нейл Армстронг, командир командного модуля Майкл Коллинз, оставшийся на лунной орбите, и пилот посадочного модуля Эдвин Олдрин – НИКАКОГО ПОЛАНСКИ НА БОРТУ НЕ БЫЛО!
Армстронг долго отказывался объяснить, что он имел ввиду в тот памятный миг, и лишь спустя много лет раскрыл тайну. Он был еще пацаном, когда однажды услышал из окна, как их соседка, миссис Полански, говорит своему мужу: “Дорогой, а вот оральный секс ты получишь только тогда, когда соседский мальчишка прогуляется по Луне…”
Удачи, мистер Полански!»
Я впал в ступор.
Наесться галлюциногенных грибов – это было одно. А оказаться первым человеком на Луне – нечто совершенно другое. Причем непонятно ничего. Кому это нужно? Зачем? Что за этим последует? Мне-то теперь, в конце концов, что делать? И надо ли что-то делать? Так уж устроен человек – неизвестность его пугает. Я решил действовать. Набрал секретаря.
– Маша, гостиница «Рэдиссон – Палас». Комната 1313. Мне нужен номер телефона и имя проживающего. Срочно.
Думать о журналистах я уже не мог. В конце концов, позвонят, там и прояснится. Настроение заметно падало. Прозвенел зуммер, я взял трубку.
– В номере 1313 проживает господин Пьер Безухов. Телефон…
Я записал. Покрутил в руке карандаш. Рука заметно дрожала. – «Надо звонить. Хорошо если он в номере, а то придется еще неизвестно сколько мучиться, пока не вернется».
Мучиться мне не хотелось. Заметно волнуясь я набрал номер.
– Алло? Вас слушают. – Ответил хорошо поставленный голос. – Петр Бездухов слушает.
– Э, говорит, ваш вчерашний собеседник. Дмитрий. Ну, которого Вы с днем рождением поздравляли, – я решил пойти ва-банк.
– А, Димочка, как любезно, что Вы позвонили. Рад, весьма рад. Как Вам на Луне? Надеюсь, подарок удался?
Я не знал, что ответить. Моей первой мыслью было – поблагодарить за подарок и распрощаться. Но это ничего не проясняло. Мучиться догадками всю оставшуюся жизнь не хотелось. Я собрался с силами и спросил:
– Э… а может, нам встретиться? У меня есть ряд вопросов. – Не очень любезным тоном закончил я фразу.
– Конечно, конечно! – голос Петра был не в пример моему приветлив. – Предлагаю прямо сейчас. Здесь есть ресторан, перекусим чего-нибудь и поговорим. Идет?
– Идет-то, идет. Только у меня денег столько нет, в Рэдиссоне перекусывать. – Промотать за вечер штуку баксов в мои планы не входило ни при каком раскладе. Даже если это будет банкет в честь того, что я – первый русский, ступивший на лунную поверхность.
– Что вы, о деньгах забудьте. Деньги – это бумага. А Вашей планете пока не угрожает полная потеря древесных пород. Следовательно с бумагой, в конечном итоге, все будет в порядке. То есть и с деньгами у нас в ближайшем будущем проблем возникнуть не должно. В общем, я вас приглашаю.
Из всего вышесказанного я понял конкретно только последнюю фразу. И хотя было обидно питаться за счет какого-то там инопланетянина (мы что, хуже что ли? на нашей собственной планете за наши деньги нашей же едой кормит и т. д.) – дело в конечном итоге сейчас было не в еде, а в ее содержании. Вернее, в содержании беседы.
Я вышел из офиса. Через пятнадцать минут мы уже уютно располагались в мягких креслах ресторана под огромной золоченой люстрой. Выглядел он теперь совершенно нормально, хоть и одет был странно – в старом что ли стиле…
Люстра же мне внушала опасения – я слышал, в одном из театров такая упала прямо в публику. Было много раненых и просто испугавшихся.
– Не упадет, – прочитал мои мысли Петр. – Но если хотите, пересядем. Однако там, у окна, будет дуть… У стенки же сейчас тихо – но через полчаса туда прибудет компания, отнюдь не монплезир: три дамы и двое горячих финских парней – сами понимаете.
– Ладно, ладно, – впечатленный его предусмотрительностью, согласился я. – Нормально сидим.
Я смотрел на него настороженно. Вчерашняя презентация оставила у меня не лучшие воспоминания.
– Так что ж? Закажем?
Мы вооружились услужливо поднесенными меню и винными картами.
Я плохо разбирался в кулинарных изысках, да и, если честно, к еде был довольно равнодушен. Поэтому, с тем чтобы обезопасить себя от неприятных сюрпризов, везде заказывал одно и то же. Таким образом, я хорошо изучил, как выглядит картошка с грибами, соленые огурчики и сто грамм водки в русском, украинском, китайском, японском, индийском, греческом, французском и даже в немецком исполнении. Шведского варианта попробовать не удалось ввиду невозможности таковой разыскать.
– Мне, дорогой, пожалуй, сегодня все белое. Хочется легкости в мыслях – слегка растягивая слова, начал Петр, обращаясь к официанту. – Белое сухое вино, астраханской белорыбицы холодного копчения, белых грибков, устриц с лимоном, белый виноград и сливочный пломбирчик на десерт. И, пожалуй, сделаем исключение – икорки с теплым калачом – под водочку. Ну а вы-с? – Петр вопросительно повернулся ко мне.
– Картошку с грибами, огурцы и сто водки… Во льду. – Добавил я мрачно.
Официант почтительно кивнул Петру и скрылся.
– Откуда это у Вас? – спросил я довольно неприветливо. – Еще вчера зеленый в пупырышках были, а сегодня – «белорыбица, пломбирчик…»
– Из книг, – коротко ответил собеседник. – Читаю я быстро, к тому же мне не нужно читать всю книгу. Достаточно уловить энергитическо-смысловую матрицу произведения, и дело сделано. Ну, как бы это попроще объяснить… ведь книгу кто-то написал? Значит, по крайней мере, один человек знает содержание. А если её кто-то читал – так тогда и вообще просто! Значит, уже несколько человек знают что в ней написано. Я же, прочитав часть, выбираю любого из них, и, подключившись, копирую из его сознания содержание. А затем могу манипулировать этой информацией, меняя свой облик и манеру речи.
– А что ж Вы вчера такой зеленый-то были, – не унимался я. – Фантастики, что ли, начитались?
– Так Вы еще до сих пор ничего не поняли?!
– Чего? – не понял я. – Чего я не понял?
– Да я же вчера на вашей планете в первый раз проявился! Да если б ты со мной не поговорил – я тут и остаться бы не смог! Мне нужен был первый контакт. Первая матрица. А от меня все на улице шарахались. Время уходило – энергия была почти на нуле. Если честно, я уже обратно собирался. И никогда бы уже к вам не попал. Телепортация на таких больших расстояниях – вещь вероятностная. Да я даже координат ваших не знаю! А если б и знал – это как из рогатки по комарам… Снова сюда вернуться – вероятность почти ноль. В общем, я тебя из последних сил на Луну, в тело этого, как его… Армстронга! А сам – тобой стал.
– Так я и думал, – помрачнел я еще больше.
– Да ты не думай, я же знал, что ты там недолго пробудешь – сразу Толстого читать начал, специально, чтоб тебя с Луны забрать. Пошла энергия, я сразу восстановился и стал Пьером Безуховым. Толстого столько народу читало, там матрица такая накачанная, чуть с энергией не переборщил.
– И что бы было, если б переборщил?
– Сразу двумя людьми бы стал. Или тремя. И это было бы неприятно.
– Почему?
– Им потом трудно было бы договориться, кто из них я. Каждый бы на себя одеяло тянул. В общем, до драки дойти могло. Но, слава богу, вовремя сообразил, остановился. Давай-ка, хлопнем! – неожиданно подытожил он.
В это время прибыла белорыбица со светлыми прожилками жирка и калачи. Калачи были теплыми, водочка потела в граненом графине.
Петр молча налил две стопки, намазал на калач маслица, положил сверху икорки.
– Да вы угощайтесь, Дмитрий Владимирович, вы же мой крестный теперь. По гроб жизни благодарен.
Я тоже сделал бутерброд. Мы молча посмотрели друг другу в глаза и опрокинули стопки. Тепло разлилось по телу, атмосфера стала дружелюбнее.
– А мне здесь нравится. Я, собственно, ничего не имею против своего мира но…
Я живу в ячейке X5 мира BMW– 938. Хожу в магазин GUCHI-77. Ем еду от FERRARI. Да что там! У меня жена – SHIFFER-2525! Плакать хочется… Честно… А здесь – тут его увлажнившиеся глаза обратились на муху за окном – здесь все живое! Настоящее! Девушки по улицам с голыми ногами ходят. Книги настоящие пишут…
Здесь я не удержался и с сарказмом вставил:
– Ну, ты за всю-то Землю не говори. Съезди в Германию. Никаких девушек с голыми ногами. Все как одна – в штанах!
– Да я не о том, милостивый государь, – он возразил как-то чрезмерно патетически, и я с опаской покосился на торчащий из его сумки томик Достоевского. Очень уж мне не понравилось, что он в разговоре опять на старый стиль перешел.
– Например, книга у вас такая есть – «Духлесс»! – Я с облегчением вздохнул. – Какая откровенность! Какая честность! Люди духлесс пишут о людях духлесс книгу духлесс! И что важно – искренне, и верят, и прутся, что они духлесс по жизни… У нас так нельзя… – его глаза оторвались от мухи и стали пронзительными: начала действовать водка.
– Ну, давай еще по одной, – перебил сам себя Петр. – Наливай!
Я налил по пятьдесят из холодного, запотевшего графинчика, намазал маслица на теплый калач. Масло начало вкусно таять. Я придавил его изрядной порцией икорки. Петр взял маринованный огурчик, игриво блеснувший в свете хрустальных люстр, и, глядя на него, на минуту задумался. Его лицо стало огорченным – словно он то ли вспомнил что-то грустное, то ли знал что-то этакое, невеселое о своем будущем;
– Ну, вздрогнем! – он тряхнул головой, как бы отгоняя непрошенные мысли.
Мы выпили. Поставили рюмки на стол. Петр посмотрел на меня строгим взглядом.
– В общем, я решил остаться, – неожиданно подытожил он. – Здесь. На Земле. В Петербурге!
В этот момент в зал ресторана ввалилась теплая компания из пяти человек: двое мужчин и три девушки.
«Русский барышень – самый лучший, мы с Огго Мяккином знайем!» – заплетающимся языком но с непоколебимой уверенностью твердил один из мужчин. Огго, видимо, также хотел говорить комплименты, но все его внимание было сконцентрировано на передвижении ног. Поэтому он только открывал и закрывал рот, как бы каждый раз начиная что-то важное, но, в последний момент передумывая. Обоих под руки тащили решительные, глубоко-декольтированные девицы. Проходя мимо нашего столика, одна из них бросила другой: «Зинка, подтаскиваем их туда, к стене, подальше от метрдотеля, а то опять максать придется». Атмосфера обещала быть теплой.
II. ИНОПЛАНЕТЯНИН В ЗАКОНЕ
В общем, тот вечер у нас удался. Мы с Петром подружились и часто созванивались. Пару раз пили пиво в клубе «Дача». Там он так удачно косил под иностранца, что все девушки были от него в восторге (иностранец – не студент и не старый – редкая находка для «дачной» девушки). А в целом, он жил своей жизнью и хлопот особых не доставлял. Я же целиком окунулся в организацию журналистского проекта.
Дело, однако, не клеилось с самого начала. Начались неприятности с телефонного звонка…
В тот момент я выгуливал собаку в Таврическом саду и не ждал от жизни никаких подвохов – зазвенел телефон.
– Хэлло, Димми, это Йорг! – каждое слово звенело радостно натянутой струной жизнелюбия и уверенности. – Мне дали ваш телефон во Всемирном Фонде! Это по поводу рекламной кампании!
В принципе, мы много работали с журналистами, фотографами и телевизионщиками. Без этого было бы невозможно собирать средства на наши проекты. Однако, при всей радужной перспективе получения денег, способы их добычи не всегда меня радовали.
– Мы много про тебя слышали, и готовы во всем на тебя положиться! – продолжал орать Йорг. – Ну, там, выбор девочек и прочее. Мы планируем делать уличный кастинг! – радостно сообщил он. – Как ты думаешь, мы сможем устроить фотосессию прямо у вас в офисе? И еще. Мы все-таки работаем для гуманитарной организации. Мы, конечно, оденем девочек в рваную одежду, но у нас есть еще одна идея!
– Еще одна? – спросил я упавшим голосом. Их идеи переставали мне нравиться стазу по мере их поступления.
– Да! Нам нужен мужчина.
– Еще и мужчина?
– Именно! Который совершает над девочками насилие! – Радость в его голосе стала переходить в неподдельный восторг.
– А зачем? – тупо спросил я.
– Чтобы их было жалко!
– Кому?
– Тем, кто затем пожертвует деньги Всемирному Фонду!
– Почему? – однообразность моих вопросов его нисколько не смущала.
– Потому что они несчастные, бедные девочки!
– И так все плохо, так еще и насилие…
Мое последнее скептическое замечание он воспринял как признак начинающегося понимания:
– Так как ты думаешь? Где мы возьмем мужчину? – голос приобрел деловой оттенок.
– Какого мужчину? – от расстройства я стал терять нить разговора и пошел по второму кругу.
– Ну, того, насильника. Нет, конечно, на фото не будет сцен насилия, но это будет «как бы насилие», оно будет витать в воздухе! Вся атмосфера будет проникнута какой-то тревожной угрозой. Я вижу! – внезапно вскричал Йорг, как раненный поросенок. – Да, да! Он нависает над ней с хмуро сведенными, насупленными бровями, а она, она… Маленькая и жалкая, жмется к стене, невинно потупив глаза, выражающие…
– Если потупив, – перебил я, – то глаз не будет видно. Где взять мужика, я не знаю. И еще: у меня батарейка в телефоне садится. До свидания, – стараясь свернуть тему, мрачно произнес я.
Трагическая безысходность моего голоса подействовала на Йорга неожиданно.
– У меня есть идея! – это, видимо, была совсем новая. – Может быть… – он как бы сам немного не доверял своему озарению, но внезапно набрался храбрости и выпалил – может быть, этим мужчиной будешь ты?!
– Я??! !
– В общем так, – голос его снова стал деловым, – нам нужно время, чтобы все обдумать. Дай нам знать, что ты решишь, и какие у тебя есть идеи. Созвонимся на днях. Мы в тебя верим!
Он повесил трубку. За время разговора собака успела три раза обмотаться поводком вокруг столба, и теперь, обездвиженная, смотрела на меня жалобными глазами. Размотаться самой у нее ума не хватало.
Я сел на скамейку. Покрутил в руках телефон. Настроение стремительно ухудшалось.
***
От всех этих журналистских идей я впал в прострацию и решил позвонить Петру. У него был редкостно аналитический склад мышления и он, несомненно, мог бы увидеть ситуацию с другой, неожиданной стороны.
Я набрал его мобильный номер.
– Лельло – голос несомненно принадлежал Петру, но интонации были странноватыми.
– Петя? Слушай, у меня тут журналисты какие-то сомнительные приезжают. Посоветоваться бы надо. Если время есть – могу в отель к тебе подъехать.
– Не… В отель не надо… Съехал я…, не понтово, по понятиям, в отеле жить. Теперь на «Ваське» у кореша чалюсь. Косой кличут. Он неделю как откинулся. Бухаем втроем – с нами лярва его – Ленка Перелетчица. Она банкует. Приезжай, в натуре, если время есть. Перетрем, что с твоими журналюгами делать. Васька, семнадцать, тридцать три, тринадцать – он довольно заржал. Покалякаем, водочки мальца хряпнем!
Я посмотрел на набранный телефон. Он был правильным.
– Петр, это ты? – терзаемый страшной догадкой, осторожно спросил я – Ты что в последнее время читал-то?
– Читал чисто конкретную литературу! – радостным голосом сообщил инопланетянин. – В ларьке купил! «Зона в зоне» называется. Типа, из серии «Мертвецы в мертвецах»! Мне кореша говорят: «Все конкретно, никакого базара. С чтением, типа, завязывай, больше книг не покупай. Теперь все знаешь!»
– Какие кореша, Петя? – вкрадчиво спросил я.
– Ну, с первым я у пивного ларька познакомился. Решил кружечку-другую дернуть, а он там типа, тоже, понтовался. Я подруливаю: «У вас, говорю, для хорошего человека сигары не найдется?» А он – спокойно так: «Конечно, говорит, есть сигары. Пошли, – говорит, – на хату, там фабрика сигарная; Куба, типа, отдыхает, как все ништяк!»
(«Хотел напоить и ограбить», – мысленно прокомментировал я.)
– Ну, пришли к нему, выпили. После второй у Косого голова как-то набекрень сделалась и глаза очень удивленные стали. – Петр довольно хохотнул. – Может подействовало, что я ничего в руки не брал – помнишь, как у Гоголя, галушки сами в рот летали? – Ну а я так водку пил. Чтоб не париться, молекулярный обмен включал. То есть, для него это, видимо, странно выглядело.
– Выглядело, – только и нашелся сказать я. – И что дальше?
– А дальше – «Ты, – говорит ,– и людей так по воздуху кидать можешь»?
– Ну, конечно, хоть города! – Отвечаю.
– Города не надо, – ответил Косой. – Друзья у меня на Зоне чалятся. Хорошо бы их откинуть, внепланово. («То есть из тюрьмы вытащить», – перевел я).
Ну, я их и откинул – делов-то. Телепортация на короткие расстояния, особенно людей – вообще не проблема – у нас этому в первом классе учат.
– И много ты их уже откинул? – понимая, что дело пахнет жареным и переставая торопиться на встречу с Петром, задумчиво спросил я.
– Да человек пятьдесят за неделю. Да не парься, братан! Они все конкретные пацаны, в обиду не дадут! Зуб даю, век воли не видать! – закончил он оптимистически.
Единственный вывод, который я сделал из разговора, – торопиться мне действительно теперь некуда. Здоровье наше хорошее, живем мы тоже хорошо. Пока… пока я не попытаюсь спасти молодого, подающего надежды инопланетянина, ставшего для урок инструментом для вытаскивания своих с зоны. Причем, без всяких для них последствий. В этом я был просто уверен. Все сопутствующие бумаги, касающиеся перемещаемых граждан, воспоминания сокамерников и тюремного персонала корректировались автоматически. Поэтому никто их даже искать не будет. Петр управлял не материей, а реальностью – а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
***
– «…эта жидкость для снятия лака пользовалась огромной популярностью у москвичек. По всем документам она была произведена во Франции. На самом же деле было установлено, что данная парфюмерия на девяносто девять процентов состоит из паркетного лака с добавлением красителей. А производилась она в квартире, на которой жили и работали нелегальные иммигранты. Организовали производство два гражданина из Саудовской Аравии.
С рынком поддельной косметики может соперничать только рынок поддельных медикаментов. В зловонных подвалах, в строительных ангарах, месяцами немытые, полуголодные нелегальные иммигранты грязными руками в антисанитарных условиях, не придерживаясь никакой технологии и стандартов, производят так называемую импортную косметику…»
Я выключил радио и посмотрел в окно машины. Рядом со мной двигалась маленькая иностранная машинка зеленого цвета, периодически стараясь меня подрезать. За рулем сидела коротко стриженая брюнетка в черных очках, несмотря на дождливую погоду. «Да она же в них ничего не видит… Интересно, и давно она так? – вяло подумал я. – Пустить что ли, а то придавлю еще ненароком. Если бы случайно не выглнул из окна вниз, так и не знал бы, что она тут «соревнуется»…». Я вжал педаль в пол, джип утробно рыкнул, и беспомощно прыгающая из ряда в ряд машинка превратилась в зеркале заднего вида в точку.
«Так, – думал я дальше. – Так. Передать ему книгу! Любую. Пусть лучше по Невскому в смокинге ходит. Фигня. Милиция задержит – так он, если надо, и милицию отменит. За ним не заржавеет. Потом уговорю назад вернуть – никто и не заметит. Но как передать-то!? Его, небось, день и ночь пасут! Это ему только кажется, что он с корешами водку квасит. А там все уже давно оцеплено – кадр ценный до невозможности! И то, что я ему позвонил, было, бесспорно, их ошибкой. И поговорить дали специально, чтоб выяснить степень моей информированности. А информированность моя такая, что, выражаясь на их жаргоне, надо бы меня пришить. Времени нет, – понял я. – Хорошо еще, что жена с ребенком на даче…»
Рука сама крутанула баранку, и я понесся в сторону дома.
***
Из дома тридцать три по семнадцатой линии Васильевского острова вышел бомж. Он осторожно поставил полиэтиленовый пакет с мусором в бачок и огляделся вокруг. Было тихо. Он быстро сунул руку вглубь бачка, видимо, в надежде найти изумруд – есть такая поэтическая черта у лиц без определенного места жительства – в любом бачке им чудятся сокровища. Впрочем, этот выглядевший бомжем потрепанный молодой человек искал не изумруд. Он искал книгу. «Ну, хоть бы что-нибудь найти, – пробормотал он, – не могу, как читать хочется....» Тихо запахнул ватник и пошел назад, в подъезд, из которого он только что вышел. За ним наблюдали. Но препятствовать не торопились. О бомже были предупреждены все. Мусорные бачки проверялись каждые полчаса. Все найденные книги и обрывки газет изымались немедленно.
***
Утром я отправился в администрацию Василеостровского района. Потратив немалые деньги на взятку, мне за час удалось получить копию плана того самого этажа, на котором находилась квартира тринадцать, в доме номер тридцать три по семнадцатой линии Васильевского острова. Внимательно изучив его, я нашел несколько печных каналов, сохранившихся еще с дореволюционных времен. Вероятность, что печи уцелели, была велика – там, где это было не особенно надо, ГИОП внимательно следил за сохранением культурного наследия. К тому же, разрушить стопудовую печь стоило столько денег, что никакому здравомыслящему человеку это просто не пришло бы в голову. Значит, печи стоят.
У меня появился шанс.
***
Заскочив на минуту домой я переоделся и уже без машины отправился «на дело». Оделся по возможности унивесально: спортивный костюм, кроссовки. Кожаные перчатки и фонарик сунул в полиэтиленовый пакет.
По дороге зашел в книжный магазин, купил какую-то тупую книгу, вспомнив, что Петр ее, кажется, уже читал. Ну да это было к лучшему: повторение – мать учения. К тому же, после прочтения никаких проблем, кроме неожиданно появившегося московского акцента, у него не наблюдалось. Экспериментировать в данной ситуации как-то совсем не хотелось. Уже темнело. Пора было выходить на исходные позиции.
***
Дом нашелся быстро. Это, как я и предполагал, была дореволюционная постройка, без капремонта. Вон, светятся окна – предположительно квартира тринадцать. С этим ясно. Но как попасть на крышу? Соваться в подъезд тридцать третьего дома явно не стоило. Как пить дать, охрана скрытая. «И круглосуточная», – добавил я про себя.
Оглядевшись сообразил: почти все дома на этой улице пятиэтажные. То есть, перелезть с крыши на крышу не составляет труда. Двинулся к соседнему дому. Зашел во двор – мне был нужен черный ход. Выход на крышу через него. Вот и он. Заколочен. Вернулся назад. На двери парадного входа кодовый замок.
Быстро подошел. «Три кнопки блестят, остальные ржавые» – сообразил я на ходу и не думая ткнул три кнопки. Дверь щелкнула и поддалась. Я тихо направился к дверям подвала. Через него я собирался проникнуть на черную лестницу и подняться по ней на крышу.
Подвал охранялся решетчатой дверью с висящим на ней амбарным замком. Замок был открыт. Обычная уловка. Сколько замок ни закрывай, а очередной сантехник забудет вернуть ключ в жилконтору, и потом сам же его там не обнаружит при следующей необходимости чинить трубу. Как правило, ту же самую, что он чинил и в предыдущий раз. Когда забыл вернуть ключ…
Я с опаской заглянул в подвал – так далеко, чтобы взять с собой резиновые сапоги, приготовления мои не зашли. Щелкнул фонарем: воды на полу нет. Комары все равно есть. Лестница идет вниз, далее туннель раздваивается. Прикинув местоположение нужной мне черной лестницы, я с уверенность повернул налево. То, что выход из подвала на черную лестницу открыт, я был уверен на все сто. И то, что я встречу там бомжей или беспризорников, сомнения у меня также не вызывало.
***
За длинным столом сидело с десяток разномастно одетых братков. По всему чувствовалось, что одежду здесь себе никто не покупал. Так, доставали по случаю. Председательское место занимал вор по кличке Валет. Один из стульев был пустой. Все это, по атмосфере, напоминало спиритический сеанс – в воздухе витала напряженность.
Ровным рядком стояли бутылки «Столичной». Из закусок – шпроты, хлеб, тушенка. Единственное, что выбивалось из спартанского кулинарного ряда, – несколько банок маринованных огурчиков с иностранными этикетками. Изысканностью сервировки здесь озабочены не были. Содержание же, видимо – соответствовало.
– Ну что, братки, – начал Валет и гул голосов сразу стих. – Теперь нам, конкретно, без Слепого не обойтись. Много нас стало. Пора мозгами пораскинуть, что делать. А у кого мозги, как не у него. Так что, Паленый, тебе и карты в руки. Давай, банкуй.
Сидящий рядом с ним, ранее интеллигентного вида, а теперь сильно потрепанный, с заплывшими от выпитого глазами, человек сказал:
– А я тебе тоже конкретно, Валет, отвечу. Будет тебе Слепой. Он сейчас где чалится-то?
– Второй отряд, Воркутинская ИТК для особо опасных. Да вот, малява тут от него, – с опаской глядя на Паленого пробубнил маленький лысый человечек по кличке Бухгалтер.
– Маляву дай. Нужно энергетический канал настроить. Чтоб не ошибиться. А то соседа по нарам притащу – как тогда, с Расписным. Парься потом его взад телепортировать. Воркута не Смоленск, во сто крат сложнее будет.
Он взял поданный ему листок бумаги, сделал над ним несколько пассов руками, и над пустым стулом собралось сизое облако. Паленый бросил маляву на стол и протянул руки к облаку.
Братки выпучились на начавший проявляться силуэт. Видели не впервой, но привыкнуть так и не смогли.
– Ну, блин, в натуре! Аж дрожь по телу… – выдавил из себя сидящий рядом с пустым стулом. Он явно подсел на измену.
– Будь! – тихо и четко сказал Паленый, и силуэт превратился в рослого зэка, одетого в тюремную робу.
Зэк недоуменно озирался по сторонам. Потом медленно произнес хриплым голосом:
– Во глюк, в натуре, зря столько барбитурата закатал, так и в психушку можно…
– Стакан ему, быстро! – скомандовал Валет резким голосом. – Закусь. Еще стакан, – командовал он по мере потребления подаваемого, – а то еще с испугу ласты откинет.
Подошел к появившемуся, хлопнул по плечу. – Ну, здорово, кореш! Это я, Валет. Помнишь, в Крестах вместе чалились?
– Ты чо, Валет, снишься, что ли? – откашливаясь, просипел Слепой.
– Ага, держи карман шире! – весело ответил Валет, – это теперь ты сам себе снишься!
***
Стараясь не шуршать, я двинулся. Подвал попался интересный – здесь, видимо, долгое время было действующее бомбоубежище: везде виднелись остататки загадочных воздухопроводов, старых поржавевших цистерн и электрических щитов. Раньше, судя по всему, помещения представляли из себя гордость Гражданской Обороны и только теперь, во времена демократии, деньги на его содержание и ремонт украли, завернув куда-нибудь в оффшор. Выделенное же на него из городского бюджета финансирование увеличилось в несколько тысяч раз… И теперь ремонтная бригада с Берега Слоновой Кости, в соответствии с имеющейся на этот счет строгой отчетностью, ежемесячно меняет в этом подвале все трубы, попутно перестилая на полу паркет иногда даже с захватом стен и потолка… паркет в целях экономии используется штучный, красного дерева.
По крайней мере, в том, что в бумагах на этот счет все в порядке я не сомневался ничуть.
Я запнулся о какую-то ржавую трубу и закончил мысль: «А мусор они вывозят не иначе как к себе, на Берег Слоновой Кости; что хоть и стоит дороже утилизации радиоактивных отходов, но таковы условия контракта…»
Впереди показался дверной проем, ведущий на черную лестницу. Я тихо выглянул. На полу виднелись четыре ноги.
***
При свете свечи двое пацанов, сдавленно ругаясь, старались схватить друг друга за волосы или хотя бы укусить. Содержание их беседы напоминало перебранку мелких торговцев, начавших выпивать друзьями, но в процессе выяснивших, что неделю назад один из них спер у другого пару колготок, за которые строгий хозяин Дагир удержал с первого их полную стоимость, умноженную на два, потому что налоги.
– Ну, Серега, ну гад, ты что, сука, меня перед ментурой подставляешь! Ты что, козел – вообще?! Да ты!! Да я!! Да блин! – Я прикинул, что смертоубийства не предвидится. Видимо, один беспризорник перепихнул другому пакет шмали во время милицейской облавы, ну тот и пострадал на деньги – в худшем случае.
– Эй, пацаны, – донесся с верхних ступенек сонный, расслабленно обдолбанный голос, – не парьте, блин, весь кайф ломаете, я токмо проперлась. Заколебали.
Ее поддержало несколько голосов откуда-то еще выше. В основном в нецензурных выражениях.
«Это хуже, – подумал я, – чего-то их тут многовато». Потянув еще с минуту, я вышел из-за угла и спокойным, интеллигентно-задумчивым голосом сказал:
– Привет, ребята.
Воцарилась гробовая тишина.
– Это чё? – как ни странно, первая реакция была с заторможенной галерки. Послышалось шуршание.
«Ага, – сообразил я, – готовятся когти рвать. Я тут внизу стою – значит, побегут наверх. И тогда я все правильно вычислил. Есть там выход на крышу».
Нижние задергались, освобождаясь от дружеских захватов и, видимо, тоже готовясь сорваться по первому сигналу. На групповой топот по лестнице с последующим грохотом по крышам я не рассчитывал никак. На этом моя тема была бы закрыта. А охрана Петра усилена.
– Ребята, не бойтесь ничего, – делая ударение на последнем слове, жизнерадостно произнес я. – Все фигня! Я – социальный работник организации «Мир без границ»! Я – пришел Вам помочь!
Воцарилась гробовая тишина. Шебуршания прекратились. Подействовало название известной организации где они периодически получали то еду, то одежду. Но, в большей степени, разрядили ситуацию мои пионерско-оптимистические интонации.
– Ты кто, чувак? – осторожно спросил лежащий на локте (чтоб быстрее спрыгивать) рыжий парень лет тринадцати. «Лет шестнадцать, – подумал я. – Они всегда выглядят сильно младше. Клей, блин, страшная вещь».
– Короче, ребята, есть дело. К нам приехали иностранцы. Представители гуманитарной организации. Вы где, кстати, едите? Шмотки там …
– А тебе зачем? – тихо, растянуто, но уже определенно заинтересованно прозвучало сверху.
– Я переводчик, ко мне приехали журналисты. Хотят снять про вас репортаж. Мой интерес – мне платят за перевод. Моя задача – организовать процесс. Здесь, – произнес я с нажимом, имея в виду российское телевидение – вас не покажут. В принципе, они работают не для телевидения. Для гуманитарной конторы. Можно попросить что-нибудь – принесут. Бабки нельзя – иностранцы этого не любят. Но можно жрачку, одежду. Это они поймут.
Я сделал паузу, соображая, что, раз не разбежались сразу, надежда есть. Ребята помолчали.
– Ну, можно, – прозвучал нерешительный голос.
– Если не подставят, – поддержал другой.
– Ребята, врубитесь, – Как подставят? Кто? Маньяки? Убийцы? Менты? Так им тут, на лестнице, лучшее место, чтобы вас подставить. Один сверху, другой снизу. Баллоны в руках. Алес капут!
«Алес капут», похоже, сыграло решающую роль. Хоть никто из них, наверняка, и не смотрел по телевизору (по причине неимения такового) фильмов про войну, но интуитивная жесткость выражения возымела действие.
– Ладно, заметано; где встречаемся? – Сверху начали спускаться лохматые личности.
– Завтра, в 15.00. У Ломоносовской.
Ребята начали по одному выбираться в подвал. Через него, видимо на улицу. Никто не хотел оставаться на «засвеченной хате». Запасная у них имелась, стопудово. Подвалов и чердаков хоть отбавляй.
***
Квартира, в которой заседали братки, более всего напоминала только что расселенную коммуналку. Впрочем, таковой она и являлась. Но на время согласования бумаг агентство недвижимости решило сдать квартиру по демпинговым ценам. Чем и не преминула воспользоваться эта компания. Они не то чтобы экономили деньги – теперь, благодаря способностям Пети Паленого, в финансах они были не ограничены. Просто авторитеты привыкли жить в скромности. Да и внимание к себе привлекать было сейчас лишним.
Квартира была огромной – метров триста как минимум. Вся она состояла из анфилады маленьких комнаток, нарубленных коммунистами из шикарных зал с каминами и балконами. Обои на стенах, судя по следам в местах отрыва, наклеивали друг на друга, не обдирая, раз уже десять. Причем каждые новые по неизвестной причине были еще страшнее, чем предыдущие. Так что к настоящему моменту стены были, в основном, серо-коричневого цвета в черную полоску. Такая конфигурация удачно подходила тараканам, которые и расплодились здесь в неимоверном количестве. Ванна стояла на кухне, но это жильцов волновало мало. Многие из комнат пустовали, и в разгар веселья братки даже не удосуживались дойти до туалета, справляя нужду в пустующих помещениях. Уж больно дистанция была велика, да, к тому же, пять раз заблудишься, пока найдешь что надо.
Однако на потолке еще сохранились остатки шикарной лепнины конца девятнадцатого века, да в некоторых комнатах стояли замечательной красоты камины, отделанные небесной голубизны плиткой с амурами и афродитами.
Сохранилась и пара зал, по неизвестной причине избежавших коммунистического деления. В одной из них и праздновали сейчас братки появление (в буквальном смысле слова) своего нового кореша.
Приняли уже, видно, по пятой, и разговоры шли дружеские и непринужденные. Сквозь сизый папиросный дым до Паленого доносилось слева:
«А я им – «Простите, господа, вы что мне, порожняк гоните? Фишку, как лохи не сечете и с кем, блин, базлан ведете, не цинкуете». А они, типа, – «канал бы ты в обратку, сегодня не твой день». А я ему …»
Напротив сильно пьяный браток прислонился к Бухгалтеру:
«…Ну, в общем, пришли мы к ним на хату, Шнырь первую дверь отпер – слышим, внутри кто-то есть. Я ему: «Отпирай вторую», – а он, вижу что боится, но форс держит. – «Не буду, – говорит, – на Гоп-стоп за падлу идти, не о том договаривались». Ну, я и достал волыну…»
Во главе стола Валет и Седой сидели вполоборота друг другу. Рассказывал Валет, Седой только изредка задавал вопросы и, время от времени, исподлобья недобро оглядывал Паленого. В разговоре что-то не клеилось. Начавший бодро, Валет быстро скис и тоже теперь без симпатии смотрел на Паленого. Паленый сидел далеко, поэтому только раз уловил обрывок их разговора: «… Да уж, не с нечистым ли ты связался, Валет? Я человек не больно-то верующий, только и я верю – за все нужно ответку держать, ничего просто так не бывает. Что инопланетян, что Антихрист – мне все одно. Это ты думаешь – он на тебя работает, а ты его спроси, что ему надо? Зачем он к нам пришел, чего от нас хочет? Ох, чую я, Валет, скоро беда случится. Смерть свою близкую чую. И причина тому – он. Паленый!» Валет, видимо, и хотел бы возразить, но ни ума, ни авторитета у него на это явно не хватало, и он только смотрел на Седого с надеждой заблудившегося ребенка.
***
Я двинулся вверх по черной лестнице. Под ногами скрипели осколки бутылок, перекатывалось что-то подозрительно вонючее. «Клей, – подумал я. – «Момент», беспризорники им вместо наркоты дышат… Опять буду гадостью пахнуть. Ну, не привыкать…».
Вверху что-то скрипнуло – казалось, ключ повернулся в двери. «Не понял, – я приостановился и выключил фонарик, ожидая развития событий. – Черный вход, вроде, заколочен снаружи, кому сюда еще надо?»
– Давай быстро, – услышал я напряженный шепот, – и шмотки забери, тут оденешься! – И, далее, с некоторым подвыванием: – Леха уже третий раз звонит, чует мое сердце – застукает!
– Мариночка Сергеевна – душечка, как же мне – опять по этой ужасной лестнице, через подвал? – Боюсь я…
– Хочешь, тут спи. Дело твое. Приперся не вовремя, сам и виноват! – Дверь с грохотом захлопнулась.
Шуршание одежды. Затем аккуратные шажки. После каждого шага доносился какой-то носогортанный звук испуганного происхождения.
Я вжался в стену. «Молодец, через черный выход из квартиры кавалера выставила…». – Безучастно подумал я, не понимая что предпринять. Попытался нащупать какую-нибудь нишу в стене. Стоны и «охи» переместились еще ближе. Неизвестный, не поднимая ног – фонаря у него не было, видимо, ввиду неожиданности развития событий – медленно шаркал по ступенькам, стараясь не запнуться. Я почувствовал близкое дыхание и, совершенно неожиданно, меня за нос схватила рука. Я перестал дышать. Рука замерла, ощупывая мое лицо. Я выдохнул. Раздался дикий крик, топот, звон бутылок, грохот падающего тела… я бросился вверх по ступеням. И вовремя. Преодолев пролет, я услышал снизу звук открывающейся двери и громкий басистый окрик: «А, блин, дети долбаные, щасс милицию вызову!». Изнутри квартиры игриво протянули – «Ну Лёсик, котик мой, зачем нам милиция, нам с тобой и так хорошо…»
Милиция была бы некстати. И, судя по установившемуся внизу молчанию, поводов для ее вызова не было. «Клиент» был либо мертв, либо без сознания. Меня устраивали оба варианта.
***
Я выбрался на чердак и невольно залюбовался закатом. Красное солнце висело в пурпурном небе. Я ступил на жестяную кровлю и понял, что вечер обещает быть интересным. Видимо, деньги на ремонт крыши также были отправлены на поддержку жителей Берега Слоновой Кости, поскольку крыша, еще защищая периодически жильцов от дождя, для пешеходных прогулок уже явно не годилась. Железо предательски прогибалось под ногами, иногда похрустывало. Я старался идти ближе к стыкам листов, предварительно прощупывая металл рукой. Потихоньку добрался до нужной печной трубы. Вероятность, что это та самая труба, была велика. Навыки ориентирования, плюс определенная интуиция… к тому же, у меня был подробный план. Я достал пакет. Вытащил книгу, обернутую газетами – пусть и газеты почитает, хуже не будет. Положил назад, в пакет: перепачкается, конечно, но внутри уцелеет… «Ну, с Богом, – подумал я. – Чтоб там засора какого, в печной трубе, не было». Я перекрестился и бросил пакет в трубу. По шороху было не понять – долетело ли куда надо, ну да ладно. Из трубы поднялось облачко пепла. Осело мне на голову. Я медленно двинулся назад.
***
Братва набралась основательно. Пытались петь «мурку», но Валет резко пресек попытку. Он был явно не в настроении. Кто-то из сидевших за столом начал разбредаться по комнатам – интересно, что жильцы, только что чудесным образом переместившиеся сюда кто из ИТК, кто из СИЗО, организовали свой быт по образу и подобию им более привычному. Несмотря на то, что комнат в этой квартире оказалось больше чем жителей, никто не спал отдельно. В каждом помещении жило по несколько человек. И, можно подозревать, что, найдись там двухъярусные койки, желающие спать на них нашлись бы без труда.
За стеной раздался грохот чего-то падающего. Никто не обратил внимания – падающие тела здесь были обычным делом. Потом, кто мог, сам доползал, а кто не мог, так и валялся в коридорах до утра.
Паленый сидел за столом один. Из блатных с ним мало кто общался. Видя, как из ничего возникают браток за братком, каждый из них сознавал, что и он тоже был когда-то сизым облаком над стулом. Которому Паленый сказал: «будь». И он стал человеком.
Для них эта метаморфоза была не болезненна, но морально неприятна. Они чувствовали себя как бы сотворенными Паленым. Сотворенными из ничего. Здесь. Это там, на зоне, они были самодостаточными, уверенными в себе урками со своими законами и понятиями. А здесь им сказали: «Будь!», – и они стали. Но никто их не спрашивал, хотят ли они сидеть сейчас в этой квартире на Васильевском острове, пить водку и совершенно не понимать, что происходит. Зачем это все, и какая конечная цель этого предприятия…
То есть чувствовали они себя, в некотором смысле, подопытными кроликами. И от этого чувство благодарности к Паленому как то не появлялось. Они были лишены возможности выбирать и верили только в то, что Валет и другие авторитеты точно знают, куда их ведут.
Но ни Валет, ни другие, совершенно так же как и они, ничего не понимали. И они вызывали все новых, все более авторитетных бандитов. Те тоже пытались осмыслить, организовать какой-то план, придумать какое-то предприятие. Но почему-то все сидели и выпивали, сидели и выпивали, чтобы не смотреть на этого страшного Паленого, который творил из пустоты все новых и новых людей…
И эта квартира – по коже Валета пробежал холодок – она была как лабиринт. Какой-то странный лабиринт с обуглившимися стенами, кишащими тараканами, грязным полом и серым потолком. С немытыми закопченными окнами, которые выходят… «Куда выходят окна? – внезапно вздрогнул Валет. Никто никогда не открывал окон. – Выходят ли они вообще куда-нибудь?» Он подошел к окну и дернул за ручку. Ручка осталась в руке. «Шпингалет открой», – снизу послышался голос лежащего у батареи братка. Валет нервно откинул шпингалет и дернул прямо за раму. И тут же отпрянул от окна. За ним, где-то в полутора метрах от окна, была серая закопченная стена. «Колодец! – запаниковал он. Мы в страшном каменном мешке! Вот нас куда Паленый…» – он не успел закончить мысль. В комнату ворвался растрепанный браток из тех что стояли на стреме.
– Шухер! Там, на крыше!
– Что на крыше? Говори быстрей, козел, не мельтеши! – Прикрикнул Валет.
– Человек там какой-то. Верняк над нашей квартирой шарится.
– Двое со мной, – скомандовал Валет, – остальные здесь. Смотрите, – добавил он, зло зыркнув в сторону Паленого, – а ты, Седой, отдохни пока, справимся.
– Сам пойду, – Седой решительно встал. – Хватит, наотдыхался. – Он уже прилично принял и, видимо, решил поразвлечься.
***
Уже подползая ко входу на черную лестницу, я услышал какие-то крики внизу. Прислушался, выглянул. Видно ничего не было – слишком высоко, да и двор – колодец. «Неужели, это обманутый муж милицию вызвал?» – с тоской подумал я. – «Хреново. Другого выхода тут нет! Бомжем что ли прикинуться? Это в спортивном костюме-то за триста долларов? Олигарх, оно, конечно, не олигарх, а только такого бомжа точно заметут до выяснения…»
Мысли были прерваны приглушенным разговором, донесшимся из слухового окошка.
– Слышь, Седой, стой там. Я проверю. Хоть и не люблю когда высоко. Болезнь, говорят такая есть, век воли не видать!
– Отвянь, сам проверю. Устал на нарах чалиться, разомнусь. Глядишь, мочкану падлу. Развлечемся! – возразили ему.
Тут же я увидел вцепившуюся в дверной проем кисть, и на свет божий (солнце уже зашло, то есть божий свет был лунным) вылез мужик с короткой стрижкой и лицом неандертальца.
– О, блин! Здесь чморик! – воскликнул он и сделал приглашающий жест рукой. Дружелюбно улыбаясь, он вылез наружу и шагнул в мою сторону.
Железо тут же подломилось, похоже, сломалась деревянная балка (уж больно серьезный чув был Седой в плане комплекции) и мы вместе кубарем покатились по крутому скату крыши.
***
Если пересказывать происходящее тогда – по прошествии некоторого времени я все-таки научился вспоминать об этой истории без содрогания – то помню я только то, как мимо мелькали печные обрубки, и я, стараясь зацепиться хоть за что-то, бесполезно ранил руки об острые стыки кровельного железа. Не знаю, что чувствуют парашютисты, но у них все же есть надежда на то, что они приземлятся и останутся живы. У меня ее не было. Я летел с крыши пятого этажа во двор-колодец дома номер тридцать три по семнадцатой линии Васильевского острова.
***
Паленый встал из-за стола. Трое оставшихся братков тут же напряженно-вопросительно посмотрели на него. Потом на дверь. Помощи было ждать неоткуда. Все, кто остался в квартире, подмоги из себя более не представляли.
– Не боись, – цедя слова, сказал Паленый. – Спать пойду.
На сон грядущий он налил себе стакан водки. Подцепил маринованный огурчик. Огурчик вкусно блеснул в свете лампочки. Глаза Паленого стали задумчивыми, на губах появилась полуулыбка, как будто он вспомнил что-то очень приятное. Залпом опрокинул стакан, закусил. Встал и отправился спать.
Он тихо затворил за собой дверь, и огляделся в недоумении – в его комнате пахло гарью, на полу ровным тонким слоем лежал пепел. «Пожар, что ли? – с опаской подумал Паленый и уже приоткрыл дверь, чтобы выйти, но тут заметил какой-то белый сверток, отсвечивающий в глубине камина. – Век воли не видать, схрон, что ли буржуйский выпал, что в печке заныкан был? На хрен он мне, братков, что ли, позвать? Пусть приколются». Он снова открыл дверь, вышел в коридор и понял, что больше всего на свете хочет сейчас лечь в кровать. И что бы никакие братки не гоготали у него в комнате, не делили бы долго и шумно буржуйские брюлики… а там, глядишь, и до поножовщины дойдет. «Не… с таким раскладом я не скоро спать лягу», – подумал Паленый. Он все же вернулся в гостиную, чем насторожил только успокоившихся охранников, налил еще полстакана водки, выпил, закусил.
– Ну бывайте. Сюси тройме, – пошутил он.
– В каком трюме? – испуганно спросил один из братков. При таком обилии авторитетов он вконец запутался в субординации, но Паленого боялся чисто инстинктивно.
– Сюси тройме! Что значит, по-немецки, «сладких снов!»
– Во, он еще и немецкий знает, – донесся безнадежный голос до Паленого, удаляющегося в сторону своей комнаты.
«А что же все-таки в этом пакете?» – Паленому стало любопытно. Он подошел к камину и вытащил пакет.
***
В последнюю секунду, уже соскользнув с крыши, я попытался зацепиться за край водостока, что мне почти удалось. Но тут в него с силой ударилось что-то тяжелое, на миг в метре от меня мелькнуло искаженное страхом лицо бандита. Водосток предательски хрякнул ржавыми креплениями и я услышал глухой хлопок ударившегося об асфальт тела. Через мгновение крепления все-таки не выдержали и я обрушился вниз, в темноту колодца.
***
«Белая дыра»: ученым удалось обнаружить огромную брешь во Вселенной
Астрономы обнаружили пустое пространство во Вселенной, протяженностью до десяти миллиардов триллионов километров. Так называемое гигантское «ничто» не поддается научным объяснениям. Оно не содержит в себе ни одного известного вида вещества – ни галактик, ни звезд, ни газа, ни черных дыр. При этом дыра в 1000 раз превышает обычное пустое пространство во Вселенной.
Данное открытие вполне может стать революционным, так как противоречит существующим моделям эволюции Вселенной».
Паленый удовлетворенно отложил газету, в которую была завернута книга, на стоящую у кровати табуретку и взялся за книгу. Книга была отдаленно знакома, но когда он ее читал, и про что там написано, вспомнить не удавалось. «Ничего себе, схрон буржуйский! Наконец-то почитаю. А я-то, идиот, братков хотел звать. Да они бы тут же все это прямо в камине и спалили!» – подумал Паленый, сладко потягиваясь в кровати. Чтение обещало быть интересным.
***
Я лежал на подушках, и три прекрасные феи мокрыми полотенцами обтирали мое тело, призрачно и загадочно улыбаясь. Было приятно. «Вот оно, – подумал я. – Никаких туннелей. Никакого света. А даже жаль… Чего-то красивого хотелось. А тут все сразу. Никаких врат. Никакой реинкарнации. Сразу феи.»
Моросил дождь. Я огляделся, приподнялся. Тело болело везде. Но двигаться было, вроде, можно. «Жив что ли? – подумал я недоуменно. – С пятого этажа упал и не расшибся! Может, Петр помог? Да где он там… с уголовниками водку пьет. А я-то, что ли, все же жив?»
Феями оказались нарисованные на пляжном полотенце девицы голливудского вида. Полотенце висело на веревке и при сильных порывах ветра, мягко колыхаясь, гладило меня по животу.
Мои размышления прервал знакомый бас: « Нне понял!!! Это кто у тебя на балконе заховался? Любовник, что ли?» – Интонации были угрожающими.
Я огляделся. Я действительно лежал на балконе. Дул ветер. Смешная ограда в стиле арт-нуво когда-то, видимо, бывшая украшением фасада, теперь поржавела, да и балкон был забит всякой дрянью: бутылки разного происхождения, облупившиеся лыжи, трехлитровые грязные банки и раскладушка. На которой я в настоящее время и оказался, правда, слегка ее порвав – видимо, высота с которой я упал, оказалась немаленькой.
Все вдоль и поперек было перетянуто бельевыми веревками; на них жизнерадостно колыхались разноцветные прищепки. Я осторожно присел, раскладушка предательски заскрипела.
Дверь на балкон приоткрылась, и в проеме показался амбал с наколкой на груди – сердцем, пронзенным стрелами. Сколько стрел, я, признаться, не посчитал, однако серьезность положения осознал сразу.
– Я интеллигентный человек, и интересов к вашей жене не питаю, – у меня предательски задрожали коленки (последствия падения, надо полагать). – О, землянин! Я хочу вашей планете только добра!!!
«Остапа понесло», но другого выхода не было. Надо было пороть горячку. По крайней мере, вызвать его на диалог, а там будет видно. Сами представьте – у вас на балконе нарисовался чув, лежащий на раскладушке под дождем. – Какие мысли?
– Чоо!? – он, кажется, искренне развеселился. Видимо, моя комплекция напоминала овчарке маленькую пятнистую собачку, беспечно семенящую к своему подъезду на поводке у хозяина.
– Ты чо, б…! Ах ты, сука! Ну-ка иди!
– Ааааааааааааа – раздалось из квартиры – Леха, не виноватая я!!!!!
– Ну, блин! Всех порешу! – он шагнул обратно. Тотчас же оттуда послышались визги, шлепки и топот.
Я тихо сунулся внутрь. Вдалеке кто-то сопел и возился. В комнате никого. Высунулся в коридор, огляделся. Справа доносились слабые всхлипы и матерные поругивания. Там же была входная дверь. Я тихо вышел и крадучись пошел в другую сторону.
– А хахаль-то твой где?!! – громоподобно прозвучало за спиной. – Блин!!! Ушел!!!!– Всех порешу!
– Уууууу! – по интонациям завывающей было понятно, что порешит. Причем, похоже, не в первый раз.
***
«Это шандец…» – Спрятаться в чужой квартире при наличии ревнивого мужа, который знает, что ты тут, практически невозможно. Я сидел в кладовке, прижавшись к стене, и понимал, что тема закрыта. Шансов нет. Бугай серьезный. Все основания на лицо.
Стук за стеной усиливался – громко хлопали двери. Звук голоса приближался: «Ах ты, блин! Ну, сучка, конец тебе! Только сперва хахалю твоему!» – «Аааааааааа!!!!!!» – «Размажу….!»
От ужаса и пережитых потрясений у меня поплыло перед глазами… «Петр… во что ты меня впутал», – совершенно отключаясь, подумал я…
– Ага, слышала – там в кладовке, – вкрадчиво мягко произнес бас. – А ну-ка мы его почикаем! Раздался щелчок подозрительно напоминающий звук выбрасывающегося лезвия ножа.
В этот жизнерадостный момент я, медленно сползая по стене, трахнулся головой о какой-то крючок. Схватившись за него, попытался подтянуться. Крючок повернулся. И открылась дверь.
Черный ход! Елы-палы! Да это же та самая тетя, что любовничка спустила! Тогда я знаю, куда бежать! Что я и сделал. С трудом, признаться. Ноги тряслись, тело болело…
Вверху, однако, не унимались: «Фонарь дай, сука, я тут башку сломать не хочу». Сверху послышался звук шагов.
Я мчался в темноте по лестнице, не разбирая ступеней – я же уже был тут – да и тот, любовничек-то, шаркал, крался – да ни разу не споткнулся, только в конце… Шаги сзади не унимались. Перепрыгнув через неподвижное тело, я слетел по ступеням и притаился. Шаги. Еще шаги. Пыхтение. И, наконец, злорадное: «Ну, сучка, хахаль-то твой сам здесь откинулся!! Теперь твой черед!
– Ааааааааааааа……
***
Я вышел из парадного подъезда и на негнущихся ногах побрел в сторону Малого проспекта.
Попытался поймать такси… Останавливающиеся водители, несмотря на полное отсутствие с моей стороны торга и «лучезарно приветливое лицо», едва приоткрыв окно, объявляли, что им в обратную сторону.
В конце концов, какая-то раздолбанная «пятерка» согласилась – за тройную цену. Мне правда при этом было выдано несколько полиэтиленовых пакетов, «чтобы подстелить».
Таксист смотрел на меня с явным неодобрением. Его можно было понять – моя одежда была основательно изорвана, измазана кровью и сажей. И от меня сильно пахло подвальным дерьмом.
– Совсем плохой будешь, – осуждающе произнес водитель с сильным кавказским акцентом, – мыться будешь – хорошо будешь, совсем человек будешь. Он поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем, но тут у него выбило скорость на коробке передач, и он судорожно схватился за рычаг. Я обдумывал ситуацию. “А ведь дело плохо… – подумал я. – Они меня наверняка уже вычислили. И сидят в засаде. Прячутся. Но деться некуда, надо переодеться. К тому же у меня не было ни копейки денег и я по глупости (теперь я был в этом уверен железобетонно) оставил машину у подъезда дома, где теперь и ожидалась наиболее вероятная засада… Но выхода не было, я решил действовать по обстоятельствам. И быть осторожным. Иначе, как сказал классик: «бритвой по горлу и в колодец…»
– Эй, дядя, здесь во двор и остановите, – машина припарковалась не доезжая до моего дома сотню метров, в проходном дворе. Я расплатился и вышел.
Прошел через несколько арок и оказался недалеко от своего подъезда. Осторожно, стараясь держаться за деревьями, выглянул.
Бандиты «прятались» внутри огромного джипа «Додж» с тонированными стеклами. Машина стояла прямо напротив чугунных ворот моего дворика. «Что внутрь-то не въехали? – вяло подумал я. – Вообще незаметно бы было. А вахтеру сказали бы, что приехали стоять в засаде на Диму с пятого этажа…».
Я немного подумал и пошел к другому концу своего дома. Здесь он делал поворот, и в соседний подъезд можно было подойти, не будучи увиденным. Зашел, кивнул знакомому консьержу, прокричав – «я к Даниилу, с третьего» – быстро прошел мимо и поднялся на последний этаж. Открыл дверь на чердак – та же имитация замка, на этот раз гениально изобретенная лифтерами, – и аккуратно пошел вдоль дома, перешагивая через кучи хлама, сваленного жильцами. Идти было легко – сквозь слуховые окошки пробивался свет, кое-где горели лампы. Было относительно сухо и почти не пахло.
Ориентировался я уверенно, потому что бывал здесь уже не раз. Так что дверь на нашу лестницу нашел быстро и, приоткрыв ее, осторожно прислушался. Слушал минут десять. Ничего. Если бы кто-то и ждал меня у дверей, за это время он проявился бы. Бегать по крышам больше не хотелось.
Вышел на лестницу, подошел к своей двери. Прислонил к ней ухо. Тихо. «Ну, что еще может сделать свежеиспеченный шпион, страдающий манией преследования?» – Закрепить нитку на дверную щель или изобразить что-нибудь еще в этом роде, когда я уходил сегодня на работу, у меня и в мыслях не было. Да и с чего бы? День начинался прекрасно…
Тихо зашел в квартиру. Запер дверь. Подумал. Закрыл на цепочку. Подумал. Закрыл на другой замок. Закрыл вторую дверь. Запер.
«Фиговая у меня дверь. Сколько раз хотел задвижку поставить!» – подумал я. На всякий случай обошел квартиру. Разделся, принял душ.
Когда вышел из ванны, рука автоматически потянулась к выключателю. В мозгу вспыхнул сигнал опасности уже в тот момент, когда нажатие на включатель было на грани. Отдернул руку. Сел на стул. Успокоился. Прошел по квартире и выкрутил до половины все лампочки и, на всякий случай, отключил стереоустановку и телевизор. Подумал. Зачем – то вытащил из розетки утюг.
Поел. Поставил будильник в телефоне на семь и лег спать.
***
Я почувствовал сильный толчок в спину и, едва не упав, ввалился в чистую, оклеенную светлыми обоями комнату. В комнате абсолютно отсутствовали предметы интерьера. «Взяли, – подумал я, – отперли дверь отмычкой, тихо зашли и – платок с хлороформом на лицо… Они-то, видать, на дверях метку не забыли поставить…»
У дальней стены, сидя в позе лотоса и скрестив руки на груди, сидел Петр.
Я еще не мог очнуться от сонного оцепенения:
– Черт возьми, ты в порядке!?
– Да, совершенно.
– А что ты тут делаешь? Почему сидишь?
–А мне вообще нравится медитировать, к тому же, эта поза приводит меня в какое-то редкостное равновесие.
– Да плевать мне на твою медитацию! Я про другое говорю! Ты под арестом сидишь? Ты же инопланетянин, ты все можешь – почему не сбежишь на свободу, если нормальным стал? О чем ты вообще думаешь?
– Думаю я, Димыч, о жизни. Сбежать-то можно – только куда? На Марс? В Рио-Де-Жанейро? А может, мне фирму какую купить? Колбасу там продавать или крабов из Гренландии в Африку импортировать – ну, через Москву, естественно. Назначу себя директором и буду по клубам модным тусоваться!
– Петя, – тихо спросил я, – а ты домой, вообще-то, когда собираешься? Тебе что, всего этого мало, что с нами случилось? Двоих вообще угробили. Мне чуть башку не свернули, а ты целую преступную группировку из зоны вытащил. И вообще, ты хотя бы себе представляешь, чем это теперь все кончится?!
– Да ладно, кореш, – видимо, переключения сознания у Петра происходили с некоторой инертностью, – жмуриков тех мне не жаль. Один бандит, другой распутник. А как эта история кончится, я знаю.
– Ну и как же? – саркастически парировал я.
– А просто – будем сидеть с тобой в комнате и беседовать.
– Да мы уже беседуем. А вокруг банда, больше пятидесяти человек, на входе охрана. Я, пока меня по ангару вели, там рассмотрел – у них даже зенитка зачехленная в контейнере зачем-то спрятана!
– Ну, зенитка вообще не проблема. Косой от жадности у военных ее откупил. Она уже списана. А вояки вместо того, чтоб в металлолом отправить, решили налево двинуть. Вот и двинули – двое из них теперь в морге, один в бегах. А Косой с ног сбился снаряды искать – их уж лет двадцать как не производят.
– Ну, успокоил, спасибо – зенитка, значит, не страшная… Что, все? Проблем больше нет?
– Ну да, нет, – ответил Петр и с сожалением посмотрел на скрещенные руки, видимо вспомнил о прерванной медитации. – Иди куда хочешь. Нет никаких бандитов.
– Как это бандитов нет? Они что – по домам разошлись? Типа – «всем спасибо, спектакль окончен, все свободны?»
– Почти так. Бандиты есть, но они в тюрьмах – там, где и были. И ничего с ними не происходило.
После секундного размышления я быстро развернулся, подошел к двери и дернул на себя. Дверь с легкостью раскрылась, и я от неожиданности чуть не попал себе по физиономии. Подозрительно выглянул в проем. Посмотрел налево. Потом направо. Коридор был пуст, и было в этой пустоте такое ощущение безопасности, что я поверил Петру. Я закрыл дверь, повернулся к нему и, строго сдвинув брови, спросил:
– Как!?
– Да вернул я все назад. Не купил я тогда этой книги. Не пошел пива пить. Косого не встретил. Понял?
– Понять-то понял. А «кореш», а «жмурики» тогда у тебя откуда?
– Так это для всего мира ничего не было. А для меня было. Пришлось для себя эти воспоминания оставить. Наука впредь будет, поостерегусь книги идиотские покупать. А тебе я воспоминания оставил, чтоб было с кем всю эту историю вспоминать.
– Слушай, – обрадовался я, – так те двое тоже воскресли?
– Нет, – строго сказал Петр. – Если кто-то откинулся, так я не господь Бог, с того света вытаскивать. Померли. Только по-другому. Одного менты при попытке бегства в зоне застрелили, а у второго инфаркт.
– Мда… – вздохнул я. – Так как же мы теперь… будем? Тебе когда домой-то надо? Тебя на сколько сюда… – я помолчал, подбирая нужное слово, – послали?
– Да никуда меня не посылали. У нас вообще никто никого никуда не посылает. Мы у себя на планете, конечно, тоже создали видимость материального мира, но, понимаешь,… мы сами его создали. У нас нет границ желаемого, потому что все, что мы пожелаем, мгновенно воплощается. У нас все возникает в точности таким как планировалось. Нет никакой неожиданности или мук творчества. А значит, нет ни радости, ни страданий, ни любви. Вообще – нет никаких иррациональных чувств. А здесь, на Земле… да я тебе уже говорил: девушки в мини-юбках ходят!
– Дались тебе эти юбки…
– Тебе не понять. Ты на SHIFFER-2524 сто лет женат не был. Короче, все. Тема закрыта. Остаюсь и баста!
Я икнул от неожиданности. Зазвонил телефон.
***
Я открыл глаза. Оглянулся – я был в своей квартире. Вылез из-под одеяла. Взял телефон, откинул крышку – звенел будильник.
– Телепортировал, подлец, – с теплотой подумал я. – Опять эти его штучки… А все-таки хорошо, что он остался. С ним как-то… не скучно. Я потянулся и пошел на кухню завтракать. Посреди кухни лежала моя одежда. Грязная и вонючая. «Так, – подумал я.– Значит, ничего не было?» Тихо подошел к окну и осторожно выглянул из-за занавески.
Внизу стоял огромный «Додж» с затемненными окнами.
***
Я сидел на кухне и неподвижным взглядом смотрел на остывающую яичницу. Рядом лежали вилка и нож. Есть не хотелось. Мыслей было мало, и все они были как на подбор плохие.
Взял телефон. Поискал в телефонной книжке номер.
Есть у меня одно помещение рядом с домом, на улице Чайковского. Я сдавал его какой-то банковской конторе, которая занималась, кажется, кредитованием и инвестициями. Аренду они платили исправно, поэтому отношения у нас были самыми теплыми. Там, в службе безопасности, работала пара симпатичных ребят, Саша и Кира, с которыми мы периодически пили пиво и разговаривали о курсе доллара и евро в близлежащих перспективах. Тема была вечной, так что и разговоры были долгими.
Им я сейчас и звонил.
После пятиминутного разговора я положил трубку. Подумав, снова взял телефон и связался с нашим охранником, Димоном. С ним также отношения были дружескими, так что и тут разговор получился коротким, без лишних вопросов.
Я переоделся в чистую, удобную одежду. Взял ключи от машины. Посмотрел на часы. Было без двух минут восемь. Все, пора действовать. Жив останусь – свечку поставлю. С Богом.
Я тихо вышел из квартиры, и не вызывая лифт, спустился вниз. Увидев меня, Димон молча встал и пошел к воротам нашего двора. Он открыл их и направился прямиком к «Доджу». Бесцеремонно обошел его с другой стороны и постучал в водительскую дверь. Стекло приоткрылось, из него выглянул браток.
– Те че, припарок? Челюсть вставную потерял? – Из машины донесся дружный гогот братвы. Они явно прикалывались и были рады нежданному развлечению после долгого сидения в машине.
Я тихо выскользнул из подъезда и, прячась за другими автомобилями, пробрался к своему БМВ. Загнул зеркало. Аккуратно приоткрыл дверь.
– Машину нужно убрать, – громким строгим голосом продолжал Димон. – Сейчас госпожа из седьмой квартиры выезжать будет.
Я был уже в машине. Прикрыл дверь. Вставил ключ в зажигание. Руки предательски дрожали.
– Она не любит, когда чужие тут стоят, – Димон как бы не замечал веселья, царившего в машине.
– Так мы твою госпожу сами полюбим, терпила бес…..
Дальше я уже не слышал – мотор завелся с первого оборота и я спокойно и уверенно стал выезжать из ворот. Приоткрыл окно и услышал – «Эй, да это ж машина того козла…»
Дожидаться окончания фразы я не стал, вжал педаль газа в пол и БМВ рванулся вперед, пронзительно взвизгнув покрышками об асфальт. Прямо, налево во двор. Неповоротливый «Додж» грузно разгонялся, следуя за мной. Я заехал во второй двор и оказался перед полузакрытыми воротами. Одна половинка этих ворот давно и безнадежно застряла в асфальте. Сзади послышался приближающийся рокот внедорожника. Стараясь ни о чем не думать, я аккуратно втиснулся в ворота, все же задев одним зеркалом о створку. Поворачивая из арки направо, услышал скрип тормозов, и звон разбивающегося стекла – «Додж» на всей скорости влетел в подворотню, не подозревая о торчащих ему навстречу воротах. Пролезть в них такая большая машина не могла ни при каких обстоятельствах.
Вырулил в следующий двор, затем в подворотню и на улицу. Я понимал, что бандиты не бросят преследования, чтобы обсудить предстоящий ремонт, но у меня теперь был приличный отрыв. И, действительно, проезжая Тверскую, я увидел вываливающийся из-за угла покореженный Додж. Они тоже заметили меня и ускорили движение. Теперь мы двигались по правительственной трассе, машин было мало, и я нажал на газ. X5, едва слышно рыкнув, послушно вдавил меня в сиденье. «Додж» отставал – внедорожники хороши в гонках по болотам, на асфальте же они выглядят величественно, но несколько неуместно. Я резко свернул – для меня это не проблема, а поворот на тяжелой машине куда как более нелегкая работа. Снова прямой участок, «Додж» отставал уже прилично. Гаишник, вышедший из будки, чтобы остановить меня, не успел дойти до обочины и радостно замахал жезлом перед подоспевшим джипом. Тот промчался мимо, как слон на водопой. Гаишник схватился за рацию, мстительно глядя ему вслед. «Эх, номер-то точно поддельный», – подумал я. Дистанция становилась приличной, и я рванул в сторону улицы Чайковского. Свернул на нее – джип еще не появился в зоне видимости. Доехал до дома, где у меня снимали помещение, уверенно свернул в ворота и встал на свободное парковочное место. Кира быстро закрыл ворота, повесил на них замок и исчез в дверях офиса. В проезд к воротам немедленно встал мерседес, из которого вышел Александр и, небрежно пискнув сигнализацией, так же зашел в офис. Все это заняло не более тридцати секунд.
Через некоторое время мимо офиса пронесся покореженный «Додж», из окон которого пристально пялились по сторонам четверо бандитов. Вид у них был неуверенный. Сзади доносился вой приближающейся милицейской сирены.
***
Петр не успел прочитать и трети книги, как в коридоре послышалась ругань и возня. Дверь распахнулась. В проеме стоял взбешенный Валет. Он был вне себя.
– Ты что же, падла? Сперва из зоны его сюда? А потом дружки твои его головой вниз, во двор-колодец?! На зоне достать не могли – так здесь?! Ты на кого работаешь, козел?
– Седой с крыши сам свалился, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Паленый. – А ты не парься, Валет, с кем не случается. И на меня не думай. Мне твой Седой, правда, по барабану. Упал он. Поскользнулся. Балка у крыши подломилась, он и упал. Никакой мистики, сплошной реализм, – как бы уговаривая, продолжал он. Его речь странным образом изменилась: ни слова на фене, даже манера держаться, казалось, была другой.
– Ты че? – Валет подозрительно оглядел комнату. Его взгляд зацепился за книгу. – Ах, б…! Я же говорю – Иуда! – Подельнички твои постарались? Только мне Седой перед смертью глаза-то открыл. Все про тебя как на духу сказал. Ты его за это и пришил? А он чувствовал! А раз он правду про себя чуял, значит, и остальное не порожняк и ты, Иуда, – ссученый потрох!
– Надоело мне, Валет. – Неожиданно спокойно для накалявшейся обстановки сказал Паленый. – Пойду я. Дела у меня. А вам – приятного вечера, счастливо оставаться. – Он спокойно обогнул Валета, открыл дверь, и тут на его голову обрушился сокрушительный удар непочатой бутылкой «Столичной». Бутылка от удара разбилась на сотню сверкающих осколков, серебряным дождем осыпающихся на грязный пол. В сознании Паленого на секунду возник такой же замечательный сверкающий фейерверк и, с проломленной головой, он тяжело упал на сваленную у дверей кучу окурков.
Валет достал из пиджака тяжелый Макаров, взвел курок и сделал два контрольных выстрела Паленому в голову. На звук выстрела из некоторых комнат повыглядывали братки, однако быстро усекли что к чему и испуганно попрятались в свои норы.
– Это тебе за Седого, – тяжело сказал Валет и с брезгливой гримасой на лице скомандовал: – в мешок и на дно, прямо сейчас. Колода, Рязань – к исполнению.
Двое дюжих братков упихали тело Паленого в принесенный кем-то мешок и потащили в машину. Свалив тело в багажник, они поехали на пирсы в городской черте, привязали к мешку камень и сбросили его в воду. Отъехав на безопасное расстояние от места событий, долго возились вокруг машины, оттирая багажник от натекшей туда крови.
***
Я переночевал в офисе моих приятелей на диване в приемной. Объяснил просто – дескать, бандюганы какие-то хотели меня из тачки выкинуть – еле ушел. Теперь у дома дежурят. На предложение настучать на братков ментам осторожно отказался, сославшись на то, что информация уже передана «не в милицию». Так что ментов сюда впутывать нельзя, надо просто переждать. На мою просьбу переночевать ответили «да хоть месяц, еще как сторожу заплатим». Ну и ладушки. Купив в соседней аптеке крем и лезвия, побрился. Начали приходить работники офиса. Чтобы не светиться, ушел думать в машину. Ездить на ней было нежелательно, однако сидеть удобно – стекла тонированные, электричество, телефон, компьютер, кондиционер. Бензина, слава богу, полный бак.
Гулять по городу мне сейчас не рекомендовалось. Особенно светиться рядом с нынешним жильем Петра на Ваське. С другой стороны – единственным событием, способным переломить ситуацию, была бы наша с ним встреча. И желательно, чтобы он был уже новый. То есть, что-то новое прочитавший. Сон свой я хорошо запомнил, и очень на него надеялся. Но я совершенно не был уверен, что Петр мою книгу получил.
В общем, так. Сам я могу не много. Знакомых и друзей в это дело втягивать нельзя. Могут просчитать и я их банально подставлю. Что же делать?
Через некоторое время план был готов. Я посмотрел на часы. Было четырнадцать ноль-ноль. «Успеваю!» – подумал я, вышел из машины, и, озираясь по сторонам, направился к метро.
***
Вышел на «Ломоносовской». У меня было еще полчаса, хотя точность в данном случае особой роли не играла. Съел шаверму, побродил по рынку. Интересно. В последний раз я был здесь два года назад, когда мы запускали новый проект – клуб для уличных детей. Клуб уже был, а детей еще не было. Он только что открылся, и про него просто никто не знал. Но уже были немецкие телевизионщики, которые хотели обязательно снять сюжет. Как обычно – сейчас или никогда. Пришлось набирать беспризорников по всем станциям метро – обещать презентацию, жрачку, короля Иорданского и прочие интересности. В день съемок клуб кишел детьми. Я журналистам честно все объяснил, но они ответили, что им по барабону – картинка в кайф.
За два года многое в городе изменилось. Но метро «Ломоносовская» осталось прежним. Те же, свежевыкрашенные по пятому разу той же краской, что и пять лет назад, ларьки с подтеками на стеклах. Странный базар, вечно негниющие помидоры, кучки бомжей с тыльной стороны метро, просто слоняющиеся личности неопределенной наружности и рода занятий, группки молодежи, уже выпившей и выпивающей еще, шаверма, еще шаверма, цветочный киоск, еще один, еще….
Большую половину моего детства я жил недалеко от этой станции метро, и она была для меня единственным местом, через которое я попадал под землю. Чем-то важным и отчасти мистическим. Через эту точку я мог попасть в другие миры – Невский, Чернышевская, Василеостровская. Можно было попасть на вокзал, а через вокзал – в пригород или вообще уехать в другой город, или в другую страну. Можно было попасть в мир, где было море и все время светило солнце. Там был песок на берегу и соленая вобла. Поезд ехал туда очень долго, несколько дней, и, это было отдельное, очень интересное приключение. Но, так как на вокзал я добирался на метро, то автоматически казалось, что начало путешествий в эти другие миры должно обязательно проходить через пункт под названием метро «Ломоносовская».
Беспризорники не отличаются точностью. И никогда нельзя быть уверенным, что они вообще придут. Их всегда нужно искать. Лавировать между ларьками, присматриваясь к очередям, особенно к ее началу – у окошка часто можно заметить маленькую грязную фигурку, бубнящую что-то вроде «дяденька купите хлеба, я с утра не ел, очень кушать хочется». Часто это говорится в надежде, что дадут мелочь из сдачи. Но если хлеба купят – тоже нормально – есть им обычно действительно хочется.
Нелишне обойти пару раз вокруг метро – в темных углах, где-нибудь на ящиках, за ларьками они могут подолгу сидеть и перетирать какое-нибудь пустяковое событие, случившееся неизвестно с кем и неизвестно когда. Но то, что это было – верняк!
Я увидел двоих пацанов, воровато петляющих между ларьками и оглядывающихся по сторонам. Узнал почти сразу – это они дрались тогда на черной лестнице. Теперь ничего не напоминало об их прошлых распрях, выглядели они абсолютными друзьями, чего, впрочем, и следовало ожидать.
– Эй, пацаны, здорово! – я бодро подрулил к ним. Они взглянули на меня с некоторой опаской, как бы с трудом припоминая, где мы встречались. Затем, видимо, решив, что поговорить, по крайней мере, можно, а там видно будет, может, что и обломится, нехотя подошли ближе.
– А где остальные – слились уже что ли? Или спят еще?
– Машка с Олькой спят. Клея надышались. А Крендель с Серегой в Апрашку поехали, шустрить. Щас подтянутся. А что за дело-то, с иностранцами, реальное? Чего дадут-то? – Спросил старший, с рыжими волосами и живым острым взглядом. Взгляд периодически задерживался на моем правом кармане куртки, в котором легко угадывался радиотелефон. Я переложил телефон из наружного кармана во внутренний. Парень слегка насупился.
– А доллары даадуут? – Протяжно ерничая, загундосил младший. – «Вот с ним напарюсь, придурковатый, все время гасить придется», – отметил я машинально.
– Так, пошли девок будить, без них никак, – в моих интересах было собрать как можно больше народа. – Есть хотите? – безо всякого перехода спросил я.
– А кто ж не хочет, курицу гриль, вон там продается, – замельтешил младший.
– Не, лучше шаверму. Двойную.
– Нет, курицу!
– Я тебе щас такую курицу, блин! – И, повернувшись ко мне: – шаверма вон там продается, и кваса.
– А мне пепси.
– Я тебе щас пепси, блин!
– Так, тихо, – я почувствовал, что процесс пошел. – Всех соберем, тогда и купим – кто что хочет, потом дело обсудим. Спокуха. Куда, говорите, идти будить-то?
– Да вон, в тот парадняк, – старший махнул вглубь дворов, – пошли, покажу.
– Тебя как зовут-то? – спросил я уже на ходу старшего.
– Колян, – ответил тот.
– Коля-Коля-Николай… – нараспев загундосил младший, но, получив привычно-увесистую затрещину, сразу стал задумчивым.
– Все, ждите тут, я сейчас, – сказал Колян и проворно полез в подвальное окно громадного сталинского дома.
Через полчаса вся компания собралась: девчонок разбудили, двое вернулись из центра. Еще двое приблудились по ходу. Видимо промышляли на этой же станции, но были сами по себе – держались немного в стороне, готовые слиться в любой момент.
Каждому было куплено то, что хотелось. Конечно, пришлось усреднять, в чем неоценимую роль сыграл Колян – он был явным лидером. Иначе мы бесконечно рыскали бы по ларькам, выискивая для каждого то, что он когда-то видел и хотел, но теперь тут этого нет, может, в другом…
Я начал речь, не дожидаясь, пока все доедят до конца, так было надежнее.
– Короче ребята, тема такая: то, что я говорил про журналистов, в силе, но это будет не скоро. Через неделю-две. А сейчас тема другая.
– Ну, динамо, блин, я же говорила! – с набитым ртом запаниковала одна из девчонок.
– Не бзди, давай послушаем сперва! – вмешался Колян.
– И тема гораздо более серьезная. Нужна реальная помощь. И за эту помощь я готов заплатить деньгами, а не жрачкой. Потому что это не для иностранцев, не для гуманитарной помощи. А нужно это лично мне. И это конкретная работа.
Двое независимых заметно отодвинулись на расстояние, которое еще позволяло слышать, о чем речь, но уже позиционировало их как «мы не с ними, мы тут сами, покурить вышли». Все остальные насторожились. Я понимал, что вступление не из лучших, но знал по опыту – парить нельзя. Все надо называть своими словами. Почувствуют, что кручу – сольются стазу.
– Короче, пропал мой друг. Иностранец (это было близко к правде – не говорить же им, что он инопланетянин). Похоже, его похитили. Или что-то в этом роде. Есть только один адрес. Где он был раньше. Там ли он еще или нет, я не знаю. Нужно поднять на уши весь город. Каждому, кто дает конкретную информацию, – тысяча рублей. Каждому, кто способствовал получению этой информации, – пятьсот.
– Это как это, «способствовал»? – Спросил один из свежепришедших – Дениска – длинный, худой, со всклокоченной шевелюрой и скептическим выражением лица подросток лет четырнадцати.
– Просто. Вот, например, ты передал информацию Петьке из Рыбацкого, а он Вовке с Комендантского. А Вовка что-то конкретное выдал. Вовке тысяча. Тебе и Петьке по пятьсот. Понятно?
– Понятно, – сказал Коля. – Понятно, что нам нужно всю ночь по городу шустрить и всем эту тему прогонять. Авось кто-то что-то и видел. А не продинамишь?
– За конкретную информацию заплачу. После того, как проверю. За порожняк спасибо скажу, что парились.
Все это предприятие сильно пахло керосином. Перво наперво – я никогда не давал детям денег. Еду, медикаменты, одежду. В этом была определенная этика сотрудника гуманитарной организации. Но сейчас организация была не причем. Они должны были сделать работу. И за эту работу менты запросили бы втрое больше. А результат был бы практически нулевым. К сожалению.
– Стрелка завтра, здесь же, в то же время. К этому времени найдите место поблизости, где я смогу разговаривать со всеми желающими по очереди, и, не привлекая внимания.
После дал короткое описание Петра и его бывший адрес на Ваське.
Я понимал, что времени в обрез – но предложенные деньги для уличных детей были огромны. Это было почти так же круто, как найти клад!
***
Следующие два дня, к сожалению, не принесли ничего кроме кучи интригующих рассказов о том, что, возможно, его видели вчера гуляющим на Невском, выходящим из Мариинского театра, входящим в… и т. д.
Беседы я вел в полуподвальном помещении с хорошо просматриваемыми подходами и двумя запасными выходами. К тому же пара ребят постоянно были на стреме. Я прекрасно понимал, что, попадись кто-то из подростков в руки братков, расскажут все и сразу. И еще от себя приплетут что-нибудь для убедительности.
На третий день я услышал про мешок в багажнике.
Пацан Леха уже неделю жил с друзьями в подвале соседнего дома на Ваське. Его дружбаны рассосались, а он «ну просто вырубался, так спать хотел. Повезло», – многозначительно добавил он, видимо намекая на светившее ему вознаграждение. Он услышал вверху два хлопка, сильно напоминающие выстрелы, и сон как рукой сняло. Приник к слуховому окну и весь процесс наблюдал в подробностях. По выражениям бандитов, загружавшим мешок, было очевидно: шлепнули кого-то важного.
Параллельно я узнал, что следующим утром из вышеозначенного подъезда, один за другим, покинули квартиру несколько десятков братков. Кто пешком, кто на транспорте, они убыли в неизвестном направлении.
Леха получил тысячу. Еще шесть человек по пятьсот. После этого поток посетителей утроился, и уже через два дня я знал про историю на пустынном причале. Там, в заброшенном кране, все лето тусовалось аж пять человек. Все они с интересом наблюдали за выгрузкой и затоплением мешка, единогласно решив, что выкинули жмурика. Им можно было доверять, ибо процедуру эту они наблюдали там не впервой.
Пришлось, скрепя сердце, выдать пять раз по тысяче и четыре по пятьсот.
Выяснилось так же, что на одном из заброшенных складов в промзоне со вчерашнего дня началась небывалая и трудноопределимая активность. Была выставлена охрана, все время снуют автомобили, «даже завезли пару громадных контейнеров, и заехал один трактор». Люди тусуются странные, по описанию походят на сбежавших с Васьки зеков. Охрана стоит серьезная, «что происходит – не понять никак».
Об этом с обидой в голосе рассказал главарь тамошней группировки, нелегально проживающей в ангаре того самого склада. Откуда их эти, предположительно уголовнички, и выперли.
Дал пятьсот рублей для сохранения контакта. Эти подростки знали территорию как свои пять пальцев, да к тому же имели большой зуб на потеснивших их элементов.
На этом я объявил об окончании проекта и распрощался со всеми, кто мне помогал, не позабыв также и отблагодарить.
С тяжелым сердцем я вернулся в свою машину на Чайковского. Уж больно не нравился мне этот выброшенный в Неву мешок.
***
Дальнейшее было делом техники. Звонок по тревожному номеру из телефонного автомата: "Хочу сделать сообщение: я гулял в районе пирса, и видел, как несколько человек восточной наружности опустили какой-то мешок в воду. Мне кажется – это тайник с взрывчаткой!»
Естественно, это бы не сработало, если бы я попытался остаться анонимом. Одно дело сообщить, что заминирована станция метро, другое – сообщить, что кто-то выкинул в Неву мешок. Но я назвал свое имя, встретил машину МЧС с водолазами и лично показал место, где это было. Чтобы объяснить свое присутствие в этом месте, пришлось придумать, что гулял здесь с девушкой, которая живет рядом (как мне было еще объяснить – не с собакой же я гулял в часе езды от своего дома?!). Имя ее, я, естественно, назвать отказался. Как благородный человек.
На моих глазах они достали мешок, вскрыли его, и аккуратно перевернули тело вверх лицом. Это был труп Петра.
– Вы знаете этого человека? – спросил меня водитель машины, видимо, заметив мою реакцию.
– Нет, – ответил я. – Первый раз вижу.
***
Подъехав к воротам дома, я ничуть не удивился, не обнаружив никакого наблюдения. Я был опасен, лишь пока у них был инопланетянин. Я мог рассказать кому-то о нем, мог убедить его больше не работать на уголовников или еще что-нибудь… А теперь-то что? Никто ни во что не поверит. Буду настаивать – упекут в психушку. Теперь ничего не изменить. Мертвых оживлять даже Петр не мог. То есть я свободен.
Только было мне от этого как– то невесело.
III. ВОЗВРАЩЕНИЕ
За дверями стоял зеленый человечек. Вид у него был не очень: зеленые глаза выпучены, губы распухли, как у лягушки.
– Быстрее!! – Сипло запищал он, бесцеремонно вваливаясь в прихожую, при этом вращая руками в стиле пловцов брасом. – Ты куда, блин, пропал, я тут сижу, жду, уже все силы ушли, мне надо тело, матрица другая, читать не могу, реально сейчас вообще дематериализуюсь.
Я не знал – радоваться или плакать – честно сказать, признать в этом чучеле Петра было затруднительно, да и зрелище было не так чтобы очень.
Он мне когда-то объяснял: из зеленого человечка в нормально человека превратиться нельзя – структура у этих зеленых другая. Не корелирует с людьми вообще. Из зеленого один путь – в пустое тело. То есть человек должен ему свое тело добровольно отдать. Ну а дальше резонанс, забор энергии из матрицы коллективного сознания – и хоть пять раз материализуйся. Только проблема потом между самим собой разобраться.
– Так тебе, что, опять мое тело надо? – задумчиво и подозрительно спросил я. Уж больно плохие воспоминания у меня остались от высадки на Луну.
– Блин, конечно, Димыч, быстрее, последние силы уходят…
– У тебя все время, сколько тебя помню, силы последние. Ладно, – решился я. – Только не на Луну.
– Да хоть чего. Только тебе ведь захотеть надо. Насильно я не могу. Давно бы уже перекинулся.
– Ага – сделай меня кем-нибудь великим и ужасным… Эй! – закричал я вдогонку, – только вернуть не забудь!
В глазах сверкнуло.
***
Под перестук колес в окно накрапывал мелкий дождь. По сравнению с предыдущим разом я чувствовал себя не в пример более уверенно. Знал – вернусь. Но беспокойство не оставляло. В купе зашла женщина. Присела на край постели.
– Как Вы?
– Не знаю, – ответил я. – Нас арестуют? Кто предупрежден?
– Слухи совершенно противоречивые, – лицо женщины казалось отдаленно знакомым. В Петербурге буза. Говорят, у наших сила. То, что Россия накануне революции, это несомненно. Но кто знает – все так изменчиво. Нужно готовиться к худшему, Володя. И не узнать ничего толком. У нас только условия на транзит. Выходить из вагона не разрешается. Ну, ты же знаешь, сам подписывал. Кроме Платтена, конечно. Ему все можно. Но этот молчит, если что и знает – не добьешься.
– Как люди?
– В клозете – толпа. – Она мягко улыбнулась. Знают, что ты не переносишь дыма, так там курительный салон устроили. Теперь очередь занимают. За нормальной надобностью и не пробиться.
В купе постучали. Зашел официант. Поставил поднос. Молча удалился.
– Да, одно отрадно, – кормят исключительно!
Я съел супчик из форели: еда показалась непривычно добротной, давно я так не ел. На второе: шведский бифштекс, даром, что повар из немцев.
После обеда вышел из купе, решив немного размяться. Услышал перепалку в конце вагона – спорили курящие и некурящие. Я пошел в купе, нарезал бумагу и вернулся к клозету.
– Товарищи, вот ордера, – я решил упорядочить сутолоку. – На три билета категории А, один для курящих. – Все посмеялись, но идею приняли. Сутолока прекратилась.
Я вернулся в купе.
– Наденька, – обратился я к женщине, читающей что-то у керосиновой лампы.
– Да, Володя?
– А если нас не арестуют, удастся ли ночью достать на Финляндском извозчика?
– Думаю, кто-то из товарищей будет. Помогут добраться. Лишь бы не в Петропавловку.
Стучали колеса, за окном смутно проплывали телеграфные столбы. В темноте стекла отражались лампа и силуэт склонившейся над книгой женщины. Рядом с ней сидел невысокий мужчина. То есть я. Вагон качнулся и пламя лампы осветило мое лицо. И тут мне стало по-настоящему страшно.
Я был Владимиром Ильичом Лениным, возвращавшимся через Германскую границу в Петербург в запломбированном вагоне. Был апрель тысяча девятьсот семнадцатого года. По старому стилю.
***
Наутро прибыли в Белоостров. Нас встретили Мария Ильинична, Шляпников, Сталин, Каменев и другие товарищи. Стали обсуждать дела и появилась первая информация. Я спросил, арестуют ли нас по приезде. Товарищи улыбались.
Здесь я впервые выдвинул тезис о грядущей мировой революции и роли России в этом процессе. Началась дискуссия.
Дело в том, что на тот момент бытовало мнение, что революция в России возможна только после революции в Европе. Я же считал, что Россия послужит детонатором всему мировому революционному движению. Что мы должны быть, и обязательно будем, в авангарде мирового революционного движения. Что происходящее в России архиважно, со всех точек зрения, и будет примером, за которым рано или поздно последуют все европейские страны.
Во время диспута я внимательно присматривался к товарищам. Особенно интересовал меня молодой, но подающий надежды грузин. Я с некоторым даже испугом поглядывал на него. Сейчас он был прост, дружелюбен и энергичен. Среди старших товарищей многословием не отличался, но я, зная, что предстоит сотворить в будущем этому улыбчивому грузину, испытывал сильную скованность и дискомфорт от его соседства. Пару раз, встретившись со мной взглядом, Джугашвили так тепло и понимающе улыбался, что мне пришла в голову шальная мысль: «А он ли это сидит сейчас передо мной? А вдруг это кто-то иной – воспользовавшись чужим телом, играет сейчас роль будущего великого вождя? А может… может, это я сам, уже в следующий раз сменивший тело по просьбе Петра – сижу сейчас здесь и улыбаюсь себе губами Сталина, зная, что это я временно пребываю в теле Ленина?!!»
***
К вечеру поезд прибыл в Петербург. Когда он, попыхивая, медленно вошел под крышу вокзала, я застыл в изумлении. Я увидел солдат и матросов, вытянувшихся в струнку в почетном карауле с офицерами во главе. Это были Московский и Преображенский полки, красногвардейцы и моряки Балтийского флота. Позади стояли рабочие со знаменами. Вокзальная площадь и прилегающие к ней улицы были запружены людьми, которые держали в руках флаги и факелы. Оркестры играли «Марсельезу».
Ко мне подошел щеголеватый молодой офицер, что-то отрапортовал и в конце лихо отсалютовал мне. За звуками оркестра я не расслышал, что он сказал, однако неожиданно для самого себя ответил офицеру, повторив его движение. Дальше меня буквально понесли на руках. Я боялся, что уронят, и постоянно повторял: «Товарищи, тише, что вы, товарищи!». Наконец меня отпустили.
Сопровождаемый Крупской и Каменевым, я прошел прямо в императорский зал, где меня уже ждали товарищи из ЦК. Поздоровался, выслушал странноватое приветствие Чхеидзе. Надо заметить, что, вопреки киношно-книжным версиям моего появления в Петербурге, на мне был надет котелок, а не кепка, как многие позже описывали. Я, действительно, купил в Стокгольме кепку, чтобы быть ближе к образу пролетария, но в сутолоке забыл ее в вагоне.
Не ответив на приветствие Чхеидзе – уж больно оно было нравоучительным, – я развернулся и вышел назад на перрон, к солдатам и матросам. Они встретили меня торжествующими криками. Сквозь бурлящую толпу я выбрался на площадь. Кто-то помог мне вскарабкаться на броневик, и я начал свою первую речь:
– Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие! Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас, как передовой отряд всемирной пролетарской армии…
Мне оставалось только благодарить эрудицию, невероятную логику и убежденность тела Ильича. Слова складывались легко, я, как бы плавал во флюидах многотысячной толпы, которая отзывалась на каждое слово торжествующими выкриками. Было ясно – меня здесь ждали. Более удачного момента для возвращения представить было трудно. Хотя конечно, что и говорить, немецкие денежки также сыграли свою роль…
Шумела толпа на улице, ломилась в двери, требуя меня. Броневики выстроились у Финляндского вокзала. Их прожектора резкими снопами прорезали темноту и освещали улицы Выборгской стороны.
Снова зазвучала «Марсельеза», официальная часть приема была окончена.
Под звуки оркестра и крики тысячной толпы, среди красно-золотых знамен, освещаемых прожекторами, я вышел на парадное крыльцо и сел в крытый автомобиль. Но эта попытка не удалась – солдаты и матросы, заполнили площадь и улицы. Автомобиль не пропускали. Мне пришлось выйти. Я взобрался на крышу авто и начал новую речь.
–… Участие в позорной империалистической бойне… ложью и обманом… грабители капиталисты…
Я изрядно устал, но мне пришлось пересесть на броневик и двинуться на нем в сопровождении рабочих отрядов и воинских частей к Сампсониевскому мосту, в резиденцию большевиков – дворец балерины Кшесинской. По дороге мне приходилось выступать чуть ли не на каждом перекрестке.
– Да здравствует Социалистическая Мировая Революция!..
Броневик медленно плыл среди людского моря в далекую молочно-туманную даль, освещаемую мощными снопами прожекторов…
Один из них на мгновение ослепил меня, и я прикрыл глаза.
А в следующую секунду обнаружил, что стою на кухне своей петербургской квартиры.
***
Рядом со мной, за столом, сидел незнакомый мужчина лет тридцати с крупными чертами лица и волевым подбородком. На руках проступали вены, он был поджар и мускулист. Спокойно, с дружелюбным выражением он смотрел на меня. Я, все еще в прострации после пережитого, также молчал.
– Привет, меня зовут Арнольд, – дружелюбно приветствовал он меня.
– Какого черта? Какой Арнольд? Товарищ, почему вы сидите на моей кухне? Где Петр? – Я засыпал его вопросами.
– Димыч, да я и есть Петр. Только выгляжу по-другому, мне, знаешь ли, прежнее тело поднадоело уже… да и неприятно вспоминать: его же убили все-таки. А тут, – он с легким самодовольством напряг мускулы – я подразвил кой-чего.
Саркастические нотки в его речи были мне хорошо знакомы, и я с большим доверием посмотрел на сидящего передо мной человека. Хотя признаться, чувствовал я себя странно. Представье – к вам на улице подходит пожилая тетка незнакомой наружности и говорит: «Внучек, Васенька, я твоя умершая прабабушка! У меня только тело другое, а так я тебя очень люблю…».
– Ну и какое же тут развитие? Что у тебя теперь рожа кирпичом, и мускулы как у Сталлоне?
– Во первых, не как у Сталлоне, а как у Шварценеггера, – он умильно посмотрел на журнал «Медведь» – тот был открыт на фото Шварценеггера в целый разворот.
– А… – протянул я… – Понятно… Арнольд. – Последнее прозвучало несколько с издевкой. – Так что же во-вторых?
– А во-вторых, вот что. Я несколько скорректировал программу энергетического клонирования. Тело моё теперь материализуется не только с желательными физиологическими улучшениями, но и совершенствуется на молекулярно-кинетическом уровне. Другими словами, убить его, по крайней мере, теми способами, которые ко мне уже применяли, нельзя.
– То есть ты что, бессмертный теперь стал?– Изумился я.
– Ну, не то чтобы вообще нельзя убить. Но, типа, затруднительно.
– И тебя теперь не застрелить?
– Нет, не застрелить, – утвердительно ответил он.
– А что происходит с пулей? – во мне проснулся дух естествоиспытателя.
– По-разному, – откликнулся Арнольд. Когда насквозь проходит, когда плющится, а когда отражается. Последнее наиболее энергоемко. Пуля меняет направление и скорость на диаметрально противоположную.
– А от бутылки по голове ты как спасаешься?
– Да так же. Насквозь пропускаю, бью или отражаю. Без всяких для себя негативных последствий. – Он поморщился, видимо, от неприятных воспоминаний. – Да и вообще, с движущимися материальными объектами первого порядка все довольно просто.
– А с чем не просто?
– Второй, третий порядок. То есть энергия сознания: ментальные сгустки, кинетические нити там, ну, в общем, куча всего, на самом деле, есть, с чем я не знаю, как это тело себя поведет.
– Арнольд…, тьфу… Можно я тебя по-прежнему Петром звать буду? А то Арнольд, это как-то не по-нашему. Не по-русски.
– Да зови, я, собственно, он и есть. Все воспоминания на месте, эмоции, переживания. Это как, считай, пластическая операция. Я понимаешь, мог без проблем старое тело восстановить. Но я тебе уже сказал… Да и конспирация опять же: с бандюками-то этими еще далеко не конец.
***
Новый Петр нравился мне все больше. Он был как-то интереснее. Самостоятельней. Раньше он доставлял мне много хлопот. Особенно когда Достоевского начитается и давай по Невскому в котелке рассекать и выражаться так, что без стакана не поймешь. Все норовил куда-то пропасть. Потом спасать приходилось. А этот вроде сам себя в обиду не даст. «Может, вздохну спокойно», – подумал я.
– Пиво есть, – прервал размышления Петр. – Там в холодильнике, я сбегал пока в твоем теле был. «Хейнекен».
Я открыл холодильник и замер от удивления: вся верхняя его часть была занята аккуратно сложенными бутылками пива.
– Ты чего тут, на месяц запасся?
– Не, на сегодня. Не хватит – в морозильнике водка. – Он по-деловому открыл бутылку об бутылку. Достал два стакана, разлил почти без пены. – Ну, давай. За встречу.
Мы выпили. Он выложил на стол воблу, высыпал в тарелку соленые фисташки. Разлил по второй. Выпили еще. Жить стало веселей.
– Ну что, – я решил обсудить дела. – Надо бы бандитов этих назад вернуть. А то от них как-то неуютно. Ты теперь хоть и супермен, но все же без них было бы поспокойней.
– Куда вернуть? – с интересом спросил Петр.
– Ну, куда, в тюрьму понятно, в места, так сказать, лишения. Что бы все стало, как было, – вспомнил я свой сон. – А что с ними еще делать? Есть мысли интереснее?
– Есть, – как-то посерьезнел Петр.
– И какие?
– Будем мстить!
***
Я несколько опешил. Такая мысль была для меня новой.
– Кому мстить? Зачем?
– Уродам этим. Которые меня убили. И в первую очередь Валету, падле. Где тут у вас оружие продают? – безо всякого перехода спросил он. – Пара девятимиллиметровых «кедров», две «мухи», бронежилет – или два надо? Ты со мной пойдешь?
Такого оборота событий я никак не ожидал. У каждого Петиного воплощения были негативные нюансы. Но раньше все было более или менее безобидно. Теперешний же вариант вызывал у меня прямое неприятие. Я по жизни предпочитаю улаживать все мирными переговорами. Ну, разругаюсь вдрызг, на худой конец, стресс опять же снимает. А тут: «надо ли мне бронежилет?» А гранатомет? А огнемета у вас, кстати, не завалялось? что-то посжигать кого-нибудь хочется… Я с сожалением посмотрел на Петра.
– Ты чего читал-то? – спросил я нерешительно, припоминая о его способе материализовывать себе тело: он обычно брал его внешний вид и характер из недавно прочитанной книги.
– Как что? «ВДВ наступают», конечно. Продолжение.
Я с сожалением подумал, что сам купил данное произведение на блошином рынке и забыл вовремя выбросить. Да, блин. Пригодилась книжка. Главное, как я помнил из предыдущего опыта, упорство у Петра было феноменальное. Переубедить его было очень трудно.
Выпили еще, поговорили. Тему мести я больше не трогал – сошлись на том, что завтра с утра испытаем транспорт. Здесь мне все-таки удалось танки поотменять. А то он сначала на них собирался к уголовничкам ехать. Решили из моей машины «планетарную матрицу» сделать. Петру, видно, хотелось свою крутизну продемонстрировать – что он там за сюрприз приготовил, он не объяснял, только хитро улыбался. Несколько подумав, я с опаской согласился, взяв с него клятвенное обещание, что машина после этого ездить не перестанет.
***
Автомобиль медленно и плавно поднимался в небо над Васильевским островом.
Было, в общем-то, красиво: солнце в зените, корабли, гостиница «Прибалтийская», планеры, людишки на берегу, шагающие с одного бетонного обломка на другой, пытаясь не наступить на торчавшую из них арматуру. Осколки битых бутылок и окурки, которые гуляющие сами же и выбросили так далеко перед собой, как только смогли. Смогли далеко. Но, поскольку шли тоже максимально бодро, то дошли до окурков, пока те еще горели. И теперь, критикуя Евросоюз и Америку, обжигаясь об окурки, они пробирались к воде.
Я висел над заливом и ничего не понимал.
– Петрович, – я перешел на уважительный тон, – а что теперь?
– Газ нажми, – проникновенно посоветовал Пётр.
Я нажал на газ и машина двинулась вперёд. Впереди было жилое здание, правда, внизу. Перелетели. Я жал на газ и рулил. Жалко, что я никогда не был фанатом вождения. Иначе у меня снесло бы крышу: препятствий никаких – для самолётов низко, для линий электропередач – высоко.
– Ну, начинай с высотой работать, – вещал Пётр. Он сидел рядом и, казалось, скучал.
– Подожди, – прикололся я. – Вон краны какие-то вдалеке. Поехали!
Мне стало интересно. Подлетели к порту. Кран, высоко выставив заклёпанное тело, мерно покачивался в небе.
– Ну, блин, супер! – Только и нашёлся сказать я. – Клёвый какой!
На верхушке, в подобии люльки, восседал усатый мужик серьёзной наружности и абсолютно трезвого вида. «Дык а кого сюда ещё посадить? – подумал я. – Всё строго. Контейнер уронит на пароход – минус контейнер. Да и пароход, поди, тоже затонет. В общем, ответственность».
– Слушай, – пробило меня вдруг. – А почему крановщик не удивляется? Перед ним, что, каждый день машины летают?
– Это я тебе ещё не объяснил, – откликнулся сидевший рядом инопланетянин. – Короче, здесь два режима – вневизуальный и внематериальный. Оба включаются по умолчанию в момент отрыва от дороги. Вверх или вниз. То есть при полёте или при движении под землей. Первый значит, что ты находишься вне видимости окружающих. Второй: то, что ты находишься вне материи. То есть, ты проникаешь через любые материальные объекты, не причиняя им разрушений. Очень полезно, особенно при движении под землёй. Представляешь, какой будет грохот, если ты поедешь под землёй, раздвигая пласты породы? К тому же, все коммуникации порушишь. Да и при полётах: вмажемся, к примеру, вот в такой кран – представь себе масштаб события – в новости попадёшь! Как минимум… – зачем-то добавил Пётр после паузы – видимо, «представлял масштаб».
– А вообще, всё это можно отключить и опять стать видимыми и материальными. – подытожил он
– А как отключить-то? – поинтересовался я.
– Видимость-невидимость отключается аварийкой, – он для наглядности ткнул кнопку. Замигали, защёлкали аварийные огни. Материальность – поднятый ручник. Он потянул ручник, видимо, решив, что я не в курсе, что это такое.
В это время башня крана стала поворачивать в нашу сторону. Мужик в кабине что-то кричал в переговорное и сноровисто двигал рычагами. Мне стало не по себе. До столкновения оставались считанные метры. Размеры стрелы вблизи оказались внушительными. Заклёпанная чешуйчатая поверхность с облупившейся жёлтой краской угрожающе приближалась.
– Не боись, – голосом сурового боцмана попытался приободрить меня Пётр, – мы же нематериальные!
– А ты уверен? – усомнился я. – Мы же не проверяли: вдруг не работает? И вообще, включить – это ручник поднять или наоборот? А чем ты там, кстати, щёлкал?
Видимо, я его сильно загрузил своими вопросами: в глазах Петра заметалось сомнение. Он медленно перевёл взгляд на приближающийся кран.
– Ну, блин… – начал он, и мы одновременно перевели взгляд на крановщика. Его глаза выражали неподдельный ужас. Мужик открыл рот, закрыл, снова открыл. «Кричит «мама», – успел подумать я, и страшной силы удар обрушился на нас…
* * *
«… серьёзная авария на Балтийской таможне. Прямо в разгар рабочего дня обрушилась стрела башенного крана. Вместе с двадцатитонным контейнером большая часть конструкции упала в море. По утверждениям крановщика, непосредственно перед аварией он наблюдал зависший в воздухе автомобиль чёрного цвета с тонированными стёклами. Через лобовое стекло ему удалось рассмотреть двух мужчин среднего возраста, указывающих в его сторону. Как утверждает крановщик, именно от столкновения с этим автомобилем, напоминаем, зависшим на высоте башни крана, и произошло данное ЧП».
На экране сменилась картинка. В кадре появился знакомый мужик с выпученными глазами, интенсивно двигающий руками взад-вперёд, как бы переключая рычаги.
– А они… А я! Они! Я! – Донеслось из динамиков телевизора. Речь мужика разнообразием не отличалась. На заднем плане мелькали люди в белых халатах.
«Это был репортаж из больницы им. И.И.Скворцова-Степанова, – на экране снова появилось лицо дикторши, – куда крановщик помещён для прохождения курса реабилитации».
Последнее было произнесено несколько саркастически. Подразумевалось, что всем хорошо известно, какую «реабилитацию» проходят в больнице им. И.И.Скворцова-Степанова пациенты, чьи краны сталкиваются с пролетающими мимо чёрными автомобилями.
«По данному ЧП возбуждено сразу три уголовных дела: кроме самого факта крушения, выяснилось, что утонувший в море контейнер, принадлежащий пензенскому предпринимателю Ассыку Зысанову, был растаможен по подложным документам. Было задекларировано, что он используется для перевозки предметов, бывших в употреблении, то есть так называемого секонд-хэнда. Данная категория товаров имеет самую низкую таможенную ставку. На самом же деле в контейнере оказалась партия презервативов. Третье уголовное дело возбуждено против начальника таможенного терминала. Как оказалось, вышеупомянутый башенный кран отслужил свой срок ещё в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. То есть его эксплуатация была незаконной в течение более чем 25 лет».
Молодой серьезный диктор переложил листок из одной стопки в другую и продолжил: «При проведении нашими журналистами самостоятельного расследования Пензенский предприниматель заявил, что не имел ни малейшего понятия о том, что стоимость таможенных сборов занижена. «Это какое-то трагическое недоразумение!», – сказал он нашему корреспонденту в Пензе. Кроме того, по региональному пензенскому каналу выступил смотрящий по региону, бывший вор в законе Чёрный, занимающий сейчас пост спикера законодательного собрания Пензы. Он также подтвердил невозможность участия господина Зысанова в каких-либо противозаконных действиях. Что касается начальника терминала, то он с самого начала занял выжидательную позицию:
«Никакого крана не было, – уверенно заявил он нашему корреспонденту. – И контейнера не было. Не знаю, что там у кого упало. Лично у меня на терминале всё в порядке. Тот кран, о котором идёт речь, сломался 25 лет назад и с тех пор не эксплуатируется. Так что никакой контейнер с него упасть не мог. Ничего мы со дна вчера не поднимали. А на берегу стоит контейнер г-на Зысанова, в котором находится 20 тонн секонд-хэнда».
Заявление начальника терминала показалось нам малоубедительным, так как мы сами вчера присутствовали при подъёме и вскрытии контейнера c презервативами. По этому факту мы предприняли независимое журналистское расследование. Оно дало следующие результаты:
На том месте, где вчера стоял вытащенный из воды зеленый контейнер с презервативами, сегодня находится контейнер другого цвета и размера. На боку у него крупными буквами на русском языке написано: «Секонд-Хэнд».
Рядом стоит вооружённый милиционер. Номер контейнера соответствует заявленному в таможенной декларации.
В ГАИ (напомним, что до прояснения ситуации специалистами из больницы им. И.И.Скворцова-Степанова, данное происшествие считалось дорожно-транспортным) нам заявили, что ДТП с участием летающих машин лежит вне сферы их компетенции. Что вчера действительно кто-то звонил, но ложные вызовы у них каждый день и это в порядке вещей.
В больнице нас встретили радостным известием. На следующий день после столкновения крановщик совершенно выздоровел и убыл рано утром в неизвестном направлении. Его сопровождали двое сослуживцев, решившие, видимо, лично выразить свою радость по поводу его назначения на новую, более высокооплачиваемую работу.
Единственный, оставшийся непрояснённым, вопрос мы адресовали начальнику таможенного управления, генералу Ивану Виленовичу Семижеду.
В телевизоре появился строгий субъект, с блестящими пуговицами на кителе и с какардой на фуражке.
«Уважаемый Иван Виленович, – на экране замелькал микрофоном участник журналистского расследования. – Как мы поняли из Вашего рассказа, на 7-м таможенном терминале кран в течение последних 25 лет не эксплуатировался вообще?»
«Да, вы всё поняли правильно…» – по усталости в голосе чувствовалось, что это дубль эдак двадцатьпятый.
«А как же вы объясните тогда тот факт, что этот кран, которого нет… ну, который уже 25 лет не работает на данном терминале… – журналист старался выражать мысль ясно, но удавалось с трудом, – этот кран был там единственным… Нет на терминале больше никаких кранов. Тогда как же терминал 25 лет работали-то?! Чем контейнеры грузили – они же по 10 тонн весу каждый?»
«Молодой человек, – с лёгким оттенком грусти ответил генерал. – А как древние египтяне пирамиды строили?! Там блоки ведь тоже по 10 тонн! А в то время не то что бы кранов башенных – электричества не было! Вообще никаких машин! И ничего, управлялись. Как? Есть разные теории. Но точно сказать никто не может. И это ничего не меняет – пирамиды ведь стоят!
Так вот, молодой человек, точно так же и мы с седьмым терминалом. Я не могу Вам точно сказать, как они работали. Но факт остаётся фактом. На седьмом терминале, благодаря героическим усилиям трудового коллектива, в течение 25 лет 10-тонные контейнеры перемещались… безо всякого крана! И я буду лично ходатайствовать перед правительством!… Перед страной!… – Голос генерала окреп; в нем зазвучали металлические нотки, – … о награждении начальника терминала и предоставлении его к внеочередному воинскому званию!»
На экране возникла хорошенькая физиономия дикторши.
«Итак, дорогие телезрители, в результате нашего очередного журналистского расследования мы пришли к простому выводу: авария, произошедшая вчера в 12:20 по московскому времени на седьмом терминале Балтийской таможни, не происходила вообще! А мы прощаемся с вами до следующего выпуска нашей передачи. Оставайтесь на нашем канале! Хороших выходных!»
Я щёлкнул кнопкой пульта и посмотрел на Петра.
– Да, мммм… Наворотили… – задумчиво произнёс он. – Ладно хоть все живы-здоровы. И даже с наградами. А могло бы… эх, надо быть осторожней!
Я не стал ему ничего отвечать, хотя мог бы. Всё получилось, по сути, из-за него. Донажимался на кнопки, блин! – материализация, визуализация… В результате сам запутался.
– Слушай, – начал я, – а что с бандюганами-то? Когда мстить будем? – я специально употребил слово «мстить», чтобы сделать Петру приятное. У него ж вендетта.
На самом деле вся эта тема с боевыми действиями мне как-то подсознательно не нравилась. Хотелось её уже поскорее закрыть. Одни воспоминания чего стоят! Сам чуть не погиб, а Петра и вовсе убили. Хорошо он хоть воскреснуть смог. А теперь вот мстить собрался, Шварценеггер, блин!
– Так, – Пётр бросил на стол недоеденную воблу. – Ты прав. Хватит этим отморозкам кайф на свободе ловить! Небось, не скучают сейчас: водочка, девочки… А по ним могила плачет! Век воли не видать!
– Петя, какая могила? – спросил я вкрадчиво. – Мы ж договорились: попугать и отпустить. Как интеллигентные люди…
– Ну да… – потупился он. – Попугать… желательно до смерти… И отпустить… головой в колодец… Короче, всё! Поехали.
– Что? Прямо сейчас? – я испугался.
– Конечно, прямо сейчас. План есть. Оружие тоже. Транспорт в наличии. Вперёд!
***
Времени мы вчера даром не теряли. Сразу после того, как порушили башенный кран на таможенном терминале, мы продолжили освоение новых возможностей автомобиля. Особенно понравилось передвигаться в машине, наполовину погруженной в землю. Я опускал её примерно до середины лобового стекла на уровень асфальтового покрытия и так путешествовал по улицам. Был в этом какой-то сюрреалистический глюк. Естественно, двигались мы в режиме полной внематериализации. И еще по моей просьбе Пётр усовершенствовал включение этого режима. Теперь инцидент с краном был бы невозможен – при отключении внематериализации машины, компьютер полностью менял внутреннюю подсветку автомобиля – с оранжевой на синюю.
Полдня мы катались по городу. Потом Пётр произвёл какие-то сложные манипуляции с картами Таро, и мы обзавелись двумя дубинками довольно уродливого вида, напоминающими старинные жезлы. Пётр с нежностью в голосе называл их бластерами и не давал мне до них даже дотрагиваться.
– Потом! – сказал он. – Сейчас двигаем в сторону Синявина, там сядем посреди болот и попробуем. Если кто и услышит, то решит, что взорвалась оставшаяся с войны мина!
Нужно сказать, что мне стоило больших усилий убедить его использовать инопланетное оружие. Пётр начитался боевиков, и теперь его просто переклинило на РПГ, мухах и бронежилетах. Даже ракету малого радиуса действия приплел.
– Я же говорил, Димыч: хочу их тем же почикать, чем они меня. Око за око! Глаз за глаз! Танками гадов перееду!
– Во-первых, – возражал ему я. – Око и глаз – это одно и то же. Во-вторых, Валет же тебя из Макарова завалил. Хоть ты сам вообще не вооружён был. Что-то не стал он тебя ремнём от брюк удушать. То есть, использовал максимум технического превосходства при минимуме джентльменского благородства. Так что «око за око» в данном случае – это такое оружие выбрать, чтоб у него от удивления глаза квадратными стали и назад уже не вернулись! Пусть знают наших!
Переубедить помаленьку удалось, и теперь мы двигались над болотами, выбирая островок, на котором могли бы остановиться. Нашли, сели. Достали бластеры.
– В общем, так, – торжественно изрёк Пётр. – Держать надо так… Это боевое положение. Палец на этот выступ – к бою. Нажатие – выстрел. Если не отпускать – непрерывная очередь. Всё.
– Как – всё? А как наводить на цель? А чем стреляет?
– Наводить не нужно. Стреляет чем хочешь. Прицел – это твой взгляд. Вид заряда зависит от тебя: вообразишь, что в цель попала атомная бомба – будет ядерный взрыв; вообразишь, что стреляешь отравленными палочками африканского племени Юмба – они и полетят в цель. Но! – Он поднял указательный палец. – Если ты этих палочек в глаза не видел, а как они действуют – вообще не знаешь, то полетят в противника зубочистки из гостиницы «Астория»!
Почему именно из «Астории», я спрашивать не стал, но на палку в своих руках посмотрел уважительно.
Проблема была в другом: единственным, о чём я точно знал, как оно стреляет, был автомат Калашникова. На сборах стреляли. Ну, ещё из мелкашки… Из рогатки… Я напряг память. М-да… Вспомнилось, как в третьем классе плевали из трубочки комками промокашки… Я задумчиво посмотрел на Петра.
– Эй! Ты чего?! – вокруг него заискрилось синеватое свечение. Я нажал на выступ. Комок промокашки упруго стукнулся о полупрозрачный барьер аккурат напротив его лица.
– Ты чего, сбрендил?!! – Лицо инопланетянина было серьёзным. – Это что такое? Какая-то новая разработка? – он с опаской смотрел на комок промокашки у своих ног.
– Бесполезно это всё, Петя… Ты бы мне лучше АКМ дал. Больше я всё равно ничего не знаю… – довольно разочарованно протянул я. – А это – промокашка.
– С ядом? – не унимался он.
– Нет, Петя. Без яда. Со слюной. Ей даже таракана не убить.
– Ну, насчёт таракана я не знаю, – ответил он, – а вот существ Бю с Большего Регистратора эта штука штабелями уложит. А их, между прочим, даже нейтронной бомбой пытались! Не вышло. – Он ещё раз с уважением посмотрел на кусок промокашки. – Почему – не понимаю… Но спектральное сканирование обычно сбоев не даёт… – он задумчиво посмотрел на меня. – М-да… лучшие умы пяти миров над оружием работали, и все без пользы, а тут… Так, ладно, потом обмозгуем. Больно вредные твари эти Бю… А насчёт бластера ты не паникуй: я сейчас покажу тебе коё-чего, запомнишь – и всего делов!
И он показал… Глюонные шары, река протоплазмы, кварковые сферы, самовзрывающиеся болиды, что-то из арсенала ниндзя – всех названий и не упомнишь.
Сперва у меня не получалось, а потом – ничего, втянулся. Лучше всего у меня получалась деструктуризация объекта. Это когда стреляешь – и его больше нет. Тихо так… Только хлопок – когда воздух образовавшийся вакуум заполняет. Посмотрел на кочку, нажал на спуск – кочка пропала. Всего делов.
В общем, домой вернулись довольные. Пётр всё про промокашку вспоминал: «Ну, блин! – повторял.– Да мы теперь этих Бю…! Ну всё! Ну ваще!»
Потом ещё слетали к тем беспризорникам, что раньше в ангаре жили. Они ни о чем спрашивать не стали. Начертили подробный план территории со всеми входами-выходами и даже с точным расположением канализационных люков и указанием, куда какой из них ведёт. Получили за план денег и довольные отправились восвояси. Причём довольство их, я подозреваю, в большей степени организовал Пётр со своими бицепсами и общим мрачным видом. Как я уже упоминал, у парней был большой зуб на бандюганов, выперших их из родного ангара. А вид Петра вселял смутную надежду, что мы туда не за грибами идем, на ночь глядя.
* * *
В общем, собрались. Оделись. Я долго искал свои самые «зоркие» очки: помня, как работает дубинка (это слово приклеилось у меня к бластеру с самого начала, да так и осталось), я трезво заключил, что с моей близорукостью главная проблема – разглядеть затаившегося врага.
Спустились вниз, забыв, что машина припаркована к балкону. Пришлось вернуться.
* * *
Мы приближались к ангару; настроение было – лучше некуда. Дождь кончился, солнце, правда, не грело, но, несмотря на поздний час, светило. Было время белых ночей. Я держал в руках футляр с «дубинкой» – после тренировки на Синявинских болотах это оружие вызывало у меня инстинктивное уважение. За рулём сидел Пётр. Водил он виртуозно, вовсю пользуясь внематериальным режимом. Подрезал мосты, многоэтажки – то есть, попросту проникал сквозь них безо всяких последствий. Ради понта проехал насквозь (вдоль!) всю Петропавловскую крепость. Признаться, зрелище впечатлило: мелькают казематы, коридоры, какие-то залы… Я не спросил, можно ли снять это на плёнку, а жаль – фильм, несомненно, имел бы фантастический успех. Ну да ладно, летали мы круто!
* * *
Подлетели к ангару. Стоят. Два дурака у входа, два – у выхода. Скукота! Облетели сверху. Ничего… Спикировали вниз – ничего.
– Фигня какая-то, – сказал Пётр. – Инсинуация. Они что, нас не ждут?
– Кого – нас? – отозвался я. – Ты помер, я – не я. Одни воспоминания…
– Ну, тогда вперёд!
Мы приземлились на земляном дворе. Вокруг – тишина… шастает пара дворняг, не уделяя нам, впрочем, никакого внимания. Встали. Стоим… Постояли… Что делать?
– Ну не иначе, как у них партсобрание! Сходняк называется, – попробовал пошутить Пётр.
Шутка не удалась. Мы прошли метров пять, как вдруг земля под ногами начала проваливаться… Даже не проваливаться, а плавиться, растекаться. Словно в болото попали. Ощущение не из приятных…
–Тонем! – Заорал я что было мочи.
– Включай защиту, – замогильно спокойным голосом ответил Пётр. Его тоже засасывало. Он зло сощурил глаза и свободной рукой откинул крыжку чехла бластера. – Ну, суки, откуда? – Зло и немного растерянно пробубнил он.
Увязая в хлюпающей жиже, я с трудом (инстинкт требовал грести, как-то выбираться, хотя понятно было, что надежды нет) нащупал деревянный футляр, с трудом раскрыл. Каждое движение отдаляло шанс спастись – меня засосало уже по грудь. Футляр, хлюпнув, утонул в жиже, сама дубинка всё время выскальзывала, крутясь в руках. Жижа дошла до горла. «До чего неудобная штука!» – и тут я наконец нащупал впадину рядом с бугорком спуска бластера. Нашёл! Последний глоток воздуха я сделал уже сидя в синем искрящемся коконе. Воздуха, кажется, хватало. Болото приобрело какой-то жёлто-слизистый оттенок и стало почти прозрачным. Рядом я увидел синюю сферу с Петром внутри. Мысли разбегались. В голове набатом бил дикий страх. Я не воспринимал реальность как спасение. Это, скорее, было продолжением ужаса погружения, просто продлением процесса смерти.
– Ты меня слышишь? – раздался голос Петра.
Я посмотрел вверх. Вправо… Вниз… Кругом прозрачная жёлтая слизь. Попробовал что-нибудь сказать. «Раз-два-три», – из горла вырывались лишь странные всхлипы.
– Я слышу: ты сказал «раз-два-три», – он легко переместился внутри кокона, приняв вальяжную позу. – Чувак, соберись! Джимми Хендрикс с нами! – Оптимистически продекларировал он.
– Ты что покойников-то вспоминаешь? Мы что, уже на том свете? – отозвался я.
– Шутка! – Он расхохотался. – Подбодрить хотел!
Я потихоньку осваивался. Увидел лежащую невдалеке дубинку. Притянул к себе. Вздохнул с облегчением.
– Вот это правильно, – Пётр, словно зародыш, бодро поменял положение внутри сферы. – Бластер – вещь хорошая.
Синие сферы, внутри которых мы находились, медленно опускались вниз, движение ощутимо замедлялось. Моя паника потихоньку улеглась, и я ошарашено огляделся. Субстанция, в которой мы двигались, более всего напоминала яблочное желе, в первую очередь по причине сильной неоднородности. Желе меняло цвет от светло-янтарного до тёмного, почти коричневого оттенка. Преобладали, впрочем, светлые тона. Тонкие нити света пронизывали пространство сверху донизу – всё было наполнено пульсирующим искрящимся светом. Красота! Я бы ни за что не подумал, что она настолько опасна. Наше движение почти прекратилось.
– Ты как? – голос Петра звучал совсем рядом, хотя его сфера мерцала метрах в пяти от меня.
– Ничего, отошёл, вроде. Уж больно неожиданно вышло!
– Активатор сферы нужно уметь находить на ощупь за долю секунды. Я же тебе объяснял, – от этого зависит твоя жизнь!
– Ну да, объяснял, сегодня, часа три назад. С тех пор у меня было много времени для тренировок!
– Ладно, не бери в голову: если бы ты сам не сумел, я бы тебя в свою сферу забрал. Теперь не волнуйся, в коконе тебе никто не угрожает. Он не пропустит внутрь ничего потенциально для тебя опасного.
Я согласно кивнул, перевёл взгляд вниз и закричал истошным голосом. Прямо у моих ног из нижней части сферы вылезала рука. Она вылезла почти по локоть и продолжала тянуть ко мне раскрытую ладонь. Скрюченные пальцы конвульсивно дёргались. Капли жёлтой жижи падали с них на дно сферы и собирались в тёмную лужу, по виду напоминающую кровь.
– Что случилось? – Голос Петра пробился сквозь мой крик, и я скорее почувствовал, чем увидел, как его сфера дёрнулась, приблизилась к моей, и между ними образовался овальный проём. В проёме появился Пётр с бластером наперевес. Он быстро оценил ситуацию, шагнул к руке и резко за неё потянул.
Сказать честно, поминая добрым словом все ужастики, которые пересмотрел за свою жизнь, я ожидал, что обрубок руки начнёт прыгать по всей сфере, пытаясь схватить нас и удушить.
Случилось другое: из пола показалась голова, плечи, а вскоре появилось и всё тело с руками и ногами, правда, обильно обмазанное жижей и неподвижное. С перепугу мне казалось, что вместе с жёлтым желе с тела сползает кожа, и уже готовы обнажиться жилы и мускулы. Я брезгливо отвернулся. За стенами пузыря всё так же струились вверх жизнерадостно сверкающие зайчики....
Когда я обернулся в надежде, что Пётр уже аннигилировал это кошмарное создание, я увидел картину, от которой кровь застыла у меня в жилах.
На полу лежали двое – это чудовище и Пётр. Пётр любовно обнимал тело и целовал его в губы. Чудовище конвульсивно подёргивалось, чуть ли не складываясь пополам от удовольствия, изо рта изрыгались потоки жёлтого желе.
«Заменили! Петра заменили!» – Пронеслось у меня в голове. Эта кошмарная вакханалия стала последней каплей. В глазах у меня потемнело, и я беззвучно осел на пол.
IV. ПО МИРАМ
Очнулся я от боли в ушах. Открыл один глаз, закрыл. Боль переместилась в область висков, затем щёк. То, что я увидел до обморока, меня совсем не радовало. Но сил пугаться дальше уже не было.
– Вставай, ё-моё, еще тебя спасать мне только не хватало! – голос Петра не радовал. У меня перед глазами всё ещё стояла сцена его совокупления с получеловеком-полужижей. Вариантов, впрочем, не было. Я открыл глаза: Пётр склонялся ко мне с доброй улыбкой. «Так, наверное, выглядит жизнь после смерти. Дальше будет туннель, в конце которого – свет…»
– Димыч, ну что тебя так пришибло-то? Подумаешь, рука из пола, делов-то, нам ещё и не такое предстоит!
Он, видимо, ободрил меня не только словами, бластер, наверное, тоже при деле был. Меня пронзило ощущение лёгкости, желание встать, прыгать, взять, в конце концов, пудовые гири и поднять их раз пятьдесят, а потом – ну надо же что-то делать! – нырнуть метров на тридцать, а потом с парашютом, а если бы у меня права на управление самолётом были, так пренепременно «мертвую петлю» раз десять!
Я открыл глаза уже конкретно. Холодно взглянул на человека, похожего на Петра.
– Ну? – Я старался быть предельно кратким.
– Что ну? Какие вопросы по существу? – Он тоже, похоже, торопился. Наши синие сферы по-прежнему продолжали двигаться вниз.
У меня явно прибавилось сил, и я спросил как можно более конкретно:
– Что происходит?
– Происходит следующее: техногенный слой Земли нарушен. Диаметр – два гектара – аккурат площадь промзоны, где расположен ангар. Пока ведём наблюдение. Активность биопластосферы непредсказуема. Рекомендовано – отсутствие действий. Наблюдение, сбор информации, анализ. Никаких провокаций, особенно на материальном плане.
– Я не о том: в этом смысле я и сам понимаю, что всё непросто. Ты зачем с трупом, – я покосился на тело, с которого всё ещё стекало желе, – сексом занимался? Ты что, некрофил?
– Не понял, – Пётр был серьёзен. – Ты что несёшь? Какой секс?
– Как какой?! Обнимал? В губы целовал? – У меня, в самом деле, появилась какое-то внутреннее безразличие к увиденному. Ходят нудисты по пляжу голыми – ну и что? Это только другим странно. А нудистам – естественно. Целуется инопланетянин с желеобразным трупом – подумаешь! Ему и девки наши нравились…
– Я же ему искусственное дыхание делал! Утонул человек. Я ему воздух в лёгкие вдувал! Ты хоть себе представляешь, как искусственное дыхание делают? Думаешь, соломинку в зад вставляют и меха баянные раздувают? У тебя с головой-то как?
Вопрос застал меня врасплох. Впрочем, как и ответ. Такая версия мне в голову не приходила.
– Пётр, да что же это за человек такой?.. В нём же метр росту… Он что, карлик? На нас наступает армия карликов?!!
– На нас наступает жопа с ручкой!! – Он, кажется, начинал терять терпение. – Да это же обыкновенный подросток! Лет четырнадцать-пятнадцать. Наша сфера тяжелей, поэтому погружалась быстрее – вот мы на него и наехали, так сказать. А поскольку вреда он для нас представляет ноль, то сфера его и впустила внутрь. Еле откачал… По сути, у него была клиническая смерть, так что одним дыханием ограничиться не удалось – пришлось пару раз электрошоком долбануть. Одного не пойму, – голос стал задумчиво-озабоченным, – откуда он тут взялся? Да ещё – вот загадка – ведь он был метра на три под землёй, когда она в желе превратилась. Что за мистика? Закопали его, что ли, живьём прямо перед нашим приходом, и он ещё задохнуться не успел? Жуть какая-то… – он перевел глаза на тело – оно валялось на полу в полном отрубе. Но дышало вроде ровно – Ладно, давай нашу судьбу проясним, а потом уж за него возьмёмся.
Он притронулся к сфере – теперь, после слияния, она если и напоминала яйцо, то вытянутое по горизонтали.
Приостановив падение, сфера на секунду зависла и пошла вверх. Через некоторое время вверху забрезжил свет, а вскоре показалась поверхность. Сфера аккуратно, по чуть-чуть, приподнялась так, что над поверхностью показалась только самая верхняя её часть. Медленно стекла жёлтая жижа, и мы одновременно прильнули к синеватой границе сферы. То, что мы увидели, в буквальном смысле повергло нас в шок.
* * *
Мы были на дне огромного котлована. «Ну да, Пётр же говорил о нарушениях каких-то на территории промзоны», подумал я. Глубина была внушительной – эдак с двадцатиэтажный дом. Стены котлована неровные, слоистые. Видны были различия в залегании грунта. Вверху что-то чёрное – земля, потом что-то жидко-серое – видимо, плавун, оттуда периодически отваливались куски и, с жирным шмяканьем рушились в жёлтую жижу, разбрасывая брызги. Потом метра три почва была светлой – похоже на песок. Дальше шёл красно-бурый суглинок. Вверху, по периметру котлована, шёл забор – видимо, тот, что окружал промзону. По сути, по его внутренней границе и прошли все разрушения. Сюрреалистичность картины завершали куски ржавых труб, из которых хлестала вода, и обрывки электрокабелей. Некоторые из них искрились из-за попадающей на контакты воды. Были у поверхности и пара дыр посерьёзнее, видимо – канализационные стоки.
– Да, – мрачно изрек Петр. Картина Репина «Приплыли». Что внизу?
– Жижа уходит. – Я чувствовал себя виноватым после происшедшего. – Прости, Петь. Нервы сдали. Непривычно мне все это. Неожиданно получилось.
– Да ладно. Я сам супермен, пока тело новое. Нервы, как у младенца после успешно-показательных родов. А дальше – жизнь свои коррективы внесет. Ты же помнишь, как моя предыдущая их внесла. Если бы не ты, так и некуда вносить было бы теперь…
Тут в сфере зашевелилось что-то постороннее. Я уже устал вздрагивать и пугаться, поэтому просто посмотрел.
Парень сел на корточки. Он с неподдельным ужасом озирался по сторонам. «Ин… як… ал…» – то ли икал, то ли пытался что-то сказать. «Негуб!.. Негуб… ик… Нег!» – звуки напоминали Шарикова где-то уже ближе к игре на балалайке.
– Что с ним? Если амнезия, то плохо: ничего не узнаем, – изрек я мрачно.
Видимо, серьезность тона подействовала на парня – он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как к нашей сфере подплыла рыба размером с вертолет. Открыла пасть, метра четыре в размахе, и попробовала нас съесть.
Получилось. Мы провалились в длинный испещренный сиреневыми прожилками туннель – видимо, пищевод. Вокруг водоворотом кружились обломки крыши ангара, куски водопроводных труб. Об защитное поле звякнула чугунная крышка канализационного люка. Петр ткнул рукой в верхнюю часть нашей сферы, активировав защиту.
Грохнуло, посыпались синие искры чудовщного взрыва – рыбу разорвало пополам. С одной стороны сферы медленно погружалась в бездну удивленная морда, с другой ещё некоторое время виляла гигантским хвостом задняя часть рыбы…
Диалог был прерван. Мальчик снова впал в ступор.
– Слушай, нужно бы вниз нырнуть, на дно посмотреть. Что там-то творится? Ведь жижа куда-то уходит. – Попытался завести разговор я.
– Никуда она не уходит, – с досадой ответил Петр. – И дна у этого котлована нет. Я уже прозондировал. Тоже сначала вниз дернуться думал. Пока не понял…
– Что понял? – мысль о том, что мы висим в некой субстанции в бесконечность глубиной, мне очень не понравилась – Куда же она девается?
– Она перерождается, Дима. В инкарнационные миры. Существа, которые я телепортировал из тюрем, прошли через пространство не полностью. Я перемещал не все их воплощения, только самые последние. Чтобы не париться – всё равно ведь назад вернуть собирался. Только не получилось, убили они меня. Сейчас же, в соответствии с законом сохранения кармы, воплощения начали собираться в единое целое. И для того, чтобы воссоединиться до конца, их тела во всех мирах приняли одинаковое сотояние. Такое, в которм они изначально находились. Они превратились в материю, из которой возникли. Из которой всё возникло. В ней мы теперь и имеем счастье пребывать… «Желтая жижа» – как ты ее называешь – это первородная материя. Своего рода архетип. Из него состоят и формируются все проявленные миры.
– Какие миры? – в растерянности я зацепился за какую-то конкретную словесную непонятку, хотя общий смысл сказанного был во сто крат непонятнее и страшнее.
– Проявленные миры – это объекты и субъекты, в пределах которых дух проявился в материи. Они бывают разные – материальные – это где мы с тобой до того на Земле жили; визуальные – это когда их видишь и даже жить в них можешь а на самом деле их нет. И воображаемые – кажется через них нам и не посчасливилось теперь путешествовать… Сложная штука, вообще я сам не до конца разбираюсь, поговорим об этом потом, если захочешь, – у него явно созрел какой-то план действий.
– А почему ты говоришь, что дна у жижи нет?
– Объект внедрения, называемый тобой «жижа», представляет собой туннель площадью, как ты уже знаешь, два гектара. А вот длина его – это диаметр Земного шара. То есть на зеркально противоположной точке Земли есть такая же аномальная зона. И между нашим местом и тем идет туннель. Он, Дима, весь заполнен этой субстанцией. Миров оказалось очень много. И один из них сейчас над нами. Нужно двигаться вверх, до самой поверхности, туда, откуда мы пришли: на Землю. Там осталась наша машина. Эта сфера, конечно, супер, – он снисходительно обвел взглядов капсулу в которой мы находились. – В плане последних достижений технодизайна. Но это всего лишь спасательная капсула – здесь даже табуретки нет… Да и в смысле безопасности наш земной автомобиль посерьезней будет.
– Так ты говоришь, тот мир уже другой. А машина-то? Все еще висит, где оставили?
– Висит, куда ей деться. Она вне мира и вне перемен. Она – архетип. Вроде бластера. Его не уничтожишь. Можно только потерять.
Мысленно я удивился, но виду не подал. В плане меркантильном это вполне устраивало – все-таки речь шла о моем автомобиле: раз его ни уничтожить, то и ржаветь не будет… Может, и бензин заливать не придется… Мысли были глупыми и мелкими, но это, говорят, в момент смертельной опасности обычное дело – думаешь о каких-то пустяках, но зато своих, родимых.
– Но сначала надо решить с этим, – он кивнул на парня. Тот уже снова сел, периодически вращая головой и зорко всматриваясь в окружающее. Инцидент с рыбой произвел на него неизгладимое впечатление. При последних словах Петра он вздрогнул и настороженно посмотрел на нас. – Пока я не проясню один вопрос, взять его с собой мы не можем.
– Дяденьки, отпустите бедного сироту… Подайте, пожалуйста, доллар на пропитание, а лучше два, а то так есть хочется, что переночевать негде, – неожиданно запричитал ребенок, жалостливо склоняя голову к плечу.
– Беспризорник? – полувопросительно, полуутверждая сказал Петр, – причем, похоже из обдышанных, – уже тише прибавил он. И, внезапно повернувшись к парню, в упор спросил:
– Ты что там делал? Как под землей оказался? Кто тебя послал? Ты что, шпион?!!
Психологическая атака удалась.
– Никакой я не шпион! Меня пацаны послали наблюдать. Это же Вы у наших план ангара купили, мы в нем раньше жили, а потом нас эти отморозки выперли… Ну мы и решили: а вдруг после разборок это быдло уголовное ангар бросит? – А это ж наша территория – мы бы сразу назад ломанулись – в ангаре тепло и сухо, мы там лафово жили.
– Дальше! – Петр подозрительно прищурил глаза.
– Ну, что дальше – полез в канализацию, с третьего коллектора – там дерьма поменьше. Кухонная, в основном, бодяга течет. С мылом. Дезинфекция, типа. Опять же, крысы не любят.
– Ну! – Петр сузил и без того уже прищуренные глаза, и подросток перепугался еще больше.
– Ну и дошел уже до территории – хотел вверх ломануться уже, из люка выглянуть, чего там и как. А тут как началось – сперва сверху прямо – кисель этот долбанный, потом пол мягким стал. Я такого ужаса в жизни не видел… А-а-а-а – простите глупого бездомного, не убивайте сразу! – вдруг неожиданно заорал парень, жутко гримасничая.
Я посмотрел на него долгим взглядом – что-то мне это кликушество категорически не нравилось – парень сразу заткнулся.
– Теперь я понял, – после некоторого молчания прокомментировал Петр. Не стыковалось у меня, как он глубже нас оказался. Теперь понятно – канализация проходит где-то на метра три – пять под землей. Берем его в машину – там решим. Значит так – инициативы – ноль. Сидим в сфере, пока не найдем Машину. Дальше – стыкуемся и по одному внутрь.
– Тебя , кстати, как звать?– он подозрительно посмотрел на парня.
– Леха, я не…
– Молчать! – оборвал его Петр. – Вперед, с Богом!
Сфера вылезала из жижи, все убыстряя движение. По мере выхода на поверхность вид из сферы начал раздваиваться – если ниже поверхности бурлила золотистая жидкость, то над ней начинался уже какой-то другой мир. Прежний котлован исчез. Появились дворцы с колоннами, мощеные улицы, и над всем этим – тропическое солнце. «Напоминает античный Рим» – пронеслась мысль. Если смотреть из верхней части сферы, она как бы вылезала из искристо-белого песка, который в этом мире был, кажется, везде. Наконец сфера полностью оказалась на поверхности, и ускорение увеличилось на порядок. Мы рванули в небо довольно резко. Прекрасные бухты. Море, уходящее вдаль – все стремительно удалялось – но я успел подробно осмотреть строения: они поражали геометрической упорядоченностью расположения и колоссальными размерами: минимум в десятки раз превосходившими земные. Почти все они вытянулись вдоль береговой линии. Небо было оранжево-желтым и очень ярким: солнце стояло в зените. Уже удалившись от земли на значительное расстояние, я заметил вдоль береговой линии какое-то движение – это были то ли огромные киты, то ли… Я присмотрелся и обомлел: в воде плескались гигантские человеческие фигуры! Стало понятно, почему я практически никого не увидел на берегу – видимо, население этого мира большее время жило в море, лишь изредка выходя на сушу. «Атланты! Древние люди, жившие на Земле миллионы лет назад!» – подумал я.
– Да, скорее всего, – согласился Петр, принимавший оформленные мыслеформы за сказанное вслух.
Подросток Леха сидел тихо, лишь время от времени крутя головой по сторонам и с опаской прислушиваясь к нашим репликам.
– Нужно пробиваться наверх. Похоже, здесь успело образоваться несколько миров – нам понадобится некоторое время: сфера, к сожалению, движется слишком медленно.
Мы почти уже приблизились к верхним слоям атмосферы. По мере подъема движение замедлилось. Вверху над нами стала появляться какая-то зеркальная пленка. Казалось, мы поднимаемся со дна моря к поверхности. Вот мы приблизились к границе вплотную, движение сферы почти приостановилось. Мы так же осторожно, как при выходе из желтой жижи, коснулись ее и часть сферы прошла насквозь.
***
Миры мелькали один за другим, я насчитал четырнадцать, потом сбился со счета и перестал. Хотя смены дня и ночи не было, по ощущениям прошло уже около недели. Есть и пить мы не хотели – сфера обеспечивала нас всем необходимым на молекулярном уровне. Петр сидел хмурый, от вопросов уклонялся. Все время что-то считал на бортовом компьютере и, судя по его все ухудшающемуся настроению, выходило что-то совсем нежизнерадостное. В ответ на мое ультимативное заявление, что я «запарился не понимать, что происходит», ответил, что сам пока мало что понимает. И как только что-то прояснится, сразу расскажет. Единственно, что пока ясно, – это то, что мы должны любыми путями добраться до машины. Но она в самом последнем мире – граничащем с Земным. А между жижей и нашей реальностью все время нарождаются новые миры – собственно, в них и трансформируется сама жижа. Причём происходит это со скоростью, сравнимой со скоростью движения нашей сферы.
– В конце концов, чего ещё ожидать – эта спасательная капсула, для длительного движения вообще мало приспособлена. Но мы все же продвигаемся. По моим расчетам, пока мы проходим семь миров, нарождается еще шесть. Только бы не увеличилась скорость сублимации, – он нахмурился. – Если это случится, конец. Нам не выбраться.
– Так, может, пойти вправо или влево? У этой дыры площадь ведь была какая-то ограниченная – два гектара, что ли?
– Нет больше ограничения. И знаешь, я не хотел тебе говорить, но, кажется, то, через что мы сейчас движемся, – это живой организм. Причем очень молодой. В буквальном смысле, только что родившийся. Младенец, так сказать. Только не спрашивай, как это произошло, – сам пока понять не могу.
Поскольку именно это я и хотел спросить, а других вопросов у меня не было, то я молча стал рассматривать окружающее. Мы двигались в белесом тумане, из которого время от времени выплывали грандиозные скульптурные композиции – иногда с фрагментами фасадов и колоннад, подсвеченные сильными прожекторами. Сейчас мимо нас величественно проплывали четыре коня в натуральную величину, отлитые, вероятно, из бронзы. Вздыбившись и оскалившись, они мчали изукрашенный гербами лафет, в котором стоял какой-то тип, похожий на римского императора, с венком на голове. Внизу виднелась балюстрада дворца. На нем, видимо, и была установлена композиция. Не успели кони скрыться из виду, как из тумана показались новые фигуры.
Мы увидели средних размеров фонтан, в центре которого величественно возвышалась композиция из двух скульптур: одна изображала женщину с венком на голове и обнажённой грудью, обнимающую деревце размером с молодую березу; позади женщины невысокий мужчина в тоге с зорким воодушевлением вглядывался вдаль, приобнимая девушку за бедра. Девушка откинула голову назад и по-балетному подняла руки над головой. Постамент был украшен вензелями и полуобнаженными женскими и мужскими фигурами.
Фонтан некоторое время плыл совсем рядом с нашей сферой, и я прочел надпись на табличке, водруженной у основания фонтана:
«Бог красоты Аполлон был влюблен в нимфу Дафну. Но только та не отвечала ему взаимностью. Мать земли, богиня Гея, желая помочь Дафне, превратила ее в лавровое дерево. И, услышав в дереве биение ее сердца, Аполлон в слезах произнес: «Лавр, с этого момента ты – священное дерево, и из твоих листьев будут делать короны, которыми станут венчать головы героев».
Одновременно с фонтаном выплыла еще одна монументальная композиция: у основания водопада по обеим его сторонам высились скульптуры, изображающие русалок в человеческий рост. На самом же верху водоопад венчал огромный полуголый мужик с вьющимися волосами и трезубцем в руке. У подножия статуи золотом было выведено: “POSEIDON”. Я еще раз с уважением взглянул на мужика.
«Наверное, это «Творческий Мир» воображения какого-то скульптора-монументалиста. А может, и целой школы – уж больно глобально наворочено. Для одного многовато будет», – подумал я.
Далее мы прошли через несколько миров каких-то непростых личностей, причем преимущественно неземного происхождения: они были набиты щупальцами, кубами и призмами, крутящимися в каких-то водоворотах. Впрочем, возможно это был «Мир иллюзий» начинающего фантаста – но, скорее всего, нет. Миры иллюзий обычно логично простроены и продуманы; в них сразу чувствовалось, что люди, их создавшие, просидели не одну пару штанов в стараниях, чтоб комар носа не подточил, стыкуя все увязочки и причинно-следственные связи. Таких миров мы уже видели штук семь.
Сильное впечатление, особенно при первом своём появлении, на меня произвел «Мир мертвых», или как его еще называют «Тот Свет».
***
Путешествие на «Тот Свет» началось неожиданно. Мы как раз выходили из маленького мирка под названием то ли «Мир животных» то ли «Мир бредовых идей тайного зоофила».
Такое пришло в голову по причине обилия картин спаривания разных видов животных, насекомых и даже рыб – несмотря на отсутствие у таковых в природе данного явления.
Сфера уже почти вылезала в какое-то пространство, заполненное слепящим светом, как вдруг все прекратилось. Не знаю как, конкретных ощущений, пожалуй, и не было, но я понял сразу – жизнь закончилась. Я видел, как мое обмякшее тело стало медленно сползать по стенке сферы на пол, и дальше я как бы уже смотрел на него сверху и немного сбоку. Поза была неестественной и я еще подумал: «как неудобно я лежу». Вокруг испуганно суетился Петр, но и он в какой то момент, словно споткнувшись на бегу, сначала упал на колени, а потом ткнулся лицом в пол рядом со мной. А Леха, кажется, вообще ничего не успел почувствовать – он и так лежал, у него просто закрылись глаза, черты лица расслабились и оно стало холодным и равнодушным. Мы умерли.
Капсула неумолимо продолжала свое движение вверх, через пространство «Того Света».
Рядом с собой я заметил два эфемерных силуэта, однако, имеющих вполне человеческие очертания – некое подобие туловища, рук и головы. Мне пришла в голову мысль, что может быть это отделившиеся астральные облолочки Петра и Лехи. Мы находились несколько за пределами капсулы, но могли хорошо видеть свои мертвые тела через ее прозрачные стенки.
Была иллюзия совершенно полноценного существования, но без физического тела. Все мысли и чувства, вплоть до эмоциональных реакций, сохранились. Вокруг плавали какие-то неясные тени.
Некоторые из них пытались схватить меня, видимо, с целью оставновить движение, или, зацепившись за меня двигаться вместе. Одному существу это даже на некоторое время удалось.
Совершено голый, но с густым светлым волосяным покровом на руках, он выглядел индеферентно. Выражение лица было безразличным. По росту он напоминал то ли карлика, то ли ребенка лет двенадцати. Когда я пролетал мимо него, он схватил за плечо, и ловко работая маленькими руками, вскарабкался на спину. Обхватив меня за шею, а ногами за поясницу, он замер. Мое движение вверх сперва приостановилось, а затем и вовсе прекратилось.
Я не испытывал особого страха, но и не понимал, что предпринять. Было очевидно, что, пока это существо висит на мне, движение не возобновится. По всей видимости, туда, куда двигался я, ему путь был заказан. Я раздумывал.
Среда, в которой я находился, не казалась враждебной, но здесь были свои правила игры, о которых существо было осведомлено лучше меня. Однако, пока я раздумывал, мы, кажется, начали двигаться вниз. Я почувствовал себя наживкой в огромном океане, мимо меня проплывали пучеглазые рыбы, я был им любопытен, и для кого-то из них, видимо, должен был стать едой. «Или уже стал? – пронзила меня мысль. – Что делает со мной это существо на спине? Ведь без него я двигался вверх. А сейчас я выполняю какую-то чужую волю и больше не свободен! То есть меня уже съели!» Эти мысли вывели меня из апатии, и я попробовал освободиться от незваного попутчика. Я нащупал у себя на шее его руку – она была упругой как резина, но теплой как настоящее тело. Я медленно попытался ослабить ее хватку – мне удалось оторвать от себя руку, но это ничего не изменило, существо по-прежнему крепко сидело на моей спине. Движение вниз стало ускоряться. Я начал нервничать. У меня возникло ощущение, что чем ниже мы опускаемся, тем меньше у меня шансов. Я рванул руку и одновременно изо всей силы локтями сильно ударил по телу. Кажется, существо не ожидало такого резкого маневра. Оно слетело с моей спины, однако продолжало цепляться, пытаясь снова подтянуться к моей шее. Завязалась настоящая борьба – я боролся со всем отчаянием, понимая, что если дам ему снова залезть на себя, шанса освободиться больше не будет.
Я совершенно не понимал, что происходит, и это усугубляло панику. Существо не проявляло вообще никаких эмоций – оно просто тупо и настойчиво хватало меня за разные части тела, извивалось в моих руках, некоторые части его тела растягивались, оно, словно было сделано из какого то эластичного материала. Наконец я зажал его извивающееся тело в вытянутых руках и остановился в полном отчаянии, чувствуя, что сил удерживать его долго у меня не хватит. Движение вниз не прекращалось. Вспомнив уроки медитации, я, глядя на существо, вообразил, что оно исчезает, превращается в камень, сгорает. Наконец я начал молиться, прочитал «Богородица, Дева, радуйся…» – ничего не помогало. Вдруг я почувствовал, что кто-то еще лезет по моей спине, я сорвал его, и, держа в каждой руке по извивающемуся существу, начал громко звать на помощь. Я был на грани отчаяния – было очевидно, что справиться с ними мне не по силам.
Вдруг сверху стал спускаться еще один силуэт. Сначала я подумал, что это еще один мерзкий карлик, но через некоторое время увидел, что силуэт человеческий, и чем-то мне очень знакомый. И хотя я уже плохо помнил свое детство, я вдруг узнал в нем свою давно умершую бабушку – мать моей матери, с которой у меня были замечательные отношения и которая меня очень любила. Она приблизилась ко мне и протянула руки, какбы прося отдать ей тех, кого я держал. Взяла существ – оба как-то сразу присмирели и обмякли – и стала без тени улыбки с видимым интересом разглядывать их. Падение моего тела приостановилось и через некоторое время сменилось ускоряющимся движением вверх. Женский силуэт еще некоторое время парил рядом со мной, а затем растаял. Какие-то мелкие тени мелькали все быстрей и быстрей, их попытки помешать моему движению становились все более вялыми и, в конце концов, прекратились. И в этот момент у меня над головой вспыхнуло золотое сияние – стало видно, что я двигаюсь по огромному туннелю, в конце которого – СВЕТ.
***
Из туннеля я попал на вокзал. Это был центральный вокзал Гамбурга – изящное громадное произведение металло-заклепочного искусства с огромными арками и анфиладами, все залитое ярким светом. На сводчатом козырьке светилась готическая надпись «HAUPTBAHNHOFF». По платформам и переходам, среди прибывающих и убывающих поездов сновали группы людей, кого-то встречающих и провожающих. Настроение здесь царило радостно приподнятое, в центре почти каждой группы фигур выделялся человек, которому все наперебой что-то объясняли, показывали какие-то предметы, возбужденно жестикулируя руками.
Я не знал, куда мне идти, но ноги сами понесли меня на третий уровень, к большому фонарю посреди нависающей над поездами балюстрады. Там, во время моих поездок в Гамбург, я обычно назначал встречу своим друзьям и знакомым. Каково же было мое изумление, когда в стоящих под фонарем людях я признал многих из моих умерших родственников и некоторых друзей.
Я был совершенно сбит с толку. Все бросились ко мне и принялись наперебой объяснять: оказывается я попал во вторую зону «Того Света», мне колоссально повезло, потому что мне удалось быстро и без особых потерь преодолеть область низких вибраций, и теперь они хотят проводить меня туда, где мне «и надлежит быть дальше». Видя мое опасение при последних словах, меня успокоили, что «ничего плохого теперь уже не случится». Я просто отправлюсь туда, где при жизни в физическом теле была моя душа. Куда, они и сами не знают – это же моя душа – но я скоро все сам увижу, и мы еще встретимся, когда сюда попадет еще кто-то из «наших».
Признаться честно, их добрая суета меня сильно поддержала. Я, хотя и пребывал в некоторой прострации, все же перестал бояться происходящего, и когда транслятор объявил: «Дмитрий Анашкин, ваш поезд отправляется с 13 платформы через 10 минут», испытывал только легкое сожаление, что встреча с родственниками была так коротка.
***
Поезд ехал недолго, но все же достаточно, чтобы я смог вспомнить многое из своей предыдущей жизни. Естественно, более всего меня волновало, что ждет меня впереди. Я не то что бы переживал. Но узнать, где же была моя душа, пока я жил на Земле, было невероятно любопытно. Ведь я прожил, образно говоря, не одну, а несколько Земных жизней. По образованию я был ученый физик; потом восемь лет я профессионально проработал музыкантом, играя на гитаре; затем я стал удачливым бизнесменом и, торгуя недвижимостью, заработал себе немаленькое состояние; после этого лет десять я был лидером и вдохновителем крупнейшей общественной организации… Параллельно я нарисовал одну картину и написал одну книгу.
Ну и где же все это время была моя душа?
***
Открылись двери, я вышел на платформу и настороженно огляделся. Ко мне приблизился смуглый молодой человек с двумя сережками в ухе. Вы Дмитрий? – вопрос был риторическим, так как кроме меня из поезда на этой остановке не вышел никто. – Я кивнул головой. «Меня просили встретить вас и отвезти домой», – приветливо сказал парень, и мы двинулись к машине. Это оказался лимузин, почему-то розового цвета. «Вот это да, – подумал я. – Всю жизнь на черных машинах проездил, а душа оказывается, розовых просила». – Я озадаченно почесал затылок и сел на переднее сиденье. Парень недоуменно посмотрел на меня, видимо, это было место для телохранителя, но я очень хотел поговорить и пересаживаться не стал.
А зря. Парень ничего не знал. В прежней жизни был слесарем вагоноремонтного завода, ездил на зеленом запорожце и жгуче завидовал водителям такси. Более ничего путного из разговора я почерпнуть не смог. Любая тема сворачивала на обсуждение марок автомобилей и кончалась несомненным выводом, что его розовый лимузин – самая крутая тачка на «Том Свете» – самая надежная, самая быстрая, самая длинная, и самая розовая.
Оставив его в покое, я стал смотреть по сторонам. Мы ехали по неширокой, спокойной улице, на которой стояли небольшие домики, утопающие в зелени. Дома сверкали застекленными верандами, каждый имел свой дворик с обязательным уютным гамаком и фонтанчиком (это, видимо, было здесь модно), цвета поражали своей сочностью, солнечностью и жизнерадостностью. Вскоре мое внимание привлекли стоящие вдоль дороги стенды, увешанные плакатами. Я разглядел один поподробнее:
«Концерт на Холме Возвращения. Артур Ли – лидер, вокалист, мультиинструменталист и автор песен легендарной лос-анджелесской [битая ссылка] психоделической группы «[битая ссылка] Love». «Первый чёрный [битая ссылка] хиппи!». Фуршет в честь прибытия! Умер [битая ссылка] 3 августа [битая ссылка] 2006 – первое выступление на «Том Свете»!
На плакате красовался независимого вида чернокожий паренек. Что-то было не похоже, чтобы он только что умер, успев, при этом уже стать знаменитым… «Ну да, – вспомнилось мне. – Они же говорили, здесь всем максимум по тридцать на вид… Да и сами они…»
Я вдруг понял, что меня смущало во время моего общения с родственниками: они ж были все молодыми!
Смешно, но из-за пережитого шока я не понял это сразу, только вот как-то узнавал их все время с некоторым трудом – и этот факт дошел до меня только сейчас. Я осторожно взглянул в зеркало: на вид мне было лет двадцать пять…
***
Подъехали к большому белому дому, утопающему в зелени.
Зашел внутрь. Кругом цветы, все залито солнцем. «Жалко, – с каким-то внезапным сожалением подумал я, вспомнив свой дом на Земле. – А моя Маруся дома, в питерской темноте три чахлых фикуса растит. Очень цветы любит. Вот бы порадовалась…» Я тут же сам испугался своих мыслей: «Господи, успеет еще, пусть и дальше растит, авось вырастет что-нибудь, рано ей помирать-то. Молодая совсем…»
Прошел в огромную гостиную. Посередине стоял белый рояль. «Зачем мне рояль? Я же на нем играть не умею…». Но тут же вспомнил, что когда-то страстно хотел научиться играть. Только времени не было. «Ну, вот и научусь, – подумал я, подходя к инструменту. Поднял крышку. С уважением посмотрел на золотую надпись. Опустил. Сел на диван. На столике валялась газета, «Музыкальная афиша». Всмотрелся в анонсы. Глаза в буквальном смысле полезли из орбит, как у моей бывшей собаки Фимы, съевшей килограм сырого фарша. Самые стойкие из воспоминаний сидели в моей голове…
«Джон Леннон со своим Ледовым Шоу! Легендарный певец выступает за Мир на Том Свете! В знак протеста против помещения душ туда, куда они хотели быть помещенными, он стал фигуристом и собирается дать представление в Цирке Гномов! Концерт благотворительный! Все средства пойдут на организацию его следующего спиритического свидания с Йоко Оно!»
«Легендарный гитарист Джимми Хендрикс устраивает джем-сейшен с русским композитором Сергеем Курехиным! Шесть коз и двадцать петухов против мешка героина! Кто кого! Бой без правил! Принимаются ставки! Поединок состоится под музыку Вивальди и Бетховена! Перформенс века! Спешите! Все билеты проданы!»
«Куда спешить, если все билеты проданы», – отупело подумал я.
***
Встал и прошел внутрь дома – первое, куда я попал, была студия. Какая-то невозможная аппаратура, куча гитар у стены. Я подошел, взял электрический «Стратокайстер», тронул струну. Даже без усилителя было понятно – инструмент запредельный, звук лился из-под пальцев, струны звучали и звучали. Внезапно зазвонил телефон.
– Алло, Дмитрий, мы ждем Вас на сейшен. Пока репитиция. Аппаратуру брать не надо. Все есть. Только инструмент. Будут Майкл Науменко, Цой и Башлачев – наших, русских, пока немного собралось. Но мы всем еще покажем! Питерский рок-н-ролл – это круто!» – звонил явно энтузиаст. Но это и понравилось – энтузиазм заражает.
– За вами приедут! Через час! – Да Вы же знаете его, встречал он Вас – розовый такой, длинный! Это теперь Ваш водитель. Персональный! – жизнерадостно закончил голос и повесил трубку.
«Ну вот» – подумал я. – «Музыкант значит. Вот где душа моя была», – я не чувствовал ни капли разочарования. Жизнь начиналась сначала.
***
Тот концерт удался. Как и другой, и третий. И сотый.
Я играл, ездил, общался с музыкантами. Немного не хватало алкоголя – пить здесь было невозможно, впрочем, как и употреблять наркотики. Ввиду отсутствия тела, которое и реагировало на вышеперечисленное в земной жизни.
Здесь оставалось только играть и кайфовать непосредственно от игры.
У большинства музыкантов это получалось, но были и исключения.
Джимми Хендрикс, например, и здесь умудрился подсесть на какую-то отраву. На какую, не знал никто. Но на концертах он все равно выглядел абсолютно обсаженным. Я пытался самостоятельно прояснить вопрос, но безуспешно. С Джимми мы периодически играли джемы, и я захаживал к нему на чашку чая. Дом у него был странный, если не сказать фантосмагорический. Видимо, в очередном приступе тоски по наркотикам, он расписал его чудовищами, и теперь сам периодически боялся в нем спать. В такие ночи он до утра тусовался на кухне, что-то перетирая в ступе и кипятя какие-то подозрительные растворы. Вот ведь неуемный человек – все его что-нибудь сожрать тянет. Съест и сидит – эффекта ждет. Ну, эффект, естественно нулевой. Весь свой участок марихуаной и маками засадил. Причем метровой высоты выросло!
Красота, со стороны, неописуемая. А как внутрь зайдешь – лес чудовищ! Жуть охватывает. Очень необычно для Того Света. Почему его сюда определили, такого психа, – не нашего ума дела, все как-нибудь да происходит…
***
Я продолжал играть на гитаре. У меня уже давно была своя рок-группа, я начал петь, сам сочинял стихи и музыку. Мы снимались в фильмах, записывались на студиях. Мелькали города, менялись декорации, знакомые, друзья.
И постепенно стало чего-то не хватать. На «Том Свете» наблюдалась одна интересная закономерность. Многие из музыкантов, прославившиеся на Земле, здесь постепенно деградировали. Отсутствовал какой-то нерв, пропадали эмоции, музыка становилась пресной и автоматической.
Мои друзья рассказывали иногда, что на «Том Свете» есть и другие миры, в которых тоже существуют люди. Тот же Джимми любил повторять – «я здесь по ошибке, вот все брошу и уйду завтра, ну все, на фиг, надоело». Но не уходил. Что-то его, видимо, держало.
А я ушел.
***
Открылись двери, я вышел на платформу и настороженно огляделся. Ко мне подошел подтянутый мужчина средних лет.
«Вы – Дмитрий? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он. – Меня просили вас встретить.» – Я кивнул, и мы молча двинулись к черному джипу.
«Ну вот, – подумал я. – Становится похоже на правду».
Этот город был другим. Огромные монументальные строения, выдержанные в едином стиле набережные, вдоль которых стояли многоэтажные особняки и дворцы, казалось, никем не населенные.
Но и не брошенные – окна горели, люди входили и выходили, и у некоторых дверей даже были небольшие очереди. Мы подъехали к внушительного вида дому с колоннами у крыльца и роскошным фасадом. Я поблагодарил водителя и вошел в подъезд. Меня проводили в квартиру с высокими потолками, шикарной лепниной и огромными, как в оранжерее, окнами.
«Располагайтесь», – швейцар любезно отдал мне ключи.
«Ключи-то зачем, – мелькнула мысль, – на «Том Свете» у музыкантов воров не существовало, замков, соответственно, тоже… Я не успел оглядеться, как раздался звонок в дверь.
Подошел ко входу, опасливо спросил: «Кто там?». Опасливость у меня появилась после вручения ключей. В глазке переминался безобидного вида человечек с какими-то бумагами в руках.
–Здрасьте. Вот, я вам свеженький принес! Сегодняшний!» – он был явно горд принесением мне свеженького, только бы знать еще, чего…
– Спасибо, – я взял просунутый в щель увесистый журнал. Не зная, что сказать, тихо закрыл дверь. Щелкнул замок.
На обложке журнала крупными буквами значилось следующее
БЮЛЛЕТЕНЬ
НЕДВИЖИМОСТИ
15.02.2027
N11/954
«Что-то такое себе и представлял, – я присел на стоявший рядом с дверью стул. – А что, это даже любопытно. И бюллетень у них тут свой имеется».
Для меня манипуляции с недвижимостью являлись своего рода творчеством. Дело было не в интересе к получению все больших площадей, а, скорее, в качественном изменении природы таковых. То есть: была жуткая коммуналка с гнилыми потолками – и людям в ней плохо жить, и соседей заливают. А у кого-то средства есть и на ремонт, и на содержание. И живет этот кто-то в «хрущевке», куда деть свои деньги – ну совершенно не знает. Прихожу я. И путем нескольких магических манипуляций ситуация преображается – коммунальщики живут в скромных, но чистых и удобных квартирках. Сама коммуналка превращена в шикарную жилплощадь с евроремонтом. Все довольны.
Или вот еще: сидит кто-то в однокомнатной квартире на первом этаже, и через железные решетки тупо наблюдает за бегающими мимо его окон толпами людей, и вдыхает выхлопные газы. Жизнь у него при этом совсем невеселая, а настроение плохое. Прихожу я. И человек по прошествии времени сидит уже в трехкомнатной (!) квартире, и с высоты третьего этажа наблюдает за весело чирикающими птичками на деревьях. А на первом этаже его предыдущей жилплощади деятельный бизнесмен Рахид открывает шикарный магазин, торгующий всем, кроме того, чего не покупают.
На музыкальном «Том Свете» материальный вопрос не стоял вообще: все бесплатно, получай, чего хочешь. Я мог прийти к Джимми Хендриксу и сказать – «Джимми! Дом, в котором ты живешь – мой!» На что последовал бы индефферентный ответ: «Нет проблем, Димыч! А можно мне тут и дальше пожить? Или мне такой же по соседству себе материализовать?».
В этом же мире, как оказалось, дела обстояли по-другому. Всё, так или иначе, крутилось вокруг недвижимости. У всего был хозяин. Здесь даже имелось свое ГБР – Государственное Бюро Регистрации Недвижимости! Денег здесь также не было. Но у всех были квадратные метры площадей! И это делало возможным манипуляции по их обмену, ремонту, дарению…
Процесс пошел, и вскоре, через пять увлекательных лет, я стал владельцем нескольких домов, в одном из которых располагалась гостиница для туристов, прибывающих из других миров, другой занял под свои цели какой-то банк, а в третьем я устроил офис. Стало скучно. И постепенно я решил, что и эта часть моей жизни тоже прожита. Я снова сел в поезд.
***
Открылись двери, я вышел на платформу и настороженно огляделся. Ко мне подошел интеллигентного вида молодой человек в очках и неожиданно заговорил на немецком. «Здравствуйте. Я волонтер из Германии, Гюнтер. Работаю у вас на проекте в больнице. Как доехали?» – мы подошли к микроавтобусу, обклеенному какими-то разноцветными надписями. Этот мир был несколько похож на предыдущий, но были и отличия, которые сразу бросались в глаза. Люди были одеты попроще, киоски грязноваты, иногда среди прохожих попадались личности откровенно бомжеватого вида.
– Вас сейчас куда – домой или в офис? – спросил меня Гюнтер.
– В офис! – Я хотел сразу окунуться в гущу событий.
***
Прошло десять лет. Наша организация спасала беспризорников, мы кормили малоимущих, боролись за права детей. Оказалось, что быть бедным и несчастным можно даже на «Том Свете»! Это парадокс – но в мире, где ты можешь получить ВСЕ, что ты только пожелаешь, нашлась куча людей, которые НИЧЕГО НЕ ЖЕЛАЮТ! Поэтому основным направлением работы для нас было – развитие мотивации. Это старый, известный принцип – давать людям не рыбу, а удочку. И мы учили их удить рыбу самих. То есть мы убеждали, например, Машу (десять лет от роду, живет на улице, не учится; одета в рванье, не мылась год) что надо хотеть иметь свое жилье, хотеть учиться, хорошо одеваться. И надо, в конце концов, захотеть помыться! При наличии данного желания она сразу оказалась бы под теплым душем с мочалкой в руках… Надо ли описывать, что дело у нас продвигалось с трудом: хотеть они решительно ничего не хотели.
В общем, работы было много, и она была интересная. Но я уже не удивился, когда через десяток лет жизни в этом мире я опять загрустил и собрался в дорогу.
***
В мире новых технологий и всеобщей электрификации я пробыл недолго. Дело в том, что ввиду отсутствия в мире электрификации электричества и в тоже время, решительной необходимости его наличия, мне ничего не оставалось, как стать электричеством… самому. Я, к сожалению, не могу даже приблизительно описать свои ощущения, когда я, выработавшись на электростанции, тек по проводам к потребителям. Особенно странно чувствешь себя на трансформаторных подстанциях. Более всего это, пожалуй, напоминало катание по американским горкам – мне было до ужаса страшно. Из-за бешеной скорости я уже переставал понимать, по какому пути меня понесет дальше на развилках и соединениях. По круглым катушкам трансформатора меня закручивало до тошноты; на квадратных – сила инерции бросала из стороны в сторону так, что, казалось, оторвет на повороте голову. Хотя головы у меня, конечно, не было, впрочем, как и остальных частей физического тела. Да и от астрального тела уже осталось мало. Я вообще стал замечать, что от перемещения к перемещению между мирами «Того Света» моя оболочка становится все эфемернее и, видимо, мое превращение в электрический ток было частью какой-то неотвратимой закономерности.
В общем, отправившись на вокзал в очередной раз, я был уже совершенно невидим и знал о том, что существую, только на основании своих же собственных воспоминаний о себе самом.
***
Двери открылись, и я услышал далекий голос кондуктора: «поезд прибыл на конечную станцию, просим всех покинуть вагоны».
Здесь, как индивидуальность, я исчез окончательно. Я парил в небесах среди мягких облаков, переливающиеся лучи непередаваемо прекрасных оттенков пронзали все пространство. Все было заполнено чудесной музыкой, дурманил запах цветов и пряностей. Я ощущал это пространство и одновременно был им сам. Возможно, это и было то, что йоги на земле называют «самадхи», «нирваной», «величайшим переживанием». Ощущение было чудесным и праздничным.
Я пробыл в этом мире очень долго. Человеческих аналогий течению времени там нет, но если бы мне надо было это хоть как-то определить, я бы сказал, что пробыл там десятки тысяч лет.
Но с течением времени появилась усталость от этой чудесной, но несколько однообразной картины: все те же облака, все так же величественно двигаются в небе. Одинаково прекрасно поют птицы и шелестят деревья… И всем этим по-прежнему являюсь я сам. Это был мир «ограниченно-бесконечных повторений». Здесь не было роста, источников новых знаний или опыта. Здесь не было творчества. И я захотел назад. На Землю.
***
Я очнулся внутри капсулы в момент, когда она уже почти вышла из райских кущ «Того Света». Рядом зашевелились Петр и Леха.
– Вот примерно из такой же лабуды я и свалился в ваш мир, – подал голос Петр. – Теперь понимаешь, отчего назад не тороплюсь?
Я промолчал.
– Вы о чем? – подал голос беспризорник. – Из какой лабуды? А я сон хороший видел! – внезапно оптимистично сообщил он. – Как будто папашу моего за хорошее поведение из тюрьмы раньше времени выпустили, а мамка пить бросила. А я на крановщика выучился, и работал в порту, откуда огромные белые пароходы в другие страны плавают. И страны я даже те как будто наяву видел: чудно там. Везде солнце, деревья такие – он развел руками в попытках изобразить, видимо, пальму. – И там тоже корабли в портах грузятся. И мы с местными крановщиками на берегу сидели и обсуждали: кто какой контейнер поднять может, и какие краны бывают. Очень интересный сон. – По-деловому заключил он.
***
Судя по бортовому компьютеру, внутри сферы прошло уже несколько недель. Я порядком устал от мелькания миров – в день мы иногда успевали пройти три-четыре. Были огромные, а были и совсем крошечные. Так, если «Мир Животных» или «Подводный Мир» занимали часов по пять-шесть, то «Орбитальная станция МИР» промелькнула мимо нас за считанные секунды.
Наверное, самым протяженным из миров был «МИР» как антипод понятию «ВОЙНА». Он длился почти сутки, и мы уже начали всерьез опасаться, что это какая-то ловушка: двадцать четыре часа перед нами проносились плакаты «Мир во всем мире!», «Мир, труд, май», счастливые лица мирных жителей, бесчисленные страницы всевозможных пактов о мире, обложки книг, фотографии военнокомандующих, заключающих перемирие. И совсем уж меня добила череда алкоголического вида личностей с разбитыми носами и губами, «идущих на мировую» – пожимающих друг другу руки со словами: «Ну что, Васян, мир?» По дружескому сиянию их физиономий было понятно, что мир этот у них накроется медным тазом уже через пару стаканов.
Все к тому же сопровождалось бравурными маршами и песнями на разных языках.
Петр все время занимался вычислениями – теперь я знал: он рассчитывал нашу скорость. Его лицо постепенно светлело. Из этого я сделал вывод, что скорость остается постоянной, и мы медленно приближаемся к цели.
***
Это случилось, когда мы входили в «Мир Творческих Дерзаний» молодого ученого-химика. Его молодость мы определили по тембру голоса и нешуточной горячности суждений.
Как он все время бубнит, нам было слышно, несмотря на то, что сами мы находились в веществе, с которым он в тот момент и производил химические опыты. Мимо нас проносились ядра, окруженные мириадами электронов, гроздьями сверкали траектории свободных элементарных частиц, фотоны освещали пространство густыми синими нитями. Все это несколько напоминало космическое пространство, но было несравнимо более оживленно и празднично. «Ну-ка! – восклицал химик в порыве творческого озарения. – Не поместить ли нам этот образец в физический вакуум?..
«Нет, – после некоторого раздумья возражал он сам себе, – физического вакуума не существует, есть только условия так сказать приближенные… да и то на орбитальной станции, в условиях космоса – да кто ж меня туда пустит…»
И через некоторое время: «А не охладить ли до абсолютного нуля?.. А, да что это я? Какого нуля? Где ж его взять…»
В конце концов, он все-таки поместил вещество в какую-то жуткую морозильную камеру. Вращение электронов вокруг ядер замедлилось. Наше движение также притормозилось. Сфера с трудом выполняла терморегулирующие функции и покрылась изнутри тонким налетом льда. Сами мы тряслись от холода.
– Вот придурок! – в сердцах воскликнул я. – Лучше бы разогрел нас, что ли! Тоже ведь интересный эксперимент получился бы.
Мы все же медленно двигались. Через пару часов химик перестал нас охлаждать, и модуль вплотную приблизился к зеркальной пленке начала следующего Мира. Мы уже начали проникать через нее, когда Петр торжественно сказал:
– Дима, не хотел говорить раньше времени… Всё! Мы успели. В следующем мире – наша Машина.
***
Из-за изморози на сфере было совершенно не видно, куда мы попали.
«Ну, ничего! – радостное возбуждение не покидало Петра. – Модуль машину сам найдет! Он же ее… чувствует!»
И вправду через некоторое время движение замедлилось, затем прекратилось. В боку сферы образовались какие-то деформации, и внутрь медленно вдвинулся бок автомобиля.
Из-за сюрреалистичности происходящего я не понимал, что делать. Столь хорошо знакомый автомобиль казался мне, в данной ситуации, более неуместным, чем сорок голых мускулистых мужиков, которых мы наблюдали в «Мире творческого вдохновения» стареющей поэтессы.
– Двери открывай, грузимся! – жизнерадостно скомандовал Петр. Открыл заднюю дверь и повернулся к застывшему подростку: – Алексей, в машину, пожалуйста. – Тот молча влез, и Петр закрыл дверь.
– Димыч, давай через водительское на правое – сфера слишком мала, чтоб всю машину вместить, а облетать – париться не хочется.
Я молча открыл дверь и перелез на сиденье рядом с водительским.
Сам Петр сел за баранку. Сфера медленно сдулась, не отрываясь от автомобиля, и вскоре вообще с ним слилась. Холод из сферы попал в кабину, и стекла тоже покрылись изморозью, так что, где мы находимся рассмотреть так и не удалось.
Я завел мотор и включил печку. Петр торопливо копался в бортовом компьютере: «Так, так… вот этого мне и недоставало для расчета, так, здесь так…» Как я понимал, наша машина была несравнимо мощнее сферы по возможностям, и Петр вводил сейчас данные в ее компьютер с тем, чтобы закончить свои расчеты.
– Так, – на экране появился шар, напоминающий Землю, – это сюда… – шар пронзил луч, начинающийся в районе Санкт-Петербурга и выходящий с другой стороны. – А теперь введем вот это. – Он нашел несколько кнопок. Вдруг тишину разрезали неожиданные звуки зуммера, и по экрану поползли какие-то уравнения, периодически прерываемые красной надписью: «Опасность первой категории! Рекомендуется срочная эвакуация!».
V. «SHOW MUST GO ON»
Петр ошарашенно смотрел на экран, не произнося ни звука. Лицо его окаменело. От былого энтузиазма не осталось и следа. Он ткнул пальцем в компьютер. Звуки стихли. Экран погас. Сквозь запотевшие стекла все еще ничего не было видно.
– Обогрев включи, – мрачно посоветовал Петр, не поворачиваясь.
Я включил кондиционер на максимум. Вопросительно посмотрел на Петра.
– Дерьмо дело, – после некоторой паузы произнес он и закончил с неожиданным сарказмом: – больших неприятностей вообразить себе не представляется возможным.
– Я же говорил! – прорвало меня. – Надо просто вернуть, как было! Надо отправить всех этих людей назад! Откуда ты там их натаскал – колонии, лагеря, тюрьмы? Ну и пусть там себе дальше живут спокойно! А ты – месть! Месть! Тоже мне, Чингачгук недоделанный, народный мститель, блин! Тимур и его команда!
То, как посмотрел на меня в ответ Петр, мне совершенно не понравилось. Он нервно провел ладонью по лбу и еще раз посмотрел на меня. Наконец сказал:
– Ты что, еще не понял? Нет здесь людей. Да и, наверное, с самого начала не было. Некого назад отправлять…
– Это как? – удивился я. – А все эти уголовники? Они же тебя убили. Их не было? А кто это был? – вконец запутался я.
– Вот именно. Убили. Но не меня они убили. Я-то, как видишь, воскрес в конце концов. Себя они убили! Короче, – выражение его лица оставалось таким же мрачным. – Я их, когда телепортировал, воплощал условно, не полностью. Они меня тогда о чем просили? «Вытащи еще кореша из тюряги, другана моего, будем сидеть вместе, водку кушать, разговоры говорить». И из-за чего меня потом собственно и грохнули: была их уже куча народу, а ничего делать не могли. Кроме как водку пить да трепаться попусту. Обмануть меня хотели: полностью переместиться а потом разбежаться кто куда. А мне впаривали – «посидеть, поговорить». На том и погорели. Я человек простой, особенно в том, прежнем теле. Ты же помнишь: хиляк я был такой интеллигентный. Сказали: давай сюда дружбанов, выпивать будем, ну я и не стал все инкорнации через астрал тащить: взял только последние воплощения. Для того, что бы разговаривать им те части, которыми они тридцать жизней назад были, не нужны…
И делал я это из лучших побуждений: чтобы те из уголовничков, кто уже здесь сидит, не расстраивались.
А то, прибыли бы новые из Зоны на хату и: «Здрасьте – до свидания; у меня дела в Архангельске, а у меня в Таганроге». А тут: сели, выпили и давай базарить. А с хаты ноги не идут. И мысли о другом не думают. Ну, ты же помнишь… Седой догадался. А Валет меня бутылкой по башке и пару пуль в затылок… – Петр еще больше расстроился.
– Помню. Все помню. Ты давай, до конца выкладывай. В чем теперь-то проблема?
– А проблема, Дима, в том, что я, как уже говорил, их не полностью телепортировал. Частично. И собрать их назад, до полноценных существ, можно было только двумя способами. Либо назад отправить то что из тюрем перетащил, либо остатки их личностей сюда дотырить.
– Откуда… дотырить? – я не совсем понял что он имел в виду.
– А вот тут-то главная проблема и есть. Я материализовал ту их часть, которая выпивала и разговаривала. А остальное по пути размазалось. Или застряло. Это как тебе больше нравится.
– И что?
– А то: я-то надеялся, что, пока я был мертвым, они еще оставались здесь. Думал, все стабильно, и мы успеем со всем разобраться. Даже поразвлечься хотел. Ну, типа, месть Валету и все такое прочее. А потом их назад по тюрьмам – и тема закрыта.
– А теперь-то что мешает? Что, собственно, произошло?
– А теперь, представь, получилось, что в каждой из инкарнаций осталось по части их личности – куски сознания, ментальной энергии; части астральных тел, ну и так далее и тому подобное.
И все это, естественно, стремилось воссоединиться. Закон сохранения кармы. И я, пока был жив, их в таком размазанном виде удерживал. А только они меня убили – началась дестабилизация: исчезла преграда для их воссоединения и они стали обретать между собой связь. Только воссоединения никакого не вышло – они же в материальном мире в разных местах находятся, одни части телепортированы, другие – нет… все в результате застряло на уровне жижи – первородной материи. Все миры в нее превратились. В единое слились – а как снова материлизовываться начинают – так снова на отдельные миры распадаются. И как с этим бороться, я просто не представляю. То есть, здесь сейчас одновременно находится огромное количество Миров. И я даже представить себе не могу, какими свойствами обладает получившаяся в результате существо…
– Слушай, Петя… – меня озарила смутная догадка, – а может быть, ничего и не получилось? Ну, плюс на минус – будет ноль. Может, это, все соединилось – и все исчезли?
– В том, что все исчезли, я и не сомневаюсь. Я ж тебе сразу сказал: нет тут людей. Это я сразу почувствовал, как только трансформация началась.
– Нет, я не то имел в виду, что люди исчезли. Может, не только люди, но и все исчезли? Всё. Всё пропало.
– Насчет того, что «всё пропало», ты тоже недалек – как говорил классик – от истины. Только, я бы сказал, в другом смысле. В смысле, что всё накрылось медным тазом.
В это время стекла окончательно отпотели, и я выглянул наружу. То, что там обнаружилось, мне решительно не понравилось.
* * *
Наш автомобиль завис в центре огромного театра наподобие Мариинского. Золоченые лоджии, бархатные кресла, огромная хрустальная люстра под потолком. Внимание притягивала исполинских размеров сцена с расшитым вензелями занавесом. Зал был совершенно пуст.
– Что там? – Петр слегка развернул автомобиль, чтобы через ветровое стекло была видна сцена.
Увиденное его тоже насторожило. Он прищурил один глаз и придвинул к себе бластер. Я также положил руку на свою «дубину».
– Дяденьки, родимые, я ни в чем не виноват! – внезапно раздался вопль с заднего сидения. Мы вздрогнули, одновременно схватились за спусковой крючок и обернулись. Петр при этом остался сидеть вполоборота, не выпуская из поля зрения сцену. Почему-то, не сговариваясь, мы решили, что опасности нужно ожидать именно от этой части окружающего нас пространства.
– Фу ты! – мы облегченно вздохнули. За разговорами мы совершенно забыли о спасенном беспризорнике. Тот затаился, намереваясь, видимо, при первой же возможности слинять. Теперь же, почувствовав приближение опасности, он решил о себе напомнить.
– Этого еще не хватало! Его-то куда теперь деть? – задумался Петр.
– Дяденьки, не надо меня никуда «деть», я вам машину бесплатно помою! – опять заверещал ребенок.
– Не ори! – у меня тоже начали сдавать нервы. – Мы что, спасали тебя, чтоб теперь почикать? И на органы продать?
– А-а-а!!! – ребенок заорал уже в полный голос, видимо, нам попался не самый сообразительный экземпляр – среди уличных такие бывают. Клеем дышат, а от этого с головой совсем плохо становится.
– Не надо меня на органы! А-а-а!!!
– Молчать! – заорал Петр. – Еще звук, и убью!
Это было единственно верное решение. Обещание было конкретным и недвусмысленным. Леха замолчал, закрыл рот и застыл в скорбной неподвижности на заднем сиденье. Инсталляция была красноречивой: стало понятно, что забыть о нем в следующий раз придется не скоро.
В это время на сцене медленно открылся занавес. Зазвучала индийская музыка. Две дородные полногрудые брюнетки в восточных костюмах и с тюрбанами на головах вынесли на сцену корзину, закрытую одеялом. Мы напряглись. Женщины достали из складок одежды бубны и начали кружиться, отбивая ритм и выделывая животами замысловатые па. Из левой кулисы, плавно двигаясь в такт, выплыл мужчина в чалме. Он нес в одной руке флейту, а в другой что-то, напоминающее сливочное эскимо за 22 копейки времен моего детства. Лицо его выражало само дружелюбие. Он игриво поводил плечами и то и дело многообещающе поднимал брови. Делал пару-тройку шагов вперед, один назад и застывал в нерешительности. Посматривал в зал, как бы ища поддержки, и как бы находил ее (напомню, что зал был пустой, а мы с Петром висели под самой люстрой, да и радостью наши хмурые лица явно не лучились) и делал следующие шаги. Наконец, он добрался до корзины. Еще раз, жеманно подвигав бровями, посмотрел в зал и быстрым движением сбросил одеяло. Поднес флейту к губам и начал подыгрывать уже звучащей мелодии.
Мы с Петром переглянулись. Инстинктивно ощупали лежащие рядом бластеры. На заднем сидении завозились.
Из корзины показалась змея. Медленно покачиваясь, она сомнамбулически поднималась вверх. В какой-то момент змея замерла и остановилась неподвижно, потом снова стала покачиваться. Факир ловко, делая небольшие перерывы в игре и освобождая на эти мгновения руку, развернул эскимо и еще раз победно оглядел зал. Затем, одной рукой держа флейту у губ, другой поднес мороженое к гадюке. Гадюка, мерно выбрасывая раздвоенный язык, начала лизать эскимо.
В это время появилось новое действующее лицо. Под самым куполом сцены проплыл сперва направо, потом налево привязанный к страховочному канату юноша в белом трико, с приделанными кое-как бутафорскими крыльями. Потом еще раз, еще… Лицо его, с темными кругами под большими черными глазами, имело трагическое выражение и было повернуто к залу все время строго анфас. «Видимо, Икар», – подумал я.
Подсветили задник – до этого рампы выхватывали только летающего Икара и других действующих лиц. Я автоматически отметил, что змея съела уже треть эскимо.
На заднике замелькали черно-белые кадры. Крутили чуть ускоренно, в традициях немого кино. Иногда мелькали стыки, перфорация, пленка заканчивалась, рвалась, плавилась. В музыке появились ностальгически-задушевные оттенки, в нее вплетались звуки моря, плеск волн. На экране девочка лет десяти гонялась с сачком за бабочкой по большому полю, усеянному цветами. Она была одета в легкое платьице и панаму фасона тридцатых годов.
Гадюка слизала уже половину мороженого.
В это время у пролетавшего мимо Икара оторвалось, видимо, плохо прикрепленное крыло и, неудачно перевернувшись тяжелым креплением вниз, угодило прямо на голову факиру.
Крыло, кажется, весило немало: факир свалился замертво. Из проломленной головы хлынула кровь. Гадюка, покачавшись еще с минуту, скрылась в корзине. Женщины-танцовщицы и теперь уже однокрылый Икар старательно пытались обыграть непредвиденную ситуацию. Они закружились хороводом вокруг мертвого факира, а Икар с еще более трагическим видом закатил глаза. На заднике девочка перестала ловить бабочек. Из-за кулис, пританцовывая в такт музыке, выбежали два санитара с носилками, погрузили мертвого факира и унесли за кулисы.
Я отвел взгляд от экрана и посмотрел на Петра.
– М-да… все оказалось гораздо хуже, чем я думал, – изрек он.
– Почему?
– Потому что это начинает уже выглядеть как осознанный бред. То есть, приобретать формы, которые могли бы иметь место на Земле. Вот это, например, вполне нормально для какого-нибудь авангардного театра. То есть Миры начинают маскироваться. Если желтое болото – это явный перебор, не отсюда, то это уже – вполне. Пройдет еще время и вся эта сублимация из Миров станет и вовсе неотличимой от нашей реальности. Например, у этого ангара появится система отопления с батареями и коммуникациями, своим генератором, независимой котельной. Кому придет в голову, что это десятки тысяч замаскированных инкарнаций беглых уголовников?
– Дак, Петр, а в чем проблема-то? Пусть себе греет, эта инкарнация-то. Кому она мешает?
– Всем она мешает. Потому что смотри – эта система самообобщающаяся. То есть система отопления – это же часть ангара, так?
– Так.
– То есть, можно сказать, что система отопления – это ангар?
– Ну да. Ангар. У которого есть система отопления.
– Ну а ангар – это город Санкт-Петербург. Не так ли?
– Ну конечно. Он же в Санкт-Петербурге.
– Ну а Санкт-Петербург – это Россия?
– Ну?
– Что ну? Ну и так далее. Россия наша – на Земле? Земля в космосе? Космос во Вселенной?
– И что? – все еще не понимал я.
– А то, что немного времени пройдет, и станет данная сублимация, – он кивнул в сторону сцены, – всем вашим миром. Поглотит она вас постепенно.
– Что ж ты наделал, Петя?!! – описанные перспективы были мне не до конца понятны, их глобальность немного сбивала с толку. Но с логичностью построений спорить не приходилось. – Что нам теперь делать-то?!
– Наделал, во-первых, не я. Если б меня эти урки не грохнули, то и проблем бы не было. Что нам теперь делать, не представляю. Все слишком неожиданно повернулось. Нужно думать. И… – он оглянулся по сторонам, – надо осмотреться. Полетать, что ли, посмотреть, что вокруг происходит.
– А нас что, так и пустят? Они что, нас не тронут?
– Как ты выражаешься, «они» не только не тронут, но и не заметят. Мы для них – как для тебя бактерия. Их миллиарды вокруг, а ты их не замечаешь. И не повезет ей быть убитой, только если забредет она случайно в аптеку и попадет в бутылку, где тот самый препарат, который для борьбы с ней, этой бактерией, придуман.
В это время декорации несколько сменились. Икар все еще летал на своей трапеции под потолком. А на сцене появились два казака с лихо закрученными усами в хромовых сапогах и фуражках с кокардами. Из динамиков звучала лезгинка. Взявшись за руки, казаки дружной парой, напоминавшей лебедей из «Лебединого озера», выбивая чечетку и зорко, по-орлиному, посматривая в зал поверх горбатых носов, носились по сцене вперед-назад. Иногда они останавливались посредине сцены и, не прекращая интенсивно выбивать чечетку, выхватывали из кобур револьверы. Залихватски взводили курки, крутили барабан и, поднося наганы к вискам, нажимали на спуск. Звучали щелчки, и с оптимистическими криками казаки продолжали носиться по сцене взад-вперед.
– Видимо, балет под названием «Русская рулетка», – мрачно изрек Петр. – Интересно, у них там патроны есть?
Дальнейшее развитие событий разрешило сомнения Петра. Во время одной из остановок вместо щелчка раздался выстрел. Один из танцоров повалился замертво, а второй, сделав интенсивный круг почета в танце и с гиканьем крутанув барабан, направил револьвер в потолок и нажал на спуск.
Вопреки ожиданиям, снова раздался выстрел. Сверху донесся сдавленный крик, и под неимоверный грохот с трапеции на сцену обрушился раненый Икар.
– Ну, если недострелили, то падая с такой высоты точно башку свернул. – Прокомментировал Петр.– Что-то у них, что ни номер, то труп. А то и два. Впрочем, – он сделал легкий жест рукой, – чувствуется рука мастера. Не иначе, у кого-то из современных идею сперли. В оригинале, уверен, все оружие – бутафория. А эти, видишь, усовершенствовали для достоверности. Ну да это вопрос времени. Поймут скоро, что достоверность в театре – это когда пенопластовым молотком бьют, а не металлической кувалдой артисту голову разбивают.
Со сцены уже унесли казака и вернулись за Икаром. Оставшийся в живых жизнерадостно отплясывал вокруг них лезгинку и очень мешал своей суетой санитарам.
* * *
Мы продолжали висеть около хрустальной лампы и молчали. Спектакль, кажется, продолжался, но смотреть не хотелось. Каждый думал о своём.
– Слушай, Петя, – прервал я затянувшуюся паузу. – Вот ты говоришь, им дела до нас нет. А ведь желе это, оно же нас чуть не погубило. А этого, – я махнул в сторону заднего сиденья. – Вообще еле откачали. – Сзади, видимо, в знак согласия, послышалось покашливание.
– А по-твоему что? Если кто в море утонет, это значит, «коварное море набросилось на жертву и, сжав в цепких объятиях, захлебнуло несчастного»? Что-то ты в Синявино не очень в топь кидался купаться!
– То есть… – обиделся я.
– То есть существует враждебная среда, от которой надо уметь защищаться. Иначе, – он провел ладонью по горлу, – кирдык! В общем, так… – он посерьезнел. – Сейчас как-то надо выбраться за территорию. – И назад, с Богом.
Сзади раздалось мычание. Мы обернулись. Беспризорник вел себя странно. Выпучивал глаза, водил ребром ладони по горлу, тыкал указательным пальцем себе в губы.
– Чего тебе? – строго спросил Петр.
– Ну?! – поддержал его я.
– Мммм… М! Мм! – и опять те же жесты.
– Ты что, с ума сошел? – осторожно предположил Петр.
Парень интенсивно замотал головой, сделал руку пистолетом, навел на себя, произнес: «Бах!», упал на сиденье, вскочил. Показал на рот. Закивал головой. Затем замотал в разные стороны.
– Говорить разучился?
Тот испуганно замотал головой.
– Так говори нормально, что ты как обезьяна в зоопарке? Или ты банан хочешь? Нет у нас бананов! Ну!!
Беспризорник, казалось, задумался о чем-то серьезном.
– Так вы меня убить обещали, если я хоть слово скажу, – неожиданно выпалил он. И с подозрением скосил глаза на бластер: не подстава ли? «Говори, типа», – а потом – «бах!» – и нет беспризорника. «Мы ж тебя предупреждали…» – и везти никуда никого не надо. Труп в лоджию, в первый ряд, спектакль досматривать, а сами вперед!
– Ну ты, блин, ваще! – изрек Петр. – Нельзя же все так буквально понимать. А впрочем… молодец! Слово держишь. – Он, видимо, вообразил, что было бы, если б отрок все это время не сидел тихо, а вопил по малейшему поводу. – Щас сказать можешь. Что?!
– Значит, так, я тут подумал… короче… возьмите меня с собой! – теперь он совершенно не казался придурковатым: глаза сообразительные, речь внятная, выражение лица изменилось кардинально.
«А ведь он умный, сообразительный парень, – подумал я. – А артист-то каков, он же нам полного придурка выдал! Да, среди беспризорников актерские способности в цене. Без этого быстро огребешь, нужно вертеться, как уж на сковороде».
– Говори все, – Петр тоже быстро врубился в произошедшие изменения и сделал свои выводы.
– Значит, так. Наружу мне нельзя. Соврал я вам. Никто меня в разведку не посылал. Я с пацанами поцапался. Часы мне вчера иностранец у Казани подарил. А я их в общак не сдал. А Леха Куцый видел, что я их подрезал… – («Подарили – считай, спер», – подумал я), – ну и настучал, сучара! А за это, сами знаете что… это во-первых! – он загнул один палец.
– Так, что во-вторых? – Петр с опаской посмотрел на его руку: выслушивать десять причин он явно не был настроен.
– Во-вторых, я могу вам пригодиться… – мы переглянулись. – Я умею водить машину… – «Так, еще и машины угонял», – мысленно отметил я, – Умею стрелять… – «врет», – и вообще, вам же кто-то нужен? Ну, хоть на стреме стоять?
– Зачем тебе это? – коротко бросил Петр.
– Да я давно уже хотел в чем-нибудь стоящем поучаствовать, а у вас, я понял, тема серьезная. Короче, у меня предложение.
– Ну… – только и смог сказать я, обескураженный нахальством парня.
– Пригожусь – возьмете в долю. Нет – пинок под зад. Слова не скажу. Разойдемся, как в море корабли. В-третьих… – он загнул третий палец.
– Не надо нам в-третьих, – перебил его Петр. – Нам посовещаться надо. Сиди тихо.
Парень поджал губы и демонстративно начал смотреть в боковое окно.
– Значит, так, – Петр неожиданно перешел на английский язык. – Первое, скорее всего, туфта. Врет, что врет. А вот второе – в точку. Если мы его сейчас бортанем, то он завтра с уголовниками тетку с бриллиантами грабить пойдет. Может, и не сразу, но сядет, а там и спрос другой. Грохнут рано или поздно. Это тоже как пить дать. С нами тоже вероятность не маленькая коньки откинуть. Но, – он многозначительно посмотрел на меня, – с точки зрения кармической, погибнуть, защищая Родину, или получить пулю, идя на гоп-стоп, – разница колоссальная. С другой стороны, нам действительно нужен помощник, – уже обычным голосом добавил он. – Парень он смышленый. Спереть у нас, кроме машины, нечего. Так у тебя же, вроде, здесь спутниковая сигнализация?
– Спутниковая, – машинально повторил я. Эта сигнализация, если честно, доставляла мне кучу проблем. Я по рассеянности постоянно что-нибудь не то делал – то дверь оставлю открытую, то мобильник не слышу… А они чуть что: «Здравствуйте, это Цезарь, Ваш пароль?» – Я им пароль, а в ответ: «Вы сейчас за рулем?» – «Я». – «У Вас не закрыт багажник, проверьте, пожалуйста» – «Хорошо, проверю». И так далее. Короче, пару раз меня ОМОН все-таки задерживал. Руки за голову, документы проверят и отпустят. Но неприятно.
Петр, видимо, догадался о ходе моих мыслей: «Не парься, отсюда сигнал до спутника доходит, как надо. Как будто тут все нормально. Маскируются: все ведь и снаружи выглядит – ангар ангаром. Да мы и сами на это купились!»
Сзади послышался шорох. Беспризорник настороженно переводил взгляд с меня на Петю, но понять ничего не мог. Кроме «жалобно-деньгопросительных» выражений, по-английски он, похоже, ничего не знал.
И тут меня как кипятком ошпарило:
– Петя, а какой сейчас тут день? – за переживаниями я совершенно выпал из повседневной жизни и, вероятно, по примеру утопающего, хватающегося за соломинку, вдруг решил, что ничего важнее моих повседневных дел на Земле просто не бывает. Но с другой стороны… у меня работала добрая сотня сотрудников, и все они в большой степени зависели от моих решений. А я просто пропал, никого не предупредив. Да меня по-любому должны были уже вовсю разыскивать! Подключив, естественно, и милицию, и все, что только можно.
Петр взглянул на бортовой компьютер.
– Прошло семнадцать суток, 8 часов и 24 минуты с того момента, как мы пересекли границу Зоны.
«Ну, все…» – подумал я.
– Петр, меня ищут… и, боюсь, с милицией. Мы можем посмотреть, что находится снаружи, за границей, не выходя отсюда?
– Нет, – сразу ответил он. – Этот мир еще не окончательно ассимилировался, поэтому, чтобы узнать, что происходит на Земле, нужно пересечь границу. А в чем дело?
Я был уверен, что он уже догадался. А спросил так, на всякий случай. И сам же ответил:
– Работа, семья, родственники… «всесоюзный розыск»! – его слова прозвучали цинично.
– Да. Причем, если, как ты говоришь, спутник принимает сигнал машины, то им известно мое местоположение. Сначала ОМОНновцы сунулись – что там, как ты думаешь, с ними приключилось? В жиже утонули? Тогда вообще шандец. Зона как минимум окружена воинскими соединениями. Шила в мешке не утаишь. Тем более, на месте происшествия всегда первыми журналисты. Обычно иностранные. Значит, весь мир на ушах. В общем, прикололись.
С заднего сидения донеслось: «Ух, блин!» Подростка перспектива, кажется, порадовала. Он ничего ни у кого не спер – это раз. И при этом есть шанс стать телезвездой на всю оставшуюся жизнь – это два.
– Ты там, придурок, не ухай! Только пикнешь – мы тебе всю память сотрем вместе с воспоминаниями детства! – сразу расставил приоритеты Петр.
– Да я что, я ничего, – засуетился Леха. – Вас понял. А детство… я бы, если б мог, сам бы его стер… – как-то упрямо и грустно добавил он. Мне стало жаль парня, но я промолчал: лучше перебдеть, чем недобдеть.
– На Землю сунуться надо. Мы же в воздухе невидимы, для радаров тоже. Да и вообще. С Зоны лучше сейчас уйти. Потом объясню. Поехали.
Петр тронул ручку скоростей, и мы плавно отвалили от хрустальной люстры. Он медленно вел машину сквозь галерку, буфет и гардеробную. Мы проплыли сквозь стену и оказались снаружи. Территория Зоны выглядела абсолютно так же, как и в момент нашего в ней появления. Неторопливые охранники. Дворняги. Забор. За ним ни души. Насколько было видно, за территорией ангара было безлюдно. Медленно двинули к забору.
– Пронесло, что ли? – нерешительно спросил я.
Беспризорник сзади пошуршал и успокоился. Вообще, он оказался на редкость понятливым. Пока.
– Пронесло, пронесло, пронесло, – каким-то неприятно скрипучим голосом повторил за мной Петр, – что ли, что ли…
В этот момент мы пересекли периметр стены и, как только большая часть машины оказалась вне Зоны, картина за ее пределами разительно изменилась. В небе вспыхнули прожекторы вертолетов.
Практически все пространство, начиная от стены, оказалось заставлено техникой разного калибра и назначения – от тяжелой бронетехники до фургонов, утыканных антеннами и радарами. Повсюду сновали люди в военных комбинезонах, стояли машины с красными крестами, вокруг которых суетились люди в белых халатах. На многих автомобилях виднелись надписи на иностранных языках. Техника располагалась упорядоченно, и ее было так много, что казалось, ею заполнено все вокруг, до самого горизонта.
– Ну, все по худшему сценарию, – процедил сквозь зубы Петр. – Не удивлюсь, если уже и жителей из города эвакуировать успели.
– Эвакуировали? – я вышел из оцепенения. – Мне же срочно туда надо! Петь, у меня же семья! Дети! Родители! Какой кошмар! Что они сейчас переживают! Какого черта!!! – нелогично закончил я.
– Никуда тебе не надо. И так острых впечатлений выше крыши. Что бы они ни переживали, сейчас переживать перестанут. Ох, не хотелось мне этого… придется. Единственный выход. К сожалению…
– Ты что, хочешь всех уничтожить?! Всю Землю?! – привыкнув к глобальности происходящего, я представил самое страшное. – Но чем они провинились-то?!
– Ничем! – Петр говорил серьезно и жестко. – Поэтому уничтожать никого не будем. В общем, так… Придется использовать Машину Времени. Для этого и нужно было выйти за пределы Зоны. Перемещаться одновременно во времени и между Мирами – мероприятие крайне неудобное. Значит, мы уже здесь, на Земле. Дело за малым. – Он защелкал кнопками бортового компьютера. – Усложнять не будем. Прыгаем назад и появляемся в момент нашего входа в Зону.
Внизу началась нешуточная суета. Пришли в движение люди, машины начали разъезжаться. Прямо под нами образовалось пустое пятно, которое осветили сотни прожекторов.
– Ха! Вот это прикольно! Спутник еще работает. Передал, что координаты нашей машины изменились – высоту-то он не понимает. Ладно, пора прекращать это «шоу мозгов». – подал голос Петр.
– Не понял? Какое шоу мозгов?
– Каламбур. Песня у вас такая на Земле есть: «Show must go on» Что значит, «Шоу должно продолжаться». А мы его прекращаем.
Он надавил на клавишу компьютера. Все подернулось молочной дымкой. Я бы сказал, что мы плыли в тумане. Или мы были внутри тумана. А туман был в нас. И вдруг я определил ситуацию точнее, и мне почему-то стало страшно: МЫ САМИ БЫЛИ ЭТИМ ТУМАНОМ!
* * *
Когда все прояснилось, мы увидели, что территория вокруг Зоны совершенно пуста.
– Смотрите, – Петр ловко облетел вокруг забора, и завис в некотором отдалении.
Мы увидели машину, как две капли воды, похожую на нашу. Она бодро подлетела к границе Зоны, на секунду зависла и, лихо маневрируя, исчезла за забором.
– Что это, Петь? Тут еще кто-то летает? Мы что, не одни… такие? – я вопросительно посмотрел на него.
– Одни, одни. Успокойся. Это мы и были. Семнадцать дней назад.
VI. СЕМНАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД
Мы вошли в мою петербургскую квартиру. Сняли обувь. Прошли в кухню. Чайник на плите был еще теплый.
– Что ж это, Петь? Вот так просто? – Я взглянул на часы. Получалось, что мы вышли из дома полтора часа назад.
– Пиво будешь? – спросил Петр, подходя к барной стойке. Там стояла недопитая бутылка пива, которую мы открыли полтора часа назад, уходя на развлекуху «Наша месть бандюгам за убитого Петра».
«Убитый» Петр, кажется, горестным размышлениям был подвержен в меньшей мере. Он уже пил пиво, закусывая недоеденной воблой.
– Сейчас бы водочки жахнуть с соленым огурчиком…
«Кхе, кхе», – донеслось из коридора. На табуретке у входа сидел Леха. Он, не прерывал нашего диалога, видимо, справедливо опасаясь быть выпертым на улицу.
– Так, – спросил я. – Ты где живешь?
– Да в подвале на ЛОМО…там же, где вы у пацанов арендовали. Ну, когда друга своего, иностранца, искали… – вконец запутался он.
– Так. Про подвал потом. Из родителей кто? Где живут?
Обычно беспризорники сиротами не бывают – в строгом смысле слова. Некое подобие родителей у них все-таки имеется. И некое подобие дома. Обычно есть алкоголичка-мамаша. Возможно, плюс ее дружок-алкоголик с большими синими кулаками. Пара-тройка кошек и собак. Все это упаковано в одной комнате коммуналки, не подлежащей расселению (в лучшем случае) или в загородном доме, подлежащем сносу (в худшем).
– Мать у меня. Живем здесь недалеко, на 9-й Советской. Дом там такой на углу с Мытнинской. Трещина еще в нем. Под расселение, говорят. Туда уже никого и не селят. Обрушиться, говорят, может. Хорошо, нам люди помогли – прописали, а то бы вообще из Питера пинком под зад куда нибудь в Горелово. Раньше у нас комната на Невском была – огромная, как зал! Мамка сказала, что нам такая большая не нужна: убирать трудно. Вот и сменялись. Обманули нас, я думаю… – вдруг по-взрослому добавил он. – Ну и тварь эта с нами живет – все Коляном кличут. Мать его еще мужем называет. Только не помню я, чтобы они расписываться ходили. Свадьбу-то, правда, раз пять гуляли. Пока было, что из материных шмоток продать. Обычно, свадьбы Колян долгие закатывает: с дружками погудеть.
– Что за Колян? Возраст? Род занятий? – пробудился от раздумий Петр.
– Возраст – лет сорок. На вид, – прибавил Леха. Я эту его поправку понял: алкаши обычно выглядят сильно старше. – Ну, занятий его не знаю. Сам он себя «авторитетом» кличет. Только какой он авторитет? Так, среди местной гопоты если только. Я от него за пять лет слова нормального не слышал.
– Так, здесь вводных достаточно, – я взял инициативу в свои руки: как показывала практика, в земных условиях Петр подозрительно быстро расслаблялся. – Садись к столу, наливай, бери в холодильнике, что хочешь. Кроме пива, – поправился я. – Детям пива не даем.
– Да какой я «детям», – повел плечом Леха, но по лицу было видно: рад, что не гонят, и согласен на условия.
Я достал из холодильника пол-литра «Абсолюта» и закуску. Поставил две стопки.
–
Ух ты! – заметно оживился Петр.
– Ты радоваться подожди, – я был намерен сперва прояснить все обстоятельства. – Нам назад когда двигать? Времени у нас сколько? И что мы должны успеть?
– Я понял, Димыч, – он посмотрел на часы. – Снова в Зоне мы можем появиться самое раннее через 17 суток, 6 часов и сколько-то минут. – То есть, мы не должны войти в Зону до того, как мы ее покинули.
– Встреча с самим собой… – ужасным голосом высказал я догадку.
– Да встречайся, сколько хочешь, особенно, если об этом заранее знаешь. Мы, кстати, себя уже видели. Помнишь? Никаких проблем. Но это только вне Зоны! Два же идентичных объекта, одновременно проявившись в чужом мире, могут привести к непредсказуемым последствиям. Так что, если я правильно понял твой вопрос: времени у нас до фига.
– Так, с этим тоже понятно, – я налил в стопки по пятьдесят грамм. Выпили, закусили. Я задумался о том, что нужно прощупать ситуацию с работой. Не изменилось ли что в этом Мире пока мы путешествовали.
Как я уже несколько смутно припоминал, в момент начала всех этих уголовных неприятностей, мы работали с иностранными журналистами, снимающими в Петербурге фильм про уличных детей. Связи с которыми я позже и применил на деле. Что же сейчас?
– Ты пока поесть что-нибудь приготовь. – попросил я Петра. Вернусь через минуту. – Я ушел в кабинет, включил компьютер, посмотрел мейлы. Один, из Иордании, прочитал три раза, не веря своим глазам. «Ну все… мать… только этого не хватало!» – в письме, полученном от наших партнеров в Иордании, говорилось, что патрон фонда, Его Величество, планирует посетить Санкт-Петербург с неофициальным визитом. И, поскольку считается, что мы главные представители фонда Его Величества, то он посетит все наши проекты. И при этом желает, чтобы сопровождал Его Величество и переводил – лично я, как руководитель организации и координатор их деятельльности в Санкт– Петербурге.
Большего геморроя придумать было бы невозможно. Охрана, протокол, машины сопровождения, пресса и т.д. Всё, конечно, в тесной дружбе с ФСБ, ФСО, МВД, ГАИ и Смольным. Дат не было. Так… Я набрал телефон нашего исполнительного директора:
– Лена, что за фигня с Величеством? Когда это?
– Я говорила с ними по телефону. Это пока только мысль. Идея. Ну, через полгода может. Самое раннее. Что ответить?
– Отвечай – идея супер! Мы в восторге!
– Поняла.
– Что с журналистами? – осторожно спросил я, ожидая любого ответа, вплоть до того, что никаких журналистов к нам никогда не приезжало.
– Я встретила, – оптимистично ответила Лена. – Целая толпа. Йорг этот, фотограф, тот еще фрукт. На «Плейбой» можно, на обложку: блондин с длинными волосами, одет как с картинки… и как он по подвалам в таком виде лазать собирается?
– А он, что – по подвалам? – я с трудом припоминал происходящее. – Они же там девочек каких-то искали… Мы же их бортанули вроде культурненько?
– Бортануть не вышло. Мы им написали, что девочки – не к нам, мы только реальную жизнь можем показать. Никакого театра, никакой спекуляции. Так они теперь всё сразу хотят.
– Что – всё?!
– И моделей, и реальную жизнь. Их тут целая толпа прибыла. Пять человек. Один оператор – с Йоргом, уличных детей снимать собрался. Другие трое – фотограф, режиссер и директор съемок, будут работать с моделями.
– Что мы должны делать?
– С моделями поможем, я думаю, найдем им телефоны агентств, дадим транспорт и переводчика. А вот с уличными непонятно. Где их так быстро взять? А эти уже губу раскатали: бедные дети в подвале, на чердаке, просят есть, едят, ищут, где спать, спят… и еще иногда сидят на набережной Невы с задумчиво-грустными лицами. Ну, ты знаешь – Йорг, в общем…
– Так. Где они? Когда встреча?
– Завтра. Я их с утра панорамы города отправила снимать. А в двенадцать ты с Йогром в Астории встречаешься, планы обсудить, он вечером уже «уличных» снимать хочет.
– Прямо завтра? Выходные же…
– Йорг сказал, что ему все равно. Выходные – это предрассудок!
– Какой еще предрассудок! – возмутился я. – Ты попробуй к ним на выходных в Швецию приехать! Ни одного Йорга днем с огнем не сыщешь! Просто на неделе билет на самолет вдвое дороже: бизнес-класс выходит! Да ладно… все, пока. Перезвоню! – я повесил трубку.
* * *
Заглянул на кухню. Петр жарил яичницу с колбасой. Вернулся в кабинет – ответил на мейлы, параллельно прозванивая нужные телефоны. Надо было как-то организовывать журналистов.
Конечно, мои дела на фоне только что произошедшего казались смешными, но и сидеть, сложа руки, было скучно. В нашем же общем с Петром деле, помочь я ничем не мог. А так, глядишь, и отвлекусь…
Мобильники отвечали, но везде были включены автоответчики. Чего и следовало ожидать – выходные. Такое впечатление, что никого кроме меня в городе вообще не осталось. То есть придется отбиваться самому. «Так, – думал я, продолжая отвечать на мейлы, – Леху тут оставлять нельзя. Куда ж его деть-то? Самое лучшее – домой вернуть, да там этот Николаич. Или Коляныч, блин? Ладно…»
– Кушать подано! Идите жрать, пожалуйста! – послышался голос с кухни.
На столе красовались три тарелки с яичницей. Леха сидел со строгим выражением лица и, не переставая, грузил Петра историями из своей богатой событиями жизни. Петр, похоже, жахнул еще полташку и пребывал в наилучшем расположении духа.
– … Мы тогда в Рыбацком жили – на чердаке, человек десять вместе, ну разбредались днем, а вечером собирались – потусоваться, выпить… дышали многие… девки тоже были: три шмары страшные, малолетки. Их, правда, и не трогал никто, кому охота, чтоб потом…
– Леха! – перебил его я. Ты нам про часы-то левак прогнал? Для жалости?
Леха остановился и стал внимательно изучать яичницу.
– Может, тебе лупу дать? А то ты что-то никак рассмотреть не можешь, что это перед тобой за яичница такая удивительная?
Он, видимо, понял, что запираться дальше смысла нет, но повел себя странно: встал и бросив на ходу: «Ну да ладно, мы ж партнеры теперь; не буду вас парить», – достал что-то из кармана куртки и вернулся за стол. Со словами: «Загрузил я вас по поводу часов», – он положил на стол золотой «Ролекс». У меня отвисла челюсть.
– Скрысятничал-то я вправду, да только никто меня не побрал. И не гнал меня никто никуда. Разведать послали. Там же точка наша бывшая. Ждут меня сегодня-завтра с рассказами. Че делать будем?
«Так, – подумал я. – Первое: проблема с Лехиной ночевкой отпала; с Коляном разберемся обязательно, но попозже. Второе: проблема со съемками документального фильма «из жизни бедных беспризорников», кажется, становилась тоже легко решаемой. Третье: я оценил Лехин ответ. Он мог просто показать часы, и вопросы о том, что он нас парил, отпали бы сами собой. Он же выложил все как есть.
– А где вы сейчас тусуетесь-то?
– В Адмиралтейском, у Троицкого. Там шмара одна мелкая, лет двенадцать. Одна в квартире осталась. Отец на зоне, мать от передозняка померла. С бабкой жила запойной. Ну а бабка, в натуре, уже месяца два как пропала. Видать, по пьянке ласты где-то склеила. Разве ж найдешь? Малолетка одна теперь живет. Ну, ясно, тусни набежало со всего района. И так человек десять было. Нас еще семеро прибавилось. Мы там порядок быстро навели. У нас же строго. Клей, конечно, герыч. Девки работают – правда, больше, чем себе на жрачку че-то все никак не заработают. – В голосе проскользнули сварливые интонации. – Да у нас и не лагерь трудовой – беспризорное сообщество!
– Значит, Алексей, слушай сюда. Сейчас идешь к своим, говоришь – информации ноль. Никто не приходил. И вообще – может, мы туда через год намылимся… Ну, скажи – еще недельку подежурить стоит – и сам возьмись за это дело. К Зоне никого не подпускать. И еще дело номер два. Нужна помощь.
Алексей подобрался. Петр доел яичницу, посмотрел на меня серьезно и налил по сто «Абсолюта». Пододвинул огурчики. Чокнулись:
«За успех предприятия» – тост прозвучал вполне в духе развивающихся событий. Выпили. Закусили. Мысли стали проясняться.
– В общем, – продолжил я тему, – ко мне приехали шведские журналисты. Хотят снять сюжет о жизни беспризорников. Не для телевидения. Здесь нигде не покажут. Для благотворительности. Вам же помогают разные организации?
– Ну, ходят все время. «Мир без границ», «Общество спасения», «Красный крест». Да всех не упомнишь. Христианских особенно много. Про Иисуса грузят. Интересно иногда.
– Помогают они вам? Или так – туфта сплошная?
– Не, че туфта, помогают многие. Талоны в столовку раздают. Нам же иногда жрать реально нечего. Опять же, поговорить с нормальными людьми – тоже любопытно. Вокруг нас круглый день – алкаши да урки – того и гляди, в фейс получишь. А тут – есть кому вопросы задать. Да и помогают, с бумагами особенно. Мамке моей паспорт получить помогли – она теперь человеком стала. Прикинь, в ювелирном павильоне работает! Уборщицей. Да кто бы ее без ксивы туда взял?
– В общем, так, – с беспризорниками я всегда был предельно откровенен. – А всех этих социальных работников, о которых ты рассказываешь, и все эти столовые благотворительные нужно оплачивать. И деньги где-то брать. Так вот, для этого есть международные фонды, которые эти деньги собирают и сюда передают.
– Ну да, передают! – саркастически произнес Алексей.
– Слушай, Леша, а если они ничего не передают, то кто же вас кормит и паспорта выправляет – фантомы что ли?
– Да ладно, не пальцем деланный. С ребятами поговорю. Срастется, уверен. Они ж тебя знают.
На этом мы с ним и распрощались. Я дал ему таксофонную карту – с уговором, что завтра будет звонить мне каждый час, если не буду брать трубку.
* * *
На следующее утро я сидел в фойе гостиницы «Астория» с сияющим видом. Как всегда, перед встречей с совершенно незнакомыми людьми, я немного волновался. Тем более, что это не была просто встреча – нам предстояло вместе работать. Они могли оказаться какими угодно: от полных жлобов до прикольных ребят, с которыми просто интересно провести время. Наконец, в холле начали появляться подходящие по описаниям иностранцы. Я узнавал их сразу: журналисты и телевизионщики – народ специфический и по виду, и по поведению.
Все, кроме Йорга, в общем-то, укладывались в привычные стереотипы. Он же выглядел странновато. Крашеный блондин с завитыми локонами ниже плеч и ангельским лицом: огромные голубые глаза, прямой нос со слегка раздувающимися, как у породистой лошади, ноздрями, чувственный рот. Сам худой, высокий, с чуть угловатой, но стройной фигурой. Одет в обтягивающую белую футболку, штаны на бедрах и огромной ширины, сантиметров двадцать, белый ремень. На ногах, конечно, рваные белые кеды. Я припух. Это он, типа, в подвал к беспризорникам собрался.
* * *
Прибыли на место. Леха встретил нас на улице. Прошли через несколько дворов. Зашли в подъезд, на первом этаже – ободранная дверь. Леха поскребся, потом постучал. Потом еще раз. Дверь открылась, прошли внутрь.
Я повидал немало коммуналок – но это было что-то с чем-то! На квартиру и вовсе не походило. Везде темнота. Окна занавешены одеялами («Чтобы снаружи не заглянул никто», – понял я), единственная лампа горела в одной из двух комнат. А вторая комната была превращена в помойку. Покосившаяся дверь оказалась полуоткрыта: сдвинуть ее в ту или другую сторону не представлялось возможным; комната была заполнена мусором, который по высоте уже доходил мне где-то до пояса. Как я понял, «тусняку» до помойки дойти было лень, и мусор выносили сюда.
Пейзаж завершали стены с серыми, во многих местах уже отставшими обоями, и заплеванный (а в некоторых местах и заблеванный) пол. В туалете и ванной, возможно, и имелись остатки сантехники, но, ввиду отсутствия света, использовались они, видимо, нечасто. По всей квартире стоял сильный запах бензола. «Раньше нюхали клей, теперь, вроде, ваксу для сапог, – подумал я. – Задерживаться в таком шмоне не стоит, быстро крышу снесет».
Прошли в гостиную. Здесь вдоль стен валялись старые, притащенные с помойки, матрасы. Там же наблюдалось некоторое количество деревянных ящиков, служивших, скорее всего, попеременно то стульями, то столами.
В комнате находилось человек десять детей, из них несколько женского пола. Определил я их для себя столь нелестно потому что все их отличие заключалось в длине волос. У двоих – отекшие лица и распухшие ступни ног. «Почки клеем посадили, плохо дело, в таком-то возрасте…». Была, впрочем, и пара девочек помиловиднее.
Леха сидел в стороне, никак не прореагировав на наше поведение. Он был здесь явно не за главного. Это, впрочем, и понятно: парень он хоть и сообразительный, но здесь ценилось другое.
Обведя глазами народ и отметив пару знакомых по «делу о пропавшем иностранце», я остановился на внушительного вида амбале в рваной тельняшке, с парой сохранившихся зубов и серьезного размера кулаками. За мной бесшумно протиснулись Йорг и Петер. Я вышел в центр комнаты.
– Привет, ребята!– и протянул руку парню в тельняшке. – Меня зовут Дима!
Все это произносилось с интонациями, соответствующими, наверное, речи типа: «Да здравствует Советская Социалистическая революция! Ура товарищи!»
– Я Бугор. Про тебя слышал… – я оценил подтекст: «Знаю, что не «динамо», иначе не вписались бы, или тема была бы другая, для вас совсем неприятная». – Какое дело?
Тем временем Йорг и Петер, нисколько не стесняясь окружающей обстановки, удобно расположились на вшивых (в этом у меня не было ни малейших сомнений) матрасах в разных углах комнаты.
Я, честно признаться, немного опасался из-за «голубоватого оттенка» внешности Йорга, но, вроде, все прокатило на «ура». Сыграло роль то, что, во-первых, для русских беспризорников иностранец по необычности вида близок разве что к инопланетянину. Так что удивляться этому вроде как несолидно: типа, «что, в первый раз, что ли, инопланетянина вижу?»
А во-вторых, на всех плакатах наших поп-звезд мужского пола «голубизна» блещет несоизмеримо более ослепительно…
Йорг уже достал камеру и портативный компьютер и теперь что-то показывал подросткам – мультфильм какой-то, что ли. Мультфильм был не очень – но зато на английском, и непонятность происходящего на экране вселяла нешуточное уважение.
Мы переговорили с Бугром. Решили: сегодня снимают здесь, завтра на улице, потом кормежка в столовой и так далее. Тем, кого снимают – зимние шмотки. Денег не просить.
Мы вышли с нашим сотрудником, социальным работником, покурить. Простояли на улице с час. Не хотели возвращаться в бензоловый смрад. О ситуации судили по шуму, доносящемуся из форточки. Все вроде было в пределах. Это был тест – сколько режиссер с оператором могут оставаться с беспризорниками наедине – без переводчиков и сопровождающих. Практика показывала, что самые лучшие кадры снимались именно в эти моменты.
Вернулись в квартиру. Поскреблись и постучались. Едва зайдя, я понял: проблем не будет. Работали профессионально. Двое рассредоточились по комнате. Йорг был в центре внимания: он что-то объяснял на пальцах, временами доставая блестящую цифровую камеру. Снимал двух-трех человек, потом показывал снятые кадры. Открывал компьютер, показывал комиксы. Те же, кого он уже снял, в это время жили своей жизнью – пили чай, общались, входили, выходили. Никому, казалось, не было до них дела. Это была их обыденная жизнь.
А в это время в своем углу Петер, одетый в серую одежду, тихий, неинтересный, не сказавший за все время ни одного слова, смотрел в какой-то невзрачный серый аппарат, завернутый в куртку.
Это и была настоящая профессиональная камера, на которую снималось кино. В котором не было персонажа по имени Йорг.
* * *
Вернулся я домой около полуночи весьма довольный. Сняли все, что планировали, договорились о дальнейших действиях. В общем, ближайшая неделя была расписана по минутам.
Открыв дверь и войдя в квартиру, я застал сюрреалистическую картину: Петр сидел за компьютером, рядом стояла почти допитая бутылка водки, банка с солеными огурцами и пепельница, полная окурков. Пикантность ситуации усиливалась тем, что на экране монитора со страшной скоростью мелькали сложнейшие интегральные уравнения. Петр не сводил взгляд с экрана и периодически делал отметки на лежащем перед ним листе бумаги. Судя по количеству листов с отметками, занятие это продолжалось уже много часов. Из колонок стереосистемы с жуткой громкостью рычала песня Высоцкого:
Я коней напою,
Я куплет допою.
Хоть немного еще
Постою на краю…
Я приглушил звук. Постоял, посмотрел на экран.
– Что, Петь, все так плохо?
– Хуже некуда. Идет спиралевидное уничтожение дисфункции. Компьютер не справляется, приходится вручную подбивать. А у тебя как?
– Да нормально, Петь. Только мелкие у меня все дела-то, в сравнении, так сказать, с пережитым и грядущим. Даже говорить не хочется. Особенно при виде твоих интегралов. Может, мне бросить все и тебе помогать?
– А вот это, Димыч, зря! Твои обыденные дела там, – он кивнул на экран, – чуть не на первом месте. И как у тебя в жизни что меняется, так тут сразу целый переворот. Ведь то, что я тогда к тебе в дверь позвонил, а ты меня впустил, это ведь тоже была твоя обыденная жизнь. Так что ты должен сейчас действовать и жить так, словно с тобой ничего особенного не случилось. Иначе включается кольцевой эффект: ты меняешь свои реакции на события, из-за этого меняется реальность, в которой начинают происходить другие события, и т.д. В общем, старайся быть собой обычным. Это и будет твоя помощь. А еще… – он помолчал. – С тем, что у тебя сейчас в жизни происходит, вообще-то все не очень просто. Не пойму, в чем дело… – он посмотрел на меня внимательно. – Ты сам пока ничего не заметил? Странное что-нибудь? Персонажи тут у меня какие-то не совсем обычные светятся… не пойму, не пойму… – он снова задумчиво посмотрел на бумаги. – К нашим недавним делам они, правда, отношения, вроде, не имеют. Но и от ваших земных дел, кажется, они так же далеки.
– Ты чего, Петь? – услышаное прозвучало для меня крайне странно. – Ты бы, может, водки столько не пил, а то ошибешься в расчетах где-нибудь… ну, сам понимаешь… – я был в замешательстве от его сообщения. – Мир все-таки спасаем и все такое прочее…
– Ладно, – он встал. – Прав ты, спать пойду. Утро вечера мудренее.
Он выключил компьютер и, чуть пошатываясь, пошел в ванную.
Я еще некоторое время посидел в раздумьях, вытряхнул пепельницу, съел огурец и тоже пошел спать.
VII. ПОИСКИ АНДРОИДА
Утром меня разбудили крики собак, жен и детей. Моя семья вернулась с дачи. Свежевыбритый Петр в чистой одежде сидел за обеденным столом и завтракал. Перед ним на блюдечке лежал огромный образцово-показательный бутерброд с сыром и стояла чашка в которой плавал пакетик чая. Посуда вымыта, бутылки убраны, плита сверкает никелированными ручками.
Моя жена Маруся с опаской заглянула в столовую: обычно, после таких дружеских посиделок ей приходилось долго приводить квартиру в порядок. Строго оглядела Петра. Тот лучезарно улыбнулся. Вышло примерно как у бомжа, случайно попавшего в район элитной застройки.
«Этого» Петра Маруся недолюбливала. «Вот, – говорила она. – Предыдущий твой приятель, тоже, кажется, Петр был… – что это они у тебя все Петры-то? – ты бы их нумеровал, что ли… Так тот интеллигентный был, приятно поговорить! Мы с ним, помню, Ницше часа два оьсуждали – милейший человек: на все имеет свое суждение, и говорит красиво, гладко так…»
Я молчал: перед тем, как идти к нам в гости, Петр I (я решил таки последовать совету жены и пронумеровать их) по моему же совету выучил наизусть сборник критических статей о творчестве Ницше, так что темой владел капитально.
– Жаль, что в Африку уехал, – с сожалением добавляла она (это была моя версия). – А этот… Два метра ростом, мускулатура как у Шварценеггера, – ну разве это мужик?
– Мама! Хочу конфету! – в кухню влетел сын Федя. – Мама! Хочу…
– О, Господи… – Маруся полезла в буфет, – да ты же их всегда что-то хочешь! Тебе табличку надо сделать с надписью: «Хочу конфету» и на грудь повесить, меньше орать будешь.
Федя, получив желаемое, удалился к себе в комнату.
– А что чисто так? – подозрительно спросила Маруся. – Уборщица приходила?
– Нет, это мы… – я замялся. – Ну, Петр, в основном, убрался, типа…
Мне было не совсем ясно, как подействует на мою жену сообщение, что мой приятель вымыл нашу квартиру.
– Ну Вы даете, Петр! – преувеличенно восхищенно протянула жена. – Да вы не без талантов! А чем Вы еще занимаетесь в свободное, так сказать, от занятий физкультурой время?
– В настоящее время, – голосом прилежного ученика охотно отозвался Петр, высоко подняв бутерброд с сыром, – занимаюсь расчетом методологии релаксации квазибивалентного пси-фактора враждебной среды второго уровня. Начал с метода электромагнитного резонанса, но, кажется, придется… индеферентность низкая… – закончил он с некоторым сожалением.
Маруся задумалась. Она работала дизайнером, и, как водится, первое образование получила в политехническом институте. Но, видимо, понять сообщение Петра она, несмотря на знания технических предметов, не сумела даже частично. Помолчала и вышла.
– Вот, – с сожалением сказал Петр, – перемудрил я с телом. Всё дуры какие-то на Мерседесах ко мне цепляются. В кабаке от проституток отбоя нет. А нормальные девушки… – он посмотрел на закрывшуюся за моей женой дверь. – Столько сил надо приложить, чтобы доказать, что не баран, просто нереально… Ай, ладно, – он махнул рукой. – Давай рассказывай, что там у тебя? Чем занят? Я с утра записи просмотрел. Действительно, нашел ошибку.
Я облегченно вздохнул: пусть хоть моя обыденная жизнь таковой и остается, без того заморочек полно.
– В общем, – продолжал Петр, – это не враждебная сила. – Он выразительно посмотрел на меня и добавил неожиданное: – Она по отношению к нам нейтральна. Это просто чужеродная сила. Но это мало что меняет. Проявиться она может как угодно. Она может сублимироваться и в одном, и в нескольких людях одновременно. То есть, нам неизвестно ни количество объектов, ни пол, ни возраст. Известно лишь время их появления в зоне значимости аппроксимируемого пространства-времени.
– И когда же? – у меня внутри все упало.
– Вчера вечером, в 21.17 по Московскому времени. В этот момент они пересекли радиус учитываемого воздействия и автоматически включились в баланс инкарнационных миров. Опосредованно и пассивно. Пока. – Последнее было сказано с ударением на слове «пока».
Я взял телефон:
– Лена, во сколько приземлился самолет со шведами?
– Так, – на том конце провода послышался шелест бумаг, – значит, время прибытия 21-35; – я вздохнул облегченно. – Но, помню, приземлились они раньше. Я еще удивилась: обычно же задерживают. Но с точностью до минуты сказать не могу.
После сообщения Петра я понимал, что тему придется взять под контроль лично. Глаз не спускать с этих журналистов до самого аэропорта и, по возможности, вычислить, в чем здесь дело.
– А что им надо-то от нас? Да и кто это вообще? Какая еще, на фиг – сила?
Настроение испортилось совершенно: я и так уже изрядно устал от всех этих потусторонних приключений. Надеялся хоть дома отдохнуть, а тут – на тебе, пожалуйста.
– Ни на один вопрос ответить, к сожалению, не могу: сила в латентном состоянии. Никак себя не проявляет. Не движется, ни с чем не взаимодействует. По форме – как обычно в таком состоянии: темный шар. Пассионарная энергия – довольно большая. Если перевести в ваши ватты, то сравнима по мощности со среднего размера атомной электростанцией. Проявиться может кем угодно. И даже, – он продолжил после некоторой паузы, – чем угодно.
– Это как? – не понял я.
– Она может оказаться, например, роботом. Или группой роботов. Или вещью какой-нибудь, на вид даже незначительной. Ну, скажем, часами чьими-нибудь. Единственное ограничение, если она станет вещью – это должно быть нечто, что человек может взять с собой повсюду. Потому что для вещи-то этой заставить человека взять себя с собой – нет проблем. Только как это будет выглядеть, если кто-то в зимних кроссовках в бане в парилку попрется? Для конспирации это плохо. Но вариант с вещью – это, пожалуй, та же разновидность робота. Просто не органического, а искусственного.
– А бывают… э… – я замялся, – и органические?
– Да чаще всего органические и бывают. Забирают тела людей или животных. Чаще людей. Потом иногда возвращают. Иногда нет. Из соображений конспирации, опять же. Хотя следов в теле сила не оставляет, но что-то там, считается, в мозгу меняется необратимо. Так что легче убрать.
– Как убрать? – недоуменно спросил я.
– Чаще всего самоубийство. Но может быть и по-другому: несчастный случай, убийство там… что достовернее. Если такой робот – их называют обычно «андроидами», – например, бандюгой был в золотом ошейнике, так тому, понятное дело, самое достоверное – гирю на голову в спортзале уронить. Ну и тому подобное.
– А зачем они – эти роботы? Вообще? И кем он на самом деле оказаться может?
– А хоть кем. Шпионом, террористом, полицейским, федералом…
У меня в голове все смешалось. Только что мир был прост и почти понятен. Последнее же сообщение меня просто убило. Я, конечно, читаю фантастику, в кино люблю сходить. Но пары часов среди телевизионных пришельцев мне обычно хватает. Услышав теперь, что все эти инопланетные сложности существуют рядом со мной на самом деле, я как-то приуныл. Хотя что-то подобное я уже и так подозревал – один Петр чего стоит, тоже ведь пришелец – но все равно. Наступил нервный перегруз.
Раздался стук, и в комнату заглянула Маруся, вернувшаяся с рынка:
– Обедать будете? Я суп сварила.
Она, кажется, поняла, что с этим Петром мы не только водку кушаем, но и какие-то дела делаем. Ей было ужасно любопытно. Она скосила взгляд на экран монитора. Там застыли впечатляюще сложные математические формулы.
– Будем, – коротко и мрачно ответил я.
* * *
– Слушай, – сказал Петр после обеда, – мне тебя стеснять неудобно, поеду-ка я на пару недель назад в «Рэдиссон». Так и мне легче будет сосредоточиться. С этой математикой, похоже, полный шандец. Не просчитать нам их – слишком много миров, причем постоянно меняющихся. Не то. По-другому надо.
Я и сам понимал, что путь тупиковый. Еще никто в нашем мире ничего математикой не объяснил – так, приближения одни: Ньютон, Эйнштейн… когда-то были символом прогресса. Теперь сплошные тормоза познания. Из-за них «теория торсионных полей» уже с десятилетие тухнет – а объясняет куда больше, чем квантовые и волновые модели вместе взятые.
«Рэдиссон», с другой стороны, тоже не выход. Гостиница – проходной двор: бумаги на столе оставишь – их уборщица так приберет, потом день искать будешь.
– Собирайся, на Кронверкский поедешь, у меня там квартира свободная, жилец только что съехал. Будешь жить, сколько нужно, потом дальше решим.
– О кей, – Петр не стал ничего обсуждать, его мысли уже были заняты другим. – Что там компьютер? Интернет быстрый мне будет нужен. Возможно факс, сканер хороший. Библиотеки у вас в Питере какие есть? Где самая большая? – забросал он меня вопросами.
Получив ответы, решил, что по дороге заедем в магазины, докупим чего надо, а Интернет лучше мобильный: на случай перемещений.
С библиотекой сперва вышла неувязочка: документы у Петра все были на старое тело, то есть, со старой физиономией. А тут ведь не только у себя в паспорте, да на правах надо фотографию менять, а еще по организациям пошариться. Включая ГАИ, МВД и в жилконторах там всяких. В конце концов, решили, что для библиотеки и паспорта хватит, а остальное он между делом решит. Тем более, что риск в нашей теме такой был, что скоро в этом мире ни ГАИ, ни МВД совсем не станет. Как и самого мира. А зачем тогда и париться?
* * *
Квартира на Кронверкском была хорошая. Вид на Петропавловку и Неву. Балкон, парадный вход. Купил я ее во времена своего риэлтерства из любви к искусству.
Торговля недвижимостью требует двух навыков, которые в должном сочетании возводят данную деятельность в сферу магии и алхимии. Имеется в виду умение прятать в шкафу скелеты и находить их. Причем искусство иллюзиониста достигает порой такого уровня, что, даже зная на все сто, что скелет есть, найти его не может даже тот, кто сам его спрятал.
Однажды, например, я купил квартиру с видом на морг (покупалась с видом на зеленый двор, а про маленький серый домик посреди двора скромно умалчивалось).
Или – покупается помещение под магазин. Супер место! Потолки! В общем, куча денег. А потом, когда бумаги оформлять начинаешь, выясняется: дом-то – памятник архитектуры! И входа с улицы сделать ну никак нельзя. Ни за какие взятки (бывает у нас и такое чудо, где не надо). А без него – магазина не получится. А кому нужна квартира на первом этаже на шумной улице? Вот и перепродают дальше, снова за бешеные деньги.
Но были, конечно, и не только скелеты, бывало, в шкафах и алмазы находили – но об этом не сейчас…
Так вот, в квартире на Кронверкском все скелеты (кроме одного, правда, как позже выяснилось, на нем халат хозяйский висел – не заметили) были из шкафа вытащены и на стене старательно вывешены. С бирками, как в зоологическом музее. Крыша гнилая, а этаж последний, значит, крышу менять. Заливало квартиру раз десять, потолок местами просто сгнил, все стены грибок поел. Тут – жильцы коммунальные в ссоре, половина синюшники, с пяти нотариатов ноги делали (читай, пять раз сделка срывалась). А вот – трамвай под окнами ходит, правда, редко. Рядом – зоопарк; лев, правда, ревет редко, а жираф вообще молчит, только смотрит все жалобно.
Ну, вроде срослось. Купил. И сразу ремонт по полной – по последнему писку, все, как в Европе, модный дизайн – винтаж называется! Это когда рабочие-молдаване месяц из прямого гипрока кривую стенку-мазанку делают. Мебель старинная, с трещинами – но все работает, открывается. Плитка – три месяца из Испании шла – края неровная, сама шершавая – ручной работы, под старину – один в один. Фонари марокканские, зеркала в дубовых рамах, с патиной. В общем, мы с женой в отпаде, друзья тоже.
Начал искать арендатора – только удивляемся. Оказалось, что те, у кого со вкусом хорошо, элитное жилье не снимают. По ряду причин. Одна из которых – отсутствие финансов. А присутствие их, как выяснилось, определяет, не то что бы отсутствие вкуса, а как бы присутствие его в очень специфическом варианте.
Например: звонок. Агент. Срочно. Клиент! Я интерсуюсь: «Он иностранец?» «Нет. Но он сразу сказал, что у него последний «Порше»! Я, тоже сразу, отвечаю: «Он мне не подходит!» Агент: «Ну пожалуйста, попробуем!» – чувствуется, что сама уже не знает, что ему предлагать. Согласился. Звонок. Распахивается дверь. Влетает худощавый тип с пятидневной щетиной, за ним семенит агент. Тип орет в мобильник: «Нет! Нет! Я сказал! Да пошли они все! – и бегает по комнатам со скоростью заводного Чебурашки. – Да! Да! Да! Да пошли они все! Никого не слушайте! А где груз?» Видимо, ответ на вопрос изменил ход его мыслей. «Нет! Нет! Нет! Думать потом будем, не за то нам деньги платят!» Остановился, как вкопанный, увидев за окном Петропавловку. Испуганно оглянулся по сторонам. Остановил взгляд на агенте, облегченно вздохнул – видимо, вспомнил, где он и зачем. «Нет! Нет! Ни в чем ему не возражайте! Во всем соглашайтесь! Делайте как скажут! Потом…» Входная дверь хлопнула, крики еще некоторое время были слышны с лестницы. Агентша с восхищением выглянула из окна. Там из парадняка выбежал мужик, сел в какую-то беременную низковозку, задевающую, наверное, за каждый второй люк, и с жутким тракторным пердежом, лихо подрезав ЗИЛ, унесся в тревожную неизвестность.
– Вот оно, какие клиенты бывают! – уважительно прокомментировала агент.
– Ну да, – с состраданием глядя на нее, ответил я.
А уж эти энергично выглядящие женщины – «бизнес вумэн!» «Нам бы техно стайл, ну, балки стальные на кухне, тарелки квадратные и стол стеклянный посередине!» «Это как?» – недопонимал я: «А если палка железная на стол упадет? Разобьется же! Фэн Шуй, опять же…» – «Никуда она не упадет! – компетентно возражала вумэн. – А если и упадет, ничего не будет. Она же дюралюминиевая – легкая! А стекло специальное, бронированное!»
На этом обычно и расставались. В общем, потрать я на ремонт в три раза меньше, сдал бы в пять раз быстрее!
Приходили, правда, и иностранцы. Нравилось. Но денег недоставало.
В результате все-таки сдал – и вот неожиданность! – русскому. Пришел пожилой дядя. С женой его возраста (что тоже было неожиданно). Оказалось, большой чиновник. Приехал на год. Реформировать петербургские нефтяные дела. Зашли, осмотрелись. «Машенька, – бодро воскликнул он едва зайдя в квартиру. – Смотри: как у нас в Париже!»
– Зеркало могу заменить, – памятуя предыдущих посетителей, мрачно предложил я.
– Да что Вы, дизайнеры месяцами такой патины добиваются, да еще не с первого раза выходит! Мы им вообще пользоваться не будем! – жизнерадостно сообщил мужик. – Жалко.
В общем, прожил он свой год, прореформировал, что надо, правда, по слухам, чуть не отстрелили его пару раз. Но ничего, обошлось. Дело сделал, уехал в Москву, своей конторой рулить, на спокойную жизнь заработал.
Вот в эту-то, освободившуюся от постояльца квартиру, и ехали мы сейчас с Петром решать свои столь далеко отстоящие от обыденности дела.
***
По дороге мы купили необходимую технику – компьютер, сканер, принтер, радиомодем. Теперь Петр мог спокойно работать, никого не стесняя и не отвлекаясь на обыденные проблемы. Я же, оставив его в одиночестве, получил возможность подразобраться со своими делами.
Все эти разговоры про «чужеродную силу» и «роботов» навели на меня немало жути и я решил подробнее изучить оставшихся трех журналистов.
Йорген с Петером, как кандидаты в очередные пришельцы отпали сами собой. Они вели себя абсолютно естественно и эмоционально. Петр же сказал, что андроидов видно по неискренности и неестественности поведения. Вроде все так – но какие-то мелочи, которые и словами не объяснить, маленькие подробности выдают. Чисто человеческие. Что он, правда, имел в виду, толком не объяснил – сказал: «сам почувствуешь». Так что пришлось додумывать.
Я решил, что это, видимо, как, если человек тебе цветы дарит, «любимый – говорит – как хорошо, что ты такой на свете есть!» – а смотрит на меня строго и подозрительно, словно у него бомба в букете. И ведь не подозревает, подлец, что себя выдал! Робот он. Замаскировавшийся.
Причем, надумал я вокруг этого столько всего, что чувствовал себя, идя на встречу, не меньше как Штирлиц, который в Гитлера внедрился, и теперь в ставку Советской Армии собственные же приказы немецкому командованию шифрует и посылает. При этом, когда мне пришла в голову мысль перестать выпендриваться и думать о себе поскромнее, мой внутренний голос тут же стал возражать себе же самому: «Какой там, Штирлиц! Он же по иностранцам спец был – так у нас любой фарсовщик смог бы; вот посмотрел бы я, если бы у него радистка роботом-андроидом оказалась! Да еще с неопределеннозапраграмированными функциями (это так мне Петр говорил, слово я запомнил, а смысл не очень). А я – мир спасаю! Или, все человечество!… Может быть… Ведь если они, эти функции, не определенны, то есть, неизвестны, так может статься, что неизвестно нам то, что этот андроид прислан, чтобы всю вселенную аннигилировать! Весь мир! И вот теперь! Я! Дмитрий! Чтобы его спасти….»
Что собирается делать Дмитрий, чтобы спасти мир, додумать я не успел, так как подъехал к гостинице «Астория».
Машину запарковал подальше от входа – по совету Петра. Он сказал, что если андроид активизируется, он враз почувствует, если рядом матрица будет. А таковой, как известно, мой автомобиль и являлся.
Зашел в холл – никого. «Подозрительно» – подумал я, первые признаки налицо. Шведы – народ пунктуальный. И – опаздывают! Уже схватился за телефон, чтобы доложить Петру о первых положительных результатах расследования, как в голову пришла неожиданная мысль – «Они же журналисты! А журналистов, которые приходят вовремя не бывает даже в Шведции. То есть подозрительным было бы, если б они, напротив, уже меня ждали! Да, гады, хорошо маскируются!» – я решил обождать со звонком.
Размышления были прерваны звуком открывающихся дверей лифта. Я сделал официальное выражение – то есть, приветливо улыбнул губы и дружелюбно приподнял брови. В таком положении и застыло мое лицо, когда из лифта вышел и быстрым уверенным шагом направился прямо ко мне робот-андроид.
***
От страха у меня сдавило грудь, ноги невольно подкосились – я прислонился к стене и с трудом удерживал тело от сползания. Андроид неминуемо приближался. Он был невысок, но коренаст. С умеренно накачанными бицепсами («И это самое страшное, – промелькнуло в голове, – как бы намекает, что он меня и без бицепсов…»), чуть выступающим брюшком («Под человека маскируется» – с ужасом подумал я). Одет он был в черные облегающие джинсы, белую рубашку с закатанными рукавами. На груди виднелся массивный золотой крест на еще более массивной цепи, на руке пудовые часы. Гладко выбритый череп был украшен очками в форме стрекозиных глаз. Остроносые штиблеты ступали по ковролину гостиницы «Астория» с уверенностью Терминатора, только что несколько раз подряд победившего человечество.
«Бежать! Спасаться бегством!» – я осмотрелся по сторонам. Видимо, моя застывшая на лице «улыбка ужаса» в сочетании с попытками сползти по стенке на пол уже начали привлекать внимание. Швейцар и девушка на рецепшен, утратив видимое дружелюбие, настороженно повернулись в мою сторону. Робот приблизился ко мне вплотную. Я уже видел отражение своей искаженной ужасом улыбки в его очках. Я быстро сунул руку в карман. Нащупал там зажигалку, сжал ее в руке. «Пусть думает, что у меня бластер, буду блефовать до конца», – мелькнуло в голове. Робот остановился прямо передо мной, неподвижно покачиваясь на носках. «Все! – подумал я. – Надо его спровоцировать, может, выдаст себя от неожиданности». Я быстро выхватил зажигалку из кармана, протянул перед собой и судорожно щёлкнул. Огонь вспыхнул и загорелся ровным пламенем. Андроид, ничего не говоря, тоже сунул руку в карман. «Все, – понял я. – Сейчас он меня аннигилирует».
– Во даешь, ты че, экстрасенс, в натуре? – изрек андроид с легким кавказским акцентом, доставая из кармана сигарету – я даже спросить не успел… Ну бывай.
Он прикурил от моей зажигалки, таким же уверенным шагом вышел на улицу, сел в припаркованный прямо у входа красный Мерседес с открытым верхом и рванул с места.
С моего лица медленно сползали остатки улыбки.
***
В этот момент из лифта в холл ввалилась вся троица – Петрус, Штефан и Сюзанна.
Я подозрительно оглядел приближающихся журналистов. Они подошли ближе, мы поздоровались и сели за стол в комнате для переговоров. Выглядели они, в общем-то, нормально, если бы не несколько странных деталей.
Сюзанна была директором съемок; то есть отвечала за всю организацию, планирование и контакты. Это – должность для энергичной «бизнес-вумен». Она должна громче всех говорить, идти впереди всех, в одной руке должен быть ежедневник, в другой – телефон. На плече должна висеть красивая, дорогая, но непропорционально большая сумка – чтобы формат А4 помещался. Сюзанна же тихо двигалась позади всех, сумка была небольшего размера и – совсем непостижимое – в руках не было ни ежедневника, ни телефона!
Вторая непонятность – фотограф Штефан не нес в руках ни своей камеры, ни фотоаппарата. На самом же деле, оператор никогда ни расстается в поездке со своими камерами. Ни в туалете, ни в постели, ни на общей пьянке, от которой, впрочем, оператор обычно старается уклониться по причине, опять же, опасности утратить, упившись водкой, ценнейшее оборудование.
Третья странность, как легко догадаться, была в Петрусе. Вернее, сам Петрус этой странностью и был. Его я знал и видел раньше, он уже приезжал в Санкт– Петербург. Он был веселым, жизнерадостным парнем, любившим и умевшим (редкое сочетание) смешно пошутить; не дурак выпить, и, при этом, с довольно острым, проницательно аналитическим умом. Этот же Петрус был молчалив, замкнут и, что укрепило меня в подозрениях, отказался от предложенного пива, заказав стакан минеральной воды.
Мы расселись.
– Как доехали? – оптимистически начал я
– Нормально, – Петрус, сделав глоток воды, кажется, чуть оживился.
«Опять странно, подумал я – с чего это он от воды так развеселился?»
– В общем, Димми, как ты знаешь, нам надо девочек, – начал Петрус. – Для фотосессии. Все согласно закивали головами. «Как-то неестественно кивают, – пришло мне в голову. – Словно куклы механические, эмоций мало». Все перестали кивать и взялись за приборы – мы заказали перекусить, идея была моя – я хотел усложнить задачу. И вдруг – Сюзанна снова начала кивать головой, при этом приговаривая как-то тихо и отстраненно: «для фотосессии, для фотосессии, для фотосессии…». При этом голос ее, сперва умиротворенный и благостный, постепенно твердел; в нем начали появляться какие-то жесткие, садистские интонации. Мне, стало страшно. Штефан скосил на нее глаза и как-то понимающе, но в то же время очень недобро улыбнулся. При этом он очень странно ощупал свое тело, словно проверяя, все ли его органы на месте: ребра, бедра, плечи, руки. В его глазах был неподдельный испуг. Потом он, словно что-то вспомнив, расслабился и с состраданием посмотрел на причитающую Сюзанну.
Петруса, кажется, картина беспокоила меньше всех. Было впечатление, что он уже это неоднократно видел и выработал некий алгоритм поведения. Под столом раздался звук удара – Сюзанна вскрикнула и застыла, сложив руки на столе. Ее взгляд стал снова осмысленным и, казалось, происходящее снова возникло для нее из небытия как реальность. Реальность, в которой она старалась быть.
Все увиденное меня испугало. Я не понимал, что происходит. Единственное, в чем я был уверен совершенно точно – передо мной роботы. Люди не могут так себя вести. Тут даже сомнений быть не могло, все мои предыдущие размышления на эту тему казались просто смешными – какие проявления?! Чего? Да они были просто и откровенно ДРУГИЕ! Больше всего хотелось позвонить Петру, но я был уверен и без звонка – все сошлось. Теперь единственной задачей было побыстрее закончить встречу, не дать понять, что они расшифрованы.
– В общем так, – снова начал Петрус. – Как ты знаешь, нам надо девочек. Для фотосессии. «По второму разу пошли! – я немного успокоился. Это походило на какой то декаденский спектакль, содержание которого я знал наперед. – Сейчас кивать начнут».
Все начали кивать головами. Взялись за приборы. «Шизня какая-то, – подумал я, глядя, как Сюзанна безуспешно ищет нож с вилкой, забыв, что она уже взяла их в руки минуту назад. Только после того как она захотела посмотреть под тарелкой, для чего ей, естественно, пришлось использовать ладони с зажатыми в них приборами, поиск увенчался успехом.
«Жуть какая, – подумал я. – Мне так долго не выдержать».
Я поднялся со словами: «Простите, руки помыть надо, в туалет схожу, короче». Встал из-за стола и торопливо прошел в сторону раздевалки. Набрал номер Петра – сняли не сразу.
– Что, что происходит с шаром? – я был полон нетерпения.
– Ничего – Петр был на удивление равнодушен. – А что?
– Это они, на все сто! – я торопливо пересказал Петру увиденное.
– Похоже на то… – Осторожно прокомментировал он рассказ. – Будь острожен. На самом деле, все, кажется, серьезней, чем мы думали. При таком количестве проколов на физическом плане они безумно осторожны в астрале. Не вижу никакой активности. Не нравиться это мне. – добавил он. – Буду следить подробнее. Постарайся не засветиться.
Я вернулся к столу. Все, казалось, только меня и ждали.
– В общем, – завел свое Петрус, – как ты знаешь, нам надо…
– Девочек! – мое терпение лопнуло. Я решил взять инициативу в свои руки. – Короче, все есть. Телефоны агентств, водитель предупрежден, переводчик тоже. Вот списки – я достал из сумки помятые листы бумаги. Начал читать, делая примечания на полях и снабжая все подробными комментариями.
Сюзанна дергала руками, как бы делая пометки в невидимом ежедневнике, и периодически набирая номера на отсутствующем телефоне. Штефан мысленно заряжал пленку и выставлял экспозицию – это было видно по его яростной жестикуляции. Иногда он вдруг словно что-то вспоминал, и на губах его появлялась нехорошая улыбка. Петрус все время пил воду и иногда комментировал. Комментарии, правда, отличались завидным однообразием: «Да, да, в общем да…» Казалось на этом его словарный запас категорически исчерпывался.
– Все! – жизнерадостно закончил я, – вот бумаги, комментарии, пометки. Все на английском. Завтра в девять в вестибюле вас ждет водитель с переводчиком. – Я пытливо посмотрел на Петруса – Ты их знаешь. Работали в прошлый раз. – Петрус как-то неуверенно повел глазами.
– У них в руках будет плакат «Петрус», – решил я снять все вопросы. Если проблемы, звоните. «А лучше не надо», – подумал я, и встал, пожимая всем руки.
Руки у всех были вялые и холодные.
***
Сразу после встречи с журналистами я уладил еще несколько дел и поехал на Кронверкский. Петр сидел на диване, попивал пиво и смотрел по телевизору новости.
– Смотри, что творится-то. В Тарховке поголовье скота падает! – озабочено сообщил он вместо приветствия.
– Блин, а я думал ты работаешь! – мне не очень хотелось поддерживать беседу о поголовье скота в Тарховке. – Я тут весь день с андроидами общаюсь, а ты пиво пьешь!
– Какими андроидами? – Петру, кажется, непросто было переключиться с глобальных проблем животноводства на более обыденные – о роботах, которые собираются уничтожить наш мир.
– Какими, какими!! – его непонятливость начала меня нервировать. – Журналисты это. С журналистами я сегодня встречался, с этими, троими, которые моделей снимают. Я же тебе утром звонил. Ужас! – добавил я для усиления значимости своего сообщения.
– И что? – в его голосе появился легкий интерес. – Кого ты подозреваешь?
– Всех! – безаппеляционно заявил я. – Это были три робота-андроида! Да я ж тебе уже рассказал по телефону. У них в поведении больше проколов, чем у начинающего актера! Режиссер вместо пива воду стаканами глушит. У директора – нет ни ежедневника, ни мобильника. И еще: чтобы оператор обедать без камеры приперся – это уж верх неправдоподобности! И знаешь еще что? – я победно посмотрел на Петра.
– Что? – интерес в его голосе сменился на опасение.
– Они мне один в один напомнили этих, ну из последнего Мира на территории ангара, в Зоне. Где мы свою машину нашли. Ну там, где театр был. Придурков короче этих, со сцены, которые все друг друга поубивали. Я когда на журналистов смотрел, вдруг о тех вспомнил, и у меня, как выключатель в голове сработал – все на свои места встало. Я сразу же понял, что ты ввиду имел, когда про неестественность говорил: одного они поля ягоды! Журналисты эти тоже – вроде не к чему придраться, а, как говорил классик: «Не верю»! Всё как в том дурацком спектакле!
– Ну насчет того, что спектакль дурацкий, это пусть критики решают, им за это деньги платят. – Петр неожиданно обиделся за спектакль. – У нас тут на сцене и почище бывает… короче не имеют эти журналисты никакого отношения к инкарнационным мирам уголовников! Тот шар, что я вычислил, он из материального мира к нам прибыл. Из другого только. Да я тебе по телефону уже говорил: чтобы так на астральном уровне шифроваться, как эта сила сейчас делает, нужно таким асом быть… после этого руки трясущиеся остановить или пива выпить вовремя – так это вообще уж несерьезно. Если только… – здесь он запнулся, видимо, какая-то новая идея пришла ему в голову, сбив полностью его собственную аргументацию.
Мы выпили чая, говоря о пустяках. Петр сообщил, что день и ночь работает в библиотеке, результат пока нулевой, но надежды есть, что-то у него двигается. Больше он ничего не рассказал и вскоре мы распрощались.
***
На следующий день я снова работал с Йоргом. Снимали жизнь уличных детей в подвале.
Картина была из живописных: всюду хлам, во многих помещениях вода. Запах гари, ржавчины и дерьма. Мы ввернули в патроны принесенные лампочки – стало светлее. Ребята тусовались кто где. Большинство сидели на своих спальных местах, устроенных на трубах отопления. Они набросали груду ящиков так, чтобы верх был, по возможности, плоским. Сверху кучу тряпья с помойки. Трубы сейчас были холодными, но по зиме, видимо, подогревали всю конструкцию.
Мы раздали припасенные заранее булки, макароны, сок. То, что лаз в этот подвал был таким тесным, в определенном отношении служило гарантией безопасности: если жильцы и услышат какой-то шум, пробраться сюда будет непросто. Как я предварительно проверил, входные двери были заперты. Учитывая, что случаев наличия в жилконторе ключей от подвала в жизни, как правило, не наблюдается, а ломать – дело запарное, милиции нам опасаться не стоило.
Разделили беспризорников на группы по степени живописности, развели по разным комнатам. У журналистов это, конечно, потом выйдут разные банды беспризорников в разных районах города (хорошо, если не в разных городах) – для живописности и демонстрации колоссальности проделанной работы.
Чтобы лица на фотографиях не повторялись, мне приходилось все время следить за происходящим – дети пытались перебегать из комнаты в комнату – им хотелось быть в гуще событий.
Йорг нервничал и бегал с камерой от одной тусовки к другой – успевая при этом развлекать народ демонстрацией отснятых кусков на мониторе.
– Да ладно, Йорг, не парься – попробовал пошутить я. – Сотрешь потом в «фотошопе» кого не надо.
– Ноу, не могу в «фотошопе», это не круто! – он очень переживал.
В общем, работа, на мой взгляд, получалась редкостно хорошая, некоторые кадры были просто уникальные. Уличные дети едят, спят, проснулись, одеваются, разговаривают, ссорятся и даже писают (снято со спины). Дальше, к счастью, творческая мысль журналистов не пошла. Мы провели там часа три и уже стали собираться. Ко мне подошел Йорг.
– Слушай, Димми, ты бы не мог со мной здесь еще на полчасика остаться?
Смысл в его просьбе был. Съемочная группа состояла из пяти человек, и для детей это было, конечно, тоже шоу. Ну и вели они себя соответственно. Когда же мы останемся с ними один на один – реакции изменятся, все расслабятся, перестанут играть.
– Ладно, – согласился я. – Йорг был в такой ажиотации, что отказать язык не поворачивался.
Все постепенно разошлись, подвал опустел. Мы стали ходить из комнаты в комнаты, спокойно тусуясь и беседуя с детьми. Я постепенно отстраняться – у Йорга самого получалась неплохо, с детьми он был знаком и прекрасно объяснялся на пальцах. Я присел поговорить с какой-то оборванного вида девчушкой – история все та же – папаша пропал, мать алкоголик. Зовут Маша. Живет с матерью в коммуналке, спят на одной постели, есть нечего. Иногда ночует дома, иногда на улице. На улице интересней. Пьет, курит, нюхает клей.
Зашел Йорг – он был заметно спокойней, попросил поснимать девочку. Она согласилась. Я решил им не мешать и пошел в другую комнату. И, остановившись на пороге, застыл пораженный – там, в окружении детей, оживленно жестикулируя руками, стоял Йорг…
***
На негнущихся ногах я повернулся и пошел назад. Йорг, как ни в чем не бывало, снимал в предыдущей комнате девочку. Не зная, как поступить, я машинально прошел дальше и заглянул в третью комнату: там, на трубе отопления сидела компания, рассматривавшая снимки, только что сделанные на поляроиде. В центре компании жизнерадостно болтал ногами Йорг. Я отпрянул и дернулся дальше по коридору. Следующая комната была пуста. У меня в кармане слабо затренькал телефон. Это был Петр.
– Что не снимаешь, пятый раз набираю! – В его голосе звучала неподдельная тревога. – «Шар силы» разделился! На три части!!!
***
– Я знаю, – я тоже не испытывал радости и даже впал в какой-то легкий ступор. – Прием плохой, потому что я в подвале. В подвалах…
– Какие подвалы! Ты откуда знаешь?! – перебил меня Петр.
– Подвал в сталинском доме на метро «Елизаровская», проспект Седова. Стены толстые, поэтому прием плохой. Я сейчас к слуховому окошку подошел, поэтому прием улучшился. Если отойду, ухудшится. Наверное. – Я, кажется, инстинктивно затягивал беседу, стараясь отдалить момент возвращения к трем Йоргам.
– Какого хрена ты там делаешь?! Что вообще происходит?!
– Мы снимаем здесь фильм. Сперва снимали. А теперь я не знаю, что мы тут делаем, потому что их стало трое. Йоргов, в смысле. – Духота и темнота подвала в совокупности с произошедшим подействовали на меня угнетающе. Я тряхнул головой, стараясь взять себя в руки.
– Так это здорово!! – в голосе Петра проскользнул сдержанный оптимизм. – По крайней мере, эта запара снята! Хотя… он замолчал. Сейчас посмотрю справочник, тут, я честно говоря, не ас… Не владею так сказать… Ну вот, – уже разочарованно протянул он. Стоит порадоваться… Не умею я радоваться, видимо… все сразу через жопу выходит. Колесо Сансары, ё-моё… – добавил он непонятное.
Как у нас бывало часто, стоило ему утратить оптимизм – оптимизм появлялся у меня. «Надо будет это обсудить», – мелькнула мысль.
– Что Петр? Что случилось?
– В общем, чувак не робот. Роботы не двоятся. Я в базе данных посмотрел. Поэтому мы его на физическом плане вычислить не могли! – в его голосе послышалась досада – Чисто работает.
– А кто же он? Если не робот?– мой голос прозвучал как-то глупо.
– Человек он, Дима. В общем так. – Его голос снова стал решительным. – Действовать надо без промедления! – выражение это его мне не понравилось, я вспомнил себя Лениным в запломбированном вагоне.
– А как действовать-то? Раз он человек – это что? Это хуже?
– Хуже не хуже, но неприятнее. А выход у нас теперь только один. Прихлопнуть надо все дубликаты. Физически.
– Как? – я не понял, решив, что это какой-то технический термин.
– Очень просто. И по возможности тихо. Я думаю, из пистолета… С глушителем – добавил он после паузы.
– Ты что, вообще!? – заорал я, когда до меня дошел смысл сказанного.
– А какие варианты? – я даже мысленно увидел Петра, слишком знакомым было выражение, с которым он говорил – образ передо мной возник весьма строгий и даже немного нахмуренный.
– Ну… – предложенное мероприятие не нравилось мне самым решительным образом, – пусть, например, живут себе спокойно все трое. Они же, вроде, не вредные – добавил я как-то совсем неубедительно.
– Все трое? – в его голосе послышался плохо скрываемый сарказм. И что? Эти все трое припрутся, для начала, сегодня вечером в отель «Астория» в один и тот же номер. Ты хоть понимаешь, как на рецепшене всех эта новость обрадует? Причем, уверяю тебя, никто из них себя никаким дубликатом не считает. Каждый будет себе ключи требовать, а остальных самозванцев непременно в милицию сдать. Ну, это-то еще что. А вот когда их отпечатки пальцев сравнят, да генетический анализ сделают – тут тебе и начнется шоу на весь мир! Нет, Димыч, вариантов, к сожалению, нет. Они и сами рано или поздно друг другу глотки перережут. Столько шума при этом будет – опять же на весь свет. Помнишь, что было, когда ты из Зоны домой вовремя не вернулся и по спутнику народец на нее навели? А ведь тогда неделя всего прошла или что-то вроде. А там уж со всего мира технику нагнали, половину Питера эвакуировали…
– Никого убивать не буду. Даже дублей. – Я решил сразу расставить точки над «и». – Даже кроликов. Я пацифист, – для убедительности соврал я.
– Да я уже понял. Не надо тебе никого убивать. У тебя задача другая.
– Какая? – с опаской спросил я.
– Значит так – только не задавай вопросов, у нас время в обрез, я тебе потом подробно объясню. Да, Роберта Муна почитаешь, сам все поймешь. – Тебе надо сейчас на три части разделиться, в астрале это не проблема. Затем ты пойдешь к каждому из дублей. Задачи: их надо подальше друг от друга развести, чтобы они не встретились. Это раз. Потом от детей увести как можно быстрее, чтобы дубли с тобой наедине остались. Два. А затем самое сложное – заманишь двоих в какое-нибудь тихое место, где я их прихлопнуть смогу. Все равно кого – дубли все равнозначные. Только имей в виду – я-то в теле буду, значит должен физически от места до места успеть добраться. Как я понимаю, делиться они дальше перестали, так что новых не появится.
– Ты чего Петь? Соучастие в убийстве – это же грех! Я налогов из бюджета еще готов стибрить, а людей убивать – это уж слишком.
– Так. – Петр почувствовал твердость моих убеждений и, кажется, слегка запаниковал. Слушай, короче. Не люди они.
– Ты ж говорил – люди? – я понял, что сейчас он мне будет пудрить мозги.
– Да люди, люди! Но не люди!! Короче они – это один человек в трех телах. Сам Йорг сейчас в трех шарах силы. Если мы одно тело убьем – то один шар не умрет, не исчезнет. Она по другим двум распределится. Убьем один из оставшихся двух, его энергия в оставшийся шар перейдет. Из трех шаров снова один получится, как до разделения. А дальше разберемся. Последнее тело уже убивать нельзя: это и было бы уже настоящим убийством. Да мне вообще непонятно, откуда этот «шар силы» на нас свалился? За каким рожном он на Землю приперся… Да, и еще! – чувствовалось, что он вспомнил что-то чрезвычайно важное, способное повлиять на спор кардинально. – Исчезнут они!! – как-то даже торжественно добавил он.
– Кто исчезнет? – не понял я.
– Тела!! В общем, аннигилируют. Ведь два из трех тел – за балансом сохранения энергии! – Ему в голову пришла какая-то новая, видимо, оптимистическая мысль, и он закончил: – все исчезнет прямо на глазах! То есть никаких трупов и крови!
То, что тела исчезнут, было в каком-то смысле, решающим аргументом. Дело переставало быть убийством человека. У людей после смерти тела не пропадают. По крайней мере, сразу.
– Ладно, – нехотя ответил я. – Согласен. Только это… без натурализма.
***
– Тогда вперед! – Петр явно торопился. – Ложись на пол, выходи в астрал!
Выходить в астрал после путешествия по «Потустороннему Миру», я худо-бедно умел. Однако ложиться на грязный, заплеванный, сырой пол с явными следами фекалий мне не хотелось.
Но лег. Сосредоточился с трудом. В теле появилась вибрация, усилилась. Попробовал двинуть рукой. Вроде получилось. Рука прошла сквозь бетон пола и погрузилась в песок. Тактильные ощущения притупились, но почему-то было понятно, что это песок. Вытащил руку. Встал. Посмотрел на свое тело. Вид у него был довольно жуткий. Лампа здесь не горела, но это было и к лучшему – если кто-то из беспризорников обнаружит мое тело, то лежащих бессознательных тел может стать сразу два.
– Сперва двоись, потом… – Петр замешкался, передумав. – Нет, сразу делись на трех, а то потом собирать запутаемся.
– Как? – мне передалась его нервозность, – я же не…
– Просто! – перебил Петр. – Представь, что видишь свое тело сразу из трех точек.
Я сосредоточился. Представил. Тело начало троиться как на голографическом изображении.
– Теперь иди в разные комнаты к Йоргам и выводи их по очереди из подвала. – А там действуй по обстоятельствам.
– А если он спросит? Почему я не в теле?
– Соври что-нибудь – ну, скажи, устал, прилег отдохнуть; – ему сейчас не до тебя. Вперед!
Я вышли по очереди из комнаты, прошли по коридору и подошли к находящимся в разных комнатах Йоргам.
– Привет – сказали все три мои астральные проекции одновременно.
Первый Йорг никак не отреагировал. Он увлеченно снимал Машу, наполнявшую из стояка с горячей водой пластиковый стакан с вермишелью.
Второй Йорг, находившийся в соседней комнате, рассматривал в этот момент фотографии детей. Заметив меня, он удивленно поднял брови, но больше удивления не показал. Для беспризорников моя астральная проекция была невидимой, и он понимал, что, начни он со мной говорить, выглядеть это будет для них очень странно. Разговаривавший сам с собой иностранец – зрелище не из приятных. Поэтому после секундного размышления Йорг-2 переключился на обмен мыслеформами.
– Ты что так? Почему в астрале? Я и не знал, что ты умеешь. Так это здорово! – мысленно обрадовался он.
– Да вот, устал. Отдохнуть прилег. Потом, так же лучше – если б я в теле зашел – они б на меня отвлеклись, а так – вроде и я, а вроде и нет меня…
– Супер! Отличная идея! – последние доводы показались Йоргу Второму продуктивными.
В этот момент моя третья проекция наблюдала за Йоргом-Три из коридора: он продолжал просматривать на мониторе снятые кадры. С ним я решил потянуть и никак не форсировать события; дверь в коридор была почти закрыта, и мимо нее можно было легко проскользнуть незамеченным. Это могло пригодиться.
– Слушай – подумал я Йоргу-Два, мысленно рисуя планировку подвала. Припомнился дальний закуток. – Здесь, короче, крутая тема. Там, в другой комнате… – Тут я сделал паузу, сообразив, что, возможно, Петр еще не подоспел. Моя третья астральная проекция, все равно без дела стоявшая у дверей, связалась с Петром:
– Ты где?
– Все, в дверь захожу, пришлось отмычкой отпереть. Вы ж окно, в которое лезли, изнутри доской приперли! Мог предупредить я минут пять ковырялся. – Раздраженно подумал он гундостным шепотом. – Передо мной коридор.
– Никуда не иди. Прямо у двери каморка. Хочешь, там спрячься, хочешь где хочешь, действуй по обстоятельствам. – Мне было не до придумок. – Я туда сейчас Второго заведу. И действуй наверняка, если он врубится…
– Так что там!? – заговорщицки подумал мне Йорг-Два – Еще дети?
– Кажется… да! Только ребят здесь оставь. Скажи, коридор поснимать хочешь… Пустой. И по коридору тихо пойдем, чтоб остальные не вылезли.
– Понял, – подумал в ответ Второй, что-то быстро пообещал детям, всучил фотографии и мы вышли из комнаты.
Тихо проследовали по коридору, дошли почти до выхода, подошли к двери каморки.
– Там, – кивнул я на зияющий темнотой вход, – только ты сперва не пугайся, там… в глубине…
Он, держа в вытянутой руке фонарь скрылся в темноте. Я услышал осторожный шаг, еще один и вдруг раздался еле слышный шлепок довольно мерзкого характера. «Никогда не слышал, как стреляет пистолет с глушителем», – равнодушно подумал я. Свет колыхнулся, раздался звук падающего тела и треск разбитой об пол камеры. Я шагнул внутрь и в это время раздался еще один выстрел.
***
В этот момент Йорг-Первый как-то странно вздрогнул, протер рукой лоб и недоуменно посмотрел на меня. Маша продолжала поедать разбавленные горячей водой макароны.
– Ты?.. – растерянно спросил он, слава богу, по-английски.
Маша перестала есть и в недоумении повернула к нему голову. Потом перевела взгляд на место, где находилась моя астральная проекция, понятное дело ничего не увидев, потом снова на Йорга. Видимо, выражение его лица не понравилось ей совершенно. Она медленно поставила недоеденный стакан на радиатор отопления и, не сводя с него взгляда, стала тихо отодвигаться. То, что она делала это молча, не внушало надежд на мирное развитие событий. Нужно было что-то предпринять…
***
Йорг-Третий внезапно перестал смеяться и с недоумением оглянулся вокруг. Показываться ему в данный момент не стоило. Дубли Йорга, хотя и были независимы, кажется, каким-то образом чувствовали смерть друг друга.
«Ну да, – подумала моя третья проекция, – Петр же говорил, шар силы разделился на три части. Сейчас их стало из трех две. Конечно, тела что-то должны почувствовать. Ой! – перебил я сам себя, – я же в астрале! Он же меня услышать мо…».
– Димми – это ты? Кто там думает за дверью?! – голос Йорга-Третьего был нервным, и подростки, только что беззаботно смеявшиеся, вслед за ним испуганно посмотрели на дверь.
***
Внутри каморки стоял Петр, держа в руках шестнадцатизарядную «Берету» с глушителем, из дула которого поднимался тонкая струйка дыма. Сильно пахло порохом.
– Сделал контрольный. На всякий пожарный – напряженно сказал он. Йорг лежал лицом вниз. Рядом валялся фонарь и камера. Моей второй проекции стало дурно. К тому же глазами других своих астральных тел я видел, что происходит с оставшимися двумя дублями Йорга и понимал, что дело пошло наперекосяк. Кроме того, сама ситуация была сомнительной – астральный выход из тела – дело тонкое и применимое только к делам, в общепринятом смысле, добрым. А эта же авантюра начинала вызывать у меня все больше сомнений. Что могло быть чревато даже не неприятностями. А гораздо хуже.
В это время я стал замечать, что в комнате стало становится темнее.
– Что это, Петр? Темнеет… – я был в какой-то прострации – если это, конечно, может быть сказано об астральной проекции, и так уже вышедшей из физического тела.
– Фонарь исчезает – да я ж тебе говорил – и тело вон, тоже – сквозь ноги пол уже виден. А камера так вообще почти пропала. – Все. Финита. – Голос Петра обрел некоторую уверенность – одним дублем меньше.– Закончил он, когда свет окончательно погас.
Как и тогда, когда он уговаривал меня идти на это дело, исчезновение тела сыграло решающую роль. Значит, человека мы не убивали. То есть убили, но не человека. И раз Петр, парень вроде бы хороший, спокоен, так значит не так все плохо.
С другими дублями Йорга, однако, все было не так оптимистично. Ситуация накалялась, и в ней были задействованы дети.
– Все Петр, пока. – Сказала моя вторая астральная проекция и, соединившись с остальными двумя, исчезла.
Первая проекция в этот момент наблюдала за тем, как Маша тихо продвигалась в глубь комнаты. Там, за приваленной изнутри гнилой доской, находилось окно, через которое можно было выбраться наружу.
Третья проекция, чуть заглянув в комнату через щель в филенке двери, заметила внутри движение: Йорг-Третий осторожно сделал шаг к двери, явно намереваясь выглянуть в коридор. Моя третья проекция быстро оглядела коридор и дверь, в то время как первая глупо (хотела дружелюбно) улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку.
Йорг-третий продолжал медленно продвигаться к двери.
Йорга-первого моя улыбка испугала, кажется, еще больше.
– Петр! – зачастил я мыслеформами, что бы не дать Йоргам среагировать. – Беги к двери посреди коридора, там рядом на земле ржавый замок, дужки целы. Быстро ее захлопни, и на замок! «Господи, – подумал я, – только бы дверь не заклинило! – сам я в астрале и гвоздя с пола поднять бы не смог».
«Дальше… – продолжал я диктовать Петру, который двинулся в сторону двери; моя первая проекция в это время наблюдала за тем, как Маша осторожно попробовала отпихнуть доску с окна. Йорг-первый при этом все еще смотрел в мою сторону и помешать ей бежать не мог уже теперь просто физически. «Дальше иди в соседнюю комнату! – продолжал я; в это время Маша рывком отбросила доску; Петр прыгнул вперед, схватил замок, рывком захлопнул дверь и вставил его в дужки;
Маша, услышав грохот в коридоре, проворно вскочила на радиатор отопления и полезла в окно. Йорг повернул к ней голову и схватился было за камеру… «Убегающий уличный ребенок» – мелькнуло в моей голове.
«БЫСТРО В ТРЕТЬЮ КОМНАТУ, ОН ТАМ ОДИН!!!» – мысленно прокричал я. Петр с поднятым пистолетом ворвался внутрь. Ноги Маши исчезли в окне. Дубль Йорга так и не успел повернуть голову… Раздалось два шлепка. Дальше по предыдущему сценарию.
Мои проекции устало доплелись до тела и через солнечное сплетение вошли внутрь.
Ощущение было не из приятных. Я не зря опасался оставлять свое тело на полу – сырость пропитала всю одежду, и кроме вони, мне кажется, подцепило какую-то инфекцию из подвальных. «Только бы не гепатит, – успел подумать я, и в комнату зашел Петр. Из коридора доносились глухие удары. Видимо, пытались выбить дверь.
– Не бери в голову, потерпи, мы тебе сегодня профилактику устроим, вообще болеть перестанешь, – оптимистически сказал он, скручивая глушитель с «Береты» и убирая все в шикарный черный кейс из натуральной кожи. – Иди открой. Скажи: «Шутка! Киргуду!» А я в машине посижу. Сразу сворачивайся и этого… Йорга – ко мне. Скажи продюсер известный поговорить хочет. Молчарухин.
С этими словами он запахнул кожаный плащ – я только сейчас заметил, что одет он был словно шпион, замаскированный под шпиона – и исчез в темноте коридора.
Я проплелся к двери, которую все еще безуспешно пытались выбить.
– Эй там! – Заорал я изо всех сил. – Бить перестаньте! Сейчас открою!
Стук прекратился. Я снял замок. Открыл дверь. Передо мной полукругом застыли настороженные лица детей, они пытались разглядеть за моей спиной силуэт участкового в сопровождении ОМОНа. Или на худой конец пару дружинников. Никого не обнаружив все открыли рты и уставились на меня в ожидании объяснений.
– Ну и видок у вас тупой! – жизнерадостно начал я нести «пургу». Короче – шутка! Киргуду!
– Да и у Вас не лучше, – медленно ответил старший из парней. – Вы что, в дырку от унитаза провалились?
– Не… поскользнулся, упал, очнулся – гипс! – попытался шутить дальше я.
– Какой гипс? – настороженно уточнил один из парней. Я понял, что вечер юмора не удался и перешел на серьезный тон.
– Короче, мужики. Грязный – это я, правда, в темноте навернулся. А закрыл я вас, чтобы этот – я кивнул на оцепеневшего от неожиданности происшедшего Йорга – понял. – Я поднял палец к потолку – Что здесь не только шоу. Здесь и страшно бывает. Здесь всякое случается! Извините, если на измену пробило, не хотел – добавил я примирительно.
– Ааа… – протянули сразу несколько голосов – ребята заметно оживились. Ну ладно, если для дела надо… Конечно, всякое бывает! Дай закурить, что ли, а то нервяк какой-то. – Стало понятно, что тема закрыта.
Йоргу объяснил все примерно так же, только извинился, что не предупредил, чтобы все натурально было: дети там, подземелье и так далее.
Его реакция оказалась неожиданной. Он не задал мне ни одного вопроса, но впал в совершеннейший депрессняк. Я сперва не мог понять отчего, но потом он все же нехотя признался: от испуга ему и в голову не пришло снимать происходящее и, о горе! – уникальные кадры бедных детей, пытающихся вырваться на свободу из темного подвала, остались лишь его воспоминаниями…
В общем, мы быстро закруглили съемки, выйдя из подвала еще раз покормили детей шавермой и направились к машине. Всю дорогу Йорг траурно молчал.
– Слушай, – начал я, когда мы уже подходили к автомобилю. – У меня там чув сидит. Ну, режиссер знаменитый, Молчарухин. Ну, ты знаешь: герой он у нас национальный. Почти. С тобой побеседовать хочет. Слух прошел про ваше кино. Шедевр говорят. Гениальный. – Добавил я после паузы значительно.
Йорган посмотрел на меня обалдевшими глазами и недоверчиво улыбнулся.
– Правда?
– Правда. Еще Говорчанов звонил, встретиться хотел. Но я его на завтра записал. В порядке очереди, – продолжал я отчаянно врать. Сказать честно, я был на него страшно зол. Что же произошло на самом деле – еще предстояло узнать, но и уже случившегося хватало, чтобы все мои симпатии к горе-режиссеру улетучились без следа.
– Да ну! – Йорг как бы удивился. – Зачем же назавтра? Ведь еще и сейчас не поздно?
– Сейчас после переговоров едем на телевидение. Там про тебя фильм снимают. И серию передач хотят запустить. «Из жизни гениев» называется. У них как раз цикл про Льва Толстого к концу подходит. Хотели дальше про Пушкина, да тут про тебя узнали, пришлось планы менять. Если ты согласишься, конечно, – уважительно добавил я.
– Ну, подумать надо… – у Йорга поперек лба пролегла задумчивая складка – словно время для телеинтервью у него было строго регламентировано. – Слушай, – в его голосе вдруг послышались нотки сомнения, – а как они про меня узнали-то? Фильм же не снят даже еще, не то что смонтирован. С чего они решили, что он гениальный получится? – Йорг недоуменно посмотрел на меня.
– Видели тебя на улице, – ничуть не смутился я. – С камерой. Они же сами мастера – им взгляда хватает, что бы своего узнать. В общем, пришли. Вот машина. Садись вперед. Как гений.
Он сел в машину, с интересом вглядываясь в затылок Петра, торчащий из кожаного воротника. Петр в этот момент регулировал левое зеркало и лица его было не видно. Хлопнули двери, сразу за этим щелкнули автоматические фиксаторы замков. Петр резко всем телом повернулся к Йоргу. В левой руке у него был зажат пистолет, между ног торчал бластер.
– Ну что, козел, допрыгался!? – лаконично изрек он. Повернул ключ зажигания. Машина взмыла вверх и со скоростью истребителя рванула вверх. – Поедем, где народу поменьше. На Финский залив. Чтобы от трупа без свидетелей избавиться, – доверительно сообщил мне Петр хриплым голосом, повернувшись вполоборота. Йорг нервически дернулся.
***
Мы уже два часа висели над заливом.
«Труп в мешок, и концы в воду» – сообщил Петр страшным голосом сразу по прибытии. На Йорга было жалко смотреть. Он даже не пытался отпираться, настолько его шокировала резкая перемена роли от гениального режиссера до потенциального трупа в мешке на дне. Когда же он узнал про свои недавние похождения в подвале, то и вовсе впал в какую-то летаргическую прострацию. Так что пришлось ему даже нашатырь в нос тыкать. А то, глядишь, и в обморок бы свалился.
– Неконтролируемое дублирование, – лепетал он, – какой ужас… Если бы я знал… Ели бы мог предположить… – он чуть не плакал.
– Вообще за такие штучки в вашем мире – трибунал! – Продолжал прессинговать его Петр, хотя надобности в этом уже не было. Клиент был, как говорится, готов и даже пережарен. Единственное, чего мы не понимали – что же с ним теперь делать.
Оказалось, что Йорг – обыкновенный, нашими словами выражаясь, «дикий турист». Прибыл с планеты Центурий, звезда α Tauri, 1890,0: AR = 4h 29m 37s; D = 16° 17' 15", собственное движение по Ауверсу Δα = +080035; Δδ = —0"84, известна как Альдебаран, просто для развлечения. Студент с кафедры гиперпространственных переносов. Влез ночью в лабораторию и совершил несанкционированное проникновение в тело шведского журналиста по имени Йорг. Через неделю собирался назад вернуться. Тело собирался потом честно вернуть, даже с воспоминаниями и отснятым киноматериалом. Как гонорар за аренду тела. Что все так хреново обернется, не ожидал – не рассчитал особенностей взаимодействия своего астрального тела с нашим физическим. За устранение двойников благодарен (ну да, если б не мы, ему точно кранты). Готов понести любое наказание.
Петр смотрел вдаль и о чем-то размышлял. Я смотрел туда же, но думал, что тут даже думать не о чем. Выслать его, да с концами.
– В общем так. – Петр пришел к какому-то выводу. – Скажи-ка, Йорг, а тебе тут понравилось?
– Понравилось… – Йорг явно ожидал очередного подвоха..
– А ты тут до конца срока пожить не против?
– Да я конечно… Только теперь, получается, со мной здесь все что хочешь приключиться может. А вдруг опять затроюсь? – он опасливо оглянулся на меня.
– А если тебе дадут гарантии безопасности до конца срока пребывания? Официально. На основании контракта. По полной межгалактической форме. Ну, это конечно, при соблюдении правил техники безопасности.
Йорг выглядел несколько ошарашенным, он никак не мог адаптироваться к смене ситуации. С ним это за последние два часа происходило уже в третий раз. Признаться, я и сам не понимал, куда клонит Петр.
– Множиться ты перестанешь. Для этого тебе надо инъекцию сделать, всего-то делов. Я же говорю: ты еще бы в Африку дикарем сунулся! Одним голодным крокодилом уже меньше бы было. Надо работать с профессионалами! – неожиданно патетически воскликнул Петр. Для этого мы и существуем.
– Кто мы? – спросил я, совершенно перестав улавливать смысл его слов.
– Да мы с тобой, – как о само собой разумеющемся бросил мне Петр. – Фирма «Юниверсал Тревел Корпорейшн» или «Путешествия по Вселенной», если по-нашему. Мы организуем и обеспечиваем путешествия между мирами. Не безвозмездно, естественно. Наша компания коммерческая и ставит своей целью извлечение прибыли.
Я обалдело молчал, глядя в затылок Петру.
– Так что вот, дорогой, – продолжал он. – У вас есть выбор. Или стать законно зарегистрированным туристом. Или – вон с планеты и чтобы ноги больше здесь не было после всего происшедшего! Вы попадаете в черный список! – утратившим дружелюбие голосом закончил Петр.
– А где ж мне деньги-то взять? – Йорг зябко поежился. У нас на планете вода на вес золота… ну что вам наши две пробирки, на которые, кстати, у нас целый город купить можно… И потом – у меня же тело ваше. Я сам, в астрале, без него материальные объекты даже сдвинуть не могу. А если б и мог – он криво улыбнулся – стал бы я тут фильмы снимать… С ведром воды в тот же день назад, на Центурий…. Какие мысли-то? – чувствовалось, что остаться ему бы хотелось.
– Мысль следующая. Перенести что-то материальное из своего мира ты действительно не можешь. Это факт. Но интересно другое. У тебя есть информация. Технологии.
Йорг напрягся. «Несанкционированный перенос информации приравнивается в межгалактическом праве к вмешательству в жизнь миров и карается смертной казнью» – вспомнил я из разговоров с Петром. Йорг сильно побледнел и, казалось, испугался еще больше чем до того. Кажется, за двоение в чужих мирах наказание полагалось менее строгое.
– Чувак! – Лицо Петра было торжествующим. – Хорошая новость! Нам не нужна твоя информация! Нам нужно что-то ценное в Земном эквиваленте. Что – ты выбираешь сам. Как сделать – тоже. Ты даешь нам список необходимых материалов, оборудования. Работаешь в лаборатории сам а потом её уничтожаешь. По настоящему. Это будет прописано в контракте. Таким образом, вся ответственность на нас. А нам под трибунал тоже не хочется. Так что в уничтожении мы заинтересованы не меньше твоего.
Йорг задумался.
– Ну не знаю… Вообще-то, можно организовать. Ну, золото из свинца без проблем наварить… Не знаю… – закончил он нерешительно.
– И почему к нам только на неделю? – оживился Петр? У вас там что, мало желающих? Ты оплати для начала… – он задумался –…пять путешествий. А там посмотрим. Процесс пойдет – тебе что, всю жизнь студентом быть? Надо ж работу искать. А тут – фирму свою организуешь. Короче, будешь нашим представителем на Центрурии. А может и на всем Альдебаране? У вас там еще обитаемые миры есть? – по-деловому спросил Петр.
– Ну да, еще два в пределах досягаемости, – задумчиво ответил Йорг. – Только что ж, мне всех ночью через свою лабораторию запускать? Так рано или поздно возьмут за одно место. Минимум из института вышибут.
– На первое время риск есть, – тон Петра оставался деловым. – Но ты же их к нам не бесплатно присылать будешь? Капитальчик быстро сколотишь, свою установку соберешь. Да и мы не оставим. Я, глядишь, сам к вам соберусь. Есть у меня идейка, как тебе пару пробирок воды из золота нацедить. Институт исследовательский откроешь. Лицензию получишь. Пространственно-телепортационноизотерическую установку соберешь – у вас ведь они так, кажется, называются? А дальше – кто ж добровольцев к испытаниям допускать запретит? Главное конвенцию не нарушать. Тут мы юристов подключим, они все просчитают. Ну, как идея?
Йорг молчал.
– Дайте подумать до завтра, – наконец ответил он. – В двенадцать ответ. До дома подбросите? – он уже был в своей тарелке, но предложение, похоже, давило грандиозностью. Я и сам посматривал на Петра с уважением.
– Нет вопросов – и мы двинулись в сторону гостиницы «Астория».
VII. ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
Петр сидел совершенно трезвый и свежевыбритый в гостиной квартиры на Кронверкском. Перед ним лежала кипа бумаг.
– В общем, единственное решение, которое я нашел, заключается в следующем: два существа, не важно каких, находясь в полярно противоположных точках Зоны должны воплотиться в одного человека. А вот этот человек должен обладать одним совершенно конкретным качеством – он должен быть до этого воплощен во всех инкарнационных мирах, которые существуют в Зоне.
Тогда в момент его воплощения произойдет эффект обратный тому, что происходит сейчас – этот человек, одновременно находящийся по обе границы Зоны, вберет все миры Зоны в себя. То есть Зона просто исчезнет.
Все последнее время я искал в вашей истории личность, удовлетворяющую этому условию. А это было тяжко. Ты же знаешь – Зона появилась в результате вытягивания миров, в которых рождалось около пятидесяти человек. Пусть это все и уголовнички, но вспомни, кого я из тюрем тащил – авторитет на авторитете. А таковыми идиоты не становятся. Да и не в этом дело. Сама комбинация миров была совершенно случайной. То есть человек, который нам нужен – сущность уникальная. Она должна быть на порядок, а то и на два выше по включенности инкарнальных миров, чем любая среднестатистическая.
– А что, есть и такие? – мне стало интересно.
– Есть всякие. Есть и те, кто вообще во всех мирах рождался. Иисус из Назарета, Будда, например. Но это другая тема. Туда я было сунулся, – он поморщился, – да еле высунулся…
– Подожди-ка. А как ты, сидя в библиотеке, с этими инкарнациями разбирался? Там что, сноски на полях? – попробовал я пошутить.
– Да нет, ты же знаешь, что я через тексты подключаюсь. Трудно только было… – он помолчал. – Чуть не сбрендил! Хорошо, что уже контролирую себя… Раньше-то, помнишь как было? Толстого почитал – Пьером Безуховым стал… Сейчас легче. Но все равно в манере видно что-то меняется. А пару раз вообще серьезно переклинило: курить кардиналом Ришельё пошел. Так когда вернулся – вся читальня пустая и библиотекарша из-за полки торчит. С мобильником в руке, видать милицию вызывать собралась. Сам не пойму, что их так напугало…
– Ну? – Не ожидая оптимистических новостей с опаской спросил я, – и кого ты нашел? Мне почему-то вспомнился пристальный взгляд Джугашвили, ехавшего со мной в запломбированном вагоне.
– Не, эта тема пройденная, у вождей с мирами недостача. Хотя Ульянова сразу просмотрел, учитывая твой богатый опыт, – улыбнулся он. Я пожал плечами, давая понять, что шутки не понял.
– В общем, за все время нашел только одного подходящего. Да нам и выбирать нечего. Там надо всего-то на сутки максимум воплотиться. Да и то для подстраховки – по расчетам получается, что миры в первые же секунды объединятся. – В его голосе была подозрительно наигранная беззаботность. – В общем, вот книга. – Он протянул мне стопку бумаг – для начального понимания. Я там самое важное карандашом отметил. Посмотри, недостающее разъясню.
Я глотнул «Мартини» и начал читать…
***
«… У коменданта сложилось твердое убеждение: Жанна или колдунья, или
святая. Он задался целью выяснить, кто же она. Для этого комендант захватил
с собой священника, – а вдруг в ней окажется нечистая сила, которую
необходимо будет изгнать? Священник прочел соответствующую молитву, но не
обнаружил никакого дьявола, только понапрасну оскорбил чувства Жанны и
осквернил ее чистую душу: ведь она уже и раньше исповедывалась у него. Священник должен был знать, что дьяволы не выносят исповедальни, а издают страшные вопли и проклятия, попав в это святое место.
Комендант уехал задумчивый и озабоченный, не зная, что ему предпринять.
Пока он размышлял и прикидывал, наступило четырнадцатое февраля. Жанна опять отправилась в замок и сказала коменданту:
– Именем Бога говорю тебе, Робер де Бодрикур, ты слишком медлишь с отправкой меня в армию и этим причиняешь большой вред общему делу. Сегодня дофин проиграл сражение под Орлеаном и потерпит еще большее
поражение, если ты в ближайшее время не пошлешь меня к нему.
– Сегодня, дитя? Ты говоришь, сегодня? Как ты можешь знать, что там
случилось сегодня? Ведь известия оттуда приходят к нам не раньше чем через
неделю.
– Мои голоса известили меня, и это истинная правда. Сегодня проиграно
сражение, и ты поступаешь неправильно, задерживая меня так долго.
Комендант прошелся несколько раз взад и вперед, рассуждая про себя и
бормоча ругательства. Наконец, он промолвил:
– Слушай! Уходи с миром и жди. Если подтвердится то, что ты сказала, я
дам тебе письмо и пошлю к королю, но не иначе…
Так и случилось. В десять часов прибыл комендант со своей стражей и
факельщиками и предоставил Жанне конную охрану; он дал также лошадей, вооружение и, кроме того, дал ей письмо к королю.
Потом он снял свой меч и собственными руками опоясал ее, промолвив:
– Ты сказала правду. Сражение действительно было проиграно в тот
день. Я сдержал свое слово. Теперь езжай, дитя мое, и будь что будет!
Сражение, проигранное под Орлеаном, было тем известным поражением, которое вошло в историю под названием "Селедочной битвы" …
… Каждый день епископы являлись к Жанне, подробно расспрашивая о "голосах" и о ее миссии, а затем возвращались и докладывали обо всем королю.
Но это назойливое любопытство авторитетной комиссии не приносило пользы.
Жанна высказывалась сдержанно, храня в себе свои заветные мысли. Не достигали цели ни угрозы, ни хитрости: она не боялась их и искусно обходила
ловушки, оставаясь при этом чистой и простодушной, как ребенок. Жанна знала,
что епископы подосланы королем, что их вопросы – это вопросы самого короля,
и что, согласно законам и обычаям, на них нельзя не отвечать; и все же однажды за королевским столом она с подкупающей наивностью заявила, что отвечает лишь на те вопросы, которые считает уместными.
Наконец, епископы пришли к заключению, что они не в состоянии определить, кем послана Жанна – богом или сатаной…»
***
Я отложил книгу.
– Слушай, а у тебя других способов справляться с проблемами, что, вообще нет? Чуть что – сразу меня куда нибудь отправить – и дело в шляпе! Сперва на Луну, потом в Ленина. А теперь вообще Девой какой-то предлагаеть побыть… Не нравится мне это, Петя, – как можно более проникновенно сказал я.
– Во-первых, Девой не какой-то, – энергично возразил мне он. – А совершенно конкретной: Орлеанской. Во-вторых, я сам туда собираюсь. С тобой. Ну не пушкой же нейтронной по этим мирам палить! – он развел руками. – Шум устроим на всю Вселенную, а потом какой нибудь мирок здесь зацепится, сохраниться. Остальные опять сюда вытянет, и все по новой… Ты же видел – я неделю считал, наверно, у компьютера на диске дыру протер – а все без толку. Да нам ведь совсем ненадолго надо – уверен, что за сутки все получится.
Я молча взял книгу и продолжил читать.
***
«… Армия преобразилась. Восторженные чувства к Жанне, преданность ей и
горячее желание сразиться с врагом, которое она разожгла в солдатах,
превзошли все, виденное Ла Гиром за его многолетнюю службу. Он не находил
слов, чтобы выразить свое восхищение и удивление перед этим чудом
таинственных превращений. Раньше он презирал это войско, теперь же гордился
им, уверенный в его мощи и сплоченности. Ла Гир говорил:
– Два дня тому назад они боялись кудахтанья курицы, а теперь с ними
можно отправиться штурмовать врата самого ада…
… Было часов восемь вечера, когда она со своим отрядом вступила в Бургундские ворота. Жанна ехала на белом коне и держала в руке священный меч из Фьербуа. Посмотрели бы вы, что творилось тогда в Орлеане! Что это было за зрелище! Черное море человеческих голов, мерцающее пламя факелов, гулкие раскаты восторженных приветствий, трезвон колоколов и грохот пушек! Казалось, наступает светопреставление. Жанна медленно продвигалась среди встречающих, выстроившихся шпалерами по обеим сторонам улиц, и ее фигурка, закованная в броню, напоминала серебряную статую, возвышавшуюся над морем человеческих голов. А вокруг теснились люди – мужчины и женщины, – взиравшие восхищенными, блестящими от слез глазами на это небесное видение. Благодарный народ целовал ей ноги, а те, кто не имел такого счастья, старались дотронуться хотя бы до ее коня и потом целовали свои пальцы.
Ни одно движение Жанны не оставалось незамеченным: каждый ее жест
обсуждался и сопровождался рукоплесканиями. Со всех сторон только и слышалось:
– Смотрите, она улыбается!
– Она снимает шапочку и машет кому-то! Как это красиво, как благородно!
– Смотрите, смотрите: гладит женщину по голове!
– Какая-то бедная мать протягивает ей ребенка. Она целует ребенка! Это просто божественно!
Но тут случилось неожиданное: высоко поднятое знамя Жанны покачнулось, и его бахрома загорелась от факела. Жанна рванулась вперед и затушила пламя рукой.
– Она не боится огня, она ничего не боится! – раздался общий крик, и взрыв восторженных рукоплесканий всколыхнул воздух…»
***
Я подлнял голову, сделал глоток «Мартини» и спросил:
– А что это за книга, Петь? Автор, написано: Марк Твен. Он же про Тома Сойера писал – а тут что-то историческое? – Правда это, то, что написано? Или так, для красивости роман?
– Наиболее близко. Конечно, многое упущено – он повернулся от компьютера ко мне. Но ты же знаешь – я, как читать начинаю, – сразу матрицу вижу. И недостающие элементы тоже вижу. А, если нет, значит, вообще не соответствует: такое у фантастов бывает. Ну, я же тебе объяснял – упрощают они часто. Как Эйнштейн. Понять не тем местом пытаются.
– И что здесь упущено? – прочитанного мне хватило загрузиться по полной.
– Упущено, например то, что не была она никакой крестьянкой. Впрочем, это и сейчас уже известно. Держи, – он протянул мне выделенную карандашом статью. Часть была подчеркнута.
Татьяна Славянова
Статья: [битая ссылка] Тайна Орлеанской Девы
ГОЛУБАЯ КРОВЬ
У Кошона была трудная задача. Англичане требовали сожжения Орлеанской Девы, а Карл, официально тоже добивавшийся казни еретички, на самом деле, требовал спасения Жанны и подключил к процессу все политические силы двора.
Почему такая двойственность в поведении короля? Потому что Жанна, скорее всего, была ему… сводной сестрой.
У многих историков есть предположение, что Жанна – плод тайной любви Изабелла Баварской – королевы, погубившей Францию. Та, где-то в 1407 году, тайно родила дочь, якобы вскоре умершую.
Из многочисленных легенд о Жанне известно, что простая пастушка смогла не только пробиться к королю. Переодевшись в придворное платье, простая сельская барышня почему-то не привлекла внимания отсутствием манер и прочего, сама нашла короля, представилась ему наедине, тайно, после чего он облобызал «пастушку». Кстати, «пастушка» была образована, знала придворный этикет, прекрасно владела длинным копьем – оружием исключительно дворянским (сейчас с этим можно сравнить только горные лыжи, дельтапланеризм и т. п.).
Но почему король просто не признал сестру? Тут надо отметить разницу менталитетов русских и французов.
Наш донской казак Емельян Пугачев, предводитель крестьянской войны, действовал под именем императора Петра III. И Степана Разина в свое время называли народным царем…
Для Франции же больше подошла (с пропагандистской точки зрения) юная народная воительница, действующая наравне с королем.
Очевидно, этим и объясняется мягкость процесса. Ведь все августейшие особы Европы – родственники.
***
– Ладно, – я решился. Периодически реальность становилась настолько непонятной и непредсказуемой, что иногда возникало подозрение – может быть, я все-таки объелся тогда, перед полетом на Луну, грибами… Петр достал из чехла бластер и, ни слова не говоря, сжал его рукоятку…
***
… Бой шел в открытом поле, потому что гарнизон Сен-Лу, привыкший
одерживать победы, когда в деле не участвовала "колдунья", смело вышел навстречу атакующим. Их вылазку поддерживали войска из соседнего форта и, когда мы подоспели, французы терпели поражение и отступали. Но как только я прорвалась сквозь их расстроенные ряды с развевающимся знаменем и воинственным призывом: "Вперед, солдаты! За мной!" – произошла перемена. Французы повернули обратно, обрушились лавиной на англичан, а когда враг показал спину, рубили и кололи его с дикой жестокостью…
… Мы стояли, сомкнувшись кольцом, всего лишь несколько минут. Наши
доблестные войска с громкими криками прорвались с тыла и соединились с нами. И тогда англичане начали отступать, но отбивались храбро и решительно. А мы теснили их пядь за пядью к бастилиям. Они защищались упорно, ловко орудуя мечами, а их резервы, находящиеся на стенах крепости, осыпали нас градом стрел, железными дротиками и каменными ядрами из пушек…
… Мы двигались вниз по берегу, и я водрузила свое знамя перед фортом Августинцев – первой из грозных бастилий, защищавших мост. Раздался сигнал:
"На приступ!" – и одна за другой последовали две великолепные атаки. Но мы
были еще слабы, так как наши основные силы находились на подходе. Не успели
мы приготовиться к третьей атаке, как из форта Сен-Приве вышел большой отряд
и бросился на помощь гарнизону, засевшему в главной крепости. Противник
приближался стремительно, и тогда из форта Августинцев также сделали вылазку. Оба гарнизона ринулись на нас, и наша маленькая армия, рассыпавшись, обратилась в бегство. Враг преследовал нас, в ярости рубя направо и налево, осыпая оскорблениями и насмешками.
Я изо всех сил старалась вновь собрать своих воинов, но они растерялись, и на некоторое время ими овладел безумный страх перед разъяренными англичанами. Мое терпение лопнуло, я остановилась, приказала горнистам трубить атаку и, повернувшись, воскликнула:
– Если среди вас найдется хоть десяток храбрецов, то и этого достаточно. За мной!
И я помчалась на врага, а за мной те несколько десятков воинов, которые услышали мой призыв и воодушевляющий клич. Противник, гнавшийся за французами, был поражен, увидев меня с горсточкой храбрецов. Суеверный страх охватил его. "Вот она, колдунья, исчадие ада!" – подумали англичане и, не успев разобраться в обстановке, повернули назад и побежали в панике.
Наши отступающие эскадроны, услышав звуки труб, вздрогнули и оглянулись. Увидев знамя Девы впереди и группу отважных, преследующих беспорядочно бегущего неприятеля, они воспрянули духом и устремились за нами…
***
Мы с Петром стояли на берегу Финского залива и смотрели на воду. Говорить не хотелось. Казалось, в горле еще стояла горечь порохового дыма, мне слышались крики раненых людей и животных, перед глазами стояли убитые и искалеченные солдаты.
– Когда это случится? – все же спросил я.
Петр понял меня с полуслова, видимо, думал о том же. – «С момента нашего присутствия там, – он выражался крайне осторожно, – до смерти объекта у них пройдет где-то год. Арест, суд инквизиции, казнь. Но в нашем времени этого промежутка не будет вовсе. Так что случится все с минуты на минуту».
***
… В девять часов утра Орлеанская Дева, Освободительница Франции, во всей
красе своей непорочной юности направилась в путь, чтобы отдать свою жизнь за
Родину" которую она так беззаветно любила, и за короля, который, предал ее.
Ее посадили в телегу, как уголовную преступницу. В некотором отношении с нею обошлись даже хуже, чем с уголовными преступниками: она еще должна была выслушать приговор гражданского суда, а между тем ей уже заранее надели на голову колпак в виде митры, на котором было написано:
"ЕРЕТИЧКА – КЛЯТВОПРЕСТУПНИЦА – ВЕРООТСТУПНИЦА ИДОЛОПОКЛОННИЦА"…
… Жанна попросила подать ей крест. Никто не мог выполнить ее просьбу -
креста под руками не оказалось. Тогда один из английских солдат, в простоте
своего доброго сердца, схватил у какого-то бедняка палку, переломил ее
надвое, связал обе половинки крест-накрест и подал ей; она поцеловала этот
крест и пыталась прикрепить у себя на груди. Тогда Изамбар де ла Пьер сходил
в ближайшую церковь и принес ей освященный крест; она поцеловала и этот
крест, прижала его к груди, а потом снова и снова целовала его, орошая
горячими слезами и вознося благодарение Богу и его святым…
И вот, вся в слезах, прижимая крест к губам, она взошла по крутым ступенькам на вершину эшафота в сопровождении монаха Изамбара. Ей помогли взобраться на высокую кучу дров, сложенных в клетку вокруг столба в одну треть его высоты; она встала на них, прислонясь спиной к столбу, и толпа,
затаив дыхание, смотрела на нее. Палач поднялся к ней и, опоясав цепями ее
хрупкое тело, крепко привязал ее к столбу. Потом он спустился вниз, чтобы
довершить свое страшное дело; там, наверху, она осталась одна – чудесная, милая девушка, у которой когда-то было столько друзей, которую так уважали и так безгранично любили…
…Столб дыма прорвался сквозь поленницу вверх, закрыв ее лицо; на
какое-то мгновение ее охватил ужас, и она закричала: "Воды! Дайте мне святой
воды!" Но в следующее мгновение страх ее развеялся и больше не терзал ее…
… Густые клубы дыма, прорезаемые красными языками пламени, поднялись над
костром и скрыли ее из виду; но и в этой огненной пучине еще раздавался ее
голос, вдохновенно и громко произносивший молитвы; временами, когда порыв
ветра относил дым и пламя в сторону, можно было еще рассмотреть обращенное к небу лицо и шевелящиеся губы. Наконец, огромный столб пламени с шипением взвился вверх, и больше никто не видел ни этого лица, ни этой фигуры, и голос ее навсегда умолк…
***
– Нам надо надо сейчас на Зону? – спросил я.
– Да нет, незачем. Я и сам не знаю, как это будет выглядеть. Скорее всего, никак. Был ангар. Ангаром и останется. Может, исчезнет на секунду. Потом опять появится. Мы посильнее морока навидались. А для уверенности у меня вот, – Петр неловко достал из кармана склянку. В ней болталось что-то желто-золотистое. Внутри словно искрились солнечные зайчики. «Первородная материя. Из Зоны», – сообразил я. Сияние жидкости становилось все светлее, нежнее… и, неожиданно вспыхнув алым, сосуд стал абсолютно прозрачным.
ЧАСТЬ II
I. UNIVERSAL TRAVEL INCORPORATED
Я гулял с моей черно-белой, не представляющей племенной ценности беспородной сукой (как было написано однажды в заключении ветеринара).
Она вчера украла кило сырого фарша, умудрившись при этом влезть на стол, чего от нее не ожидал никто, в том числе и я, положивший туда фарш со злорадной мыслью: «Ну, сюда-то ей точно не добраться». После этого в два часа ночи пришлось везти трясущуюся собаку к ветеринару… Он прописал ей точно то же, что уже было прописано полгода назад, когда она съела целую курицу, лежащую на сковороде в духовке. Тогда она ухитрилась открыть духовку зубами и чудом не зажарилась там вместе с курицей…
На этот раз я опять вкол ей болеутоляющее и дал пару ложек какой-то травы-отравы. Теперь мы прогуливались по Таврическому саду. Я с некоторых пор решил вести здоровый образ жизни. После нескольких попыток заняться спортом все свелось к периодическому бегу по периметру сада, причем для экономии времени я делал это вместе с собакой.
Как раз в такой момент и раздался телефонный звонок. Я снял трубку.
– Димми, привет! У нас проблема! – это был голос Петруса, одного из журналистов, приехавших из Швеции в наш город, чтобы снимать репортаж о жизни уличных детей. Я отвечал за их визит, хотя старался по мере возможности держаться на расстоянии – слишком сомнительный материал они собирали. Когда-то, в период нашей с Петром разборки с первородной материей, я принял журналистов за роботов-андроидов. Уж больно странно они себя вели на нашей встрече: оператор был без камеры, директор съемок без телефона и ежедневника, все непрерывно пили воду и совершенно не могли сформулировать свои мысли… На поверку оказалось, что никакими роботами они не были, и теперь я чувствовал себя перед ними несколько виноватым.
– Какая проблема? – жизнерадостно ответил я.
– Мы тут опять приехали, материал доснимать. Про девочек.
Меня эта их тема уже, если честно, вконец замучила. Она была какой-то бесконечной. Они приезжали уже в четвертый раз и все что-то доснимали, все у них были какие-то новые идеи. Но работа есть работа, не мог же я их просто послать. Надо было сначала что-нибудь посоветовать.
– И что? – спросил я уже менее дружелюбно.
– Нам надо для съемок одеть девочек в грязную одежду! Ну, ты знаешь, нам же надо, чтобы они несчастными были, а они приперлись все на маникюре, в мини-юбках! Что делать-то?
– Что, что… Езжайте в секонд-хэнд. Покупайте, что хотите. Девчонки – модели в основном; дальше в театральный поступать хотят. Значит, роль несчастную сыграть для будущей актрисы – это не позор, а слава! Мировая при этом! Их же в Швеции покажут! – с воодушевлением добавил я.
– Нам тебя реально не хватает, – голос Петруса приобрел вкрадчивые интонации. – Вот бы ты им это прогнал – и не было бы у нас больше проблем. Мы тебе доверяем.
– Я вам тоже! – оптимистически ответил я, – Сами справитесь! А я реально не могу. Я ж объяснял.
– Ну ладно, – Петрус смирился, – а где около “Астории” сэконд-то есть? Мы здесь, в гостинице, для съемок конференц-зал арендовали.
«Вот придурки! – подумал я с нежным чувством, – Еще бы на крышу Исаакия забрались уличных детей фотографировать. Чтоб закат на картинке покрасивей вышел».
– В “Астории” секонда нет. – Решительно пресек я их робкую надежду на то, что ехать никуда не придется, а одежду им сейчас принесет официант. – Есть в Апрашке. Внутри. Водитель знает. Только переводчика возьмите, а то обчистят вас. А Штефан со своими камерами пусть вообще в гостинице сидит, а то их вместе с ним украдут. А камеры-то его, вообще, где? – Что-то он на встрече-то без них был? – я вспомнил наш злополучный разговор в “Астории”.
– Ой… – голос Петруса как-то внезапно скис, – мы тебе говорить не хотели. Ну да ладно… Мы, короче, подарок тебе везли. “Абсолюта” бутылку. Ну, большую такую, литра на два. В общем, в самолете мы ее и выпили. Сперва попробовать хотели. Штефан сказал, что он тут про водку читал недавно, что она “паленая” бывает. И тогда от нее даже умереть можно. Ну мы, конечно, за твое здоровье сразу переживать начали. Решили на себе испытать. Не умрем – значит хорошая водка и можно тебе ее дарить. А потом забыли как-то, зачем мы ее открыли. Затмение прямо какое-то нашло – в его голосе сквозило искреннее раскаяние. – Помнили, помнили – и вдруг забыли! В общем, так набрались, что я вообще вырубился… Кажется, меня даже до машины нести пришлось … Сюзанна ежедневник с телефоном потеряла. Или сперли, наверное… я думаю… А Штефан, когда ему плохо стало, камеры к себе такими замочками маленькими, ну знаешь, для чемоданов делают, приковал. Но неудачно, понимаешь, вышло…
– В смысле? – я с трудом удерживался от накатившего на меня хохота.
– Да он одним ремнем кресло свое пассажирское зацепил. Ну, то есть еще и кресло к себе приковал.
– Дак в чем проблема-то? Отковал бы и всего делов? – чтобы не засмеяться, я гнал от себя как мог, воображаемую картину журналистских несчастий.
– Да он ключи для верности выбросил… Вперед куда-то…. Или назад… Тут у него мнения разошлись. Так что пришлось весь салон самолета обыскивать… Ключи-то маленькие. Часа два искали. Задержка рейса, в общем, вышла. А тут еще, говорят, я иногда просыпался, указания давал что делать. Одна Сюзанна у нас нормальная была. Все время, говорят, пока ключи искали, куда-то по мобильнику звонила, встречи в ежедневник записывала. Только потом и телефон, и ежедневник потеряла… Украли, может… – как-то совсем без оптимизма закончил он.
– И дальше? – На длинные фразы у меня не хватало дыхания от рвущегося наружу смеха.
– Ну… Штефан потом камеры в сейф гостиничный сдал. Я водой два дня отпаивался. А Сюзанну до сих пор… чуть что, трясет – все про свой телефон вспоминает – какой он перламутровый был, последней модели. А про ежедневник вообще молчит. Здесь, думаю, без психиатра не обойтись. Вернемся, надо будет ее сводить.
– Ну, понял, – сквозь гомерический смех еле смог выдавить я, – роботы долбанные! – в общем, удачи! Но пассаран! Джимми Хендрикс жив!!! Рок-н-ролл мертв, а вы еще нет!
– Что? – озабоченно послышалось в телефоне, – какой Дженрикс?
– Все, связь закончена! Удачи в трудах! Будут проблемы – решайте их! Решите – звоните! Радостью поделиться! До связи! – собрав остатки серьезности, проорал я в трубку и нажал “отбой”.
Собака стояла с трагическим выражением – бегать она устала, сидеть ей надоело. Короче, впала в пессимизм.
***
По дороге из парка домой раздался новый телефонный звонок. Перед тем как снять трубку я машинально отметил время – было ровно 12.00.
– Алло? – Голос на том конце был очень вежливым. – Это говорит Йорг. Я подумал о вашем предложении. Я согласен. Готов встретиться и обсудить детали…
***
После вышеупомянутых событий прошел почти месяц. Петр поступил учиться на филфак университета, умудрившись сделать это почти в середине учебного года. При этом выбор дисциплины был продиктован исключительно гендерным аспектом – гуманитарные факультеты всегда славились высоким процентом студенток.
После прочтения в газете статьи на тему современных молодежных течений внешний вид Петра потерял последние черты индивидуальности. Ни о какой трости, а тем более котелке, речи и быть не могло принципиально. Другими словами – замаскировался он хорошо.
Виделись мы редко, после согласия Йорга сотрудничать, в делах организовалось затишье. Перед конкретными действиями требовалось все серьезно продумать и подготовить.
В финансовых делах Йорг оказался редкостным занудой: переделывал контракты по пять раз, торговался за каждый процент дохода и как турок на базаре периодически закатывал глаза, воздевая руки к небу. Мы же старались не обращать на него внимания и занимались делами практическими. Нужно было снять офис, купить Петру квартиру. Йорг свои две недели пребывания в земном теле оплатил по туристическим расценкам, так что деньги у нас появились. Дальше, правда, жмот платить отказался. «Я, – говорит, – теперь ваш партнер. Так что, тело у меня, считай, служебное. Буду только за его кормление и проживание платить!» И переселился после этого заявления из гостиницы “Астория” в частный сектор.
Заходил к нам пару раз Леха. Он сперва жутко расстроился, что мы без него Жанной Д’Арк были. Но потом, почитав о ней чуток, сказал, что это и к лучшему – «дети в космос не летают». На этом дискуссию закрыли. Пить он бросил, клеем и так не дышал, но тут достижения его и заканчивались – мать не просыхала по-прежнему, Колян быд при ней. Так что жить Лехе было периодически негде.
Мы же чувствовали себя ему некоторым образом обязаными. С журналистами он нам тогда помог серьезно. Да и вообще, парень он был неплохой. В конце концов решили – человечество нам не спасти, но одному конкретному подростку жизнь устроить попробуем.
По этому поводу собрали «совещание». Выпив по пивку, решили сразу и единогласно, что спрашивать его о том, что он хочет, бесполезно – даже взрослые, в большинстве своем, имеют об этом понятие ошибочное. Думают, например, что мир спасти хотят, а на самом деле денег побольше или власти. Или все наоборот. То есть думают, что деньги зарабатывают, а на самом деле мир спасают. С Алексеем мы так порешили: он же с нами на Том Свете тоже побывал. Только не понял, решил, что ему сон приснился. А на Том Свете видишь то, что душа на самом деле хочет. Что Леха там видел, он нам рассказал. Так что только и осталось, что с его желаниями по возможности разобраться.
С отцом его, к примеру, вопрос сразу отпал. Помер его папаша в лагере, еще два года назад. От туберкулеза официально, а что там на самом деле было, никто не знает. Мать же, по пьянке, письмо с извещением выбросила, не читая. Через это Леха так до сих пор ничего и не знал. Так что тут нам всего только и осталось придумать, как ему об этом сообщить…
Что бы в училище на крановщика учиться, надо сначала школу закончить. Тут, хоть и была проблема – он в пятом классе из школы слинял, а по возрасту уже в седьмом быть должен – но дело было решаемым. Хоть мы с Петром после некоторых событий краны башенные и недолюбливали, но аттестат ему школьный материализовать было не вопрос.
С мамашей – что бы она пить бросила – тоже проще простого: внушить ей, что алкоголя в мире вообще не существует, а под его видом пьют люди ослиную мочу, разведенную конским навозом, и дело с концом.
По поводу комнаты его старой, что бы их туда с мамашей вернуть, пока не хватало информации. Если квартиру уже продали и сделку в ГБР зарегистрировали, то реальность назад менять не стоило. Слишком много незаконных вмешательств. Если же она все еще в продаже – дело техники.
А вот что Коляном делать – тут еще очень сильно надо думать. Чутье подсказывало, что без проблем тут не обойтись. Но пробовать было можно, а там по ситуации…
– Ну что, двинем? – прямо в разгар «совещания» предложил Петр, открывая третью бутылку пива, – не будем в долгий ящик откладывать. Подрулим на черном джипе, с включенными фарами, Калашников наперевес, в бронежилетах…
– Точно! И в масках как у спецназа, что бы никто не догадался номер автомобильный по базе данных пробить, где все, вплоть до моего домашнего адреса имеется, – перебил я его.
Когда Петра переклинивало на крутые разборки, он выглядел полным кретином. К счастью, это происходило все реже.
– Короче, пешком пойдем, с легким вооружением – по паре кулаков на брата. Только давай, сперва по пятьдесят жахнем – надо же понимать, куда идем. Для усиления, так сказать, взаимопонимания с местным населением. А как действовать, по дороге обсудим.
***
Мы пошли к Лехе пешком. От Таврической до 9-й Советской минут пятнадцать легким шагом. По дороге обсуждали тактику поведения.
– Мы ему денег дадим. Много. Что бы реально надолго заткнулся. Потом еще дадим. Короче, повезло чуваку, – пожизненная пенсия!
– Дадим-то дадим, – я не хотел обламывать Петра, но у меня имелись другие соображения. – Только пропьет он их сразу. С мамашей Лехиной. А если мы ее закодируем, – я предугадал следующую реплику Петра, – так он ей морду набьет от неожиданности, что она с ним выпивать отказалась. А если не закодируем – я опять понял, что хочет сказать Петр, уже открывший рот, – набьет рожу после первого же стакана просто по привычке. «Ничего личного, так сказать, работа у нас такая».
Петр закрыл рот и минуты три молчал.
– Ну а… – осекся он и опять замолчал. Мы дошли до пересечения Суворовского и 9-й Советской. Видимо, новых мыслей не было. Свернули налево.
– В общем, так, – Петр, кажется, не оставлял надежды что-нибудь придумать. – Запрограммируем не мамашу, а его.
– Во как! – восхитился я. – И все! Век на лодке не кататься, век шанежек не кушать! А дальше-то что?
– А дальше, – культурный образ жизни. – Петр принял мои слова за чистую монету. – Не пьет. Не курит. Всех любит и делает только добрые дела. Ну, исправился, типа, – добавил он уже не так уверенно.
– Ну, исправился. – Прошли мы уже прилично. – А дальше что? Приходят к нему дружки: «Колян, типа, выпить где?! Ты ж, вроде, снова женишься! У нас и туалетная бумага в рукаве уже есть! Фокус, типа, показывать готовы – как туалетная бумага из рукава появляется! Шоу будем делать!»
А он им в ответ: «Вы, дружбаны мои любимые, кстати, о Колесе Сансары что думаете? А то я вчера медитировал и сумел дыхание задержать! Держал, держал, а там в бошку как углекислый газ хлынул! Пришлось выдохнуть – но приход конкретный был! Короче – возлюбил ближнего своего! И баста!»
– И что ты думаешь, решат его братки? – продолжал я. – Подумают они, что Колян сбрендил, и, поскольку в психушку братана западло, то надо ему все по новой объяснить. Типа, где мир во всем мире, а где, кстати, выпивка по поводу его женитьбы. Ну, в общем, бить его будут периодически. А заодно Леху с мамашей. Будем всех бомжей на Советских улицах кодировать или у тебя еще идеи есть?»
Видимо, новые мысли по поводу кодирования всех бомжей на Советских улицах, а затем на Красноармейских, а затем по всему городу у Петра отсутствовали, и я снова взял паузу.
На самом деле я и сам не понимал, что делать. Бить Коляныча, пугать, покупать – все было одинаково бесполезно. Я, конечно, хотел убедиться своими глазами, но и с Лехиных слов представлял картину на все сто. Коляныч был просто больным на голову подонком. А психу ты не объяснишь, что он псих. Нажрется, припрется и сначала собаку об стену башкой для разгона, а потом все опять по старой программе.
Так, молча, подошли к дому, осмотрелись. Вход с Советской был один – там, на первом этаже был какой то детский клуб. Слышалось нестройное хоровое пение, навевавшее ностальгию по ушедшим социалистическим будням с его пионерскими лагерями. Другой вход, с Мытнинской, похоже, был то что надо. Взглянули на табличку у дверей – вот оно! Номер девять. Толкнули обшарпанную дверь, зашли в темный тамбур, практически на ощупь двинулись дальше. Нашарили косяк, несколько звонков рядом. Нажали на первый попавшийся. Коммуналка, она и есть коммуналка – поорут, поорут, да внутрь пустят, если по адресу пришел. Дверь открылась, и мы застыли в полном изумлении. На пороге стоял президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин.
***
Валера по кличке Крюк, прозванный так по причине своего длинного крючкообразного носа, медленно умирал. Он уже три дня был на сушняке и готов был ширнуться хоть водопроводной водой. Баян валялся рядом на грязном столе и издевательски поблескивал никелированными колечками.
Сам он лежал на провалившейся тахте и мелко трясся. «И какие пидоры лажу гонят, что ломаться всухую надо? – тряслась в его дрожащей голове неотвязная мысль, – что ли, правда, водой центряк заправить, говорят от этого можно и ласты склеить, а то, мне оно и надо – ширялова все равно негде взять, работать не могу, денег нет, продать нечего – ну зачем меня мама родила, е мое, блин, как же мне погано!»
Его размышления двигались по кругу, начинаясь с начала и опять заканчиваясь тем, как ему плохо. Однако трехдневная ломка привела, все же, к определенным результатам. Внезапно в его трясущейся голове вдруг возникло новое, доселе не известное ей умозаключение. «А зачем себе самому ласты склеивать? Можно же кому другому – ну, все же с собой бабки носят!» Эта мысль показалась Крюку ослепительно свежей. – «Дак, если на вещи философски посмотреть, это ж не люди по улицам ходят! А кошельки и бумажники! С деньгами!!! А я-то, дурак, разнюнился, ничего нет, ширялова нет…» При мысли о ширялове его ментальная активность начала проявлять реактивные свойства. Крюк, сгорбившись, привстал на кровати. «Ее мое! Ну как я, блин, раньше не догадался! Никакие это не деньги! Это ж по улицам дозняки, в натуре, гуляют! Тут только взять их надо уметь. А в “Мерсах” – то – как я не замечал – литровые банки герыча на водительском месте стоят! А за стеклопакетами, в элитных домах, там, наверное, у людей в бассейнах вместо воды…» На этой мысли он тяжело встал, и, шатаясь, прошел в кухню. «Мне надо орудие преступления», – пришла в голову следующая мысль. Похоже, ломка дала результат, и мыслительный процесс вырвался из замкнутого круга. Взгляд остановился на топорике для рубке мяса. "Вот оно! Да ведь я об этом даже читал вроде, книга какая-то была… Там, что ли, в ней, тоже топором кого-то прибили. Не хило тогда взяли, кстати, изумруды, что ли, или жемчуга… потом на ширялово менять пытались… – дальше не вспоминалось, видимо, до конца книга прочитана не была. Он взял топор в руку и сперва чуть не уронил – пальцы совсем не держали. Но тем уважительнее Крюк посмотрел на него и, окончательно решив, произнес: "Все, тема закрыта, кайке лопы, сливайте шлюзы, крысы сдохли". Что он этим хотел сказать, Крюк толком не понял и сам, но решительность момента не оставляла сомнений. Он встал и, уже на менее негнущихся ногах, решительно прижав топор к груди, отпер дверь и вышел во двор.
***
Владимир Владимирович приветливо улыбнулся, чуть посторонился и, сделав рукой приглашающий жест, пропустил нас в глубь коридора. Я машинально скосил глаза на его запястье – часы «Patek Philippe» ценой в двести тысяч долларов были на нем. Мы с Петром недоуменно переглянулись, но внутрь вошли. Коммуналка была самой обыкновенной. Облезлые стены, на которых было развешано разное барахло – детские санки, какой-то доисторический велосипед с одним колесом, несколько пар лыж разного калибра и даже туалетный стульчак. Наверное, кто-то из жильцов брезговал пользоваться общим. Все это утопало в тусклом освещении единственной лампочки, расположенной, к тому же, где-то в глубине коридора.
– Пройдемте товарищи, – Президент еще раз сделал приглашающий жест и, открыв одну из дверей, быстрым шагом зашел внутрь.
Петр достал из кармана какой-то прибор, нажал кнопку. Поднял на меня взгляд. «Ничего не понимаю, вообще никакого постороннего воздействия. В астрале полная тишина. Единственное блуждающее тело, двумя этажами выше – так это ребенок спит… что за ерунда?» – пробубнил он. Нам ничего не оставалось, как пройти в дверь, за которой скрылся Путин – не в коридоре же стоять. Мы зашли в довольно просторную комнату с высоченными потолками – обычное дело для домов дореволюционной постройки – и во второй раз пораженно переглянулись. Посередине комнаты стоял большой стол наподобие трибуны, застеленный белоснежной скатертью. По центру стоял графин с водой и граненый стакан. За столом лицом к нам сидели три человека: Михаил Горбачев, Борис Ельцин и Владимир Путин. Я икнул.
– Присаживайтесь, товарищи, – Путин кивнул в сторону стоявшего у стены кожаного дивана. Чувствовалось, что он был здесь за главного. Петр нервно сунул руку в карман, видимо опять вспомнив про свой прибор, но доставать его передумал. «Хрень какая-то!» – пробормотал он и нервно сел на диван. Я последовал его примеру.
– Ну что ж, начнем, – сказал Путин, садясь на свой стул в центре стола.
– Начать и кончить, – отозвался Михаил Горбачев, делая в слове «начать» ударение на первом слоге. – Я ж и говорю, консенсус возможен.
– Садимся, понимаешь, садимся, а толку все никакого. Нужно вопрос конкретно, ребром, понимаешь, ставить. А то опять как в Беловежской пуще будет – что ни случись, все у них демократы виноваты, понимаешь, – поддержал мысль о начале дискуссии Ельцин.
– Ничего, ничего коллеги. Начнем нашу встречу, так сказать, в таком неожиданном формате, что, однако, никак не может повлиять на ее, собственно, содержание. – ВВП был здесь, кажется, за председательствующего. «Ну да, – подумал я, игнорируя кретинизм ситуации. – Он же все-таки действующий президент».
– Сегодня у нас на повестке дня оценка работы председателя Национал-Большевистской партии, писателя Эдуарда Лимонова. В нашей картотеке он проходит под кодовым названием “Лимон”. Чтоб никто не догадался. В ходе нашей сегодняшней дискуссии нам нужно конкретно прояснить определенные аспекты его жизни и деятельности в плане задач, ему нами ранее поставленных. А также оценить целесообразность его дальнейшего пребывания на сегодняшнем посту. Первое слово предоставляется Михаилу Сергеевичу как инициатору, так сказать, возникновения данного фигуранта. На этих словах Горбачев привстал и чуть поклонился.
– Спасибо, товарищи, за оказанное доверие, постараюсь максимально прояснить. Хочу зачитать вам информацию. Из самых современных источников – Интернета. То есть читают ее все, кому не лень. И приведет это, боюсь, к его, я имею в виду фигуранта, полной дискредитации.
На этих словах он достал из объемистого портфеля стопку бумаг и, поправив указательным пальцем очки, принялся читать.
Екатерина Майорова
Так все-таки гомосексуалист Эдик Лимонов или нет? Или бисексуал – то есть с равным интересом относится к сексу с мужчинами и женщинами? Действительно ли он в беспокойном прошлом баловался однополой любовью, как, например, исключительно красочно [битая ссылка] описано в книжке «Это я – Эдичка», или же это был не более чем литературный вымысел, коим Лимонов хотел выразить свое мироощущение в тот момент жизни? Эти и другие вопросы в очередной раз оказались в центре внимания московской публики.
Лимонову не позавидуешь. Перебрав за жизнь дюжину самых разнообразных способов заработка на жизнь, он, наконец, остановился на политическом экстремизме и вот на тебе – окружающие вспомнили о его гомосексуальности, ярко отраженной в множестве книг от имени автора. Нацболам – юным членам Национал-Большевистской партии (НБП) – крайне неприятно мириться с «голубым» обстоятельством. Поэтому юноши и девушки болезненно реагируют на разговор по теме «про вождя НБП с неграми». Наберите в Яндексе фразу в тему ([битая ссылка] например «эдичка у негра») и вы узнаете, какие словесные баталии идут в Сети вокруг гомосексуальности Лимонова. Мальчики-нацболы мгновенно становятся нервными от таких разговоров, и уходят в глухую оборону: «наш вождь не пидор», или «это неважно». В том-то и беда, что важно. В патриархальном российском обществе быть гомосексуалистом (или иметь соответствующую репутацию, что почти то же самое) некомфортно – дразнят, криво улыбаются, показывают пальцем. А уж в политике гомик – это вообще тема для комиков.
Политологи хором говорят: с клеймом педика делать политический бизнес нельзя. Политтехнологи вторят: надо избавляться от «голубой» компоненты имиджа. Как? Просто. Не нужно изобретать велосипед. Все давно придумано.
Горбачев прокашлялся и оглядев присутствующих поверх очков продолжил:
«Борода» для старого большевика
В гей-сообществе хорошо известны правила игры. Правила давно выработанные, благо обладатель гомосексуальной ориентации в обществе, относящемся к геям без пиетета, вынужден выкручиваться. Это у древних викингов «иметь» друг друга в долгих морских походах было в порядке вещей. В современном же мире имеется сложившееся за несколько веков неписаное правило: если ты мужчина и тебя почему-то влекут мужчины, то скажи об этом прямо. Как говорят суровые мужики на «зоне», объявись. Если же по какой-то причине – карьерной, например – публично признавать себя «голубым» не можешь, тогда притворяйся, будто ты такой же, как нормальное большинство. Мелькай на людях с женщинами, изображай из себя страстного плейбоя, избегай говорить о деликатной теме, чтобы не проявить себя. В общем, надо выкручиваться.
Многие выкручивались. Стандартная схема одна – фиктивный официальный брак или не менее фиктивный гражданский (без «штампика») брак. Женщина-партнер по фиктивному союзу в таких случаях имеет свой интерес – как правило, чисто материальный. То деньги, то квартира. Даже специальный термин для обозначения такой женщины есть – «борода».
Сегодня с «бородой» Лимонова все в порядке. Есть!…
Хороша «борода»! Браво, Лимонов!
… Циркулирует информация об инициаторе «отращивания» «бороды» для Лимонова – это Борис Березовский. На него же легло бремя финансовых расходов – говорят, госпожа Волкова любит красиво жить, так что за исполнение роли любовницы экстремиста лондонский беженец выкладывает немалые деньги. Информация, разумеется, неофициальная (кто же скажет такое официально?), но многие считают ее очень достоверной. Достаточно вспомнить сложившийся буквально месяц назад политический союз Лимонова, Белковского и Березовского. Стопроцентное совпадение интересов всех троих налицо.
… Однако Лимонов должен помнить: Березовский платит только за эффективное выполнение заказанной работы. Если Эдик не сможет устроить «оранжевую революцию» в России, денег из Лондона не будет. И все снова вспомнят, как Лимонов с негром… в общем, все то, что Лимонов сам написал.
Михаил Сергеевич многозначительно осмотрел аудиторию, положил листы и, подняв вверх указательный палец, медленно заговорил.
– Время это я помню прекрасно, и, позвольте доложить, сглаживать углы не намерен. Дело было в начале девяностых. Нам тогда поступило донесение главы ФСБ о националистических движениях. И мы, товарищи, просто ужаснулись. Множество разрозненных, никем не управляемых национал-патриотических, экстремистских и профашистских группировок. Надо было срочно что-то делать. И мы обратились тогда к этому самому молодому человеку, эмигрировавшему в свое время не без нашей, естественно, помощи на Запад. Предложили ему, так сказать, сменить работу. Он согласился.
Идея была проста – взять под контроль национал-экстремистские движения. Объединить их под началом человека, который может быть в любой момент дискредитирован как известный во всем мире гомосексуалист и наркоман, что нивелирует, в свою очередь, и значимость самого движения. И, надо сказать, это нам удалось. Вот, еще из Интернета – он достал листок.
«… Что фигаро за 10 лет неустанной работы и сделал. Стараниями старого провокатора среди населения РФ закрепился определённый «светлый образ». Русский националист – это молодой гей, употребляющий наркотики и от этого постоянно находящийся на взводе. Это не томный юноша, жеманно пьющий коктейль на соответствующей тусовке. Нет, обтянутая спортивными джинсами попка гей-активиста мелькает то в Урюпинске, то в Севастополе, попка кидается помидорами и майонезом, попка приковывает себя наручниками к афишной тумбе, попка пишет стихи о ребятах…»
В чтении возникла пауза. Горбачев поверх очков многозначительно обвел взглядом окружающих.
– Он уничтожал все, во что он активно вовлекался – своим поведением, репутацией, своим прошлым. Я не знаю в подробностях, как сейчас, Владимир Владимирович, но в Ваше время он уже сильно проявился как элемент, дестабилизирующий нацдвижения. – Горбачев полувопросительно повернулся к Ельцину.
– Да, понимаешь, было дело, – откликнулся со своего стула тот, только что, как казалось, дремавший на своем месте. – Даже пришлось ему авторитет поднимать. В девяносто шестом, помню, пришлось ему по башке тюкнуть за, якобы, неосторожное поведение. С Лебедем там, типа, что-то не поделил. А на самом деле – вы там правильно озвучили – то он в своих книгах пишет, как с неграми кувыркается. То с балерунами из эмигрантов. То еще с какими-то «людьми искусства». И все это весело так, понимаешь, пишет, с огоньком. Да и сам со своими дружками по партии то и дело в углу обжимается и глазками перемигивается. В общем, отвлечь надо было народ от его амурных похождений. А то совсем уже закувыркался, понимаешь.
– Ну, здесь я с Вами, Борис Николаевич, соглашусь – нам сейчас тоже кой чего предпринимать приходится – вступил в диалог Путин, – однако не забывайте также, что в рамках поставленных задач, момент дискредитации представляется едва ли не первоочередным и компенсируется защитными мерами только в силу необходимости.
– Ну, это, конечно баланс действительно тонкий, однако подход-то однозначный. – оживился Горбачев – Но консенсус вроде бы постоянно достигается? Дестабилизация не происходит?
– Нет, нет, ну что Вы. Лимон – дисциплинированный сотрудник. Тем более, в последние годы мы целенаправленно работали над тем, чтобы сгладить вышеупомянутые диспропорции. И, даже, если помните, в исправительное учреждение его поместили. Про тюрьму он нас сам попросил – мы же, сперва, все хотели проще обозначить. Аресты были спланированы по безобидным поводам, с легкими административными последствиями, как обычно. Конечно, цель мероприятия была, несомненно, поднятие престижа Лимона и его партии. При этом у Эдуарда скопилось много литературного материала и ему нужен был творческий отпуск, чтобы все надлежащим образом переложить на бумагу. Писать мы ему возможность дали, срок он получил, как и просил, минимальный, кормили хорошо. И отпустили пораньше, как только с книгами управился. По причине образцового поведения. Это, конечно, не очень оптимально сформулировано в плане националистических приоритетов, но вариантов, к сожалению не было. Не отпускать же его из тюрьмы за хулиганство досрочно. Совсем бы подозрительно было.
– Во как! – неожиданно пробурчал Петр. То-то я все время этого Лимонова в чем-то подозревал. Как увижу по телевизору – так подозреваю. А разобраться было недосуг. Так вот хоть теперь прояснилось. Однако! – он вдруг словно опомнился – Что за хрень, – он снова сунул руку в карман и замер с настороженным видом.
– Ну, тогда все конкретно, Владимир Владимирович, – подал голос Горбачев. – Но что же с публикациями этими делать, про то, что голубые они все в НБП? Отпугивает это народ, мне кажется. Как мы могли бы в данном направлении работать?
– Уже предпринимается. По нашему специальному заданию …
На этих словах дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла потрепанного вида тетка с ведром в одной руке и тряпкой в другой.
– Чево расселись, придурки? Я вам что, тут двери открывать нанималась? Звонят, звонят, скоро уши поотсыхают! Прям башка щас расколется! Трудно жопы от стула оторвать? А? Она с силой захлопнула дверь. «Соседка», – догадался я.
После этого дверь снова, на этот раз уже осторожно открылась. На пороге стояли двое мужчин в черных плащах и черных шляпах. В руках у них было по черному портфелю. «Все, конец. Люди в черном», – обреченно подумал я и глубже вжался в диван.
***
Во дворе было тихо. Крюк потоптался у парадняка. "Здеся ширялово раз в час проходит, и то по децилу. Нее, надо на улицу. Он вышел на Мытнинскую. Дозняки фланировали толпами. Вон, полтинка прошла, а там, у ларька, три четвертушки ошиваются. Только как их взять-то у всех на виду… Мужичка по голове топором тюкнешь – так другие раскукарекаются, и денег забрать не дадут, придется ноги делать. Тут он увидел нешикарный парадняк (охраны не будет) и, в то же время, с улицы. Квартир, значит, много, дозняки должны часто мелькать. Открыл дверь, притаился. Топор зажал в потной ладони. "Все равно кто, хоть старуха, на децл, и то хватит. А потом время другое будет. Светлое… Будущее… ". Крюк поднял топор над головой и, мерно постукивая зубами, замер в темноте.
***
– Вы простите, – говорил один из людей в черном интеллигентным голосом. – Мы опоздали. Пробки какие-то несусветные. – Он снял шляпу и стряхнул с нее капли воды. На улице шел дождь. – Мы из Организационного Комитета. Ну, по отбору на конкурс «Двойники в политике». А вы что, уже просмотр начали?
Я перевел взгляд на троицу за столом. Все трое, почему-то, смотрели не на только что появившихся подозрительных людей, а на нас. Причем лица их не предвещали ничего хорошего…
***
… – Ну что вы, что вы… Вы уж нас извините – как же мы так, даже не спросив, вас сразу к себе потащили, ну, спасибо вам, считай репетиция у нас получилась, на публике, – Михаил Сергеевич виновато, но дружелюбно улыбался, провожая нас в коридор коммуналки. – Вон там, направо третья дверь, дерматином обита. Была. – Закончил он уже менее любезно. Видимо воспоминание о бывшей дерматиновой двери испортило ему настроение. – Только не ошибитесь опять, – снова дружелюбно добавил он, закрывая за нами дверь в комнату.
Ситуация с президентами разъяснилась просто. Оказывается, эти трое были актерами, как две капли воды похожими на наших политиков, их, собственно, всю свою жизнь на сцене и игравшими. Собрались они вместе на квартире для генерального прогона своего последнего номера. Нас же они приняли за членов отборочной комиссии конкурса двойников, который в ближайшее время должен был проходить в одном из театров города.
***
Мы, постучав, открыли дверь в указанную нам комнату и остановились в недоумении. «Только не это! – мелькнуло у меня в голове. – Опять шиза какая то!». В комнате было четверо – двое из них, Леха и его мать, были крепко привязаны к стульям, рты были заклеены скотчем Коляныч и его дружбан с хмурыми лицами сидели за столом, уставившись на пустую литровую бутылку водки на столе. Один, массивный и свирепого вида мужик, по описанию Коляныч, был одет в военную фуражку на подобие тех, которыми торгуют на Невском в расчете на безумных иностранцев, и тельняшку на голое тело. На стук входной двери они даже не обернулись, по-видимому его не услышав – на всю комнату бешено ревел телевизор, по которому шла очередная серия фильма «Семнадцать мгновений весны». Там показывали, кажется, сцену бомбардировки Берлина, так что грохот стоял несусветный.
Петр сориентировался быстрей меня. Он подошел к телевизору и, ввиду отсутствия в пределах видимости пульта, вытащил провод из розетки. Наступившая тишина вывела приятелей из ступора.
– Оба-на!!! – интонации Коляна не предвещали для нас ничего хорошего. – А у нас с Борманом как раз и бабло и бухло почему-то одновременно закончилось! Мы вот только русскую радистку пытать собрались – куда чемодан с рацией дела. Ну, теперь дела веселей пойдут. У нас из комнаты выход-то платный!. – Кажется , Колян подумал, что мы пришли к кому-то из его соседей и ошиблись дверью. Теперь же он решил этим воспользоваться и раскрутить нас на водку. Колян тяжело встал, подошел к входной двери и, оперевшись о косяк ладошкой, на которой было вытатуировано проколотое сердце с надписью "!!!Фекла!!!", вызывающе посмотрел на Петра. Их габариты были примерно равные, и он признал в нем своего основного оппонента в предстоящей дискуссии. Атмосфера накалялась. Я сделал шаг в сторону стола, за которым сидел дружок Коляна. Мне совершенно не понравилась его реакция на происходящее. Вернее, это было полное отсутствие какой-либо реакции. Он только смотрел на нас холодным, неподвижным, каким-то потусторонне жутким взглядом. «Взгляд профессионального убийцы», – мысленно определил я и добавил, что, пожалуй, если он тоже начнет действовать, остановить такого монстра мне будет не по силам.
Петр, не обращая внимания на происходящее подошел к Лехе и отклеил скотч. Звук был тошнотворный, как будто рвали бумагу, Алексей задышал, словно только что выловленная рыба.
То же Петр проделал и с матерью Лёхи. Тут реакции не последовало. Она как дышала носом, так и продолжала это делать, башка свешивалась на бок.
– Не понял? – подал возмущенную реплику Колян. – Ты че? Фашист? Это же радистка – я их пытаю – типа, радиостанция где?
– Ты как? – Петр обращался к Лехе, игнорируя Коляновские сентенции. Леха дышал тяжело, вообще казалось, что еще чуть-чуть, и он уже не смог бы ответить на наш вопрос.
– Ппаддла, – у Лехи слова словно вырывались из горла с огромным усилием – Типа, сука…. Не знаешь, что ли,– он перевел дыхание – что у меня нос почти не дышит? Ппадла, да еще пять минут, и я задохнулся бы… Ты ж мне сам нос сломал, когда я еще мелким был, – я с тех пор только ртом дышать могу. – Он откинулся на стуле и еще несколько раз вдохнул. Давалось это ему с видимым трудом. Колян с какой-то нехорошей улыбкой, прищурившись смотрел на него. Леха тряхнул головой и неожиданно спокойно продолжил: – ну, а теперь шандец тебе, полудурок. Счастье-то какое… – После этого он обмяк и с каким-то непонятным чувством посмотрел на Коляна и закончил. – Сука! Чтоб ты вообще с этой Земли пропал!
– Дык, это что? – Колян был удивлен поворотом событий, но, кажется, совсем не расстроен. Это даже доставило ему какое-то неведомое удовольствие. – Типа, знакомы вы, что ли? – Его удовольствие от развивающихся событий увеличивалось с каждой минутой. Он, видимо, сообразил что в свете новых обстоятельств, плата за выход из комнаты многократно возросла.
– Ну, блин, развлекуха! Круто! Не ожидал от тебя, Леха, такого сюрприза! Это, что ли, чемодан с передатчиком к нам сам пришел? Он же – ключи от квартиры, где деньги лежат! Во б…! Не зря тебя пытал – это же п…
Он не успел договорить свою жизнерадостную тираду. Петр быстро подошел к нему и, не произнося ни слова, дал ему в челюсть. Колян, однако, не спроста был главным на Советских улицах – отклонился профессионально и зашел в ответный «хук».
В это время ожил мужик за столом. Я, приняв боевую стойку, двинулся к нему. Тот внезапно рыгнул и с грохотом уронил голову на стол. Его кажется, начало тошнить. Стала понятна потусторонность его взгляда – он был мертвецки пьян и вряд ли вообще понимал, что вокруг происходит.
– Молодец! – Петр отвлекся на секунду, не выпуская при этом из вида Коляна, – просто экстрасенс какой-то! Взглядом убил. Круто!
Я сделал вид, что юмора не понял.
– Ладно, сука, придется ускориться, – сказал Петр и легко уклонившись от удара Коляна, молниеносно выкинул вперед правый кулак. Колян не успел даже подумать предпринять что-либо для защиты – настолько быстрым был удар. Он отлетел метра на три и стукнулся головой о стену рядом с открытым окном. Тяжело поднялся, недоверчиво осклабился и, неожиданно вскочив на подоконник, выпрыгнул на улицу. Этаж был первый, поэтому опасаться за его жизнь, к сожалению, не приходилось.
– Ушел гад, – разочарованно резюмировал Петр. – Вот жалко, такое настроение было, ему ребра пересчитать. Ну, я его все равно еще достану. – Он подошел к Лехе, достал складной нож и стал резать веревки.
– Мужики, это… Вы не расслабляйтесь – торопливо заговорил Леха, потирая затекшие руки. – Я этот финт уже не раз проходил. Коляныч в таких ситуациях не сливается. Он через пять минут вернется, но уже с монтировкой или пером. Они у него в коридоре припрятаны. Он, если чувствует, что кто-то верх берет, всегда в окно сигает. Один раз, когда против него вся кодла поперла, он назад, вообще с дробовиком приперся. Так тут только времени и хватило, чтоб народ сам ноги через окно сделать успел. Колян, он безбашенный, особо по пьянке. Он лучше снова на зону пойдет, но что бы все по его вышло. Так что, мой вам совет, сливайтесь пока не поздно, лучше тоже через окно. А то еще в подъезде с ним столкнетесь, вы ж, по глупняку, я вижу, даже без оружия. Я тоже от греха сольюсь. Спасибо, кстати, я ведь в натуре, помирать начал. Уже круги в глазах пошли.
– Берданка говоришь? – глаза Петра нехорошо сверкнули. – По фиг мне его берданка. А вы – он посмотрел на меня – лучше действительно, от греха подальше, к окну встаньте – если что, сразу туда. Сейчас не надо – вдруг он на улице стоит. Хотя так тоже нехорошо – в его голосе появилось сомнение – если он через дверь из дробовика жахнет – тут никому мало не покажется. – Он мгновение раздумывал, а затем решил. – Пойду-ка я. Его на лестнице встречу. Тогда уж точно гарантия, что он вас не достанет.
– Это чё? – очнулась отвязанная Лехина мамаша. Она была тоже изрядно пьяна и, видимо, плохо ориентировалась в происходящем.
– Ни чё! – автоматически ответил Петр, – Пить ты больше не будешь. Никогда. – добавил он, осторожно выходя в коридор. Послышались его удаляющиеся шаги, затем хлопнула входная дверь.
– А чё я тогда делать-то буду? – озадаченно продолжила Лехина мамаша заплетающимся языком.
– Работать пойдешь. Сына воспитывать. Мужика найдешь себе нормального. – Во мне проснулся социальный работник. – Ты на себя посмотри! Ты ж нормальная тетка! Симпатичная, даже. Сын уже большой, сидеть с ним не надо – живи в свое удовольствие. Тебя, кстати как зовут?
– Клава ее зовут, можно без отчества – вставил Леха.
– А какое удовольствие-то, если я пить не буду? А что я теперь буду? – не унималась она – Неее… – ей пришел в голову какой-то альтернативный вариант безалкогольной жизни. – Наркотики я ни-ни! Это не мое. – Клава решительно прочертила в воздухе рукой, давая понять, что решительно отказываясь от наркотиков.
– Я не … – начал я, но внезапно распахнулась дверь – на пороге стоял Петр. Он смотрел на нас с таким выражением, что я даже не попытался продолжить. Не входя в комнату, он громко спросил:
– У вас телефон есть? Надо милицию вызывать. Коляна убили.
***
У Лехи отвисла челюсть, его мамаша выпучила глаза и схватилась за сердце, я судорожно попытался нащупать в кармане куртки радиотелефон, который лежал у меня в сумке. Мужик за столом прекратил блевать.
– Ккак убили? Где? – ситуация грозила новыми неприятностями. Коляна же мне было совершенно не жаль.
– Ты еще спроси кто. – Петру было не отказать в самообладании. – Лежит в парадняке в луже крови. В башке топор воткнут, по самую ручку. Посмотреть не желаем?
Посмотреть мы не желали.
– Петь, а это… тово – я не знал, как выразить свою мысль и с опасением посмотрел на Петра. Мелькнувшая догадка не нравилась мне совершенно.
– Ты хочешь сказать, не я ли его – того? – Петр не пытался интеллигентно отмалчиваться – Нет. Не я его. Того. Только это ментам теперь будет сильно трудно объяснить. Поэтому нет у нас другого выхода, кроме как самим найти кто это сделал.
Я, наконец, нащупав в сумке телефон, сделал попытку разрешить ситуацию более простым образом.
– Слушай, а давай звонить не будем! Пусть его другие найдут, – а мы тут, типа, вообще не при деле – выдвинул я предложение.
– Да от него сюда прямо следы мои ведут! Я ж, что ты думаешь, там же темнота почти полная, в лужу крови наступил, чуть не поскользнулся. А потом тут свидетелей куча, что мы к нему приходили. Нам стоит сейчас только малость какую глупо сделать – как будто мы что-то скрываем или утаиваем – и сразу каюк. Каждая ерунда может, как доказательство нашей вины расцениваться. Короче, давай телефон быстрее. – В это время с улицы послышались истошные крики: «Убили! Убили!».
Петр быстро набрал телефон милиции и, когда на том конце ответили, четко сказал – «по такому-то адресу….. совершено убийство». Далее он описал ситуацию и еще раз продиктовал адрес, добавив, что лицо, обнаружившее тело, находится в квартире номер девять.
Вскоре приехал УАЗик с несколькими помятыми типами («Криминалист, следователь, оперуполномоченный», – представились они). Замелькали вспышки фотоаппаратов, все обсыпали каким то белым порошком – снимали отпечатки пальцев. Велись задушевные разговоры с каждым из нас по отдельности. Нам при этом было ясно насколько зыбкими представлялись наши доводы и объяснения по любому из пунктов: «Зачем вы сюда пришли?» – «Чтобы помочь уличному ребенку Лехе, так как он хороший человек». «Что делали во время пребывания в квартире?» – «Дрались с Коляном, которого потом кто-то убил топором». «Почему Колян выпрыгнул в окно?» – «Потому что получил по фейсу от Петра и побежал за ломом (а может берданкой или топором?)». «Зачем Петр пошел на лестницу?» – «Чтобы продолжить там чистить морду Коляну, но его, к сожалению, уже убили».
По мере прояснения подробностей, интонации следователя становились все более жесткими, а сама ситуация казалась ему все более понятной.
В общем, кончилось все тем, что домой я вернулся один. Петра же задержали «до выяснения обстоятельств». Дело было скверно.
Естественно, он мог слинять, мог всех зомбировать, мог вообще, на худой конец, фантом Коляна по новой создать. И ходил бы тот взад-вперед по Мытнинской, снова водочку попивая. Только больно это все запарно, к тому же, были еще надежды решить все спокойно, на физическом, так сказать уровне.
Леха же был происшедшему даже рад. «Уж больно, – сказал, – Колян подонок был отменный. И горя стольким людям принес, что такого и не жалко. Может, хоть теперь жизнь к лучшему переменится».
В общем, взялся Леха снова нам помогать, как тогда, в этой жуткой истории с убийством Петра. Беспризорников в этом районе было много, все углы ими излазаны, и если убивал кто-то местный – тогда все могло быстро и проясниться. Леха как-то сразу поверил, что Петр здесь не причем, и рьяно взялся за дело.
***
Крюк сидел в щитовой и трясся. Мужик с выпученными глазами, на мгновение возникший в дверном проеме и угрожающе заголосивший: «А сука! На шухере стоишь!», не шел из головы. Череп ему раскроить сил у Крюка хватило – а вот дальше все было как в тумане. Не смог даже карманы обыскать. И домой идти побоялся. Сидел теперь тут и сам не знал, что делать. Жить не хотелось. Он огляделся вокруг – щитовая, в которой он с приятелями несколько раз ширялся, представляла из себя маленькое помещение заполненное гудящими трансформаторами. Все было завалено осколками стекла, обрывками проводов и отходами прочей человеческой жизнедеятельности. Крюк подумал еще с минуту и, как-то странно, замедленно, но более осмысленно, огляделся еще раз. Ему в голову пришла какая-то новая, и этим важная мысль. Его даже перестало трясти. Он снял пиджак, повесил его на торчащий в стене гвоздь. Затем подошел к главному рубильнику, поднял с пола длинный обрывок провода и медленно, не сводя глаз со щита, начал его распрямлять. В своей прежней, человеческой жизни по профессии Крюк был электриком.
***
Я вернулся домой, приготовил яичницу. Попытался смотреть телевизор, но как только его включил – в доме вырубился свет. Было не очень темно, но, после пережитого, неприятно. При свечах я дожарил яичницу, съел. К счастью, минут через пятнадцать свет загорелся снова – вероятно, поломка была небольшой. Почитал каталог недвижимости – нам нужен был офис, а мне хотелось себя чем-то занять. Зашел в Интернет, поискал там и вдруг среди предлагающихся адресов, выскочило объявление:
Угол Невского и Фонтанки. Первый этаж. Под любые цели– магазин, выставочный зал, кафе. Возможен вход с улицы. 250 квадратных метров. Окна на улицу и Фонтанку. Высота потолков 3.7 метров.
Это мне что-то напоминало. Расположение было хорошее, только насчет входа с улицы был явный перебор – так ГИОП и разрешит кромсать памятник архитектуры, да еще на Невском. «Потому и не покупают так долго», – я посмотрел по дате размещения рекламы – квартира стояла в продаже уже почти полгода. – Среди любителей коммерческой недвижимости лохов немного. А, что бы жить на первом этаже, охотников тоже мало. Я посмотрел на цену и присвистнул, ну да, и заломили конкретно. И вдруг я вспомнил.
Взял телефон и набрал Лехин мобильник – купил ему сегодня перед расставанием. Нам нужна была связь и, оплатив безлимитку, я выбрал ему простой, но надежный телефон. Тот взял его с недоверием, сунул во внутренний карман и сказал: «Вибрацию включу, чтоб пацаны не заметили. Сопрут».
Он откликнулся не сразу, видимо еще не освоился. «Алле», – осторожно прозвучало на том конце.
– Леха, там, где вы раньше жили, адрес какой был? Я помню, ты про Фонтанку и Невский говорил?
Он назвал адрес, даже не поинтересовавшись зачем. Сам факт разговора по мобильнику был для него настолько новым, что он потерял всякую способность думать на отвлеченные темы.
Адрес, названный Лехой, совпал с объявленным в рекламе.
«Не продана Лехина квартира. Так что пункт номер пять, в принципе, выполним. Отдадим его комнату, а остальное под офис – там есть два входа, сто пудов. Они пусть с парадной лестницы ходят, а нам лучше со двора – чтоб не светиться. И, чтобы было, куда машины парковать».
Находка слегка порадовала, но в общем настроение было фиговым – Петр сидел в КПЗ, новостей от него не поступало, и это было крайне неприятно.
***
– Пожалуйста пройдемте. – Петр, с руками за спиной, зашел в дверь “обезьянника”. Навстречу ему поднялось сразу несколько сомнительных личностей. Наверное, его рост и комплекция располагали к немедленному выяснению отношений.
– Наше вам с кисточкой! – один зашел справа, другой слева, третий попытался влезть сзади, но попытка не увенчалась успехом. Петр стоял, упершись спиной в дверь и, задумчиво смотрел поверх их голов с мечтательным выражением лица. Думал он, видимо, о чем-то очень приятном.
***
Лехины друзья, по простоте душевной, расследование решили начать с тех мест, где они сами же и ночевали. А в щитовой на Мытнинской – была из основных тусовок. Ну, туда и ломанулись, громко обсуждая на ходу данные Лехой директивы и возможные способы их осуществить.
Опасность они почувствовали уже на подходе. На лестнице резко пахло паленым. И, хоть никто из них не знал, как пахнет горелое человеческое мясо, интуитивно почувствовали: «Все. Плохо дело.» Но, конечно, не милицию же вызывать, – осторожно подошли к щитовой, отперли дверь, и замерли не решаясь войти. Вонь шла отсюда.
Заглянули, и сразу отпрянули – в глубине щитовой, словно прикованный цепями к главному трансформатору стоял обуглившийся силуэт. Зрелище не для слабонервных. В его неподвижности было что-то завершенное. Он словно радовался наконец-то наступившему покою, но в тоже время, как бы еще жил – искры опадали с его головы, плеч, туловища. Что-то фантасмагорическое творилось в этом помещении – скелет дернулся последний раз и обвалился вниз, поднимая ворох пепла с грязного пола и одновременно оставляя светящийся в воздухе шлейф…
***
Из сообщения оперативной бригады, вызванной на место происшествия: «Гражданин Заваров Валерий Иванович, уроженец деревни Подольское Рязанской области, в состоянии сильного алкогольного опьянения совершил самоубийство по адресу…
… Выключив электричество, он подсоединил себя к цепи высокого напряжения и затем совершил включение рубильника. В результате данного действия, его тело оказалось под действием тока и, как следствие, произошло кратковременное короткое замыкание, приведшие к его гибели…
***
На следующее утро меня разбудил звонок в дверь. «Кого это принесло спозаранку – мрачно подумал я. – Наверно, соседей водой залило или еще что-нибудь…» – я мысленно приготовился к общению на бытовые темы и открыл дверь. На пороге стоял Петр.
– Не стой в проходе, зайти дай. – Мрачно прогундел он, отодвигая меня в сторону.
Я несколько опешил – то, что его так быстро отпустили, казалось невероятным. Я как-то сразу решил, что он сбежал, и теперь нам снова нужно разгребать свежевозникшие неприятности. У меня в голове услужливо нарисовался образ листовок из серии «их разыскивает милиция» с крупной фотографией Петра и надписью типа «вооружен и очень опасен».
– Чая дай, – не очень дружелюбно продолжил Петр, – не боись, выпустили меня. Нашли убийцу.
***
В общем, оказалось, что его и вправду выпустили. Милицию Лехины друзья все же вызвали. Отпечатки пальцев на ручке топора совпали с отпечатками Крюка. Снимали их, правда, не с самого трупа, по причине его почти полного отсутствия, а с документов, найденных у него дома. К тому же, соседи его опознали топорик, которым было совершено преступление. Видели его висевшим над кухонным столом Крюка. Нашлись и очевидцы, видевшие его выбегавшим из подъезда сразу после преступления. Картина была очевидной, дело закрыли в связи со смертью подозреваемого, что, в свою очередь, устраивало все стороны.
О своем пребывании в КПЗ Петр мне не рассказывал, но при упоминании о милиции (нас туда потом еще не раз вызывали, надо было уладить формальности) он как-то нахмуривался. Выражение его лица при этом напоминало американскую статую свободы. В критические дни. То есть выглядел он противоречиво со всех точек зрения. В остальном тема была закрыта.
II. ПРИГЛАШЕНИЕ В ДРУГОЙ МИР
Прошло пол года.
Тихим утром мы сидели в главном офисе на последнем этаже Астории и подсчитывали итоги последнего квартала. Вернее, я сидел и подсчитывал, а Петр задумчиво стоял у арочного окна и любовался сияющим в отраженных лучах солнца Исакием.
Кредит упрямо не сходился с дебетом. Уже третий раз у меня выходило, что мы заработали больше, чем мы заработали на самом деле. Это было не хорошо и не плохо, это было нормально. Бухгалтер я никакой. А бухгалтерия – черная. То есть поручить ее стороннему бухгалтеру было как-то не спокойно. Вот и мучался я с периодичностью раз в три месяца, складывая и умножая, вместо того, чтобы купаться в теплом море где-нибудь в Таиланде.
Однако происходило это не часто, и, в большинстве своем, работа меня не удручала. Спать я мог до полудня. Дальше шли собеседования с потенциальными сотрудниками – наша компания непрерывно расширялась. Потом просмотр новых анкет межгалактических туристов, беседы с вновь пребывающими.
У нас было несколько офисов – во всех основных гостиницах Петербурга – Астории, Европейской, Рэдиссон и Невском Паласе. Для простоты организации трудового процесса мы скупили эти гостиницы через подставных лиц и оффшорные компании. Так что все оставались в полном неведении об их настоящей принадлежности.
Деньги у нас были в любом количестве – пошли первые межгалактические туристы и теперь мы обладали неограниченными возможностями.
Сами же мы, из соображений конспирации, взяли эти помещения в аренду (на самом деле у самих себя) под нейтрального вида деятельность. В основном это были «услуги по охране особо важных персон». Такая формулировка оправдывала как затемненные стекла на окнах, так и серьезные лица наших немногочисленных сотрудников, на самом деле, находившихся в течение всего рабочего времени в состоянии глубокого гипноза. То есть на работе они выполняли одни функции, выйдя же за дверь офиса (и, одновременно, из состояния гипноза) они оказывались обладателями воспоминаний о своей рабочей деятельности, не имеющими даже отдаленного сходства с действительностью.
Все сценарии внушенных им воспоминаний о работе писались узким кругом лиц, воспоминания которых, в свою очередь, не планировались никем, поскольку представляли собой однотипные фрагменты – им внушалось, что они работают охранниками. Их воспоминания о работе были просты и не затейливы – они как бы весь день наблюдали за проходящими мимо людьми. Слева направо, справа налево и так далее. И эти их воспоминания были совершенно правдивыми. Люди действительно ходили по коридорам.
На этом цикл замыкался. Одни работали для нашей Корпорации. Другие внушали им вымышленные воспоминания об их работе. Компьютеры, при помощи установленных в коридорах камер, сначала все снимали, а потом, методом импульсного зомбирования (очередное НОУ хау, придуманное Петром) внушали вторым воспоминания, как они, будучи охранниками, наблюдали снующих по коридорам первых.
***
Все это, впрочем, было только одной стороной медали.
Деятельность же компании заключалась в перемещении астральных туристов из других галактик на Землю. Для этого использовались тела настоящих земных туристов. Мы выбирали их по принципу благосостояния. Чем богаче они были, тем больше вероятность, что, погрузившись в лифт нашей гостиницы, они прибывали не в свой номер, а во временное хранилище. В уже усыпленном виде. Затем их астральные тела замещались на астральные тела прибывших межгалактических туристов. Далее, из хранилища (мы его называли инкарнационным залом), выходило физическое тело свежеприехавшего иностранного туриста с астральным телом свежеприбывшего межгалактического. Астральное же тело земного туриста оставалось в нашем хранилище до конца визитаа.
Воспоминания же такого «замещенного» туриста о пребывании в Санкт-Петербурге были вполне реальны. С одной только разницей. Это происходило с его физическим телом, но астральное тело было чужим.
Степень обеспеченности для нас являлась определяющей только потому, что богатый человек видел в своей жизни и так очень много. Полежит его астральное тело в инкарнационной камере, вместо гуляния над Невой – и ничего, он уже и так весь мир объездил. Подумаешь, недельку в подвале покантоваться. Всего-то делов.
Прибыли, по земным меркам, у нас были колоссальные.
***
– Слушай Петр, а какие они, миры-то эти? Он меня куда пригласил? – известие о приглашении было неожиданным, мне было ужасно любопытно, но и немного страшно. Передо мной на столе лежал зеленый голографический лист, на котором было написано: «Дмитрий с планеты Земля приглашается в мир ZZZ7W3416. Размещение в моем теле на весь срок пребывания гарантирую. Петрус». И дальше подпись, неразборчиво.
Когда меня, много лет назад, впервые пригласили за границу, я испытывал схожие ощущения. Выезжали тогда редко, и, чтобы получить приглашение, нужно было долго и нудно дружить с иностранцами, водить их по музеям, театрам, усиленно проявлять к ним дружеское расположение и обязательно учить их родной язык. Причем, быть в этом занятии не очень успешным. Если ты внезапно начинал говорить на их языке лучше, чем они на русском, то ты автоматически утрачивал драгоценный статус "носителя" языка. То есть, они уже не могли практиковаться с тобой в разговорной русской речи.
Однако, знать язык все-таки было нужно, чтобы иметь возможность общаться с их постоянно приезжающими родственниками и друзьями, которые по-русски не говорили вообще… Это была тонкая грань для так называемого «друга иностранца». На ней, собственно, и начинало происходить вручение приглашений для посещения заграницы.
В случае с Петрусом все было не так сложно, я всего лишь дал ему пару советов во время его пребывания на Земле. Сыграло, видимо роль и то, что я был одним из хозяев UT Inc., это всегда могло пригодиться – очередь на посещение Земли у нас к тому моменту была довольно длинная.
– А там не опасно? Может… не ездить мне никуда? – я подумал, что стоит отказаться. На фига мне этот мир, в конце концов? С другой стороны, было безумно интересно.
– Отказываться не надо. Ты в нашей системе один из главных, надо быть в материале. Вы счастливые люди – у вас Мир определенной реальности. А тебе бы неплохо испытать, как все по-другому бывает.
– В смысле? А что, бывают… неопределенные?
– Конечно. Причем, их подавляющее большинство. Конечно, они все разные – одни менее, другие более неопределенные. И, как логическое завершение – Тот Свет. Там реальность отсутствует напрочь.
– А на сколько времени он меня пригласил? Я больше недели не могу, дела.
– Какая неделя! Ты что! Это ж не Турция. Приглашение только на 7 часов. Тебе точно хватит.
– А кто меня там встретит? Петрус? Как вообще все произойдет-то?
– Ну, Петрус если тебя и встретит, то не совсем в буквальном смысле. Ты же в его тело туда вселишся. Так что можешь там на себя в зеркало посмотреть и его голосом себя поприветствовать. Тем, который тебе больше понравится.
– Как это?
– В мирах с неопределенной реальностью люди меняют тела произвольно, независимо от желания. То есть, какое тело тебе передаст Петрус, мы даже предвидеть не можем. И, какое ты ему назад вернешь – тоже…
– Ну нет, зачем мне такие эксперименты! Я уже с твоими зелеными человечками устал переселялся! Да один Ленин чего стоил! – я твердо решил отказаться. Описанная Петром перспектива не грела совершенно.
– А ты воспринимай это как курсы повышения квалификации. Профессиональное, так сказать обучение. – Его тон перестал быть ироничным – Серьезно тебе говорю. Мы же не в игрушки играем – дело чрезвычайной важности делаем. Если б он тебя не пригласил, я бы тебе и сам предложил куда-нибудь… – он как-то не очень оптимистически махнул рукой. А то опыта у тебя в межгалактических путешествиях – ноль, а людей пачками туда-сюда таскаешь. Несерьезно это. Я же, вот, даже в ваш университет поступил. На филологический. Учусь человеком быть. Думаешь мне приятно по полдня за партой штаны просиживать?
Насчет филфака у меня было свое мнение. Просто там девушек в каждой группе по девять человек на одного парня. Это Петр и учитывал при поступлении, а теперь с удовольствием сидел со всеми за партой по очереди. В общем, в конце концов, я согласился.
***
Это было странное место. Сам не понимая зачем, я встал с койки, вышел из барака и, озираясь по сторонам, свернул налево, в сторону сторожевых вышек. Пауки сидели на месте. Уютно устроившись в некое подобие гнезд, они выпускали наружу то один глаз, то другой. Гнезд было два: по одному у каждого края сооружения, которое напоминало ворота, только свитые из паутины и соломы. Я, ни на минуту не задерживаясь, шел прямо на гнезда. Пауки обеспокоено высунули все свои глаза. Как я слышал от старожил, это служило одновременно сигналом опасности и предупреждением о возможном нападении. Из выжженого солнцем песка начали высовываться, и сразу втягиваться обратно тонкие змееобразные щупальца серого цвета. По мере моего приближения к гнездам, щупальца высовывались из земли все чаще и чаще. Как будто повинуясь какому-то инстинкту, я вдруг резко изменил направление движения. Теперь я шел прямо на заграждения, даже несколько удаляясь от гнезд. Пауки продолжали следить за мной, но теперь змеи вылезали из песка все реже и все дальше от моих ног. Наконец я подошел к границе и, схватившись рукой за проволочные заграждения, рванул на себя. Меня ударило током, в глазах потемнело, я потерял сознание и упал.
Очнулся я уже в другом месте – за длинным столом в полицейском участке пригорода Стокгольма. Доклад читал начальник отдела криминальных расследований. Он рассказывал о новом, особо страшном, по его мнению, преступлении: злоумышленник тихо подкрадывался к жертве во время телефонного разговора и, о ужас!, выхватывал мобильник из рук. После чего скрывался.
Ужас, по мнению начальника полиции, заключался не столько в потере материальной ценности (имелся в виду телефонный аппарат), сколько в нанесении психологической травмы. Уточняя – по моей просьбе – данное определение, он разъяснил, что для пострадавшего страшна была отнюдь не потеря телефона. Он терял больше: у него крали РАЗГОВОР! Некоторые несчастные потеряли разговор с родственником или кем-то из родителей или даже, – об этом полицейский поведал, трагически понизив голос до шепота, – с любимым человеком!
– А ведь надо понимать… – здесь начальник поднял указательный палец верх и посмотрел на нас пронзительным взглядом. В воздухе повисла затянувшаяся пауза.
– Чего понимать-то? – Я решительно не понимал, что еще можно понимать в этой и без того затянувшейся теме.
– А то, – начальник обессилено опустил руку с пальцем, – что не разговор у них украли… а людей!
– Каких людей? – Меня начинала пугать его бескомпромиссность. Кража человека в уголовном кодексе приравнивается к умышленному убийству.
– Да тех людей, с которыми они разговаривали!
Я взглянул на часы. Было девять часов сорок одна минута. Изображать активность оставалось еще часа три. Стало тоскливо. Завтра – слава богу! – с двух часов и до вечера свободно. Будет время пройтись по магазинам и что-нибудь купить. Например, шарф. Или кеды. Мне не были нужны ни кеды ни шарф, но мысль о возможной их покупке как-то отвлекала. Очень хотелось спать. Я тихо прислонил щеку к кулаку, и, расположившись так, чтобы лицо было вне видимости других участников мероприятия, закрыл глаза. Замелькали деревья, облака, пролетающие мимо черно-белые собаки неизвестной породы – постепенно сновидение становилось отчетливее…
Я ехал в колонне автомобилей Крайслер Питикрузеров. Колонна двигалась в Токсово на традиционный сбор. Планировались бутерброды, пиво и разговоры о преимуществах данного автомобиля, несмотря на большое и разнообразное количество поломок. Поехать меня уговорила жена. Ей было скучно и она нашла в интернете сайт фанатов Пятикрузеров, где записалась на ближайший слет. Я сидел на пассажирском сидении и смотрел по сторонам – серые пятиэтажки, которые по планам конструкторов должны были быть снесены в восьмидесятых, перемежались красными кирпичными многоэтажками, построенными в девяностых, без всяких планов на будущее. Шел дождь. Я откинулся на сидение и прикрыл глаза. Капли дождя стучали по боковому стеклу.
Это не было стекло в прямом смысле слова – так, видимость, придуманная конструкторами для подражания реальности. На среднем плече у меня лежал трог – самое милое из известных мне несуществующих созданий. Оно терлось о мою шею. Чувствовалось, что я нужен и симпатичен ему гораздо больше, чем оно мне, и это было приятно. Императоры сотворили их просто так, для забавы, но они казались крайне полезны нам, паукам Ближнего Света. Они снимали стресс и питали нас энергией во время Охраны. Никто не помнил, зачем мы находимся в гнездах и кого охраняем. Наши глаза уже много веков не были соединены с телом, и никто не знал, что они видели. Единственное, что нас связывало, это потоки нейронов, которые вызывали сокращение мускулов тела. Они заставляли нас ходить, спать, есть и даже размножаться. Но главное – они управляли мускулами, держащими глаза – вытащить, втянуть, закрыть-открыть.
Несколько веков назад, по рассказам самых старых пауков, мы сами решали, куда нам смотреть и сами решали, что нам делать. Но продолжалось это недолго -последовал, так называемый "глазной бунт". После него мы стали всего лишь придатком и с тех пор не имели никакого права на независимые решения. Любые попытки жить самостоятельно карались глазами с крайней жестокостью. При малейшем неповиновении они заставляли нас стегать себя розгами, голодать по нескольку дней, закрываться в темной комнате с решетками на окнах.
Сейчас с глазами творилось что-то необычное. Оба глаза активно рассматривали что-то, происходящее прямо передо мной. Сам я, управляя их мускулами, только и мог, что определить примерное место, на которое они были нацелены. К тому же, я внезапно услышал (шутники говорят, что недалеко то время, когда и уши захотят жить отдельно) приближение второго паука. Это было вообще невероятно. Даже в легендах никогда не упоминалось, чтобы оба паука одновременно покидали свои гнезда. Я решил отдохнуть – тихо, стараясь не мешать глазам заниматься своими делами, присел на корточки, а потом и прилег. Через некоторое время отключил слуховые рецепторы и впал в забытье. Следовало экономить силы.
Первое, что я почувствовал, очнувшись – жуткая боль в правой руке – видимо, удар током хоть и оказался не смертельным, но сжег мне всю кисть. Сердце колотилось как бешеное. "Ну все, – промелькнула мысль – сейчас помру он инфаркта…"
Открыл глаза и с удивлением огляделся – я сидел в машине моей жены Маруси. Мы ехали по шессе в колонне таких же, как наш автомобилей. Вокруг мелькали пригороды Стокгольма. Кажется, мы как раз выехали из местного полицейского отделения и сейчас двигались в сторону города. На заднем сидении послышалось шуршание. Я обернулся и застыл от неожиданности – там, заняв все пространство своим огромным чешуйчатым телом, расположилось многоногое паукообразное существо. От него ко мне тянулись розовые отростки. "Здравствуйте," неожиданно скрипучим голосом произнесло существо – "Я Билл Гейц, самый богатый человек на планете! – последовала пауза. – Шутка. Ха. Ха. Ха. А Вы, судя по всему, сейчас смотрите прямо на меня!" – в голосе проскользнули какие-то неуместные игривые интонации.
Я покачал головой. Вернее, только попробовал, так как тут же обнаружилось, что ни меня самого, ни тем более моей головы не существует. Как бы я ни крутился, максимум, что мне удавалось увидеть – это отростки, соединяющие меня с пауком. Я с опаской посмотрел на жену, ожидая криков ужаса, бросания руля и неминуемой автокатострофы. Однако она взглянула в мою сторону и совершенно безразлично заметила – "Интересно, там они уже все в таком виде, или мне еще будет с кем поговорить?" – и неожиданно добавила – "В следующий раз – ты за рулем."
–Ну, тогда на моей поедем, с клубом любителей БМВ, – совершенно неожиданно мои слова произнес паук на заднем сидении.
– Не, на БМВ не поеду, позорно. Лучше уж на поезде за грибами – периодически Маруся страдала приступами скромности.
Я обиженно замолчал и с преувеличенно независимым видом стал смотреть в окно. Окно сильно запотело, поэтому ничего не было видно.
То, что вместо меня заговорил паук, мне решительно не понравилось. Я осторожно посмотрел на жену и спросил – "Маруся, а я вообще-то как сейчас выгляжу?"
– Хреново! – она, кажется, давно ждала этого вопроса. – "Паук ты какой-то членистый. С глазами на стебельках. Или… Тут я еще сама не разобралась" – добавила она после паузы и еще раз оценивающе взглянула на меня – "Или ты – это глаза его, а тело, сам паук, это так, подчиненная функция".
– Кх, кх – послышалось обиженное хрюканье с заднего сидения. – Конечно, подчиненная… Вот сейчас перестану слышать – будете знать!
Этих слов я не произносил, и сей факт запутал меня окончательно. Я снова посмотрел в окно. Мы уже въехали в Стокгольм. Водители из нашей колонны периодически перебибиковались – поддерживая таким образом дух коллективизма и намекая окружающим, что совсем не случайно около двадцати Питикрузеров собрались вместе и двигаются друг за другом по тесным шведским улицам.
– А вот бибикать я не буду! – заявила Маруся, показывая всем своим видом, что дух коллективизма ей совершенно чужд,. – У меня, кстати, доверенность на машину закончилась – добавила она внезапно.
– Да я тебе так, от руки напишу. – Мне не хотелось тащиться к нотариусу, и стоять в очереди.
– Нет. – Она была настроена решительно. – Потом гаишник какой-нибудь придерется, и будет парить, что вчера вышло правило, которого позавчера не было, так что сегодня мне надо ему сто рублей заплатить. – Она скосила на меня глаза и добавила: – Или пятьсот.
– Ну хорошо, хорошо. – Я был настроен побыстрей закрыть эту тему. Тем более, что доля правды в ее словах была. – Останови тогда, пойдем напишем твою доверенность.
Маруся помахала рукой в окне, видимо привлекая внимание колонны, и свернула в какую то боковую улочку. "Улица Восстания" – прочитал я надпись на указателе. – "Правильно свернула, здесь куча нотариусов, сделаем все быстро." Наша колонна остановилась у офисного центра. Завидев нашу колонну, дежурившие на улице охранники начали радостно двигать парковочные заграждения. Мы остановились, из машин вышли водители и тут же сбились в кучки, видимо по интересам, начали неторопливо беседовать.
– Нам на третий этаж! – Маруся была настроена по-деловому.
Выстроившиеся в почетный караул работники офиса замерли вдоль стен. Менеджеры покрупнее толпились во втором ряду и так же разглядывали нас с любопытством. Мой паук поднимался по крутой лестнице, с трудом перебирая шестнадцатью ногами и бубня себе под нос ругательства, – "Кто такие … блин.... придумал! Тут же бошку сломаешь, … на какую ступень какой ногой…" – на этих словах паук запнулся и я вместе с ним чуть не загремел вниз. Все же ему удалось выровняться и дальше он поднимался молча, только обиженно сопя.
Мы поднялись на третий этаж и зашли в дверь с надписью "Оформление доверенностей".
В большой комнате стояло несколько столов, за каждым ослепительно улыбалось по блондинке. Все было заставлено офисной техникой, кипами бумаг и телефонами.
– Здрасте – прогундел мой паук, протискиваясь боком в дверь вслед за Марусей. При этом он сумел ловко захлопнуть ее последней лапой – видимо, освоился в наших интерьерах.
Вопреки ожиданиям, при виде меня блондинки нисколько не испугались, а, даже как будто стали еще радушнее.
– Пожалуйста, проходите, располагайтесь, будьте как дома! – к нам подбежала девушка с глубоким декольте и, нагнувшись, отвесила впечатляющий бюст – Вам чай или кофе?
Я, подумав, ничего не ответил – у меня и представления не было, что пьют пауки. Сам же он тоже помалкивал. Видимо, ни чай, ни кофе в его рацион не входили.
Дело у них действительно было поставлено хорошо, и уже через полчаса мы выходили из офисного центра. Пока мы ждали, Маруся задремала и теперь выглядела словно мешком тюкнутая – ступала осторожно, как-то глуповато улыбалась и оглядывалась по сторонам.
– Здрасьте, – сказала она внезапно сипловатым голосом.
– Здрасьте, здрасьте – ответил я автоматически, еще ничего не подозревая.
– А как Вас зовут?
– Не понял? – я решил, что она шутит – Меня зовут Дима. Муж я твой. Глаза паука Дима, – на всякий случай уточнил я мрачно.
– Во, клево, никогда замужем за глазами паука не была! А меня как зовут?
Я ошарашенно посмотрел на нее.
– Тебя зовут Маруся – я почувствовал, что вляпался в очередную неприятность.
– Клевое имя! А то я перед этим Эльвирой была. Тоже человеком. Так меня как только не сокращали – то Эля, то Эвя, а один мудак вообще Эрой называл. Юмор, типа у него такой был.
Я с изумлением уставился на Марусю. Что это все значило? Под непрерывную болтовню – бывшая Эльвира оказалась на редкость разговорчивой, я пытался понять, что же произошло. Стало быть, это и есть то, что мне пытался объяснить Петр на Земле. Мир неопределенной реальности, когда астральное и физическое тела не связаны жестко, как у нас на Земле. И при каждом отделении «души», невозможно предсказать, в какое тело она вернется "Ужас какой-то, " – думал я, – "ну теперь мне понятно, почему Петр назад не торопился, это ж не жизнь, а бред какой-то!» Мне ощутимо захотелось домой, на Землю. Я посмотрел на часы и облегчено вздохнул – приглашение заканчивалось меньше чем через час.
– Это твоя машина, – перед отбытием назад мне нужно было ввести Эльвиру в курс дела. – Водить, надеюсь, умеешь?
– Мааашииина? – разочарованно протянула она. – А я мотики люблю… Как жахнешь по газам, так с места с визгом!
– Ага…Под запах горелой резины и пердеж на весь город… – мрачно дополнил я, – короче, ключи у тебя в правом кармане. Садись, поехали, а то люди и так почти час ждут.
Все расселись по автомобилям и тронулись. Вокруг снова был Стокгольм, но мне на это было уже плевать. Я откинулся на спинку сидения и заснул.
***
Очнулся я уже в инкарнационной камере, оборудованной в недрах гостиницы Европейская. По большему счету, для таких путешествий не нужно было никаких специальных приспособлений – замещение астрального тела могло произойти в любом месте. Но из соображений безопасности, а более всего для понтов, мы оборудовали специальную комнату.
Только что прибывший в Петербург иностранный турист, ничего не подозревая, заходил в лифт. Туда подавался легкий усыпляющий газ, и заснувшего «клиента» опускали в подземный бункер, где и происходило замещение его астрального тела астральным телом инопланетного существа. Таким образом, «инкарнационная камера» была первым местом, которое прибывшие к нам инопланетяне видели на Земле. Надо ли говорить, что для усиления впечатления мы напичкали ее по максимуму – мерцали люминесцентные лампы, снятые со старых игровых аппаратов, сверкали хрустальные люстры и латунные дверные ручки. Для пущего эффекта мы купили у пиротехников дымовую установку из тех, что используются во время концертов. Когда свежеприбывший турист открывал глаза, он обнаруживал себя возлежащим на золотом постаменте посреди зала, по полу струился дым. Напротив, в стенной нише между мраморными колоннами, на возвышении стоял администратор, одетый в форму швейцара гостиницы.
Насчет одежды, в которую должен быть одет встречающий, у нас были долгие баталии. Предлагалось множество вариантов – от скафандра Юрия Гагарина, до тоги римского императора. Хотелось поразить воображение гостей невероятной помпезностью одеяния, и тем самым исключить возможный торг при оплате дополнительных услуг. В конце концов, как наиболее оптимальная была выбрана форма швейцара. При этом достигалась и еще одна цель – в дальнейшем, при каждом возвращении в гостиницу, встречаясь на входе со швейцаром, гости чувствовали себя частью системы – им казалось что всюду, где бы они не появлялись, за ними следят пристальные, строгие и честные глаза швейцара, знающего про них все.
В общем, все работало как часы. Поэтому, вернувшись из путешествия, я также возлежал на постаменте среди плывущего по полу дыма. Только встречал меня не администратор, а Петр.
– Привет Димыч, как впечатления? – Он выглядел крайне озабоченным. По его лицу я понял, что, пока меня не было на Земле, произошло что-то серьезное. И, кажется, крайне неприятное.
– Впечатления самые странные, потом расскажу, сейчас настроения нет. Что-то случилось, Петр? Рожа у тебя больно не очень… – я попытался пошутить.
– Дело серьезное. – Петр помог мне встать и мы пошли по направлению к лифтам. – Наехали на нас, Димыч. По крупному.
III. МЕЖГАЛАКТИЧЕСКИЙ РЭКЕТ
Мы сидели в офисе на Фонтанке. В Асторию, для пущей конспирации решили не ехать.
– Кажется, на нас наехали – мрачно повторил свои слова Петр. Всю дорогу он молчал. Я не хотел его отвлекать, хотя сообщение и повергло меня в прострацию.
– Кто наехал? Почему? Зачем? На нас?!!!
– Это, Дима, существа БЮ. Могло быть хуже. Но и эти не из лучших. Своей планеты у них нет. Да их самих, в общем-то, по нашим понятиям, тоже нет. Есть только проявления. Но проявления сплошь хреновые. Берут пятьдесят процентов на обезличенные счета Сбербанка. Куда деньги идут дальше, никто не знает. Предположительно, после нескольких оффшорных операций уходят с Земли. А там, видимо, покупают на них какой-то вид энергии, из которого и состоят. Поэтому и бороться с ними практически невозможно. Непонятно с кем бороться. Вот так.
– А как же Межгалактический Совет? Ты же упоминал – ну вроде нашей милиции.
– Так мы налогов-то никому не платим. Считай, мы и сами нелегалы. Сначала нас самих за неуплату налогов судить надо. А потом уже защищать.
– Что же ты, Петя? Почему не платил – то? – новость меня расстроила.
– Так и ты на Земле не платишь. Почти.
– А я надеялся, что если кто-нибудь наедет – не страшно, враз аннигилируем. Или память заменим.
– Вот и я думал, что в Совете не скоро сообразят, чем мы с тобой занимаемся. Мы кто? Так, мелкая рыбешка, да еще не поймешь, съедобная ли вообще… Туристы у нас вроде бы сами путешествуют. Чем рассчитываются – без стакана вообще не поймешь. На Землю мало кто из наших заглядывает. Это как бизнес в центре Сахары открыть… В общем, так, – он посмотрел на часы, – они мне стрелку забили, через три минуты.
– Через три минуты? – я тоже автоматически посмотрел на часы, было без трех минут шесть. – Так надо ехать уже? Куда? Где у нас «стрелка»-то?
– Да нигде. Сказали – сами придут. Туда, где мы будем.
– А откуда они знают? Где мы будем?
– Вот это самое скверное и есть. Не знают они, где мы. Но придут. Сто пудов.
В это время за спиной Петра начало происходить непонятное: стена офиса заколыхалась, словно по ней прошла волна теплого воздуха, из белой сначала стала серой, а потом пожелтела, словно старый пергамент. Петр, оценив выражение моего лица, резко обернулся. По стене словно огнем, ярко-красным цветом начала проявляться надпись:
«Настоящим предлагается в трехдневный срок сдать пятьдесят процентов прибыли совместного межгалактического предприятия «UNIVERSAL TRAVEL INC.» за весь предыдущий период его существования. В случае невыполнения настоящих требований предполагается физическое уничтожение всех руководителей данного предприятия и его дальнейшая полная ликвидация.
БЮ»
Некоторое время надпись мерцала на стене, а затем тихо погасла. Единственное, что не изменилось, видимо, чтобы мы не сочли случившееся галлюцинацией, это цвет стены. Он так и остался желтым.
– Руководители – это ты и я, – разъяснил я сам себе замогильным голосом.
– Еще главного бухгалтера и пару наших заместителей грохнут. Для полноты ощущения.
– А что за странный способ факсы-то посылать? – спросил я просто чтобы не молчать.
– Понты. Могли бы и по-другому. Но, сам понимаешь, эффект не тот. А так: одна инсталляция, и мы в ауте… Сдали нас. Нутром чувствую. Из наших кто-то. Иначе им не догадаться. Точно – наводка.
– Кто?
– Ну, блин, ты даешь Дима, совсем уже, что ли в умственный столбняк впал?! – Петр, похоже, серьезно расстроился. – Ты еще спроси, где лежит блюдечко с голубой каемочкой! («Ильфа и Петрова начитался», – машинально отметил я). Откуда я знаю – кто? Да это уже не главное. Они теперь все про нас знают и не слезут, пока свои проценты не получат… А может, и потом не слезут.
***
Петр забрал у меня ключи от машины, чтобы поработать – ему был нужен бортовой компьютер. К вечеру третьего дня он позвонил и предложил встретиться. «Надо пообщаться, нарыл кое-что» – сообщил он с важными интонациями. Знал, что я жду не дождусь его звонка – сам-то я был, что называется, вообще не в теме, даже мыслей не было, что предпринять. К тому же, не давала покоя мысль, что сегодня кончается срок ультиматума от БЮ.
Решили сходить в кафе, но «не напиваться» – как решительно сформулировал Петр, когда мы заходили в кафе «Идиот», неподалеку от гостиницы Астория. Забавно, но, несмотря на то, что мы были хозяевами всех фешенебельных гостиниц Петербурга, обедать в их ресторанах мы не могли физически. Вся эта атмосфера белых скатертей и блестящих приборов с хрустальными бокалами наводила на мысль о неминуемой старости и прослушивающих устройствах в подлокотниках кресел. Ни то, ни другое не внушало оптимизма. Поэтому, по старой привычке мы продолжали посещать те же кафе и клубы, в которые ходили до превращения в мультимиллиардеров.
Зашли в тесный предбанник, огляделись.
– Вон телки симпатичные сидят. Явно не при деле, – неожиданно изрек Петр. Я удивленно взглянул на него и наткнулся на жесткий, не содержащий ни малейшего намека на предстоящие развлечения взгляд. «За нами могут следить, Димыч. Даже здесь могут по губам прочитать, или, на худой конец, с мозга сосканируют. Они ведь не дураки, ждут ответных действий. И поэтому мозг, а тем паче губы, должны быть, как говорят в Одессе «на сегодня свободны» – я услышал, а, вернее, почувствовал мысли Петра. При этом рот его был растянут в глупейшую улыбку, а глаза умильно оглядывали сидящих неподалеку двух девушек, приятной, впрочем, наружности, хотя и без печати излишних знаний на лице.
К этому времени я уже научился свободно выходить из физического тела, и даже мог делить свое астральное тело на несколько частей. Правда, до сих пор была необходимость только в трех частях одновременно.
И сейчас Петр решил использовать эту нашу способность в целях конспирации. Со мной говорила одна из его астральных проекций, вышедшая из тела. Другая же, оставшаяся в теле, была целиком и полностью занята созерцанием барышень.
«Мысль неплохая, – оценил я. – Со стороны сканируй не сканируй, хоть по губам читай, никто не догадается… А если кто за нами на тонком плане придет, так мы его в момент засечем!»
Но мне для «выхода» из тела нужны были некоторые условия. Как минимум, расслабиться надо было. А лучше лечь. По барабану куда: не знаю, почему это у меня с горизонтальным положением было связано, но факт.
Я кивнул Петру, показывая, что тему понял, но есть проблемы. Он о моей специфике знал, поэтому вопросов задавать не стал. Мы разошлись – он занял место рядом с девицами, а я, чтобы выиграть время, пошел в туалет. Постоял в очереди. Мысли не приходили. Вернее, приходили – да все ущербные. Недееспособные. Типа: «зайти в зал и упасть в обморок. Вроде бы плохо мне. Пока скорую, туда-сюда – паника меня не смущала, наоборот, лишний адреналин только в помощь – вторая проекция уже в астрале. Первая в теле осталась. Готова с телками знакомиться. Только захотят ли они со мной после такого знакомиться…»
Вторая мысль была вообще тупая: опять чердаки, лестницы, подвалы. Быстро найти на улице укромное место, лечь и – готово! Только всё теперь в центре на шлагбаумах, воротах и консьержах. И тут уже просто скорой не отделаешься, если посреди охраняемого двора ляжешь. Запарят по полной.
С такими невеселыми мыслями я сидел на унитазе и щелкал зажигалкой. Вжик – россыпи искр… вжик – россыпи искр… вжиг р…. я вдруг увидел себя, сидящего на унитазе с зажигалкой в руке. Рука застыла на мгновение. Я увидел вокруг своей головы довольно нелепую коричневую ауру – в этот момент я уже встал, и, повернувшись к стене, мыл руки. С рук опадали коричневые хлопья, перемежавшиеся чем-то черным, напоминавшим сажу. Сажа смывалась с трудом. Одновременно я видел мытые-перемытые руки, которые, казалось бы, мыть уже больше некуда.
Я не верил своим глазам – мне удалось! Из туалета мы вышли вместе. Впереди физическое тело с первой астральной проекцией, за ним вторая. Самое трудное после такого деления – видеть мир одновременно с двух точек, двумя разными способами: тело видит материальный мир, а проекция – ауры и потоки тонких энергий. При этом несовпадения бывают колоссальные. Чудесно выглядящий человек, в тонком мире мог оказаться каким-то монстроидальным уродом… и наоборот.
Петр уже сидел за круглым столом с девушками и без остановки вешал им лапшу на уши:
– Мой лусский есчо пъйох! Очен пъйох! Я не понимайть как вы луссские на нем говольите! – оптимизма, однако, ему было не занимать. – Мы английские, не знаем важ языг. Дую спик инглиш?
– Мы не фига не спик инглиш, – отвечала конопатая бойкая девица. – Но мы вас любим!
– Но, не совсем… – вставила высокая долговязая брюнетка («Симпатичная» – подумал я). – У вас там, говорят, сортиры на счетчиках и лампы в подъездах выключаются, еще не успеешь до квартиры дойти.
– О, нэт! – Петр гениально изображал простодушного иностранца. – Это в Гелмании, а мы с Димми из Лондона, знаете такой голодок? – он явно рассчитывал на идиоток, но, как говорится, «лучше перебдеть, чем недобдеть». Долговязая многозначительно посмотрела на подругу. Про Лондон она, кажется, слышала.
Мое физическое тело подошло к столику, за которым они сидели и, глупо улыбаясь, сообщило:
– Меня зовут Димми. Я живу в Англии, но родился здесь, в Питере. – Девушки смотрели настороженно. Моя легенда была не столь впечатляюща, русских эмигрантов девушки, кажется, недолюбливали. Видимо, по их разумению, только особы женского пола должны выходить замуж за иностранцев (богатых, естественно) и уезжать на постоянное место жительства. Все остальные варианты казались подозрительными. Однако теперь мне не нужно было весь вечер коверкать русский, что было явным преимуществом. Петр посмотрел на меня с некоторой досадой, но от комментариев воздержался.
– Да, Димми купил домик у нас в голотке, потому он теперь иногда у нас поживает. – Петр знал, как поднять рейтинг товарища. Девушки незаметно переглянулись и посмотрели на меня потеплевшими взорами.
Мое астральное тело повернулось к астральному телу Петра:
– Ну что, давай присядем, что ли. Символически. – Мы с таким же успехом могли зависнуть для разговора под потолком, обвившись вокруг ажурной, с хрустальными канделябрами, люстры. Однако, видимо из соображений безопасности, мы «присели» недалеко от себя физических, чтобы быть на виду друг у друга. Чувствовал я себя странновато. Я видел девушек обычными глазами – картина была еще ничего, и одновременно на тонком уровне, от чего становилось очень грустно: коричневая Шапокляк и крокодил Гена в придачу, да еще с черными разводами над головами. Чтобы не портить себе, материальному, кураж я даже отвернулся от них и посмотрел на Петра. Тот лучился всеми цветами радуги.
– Ну ты как цветомузыка прямо, – мне стало немного завидно. – Где это ты энергии накачался?
– Супчик грибной на первое, рыбка запеченая с картошечкой, ну и десертик на десертик. – Он перестал загибать пальцы. – Да ты Димыч, видно, всякой ерунды про экстрасенсов и вампиров начитался. В здоровом теле – здоровый дух! – Вот она, правда жизни! А то всякие хлюпики таблеток нажрутся, травы накурятся, а потом давай руками пассы перед зеркалом махать. Так намашутся, что всех духов на километр в округе распугают! Впрочем, мы здесь не о том… – он неожиданно погрустнел. В ауре появились тусклые оттенки. – В общем, посмотрел я откуда сигнал идет. Где точка выхода, через которую БЮ на Землю попадают. Это как приемная станция, маяк, чтобы в наш мир без ошибок проникать. Но пятно большое получается… В общем, ехать туда придется и на месте смотреть. Уточняться.
– Куда ехать? – ехать никуда не хотелось.
– Пока на Иран похоже. А может и соседняя страна.
– Что? – весь ближний Восток в моем понимании был одной большой проблемой. – Неужели нам в Иран ехать надо?!
– Не нам, Димыч. А тебе. Мне же здесь остаться придется. Иллюзию деятельности создавать. Иначе БЮ сразу врубятся, что дело нечисто, и что-нибудь предпримут.
– Мне!?
– Но это, Димыч, еще не все плохие новости. Ни машины, ни бластера тебе брать с собой нельзя. Никаких внематериальных воздействий, сразу вычислят. Так что ехать придется с рюкзаком, двумя руками, и одной головой. Финита…
– Петя! Да какая «финита»! Меня же там мусульмане эти, фанатики, сразу почикают! Ты же без компаньона останешься!
– А ты постарайся, чтобы не почикали! Да у нас выхода другого нет! – он безнадежно махнул рукой. – Я ехать не могу. Я сам явление внематериальное. Как бластер. Они меня постоянно видят. Да и покушения на нас скоро начнутся. Так что тут поопаснее, чем в Иране будет… а я как-нибудь продержусь.
Я молчал. Вечер был безнадежно испорчен.
***
Следующие дни мы потратили на подготовку операции – покупали билеты, я судорожно читал в Интернете об Иране – что за страна такая, готовился к поездке. Не нравилось мне решительно все. И то, что про эту страну писали. И то, что мне надо ехать туда, куда мне ехать не нравится… Петр все что-то считал, его компьютер был подключен к информационному полю всех физических Миров -совершенно уникальный аппарат.
Продвижения, впрочем, никакого не было. «Надо подъехать ближе к цели, там и увидим подробнее, что к чему, – говорил Петр. – Это, Димыч, как бинокль. Он у нас есть, но слабенький. Сколько глаза в него не выпучивай, лучше видеть не станешь. Остается единственный выход – подобраться ближе к цели. Если, скажем, расстояние хоть в половину сократить, потом еще… – на этих словах его оптимизм как-то скисал и он смотрел на меня задумчиво. Становилось понятно, что шансов у меня почти нет. «Ну, нет, так нет» – и я с удвоенной энергией принимался читать в Интернете статьи про Иран.
Для безопасности я отправил всю семью за границу. Хотя на нас ведь не русская мафия наезжала… Для Бю, наверное, вообще по барабану, кто в какой стране прячется, в России или в Африке, захотят – везде найдут. Но оставалась надежда, что если меня все-таки будут взрывать, то одного, родных не зацепит. Мы же с Петром перебрались ко мне, на Кавалергардскую. Из дома зря не выходили, ездили исключительно на нашем автомобиле, который запрограммирован, как выразился Петр, на «мгновенный переход в другую инкарнацию». Что это значило, я толком не понимал, но примерно решил, что она готова ко всему, к чему только можно быть готовым.
Срок ультиматума истек вчера. Билет в Иран был куплен на завтра.
***
Мы направлялись в кафе «Колобок», чтобы съесть по пирожку с капустой – дань ностальгическим временам, когда мы еще не были самыми богатыми людьми на Земле.
Свернули на Таврическую и вдруг под днищем автомобиля раздался хлопок. Я даже подумал: не на люк ли открытый мы ненароком наехали, и только повернулся к Петру с вопросом, как со всех сторон машины поднялось какое-то фантасмагорическое пламя. Мы словно опустились в жерло вулкана! (конечно, в жерло вулкана мне опускаться не приходилось, но почему-то подумалось именно так). Только что мы ехали вдоль Таврического сада, справа наблюдалась природа – деревья там, птички, уточки крякают, слева проплывают памятники архитектуры… Красота, словом… была. Еще секунду назад. А сейчас не было ничего. Слева огонь… справа, впереди и сзади. Даже оглянуться вокруг ностальгически не успели, «прощай, прости за все…»
Из-за внезапности я мог только фиксировать, что происходит вокруг… Вот Петр включил автопилот – я сам им никогда не пользовался, но Петр мне рассказывал, что «теперь машина сама решает, куда ехать, единственное ограничение – в плоскости». Если дано указание по земле, то она и будет по горизонтали двигаться. Хотя могла бы и полететь. Или, под землю, от греха подальше, нырнуть. Вот Петр привстает, хватает с заднего сиденья какой-то сверток, высовывается в люк. Раздается страшный грохот. К этому моменту огонь уже схлынул и я обнаружил, что мы несёмся по Суворовскому, вслед за черным джипом. В руках Петра что-то дергается, раздается очередной хлопок, и джип впереди нас, как в замедленной съемке, охватывает пламя, его буквально подбрасывает вверх. Разлетаются в стороны колеса, стекла, горящие двери… чудовищной взрывной волной бампер джипа отбрасывает назад и он со всего размаху влетает в наше лобовое стекло… Но, к счастью, без последствий: машина бронирована сверх всякой меры. Петр уже сидит на своем месте, вжавшись в сидение. И вот наш «БМВ» на автопилоте проскакивает сквозь рой летящих осколков и мгновенно обходит пылающие останки джипа!
В салоне появился какой-то запах… Я оборачиваюсь и понимаю – задним сидениям конец. То, что было в руках у Петра, оказывается огромной черной трубой, распространяющей нестерпимую вонь перегретого металла, вперемешку с запахом горелой кожи.
– Пригодился все-таки РПГ! – Довольно изрекает Петр – А ты заладил: – «Выбрось свой гранатомет, миром решать будем, …» И что бы мы сейчас без него делали? У них ведь тачка тоже бронированная была! Ну, ничего, таким аппаратом я бы и танк разбомбил!
– Петь, а сиденье-то зачем испортил? Выбросил бы эту штуку от греха подальше… – я опасливо скосил взгляд назад, туда, где дымилась подозрительная палка.
– Выбросить!?? Это, Димыч, улики! Это нам сейчас ни к чему. А сиденье само восстановится, у нас же машина – матрица. Ей такие мелочи вообще по барабану! А жрать все-таки хочется… – неожиданно прервал он самого себя. – Так… переходим в режим девизуализации, – он нажал пару кнопок, подсветка салона сменилась с зеленой на синюю. И, пожалуй, дематериализацию, а то еще час парковку искать будем, – закончил он, нажимая еще одну клавишу.
Теперь наша машина стала невидимой и могла проходить через любые материальные объекты. Находясь внутри, мы обладали теми же свойствами. Снаружи выглядели, как обычные люди. Только, в отличие от остальных, могли, как видеть машину, так и осязать. Какие-то персональные настройки, или что-то в этом роде. Запарковавшись на месте, где уже стоял чей-то, подходящего размера джип, мы вышли из машины. Для окружающих это выглядело так, словно мы вышли из этого припаркованного джипа. Просто двери так быстро закрыли, что незаметно было.
Но была в таком приеме недоработочка. Или вернее даже две. Если в этот момент на машину ее хозяин смотрит, а тут из нее два мужика выходят – то считай, вот оно недоразумение номер раз. А однажды, мы также «внутри» какой-то большой машиной остановились, а она возьми да уедь. А на ее место какая-то малолитражка встала, да еще с брюнеткой за рулем, которая там сидит и не вылезает. Видимо ждет кого-то. Пришлось мне ее отвлекать, пока Петр за руль сел и за угол отъехал.
Но сейчас у нас времени на изобретения не было. Припарковались, и, слегка озираясь по сторонам, зашли в кафе. Мигая огнями и, завывая сиренами, в направлении Таврического сада промчалась целая шеренга милицейских машин.
– Ну, ну, – пробубнил Петр, – хрена лысого вы найдете. В машине Андроиды были… – «Мне, пожалуйста, один с капустой, один с мясом и кофе с молоком». – Он обратился к симпатичной продавщице. Та задвигала бровями и бедрами, изображая деловую неприступность с возможными вариантами. – Они самоликвидируются и так при любом раскладе. А тут и ликвидировать почти ничего не осталось. Мы за них всё сделали. – Он взял сдачу и пошел на второй этаж.
Я с некоторой теплотой отметил его «мы сделали», поскольку сделал он все сам. Однако, это и было то приятное в характере Петра – он никогда не кичился своими физическими данными, говоря, что, они ему даны случайно и на время.
– В общем, так. Ты летишь завтра. С собой минимум. Они к террористам очень внимательны, поэтому полетишь без «Прибора». На всякий случай.
«Прибором» он называл небольшой стеклянный куб, легко помещавшийся в зажатом кулаке. Его функцией было определение координат места астрального входа существ БЮ в наш мир. Это место и было тем самым маячком, без которого они никогда не нашли бы сюда дорогу. Кто им его дал, и как он выглядит, мы не брались даже гадать. Прибор же не мог, из-за недостатка в разрешении и дальности расстояния до цели дать точных координат. Для этого мне предстояло физически двигаться в сторону пеленга, сокращая тем самым его погрешность.
– Прибор я уже послал экспресс почтой в Тегеран. Как прибудешь, сразу в “Ассеман эйр” – агентство, через которое мы отель резервировали. По паспорту выдадут без вопросов. Замаскирован под сувенир, там разберешься, как в руки возьмешь, он автоматом активируется. Расстояние до объекта покажет и направление. Приблизишься достаточно, начнет в трехмерке работать, еще ближе – объект голограммой отобразится. Ну, да к этому моменту я подоспею. Так что вместе увидим. Надеюсь.
– Помочь я тебе, как и говорил, не смогу там не чем. К моему великому сожалению. Ты не должен иметь со мной и моими действиями никакой связи. Иначе БЮ сразу врубятся. Тогда шандец. – У Петра иногда причудливо переливалась манера выражения от интелигентско-аристократической до почти уголовной лексики. – Появлюсь в последний момент. Как шеф из «Бриллиантовой руки». Помнишь, наверное, фильм старый. – Он внимательно оглядел с головы до ног проходящую мимо миловидную официантку. – Но, там-то, в фильме, шеф их просто понты кидал. А у нас – выхода нет. Времени всего на все, дай Бог, от силы час будет, с момента, как ты меня вызовешь до того, как БЮ сообразят, что я ноги сделал, да куда, да зачем и в погоню отправятся. Если мы к этому времени канал перекроем, им на Землю снова попасть не скоро придется. Тут нужно будет нашему Иуде, предателю, что нас заложил, опять кого-то местного вербовать, оцифровывать и канал восстанавливать, чтобы БЮ снова на Землю попасть могли. А там, надеюсь, мы уже вычислим, кто он, этот наш Иуда есть и, если он все еще на Земле, трындец ему сразу. – Петр довольно мрачно кивнул головой. – А если нет, все равно разыщем. Без базара. То есть твоя задача: найти того, кто служит для Иуды каналом. Может это сам Иуда. Может он нанял кого. А может это вообще не человек. Тогда хуже, таракана мы, конечно пришибем и канал закроем, только кто наш Иуда есть, таракан нам не скажет… Ну что, еще по пирожку? – мы взяли по беляшу с кофе и принялись обсуждать проблему всемирного потепления – на дворе стоял декабрь, а было вовсю плюс. Шел дождь…
VI. ТЕГЕРАН
Иллюминатор самолета начал покрываться каплями дождя… прилетели.
– Исламская республика Иран приветствует вас! – послышалось из громкоговорителя. Из будочки мне дружелюбно улыбалась женщина пограничник, одетая в платок и накидку черного цвета балахонистого вида. Ощущение было не из приятных – у нас темные цвета и закрытый покрой ассоциируется с трауром, поэтому меня не покидало ощущение, что она только что с похорон. «Придет же такое в голову» – промелькнуло в голове, и меня отвлекли новые подробности.
Вслед за остальными, я взял со стола какую-то карточку. Прочитав, понял, что это таможенная декларация. Вспомнил, из виденного ранее в Интернете: «ни в коем случае не теряйте таможенную декларацию, ее требуют на выезде из страны и в случае ее утери у вас могут быть серьезные осложнения». Тут же автоматически додумалось: – «Если у меня этот, так называемый «выезд», так сказать, вообще состоится». Однако карточку внимательно заполнил и аккуратно сунул во внутренний карман. Декларировать мне было особенно нечего, и я не раздумывая отправился мимо улыбающегося таможенника через зеленый коридор.
Вышел в холл аэропорта. Вокруг торговали ковриками, коврами и просто ковровым покрытием, различающимися, пожалуй, только размерами. Наличествовали, так же, самовары в позолоте. На выходе оживленно бурлили "хориджи" – толпа таксистов совершенно европейского вида и навыков. Опять же из Интернета, я знал, что 5 долларов – это почти тройная цена до отеля и что проще подойти к яркой будочке общественного транспорта, назвать пункт назначения и добраться, что называется, по госцене… Но это меня волновало мало, с таксистом была возможность поговорить, а лишняя информация для меня сейчас, как говориться, была на вес золота.
Выбрав водителя, сносно общавшегося по-английски, попросил отвезти в агентство “Ассеман эйр”. Мы заранее связались с ними, попросив зарезервировать отель. На их же адрес, дней за пять до моего отъезда, послали Прибор. Так что, я надеялся, что он уже прибыл. Тегеран – город большой, но довольно приятный. Хотя и весьма загазованный, – по пути мы два раза попали в пробки – но зеленый. Посажено много деревьев. Тротуары широкие, ходить удобно, везде магазинчики. Я, правда, в связи со спецификой поставленных задач, о туристической стороне почти не думал. Только выйдя из такси, я заметил, что попал в реально восточную сказку: дома все с типичными островерхими арками, двухэтажные. На крыше часто оборудованы места для отдыха. На первых этажах окон мало – что бы сохранять прохладу. Что поразило, пожалуй, больше всего – по всей окружности, насколько хватало глаз, тянулись заснеженные горные вершины. Это было настолько непривычным, что вызывало даже некоторую тревогу. Казалось, что этот мир оторван от остального света, что он находиться на дне какого-то котлованы, вырытого среди бескрайних снегов.
В агентстве за компьютерами сидело человек семь иранок, в большинстве довольно молодых и симпатичных. Все были закутаны в глухие черные платки. Однако без накидок на лицах – что уже порадовало. Вот был бы глюк, общаться с человеком, лицо которого закрыто куском ткани. Но непривычно было по любому, и я даже чуть развлекся.
Они прекрасно говорили на английском и много улыбались, задавая не относящиеся к делу вопросы. По всему чувствовалось, что русские здесь не частые гости.
К моей огромной радости, выяснилось, что Прибор уже прибыл, осталось только оплатить. Что я и сделал, впрочем, не без некоторых осложнений: карточки и евро они не принимали, и мне пришлось переться в соседний банк, полный очередей и норовящего пролезть вперед народца.
Всё, однако, закончилось успешно, и я отправился в гостиницу. Гостиницы в Тегеране, как я знал, бывают разные, но моя задача была: не светиться и выглядеть как можно обыденнее. К тому же я не был заинтересован во встречах с представителями гуманитарных миссий – «Красные Кресты», «ООНовцы», и вообще, черта ногу в ступе сломит.
О журналистах я уж и вообще молчу. Народ они ушлый, а туриста я изображал крайне напряженно. Войти в роль человека, решившего ради своего удовольствия и из чистого интереса попутешествовать по «миру религиозных фундаменталистов и фанатиков» с рюкзаком за плечами, мне что-то всё никак не удавалось. Видать, таланта актерского бог не додал.
Поэтому решил: «Времени не терять. Как приду в гостиницу, дверь на замок. Замок на запор. Прибор на стол и к делу». Да и интересно было, если честно, до жути: сработает ли наш план? Что я там на индикаторе увижу… До сих пор были какие-то страшные расстояния и погрешность с две маленьких страны.
Гостиницу выбрал поскромнее. Зарегистрировался и сразу пошел в номер. Времени было уже под вечер, так что никого не удивил. Заперся в комнате и достал карту региона. Сориентировал при помощи компаса по сторонам света. Достал Прибор. Он, как я уже говорил, представлял из себя прозрачный куб, сантиметров пять в одном измерении. Внутри, при его активации загорелась стрелка – она указывала направление и две цифры: первая – расстояние до объекта, вторая – погрешность, с которой показано расстояние. Для конспирации Петр замаскировал «Прибор» под сувенир, поместив внутрь куба изображение Медного Всдадника – одного из символов Петербурга. Получилась банальная поделка. Типа, память о Родине на чужбине. Выглядело крайне несерьезно. Что нам и требовалось.
Я поместил куб на ладонь – сработал код идентификации. Изображение внутри пропало, появилось слабое зеленое мерцание. Положил куб на место карты, где был обозначен город Тегеран и принялся ждать. Раньше, когда я был в России, на процедуру измерения уходило до часа времени. Я, было уже приготовился ждать. Однако, случилось неожиданное. Прибор сработал уже через минуту; я аккуратно записал расстояния, взял линейку и, пересчитав километры в сантиметры, аккуратно поставил точку на месте, которое указывал Прибор.
Место это называлось Афганистан…
***
Осознал я новость не сразу. Насколько мне не хотелось уезжать из Питера в Иран, настолько же мне не хотелось из Ирана в Афганистан. Все еще в некоторой прострации я спустился в Интернет кафе в подвале гостиницы и написал Петру паническое послание: «Получилось …. восток Афганистана… не может быть…. Не могу… не я… ЧТО ДЕЛАТЬ!? Потоптался какое-то время в вестибюле. Понял, что занять себя не чем: спиртное не продают, по телевизору тетки в платках что-то на «фарси» вещают. Англоговорящих туристов нет. Пошел в номер лег спать.
***
Встал рано, позавтракал странно мало: лаваш плюс салат. Оказалось сытно.
И сразу поперся в подвал. Письмо от Петра было уже в моем ящике. Нетерпеливо зашел в меню, надеясь на его спасительную смекалку и, прочитал короткий ответ на мое длинное письмо: «Бери билет. Лети в Афганистан. Жду известий, когда найдешь канал. Петр». Короче, чуда не случилось. Я поплелся на улицу, и, подозрительно озираясь по сторонам, двинулся к вчерашним чувихам из турагенства, что бы выяснить свои дальнейшие перспективы.
По дороге я старался, как мог, изображать праздного туриста. По обеим сторонам улицы тянулись однотипные магазины, причем по одной стороне продавалась исключительно бытовая техника, а по другой хозтовары. Цены и ассортимент в них был примерно одинаковый. Поэтому, как я уже теперь понимаю, мое старательное разглядывание одних и тех же предметов за одинаковые цены выглядело, по всей видимости, крайне подозрительно.
Вскоре я, впрочем, заметил, что, несмотря на все мои усилия как можно лучше законспирироваться, дела до меня нет совершенно никому и ускорил шаг.
Иранки мне очень порадовались, нисколько не удивившись внезапно возникшему желанию немедленно, ближайшим же рейсом лететь в Афганистан. Самолет в Кабул летал по четвергам. То есть, мне повезло: это было через два дня.
«Могло быть через семь», – с ужасом подумал я и купил билет.
«Из Кабула в Москву полечу» – жизнерадостно сообщил я девушкам, мрачно припоминая, что место, на которое указал «Прибор», находилось совсем в другой части Афганистана. И, как туда добраться, и, смогу ли я оттуда вернуться домой, было совершенно неизвестно.
С билетом в руках вернулся в отель. Попал как раз к обеду. Съел «Кебаб», размышляя о том что в агенстве обещали питание категории «Всё включено»; включён же оказался только пресный шашлык, отваренный рис, несколько печеных помидоров и йогурт. Но было вкусно.
В следующие два дня, в любое время, в любом месте, мне предлагали мне опять тот же самый состав. «Кебаб» называется.
Опять посидел в «лобби» (без слова бар), послушал закутанных теток на фарси. Правда, с английскими титрами. Но так мелко, что прочитать не удалось.
В результате пришел к решению, что имитация туриста провалилась, и все уже поняли, что я агент иностранной разведки с секретным заданием особой важности наперевес. Поэтому, туриста я решил изображать перестать, и отправиться куда-то, просто погулять.
***
Так прошло два дня. Более тоскливого времяпрепровождения я не могу припомнить за всю свою жизнь. Если бы не периодически посещающая меня паранойя, что меня расшифровали, и ВСЕ пропало, я бы, наверное, хулиганство какое-нибудь учинил. Причем меня бы непременно арестовали. Потому что, хоть иранцы и оказались вполне дружелюбными (видимо, правильнее сказать, гостеприимными), но полиция у них, особенно та, которая по части иностранцев – есть у них и такая – может вас по приколу и досмотреть. При этом, обыскивая, деньги ваши непременно пересчитают. Для порядка, так сказать. При этом, убавиться их, денег, может в процессе пересчета весьма значительно. Но, это ситуация в общем редкая, и со мной, не смотря на мою конспирацию, ничего такого не приключилось.
Посетил я несколько местных достопримечательностей – парков отдыха. В которых по несколько деревьев. А до одного, я вообще не дошел, так как он на горе, а я после двухчасового подъема, и, не смотря на обещание гида что «мы уже пришли, еще столько же и все», идти дальше отказался. Съел кебаб в близлежащем ресторане и побрёл назад.
В общем, если вам про Тегеран интересно, читайте отзывы туристов. А я, поскольку был агент, под туриста законспирированный, то и воспоминания у меня получились под воспоминания замаскированные.
Короче, пришел в аэропорт, а там уже толпа афганцев – и все недружелюбные, на меня зыркают, одеты одинаково – в белые рубашки с бородой – и все с огромными тюками. «Ну, всё, – думаю. – Туда тебе и надо. Твоя тусовка. Скучать не дадут».
***
Приземлился, сошел. Ещё в иллюминатор заметил, что страна не из живописных. Горы серо коричневые, Кабул между ними зажат как в тисках, ни капли зелени. Аэропорт обшарпанный. Люди с палками по взлетному полю ходят, разминируют. Взял такси, поехал. Смотрю вокруг: тётки в чадрах, мужики ветхозаветные. Пару раз на встречу джипы с патрулем попались: наверху солдат в форме и при полной амуниции; в пулемет вцепился, целится. Опасность, видать, высматривает. Туда-сюда машины гуманитарные шныряют: «Красные Кресты», «ООНовцы». Их, как собак нерезаных – все с охраной, чуть ли себя вместо одежды колючкой не обмотали, что бы не украли. Видать, тёпленькое местечко для них Кабул.
В общем, я даже конспирироваться перестал, настолько все вокруг и так понтуются. В результате попали в пробку.
Приехал в отель. «Мустафа» называется. Комнатка маленькая, душная. Без туалета, душа и холодильника. Но с вентилятором. Вентилятор не работает, потому что нет электричества. А так все хорошо.
Я, конечно, мог бы и в другой отель, в частности в «Интерконтенинталь», он чуть не единственный, где Интернет есть, и вообще по европейски прилично, но туда мне никак нельзя. Там вся малина гуманитарщиками и журналистами схвачена. Свой тусняк – спецслужбы. А у меня, с моими нервами и впечатлительностью, и так на лице написано, что я «агент 007». А если мне ещё вопрос наводящий задать, так и вообще признаюсь, что я – Юрий Гагарин чудом выживший, и к врагам перебежавший, со всеми секретами ракетными и еще много чего знающий, что рассказать бы хотел, если кому надо.
В общем, настроение нулевое. В номере душно, на улицу страшно, хочется есть. Карту достал, на точку посмотрел, которую Прибор определил. Стало вообще тоскливо. Но нужно было проверить: я же еще ближе подобрался. Достал куб положил на карту. Ждать почти не пришлось. Считал цифры, провел расчет, замерил на карте. Все совпадало. Место осталось в пределах погрешности.
До вечера было время, и я решил начать действовать – к черту условности, поеду в «Интерконтиненталь». Для начала возьму Интернет, за этим туда все и ходят.
Надо разобраться, как мне в тот район, куда Прибор теперь показывает, добраться можно.
А там уже решим, что к чему.
***
Взял такси прямо от отеля и через пятнадцать минут и пять долларов был в «Интерконтинентале». «Опять обдурили, наверное», – подумал я беззлобно о таксисте, хотя уже и так заметил, что Кабул, по сравнению с Тегераном, был для туристов дороже. Отель оказался, как и описывали, вполне приличным: фешенебельные магазины, лобби бары. Прекрасный вид с горы на город.
Я сразу прошел в книжную лавку. Для начала мне нужна была подробная карта Афганистана.
Её я купил, и, арендовав место у компьютера, принялся подробно изучать предстоящий маршрут. Двигаться мне предстояло сначала на восток, в направлении Пешавара. Затем до Джелалабада. Тут я особых проблем не видел. Нормальным средством здесь был джип. Альтернатив не имелось, как впрочем и по всему Афганистану. Поездов нет, автобус если и есть, так набит, что можно и до места не доехать… Дальше сложнее. Точка попала в провинцию Нан – Гархар, а это был гористый район. То есть, есть ли туда дорога, и как она может выглядеть, я себе не представлял.
Более того, объяснить дико живущим в горах афганцам, кто я, и зачем прусь в такую даль, было делом трудным. Единственная зацепка, которую я нашел в Интернете, заключалась в том, что в тех местах находились пещеры «Тора-Бора». Те самые, в которых когда-то скрывался печально известный террорист Усама бен Ладен. И, что они там теперь то ли организуют, то ли собираются организовать экскурсии с террористически-военной тематикой. Хоть я и ненавидел всё военное, легенда могла выйти сносная. «Значит, будем решать проблемы по мере их поступления» – подумал я, собрал вещи и уже приподнялся со стула, как внезапно чья то рука легла мне на плечо и тихий голос произнес: – «Сядьте-ка дружочек, назад… Пожалуйста!»
***
Убежище бен Ладена превратят в туристическую зону!
29 октября 2006, 19:16
На востоке Афганистана начали задумываться о привлечении туристов. В отличии от южных районов страны, где сосредоточена основная часть боевиков движения «Талибан», ситуация здесь относительно спокойная.
«Губернатор провинции Нан-гархар планирует создать гостиничный комплекс в горах Тора-Бора», – сообщает [битая ссылка] НТВ.
Это название мир услышал, когда американцы охотились на Усаму бен Ладена. Лидер «Аль-Каиды» долгое время скрывался в пещерах Тора-Бора и покинул убежище целым и невредимым.
Тур «по следам бен Ладена», как считает губернатор, должен стать одним из самых популярных развлечений. Кампания стоимостью 10 млн. долларов проводится под лозунгом «туризм вместо терроризма».
***
«Сядьте дружочек, назад… Пожалуйста! – отозвалось эхом у меня в голове, – Сядьте…»
Я как сидел, так сидеть естественно и остался. «Все кончено. Меня вычислили», – пронеслось в голове. Я неподвижно смотрел в экран.
– Вы же закончили… кажется? – голос показался мне женским, и я испугался еще больше. – Маджахедка. Сейчас взорвемся вместе с гостинницей.
– Закончил. – Обреченно констатировал я. Что правда то правда, миссия завершилась провалом.
– Вот видите, – торопливо зазвучал голос у моего плеча, а проработали всего час десять. А уплачено за два! – в голосе появилась какая-то сдержанная торжественность. – У вас всё равно оставшееся время пропадет, а мне надо. У меня денег ни копейки не осталось. Так получилось. Вы скажите там, на рецепшен, что я с вами. Что досижу за вас. В Интернете. Мне очень, очень надо. Правда.
Я опешил, – если можно применить данное определение к человеку, сидящему на стуле. Осторожно повернул голову и увидел довольно странно одетую, но, безусловно, не маджахедской наружности девушку.
– Я на самолет опоздала, а другой рейс через Финляндию был, и я все деньги на него угробила, а мои видно решили, что я осталась, уехали уже. Мне что-то надо делать. Друзьям надо, наверное, в Москву писать, или куда-нибудь… А у меня даже на Интернет нет…
«Ё – мое! – облегчение у меня смешивалось с досадой – Совсем нервы не куда… А если бы меня мускулистый мужик спросил, как в туалет пройти, я что, без чувств, наверное от страха свалился…»
– Да, да. Нет проблем, сидите. Я скажу. – Я встал, подошел к администратору, показал на свое место. – Это со мной.
– No problem! – администратора, кажется, очень порадовало мое сообщение.
Я вздохнул, подошел к стойке бара в холле отеля. Заказал пятьдесят коньку, и сел у окна. Хотелось просто тихо посидеть и расслабляться. Наступал вечер.
VI. КАРИНА И ГЕРАЛЬДА
– Не, мои родители вообще не в курсах, что я в Афгане, я их загрузила, что в Турцию с подругой поехала загорать… А что мне оставалось? Если б я хоть пол намека – пиши пропало. Им, хоть я и до фени, лишь бы бабок дать, что бы меня с горизонта смыло – в смысле, что бы нервы не трепала – но тут же другой расклад! Не круто это: дикие путешествия по опасной стране; а вот Турция – это Ооо! Или там Египет – Вау! Ну, а лучше на Канары, но тут у них денег только на себя хватает. Я, как папаша говорит: «Аут оф байджет». То есть: нет меня в бюджете. Но зато я есть в другом бюджете: одна, что бы не парить, в Турцию! – девушка Карина многозначительно подняла вверх указательный палец. – А я, кстати, вас не парю?
– Нет… кажется… – я был не уверен, парит она меня или нет, скорее парит, чем нет, но несколько дней в полудикой стране, где и по-английски-то никто толком не говорит, сделали меня более терпимым к людям.
Кариной оказалась девушка, попросившая у меня «добить» Интернет. Когда время закончилось, она, выходя из зала, заметила меня, сидящего у окна и тихо ожидающего предстоящий закат и, со словами – «Вау! Вы что это тут один скучаете? Давно приехали? Я Вам не помешаю?» – уселась напротив меня, подперев подбородок руками и явно ожидая начала оживленной дискуссии.
Оказалось, что она с двумя друзьями «ломанулась», как она выразилась в Индию, но, что бы пострашнее и поэкстремальнее получилось (читай, что бы перед друзьями потом круче понтоваться), решили через Пакискан. А что бы тему с понтами закрыть перед всеми окончательно и бесповоротно, в Пакистан через Афганистан. А то у них в тусовке один экстремал, там до них побывал. Так, считай – его переплюнуть решили.
Только не заладилось что-то у Карины с самого начала.
– Сперва маман не ко времени очнулась: – «Это мол, как? Отель пятизвездочный, а цена за три звезды? Обманут тебя дочка и кинут, а нам потом перед соседями краснеть!»
Ну да – ясный пень, что Карина все цены с потолка взяла. Только и у нее был на то свой резон: что бы родители в обратку не пошли, чего не зажелели… Она их уже хороше изучила: скажешь, как пятизвездочный отель в самом деле стоит – дорого будет; и ехать не надо потому что погода плохая и ветер там. А если про три звезды сглупить, так тут точно поездке трындец – потому что перед знакомыми позорно, что дочка в таком отеле живёт. Вот и скомбинировала. Теперь еле маман успокоила что это акция такая: «Пять по цене трех!». В честь Нового года. Китайского. Он еще через полгода будет, но решили уже сейчас попробовать, пойдет ли клиент, если путевки за пол цены продавать. Короче – «маркетинг».
Слово «маркенинг» маман успокоило, но тут вдруг выступил папаша. Уж от него никто не ожидал.
Все раньше, бывало, только и думал, куда бы Каринку сбагрить. А сам на работу, секретарше «тексты диктовать». К утру приходит усталый такой… маман Фаиной называет, а той хоть бы хны, только бы вязать не мешали и маску питательную на лице не смяли.
А теперь – то ли Корина похорошела, и у папан симпатию стала вызывать, то ли с деньгами не ахти – пристал: «Да там арабы эти проходу блондинкам не дают! Куда тебе к ним, сиди лучше дома, а на солярий я тебе абонемент куплю, хоть зажарься, вон подруга твоя, Геральда, смотри какая черная стала, любо дорого, а ведь не ездила никуда, все тут, непосильным лежанием заработала, и вообще, смотри, какая она девушка ничего».
Про Геральду Карина вдаваться не стала, папан время-то упустил, когда она в школу ходила и Геральда эта, которая ничего, за ней ухаживал. Тогда только Геной его звали, очень он девочек любил. Настолько, что сам таковой стать захотел а потом и попробовал.
Сперва, белье женское под джинсы поддевал, а сверху парень вроде. Потом уже сам себя так перепутал, что, то в женщину одетый в мужской туалет зайдет, то наоборот случиться. В конце концев, так устал он от этих киксов, что твердо решил: «Всё, пора завязывать! Больше никаких переодеваний. Хватит себя дурить и других в неловкое положение ставить». Короче, решил операцию сделать и пол поменять. И тут подвезло ему вдруг – словно по волшебству случилось. Негр его на вечеринке для геев снял, потом, правда, индусом оказался – перепутал Гена в темноте. Все клеился тот к нему, за ушко нежно так трепал и приговаривал: «Эх Геральда, Геральда, какая жалость, что вы женщина». А кто-то из ребят Гене шепнул: – «Потише с этим! Матильда за своего миллионщика и бошку оторвать может!»
Известие о миллионерстве индуса придало Гене новых сил. Матильду он знал и, в силу своего физического превосходства опасался его мало. Улучив момент, после очередного горестного восклицания, он нежно взял индуса за руку, и, торжественно произнеся «а я и не женщина вовсе», сунул индусову руку себе под платье. Индус онемел, его пронзила чрезвычайная, неимоверно внезапная страсть, тут же, прямо на месте, перешедшая в физическую близость, вследствие чего, уже на следующий день, Гена был обладателем кругленькой суммы. После операции ухаживать он за Кариной перестал, но дружба осталась.
– Ну и как же ты папашу убедила? Он же по большему счету прав. Надоедливые эти арабы, – я проявил неподдельный интерес.
– Да проще простого. Предложила ему нам солярий домой вскладчину купить. А то он бедный все с Фаиной по югам работать мотается, там говорит, под солнцем думается лучше. А так, и экономия налицо и по самолетам мыкаться не надо – лежишь дома в кабине и диктуешь на диктофон. Папаша сразу заткнулся.
Я неопределенно хмыкнул, девчонка была явно не лишена сообразительности.
– Только тут новая лажа подкатила. Бойфренд мой, Вася, я его для краткости Арнольдом зову, со мной ехать отказался. «Я, – говорит, – твоим экстримом по горло сыт. Не хочу весь отпуск в дерме ослином проспать». Это он мне Казахстан припомнил. В прошлом году было. Палатку ночью уже ставили, ну и не заметили, что под днищем лосиное дерьмо. Много дерьма. И свежее такое! Тепло было, в общем спать. Утром встаем – откуда запах – ничего не понять. Жили мы там где-то неделю, к запаху уже привыкли, не замечали. Только как его нет, словно чего-то не хватает. Потом палатку три дня отмывали. Но все равно она до конца так и не отмылась. Хорошее дерьмо было.
– Слушай, – не выдержал я. – А зачем тебе это всё это? В дерьме спать? По лесу скитаться? К мужикам бородатым ехать за тридевять земель, где и на ножичек могут посадить, или еще что похуже?
– Так зато кайф-то какой потом, что ни почикали! Как вспомнишь, что случиться могло – сразу жить хорошо, каждый момент ценишь, на людей по-другому смотришь. И ходишь потом, всем рассказываешь, а у всех глаза на лоб и – опять хорошо. Героем себя чувствуешь!
– А так просто что бы по яйцам себя молотком не бить героем, это… никак себя не почувствовать?
– Какие яйца? – Карина на минуту утратила свой целеустремленный оптимизм.
– Да анекдот такой есть: «Сидит мужик на рельсах и бьет себя по яйцам молотком. Орет, натурально, благим матом каждый раз. Подходит к нему другой мужик. «Ты что, говорит, делаешь? Больно же!» «Да, – отвечает тот. – Больно. Только знаешь, какой кайф когда промахнешься!»
– Ха-ха! Смешно, кстати. И, что еще смешнее, так оно, видимо, и происходит. Ну, я то, по крайней мере, подсела капитально. Последние четыре года – для предков я в Турцию или Египет – а на самом деле: в Казахстане была, в Осетии, и еще Китай умудрилась обозреть. Причем весь путь на велосипеде с рюкзаком. Переживаний – иному человеку на всю жизнь хватит! Рассветы, закаты, верблюды, шатры, буддийские храмы. Одна Китайская Стена чего стоит! А люди какие! Казахи, например – очень прикольный народ оказался… А по цене любая тревэл, дешевле Египта чуть ли не вдвое. Так что мне еще на шмотки хватает. Я до них вообще сама не своя – у меня и арабские «абайя» есть, и «никаба», а здесь я и «чадор» себе присмотрела! На фига он мне нужен только, не понятно, а так – прикол.
В общем, кончились ли мои злоключения на том, что я из-за пробок на самолет опоздала, или нет, я так до конца и не поняла. Потому что, пока я на последние деньги новый билет покупала, который, к тому же, через Хельсинки летел; пока сюда добралась – дружбаны мои, меня не дождавшись, уже двинули. Да им, наверное, и мысли не пришло что я вслед ломанусь. Связаться-то со мной нельзя было. Трубку я дома забыла.
– Мда… – только и мог прокомментировать я.
Ну, ничего! – Карина, кажется, обладала неиссякаемым запасом оптимизма. – Я в Интернете рекламу нашла – «Помощь туристам, попавшим в бедствие». Нужно перевести им пять долларов на счет и ждать пока с тобой свяжутся. У меня как раз пять осталось. Последние. Переведу и буду ждать.
– Круто, – оценил я находчивость девушки. Имея уже некоторое понимание ее жизненной позиции, я ничуть не сомневался, что так она и поступит. – Мда… – При этом, учитывая, что возможности с ней связаться ввиду забытого телефона не было никакой, ее оптимизм вызывал особенное уважение.
– Так. – Я посмотрел на часы. Было одиннадцать. Для Афганистана глубокая ночь. Я собирался отправиться с рассветом, а посему пора было идти спать. – Так, – я принял решение, – считай, что из «Комитета по спасению туристов» тебе уже позвонили. На твой мобильник… которого у тебя нет. Сколько стоит билет до Москвы?
– До Москвы? – казалось, она не поняла о чем речь. – Но мне не надо до Москвы. Мне надо ребят своих догонять. Мне надо… в Джелалобад.
– Что-ооо?
***
Я встал в пять утра, помылся и вышел завтракать. Там меня уже ждала Карина. Вчера я потратил еще полчаса, уговаривая ее вернуться в Москву, убеждая, что ей повезло, что она встретила меня. Что никакой другой дурак (тем более, русский) ей не поверит, а решит что она просто разводит на деньги. И что в никакой Джелалабад я ей денег не дам, а дам только в Москву, с глаз долой, спасаться отсюда пока не поздно. Всё было бесполезно. Известие, что я готов ссудить деньгами ее нисколько не удивило, «любой нормальный человек помогает другому человеку», но денег ей было надо непременно в Джелалабад. Там друзья. «Свои». У них деньги имеются. Они их на всех разделят, будут экономить, меньше есть, но им будет вместе интересно и хорошо.
Я не знал, как бы я поступил, если бы речь шла о другом городе, но в Джелалобад я ехал сам и решил, что довезу ее прямо до этих друзей. А если их нет – я взял с нее обещание, потому что нельзя же искать по всему Афганистану – она вернется в Москву.
Параллельно мелькнула мысль, что Карина – подосланная шпионка. Но я сошелся на том, что если это и так, то она уже и так знает, куда я еду; она же мне первой сказала про Джелалабад. А дальше я её не возьму.
Выпили по пиале чая с лепешками. Вышли на дорогу. Что интересно, при полном отсутствии клиентов, и толпе таксистов, торг не получался вообще. Они, видимо, были так избалованы журналистами, платившими любые деньги за любые расстояния, что стояли на своем железно. В конце концов, мы сговорились с пожилым таксистом, сносно говорящим по английски и двинулись в путь.
Дороги в Афганистане – понятие растяжимое. Тут, по сравнению с тем же Ираком, не дороги, а «направления». Потому и такси, основное средство как в городах, так и между ними, это в основном разного рода джипы. Иначе тут не проехать. Мы двигались вперед и молчали. Вчерашнее Каринино многословие как корова языком слизала. Не знаю уж, что она думала, но настроение у нее было не из лучших. А ведь странно. Казалось бы: едет к друзьям. Спасена, типа. Экстрим впереди, опять же… странно.
По сторонам дороги ничего интересного – холмы и горы, перемежающиеся впадинами, иногда вдоль дороги хилый ручеек. Периодически белые и красные ограждения. Белые значат, что там разминировано. Красные – нет. Периодически встречающиеся развалины техники, от которых рекомендуется держаться как можно дальше – тут уж точно нарвешься. И всё. Посреди дороги остановились. Водитель вышел, встал на колени, начал молиться. Я сперва вообще не понял, что к чему, слегка перепугался, думал, боевики нас остановили или еще что… К тому же мне в туалет сильно хотелось. Но, решил: лучше не надо. Я бы конечно, подальше отошел, но как это водила воспримет, было не очень ясно. На этом, кстати, эпизоде, Карина ожила. Я с ней, естественно, на эту тему сразу посоветовался, она ж, вроде опытная, в разных тонкостях разбираться должна. Она серьезно ответила:
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Что пятьдесят? – не понял я.
– Ну, пятьдесят процентов, что нормально пописаешь. А пятьдесят, что тебе бошку из Калашникова отстрелят. Восток – дело тонкое.
Я машинально отметил, что мы перешли на «ты». Выводов никаких не сделал, однако писать не пошел. Пошел чуть позже, когда остановились специально для этого. Вернулся, Карины нет. Водила возился с колесом, подкачивал. Я оглянулся вокруг и застыл в изумлении. Она стояла невдалеке на холме, мечтательно глядя в непонятно чем привлекавшее ее невзрачное небо. Стояла она далеко за оградой из крашеного красным камня. Значит среди мин…
Я застыл от неожиданности, не понимая, что предпринять. Затем осторожно подошел к бордюру и что было мочи заорал:
– Карина!! – она чуть повернула ко мне голову. – Стой на месте! Стой!! НЕ двигайся!!! Снимаю! – вдруг неожиданно добавил я, изображая, что держу в руках фотоаппарат. – Не двигайся! Фотографирую! – главное было избежать ее спонтанного движения, или, что еще хуже, истерики. Я двинулся крадущейся походкой к ней, ставя свои ноги в ее следы. – Не двигайся, – повторял я. – Она уже поняла, что происходит, что-то неправильное, но я просил ее делать конкретную вещь, и она делала её, пока не понимая причины. К тому же, по выражению лица я понял, что водитель, видимо, тоже, услышав мои крики, вышел из-за машины и предпринял что-то, ее до крайности удивившее. По звуку стартера, затем заработавшего двигателя, удалявшегося от нас с торопливым завыванием, я понял характер его действий. Ну да, каждый спасает, что может. Он – машину.
Я уже приблизился почти вплотную, когда увидел, что один из следов, лежит почти вплотную от торчащего из земли металлического усика. Я сделал шаг правее. Подошел к ней на расстояние вытянутой руки и быстро заговорил.
– Ты стоишь на минном поле. Не двигайся. Видишь красные ограждения – это знак, что здесь заминировано.
– Ну да… Я читала, – голос звучал как-то спокойно и грустно.
– Ну и круто, что ты читала! – ее нужно было подбодрить. Я вспомнил Петра во время нашего путешествия в инкарнальных мирах, и сдержанно оптимистически закончил, – Джимми Хендрикс жив! Не спи, замерзнешь!
– Спокуха, – уже более ровным голосом продолжил я. – Мы еще не подорвались. Идешь за мной. След вслед. Кроме вот того – видишь? – я показал на то место, где я ступил правее. Там надо в левый ступать. Там усик такой, тебе его обязательно увидеть нужно когда мимо пойдешь. Вперед.
И мы пошли. На Карину я оглянулся пару раз, шла она спокойно, только как-то каждый раз задерживалась, перед тем как шагнуть.
Вышли на дорогу. Послышался гул мотора. Задним ходом, прибыл наш джип. Водитель что-то жестикулировал, меняя интонации почти каждую минуту. Он то сердито причитал, то радостно поминал Аллаха, и, глядя на меня воздевал палец в небо. Происходило это, в большинстве своем на «дари», так что из его выступления я ни понял ничего. Карина же минут десять сидела тихо, а потом неожиданно разрыдалась.
Это, конечно, был сюрприз, не совсем ожидаемый от охотницы за экстремальными приключениями, но в целом естественный и понятный. Я слушал, как она плачет и думал, что вот, кажется, на этом твои неприятности, Карина, и закончились. Что, что, а уж это я знал точно.
Вокруг мелькали горы и впадины, горы и впадины, горы и впадины…
***
Прибыли в Джелалобад к вечеру. Поколесили по нему, объезжая гостиницы, в поисках Карининых друзей. Она сама, ставшая было опять жизнерадостной, и пересказавшая мне свою жизнь еще два раза со все возрастающими подробностями, снова приуныла. Мы объехали почти все отели, спрашивая по именам. Друзей ее нигде не числилось.
Я уже было, возрадовался, что отправлю ее назад, как вдруг, пересекая главную площадь, мы заметили троих странно одетых людей, явно европейского вида, но с каким-то уморительным «закосом» под восток – видимо сильно хотели казаться своими. В культуру проникнуть, так сказать. Карина вскочила с криками «Ребята, я здесь! Стоять! – заорала она уже водителю с интонациями собаковода, дрессирующего страшную овчарку. – Ребята!!!»
Странно одетые люди повернулись и с изумлением уставились на нас.
– Каринка! – нерешительно произнес первый, долговязый, бритый почти наголо парень лет двадцати пяти. – Ты что, из-под земли выросла? Здесь….
Она выскочила из машины и бросилась к ним в объятия, Второй парень был тоже худой, но не высокий и в очках, весьма интеллигентного вида.
– Леха, – представила мне его Карина. – А это: Андрей. – Она кивнула на высокого, – мастер экстрима, семнадцать путешествий, включая Африку. – «Мастер» скромно-показательно потупил глаза. – А это Юлька, она вообще в первый раз. Но, подготовка хорошая – она с одобрением посмотрела на странное одеяние Юльки, включающее в себя штук пять, наверное, разных культур и направлений.
– А это – Димыч – она показала на меня. – Он мне жизнь спас. Два раза, – внезапно закончила она.
Я вопросительно посмотрел на нее, стесняясь задавать уточняющий вопрос. Типа: «Ну первый-то я помню, как тебя спас, а второй откуда приплелся?»
– А первый, что из Кабула меня вытащил. Я что, думаешь, дура совсем? Не врубилась, что мне там только в рабство или в гарем – на билет зарабатывать? А может просто, ножом бы чикнули, что б не приставала…
– Ну, тебя бы не чикнули. Ты девушка сообразительная, придумала бы что нибудь, – я начинал чувствовать, что теряю время. – И так, господа, где вы живете-то? Искать вас днем с огнем пришлось, и то бесполезно получилось… Конспирация что ли?
– Да нет, какая там конспирация, – смутился Андрей. Так, деньги экономим. Договорились в чайхане ночевать, в спальниках. Там за бесплатно разрешают, тем, кто днем обедает. Жарковато, конечно, и туалет на улице. Но руки на кухни помыть можно, зубы там же почистить.
– Ааа… – я не очень понимал, что предпринять. Ребята мне в принципе нравились, но у меня было планов громадье и ноль времени. Поэтому я решил не мелочиться.
– Ну, бывайте, ребята. Приятно было. Девчонку берегите, – я показал на Карину. – У неё невезение хоть и закончилось, но кто знает… Я повернулся к Корине, собираясь пожать ей руку и, неожиданно для себя наткнулся на острый решительный взгляд.
– Нет. Никуда ты не пойдешь. У хозяина чайханы, наверняка комната хорошая есть, а вечером пообедаем вместе. И вообще, я тебе денег должна, мне твои координаты надо. – Карина говрила быстро и отчетливо, как будто произнося заранее заготовленные фразы. Ребята посмотрели на нее удивленно. Я задумался. Мысль о том, что дело тут не чисто, снова закралось мне в голову. «Ну, да и фиг с ним», – в конце концов решил я.
– О кей… У хозяина, ребята, я, к сожалению, не могу. То есть, по жизни могу, хоть и в спальнике давно не спал. Только сейчас не положено это мне по статусу. Дело пострадает. Не получу я того, что требуется, если в чайхане ночевать буду. Мне, к сожалению, нужна гостиница. Самая лучшая, – я хотел сразу расставить точки над «И». – А вас, если время есть и желание, жду вечером, часов в … семь. – Я прикинул, что если свои дела к этому времени и не закончу, так здесь по любому позже ни одного работника не сыщешь – все спят. Хоть время приятно проведу.
– Дак, лучшая, это ж, прямо напротив нашей чайханы, через площадь – махнул Леха рукой в сторону более менее современного здания, несколько возвышающегося над остальными.
– Ну, всё тогда, – я махнул рукой и сел в такси, тут же рванувшее с места.
***
За день я успел много. Можно даже сказать всё. Завтра можно было выступать. Я договорился с местным начальством, и они, связавшись с губернатором провинции Нан-гархар согласовали моё посещение лагерей под названием Дарунта. Частью их являелась пещера Тора Бора, которая предположительно была мне нужна.
Я представился как журналист, имеющий интерес к публикации материала об этом районе с точки зрения возможного развития туризма. Зная интерес губернатора в данном вопросе (о чём я вычитал в Интернете), в успехе предприятия я почти не сомневался.
Единственно сложным оказалось, что несмотря на уже имеющиеся публикации, мне было сказано не двусмысленно, что ситуация там сложная. Не все боевики разоружены, и никто ни чего мне гарантировать не может. И, что вероятность моего позитивного впечатления о туристической достопримечательности возможно только в сопровождении шестнадцати (!) вооруженных пештинцев на боевых джипах.
Сказать честно я припух. Они что, каждому туристу такое предлагать собираются, что ли? Но сделал вид, что так и надо. Что у нас типа тоже, если в Эрмитаж, то без взвода милиции никак. Достопримечательность, все-таки. Цена, впрочем, приятно удивила. Получилось, на мой взгляд, не дорого.
Затем вернулся в гостиницу, проверил по Прибору. Теперь, в непосредственной близости от объекта, уже можно было оценивать все трехмерно. Получалось, что точка лежит внутри горы. А значит, придется идти внутрь.
***
Вечером пришли ребята. Собирались, видно, серьезно. Причесанные. Одеты в выходные костюмы – мы хоть и в Джелалобаде, но все же гостиница – «люкс».
Я заказал небольшое помещение, которое просил сервировать в традиционном восточном стиле: ковер, матрасы с подушками. Всё на полу.
– Вы ребята извините за понты, мне просто так нужно сейчас. А так я нормально и в «Колобке» поесть могу – среди всего этого восточного антуража я чувствовал себя не совсем в своей тарелке.
– В «Колобке»? А что? Там нормально, пирожки неплохие пекут, я там пару раз ел, когда в Питере был. – Леха первым решил поддержать разговор
Расселись. Слуга обнес всех кувшином с водой – «чилимчи» – туда стекает вода с помытых рук, и полотенцами.
Подали много овощей, рис, мясо, ну и, конечно же, – шурпа. Шурпа – одно из афганских блюд, которое, несмотря на абсолютно простой рецепт, быстрое приготовление и дешевизну используемых продуктов, мне очень нравилось. Всё было украшено зеленью: укроп, петрушка, киндза, редиска и гандана.
– Так вы теперь ребята куда? На машинах дальше? Или тут как, по другому двигаться можно?
Леша смерил меня снисходительным взглядом, из чего я сделал вывод, что вопрос задан правильный: туда, куда они собирались, было, по-видимому, так круто, что они, ещё только туда собирающиеся, уже были по определению крутыми.
– Да, на машинах, конечно. Из Джелалабада, сперва на Торхам. Ну а дальше, самое интересное: через Хайберский проход на Пешевар.
– И что там? – спросил я, действительно не понимая, что может быть интересного в этой пересушенной и окруженной горами пустыне.
– Там – зона племен, – подал голос Андрей и замолчал. Все посмотрели на него многозначительно и тоже молчали.
– Хм… – решил уточнить я. – А что, племена, я думал, в Африке. Или, там у них на Пакистанской границе тоже папуасы расплодились?
– Пффф.. – то ли засмеялся то ли пшикнул Леха. – Там это их племена, пакистанские. Вот, послушайте, – он открыл потрепанный путеводитель:
… «Хайберский проход впечатляет не столько видами, сколько своей историей. Хайберский проход действительно был оживленным местом пересечения границы в течение нескольких веков, хотя и другие перевалы оказались не менее полезными для различных вторгающихся сил, шедших через эти горы. Но Хайбер был главными входными дверями Британии в этом регионе, и на пакистанской стороне линии Дюранда – произвольно проведенной разграничительной линии, установленной британцами в 1893 году между Афганистаном и тогдашней Британской Индией – можно увидеть множество крепостей в горах. Там и здесь попадаются остатки железной дороги, которая в данный момент очевидно не действует, потому что в ряде мест пути разобраны.
Добраться до Хайбера не так просто, как оно могло бы быть. СЗПП – Северо-Западная пограничная провинция Пакистана – практически контролируется местными племенами, не правительством. Иностранцы туда не допускаются без сопровождения вооруженных охранников и разрешения, выдаваемого в Пешаваре. Поехать можно только на отдельно нанятой машине. Отправиться на рейсовом автобусе иностранцам нельзя…»
От меня, видимо, ожидались восхищенные взгляды и понимающие кивки головой с завершающей паузой в разговоре, как бы фиксирующей энергетически недостижимую суперкрутизну моих гостей.
Я же прореагировал неадекватно, но зато в соответствии со своим пониманием происходящего.
– А зачем вам вообще эти приключения? Со скуки, что ли, не сидится? Смотреть тут вроде вообще нечего, лучше бы, право, действительно в Африку, там хоть природа, а тут автоматчики на каждом шагу, мины, танки недобитые…
Народ посмотрел на меня недоуменно.
– А зачем тогда вообще жить? – Леха, казалось, сам удивился своему вопросу, чем я и не преминул воспользоваться.
– Так Вы, значит, живете, что бы себе на жопу приключения искать? А потом о них рассказывать и себя крутыми чувствовать, что ли? – не понял я.
– А зачем вы живете? Может, расскажете, интересно было бы узнать? – подала голос до сих пор молчавшая Юля.
Я вспомнил нашу с Петром беседу и удивился, что столько разных людей волнуют совершенно одинаковые вещи. С одной стороны, оно конечно и понятно – все живут, все умирают. И это объединяет и дворника Кузьмича, и лорда палаты пэров. Вот только почему ответы-то у всех разные?
– Так дело не в том, что я думаю. Я сам, по большему счету, тоже, как тот учитель, который плавать не умеет… Но что по правильному – как мне кажется, быть должно – сказать могу. Это вещь и так давно известная. Экспериментами подтвержденная и научными исследованиями. Ну, конечно для тех, кто интересуется и понять может. Абориген ведь в Африке, сколько, про электрон, вокруг ядра летающий, не любопытствуй, ничего не поймёт.
– Это, в каком смысле? – Андрей, кажется, почувствовал смутную опасность при упоминании аборигенов.
– Ну, в религиях, священных книгах, про всё написано.
– А… – Андрей был явно разочарован, но и одновременно удовлетворен. Видимо, тем, что ему сообщили о чем-то старо, давно для него решенном. Дискуссии на эту тему, по всей видимости, были для него делом привычным, и уже, отчасти, наскучившим. – Ну, это знаем. Душа там, типа. Бог на землю приходил и как жить рассказал. Только, единственно, не очень понятно, приходил ли он на самом-то деле?
– Так.. – я повернулся к нему в пол оборота, – то есть ты не веришь, что Бог приходил? А в то, что человека душа есть?
– Нет. Не верю. – Он решительно насупился. Похоже, отстаивать свою точку зрения по этому вопросу ему уже приходилось не раз. – Я – это я. Мои ноги, руки. Что я сделал, то сделало мое тело. Да и вообще, у вас Дмитрий, сама постановка вопроса «ты веришь?» уже сама за себя говорит.
– Что говорит? – не понял я.
– Что верить надо. А проверить – никак.
– А… ты про это, – настала моя очередь расслобиться. Я опасался более коварной аргументации. В вопросах религии я был не силён. – Доказано. И не раз. Я же тебе говорил: есть путь изотерический. Там верю. Есть практический. Там проверю. Так религия по первому пути начиналась, но и по второму уже тоже прошла. Короче, экспериментально доказано, что при смерти тело становиться легче на несколько миллиграмм. То есть, имеется в природе субстанция, которая от физического тела в момент смерти отделяется. Это и есть душа.
– Ну, это еще бабушка надвое сказала, что это душа, – включился в разговор Леха. – Нет, я в общем-то, с вами согласен, насчет души, ну, что есть она, но не знаю…
– Конечно, лажа. – Андрей был настроен более фундаментально. – Там всё что угодно могло отделиться. Включая потоки микрочастиц каких ни будь неизученных.
– Ну да, – я не удержался от ехидства в голосе. – Изученных – это было бы слишком просто. Надо, что бы неизученные были обязательно! Тогда уж проще сказать, что это тело отделилось от микрочастиц, которыми мы и были, а тело наше и есть та самая душа, которой не существует…
– Карина прыснула от смеха, – Леха задумался.
– Короче, у каждого научного опыта, есть теоретическое обоснование. Электроны тоже никто не щупал. Поставили эксперимент, затем построили ту модель, которая удовлетворяет его результатам. А теория сегодня по поводу вышеупомянутого тела, которое легче становится, проще некуда: что от него, в момент смерти, отделяется некая субстанция, называемая в науке астральным телом, которая, кстати, по свойствам и функциям полностью идентична понятию души в религиях. Так что ты, если интересно, Роберта Монро почитай. Он целый институт исследовательский создал, что бы процесс отделения астрального тела изучать. Тысячи добровольцев. Тысячи экспериментов. Тысячи свидетельств, причем в большинстве своем атеистов. Об их опыте путешествия вне тела. Так называемые ВТП – внетелесные переживания. Вполне научный термин, кстати, уже лет сорок как. Для тех, конечно, кто читал.
– Ну, тут я профан, если честно. Подумать надо, может почитать действительно, но про цель то что? И опять, кто что доказал здесь? – мне понравился его ответ, его не переклинило, как это часто бывает с материалистами, – «Я, Я! Штангельциркуль! И точка!», – а, «ему надо подумать».
– Да про цель, на самом деле, ты уже сам сказал. Жить определенным образом – это всего лишь средство, для достижения цели.
– Так что ж? Какой цели-то?
– Счастье на Земле. Или блаженства. Второе возможно на небесах автоматически. Поскольку там нет материального тела, то есть не с чем бороться. А тут есть зло и добро, и как с ними быть, что бы стать счастливыми – об этом все религии.
– Все? – Андрей встрепенулся. – Это, в каком смысле? Они же все разные? Они же враждуют между собой.
– Враждуют конфессии. Человеческие компоненты. Так сказать, борьба интерпретаций одного и того же. «Ты в ту сторону ходи, сюда не ходи, снег башка упадет, совсем плохо будет!» Борьба за клиента, так сказать. На самом же деле, смотрите что получается: везде есть правила поведения, как надо жить. Рас. Далее, жить так, что бы попасть в Рай. У христиан это просто райские кущи, у мусульман тень с речкой добавилась. У буддистов – вообще пустота, Нирвана называется. Но кайфово там, почище чем в Раю.
– Ну, так что? – Андрею, кажется, всё же знал больше чем мне показалось. – Ну, в исламе, действительно, райские кущи. Это: кусты, речка и бабы. Они их «женами очищенными» называют, кажется. Так это и на земле так можно, зачем по пять раз в день молиться то… Абрамович вон наш – народа, наверное, поубивал, взяток надавал, а теперь дворцы и яхтами скупает. Всё у него есть. И речка и тень. И бабы. В раю он, получается! Хоть и еврей неверующий.
Я задумался. Тема действительно имела место быть, и разъяснению поддавалась не очень.
– Да не то это совсем, как ты не понимаешь, – вдруг подала голос Юля. – Не в кустах тут вовсе дело. И не в речке. А в покое душевном. А весь этот материальный антураж чисто для тупых. Что бы понятно было, цель наша в том, что бы о суетном больше не беспокоится. А Абрамович твой – он же, чем больше покупает, тем страшней ему жить: это отнять могут, то сгорит, что-то в цене упадет… То есть, чем он больше получает, тем сильнее к земному привязывается и тем ему хуже. А иначе – и хотел бы да не умеет. Тут другой принцип работает, поговрка такая есть, похоже в тему: «Меньше знаешь, крепче спишь». А Абрамович твой, не удивлюсь, если вообще без таблеток заснуть не может, так ему страшно на этом свете жить – умереть боится да знает, что всё равно помрёт…
– Ну да, – согласился Лёха, я же сделал вывод, что Юля молчала до этого далеко не от неимения что сказать. – Конечно, цель-то как раз и есть: не кустов вокруг насажать, как это у нас в большинстве понимается, а в покое душевном, счастье на Земле. И вот тут никакой материализм не поможет. Потому что на любое материальное действие есть противодействие. Закон, так сказать, сохранения энергии. Закон Кармы в буддизме называется. Радуешься ты новой машине – бах, колесо спустило. Обрадовался, что в квартиру новую переехал, тут тебе бац! – Под окнами морг, да еще прозекторская прямо под балконом, так что и бинокля не надо. И так далее. Сколько в итоге не покупай – все одно ноль. И бьешься как муха о лед, а все счастья-то нет и нет…
– Ну а у верующих что? У меня вон приятель в Москве, …
***
В общем проговорили мы часа три. Устал я за эти дни молчать, так что в философию вдарился с удовольствием. Тем более, что ребята они оказались и правда ничего – нормальные. Жизнью интересующиеся. Уже к концу принесли кальян, все стали собираться.
– Да мы, если честно, ни в какую идти сюда не хотели. – Леха затянулся каким-то терпким табаком. – Это ж реально западло! В гости, в навороченный ресторан, это же вообще перегиб, за такой номер платить – на это же можно еще год по Индии шариться. «Не», – говорим, человек этот не нормальный. Время на него жалко. Каринка уговорила. Горой стояла – типа: «Клевый мужик, ну, ребята, я почти влюбилась…» – тут он вдруг замолчал, поняв, что сморозил не то. Я посмотрел на Карину. Та сидела уставившись в пол прямо перед собой и кажется, начинала медленно краснеть.
– Ну ладно – Юля начала подниматься, – спасибо вам большее, очень вкусно было. Пошли ребята, – она повернулась к Карине – мы тебе дверь открытой оставим, тут дорогу перейти, не опасно.
– Да я провожу… – пробурчал я, понимая, что не поговорить с Кариной на эту тему нельзя. А сделать это было можно только наедине.
***
– Да я ж тебе в отцы гожусь, ты что придумала? Да на фига я тебе нужен, я же помру может скоро уже! Потом, работа у меня опасная, – закончил я, неожиданно вспомнив о цели своего путешествия.
– Ну и старый… А у меня, может, отца нормального не было, и отношений с ним человеческих тоже? И мне теперь этого не хватает? Я, может, мечтаю, что б ты меня в цирк сводил?
– В цирк? – я несколько опешил от неожиданности постановки вопроса.
– Ну конечно! И вообще, ерунда это всё, что ты старше. У Геральды сейчас, кстати, так вообще инженер. Лет на тридцать её старше. Так она счастлива с ним, на седьмом небе просто.
– Инженер? – я очень удивился. Я припоминал какого-то индуса. И не инженера вовсе, а миллионера.
– Ну, да миллионера она сразу бросила. Он ей слишком много денег давал. Как ни встреча – то машину подарит, то просто чемоданчик с деньгами сунет. И всё целует. Как любит, говорит, и, какая она прекрасная. А Гена – девушка не меркантильная. Ломало это её, ну не знаю как… в общем, пожила она с индусам месяцок, и сбежала. Но одно хорошо – денег ей больше не надо. Инженера себе нашла. Парень простой. Из рабочих. Денег ноль. Чуть что – по морде. Раньше, всё мне жаловаться бегала – то опять денег в карман подсунул, то «кошечкой любимой» обозвал. Теперь же – как на крыльях летает! Сияет вся, от счастья светится… В общем, идиллия.
Я еще раз подивился Карининой логике и сказал:
– Ну да… если тебе для счастья инженер престарелый нужен, да который тебе еще по башке настучит, то я тогда и не знаю – я с опаской посмотрел на своё отражение в каминном зеркале, ища сходство с пожилым агрессивным инженером.
– Да не в престарелости дело, и не в башке! Ко мне только сунься, я сама настучу. А про деньги я так упомянула, потому что портят они людей… да и конкуренция у женщины обостряется сильно. Куча же теток на любое из-за денег готовы, так что тут тоже своеобразный маркет. И, кстати, чем баба красивее, тем больше на деньги падкая, психология у нас, девушек, такая… А я-то, совсем другое имела ввиду: короче, если тебе так нравиться: «любовь зла, полюбишь и козла». – Она с опаской посмотрела на меня, не обидился я ли на «козла», но мне было, в общем, наплевать. – То есть, не объяснить некоторые вещи простой логикой. – Закончила она.
– Ну, ладно, фиг с ним, – мне стало понятно, что так ее не отшить. Здесь надо время, подумать, как девку не обидеть, и, самому не вляпаться. К тому же время уже было позднее. – Останемся друзьями. В цирк не обещаю, но мейлы посылай.
– А какой у тебя мейл? – оживилась Карина. – Мне, кстати, и телефон надо, мало ли что. Я тебе еще денег должна. За мной не заржавеет.
Я терпеливо продиктовал мейл и дал мобильник с комментарием: «Он здесь не берет. Сейчас у приятеля моего, в Питере. Но если вернусь…»
Тут Карина посмотрела на меня подозрительно. Я понял, что сболтнул лишнего.
– Звони!
Я проводил её до кафе, там нервно курил на улице Леха. Пожал ему руку, еще раз сказал – «Пока». По дороге домой задержался в лобби гостинници у телевизора. Это был, кажется, канал CNN. Поэтому имелись, к счастью и английские субтитры. На экране было до боли знакомое: Петербург. От удивления остановился.
На экране всё время показывали что-то дымящееся. С удивлением прочитал: «За последние несколько дней Петербург превратился в настоящий центр криминальных разборок и терроризма. Каждый день в Центральной части города происходят перестрелки с применением тяжелого противотанкового оружия. На сегодняшний день взрывами уничтожено три автомобиля ХАММЕР, два автомобиля БМВ 725, а так же один автомобиль «Опель калибра». Удалось установить принадлежность только последнего автомобиля. Он принадлежал менеджеру торгового представительства пельменной фабрики имени Красного Октября, Сергеевой Ольги Константиновне, покинувшей данный автомобиль за несколько минут до попадания в него снаряда, выпущенного из ручного противотанкового гранатомета. Не смотря на утверждение фигуранта что его автомобиль оказался по соседству с, так же уничтоженным «Хаммером», случайно, с хозяйки взята подписка о невыезде. Связи подозреваемой тщательно прорабатываются. В остальных автомобилях не было найдено никаких следов присутствия человека, не смотря на то, что большинство из них в момент попадания снаряда передвигались с довольно высокой скоростью. Не удалось так же установить принадлежность автомобилей. На них полностью отсутствовали идентификационные номера. Вследствие этого у прокуратуры, которой передали дело на контроль, возникли вопросы к таможенным органам. Один из основных вопросов заключается в том, «Как, когда, и где, автомобили, без единого идентификационного номера смогли пересечь нашу государственную границу, и, будучи растаможенными, оказались поставлены на учет в органах ГИБДД.»
Тетка в чадре уступила на экране место усатому мужчине с генеральскими погонами.
Голос за кадром продолжал – «На эти вопросы нашему корреспонденту отвечает начальник таможенного управления генерал Лаврентий Александрович Василиск – Задорный».
Мужчина тяжело полунаклонил – полуподнял голову, и, немного из подлобья посмотрел в камеру.
«Не будем рассказывать зрителю о нашем тяжелом наследстве, – начал он задумчиво. – Эти тяжелые перестроечные года знакомы нам не по-наслышке. Постоянные перестрелки, взрывы, покушения. Приватизация… – он вопросительно-назидательно поднял указательный палец и уже совершенно другим, ясным взором взглянул в объектив словно уходя в свое далекое прошлое, где он был еще счастливым капитаном, молодым и задорным, еще не знающим своего тяжелого будущего, сделавшего из него такого серьезного и озабоченного, несчастного генерала.
«В те времена, если вы помните, был такой предприниматель – Борис Березовский. И была у него организация «ЛОГОВАЗ». И занималась эта организация тем, что на заводе «АВТОВАЗ» производила во вторую смену наши русские жигуленки. Причем, номера кузовов и моторов, у «вечерних» машин, были такими же, как и у автомобилей, произведенных в первую смену. То есть, получалась у них куча автомобильных клонов и двойников. Налоги же, как мы понимаем, платились только с первой, так сказать, легально выпущенной машины. Дело однако раскрылось. Появились, – тут генерал озабоченно поправил очки, – так называемые, компьютеры. И стали в них автомобили регистрировать. По номерам. И получилось, что есть машины, у которых одновременно по нескольку хозяев! Хоть и не хотелось, однако, дело заводить, а пришлось… Ну и предъявили господину Березовскому, так сказать, как смогли…
А он – ведь тоже не дурак – сразу в Англию. А там – так вообще все по-другому! Там, если ты в особо крупных размерах у государства украл, а тебя потом государство посадить хочет, то это уже дело политическое. Потому что правят государством политики. А раз они кого посадить хотят, тут…»
Что «тут», генерал не договорил, на экране с «экстренным» лицом выплыл телеведущий. «Срочное сообщение!» – в Петербурге совершилось еще одно преступление, еще один взрыв. Сейчас наши специальные корреспонденты обрабатывают видеоматериал, в конце передаче мы его Вам покажем, а пока досмотрим интервью с генералом Василиск–Задорным, оставайтесь на нашем канале!!» – Телеведущий жизнерадостно растворился.
– Так вот, – добрым тоном продолжал генерал. Кажется, он подходил к развязке. – А теперь представим, что у господина Березовского, кроме этой, так называемой, «второй смены», еще и третья была! – генерал, кажется, сам поразился собственной прозорливости. Его лицо, сперва уплыло из кадра, затем вплыло в него уже с выпученными от изумления глазами. – В которой он иномарки изготовлял! А номера индентификационные специальными химикатами наносил, так, что после регистрации в ГИБДД они исчезали! – слово «изчезали» он произнес с легким придыханием, как бы поведав, какую-то, одному ему ведомо от кого, тщательно скрываемую тайну.
Корреспондент CNN был, видимо, иностранцем, поэтому, не поняв проникновенности момента, спросил не то:
– Так у машин этих, ну, что «хаммер», что «буммер» – у них год выпуска-то, всего год назад, как первый экземпляр произвели. Так, когда Березовский у вас девяфтки клонировал, это дак, лет десять назад было… Тогда же и чертежей еще для этих машин не было, как он их произвел-то?
– Ну, это совсем просто, – генерал, кажется, заметил стол, накрываемый в другой половине съемочного павильона, за котором они посидят с режиссером до близко полуночи, а потом, пригласив девушек в ресторан, так там и останутся. – Короче. Можем мы объяснить, как птицы дорогу на юг находят? Нет! – кажется, его очень обрадовало, что мы не можем объяснить, как птицы находят дорогу на юг. – Так вот! Так же и товарищ Березовский не мог бы нам объяснить, как он предугадал вектор развития баварской автокомпании «БМВ» и американской «Хаммер» на ближайшие десять лет! Да и вообще – голос генерала зазвучал примирительно, стальные нотки почти совершенно исчезли из его голоса, глаза, кажется, были готовы прослезиться… – Были и другие люди… Другие события… Ностардамус тот же – на столетия вперед предсказал – вибрации голоса снова стали опасно колючими, кажется, генерал был готов горой идти за Ностердамуса. – А вы тут с Березовским этим, который чертежи от «БМВ» на десять лет раньше немцев нарисовал…. Оставьте, пустое…»
Здесь, необычайно кстати для телевизионщиков, вдруг выползло выпучено изумленное лицо комментатора, заговорившее скороговоркой:
– С места событий передает наш специальный корреспондент Семен Андреев, Семен, пожалуйста, вам слово:
– Я передаю с места событий, – место вызвало у меня некоторый ностальгический шок, это была улица, на которой я жил в Питере, буквально за пару домов от моего дома. – На этот раз взорван еще один автомобиль, теперь марки «БМВ», – он помедлил и произнес: – на этот раз сразу тремя зарядами из РПГ был поражен внедорожник модели X5. Как ни странно, – продолжал журналист, – несмотря на столь убойный заряд, тело водителя пострадало только частично. Сейчас мы показываем фоторобот погибшего, восстановленный в криминалистической лаборатории. Если кто-то, когда-то, видел этого человека, просьба позвонить по телефону, – внизу тут же побежали строкой цифры. – А теперь, смотрите на это фото! – Экран дернулся голубой поволокой, и на нем возникло лицо. Я покачнулся, и, что бы не потерять равновесия сел в кресло. На экране, все в шрамах и порезах, но, тем не менее, спутать было невозможно, появилось лицо. Это был Петр.
VII. ТОРА БОРА
Встал я рано, часов в шесть. Чистя зубы, вяло подумал, – «Ну вот, ехать мне больше не куда. Да и не зачем. А жаль». Зачем-то побрился. Сходил позавтракать. Вернулся в номер. Сел за стол. Достал кристалл. Смотреть на него, почему-то, доставляло некоторое успокоение, словно Петр был еще жив. Видимо, я столько вглядывался в это стекло думая о наших планах, что и теперь автоматически казалось, что они еще есть. От размышлений меня оторвал стук в дверь. Открыл. На пороге стоял командир отряда пешеварцев.
– Отряд прибыл, передан в ваше полное распоряжение. – Голос его звучал звонко и напряженно. И я вдруг понял, что поеду. Несмотря ни на что.
***
Я резко встал, накинул куртку, бросил кристалл в карман и быстро направился к выходу.
Командир отряда в некотором замешательстве пошел следом – его удивила резкая перемена моего настроения, и, как следствие, манеры поведения. Еще вчера я был улыбчивым, готовым все уладить миром, человеком. Сейчас же я готов был скорее всех расстрелять из гранатомета, которого у меня, кстати, слава Богу, не было.
Выйдя на крыльцо быстро оценил ситуацию – человек шестнадцать, в полном вооружении. Разбиты на пять групп, у каждой свой джип, в меру новый, через один с расчехленным пулеметом. В одном из машин заметил легкую противоракетную установку системы земля-воздух. «Это-то им на хрена, – лениво подумал я, – ну да ладно, пешеварцы в горах воюют, им видней.
Не дожидаясь, пока все усядутся, занял место в головной машине. Командир сделал несколько резких выкриков, видимо подгоняя десантников, все резко ускорились – по правилам, головная машина не должна медлить ни секунды, дожидаясь остальных.
Не успел я удобно устроиться в кресле рядом с водителем, как мы рванули вперед. Все резко тронулись за нами. Краем глаза, наискосок, через площадь, заметил высыпавших на улицу ребят, с которыми мы вчера ужинали. Казалось, что со вчерашнего дня прошла целая вечность. Они стояли на обочине, выпучив от удивления глаза. Ну да, картинка была ещё та – отряд моджахедов, под моим предводительством отправился в направлении одного из самых загадочных и зловещих мест Афганистана – системы базовых лагерей под названием «Дарунта»; гор, в недрах которых построены укрытия, рассчитанные на жизнь и бесперебойное существование десятков тысяч боевиков.
Ехали молча. Возможно, при других обстоятельствах, я бы безусловно поговорил с командиром боевиков. Информация есть информация да и рассказ был бы несомненно интересен. Они здесь, в Афганистане, простых путей не ищут. То русские с ними воевали, то, талибы всех окучили, так что небо с копеечку показалось. Потом американцы их от талибов освободили, только теперь никак назад не уйдут, что будет дальше, так вообще никто не знает. И каждое превращение – это ведь исковерканные жизни, насилие, хаос. Потоки беженцев, приток авантюристов… Да. Я помотал головой – думать об этом не хотелось. Почему люди жить нормально не могут? – вот в чем вопрос. Хотя, с другой стороны, как они живут, для них, может и нормально, а ненормально в шортах по городу ходить, вот и думают они – «Да что ж такое, когда же эти обезьяны голые, американцы, нормально заживут?»
Я оглянулся по сторонам. Горы, пустыри, впадины, ущелья; посты военные периодически, какие-то редкие проплешины кустов… нас правда пропускали беспрепятственно. Было еще одно наблюдение: пропускали, получается, без досмотра тех, кто вооружен и к кому лесть бояться. А, может, просто, командира нашего в лицо знали. То есть знали, что с его лицом лучше не связываться.
Постепенно, дорога становилась все круче, местность гористей. Я, на развилках (нужно было бы «до», но кто же их, эти развилки знает, когда они появятся), доставал карту и с умным видом в нее тырился, стараясь, что бы никто не заглянул. Смотрел я, конечно, больше на Прибор, потому что карта была уже не при чем. Он показывал направление совершенно четко, только не нравилось мне увиденное все больше: появилась там какая-то новая цифра.
Сперва я не понял, но, подумав, догадался. Она означала глубину. И цифра была: двести метров! Какая глубина, куда и откуда она взялась, я пока не понимал: моря там вроде нет, да и вообще, речек даже не предвиделось. А глубина колоссальная – с дом, наверное семидесятиэтажный получиться. Глюк, короче. Так я себе этот параметр определил.
Дорога сужалась. Прошло часа три. Никто не говорил ни слова. При чем, что интересно: чем больше мы забирались в горы, тем тише становился отряд. Особенное молчание царило на развилках; когда же я показывал им новое направление начинали галдеть но скоро опять замолкали и становились ещё тревожнее. На мои же последние манипуляции с Прибором, народ смотрел уж и вовсе испуганно, и когда на развилке, среди трех горных дорог, я показал рукой вперед, среди бойцов пронесся тревожный, недоумевающий ропот.
Дорога шла всё круче вверх. Джипы шли уже с трудом, колея сузилась. Выехали на очередную развилку. Остановились. Я достал карту, Прибор. С удивлением увидел – направление, куда он показывал, было как раз между развилкой, прямо в заросли какого-то колючего кустарника сомнительной внешности. Помедлив (ну не сомневаться же теперь; поздно), я показал рукой направление. Среди бойцов поднялся ропот. Слышались выкрики, кто-то жестикулировал, кто-то просто сидел в машине с отрешенным видом. Командира обступили его люди, видимо, старшие групп, что-то обсуждали. Я не вмешивался, сидел и терпеливо ждал. Наконец, командир подошел ко мне, и, с расстановкой, неторопливо, видимо в соответствии со статусом сказал:
– Путник, мы не знаем, кто ты. Мы не знаем, зачем ты сюда пришел. Скажи нам: куда ты идешь?
– Не знаю. – При всей нелогичности ситуации, ответ не мог быть более правдивым. Куда я иду, я и, правда, не знал. Не объяснять же им, что «куда Прибор покажет». Пустое. А могут и просто грохнуть. Он непонимания.
Командир, похоже, ответ предвидел, и сказал:
– Мы не знаем, куда ты идешь. Но то, что ты просишь и делаешь, не тех денег стоит, что ты заплатил. Отряд отказывается идти.
– Что стоит то, куда я иду? – Я понял, что у них возникла реальная проблема, с которой нам нужно справляться совместно. Для них это, похоже, был вопрос денег.
– А стоит это, – он потупился, видимо, рассчитывая – так мне, по крайней мере, показалось – от меня побыстрее избавиться, загнув цену, которую я не могу заплатить. – Это стоит миллион. Долларов. Иначе, прости. – Последнее слово прозвучало довольно облегченно, из чего я понял, что сумма была все равно чисто умозрительной, и они бы предпочли лучше ретироваться, чем получить даже ее. Одновременно, при слове «прости», командир как-то виновато скосил глаза на «Калашников». Я понял, что если не предпринять что-то неожиданное, его извинение может кончиться для меня летальным исходом.
– О кей. Посмотрим. – Я сбросил с плеча рюкзак. Раскрыл крышку, и вывалил на землю содержимое. Весь туристический баул среднего размера, был до отказа набит пачками стодолларовых купюр. «Миллиона два», – спокойно подумал я.
Народ всполошился. Такого развития событий не ожидал никто. Кто-то вскочил. Другие, наоборот, остались демонстративно равнодушными, но по холодной решимости вспыхнувшей в их глазах, и по тому, как неторопливо, спокойно, подтянули они к себе оружие, стало понятно – в живых здесь скоро останутся немногие. Командир ещё пытался навести порядок, на кого-то прикрикивая, с кем-то пытаясь обсудить ситуацию на равных, но работало это плохо. Многие делали отрицательные движения головами, и решительно отстранялись от него. Мне показалось, что командир все ещё пытался вернуть происходящее в привычное русло. То есть, продолжить выполнения боевого задания, но наткнулся на не преодолимую преграду.
Камнем преткновения, насколько я понял, стало противоречие между нежеланием идти дальше и невозможностью отказаться от денег. Их прямо таки парализовал их вид. Я подумал, что, если это и было ошибкой – такую, особенно, для местных правил, большую сумму, афишировать, то вариантов-то все равно не оставалось. Покажи я ее только командиру, так он меня бы тут же сам и зарезал, объявив позже, что «раб божий случайно упал на нож. И так пять раз. За что всем теперь по одной зеленой купюре, за то, что бы забыть, то, что не надо помнить». При этом, все равно все удивились бы, как щедр и богат их командир, что дополнительную плату выдал, что бы что-то забыть, потому что, еще и не такое забывали и безо всякой платы.
Ситуация тем временем осложнялась. Одна группа, которая хотела забыть всё сразу, включая и моё здесь присутствие, противостояла другой, которая хотела сперва ещё походить а потом, если худшие из подозрений сбудутся уже забыть. Задержка в забывании, возможно, не составила бы и часа, но идти в кустарник из первой группы не хотели решительно. Остаться без денег тоже.
Отряд разделился на две части. Громко что-то выкрикивая и потрясая оружием, они не могли договориться. Я тихо начал сдвигаться в область кустов. Поскольку деньги оставались на месте, на меня не обращали внимания. Я протиснулся сквозь первый слой растительности, когда послышались первые выстрелы. Кажется, им откликнулся пулемет. Я вышел с другой стороны кустов напрочь исцарапанный колючками и замер в нерешительности: передо мной была гора. Она уходила в небо. Вдоль горы тянулась узенькая тропинка, поднимающаяся вверх. Конец ее таял в облаках.
***
Я шел по тропе уже несколько часов, сверяясь с показанием Прибора, что путало меня еще больше. Он уже не показывал направление, совпадающее с направлением пути. Стрелка показывала куда-то внутрь горы, вверх. Из чего я делал вывод, что иду правильно. Единственно не ясно, как мне пробраться внутрь. Мысль о том, что я не знаю теперь, еще и зачем я это, вообще, делаю, я старался гнать. Довести дело до конца хотелось, хотя бы потому, что, будет ли у меня еще такая возможность – вообще что-либо когда-нибудь сделать – было покрыто таким же плотным туманом, как и эта гора. На которую я с грехом пополам сейчас карабкался.
Туман, кстати, обступал со всех сторон. От этого было, наверное, даже менее страшно. Высота горы, как я знал из Интернета сотавляла несколько тысяч метров над уровнем моря.
Не утешало даже то, что моря здесь и в помине не было. То есть, по сути, сравнивать было не с чем.
Оптимизм же мой, по поводу плохой видимости, был основан на том, что если бы я видел вниз, то расстояние уже составило бы пару небоскребов.
Мысль эту я старался от себя гнать. Вроде удалось… Но осадок, как говориться остался. Впрочем, не надолго. Отвлекло сужение тропы.
Если раньше там было от полутора до метра ширины – то есть, была это какая-то подвешенная в небе «дорожка» – то теперь ее ширина иногда составляла сантиметров пятьдесят, превращаясь в иллюзорный бордюр. При этом облака уже остались внизу, а сил у меня, если честно, не осталось совсем.
Я на минуту приостановился, что бы перевести дыхание и оглянулся вокруг. Вид открывался волшебный. Из облаков торчали пики гор, все переливалось необычным оттенком голубого (внизу) и желтого, солнечно ослепительно сверкающего, вверху.
Пару раз, выбрав площадку пошире, пристраивал на колене Прибор, теперь его стрелка выровнялась, или, даже, скорее, показывала вниз. Но направление было, по-прежнему, внутрь горы. Поверхность её была шершавая, цвета грязного песка, и на ощупь холодноватая. Не смотря на святящее солнце. Мир, окружающий меня был спокоен, красив и необычайно страшен. Такого сочетания я до сих пор не встречал ни где. Даже в потусторонних мирах: там, как я определил для себя уже позже, было хоть понимание ненормальности происходящего. А здесь всё было естественно и гармонично.
***
Так длилось несколько часов, и я очень жалел, что не взял ничего поесть. Фляга с водой, к счастью, висела на поясе, и это как-то меня спасало. Есть же хотелось зверски. Я, вспоминая из буддизма уроки по самовнушению, перестроил «энергию желания есть» в «энергию желания достигнуть входа в пещеру». Это удалось без особого труда, так как я знал, что укрытия, оборудованные внутри горы имеют всё, что необходимо для существования человека, вплоть до запасов воды, еды, вентиляцию и всё остальное. Таким образом, внушение свелось к тому, что я воображал себе банку консервов, лежащую прямо у входа в пещеру.
Шагал я довольно бодро и где то через час с небольшим достиг цели. Единственно неприятным сюрпризом, уже на подходе, оказался небольшой, чрезвычайно узкий и какой-то зыбкий навесной мост: тропа, по которой я шел, в этом месте прерывалась и я испытал несколько неприятных минут, качаясь над пропастью к каком-то подобии люльки. Сооружение было сделано из травы, веревок и обломков кустов, вследствие чего оставляло впечатление крайне ненадежное.
Вход в пещеру меня удивил: я ожидал чего-то фундаментального. Он же был чуть больше человеческого роста, полузакрыт приваленным камнем, и как-то труднообъяснимо недружелюбен.
Я с некоторой опаской заглянул внутрь.
Через десяток метров довольно узкого коридора внезапно вспыхнул свет – видимо, его включали датчики движения. Я был в просторном вестибюле. Из него, в разные стороны, вверх и вниз, уходило много ходов и переходов. Я стал заглядывать внутрь них, стараясь не углубляться, что бы не потерять ориентацию. Некоторые имели явно искусственное происхождение, впрочем, как и первое помещение – стены были ровными, пол забетонирован. Сводчатые потолки усилены железобетонной арматурой. Другие же, сохранили свой первозданный мир – с потолков свисали сталактиты, по полу струилась вода. В воздухе стоял запах испарений.
Я, сверив направление с показаниями Прибора, выбрал путь по широкому, с ощутимым наклоном вниз коридору. Затем, стараясь не терять общего направления, свернул сперва в один, потом в другой туннель, спускаясь по переходам и лестницам.
Сначала я пытался делать на стенах пометки поднятым с земли камнем, но вскоре совершенно потерял ориентацию. Единственно радовало, что свет продолжал исправно включаться, с вентиляцией все тоже обстояло нормально. Периодически на пути попадались ящики и коробки.
Я, там, где это было технически возможно, вскрывал их, надеясь найти еду. Но находил, в основном, кипы бумаг и противогазы. Пару раз я наткнулся на боеприпасы. Прихватил пару гранат неожиданного вида, и пистолет с несколькими обоймами патронов. Зачем мне это, я себе отчёта не отдавал, но стало спокойней.
В одном месте, немного поколебавшись, я взял с собой противогаз. Наконец, часа через три блужданий, в одном из контейнеров я обнаружил герметично упакованные сухари. Поел. Жить стало лучше и веселей. Однако усталость не отпускала – я прилег на деревянный ящик и мгновенно заснул.
VIII. ГАНС, АЗЕФ И ГРАФ ВУЛФ.
Раздался хлопок входной двери – зашел Азеф. Он отбросил костыли и лихо пустился в пляс. Из-за загипсованной ноги и перебинтованных кистей рук, выглядело это несколько комичным.
– А теперь, – не останавливая танца, залихватски прокричал он, – берем ручку и карандаш! – Предложение звучало странно. Хотя бы уже по тому, что предлагалось брать одновременно ручку и карандаш. Он бросил передо мной карту города. – Достаем линейку, – продолжал указывать Азеф, вопросительно глянув на Графа Вулфа. Тот нехотя, словно ему было жаль расставаться с предметом, достал что-то из внутреннего кармана пиджака и аккуратно положил на стол рядом с картой. Это была деревянная ученическая линейка средних размеров. Она была сильно потрепана и разрисована разноцветными фломастерами. Один конец был несколько деформирован. Видимо, предыдущий владелец периодически грыз в задумчивости ее конец.
– И так! – продолжал Азеф. – Наносим маршрут! – Какой маршрут и зачем предлагалось нанести, мне было не понятно. Однако перечить Азефу в момент ажиотации было чревато, и я, придвинув к себе карту, взял в руку линейку и карандаш.
– И так: старуха завхоз упомянула в разговоре, что она, для своих повседневных разъездов пользуется санитарной машиной находящегося неподалеку медицинского учреждения. Какого именно, она не уточняла. – Продолжал он, выписывая в воздухе загипсованной ногой замысловатые «Па».
Граф поднял с пола пустую канистру из-под тасола и начал нехотя выстукивать на ней лезгинку.
– Тем не менее, – продолжил Азеф. – Тем не менее, на карте ДОЛЖЕН, – последнее слово прозвучало у него с нажимом. – Должен быть знак медицинского учреждения. Посмотри! – скомандовал он мне, вдруг внезапно остановившись посередине комнаты, и несколько выпучив для убедительности глаза.
Я взял карту, развернул и стал искать знак. «По-видимому, – подумал я, – это должен быть красный крест или что-то во всяком случае красное». – Почему я сразу определился именно с цветом, объяснить было бы трудно, но уверенность была непоколебимой.
– И ещё, – у Азефа, кажется, наступило новое прозрение. – Там где-то должен быть Каньон.
– Какой Каньон? – озабоченно спросил Граф, от удивления даже перестав стучать по канистре.
– А такой! – запальчиво, со значением подняв палец вверх, ответил Азеф. – Там, где Нева уже кончается, а море еще не начинается. Ну, озера, типа, такие. Грязные. Вода, правда, прозрачная, но от этого еще хуже. Весь мусор на дне видно. – Он прихлопнул в ладоши и сделал замысловатый прыжок на здоровой ноге. – С одной стороны вода соленая, а с другой нет, – уверенно закончил он.
Хлопнула дверь, и в комнату ввалился Ганс. На его голове был, как обычно, шлем танкиста, поверх которого, на лбу, красовались очки сварщика. В каждой из рук он держал по автомобильному колесу.
"Опять с машины какой-то спер. Причем, снова «жигулевские», – устало зафиксировл я. – Все время с «Жигулей» колеса ворует, уже вся квартира завалена».
Мы сами передвигались по городу на мотоциклах, и, куда деть всю эту груду краденых колес было не ясно. К тому же, Ганс, рано или поздно мог быть пойман, что сорвало бы все наши планы. А, учитывая масштаб предстоящего мероприятия, это было не кстати.
Ганс, однако, никого слушать не хотел и с завидной периодичностью серийного маньяка вваливался посреди ночи с парой очередных украденных колес.
"У меня ключ к «Жигулям» походит, – на все наши доводы отвечал он, доставая из-за пазухи какое то кривое приспособление, на одном из концов которого была отвертка, а на другом – торцевая головка для колесного болта. При этом выражение его лица становилось таким упрямым, что становилось понятно, что никакие споры здесь не уместны.
– Кажется, меня выпасли! – едва переведя дух, просипел Ганс. – Он тяжело дышал, ему, видимо, пришлось бежать, спасаясь от погони. – Надо рвать когти, они за мной проследили! Вон, – он опасливо подошел к окну и выглянул через занавеску.– У парадняка стоят. Дежурят. Наверное, ментов ждут.
– Какого черта!? – Азеф остановился посреди комнаты. – Именно теперь, когда всё готово к операции! Поганец! – В седцах закончил он, осторожно выглядывая в окно. – Точно, выпасли тебя, придурок…
Граф задумчиво стоял и вдруг, словно встрепенувшись зашипел: – Менты! Они же ментов вызвали!
Я тоже выглянул из окна и увидел, что к двум бородатым мужикам в трениках и тапочках на босу ногу, не спускающим глаз с нашего окна, приближается милицейский УАЗик с включенным маячком. «Конспираторы, блин», – мелькнула в голове безрадостная мысль.
– Быстро, линяем через чердак! – продолжал шипеть Азеф. Мы вышли из квартиры и тихо, запинаясь в темноте, гуськом пробрались на чердак, аккуратно прикрыв за собой шаткую дверь на засов.
Затаились. Ганц, до сих пор не выпустивший из рук колес тоже завалился внутрь. Он, видимо впал в легкий ступор и только сейчас сообразил, что мог бы оставить их в квартире.
"Ничего, мелькнуло у меня в голове, не так уж и глупо. Если с обыском, то в квартире этих колес нет. А на другие свидетелей нет, что они сперты. А то, что их там несколько десятков валяется, ничего. Человек, может колеса от «Жигулей» коллекционирует. Хобби такое». Мы притаились, слушая шаги на лестнице. Люди внизу приблизились к нашей квартире и начали настойчиво звонить.
***
Я закрыл книгу и посмотрел на Марусю. «Даже жаль немного, что не я написал» – мелькнуло в голове о прочитанном.
– Довольно прикольно, – сказал я уже в слух.
– Про что, хоть? – она примеривала очередной наряд, и, хоть мы и представления не имели, куда пойдем, она хотела, видимо, выглядеть максимально красивой.
– А, про каких-то авантюристов международных, которые, то ли сейф вскрыли, то ли собираются еще. Этого они и сами пока до конца не понимают. Но, занятно. – Я взялся рассматривать карту города, в попытках найти знак медицинского учреждения. Наконец я его нашел. Отметил карандашом, взял линейку и стал измерять расстояние от точки до предполагаемого Каньона. Получалось километра три.
– Ну, всё, пошли, – я сложил карту. Мы вышли из дома и двинулись по направлению метро. На улице шел снег.
У станции, как всегда, толпился народ. По краям от входных дверей были навалены груды мусора. С тех пор, как начался ремонт, ходить здесь стало невозможно. Приходилось в буквальном смысле пробираться среди гор щебня и арматуры. Преодолев препятствия, мы пробрались к эскалатору. Маруся предъявила карточку, и мы прошли внутрь.
– А вы, а у вас? – за мной припустил дядька контролер, вычислив по моему неуверенному лицу безбилетника. Уже сходя с эскалатора, я сунул ему горсть мелочи сильно больше того, что он ожидал. Он отвял незамедлительно. Платформа тоже была завалена мусором и строительными отходами. Протиснувшись среди них, мы заняли место на перроне и стали жать поезд. Поездка обещала быть долгой.
***
Я проснулся, думаю, часов через пять, совершенно не понимая где я, и как сюда попал. Все тело ныло, в голове шумело, в глазах туман. «Мда… – мысленный процесс, хотя и с некоторыми перебоями, начал восстанавливаться. – Но странная мысль, с которой я проснулся, никак не оставляла: так где же происходят настоящие события? Сейчас? В этой пещере, в Афганистане или в том сне, который я только что видел? Или в той книге, которую я читал во сне? Ведь вполне могло статься, что то, что я вижу сейчас – это и есть сон… а не реальность…
Вконец запутавшись, я тряхнул головой и огляделся по сторонам. Я находился в огромном зале, размером со стадион. Ящики, на которых я спал, были складированы у одной из стен. Рядом виднелся проход, откуда я, видимо, сюда вчераи пришел.
Медленно сел, припоминая, что перед тем как заснуть, смотрел вчера по Прибору местоположение. Показывало опять вниз. Правда, угол теперь изменился и стал совсем тупым, но значило это, кажется, всё тоже: мне ещё переться и переться по этим безумным анфиладам и переходам куда-то вниз.
Посмотрел на сухари, прикидывая, сколько могу унести. Достал еще раз Прибор. Он загорелся сине-зеленым светом, и я застыл в оцепенении. Я заметил то, чего не заметил вчера, видимо, из-за недосыпа: расстояние до объекта пульсировало красным и показывало цифру тридцать! Это значило, что я был в непосредственной близости от объекта.
Я, не выпуская Прибор из рук, встал и, слегка пошатываясь медленно двинулся в центр зала, следуя указанному направлению. С каждым шагом расстояние уменьшалось. Через некоторое время стрелка окончательно опустилась.
«Внизу он, что ли, этот объект? Подо мной?» – Я был уже почти в центре пещеры. Цифры стремительно уменьшались. Стрелка застыла в вертикальном положении. Я стоял в замешательстве. Шкала расстояния на Приборе показывала 0,3. Это означало, что объект находиться в тридцати сантиметрах от поверхности. Прямо под местом, где я стою.
Я потоптался, с недоверием глядя под ноги, не зная, что предпринять. Если бы «объект» – а под этим словом мы, всё же, подразумевали живое существо, – находился этажом ниже, расстояние было бы, судя по высоте перекрытий, метра полтора, от силы – два. Теперь же получалось, что тело лежит, закопанное в землю. Но, для того, что бы Прибор фиксировал его, человек должен был быть живым. У меня пошли по телу мурашки. «Зачем, и кому это было нужно – закапывать тело живьем в землю?!»
Но, по любому, нужно было действовать дальше и я, стараясь унять дрожь в коленях, начал рыть землю руками. Земля была рыхлой, а глубина маленькой и вскоре я наткнулся на какую-то поверхность. Находка озадачила меня.
«Так, – голова заработала более интенсивно, – откапывать всю конструкцию? – Путь казался тупиковым. – Может выйти в астрал? – Мысль показалась мне свежей. – Там, в плане энергетики, всё сразу увидим. Живой там кто в этом ящике, или нет. И кто такой, тоже увидим».
Я лег на землю и расслабился, воображая, как я начинаю двигаться независимо от тела. Прошла привычная дрожь, и я, было, почти вышел из тела, как вдруг невиданный шквал красок и звуков обрушился на меня. Мелькали тени людей; пространство, казалось, расширилось и стало светлее, вокруг меня роились мириады огней. Это было настолько непривычно, что я быстро вернулся в физическое тело. Подумав, решил все же попробовать копать – астральный план здесь выглядел очень странно, и эта непонятность пугала.
Расчистив ещё земли, я понял, что это деревянный ящик. Материал выглядел дорогим: благородно-темного цвета со следами полировки. Поработав еще с полчаса, я увидел находку более детально. Предмет был раскопан еще не полностью, но все уже было ясно и так.
Это был очень хорошо сделанный, украшенный дорогими инкрустациями, с надписями на арабском, средних размеров дубовый гроб.
***
Озаботиться открытием я не успел.
Сзади раздался звук шагов и показался приближающийся ко мне темный силуэт. Сказать, что я был напуган – значит не сказать ничего. За столько часов тишины я совершенно отвык от посторонних звуков и, кроме того, понимал, что это внезапное появление не сулит ничего хорошего.
Когда человек подошел достаточно близко, я разглядел его. Это был один из бойцов-пештинцев, прибывших со мной в горы. Я даже не знал его имени. Всю дорогу он молчал, не проявляя никакого интереса к происходящему.
– Теперь мы знаем, КУДА ты шел, – он говорил очень тихо, почти неразборчиво. – Теперь ты умрешь. Но мы не можем будить спящих. Так что умрешь ты тихо. Аллах Акбар.
Он так же спокойно повернулся и пошел прочь. Стало понятно, что приближался он исключительно для того, что бы тихим голосом сказать свои слова. «Да… Восток дело тонкое… – невесело подумал я. – А могли бы просто из гранатомета шарахнуть. А… да ведь он же сказал: «спящих» не хотят будить. Кого же он в виду-то имел?» Продуктивный поток мыслей был прерван появлением странного запаха. Мне он определённо не нравился. Одновременно в пещере начал сгущаться легкий туман. «Отрава!! – я понял, о чём сообщил спокойный мужик. – Они хотят меня отравить. Противогаз!» – не знаю, почему я прихватил его с собой, видимо, из-за того, что воздух везде был затхлый, и хотелось инстинктивно защитить дыхание. Однако теперь он мог спасти мне жизнь. Я, быстро, стараясь не дышать, распаковал противогаз и осторожно, подавляя подступающую панику, натянул его на лицо. При этом я все-таки, видимо, нахватался газа. В глазах потемнело, и я потерял сознание.
***
Очнулся, открыл глаза. Первое, что вспомнил – это газ и свое падение на землю. Понял, что так и лежу на полу в противогазе.
Газ по прежнему наполнял зал – я понял это по стелющемуся вокруг туману. Выхода у меня не было: стоит им понять, что я жив, они удушат меня на месте руками… Или? Я вспомнил слова боевика – «Мы не можем будить спящих». Додумывать о множественном числе, употребленном им, мне было не досуг, но одно я осознал ясно – тот, кто лежал в гробу подо мной был одним из этих самых «спящих». Я торопливо достал пистолет и гранату. Так. Удушить меня тихо им не удастся.
В этот момент я снова увидел приближающийся силуэт. Видимо, он заметил движение в камеры слежения и спешил выяснить, что происходит. Я начал лихорадочно думать: – «Хорошо, здесь они меня не тронут, но стоит мне выйти за пределы, удалиться от этого столь удачно подвернувшегося «спящего», как – шуми сколько хочешь… хоть гонгом по голове бей… «Я же его искал, не знаю сколько времени, эх… Был бы сейчас Петр жив, вопросы бы сами все отпали… что же мне делать?», – боевик подошел уже близко и застыл в замешательстве. Он переводил беспокойный взгляд с гранаты на доску под моими ногами. И тем самым подал мне идею.
– Ура! – закричал я дурным голосом и, вырвав чеку из гранаты, бросился плашмя на полуоткопанный гроб. Меня всего колотило. – Стоять! – продолжил я, уже по английски.
Пришедшего, видимо, впечатлила моя решительность, и у него отпали последние сомнения в возможности силового решения конфликта.
– Ко мне двоих. Пусть откапывают гроб! – Я не снижал градуса истеричности приказаний.
– Зачем тебе это? – Тихо спросил боевик. Кажется, его возможности вести переговоры были весьма ограниченными. И граница им была там, где речь доходила до нарушения покоя обитателя гроба. Поэтому я, прикинув, каким образом могу совершить путешествие назад из туннеля, не расставаясь с достопочтенным гробом, продолжил энергично, без намека на истерию:
– Короче так. Вы откапываете гроб. Я сажусь на него. И вы аккуратно несете меня к выходу. Шаг влево, шаг вправо. – Граната без чеки. Расслабить мою руку, значит взорвать гроб. Или, – добавил я, видя, что он колеблется, – я делаю это прямо сейчас.
Слова сквозь противогаз доносились еле-еле, но моя речь, подкрепленная активной жестикуляцией, произвела должное впечатление. У меня действительно не было выхода, и вопрос для них был только один: смогу я взорвать гранату или нет. И, видимо, решение, наконец, было принято.
Ко мне с разных сторон подошли еще двое бойцов и начали аккуратно расчищать гроб. Его вскоре вытащили из земли, я сел на него и мы тронулись. Нужно сказать, что несшие гроб ребята вели себя крайне спокойно, они, видимо, понимали, что достаточно даже не провокации, а одной мысли о том, что она сейчас произойдет. И мы все взлетим на воздух, не достигнув ни одной из желаемых сторонами договоренностей.
Они знали какой-то другой, видимо более короткий путь наверх. Кроме того, мы пару раз воспользовались грузовым лифтом. Вскоре я снял противогаз и, по тому, как быстро свежел воздух в лифте, догадался: приближается поверхность. Что я буду делать, когда мы окажемся у выхода, я не представлял даже в общих чертах.
***
Меня вынесли из пещеры и поставили прямо у входа. Я всё ещё не понимал, что предпринять. В конце концов, решил идти на пролом.
– Отойдите дальше. Вы должны дать мне уйти! – они попятились. Видимо содержимое гроба было важнее сотни таких, как я. Осмотрелся – тропа была как на ладони, метров через двести был мост. Взорву – решил я. На бегу гранату брошу, в траву суну, что бы в пропасть не свалилась, а дальше, будь что будет. Если у них и на тропе дозоры – мне всё равно не спастись.
Как только последний из пештинцев скрылся с жерле пещеры, я вскочил на ноги и побежал. Бежать было трудно: за долгое время сидения на неудобном гробу ноги совершенно затекли. Однако на кону была жизнь, и я уже почти добрался до моста, когда первые бойцы высыпали из пещеры. Несколько из них схватили гроб, и быстро засеменили назад входу. Другие двое встали на колени, но стрелять не торопились – видимо боялись побеспокоить «спящего», преждевременным шумом.
Вдруг за спиной у воинов вырос какой-то черный контур, стремительно летящий в нашу сторону. Я, с перепугу, решил, что из туннеля в мою сторону двигается еще одно чудовище: его глаза злобно сверкали белым светом, рот ощерился в хищной улыбке – зрелище было устрашающим. Однако по поведению воинов было не похоже, что бы они восприняли появление существа как приятную новость: они начали пятиться, всё время повторяя непонятное: Алла! Алла Баввар! Баварр Автопромм!
Я уже был на мосту, и, только ступив на него, на минуту остановился, сунул гранату в пучок травы, служащий вместо веревок и рванул дальше.
Но тут случилось непредвиденное. Я уже почти пересек мост, как моя нога провалилась между пучками прутьев и я плашмя загремел на настил. От попыток освободиться конструкцию перекосило, и нога оказалась намертво сдавленной со всех сторон. Я схватился руками за настил, пытаясь ползти в сторону конца моста, и в этот момент прогремел взрыв. Уже теряя сознание от контузии, я почувствовал, как половина разорванного моста вместе со мной, ударившись о стену ущелья, оторвалась, и со скрежетом обрушилась вниз.
Я, испытывая бесконечный ужас, падал на дно многокилометрового ущелья…
IX. ИУДА
Я очнулся, не понимая, что происходит – кто-то бил меня по лицу холодной тряпкой. Услышал доносящийся издалека голос, показавшийся смутно знакомым:
– Ну давай же, времени в обрез, приходи в себя, двигать надо!
Я тряхнул головой не узнавая окружающее; всё казалось смутным и нереальным.
Посидел с минуту, начиная осматриваться по сторонам, осторожно повернул голову влево и застыл. За рулем машины сидел здоровый и невредимый Петр. Я остолбенел.
– Тебя же… тебя же взорвали… я новости смотрел! БМВ X5. Черный. Труп обгоревший. Остатки РПГ на заднем сидении… – Я никак не мог понять, что происходит и, было уже решил, что мы опять на ТОМ СВЕТЕ. Встретились теперь. Я упал в ущелье. Его взорвали. Логичное объяснение.
– Ну да, взрывали недовзорвали. Несгораемый оказался. Как сейф. – Голос произнесший эти слова показался мне так же смутно знакомым. Я оглянулся, что бы поздороваться с собеседником и застыл в изумлении – на заднем сидении, закинув нога на ногу и вальяжно облокотившись на подлокотник сидел… я!
– Это чего такое? К чему? – что «к чему» и «чего такое» я имел в виду, я толком и сам не понял. Ситуация вывела меня из шаткого равновесия, только что с трудом обретенного после предыдущих событий.
– Не придуривай, Димыч, взрывали меня действительно, раз пять. Надоели уже. Я хоть и до стрельбы любитель, но это уже просто перебор – куда не поедешь, так уже ждешь, что опять подорвут… В общем, клонировал я себя. Что бы клон за меня взрывался. А сам спать завалился, очень отоспаться хотелось за эти дни. А этот, сзади – он твой клон. Я их вместе сделал, для убедительности. Только твой уцелел, он с моим клоном тогда не поехал. На кухне у меня пиво остался пить.
Я постепенно отходил, начиная соображать что произошло. Прогресс моих мыслей привёл к непонятному: я расстроился за его клона – он что, чувака так просто на тот свет отправить позволил и теперь шутки шутит?
– Да не боись, – прочитал мои мысли Петр. – Клон был пустой. Он не то что думать, а даже боли не чувствовал. Чисто машиной рулил. А твой чуть посложнее будет. – Петр перешел на английский, видимо, для сохранения конфиденциальности. – Я думал, может ему для убедительности со мной появляться придется, так хоть, что бы на простые вопросы отвечать мог.
Я оглянулся еще раз – мы стояли на равнине, где-то на самом подходе к горе. Еще раз опасливо посмотрел на своего клона. Все же возможность видеть себя со стороны предоставляется не часто.
Тот перестал разваливаться, и, несколько нахохлившись, упрямо глядел в лобовое стекло, видимо показывая этим, что ему по барабану, что мы бескультурно разговариваем при нем на языке, который он не понимает.
– Не обращай внимания, у него базовый набор функций, ничего лишнего. Чистая видимость. Что бы думали, что ты из Питера не уезжал.
«Чистая видимость» чем-то зашебуршала на заднем сидении и неожиданно произнесла моим голосом: "У меня тут гамбургер завалялся, не хотите кусочок?"
– Чисто базовые функции с минимальным полураспадом.
– Что это такое – функции, полураспадом? Ты по-человечески объясни…
– Ну, базовый клон. Это когда у него только элементарые инстинкты задействованы. Чисто для обеспечения физических потребностей – есть, пить, инстинкт самосохранения, размножения.
– Размножения? – я напрягся. – И много он там размножил, с моей внешностью и документами?
– Да нет, я его от себя не отпускал, что бы ненароком не грохнули.
С заднего сиденья доносилось довольное чавканье. Второго предложения о гамбургере не последовало.
– Так и что нам теперь с ним делать? – я уже привык к ситуации, когда при моем единственном физическом теле существовало и действовало несколько астральных тел. Но тема с двумя одинаковыми физическими телами меня почему-то напрягала.
– Да ничего не делать, он сам через некоторое время распадется. Процесс этот у клонов обычно сразу начинается, как он с оригиналом повстречается. А это, считай у него уже минут пять, как случилось.
– В общем, у нас самих времени в обрез, – Петр перешел на деловой тон. – Ты там как, хоть выяснил что?
– Короче. – Я перешел к делу. – Пока я по тунелю просто так бродил, ничего не видел, ничего не происходило, никому я не был нужен. Но только я в астрал сунулся, так там! Я правда много не увидел, меня назад выкинуло. Но заметить успел: люди там, жизнь ключём бьет! То же самое место на физическом плане – ноль! Так разве бывает? А кстати, гроб там еще…
– Про гроб потом. Мне и так уже понятно. – Петр помолчал. – А бывает так запросто. Если тела либо где-то спрятаны, либо мертвые – ну да это тот же способ спрятаться, только уже с концами. Понял я тебя… По любому, теперь уже погрешность почти ноль. В горе он.
– Ну что, двинули? – продолжил он уже на русском. – Думаю, в астал переходим прямо здесь. Для внезапности, да что бы времени в горе зря не терять.
– Двинем! – донеслось оптимистически с заднего сиденья. Клон, видимо, обрадовался, что стало происходить что-то ему понятное. На коленях у него лежала пустая упаковка от гамбургера.
Петр прикрыл газа, клон последовал за ним, я тоже. По телу прошла легкая дрожь. Я открыл глаза, уже видя мир астральным телом.
Открыл и сразу же об этом пожалел.
***
Взрыв прогремел в двух шагах от машины. О крышу что-то ударилось и сползло по стеклу на капот. Сквозь дым я еще некоторое время различал людей, одетых в защитные гимнастерки, группами и по одному бегущих вперед с плохо различимыми криками. Дым начал рассеиваться, и я с ужасом увидел, что на нашем капоте лежит часть окровавленной руки, оторванная выше локтя, а с крыши на лобовое стекло стекает красная жидкость.
Люди продолжали бежать, между ними то и дело вздымались чудовищные воронки, кто-то падал, кто-то продолжал двигаться. В небе чудовищными стрекозами вились черные вертолеты, то и дело вырываясь вперед, забрасывая бегущих людей бомбами и ведя огонь из пулеметов.
Я недоуменно посмотрел на Петра. По тому, как он прищурился, мне показалось, что происходящее для него не только понятно, но и, в некотором роде, ожидаемо.
– Астральная задержка, – наконец подал голос он. – Это, как, знаешь бывает – когда голову чуваку уже отрубили, а тело все бегает. Так и тут. Бои здесь были. В нашу афганскую. И, в жизни все уже закончилось, а в астрале всё еще существует… К сожалению, – зачем то добавил он.
– Почему, к сожалению? – спросил я, разглядывая ряд бронетранспортеров, на полной скорости несущийся к горе. Один из них не сумев развить достаточной скорости, перелетая через траншею, со всего хода врезался в противоположную стену. Я отвернулся.
– Потому, что всё тут уже предрешено. Умерли уже они все. И наши, и духи. И скоро и этот план, тоже очистится. – Он включил компьютер на частоте военной радиостанции. Из динамиков послышалось:
– «Гранит», я – «Антей», минометный обстрел усиливается, – докладывает командир седьмой роты гвардии старший лейтенант Андрей Стачев. – Есть потери: убит гвардии сержант Сергей Васильев. Разбита радиостанция корректировщика. Наблюдатели докладывают о непрерывном вертолетном гуле за отрогами хребта… ».
Раздался залп гранатометов. Навстречу людям в защитных костюмах, откуда-то из-за бугра, вышли затянутые в черные бронежилеты, в черных касках или чалмах, развевающихся на ветру люди, дико оравшие «аллах акбар».
– Наших бьют! – вдруг донесся истерический крик с заднего сидения. – Я повернулся назад и с изумлением увидел как мой клон, откуда-то выхватив автомат Калашникова, судорожно открывает окно. Я тревожно взглянул на Петра.
Тот, вопреки ожиданиям усмехнулся.
– Да ведь и в правду! Наших бьют, – и тут же спокойно дорбавил. – Так, Димыч, быстро за руль, нам всё одно в ту сторону. Так хоть, чуть-чуть поможем. – Мы быстро поменялись местами. – Вперед, дорогу ты знаешь, – скомандовал он. Протянул руку к cd-плееру. Из динамиков, включенная на полную мощность, понеслась песня:
В центре огромной плоскости
Диктор читает новости
Вышли все сроки давности
Вышли все сроки годности
Там, в недалеком будущем
Где-то в прошедшем времени
Цепи под напряжением
Цепи под напряжением
В это время сзади донеслась автоматная очередь и следом за ней дикий крик Клона – «Попал, двоих уложил! Вперед, на мины!»
Я вдавил педаль газа, на секунду отметив, что мною командует мой собственный Клон, но это, впрочем, было уже и не важно. Мчась сквозь разрывы гранат и бомб, мы, кажется, выбирались на передовую. Петр вытащил бластер («слава богу, что не РПГ, – с удовлетворением отметил я, – не много бы мы с ним навоевались») и открыл огонь. Желтые огненные шару вздымались в небо и, устремляясь к противнику косили их ряды целыми десятками, Клон строчил из автомата не переставая (патроны, что ли, в астрале не кончаются), я рулил, стараясь не задевать наших. Что бы улучшить видимость я включил у машины третье измерении – теперь она могла двигаться не только по земле, но и над и под ней. Я поднялся метра на три и, виляя сделал круг над рядами противника. Из динамиков орало на всю мощьность:
Жизнь – не собраться с мыслями
Жизнь – это что-то важное
Жизнь – это очень быстрое
Жизнь – это очень страшное
– Выше-ка дай, – голос Петра дрожал, прерываемый отдачей бластера, на этот раз поливавшего противника каким-то туманом, от которого душманы, как я с изумлением заметил, превращались в сгустки пара, который тут же конденсируясь, выпадал на землю. Из земли в этом месте прорастал кустарник довольно зловредного вида, который цеплял других духов за ноги, мешая двигаться дальше. Те, кто попадал в его цепи, передвигаться больше уже не могли, и становились легкой добычей строчащего из «Калашникова» клона. Ребята в гимнастерках, сперва начавшие недоуменно оглядываться по сторонам от столь неожиданной и необъяснимой помощи, быстро сообразили, что к чему, и усилили напор. Вертолетов с нашей стороны, однако, становилось все меньше и меньше.
– За перевал! – скомандовал Петр.
Тикали тикали часики,
тикали тикали часики,
тикали тикали часики,
тикали тикали часики
Я поднял машину на большую высоту и, перевалив за гряду холмов, мы увидели неожиданную картину – во впадине стояли орудия, дальше шел ряд вертолетов.
– Пакистанцы подсобили, – услышал я голос Петра, и направил машину в пике. Петр, не знаю уж, что он там применил, только выглядело это так, словно все орудия, а вслед за ними вертолеты, были спичками, прислоненными друг к другу головками с серой. Пш.. Пш.. Пш… и так они зажигались, друг за другом, пока не осталось ни одного орудия, ни одного вертолета…
Я оглянулся вокруг. Сзади остался отряд духов, напротив, через минное поле остановилась группа солдат в защитных гимнастерках. Прямо перед нами, за ущельем, был вход в пещеры Таро-Бора.
– Снижайся, у нас времени совсем не остается, быстро! – хрипло закричал Петр. Я оглянулся на Клона. Он, не выпуская из рук автомата, продолжал стрелять. Кожа его, однако, приобрела какой-то пурпурный оттенок, стала как-то странно мерцать, переливаясь, словно искры на углях в костре.
Я посадил машину у самого входа. Посмотрел на Клона. Потом на Петра.
– Аннигилирует, – спокойно сказал Петр.
Я оглянулся еще раз. Духи собрались в группу и вдруг, не сговариваясь начали действовать. Видимо они просчитали и такой сценарий.
Используя мертвые пространства, деревья, под плотным огнем душманы подошли к склонам высоты с трех направлений. В том числе – со стороны установленного минного поля. Проходы в нем проделывали передовые отряды смертников. По их мертвым телам мятежникам удалось приблизиться на расстояние 50 метров, а на отдельных участках – на бросок гранаты.
«Падали люди замертво, падали люди замертво» – неслось из динамиков
– Ну б…! Ну я вам щас устрою, гады!! – вдруг заорал клон с заднего сидения. – Прощайте, прощайте ребята! – обернулся он к нам. – Мне, все одно конец, хоть подсоблю немного! – Задняя дверь хлопнула и на наступавших душманов понесся сверкающий, переливающийся всеми цветами радуги, силуэт клона с зажатым в руках автоматом.
С диким криком «Ура! За Родину!» – он несся на них, непрерывно стреляя. Духи падали как подкошенные, они с недоумением оборачивались, даже не успевая понять, что происходит. Со стороны наших тоже начался ответный огонь. Клон всё ещё метался по вражеским позициям, становясь с каждой минутой всё более призрачным… Скоро он исчез совсем.
– Кажется, все уже кончено. Теперь у них нет шанса, – остатки душманов отползали на занятые позиции, впрочем, без особой надежды спастись. Наши же, по освободившемуся проходу, прикрывая друг друга, осторожно перебирались на занятую высоту.
***
– Или едем, или уже не едем, – изрек Петр. – Время не потеряли, но со своей задачей не справились, – в его голосе не звучало ни нотки сожаления.
Я встряхнул головой. Переключиться было трудно, но он был прав. Со своей задачей мы, похоже, не справились. С минуты на минуту здесь могли появиться БЮ. Во мне начало закипать чувство противоречия.
– Вперед! – я нажал на газ и наша машина, шурша по песку колесами, рванула с места. Впереди был вход в пещеру, выглядящий более как неизвестность, чем как вход. Это, наверное, чем-то напоминало полет в космос – на вопрос, вернемся ли мы оттуда можно было ответить только цифрой – значением в процентах величиной где-то в пятьдесят, да и то скорее от незнания предстоящего и большего оптимизма.
Мы быстро приближались ко входу. Я начал беспокоиться – ширина туннеля хотя и была велика, но все же никак не приспособлена для езды по нему на внедорожнике, к тому же на экстремальной скорости. Тут я уже опасался за свои водительские способности. Предлагать, однако, сесть за руль Петру я не предлагал, стрелял я и того хуже. Я включил внематериализацию, в этом режиме мы могли двигаться вообще под землей, и столкновения со стенками нам в этом варианте не грозили.
Однако тут же понял, что это было лишним – по мере приближения к туннелю, размер входа в него увеличивался не пропорционально быстро. Мы всё же были в астрале, и все тут было по-другому.
Когда мы подъехали к входу вплотную, он стал таким огромным, что мы с трудом различали края туннеля. Наша машина была словно песчинка в огромном сияющем пространстве пустыни; мы уже не штурмовали этот мир, а лишь проживали в нем свою маленькую, никчемно незаметную жизнь.
Раздался сильный хлопок. У меня даже, несмотря на демпфирующие свойства кабины, заложило уши: мы вошли в туннель.
И сразу всё изменилось.
То, что казалось снаружи холодным туманом, превратилось в бурлящий, многокрасочный мир, полный звуков, запахов и света. Пространство искрилось, земя под нами утопала в зелени и прохладе озёр. Вокруг сияли прекрасные дворцы с византийскими башенками и колоннадами, стройные улицы огибали прозрачные водоемы, фонтаны рассыпали вокруг себя радужные брызги, цвели сады, мраморные балюстрады анфиладами спускались к лазурному морю, птицы резвились над разросшимся кустарником. Огромные беседки стояли в глубокой тени; на берегах рек и озер мужчины в белых одеяниях сидели на циновках и вели неторопливую беседу. Наша машина так же тихо и неторопливо парила над всем этим великолепием, плавно покачиваясь в такт порывам ветра.
Я молча посмотрел на Петра. Первый шок у меня прошел, и мне стало понятно, что за куски видел я, задремав в пещере Таро.
– Те же инкарнационные задержки. – Петр был чем-то всерьез озабочен. – Но я не очень понимаю… Если там, снаружи пещеры, события лет на десять с этой войной отстали, то тут… У них климат такой ещё до смещения Земной оси был, миллион лет назад! Какого хрена? Это же ближний астрал…
Я продолжал смотреть вниз. Люди не обращали на нас внимания, впрочем – летели мы высоко, а как наша машина в данный момент выглядела, я себе даже представить не мог. Может, и не выглядела никак. То есть, не было её у них в небе.
– Или что? – Петр, кажется, встревожился не на шутку. – Это же их Рай? Он так ведь у мусульман выглядит. И неожиданно процитировал:
«А тех, которые уверовали и совершали праведные деяния, мы введем в райские сады, в которых текут реки. Они пребудут там вечно. У них там будут очищенные супруги. Мы введем их в густую тень».
– То есть, сад, река, тень и женщины? – я постепенно адаптировался к происходящему. К тому же вспомнился разговор с ребятами в Джелалобаде; я подивился совпадению. И, несмотря на мою предыдущую позицию в том разговоре, испытал приступ плагиатического сарказма. – Так это и на Земле легко. И не надо особо по пять раз в день молиться. Украл миллион, и, опа! Вот оно тебе – домик в Испании с садом, речкой, тенью, и бабами. Или, я что-то не догоняю?
– Ну, здесь и я не догоняю. То есть не будем о главном. Давай о сапогах. – Петр, кажется, не хотел вовлекаться в филосовские дискуссии. Оптимизм его переключился в другое, более практическое русло. – Доставай Прибор!
Я достал, отдал его Петру, хотя ощущение, что я куда-то рулю, вследствие плавности полёта притупилось, и начал разглядывать райские плантации внизу.
Он пристроил Прибор на торпеде, карту положил на колени, так, скорее для общей ориентации, и замолчал.
***
– Все! Готовность три минуты!! – Петр был крайне возбужден. Вон, на горе стоит: видишь дворец с колоннами! Во, блин!! Колонны из розового мрамора заколбасил, Иуда! Как удержался-то, что бы из золота не сделать? Плакал наверное месяц не просыхая что скромного нужно изображать… – Потом он посмотрел на меня. – Или скорее, не изобрели здесь еще золото. Все равно, наверное, плакал… Что не изобрели …
Я посмотрел вниз – впереди высилась огромная гора, ее вершина заслоняла небосвод, хотя летели мы высоко. Где-то в середине горы, не у подножья, но и не на вершине («Конечно. Какие там реки с тенью, там снег, наверное, лежит» – вяло подумал я) стоял даже не замок – дворец.
Я скосил взгляд на Прибор, мне было любопытно – за все мои последние мытарства он показывал направление и примерную, постепенно убывающую по мере моего приближения к цели, погрешность. Теперь вид шкалы снова переменился – появилась еще одна, дополнительная линейка, видимо, отображающая высоту положения объекта над уровнем моря. Добавилось, так же, еще несколько цифр, включающие, как я догадался, базовые параметру объекта – размеры, плотность и температуру. На одной из плоскостей стали так же проступать контуры лица, видимо портрет разыскиваемого. Прибор показал еще какую-то цифру, сильно расстроившую Петра.
– Это не Иуда. – Внезапно констатировал Пётр. – Но канал, несомненно поддерживает он. Згначит Иуда нанял его, за что-то купил, что бы он на БЮ работал. А сам слинял. Хитёр, собака… – В голосе Петра было разочарование. Он снова посмотрел в Прибор, стараясь видимо разглядеть человека подробнее. – Мужчина в летах, но полный сил. Похоже, воин, причем из главных, – прокомментировал Петр. – Здесь естественно не сам, его астральная оболочка. Где тело, мы в принципе тоже можем определить, вон энергетический шнур тянется. Но с него толку мало. Оно наверняка в отрубе, в пещере какой-нибудь, вход камнями завален, что б не побеспокоили. Если бы нам его на физическом плане грохнуть надо было – прекрасный вариант. Там защита наверняка примитивная, пара асуров, или типа того, что бы люди не сунулись. А нам же информация нужна, кто он – Иуда, и, где его искать. Ну, и канал закрыть, если не поздно, что б БЮ к нам лазать перестали.. – Он озабоченно посмотрел на часы.
– Тогда вперед? – то ли спросил, то ли констатировал я. – Колбасьь из бластера, пока всех не положишь, мужика за бороду и пистоль к виску. Расколется.
– Такой, фига расколется. Для него мечта жизни от руки неверного помереть. То есть, на войне. Джихад, так сказать. – Возразил Петр. – А сканирование возможно только с материальных объектов…
– Так что же ты, ё мое… столько времени, и все псу под хвост… – Расстроился я. Внезапно вспомнилось, что во всех наших разговорах о предстоящей операции Петр терял оптимизм именно на этом моменте: "… Ближе подойдем, еще ближе, и вот тут…". На последних словах он обычно скисал и сворачивал разговор.– Какого же черта? Зачем ты мне голову морочил, почему сразу не сказал, что у нас шансов нет? Для чего всё это было тогда?.. – Я притормозил, наша машина, мерно покачиваясь, зависла в десятке метров от дворца.
– Ели бы я тебе правду сказал, то ты бы сюда не добрался. На пол пути бы скис. Да и не я знал наверняка, кого мы тут встретим. Мог и сам Иуда оказаться, тогда вопросов нет – оба тела бы замочили и всего делов… только он хитрей оказался, человека каналом сделал. А шанс у нас, всё-таки, даже при таком раскладе есть! – Он тряхнул головой, кажеться придя к какому-то решению. – Давай потихоньку вперёд. Солидно так, без суеты, в ворота двигай. Попробуем с ним «честь по чести» поговорить. Персонаж он, кажется, серьезный. Понятия у него, полагаю, тоже не на последнем месте. Так что, шанс есть. Только имя его надо сперва пробить, а то как-то не гоже в гости непонятно к кому… – Он склонился над Прибором, стараясь что-то рассмотреть, и вдруг, словно увидев там привидение, быстро распрямился.
Посмотрел на меня с выражением изумления и растерянности и, наконец, выдавил: "Усама бен Ладен!"
***
– Так вот почему его американцы столько ищут, да все не найдут! Конечно, если он от них в астрале скрывается, а тело может хоть где под землей в одиночестве без воды и пищи, так как его найдешь! – Он посерьезнел. – Ну что ж. Вот она и причина. Почему он нам нашего Иуду отдаст. Ведь, если мы его американцам отдадим, то конец его святому Джихаду, как пить дать! На себя то ему плевать, а вот борьба священная – это другое дело… Её американцы в миг попортят. В астрале сыщут и по энергетическому каналу физическое тело найдут. – Он посмотрел на меня, на этот раз уже с видимой радостью, и закончил: – Трогай!
Я, понимая, что времени в обрез, медленно двинулся в направлении дворца. Там нас уже давно заметили: по обеим сторонам ворот столпились воины, выстроенные боевым порядком. Чувствовалось, что при малейшем проявлении агрессии в нас полетят груды копий и стрел. Это нам было совершенно безразлично, но контакт, как говориться был бы утерян надолго. Поэтому двигался я осторожно и медленно – как и просил Петр. Для меня, однако, остался не проясненным еще один важный вопрос.
– Петя, дак может его и надо, это, американцам заложить? Он же, сколько людей невинных угробил. Да и вообще, террористы эти – трусы по большему счету и больные, самоубийцы. А этот, вообще всем фору по бредовости даст. А мы тут, со своими меркантильными… Ты меня знаешь, я человек мирный. Но с такими…
Мы уже приближались к воротам, поэтому Петр ответил мне быстрой скороговоркой:
– Дело здесь Дима, во-первых, не в нашей с тобой меркантильности, а в том, что Иуда наш на Землю БЮ привел, а это реальная беда, тебе думаю самому понятно. Во-вторых, кто у них первый начал – америкосы или эти вот – он кивнул в сторону ворот – сам черт не разберется в этой политике; я считаю нам лучше туда не соваться, башку отвернут. Да и вообще, это еще вопрос, если по всему миру посчитать, так от гамбургеров и кока-колы, я думаю, в десять раз больше людей померло, чем от терактов. А американцы же, в лепешку разбиться готовы, что бы весь мир таким же толстым стал, как они у себя в Америке… Вот и разбери, кто из них больше террорист-убийца получиться, если на вещи здраво посмотреть. Это в-третьих.
Что возразить я не нашелся. Машина медленно подплыла к воротам и остановилась. Воины, застыв в настороженных позах, смотрели в нашу сторону. Петр вылез по пояс в автомобильный люк, поднял над головой сложенные руки и на чистом дари начал вещать:
– О, достопочтенные, мир вашему дому, да святится имя вашего господина! – И уже мне, внутрь автомобиля: – А ты что думал: я время тоже не терял, язык выучил. – И опять, обращаясь к воинам: – Мы, с моим господином, проделали долгий путь, что бы говорить с вашим господином; дело у нас чрезвычайно важное, и не терпит не малейшего отлагательства!
Перевод даю вольный, там было все гораздо более по восточному витиевато, языка я этого не знаю, мне смысл разговора Пётр позже объяснил. В общем, принял нас Усама бен Ладен сразу.
Вопросов почти не задавал, больше слушал. Петр всё в рассказе так повернул, что Иуда и нас обманул, и Усама подставил. Из чего следовало неминуемо, что тот предатель уже только потому, что утаил, зачем ему этот канал на Землю понадобился. А ведь БЮ случись что и мусульман не раздумывая на счетчик поставят им только волю дай – и виноват в этом Усама Бен Ладен получается… Что-то подобное Бен Ладен, по видимости, сам понимал, и втайне опасался.
На слова Петра о том, что «рукой предателя стать, значит и самому предавать и преданному быть» – прямой намек на возможность нашей нежелательной, но вынужденной дружбы с американцами, Усама не отреагировал никак, и из чего стало понятно что намёк понят и воспринят со всей серьёзностью.
При упоминании о «безверце и отступнике» бровью повел и ноздри раздул. Для мусульман, хоть христиане и были неверными, но у них по Корану Христос – пророк. То есть в теме фигурирует. Христиане же просто, как бы, более позднего пророка, Муххамеда прошляпили, не догнали и, вследствие того, не правы коренным образом. Безверие же в их головах ни укладывалось вообще, и было чем-то потусторонне жутким. Сам же Петр так за это время в исламе поднаторел, что сам под мусульманина канал на все сто, сыпал терминами из Корана как из пулемета, и производилось это вполне настолько компетентно, что вызывало у собеседника уважение.
К тому же, последним доводом стало упоминание о БЮ – те были им представлены уж настолько монстроидальными отморозками, что даже Бена перекривило, когда Петр о них рассказывал.
В общем, по всему выходило, что тему надо кончать, иначе она вот-вот сама закроется. При чём, в совершенно неприятном раскладе для всех.
Сидели мы на полу, орешки жевали, две тётки в шараварах по бокам веерами машут, фонтанчик журчит, кальян дымится. Петр еще говорить не закончил, а я уже понял, что клиент созрел. Хотя тот и бровью не повел, но было что-то такое в атмосфере.
Так что когда он встал и заговорил, я не сильно удивился.
«Да, говорит, сделка была, перерыв был нужен, враги, гиены, на пятки наступали. Вот и дал я ему свою волю через мое тело на Землю попадать, сам сюда ушел, воинов верных взял, что бы от лютой смерти спасти. Только, видать, истекло время. Пора опять войну начинать во Славу Аллаха!»
«Ё-моё! Хрен редьки не слаще, – мелькнуло у меня в голове, – опять убивать собрался! – Но тут же возникла ещё одна: – «Да ведь его американцы быстро почикают, если он опять материальным станет…»
«А с вами, доблестные воины, прощаюсь я теперь, назад идем мы в наши тела, опять сражаться. И в благодарность за совет, мне вами данный, я покажу вам человека, что ищете давно, Иудой называя. Вот ваш ПРЕДАТЕЛЬ!» С этими словами в воздухе начало оформляться, как бы голографическое изображение. Мы увидели человека, торопливо семенящего по ступеням дворца, видимо, его покидающего, после одного из визитов.
Его лицо было несколько отвернуто от экрана. Он вдруг остановился, и повернул голову в нашу сторону. Мы с Петром застыли в оцепенении.
Это был Йорг. Наш компаньон по совместному предприятию.
X. МИР, КОТОРЫЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ или С ГРАНАТОЙ ПРОТИВ ПУСТОТЫ
– Вот оно что! – Петр был вне себя. Вот сука продажная! А я ему сразу как-то не доверял, помнишь, как он с нами за каждую копейку торговался… Жмот поганый! Ведь ему даже то, что он уже заработал, за пять своих жизней не потратить! А все, Иуде, все мало! да что ж такое… – Петр был не на шутку расстроен, причем, расстраивал его, кажется, не сам факт наших развивающихся неприятностей, а то, что в них был повинен человек, от которого мы этого ждали меньше всего. – Ну да ладно, сколько веревочка ни вейся… Тут было сразу ясно, что нас свой заложил. Так что, вариантов, как говориться, нет. Будем мочить. Желательно, как говорит наш президент, в сортире.
– В каком сортире? – я был расстроен не меньше. К тому же, открывшаяся перспектива продолжения неприятностей не радовала совершенно. Я-то, в процессе предыдущих перипетий, только и надеялся, что вот, сейчас мы предателя поймаем, и он, конечно, самый главный – всех организовал, всё спланировал, ну а информацию о нас слил… Ну, скажем, младший помощник старшего лифтера, случайно заснувший в шахте лифта в момент перехода свежеприехавших иностранных туристов и препровождении их (отчасти насильственном) в инкарнационное хранилище, где их астральные тела замещались на тела свежеприехавших межгалактических братьев. Что он (младший помощник) и наблюдал сквозь дырку, проделанную в стенке шахты лифта, чудом оказавшейся по соседству с хранилищем. Только тут мои надежды, если честно, стопорились, поскольку, как вышеупомянутый «младший помощник» сумел добраться до БЮ, которые, по свидетельству очевидцев, вообще не существуют, представить было трудно.
Так что, видимо, хотя происшедшее на самом деле и не казалось мне очевидным, но, все же, где-то глубоко в подсознании я понимал, что простых путей здесь искать не придется…
– В общественном. – Неожиданно прервал затянувшуюся паузу Петр. Я уже совершенно забыл начало разговора, поэтому опять не понял, что он имел в виду. Я расстроился еще больше. Зазвенел телефон. Я сунул руку в карман и, не доставая его, нажал отбой. Говорить не хотелось ни с кем и ни о чем. Сунул его подальше, во внутренний карман. Рука нащупала какой-то листок. Вытащил. Непонимающе уставился в текст, написанный собственной рукой, наконец, дошло. Декларация, мать твою! Вот уж не думал, что если мое возвращение состоится, то будет оно таким невеселым. Сунул листок назад. Что-то не давало покоя…
– Слушай, – вспомнил вдруг я то, о чем хотел спросить его с самого начала, но все было недосуг. – Ты как узнал, что тебе в Тору ехать надо? Я же решил: шандец тебе, и сигнала не подал…
– А, девка какая-то позвонила. На трубку. «Вы, – говорит – Димин друг?" Я отвечаю: – "Ну да, типа, а что за дела". А она как пошла орать – "Сделайте что-нибудь, беда с ним, пропал в горах…" – Я не понял, сперва, вообще ничего, если бы она имя твое не назвала, вообще б трубку бросил. Мало ли психов телефоном ошибается. "Вы, – говорю, – кто, откуда, и дело-то конкретно в чем?" "Я – орет – Карина, из Джелалабада звоню, – Димыч утром с охраной в горы уехал, вечером охранники одни вернулись; я сразу к ним ломанулась, под дуру закосила: «Где – спрашиваю, – он? Я ему денег должна, отдать, мол, хочу; а они – рожи воротят, «Донт спик инглиш, донт спик инглиш…» Хотя я сама слышала, как они утром по– английски чесали. В общем, толи случилось что с ним, толи бросили они его там, не знаю, только, сделайте что нибудь, его, может, еще спасти можно…"
– Ну, я напрягся, конечно, только не понял, почему ты Прибор не активировал. Уже на ходу, распросил, что к чему, кто она вообще такая и откуда тебя знает, хотя ясно уже было, что не врет. В общем, посоветовал я ей с друзьями немедленно из города убираться, сам в машину, прибор запеленговал и на максимуме вперед. Еле успел. Как ты понимаешь."
Я помолчал. Вспоминать о взорванном мостике не хотелось. Мысли вернулись к Йоргу.
– Где нам теперь его искать? И надо ли? Бизнес-то наш накрылся медным тазом? Как я понимаю… – Конец фразы у меня вышел пессимистическим.
– Искать надо. Без вопросов. – Голос Петра звучал безаппеляционно. – Иначе он сам, рано или поздно нас найдет. Ты что, ещё не понял? – Его голос приобрел пионерско-патриотические оттенки и я немного встрепенулся. Уж больно неожиданной была перемена. – Он же совершенно аморальный тип! Он не нас даже предал. Он Родину предал! Такое не прощают, олигарх проклятый! И так всё в офшоры вывозит, никакой поддержки отечественного производителя… Мало того, он сам в офшоре живет! Вывез, можно сказать, уже даже самого себя, предатель!!
– Ты, Петя, что читал? – Осторожно спросил я, хотя, как бы он ни говорил, выходило правильно. Факт оставался фактом – с Йоргом что-то надо было решать.
– Читал "Известия". И, программу "Время" смотрел. Но ты, как я понимаю, не о том…
– Не о том, – устало согласился я и достал из бардачка заначку коньяка. Коньяк я вообще-то не любил, но после разговоров с друзьями, которые обычно начинались с того, что пить вредно в принципе, то есть, полезно не пить вообще, а кончались тем, что самое плохое это пить пиво. Водка лучше, но тоже не хорошо. Ну а коньяк, вроде как, даже полезно. В ряде случаев. Теперь у меня всегда имелся запас коньяка, что бы после особенно затяжной вечеринки с пивом и водкой, уже изрядно набравшись опасного зелья, вытащить под конец бутылку коньяка, и, заплетающимся языкам рассказать всем о его пользе. От коньяка после лекции, как правило, никто не отказывался.
Выпили сразу по сто. Мысль пошла.
– Ну ты что, в общем, думаешь? – Я решил подступиться к проблеме конкретно. – Или, опять в машине на месяц засядешь? Как обычно? – Последнее "как обычно" прозвучало не очень уважительно. Словно, сам-то я был мгновенно решающим Терминатором, еще пока ничего не решившим, а Петр – бездарным тугодумом, который хоть, что-то и придумывает, но уже настолько поздно, что, вроде и не надо бы уже было…
– Нет. – Петр намёк если и понял, то вида не подал. – Тут думать нечего. Все равно ничего не придумать. Потому что придумывать тут просто нечего. – Казалось, он пытался меня тоже поддеть. Вышло у него настолько тонко, что он и сам, похоже, не понял, в чем была шутка. – Короче, Склифосовский. Если мы его будем искать, то шансов ноль. Нам его не найти.
– Намек понял, – многозначительно ответил я, наливая еще по пятьдесят. – А, если мы его искать не будем? Тогда как? Шансы есть? – Если честно, вопрос мой я сам не расценивал иначе как каламбур. Тем неожиданнее прозвучал ответ.
– Да. Искать, смысла нет. Но есть другая возможность. Просто узнать, где он.
– Это, в каком смысле? Кто же нам скажет, где он, если мы никого об этом спрашивать не будем? Об этом что, на стене написано где-то? Так мол и так, предатель Йорг сидит по такому то адресу и ждет, что мы к нему придем и скажем ему, что он нехороший человек, редиска, был неправ?
– Смешного тут ничего нет, – Петра, кажется, с толку было не сбить. – Информация обо всём, всех существах, событиях и мирах; об их прошлом и будущем содержится на Большем Регистраторе. Нам нужно туда просто попасть и взять интересующую нас информацию. А интересует нас сейчас единственное. Где Йорг. – Он махнул рукой. – Ну, заодно можно узнать и про то, что мы с ним сделаем… Чисто, что б не париться, наказание ему выдумывать – все равно, сколько не придумывай, выдумаешь то, о чем Регистратор уже знает.
– Какой «Регистратор»? – я был совершено сбит с толку, и, сперва, вообще подумал, что он прикалывается. – Какой «Регистратор»? – От недоумения я не нашел ничего лучше, кроме как повторить вопрос.
– Большей Регистратор – третья планета системы Гамма ZW888. Блокированное информационное поле. Редчайшее во Вселенной промежуточное состояние. Что-то среднее между сверхновой и черной дырой. Если первая истекает энергией, а вторая ее поглощает в любых проявлениях, то Регистратор ее вообще не излучает и не поглощает. Как понятно из самого определения, физически он как бы не существует. То есть, его не обнаружить физическими методами. Но, при этом непонятным образом содержит всю информацию о мире. Считается, что это свойство не лежит в основе существования Регистратора, а является, скорее, неким побочным явлением. Но, нам это по барабану – неожиданно закончил Петр свою импровизированную лекцию. – Нам нужен Йорг. И Регистратор знает, где он есть. Он даже знает, удастся ли нам получить от него эту информацию и, если да, то, как мы с ней поступим. То есть, что мы сделаем с Йоргом.
– Ни фига… – я обалдел от стремительности развивающихся событий. – Так этот Регистратор, что ли, все знает? Про всю нашу жизнь? И когда мы умрем? И что с детьми нашими будет? И с внуками? – Мой реалистический ум уже пытался практически адаптировать новую информацию. Пока, правда, ничего оригинального в голову не приходило. Так, по мелочи все – ставки на ипподроме подтасовать, с акциями мухлеж, о котором и думать не интересно.
– Да. – Петр был настроен решительно. – Он знает всё. И не только о внуках, а и о следующих вселенных, и о предыдущих. Только оно тебе надо, что ли? – Он посмотрел на меня недоумевающе. – На фига тебе о внуках-то?
Я несколько смутился, прервав свой практический мыслительный процесс.
– Да нет, наверное… Скорее не надо, чем надо… – осторожно ответил я, все же оставляя некоторую лазейку в будущем. – А как ты это практически представляешь? И вообще!? – Меня снова посетило некое сомнение. – Если он все знает, а все знают, что он знает, так что ж тогда все всё не знают уже обо всех всё? – Я несколько запутался в сентенциях, но Петр меня понял правильно.
– А по одной простой причине! Регистратор, как я говорил планета. А на планете этой живут существа. И существа эти – весьма хреновые. Да я тебе уже про них как-то говорил. Дзеки, те самые, которых уже и бомбами анигиляционными закидывали, и в третью реальность переводить пытались, и чего только не делали. Всё бесполезно. А при том при всём, в какой мир не ткни, они везде чем-нибудь да напакостили. Где по мелочи, а где и по крупному. У кого с планеты народец таскают для своих экспериментов, как здесь на Земле, а у кого и сам мир утащили, как у тех же БЮ, которые, кстати, по совпадению нас теперь шантажируют.
– Это как? Почему «по совпадению»? У тебя сегодня через каждое слово – новость. БЮ же сами, ты говорил, народец противный, тоже непонятно где, непонятно кто…
– Так они потому так и лютуют, потому такие неуловимые, что у них теперь мира своего нет. А совпадение в том, что жили когда-то Бю как раз на Регистраторе. И, пока они свой мир имели, они, так же как Дзеки теперь, хоть и, в нашем понимании, не существовали, но мир у них свой, всё же, был. То есть, «не существовали» они в совершенно конкретном месте. А потом Дзеки их и мира лишили. Что там на самом деле произошло, дело темное, еще в прошлой Вселенной случилось. Теперь об этом, наверное, только Регистратор помнит, но факт налицо – к Дзекам даже БЮ сунуться не рискуют. Боятся.
– Дак, если их все так бояться, то как мы-то туда попадем? На Регистратор этот? "Здрасте, я Ваша тётя", типа? "Сантехников не вызывали? А то нам так есть хочется, что переночевать негде…"
– Очень смешно. – Серьезно ответил Петр. – Особенно про сантехников. Может тебе, Димыч, в артисты податься? А мне в продюсеры? Денег, конечно, меньше, чем в нашей межгалактической конторе, но зато веселья…
– Я уже был артистом. – Серьёзно ответил я. – И, потом, продюсер из тебя хреновый, хватка не та. Слишком порядочный. Да и вообще, мужики мужиков не продюссируют. То есть бывает, конечно, но тогда они не совсем мужики. Мне, знаешь, репутация дороже.
– Ладно, мне тоже. Уговорил. Тогда придется на Регистратор. Без вариантов.
– Так ты мне объясни, тема-то в чем? Как мы туда сунемся? У нас же и оружия, кроме как бластеры, толком нет. А их – целая планета народа.
– А вот тут ты ошибаешься.
– Что ошибаюсь? Что планета народа?
– Нет. Ошибаешься, что оружия у нас нет.
– Ну, этот твой, как его… – с названиями разных стреляющих устройств у меня было не очень – РДГ, что ли? Ну, из которого ты джип завалил, еще перед моим отъездом было…
– Не РДГ а РПГ! Ручной Противотанковый Гранатомет. Вещь! Без вопросов. Только там точно не прокатит. У них танков нет. Да и их самих, вместе с их планетой, я же тебе объяснял, тоже в нашем понимании нет. Так что с гранатой против пустоты не попрешь.
– Ну, ты вообще! – Я начинал утомляться. – Опять у тебя ничего нет, и снова нам туда надо. Давай конкретику. – В этот момент мы пролетали над Петропавловской крепостью. Вдруг справа что-то рвануло и рассыпалось снопами сверкающих искр. «Нападение! – пронзила голову мысль, – нас вычислили!» Следующий фейерверк разорвался уже прямо по борту. Затем что-то рвануло одновременно справа и слева. Машину осыпало сверкающими искрами, внизу слышалась чудовищная кананада орудий. Мы вдруг оказались в самом эпицентре взрыва – казалось, мы висим внутри шара, переливающегося всеми цветами радуги. «Всё. – Подумал я. – Это конец. БЮ настигли. Нам не выбраться».
Хотя мы и летели в режиме вмематериализации, то есть, могли свободно проникать сквозь физические предметы, но применённое к нам оружие казалось настолько замысловатым, что, видимо, вполне способно было пробить любую защиту.
Петр, однако, вел себя совершенно спокойно. Учитывая его любовь к военизированным действиям, это было более чем странно. Обычно, в ситуациях и гораздо менее угрожающих он хватался за оружие, а сейчас спокойно лавировал между всполохами взрывов, и, кажется, даже не думал что либо предпринять в ответ. Видимо, надежд на спасение у нас не было, и он, понимая это, просто хотел принять смерть лицом к лицу – без лишней суеты и мельтешений.
– Что, конец? – выдавил я сдавленно, и шарахнулся от снаряда, в буквальном смысле детонировавшего от удара о боковое стекло. Хотя звуки в режиме внематериализации и доходили в салон машины приглушенными, удар получился оглушительным. Правое стекло, в которое пришелся удар, на мгновение превратилось в подобие плазменного экрана включенного на нестерпимо сильную яркость. Если бы я мог посмотреть на ситуацию отстраненно, то видимо залюбовался бы зрелищем. Бешено переливающиеся краски меняли друг друга как в калейдоскопе – на смену красному приходил зеленый, его сменял фиолетовый, затем следовал желтый. Фантасмагорическое зрелище прервалось серией всполохов непонятной природы – небо вдруг затянуло светящимся туманом, который, мерцая на подобии северного сияния крутился вокруг своей оси.
– Ты о чем? Не понял. – Откликнулся наконец Петр и посмотрел на меня с некоторой опаской, видимо его насторожили фатальные интонации в моем голосе. – Да ты не пугайся, говорю же, есть у нас оружие против них, мало не покажется!
– Так применяй его, если есть, они же нас того гляди аннигилируют, – я с опасением следил за зависшим прямо по курсу мерцающим шаром. Что-то меня его вид особенно насторожил. – Что ты ждешь-то, смотри, впереди какой шар подозрительный!
– Шар как шар, – он опять недоверчиво покосился на меня. – Заряд средней ёмкости. Сейчас вниз светом колбаснет. «Дождь», кажется, у пиротехников называется. А что тебя парит-то? Салют как салют, хотя, конечно, изнутри необычно. Я тоже так в первый раз попадаю.
– Салют? Пиротехники? – до меня начал доходить смысл сказанного. Конечно! Мы же летели над Петропавловкой, с нее всегда феервеки запускают! А сегодня ведь, праздник какой-то… точно. Мне стало неловко, я огляделся вокруг с другим ощущением. Было действительно красиво.
– Да так, ничего, – я поспешил сменить тему. – Какое у нас оружие против Дзеков, скажи, наконец. А то, всё вокруг да около, прямо как девица на выданье, ей богу.
Тактика оказалась правильной, сравнение Петра с девицей оказалось удачным ходом. Он сразу посерьезнел и заговорил деловым тоном.
– Короче. Помнишь, мы на болоте бластеры испытывали? Про Дзеков с Большего Регистратора я, помнишь, говорил?
С тех пор произошло такое количество событий, что помнилось, если честно, с трудом.
– Это, когда мы с краном башенным столкнулись? – попытался я притянуть другое, более ясное воспоминание.
– Ну да, ты еще тогда только бластером пользоваться начал. И, какую-то хрень из него выпустил, – он с надеждой посмотрел на меня, видимо, начиная опасаться, что я могу не вспомнить о выпущенной «хрени», и планы «накроются медным тазом». Ты еще назвал ее как-то странно – «помогашка» какая-то или что-то в этом роде.
– Промокашка! – я вспомнил, о чем шла речь. Так как бластер стрелял тем, что ты воображаешь, а в тот момент я вспомнил перестрелку разжеванными кусками промокашки в пятом классе средней школы, то и полетела в Петра из бластера разжеванная промокашка. Ну, точно! Он тогда еще чуть от страха не позеленел, барьер защитный выставил. Говорил он тогда, что этой промокашкой, оказывается, каких-то типов замочить можно, которых уже чем только замочить не пытались, да все без толку. Петр тогда такой кипиш по этому поводу поднял, все бубнил, что теперь, типа, есть на них управа и что-то ещё такое. Только потом, за суетой минувших дней не вспоминали мы об этом больше ни разу. А я и вообще забыл.
– Точно! – Петр заметно расслабился. – Не знаю почему, но спектральный анализ показал, что для Дзеков с Большего Регистратора, это вещь – хуже анигилятора. Причем, как я понимаю, масштаб бедствий, которые можно этой твоей промокашкой причинить – слово «промокашка» он произнес с некоторой пафосностью, сделав на нем специальное ударение, и выдержав после него некоторую паузу – может быть любым. От незначительных до просто фатальных! Здесь тот же принцип, как и с бластером, только с той разницей, что у бластера сам способ поражения меняется: ну, захотел огнемет – из него огонь фигачит; захотел пулями – из него пули летят. А с промокашкой, тут в цель по любому комок бумаги летит. Только вот последствия могут быть любыми. То есть, захотел листок бумаги пробить – пробьет промокашка листок. А захотел броню метровую продырявить – пробьет и броню. А захотел весь их Регистратор, на котором они живут, аннигилировать – стреляешь в планету промокашкой, и нет планеты. И Дзеки в открытом космосе болтаются, не на чем им больше жить!
– Ну, это нам не надо. Еще задохнуться в вакуме, надо гуманнее быть.
– Да нам ничего не надо, – меня порадовал миролюбивый настрой Петра. – Нам эти Дзеки пока ничего плохого не сделали, пусть живут. Нам Йорг нужен.
В кармане снова зазвенел телефон. Я сунул руку в карман, достал трубку, решил на этот раз снять.
"Алё? – посипел на том конце трубки искаженный помехами голос. – Кто там? Как, смогли что-нибудь?"
– Что кто? Что ни-будь смогли? – я решил, что люди ошиблись номером. – Вам кого надо?
На том конце замолчали. Потом голос снова, уже нерешительно прохрипел – «А вы кто? Мне Пётр нуже…?
– Пётр здесь больше не живет, я ему телефон временно оставлял, хотите, номер его запишите, – я приготовился диктовать телефон Петра.
– Димыч? Это ты?! – голос на другом конце заорал как придурочный. – Ты что, живой?!
– Живой, вроде, – я был несколько сбит с толку. Только вернулся, да и вообще распространяться о произошедшем не входило в мои планы.
– Это Карина! Я всё в Афгане, ну круто, это твой приятель тебе помог, или что случилось-то? Мы из Джелалабада уезжать собрались, уже с вещами, а я думаю, дай позвоню, когда телефон-то теперь будет, приятель твой сказал, уезжать нам нужно быстрей, вот мы и собрались, ну круто, что ты жив, а ты сам-то сейчас где?
– В Питере я, Карина, вернулся, – уже заканчивая фразу я понял, что по усталости сболтнул сильно лишнего. Даже если бы я в тот момент, когда она Петру звонила, уже назад двинул, был бы я в лучшем случае только в аэропорту сейчас. Не говоря уж о том, что на Москву только завтра рейс… Реакция не замедлила ждать.
– Не понял? – на том конце, кажется, пытались осмыслить услышанное. – Как в Питере? А как?
– Карина, это долгая история, потом расскажу. Считай, на ракете я вернулся. Сверхзвуковой. Совместный, российско афганский эксперимент. Коммуникации двадцать первого века. – Оттого тебе и не говорили ничего… секретность. – Нашелся я.
– Да ты чего! Так ты и еще и космонавт! Так что же ты молчал-то! Ну, ребята упадут!
– Ребятам ни слова, – поток дезинформации нужно было ограничить любыми средствами. – Это государственная тайна!
– А, ну если тайна… Ну, удачи тогда! Я как вернусь, сразу в Питер, встретимся? Слушай, а я звонила-то тогда не зря? Другу-то твоему? Помогла я тебе хоть немного?
– Немного помогла, Карина. Ты мне жизнь спасла. Пока. – Ответил я, вешая трубку.
XI. ПЛАНЕТА ВОДА
– Регистратор – планета, о которой написано в книжке, которая тебе сниться. – Петр удобно расселся в кресле и с менторским видом вводил меня в курс своего нового, как он его назвал, «гениального» плана. – Идея простая. Поскольку Регистратор не существует, то на него нельзя попасть обычным образом. Приходиться действовать в два этапа. Первое: нужно заснуть. Заснуть и увидеть сон о том, что ты читаешь книжку. А поскольку книжка тебе сниться, то в реальности она не существует. Далее: книжка должна быть написана от первого лица. То есть, когда ты ее читаешь, события, в ней описанные, как бы начинают происходить с тобой. То есть, ты начинаешь жить в мире, который не существует, поскольку он описан в книжке, которой нет. Таким образом, круг замыкается – мы попадаем туда, куда нужно. В мир, которго нет.
– А как он выглядит, этот мир? – описанное выше вызывало у меня некоторые опасения.
– На самом деле ты там уже был. Я, как-то настраивал астральный канал, и ты в это время случайно спал. Ну и, попал ты туда не надолго.
– И что? – я в конец растерялся.
– Тебе понравилось, – многообещающе сообщил Петр. – Большего сказать не могу. Иначе у тебя помехи наведутся, когда в астрал пойдешь. «Колесо Сансары» сработает.
– Это как? – для меня всё и так было на грани понимания, «Колеса» ещё только какого-то не хватало.
– Да так, как обычно, – он развел руками, и, видимо, изображая Колесо Сансары заговорил утробным голосом. – Хочешь туда? Нравиться? ОЧЕНЬ нравиться?! Тогда давай в другую сторону!
– Понял, – ничего не понял я, но Петра за изобретательность зауважал.
– Единственно, надо решить, откуда пойдем. Наши тела должны быть в безопасности. Если их найдут, дело может закончиться плохо. Помнишь, Бен Ладан как свое тело законспирировал в Тора Бора? Похоронил! Я удивляюсь, вообще, как они этот гроб еще носить-то решились, видать сильно ты их напугал.
После недолгого обсуждения решили уйти в астрал из той самой квартиры на Кронверском, где когда-то жил Петр. Она была свободна, и, заплатив квартплату вперед, можно было быть спокойными, что с нашими телами не случиться ничего.
Остальные несколько дней прошли в приготовлениях. Дело было непростым: я долго не мог придумать, что сказать родным и на работе. Куда бы я не поехал, я обычно был на связи. Даже из Афганистана была возможность чиркнуть е-мейл. Здесь же я пропадал совершенно. При этом, на сколько времени, не мог сказать даже Петр. Посылать мейлы из мира, который описан в книжке, которую я читаю в собственном сне, очевидно, не представлялось возможным. В конце концов, хоть это и было крайне неприятно, сошлись, что по возвращении, в случае необходимости, придется использовать Машину Времени.
***
По оконному стеклу мелкими каплями стучал дождь. За окном виднелся шпиль Петропавловки.
Мы сели в кресла. Расслабились. Пошла привычная вибрация по телу. Я, кажется, отделился.
Я подумал «кажется» потому, что происходящее сейчас не походило на мой обычный опыт путешествий в астральном теле. Я, как бы завис в полной темноте. Меня втягивало что-то, большее чем Вселенная; эта мысль возникла в подсознании, но, так и не оформившись, погасла… Я уплывал в никуда. Мелькали Галактики. Светящимися искрами сверкали звезды, и, среди них недоставало одного… Маленького фрагмента Вселенной, столь крохотного, что даже одна мысль о нем доставляла боль. Боль об утраченном и несовершенном. Этой недостающей частицей был я. Снопы искр, мириады огней, словно фейервеки, фантосмогорические всплески огня, и, в то же время холодные озёра пустоты, опутывали меня своим невероятным, то горячим, то холодным сиянием. Я не был нигде. По крайней мере, в том понимании, которое вкладывает человек в понимание «где-то быть». Если бы я был – то мне было бы страшно, но сейчас понятие «быть» попросту не существовало, я, одновременно, был везде и не был нигде. Моя душа растворилась среди летящих навстречу мириад звезд…
***
Я очнулся сидящим в пилотском кресле космического корабля.
То, что это корабль, я понял сразу. Все атрибуты были на лицо – большая кабина с зеркальными стенами утыканная приборами довольно странного вида. Их, как бы, не существовало в нашем нормальном понимании, то есть, не существовало как физических объектов: все доступные взгляду места кабины были исчерчены какими-то диаграммами; цветными, неподвижными и пульсирующими столбиками огня разнообразных цветов и оттенков. Прямо передо мной располагался огромного размера панорамный экран. Рядами вокруг него шли святящиеся кружки и квадратики. «Кнопки, – догадался я. – Но как же на них нажимать? Мне не дотянуться до них руками…
Мои размышления были прерваны Голосом, звучащим, кажется, прямо в моей голове: «Добро пожаловать домой, пилот Рамс. Поздравляем с благополучным выходом из гиперпространства!» – голос звучал приподнято, видимо оно, это возвращение, не было чем-то само собой разумеющимся. На экране передо мной, среди переливающихся звезд разной величины всплыл, занимая, наверное с треть экрана, огромный зеленый шар, покрытый разного оттенка неровными пятнами. Он чем-то напоминал Землю, как ее видят из космоса, но все силуэты, видимо, гор и континентов, были совершенно незнакомыми.
– Борт 77 DF5 примет ваш корабль и переправит вас на Воду. – Прозвучало в голове. «Блин, какую Воду? Что происходит?» – все это совершенно не напоминало ни сон, ни путешествие в астрале. Я пошевелил рукой, ощущение было совершенно чужим, но рука успешно шевельнулась, я непонимающе уставился на нее. Это была чужая рука.
Там, где кончался рукав скафандра, была кисть с тонкими пальцами, в принципе, сильно напоминающая человеческую. Вот только ногти на них были светло голубого цвета. Я вдруг почувствовал, как во мне просыпаются непонятные, чуждые мне мысли.
Я двинул рукой, посмотрел на ряд кнопок над экраном – некоторые из них сменили цвет с синего на желтый. Затем я взглянул на блок панелей, находившийся уж и совсем далеко – он внезапно приблизился, словно я поднес к глазам бинокль. Я, выбрав несколько кнопок поочередно, попробовал останавливать взгляд на них – они так же меняли цвет.
«Да тут все мыслями управляется», – со смесью страха и радости от проснувшегося понимания подумал я.
На самом деле, радость у меня получалась странная. Чем дальше, тем больше я чувствовал, что в нашем с Петром эксперименте что-то не заладилось. Что-то пошло не так. Происходящее совсем не напоминало сон. Ощущение физического существования было настолько пронзительным, что не оставляло и доли сомнений.
Я гнал от себя эту мысль до последнего, но, к сожалению, более всего, это было похоже на те события, которые происходили со мной в самом начале нашего с Петром знакомства, и оставившие у меня до боли неприятные воспоминания. И, чем дальше я об этом думал, тем больше сходства я находил. Да, к моему ужасу, похоже это было на то, давно случившееся: когда мое астральное тело попало в физическую оболочку Владимира Ильича Ленина, едущего из Германии в Россию делать революции. Или же на случившееся ещё до того: когда я попал в тело американского астронавта Нейла Армстронга во время его высадки на Луну.
И, наконец, что и вспоминать даже было тошно, похожие ощущения я испытывал, когда жил два дня в теле Орлеанской Девицы – Жанны Дарк.
И к снам всё это не имело ровно никакого отношения. Всё было абсолютной, самой что ни на есть настоящей реальностью. С той только разницей, что тогда Петр сам воплощал меня в эти тела, и сам же вытаскивал. А где я сейчас, думаю, он даже и не подозревал. То есть, вероятность остаться здесь навсегда была, в моем понимании, все сто процентов. Разберется ли там Пётр с Йоргом или нет, вернется ли сам на Землю – всё это, кажется, было теперь уже делом, меня не касающимся.
***
Слева в экран монитора вплыл диск замысловатого устройства.
– Координация позиции по отношению к носителю, – послышался голос.
Я, мысленно поблагодарив «автоматическую память» чужого тела, снова совершил какие-то манипуляции. Сооружение в экране начало стремительно приближаться. Вскоре оно заслонило весь экран – объект оказался просто исполинским. Мой корабль рядом с ним был словно муравей в сравнении с медведем.
Я снова стал манипулировать руками: некоторые приборные доски приближались, на них меняли цвет огни (я замечал, что в процессе моих действий красных огней становилось все меньше) и они уползали назад к потолку. Я так и не понял, подлетали ли они ко мне физически, или это был оптический трюк. В конце концов, диск заслонил собой весь экран. На нем стали проявляться какие-то контуры: башни сложной конфигурации, длинные полосы огней. В некоторых местах роились мириады маленьких светящихся объектов. Когда я приблизился еще, разглядел, что это – такие же корабли, как и мой. Некоторые из них появляясь из бездны космоса и пропадали, едва коснувшись поверхности Базы (я вдруг вспомнил, как называлось это место). Другие же, отделившись от поверхности, почти мгновенно растворялись в глубине пространства.
Мой корабль, наконец подошел в плотную и, мягко затормозив, совершил посадку.
– Мы поздравляем Вас, пилот. Прекрасное приземление. Пройдите на Базу. Вас встретят на семнадцатом посту.
Я встал с кресла и вышел из кабины через дверь, расположенную в хвосте корабля. Идти было трудно, ноги почти не слушались. Я даже не предполагал, сколько провел здесь времени, но было очевидно, что не час. За дверью располагалось круглое помещение, в центре которого находилось подобие душевой кабины. «Прозрачная телефонная будка». – Прозвал я про себя это устройство.
Инстинкт подсказал мне, что я должен в него войти.
Вошел. Закрыл за собой дверь. И тут же охнул от неожиданности – кабина космолета растворилась – теперь вокруг меня был огромный зал, напоминающий аэропорт, с терминалами, экскаваторами и переходами. Вокруг, туда и сюда озабоченно сновали люди. Выглядели они примерно как я: одетые в такую же униформу, только разных цветов и покроя – женщины и мужчины примерно одного, среднего, возраста.
Я вышел из будки и прошел влево, до надписи «семнадцать». Нерешительно приблизился, не зная, что конкретно от меня требуется здесь.
Меня, однако, уже ждали. Сидящее за стойкой существо протянуло мне тонкий металлический кейс. Из-за странной одежды, я не мог определить его половой принадлежности: оно было в рубиновом костюме и синих штиблетах; на голове – блестящая, похожая на купальную, шапочка синего цвета, только почему-то с ушами на завязочках и помпоном на самой макушке. Губы у существа были выкрашены в чёрный, лицо же, напротив, выбелено до невозможности.
– Здесь вещи ваши; Инф мы обновили. Летите через пять часов на Воду. Сейчас, в гостинице, ваш номер двадцать семь. – После чего оно отвернулось. «Гей, наверное», – решил я и двинулся прочь, в сторону эскалаторов. Гостиница была там. Уже поднимаясь, я заметил в поведении людей некоторую странность: никто не улыбался, никто не говорил друг другу ничего без крайней на то необходимости. Да и вообще я не видел никого, кто просто бы стоял и разговаривал о чем-либо.
В конце концов, я нашел гостиницу, нашел лифт. Им оказалась опять вышеописанная будка, которая и доставила меня по назначению. Номер был просторным, единственно, меня смутило практически полное отсутствие мебели. Когда я зашел, мне показалось, что комната вообще пуста. Затем, я разглядел какие-то смутные колебания воздуха в разных частях помещения. Подойдя к одному из них, я потрогал сгусток. Он оказался мягким и приятным на ощупь. Я попробовал сесть на него. Получилось. Другой сгусток был гораздо больше – я прилег. Это оказалась постель. «Но почему их не видно? Так же можно ногу сломать, если ночью наткнешься?» – тут же предметы замерцали теплым желтоватым светом. Я залюбовался, зрелище было действительно красивое. «Видимо, как на корабле, мысленное управление» – решил я, прилег на кровать и открыл кейс.
Из чемодана на меня внимательно смотрело мое собственное лицо.
***
Я дернулся и непроизвольно отстранился – картинка была не из веселых.
В том-то и дело, что это не было ни мое отражение, ни изображение моего лица. Это было мое лицо! Объемным и совершено живым. Не знаю чем, но это было неуловимо неприятно: ситуация напомнила мне то, как я однажды встретился со своим клонам – да, точно! Мне это было так же необъяснимо неприятно…
Лицо неожиданно закатило глаза и слегка брезгливо опустило уголки рта.
– Ну и не знаю даже, что сказать. Если тебе ты сам неприятен, то, как же мне теперь выглядеть… – Может мне тёткой, дружочек, симпатичненькой перекинуться надо? А? А то, выражение мне твое, ну, совсем не нравиться…
Это было настолько неожиданно, особенно "голубоватый" оттенок в голосе, что я впал в некоторый ступор. Тем временем объект на экране стал меняться – нос начал удлиняться, волосы расти; скулы уменьшились, подбородок скруглился, глаза приобрели миндалевидную форму, в нем появились утонченность и грация. На меня смотрела крайне миловидная брюнетка с зеленым глазами.
– Ну что так лучше? – она поправила волосы. Программа "полное отражение объекта" заменена на программу "ведущая пятого канала z8". – Почему «пятый» канал называется зет «восемь», я уточнять не стал, всё еще пребывая в некотором замешательстве. Тем временем голова продолжала. – Название, естественно носит условный характер, на самом деле, в жизни, ведущей с таким именем, не существует. Так что просим не влюбляться. Хи-хи. Шутка. – Вдруг неожиданно закончило лицо.
– Мда… – я кажется, начинал разбираться в происходящем, её объяснение вернуло меня к реальности.
– Могу еще сменить программу голоса. Сейчас был включен, – "робот кухарка, общающийся с уборщиком ". Случайный выбор. А сейчас… Она многообещающе посмотрел на меня и вдруг заговорила:
"Тебя приветствую, о путник!
Себя прекрасно сознавая,
Ты оказался на распутье,
И, лишь случайность заклиная,
Здесь слышишь голос мой певучий,
Меня совсем не понимая…
А я тем временем, прекрасно,
Все сознавая совершенно,
Лишь на удачу уповая,
Тебя приветствую смиренно!»
Я смотрел на нее открыв рот. Подобного идиотства я не слыхал давно.
«А если что, зовите меня Ликой…» – после паузы добавила она, видимо отнеся мое молчание на счет своих поэтических талантов.
Однако причинно следственная связь к этому моменты стала для меня возобновляться, и я заорал благим матом:
– О нет, пожалуйста, скорее,
включите грузчика назад мне!
А то умру сейчас себе я
От этой бешеной насадки.
В стихах я был не силен, поэтому «себе я» и «насадку» с ходу приплел для рифмы. Меня, реально, испугала перспектива общаться с, видимо, разновидностью портативного компьютера, при помощи какого полудурочного стихоплетства.
– Как пожелаете маркиз. Это, всегда пожалуйста. – Заговорила Лика на старый манер. – У всех бывают свои маленькие тайны. Только Вы в курсе? Если вас жена со мной, таким образом, разговаривающей, застукает, мало не покажется. Она у вас девушка развитая, из аристократов, так что, сами посудите. Это еще хуже получиться, чем, если б она Вас с этим самым грузчиком в постели, хи– хи, обнаружила бы. Там, хоть отбрехаться можно, что за общественное благо радели, интеллектуально его, так сказать подтягивали, в инженеры готовили. А с картинкой на жаргоне простолюдинов аристократу объясняться, сами понимаете … гм, гм, извращением попахивает! – Лика со значением помолчала и после паузы продолжила:
– Ну-с, с чего начнем? История искусства, науки, вас в первую очередь за упущенные двадцать лет волнует? Или опять, извиняюсь, какое-нибудь пикантненькое желаньеце? Изображение (никак не мог решиться, даже про себя, назвать его ни девушкой ни женщиной) посмотрело на меня вопросительно.
– Не знаю даже. «Пикантное» или «хи, хи». – Я постарался дать понять, что человек я серьезный, и если чего не понимаю, то это еще не повод для смеха. Лицо на экране сдвинуло брови, видимо изображая сосредоточенность. – Сначала расскажи о себе! – я решил пойти Ва-банк.
Лицо на экране оставалось невозмутимым. Видимо, мои намеки были поняты и компьютер включил какие-то противоюмористические фильтры. Не знаю, как дальше, но сейчас это было кстати.
– Я твоя вторая личность девятого поколения. – Начало изображение. – Существую для помощи в функциях, развитых в человеческих телах недостаточно или не развитых совсем. В основном, это касается работы с информацией, ее накопления, сортировки и доступу к ней во всех отраслях человеческого знания…
***
Лекция длилась, долго, очень долго. Ящик действительно оказался неким подобием компьютера, включенного в мировую сеть, достигшего невероятных (почти неограниченных) объемов памяти и быстродействия. Назывался он «Инф». В основе его конструкции лежали биологически выращенные элементы. Сам он питался за счет биоэнергии своего хозяина, потребляя ничтожную его часть. То есть был автономен, независим, и, в то же время, имел доступ к любой информации, которая была «открыта».
Он, однако, имел четкую идентификацию со своим Хозяином, и не мог совершить ничего такого, что не было бы им одобрено. Далее был не большой панорамный фильм о поселениях на планете – неожиданностью для меня было то, что они живут под водой, впрочем вскоре причина прояснилась – вода составляла где-то девяносто процентов всей поверхности планеты. Остальные десять были необитаемую пустыней, к тому же сильно радиоктивно зараженной. А далее Инф сказал странное – он сказал: «Хозяин назвал эту планету «Вода». Название «Вода» я слышал и прежде. А вот когда я переспросил его, что в данном контексте подразумевается под словом «Хозяин», мне была выдана информация, от которой у меня буквально мороз прошел по коже.
«Хозяином», оказался вовсе не человек, которому принадлежит Инф. То есть в данном случае – не я. Выяснилось, что у всех Инфов планеты Вода – один и тот же Хозяин. Он их когда-то придумал, и он всего лишь дает людям Инфы во временное пользование. До тех пор, пока человек не умирает. После смерти одного человека, Инф переходит к другому, только что рожденному. На мой вопрос, как же они так подгадывают, что человек рождается как раз в тот момент, когда умирает другой последовало уже совсем не понятное.
«А никто и не подгадывает. Когда рождается новый человек, старого убирают из Мира».
Я закрыл рот решив, что сейчас еще об этом не время и попросил краткую историческую справку. Постепенно картина стала проясняться, и чем она дальше прояснялась, тем тоскливее становилось мне от мысли, что я сюда попал.
Раньше, когда планета еще не была Водой, Хозяин изобрел Инф. Он был баснословно богат, однако, не все люди, жившие на планете имели Инфы, и даже те, кто имел, не были в полной зависимости от них.
Далее в истории планеты последовала роковая цепь событий, определивших настоящее положение дел – одновременно люди научились клонировать человеческие органы и продлевать жизнь до бесконечности. Планета начала перенаселяться. Они научились понимать язык животных. Из разговоров с древними обитателями морских глубин они узнали, что человечество уже несколько раз возрождалось на их планете. И, каждый раз, в самый разгар эволюции, по странному совпадению – это всегда совпадало с открытием, так называемого «лекарства от старости» – происходил природный катаклизм, стиравший человечество с планеты.
Ученые вычислили, что это происходило, действительно, с завидной постоянностью и, по их расчетам, в ближайшее время должно повториться вновь. К тому же астрономы сообщили о том, что в направлении планеты движется астероид невероятно больших размеров и вероятность его столкновения с планетой велика. Однако, все было на уровне гипотез и домыслов. Мистики говорили об обязательности «перерождения душ», и о том, что, якобы, нарушение человечеством «закона смерти» повлечет за собой смерть человечества. Политические партии никак не могли договориться на сей счет, принимая каждый раз сторону тех из оппонентов, кто имел большинство при голосовании в парламент.
Человек же, придумавший Инфы медлить не стал. Он создал благотворительный Фонд, целью которого являлась «Разработка и продвижение новой цивилизации».
В этом он преуспел, и, через некоторое время, под предлогом перенаселения планеты объявил набор в первые «подводные города». Но цена такому жилью была велика – каждый живущий, поскольку он находился во враждебной среде, то есть в воде, становился, по сути придатком своего Инфа.
Тот управлял всем – системами жизнеобеспечения (подачей еды, воды, кислорода). Он определял работы, на которые будет послан человек, его распорядок дня, список развлечений и, что самое страшное, его характер и мировоззрение. Последнее достигалось путем вживления в голову человека специальных датчиков. Их располагали соответственно в определенных полушариях мозга, отвечающих за радость, страх и боль. С более тонкими эмоциями обстояло сложнее и, после некоторых колебаний, свершилось то, что привело к существованию этой цивилизации в ее нынешнем виде. Эмоции были АМПУТИРОВАНЫ.
На этом месте я прервал получение информации и оглянулся вокруг. Если раньше, я никак не мог объяснить себе, почему окружающий меня мир казался мне холодным и бесцветным, то теперь всё встало на свои места. Я содрогнулся, не понимая как они… и для чего… живут? Я вернулся к Инфу.
Технологические особенности происшедшего я упустил, уяснив главное. Это общество стало рабами Инфов, управляемое, однако, не ими, а тем самым Хозяином, давно уже ставшим бессмертным.
К этому моменту угроза глобального катаклизма на планете стала уже очевидной. К тому же, из-за перенаселения на планете попросту не осталось пригодных для жизни мест и переход под воду стал желанным для многих.
За места на корабли, отходившие под воду, бились в огромных очередях, порой доходило до драк и серьезных столкновений с полицией. К моменту же, когда приближающийся астероид уже стал виден на ночном небе, пункты отправки под воду стали брать штурмом.
И тогда Хозяин перекрыл все каналы связи. Подводный мир стал автономным.
Не стоит рассказывать, что происходило на поверхности – взрыв, пепел в небе, цунами; затем, вследствие парникового эффекта всё окончательно затопило. Если какой-то Ноев Ковчег местного разлива у них куда и поплыл, то никто никогда его больше не видел.
Мне даже показали отрывки из документального фильма об этом катаклизме, снятого, видимо, с какого-то спутника, запущенного из-под воды. Ужас был кромешный, особенно учитывая его документальность. Периодически внизу экрана мелькала сноска – «при желании увидеть эту часть фильма более детально, нажмите здесь». Но мне не хотелось не только «детальнее», но даже сноску эту хотелось лейкопластырем заклеить, что бы не напоминала, что может еще «детальнее» быть.
Под водой у них тоже было не просто, но они изначально знали, на что идут и готовились. К тому же последний шаг – ампутация эмоций – свела на нет любые колебания и промедления в реакциях. Сказал Инф – собой пробоину в батискафе закрыть, все тут же вперед. Никакого страха и сожаления. Никакого религиозного фанатизма, над каковым надо тоже нимало потрудиться что бы он возгорел, затем его направить в нужное русло, а потом он еще и затухнет в самый неожиданный момент.
Никакой стимуляции деньгами, каковых надо всё больше и больше, а когда их столько уже нет, сколько надо, можно и к конкурентам пойти за половину работать от обиды, что недооценили.
Никакой жалости.
Никакой любви.
Всё подчинено Хозяину, управляющему людьми через Инфы. Отказ в повиновении – смерть. А вот помереть «гарантированно», а не «с большей долей вероятности» при которой ещё вероятность остаётся уцелеть – это глупо. А потому никому даже и в голову не приходило.
У меня прямо таки волосы дыбом становились, когда я всё это слушал. Нет, ну такое представить себе можно, что роботы разумными и, даже более совершенными, чем человек стали. Но, что бы людей в роботов превратили! Это было что-то новое.
Тем временем в Инфе загорелась какая-то перебивка, Ликино изображение исчезло, появилась строгая дама в зеленой купальной шапочке и произнесла голосом диктора:
– Ваш сейфер отправляется через десять минут в седьмого причала. Удачного приводнения. – На экране снова появилась Лика:
– Ну что, дальше читать, или пока хватит? Мне-то кажется, что ты и так не на шутку запарен. Надо и отдохнуть малька. А то, так и переутомиться не долго. А там ведь, жена, поди, уже в приемном пункте ждет. Уравнения решает. – Что она имела в виду под уравнениями, я спрашивать не стал, устал я действительно сильно, а вот известие о жене, меня обеспокоило. Тетка какая то. Чужая. Инопланетная к тому же. Жена моя. Решил, чуть позже, узнать у Инфа, что за жена. А пока схлопнул кейс, поднялся и пошел искать седьмой причал.
***
«Сейфером» оказался полупрозрачный летательный аппарат в форме меленького самолета, но почти без крыльев, видимо, работающий на каком-то принципе искажения гравитации – никаких признаков мотора у него не наблюдалось.
Я занял место, зависнув в центре сейфера, и он тронулся. Мы вылетели с Базы: космическия станция была настолько огромна что воспринималась мной как искуственная планета. Открылся шлюз и мы стали удаляться от поверхности. Чувствовал я себя странновато: из-за полупрозрачных стен капсулы казалось, что я лечу через пространство. Учитывая то, что на мне не было даже шлема, чувство самосохранения не давало расслабиться.
Только я об этом подумал, как стенки стали затемняться и я оказался среди зеркально сверкающих стен. Единственное окно было на уровне моего лица. «Так-то лучше», – подумал я, и открыл кейс. Мне предстояла встреча с женой, и я хотел, хотя бы в общих чертах понять, что она за человек.
Инф показал мне фото очень красивой девушки, сопроводив изображение информацией, что зовут ее Лин, она аристократка в четвертом колене, происходит из древнего рода Синхов (кто такие, я, ввиду недостатка времени опустил). На вопрос, как с ней общаться, получил саркастическое «да уж не так, как со мной, милашечка ты мой, ха, ха, ха! Стихами она, короче, белыми шпарит, мало не покажется.» – К Лике понемногу стало возвращаться чувство юмора. В общем, понял я мало и решил разбираться с проблемами по ходу их поступления.
К тому же, меня отвлекло происходящее снаружи: мы приближались к планете. Я невольно залюбовался увиденным: внизу была гладкая водная поверхность, которая переливалась всеми возможными оттенками сине – голубого – зеленого от самых светлых, до темных, почти черных тонов.
Преобладали при этом в основном светлые краски, отчего картина казалась призрачно романтической. Из моря поднимались исполинские сооружения, своими размерами напоминающие целые города. Таковыми они и оказались: Инф сообщил, что это подводные колонии, которые время от времени поднимаются с морского дна для забора воздуха и солнечной энергии. Процедура не обязательная, скорее профилактическая. Зачем она в действительности нужна, я понял не до конца, но не стал вдаваться.
Корабль постепенно приближался к поверхности. Я ожидал, что мы приземлимся на какую-то из их внешних платформ с которой я затем буду переправлен под воду. Но оказалось не так. Капсула на подходе к воде снизила скорость и, словно раскаленный нож в масло, вошла в воду, начав движение вглубь по почти вертикальной прямой.
Смена декораций была настолько впечатляющей – я никогда не думал, что движение под водой может быть таким стремительным и красивым – что я даже выронил Инф. Вернул к действительности меня капризный Ликин голос, доносящийся откуда то снизу: «Ты блин, еще об стенку меня брось! Давай, давай, кретин недоделанный! Я – прибор хрупкий, сломаюсь, под трибунал пойдешь за порчу чужого имущества!» Я посмотрел вниз – кейс завис в сантиметре от пола, на нем виднелось надутое от обиды Ликино лица. Инф, видимо был снабжен системой безопасности, и на самом деле, навряд ли мог разбиться хотя Лика на экране и выглядела напуганной не на шутку.
– Я девушка впечатлительная, прошу меня не бросать, а если бросать хотите, переключите изибражение на что-нибудь попроще. Могу даже посоветовать – она начала нудным укоризненным голосом перечислять изображения, которые не бояться бросания. А про одно, под названием «резиновый болванчик», сказала, что его даже кулаком бить можно, оно специально для этого придумано, что бы стресс снимать. Я поднял кейс и, не вдаваясь в дискуссию, закрыл крышку. Уселся поудобнее, и стал ждать развития событий. Тем временем, мы приближались к огромных размеров полусфере, построенной, видимо, на дне. Было так глубоко, что угадывались только светящиеся контуры, – вокруг было темно. Открылась исполинская дверь, и мы оказались в огромном помещении, которое могло вместить с десяток таких кораблей как мой – это был, видимо, приёмный шлюз.
– Добро пожаловать на модуль XZW315 – послышалось в моей голове, и стены капсулы снова стали прозрачными. Путешествие закончилось.
***
В комнате, за прозрачными стенами которой плавали диковинные создания со светящимися глазами, странного вида челюстями, и двигающимися усиками, за стеклянным столом, настолько прозрачным, что он был едва виден, на гравитационном столбе – казалось, что она просто зависла в воздухе, – сидела очень красивая девушка. По нашим понятиям, лет двадцати пяти. Она была одета в серебряный комбинезон с золотыми полосками на рукавах. Синие волосы были убраны на затылке, обувь и ногти на руках у нее тоже были золотыми.
– Ну, здравствуй… я ждала тебя почти двадцать лет, – сказала она спокойно, и, даже как-то равнодушно. – А ты почти не изменился.
– Ты тоже, ответил я, – подумав, что, видимо, я знал, как она выглядела двадцать лет назад.
– Ты шутишь? – она удивленно вскинула брови. – Как могла я измениться, здесь, на Воде?
Я понял, что сморозил что-то не то. "Надо быть осмотрительнее", – решил я.
– Расскажи, что тут у вас происходило, без меня, – я подумал, что лучше мне, пожалуй, больше помолчать и послушать.
– Зачем? – она посмотрела на меня еще раз, более внимательно. – Ведь ты же получил всю информацию на Базе?
– Ну, просто… поговорить с тобой приятно, – мне не хотелось признаваться, что я почти не читал вчера истории; вернее читал, но не за последних двадцать лет, а, так сказать от Рождества Христова… К тому же, слушая её, я надеялся лучше понять, что она за женщина, ну и задобрить заодно – она казалась мне какой-то сердитой или недовольной, а женщины, обычно любят поболтать.
Однако, мое предложение произвело на нее совершенно не то действие, на которое я рассчитывал.
– Ты хочешь, что бы я теряла время? Рассказывая то, что ты и так уже узнал? – на этот раз в ее глазах мелькнул неподдельный испуг. Поняв, что сморозил, кажется, еще большую глупость, я вконец растерялся. Я решил прислушаться к внутреннему голосу, ведь этот пилот, в тело которого я попал, знал её несомненно очень хорошо и у него должны были быть по поводу её какие-то эмоции и желания.
Никаких эмоций и желаний не было. Прислушивайся не прислушивайся. Для него было абсолютно все равно, кто перед ним – его жена, или скат проплывающий за стеклянной стенкой комнаты.
– Я лучше посмотрю на Инф. У меня свежий номер есть, там много новых уравнений, я в нетерпении пытаться их решить… – с видом статуи Афродиты Милосской в исполнении Одесского драматического театра вдруг выдала Лин.
«Ничего себе, в свободное от работы время развлекается, решая уравнения! Веселая бабенка…» – подумал я, и, невольно подражая ее манере говорить какой-то разнородностью белого стиха, ответил:
– Я тоже почитать его хотел бы, так будет лучше для меня наверно! – Я взял свой Инф и уселся на почтительном расстоянии от дамы, что бы она не видела, что я там смотрю и не слышала, с каким выражением разговаривает со мной Лика.
***
За чтением Инфов мы провели несколько дней. Спали мы в разных комнатах – оно и к лучшему, подумал я, прочитав в Инфе, что дети здесь рождаются путем искусственного оплодотворения. А секс считается одним из видов извращения, впрочем, законом не запрещенным, но распространённым среди низших расс. К коим мы, как уже понял, не принадлежали.
Мы вставали с утра, подключали свои трубы к Источникам и садились читать Инфы. «Трубой» называлась разновидность катетера, который мне вживили сразу же по пребытия на Воду. «Источником» же был краник в стенке, через который в меня поступал питательный раствор. Так я это, по крайней мере, понимал, поскольку никогда, за всё время моего пребывания на Воде есть не хотел. За чтением Инфов мы проводили целый день и вечером, молча приняв очередную порцию раствора, расходились по спальням. Расходились, мы, кстати, тоже молча. Я, в первый день, при расставании сказал моей жене, «пока», но в ответ она посмотрела таким странным взглядом, что я понял, что, видимо разговорчивость на этой планете не приветствуется.
И тишина. Это было, пожалуй, одним из обстоятельств, делающих мою жизнь там особенно невыносимым. За все время моего пребывания на Воде я не слышал ни одного звука.
Кроме человеческой речи. Но последнее, так же, происходило настолько редко, насколько это только было возможным: Лин старалась обходиться языком жестов, видимо, считая, что я и сам прекрасно понимаю, что и когда мне нужно делать. Я же, что бы не попадать впросак, старался свести свои передвижения по жилищу к минимуму, по любому поводу консультируясь Инфом.
На третий день, Лин сказала мне утром:
– Придут твои родители сегодня, после полудня.
Я страшно засуетился, пытаясь нарыть побольше информации, но все снова ограничилось общими формулировками – возраст, образование, опять они, как оказалось, принадлежат к каким-то «сидхам», о которых было написано что это древняя ветвь аристократического рода, берущего начало еще на Земле. То есть, ничего конкретного я так и не узнал и бросил читать, попросту решив себя не накручивать – меньше знаешь, лучше спишь.
Через несколько часов в передней раздался звук открываемой шлюзовой камеры и в комнату, где сидели мы с Лин, зашли двое – мужчина и женщина. Оба они были на вид среднего возраста, лет по тридцать. Это меня не удивило – победить смерть автоматически означало победить старость. Все люди на Воде выглядели примерно одинакового возраста. Как я прочитал в Инфе, было, в принципе, возможно затормозить развитие внешности на любом моменте, но обратного хода не было – поэтому никто и не рисковал.
Это были мои родители, я видел в Инфе их фотографии двадцатилетней давности. Но, как там было помечено: «фото сделаны после консервации». Так и оказалось – никаких отличий от фото не наблюдалось.
Женщина можно было смело назвать очень красивой, если бы не полное, какое-то совершенно пустое равнодушие в глазах. Мужчина тоже не отличался жизнерадостностью. Едва кивнув мне, он тут же сел на свободный столб и уткнулся в свой Инф. "Мда," – подумал я, – народец условностями не обремененный. Типа, сына двадцать лет не видел…"
– Здравствуй Ра, – сказала равнодушно женщина, – рада тебя видеть. При этом на ее лице не было и тени радости. – Как твой дела, как космос?
Я запаниковал: как мои дела, я еще изобрести как-нибудь мог, а вот что значил вопрос про космос? Я молча соображал, что же ответить, пауза затянулась. Внезапно женщина улыбнулась уголком губ и, сказала:
– Молодец, всегда уважала тебя за краткость, – из чего я сделал вывод, что на вопросы можно и дальше не отвечать; видимо молчание на Воде имело свое значение и несло совершенно определенную смысловую нагрузку. – Мы пришли сообщить тебе, – продолжила женщина, – что нам с отцом пришел Вызов. Срок нашей жизни истекает через три месяца.
Я многозначительно молчал, соображая как реагировать. Из Инфа я знал, что значит сказанное матерью: поскольку, люди на Воде были бессмертны, то, сколько каждому из них жить, определяла специальная программа, замкнутая в своих решениях на Хозяина. Это происходило, обычно, когда требовались новые люди. Целесообразность их рождения диктовалась рядом причин, в частности, способностями к определенного рода наукам и врожденным талантам.
«Старые люди», – те, чьи способности себя исчерпали, или более не требовались, назначались к аннигиляции. Людям сообщалось, что "срок их жизни истек". Далее, в назначенное время они являлись на "Пункт исчезновения", где они безболезненно умерщвлялись, а тела их бесследно уничтожались, то есть аннигилировались.
Сообщение родителей было экстраординарным: по сути, они сообщали мне, что через три месяца их уже не будет в живых. Я решил, что проигнорировать такой важности сообщение будет неприлично.
– Жаль. – Сказал я, после некоторого размышления.
Мои слова произвели странный и неожиданный эффект. Отец оторвался от Инфа и с недоверием уставился на меня. Мать вздрогнула, словно от пощечины, улыбка сползла с ее лица – она смотрела теперь на меня с какой-то странной смесью непонимания и сомнения. Даже Лин оторвалась от дисплея, лицо у нее было растерянное, и, я бы даже сказал испуганное.
– Что? – переспросила мать. Ты сказал… – она словно боялась повторить за мной слово "жаль". "Господи, да что же я сморозил на этот-то раз? Молчать надо было, молчать и точка!" – пронеслось у меня в голове. Все как-то сразу заторопились. Отец встал. Закрыв Инф, с некоторой опаской глядя на меня двинулся к выходу. Мать, тоже едва кивнув, уже на выходе бросила Лин странное: – «Крепись, мы не оставим…».
Что всё это значило, я совершенно не понимал и решил просто выбросить из головы. А в будущем, вообще, молчать как рыба. А там разберемся как-нибудь.
Будущего у меня, однако, никакого не оказалось…
***
На следующий день меня арестовали.
Как выяснилось позже, донесли родители. Мое поведение во время нашей встречи показалось им подозрительным, и они в тот же день связались с жандармами и сделали заявление. Я только проснулся, не успев ещё даже одеться, как дверь шлюзовой камеры распахнулась, и оттуда выскочило четверо вооруженных до зубов людей. Они были одеты в черные гидрокостюмы со светящимися белым молниями на груди и рукавах. На головах у них были черные же, с тонированными забралами шлемы от которых ко рту подходили микрофоны. В руках у каждого был автоматический анигилятор, на поясе – ремень с целым арсеналом хитроумных приборов и приспособлений. На ногах были так же черные полусапоги с блестящими голенищами и подобием шпор, тускло отсвечивающих металлом. Они быстро зашли в помещение, окружив меня по периметру держа руки на спусковых рычагах аннигиляторов.
– Именем Хозяина Воды, вы арестованы! – четко выговорил, видимо, старший из них. У него единственного были нашивки на плечах и шлеме. Они бросили мне мой костюм, предварительно ощупав его.
Уж не знаю, к чему были такие предосторожности. Я не понимал решительно ничего. Когда я надел костюм, один из них подошел ко мне, приказал жестом, что бы я вытянул руки вперед. Я повиновался. Раздался щелчок – на моих запястьях защелкнулись наручники. Я был арестован.
***
– У Вас есть последнее желание. Вы можете просить нас обо всем, кроме того, что бы сохранить Вам жизнь или отнять её у кого-либо другого. – Главный Крнфигуратор поднял на меня свои бесцветные глаза. На его остроугольном колпаке блеснуло замысловатое украшение.
Он только что зачитал решение Конклава: я был приговорен к Досрочному Прекращению Жизни. Услышав приговор, я даже не расстроился; подумал, что, видимо, оно и к лучшему. Раз у них тут такие правила, то уж может и вправду, помереть на этой планете – награда. Жить среди людей, готовых донести на своих мужей и детей; и, с нетерпением ожидающих возможности это сделать, что бы угодить какому молопонятному Хозяину было тоскливо. Единственно, что для меня было неприятно – я так и не понимал, что же со мной в действительности произошло. Каким образом я оказался на этой странной планете?
Я поднялся с гравитационной скамьи и ответил Конфигуратору:
– У меня есть последнее желание. Я хочу знать, что со мной случилось, и как я попал на Воду.
Я сел на скамью.
Конфигуратор наклонился к Знавателю. Они о чем-то некоторое время переговаривались. Затем Конфигуратор выпрямился и, выдержав паузу сказал: «Ты можешь знать». Он поднял над головой кристалл знания и прикрыл глаза. Когда он их открыл, я уже знал, что со мной случилось.
… Астральное тело может совершать движение на какие угодно расстояния практически мгновенно, со скоростью мысли. Поэтому, обычный способ межгалактических путешествий на Воде, – это путешествия астральных тел. Физические же тела, на время перелёта помещаются в специальные хранилища. Это, собственно, было очень похоже на то, что мы с Петром делали на Земле в нашем «Агенстве межгалактических путешествий».
Но иногда, в основном с научными целями, требовалось перемещение на большие расстояния физического тела. Для этого на Воде изобрели звездолеты, двигающиеся в гиперпространстве. Однако, конструкторы столкнулись с неразрешимой проблемой – астральные тела в гиперпространстве погибали. Тогда учеными Воды был придуман «Синхронный Скачек», во время которого физическое и астральное тела перемещались отдельно друг от друга и снова соединялись в момент их прибытия в точку назначения.
И это, собственно, было самым критичным. Вследствии «вероятностной топодермии» (неравномерной искаженности гиперпространства, зависящей от недетерминированных причин), тела могли не соединиться. Физическое тело прибывало в одну точку пространства и времени, а астральное в другую. Найти им друг друга, в такой ситуации, не представлялось возможным. Для обоих это значило смерть. В смысле того, что физическое тело разлагалось и исчезало, а астральное начинало обычное путешествие с последующими перевоплощениями.
В моем же случае, произошло редчайшее явление: я вышел в астрал в тот момент, когда корабль пилота Рамса с его физическим телом как раз выходил из скачка. И мое астральное тело оказалось ближе к нему, чем его. Таким образом, моя астральная проекция вошла в его физическое тело.
Далее произошло то, что произошло – шансов адаптироваться и замаскироваться у меня не было никаких. В атмосфере тотальной слежки и доносительства, царивших на Воде, я бы рано или поздно прокололся. Ещё удивительно, что Лин на меня не заявила раньше.
Впрочем, мой арест не был для нее неожиданностью. Она знала о том, что родители связались с жандармами, и, по большему счету, ей это было безразлично. Как, впрочем, безразлично было всё всем живущим на этой планете…
Родители же были поражены моей реакцией на их сообщение о скором завершении срока их жизни. Для таких случаев был предусмотрен специальный ритуал: я должен был максимально радоваться событию, поздравлять их, благодарить Хозяина за его мудрость и снисходительность и пообещать родителям какой-нибудь подарок в честь счастливой новости.
Моя же реакция удивила не просто тем, что она была не верна эмоционально; я как бы усомнился в правильности решения Хозяина Воды – а это уже было настоящее преступление, недоносительство на которое сурово каралось. В самом худшем случае, мои родители могли получить до десяти лет продления жизни, причем, в этот срок, они бы определялись Инфами на самые суровые и тяжелые виды работ, без праздников и выходных. Но дело, конечно, было не в наказании: на Воде верность Хозяину было развита на уровне инстинкта, и никому бы даже в голову не пришло пытаться от него что-нибудь скрыть…
Мои размышления прервал голос Конфигуратора:
– Вы готовы принять исполнение?
– Готов, – ответил я. Тянуть смысла не имело, что будет после смерти я знал и так. Умерщвление мне обещали безболезненное, так что, с этой стороны, подвоха я тоже не ожидал.
Меня провели в комнату сферообразной формы, почему-то напомнившую мне морг. Не смотря на стерильную чистоту окружающего, флюиды смерти неистребимы. Посередине стоял гравитационный лежак. Он опутал меня, и, мгновенно приняв форму моего тела, очень удобно расположил в горизонтальном положении. Что-то вспыхнуло передо мной, и я почувствовал, как вытекаю из физической оболочки пилота Рамса. Затем, еще некоторое время я видел его, как бы из-под потолка комнаты. К его безвольно обвисшему телу подошли люди в белых комбинезонах, проверили прибором пульс, затем вышли. Тело вспыхнуло мириадами искрящихся частиц. «Аннигиляция, видимо», – отметил я, и тихо поплыл в никому не известном направлении.
***
Я открыл глаза и непонимающе огляделся по сторонам. Я сидел в квартире на Кронверском проспекте, в Санкт-Петербурге. Рядом, на соседнем кресле, полулежало тело Петра. Оно не подавало признаков жизни, но я знал, что в состоянии транса так быть и должно.
«Свет погасить забыли», – автоматически отметил я. Встал, и на негнущихся ногах подошел к выключателю. Чуть подумал, опустил руку и пошел на кухню. Открыл холодильник. Достал бутылку водки. Подумал. Открыл ящик стола, достал оттуда дольку чеснока. Поставил на стол стакан, налил до краев водки. Настроение было паршивое. Залпом выпил стакан. Закусил.
«Суки!» – проявилась, наконец, в голове конкретная мысль. Кто имелся в виду, и почему в женском роде и множественном числе, я бы не объяснил, но, от произнесенного полегчало. «Вот суки!» – еще раз повторил я с выражением, и пошел в гостиную.
Петр полулежал в кресле. Мне стало его жаль. Я знал, что без меня он там ничего не сможет сделать. Эта трубка-то долбанная, с промокашкой, только у меня действует. А так, его же там просто пришьют и точка. «Сюр какой. Бред авангардного режиссера, не иначе, – я все же не мог прийти в себя. – Станции космические…. Трубочки, из которых промокашкой плюются… Галлюцинации больного шизофреника прямо… Почему именно больного? – Что ли, у здорового шизофреника, галлюцинации поправильней бывают?», – Мысль попыталась вступить в диалог сама с собой, но заглохла…
Я достал из кармана трубку для коктейлей, рассмотрел ее, словно не веря в ее существование. Пошел снова на кухню налил еще стакан. Трубка мешала, я положил ее рядом со стаканом. Подумал. Выпил. Жить стало лучше, но как-то не веселей. Не находилось для веселья причин. «Может, и не вернусь сюда больше, – подумал я мрачно. – А ну как, какой-нибудь припарок, еще откуда-нибудь, передо мной в космос хлопнуться придумает? Всё. – Решил я. – Этот стакан последний. А то, уйду в астрал, а тело тошнить начнет, так и захлебнуться не долго». Вернулся в гостиную, по дороге выключив свет. Сел рядом с Петром, настроился и пошел вверх. Получилось, видимо, вследствии выпитого, сразу.
XII. ТРИ ПЕТРА
Народ все пребывал. Я начинал всерьез жалеть, что мы не поехали на машине – такое столпотворение могло быть просто опасным для жизни. Однако, ездить куда-либо в пятницу вечером на автомобиле было тоже чревато – пробки.
Когда толпа уже заполнила, кажется, весь перрон, послышался звук приближающейся электрички. Звук, впрочем, не напоминал электрический поезд совершенно. Это было чавканье и шипение, в моем воображении напоминающее более тепловоз или паровоз. «Откуда в метро паровозу взяться? – мелькнула в голове мысль. Я услышал трубный гудок и одновременно увидел приближающийся к платформе состав.
Раскрашенные в жизнерадостные цвета, с улыбающимися в окошках лицами людей, вагоны более походили на бутафорское представление, чем напоминали Петербургский метрополитен в часы пик. Тянул все это великолепие паровоз времен первой мировой войны. Из-под его колес струился пар, в окошке кабины виднелся идеально одетый, с праздничной кокардой на голове машинист. Он приветливо махал рукой своим будущим пассажирам, кажется, ни сколько не смущаясь их чрезмерным количеством.
– Какой красивый паровоз! – воскликнула, полуобернувшись, стоящая впереди нас девушка в оранжевом пальто, с цветком в петлице пальто.
– Красивый, – автоматически ответил я, не вдаваясь в размышления о причинах появления паровоза в городском метрополитене. Ответ не обещал быть жизнерадостным, а мне не хотелось портить себе настроение.
Люди выстроились в очередь, сгруппировавшись по примерно равному количеству у каждой двери. Что удивительно, никто не проявлял признаков нетерпения. У всех было ровное, хорошее настроение. Люди много смеялись и охотно помогали друг другу с багажом. «Багаж? – я опять пришел в недоумение. – Зачем людям, всего лишь желающим проехать несколько остановок в метро, нужны с собой такие объемистые сумки и чемоданы? Они что, все на вокзал? Но ведь поезд идет в противоположном направлении, там нет никакого вокзала…»
– Маруся, нам, может, не садиться в этот поезд? – мне не давало покоя неприятное предчувствие. – Нам, может, не надо никуда?
– Как это не надо? – Маруся непонимающе посмотрела на меня. – А зачем я весь вечер одевалась? Сегодня же пятница, отдохнуть нужно как-нибудь, расслабиться. На крайняк, в кино сходим. – Её поведение было совершенно безмятежным, и меня на секунду смутили собственные сомнения.
Мы влезли в вагон. Я отряхнул с ботинок снег и огляделся.
То, что я увидел, не понравилось мне совершенно. Вернее, всё выглядело прекрасно, но, видимо, я ещё не успел адаптироваться к реальности. Мы зашли в фойе, более, пожалуй, напоминающее залу средних размеров дворца. По раскраске и декорациям, это было конечно не оно, но размеры и общий антураж впечатляли. Нас проводили в гостиную. Или, в вагон? Я, если честно, уже терялся в определениях. Там были накрыты пышные столы, все утопало в хрустале и цветах. Посадили за стол. Принесли шампанское.
Я расстроился совсем. Получалось, что мы попали в какой-то фешенебельный ресторан. Не знаю, как они втиснули всё это в метро, но разводка была на лицо. Я подумал, что, очевидно, не обошлось без коррумпированных чинов. Без них секретные шахты – видимо прилегающие к той станции, где мы, якобы, садились в метро, и в которых и был построен ресторан – никто бы не разрешил использовать.
– Где мы? Куда мы едем? – я подал жене повод для размышления.
– Ну, ты еще спроси, кто мы. Тогда всё точно будет как всегда.
Я замолчал. Дальнейшая дискуссия вызывала опасения. «А потом, – подумал я, – в целом, затея-то у них ничего. Бывает хуже. А то, что заплатим как в Астории, так это не привыкать… Вернее, – продолжилась мысль, – надо привыкать. Москва там что – уже первое место по дороговизне жизни в мире занимает? Так, глядишь, скоро на тысячное место по уровню жизни Россия вырвется…»
На сцене шли приготовления. Маруся с интересом за ними наблюдала. Я выпил шампанского, достал книгу и начал читать.
***
Мы сидели на чердаке и вслушивались в разговор на лестнице, силясь понять, что происходит.
– Вышибать надо, – галдели внизу бородатые мужики.
– Ну не, мы вышибать не согласны, – это уже, видимо, отвечали милиционеры. – Может, и не они у вас колеса украли.
– Да мы же видели, сюда побежал, там потом свет в коридоре зажегся, – прогундосил торопливый тенор.
– Точно, – подтвердил другой голос.
«А где я, собственно? – неожиданно для самого себя подумал я. – Что я здесь делаю? Кто я теперь?»
– Не… Протянул второй милиционер. Здесь без санкции ни-ни. – Я вдруг вспомнил историю, кок владелец автомобиля сам арестовал у нас во дворе мальчишек, которые пытались у него упереть магнитофон. При этом, не смотря на то, что он вытащил их за задницы из своей же машины при куче свидетелей, приехавший наряд милиции убедил его в том, что этого не происходило. А, если происходило, то не с ним. От чего его показания не могут считаться достоверными. С чем он, скрепя сердце и согласился.
– Хмм… – одобрительно прогундел Ганс, кажется, наши мысли попали в унисон.
– Это что там? – донеслось снизу. – Вверху за дверью на чердаке кто-то хмыкает! – На лестнице послышался топот. Дернули хлипкую дверь на чердак. Она, естественно, не открылась.
– Никого! – Облегченно констатировал милиционер. – Ну, мы пошли? – Последнее не звучало вопросом. Скорее это была явная констатация факта.
– Да куда, да они же тут! Надо дверь на чердак вскрывать, тут всего делов-то, – кипятились мужики.
– Не, вскрывать… мы вскрывать не… – прозвучал в ответ удаляющийся по лестнице голос. – Тут вскроешь, потом жильцы такую жалобу напишет, знаем мы этих активистов, потом делов не оберешся. Голоса затихли.
Азеф опасливо сунулся в слуховое окно, и был немедленно замечен стоявшими теперь во дворе мужиками, и еще не ушедшими окончательно милиционерами.
– Во-о! Да вон они! – загалдели мужики; – вы что, не видели, смотрите, вот он, из окна торчит.
Азеф не торопился скрываться, ему было, видимо, любопытно, что будет дальше.
– Кого видели? – послышался ответный вопрос милиционеров.
– Ну, вон же, этот, в окне торчит.
– Какой? Тот, с перевязанными руками? – в голосе милиционеров слышалось неподдельное сомнение.
– Ну да! Ну что, видите, наконец?
– Не, не видим, – раздался звук захлопнувшейся двери УАЗика. Завелся мотор, и машина медленно двинулась. Азеф снова подошел к нам.
– Мужики остались, – в его голосе слышалась неподдельная озабоченность. – Придется ждать. А то бошку свернут запросто. – Чувствовалось, что он был знаком с предметом не понаслышке.
– И какого хрена ты эти колеса прешь? – повернулся он к Ганцу и погрозил ему костылем. – Уже и так весь дом ими завален, деть не куда!
– Это… – Ганц видимо понял, что лучше вопрос не игнорировать. – На всякий случай, типа. Там… Это…
– На какой случай позвольте спросить, милостивый государь? – вступил в разговор граф Вулф. – На случай, если Вы десять Жигулей без колес купите, что ли?
Ганц обиженно отвернулся.
***
Я поднял голову от книжки – на сцене уже вовсю шло действие: смурной мужик в форме кондуктора обходил пассажиров. Огромная сцена была декорирована под вагон метро со всеми необходлимыми подробностями – скамейками, раздвижными дверьми, на которых пестрели рекламные объявления.
Окружающее нас пространство, больше не выглядело как ресторан. Оно теперь более напоминало огромный театр. Мы с Марусей сидели где-то ряду в десятом, происходящее было видно отлично. «Хорошие у нас места», – подумал я, не вдаваясь в подробности, что смотрю спектакль о том, как едет вагон метро. При этом сам находясь в вагоне метро, который куда-то едет. На сцене было всё как в жизни – на скамейках сидели пассажиры, кто-то стоял, держась за поручни; за окнами вагона мелькали дома и деревья, вагон плавно покачивался. Из динамиков доносился мерный перестук колес. Кондуктор брал у очередного пассажира билет, вставлял его в какую-то замысловатую машинку, раздавался щелчок и билет возвращался назад. В зале было довольно темно, но, все же, читать было можно, и я снова открыл пристроенную на коленях книгу.
***
Мы сидели на чердаке уже где-то с полчаса, и я основательно продрог. Сознание того, что я герой книги, которую сам же читаю в своем же собственном сне, физически не грело. Нет, мне, конечно, было интересно, что я попал в такую замысловатую ситуацию, но практического толку я пока не видел.
– Где же, черт возьми, Петр, – пробормотал я в полголоса.
Азеф, сидевший со мной на одном колесе, видимо услышал мое бормотание и вопросительно повернулся ко мне.
– Что? Не понял? – переспросил он.
– Да ничего, ничего, – в том, что я проговорился, не было большей проблемы. Однако чутье подсказывало, что лучше продолжать шифроваться. Но Азеф, кажется, услышал больше, чем мне хотелось.
– Какой тебе еще Петр нужен? Ты что, ничего не понял? – теперь его вопрос прозвучал с какой-то новой интонацией; причем в первом предложении он сделал ударение на слове "еще". Словно я уже имел одного Петра, и теперь захотел второго.
– Что я не понял? – мне стало любопытно.
– Ты что, еще не понял, что мы и есть Петр?
Сообщение прозвучало столь озадачивающее, что я даже не знал, как реагировать.
– Какой Петр? Какого мы? Чего?
– Чего, чего, живем мы здесь, вот чего, вмешался в разговор граф Вулф. – Петр – это мы. С Земли. Пришелец. Приятель твой и компаньон. По туризму межгалактическому.
Я ошарашено молчал. Получалось, что эти трое знали с самого начала кто я и зачем здесь. Более того, обладали еще какой-то информацией, сути которой я, правда, пока не понимал.
– Я Петр. Для тех, кто не врубается. – Внезапно продекламировал Азеф, вставая на костылях по стойке смирно и, приподняв подбородок, как офицер на параде.
Я смотрел на него с сомнением и молчал. Уж больно неправдоподобным казалось мне заявление. Однако я, постепенно, начинал проникаться мыслью, что он, может и прав. Может быть, он действительно Петр? Такое вполне могло случиться, учитывая конспиративный склад его мышления – заменить себя, двухметрового качка блондина, завсегдатая салонов красоты и соляриев этим непонятным инвалидом сомнительной наружности со сломанной ногой и зачем-то перебинтованными руками. Собственно, в плане неузнаваемости, цель была достигнута на все сто.
– Ну, это оно еще может быть… – задумчиво протянул я. – Но зачем? Что за странный вид? – Я был, всё же, ещё не уверен до конца.
– Не. Я все же вижу, ты еще не допонял, – пританцовывая на одной ноге прогундосил Азеф и посмотрел на графа. Тот поставил канистру на пол и тоже взглянул на меня усталым взглядом интеллигента, которому объявили об очередной задержке зарплаты.
– Я тоже Петр, милостивый государь, – доверительно сообщил он.
У меня буквально поехала крыша. Мыслей по поводу сообщения не было никаких.
Граф посмотрел на Ганца. Тот в замешательстве сцепил руки, подергал ими, словно пытаясь их безуспешно расцепить. Затем достал из внутреннего кармана колесный ключ повертел его в руках. Затем бережно спрятал его назад и повернулся ко мне:
– Ну… Я типа, того. Тоже. Это… Петр, в общем, – я в обалдении осмотрел троицу и рассмеялся:
– Ну, тогда я, наверное, тоже Петр. И мужики эти бородатые внизу, с ментами вместе… Все – Петры. Да и дом, наверное, в котором мы сейчас на чердаке сидим тоже. Чего уж там мелочиться-то…
– Чувак, ты явно не врубился, – Азеф перестал пританцовывать и подошел к слуховому окну. Высунувшись почти по пояс, он выглянул вниз. Со двора донеслись свист и улюлюканье мужиков. Они, видимо, все это время не спускали взглядов с окна, и уже заскучали. Так что встретили появление Азефа чуть ли не аплодисментами. Он, скрепил руки над головой, как бы в знак солидарности. Некоторое время покрасовался и вернулся к нам.
– Мне пришлось разделиться с совершенно определенными целями. – Продолжил он. – Дело в том, что мы еще не знаем вообще, с чем нам придется иметь дело. Всё оказалось гораздо сложней. Поэтому, важно иметь гибкий потенциал. Я – Азеф показал на себя и выпятил грудь. – Международный авантюрист с мировой известностью. Меня ищут везде. Я всех уже, как-нибудь, да обманул. И собираюсь сделать это еще не раз. Никто не хочет стать жертвой моего обмана, но это не играет никакой роли. Я обману любого. Он, – Азеф показал на графа, – сама интеллигентность. Аристократ до мозга костей. Причем, – это в наших планах играет особую роль – аристократ настоящий и знает высший свет не понаслышке. Он – отпрыск древнейшего рода фон Вуденхаймеров, кавалер ордена почетного легиона и предводитель дворянства. Был схвачен большевиками в тридцатых и практически сразу же расстрелян в тюрьме. – Я с опаской взглянул на графа. Сообщение о том, что он умер больше восьмидесяти лет назад удивило меня, но не сильно.
– А этот, – Азеф сделал пренебрежительный пасс в сторону напрягшегося Ганца, и слегка повернулся к нему лицом, – так… как он уже сам сформулировал: «На всякий случай».
– На какой случай? – я непонимающе посмотрел на Ганца. Тот снова достал колесный ключ, потеребил его в руках и убрал. «Наверно это у него нервное», – подумал я и повторил вопрос.
– Ну… – Ганцу, кажется, давалось с трудом каждое слово, – Ну… типа… там… А вдруг надо будет колеса у Жигулей открутить? – неожиданно оптимистически закончил он.
***
Я поднял взгляд от книги и посмотрел на часы. Во сне, так же как и в книге, прошло минут сорок. Это меня, почему-то порадовало. Я уже изрядно устал от непредвиденной переменчивости событий. Всё было настолько запутанно, что я и здесь ожидал подвоха. Например, время могло двигаться не только медленнее или быстрее, но и вообще идти в обратную сторону. Причем, последнее, мне было даже не вообразить. Что, впрочем, как я понимал, не делало ситуацию невозможной.
Я посмотрел на сцену. Кондуктор уже давно проверил билеты и теперь сел на свое место у дверей. Более ничего не происходило. Внезапно поезд перестал качаться, перестук колес прекратился. «Видимо, остановка», – подумал я. И точно: двери открылись. Два пассажира, стоящие у дверей вышли наружу, вместо них в разные двери вошло несколько других. Кондуктор встал, обошел вошедших, прокомпостировал их билеты и снова сел на место. Вагон снова покачивался, перестук возобновился. «Интересно, они что так все сорок минут едут, что ли? Что в этом интересного?» – подумал я и оглянулся вокруг. Зрители следили за происходящим на сцене с тревожными лицами. По всему чувствовалось, что они увлечены и не скучают ничуть. Я вздохнул и снова открыл книгу.
***
– Так что же? У нас все так плохо, что ты аж троими стал? – я решил, что пустое сидение на чердаке можно вполне использовать с пользой, обсудив детали предстоящего мероприятия.
– Нам нужен, как ты уже знаешь, Йорг. Мы должны его обезвредить. Иначе он будет гадить бесконечно и рано или поздно развалит весь бизнес. Он скрывается у БЮ. Мы закрыли им канал на землю, вернув Усама Бен Ладана из астрала в физический план. Но Йорг слишком много знает, – Азеф снова начал пританцовывать на костылях. Граф Вулф нехотя взял пустую канистру и начал по ней стучать.
– Нам надо забрать его от БЮ, – Азеф попытался жонглировать костылями, но безуспешно. Один из них вырвался и отлетел в сторону, больно ударив Ганца, который как раз в этом момент нагнулся было протереть одно краденых колес полуистлевшей ветошью.
– Аааа… – заорал Ганц, схватившись за бок. – Ну, блин… Ты блин… Я…
– Яя, штангельциркуль, – передразнил его Азеф уморительно копирую немецкий акцент. – Было б моя воля, прибил бы тебя вообще. Если б не твой идиотизм, сидели бы щас на кухне и чаи с вареньем гоняли!
– И что? – я решил вернуть разговор в продуктивное русло. – Как же нам его от БЮ забрать? Их же нет? То есть, если Йорг у них, так значит и его нет… Как же мы можем забрать то, чего нет?
– А очень просто, – Азеф стукнул о землю оставшимся костылем, Ганц пугливо дернул головой. – Нам надо вернуть БЮ их планету – Регистратор. Тогда им будет «где быть» и они «станут». Вместе с Йоргом. А нам станет можно его у них забрать, соответственно.
– А они отдадут? Он же, вроде, на них теперь работает?
– Как миленькие отдадут. Он им теперь на фиг без Земли не нужен. А мы им – «чейнч» выгодный предложим. Обмен, то есть.
– На что? – я пытался использовать продуктивность диалога для извлечения максимума информации.
– Да на что угодно! – Азеф совершил балетное «Па», и победно осмотрел окружающих. – Например на жевачку! – ему, кажется, самому понравилась пришедшая в голову мысль. – На пластинку жевачки! – он задумался и добавил уже более твердо, как о чем-то давно решенном: – Нет, на половину пластика!
Я скептически на него посмотрел, чувствуя в его сообщении какой-то подвох, но, ещё не определившись в его характере.
– Ну, что уж там тогда! Можно его понюхать просто дать, – я решил поддержать шутку и через паузу нерешительно добавил: – или, чего уж мелочиться, фотографию можно показать. Точно! – я, как бы тоже, окончательно сформулировал предложение. – Показать фотографию упаковки из-под жевательной резинки. Причем дать на нее посмотреть ровно десять секунд!
– На самом деле, – подал голос до сих пор казавшийся безучастным граф. – Господин Азеф в чем-то прав. Если бы дело состояло просто в обмене интересующего нас объекта, то, что правда, то правда: БЮ он теперь, без Канала на Землю, не нужен вообще. Как бы совсем. А часть, с позволение сказать, так называемой жевательной резинки, кажется можно жевать. Что, в определенных кругах, – он при упоминаний о «кругах» слегка поднял брови, этим, видимо подчеркивая свое, от этих самых кругов, дистанцирование, – имеет некоторую ценность. Она конечно не велика, но по сравнению с нулем, все-таки существует. Что и делает, гипотетически, факт обмена возможным. Но дело в другом, – он достал из нагрудного кармана пенсне, одел его и посмотрел на меня слегка отрешенно. – Сам факт возвращения БЮ планеты, в некотором роде обяжет их, возможно из благодарности, на ответную любезность.
– Да фига там, «любезность»! Мы, типа, – встрял, закончивший протирку колеса Ганц, – мы, типа, хрена им, а не Регистратора, если Йорга не отдадут. Плюнем промокашкой и планета исчезнет! – Он снова достал свой ключ и угрожающе постучал им по кровле крыши. Грохот получился внушительный. Я выглянул на улицу – мужики с тревожными лицами вглядывались вверх, до них, видимо доносились звуки чечетки, выбиваемой графом на канистре и они не вполне понимали их смысл. А от ударов Ганца, они, и вовсе разволновались, решив, что мы уходим по крышам.
– Понятно, – картина, действительно, начала прояснялась. – Только я вот чего не понял. Мы, каким же образом у Дзеков планету отберем и БЮ передадим? Дело, как говориться, за малым осталось… На Регистраторе же теперь Дзеки живут, ты вроде сам говорил… Да и вообще, ведь план другой был – хотели у этого Регистратора просто спросить куда Йорг заныкался.
– Все меняется каждый день! – продекларировал Азеф и стремительно проследовал по чердаку гремя костылем. Это спугнуло Ганца, потихоньку подбиравшегося ко второму колесу, видимо с целью его протирки.
– План и вправду поменялся, – в смысле общения, граф оказывался более продуктивным. – Но не сильно. Мы, конечно, можем спросить Регистратор о местоположении разыскиваемого объекта. Но это ясно и так. Раз нам не удается его обнаружить обычными средствами, то вывод напрашивается сам собой: разыскиваемого объекта нет! То есть, он более не существует. А из миров, которых нет, и, который населяют существа, которых тоже нет, мы знаем только один: мир, в котром не существуют БЮ. Как видите все просто. То есть Йорг, в данный текущий момент скрываеться у БЮ. Что, впрочем, логично, учитывая их сообщничество. Отсюда и новый план. И, я бы даже не сказал, что он изменился. Он, скорее, конкретизировался.
– Мда… Ну а…
– Ну, а заберем мы этот мир у Дзеков так же, как когда-то они его забрали у БЮ. Мы просто сообщим Регистратору, что он больше не принадлежит Дзекам. А снова, как когда-то, принадлежит БЮ. – Кстати, добавил он как о чем-то само собой разумеющемся: – Мы сейчас и находимся уже, собственно, на Регистраторе.
Я ошарашено молчал.
В железную дверь чердака начали бить чем-то тяжелым. Видимо, у мужиков лопнуло терпение, и они решили ломать дверь сами. Внушительной дверь не выглядела, и перспективы наши, кажется, ухудшались на глазах.
***
– Надо уходить! – Азеф нервически подпирал содрогавшуюся под ударами дверь костылем. – Ганц, твоя очередь! По крышам уйти не удастся, у меня нога загипсована. Доставай Регулятор Времени. Быстрее!
Ганц, в суматохе добравшийся наконец до второго колеса, уже натер его до блеска и теперь любовался своей работой. При словах Азефа он резко разогнулся, видимо, смутившись, что его опять застали за постыдным занятием, и со всего размаха ударился о стропилу: крыша в этом месте имела большой скат. Раздался глухой удар и следом за этим крик Ганца. Затем последовал ряд выражений, сплошь состоящих из ненормативной лексики. На секунду удары в дверь прекратились, мужики, видимо обдумывали происхождение шума и криков внутри чердака, затем послышалось короткое – «Уходят!!!» – и удары возобновились с новой силой.
– Ты что, придурок, погубить нас хочешь? Я сказал, Регулятор доставай, – схватил за грудки причитающего Ганца Азеф.
– Я что… я ничего, – Ганц суетливо рылся в кармане кожаной куртки, – я счас, счас…
Наконец он достал какую-то ручку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся регулятором громкости от электрогитары фирмы «Фендер Стротокастер» 1979 года выпуска. Ручка была не первой свежести, какая-то замусоленная и с большей трещиной на боку.
– Регулируй, – прошипел Азеф. В это время дверь поддалась и сорвалась с петель. В проеме показался мужик в «Адидасе». За ним просунулся второй.
– Ну, щас шандец. – Удовлетворенно спокойным голосом проговорил первый мужик, приближаясь к нам. В руке у него была монтировка.
***
Я поднял голову и огляделся. И в первый момент вздрогнул от неожиданности. Мы уже не сидели в зрительном зале. Зал, впрочем, никуда не делся. Спектакль тоже. Только мы с Марусей переместились из зала в вагон на сцене. Как и когда это произошло, я толком не понял. Теперь мы сидели на скамейке у окна, за которым мелькали какие-то малознакомые силуэты: дома, деревья, дороги. По дорогам двигались автомобили. Они были сплошь иностранные, из чего я сделал вывод, что территориально мы находимся за границей. Присмотревшись к надписям на домах, я сделал вывод, что это Германия. Какой точно город, определить было трудно, они там почти все на одно лицо, но судя по фундаментальности офисных центров, крупный. Я скосил взгляд в зал – только теперь я мог оценить его величину – он был просто потрясающе большим, что-то вроде нашего Мариинского театра, со столь же роскошной архитектурой, золочеными лоджиями и королевских размеров балконами. Зал был набит до отказа – свободных мест не было даже на галерке. Все замерли и с тревогой и ожиданием вглядывались в происходящее на сцене.
На сцене же пока не происходило решительно ничего. Контролер дремал в своем кресле, колеса стучали, вагон мерно покачивало. Я еще раз осмотрел вагон. Большинство сидящих в нем людей я узнал: их я видел еще в тот раз, из зала. Мы были, видимо актерами этого театра, занятыми в спектакле, но, что это за спектакль, и в чем заключается моя роль, я толком не понимал. В руках у меня была книга. То, что я её, читал, по моему разумению вполне укладывалось в роль пассажира метро и я, взглянув на жену, мирно рассматривавшую пейзажи в окне, продолжил чтение.
***
– Регулируй!!! – не своим голосом заорал Азеф.
Ганц сглотнул и, держась за ручку, словно она была закреплена на невидимой оси, плавно повернул ее влево. Реальность вокруг начала быстро меняться. Первым исчез приближающийся мужик. Затем, очень быстро стали мелькать детали интерьера чердака, пол под ногами то покрывался песком, то землей, потом появилась галька. Доски стропил меняли цвет, в какой-то момент в крыше появилась дыра, через которую светило солнце. Затем стропила обрушились, потом встали на место и, наконец, изменения прекратились.
Я огляделся вокруг – чердак преобразился. Если раньше все было старым и сырым, повсюду валялись обрывки газет, мусор и грязь, доски стропил были прогнувшиеся и гнилые, то сейчас вокруг стало абсолютно чисто. Деревянные конструкции выглядели новыми. Даже железо кровли сияло первозданной белизной.
– Ух ты! – я не мог скрыть восхищения. – Это что, Машина Времени такая? – Ганц все ещё стоял с ручкой в руках. Затем он сделал плавное движение, словно снимая ее с какой то невидимой оси. – Мы же когда-то Машиной Времени пользовались… такая мерзость, вспомнить тошно! – Я, все еще обращался к этим троим в единственном лице, словно они были одним человеком. Впрочем, так ведь оно и было.
– Это не Машина Времени. Это Регулятор Времени. Большая разница. – Азеф подковылял к окну и аккуратно посмотрел во двор. – Пусто. Надо идти быстрее. Пока регулировка не вернулась. Он подобрал второй костыль и энергически двинулся к выходу.
– А чем они отличаются, Машина и Регулятор? – обратился я к графу Вулфу.
– Машина времени – она во времени переносит. В любом направлении и на любой срок, так сказать. – Он по цыплячьи наклонил голову и поправил сползавшее пенсне. – Вы, так сказать, перемещаетесь во времени, отсюда собственно и название. А Регулятор Времени, он время перемещает. Вернее – растягивает: его эффект основан на таком свойстве времени как эластичность. Вы же, остаётесь на месте, потому и побочных эффектов, свойственных, так сказать, Машине Времени не наблюдается. Но: Особенности две, – он упредил мой следующий вопрос. Мы, между тем, выбрались на лестницу. – Невелик диапазон. В районе сотни лет. Это: первая, – он загнул палец. А второе, что регулировка сама возвращается. Держится немного, от часа до нескольких. А потом сама так, вжик, – он сделал плавное движение рукой. – И назад. Это известное свойство любой эластичной субстанции: претерпевая деформацию, она стремится к занятию прежней формы и местоположения. Но для нас достаточно. В другом времени, куда бы мы не попали, этих мужиков нет. А пока Регулятор на место вернется, мы от того дома, где мужики, за версту будем…
Уже выбравшись на лестницу, обнаружили, что нет Ганса. Я вернулся на пролет вверх и заглянул на чердак. Он стоял недалеко от входа в горестной позе и скорбно смотрел прямо перед собой. Я проследил направление его взгляда. На полу лежали два, совершенно чистых, празднично блестящих колеса от телеги.
***
Вышли из двери по одному.
– Ты на хрена на полную выкрутил?! – отчитывал Азеф Ганца. – Не мог чуть-чуть повернуть, хотя бы на пару лет? – Ты понимаешь, как мы для местных сейчас выглядим? Да я даже и знать не знаю, как сто лет назад одевались-то! А нам здесь бог знает сколько торчать, может, час придется. И, когда Регулятор назад вернется, нам от этого места как можно дальше надо быть! То есть двигать нам надо, а как в таком виде-то? – он сокрушенно махнул рукой.
То, что он прав, прояснилось сразу. На улице у дверей стояли два бородатых типа, одеждой похожих на приказчиков. Я шел последним, и, проходя мимо, замедлив шаг, уловил обрывок разговора.
– Эвана, смотри Пантелеймоныч, еще один! Их, не иначе, как шайка. Вырядился-то как: на ногах калоши белые, а у того – пенсне черное на лбу! Ряженые, как пить дать. Тут у Никитиных-то слыхал, снова колеса с телеги сныли, ироды.
– А от ково им итить-то у нас? – включился в разговор собеседник – Все вроде господа представительные, може с чердака они, чего упереть хотели? А, Трифон Гаврилыч, нехай проверить бы надо…
Дальше я не расслышал, но и этого было достаточно, что бы спрогнозировать события. Я почему-то был уверен, что колеса, лежащие на чердаке, были, не иначе, как с Никитиной телеги. Кто и зачем их спёр, был вопрос второстепенный, но в выводах, сделанных бородатыми мужиками сомневаться не приходилось.
Я догнал троицу, – выглядели они, надо сказать, даже по нашим временам очень подозрительно, – и поделился услышанным.
– Мать твою так! – в сердцах просипел Азеф, – да что же это такое, всё время из-за этого болвана страдаем, а могли бы, на кухне чай с коврижками…
На Ганца было жалко смотреть, он еще не оправился от потери колес. Видимо, для него это был тяжелый удар и новые обвинения, в этом смысле, ничего не меняли.
– Слушайте спокойно, – мне хотелось перевести разговор в продуктивное русло. – Нам надо куда-нибудь спрятаться. Желательно подальше от чердака. И тихо там сидеть.
– Сидеть… – Азеф, похоже, был настроен скептически. Да где тут сидеть-то? У них и скамеек, похоже, нет.
Я оглянулся по сторонам. И очень удивился. Хотя внешне всё выглядело схоже с Земными картинками начала прошлого века, но разница была. И была кардинальной. Если у нас люди жили на земле, и все тому подобное, то есть – люди ходят по дороге, люди ездят на машинах, люди живут в домах. Здесь, кажется, было наоборот.
– Следствие захвата чужого мира, – граф правильно истолковал выражение моего лица. – Они-то здесь, на Регистраторе, живут; но, не из-за того, что так обитатели планеты решили: «жить здесь». А потому, что планета так решила: жить с этими людьми на себе. Отсюда и отношения между субъектами, так сказать – скаламбурил он.
Первая видимая особенность, являющаяся следствием только что описанного графом феномена, и, пока, впрочем, не вполне понятого, была в следующем: Мы шли пешком. У нас, на Земле, идти можно быстрее или медленнее. От этого зависит скорость передвижения. Здесь эта связь отсутствовала. Мы двигались быстрее или медленней независимо от наших усилий. Сперва мы шагали быстро, но почти не продвинулись вперед. Первые несколько минут, мы вообще почти стояли на месте. Затем, несколько подустав, мы сбавили шаг, но скорость перемещения стала гораздо быстрей, чем вначале.
– Желание человека на Регистраторе – ничто. – Хмуро добавил граф. – Всё решает планета. И решения ее непредсказуемы. Люди могут пахать поле по десять раз, а борозда так и не появиться. Или не пахать совсем, а наутро оно будет уже засеяно. Ну и так далее.
– Да если так – то вообще ничего делать не надо… – я все еще не мог оправиться от известия, что уже находимся на Регистраторе. Уж больно все было быстро и неожиданно. – Делай не делай, все одно, само появиться. Или нет? – закончил я уже менее оптимистично.
– Вот именно: нет. – Граф посмотрел на меня с некоторой печалью в глазах. – Потому что единственный для планеты сигнал, что человек что-то хочет, это человеческие усилия. Материально выраженный «месидж», так сказать. Послание, то есть. А так, если не работать, проси не проси – она решит, что ты помереть хочешь. И кирпич тебе на голову сбросит.
– Фигня какая-то, – несмотря на то, что мы шли минут десять, еще даже не свернули за угол дома. Это начинало беспокоить – я вспомнил про бородатых мужиков.
– Так они что, нас поймают?
– Не знаю. Как Регистратор решит. Но, надо стараться. Мессидж, так сказать, формировать поактивнее. – При этом граф убыстрил шаг. Скорость его передвижения осталась, впрочем, прежней.
Над головой послышались хлопки. Я поднял голову. На втором этаже молодая девушка, по виду горничная, открывала окно. Она открыла его уже раз десять. Окно по-прежнему, оставалось закрытым. Она передохнула и возобновила попытки. Где-то, на седьмой раз, окно чуть приоткрылось, а на тринадцатый, наконец, попытка увенчалась успехом.
– Всегда надо дать планете подумать, – изрек граф. – Могло бы, кстати, вообще не открыться. Тут пятьдесят на пятьдесят.
Мимо проехал красивый двухместный экипаж, запряженный парой гнедых. Не смотря на то, что ноги у лошадей были неподвижны, а колеса коляски не крутились, передвигался он очень быстро.
– Наверно с неделю на месте скакали, а тут вдруг поехало, – прокомментировал граф.
Прошло минут пятнадцать, до угла дома оставалось где-то с пол метра. Мы готовились свернуть. В этот момент, позади послышались крики. «Всё, – подумал я. – Колеса нашли».
***
Крики позади продолжались уже минут пять, но из арки никто не появлялся. Надежда успеть повернуть за угол до появления мужиков, кажется, снова становилась реальной.
Это, почему-то, казалось мне спасительным. Наверное, я рассчитывал, что, свернув, мы скроемся из зоны прямой видимости: дезориентируем противника. Они не будут знать, в какую сторону мы пошли, и, о, чудо! Побегут в другую. Мысль о том, что мужиков двое, и они могут разделиться, я старался от себя гнать. Крики, между тем, становились всё отчетливей, прошло минут десять и мы почти дошли до угла. Еще минут через пять мы увидели периодически высовывающуюся из арки руку. Её обладатель, видимо, сильно размахивал на бегу руками. Еще пять минут. Рука высовывалась все больше. Внизу появились мелькающие хромовые сапоги. Мы сравнялись с углом. Я облегченно вздохнул, пытаясь свернуть направо и удивляясь, что этого не делают другие.
– Если Вы, милейший сударь пытаетесь свернуть, – граф заметил мои тщетные попытки, – то этого нельзя. За углом ничего нет. – Закончил он неожиданно.
– В смысле? – я и сам видел, что у меня с поворотом какие-то проблемы, движение словно заело, замедлилось, и я почти остановился.
– В смысле того, что это и есть вторая особенность Регистратора. Он посмотрел на меня многозначительно. – Здесь не всё есть, что видно. Вернее здесь может не быть того, что есть. Один из признаков несуществующих миров. – Добавил он солидно.
– То есть как? – пока все дискуссии на тему «что есть, а чего нет» были теоретическими. Столкнувшись же с этим на практике, я совершенно растерялся.
– А вот так. Нет этого поворота направо здесь. Не существует.
– Вот лажа, – расстроился я. Все мои хитрые надежды летели псу под хвост. Я с сожалением посмотрел за угол. Поворот выглядел вполне реальным. Там даже наблюдалась какая-то облезлая собака, задравшая ногу у вполне правдоподобного куста.
– А как же… – начал я.
– Её тоже нет, – отрезал Азеф и я окончательно расстроился. Из арки показался козырек кепки приказчика, рядом замелькала еще одна рука, видимо второго.
Мы продолжали двигаться прямо еще минут двадцать. Приказчики нас постепенно нагоняли, двигались они с какой-то удивительной сноровкой. Видимо, навык все время что-то планете демонстрировать, выработал у них своеобразную модель поведения – они интенсивно двигали руками и ногами, однако, подозреваю, что если бы их ноги напрямую сцеплялись с землей, то ушли бы они недалеко. Слишком уж они всем махали. То есть в смысле изображения, все выглядело впечатляюще – это были реально люди, которые ОЧЕНЬ хотят идти вперед. Но, с другой стороны, они, более, напоминали подвешенных на канате цирковых клоунов, махающих в воздухе руками и ногами для зрителей.
Как бы то ни было, двигались они, все же, быстрее нас. Полы их пиджаков развевались, кисти были целеустремленно сжаты в кулаки, бородатые лица суровы. Они, в основном, молчали, только иногда да нас доносилась – «Хэть, Трифоныч, хэть – и далее злорадно удовлетворенное, – догоним, догоним». У одного из них в руке была какая-то черная палка. Когда они приблизились к нам на более короткую дистанцию, я понял, что это кочерга.
Мы же, конечно, тоже старались – Азеф махал костылями, так, что только свист стоял; его загипсованная нога взлетала только что не над головами, он явно торопился. Рядом с ним шел, все еще мрачный Ганц – он, однако, не смотря на настроение, шел настоящей спортивной ходьбой. Граф Вулф передвигался степенно, однако, иногда панически переходя на бег, затем, видимо, опять вспоминая свое дворянское достоинство, начинал идти степенно, однако, оглянувшись назад, на какое-то время снова срывался на бег. Я же тупо семенил трусцой.
XII. НА РЕГИСТРАТОРЕ
Старик вышел из дома, и осмотрелся вокруг. Дом был не большой, но очень симпатичный – с резными плинтусами, ажурным крылечком и флюгером на крыше. Рядом стоял такой же приятный сарайчик. По всему чувствовалось, что его хозяин к роскоши равнодушен, но порядок и спокойствие уважает. Человек, а это, кажется, был хозяин, с наслаждением потянулся. Он спокойно поправил на себе бескозырку, с удовольствием взглянул на свои блестящие хромовые сапоги, и, направился в сторону отдельно стоящего туалета. Он сполоснул руки, вытер их чистым полотенцем, и зашел в дверь. Почтительно подошел к унитазу и заглянул внутрь.
Лицо его резко переменилось. Вдоль щек залегли скорбные складки, глаза сузились, руки сжались в кулаки. «Прибыли, – неожиданно осипшим голосом то ли спросил, то ли констатировал он. – И что? Скажи мне, есть ли у меня надежда?» Затем он еще раз опасливо заглянул в унитаз. Увиденное, видимо, так потрясло его, что он сгорбленно, как-то потерянно, присел на стоявшую рядом скамейку и беззвучно зарыдал.
***
– Скажите-ка, я вспомнил тут одну вещь, я вам еще не рассказал, я же тут по ходу пилотом был. На корабле. Космическом… – на бегу было разговаривать, конечно, не удобно, но я подумал, что, вдруг, это может повлиять на происходящее. Мужики к нам приближались неуклонно, и это внушало опасения.
– Какой корабль? – граф посмотрел на меня непонимающе, Азеф отдал ему на время один костыль, он закинул его на плечо и выглядел теперь как бегающие качели с детской площадки.
– Ну, прежде, чем в тот сон попасть, где я про нас книгу читаю, я сперва в космосе побывал, – я в нескольких словах пересказал случившееся со мной при предыдущем выходе в астрал.
– Да, это тебя переглючило не по-детски, – Азеф, видимо, забыв, что у него загипсована правая нога, припадал на левую. – Нормальные кошмарики для детей младшего возраста, сублимативный экстракт, так сказать. Если без ненормативной лексики. Короче, увидел, что хотел. Повезло, что выбрался, мог навсегда там застрять, потом уже вообще не до чего бы было.
– Да… это, молодой человек, вам решительно повезло. – Граф Вулф смотрел на меня с таким выражением, словно в метре от меня только что упало с крыши дома дюжина кирпичей. – Помехи. То, чего я опасался, с вами и произошло.
– А для нас это как, пригодиться не может?
– Может, может… – Азеф уже, кажется, прихрамывал на обе ноги: ну, да с гипсом бегать, по любому не удобно. – Он оглянулся и вдруг заорал благим матом: – Догоняют!
Я посмотрел назад и обомлел. То ли мужики ускорились, то ли мы стормозили, но были они уже в двух шагах. Причем крайний, с кочергой, уже занес ее над отстающим графом и, явно прицеливаясь тому в висок, хищно оскалил зубы.
– Может!!! Может! – заорал вдруг Азеф, – да как же я забыл, да что же мы, как придурки, бегаем!
– Трубка!!! – панически заорал граф, с трудом уворачиваясь от медленно проходящей мимо головы кочерги, – у нас же трубка есть! Да что такое, все из-за этого, совсем мозги отшибло…
Этот, – имелся в виду, безусловно, Ганц, невозмутимо идущий своей спортивной походкой, опережая нас уже на корпус, – не прореагировал на выпад графа никак.
– Трубку доставай! – орал Азеф, пытаясь отбиваться от нападавших костылем. На пять его взмахов костылем, впрочем, костыль продвигался только на сантиметр.
Я понял, что они хотят, и тоже удивился. Мы бегали и шхерились по крышам, хотя у нас в руках было оружие, способное на все. «Все! – отчаянно подумал я, – ведь это планета Дзеков, здесь я могу сделать с ее жителями и с ней самой все, что захочу. И убивать их мне даже не надо. Пусть эти мужики остановятся и все». С этой мыслью я сунул руку в карман и обомлел. Трубки в кармане не было.
***
Я поднял голову от книги. Я находился за где-то за кулисами. Кажется, был антракт. Ко мне подходили люди, с чем-то поздравляли. Маруся рядом раздавала автографы. Мы вроде бы имели у публики успех.
«Проснуться, черт, но как же мне проснуться? – Я смутно припоминал, что оставил трубочку для коктелей на столе. В моей квартире на Кронверском где я в данный момент и спал видя этот сон.
Как, осознавая, что я нахожусь в собственном сне проснуться я сообразить не мог. Шли драгоценные секунды и успокаивало только то, что прекратив читать книгу я реально останавливал происходящие в ней события на той строчке где я ее закрыл. То есть, то есть, время, в ней как бы застывало и можно было не опасаться за судьбу мойх друзей – кочерга не опуститься на голову Азефа пока я снова не начну читать.
Я закрыл книгу, загнув страницу. Меня обступила толпа.
– Поздравляем вас, это было воистину гениально! – видимо, это был какой-то известный критик. Толпа ловила каждое его слово. Журналисты, а я их безошибочно узнавал по блокнотам в руках и умению втираться в любого рода толпу, немедленно оказываясь в первых рядах, обступили нас плотным кольцом.
– Замечательно, ну право, блестяще! – Продолжал критик бархатистым голосом. – Когда вы на тридцатой минуте подняли голову, публика просто пришла в восторг… Как грациозно, как исполнено значения! А уж в конце перед антрактом, когда Вы повели рукой вот так, – он сделал какое-то, вальяжно медлительное, движение рукой, – так зал чуть не зарыдал. Вы батюшка герой у нас сегодня! Вы двигались сегодня меньше всех. В минимализме это на вес золота! – он осмотрел обступившую толпу и пригубил шампанского.
Я молчал, замерев с книгой в руке.
– Браво! – толпа буквально взорвалась аплодисментами. – Вы и сейчас великолепны. Качать его!! Качать!
– Нет! – путь желающим меня качать преградил тщедушный господин с лысиной и в пенсне. «Режиссер, Амбросий, сам…» – прошел по рядам шепот, и толпа отступила. Он подошел ко мне.
– Великолепно. В гримерную его. – Амбросий еще раз посмотрел на меня многозначительно, из-за кулис выбежали два дюжих молодца и, расталкивая толпу, проводили меня в просторную гримерную, где был уже накрыт стол. Я присел за него и замер. Ситуация была патовой. Ребята в книге замерли на бегу, дожидаясь, что я их спасу, а я тут сижу и пью шампанское. Но делать было нечего. Я наполнил фужер. Выпил. «И как же я эту трубку оставил, вот глупость, не надо было водку пить… – я смутно припоминал, что отложил ее наполняя стакан, но делать было нечего: после этой жути с Водой, я мог и не то сморозить. Вариантов по любому не было. Мне нужно было как можно быстрее проснуться.
– Конец антракта! – в гримерную влетел помощник режиссера, – Дмитрий, Дмитрий, ну быстрее же, право, начало второго действия, надо быть на месте. Вы же теперь у нас звезда! – при последних словах он многозначительно поднял указательный палец. На подходе к сцене я столкнулся с Марусей. Она все еще раздавала автографы, процесс явно затянулся, но ей, видимо это нравилось.
– Пошли, что ли? Или ты теперь до конца жизни автографы раздавать собралась? Я мрачно прошел мимо. Толпа фанов встретила мое появление за кулисами сдержанно восторженным ропотом. «ОН вышел…», «Смотрите, смотрите… появился…», – доносилось до меня. Я прошел на сцену, залез в декорации вагона на прежнее место. Под бурные аплодисменты открылся занавес, вспыхнули рампы, зазвучало звуковое сопровождение – тудук – тудук, тудук – тудук… Началось второе действие.
***
Я замер, глядя в книгу. Настроение было ужасным, я все не мог ничего придумать и уже начинал нервничать. Посоветоваться было не с кем, у самого меня новых мыслей не поступало. Я вспомнил часть Петра (Азефа), замершую под занесенной кочергой, и на миг мне стало тошно от собственной беспомощности. «Что же делать?» – прошептал я и услышал, как по залу прокатилась восторженная волна. По-видимому, мое едва видимое шевеление губами было воспринято, как некий минималистический пассаж особого содержания. И вдруг я понял! Я понял, что нужно сделать, что бы проснуться! Я взял книгу в левую руку, а правой сильно ущипнул себя за ногу…
***
Очнулся я в квартире на Кронверском. Дул сквозняк. Сильно болела голова. «Что за фигня? Я же водку в реальности пил, а шампанское во сне… Почему голова-то болит? – нашел в сумке обезболивающее и выпил две таблетки. Прошел на кухню, погасил свет. Стал шарить по столу. Трубки нигде не было. Я, ничего не понимая, отошел от стола и в задумчивости осмотрел его со стороны. И вдруг замер: рядом со стулом, растоптанная и грязная, надломленная посередине, валялась трубка. Не для чего другого, кроме как выбросить ее в мусоропровод она не годилась.
«Уронил», – убито подумал я и перевел взгляд на часы. Было без малого два ночи. На улице шел мокрый снег и дул пронизывающий ветер. Куда мне сейчас идти, что бы купить трубочку для коктейля, я не представлял себе даже смутно. Взял саквояж, зачем-то припасенный Петром, как он сказал, «на всякий случай». Одел кожаное пальто на меху, такую же, черную кожаную ушанку. Натянул брезентовае штаны цвета «хаки» и ботинки «Доктор Мартинс» с высоким голенищем. Взглянул в зеркало. Видок у меня бы еще тот, но вариантов с одеждой не было.
Вышел из квартиры, аккуратно притворив дверь, и спустился по лестнице. Консьерж естественно спал. Выйдя наружу, решил искать ресторан, работающий круглосуточно – такие тут должны были быть. Наверняка не знал, поэтому пошел в сторону Петропавловки.
Довольно скоро я понял, что был прав, нашлось сразу два. Первым обнаружился ресторан «Забава», там правда давали стриптиз, но я, ради друзей был готов даже на это. Впрочем, выйдя на набережную, я обнаружил какой-то корабль, внутри которого тоже горел свет и играла музыка. Корабль был явно искусственного происхождения, из чего я сделал вывод, что это так же ресторан. Подошел ближе. Стоящие у входа машины насторожили – нормальных там не было ни одной. Все – наворот на навороте потом завернутый еще раз и вывернутый наизнанку. Я смутился. И, хотя, в плане финансов, я был богаче всего списка журнала «Форбс» вместе взятого, а уж вся эта мелочь на «Астон Мартинах» была мне и вовсе смешна, привычки к пышному времяпрепровождению у меня не было, отчего чувствовал я себя в подобных местах неуютно. К тому же, я был не одет в ресторан, и очень устал. Но, все же, выбирать не приходилось, так что с решительным видом я проследовал внутрь. Путь мне преградил охранник.
– Куда? – голос его отнюдь не источал добродушие, наоборот, скорей был рассчитан на то, что б я понял, что ошибся дверью. Скосил глаза на саквояж.
– Туда, – я кивнул головой в сторону бара, – друзья меня там ждут. Это был проверенный способ, типа, «я-то сам не очень, а вот друзей вы моих уже пустили, значит они клеевые». Я уже начал жалеть, что не пошел в стриптиз. По крайней мере, навороченных тачек там было явно меньше.
Охранник посторонился, все еще глядя на меня с сомнением, однако нехотя пропустил. Уже заходя, я в отражении дверей увидел его саркастическую ухмылку, которой он меня провожал.
«Вернусь назад, – подумал я, и тут же сам себя прервал: – странно, я думаю так, словно меня здесь сейчас нет…» – Однако продолжил: – вернусь, куплю эту хренову лодку, и этого козла уволю».
Подошел к бару, оперся о стойку. Повернулся к бармену и удивленно замер – бармен смотрел на меня с точно такой же кривой ухмылкой. «У них тут что, школа моделей, что ли при ресторане? – удивленно подумал я. – Где отдельным курсом улыбаться учат? Только эти двое троечники наверное. Пока только пол улыбки освоили, левой частью рта».
– Мне коктейль, пожалуйста. С трубочкой, – я решил быть максимально вежливым, не смотря не на что. К тому же, воспоминание о цели визита, вернуло меня к реалиям, по максимуму умерив понты.
– Какой Вам коктейль, мужчина? – слово «мужчина» он, несмотря на кривость улыбки произнес сюсюкающим голосом. Словно за этим стояло что-то большее, чем то, что имелось в виду. «Гей» – устало подумал я.
– Мужчине любой коктейль с трубочкой, – я был настроен на продуктивный диалог, но вовремя сообразил, что мое желание получить трубочку, а не коктейль, не совсем укладывалось в представление о здравом смысле. С другой стороны, я мог взять меню, но, по всей видимости, о трубочках там упоминание вряд ли содержится. Перспектива перепробовать все коктейли в этом заведении мне не улыбалась. Я впал в некоторый ступор.
В это время к стойке подошел, или, скорее, подплыл не человек, а пароход. В белоснежном костюме от Гучи, в Роллексах («для кучи», – отметил я про себя). Он оперся о стойку бара. Бармена буквально сложило пополам. Словно сидел под столом стойки маленький но мускулистый гном, который при приближении белоснежного господина («снежного человека», – как определил для ясности я) ударил кулаком криво улыбающегося бармена прямо в пах.
– Двойной Тироль с зеленым сидром, – небрежно бросил подошедший и бармена согнуло еще более, чудом не стукнув головой о стойку, он вовремя сделал шаг назад, голова на мгновение исчезла под столом, и, дальше появилась уже сияющая обеими частями рта.
« Не… он видно троечник, если задаром; а если ему бабок показать, но и на пятерку может. А может, – продолжал я размышлять, – может и на шестерку. Но это, уж когда очень много бабок».
Бармен, совершая исключительно виртуозные телодвижения, что-то крутил, заливал, сливал, переливал, затем снова крутил, а потом, наконец, вылил и подал.
В огромном стакане изумрудно зелено цвета, на самом егодне, струилось нечто. В стакан была воткнута трубочка.
Бармен, часто семеня, и делая пассы вокруг господина, все поглядывал на него с какой многозначительной улыбкой от «Дольче & Габбани».
– Двойной Тироль с зеленым сидром, – не подозревая о последующей реакции, и, заботясь, более о присутствии в нем желаемой трубочки, проронил я.
Бармен замер. Видимо, что-то не укладывалось у него в голове. Улыбка снова попыталась стать кривой, но не смогла.
– А… А у Вас деньги есть? – вдруг неожиданно спросил он. – Может, Вам лучше «Жигули» новые, вместо коктейля купить? – Вопрос звучал риторически. Сам он себе, похоже, ответ уже дал. И звучал он, определенно так – «Лучше купить Жигули!».
Мужик в белом, купивший коктейль до меня, посмотрел на меня оценивающе. Хотел отодвинуться, но, видимо, из любопытства, остался. Его интересовало продолжение.
– Давай чувак, быстрее, времени нет, – я, постепенно адаптируясь к обстановке, вновь вспомнил об обстоятельствах, приведших меня сюда.
– Э… – промямлил бармен.
– Хорошо, мне пять Тиролей, – я подумал, что, лучше иметь трубочки в запасе.
– Ээооууу, – козалось, бармена разрывает изнутри какими-то клокочущими звуками; он уже ничего не понимал в происходящем.
– Сколько? – я подумал, что времени и впрямь в обрез.
– Ээээ, – он, наконец назвал сумму. Я открыл саквояж. Вытащил из него две пачки стодолларовых купюр. – Ну что, процесс пошел?
На бармена было жалко смотреть. Он что-то тряс, смешивал, периодически поглядывая на меня взглядом собаки, которой дали слишком много мяса, и она теперь, от безысходности счастья, и, видимо опасаясь возможных репрессий, не знает, что с ним предпринять.
В результате, передо мной выстроился ряд стаканов, искрящихся бурамолиново зеленым.
В каждый была воткнута трубочка. Казалось, весь бар смотрел на меня, затаив дыхание. Наверное, для них это был перформенс. Для меня нет. Я бережно собрал все трубочки, продувая некоторые, скорее для вида: я мог это сделать и позже.
– Ну, пока? – то ли спросил, то ли констатировал я.
Бармен стоял с выпученными глазами, которые, судя по его виду, не скоро впучаться, и, с отвисшей челюстью, которая, казалось, уже никогда не вернется на место.
Я встал и пошел к выходу. Уже открывая зеркальные двери – на этот раз, что порадовало, кривых улыбок не было, охранник проводил меня серьезно-задумчивым взглядом. «Эй, человек! – Услышал я сзади голос «снежного человека», обращавшегося, по-видимому к бармену. – Мне еще шесть Тироллей! Быстро, главное – трубочки!!!»
Вышел, пошел. Мела метель, дул ветер. Ускорил шаг. Главное, дойти до дома. Запахивая пальто, заметил, как от крыльца ресторана следом за мной отделилось две тени. Думать на эту тему не стал, а зря.
***
Они догнали меня у входа в парадную. Размышляя об этом позже, я понял, что информацию слил охранник. Бармена я оставил с отвисшей челюстью и немедленной перспективой быстрого приготовления еще шести коктейлей, так что ему и поговорить в тот момент было не когда. Но суть не в этом.
Один подошел сзади, другой, худой, с плохо выбритым лицом обогнал и встал прямо на моем пути. Тот, что был сзади, сунул мне в бок что-то твердое и холодное.
– Стоять, паскуда, – приветствие было не из дружелюбных. Я встал. – Деньги, ключи от квартиры, быстро. Охрана в подъезде есть? – Я отдал им саквояж, они, не проверяя забрали его, из чего я заключил, что сдали меня в ресторане.
– Есть, – мрачно ответил я, стараясь тянуть время. Денег мне было не жалко. Да и этих двоих потом без проблем найдем. Вот только было бы кому. А если они сейчас в мою квартиру ломанутся, а там Петр в «отключке», то, как бы чего не приключилось. Что тут может случиться, я толком не знал, но всем было известно: человека, погруженного в транс, трогать нельзя.
– Есть, скрутим, – жизнерадостно прокоментировал тот, что стоял сзади и пнул меня в спину. – Ключи давай, терпила задрипаный! «Господи и эти туда же, на себя бы посмотрели, – я твердо решил, что если выберусь из всей этой бодяги, куплю себе костюм как у Рокфеллера, а то, козлы, надоели. Достал из кармана ключи и отдал их.
– Пошел вперед!
Я двинулся в сторону подъезда. Тот, что был первым, открыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Затем обрадовано махнул рукой.
– Тихо, – скамандовал второй, толкая меня вперед. Мы прошли мимо спящего консьержа, который, сам того не зная, только что избежал перспективы быть "скрученным". Мысль лихорадочно работала; мне ни в коем случае нельзя было допускать их в квартиру.
Лифт, слава богу, не работал, то есть у меня появилось еще минут пять на размышления. Мы начали медленно подниматься, и здесь в голову пришла неожиданная идея.
Я сунул руку в карман, нащупал клавиатуру и отсчитал третью кнопку справа. Затем я на нее нажал – там была клавиша быстрого набора моего соседа по квартире на Кронверском и моего хорошего приятеля Сереги. Он был хозяином большей конторы и самым настоящим "новым русский", со всеми присущими данному определению позитивными атрибутами: машиной «БМВ», охотничьим ружьем и личным шаром для игры в боулинг. Учитывая его двухметровый рост и святую веру в "мужскую дружбу", в случае его вмешательства шансы на спасения у меня были. Подождав минуту, с расчетом на ночную задержку реакции, и, приоткрыв карман для лучшей слышимости, я начал пререкаться с мужиками.
– Люди, ну вы чего? Отпустите меня, ведь и так целый кейс денег забрали, – как можно громче начал я диалог.
– Молчи, чмо, а то и до квартиры не дойдешь, здесь мочканем, – обернулся худой. – Выражение "прямо здесь мочканем" не понравилось мне решительно. Оно как бы подразумевало, что, если не сейчас и не здесь, то мочканут они чуть позже в моей же собственной квартире. – А раз один кейс с деньгами есть, так может и еще один найдется. – В последнем замечании был некоторый резон.
– Да нет мужики, здесь больше никакого кейса. Я эту квартиру сдаю, здесь и вещей-то моих нет.
– Иди по лестнице тихо, припарок! – грубо оборвал меня тот, что толкал сзади. – Что, народ перебудить решил? Так они тебе только на тот свет попасть помогут. – Мы уже были в нескольких ступенях от площадки, и уже было решил, что мой план не сработал.
В этот момент раздался щелчок и дверь, соседняя с моей, распахнулась. На пороге, широко расставив ноги в кожаных охотничьих сапогах на босу ногу, одетый в меховую шапку, зимнюю куртку и трусы с яркой надписью "Адидас" стоял Серега. В руках у него была охотничья двустволка.
– Что за кипиш во ночи? А, мужики? – по реакции "мужиков", я понял, что дело в шляпе. Они застыли в полной прострации.
– Этот шаг вперед, вы – два назад. Если что, заряжено на медведя. Он поочередно ткнул дулом каждого из грабителей. Я сделал шаг. Препятствовать мне не стали.
– Пукалку брось, серьезно предложил он тому, кто толкал меня в спину. О лестницу что-то звякнуло.
– Теперь лицом к стене руки над головой, – Сергей о чем-то задумался. – Что же мне с Вами делать-то?
– Отпустить тебе лучше нас, чувак. У нас крыша серьезная, обратка замучает, – они, кажется, серьезно рассчитывали его напугать. Я, зная Серегу, теперь мог им только сочувствовать. На этом их шансы уйти просто так стали равны нулю.
– О! – Серега сделал вид, что его осенило что-то гениальное, – а у меня есть идея получше!
Мужики насторожились.
– Отдам-ка я вас своим друзьям. «Оборотням!» Они у таких сочненьких ну очень обожают кровушку сосать!
Лица у мужиков приобрели тоскливое выражение.
Серега достал из куртки телефон, набрал номер.
– Михалыч? Прости что ночью, дела. Ты машину ко мне пришли с парой бойцов, задержание надо оформить. На том конце, видимо, что-то спросили.
– Да нет, самому не надо, спи. Ничего особенного. Два мужика каких-то, в гараж ко мне забрались, а тут я как раз, мимо с понятыми иду. Да, да, проникновение, с применением насилия. Они там сторожа по башке… – Он послушал еще чуть. – Нет, нет, не надо, это я сам. Свидетельские, считай уже у тебя на столе. На старика справка из травмпункта будет об особо тяжком, заодно инвалидность ему оформим, будет по санаториям бесплатно разъезжать. Люди твои где? А, уже едут… Все, конец связи. Жду их на входе. Бывай.
– С тебя коньяк, – бросил он мне и повернулся к мужикам.
– На-ле-во! Шагом… – он вдруг прервал команду. – Ты, толстый! – он ткнул ружьем в спину худого все еще не выпускающего мой саквояж из рук. – Кейс поставь. Он тебе там, куда ты сейчас, не к чему. Шагом марш!
Под рассуждения Сереги о том, что им «еще повезло, а то могли бы и с крыши сорваться, при попытке влезть через окно на чердак», троица скрылась из видимости.
Я вздохнул, взял саквояж, поднялся на свою площадку, открыл дверь и замер на пороге. В квартире сильно пахло газом.
***
– Елки палки! – У меня не было даже сил, что бы расстроиться. – Это-то что еще такое?!
Шутки с газом были плохи, не говоря уж о том, что Петр мог задохнуться. Я быстро прошел внутрь, по дороге открывая окна. Концентрация, вроде была не так сильна. Но запах был явный. С некоторым замиранием открыл дверь в постирочную – там круглыми сутками горела газовая колонка. Я не знал, как много должно было быть газа, что бы он воспламенился. Выключил огонь в колонке. Вздохнул. Затем нашел вентиль и перекрыл его. Я покрутился вокруг газовой плиты, из-под нее еще слышалось шипение. Потрогал подводящие шланги. Они были горячими. «Еще бы час, два, и не было бы не только квартиры, но и, возможно, всего дома» – подумал я, вызывая аварийную службу.
Бодрые ремонтники приехали быстро – оказалось, что газовая плита была установлена с нарушениями и, то ли ее не заземлили, то ли заземлили не туда, ну, в, общем, труба эта годами грелась, а сегодня вот, подводящий газ шланг, наконец, прорвало. «Ну и дела, – подумал я устало. Комментарии, как говориться, были излишни.
Наконец бригада уехала. Я с опаской обошел квартиру, выключил газ, воду и подачу электричества, затем подумал и отодвинул на метр кресло, в которое собирался сесть. До этого оно стояло аккурат под люстрой. Сел, расслабился. После всех событий я был вымотан до придела, так что сон накатил практически сразу.
И сразу увидел падающую на меня, огромных размеров, с тяжелыми хрустальными подвесками, люстру. Она была еще далеко, но неумолимо приближалась. Я силился двинуться, уклониться, но все было безуспешно. Казалось, я парил в воздухе, не находя ни малейшей точки опоры, а люстра все приближалась и приближалась…
Но вот она вдруг замедлила свое движение и вдруг, в какой-то момент совсем остановилась. Я как бы начал проваливаться в пропасть; такое же ощущение я испытывал, когда падал в ущелье в горах Тора Бора, в Афганистане.
Люстра от меня удалялась, но что в этом был за прок, когда я сам падал неизвестно куда. В общем, ужас от вида падающей на меня люстры сменился ужасом из-за того, что я вот-вот разобьюсь. Вокруг стоял какой-то страшный гвалт, словно сотни людей одновременно кричали разное.
Тут меня что-то мягко подхватило и снова подбросило вверх, люстра опять начала приближаться. Затем я стал снова падать вниз. «Помогите!» – дико завопил я.
Видимо крик подействовал и, когда я приземлился опять, меня не подбросило вверх, а аккуратно поставило на ноги и я обнаружил себя уже стоящим. Меня окружала возбужденная толпа.
– Гениально!!! – кричало лицо полной дамы в летах с воинственным макияжем.
– Брависсимо, вы были бесподобны! – выдвинулось бородатое лицо в котелке и фраке.
– Качать его еще, так не играл никто доселе! – залысины с бакенбардами, видимо и были инициаторами первого качания.
В этот момент толпу распихали бравые молодцы в костюмах трубадуров, и в образовавшийся круг вступил режиссер Амбросий.
– Да. Что ж сказать тут… Как Вы играть так невозможно, так не играл еще никто – его манера говорить неким подобием стихов вызывала у меня неприятные ассоциации с произшедшим на планете Вода, но поделать тут было, видимо, ничего нельзя. Я был во сне, а сон есть отражение реальности. Иногда неприятной. «Хорошо хоть тут девки этой нет противной, и то уже легче, – подумал я, повернулся и оцепенел… Через круг людей ко мне протискивалась та самая особа с синими волосами и серебряном костюме, которая была моей женой на планете Вода. Я инстинктивно стал искать глазами Марусю, но она была далеко – опять раздавала автографы, причем некоторым людям уже по третьему разу.
– Да, образ ваш был бесподобен. Куда как лучше тех актеров, кто воплощал его до Вас, – синие волосы активно включились в разговор. Судя по спокойной реакции режиссера, она имело на это полное право.
– А Вас я тут совсем не ждал уж! – неожиданно грубо вырвалось у меня.
– Ну что Вы, Дмитрий, забудем былые раздоры, – режиссер взял меня под руку, и, отведя в сторону, заговорил совершенно нормальным тоном, – Дубила, согласен, немножко жестковата с актерами… Но она хороший сценарист! Ну, не поладили Вы с ней на репетиции, с кем не бывает. Давайте мириться. Сейчас успех и в этом всех заслуга! – неожиданно закончил он в своей прежней пафосной манере.
– Если честно, я устал. И хочу отдохнуть.
– Хорошо, хорошо, дорогой мой! Я вас провожу в гримерную, – сказал он опять нормальным тоном. Видимо, пафос накатывал на него эпизодически.
– Спасибо, мне надо отвлечься, – я был ему благодарен, за то, что он не уговаривает меня остаться.
– Но вы были прекрасны, – продолжал на ходу Амбросий. – Особенно эта находка с исчезновением! А как Вы это проделали? Все было крайне убедительно! Дубила как раз ногти грызла; так в этот момент от неожиданности чуть себе палец не откусила – мимо ногтя промахнулась.
– Не могу сказать, это мой секрет, простите, право, – я старался быть как можно обтекаемее, так как не понимал о чем речь. Кажется, я в какой то момент у всех на глазах исчез. Я слышал, что такое бывает – в момент резкого пробуждения: сам сон продолжает идти, но уже без главного действующего лица.
– Ну, это было очень интересно, – Амбросий был, кажется, действительно доволен, – представьте: тысячи, тысячи зрителей наблюдают за вами уже тридцать минут. Ждут вашего малейшего движения, следят в бинокль за каждым вашим мизинцем!
Мне говорили, ваши фанаты даже разделили ваше тело, простите, по признакам анатомическим, и каждый за своей частью следил, что бы не пропустить чем вы двинете. А время идет, а вы неподвижны. Напряжение растет. Как я понял, минут через двадцать уже не было в зале никого, кто бы не смотрел на Вас! Напряжение ощущалось катастрофическое. Все ждали, что вот-вот вы шевельнетесь! И, даже, я слышал, пари заключались на какие-то астрономические суммы: какой частью тела Вы совершите малейшее, малозаметнейшее движение. И тут, – он внезапно довольно захохотал. – Вы… Вы исчезаете!!! Вы можете представить, что сделалось с залом? Ха! Все бросились к сцене сканируя и плача! Говорят, были пострадавшие, но к счастью не серьезно. Поэтому, когда Вы появились все в той же позе… Этто был фуррор! В общем, поздравляю, это новое в минимализме. По крайней мере, «Вишневый сад» так не играл никто.
– Вишневый сад? – мы уже подходили к гримерке, – а где же здесь сад?
– Есть разные мнения… – он задумался, видимо вопрос был серьезным. – Ну, есть разные мнения; однако у нас минимализм без всяких новомодностей, – он покрутил в воздухе кистью правой руки, видимо изображая тем самым не очень им уважаемые «новомодности». – Мы трактуем классически. Видели, рядом с кондуктором «бансай» маленький на окне стоял? – Я кивнул головой. – Вот это и есть «вишневый сад»!
Мы распрощались. Его объяснения меня как-то неожиданно задело – было обидно за «вишневый сад». Минимализм минимализмом, но «бансай»… Да еще маленький…
Я зашел в гримерку, опасливо оглядываясь на стол с шампанским, сел на стул. И тут я вдруг я понял, что читать мне нечего. Книги в моих руках не оказалось. Я начал безуспешно обшаривать одежду однако без особой надежды на успех: в карман она просто не поместилась бы. «Обронил, пока качали», – потерянно сообразил я и бросился из гримерки.
Увидел удаляющуюся спину режиссера.
– Амбросий! – заорал я благим матом и кинулся ему вдогонку, но он уже свернул за угол и слился с толпой людей.
Я кинулся на сцену, при виде меня толпа расступалась. Все замирало, все взгляды были обращены только ко мне. Я подбежал к месту, где меня качали – ничего. Выскочил на сцену, к декорациям. Обшарил все. Книги не было. Увидел Марусю, она стояла все там же и все еще раздавала автографы. «Наверное, уже по десятому разу одним и тем же пишет», – автоматически отметил я. Быстрым шагом подошел к ней и отстранив очередного подписанта отчетливо спросил.
– Маруся, это очень важно. Во время спектакля я читал книгу. Она пропала. Где она?
Маруся посмотрела на меня непонимающе, но потом, кажется, поняла, о чем речь.
– Так ее же по кускам твои фанаты растащили! Я уже тут автографов двадцать на страничках из твоей книги ставила. А у некоторых и по половине, а было даже и по трети странички у кого, на всех видать не хватило. Ты же у меня популярный теперь какой! – Закончила она так, словно всей моей популярностью я был обязан исключительно ей. «Все. Вот теперь точно приехали – обреченно подумал я. – Ну почему так невезет?! – Неприятности действительно следовали одно за другим не давая передохнуть. – Ведь так в жизни не бывает! Словно кто-то мешает мне все время; каждую минуту, каждую секунду! Я присел за стол и выпил шампанского. Как я понимал, собрать книгу назад не представлялось возможным ни в каком из вариантов. Спектакль был окончен и половина зрителей уже разошлись. Все пропало.
XIII. АФЕРА – ДЕЛО ТОНКОЕ
Хозяин дома, кажется, смирился со своим горем.
Он постепенно вернулся к жизни: поливал огород, доил коров, и даже наладил маленький трактор для подсобных работ.
Пару раз он снова заходил в туалет, с надеждой заглядывая в унитаз словно пытаясь рассмотреть там какую-то несбыточную надежду; лицо его опять мрачнело. Он принимался делать пассы руками, варил в котелке сухие коренья, растирал их, смешивал, и затем, тщательно вымыв руки, шел в туалет и сыпал их в унитаз. Там что-то шипело и булькало, затем лицо его на некоторое время светлело, но каждый новый раз, подойдя туда через нескорое время, он снова мрачнел и становился угрюмым и нелюдимым.
***
Я прошел в гардероб театра, накинул полушубок и вышел на улицу. Я хотел подышать воздухом и заодно осознать свое положение. Шел снег но, в общем, было приятно. Дул легкий ветер. Я на мгновение вспомнил начало этого сна: изначально мы входили в метрополитен. Потом оказались в ресторане. Вышел же я теперь из театра…
Подумав на эту тему некоторое время я решил «не вдаваться». Участие в спектакле, в котором роль вишневого сада играл «маленький бансай», научило меня быть более гибким в оценках.
«Книгу не вернуть. Так что же дальше? Можно вернуться назад и попытаться разбудить Петра. Он, как я понимал, не проснется – его астральная проекция застряла в книге на том моменте, на котором я остановил свое чтение. Можно остаться здесь – «Тут я герой, звезда теперь при этом», – саркастически срифмовал я в стиле Амбросия. М-да. Остаток жизни воевать с синими волосами и каждый день неподвижно сидеть в декорациях вагона не улыбалось.
За мной вышла Маруся. Ей, видимо, тоже захотелось подышать. Следом вывалилась стайка поклонников и поклонниц с листками в руках.
– Хороше-то как, ветерок дует… – я не поддержал разговора, и она снова взялась за раздачу автографов.
«Так, думал я. – А что это за книга-то была? Ее же кто-то написал? Может в библиотеке найти можно? Или в магазине купить? – передо мной забрезжил призрак надежды. – Ну и ну, – продолжал рассуждать я. – Давай-ка подумаем. Когда я читал эту книгу, я становился ее главным героем. То есть, можно сказать, что в этой книге главный герой, это я; это, с одной стороны. А с другой: она написана от первого лица. А написал ее автор этой книги. То есть, в книге действия происходят как бы с автором. Погоди-ка погоди… Это, что ж получается… Выходит автор – это я! Получается, что я эту книгу и написал! У меня аж мурашки по коже пошли от неожиданности.
– Маруся, медленно повернул я голову к жене. Я книги пишу? Писал? – зачем-то уточнил я.
– Ты что? Шутишь? – Мог бы и не напоминать о грустном… Не, в самом деле, эта твоя графомания достала меня уже. Весь отпуск, целыми днями строчил. Чуть что – за листок хватался – хоть тебе в ресторане, хоть на пляже, никакого отдыха с тобой. Так и теперь тоже все выходные и вечера у компьютера сидишь. Ты может хоть закончишь, наконец, свое произведение, и снова человеком станешь? – В ее голосе послышалась неподдельная тревога.
– Я, кажется, уже закончил, – пробормотал я, и вдруг вспомнил, что книга, которую я читал, не была в профессиональном оформлении. Точно! Не было ни обложки ни титульного листа, ни оглавления. – Это были просто листы бумаги, напечатанные на принтере и скрепленные в один пакет скрепкой. Все сходилось.
– Маруся, спросил я осторожно, а это, печатал-то я где?
– Да везде, ты что, издеваешься, что ли? А! – вдруг догадалась она, – это юмор такой! Шутка, типа. Очень смешная, кстати. Понял. Печатал ты, к сожалению, в основном, дома. В свободное от работы время. Вместо, так сказать, праздного времяпрепровождения – рестораны там, гости, родственники. По магазинам и то тебя приходилось час уговаривать.
– Маруся, пошли домой, неожиданно предложил я, – похолодало. Я что-то совсем замерз.
Мы пошли домой. Поклонники некоторое время плелись сзади, потом отстали. «Так. Выходит – во сне я писатель. Что, интересно, я тут еще делаю?» – Спрашивать однако не стал. Иначе шутка грозила затянуться.
Как только вошли в квартиру, я бросился к компьютеру. Включил. На экране медленно начали менятся заставки и вдруг, экран почернел. Появилась пульсирующая надпись: – «Вас атаковал неизвестный вирус. Вся файловая система уничтожена. Срочно переформатируйте жесткий диск».
***
Он встал сегодня как обычно, с рассветом, под крик петухов. Умылся росой, отпил крынку молока с испеченным вчера хлебом. За последнее время ему плохо спалось – мучили головные боли, но он крепился. Его не оставляла надежда.
За неспешными делами прошел почти весь день. Казалось, что он тянет время, боясь приступить к чему-то главному, единственно сейчас для него важному. Наконец, когда уже начало темнеть, он взял два камня и погнутый, заржавевший гвоздь. Потерев гвоздь между камнями, он обмакнул его на некоторое время в остро пахнущий раствор, кипятящийся на плите. Затем дал гвоздю высохнуть. Взял его плоскогубцами и пошел в сторону туалета. Там он аккуратно положив предметы на стол. Тщательно вымыл руки. Взял плоскогубцы с гвоздем в левую руку и соторожно неся ее перед собой, словно особо хрупкий, бережный груз приблизился к унитазу. Он заглянул в него и, уже было собрался бросить туда гвоздь. Но в последний момент словно что-то остановило его; он как будто заметил внутри что-то чрезвычайно его поразившее и не до конца еще веря всмотрелся еще – и тут он в ужасе отшатнулся вспять…
Старик сел на стул и обхватил голову руками.
Казалось, выражение его лица не изменилось, но что-то с ним неуловимо произошло. Так бывает со смертельно больными людьми, за время долгого ожидания уже свыкшимися с мыслью о неминуемой смерти и, вдруг узнавшими, что это случиться завтра.
Он встал, плоскогубцы вместе с гвоздем остались лежать на столе; было понятно, что они более не важны, забыты, оставлены здесь навсегда. Однако в последний момент его посетила какая-то мысль. Он вернулся и забрал гвоздь. Затем закрыл крышку унитаза, чего никогда раньше не делал, и вернулся домой.
***
«Это шандец», – подумал я. Компьютер был мертв. Вся информация, которая на нем содержалась была уничтожена без следа.
***
Старик лежал на кровати уже несколько дней. Он почти не ел и пил только по необходимости. Единственная вещь, все еще его, кажется, интересовавшая, но каким-то нездоровым, болезненным образом, был телефон. Он лежал прямо перед ним. Старик не спускал с нее глаз, хотя никто не звонил ему ранее и даже сама трубка, чудом найденная среди хлама была покрыта слоем пыли. Наконец, на третий день ожидания, она вдруг зазвонила. Старик вздрогнул и сразу же снял трубку. Он некоторое время вслушивался в то, что ему говорили на том конце.
– Я знаю, – наконец обречено сказал он. – Приезжайте. Белые Озера, пятый километр. Дом восемнадцать. Я вас жду.
Затем он лег снова и принялся ждать.
***
Я встал и прошел на кухню. Маруся смотрела телевизор.
– Так, Му, прошу внимания, это очень важно. – Она недоуменно повернулась ко мне, краем глаза не переставая следить за передачей.
– Нам грозит смертельная опасность, – в этом я был недалек от истины. Если меня там, в реальности грохнут, то некому будет видеть эти сны, в которых она, собственно, и существовала. – Нам угрожают ганстеры. Рэкет. Мафия. – Я старался использовать побольше устоявшихся терминов, это всегда хорошо для аргументации того, чего нет на самом деле. – Нас хотят убить.
– Правда? – Маруся округлила глаза. К чести ее сказать, с головой у нее было все в порядке. То есть она не закричала, – «Вау! Как интересно!»
– В общем, у нас мало времени. На нас могут покушаться. – Здесь я был так же недалек от истины, поэтому голос прозвучал правдоподобно. Она в ужасе прикрыла рот рукой. – Газ. Электричество. Все опасно. Отключаем. Оставим одну лампу. В спальне. – Ложись в постель, читай журнал. – Я тут же прошел по квартире, выключая все, что подворачивалось под руку, вытащив даже зачем-то батарейку из карманного фонаря.
– Я должен руководить операцией. Меня не беспокоить. Это займет, быть может, несколько часов. Сиди спокойно. Жди.
На нее было жалко смотреть, но все сказанное было правдой.
– Давай, – я остановился на пороге кабинета и махнул ей рукой. – И не волнуйся так; все кончится скорей всего нормально.
Я закрыл за собой дверь кабинета. Достал из стола карандаш и бумагу. Сел за стол. Подумал. Достал из пиджака трубочку. Зарядил в нее разжеванный комок бумаги. Взял его в рот. «Ну что ж, – подумал я, – раз написал книгу один раз, так значит, напишу еще один». Я опустил руку. Карандаш коснулся бумаги.
***
Я бежал по улице с трубкой во рту.
– Повернись!!! – орал сам не свой граф. В них стреляй, а не в нас. «Мда», – подумал я. Однако, раз двадцать стрелять придется, прежде чем промокашка из трубки на сантиметр выдвинется…
Я вдул с полной силой. Желание было одно – что бы вы, чуваки, тут не бегали, нас не беспокоили…
Как не удивительно, скомканная бумажка достигла цели с первого раза. Причем, что было интересно, она летела сперва криво, а потом, чуть выправившись, вдруг зажила отдельной жизнью. Пролетев все расстояние, она ударилась в грудь одного из преследователей, отрекошетила, и попала в другого. Оба замерли.
– Ба!!! – закричал Азеф, тоже заметив, что у меня во рту появилась палочка. – Какие люди без охраны! – Он отобрал свой второй костыль у Графа и теперь размахивал обеими с невероятной скоростью. Что, впрочем, не в малой степени не способствовало его продвижению. Регистратор, видимо воспринял его суету, как некоторое насилие, и притормозил. У меня возникла новая мысль.
– Оставь их, Регистратор, навсегда. Пусть они движутся свободно! – произнес я патетически и плюнул в землю новым комком бумаги.
Последствия не замедлили себя ждать. Азеф унесся вдаль со скоростью военного истребителя. Остался лишь пыльный след и удаляющиеся крики. Мы тоже разошлись, но быстро поравнялись. Сказать честно, было непривычно – мы шли как на Земле, совершенно нормально. Двое бородатых сзади застыли, как вкопанные.
– Что делать будем? – я обращался более к графу. Ганц, хоть и вышел уже из своего «колесного» траура, разговорчивого впечатления не производил. Но он тоже выглядел довольным: теперь можно было скинуть шаг. Изображать желание двигаться вперед, более необходимости не было.
– Молодец, что вернулся. – Обращение графа без «милостивого государя» польстило. – Мы уж не думали. Казалось, что пропал, или убили.
– Ну да, было дело, пытались пару раз, – мне не хотелось вспоминать о происшедшем. – Так что теперь-то? Какой план?
– А план, уважаемый, у нас прост, как три копейки. Находим Тайное Мировое Правительство, выясняем, где Повелитель Регистратора, и забираем у него планету. Затем в обмен на э… этого (он, видимо, так и не смог подобрать правильного термина для предателя Йорга), отдаем им ее. И все. Дальше в Питер, решать что с этим делать.
– Какое Правительство? – спросил я, замечая, что вдали показался возвращающийся Азеф.
– Которое этой планетой управляет. – Граф с тревогой всматривался в приближающийся силуэт. – Ну что он так быстро-то, опять проскочит. И вправду, Азеф разогнался опять слишком сильно. По причине чего, возле нас он остановиться снова не смог. Упираясь ногами и костылями, пытаясь затормозить, и оставляя глубокую борозду по земле он пронесся мимо и врезался в застывших позади нас мужиков. Послышались крики, шум возни и из облака пыли, образовавшегося на месте их столкновения, хромая на левую, и припадая на правую ногу, показался Азеф. Когда пыль осела, оказалось, что мужики, по-прежнему неподвижные, развернуты теперь в другую, противоположную от нас сторону. «Убегают», – автоматически отметил я.
Подошел Азеф. Он выглядел совершено героем.
– Ну, как вы тут, без меня? Облокотившись на костыли он пританцовывал на месте – выглядело это комично: он болтался в воздухе выбивая мелкую чечетку. – Не заскучали?
Сказано это было таким тоном, что отрицательный ответ исключался в принципе. Я перевел взгляд на графа, они с Азефом были одним человеком, и он должен был лучше знать, как реагировать.
– Мы чуть не умерли от скуки, многоуважаемый и достопочтенный Азеф, – слегка менторским тоном заученно ответил граф и посмотрел на Ганца.
– Ну… Ну… Типа… Ээээ. – изрек Ганц.
Я промолчал.
– И так. Переходим к завершающему этапу операции! – Азеф, видимо решил взять действия под контроль.
– Как прикажет Ваше величество, – граф начал, кажется, откровенно стебаться.
– Так что там с Правительством? – мне хотелось прояснить недостающие детали операции.– Здесь что, на всю планету одно Правительство, что ли? А государств там разных, как у нас что ли нет?
– Ты не понял. Конечно, конечно… Все есть. – Граф снова стал серьезным. – Как у нас. На Земле. И точно так же, как и у нас, всей планетой, всеми странами и правительствами управляет тайное Мировое Правительство. И точно так же как и у нас, никто не знает, где оно находится. Единственно известно о нем, что руководит им Повелитель. Он и решает все судьбы мира.
– И раздает пинки всем этим долбанным странам! – Азеф встрял без приглашения, но объяснил понятно. Я посмотрел на него.
– Слушай, а раз мы теперь крутые такие, может тебе костыли выкинуть? И с ноги гипс снять? Она ж у тебя не сломана? – мною руководили лучшие побуждения, но Азеф, кажется, расстроился всерьез.
– Я? – он выразительно указал забинтованной кистью себе в грудь. – Г и п с с н я т ь? А что вы тогда, без меня «в гипсе» делать станете? Кто тогда аферы крутить будет? Да мне ж люди сразу доверять перестанут! Да я… Да мне!
– Хорошо, хорошо, – реакция была для меня неожиданной, и я постарался сгладить конфликт. – Точно! Как же я про аферы-то забыл! – Я не стал говорить, что аферы нам более крутить не нужно, теперь трубка есть, а что касается доверия, то более подозрительного субъекта, чем Азеф с загипсованной ногой и перевязанными руками мне и встречать не приходилось.
В этот момент вдруг начали происходить перемены – окружающее стало как-то странно оплывать и переливаться. Дома, казалось, оставались на месте. Но их цвет и окружающий ландшафт пришли в движение – деревья стали пропадать и снова появляться, со зданий осыпалась штукатурка и появлялась вновь, крыши домов проседали, затем вдруг снова поднимались. Я сперва растерялся от неожиданности, решив, что это какой-то новый неожиданный подвох. Однако, в происходящем было что-то смутно знакомое и я наконец сообразил: – вернулась на место Регулировка Времени. Мы снова попали в настоящее.
Я с любопытством оглянулся вокруг. Изменилось не многое. Поменялся цвет домов, появился асфальт, другим стал дизайн интерьеров. Городок был хоть и маленький, но приятный. По улицам гуляли люди, кто-то ехал на велосипеде, пару раз промелькнули машины. Для нас они выглядели странно. Велосипедисты во всю крутили педали при этом не перемещаясь; вода из колонки лилась и никуда не наливалась, птицы летели, считай на месте. На все была воля Регистратора.
Мы же для них выглядели, наверное, еще более странно. Жители этой планеты привыкли прилагать неимоверные усилия ради ничтожного результата. Мы же делали шаг вперед и продвигающиеся вперед на шаг… Эта было для них так же невероятно, как если бы мы, делая шаг, продвигались вперед на десять.
Некоторое время мы шли молча. Погода была хорошая, светило солнце. Куда мы идем, меня сильно не беспокоило. Мои трое спутников, как мне казалось, явно имели представление о том, что надо делать. Однако любопытство свое взяло и я спросил:
– Так нам нужно сначала это самое Правительство найти? А потом Повелителя? Долгая затея какая-то, – протянул я. И сколько же у нас времени на это есть?
– Времени у нас нет совсем. Поэтому, найдем мы его прямо сейчас, – граф, кажется, был совершенно серьезен. – А вот и телефон; очень, очень кстати.
Перед нами показалась телефонная будка.
– А тут карточку надо, или деньги? Или, опять, на все воля Регистратора? – мне было любопытно.
– Теперь у нас на волю Регистратора трубочка с промокашкой есть, – Азеф, после моего предложения снять гипс, стал немногословен, однако от комментариев не воздержался. – На чем она, воля, так сказать, «медным тазом» и накрылась. Танцуют все! – вдруг неожиданно заорал он, и крутанулся вокруг своей оси, раскинув по сторонам костыли. При этом одним он едва не заехал по голове Ганцу, который увернулся в последний момент.
– И? – я не очень понял, что он имел в виду.
– Ииииииииии… – Азеф, кажется, по настоящему вошел в раж – он скакал на костылях как угорелый, чувствовалось, что ему некуда применить накопившуюся энергию. – Иииии, блин! Ё моё! Хорошо-то как! – он оббежал вокруг будки, и, неожиданно остановившись, посмотрел на меня пронзительным взглядом. – Ваш выход! – Он, видимо, хотел сделать какой-то очередной замысловатый Па, но запутался в костылях и с жутким грохотом повалился на асфальт.
– В общем, мой юный друг, – граф словно только и ожидал когда гробанется Азеф. – Вы стреляете промокашкой в телефон, просите соединить с Повелителем и, далее, передаете трубку мне.
– Мне! – заорал уже поднявшийся Азеф. – Тут я аферист! Вмиг Повелителя разведу, вообще без базара! Тут главное – в доверие войти! А в этом лучше меня не найти; главное со стороны подходец: как бы нам и дела до Регистратора нет, в гробу мы его видели! А про Йорга вообще ни-ни! – Азеф для убедительности стукнул кулаком по костылю и ойкнул – получилось больно. – Надо о погоде поговорить, о политике. Про семью спросить, а потом, между делом так… как о само собой разумеющемся, ввернуть: «А где у вас тут, достопочтенный, Канал связи с Регистратором секретный спрятан? Не подскажете?» – он победно посмотрел на нас всем видом показывая, что хоть он здесь и за главного, но всегда готов разъясниться, если кто не понимает.
Я промолчал. Всем и без Азефа было понятно, что аферы его ни кому не нужны а разводить тут особенно некого. Все и так уже решено. Однако обижать компаньона не хотелось и я промолчал. Достал трубку, разжевал промокашку. Открыл дверь будки и, со словами, – «с Повелителем соединить», – плюнул промокашку в аппарат. Азеф влез в будку, и, схватив переговорное устройство, даже не поинтересовавшись, кто там заговорил.
– Типа, чувак, ты чё? Нам Регистратор надо, только не парь, мы ребята честные, не аферисты какие-то, нам его на Йорга сменять надо, говори куда приехать забрать! – затем он что-то послушал, прижав трубку к уху. Потом положил ее на рычаг. Повернулся к нам. – Все! Говорил я? Что бы вы без меня делали!? Он у меня на третьем слове сломался! «Все, – говорит – отдам, приезжайте».
Куда? – граф, кажется, был более прагматичен, чем казался.
– А куда? На кудыкины горы! – Азеф снова, видимо, из чувства противоречия попытался повторить не получившийся прежде Па. Не получилось и на этот раз. Он снова грохнулся на землю. Поднялся, отряхнулся. И, с расстановкой доложил: – Белые Озера, пятый километр. Дом восемнадцать. Нас ждут.
***
Старик вышел из дома и сел на крыльцо. Вставал рассвет, было необычайно красиво – над крышами домов струился дымок. Запели петухи. Бодро двигая ногами, но при этом, едва передвигаясь на местности, шли на ферму доярки. Все было как обычно. Старик вздохнул, и, словно в последний раз, прощаясь, вдохнул воздух. Пахло травой.
Вдруг он напрягся – впереди показался экипаж. В машине с открытым верхом сидели четверо. За рулем был человек в черной кожанке, танкистском шлеме и очками сварщика поверх них. Вертя, впрочем, без всякой надобности, рулевым колесом, он по извилистой кривой приближался к пункту назначения.
На заднем сидении расположился человек в пенсне, довольно интеллигентного вида. Рядом с ним, размахивая костылями и что-то распевая, вальяжно развалился странный тип сомнительной наружности. «Видимо, аферист» – подумал старик.
Рядом с водителем, молча, и только порой озираясь вокруг, сидел человек, таящий в себе настоящую опасность. Во рту у него торчал предмет, которого Старик опасался более всего – это была трубка с заряженной в нее промокашкой. Она была причной скорого переселения с Регистратора всех Дзеков на свою старую, истощенную и умирающую планету. Когда-то, вместо того, что бы ее спасать, они выбрали более легкий путь: отняли у Дзеков Регистратор. И вот теперь пришло время платить долги – возвращаться…
Автомобиль остановился у крыльца. Первым выбежал человек на костылях. Сильно суетясь, он обежал весь участок, чудом не угодив в расставленные Стариком ловушки.
– Все в порядке, – браво отрапортовал он. – Ловушек нет!
Остальные ему не особо поверили, поэтому вылезли из авто с опаской.
Хромой направился к старику. Он непрерывно жестикулировал и строил какие-то нелепые рожи: лицо его то становилось преувеличенно внимательным, то слегка надменным. С некоторой периодичностью у него удивленно поднимались брови, а затем хмурились, рот сжимался в упрямую полоску, глаза становились подозрительными. Вид у него при этом был настолько не внушающий доверия, что старик даже инстинктивно отпрянул. Но человек приблизился к нему и первым, изобразив на лице полное радушие, проговорил:
– Погода сегодня хорошая! – и тут же сменив выражение на угрожающе подозрительное зашипел: – Нам нужен Регистратор! А то хуже будет!
Старик понимал, что спорить смысла нет. Нет также никакой возможности чего-либо обсуждать с этими страшными людьми. У них есть определенная цель. И достигнуть этой цели они могли только определенным образом. И места в цепи событий, последующих после достижения ими своей цели ни ему, ни его народу, к сожалению, не было. Все они должны были покинуть эту планету, исчезнуть из этого мира навсегда. А вместо них, на планету Регистратор придут существа БЮ – те, кому и принадлежал раньше этот мир.
Старик сунул руку в карман, достал оттуда ключ. Он молча отдал его хромому, и что-то негромко сказав, понуро отправился назад в дом. Там он лег на кровать, но долго не выдержал, посмотрел в окно на стоящих на его участке людей, и когда они двинулись вглубь, схватил со стола ржавый гвоздь и с размаха воткнул его в стол.
***
Мы приближались к дому, Ганц сидел за рулем, я расположился рядом с ним. Азеф с графом сидели сзади. Азеф пребывал в ажиотации и непрерывно болтал о предстоящем деле. Себя он видел непременно в главной роли, о трубке, которая и сделала возможным все предприятие, отзывался с легким пренебрежением, как о чем-то само собой разумеющимся – предмете, просто чуть помогающем ЕМУ, в ЕГО плане.
– Вы, мужики, не боись! У меня все под контролем. Этот чув мне полностью доверяет, он только мой голос по телефону услышал, так сразу и колонулся: приезжай говорит, я ТЕБЕ все отдам. Поэтому аферой руководить буду я, – неожиданно подытожил он. Мы подъезжаем, и я иду к нему, беззаботно так, как ни в чем не бывало и ни о каком Регистраторе слыхом не слыхивал, в глаза не видал. И дружелюбно так похожу к нему, ну он, естественно – «я весь внимание, мон Шер а ми» – то есть уже другом меня называет, настолько я ему симпатичен стал. А я емотвечаю, как товарищ товарищу так: – «Не подскажете, какой на завтра прогноз погоды?», – В общем, завожу базар на сторонние темы. А дальше, главное быть начеку, и когда он о Регистраторе упомянет, ни в коем случае вида не подать, что мы о нем тоже что-то знаем. А наоборот, дружелюбно так: «Как? Как Вы сказали, какая погода?» – тут он сделал зверское лицо, видимо, стараясь, как может, изобразить дружелюбие. – Короче тему свернуть и разговор на другое перевести! Тут, – он в знак многозначительности взмахнул костылем в воздухе, – понимание надо! Афера – дело тонкое. Тут у человека доверие вызвать надо. А потом бери его тепленьким, и делай с ним что хочешь…»
Мне порядком надоели разглагольствования Азефа. Одно было дело, пока мы общались на открытом воздухе; я мог, по крайней мере, отойти от него подальше. Сидеть же с ним рядом в машине, пусть даже с открытым верхом и слушать этот бред было утомительно. Тем более – я был в этом совершенно уверен, – никакой аферой тут и не пахло. Человек пригласил нас приехать сразу. Несмотря на то, что говорил с ним Азеф. С его характерными жаргонными словечками и блатными интонациями в голосе он вызывал опасение даже у бездомных собак.
Просто человек все заранее знал. И знал давно. И о том, что мы придем, и о том, что мешать нам бесполезно. То есть, помешать можно чуток, ради собственного интереса, да в надежде на чудо, однако в сухом остатке, это бесполезняк. Если Регистратор знает, что мы придем, и его у Дзеков заберем, то так тому и быть.
Тем временем подъезжали. Дом был виден издалека, с резными наличниками и расписанными ставнями, он производил впечатление приятное. «Видно и человек не плохой, даже жаль обижать такого… ну, да ладно, они же целый народ БЮ с планеты выгнали, тоже не пожалели. Те тогда еще ничего были, потом озлобились, воевать со всеми начали, потому что без своей планеты остались».
Из короткого вводного курса, сделанного мне графом я знал, что задача у нас простая: Получить доступ к планете Регистратор и сообщить ей, что Дзеки больше на ней не живут, и она снова возвращается во владение БЮ. Что за этим последует фактически, граф не объяснил, видимо, сам толком не понимал, но, вроде как, больше от нас ничего не нужно. Далее предполагалось, что БЮ, в знак благодарности за возвращенную им планету (или другими словами мы и передумать назад можем, если расстроимся), отдадут нам предателя Йорга. Что, собственно, и являлось целью предприятия. Как выглядит этот самый доступ, как мы будем сообщать Регистратору, и на каком этапе мы получим Йорга – граф пояснить отказался, сославшись на особую секретность информации. Как может быть секретной информация о том, что нам предстоит сделать, может быть, уже через десять мигут, я до конца уяснить не смог и для себя решил, что граф этого тоже не знает, а про секретность наплел для значительности.
Подъехали к воротам. У калитки стоял седой человек преклонного возраста и внушительной наружности.
Азеф развел суету: забегал по участку, тыкая землю костылем – проверял, нет ли ловушек. Мы с графом выбрались из машины, но заходить на участок не стали. Решили посмотреть, как пойдет дело у Азефа. В конце концов, если я в своих умозаключениях был прав, то особой дипломатии тут не требовалось.
Азеф стремительно подошел к старику что-то быстро сказал. Тот ответил, протянул ему ключи и махнул вглубь участка. Затем развернулся и, не оборачиваясь, ушел в дом. Азеф замахал над головой костылями, подпрыгивая на одной ноге. Это означало, по-видимому, приглашение подойти к нему. Мы с графом удивленно переглянулись – где же обещанное вхождение в доверие с предварительными разговорами на нейтральные темы? Однако делать было нечего, мы вошли в калитку. Ганц, в соответствии с планом, остался сидеть за рулем.
– В общем, мужик раскололся, связь с Регистратором там – он махнул рукой вглубь участка, – в туалете; через унитаз с ним связь.
– Что? – я не поверил ушам, – это что за извращение? Ведь на этой планете ничего более ценного нет, чем-то, что они в унитаз засунули!
– А кто тебе сказал, что унитаз этот настоящий, это может просто конструкция такая, под унитаз законспирированная, что бы никто не догадался. – Азефа, кажется, ничего не смущало. Впрочем, если все действительно обстоит так, как я думал, бояться вроде было нечего.
Мы двинулись в направлении к сарая. Шли гуськом, друг за другом. Идти с каждым шагом становилось все тяжелее. Ничего, казалось, не происходило, однако было впечатление, что ступни начинают прилипать к земле. Это заметили наконец все идущие и стали в недоумении озираться. Я же, подняв ногу и присмотревшись к земле в ужасе закричал – она вся была покрыта маленькими цепкими лапками, торчащими из из грунта; когда мы ступали, они со всех сторон цеплялись за подошву, не давая оторваться ей от земли. Причем, как я понимал, по мере приближения к сараю, лапки становились все больше, все злее. Они все сильнее цеплялись за нашу обувь, не позволяя идти вперед. Начал дуть сильный ветер, причем с каким-то песком – я никак не мог понять, откуда он здесь. Деревня, по виду, была расположена в среднечерноземной области, виднелось болото и отсутствовал даже намек на пустыню. Небо меняло свой цвет: из синего как на Земле оно стало сперва оранжевым потом бордовым и, наконец, начало темнеть принимая коричневые тона. Становилось темно. Но мы еще видели очертания сарая и продолжали идти к нему. Азеф уже не кричал и не подпрыгивал впереди – ему приходилось труднее, чем нам – костыли больше не помогали идти, они стали дополнительными точками соприкосновения с поверхностью, которая, как казалось, теперь не помогала, а мешала нам двигаться.
Я оглянулся, Ганц, сидящий в машине, сдвинул свои очки сварщика со лба на глаза, и сидел так, с гордо выпрямленной головой за рулем, ничего, вокруг уже не видя. Я стал чувствовать, что и руками сановится двигать все трудней. Азеф повернулся ко мне и, уже еле передвигая ногами, и мешая всем остальным, что-то мне проорал, показывая на рот. Граф, идущий следом, тоже ко мне повернулся и я услышал сквозь усиливающийся ветер – «…бка, не… ожжешь, …орее, …орее!» – мои мысли парализовала какая-то мутная пелена. Я уже не понимал, где мы, и что происходит; это было похоже на очень сильный гипноз, я почти не мог двигаться. Мы как бы оказались вмороженными в какую-то, сначала вязкую, а теперь уже почти твердую субстанцию. Когда двигаться стало невозможно вообще, стала возвращаться способность к мышлению. И первое, что я подумал, это было, – «ИДИОТ!». – Имелся ввиду я сам. Мне стали понятны сигналы, так и застывшего с выпученными глазами, все еще полуобернувшегося Азефа, и прощальный полупоклон графа, растерянность застывшего за рулем авто Ганца с надвинутыми на невидящие глаза очками.
«А надо-то было – всего лишь стрелять… промокашкой из трубки! И просто сказать, что бы все прекратилась… – мысль хоть и была запоздалой, но все же порадовала тем, что я еще не утратил способности мыслить. И значило это, что мне хоть будет чем заняться… в этой застывшей плексигласовой бесконечности…
«Ну что ж. Мысль была интересной», – с трубкой им справиться не под силу, а со мной смогли. – «Только, почему они раньше этого не сделали?»
В пространстве, однако, происходили какие-то изменения. От сарая, который я теперь, вследствие сгустившегося сумрака видел смутно, отдалилось какое-то светящееся облако. Оно двигалось ко мне, постепенно приобретая очертания человеческого силуэта. Наконец оно приблизилось и, остановившись достаточно близко, что бы я мог его разглядеть, замерло. Это был силуэт в светлом балахоне; лицо было скрыто, но впечатления враждебности у меня не было. Сказать честно, я даже обрадовался: события как-то развивались, и это давало надежду. Впрочем, на что – было понятно не очень.
– Путник, зачем ты здесь? – услышал, или, скорее, почувствовал я голос, исходивший от силуэта.
– А кто ты? – я понимал, что отвечать встречным вопросом не очень корректно, но, памятуя опыт планеты Вода, решил, что лучше быть некультурным, чем аннигилированным.
Силуэт, казалось, был равнодушен к этикету, поэтому ответил сразу.
– Я, Дух Регистратора. А ты – мой повелитель. Поэтому, я сам решил к тебе придти, не дожидаясь.
Известие меня ошеломило. Какой на фиг повелитель, если я заморожен в коричневом плексигласе. «Что вообще происходит-то, зачем весь этот перформенс?» – мысли буквально смешались в моей голове.
– Зачем ты это сделал?
– Это не я. Это старик. Он все еще надеется спасти свой мир. Но бесполезно. И я ему об этом говорил. – Тут я вспомнил, что и точно, Регистратор же все знает! Парадокс какой-то; но я все же не понимал ситуацию до конца.
– Подожди-ка, если ты все знаешь, так ты знаешь тогда, что бороться со мной бесполезно. Так за чем тогда… ах да! Старик… но он, ведь, цель свою достиг, я неподвижен!
– Сейчас ты не совсем в порядке, шок. На самом деле…
***
Я отбросил карандаш. В открытой двери торчала Маруся.
– Ну что, есть-то будешь, вроде, никаких ужасов не происходит? Я картошку пожарила! – она старалась выглядеть оптимистически.
– Во время ты картошку поджарила… – задумчиво сказал я. – Подожди минут пять, мне тут еще дописать надо.
Все встало на свои места. Конечно, если я жил в книге, которую сам же и писал, так, кто там меня в ней куда замуровать может что я не размуруюсь?! Не повезло Старику… Что напишу, то со мной и будет!
***
Мы сидели на лужайке. Вокруг светило солнце, стрекотали кузнечики. Мы, с Духом Регистратора расположились чуть в стороне. Азеф, граф Вулф и Ганц мыли машину, нося большими ведрами воду из реки. Ганц, впрочем, больше суетился у колес, протирая их, кажется, уже по пятому кругу. Учитывая, что протер он их раньше, чем была помыта сама машина, то каждый раз, когда граф обливал корпус водой, грязная вода стекала вниз, и Ганцу приходилось начинать по-новому. Азеф, намотав на костыли тряпки, растирал грязь по машине, граф же, терпеливо носил воду в ведрах. Настроение было приподнятым.
Я рассказал Духу всю историю, не о чем не утаивая. Тот много смеялся.
– Ну вы ребята натерпелись! Хотя, проще, наверное, было нельзя, – силуэт задумался. – Я, в общем-то об этом знал. Но и предположить не мог, что все так сложно. Я же не чувствую совсем. Коплю информацию, знаю обо всем – это да. И, когда ко мне Дзеки пришли и сообщили, что теперь они на мне жить будут (я все не мог привыкнуть, что силуэт – это Регистратор, то есть, планета), я решил – у них свои дела, свои пути, свои порядки. К тому же я знал, что они действительно будут на мне некоторое время жить. До вашего прихода. Замедлил их чуть-чуть, что б знали меру…
– Послушай, Регистратор, а по какой причине, все это случилось-то? Как Дзеки вдруг решили, жить на тебе? Зачем им это было нужно?
– Банальный квартирный вопрос, – силуэт вдруг заговорил с саркастическими интонациями. – Коммунизм у них случился. «Каждому по потребностям, от каждого по способностям». – Продекламировал он марксистскую аксиому. – Ну и вышло, естественно, «как всегда…» – он процитировал кого-то из уже современных классиков. – Работать все толком перестали. А потребности, сам понимаешь какие: у соседа дом, мне больше надо! У соседа машина – мне лучше! У соседа яхта – мне длиннее! Особенно с яхтами у них смешно получилось – у того десять метров длинной, этому двадцать! У этого пятьдесят – тому сто! В общем, яхты уже плавать не могли из-за размеров; а всё на метры мерялись. Кончилось тем – народу-то куча живет – все моря этими яхтами заставили, вся суша домами в три слоя. А ведь – коммунизм. Денег нет. Работать не надо. В общем, жить им стало в конец негде. Вот и решили чужую планету в оборот взять. Меня то есть. – Было жарко, и Регистратор скинул капюшон. Под ним, как и ожидалось, не было ничего.
– В общем вот. А теперь время пришло. От чего так случилось что вы теперь меня БЮ вернули – уже ты мне объяснил. За это спасибо; я ваших человеческих отношений до сих пор вообще не понимал. Правда, спасибо. И – пока. В гости приезжайте. Рад буду видеть, – он слегка манерно поклонился, что, вследствии отсутствия головы произвело на меня впечатление среднее.
– Пока, – сказал я. Он мне тоже понравился. Про дела спрашивать не стал, он ведь и так все знал. И что мне надо, и что с нами случиться.
***
Я вышел из кабинета и посмотрел на Марусю. Она, видимо очень старалась, поэтому картошка оказалась пересоленной и пережаренной. Как раз такая, как я люблю. На бутылку Мартини посмотрел с опаской. Распечатал молоко, налил в стаканы. Выпили, поели.
– А что, Му, не плохой сон был, как ты автографы раздавала – помнишь?
– Ну да, а ты два часа неподвижно на сцене сидел, а потом исчез? Тоже прикол! А этот режиссер, как его, все время забываю?
– Амбросий! – я улыбнулся, припоминая его манерную чопорность, граничащую с перфомансом. – Да, чув на Земле, наверное, точно бы не пропал. Пробивной.
– А эта? С синими волосами, ты там с ней, вроде, совсем недолго говорил, так она после этого еще час, наверное, с выпученными глазами ходила.
Я промолчал. Это воспоминание было не из лучших.
– Ну что, давай просыпаться? – я в точности не знал, как она прореагирует на предложение, и, вообще, поймет ли его смысл.
????? – посмотрела на меня Маруся но все уже поплыло перед глазами, стены начали исчезать и я открыл глаза.
XIV. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я открыл глаза. Пошевелил головой – шея сильно затекла. Повернулся налево – кресло, в котором раньше было тело Петра стояло пустым. «Украли тело, уничтожили!» – была первая мысль. – Вот беда, ему же теперь вернуться некуда! Вдруг послышался шорох. Я повернулся, и в изумлении замер: перепачканный грязью и копотью, одетый какие-то лохмотья на меня испуганно смотрел Йорг. Он был прикован к батарее наручниками.
– Не губите! Я все скажу! – кажется, он только и ждал удобного момента, что бы начать голосить. Что он может нам сказать, из того, что мы еще не знаем, я решительно не понимал.
– Где Петр? – собственно этот вопрос занимал меня в данный момент больше всего.
– А если я скажу, поклянетесь меня отпустить? – я мог его понять. Он пытался использовать каждый шанс, но запрошенная цена показалась мне преувеличенной.
– Ты что, чувак? Ты хоть в курсах, что нам пережить пришлось, пока за тобой гонялись? Да если Петр жив, он меня живьем съест, отпусти я тебя, подонок, на волю! – Для пущей жуткости я говорил на блатном, мне самому не до конца понятном, жаргоне. – Что я тебе обещать могу – только что мы тебя на куски живьем резать не будем. Может быть. – Добавил я после паузы. Йорг испуганно вздрогнул. – Так что? Где Петр? – я посмотрел на него сузив глаза. Зная совершеннейшую трусость Йорга, я полагал, что этого будет достаточно. И оказался прав.
– Он на кухню пошел, яичницу жарит! – выпалил Йорг. Мне стало смешно: вот авантюрист, пытался себе жизнь выторговать за информацию, что Петр на кухне яичницу жарит. Очень на него похоже.
Зазвонил телефон на столе. Я опасливо взял трубку.
– Привет, – послышался голос моей жены, – ты как?
– Супер! – привычно ответил я. – А ты? – на долгий разговор я был не настроен.
– А мне сон такой прикольный приснился, ну, типа, актеры мы ну, и…
– Мне тоже, – мрачно перебил ее я. – Потом расскажу, сейчас занят.
– Ну, давай, – она, похоже, немного расстроилась, что не пришлось поделиться. – Звони, – в трубке послышались короткие гудки.
Раздались шаги и в комнату вошел Петр. Выглядел он сногсшибательно. В белом переднике одетом поверх бронежилета. Со сковородкой в одной руке, и «Калашниковым» в другой.
– Оба! Привет, привет…– он смотрел на меня с улыбкой. – А Йорг тут у меня жизнь себе вымаливал, обещал тебя вернуть! Вернул, значит! Жить ему паскуде теперь придеться!
– Не знаю, не знаю… – я был настроен менее оптимистично. – Что-то у меня сомнения, что это он меня вернул…
– Да нет, конечно! – Петр, кажется, шутил. – Ну что ж, судить не будем. Хочет жить, пусть. Тем более, оба мы тоже живы, здоровы. И назад вернулись в тот самый момент из которого погоню за ним начали, так что даже Машина Времени не нужна. Все сбылось – как он и обещал.
Йорг, чувствуя подвох, заскребся о батарею.
– Ну что ж, выпускаем Раба божьего на волю?
Я непонимающе уставился на Петра. Шутка была не смешной, учитывая, что нам пришлось пережить, добывая этого межгалактического афериста; разобраться с ним хотелось без всяких шуток, по серьезному.
– Ты у нас кем на своей на планете был, до того, как сюда дернул? – продолжал Петр все еще в шутливой манере, но уже с серьезным выражением лица, обращаясь к Йоргу. Тот молчал.
– Лаборантом? – Петр потряс сковородку, чтобы яичница не пригорела. – А… нет! Вспомнил! – Он видимо хлопнул бы себя в этом месте по лбу, если бы не были заняты руки. – Точно! Был ты в своем мире помошником лаборанта. – Он сделал явный акцент на слове «помошник». – Петр на секунду скрылся в проеме двери и вернулся уже без сковороды.
– Ну, так вот. «Сказку о золотой рыбке» читал? – Йорг снова не ответил. Он, видимо пытался определить, куда дует ветер, что бы не попасть в просак с ответом.
– Не читал. – Грустно констатировал Петр. – Иначе так бы себя не вел и здесь бы сейчас не сидел к батарее привязанный. В общем, так. Мы тебя отпускаем. Иди туда, откуда пришел. В свое тело помощника лаборанта, на свою планету.
– Нет, вы не посмеете, – Йорг начал понимать, куда он клонит, и это понимание напугало его всерьез.
– Посмеем, посмеем… – интонации Петра напрочь утратили малейшие признаки дружелюбия. – Ты ж там у себя на планете что сделал? Ночью тайком в лабораторию влез, генератор астральных проекций запустил и себя в наш мир контрабандой запулил? И тем самым законов пять межгалактических нарушил, не буду перечислять… Так там тебе за это что полагается? А, помощник лаборанта? Мы же тебя ровно через неделю вернем, после того как твое физическое тело уже нашли. Когда все поняли, тревогу на весь свет подняли, в розыск галактический объявили… а тут, – о-ппа! Ты как раз и возвращаешься сам! «Здрасте, извините пожалуйста, больше не буду…» Так что там с тобой теперь сделают?
– Нет!!! Только не это!!! – заорал вдруг на всю квартиру Йорг, – Простите меня! Ну, пошлите куда-нибудь в другое место, ну что вам стоит… ну хоть куда… хоть в пустыню верблюдов водить!
– Ага! А ты оттуда опять выберешься, и гадить начнешь… – Петр прислонил Калашников к стене и достал из стенного шкафа бластер. – Как тебя накажут, мне по барабану; а только то, что тебя теперь на километр к генераторам не подпустят – это факт… а если и подберешься опять, хрен ты сюда на Землю снова попадешь, без маяков-то… так что вот. – И, настраивая бластер, задумчиво добавил: – на одну зарплату жить будешь, собака!
– Нееет!!! Только не это!!! – вопль Йохана был, наверное слышен на весь дом, и я уже думал, что буду завтра объяснять соседям, в то время как Петр направил на Йорга бластер, и нажал спуск.
Йорг упал как подкошенный, по дороге зацепив стул и произведя при этом нешуточный фурор. Петр повернулся ко мне.
– Слушай, тело-то у него чье было? Журналиста какого-то шведского? Ты с этим сам разбирайся, я пасс. Ты у нас на Земле главный, он к тебе по делам приезжал…смотри, щас астральная оболочка в него вернется, оживать начнет… – Петр открыл стенной шкаф, поставил туда «Калашников» и бластер. Затем подумал, снял бронежилет, и аккуратно сложив его положил на полку. Закрыл дверь.
Йорг зашевелился.
– Пойду, а то яичница остынет, – с этими словами Петр вышел из комнаты.
Тем временем Йорг сел на полу, и, обхватив голову, непонимающе уставился на меня.
– Где я? – безо всякой интонации спросил он. Проекция инопланетянина, жившая в физическом теле Йорга долгое время, отправилась назад, на свою планету, а на освободившееся место вернулось то, что в нем было раньше – астральное тело Йорга же – шведского журналиста, приехавшего ко мне «по работе» – делать репортаж.
То, что он не помнит ничего из происшедшего с его физическим телом я мог гарантировать – все это время астральная проекция журналиста пролежала в инкарнационном хранилище, находясь в анабиозе. Фильм же, который он приехал снимать в Петербург, его физическое тело, с инопланетянином внутри, сняло; то есть работа его, по сути, была выполнена. Теперь надо было как-то объяснить, почему он ничего не помнит – а дальше дело техники. Пусть берет отснятый материал и едет назад, в Швецию, монтировать фильм.
– Ты Йорг, хоть помнишь чего? Видок то-у тебя, того… – я сделал рукой в воздухе неопределенное движение, – не того…
– Не… – он приподнялся, подковылял к зеркалу шкафа, посмотрел в него, и с некоторым отвращением отвернулся. – Под глазом зиял здоровенный фингал. «Видно, упал неудачно, мог и нос сломать; не догадались подушку подложить», – подумал я с некоторым сочувствием.
– А я говорил: «не мешай водку с вином»; а ты: «коктейль, коктейль», – фраза из известного фильма пришлась кстати; кажется, для Йорга она прозвучала убедительно. – Вот и отрубился по черному… – я старался придать голосу смесь сочувствия и легкого неодобрения. – Ну да ладно, обошлось вроде…
– Я ничего не помню, у меня амнезия… – Йорг беспокойно оглядывался по сторонам. – Где я?
– Да у меня в гостях, радуйся, что не в милиции, – немного припугнуть не мешало, – не помнишь, и фиг с ним. Короче. Сейчас едешь в гостиницу, там билет на завтрашний самолет. То, что не помнишь, ерунда, потом пройдет (тут я соврал стопроцентно, ничего он никогда не вспомнит). Там твои вещи, кассеты. Главное, ты все снял, материала море. Приедешь в Стокгольм, тебе только смонтировать останется и фильм готов.
Я набрал номер нашего офиса, отдал распоряжение купить билет и прислать машину за Йоргом. Тот вяло поблагодарил, еще раз посмотрел на себя в зеркало, тяжело вздохнул, и вышел.
Я отправился на кухню. Петр уже поел и теперь смотрел по «Евроньюс» новости.
– Смотри, золото в цене падает, – обеспокоено встретил он меня. – Прямо не знаешь, во что у вас на Земле финансы вкладывать. То все падает, то растет, никаких нервов не хватает!
– Не парься, все равно у нас скоро уже столько денег будет, что мы весь золотой запас на Земле скупим. Тогда сами и цену назначим… – попытался сострить я. – Какие планы? Теперь Йорга нет, партнер новый нужен, клиентов нам в других мирах искать… мысли какие? Человек ведь надежный должен быть, иначе опять… – что «опять» я не договорил, и так было понятно.
– Не надо нам партнера, – ответил Петр. Я посмотрел на него с недоумением. – Сам поеду. – Неожиданно сообщил он. – Поработаю там какое-то время, налажу все. Потом заместителя подберу. Только будет он уже не партнер, а директор представительства. На зарплате. То есть доли у него не будет. А значит, и мухлевать не сможет. Такая вот у меня идея… – закончил он невесело. Уезжать с Земли ему, видно, ой как не хотелось… Но для дела, по крайней мере, это было оптимально.
– Мысль хорошая, – честно сказал я. – Хотя я тут один вообще запарюсь… Да и скучно: по секретности полный доступ к информации только у нас с Петром. Остальные же и десятой части не знают. То есть и поговорить-то будет откровенно не с кем.
– Ну да ладно, – сказал я уже в слух, ты же вернешься? А я себе пока тоже директора возьму, технического…
Больше мы особо не разговаривали. Петр бодро собрался зачем-то прихватив бронежилет и «Калашников». Сели на дорожку.
– Будем на связи. Через неделю в то же время – первая конференция. – Напутствовал меня по-деловому Петр. – Изображение не обещаю, но голос уже постараюсь наладить. Обсудим. Уже, думаю, буду знать, что там Йорг в других мирах наворотил. Чувствую, всех увольнять придется, под гребенку… – Он обвел комнату глазами. – Ты на связь со мной только отсюда выходи, для конфиденциальности. Я здесь защиту хорошую наладил. Земными, по крайней мере, средствами, не пробить.
Он нажал спусковой крючок бластера и медленно растворился в воздухе.
Я взял телефон, позвонил семье в Брюссель, сказал, что можно возвращаться: дела все уладились наилучшим образом, проблем больше нет, и не будет. Затем позвонил в офис, дал указания послать за ними самолет и оправился спать.
Начиналась новая жизнь.
Анашкин Д. В.
Санкт – Петербург, 2007
11.07.07
Комментарии к книге «Мой друг – инопланетянин!», Дмитрий Владимирович Анашкин
Всего 0 комментариев