«Тайный агент»

1

Войдя в ванную комнату, Рекс Бадер открыл шкафчик с лекарствами, взял с полки пузырек и вытряхнул себе на ладонь две таблетки, маленькую и побольше. Он с отвращением поглядел на последнюю. Теоретически побочных эффектов от нее быть не должно. На деле же стоит только чуть подстегнуть скорость, с которой усваиваются знания, и начинаешь чувствовать себя, как наркоман после хорошей дозы «травки» или как пьяница с похмелья. С другой пилюлей проблем как будто меньше, да и соображается после нее неплохо. Рекс не был фармакологом, но тем не менее знал, что эта вот штучка состоит в отдаленном родстве с мескалином.

Он проглотил обе таблетки, запив их водой из-под крана, вышел из ванной в крошечную, как и вся квартира, спаленку, уселся за стоявший в углу комнаты письменный стол, включил телебустер и надел наушники. Набрав на клавиатуре код, он подключился к центральной информационной системе и передал сигнал, что готов к сегодняшнему уроку испанского языка.

Поначалу дело шло туго. Как обычно, сущей мукой оказалась фонетика. Машина снова и снова поправляла Рекса. Человеку, которому уже за тридцать и который не знает никакого другого языка, кроме английского, не так-то просто совладать с раскатистым «р» или с кастильским пришептыванием.

Но наконец начали действовать пилюли, и Рекс приободрился.

И тут в дверь позвонили.

Рекс бросил взгляд на стенной экран, куда проецировались изображения посетителей. У двери стоял незнакомый мужчина в очень дорогом безупречно сшитом костюме.

Вздохнув, Бадер поднялся из-за стола, снял наушники и пошел открывать. Телебустер он, правда, выключать не стал.

Разглядывая державшего в одной руке портфель незнакомца, Рекс про себя решил, что более состоятельного на вид человека ему встречать еще не доводилось. Одет посетитель был весьма изысканно, и Рекс подивился, откуда он достал этот чудесный серый материал для своего костюма. Наверно, из Англии. Людям среднего достатка вроде него, Бадера, о таком костюме можно только мечтать.

Незнакомец спросил:

– Мистер Рекс Бадер? Меня зовут Темпл Норман.

– Очень рад. Проходите. Чем могу быть полезен?

Рекс провел Нормана в гостиную, указал ему на диван, который по ночам превращался в постель, а сам опустился в кресло.

Темпл Норман поставил себе на колени портфель, открыл его и вынул пачку бумаг. Быстро проглядевших, он кивнул и сказал:

– Ну, конечно же.

Было еще слишком рано, чтобы предлагать гостю выпить. Рекс помялся, откашлялся и, указав рукой на бумаги, спросил:

– Не откажите в любезности, что это такое?

Посетитель поднял голову.

– Ваше досье из Национального банка данных, мистер Бадер.

– Мое досье? А зачем вам мое досье? Вы что, представитель этого самого банка?

Темпл Норман покачал своей красиво остриженной головой.

– Нет. Однако, мистер Бадер, если знать, куда обращаться, из Банка вполне возможно получить досье на любого человека. Правда, это всегда обходится недешево.

– Значит, вам известно, куда в таких случаях следует обращаться?

– Не мне, мистер Бадер, а фирме, которую я представляю.

Рекс перевел дыхание.

– Ну что ж, давайте перейдем к делу. Что вы от меня хотите?

– Быть может, я предложу вам работу. Но сначала, если не возражаете, несколько вопросов.

Норман окинул надменным взглядом комнатку. Рекс Бадер терпеливо ждал.

– Прежде всего позвольте напомнить вам, мистер Бадер, что мы живем в эпоху Должнократии и что основной движущей силой нашего общества является прагматизм. Судя по вашему коэффициенту интеллектуальности и по полученному вами образованию, у вас неплохие способности. Тем не менее, если верить досье, ваш достаток немногим отличается от достатка безработного, живущего на негативный подоходный налог, НПН[1].

Рекс произнес наставительно:

– Мистер Норман, сегодня, чтобы занять в жизни достойное место, необходимы три момента. Первое – относительно высокий коэффициент интеллектуальности. Второе – приличное образование.

– А третье?

Посетитель слегка нахмурился, словно это было для него загадкой.

Рекс сказал:

– Термин «коэффициент интеллектуальности» или КИ, которым мы так широко пользуемся, не совсем точен. Наши психологи оценивают не общий интеллектуальный уровень личности, ибо это попросту невозможно. Нет, они выясняют, насколько вы способны преуспеть, получив то или иное дополнительное образование. И потому они проверяют ваши речевые способности, вашу ориентацию в пространстве, ваши память, сообразительность, умение считать, реакцию на неожиданность, ловкость рук, способность к инженерному творчеству и к канцелярской работе, эмоциональную зрелость, умение делать выводы, спектр зрения, сексуальные влечения, осязание, слух, вестибулярный аппарат, аккуратность, настойчивость, состояние нервной системы, умение наблюдать. Однако есть еще одно свойство, которое они не могут оценить, но которое необходимо в наше время, чтобы добиться успеха.

Собеседник продолжал хмуро глядеть на него.

– Везение, – пояснил Рекс.

– Понятно. Вы хотите сказать, что удача обошла вас стороной?

– В общем, да. Но я не сдаюсь, мистер Норман. Закончив университет, я поступил в авиашколу, имея намерение стать летчиком.

– Что ж, могу вам посочувствовать.

– Спасибо. Когда подошло время моего выпуска, выяснилось, что все самолеты отныне летают на автопилоте. А работу, которую нельзя доверить роботам, выполняют заслуженные ветераны-профи. Так что мне пришлось переквалифицироваться: я записался на курсы подготовки специалистов для нефтеперерабатывающей промышленности.

– Так-так. И, разумеется, оказались не у дел, когда перешли на использование ядерной энергии?

– Совершенно верно. Прогресс во второй раз перехитрил меня. Но я решил, что больше не позволю себя дурачить, и выбрал такое поле деятельности, где прогрессом и не пахнет. Видите ли, я большой поклонник детективных романов – с тех самых пор, когда впервые прочитал Яна Флеминга и Джона Д. Макдоналда. А уж если речь идет о борьбе с международной мафией, то тут меня от книги за уши не оттащить. Короче говоря, я прошел соответствующее обучение, получил лицензию частного детектива и занимаюсь этой работой по сей день.

– Сидя на негативном подоходном налоге?

– Да.

– Почему?

– Почему? Ну кому сегодня нужен частный детектив? После введения универсальной кредитной карточки и псевдодоллара, когда при расчетах уже не требуется ни наличных, ни чековой книжки, девяносто пять из каждой сотни моих коллег лишились своего куска хлеба. Преступления в его первозданном виде ныне просто не существует. Даже количество разводов резко сократилось: ведь семьями теперь обзаводятся очень и очень немногие, так что какие уж тут разводы.

– Понимаю. И вас в конце концов уволили.

– Нет-нет, что вы! Мое место по-прежнему за мной. Просто я еще – как бы это поточнее выразиться? – учусь для собственного удовольствия.

Гость перевернул страницу в лежащем у него на коленях досье.

– Да, я вижу. Среди всего прочего – испанский язык. А почему именно он?

Рекс нетерпеливо пожал плечами:

– Потому что, хотя в Штатах самолетами управляют роботы, в менее развитых странах, особенно в Южной Америке, наши фирмы еще пользуются услугами людей.

– Значит, вы не возражали бы против работы за рубежом?

– Я не возражал бы против работы где угодно.

– А как насчет Советского Комплекса, мистер Бадер?

Рекс ошеломленно воззрился на посетителя.

Безупречный мистер Норман деликатно кашлянул в кулак и позволил себе улыбнуться.

– Но об этом после. Скажите мне, пожалуйста, верно ли, что у вас нет политических симпатий?

– Я бросил интересоваться политикой уже давно: когда понял, что между основными партиями нет никакой разницы. А закон о выборах составлен так хитро, что соперника у них появиться просто не может.

– Хм-хм. Холост. Близких родственников не имеет. Алкоголь употребляет в разумных пределах.

– Послушайте, что все это значит?

Мистер Норман проигнорировал вопрос. Покопавшись немного в бумагах, он спросил сам:

– Мистер Бадер, ваше мнение о Должнократии как о социально-экономической системе?

– Не знаю. Какое тут может быть мнение? Альтернативы ей я себе вообразить не могу. Что же касается меня лично, то я не отказался бы занять в ее рядах местечко потеплее.

Внезапно Норман резким движением сунул папку с бумагами обратно в портфель, нажал кнопку, запиравшую замочек автоматической молнии, и поднялся.

– Ну что ж, поехали.

– Позвольте узнать, куда и зачем? – поинтересовался Рекс.

– Нет.

Рекс Бадер развел руками:

– Ну, раз так… Подождите, я только надену пиджак. Кстати сказать, вы учтите: у меня почасовая оплата.

– Если только вы нам подойдете, мистер Бадер, вам выплатят такую сумму, о которой вам не приходилось даже и мечтать. А если не подойдете, вам заплатят столько, сколько вы обычно получаете за день работы, – по крайней мере не меньше.

– Уж больно ты гладко стелешь, приятель, – пробормотал Рекс себе под нос, роясь в шкафу в поисках пиджака.

Когда они вошли в лифт, Рекс повернулся к своему спутнику.

– Какой уровень? – спросил он.

– Уличный, – отозвался Норман. – Там нас ждет моя машина.

Его машина, тоже мне, подумал Рекс, мысленно пожимая плечами, и сказал в микрофон на стенке лифта:

– Уличный уровень.

– Уличный уровень, – повторил механический голос. Кабина плавно пошла вверх.

Оказавшись на улице, Темпл Норман задрал голову и поглядел на две стодесятиэтажные, облицованные алюминиевыми панелями башни жилого небоскреба.

– Скажите, пожалуйста, мистер Бадер, почему вы решили обосноваться на восьмом подземном уровне? Мне кажется, что жить над поверхностью гораздо приятнее. По-моему, в здании таких размеров должно быть никак не меньше двух тысяч самых разных квартир. Неужели не нашлось ничего подходящего?

– К сожалению, – сухо ответил Рекс, – апартаменты, которые я занимаю, – одни из самых дешевых. Да, моя квартира расположена на служебном уровне, там, где супермаркет, гаражи и театры. Зато и плачу я за нее примерно вполовину меньше, чем платил бы за любую из квартир на верхних десяти уровнях. Сидя на НПН, поневоле начинаешь следить за своими псевдодолларами.

– Понятно, – сказал Норман, в голосе слышались покровительственные нотки. – Вот мы и пришли.

Рекс Бадер испытал двойное потрясение. Мало того что электропаровой лимузин, к которому они направлялись, принадлежал Норману – за рулем автомобиля сидел шофер! Городским жителям, среди которых Рекс не был исключением, редко доводилось видеть частную машину. А что касается шофера, так это вообще была неслыханная роскошь.

Одетый в форму водитель при их приближении выбрался наружу и теперь стоял возле машины, услужливо придерживая раскрытую дверцу. Когда пассажиры уселись, он быстро занял свое место впереди.

– Возвращаемся в контору, Мартин, – сказал ему Темпл Норман.

– Хорошо, сэр. – Лимузин мягко тронулся.

– Ближайший выезд на шоссе через полкилометра, – произнес Рекс, обращаясь к шоферу.

– Да, сэр, – отозвался тот не без снисходительности в тоне. – Я знаю.

И почему это, спросил себя Рекс, слуги очень богатых людей так легко перенимают манеры своих хозяев?

Повернувшись к Темплу Норману, он проговорил, чтобы не сидеть молча:

– Я полагал, что закон запрещает въезд в псевдогород на частном автомобиле.

Дорога, по которой они ехали, вела через парк со множеством самых разных игровых площадок.

– Вы правы, мистер Бадер, но, если знаешь, куда обратиться, законом можно пренебречь. Правда, это удовольствие не из дешевых.

– Я начинаю подозревать, что вам во всех случаях досконально известно, куда следует обращаться, – заметил Рекс сухо.

Машина остановилась у диспетчерского поста перед выездом на сверхскоростное шоссе. Водитель набрал на панели управления код того места, куда им нужно было попасть, а потом откинулся на спинку кресла. В том, как он сложил руки на коленях, Рексу почудилась армейская привычка. Работенка у него та еще, подумал он кисло.

Вделанные в асфальт шоссе контрольные устройства взяли на себя управление автомобилем, и через несколько минут лимузин уже набрал скорость триста километров в час.

Около получаса скоростной езды прошло в полном молчании. Затем автомобиль потихоньку стал притормаживать.

– Но почему именно я? – вдруг спросил Рекс.

– Простите?

– По всей видимости, для этой вашей таинственной работы вы могли выбрать кого угодно. Почему вы остановились на мне?

– Мы сообщили свои требования компьютерам, мистер Бадер. Они выбрали вас. Вас и кое-кого еще. Но вы нам как будто подходите, поэтому о других пока речи нет.

Лимузин плавно съехал с главного шоссе на боковое ответвление, а затем, через три или четыре километра, свернул на совсем уж узенькую дорожку. Еще немного – и остановка у поста диспетчера.

Мартин взял управление на себя, и они двинулись дальше, теперь уже под землей.

Дорога, очевидно, была частной. Очень скоро автомобиль остановился у подъезда громадного, видно, чертовски дорого обошедшегося заказчику здания недавней постройки. Привратник, сверкавший эполетами что твой болгарский адмирал, распахнул дверцу лимузина и гаркнул:

– Добро пожаловать, мистер Норман!

Темпл Норман кивнул ему с отсутствующим видом и решительным шагом направился к входу. Поблизости никого не было видно. У Бадера сложилось впечатление, что это здание, несмотря на всю свою грандиозность, находится в частном владении.

Лифтов оказалось всего лишь два. Следом за своим спутником Рекс вошел в один из них.

– Особняк, – сказал Норман в микрофон.

– Особняк, – повторил робот. – Слушаюсь, сэр.

Со все нарастающей скоростью кабина двинулась вверх. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем ее движение замедлилось. Наконец она остановилась.

Рекс прокашлялся.

– Высокое, должно быть, зданьице.

– Да.

Выйдя из лифта, они очутились в холле, вся обстановка которого не оставляла сомнений в том, что за ним начинаются жилые апартаменты. Но людей по-прежнему не было видно.

– Сюда, – произнес Темпл Норман. Потом искоса поглядел на Рекса.

– Вы ведь детектив, мистер Бадер. Удалось ли вам что-нибудь выяснить?

– Да. Вы не хозяин. Вы секретарь или что-то вроде этого. А к хозяину мы сейчас направляемся. Причем идем кружным путем, чтобы меня никто не видел.

– Замечательно. А как по-вашему, кто этот хозяин?

– По всей видимости, один из самых богатых людей в Соединенных Штатах.

– Нет, – улыбнулся Темпл Норман. – Не угадали, мистер Бадер.

Они подошли к массивной двери. Спутник Рекса встал перед экраном и произнес вполголоса какую-то фразу. Дверь отворилась.

Переступив порог. Рекс Бадер оказался в обставленной с немалым вкусом комнате.

Никакой показной роскоши, и все удобства, о которых только может мечтать человек средних лет. Большая, но не слишком. Из окон открывается захватывающий вид на лес, реку и далекие горы. Мебель используется не для декора, как это часто теперь случается, а по своему прямому назначению. Картины на стенах – отнюдь не современная реалистически-абстрактная мазня. Рексу даже показалось, что одна из них принадлежит кисти Дега и не очень-то смахивает на копию. Кроме того, в комнате было несколько шкафов с книгами, давно уже ставшими анахронизмом в эпоху компьютерных библиотек.

Рекс не заметил ни телеэкрана, ни переговорного устройства. Не было в помещении и товароприемника, в который попадали бы купленные в супермаркете вещи и продукты. В этой комнате властвовал вчерашний день.

Человек, сидевший в обитом кожей кресле, отложил в сторону книгу, которую читал, и поднялся навстречу гостям. На вид ему было лет пятьдесят пять, и для своего возраста он выглядел просто великолепно. Телосложением он ничуть не уступал Бадеру, а Рекс как-никак имел два метра росту и весил восемьдесят килограммов. Волосы его были густыми и черными как смоль, и только на висках чуть пробивалась седина. Несмотря на проступавшую в движениях и в выражении лица властность, он с первого же взгляда вызывал расположение к себе. Иными словами, он был из тех людей, на которых приятно посмотреть.

Одет он был в поношенный спортивный костюм и туфли для гольфа. Легко ступая по полу, он приблизился к вошедшим и протянул руку.

– Значит, вы и есть мистер Рекс Бадер?

Рекс несильно пожал его ладонь.

– Моя фамилия Уэстли, мистер Бадер. Больше вам знать пока не следует. Темпл, будьте добры, налейте нам чего-нибудь. Садитесь, мистер Бадер.

– Что вы будете пить? – обратился Темпл Норман к Рексу.

Рекс опустился в кресло, стоящее напротив того, в котором сидел Уэстли, и сказал:

– Я бы не отказался от виски. Со льдом.

– Эрзац-виски или настоящий «Скотч»? – продолжал расспросы Норман.

– Если можно, эрзац-виски. Мне нравится его вкус.

На лице Темпла Нормана появилась презрительная усмешка. Подойдя к занимавшему целый угол комнаты старомодному бару, он обернулся к Уэстли:

– Сэр?

– Я согласен с мистером Бадером: эрзац-виски не так уж и плох, – сказал тот мягко. – В наших лабораториях мы доводим напитки до такой кондиции, о какой шотландцы не могли и мечтать. И потом, обычно те, кто пьет настоящие вина, тем самым подчеркивает свое социальное положение. А я в этом не нуждаюсь.

Норман кашлянул и достал из бара бутылку и стаканы:

– Конечно, сэр. Совершенно согласен с вами.

Уэстли снова сел в свое кресло и поглядел на Рекса.

– Мистер Бадер, – сказал он, – как вы относитесь к идее всемирного правительства?

Рекс никак не ждал подобного вопроса, но надо было как-то отвечать:

– По-моему, идея прекрасная, но вряд ли я доживу до ее осуществления.

– Вы ошибаетесь, мой дорогой Бадер. Это правительство уже существует, по крайней мере в зародыше.

– А, вы имеете в виду Организацию Воссоединенных Наций?

Уэстли отрицательно помахал пальцем.

– Вовсе нет. Ни Лига Наций, ни ООН, ни ее преемница ОВН не имели возможности стать настоящим всемирным правительством. Из организации, в которую входят суверенные государства, создать подобное правительство никогда не удастся.

Рекс непонимающе уставился на него.

Темпл Норман принес им стаканы с виски и сел в кресло у стены.

Уэстли снова заговорил; голос его был очень серьезен:

– Разразись сейчас мало-мальски опасный кризис, и любой из членов Организации Воссоединенных Наций будет действовать сам по себе, будет защищать только свои собственные интересы. Мы можем это утверждать потому, что примеры у нас перед глазами. Всякий, кто хоть краем уха слышал об Азиатской войне, скажет, что ее участникам было наплевать на международный порядок – они решали свои собственные задачи. Национальное государство по самой своей природе не могло и не может действовать иначе. Именно поэтому идея всемирной федерации с национальными государствами в качестве членов не выдерживает никакой критики.

Рекс пригубил свое виски и нашел его вкус восхитительным. Поставив стакан на маленький столик по правую руку от себя, он сказал:

– Прошу прощения, я кажется, что-то прослушал. Вы говорили о всемирном правительстве?

Уэстли кивнул, сделал глоток и тоже отставил стакан в сторону.

– Современное национальное государство вовсе не такой древний общественный институт, как полагают многие, – сказал он. – Кто возводит его появление ко времени Реформации, кто – к Великой французской революции, сокрушившей европейский феодализм. Первоначальными задачами национального государства были защита своих граждан от нападения извне и поддержание порядка внутри. Упор на защиту от внешней агрессии в значительной мере определил характер современного национального государства, мистер Бадер. Национализм и все, что ему сопутствует, требует абсолютной суверенности. Страх оказаться завоеванным – вот что обусловливает политику всех без исключения национальных государств.

Различные договоры, союзы, взаимные пакты о ненападении, конференции по разоружению, мирные конгрессы и прочее ни к чему не привели. Как общественный институт национальное государство имеет кровавую историю; причем если не вмешаться, то кровь не перестанет литься никогда. Полностью суверенное государство, каким его видел Томас Гоббс, – карающее за посягательство на свои права, локализованное на определенной территории, окруженное столь же суверенными врагами, лелеющее такие же амбиции, так же или даже лучше их вооруженное – такое государство может только воевать или готовиться к войне. Система национальных государств по самой сути нестабильна, и вероятность начала войны постоянно велика. Нынешнее основанное на страхе перед ядерным оружием равновесие отнюдь не опровергает этого факта.

Рекс вежливо сказал:

– Я знаком кое с какими работами Фрэнка Танненбаума, мистер Уэстли.

Брови хозяина комнаты изумленно поползли вверх. Он поглядел на Темпла Нормана:

– Нам как будто повезло, а, Темпл?

Секретарь кивнул.

– Вы, конечно, помните, сэр, из досье этого человека, что он сын известного политэконома профессора Бадера. Мы смело можем предположить, что не все уроки отца прошли для него даром.

Уэстли перевел взгляд на Бадера.

– Ну что ж, вы правильно определили источник информации, которой я с вами только что поделился. Это упрощает дело. Достаточно будет сказать, что в теперешней ситуации, когда национальное государство, великое или малое, уже не может защитить своих граждан от угрозы уничтожения, когда идея политического национализма оказалась развенчанной в пух и прах, мы не вправе рассчитывать, что существующие общественные институты уберегут мир от катастрофы. Здесь бессильны даже великие державы, которые уповают на возможность нанесения ответного удара, такого, что он сведет на нет все преимущество напавшей стороны. Эта их вера основана на том самом страхе, о котором я уже говорил, и на убеждении, будто на пусковых кнопках ракет лежат руки проверенных и уравновешенных людей, а не каких-нибудь неврастеников. Эта вера не может служить гарантией постоянного мира в силу своей наивности: Такой гарантией может стать только организация, безразличная к вопросам национальной безопасности.

Рекс Бадер потянулся за своим стаканом, с несчастным видом отпил из него и сказал:

– И что же это такое? По правде сказать, сэр, вы что-то все ходите вокруг да около.

– Транснациональная организация, мистер Бадер.

Рекс подумал над этими словами.

– Нечто вроде Международного Красного Креста, различных церквей типа римской католической, православной, иудейской, мусульманской и всяких разных научных обществ?

Уэстли покачал головой.

– Близко, но не то. Я имел в виду транскоры.

Рекс озадаченно нахмурился.

– Транснациональные или, если вам угодно, интернациональные корпорации. Они наднациональны по самой своей сути, по целям и задачам. Их директора и управляющие решают задачи мирового масштаба, а их служащие рассматривают национальное государство только как помеху в работе. Транскору безразлично, кто им владеет, ибо владение осуществляется только на бумаге, и потому такая корпорация может принадлежать хоть всему населению планеты. Национальная принадлежность не имеет значения ни для управляющего, ни для служащего, ни для рабочего. Транскору нет дела до национальных интересов, границ, культуры или региональных идиосинкразий, если только они не мешают работе.

Возьмем, к примеру, международную авиакомпанию или международную компанию средств связи. Для них не существует национальных границ и проблем национальной безопасности. Их служащие выполняют свое дело там, где им прикажут, – в Аргентине, Австралии, Андорре или на Аляске. Людей они набирают повсюду. То, что для национального государства вопросы первостепенной важности – безопасность, национальные интересы, налоги, пошлины, боязнь внешней агрессии, нарушение границ, – для наших международных компаний лишь досадная помеха, да и то – в худшем случае. То же самое можно сказать о международных банках и о различных коммерческих или добывающих компаниях, таких, как «Шелл», «Стэндард Ойл», «Юнилевер», «Филипс Лэмп» и другие.

– С каждым годом в разряд транскоров переходит все больше и больше фирм, – встрял в разговор Темпл Норман. – «Ай-Би-Эм», «Форд», «Дженерал моторс», «Вулворт» и так далее. Это уже не американские фирмы, они интернациональны во всех отношениях.

– Верно, – кивнул Уэстли, но видно было, что он чем-то недоволен.

– О’кей, – тихо сказал Рекс Бадер. – Пока понятно. Что дальше?

Уэстли пригубил виски.

– Транскоры не зависят от государств, в пределах территории которых расположены. Они разыскивают для себя капиталы, сырье и людей по всему свету. Они приносят прибыль странам, в которых находятся, но не подчиняются их законам. Они будут продолжать свою деятельность даже в том случае, если государственное устройство изменится коренным образом в результате революции, аннексии, поражения в войне и тому подобного.

Скажем, Международная корпорация средств связи будет существовать и через двадцать лет, какие бы изменения к тому времени ни произошли на политической карте мира – ибо она им неподвластна. Транскоры тоже суверенны – в своем роде, конечно. И национальные государства постепенно становятся зависимыми от них, особенно слаборазвитые. Зависимыми буквально во всем. Чтобы развивать промышленность, они берут кредиты в международных банках, обращаются к международным авиакомпаниям и корпорациям средств связи, продают интернациональным фирмам права на добычу нефти и минералов.

Увеличивается скорость передачи информации, развивается техника, растет число наук. Мы живем сегодня в индустриализованном мире, которым правят транскоры. Мы скоро достигнем того момента, когда все люди без исключения будут работать на тот или иной транскор, будут верно служить этим наднациональным компаниям, забыв о своей национальной принадлежности.

– О’кей, – снова сказал Рекс. – Но какое отношение это все имеет к идее всемирного правительства?

Задавая свой вопрос, он уже приблизительно знал ответ.

– Мы стремимся создать новый международный порядок, в основании его лежит не государство с его отжившей свое концепцией национальной безопасности, а транснациональные корпорации, объединяющие людей по всему свету. В этом новом мире можно будет забыть про безопасность; национальное государство станет заниматься лишь урегулированием внутренних конфликтов. Транскоры с каждым днем становятся все сильнее, мистер Бадер. Заметьте, они не угрожают, не воюют – они работают!

Рекс поставил на столик пустой стакан. Он перевел взгляд с Уэстли на его секретаря, потом обратно.

– Что ж, – сказал он, – мне так кажется, пришло время задать главный вопрос. Во что вы намереваетесь втянуть меня?

Уэстли кивнул.

– Я ждал, что вы спросите. Дело в том, мой дорогой Бадер, что есть люди, которые по тем или иным причинам стремятся не допустить обрисованного мной развития событий. Нам же, если мы хотим создать всемирное правительство на основе транскоров, необходимо собрать воедино все свои силы. Все!

Рекс поглядел на Темпла Нормана:

– Так вот почему вы спрашивали меня, не откажусь ли я работать в Советском комплексе!

Уэстли насмешливо посмотрел на своего подчиненного. Темпл Норман покраснел.

– Темпл немного опередил события, – сказал Уэстли. – А вообще, мистер Бадер, мы хотели, чтобы вы помогли нам связаться с нашими коллегами за, как его называли раньше, Железным Занавесом.

2

Рекс недоуменно уставился на него:

– Мне кажется, что правительство Советского комплекса вовсе не заинтересовано в создании наднациональной организации, опирающейся на международные корпорации.

– Вне всякого сомнения, в правительстве Советского комплекса найдутся люди, которым эта идея придется не по нраву, – отозвался Уэстли. – Еще виски, мистер Бадер?

– Нет, спасибо, – сказал Рекс угрюмо. – Скажите мне, а в американском правительстве такие люди есть?

– Да, конечно.

– Послушайте, – продолжал напирать Рекс, – а можете вы назвать хоть одно правительство хотя бы одной страны, которое поддерживало бы ваш проект?

– Пользующиеся известностью граждане малых государств, которые превратятся в пешек в случае ядерного конфликта, всеми средствами стараются изыскать способ изменить нынешнее положение дел на международной арене.

– В этом я не сомневаюсь, но вы не ответили на мой вопрос. – Рекс поднялся и глубоко вдохнул. – Спасибо за предложение, но… Я частный детектив, и мне иногда приходится рисковать своей шкурой. Но играть в кошки-мышки с Советами, правительством Штатов и всеми другими правительствами, сколько их ни есть на свете, я не собираюсь.

– Вы даже не спросили, какое вам причитается вознаграждение, – мягко упрекнул Уэстли. – Насколько мне известно, вы ведь сейчас живете на НПН?

– Я не хочу этого знать, – мрачно ответил Рекс, – потому что опасаюсь перерешить. Спасибо за виски. Объясните кто-нибудь, как мне выбраться отсюда.

– Струсили, да? – вдруг воскликнул Темпл Норман.

Рекс смерил его взглядом и фыркнул:

– А почему бы вам не попробовать самому?

Безупречный Темпл Норман замялся:

– Я… у меня нет достаточной квалификации.

– У меня тоже, – отрубил Рекс. – Не знаю, что вы там раскопали в моем досье, но только не уверяйте меня, будто в нем написано, что мне по силам в одиночку справиться со всеми правительствами на свете.

Уэстли вздохнул и тоже встал. Сохраняя все тот же добродушный вид, он сказал:

– Мистер Бадер, я прошу вас подумать над услышанным. Учитывая вашу нерешительность, я пока воздержусь от дальнейших разъяснений. Но должен вам сказать, что мы не собирались забросить вас, не приняв предварительно необходимых мер безопасности. Кстати, подтверждение тому, что я здесь сегодня говорил, вы найдете, проверив свой кредитный счет.

– У меня его нет, – сказал Рекс. – Вернее, есть, но это не счет, а не пойми что. Решение же свое я вряд ли изменю.

– Я вызову машину, которая отвезет вас… хм… домой, мистер Бадер, – сказал Темпл Норман.

Рекс кинул на него убийственный взгляд.

– Лучше уж иметь такой дом, чем валяться в канаве где-нибудь на Украине, – прорычал он.

Пару дней он не мог думать ни о чем другом. Это предложение было единственно приемлемым из всех, что Рекс получил за время работы частным детективом. Оно давало ему шанс выбиться в люди и даже стать должнократом. Ведь наверняка последуют и другие, не менее выгодные. Что там говорил этот Темпл Норман? «Вам выплатят такую, сумму, о которой вы даже и не мечтали». Откуда ему знать, о чем мечтает Рекс Бадер?!

Его слегка удивляло то, что с ним больше не пытаются связаться. Правда, он все равно дал бы тот же самый ответ. При одной только мысли об игре в кошки-мышки с советской контрразведкой его прошибал холодный пот. Черт побери, он ведь не знает ни единого слова по-русски! И почему только компьютеры выбрали именно его?

Рекс совершенно забросил испанский и другие занятия не помогали никакие таблетки.

На второй день, окончательно запутавшись, он поднялся на уличный уровень и направился на прогулку в парк, окружавший жилой небоскреб. Что ж за несчастный он человек! Насколько было бы приятнее, если бы вместо Уэстли и Нормана его осаждали какие-нибудь любящие родители со слезными просьбами найти сбежавшую из дома дочь!

Бадер хмыкнул. Теперь, когда в карманный видеофон встроена личная кредитная карточка владельца, всякие беглянки повывелись. Полиция с помощью компьютеров немедленно определяет местонахождение любого видеофона с точностью до нескольких квадратных ярдов. Можно, конечно, выбросить аппарат, но без него, без кредитной карточки и личного номера сейчас просто не проживешь. Не купишь даже леденца и не войдешь в подземку, не говоря уже о том, чтобы перекусить в кафе-автомате или снять номер в отеле.

Рекс медленно шагал по аллее. Народу в парке в этот час было немного – лишь на игровых площадках с воплями бесились ребятишки. И чего им не сидится дома, раздраженно подумал Бадер, сворачивая на другую дорожку.

Внезапно Рекс обнаружил, что он не один. Его сопровождали двое мужчин, причем он ничего не мог сказать относительно того, откуда они появились и давно, ли идут за ним.

Одеты они были не менее роскошно, чем Темпл Норман, но, пожалуй, не так изысканно. В манерах их проскальзывала этакая вульгарность. Обоим под тридцать. Коренастые, крепко сбитые. Каждый тяжелее Рекса килограммов на десять.

Тот, что шел справа, приятельским тоном произнес:

– Привет, Рекс.

Бадер поочередно оглядел их.

– О’кей, – сказал он, – как меня зовут, вы знаете. Пойдем дальше.

Тот, что шел слева, сказал бесцветным голосом:

– Я Гарри, а это Луис.

– О’кей. И что же нужно Гарри с Луисом?

– Присядем? – предложил Луис.

На обочине дорожки стояла металлическая скамейка из тех, что обычно устанавливаются в парках.

– Зачем? – спросил Рекс.

– Хватит болтать, – сказал Луис. – Нам так захотелось, понятно?

– О’кей, – еще раз повторил Рекс. Он уселся на скамейку и скрестил ноги. – Я вас внимательно слушаю.

Мужчина, назвавшийся Гарри, вытащил из внутреннего кармана пиджака видеофон, включил его и пробубнил что-то в микрофон. Потом убрал аппарат в кожаный, похожий на портсигар футляр и сунул его обратно в карман.

– Ну, так в чем же дело, джентльмены? – спросил Рекс.

– Понятия не имею, – осклабился Луис. – Жди.

– Чего?

– Увидишь.

Рекс привстал было со скамейки.

Не повышая голоса, Гарри бросил одно-единственное слово:

– Сядь.

– Но послушайте…

В этот момент у скамейки мягко остановился электропаровой лимузин. Во второй раз за эту неделю Рекс Бадер увидел частный автомобиль с шофером за рулем, проникший в нарушение закона на улицы псевдогорода.

Луис вскочил, подбежал к машине и распахнул заднюю дверцу. Поднимаясь со скамейки вслед за Гарри, Рекс почувствовал, как у него отвисает челюсть.

С девушкой – вернее с женщиной, – которая выпорхнула из автомобиля, ни в какое сравнение не шли самые привлекательные секс-звезды телеэкрана. На нее смело можно было заключать наирискованнейшие пари на любом конкурсе красоты.

Рекс стоял как вкопанный. Женщина подошла к нему и протянула для пожатия руку в перчатке. Лицо ее кривила едва заметная усмешка.

– Прошу простить за несколько насильственное приглашение, мистер Бадер, – сказала она.

Высокая, чуть-чуть, пожалуй, даже слишком. Лицо смуглое, словно у француженки или испанки. Иссиня-черные волосы и, как ни странно, почти полное отсутствие косметики. Простое платье – несомненно, авторской работы – наверняка куплено в одном из самых шикарных магазинов Рима, Копенгагена или Будапешта. Шею обвивает резное египетское ожерелье, которое не постеснялась бы надеть и сама Нефертити из Восемнадцатой Династии. Причем у Рекса сложилось впечатление, что это вовсе не копия.

Набрав воздуха, он запинаясь произнес:

– Вы имеете в виду Гарри с Луисом? Они были просто очаровательны.

Лимузин отъехал.

Женщина поглядела на Гарри с Луисом. Гарри сказал:

– Слушаюсь, мисс Анастасис.

Охранники уселись на соседнюю скамейку. Они теперь ничего не слышали, но зато прекрасно все видели.

Рекс продолжал стоять на том же месте, слегка сжимая в своей ладони изящную женскую ручку.

– Меня зовут София Анастасис, – сказала женщина.

– Мое имя вы как будто уже знаете, – отозвался он, неохотно отпуская ее руку.

– Давайте сядем, мистер Бадер.

Они сели. Довольно долго женщина молча рассматривала его.

– Глядя на вас, не скажешь, что вы принадлежите к числу рыцарей плаща и кинжала, – наконец проговорила она. – Слишком уж добродушное у вас лицо.

– Зато помогает в работе, – сказал он. – Человека с таким лицом мало кто опасается.

Некий внутренний голос подсказывал Рексу, что все это не просто так, что ему собираются предложить работу. Он уже заранее согласился на все условия – ради прелестной мисс Анастасис.

Его собеседница, очевидно, решилась.

– Я представляю фирму «Международное производство всякой всячины, Инкорпорейтед», мистер Бадер, – сказала она.

– К вашим услугам.

Рекс смутно припомнил, что эта корпорация входит в двадцатку ведущих компаний страны. Если только память его не подводит, фирма вкладывает деньги в международные курорты, рестораны, гостиницы, ночные клубы. Ей практически полностью принадлежат несколько самых фешенебельных курортов вроде Нуэво Лас-Вегас.

– Судя по вашему досье, мистер Бадер, вы обладаете определенными познаниями в экономике. Ваш знаменитый отец, профессор…

– Мое досье? – перебил Рекс. – Только, ради Бога, не говорите, что знаете, куда обращаться, и потому смогли заглянуть в мое досье!

Женщина, не потрудившись ответить, изменила тему разговора.

– Мистер Бадер, вам знакома история возникновения Должнократии?

– Довольно смутно. Обучаясь в университете, я прослушал несколько курсов по социоэкономике. Кроме того, естественно, я прочел все книги, написанные моим отцом. Правда, не могу сказать, чтобы это меня особенно заинтересовало. Я не из книжных червей.

Она оценивающе оглядела его и усмехнулась.

– Да, тут я с вами согласна. Однако давайте все же освежим вашу память.

– Существующую на данный момент в нашем обществе социально-экономическую систему мы называем должнократической, но на самом деле она является ничем иным, как продолжением капитализма, именовавшегося некогда «свободным предпринимательством». Правда, от свободы уже давным-давно ничего не осталось, – прибавила она сухо. – При капитализме средства производства, распределения, транспортировки, связи в большинстве своем принадлежат частным лицам. Эти же лица получают – по крайней мере получали прежде – всю прибыль. Для сохранения порядка и обеспечения развития общества с самого начала было необходимо отчислять определенный процент с прибылей на нужды государства, на содержание полиции и судов, на армию и тому подобное. Процент этот отчислялся в форме налогов и с течением времени все возрастал, особенно с тех пор, как был введен НПН.

– Мисс Анастасис, не надо считать меня полным профаном.

Она оставила его реплику без внимания.

– В прежние времена страной управляли предприниматели. Им принадлежало почти все, и в их руках была реальная власть. Они играли в демократию: они установили двухпартийную систему, но, поскольку обе партии были у них в кармане, их совершенно не заботило, за кого отдадут свои голоса избиратели. Бывало, они и сами ударялись в политику. Примеров тут – нет числа: через одного, начиная с Тафта и кончая такими миллионерами и мультимиллионерами, как Рузвельты, Кеннеди, Леман, Меллон, Гарриман, Рокфеллер. Так было в прежние времена. Но с наступлением эры индустриального, как его называл Гэлбрейт, или постиндустриального, как его именовал Кан, общества положение изменилось. Корпорации достигли такой стадии развития, на которой никакой капиталист уже не мог претендовать на монопольное владение ими. Сейчас вы не найдете ничего похожего на «Форд» тех времен, когда там правил бал старый Генри. Произошла управленческая революция, и возникла Должнократия. Ныне одному человеку, будь он хоть семи пядей во лбу, невозможно учесть все без исключения факторы, влияющие на принятие того или иного решения. Место одиночек заняли высококвалифицированные группы должнократов.

– О’кей, – кивнул Рекс, лишь бы что-нибудь сказать.

– Время единоличных владельцев прошло. Возьмем, например, семейство Рокфеллеров. В середине двадцатого века их доход в три раза превышал валовый национальный продукт Мексиканских Штатов. Однако уже в 1929 году Рокфеллерам принадлежало менее пятнадцати процентов акций компании «Стэндард Ойл» из Индианы. Этот факт вскрылся, когда они попытались заставить уйти в отставку председателя совета директоров компании полковника Роберта У. Стюарта.

Другими словами, уже тогда «Стэндард Ойл» была транснациональной корпорацией. Ее акции, как и акции многих других крупных компаний, принадлежали тысячам, десяткам, порой даже сотням тысяч людей во всем мире. Управление корпорациями перешло в руки должнократов.

Рекс Бадер поглядел на Луиса с Гарри. Охранники как будто с головой ушли в созерцание сидевшей на дереве белки. Он снова повернулся к своей собеседнице.

– Прошу прощения, мисс Анастасис, но все это известно даже такому неучу, как я.

Она кивнула, соглашаясь.

– Подводя итоги, мы можем сказать, что нашим миром правят транскоры, управляемые должнократами. На словах должнократы занимаются этим на благо акционеров, но на деле ими движут совсем иные побуждения. Ведь сегодня наибольшим почетом пользуются не те, у кого много денег, а те, кто занимает высокий пост в должнократии. Та же история и с выборами. Раньше один мультимиллионер мог определить политику штата, а группа их – политику государства. Теперь не то. Установилась система «доллар-голос», при которой один заработанный доллар засчитывается за один голос. Таким образом, человек, который зарабатывает пятьдесят тысяч псевдодолларов в год, имеет пятьдесят тысяч голосов. Но тот, кто получает в год пускай даже сотню миллионов в виде дивидендов, ренты и тому подобного, не имеет ни единого голоса.

– По-моему, этот закон вполне можно обойти, – заметил Рекс.

– Можно, но с осторожностью, – отозвалась мисс Анастасис. – Как бы то ни было, ныне тот, кто владеет средствами производства, не имеет ни престижа, ни реальной власти. Его оттеснили должнократы.

– Мне почему-то кажется, что мы дошли до сути дела.

– Да. Дело заключается в следующем. Не всем из нас, представителям старых деловых кругов, нравится наблюдать сложа руки за нынешним ходом событий. Если вам нужны примеры, вспомните Говарда Хьюза. Один из крупнейших промышленников, он до самого конца удерживал бразды правления в своих руках. На него работали эксперты, ученые, техники, но решения принимал он сам. А возьмите Фордов. Сын и внук старого Генри сами стали должнократами и занимают высокие управленческие посты.

– Нас? – вежливо переспросил Рекс.

– Да, мистер Бадер, нас. Контрольный пакет акций фирмы «Производство всякой всячины» принадлежит нескольким старым семействам. Мы абсолютно не заинтересованы в торжестве должнократии.

– О’кей, – сказал Рекс. – Вот теперь мы и в самом деле подошли к главному. Что вы от меня хотите?

Женщина кивнула.

– Транскоры, управляемые и направляемые должнократами, стремятся упрочить свое положение. Они мечтают о мировом господстве, которое распространялось бы и на территории Советского комплекса.

Рекс вопросительно поглядел на нее.

– Мы пока что все еще анализируем возможные последствия этого, но первой нашей мыслью было, что нам… старым семействам, это ни к чему.

– Понятно. И?…

Она глубоко вздохнула.

– Вы получили задание действовать в качестве связника между должнократами здесь, в США, и их предполагаемыми коллегами в Советском комплексе. Мистер Бадер, мы вам очень хорошо заплатим, если вы согласитесь делиться с нами информацией, предназначенной для ваших хозяев.

Он долго глядел на нее, не произнося ни слова, и наконец сказал:

– Тут есть одно маленькое «но», мисс Анастасис. Видите ли, я отказался от этой работы.

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

– Я вам не верю!

Рекс встал.

– Мне очень жаль, но увы…

Губы мисс Анастасис плотно сжались: она явно была раздражена. Раскрыв сумочку, она достала шикарный видеофон, включила его и произнесла только одно слово:

– Питер!

Потом встала. Рекс не мог оторвать от нее глаз.

Через несколько секунд у скамейки остановился лимузин. Женщина не стала ждать, пока водитель откроет ей дверцу, а сама рывком распахнула ее и прыгнула внутрь. На Рекса она и не посмотрела. Он понял, что, будь это в ее власти, она с превеликим удовольствием пристрелила бы его на месте.

Лимузин отъехал. Бадер стоял, глядя ему вслед.

Голос за его спиной произнес:

– Рекс, ты немножко ошибся.

Он повернулся – и повалился навзничь от зверского удара в живот.

Кто– то, поддерживая его под руку, помог Бадеру встать на ноги. Его подташнивало, тело болело сразу во многих местах.

Голос произнес:

– Кажется, мы появились вовремя.

Ему ответил другой:

– Они собирались избить его. Что за мерзавцы!

Рекс застонал.

– Послушайте, помогите мне добраться до квартиры, а?

– Конечно-конечно. Эй, Таг, возьми его за другую руку.

Спотыкавшегося на каждом шагу Рекса выволокли из парка, перевели через улицу и внесли в подъезд жилого дома. Потом втащили в лифт, спустили на восьмой уровень и водворили в квартиру.

Его посадили в кресло. Один из спасателей остался стоять рядом, а другой направился к автобару.

– Может, вызвать врача? – спросил тот, что стоял у кресла.

– Я… да нет, не надо. Мне бы только отдышаться.

Колдовавший над баром мужчина вернулся со стаканом спиртного.

– Чистый ром, – сказал он, протягивая стакан Рексу.

Бадер выпил.

Потом поднял голову. Мужчины – примерно одного с ним возраста. Во внешности ничего необычного. Похожи на банковских клерков, но чем-то неуловимо отличаются от них.

Предлагавший Рексу ром сказал:

– Я Таг Дермотт, а это Джон Микофф.

Вдохнув так глубоко, что грудь пронзила боль. Рекс отозвался:

– Рекс Бадер. Спасибо, что выручили меня.

Потом прибавил:

– Откуда вы узнали, что я живу на восьмом уровне? Насколько мне помнится, я вам этого не говорил.

Мужчины переглянулись и промолчали.

– Мне почему-то кажется, что в парке вы появились вовсе не случайно, – продолжал Рекс.

– Верно, – признал Дермотт. – Вы попали в плохую компанию, Бадер. За что они на вас набросились?

– Будь я проклят, если знаю! Скорее всего потому, что их хозяйка осталась недовольна мной.

– А что ей было нужно?

– А кто вы такие?

В разговор нетерпеливо вмешался мужчина, которого его спутник представил как Джона Микоффа:

– Это успеется. Что ей было нужно?

– Она решила, что мне поручили работу, и захотела, чтобы я трудился и на нее в том числе. Когда я ей объяснил, что отказался, она мне не поверила.

– Я бы на ее месте тоже, – сказал Микофф, усаживаясь в кресло напротив Бадера. Дермотт последовал его примеру. Микофф производил впечатление довольно умного человека, тогда как в Дермотте было нечто тяжеловесное.

– Обычно София Анастасис добивается, чего хочет, – сказал Микофф.

– Вы ее знаете? – удивился Рекс.

– Слышал.

– Как понимать, что на ее месте вы бы тоже?

– Я бы тоже вам не поверил.

Рекс изумленно воззрился на него.

– То есть?

Джон Микофф протянул руку:

– Могу я взглянуть на ваш видеофон?

Слишком удивленный, чтобы спрашивать зачем. Рекс вытащил из внутреннего кармана пиджака видеофон с кредитной карточкой.

Микофф положил аппарат на телебустер и сказал:

– Будьте добры, сообщите размер счета.

Через несколько секунд механический голос произнес:

– Пять тысяч двести шестнадцать псевдодолларов четырнадцать центов.

Передавая обратно видеофон, Джон Микофф заметил сухо:

– Не слишком ли много для скромного получателя НПН, а, мистер Бадер?

Рекс ничего не понимал.

– Но… я… но на моем счету было лишь немногим больше двухсот долларов!

– До тех пор, пока кто-то не перевел на него пять тысяч, – пояснил Таг Дермотт. – Откровенно говоря, Бадер, это похоже на предварительный гонорар, и я уверен, что София Анастасис подумала то же самое.

– Но это неправда! – Рекс потер синяк на бедре и застонал. – Эта девушка…

– Девушка не совсем точное слово, – перебил Джон Микофф. – Из досье в Национальном банке данных явствует, что ей далеко за сорок. Но косметология достигла таких вершин, что любая женщина, имей она столько денег, сколько их у Софии Анастасис, до самой смерти будет выглядеть двадцатипятилетней.

– Ну, эта женщина, – ворчливо согласился Рекс. – Она сказала, что принадлежит к одному из старых семейств.

– Это она-то! – фыркнул Таг Дермотт. Видно было, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

Рекс поглядел на него.

– Что тут смешного?

– Вы, верно, решили, что она имеет в виду Асторов, Карнеги или Ротшильдов? – хохотнул Джон Микофф.

Рекс нахмурился.

– Ах, старые семейства, старые семейства… – пробормотал Микофф. – Вы же частный детектив…

Рекс моргнул.

– …так неужели вам ничего не говорит это название «Международное производство всякой всячины»?

– Ну почему, я слышал об этой фирме. Большие доходы.

– Насчет доходов верно подмечено. Однако обратите внимание: эта фирма тратит деньги не на рекламу, как другие, а на то, чтобы остаться в тени.

В разговор вступил Таг Дермотт:

– Бадер, мафия – или, если вам угодно. Коза Ностра появилась в Штатах перед первой мировой войной. Правда, как следует она развернулась только после введения «сухого закона»[2]. К тому времени, когда стало ясно, что эта затея никуда не годится, мафия уже крепко сидела в седле: она поставляла в страну спиртное, контролировала игорные притоны и публичные дома, занималась рэкетом и перепродажей наркотиков. Она отнюдь не пользовалась симпатиями общества благодаря таким громилам, как Аль Капоне (знаменитый американский гангстер начала века). Те из ее деятелей, кто был поумнее, поняли, что так дальше не пойдет. Счастливчику Лучиано первому из гангстеров удалось хоть к концу жизни, но приобрести мало-мальски благопристойный вид. Однако времена меняются. Второе поколение мафиози уже получило образование в престижных колледжах. Коза Ностра стала с большим почтением относиться к закону. Подпольные публичные дома остались только в тех штатах, где власти смотрели на это сквозь пальцы. Игорный бизнес сохранился в штатах вроде Невады, где азартные игры официально узаконены. Пивоварни получили правительственные лицензии, а спиртоводочные заводы превратились в акционерные компании с местом на нью-йоркской бирже. Кроме того, мафия начала проявлять повышенный интерес к курортам, ночным клубам, ресторанам, спорту и индустрии развлечений.

Это второе поколение мафиози. Третье же поколение, имея в жизни надежную опору, не предпринимает никаких незаконных действий, что означает: они нанимают самых мозговитых людей в стране, чтобы те советовали им, как обойти тот или иной закон. От прежней доброй старой мафии не осталось и следа; место громил заняли респектабельные банкиры, за спиной которых баснословное богатство.

– К примеру, Бадер, – вмешался Джон Микофф, – вам известно, кому принадлежат Багамы?

– Багамы?

– Хм-м. В прошлом существовали так называемые города греховодников – Танжер, Панама-Сити, Сингапур. Однако до страны греховодников тогда еще не додумались. Это заслуга наших с вами современников. «Международное производство всякой всячины» просто закупило на корню Багамские острова. Девяносто процентов всей собственности, территория, промышленность, отели, курорты, рестораны и, разумеется, правительство – все принадлежит этой фирме. По правде сказать, если в карманах водятся деньжата, я не знаю, чего такого нужно захотеть, чтобы на Багамах твое желание не удовлетворили, причем безо всякого криминала. Проституция там узаконена, большая часть наркотиков, включая марихуану, узаконена, гомосексуализм узаконен и даже совращение малолетних там ничем не карается. Узаконены все и всяческие игры. Тамошние ночные клубы можно совершенно спокойно именовать борделями. Только давай деньги, и будь ты хоть трижды извращением, они там все равно смогут тебя удовлетворить! О, Багамы – это нечто!

В разговор снова вступил Таг Дермотт:

– И не только Багамы. К услугам тех, кто не желает ехать в такую даль или не переносит багамского климата, средиземноморский остров Мальта. Его тоже со всеми потрохами скупили наши приятели из «Всякой всячины», и законы там такие же, как на Багамах. Я вроде бы слышал, что подобную операцию собираются проделать и с островом Макао – это рядом с Гонконгом.

Рекс Бадер присвистнул.

– И с ними никто не справится?

– А как? – вопросом на вопрос ответил Микофф. – Законов они не нарушают. В Штатах они об этом и не помышляют. Где бы они ни действовали, они поступают согласно законам. Правда, на Багамах и на Мальте они сами эти законы и выдумали. Поймите, Бадер, чем крупнее преступление, тем меньше в нем от преступления. Нынешние преступники способны купить закон.

– Так вот почему мисс Анастасис не нужно всемирное правительство, – задумчиво произнес Рекс.

Брови его собеседников вопросительно поползли вверх.

– Зря я это сказал, – проговорил Рекс. – Пускай я отказался от работы, но все равно это нарушение доверия.

– Как сказать, Бадер, – заметил Микофф.

– Я не имел в виду доверие мисс Анастасис.

– Мы знаем, что вы имели в виду, Бадер.

Рекс поглядел на своих визави.

– Ну что ж. Пора заняться и нашими делами. Вам, как я погляжу, столько обо мне известно…

Микофф и Дермотт одновременно встали.

Джон Микофф сказал:

– Мы уполномочены передать, что завтра в десять утра вас будет ждать в своем кабинете в Октагоне Джон Кулидж.

– Джон Кулидж!

Дермотт кивнул:

– Именно так. Директор Всеамериканского бюро расследований.

3

В ту ночь Рекс Бадер спал плохо.

Дермотт и Микофф отказались что-либо пояснить.

Утром Рекса будет ждать в своем кабинете легендарный Джон Кулидж. Но зачем? По какому поводу?

На него нападают гангстеры, те самые мафиози, о которых он много читал, но в которых никогда до конца не верил. В самом факте существования подобной организации было нечто неправдоподобное. Ему предложили работу, скажем прямо, чрезвычайно выгодную, и не кто-нибудь, а человек, который явно занимает высокое положение среди американских должнократов. Почему? Кто-то, скорее всего Уэстли, переводит на его счет пять тысяч псевдодолларов. Опять-таки, зачем? Такая сумма перекрывает, и с лихвой, годовой заработок скромного частного детектива.

Ближе к рассвету Рекс задремал, но ненадолго. Синяки следы профессиональных ударов Гарри и Луиса – зудели и свербели. Не помогли и те два или три стаканчика виски, которые он пропустил накануне вечером, расставшись с Дермоттом и Микоффом.

И вот в этом полубредовом состоянии ему в голову пришла интересная мысль.

Вообще-то Рекс Бадер не разделял расхожего мнения, будто во сне человека озаряют оригинальные, творческие идеи. Те мысли, которые во сне представляются грандиозными, на поверку при пробуждении непременно оказываются самыми заурядными. Однако в полудреме, в этом умиротворенном, покойном состоянии, когда мозг лениво решает, пора ли полностью просыпаться навстречу заботам грядущего дня или лучше вернуться обратно в тенета сна, вполне возможно получить некий намек, который впоследствии преобразуется в действительно удачную мысль.

Рекс рывком сел и невидящим взглядом уставился на спинку кровати.

Потом встал, подтянул пижамные брюки – свое единственное и неизменное ночное одеяние, провел языком по губам в тщетной попытке избавиться от горького привкуса виски во рту и направился к телебустеру.

Зевая и почесываясь, он ввел запрос. Немного поразмыслив, сузил область поиска. Получив перечень ста крупнейших мировых корпораций, он затребовал список их высших должностных лиц, а затем – краткие биографии этих самых лиц с приложением фотоснимков.

И нашел Уэстли.

Его звали совсем не – вернее, не совсем – Уэстли.

Его звали Фрэнсис Уэстли Роже, и он был председателем совета директоров Международной корпорации средств связи. Главная контора этой фирмы находилась в Швейцарии, а филиалы были разбросаны по всему свету.

Рекс на мгновение прикрыл глаза: мысль, что он отверг работу, которую ему предлагал один из заправил мирового бизнеса, была нестерпимой. Пять тысяч псевдодолларов за несколько часов времени так называемого частного детектива, живущего на грани бедности! Если человек бросается такими суммами по пустякам, то…

Но тем не менее Темпл Норман был прав. Фрэнсис У. Роже не принадлежал к числу богатейших людей в мире. Без сомнения, он обладал властью и имел значительное влияние на деловые и правительственные круги, но, подобно миллионам других людей, работал по найму за зарплату.

Когда появились спутники связи и перестали быть чисто теоретической возможностью карманные видеофоны. Международная корпорация средств связи, или, как ее сокращенно называли, МСС, обошла по совокупной ежегодной прибыли даже Объединенную корпорацию автомобильных заводов. Ныне любой человек мог практически мгновенно связаться откуда угодно с кем угодно. По крайней мере так обстояло дело в постиндустриальных государствах Запада и в Советском комплексе. В отсталых странах Азии, Африки и Латинской Америки карманные видеофоны оставались пока привилегией образованных слоев общества. В Соединенных же Штатах не иметь при себе видеофон считалось мелким преступлением, ибо через этот аппарат федеральное правительство вступало в контакт с гражданами.

Из любопытства Рекс затребовал список фамилий всех должнократов МСС. Да, вот он, в самом низу, но именуется вице-президентом и специальным помощником председателя совета директоров. Темпл Норман.

Норман, Норман… Рекс Бадер задумался. Набрал код библиотеки, ввел фамилию автора – Густавус Майерс – и название книги – «История удач великих американских семейств», последнее, пересмотренное, издание. Клан Норманов, первые сведения о котором относились ко временам так называемых грабительствующих баронов американского бизнеса, изначально был связан с железными дорогами и средствами связи. Что ж, теперь, когда появились автоматизированные подземные скоростные шоссе, о железных дорогах никто и не вспоминает. А вот что касается средств связи, то тут Норманы по-прежнему на коне. Ага, и Темпл Норман упоминается: пра-какой-то там правнук Жюля Нормана, положившего начало семейному богатству в годы гражданской войны.

Ладно, хватит с нас Фрэнсиса У. Роже и Темпла Нормана. И вообще хватит.

Рекс Бадер прошел в ванную, намазал щеки и подбородок депилятором, постоял немного и стер крем с лица махровым полотенцем, которое затем выбросил в мусоропровод. Проделывая все эти процедуры, он размышлял о сущности растительности на лице. Что-то в этом такое есть… Мужчины издавна носят бороды, поэтому кожа восстает против каждодневного удаления волос. Но куда деваться? Вот если бы бороды снова вошли в моду…

– Ну и что? – спросил он себя. – Где это ты видел частного детектива с бородой?

Рекс встал под душ. Сначала теплая вода, потом горячая, потом прохладная и, наконец, такая холодная, что он с визгом выскочил из кабинки. Автоматически включилась сушка. Обсохнув, Бадер направился в спальню одеваться.

Он мрачно поглядел на свой костюм, купленный лишь неделю назад. Черт побери, у него ведь есть теперь пять тысяч псевдодолларов! Схватив в охапку костюм, рубашку и белье. Рекс бросился в ванную и затолкал одежду в мусоропровод. Вернувшись в комнату, он через компьютер заказал себе новый костюм из супермаркета, расположенного где-то в недрах здания.

Кончив одеваться, он прошел на кухню, сел за стол и набрал на клавиатуре свой обычный заказ: стакан грейпфрутового сока, сваренное всмятку яйцо, кофе и тост. Все это ему доставил транспортер по специальному трубопроводу из ресторана-автомата, находящегося несколькими уровнями ниже.

За едой он думал о том, почему можно каждое утро в году употреблять в пищу одни и те же продукты и все-таки не уставать от них. Ведь если человека кормить на обед только китовой тушенкой, он взвоет уже на четвертый, если не на третий день. А вот завтрак – совсем другое дело.

Позавтракав, Рекс отправил посуду вслед за старым костюмом. Справившись у компьютера о времени, он решил, что пора трогаться в путь. До Большого Вашингтона как-никак пятьсот с лишним километров, да и по коридорам Октагона наверняка придется поплутать.

Подумать только – Джон Кулидж! Человек из легенды! Насколько Рекс помнил, даже в его детские годы Кулидж уже был директором ВБР, Всеамериканского бюро расследований – организации, которая объединила под одной вывеской все полицейские и разведывательные службы Соединенных Штатов.

Чтобы добраться до станции метро, Бадеру пришлось спуститься еще на два уровня. Там он сел в мини-поезд, который доставил его на центральный городской вокзал, откуда отправлялись в Большой Вашингтон двадцатиместные экспрессы. Они развивали скорость до шестисот километров в час, и не похоже было, что это предел.

Скоро придется устанавливать амортизационные кресла, подумал Рекс, а то того и гляди расплющит.

На вокзале Большого Вашингтона он почти сразу натолкнулся на мини-поезд до Октагона.

Едва Рекс сел в кабину, раздался звонок его видеофона. Он вынул аппарат из кармана. Механический голос произнес:

– Сообщите, пожалуйста, куда вы направляетесь?

– Меня ожидает Джон Кулидж, директор ВБР, – отозвался Рекс.

– Минуточку. Подтверждено.

Рекс пожал плечами и поудобнее устроился в кресле. Вечные октагоновские игры в шпионов! У них тут все под контролем: едва он сунул свой видеофон в монетный паз на стенке купе, компьютер тут же определил, кто он такой, по номеру кредитной карточки.

Мини– поезд остановился. Рекс вышел на перрон и огляделся. Потом решительным шагом направился к автоматической конторке со множеством опознавательных экранов.

Остановившись перед одним из них, он сказал:

– Рекс Бадер. К Джону Кулиджу. Мне назначено на десять часов.

– Подождите.

Через пару минут подкатил небольшой двухместный флоатер. Из установленного на нем динамика раздался голос:

– Прошу, мистер Бадер.

Рекс уселся в кресло. Машина тронулась. Бадер никогда раньше не был на территории комплекса ВБР, но ее так часто показывали во всяких фильмах, что он чувствовал себя как дома.

Расстояние от вокзала, на который привез его мини-поезд, до штаб-квартиры ВБР составляло всего несколько километров. Они миновали ряд второстепенных офисов, потом флоатер въехал в лифт, который тут же пошел вверх. Наконец машина остановилась у ничем не примечательной двери. Та откатилась в сторону, открывая комнату, всю обстановку которой составлял один-единственный письменный стол.

Сидевший за столом Таг Дермотт поднял голову:

– Привет, Бадер! Минута в минуту.

Выйдя из-за стола, он протянул руку для рукопожатия.

Флоатер развернулся и покатил обратно.

– О’кей, – сказал Рекс. – Что дальше?

– Шеф ждет вас. Пошли.

Подойдя к двери в дальнем конце комнаты, он встал перед экраном.

– Бадер и Дермотт, – сказал он. Дверь незамедлительно распахнулась.

Офис Джона Кулиджа был обставлен со спартанской простотой. Рексу не раз доводилось видеть передачи, в которых директор ВБР по-отечески беседовал с гражданами Соединенных Штатов по разным поводам, и потому этот кабинет был ему довольно хорошо знаком. Обычно Кулидж вещал об угрозе миру и спокойствию американских граждан со стороны советских и китайских шпионов. Эту карту ВБР разыгрывало с незапамятных времен. Однако Рекс был убежден в том, что как Советы шпионят за Западом, так и Запад шпионит за Советами, и что вообще все это – ерунда на постном масле.

Хотя о существовании человека по имени Джон Кулидж Рекс знал вот уже добрых тридцать лет, его слегка удивило, что директор ВБР выглядит таким пожилым. Очевидно, стараниями гримеров ему во всех передачах удавалось скинуть десяток-другой лет. На самом же деле, как только что понял Рекс, Кулиджу не меньше семидесяти пяти.

Шеф ВБР сидел за большим столом, на котором не было ничего, кроме нескольких видеофонов. Плотного сложения, он чем-то – скорее всего крупным, резко очерченным ртом – напоминал Джорджа Вашингтона. По его виду сразу можно было сказать, что это человек, который привык повелевать.

Помимо него в кабинете находились еще трое. Двоим из них было лет под шестьдесят или около того, третий же, куда более молодой, сначала произвел на Рекса впечатление великосветского шалопая.

Таг Дермотт сказал:

– Мистер Рекс Бадер, сэр.

Кулидж кивнул.

– Мистер Бадер, джентльмены. Сенатор Хукер, адмирал Уэстовер.

Шалопая он представить не потрудился.

– К вашим услугам, – произнес Рекс, коротко поклонившись каждому в отдельности.

Сенатор Хукер был ему смутно знаком. Опытный профессиональный политик, прямой и несколько грубоватый, старик славился своим умением всегда выходить сухим даже из самой мутной воды. Ультраконсерватор, он первым вскакивал с места, готовый громко и решительно протестовать против, скажем, увеличения размера негативного подоходного налога или отчисления на эти нужды дополнительных сумм из госбюджета или со счетов корпораций. А еще он не хуже Джона Кулиджа плел небылицы о коммунистическом заговоре.

Об адмирале Рекс никогда раньше не слыхал. Хотя Уэстовер сменил мундир на штатское платье, в нем с первого взгляда можно было распознать моряка. Прищурясь, словно стоял на мостике и в лицо ему задувал свежий морской бриз, он оглядел Рекса с ног до головы. Ему было лет шестьдесят, быть может, чуть больше, но по своим физическим кондициям он вряд ли чем уступал Бадеру.

Кулидж сказал:

– Пока что все, Дермотт. Садитесь, мистер Бадер. Мне однажды, много лет назад, довелось побеседовать с вашим отцом профессором.

– Да? – спросил Рекс, садясь на указанный стул. Таг Дермотт вышел из комнаты.

Кулидж кивнул; лицо его ничего не выражало.

– Это было на банкете, устроенном, как тогда говорили, мыслительным центром. Тогдашний президент только-только закончил формирование кабинета, и это дело решено было отпраздновать. Я председательствовал за столом.

Рекс никак не мог понять, к чему он клонит.

– Помню, когда мы уселись с сигарами и портвейном, ваш отец обронил одну фразу. Он сказал: «Когда дело доходит до политики, я начинаю клониться влево, особенно после стаканчика портвейна».

Рекс поглядел на шефа ВБР. Какую же надо иметь память, чтобы столько лет помнить одну пустяковую фразу!

Кулидж сказал:

– Вы левый, мистер Бадер?

Рекс фыркнул:

– Нет, и про отца могу сказать то же самое. К сожалению, он иногда любил блеснуть остроумием.

Собеседники выжидательно смотрели на него. Рекс откашлялся.

– Я всегда считал этот термин неудачным. Если мне не изменяет память, его стали употреблять во время Французской революции, когда в Национальном собрании радикалы усаживались слева от председателя, а консерваторы справа. Русские большевики унаследовали это название; они-то скорее всего и были левыми в том смысле, в котором вы употребили это слово. Но умеренные либералы были еще левее, а за ними – всякие социалисты разных мастей. Потом Советы решили, что они в центре, а левее их маоисты и кубинцы Кастро. У нас здесь, в Штатах, почему-то считается, что демократы левее республиканцев. Но ведь это полная ерунда, ибо где найдешь республику консервативнее, чем демократы из южных штатов? А взять саму республиканскую партию. У них там есть либералы, которые именуют себя левыми. И кого мы среди них видим? Нелсона Рокфеллера, гордость богатейшей в стране семьи!

– Так что, – подвел черту Рекс, – термин этот не имеет смысла.

Молодой человек, которого Кулидж не представил, громко фыркнул, но сенатор Хукер воинственно надул щеки.

– Какая же партия ваша, Бадер? – требовательно спросил он.

– Никакая, – отозвался Рекс.

Сенатор, судя по тону, начал потихоньку раздражаться:

– Но вы голосуете?

– Нет. Я не испытываю к политике ни малейшего интереса. Я давно уже пришел к выводу, что в этой стране больше чем за полвека не было ни одних не подтасованных выборов.

– Что? – рявкнул Кулидж. – Вы соображаете, что говорите? Это у нас-то, в Соединенных Штатах?

Рекс покачал головой. Он не понимал, ни что им от него нужно, ни почему разговор свернул на эту тему, но это была их затея, так что пусть все идет, как идет.

Он отрицательно помахал рукой.

– Я вовсе не имел в виду, что выборы фальсифицировались теми методами, которые так часто применялись в прошлом, – Он вынул из кармана свой видеофон с кредитной карточкой и показал слушателям. – В чем заключается одно из преимуществ такого аппарата? Это не просто видеофон – в него встроена моя кредитная карточка. Кроме того, это мой личный номер, который обеспечивает мне доступ к Национальному банку данных. И это моя кабина для голосования. Мне даже не пришлось регистрироваться, когда я достиг совершеннолетия: компьютеры сделали это автоматически. Участвуя в выборах, я голосую с помощью этого аппарата, и компьютеры присоединяют мой голос ко всем другим. И о мошенничестве не может быть и речи. Все честно: один голос за один заработанный доллар.

– Что же вы тогда нам тут пудрите мозги, молодой человек? – спросил адмирал.

Рекс поглядел на него.

– Подтасовка происходит еще до начала голосования. Власть имущие, то есть должнократы и бюрократы, решают, кого выдвинуть кандидатами. Это всегда люди из их рядов. Так что практически без разницы, за кого я голосую: получается все одно и то же. Предположим, я захочу стать президентом Соединенных Штатов. Что мне придется для этого сделать?

– Надо, чтобы вас выдвинула та или другая партия, сказал Кулидж.

– Допустим. И какие же у меня шансы при нашем сегодняшнем раскладе – один голос за один заработанный доллар? Живу я на НПН. Но даже зарабатывай я прилично, у меня все равно будет слишком мало голосов по сравнению, скажем, с вами.

Кулидж буркнул что-то неразборчивое, потом проговорил:

– Не будем переходить на личности.

Он бросил взгляд на экран одного из своих видеофонов.

– Оставив в стороне ваше нынешнее финансовое положение, мы, кажется, смело можем утверждать, что вы всеми силами стараетесь изменить свой теперешний статус.

Так, подумал Рекс, еще один рылся в моем досье. Ну да ладно, Кулидж хоть официально имеет на это право. Вслух он своих мыслей высказывать не стал.

Кулидж между тем продолжал:

– Бадер, вполне возможно, что политико-экономическая ситуация в Соединенных Штатах кажется неопытному глазу куда как прочной. Однако должен вам сказать, что имеются, назовем их так, поползновения, угрожающие катастрофой всему, что было достигнуто на пути к прогрессу за последние несколько десятилетий. Вы, будучи сыном профессора Бадера, очевидно, знакомы с термином «классовая борьба»?

– Как его понимали Маркс и Энгельс?

– Если хотите. Раньше речь шла о конфликтах между рабом и рабовладельцем, между крепостным крестьянином и феодалом, между феодалом и зарождающимся средним сословием. При классическом капитализме пролетариат вел классовую борьбу с буржуазией. Но в эпоху Должнократии, Бадер, все обстоит не так просто.

Рекс ждал продолжения. Пока что он по-прежнему не имел ни малейшего представления, что они все от него хотят.

Кулидж сказал:

– При переходе к постиндустриальному обществу так называемый пролетариат, в старом смысле этого слова, исчезает, Бадер, исчезает почти полностью. Автоматизация – ультраматизация, как теперь модно говорить, практически устранила со сцены «голубые воротнички». Уже вскоре после второй мировой войны «белые воротнички» сначала догнали «голубых», а потом оставили их по своему количеству далеко за спиной. Такие профессии, как шахтер, рыбак, охотник, лесоруб, крестьянин, устарели. Все первичные, добывающие, и вторичные, перерабатывающие, отрасли промышленности были автоматизированы. Всю же ручную работу, которая там осталась, выполняют ныне не пролетарии с грязными ладонями, а ученые, инженеры, техники – короче говоря, должнократы. Им хорошо платят, они интеллигентны, зависимы – и социально безопасны.

Если же говорить о классовой борьбе между рабочим классом и классом владельцев, то я, Бадер, скажу вам следующее: вот уже двадцать лет, как ни в одной из ста крупнейших корпораций страны не было ни единой забастовки, и не похоже на то, что в ближайшие двадцать лет хоть одна да произойдет.

В обществе ныне доминируют профессии, так сказать, третьей и даже четвертой руки. Первые связаны с обслуживанием перерабатывающих и добывающих отраслей, вторые – с обслуживанием первых. Сегодня, Бадер, нет профессий важнее, ибо это – управление государством, во всех смыслах, обучение и так далее, включая сюда благотворительные частные организации.

– О’кей, – согласился Рекс. – Значит, классовая борьба нам больше не угрожает.

– Я этого не утверждал, – заметил Кулидж.

Рекс взглянул на него.

– Просто структура нашего общества стала теперь иной. Новой. Прогрессивные технологии, применяемые повсеместно в нашем компьютеризованном мире, заставили многих и многих бывших пролетариев уйти с работы и сесть на негативный подоходный налог. Нынче борются не за укороченный рабочий день, повышение зарплаты или дополнительные льготы. Все, за что сегодня сражается обычный средний гражданин – вернее, не сражается, а выпрашивает, – это большая сумма НПН.

Глава полицейского департамента позволил себе слегка усмехнуться. Рекс посмотрел на сенатора, на адмирала, на не представленного великосветского шалопая, в выражении лица которого вдруг проступило нечто волчье. Вне всякого сомнения, они согласны со словами Джона Кулиджа. Рекс снова перевел взгляд на директора ВБР.

Тот продолжал:

– Сегодня конфликте участвуют три основные общественные группы – можно, если хотите, назвать их классами. Быть может, этот конфликт не на поверхности, но он существует, Бадер, он существует. И угрожает нашему образу жизни.

У Рекса возникло ощущение, что они все ближе и ближе подбираются к сути дела, однако он все еще не представлял себе, что же это может быть.

Кулидж принялся загибать пальцы:

– Во-первых, мы имеем должнократов, которых некогда называли управленческим классом, которые просто необходимы для существования нашей нынешней социально-экономической системы. Во-вторых, мы имеем класс владельцев, который, хотя в его руках находятся в основном акции наших основных корпораций, наших транскоров, уже не в силах напрямую управлять компаниями и фирмами. В-третьих, мы имеем государственных служащих вроде меня и других здесь присутствующих. Как по-вашему, Бадер, кто сегодня в мире является крупнейшим работодателем?

Рекс пожал плечами.

– Наверно, Международная корпорация средств связи. А если не она, то какой-нибудь другой транскор.

Кулидж покачал головой.

– Нет. Крупнейшим в мире работодателем является либо правительство Соединенных Штатов, либо правительство Советского комплекса. Точнее сказать не могу, потому что не знаю сам. Подобная ситуация начала складываться, если мне не изменяет память, во время президентства Рузвельта. Казалось бы, после второй мировой войны все должно было стать по-прежнему, но этого не произошло. Через двадцать лет после окончания войны число государственных служащих без учета учителей и военных составляло десять миллионов человек. С передачей же в ведение федерального правительства всех вопросов пенсионного обеспечения, страхования, социальной безопасности и с установлением гарантированной ежегодной зарплаты – негативного подоходного налога – количество таких людей еще больше увеличилось.

Да, уж кому-кому, а Рексу это было прекрасно известно.

– Наша система работает, Бадер. Никогда еще столь многие не имели столь многого. Никогда еще общество не ощущало себя в такой безопасности. Здесь интересы должнократии и федерального правительства пересекаются. В этом заинтересованы акционеры наших крупнейших корпораций. Они и сами трудятся, кто на должнократию, кто на правительство, вернее, сотрудничают с ними. Но за этим внешним благополучием, Бадер, скрывается серьезный конфликт. Именно из-за этого мы вас сюда и пригласили.

Ну что ж, это уже лучше. Рекс моргнул.

– Что вы имеете в виду?

– Отдельные элементы среди должнократов не видят особой пользы в сохранении статуса акционера. Они считают, что это только мешает делу.

– Проклятые бунтовщики, – прошипел сенатор.

– Другие же убеждены в том, что нынешняя форма правления устарела, и хотят распространить влияние должнократов даже на такие области, как образование, почта и управление автоматическими сверхскоростными шоссе.

– Понятно, – кивнул Рекс.

Кулидж подался вперед и взглянул на Рекса в упор:

– Бадер, вы получили от группки этих экстремистов задание проникнуть на территорию Советского комплекса и связаться с их тамошними коллегами. Эта попытка обречена на провал. Наша великая нация будет существовать и далее и не соблазнится утопическими бреднями о грядущем якобы миропорядке. Однако наш долг – следить за Фрэнсисом Роже и его подручными. Они стремятся нарушить равновесие, в котором пребывает общество. Остановить их – наш патриотический долг.

– Слушайте, слушайте! – воскликнул сенатор Хукер.

Адмирал кивнул в знак одобрения.

– Боже, опять все снова! – пробормотал Рекс.

– Что-что? – переспросил Кулидж.

– Ничего. Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я сообщил вам обо всех контактах, которые смогу установить в Советском комплексе?

– Именно так. Это ваш патриотический долг. Разумеется, вы получите соответствующее вознаграждение. Не упустите свой шанс, мой мальчик.

Рекс затряс головой.

– Никакой я не ваш. Мне как будто никто не верит, но поймите же наконец: я отказался от этой работы и не собираюсь менять своего решения!

Глаза всех присутствующих обратились к нему.

Шалопай хохотнул.

– Что это должно означать? – холодно поинтересовался сенатор.

– То самое. Мне предложили работу. Я отказался. Я ведь не знаю ни слова по-русски. Посмотрите же – ну какой из меня шпион?!

Джон Кулидж равнодушно поглядел на экран одного из видеофонов.

– Послушайте, Бадер. По сведениям компьютеров Национального банка данных на ваш счет поступили из фонда непредвиденных расходов Фрэнсиса У. Роже, председателя совета директоров МСС, пять тысяч псевдодолларов. Не могли бы вы мне объяснить, за какие такие заслуги?

Рекс откашлялся.

– Быть может, чтобы произвести на меня впечатление. Чтобы продемонстрировать бедняку, как это выгодно – рисковать своей шеей ради доброй старой МСС. Ну что ж, я проникся. Если они считают, что купили меня за эту сумму, – пусть их. Моя совесть чиста. Я, впечатленный, оставляю себе деньги, но по-прежнему не собираюсь соглашаться на эту самоубийственную работу.

До сих пор не представленный и до сих пор молчавший шалопай вдруг вмешался в разговор:

– Не такая уж она самоубийственная, мистер Бадер.

Рекс поглядел на него.

– А вы что за птица? Шея-то моя, и рисковать ею буду я, а не вы!

Джон Кулидж сказал прежним спокойным голосом:

– Бадер, позвольте вам представить полковника Илью Симонова, главу резидентуры КГБ в Большом Вашингтоне.

Если бы полковник оказался марсианином. Рекс, наверно, изумился бы меньше.

– КГБ, – пролепетал он. – Советская контрразведка!

Советский полковник весело пояснил:

– Сначала мы назывались Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Но с тех пор наши обязанности немножко расширились.

Рекс перевел полный изумления взгляд на директора ВБР:

– Но ведь тогда получается, что он – главный советский шпион!

Кулидж кивнул:

– Совершенно верно.

– Но… почему же вы его не арестуете?

– Вероятно, по тем же причинам, по которым русские не арестовывают нашего агента в Москве.

Адмирал кисло рассмеялся. Сенатор, по-видимому, пребывал в полном смятении чувств.

Кулидж сказал:

– Понимаете, Бадер, нынешняя ситуация в контрразведке куда сложнее, чем это представляют себе непосвященные. Положим, я арестую полковника. Это, разумеется, повлечет за собой незамедлительный арест нашего человека в Москве. Затем Советы пришлют сюда другого. Нам потребуются месяцы, если не годы, чтобы выявить его. Помните майора Абеля? Его имя гремело несколько десятилетий назад. А так – мы в разумных пределах следим за полковником Симоновым здесь, а они – за нашим резидентом там. Если надо будет заметать следы, мы произведем арест, они произведут арест. Потом обменяем агентов – баш на баш – и начнем все сначала.

Рекс продолжал недоверчиво глядеть на него.

– Существуют и другие преимущества подобного состояния дел. Например, мы можем снабжать друг друга информацией по Китаю и по другим странам. Или, как в этом случае, помогать друг другу.

Бадер поглядел на полковника Симонова, на Джона Кулиджа, потом снова на полковника.

– В каком таком «этом случае»?

– Полковник Симонов представляет те круги советского общества, которые заинтересованы в нарушении сегодняшнего мирового баланса не больше, чем мы с адмиралом и сенатором. Вполне возможно, что если Фрэнсису Роже и другим должнократам удастся осуществить свою затею и создать всемирное правительство, опирающееся на транснациональные корпорации, то такие люди, как полковник, могут вдруг оказаться не у дел. Ведь если правительство всемирное, то какая ему польза от разведчиков в той или иной стране?

Рекс неторопливо поднялся.

– И вы ведь тоже лишитесь тогда своего могущества, не правда ли, мистер Кулидж? – спросил он тихо. – И вы, сенатор, – ибо кто знает, какими будут правительства отдельных стран, вошедших во всемирный союз? И вы, адмирал, – ибо зачем объединенному миру вооруженные силы?

Он посмотрел на полковника Илью Симонова:

– Значит, вы позволите мне проникнуть на территорию Советского комплекса и установить контакт с должнократами, или как там они у вас называются, недовольными существующей системой. А потом, разумеется, я должен буду передать их в руки КГБ.

– Наше правительство будет вам чрезвычайно признательно, мистер Бадер. Советский комплекс уже давно отнюдь не государство неимущих.

– Верю, – согласился Рекс угрюмо. – Однако благодарю за честь. Чем больше я об этом слышу, тем сильнее боюсь. Так что извините меня, джентльмены, но…

Он резко повернулся и шагнул к двери.

Выведенный из себя Кулидж бросил ему вслед:

– Учтите, Бадер, вы об этом еще пожалеете!

Рекс ответил, не поворачивая головы:

– Знаю. К сожалению, мистер Кулидж, из огурца не сделаешь помидор. Вы можете только отобрать у меня лицензию. Но я ведь и так живу на НПН. Так что мне нечего терять.

По дороге домой он снова и снова принимался размышлять над сложившимся положением. Все как сговорились: сулят золотые горы, лишь бы он взялся за эту работу. Что же, на нем свет клином сошелся, что ли? Чистейшей воды самоубийство. Ладно бы ему предлагали работать на две стороны, а то ведь на целых четыре!

Роже с подручными желает установить связь с должнократами в Советском комплексе и оставить не у дел советское и американское правительства. София Анастасис требует предать Роже и сообщать обо всем ей, чтобы она могла решать, как поступать дальше. Кулидж и иже с ним хотят, чтобы он сотрудничал с Советами в предательстве всех и вся.

Нет уж, спасибо!

Пылая праведным гневом, он решил добраться до Нью-Принстона, псевдогорода, в котором находился его жилой небоскреб, на индивидуальном электропаровом лимузине. Это обойдется гораздо дороже, чем если сесть на общественный поезд, но он устал от пересадок… и потом – надо же куда-то девать деньги.

Приехав на место, он не пошел домой, а направился в свой любимый бар-автомат на десятом подземном уровне. Над землей были заведения и пошикарнее, но они оставались пока недоступными Рексу из-за своей дороговизны.

Народу в баре почти не было. Трое или четверо посетителей расположились перед экраном телевизора, занимавшим один угол помещения.

Рекс забился в уголок, подальше от грохочущего экрана, и заказал себе синтетический ямайский ром с колой. Почти сразу в центре стола появился поднятый транспортером стакан с охлажденным напитком. Рекс мрачно взял его в руку.

Интересно, подумал он, сколько было бы у меня денег, согласись я принять все предложения: Роже, Софии Анастасис, Кулиджа и полковника Симонова? Наверняка хватило бы по гроб жизни. То, что для него, Рекса Бадера, громадная сумма, для них – раз плюнуть. Всего лишь раз.

Он выбранился про себя.

На стул рядом с ним опустился какой-то человек.

Рекс нахмурился. Он поглядел на пришельца: открытое добродушное лицо, лет где-нибудь тридцать пять, одет примерно так же, как Рекс, – то есть как тот, кто живет на НПН или на самую маленькую зарплату, – светловолос, голубоглаз, чем-то смахивает на скандинава.

Принесла его нелегкая!

– Бар совсем пустой, – буркнул Рекс. – Вон сколько свободных столиков.

Вместо ответа незнакомец протянул ему полоску бумаги, потом показал пальцем вниз. Рекс опустил взгляд: ему в живот смотрело дуло вороненого автоматического пистолета.

Рекс моргнул. За всю его жизнь еще ни разу никто не целился из пистолета ему в живот. И он чувствовал, что не особенно огорчился бы, так и не познав этого ощущения до конца своих дней.

Он посмотрел на записку. На ней было напечатано следующее:

«НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЕ! ДАЙТЕ МНЕ ВАШ ВИДЕОФОН!»

Незнакомец чуть шевельнул пистолетом; лицо его оставалось холодным и непроницаемым.

Рекс вынул из кармана видеофон и толкнул его через стол бандиту.

Тот взял аппарат и, не сводя глаз с Рекса, перебросил его другому посетителю бара, расположившемуся за соседним столиком. Бадер только что его заметил.

Этот другой поймал видеофон, сунул его в объемистый портфель, встал и направился в мужской туалет.

4

– Никто не имеет права лишать гражданина его карманного видеофона, – заявил Рекс.

– Кто же с этим спорит? – весело отозвался его новый знакомый.

Он показал Рексу свой пистолет. Это была детская игрушка.

– Черт побери! – возмутился Рекс. – Что вообще происходит? Куда пошел этот тип с моим видеофоном?

Он привстал было, но необычный бандит положил руку ему на плечо.

– Он только унес его на безопасное расстояние. Вы получите свой аппарат обратно, как только захотите.

– Уже хочу! – рявкнул Рекс. – Что это еще за разговор насчет безопасного расстояния?

– Вас подслушивали, Бадер.

Рекс оторопел. На какое-то мгновение он словно превратился в статую.

– Чего-чего?

– Кулидж установил за вами беспрерывную слежку. Вы что, не знаете: любой карманный видеофон может быть использован в качестве подслушивающего устройства. Оно записывает все ваши слова. Причем оно связано с компьютером, который работает методом ключевых слов. А ключевые слова такие: преступление, заговор, радикал, демонстрация, оружие, бой, подполье, революция и тому подобное. Если в разговоре попадаются такие слова, компьютер немедленно извещает прикрепленного к вам агента, и тот прослушивает всю беседу заново. Так что вот так. И записываются не только ваши слова, но и слова всех тех, кто находится от вас на расстоянии до двадцати футов.

Рекс вообще где-то слышал, что такое возможно, но никогда не предполагал столкнуться с этим в реальной жизни. Он истово верил в гражданские права и свободы и считал, что подобные меры применяются лишь для слежки за настоящими преступниками.

Он тяжело опустился на стул.

– Но зачем?

– Вероятно потому, что вы отвергли его предложение. Я горжусь вами, Бадер.

– Вы мной гордитесь? А кто вы такой? Что происходит?

– Если не возражаете, давайте пройдем ко мне в квартиру, и там я все вам объясню. У меня есть кое-какие основания сомневаться, что вам известно то, о чем знаю я.

– Я не хочу ничего знать! Все, чего я хочу, – спрыгнуть с этой чертовой карусели!

– Не выйдет, Бадер, – рассмеялся собеседник. – Слишком уж быстро она вертится.

Рекс свирепо поглядел на него.

– Кто вы такой?

– Зовите меня Дэйвом. – Он встал. – Идете?

И не дожидаясь ответа, направился к выходу.

Ну и пусть уматывает, подумал Рекс. Но нет, нельзя, надо выяснить в чем тут, черт побери, дело.

Бранясь сквозь зубы, он последовал за Дэйвом.

Так они дошли до вокзала. Дэйв вызвал двухместную машину. Они уселись, Дэйв набрал код места назначения и вставил свой видеофон-кредитку в монетный паз.

Рекс вдруг одним движением выхватил аппарат у него из рук. Его спутник и не думал сопротивляться, только пожал плечами. Рекс посмотрел на именную табличку.

Там значилось: Дэйв Циммерман.

– Я же сказал, что меня зовут Дэйв, – заметил Циммерман мягко.

– Где мой видеофон? – спросил Рекс, отдавая аппарат обратно.

– Джим едет за нами вместе с ним, – пояснил Циммерман. – Вы получите его, как только пожелаете. Но учтите, что он прослушивается.

– А откуда вы знаете, может, с вашим та же история?

– Знаю.

– Ну да ладно. По крайней мере, хоть какая-то разница. И лимузина с шофером нет.

– Чего нет?

– Да так, ерунда, – Рекс замолчал.

Дорога заняла около пятнадцати минут. Здание было очень похоже на тот небоскреб, в котором обитал Рекс. Он записал название улицы и дома. Циммерман никак на это не прореагировал.

Поднявшись на лифте на двадцатый этаж, они остановились перед дверью квартиры 218.

– Приехали, – сказал Циммерман. – Вот мы и дома.

Он открыл дверь и пропустил Рекса вперед.

Бадер вынужден был признать, что обставлена квартира Дэйва, в которой по сравнению с его собственной было на одну комнату больше, с немалым вкусом. Обычно диковинки из дальних стран выглядят довольно аляповато, если не сказать грубо, но здесь всем им нашлось свое место.

– Прошу в мое святая святых, – сказал Циммерман. – До Роже мне, конечно, далеко, но можно быть уверенным, что нас никто не подслушает.

Рекс, идя следом за ним в соседнюю комнату, переспросил:

– Не подслушает?

Дэйв искоса поглядел на него и направился к автобару.

– Вы не детектив, Бадер, вы сущий младенец. Неужели вы не знаете, что власти могут превратить в подслушивающее устройство любой телевизор?

Рекс опустился в удобное кресло – одно из трех, имевшихся в комнате.

– Знаю, конечно. Но никогда не сталкивался.

– Эрзац-виски? – спросил Циммерман.

Рекс кивнул.

– Эту процедуру начали применять не так уж давно. ВБР периодически подключается к телевизорам в выбранных наобум домах, чтоб узнать, какие там ведутся разговоры.

– И это называется свободная страна!

Циммерман протянул Рексу его стакан и тоже сел в кресло.

– Надо все время быть настороже, Бадер, – сказал он, а то ото всех свобод останется пшик. Не успеешь и глазом моргнуть, как заполучишь тоталитарный режим.

Он усмехнулся.

– Прослушивание карманных видеофонов и частных квартир – вот одна из главных причин, по которым те, кто могут, устраивают в своих квартирах такие вот убежища. Никаких телеэкранов. Видеофон обычно оставляешь в соседней комнате. Никакого контакта с внешним миром. Можно расслабиться. Можно поговорить. Прослушать убежище, разумеется, возможно, но чертовски трудно. Если же оно сделано на совесть, то вероятность попасться практически нулевая.

– Тогда откуда вам известно о моем разговоре с Кулиджем?

Циммерман ухмыльнулся и помешал лед в своем стакане.

– Я сказал «практически нулевая». И потом, кабинет Кулиджа не убежище.

Рекс пригубил свое виски.

– Послушайте. Этот мой прослушиваемый видеофон – разве я не могу отнести его технику, чтобы тот отсоединил нужные проводки?

– Можете, конечно, но те, кто следит за вами, сразу об этом узнают. Если вы им очень нужны, они могут предпринять и другие шаги.

– Какие, например?

Циммерман снова взболтал лед.

– Если говорить о крайних случаях, то вам могут вживить в черепную кость электронный приборчик. Так поступают с отдельными преступниками. С помощью этой штучки им не составит труда лишить вас сознания – или убить, если возникнет надобность, – в любое время, когда им это заблагорассудится. Ну, скажем, когда вы попытаетесь удалить его хирургическим путем.

Рекс решил, что подобной информации с него достаточно.

– О’кей. Перейдем к делу. Кто вы такой? И что вам нужно?

– Я один из тех, кто хочет, чтобы вы приняли предложение Роже, – сказал Циммерман. – И между делом помогли бы кое в чем нам.

– О нет!

– О да!

– Ясно. И сейчас вы предложите мне кучу денег.

Собеседник Рекса покачал головой и вялым взмахом руки указал на обстановку комнаты, в которой они находились.

– Разве похоже на то, будто у меня денег куры не клюют, а, Бадер?

– Тогда чего ради я должен соглашаться на отнюдь не увеселительную прогулку в Советский комплекс, когда уже отклонил полдюжины других предложений, каждое из которых сулило мне… – как он там выразился?… – вознаграждение, о котором я даже и не мечтал?

Циммерман улыбнулся.

– Наверняка Темпл Нормам, – сказал он. – Отвечу вам так: по вашему досье нам показалось, что вы можете согласиться.

– Опять мое досье? Его что, кто-нибудь размножил и продает на каждом углу?

Циммерман хихикнул.

– У нас есть доступ к Национальному банку данных, – пояснил он. – Мы пользуемся им только в крайних случаях. Мы соблюдаем закон о неприкосновенности досье гражданина.

– У кого это «у нас»?

Хозяин комнаты откинулся на спинку кресла и сунул руки в карманы. Потом спросил торжественно:

– Рекс Бадер, верите ли вы в демократическую этику?

– Верю, но, по-моему, от нее мало что сегодня осталось. Да и существовала ли она когда-нибудь вообще?

Циммерман кивнул.

– Печально, но факт. Скажите, Бадер, вы никогда не пытались понять Должнократию как социально-экономическую систему?

– Вот уже несколько дней, как все подряд мне втолковывают, что это такое. Честно говоря, у меня уши начинают вянуть.

– Она хорошо послужила обществу, как и все другие системы до нее. Но ее время вышло.

– Сколько раз можно повторять: меня не интересует политика!

– Меня тоже. Ни в какой степени.

– Тогда кто же вы такой? Что вам нужно? Во что вы хотите меня втянуть?

Циммерман произнес, не меняя позы:

– Бадер, вы читали что-нибудь о технократах?

– Нет, и впервые слышу это слово.

– Эта организация появилась где-то около 1930 года. Всеми делами у них заправлял парень по имени Говард Скотт. А теории их частично основывались на работах Торстейна Веблена.

– Вот его я читал.

– Да, я знаю. «Теория праздного класса» и «Инженеры и система цен».

Рекс воззрился на собеседника.

– Это-то вам откуда известно? Я читал Веблена лет десять назад.

– Вы забыли, что мы живем в компьютеризованном мире, Бадер. Мне следовало сказать по-другому: я знаю, что вы посылали на них запрос. Читали вы их или нет – это уже другое. Кстати сказать, компьютеры хранят сведения обо всех когда-либо заказанных книгах – для статистических подсчетов.

Рекс изумленно покачал головой.

– И что же, вы проверили все книги, которые я заказывал?

– Лишь со времени вашего совершеннолетия. Но пойдем дальше. Социально-экономическая система, идею которой отстаивали технократы, во многом схожа с должнократической. Они именовали гигантские базы своей системы функциональными последовательностями, но по сути это не что иное, как современные транскоры. Инженеры же, которые должны были управлять этими сверхкрупными компаниями, – это наши должнократы, и положения своего они, как предполагалось, будут достигать тем же манером, то бишь назначаться сверху. Как видите, эта система не имеет ничего общего с идеей демократической этики.

– Причем здесь назначение на должность официального лица и демократия?

– Дойдем и до этого. У Должнократии, Бадер, имеется великолепный способ обезоруживания потенциальных врагов. Она принимает в свои ряды лучших представителей низших классов и соблазняет на это самых предусмотрительных из богатых акционеров. Зарплата высших чинов Должнократии так велика, что поневоле задумаешься, где лучше: у них или среди членов старых предпринимательских семей.

– Это новое явление в политической экономии, Бадер. В эпоху Должнократии лучшие представители как высшего, так и низших классов, то есть наиболее способные возглавить восстание, уходят к должнократам. Хотите пример? При феодализме третье сословие едва ли могло рассчитывать на слияние с классом феодалов. Отдельные случаи, конечно, бывали, но только отдельные. Что из этого следует: то, что лучшие умы третьего сословия остались при нем и начали плести заговоры по свержению феодализма. Англичане оказались почти единственными, кто понял опасность такого положения вещей; они стали возводить в рыцарское достоинство и делать лордами наиболее выдающихся буржуа и даже рабочих. Дело дошло до того, что в Палате Лордов почти не осталось пэров (пэр – титулованный дворянин, получающий титул по наследству). Даже руководителей так называемой лейбористской партии и то делают графами по уходе в отставку.

– А чем плохое решение? – вставил словечко Рекс. – Достигаешь вершин благодаря самому себе.

Дэйв Циммерман кивнул, но вид у него был удрученный.

– Здесь таятся свои опасности. Искусственное раздувание штатов – этим грешат не только профсоюзы. Подобные процедуры широко практикуются в политических партиях, в армии, в бизнесе и банковском деле, в государственных и религиозных организациях. Те, кто принадлежит к нам, вознаграждаются и поощряются за безделье.

Внутренняя структура общества неимоверно усложнилась. Оценить деятельность того или иного человека становится все тяжелее. Раньше было куда проще: сразу видно, какой ты фермер, шахтер или охотник. Да и классного ювелира или столяра нетрудно распознать с первого взгляда. В профессиях третьей руки еще можно определить хорошего учителя или полисмена, но для этого приходится как следует попотеть. Что же касается тех, кто владеет профессиями четвертой руки, то они сами себе хозяева.

– Ну и неделька мне выпала: сплошные лекции, – пробормотал Рекс.

– Извините. Постараюсь быть кратким. При Должнократии, Бадер, продолжают процветать явления вроде фаворитизма, кумовства, местничества, хотя, казалось бы, их должны были вывести под корень в первую очередь. Сегодняшняя ситуация такова, что, скажем, председателю совета директоров транскора совсем необязательно обладать специальными знаниями о той отрасли промышленности, в которой действует его компания. Глава Международных средств связи, к примеру, вовсе не обязан разбираться в устройстве видеофона, как и его ближайшие заместители. А среди национальной политической бюрократии дело обстоит того хуже. Какой-нибудь идиот наподобие сенатора Сэма Хукера – кажется, ну сидел бы дома и не высовывался, а он занимает самый высокий пост. Кстати сказать, постарайтесь-ка припомнить всех руководителей нашего государства с начала века. По-вашему, скольких среди них можно назвать умными и честными?

– Примерно половину, – сказал Рекс сухо.

– Мечтатель, – ухмыльнулся Дэйв Циммерман.

– Пусть так. Ну и что?

– Должнократия с ее системой одного голоса за один заработанный доллар правит страной. С учетом того, что один процент должнократов – высшие чиновники транскоров – получает в виде зарплаты колоссальные суммы и что у большей части граждан вообще нет голосов, поскольку они живут на НПН и голосов заработать не могут, мы можем сказать, что верховная должнократия самоувековечивается.

– И?

– Поэтому, Рекс Бадер, необходимо вернуться к демократии. Сегодня на тот или иной пост в промышленности человек назначается сверху, причем предположительно он выбирается из числа наиболее квалифицированных специалистов. На любой пост: от десятника до управляющего отделом или даже целой отраслью. А те, кто наверху, назначают сами себя: так сказать, за заслуги.

– Значит, вы хотите, чтобы всех выбирали снизу? От десятника до управляющего?

– Да.

– Но это синдикализм.

– Нам не нравится это слово. Оно – порождение девятнадцатого века и нынче уже превратилось в набор звуков. Помимо этого синдикалисты так перемешались с анархистами, что трудно сказать, где кончаются одни и начинаются другие. А мы не анархисты. В постиндустриальном обществе это было бы просто нелепо.

– О’кей. Значит, вы современное течение синдикализма. Какое же отношение это имеет ко мне и к идее Роже о всемирном правительстве, опирающемся на транскоры?

– Хотите еще выпить?

– Нет, хочу получить ответ.

Циммерман подался вперед и произнес торжественно:

– Мы верим во всемирное правительство. Здесь мы солидарны с Фрэнсисом Роже и его присными. Но, кроме того, мы подозреваем – и даже уверены, – что в Советском комплексе есть люди, которые разделяют наши мысли. У них там верхушку Должнократии составляют в основном члены партии, которые самоувековечивают себя, которые занимают ключевые управленческие, политические или военные посты. Но их ученые, инженеры, техники, то есть те, от кого на самом деле зависит жизнь страны, должны испытывать к существующей системе не меньшее отвращение, чем мы тут. Выполняя задание Роже, вы легко сможете войти в контакт с такими людьми, Бадер.

– И что я им скажу?

– Когда наступит время перемен, когда придет пора правительству национального суверенного государства уступить место правительству всемирному, на какой-то срок в мире неизбежно воцарится хаос. И вот тогда мы, если нам удастся скооперироваться с нашими единомышленниками в Советском комплексе, получим возможность воплотить в жизнь свои намерения.

– Ну что ж… – протянул Рекс вставая. – Послушайте, могу я получить обратно свой видеофон?

Циммерман тоже поднялся; маска добродушия сползла с его лица.

Он сказал:

– Вся карьера вашего отца, Бадер, и ваше собственное досье свидетельствуют о том, что вы обладаете социальной сознательностью и понимаете, что такое долг перед обществом, в котором вы живете.

– Разумеется, разумеется. Так как насчет моего видеофона?

Циммерман сощурил глаза, потом молча повернулся, подошел к двери и распахнул ее.

В соседней комнате сидел тот самый человек, который исчез из бара вместе с видеофоном Рекса. Продолжая хранить молчание, Циммерман мотнул головой в сторону Бадера.

Его сообщник наклонился, взял с пола объемистый портфель, поставил его себе на колени и расстегнул «молнию». Как показалось Рексу, изнутри портфель был облицован свинцом или каким-то другим металлом сероватого цвета. Вынув из портфеля видеофон, человек протянул его Бадеру и прижал к губам палец, показывая, что необходимо сохранять молчание.

– Совсем ополоумели, – пробормотал Рекс и направился к выходу.

Выйдя от Циммермана, Рекс не раздумывая вызвал машину и на ней добрался до здания, в котором находились кабинеты высших должностных лиц Международной корпорации средств связи. Он вошел в тот же самый подъезд, через который совсем недавно ввел его сюда Темпл Норман. Навстречу устремился уже знакомый Рексу привратник.

– Я хочу видеть мистера Роже либо мистера Нормана, – сказал Рекс. «Болгарский адмирал» искоса поглядел на него, потом слегка поклонился:

– Слушаюсь, сэр.

Повернувшись к экрану у себя за спиной, он произнес несколько слов, подождал, снова что-то сказал, подождал еще минут пять.

Наконец он обратился к Рексу:

– Одну минуту, сэр.

Минута растянулась довольно надолго, но в конце концов в холл из лифта выпорхнула изысканно одетая девица.

МСС знает, чем привлечь людей, подумал Рекс.

Девушка спросила:

– Мистер Бадер?

– Да.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Она повела его той же дорогой, по которой они несколькими днями раньше шли с Норманом. Рекс подумал, что прекрасно бы добрался и сам.

Но войдя в особняк, девушка повернула совсем в другую сторону. И дверь, перед которой она остановилась, была не столь массивной, как в кабинете председателя совета директоров МСС.

Девушка сказала в экран:

– Здесь мистер Бадер, мистер Норман.

Дверь распахнулась. Рекс Бадер переступил порог, а его провожатая удалилась.

Когда занимаешь высокий пост, можно пренебрегать формальностями: скажем, не иметь в кабинете письменного стола, как Фрэнсис У. Роже. Но Темплу Норману эти сверкающие вершины пока что только грезились, и потому в его кабинете стол был.

Норман сказал:

– Приветствую вас, мистер Бадер. Вы передумали и решили все-таки принять предложение мистера Уэстли?

– Пока нет. Я хотел бы переговорить по этому поводу с Роже.

Норман встал. Он выглядел таким же безукоризненным и высокомерным, как и при первой встрече.

Тоже мне аристократ, мысленно ругнулся Бадер. Небось оскорбится, если сказать ему, что основатель их семейки был немногим лучше заурядного бандита.

Норман сказал:

– Я связывался с мистером… Как вы его назвали?

– Не прикидывайтесь, – бросил Рекс раздраженно. – Я же детектив. Неужели вы думаете, что я не выяснил, кто вы есть на самом деле?

Темпл Норман кашлянул и поглядел на Рекса с видом оскорбленной невинности:

– Ну что ж, хорошо. Пока вы поднимались сюда, я связался с мистером… хм… Роже. Он вас незамедлительно примет.

Они спустились этажом ниже, свернули за угол и очутились перед дверью в кабинет промышленника.

Сработал опознавательный экран, и дверь открылась. Рекс Бадер не переставал удивляться. Не считая привратника и девушки, он не встретил до сих пор в этом здании ни единого человека, кроме Темпла Нормана. Но разве председатель совета директоров, вероятно, крупнейшего в мире транскора может быть затворником?

Фрэнсис Роже сегодня был одет более официально, чем в прошлый раз: костюм, небесно-голубого цвета рубашка и галстук в тон. Когда посетители вошли, он стоял у окна. Повернувшись, он насмешливо глянул на Рекса и протянул руку.

– Садитесь, мой дорогой Бадер. Вы наконец-то передумали?

– Возможно ли прослушать вашу комнату? – вместо ответа спросил Рекс.

Глаза Роже удивленно расширились.

– Вряд ли. По правде сказать, мистер Бадер, это одно из самых надежных убежищ. Помимо всего прочего я постоянно держу включенным скрэмблер. А в диапазоне его действия не будет работать ни один электронный прибор.

Рекс сел.

– Понятно. Послушайте, но почему все-таки я? Почему именно меня вы выбрали в качестве связника?

– Вас выбрали компьютеры, мой дорогой Бадер. Вы единственный – почти единственный – частный детектив во всех Соединенных Штатах, который отвечает установленным нами требованиям.

– Каким же?

– Не считая обычных, вроде физического и душевного здоровья, можно сказать, что главное требование было одно: приличное знание политэкономии. Согласитесь, редко кто из людей вашей профессии обладает подобной квалификацией. Разумеется, есть агенты ВБР, которые в политэкономии разбираются дай бог каждому, но нам нужен был именно частный детектив, а не государственный служащий.

– Понятно. Скажите, а как насчет оплаты? Вы что-то говорили о солидном вознаграждении.

– Говорил – и от слов своих не отказываюсь. Вы не возражаете против десяти тысяч псевдодолларов в неделю при том условии, что я нанимаю вас по меньшей мере на месяц?

Рекс присвистнул.

Темпл Норман стоял так, что шеф не мог видеть выражения его лица: он улыбался.

Рекс покачал головой.

– Извините, псевдодоллары мне не нужны. Я хотел бы, чтобы МСС перевела пакет своих акций на мой счет в швейцарском банке.

Роже недоумевающе поглядел на него.

– Зачем вам это?

– На случай, если придется удирать. Переведите на мой счет, скажем, в бернском банке на сорок тысяч долларов своих акций, и я соглашусь на ваше предложение.

Темпл Норман воскликнул возмущенно:

– А где у нас гарантии того, что вы не направитесь прямиком в Швейцарию, чтобы получить акции и благополучно исчезнуть вместе с ними?

Рекс ответил сухо:

– По-моему, в досье сказано, что одна из черт моего характера – честность.

Фрэнсис Роже сурово поглядел на своего подчиненного.

– Вам все ясно, Темпл? Хорошо, мистер Бадер, я согласен. Хотя, должен вам сказать, все эти предосторожности ни к чему. У вас будет великолепное прикрытие. Этот проект держится в величайшем секрете.

– Ха! – хмыкнул Рекс.

– Простите?

– Нет, ничего. Давайте обговорим подробности.

Несколько часов спустя, когда Рекс вышел из лифта в холл, в руках у него был новенький кейс.

– Вы не вызовете мне машину? – попросил он привратника.

– Слушаюсь, сэр!

О косых взглядах больше не было и речи.

Но вызывать машину не потребовалось. Едва Бадер вышел из подъезда, рядом с ним притормозил официального вида лимузин, за рулем которого сидел Таг Дермотт. Справа от него развалился на сиденье Джон Микофф. Дермотт прорычал:

– Собирайся, Бадер. Шеф хочет потолковать с тобой кое о чем.

– Знаю, – ответил Рекс.

***

Рекс Бадер сказал Джону Кулиджу:

– В этом деле есть еще один момент.

– Какой же?

Лицо директора Всеамериканского бюро расследований оставалось все таким же бесстрастным.

– Несмотря на уверения полковника Симонова, я опасаюсь, что двойная игра может привести, скажем так, к неприятностям. А эти люди, они просто купаются в деньгах. Они в состоянии купить что угодно…

5

Через месяц с небольшим после того, как он согласился приняться за работу, предложенную ему Роже, Рекс Бадер сел в вертолет, который доставил его а международный аэропорт, расположенный в двадцати милях от Лонг-Бич, а оттуда на сверхзвуковом лайнере добрался до Восточно-Средиземноморского аэропорта, покачивавшегося на морских волнах в пятнадцати милях от Канн и Ниццы. Пересев на другой самолет, он прилетел в Геную, откуда ему предстояло добираться до Праги на заранее заказанном электропаровом лимузине.

Никогда раньше ему не доводилось путешествовать с такой помпой, но что поделаешь: он был обязан вести себя соответственно придуманной для него легенде.

Две с лишним недели Рекс вгрызался в материалы, понимания которых настойчиво требовал от него Фрэнсис Роже. Надо признать, что промышленник на самом деле со своей стороны всячески старался обеспечить всему делу наивозможно большую секретность. Обучением Бадера руководил Темпл Норман, который передавал ему списки книг, стандарты МСС, различные статьи и вырезки из газет. Всего трижды – да и то лишь в силу необходимости – Рексу позволено было встретиться с другими людьми. Как он понял, все они были экспертами по международным политическим или экономическим проблемам, однако имен их он так и не узнал.

Постепенно Рекс начал отдавать себе отчет в том, чего же действительно добивается Роже. От него требовалось только установить контакт с коллегами американских должнократов в Советском комплексе. Если все пройдет успешно, вот тогда наступит время для установления более тесных связей.

Рекс с неохотой признался себе, что он – всего лишь пешка. На нем явно хотели выяснить, какие опасности могут угрожать проекту. Потому и сумма гонорара астрономическая надо же чем-то успокоить подопытного кролика.

Как– то, когда они сидели в кабинете у Роже, Темпл Норман вручил Рексу международную кредитную карточку – в дополнение к обычной личной кредитной карточке, встроенной в карманный видеофон.

– И как широко мне дозволяется ею пользоваться? – поинтересовался Бадер.

– На ваше усмотрение, мой дорогой Бадер, – отозвался Роже. – Те лица, с которыми вы должны установить контакт в Советском комплексе, принадлежит к самым высоким кругам. Поэтому вас вряд ли кто примет всерьез, если вы явитесь к ним как турист, путешествующий третьим классом. Вы должны разыгрывать зажиточного американца, останавливаться в лучших отелях, питаться в лучших ресторанах и запивать кушанья лучшими винами.

– Звучит неплохо, – согласился Рекс. – Но как мне удалось так быстро разбогатеть? Ведь ваши противники тоже могут заглянуть в мое досье, и им не составит труда выяснить, что я всю жизнь прожил на НПН.

– Не беспокойтесь. На ваш счет уже переведена значительная сумма. Скажем, наследство, которое вам оставил ваш отец, покойный профессор Бадер.

– Мой отец оставил мне сотню-другую книжек, несколько фамильных реликвий да поношенную одежду, – сухо заметил Рекс. – Он имел обыкновение все, что у него было, раздаривать нищим. В результате, когда он умер, я остался гол как сокол. Мне даже пришлось продать все книги, потому что иначе я не сумел бы закончить колледж.

– Это все мелочи, – вмешался Темпл Норман. – Предположим, данная сумма составляла трастовый фонд[3], которым вы не имели права воспользоваться вплоть до сегодняшнего дня. В общем и целом ваш кредит ничем не ограничен. Но не забудьте, пожалуйста, что мы имеем доступ к компьютерам Национального финансового центра. Если обнаружится, что вы тратите деньги на норковые манто, шедевры Рембрандта или кольца с бриллиантами, ваш счет незамедлительно будет закрыт.

Взгляд Рекса был достаточно красноречив.

Роже погрозил своему подчиненному пальцем:

– Не надо так, мой дорогой Темпл. Мы же доверяем мистеру Бадеру.

Он снова повернулся к Рексу.

– Вкратце ситуация заключается в следующем. Мы уже перемолвились словечком-другим со своими советскими коллегами на различных международных конференциях. Разумеется, все делалось крайне осторожно, ибо на совместных конференциях представителей Запада и Советского комплекса тайная полиция просто свирепствует. Нужно глядеть в оба. Но так или иначе, мы подготовили почву для вашего появления у них.

Рекс заерзал на стуле.

– Я никак не могу понять одной вещи. Здесь, на Западе, транскорам, по всей видимости, не составит труда прийти к власти как в крупных странах, так и в малых. Но как вы проникнете за Железный Занавес?

Роже уставил на него палец.

– Железный Занавес, Бадер, начал ржаветь вскоре после того, как опустился. Транснациональная корпорация не может справиться со своей ролью только в том случае, если отсутствует экстенсивное промышленное развитие. Вот уже с полвека, как вы можете снять телефонную трубку и связаться с любым абонентом в Будапеште, Пинске, Белграде, Ленинграде – в общем, в любой советской стране. Вторжение транскоров на коммунистическую территорию началось с Югославии: именно там выстроили свои заводы «Фольксваген» и «Фиат». Болгария первая допустила к себе «Кока-колу»: это случилось в 1967 году. Примерно в то же время поддались и русские, когда решили наладить массовое производство автомобилей. «Фиат» построил у них свой завод. Американские авиакомпании начали выполнять рейсы в Москву. Но главное, мой дорогой Бадер, – это средства связи. Некогда советские власти пытались глушить наши радиопередачи, но с появлением спутниковых систем положение коренным образом переменилось. Даже в самых отдаленных селениях Сибири можно принимать программы американского, греческого или аргентинского телевидения, дублированные компьютером-переводчиком.

Рекс пожал плечами.

– Наверно, вы правы. Ультраиндустриализация постепенно охватывает весь мир, и вряд ли такие страны, как Россия и Китай, останутся в стороне. Ладно. Так как же мне установить контакт с вашими предполагаемыми приятелями?

Фрэнсис Роже сцепил пальцы.

– Вам не нужно этого делать.

Рекс вопросительно поглядел на него.

– Они сами выйдут на связь. Вы же сперва отправитесь в Прагу и будете вести себя там как богатый турист, для которого это путешествие в Советский комплекс – первое. Вам надлежит поступать так, как поступают все другие туристы. А относительно связи – не волнуйтесь.

– Ну, свяжутся они со мной, а что потом?

– С этого момента вас мало что ограничивает, мой дорогой Бадер. Вы поедете, куда они вам скажут, и будете внимательно прислушиваться к их словам. В конце же концов вы вернетесь обратно в Америку и сообщите мне, что вам удалось сделать.

– Никаких докладов по обычным средствам связи, да?

– Естественно. Все при личной встрече.

– Как же мне отличить наших от не наших? По какому признаку?

– Паролем для тех, кто обратится к вам, будет слово «Байрон». Вы же должны в свой ответ вставить слово «Шелли». Система абсолютно надежная. Единственные три человека в Соединенных Штатах, которым известен этот код, находятся сейчас в моем кабинете.

Почти всю следующую неделю Рекс получал инструктаж у Джона Кулиджа и полковника Ильи Симонова.

При последней встрече Кулидж сказал:

– Может так случиться, Бадер, что нам понадобится связаться с вами в то время, когда вы будете находиться на территории Советского комплекса. На этот случай запомните следующее: наш человек будет пользоваться тем же самым кодом, только он скажет «Шелли», а вы должны будете ответить «Китс».

Рекс удивился.

– Я же вам ничего не рассказывал про этот код. По правде сказать, потому, что считал его сущим пустяком.

Илья Симонов ухмыльнулся.

В голосе Кулиджа послышались самодовольные нотки:

– Рекс Бадер, позвольте вам напомнить, что я все-таки директор Всеамериканского бюро расследований.

Рекс поглядел на советского полковника.

– Насколько я понимаю, все собираются держаться в стороне вплоть до моего возвращения. Я это вот к чему: если ваши агенты будут крутиться возле меня, можно сразу сказать, что вся затея пойдет прахом. Люди, которые меня посылают, не дураки.

Симонов кивнул.

– Обещаю, Бадер, что моих людей вы не увидите. Мы даже не будем подслушивать ваши телефонные разговоры. Я вполне сознаю, что если мы попытаемся это проделать, те, с кем вам надлежит вступить в контакт, сразу об этом узнают. Так что мы останемся далеко-далеко, на заднем плане. Новый пароль вам дается только на крайний случай, которого, я уверен, не представится.

– О’кей. Он скажет «Шелли», я отвечу «Китс», и это будет означать, что передо мной ваш агент.

Кулидж сказал:

– Да, еще одно. Я даю вашему карманному видеофону Приоритет второй степени при доступе к Национальному банку данных.

– Приоритет второй степени? – нахмурился Рекс.

– Возможно, вам неизвестно об этой системе. Обычный гражданин имеет четвертую степень. Она может запрашивать из банка данных обычные материалы, заказывать книги и различные сведения из повседневной жизни. Приоритетом третьей степени пользуются особые категории граждан, такие, как, скажем, врачи, которые могут по работе заглянуть в медицинскую карточку любого человека, или полицейские – для проверки криминальных записей. Вторая степень, которой вы теперь обладаете, позволяет получать всю информацию, кроме, разумеется, сверхсекретной, то есть военной и тому подобной. Последняя выдается лицам только с Приоритетом первой степени, а таких, могу сказать вам прямо, наберется немного.

– О’кей, – кивнул Рекс. – Честно говоря, не могу себе представить, зачем бы мне понадобилось проникать в банк данных глубже четвертой степени, но все равно спасибо.

Один день он целиком провел с Софией Анастасис. На ее автомобиле они забрались далеко в сельскую глушь.

Рекс и мисс Анастасис сидели на заднем сиденье, а Луис и Гарри расположились впереди и как будто не прислушивались к разговору.

У прекрасной Софии мало что нашлось сказать нового. Ее задание было простым. Она хотела, чтобы Рекс по возвращении передал ей полный список тех лиц, с которыми он установил связь в Советском комплексе. Она хотела знать о возможных встречах американских и советских должнократов в будущем. Она хотела знать, как относятся советские промышленные менеджеры к идее Роже о всемирном правительстве, опирающемся на транскоры.

Разговор же она закончила следующей тирадой:

– Ах да, еще одно. На территории Советского комплекса уже находятся несколько наших агентов, с какими целями – вас не касается. Существует весьма малая вероятность, что нам придется вступить с вами в контакт. Мы будем использовать все тот же базовый код, только вам скажут «Китс», а вы ответите «Колридж».

Рекс изумленно воззрился на нее.

– Откуда вы узнали про этот код? – воскликнул он.

Сидевший впереди Луис хохотнул.

Едва Рекс вошел в свою квартиру, раздался сигнал телебустера. Усевшись поудобнее в кресло, Бадер нажал кнопку включения. На экране появилось нордическое лицо Дэйва Циммермана. Он опять улыбался.

– Что вам нужно? – спросил Рекс. – Что же это вы: ведь наш разговор могут подслушать.

– Не могут, – отозвался Циммерман.

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

– Ну ладно. Что вам нужно?

– Завтра в путь-дорожку, а?

– Откуда вы знаете?

Циммерман проигнорировал вопрос:

– Мы не в состоянии заплатить вам, Бадер. Однако мы были бы весьма признательны, если бы вы сообщили нам, что вам удалось разузнать. Вероятно, нашему человеку…

– О нет, – запротестовал было Рекс.

– …придется выйти с вами на связь. Код будет прежним, только он скажет…

– Знаю, – прорычал Рекс, – «Роберт Бернс».

Брови собеседника поползли вверх.

– Как вы узнали?

– Больше некому! – рявкнул Рекс и отключился.

Он недоверчиво уставился на экран. Все это уж очень смахивает на фарс. Роже хочет, чтобы он предпринял тщательнейшим образом законспирированное путешествие в Советский комплекс и установил там контакт с единомышленниками американского магната, разделяющими его идею о создании всемирного правительства, которое опиралось бы на транскоры. София Анастасис из «Международного производства всякой всячины» полагает, что такое развитие событий будет во вред организации, некогда именовавшейся мафией, и желает знать все подробности. Джон Кулидж и те, кто стоит за ним, опасаются, что изменение существующего положения приведет к устранению со сцены правительственной и военной бюрократии, и потому хотели бы не допустить подобного. Полковник Симонов выражает те же самые идеи – только с советской точки зрения. Дэйв Циммерман обеими руками за всемирное правительство, однако ему нужно, чтобы должнократы получали свои посты выборным путем, снизу, а не назначались бы сверху.

И каждый из них до мозга костей уверен, что уже его-то роль в этом деле никому не известна!

Рекс вставил видеофон в свой стандартный телебустер и сказал:

– Приоритет второй степени. Мне нужно досье Дэйва Циммермана. Личный номер 10-КЛ-224-200.

Кажется, так. Бадер видел этот номер всего только раз, когда рассматривал отобранный у Циммермана видеофон.

Да, так. На экране появилось досье. Можно было бы, разумеется, воспользоваться видеофоном, но большой экран удобнее.

Рекс стал просматривать материал. Все как обычно. Коэффициент интеллектуальности 138, обучался в одной из лучших технологических школ, окончил ее с отличием. Специалист по компьютерам.

Так– так. Кое-что проясняется. Друг Дэйв Циммерман, оказывается, работает техником в Национальном банке данных в Денвере. То есть имеет доступ к информации и к средствам подслушивания и слежения за теми, кого подслушивают.

Криминальные записи. Негусто. В годы Азиатской войны Циммерман поставил свою подпись под несколькими мирными петициями. Участвовал в антивоенных демонстрациях, однажды при столкновении демонстрантов с полицией был арестован. Дело замяли. Никакого упоминания о подрывной деятельности.

Рекс призадумался. У Циммермана достаточно свободный доступ к информации, не мог ли он стереть какие-либо сведения о себе? С другой стороны, вполне возможно, что ВБР обладает дополнительной информацией, которую просто не передает в Национальный банк данных. Все может быть.

Кто следующий, София Анастасис? В ее досье какие-либо важные сведения точно так же отсутствовали. Коэффициент интеллектуальности 132. Сорок два года. Ни за что бы не дал, подумал Рекс. Обучалась в одной из лучших женских школ, потом прослушала курс бизнеса в университете. Имеет докторскую степень. Вот так-то! Входит в состав совета директоров «Международного производства всякой всячины», но чем занимается конкретно – неизвестно. Криминальные записи? Ни единой, даже правила дорожного движения и то не нарушала. Лишь в самом конце досье Рекс натолкнулся на кое-что интересное. Там значилось: «Дополнительная информация – приоритет первой степени».

Потом он ознакомился с досье Фрэнсиса Роже и Темпла Нормана и узнал для себя мало нового. Сплошная тишь да гладь. Высокий коэффициент интеллектуальности, весьма приличное образование. Потрясающая деловая карьера. Никаких криминальных записей.

Рекс фыркнул, потом подумал про Гарри с Луисом, охранников Софии Анастасис или, быть может, ее личных секретарей. Кто их разберет? Но он не знает ни их фамилий, ни личных номеров. Да это и ни к чему.

Довольно долго он сидел перед экраном, потом проговорил:

– Досье Джона Кулиджа, директора Всеамериканского бюро расследований.

На экране появилось лицо Тага Дермотта: он кисло улыбался.

– Рекс, Рекс, – укоризненно произнес он, – ты зарвался. Это информация первой степени.

Бадер передернул плечами.

– Я просто хотел узнать, где кончается моя вторая.

– Хотеть не вредно, приятель, – сказал Дермотт. Его изображение исчезло.

Раздраженный Рекс бросил:

– Досье Тага Дермотта, агента ВБР.

Ему ответил механический голос:

– Информация отсутствует. Уточните, пожалуйста. Каков личный номер данного лица?

– Будь я проклят, если знаю! – проворчал Рекс. – Спрятался, понимаешь, за семью замками!

Подумав немного, он попросил:

– Полковник КГБ Илья Симонов. Его досье, пожалуйста.

Он ожидал, что его отфутболят, но вместо этого получил самый объемистый из всех материал. В Национальном банке данных сведений об Илье Симонове было значительно больше, чем о ком-либо из тех, кем Рекс интересовался раньше. Жизнь советского разведчика была в его досье описана едва ли не день за днем.

Помимо стандартных данных о происхождении, коэффициенте интеллектуальности, возрасте, образовании в досье имелись всякого рода интересные подробности. Например, полковник, оказывается, был удостоен Золотой Звезды Героя Советского Союза – награды, которую просто так не дают, как и британский Крест Виктории, немецкий «За заслуги» или американскую Почетную Медаль. Политики и штабные вояки о подобной награде могут только мечтать. Что же такого Симонов сделал, чтобы ее заслужить?

Помимо этого Рекс выяснил, что агент КГБ однажды участвовал в Олимпийских играх, завоевал бронзовую медаль в фехтовании, серебряную в стрельбе из пистолета и еще одну, бронзовую, – в стрельбе из пневматической винтовки. Да, такому только попадись… Рекс даже моргнул, увидев список разведчиков, контрреволюционеров и других врагов советской власти, разоблаченных Ильей Симоновым. Ну и полковник! Судя по всему, он получил от своего руководства полную свободу действий.

Да, Симонову лучше не наступать на ноги. Вся беда в том, что именно это Рекс и собирался сделать.

Ему приказано было отправиться в Прагу и вести себя там, как подобает солидному состоятельному американскому туристу. Ну что же, вот он и в Праге. Первый раз в своей жизни Рекс Бадер оказался за Железным занавесом, который, если верить Фрэнсису Роже, насквозь проржавел. В молодости Бадер совершил обычный тур по Западной Европе, Лондон – Париж Рим. Но в Чехословакии все было по-иному.

Лимузин подвез его к отелю «Новая Ялта», расположенному на Вацлавской площади, в самом центре города. Номер ему выделили на удивление приятный: большие комнаты, высокие потолки, никакой ультрамодерновой мебели, к которой он привык дома.

Вообще у Рекса сложилось впечатление, что здесь отдают явное предпочтение древним искусствам и традициям. Столь явное, что даже в холле отеля за конторкой сидит живой портье. На Западе же, а особенно в Северной Америке, гостиницы почти полностью автоматизированы.

Когда он наконец устроился, приспело время перекусить. Рекс сначала решил было заказать еду в номер, но потом передумал. Ему приказано было гулять по окрестностям, дабы с ним могли установить связь. Вряд ли какой-нибудь советский единомышленник Роже заявится к нему прямо в гостиничный номер.

Спустившись в холл. Рекс подошел к портье.

– Вы говорите по-английски, – сказал он, это было скорее утверждение, а не вопрос.

Портье ответил ему на безукоризненном английском:

– Товарищ Бадер, в наше время любой человек, который кончил школу, знает английский. Быть может, для международного языка это не лучший выбор, но вообще-то его никто преднамеренно и не выбирал.

Рекс озадаченно нахмурился.

Портье рассмеялся.

– Так обычно говорят русские, но они тут ничего не могут поделать – уж слишком далеко все зашло. Все началось с Британской империи, самой крупной из известных в истории. А еще Америка – крупнейшая финансово-промышленная держава. В годы второй мировой войны, когда резко возросло количество морских и воздушных перевозок, возникла острая необходимость в международном языке – чтобы давать указания по посадке самолетов, чтобы вводить корабли в порт, чтобы вести радиопереговоры. И как самый распространенный язык в мире был выбран английский. Это означало, что его должен был выучить каждый пилот и каждый радист, капитан любого судна и его помощники. А также все портовые чиновники, будь они по национальности греками, бразильцами, русскими или китайцами. Поэтому английский начали изучать в школах всех стран мира.

Рекс кивнул:

– Похоже, вы правы. Я тут на днях читал одну статью. В ней говорилось, что когда шведы, норвежцы и датчане объединили свои авиакомпании в Скандинавскую, им пришлось решать, на каком общем языке будут разговаривать летчики и служащие аэропортов. И какой язык они выбрали? Ни норвежский, ни шведский, ни датский – английский! О’кей, значит, любой образованный человек сегодня знает английский язык. В таком случае скажите мне, пожалуйста, какой в вашем городе лучший ресторан?

Портье произнес мягко:

– Лучший ресторан – в нашем отеле, товарищ Бадер.

– Чудесно. Но у меня сегодня что-то нет настроения обедать в ресторане при гостинице. Что вы еще можете мне порекомендовать?

– Загляните в «Таверну Вальдштейна», это на Томасской, дом 20. Старый трактир с винным погребом. Очень живописный.

– О’кей. Ваши автомобили тоже понимают английский?

– Разумеется. Мы же не варвары, товарищ Бадер. Если надо будет, они поймут и любой другой язык, поскольку наши автоматизированные такси оборудованы компьютерами-переводчиками с большими возможностями. Словом, как и у вас.

– Понятно. Не могли бы вы вызвать мне автомобиль?

Когда Рекс Бадер вышел на улицу, машина уже поджидала его. Распахнулась дверца, он забрался в салон.

– «Таверна Вальдштейна», Томасская, 20, – сказал он.

– Да, товарищ, – отозвался механический голос.

Рекс огляделся. Пожалуй, по внутренней отделке салона здешние такси немного уступали своим западным собратьям. Они, как и отель, принадлежали все-таки вчерашнему дню.

– Я не вижу монетного паза, куда мог бы вставить свою международную кредитную карточку, – заметил Рекс.

– Транспортные перевозки в Советском комплексе бесплатны, – ответил механический голос.

Рекс откинулся на спинку сиденья.

– Правда? А почему?

Последнее вырвалось у него само собой.

Робот довольно надолго замолчал. Когда он заговорил снова, голос его был каким-то другим – более человеческим, что ли.

– Потому что было решено, что гораздо экономичнее будет не загружать компьютеры подобной работой. Это позволило практически полностью автоматизировать весь транспорт в Комплексе.

Бадеру потребовалось лишь несколько секунд, чтобы признать правоту подобного решения. Там, дома, транспортные компании – это гигантские образования, в высокой степени интегрированные, но все же находящиеся в частных руках и зависящие от получаемой прибыли. И компьютерам приходится работать, что называется, не покладая рук. Пускай это будет даже короткая поездка в автоматизированном автобусе по подземному сверхскоростному шоссе, поездка, стоимость которой меньше одного псевдодоллара, – все равно компьютер должен вычесть данную сумму из счета пассажира и перевести ее на счет транспортной компании. А за день таких вот мизерных выплат набегает не один миллион. Интересно, что случилось бы с постиндустриальным обществом, не появись так вовремя компьютеры?

«Таверна Вальдштейна» оказалась именно такой, как ее описал портье, и, по мнению Рекса Бадера, походила больше на музей, чем на кафетерии-автоматы псевдогородов Запада. Рекс едва ли мог припомнить, когда его обслуживал живой официант. Не то чтобы дома не было подобных заведений, но их посещали должнократы или члены старых семейств, а уж никак не те граждане, весь доход которых составляла сумма негативного подоходного налога.

Рекс посмотрел по сторонам. Таких, как он, сидящих за столиком в одиночестве, было немного. Чехи, по всей видимости, наслаждались едой и обществом друзей. Они смеялись, болтали и поглощали между делом громадные порции чудесно пахнувшей и очень аппетитной на вид пищи.

Ни один из посетителей не производил впечатления человека, который способен подойти к его столику и произнести, не разжимая губ, «Байрон навсегда» или что-нибудь в этом духе. Рекс пожал плечами. Не он затеял эту игру, не ему и беспокоиться об установлении контакта. По крайней мере, нет необходимости опасаться полиции. Им наверняка известно о его приезде, но они полагают, что он на их стороне.

Бадер подозвал официанта. В своем черном костюме с белым фартуком, повязанным вокруг талии, тот походил скорее на актера, который исполняет роль официанта. Он предложил Рексу на выбор несколько богемских и словацких национальных блюд.

Рекс вздохнул – названия ничего ему не говорили:

– Выберите что-нибудь по своему вкусу, ладно?

– Хорошо, товарищ. А какое вино вы предпочитаете?

Вино? В это время суток? Рекс снова пожал плечами. В конце концов, за все платит МСС. Так почему бы не гульнуть? Он предоставил решать вопрос с вином официанту.

Принесенная еда была приготовлена как будто из какой-то дичи. Скорее всего, из оленины. По крайней мере, Рексу так показалось, хотя до того он пробовал мясо оленя один только раз. Блюдо представляло собой кусок разваренного мяса, обильно политый ароматной подливкой, с гарниром из больших мучных клецек, которые официант назвал кнедликами, и зелени, то бишь красной капусты.

Выбранное официантом вино оказалось рислингом, изготовленным в Братиславе. Попробовав его. Рекс убедился, что оно сделано из натурального винограда. Ему как-то даже не приходило в голову, что в наши дни в Советском комплексе по-прежнему используют для приготовления вина натуральный виноград. Неужели они тут настолько отстали от западных лабораторий? Неужели они все еще отводят под виноградники громадные участки земли? Неужели они выжили из ума?

Однако вино было восхитительным. Рексу подумалось, что, может быть, в отличие от виски, водки, рома и джина, которые прекрасно поддавались синтезированию в лабораторных условиях, к вину подобная технология неприменима.

К вину и к пиву – как он выяснил некоторое время спустя.

Ни в этот день, ни вообще в эту неделю никто с ним на связь не вышел. Придуманная для него легенда постепенно начала казаться Рексу довольно нелепой. Да, Прага чудесный город, прямо-таки не город, а музей под открытым небом. Прага ему очень нравилась. Нравилась еда, нравилось вино, нравились развлечения, куда более разнообразные, чем дома. А еще ему нравились девушки. Особенно одна немка, Брюнхильда[4] да и только, с которой он столкнулся в «Викарке», ночном клубе, расположенном в пражском замке. Сперва он решил было, что девушка – полицейский агент, специально приставленный к нему, но потом вынужден был изменить свое мнение. Когда Рекс провел с ней несколько дней, до него дошло, что она, как говорили в старину, падшая женщина. Его это слегка удивило. Он считал, что подобных дам в Советском комплексе просто-напросто не существует. Его заинтересовали не столько ее прелести, сколько образ жизни этой девушки. Ему очень хотелось знать, как расплачиваются с падшими женщинами в эпоху кредитных карточек.

Выяснилось, что расплачиваются подарками. Женщина, которая живет на советский вариант НПН, обычно не испытывает трудностей с питанием, медицинским обслуживанием, жильем и одеждой. Но предметы роскоши тут, как и на Западе, – удовольствие не из дешевых. Рекс купил своей подружке сравнительно недорогую меховую пелеринку в одном из фешенебельных магазинов на Вацлавской площади. Делая эту покупку, он усмехнулся при мысли, что скажет Темпл Норман, когда увидит на дисплее, на что потрачена такая сумма. Ну и черт с ним! Частью задания Рекса Бадера было ознакомиться с укладом жизни в здешних странах. Именно этим он и занимается.

Однако со временем Рекс заскучал. Он вел себя как холостяк, сравнительно молодой и богатый. Он посетил Градчаны – некогда резиденцию королей Богемии, а ныне музей. Он снялся на фоне такой излюбленной туристами достопримечательности Праги, как старинные городские часы. Он заглянул в синагогу в бывшем еврейском гетто и был поражен тысячами тысяч имен, выбитых на ее стенах, – имен евреев, погибших в годы немецкой оккупации. Он с разных точек сфотографировал готический собор Святого Витта, где большей частью похоронены чешские короли. Однако все чаще и чаще ловил себя на мысли, что никакой богатый холостяк, будь он в здравом уме, не стал бы тратить на этот город целую неделю.

Восьмой день пребывания в Праге вознаградил долготерпение Рекса Бадера. Он уже посетил все памятные места. Побывал во всех ресторанах высшей категории, во многих ночных клубах и пивных барах. Безрезультатно. Оставались еще только два заведения, которые он раньше обходил стороной. Наиболее подходящим из них казался ресторан «У Флеку» – старая таверна, в которой, если верить туристическим справочникам, варили копченое черное пиво начиная аж с 1499 года. Легенда гласила, что первый владелец таверны перешел дорогу монахам, которые заправляли харчевней «У святого Томаса» и полагали, что только они умеют готовить копченое черное пиво, а потому объявили хозяина «У Флеку» приспешником дьявола. Того, похоже, это не особенно огорчило; как бы то ни было, оба заведения процветали и по сей день.

Рекс Бадер никогда не слышал о копченом черном пиве.

Попробовав его, он понял, что тот прозрачный слабенький напиток, к которому он привык у себя дома, вовсе не пиво.

В таверне «У Флеку» посетителей обслуживали пышногрудые девушки в национальных костюмах богемских крестьянок. Они клали перед вами на стол кружок, а на него ставили объемистую керамическую кружку с пивом.

Едва официантка замечала, что ваша кружка пуста, она тут же убирала ее, приносила другую, полную, и делала на кружке пометку карандашом. Узрев же, что ваш желудок не в состоянии более принимать в себя копченое черное пиво, девушка подходила, подсчитывала количество карандашных меток и предъявляла вам счет.

Таверна «У Флеку» представляла собой огромный зал, в котором посетители сидели за огромными деревянными столами, изготовленными, по всей видимости, несколько столетий назад. Столов было по меньшей мере двадцать, и большей частью они не пустовали. За некоторыми коротали вечер одиночки вроде Рекса, за некоторыми расположились романтические парочки, за некоторыми целые компании или семьи, иногда даже с грудными младенцами. Шум, гам, смех, кто-то пытался петь.

Все это было весьма живописно. В таверне имелся даже оркестр из четырех человек, облаченных в национальные костюмы полуторавековой давности и рьяно терзавших свои инструменты.

Рекс был очарован. Вернее сказать, очарование не проходило уже неделю. По первым своим впечатлениям он решил, что чехи на столетия отстали от Запада. Теперь же он начал приходить к выводу, что все совсем наоборот. Дело вовсе не в том, что Прага выглядела средневековой по сравнению с псевдогородами Соединенных Штатов. Не в том, что здесь можно пересчитать по пальцам жилые небоскребы в две тысячи с лишним квартир, с супермаркетами, театрами и всем прочим. Этот город не модерновый, а – как это будет по-немецки? – Gemutlich[5]. Да, что-то вроде этого. И люди здесь спокойнее, чем в Америке, и больше радуются жизни. Эта их черта даже начала раздражать Бадера.

На деревянную скамью напротив опустился новый посетитель, официантка незамедлительно поставила перед ним кружок и полную кружку пива. Человек тяжело вздохнул и одним глотком опорожнил кружку наполовину.

– Ах! – только и сказал он при этом.

Рекс улыбнулся ему.

Человек махнул кружкой, словно говоря «Ваше здоровье!», и сделал еще глоток. Потом спросил:

– Vous etes un etranger?[6]

Рекс, пригубив свое пиво, отозвался:

– Извините, я не говорю по-чешски.

– А, так вы англичанин! Я почему-то причислил вас к французам. Я большой поклонник всего английского. В студенческие годы я изучал английскую литературу и пришел к убеждению, что ваш лорд Байрон – величайший из поэтов-романтиков.

6

Никто из сидевших за столом как будто не обращал на них внимания и не прислушивался к разговору. Рекс Бадер осушил свою кружку с копченым черным пивом. Словно по волшебству, перед ним тотчас же появилась другая, а на картонном кружке возникла еще одна карандашная метка.

– Американец, не англичанин, – поправил он. – Я разделяю ваши литературные симпатии, но должен сказать, что из поэтов романтического периода предпочитаю все-таки Шелли.

Обратившийся к нему крепко сложенный человек средних лет принадлежал, по-видимому, к зажиточным слоям общества. Он производил впечатление жуира, который, несмотря на свой высокий пост, отнюдь не против заглянуть иногда в заведение вроде «У Флеку» и пропустить пару кружек пивка, послушать грубоватую музыку, съесть сосиску или жирный гуляш. Это последнее блюдо было, очевидно, в таверне фирменным.

– И как вам наша Прага?

– Замечательно. Я вообще впервые в Советском комплексе. Тут много интересного. Много такого, что показалось мне удивительным.

– Да? – собеседник как будто заинтересовался. – И что же, например, удивило вас, сэр?

Рекс призадумался. Надо подстраиваться под предложенную тему разговора.

– Ну, скажем, я не ожидал, что вы живете в таком достатке. Книги, которые я читал, вселили в меня уверенность, что вы далеко отстали от Запада в доходе из расчета на одного человека.

Чех хохотнул:

– Понимаете, уважаемый. Запад – понятие достаточно растяжимое. Если вы обозначаете им все страны, которые не входят в Советский комплекс, то такие государства, как Чехословакия, намного впереди большинства из них по тому доходу, о котором вы упомянули. Но даже если вы имели в виду только Европу и Северную Америку, вы все равно ошибаетесь. Вы ошибаетесь, если считаете, что все капиталистические государства превосходят по доходам на душу населения советские страны.

Он отпил из кружки, прежде чем продолжить:

– Отчаянная конкуренция за больший валовой национальный продукт и доход на душу населения развернулась вскоре после второй мировой войны. Всем почему-то стало дело до этого. Некоторые даже прониклись убеждением, что по этим данным можно решить, что же лучше – капитализм или коммунизм.

– Я тоже так думал, – мягко заметил Рекс.

Собеседник его снова глотнул пива и затряс головой:

– Этим ничего не докажешь. Просто из любопытства я начал изучать данные, которые публиковала Организация Объединенных Наций. Из них следовало, что такие западные страны, как Италия и Япония, не говоря уже о Португалии, Испании и Греции, намного отстают в доходе на душу населения от Чехословакии, Восточной Германии, СССР и даже Венгрии. Но главное даже не в том, кто где находился, а в том, как быстро советские страны прогрессировали.

– Но уж западноевропейские-то государства развивались быстрее, чем восточные, – попытался возразить Рекс.

– Некоторые – да, некоторые – нет. Я не знаю, доводилось ли вам слышать о двоих ваших соотечественниках, Германе Кане и Энтони Винере из Гудзоновского института, которые в 1976 году опубликовали книгу под названием «Год 2000»?

– Я о них ничего не знаю.

Краем глаза Рекс Бадер наблюдал за другими посетителями таверны, подсевшими к ним за стол. Никто не прислушивался к их беседе – все вели свои собственные разговоры.

– Замечательная книга, – сказал чех. – Просто замечательная для работ такого рода. Они нарисовали таблицу общего дохода тридцати самых развитых государств и на основании ее вывели сроки, за которые та или иная страна достигнет валового национального продукта США уровня 1965 года; он составлял тогда 3600 долларов на душу населения. По их подсчетам, Швеции потребовалось бы на это одиннадцать лет. Канаде двенадцать, ФРГ – шестнадцать, а ГДР – семнадцать. Франции восемнадцать, Великобритании – девятнадцать, Чехословакии двадцать, Японии – двадцать два, Италии – тридцать, а Мексике, учитывая темпы прироста ее населения, – сто шестьдесят два года.

Другими словами. Кан и Винер предвидели, что к 1982 году ГДР обойдет Францию и Англию, а Чехословакия, СССР, Польша и Румыния отстанут от нее не так уж далеко.

– Но, разумеется, самый большой ежегодный доход на душу населения был и остается в Соединенных Штатах, – заметил Рекс.

– Вы снова ошибаетесь. Самый высокий доход из расчета на одного человека и Кувейте, арабском государстве, которое торгует нефтью и население которого составляет всего полмиллиона человек. Кстати сказать, отметьте следующее. Высокий доход отнюдь не означает всеобщее благоденствие. Правящий Кувейтом эмир Сабах Аль-Салим – абсолютный монарх. Весь доход – больше полумиллиарда долларов в год идет ему в карман. Простым же арабам достается всего ничего.

Обычного человека заботит не то, каков доход его государства на душу населения, а то, сколько из этого дохода перепадает ему лично и на что он может данную сумму потратить. Если абсолютный монарх или бюрократическое правительство расходуют валовой национальный продукт по собственному усмотрению, тогда граждане этих стран живут на уровне бедности. Прикиньте, сколько потратило на так называемую оборону, на космические программы, на содержание бюрократического аппарата ваше государство.

– А ваше? – воинственным тоном спросил Рекс.

– Согласен. Наши страны безумствуют. Но в этом деле есть еще одна сторона. Каким образом создается валовой национальный продукт и ежегодный доход на душу населения? Раньше было проще. Достаточно было сложить, сколько надоено молока, сколько добыто железной руды, сколько поймано рыбы. Сколько стали изготовлено из этой руды, какое количество сыра сделано из молока и так далее. Однако со временем начали возникать всякие проблемы.

– Что вы имеете в виду? – спросил Рекс, подумав, что все должнократы, какой бы национальности они ни были, одним миром мазаны.

– Давайте вернемся к самому началу борьбы за увеличение валового национального продукта. В вашей великой стране был такой очень популярный комедийный актер – Роберт Хоуп. Его доход, насколько мне помнится, порою достигал миллиона долларов в год. Примерно в те же годы в Советском Союзе блистала Галина Сергеевна Уланова, народная артистка СССР, прима-балерина, которую считали величайшей в мире танцовщицей. Ее зарплата составляла около двадцати тысяч долларов в год; для русских это громадные деньги. Обе суммы, естественно, приплюсовывались к валовому национальному продукту той и другой страны. Разумеется, даже мистеру Хоупу не снились гонорары английских «Битлз», которые тоже входили в валовой национальный продукт Великобритании. А между тем в СССР в то же время более чем в шестидесяти городах имелись филармонические оркестры, зарплата дирижеров которых, вместе взятых, была меньше дохода «битлов».

Рекс хмыкнул.

– Кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните.

– Хорошо. Но самое нелепое еще впереди, ибо актер – это профессия третьей руки. В нашем современном постиндустриальном обществе большинство работающих имеет профессии четвертой руки. Как можно в денежном выражении оценить работу президента благотворительной организации? Или возьмем какого-нибудь известного психиатра, который обслуживает высокооплачиваемых членов общества, например популярного художника. В конце года он посылает ему чек на 25 000 долларов. Художник не моргнув глазом платит, а позже продает жене врача свою картину за ту же сумму. Таким образом, валовой национальный продукт увеличился сразу на 50 000 долларов. Но как оценить работу художника? Он может достичь высот Пикассо и получать миллион долларов за картину, на которую у него ушел день работы. У меня есть знакомый, который вырастил двух котят, продал их по 25 000 долларов каждого и купил себе собаку за 50 000 долларов.

Рекс Бадер громко расхохотался и махнул рукой пробегавшей мимо с тремя кружками пива в руках официантке. Она задержалась у их столика ровно настолько, чтобы заменить кружку и черкнуть карандашом по кружку.

Рекс пребывал уже в блаженной стадии легкого опьянения. Он спросил:

– Ну и что все это означает?

Собеседник его тоже рассмеялся.

– Это означает, что перед нами разыгрывают комедию. В действительности же и передовые западные страны, и Советский комплекс живут в достатке. Этот достаток обеспечивает промышленность. Сегодня уже нет таких, кто голодал бы или не имел жилья, одежды, медицинского обслуживания и всего прочего. Что необходимо для нормальной жизни.

Внезапно чех поглядел на свои наручные часы. Рекс Бадер удивился про себя: в Штатах ныне мало кто пользовался подобными игрушками. Гораздо удобнее было узнавать время по карманному видеофону.

Чех встал.

– Наша беседа доставила мне большое удовольствие, сэр. К сожалению, мне пора. Надеюсь, вам понравится «У Флеку». Потом прибавил: – Если вы проголодались, закажите сосисочный струдель. Это разновидность мясного пирога. Таверна славится им на всю Прагу.

– Спасибо, – поблагодарил Рекс. – Приятно было поговорить с вами.

Чех снова взглянул на часы и откланялся.

Бадер вновь принялся за пиво. Ну и что все это значит?

Добрых пятнадцать минут он выслушивал лекцию о сравнительном валовом национальном продукте Соединенных Штатов и Советского комплекса. И что? Вне всякого сомнения, это был один из тех, с кем он должен был установить контакт по заданию Роже. Ладно, контакт установили. А дальше что?

Мимо прошмыгнула официантка с подносом, на котором дымились гуляш и какие-то пироги. Рекс припомнил совет чеха. Пиво возбудило аппетит. Он подозвал одну из девушек и заказал себе порцию сосисочного струделя.

Минут через пять официантка шлепнула перед ним на стол заказанное блюдо и удалилась. Рекс внимательно посмотрел на струдель. Он восхитительно пахнул и был обжигающе горячим. Бадер перевернул его вилкой, примеряясь, откуда лучше начать.

На обратной стороне пирога была надпись: «Поезжайте в Бухарест».

Решив, что здоровью его эта надпись не повредит, Рекс уничтожил ее вместе со струделем. О’кей, Бухарест так Бухарест.

Вернувшись в отель, он открыл дверь своего номера и направился было в спальню, но вдруг замер. На полу лежал листочек почтовой бумаги. Рекс подобрал его. На нем было написано: «Комната 1052».

Его номер на десятом этаже. Комната 1052, должно быть, тоже. Пройдя в ванную, он разорвал записку на мелкие кусочки и смыл их струей воды. Выглянул в коридор – никого, вышел из своего номера и направился на поиски комнаты 1052.

Бадер обнаружил ее без труда. Как только он встал перед опознавательным экраном, дверь распахнулась.

Он ожидал увидеть того чеха, с которым разговаривал в таверне «У Флеку». Но навстречу ему из кресла, сжимая в руке высокий стакан с коктейлем, поднялся Таг Дермотт.

– Привет, – сказал агент ВБР. – Шелли на днях перечитывал?

– Предпочитаю Китса, – буркнул Рекс, закрывая за собой дверь. – Что вы здесь делаете? Ведь уговор был дожидаться моего возвращения в Штаты. Я тут пробыл всего неделю. Вы что, хотите, чтобы меня разоблачили?

– Положение изменилось. События развиваются быстрее, чем предполагал шеф. Пить будешь?

Рекс покачал головой.

– Уже напился.

Комнатка была значительно меньше его собственного номера. Он присел на край дивана, лицом к Дермотту.

– Что за события?

– Скажи сначала, вышел ты на связь со здешними приятелями нашего друга?

– Не знаю, говорить вам или нет, – произнес Рекс задумчиво.

Агент ВБР нахмурился.

– Это что еще за фокусы? – требовательно спросил он.

– Я никак не разберусь, что происходит и кто кого о чем информирует. Одному известны секреты другого, и наоборот. Если тут дело обстоит точно так же, как в Штатах, то мне никогда не встретиться с теми, кто мне нужен. Они будут избегать меня всеми силами.

Дермотт по-прежнему хмурился.

– А причем здесь мы, Бадер?

– Насколько я понимаю, здесь все причем. Могу, однако, сообщить, что не узнал еще ни единого имени. Так что там за изменения произошли?

– Что тебе известно про «Интерспутник»?

– Да почти ничего. Это аналог нашему «Интелсату», верно?

– Верно. В шестидесятых годах правительство Соединенных Штатов субсидировало исследовательскую программу по спутникам связи, которая имела потрясающий успех. Прошло года три или четыре: русские не выдержали и тоже занялись этим делом. Их первый «Интерспутник» весил больше полутонны и в четыре раза превосходил по размерам все спутники «Интелсат», вместе взятые. Однако это было только начало.

– Но какое это отношение имеет к моему заданию?

– Слушай дальше. Систему «Интелсат» на корню закупили четыре американских транскора: «Ай-Ти-Ти», «Эй-Ти энд Ти», «Вестерн юнион интернешнл» и «Ар-Си-Эй». Они продавали спутниковое время своим клиентам в шестидесяти с лишним странах. Со временем плата за час цветной телетрансляции из Нью-Йорка в Париж возросла с начальных 11 500 до 18 625 долларов. Черно-белые передачи обходились дешевле, но все равно транскоры здорово подзаработали на этом деле.

Рекс решительно не понимал, куда клонит Дермотт.

– О’кей. Ну и?…

– Но это все мелочи по сравнению с тем, что задумано сегодня. Проект такой, что закачаешься.

– О чем вы говорите?

– Ты что, новостей не слушаешь?

– Здесь?

– А видеофон у тебя на что? Ладно, вникай. На днях в Сенат представлен билль, который предусматривает объединение программ «Интелсат» и «Интерспутник». Сенатору Хукеру, адмиралу Уэстоверу и шефу все это очень не нравится.

Рекс призадумался.

– А есть шансы на то, что билль пройдет?

– Он не пройдет, если это будет зависеть от сенатора, адмирала и шефа. Они считают, что это первая настоящая попытка транскоров пробить брешь в занавесе, который отделяет Советы от свободного мира.

– Свободного мира? – переспросил Рекс. – Этим термином все еще пользуются? А почему бы в самом деле не объединить две спутниковые системы в одну? Толку ведь будет гораздо больше. Разумное предложение. И потом – это ведь не первый совместный проект: мы вместе проводили геологические исследования, работали на синоптических станциях и в Антарктиде.

– Здесь случай особый, – пояснил Дермотт. – И последствия его могут быть самыми неприятными. Речь идет не просто о совместных исследованиях.

Рекс молча ждал.

– Билль предусматривает свободное использование обеих спутниковых систем, – сказал Таг Дермотт. – То есть любая страна может пользоваться ими бесплатно.

– Бесплатно?

– Да. Разработана такая структура, при которой на каждую из стран возлагается определенная доля расходов – на основе дохода на душу населения. Прибыли от этого никто не получит.

Рекс присвистнул сквозь зубы.

– Это шаг к интернационализации крупной промышленности, к созданию того самого всемирного правительства. И это только первый шаг. Понятно, что транскоры на этом не остановятся.

– И каким же будет второй шаг?

– Ты что, сам не догадываешься? Объединят все транспортные средства в один транскор и тоже объявят его услуги бесплатными.

Рекс недоуменно воззрился на Дермотта.

– Но зачем? Каждый начнет тогда колесить по свету и забросит все другие дела.

Таг Дермотт покачал головой.

– Мне-то ты что доказываешь? Я стою горой за свободное предпринимательство. Но они – те, кто внес этот билль, – утверждают, что подобного не произойдет. Во-первых, если вспомнить наши современные сверхзвуковые лайнеры, можно сказать, что сегодня колесить по свету может кто угодно. Кроме того, когда путешествуешь, тратишься в основном не на транспорт, а на гостиницы, на еду и на все такое прочее. У них тут, в Советском комплексе, плату за транспорт отменили довольно давно. Ну и что, ты видел кого-нибудь, кто бы целый день катался на метро только потому, что оно бесплатное? Говорят, когда это ввели, сразу резко сократилось количество людей, занятых бумажной работой. То есть создание транскора транспортных средств высвободит сотни тысяч рабочих рук.

– Ну и в чем же опасность?

Дермотт вздохнул.

– Просто-напросто в том, что это начало конца. Стоит интернационализировать средства связи и транспорт, и все – к власти придут транскоры. Не будет ни Соединенных Штатов, ни Советского комплекса, ни других государств.

Рекс Бадер надолго задумался. Наконец он сказал:

– Сомнительно, чтобы билль прошел. Слишком многие конгрессмены заинтересованы в обратном.

Дермотт фыркнул.

– Слишком многие конгрессмены куплены транскорами. Сегодня трудно сказать, где кончается промышленность и начинается правительство. У людей вроде Фрэнсиса Роже в каждом кармане сидит по дюжине конгрессменов.

– Все равно. Советы на это не пойдут.

– А про общественное мнение ты забыл? Сейчас две сверхдержавы монопольно владеют всеми спутниками связи. Приходится платить либо той стороне, либо другой. Так называемый третий мир примет идею бесплатных коммуникаций с распростертыми объятиями.

– О’кей, – заключил Рекс. – Ну, так какое же это имеет отношение ко мне?

Дермотт произнес подчеркнуто медленно:

– Шефу нужно что-нибудь этакое. Что-нибудь такое, что остудило бы пыл американскому Конгрессу и тем парням из Кремля.

Пришла очередь нахмуриться Рексу Бадеру.

– То есть?

– Что-нибудь вроде инцидента с У-2 при администрации Эйзенхауэра. Что-нибудь вроде событий в Чехословакии в 1968 году или в Венгрии в 1956. Что-нибудь вроде Карибского кризиса в годы президентства Кеннеди. Что-нибудь, чтобы подморозить «холодную войну».

– «Холодная война»? Я не слышал этой идиомы сто лет.

– Надеюсь, теперь будешь слышать ее чаще, – угрюмо бросил Дермотт. – Иначе рискуешь остаться человеком без страны. – И прибавил кисло: – Наравне со всеми нами.

Рекс внимательно поглядел на него:

– Скажите, Дермотт, почему вы против всемирного правительства?

– А ты нет? – вопросом на вопрос ответил агент ВБР.

– Я первый спросил. Что касается меня, то я еще не решил.

Дермотт состроил гримасу.

– Потому что я американец и хочу им остаться. Еще не хватало, чтобы ко мне в сограждане набивалась необразованная черная обезьяна откуда-нибудь из Танзании! Пусть таскают свои набедренные повязки и не высовываются!

– Но ведь образование и все остальное – это лишь дело времени. Тем более что создание всемирного правительства пойдет только на пользу подобным процессам.

Таг Дермотт встал, лицо его потемнело от гнева. Он подошел к двери и раскрыл ее.

– Ты получил приказ, Бадер, – произнес он сурово. – Шеф хочет, чтобы ты умудрился расстроить все их планы. Понадобится помощь – разыщи меня: за моей спиной вся наша служба.

Рекс тоже поднялся и направился к выходу.

– Я часто гадал, что же на самом деле произошло с тем У-2, которым управлял Пауэрс.

Таг Дермотт нахмурился.

– Что сие должно означать?

– Его появление над Россией положило конец улучшению отношений между Советами и Западом. Насколько мне известно, в Штатах в то время немало было тех, кто всеми силами стремились не дать Эйзенхауэру поближе сойтись с Хрущевым.

– Думай лучше о своем задании, Бадер, – посоветовал агент ВБР.

Рекс задумчиво направился к своему номеру. Причина, по которой Дермотт вызвал его к себе, скорее всего та, что номер Бадера, несмотря на заверения полковника Симонова, прослушивается. Но откуда Дермотту известно, что под его диваном не спрятан микрофон?

Рекс передернул плечами. В последние дни он просто по– мешался на подслушивании. Быть может, у агента ВБР есть детектор, которым он проверил свою комнату.

Открыв дверь собственного номера, Бадер переступил порог. Алкогольные пары почти совсем выветрились. Он двинулся было в гостиную, намереваясь заказать себе сливовицы – чешского коньяка, который ему очень понравился.

И застыл на месте.

В гостиной, терпеливо ожидая его, сидели Гарри и Луис.

7

Луис сказал:

– Ты давно читал Китса, Бадер?

Рекс поглядел на него:

– А договор? Решено же было – не подходить ко мне.

Гарри обычным ровным голосом произнес:

– Ты должен был ответить «Колридж». Это не он написал «Сказание о Старом Мореходе»?

Рекс подошел к бару и заказал выпивку, в которой нуждался теперь вдвойне.

– Какая эрудиция у парочки головорезов! – заметил он.

– Эта парочка головорезов, Бадер, как и ты, заканчивала школу, – отозвался Луис.

Со стаканом в руке Рекс уселся в кресло.

– Да ну? Раз уж мы принялись блистать познаниями, какого альбатроса вы надеетесь подстрелить[7] у меня в номере?

– Мы выполняем приказ, Бадер, – проговорил Луис. – На днях состоялось заседание совета директоров нашей фирмы. Мисс Анастасис внесла изменения в твое задание. Ты слышал про билль об интернационализации средств связи?

– Да. – Рекс залпом наполовину опорожнил стакан. Предлагать освежиться гостям он, раздраженный недавней беседой с Тагом Дермоттом, не собирался.

– Вам-то что за дело до него?

– Всех средств связи, – уточнил Гарри, словно втолковывая что-то упрямому ребенку.

– Ну?

– Слушай дальше. У нашей фирмы разносторонние интересы, ты, может, уже сам это понял из ее названия. Нам и только нам одним принадлежит радиосеть, которая связывает между собой букмекеров всего мира. Она распространяется на страны, в которых тотализатор на скачках разрешен официально, и на те, где закон говорит одно, а власти поступают по-другому.

– Понятно.

– Мисс Анастасис и совет директоров прикинули, что из всего этого может получиться, – продолжил объяснение Луис. Если билль пройдет, наша собственность в тех странах будет сначала национализирована, а затем интернационализована.

Рекс фыркнул:

– Тебя послушать, Луис, – так тебе самому принадлежит кусочек пирога.

– Так и есть, приятель. Маленький, но кусок. Те, кто стоит перед тобой, вовсе не нищие вроде тебя.

– Ладно, хватит, – вмешался Гарри, – давай к делу.

Рекс допил стакан.

– С удовольствием. И в чем же оно состоит?

– Мисс Анастасис считает, что раз основную роль в подготовке этого билля сыграл Роже со своей МСС, то с тобой на связь здесь выйдет какая-нибудь «шишка», имеющая отношение к средствам связи.

– Вполне возможно.

– Ну так вот, приятель, как только это случится, ты должен сообщить нам ее – или его – имя. Мы хотим знать, кто всем заправляет здесь, кто во главе этой шайки, что бьется за интернационализацию коммуникаций.

– Но почему? По возвращении в Штаты я должен был отчитаться перед Софией Анастасис, а вовсе не перед вами.

– Ты слышал пароль, приятель? Эти сведения нужны нам как можно скорее. Мы не можем ждать, пока ты вернешься.

– Но, допустим, я ничего не узнаю?

– Тогда ты сообщишь нам имя другого здешнего босса, такого, что поддерживает транскоры. Такого, что случись что с ним, будет много шума.

Рекс Бадер недоверчиво покачал головой.

– Бог ты мой, – прошептал он, – этим тоже нужен У-2.

– Чего? – переспросил Луис.

– Да так. О’кей, свое поручение вы выполнили. Почему бы вам не убраться? Каждая секунда вашего пребывания тут только добавляет опасности в мое положение. Я же ни с кем не знаком в этом городе. Откуда вам известно, что эта комната не прослушивается?

Луис ухмыльнулся и вынул из кармана маленький металлический приборчик размером с пачку сигарет.

– Ты когда-нибудь видел такую штуку, Бадер? Мы тебе не какие-нибудь нищие частные детективы. Это скрэмблер. В пределах двадцати футов от него отключаются все электронные устройства.

Тем не менее они с Гарри встали и направились к выходу. Рекс последовал за ними.

У самой двери Гарри вдруг повернулся:

– Ты нам не нравишься, Бадер. Придется тебе напомнить, на кого ты работаешь.

Он взмахнул рукой, целясь Рексу в живот, но сделал ошибку, поддавшись искушению помучить жертву словами.

Рекс отпрянул в сторону, втянул живот и оттолкнул от себя руку противника. Потом отставил правую ногу, изогнулся и изо всех сил ткнул растопыренными пальцами правой руки под ребра Гарри. Гангстер как подкошенный свалился на пол, лицо его побелело от боли. Судорожно дергаясь, он пытался сделать вдох.

Рекс развернулся к его напарнику, но Луис знал свое дело. Он отскочил на шаг, рука его совершила неуловимое движение к левому предплечью. Оп! – и в лицо Рексу уставилось дуло маленького автоматического пистолета.

Луис настороженно покачал головой.

– Хватит. Будь доволен, что сумел вырубить Гарри.

– Похоже, вы меня не за того принимали, – бросил Рекс.

– Было дело, – согласился Луис. – Хватит крутить, Бадер. Мисс Анастасис платит тебе не просто так. Мы платим за то, что нам нужно, то бишь за информацию. Не дожидайся второго предупреждения. Ты его не получишь. И не строй из себя супермена из-за Гарри. Будь ты хоть трижды силачом, тебе не справиться с профессионалом, который вооружен пистолетом. Подумай, Бадер. Тебя купили. Отрабатывай свои деньги, а не то пожалеешь. Подумай, Бадер.

Рекс молча разглядывал его, уперев руки в боки.

Гарри, по-прежнему бледный, кряхтя поднялся с пола.

– Ах ты, щенок!… Да я тебя!… – прорычал он.

– Не советую, – предостерег Рекс.

Луис вмешался:

– Хватит, вы! Забудем об этом. Ведете себя, как два недоумка. Пошли отсюда, Гарри.

Гарри свирепо поглядел на своего товарища:

– Еще чего! Тебя-то он не тронул. Ты стоял тут как…

– Заткнись, – рявкнул Луис. – Нам некогда.

Гарри повернулся к Рексу:

– Ты мне еще попадешься, щенок!

Рекс кисло улыбнулся:

– А помнишь тот день, в парке перед моим домом? Вы тогда напали на меня со спины. Что ж мне теперь, целоваться с вами только потому, что у нас один босс?

– Пошли, Гарри, – повторил Луис. – Мисс Анастасис не понравится, что мы тут столько торчим.

– Откуда она узнает? – проворчал Гарри.

Луис вздохнул и засунул пистолет обратно в кобуру под мышкой.

– Узнает. Она все знает.

Рекс Бадер не сказал им, что следующим утром уезжает в Румынию. Не сказал и Тагу Дермотту тоже. Ему начало казаться, что его загнали в угол, где всем видно, что он делает. Того и гляди сейчас заявится Дэйв Циммерман или Темпл Норман.

Можно было добраться до Бухареста по подземному сверхскоростному шоссе, поскольку здешние электропаровые лимузины ничуть не уступали в скорости своим западным собратьям, однако Рекс предпочел поглядеть на Советский комплекс с воздуха.

Правда, с самолета толком ничего не разглядишь. Вообще интересно: чем совершеннее средство передвижения, тем меньше у его пассажира возможности любоваться окружающим пейзажем. Когда вы идете пешком, едете на лошади или на велосипеде, вашему взору открываются все красоты местности. Когда же вы садитесь в автомобиль или на поезд, скорость движения существенно мешает вашему восприятию. А уж про самолет и говорить нечего. Аэропорты в обоих концах трассы да редкие проблески земли внизу сквозь разрывы в облаках.

Рекс предугадал правильно. Полет советского сверхзвукового лайнера проходил на высоте, с которой различить что-либо внизу было отнюдь не просто. Разложив на коленях туристическую карту, Бадер добросовестно пялился в иллюминатор. Самолету понадобилось всего несколько секунд, чтобы преодолеть Моравское нагорье.

Рейс оказался не прямым: лайнер совершил промежуточную посадку в Будапеште, городе, который перед слиянием советских государств в единое целое был столицей Венгрии. Первоначальное раздражение Рекса быстро сменилось восторгом: раскинувшиеся по берегам Дуная близнецы Буда и Пешт являли собой воистину великолепное зрелище, ничуть не уступая, скажем, Сан-Франциско или Нью-Йорку.

Самолет снова поднялся в воздух. Некоторое время спустя в салон вышел стюард с подносом. Вот он приблизился к Рексу Бадеру.

– Не хотите ли барака, товарищ? Это венгерский национальный напиток.

Поблагодарив, Рекс взял предложенный стакан. Понюхал и недовольно сморщился: от напитка исходил слабый аромат абрикосов. Нет, сладкие вина не по нему. Однако…

Он наполовину опорожнил стакан с желтоватой жидкостью, и внутренности его словно обожгло огнем. Рекс ошеломленно прикрыл глаза: никогда в жизни не пробовал он напитка крепче.

Он с почтением поглядел на стакан. Даже если барак в самом деле настаивают на абрикосах, то после перегонки в нем не остается ни капли сахара, зато появляется умопомрачительная крепость. Хорош, ничего не скажешь!

Между тем самолет летел над прихотливо извивавшимся Дунаем: наконец, река повернула на юг и исчезла из вида. Если Рекс правильно разобрался в карте, то сейчас они были над Трансильванией. Бихорские горы, Трансильванские Альпы где-то здесь стоял замок легендарного графа Дракулы. Изредка на вершинах холмов и в самом деле проглядывали развалины древних крепостей.

Ранним полднем лайнер совершил посадку в бухарестском аэропорту «Отопень». У трапа Рекса Бадера поджидала смуглолицая девушка в аккуратно подогнанной летной форме.

– Buna zina, товарищ Бадер, – весело сказала она.

Рекс внимательно поглядел на нее.

– Готов побиться на что угодно, buna означает «добрый». Я знаком с испанским, а румынский, насколько мне известно, тоже относится к романским языкам. Второе же слово скорее всего переводится как «утро» или «день».

Девушка наклонила голову и исподлобья поглядела на Рекса.

– Вы неплохой детектив, товарищ Бадер. Я сказала: «Добрый день».

Рекс шутливо поклонился:

– Весьма польщен. Однако вы ошибаетесь. Я всего лишь жалкий шпик.

Она звонко рассмеялась.

– Мы, разумеется, кое-что о вас знаем, товарищ Бадер. Но не беспокойтесь. КГБ сообщило, что вы не представляете опасности.

– Они подло врут, – ангельским голоском объявил Рекс. Я чрезвычайно опасен. Особенно для молодых девушек. Вернее, для красивых молодых девушек.

Румынка приложила правую руку к груди и произнесла нараспев:

Вздох оставлю тем, кто любит, Смех – сердитым на меня. Буря лодку нашу крутит Не страшись, душа моя!

Рекс хохотнул было, но потом вдруг понял. Моргнул, отчаянно пытаясь что-нибудь припомнить, откашлялся и продекламировал:

В сновиденьях о тебе Прерываю сладость сна, Мерно дышащая ночь Звездами озарена.[8]

Девушка снова засмеялась:

– О, да вы, оказывается, романтик! Но откуда эти строчки?

– В школьные годы я серьезно увлекался поэзией. Это Шелли. Первая строфа «Индийской серенады». А вы прочитали мне отрывок из лорда Байрона: «К Томасу Муру».

– Верно, – девушка протянула руку. – Меня зовут Ана Георгеску. Я из НБТО, Национального бюро туристического обслуживания. Я буду вашим гидом, товарищ Бадер.

Он пожал ее ладонь, изящную, но крепкую.

– Откуда вы узнали о моем приезде?

Бок о бок они направились к административному центру аэропорта.

Девушка сказала:

– Едва вы заказали билет на самолет, нас известили об этом наши коллеги из Праги. Мы стараемся как следует принимать почетных зарубежных гостей. Помогаем им освоиться.

– Разве я отношусь к числу почетных гостей?

– Сегодня всякий, кто может себе позволить путешествовать по Советскому комплексу первым классом, является почетным гостем, – насмешливо пояснила девушка.

– Ясно. Что ж, тогда вперед.

– Какой вы нетерпеливый, – кокетливо передернула плечами Ана.

Рекс исподтишка принялся ее разглядывать. Брюнетка. Ростом ему по плечо. Изящный овал смуглого лица, крупный рот. Весьма привлекательна. Лет этак двадцать пять. По-английски говорит не хуже его самого. Умна. Наверняка получила приличное образование, раз цитирует Байрона. И каким-то образом связана с теми людьми, с которыми он должен установить контакт от имени Фрэнсиса Роже.

Ладно, его дело сторона. Им тут виднее, как поступать.

– Рекомендую отель «Атени палас», – сказала девушка. Он находится в самом центре города. Это удобно еще и тем, что вы сможете попутно принять участие в фестивале.

– В фестивале?

– На дворе же сентябрь, товарищ Бадер. В самом разгаре фольклорный фестиваль. Разве вы не знали? А мы в бюро решили, что вы летите к нам именно поэтому.

Интересно, подумал Рекс, а можно ли подслушать наш разговор? Вдруг за нами следит в бинокль какой-нибудь специалист по чтению по губам. И вовсе не обязательно, что это человек Ильи Симонова.

– Очень занимательно, – вежливо отозвался он. – Вообще-то я просто устал от Праги и решил посмотреть другие крупные города. А тут под руку как раз подвернулся туристическим справочник, где говорилось, что Бухарест называют восточноевропейским Парижем, ну и…

Девушка серьезно кивнула.

– Да, они похожи. Широкие бульвары, скверы, сады, парки. Наша река Дымбовица во многом напоминает Сену в своем пути через город. И потом, Бухарест ведь тоже центр искусств и развлечений. Однако мы пришли. Что вы предпочитаете, товарищ Бадер, поездку по открытой местности или подземное шоссе? Если хотите, я могу вызвать электропаровой лимузин.

Следом за своей спутницей Рекс вошел в административное здание. Аэропорты всего мира являют собой одинаковое зрелище: толпы пассажиров, багажные флоатеры, билетные окошечки с экранами автоматического резервирования мест, всякие разные ларьки и киоски, бары и кафе-автоматы, мерцающие справочные экраны.

Он переспросил удивленно:

– Лимузин? Вы хотите сказать, что у вас разрешен въезд индивидуальным автомобилям в центр города?

Ана улыбнулась.

– Лимузин, о котором я упомянула, принадлежит НБТО, товарищ Бадер. В Советском комплексе больше нет частных автомобилей.

– А в Штатах еще попадаются, – заметил Рекс. – Ладно, согласен. Погляжу на город.

– Если нам удастся пробиться через праздничную толпу, предостерегла девушка.

Они вошли в дверь, табличка на ней на многих языках, в том числе на английском, извещала, что здесь находится контора НБТО. В помещении сидела всего одна женщина, одетая точно так же, как и Ана. Она так была поглощена чтением информации на стоявшем перед ней телеэкране, что не обратила на вновь пришедших никакого внимания. Похоже, по автоматизации своих услуг НБТО не уступает «Америкэн Экспресс-Кук», знаменитому западному транскору.

Ана Георгеску остановилась перед другим экраном, включила его и проговорила что-то на непонятном Рексу языке. Должно быть, по-румынски. Потом повернулась к Бадеру:

– Сюда, пожалуйста.

Через еще одну дверь они вышли на улицу. У обочины уже стоял лимузин. При их приближении дверца распахнулась сама собой. Этот автомобиль ничем не отличался от тех, на которых Рексу доводилось ездить в Праге: не такой ультрасовременный, как у Софии Анастасис – вернее, не такой вызывающе роскошный. Бадеру подумалось, что европейцы, в отличие от его соотечественников, сохранили у себя некий шарм былого. Они не особенно рвались в завтра. Но нравится ему это или нет, он решить не мог.

Ана задала роботу маршрут.

– А мой багаж? – спросил Рекс.

– Вы найдете его у себя в номере, – улыбнулась Ана. Мы вовсе не такие дикари, какими вы, видимо, нас считаете.

– И никаких таможен? И международную кредитную карточку предъявлять не надо?

– Вы же прошли через все эти процедуры в Праге, верно? К тому же сегодня нет никакой необходимости при проверке багажа переворачивать его вверх дном. А что касается вашей кредитной карточки, то мы все проверили еще тогда, когда вы только собирались покинуть свою страну. Как только вы заказали авиабилет в Советский комплекс.

– Время мчится вскачь, – пробормотал Рекс, – хотя, должен признаться, порой мне хочется соскочить с лошади – или с кого там? осла? мула?

Девушка рассмеялась, хотя острота получилась не бог весть какая. Лимузин тронулся. Вскоре они по мосту переехали Дымбовицу. Рекс уже заметил, что Бухарест выглядит современнее Праги, в нем куда больше жилых небоскребов западного типа. Интересно, сколько времени понадобится псевдогородам, чтобы достигнуть Балкан?

По дороге Бадеру не раз бросались в глаза приметы фестиваля. Если в Праге он видел национальную одежду только в ночных клубах да в средневековых тавернах вроде «У Флеку», то здесь она встречалась повсюду. Мужчины и женщины – все были в красиво расшитых народных костюмах. Преобладали яркие цвета: красный, зеленый, белый, золотисто-голубой.

По улицам, часто рука об руку, бродили людские толпы, горланившие веселые песенки. Причем аккомпанемент им как будто и не был нужен. То и дело машина тормозила или даже вовсе останавливалась – дорогу преграждали лихо разгулявшиеся посреди мостовой плясуны. Наблюдая за одним из таких танцев. Рекс тут же окрестил его про себя «неистовым». Танцевали по-всякому: то дюжина мужчин, положив друг другу руки на плечи, топталась по кругу в сумасшедшем ритме, то их место занимали женщины, а порой женщины и мужчины плясали вместе. Лица людей раскраснелись – от напряжения, от спиртного или от того и другого вместе.

Во время одной из таких остановок лимузина к Рексу Бадеру обратился через раскрытое окошко плясун с затуманенным взором, едва стоявший на ногах. Он сунул Рексу в руку выпуклую бутылку и что-то пролепетал. Бадер разобрал только последнее слово: «лихьер».

Ана спокойно перевела:

– Он приглашает вас выпить вместе с ним цуйки.

– А что такое цуйка или как там вы произнесли это слово? – поинтересовался Рекс.

– Попробуете – узнаете, – отозвалась девушка сухо. Это румынский национальный напиток. – И добавила: – Отказаться – значит нанести обиду.

Рекс поглядел на бутылку. Пробки на ней не было. Он поднес горлышко к губам, сделал глоток…

– Ооох!

Крепостью этот напиток ничуть не уступал венгерскому бараку.

Плясун пьяно улыбнулся Рексу, забрал у него бутылку и поплелся прочь.

– Для вас, как я погляжу, фестиваль не шутка, – бросил Рекс. – И долго это будет продолжаться?

– Всю ночь.

– Начавшись сегодня утром?

– Начавшись вчера.

Машина свернула налево – как пояснила Ана, на бульвар Киселева. Глядя по сторонам. Рекс решил, что Бухарест вполне заслуженно называют восточноевропейским Парижем.

Толпа на улицах становилась все плотнее. Тут и там виднелись оркестрики бродячих музыкантов: скрипачи, гитаристы, аккордеонисты – словом, что душе угодно. Попадались и одиночки. Большей частью музыканты были цыгане; один из них вел на цепи медведя.

– Куда мы направимся после отеля? – спросил Рекс.

– Если вы не возражаете, поедем осматривать город.

Рекс поглядел на девушку.

– Вы ни с кем не хотели бы меня познакомить?

Ана быстрым движением поднесла пальчик к губам. При этом вид у нее был такой, словно она всего лишь хотела подправить слой помады.

– Да вроде нет. А с кем бы вам хотелось встретиться? Боюсь, у нас в Советском комплексе не водится частных детективов. Поэтому не рассчитывайте, что вам удастся пообщаться здесь на профессиональном уровне.

– О’кей, оставим это. В Штатах любой автомобиль, общественный или личный, управляется компьютером, память которого хранит сведения обо всех поездках. Если необходимо, компьютер может записать разговор, который ведут пассажиры в салоне. Ваша автоматизация до такого уже дошла?

– Уже перешла, товарищ, – сказала Ана ровно. – В Советском комплексе записываются все разговоры, которые ведутся в салонах автомобилей. Наша полиция считает, что это весьма эффективный метод слежки за предполагаемыми шпионами и другими врагами народа. Причем записываются разговоры не только в автомобилях, но и во всех общественных зданиях, а также почти во всех квартирах. Это очень удобно.

– Разумеется, – мрачно согласился Рекс. – Однако что значит «почти во всех квартирах»? Бывают исключения?

– В автомобилях и домах членов партии, которые занимают ответственные посты, подобные устройства отсутствуют, поскольку крупные правительственные чиновники, каковыми они все являются, вряд ли станут заниматься подрывной деятельностью. Кому придет в голову подрывать самого себя?

Машина еле двигалась. Народу на улицах все прибавлялось. Пестрые национальные костюмы, вереницы плясунов – картина была просто феерическая.

Рекс Бадер глядел во все глаза.

– Это ваша повседневная одежда? – спросил он, имея в виду костюмы гуляк.

– Ну что вы! – рассмеялась Ана. – Конечно, нет. Однако мы, румыны, больше всех других европейских народов привержены традициям в одежде. Наши люди гордятся своими костюмами и надевают их только по особым случаям.

Лимузин вполз на большую площадь. Рекс невольно восхитился мастерством компьютера, который управлял автомобилем, – казалось, в толпе яблоку некуда упасть.

– Это площадь Победы, – тоном гида объявила девушка. Если хотите, могу рассказать, как она получила свое название.

– Наверно, не стоит. Ведь в каждом городе на земле есть площадь либо проспект Победы независимо от того, сколько раз то или иное государство терпело поражение в войне. Кстати сказать, я что-то не припомню ни единой площади Поражения.

Автомобиль выбрался на широкий бульвар. Ана сказала – в голосе ее слышалось удивление:

– Вы правы. Эта улица называется проспектом Победы.

На проспекте народу было поменьше, чем на одноименной площади, но все равно достаточно. Метр за метром лимузин продолжал движение.

Наконец он остановился у подъезда отеля.

Здание это выглядело так, словно было построено по меньшей мере полвека назад. В Штатах же сегодня не осталось ни одного отеля даже двадцатилетней давности. Они уступили свое место более современным гостиницам.

Однако ультрамодерновым американским отелям была присуща некоторая, что ли, стерильность, которая, как заметил Рекс, напрочь отсутствовала во всех европейских гостиницах, где ему довелось останавливаться.

Выбравшись из машины, Рекс и Ана направились было ко входу. Но их тут же разлучили, увлекли в разные стороны две группы разгоряченных танцоров. Одна компания поглотила смеющуюся Ану, а другая потащила за собой Рекса.

Ана что-то крикнула ему, но он не расслышал. Лицо ее вдруг приобрело тревожное выражение, а потом широкие спины похитителей скрыли девушку от Бадера.

Кто– то сунул ему в руки бутылку. Пышногрудая молодая поселянка в бело-голубом с золотом платье, задорно хохоча, прильнула к Рексу, обвила его руками за шею и крепко поцеловала.

– Эй! – только и смог вымолвить он.

Его влекли все дальше по улице. Зеваки, которые стояли у входа в отель, засмеялись неловкости его положения, но потом их внимание привлекло что-то другое.

Рекса несли, кружили, раскачивали, пихали. Шум, гам; потные раскрасневшиеся люди; их неуверенные движения свидетельствовали об избытке пропущенных стаканчиков цуйки. Он оглянулся по сторонам, ища, кому бы отдать бутылку, но у всех тех, кто танцевал рядом с ним, были в руках свои собственные флаконы и фляги.

На дороге возник старомодный цыганский фургон, который тащили за собой лошади, – весь разрисованный, скорее карнавальная принадлежность, чем настоящий.

Рекс начал уставать. Знай он, что это за танец, он попытался бы присоединиться к плясунам, чтобы не нарушать компанию. А так – оставалось лишь держаться на ногах.

Толпа надавила, и Рекса прижали к задней стенке фургона. В каком-то особенно неистовом повороте взметнулись высоко в воздух юбки и шали. Бадер почувствовал, как за его спиной открывается дверь.

Кто– то толкнул его в грудь. Он не устоял – и очутился внутри фургона.

Дверь захлопнулась.

Ровный голос произнес:

– Добро пожаловать в Румынию, Рекс Бадер.

8

Рекс кое-как сел, потом поднялся, свирепо озираясь.

На деревянной скамейке у борта фургона расположились двое прилично одетых мужчин.

– Извините нас за тот романтический способ, которым мы вышли на связь с вами, – сказал один из них.

– О’кей. Мне за это и платили. Кстати, какой пароль?

Ему на самом деле было интересно, каков будет ответ. Ведь паролей у него в запасе мешок и маленькая корзинка.

– Байрон, естественно.

– Шелли. Но меня уже приветствовали Байроном. Что сталось с мисс Георгеску? По правде сказать, она выглядит получше вас обоих, вместе взятых.

Он ладонью отряхнул пыль с брюк.

– С Аной ничего не случилось, – отозвался другой мужчина. – Она выполнила свое задание и привела вас сюда. Нам показалось, что таким образом легче всего будет избавиться от возможного «хвоста». У Аны теперь полное алиби: она вас потеряла. Когда вы вечером возвратитесь в отель, слегка навеселе и малость подустав, никто не сочтет это странным.

Рекс поглядел на своих похитителей. Умные лица; примерно одного с ним возраста. Первый – светловолос, похож на славянина; другой, темненький, – скорее всего румын. Оснований не доверять им вроде бы нет.

– Откуда вам известно, что эта телега не прослушивается? – спросил он, добавив про себя: «Совсем свихнулся, малый».

Мужчины заулыбались. Фургон между тем уже пришел в движение; цоканье лошадиных копыт слышалось даже сквозь визгливые крики танцующей на улице толпы. Блондин взмахнул рукой.

– Посудите сами, мистер Бадер, ну какой полицейской ищейке придет в голову устанавливать подслушивающее устройство в этакой развалюхе? Садитесь, нам довольно далеко ехать.

Рекс последовал приглашению. Окна фургона были задернуты изнутри плотными занавесками. Все хранили молчание. Минут через десять-пятнадцать шум гулянья отдалился и цоканье копыт стало слышно отчетливее.

– Куда мы едем? – спросил Рекс.

Темноволосый молча покачал головой.

Дорога как будто пошла под уклон. Шум карнавала окончательно затих. Рекс подумал, что, наверно, они въехали в какой-нибудь гараж. Фургон остановился, один из мужчин встал.

– Вот мы и на месте, – сказал он, распахивая дверцу.

Фургон стоял в помещении, которое, как правильно догадался Рекс, служило гаражом. Невдалеке виднелось несколько лифтов. По-прежнему сохраняя молчание, Рекс со спутниками вошли в один из них. Створки мягко сомкнулись, блондин что-то произнес по-румынски. Лифт пошел вниз и через два или три этажа остановился. Его дверь открылась в пустой коридор. Темноволосый шагнул вперед. Рекс за ним. Блондин составлял арьергард.

Они остановились перед большой массивной дверью. Темноволосый пробормотал что-то в опознавательный экран. Потом встал справа от входа, а его товарищ – слева.

О’кей, подумал Рекс и переступил порог.

Комната, где он очутился, представляла собой конференц-зал. Главенствующее положение в нем занимал огромный стол, за которым сидело человек десять. Все они с интересом воззрились на Рекса. У дальнего торца восседал полковник КГБ Илья Симонов.

За спиной Рекса Бадера захлопнулась дверь.

После довольно долгой паузы Рекс, прокашлявшись, проговорил:

– Мы же, кажется, договорились, что вы не будете мне мешать.

Надменный полковник контрразведки в ответ продекламировал:

Ах, милый, ты не одинок: И нас обманывает рок…[9]

– Не правда ли, мистер Бадер?

Воспари сейчас советский разведчик над столом, Рекс Бадер, вероятно, изумился бы не более. О случайном совпадении тут не могло быть и речи.

Сознавая, что ставит себя в глупое положение, он все-таки не удержался:

– Вам известно, кого вы только что процитировали? Это же Роберт Бернс!

– И это означает, что мы сотрудничаем с мистером Дэвидом Циммерманом. Вы правильно подумали, мистер Бадер. Весь вопрос в том, с кем сотрудничаете вы?

Рекс обвел взглядом сидевших за столом. Они молчали, но внимательно прислушивались к разговору. Бадер снова посмотрел на полковника.

– Честно говоря, я еще не решил.

– Судя по нашим данным, Рекс Бадер, вы не двойной агент, а тройной и даже, если считать меня, четверной. Но мы забыли про Дэйва Циммермана. Итак, мистер Бадер, вы тайный агент пяти враждебных друг другу сторон. Не слишком ли много?

Рекс проигнорировал откровенную насмешку в голосе Симонова. Кивком головы указав на стол, он спросил:

– Кто эти люди?

– Те, с кем вы должны были выйти на связь. Однако ситуация такова, что они пребывают в сомнении, стоит ли им это делать.

Рекс поочередно оглядел всех, одного за другим.

– Вы влиятельные ученые, инженеры, преподаватели и так далее, которые заинтересованы в дальнейшей интернационализации транскоров с целью создания опирающегося на них всемирного правительства?

Один из сидевших за столом, пожилой человек, кивнул:

– Можно сказать и так.

У противоположного тому, где сидел Илья Симонов, торца стоял свободный стул. Не дожидаясь приглашения, Рекс опустился на него и тяжело вздохнул. Вдруг он понял, что в комнате находится и тот самый чех, с которым они беседовали в таверне «У Флеку». Бадер кивнул, получил радостный кивок в ответ, но этим дело и ограничилось.

– О’кей, – наконец заговорил Рекс. – Полагаю, пришла пора выложить карты на стол.

– Единственная трудность, – заметил Симонов, – в том, что вы, Бадер, играете за пятерых. Должен сказать, что даже для меня такая цифра удивительна.

Рекс нахмурился.

– Чего ради было втягивать меня в это дело, если у вас и без того уже налажен контакт? Вы что, сами не могли справиться?

– И раскрыть себя? – резонно возразил Симонов. – Я ведь, понимаете ли, тоже в некоторой степени двойной агент. По правде сказать, связь с группой мистера Циммермана я установил уже после нашего с вами расставания. Я не подозревал об их существовании до тех пор, пока вы меня на них не вывели. Но, мистер Бадер! Поясните нам, пожалуйста, на кого вы все-таки работаете. Кто из пяти: Фрэнсис Роже, мисс Анастасис, мистер Кулидж, тайная полиция Советского комплекса или мистер Циммерман? На кого из них?

– Пожалуй, на себя, – проговорил Рекс.

В голосе его собеседника послышались зловещие нотки:

– Мистер Бадер, в той самой игре, где вы предлагали выложить на стол карты, ставки чрезвычайно высоки.

– Мне ли этого не знать? – горько заметил Рекс. – Они такие высокие, что я хотел сбежать, когда игра только еще начиналась. Но испугался.

Илья Симонов презрительно поглядел на него, однако смолчал.

Рекс продолжал:

– Отвергая предложение Роже, я вовсе не опасался за свою жизнь. Тоже и с Дэйвом Циммерманом, хотя он вел себя несколько грубовато. Но вот Всеамериканского бюро расследований я боюсь. Правда, не так, как КГБ и «Международного производства всякой всячины». Постепенно я пришел к убеждению, что наступит время, когда я покажусь лишь кому-нибудь из этой троицы или всем сразу. Они ведь не скрывали от меня своих планов, и я узнал слишком много.

– Ну и что?

– А то, что вряд ли вы станете убирать человека, который, как вы считаете, куплен вами вместе с потрохами. Я постарался убедить каждого, что работаю именно на него. Когда партнеры жульничают, полковник, нужно быть ослом, чтобы продолжать играть честно.

Самый пожилой из присутствовавших за столом, по всей видимости негласный председатель собрания, рассмеялся.

– Но так кого же вы все-таки представляете? – спросил он.

– Себя, – отозвался Рекс.

Слушатели нахмурились, и он прибавил медленно:

– В самом начале этого дела я твердил направо и налево, что не интересуюсь политикой. Однако теперь я понял, что это далеко не так. И потом, должно быть, мне передалась по наследству частичка отцовского идеализма. Я вовсе не хочу, чтобы на меня или на кого-то другого начали падать бомбы. Мне очень нравится идея всемирного правительства. Вопрос только в том, кому из вас удастся создать его без бомб?

Некоторые продолжали хмуриться. Потом все они заговорили между собой на каком-то славянском, как решил Бадер, языке.

Наконец председатель сказал:

– Очень хорошо, мистер Бадер. Вы должны были передать нам послание от Фрэнсиса Роже из МСС. Изложите его, пожалуйста.

Рекса не пришлось упрашивать. Время от времени его прерывали вопросами. Каждый из сидевших за столом задал по крайней мере один вопрос. Бадер отвечал так, как научил его Роже.

Председатель кивнул.

– Очень хорошо. Откровенно говоря, вы сообщили нам мало такого, чего мы уже не знали бы. У нас достаточно источников информации, и полковник Симонов не последний среди них.

Рекс поглядел на разведчика.

– Вы же изображали из себя сторонника Джона Кулиджа! Когда же ваши взгляды успели так резко перемениться?

Симонов обратился к председателю:

– Товарищ, быть может, нам немного просветить мистера Бадера?

Пожилой кивнул.

– Насколько мне известно, мистер Бадер, вы обладаете определенными познаниями в политэкономии. Однако там у себя, на Западе, вы зачастую неправильно воспринимаете ситуацию в странах Советского комплекса.

Он откинулся на спинку стула, помолчал и заговорил размеренным голосом:

– Мистер Бадер, русская революция 1917 года победила благодаря стечению обстоятельств. История не была готова к выходу большевиков на сцену. Во многом для последователей учения Маркса и Энгельса, да и для мира в целом, эта революция оказалась трагедией. Экономика России была подорвана первой мировой войной; прибавьте сюда еще слабость правительства. Ленин получил возможность, о которой до тех пор мог только мечтать. Выступая на Съезде Советов, он заявил, что теперь, когда большевики взяли власть, их задача – построение первого в мире социалистического государства. Он ошибался, мистер Бадер. В то время Россия не была готова к социализму, и никакое правительство не смогло бы его построить. Социализм, чем бы вы его не считали – блажью, злом, нелепостью или невозможностью, предполагает высокоиндустриализованное общество, каковое в России отсутствовало.

Он сделал паузу и посмотрел на Рекса.

– О’кей. Пока вы не открыли мне ничего нового, – сообщил тот.

– Я понимаю. Заметьте себе, мистер Бадер, что старые большевики были идеалистами. Революционеры в первом поколении, готовые погибнуть за свои, пусть даже ошибочные, убеждения. Многие и в самом деле погибли, когда пришло второе поколение, которое возглавлял Сталин. Он и сам как будто принадлежал к старым большевикам, но был достаточно умен и потому принялся планомерно уничтожать своих прежних товарищей. Его поколение было вторым поколением партократов, которые ставили перед собой задачу модернизировать отсталую Россию и подготовить ее к истинному социализму. Третье же поколение партократов, мистер Бадер, Ленин назвал бы оппортунистами чистой воды. Старые большевики устанавливали себе зарплату не больше той, что получал на заводе обычный механик. Суммы же, которые выплачивались представителям «младого племени», ничуть не уступали окладам западных специалистов. Так зародился, если воспользоваться термином югослава Милована Джиласа, новый класс. Более того, этот новый класс занялся самоувековечиванием. Дети партократов обучались в лучших школах, вступали в партию и со временем занимали самые прибыльные посты. Постепенно такое положение дел стало правилом. Партия превратилась в правящую касту.

– Мне все это известно, – нетерпеливо заметил Рекс.

Пожилой человек снова кивнул.

– По мере же индустриализации общества ситуация все более стала напоминать ту, которая существует на Западе. Как капиталистам старого типа уже не по силам совладать с транскорами, так и политикам Советского комплекса не сдержать промышленного взрыва. Политики не могут управлять производством, мистер Бадер. Для этого требуются ученые, техники, инженеры, квалифицированные механики – словом те, кого вы называете должнократами. Энергичные, с высоким коэффициентом интеллектуальности. Энергии у политиков часто хоть отбавляй, но просто удивительно, что только у единиц из них высокий КИ. Очевидно, чтобы стать политиком, много ума не надо.

Он перевел дух и заговорил медленнее.

– Время партократов, мистер Бадер, сознают они это или нет, прошло. Нам, тем, кого вы на Западе называете должнократами, от них больше вреда, чем пользы. Будущее за транскорами. Государственные границы отжили свое.

– О’кей, – заключил Рекс. – Что же мне передать мистеру Роже?

Председатель помедлил с ответом, поглядел на своих коллег. Некоторые кивали, но все хранили молчание. Неразговорчивая попалась компания, подумал Рекс.

Председатель повернулся к нему:

– Это дело не пяти минут, но чем скорее мы начнем, тем лучше. Поторопите мистера Роже с проведением через ваш Конгресс билля об интернационализации средств связи. Если этот законопроект пройдет, то наверняка будет организован международный симпозиум, и партократам волей-неволей придется согласиться на наше в нем участие. Они, быть может, попробуют повернуть процесс вспять, но мы, советские должнократы, приложим все силы, чтобы этого не произошло. Нам кажется, что популярность этой идеи приведет в конце концов к ее триумфу. Если же по данному вопросу будет достигнуто соглашение между правительствами Запада и Советского комплекса, то встанет задача создания транскоров нового типа, с базой скорее всего в Швейцарии. Вот этот вопрос, мистер Бадер, мы и хотели бы обговорить с нашими западными коллегами. Обговорить и выработать планы на будущее. На очереди – транспорт. Скажите все это мистеру Роже.

– О’кей, – согласился Рекс. – Да, я хотел спросить… Что здесь делает полковник Симонов? Мне как-то не по себе от того, что мы обсуждаем такие важные дела в его присутствии.

Рексу ответил сам Симонов:

– Среди бюрократов Советского комплекса хватает таких, как я, Бадер. Не скажу, что все, но многие ожидают смены власти. Да, в высших государственных эшелонах процветают кумовство и местничество, но мы, те, кто на самом деле работает, вовсе не идиоты. Сотни и тысячи людей ничего не имеют против всемирного правительства, которое опиралось бы на транскоры. Вряд ли стоит пояснять, что я отношусь к их числу.

– Но как же ваше сотрудничество с Дэйвом Циммерманом?

– Нам интересны идеи, которые он выдвигает. Поймите: когда партия лишится власти, нам в Советском комплексе придется создавать новые общественные институты. Разумеется, о возврате к царизму или к классическому капитализму никто не говорит. Что касается меня лично, то мне не особенно по душе и ваша штатовская диспозиция с одним голосом за один заработанный доллар.

– Что же, по-вашему, необразованный чернорабочий может управлять государством с тем же успехом, что и физик-ядерщик? – поинтересовался Рекс.

Симонов отрицательно помотал головой.

– Нет. Люди не созданы равными друг другу – в том смысле, что одни из них гораздо ценнее для общества, чем другие. Но почему бы не попробовать такой путь? У каждого голосующего первоначально имеется один голос. За каждую дополнительную единицу коэффициента интеллектуальности – КИ, как вы его сокращенно называете, – после цифры 100 он получает еще один голос. Скажем, у человека с КИ 101 будет два голоса, у того же, чей КИ равен 150, – пятьдесят один голос.

– Интересное предложение, – кивнул председатель.

Рекс передернул плечами.

– О’кей. Ну что ж, это все?

– Все, – подтвердил председатель, вставая.

За ним поднялись и остальные. Общество разбилось на оживленно переговаривающиеся группки. К Рексу подошел Илья Симонов.

Он добродушно хлопнул Бадера по плечу:

– Мистер Бадер, вы Макиавелли наших дней. Вами гордился бы сам Сталин.

Откинув голову, он громко расхохотался:

– Играть сразу на пять сторон! Конечно, где-нибудь да повезет!

Рексу пришлось улыбнуться в ответ.

– Полковник Симонов, вы наверняка и сами штудировали «Государя»[10]. Мне почему-то кажется, что вам известно обо всех разговорах, которые я вел в последние несколько недель.

Полковник хохотнул.

– К сожалению, не обо всех. На ультрасовременные скрэмблеры, которые применяет, скажем, мистер Роже, противоядия еще не придумано.

Он презрительно фыркнул.

– Но портативные вроде тех, которыми пользуются ваши приятели Луис Костелло и Гарри Беллини – другое дело. Эта парочка была слишком уверена в своей безопасности. У нас записаны все их разговоры до единого слова.

Покачав головой, Рекс дружески похлопал полковника по спине:

– Ну и в переплет я попал!

И озадаченно нахмурился. Неужели советский полковник носит корсет?

Симонов заметил недоумение Рекса и правильно его истолковал. Он снова расхохотался:

– Это всего лишь бронежилет, мистер Бадер. Он трижды спасал мне жизнь. Чтобы пробить его, потребуется лазер.

– Да, – повторил Рекс, – ну и в переплет я попал! О’кей, как мне вернуться в отель?

– Так же, как попали сюда, – отозвался Симонов, – в цыганском фургоне.

Насколько Рекс мог судить, его повезли той же самой дорогой. Сопровождали его прежние охранники или кто они там были. Вскоре послышался шум народного гулянья. Фургон остановился.

Светловолосый парень сказал:

– Мы сейчас позади отеля «Атени палас». Мисс Георгеску встретит вас в холле. Она будет делать вид, что сильно встревожена вашим исчезновением. Засмейтесь и скажите, что очень неплохо провели время. Если хотите, притворитесь подвыпившим. Поднимитесь к себе в номер, вечером Ана зайдет за вами, и вы вместе отправитесь на экскурсию по городу. А утром поезжайте в аэропорт: вам заказано место на рейс до Парижа. Оттуда доберетесь до Большого Вашингтона.

– Именно так?

– Да.

Сначала все шло как по маслу. Ана Георгеску была страшно расстроена и все время извинялась. Рекс добродушно посмеивался. Договорившись с девушкой о встрече вечером, он прошествовал в свой номер, мечтая о ванне, стаканчике чего-нибудь крепкого и свежей одежде. Денек выдался хлопотливый.

Он решил сперва выпить, а уж потом искупаться и переодеться, но едва Бадер заказал себе цуйки – эта штука ему очень понравилась, – как загудел зуммер опознавательного экрана.

Он включил изображение: перед дверью стоял Луис.

Рекс замысловато выбранился.

Может, не открывать? Да нет, надо дознаться, что нужно гостю. Бадер нажал на кнопку.

Вошли Луис и Гарри, а за ними – Таг Дермотт. Увидев его, Рекс вздрогнул. Он уже начал привыкать к самым неожиданным связям, двойной игре и всему такому прочему, но вот чего он не ожидал, так это сотрудничества Всеамериканского бюро расследований и мафиози.

– О’кей, – вздохнул он. – Заказывайте выпивку, если хотите, и рассаживайтесь. Чем обязан, джентльмены?

Гарри холодно поглядел на него.

– Не паясничай, Бадер.

– Извини, – Рекс глянул на Дермотта.

Агент ВБР, проигнорировав приглашение выпить, опустился на кушетку. Лицо его было непроницаемым.

– Ты встретился с теми, с кем должен был встретиться.

Утверждение, не вопрос.

– Верно.

– Что они тебе сказали?

Рекс Бадер помедлил с ответом.

– Не крути, Бадер, – предостерег Луис. – Тебе заплачено, так что давай выкладывай.

– Их заинтересовало предложение Роже. Они хотят и дальше иметь с ним дело.

Таг Дермотт что-то пробормотал сквозь зубы.

– Имена? – мягко спросил Гарри.

– Они мне не представлялись.

– Где ты с ними встретился?

– Этого не знаю. Меня привезли в закрытом экипаже.

Таг Дермотт подался вперед.

– Слушай, Бадер. У нас есть приказ покончить со всей этой швалью раз и навсегда. Нам нужно имя какой-нибудь «шишки», что занимает такое же положение, что и Роже.

Рекс задумчиво поглядел на него:

– Что-то мне сомнительно, чтобы ты работал на Джона Кулиджа. Такие вещи не в его стиле. Он против транскоров – да, но он не одобрит убийства или что там у тебя на уме.

– Не твое дело, Бадер, – буркнул Дермотт.

– По-моему, ты продался Софии Анастасис.

Гарри одобрительно хмыкнул, потом сказал:

– Только посмотрите, кто тут распинается о продажности. Да ты и родную мать готов продать, Бадер. Нам нужно имя какого-нибудь босса. Чтобы после его смерти никто про этот паршивый проект уже не вспоминал. Только не говори, что ты вообще никого тут не знаешь.

– Ваш скрэмблер работает? – спросил Рекс.

– Естественно.

– И никто нас подслушать не может?

– Я же тебе сказал, что он работает!

– Пожалуй, я могу назвать одну фамилию, – произнес Рекс медленно.

– Это крупный чиновник, замешанный в наше дело?

– Да.

– Если его уберут, причем явно агенты Запада, шуму будет много?

– Если это произойдет, арестуют сначала всех американских шпионов в Советском комплексе, потом всех советских шпионов в Штатах. Всяким отношениям между Востоком и Западом придет конец.

– Отлично, – заявил Дермотт. – Кто он?

– Полковник Илья Симонов. Если я правильно понял, он один из главных застрельщиков в этом деле, и потом – он важный правительственный чиновник.

– Ты знаешь, где он сейчас?

– Где-то в Бухаресте.

Троица вскочила на ноги.

– Мы найдем его, – бросил Луис зловеще.

Рекс Бадер поглядел на захлопнувшуюся за ними дверь.

– Боюсь, ребятки, он найдет вас раньше.

Эпилог

Рекс Бадер снова сидел в кабинете Фрэнсиса У. Роже, председателя совета директоров Международной корпорации средств связи. Как и раньше, они были втроем: Рекс, Роже и его помощник Темпл Норман.

– Вот так все и было, – говорил Бадер. – Вернувшись, я возвратил обратно их деньги Кулиджу и мисс Анастасис. Разумеется, через видеофон. Лично я с ними не встречался. Вернул деньги и сообщил, что никаких имен не узнал. Правда, не стал уточнять, что и не пытался этого сделать. Быть может, я чуть-чуть слукавил, когда сказал мисс Анастасис, что ничего не знаю о двух ее людях, Луисе и Гарри. Она намекнула в разговоре, что ни об одном из них ни слуху ни духу. Кулидж на меня разозлился, но даже не упомянул про Тага Дермотта. Видно, он даже не знал, что Дермотт укатил в Европу.

Откашлявшись, Рекс продолжил:

– По нашему соглашению я оставляю акции себе, ибо выполнил задание. Начальный контакт установлен.

Роже кивнул.

– Мы ожидали немножко большего, но тем не менее вы можете сохранить акции, которые были выданы вам авансом. Мы ожидали, что вы глубже проникнете в Советский комплекс и завяжете больше связей с интересными людьми.

– В этом уже не было необходимости, – заметил Рекс.

– Мне кажется, вы очень мило там пробездельничали, саркастически бросил Темпл Норман.

Рекс поглядел на него.

– Есть еще одна вещь, о которой я до сих пор не доложил.

Роже нахмурился.

– Что же это, мой дорогой Бадер?

Рекс продолжал смотреть на Нормана.

– Как-то раз вы со своим обычным чванством спросили меня, что мне удалось определить как детективу. Вы когда-нибудь слышали о Шерлоке Холмсе, мистер Норман?

– Разумеется. К чему вы ведете, Бадер? – ноздри Темпла Нормана широко раздулись.

– Так вот. Холмс однажды заметил, что если от факта отсечь невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и будет истиной.

Фрэнсис Роже спросил недоуменно:

– И что же это за неправдоподобная истина?

– Ваш ближайший помощник, член одного из богатейших старых семейств страны, – предатель. Он продал вас Джону Кулиджу или мисс Анастасис, а может, обоим сразу.

Темпл Норман величественно возмутился:

– Да вы с ума сошли!

– Не похоже, – Рекс перевел взгляд на Роже. – Этот кабинет не прослушивается. Ваши слова подтвердил полковник Симонов, а уж ему ли не знать этого. Вы хранили мою миссию в тайне. Я не встречался ни с кем, кроме Темпла Нормана и вас. Зачислять в предатели вас, мистер Роже, бессмысленно. Но кто-то добросовестно информировал обо всем ваших врагов и сообщил им даже наш с вами пароль. Это мог сделать только один из нас.

Он снова повернулся к Темплу Норману.

– Ничего невероятного здесь нет. Налоги на наследство, на прирост капитала, корпорационные пошлины и все такое прочее весьма приуменьшили размеры семейного богатства, но кое-что еще осталось. Я не знаю, на чем вы с ней спелись, но мне ясно, что ни мисс Анастасис, ни вы не хотите укрепления могущества транскоров.

Рекс посмотрел на Роже:

– Рекомендую вам выбрать себе нового помощника, мистер Роже.

Магнат повернулся к своему секретарю:

– Ну что ж, Темпл… Мы это обсудим, позднее.

– Но, сэр…

– Убирайтесь!

Норман исчез.

Рекс выпрямился:

– Я, пожалуй, тоже пойду.

– Нет.

Бадер неуверенно улыбнулся:

– Задание-то выполнено.

Фрэнсис У. Роже покачал головой.

– Закончилась только первая глава нашей с вами истории, Бадер, мой дорогой Бадер. У меня есть для вас новое задание.

– О нет! 

Примечания

1

Негативный подоходный налог (Negative Income Tax) – часть бюджета, из которой производятся выплаты пособий по безработице.– Здесь и далее прим. перев.

(обратно)

2

«Сухой закон» в США был введен в 1920 г.; отменен в 1933 г.

(обратно)

3

Капитал, переданный в доверительное управление.

(обратно)

4

Персонаж германо-скандинавского эпоса, в частности «Песни о нибелунгах», в данном случае – типичная представительница германского народа.

(обратно)

5

Приятный, удобный (нем.).

(обратно)

6

Вы иностранец? (фр.).

(обратно)

7

В поэме С.Т. Колриджа «Сказание о Старом Мореходе» говорится о моряке, который убил альбатроса – птицу, приносящую счастье, и тем самым навлек проклятие на себя и своих товарищей.

(обратно)

8

Пер. Б. Пастернака.

(обратно)

9

Пер. С. Маршака.

(обратно)

10

Речь идет о выдающемся итальянском политике, дипломате и философе эпохи позднего Возрождения Никколо Макиавелли (1469-1527) и его трактате «Государь»; герой политической философии Макиавелли – рассудительный, ловкий и хитрый государь, доводящий до полного совершенства искусство политической интриги.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

Эпилог . . . . . . . . . . .