«Последыш»

Последыш (fb2) - Последыш 1206K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Васильевич Холин

Александр Холин Последыш

Высшая нравственность – это жертва своей личностью в пользу коллектива. Высшая безнравственность – это когда коллектив жертвует личностью в пользу себя самого.

М.М.Пришвин

Любой из нас приходит в этот мир искателем истины и, как правило, боится ухода в другой мир, потому что не знает, как отнесутся потомки к его исканиям и примут ли за истину то, что удалось найти.

Искатель Истины Божьей

Глава 1

Кто сказал, что осень – пышное природы увяданье? Чепуха. Не увяданье и не кончина – просто иная форма жизни. Как в человеке присутствует тысяча ипостасей, так и в природе не бывает дня без ночи, ясного весеннего солнышка без штормового предупреждения. Ладно бы, ежели только предупреждения, а то обычно сваливается на голову нечто такое, от чего бывает ни вздохнуть, ни охнуть.

Человек, бедненький, никак не может смириться с тем, что он вовсе не царь и не пуп земли, а всего лишь крошечный осколок Природы. Причем, не лучшее её произведение. Царем удобно себя величать для удовлетворенья мелкого утробного тщеславия и для того, чтобы безнаказанно гадить в чужом саду. А что? – кто против царя-батюшки?! Навряд ли найдётся охотник с царём повоевать. Вот только сама Природа иногда на тропу войны выходит. И мстит разбуянившемуся человеку-недорослю неожиданными землетрясениями, бурями, невесть откуда взявшимися тайфунами, смерчами и торнадо начиная со страны Восходящего Солнца и кончая сумеречной Америкой. Словно собака отряхивается Земля после купания, стараясь сбросить с себя множество поселившихся на её шкуре мелких кусачих блох. Что тут делать?

Октябрьские листья нехотя срывались с веток, но, почувствовав волю и сказочное очарование Сокольников, принимались танцевать на невидимых сполохах воздуха, увёртываясь от Шурочкиной ладошки, и только изредка цепляясь за копну её чудных коротких волос, которые разлохматились на улице и стали похожи на пепельно-чёрную щетину дикобраза.

Меж расшалившимися осенними листьями ярко высвечивались солнечные лучики, создавая волшебную световую паутину, окружавшую девочку солнечным шариком своих забот и сочувствий. Собственно, сочувствовать было нечему, потому как юные создания избавлены ангелами от тяжких дум и воспоминаний о грядущей печально-радостной памяти жизни, которая в свою очередь не забывает своих насельников и постоянно дарит им разные случаи, превращающиеся в воспоминания.

За пепельным Млечным путём дорога моя в бесконечность. …но всё это будет потом, а здесь только свет, только вечность.

Да, вечность состоит, конечно, из света! Шура в этом нисколько не сомневалась. На земле никогда не знали бы, что такое свет, кабы не возникающие везде и всюду мрачные необузданные тени очень часто прикидывающиеся весёлыми, ласковыми, даже нежными. Но такие ли они мрачные, какими видятся на первый взгляд? Ведь и от света может быть испытание жёсткостью, необузданной жестокостью и мучением. Тогда человек под чувством самосохранения может спрятать голову в песок, как страус. Разве не так?

В стародавние, может быть, сказочные времена, люди с малых лет безошибочно различали три состояния обычной жизни. Их тогда знали: явь, навь и правь. В них постоянную войну вели две силы. Высшие ангелы, хотя и были Божьими зеркалами, отражающими Свет Господень, но божествами всё же не были. Потом Потусторонний мир погрузился во вселенскую печаль – битву меж высшими силами за Тщеславие, Гордыню и за Чистоту Разума.

Поверженный Денница был сброшен в бездну вместе с сонмами ангелов, так же поверженных гордыней, и достиг её дна, называвшегося Земной Поверхностью.

Вместе с новым царством он получил и новое имя – Сатана, что на человечьем языке значит – враг Рода. Кроме этого к нему прилипло ненавязчивое прозвище – Обезьяна Бога. И всё потому, что Сатана ничего не мог изобрести, придумать, а тем более сотворить сам, то есть стать настоящим Творцом по своей сообразительности и умению. Только вот украсть у Всевышнего какую-нибудь завалящую мыслишку и выдать её за свою – это считалось наивысшей возможностью заявить о себе. То есть этаким непреходящим кайфом, пригубив которого, отказаться от пакостей было просто невозможно.

Силы, последовавшие за ним, превратились в демонов. Но на поле неутихающей битвы присутствовала также третья сила, не принимавшая участие в сражении за тщеславие или гордыню. Эти ангелы – Адрамелик, Ариэль, Ариок и Рамиэль – за свою нелюбовь к агрессии получили название серых и были отправлены на существование меж небом и землёй.

Всё предметы видимые и невидимые берут своё начало оттого, что существует, а вещам или ангелам несуществующим невозможно стать сущими. Каждый ангел в этом мире совершил, совершает и будет делать то, что ему было предопределено по его силе и свету. Так было определено Всевышним. И на пустой земле родились твари четвероногие, твари ползучие, твари водные, крылатые, зерно плодотворное, сочная трава, ростки цветов. И всё имеет в себе семя возрождения. Всякая видимость и живность сотворена, ибо она напечатана в пространстве, как снимок на листе фотобумаги.

Но невидимость есть всегда, особенно для людей. Любая невидимость существует, не нуждаясь в своём проявлении, веришь ты в неё или нет. Любой невидимый ангел существует, но далеко не каждый делает для людей вещи видимыми или невидимыми. Просто ангелы не спешат к бурному общению с родом человеческим.

Чаще всего у ангела проблема только в том, на что из предложенных вещей или действий обратит внимание человек? Ему всё же решать, какой путь избрать, а от какого отказаться. Вот тут опять две силы вступают в единоборство и перетягивают человеческое сознание каждая на себя. Ведь остались же в этом мире две силы: свет и тень, ночь и день. Это существует по сей день и будет существовать до скончания веков, но от последней битвы их пока уберегает третья сила…

Две стороны одной медали, две ипостаси мирской жизни, два камня преткновения, два враждующих могущества… и третье – буферное, принимающее всё на себя и, по сути, не дающее разрушиться этому миру.

«Два камня преткновения, равно опасных, вечно будут представать перед вами. Один попрал бы священные права каждого человека. Это – злоупотребление властью, возложенной на вас Богом; другой, обрёкший бы вас на погибель, – неблагоразумие… Оба они рождены от одной матери, оба обязаны своим существованием гордыне и тщеславию.

Человеческая слабость вскармливает их; они слепы, ведомые своей матерью. С её помощью два этих монстра заражают своим зловонным дыханием даже сердца Божьих избранников. Горе тому, кто злоупотребляет дарами небес в угоду своим страстям. Рука Всемогущая, подчинившая человеку стихии, надломит его, словно тростинку. Вечность мучений едва ли искупит его злодеяние. И адские духи будут насмехаться над слезами того, чей грозный глас столь часто приводил их в трепет в лоне огненных глубин».[1]

Эти строчки из написанного когда-то в древние времена мистиком, раздвинувшим грани истории, графом Сен-Жерменом врезались в память Шурочки, и сами превратились в камень преткновения. Если везде во всём и всегда видеть только опасность, то стоит ли существовать ради выживания в трудных условиях? Или выжить для того, чтобы подчиниться страстям? Но «рука Всемогущая… надломит…» А Всевышний никогда не наказывает своих сынов, как вещают и стараются это доказать людям древние мудрецы. Или они всё же ошибаются?

Саша стряхнула с головы неизвестно почему запутавшийся в волосах кленовый лист, ведь заблудиться в короткой девичьей причёске довольно трудно, тем более не совсем маленькому, покрасневшему от стыда, опавшему с клёна листочку. Просто отпадшему, видимо, очень понравились чёрные девичьи лохмы с модным милированием, потому как красно-жёлтое на блондинисто-чёрном хорошо смотрится. А выглядеть благородным красавцем даже на склоне жизни никому не помешает. Собственно, почему «склон жизни»? Кто сказал, что – пышное природы увяданье? Ну вот, воображение без конца возвращается к исходным темам – sor lemahela haschar[2] – как любили утверждать древние евреи.

Шура давно знала, что ей не очень-то идет укороченная прическа, однако всегда упрямо постригалась, чуть ли не «под мальчика», наивно полагая, что чем неприглядней она станет выглядеть, тем меньше будут приставать сверстники, у большинства из которых на уме кроме электроники, нотиков, компьютерных игр и победы НТР за душой ничего нет. А о девчонках и говорить не приходится. Буквально все молоденькие укороченными признавали только юбочки, да ещё с заниженными талиями, так что одёжка на модницах едва прикрывала гениталии. И хорошо, если не совсем заниженные. Но так было модно, а против моды не попрёшь. Чего уж тут говорить о причёсках!

И всё-таки с причесоном девчушка устроила бунт среди сверстниц, которые старались носить длинные и очень длинные волосы, возвращаясь к хорошо забытому – «коса до пояса». Что поделать: очередная дань очередной моде.

А Саша решила быть хоть в чём-то непохожей на толпу остальных. Ведь когда человек поддаётся психозу толпы, он сам сразу становится бараном, хоть до конца жизни, пожалуй, будет считать себя личностью. Впрочем, личностью Саша была от рождения, что всегда отражалось в её философских задумках и революционных выпадах против быдловатой толпы, без которой она, в сущности, не могла быть ни личностью, ни человеком, никем.

В чьих глазах личностью стал бы, скажем, Робинзон, не будь у него козы, Пятницы и попугая? Но войны с толпой необходимы как воздух. Именно из-за таких вот афронтов иногда откровенно не нравящихся всем без исключения окружающим, девочку с младенческого возраста считали попросту белой вороной, уроженкой чужой стаи. Но разве она была чужой? Чужой можно назвать какую-нибудь сороку, подкидывающую яйцо в не своё гнездо. Чужим может быть и ягнёнок, прибившийся к стае хищников и читающий волкам лекцию о пользе вегетарианской пищи.

Чужим может быть и человек, готовый ради удовлетворения собственных нужд лишить жизни всех без исключения. Но лишить жизни – одно, ещё хуже – откровенное предательство, когда всаживают нож в спину не за идею или смысл, а ради собственного удовольствия.

Так, преданная жизнью и судьбой, погибла её мама. Тем более что мамочка когда-то была художницей, написавшей знаменитую икону «Богородица, воскрешающая Русь». Говорят, из-за этого и погибла.

Её тоже звали Шурочкой, но мамина судьба осталась тайной за семью печатями, поскольку с бабушкой, то есть со своей мамой, она виделась крайне редко и в свои дела никого не посвящала. Об отце девочки мама-Шура поведала бабушке только после конкретного наезда. И хотя Саша совсем не знала, не помнила маму, всё же врождённое женское любопытство нет-нет, да и поскрёбывало где-то на окраине души: что же случилось с мамой-Шурой? На каком краю Ойкумены живёт Богородица, с которой писался портрет, то есть икона? И почему мамочка была именно Шурой, а не Сашей или Александрой?

Бабушке нравилось это имя: она чуть ли не из роддома забрала внучку к себе на воспитание, потому как считала, что упустила дочку и взялась за собственную реабилитацию, которая состояла в воспитательном процессе и решении внучкиных проблем путём безоговорочного подчинения.

И ещё, Шурочка не помнила мамы, потому что та отмахнулась от дочери не из ненависти, а просто чувствовала, что не может дать девочке хоть часть того света и любви к жизни, на которое способна бабушка. Но та, ругая внучку за какую-нибудь очередную шалость, всегда вставляла шпильку в нравоучения, мол, видно, чья дочка, чьё наследственное клеймо – посылает же Господь в этот мир таких дурёх!

Только Александра назло врагам, то есть бабушке, с гордостью носила то ли царскую печать, то ли рабскую отметину белой вороны. Лучше уж быть такой, чем овцой в блеющем стаде! Во всяком случае, укороченные волосы помогут ей сделаться некрасивой – думала девочка. А чем непригляднее она будет выглядеть, тем меньше станут приставать мальчишки. К сожалению, со сверстниками она никак не могла найти общий язык – то ли девочка была действительно умна не по годам, то ли до сих пор попадались не лучшие особи мужского пола.

Может быть, на Сашеньку действительно обращали меньше внимания из-за непохожести на остальных, кто знает, а, скорее, наоборот. Но ей до сих пор легко удавалось избегать «нужных» связей и «необходимых» знакомств, на коих до сих пор зиждется мир и без которых трудно добиться хоть что-то.

Размышляя на ходу, Саша сама не заметила, как на «автопилоте» выгребла из Сокольников, собираясь возле церкви «Знамение Божьей Матери» повернуть в Песочный переулок. Сразу вспомнилась позавчерашнее приключение, случившееся с ней прямо на этом месте.

Из-за угла, откуда ни возьмись, налетел ураган. Даже не просто ураган, а цунами, тайфун и смерч в одном лице. Шурочку обхватило сильными лапами какое-то чудовище. Подколодный дракон, зажал её в когтях, стараясь задушить ни в чём не повинную девочку. Тут рядом раздался топот ног и мальчишеские голоса:

– Вот! Вот он!

– Ты чё, пургомёт! Это влюблённые! Он рванул в Сокольники! Уйти может!

Топот ног раздался снова и скоро слился с шумом проезжающих мимо парка легковых автомобилей. Зато Шура почувствовала, что её отпускают из цепких железных объятий и что её кто-то… целует?! Да, целует!

Почувствовав слабину объятий, Саша рванулась и с размаху ударилась спиной о церковный забор. Перед ней стоял парень в джинсовке, вовсе не похожий на бандита и насильника. Хотя кто его знает, во что подлец может вырядиться? На то он и подлец.

Шура демонстративно достала из кармана курточки носовой платок и усиленно принялась вытирать обслюнявленные губы. Хотя… хотя не такие уж они были и обслюнявленные. Наверно, целоваться умеет. Вон он, стоит рядом, собачий сын, и никуда не убегает. Одет с иголочки – пусть в джинсовку, но зато «Laky strays», а это последний писк. Да и сотовый телефон у него на груди болтается с крутыми наворотами.

Такой клёвый мальчик на бомжару явно не тянет. Но чего налетел-то? Или в его головке маньячит что-то сексуальное? Вон и бровь чуть-чуть рассечена, даже струйка крови по скуле протянулась. Но под глазом фонаря не ожидается, и это хорошо. Шура пока что не пришла ни к какому выводу, поэтому просто помалкивала, разглядывая и оценивая налетевшего.

– Слушай, ты извини, конечно, – наконец выдавил он.

– Тебе в грызальник сразу или притормозить? – отозвалась Шура скромным металлическим голоском. – Добавить в глазик?

Парень почему-то стушевался, ничуть не походя на экстремала, каким казался только что. На его щеках ещё ни разу не познакомившихся с бритвой выступил детский румянец. Настоящий. И взгляда он не отвёл, подыскивая достоверные слова оправдания, но ничего толкового на ум ему не приходило.

– Слушай, – он принялся торопливо вразумлять Шуру, – я дико извиняюсь и всё объясню чуть позже. А сейчас давай-ка, свалим, а то погнавшиеся за мной «козлевичи» могут вернуться.

Парень протянул руку. Девушка, ничуть не испугалась, но сначала решила промокнуть своим носовым платком чуть раздавленную «козлевичами» физиономию нового знакомого.

Саша и сама не ожидала от себя такой щедрости, только этот парень был явно из её стаи, иначе не вляпался бы ни в какие бандитские погони. Вытерев струйку крови, Шурочка просто улыбнулась парню и взяла его под руку. Парочка, в этот раз действительно похожая на влюблённых, пошла в сторону улицы Маленковской.

– Спасибо тебе, – возвратился к извинениям парень. – Я действительно благодарен, потому что в непонятку чуть не угодил.

– Что так? – покосилась на него Шура.

– Да вот так, связался с хакерами, которые в электронных программах рубят, как девчонки в шоколаде, – парень тоже покосился на Сашу, но продолжил. – Так вот. Я им обещал книгу в обмен на хакерскую программу и немного не сошлись во мнениях.

Просто они думали, что я им раритетный фолиант притащу, а я обычную книгу, но такую тоже не на каждом углу купить можно. Жалко пропала.

– Считай, что пожертвовал книгу ради знакомства со мной, – усмехнулась Шура. – Тебя как зовут-то, беглец?

– Точно! Жертва во имя знакомства. Я и сам не знаю, откуда в голову взбрело, чтобы изобразить целующихся влюблённых, – обрадовался парень. – Но получилось клёво! Отрывной вариант! А зовут меня Тришей.

– Тришей?! – захохотала Шурочка. – Вот здорово!

– Тришка, – растерялся тот. – Иннокентий значит. Имя не современное, но очень красивое. Родители угадали мой вкус. Тебя имя развеселило?

– Нет, – всё ещё смеялась Саша. – Просто у меня уже есть один знакомый – твой тёзка, которому тоже нравится устаревшее имя. Скажи лучше, ты интересуешься книгами?

– А ты против? – набычился парень.

– Нет. Но я не представляю, как это увязывается с современной электроникой? – улыбнулась Сашенька. Во всяком случае, она очень была рада, что сразу причислила нового знакомого к своей стае. Так оно и оказалось.

Позавчера парень ничего толкового в оправдание больше не придумал, лишь обещал всё объяснить и просил позвонить, а Саша ничуть не дорожила его визиткой. Конечно же, номер телефона потерялся. Почему она всё-таки вспомнила это мимолетное проходное приключение? Да потому, что парень интересовался книгами, а это по нынешним временам большая редкость. Самая читающая в мире страна вдруг перестала читать!

Никто уже давно не листает печатные книги, а на раритетных последователей старого прочитывания книг посматривают с усмешкой, даже преследуют иногда с откровенными пожеланиями «набить морду». За что? За то, что человек любит читать, а не скачивать знание из программных узлов памяти?

Всё-таки любопытных и мыслящих самостоятельно осталось на земле очень мало. Такой парень явно заслуживал внимания. Может быть, стоило всё же позвонить ему? Тем более, мальчик умеет классно целоваться. И глаза. У него были необыкновенные глаза! Недаром же с самых давних времён люди утверждают, что заглянув в глаза, поймёшь душу человека. А у этого парня глаза были глубокие и какие-то зеркальные. Там Шура отражалась полностью, но такая маленькая и далёкая, что, казалось, из духовного Зазеркалья выглядывает какая-то другая девочка.

Зазеркальные страсти всегда захлестывали, обвораживали, пленяли человечество во все времена. Саша вспомнила позавчерашний случай мимоходом, скорее всего из-за того, что её несостоявшийся новый знакомый тоже не принадлежал к послушному овечьему стаду. Только под топор судьбы чаще всего попадали жители овечьего стада, а Шура числилась всё-таки в белых воронах. Нельзя сказать, что вороны никогда не пробовали увесистых молотков Фортуны. Конечно да! Только такие проколы всегда и всюду выглядели помпезно, на худой конец, героически. Именно это влекло за собой непредвиденное развитие её умственных и эмпирических способностей, что, несомненно, привлекало окружающих. Девочка ещё не знала, что особи мужского пола любят заводить романы с умненькими представительницами женского клана, но замуж берут только недалёких по умственному развитию и послушных овечек. Впрочем, эта тема человеческой жизни её пока что не интересовала.

На лицо был древний страусовый трюк, когда испуганная птица прятала голову в песок и считала, что её никто не видит. А наша белая ворона, то есть белый страус, от внимания окружающих никак не мог избавиться. Девочка мечтала иногда даже о каком-нибудь завалящем необитаемом острове, где можно стряхнуть с обуви пыль общения с неандертальцами-архантропами[3] высшей пробы и побыть там хоть немного тем самым Робинзоном, королём самому себе, которого не заботили быт и отношение окружающих.

Только одиночество на необитаемом острове оказалось бы для девочки пыткой пострашнее, чем у средневековых палачей-выдумщиков. Ведь ничего нет отвратнее, когда среди толпы оказываешься один-одинёшенек, когда на простое человеческое желание поделиться хоть с кем-то своими пусть даже не нужными мыслями, видишь в чужих глазах, пренебрежение или, в лучшем случае, удивление, переходящее в сакральную ненависть. А за что? За то, что ищешь среди разношёрстной безликой толпы свою половину, способную понять, откликнуться или просто хотя бы выслушать?

Ведь никакая птица не может летать на одном крыле! День никогда не бывает без ночи, а Солнце без Луны! Даже Господь наш когда-то сказал, что «…где двое собрались во имя Мое, там и Я меж ними». Значит, чтобы жить с Богом, надо хотя бы уметь делиться с кем-то своими мыслями, делами, соображениями. Пусть среди толпы архантропов, пусть в хороводе похабных улыбочек и сальных замечаний, но чтобы тот, рядом, мог слышать и слушать! И помочь не обращать внимания на дебильную толпу! Саша искренне верила своим умозаключениям, как в панацею от процессов технократии и умственного подчинения компьютерам.

Всей этой, поголовно принятой и ставшей законом компьютеризации, Шура предпочитала провести час-другой наедине с книгой. Похоже, что её новый знакомый тоже был подвержен этой страсти. Собственно, книга, как предмет, стала неуклонно исчезать из обихода. Не совсем, конечно. Раритетные издания оценивались даже очень высоко, но только на глубоком чёрном рынке, с которым судьба столкнула её нового знакомца. Ах, нет! Уже незнакомца. Как странно происходят встречи и разлуки.

И всё же, наша героиня нет-нет, да и притаскивала домой самые настоящие книги, пахнущие стариной, пылью и чем-то необъяснимо таинственным. Никакому будущему, пусть даже несущему с собой великосветское безделье всем желающим, не зачеркнуть фундамента всей сущности человеческой жизни, всей истории человечества, без которой не было бы никакого будущего. Очень хорошо, что наша генетическая память не теряет артефактов прошлого, иначе человек мигом превратился бы в Ивана-непомнящего, Дегенерата с большой буквы. Но что такое человеческая жизнь?

Спешишь на свидание с теми, кто смолк под давлением лет? …жизнь – это прошедшее время, где места грядущему нет.

Шура давно знала, что человек состоит из того, что он может в этой жизни. Но чтобы всё-таки хоть что-то смочь, каждый должен отворить хотя бы одну дверь. Рано или поздно – дверь предлагается всякому, а если ты открыл её, то сможешь ли закрыть? Этот постулат девочка вывела для себя давно, и сегодня что-то в её жизни должно было произойти. Вполне возможно, перед ней возникнет дилемма: открывать или не открывать предложенную дверь.

Эти мысли притаились в голове тоже не случайно, ведь случайностей в мире не бывает. Просто ночью ей приснился странный сон. Шура давно уже относилась к сновидениям очень серьёзно, потому что с детства сначала даже путала сны с реальностью. Иногда к ней ночью приходили какие-то люди, делали подарки, рассказывали что-то интересное, тем самым, обучая жить. Когда же девочка просыпалась, то ни людей, ни подарков в комнате уже не было. Но всегда оставались их рассказы, их советы – как поступить, что делать, к чему относиться либо серьёзно, либо не очень.

Сегодняшний сон был для неё каким-то откровением, и никто ещё не успел объяснить девочке приснившиеся страсти. А привиделось вот что: Своды базальтовых пещер нависали над её головой, чуть ли не касаясь макушки. Сашенька проходила через пещерную анфиладу и чем дальше шла, тем пещеры становились просторнее. Куда бы девочка ни ступила – сразу же вспыхивал яркий, но не ядовитый свет. Сталактиты, свешивающиеся с потолка, и сталагмиты, растущие из пола, играли этим светом, раздробляя его на миллионы радужных искорок, разбегающихся по стенам маревом бенгальских огней.

Наконец Шура дошла до последней тупиковой пещеры. Дальше хода не было. Всё же лучше бы сюда она вообще не заходила даже во сне, потому как в пещере было разбросано множество мужских скелетов. Вернее, даже не разбросано, а сложено аккуратными рядами. Мужское происхождение скелетов выдавали не снятые с них кольчуги, щиты и мечи. Вероятно, это была братская могила воинов, павших в бою.

Но девочку больше всего поразили не ряды скелетов, а лежащая меж ними ещё не совсем истлевшая молоденькая девушка. Лицо девушки было спокойным, даже каким-то умиротворённым. Правой рукой она сжимала ничуть не сгнившее настоящее наливное яблочко, только рука оказалась отсечённой, а ниже пояса туловище вовсе отсутствовало. Тело убитой ещё не подверглось разложению, но тяжёлый запах крови поселился в пещерах давно, возможно ещё до появления здесь не только девушки, а и её предшественников – воинов в броне.

Не удивительно, что Шурочка пришла в ужас от увиденной во сне разрубленной пополам девушки и от смрадного трупного запаха, проникающего в самые отдалённые уголки подземелья. А сон ли это был? К счастью, видение продолжалось недолго. Девочка очнулась и никаких порубленных богатырей возле себя не обнаружила. Не было также и ополовиненного трупа девушки. Только по спине Шуры вдруг забегали колючие мурашки, и лоб покрылся холодной испариной, потому что та самая генетическая память сохранила пещерный запах крови.

Анализируя сон, девочка невольно поёжилась: приснившееся стало проясняться. Будто сквозь туман проглядывали могучие сосны, которые никакой туман скрыть не в силах. Ведь там, в пещерной могиле, лежала она сама, рассечённая пополам! Только сейчас до Сашенькиного сознанья дошло, что располовиненная девушка, с зажатым в руке кубком, как две капли воды была похожа на неё, будто бы была её двойняшкой или клонированным существом!

Тут стоило призадуматься – откуда такой сон и сон ли это? С другой стороны Шура никак не могла оказаться в компании воинов, сложивших головы за миллионы лет в прошлом. Ведь никогда не может прошлое переплетаться с будущим. У всех своё время, своя жизнь и свои двери, которые необходимо когда-то и зачем-то открыть. А необходимо ли?

Ведь даже Сын Божий однажды сказал: «Судите Меня по делам Моим». Значит, любой человек состоит только из своих поступков, а не из умных мыслей или, скажем, одежды и денег.

Стоит вспомнить, что когда-то Диоген, впервые столкнувшись с Александром Македонским, на вопрос: – Что я для тебя могу сделать? – ответил очень просто: – Не загораживай мне солнце.

Диоген загорал на пляже. А, может, он размышлял там о чём-то своём очень важном и не всегда нужном? Всё же его слова произвели на Александра Македонского такое потрясающее впечатление, что он не нашёлся ничего ответить, кроме:

– Диоген, ты воистину величайший мыслитель! Я хотел бы разделить с тобой все мудрые размышления под солнцем и постигнуть твои учения.

– Бросай свои дела, заботу, даже одежду и ложись рядом. Берег моря большой, песка много, – мудрец жестом показал на пляж.

– Спасибо за предложение, – ответил Александр. – Только мне песок не нужен, оставь его себе. Сейчас необходимо закончить завоевание Индии и Азии. Тогда я вернусь, и остаток дней своих мы проведём в философских беседах.

– Ты никогда не вернёшься, – усмехнулся Диоген… – Человек, откладывающий решение дел на потом, на будущий понедельник, никогда не придёт и не разделит со мной песчаный берег, а будущий понедельник так и останется в будущем. Делать что-нибудь мудрое – это не для него.

Если живёшь в настоящем, будущему не лги. Всё легковесно, скользяще, словно мерцанье пурги.

Так и жизнь современников: если человек живёт будущим, не помня, откуда он, и для чего послан в этот мир, то все дела пойдут прахом. Человеческие поступки наглядно прослеживаются по тем же завоеваниям Александра Великого. Великой от него осталась только память, но и та понемногу убывает с веками. Если спросить у современных старшеклассников: кто такой Македонский? – то непременно ответят, что был-де такой царём древней Англии, Сионистских Штатов Америки или же знаменитым солистом попсовой группы в том же доисторическом двадцатом веке из театра Аллы Пугачёвой.

Кстати, ещё и поэтому Александра избегала общений со сверстниками. Ей очень не хотелось бы выглядеть среди сверстников исторической бездарью. А в молодёжных компаниях выглядеть бездарью, плюющей на науку, было сейчас модно. У Саши со всякими сражениями и сопротивлениями современным правилам поведения получалось из рук вон плохо, но служило какой ни на есть защитой отвоёванных территорий.

Бабушка, не обращала внимания на чудачества внучки, все списывала на переходный возраст. А девочке только того и надо было. Забравшись с книгой на диван, она вся отдавалась чтению старинных фолиантов, Но в своё святая святых старалась не допускать никого, поэтому, когда она проходила обязательный курс обучения, и позже, мало кто знал о её странном увлечении книгами. Напрасно ли, нет ли, сторонилась она сверстников, но даже своё совершеннолетие встретила одна, не приглашая ни старых, ни новых знакомых, не ожидая никого «на огонёк». Дома не было даже бабушки, которую медики заставили срочным порядком пройти санаторное облучение против каких-то там сердечных болячек.

Всё происходило в довольно тёплой обстановке, где в комнате именинницы собрались многие уважаемые и не очень (но знаменитые) люди всех эпох и народов. За праздничным столом развалились на стульях исторические коммунисты Карл Маркс, Дидро, Ларошфуко и Вовенарг. По одну сторону от них тоже довольно вольготно разместились Марк Твен, Гейне и Абу Али Хасан ибн Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина, а по другую жались кучкой Лермонтов, Дюма, Монтень, Ильин, братья Стругацкие и ещё некоторые совсем и не совсем известные деятели литературы.

Вся честная компания собралась по воле хозяйки, потому как она давно уж затащила в своё жилище портреты перечисленных деятелей. Теперь же все они громоздились на стульях вокруг праздничного стола, и каждый старался показаться перед Сашей гвоздём или хотя бы гвоздиком программы. А иначе, зачем же занимать место? Пока Саша оглядывала собравшихся и соображала – а на те ли места она всех рассадила – лохматый, как Бетховен во время творческого экстаза, Карл Маркс постучал вилкой по графину с минеральной водой, чем привлёк всеобщее внимание.

– Собственно, собрались мы с вами, господа, здесь потому, чтобы отпраздновать совершеннолетие присутствующей меж нами девочки, которую с сегодняшнего дня можно официально называть женщиной. И не просто женщиной, а одним из наиболее развитых созданий половины всего человечества планеты[4].

– Прошу не забывать, – хохотнул в унисон Дидро, – что женщины пьют льстивую ложь одним глотком, а горькую правду – каплями.

– Что вы имеете в виду, милейший? – накинулись на него сразу несколько человек. – Уж не будете ли вы утверждать, что никакой женщине не присущи искренность и правда, если она с удовольствием напивается ложью?

– Ну что вы! – отмахнулся тот. – Искренность есть мать правды, вывеска любого человека. Просто в разговоре не каждый к этому способен. Ведь говорят же: женщина любит ушами! Значит, самое большее в жизни для каждой – это великосветский разговор. Причём, каждая женщина часто прислушивается к советам даже совсем незнакомых, не говоря уже о подругах, гадалках, рекомендациях астрологов.

– Сколько лицемерия в людском обычае советоваться! – прервал его Франсуа де Ларошфуко. – Тот, кто просит совета, или та женщина, которая просто делает вид, что относится к мнению друга с почтительным вниманием, хотя в действительности ей нужно лишь, чтобы кто-то одобрил её поступки и взял на себя ответственность за них. Тот же, кто даёт советы, притворяется, будто платит за оказанное доверие пылкой и бескорыстной жаждой услужить, тогда как, на самом деле, обычно рассчитывает извлечь таким путём какую-либо выгоду или снискать почёт.

– В разговоре, как в хирургии, – вставил ещё один собеседник, в котором без труда можно было узнать Андре Моруа, хотя на портрете он выглядел много лучше, чем в жизни. – В разговоре нужно действовать с величайшей осторожностью. Профессионалы на поприще искренности вторгаются скальпелем в дружбу и любовь, которые были до той операции совершенно здоровы, а от их вмешательства умирают.

Человек на секунду замолчал, но, видя, что один из собравшихся явно вознамерился возразить, взял со стола бокал с шампанским, сделал глоток, посмотрел содержимое бокала на свет и продолжил свою ясную, как ему казалось, мысль:

– В советах, в искренности, вообще в разговорах нужно соблюдать меру даже с самыми близкими людьми. Говорить всё – это, значит, превращать в окончательный приговор то, что могло быть всего лишь минутным капризом. Это значит из пережаренного куска мяса, из-за мигрени или из-за грозы рисковать дружбой?!

Андре Моруа поставил бокал с шампанским на стол и из-под опущенных век осмотрел собеседников. Затем вынул из внутреннего кармана сюртука белый батистовый платок, и принялся протирать камни на своих многочисленных перстнях, украшающих руки. Этим он хотел подчеркнуть, что не намерен и никому не советует сомневаться в аксиомности[5] высказанного.

– Мне кажется, каждый человек способен поддаться заблуждению, но из этого не стоит делать скоропалительных умозаключений, – задумчиво вставил Гёте. – Истина и заблуждение происходят из одного источника. Это так же верно, как и странно. Вот почему мы часто не имеем права уничтожать заблуждения, особенно у женщин. Ибо вместе с тем мы уничтожим истину.

– Вы так думаете? – улыбнулся Вольтер.

Он как Гёте и Моруа тоже был в сюртуке. Видимо, эта мужская одежда оставила Европе не только дань моде. Сюртук узаконил стиль жизни, потому как большинство собравшихся были именно в сюртуках. Из толпы остальных более всех выделялся, скорее, выделял себя Андре Моруа холодным поблескиванием перстней и толстой золотой цепью, конец которой был прикован к шикарному «Брегету». Вольтер равнодушно посмотрел на луковицу часов в ладони собеседника и повторил:

– Вы так думаете? В мире есть две истины: истина духа и истина факта. Истина у того, у кого в руке в нужный момент оказался меч, – истина того, кто, не дрогнув, встречает этот меч с поднятой головой. Один побеждает – второй непобедим. И эти две истины, каждая права и непобедима по-своему, никогда не сойдутся.

– Любая истина, господа, будь она в тысячу раз истиннее другой, место находит только в вине, – нетерпеливо перебил его до сих пор не принимавший участья в разговоре Джонсон. – Изречение in vino veritas может служить доводом только для тех, кто полагает, что все люди лжецы. Что же касается меня, то не хотел бы жить с человеком, который лжёт напропалую пока трезвый, и которого надо налить вином, чтобы вырвать у него слова истины. А никакая женщина не скажет, что она думает, на трезвую голову.

– Женщина пользуется истиной, пока она ей нужна и страстно хватается за ложь, если даже она совсем не нужна, или нужна только на мгновение, – снова вставил Гёте. – И это мгновение нужно только чтобы поразить других или соединить вещи, которые вечно были разделены между собой. В такой момент человек способен на предательство, но, предав самого себя, теряешь истину.

– Вот именно! – отозвался Иван Ильин. – Предательство, на мой взгляд, состоит в том, что человек внутренне, в своих сокровенных помыслах, чувствах, решениях или на тех же словах изменяет своему духовному принципу, не имея для того предметных оснований.

– И всё это женщина? – ибн Сина почесал макушку своего великолепного зелёного тюрбана, и по привычке сразу же взялся за эфес кинжала торчащего из-за пояса, усыпанного разноцветными каменьями. – Истина и справедливость – вещи, которым склонен каждый человек. Абсолютная справедливость так же недостижима, как и абсолютная истина; но справедливый человек отличается от несправедливого своим стремлением к справедливости и надеждой достигнуть её, как правдивый от лживого – своей жаждой истины и верой в неё.

– Мы не из тех, которым кажется, что нет ничего истинного и справедливого, но из тех, которые утверждают, что ко всему истинному присоединено нечто ложное, – раздался утробный голос из глубины комнаты. – И притом ложное настолько подобно истинному, что нет никакого признака для правильного суждения и принятия.

Все собравшиеся за столом разом оглянулись. Возле стены в арочной нише стояла небольшая, но истинно мраморная статуя Цицерона. Она-то и сообщила перемывающим косточки в вине своё личное мнение об обсуждаемых предметах и личностях.

А Шурочке последний тезис понравился больше других и она, поймав мысль, словно рыбу на крючок, принялась примерять её ко всем случаям жизни и в первую очередь к своему женскому или женственному началу.

Признаться, эти, да и не только эти вопросы интересовали девочку уже давно, а теперь, наслушавшись наставников, и подавно. Но собравшихся стоило укорить в нетактичности, а то начали женщиной, а кончили ложной истиной! Это, по меньшей мере, выглядело одиозно. К тому же в заключение пирушки надо было непременно вставить благодарственное слово. Поэтому Сашенька встала из-за стола, обратив тем самым на себя внимание честной компании.

– Спасибо всем, кто счёл возможным явится ко мне сегодня! – начала она надтреснутым голосом.

Выражаться так официозно Шурочке вовсе не нравилось, но в такой мишпухе гнилой базар сразу прикнокают, так что выбирать не приходилось. Тем более что лексика – это ярчайшее зеркало человеческого сознания и развития. А Сашеньке очень хотелось, чтобы уважаемые гости поняли её, поэтому, постаравшись увильнуть от надтреснутости, она продолжила: Можно сказать, я – the near future sooner than you think, то есть ваше недалёкое будущее, а оно ближе, чем может показаться. Я знаю законы этого мира, знаю определённую общественную установку для определённой кучки сапиенсов, которые зачастую считают себя вправе навязывать свои установленные правила, скажем, каким-то проклятым аборигенам. При этом не берётся во внимание культура этих аборигенов, уклад ихнего личного общества, их развитие и мышление. Так что ваши законные очень правильные зарисовки – это всё несусветная «маниловщина».

К примеру, веками у каких-нибудь каннибалов принято было скушать сердце побеждённого врага, чтобы слить две разрозненные до сих пор силы в одну, чтобы не позволить погибнуть силе побеждённого, а подарить ей дальнейшее развитие, пусть даже в чужом теле. И тут являетесь вы, самовлюблённые и цивилизованные, чтобы поахать, поохать и насильственно отучить каннибала от поедания сердца побеждённого противника, типа «не можешь – поможем, не умеешь – научим, не хочешь – заставим».

Самое интересное, что этот людоед, будучи побеждён, очень был бы благодарен победителю за своё съеденное сердце, потому как тот дарует душе его дальнейшую жизнь. А это выше всяческих побед, умозаключений и цивилизованных всплесков ручонками с всенепременнейшими утробными «ахами».

Вы много о чём поведали мне сегодня, но ни один из вас ничего не сказал о любви. О настоящей немеркантильной альтруистической и Божественной любви к ближнему. Пусть даже не к каждому ближнему, потому что любить всех просто физически невозможно. Я говорю о любви к ближним – именно вам, самым ближним. Как раз ближние и не получают вашей любви никогда.

Именно никогда! – возвысила голос Саша, чтобы перекрыть цивильное возмущение, волной прокатившееся меж гостей. – Именно вы, могучие, правдивые, бесстрастные и дерзновенные, с младенческого возраста могли сказать только «Дай!», потому что это слово было у вас первым. Именно вы, пользуясь функциональными и моральными влияниями на традиционное общество, заставляете всех голосовать «единогласно». И указываете толпе баранов путь к «собственному» решению. А те потом принимаются везде орать «Хайль!» или же «Виват!», подняв вверх указательный и средний палец как приветствие дьяволу, а на худой конец вопль «Нопасаран!» или «Хай жiвэ i процвэ свiдомая Укропiя!» – тоже не помешает. И ни один из вас, кузнецов человеческих душ, не обратил внимания на давно забытое потрёпанное слово Любовь.

Собственно, оно вами же потрёпано, потому что какая-нибудь сучка при случке с кобелем называет это не сексом, не траханьем, а любовью. И тут же вопит, мол, «Не виноватая я! Он сам в трусы залез!». Наверное, всё от переизбытка культурных чувств. И смею вам сказать, что те же современные каннибалы-архантропы всегда называют вещи своими именами, потому что у них другая культура и ложь с истиной, как сказал Цицерон, не составляют единое целое.

Вот почему никого из вас живьём я не хочу видеть. В таком варианте с вами и побеседовать, и отчитать вас можно. Но хорошего понемножечку.

Шура принялась собирать портреты из-за стола и, развешивая их по своим местам, подумала, что всё-таки очень вышло отлично, и никого из других соплеменников на банкете совершеннолетия не было.

Только бабушка ещё как-то умудрилась вспомнить о своей внучке и отметила, что эта внучка с сегодняшнего дня уже вовсе не ребёнок. Она вызвала её по санаторному скайпу ни свет, ни заря, обещая привезти кучу заграничных разных разностей, попутно давая ЦУ и поцелуи. Потом, то ли создавая утренний моцион, то ли просто развлекая девочку, принялась повторяться, вещая те же Ценные Указания, но уже в дуэте с лечащим врачом, который принёс извинения за задержку больной.

– Ваши извинения приняты, – кивнула Шура.

Ей уже порядком стал надоедать бессмысленный разговор. Впрочем, это длилось недолго. Любая международная связь могла бесперебойно проработать лишь несколько минут, потому что современная техника всегда остаётся и вполне возможно останется капризной, как молодая суфражистка неизвестно по каким соображениям ненавидящая мужчин.

Глава 2

Впрочем, нет, был у Сашеньки друг. Настоящий. Именно к нему она сейчас и шла. Знала: там ей рады в любое время и с другом всегда интересно, потому он и друг. И неважно, что друг старше на несколько десятков лет. Разве стоит обращать на это внимание когда настоящая дружба!

Что понимала девочка под «настоящей дружбой» – неизвестно. Известно другое: её привязанность к человеку иного мировоззрения, иной эпохи, иных мыслей и ценностей – есть та самая романтическая любовь, которую дети дарят только очень близким людям.

К родственным связям Саша была равнодушна, даже индифферентна, по той простой причине, что никогда не видела, почти не знала отца и матери. Неизвестно, был ли её отец таким же художником, как и мама, но мать Сашенька уважала хотя бы потому, что та удостоилась доверия Свыше написать икону «Богородица, воскрешающая Русь». Мало ли что мама девочки вела когда-то богемную безалаберную жизнь? Шурочка никогда не считала себя воистину «алаберной», видимо, мамины черты характера давали себя знать, так сказать, неизбежная наследственность.

И всё-таки Саша знала, что даже такой известный на Руси богомаз, как Андрей Рублёв, долгое время перед написанием иконы просто молчал, постился, молился и предавался одиночеству, очищаясь от суеты, словоблудия и разрушающих сознание страстей.

Как же удалось избавиться от суетной слякоти маме в этом расшатанном продажном мире? Может, помогла известность художника? Впрочем, знаменитым художником она стала только после того, как написала икону, а до этого какая могла быть известность? Разве что на творческом вернисаже в Измайлово за стаканом «Тройного рома». У матери путь к этому подвигу был долгий и кривой. Вероятно, никогда не бывает путей прямых, разве что в сказках, но далеко не во всех.

Ещё в ранней молодости мама «влетела», переспав после очередного сейшена с одним из своих то ли поклонников, то ли художников, то ли инкубов[6] – разве поймёшь, кто они такие, зачем плодятся в этом мире и плодят себе подобных? А, может быть, мать попросила Бога дать ей ребёнка, чтобы было на кого сваливать совершённые в жизни глупости? Всё может быть. Только бабушка вовремя распознала беременность дочери и заставила не делать аборт, а родить ей внучку, дабы закончить жизненно важные воспитательные работы в этом мире.

«Час зачатья я помню не точно, значит, память моя однобока…» – вспомнила Сашенька песню Высоцкого. Хорошо, когда память о прошлом в человеке не умирает. Выходит, простой смертный не зря приходит в этот мир, не зря разрывает его на части и, пустив душу на бинты, перевязывает им же нанесённые земле раны.

– Стоп! – оборвала себя Сашенька. – Ведь именно этими мыслями позавчера делился с ней поцелуйный знакомый Тришка.

Да, и имя-то какое! Шура сначала не поверила, думала, треплется парень, тем более Тришка и Иннокентий – совсем разные имена, кажется. Но он так по-настоящему обиделся за Иннокентия, что девушке поневоле пришлось просить прощения. Одно успокаивало: Тришка не носил никакого кафтана, значит, идиома «Тришкин кафтан» к нему вовсе не подходила, а паспортное имя Иннокентий так и останется только в паспорте. Тришка – звучит более по-домашнему, по-хорошему, по-доброму.

Интересно, есть ли у Тришки девушка? Вспоминает ли он случайную знакомую или мимолётная встреча для него уже давно забыта? Вообще-то, ничего в жизни не случается просто так. Ведь мама когда-то познала настоящую любовь, вкусила от радости дарить эту радость кому-то ещё. Девочка мечтала сыграть рапсодию любви на самом тонком и удивительном инструменте космического пространства. Но удастся ли это? Шурочка пыталась убедить себя, что слово «любовь» для неё ничего не значит, хотя предмет любви присутствовал и занимал в сознанье девушки самое главное место.

Этим предметом был взрослый мужчина, ничуть не отказывающийся от своего имени Иннокентий. Наоборот, если бы его кто-нибудь из знакомых назвал Тришкой, то Иннокентий Васильевич, вероятно, обиделся бы. А случайное сходство имён вначале просто позабавило Шурочку, но потом она принялась анализировать – ведь в жизни никогда ничего случайного не случается.

Каждый человек чуть ли не с первых шагов невольно ищет свой жизненный идеал, свой предмет любви. У девочки этим предметом оказался Иннокентий Васильевич Белецкий, человек сложной судьбы и взглядов, много видевший и переживший на своем веку. Он хорошо знал литературу, юриспруденцию, экономику, физику пространства и… и… Можно долго было бы перечислять различные области, в которых Иннокентий Васильевич был сведущ, но вряд ли это необходимо.

С Шурой он подружился довольно давно. Как всё началось, не помнили, скорее всего, оба. Важно, что отношения между ними были самые тёплые. Он также видел в Саше единственного человека, который понимал его, искренне любил и наполнял неуютную холостяцкую квартиру светом всеобъемлющей радости.

Звонок в дверь вывел его из задумчивости. Сашенька впорхнула в прихожую и стены, казалось, засветились изнутри, а по квартире пронёсся октябрьский тёплый ветер, рассеивая и переворачивая запахи сухой травы, бледного взлохмаченного солнца и лёгкой грусти. Хозяин с порога решил озадачить гостью:

– Добро пожаловать! И пусть те дамы, Чьи ножки не страдают от мозолей, Попляшут с нами!..[7]

– Ах, значит, у нас хорошее настроение и за мной будет ухаживать самый завидный кавалер Вероны? – спросила Саша, целуя Иннокентия Васильевича в щеку. – Ведь вы же Шекспира цитируете, или я ошибаюсь?

За годы общения она безошибочно научилась угадывать состояния души своего друга по самым неожиданным приметам, хотя обычно он был довольно сдержан со всеми без исключения.

Например, когда хозяин квартиры встречал её декламацией Шекспира, это означало, что ожидается литературный диспут, и она узнает много интересных и даже криптографических фактов о шекспировской эпохе, о поклонении рыцарей дамам сердца, о войне добра и зла среди пустынных кладбищенских эпох, и о многих других удивительных и таинственных случаях средневековья.

Иннокентий Васильевич был одним из немногих чудаков, кто ещё хранил книги и к электронным вариантам выражал чувственное презрение. Он-то и снабжал свою маленькую подружку настоящими раритетными книгами, как во времена уже уходящего в былое библиотечного периода. Вся его квартира была своеобразным музеем-библиотекой: для книг имелась отдельные полки, но они размещались где только можно.

Особое место занимал в квартире письменный стол, выбравший себе уютный уголок в центре светлого эркера. Здесь, окружённый окнами, он грел свои лаковые бока из карельской берёзы под заглядывающим в библиотеку солнцем.

Возле этого массивного, можно сказать, монолитного сооружения примостилось глубокое кожаное кресло, строгий стул с высокой спинкой и сплетённое из лозы кресло-качалка. Собственно, кресло из лозы большую часть своей жизни проводило на балконе, и только с наступлением холодов перекочёвывало в кабинет.

Центр комнаты, а также и стены занимали многоярусные полки, забитые книгами.

Даже не просто книгами, а старинными фолиантами, многие из которых были написаны какими-то удивительными иероглифами, под стать колдовским шифрограммам и символам.

Впрочем, книжные стеллажи у хозяина ничем не отличались от обычных библиотечных. Разве что ни в одной библиотеке не найдёшь полок, собранных из крепкого морёного дуба. В публичных библиотеках книги хранятся в лучшем случае на стеллажах, сколоченных из ДСП, а то и вовсе из металла. К тому же в государстве осталось очень мало библиотек в прямом смысле, потому что любой человек мог пользоваться библиотечной информацией прямо из дома, по видеокому.

С момента изобретения компьютера, книги стали понемногу исчезать из обихода землян. А с возникновением книжных файлов, когда десятки книг можно было прочитать за какой-нибудь час, они и вовсе стали не нужны. Содержание заносилось в файл, и когда кто-нибудь хотел «прочитать» книгу, то надевал на голову обруч, соединённый с домашним компьютером, нажимал клавишу Enterbook и по электронному коду содержание нужной книги из центрального архива планеты за несколько минут надиктовывалось прямо в мозг.

Многим новшество казалось верхом совершенства, чудом современной техники и науки, но у каждого чуда есть своя оборотная сторона. Талант писателя, художника, музыканта стал вымирать в человеке, уступая место талантам механика-изобретателя – цивилизация всё более скатывалась на технический путь развития, который, в конечном счёте, являлся тупиком благополучия. Недаром, многие из деградантов пользовались модной летучей фразой, дескать, ты сначала накорми, напои меня, а уж потом можешь плясать, читать стихи и петь передо мной. Вполне возможно, что твои стихи, песни и музыка понравятся, если утроба зрителя окажется сыта и благодушна.

Иннокентий Васильевич был одним из немногих, кто обратил на это внимание и пытался воспрепятствовать засилью технократии. Но в учёном совете его вяло выслушали и отложили решение проблемы в долгий ящик. Тем более, что учёные Государства Российского давно потеряли престиж перед каннибально-архантропной Америкой. Более того, лучшие умы России трудились над узакониванием сокращения населения, ибо на планете имеют право существовать только американские архантропы. Остальные, не попавшие в Золотой миллиард, обязаны согласиться на эвтаназию, либо отрабатывать разрешение на жизнь трудом на Сионистские Штаты Америки. В сущности, технократия уже стала необратимой, а человечество, опираясь на вездесущую помощь электроники, как на инвалидный костыль, все более деградировало и рабочих мест не хватало.

Так что наш герой проиграл сражение вследствие древнего непреложного закона: один в поле не воин. Всё шло своим чередом, всё было правильно в этом правильном евклидовом мире, даже принятие пищи получило особый порядок, который нарушать нельзя было ни в коем случае. В конце двадцатого века архантропы из США выдумали Генно-модифицированный организм для создания дешёвой пищи и добились распространения ГМО по всей планете. Население планеты вяло сопротивлялось, но, в конце концов, согласилось на искусственное изготовление продуктов питания, несмотря на то, что ГМО методически убивало в человеке живые клетки. Мыслители понимали, что искусственное питание несёт необратимую смерть всему человечеству, но уже не могли или не хотели останавливать глобальную катастрофу.

– Что нового узнаю я сегодня о вашем любимом Шекспире? – поинтересовалась Шурочка, отправляясь на кухню приготовить кофе.

– Всё, – Иннокентий Васильевич как обычно последовал за ней. – Сегодня Шекспир уехал из Лондона в свойродной Страдфорд-на-Эйвоне и через четыре года скоропостижно скончается.

– Вот как? – удивилась Саша.

– Да, детка, – кивнул её друг. – Но у нас время сколлапсировано, поэтому по нашему летоисчислению уход писателя из жизни произойдёт гораздо быстрее. Гораздо.

– Откуда вы это взяли? – пожала плечами девочка. – Земля так же, как и миллионы лет назад, вращается вокруг нашего старенького солнца, так же происходит смена времён года. Даже конец времён, предсказанный индейцами майя, не произошёл. Всё осталось таким же.

– Всё да не всё, – хозяин квартиры задумчиво пожевал губами. Эта старческая привычка появилась у него совсем недавно, и он никак от неё не мог избавиться. – Ты, вероятно, слышала об искривлении и сжатии пространства?

– Конечно, – кивнула Шура.

– Со временем происходит то же самое, – продолжил Иннокентий Васильевич. – Практически это всего лишь особый вид материи или Четвёртое измерение. У времени есть длина, ширина, высота, глубина и удивительный встречный поток. Человек практически никогда не занимался изучением времени, хотя очень многим его попросту не хватает. Давным-давно я увлёкся проблемой времени и, когда понял простую зависимость всякой материи от явления коллапса, то смог построить машину времени. Впрочем, даже строить её не надо было. Пришлось просто собрать разные части разных изобретений средневекового прошлого и соединить…

Шура стояла у волновой кофеварки, открыв рот, слушала своего друга, веря и не веря своим ушам.

– У тебя кофе сбежал, красавица, – улыбнулся Иннокентий Васильевич. – Это недопустимо в кофеварении.

– А что ж вы?.. А где ж она?.. – Сашенька, наконец, справилась с кофеваркой, всё ещё недоверчиво поглядывая на собеседника.

– Здесь. Я тебе обязательно её покажу. Пойдем пить кофе.

Кабинет Иннокентия Васильевича мало чем отличался от остальных комнат. Так же по стенам до потолка стояли стеллажи книг, так же на старомодной мебели валялись кипы бумаг и папок, создавая живописный беспорядок и особую ауру квартиры.

Забираясь с ногами в глубокое кресло – как она всегда это делала – Шура настороженно наблюдала за хозяином кабинета, боясь, не кроется ли в его признании какой-нибудь подвох, и в то же время, чувствуя, что всё сказанное – правда. Это было заметно и по внешнему состоянию её друга. Левую, с проседью, бровь он обычно начинал хмурить при решении жизненно важных проблем, когда искал выход из затруднительного положения.

Наконец Иннокентий Васильевич перестал хмуриться, поставил чашку с недопитым кофе на массивный зелёного сукна письменный стол и остро глянул на девушку своими по-мальчишечьи дерзкими глазами.

– Всё-таки я не изменю решения, – произнес он вслух, отвечая, видимо, на поставленный самому себе вопрос. – Но тебе, детка, предварительно придётся выслушать небольшую лекцию по теории времени, чтобы понять меня.

– Я готова, – ответила та, всё более загораясь любопытством.

Друг девочки немного помолчал, собираясь с мыслями, потом взял со стола китайского болванчика на пружинке и поставил себе на ладонь.

– Видишь эту пружину? – Иннокентий Васильевич внимательно взглянул на гостью. – Сейчас она в свободном состоянии. Ты, конечно, слышала о геометрии и знаешь, что только Земля за счёт своего населения является досадным эвклидовым исключением?

Саша утвердительно кивнула.

– Так вот, – вернулся к лекции Белецкий. – Предполагается, что материя пространства имеет вот такой спиральный или вихревой вид, как эта пружина. При коллапсе, то есть старении и одряхлении пространство сжимается в пульсар, – он надавил на болванчика и пружина сжалась, – Планеты превращаются в белых карликов – сверхтяжёлую массу, которая накопляется до тех пор, пока не перенасытит себя. И тогда…

– Вспышка сверхновой, – закончила Шура.

Болванчик снова плясал на пружине.

– Возможно даже не одной, – кивнул Иннокентий Васильевич. – А что же происходит со временем? Витки времени, по моему мнению, расположены вдоль витков пространства. Хотя и не совсем так. Если мы соберём в пульсар время, – он снова надавил на болванчика, – то совершенно необязателен взрыв, так как, повторяю, время – совершенно иная ипостась материи.

– Что же произойдет? – подняла на него Шурочка вспыхнувшие любопытством глаза.

– Кольца времени проникнут одно в другое и будут существовать, совершенно не мешая друг другу, – слова Иннокентия Васильевича приняли менторский оттенок. – Но все мы живем в этой материи и чувствуем её. Даже измеряем примитивными приборами.

– Выходит, время совершенно не та величина, которую люди представляли себе? – попыталась сообразить Саша.

– Просто величина эта куда сложнее, чем можно представить, – взмахнул рукой Белецкий. – И много проще всяческих заумных предположений. Эта величина не настолько сложна, чтобы её нельзя было понять.

– И вы поняли?

– О! Это громко сказано, – усмехнулся Шурочкин собеседник. – Всё произошло случайно, хотя даже детям известно, что ничего случайного в этом мире не случается. Сначала я обратил внимание на поверья о реинкарнации, которых упорно придерживаются некоторые люди до сих пор, особенно поклоняющиеся Восточным богам. А также моё внимание привлекли случаи, когда человек узнаёт место, никогда раньше там не бывавший, или вдруг «вспоминает» давно умерший, утраченный язык какого-нибудь народа. Или бывают ситуации, когда человек воспринимает их, как «до боли знакомые». С тобой никогда не случалось подобного? Если это когда-нибудь было, то наверняка вспомнишь состояние «уже увиденного». Особенно это проявляется в любовных делах – когда «типажи» партнеров повторяются раз за разом. Внешне это могут быть совершенно разные люди. Но в какой-то момент твой нынешний возлюбленный начинает вести себя точь-в-точь, как твой бывший, говорить те же слова, предъявлять те же претензии и так далее. Казалось бы, вы с другом или супругом проходили разные периоды в жизни: были кризисы и трудности, были периоды романтики и подлинной близости, но вот на очередном вираже вы оба снова наступаете на «старые грабли». Слова, высказанные друг другу, уже звучали. Подобные проблемные ситуации уже были. Вы даже можете пересказать, чем закончится очередной конфликт. Но он повторяется раз за разом без какой-либо надежды на изменения.

А бывает и так: вы с каким-то приятелем пришли к выводу, что нашли друг друга. И это твой человек – так же считает и он. Вы хотите создать полноценную семью, родить детей и жить счастливой дружной семьей. А забеременеть не получается. Бесплодие. Или вы оба здоровы, и по медицинским показаниям нет причин для бесплодия, а родить детей и насладиться материнством не получается.

А ещё бывает так: ты – умница, красавица, здорова, с образованием, экономически независима. Мечтаешь выйти замуж, а достойного партнера нет. Или есть, но он уже кем-то занят. Или тебе нравятся только взрослые и женатые мужчины. Или, наоборот, ты нравишься только женатым мужчинам. Вариантов много, а результат один. Женщина остаётся одинокой, и биологические часы безжалостно отсчитывают время. Почему разные жизненные ситуации очень часто разворачиваются по ненавистному сценарию?

– Значит, во всём повинно время? – снова поинтересовалась Саша.

– Да. Вовсе не гены и не переселившаяся душа, а время, – кивнул Иннокентий Васильевич. – У каждого человека во временных слоях имеются психофизические двойники. Их бессчётное количество. Грубо говоря, в каждом витке по одному. Но, повторяю, витки пульсируют один в другом, и временные двойники также находятся один в другом.

– И у меня они есть? – поёжилась Шура.

– Конечно. Только твое физическое тело живёт совершенно самостоятельно, не затрагивая ни ментальную, ни временную оболочку, ни её зазеркальное отражение.

– Тогда для путешествия во времени надо просто настроиться на своего двойника и перейти в его тело? – пришла Шурочка к логическому заключению.

– Примерно так, – согласился Белецкий. – Но путешественник во времени должен всегда помнить и знать, что, вселяясь в физическое тело своего двойника, он нарушает ментальную оболочку человека и в результате тот может лишиться психологического мышления, то есть попросту сойдет с ума.

– Так как же вы?..

– Хочешь сказать, как же я умудрился попасть в иные временные слои без ущерба для себя и своего двойника? – подхватил её мысль Белецкий. – Я долго экспериментировал, прежде чем решился испытать прибор на себе, ведь если нарушить пульсацию времени, произойдёт катаклизм вселенского масштаба. Для безопасности и надёжности надо было достичь максимальной чистоты эксперимента.

Когда это, по моему мнению, удалось, я решил попробовать прибор на себе. Всё прошло более или менее гладко, если не считать некоторых побочных явлений. Я решил отправиться в средневековье, и могу поспорить, что ты никогда не угадаешь, кто оказался моим двойником в XVI веке.

– Эпоха Возрождения? – переспросила Шура. – Любопытно. Но, поскольку двойники ещё не успели лишить меня логического мышления, можно попробовать.

– Ну-ну. И кто же? – усмехнулся Иннокентий Васильевич.

– Судя по вашему заявлению, это человек известный. Так? – уточнила Шура. – Из всех наук вы отдаёте предпочтение биоэнергетике, электронике, программному обеспечению и литературе. Так как первых трёх в шестнадцатом веке не существовало, следовательно, ваш двойник литератор. Вы же из всех остальных заметно выделяете Шекспира. Часто даже с порога читаете мне его стихи, как сегодня, например. Я угадала?

– Потрясающе! – Иннокентий Васильевич с удивлением и восхищением смотрел на свою маленькую подружку. – Вот и верь после этого в сказки про женскую логику. Это действительно он!

– А как вы это делаете? Ну… в прошлое, то есть, – на Сашиных щеках играл неяркий румянец, очевидно, вызванный похвалой её логическому мышлению.

– В прошлое? Тут нет ничего сложного, – беззаботно, как будто о чём-то обыденном, отозвался Белецкий. – Сложнее, оказавшись там, не нарушить естественный ход истории и не привести окружающую среду к серьезным физическим изменениям, что, в свою очередь, вызывало бы цепную реакцию во всех параметрах материи. Мне удалось собрать аппарат, работающий во временном измерении так же, как, допустим, в нашем трехмерном пространстве дельтаплан.

– И вы перелетаете туда? – пыталась понять Шура.

– В общем, да, но не совсем. В прошлое отправляется моё ментальное тело, моя сущность, и занимает место в физическом теле двойника, у которого в данный момент резко активизируются мыслительные и творческие процессы. Раньше это называлось «вдохновением».

– Выходит, вы были катализатором творчества самого Шекспира? – уточнила Саша.

– Даже больше, – кивнул Белецкий. – Я не знал, кто мой двойник. Ориентация была на эпоху Возрождения лишь с целью узнать поближе тот мир, самому увидеть великих мастеров древности. Я совершенно неожиданно для себя стал Шекспиром, ни больше, ни меньше. Он тогда ещё жил в Страдфорде и, кажется, никуда не собирался уезжать. Вторгаться в подсознание другого человека безнравственно, но тогда я ничего не мог с собой поделать. Скорее всего, просто не задумывался над итогом эксперимента.

– И Шекспир уехал в Лондон? – поинтересовалась Шура.

– Да. Он познакомился там с Ричардом Бербеджем, у которого была труппа довольно небесталанных актёров. Шекспир занял в ней достойное место.

– Но его произведения…

– Всё, что он написал – наше совместное творчество, – перебил её Иннокентий Васильевич. – Вспомни, что до сих пор никто не может толком объяснить, откуда у писателя взялся колоссальный словарный запас – примерно двадцать пять тысяч слов, когда у самых просвещённых умов эпохи было всего-то десять-двенадцать. Во всяком случае, не более.

– Это вы? – никак не могла поверить признанию Шура.

– Каюсь, я. Именно поэтому моё изобретение пока никому не известно. Потом на разработки в этой области обязательно наложат строгое вето.

– Почему?

– Потому что человек должен быть самим собой и должен сам себя создавать, – безапелляционно заявил Белецкий, – не надеясь ни на Бога, ни на дьявола, ни на временного двойника. Кстати, от Всевышнего нам дадена только волшебная искра жизни, а как она будет развиваться и будет ли – зависит от человека. Скоро, очень скоро мы вместе умрем. Да-да. Я не оговорился. Все двойники умирают одновременно, только каждый в своём веке. Наш знаменитый писатель умрет весной, в апреле. Я же – в октябре. Смещение происходит из-за того же коллапса времени.

– А как же я? – наивный Сашин вопрос развеселил Иннокентия Васильевича.

– Не переживай, Сашенька, мы расстаёмся ненадолго! Некая особа после моей смерти разберётся в устройстве машины времени и…

– И? – переспросила Шурочка.

– Знаешь, – уже без улыбок сказал Белецкий. – Знаешь, я подозреваю, что эта особа всё узнает и разберётся гораздо раньше потому, что я должен обязательно проследить, чтобы всё было нормально. Иначе я просто не смогу жить спокойно в другом измерении.

– Значит, мне придётся под вашим неусыпным надзором совершить путешествие в прошлое? – попыталась уточнить Саша. – Под страхом возможного невозвращения? С дрожью в коленках, страхом в пятках и кружением головы?

Иннокентий Васильевич растеряно взглянул на Шурочку. Он явно не ожидал такого нелицеприятного поворота. Доверять близкому единственному человеку вошло у него уже в привычку и вдруг…

– Так за чем же дело стало? Что мы сидим, сложа руки? – неожиданно продолжила Шурочка свою необычную тираду. – Я должна сейчас же там оказаться! Немедленно!

– Где? – растерянно переспросил Белецкий.

– Там! – Саша, сжав кулачок, указала большим пальцем себе за плечо. – Где-то там, наверное, лучше в тех же Средних веках. Не знаю почему, но мне хочется познакомиться с какими-нибудь благородными рыцарями. Ведь в нашем веке никто пред прекрасной дамой уже не способен преклониться.

– Даже так? – лукаво усмехнулся Иннокентий Васильевич.

– Всё равно! – стушевалась Шура. – Хочу в Средние века! Ну, пожалуйста…

Белецкий безоговорочно кивнул и потащил Шурочку в другую комнату, прямо к высокородному письменному столу, усадил девушку в кресло и принялся копаться в тумбе стола. Вытащив оттуда обруч для головы, он прикрепил его не к видеокому, а к бронзовым настольным часам, циферблат которых примостился на хребте у бронзового грифона и парящими по бокам херувимчиками. Там же на столе очутилась пузатая бутыль, наполненная изумрудного цвета жидкостью.

Белецкий ещё раз внимательно посмотрел на Шурочку, будто примеряясь: а стоит ли всё-таки посвящать девушку в позапрошловековые алхимические тонкости? Но её спокойствие и кажущееся понимание успокоили Иннокентия Васильевича. Он осторожно водрузил на голову Сашеньке обруч, оказавшийся ей впору, и постарался ещё раз объяснить будущей преемнице устройство аппарата, то есть аппаратное устройство.

– Всё очень просто, – начал Белецкий. – Кольца времени отражаются, как в зеркале, на любых часах, даже на электронных. Только как время начинает убыстряться или же возвращаться назад, это я не смог определить, сколько ни бился. Просто не хватает знаний, а они, несомненно, особенные, потому что измерения времени или временного измерения не касался ещё никто и никогда. Впрочем, с древних времён жрецы Египта, Месопотамии, а потом и алхимики всего мира пытались покорить время в поисках философского камня, эликсира бессмертия или же заурядной механической машины времени.

– И что, – вставила Шура, – никому, ничего в голову не пришло?

– Эта голова перед тобой, – поклонился ей Иннокентий Васильевич. – Мне вовремя пришёл на ум один из законов диалектики: единство борьбы противоположностей. Ведь никто из прошловековых алхимиков не пытался, да и не мог оживить принцип противоречия двух противоположных начал, не направлял течение времени навстречу друг другу по одному и тому же руслу.

Я никогда тебе раньше не рассказывал, Шурочка, об одном умопомрачительном приключении, постигшем меня ещё в юные годы. Тогда за окнами маньячил двадцатый век. Все народы кидались то в одну веру, то в другую. В городах расплодилось множество Екклесиастов и Дельфийских оракулов под модным названием экстрасенсы. Но моя мама всегда твердила, что в Евангелии написаны слова, оставленные нам, как Завет, Сыном Человеческим: «И придут тысячи лжепророков, и назовутся именем Моим». Это я твёрдо запомнил. С детства. Тем не менее, пророки в двадцатом веке всё же водились, хоть и немного. Может, хочешь чашечку кофе? – прервал сам себя Иннокентий Васильевич.

Шура утвердительно кивнула, потому как любила слушать своего друга, прихлёбывая ароматный напиток. Тем более что кофе так и остался нетронутым в кухонной прерии. Белецкий мигом принёс серебряную турку, разлил напиток по фарфоровым чашкам, не забыв украсить их разрезанными дольками лимонов, и продолжил:

– Так вот. Мамочка моя очень мечтала попасть к пророчице Ванге, жившей тогда в Болгарии. И как-то раз ангелы сжалились над ней, послав горящую путёвку в Варну на две персоны. Папа не смог поехать, тогда я удостоился вместо него позагорать на Золотых Песках Болгарии, съездить в Софию и на Шипку. Но самое интересное, что мамина мечта исполнилась: нас приняла провидица Ванга.

К ней со всех концов земного шара стекалась разношёрстная публика, только она не каждого принимала и выходила к тому, кто ей понравился. Как она определяла достоинство посетителя – не знает никто, но мы с мамочкой удостоились внимания бабушки Ванги почти сразу, как приехали.

Двор перед её непритязательным, но уютным по виду домиком был довольно обширным. Старушка вышла на крыльцо, опираясь на руку не совсем старой дамы. Столбы крылечка, подпирающие небольшой шиферный навес, были оббиты фигурными деревянными наличниками, что придавало домику ещё большую красоту.

Может быть, вместительный дворик в другое время и собирал много посетителей, однако в этот раз перед крылечком собралась совсем небольшая кучка народу, пришедшего к прорицательнице с надеждой решить какие-то свои набежавшие проблемы.

Дама, поддерживая слепую прорицательницу, спустилась с крылечка. Приехавшие к Ванге, обступили их обеих.

Говорят, ослепла ясновидящая с юных лет. Она попала тогда в око тайфуна.

Песчаный смерч не унёс девочку в небо, а выбросил на камни. Ванга осталась жива, но ослепла. Потом, вместо зрения, она получила от Бога дар прозрения, что позволило ей предсказать судьбы многих людей, даже стран.

Несколько десятков людей, окружавших незрячую провидицу, оказались, как мне кажется, обыкновенными людьми и выделить среди них кого-то было просто невозможно. Только сама Ванга безошибочно подошла к моей маме и протянула к ней руку ладонью вниз:

– Я ждала тебя. Сын с тобой?

– Да, вот он, рядом, – ошарашено ответила мама.

Ванга подошла ещё на шаг. Под руку ей попалась моя голова. Она сначала погладила меня, потом пальцами провела по моему лицу. Касание это отнюдь не было неприятным. Пальцы рук старой женщины, казалось, излучали какую-то особую биологическую энергию.

– Это он, – утвердительно кивнула Ванга. – В мир вернётся самое древнее учение, и мальчик сможет овладеть им. Меня спрашивают всегда, скоро ли придёт это время? Нет, не скоро. Но у него хватит терпения, желания и возможностей стать покорителем времени.[8]

Пророчица разрешила задавать моей маме вопросы и та, как я помню, принялась интересоваться не столько своей судьбой или судьбой семьи, а будущим нашей страны. Ванга в ответ на мамины вопросы улыбнулась, но ответила с большой обстоятельностью и реализмом:

– Когда Россия начнёт входить в свой знак Водолея, снова возродится культура, проснётся интерес к поэзии, возродится духовность. Но пройти придётся через многое. Сегодняшний день страшен. Повторяю: Россия – единственная страна в мире, где человек рождается с апокалипсисом, и это слово держит его душу. Будет трудно, но надо пройти через очищение…[9]

– Знаешь, Сашенька, – Белецкий, вспоминая слова Ванги, положил ладонь на лицо, но теперь снова открыто смотрел на девушку. – Знаешь, слова прорицательницы врезались мне в память, как таблица умножения. Она великое будущее предрекла России, даже вспомнила, что на Южном Урале, в самой середине страны, находится центр мира. Я слышал об этом, даже конкретно интересовался. Но кто может с такой уверенностью сказать, что там-то и там-то настоящий пуп земли? Что Рипейские, то есть Уральские горы не разделяют, а соединяют Европу и Азию, как левое и правое полушарие человеческого мозга?

– Вы сказали – Рипейские? Откуда это название? – поинтересовалась Шура.

– Уральские горы в очень стародавние времена назывались именно так, – принялся охотно объяснять Иннокентий Васильевич. – Это знали даже Ломоносов, Державин и Екатерина II. А профессор Лондонского университета Мери Бейс обнародовала как-то сенсацию, что Заратустра родился и жил в азиатских степях к Востоку от Волги, на юге Урала. Там же находится первая из благих земель Ариев. Это духовный центр всего арийского мира и России.

Лишь теперь стало известно, почему немцы во Второй Мировой рвались к Сталинграду. В руки гитлеровцев попали документы экспедиции Жана Делиля, французского историка, добившегося разрешения исследовать Северный Казахстан и Южный Урал в начале восемнадцатого века. Перед Делилем стояла одна задача: отыскать описанные в индийской Ригведе земли исседонов, аримаспов и гипербореев.

Так же описание этих мест оставил греческий философ Аристей из Проконесса, побывавший там в VII веке до Рождества Христова.[10] Делиль не нашёл тогда Ариан Вэджу, сказочную страну. Зато обнаружил Аркаим – столицу Десяти Городов или Междуречья. Где-то там есть вход в инфернальное царство мёртвых, в потусторонний мир Зазеркалья и там же растёт мировое дерево – связь между прошлым и будущим. Вот почему фашисты рвались в эти места. Что толку от какого-нибудь древнего клада? Ни за какие деньги нигде не купишь власть над всем миром. А немцам только это и надо было. Бред, но бред очень даже реальный. Недаром над мистическими проблемами у них работал целый институт «Аненэрбе».

Тем не менее, Ванга вручила мне вот этот пузырёк с элексиром, – Белецкий кивнул в сторону пузатой бутыли с изумрудной жидкостью. – Она сказала, что с помощью этой настойки я смогу усмирить время. Слова пророчицы произвели тогда на меня, несмышлёного мальчика, потрясающее впечатление, поэтому ничуть не удивительно множество перерытой мной средневековой литературы по актуальной, белой, чёрной и вещественной алхимии. Но я не нашёл никаких не то чтобы указаний, а вообще предметных мыслей для создания аппарата.

Оказалось, что никакого механизма управления временем создать невозможно, кроме соединения двух великих огненных потоков энергии – материального и божественного – направленных навстречу друг другу. Потоки имеют огненную природу, так как именно живой Огонь, дающий Свет обладает созидательной творящей силой, способной показать путь духовного развития и понять суть вещей в разных временных потоках. Тогда появляется реальная возможность, нашему ментальному телу проникать в другие кольца времени, и то не по своей воле, а только при воздействии на духовную оболочку эликсиром Ванги.

Она не забыла предупредить, что жидкость создана ещё в Средние века. Только как этот эликсир ни на что до сих пор не потратили – никому не ведомо! Повзрослев, я пытался подвергнуть жидкость химическому анализу и не раз. Но никогда одного и того же результата не получалось. Кажется, такого быть не может, потому что не может быть, однако против факта не попрёшь… Эликсир существует, но каждый раз даёт новый химический диагноз! Кстати, пополнять его нужно простой профильтрованной водой. Принцип действия Святой воды: когда в уже освящённую воду добавляют простую, то добавленная тут же впитывает Божественную энергию, которая была раньше.

Глава 3

Слушая Иннокентия Васильевича, Шурочка протянула руку, подхватила со стола бутыль с изумрудным эликсиром, открыла притёртую стеклянную пробку и понюхала.

– Странно, – пробормотала она. – Пахнет миндалём.

– Что? – не расслышал Белецкий.

– Миндалём, говорю, пахнет! Прям, как цианистый калий.

– А откуда ты знаешь, как пахнет цианистый калий? – удивился друг девушки.

– Не помню. Но с детства на глупый вопрос «как дела?» – я обычно отвечала: Что тебе рассказывать напрасно о каких-то призрачных делах? Жизнь – она воистину прекрасна, с привкусом циана на губах… но это к делу не относится. Я очень жду дальнейших признаний. Ведь мы уже на пороге, не так ли?

– Так, – улыбнулся Белецкий. – Ты сейчас рассуждаешь, как истовая женщина: всё тебе желательно узнать здесь, сейчас и всенепременнейше до самого конца, независимо от того, каким он окажется.

– Конечно, – пожала плечами Саша. – Знать, как вы сделали винегрет из часов, обруча от видеокома и алхимического эликсира – это, мне кажется, не слишком большое преступление.

– Что касается часов, – Иннокентий Васильевич указал на бронзовую настольную безделицу. – Мне, можно сказать, они достались в наследство от одного старика-голландца. Это Колошин Юрий Дмитриевич.

– Кто?

Шурочка, вероятно, так раскрыла рот от удивления, что Белецкий весело рассмеялся. Он снова разлил по чашкам кофе и порезал на дольки припасённый лимончик. Его слушательница, забралась, как обычно, с ногами в кресло и потянула к себе свою чашку. Это значило, что девушку не на шутку заинтересовал рассказ о любопытном прошлом хозяина квартиры.

– Юрий Дмитриевич – прямой потомок Вангенгейма, обрусевшего голландца, получившего дворянство ещё до исторического материализма тысяча девятьсот семнадцатого года. Именем Алексея Феодосьевича Вангенгейма назван даже исторический музей города Дмитриева. Курская область, конечно, небольшая, да и городок невелик, но не каждый человек за свои дела удостаивается такой памяти даже в небольшом городе. А Юрий Дмитриевич получил другую фамилию во время Сталинского кошмаризма, то есть коммунизма, стараниями родственников. Тогда многим из «бывших» пришлось расстаться с родовыми фамилиями, чтобы просто выжить. Но дело не в этом. В семье Вангенгеймов остались эти вот часы, – Белецкий показал на бронзовые настольные часы. – Меня в первую очередь удивило, что часы имеют два циферблата – один впереди, другой сзади.

Иннокентий Васильевич встал со стула, подошёл к письменному столу, повернул часы оборотной стороной. Сзади они оказались такими же: маятник, мельтешащий в хрустальном прозрачном животике меж двух бронзовых колонн, выполненных в дорическом стиле и циферблат со стрелками, оборотный близнец лицевого. Но окружности обеих циферблатов были закованы в металлические обручи с прикованными к сплошному кругу буквами «Г», которых по окружности было ровно двенадцать.

– Вся штука в том, – продолжил Иннокентий Васильевич, – что с лицевой стороны стрелки движутся по циферблату как обычно по часовому кругу, а на оборотной стороне – против. Также и два обруча с металлическими указателями вращения. То есть два потока времени, направленные навстречу друг другу, или те самые два Огня.

Надо сказать, что Юрий Дмитриевич помог мне досконально разобраться в устройстве часов, а свои знания он получил от предков по наследству. Однажды в разговоре мы коснулись темы измерений времени, и я вспомнил, что тоже имею наследство из прошлого.

Вангенгейм к мысли о соединении двух наследственных частей времени, струящихся навстречу друг другу, отнёсся довольно скептически, долго меня отговаривал от алхимических опытов, но безуспешно. Потом сам загорелся изобретательской страстью и подарил мне часы.

Я вплотную занялся приведением машины времени в порядок. Здесь много и моих нововведений, которые родились с годами работы. Видишь ли, нигде ещё мне не доводилось встречать часы с двойным циферблатом, хотя упоминания в старинных манускриптах о таких часах встречаются часто.

Потом появилась ты. Я не мог не довериться близкому… нет, единственному из близких мне прожигателей жизни. Никто из нас не вечен и мне очень скоро придётся уходить из этого мира. Да-да, я уже упоминал, что все двойники умирают одновременно, только каждый в своём веке. Но я хочу научить тебя обращаться с этим нехитрым агрегатом хотя бы для того, чтобы мы могли встретиться в междувременьи.

– Это ещё одно измерение? – подняла Шура удивлённые глаза.

– Вроде того. В общем, так, – сосредоточенно сдвинул брови Иннокентий Васильевич. – Мы сейчас попробуем нырнуть в кольца времени. Вернее, ты попробуешь. Поступок серьёзный. Хоть я уже испробовал машину времени на себе и не раз, но обязан всё же предупредить: подумай, стоит ли?! Вдруг выпадут на твою долю какие-нибудь необратимые неприятности?

Кидаясь в этот омут с головой, ты ставишь на карту всю прожитую жизнь, всё грядущее, настоящее и даже ещё не свершившееся. Любая историческая запятая может изменить твою жизнь совсем в ином направлении.

– Я уже давно нырнула в этот омут, – улыбнулась Шура. – Так что хватит меня пугать непугливую, но навеки испуганную коварным временем. Не получается что-нибудь только у того, кто вообще ничего не делает. Разве я похожа на окаянную лентяйку, отлынивавшую от дел?

– Нет, не похожа, – кивнул Иннокентий Васильевич. – Тогда садись поудобней, будем отключаться от настоящего.

Шура снова плюхнулась в кожаное кресло возле инкрустированного письменного стола и на секунду закрыла глаза. Что её ожидает? И действительно, стоит ли пускаться во все тяжкие, если есть вероятность не слишком гладкого окончания опыта? Хотя эликсир бессмертия давно уже приготовлен какими-то средневековыми алхимиками, но никто из них не посещал будущего.

Впрочем, из грядущих эпох сюда тоже никто не заглядывал. А, может быть, всё-таки заглядывал? Ведь никто никогда не сможет определить, сколько сущностей скрыто на данный момент в человеке? Находясь не в своём теле, Иннокентий Васильевич выкинул штуку со своим двойником Шекспиром, превратив его в знаменитого, известного всем эпохам писателя.

Возможно, и Сашенька сможет на кого-нибудь повлиять или же кто-нибудь из её временных двойников сам окажет влияние на становление девичьего характера? Кто знает. Но отходить от избранного пути никогда не стоит. Иначе человек всю свою сознательную жизнь потратит на искания, метания и прочую анархичную ахинею, но никогда ничего ни для кого не сделает. Прожигание жизни – стоит ли тогда жить?

– Я готова, – просто ответила Шура, обрезая тем самым путь к отступлению и подстёгивая своего друга к выполнению задуманного.

Иннокентий Васильевич подошёл к девушке. В руках у него оказался какой-то серебряный амулет на кожаном ремешке. Он надел его на шею своей подружке и объяснил:

– Это Эгисхъяльм.[11] Древний амулет, способный концентрировать и приумножать личную физическую силу обладателя. Его можно применять в любых критических ситуациях. Самое интересное, что амулет перемещается вместе с путешественником, но уже в физическом состоянии. Он возникает на теле двойника вместе с переместившимся ментальным телом и не вызывает никаких отрицательных эмоций. Исторический двойник думает, что всегда носил этот амулет, к тому же знает, как им пользоваться. Стоит надавить сверху небольшую кнопку и амулет сработает наподобие одноразового выстрела и парализует стоящего или стоящих перед тобой врагов. Но только два-три человека. С обратной стороны к амулету припаян небольшой флакончик с нужной тебе жидкостью. Если появится непреодолимое желание вернуться в своё время и тело или возникнет такая срочная необходимость, то достаточно пригубить из флакона, либо добавить несколько капель в какую-нибудь жидкость и выпить. Тогда снова окажешься здесь в мгновенье ока. А отправляясь в дорогу, необходимо также принять несколько капель этого катализатора. Когда их временной стимул закончится, ты без проволочек вернёшься в своё время и тело.

Иннокентий Васильевич осторожно открыл притёртую пробку на бутыли, запустил в её широкое горлышко ложечку, подцепил толику зелёной жидкости и передал ложечку Шуре. Та осторожно взяла её, но глотать эликсир пока не решалась. Белецкий снова закрыл бутылку, взял со стола обруч для головы, прикрепленный тремя проводками к внутренним клеммам часов с двумя циферблатами, водрузил его девушке на голову и кивнул:

– Ну, с Богом! Можешь глотать.

Сашенька осторожно проглотила отмеренную ей жидкость и снова почувствовала горько-сладкий запах миндаля. Иннокентий Васильевич заводил большим квадратным ключом часы, маятник которых тут же принялся размеренно рассекать воздух по всем четырём сторонам света одновременно и, возвращаясь к изначальному вертикальному состоянию, как нулевой точке отсчёта.

Смотри лучше на маятник, – посоветовал Белецкий. – Он как хрустальный магический шар приковывает внимание, не позволяя ему разливаться в ненужных направлениях. Одной чайной ложечки, думаю, достаточно. Правда, я не знаю, в какой именно поток временного пространства тебя занесёт, но… полагаю, тоже в Средние века… потому что на часах… я сделал… надцать оборотов… мотри, не пред… ни каких…ствий…

Голос Белецкого стал куда-то исчезать, сливаться с возникающим шумом пространства, то пропадая, то вырисовываясь, струился вокруг часов удивительной разноцветной спиралью.

Где-то трижды прокричал петух, и Шурочке вдруг ни с того, ни с сего вспомнилась известная фраза, высказанная Иисусом Христом апостолу Петру: «Рече ему Иисус: аминь, глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор не возглаголит, трикраты отверзешься от Мене».[12] Не значит ли это, что играя со временем, девушка непроизвольно нарушает какие-то Божьи Заповеди? И причём тут петух, Шура так и не могла сообразить. Вернее, не успела.

Всё смешалось, перекрутилось в каких-то графических спиральных завихрениях, неся Сашеньку, как лёгкую пушинку то ли в безвоздушном пространстве, то ли в простом человеческом восприятии Космоса. Но, если перед девушкой распласталась Вселенная с кружащимися во всех направлениях спиралями времени, то, как же ей самой удаётся смотреть на это со стороны?

Всё было бы понятно, если б она сидела у окошка в натопленной тёплой комнате завьюженной декабрьской ночью и наблюдала через стекло сумасшедший пляс снежинок в сиротливом луче одинокого подоконного фонаря. Но здесь вовсе не зима и не обычный человеческий мир с его сакральными заботами и проблемами.

Она вдруг увидела какой-то зал, вынырнувший из подпространства, похожий на церковный придел, в котором стояло множество разношёрстного народа, одетого неизвестно во что. То есть, одежда на людях, безусловно, присутствовала, только какой народ мог одеваться в пышные придворные одежды эпохи Возрождения, и терпеть приютившихся здесь же непритязательных оборванцев, в накинутых на плечи мешковинах, подпоясанных простыми верёвками?

Сама она оказалась одетой в расшитое золотом атласное пурпурное платье с глубоким декольте и ниспадающим с головы кисейным занавесом красного цвета, который крепился к остроконечной шапочке такого же цвета, как платье и кисея. Слева от неё стоял мужчина в диковинном красно-чёрном кафтане и леггинсах, плотно обтягивающих мускулистые ноги. Причём, левую ногу мужчины охватывал красный цвет ткани, а правую – чёрный.

– Красно-чёрные леггинсы – это что-то, – мимоходом отметила Шура.

На голове у мужчины красовался огромный берет со страусовым пером, который пронзал белой молнией красно-чёрный колер нарядов жениха и невесты. А ведь верно! Её двойник, то есть двойняшка, выходила сейчас замуж за богатого гранда. Это Шура поняла как-то исподволь. Вероятно, сознание невесты проникло в ментальную сущность поселившегося в теле невесты «зайца».

В общем, Саша чувствовала себя, как в своей собственной физиологической оболочке, поэтому первым делом принялась осматриваться.

Перед ними на солее[13] стоял священник в католической сутане, покрытой сверху кружевным белоснежным саккосом, усердно читающий установленные молитвы. В католическом соборе со стрельчатыми потолками и окнами вдруг раздалась органная музыка. Видимо, так было положено по обряду, но музыка напоминала ураганные фуги Баха, поэтому по спине девушки пробежали мурашки.

Тут сама невеста, почувствовав внутри что-то необычайное, вздрогнула, инстинктивно приложила ладонь к груди и на секунду закрыла глаза, будто была поражена шквалом удушья. Ей, настоящей невесте, вдруг показалось, что сам ангел снизошёл в её тело с небес и устраивается внутри, словно собака на сене. Для этой девушки удивительное недомогание и раздвоение сознания было, конечно же, очень необычайно, поэтому нет ничего удивительного, что она немного испугалась.

– Дорогая, вам плохо? – услышала Шура, то есть невеста, голос жениха. – Может, поторопить падре и завершить ритуал?

– Нет-нет, всё нормально, барон, не стоит беспокоиться, – торопливее, чем обычно ответила невеста. – Я просто немного разволновалась, это сейчас пройдёт. Стоит ли обращать внимание на такие мелочи.

– Ага, – отметила про себя Шура. – Её двойняшка становится баронессой, и муж вроде бы представительный.

Одно плохо: лицо у него покрыто иссиня-чёрной бородой, которая на фоне красно-чёрного с золотыми галунами кафтана выглядела зловеще. Невеста, хотя и была в красном платье с золотыми и белыми кружевами по подолу, но оно выгодно подчёркивало её прекрасные светлые кудри, которые на белоснежном обычном подвенечном фоне обязательно потерялись бы. А розовое или красное платья, отороченные тонкими кружевами, у невест всех народов во все века могли считаться настоящим подвенечными.

За спиной невесты, впереди толпы присутствующих, стояли два гранда в бархатной зеленой одежде, да и похожи они были друг на друга, хотя разница в возрасте определяла каждому своё место. Заносчивые, чуть ли не брюзгливые физиономии господ, бросающих на присутствующих дам надменные откровенные взгляды, выдавало мужчин близко знакомых жениху и невесте, но не очень воспитанных.

– Родственники, – поняла Шурочка. – Скорее всего, братья – у обоих на лицах написано как они от всей души желают семейного счастья сестрёнке и выдают её замуж за Синюю Бороду.

А что? Жениху, хоть тот и носит титул барона, очень подошло бы такое прозвище.

Интересно, в жилище, то есть в замке этой Синей Бороды, так же, как в сказке, взаперти живут печальные красавицы, и там имеется комната, куда входить никому не разрешается? Только сам хозяин удаляется в эту комнату по вечерам, и всю ночь до утра оттуда доносятся чьи-то жалобные многострадальные крики.

Саша даже представить себе не могла, как она близка к содержанию сказки о Синей Бороде, но сейчас ей было не до мрачных воспоминаний о будущем. Её интересовала, прежде всего, сама невеста, оказавшаяся временной двойняшкой Шурочки. Во всяком случае, она вела себя довольно спокойно, хотя уже почувствовала необычное внутреннее состояние. Может, девушка всё списала на свадебное волнение и какое-то лёгкое недомогание, граничащее с мигренью, кто знает?

Собственно, необычайное состояние организма объяснить можно тысячью причин, но психофизическая оккупация чужого тела не могла пройти незамеченной. Тем не менее, двойняшка особо не паниковала. Возможно, первое бракосочетание и первая ещё не наступившая любовь оставляют в жизни любой женщины неизгладимые впечатления.

Шура этого пока не познала. Хотя нет, знакомство с любовью, настоящей Любовью, а не удовлетворением похотливых желаний, у неё уже было. И причиной любви всё-таки стал Иннокентий Васильевич. Вот к кому девушка чувствовала не просто какую-то привязанность, а необузданное влечение, пробегающее иногда мурашками по всему телу. Она действительно не могла представить иной жизни без своего приятеля, то есть друга. Настоящего друга! Будто без этого человека прекратится всё сущее и весь мир провалится в тартарары. Неудивительно, что Сашенька искренне пожелала передать своей красивой двойняшке великое и чистое состояние любви! Человек только тогда становится человеком, когда научится делиться с ближними радостью, переполняющей сердце.

Оказавшись в другом времени и пространстве, Шура не чувствовала себя чужой в этом мире. Наоборот, девушка ощущала и ловила некоторые мысли своей двойняшки. Например, знакомство с Синей Бородой у неё произошло совсем недавно, и что виноваты в этом её братья, стоящие чуть позади – Шарль и Анри, герцоги Анжуйские.

Анна – сестра Мариэль – была категорически против этого брака. Говорила, что Мариэль ещё слишком молода, что это не очень-то выгодная партия, но разве мужчинам что-то можно доказать? Для них избавиться от женщины, пусть даже родной сестры, было шикарным развлечением, уступающим по значению, пожалуй, только большой борзовой охоте.

И будущий муж Мариэль – выдающийся господин: маршал Бретани, один из самых богатейших людей Франции Жиль де Лаваль, барон де Рэ, Жиль де Райз, Жиль де Монморанси-Лаваль барон де Рец, господин Машекуля, Бенэта, Кутюмье, Бурнёф-ан-Рец, Буан, Сент-Этьен-де-Мер-Морт, Порник, Пранц, Вюэ, а также Тиффож и Шамптосе-сюр-Луар – это ли не завидная партия. Даже из дворца барон выезжал, как король: пажи в золочёных одеждах пышно несли родовые и государственные гербы, а перед ними слуги помельче, тащили фонарь и крест. За каретой барона следовало около двух сотен рыцарей, живших при замке. Это ли не собственный двор с пажами, слугами, лизоблюдством и интригами? Но такие помпезные выезды мог совершать лишь король Франции.

Барон недаром так себя превозносил – в недавнем прошлом он плечом к плечу воевал с самой Жанной д’Арк, и спас Францию от нашествия иноземцев. Это ли не заслуга перед Отечеством?! Правда, тесная дружба с женщиной-полководцем не прошла даром. Карл Седьмой Валуа, король Франции, предал Жанну и не препятствовал её сожжению разгулявшимися монахами страшного ордена святой инквизиции, выступавшими из-за такого случая на стороне англичан.

Шурочка почувствовала, что жених Мариэль когда-то относился к Жанне не как к собрату по оружию. Здесь таилось что-то большее, но что – этого понять было невозможно, потому что у жениха в других измерениях есть свои двойники и только им можно влезть в ментальное тело барона. А Шуре надлежало быть невестой этого таинственного человека. Знать судьба такая, то есть женская доля.

Единственно, что поняла Сашенька, барон всё же попытался спасти приговорённую к казни воительницу Жанну. Жиль де Рэ ворвался в город во главе тысячного войска, но Жанна была уже благополучно сожжена. Ей, приговорённой к смерти на костре, отказали даже в исповеди перед сожжением. Именно тогда барон понял, что инквизиторы, прикрываясь именем Божьим, вершат службу дьяволу, и что отомстить за сестру по оружию можно только, испросив разрешения у того же дьявола.

Так король Франции установил мир в затянувшейся войне с англичанами, а его маршал удалился от двора и уединился в замке Машекуль, что короля очень устраивало. Просто Его Величеству не хотелось без надобности казнить также и маршала. Но если бы тот не ушёл в отставку, то костёр для барона был уже заготовлен, ведь сам король неоднократно обращался к барону с денежными просьбами. А короли в долгу ходить не любят, тем более у вассалов. Собственно, французскому дворянину и маршалу не удалось-таки избежать очищения огнём, но уже по другой причине.

Жиль де Лаваль, барон де Рэ был близким другом Жанны д’Арк. В то же время он являлся маршалом Бретани, спасшим страну от погибели под башмаком чужеземцев-англичан. Маршал есть маршал, но и король есть король, от этого никуда не денешься. Барон де Рэ не мог повлиять на сумасбродство короля, хотя тот свои дела освещал, как стремление к миру.

Все эти сведения на Шурочку свалились как-то мигом. Она теперь знала, что двойняшку зовут Мариэль, что она анжуйская принцесса, что родные братья устраивают её замужество не столько ради заботы о сестре, сколько ради волнения о себе, что только Анна жалеет сестрёнку, потому как союз без любви никогда ещё не приносил ни одной женщине счастья.

Без любви! Саша снова принялась сравнивать себя с двойняшкой. Ведь как ни крути, а Мариэль ещё не познала, да и вряд ли познакомится с той теплотой, нежностью, лаской, тягой к любимому человеку, каким стал для неё Иннокентий Васильевич.

Девушка испытывала не просто влечение, а страсть к познанию мира. Именно через Белецкого Шура начала понимать мир, видеть его под разными ракурсами и с разных точек зрения. А такое обучение немалого стоит!

Узнав о Сашином друге, немногочисленные подружки, не сговариваясь, усиленно зафыркали, показывая общественное безоговорочное «Фэ», но девушке на это было ровным счётом наплевать, потому как в устройство своей жизни она не собиралась допускать никого, даже бабушку. Кстати, как раз бабушка была очень даже не против Шурочкиного увлечения мужчиной, намного старшим по возрасту.

– Если вам хорошо вдвоём, – говорила она, – то кому, собственно, какое дело? Разве могут эти безмозглые курицы, твои подружки, почувствовать что-то настоящее, человеческое, а не картинное выставление себя на продажу?

Женщина когда-то обязательно понимает, что только вдвоём с мужчиной они составят одно целое в этом мире и смогут не просто нарожать детей, а дать миру какую-то часть своей души, что позволит развиваться окружающим и ловить биологическую энергию, посылаемую из космоса. Уловителями могут стать только семейные пары. Недаром в Средние века во многих странах был утверждён Домострой, ибо эта наука семейной жизни влияла на порядок отношений в обществе. Несмотря на многочисленные войны, постоянно вспыхивающие там и тут, целостность семьи помогала сохранить нужный населению любой страны потенциал мирного сосуществования.

Только всегда в народе присутствуют особи, начинающие воевать меж собой, отбирая друг у друга остатки отпущенной им для развития жизненной силы. Кто ж знает, с кем человек должен составить то самое союзное сочетание, когда меж двоих навсегда исчезнет война и появится стремление дарить радость другим?!

Люди начали понимать сущность бытия только тогда, когда обратили внимание, что ни в одной войне, разыгравшейся на земле, не существовало победителей. Всегда те, кто, казалось бы, одержал блистательную победу над врагом, в результате оказывались отброшенными вниз на десятки ступеней развития.

То же самое происходит и в микромире, то есть меж двумя особями, старающимися создать свой мир, своё государство, свой таинственный остров. Если понимание приходит, то любой другой из окружающего мира сможет получить часть плодов из теплицы таинственного острова для собственного развития.

В этом девушка была совершенно согласна с бабулей и очень благодарна за понимание. Во всяком случае, бабушка с малых лет старалась вникнуть в девочкины проблемы и не чинить никаких безрассудных препятствий.

Может, причиной этому послужила Сашенькина мама, которую тоже звали Шурой?

А икона «Богородица, воскрешающая Русь», которую написала мама-Шура, до сих пор хранится в старообрядческом храме Покрова Богородицы, что на Рогожской заставе.

Старообрядцы спасли икону, но не смогли спасти создавшую этот Святой образ. Да кто бы смог, если охоту на художницу устроили аггелы Сатаны? Сколько бабушка ни пыталась отыскать следы дочери, сколько не исколесила инстанций – ни к чему это не привело. Всё везде сводилось к давнему российскому правилу, так любимому когда-то Иосифом Виссарионовичем: есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.

Бабушка ничего и не узнала о судьбе дочки, но имя и фамилию внучки отставила такими же – Александра Ослиная или просто Ослиная Шура. Девочку в школе пытались также дразнить, как и маму Ишачихой, но она живо сумела всех поставить на место, то есть расставить по местам, поскольку Шурочка всегда слыла непременной заводилой, и с ней сверстники считались. Умеющую постоять за себя девочку, теперь просто обходили стороной. Белая ворона – что с неё возьмёшь?

С Белецким она познакомилась необычайно и даже как-то очень просто. Был жаркий апрель, необычное состояние для вечно серого асфальтового города, а в набитых людьми вагонах метрополитена – духота кромешная. Шурочка возвращалась тогда то ли с какого-то светского раута, то ли просто из театра, делясь впечатлениями со стоящей рядом подружкой. Но решила всё же снять спенсер и хоть немного избавиться от духоты.

Это было замечено Белецким до тех пор безучастно стоящим рядом с девушками.

– О! У вас великолепно получается публичное раздевание! – ухмыльнулся Иннокентий Васильевич. – Класс!

Шурочкины щёки мгновенно покрылись пунцовым румянцем, правда, она ничего не ответила. Вернее, не нашлась, что ответить.

– Нет-нет, продолжайте, пожалуйста, – снова лучезарно улыбнулся Белецкий. – Принародное раздевание вы исполняете бесподобно. Профессиональным стриптизёршам до вас – как до Луны пешком.

– Надо же, привязался! – буркнула Шурочкина подружка.

– Вовсе нет, – парировала Шура. – Мужчинка умеет оценить настоящую работу, на то он и мужчинка. Вероятно, и опыта ему не занимать, потому как близко знаком с работой профессиональных стриптизёрш.

Девочка специально сделала ударение на слове «работа», надеясь, что тонкий намёк попадёт в нужное пятно на многоумном мужском челе. Так и получилось.

Завязавшийся лёгкий флиртовой разговор заинтересовал почему-то обоих и закончился обменом телефонов.

Шурочка хотела было сочинить какой-нибудь несуществующий номер, но к своему собственному удивлению дала настоящий. Вот так совершенно из ничего и возникла эта настоящая дружба, переродившаяся в Любовь. Да, Шурочка уже не боялась признаться себе, что беспробудно влюбилась. Почему? За что? А разве можно сказать, зачем ветер дует? Почему угадывается след облаков на безоблачном небе? К чему летучие мысли гоняются за пустыми головами?

Многие мудрые и не очень мыслители старались объяснить это явление, прилепив к самому светлому и человеческому чувству какую-то бирку, постепенно переходящую в аксиому. Но разве можно объяснить необъяснимое? Унюхать непахучее? Взвесить невесомое?

Любовь либо налетает, как яркая штормовая волна, сметая на своём пути все остальные чувства, либо попросту отсутствует. И никак её не позовёшь, ничем не заманишь, особенно деньгами. Тогда-то человека и посещает подленькое сомнение: может быть, никакой любви, никогда на свете не было, и нет? Может быть, всё выдумывают романисты и словоблуды? А может быть, это чувство всегда было, есть и будет, только видит и чувствует его далеко не каждый?

Вот это последнее, уже много ближе к истине, но, не познав Любви, не познаешь той же истины и не поймёшь смысла жизни. Сашеньке в какой-то момент всё это стало более чем ясно, так что доказательств никаких не потребовалось. Истину никогда не надо доказывать, для каждого она своя, очень неповторимая.

Первое Сашино путешествие в гости к временной двойняшке на этом и закончилось. Шурочка снова оказалась в библиотеке Иннокентия Васильевича, в том же мягком кресле за столом, в той же позе. Белецкий мерил прерывистыми нервными шагами свободное пространство, волнуясь за исход эксперимента.

Сам он не раз уже совершал путешествия. Всё оканчивалось нормально, даже великолепно, только на этот раз в путешествие отправился самый дорогой для него человек. Вдруг что не так?! Ведь эксперимент не всегда и не с любым человеком должен заканчиваться благополучно.

Он всё-таки мимолётом пожалел, что поведал девушке о своеобразной машине времени, что поддался женским уговорам и отправил Шурочку неизвестно куда на встречу неизвестно с кем. Стоило ли так рисковать?! Ведь до самой немыслимой настоящей потери был только шаг, даже шажок, причём очень небольшой.

Иннокентий Васильевич почувствовал это во всей полноте, когда его подружка уже отбыла в непривычное путешествие. Вот он и бегал сейчас, кляня себя последними словами за тягу к экстремальным ситуациям.

– Я уже здесь, – отозвалась Саша на его тревожные мысли. – Сколько времени меня не было?

Иннокентий Васильевич кинулся к ней, забросал сходу десятками нужных и не очень вопросов, не давая девушке ответить ни на один. Тогда Шура просто взяла его за руку, другой рукой показала на строгий стул с высокой спинкой, и в непривычной, мигом свалившейся тишине, прозвучал её усталый, но спокойный голос:

– Всё хорошо. Всё очень даже хорошо, милый. Я начала знакомиться с одной из своих двойняшек и выхожу замуж…

– Что?! – ахнул Иннокентий Васильевич.

– Выхожу замуж, – повторила Шура. – То есть, моя двойняшка отдаётся в жёны Жилю де Лавалю, барону де Рэ, французскому маршалу.

– Синей Бороде? – опять ахнул хозяин квартиры. – И что только судьба нам не преподносит!

– Вы слышали о Жиле де Рэ? – удивилась девушка. – Почему вы назвали барона Синей Бородой? Ведь именно это прозвище пришло мне в голову в момент бракосочетания.

– Шила в мешке не утаишь, – усмехнулся Белецкий. – Значит, твоя двойняшка стала женой Синей Бороды, то есть, Синим Подбородком?

– Фу, Иннокентий Васильевич. No comilfo,[14] – поморщилась Шура. – Quell horreur.[15]

– Да к слову как-то пришлось, – стушевался тот. – Во всяком случае, вы, девочка моя, сможете узнать несколько необычных историй из жизни средневековых рыцарей и хранительниц домашнего очага монументальных замков. Тем более, что подлинной исторической биографии об этом человеке в архивах Гохрана мало. Может, у французов что завалялось, но архивариусы пока что благоразумно помалкивают. На свет выныривают всё больше домыслы, досочинения, догадки. Я буду очень рад, если общение с двойняшкой пойдёт вам обеим на пользу. На всякий случай запомни: чтобы оказаться в этом временном кольце, достаточно чайной ложечки эликсира и пяти полных поворотов ключа на часах временного измерения. Только не забудь столько же раз повернуть ключ на втором циферблате встречного времени, иначе можешь просто не вернуться назад.

И ещё: никогда не снимай с шеи Эгисхъяльм, – Белецкий указал на диковинный брелок, который он надел на шею девушке перед пробным путешествием. – Я уже говорил, что эта ладанка обладает способностью переноситься с тобой во времени. Она возникнет на теле твоего двойника, когда ты поселишься в нём, поэтому нельзя допустить, чтобы твой двойник снял с шеи ладанку. Иначе ты тоже можешь не вернуться.

– Я уже запомнила, – девушка перебила Белецкого. – Там внутри есть мизерный пузырёчек, в котором ровно одна чайная ложечка этой же изумрудной жидкости. Если возникнет срочная необходимость возвращения, то следует любым способом заставить двойника проглотить эликсир. Лучше всего выплеснуть пузырёк в рюмку с вином, чашку с чаем или соком. Тогда в ту же секунду я окажусь там, откуда началось путешествие. Так?

– Так, – удовлетворённо кивнул Иннокентий Васильевич. – Запомни это, потому что повторять некому будет. Моё время подходит, и скоро я просто исчезну. Помнишь, мы уже говорили об этом?

Поскольку Саша подавлено молчала, внутренне сопротивляясь, то ли грядущему расставанию, то ли тому, что непроизвольно назвала его милым по возвращении, Иннокентий Васильевич попытался не останавливаться и не зацикливаться на ожидаемом грядущем. Он уже узнал, что связь меж кольцами времени существует. Только что узнала об этом и его подружка, а это значит, приобретённую сдвоенную силу нельзя растерять в сгустках времени.

Ванга подарила в своё время Белецкому прекрасный мостик, по которому перебраться можно куда угодно. Вот только неизвестными пока оставались все тонкости путешествия между кольцами времени, но познавание обычно приходит почти всегда эмпирическим путём. Поэтому грядущее расставание не сможет разлучить их навсегда. Иннокентий Васильевич точно усвоил все неадекватные прыжки времени, которые не могли отнять у человека жизни, дарованной Богом. Стоило только научиться перемещаться по кольцам времени и находить своих двойников. В чужом теле можно прожить другую жизнь, но стоит ли? Ведь все связи во временных пространствах тоже существуют не просто так. Догадывалась об этом и Шурочка, только она ещё не успела привыкнуть к расставаниям. Что поделаешь, необычное всегда воспринимается с трудом. Но ничего случайного в этом мире не случается, значит надо научиться перешагивать через случайности или вообще их не замечать.

Глава 4

Время.

Спираль времени.

Измерение, снующее туда-сюда по Вселенной. Да, есть оно. Существует. Но зачем? Зачем ограничивает жизнь какими-то вечными рамками, зачем сводит людей и тут же разлучает? Зачем показывает частицу благодатного счастья и тут же отнимает?

Разве настоящий смысл существования только в том, чтобы, переступая со ступени на ступень, преодолевать какие-то препятствия, жизненные рогатки, решать важные и не очень проблемы? Зачем нужна такая лестница? Зачем нужна такая жизнь? Кому не опостылит существование, ежели человек всё же находит свою половину, как птица, у которой отрастает второе крыло, и тут же должен, обязан согласиться с потерей?

Ведь только тогда птица сможет взлететь, взмыть в поднебесье, только тогда она сможет окинуть землю внимательным глазом с высоты своего полёта, когда оба крыла поднимают её над всем сущим, помогают ощутить полёт, осознать всю его красоту и величие.

Но вдруг Фемида беспощадно обрывает, обламывает одно крыло и птица бесконечно падает в бездонную пропасть. Это тоже полет, но при нём почему-то возникает сакральное желание: упав на дно, разбиться в лепёшку, рассыпаться тысячью частиц по многослойному телу земли, чтобы никогда больше не изведывать проклятый соблазн полёта.

Только дна в пропасти нет, и как будто бы не было никогда. Полёт остаётся, но какой?! Существование ради существования? Правда, земные твари пытаются и здесь отыскать смысл: одни существуют, чтобы всё-таки начать жить и, в конечном счёте, начинают, а другие так и существуют, чтобы существовать. Одни работают, чтобы жить, а другие живут ради того, чтоб работать, не давая себе роздыху. Причём, если и свалится на кого мизерный кусочек счастья – это тут же отнимается Высшими или Низшими силами.

Шуре казалось, что такое безвыходное положение есть только в России, что весь остальной мир живёт пляша и поя, не изведав горечь потери, не познав печаль расставания. Девушка потеряла счёт времени, уже несколько дней бездумно, безвыходно шляясь по квартире Иннокентия Васильевича.

Собственно, квартира была теперь уже её личной, поскольку хозяин, как и обещал, оставил ей всё это в наследство. Весь вопрос заключался в другом: а надо ли? Зачем квартира, зачем эти бесценные книги, да и машина времени зачем, если рядом нет того, с кем можно поделиться сокровенными мыслями, спросить совета, помощи или самой оказывать какую-то помощь?

Шурочка не могла отвязаться от мысли – почему же всё так происходит именно с ней? Неужели на преодоление жизненных рогаток обречены все белые вороны, каковой девочка считала себя с рождения. Ведь остальной мир живёт, радуется и не замечает неприятностей, а тем более несчастий, свалившихся на голову. Почему в этом мире кому-то постоянно приходится страдать, а кому-то кушать шоколадки?

Сейчас девушка снова вспомнила, как безотрадно всё получилось, и слёзы снова подступили к горлу.

Иннокентий Васильевич дождался как-то вечером свою подружку, впорхнувшую к нему как обычно с сияющими от встречи глазами. Сашенька тысячу раз так появлялась в квартире Белецкого, и каждая встреча была бурной радостью для обоих. Но на этот раз, то ли меж пальцев встретившихся рук, то ли в зеркальном отражении глаз проскочила какая-то необычная искорка. Шура вдруг почувствовала пробежавшую по телу волну упоительной дрожи.

С ней такого ещё никогда не случалось и девушка непроизвольно, даже как-то автоматически прижалась всем телом к стоящему рядом Иннокентию Васильевичу. Он, естественно, тоже почувствовал электрический шок и мотнул головой, пытаясь сбросить оцепенение, но от этого трудно было избавиться. Тем более, рядом находилась его маленькая подружка, от которой исходил запах мускуса, перемешанный с летучим ароматом гиацинта, а этот летучий вкус мутил разум, заставлял подчиняться безропотно и всеобъемлюще.

Шура тоже чувствовала удивительный лёгкий запах, разливающийся от тела мужчины, и ей почему-то безумно захотелось поцеловать своего друга. Он был совсем, совсем рядом, только девушка была ниже ростом и не могла впиться желанным поцелуем в мужские губы. Она всё-таки исполнила своё желание, нанесла поцелуйную рану, но только в шею.

От неожиданности мужчина обмяк, то есть таял на глазах, готовый расплыться лужей по паркету. Но вдруг неожиданный водопад сакрального бешенства настолько охватил его, что Шура с удивлением и мурлыкающей радостью почувствовала на своём теле тысячу тысяч поцелуев, которые Иннокентий Васильевич, может быть, уже не раз мечтал подарить Сашеньке, да всё как-то не решался.

– Ещё! Ещё! – непроизвольно подзадорила она и откинула назад голову, будто падая на спину. Сильные мужские руки подхватили девушку. В следующее мгновенье она почувствовала себя летящей по воздуху, обвила руками за шею своего возлюбленного и на этот раз впилась в губы, как бы закрепляя тем самым свою главную победу.

Среди мужчин постоянно проскальзывает байка о том, кто и как выбирает партнёра, где ведущая роль предоставляется, конечно же, мужчине. При этом мужчина обязательно чувствует себя пусть не Казановой, но где-то около того, начисто забывая о том, что выбирать и выбрать – удел девушки. Как она это делает, не знает никто и вряд ли такое кому-нибудь станет известно. Скорее всего, женщина даже сама не понимает, как она делает свой заветный выбор и как приручает дикое свирепое животное, частенько брыкающееся, встающее на дыбы, но всё же соглашающееся подчиниться дрессировщице. Выбор сделан! Именно это почувствовала Сашенька в отношении к своему возлюбленному. Может быть, он смог бы ещё какое-то время посопротивляться для очистки совести, но это вовсе ненадолго.

Какое там! Никто ещё, барахтающийся в ласковых женских объятиях, не спасался от капитального поражения. Некоторые также для очистки мужской национальной совести считают себя вершителями судеб, но неуклонно подчиняются женским ненавязчивым советам. Хуже всех, конечно, приходится султанам в многочисленных многострадальных гаремах, только в таком курятнике петуху приходится исполнять роль свадебного генерала, а иногда и подраться с соседским петухом, но весь микромир налаживают, как обычно, курочки. Они это всегда умеют. Вероятно, у женщин чувство организации микромира просто от природы, от сущности, и они с этим всегда успешно справляются.

Но справляться с Иннокентием Васильевичем не надо было. Он который год уже жил выдрессированным и только ждал своего часа. Вот здесь уже ни мужчина, ни женщина не знают, когда этот час придёт и придёт ли? А сейчас оба почувствовали, поняли и приняли эту ступень переходного развития, этот всеобъемлющий зов природы.

Оказавшись в постели, Шурочка дала волю своим фантазиям. Ведь не только мужчину постигают мечты о том, как женщина будет выглядеть в постели! Лучшей половине человечества это в головку приходит значительно чаще, с той лишь разницей, что женщина никогда не старается размениваться на многих и заниматься полиандрией,[16] а мужчина с ранних лет старается коллекционировать победные ночи, ничуть не подозревая, что среди многих женщин и случайных связей теряет свою личность, свою мужскую натуру и постепенно превращается в раба каскада страстей и сексуальных потребностей. Почти всегда мужчина соображает, что превратился в «сивого мерина», но соображение приходит слишком поздно. Такие обычно спиваются. Или же наоборот, пускаются во все тяжкие, надеясь хоть что-то урвать для себя.

На сей раз, страстям готовы были послужить оба. Влюблённые, соревнуясь в радости поцелуев, так увлеклись, что не ощущали больше ни окружающего мира, ни спиралей времени, захватывающих людей своими потоками. Шурочка сначала не поняла даже, что случилось, когда чувство сладостной боли пронзило всё её тело. Это было так восхитительно, так бесподобно, что девушка ничуть не отказалась бы ещё раз испытать такое. Но чаще всего с человеком случается что-то только раз в жизни и никак не иначе!

Сексуальные страсти отнимают очень много энергии и поселяют в душах влюблённых чувство лёгкого парения над землёй, вечного птичьего полёта, которое не оставляет обоих до тех пор, пока не начинаются бытовые разборки. Только нашим влюблённым бытовуха вовсе не мешала. Во всяком случае, пока. Оба, утомлённые, счастливые и умиротворённые в то же время, чувствовали, что стали сейчас двумя крылами одной удивительной птицы, парящей в поднебесье.

– Чижик мой, – прошептал Белецкий. – Возлюбленная моя, ты даже не представляешь, какая сегодня чудная ночь! Я сейчас почувствовал настоящий полёт над миром, увидел планету совсем другими глазами, понял очень много нужных вещей, разобрался, наконец, в самом себе. И это всё ты! Твой подарок!

Шурочка опустила веки, слушая восторженный голос любимого. У него даже интонации стали какими-то другими, более чувственными и проникновенными. Это был мужчина её мечты: настоящий, нужный, ласковый. В общем, Сашенька давно о таком и мечтала. Вот только до сих пор никаких любовных игр меж ними не наблюдалось.

Может быть, для кого-то это покажется удивительным, но девушка непроизвольно попала в отмерительницы. Ведь недаром говорится: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Наши предки не просто так выпускали в мир мудрые летучие фразы. Девушка все прошлые годы примерялась к Белецкому, вернее, несознательно примеряла его к себе. Это оказалось нужным для обоих. Пришло время и они отдались своим вызревшим чувствам полностью и безвозвратно.

– Любимый мой, – Шурочка подняла глаза не Иннокентия Васильевича. – Почему ты меня Чижиком назвал?

– Ах, это! – улыбнулся Белецкий. – Знаешь, я давно уже придумал для тебя это домашнее имя, да как-то сказать не решался.

– Почему именно Чижик? – не отставала Шура.

– Всё очень просто. В Петербурге на Фонтанке есть мостик, под которым в незапамятные времена городские власти водрузили крохотного бронзового чижика в память о народной песне: «Чижик-Пыжик, где ты был? – На Фонтанке водку пил». Слышала?

– Конечно, – кивнула Саша.

– Так вот, – продолжил её возлюбленный. – Этого крохотного бронзового чижика каждый год крадут из-под моста фанаты коллекционеры. Но городские власти всё же каждый раз восстанавливают чижика, как птицу Феникс. А я просто не отдам тебя никаким воришкам, даже самым молодым и привлекательным, потому что ты у меня одна единственная Чиженька.

– Не отдавай! – Шурочка снова прижалась к мужчине всем телом. – Никому не отдавай, хоть мне и так никто не нужен.

Всё же любовные страсти настолько вымотали человеческое тело, что оба незаметно отдались во власть тут же обрушившегося или просто налетевшего сна. Шурочке привиделся тот самый удивительный птичий полёт и, в то же время, пришло совсем иное понимание человеческого мира, в котором должно существовать вовсе не завоевание всего окружающего, а добровольное раздаривание биологической энергии. Именно тогда люди начнут развиваться по-настоящему, и развитие цивилизации пойдёт по другому пути.

А Иннокентий Васильевич чувствовал себя сразу греческим философом, которому вручили чашу отравленного вина; в то же время он был скифом, не покидающим седла; проповедником в стране Ариан Вэджа; русским князем Александром Невским; тем же англичанином Шекспиром, ставшим впоследствии знаменитым писателем и молодым сильным парнем, по имени Тришка. Даже во сне Иннокентий Васильевич сообразил, что все приснившиеся люди – его временные двойники. То есть, в тело любого из них он мог бы переселиться при желании.

Только сознание такой возможности уже не покидало голову. Более того, даже чем-то встревожило. Белецкий понял, что встреча со всеми двойниками неизбежна на спиралях времени и возможно даже очень скоро. Он об этом говорил уже Шурочке, только сам ещё не знал – когда! А сейчас все его двойники выстроились парадной шеренгой – этакий своеобразный парад планетных личностей, в котором не последнее место было приготовлено Иннокентию Васильевичу. Но почему двойники явились к нему? Неужели уже пришло время уходить в Зазеркалье? И прямо сейчас?!

Ведь только что им с Шурочкой было показано, что такое настоящее человеческое чувство любви! Неужели придётся так неожиданно расстаться?

Зачем?! За что?! Что я сделал не так?!

– Ни за что, а просто у всех нас своё время, – раздался чей-то успокаивающий голос из подпространства. – И не надо себя мучать бесполезным вопросом – что сделал не так, как надо? Лучше подумай, что не успел сделать? Ты же знаешь, никто не расстаётся навсегда, и вы сможете встретиться, но не сейчас. Тебе пора. Не трать себя на выспрашивание отсрочки, знаешь ведь, не поможет. У каждого своё время.

Сашенька каким-то седьмым или восьмым чувством восприняла, что в её жизни случилось какое-то неожиданное, непреднамеренное, что-то ужасное, неисправимое, не имеющее названия. Открыв глаза, она сразу принялась тормошить своего возлюбленного. И чем дольше он не просыпался, тем сильнее девушка трясла его отяжелевшее тело, испуская при этом жалобный звериный рык:

– О, Боже! Но зачем?! Почему?! За что мне такое?! Неужели это из-за меня?! Неужели нельзя никак иначе?! Господи! Верни его!! Я ведь действительно люблю его! Зачем же отнимать Свою любовь, или Ты не Бог, а палач?! Что мы Тебе сделали?! Боже, верни его… ну, пожалуйста!..

Крики девушки переросли в неутешное всхлипывание. Она даже потеряла сознание.

Очнувшись, и снова вникая в свалившуюся на голову беду, Шура уже не могла пролить ни капли слёз. Только снова попыталась зачем-то тормошить уже холодеющее тело возлюбленного.

Реальность заставляла поверить в случившееся. А ничего случайного в этом мире не случается. Это Шурочка усвоила прочно. Сколько раз сам Иннокентий Васильевич утверждал, что расставание неизбежно придёт. И всё-таки можно встретиться в потоках времени, потому что для любви нет ничего невозможного!

Именно эта мысль помогла ей справиться со свалившимися на её плечи заботами. Благо, что в это время бабушка оказалась в Москве и помогла внучке утрясти все бытовые неурядицы. К тому же, бабушка долго не хотела отпускать внучку из-под своей опеки. Только после нескольких серьёзных разговоров, Саше было позволено жить в квартире Иннокентия Васильевича.

Сегодня от печальных дум новую хозяйку квартиры отвлёк бабушкин звонок. Та обычно давала себе труд иногда поинтересоваться внучкиным здоровьем и настроением, особенно после утраты, ведь бабушка сама прошла сквозь эту неразбериху чувств, сознания и упаднических настроений.

Почуяв в голосе девочки невесёлые давнишние нотки, бабушка сразу же потребовала встречи. Она знала, что на Шуру нападает хандра после потери близкого человека, но, к счастью, умела легко разгонять внучкину тоску. Девушка поняла: надо было всё-таки что-то решать, ведь безделье всегда приводит душу к деградации, а сознанье к дистрофии.

Саша подошла к заветному письменному столу, на котором остались стоять часы с двусторонним циферблатом и рядом – изумрудно-прозрачный эликсир в бутыли с притёртой пробкой. Шура после первого раза ещё никогда не отправлялась в путешествие по времени, но вдруг временные петли позволят всё-таки встретиться с возлюбленным? Может быть, он не навсегда ещё потерян?

Почти не отдавая себе отчёт, Шурочка чуть ли не автоматически завела часы с обеих сторон, открыла бутылку, запустила туда ложечку, проглотила её горько-сладкую порцию, потом ещё одну…и ещё…

Зачем девушка приняла лишнее содержимое бутыли, она не знала, но подсознательно думала, что именно это позволит отыскать в потоке времени любимого. И, приняв очередной глоток эликсира, Саша вдруг обнаружила себя в мужском теле! Неужели среди её двойников в кольцах времени имеются мужчины? Видимо так оно и есть, потому что эликсир, посланный ангелами Белецкому, не мог при перемещении ментального человеческого тела совершить ошибку. А вдруг всё-таки какая-то ошибка? Вдруг она застрянет в мужском теле навсегда и не сможет отыскать предмета своей любви?

Стоило ли вообще снова начинать путешествия? Нет, вероятно, стоило, потому что иначе Иннокентий Васильевич никогда бы не отправил её в тело Мариэль, невесты Синей Бороды. Тогда получилось действительно странно: девушка побывала в теле невесты и сама стала невестой! Здесь её покинул возлюбленный, а у той, средневековой двойняшки, такая же судьба? Но сейчас этого девушка узнать не могла, потому что отправилась совсем в другую эпоху.

Во всяком случае, оказавшись в мужском теле, причём её двойником оказался то ли китаец, то ли индус, девушка инстинктивно сжалась в комок и подумала о ладанке, которая должна была оказаться сейчас на шее двойника. Ладанка болталась на месте, потому что двойник в это время потрогал оказавшийся на шее посторонний амулет и стал соображать, что же это такое. Тут же к его сознанью постаралась подключиться девушка и уверила двойника, что ладанка подарена настоятелем храма, возле которого он стоял. Из храма вышло ещё несколько китайцев в чубах,[17] и остановились рядом.

Подсказанная мысль оказалась как нельзя, кстати, потому что Шурочкин двойник оказался сам ламой тибетского монастыря Гомпа, и в сопровождении шестерых мужчин держал путь на высокогорный кряж Гималайского архипелага, где находилось тайное и очень важное для ламы место.

Он не уставал думать о цели путешествия, и скоро Шура поняла, что это не только святое, но очень удивительное место. Гора, куда направлялись китайцы, называлась Кайлас. Девушка напрягла память и вспомнила, что в какой-то из прочитанных ею книг говорилось, либо в горе Кайлас, либо возле неё находится вход в Шамбалу. Что это за гора и как до неё добраться не знал никто, даже Шурочкин двойник. Однако у него были несколько точных примет, которые лама случайно обнаружил в манускриптах, хранящихся в одном из дацанов.[18]

Выяснение точного адреса и времени, в котором Саша оказалась, пришлось отложить на потом. Достаточно было, что монах успокоился, поверив в подарок, и дальнейший путь в горы проделывал без волнения. Ведь, если подарок от настоятеля – значит, от Бога! А подарков Бога нельзя сторониться. Тем более, путешественников ожидал труднейший переход по Гималаям, которые являлись границей меж Индией и Тибетом.

Девушка обрадовалась, что двойник уверовал в подарок, и тоже попыталась успокоить себя, приняв посланное ей потоком времени тело, как данность и на всякий случай осмотрелась. Что говорить, любопытство не оставляло её никогда, как истинную женщину, а в данном случае – подавно. Всё-таки не каждой женщине дано распознать мужчину изнутри.

Её двойник был, конечно, не просто мужчиной, а ещё и священником жёлтой религии ламаизма, но это создавало даже какой-то особый шарм. Во всяком случае, очень помогло избавиться от психологической депрессии, ещё недавно удушливой волной захлёстывавшей сознанье. Тем более, тело мужчины носило особый запах!

Вообще-то, запахом простую вонь, исходящую от тела, назвать было трудно. Лама то ли не мылся от рождения, то ли монахам жёлтой веры просто запрещалось всякое омовение, только Шурочка в мгновение ока одурела от кисло-сладкого запаха пота, перемешанного с ароматом мускуса и свежего конского навоза.

Такая ароматическая гамма не могла не поразить, особенно женщину! Но что поделаешь, девушка сама переборщила с принятием дозы и оказалась совершенно в непонятном времени, в непонятном человеке, шедшим по каким-то своим делам в неизвестные края к таинственной горе с шестью странными попутчиками. Но выбирать не приходилось и девушке пришлось смириться с данностью. Во всяком случае, одно путешествие по Гималайскому архипелагу обещало доставить массу удовольствия и воспоминаний на всю оставшуюся жизнь.

После долгого утомительного перехода, отнявшего шесть ничем не отличающихся друг от друга дней, перед путешественниками открылся горный перевал. Чем выше в горы поднимались монахи, тем воздух становился более разряженным, но чистым. Это отметила даже Шура. Монахи, конечно же, не раз бывали в таких переходах, поэтому молча, безропотно шли за старшим. Наконец путешественники поднялись на самую высокую точку горного перевала и на недолгое время остановились.

Оказалось, это был не простой перевал, а подъём в высокогорное ущелье. Крутые жёлто-бурые скалы поднимались отвесно вверх, но меж ними виднелся довольно широкий проход. А в конце ущелья, словно диковинная египетская пирамида, возвышалась гора, увенчанная белой шапкой снега.

Вид этой горы заворожил девушку: высоко в горах была кем-то воздвигнута невиданных размеров пирамида? Как?! Какими средствами и механизмами?! Но, присмотревшись, девушка поняла, что гора в конце ущелья – не творенье рук человеческих. Это была вовсе не пирамида, а сотворённая Богом гора Кайлас, куда не смог подняться ещё ни один из живущих на нашей планете людей.

Поздний вечер грозился обрушиться на путников темнотой, которая в горах действительно обрушивается, как сель, как бешеная лавина. К тому же, люди настолько устали, что решили переночевать на краю достигнутого ими ущелья, тем более, что в этом месте всё-таки обнаружилось явное сооружение рук человеческих.

Оккупированное Шурочкой тело мужчины стояло возле какого-то, видимого культового сооружения, которое на вершине перевала занимало заметное, выгодное и почётное место на небольшой возвышенности. Отлогие склоны этого холма были покрыты густой изумрудной травой, а ближе к вершине росли ровные белесоватые кусты рододендрона, через которые вряд ли возможно было пробиться к самому сооружению.

Удивительный холм приковывал взор хотя бы потому, что нигде в высокогорном ущелье не было видно ни одного кустика, ни одной былинки. Везде только базальт, кварц, сланец и прочие горные породы, обнажившиеся на крутых склонах ущелья как украшенья вместо отсутствующей растительности.

В следующую секунду девушка уяснила, то есть разобралась в мыслях своего двойника и поняла, что придорожное горное сооружение, окружённое альпийской травой, носило название Чортэнь.[19] Видимо, в этих местах принято у дороги оставлять на небольших холмах молельные вехи.

Чортэнь – древнее культовое придорожное сооружение с вертикальным полотнищем, украшенным десятками разноцветных шёлковых лент и хвостами яков. Такие встречаются по тибетским лэмам[20] и тропинкам в Гималаях на очень непредсказуемых местах. Да и сам Гималайский архипелаг можно ли назвать предсказуемым? Во всяком случае, проезжих и пешеходных троп на всём Тянь-Шане очень мало, а «белых пятен» наоборот – предостаточно.

Обрывистые здешние нагорья хранят тайну Белозёрья, которое, если верить преданиям, находилось или находится в этих краях, где живут старообрядцы, покинувшие русское Белоозеро во времена гражданской войны семнадцатого века, развязанной патриархом Никоном и царьком Алексеем Михайловичем. Всё бы, может быть, на Руси сложилось иначе, если бы русский патриарх, считающий себя православным владыкой, не поклонялся Золотому Тельцу, принёсшему в Россию смуты и братоубийство похлеще княжеских междоусобиц, в царь не мнил бы себя владыкой мира, которому вольно всех казнить и миловать.

Здешние горы всегда были труднодоступными, даже во многих местах просто непроходимыми, поэтому, ни в Белозёрье, ни в Шамбалу дороги пока неизвестны, хотя во многих религиозных конфессиях существуют предания о таинственной стране Шамбале. Вернее, дороги эти всегда были известны, но только посвящённым. Именно эти посвящённые являются единственным связующим звеном между двух отдельных миров, существующих в одном временном пространстве с бредущими по разным дорогам представителями цивилизации.

Любопытно, что здесь поныне всякие грамоты и вести по населённым пунктам разносят лунг-гам-па, горные скороходы – это Саша тоже поняла автоматически. Поняла также, что оказалась в очень диких местах, куда монахи – их оказалось рядом с ламой ещё шестеро – забрели с целью посетить священное место.

Вот здесь, кажется, никогда не наступит победа научно-технической революции, так надоевшей Шуре в её технократическом веке. В горах люди жили и живут только по законам природы, полученным от Творца, а не сочинённым умудрёнными жизнью законниками, писарчуками и политиканами. Планета – это тоже живое существо и не надо диктовать ей условий существования.

– Ом-мани-пудмэ-хум, – забормотал лама походную мантру, упав на колени пред Чортэнем. Вдруг на том конце ущелья, где находилась гора Кайлас, пространство озарилось пронзительным светом. Это одна из граней горы-пирамиды на несколько мгновений превратилась в огромное зеркало и отразила последние лучи заходящего Солнца. Шура непроизвольно взглянула в ту сторону и была не на шутку поражена: одну сторону горы, ставшую зеркалом, пересекал огромный тёмный знак Тетраскеле.[21]

Шурочкин двойник удовлетворённо кивнул и снова опустился на колени перед Чортэнем. Его спутники сделали то же самое. А Шура тем временем принялась разглядывать молельное место с висевшим при дороге полотнищем, потерявшим под солнцем, ветрами и дождями свой первоначальный цвет. Сейчас это была серо-грязно-лиловая тряпка с нарисованными на ней свежими письменами.

И тут сознание ламы сообщило подсевшему на жизненном пути «зайцу», что это соёмбо.[22] Даже написанный текст стал Шуре понятен, как будто был написан на чистом русском:

«В огне ты пришёл, солнце и луна встретили тебя у дацана, но ты должен принести смерть, или же забрать её. Этому поможет Ян-Инь, единство истоков всего сущего. Это круговорот в прошлом, настоящем и будущем при помощи двух рыб. Значит, молящемуся решать – овладевать титанической силой или же оставить её под небом овладения».

Двойник Шурочки оглянулся. За ним на молитвенных саджадах[23] стояли коленопреклонёнными шесть монахов в бардово-жёлтых одеждах. Девочка поняла, что спутники ламы тоже относятся ламаистской религии Бон-По, единственной и самой таинственной на Тибете. Впрочем, кого-нибудь чужого в этой компании просто не могло быть. Одно девушку удивило: монахи для молитвы пользовались ковриками, такими же, как и у мусульман! Это казалось невероятным. Впрочем, как незнающий религии человек может о чём-то рассуждать?

– Не опоздайте с изучением психической энергии в царстве Друк Юл, – услышала Саша свой надтреснутый старческий голос. – Не опоздайте с применением её…

Предоставьте старому миру бояться изучения психической энергии. Вы же, молодые, сильные и непредубеждённые, исследуйте всеми мерами и примите дар, лежащий у ворот ваших… Кто-то ждёт до сих пор Мессию для одного народа, это невежественно, ибо эволюция планеты имеет лишь планетарный размер. Именно явление всемирности должно быть услышано.[24]

За многие дни путешествия по Гималаям, девушка уже успела привыкнуть к молчаливости монахов. Видимо, по дороге каждый отдавался чтению мантр и внутреннему созерцанию. Минувший в небытиё день ничем не отличался от предыдущих и только вот здесь, возле придорожного Чортэня, прозвучала первая проповедь.

Шурочка навострила уши. Обращение монаха к братии – было действительно занятное, и множество мыслей мигом пронеслись в сознании девушки, но она постаралась отогнать всё досужие мысли.

– Я покажу вам сегодня часть подземного государства, – продолжил лама. – Все ищут вход на самой горе Кайлас, но он здесь, в Чортэне. Лишь немногие знают это, и только поэтому Зазеркальный мир ещё хранит мудрость, которая сможет возродить жизнь на нашей планете без лжи, убийств, стяжательства и трусости. Но центр Зазеркалья находится в Аркаиме, ибо оттуда начинается сегодняшний мир, уже не первый на этой планете. Именно Бог дарует нам знаки, чтобы каждый смог понять: для чего он пришёл в этот мир и что ему делать здесь, чтобы заслужить Божественную смерть. Возможность и умение умереть – это одно из самых важнейших завоеваний человечества, без которого никто и ничто не смогло бы существовать, потому что жертва равна Богу во всём…

С этими словами старец кинул на землю неприметный, на первый взгляд, бамбуковый жезл и базальт перевала перед Чортэнем раскололся, будто открылась диковинная дверь, обнажив вытесанную из синего гранита глыбу, покрытую какими-то письменами. Старец подошёл к ней, ухватился за вбитое в отёсанную скальную дверь кольцо, потянул, громко читая заклинания, и глыба легко поддалась.

– Каждый человек должен открыть дверь… – мгновенно вспомнилось Шурочке.

За второй необычайной дверью виднелись ступени, уходящие вниз, в темноту наклонной шахты. На стенах коридора беспорядочно примостились люминесцентные шары, очень похожие на обыкновенный лесной гриб-дождевик. Может быть, в пещерных пространствах Тибета водятся скальные грибы, излучающие свет, но Шура нигде больше такого не видывала. Во всяком случае, они своим слабым, но всё-таки освещением, помогали монахам не спотыкаться на ступеньках. Лестница в скале вывела их на площадку пещерного грота, облепленного такими же светящимися грибами. Никакого пути дальше не было.

Семь путешественников, спустившихся под землю, стояли посреди площадки, беспомощно оглядываясь вокруг, сбившись в небольшое человечье стадо, очень похожее на овечье. Спутники ламы пока подавлено молчали, но уже не скрывали своих вопросительных взглядов. Для Шурочки эти взгляды выглядели как перекрёстный огонь вражеских пулемётов. Девочка невольно поёжилась, но выставленная перед тобою рогатка для того и выставлена тем, кто их выставляет, чтобы найти нужное решение, или хотя бы спасительный выход.

– Стоп! – приказала себе Саша, и губы монаха произнесли это же незнакомое ему слово.

– Стоп! – упрямо повторила девочка, стараясь направить мысль двойника в нужное русло. – На противоположной стене грота нет никаких грибов-светляков! Может, там продолжение коридора?

Двойник Шуры двинулся вперёд, держа перед собой заветный магический жезл из бамбука. Подошедши к базальтовому монолиту, лама немного замешкался, но ткнул всё-таки в скалу. Стена послушалась касания волшебной палочки и сразу повернулась на вертикальных петлях, открывая проход на висящую в воздухе над пропастью эллипсоидную платформу. Огромная подземная пещера освещалась уже не люминесцентными скальными наростами, а висевшим посредине пропасти огромным ярко-голубым шаром.

Лама безбоязненно ступил на твёрдую, как будто выточенную из тех же скальных пород, платформу. Так же безбоязненно взошли на эллипс шестеро спутников монаха. Сверху и с боков платформы стала выкристаллизовываться светлая, прозрачная, но всё же заметная глазу плёнка. Семеро паломников оказались внутри прозрачного шара, испускающего такое же ярко-голубое сияние, как и подземное солнце.

Платформа в голубом пузыре начала медленно опускаться навстречу пещерному светилу, парящему в подземном пространстве. Чем ниже она опускалась, тем ярче разгорался и разрастался на глазах подземный светильник, словно кусочек настоящего солнца поселился здесь, вопреки всем законам природы.

Шура подумала, что семеро монахов очень смахивают сейчас на водомерку-ныряльщика. Этот паучок ныряет на глубину водоёма, выдувает вокруг себя пузырёк и медленно поднимается к поверхности, любуясь из пузырька на открывшиеся перед ним глубины таинственной лужи, которую ему вздумалось исследовать. Различие было только в том, что семеро паломников в чужом мире не поднимались, а опускались навстречу разрастающемуся голубому солнышку.

– Что же дальше? – подумала Шура. – И почему её двойник упомянул про Аркаим – древнюю столицу Царства Десяти Городов в Западной Сибири?

Судя по тому, как заволновался и принялся оглядываться монах, Саша поняла, что он слышит её мысли и сейчас на какое-то время надо бы отказаться от лишних заумственных соображений. Ведь лама не виноват, что его временным двойником оказалась девушка.

Ей тоже было как-то необычно чувствовать себя в мужской оболочке. Монах – он, конечно, ведёт совсем иную жизнь, чем остальные мужчины, но всё же не перестаёт оставаться мужчиной. Даже запах тела у него был совершенно другой и никаких женских тонкостей с неадекватными привычками не наблюдалось.

Шурочке взбрела в голову дурная мысль, что неплохо было бы понаблюдать, как мужчины-монахи ведут себя с женщинами в более интимной обстановке, но она быстренько отогнала от себя глупые размышления – зачем познавать недосягаемое и ненужное? И причём тут монахи? Ведь физиологическая история сообщает о множестве омужествлённых женщин и наоборот, когда мужчины ведут себя, как истинные женщины. Сейчас их называют трансвеститами, но они не живут в монастырях. Наоборот, устраивают публичные демон-страции и создают свои фонды при поддержке правительства. Интересно, почему члены правительства оказывают такое довольно странное внимание к извращенцам? Или в правящих кругах появились субъекты подобного толка?

Собственно, ни к чему интересоваться бесполезным существованием подобных архантропов, потому как такое поведение – это явное нервное или психическое расстройство организма, то есть болезнь. Таких людей можно только пожалеть, а не сотворять из этого общенародные движения и фонды в защиту малочисленного населения планеты с иными взглядами на уровне гениталий. Кого и от кого защищать, если у определённых людей мозги выше гениталий никогда не поднимаются? Они никогда не знали и не узнают силы творчества, значит, на земле это пустые прожигатели жизни.

Тем временем голубой пузырёк с плавающей внутри платформой опустился на большую глубину, и такого же цвета шар-солнце заслонило всё видимое пространство с одной стороны пузырька. С другой же – царила необычайная пещерная мгла. Собственно, пещерной её уже никак нельзя было назвать из-за разгоняющего темноту солнечного света.

Воздушный пузырёк, набирая скорость, устремился к одной из стенок подземного пространства, которая издали сверкала завораживающим цветом чёрного зеркала. Тут Шура вспомнила, что с достопамятных времён зеркало считалось на Руси дверью в потусторонний мир. Существуют множество преданий о народе Зазеркалья. Его представители могли спокойно переходить в наш мир, но однажды им запретили это делать высшие силы.

Теперь сущности зеркал могут только повторять движение и облик человека. Но предание повествует о том, что однажды чары запретов будут разрушены и в зазеркалье первой проснётся золотая рыбка, которая станет соединительным мостом между двумя мирами.

Пузырёк подплыл к зеркальной стене совсем близко и полностью отразился в ней, как в настоящем зеркале. Двойник Шуры подошёл к самому краю парящей над пропастью платформы и протянул руку своему отражению, которое в точности повторило движения монаха. Так он постоял несколько минут, вглядываясь в своё зазеркальное отражение. Но когда лама опустил руку, его отражение никак не отреагировало, и осталось стоять так же, протягивая вперёд правую руку. Произошёл фотографический эффект, где лама и его шестеро спутников остались в застывшем состоянии по ту сторону в совершенно ином мире.

Зеркало забирает частицы души, – вспомнила Шура, – оно как бы хранит двойника, Поэтому зеркала в домах, где лежит покойник, принято закрывать, чтобы ментальное тело умершего не скрылось в зазеркальном двойнике, и наоборот, чтобы никто из Зазеркалья не вошёл в комнату. Но, поскольку все семеро уже были сфотографированы зеркалом, охать и ахать поздно.

Саша отметила про себя, что темнота пещеры – совсем не то, что темнота Вселенной. Здесь вокруг голубого солнца везде были скальные базальтовые стены, кроме той, от которой они медленно отплывали назад. Пещера, пусть даже она находится в таинственных внутренностях Гималайского архипелага, остаётся всегда закрытым пространством. Может быть, это даже ядро Земного Шара? Ведь о плазменной сердцевине Земли давно спорят очень и не очень учёные мудрецы всех времён и народов, а спуск в голубом пузырьке в пещерные глубины планеты продолжался довольно долго. Вдруг это и есть подземное Зазеркалье, тот мир, куда ушли предки, только нынешние гости попали сюда совсем не через прямые зеркальные двери?

Меж тем на голубой сердцевине планеты стали возникать какие-то рисунки и выстраиваться в объёмные изображения. Казалось, поверхность подземного солнца превратилась в голографический экран, где появляются любопытные изображения, как в обыкновенном городском кинотеатре. Только в любом кинотеатре зритель, как ни переживает с героем, как ни сочувствует ему, иногда даже вслух советуя, что сделать с врагами, всё же в глубинах сознания остаётся твёрдым зрителем. Непоколебимая мысль об актёрах, талантливо исполнивших роли супергероев, либо киноподонков не даёт виртуальному участнику влезть в шкуру героя и хотя бы почувствовать запах времени. А в подземном видеосалоне отсутствовала всякая игра, и ядро планеты показывало собственную жизнь, подсказывая супергероям, как жить дальше, что делать и чем сердце успокоится. То есть зритель сам становился супергероем в обозримом пространстве, где без всякой игры должен был выполнять выпавшую ему роль.

Вдруг на необычном голубом экране, вернее, внутри его возникла львиная фигура, но с плечами и головой женщины. Фигура в точности повторяла исторические контуры сфинкса, только в Египте подобных памятников таинственной архитектуры с элементами мистики никогда раньше не создавали. Тут Шурочка вспомнила, что видела подобные статуи женщин-львиц в Кусково, усадьбе русских князей Шереметьевых. Там сфинксы лежали на балюстраде у входа во дворец. И если бы львиные туловища не были увенчаны женскими головами, создавая в воображении что-то кентаврическое, то никто бы, вероятно, не обращал на них внимания. Но здесь, в центре земли, вовсе не великокняжеская усадьба!

Позади сфинкса женщины-львицы возник фон в виде крутящегося зеленоватого шара. Вскоре на шаре проступили тёмные пятна и чем сильнее вырисовывались пятна, тем отчётливей во вращающемся шаре можно было узнать модель земли. Вот только континенты на модельном глобусе выглядели немножечко по-другому: в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах присутствовали лишние материки, а Северный полюс был сдвинут в сторону Канады и Гренландии. К тому же вместо снегов там существовал живой материк с четырьмя реками. В центре материка находилось довольно большое озеро или море, из которого брали начало эти реки. Материк находился чуть севернее ЗФИ,[25] а реки причудливо изгибаясь напоминали собой Тетраскеле. И сквозь толщу планеты просматривалась ослепительно-белая нить, связывающая полюса такого же цвета, как будто окаменевшая вода соединяла оба полюса и служила действительно ледяной осью планеты. Из-за этого сама планета выглядела совсем не так, как принято изображать её на современных картах.

Скоро женщина-львица исчезла, а вращающаяся модель земного шара расплылась лёгким сверкающим туманом. Внутри голубого солнца стали возникать видения каких-то городов с летающими над постройками флаерами, словно зрителям на показ выставлялись существующие ранее города другой цивилизации. Материки на планете были в основном те же, но чужие, города. Леса и горы такие же, только совсем другой неузнаваемой цивилизации.

Здания нигде не превышали двухэтажной отметки, и поэтому было ясно, что города, летательные аппараты, живность с человекоподобными мутантами – это всё образы другой планеты, либо другой цивилизации, жившей на планете много раньше нынешних человеков.

Потом крупным планом пошли изображения одних только человекоподобных.

Некоторых из них вообще нельзя было назвать людьми, и всё же мыслящими они, казались, потому как старались каждый на своём языке, но почему-то понятном семерым паломникам, объявить во всеуслышание, что насельники планеты – братья друг другу. Эти плакатные клятвенные заявления с попутным биением себя в грудь и ритуальным притопыванием правой ноги не мешали никому из них обмениваться свирепыми ненавидящими взглядами.

Ненависть, как самая отрицательная энергия, в конечном счете, вызвала множество атмосферных ураганов, всё чаще охватывающих планету и, в конце концов, волна чудовищного потопа смыла начисто «братское» население. Шурочке тут же пришла на память байка о том, как Земля жалуется Луне на поселившихся и ползающих всюду по её шкуре блох, кусачих и надоедливых. Луна поспешила успокоить соседку, мол, ей тоже пришлось перенести такую заразу, но всё проходит, пройдёт и это…

Саша снова взглянула на бушующий потоп. Собственно, потопом сплошную волну огня можно было назвать только фигурально, потому как никогда раньше в природе не наблюдалось сплошной негаснущей огненной толщи. Казалось, по поверхности земли перекатываются одна за другой струи какого-то неизвестного вещества, создающих неугасимое пламя онгона.[26]

Ведь даже расплавленная магма, вырвавшаяся на волю из жерла вулкана, не может в открытом пространстве жить долго. Здесь же огненные волны вспучивались, выплёскивая на поверхность свежие сгустки лавы, украшенные лёгким тонким игривым пламенем. Эта картина напоминала голову человека, украшенную огненными волосами. Лёгкий огонь рассекал тяжёлые струи воздуха, уничтожая их и превращая в небыль. Вдруг из глубины голубого солнца раздался голос, слышимый всеми, понятливый и понимаемый:

– Люди будущего, если вы уже существуете. Знайте, что мы жили много раньше вас. Но ничто не исчезает бесследно и не возникает из ничего. Богом мы созданы, но Господь никогда не станет отнимать жизни у созданного Им.

Поэтому население нашей планеты воскреснет снова и, если вновь пришедшие не познают силу Божественной Любви, то так же, как и мы, уничтожат своё царство живущих. Уничтожат для будущих, которые обязательно придут на смену и которые смогут овладеть энергией Любви и Жизни. Если вы пришли сюда, у вас есть время научиться настоящей Божественной Любви и навсегда забыть ненависть, жадность, зависть, предательство, ложь и трусость, которые способствуют лишь уничтожению Жизни.

Она не должна исчезать, но переступить через ступень взаимной ненависти человек обязан, иначе он не человек, а прожигатель жизни. Мы были такими. Не повторяйте наши ошибки. Жизнь должна существовать во имя Любви, а не во имя агрессии и насилия.

Никогда жадность и зависть не спасёт ни одного насельника этой планеты.

Под здешними сводами, в чреве планеты, хранятся достижения ума и торжество безумия одновременно. Мы, жители Арктиды, оставили это культурное наследие нашей исчезающей цивилизации и цивилизации живущей до нас для того, чтобы не просто поделиться высокоразвитой наукой, а чтобы вы, наши потомки, поняли, что можете безболезненно, бесчувственно и беспредметно стать мёртвой цивилизацией. Можно очень легко разрушить себя и превратиться в легенду, в которую через десять-пятнадцать тысяч лет уже никто не поверит. Лишь только слухи в образе сказок будут перекатываться через годы к разным насельникам, с разным уровнем мышления.

Нашим пристанищем осталась только Атлантида, но и она скоро погибнет, как Гиперборея, Лемурия и царство Му. Пока жители планеты не научатся, не сумеют жить в Любви, вся их бессмысленная деятельность будет направлена к фатальному концу. В каждом человеке одинаково присутствуют отрицательная и положительная энергии данные Богом. И пока человек будет склонен к тем или иным крайностям, ведущим к войне, к ненависти, к насилию, – беды не избежать.

Любой Сын Божий сам решает, какой путь ему избрать, как поступить и что сделать. Только за делами человека скрывается Истина. А противоположным энергиям всегда предстоит раздирать сознанье человека на части. Только одна настоящая Вера и Любовь могут примирить человека с внутренним «Я», и он сможет спастись от бесконечного уничтожения самого себя. Ведь любой человек – это микрокосмос, представляющий собой вечную борьбу за власть внутри себя, а наружный социальный мир – вечное соперничанье характеров.

Макрокосмос всегда будет противостоять микрокосмосу – это самый опасный и уничтожающий путь развития. Наши планетарные знания хранятся в Аркаиме. Но не позволяйте разрушителям, рвущимся к власти добраться до этих источников.

Каждому из вас семерых будет дан ключ доступа в Аркаим с тремя проходами, и отныне будущее планеты зависит от каждого из вас, потому как пришедшие сюда обязаны принять ключи хранения планеты не для её уничтожения, а для спасения рода человеческого от неистребимой деградации и вымирания.

Если вы нашли путь к нам, если вы пришли к нам, то не ищите обратных связей.

Каждый из вас сейчас станет Проповедником, и ключ от сердца земли вы можете передавать только преемникам вашим, но только в самых безвыходных ситуациях. Путь ваш отныне обозначен…

Голос затих, но монахи долго ещё не могли пошевелиться, поверить сказанному и проникнуть сознанием в развитие сущности человечества. Неужели же каждый приходит в этот мир только затем, чтобы уничтожить какое-либо Божье творение? Только затем, чтобы познать насилие и сладость власти?

В нашем нынешнем мире когда-то Бог умер. Из-за сострадания к развивающейся людской беспомощности умер Бог, пытаясь тем самым возвратить человека на путь Любви и Сострадания к окружающим. А себе Он оставил только ад – сострадание и любовь к людям, бессмысленно копошащимся в мире, будто муха в закрытой стеклянной банке. Он принял на себя все грехи человеческие – а это настоящий ад для Сына Человеческого.

Все люди в подлунном веками пытаются отыскать Истину, заглянуть хотя бы под краешек занавеса, прячущего от нас Божественную Тайну. А искать её оказывается вовсе не надо. Господь вначале наших времён часто общался с людьми, даже Ангелов посылал. Им темно в нашем мире, но Ангелы хотели оказать помощь тем, кому не нужно никакое сочувствие. Всевышний, узрев, что очередная цивилизация выбрала засилие технократии и тоталитаризма, перестал обращать на человеков внимание. Хотя нет, не перестал.

Каждый день Бог показывает людям какое-нибудь чудо, как бы показывая: вот оно!

Посмотрите, куда вы идёте! Разве дарить радость существования друг другу – это плохо? Я вас создал, но вам, только вам решать по какому пути следовать, не обращая внимания на тысячи лжепророков, называющихся именем Моим.

Шура только сейчас с очевидной ясностью поняла всю сущность существующего и содрогнулась. То же самое, вероятно, происходило с монахами, так как они все семеро сиротливо озирались вокруг, ища то ли какой-то защиты, то ли простого укрытия от истины, которую давно искали, но которая не требует поисков. Правда, озирались ещё и потому, что их пузырёк приблизившись к голубому сиятельному светилу, нырнул в него, как бросается ныряльщик в омут с головой.

Сердце земли раскрылось, пропустило к себе вглубь пузырёк с болтающимся в нём спасительным челноком, на котором сгрудились в кучку семеро паломников. И хотя в подземном сгустке энергии организовался коридор, пропускающий маленький шарик, само солнце ничуть не изменилось и продолжало сиять вовсю, как обычно. Только на этот раз уже со всех сторон одновременно. Свет этот был не так ядовит, как у небесного солнца, особенно летнего, но глаза у путешественников давно уже слезились. Человеческим глазам было больно воспринимать этот светозарный мир. Видимо, темнота земли была им всё-таки дороже, чем любой, пусть даже Божественный свет. Когда платформа с семью пилигримами проникла в самую середину солнца, радужно-синяя оболочка на пузырьке пропала, а из синего сверкающего пространства к каждому монаху протянулось по живому щупальцу.

Лебсанг Рапма – предводитель среди равных, оказавшийся двойником Шуры, движением руки успокоил своих спутников и первым двинулся навстречу извивающимся в воздухе голубым отросткам солнечного тела, очень похожим на шевелящихся дождевых червяков.

Один из солнечных отростков осторожно протянулся к ламе и прямо через бардово-жёлтую рясу стал всасываться в его тело в районе солнечного сплетения. Остальные монахи, следуя примеру предводителя, также позволили энергетическим отросткам проникнуть внутрь тела.

Шурочкина ментальная сущность сначала ничего не почувствовала, но потом нервное щекотание передалось даже физическому телу девушки, находящегося в это время за тысячу временных километров от Шамбалы. Энергия, проникающая в тело Лебсанга Рапмы, успешно впитывалась и в ментальную оболочку Шуры. Девушка чувствовала удивительный восторг, разлившийся по всему телу. Эта проникшая в её тело энергия мгновенно раскрыла все наглухо запечатанные уголки человеческого мозга и полученная сила тут же раскрывала сознанию практически безграничные возможности и умение осмыслить ситуацию.

Именно это попыталась сделать Шурочка сразу же, ещё не совсем освоившись с сакральными человеческими возможностями. Она просто задала работу своему сознанию с тем, чтобы понять смысл существования предков. Ведь если у них был такой беспредельный доступ к человеческим возможностям, то почему произошла всемирная катастрофа?

Ответ пришёл незамедлительно: именно потому, что прошловековая цивилизация вольготно допускала в сознание низменные страсти, которые сразу же попытались завладеть разумом многих, живущих прежде. Как наркомана иногда невозможно вылечить от принятия гибельной дозы, так и заражённых необратимым властолюбием людей оказалось невозможно возвратить к нормальной жизни. Вот почему ключи от сердца планеты не должны достаться неуравновешенным нынешним властителям и рвущимся к власти архантропам.

Затем Саша осознала, что находится вместе с монахами в центральной части Тибета, куда ещё не допускался ни один белый человек, ибо всех инородцев здесь считают обезьянами Бога, то есть порождением сатаны.

Но это ли не конкретная гордыня, несущая запах снобизма, насилия и неприятия? – сразу задала себе вопрос девочка. И тут же согласилась с голосом планеты, остерегающего монахов от общения с любым и каждым насельником внешнего мира.

Гималайское нагорье оказалась не таким уж далёким и страшным, каким ещё совсем недавно его преподносили европейским школьникам, особенно российским ученикам. Тем более, здесь уже несколько раз упоминался Аркаим – столица Десяти Городов царства Сибирского. Видимо, правы археологи, перелопатившие историю планеты и утверждающие, что первые выжившие переселенцы Арктиды, поселились в предгорьях Южного Урала, то есть на Рипейских горах, а оттуда уже разъехались по всему миру.

Корни нашей цивилизации надобно искать там, в центре Вара, носящего ныне название Аркаим. Тогда бог русичей Ахурамазда дал совет создать Вар, но это не ковчег, подобный библейскому, а священное место, то есть святой град, который необходимо было вылепить из глины. Всё это Шура не один раз слышала из уст возлюбленного, но не слишком придавала значения историческим фактам.

Действительно, никогда человек не способен себе представить, что искать запредельное царство не обязательно за семижды семью морями, износив при этом семь железных башмаков и затупив семь металлических посохов.

Таинственная страна оказалась гораздо ближе. Девушка вспомнила даже слова, которые Ахурамазда втолковывал Йиме:

«…ты сделай Вар размером в бег на все четыре стороны и принеси туда семя мелкого и крупного рогатого скота, людей, собак, птиц и красных горящих огней… В переднем круге Вара сделай девять проходов, в среднем – шесть, во внутреннем – три».[27]

Вещающий голос сказал, что Аркаим имеет три прохода, значит, он и является центром внешнего мира. Сашенька не один раз уже слышала о таинственном городе от Белецкого, но при жизни он так и не смог растолковать девочке о точном местонахождении археологических развалин города и какой точкой это место является на теле планеты.

Неужели Аркаим – так называемый «ПУП ЗЕМЛИ»? А как же тогда колодец в Иерусалиме, обозначенный четырнадцатью серебряными лучами, словноокаменевшая Вифлеемская Звезда?

Колодец этот находится в Кувуклии, гробнице тела Христова, будто бы вход в иной мир, иное измерение. В этом месте любой человек чувствовал таинственную связь времён, а центр четырнадцатиконечной звезды выглядел, как чёрная дыра космического пространства с серебряными лучами или часовым над могилой Господа нашего. Только Божий Сын приходил, спускался в этот мир спустя пять тысяч лет от того времени, когда Аркаим уже называли всемирной столицей. Значит, в столице Десяти Городов действительно может где-то существует дверь в Шамбалу?

Более, чем вероятно, потому что нашим предкам из погибшей цивилизации лгать ни к чему было. Они оставили информацию для тех, кто готов, кто сможет спасти человечество от гибели.

А Саша? Готова ли Александра нести такой крест? Не игра ли это с огнём и не просто с огнём, а с пламенем онгона? Но именно с огнём бесформенная материя становится живой душой.

Существует душа в огне – существует огонь в душе. А без огня человек не сможет растопить вечный космический лёд. Сама судьба делает Шурочке предложение потратить предоставленную энергию на освещение пока ещё тёмного пути, ведущего, может быть, не совсем к спасению, но к избавлению от деградации и гибели. Зато не одного человека, а наиболее достойных. Как отделять достойных от недостойных Шура ещё не задумывалась. Время покажет.

Когда мистерия посвящения в тайны подземного солнца была закончена, тело каждого из семи пилигримов выглядело как испускающий свет маяк в непроглядной ночи. Может быть, телесная аура не помешает внутреннему миру человека, но в своём земном мире монахи только одним этим вызовут сначала любопытство, а потом беспричинную ненависть окружающих, потому что нынешняя цивилизация живых существ не перестаёт жить по неписанному закону зависти: у соседа цветы всегда красивее!

Но, видимо, у этой великолепной семёрки судьба была особенной, и энергию своего тела они должны были отныне раздавать другим, чтобы избавить человечество от неминуемой гибели. С этой же целью у ног каждого опустились приплывшие из глубин солнца морские раковины, похожие на большие шкатулки. На перламутровой крышке каждой раковины красовался диковинный рисунок прямых переплетающихся в центре линий, очень похожих на Тетраскеле. Шура слышала от Белецкого об этом древнем символе страны Арктиды. Неужели именно там, где сейчас находится Северный полюс, жили предки всего живого человечества?

Лебсанг Рапма опустился на колени возле своего морского ларца, оказавшегося размером вдвое большим, чем у остальных монахов, коснулся кончиками пальцев символа Тетраскеле и открыл крышку. Та легко поддалась. Внутри оказались два камня в виде большого гусиного яйца, тоже испускающие ровный свет, как и всёвокруг. Лама взял оба камня в руки и поднял над головой.

– Каждому из вас восьмерых даны ключи эти от входа в Шамбалу, – снова раздался голос. – Каждый из вас отныне избран научить ближних Любви и Радости. Жизнь дана нам совсем не для того, чтобы тратить её на уничтожение себе подобных, безумных завоеваний и порабощения. Ни в одной войне ещё никогда не было победителя. И у вас, наших потомков, никогда не должно происходить то же самое.

Такое же бессмысленное существование было и до нас. Но человек на то и человек, что должен хоть когда-нибудь обучиться постигать истину, иначе вся человеческая жизнь ничего не стоит. Если вы поймёте смысл вашей нынешней жизни и цели будущего, то оглядываться назад не стоит, разве что для сохранения в памяти гибели предков, не успевших постигнуть смысл бытия. Только от вас будет зависеть судьба нынешних насельников планеты…

Голос умолк, но Шура уже не услышала бы его, если б речь продолжалась, потому что время пребывания в теле двойника для неё на этот раз закончилось, и она снова провалилась в пространственные вихри, буйство которых пронзали сгустки сияющих одиннадцати колец. Этим коридором Шурочке пришлось возвращаться в своё время, где её снова ждала оставленная Белецким квартира и ещё волнующаяся за внучку бабушка.

Александра, снова очутившись в кабинете, откуда она бросилась в омут времени, сидела какое-то время в кресле, просто не шевелясь. Разные мысли, одна чуднее другой, клубились в голове и не давали покоя.

Да, девушка в этот раз приняла эликсира несколько больше положенной ложки, потому и попала в тело другого временного двойника. Осталось осмыслить обращение предков к потомкам и мир Зазеркалья, открывшийся перед девушкой во всей красе золотого лотоса огромных размеров.

Под рукой Шурочка ощутила что-то твёрдое. Взглянула и не поверила своим глазам: на кресле под рукой у неё лежало хрустальное яйцо с вырезанными на нём зазеркальными иероглифами! Ключ переместился с ней во времени! Недаром голос из-под пространства сказал, что каждый из восьмерых избран… значит, Шура тоже была причислена к племени Проповедников, на плечи которых ложится обязанность спасения планеты. Ведь одна цивилизация сменять другую не может вечно. Когда-то обязательно должно наступить окончание всего сущего, поэтому, пока есть время и возможность спасти планету от гибели, надо эту возможность использовать.

Что придётся делать, когда и зачем, Саша ещё не знала. Да и зачем строить академические планы? Методика и планирование – это предметы совсем другой науки, чуждой от мистической истории человечества и неспособной вылезти за рамки дозволенного и положенного.

Шурочка снова вспомнила о произнесённой голосом фразе насчёт восьми избранных и поняла, что она вместе с монахами составляет сейчас единый октаэдр планеты.

Монахи не сумели сообразить и, скорее всего, подумали, что голос голубого огня ошибся, но яйцо, то есть ключ, вот он! Шура поднесла яйцо к глазам, пытаясь разглядеть в таинственном узоре какую-нибудь указующую нить, примерно, как Тесей ухватил нить Ариадны, но не могла пока понять ничего из нанесённых на хрусталь рисунчатых образов. Значит, ещё не время, ещё надо выждать, – это Саша поняла окончательно.

А пока… пока надо позвонить бабушке, а то она совсем с ума сойдёт, когда узнает о путешествиях Шурочки во времени.

Глава 5

Сашенька вовсе не испугалась своих приключений и путешествий по поясам времени, потому как для неё всплески потоков времени, его захлёстывающие петли, арканы, удавки и прочая атрибутика новостью уже не являлись. Историю человечества в любом случае надо отгадывать и угадывать по этим удивительным путешествиям, развёрнутым в пространстве чистыми страницами, не замаранными мудрыми летописцами: вот тебе история этой планеты, вот что на ней случилось, и будет случаться, вот кому здесь поклонялись, и будут всегда поклоняться.

Теперь дело за тобой.

Поклонись и ты князю мира сего, ибо получишь власть, сможешь управлять энергией власти, энергией денег, энергией жизни. Это настоящая религия человечества.

Единая. Все другие меркнут перед единоначальной энергией власти и вседозволенности. Делай же историю религии и тебя ещё при жизни канонизируют! Никто до тебя не нашёл закона соединяющего духовный и физический миры. Да, мост меж ними есть. Да, он более чем реален. Только откуда этот мост? Как по нему ходить? – не знает никто. Это будешь знать только ты, почитающий князя мира сего!

Но Саша отлично уяснила, что если она согласится с историей «делания религии» человечества, то потеряет себя, потеряет дарованную ей силу энергии, потеряет понимание Вселенной, понимание Всевышнего, которое до сих пор сохранилось только среди старообрядцев, и свалится всё в тот же сакральный треугольник поклонения энергии нелюдей-архантропов, где добыча денег становится во главу угла. А за этим опять та же зависть, ложь, ненависть… в общем, нелицеприятный и банальный исход.

Собственно, на знакомство с этими человеческими знаниями Шурочку обрёк Иннокентий Васильевич. Его самого где-то сейчас швыряет по временным струям. Весь вопрос – кому в результате поклонишься. Этот краеугольный камень всех времён и народностей, похоже, всегда будет пользоваться вниманием слоёв цивилизованного общества и, как следствие, грызнёй, драками и предательством. Неужели этот реальный мир не способен ни на что, кроме войн, драк, зуботычин, подлости? Вероятно, всё-таки способен. Весь вопрос в том, кого ты выберешь учителем?

В голове девушки от мятежных сакраментальных мыслей заструилась пронзительная боль. Она непроизвольно подняла обе руки, чтобы потереть виски, и в следующую секунду отшатнулась. Шурочка рассматривала свои руки со страхом и любопытством: по обеим кистям вздулись вены, как будто кровь в них струилась под большим артериальным давлением. Девушка не знала, что делать и как избавиться от своих рук, ставших страшными старушечьими.

Она хотела вскочить со стула, да с ногами, похоже, приключилось то же самое, что и с руками. Шурочка задрала подол юбки. Точно! На ногах везде виднелись такие же вздутые пульсирующие вены. Вчера ещё, после возвращения из путешествия на Тибет, Саша ничего не чувствовала и вечером съездила к бабушке. Та тоже ничего не заметила. А сегодня?!

В голове, вместе с нарастающей паникой, стали проноситься сумбурные мысли, будто бы в дикий табун лошадей вклинились носороги с жирафами и неслись вместе со всеми на полных правах постоянных жителей этого табуна.

Девушка снова подняла руки, поднесла к глазам. Но – О, боги! – она видела руки, настоящие, человеческие. Только кожа начала принимать оттенок тёмно-синего цвета. Что же это такое? Ритуальная плата, то есть приношение за покорение временных потоков? Оказывается, мало потаскать человека во временных поясах, надо ещё душу в чужую шкуру впихнуть, чтобы почувствовал почём фунт лиха, и на собственном теле обнаружить кучу страшных болячек. Или отныне Шурочка приговорена к жизни в чужой нечеловеческой шкуре, поэтому ей срочно надо возвращаться в тело какого-нибудь двойника?

Вот откуда в индусских Ведах и Упанишадах уверенно высказываются разные мысли о реинкарнации. Оказывается, действительно ничего случайного не бывает, и все логические построения о переселении душ имеют под собой практический фундамент, проверенный уже кем-то многострадальным. Значит, не просто так во многих религиях верили и верят в переселение душ.

Оказывается это действительно возможно. Иногда, даже добровольно-принудительным образом. Только в этом мире не всё просто и не всё так сложно. Гораздо важнее для людей была другая проблема, тоже ставшая своеобразной религией: самой большой задачей человека считалось овладение чужим сознанием, вниманием и, как резюме, бесконечной любовью. Во всех государствах, во всех религиях находились люди, перетягивающие одеяло на себя, мол, только я прав, слушайте меня и никого боле. Удивительно, но многие находили путь к власти именно через свободные уши!

За примерами далеко ходить не надо: все ещё помнят зажигательные речи сифилитика Ульянова-Бланка, подонка Лейбы Бронштейна и шизофреника Шикльгрубера. Интересно, что все они, как и большинство властолюбцев, являлись представителями еврейской нации, почитающей не только власть, но и мощную, чуть ли не фундаментальную финансовую структуру..

Что же касается религий, то у католиков, например, один из Римских пап, так называемый Иоанн VIII, был вовсе не папой, а мамой – и разродился выкидышем во время пышной церемониальной процессии. Про отца, не родившегося ребёнка, ничего не известно, а вот «папу» привязали к хвосту лошади и таскали по всем закоулкам Ватикана, пока тот не представился. Но католики не захотели даже похоронить женщину-мошенницу как положено и зарыли за оградой погоста, где обычно закапывают самых отъявленных преступников.

Что же касается наших российских пастырей, достаточно вспомнить гражданскую войну Аввакума и Никона. Патриарх Никон ввёл троеперстие или как её называют «щепотную» религию, которую Вселенский Собор в присутствии четырёх патриархов утвердил в декабре 1666 года. Старообрядцев, последователей апостола Андрея Первозванного, сжигали целыми деревнями за один только отказ молиться тремя перстами!

Заживо.

Соловецкий монастырь восемь лет был в осаде, потому как чернецы не хотели принимать навязанную им сатанинскую религию и креститься не двуперстно, как крестился Иисус Христос и все апостолы, а кукишем. Однако стрельцы, наконец, захватили монастырь и всласть поиздевались над супротивными монахами.

Потом многие из старообрядцев просто исчезли, ушли жить в непроходимые места Уральских, то есть, Рипейских и Алтайских гор, да и по топким таёжным болотам Сибири расселились. Но среди старообрядцев, наверное, и поныне не утрачены знания о течениях времени во встречных потоках. Старообрядцы – одна из немногих религиозных конфессий, которая до сих пор придерживается Заповедей Божьих. И во главу угла ставит шестую заповедь «Не убий!».

Во множестве других религиозных течений убийство и насилие всегда стараются оправдать. К тому же, в 2001 году, на грани ХХI века произошло экуменистическое объединение религий. Представители почти всех конфессий поклонились папе Римскому и поцеловали ему туфлю в знак безропотного подчинения. Отказались только русская старообрядческая церковь и православная Западная.

Многое можно было вспомнить из сохранившихся исторических фактов, но на оправдание убийства или реинкарнации вряд ли у кого хватит фантазии, потому что человечья душа должна оставаться с человеком. Нечего ей шляться по разным там братьям разумным – временным двойникам из иных измерений. Только «не следует представлять реальность по своему собственному подобию», – как говорил Поль Элюар. Ведь способность выражать себя в необычных ситуациях – не что иное, как борьба с собственными комплексами при полном понимании, что в таком сражении запросто можно погибнуть.

– Так, – встряхнулась Саша, – надо просто взять себя в руки! А это значит – просто поваляться в холодной воде для начала и дать успокоиться взбунтовавшейся крови, а заодно обдумать серьёзный вопрос о путешествиях во времени.

Собственно, ей предоставлена великолепная возможность, посмотреть на себя со стороны: сможешь ли ты возлюбить себя самую или ближнего в обычной человечьей шкуре? Про «ближнего» мысль пришла неспроста, ведь судьба Мариэль никому ещё не была известна, а Шура оставила свою двойняшку в подвешенном состоянии, потому что хотела, но пока не смогла подсказать девушке некоторые решительные поступки или просто дать утешительные женские советы. Вот тут душа совсем не обязана всегда оставаться в одном только теле. Главное, чтобы работа организма всё же не нарушалась. К тому же, девушке недаром был вручён ключ от одной из трёх дверей Аркаима. Значит, придётся съездить и туда.

Впрочем, наиболее серьёзные вопросы никогда не поздно отложить чуточку на потом.

Всё же, немного абстрагируясь от действительности, девушка с любопытством наблюдала за собой, точнее, за собственным телом.

Плюхнувшись в ванну, Саша включила на полную мощность гидромассажную циркуляцию воды и пролежала среди булькающих пузырьков некоторое время, просто не шевелясь. К великой радости и успокоению взъерошенного сознания интенсивная пульсация крови по телу прекратилась и даже кожа приняла прежний бледно-розовый цвет.

Шура порадовалась, что не запаниковала в очередной раз, не наделала никаких глупостей, а, прислушавшись к женской интуиции, просто решила найти помощь в омовении, ведь вода всегда очищает и тело, и душу. Та же интуиция подсказывала ей, что одно твёрдое место во Вселенной, где встречаются люди разных временных лет, – не панацея от болезней. Гораздо скорее можно получить излечение, идя ему навстречу. Кто знает, где можно встретить любимого? Недаром поётся в одной старой песне: «…а цыганская дочь за любимым в ночь по родству бродяжьей души». Поэтому она была твёрдо уверена, что встретит всё-таки Иннокентия Васильевича где-нибудь на временных спиралях, а там… Что будет потом, девушка ещё не придумала, просто не хотелось выкладывать какой-то нерушимый узор. Всё в этом мире зыбко и никогда не бывает рамок и ограничений.

Следующим вопросом перед ней было всё же решить – как поступить с машиной времени? Если отказаться от путешествий, значит отказаться от надежды встретиться где-то во временных потоках с любимым. Но человек, особенно женщина, в этом мире живёт только надеждой. Без надежды любой человек действительно становится прожигателем жизни, не способным ни на что, кроме переваривания пищи и глупых заумствований по каждому поводу и без повода. Поэтому Шура не должна отказываться от встреч со своей подружкой… даже совсем не подружкой, а настоящей родственницей, если не сказать – предком.

Перевернув все подручные исторические данные из Государственного архива о Мариэль, Шурочка выяснила, что барон де Рэ, ставший мужем двойняшки, несколькими годами раньше принял первое официальное венчание с Катрин де Туар, которая была кузиной барона и проживала до этого недалеко от замка Машекуль. Барон как-то раз просто похитил будущую жену во время совместной прогулки, и после этого родственникам молодой девушки ничего не оставалось, как согласиться на этот брак.

Далее в документах сообщалось, что за чернокнижничество и колдовство барон впоследствии был сожжён инквизицией.

– Почему ничего не сказано о Мариэль? – удивилась Шура. – Ведь барон тоже с ней венчался!!! И как он сумел получить на это разрешение Ватикана?

Но что стало с его, по сути, незаконной женой – никто не удосужился сообщить или записать в государственных летописях. Необходимо было немедленно исправить неисправимую историю.

Может быть, двойняшке уже сейчас необходима человеческая помощь, а от кого её ждать? Шарль и Анри вовсе не братья Мариэль, а настоящие герцоги Анжуйские. При той первой встрече с ними на свадьбе двойняшки в костеле Шурочку даже передёрнуло от постных масок довольства, за которыми спрятались братья.

Саша подумала тогда, что её двойняшка в этой безвыходной ситуации очень похожа на сказочную принцессу, спасающуюся от преследованья в ослиной шкуре. Но в данной сказке принцесса, спасаясь от братьев, попала в лапы Синей Бороды. Что поделать, мир этот полон злобы и люди отличаются жестокосердием.

Люди? Мир? Надо же, чужое физическое обличье пытается захватить власть над душой, над психикой. Поэтому следует забыть про свою спасительную раковину и давно пора отправиться на выяснение – чем кончилось замужество Мариэль? Вопрос состоял только в том: а не получится ли снова катавасия после принятия эликсира? Сашеньке очень не хотелось бы остаться навсегда владелицей тела с дряблой старушечьей кожей, иссечённой миллионами морщин.

Но ведь обычная холодная вода помогла вернуть человеческий облик! – успокаивала она себя. Только где-то в пустой голове всё равно поселился поганый червячок сомнения и не давал покоя. Перед девушкой снова встала нерешённая дилемма: соглашаться на роль путешественника и Проповедника во времени или же забросить всё к лешему и остаток жизни проводить на скамеечке у подъезда, лузгая семечки, обсуждая попутно с соседками проходящих мимо жильцов.

Собственно, всё было давно решено за неё, иначе Шура не получила бы хрустальное яйцо, но она сама должна была решить и утвердить этот вопрос. Для себя.

Девушка снова поднесла пальцы рук к вискам, постояла так минуточку, потом, тряхнув головой, отправилась в кабинет, где на письменном столе её поджидали часы, работающие в двух встречных временных потоках. Надев уже ставший привычным обруч на голову, Саша завела обе пружины в часах на положенные пять оборотов, проверила ладанку на шее, проглотила чайную ложечку эликсира и приготовилась оказаться в нуль-пространстве, после которого наступает воскрешение в чужом теле.

Только на этот раз ничего такого не произошло. Саша осталась такой же сидящей в кресле, как и до этого. Она подумала было добавить ещё ложечку эликсира, но вдруг заметила, что письменный стол перед ней имеет совсем другую форму. В общем-то, он даже совсем не письменный, а дамский туалетный. И по другую сторону перед ней высится прекрасное венецианское зеркало в оправе из узорного бронзового литья.

В зеркале Шура увидела отражение Мариэль, разглядывающей себя. Оказывается, объединение с двойняшкой произошло у Шурочки почти мгновенно, без всяких там перемещений по Зазеркалью. Конечно же, Зазеркальное, потустороннее, а также инфернальное пространство представляют определённый интерес, потому что только там гуляют и скрещиваются неведомые энергии. Но попав на такой перекрёсток, можно безвозвратно пострадать.

Саша давно не была в Зазеркалье, и думать о посторонних энергиях вовсе не хотелось, тем более, что Мариэль готовилась ко сну. Даже не просто ко сну. Шурочка рассталась с двойняшкой совсем ненадолго, и поток времени соединил их сразу после окончания свадебного пира. Всё это – свадебное пиршество и предстоящая первая брачная ночь бултыхалось в голове Мариэль обрывистыми пугливыми мыслями, ведь рядом с девушкой не было сейчас даже служанки, чтобы успокоить и подготовить невесту. Этим пришлось заниматься Сашеньке, поскольку она уже овладела секретами первой ночи со своим возлюбленным и первые удивительные чувства остались для девушки бесподобным восхитительным воспоминанием прошлого… Прошлого? Нет! Для Любви никогда не бывает прошлого, есть только настоящее и будущее.

– Так никогда не бывает! – проскочила мысль в головке Мариэль. – Мужчина, тем более маршал Франции, сознающийся в любви своей избранной невесте и готовый за неё в огонь и в воду! Так не бывает! Ну, может быть, бывает, но только в каких-нибудь сентиментальных романах.

Шурочка чувствовала себя в теле двойняшки, как в своём собственном, а сделанное маршалом Лавалем де Рэ предложение, уже полностью отнесла на свой счёт. Право слово, для любой женщины предложение выйти замуж гораздо важнее, чем для мужской половины человечества. Ведь женщина только тогда становится действительно сильной и способной к свершению великих, таинственных и даже мистических дел, когда мистерия венчания соединяет два пылких сердца в одно. Правда, слабая мужская половина бывает тоже на что-то способна, но зачастую только по велению и желанию женщины.

А её неизбранный избранник Синяя Борода, вероятно, способен был подчиняться повелениям только одной женщины. Недаром же чин маршала Бретани он получил, воюя под предводительством Жанны д’Арк. Вернее, в те времена Орлеанская девственница ещё не была столь знаменитой. Истинная слава настигла воительницу значительно позже, когда беспощадную Жанну предали огню за поклонение инфернальным силам.

Но полно, полно! Таким ли уж действительно инфернальным и дьявольским? Ведь голоса, которые слышала Жанна, помогли девушке избавить свой народ от завоевателей и поработителей. Орлеанская Дева поверила голосам, решив, что это истинно белые, а не серые и не чёрные ангелы. А не лучше ли было бы французам попасть под длань английского короля-завоевателя, который с помощью своего главнокомандующего Бедфорда нещадно громил противника, чем оставаться верными поданными французскому Карлу VII, человеку недалёкому и трусливому? Ведь именно он продал Жанну бургундам за десять тысяч ливров, а те перепродали воительницу англичанам.

Взбесившиеся инквизиторы оповещали любопытствующий народ о том, что через пламя онгона придёт очищение и только так можно достичь Божественного прощения. Но неужели только служители инквизиторской церкви имеют прерогативу толкования Нового Завета? Неужели только в правильном выполнении чужой воли смысл жизни? И где эта жизнь после ада или же рая? Никто, никогда об этом не говорил. К тому же, монахи из «великой скромности» вежливо забыли, что сами становятся убийцами и служителями адского огня. Убийство никогда и никому не приносило и не принесёт очищения грешной души.

Впрочем, если бы Жанна не умела убивать, то Победа никогда бы не обратила на неё благосклонный взор. Своей беспощадностью воительница смогла сломить ненавистного врага, но эта же беспощадность сломила её на костре.

Жиль де Рэ не успел спасти Жанну от сожжения. Много народу тогда было перебито: и мучеников, и рейтаров, и просто крестьян, неосторожно подвернувшихся под клинок меча. Пламя онгона успело полностью поглотить тело Жанны, оставив простым французам только слёзы поминовения и запах сгоревшего мяса, разнёсшийся по улицам города.

Жиль де Лаваль, барон де Рэ уехал после этого в свой замок Машикуль, не желая больше служить французскому королю. Вот здесь-то и настигла рыцаря любовь, если она способна поразить сердце бессердечного. То есть, потеряв Жанну, барон понял, что он искренне и преданно любил её. Тут над мужчиной посмеялась старая народная пословица: «Что имеем не храним, потерявши – плачем!» Но Мариэль считала, что её муж решил посвятить себя служению даме сердца, то есть ей. Правда, это тоже смахивает на вечное сражение, непрекращающаяся битва жизни за жизнь беспросветную. Здесь важным становится только одно: какое таинство двое получают от любовных утех, радость или печаль?

Никогда ни одно сражение не приносило победителю победы над истиной. А она одна была среди всех стран и народов: лишь тогда человек сможет чего-то добиться, когда завоёвывает истинную радость. Это отнюдь не простая победа, которую часто даже не надо завоёвывать.

Шурочка, как и Мариэль, была убеждена в своей правоте и ожидала от брака с Синей Бородой не только счастья, но и постижения Божественной истины. Это ли не смысл жизни? Тем более, что её законный супруг был не просто маршалом, а к тому же настоящим рыцарем, партию с которым любая женщина сочтёт за счастье. Во всяком случае, так думали братья Мариэль и навязали эти мысли сестрёнке, когда давали согласие на брак.

Мариэль протёрла лицо тампоном, смоченным розовым маслом, расчесала волосы, сняла с шеи чеканное монисто, а с пальцев рук – затейливые перстни с изумрудами, адамантами и сапфирами. Саша удивилась, зачем столько колец на руках, тем более совершенно с разными драгоценными камнями? Но успокоила себя тем, что, может быть, в этом времени мода такая. А женщины от моды ни в какие времена не отставали. Это было бы, по меньшей мере, просто некрасиво.

Мариэль встала, подошла к кровати, приютившейся под атласным синим балдахином, скинула пеньюар и нырнула под шёлковое зелёное одеяло. Спальню освещали только два канделябра с шестью свечами, пришпиленными к стенам возле туалетного столика, поэтому альков невесты был погружён в бархатный полумрак.

Тихо скрипнула входная дверь, и раздались шаги. В спальне появился барон с канделябром в руках. Уверенным шагом Жиль де Рэ подошёл к постели невесты, посмотрел долгим пронзительным взглядом, взял её руку и поцеловал. Потом поставил канделябр на лавку у стены, поскольку ни столов для спален, ни стульев в те времена ещё не было, скинул халат из тяжёлого красного шёлка и тоже нырнул под одеяло.

Шура, хоть и была двойняшкой Мариэль, явственно почувствовала, как барон положил ладонь правой руки невесте на грудь. На девушке была лишь тонкая батистовая сорочка, и она с содроганием ощутила прикосновение мужской руки прямо к соску левой груди.

Сердце Мариэль забилось учащенно, и она чуть было не вскрикнула. Шурочка попыталась успокоить испугавшуюся невесту и уверить, что каждая женщина должна пройти через такое испытание, что это совсем не опасно и не больно. Вернее, больно, но боль совсем другая и доставляет не страх, а радость, заставляет почувствовать упоение полёта птиц и дуновение утреннего морского бриза. Надо только не сопротивляться мужчине при первых соприкосновениях тел.

Мариэль старалась быть хорошей ученицей и всё делала, как советовала ей Шурочка, однако, барон оказался жутким неумехой в обращении с женщинами. Он разорвал тонкий батист на теле девушки, и сразу же рука его скользнула к низу живота. Мариэль задрожала, как осиновый лист и попыталась даже вырваться из рук схватившего её мужа, но ничего не получилось. Жиль де Рэ, видимо, раньше имел сексуальные отношения с женщинами и знал что делать.

Молодая жена непроизвольно вскрикнула, потому как не ожидала таких грубых ласк. Хотя это трудно было назвать ласками, поскольку, почуяв запах женского тела, мужчина начал звереть на глазах, испуская тихий, но вполне звериный рык. Шура снова попыталась успокоить подружку, но на этот раз уговоры плохо подействовали.

Мариэль сжалась в комок и резко выпрямилась. Барон, не ожидавший такой выходки со стороны женщины, тем более жены, отлетел в сторону и свалился с кровати. Это его поистине взбесило. Он, уже не скрывая своей хищной злобы, набросился на девушку, завалил её на спину и постарался силой овладеть женским телом. Та инстинктивно сопротивлялась, пытаясь укусить насильника за руку.

Жиль де Рэ опять зарычал, навалился всей своей тяжестью на Мариэль и распластал её поперёк кровати. Голова девушки даже свесилась с одной стороны, а барон тем временем снова придавил женское тело всей своей мощью и весом.

Шура сама не знала уже, как остановить остервеневшего мужчину и даже пожалела, что вернулась в тело двойняшки. Во всяком случае, её присутствие в такой ситуации было неуместно.

Но тут обе девушки почувствовали, как мужчина резко проникает внутрь женского тела. Это была боль, совсем несравнимая с тем чувством упоения, которое так недавно испытала Саша при любовных игрищах с Белецким, которые, к сожалению, стали последними.

Последними?! Вовсе нет. Сексуальные игрушки продолжились сейчас, хотя это было более чем необычно. Во всяком случае, Шура ещё ни разу не слышала, что мужчина может заниматься сексом сразу с двумя женщинами. Впрочем, опыт у неё состоял только из одной ночи, проведённой вместе с любимым, так что рассуждать о подобных вещах, тем более в постели, у Шурочки не было сил.

Лютая боль захватила тело женщины в свои лапы и не собиралась отпускать. Колющие спазмы захватили низ живота, а Мариэль не могла даже закричать, потому что муж другой рукой придавил ей рот. Она пыталась укусить душащую её волосатую кисть, но ничего не получилось.

Барон позволил себе с упоением отдаться сексуальной гимнастике, совсем не интересуясь, нравится ли это истерзанной женщине или, может быть, в постели надо быть хоть немного деликатнее?

Но если бы мужчина узнал, что имеет сразу двух женщин, бешенство его могло превзойти все допустимые пределы. Шура, испытав вольнодумство насильника, хотела было воспользоваться собственной ладанкой, где хранился глоток эликсира для экстремального возвращения. Но ладанка вместе с нательным крестиком слетели с головы молодой жены барона, и поэтому Саша поневоле должна была испытывать все прелести полового общения другого мужчины, совсем даже не подозревающего о радости, которую можно испытать от такого же сексуального влечения, но не насилуя женщину, а отдаваясь ей со всей широтой мужской души. Хотя… после такого скотского обращения хозяина замка трудно было назвать мужчиной, тем более, рыцарем.

Ведь постельные выходки мужчин очень важны для любой женщины. Именно в первую брачную ночь в её сознании зарождается и крепнет линия поведения, касающаяся всех житейских проблем, неурядиц и маленьких радостей. Именно в этот момент появляется на свет новая Афродита, либо Кассандра; Нефертити, либо Химера, только что сбежавшая с крыши Нотр-Дама.

В этот краткий, но очень важный миг сексуального танца, в обоих танцорах либо оживает, либо совсем затухает орган любви. Этот орган есть у каждого, только не каждый знает о нём и не каждый умеет с ним обращаться. А умение, пусть даже в таких интимных вещах, как секс, не помешало ещё никому.

В Шурочке таинственный орган любви распустился в одно мгновение чудесной белой хризантемой, запах которой преследовал девушку даже сейчас. А вот в ментальном теле Мариэль начала распускаться роза, но чёрного цвета. Чёрная роза во всех странах и во все времена была символом печали – незавидного женского чувства. В то же время Шурочке было с чем сравнить отношение мужчины к женщине на брачном ложе, а Мариэль обязана переносить насилие и всю оставшуюся жизнь пережёвывать в сознании грубые выходки мужа.

Жиль де Лаваль, наконец, отпустил жену, молча поднялся с постели, накинул на плечи халат и отправился в свою спальню. Мариэль так и осталась лежать поперёк кровати. Даже голова всё так же свешивалась с краю, и волосы шёлковым водопадом струились до деревянного пола.

Хотя Шура сама чувствовала себя разбитой и раздавленной, но помочь двойняшке прийти в себя, было просто необходимо. Саша принялась нашёптывать ей какую-то успокоительную дребедень, но вдруг из глаз молодой женщины хлынул неудержимый поток слёз, а к горлу подступил душащий и сковывающий дыхание спазм.

Мариэль забилась в истерике. Просто молодой женщине было очень обидно почувствовать себя лишь подстилкой для мужской похоти и грубой развязности. Слёзы не давали покоя девушке. Но с другой стороны это было хорошо хотя бы потому, что со слезами выходит вся несусветная дурь из головы и молодая женщина ничего с собой плохого не сотворит.

Саша приложила все имеющиеся у неё в запасе знания женского характера и даже поучения бабушки, без которых Шурочка оказалась бы просто никчёмной девчонкой. Внучка в своё время всё же слушалась бабушку, и необходимые женские законы постепенно выучила наизусть, что сейчас помогло встряхнуть маршальскую жёнушку. Пришлось пустить в ход даже такую мысль, что Жиль де Лаваль де Рэ недаром оказался в изгнании и безвыездно живёт в своём замке Тиффож, хотя имеет множество других замков и поместий. Значит, он в немилости у короля Франции, а тот в любой момент может припомнить какие-либо провинности барона и отправить его на плаху. Но тогда Мариэль станет независимой безутешной вдовой и владелицей бароната!

С этими мыслями Мариэль забылась коротким сном, что помогло и ей и двойняшке Шуре прийти хоть немного в себя. Но, проснувшись, девушка увидела, что в спальню снова входит Жиль де Рэ, её муж. Он был уже одет в чёрный короткий камзол и такого же цвета леггинсы. Даже кожаные башмаки с загнутыми вверх острыми носами были чёрными, а не рыжими или жёлтыми как обычно.

– Я не дождался вас к завтраку, мадам, – де Рэ выпятил подбородок. – В моём доме это не принято, прошу учесть.

– Простите, месье, – Мариэль вскочила с постели и сделала книксен. – Я никогда больше не принесу вам ненужных забот. Только вы научитесь прежде, как вести себя в дамском обществе, а тем более с женой, которая, как недавно вы утверждали, была вами любима.

Барон сделал несколько шагов навстречу нелюбезно встретившей его молодой жене и чёрным мёртвым взглядом уставился в лицо женщины. У той мурашки поползли по спине от такого жуткого взгляда. Ведь первый раз она видела мужа так близко и наедине.

– Меня могла бы разбудить хотя бы горничная? – попробовала сгладить неловкость Мариэль.

– Горничная! – барон захохотал, откинув голову. – Горничная?! Будет вам горничная.

Не переставая утробно хохотать, барон обернулся к противоположной стене и громко позвал:

– Прелати!

Где-то за стенами смежных комнат заскрипели двери, но никаких звуков больше не было слышно.

– Прелати! – ещё раз повторил Жиль де Рэ. – Поди сюда, подлец, не притворяйся, что не слышишь.

Стена возле камина отъехала в сторону, и в тёмном проеме показался человек в монашеской сутане, но в отличие от монахов, тонзура на его голове не была выбрита.

– Итак, Франческо Прелати, – снова обратился барон к возникшему из потаённого хода слуге. – Отныне ты будешь горничной своей госпожи. Не спускать с неё глаз и делать всё, что попросит. Иногда делать… не перепутай!

– Мужчина! – ахнула Мариэль. – Мужчина будет моей горничной?!

– Что с того? – прищурился Жиль де Лаваль. – Франческо вовсе не мужчина. Ну, может быть, наполовину, потому что монах, только расстрига. А женщин он повидал на своём веку – пропасть! Кстати, вам обоим сейчас не помешает небольшой урок. Он будет учиться послушанию, а вы, моя дорогая, покорности и обязанности жены. Иди сюда, – поманил он пальцем молодую жену.

Та послушно подошла, ещё не зная, что удумал её драгоценный муженёк, но дрожала при этом всем телом. Когда Мариэль приблизилась к мужу, он притянул девушку к себе, ухватив одной рукой за талию, а другой с силой принялся давить на женское плечо. Мариэль упала перед ним на колени, а он ловко приспустил свои штаны, положил сильную ладонь девушке на затылок и потянул к себе.

– Целуй, – промолвил он. – Каждая женщина должна уметь это делать и слушаться мужа. Целуй!

Мариэль пробовала сопротивляться, но мужская сермяжная сила заставила её выполнить требование. Монах смотрел на это во все глаза, даже из уголка рта у него капнула вожделенная слюна. Может быть, он впервые видел интимный поцелуй женщины, а, может, самому захотелось подменить супругу барона и испробовать прелесть орального секса.

Шура тоже наблюдала учебную процедуру, более того, она до тонкости испытала на себе всё то, что исполняла Мариэль. Будто бы она сама, а не её двойняшка, являлась женой Жиля де Лаваля, барона де Рэ. Сообразить Шурочка пока ничего не могла, да и не сумела бы, находясь под давлением изверга, ставшего её мужем.

Она воспринимала замужество двойняшки уже как свою личную беду, непостижимо нагрянувшую откуда-то, которую надо как-то исправлять и помочь несчастной девушке выбраться из тенёт окаянного замужества, пусть даже нелицеприятными путями, лишь бы отомстить барону за презрительное отношение к женщине.

Спрашивается: зачем он тогда женился, если женщина нужна ему только для удовлетворения сексуальной похоти? Лучше купил бы резиновую куклу, хотя, наверное, в те времена резиновых женщин ещё не было, да и секс-игрушками французские купцы пока что не промышляли…

И тут временной поток вырвал Сашеньку из лап извращенца, перенеся её снова в ту же квартиру, на то же место, откуда она начинала путешествие. Физическое тело девушки болело от ночных истязаний, хотя всё, что случилось, было совсем в другом времени и с другим человеком.

Шурочке снова и снова не переставало казаться, что всё произошло не с Анжуйской принцессой, а лично с ней самой! Неужели двойники настолько сливаются ментальными телами, и в результате приходится вместе познавать истязания, преодолевая выставленные демонами рогатки? Впрочем, на то они и двойники, даже временные. Ведь примерно в таком же состоянии пребывают кровные двойняшки. Это давно было уже замечено, но никак не объяснено до сих пор, ни медиками, ни астрологами, ни психологами.

Стоит ли ради таких переживаний пускаться в путешествия по потокам времени? Ведь пока она ничем не может помочь Мариэль. Но недаром же ей был вручен ключ! Значит, помогать всё-таки необходимо. Не бросать же бедную женщину на растерзание этому ублюдку? Просто надо что-то придумать существенное, что позволит Мариэль избавиться от пут такого замужества.

Шурочка, еле передвигая ноги, потащилась в ванную, и только часовой гидромассаж вернул девушку к жизни. Вероятно, пришла пора съездить в Аркаим, отыскать дверь в Шамбалу. Ведь там хранятся знания, дающие энергию силы для управления отрицательными эмоциями человека. Может быть, тогда Шурочка сможет оказать Мариэль нужную помощь и поддержку, если даже родным братьям на неё наплевать. Тоже мне, герцоги Анжуйские!

Разные соображения носились в пустой голове девушки, но уверенность необходимости поездки в Аркаим укрепилась в сознании прочно. Саша натянула тонкий белый свитер с пришпиленными на груди фурнитурными заплатами, чёрные вельветовые джинсы, подошла к зеркалу, чуть покрутилась и осталась вполне довольна. Предстояло съездить на площадь Трёх Вокзалов, чтобы узнать, откуда точно поезда уходят на Южный Урал.

Отыскав в метро свободное место, Шура хотела присесть, но машинист в это время резко тормознул, видимо через рельсы прямо перед вагоном перепрыгнула крыса, и девушка упала на колени молодому парню.

– Ой, простите, пожалуйста, – тут же извинилась она.

– Да я как-то вовсе не против, – ответил её сосед. – Сидите, сколько пожелаете, мне не жалко.

Мужской голос был явно знаком Шуре. Она ещё раз посмотрела на соседа и узнала давешнего Тришку-Иннокентия. Такая встреча была необычной, мало того – оказалась даже очень нужной и к месту. Тришка нашёлся в трудное время, как раз тогда, когда рядом никого из друзей не было. Значит, послан Тришка был не просто так, ведь ничего случайного в мире никогда не происходит.

– Фантастика! – воскликнула Шура. – Тришка ты?

– Конечно я, – кивнул тот. – Москва тесна.

– Может быть, и тесна, но теперь твоя очередь меня выручать. Сможешь? – девушка вопросительно смотрела на Тришку и ждала, конечно же, согласия, поскольку сама согласилась когда-то выручить парня. Тот, естественно, не отказался.

Парочка подъехала к станции «Комсомольская» и подались к переходу на радиальную линию. По дороге Шура успела поведать Тришке об Аркаиме и о том, что где-то там находится настоящий вход в Шамбалу. Только о своих путешествиях по времени Саша ничего пока не сказала. Просто не посчитала нужным.

Парень понял девушку с полуслова. Более того, сообщил, что знает это место.

Правда, понаслышке, но знает, как туда добраться. Оказывается один из родственников юноши когда-то побывал в Аркаиме и разыскал там Алатырь-камень. Эта информация оказалась как нельзя кстати. Ещё Тришка вдруг остановился и заглянул Шуре в глаза:

– Слушай, а мне можно с тобой?

– Куда? – не поняла девушка.

– Ах ты, Господи! – поморщился парень. – В Аркаим, конечно! Судя по всему, ты одна туда собираешься. А один в поле не воин, ещё наши любимые предки это твёрдо усвоили и пытались не допускать промахов. Тем более, начальника археологической экспедиции, которая сейчас там работает, я знаю лично. Ну, что? Берёшь меня в хранители тела?

– Фантастика! – только и смогла произнести Шура.

– Никакая не фантастика, – не согласился Тришка. – Сама же постоянно говоришь, что ничего случайного в этом мире не случается. Так?

Девушка, молча, кивнула.

– Когда-то ты мне помогла, – продолжил её собеседник. – Я это оценил и тоже хочу тебе помочь, но нельзя так вот с бухты-барахты!

– А как можно? – улыбнулась Саша. – С бахты-барухты?

– Хотя бы так, – согласился Тришка. – Я тут кое-что возьму с собой, куплю завтра два билета до Челябинска или Магнитогорска и буду ждать тебя… где?..

Шура на несколько секунд задумалась. Такой удачи от встречи со случайным знакомым она никак не ожидала. Но ведь Тришка вполне нормальный парень и, вроде бы, даже не перестаёт читать книги. Одно это говорит, что он никакой не деградант-россиянин и сплошную компьютеризацию сам недолюбливает. Значит, они одного поля ягоды, а такими знакомыми не бросаются. Саша весело тряхнула головой и согласилась.

– Ой! – Тришка изобразил испуг и, отойдя на шаг, громко зашептал: – У вас, девушка, испачкалось интересное место!

Саша инстинктивно посмотрела на подол юбки и подняла глаза на собеседника:

– Где?

В следующее мгновенье парень громоподобно захохотал на всю станцию метрополитена и этот заразительный смех передался Шурочке.

– Знаешь, – сквозь смех пытался объяснить Тришка. – Какой девушке ни скажи про интересное место, обязательно посмотрит на подол юбочки, либо начнёт отряхивать задницу. Можно подумать, что у всех женщин интересные места кроются только под юбкой!

– Дурак!!

– Да, дурак! Ещё какой! Прости за боцманскую шутку, – парень кончил смеяться и вытер платком выступившие на глазах слёзы.

– Звякни мне завтра по скайпу, – Шура протянула Тришке написанный на бумажке номер. – Я приеду прямо сюда. А встретиться можно будет у вон того старинного памятника.

Тришка посмотрел, куда показывала Шура, и усмехнулся:

– Надо же! Без Ленина ничего в этой стране не делается! Вот уж действительно, вождь всех времён и народов, сокровище нации, то есть русская балалайка!

– Ты это о ком? – удивилась Шура. – О памятнике?

– Ещё бы! – хмыкнул парень. – Давно уже о нём все забыли, а памятники вождю так и стоят по всей стране! Особенно по вокзалам.

– Ну и пусть стоят, – пожала плечами девушка. – Меня он ничем не удивит, не обрадует, да и горя я от него никогда не узнаю. Он же памятник!

– Вот это верно! – согласился Тришка. – Тогда до завтра.

Они разошлись каждый на свою ветку метро, переваривая по пути случайную встречу и соображая, действительно ли ничего случайного в этом мире не случается?

Глава 6

Россия врывалась в окно под перестук вагонных колёс заброшенными пахотными просторами вперемежку с перелесками, которые без зазрения совести можно назвать лесным винегретом. Казалось, даже запахи разнотравья проникают в окно при помощи ветра, иногда швыряющего в поезд эти запахи, как снежки, но только летние. Грустно было разглядывать ранее могучую сельскохозяйственную страну, брошенную гибнуть и зарастать репейником по воле московской кремляди, захватившей трон сто лет назад, да так и не сделавшей для страны ничего из того, что было обещано Ульяновом-Бланком. Видать, не «любая кухарка сможет управлять государством», как любил выражаться этот одиозный субъект. Для огромной страны нужен настоящий хозяин, а не жидовские торгаши, сменившие на троне один другого, да так и не познавшие русский язык, в котором, как в яйце, хранится Истина русского народа.

Шура сидела у вагонного окна на подушке, взгромоздившись на неё с ногами и закутавшись в одеяло так, что сверху одеяльной пирамиды красовалась только голова вагонного сфинкса, жадно высматривающего сквозь беспокойное окно все негаснущие тайны земли русской.

Шурочка числилась городским ребёнком и бывала на периферии только от случая к случаю, да и то мимоездом. Бабушка хотя и не отрицала великую силу природы, но общаться с ней не любила, считала, что брожение в лесах и даже городских лесопарках – сплошная бредятина. И так поступают только те, кому делать нечего.

Саша не возражала, что у каждого человека должны быть какие-то жизненно важные дела, ради которых и дана жизнь. Но упрямо замыкаться в пусть даже очень важных делах-делишках-ладушках она вовсе не собиралась и отдавалась общению с природой всякий раз, как только ей это удавалось. Только погибающая на глазах страна не дарила весёлых дум, наоборот, в голову ползли совсем нехорошие мысли о разворованной Родине:

В какой-то дрёме очень странной остекленела наша Русь. Зелёный морок по урманам застыл… как будто дремлет грусть. В деревне пусто. Нет майдана. И нет на пастбище коров. С остекленением тумана не видно люда на Покров. Да и в домах немые окна — пустынно. Будто бы погост, под сизым дождиком промокнув, открыл в немую небыль мост. России горькая кручина — в мосту прогнившая доска, но мать-старушка неповинна в том, что свирепствует тоска. Всем наша Русь дарила щедро благословенье и уют. С песком златым чумные ветры нам отходную пропоют. Хрустальным стало ударенье. Эй, потерявший стремена, в гробу стеклянном ждёт спасенья остекленевшая страна…

Шура взяла рекламный буклет, лежащий на вагонном столике, на обороте которого она только что выразила захлестнувшую душу грусть и прочла, стараясь абстрагироваться и оценить написанное под ракурсом человека, впервые увидевшего стихи. Девушка иногда изливала в стихотворной форме нахлынувшие в голову мысли. Некоторые даже звучали довольно красиво, но это новое Шуре явно не понравилось: какая-то безысходность сквозила из каждой строки. Эх, жаль нет рядом Иннокентия Васильевича, уж он смог бы разобрать новые вирши и разложить по полочкам все допущенные ошибки.

Сейчас Шура официально уже считала себя вдовой и серьёзной женщиной за одну ночь прожившей и испытавшей много из того, на что остальные люди тратят годы и годы безупречного существования. Это почувствовала даже бабушка и утихомирила свой начальственно-воспитующий тон в адрес внучки. Во всяком случае, она никаких возражений против поездки в Аркаим не высказывала, и поезд увозил Шурочку вместе с Тришкой в Тмутаракань за тридевять земель в триодиннадцатое царство.

Парень, как и обещал накануне, взял пару билетов, но в вагон СВ. Такие вагоны со множеством удобств были модны во все века существования железных дорог, даже в военные времена.

Но железка была изобретена русскими механиками братьями Черепановыми всерьёз и надолго, поэтому никакие самолёты и вертолёты не взяли ожидаемый верх над передвижением по земле русской. Россия оставалась и будет богата своими просторами, а это можно почувствовать, только передвигаясь по земле, пусть не пешком, но с размеренным воодушевлением серьёзного человека.

Кстати, недаром же испокон веков по Руси ходили гусляры, скоморохи, странники, монахи, коробейники и прочие пилигримы, разнося по миру всякие вести: на людей посмотреть и себя показать. Вероятно, эта черта русского характера никогда не вымрет и не выветрится на российских дорогах.

Тришка всё ещё посапывал на противоположном диване, а Шура носилась мыслями уже там, в перелесках Южного Урала, где Рипейские горы переходят в Казахстанские степи. Но взгляд девушки остановился вдруг на книжке, выложенной её спутником на столик. Шурочка решила полюбопытствовать и полистать, – чем интересуется её приятель.

Книжка носила странное название «Мысли мыслителей» и в середине имелась рисунчатая картонная закладка. Саша открыла томик в заложенном месте, и в глаза бросились два абзаца, возле которых на полях стояли восклицательные знаки, сделанные авторучкой. Девушка непроизвольно принялась читать отмеченный текст:

«Назначение русского человека есть, бесспорно, всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. Для настоящего русского Европа и удел великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретённая, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей».[28]

Так о русских не писал ещё никто! Во всяком случае, девушка не встречала до сих пор подобных высказываний. Но Россия была всегда как кость в горле у разных там забугорных мыслителей-масонов, только им до русского духа – как до Луны пешком. Шурочка была поражена прочитанным. И вполне согласилась с восклицательным знаком, поставленным на полях читателем, то есть Тришкой. Поэтому не оставила она без внимания и второй отмеченный абзац:

«Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовётся слово британца; лёгким щёголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза; затейливо продумает своё, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».[29]

– Ух ты, – невольно прошептала девушка. – Вот что необходимо прочитать свидомым нэзалэжным хохлам, коверкающим русский язык ради какой-то там свободы. От какой свободы? От собственного еврейского правительства?

Саша с уважением посмотрела на сладко почивающего попутчика, закрыла книжку и положила её на место. Собственно, это даже хорошо, что Тришка не только читал книги, но был сторонником русской идеи, то есть лягушкой того же болота, жительницей которого считала себя Шура. Она искренне обрадовалась этому, потому что удача встретить единомышленника, к тому же не глупого, это в юные годы было вообще национальной редкостью.

– Привет, – подал голос Тришка.

Оказывается, он лежал, открыв глаза, улыбался и наблюдал за Шурой уже несколько минут и даже слышал недовольное ворчание подруги в адрес укропской свидомости. Девушке казалось, что он спит, и поэтому она сунула любопытный носик в лежащую на столе книгу, но Тришка спал по-звериному чутко, вовремя проснулся и застукал преступницу на месте.

– Ты прости меня, – принялась оправдываться девушка. – Мне хотелось взглянуть, что ты читаешь. Поэтому я…

– Не стоит. Проехали, – перебил девушку попутчик. – Если бы нельзя было, то книгу ты просто не увидела бы. Но мне даже понравилось за тобой наблюдать. Ведь когда человек уверен, что не будет пойман, то ведёт себя совершенно по-иному, не как зарвавшийся воришка. А это говорит о многом.

– Хорошо, – кивнула Шура. – Ты вчера обещался мне рассказать кое-что об Аркаиме. Ведь я там не была и ничего не знаю, а у тебя в этих краях, вроде бы, какие-то знакомые. Это правда?

– Конечно, – усмехнулся Тришка. – Моего знакомого величают Владимир Геннадьевич Зданович, потомственный археолог, поэт и композитор. В общем, парень класс. А самое главное – он нашего поля ягода.

– То есть лягушка нашего болота? – засмеялась Саша.

– Лягушка? Да, может быть, и лягушка. Это, смотря с какой стороны взглянуть на человека, и под каким ракурсом. Папа Владимира Геннадиевича, профессор Челябинского университета, в конце прошлого века спас Аркаим от уничтожения.

– Да ну! Уничтожение исторического памятника? – недоверчиво пожала плечами Шурочка. – Этого просто не может быть. Кому это надо?

– Вот именно! Кому это надо?! – ухватился за фразу Тришка. – В том месте Уральские, то есть Рипейские горы переходят в лесостепь. А долина Аркаима находится меж речками Большой Караганкой и Синташтой. То есть между Тоболом и Уралом – это несколько крупномасштабнее, но более понятно. Так вот, Аркаим просто не давался в руки археологам до конца двадцатого столетия потому, что где-то там находится дверь в Шамбалу.

– Куда?! – Шура чуть не поперхнулась, услышав, что её тайну знает кто-то другой.

Девушка совсем забыла, что накануне делилась об этом со своим случайным знакомым и чуть не выболтала тайну хрустального яйца, но вовремя спохватилась.

– В параллельный мир, о котором мы вскользь упоминали вчера, – терпеливо принялся объяснять парень. – Там можно получить информацию, вернее, знания, которые помогут овладеть всей нашей планетой. Как это произойдёт и получится ли у кого-нибудь проникнуть в Шамбалу, не знает никто. Только информация о входе в параллельный мир стала известна гитлеровскому институту мистики «Аненэрбе», поэтому фашисты в прошлом веке рвались к Сталинграду. Ведь оттуда до Южного Урала – рукой подать.

– Считаешь, что перед гитлеровцами во Второй мировой стояла задача отыскать вход в Шамбалу? – недоверчиво усмехнулась Шура. – Для этого не понадобилось бы разжигать войну мирового масштаба. В Советском Союзе немцев в первой половине двадцатого века почитали как братьев родных. Товарищ Сталин никогда бы не стал препятствовать учёным из какого-то там мистического института. Ты это хоть немного представляешь и представляешь ли, о чём говоришь?

– В некотором роде. Но ты не знаешь, что выходцами из Аркаима, столицы царства Десяти Городов, находящегося в России, были арии, – возразил Тришка. – Предки варягов, шведов, этрусков и прочих нибелунгов. В общем, всех европейских наций, но оттуда выходцами были также и русы, первые поселенцы Средиземноморья, Индии и Египта, не говоря уже о Китае и обеих Америках.

Любая археологическая экспедиция могла работать в СССР только под внимательным «братским» наблюдением КГБ. А работы там непочатый край, потому-то уже несколько десятков лет в Аркаим слетаются учёные всей земли. И каждый раз находят уникальные документы, либо что-то указывающее путь к проникновению в суть биологической энергии планеты.

В «Аненэрбе» тоже существовали уникальные документы, открывшие нацистам пути овладения миром. Но это не так-то просто. Ведь до сих пор никому из архантропов, развивающихся по пути агрессивного существования, не удалось туда добраться.

Более того, когда археологам всё же удалось обнаружить город, существовавший ещё за пять тысяч лет до Рождества Христова, то находку чуть не затопили в волнах водохранилища.

– Как же это возможно? – глаза Шуры засветились искромётными огоньками любопытства.

– Очень просто, – уверенно ответил её собеседник. – Аркаим – столица царства Десяти Городов и там родился Заратустра – пророк первой мировой религии. Именно с юга Рипейских гор было множество переселенцев по всему миру. Но представь, что наш мир вместе с технократической цивилизацией, это одна из ступеней, параллельно которой существуют другие миры, другие ступени, где развитие может быть совсем непохожим на наше.

При этих словах память мгновенно перенесла девушку в недра Гималаев, к подземному живому солнцу, которое сообщило о существующей ранее другой цивилизации. Может быть, даже не одной. Но Шура ничего не сказала, потому что её спутник рассказывал увлечённо, интересно и прерывать его было бы неуважением.

– Если агрессией, архантропами, негодяями и каннибалами полна наша цивилизация, – продолжал Тришка, – то это совсем необязательно для кого-то ещё. И переход из одного мира в другой был бы возможен много раньше, если бы наша цивилизация пошла по другому пути развития. Но отнять и разделить всегда легче, особенно ученикам Сатаны. А зачем архантропы нужны там, где нет, и не будет агрессии? Конечно же, дверь с той стороны постарались закрыть. Как определённый афронт, князи этого мира решили навсегда уничтожить вход к соседям. И оттуда уже не смог бы никто сообщить о проделках обезьяны Бога.

– Обезьяны Бога? – удивилась Шура. – Кто это?

– В нашем мире православные всегда так называли отверженного аггела Денницу, получившего с проклятием имя Сатаны, – объяснил Тришка. – Потому что он ничего сам не может сотворить и придумать. Способен лишь заниматься плагиатом, воровать идеи и выдавать их за свои. Он пользуется старым проверенным способом: зачем лишний раз обращать на себя внимание? Дверей в Шамбалу нет, значит, и Шамбалы никакой нет. Информации оттуда никакой не поступает о Сатане, значит, и Сатаны нет. Не волнуйся, человек, развлекайся и ни о чём не беспокойся. Сатаны нет, значит, Бога тоже нет, а жизнь твоя взялась вообще ниоткуда и надо её потратить на бесшабашное веселье, чтобы не было страшно за бесцельно прожитые годы. Ну, могу я претендовать на звание классика?

– Можешь, можешь, – согласилась Шура. – Но не уклоняйся от темы.

– Легко! – улыбнулся парень. – Неизвестные строители отгрохали плотину за зиму. Заметь, в Сибири по холодам никто никогда не работал и не работает. А тут и огромную дамбу создали, и подвели водопроводы все, как надо – заливай, не хочу! Археологи еле успели отбить запуск водохранилища в производство. Повезло? Может быть и так, потому что времена тогда были в России смутные: у коммунистов власть отобрали, а никакими демократами в стране ещё не пахло. В 1991 году с 17-го по 21 августа происходила агония СССР. Вместе с агонией закончилась и Третья мировая война.

– Была Третья мировая? – поперхнулась Шура.

– Конечно, – пожал плечами Тришка. – Об этом все знают. Ну, или почти все. Третья Мировая война началась 26-го апреля 1986 года при взрыве Чернобыльской АЭС. Оказывается, это была хорошо просчитанная Сионистскими Штатами Америки диверсия и произошедшим взрывом был до смерти напуган «Мишка Меченный» или Генеральный секретарь ЦК КПСС Михайло Горби. Он, как верный пёс Пентагона и предатель России, в 1989 году при встрече с Бушем-старшим на американском военном корабле возле Мальты безоговорочно подписал договор о капитуляции и поголовном разоружении. Правда, Горбачёв пытался вставить в договор графу об обоюдном разоружении, но какой победитель не согласится на мелкие уступки без боя побеждённому противнику?! Так и случилось, Америка «случайно забыла» выполнить своё обещание, но принялась нещадно разоружать Россию, автоматически превращая могучую когда-то страну в американскую колонию. К тому же, власть попытались захватить две противоборствующие группы «русских демократов-масонов». Причём, в обоих группах были последыши Янкеля Мовшевича Гаухмана и Лейбы Давидовича Бронштейна.[30] Обе надеялись на помощь и поддержку Америки, так что правительству Сионистских Штатов было всё равно кто из них сядет на трон.

Примерить шапку Мономаха захотелось преемнику первого российского президента-пьяницы, пропившего нашу Родину, который много лет планомерно разворовывал страну, попутно уничтожая промышленность и сельское хозяйство и однажды в угоду американскому хозяину росчерком пера уничтожил три ракетных дивизии ТД – 23. И вот в таких политических сварах настоящим русским историкам удалось сыграть в запретные игры на грани смен власти и правительства, но исторический памятник остался незатронутым до сих пор. Так что у Сатаны с уничтожением человеческой памяти получился облом. Конкретный. Несмотря на то, что он остаётся князем нашего мира и распоряжается кремлёвскими евреями как хочет.

– Послушай, а твои археологи обнаружили там вход? – поинтересовалась Шура.

– Пока нет, – усмехнулся парень. – Только я думаю, что ты поможешь найти эту таинственную дверь.

– Я?! Что ты мелешь?! – повысила голос Шура.

– Не поможешь? – усмехнулся Тришка. – Ну, нет, так нет. Вероятно, не знаешь, где искать. Тогда зачем ты в Аркаим едешь? Может быть, просто посмотреть на удивительный памятник истории? Что ж, меня и такой ответ устроит.

– Так ты со мной съездить вызвался с целью в Шамбалу попасть? – решила его поддеть Шура. – Предположение, что мне известен вход, могло возникнуть в твоей пустой башке, да только всегда ли ты прав?

– Я же говорю, – снова терпеливо стал объяснять Тришка. – Нет, так нет. Без обиды. Но, если мне самому удастся найти заветную дверь, я тебя возьму с собой. Пойдёшь?

– Посмотрим, – улыбнулась Саша. – Я легка на подъём и от авантюрных предложений никогда не отказывалась.

С этой фразой Шурочке тут же вспомнилось первое путешествие во времени. Она согласилась на предложение Иннокентия Васильевича тоже легко и сразу. Меж тем эти путешествия во многом изменили жизненную дорогу девушки, но она о происшедших изменениях не жалела. Наоборот, действительные исторические факты, а не переписанные верными ленинцами – это ли не Божественная истина?

Но Мариэль, нежная испуганная девочка, только-только вступившая на путь замужней женщины, как она там? Саша готова была прямо сейчас отправиться в путешествие по потокам времени, однако, впереди её ожидал Аркаим. На поездку уйдёт не так много времени и Мариэль во время отсутствия двойняшки вполне освоится в замке Тиффож. Ведь она теперь полноправная хозяйка замка, прислуги и… вот только с Синей Бородой пока ещё проблема. Но всё решится в пользу молодой девушки, в этом Шура была уверена.

– Я не слишком надоел историей Аркаима? – Тришка, улыбаясь, глядел на спутницу. – Может быть, сказал что-то лишнее? Тогда дико извиняюсь.

– Нет, нет, – Саша даже взмахнула рукой, вынырнувшей ко времени из-под одеяла. – Я просто немножечко задумалась… над историей Аркаима, которой в твоём историческом экскурсе довольно мало.

– Уж поверь, я это приметил, как ни странно, – усмехнулся парень. – Обязательно исправлюсь.

– Да ладно, – примирительно проворковала Шурочка. – Я почему-то верю тебе с самого нашего первого знакомства и, пожалуй, соглашусь на путешествие в какое-нибудь Зазеркалье, если такое будет обнаружено. Признаться, я и сама не раз задумывалась над тем, что творится в России и решила удрать, ведь Четвёртая Мировая война уже началась.

– Ты тоже так считаешь?

– А может быть по-другому? – ответила девушка вопросом на вопрос. – Четвёртая Мировая началась с киевского Майдана. С самого начала было ясно, что покуда в Московском Кремле и в Киевской Раде сидят жиды, то они не успокоятся, пока русские сами себя не перебьют. Мне действительно надо в Шамбалу, чтобы узнать, как помочь одной своей подружке и попросить помощи для нашей страны. Русские не заслуживают быть уничтоженными в угоду американским жидомасонам.

– Вот и хорошо, – кивнул собеседник. – Я чувствовал, что мы обязательно встретимся, но не ожидал, что даже поедем в путешествие и куда?! В город, который, по сути, является настоящим центром планеты, и где можно найти реальную помощь! Знаешь, ведь это случилось тоже не просто так. Если б мы только что обвенчались, я посчитал бы, что наше путешествие – настоящее свадебное.

– Ты готов жениться сломя голову? – нахмурилась Шура. – То есть, из огня – да в полымя?

– Нет! Никогда! – вскричал парень. – Вернее, раньше думал, что никогда ни с кем не повенчаюсь. Но ты какая-то необыкновенная! Таких девушек в нашем дурном деградирующем мире практически не осталось. Только с необыкновенной, красивой, доброй и ласковой я согласился бы на венчание.

– Да? – задумчиво промурлыкала Шура. – Никогда бы этого не сказала о себе. Ведь много девушек готовы выйти замуж просто из-за того, чтобы побывать замужем, чтобы заработать статус замужней женщины. Заранее готовы не предъявлять никаких претензий и расстанутся так же легко, как и согласятся на… как ты сказал, венчание. Собственно, это официальное предложение, или как?

Прямой вопрос немного смутил парня, он замешкался с ответом. Шура усмехнулась, и, помогая попутчику вынырнуть из скользкой тематики, перевела разговор на другую тему:

– Послушай, Магнитогорск далеко от Аркаима?

– Вовсе нет, – обрадовался парень смене темы. – Это конечная станция Южного Приуралья. Там ещё автобусом, но не больше ста километров. В общем, не знаю, не мерил расстояние километрами. Важно, что археологи нам помогут заработать.

– Стоит ли сообщать кому-нибудь, зачем мы приехали? – усомнилась Шура. – Твои знакомые – это твои знакомые. И в твои личные дела я вникать не собираюсь. У каждого настоящего мужчины, вероятно, должен быть какой-то свой интерес. Давай так: для всех я еду как турист, давно прослышавший об Аркаиме, как о «центре Вселенной», в лучшем случае, как о «пупе Земли». Ведь в Иерусалим тысячи людей приезжают, чтобы только взглянуть на то место, где был похоронен Сын Человеческий, где находится могила Адама, а не в поисках дверей в миры потусторонние. Предлагаю тебе придерживаться такого же определения.

– Извини, ты меня не так поняла, – стал оправдываться Тришка. – Я никогда не работаю для денег, пусть они работают на меня! Ведь деньги – это та же энергия, весь вопрос в том, куда ты эту энергию направишь, в какое русло. Просто у меня в голове давно бродят такие мысли, вот и подумал, что интересуюсь историей человечества не только я. Ты, кстати, что-то сказала про Адамову могилу, а это тоже история планеты. Или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься, – Саша решила сгладить непроизвольно нанесённую Тришке обиду. Ведь он сам вызвался проводить девушку в исторический город, сам созванивался с друзьями-археологами и сейчас при ней исполняет роль личного телохранителя или хранителя тела.

– По документам истории известно, – продолжила девушка, – что наш прародитель Адам был похоронен под той же Голгофой, где распяли Христа. Следовательно, кровь Иисуса, капая с тела на землю, проникла, в конечном счете, к останкам отца человечества. Недаром на старинных крестах череп Адама изображён всегда под распятием. Вот, взгляни.

Саша сбросила с плечей одеяло, и в глубоком вырезе футболки у неё на груди виднелся на золотой цепочке нательный крестик и ладанка с дозой изумрудной средневековой микстуры, которую девушка уже привыкла носить не снимая. На крестике был изображён распятый Христос, под ним Адамов череп, а с боков жезл и копьё.

– Ух ты, – только и смог произнести парень. Явно, что он никогда не видел таких крестиков. – Ух ты, – повторил Тришка. – Тебе этот крестик достался точно от каких-нибудь бабушек-прабабушек, потому что сейчас и обыкновенные крестики мало кто носит, а этот точно допотопного изготовления.

– Ты угадал, – кивнула Шура. – Этот старообрядческий крестик меня бабушка приучила носить с детства, а ладанку я совсем недавно одевать стала, но она мне не мешает. На крестике изображено копьё Лонгина,[31] которым центурион пронзил Иисуса и жезл властителя мира.

– Увенчанный седьмой печатью?

– Может быть, может быть, – Саша опять с уважением посмотрела на собеседника. Про седьмую печать сказано только в «Апокалипсисе», значит, он читал Иоанна Богослова.

– Однажды бабушка мне сказала, – возвратилась Саша к истории креста, – что такие крестики раньше все носили. Только когда верой стала пользоваться церковь в своих личных интересах, начались гражданские войны и священники благословляли идти на бой, когда шестая Заповедь Божья гласит: «Не убий!». Как понять такое разногласие? Люди вместо того, чтобы дарить друг другу радость и получать биологическую энергию существования, постоянно сеют вокруг себя подлости, предательство и злобу. Не избежали этого даже православные священники. До семнадцатого века у нас в России жить и молиться Богу учили старообрядцы, принимавшие дохристианскую Россию и не отрицающие указанного Христом жизненного пути. А после раскола старообрядцы просто куда-то ушли, скрылись, спрятались, чтоб не попасть в руки душегубам, последователям патриарха Никона. Говорят, у них, то ли под землёй, то ли под водой своё царство есть. Может, это та самая Шамбала?

Тришка задумчиво почесал себя за ухом:

– Не знаю. Ты такие вещи рассказываешь, что просто жуть берёт.

– Давай так, – предложила девушка. – Если мы что-нибудь обнаружим, то ничего никому рассказывать не надо. Согласен?

Её приятель радостно кивнул.

Меж тем поезд уже проскочил Карталы – последняя железнодорожная станция перед Магнитогорском. Впереди нашу парочку поджидало знакомство с ухабистыми тряскими неукатанными грейдерами[32] Уральских предгорий, и от конечной автобусной остановки ещё предстояло пройти несколько километров пешком. Но обоих это ничуть не смущало.

Действительно, вся последующая тягомотная дорога ничем не запомнилась Шуре, и только показавшийся впереди мостик через водный поток отвлёк девушку от тяжких, как болотная топь, дум. Мостик казался необыкновенным только потому, что безопорной дугой соединял оба берега, а горб мостика был сплошь выложен из поперечных брёвнышек. Такие мостики Шура никогда раньше не встречала, разве что в Измайловском парке на вернисаже художников. Но на то они и художники, чтобы изобразить что-нибудь этакое. А здесь, в долине, которая совсем недавно чуть не превратилась в монументальное водохранилище и водяной склеп древнего города, такое чудо было встретить в диковинку.

За мостиком, недалеко от речки, виднелся походный палаточный городок с примкнувшими по краям вагончиками, а немного дальше ровное дно несостоявшегося водохранилища вспучивал, словно нарыв, земляной холм. Вероятно, этот курган являлся тем самым предметом пристального внимания всех археологов мира. Полевой городок, вагончики которого виде каре огораживали площадь с костром и длинным обеденным столом, сколоченным из необструганных досок, был тем самым конечным пунктом, куда спешили попасть наши путешественники.

На вновь пришедших почти сразу же обратили внимание работающие здесь археологи и проводили путешественников в центр площади к незатухающему костру. Там, за маленьким раскладным столиком чуть ли не в позе роденовского мыслителя восседал не слишком старый, хотя и в окладистой бороде, мужчина, одетый в походные джинсы и энцефалитку – одёжки, спасающие бродяг всех времён и эпох от мошки и вездесущих комаров.

– А, пилигримы, – обратился он к путешественникам. – Чем могу помочь, хотя и не ожидал никого сегодня?

– Владимир Геннадиевич, да я же вам звонил несколько дней назад! – удивился Тришка. – Вы разрешили приезжать в любое время. Неужели не помните?

– Иннокентий?! – вспомнил «мыслитель». – Ну, ты брат, здорово изменился! Совсем недавно ещё пацанёнком бегал, а сейчас – гляди ты! Совсем взрослый мужик! Ну, дела!

– Растём понемногу, – поскромничал Тришка. – Только вы не помните уже, наверное, что ни родители, ни посторонние меня Иннокентием давно уже не зовут. А также и Кешей.

– Да ну? – сделал круглые глаза археолог. – Постой-ка, помню, помню. Тебя твой батюшка Тришкой величал, а я обещал, когда подрастёшь, кафтан тебе сварганить, как настоящий Сварог.

– Точно так, – улыбнулся Шурочкин попутчик. – Я по телефону вам говорить этого не стал, думал и так помните. Но это не беда.

– Во-во, – улыбнулся хозяин полевого лагеря. – Пусть эта беда будет самая страшная, какая только может с нами случиться. Но я разговор наш не забыл: покажем вам и Аркаим, и сами пошатаетесь в округе. Можете даже на пирамиду влезть, разрешу. А вечером – к общему обеду, сюда.

– Пирамиду? – ахнул Тришка. – неужели ещё что-нибудь откопали?

– А как же! – усмехнулся археолог. – Конечно, откопали. Я всегда говорил, что наша страна – действительная колыбель всего существующего мира. Ведь ежели Аркаим существовал ещё за пять тысяч лет до Рождества Христова и уже тогда здесь поднимались пирамиды, то весь Древний Египет выглядит против нас, как младенец, ползающий в ногах у взрослого папочки. И Рипейские горы – тот самый Нулевой меридиан, соединяющий Азию и Европу. Вот такой коленкор.

Сашу поразили сообщения археолога. Неужели же здесь, в Сибири, строились пирамиды намного раньше египетских? Тогда как эти строения, то есть знания о постройке, попали в Древний Египет? И причём здесь коленкор?

Вопросы были для Шурочки существенные. Она могла вспомнить что-нибудь о строительстве пирамид, но, что такое коленкор и как он выглядит, девушка не смогла бы ответить никогда. Во всяком случае, пока не освоит лексику радушно встретившего их археолога.

Времени до вечера оставалось не так уж много, и наши путешественники едва только успели обосноваться, а уже пора было подаваться к возлекостровому обеду.

Трапеза проходила благочинно. Археологи перебрасывались меж собой производственными соображениями, в которых ни Шура, ни Тришка ничего не смыслили, но обед из двойной тайменей ухи оценили оба, потому как до сих пор про тайменя только слыхом слыхивали, но не знали что это за рыба и съедобна ли.

Таймень оказался очень даже съедобен. К тому же, юшка из краснопёрки и жереха, приправленная черемшой, послужила отменным оттенком тайменьей двойной ухи.

Видя, как новоприбывшие с треском уплетают здешнее варево, повар ненавязчиво сделал обоим добавочки. Оба от такой подачки просто не могли отказаться, хотя ни когда до этого не страдали обжорством. Такое предпочтение еде могло быть обыкновенным влиянием окружающей обстановки и чистым отнюдь не городским воздухом.

– Ну, и что же вы, молодёжь, пытаетесь среди нас узреть? – снова обратил на приезжих внимание хозяин археологического городка.

В это время вся компания уже вылезла из-за обеденного стола. Некоторые пошли порыбачить, спеша на вечерний клёв, некоторые расползлись по вагончикам, а часть археологов вместе с путешественниками и Владимиром Геннадиевичем Здановичем уселась вокруг костра чаёвничать. Баловались археологи тоже необычным чаем, состоящим из многих и многих травяных букетов, так что ароматный горячий чай в простых алюминиевых кружках тоже удивил паломников.

– Да что мы, – пожал плечами Тришка. – Обыкновенные люди, многие среди многих, прослышавших про настоящую российскую историю. Вот и приехали на вас посмотреть, да и себя показать. Так, кажется, на Руси отвечать надобно?

Зданович удовлетворённо кивнул, ибо не хотел услышать от гостей ничего иного.

В этом Тришка как раз угодил археологу. Но хозяин пока не готов был рассказывать приезжим что-то о городе, тем более, гости ещё ничего не видели, а только слышали. Для предварительного знакомства Зданович решил поговорить о всеобщей истории. Он знал, что Тришка с детства интересовался прошлым русских земель благодаря своим родителям, а вот о девушке, приехавшей с ним, не знал ничего. С виду она была, в общем-то, непритязательной. Но кто его знает, что за штучка любая современная женщина?

– Ну, и что вы, милочка, желаете услышать о земле русской? – обратился археолог прямо к молчавшей до сих пор девушке. – Я уже говорил, чем могу – помогу. Так тому и быть.

– Да что я, – в свою очередь пожала плечами Шура. – Давно уже стал известен тот факт, что Аркаим – столица земли русской, построен был ещё за много тысяч лет до новой эры. А о Руси известно только, что народ, возникший неизвестно откуда, бегавший в дикарях и одетый в медвежьи шкуры вдруг крестился, стал сразу умным-разумным и объявил себя хозяином пятого колеса, то есть прародителем всего человеческого мира.

– Насчёт русских умных-разумных, это ты ну прям в точку, – рассмеялся Зданович. – Ведь действительно, не появились же мы все, как чёртик из табакерки, только в восемьсот пятьдесят втором году уже новой эры, когда крестилась княгиня Ольга, бабушка равноапостольного князя Владимира, а?

Тришка и Саша уверенно закивали, у обоих в глазах заплясали огоньки любопытства и оба с заметной старательностью развесили уши. Это Здановичу явно понравилось, поскольку у любого человека в этом мире самой главной задачей предстоит найти свободные уши. Не только найти, а заставить слушать себя – это умеет далеко не каждый. Во всяком случае, Владимир Геннадиевич, как потомственный археолог, обладал талантом привлечь к себе внимание интересным рассказом, жаль, что у него такое не каждый раз получалось.

– Что вам, молодёжь, а также и нам, известно о первых небожителях нашей планеты? – начал он издалека. – Сразу могу сказать – ни-че-го. Это всё потому, что никто из нас не бережёт историю, совсем не зная, что без знаний истории человеческая нация попросту деградирует и становится неспособной понять и предсказать возможное будущее.

– А это нам надо? – поддел археолога Тришка.

– Что ты говоришь, болван! – сразу разошёлся Владимир Геннадиевич. – Что ты говоришь! Ведь не зная того, что на Руси первым Богом был Вышень, ты никогда не поймёшь ни жизни, ни настоящего, ни будущего.

– Вышень? – попыталась влезть в словесный разнос Саша. – Вышень? А кто это? Я тоже не знаю.

– Ну, молодёжь, ну, серость! – заворчал Зданович, но всё-таки продолжил:

– Вышень – это Единый Бог на Руси! Так что не было у нас никогда ни многобожия, ни идолопоклонства.

– Что, сразу все были православными христианами? – опять поддел Тришка.

– О да, друг мой! – археолог даже откинул по-артистически руку в сторону. – Ежели хочешь, то можно считать и так, потому что Сын Человеческий пришёл в этот мир показать дорогу людям, а это вовсе не значит, что люди всегда до этого шли только по бездорожью. Беспутье явно было в сожжённых еврейских городах Содоме и Гомморе, что, собственно, наблюдается сейчас в Москвабаде и Киеве. Но тогда вовсе не создавалось никаких движений в защиту сексуальных меньшинств, никаких фондов голубого неравенства и борьбы за человеческие права лесбиянок.

– А я считаю, – вставила Шура, – что педики отнимают у женщин то, что только женщинам принадлежит по праву, то есть продолжение рода. Всякое заострение внимания на голубые фонды и движения – есть снижение умственных способностей на уровень гениталий. Ведь так?

– Умница! – взревел археолог. – Вот слова истинного человека! Ну, ладно. Я лучше возвращусь к русской истории.

Зданович взял кочергу, поворошил уголья, подбросил ещё несколько поленьев в костёр, пламя которого благодарственно заурчало, и продолжил:

– К потомкам Вышеня относится в первую очередь его сын – Род. Слышали такое имя? Сын Бога Вышнего не занимался строением Вселенной и прочего глобального. За ним числилось сотворение видимого мира, то есть всего, что нас окружает, и что мы воспринимаем как реальность. Имя Сына Божьего важно для определения самых изначальных понятий родства, то есть Родины, природы, родителей, родичей, родственников. Понимаете?

Такие понятия, конечно же, были известны обоим паломникам, но оригинальное истолкование оба слышали впервые и сидели, открыв рты.

– Так вот, – усмехнулся Владимир Геннадиевич. – В нашем пространстве Род создал три обитаемых мира, которые назывались Правь, Явь и Навь. Тоже знакомо? Теперь перейдём к сути наших миров. Явь – это то, что явлено каждому живущему, включая не только живые существа, но любые растения, и даже камни. К Прави относится вся небесная сфера. Это невидимая зона, то есть Зазеркальный мир, где живут те, кто правит нами, то есть природой, стихиями, умами. И третье – это Навь, тоже потусторонняя Зазеркальная обитель. Но обиталище смерти, скорби и прочих отрицательных энергий. Там, между прочим, живут навьи люди, владеющие чёрной магией, умеющие накладывать навьи чары.

Род всегда был управителем сотворённого мира, поэтому в храмах русов его изображали растянутым в пространстве, всеохватывающим четыре стороны света. Впоследствии таким же мы видим распятого Христа. Вот почему христианство, привезённое на Русь апостолом Андреем Первозванным, не показалось русам и ариям чуждой религией. К тому же, если Рода можно и нужно называть Отцом мира, то русская богиня Лада была нашей Красотой и Матерью.

У них родился сын – Сварог. Мальчик еще не успел стать совершенно взрослым, а уже сварганил небесное обиталище предков. Он же нашёл бел-горюч камень по имени Алатырь, из-под которого вытекают два ручья: один с живой водой, второй – с мёртвой.

Ну, вам ещё не надоело слушать Ересиарха всея Руси?

– Нет-нет! – воскликнули разом парень с девушкой, что вызвало добродушную улыбку археолога.

– Так вот, – продолжил он. – Братец Сварога по имени Велес привёл наш мир в движение, то есть день стал неизменно сменяться ночью, за зимою следовала весна, лето и осень. Жизнь становилась устойчивой и очень предсказуемой в этом мире. Люди даже узнали, что существует измерение времени, а Солнце по закону Прави всегда движется Посолонь, то есть от восхода к закату или же по часовой стрелке. За каждым выдохом – вдох, за каждой смертью – новая жизнь, за каждой печалью – великая радость, за любой Тьмой наступает Свет.

Но только тот же Велес подбросил в мир людей подлое раскольничество, как декоратор в театральном спектакле. Ведь даже нынешние православные или «новоделы щепотники» на праздник Воскресения Христова обходят храм Противусолонь, то есть против часовой стрелки, а, значит, против природы и Бога. Православными остались только те, которых величают нынче старообрядцами.

– Только у нас Крестный ход совершают по часовой стрелке, – подтвердила Шура и непроизвольно взялась правой рукой за нательный крестик.

Владимир Геннадиевич заметил движение девушки и снова улыбнулся. Посетившая археологический разлом парочка явно ему понравилась. К тому же он прекрасно понимал, что ничего в этом мире случайно не происходит, а у девушки нательный крестик явно старообрядческий.

– Да, деточка, православные ходят Посолонь. Но дело не в том, куда ты идёшь, а с чем: с какими мыслями и верою. Вот мы и подошли к наиболее интересному моменту, – археолог сделал значительную чуть ли не театральную паузу и заговорил снова. – Так вот. У Сварога были Сварожичи – его законные властители над всем сущим. Старшего звали Даждьбог, и властвовал он над всем светом, но не тьмой, второго – Семаргл, владеющий огнём, потом Стрибог – отец ветров и самый младший звался Перун, отвечающий за грозу.

А всё наше поколение древних русов считало себя богами в последующем поколении или хотя бы полубогами, но никак не ниже. Причём, всеобъемлющие мысли избранности жили, чуть ли не в каждом уголке планеты. Нет ни одной нации, где жрецы, шаманы или колдуны не внушали бы своему народу об избранности самим Богом. Даже библейские сказания подтверждают это, где подробно рассказывается о падении ангелов и обожествлении наций.

На Руси же существовали поверья, что крылатые посланцы с небес, покинув горний мир или Правь, остались до конца дней своих жить на русской земле, женились на обыкновенных женщинах и имели от них потомство.

Причём, обучили ангелы русов многому: земледелию, скотоводству, магии, астрологии, медицине. Обучили приносить жертвы богам. Так что предание о падении ангелов и обучение магическим ритуалам относится к прямым нашим предкам, древним русам, в которых многие народы видели действительно полубогов и приезжали за знаниями в Аркаим.

– По вашим словам выходит, – нахмурилась Шура, – что мы потомки чуть ли не самого Сатаны?

– Вовсе нет, – отмахнулся Зданович. – Сатана здесь ни при чём. Вышень сам знал, как и за что наказывать ангелов, ведь они тоже были сотворены по образу и подобию Бога, а, значит, сами должны были делать выбор своим поступкам и сами отвечать за сделанное.

Так что ангелы не старались захватить власть, как делают только люди, но совершали другие людские промахи и низвергнуты были, чтобы воочию познакомиться, как живут отверженные. Недаром Сатану до сих пор величают князем мира сего. А какой он князь над Сынами Божьими? Он только-то и умеет, что подставить подножку, ударить в спину, нашептать гадости, уговорить на подлость. Что делать, работа у него такая. Человек обязан сам выбирать, как поступить, на то он и человек. Причём, вера приводит человека к Богу, а религия – к вражде и предательству.

Когда люди повсеместно начнут понимать, что случайных совпадений в мире никогда не бывает, что в основе жизни лежит таинственный процесс развития не по пути насилия, алчности, жестокости, а по овладению биологической Божьей энергией, вот тогда поймут люди секрет своего происхождения, начнут развиваться совсем по-другому.

– Но ведь апостол Павел говорил когда-то, – попыталась робко возразить Шура. – Он говорил: кому церковь не мать, тому Бог – не Отец.

– Вот правильно подметила! – обрадовался археолог. – Церковь была завещана нам Сыном Человеческим! Именно Иисус Христос указал, где искать путь развития! Но человек на то и человек, то есть Сын Божий, чтобы решать, как поступить и что делать. Просто многие из священников взяли на себя ношу, которую не могут, не должны нести. Ведь сказал Христос, что явятся тысячи лжепророков и назовутся именем Моим, что тысячи пастырей предадут Меня. А это записано не где-нибудь – в Евангелии! К тому же, примером вам может стать патриарх новоделов Кирилл Гундяев, страстно поклоняющийся Золотому тельцу и ради этого согласившийся на предательство Отечества.

Посудите сами: неужели только служители церкви имеют прерогативу толкования Нового Завета? Неужели только в правильном выполнении чужой воли смысл всей человеческой жизни? Ведь не единожды Христос сказал нам: «Судите Меня по делам Моим». Значит, каждому отвечать за дела свои, а не за послушание сомнительным пастырям. Где окажется человек, попав в Зазеркалье, – в Прави или же Нави? – неизвестно никому. Только никто никогда не говорил, куда последует человек после пребывания в Зазеркалье?

Владимир Геннадиевич умолк. Вокруг костра уже сгустилась непроходимая ночь, но никто из слушателей не покинул насиженных мест. Котелок уже ставился на огонь несколько раз, и чай дружно выхлёбывался. Археологи и гости слушали Здановича с нескрываемым интересом.

Чтобы как-то разбавить обрушившееся молчание, Тришка решился попросить:

– Владимир Геннадиевич, вы тут про Ересиарха только что сказывали?

– Ну и что? – ответил тот. – Так меня даже владыка Панкратий, настоятель Валаамского монастыря прозвал. Ты же знаешь, по-моему.

– Я-то помню, – кивнул парень. – А вот подружка моя была бы не прочь услышать на сон грядущий ваши стихи.

Археолог посмотрел на девушку, но, поскольку та выжидательно молчала, решил исполнить Тришкину просьбу.

– Значит так. Прочитать я, конечно, прочитаю, но после этого спать. Договорились?

Все дружно закивали головами, а Владимир Геннадиевич, откашлявшись, начал:

Помилуй, Боже, и спаси! Перед Тобою обнаженный на стыд и слезы осужденный Ересиарх Всея Руси. И полудённый неба плач потряс светлейшее светило: я резал напрочь, точно врач, то, что вчера душою было. Уплыло каплей по стеклу, упало образом в примете, кружилось вальсом на балу анти-Господнее столетье. А я смеялся и плясал, и богохульствовал без меры. И вот я тот, кем смел и стал — священномученник Химеры. Не дух, не зверь, не человек, не изгонённый, но изгнанник. И очарованный вовек, рождённый Русью, Божий странник. Унылый дождик моросит. А я, как Бог, преображенный, стихи читаю прокаженным Ересиарх Всея Руси.

Глава 7

Утро ворвалось в Рипейскую долину прекрасным пеньем жаворонка, будто тот скликал к себе в поднебесье всех разномастных гулён, обещая заливистыми песнями радовать пташек всю оставшуюся жизнь. На такие душевные зазывы должно было слететься всё окружное птичье стадо. А ежели так произойдёт – бедный жаворонок! Вернее, бедные пташки. Ведь жён царя Соломона, например, приходилось только пожалеть. Потому что этот многоженец имел тысячу официальных жён, не считая наложниц. Спрашивается: хватило ли его хотя бы на половину этого стада? А ведь он должен был жить не только гениталиями, но совершать Соломонов суд и уделять внимание царице Савской по имени Билкис. Куда уж тут русскому жаворонку охмурять неповинных девиц?

Какие там у жаворонков происходят любовные игры – неизвестно. А вот то, что рухнувшая ночь поразила обоих паломников, приехавших в Аркаим за необычными сновидениями – это точно, потому что оба спали беспокойно, хоть и в разных вагончиках. Тришка до утра с кем-то дрался и даже действительно махнул пару раз рукой, но, попавши кулаком в стену, проснулся, машинально облизал поцарапанные костяшки правой руки, перевернулся на другой бок и снова провалился в сон. А Шурочка всю ночь увлекалась пододеяльными танцами, только партнёром на этот раз был не Синяя Борода, а кто-то молодой, но такой же грубый и противный. Так что Саша несколько раз просыпалась, потом с трудом снова засыпала, и всё же вредный сон не отпускал её почти до самой зари. Тем не менее, утром она чувствовала себя относительно хорошо, а вот Тришка никак не мог привыкнуть к чужой обстановке.

За утренним чаем Владимир Геннадиевич им разрешил сходить исследовать и оценить откопанный «пуп Земли», а так же высказать свои соображения по поводу обнаруженной пирамиды. Ведь такая находка разрушала многие, если не все, исторические описания Египта, Среднего Востока, Индии, всего Средиземноморья, а также центральной Америки. Выходит, найдено ещё одно подтверждение, что Нулевой меридиан проходит через Рипейские горы, то есть мир начинался из России, и Азия с Европой соединяются именно здесь, на Урале.

Дорога до кургана не заняла много времени. Сибирь сохранила и бережно подарила людям древний город Аркаим, когда наступила очередь знакомиться всему миру с Настоящей историей прошлого. Ведь никто не станет теперь оспаривать истоки всемирной цивилизации, хотя те же американцы во всеуслышание объявляют о сокровище нации и создали даже фильм под этим названием.

Оказывается, царь Соломон всю свою жизнь потратил только на то, чтобы имеющееся у него в наличии золото переправить в неоткрытую ещё Америку, чтобы драгоценности стали сокровищем нации американцев в будущем. А разве есть такая нация? Вероятно, очень древняя и забытая, поскольку о ней не помнят даже выходцы с того света.

Об этом и сплетничали Шурочка с Тришкой по дороге к раскопам.

Где-то в СМИ или в научной литературе уже мелькало сообщение о найденных священных грамотах, в которых древний бог Ахурамазда приказал здешнему правителю Йиме создать Вар размером в бег на все четыре стороны, принести туда семя мелкого и крупного рогатого скота, людей, птиц, собак и красных горящих огней. И в бег на все четыре стороны для скота. Потом следовало воду провести длиною в хатру,[33] устроить луга, построить дома загородки и ограды. В переднем округе Вара надо было сделать девять проходов, в среднем – шесть, а во внутреннем – три.

Вот эти три входа и предстали перед паломниками в окружающей город стене, высотой не менее пяти метров. Стена была толстая, и внутри неё имелся потайной туннель или же крепостная галерея. На стену вела внутренняя полурассыпавшаяся винтовая лестница, и оттуда можно было оглядеть окружающую территорию. Так наша парочка и сделала. Со стены, которая большей частью была ещё укрыта историческими слоями земли, с одной стороны лежала Приуральская долина, а внутри укрепления высился холм, просматривавшийся сверху, как огромное колесо телеги, где ободом является та самая крепостная стена, а спицами – откопанные дома, сохранившиеся до наших дней целёхонькими.

Отсюда было видно, что стены домов состоят из вертикальных, пропитанных чем-то кедровых стволов, перемежавшихся довольно крупными блоками, вылепленными из глины с добавлением соломы. Такие же кирпичи на Малой и Белой Руси назывались саманными. А способы их приготовления перекочевали даже в Европу, поскольку возводимые там, в Средние века замки, наряду с обтёсанным камнем, прокладывались вот такими же кирпичами.

Вокруг всего кургана к его вершине или цитадели пролегала винтовая грунтовая дорога, заканчивающаяся у крепкой, но более низкой крепостной стены, в которой виднелись только одни ворота. Вершина была сердцем Аркаима, именно туда парень и девушка устремили любопытствующие взгляды.

– Мне кажется, – задумчиво произнёс Тришка. – Мне кажется, что самое интересное нас ожидает там, наверху.

– Вернее, не «мне», а нам кажется, – уточнила Саша. – Тем более, нам велено пока самим заняться исследованиями. Так в чём же дело? Идём?

– Идём, – согласился её приятель.

Оба скатились по выщербленным ступеням вниз, прошли сквозь ещё один туннель общего входа в город и принялись подниматься по винтовой дороге к цитадели.

Единственные ворота во внутренней крепости оказались совсем не разрушенными и не сгнившими, хотя были собраны из толстых деревянных Брусов, обшитых бронзой, на которой сохранилась чеканка.

Очень большой борьбы со створками не понадобилось, и путешественники проникли в образовавшуюся щель. Внутренность цитадели представляла собой круг, где ни углов, ни многогранников в стене не наблюдалось. Разве что с четырёх сторон света к внутренней стороне стены примыкали, словно контрфорсы, какие-то сооружения. Внимание сразу привлекала к себе небольшая настоящая деревянная церковь, купол на которой был покрыт осиновым лемехом,[34] а венчал купол Константинов крест, составленный их букв «Хи-Ро». Стены церковки также были выполнены из вертикальных брёвен кедрача вперемежку с крупными глиняными блоками. Но дело было совсем не в сохранившемся или же отреставрированном строении храма. Прямо перед церковью высились две небольшие пирамиды.

Видение выглядело настолько необычным, что юноша и девушка застыли на месте, открыв рты. В этой части археологического раскопа никого из археологов не оказалось, и никто не мог сообщить хоть что-нибудь о найденных строениях. Одна из пирамид была сложена из базальта, а основание пирамиды оказалось отделано изразцовой плиткой, словно печь в избе зажиточного хозяина.

Рядом с изразцовой пирамидой высилась такая же, только сложенная не из камня, а из человеческих черепов. В основании пирамиды была зелёная трава, на которой с северной стороны лежал панцирь огромной черепахи, словно ремнём перетянутый змеиной кожей. С юга лежал грифон,[35] лев с поднятой когтистой лапой и головой орла, выполненный из сочного оникса. На западной стороне примостилась большая птица из родонита с красивым девичьим лицом. Таких на Руси звали Макошь или Сирин[36]. А восток занимал Иркуйем-Богал,[37] бог медведей в настоящей лохматой шкуре.

Сашенька помнила истории этих Божьих тварей, только очень смутно и решила расспросить при случае Владимира Геннадиевича. Но более всего на неё подействовала своим присутствием пирамида из человеческих черепов, вершину которой тоже венчала монограмма «Хи-Ро», то есть тот самый Константинов крест, состоящий из двух греческих букв имени Христа.

Известно, что буквы «Х» и «Р», скрещённые вместе впервые увидел император Первого Рима Константин. Увидел прямо в небе по дороге в Рим. Вот поэтому Первый Рим и стал христианским. Причём надпись в небе под этими буквами была выполнена латинскими буквами «In hoc vinces», что в переводе на наш русский, значит, как – СИМ ПОБЕДИШИ. Именно этому небесному знаку император поверил и победил. Победил и гавров, и ливонцев, и прародителей этрусков, и даже взбесившихся в ту пору ниггеров. Власть Риму выпала великая именно в эту эпоху.

– Я всё могу понять и принять, – стал размышлять вслух Тришка. – Черепа могли собрать из могильников сами археологи. Ведь этот город, в сущности, тоже могила. Но откуда здесь медведь? Да ещё морская черепаха?! – он указал на шкуру медведя и панцирь черепахи, лежавшие прямо на земле под пирамидой из черепов.

– Вот за этим я вас и посылал, – услышали паломники мужской голос.

Оба тут же обернулись. Сзади них, как ни в чём не бывало, стоял их знакомый археолог. Владимир Геннадиевич загадочно ухмыльнулся. Видать, произведённое впечатление приносило ему свою часть археологического кайфа, иначе он давно бы всё рассказал.

– Не знаю, как Шурочка, – подал голос Тришка. – А мне хотелось бы услышать душещипательную историю о пирамидах и об этих вот чучелах, – парень кивнул на пирамиду из черепов, в подножии которой, то ли случайно, то ли нет, находились символические предметы. – Вы нас можете этим порадовать?

– Легко! – Владимир Геннадиевич просиял и сделал уместную театральную паузу. – Так вот, с очень древних времён в Китае черепаху называли Чёрным воином. Китай находится от нас немного южнее, как вы знаете, и там она была всегда символом севера и космологического сотворения мира. Даже Лао-Цзы это отмечал. В Китае, как и в стране Десяти Городов, черепаху ставили в основании погребальных памятников. Но назвать кого-нибудь у них в стране черепахой – это просто смертельное оскорбление. Причём, на Великой Китайской стене были обнаружены изображения черепах, но со стороны Китая. Археологи заинтересовались этим курьёзом и впервые отметили, что бойницы на стене тоже обращены в сторону китайской территории. Значит, не известно, кто отстроил стену и с какими целями. Скорее всего, древние китайцы к Великой стене имеют весьма отдалённое отношение.

– Так. А пирамида из черепов – погребальный памятник? – поинтересовалась Шура.

– Конечно, – удивился вопросу Зданович. – Это же всем известно. В пирамиде присутствуют черепа самых выдающихся людей страны Десяти Городов.

– С тех ещё времён?! Настоящие?! – пыталась уточнить Саша.

– Настоящие, – подтвердил Владимир Геннадиевич. – Только они в помещении цитадели свалены были, а мы по описанию, сложили именно в том месте, где они раньше возвышались. И крест тот же. Не знаю, право, откуда он взялся здесь за пять тысяч лет до Рождества Христова, но петли времени разыгрывают с нами чудные штуки, я так думаю. А, может быть, и ошибаюсь.

На Тибете черепаху называют Алаг Мэлхий. Это значит – хитрая черепаха. И почти в каждой стране её панцирь служил гранью между жизнью и смертью. Кстати, вы, ребята, заметили, что панцирь черепахи опутан змеиной шкурой? Это древний космологический символ сотворения мира. Вот так.

– Поразительно! – только и смог выговорить Тришка. – А остальные животные?

– Сейчас и до других доберёмся. Значит, черепаха у нас находится с северной стороны, а с южной, по-моему, Богал.

– Кто? – не поняла Шура.

– Иркуйем-Богал – царь медведей.

– Медведь же с восточной стороны, – поправил лектора Тришка.

– Ах, да. Иркуйем-Богал – исключительно Сибирский медвежий царь. О, это удивительная история! Разве на Москве ничего про сибирских медведей не известно?

– Пока нет, – пожала плечами Сашенька. – Разве что в Московскую Олимпиаду в двадцатом веке резиновый мишка улетел из Лужников прямо в небо, и никто не знает где он сейчас. Но мы готовы удалить своё высокосортное незнание медвежьей истории.

– Договорились, – кивнул Владимир Геннадиевич. – Значит так. Здесь Богала никогда не называли общеизвестным именем, хотя имён было много. Например, Хозяин, Потапыч, Косматый, Дремучий, Грязный, но не Медведь.

– Почему?

– Потому что запросто можно беду накликать, – серьёзно сказал археолог. – Здесь его всегда боялись, уважали, да и сейчас так же относятся. Иркуйема никогда нельзя определить однозначно. Скажем, труслив, как заяц; свиреп, как лев; зол, как волк; хитёр, как лиса. Скорее всего, в медведе сочетаются все эти качества: добродушие, обжорство, ярость, богатырская сила, неуклюжесть, лень и всё это хозяйство венчает звериная нежность. Каково?

– Фантастика!

– Вот те и фантастика, – улыбнулся Владимир Геннадиевич. – Поэтому медведя в Сибири всегда считали оборотнем, и если какая женщина объявляла, что родила от медведя – ей верили. Только младенцу всю жизнь приходилось отдуваться за разгульную мамашу и привыкать к одиночеству. Но, ни мать, ни ребёнка особо не трогали, боялись.

Так. Теперь, вроде бы добрались до юга.

– Смотрите, там выточенный из большого оникса Грифон, – подсказал Тришка. – Неужели эта птичка тоже из захоронения?

– Грифон, грифон, – хмыкнул археолог. – Откуда он появился, для нас остаётся пока что тайной за семью печатями. Такой своеобразный крылатый сфинкс с туловищем льва и головой орла. Признаться, для меня самого странно, как оказался здесь грифон? Может, действует стандарт мышления? Если грифон или сфинкс, значит, обязательно Египет. Но почему обязательно?

Ведь в том же Египте и Греции существует предание, что грифоны живут где-то на Крайнем Севере, в стране гипербореев. У греков до сих пор сохранилось убеждение, что Аполлон – выходец из той же Гипербореи. Он даже несколько раз уезжал с Олимпа в отпуск и вполне возможно прямо сюда.

А занятие у гиперборейцев было только одно: охранять золото богов от уродливых великанов аримастов. Больше я, к сожалению, о грифонах ничего не слыхал. Но существуют проверенные факты, что народ по всему земному шарику расселился именно отсюда. То есть, наши праотцы жили в Аркаиме. Правда, мало пока известно о действительных переселенцах.

– Но и этого более чем достаточно, – успокоил его Тришка.

– Правда? Ну, тогда приступим к западу. Видите, там из красного камня птица Сирин, – Владимир Геннадиевич сделал несколько шагов в сторону пирамиды. – Я вижу, вас эти символы у подножия пирамиды не на шутку заинтересовали. Надо же! Ну, ничего. Сирином, эта птица на Руси никогда не была. Так она зовётся где-нибудь в Греции или Словении, а здесь, в России, Макошь. Это чисто сибирское имя и нигде больше не услышишь. Птица с головой девушки! О, эта птичка многим помогла с ума сойти. В Греции где-то ютятся их сестрёнки – сирены. Слыхали? Надеюсь, помните, как Одиссей готов был всё на свете отдать, да и себя тоже за один лишь поцелуй такой птички? Хорошо, что у гребцов уши заткнуты были.

– Ой, мне здесь так нравится! – пискнула Шура. – А вторая пирамида такой и была, или её тоже из разных камней сложили для будущего музея?

– Это хорошо, что вы не забыли о второй пирамиде, – усмехнулся Зданович. Мы её обнаружили такой, какая есть, только очистили от различных слоёв накопления земли. Кстати, в самой нижней части наслоения существуют ярко выраженные слои морского ила с водорослями и окаменевшим планктоном.

Археолог, произнося речь, всегда следил за тем, какое впечатление производят его слова на слушателей. Горящие глаза обоих гостей и междусловное «аханье» явно нравились археологу, ведь перед скушными туристами и лекции об истории земли читать скучно. А молодая парочка проявляла интерес к его работе, которая была для Здановича действительно лебединой песней.

– Каждый из нас может возродить в душе своей Божественную драму, но никто из нас не в силах переделать её. Так и эта пирамида пережила все века, потопы, ледники и возродилась для нас новым словом древнейшей истины.

Археолог сделал паузу, откашлялся и продолжил:

– В соседнем с нами государстве существует поверье, что на горе Кунь-Мунь растёт дерево, из-под корней которого текут два ручья – живой и мёртвой воды. А по стволу бегает белочка меж нашим царством и запредельностью. Когда мы откопали эту пирамиду, то сначала просто растерялись, ибо с её появлением на свет рушились многие представления человека о развитии цивилизации. Право слово, мы думали, что пирамида скрывает в себе это дерево, то есть, соединяющий мост меж двумя или несколькими мирами. Но она пока ни для кого недоступна, поскольку, если это захоронение какого-нибудь земного царя или владыки Аркаима, то вход, как и в египетских пирамидах, может быть где-то в другом месте. Может быть, даже в подвале стоящего рядом храма. Во всяком случае, наша сибирская находка много меньше по размерам любой египетской, но зато нигде больше не найдёте такой красавицы.

– Это уж точно, – кивнул Тришка. – Только почему вы решили, что вход в пирамиду в подвале этого храма? Или они строились в одно время?

– Нет, церковь на старом фундаменте отстроили мы, – сознался археолог. – Но по описанию – такую же, как и была тогда. Только глубокий подвал в ней ещё сохранился. Я, собственно, пришёл сюда, чтобы там поработать, да не мог обойти вас. Вы стояли, открыв рты, готовы проглотить любую информацию. Вот я и поделился.

– Так вы нам о символах говорили неправду? – глаза Шуры округлились от обиды.

– В каждой правде есть доля правды, – попытался успокоить девушку археолог. – Недаром же египетские пирамиды оказались вдруг в центральной Америке, где они существовали много раньше, чем Египет, Индия и Китай. А вот откуда всё расползлось по земле, нам и предстоит выяснить. Если моё предположение верно, то всем великим забугорным историкам придётся переписывать историю заново.

– А это надо? – пожала плечами Шура, поскольку личное знакомство с историей у неё уже превращалось в профессию и допускать к материалам истории можно далеко не каждого.

– Надо, деточка, надо! – набычился Владимир Геннадиевич. – Иначе война за истину никогда не утихнет. Ну, ладно, заболтался я с вами. Пора и честь знать. Я в подвале как раз на отдельную комнату наткнулся, откуда выходов вообще никуда нет. Думаю, что выход всё-таки есть, только его надо найти. Вы здесь погуляйте пока, а будет скучно, спускайтесь ко мне, посмотреть доисторический лабиринт Минотавра, то есть… в общем, мы этому …тавру ещё имя не дали. Если поможете найти, сами и дадите.

Зданович отправился в подвал, копаться в российском прошлом, а Тришка с Шурой принялись наощупь знакомиться с пирамидами, только парень интересовался предметами мистического прошлого, равно как и черепами, а Шурочка пустилась ползать на четвереньках вокруг изразцовой пирамиды. Она несколько раз останавливалась, кое-где разгребала землю у подножия пирамиды руками, потом хмыкала и продолжала поиски.

Но ничего не пропадает впустую. Во всяком случае, когда Тришка, сделав умное лицо, ощупывал Сирина и Богала, до него донёсся со стороны изразцовой пирамиды Шурочкин радостный вопль:

– Вау! Есть!

– Что есть? – не понял парень.

– Иди сюда, – махнула Шура. – Я тебе такое покажу, ахнешь!

Тришка не заставил себя упрашивать и подошёл к Саше, разгребавшей пятку пирамиды с восточной стороны. Девушка даже достала из кармана носовой платок и принялась отчищать обнаруженное ей сферическое углубление в безупречно ровной стене пирамиды.

– Что это? – заинтересовался парень. – Углубление? Покрытое таким же изразцом? Это действительно – Вау!

– Вот здесь и есть тот вход, который твой друг археолог ищет в подвале, – Шура посмотрела в глаза приятелю, и он понял – девушка говорит правду.

Во всяком случае, какая-то закавыка в находке девушки точно имелась, потому что углубление в ровной стене пирамиды было проложено такой же узорной керамической плиткой, как и все остальные и в углублении явно виднелся какой-то выпуклый рисунок. Археологическая команда Здановича случайно или не совсем случайно, но пропустила важную деталь в строении пирамиды. А Шура, руководствуясь каким-то своим женским чутьём или ещё чем, откопала пропущенное. И, судя по всему, знала даже, зачем и кто сделал эту замочную скважину в ту далёкую историческую эпоху.

– Я тебе раньше не говорила, да и незачем было, – глаза девушки искрились. – Но это тогда было неважно, а вот сейчас…

Саша достала из своего крохотного заплечного рюкзачка большое хрустальное яйцо и протянула Тришке. Тот, не решаясь прикоснуться к яйцу, рассматривал его со всех сторон, и глаза парня принимали наиболее осмысленное выражение. Во всяком случае, он уже стал понимать, что к чему, а Шуре только того и надо было.

– Слушай, – парень по-старчески пожевал губами от волнения. – Слушай, а ведь этот хрусталик можно вставить в…

Тришка ткнул пальцем в изразцовое углубление. Потом перевёл взгляд на Сашу. Его глаза тоже заиграли весёлыми огоньками:

– Сашка! Ведь это фантастика! Ты ещё не пробовала?! Хотя, что я говорю?.. – зачастил он. – Надо Здановичу сообщить!

– Тихо, не гони волну! – скомандовала Шура. – Если сообщить твоему главному археологу, то нас вообще близко не подпустят к пирамиде. Смекаешь? Я предлагаю другое. Мы вернёмся сюда вечером и попробуем этим ключом открыть керамический замочек, а пока пошли знакомиться с Аркаимом.

– Может быть, сообщить всё-таки археологам? – неуверенно предположил Тришка.

– Послушай, – голос Шуры приобрёл командную жёсткость. – Я ведь и тебе могла ничего не говорить. Одной, знаешь ли, легче. Просто ты мне как человек понравился и когда рядом такой клёвый парень, увереннее себя чувствуешь. А Зданович твой получит от этого и славу, и почести, но только после нас. Нельзя всё ссыпать в одну кучу, а то не винегрет получится, а сочная кучка навоза. Ещё наши предки говорили – всему своё время. Так что потерпи до вечера.

А до вечера время тянулось удивительно медленно, то путаясь под ногами какими-то нестандартными мыслями, то обволакивая пустую голову километрами дорог. В общем, Тришка до вечера явно мучился, в предвкушении… в предвкушении чего? Этого не знали оба, а после ужина им, как сладкой заезжей парочке, удалось смыться из лагеря без подозрений.

– Санька, откуда ты узнала, что искать скважину надо с восточной стороны, – спросил парень по дороге к холму.

– А как же?! – обернулась к нему девушка. – Во многих рунах говорится, что когда ищешь Алатырь-камень, надо к солнцу идти спиной, но не за своей тенью. Неужели не слыхал? Сейчас придём в Аркаим, сам всё увидишь.

Только заветный холм Аркаима тоже не хотел приближаться, и, казалось, убегает вдаль вместе с дорогой, становясь блуждающим болотным огоньком или же вспыхивающим ненадолго цветком папоротника на Купалицу. Городу всё-таки сбежать никуда не удалось, а вот ворота в цитадель оказались закрытыми. Большой амбарный замок висел в петлях и посмеивался над искателями приключений.

– Ну, Зданович, собака, – заворчал Тришка. – Какого лешего ему понадобилось замок на ворота вешать?

– Всё очень просто, – пожала плечами Шурочка. – Твой археолог – просто хозяин, а у хозяина всё должно быть, как должно быть. Даже музей внутри организован с драгоценными экспонатами и как положено для настоящей экспозиции. Ничего удивительного. Как же такие материальные ценности не посадить под замок?

– Может всё правильно, – ерепенился Тришка. – Меня интересует другое – как мы попадём в этот долбаный музей?

– Лазать умеешь? – поинтересовалась Шура.

– Чего?

– Лазать по верёвке умеешь? – Шура достала из своего мелкого рюкзачка, оказавшегося не таким уж мелким, бухту капронового шнура с прикреплённой к нему «кошкой».[38]

Затем она ловко раскрутила «кошку» в воздухе и забросила на стену. Крюк послушно зацепился за что-то наверху. Саша подёргала верёвку, удовлетворённо кивнула, снова полезла в рюкзачок, достала оттуда прорезиненные шиповатые перчатки и протянула их приятелю.

– Самое время отличиться, – улыбнулась она. – Влезешь на стену и втянешь меня следом. Не трудно?

Любой парень, может быть, засомневался бы в своих способностях, но после скромного девичьего вопроса отступать было некуда. Тришка натянул перчатки, для вида поплевал на них и принялся взбираться на стену. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, как любили сказывать русские калики перехожие. Но богатырь победил-таки стену цитадели, отдышался и уже более спокойно втянул наверх девушку. Тут в сторону цитадельного храма деловито пролетела белая сова и уселась где-то возле купола.

– Что это? – ухватила Шура за руку своего спутника. – Белая полярная сова!

– Возможно, здесь такие водятся, откуда ты знаешь? – возразил Тришка.

Спускаться было намного легче. Оба, не задумываясь, вприпрыжку припустились к маячившей в ночи пирамиде. И тут возле стрехи маленькой церкви прилетевшая сова вдруг прокричала:

– Фубу! Фубу! Фубу!

– Что это она кричит? – боязливо передёрнула плечами Шура.

– Шубу просит, – улыбнулся Тришка. – Не слышишь что ли? Сама белая и шубу белую ей подавай!

Обе пирамиды в ночи отливали каким-то мутно-молочным блеском, но наши искатели приключений обращать внимание на это не стали, да и некогда было. Отыскав на восточной стороне пирамиды изразцовую замочную скважину, Шура вложила туда хрустальное яйцо, пришедшееся как раз впору, и произнесла какие-то заклинания. Но ничего не произошло. Совсем ничего.

Искатели шамбальных кладов почувствовали себя как дети, у которых отобрали любимую игрушку. Тришка просто насупился, а Шурочка действительно готова была безутешно разрыдаться, даже новое совиное уханье не возвратило ей хорошего настроения. И несколько слезинок уже успели скатиться по её нежным щекам.

Но вдруг белая пирамида стала одновременно со всех сторон высвечиваться таким же белым светом, разгоняющим к тому же нависшую над курганом темноту.

Тришка даже непроизвольно отступил на шаг, а Шурочка тихохонько ахнула. Свет продолжал разгораться, и восточная сторона пирамиды вдруг стала исчезать, как будто разъезжались какие-то створки и прятались в гранях пирамиды, обнажив её внутренности. Самое заметное место в центре пирамиды занимал огромный белый камень в виде куриного яйца. Именно из него струился пронзивший ночь свет. Из макушки камня вверх тянулось маленькое дерево с листьями акации, а внизу с двух сторон из-под святящегося яйца вытекали два неприметных ручейка. Один из них, мутный и действительно неприглядный, впадал в такое же крохотное озерко сбоку, а второй, чистый и прозрачный, срывался с другой стороны в пропасть без дна, поскольку звука подающей воды слышно не было.

Внутренность пирамиды создавала впечатление, что какой-то художник организовал здесь композицию подземного фонтана. Только для кого и для чего? К тому же ещё маленькая акация, растущая прямо из яйца. Уж, не про неё ли говорится, что из бел-горюч камня растёт дерево, связывающее миры Зазеркалья, запределья, то есть мутный призрачный и наш внешний – солнечный? А где же тогда белка, снующая меж мирами? Впрочем, белки может и не быть, но композицию яйца с деревом наши древние прародители выполнить постарались отменно. Даже сказания про эту диковинку не исчезли в веках и передавались из уст в уста, от поколения к поколению.

Наша парочка сначала стояла, не шевелясь, поражённые оба открывшимся зрелищем. Потом, Шура наклонилась и положила диковинный яйцо-ключ назад в сумочку. Взявшись за руки, они ступили на дорожку, посыпанную гравием и ведущую прямо к большому каменному яйцу внутри пирамиды. Но, несмотря на ночь, перед ними на дорожке отпечатались их тени, словно бегущие впереди к заветному камню для того, чтобы первыми вкусить водицы, не давая это сделать хозяевам.

– Вот он, Алатырь-камень, – прошептала Шура.

– Знаю, – кивнул Тришка. – Здесь всё, как в преданиях сказано. А если всё верно, то нам сейчас надобно водицы испить из этих ручейков. Вон и ендова у камня стоит.

Шура пошарила глазами и тоже увидела у подножия камня поставец, на котором красовался серебряный ковшик.

– Испить, конечно, надо, – согласилась Шура. – Только из какого ручья? Ведь один должен быть с живой водой, второй – с мёртвой.

– Из правого, – уверенно ткнул Тришка в чистый ручей. – Чистая вода не может быть мёртвой.

– Погоди-ка, – остановила его девушка. – Если вода в мутном ручейке – мёртвая, тогда почему вокруг озерка такая трава густая да сочная? А правый ручей чистый, согласна. Но он куда-то в подземную пропасть срывается. И даже не слышно куда. И там, на скале ни одной травиночки!

– По-моему, ты не права, – неуверенно возразил Тришка.

– А вот это мы сейчас и увидим!

Шура первой взошла к подножию бел-горюч камня, зачерпнула ендовой водицы из мутного ручейка, глотнула и на всякий случай закатила глаза. Но ничего с ней не произошло. Более того, щёки порозовели, глаза заблестели ещё ярче, и даже кожа начала испускать вкусный запах, от которого обычно дуреют мужчины, в этом запахе распускаются деревья, зеленеет трава и даже пень в весенний день берёзкой снова стать мечтает.

Тришка взял протянутый ему ковшик, тоже глотнул, почмокал и для сомнения на всякий случай пожал плечами. Но мёртвую воду пробовать не захотел, потому как на его щеках тоже заиграл здоровый румянец и сам он выпятил грудь, дабы показать какой-де он удалой молодец.

Шура снова взяла в руки ковшик, ещё раз черпанула живой воды и плеснула её на гладкую поверхность яйца. Снова закричала в ночи сова, а камень раскололся на две половинки, выплеснув наружу жёлто-лиловый сгусток пламени. Огонь устремился сперва вверх, будто сноп морозного дыма из печной трубы на Крещение, а потом с лёгкостью языка змеи слизнул парочку, стоявшую у подножия, уволок обоих внутрь яйца, которое тут же захлопнулось. Захлопнулась также и стена пирамиды, приняв свой первоначальный вид.

Шура и Тришка, оказавшись внутри яйца, сначала никак не могли понять, куда они попали, где вдруг оказались, потому что вокруг них бушевало сплошное, но не жгучее пламя онгона. Малюсенький островок, на котором ютились молодые люди, и который пока ещё был не подвластен огню, стал, на сей момент единственной их защитой. Оба старались не паниковать, потому как слезами горю не поможешь. Ведь оба искали дорогу в Шамбалу, значит, надо разобраться с тем, что дают, а не просаживать драгоценное время попусту.

Шура первым делом взглянула на базальтовую площадку под ногами и увидела, что обломок скалы покрыт ледяной корочкой. Кое-где даже сохранился почерневший от времени или от соседства огня наст. Но как же снег до сих пор не тает? Ведь если они оказались в адском пламени онгона, то ничто холодное здесь просто не сможет удержаться. Однако, языки пламени водили хоровод вокруг островка базальта, а тот оставался холоден и покрыт снегом.

Более того, ледяные наросты по краям островка принялись расти. Так что в океане пламени возник пузырёк льда. А внутри пузырёк замыкался сам в себе, рос, расширялся, образовывая структуру из множества маленьких и больших пузырьков, соединённых меж собой такими же ледяными коридорами. Но вот что интересно: ледяные стенки пузырька не теряли огненного отсвета и блестели не хуже современных неоновых ламп.

В общем, Шурочка с Тришкой угодили в какой-то совсем иной мир, где даже физическая конституция совсем другая, неподдающаяся пониманию простым человеческим умом. Девушка подозревала, что перед ними возникает мир с самого своего физического возникновения. Скорее всего, так и было, потому что ледяной пузырёк продолжал расти, а соединяющие коридоры меж этими ледяными комнатами стали похожи на пешеходные дорожки.

Но только девушка с парнем вышли из отпущенного им пространства, то есть ледяной комнатки с базальтовым полом, сразу же мерцание пламени онгона в ледяных стенах замедлилось, выровнялось и превратилось в совсем не раздражающий свет, льющийся отовсюду. Наша парочка прошла анфиладой одинаковых комнат, почти ничем не отличавшихся друг от друга в царстве ледяного безмолвия. Но неожиданно они оказались на такой же ледяной балюстраде, под которой внизу раскинулся красивый белый город с куполами многоэтажных зданий, пронзённых игольчатыми шпилями местных колоколен. Колокольни, если это всё-таки были они, пронзали купола зданий под разными углами, а на некоторых крышах было даже несколько штук. Такое здание сразу же напоминало свернувшегося в клубок ёжика, вернее, дикобраза.

– Здорово! – не удержалась от восклицания Саша. – Подземный город! Я же знала, что у нас есть соседи.

– С чего ты взяла, что подземный? – хмыкнул Тришка и показал рукой вверх, где окольцованное льдом пространство вырывалось к ясному голубому небу.

– Ух ты! Здорово! – снова поразилась Шура. – Выходит, мы попали в другое измерение? Потому что таких городов на земле не было.

– Ты имеешь ввиду, когда прародители землян бегали в шкурах?

– Эх ты, темнота, – усмехнулась Саша. – Цивилизация на земле существовала за тридцать тысяч лет до Рождества Христова, то есть задолго до оледенения, до одичания, до… в общем, до выбора агрессивного пути на самых законных основаниях.

– Куда тебя понесло, девочка? – поднял брови Тришка. – Что ты можешь знать о истории человечества и откуда?

В памяти девушки сразу возникло путешествие в горах Тибета вместе с монахами жёлтой религии Бон-По, но она решила не затевать диспут.

– Гляди-ка, – перевела Шура разговор на другую тему. – Вон там начинается ледниковая дорожка, прямо как в сноуборде или на американских горках. Рискнём?

– Рискнуть всегда можно, важно хорошо рискнуть. Не возражаешь?

– И как же здесь, в этой ледяной пустыне, можно что-то хорошо сделать? – задала встречный вопрос девушка. – Неужели найдёшь забытые кем-то волшебные санки?

– Санок нет. А вот этот ледяной обломок нам пригодился бы, – Тришка пнул ботинком покатый бок гигантской ледяной сосульки, свалившейся откуда-то из поднебесной подземной выси.

– Зачем? – не поняла Шурочка. – Неужели огромная сосулька может чем-то помочь?

– Конечно! – кивнул Тришка. – Только мне придётся у тебя экспроприировать рюкзачок. Можно?

Девушка сняла с плеча свой мешочек давно служивший ей вместо дамской сумочки и протянула парню. Тот, не ожидая от подруги такой сговорчивости, неуверенно взял рюкзачок и попытался открыть молнию.

– Вот этого не надо! – насупилась Шура. – Там ничего такого нет, только мелкие дамские причиндалы. Или тебе это помешает?

– В основном, не помешает. Но если твой мешок порвётся, мы всё потеряем. Всё, до самых мелких прибамбасов.

– Знаешь, мой рюкзачок – из кожи буйвола, – попыталась успокоить девушка своего спутника. – Очень крепкий и практически не рвущийся. Не знаю, куда ты его собираешься приладить, но вытряхивать из него ничего не надо, да и некуда. А теперь, колись, что задумал?

– Собственно, ничего необычного, – сморщил нос Тришка. – Смотри, вот здесь я на сосульку смогу усесться, как на гидроцикл. Руля нет, да и не надо, потому что, если рюкзачок зацепить за нос, то он послужит настоящим рулём. Тебя останется посадить перед собой. Как говорится, женщинам всегда положено дорогу уступать. А мы, если где-нибудь внизу врежемся, то ты первой погибнешь, но зато по всем законам человечного этикета.

– Хам! – констатировала Шура.

– Это всё, что от меня осталось, – улыбнулся Тришка. – Не нравится – поищи другого.

– Ладно, словоблуд, – отмахнулась Саша. – Давай, обуздывай гидроцикл, и что ли поехали!

Девушка помогла протолкать к краю площадки толстую сосульку, где вниз уходил ледяной то ли природный, то ли специально замороженный жёлоб. Её спутник приладил к носу рюкзачок, взялся за лямки и стал точно похож на лихого сноубордиста. Шура примостилась спереди, Тришка поудобнее обхватил девушку и оттолкнулся от края площадки.

Ледяной жёлоб моментально кинулся навстречу путешественникам, как знаменитые «американские горки». Сашенька завизжала, но совсем не от страху, а, скорее потому, что так дамам положено. Правда, кем, что и где положено – не знает никто, но повизжать всё-таки не вредно. Жёлоб тянулся сплошной винтовой дорожкой по стенкам всего ледяного колодца, на дне которого раскинулся удивительный город. Впрочем, наши путешественники не знали что в нём удивительного, ведь они попали пусть в другой мир, но всё-таки к живым существам, построившим для себя целый город на дне ледяного колодца.

Сосулька набрала скорость, чуть ли не пушечного снаряда, хорошо ещё, что жёлоб в некоторых местах тянулся просто горизонтально и Тришка успевал затормозить своими пригодившимися для этого солдатскими ботинками. Шура уже перестала пищать, всматриваясь в ледяной жёлоб, снова и снова обрушивающийся на них крутыми американскими спусками.

Наконец, падение в колодец всё же закончилось, но не очень удачно. На одном из ледяных поворотов, жёлоб уходил отвесно вниз и снова начинался где-то метрах в пяти ниже, только уже с другой площадки. Сосулька рухнула на эту площадку и разлетелась на сотни ледяных осколков, а вслед попадали наши путешественники. Но первым упал Тришка, а Саша угодила сверху. Так что девушка ничуть не пострадала, а Тришка поохал для виду, но поднялся на ноги и помог встать подружке.

– Гляди-ка, куда мы попали! – Шура ткнула пальцем в противоположный конец площадки.

Возле стены ледяного грота виднелся череп какого-то животного. По человечьим меркам его можно было сравнить разве что с черепом великанской лошади Святогора-богатыря, или же последнего вымершего дракона, уж такой он был большой.

Пространство огромной ледяной пещеры подземного царства просматривалась довольно хорошо, будто воздух подземелья светился сам по себе. Тришка и Саша разглядели, что в зубы драконьего черепа вделана дверь, а перед ней сооружено что-то похожее на обычное крыльцо человечьего дома.

– Слушай, похоже, здесь кто-то живёт, – заметил Тришка. – Пойдем, посмотрим?

– Не оказаться бы в числе непрошенных гостей, – отозвалась Саша. – А то непрошенный гость – хуже татарина.

– Давай прикинемся странниками, – предложил Тришка. – Ведь странников-пилигримов в любой стране было видимо-невидимо. Может быть, и нас не прогонят. Пошли?

– Пошли, – согласилась Шура. – Надо же познакомиться со здешними обитателями.

Крыльцо перед черепом оказалось обыкновенным. Таких в нашем мире множество перед современными коттеджами или же перед богатыми усадьбами прошлых веков.

Возле двери на затейливом кованом крюке висел небольшой колокольчик. Только на звонки никто не откликнулся. Вероятно, хозяев просто не было дома. Но когда Тришка подёргал за ручку двери, та послушно открылась, приглашая войти внутрь необыкновенного дома.

Прихожая оказалась вместительной, аккурат в размер драконьей пасти, в конце которой виднелась лестница ведущая наверх. По одну сторону вестибюля располагались шкафы с зеркальными отъезжающими дверцами, где было множество дамских и мужских нарядов, способных удовлетворить любые человеческие прихоти.

Но Терёшка равнодушно скользнул глазом по гардеробу, а Шура лишь на несколько минут задержала любопытный взгляд на представительских нарядах разных времён и народов. Казалось, наряды в прихожей подобраны специально для гостей, только наши путешественники менять свою привычную одежду на великосветские наряды пока не собирались.

Они не спеша осмотрелись в прихожей и решили подняться по лестнице в главное вместилище черепа, где при жизни дракона находилось серое вещество. На верхнем этаже оказалось просторное помещение, уставленное столами, лавками и даже сундуками. Дубовые столы, покрытые отбеленными льняными скатертями, ломились от различных кушаний, только что приготовленных и поданных в пиршественную залу для угощенья гостей, будто невидимый Сват Наум или То, Чего Не Может Быть, выставило из печи всё, что есть.

Тришка проглотил голодную слюну, не удержался, и, подцепив целиком поджаренную курочку на вертеле, впился в добычу острыми хищными зубами, при этом чуть ли не по-звериному заурчав.

– Ты с ума сошёл?! – закричала не него Шурочка. – Что, давно не обедал? С голоду подыхаешь?

– Да что ты, право, – попытался защищаться парень, проглотив изрядный кусок поджаренного птичьего мяса. – Ведь это просто птица. Между прочим, очень вкусная, рекомендую.

– Дурак ты дурак, – снова взъелась Шура. – Да и я – идиотка! Надо было предупредить, что в Зазеркалье, куда нас с тобой, кажется пригласили не приглашая, не всё съедобное действительно съедобно.

– Но я же просто попробовал! – возразил парень. – Что здесь такого? Ведь для непрошенных гостей стол не ставят, не наливают вина и не обжаривают птицу. Но, если нас ждали, почему мы должны отказываться от аппетитной еды?

– А если не нас ждали? А если еда предложена без предлога, чтобы закрыть путь возвращения в мир живых?

Слова Шуры повисли в воздухе, ибо по стенам драконьего черепа вдруг вспыхнуло множество светильников. Сразу в воздухе возникли, будто бы ниоткуда, жирные сине-зелёные мухи. Но вот что странно: Шурочку эти первые местные жители облетали стороной, а на Тришку садились с удовольствием, как на своего долгожданного знакомого. Парень старался отмахнуться от надоедливых летучих тварей, но пока это у него плохо получалось.

– Да уж, – кисло улыбнулась Саша. – Муха всегда знает, на что ей садиться, муху не обманешь.

Возле стен на нескольких сундуках была разложена красивая одежда: женские русские сарафаны красного цвета, вышитые по подолу синими алконостами и жёлтыми сиринами, так и манили, чтобы их примеряли приглашённые в гости девушки, а для мужчин имелись белые и красные косоворотки с прилагаемыми к ним расшитыми кушаками. Судя по убранству, покрою и фурнитуре, такую одежду носили только в Древней Руси.

– Давай-ка, примерим одежду здешних жителей, – скомандовала Саша. – Судя по всему, нас надолго в одиночестве не оставят. А в одёжке местных жителей мы не будем казаться чужими. Согласен?

Тришка не возражал, потому как слова подружки сквозили реализмом. А зачем спорить, если девушка права и доверяет своей интуиции? Так они и сделали. Шурочка выбрала красный сарафан с вышитыми золотой нитью алконостами, а Тришка нацепил малиновую косоворотку, где на груди был выткан зелёной нитью узорный сирин. Оглядев скептически приятеля, девушка всё-таки удовлетворённо кивнула, а на себя могла полюбоваться только в бронзовое большущее зеркало, начищенное до такого состояния, что на близком расстоянии смотреться в него было не стыдно. Тришка понаблюдал, как вертится перед зеркалом Саша, и усмехнулся:

– Знаешь, ты в этом наряде выглядишь совсем по-другому, никогда бы не сказал, что знавал эту девицу раньше.

Шура снова удовлетворённо улыбнулась, потому что неравнодушна была к комплиментам, впрочем, как и любая другая девушка. Оглядывая освещённое горящими светильниками помещение, девушка отметила, что пол в черепе был выложен мраморной плиткой, а недалеко виднелся проём в стене. Шура увидела там выдолбленные щербатые ступеньки, уходившие куда-то вниз. Собственно, туда им и надо было, потому что до дна ледяного колодца и выстроенных там городских зданий оставалось совсем немного.

– Слушай, – задала Шура, мучающий её вопрос. – Слушай, а не попробовать ли нам спуститься дальше по лестнице? Если она выдолблена в скале, если по ней кто-то поднимался, значит, и мы сможем!

– Какая глубокая мысль! – поддел подругу Тришка. – Если есть предложить что-нибудь другое, то валяй, выкладывай, только в письменном виде. Мы их рассмотрим как-нибудь и вынесем не днях вердикт, а пока…

– А пока я тебя поколочу! – Шура набросилась на приятеля и пару минут мутузила его со всей женской силы.

– Славно! – отметил Тришка. – Правда, бойцового умения тебе всё-таки не хватает. Ну что, пошли?

Они принялись спускаться по тёмной лестнице вниз. Ведь где-то там должен быть выход в построенный город. И люди, если таковые жили в подземном мире, помогут разобраться в структуре этого царства, этой страны, этого города.

Глава 8

Спуск оказался не очень большим. Во всяком случае, много меньше, чем по ледяному колодцу, где путешественники решили стать на некоторое время дикими сноубордистами. Вдруг совсем неожиданно лестница кончилась, и Шура с Тришкой оказалась на открытом ровном месте. Вокруг площадки, на которую вышли путешественники, стояли обыкновенные люди, одетые в такие же старорусские одежды, как и появившиеся из лестничного проёма нежданные гости.

Мужчины и женщины во встречающей их толпе находились отдельно. Только мужики сторонились чуть поодаль, а женщины принялись водить вокруг гостей хоровод, взявшись за руки и тихо напевая:

И вот ты идёшь, Отринув печаль, Врата отворяешь и входишь сюда — в прекрасный сей Ирий.[39]

Потом хоровод девиц расступился и вперёд вышел статный молодец с кожаным ремешком, заплетённым вокруг головы. Посредине ремешка во лбу закреплён был большой изумруд. Казалось, встречать гостей вышел трёхглазый аримаст.[40] Причём, изумруд во лбу так заиграл лучами света, что можно было подумать, будто глаз человека ожил и разглядывает вышедших к народу гостей.

– Здравии будь, болярин Сварог! Здравии будь, болярыня Веденея!

Молодец поклонился в пояс держащимся за руки Тришке и Шурочке. Вероятно, на приветствие также надобно было ответить, только Тришка не знал как, а Саша помнила, да боялась, что будет неправильно.

– Будь что будет! – решила Шурочка, – двум смертям не бывать, а третьей не миновать!

Она выступила вперёд, также отвесила поклон статному молодцу:

– Буди здравии, добрые люди, Яви и Прави[41] насельники!

Потом отступила назад и услышала шёпот Тришки:

– Ну, ты даёшь! Если это русы, то откуда их обычаи знаешь?

– А ты, – также шёпотом ответила Шура. – Ты сам, нерусь что ли? Одним своим именем мог бы гордиться. А разговаривают они совсем как мы, ну, может, пару-тройку слов непонятно будет. Я в школе языкознанием занималась и так, как эти, у нас в Сибири остяки разговаривают.

Меж тем молодец с изумрудом сделал широкий жест рукой, приглашавший гостей к столу, на котором громоздились всяческие закуски вперемежку с огурцами, репой, чесноком и калигой.

– Болярин Сварог, изыдя из Прави откушати в Яви.

– Иди, – снова шепнула Шура. – Тебя одного приглашают. Только не ешь ничего…

Тришка неспешно подошёл к столу, но брать никакой снеди уже не стал. Тогда служка подкатил к нему, держа в руках поднос с тремя золотыми кубками. Парень беспомощно глянул на Шуру, но сейчас ему, похоже, было не отвертеться: один из трёх кубков обязательно должен быть выпит!

Парень снова глянул на подружку, но та ничем помочь в данную секунду приятелю не могла. Тришка, закрыв глаза, зацепил наугад один из кубков и махом осушил. Глаза у него вылезли из орбит, он выронил кубок и, хватая воздух ртом, опустился на подвернувшийся по случаю камень. Таких валунов, похожих на пуфики, возле стола было несколько. Шура поняла, что для этого они и предназначены. Только можно ли садиться на камень, девушка ещё не знала. Двое мужиков в одинаковых чёрных кожанках с меховыми рукавами подхватили Тришку и куда-то уволокли. Теперь очередь дошла до Шуры. Изумрудный распорядитель таким же широким жестом пригласил девушку к столу:

– Болярыня Веденея, изыдя из Прави, откушати в Яви.

Саша, стараясь ступать неспешно, приблизилась к столу, но выбрала из всей еды только каравай чёрного хлеба со стоявшей на нём солонкой. Отщипнув кусочек, девушка обмакнула его в солонку и съела. Сзади среди певших гостям величание послышались одобрительные вздохи. Тут же к Шуре подскочил виночерпий, держа в руках такой же поднос, с такими же золотыми кубками. Но Шура не стала выбирать наугад. Она просто заглянула в кубки и увидела в одном красное вино, в другом, молоко, а в третьем – прозрачная ключевая вода.

Вот этот-то кубок и прельстил девушку больше всего. Ещё не допив, она снова услышала в толпе величальных одобрительные вздохи и покашливания. Все ждали от неё именно этого. Изумрудный молодец преподнёс ей за сделанный выбор небольшой подарок. Он для Саши показался изящным сувениром, но в этом царстве вполне возможно играл роль какого-нибудь магического символа. На подушечке лежал прикреплённый к триколорной ленточке, копией русского знамени, древний Тетраскеле. Подобными крестами – которые тогда назывались Hakenkreuz или Железный Крест —, щеголяли во время Первой и Второй Мировой гитлеровцы, только шейная ленточка ордена была совершенно другая.

Собственно, монахи Бон-По, которых Шура постоянно здесь вспоминала, тоже сделали девушке подарок. Ведь ключ к дверям в Шамбалу пришёл не без их помощи. Если это Шамбала, то почему местные жители так похожи на древних русичей? Что такое эта встреча и почему Тришку куда-то увели, а ей вручают не совсем заслуженные награды. Похоже, в этом государстве не так-то всё просто. Даже абсолютная власть над миром, обещанная проникшему в Зазеркалье, даётся вовсе не сразу, если вообще даётся.

К девушке подошли двое мужчин, одетых в чёрную кожу. Правда, они не стали уводить девушку силой куда-то, как они сделали с Тришкой, но жестами пригласили следовать за собой. Шура пожала плечами, надела ленту с античной свастикой – не помешает – и последовала за мужиками.

Идти пришлось недалеко. Около площади, где встречали гостей, имелось несколько гостиничных зданий, похожих на земные полушария-абсиды. Именно такие в том мире, откуда прибыла девушка, были в планетариях, обсерваториях и… на православных храмах. Стены колодца были из светящегося льда, да и сам воздух светился, поэтому город не страдал без освещения, но все улицы и площади были каменными.

Единственно, что не хватало в округе, это ни одного зелёного деревца. Даже в заковавшей себя гранитом Москвабаде и Ленинбурге чахлые деревца проглядывали в жилых кварталах, а местами среди многоэтажных блочно-цементных хижин всё же сохранились зелёные пятна, именуемые высокопарно лесопарками. Да, Москва задыхалась без воздуха, но здесь, в ледяном колодце, ни о каких растениях не могло быть и речи. Они бы просто не прижились в святилище ледяного мрака.

В стоящем неподалеку куполе открылась входная дверь. Оказывается, Шуру здесь уже ждали.

– Здравии будь, болярыня Веденея, – поклонился ей юноша в красном, расшитом золотом кафтане. – Зде всё по душу твою. Чаю, до кумары[42] отдохновение буде, а там поглядим. Не обессудь.

Шура вошла внутрь помещения. Хотя здесь не торчали факелы по стенам, не светился лёд, но в помещении не чувствовалось темноты. Более того, необыкновенную купольную комнату можно было назвать в прямом смысле девичьей светёлкой. Самое заметное место здесь занимала большая деревянная кровать на толстых резных ножках, стоящая в настоящем алькове. А под множеством разбросанных подушек атласное одеяло могло похвастаться вышитым на нём красивым кроликом с умными человеческими глазами. Тем более, вышивку сопровождал настоящий кроличий мех и зайка казался, чуть ли не живым, ожидающим гостью только ради того, что б она почесала зверька за ухом. Первым делом Сашенька и сделала то, что от неё требовал зверёк.

Сидя на кровати, поглаживая зайчика, девушка рассматривала помещение, пытаясь тут же проанализировать всё случившееся. А подумать было над чем: во-первых, почему её величают Веденеей, а Тришку – Сварогом? Девушка принялась вспоминать старорусских богов: Сварог – это Бог, давший миру Алатырь-камень, и сварганивший обитель Богов. А жили там: Вышень – единый и необозримый; Род – творец бесконечной Вселенной, создавший Явь, Правь и Навь; Сварог, завершивший создание мира и Макошь или Лада – Мать Сыра Земля, кормилица, хранительница любви и красоты.

Лишь потом от Сварога пошли дети – Сварожичи: властитель света – Даждьбог, повелитель пламени онгона Семаргл, отец ветров – Стрибог и царь грозовых вихрей – Перун.

Шурочка помнила родословную русских богов ещё со времён общения с Иннокентием Васильевичем. Он сумел за отпущенное ему время привить любовь девочки к почти исчезнувшей русской литературе, истории, естествознанию, музыке и не забывать берегиню русской культуры – религию старообрядчества. А самое главное, никогда не терять любви к единственной в мире стране, давшей жизнь остальным земным цивилизациям. К тому же, нынешний хозяин Аркаима археолог Владимир Геннадиевич Зданович тоже был не равнодушен к русской истории и совсем недавно прочитал великолепную лекцию о сочетании древних русских богов и старообядческого христианства.

О роли России планетарного масштаба в судьбах государств никогда вслух не принято было говорить, да и зачем? Каждый из русов и так это знал, а что там словоблудят о своём величии и неповторимости масонские пилигримы – это заманчивый кусок соблазна, на что и ловится доверчивый человек. Но историю, как ни переписывай по указке временщиков, а всё происходящее на свете, становится прочным фундаментом развития человечества, который по чьей-то указке из-за океана просто так не спрячешь и не разрушишь.

Итак, если они с Тришкой попали в Шамбалу, то здесь должны быть корни Вед и Упанишад, корни русского старообрядчества и философии. Как наглядное пособие происходящему и знаменем минувших времён служил Заратустра, где сохранилась единственная дверь в этот мир. Если предки первого религиозного пророка – выходцы отсюда, то здесь действительно должно быть знание построения цивилизации.

Судя по войнам, сопровождающим всё существование человечества, цивилизация начала развиваться совсем не по тому пути, предназначенному для человечества. Но любой из нас волен, делать выбор, а если рыба начинает гнить с головы, то нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Что с воза упало, то не вырубишь топором, как говорили наши предки.

В просторной комнате, где оказалась Шура, было довольно уютно. Кроме большой кровати в алькове возле стен красовалось несколько зеркал. Только здесь ещё не знали, наверное, ртутной окраски стекла и зеркала создавались путём идеальной полировки латуни или же бронзы. Но это небольшая беда, потому что зеркала всё-таки были. Значит, здесь тоже знали, что существует страна Зазеркалья. Собственно, и эта страна по отношению ко времени, где жила и родилась Шура, тоже была Зазеркальем. А сколько таких миров в петлях времени существует – неизвестно.

Меж зеркал висели разные живописные ритуальные маски. Значит, это может быть настоящим наследием предков. Кроме зеркал в комнате стояло также множество кованых сундуков, может, для хранения одежды, может, ещё для чего. Но самое видное место занимал огромный круглый стол, шпунтованный деревянными пластинами, похожими на карельскую берёзу.

На столе громоздилось множество различной еды на всякий спрос. Только Саша относилась к угощениям с большой осторожностью. Знала: среди угощений всегда найдётся такое, после которого человек уже никогда не сможет вернуться в тот мир, откуда появился. А именно это и произошло с Тришкой, в гостиной лошадиного черепа. Ведь парень, не задумываясь, проглотил кусок испечённой птицы, за что его и утащили неведомо куда.

Шура подошла к столу. На нём, кроме такой же печёной птицы красовалось огромное блюдо с целиком зажаренным осетром, обложенным мочёными яблоками, дольками чеснока, кольцами лука и морковки. Всё это было присыпано сельдереем. А рядом, на втором таком же блюде, красовалась запечённая гусеница невероятных размеров, политая грибными остро пахнущим соусом и нашпигованная оранжевыми дольками тыквы, видневшихся сквозь разрезанную спину гусеницы. На круглых блюдах поменьше горками были набросаны жареные тушки птиц, а отдельные чугунки с зеленовато-мутной юшкой заманивали знатной ухой или мнёвой[43] из стерляди. Здесь же в помощь основным деликатесным блюдам была квашеная капуста, солёные корнишоны, отборные рыжики, тёртая с чесноком свёкла, вяленная на огне тыква, целиком испечённые баклажаны, огурцы, политые малиновым вареньем, и в глиняных кувшинах пенилось настоящее виноградное вино.

Такая роскошь насторожила Шуру ещё больше, потому что после величания ей не было сказано почти ни слова, лишь предложено время отдохновения. Может быть, здесь отдых – часть ритуала или же мистерии, но это станет известно немного позже. Только ни отдохнуть, ни перекусить Шурочке пока не хотелось.

Сзади послышался шорох. Девушка резко обернулась. Посреди комнаты стоял встретивший её парень. Шура обладала чутким слухом, однако не услышала, как парень проник в помещение. Да и дверь не хлопала. Может, где-нибудь здесь имеется потайной ход? И зачем это юноша проник к ней без приглашения? Во всяком случае, через этого молодца можно было хоть что-то узнать о Шамбале, о здесь живущих и зачем их с Тришкой разлучили?

– Я не звала тебя, отрок, зачем ты здесь? – на всякий случай спросила Шура.

– Болярыня, ты, чаю, не ведашь нас и старчество не слушашь? – для наглядности парень указал рукой на единственную входную дверь. – Покель ты Веденея, – не бысть добру.

– Да, я никакая не Веденея, – возмутилась девушка. – Меня Шурой зовут, а моего приятеля – Тришкой. Кстати, где он?

– Знамо где, – усмехнулся юноша. – На дыбе. За жисть испрошенну про тебя выкладыват, мол, Веденея смертью морит скрозь любовь свою.

– Тришка на дыбе? – ужаснулась Шура. – Зачем же его Сварогом величали?

– Сварог – он и есть Сварог, который сверкат, сварганиват и сваливат беды на своих, на чужих, токмо не на чело своё. Вот и ты в речах евойных, мол, токмо смертушку даруешь скрозь любовь, любовную утеху и взглядом Василисковым любого богатыря порешишь.

– Василисковым? – девушка попыталась вспомнить повадки этого древнего зверя, но ничего не вышло.

– Ага, – кивнул парень. – Василиск глядит ласково да стелет от больна. Вот люди-то и каменеют. Твой сподручник великовыйным поначалу был, да сплыл под нагайкой.

– Неужели на дыбу его? – не успокаивалась Шура. – За что же?

– Было б за что – сразу б кончен был, – юноша для наглядности провёл ладонью по горлу. – И птицу он отведал без приглашения к столу. Ему, коль живу бысть, то уж токмо зде. Коли вы из Прави, дак разносольство зачинать не сподручно.

– Но мы с добром к вам! – попыталась заступиться за Тришку девушка. – Можно сказать, за советом.

– Совет не стать, почём не дать? – снова усмехнулся парень. – Вот и порешай: не хошь в онгона огнь, не трожь пока еду, а уедём, колы приду.

– Ты уже уходишь, – попыталась удержать его Шурочка. – Может, скажешь все-таки, что там у вас происходит?

– Знать – не стать, уму не подстать, – парировал юноша. – Почивай пока, я за одром туто-ка.

Парень подошёл к одному из зеркал, ступил в него и спокойно скрылся где-то там, внутри. Шура, не веря своим глазам, подошла к зеркалу, потрогала рукой и ощутила кончиками пальцев приятный тонкий холодок металла. Но ни створок, ни щелей в этой двери не было, так что хотелось отмахнуться и не поверить, что юноша только что с ней разговаривал.

Правда, не верить – всегда легче, но Шурочке не хотелось отмахиваться безоглядно от происшедшего с ней. Решив, что утро всё-таки мудренее, она, не раздеваясь, плюхнулась на кровать и даже немножечко подремала. Во всяком случае, так ей показалось – немножечко. В действительности же она провалилась в настоящий сон, который всегда приходит человеку на выручку, дабы дать отдохновение поражённому стрессовыми ситуациями организму.

Шура вдруг оказалась плывущей где-то далеко в тёплом море. Она ни разу не видела такой бирюзовой и чистой воды, не слышала удивительного переклика птиц, совсем не похожего на сварливое переругивание бакланов. Девушка перевернулась на спину, открыла глаза и снова удивилась. Вверху переливалось радужными огнями глубокое земное небо! То есть неземное, потому что такого радужного неба не бывает нигде, даже на Северном полюсе в момент полярной ночи.

А здесь никакой ночи не было, правда, солнца тоже не было, но свет охватывал и пронизывал всё окружающее пространство, как днём. Почему «как»? Это переливался красками, радующими глаз, светлый настоящий день, о каких давно мечтают на земле. Собственно, а где же она сейчас? Шура снова перевернулась в воде, подняла голову и наконец-то увидела берег.

Но туда надо было плыть! А Шуре так этого не хотелось. Здесь и вода выталкивает, не даст утонуть, и волны такие ласковые, нежные, шёлковые… но плыть, почему-то, всё равно надо!

Кому надо и зачем, Шура никак не могла понять, только, если «надо», то куда плыть? Потому что на бескрайнем берегу из белого песка виднелся огромный шар, переливавшийся зеленовато-голубыми пятнами, а чуть дальше – такой же, но играющий жёлто-оранжевой гаммой. Меж ними девушка выбирать ни один не стала, а поплыла прямо посередине. Вскоре она уже выходила из моря, словно выточенная из яшмы Афродита.

Действительно, тело девушки было обнажённым и золотилось заманчивым тёплым загаром.

– Ох, чего только не увидишь во сне! – подумала девушка. – Надо срочно проснуться, а то неизвестно что ещё может присниться.

В это мгновенье левый зеленовато-голубой шар раскололся на тысячу долек и из него показался человек. Мужчина. Тоже обнажён. Шура ничуть не испугалась. Более того, боялась поверить своим глазам: из расколовшегося шара к ней шёл Иннокентий Васильевич! Собственной персоной!

На какое-то мгновенье девушка оглянулась и увидела, что правый жёлто-оранжевый шар тоже раскололся и оттуда также вышел обнажённый мужчина, как две капли похожий на Иннокентия Васильевича!

Один из них был явно её любимым, ушедшим в иной мир. Но кто тогда второй?! Ведь мужчины похожи были друг на друга, как родные братья-двойняшки! Неужели, один – настоящий, второй – отражение Зазеркалья? Такая раздвоенность поразила Шуру в самое сердце. Меж тем мужчины подошли к ней справа и слева, не замечая друг друга, но замечая девушку, и оба заговорили с ней одновременно, стараясь, чтобы Саша обратила внимание именно на него и никак иначе.

– Чижик, я так рад, что ты нашла меня здесь! – шептал один.

– Чижик, как хорошо, что мы опять вместе! – вторил другой.

Потом оба принялись покрывать ласковыми поцелуями её загорелое тело, и Шуре под градом этих поцелуев совсем уже не хотелось просыпаться. Мужчины явно старались перещеголять один другого, не оставляя на теле девушки ни одного миллиметра не испытавшего поцелуй. Любовная игра казалась не только восхитительной, но безумной. Шура понимала, что ни одна женщина в мире сущих ещё не получала таких ласк и вряд ли получит, поэтому ей хотелось ещё и ещё! Она даже начала постанывать, не в силах отказаться от необычного дара Зазеркалья. А мужчины старались вовсю: один целовал её от пояса до кончиков пальцев на ногах, другой выше пояса и до мочек на ушах, осторожно покусывая их. Потом сладкая парочка поменялась территориями тела, и всё началось снова. Шура уже изнемогала от усталости и блаженства, но не могла произнести ни слова. Лишь в один короткий момент ей удалось простонать:

– Господи! Как же мне хорошо!

Но странное дело. Тут же оба двойняшки прекратили свои сексуальные домогательства и шарахнулись от Шуры, как два огромных пятнистых питона. Один – с зелёно-голубыми пятнами, другой – с жёлто-оранжевыми. Девушка не успела и глазом моргнуть, как змеюки исчезли каждая в своём шаре.

Видимо, действительно пора было просыпаться.

Открыв глаза, она снова увидела юношу в красном бархатном кафтане, колдовавшем вокруг стола со снедью. В руках у него было бронзовое кадило на трёх цепочках. На круглом столе по краю стояли двенадцать плоских металлических тарелок с фиалами, и юноша возле каждого места окуривал стол каждением, читая при этом какие-то молитвы или наговоры. Увидев, что Шура проснулась, он улыбнулся ей, но дело прерывать не стал. Только после очередного обхода вокруг стола он остановился возле одного из зеркал, повесил кадило на крючок, торчащий из стены, и подошёл к алькову.

– Ты, болярыня, зде Веденеей нарицаешься, вот и вменити глаголам своим.

– То есть, думай, о чём говоришь? – уточнила Шура. – Это, я полагаю, один из первых советов?

– Истинно так, – кивнул парень. – А то полиелеем жег не исправити, занеже не любят старичи из Прави возвернувшихся, премудрость прости.

– Я и не собираюсь никаким маслом огонь поливать, поэтому и сказала сразу, что совет надобен, – нахмурилась Шура. – В нашем мире существует такая информация, что у вас здесь можно понять, как показать человечеству путь развития, иначе люди землю могут просто погубить. А тогда и вы не выживете. Исчезнете вместе с нами.

– Знамо дело, – кивнул парень. – Обаче никака мреть скимена[44] не сомнёт. Надобно те к Волхову пожаловать, на то ты и Веденея. Хочеши?

Саша машинально кивнула, так как сидеть и дожидаться своей участи не имело смысла, а у волхвов можно узнать, в чём смысл существования или же научиться сотворять мир добрым и великим, как должно.

– Токмо преждь сотрапезничать надобно, – парень кивнул на стол. – Освещена снедь – добра исполнь.

Юноша первым подошёл к столу, принялся накладывать себе в плоское серебряное блюдо по кусочку от всякого угощения и кивком головы пригласил Шуру делать то же самое. Теперь девушка не заставила себя упрашивать, ибо прилично проголодалась во время шамбальских приключений. Впрочем, приключений никаких не было. Просто люди здесь так жили по своим законам и ради вновь прибывших не собирались нарушать свой жизненный уклад.

Шурочка решила попробовать всю предлагаемую пищу. Но вот только отрезать кусок большой гусеницы всё-таки не решилась. Неизвестно какая бабочка появляется из этого чуда природы и не повлияет ли она отрицательно на человеческий организм пришедшему из иного мира. Во всяком случае, осторожность не помешает. Зато все остальные кушанья оказались настолько хорошо и с умом приготовленными, что Шура искренне позавидовала жителям этого Зазеркалья, если, конечно, их постоянно угощают такими произведениями кулинарного искусства.

– А где здесь птицы, растения и есть ли деревья? – спросила у сотрапезника Шура, подцепив настоящую куропатку с мочёным горохом. – Я кроме ледяных стен ничего и не видела.

Парень посмотрел на гостью удивлёнными глазами и объяснил, что пищу сюда привозят из Рипейских лугов, что в этом городе не место всяким там кухням с приготовлениями пищи.

– Арктида зде, – парень ткнул пальцем в центр свастики, висевшей у Шуры на шее. – Арктида правит миром, а Правь – Арктидой. Посему старичи не любят гостенек и угощают гремучей трапезой.

Парень подошёл к одному из сундуков, откинул крышку, и перед глазами Шуры оказалась гора всякой всячины, будто сундуки только и существовали для складирования пищи. Но, если жаренные, варенные, пареные и печёные деликатесы забиваются в сундуки, то как они там не прокисают? Может быть, где-то на стороне у здешних жителей существуют кухни, но как пища доставляется сюда и как хранится? Ведь то, что удалось откушать Сашеньке, – просто чудо кулинарной науки!

Юноша, наблюдая за Шурой, усмехнулся. Наверное, догадался, какие вопросы интересуют девушку. Он подошёл к другому сундуку, открыл – в нём было то же самое. Потом открыл ещё несколько сундуков – пищевая суть сундуков не менялась. Значит, эта комната была никакая не светёлка, а раздаточная пищевых продуктов. Но зачем же здесь тогда кровать, да ещё и в алькове? Этого Шуре не суждено понять, да и некогда. Она, столкнувшись с другой неведомой жизнью, просто растерялась, хоть имела уже практику путешествий во времени. Но, если в том, другом мире, даже тибетские монахи ей не внушали опасения, а здесь за каждым в человеческий рост зеркалом, хоть и металлическим, ожидало что-то неведомое, можно сказать, не существующее во времени. Это Нечто заглушало разум и гасило интуицию. В другой раз предложение сотрапезника посетить волхва, девушку хоть немного бы насторожило, а сейчас она просто доверилась, не зная, что есть, что было и что будет, тем более – чем сердце успокоится.

Она ещё держала в руках большой стеклянный фиал, выполненный в форме многогранного кристалла, попивала маленькими глоточками настоящее виноградное вино, подобное которому вряд ли можно найти в самых древних запасах знаменитых виночерпиев всего мира и попутно размышляла о чём-то своём.

После трапезы юноша взял Шурочку за руку, подвёл к одному из зеркал, расстегнул ворот своего красного кафтана и обнажил точно такую же свастику, болтающуюся у него на шее, как нательный крест. Свастика отразилась в зеркале, на какое-то мгновенье даже меж нательным крестом и зеркалом проскочила горизонтальная молния, или Шуре это только показалось, но металл зеркала вдруг стал жидок, как вертикально стоящая поверхность воды. Юноша шагнул туда, увлекая за собой Сашу. Она не сопротивлялась, лишь закрыла глаза перед погружением в зеркало. Но ничего не произошло.

Девушка открыла глаза и к своему удивлению увидела тот же ледяной коридор со светящимися стенами, по которому они совсем недавно шли с Тришкой. Юноша шагал уверенно впереди, не оглядываясь, и Шуре ничего не оставалось, как не потерять его из виду. А ходы по ледяному лабиринту надо было знать, поскольку коридоры ничем не отличались друг от друга, даже исходящим из-подо льда светом.

Вскоре они вышли одному из ледяных вертикальных колодцев, только намного меньших размеров, чем городской. Ещё над колодцем не было никакого небосвода. Всё помещение представляло собой большой шар, из которого в разные стороны разбегались ледяные коридоры, лишь один из них, вертикально уходящий вниз, был много шире остальных. Но с точностью нельзя было сказать, где здесь верх, где низ, потому что в этом ледяном лабиринте притяжение почти отсутствовало.

Шура по дороге сюда попробовала пройтись мимоходом по стене и даже по потолку. У неё всё получилось, как будто девушка с тем и родилась, что училась гулять по потолкам, словно муха.

Она, стараясь поспеть за юношей, умудрялась всё же придумывать что-то своё, не как делают все, а как не делают. Когда получается что-либо необычное, человек радуется, ведь повторив такое, можно доставить радость другим, это ли не суть главная в суетной мирской гавани?! Сейчас у Шуры был только один зритель, да и тот шёл, не оборачиваясь. И всё же гулянья по потолкам, как это делают мухи и бабочки, надо было отложить на другой раз.

– Мы на ползке перстном,[45]– юноша указал на широкий зев колодца, уходящий далеко в темноту. – На полма пути ищай древо древное – корень верхняго. На нём яблоки. Что возьмёшь – твоё.[46]

С этими словами юноша достал откуда-то из-за ледяных колонн настоящие санки с коваными полозьями. Полозья крепились к небольшой фигурке деревянного льва, выструганного из липы. Усевшись верхом на санки можно было держаться за львиную гриву. Провожатый подал санки Шуре.

– Ну, здравии будь, болярыня, – отвесил он поклон гостье. – Пиру[47] не затеряй.

Шурочка постаралась поудобнее усесться на саночках, поправила рюкзачок и юноша толкнул её в пропасть колодца. Темнота, рванувшаяся к ней наперехват, оказалась не такой уж мёртвой человеческой тенью. Наоборот, она стремилась впиться своими когтистыми лапами Шурочке в горло и задушить девушку до того, как она достигнет полмы. Именно туда не хотела пускать девушку какая-то неведомая сила. Гонка казалась захватывающей, способной расшевелить весь имеющийся в крови адреналин. Но Шура интуитивно чувствовала: если через край потира души прольётся хотя бы одна лишняя капля адреналина, то кровь обязательно закипит, запузырится и задушит девушку задолго до конца пути.

Шура пыталась успокоить звенящее колокольным набатом сердце, но оно плохо слушалось. Может быть, такой спуск к центру земли имел программу «непущания» гостей, кто знает, но девушка ни за какие коврижки не согласилась бы ещё на один такой спуск в неизвестность. Вдруг санки сами замедлили вихревое скольжение по отвесному тоннелю, вылетели в такую же круглую, как и наверху, ледяную комнату и остановились возле чахлой акации, неизвестно как растущей в этом почти ледяном, почти безвоздушном пространстве.

Шуре понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Она попыталась сползти с санок, но тут же упала, явно не в силах подняться. Всё же она начала понемногу приходить в себя, встала на ноги и подошла к карликовому дереву. Да, здесь, в центре земли, действительно росла настоящая акация! Впрочем, от настоящей это дерево отличалось тем, что на нём созревали разноцветные яблоки. Но и разноцветными их назвать нельзя было, потому что по одну сторону дерева красовались наливные яблочки белого цвета, а по другую такие же заманчивые плоды, только чёрные, будто вывалянные в печной саже.

Девушка с детства считалась среди сверстников «белой вороной», однако от белого яблока почему-то отказалась. Наверное, так поступают лишь настоящие «белые вороны». Сорвав чёрное яблоко, Саша ждала чего-то необычного, но ничего не происходило. Более того, она ощутила мускусный запах, исходящий от яблока, а этого тоже быть не могло!

Отступив на шаг от яблочной акации, Шура ещё раз попыталась понюхать яблоко, но поскользнулась и выпустила чёрный плод из рук. Яблоку будто только того и надо было. Оно покатилось по ледяному полу в сторону одного из коридоров, предлагая девушке выбор: следовать ли за наливным яблочком, куда оно катится, либо снова сесть на саночки и убраться отсюда по добру по здорову.

Конечно же, Саша выбрала первое, даже не задумываясь, и кинулась догонять резво катящееся яблоко по освещённому коридору. Но коридор скоро кончился, и перед Шурой возникла огромная лесная поляна, где росли всяческие травы, луговые ромашки, незабудки и лютики, над которыми летали пчёлы. Неподалеку из зарослей выпорхнула куропатка и скрылась в непроглядном небе пепельного цвета, повисшим над ослепительно белым полем. Белым оно оказалось потому, что все цветочки, трава и даже пчёлы были ледяными! Но если улетевшая куропатка тоже была ледяной, то как она смогла улететь?

Шура стояла на краю поляны, открыв рот, не понимая, верить ли увиденному? Но сколько не тёрла глаза девушка, ледяное поле не исчезало. Более того, чуть не у самых ног путешественницы ледяные стебельки тихохонько зазвенели. Оказывается, возле ног каталось сорванное чёрное яблоко, приглашая не останавливаться, что Шура и сделала.

Сначала девушка ступала по ледяной траве с опаской сломать стебли или разбить какой-нибудь цветок, но поляна, хоть и была ледяной, а жила своей привычной луговой жизнью, которую нарушить можно было разве что лесным пожаром.

– Вот почему где-то существует пламя онгона! – поняла девушка. – В этом мире Зазеркалья тоже всё разделено на «чёт» и «нечёт», на день и ночь, на свет и тень!

– Всё да не всё, – услышала она чей-то голос. – для каждого мира, для каждого человека, для каждой былинки есть свои правила существования. Разве позволено было бы тебе путешествовать во времени, не будь на это разрешения свыше?

Шура открыла рот и опять остановилась. Перед ней в центре поляны стоял ледяной пень, на котором сидел ледяной старец, держа в руках ледяной посох, с изображенной на набалдашнике птицей Сирин. В руке старец держал чёрное яблоко, которое и вывело девушку сюда.

– Откуда вы всё про меня знаете, дедушка? – удивилась Шура.

– Мне ль не знать тот мир, где ты живёшь? – поднял на неё глаза старец. – Что вы добились, живя и воюя меж собой?

– Мы сейчас не воюем, – пыталась защититься девушка и осеклась, вспомнив вековую вражду между укропами и москалями. – Воевали только аборигены, и то это было в столь далёкие времена, что и вспоминать незачем.

– Аборигены, говоришь? – усмехнулся старец. – В далёкие времена, говоришь? Кого ты называешь дикарём или аборигеном? Того, кто жил по законам своего мира, говорил правду и не хотел принимать навязанную ему ложь от нежитей, захвативших власть? Того, кто по законам съедал сердце побеждённого воина и тем самым дарил ему жизнь в другом мире? А сколько русичей уморил патриарх Никон в семнадцатом веке? А сколько миллионов погублено коммунистами в середине двадцатого? Или выигравший поединок – убийца, уничтоживший миллионы жизней – вождь всех времён и народов? Запомни, деточка, ни в одной войне нет, и не будет победителя, не этим надо жить.

– Вы знаете как, дедушка? – наивно спросила Шура.

– Меня звали когда-то Перуном, – снова поднял на неё глаза старец. – Мне ли не знать, что несёт война, кто такие победители и побеждённые. Но мне нравится, что ты не в поисках власти пришла к нам. Как жить и чему научить людей, узнаешь, когда сорванное тобой яблоко съест пришедший с тобой юноша. Сумеешь убедить его, тогда оба сможете присоединиться к потоку энергии, получаемой Землёй из Вселенной. Вот тогда и поймёшь слова, что птица не жнёт, не сеет, не ткёт, не прядёт, а Господь дарует ей пропитание и красивую одежду. От таких странников по кольцам времени многое зависит.

– Хорошо вам сваливать всё на будущее, – насупилась Шура. – «Сумеешь убедить», «Сможете присоединиться»! Я здесь не для предсказаний будущего, не для гаданий на кофейной гуще и стараюсь не бежать впереди паровоза. Как там будет и будет ли – не сейчас строить предположения. Вы здесь спите ледяным сном и даже совета дать не можете, как людям навсегда избавиться от агрессии и желаний откушать из корыта всекормящей власти?

Перун серыми пронзительными немигающими глазами уставился на девушку:

– Сплю, говоришь? Нет, девонька, то не я сплю в ледяных палатах, а ты почиваешь проснуться не желаючи. Запомни: каждый человек делает сам свой выбор и только сам, на то он и сотворён по образу и подобию Божию. Согласна? Так вот, осознав стимул власти при первом же слове «Дай!», ребёнок тут же впадает в накатанную прародителями колею властолюбия и очень трудно его оттуда вытащить.

Но есть среди людей и другие крохотные чада, не понимающие насилия. Те не жалеют ни игрушек своих, ни сил, ни улыбок. Но их насильно загоняют всё в ту же колею, категорично не разрешая дарить радость окружающим. Ребёнок сразу замыкается, прячется в раковину и его тоже ничем оттуда не вытащить.

Я ведь недаром про птицу, тварь Божью, тебе напомнил. Учись жить, не почитая страстей, а умей пользоваться их услугами. Тогда Жадность, Зависть, Ненависть, Сладострастие и множество других пороков просто не смогут помешать человеку делиться радостью с другими и получать ту энергию, за которой люди гоняются все века, называя её Синей Птицей, не зная, что за настоящим счастьем далеко ходить не надо. Важно научиться понимать и принимать его.

Старец встал с пня, протянул яблоко Шурочке. Та послушно приняла плод и поразилась вдруг происшедшей вокруг перемене ледяного пространства на яркое и живое. Травы и цветы, ещё несколько минут назад казавшиеся промороженными насквозь, вдруг налились живым цветом, соком и запахом, пчёлы деловито зажужжали, облетая клевер и медуницу, а духмяный перелив какой вокруг разлился – что ни в сказке сказать, ни пером описать. Саша даже зажмурилась от удовольствия.

Да и на старце ледяная одежда превратилась в льняную, а вышитые по подолу длинной рубахи птицы и звери, превратились в живые рисунки. Казалось, на рубахе Перуна тоже живёт зверье, и каждая животина занимается своим делом.

– Ты, девонька, учись спасать ближних, – старец открыл ладонь. Там сидела ещё прохваченная льдом пташка, которая тут же ожила и упорхнула в принявшее синеву небо. – Коли спасёшь Тришку – получишь его кафтан. А нет, так снова меня заморозишь. И снова придётся ждать, кто придёт и власти захочет. Но всему своё время. Ты прежде помоги своей двойняшке разобраться в замужестве. Пропадёт она без тебя, бедная. Ей любовь познать надобно, а в чернокнижии о любви ничего не сказано. И на Руси ещё одна особа жаждет твоей помощи.

– Да я, дедушка… дедушка Перун, не собираюсь бросать Мариэль, – просто меня мой любимый бросил. Наверное, к вам подался.

– К нам, – кивнул старец. – Он придёт к тебе и узнаешь когда. Но больше никому не верь, кто под его личиной ходит. Никто тебя любви не сможет научить, коль не поймёшь сама. А что это – увидишь, когда придёт время.

Перун обернулся к трухлявому пню, на котором сидел, но на котором уже начала кое-где прорываться молодая поросль. Старец прошептал что-то набалдашнику своей трости и вырезанный на ней Сирин вдруг ожил, порхнул и растаял, словно живая птаха в поднебесье. Но летал Сирин на воле не долго. Почти сразу же он уселся на пень, где только что сидел Перун и вдруг всё окружающее пространство пронзили лучи вертикальной радуги. Прямо из пня эта радуга устремлялась вверх, в Космос. Или Вселенная направила радужный луч точно в пень – такого Шура ещё не видела.

Радужный сноп переливался не только всеми цветами видимого и невидимого спектра, а дарил всем живым, то есть всему сущему вместе с музыкой и запахом, разливающимся вокруг, сгустки энергии необычайной силы. Когда один из таких видимых сгустков коснулся девушки, она почувствовала вспышку и желание жить, дарить людям хоть небольшую, но радость. Ведь неважно в чём эта радость выльется, важно наделить ближнего такой же энергией света и разума. Может быть, тогда у людей вымрут чувства зависти и жадности, может, тогда они научатся жить по-другому?

– Научатся, если захотят, – ответил старец на незаданный вопрос. – Важно поверить в любовь и жизнь. Ведь людей объединяет не религия, а вера. С этим и Христос, Сын Божий, на землю приходил, об этом все святые говорили и говорить будут. И когда все люди захотят научиться жить в любви и согласии, тогда и наступит твоё «по-другому». От таких странников зависят повороты времени.

Важно только захотеть, а знание приходит не сразу. Сначала в любви и согласии научатся жить немногие, как ушедшие из вашего общего мира старообрядцы. Но ежели такое население земли будет увеличиваться, то придёт критический момент, перешагнув который, никто на земле уже не сумеет жить скотской жизнью. Вот тогда именно все сумеют присоединиться к волшебной энергии жизни, связывающей всю Вселенную. А как же без этого?

Отсель тебе ни к чему в Арктиду возвращаться. Домой надобно. А попадёшь туда лёгонько, только загадку отгадай.

– Зачем, дедушка? У меня есть эликсир времени, – Саша показала старцу ладанку, висевшую на шее. – Стоит только…

– Ничего не стоит! – сердито перебил её старец. – Ты сейчас не в потоке времени, а в надвременье! И слушай, что тебе говорят, женщина!

– Простите, дедушка, я не хотела вас обидеть, – потупилась Саша. – Загадывайте вашу загадку, если это необходимо.

– Вот так-то, – проворчал Перун. – Ну да ладно. Скажи-ка, девонька, что растёт в поле вокруг Аркаима птицам на радость, но рыбам на погибель. Богатому доставляет почести, а бедному несёт неизгладимый позор. Умершему служит украшением, живому – устрашением?

Шура бродила вокруг древнего города, но ничего, кроме степного ковыля и дикого льна там не заметила. Доверяясь интуиции, девушка принялась размышлять вслух:

– Это, скорее всего, трава. Её льном называют. Ведь лён растёт в поле, где все птицы себе на радость и веселье клюют его зёрна, рыбы на свою погибель попадают в сплетённые из него сети. Любому богатому человеку льняные одежды прибавляют почестей, поскольку только богатые могут носить неприхотливую льняную одежду, а беднякам от льняных лохмотьев кроме позора ожидать нечего, потому что лохмотья носят только самые нищие и неимущие. Покойника украшает саван, сотканный изо льна, а живого человека устрашает петля, сплетённая из нитей этой же травы.

– Гляди-ко, нахваталась премудростей, – улыбнулся старец. – Никак твой возлюбленный постарался?

– Он, – призналась Шура. – Я поэтому и доверилась на берегу моря двоим пришедшим под его личиной. Откуда мне знать, кто это? Может, тот же человек, только в другом здешнем обличии, как двуликий Янус.

– Ладно, ладно, – вздохнул старец. – Ступай себе.

Он взмахнул рукой, и вмиг кольца пространства сжались невидимой энергетической пружиной и выбросили Шуру в собственную квартиру. Только кресло недовольно скрипнуло, поймав свалившуюся ниоткуда девушку.

Может, действительно необходимо выполнить наставления старца, поскольку Саша давно уже засветилась в поступках временного двойника. Ведь Иннокентий Васильевич тоже не мог избавиться от связи с Шекспиром, а сейчас и подавно.

Путешественников во времени поджидают свои приключения, но и спрос за это велик. Ничего в жизни просто так не случается и не происходит. Это Шура усвоила точно.

Глава 9

Позвонив в первую очередь бабушке, и успокоив её дежурным отнекиванием, девушка решила всё-таки сходить в библиотеку Некрасова. Тех исторических фактов, которые она уже имела о французском средневековье, ей было явно недостаточно. Что сообщалось о Жиле Лавале де Рэ? Только то, что маршал Франции ушёл в отставку после того, как не смог спасти от костра Жанну д’Арк. И ещё при дворе французского короля давно поговаривали, что между самым богатым бесшабашным рыцарем и предводительницей французского войска есть прочная и недвусмысленная связь, но никто из придворных сплетников не мог похвастаться тем, что лично видел Жанну д`Арк в постели маршала или застукал Жила де Рэ, пробирающегося ночью в личные покои Орлеанской девственницы. Давно известно, что дыму без огня не бывает, только как удалось влюблённым преодолеть все придворные препоны? А что любовь меж этими двумя голубками вспыхнула и не собиралась утихать, было видно даже невооружённым взглядом. Впрочем, стаи завистников всегда вьются над головами отмеченных перстами судьбы.

Тогдашний король Франции Карл VII Валуа был настолько рад сожжению Орлеанской девственницы святыми священниками очень святой инквизиции, избавившими его от надобности благодарить Жанну за собственную коронацию, что не стал возражать, когда палачи потащили на костёр предводительницу французского войска, по большому счёту – его собрата по оружию.

Может быть, где-то и существовали исторические факты, подробно осветившие происходившие в то время события, но всё это считалось почему-то недостойным особого внимания. А летописцы, запечатлевшие это событие, тоже принадлежали к касте святой инквизиции, поэтому обвинений в адрес Орлеанской девы было достаточно для сожжения целого полка ведьм, а не одной девушки.

Идя по Бауманской улице со стороны Елоховской церкви, Шура подумала было, что в Библиотеке Некрасова могут быть не зарегистрированы какие-то исторические факты и необходимо съездить в Центральную библиотеку. По скайпу можно было связаться с любой библиотекой мира, тем более, что сейчас в библиотеках встречали людей, пришедших сюда, как мудрецов, хранителей исторических ценностей. И любые просьбы книгочеев пытались выполнять библиотекари, не утратившие любовь и поклонение книгам, как к носителям человеческой культуры, а с ними и к знаниям. Ведь не одним карьерным ростом славен человек и не на одних финансовых авантюрах держится этот мир, хотя достославные евреи веками пытаются доказать обратное.

Кто знает, как переступить ту черту, за которой всё человечество ждёт настоящее развитие, настоящее воскрешение? Об этом говорил Перун, но не сказал, как это сделать? А надо ли было говорить? Ведь человек, на то и человек, что должен своим умом догадаться, как и что делать. Тогда действительно каждый сможет про себя сказать: Я – Сын Божий, ибо воскрес, избавляя себя от страстей!

Навстречу Шуре по улице полз настоящий трамвай. Над кабиной водителя красовался номер маршрута – 37. Когда-то трамваи ходили здесь до Лефортовского энергетического института на радость студентам. Но почти по всей Москве вместо трамваев ездили на маршрутках, которые в несколько минут переносили человека в любую точку города без каких-либо трудностей. Откуда же здесь трамвай? Или этот экипаж сохранён, как раритет российского городского транспорта?

Но сейчас Шуру реликтовый транспорт мало интересовал. Она не жила уже в своём времени. Собственно, здесь и сейчас у неё никого кроме бабушки не осталось. Даже Тришка застрял в Зазеркалье. Интересно, что он выпил из врученной ему чаши на величальной встрече? Или съел? Но речь сейчас не об этом. Первым делом надо помочь двойняшке Мариэль, а уже потом вытаскивать Тришку из Зазеркалья, как повелел Перун. К тому же, Тришку в Зазеркалье оставили, скорее всего, как заложника, чтобы отрабатывал свои проколы.

Ладно, чему быть – того не миновать.

Теперь Шура не особо засматривалась на приветливую, как всегда, Москву. Просто спешила домой под гнётом страсти путешествия во времени. Зайдя в прихожую, она надела тапочки, проскользнула на кухню, поставила кипятиться чайник, мимоходом подцепила дожидающийся её в вазоне сухарик с маком и отправилась в кабинет, где на письменном столе всё так же величественно отсчитывали течение встречных потоков времени удивительные настольные часы.

– Странно, что они совсем не собирались останавливаться, – подумала вслух Шура, глянув на весело тикающий механизм. – Сколько же меня не было?

Она включила видеоком, посмотрела на дату и смаху плюхнулась в кресло.

Оказывается, девушка отсутствовала всего только сутки! То есть, из Арктиды её вернули с запасом времени! Вероятно, чтобы успела порешать всё недоделанное в мутном средневековье! Это со стороны древних русичей – царский подарок, но стоило ли? Собственно, если вернули, и вернули именно в эту точку временной спирали, значит, стоило. Значит, от этого будет зависеть дальнейшее развитие событий.

Может быть, циклы прожитого времени нельзя прерывать надолго между двойняшками? Ведь Саша усердно помогала Мариэль во всём, помогала даже…

От этого воспоминанья Шурочку передёрнуло. Собственно, ничего же не было! Синяя Борода приходил в брачную ночь к своей молодой жене, значит, всё, что случилось, известно только двоим супругам. Шурочку снова передёрнуло. Ну, может быть, не только двоим, ведь они обе с Мариэль хоть и девушки, но совсем разные! И всё-таки разные или не очень?

– Ладно, там видно будет, – определила для себя Шура. Потом она сходила на кухню, заварила себе чашку растворимого кофе и, прихлёбывая на ходу, опять вернулась в кабинет.

Старец просил не бросать временную двойняшку, видимо, ей на первых шагах замужества действительно нужна помощь. Но ведь у Мариэль есть родная сестра Анна, с которой они с детства дружили, не то, что с братьями, считавшими себя с раннего возраста отважными рыцарями и полководцами, а оба даже на конях-то плохо ездили, не говоря уже о владении оружием.

Шура поймала себя на том, что, находясь совсем на другом витке времени и пространства, всё же думала так же, как и двойняшка. Значит, меж временными двойниками совсем иные связи, ничуть не похожие на обычные родственные. Или наоборот, гораздо более родственные, чем у родившихся от одной матери. Но пора было отправляться, незачем двойняшку заставлять ждать помощи неизвестно откуда.

Саша подошла к часам, завела оба циферблата, отхлебнула ложечку эликсира и уселась в своё кресло.

Но кресло куда-то исчезло. Шура в мгновенье ока пронзила нуль-пространство и ощутила себя в теле знакомой ей девушки. Во-первых, тело источало тот же знакомый запах, во-вторых, Шура уже сидела в карете, которая мерно покачивалась на рессорах, значит, двойняшка куда-то отправилась. А поскольку в те времена дам не отпускали куда-нибудь просто так, то поездка была явно разрешена мужем девушки.

К счастью, напротив Мариэль сидела её родная сестра Анна, и, нацепив снобистскую маску полагающегося приличия, с многозначительным видом вела светскую беседу. Вероятно, для того, чтобы сократить путь:

– Ты увидишь, что мэтр Пьер де Натр-Дам, лейб-медик герцога Калабрийского,[48] совсем необычный человек. Ему, как и твоему мужу, пришлось воевать с англичанами. Правда, он не был так близко знаком с Орлеанской девственницей, как твой муж, зато ему пришлось лечить Жанну от полученных в бою ран. Именно тогда он проявил неординарные знания в медицине и вернул к жизни много тяжело раненных рыцарей, уже простившихся с жизнью.

– Не всегда стоит возвращать к жизни того, кому от Бога предназначена погибель, – веско возразила Мариэль. – Мужчины не все, к сожалению, являются рыцарями от рождения.

– Но твой муж, вероятно, согласился отправиться в Крестовый поход на Святую землю вовсе не из желания доказать миру своё рыцарское бесстрашие? – ехидно усмехнулась Анна.

– Именно так он и говорил, отправляясь вчера, – подтвердила Мариэль. – Но я-то знаю этого человека. Не из-за рыцарской чести, не в поисках славы покинул он Францию, а только в погоне за наживой, то есть в погоне за конкретными деньгами.

– Ты не ошибаешься, сестра?

– О, нет! – твёрдо ответила Мариэль. – Видела бы ты, как он обращается со мной ночью, а потом уходит потайным ходом прямо из спальни в свою злодейскую башню. У нас в замке Тиффож что только не говорят про неё. Слуги сообщили мне, что оттуда по ночам раздаются страшные голоса и крики людей, но я сама ничего не слышала. Мне страшно оставаться одной в этом замке, поэтому я и попросила тебя приехать.

– Может быть, тошнота накатывает на тебя только из-за твоих страхов? – спросила Анна. – И нам не стоит показываться врачу?

– Нет, дорогая сестра, – замотала головой Мариэль. – Если попросишь своего лейб-медика осмотреть меня, то сделаешь доброе дело, потому что нормальных служанок у Жиля де Рэ почти нет, несмотря на обширный двор. А тех, кто ещё мирится с его постыдным характером, просто ко мне не допускают. Из верных слуг разрешили взять из имения отца только двоих, но Николь и Бернард ухаживали за мной с детства, ты же знаешь, поэтому единственной моей просьбой к супругу было то, чтобы эту чету не выгоняли на улицу в никуда. Притом, соседство с башней…

– Так это правда? – глаза у сестры бедной женщины округлились от удивления. – Знаешь, по-моему, надо отыскать вход в башню и посмотреть, чем твой разлюбезный муженёк занимается в этой мрачной обители. Ведь недаром туда никакого другого входа больше нет. Ну, об этом мы ещё успеем поговорить, потому что уже приехали. Поскольку слуги нас встречают, доктор уже оповещён и примет вовремя. А на обратном пути обсудим, как лучше поступить. Ведь в башне сейчас никого нет, и нам не смогут помешать, если найдём вход.

Карета остановилась возле двухэтажного особняка в предместье какого-то города. Шура ещё не бывала заграницей, тем более во Франции и разглядывала сейчас стоящие на приличном расстоянии друг от друга фешенебельные здания, каждое из которых выстроено было как небольшой замок посреди аккуратно постриженных деревьев и кустов. Но это был явный пригород, поскольку в любом городе здания всегда слипались друг с другом, будто вылепленные из пластилина. А здесь всё было ухожено, как в Булоньском парке. Надо же, видать с давних времён во Франции умели ухаживать за растениями.

Ливрейный лакей опустил ступеньки у кареты, открыл дверь и склонился в почтительном поклоне. Анна, опираясь на протянутую лакеем руку, вышла первой из кареты, за ней последовала Мариэль. Тут двери миниатюрного замка открылись, и навстречу приехавшим дамам вышел мужчина в щёгольском камзоле, расшитом галунами, а на ногах у него вместо сапог были туфли с большими золотыми пряжками, усыпанными к тому же самоцветными камнями.

– Милости прошу, милые дамы, – галантно поклонился кавалер. – Посыльный успел мне доложить о вашем приезде, К тому же визит таких важных дам ко многому меня обязывает.

– Ах, не стоит, – грациозно склонила Анна свою головку и сделала лёгкий книксен. – Мы с баронессой посетили вас не ради приличия, а по важному делу.

– К вашим услугам, – опять поклонился месье. – Но тогда не угодно ли пройти в дом?

Дамы последовали за хозяином, а Шура, ничем не выдавая себя, на сей раз, старалась вникнуть в ситуацию и проанализировать поступки женщин. Её двойняшке явно приходилось играть роль великосветской дамы и замужней жены, но в Средние века разводов практически не существовало, поэтому в жёнах Мариэль вынуждена была числиться до самой своей смерти, либо пока война не приберёт её мужа, оставив женщине титул, наследие и звание безутешной вдовы.

Войдя в гостиную, встретивший женщин месье предложил дамам сесть и после того, как гостьи разместились на дамских кожаных табуретах, сам примостился на краешек деревянного стула с высокой резной спинкой.

– Итак, чем могу быть полезен? – вернулся мужчина к визиту оказавших ему внимание дам.

– Вероятно, вы знаете, – начала Анна. – Госпожа баронесса – моя сестра. Но дело не в этом. Барон де Лаваль де Рэ вчера отправился в новый Крестовый поход, и баронесса не успела вас посетить.

– Что-то очень серьёзное? – встревожено спросил хозяин особняка.

– Мне кажется да, – утвердительно кивнула Анна. – Много дней подряд мою сестру тошнит ни с того ни с сего. Притом в голову ей лезут дурные мысли. Правда, она старается не показывать этого, но мне ли не знать своей сестры.

Слова Анны подленькой иголкой укололи сознанье Шуры. А всё дело в том, что сестра знала о Мариэль что-то такое, о чём Шурочка могла только догадываться. Но даже догадываться нужно, оттолкнувшись от каких-то действительных фактов, а что ей известно о посланной кольцами времени двойняшке? Ни-че-го. Тем более, какое-то время на поездку в Аркаим и путешествие в Арктиду, то есть Шамбалу, всё равно было потрачено. Недаром о необходимости помочь девушке вспоминал сам Перун. Значит, помощь действительно была нужна, только Саша не могла понять, в чём именно сейчас она сумеет послужить юной баронессе?

– Прошу прощенья за рассеянность, – встал со стула мужчина. – Совсем забыл представиться. Пьер де Натр-Дам, лейб– медик его превосходительства герцога Калабрийского, к тому же представлен вашей сестре, а теперь и вам. Честь имею.

Баронесса сочла возможным ответить на поклон лейб-медика кивком головы, не вставая, а её сестра Анна постаралась снова взять нити беседы в свои руки:

– О, месье! Я уже сочла нужным сообщить своей сестре о вашей удивительной профессиональной славе. Смею вас уверить, что при дворе Рене Доброго вы также пользуетесь заслуженной славой, поэтому прошу оказать медицинскую помощь баронессе.

– Если смогу – я готов, – просто ответил Пьер. – Но мне для начала необходимо узнать, какие неудобства испытывает баронесса в медицинском отношении?

– Право, я не знаю…

– Я знаю, – перебила сестру Анна. – Мне кажется, что она просто-напросто беременна, но пока не знает этого. Не могли бы вы осмотреть мою сестру?

– О да, конечно! – кивнул Пьер. – Сочту за честь. Но госпожа должна пройти со мной в смотровую кабину.

– Безусловно, – согласилась Анна.

Мариэль послушно встала и последовала за доктором в операционную, находившуюся в этом же доме этажом выше. Шура была поражена сообщением.

Оказывается, её двойняшка успела уже забеременеть, но никаких нездоровых симптомов в организме девушки не замечалось. Даже то, что её иногда тошнит, Шура пока ещё не прочувствовала.

Войдя за доктором в кабинет, Мариэль непроизвольно огляделась. Весь кабинет представлял собой белоцветную стерильную очень специфичную кладовую, где умирают все болезни, а белый цвет сулил возвращение всех цветов радуги, хранящихся в основе белого цвета. Шура отметила, что этот цвет врачи взяли на вооружение с незапамятных времён. Что же, белый, так белый, лишь бы он помогал доктору вернуть больному утерянное здоровье.

Лейб-медик предложил Мариэль пройти за ширму и полностью раздеться, а сам скрылся в соседней кабинете. Но баронесса, то ли стесняясь, то ли не умея раздеться без помощи служанок, села за ширмой на медицинский табурет и беспомощно опустила руки на колени. Так она просидела совсем недолго. Откуда-то тоже из боковой кабинеты вынырнула помощница доктора, одетая в белый длиннополый халат. Голова санитарки была охвачена марлей на манер мусульманского тюрбана.

Медсестричка живо начала помогать баронессе полностью раздеться.

Шура тоже не бывала ещё на таком приёме у гинеколога, даже не знала, как это выглядит, поэтому с интересом присматривалась к стараниям медички. А та, раздев пациентку донага, разместила её на акушерском ложе, отдалённо напоминающем современное и принялась готовить инструменты, усиленно протирая их эфиром. Поэтому в кабинете скоро нечем стало дышать из-за паров эфира, а баронесса чуть не потеряла сознание.

Всё же, эта газовая атака помогла Мариэль спокойно перенести осмотр. Доктор, уже заканчивая медицинские манипуляции, бросил длинные щипцы на стоявший возле миниатюрный столик и удовлетворённо хмыкнул:

– Смею поздравить вас, мадам. У вас будет ребёнок!

Шура вместе с Мариэль ахнула, а помощница доктора закивала головой:

– Вот радость-то! Вы, госпожа, такая молодая, а уж вскорости станете матерью! Вот счастье-то!

В чём здесь счастье – Шура не знала. Не могла этого понять и Мариэль. Но сообщение доктора внесло в женские умы немного замешательства. Впрочем, мэтр Натр-Дам отнёсся к своему диагнозу несколько скептически.

– Сейчас в другой кабинете мы проведём ещё один осмотр и определим сущность вашего будущего дитяти, – произнёс доктор. – Для этого, не будет ли вам угодно пройти туда, не одеваясь. Служанка закутает вас простынёй.

Мариэль так и сделала. Закутанная простынёй, пациентка была похожа на призрак, шедший по анфиладе медицинских кабинет, опираясь на услужливую руку санитарки.

Доктор прошёл вперёд и ждал уже будущую маму у бочки с водой. Медичка помогла Мариэль войти в бочку, стоящую в центре нарисованной на полу шестиконечной звезды в центре двойного круга. Меж обручами круга видны были какие-то каббалистические знаки, сплошь закрывающие пространство меж внешним и внутренним кольцом.

– Вы, надеюсь, слыхали, мадам, что нам, медикам, необходимо знать астрологию, – ровным голосом заговорил доктор. – И даже не просто знать. В вашем случае я обязан определить судьбу будущего младенца. Позволите ли вы мне совершить таинство соборования над вами и заодно оградить вас от всех возможных напастей?

– Соборования? – удивилась Мариэль. – Вы же не являетесь священником, месье Натр-Дам? К тому же соборование производится над готовящимся уйти из этого мира. Ведь так?

– Я бакалавр медицины и рукоположен епископом Авиньона для выполнения данных обязанностей в некоторых случаях, – надменно возразил доктор. – Эта мистерия соборования известна не многим. Более того, католическое священство вообще старается исключить соборование из ряда церковных богослужений, как ненужное. Я же считаю, что пришло к нам от Сына Божьего, нельзя исправлять или отказываться по своему человеческому усмотрению. Дьявол не преминет воспользоваться этим и священник непроизвольно превратится в слугу Сатаны, то есть будет способствовать процветанию тёмных сил, стремление которых мешать человечеству существовать гармонично с природой, сотворённой нашим Вседержителем…

– Не обижайтесь, месье де Натр-Дам, – стушевалась баронесса. – Я сказала, вовсе не подумав, так что делайте, что положено. Я вам доверяю.

Доктор удовлетворённо кивнул, отошёл к стоящему неподалеку аналою, на котором лежала толстенная книга. Открыл её в нужном месте и принялся зажигать в этой полутёмной кабинете светильники. Конец каждого луча Соломоновой звезды заканчивался поставцом с воткнутой в него толстой свечой. Кроме того по бокам каждого поставца на полу стояли семисвечники, так что от зажжённых свечей исходил довольно яркий свет. И в освещённом состоянии эта комната выглядела совсем не как медицинская кабинета. Скорее, это походило на потаённую келью мага и волшебника. Да и сам врач преобразился. Он накинул на себя чёрную мантию, а голову увенчал огромным беретом такого же цвета. На тёмном берете не хватало лишь страусового пера, Но, видимо, в фурнитуру колдунов это не входило.

– Мадам, – послышался голос мага. – Мадам, сейчас вы увидите будущее вашего дитяти. Ничего не бойтесь. Если появится огонь, то наберите в грудь воздуха и постарайтесь погрузиться в воду… Аморуль… Танеха… Вивисват… призываю вас для исполнения мистерий! Аморуль… Танеха… Вивисват…слышащий да услышит, видящий узрит невидимое. Силою данной мне вызываю вас Аморуль… Танеха… Вивисват…

Дальше маг принялся читать по книге, иногда просто выкрикивая какие-то незнакомые слова. Неизвестный язык книги вдруг показался баронессе знакомым. Она могла поклясться, что где-то уже слышала подобный звуковой узор. Только вот где? Но слова мага потонули в каком-то шуме. Оказалось, это ветер свистит меж деревьями, которые заполнили всё видимое пространство кабинеты…

По ухабистой дороге пара быков неспешно тащила деревянную клеть. Внутри, привязанный сыромятными ремнями к противоположным стенкам за руки, болтался человек. Собственно человеком-то это существо назвать было нельзя, да и грешно как-то – он с ног до головы был синий. То есть раньше был синий. А теперь после бурной ночи с дознавателями из святой инквизиции, тело существа походило на коричнево-серое, как сгоревший пепел от костра. Наверное, человеком он был раньше нормальным, иноземцем только. А мало ли среди восточных мавров, нубийцев и сарацинов попадается всяких разноцветных? Может, он просто обычный купец, которые толпами приезжают торговать в Испанию, Францию и даже Англию. Беда только, что этот отстал от своих, заблудился, ну и напоролся по дороге на ревностных служителей святой инквизиции. А у купчишки ни талеров, ни дублонов, ни луидоров в карманах не оказалось. Не отпускать же его просто так! Вот и содрали с него диковинный кафтан, яко бы в подарок викарию, да туземный купец недовольство выказал, обиделся.

В любой стране испокон веков известно, что на обиженных воду возят. Пускай мавр хлебнёт от хлебосольства европейского. Тем более что король Франции Людовик ХI дал высочайший указ о вылавливании безбожников, сатанистов, колдунов и всяческих мерзких алхимиков, поклоняющихся Бафомету.

Шутка ли! Чучело Бафомета ещё при Филипе Красивом было обнаружено в тайном убежище под замком Тампль в самой столице. Мало того, что всех тамплиеров, поклоняющихся рогатому, уже тогда было велено вылавливать и предавать смертной казни, вылавливать также надобно и самих служителей зла. А этот – ну, точно дьявольское отродье, только без рогов и хвоста почему-то. Крест и огонь – вот истинные спасители рода человечьего. Поэтому возвращение к Богу через огонь – это ли не путь, желанный всем?! А если Господь не приберёт его, то пусть живёт… может быть, ещё сможет послужить святой церкви и заработать индульгенцию на отпущение грехов.

Человек болтался на ремнях в деревянной клети, в которых перевозили разбойников. Голова висела на груди, и сам он стоял на коленях, потому как стать на ноги сил уже не осталось. Всё произошло бесхитростно и глупо. Он помнил, как встретил на свою голову иезуитов, стоявших на ухабистой дороге в черте города, помнил, как один из них спросил, куда он путь держит. Может быть, ответить надобно было со смирением в голосе и с должным почтением к служителям Бога на земле, но как раз на смирение у человека не хватило ни ума, ни требуемого подобострастия. Он с неприкрытой насмешкой ответил вопросом на вопрос, на который получил достойный ответ. Опрометчивого вопроса служителям Бога на земле хватило, чтобы начать выяснять вероисповедание и богопочитание путника, а заодно пограбить строптивого и любопытного прохожего. К тому же, путник поначалу посмел оказать монахам сопротивление, что всегда пресекалось самым откровенным образом.

Болтаясь в клети, пленник почему-то непрерывно вспоминал, как поначалу шарахались от него встречные людишки, когда вдоль дороги, пробегавшей над берегом реки, стали попадаться первые домики пригорода, будто анализом происшедшего можно было всё исправить или хотя бы вернуться во времени назад.

Местные жители, завидев чёрного человека, естественно сторонились от чужого, – где-то даже взвизгнула девка. Но всё шло относительно хорошо. Хорошо до встречи с кучкой смиренных благовоспитанных монахов, беседовавших с не менее праведными прихожанами прямо у дороги. Путник явно рассчитывал на то, что его причислят к каким-нибудь иноземным купцам и отнесутся с достаточным уважением к состоятельному иноземцу, хотя богатые люди никогда и никуда пешком не ходили, разве что на прогулки по Булоньскому лесу в Париже.

Именно лукавый надоумил ответить монахам с издёвкой, сопровождаемой ехидной улыбкой:

– Куда иду? Вероятно, прямо в рай. Святые отцы, не знаете ли как пройти на небеса?

Монахи поначалу вообще не хотели разговаривать с пришельцем, но, услышав по их разумению вещи не совсем христианские, или совсем не христианские, обрушили на прохожего всю свою людскую ненависть и ревностное самолюбие. Шутка ли! Спросить такое и у кого? У иезуитов-священнослужителей?! Стражники предместья, стараясь угодить отцу Гиньяру, схватили по его указу словоохотливого инородца и потащили в подвалы ближайшей часовенки. Чёрный человек разгуливает по вольному городу без коня, без слуг? Уж не посланец ли он самого дьявола? Монахи устроили прохожему в местной часовенке ночной урок географии, чтоб знал куда, как и с кем проходить надобно и какие туда ведут дороги.

Путник до сих пор не мог понять, как дурацкий вопрос слетел с губ, но было поздно. В этих местах, видимо, началась очередная охота на ведьм и колдунов. Такие облавы в средние века проводились во всех европейских странах с лёгкой руки короля Франции Филиппа IV Красивого, который решил всем сюзеренам нос утереть и устроил священную битву с дьяволом. Охоты на ведьм продолжались и во времена столетней войны и даже после неё. Правда, добычей служил отъём денег, земель и вассальных привилегий, но это вопрос уже вторичный. За деньги могут и принцы, и короли в кулачном бою поучаствовать – так считало большинство населения. Тем более, что простым обывателям тоже кое-что перепадало. Вот под эти настроения в народе и угодил словоохотливый путешественник. Что ж, язык за зубами держать надобно, целее будет.

Мысли у путника расползались и снова возвращались в исходную точку конкретных ночных увещеваний священной инквизиции. Но конкретные увещевания начались далеко не сразу. Опять же путника подвёл всё тот же язык. Сначала ему предложили заработать денег за убийство чем-то насолившего им дворянина. Всё понятно: ежели поймают – ликом чёрен и подослан, а ежели не поймают – Божья воля. Иезуиты выправят подорожную, да ещё и денег заплатят. Вот тогда сразу станет ясна дорога на небеса.

– Что ж, святые отцы, – спросил он тогда у распалившихся монахов, – из ордена Святой Инквизиции «Ноев Ковчег» готовите? Не много ли на себя берёте, убивая крестом и собирая для Ковчега каждой дьявольской твари по паре?

Ох уж, постарались оттянуться благолепные молитвенники! У них, наверное, для нравоучительных бесед нужный инструмент в каждой часовенке припасён.

– С господами купцами у нас отдельные разговоры, – бесцветным голосом сообщал толстый маленький монашек. – Но за беседу с тобой платить надобно: щипцами пятку прижечь – один денье, ногти сорвать – один денье, а «испанские сапожки» – все три денье. Вот продадим твой диковинный кафтан, хватит денежек и с нами расплатиться, и господину викарию на благословение перед смертью.

Монашек развёл руками, мол, никуда от уплаты за труды не денешься и всё тут.

– Постыдитесь, святые отцы! – пытался унять истязателей путник. – Чем я не угодил вам? Живём на земле, как пауки в банке. Зачем же создан этот мир? Для того чтобы человеки время от времени огнём себя очищали?

Но слишком поздние увещевания ни на кого не подействовали. Более того, иезуиты видели пользу в своих деяниях, дескать, с этим происходит очищение мира от дьявольских козней. Ночь длилась долго, но попавший в руки иезуитов путник ни разу не закричал, чем сильнее раззадорил своих палачей.

Сейчас он был ещё живой и в полном сознании, но стоять на ногах уже не мог. Путник с трудом поднял голову, мутным взглядом окинул сопровождающих повозку закованных в броню латников, взглянул на прижимающихся друг к другу сложенным из сланца домам пригорода, на местных жителей, многие из которых специально высыпали из домов в рваном тряпье, не мытые, не чёсанные, чтобы просто поглазеть на подготовленного к испытанию священным огнём чернокожего сатаниста.

Самое печальное, никто не сомневался в том, что связанный ремнями пленник достоин, быть сожжённым на костре. А за что? За то, что он чернокожий сарацин?

Найти оправдание этому безумству можно очень даже весомое: затем, что душа наша, её Божественное начало, её огонь может развиваться и возрастать только в физическом теле. И люди, сжигающие друг друга внешним огнём, не очищают, просто уничтожают самих себя, но во славу Всевышнего. Ведь известны слова Божьи: «Я есмь огонь внутри себя, огонь служит Мне пищей, и в нём Моя жизнь». Значит, сжигая кого-то, даришь ему жизнь в Боге! А так ли это – пойди, спроси у инквизиторов и заработаешь сожжение.

Колёса повозки застучали по булыжной мостовой. Пленник снова поднял голову.

Народу прибавилось. Мальчишки то и дело показывали пальцами, бегали вокруг телеги, пока кто-нибудь из латников не давал шлепка подвернувшемуся пацанёнку кольчужной рукавицей.

Повозка тащилась узкой городской улочкой, гвалт голосов стоял неумолчный, но как только телега въехала на площадь, заполненную народом, перебранки поубавилось, однако то тут, то там бледным огоньком вспыхивала фраза: «дьявол, дьявола поймали!»

Латники неспешно вынули пленника из клети, огрев его пару раз плетьми для острастки, и волоком потащили к свежесколоченному эшафоту, в центре которого высился столб. Примотав чернокожего основательно к деревянной сердцевине эшафота, латники определились по углам помоста для охраны, потеснив выстроившихся в каре лучников. А наверх влезли два помощника палача, которые усиленно занялись выкладыванием дров вокруг приговорённого. Пленнику на всю эту возню было ровным счётом наплевать. Его мучила другая важная мысль: что если всё натурально? что если действительно подожгут? что если лимит жизни исчерпан? что если Страшный суд?

Ведь били же и пытали нехристи всю ночь! Эти ночные общения даром всё-таки не прошли, но как ни странно, сознание оставалось чистым. Ведь ясно, как день, дьяволу крайне необходимо сломать его, раздавить, распотрошить. И всё это похоже на сатанинское жертвоприношение. Но почему? За что? Вон, на помост уже глашатай с монахом забираются. Монах – это понятно, сейчас исповедовать полезет, а глашатай, верно, приговор суда зачитывать станет. Только ни суда, ни прокурора с адвокатом не было! Поленница из дров выросла уже до пояса, когда один из печников предложил лёгкую смерть, то есть незаметно и быстро удавить всего лишь за пять денье или потраву дать, только уже за десять денье, но у приговорённого ничего не было. Даже своего имени. Он всё забыл!..

– …и ещё, – донёсся до сознания голос глашатая давно уже зачитывающего приговор. – Знайте, жители вольного города Нанта, что Великому магистру было откровение Господне. Если увидит кто человека ниоткуда – хватайте его. Бел или чёрен лицом, он слуга дьявола. Он должен быть предан испытанию священным огнём, дабы избавить вольный город от сатанинских чар.

Глашатай свернул свиток, слез с помоста и отправился к воротам дворца, возвышающегося над площадью. Пленник глянул в ту сторону. На балюстраде дворца собралось целое общество избранных. А как же, ведь сегодня поджарят не просто грешника, а явного служителя дьявола. Сказать бы им, что дьяволу служат усердные представители Бога на земле, да поздно – наговорился уже, и никто не поверит к тому же. Ничего, скоро, очень скоро ваши жирные шеи также попробуют монашеских удавок.

Из толпы собравшихся горожан многие подымали головы, глазели на господ и обменивались мнениями. Сам маркграф, отец города, восседал в небольшом кресле в накинутом на плечи зелёном коротком плаще, полы которого расплескались по подлокотникам. Повседневный камзол был расшит галунами. Цвет плаща и тёмный камзол выгодно оттенял посверкивающие в перстнях и пряжках башмаков драгоценные камни. Вокруг него на удобных раскладных стульчиках восседали несколько дам. Дамы тоже служили для фона центральной персоны и, несмотря на нежаркий день, усиленно обмахивались веерами. Возможно, что это неправильно, только очень модно.

Приговорённый покосился на худого лысого монаха, подступающего к нему с грубо сколоченным деревянным крестом с другой стороны. А этому и тонзуру выбривать не надо – без волос довольно удобно. Вероятно, эта трагикомедия была благословлена маркграфом, чтобы послушать, как чужеземец примется вымаливать прощения или торговаться не отнимать жизнь? Может быть, только этому никогда не бывать. Но вслед за нигилистическим «никогда!» вдруг пришла мысль о том, что Богу, по большому счёту, всё равно – жив человек или нет. Здесь важно одно: кому человек поклонится перед смертью, кого позовёт на помощь, тот и владеть будет миром грешников. А испытавший насильственную смерть будет владеть правом прощения или непрощения, когда палачи явятся в мир Зазеркалья вслед за принявшим муки.

Меж тем заплечных дел мастера уже закончили деловитую укладку дров и двое пронырливых помощников побежали в соседнюю харчевню за огоньком. Выкаблучиваясь перед народом и хвалясь друг перед другом расторопностью, они притащили целых два факела. А когда отец города махнул с балюстрады батистовым белым платком, воткнули факелы в хворост с разных сторон.

Монах, не расколовший приговорённого на исповедь, решил тоже не ударить в грязь лицом, и сказать народу последнее слово пока ещё дрова не разгорелись.

– Дети мои, вы все видите – это враг рода человеческого и прибыл он в наш вольный город Нант, дабы отвратили слабые лицо своё от Господа нашего. Ликом он чёрен и черны мысли его. Поэтому он должен быть предан священному огню. И да очистит огонь его грешное тело. Аминь!

По толпе прокатился неспокойный вздох. Наступал кульминационный момент, поэтому в толпе некоторые обменивались мнениями. И всё-таки некоторые с откровенными слезами на глазах провожали принимающего муки только за то, что он иноземец. Таких было мало, но эти люди никак не могли понять беспринципности палачей и благоволения к ним отцов города.

Огонь с удовольствием уплетал дрова и проникновенно подбирался к телу приговорённого к смерти. Иноземец получил уже несколько ожогов, и впервые в жизни ему стало действительно страшно. Он ничего преступного не совершал, почему же его так запросто сжигают?! Боль настоящая, пронизывающая всё существо, приходит и душит, суля что-то страшное и мистическое. Даже не что-то, а конкретно – небытиё.

Язык весёлого пламени рванул к голове, норовя одарить жгучим поцелуем. Приговорённый дёрнулся, пытаясь отыскать хоть глоток не сожранного пламенем воздуха, задрал к небу голову и на верху своего мученического столба увидел лик… Но далеко не ангельский. Это была вырезанная из дерева страшная ритуальная маска африканских жрецов. Она паскудно улыбалась толстыми губами.

– Это твоя дорога, твой выбор, – прозвучал её голос.

В унисон этому голосу, похожему на скрип железа по стеклу, раздался душераздирающий вопль. Оказывается, кричала нынешняя чужая плоть казнённого, но он сам видел всё это как бы со стороны. Смерть заботливо облизывала чёрное тело огненным языком, кожа пузырилась, трескалась, из ран бурно сочилась кровь, закипавшая на лету. Потом откуда-то мгновенно свалилась непроглядная темнота, раздираемая звуком метронома. Неужели жизнь кончилась вот так бездарно, безысходно, бесповоротно? Давно известно, ни в какой войне победителей не бывает, чем же это сражение кончилось? Наверное, близок всё-таки конец тяжким испытаниям? Недаром в памяти заклубились последние встречи с близкими. Говорят, какие-то картины, воспоминания прошлого возникают у каждого, прежде чем тот уходит в мир иной. Только откуда это известно? Из отчётов, писанных с того света на этот? Тем не менее, из толпы родственников вдруг выделилась мать казнённого, он узнал её…

… узнала её и баронесса. Это была она сама.

Глава 10

Шура открыла глаза и затравлено огляделась. Она несколько минут не могла понять, что уже находится в своей квартире и что здесь иной мир, иная жизнь и даже ценности другие. Например, в этой временной петле, в которой суждено было родиться ей, люди давно уже не верили в Бога. Вернее, может быть, верили, но что такое Бог и все Его ангелы, когда жизнь состоит из сражения за существование, из захвата власти ворами-олигархами, а никакие потусторонние силы не помогают? Вернее, помогают, но силы явно не от Всевышнего. И чаще помогают тем, кто забыл что такое молитва. А за оказанную помощь, как известно, приходится платить, но какою монетой?!

Весь существующий мир давно захватила разноцветная сексуальная революция, где уже узаконенные общества сатанистов и содомитов диктовали свои правила существования. Самое интересное, что руководящие органы почти всех европейских стран и Сионистских Штатов Америки давно согласились на всемирный порыв сексуальных меньшинств к однополым бракам. Эта зараза проникла во все круги общества. Особенному поражению подвергались те, кто рвался к власти или уже получил какие-то полномочия в госструктурах. В команде российского Кремля вообще можно было не рассчитывать ни на какое продвижение статуса, карьеру или на получение ответственной должности, если отрицательно относишься к педерастам, лесбиянкам и прочим извращенцам. Более того эту заразную болезнь пытались узаконить путём вдалбливания в сознание через все средства массовой информации, включая телевидение. А сам президент во всеуслышание заявил, что все свои силы и возможности потратит на то, чтобы защищать лесбиянок, педерастов и трансвеститов во всех кругах общества, ибо другого президента у них нет и не будет. И в подтверждение своих слов он наградил крестом «Мужества и храбрости» известного педераста Борю Моисеева, на шкуре которого в хорошие времена негде было бы и клейма поставить. Многие тогда подумали, что голубая рать храбро подставляет свои задницы кремляди, поэтому имеют истинно заслуженные награды.

По сути, человеческое мышление было заторможено на уровне гениталий со времён греческого поклонения Дионису и Венере. Любой человек, пригубив стакан вина, принимался рассматривать женщин с позиций «может быть, она не Венера, но что-то венерическое в ней точно присутствует», или «этот мальчик сексуальнее любой женщины».

Именно такое отношение к жизни устраивало правящую элиту, ибо человек, если его можно ещё было величать таковым, не гнушался ничем для достижения своих содомских потребностей. Разложившимся обществом управлять намного легче и правящая элита так называемых капиталистов всемерно поддерживала и разжигала неуёмную животную страсть человека – пожрать, поспать, потрахаться, погадить и подохнуть.

Правда, к букве «П» в пятой степени робко пыталась присоединиться ещё одна – поработать на хозяина, – но на эту ипостась человеческого существования старались не обращать внимания. Мало ли, приходится поработать, зато потом тебе дадут всё, что ты пожелаешь: любимую еду, любимый автомобиль, любимого мальчика или девочку, любимое пиво и любимое секс-шоу. Причём, всё бесплатно и в любом количестве!

Эта своеобразная догма стала незаменимой для большинства человечества. Никто из живущих уже не сравнивал сегодняшнее существование с рабовладельческим строем, главное – все счастливы и все смеются! Но работают только на хозяина! Обществу очень нравится быть «свободным!», то есть к извращению сознания с детских лет надо относиться с толерантностью. Толерантность или терпимость и вседозволенность очень нравится современным насельникам Земного Шара, но опять же никто не задавался вопросом: а не путь ли это к самоуничтожению? Ведь в первую очередь разрушается семья – первооснова любого общества.

Шура не раз сопоставляла жизнь человека в тех же средних веках и современность, однако ни там, ни там не могла найти для себя степень умственного развития подходящую для человеческого сознания. Везде так называемая цивилизация сводила человечество к самоуничтожению и лишь те, кто продолжали жить Заповедями Христа, сохраняли сознание чистым и могли хоть что-то сделать для спасения погибающего мира. Нынешнее положение вещей Шурочка не раз сравнивала с показанным ей в тибетском подземелье другим миром, существовавшим много раньше, и приходила к неутешительному выводу, что гибель человечества неизбежна, если не прекратится использование отрицательных энергий.

Свою временную двойняшку – женщину, ставшую супругой маршала Франции Жиля де Рэ, – Шурочка понимала и старалась поделиться с ней мыслями, как маяками, ведущими к спасению, а вот кто мог поделиться таким же спасительным маячком с ней самой?.. Иннокентий Васильевич ни в снах, ни в витках времени не объявлялся, хотя обещал не оставлять Шурочку без внимания.

Глаза девушки остановились на стоявшем, на столике часовом механизме – переместителе во времени. Может быть, это и есть маячок, оставленный ей Иннокентием Васильевичем? Ведь, помогая своей двойняшке Мариэль решить проблему с мужем, от которого должен будет появиться на свет необыкновенный чёрный ребёнок, Шура сможет тем самым повлиять на будущее.

Великий маг, врач и астролог месье де Натр-Дам, выслушав пациентку после мистерии, долго не мог произнести ни слова. Наконец, всё-таки взял себя в руки, и сдавленным голосом то и дело поднося кружевной платочек ко рту и отхаркиваясь в него сказал, что ребёнок, которого носит во чреве баронесса, не появится на свет негритёнком, но зачат от чёрного человека, то есть того, кто продал душу дьяволу. Именно поэтому баронессе привиделось удивительное будущее, которого может и не быть. Только огонь обязательно настигнет ребёнка, ибо он должен искупить грехи отца и очищение получит через мистерию огня.

– За что же моему будущему сыну терпеть такие муки? – воскликнула баронесса. – Можно ли избежать этого?

– Вам, милостивая госпожа, – промолвил доктор, и голос его вдруг приобрёл неприятную жёсткость. – Вам, милостивая госпожа надлежит выбрать: либо родить чистого младенца и посвятить его воспитанию всю оставшуюся жизнь, либо быть послушной супругой своего мужа и владыки. Поскольку он давно замечен в связях с инфернальными силами, то за вами выбор: идти к Богу, либо сопутствовать мужу послушной женой. Тем более, что в случае с вами он повинен в многожёнстве.

– Так это правда? – воскликнула сидящая рядом сестра баронессы. – Я думала, злые языки пытаются опорочить мужа моей сестры и не обращала на пустые сплетни никакого внимания, а выходит, что народ прав и дыма без огня не бывает?

– Истинно так, сударыня, – кивнул маг. – С давних времён замок Машикуль, одно из владений барона де Рэ, соседствовал с владениями графов де Туар, которые, к тому же, являлись родственниками Жиля Монморанси-Лаваль барона де Рэ. Молодой барон часто совершал конные прогулки в сопровождении своей кузины Катрины де Туар. Юная Катрин смотрела на родственника влюблёнными глазами и верила каждому его слову. Однажды Жиль, воспользовавшись безграничным доверием кузины, заманил её в свой замок, где изнасиловал бедную девушку и не захотел отпускать. Отцу Катрин ничего не оставалось делать, как согласиться на вынужденный брак дочери с двоюродным братом. После долгих деловых хлопот брак был признан законным, и жена принесла Жилю де Рэ в приданное около ста тысяч ливров золотом и недвижимостью. Сейчас бывшая жена барона жива и проживает в замке Машикуль, хотя он официально объявил, что баронесса утонула во время купания. Так что вы, сударыня, являетесь второй законной женой барона де Рэ.

– Откуда вам всё это известно? – поинтересовалась Анна. – Мне далеко не безразлично, как складывается жизнь моей любимой сестры в замужестве.

– Видите ли, мадам, – задумчиво начал маг. – Видите ли, я в своё время близко был знаком с Жанной Д’Арк и в наших отношениях просматривалась определённая близость характеров, которая могла перерасти в нечто большое и чистое, а барон де Рэ отнял её у меня. Более того, именно он виноват, что Жанну сожгли на костре, поэтому вы совсем не напрасно видели, как ещё не родившегося ребёнка сжигает святая инквизиция. На костёр должен попасть либо сам барон, либо его чадо.

– Что вы такое говорите, любезный? – возмутилась Мариэль.

– Нет-нет, сестра! – остановила её Анна. – Не мешай лекарю. Не знаю, как с остальными, но нам он сейчас говорит правду.

Баронесса замолчала. Она знала свою сестру очень хорошо, чтобы не сомневаться в её уверениях. С детских лет у Анны вдруг прорезалось ясновидение. Девочка говорила о совсем неизвестных ей вещах и событиях с такой же интонацией в голосе, как сейчас. И каждый раз оказывалось, что всё, о чём говорила молодая ведунья, сбывается. Очевидно из тех миров, где существуют ангелы, к ней приходили ясновидческие прозрения, и не обращать внимания на инфернальные или ангельские послания было бы глупо.

– Что вы можете ещё нам поведать о бароне? – приступила Анна с допросом к лекарю, но тот не испугался. Наоборот, улыбнулся и с чуть заметной улыбкой на старческом лице произнёс:

– Знаете ли вы, мадам, что муж вашей сестры заложил один из своих замков Сент-Этьен-де-Мер-Морт герцогу Бретонскому Жану V?

– Нет, месье.

– О, это очень наглядная история о сущности мужа вашей сестры, – начал месье де Натр-Дам. – Однажды слуги барона хотели переночевать в замке, но их не пустил управляющий герцога Бретонского, поскольку был местным священником и не потворствовал чернокнижникам барона де Рэ. На следующий день бывший маршал примчался в замок, отыскал управляющего в замковой церкви, повалил его на алтарь и избил до крови, а слуги, прибывшие с ним, в это время похитили жену управляющего, его двух дочек и увезли в Тиффож. Оттуда ни женщина, ни девочки уже не вернулись. К сожалению, никто не видел, как девочек и женщину увозили слуги де Рэ. А серьёзное обвинение знатному дворянину предъявить не так-то просто. С тех пор герцог Бретонский ждёт случая, чтобы расправиться с чернокнижником и его сатрапами. А так же на него точит зуб епископ нантский Жан де Малеструа и его приятель инквизитор Жан Блуэн.

– Сколько врагов с ненавистью смотрят на моего мужа и все Жаны, – заметила Мариэль.

– Да, так уж вышло, – согласился лейб-медик. – Я много мог бы поведать вам о жизни мужа вашей сестры, мадам, о других фактах существования этого отмеченного когтём Сатаны человека, но стоит ли?

– Отмеченного когтём? – вмешалась Мариэль. – О, Боги! У него прямо под сердцем ужасный шрам, но барон говорит, что это рана, полученная в сражении под Руаном. Эта рана помешала спасению Жанны д’Арк – войска маршала ворвались в город, только Орлеанская девственница уже сгорела на костре.

– Заметьте, – саркастически улыбнулся лейб-медик, – после этого поражения барон вышел в отставку и проживал в замке Тиффож.

– Именно там мы и живём, – кивнула Мариэль.

– Да, конечно. А знаете, что до вас он постоянно ездил в Машикуль, но не к заключённой там Катрин, а для устроения пиров с мальчиками. Причём, первая жена всегда участвовала в групповых оргиях, только мне кажется далеко не по собственному желанию, ведь Катрин с детства была довольно сообразительной и рассудительной девушкой. Ей претило распутное поведение супруга, поэтому сначала она пыталась хоть как-то повлиять на поступки мужа. Он же решил сломать женщину, сделав её доступной всем участникам оргий.

– Неужели такое возможно?! – воскликнула Анна.

– Да, сестра, – подтвердила Мариэль. – Месье Пьер де Натр-Дам прав. Барон и со мной пытался вытворить что-то дьявольское. К счастью, Господь оградил меня от его разнузданности. Но красивые мальчики-пажи в замке до сих пор ещё есть. Большей частью они сопровождают хозяина на ночных бдениях в закрытой башне. Меня, естественно, к этим бдениям не допускают, только я по своему неумению мыслить логически, думала, что все эти бдения связаны с поклонением Господу Богу нашему…

– Я вас понимаю, мадам, и сочувствую, – поклонился лейб-медик. – Однако мужчине не следует доверять полностью только потому, что он является вашим мужем. Как вам стало известно, даже в этом он вас обманул и обманул Бога, поскольку сочетовался с вами при ещё живой жене. Он повинен не только в двоежёнстве и мужеложстве, барон после провала со спасением Жанны Д’Арк стал откровенно поклоняться Бафомету, поэтому у вас в замке, я полагаю, постоянно гостят чернокнижники, магрибские колдуны и прочая нечисть.

– Именно так, – согласилась баронесса. – Даже на сей час в отсутствие мужа они совершают в башне свои дьявольские мистерии.

– Вы не ошибаетесь?! – воскликнул де Натр-Дам.

– О нет, месье, – Мариэль даже замотала головой в подтверждение своих слов. – О нет! Каждой ночью я слышу наводящие ужас голоса и младенческий плач.

– Он не уехал! – заключил медик.

– Кто? – не поняла баронесса.

– Ваш муж, дорогая моя Мариэль, – произнёс лейб-медик и в упор посмотрел в глаза женщине. – Вы знаете потайной ход в неприступную башню?

– О да, я вам уже говорила.

– Очень хорошо, – удовлетворительно кивнул месье де Натр-Дам. – Сейчас вы мне расскажете подробно, как туда проникнуть. Затем, возвращайтесь вместе с сестрой в свой замок и ждите. Я с городской стражей иезуитов скоро прибуду к вам на подмогу, и мы выкурим из башни всю сатанинскую нечисть. Только не забудьте приказать, чтобы открыли ворота, когда к замку подъедет гвардия иезуитов.

– О да, ваша честь, – кивнула баронесса. – Ворота будут открыты. Вы же не забудьте, что один из ходов в башню находится прямо в моей спальне. Недалеко от ложа под балдахином стоит массивный секретер красного дерева, на крышке которого красуются две большие сосновые шишки, выточенные из дерева. Надо обе шишки одновременно потянуть на себя и секретер отъедет в сторону. Откроется коридор, ведущий прямо в башню. Но, думаю, я сама вас поведу туда, потому что желаю взглянуть, чем занимается барон де Ре в башне, куда не разрешается входить даже слугам.

– Только я попрошу вас, мадам, до этого никаких действий не совершать, ибо неизвестно, на что способен ваш муж.

– Никаких?

– Да, никаких, – уверенно кивнул лекарь. – Сопровождение сестры ни у кого не вызовет подозрений, а нам с гвардейцами ордена никак не проникнуть в замок без чьей-то помощи.

На этом и расстались. Лейб-медик помчался подымать боевой отряд иезуитов, Мариэль с сестрой отправились в замок Тиффож, а Шура вернулась в свой виток времени.

Сейчас, проезжая на маршрутке по улице Первомайской, которая начиналась возле Измайловского депо Московского метрополитена, Шура по-новому всматривалась в старинные городские дома, сплошь покрытые дурацкими рекламами. По сути, здания почти ничем не отличались от средневековых городских построек Франции, только вот с засильем рекламных щитов московская управа явно перестаралась.

Раньше Измайлово был окраинным районом столицы, но дома до прихода исторического материализма строились добротные, с высокими пололками, широкими подъездами и вместительными дворами. С приходом к власти воровской большевистской партии, старинные купеческие постройки сразу принялись захватывать и делить верные еврейские ленинцы, съехавшиеся в столицу за какой ни на есть поживой. По всей Москве расползлось так называемое коммунальное расселение красноармейцев, проливавших на плацдармах, то есть в полях и лесах кровь за далёкое светлое будущее не менее светлого недостижимого царства любви и благодати, то есть боролись за идею построения рая на земле. И, заметьте, рая бездельников! Потому что девиз будущего светлого государства звучал так: «От каждого – по способности, каждому – по потребности!» Согласитесь, в царстве воров и насильников, где уничтожили духовное воспитание и память о прошлом, могли появиться только бездельники, у которых потребности всегда превышают возможности использования полученной одежды, пищи и прочих атрибутов существования.

Тех, кто не успел уехать за границу или не хотел из-за того, что никакая заграница русских не примет, расселяли вместе с отъявленными ленинцами, позволяя вкусить всю мощь и вольность диктатуры пролетариата. Властители дум и сознанья народа пытались показать, что прозвучавшая в конце восемнадцатого века революция во Франции – это лишь малая толика того, что ожидает Россию, а за нею и весь мир, всю землю. В результате так и получилось, но тех, кто пытался сравнить саблю Феликса ЭдмундОвича с мечом Робеспьера, сразу же отправляли пожизненно на стройки народного хозяйства без права переписки.

Шура хорошо изучила историю страны под неусыпным вниманием Иннокентия Васильевича, а тот не уставал подбрасывать исторические и архивные документы заинтересовавшейся девушке. В частности она узнала, что в начале девятнадцатого века монах Авель, старец Серафим Саровский и Блаженная Ксения Перербуржская предсказывали гибель монархии и приход к власти жидомасонов, власть которых должна продлиться до середины двадцать первого века. То есть для Шуры уже был отмечен тот предел, когда что-то в стране непременно изменится и Россия вновь возродится, как птица-Феникс из пепла жидовской революции.

Это следовало ожидать даже по истончению времени, отпущенного для правления нелюдей. Они должны были помыкать Россией до тех пор, пока народ не поймёт всё ничтожное поведение своих предков и предательство Царской семьи, безропотно принявшей Крест Распятия ради спасения русской нации. Но понимания всё-таки мало: необходимо было, чтобы каждый православный покаялся за преступления отцов. Только тогда Бог поможет подняться стране из грязи и показать всему миру, что жизнь человека вовсе не в накоплении и воровстве баснословных денежных сумм, вовсе не в прожигании жизни на многочисленных гоп-секс-шоу, вовсе не в поклонении Мамоне и Бафомету.

Кстати, слуги дьявола очень постарались, чтобы народ забыл Бога из-за наполняющих сознание желаний. Для этого «слугам народа», то бишь дьявола, служила многоплановая послушная реклама. В двадцатом веке она подстраивалась под желания народа, а сейчас сознание народа пытаются перестроить под кричащую на каждом углу рекламу, внушая тем самым, что человек хочет то, хочет это, а ещё вон то… и то… и…

Казалось, жадности и зависти человеческой не будет конца, но всё-таки нашлись священники-старообрядцы, возглавившие православную церковь и российский трон, как в далёком семнадцатом веке, которые простым языком принялись объяснять людям всю дьявольскую неправду, все соблазны, все ненужные излишества, которые заставляют человека напрочь забыть силы творчества и вдохновения.

В декабре 1666 года на Вселенском соборе в присутствии четырёх патриархов была узаконена «щепотная» религия, придуманная чёрным патриархом Никоном. Народ понимал, что всё делается ради захвата власти со всеми вытекающими последствиями и не принимал «щепотной» религии. Право-Славие возникло из русского Рода и Благой Вести, принесённой на Русь Андреем Первозванным, апостолом Иисуса Христа. А потуги Никона исправить Божье Слово по своему недолгомыслию и неразумению казались народу проделками балаганного скомороха. Тогда были подключены силовые структуры: стрельцы отрубали у людей пальцы, если они продолжали креститься двуперстным знамением, сжигали народ деревнями, указывая в отчётах, что произошло добровольное коллективное самоубийство. Но старообрядцы свято чтили Заповеди Господа Бога, а шестая Заповедь так и называлась «Не убий!». Значит, все отчёты о поголовном самосожжении целыми деревнями – сплошная ложь, проникающая в сознанье людей при тихом, почти незаметном участии иезуитов-клерикалов.[49] Хотя некоторые случаи самосожжения всё-таки были, потому как православным приходилось выбирать из двух зол, а не дать себя сломать и оставаться истинным православным даже в огне – это подвиг во имя Царя Небесного.

Дольше всех в борьбе с масонскими идеями, опутавшими ум патриарха Никона, держался Соловецкий монастырь – стрельцы восемь лет не могли штурмом взять Божию обитель. Всё-таки нашёлся предатель, как часто бывало на Руси, и тогда снова пролились потоки человеческой крови.

Творческая мысль на какое-то время заглохла. Но Россия всегда восставала из пепла, как незабвенная птица Феникс. И сейчас, в двадцать первом веке, силу творчества тоже попытались растоптать те же жидомасоны во главе с правящей еврейской кликой. Нелюди затеяли бесконечную гражданскую войну в местах, которые когда-то назывались Украиной. Конечной целью войны была очистка территории от мирного населения для создания Нового Хазарского Каганата, где ka-han[50] будет управлять всем видимым и невидимым миром. Кстати, в степях Киргизии неподалеку от Караганды совсем недавно возник таинственный и красивый город Астана… или всё-таки Сатана?

К счастью или, к сожалению, без творческих сил, которые должны присутствовать в любом деле, никто, ничего и никогда не сделает. Но силой Творчества наделяет только Бог, а не «слуги народа» и не «обезьяна Бога».[51] Человеку осталось самому выбирать: с кем ты – с дьяволом или Богом? Тогда среди людей, как в двадцатом веке, стали распространять нелегальное стихотворение, обращённое к тем, кому дороги Божественные силы Творчества:

Почему всё не так происходит, скажите: тот, кто хочет любви, получает удар, а царица поэтов, как та Нефертити, подарила избранникам пьяный кошмар? Почему всё не так получается, братцы: проходимцы в чести – пир во время чумы; в патриархи народ протолкнул святотатца, а на троне страны избежавший тюрьмы? Почему всё не так происходит на свете? Почему полюбили растленье и блуд? Мы – поэты, творцы! Мы же Господа дети!! Почему из жидовских не выбраться пут? Только время подходит, последнее время, и врага победим, лишь стряхнув дремоту. Что ж, решайся, поэт! С кем ты: с этими? с теми?  или с Господом Богом сразишь темноту? Или встанешь за Родину, за Возрожденье?! Но не словом, а делом сражайся с врагом: телом на амбразуру, а не рассужденьем про хорошую жизнь под чужим сапогом!

Что ж, решайся, поэт…

Когда выбор оказался простым, то есть наиболее понятным для всех от дворника до министра, народ начал просыпаться от многовековой дремоты, понимая и принимая жизнь такой, какая она есть. Больше не понадобилось уговаривать людей не совершать преступления и не испытывать семь смертных грехов, чтобы понять смысл жизни. Креативная масса человеческого добра уже скоро должна была подняться в России до критической точки, после которой все страсти исчезнут, как нечто не нужное, как мусор, а душа опять начнёт стремиться к творческому совершенству и единению с Богом.

Оставалось одно небольшое, но немаловажное условие: на творческом пути надо было ещё дожить до этой критической точки, после которой возвращение к богомерзким страстям станет невозможным. В замутнённом человеческом сознании должна укрепиться ясная, чёткая картина создавшегося военного положения: кому надо было, чтобы на просторах бывшей Украины русские уничтожали друг друга во славу евро-американских бумажек, не подкреплённых золотом? Когда всеобщее сознание поразила бессмысленная война? Когда «вождями» разных воюющих сторон оказались те же евреи, сорящие деньгами перед готовыми продаваться Иудушками-дегенератами? То есть заинтересованные банкиры продолжали оплачивать чужую смерть, только каждый человек с трудом начинал понимать, мог сам взвесить и проанализировать – с кем он и где выход из разрухи мозгов?

Сейчас Россию захлёстывали те же разногласия, возникающие как поганки после грибного дождя: в умах людей возникала генетическая форма сотворения пакости и мелкого зла, будто от этого жизнь всенепременно должна улучшиться и принести пакостнику мировую славу и почёт.

Шура уже стала отвыкать от шумной и суматошной жизни столицы, потому как общение с двойняшками ей доставляло намного больше удовольствия, чем пустое созерцание бытия современников, неуклонно превращающихся в прожигателей жизни, которым она ничем не смогла бы помочь, как бы к этому ни стремилась.

Другое дело – её двойники. Попав в чужое тело в роли безбилетного пассажира, девушка могла применить всё величие своей души, напрячь всю силу сознания, чтобы оказать реальную помощь двойняшке. А все нынешние современники были слишком озабочены погоней за рублём, за какими-то материальными благами, и в несусветных погонях напрочь забыли о душе.

О том человеческом долге воспитания своего истинного «Я», для которого человек приходит в этот мир, потому что только в физическом теле душу можно настроить на волну гармонии и Божественной радости.

Придя к бабушке, Шура в первую очередь принялась за уборку квартиры. Нельзя сказать, что её бабушка была какой-то несусветной неряхой, но, видимо, прожитые годы, потраченные на те же суетные бытовые нужды, берут своё и человек иногда забывает об окружающем мире.

– Деточка моя, – послышался голос бабушки из соседней комнаты. – Деточка моя, не слышала, как там дела на Украине?

– Нет, – откликнулась Шура. – Ты ведь знаешь, меня политика и войны не интересуют. Своих забот полон рот. Тем более, я не желаю позориться перед мировой общественностью, выступая с заумными словоизлияниями.

– Как же так? – в голосе бабушки прозвучало не только удивление, но и неприкрытое огорчение. – Во-первых, политика и войны тебя не интересуют – это понятно. Только не задумывалась ли, девочка, что они тобой очень интересуются? Можно пропасть ни за грош. Во-вторых, неужели тебе безразлично, что станет с Русью?

– Конечно, мне не всё равно, – ядовито усмехнулась девушка. – Только ты правильно оговорилась «с Русью», а не со свалкой гнилья за окраиной, то есть за околицей Москвабада. Украинская война началась не вчера и не завтра закончится. После кончины Советского Союза власть оказалась в лапах тех же человеконенавистников и русофобов, только настроенных на конкретное разрушение Государства Российского. Поэтому был устроен развал сильного государства на мелкопоместные княжества. Даже не княжества, а так… кишлаки с полуграмотными баями. В это время американо-еврейский клан банкиров принялся усиленно насаждать русофобство по всей Украине, ибо нашим потенциальным врагам жидомасонам обязательно нужен был исполнитель, готовый устроить внутреннюю Гражданскую резню на территории бывшего могучего государства. Гражданская война до сих пор не кончилась и не кончится потому, что американским евреям вздумалось создать единое еврейское государство на землях бывшей Украины, а для этого нужна зачистка территории от коренного населения, то есть русских. Власть на Украине и в усечённой России была в надёжных еврейских лапах и уничтожение русского населения во всей стране – это лишь вопрос времени.

При этих словах бабушка вышла из соседней комнаты. Накинутый на плечи длиннополый вишнёвого цвета халат был подпоясан оренбургским пуховым платком, как делали многие пожилые женщины в доисторическом прошлом. Она внимательно слушала фривольные разглагольствования внучки, не перебивая. Лишь иногда еле приметная усмешка проскальзывала по уголкам губ пожилой женщины, всего на секунду обозначив глубокие морщины. Затем она остро взглянула на внучку, приподняв очки в тонкой металлической оправе:

– Ни Украина, ни Белоруссия никогда не были окраинами нашего государства, пожалуйста, запомни это. Более того, Киев обосновал Андрей Первозванный, апостол Иисуса Христа. Когда он по благословению своего Учителя прибыл на Русь, то путь его лежал через холмы, на которых находится нынешний Киев. Не знаю, как там получилось, но апостол поставил крест на одном из холмов, сказав, что в этом месте возникнет центр православия.

– Православия? – ехидно переспросила Шура. – И этот крест был спилен православными укропами?

– Вечно ты к словам придираешься, антисемитка недорезанная, – заворчала бабушка. – Знаю, не было тогда никакого православия. Но апостол Андрей был уже не иудейской веры, поскольку пошёл за Христом и сам учил людей Новому Завету. Апостол сказал, что на том месте построят храм, в котором будут проповедовать Слово Божие.

– Или Новый Завет? – не унималась девушка.

– Может быть, может быть, – отмахнулась бабушка. – Важно, что слова апостола сбылись: на этом холме выросла Печерская Лавра. То есть новообращённые монахи сначала вырыли себе подземные храмы и молельни, а потом стали перебираться наверх и к 988 году, то есть к началу крещения Руси князем Владимиром, Печерская Лавра уже существовала. А на Валааме отстроен православный храм, который тоже заложил Андрей Первозванный.

– Зачем же было тогда перекрещивать народ?

– Как зачем? – бабушка пожала плечами, будто Шура спросила о вещах всем известных и необсуждаемых. – Как зачем? Ведь настоящему князю, если он настоящий, необходимо было объединить все вассальные княжества посредством одной религии. У князей до всеобщего объединения были свои княжеские печати. А чаще всего попадался двуглавый орёл. Необходимо было, чтобы у Заглавного монарха имелась только одна истинная печать.

Происхождение двуглавого орла уходит своими корнями далеко в прошлое. Первые, известные изображения этой любопытной птички датируются XIII веком до нашей эры. Русскими археологами было найдено и зафиксировано наскальное изображение двуглавого орла, схватившего двух зайцев. Он служил гербом хеттских царей.

Затем двуглавый орел обнаруживается в Мидийском царстве – древней державе, раскинувшейся на территории Передней Азии, сейчас это южный Азербайджан. То есть во времена правления мидийского царя Киаксара за шестьсот лет до нашей эры российский герб уже существовал.

– Но не на территории Руси, – вставила очередную шпильку девушка.

– С течением времени место пребывания орла меняется, – как ни в чём не бывало продолжила пожилая лекторша своё повествование. – И вот мы уже видим двуглавого орла на эмблемах Рима. Здесь он появился при цезаре Константине Великом. Им в 326 году двуглавый орел был выбран в качестве эмблемы цезаря. А после основания новой столицы – Константинополя – двуглавый орел стал государственной эмблемой Римской империи.

На Руси двуглавый орел снова появился после брака Иоанна III и Софьи Палеолог. Царевна была племянницей последнего Византийского императора Константина XII Палеолога. История взаимоотношений Руси и Византии очень глубока и интересна. О ней я могу много и долго рассказывать, ты же знаешь.

– Ну, что ж, – улыбнулась девушка. – Вероятно, надо будет уделить несколько минут этому вопросу. Тем более, я люблю слушать твои незамысловатые исторические лекции, а ты так давно мне ничего не рассказывала. Только постой, я быстренько сделаю себе кофе и буду слушать русскую историю аж до посинения.

Шура отправилась на кухню, через несколько минут показалась в комнате с фарфоровой глубокой чашкой красного цвета, до краёв наполненной ароматным кофе, забралась с ногами на диван и приготовилась слушать.

– Я даже не знаю с чего начать, – засомневалась бабушка.

– С международных отношений, – подсказала внучка. – Ты вспоминала то время, когда Русь и Византия только-только начали знакомиться.

– Ах, да, – делано нахмурилась бабушка. – Насколько мне известно, первые исторические упоминания об отношениях России и Византии датируются 957-ым годом. Это то самое время, когда княгиня Ольга совершила путешествие в Царьград и приняла христианство. Но далее отношения с Византией у Руси ухудшаются. Так в 969 между ними развязалась трёхлетняя война за Болгарию, которая была завоевана Святославом.

Но четырьмя годами раньше Великий князь Киевский Святослав Храбрый разгромил Хазарский каганат – самое паразитическое государство в то время, занимавшее обширную территорию в низовьях Волги. Так что князя Святослава с уверенностью можно назвать первым русским казаком.

Хазарский каганат к этому времени представлял чисто иудейское государство, исповедующее талмуд. Вот почему нынешние евреи всего мира мечтают возродить тот самый каганат и на том же месте, пользуясь покупкой рабочей и военной силы за деньги, которые они печатают любых количествах до сих пор и которые не имеют никакого денежного статуса, но каким-то чудом не теряют своей значимости на мировом рынке.

– Очень просто, – вставила девушка. – Еврейско-американские банкиры печатают деньги, и они же поддерживают рейтинг бумажек. Более того, сами назначают цены на товары.

– Да-да, – досадливо кивнула лекторша, ибо не любила, когда её прерывают. – Итак, в начале восьмого века новой эры правящая верхушка Хазарского государства, сначала тайно приняла иудаизм, и последние два века до своего краха открыто исповедовала талмуд. Кстати, хазарские миссионеры уже тогда пытались «обратить к богу» древлян, полян и славутичей, да что-то у них ничего не получалось. Археологические раскопки, произведенные на территории бывшей Хазарии, свидетельствуют о наличии государственной символики в виде шестиконечной звезды… то есть того самого могендовида[52].

Если в поверженном хазарском воине – символе разгромленной Хазарии, художник Вячеслав Клыков изобразил на щите шестиконечную звезду, то претензии надо было высказывать не к нему, а к иудо-хазарскому государству Х века.

– Извини, бабушка, но можно чуть подробнее?

– Можно, – согласилась та. – Всё можно. Это случилось 16-го ноября 2005 года. Под Белгородом установлен памятник князю Святославу, посвященный 1040-летию разгрома Хазарского каганата. Автор его – известный скульптор Вячеслав Михайлович Клыков народный художник России – это последняя работа скульптора. Памятник был установлен, несмотря на активную кампанию еврейских организаций против него, которые сочли себя обязанными встать на защиту Хазарского каганата как государства с иудейской религией. Из-за этого "гевалта", поднятого еврейскими СМИ, было изменено первоначальное место сооружения памятника: вместо города Белгорода его установили в селе Холки Чернянского района близ Холковского монастыря. Могендовид на щите поверженного хазарина был закрыт металлической нашлепкой на саморезах… Кстати, в мой почтовый ящик недавно подбросили вот такую писульку:

Опять воробьями расклёвано небо и солнечный дождик пролился в ладонь. Я с прошлым живу в настоящем, но небыль меня догоняет, как взмыленный конь. Вот снова на поле стою Куликовом: я русский, восстал супротив жидовни. Вернусь, и на Спасскую башню подкову прибью на удачу. В тревожные дни пусть каждый решит: кто ты – русский иль нежить? И с кем ты «ле хаим» по пьяне орёшь? Свои попадаются реже и реже, а чаще гламурное быдло и ложь. Лишь русская память взывает к сознанью, к секрету таинственной русской души. Ты волен своё сотворить мирозданье, но «мёртвые сраму не имут!» – скажи. Но «мёртвые сраму не имут!», когда-то сказал Святослав. И с дружиной своей он бил жидовню! Наше прошлое свято и Русь не забудет тех доблестных дней.

Ты видишь, не все русские потеряли память, совесть и честь, иначе такие листки не распространялись бы. Но вернёмся в историю. В общем, Великий князь Киевский Святослав Храбрый в 965 году разгромил именно иудейскую Хазарию… Мне, как и журналистке, написавшей тогда статью «Святослав защитил Русь, а кто защитит Святослава?», глубоко противны принципы той демократии, при которых свободным евреям можно хулить, ерничать, извращать факты русской истории, а русским нельзя защищать свою историю, говорить правду о ней в угоду тем же бумажным баронам.

Чуть русский человек стал прозревать после насквозь лживой столетней иудо-большевистской идеологии или исторического материализма, доблестные евреи тут же наклеивают ему ярлык фашиста, шовиниста и антисемита. Я до сих пор борюсь против еврейских шулерских ярлыков и двойных стандартов. Помню, какая-то журналистка-жидовка, заламывая руки и вознося очи к небу, вопила, что памятник Святославу Храброму идентичен Адольфу Гитлеру, что никогда нельзя допускать такого кощунства, а после заварухи на Майдане того же Святослава Храброго старались поменять на памятник Степану Бандере, но у них, Слава Богу, ничего не вышло.

Эти так называемые укропы относятся с какой-то безысходной злобой ко всему русскому. Возможно, бесятся из-за того, что русские люди постепенно просыпаются от вязкого столетнего сна и начинают изучать нашу историю не из еврейских или укропских поганых учебников, а осознавать её как неотделимую часть нашего многовекового бытия, становясь вновь народом православным, крепким в Вере и страшным для врагов нашего Отечества!.. Теперь ты говорила о «позоре перед мiровой общественностью». Это, видимо, о письме общественных еврейских организаций, подписанном профессором Члениным? Но твоей «мiровой общественности» было наплевать, когда международными террористическими организациями готовилось величайшее преступление против Российской империи в XIX – начале XX веков. Когда евреи узурпировали законную Российскую власть. Изуверски ритуально были убиты Миропомазанник Божий – Царь Николай II вместе с супругой и безвинными детками, когда страна была ввергнута в братоубийственную гражданскую войну, унесшую жизни десятков миллионов русских людей. Где была тогда эта «мiровая общественность»? Где эта «мiровая общественность» ночевала, когда миллионы лучших людей России были расстреляны еврейским Чека во время «красного террора» в 1918 году?.. Где эта «мiровая общественность» прячется теперь, когда по сей день продолжается геноцид русского народа и не утихает Гражданская война, унося ежегодно по 3–4 миллиона жизней? Если им наплевать на нас, то у нас больше оснований плевать на них! Пришло время, когда «спасение утопающих, есть дело самих утопающих». И русский народ найдет в себе силы для самоорганизации, как не раз он находил их в тяжелейшие периоды русской истории, как он нашел и в 965 году, разгромив паразитический иудо-хазарский каганат – международный центр работорговли… Святослав Храбрый, сокрушивший иудейский Хазарский каганат, последний Великий князь языческой Руси, первый казак, прекрасный правитель и герой, общий для трех народов – русских, украинцев и белорусов. И равно ненавистный всем его врагам, каким бы именем они не прикрывались…». Я уже говорила про 16 ноября 2005 года, когда под Белгородом установлен памятник князю Святославу, посвященный 1040-летию разгрома Хазарского каганата. Но месяцем ранее, 15 октября 2005 г., пятиметровый бронзовый памятник Святославу работы Вячеслава Клыкова был установлен рядом с каскадами фонтанов «Радуга» в Воскресеновском парке в городе Запорожье, близ Порогов, на которых князь погиб в 972 году. Идея памятника: князь Святослав передает свой меч нам, потомкам, для продолжения борьбы. И ты, деточка, должна принять меч казака. – Какой из меня воин?! – фыркнула Шура.

– Уж, какой есть, другого пока не имеем, – отрезала бабушка. – Итак, идём дальше. Великий князь Киевский Святослав Игоревич был правителем Руси с 945 по 972 год. Формально Святослав стал Великим князем в трёхлетнем возрасте после гибели отца, Великого князя Игоря, но самостоятельно правил с 964 года. Однако фактически при нём и после него государством управляла христианка-мать – Великая княгиня Ольга, так как Святослав почти всю жизнь проводил в походах, расширяя и укрепляя границы Святой Руси. При нём Русская земля увеличилась от Поволжья до Каспия, от Северного Кавказа до Черноморья, от Балканских гор до Византии. Как-то раз Николай Карамзин назвал Святослава «Александром (Македонским) нашей древней истории». Кстати, сейчас я процитирую византийского хрониста Льва Дьякона.

Бабушка подошла к письменному столу, набрала на видеокоме нужный запрос и прочитала: «среднего роста и весьма строен, имел широкую грудь, плоский нос, голубые глаза и длинные косматые усы. Волосы на его голове были выстрижены, за исключением одного локона – знак благородного происхождения; в одном ухе висела золотая серьга, украшенная рубином и двумя жемчужинами. Вся наружность князя представляла что-то мрачное и суровое. Белая одежда его только чистотой отличалась от других русских». После цитаты последовала небольшая пауза, видимо, лекторша собиралась с мыслями. Если бы пауза затянулась, то аудитория в лице Шурочки обязательно подала бы свой голос, но бабушка продолжила:

– Мать пыталась уговорить сына тоже принять христианство. Согласно летописи Святослав отказался и ответил матери: «как мне одному принять иную веру? Дружина моя станет насмехаться». В его языческом представлении лишь поверхностно знакомое ему христианство, укрепившееся на Руси со времён Андрея Первозванного, было несовместимо с воинской доблестью, которая для него и его дружины всегда являлась жизненным идеалом. К тому же, «Повесть временных лет» рассказывает, что уже с малых лет Святослав был воином, когда пришлось мстить за убийство отца: «В год 6454 (946) Ольга с сыном своим Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против неё. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьё в древлян, и копьё пролетело между ушей коня и ударило коня в ногу, ибо был Святослав ещё ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал: последуем, дружина, за князем. И победили древлян…»

Русские летописи описывают Святослава и его походы хвалебными словами. В них он предстает как витязь, бесстрашный в бою, неутомимый в походах, честный даже с врагами, верный данному слову, неприхотливый в быту: «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и легко ходил в походах, как пардус,[53] и много воевал. В походах же он не возил с собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он и шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти…». То есть честно предупреждал противника о нападении. Походы Святослава носили отважный наступательный характер, что позволяло ему захватывать инициативу и добиваться успеха. Для характера князя и его воинской стратегии интересен такой эпизод. Перед сражением с вдесятеро превосходящим по численности противником Святослав обращается к своим воинам: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые срама не имут. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». И ответили княжеские воины: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим». И исполчились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали». Первые походы Святослава были против хазар. К тому времени Великий Хазарский каганат подчинил себе весь юг нынешней России от Каспия до Днепра и обложил данью восточные славянские племена. Хазария контролировала торговые пути из Восточной Европы в Азию, богатея на грабеже и сборе пошлин. Иудеи-торговцы жили во всех городах Хазарии и составляли верхний слой хазарского общества.

Киевская Русь не раз воевала с Хазарией и при князе Олеге, и при князе Игоре – отце Святослава. Но освобождение наступило только после похода Святослава в 965–966 году. И недаром его мать, княгиня Ольга, заповедовала князьям и болярам не пускать жидовню в города, ибо затупятся клинки витязей о денежный мусор. Придя в землю вятичей в верховьях Дона, Святослав освободил тамошних казаков из-под власти хазар, затем спустился в низовья Волги и встретился с вышедшими ему навстречу хазарскими войсками, возглавляемыми самим каганом. Святослав разорил хазарскую столицу Итиль, взял важную торгово-таможенную крепость Саркел, превратив её в степной форпост Руси на юго-востоке – Белую Вежу. Тем самым большой водный путь по Волге перешел в русские руки. Потом Святослав прошел по Северному Кавказу и победил, как сообщил летописец, «ясов и касогов»[54]…

Вскоре на Таманском полуострове и в восточном Приазовье возникло русское Тмутараканское княжество с центром в бывшем хазарском портовом городе Таматархе. Каганат после удара Святослава уже не оправился, и в конце X века о нем перестали упоминать. Разгром Хазарии означал объединение в едином независимом государстве, Киевской Руси, большей части восточно-славянских племен. Затем язычник Святослав воевал и с православными греками, стремясь расширять Русь на югозападные славянские земли, входившие тогда в Византийскую империю. Первоначально Святослав был приглашен византийским Императором как союзник против болгар. Победив болгар и захватив многие города, князь заявил о намерении обосноваться в Переяславце на Дунае. Этому помешали греки, атаковавшие Святослава. Его небольшое войско храбро оборонялось. Тогда-то и прозвучали его слова: «мертвые сраму не имут». Однако голод и потери заставили князя заключить мир в обмен на свободный пропуск русских ладей из блокированного Дуная. Святослав «увидев же, как мало у него дружины, сказал себе: «Как бы не погубили коварством и дружину мою и меня. Пойду на Русь, приведу больше дружины». И послал послов к Императору, говоря: «Хочу иметь с тобой твердый мир и любовь». Часть княжеских дружинников во главе с воеводой Свенельдом вернулась в Киев, а сам он погиб у днепровских порогов, где печенеги устроили засаду. Свенельд предупреждал князя: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги. И не послушал его Святослав, и пошел в ладьях»… «И убиша Святослава, и взяша главу его, и в лбе его соделаша чашю, оковавше лоб его, и пияху из него». Так что казак-язычник Святослав освободил Русь от хазарского ига и укрепил союз славянских племен. Его сын, князь Владимир, с детских лет принял Православие и при этом символично отверг предложенную остатками хазар иудо-жидовскую веру. Тем самым придал крепнущей Русской державе удерживающую духовную силу, исполняя Божий замысел о нашем народе как Третьем Риме.

Глава 11

– Мариэль! Мариэль! – услышала Шура знакомый голос.

Открыв глаза, она увидела над собой встревоженное лицо сестры своей двойняшки и поняла: что-то произошло.

Оглядевшись, Шура обнаружила, что находится в спальне баронессы де Рэ, на её широкой кровати под балдахином. Поднявшись и сев на кровати, баронесса пыталась вспомнить, что же с ней случилось? Память в этот раз не отказала и Шура вместе с Мариэль вспомнила, что вернувшись домой в замок, баронесса с сестрой распорядились открыть ворота г-ну де Натр-Дам и должному прибыть с ними майордому[55] в сопровождении войска немецких рейтеров[56], служивших в городской управе в роли блюстителей порядка. Анна помогала потерявшей сознанье сестре и протирала её лицо мокрым полотенцем. Мариэль взяла из рук сестры полотенце и сама протёрла лицо и виски.

– Что со мной случилось? – спросила она.

– Да я и сама испугалась, – призналась Анна. – Ты хотела показать мне тайный ход в башню твоего супруга и вдруг потеряла сознание. Такого я раньше за тобой никогда не наблюдала. Может всё дело в твоей беременности?

– Может быть, может быть, – согласилась Мариэль. – Нам не следует долго рассиживаться в неведении. Идём, сестра.

Баронесса подошла к туалетному зеркалу, потянула две шишечки деревянного барельефа рамы в нужном направлении, и зеркало отъехало в сторону, обнажив тёмный холодный коридор в башню.

– Ба! – всплеснула руками Анна. – Из этого коридора несёт сыростью и смертью. Я боюсь.

– Тогда сделаем так, – обернулась к ней Мариэль. – Ты дождись приезда месье Натр-Дама и стражников, а я сама посмотрю, что там внутри. Меня давно уже мучает любопытство, только было страшно, как и тебе сейчас. Но я уже готова увидеть то, к чему вовсе не готова, а ты покажешь дорогу майродому и стражникам.

Больше, не говоря ни слова, Мариэль вынула из кольца на стене факел и двинулась по вселяющему ужас коридору к не менее страшной башне замка, ставшего ей на какое-то время родным домом.

Мрачный коридор скоро кончился, и перед баронессой открылась площадка, на которой было сразу три двери. Но Мариэль, долго не задумываясь, открыла крайнюю. Это оказался склад нужного и не очень нужного барахла с верёвками, металлическими клещами и ещё какими-то неизвестными инструментами, которые чуть не рухнули с полок на любопытствующую особу. Из этой кладовки возле стены понималась винтовая лестница на верхние этажи башни, но туда Мариэль идти почему-то не захотела. Шура удивилась, но возражать не стала – ведь телом распоряжаться может только действительная хозяйка.

За второй дверью оказался огромный зал, в котором стояли несколько широких кроватей под балдахинами и вдоль стен были сколочены широкие лавки. Но самое странное, что середину залы занимал огромный стол, вокруг которого тоже стояли лавки. То есть этот грот замка совмещал в себе пиршественный зал и общую спальню. А для кого? Неужели в то время, когда её муж отъезжал якобы по неотложным делам, он пиршествовал в башне со своими таинственными друзьями? Это предстояло выяснить.

Третья дверь вела в подземелье. Оттуда повеяло могильным холодом, но Мариэль пошла именно туда, будто какая-то магическая сила подталкивала её. Лестница скоро кончилась, и перед женщиной открылся мрачный коридор, освещённый факелами. Ясно, что на том конце своеобразного туннеля были живые люди, иначе кто бы зажёг факелы на стенах? Баронесса принялась крадучись пробираться по подземелью, то и дело прислушиваясь. Наконец, она услышала… нет, не услышала, учуяла запах сгоревшего мяса, ибо услышать запах нельзя.

– Похоже, Жиль де Рэ действительно устраивает для себя потаённые пиршества, – вслух подумала женщина.

Шура уловила ещё несколько блуждающих в головке баронессы досадных мыслей, но это было не удивительно, поскольку Мариэль какое-то время привыкла считать себя полноправной хозяйкой замка, этакой берегиней своего слишком многолюдного острова и новые впечатления пролились на неё, как отрезвляющий душ.

– Чем же он занимается? – прошептала она. – Раз уж я забралась сюда, то всенепременнейше узнаю…

Что хотела узнать Мариэль, осталось в разряде невысказанных мыслей, поскольку открывшаяся перед ней картина сковала спазмой грудь. Баронесса увидела перед собой ещё одну залу, которая напоминала помещение католического костела. Тусклый свет не позволял внимательно разглядеть убранство залы: слева и справа стояли грубо сколоченные скамейки, а меж ними был широкий проход к возвышающемуся возле стены каменному алтарю, вырубленному из белого узорчатого мрамора. На отшлифованных боках алтаря запеклись тёмные пятна, похожие на кровь. Именно оттуда доносился запах подгоревшего мяса.

Очередная волна запахов сдавила спазмой грудь женщины. Она натужено закашлялась. Вытерев рот кисейным платочком, Мариэль обнаружила на платочке капли крови! Похоже, в этом помещении даже воздух насыщен человеческой кровью.

Но на этом мистические видения дьявольского капища не кончились. За мраморным алтарём проступал из темноты огромный золотой крест. К своему ужасу Мариэль поняла, что крест перевёрнут, а на стене за ним мозаикой выложена огромная картина Бафомета.[57]

Баронесса растерялась. Вместе с ней растерялась и Шура. Ни той, ни другой не приходилось до сих пор видеть настоящее сатанинское капище. Но любопытство женщины всегда берёт верх над обычным чувством опасности или самосохранения. Шура первая подала мысль, что неплохо было бы поближе разглядеть алтарь, а вместе с этим икону дьявола, ибо навряд ли монахи инквизиции пустят сюда хозяйку замка. Возможно, башня будет уничтожена, а сейчас в огромной зале никого нет, и никто не помешает приподнять полог запретного занавеса, чтобы одним только глазком посмотреть на мистическую фурнитуру капища.

Мариэль потихоньку стала двигаться в сторону алтаря, на всякий случай, читая молитву. Уже мраморный жертвенник был в нескольких шагах от женщины, уже из сумрака подземелья ясно вырисовывалась рогатая морда, уже можно было разглядеть кровь не только на белоснежном с прожилками мраморе, но и на полу солеи[58], окружавшей алтарь. Как вдруг распахнулась дверь прямо под изображением Бафомета, и в капище прямо-таки ввалилось около двух десятков рыцарей, в тамплиерских плащах с белым крестом и пятиконечной красной звездой с левой стороны. Белый крест тамплиеров давно известен, но никогда ещё поверх креста не красовалась пятиконечная красная звезда в перевёрнутом виде. Впереди них вышагивал сам барон Жиль де Лаваль де Рэ.

– Ба! Никак не ожидал увидеть здесь послушную самаритянку, – захохотал он, подойдя к супруге. – Какими судьбами? Или скажете, любезная моя Мариэль, что поддались чарам любопытства?

Баронесса, скорее всего с испугу, чем из соблюдений этикета, сделала книксен и прошептала:

– Именно так, мой господин.

– Громче! Не слышу!! – рявкнул хозяин замка.

– Я поддалась чарам любопытства! – в унисон мужу закричала женщина.

– Очень хорошо, – удовлетворительно кивнул де Рэ.

Затем он подошёл вплотную к трепетавшей от страха жене, сжал пальцами правой руки, затянутой в кожаную перчатку, женские щёки, резко задрал ей голову вверх и в упор глядя в глаза жертве ядовитым бесцветным взглядом змеи прошептал:

– Я ли не запрещал вам, любезная, не совать свой любопытный носик в те места, о которых может знать только посвящённый? Я ли не старался сделать вашу жизнь беспечальной и красивой? Я ли не любил вас, как ещё не любил ни одну живую женщину?

– Не считая Жанны Д’Арк, – прохрипела баронесса.

Если честно, то сама Мариэль такого никогда бы не сказала, но в сознании женщины в это время был безбилетный пассажир в виде двойняшки из будущего. Шура не могла снести грубое обращение мужлана, не исполнившего своё обещание, данное Орлеанской девственнице в том, что он будет её верным рыцарем всю оставшуюся жизнь. Обещание развеялось как дым, как утренний туман за воротами Руана, где была сожжена героическая женщина.

Говорят, что обещание было дано Жанне после того, как её верный соратник и уже маршал Франции смог соблазнить Деву. Она же, потеряв девственность, стала терпеть поражения на поле боя. Более того от дворян и бывших друзей посыпались предательства, включая самого короля. Да, так до сих пор говорят во Франции, но не это было главным для Шуры, ведь она тоже доверилась любимому человеку, хотя прежде выслушивала «мудрые» советы подружек, от которых пришлось просто избавиться, ибо человек, искренне принимающий участие в судьбе друга, никогда не станет восставать против настоящей любви.

Жиль де Рэ был о себе любимом очень высокого мнения. К тому же, королю Франции на раз приходилось обращаться за финансовой помощью к своему рыцарю, поскольку тот считался богатейшим человеком королевства. Вероятно, это и сгубило маршала. Высокое самомнение должно было разрушиться, ибо всякое дьявольское попечение разрушается, не в силах устоять пред светлой энергией Вседержителя. Не удивительно, что предавший Бога, лишился благодати, но Жиль де Рэ принялся искать виноватых на стороне, поскольку никогда не согласился бы признаться в вине за гибель Жанны.

Шуру обидело отношение барона к своей жене, к тому же, носящей ребёнка от этого урода… Ах, он же ничего ещё не знает! Всё равно, так обращаться с любимой, как он говорит, женщиной ему никто не позволит!..

Двойняшка нашла тысячу доводов, против которых любое мужское самолюбие было бы бессильно, только Мариэль не могла возразить мужу так, как этого хотела Шура. Тем более, что обещание не распространять своё любопытство в сторону башни меж супругами существовало. Всё же Шурочке удалось повлиять на двойняшку, и та сказала сакраментальную фразу по поводу Орлеанской девственницы.

Жиль де Рэ даже опешил и выпустил лицо жены из цепких пальцев. Почувствовав свободу, баронесса кинулась в сторону коридора, но убежать ей не дали верные сатрапы чёрного рыцаря. Они скрутили жену своего хозяина и даже накинули ей на шею удавку.

– Ну, полно, полно, – одёрнул рыцарь своих товарищей. – Не думаю, что она станет нам помехой на пути.

– Я не знала… – сквозь слёзы воскликнула Мариэль. – Я не знала, что вы – убийца! Ничего, майродом пожалует к нам в гости, и тогда вы будете объяснять королевскому управляющему – почему жертвенник в вашем сатанинском капище окрашен кровью и почему на стене изображён дьявол.

– Вот даже как? – нахмурился Жиль де Рэ. – Всё-таки вы собираетесь предать меня и всё, что я сделал для вас – горит синим пламенем.

– Да, что вы сделали? Что вообще может сделать человек, неспособный даже удовлетворить свою жену?!

– Вот как? – ещё больше нахмурился рыцарь. – Тогда, может быть, мои братья по ордену смогут принести вам наслаждение? Каждая женщина – кладезь похотливых желаний, а вы – королева всех этих богинь любви. Очередной раз убеждаюсь, божья истина состоит в удовлетворении своих плотских желаний.

Жиль де Рэ подошёл к заляпанному кровью алтарю и сделал знак сопровождающим его товарищам:

– На алтарь её. Живо!

Поскольку остальные члены сатанинского ордена в нерешительности переминались с ноги на ногу, не решаясь исполнить приказа, их начальник выхватил из-за пояса плеть и принялся охаживать по спинам тех, кто стоял поближе.

– Брат мой!.. – решился подать голос один из истязуемых. – Брат мой. Господин! Ведь она же ваша жена!

– Была наша – станет вашей! – в бешенстве взревел хозяин замка. – На алтарь её, сукины дети! Или я сам вас покончаю!

Под резкими окриками и плетью, рыцари послушались своего предводителя, схватили под руки бедную женщину и потащили её в сторону жертвенника. Хотя вряд ли сопровождавших хозяина замка грубых разномастных мужланов можно было назвать рыцарями. Они смахивали, скорее всего, на верных собутыльников бывшего военного министра Франции, или на орду площадных гуляк, готовых за один денье[59] распотрошить любимую мать, отца и всех сородичей.

Почуяв запах женского тела, сатанисты принялись срывать с дамы одежду. Распотрошили фрезу или горгеру круглого воротника венецианского кружева, разодрали мантию с золотыми шнурками, разрезали шнурки корсета на китовом усе и стянули его прочь, порвали долевые полосы юбки, скреплённые золотыми пряжками, и растянули женщину, оставшуюся в одной тонкой полотняной рубашке, подбитой кружевами по подолу, на грязной плите дьявольского алтаря.

Для верности руки и ноги жертвы сковали вбитыми в мрамор кандалами. Говорят, аппетит приходит во время еды, то же самое случилось и с палачами. Уже не обращая внимания на своего предводителя, усевшегося неподалеку на стул с высокой спинкой и наблюдающего за происходящим, кровожадные молодцы продолжали необычную садистскую мистерию.

Мариэль пыталась кричать, обращаясь с мольбою о пощаде к мужу, но тот будто бы не слышал стенаний женщины, неподвижно сидел на своём троне, скрестив руки, и только злорадная усмешка тронула уголки его чувственного рта. Видимо, он был постоянным наблюдателем садистских мистерий, и это доставляло барону особое удовольствие. Меж тем кровавое издевательство над жертвой продолжалось. Кровавое в прямом смысле, потому что кто-то из палачей несколько раз сильно ударил женщину по лицу, чтобы заставить её замолчать. Мариэль всё равно не успокаивалась и продолжала что-то говорить, захлёбываясь собственной кровью. Тогда ей просто заткнули рот куском материи, оторванным от нижней сорочки.

Затем наступило самое страшное не только для жертвы, а и для двойника Мариэль, забившейся в самый дальний уголок сознания женщины, распростёртой на сатанинском ложе.

Шура с ужасом поняла, что опять испытывает те же самые муки насилия, которые ей пришлось испробовать вместе с двойняшкой в первую брачную ночь. Двое братьев ордена, напялив белые балахоны, встали по обе стороны перевёрнутого креста и принялись читать какие-то молитвы-заклинания на неизвестном языке, а остальные по очереди забирались на алтарь и насиловали жертву. Мариэль просто потеряла сознание, оставив двойняшку одну испытывать все прелести сатанинских мистерий. Шура не могла вернуться в своё время потому, что ладанка со снадобьем, висевшая на шее жертвы, была недоступна из-за кандалов, сковывающих Мариэль, а время пребывания в этой эпохе ещё не кончилось.

Тогда Шура в пику завываниям французских заклинателей принялась читать православную молитву Богородице:

– Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице, приятелище сирых и странных предстательнице, скорбящих радосте, обидимым покровительнице, зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми, яко немощной, окорми мя, яко странну. Обиду мою веси, разреши ту, яко волеши. Яко не имам иные помощи разве Тебе, ни иные предстательницы, ни благие утешительницы, токмо Тебе, о Богомати. Яко да сохраниши мя и покрыеши во веки веком. Аминь. Пресвятая Богородице, сохрани нас Светом Сына Своего. Алилуйя. Алилуйя. Алилуйя. Слава Тебе Боже.

Казалось, ничего не значащая православная молитва никак не могла исправить ситуацию, но вдруг манускрипт в руках одного из чтецов вспыхнул синим пламенем, да так сильно, что сатанист заорал благим матом, отбросил полыхающую рукопись в сторону и кинулся вон из помещения. Второй тоже перестал читать зазеркальные мантры и уставился на своего вождя, надеясь на помощь.

Остальные участники мистерии тоже имели не лучший вид, сгрудились в кучу, смотрели в сторону хозяина замка и затравлено молчали. Видимо, им, не верящим ни в Бога, ни в дьявола, мистическое проявление Божественной энергии было не понятно и очень сильно напугало.

Губы Жиля де Рэ изогнулись в очередной презрительной усмешке и он, не сдержавшись, плюнул в сторону своих собратьев:

– Мразь конченная, без меня ни на что не способны. Ну-ка, быстро – мантию мне!

Ему повторять не пришлось, ослепительно белая атласная мантия через несколько минут уже красовалась на плечах магистра. Именно магистра, потому что подобную одежду надевают во время церемоний только представители самой высшей иерархии любых конфессий.

По длинному подолу мантии золотой канителью были вышиты какие-то магические символы, а на обоих плечах спереди пятиконечные карминовые звёзды, перевёрнутые вверх ногами. Такая же перевёрнутая звезда, вырезанная из цельного куска золота и украшенная множеством бриллиантов, висела у магистра на груди. Даже массивная цепь, на которой болталась звезда, была выполнена необычным способом. Видимо, какой-то ювелир по заказу изготовил звенья цепи в виде символов бесконечности, что высоко ценилось у магов всего мира.

Жиль де Рэ подошёл к алтарю, встал в ногах распятой на нём женщины так, что перед ним за алтарём оказался перевёрнутый вверх ногами крест, а за крестом на алтарном иконостасе виднелось очень скрупулёзно выписанная рогатая рожа Бафомета.

– Отец наш, великий и милостивый! – голос рыцаря прозвучал под сводами подземного капища башни, как раскаты далёкого грома. – Очисти душу мою, благослови недостойного раба твоего и простри всемогущую руку твою на души непокорных, дабы я мог дать свидетельство всесилия твоего…[60]

Он взял правой рукой висевшую у него на груди золотую пентаграмму, поднял её над головой и продолжил:

– Вот знак, к которому я прикасаюсь. Вот я, опирающийся на помощь тёмных сил, вот я – провидящий и неустрашимый. Вот я – могучий – призываю вас и заклинаю. Явитесь мне послушные, – во имя Айе, Сарайе, Айе, Сарайе…

Вдруг где-то далеко прозвучали настоящие грозовые раскаты грома, которые были слышны даже здесь, за толстыми стенами и перекрытиями подвальных помещений.

Присутствующие в капище насильники тоже надели на себя сутаны, больше похожие на белые мучные мешки с какой-нибудь мельницы.

Балахонная паства капища зажгла свечки, как это делают православные на Пасху, и каждый из присутствующих читал вполголоса нараспев то ли молитву, то ли дьявольскую мантру, так что получался ощутимый звуковой фон. Но звук множества голосов не вносил никакого диссонанса в общий ход чёрной мессы. Меж тем Жиль де Рэ, откашлявшись, позвал:

– Прелати, брат мой, продолжи заклинания.

Из толпы насильников выделился один, подошёл к Жилю де Рэ и встал рядом:

– Во имя всемогущего и вечного… – прозвучал низкий голос вызывающего демонов.

– Аморуль, Танеха, Рабур, Латистен. Во имя истинного и вечного Элои, Рабур, Археима, заклинаю вас и призываю… Именем звезды, которая есть солнце, вот этим знаком, славным и грозным, именем владыки истинного…

Стена за алтарём, на которой был изображён Бафомет, стала прозрачной. Обозначившийся за ней коридор постепенно становился ярче, контрастнее, словно изображение, возникающее на фотобумаге. Подле одной стены коридора стояли в ряд статуи с человеческими телами и головами птиц, змей, животных. Напротив, у другой стены, стояли человеческие скелеты с глиняными табличками в руках. На каждой табличке сверкали золотые письмена, но только разобрать написанное издалека было невозможно.

В глубине коридора показался человек верхом на льве. Вернее, это был призрак, потому что тело всадника просвечивалось и хриплый громкий шёпот, словно внезапный порыв ветра, заглушающий монотонные мантры, пронёсся под сводами капища:

– С вами Бараланиенсис, Балдахиенсис, Паумахийе. С вами сила их и свет невидимый. В этом мире, в инфернальной видимости, в невозможной суете, ненаписанным именем под гласом изувера Иеговы, под звуком которого содрогается планета, мельчают реки, испаряется море, гаснет пламя, и всё в природе познаёт расщепление, говорю: да будет так.

Затем стена снова вернулась в своё изначальное состояние, но на этом странная мистерия не кончилась. Прозвучавшие с разных концов капища пронзительные звуки труб заставили молитвенников заткнуть уши. Но ещё сильнее прозвучали клубящиеся звуки громовых разрядов и дробный треск, будто целый взвод солдат играл атаку на барабанах. Над алтарём под тёмным стрельчатым сводом происходила какая-то возня, будто там устроили молчаливую драку несколько теней, деля меж собой приносимую жертву.

Жиль де Рэ обернулся к братьям ордена и смиренно произнёс:

– Мы получили благословение, братья, да будет так!

В руках у него оказался обоюдоострый кинжал, который он держал перед собой обеими руками на уровне груди остриём вниз. Магистр повернулся к жертве и в это время Мариэль, сумев выплюнуть засунутую ей в рот тряпицу, прохрипела:

– Очнись, мужлан! Я ношу под сердцем твоего ребёнка!..

Жиль де Рэ на мгновенье застыл, но, видимо сатанинское благословение оказалось сильнее трезвого сознания. Магистр вонзил кинжал в живот женщины и повернул два раза против часовой стрелки. Из тела брызнула кровь и быстро залила весь алтарь. Мариэль даже не крикнула, потому что снова потеряла сознание, но на этот раз навсегда.

– Жиль де Лаваль, барон де Рэ, – вдруг прозвучал чей-то твёрдый мужской голос, доносившийся от входа в капище. – Именем короля! Именем короля, я арестовываю вас!

Всё же сестра Мариэль привела королевских рейтаров, но было уже поздно.

Шура так и не поняла, что произошло потом. Каким-то чудом ей удалось вернуться в своё тело, в свой мир. Скорее всего, на часах просто закончилось время пребывания в чужом измерении. Но девушка уже так сроднилась со своей двойняшкой, что с трудом восприняла насильственное разъединение одного целого. Что бы ни говорили хирурги о выздоровлении больного после спасительной операции, а расчленение, пусть даже спасительное, всегда было, есть и будет невозвратным разрушением целостности человеческой личности.

Потолок спальни в доме путешественницы во времени был раскрашен под ночное звёздное небо. Девушка неподвижно лежала на спине, проникая взглядом в миры и галактики, раскинувшиеся над её головой. Она вдруг ясно поняла, что Земля – не единственная обитаемая планета в мириадах галактических звёзд, что где-то есть такие же планеты с похожим или немного другим разумом, но неужели во всей вселенной жизнь развивается только среди войн и смут, среди противопоставлений добра и зла, среди утрат, слёз и горечи потерь? Зачем всё это? Зачем Всевышнему понадобилось создать общества хищников и убийц, для которых не существует ничего святого, кроме весёлого звона монет?

Неужели душа человека или какого-нибудь другого существа может расти только среди разврата, войн и лишений? Ведь тонкая человеческая сущность истончается и пропадает под давлением бесчисленного множества страстей. Недаром в человеческом обществе давно замечено бездушие и чёрствость, исчезновение стыда и совести, а то, что остаётся, превращается в почти бездумную гонку за наживой и удовлетворением животной страсти. При таком раскладе разум человеку практически не нужен и самое главное – умирает сила творчества. Для чего тогда нужна жизнь, если человек превращается из творца в потребителя? В таких случаях человек действительно приходит в этот мир только чтобы пожрать, поспать, погадить, потрахаться и подохнуть. Этакое стандартное «П» в пятой степени.

Правда, оставалась надежда, что постылое прожигание жизни не коснётся Руси, поскольку именно в нашей православной стране ещё не умерли честь, стыд, совесть и достоинство – свойства души, присущие только русскому человеку. Эти чувства всегда помогали развиваться русским по другому сценарию, отличному от западной страсти к наживе. Эта «тайна русской души» во все времена помогала творческой работе сознания. Поэтому именно наша страна всегда была щедра на изобретателей, полководцев, художников, поэтов, писателей и вообще творческих людей. Русский человек всегда работает ради творчества, а не ради обогащения. Недаром в Писании говорится, «если ты зароешь свой талант, то у тебя отнимется последнее, что имеешь». Жаль, поколение ХХI века большей частью принялось развиваться по упрощённым схемам отупления сознания, прописанным денежными воротилами Сионистских Штатов Америки.

В нашей стране возникло множество «богатых» людей, существующих не ради жизни, а ради обогащения. Казалось, человек навсегда потерял те жизненные вехи, помогающие искать благоприятные выходы из любых жизненных ситуаций. Ведь многое купить просто невозможно ни за какие деньги. Например, мысль, взгляд, сознание и ещё тысячи и тысячи составных, из которых слагается наша человеческая жизнь. Страна вовремя принялась просыпаться, и творчество заняло достойное место среди вех развития. Но сколько времени понадобится для излечения людей от денежной скверны? Жадность, зависть и предательство не отдадут человека без боя. Этот бой между силами тьмы и света идёт уже не один десяток лет, но что значит время в мире Божественных ценностей? Там все наши столетия – пылинка в воздухе под апсидой Божьего Дома.

И всё же, что значит жизнь в нашем мире, если волею случая её насильственно отбирают у какой-нибудь личности, а тем более у матери, носящей под сердцем младенца? Почему на человека вдруг сваливается нечто непоправимое? Почему его, не исполнившего свой долг, забирают из этой жизни? Собственно, сама Шура даже потеряла интерес к существованию во время потери Иннокентия Васильевича и связь с Мариэль была иллюзией того, что временная двойняшка сумеет помочь своей французской пра-пра-прародительнице хоть чем-то, как это смог сделать изобретатель машины времени.

Ведь Перун завещал Шуре, что та должна оказать помощь Мариэль и не бросать её в трудной ситуации. Но, побывав в теле двойняшки в виде безбилетного пассажира, Шура не смогла выполнить возложенные на неё надежды. Если переселение в двойника ничего не даёт, если какие-то происшествия фатально неизбежны, так зачем вообще нужны эти путешествия?

– В каждом твоём поступке есть та маленькая частица, из которых состоит Божий мир, – послышался чей-то очень знакомый голос. – Если светлых крупиц окажется больше, то тьма никогда не наступит. Вернее, ей будет выделено особое место для сравнений «pro» и «contra», но за рамки дозволенного силы зла очень скоро выползать уже не смогут.

Шура подняла голову и посмотрела в ту сторону, откуда прозвучал голос.

– Иннокентий! – вскричала она, увидев недалеко от постели зримый сгусток энергии, изображавший ушедшего в мир иной друга… Нет, мужа! Именно так! Потому что Иннокентий Васильевич стал для Шурочки настоящим наставником, определившим цели будущего развития девушки.

– Цели? Никаких целей, никаких установок, кроме путешествий во времени, от Иннокентия Васильевича не поступало… – прозвучала в голове какая-то блудливая мыслишка. Но девушка отмахнулась от неё, как от надоедливой мухи. Ведь Иннокентий вернулся… обещал вернуться и вот он здесь…

Шура вскочила с кровати, одним прыжком оказалась рядом с гостем из потустороннего мира и попыталась обнять его. Но руки девушки обняли пустоту. Хотя нет, – по рукам и телу забегали приятные искорки. Разбитая усталость и упадническое настроение куда-то исчезли, испарились, будто их и не было.

– Девочка моя, – снова прозвучал голос Иннокентия Васильевича. – Я пока что не могу показаться в ином обличье, ты уж прости. Но даже сейчас мне времени отпущено немного, поэтому слушай.

Шура принялась усиленно кивать головой, пытаясь в то же время не отдаляться от сгустка энергии Иннокентия Васильевича. Каким бы он ни был, но это он – любимый и единственный! Ведь здесь рядом с ним где-то в сумрачных закоулках души вновь проснулось чувство любви и умиротворённое состояние от того, что ты нужна кому-то, что тебя не забыли, а значит, стоит надеяться на что-то лучшее и совершать прыжки во времени ради… а чего ради?

– Я не смогла ничем помочь своей двойняшке Мариэль, второй жене Синей Бороды, – резюмировала Шура. – Она принесена в жертву дьяволу самим Жилем Де Рэ и его приспешниками. Поэтому странник во времени из меня никакой.

– О, нет! – перебил её Иннокентий Васильевич. – Всё немного не так. То есть совсем не так! Твоя двойняшка вместе с сестрой вызвали королевских гвардейцев, которые застукали барона на месте преступления. Ни ему, ни его сатрапам не удалось избежать возмездия. В результате энергии света удалось обуздать тьму, а не наоборот, как было прежде.

Если раньше барон сам признавал за собой такую слабость, как противоестественную любовь к детям, то показания телохранителей, участвовавших с ним в дьявольских мистериях, раскрыли подлинное содержание самой мрачной страсти французского героя. По смыслу предыдущих заявлений арестованных с ним участников оргий, а потом и самого Жиля де Рэ было ясно, что дети в результате его садистской «любви» умирали. Но только теперь стало понятно, что преднамеренное мучение маленьких жертв было неотъемлемым, самым важным элементом сексуального удовлетворения маршала. Собственно, сексуальный элемент – содомия с малолетними – был не очень важен для Жиля де Рэ. С очень многими детьми он не осуществлял коитуса[61] и ограничивался онанизмом. Для маршала был важен момент надругательства над телом, уничтожения человеческой жизни варварским способом во время чтения дьявольских тропарей Бафомету, что обычно выполнял колдун Франческо Прелатти, камердинер Силье, Гриар или Корилло.

В ходе следствия выяснилось, что барон Жиль де Рэ «наслаждался пороком», собственноручно отрубая головы детям с помощью кинжала или ножа, или избивая их палкой до смерти. А затем насильник сладострастно целуя мёртвые тела, с вожделением глядел на тех, у кого были прекрасные головки и наиболее привлекательные конечности.

Величайшим удовольствием для этого извращенца было распластать мальчика на жертвеннике, взобраться туда самому и, сидя на животе истязуемого, наблюдать, как уходит человеческая жизнь. На открытом суде барон признался в замученных им восьмистах детей, что при математическом расчёте выходит по одному ребёнку в неделю за пятнадцать лет оргий. А также он публично покаялся и обратился к «отцам и матерям тех, кто был столь прискорбно умерщвлён, молиться на него». Для нашего времени – это оголтелый цинизм, но тогда королевский суд вольного города Нанта под председательством магистра инквизиции Пьера де Лопиталя и епископа Малеструа посчитал, что искреннее покаяние позволяет осуждённому избежать сожжения на костре при применении гарроты,[62] что было для примирившегося с католической церковью гораздо гуманнее. К тому же, после оглашения приговора было предложено «всем честным католикам молиться за осуждённого». Но удушения не представили ещё двум приговорённым к костру – Анри Гриар и Этьен Корилло, как выяснилось, были самыми активными участниками садистских мистерий. Любопытно, что ещё один участник жертвоприношений дьяволу – колдун Франческо Прелати – был отпущен герцогом Анжуйским на свободу. Правда, с публичным отречением от колдовства и покаянием, но вина чернокнижника намного превышает вину всех участников мистерий вместе взятых. Однако он выскользнул из лап инквизиции и растворился в народе как дым, как утренний туман.

А сейчас ты не должна расслабляться потому, что кольца времени ждут нас и тебе необходимо будет посетить ещё одну двойняшку.

Шура не удержалась и вставила шпильку:

– Только одну?

– Конечно, нет, – успокоил девушку Иннокентий Васильевич. – Двойников у каждого человека неисчислимое количество, я уже упоминал как-то об этом. Но даму, о которой я говорю, нужно навестить в первую очередь. А заодно ознакомишься с настоящей русской историей семнадцатого века. Для этого нужно маленькую стрелку на часах поставить на цифру двенадцать, а большую перевести на семнадцать минут вперёд. То же самое надо сделать на зеркальном циферблате, только в зеркальном варианте. То есть маленькую стрелку на восемнадцать, а большую на сорок три минуты…

– Подожди, подожди, – перебила Шура. – Ты говоришь, что я узнаю не переписанную историю? А какая же нам преподаётся в школах?

Иннокентий Васильевич делано вздохнул и махнул рукой:

– Сама увидишь. Зачем пересказывать то, что уже давно известно? Семнадцатый век принёс нашей стране неизгладимый урон сознания именно в то время, когда пресловутый патриарх Никон принялся по своему неразумному хотению коверкать Слово Божие, которое привёз на Русь апостол Андрей Первозванный.

Иисус Христос, Сын Человеческий, недаром приходил в этот мир. Люди на земле давно знали, что Вседержитель есть и что жить надобно по совести. Только многие пытались уговорить совесть на радость дьяволу или же загнать её поглубже в закоулки сознания, чтобы она и пикнуть не могла.

Кстати, это давно уже получилось в католической и протестантской Европе. А про Сионистские Штаты Америки и говорить нечего. Когда человек тратит свою бесценную жизнь на погоню за каким-то бумажным денежным счастьем, то жизнь прогорает впустую. Заметь, в той же Америке настоящих учёных, творцов жизни, можно по пальцам пересчитать. Остальные либо мошенники, изобретающие недоказуемые законы бытия, либо воришки, присваивающие себе открытия русских творцов.

К тому же, один, не принадлежащий к этой шантрапе мошенников, это Николо Тесла, настоящий верующий в Бога американец, хотя по происхождению тоже славянин. Поэтому творить ему не давали и многие изобретения учёного до сих пор киснут где-то в американских архивах под маркой «Совершенно секретно». Настоящего гения невзлюбили только за то, что он славянин. Многие из его изобретений нагло присвоил Альберт Энштейн. Это позволило мошеннику прослыть мировым гением, но если бы не Тесла, Америка никогда бы не смогла похвастаться покорением ядерной физики. Я, к сожалению, не успел помочь ему. Поэтому не бери пример с меня и не затягивай со знакомством.

– А как же я… – замялась Шура. – То есть, как мы? Что будем делать?

– Ну, не грусти, девочка моя, – отозвался Иннокентий Васильевич. – Я же явился, как и обещал. Но не сразу Москва строилась.

Глава 12

Хотя Иннокентий Васильевич попросил Шуру не затягивать с посещением очередной двойняшки, но она просто не могла снова безоглядно нырнуть в воронку времени навстречу новым приключениям. Если бы девушка просто ходила на работу в какое-нибудь учреждение, то даже тогда любая физическая нагрузка не отнимала бы столько сил. К тому же, на государственной службе существует заслуженный отпуск. А поскольку путешественнице во времени крайне необходим был отдых, она не могла не устроить себе недельный отгул. В средствах на существование проблем не возникало, но Шура не хотела ехать ни на какие Мальдивы или экзотический Таиланд. Ей хватало отдыха в домашних условиях.

Проснувшись утром, она, как обычно, шла умываться, потом читала молитвенные правила. Что бы ни говорили атеисты, а утренняя молитва давала телу, сознанию и душе необходимую для жизни энергию, какой не получишь ни от каких мантр или политических тезисов марксизма-онанизма. Затем она вооружалась книгой, забиралась с ногами на диван и путешествовала по страницам, как по виткам времени. На этот раз ей в руки попалась книга исторических исследований «Новое дыхание старых мифов» и Шура с удивлением обнаружила уже знакомые ей места, но описанные под совершенно иным ракурсом, то есть перед читателем открывалась истинная или криптографическая история нашей страны со ссылками на известные документы. Известно, что без документов не может быть архива, а без архива любая история – литературный вымысел или потуги современников переписать историю по чьему-то заказу.

«Учёными предположительно установлено, что на нашей планете существовала другая цивилизация государства Лавразии, но после падения на Землю 31 000 лет назад крупного космического тела, малочисленные остатки арктической расы людей уцелели лишь в районе Камчатки и некоторых европейских областях. Первые впоследствии смешались с остатками лемурийцев, в результате чего возникла новая монголоидная раса людей, заселившая большую часть Азии».

Остальные поселились на острове Хайр, располагавшийся в Арктике и не уступающий размерами той же Гренландии, наладив там совершенно иной уклад жизни. Но смещение земной оси при аварии дало себя знать и около 16 000 лет назад обнаружилось, что изменившийся Северный полюс оказался совсем рядом с островом Хайр. К тому же началось резкое похолодание, что вынудило многих обитателей острова мигрировать вдоль Рипейских гор на материк. Вскоре там от Урала до озера Балхаш возникла новая страна Междуречье или это царство иногда называли Империей Десяти городов. Так древнейшие из обнаруженных на Урале образцов изобразительного искусства (наскальные изображения на реке Тагил, «писаные камни» на реках Вишере и Ирбит) по своему мастерству сравнимы с росписями в пещерах Альтамиры и Ласко. Важно, что радиоактивный анализ отметил возраст росписей – 16 000 – 12 000 лет до Р.Х.

О существовании в Зауралье развитой древней цивилизации упоминают многие античные летописцы, например, Геродот, Дамаст, Плиний, Гелланик, Гиппократ, Птолемей и др. С их подачи Уральские горы получили имя Рипейские от греческого «рипе» – «порыв, напор». Дело в том, что во времена античности греки-путешественники отмечали в этих местах сильные северные ветры, поэтому страну, находящуюся за этими горами, называли Гиперборей, а жителей гиперборейцами. В то время территория от Чёрного моря до Рипейских гор была заселена воинственными скифскими племенами. Греческий летописец Дамаст отмечает: «Севернее скифов живут исседоны и аримаспы, а ещё выше находятся Рипейские горы, с которых дует Борей и никогда не сходит снег. За этими горами живут гипербореи до другого, Северного моря». До сих пор у народов Зауралья сохранилось преданье о северном ветре Луи-Вот Ойка, неожиданно начинающем дуть с огромной силой и охватывающего людей своим ледяным дыханием.

Кстати, один из исследователей Ю. Мещеряков уже успел доказать докучливым «правильным учёным», что Северные Увалы вместе с Рипейскими горами составляют главный водораздел рек севера и юга. Бассейны Белого и Каспийского морей находятся именно там, где на карте Птолемея помещены Гиперборейские (Рипейские) горы, с которых берёт начало священная река «Авесты» – Рха (Русийа). Однако по той же авестийской традиции исток этой реки находится на горах Высокой Хары – Хары Березайти, на «золотой вершине Хукайра». Здесь небезынтересно процитировать сообщение Ал-Идриси (ХII в.): «В упомянутую реку Русийа впадает шесть больших рек, истоки которых находятся на горах Кукайа, а это большие горы, простирающиеся от моря Мраков до края обитаемой Земли Ойкумены. Это очень большие горы и никто не в состоянии подняться на них из-за сильного холода и постоянного обилия снега на их вершинах».

Если же принять собирательный образ Рипейских гор и гор Кукайа как Северных Увалов, то найти эти шесть рек не сложно. В Волгу (Русийу) действительно впадают берущие начало именно на Увалах шесть рек – Кама, Вятка, Ветлуга, Унжа, Кострома и Шексна.

Из древних летописей также известно, что перед Рипейскими горами находится область мрака и тьмы, которую населяют жуткие существа: драконы, чудища с громадными головами, одноглазые аримаспы, грифы. Именно здесь, согласно греческим мифам, обитала Медуза Горгона и две её сестры. Но за Рипейскими горами находится страна с довольно тёплым климатом, свободная от холодных ветров и приносящая большие урожаи. Там текут золотые реки, а склоны гор усыпаны драгоценными камнями. Причём, жители этой страны не стареют десятилетьями. А ещё севернее лежит «самой природой погружённая в вечную тьму и совершенно оцепеневшая земля, которая не знает смены времён года и ничего другого не получает от неба, кроме постоянной зимы. Шесть месяцев продолжается день, и столько же месяцев непрерывная ночь. Там перьями наполнена земля и воздух… Всякий, видевший вблизи, как идёт сильный снег, понимает меня, потому что снег похож на перья»[63].

Надеюсь, Геродота нынешние умники не будут обвинять в искажении фактов?

В древних иранских летописях высочайшая вершина Урала называется Хаара, а в индийских текстах она же носит название Меру. Когда-то эта гора, напоминавшая столб, подпирающий небеса, достигала в высоту более 7 000 метров, но сильные ветра и ливни разрушили её за прошедшие тысячелетия.

«На северной стороне, сияя, стоит могучая Меру, причастная великой доле, а на ней обитель Брахмы. Здесь душа всех существ пребывает – Праджалати, всё подвижное и неподвижное сотворившая. Великая Меру, непорочная благая обитель».[64]

По индийским поверьям, на Меру обитают боги – Брахма, Вишну, Шива. Рай великого Индры тоже расположился на вершине. Сердца обитателей страны свободны от зла и всех дурных чувств, им присуща божественная справедливость. До тысячи лет живут здесь люди – десять столетий, ибо таков здесь срок служения богам. Они не знают войн и раздоров, им неведомы нужда и горести. Не употребляя в пищу мяса, но питаясь древесными плодами, они способны сохранять жизненную силу.

«Ещё дальше на севере за их страной находится Молочное море. На севере Молочного моря есть большой остров, известный под именем Швета-двила (Белый остров). Он расположен к северу от Меру на 320 йоджан (здесь йоджан – 13 км.). Там живут благоуханные белые мужи, удалённые от всякого зла, к чести-бесчестью равнодушные, дивные видом, преисполненные жизненной силой, крепки как алмаз их кости… Богу, распростёршему Вселенную, они любовно служат».[65] Как видим, не только греки обращали внимание на северное царство.

Кстати, уже установлено, что около 9 000 лет назад новая цивилизация потомков древних лавразиатов достигла значительного уровня развития. Её жители обитали в крупных городах с чётко распланированными улицами. Здания в городах строились из камня, кирпича и кедра. К тому же города имели системы водоснабжения и канализации. Вокруг городов существовали обширные поля и пастбища, оснащённые оросительными каналами, строились дороги, шахты, дамбы и другие инженерные сооружения. Цивилизация имела развитое сельское хозяйство и животноводство, иероглифическую письменность и точный календарь.

Календарное летоисчисление гиперборейцев начиналось в 11 582 году до н. э. (эта дата была обнаружена в одном из древних святилищ в низовье Днепра). Там оно было нанесено богом Дьяусом, который в Греции был известен как Зевс. Солнечно-Лунный календарь состоял из 360 солнечных дней и 5-ти лунных. Древние астрономы определили период прецессии земной оси в 25 920 лет, рассчитали угол наклона лунной орбиты (5 градусов 15 минут), умели предсказывать солнечные и лунные затмения на много сотен лет вперёд. Причём, наши «дикари-предки» правильно рассчитали значение «геодезического ярда» – 80 см., которое использовали как основную меру длины. Окружность у них делилась на 360 градусов, а свои храмы и обсерватории ориентировали по странам света с точностью до одной минуты, что намного точнее всех других древних сооружений нашей планеты, за исключением некоторых пирамид Египта.

Столицей новой цивилизации был город Аркаим, находящийся на Южном Урале под 53 град. с.ш. и 60 град. в.д. археологи обнаружили этот город совсем недавно благодаря всё тем же индийским летописям. Жрецы Индии сохранили достоверные записи об Аркаиме и других городах Южного Урала. В индийских летописях Аркаим называется Арья-Варта, а население Рипейских гор – арийцами. Кстати, пророк Первой Мировой или Огненной религии Заратустра родился здесь же, в Аркаиме. Потом переселился в Месопотамию, но умирать вернулся домой.

Главное святилище Аркаима представляло собой два огромных концентрических кольца. Внешнее кольцо имело диаметр 160 метров. Оно было посвящено Солнцу. А внутреннее имело неправильную форму с двумя радиусами: 40 и 43,2 метра и было посвящено Луне. В главном храме обсерватории располагалось изображение небесного свода с 12-ю знаками Зодиака, 28 лунными и солнечными восходами и закатами. На этом небесном своде как на часах жрецы храма отмечали важнейшие события истории человечества на планете. Всего в аркаимской обсерватории было зашифровано 18 астрономических событий, 6 из которых связаны с Солнцем и 12 – с Луной. Для сравнения: в аналогичном Стоунхендже только 15 событий. Поражает точность древних измерений, достигавшая тридцати угловых секунд.

Аркаим был центральным поселением из 21-го, входившего в «арийский круг городов» общей площадью 400х150 кв. километров, хотя царство до наших дней сохранило название Десяти Городов или Междуречье. За жителями этой страны до сих пор сохранилось название Чудь. Расстояние между городами было от 50 до 70 км. Как правило, города имели круглую или овальную форму, благодаря которой, по мнению древних зодчих, достигалась более устойчивая гармония с окружающим миром. В центре поселений располагалась квадратная площадь, символизирующая Землю, а четыре входа сориентированные по сторонам света, формировали свастику – символ Солнца. Дома были одноэтажными, в них располагалось от 10 до 30 квартир площадью 100–180 кв. м. каждая. Насельники древних арийских городов (кузнецы, литейщики, столяры, ткачи, гончары) обладали высокоразвитыми науками и технологиями, в том числе методами обработки металлов (железо, бронза). Их дома были оборудованы дренажными системами, канализацией, печами и даже специальными холодильными камерами, а по крышам жилищ была проложена дополнительная улица, по которой можно было спокойно ехать на колесницах. Внутри жилищ на глиняных сосудах и бронзовой утвари были обнаружены многочисленные изображения свастики. Некоторые из находок в Аркаиме имеют возраст 14 000 лет.

Древние арийские жрецы сумели найти правильные ответы на вопросы по сути бытия и существования человека на Земле, но поклялись не раскрывать полученные ими знания до тех пор, пока человечество не будет готово к осознанию Божественной истины. Согласно их расчётам, в 1981 году новой эры с началом очередной эпохи Водолея должен был наступить конец времени тьмы и лжи. Человеческая цивилизация, совершив ещё один виток по спирали своего духовного развития, должна была выйти на новый духовный уровень. В это время на планете находилась Мать-Прародительница, которая могла помочь арийцам и другим народностям вернуться к своим истокам. Этого не случилось потому, что большая часть арийцев утратила свою изначальную духовность: трепетное поклонение Богам было заменено формальными эрзац-ритуалами в католических, протестантских и православных церквах, а гармоническое сосуществование с Природой и соседними народами сменилось поголовной агрессией, насилиями и эксплуатацией.

Для сравнения можно взять даже Православие: «новоделы», соблюдающие по заветам патриарха Никона «щепотную» религию, узаконенную Алексеем Михайловичем Тишайшим в декабре 1666 года, поклоняются неизвестно кому, ибо Заповеди Христовы, привезённые на Русь Андреем Первозванным, переделали по своему человеческому разумению келейники Никона под предводительством Арсения Сатаниуса, впоследствии прозванного Греком. Впрочем, новоделы не особо утруждали себя работой. Они для облегчения поставленной перед ними задачи просто обрезали тропари, кондаки и даже псалмы.

А вот те православные, которые по сей день называются «старообрядцами» или «раскольниками», молятся по канонам от Христа и даже крестный ход вокруг храма совершают по часовой стрелке, то есть посолонь, за Солнцем, за природой, а не наоборот, как водится у «щепотников новоделов». Типикон, кондаки, тропари и псалмы у старообрядцев не обрезаны, не укорочены, не переделаны на свой человеческий шибко умный манер. Поэтому такая же православная литургия у них длятся не 1,5 часа, как у «щепотников», а достигает до шести.

Довольно быстро арийцы стали во всех занимаемых ими странах весьма воинственным народом, а внутри их общества возникло кастовое деление: жрецы, воины, скотоводы. Божеством-покровителем древних арийцев был Индра – бог-Громовержец, символом которого считался дуб («дры»). Отсюда возникновение друидов. Около 7 000 лет назад культ Индры был возведён жрецами в ранг государственной религии не только на Урале, но и в Индии, Ираке, Иране.

В 1974 году исследователь Владимир Геннинг раскопал в зауральских степях первый «чэ-ма-кен»: на берегу реки Синташта в древнем кургане было погребено страшное оружие ариев – «золотая ратха великого Индры», древняя боевая колесница, которую, согласно легенде, изобрёл брат Индры – Тваштар.

Кстати, суть мощи колесницы до сих пор не разгадана. Но это очередной раз подтверждает стремление дивизий Гитлера во что бы то ни стало захватить Волгоград, а оттуда до предгорий Южного Урала – рукой подать. Видимо, серому кардиналу и руководителю мистического института Аненэрбе профессору Хаусхоферу действительно было известно место, где надо искать вход в Шамбалу.

Недаром мистический институт фашистов «Аненэрбе» специализировался не только на накоплении знаний, но и на создании религии нового образца, ибо только путём религиозного сознания можно объединить население и не только в одной стране. Поэтому руководители Третьего Рейха принялись искать вход в подземную страну, где по их теориям находилась новая страна, сулившая создание Четвёртого Рейха. Надо отметить, что немцам удалось что-то найти, ибо в сторону Антарктиды было перевезено оборудования на четыре больших завода. И это только незначительные артефакты деятельности гитлеровцев.

Приблизительно 6 000 лет назад в связи с возросшей численностью населения арийцы были вынуждены искать новые места для своих поселений и пастбища для скота. Жрецы также оставили свой сокровенный город Аркаим и сожгли знаменитую храмовую обсерваторию.

Многочисленные группы светлокожих арийцев покинули Южный Урал и принялись переселяться в разные стороны. На Западе они заселили Северную Европу (кельты, галлы) и берега Северного и Балтийского морей. (латыши, литовцы). Их жрецами был сюда перенесён культ поклонения Дубу (друиды). На юго-востоке арийцы со своими многочисленными стадами достигли долин Инда и Ганга (санскрит), смешались с местным населением и создали новую индийскую цивилизацию (дравиды). Здесь же пророк Заратустра обосновал первую мировую религию.

Несколько позднее арийцы проникли на территорию Китая (племена «шан»), а на юге – в Месопотамию и Египет. В 1595 году до н. э. арийцы захватили древний Вавилон. Месопотамия на несколько веков превратилась в арийское пастбище. Около 3 000 лет назад арийцы полностью завладели обширным плоскогорьем, которое назвали Иран и просочились на Балканский и Италийский полуостров. В Греции они основали свой знаменитый город Спарту и, переправившись через море, вторично завладели Троей. Часть мигрантов осела на финикийском побережье, другая часть ушла в Сахару. Согласно последним научным исследованиям, арийцы имели группу крови «В», и именно их потомки распространили эту группу по всей планете. Кстати, кровь Иисуса Христа на плащанице зарегистрирована под группой «А».

Шура откинула книгу и задумалась: этот маленький экскурс к нашим уральским предкам как раз вовремя попался в руки девушки. Остаётся отметить, что индейцы майя, исчезнувшие так же, как Чудь, тоже имели довольно точный календарь и по своему развитию были очень близки к арийцам, но эта нация избежала агрессивного развития только потому, что никогда не нарушала гармонического сосуществования с Природой. Согласно календарю Майя обновление населения планеты должно наступить в 2012 году. Поскольку оно не наступило или наступило слишком незаметно, чего природа не терпит, то в календаре майя есть что-то, что слишком умные головы прочитать не смогли.

Но для России обновление пройдёт не по заграничным календарям и не будет связано вообще с каким-нибудь календарём или приурочено к сакральной дате. Поскольку Русь стала прародительницей народов и практически все земные нации перекочевали отсюда, то и конец должен произойти здесь. Наш мир, погрязший в ненависти, злобе, жадности, зависти, воровстве, сексуальном бесстыдстве, – не повторит ли судьбу Содома и Гоморры?

Но даже если и ожидается такой бесславный конец, то это не конец существования! Именно рухнув на дно, Россия должна возродиться, как птица Феникс из пепла несбывшихся надежд и невыполненных дел.

Видимо, недаром старец Перун говорил, что от путешественников во времени многое зависит. Только как научить народ снова жить в правде, а не в воровстве? Ведь никогда русский народ охальником не был и только мелкие воришки пытаются нахально доказать, что «воровство – это русская национальная традиция».[66] Даже факты истории говорят об обратном, только как заставить человека увидеть то, что перед ним? То, что не испоганить никакими наговорами, никакими прививками «любви к золоту»? Как исправить в человеческом сознании постоянно растущую черту безразличия к чему бы то ни было? Как избавиться от растущей во всём мире потребности халявного потребления?

Может быть, пора уже возвращаться на спираль времени и попытаться исправить то, что ещё можно исправить? Хотя как это может отвечать правилу невмешательства в уже записанную историю на скрижалях Бытия? Или именно такая задача стоит перед путешественником во времени? Ведь человек недаром считается сыном Божьим. Если он сам понимает это и старается жить по законам Всевышнего, то ему даётся возможность исправить сущность Бытия. Иначе в чём смысл существования, если ты не творец и не смеешь жить в чистоте, правде и совести?

С такими сумбурными мыслями, окутавшими девичью головку, путешественница подошла к своему аппарату и завела на циферблате нужное время, как сказал Иннокентий Васильевич. Почти сразу же пространство принялось искажаться, и в следующую секунду Шура ощутила всем телом, что куда-то плывёт в мощных, мускулистых струях реки… нет, это всё-таки была не река. То есть тело чувствовало прикосновение настоящих морских волн, и в то же время ничего не было видно, кроме бархатно-чёрного с пепельным оттенком Великого Космоса. Пространство вокруг было усеяно мириадами звёзд разной величины и отражаемого света, так что в «непроходимой» темноте было довольно светло.

Тело ощущало движение космической энергии в пространстве и во времени. Очень странно, что когда-то небезызвестный Альберт Энштейн умудрился соединить эти две величины, не имеющие друг к другу никакого отношения, и вывел довольно-таки относительную теорию Относительности, значимую только для одной точки пространства. Но даже сам человек – это скопление такого количества точек, которые не могут одновременно изображать какую-то отдельную точку, что «основная» теория мира, пространства и времени выглядела довольно глупо даже в глазах начинающего школьника.

Собственно, Альберта Энштейна, как учёного, никогда не существовало. Просто ему подвернулся под руки действительно мыслящий и замечательный ум. Это был выходец из Словении Николо Тесла, который приехал в Америку искать единомышленников и подарить всему Земному Шару бесплатную энергию пространства, называемого в то время эфиром. Только банкиры быстро сообразили, что если у народа появится бесплатная энергия, то и продавать ему будет нечего и власть денег рухнет в одно мгновение.

Учёному «перекрыли кислород», как выражаются у нас, и он попал в лапы к Энштейну. Тот без зазрения совести присвоил некоторые изобретения Николо Теслы, а за одно из них даже получил Нобелевскую премию, и сразу стал «выдающимся учёным», то есть очередным государственным мошенником и уважаемым вором, пользующимся мыслями доверчивого и нищего неудачника.

Впрочем, Николо Тесла никогда не был неудачником, просто искать помощи единомышленников ему надо было на другом конце полушария среди своих славянских собратьев.

Вероятно, правящему классу Сионистских Штатов Америки был необходим собственный учёный, диктующий всей планете смысл Бытия, но, к сожалению, ни сам «учёный», ни его хозяева не удосужились прикоснуться или хотя бы осмыслить истину существования человека на земле, в Космосе, во времени. А зря, потому что сознание человека настроено отнюдь не на скапливании ничего не значащих зелёных бумажек, за которые по большому счёту и купить-то ничего нельзя.

Творческая сущность сознания – воистину творение Божие, потому что сила творчества всегда вела человека к процветанию, а не к дележу украденного и не к овладению «троном». Кстати, Николо Тесла всё-таки добился признания своих изобретений и финансового обеспечения, но в еврейской воровской стране ему работать не давали и в результате учёный изложил своё основное изобретение на бумаге, но всё написанное разделил на четыре части, которые разослал по разным концам света. Суть заключается в том, что когда люди перестанут оглядываться на Сионистские Штаты Америки и доверят власть творческим личностям, то только тогда все страны смогут получить бесплатный доступ к энергии эфира. И только тогда смогут избавиться от беспричинной злобы, зависти и скотских потребительских потребностей. Суть бытия человека состоит в творчестве и только тогда он станет настоящим Человеком, когда научится Любить.

Девушка не знала, долго ли продлится этот восхитительный полёт, поэтому старалась вобрать в себя окружающую энергию каждой клеточкой тела. Ведь никакой отдых не мог заменить всего лишь секунду купания в космических волнах. Но скоро полёт закончился, и Шура оказалась на прекрасном летнем лугу в красивом белом сарафане, сафьяновых сапожках и толстой девичьей косой до пояса.

Первое впечатление о двойняшке, в тело которой она опять переместилась в виде зайца-безбилетника, было довольно хорошее. Девушка при воссоединении непроизвольно вскрикнула, схватилась за грудь, но устояла на ногах.

– Барыня, барыня, что с тобою? – послышался женский голос откуда-то сбоку.

Шура оглянулась и увидела спешащую к ней девку-крестьянку в повойнике,[67] украшенном жемчугом, голубом русском сарафане, из-под которого при ходьбе выглядывали настоящие лыковые лапти. В руках у девки был знатный венок из ромашек и васильков с вплетёнными искусно тонкими стебельками повилики и папоротника.

– Нет, нет, Аннушка, всё хорошо, – отозвалась Шурочкина двойняшка. – Ты, вижу, собрала цветов, и венок мне сплела?

– Ну да, – призналась девка, – нут-ка давай одену…

– Что ж, одевай, – согласилась двойняшка и подставила голову.

Пока девка украшала голову хозяйки венком из свежесобранных полевых цветов, Шура не могла прийти в себя от духмяных луговых запахов. Казалось, если бы она была в своём теле, то непременно бы упала в траву и так лежала бы, лежала бы…

Анна одела на голову хозяйки умело сплетённый венок прямо на чёлку с накосником,[68] отошла на несколько шагов, любуясь на барыню.

– Лико чё, – промолвила Аннушка. – Я в девках-то также венок надевала. Красиво-то как! Лепота!

– А сейчас боишься? – улыбнулась её хозяйка.

– Так ведь не можно повойник мужней жене сымать и голову неубранную показывать, – убеждённо начала объяснять Анна.

– Так ведь нет никого в поле-то, – откровенно захохотала её хозяйка. – Нут-ко давай я твой повойник примерю, а ты в венке погуляй.

Барыня хотела снять с головы своей служанки головной убор замужней женщины, но та ловко увернулась и выскользнула из рук хозяйки.

– Не можно, матушка моя Феодосия Прокопиевна, – запричитала Анна. – Нут-ко мой благоверный супруг про то прознает?!

В круглых глазах служанки сквозил такой страх и боязнь быть застуканной на месте преступления, что молодая Феодосия Прокопиевна засмеялась ещё громче:

– Неужто мужу твоему, стрелецкому сотнику, в сидении на службе государевой не едина дума о том, как тебя сокрушить?

– Господь с вами, Феодосия Прокопиевна, – отмахнулась Аннушка. – Муж-от мой верный да любящий, токмо не гоже делать за спиной у него то, что мужние не делают. Вот Морозов Глеб Иванович заберёт вас назавтра у батюшки, вот как хлебнёте горюшка за мужем стать, вот и оденут вам на очелье кичку рогатую да по сторонам с круглыми бляшками из злата-серебра.[69]

За причитаниями Аннушке так стало жалко свою хозяйку, которая должна скоро будет распроститься с девичеством, что из глаз у неё хлынули непритворные слёзы. Молодая Феодосия Прокопиевна, всё ещё улыбаясь, притянула служанку к себе, обняла, погладила по спине и вдруг тоже заплакала. Так и стояли бы они, проливая бабьи слёзы, да услышали голос Прокопия Фёдоровича Соковнина, родного батюшки Феодосии Прокопиевны, доносившийся из усадьбы:

– Дочка наша, Феодосия Прокопиевна! Что вы там с Анной загуляли-те? Уж не пора ли нам в палаты поехати? Тамока и матушка твоя Анисья заждалася, подвенечное платье вышиваючи. Здеся тепло, знамо дело, ан в московских платех тепле бысть. Поелику тебе бяше семи-на-десяти лет исполнилось, пора ю сочетоваше законным браком за болярина Глеба Ивановича Морозова. Надысь я говорил ужо. А заутро чуть свет Глеб Иванович Морозов-ста за невестой пожалует. Будешь у него в Зюзино жить. А хоромы тамо-ка! Страсть как заморские мастеровые всё плиткой выложили, да разукрасили. Сам Государь наш Алексей Михайлович изволил поглядеть, да позавидовать.

Феодосия Прокопиевна с Аннушкой, подобрав подолы сарафанов, поспешили в усадьбу. В путь дорогу собраться – время нужно, а если Прокопий Фёдорович позвал, мешкать нельзя, не любит он ожидаючи и догоняючи жизнь разменивать.

Долго ли, коротко ли, но скатились Феодосия Прокопиевна с Анной по каменным ступеням с крыльца и поспешили к карете, запряжённой двенадцатью аргамаками. Царский окольничий Прокопий Фёдорович Соковнин состоял в родстве с самой царицей Марией Ильиничной и выдавал дочь за родного брата «дядьки» царя всея Руси Алексея Михайловича Романова-Тишайшего, поэтому невеста должна была выглядеть не хуже, чем сама Государыня Мария Ильинична.

Прозвище Тишайший, Государь получил с малых лет, потому как не любил распоряжаться по-царски, хотя зачастую оказывался капризен не хуже малого дитятки. Но принимать решения ему всегда помогали царский «дядька» Борис Иванович Морозов и князь Пётр Семёнович Урусов. Были и другие советники, но Борис Морозов старался не допускать лишних. А слово Бориса Морозова было крепче железа, он и дворов-то имел от семи тысяч с половиною. Так богато жили на Руси разве что только Строгановы.

Всё это Шура усвоила, пока карета, запряжённая двенадцатью лошадями, доставляла отца и дочку в московские палаты. В то время столица была ещё не слишком большим городом и вся боярская Дума добиралась в Кремль из своих усадеб, окруживших столицу плотным кольцом. В то же время из Кремля в придворные усадьбы принялись прокладываться подземные ходы. Вероятно, ходы начали появляться ещё в то время, когда Кремль был деревянным. Потом сеть подземелий расширилась настолько, что под столицей можно было пройти из одного конца в другой незаметно для окружающих.

Особенной царёвой вотчиной служило Кунцево. А рядом с Кунцево – район Крылатское. Оно тоже было пригородом. Более того, Крылатское тогда называлось Крылецким, то есть заграничные гости останавливались поначалу в гостиных дворах Кунцево-Крылецкое и ждали, пока им разрешат явиться на поклон к Государю. Затем, первый приём назначался обычно в Грановитых палатах. И приезжим, угодившим Государю, разрешали поселиться в Замосковорецкой слободе, остальных же просили вернуться в Крылецкое. Знамо дело, что «не угодившие» долго там не задерживались, – мало ли какая дума Государю на ум придёт по поводу не понравившихся ему гостей.

Царский окольничий Прокопий Фёдорович Соковнин успел вовремя позаботиться о дочери, устроив её придворной фрейлиной к царице Марии Ильиничне, где она в своё время попалась на глаза Глебу Ивановичу. Уж так эта девица приглянулась болярину Морозову, что он, недолго думая, заслал сватов на двор Прокопия Фёдоровича. У девок в то время мнения не спрашивали, но Прокопий Фёдорович уважал дочь, поэтому сватовство именитого болярина было поначалу вынесено на семейный круг, а когда молодая согласилась, краснея и пряча от батюшки глаза, то на всех могущих возникнуть сомнениях был поставлен крест.

Вот и сейчас Феодосия Прокопиевна с Анной ехали в чудной резной карете, запряжённой двенадцатью аргамаками. И не только лакеи в ливреях стояли на запятках, но на левой лошади передней пары восседал форейтор. Рядом с каретой также бежали стрельцы, а позади прилепилась ещё и конная дружина. С такой охраной по Руси ездил разве что сам Государь. Но что не сделает бравый богатый жених для своей молодушки?

Феодосия Прокопиевна и Анфиса выглядывали из окон и всё пытались сосчитать количество сопровождающих, но ни у той, ни у другой это не получалось.

– Ох, Аннушка, – прижала руку к груди Феодосия Прокопиевна. – Ох, как подумаю, что отгуляла своё девичество, аж сердечко заходится. Аннушка, родненькая, как это там, в мужних жёнах, а?..

– Да я же с вами буду, Феодосия Прокопиевна! Не бойтеся ничего, не пужайтеся, всё идёт чередом и наладится ладом. Надысь батюшка ваш тоже просил меня, дескать, поущряти обручницу. Он-де мне монисто пожалует.

Шура слушала дорожную болтовню обручённой невесты со служанкой, чувствовала, что её двойняшка непритворно боится замужества и не могла понять: чём же действительно вызвана боязнь девушки уйти из-под папенькиного крылышка, распроститься с домом, где она выросла и превратилась в личность. Шура поняла, что эта двойняшка, связанная с ней не только духовными узами, но оставившая внушительный след в русской истории своим подвигом во имя Веры, во имя Бога, должна занять в судьбе девушки значимое место. Да и сама Шура каким-то образом должна помочь двойняшке справиться со многими, свалившимися на женскую голову событиями.

Правда, избавить Феодосию Прокопиевну от ущербного страха перед замужеством Шурочка никак не могла, даже если бы очень хотела, потому что в разные времена женщины, видимо, по-разному воспринимали эту важную веху, то есть поворот жизненной ситуации. Вроде бы, завидный муж, который даст молодой жене определённое положение в обществе, не должен вселять в девичью грудь никакого страха. Счастливое будущее сулило много радости и тепла, так откуда же такой патологический страх и слёзы?

Признаться, Иннокентий Васильевич ни на одну секунду за короткое время их семейного счастья не доставлял своей половинке ничуточки беспокойства, не говоря уже о горьких рыданиях. И Шура терялась в догадках о причинах девичьей боязни. Только она даже предположить не могла, что существующий тогда на Руси домострой с малых лет превращает человека в личность, заставляет довольно трезво мыслить и анализировать происходящее. Недаром женщина в доме всегда была настоящей хозяйкой в любом слое общества, поэтому называли эту хозяйку чаще всего берегиней.

Ведь из благополучия семьи лепится истинное счастье. А из великого множества благополучных семей составляется могучее и нерушимое государство. Если во всех слоях общества существует взаимопонимание, которому учил домострой с малых лет, то внутренних раздоров в царстве никогда не случится. Этого просто не было в обществе, которое ныне величают старообрядчеством.

Только Шурочке про свою двойняшку было известно довольно мало. То есть она знала о болярыне Морозовой, как о личности, которую побаивался сам царь Алексей Михайлович, но подробнее познакомиться с судьбой женщины, оказавшейся её двойняшкой, у Шуры не хватило времени, и она дала себе слово окунуться в историю, прежде чем в очередной раз поселиться зайцем-безбилетником в теле Феодосии Прокопиевны.

Тем временем карета промчалась по нешироким улицам Москвы, и возница натянул вожжи у палат болярина Соковнина. Феодосия Прокопиевна и Аннушка отправились на женскую половину дома, а Шурочке пришлось возвращаться в покинутое будущее, поскольку период пребывания на этот раз у неё уже закончился.

Оказавшись в своей квартире, она в первую очередь отправилась на кухню, залезла в холодильник и принялась готовить себе небольшой перекус, потому как проголодалась за время своих необычных путешествий. Ещё Александр Васильевич Суворов как-то раз обронил, что не только отдельным солдатом, но и целой армией всегда управляет желудок. Шура ничем не отличалась от голодного солдата, поэтому принялась уничтожать за обе щеки то, что было в холодильнике.

Отрезав кусочек сыра «Тильзитер», хозяйка поняла, что еда так соскучилось по ней, что не вытерпела и чуть-чуть заплесневела.

– Ладно, – успокоила она сама себя. – Ладно, будем считать, что это специальная сырная плесень. Значит, с отваренными макаронами он пойдёт за милую душу. Надо только мелко настругать.

И правда, еда получилась не как в лучших ресторанах Лондона и Парижа, но ничуть не хуже. Во всяком случае, это позволяло заняться архивными поисками документов ХVII века. Шура отлично помнила наставления Иннокентия Васильевича и не собиралась окунаться в «инет», чтобы ознакомиться с «верными» архивными документами, давно переписанными государственными архивариусами.

Прежде всего, она отправилась в доставшуюся ей по наследству библиотеку. По каталогу ей довольно быстро удалось найти замечания летописца А.И. Мазунина «Возможный автор Повести о боляроне Морозовой» и прилагаемые к сему труду замечания.

Шурочка несказанно обрадовалась, потому что ХVII век был в истории Государства Российского самым туманным, смутным и непонятным. О самой болярыне Морозовой девушка помнила ещё со школьной скамьи, но тогда весь исторический цикл сводился на картину художника Серова. Дескать, появились на Руси какие-то раскольники, опозорившие Православную церковь. Кто ж знал, что одним из Шурочкиных двойников окажется та самая болярыня Морозова, которая со времён своего противостояния царю Алексею Михайловичу Тишайшему стала притчей во языцех. Тем более, что старец Перун просил обратить особое внимание на эту личность, а что болярыня была личностью – Шура даже не сомневалась. Но чтобы быть во всеоружии, необходимо ознакомиться с историей. Во всяком случае, с теми фактами, которые занесены на бумагу, а правда это или нет – время покажет.

«В старообрядческой литературе с конца ХVII и до ХХI века большое распространение имело «Сказание о чести о доблести и мужестве и изящно свидетельство о трепетно душнем страдании болярыни Феодосии Прокопиевны и сестры ея княгини Евдокии и третия их соузницы Марии»…

Прочитав первые строки, Шурочка удивилась изложению. Ведь она успела уже побывать в теле двойняшки, но таких изысканных речевых вывертов пока не заметила. Хотя… хотя речь болярыни, её служанки Анны и батюшки были немного странны, только без таких вот словесных вывертов. Скорее всего, особенным письмоизложением баловались российские писцы. Видимо, в те времена так было положено – изложить летописный материал так, чтобы и самому неведомо было, что написано.

«В этой повести раскрывается одна из ярких страниц в истории старообрядчества второй половины ХVII века. Боярыня Феодосия Прокопиевна Морозова (в иночестве – Феодора) была женою Глеба Ивановича Морозова, одного из первых бояр Алексея Михайловича и родного брата знаменитого царского «дядьки» Бориса Морозова. Отец её Прокопий Фёдорович Соковнин состоял в родстве с царицей Марией Ильиничной. И он сам в чине окольничего, и его сыновья Фёдор и Алексей служили при дворе сначала в чине стольника, а затем думного дворянина и окольничего. Но один из самых влиятельных на Руси Борис Морозов умер в 1662 году бездетным. Его вотчины наследовал младший брат Глеб Иванович, который был и сам достаточно богат. Но он умер почти одновременно со старшим братом, и единственным наследником громадного состояния оказался Иван Глебович, а на деле его мать Феодосия Прокопиевна Морозова.

Учитывая всё это – древность и честь фамилии Морозовых, родственные связи с царём и царицей, их положение в думе и при дворе, богатство и роскошь частной жизни, можно понять протопопа Аввакума, духовной дочерью которого стала Феодосия Прокопиевна. Протопоп Аввакум видел в своём чаде нечто совершенно исключительное, потому как эта женщина – чуть ли не единственная во всей русской истории, сумевшая отречься от земной славы ради Веры».

– Вот это да! – восхищённо пробормотала Шура.

Ей действительно было уже странно, почему она раньше не обращала внимания на эту историческую личность? Ведь о русских богатырях, о великих полководцах каждый ребёнок знает сызмальства, а вот подвиг православной христианки во имя Веры почему-то замалчивается. Или всё сводится к стремлению класса воров захватить власть над всем миром, научить людей беспрекословно поклоняться Мамоне, а о душе и заботиться ни к чему?

Каким же нищим станет человек, когда окончательно исчезнут книги и в человеческом сознании поселятся только те самые желания «П» в пятой степени?[70] Или человечество ни на что уже не способно? Ан нет! Покуда жива наша память, покуда работает голова, мы можем что-то изменить или исправить. Шура решила вернуться к комментариям исторических событий:

«Мы лучше поймём поведение московской знати: не преуспев в попытках образумить заблудшую овцу Феодосию Прокопиевну, увидев, что даже тщетны призывы к её материнским чувствам, знать всё же долго противилась архиереям, которые под покровительством Алексея Михайловича усердствовали, чтобы сломить мятежную болярыню. И даже считавшийся мягким патриарх Питирим изменил своему нраву, когда понял, как ненавидит Морозова «никонианскую щепотную религию», то есть искажённую Православную стараниями Арсения Сатаниуса. Она открыто высказывала предположение, что царь был охмурён приспешниками сатаны и что надо вызывать лекарей. На что патриарх Питирим взревел, будто медведь и приказал тащить боярыню «яко пса, чепию за выю» так, чтобы Морозова «все ступени главою сочла».

Глава 13

Шура опять отложила пояснения историка А.И. Мазунина и попыталась осмыслить происшедшее в далёкой древности беззаконие и примерить эти размышления на свои плечи. Выходит, человек никогда не мог существовать, чтобы жить и работать, чтобы творить? Одни работают, чтобы что-нибудь съесть, другие едят только для того, чтобы творить.

И где находится та невидимая грань, когда человек, забывая честь, совесть и страх, начинает творить беззаконие? В крови ли это у насельников Земного Шара, либо кто-то всё же применяет оружие уничтожения самосознания личности, чтобы весь мир превратился в сплошной концлагерь? Но если именно к этому бредёт человечество, то вся жизнь не имеет смысла. В природе же ничего бессмысленного не существует. Может быть, ей, путешественнице во времени, предстоит изменить что-то в прошлом, чтобы изменить будущее? Недаром Перун намекал на что-то такое, способное изменить уже происшедшее, но на что именно? Ведь природа, получив новое, может измениться не столько сама, сколько изменится сознание самой путешественницы. И стоит ли менять то, что уже произошло? Говорят, что с воза упало, то не вырубишь топором, но для чего тогда существуют путешественники во времени вообще? Ведь давно известно, что человеческий мозг работает только на 8 – 10 %. Что будет, если включатся остальные девяносто процентов неиспользованной энергии человеческого сознания? Может быть, именно путешественникам во времени дано изменить те крохотные повороты истории, когда сознание человека просыпается и начинает работать как у Отца? То есть индивидуум становится сам Творцом, а не машиной для удовлетворения телесных желаний, стряхнув с себя грязь неуёмных и ненужных потребностей – тогда и только тогда можно будет достичь немыслимых этапов развития.

Размышляя таким образом, Шура снова подобралась к своей машине времени и привела её в рабочее состояние. Потом, как обычно, забравшись в кресло с ногами, девушка приготовилась оказаться в прошлом, в теле своей двойняшки, но не тут-то было. Опять какой-то временной вихрь скрутил тело девушки, завязал узлом и вышвырнул в пустоту. Пустота оказалась осязаемой и не безвоздушной, но, оказавшись в ней, путешественник чувствовал себя, будто капля дождя, упавшая на лобовое стекло мчащегося в неизвестность автомобиля. Казалось, сейчас жёсткая щётка дворника быстро смахнёт её в сторону и поминай, как звали!

Стоило Шуре только подумать о «дворнике» на стекле машины, как он тут же объявился и принялся очищать пространство от попадающих сюда капель космического дождя. Девушка изловчилась и увернулась от очистителя пространства, но не знала, удастся ли ей ещё раз остаться в живых, потому что щётка здесь могла появиться неизвестно откуда и рассечь пространство, собирая по пути ненужный мусор.

Всё же, как появился этот «дворник пространства»? Стоило девушке только подумать об этом, и послушный дворник сразу возник ниоткуда, прилежно очищая пространство, словно лобовое стекло автомобиля. А если?..

Словно подчиняясь мыслям путешественницы, из подпространства снова вылетел дворник, но застыл в нескольких метрах от Шурочки, давая ей возможность избежать «очищения». Это оказалось непросто. Девушка трепыхалась недалеко от застывшего дворника и не могла дотянуться до него. Но на этот раз на выручку пришёл едва заметный порыв ветра, с помощью которого путешественница всё-таки взобралась в полимерную ложбинку дворника и скатилась, словно капля дождя по желобку под крышей.

Межвременье, где каждый раз оказывалась Шура при перемещении между эпохами, было особого рода не то, чтобы пространством, но такой чувственной и живой инстанцией, где человеческая беспомощность вылезала наружу во всей неуёмной красе, дабы сам путешественник смог почувствовать и осознать свою ничтожность и бессмысленность.

Но Межвременное пространство или подпространство существовало во всех трёх измерениях того мира, откуда приходил сюда путешественник. Только здесь были совсем иные мирские ценности, совсем иной уклад жизни, если она здесь существовала. Казалось, это какое-то отдельное измерение, или другая планета. Но именно здесь человек мог взглянуть на себя со стороны, то есть трезво осмыслить то, что пришлось перенести в том ином мире, откуда он пожаловал.

Видимо, кто-то из католических священников имел возможность доступа в Межвременье, поэтому в католическом представлении о «загробном мире» появилось понятие Чистилище. Куда попадает человек, когда за ним приходит ангел смерти? До сих пор существует множество мнений и свидетельств очевидцев, которые удалось вернуться из клинической смерти. Но все утверждали одно: человек оказывался в каком-то непонятном пространстве, где ни руки, ни ноги не слушались его и только сознание неустанно прокручивало прошедшую жизнь, будто у попавшего сюда ещё сохранялась крохотная надежда на покаяние. Только никто уже о покаянии не мыслил. В сознаньи девушки всплыли когда-то написанные ей строки:

Я помню эти комнаты пустые: сквозняк, какой-то люд, какой-то хлам. И самые беспомощные, злые мои стихи ходили по рукам. Читали их убогие калеки, бесстрастные, как тень небытия. И от беды мои слипались веки, и с ног сбивала воздуха струя. И я хрипел им голосом осевшим, что переправлю строчки набело… Но кто-то глянул глазом запотевшим: – Твоё на правку время истекло.

Шура решила вернуться к этим умозаключениям чуть позже, потому как она свалилась в тело своей двойняшки, и необходимо было осмотреться. То, что увидела и почувствовала наша путешественница, было воистину грандиозным. Во всяком случае, в этот момент у Феодосии Прокопиевны был взлёт сознания, знатный взлёт. Шутка ли! – из дальних ссыльных даурских странствий вернулся её духовник и учитель протопоп Аввакум. Он долгое время бродил по сибирским землям вместе с казаками. Как он выжил, как снова получил прощение у государя Алексея Михайловича, какие лишения пришлись на членов его семьи из-за непредания Веры Христовой – это мог поведать только сам Аввакум. Он должен был пожаловать в гости к Феодосии Прокопиевне тот час после полудня. По сему случаю челядь при дворе болярыни суетилась, но сама она не показывала виду, что тоже волнуется.

Шура довольно долго не посещала двойняшку и в её судьбе, судя по всему, произошли большие перемены. Палаты болярыни находились в подмосковье Зюзино и радовали глаз своей ухоженностью и великолепием. Похоже, здешний терем уступал только царским хоромам. Главное здание было выложено из настоящего красного кирпича, полы и сени застелены морёным дубом, а в гостевой весь пол был выложен гладкой плиткой из многоцветного мрамора. Правда, лавки по стенам были рублены из сибирского кедра, но зато такую лавку вовек не сломать! Дополняли убранство усадьбы изразцовые печи, кои топились в подвалах, но многоходовые дымоходы исправно разносили тепло по всем жилым помещениям.

– Ладно ли болярыне днесь? – послышался бархатный мужской голос откуда-то сзади. Шурочкина двойняшка обернулась и увидела перед собой статного молодого господина в парчовом кафтане серебристого цвета и сафьяновых красных сапогах. Кафтан тоже был подпоясан красным кушаком, что создавало благолепие для вида мужчины.

– Слава Богу, Андрей! – ответила Феодосия Прокопиевна и щёки её покрылись непритворным румянцем. – Слава Богу за всё! Я ли не должна благодарить Господа нашего, что послал мне такого заботливого заступника!

«Вот те раз! – отметила Шура. – Какой-то заступник в доме Морозова объявился».

Признаться, Шура очень удивилась поведению болярыни. А самое главное, удивило её смущение перед каким-то чужим молодцем. И лишь основательно покопавшись в сознании двойняшки, Шура узнала, что после её последнего посещения произошло немало важных событий в судьбе будущей представительницы русской Православной Веры.

Оказывается, Борис Морозов, государев дядька, давно скончался. Почти сразу за ним почил и брат его Глеб Морозов. Так что наследницей всего громадного состояния стал маленький сын Глеба Ивановича и Феодосии Прокопиевны Ванюша. Но в действительности хозяйством владела болярыня Морозова, а помогал ей справляться с делами управляющий Андрей Салтыков, к которому Феодосия Прокопиевна чувствовала некоторую женскую слабость. Но сердцу, как говорится, не прикажешь.

А на сей час должна произойти долгожданная встреча с духовником Феодосии Прокопиевны протопопом Аввакумом, с которым она в давние годы познакомилась на праздновании Рождества Христова в палатах Фёдора Ртищева. Этот царедворец с юных лет прослыл добрым человеком, поэтому к нему и стремился люд, особенно на праздники. А протопоп Аввакум был тогда ещё просто попом и приехал в стольный град потому, что воевода из волжского городища Лапотники возненавидел попа лютой ненавистью и даже пытался застрелить Аввакума прямо на крыльце храма. Но обе пистоли дали осечку и воевода в сердцах выкинул оружие в сугроб, а сам отправился в кабак заливать брагой своё принародное посмешище.

Поп Аввакум тогда сказал ему вослед: «Церковь-то близко, да ходить в неё склизко, а кабак-то далеконько, да хожу потихоньку».[71] После такой очередной насмешки над настоящим государевым слугой, каким мнил себя воевода, в городище ни ревнителю Веры Христовой, ни его семье оставаться было не след. Вот и прибыл он в Москву за советом к другу своему Ивану Неронову, такому же ревнителю Православного Благочестия. А тот, не долго думая, взял его на Рождественский праздник, где Аввакум впервые встретился с Государём Алексеем Михайловичем. Там же познакомилась с ним и Феодосия Прокопиевна, которая уже была замужем за Глебом Морозовым и по значимости своей сидела за одним столом с именитыми болярынями.

Тогда за мужским столом обсуждалось назначение Государем в патриархи митрополита новгородского Никона, который вначале долго отнекивался от такой царской милости, а потом снизошёл до прошения царя и народа, но взял со всех клятву, дабы всяк человек подчинялся слову патриарха безоговорочно и не чинил препятствий патриаршим келейникам исправлять Православие. И новому греческому исправлению людишки должны обучаться без ропоту.

Не всем требования нового патриарха понравились. Далеко не всем. Даже неизвестный ещё никому Аввакум сказал: «Веровать надо. Без Веры премудрая учёба – соблазн. Малое лукавство от большого недалеко ходит».

А вот такое слово пришлось по сердцу многим. Алексей Михайлович пожаловал Аввакуму своей царской милостью звание протопопа. А пока тот справлял службы в Чудовом монастыре вместе с Нероновым, Феодосия Прокопиевна напросилась к нему на исповедь. Вот так и произошла её встреча с Великим старцем, который после первой же исповеди согласился быть духовником болярыни Морозовой.

Но за свои прямые речи протопоп Аввакум заслужил ещё одну царёву милость – ссылку в земли сибирские. По многим острогам ему пришлось кочевать вместе с казаками, но царским милостям несть конца и вот протопоп Аввакум уже должен возвратиться из ссылки назад. Что-то будет!

– Дозволь осведомиться, Феодосия Прокопиевна, – снова обратился к болярыне Андрей Салтыков. – Велено ли будет готовить стол для званого гостя или же обойдёмся скромной трапезой?

– Какой скромной трапезой?! – удивилась хозяйка. – Как только у тебя язык повернулся?! Всё, что есть в печи, на стол мечи! Ведь сам Аввакум к нам в гости пожалует! Пошли лучше людишек глянуть, не едет ли уже.

– Велику стать не долго и проспать, – заворчал Салтыков, но отправился выполнять приказание. Только не успел он выйти из покоев, а снова услышал глас болярыни:

– Нут-ка постой!

Фодосия Прокопиевна подошла к нему сзади, поворотила лицом к себе и заглянула в глаза:

– Ты чего, мил-друг, возревновал ли чё ли?

– Да я уж так, – замялся Андрей. – Не обращай внимания.

– Как же, как же! – усмехнулась болярыня. – Не обращай внимания. Сам ведь знаешь, люб ты мне – сердцу не прикажешь. Но отец Аввакум – дороже всяческих истин буде, потому как ни года каторги сибирской, ни морозы лютые его не сломили. Остался он верен нашей Вере Православной, а без неё ни у кого ничего не получится. Мыслишь ли?

– Да как же не мыслить? – кивнул управляющий. – Сам-де за Веру держусь. Токмо она нас и сближает, и разлучает в одночасье. Я чист, но ты – уже вдовий венец давно носишь. Но без разрешения пастыря – и думать ни о чём не моги. Вот и крутит меня рогатый, как там скажет протопоп? Мыслимое ли дело ему во всём признаваться?

– А как ты зришь по-другому? – вскинула на него глаза Феодосия Прокопиевна. – Ужель будет любо нам во грехе жить и с грехом на Божий Суд отправлятися? Нет уж, мил-друг, сам Господь посылает возвращение пастыря и на всё – Воля Божья. Иди ужо.

Салтыков ушёл, забыв притворить за собой дверь, и болярыне Морозовой видно было, как он в раздумье спускается вниз по мраморной лестнице. Вдруг на полпути управляющий остановился, схватился правой рукой за деревянные поручни, что красовались вдоль обоих краёв лестницы, а левую поднёс к сердцу. Феодосия Прокопиевна рванулась было за мил-дружком, но тут же остановилась. Видать, у неё тоже на сердце было неспокойно. Да и не след являть лишнюю заботу – увидит кто? А от злых языков не спасешься, да и не отмоешься.

Шура невольно стала свидетельницей одной из женских тайн болярыни Морозовы, но пока затаилась и ждала результата, не считая себя вправе вмешиваться в свалившуюся ниоткуда любовь на сердце двойняшки. Ведь она и сама смогла познать чувства настоящей любви, когда ничего уже кажется не важным, кроме собственных чувств, да и никакие дела не делаются без мысли о мил-друге. Не удивительно, что Феодосию Прокопиевну захватили эти чувства: «Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою».[72]

– Стоп! – скомандовала себе Шурочка. – Это чьи мысли? Мои или двойняшки? Во всяком случае, я наизусть Писание не знаю, поэтому Феодосия Прокопиевна сама себя пытается уличить словами Духа Святого. Но разве она виновата в Любви, которая приходит неизвестно откуда и уже никуда не исчезает, если это действительно Любовь. К тому же, двойняшку за Глеба Морозова выдал её батюшка. Так уж устроен Домострой, что Любовь там не учитывается. Да и могла ли молодая девица осмыслить себя в то время? Да, она давала согласие быть верной при венчании. Да, она уважала и чтила мужа своего. Но кто ж знал, что Господь заберёт его в Царствие Своё раньше времени? А сына ей пришлось воспитывать самой. Если пришла Любовь в сердце женщины, пусть с запозданием, но пришла же! Разве это плохо? Ведь и сам Салтыков, рода именитого, но и чувства у него, похоже, тоже не из бересты слеплены.

Эти мысли копошились в голове путешественницы во времени, но её двойняшка всё слышала и ухватилась за них, как утопающий хватается за соломинку. Тем более, что прибывшему духовнику, знамо дело, надо будет исповедаться во всём, да испросить совета.

Шум, раздавшийся во дворе, известил хозяйку, что долгожданный гость прибыл и что он скоро пожалует в чертоги. Так и случилось. Протопоп Аввакум в сопровождении Андрея Салтыкова поднялся по лестнице и вошёл в сени. Болярыня Морозова поспешила к нему навстречу, ибо даже по дворцовым правилам должна была встречать именитого гостя у дверей.

Подошедши к протопопу, Феодосия Прокопиевна поклонилась и попросила благословения:

– Благослови, отец мой!

Аввакум перекрестил болярыню православным двуперстием и произнёс:

– Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа!

Потом добавил:

– Христос посреди нас.

Феодосия Прокопиевна смиренно поклонилась священнику, поцеловала ему руку и ответила:

– Есть и будет!

Затем попросила пожаловать в хоромы. Присев на лавку возле стены, хозяйка принялась расспрашивать долгожданного гостя о Сибири, о Нерчинском остроге, где долгое время проживал с казаками протопоп Аввакум, но гость прервал речи радушной хозяйки:

– Помнишь ли, болярыня, за что в Сибирь меня отправили?

– Как не помнить, отец мой! – всплеснула руками Феодосия Прокопиевна. – Ты первый тогда заступился за протопопа Ивана Неронова, которого патриарх Никон сослал в Кандалакшский монастырь за прилюдные возражения против исправленной Веры. Неронов на местном патриаршем Соборе обвинил патриарха Никона в том, что тот заставляет русский люд накладывать на себя крестознаменье кукишем и укоротил все молитвы, кондаки, тропари и даже котовасии,[73] а типикон вообще из пальца высосал.[74]

– А сама-то как крестишься ныне?

– Всем верным подобает держаться отеческого предания, как приняли мы от отцов наших и от апостола Андрея Первозванного, так и должны слагать: указательный палец и средний – в Божество и вочеловечивание Христово, а мизинец, безымянный и большой пальцы – во имя Святой Троицы. Так повелели пастыри на Всемирном и Стоглавом Соборе.

– Хорошо, что истину помнишь.

– Как не помнить, отец мой?! – удивилась Феодосия Прокопиевна. – Патриарх Никон повсюду глаголит, что двуперстие наше, каким сам Христос себя и других осенял, – не истина! Нут-ко всякий будет переиначивать каноны, как ему вздумается – что тогда от Веры останется?! Разуверятся людишки, станут Бога поносить, церкви рушить, да за тридцать серебряников басурманам святые иконы продавать. Христос когда-то плетьми выгнал торгашей из храма, не след ли и нам поступать так же?

– Ишь ты, как мыслишь! – удовлетворённо кивнул протопоп Аввакум. – С такими ревнителями Веры Христовой Русь не умрёт, не согнётся под погаными. И не станет поклоняться свиньям, попирающим Православное благочестие. Я помню, Иван Неронов говорил, вот де предстану я пред Господом завтра. Он меня и спросит:

«За что Веру Христову на измышления Никона променял?» А что мне отвечать-то? За дырку от бублика? За то, что Никон да митрополит Илларион попросил? Дескать, за семью морями кукишем крестятся, так и нам под стать? А я на последней литургии в дровяном сарае тогда добавил ещё, что креститься тремя перстами – се есть мудрствование от лукавого и папы Римского Формоса, которому Никон туфлю целовал.

– Так оно и было?

– Не знаю, болярыня и не ведаю – так ли? – признался протопоп. – Но его подьячие и сам Арсений Сатаниус-Грек похвалялись, что была у будущего патриарха встреча с папой Римским и что грядёт очищение Веры Православной. А от чего очищение-то? Знамо дело – от Слова Божьего, которое на Руси блюдут по заветам Андрея Первозванного. Или патриарх Никон решил с апостолом Христа тяжбу затеять? Так Христос и пришёл на нашу землю, дабы избавить народ от поклонения Мамоне и не прогибаться под тяжестью злата, ибо это есть орудие рогатого.

– Не скажи так, отец мой, – возразила Феодосия Прокопиевна. – Не будь у меня злата-серебра, как бы я смогла посылать тебе в Сибирь денежку? Как бы я смогла привечать бездомных богомольцев? Как бы я смогла вносить лепту в ещё сохранившуюся настоящую Православную Церковь? И выходит, что злато-серебро – се есть сила человечья, но во что он ту силу направит, тому она и послужит.

– Ай да болярыня! Ай да умница-разумница! Недаром, видать, Господь мне тебя послал – ведь ничего случайного не случается, – покачал головой Аввакум. – Знамо дело, если Никон меня уморит, то ты продолжишь сражение за очищение Руси от премудрований лукавого.

– А как ты в Сибири-то жил? Чего таишься? – снова вернулась Феодосия Прокопиевна к расспросам.

– Да и не таюсь я, – отмахнулся протопоп. – После литургии, отслуженной в дровяном сушиле при Андрониковском монастыре, меня арестовали подьячие со стрельцами и продержали там же в монастырской яме месяц дабы голодом к покаянию перед очи Никона представить. Да ни плетью, ни голодом им души моей не достать. В это время жена моя третьего ребёночка родила, и нарёк аз Крнилием. А московский епископ Евлогий подсуетился да велел на рождение в дом мой подарки из снеди с монастырской кухни да отрез полотна белённого. А меня позвал с собой в баню. После монастырской ямы – да в баню! Да после бани трапеза! Я тогда чувствовал себя, как у Христа за пазухой. Вот тут-то мне Евлогий и говорит, дескать, уважает моё стремление жить по закону Божьему, дескать, и сам любит Бога, и Бога в себе, ибо аз есмь подобие Его. Значит, любить себя – это и есть истинное служение Господу нашему. А вослед: «Поди-ка, покайся пред Никоном. Тебе всё простится, да ещё одарит едой, полотном и бархатом, чтоб не мыкаться. Поклонись патриарху, ибо Божьим проведением ставятся над нами начальники – на всё воля Божья». Аз рекл ему: а ежели сам Антихрист или предтеча его к нам явился? Вот тут-то он и выдал себя, возопив «ежели не поклонишься, то аз есмь сгною тебя в монастырской яме, а стрельцам накажу залить всю яму нечистотами. Что ему ответить? Рекл, обаче этим антихристово племя и может похвастаться – мол, пакостить тоже Господь надоумил?

– Знаю, знаю, – подхватила Феодосия Прокопиевна. – После этого тебя на расправу к Никону привезли, чтобы он расстриг тебя. А мы с государыней Марией Ильиничной в приделе были. Государь Алексей Михайлович увидел, что мы не уходим после литургии и повелел Никону тебя не трогать.

– Да, помню, помню, Феодосия Прокопиевна! – улыбнулся Аввакум. – У меня егда такая радость на душе была, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Аз егда уразумел, что Господь не оставит чад своих ни в радостях, ни в горестях. Значит, принимать надо то, что предписано.

Меня из Чудова монастыря сразу повезли к Третьяку Башмакову, Сибирского приказа хозяину и он, будучи не согласен с художествами Никона, отправил меня вместе с семьёй не в Якутск или Нижне-Калымск, а всего лишь в Тобольск, Он даже мне и моей семье на дорогу кошель с деньгами выделил. Знать не оскудела ещё земля русская народом здравомыслящим. И помоги Христос Башмакову, поскольку велел мне быстро собираться, покуда Никон не спохватился, что отпустил протопопа без расстрижения, без батагов и затрещин, после которых многие и подняться не могли.

Ну, про дорогу баять не стану. Три тысячи вёрст – не фунт изюму. Прибыли мы, прямо скажу, не в столичные кущи, где всяк молит: «Боже! Меня прости, в чужую клеть пусти, чтобы под себя грести всё, что и не вынести!» Тамо-ка народец-то попроще, но правдой не торгует. Меня с семьёй отдали в распоряжение дьяка Ивана Струны. Так он не то, чтобы как нелюдей встретил. Наоборот! Мы ему – как долгожданная родня оказались. Токмо молва вперёд тебя бежит и Струне доложили, кто к нему пожаловать должен. А у него беда неминучая: свояк Милеша, вроде и богат, и уважаем, а всех попов от себя батогами гнал – бес в него вселился. Аз уразумел, что раба Божьего Милекию отчитывать надо, что супротив бесов никакие припарки и отвары не помогут. И пошли мы с Иваном к больному в гости.

– Так прямо сразу и пошли? – подняла брови Феодосия Прокопиевна.

– А что тянуть-то? – вопросом на вопрос ответил протопоп. – Бес любит, когда дела на потом откладывают, когда ему ещё место покочевряжиться оставляют. Чем дольше откладывать – тем живуче бес окажется.

В обчем, пришли мы в избу. Изба – знать стать – исправная, из морёного кедрача срублена. Сто лет простоит – не шелохнется. У хозяйки в сенях спрашиваю, где, мол, болезный. А она на дверь в избу показывает и глаза круглые. «На полатях он, – говорит. – Лежит на полатях, но с утра ещё никого из домашних не бил».

Я захожу в избу, а в красном углу ни иконки, ни лампадки – одна только рамка из-под иконки осталась.

– Милеша! – говорю. – Ты где затаился?

Вдруг слышу голос хриплый с полатей:

– Ты кто? Поп? Аль не знашь, что я вашего брата батогами из избы гоню? Больно, поди, будет?

А я ему:

– Ты что ноне в поле засевал – рожь или пшеницу?

– Рожь, – говорит. А сам с полатей спрыгнул и ко мне со спины подходит.

– Поле сеешь рожью, а живёшь ложью, – отвечаю я. – Разве может православный жить в бесовской лжи?

Тут он из-за спины мне широкий нож показывает:

– А ежели я из тебя струганину за ложь сделаю?

Пришлось его образумить и на колени перед крестом, который я в руках держал.

– Целуй крест, поскрёбыш! Целуй, – говорю. – некогда мне тут с твоим бесом лясы точить. Пора и Богу помолиться!

Он поначалу удирать бросился, да я его в охапку схватил, снова на колени поставил. Так он, бедный, с испугу обмочился, но уже не стал противиться. Отчитывать Милешу пришлось целый день. Он мне и покаяться успел, как разбойным промыслом занимался, как взяли они купеческий обоз с пушниной да золотом, а Милеша товарищей своих отравой опоил, да в Иртыш сбросил. Зажил после этого – лучше не придумаешь. Только стал к нему по вечерам гость приходить. Глаза поросячьи, одет в кафтан рваный, но в лапах у гостя незванного постоянно два пасхальных яичка были.

Вот и бает Милеша:

– Я-де спрашиваю у гостя незванного: «Зачем держишь яички пасхальные?» А он отвечает: «Одно – душа твоя без покаяния, другое – совесть Божия». И всё это моё таперича.

– А за окном уж вечер. Семья Милеши в светёлке ютится, а он со мной в избе гостя дожидается. Вдруг где-то пёс заскулил, ветер ставенкой на окошке стукнул и шаги в сенях. Да не шаги вовсе, а будто конь копытами доски скребёт. Дверь в избу широко распахнулась и за порогом явилась фигура маленького человека, да и не человека вовсе, а так – карлика в рваном кафтане красного бархата и треухе.

Перепрыгнув через порог, человечек семенящей походкой направился к хозяину дома, не обращая внимания на стоящего посреди избы протопопа Аввакума, держащего в руках большой наперстный крест. Оставшиеся волосы у Милеши на голове встали дыбом. Он с ужасом смотрел на незванного гостя, будто готовясь к будущей расправе за то, что ослушался, за то, что принял заезжего протопопа.

– Что же ты, Милеша, не рад мне? – прохрипел карлик. – Али я тебе не люб вовсе?

– Люб, люб, – закивал хозяин головой, и она закачалась, будто на пружинке. – Да и рад я тебе. Всегда рад!

– Не рад! – взревел на всю хату Аввакум. – Не рад он тебе, сатанинское отродье! Изыди отседова! Крестом заклинаю и именем Господа нашего!

Протопоп пытался осенить незванного гостя крестным знамением, да тот ловко увернулся и вмиг оказался за спиной у борца за душу человеческую. Аввакум стал шарить глазами по избе, ибо не заметил, как нечисть спряталась у него за спиной. Но тот не думал долго прятаться, видимо, отвоевать душу хозяина дома ему следовало сейчас и навсегда.

– Кого ищешь, Аввакумушка? – подал голос незваный гость. – Аль беда кака случилася? Так ведь мы и спомочь могём. И все твои злопыхатели враз наказаны окажутся. Ты вот только не мешай мне с Милешей побалакать.

– Ан нет! Не бывать по-твоему! – опять рявкнул Аввакум. – Ты, бесятина, не в тот дом пожаловал. Здеся ты и познаешь почём фунт лиха!

– Ой ли, познаю? – усмехнулся собеседник протопопа. – Чай не знаешь, скольких дружков своих Милеша к нам в гости отправил?

– Знаю, бесятина, знаю, – ответствовал Аввакум. – Не тебе про грехи его рассказывать. Он уже во всём покаялся.

– Покаялся? – резко повернулся к хозяину дома незваный гость, да так, что даже треух слетел с его головы и стали видны маленькие рожки, растущие прямо над ушами. – В чём же ты покаялся? Поди, и крест целовал?

– Целовал, – признался Милеша и пальцем показал на протопопа. – Это он… он меня заставил!

– Ну, как заставил, так и выставит, – усмехнулся рогатый.

– Не бывать тому! – снова крикнул протопоп и опять попытался ознаменовать нечистого крестным знамением. Но не тут-то было. Тот снова оказался за спиной протопопа и более мирным голосом попытался успокоить Аввакума:

– Ну, будет, будет. Чё ты кожилишься? Я ж ведь не просто так. Работа у меня така, так чего же лаяться? Хочешь Милешу? Забирай! Он мне не нужен. Со мной обо всём можно договориться.

– Нет! Не соглашайся, – Милеша будто очнулся от сна и, выглянув из-за спины Аввакума, уже с неприкрытой ненавистью смотрел на незванного гостя. Яички у него! Он так меня скрутит – мама, не горюй!

– Яички говоришь?

– Ага, пасхальные… розовые…

– Нут-ка, показывай, бесятина, что ты там по карманам рассовал, – Аввакум ткунл верхним концом наперстного креста в кафтан незванного гостя.

Тот от неожиданности взвизгнул, как поросёнок на заклании:

– Всё достану, всё покажу! Только крестом не тыч!

Рогатый спешно принялся доставать из своей заплечной сумы и выкладывать на стол множество диковинок. Чего тут только не было! И маленькие глиняные склянки, похожие на греческие амфоры, уменьшенные в тысячу раз, и вервие из конского волоса, заплетённое в косичку, и девичьи румяна в маленьких коробочках, и несколько чёрных колючек индийского лотоса, уколовшись о которую человек теряет дар речи и вообще становится похож на ожившего мертвеца. Но самое главное в этой куче дьявольских рогаток был небольшой и тонкой пергамент с прилагаемым к нему гусиным пером! Это, вероятно, для того, чтобы написать договор с попавшим под руку нашкодившим бедолагой и заставить его поставить подпись на пергаменте в ознаменование продажи души человеческой. Именно этот продажный товар интересовал любого рогатого. Впрочем, насчёт продажности души – это ещё бабушка надвое сказала, потому как жизнь без души становится никчёмной и бессмысленной. Это знал каждый православный. Любопытно, что овечий пергамент перетягивало такое же вервиё, на концах которого болтались два розовых яичка. С виду это были обыкновенные пасхальные яйца, выкрашенные в свекольном отваре. Но какою силою они держались на вервие – было не понятно! Протопоп попытался оторвать одно яичко от шнура, но не тут-то было, Да ещё Милеша взвыл и схватился за штаны между ног.

– Больно же! – возопил он. – Рогатый прикарманил мои яйца и теперь делает со мной что хошь.

– Вот так, значит, – подытожил Аввакум. – Мне с тобой, бесятина, шутки шутить возбраняется. Нут-ко отвяжи яйца!

– Да я здесь при чём? – пожал плечами незваный гость. – Моё дело – сторона. Милеша сам помощи просил… Как же не помочь-то?

Протопоп повернулся к хозяину дома и вопросительно взглянул на него. Милеша весь съёжился и затрясся мелкой дрожью, видимо, испужался, что никаких молитв не хватит, чтобы отмолить все грехи или хоть немножечко обелиться и избавиться от рогатого.

– Каюсь, батюшка, каюсь! – запричитал Милеша. – Не думая, грешил. Не по законам Божьим жил. Токмо не отдавай меня ворогу лютому. Тяжко мне, батюшка. Он ведь и меня, и деток с супружницей моею утащить хочет! Хочешь, я тебе церковь срублю?! Своими руками?!

– Молчи, идолище! – цыкнул на него протопоп. – Ты сам себя спас покаянием, ибо с чистым сердцем каешься.

– Истинно так, – подтвердил Милеша.

– Тогда повторяй за мной. Я, смиренный служитель Божий Милекия, силою Отца нашего изрекаю: Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси, и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тебя истина Его.

Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме переходящия, от сряща и беса полуденнаго. Падёт от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближатся, обаче очима твоима смотреши, и воздаяние гроешников узриши.

Яко Ты, Господи, упование мое: Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих.

На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия.

Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое.

Воззовёт ко Мне, и услышу имя его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.[75]

За сим, изыди нечисть во имя Отца и Сына, и Святаго Духа.

Аминь.

Пока протопоп Аввакум читал псалом, незваный гость трижды на глазах хозяина и священника сменился окрасом и ликами. Из благодушного старичка, с бегающими воровскими глазёнками, он вдруг превратился в Иркуйем– Богала,[76] зарычал, двинулся в сторону протопопа, но снова осенённый крестным знамением, вдруг пополз по дубовым половицам извивающимся желтобрюхом, который вспыхнул фиолетовым пламенем и рассыпался мелкой вонючей пылью. Зато в руках у Аввакума остались два пасхальных яичка, которые он вручил хозяину дома со словами:

– Будешь знать наперёд, как с рогатыми рогатые игрища зачинать. Помни обаче зарок свой: сруби церковь во Славу Божию и да простятся грехи твои.

Протопоп на время замолчал, вспоминая начало своей «Сибириады», где иной раз ему самому казалось, что не просто так Господь заставляет изведать все круги сибирского ада, дабы не пришлось роптать в грядущем.

– Ты, радость моя Феодосия Прокопиевна, поди, исповедаться хошь, а я тебя воспоминаниями потчую?

– Знамо, желаю. Да и совет пастыря надобен, – кивнула головой болярыня.

– Ежели человек готов к покаянию, то к Богу о помощи обращаться в любом месте любо. К тому же, вон икона Святой Троицы, а у меня крест целовальный с собой. Так что начинай, радость моя.

– Много грехов за мной накопилось, батюшка, – начала Феодосия Прокопиевна. – Ой, как много! Аж страшно становится. А самое постыдное – блудна страсть мучает не отпускаючи.

– Кто ж сей молодец?

– Андрей Салтыков, управляющий мой, – призналась Феодосия Прокопиевна. – Ведь который год вдовствую, душа мается. Да и перед чадом своим Венечкой стыдно.

Аввакум помолчал маленько и поведал исповеднице необычную историю:

– Егда ещё в попех был, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехами обремененна, блудному делу… повинна… Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнём блудным, и горько мне бысть в той час: зажёг три свещи, и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, донедже во мне угасло злое разжение. [77] Тебе же не след за мной повторять. Но, ежели хошь в правде жить, надоть в инокини пострижение принимать. А любый твой не убуде, ежели достоин.

Их задушевный разговор прервал управляющий Салтыков. Как говорится, лёгок на помине. Он вошёл в двери и пригласил хозяйку вместе с гостем пожаловать в трапезную. Вошед туда, Аввакум был поражен обилием кушаний, выставленных на стол. Здесь были перепёлки под чесночным соусом и заливной судак, белые грибы в китайском маринаде, каперсы и оливы. Но самыми главными украшениями стола являлись целиком запечённый осётр в винном соусе и индейка в яблоках.

– Вот те на! – гость даже остановился на пороге трапезной, открыв рот. – Спаси Христос, болярыня, что потчуешь не по праву, но кто ж всё съест?

– Что от стола останется, заберёшь с собой – у тебя семья-то большая, изголодались поди? – рассудила Феодосия Прокопиевна. – А остальное Салтыков отдаст пришлым. У меня в доме много странного люда приют имеет. Куды ж им, грешным, в стольнем граде податься? Вот и кормлю потихоньку, чем Бог послал… Вот ты баешь о постриге монашеском? Аз же сама склоняюсь к тому, ибо положение обязывает, да и сын не осудит. Послужу Господу нашему донедже силы хватит.

Благослови, отец мой!

Аввакум осенил болярыню крестным знамением и дал поцеловать наперстный Крест, чем закрепил уверенность Феодосии Прокопиевны в принятии иноческого послушничества. К таким поступкам приходит не каждый, но избранные Богом, ибо не каждый может молиться не за себя, а за други своя, не выклянчивать что-то сермяжное у Вышних, а молить о сохранении Православия в душах немощных, ибо тёмные силы патриарха Никона зачали кровавую бойню по всей Руси.

Шурочке пришлось оставить двойняшку наедине со своим духовником, поскольку время пребывания в ином пространстве закончилось. Впрочем, ей непременно хотелось узнать: как самая богатая женщина на Руси будет открыто выступать против узаконенного царём никонианского режима, который давно пора зачислить в религиозную диктатуру, сломавшую духовный путь развития русского человека и в конечном итоге приведшую страну к жидовластию. Ведь ныне любому зрителю фильма или читателю интересно посмотреть историю героев, их победы и поражения, а вот гибель духовности целой страны, казнь Православной Веры близки не каждому, потому что на всём русском народе этот грех предательства. А покаяться в этом готов не каждый. Спасение может прийти лишь покаявшемуся не только за свои грехи, но и за проступки отцов наших.

Глава 14

«В зале был разлит мягкий свет. В лучах догоравшего заката, казалось, оживали библейские мотивы на расшитых золотом и серебром гобеленах. Великолепный паркет Гваренги блестел своими изящными линиями. Вокруг царили тишина и торжественность.

Пристальный взор императора Павла Петровича встретился с кроткими глазами стоявшего перед ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь, мир, отрада, благочестие.

Императору сразу полюбился этот весь овеянный смирением, постом и молитвою загадочный инок. О прозорливости его уже давно шла широкая молва. К его келии в Александро-Невской Лавре шёл и простолюдин, и знатный вельможа, и никто не уходил от простого инока без утешения и пророческого совета. Ведомо было Императору Павлу Петровичу и то, как Авель точно предрёк день кончины его Августейшей Родительницы, ныне в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны.

И вчерашнего дня, когда речь зашла о вещем Авеле, Его Величество повелеть соизволил завтра же нарочито доставить его в Гатчинский дворец, в коем имел пребывание Двор.

Ласково улыбнувшись, Император Павел Петрович милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом, как давно он принял постриг и в каких монастырях был.

– Честный отец! – промолвил Император. – О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почитает благодать Божия. Что скажешь ты о моём царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моём во мгле веков и о Державе Российской? Назови примерно преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.

– Эх, Батюшка-Царь! – покачал головой Авель. – Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет царствование твоё, и вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. В Страстную Субботу погребут тебя…

Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою…

Но народ русский правдивой душой своей поймёт и оценит тебя и к гробнице твоей понесёт скорби свои, прося твоего заступничества и умягчения сердец неправедных и жестоких. Число лет твоих подобно счёту букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном Доме твоём:

«Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней»…

– О сём ты прав, – изрёк Император Павел Петрович. – Девиз сей я получил в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил я и замок, и церковь…

– Зрю в нём преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трёх лютых игах: татарском, польском и грядущем ещё – жидовском.

– Что? Святая Русь сгинет под игом жидовским?! Не быть сему вовеки! – гневно нахмурился Император Павел Петрович. – Пустое болтаешь, черноризец…

– А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки? И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, Батюшка-Царь: христоубийцы понесут своё.

– Что ждёт преемника моего, цесаревича Александра?

– Француз Москву при нём спалит, а он Париж у него заберёт и Благословенным наречётся. Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божьих…

– А кто наследует Императору Александру?

– Сын твой Николай.

– Как? У Александра не будет сына? Тогда цесаревич Константин…

– Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою. Начало же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнётся, и сие будет семя злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая. Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.

– После сына моего Николая на Престоле кто будет?

– Внук твой, Александр Вторый, Царём-Освободителем преднаречённый. Твой замысел исполнит – крестьян освободит, а потом турок побьёт и славянам тоже свободу даст от ига невольного. Но не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут, убьют среди дня ясного, в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кровию царственною…

– Тогда-то и начнётся реченное тобою иго жидовское?

– Нет ещё. Царю-Освободителю наследует Царь-Миротворец, сын его, а твой правнук Александр Третий. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведёт он.

– Кому передаст он наследие царское?

– Николаю Второму – Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом своим; как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонною друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет Трон Царский. Кровь и слёзы напоят сырую землю. Мужик с топором возьмёт в безумии власть, и наступит воистину казнь египетская…

Горько зарыдал Авель и сквозь слёзы тихо продолжил:

– А потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни её, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Апостольского Православия предком твоим Алексеем Михайловичем и от Святого Царя, над которым поганый жид надругается.

О Нём свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне всю судьбу его.

«Ныне познах, яко спасе Господь Христа Своего, услышит Его с Небесе Святаго Своего, в силах спасение десницы Его».

«Великая слава его спасением Твоим, славу и великолепие возложиши на него».

«С ним семь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».[78]

Живый в помощи Вышняго, Воссядет Он на Престоле Славы. А брат Его царственный – сей есть тот, о котором открыто Пророку Даниилу:

«И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа Твоего».[79]

Свершатся надежды русские. На Софии в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветёт, аки крин небесный…

В глазах Авеля Вещего горел пророческий огонь нездешней силы. Вот упал на него один из закатных лучей солнца, и в диске света пророчество его вставало в непреложной истине.

Император Павел Петрович глубоко задумался. Неподвижно стоял Авель. Между монархом и иноком протянулись молчаливые незримые нити. Император Павел Петрович поднял голову, и в глазах его, устремлённых вдаль, как бы через завесу грядущего, отразились глубокие царские переживания.

– Ты говоришь, что иго жидовское нависнет над моей Россией лет через сто? Прадед мой, Пётр Великий, о судьбе моей рёк то же, что и ты. Почитаю и я за благо о всём, что ныне прорёк мне о потомке моём Николае Втором предварить его, дабы пред ним открылась Книга судеб. Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего.

Запечатай же, преподобный отец, реченное тобою, изложи всё письменно, я же вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в кабинете Гатчинского дворца моего. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, Роде моём и счастье нашей Державы.

И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил:

«Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».

Двенадцатого марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича, после заупокойной литургии в Петропавловском соборе у его гробницы, Государь Император Николай Александрович в сопровождении министра Императорского двора генерал-адъютанта барона Фредерикса и других лиц Свиты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для исполнения воли своего в Бозе почивающего предка.

Умилительна была панихида.

Петропавловский собор был полон молящихся. Не только сверкало здесь шитьё мундиров, присутствовали не только сановные лица. Тут были во множестве и мужицкие сермяги, и простые платки, а гробница Императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах.

Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную помощь и предстательство почившего Царя за потомков своих и весь народ русский. Воочию сбылось предсказание Вещего Авеля, что народ будет особо чтить память Царя-Мученика и притекать будет к гробнице Его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.

Государь Император вскрыл ларец и несколько раз прочитал сказание Авеля Вещего о судьбе своей и России. Он уже знал свою терновую судьбу, знал, что недаром родился в день Иова Многострадального. Знал, как много придётся ему вынести на своих державных плечах, знал про близ грядущие кровавые войны, смуту и великие потрясения Государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый чёрный год, когда он будет обманут, предан и оставлен всеми».[80]

Прочитав этот трактат, Шура закрыла обложку книги и задумалась: а ведь правда, что всё началось с семнадцатого века «Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Апостольского Православия предком твоим Алексеем Михайловичем…». Надо будет посмотреть в числах, что означает цифра 17 для нашего Отечества, ведь беды укоренились на Руси с надругательства над Православной Верой патриарха Никона и царя Алексея Михайловича Тишайшего в декабре 1666 года семнадцатого века, поскольку именно тогда была узаконена «новая щепотная» религия в Православной России.

Но ни старцы, ни русские пророки нововведений не признавали, ибо Слово Божие не может быть исправлено человеком. Не могут яйца научить курицу как правильно нестись, покуда сами не вырастут в кур. А с такой гордыней, какой обладал патриарх Никон, не то, что в куры, а в воробьи не возьмут.

Только очень уж хотелось царю-недоумку переплюнуть Ивана Васильевича. Он даже не посмотрел, что патриарх Никон переделывает писание на свой никонианский лад, усекает псалмы и тропари, лишь бы было не так, как заповедовал русичам апостол Андрей Первозванный. Вот тогда и началась настоящая смута во всём Отечестве, потому что патриарх Никон открыл Первую Гражданскую войну против русского народа.

Что ж удивляться, коли почти сразу в Россию стали наезжать заграничные учителя? Особенно отличился Пётр Великий, который ненавидел всё русское, узаконил новое летоисчисление, которое отняло у русского народа сразу пять тысяч лет существования. Достаточно сравнить новый и церковный календари, чтобы убедиться в царской ереси.

Как так можно царю ненавидеть своё царство? Это всё равно, что сидеть высоко на дереве и пилить под собой сук, на котором сидишь. Единственно, кто начал понемногу разбираться во всех жидомасонских аппетитах, это Государь Павел I. Но для этого ему пришлось стать главой масонского ордена. А когда он принялся отправлять русофобов-масонов по каторгам, то его самого задушили.

Хорошо, что Россию не оставляет Богородица и не даёт Англии и Сионистским Штатам Америки до конца уничтожить многострадальную Державу. Хотя 1917-й год дал разгуляться нечисти. Сколько было загублено русского населения жидами-отморозками – не сможет сосчитать ни одна электронная машина. Но никто и никогда не выставлял евреям счёт за русский холокост,[81] а русских, уничтожаемых проворными евреями до сих пор, вероятно, занесут в почётную Красную книгу.

Собственно, поголовное уничтожение русского населения без лишнего афиширования началось вовсе не в Первую или во Вторую Мировую войну, а несколько позже, когда с 17 по 21 августа 1991 года за три дня рухнул Советский Союз. Вот тогда учителя-американцы и примкнувшие к ним англичане принялись планомерно уничтожать население славян по всему миру.

Ставшей вольной могучая Россия вмиг рассыпалась на несколько второстепенных улусов и принялась выплачивать Сионистским Штатам неимоверную контрибуцию за то, что генсек Мишка Меченый подписал по просьбе Буша-Старшего «Договор о разоружении», который, в сущности, являлся настоящей капитуляцией в Третьей Мировой холодной войне, закончившейся без единого выстрела.

Россия полностью перешла в управление евреев, хотя публично они об этом не заявляли. Но грядёт очередной семнадцатый год, то есть исполняется столетие еврейской диктатуры, а именно в такой переломный момент жиды наконец-то потеряют власть в огромном разваленном ими государстве, потому что никакой еврейской смекалки не хватит, чтобы справиться с таким «Титаником», каким является Россия на сегодняшний день. Так, или примерно так думала Шура, осмысляя предсказания Вещего Авеля.

Но почему же очередным двойником Шурочки оказалась сама болярыня Морозова? Может быть, можно будет подсказать, как Феодосии Прокопиевне справиться с лютым ворогом. Но что ей подсказать, если этот лютый ворог – царь-недоумок, слушающийся патриарха Никона, как верный пёс вовсе не ради христианского послушания, а ради того, чтобы прослыть на весь мир Единым царём-покровителем всех стран и народов? Страшно, когда трон оказывается в руках дурака. Во всяком случае, необходимо снова вернуться туда, на поле боя. Любой штрих в поведении болярыни сможет изменить историю. Пусть даже сама Шурочка не выживет, но спасёт Державу от поругания!

Девушка снова завела механизм рассечения времени и отправилась в путешествие.

На этот раз подпространство встретило путешественницу разноцветными феерическими хвостами комет, проносящихся в различных направлениях, будто здесь не существовало никаких притяжений, невидимых пространственных рек, пресловутой тёмной энергии и прочих космических атрибутов.

Может быть, это и правильно, потому что подпространство не должно подстраиваться к общепринятым понятиям космоса, но и такой разноцветный хаос был недопустим в природе. Словно сюда нагрянули толпы лесбиянок, педерастов, гомосексуалистов и прочих извращенцев, захвативших Московский Кремль. Остаётся только удивляться, как эта кодла ещё не заменила Государственный флаг на своё радужное полотнище? И вдруг, словно в подтверждение мыслям путешественницы, рядом пронеслась комета с радужным хвостом, в котором мелькнули «радостные» рожи космических извращенцев. Неужели даже сюда проникли все отрицательные энергии нашей планеты? Что же будет, если на всех ипостасях земной и подпространственной жизни укрепятся твари с мозгами на уровне гениталий?

Если такое произойдёт… или уже произошло?.. В общем, стоит ли наш мир того, чтобы сражаться за его спасение? Ведь были уже сожжены капища извращенцев Содом и Гоморра. Всё повторяется, только на этот раз в более глобальных вариантах. Правильно запретил Государь Император Павел I расселяться евреям в крупных городах Государства Российского, ибо именно от денежных соблазнов началось развращение человечества.

Не просто так современная Европа уже разрешила однополые браки, содомию с младенцами, животными и расчленение человека на отдельные органы. Что может дать человеку и человечеству жизнь с опасениями не быть изнасилованным в любое время или съеденным заживо? Обезопасить существование человечества можно только одним способом – повторить запрет Павла Петровича, ибо погибнет не только цивилизация, а и сама планета может быть взорвана служителями Сатаны.

Зачатки дьявольского разгулья в России начинались именно в эпоху Никонианства, то есть уничтожение Истинного Православия в угоду стремлениям овладения всем миром. Царь Алексей Михайлович Тишайший покорился вкрадчивым увещеваниям Никона о том, что Москва является Третьим Римом и что Четвёртому не бывать! А значит, надо прибирать под своё крыло все ближние и дальние государства, ибо стаду нужен мудрый пастух, желающий пасти своих овец под омофором самого патриарха.

Триста лет понадобилось пособникам Сатаны, чтобы перепробовать на русском народе все силы уничтожения и бесправия. Но русский народ не удавалось сломить, поскольку монархия под властью Богородицы защищала Государство и государственность. Тогда в ход была пущена самая ядовитая и гнусная ипостась человека: развращение во всех обличиях сознания и даже в невинных помыслах с младенческих лет.

Подумать только: если у родителей отбирают ребёнка на основании каких-то справедливых законов, сочинённых ворьём, и начинают сызмальства вбивать в детскую головку, что содомия, предательство, зависть и пр. – самые лучшие человеческие качества, то какая сущность или точнее сказать монстр вырастет из этого малыша?! Во всяком случае, точно не человек. Ведь злодеями не рождаются, злодеями становятся под неусыпным воспитанием.

Чтобы избежать превращения русских в весёлую жидовскую мишпуху[82] Шура готова была пожертвовать собой. Именно с таким настроением она отправилась в этот раз навестить свою двойняшку.

Зазеркалье встретило путешественницу миллионами радуг, расплывавшимися потоками душной тёмной жидкости, как на скотобойне, буйным смешением красок, будто все земные трансвеститы собрались здесь, чтобы устроить радужный праздник торжества гениталий. К счастью, всё это закончилось под струями кровавого дождя.

Оказавшись в теле двойняшки, Шура ещё чувствовала, как по лицу стекают кровавые капли и зябко передёрнула плечами.

– Что с тобой Феодосия Прокопиевна? – услышала она участливый мужской голос.

– Худо мне, Андрей Иванович! Сон вещий был. Уж утро на дворе, а в очах темно, – отозвалась двойняшка, передёрнув плечами. – Худо мне с тобой. Но и без тебя жизнь не в радость. Не было меня всё это время не потому, что лицезреть не хотела, а потому, что замуж высокородной вдове за тебя выйти сам Царь не позволит. По сему решила я стать монахиней и через три недели поста строгого мой духовный отец протопоп Аввакум постриг меня. Отныне рече меня инокиня Феодора.

– О горе мне, грешному! – воскликнул собеседник Феодосии Прокопиевны, одетый в боярский кафтан бардового бархату, шитый золотыми галунами. – О горе мне! Ведь и ты мне люба, горлинка моя!

– Знаю, сокол мой ясный! Всё знаю, всё ведаю. Только не судьба нам вместе жизнь коротать. Проведал Алексей Михайлович о моём непокорстве никонианскому изуверству над Православной верой и решил сгубить на людех, ибо непотребно было русскому люду перед Сатаной кобениться, – призналась инокиня Феодора. – Заступиться же на сей час некому. Царица Мария Фёдоровна в бозе почила. Муж мой Морозов Глеб Иванович и брат его Борис Иванович, царский дядька, и того раньше представились. Отца моего духовного протопопа Аввакума Государь опять в острог на севера сослал. Один ты готов за меня душу положить.

– Готов, горлинка моя! Как на духу говорю!

– Вот и ладно. Покуль грамоте не разучился, напишешь слово о житии протопопа Аввакума – надо-ть нашим потомкам знать почто царских гонений не убоялись, да Православную Веру по заповедям апостола Андрея Первозванного менять не пожелали на греческое словоблудие и не захотели кукишем креститься.

– Напишу, свет мой, всё как есть напишу, – пообещал Салтыков. – Я и о тебе инокиня Феодора-Великомученница напишу. О святых подвижниках будет помнить Русь Великая во все времена. А ныне по велению Алексея Михайловича сам не пойму, как никониане младенцев крестят. У нас по-старому читают: «Молим Тебя, Господи, да изыдет с крещающегося дух лукавый», а никониане рекут: «Да изыдет с крещающегося, молим ти ся, дух лукавый». По сему Никон елико могий гнаше[83] за славою патриарха Вселенского, а получил дыру от калача сдобного, елико молит духа лукавого.

– Так. Истинно так баешь, – кивнула Феодосия Прокопиевна. – Когда Аввакума с Московского собора на севера увозили, так он прямо из саней народу вещал, де «нет Божией Правды в троеперстии, се кукиш и причастие Сатаны». Так его прямо в санях стрельцы кнутами остановить пытались, ан нет. Не дал Бог хвоста человеку, чтобы не вилял туды – сюды. Коли молишься Господу, так и молись Ему, а не его заместителю на земле. Тем более, что этот заместитель таковым не является.

Царь же Алексей Михайлович чёрную обиду на меня затаил, когда после кончины царицы Марии Ильиничны вздумал на Наталье Кирилловне Нарышкиной жениться, а меня пригласил на венчание царское титло читать. Я же сказалась «ноги мои зело прискорбны, и не могу ни ходити, ни стояти». К тому же, богатство моё Государю, яко кость в горле. С той поры он нет-нет да и отымет деревеньку-другую, А я в ответ на Красной площади сирым да бездомным милостыню раздаю. Вот он и бесится, яко бес поганый.

Болярыня замолчала на минуту, затем продолжила:

– Но я тебя об одном попрошу, Андрей… Я тебя о сыне своём попрошу, Андрей Иванович – не покинь его, единородного потомка князей Морозовых. Поскольку Государь войну мне объявил, то скоро и стрельцов за мной пришлёт. Надысь он своему мордофиле князю Ростопчину при думских рекл, дескать, «тяжко ей братися со мною – един кто из нас одолеет всяко».[84] Ежели не стерплю, ежели одолеет он меня, грешную, то не оставь дитятко моё на поругание псам безродным, коих при Государе нашем кишмя кишит. Весь Кремль опоганили.

Чу! Во дворе шумят. Знать стрельцы пожаловали. Коли меня на справу повезут, не пускай псов в палаты. Там мои подруженьки княгиня Урусова и Данилова почивают.

Тут в палаты ввалился без доклада сам патриарх Питерим, сопровождаемый чудовским архимандритом Иоакимом и митрополитом Сарским и Подожским Павлом. Уж этих-то нехристей болярыня Феодосия Прокопиевна меньше всего желала бы зреть в своём доме.

Прибывшие с ними стрельцы рассыпались по палатам, чиня сыскное дело, и вскоре из глубин дома в гостевую выгнали кровную сестру болярыни княгиню Урусову Евдокию Прокопиевну и именитую дворянку Данилову Марию Герасимовну.

Феодосия Прокопиевна, видя начинающееся насилие, не стала стоять перед гостями незванными, а возлегла на думку, сказавшись нездоровою. Тогда новый патриарх Питерим, сделав шаг вперёд, провозгласил:

– В кратости вопрошаем тя, – по тем служебникам, по коим Государь Царь причащается и благоверная царица и царевичи и царевны, ты причастиши ли ся?

– Не причащуся, – отвечала инокиня Феодора. – А тебе, служитель диавола, долго ещё гореть в адском пламени за надругание над Верой Православной.

– В цепи её, в цепи!! – заорал в бешенстве патриарх и крик его, вероятно, был слышен далеко по округе. – Ташшите её, яко пса, чепию за выю, пущай все ступени главою своею сочтёт. Утре же страдницу в струб!!

Насчёт сожжения в струбе подвижники нового патриарха были зело горазды, но тут и они засомневалися:

– Почто без царёва ведома Ваше Святейшество? – прошептал архимандрит Иоаким. – В струбе сожжём – вот те и новомученица, а такая беда последняя будет много горше, чем первая для Государя и для Отечества.

– Одеть ошейник на неё и к колоде, – скомандовал стрельцам патриарх, но голос его заметно поубавился в неистовстве. Потом злобно взглянул на подруг болярыни и прошипел:

– Этих тоже в цепи да в другие сани. Пущай Государь сам управу чинит, на то он и Царь на земле русской.

Схимницу Феодору тут же заковали в железный ошейник и потащили за ноги к саням, стоявшим во дворе. Стрельцы постарались исполнить желание патриарха, и бедная страдалица действительно пересчитала головой все ступени высокого каменного крыльца. Кровь на морозе быстро запеклась и превратилась в коросту, покрытую инеем. Железный обруч, надетый на шею болярыни, прибили скобой к большой дубовой колоде, специально положенной в сани.

К таким колодам при Алексее Михайловиче Тишайшем прибивали закованных в цепи особо опасных преступников. Знать Царь-Государь действительно боялся слабой женщины, как чёрт ладана. А чего боялся-то? Ведь если он прав и Никон с его согласия так поисправил Православие, что ни в сказке сказать, ни пером описать, так чего бояться-то? Бог он в Царстве Небесном Бог, а здесь, на земле грешной, Царь всем и Отец, и Судия.

Пленниц повезли в царскую подклеть мимо Чудова монастыря да царских палат. Народ в это время уже выходил из Воскресенской церкви после литургии и все в ужасе замирали, поскольку каждый москвич, да и многие гости знали болярыню Морозову в лицо. Все чтили её, как заступницу рода людского, а патриарх Питерим невольно подложил Государю такую свинью, что род Романовых исчезнет с земли русской за одно только богоборчество Алексея Михайловича Тишайшего.

К тому же, когда сани проезжали под зимним переходом из царских палат в Чудов монастырь, болярыня, узрев за окнами Царя, подняла над головой двуперстие и голосом, вмиг получившим неуёмную силу, рекла в толпу:

– Се есть Крестознамение, каким осенял Себя и апостолов Иисус Христос! Кто чтит Бога, а не идола Никона, будет блюсти истинное Православие. Род же Романовых истончается еси, яко царёк Алёшка поднял руку на Отца Небеснаго. За то будет поруган монарший трон игом жидовским! Не весть царьку силы истинной Веры Православной, ибо Сатане поклоняется!

– В струб еретичку, в струб! Сжечь на Болоте! – заорал что есть силы Алексей Михайлович. – Ныне же велю митрополиту Сарскому Павлу струб изготовить!

– Сжечь еретичку ты всегда успеешь, Царь-Государь, – разумно молвил князь Ростопчин в ту пору оказавшийся рядом. – Вели лучше заточить непокорную и подруг ея в Боровском монастыре в яму пристенную, где сама с голоду околеет…

Шура очнулась от пронзительного холода, пробирающего до костей. До сих пор она не представляла, что вместе с двойняшкой можно испытывать такие тяжкие муки. К тому же сознание не хотело возвращаться на круги своя, и девушка пребывала в неведении, где она и что с ней? Но вся её ментальная сущность оставалась в теле истязуемой болярыни и не покидала его с момента ареста. Сознание Шуры отключилась, когда один из стрельцов больно ударил болярыню Морозову пищалью, чтоб та замолчала и перестала нести ересь противу Государя. Видимо, удар дополнительно раскроил череп страждущей схимнице Феодосии и двойняшки вместе потеряли сознание. Но сама инокиня очнулась гораздо быстрее, ещё до того, как её вместе с княгиней Урусовой и дворянкой Даниловой отвезли по этапу и бросили в яму возле стен Боровского монастыря.

Очнувшись, Шура поняла, что по времени она уже давно должна возвратиться в свою эпоху. Но время – такая капризная и прихотливая субстанция, которой нипочём все физические и психологические нормативы. Она пыталась нащупать заветную ладанку на шее двойняшки, но увы, на груди инокини отсутствовал даже нательный крестик. Видать, правила поведения российских вертухаев начались ещё с семнадцатого века или гораздо раньше, когда у каторжников отнимали пояса, нательные кресты и даже шнурки. Впрочем, в семнадцатом веке шнурков ещё не было.

Шура поднесла руку к лицу и вдруг увидела свои пальцы со сломанными грязными ногтями. Оказывается темнота была не внутренняя, а внешняя. Присмотревшись, она увидела возле противоположной стены две кучи тряпья. Интересно, что бы это могло быть? Но ни пошевелиться, ни доползти до соседней стены у Шурочки, вернее, у её двойняшки, не хватило бы никаких сил. Из уст страстотерпицы пролился глухой стон, похожий на предсмертное хрипение убитой безжалостным охотником молодой лани. Будто услышав её стон, тяжёлая деревянная крышка на яме отъехала в сторону, пронзительный луч света проник в узилище, мгновенно ослепив болярыню, и кто-то сверху опустил лестницу.

Послышались мужские голоса и в яму спустились трое стрельцов. Двое из них принялись убирать кучи тряпья, валяющиеся у соседней стены, а третий присел возле узницы.

– Ну, что, болярыня Феодосия Прокопиевна, до сих пор будешь кобениться? Вона твои сподружки уже преставились. Знать дыбу – милость царскую – не вынесли и ране тебя на Суд Божий отправились. И ты, похоже, до утра не дотянешь.

– Дай хоть яблочка, мил человек, – прохрипела схимница. – Хоть корочку хлеба.

– Дал бы, отчего ж не дать, – рассудительно ответил стрелец. – Да с меня сотник за эту корочку семь ремней из спины выкроит. Так что не обессудь, помилуй меня, болярыня. Покорилась бы ты Государю нашему, он бы тебя пуще всех возвеличил.

– Ну, не можешь, так не можешь, – голос болярыни погас, и что-то ещё просить у неё просто не было сил. – Когда смерть рядом, жизнь превращается в бессмертие… Поди, скажи своему царю, пусть читает Евангелие от Луки главу четвёртую с первого стиха по четырнадцатый…

На сём узница замолчала совсем, видать, речи у неё отнимали слишком много сил.

Однако когда стрелец собрался лезть наверх, инокиня Феодора обратила к нему лицо и прохрипела:

– Ежели ты христианин, то смилуйся, принеси мне крест нательный и ополосни мою рубашку, ибо сама чувствую смерть неминучую.

– Рубашку? – стрелец опасливо посмотрел наверх, но там было тихо. Видимо его сотоварищи понесли усопших женщин замуровывать в стенах.

– Вот, на те крест, – стрелец снял с себя нательный крест и протянул болярыне. – А рубаху… рубаху сымай быстрее, я пока отвернусь.

У Великой узницы хватило сил подняться и скинуть с себя нижнюю рубаху, уже ставшей серою с грязными разводами. Стрелец затолкал рубаху под свой кафтан и полез наверх. В яме опять стало темно. Только Шура на этот раз начала различать какие-то тени, ютившиеся по углам пристенной ямы.

Казалось, время опять начало какие-то свои выкрутасы прямо в яме. Что это такое – либо пляски зазеркальных теней, либо зазеркальная пляска духов – Шура пока понять не могла. Эту цветную какофонию не испугала даже вновь открывшаяся крышка ямы. Но никто опускать лестницу не стал, лишь к ногам узницы упал свёрток, в котором находилась мокрая, но уже чистая женская рубаха.

Шура поняла, почему она так задержалась в не своём времени, почему при перемещении в этот раз всюду мелькали разноцветные сполохи – ей было отведено стать проводницей схимницы Феодосии в мир Зазеркалья. Святые души – очень дорогое лакомство для рогатого. Но если душа Феодосии Прокопиевны попадёт туда, куда надо, значит, Богородица сумеет спасти Россию от жидовского засилья, которое предсказывали многие русские старцы, и какое наблюдала сама путешественница во времени.

Когда разноцветные пятна подобрались слишком близко, Шура позволила им ухватить себя в охапку и утащить в какое-то подземелье, где было довольно тепло, веял свежий ветерок, и доносилось беззаботное пение птиц. Шура непроизвольно оглядела себя: здесь она оказалась, словно в своём теле, даже одежда та самая, в какой девушка была перед отправкой в последнее путешествие, а на спине висел маленький кожаный рюкзачёк, с которым она ездила в Аркаим.

Девушка влезла в рюкзак и обнаружила там наливное яблочко, дарованное Перуном и хрустальное яйцо – ключ от Зазеркалья.

Вдруг всё стихло, как перед бурей. Буря себя ждать не заставила и налетела с вожделенным посвистом ветра, с колючим холодом, опять оковавшим сознание.

В подземелье показались какие-то воины, во главе которых шествовал молодой мужчина в рыцарских доспехах. Воин направился прямо к Шуре.

– Спешу с поклоном к тебе, болярыня, и прошу пожаловать в наше Зазеркалье. Смею надеяться, что здесь покажется лучше, чем в пристенной яме.

Что-то очень знакомое почудилось Шурочке в голосе встретившего её рыцаря. Приглядевшись, она чуть не ахнула:

– Терёшечка?!

Рыцарь вздрогнул, стал тоже приглядываться к своей собеседнице.

– Ты?! – вскричал он. – Откуда?! Я ведь прибыл, чтобы встретить и приветить болярыню Морозову! Наш хозяин давно ждёт болярыню и тут ты?!

– Какой хозяин? – осведомилась Шура.

– Как это какой? – вопросом на вопрос ответил рыцарь. – Люцифер[85] конечно!

– Зачем же князю тьмы понадобилась русская святая? – хохотнула Шура.

– Он не князь тьмы, а князь света!.. Воздушный светоч!..

– За душой страстотерпицы Феодосии сей час явились те, кто поможет ей добраться до истинного света ради спасения моей Родины от таких вот воздушных аггелов, в которого превратился и ты, мой хороший друг, – горькие слова задели что-то ещё светлое в сознании бывшего друга путешественницы во времени.

– Я не один здесь! – будто защищаясь произнёс рыцарь. – Со мной Адрамелик, Ариэль, Ариок и Рамиэль – ангелы, которые не любят человеков-архантропов и готовы очищать мир от непослушных!

– Кого же ты называешь непослушным? – удивилась Шура. – Уж не мою ли двойняшку болярыню Морозову, вставшую против исправлений Божьих Заветов и Молитв? Так её с Божьей помощью забрали истинно светлые ангелы.

– Ты! – заорал рыцарь. – Ты помешала нам сделать доброе дело!

– Да, это я, – согласилась девушка. – Но ты уверен, что исполняешь действительно доброе дело? Давай так. Ты сейчас откушаешь это яблочко, а потом мы решим, кто из нас прав и что делать дальше.

С этими словами путешественница достала из рюкзачка наливное яблочко и протянула Терёшечке. Тот отпрянул было, но, не видя ничего опасного, замер. Однако руку с эфеса меча убирать не собирался.

Шура попыталась улыбнуться и протянула ему яблоко:

– Держи, не бойся. Никто тебя обижать не собирается. А выбрать свой путь, своё спасение можешь только ты сам.

Но слова девушки вызвали в рыцаре неуёмный и непонятный гнев:

– Ты! Истинно ты виновна во всех неурядицах! А сейчас, словно Ева, пытаешься накормить меня отавой?! Не бывать тому!

Терёшечка выхватил меч и отсёк руку женщины, в которой, как ему казалось, зажат дьявольский соблазн. Странно, но Шура не почувствовала боли, лишь сила удара отбросила её к стене. Девушка упала, ударившись головой о камень. Второй рукой она нащупала хрустальное яйцо в рюкзаке и со всей силой, какая у неё только была, ударила хрустальным ключом о базальт пещеры. Яйцо послушно рассыпалось на миллионы осколков. Шура набрала осколков в горсть.

– Учись принимать поражение, ибо побеждает только Истина! – закричала путешественница и швырнула осколками яйца в Терёшечку, превратившегося в рыцаря тьмы, и стоявших за ним серых ангелов. Хрустальные крошки коснулись всех, пришедших в пещеру за душой болярыни Морозовой, и воины тьмы попадали замертво.

– Странно, – подумала Шура, теряя сознание. – Где-то я это уже видела…

Примечания

1

St.Germain, «La Tres Sainte Trinosophie» – единственная копия уничтоженного оригинала рукописи Сен-Жермена. Хранится а архиве центральной библиотеки Труда в Париже.

(обратно)

2

Sor lemahela haschar (др. евр.) – возвратись певец к началу.

(обратно)

3

Архантроп – (хомо-сапиенс неандерталиенс – пращур архантропа), обладает инстинктом алчного хищника, самой упрощённой речью и врождённым стремлением к убийству ради убийства.

(обратно)

4

Здесь и далее представлены истинные высказывания знаменитостей.

(обратно)

5

Аксиома – на требующая доказательств теорема.

(обратно)

6

Инкуб – (инкубон, инкубониус, лат. incubus, от incubare, «возлежать сверху») – в средневековых легендах распутныйдемон, ищущий сексуальных связей с женщинами. Его также называют: alb (нем.), duende (исп.), folleto (итал.). Соответствующий ему демон, появляющийся перед мужчинами, называется суккуб. Демоны и духи природы, завидуя бессмертию человеческой души, стремятся дать такую душу своему потомству через союз с людьми.

(обратно)

7

В.Шекспир. «Ромео и Джульетта».

(обратно)

8

Казимира Стоянова, «Ванга, ясновидящая и исцеляющая».

(обратно)

9

Там же.

(обратно)

10

Рихард Ханнинг, «Неведомые земли».

(обратно)

11

Эгисхъяльм (др. скан.) – шлём ужаса, оберег.

(обратно)

12

Евангелие (Мф. 26:34)

(обратно)

13

Солея (церк.) – возвышение вдоль алтаря.

(обратно)

14

No comilfo(фр.) – Не красиво.

(обратно)

15

> Quell horreur (фр.) – Какой ужас.

(обратно)

16

Полиандрия – многомужество

(обратно)

17

Чуба – тибетский нагольный халат

(обратно)

18

Дацан – ламаистский храм

(обратно)

19

Чортэнь – придорожная молельня (тибет.)

(обратно)

20

Лэм – дорога высоко в горах (тибет.)

(обратно)

21

Тетраскеле – античная свастика.

(обратно)

22

Соёмбо – Древнейшая китайско-монгольская идеограмма. Подорожные письмена.

(обратно)

23

Саджад – молитвенный коврик

(обратно)

24

«Община», книга бесед Н. Рериха с мудрецами Бон-По.

(обратно)

25

ЗФИ – аббревиатура картографов, то есть Земля Франца Иосифа

(обратно)

26

Пламя онгона – адская сущность

(обратно)

27

«Авеста» – священная книга Зороастризма.

(обратно)

28

Ф.М.Достоевский, «Дневники».

(обратно)

29

Н.В.Гоголь, «Духовная проза».

(обратно)

30

Лев Дави́дович Тро́цкий (псевдоним, также: Перо́, Антид Ото, Л. Седо́в, Стари́к и др.); имя при рождении Лейб Давидович Бронштейн[1][2][3]; 26 октября [7 ноября] 1879; село Яновка, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, Российская империя (ныне Береславка, Кировоградская область, Украина) – 21 августа 1940; Койоакан, Мехико, Мексика) – революционный деятель XX века, идеолог троцкизма – одного из течений марксизма. Дважды ссыльный при монархическом строе, лишённый всех гражданских прав в 1905 году. Один из организаторов Октябрьской революции 1917 года, один из создателей Красной армии. Янкель Мовшович Гаухман, Яков Михайлович (Мовшович) Свердлов родился 22 мая (3 июня по новому стилю) 1885 года в Нижнем Новгороде, на Покровке (впоследствии – улица Свердлова). Отец Мираим Израилевич (по другим данным, Мовша, ибо в документах часто упоминается отчество Я. Свердлова – Мовшович) был не «ремесленником-гравером», как сообщается в статье о Свердлове в БСЭ, а владельцем граверной мастерской. Настоящую фамилию отца сам Яков почему-то нигде не указывает. Мало кто знает, что 27 октября (9 ноября) 1917 года, на второй день после переворота, на первом заседании ВЦИК Председателем ВЦИК был избран Л. В. Каменев (Розенфельд). Но в связи с дезорганизаторской политикой и неподчинением ЦК Каменев через одиннадцать дней был смещен с поста Председателя ВЦИК. 8 (21) ноября 1917 года его на этом посту заменил Свердлов. Выдвинул его кандидатуру именно В. И. Ленин. Ярый сторонник тоталитарного садизма в отношении русского народа. Создатель движения расказачивания и убийства Царской семьи.

(обратно)

31

Лонгин – центурион, пронзивший грудь распятого Иисуса Христа.

(обратно)

32

Грейдер – проезжая дорога.

(обратно)

33

Хатра – доисторическая мера длины, равная примерно 33-м километрам.

(обратно)

34

Лемех – деревянная пластина, вырезанная из осины и напоминающая лист дерева.

(обратно)

35

Грифон – мифический крылатый лев, живущий в Гиперборейских странах.

(обратно)

36

Макошь (мать сыра-земля), Сирин – красивые девушки, живущие вдалеке от людей, но обязательно у воды.

(обратно)

37

Иркуйем-Богал – в Сибири, на Урале, на Алтае – медвежий бог, разговаривающий на человеческом языке.

(обратно)

38

«Кошка» – матросский крючок с тремя концами, цевьём крепящийся к тросу. Использовались при абордаже.

(обратно)

39

Ирий – рай (старорусское понятие). «Боянов гимн» из «Велесовой книги».

(обратно)

40

Аримаст (старорусское понятие) – трёхглазый или одноглазый уродливый великан.

(обратно)

41

Явь – мир зримый, солнечный; Правь – поднебесный мир Зазеркалья; (древнеславянское)

(обратно)

42

Кумара (старославянское) – величальная, исполняющаяся девицами. Ныне считается ритуальной песней ведьм.

(обратно)

43

Мнёва (др. рус.) На Москве во Мнёвниках жили рыбари, получившие боярские шапки только за то, что к столу Ивана Грозного сумели подать восхитительное блюдо, приготовленное из стерляди.

(обратно)

44

Скимен (старославянское) – львёнок

(обратно)

45

Ползок перстный (старославянское) – скользкий коридор (земляной, т. е. сквозь всю планету)

(обратно)

46

На полпути увидишь акацию – отражение растущей из Алатырь-камня. На нём плоды, какое сорвёшь – такая судьба выпадет(старославянское).

(обратно)

47

Пира (старославянское) – сума, котомка.

(обратно)

48

Пьер де Натр-Дам – родной дядя Мишеля де Натр-Дама (Нострадамуса).

(обратно)

49

Клерикальная партия – как указывает самоё слово (от clerus – клир), ставит себе задачей усиление власти и значения церкви, именно католической. Клерикальная. партия возникает вместе с парламентаризмом, хотя клерикализм, как мировоззрение и политический идеал, тесно связанный с католицизмом, значительно древнее..

(обратно)

50

ka-han – хан ханов, величайший статус монарха, то есть Царь Мира.

(обратно)

51

Обезьяна Бога — одно из многочисленных прозвищ дьявола.

(обратно)

52

Могендовид (евр.) – Звезда Дави́да (ивр. מָגֵן דָּוִד‎ – Маге́н Дави́д, «Щит Давида»; в идише произносится могендо́вид) – древний символ, эмблема в форме шестиконечной звезды (гексаграммы), в которой два равносторонних треугольника наложены друг на друга…

(обратно)

53

Пардус (ст. слав.) – барс.

(обратно)

54

Ясы и касоги (др. слав.) – аланы и адыги.

(обратно)

55

Майродом (фр.) – В связи с ослаблением королевской власти династии Меровингов в середине VII века начинает приобретать особенную силу должность майордома. Трудно определить первоначальное значение этой должности. Но в дальнейшем майродомы исполняли обязанности мэра города или управляющего дврцом.

(обратно)

56

Рейтер [нем. Reiter – всадник] – средневековые немецкие всадники, служившие нередко по найму во Франции.

(обратно)

57

Бафомет (ивр.) – одно из имён сатаны. Статуя Бафомета была обнаружена в подвале замка тамплиеров, из-за чего гроссмейстер ордена Жак де Моле был приговорён к сожжению на костре.

(обратно)

58

Солея (ивр.) – возвышение в скиниях, а потом в православных храмах.

(обратно)

59

Денье – самая мелкая монета в средневековой Франции.

(обратно)

60

Здесь и далее: заимствовано из подлинных источников

(обратно)

61

КОИТУС – (лат coitus – совокупление, синонимы – копуляция, копулятивный акт, половое сношение, половой акт, совокупление, соитие, траханье [вульгарное]).

(обратно)

62

Гаррота (франц.) – быстрое удушение палачом перед казнью.

(обратно)

63

Геродот.

(обратно)

64

Махабхарата.

(обратно)

65

Там же.

(обратно)

66

Фраза, высказанная президентом Путиным на съезде в Челябинске для газеты «Ведомости».

(обратно)

67

Повойник (ст. рус.) – женский головной убор, который носили замужние женщины. У более состоятельных повойник всегда украшался жемчугом и множеством серебряных монет.

(обратно)

68

Чёлка – лента на чело с бусинами; Накосник – треугольник из бересты, обтянутый парчой.

(обратно)

69

Кричка рогатая или венец – праздничный женский головной убор, который в повседневной жизни заменяли кокошником.

(обратно)

70

Пожрать, поспать, погадить, потрахаться и подохнуть.

(обратно)

71

Здесь и далее приведены фразы, произнесённые протопопом Аввакумом и записанные в летописях.

(обратно)

72

Откр. (2:3,4)

(обратно)

73

Различные церковные богослужения.

(обратно)

74

Типикон (Типик) (Τυπικόν), или Устав, церковно-богослужебная книга, содержащая в себе систематическое указание порядка и образа совершения православных церковных служб. Михаил Скабалланович писал о Типиконе: «книга с таким заглавием хочет не столько узаконить его малейшие частности, устраняя в нём всякую свободу отправителей, сколько хочет нарисовать высокий идеал богослужения, который красотою своею вызывал бы всегдашнее невольное стремление к его осуществлению, в полной мере может быть и не всегда возможному, как и осуществление всякого идеала, следование всякому высокому образцу. Таков по существу и весь закон Христов, неосуществимый вполне во всей его небесной высоте, но божественным величием своим возбуждающий неудержимое влечение в человечестве к его осуществлению и чрез то животворящий мир».

(обратно)

75

Пс. 90

(обратно)

76

Иркуйем– Богал (Сиб. просторечие) Медвежий бог, ничем не отличающийся от обычного бурого медведя, разве что в два раза больше ростом и намного проворнее обычного мишки.

(обратно)

77

(Житие – Памятники литературы Древней Руси. ХVII век. Книга вторая. М., 1989, с.356). Здесь Аввакум прямо поступил «по Прологу».

(обратно)

78

(ПС. 19:7; 20:6; 90:15–16;)

(обратно)

79

(Дан. 12:1)

(обратно)

80

Историческое сказание «Вещий инок».

(обратно)

81

Английское слово «holocaust» заимствовано из латинской Библии (где используется в латинизированной форме holocaustum наряду с holocau(s)toma и holocaustosis), а там оно происходит из греческих также библейских форм λκαυ(σ)τος, λκαυ(σ)τον «сжигаемый целиком», «всесожжение, жертва всесожжения», λοκαаτωμα «жертва всесожжения», λοκατωσις «принесение жертвы всесожжения»; в русском языке употреблялось в формах «олокауст» и «олокаустум» («Геннадиевская Библия» 1499 г.), в «Письмовнике» Курганова (XVIII век) употреблена форма голокость с толкованием «жертва, всесожжение». В английском термин «holocaust» в близких к нынешнему значениях употребляется с 1910-х годов (первоначально по отношению к геноциду армян в Османской империи и еврейским погромам времён Гражданской войны на украинской территории), а в современном значении истребления евреев нацистами (с прописной буквы) – с 1942 года. Широкое распространение получил в 1950-е годы благодаря книгам будущего лауреата Нобелевской премии мира писателя Эли Визеля. В советской прессе появляется в начале 1980-х, первоначально в форме «холокауст», позже в нынешнем виде, подражающем английскому произношению.

(обратно)

82

Мишпуха – (еврейск.) семья (особенно большая); компания ◆ Как же ― в благопристойной и благочестивой еврейской мишпухе такой урод вырос.

(обратно)

83

Никон елико могий гнаше… (ст. слав.) – погнался со всех ног

(обратно)

84

Фраза стала известной в народе и придала инокине Феодоре образ народного заступника.

(обратно)

85

Люцифе́р (лат. Lucifer «светоносный», от lux «свет» + fero «несу»; в том же значении – др. – греч. Эосфор или Фосфор, др. – рус. Денница) – образ «утренней звезды» в римской мифологии; в христианстве с XVII века – синоним падшего ангела…

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg