«Циклопы»

Циклопы (fb2) - Циклопы (Циклопы - 1) 1163K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Оксана Николаевна Обухова

Оксана Обухова ЦИКЛОПЫ

1 часть

Воняло больницей. Хлоркой-карболкой-аптекой. Мокрыми бинтами.

Едва нос рассортировал запахи, у Бори, как у любого нормального мужика рефлекторно подвело живот. Воспоминания нахлынули…

Не к ночи бы. Припомнился больной живот и выбитые зубы.

Завьялов приоткрыл глаза. На лице лежала огромадная серая тряпка.

И тишина.

«Вытрезвитель, — обреченно предположил Борис. В вытрезвителе он ни разу не бывал (выбитые зубы выступают по иному поводу). Но иного объяснения происходящему элементарно не нашлось. В членах наблюдались: вялость, тремор, слабость. Голова гудела пустым помойным ведром, язык царапал небо, как подошва кирзового сапога: — Косолапов, сволочь, в ушел в обещанный штопор…, затянул с собой зараза».

Непослушной, корявой рукой Борис скинул на пол длинную простыню с отвратительными разводами. Из-под простыни выполз низкий плиточный потолок. Судя по близости стен, Завьялов лежал в длинном коридоре. Практически темном; в необозримом далеко тихонько и одиноко тлела лампочка. Плитки потолка странно размывались, Борис прищурил один глаз — зрение сфокусировалось. Открыл второй — поплыло…

Жесть. Вначале отказало правое ухо, теперь вот глаз. Но почему-то — левый.

Завьялов попытался сосредоточиться… Вспомнить хотя бы фрагментарно чего творил, как докатился…

Тупик. Последним четким воспоминанием была больница, куда он пришел встретить выписавшегося друга Колю Косолапова.

Пришел один. Поскольку болезнь с Косым приключилась — стыдная. Не из тех над которыми хихикают девочки, а из тех над которыми мужики в курилках ржут: десять дней назад на носу Коляна вскочил матерый прыщ. Косолапов попробовал лечить его вначале народными средствами, затем аптечными, прыщ взбесился — с температурой под сорок Колян потопал в больничку, где его напугали смертельной статистикой таких прыщей до самой невозможности. И предложили (убедили) лечь в стационар.

В стационаре Колину задницу обкололи щедро и моментально. Если бы не волоокая медсестра Раечка, опомнившийся от зомбирующей прыщавой статистики Косой сбежал бы из больнички тем же вечером. Но Рая… Рая была, райской птицей. К огорчению Косого, оказавшейся бесповоротно влюбленной в загорелого интерна Гоги.

Этот прискорбный факт до Косолапова дошел чрезвычайно поздно. Когда на огромной байкерской попе Коли уже практически не осталось живого места, а дело само собой докатилось до выписки…

Завьялов шел встречать друга, пережившего любовное фиаско, не с цветами, а с фляжкой коньяка в кармане. Косой заранее предупредил, что собирается утопить больничную лав-стори в ведре водяры с пивом…

Похоже — утопил. Захватив с собой и друга Борю.

«Это сколько же мы выпили?! а?!» — болезненно прищурился Завьялов. Он не любил ощущения искаженного сознания, напивался крайне редко — по пальцем перечесть. Если сейчас не может вспомнить, как (и за что?!) оказался в этом коридоре — побил рекорд: раньше память не отказывала.

Борис приподнял голову, кривясь и морщась от каждого движения, поглядел на пол…

Внизу увидел не только терракотовые плиты пола и подозрительную тряпку-простынь, но и колесики.

Я на каталке, понял Завьялов. Валяюсь на каталке в каком-то коридоре, был накрыт вот этой дрянью… Наверное, — замерз, накрылся с головой.

Разглядывание пола и тряпки отобрало силы. Борис снова рухнул, вытянулся на каталке; голова кружилась, как после длительного бега в гору. Ощущение полнейшего бессилия было на столько непривычно для тридцатилетнего, крепкого мужика, что появились слезы.

«Докатился! — обругал себя Завьялов. — Довыступался! с каталки сползти не могу, лежу рыдаю, твою мать! — В забитом хлористыми больничными ароматами носу забулькали и засвербел сопли. Недавно крепкий тридцатилетний мужчина шибко разозлился: — Давай вставай, чмо позорное! Харе лягушек разводить!»

Самокритика ожидаемо подействовала. Завьялову показалось, что он сейчас резко, обеими руками оттолкнется от каталки, одним рывком восстанет…

Клешни вяло поскребли каталку. Локти подло подогнулись.

Сцепив зубы, поминая Косолапова нехорошими словами, Боря кое как умудрился сесть и свесить вниз ноги, одетые… в какие-то странные синие треники.

Застойные спортивные штаны с пузырями на коленях выглядели нереально. Не вполне доверяя разладившемуся зрению, Завьялов пощупал брючину…

Шерстяные, твою мать. Не показалось: он сидит на каталке в изгвазданных синих трениках, пошитых на социалистической картонажной фабрике во времена беспечного застоя.

«Это где же меня так приодели? — прикинул Боря. — Это с каким же контингентом я нагваздался…»

Загадка. Разгадка потонула в тугом похмельном тумане после обещанного ведра водяры с пивом. Переодеть Бориса Михайловича Завьялова из купленных в Риме джинсов в замызганные шерстяные треники…, пожалуй, не получилось бы ни у кого из знакомых.

И не потому, что Боря привередлив — на безрыбный случай и подштанники одежда. А потому, что никто из его друзей не хранит на антресолях тюки с пересыпанным нафталином тряпьем. Приятели такими портками лучше пол разово подотрут…

Так что, тут головоломка для трезвой головы. Прищурив левый глаз, Завьялов прикинул расстояние до пола и, покряхтев, спрыгнул с каталки.

Прыжок превратился в затяжной полет! По расчетам Бориса ноги должны были встретиться с полом буквально сразу — роста в Боре почти метр девяносто. С каталки же Боря летел, как первоклашка с подоконника! как яблоко с верхушки дерева! парашютистом с запутавшимися стропами.

Шлепок о пол прошел болезненно.

Каталка от неловкого движения ушла в сторону, громко врезалась в стену!

Завьялов, с отбитыми коленями, стоял в позе заблудившейся собаки и потерянно крутил башкой: «Твою мать! Косолапов зараза, что — три дня поил каким-то суррогатом?!»

Медленно, охая и хватаясь за поясницу, Завьялов встал на ноги. Пока окончательно распрямлялся, пол несколько раз пытался вздыбиться. Стены ходили ходуном и расплывались, Борис тяжело рухнул плечом на гладкий стеновой кафель — закашлялся.

Поглядел вперед: метрах в двадцати из стены торчал смутный белый овал неправильной формы. Почти привычно прищурив левый глаз, Завьялов опознал в нем фаянсовую раковину.

Вода! там есть ВОДА!!

Боря оттолкнулся от стены и, придерживаясь о нее трясущейся рукой, ходко заковылял вперед. Когда до вожделенного крана оставалось не более пяти метров, в стене возник освещенный провал.

Боря упорно ковылял к воде. Из провала показалась взлохмаченная блондинистая головка. Чуть позже показалась и вся девушка в расхристанном медицинском халатике…

Завьялов прохрипел нечто, отдаленно напоминающее «здрасьте, мне б попить…».

Девчонка заголосила так, словно Боря шел ее зарезать! Огромным мачете, как в низкопробных фильмах ужасов. Из разинутого рта девчонки несся оглушительный визг, через секунду из дверного проема показалась вторая голова. Мужская. Того самого парня, что девушку качественно взлохматил и халатик расстегнул.

Секунду поглядев на ковыляющего Борю, парень тоже проявил неадекватность. Громко выматерившись, схватил подружку поперек полуголой талии и втянул за дверцу, на которой, прищурившийся Завьялов прочитал табличку «Не входить. Служебное помещение».

А ну их на фиг.

За дверцей истерила ненормальная девица, глухо басил перепуганный мужской голос… Завьялов шел к цели.

На кране оказались через чур тугие ручки. Борису показалось, что он скончается от жажды, пока закапает вода… Облепив губами жадный кран, Завьялов всосал в себя первый ручеек, когда ручка наконец поддалась — едва не захлебнулся… Но пил и пил. Отфыркивался, прополаскивал под тугой струей раздувшиеся щеки, топил, промывал одеревеневший, ссохшийся язык, попутно думал. Холодная вода как будто промыла не только рот, но и извилины. Они шуршали все резвее и резвее: «Не вытрезвитель, — рассуждал Борис. — Больница. Мне стало худо… — Последним четким воспоминанием служило приемное отделение больницы, где Завьялов поджидал Косого. Потом…, он, кажется, подумал о том, что раз уж оказался здесь, не худо бы показаться отоларингологу, предъявить тому оглохшее правое ухо… Вроде бы, реально подходил к пожилой тетке в белом халате, спрашивал, где разыскать нужного специалиста… Дальше — провал. И пробуждение в темном коридоре. — В больничке не было свободных мест в палатах? — раздумывал Борис. — Меня сгрузили на каталке в коридоре?.. Странно. Точнее — коридор какой-то странный». Завьялов оторвался от крана, поднял голову…

Над умывальником висело зеркало. Из зеркала глядел старик.

Завьялов резко оглянулся!

В пустом коридоре не было никакого старика. Борис здесь был один. Стоял, опираясь руками об умывальник, по подбородку и шее медленно стекала ледяная вода.

Осторожно, боясь поверить в сумасшествие, в присутствие глюка в глубине полированного стекла, Борис скосил глаза на зеркало… В темном зеркальном провале шевелилась голова.

Но рядом этой головы не было! Был только Борис Завьялов в синих тренировочных штанах и такой же олимпийке! Поверх олимпийки Завьялов разглядел растянутый трикотажный жилет в полосках и оленях… Поднял глаза выше…

Лицо старика. С зеркально прищуренным глазом!

Борис поднял руку…, ощупал подбородок… Пальцы еще не встретились с дряблой щетинистой кожей, а Завьялов уже знал, ч т о он нащупает! Старик в зеркале в точности повторил его движение!

Рука обвисла и сама собой нашарила опору — холодный фаянс раковины. Горло схватил тугой, удушающий спазм… Секунд сорок…, или час, Завьялов смотрел на отражение.

Даже если представить, что в приемном покое Борис упал не в обморок, а сразу в кому, то это ничего не объясняет. Пролежи он в коме, хоть сорок лет, а потом очнись — э т и м стариком он быть не может! Из зеркала на Завьялова таращился ошарашенный дядька лет восьмидесяти с гаком, невысокого роста — не больше ста семидесяти пяти! — с вытянутым, куполообразным лысым черепом. Даже если предположить, что в коме Боря усох на двадцать с лишним сантиметров, такого черепа у него быть не может! не младенец, черт возьми, форму черепа уже не изменить какими-то колодками!

И нос. Чуть удлиненный, с выгнутыми хищными ноздрями.

А у Бори с младенчества — простой и мощный румпель.

Глаза… Дьявол побери, не видно какого они цвета! Но форма и разрез не те, глаза близко посажены…

Завьялов отпрянул от зеркала, руки потеряли керамическую опору… Будь коридор немного пошире, Борис упал бы навзничь. Но так лишь налетел спиной на противоположную стену и замер, тяжело дыша.

Старик в зеркале размылся, Завьялов боялся прищуриться и отчетливо встретить такого же одноглазого визави!

Люди. Здесь где-то были люди…

Извиваясь словно червяк, прижимаясь плечом к холодному кафелю, Борис двинулся к служебному помещению. Расстояние в несколько метров преодолевал, как марафонскую дистанцию, с одышкой, помутившимся рассудком. Добрел до двери… Рука не поднялась, чтобы удариться о полотно…

Из-за двери доносился быстрый шепот:

— Дурочка, дурочка, ну успокойся! Если нас здесь застукают, тебе просто влетит, а меня жена и тесть порвут! Давай, перестань реветь, ласточка моя, утри слезки…

Удивляясь, что еще способен здраво мыслить, Борис отметил, что отлично слышит правым ухом. Оно конкретно ближе к двери, недавняя глухота бесследно испарилась…

«Может быть, я все же добрался до отоларинголога… Тот мне вколол чего-то не того, и я теперь глюков ловлю?..»

— Наслушалась Мишкиных историй про оживших мертвецов…, перепугалась, дурочка…, - Мужской голос за дверью продолжал вешать ласковую увещевательную лапшу на девичьи ушки. — Подумаешь — бомж ожил! Впервые, что ли? Привезли по скорой, внимательно не осмотрели, свалили к мертвякам… У меня завтра сложная операция, а ты тут нюни разводишь…

Впечатлительная девица громко хлюпала носом. Завьялов наконец-то смог поднять руку и поскрестись о дверь.

— Кто там?! — перепугано взвизгнуло сопрано.

— Я…, - глухо представился Борис.

— Пошел вон, бомжара долбанный!! — прорычал баритон изменщика жены и тестя.

— Мне…, как бы…, - продолжил Завьялов, — помощь нужна…

— Пошел вон, я сказал!! Сейчас закрою в холодильнике и вправду околеешь!!!

Баритон явно отдавал предпочтение Гименею, а не Гиппократу. Завьялов мысленно пожелал прелюбодею попасться на горячем грозному тестюшке, заставил плечо оторваться от дверного косяка и поплелся по коридору, увлекаемый стрелочкой над надписью «Выход». Здесь ему никто не поможет. Надо добираться до н а с т о я щ и х лекарей.

Стрелочки довели Бориса до огромной железной двери, запертой изнутри на плоскую задвижку. Зажмурившись, чтобы лишний раз не натыкаться взглядом на грязные старческие руки с траурными каемками под ногтями, Завьялов нашарил выступающий рычажок, потянул щеколду вправо…

Еще недавно ему казалось, что «бомж» он слабосильный. Едва способный справиться с вентилем на водопроводном кране. Но рука с неожиданной легкостью выполнила задачу; Борис вышел в широкий, хорошо освещенный коридор. Оглянулся на дверь. И совсем не удивился, прочитав на ней табличку «МОРГ».

Приемное отделение больницы, куда залетел Косой с прыщом, Завьялов узнал сразу. Просторный современный холл с огромными окнами и сплошь стеклянной, широченной дверью. За конторкой из светлого (якобы) дерева чистенькая медсестричка, презрев компьютерный монитор, уткнулась носом в журнал регистрации, напротив нее налег грудью на стойку тучный господин с лицом обеспокоенного родственника. За господином очередь из нескольких подобных ему родственников.

Над столом регистрации висело электронное табло, красные циферки высвечивали с е г о д н я ш н е е число, время сообщало, что обговоренная встреча с Косолапым должна была состояться два часа назад!

Бориса заштормило, огненные цифры слились в единый штрих…

Когда в холле появился пошатывающийся замызганный субъект, посетители дружно наморщили носы. Хотя никакого гнусного запаха «бомж» Завьялов от себя не ощущал, сработал стереотип: грязные треники, растоптанные, когда-то весьма приличные кроссовки (из помойки) и растянутые оленьи рога и морды, не могли вызвать иной реакции в стерильном помещении больницы.

А может быть и запах был… Естественные собственные запахи почти не регистрируются обонянием…

Завьялов даже не попытался приблизиться к очереди и пристроиться ей в хвост. Скукожив плечи, он засунул в карманы руки и побрел на выход. Не лишним будет постоять на свежем воздухе, пока посетители не разойдутся. Ходить по больничным коридорам и требовать к себе внимания — абсолютно бесперспективная задача. Дальше холла не пропустит амбал охранник с чугунной рожей…

Борис вышел на крыльцо больницы. Полной грудью вздохнул относительно свежий московский воздух… Голова закружилась. Понимая, что может рухнуть в обморок, Завьялов медленно, придерживаясь о перила, преодолел четыре пологие ступеньки крыльца. Постоял, отдыхая и оглядываясь… Думать не хотелось. Ничего, кроме панического ужаса мысли не вызывали. Хотелось заорать во всю мощь старческих легких, упав на землю, заколотиться в истерическом припадке.

«Спокойно, Борис, спокойно. Твоим воплям здесь никто не поверит. Тебе нужен н о р м а л ь н ы й врач, а не психиатр, санитары, смирительная рубашка и укол в задницу. Прежде чем успеешь что-то объяснить, превратишься в овощ. Так что, Боря, ты должен вести себя максимально адекватно и доказательно». Цепляясь за собственное имя, как за спасение от сумасшествия, Завьялов отпустил перила.

Вечерние сумерки конца сентября еще не сгустились окончательно, но фонари в больничном скверике уже включили. Борис стоял возле крыльца и размышлял, кому бы позвонить, кого бы вызвать в больничку для подтверждения его невероятной «истории болезни». Здесь нужен друг, чьи интимные тайные знает исключительно и только Борис Михайлович Завьялов, кто достаточно раскрепощен, чтобы п о в е р и т ь. Достаточно красноречив, чтоб объяснить врачам: перед ними не сбрендивший бомжара, а реально — известный автогонщик, владелец сервиса, один из лучших специалистов по техническому тюнингу…

Пожалуй, последнее можно доказать довольно просто. Пара, тройка вопросов по узконаправленной специфике чип-тюнинга все расставят по местам.

Завьялов слегка воспрянул, чуть огорчился, что вместо идиотской вязаной шапки с помпоном не нашел в бомжеских карманах какого-нибудь притыренного мобильного телефона. Покрутил лысой башкой, прикидывая, кого бы раскрутить на звоночек другу Косолапову…

Нет, тот уже в штопоре, сам не адекватен и громкоголос. Звонить надо Вадику Козлову. У того предки стоматологи да и сам он парень не дебильный.

Завьялов повернулся к лавочке.

На лавочке больничного сквера, под самым фонарем сидела е г о к у р т к а. Неповторимая любимая, купленная в Монте-Карло, где Завьялов побывал на трибунах Формулы один: черная кожаная косуха с алыми вставками. Расписная, проще говоря, авторская, индивидуальная.

Но дело не в дизайнерских деталях. А в том, что в куртке был — мужик. Он скорчился на краешке удобной деревянной скамейки, закрыл лицо руками и пребывал в кромешном ступоре.

Твою ма-а-ать, негромко выругался Борис. Ворюга стрёмный!!

Помимо косухи, на застывшем атлете были завьяловские римские джинсы!! И мокасины! Знакомые часы болтались на запястье!

Выброс адреналина подстегнул мышечный тонус, к ворюге Боря подлетел, как паровоз к заснувшей вагонетке! Схватил за ворот с о б с т в е н н у ю куртку и богатырским рывком тряхнул застывшего верзилу!

— Ты где, урод, одёжу спёр?!?! — хрипло прорычал Завьялов. Закашлялся…

Мужик поднял на Борю ошарашенное, заплаканное лицо…

Чтоб я помер маленьким, успел подумать Боря. Помимо кожаной косухи и портков мужик украл его ЛИЦО.

Не веря левому глазу, Завьялов исследовал знакомую до мелочей физиономию. Шрам под бровью — привет из нежной драчливой молодости. Парочка знакомых отметин на скулах и возле уха…

Это лицо Завьялов каждое утро видел в зеркале ванной комнаты. Он чистил ему зубы, сбривал щетину, заклеивал пластырем порезы и ссадины — адреналиновый алкоголик Борис Завьялов вел не скучную жизнь, оставившую множество отметин и прочих замечательных напоминаний.

Сознание Бориса закружилось, завертелось; он рухнул на кошмарного ворюгу, придавив его всем телом к спинке лавочки…

Голова бомжа Завьялова оказалась на плече, утянутом в мягкую теплую кожу, шея неудобно вытянулась. Попадая губами в самое ухо, Борис прохрипел:

— Ты кто такой, урод, а?! Рамсы попутал?!!!

Знакомый незнакомец облапил бомжеское Борино тело обеими ручищами, всхлипнул…

И уткнулся в олений жилетик, как в мамину титьку. Завьялову показалось, что в жилетик он не только капает слезами, но и слегка сморкается.

Чего-то странное твориться, тупо подумал Борис Михайлович. Был бы он в прежнем теле, давно набил бы похитителю и м у щ е с т в а морду и ребра пересчитал. А так… висит на нем и лишь слегка и предварительно примеривается.

Примеривался долго, секунд пятнадцать. Потом неловко отпихнулся, сграбастал корявыми бомжескими пальцами ворот куртки и, дыша в с в о е лицо, прохрипел рефрен:

— Ты кто такой, урод?!

Урод маленько выпрямился. Испытывающе оглядел Борю в оленях и трениках, представился:

— Борис Михайлович Завьялов.

— Это я — Борис Михайлович Завьялов!!! — бизоном заревел Борис. — Это я — Завьялов!! Тысяча девятьсот… года рождения! Проживающий по адресу…

Пока Боря перечислял факты биографии, ворюга личности почти не трепыхался, внимательно выслушивал. Когда Борис свет Михайлович задохнулся от переполнявшего его бомжеское естество возмущения и перешел на сиплый мат, плаксиво скривился и воскликнул:

— Слава Богу, слава Богу, это — ВЫ!! Борис Михайлович, дорогой!!

Проходящая к приемному отделению компания из трех старушек, получила возможность наблюдать престранную картину. Огромный молодой мужчина приятной наружности тискает в объятиях затрапезного лысого дедушку в грязненьких штанишках. Дедушка отбрыкивается, лягается и нецензурно выражается. Мужчина пытается деда расцеловать в морщинистые щеки, но дед умело уворачивается.

Картина даже для больничного сквера — занятная. Поскольку за спиной обнимающие парочки, отнюдь не психиатрическая лечебница.

Укоризненно покачивая головами, бабульки прошагали в метре от странных родственников.

— Шеи не посворачивайте, божьи одуваны, — сердечно попросил старушек дедушка-ровесник. Бабушки дружно скроили на минах презрительное настроение, тряхнули пакетиками с бананами, апельсинами и суповыми баночками, и поспешили дальше.

— Отвянь, — сурово попросил Завьялов свое тело.

Тело послушно выпустила Борю из объятий, заботливо одернуло оленей, воротничок олимпийки поправило и радостно заулыбалось.

— Ты кто такой? — убрав из вопроса обращение, грозно произнес Борис.

— В данный момент это не важно, — просветленно хлопая ресницами ответило тело. И Борю тут же вновь накрыло:

— А что здесь важно?! — руки сами собой вцепились в куртку, потрясли тело: — Что здесь важно?! Может быть — температура воздуха?! число и время?!

Простодушно и празднично тело отрапортовало: осветило поставленные вопросы в должном порядке.

— Ты издеваешься, урод? — почти без закипания поинтересовался Завьялов.

— Не понял, — родное искреннее лицо задрало брови вверх.

Борис вздохнул.

— Спрашиваю. В последний раз. Ты кто такой?

— Я не могу ответить на поставленный вопрос, — чистосердечно призналось тело.

— А если в репу? — задумчиво прищурился «бомжара». Завьялов все еще не мог решить, сможет ли он выбить зубы собственной челюсти? Поставить фингал под собственным глазом. Свернуть набок с в о й многострадальный нос.

— Куда? — чистосердечно выпучилось завьяловское лицо. Секунду на нем отражалась мыслительная работа. — Ах, по щеке…, - облегченно завершился умственный процесс. — Я не могу. Ответить. На поставленный вопрос.

Тело горделиво выпрямилось, скрестило по наполеоновски руки перед грудью и даже выставило ножку.

На мощном правом бицепсе тела Бориса Завьялова удобно устроился, обмотанный левый мизинец. Вчера Завьялов прищемил его болванкой. Сегодня утром погоревал, что ноготь вероятно — слезет, но перелома нет. Обмотал ногтевую фалангу обыкновенной технической изолентой и поехал в сервис.

«Нос можно не сворачивать», — мрачно подумал Борис, схватил тело за обмотанный мизинец и крепко вывернул.

По направлению к больнице по проспекту мчалась карета скорой помощи. Сирена скорой оглушительно рыдала. И если бы не этот вой, то вероятно, в сквер высыпали бы не только больничные охранники, но и половина ходячих пациентов.

Завьялов никогда не думал, что его глотка может исполнять такие противные бабьи звуки! Его родное тело завивалось спиралью, неимоверно гнуло коленки и голосило так, что ошалевший от визгливого бабьего концерта Боря, невольно выпустил мизинец!

— Ай, ай, ай, — приседало и корчилось тело, — ай, ай, ай, как же бывает бо-о-ольно!!

Тело приплясывало и извивалось, Завьялов схватил его за шкирку и, едва не упав от тяжести, сумел как следует тряхнуть.

— Еще раз повторить? — наклоняя бомжеское лицо к гримасничающей физиономии, прошептал в исконно родные выпученные очи.

Тело отшатнулось до скамейки, ударилось бедром, плаксиво сморщилось:

— Не надо. Пожалуйста — не надо! От болевого шока остановится в а ш е сердце.

— Не остановиться, — не согласился Борис Михайлович. — Мое сердце и не такое испытывало.

На лице визави отразился уже знакомый мыслительный процесс. Тело кивнуло:

— Согласен. Испытывало.

— Тогда спрашиваю в самый последний раз. Кто? Ты? Такой?

— Иннокентий, — едва не разрыдавшись от унижения и боли, представился ворюга.

— Кеша, значит, — удовлетворенно кивнул Завьялов и выпрямился. Некоторое время глядел на освещенные окна больницы, прислушивался к необычным ощущениям: впервые в жизни он чувствовал в левой грудине неприятное теснение. Запертое в ребрах сердце колотилось о костяную решетку огромным тугим мячом. Удары отдавались в трахее, заполняли уши и даже нос.

Завьялов рванул на шее ворот замызганной футболки под олимпийкой. Продышался. Повернулся к лавочке, где расположилась его любимая куртка.

— И что ты, Кеша, делаешь в моем теле, а?

Кеша закрыл лицо руками — левый мизинец предупредительно оттопырился, дабы избежать болезненного соприкосновения со лбом — и помотал пущенной головой:

— Я не могу, — донеслось из-под ладоней, — я не имею права.

— А я имею — право? — грозно пробасил, превратившийся в бомжа Завьялов. — Я здесь на что-то — имею право?!

— Нет.

Категорический ответ. Учитывая, что Иннокентий пару минут назад приплясывал на корточках, практически — безбашенный. Отважный.

— А если я тебе зубы выбью? — Завьялов подошел к урне, установленной возле лавочки. Достал оттуда пустую пивную бутылку и, помахивая ею на манер бейсбольной биты, поинтересовался: — Тебе когда-нибудь зубы выбивали, а, Кеша?.. Это больно.

Из-под пальцев немного выдвинулся правый глаз, поглядел на вращающуюся в грязной бомжеской руке стеклянную дубинку и опасливо предупредил:

— А это вы себе зубы выбьете, Борис Михайлович.

— Коли что — новые вставлю. Не впервой. Давай колись, придурок, иначе — врежу.

Завьялов размахнулся! Тело взвизгнуло! Скатилось с лавочки, рухнуло на колени перед бомжарой и облапило его ноги:

— Не надо! Не надо! Вы ничего не понимаете!!

— А мне нечего понимать!! Я тебя сейчас, сука, убивать буду!!

Усиливая психологическую атаку, Завьялов уподобился панфиловцу с гранатой, вздел бутыль над головой…

— Не надо!!! — завизжало тело и отпрянуло, падая назад и закрывая голову локтями.

— Говори!!!

— О, Боже!! Я не могу! Я не имею права! Жюли этого не переживет!!

«Панфиловец» Завьялов опустил стеклянную «гранату», минуту занял размышлениями, в результате коих, предложил:

— Давай по пунктам. Ты что-то там талдычил о м о и х, зубах Кеша? Хочешь сказать, я могу их получить обратно?

Кеша убрал локти от лица, опасливо кивнул:

— Такая вероятность — есть.

— От меня что-то зависит?

— Конечно! Да!

— Что?

— В определенный час вы должны находиться в определенном месте. Больно вам не будет, обещаю.

Борис прищурился, подумал:

— А почему я должен верить, что ты не заманишь меня в ловушку? к каким-то там своим дружкам?

— Мой бог, Борис Михайлович, — поднимаясь с земли, заволновалось тело, — я тоже, своего рода — пленник! Я тоже, не меньше вас хочу — вернуться!

— Куда? — нахмурился Завьялов.

Иннокентий снова сделался упрямым. Борису показалось, еще немного и забудется, примет гордую наполеоновскую позу с мизинцем на бицепсе. Кеша оказался парнем не промах: ручки он таки скрестил, но пальчики благоразумно упрятал подмышками.

— Своим ответом я нанесу вам вред.

— Тайны, значит, — нахмурился Борис. — Смертельные секреты…

— Именно — так, — напыщенно кивнуло тело Кеша.

— И чем это грозит?

— Вам или мне?

— Обоим, идиот!

— Вы…, вам лучше об этом не знать. Я… получаю поражение в правах.

— Каких? — искренне удивился Завьялов.

— Вам лучше этого не знать. Вы просто будете выполнять все мои рекомендации, и все будет в порядке.

Если бы совсем недавно Кеша в его куртке и теле не рыдал на лавочке под фонарем, Завьялов, вероятно, проявил бы осторожность. Все друзья считали Борю умным парнем. Того же мнения придерживались и преподаватели во всевозможных учебных заведениях…

Завьялов понимал, что существуют тайны, к которым лучше не прикасаться даже краем. Убью точнее пули! держись от них подальше.

Но Кеша, даже в его теле выглядел абсолютным обсоском. Знакомые девушки в унисон твердили, что Боря свет Михайлович имеет быть исключительно брутальным типажом. Мачо, так сказать.

Мачо с Иннокентием внутри превратился в заурядную половую тряпку. В сопливую кликушу. Ботаника с чужого плеча. Мокрую курицу с накаченной задницей. Какого-то педрилу, если говорить совсем уж честно.

— Послушай, Кеша, — подходя к телу вплотную, похлопывая по спине, ласково произнес Завьялов, — я не вчера родился…

— Вы родились в одна тысяча…

— Не отвлекайся на фигуры речи! — прорычал Завьялов. — Слушай молча.

— Угу.

— Так вот. Я не вчера… Черт! Короче. У тебя что-то пошло не так, Иннокентий. Я прав?

— Угу, — не считая мычание разговором вслух, опять кивнуло тело.

— У тебя что-то пошло не так, — задумчиво повторил Борис. — Есть вероятность, что мы не выпутаемся?

Тело невразумительно повело плечами.

— Значит — есть. Паршиво. Ты можешь связаться со своим начальством и сообщить о произошедшем сбое в программе?

Кеша замотал головой.

— И что нам делать?

Завьяловское лицо, руководимое изнутри мокрой курицей, изобразило намек: мол, а я вам, господин хороший, уже докладывал: «Будете паинькой, всё разрешится ко всеобщему удовлетворению».

— Твоими бы устами…, - пробормотал Борис. Печально поглядел на освещенное крыльцо больницы, где ему навряд ли помогут, и приказал: — Карманы выворачивай, Иннокентий.

— Чего?

— Бабло, ключи от тачки и мобилу доставай, ушлёпок!

На мобильнике стояло четырнадцать пропущенных вызовов и десять эсемесок. Половина из которых принадлежала перу изобретательного в лингвистике Косолапова. Борис на ходу, скоренько прочитал послания, хмыкнул над наиболее изощренными эпистолярными оборотами…

Кеша трубочкой не баловался, на вызовы не отвечал, и это обнадеживало. Завьялов убрал мобилу в карман олимпийки, подошел к заснувшему на больничной парковке круто тюнингованному Порше…

Безупречные линии спорткара сочетались с оленями и замызганными трениками до безумия сюрреалистично. Завьялов представил, как растоптанные бомжеские кроссовки (из помойки!) будут прикасаться подошвами к чутким, безупречно послушным педалям. Трагически поморщился. Покосился на знатно разодетого Иннокентия в итальянских штиблетах…

Кеша жадно разглядывал автомобиль…

Да лучше сдохнуть! чем доверить родимую тачку э т о м у родимому телу!

Завьялов нажал на клавишу авто-брелка, заставил двигатель очнуться. Распахнув водительскую дверцу, буркнул:

— Залезай давай, ушлепок.

— А можно не ругаться? — разобижено поинтересовался Иннокентий.

Завьялов представил, что ругает самого себя — кивнул:

— Лады. Запрыгивай, Кешка. Домой поедем.

По дороге к дому, Завьялов философски размышлял о прихотях злокозненной судьбы, частенько отвлекался на Кешу, почти расплющившего нос о боковое стекло: Кеша разглядывал московские улицы с неуемной непосредственностью любопытного ребенка.

«Откуда же ты взялся, такой дикий?» — думал, удивляясь ни сколько Кешиной реакции, сколько самому себе в бомжатском теле.

По идее, Боря должен был сейчас биться головой о больничную стену, кусать ворот смирительной рубашки — или Иннокентия лупить! — а он, в обличье старика, преспокойно катит на Порше до дома. Наблюдает за своим телом, за Кешей, как за неисследованной зверушкой…

Чудеса и выкрутасы здравой психики. Завьялову понадобилось полтора часа, чтобы обвыкнуть в новом теле, которое становилось все более послушным. Час, чтобы разложить по полочкам последовательность действий. Пять минут, чтобы остановить Порше у обочины, выйти из салона и, через приятелей, узнать, точнее — вспомнить, вычеркнутый из жизни и адресной книжки мобильный номер Сухотского.

— Алло, Сухой.

— А-а-а…, - в этот момент Сухотский, вероятно, монтировал воедино незнакомый голос в мобильнике и высветившийся номер Завьялова на нем же, — это…?

— Привет из позапрошлого года, Сережа. Из двадцать третьего февраля в Пивных Традициях.

— Завьялов, ты что ль?!

— Много текста, парень. У тебя — е с т ь? По адресу забросишь?

— Боря…? Боря да ты что?! Я завязал давно!!! — Голос Сережи сорвался на испуганный фальцет, перешел на трагический шепот: — Ты чо, Завянь, я уже сто лет не в теме…

Тут скажем прямо, что Сережин испуг родился не на пустом месте. В позапрошлом феврале, Завьялов как уже шесть месяцев жил с девушкой. О предложении вполне всерьез подумывал. Лёля, встречая внука без Маринки, уже спрашивала: «А где твоя звероватая амазонка?» Маринка сумела поладить с Лелей, не взирая на диаметральную разницу мировоззрений-предпочтений. Пожалуй, даже подружилась.

Но внук однажды поймал Маринку-амазонку в ванной комнате над кокаиновой дорожкой с трубочкой в носу.

Морду сразу не набил. Попробовал — внушать.

Нарвался на непонимание.

— Завянь, я не из поклонников Пивного Клуба! Меня тошнит от алкашей, от твоего Косого, воняющего скумбрией! Сейчас — все! Завянь, — все так живут!!

— Это кто же так живет? — спокойно поинтересовался Завьялов.

— Все! Ханку жрут одни дегенераты!

— Значит, и я — дегенерат?

— Ну-у-у… — Марина покрутила в воздухе тонкой сильной ладонью…

— Послушай, милая. С моими дегенератами, сколько бы они не выпили, можно — р а з г о в а р и в а т ь. Понимаешь? Разговаривать, б е с е д о в а т ь. А с твоими обкуренными обсосками, о чем трещать? Они же овощи, Маринка. Овощи! Хихикающие, прыгающие стеклянные, без разницы. У них мозги в кашу, о чем можно разговаривать в овощехранилище? В пустую стену башкой стучаться, да?! Косой после первого стакана только речевые обороты набирает, а твои наркоматы уже мозги ботвой накрыли! Это мне, понимаешь — мне! не о чем базарить с обкуренными дуреймарами! Я не лягушка, чтобы над болотом квакать!!

Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московского тусняка паслась на травке и снежке. Выловил Сержа у клозета в Пивных Традициях и коротко внушил:

— Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.

Сухой проникся моментально и поверил каждому слову. Знал недоносок: Боря-Завянь этих слов на ветер не бросает.

Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о… пришло». Точнее — прилетело.

— Сережа, — ласково проговорил неузнаваемый по голосу Завянь, — я не спрашиваю тебя в теме ты или нет. Я тебе говорю — привези. Ты отвечаешь «когда и сколько?» и бежишь исполнять. Вкурил?

— Вкурил, — громко сглотнув, подтвердил Сухотский. — Когда и сколько?

— Через…, - Завьялов на секунду задумался. — Через два часа. На одну понюшку. Адрес знаешь?

— Угу. А…, это для тебя, Завянь?

— Много текста, Серый. Через два часа скажешь консьержке, что привез… журнал. О*кей?

— Яволь.

Завьялов произвел отбой. Пару секунд постоял перед Порше. Поскреб щетину и пошел к водительской дверце.

Кеша, пытавшийся заинтересованно подслушать разговор из запертого салона, извелся нетерпением. Мрачный «бомж» Завьялов сел за руль. Направил на себя зеркальце заднего вида, включил освещение салона и ощерил в зеркало зубы.

Сюрприз. У бомжа оказались хоть и прокуренные, но в целом недурные зубы. Боря пошире разинул пасть…

Батюшки. И пломбы не железные! практически не различимые.

В интересного бомжа меня «одели», возвращая зеркало в нормальную позицию, подумал Завьялов. Еще раньше он слегка удивился обстоятельству: ноги бомжика уверенно обращались с автомобильными педалями. Борис даже слегка расслабился, убедившись в достойных мышечных реакциях изношенной бомжеской системы…

Теперь еще и зубы в приличном состоянии.

Занятно. Очень кстати.

Уверенно воткнув Порше в автомобильный поток, Завьялов покатил в знакомый магазин. По пути, проинструктировал затихшего Иннокентия:

— Сейчас мы приедем в магазин, Кеша. Там ты, с уверенной рожей скажешь девчонкам «хай, красотки, приоденьте моего дядю из… Конотопа, например. Пригласите Аркадия Генриховича, пожалуйста, работа — для него». Попозже накидаешь им в уши историю. «На вокзале дядю обокрали. Раздели. Побили. В ментовке добавили — сутки дядя просидел в приемнике». Усёк?

Кеша быстро пробормотал историю про дядю, спросил:

— А это зачем?

— А затем, родимый, — вздохнул Завьялов, — что мне как-то надо жить в этом теле. Желательно — одетым.

— Аркадий Генрихович, это — кто?

— Легенда, — хмыкнул Боря.

Лет восемь назад Завянь привез в одежный магазин Аркадия Генриховича вусмерть пьяного жениха. Жених перегулял на мальчишнике, когда отправился за невестой — не совладал с желудком.

До процедуры получения с рук на руки невесты оставалось меньше часа. Костюм воняет и цветет разводами вчерашнего салата «Оливье». Свободную жизнь жених пропивал на совесть — три дня, две ничи. Мальчишник закончился в каком-то диком шалмане со стриптизершами под «Оливье» не установленной свежести.

Завьялов выгрузил тело жениха перед салоном кудесника Генриховича, транспортировал фигуру до примерочной и кратко информировал:

— Аркадий Генрихович, друг любезный, выручайте. Эту пьяную харю ждет взвод потенциальных родственников из первой полусотни Форбс. Ежели профукаем невесту — повесится на первой же березе.

Владелец магазина проникся речью, оглядел фигуру, мгновенно вычислив размер, и щелкнул пальцами продавщицам:

— Девочки в примерочную коктейль номер пять. Ирина, готовь ботинки из последней коллекции…

Через восемнадцать минут в отмытый салон лимузина усаживался совсем другой жених. В костюме от лучшего лондонского дома, в удобных итальянских лаковых штиблетах, благоухающий отнюдь не «Оливье».

…- Возьми кредитку, Кеша. И не вздумай стоить глазки продавщицам. Они девицы — вышколенные, мы парни — независимые. Когда легенда будет набивать пакеты, о ценах — ни гу-гу. Я в салоне ничего примерять ничего не буду, скромным обворованным дядюшкой из Конотопа постою в сторонке, в носу поковыряю.

Следующий инструктаж прошел уже в машине знатно набитой приличными картонными пакетами. Чародей Аркаша не подвел, прикинул конотопского дядюшку вплоть до трусов и шейного платочка.

— Сейчас, Иннокентий, мы войдем в мой дом. Поздороваешься с консьержкой: «Здрасьте, Полина Викторовна». Далее — по отработанному тексту. Дядю обокрали, побили, он два дня не жрамши. Если дядя будет приходить ко мне — пускайте без звонка, у него есть ключ. И, кстати. Пакетики не забудь помочь донести престарелому родственнику…

* * *

Знакомая до мелочей трехкомнатная холостяцкая берлога как будто увеличилась в размерах. Потолок улетел ввысь, дверные ручки упирались в бок выше зоны талии и постоянно цеплялись, попадались в рукава растянутой олимпийки…

Низкорослым прибитым найденышем Завьялов растерянно бродил по комнатам и заставлял себя не сосредотачиваться на гнусных ощущениях горошины, попавшей из кофейной чашечки в графин.

Жесть! Как все паршиво изменилось… Стало чужим, несоразмерным, непривычным!

Подобное ощущение Завьялов уже испытал в Порше. Но там он, скрипнув зубами, отрегулировал водительское кресло и бдительно следил, чтобы машинально не промахиваться мимо рычагов управления.

С квартирой этого не сделаешь. Потолок не приспустить. Высоту дверных ручек не отрегулируешь. Любимые тапки — не ушьешь на скорую руку…

Раздраженно поглядывая на беспечно прогуливающегося по трехкомнатным просторам Кешу — себя, себя, себя!! — Завьялов с трудом удерживал в гортани рычание! В горле клокотала, закипала ненависть к родному телу, хотелось вцепиться ногтями в собственную грудь, разодрать ее на части и — вынуть! вытащить оттуда существо, занявшее чужое место!

Завьялову казалось, что квартира предала его. Впустила и приняла чужака, позволила себя разглядывать, как плечевая проститутка на шоссейке! Отдалась — задаром развалилась! изменила старому, нет! НАСТОЯЩЕМУ хозяину за здорово живешь!

Завьялов никогда не страдал вещизмом. Реально обалдел, когда почувствовал ревность — пальцы тела-Кеши прошлись по кнопкам пульта управления музыкального центра!

Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО битлы стояли!

— Не трогай. — Глухо произнес Борис. — Ничего здесь — не трогай.

— Почему? — удивленно обернулось тело. — Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?

Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:

— Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю — «не трогай», значит на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?

— Угу. — Тело-Кеша послушно опустился на диван. Поглядел вокруг. — А как включить этот… телевизор?

Собравшийся уйти из гостиной Борис, остановился. Вопрос был неожиданным, так как на журнальном столике, на самом виду лежал пульт управления. Похититель чужой собственности сюрпризы подносил мешками.

— Пульт перед тобой, — пристально наблюдая за движениями еще недавно собственных серо-стальных глаз, проговорил Завьялов.

Зрачки сновали по сторонам, довольно продолжительное время не останавливались на прямоугольнике с кнопочками.

— Ты что…, телевизора никогда не видел? — хмуро поинтересовался Боря.

— Ну почему же, — пожало плечами тело и вольно раскинуло руки по спинке дивана, — Видел, конечно. Только не такой.

— А какой? — Завьялов встал напротив дивана, задумчиво набычился.

— Мы переходим на мое поле, Борис Михайлович, — знакомое до мельчайшей черточки лицо, сложилось в ухмылку. Боре жутко захотелось хотя бы шелобан в родной лобешник отвесить…

Сдержался.

Повернулся на пятках к арке-выходу, пошел в прихожую. До прибытия Сухого с понюшкой в пакетике оставалось сорок пять минут, а надо еще бомжеское рыло по мере возможности облагородить. Учитывая, что скорострельными банно-прачечными процедурами здесь не обойтись — цейтнот.

В прихожей, напротив сплошь застекленного платьевого шкафа стояла тумба с выдвижными отделениями. В приличных семьях в подобных ящиках хранят перчатки, складные зонтики, запасные ключи и даже гостевые тапочки. Завьялов называл вместительную верхнюю ячейку привычным автомобильным термином: «бардачок». Там валялись — порой годами — многочисленные мелочи, оставленные в холостяцкой берлоге хитроумными подружками в качестве предлога. «Борис, я у тебя браслетку позабыла… Зайду?» «Боренька, тебе не попадалась моя любимая помада?» «Завянь, я не могла у тебя оставить очки? неповторимые перчатки? бюстгальтер из Парижа!! рыдаю-пропадаю — бусики забыла!..»

Перчаток — парами и поодиночке, бусиков, браслетов, туши для глаз, шарфиков, духов и прочей нежной дребедени набралось за годы холостяцкой жизни — множество. Если бы Завьялов хранил еще и копеечные расчески, зубные щетки, носовые платочки, разрозненные чулки и тому подобное, давно бы выделил под дребедень отдельный шкаф. Но по дну ящика он позволял елозить лишь приличным побрякушки и исключительно чистым предметам дамского обихода.

Борис выдвинул ящик на всю длину. Достал вместительную косметичку амазонки — гордячка Маринка так за ней и не явилась, поковырялся в отделениях. Выловил несколько баночек и тюбиков с названиями «маска», «скраб», «гель для век», «бальзам для губ»… Подумал. Присовокупил еще и тоник.

На ванной полочке у раковины Завьялов хранил скромный джентльменский набор из лосьона, геля и пены для бритья. Пока Борис пренебрегал всяческими метросексуальными ухищрениями вроде кремов-притирок, но вовсе их не исключал в потенциале. Ходить с обвисшей обветренной рожей безусловно — можно. Но совсем не обязательно.

Лицо бомжа простым набором не облагородить. Его, пожалуй, надо драить пемзой и предварительно вымачивать.

Борис вздохнул, отнес баночки и тюбики в ванную комнату. Вылил на дно ванны полфлакона шампуня, для создания пены включил воду на всю мощь; вернулся в прихожую. Встал перед огромной зеркальной дверью шкафа.

Пришла пора знакомиться п о д р о б н о.

Сбрасывать бомжескую одежду на чистый кафель ванной Борис побрезговал. Вот уже три часа он постоянно прислушивался к телесным ощущениям, приглядывался, искал между пальцев отметины и признаки чесоточного клеща. Ждал, когда начнется зуд в паху или на лысой голове… Вспоминал есть ли дома запас одноразовых бритвенных станков — пах, вероятно, брить придется…

К разоблачению Завьялов приступил, как к хирургической операции. Резко сделал первый обнажающий надрез: сбросил треники вместе с трусами!.. Стремительно скинул олимпийку вместе с оленями и нижней футболкой!

Прищурил левый глаз.

В огромном зеркале напротив стоял сухощавый старик с «деревенским» загаром: молочно белыми, местами синеватыми ногами, загорелой до черноты шеей, руками и грудью в местах, где заканчивалась майка «алкоголичка». Обвисшая морщинистая кожа обтягивала весьма упругие мышцы, под тонкими складочками на животе угадывался — пресс!

Нормально.

А вот брить здесь уже нечего. Хотя когда-то бомжик был, мгм…, не хилым парнем…

Завьялов поднял руки, покрутился, оглядываясь на старика через плечо…

Татуировок нет. Синяков не наблюдается.

Занятный бомж.

Если бы не одежда и грязные, неухоженные руки с черными ногтями, Борис подумал бы, что — ошибся. Тело старикан содержал в порядке: кожные складки не заросли впечатляющим слоем жирной грязи, кривоватые бледные ноги под носками тоже оказались довольно чистыми. Растрескавшиеся пятки при прочем общем великолепии — не в счет.

Судя по тому, что брюхо не болит и не подводит, старикан питался не с помойки… И зубы чистил.

Так может быть — не бомж? Пошел приличный старикан на прогулку, упал, скатился в лужу. Его за бомжа приняли — ведь документов нет, на скорой до больницы отвезли…

Завьялов поднял с пола грязную одежду, расправил на весу штаны, как следует оглядел олимпийку…

Одежда пестрела пятнами разнообразной давности. Если бы «приличный» старикан единожды свалился в лужу, то это было бы заметно. Но олимпийку и треники застирывали многократно и небрежно, замызганная шапочка с помпоном залапана грязными ручищами…

Борис оставил размышления-предположения на потом, быстро — время поджимало, — убрал бомжеские вещички в большой пакет, забросил в угол и, высунув в гостиную только голову, сказал телу-Кеше:

— Я мыться. Если буду еще в ванной отмокать, а в домофон позвонят и скажут «привезли журнал», прикажи впустить, получи то, что принесли и лишнего не разговаривай. Придет Серж Сухой, дай ему вот эти деньги и выставь. Понял?

Родная голова изобразила кивок с достоинством — «угу». Но Боря не поверил. Если бы три часа назад ему сказали, что он может выглядеть ушлепком на двести процентов…

Бомжеское тело опустилось в горячую воду как кусок рафинада: блаженно растворилось. Разнежилось под шапкой пены, вытянуло ножки-ручки, подмышки поскребло и подбородок почесало…

Запах хорошего шампуня ублажал ноздри, Завьялов томно прикрыл глаза, приготовился к десятиминутному релаксу-отмоканию…

Не получилось. Появился странный и требовательный внутренний зуд: бомжескому телу чего-то явно не хватало. В груди возникло странное теснение — вроде бы, не от сердечной недостаточности, — тело требовало чего-то привычного, необходимого и важного. И этого необходимого хотелось ТАК! что подвело желудок. До тошноты. До спазма. До головокружения. Тело ТРЕБОВАЛО дополнить существование неким фактором…

«Спиртным!» — неожиданно, с гадливостью поморщился Завьялов. Его угораздило очутиться в теле алкаша! пропойцы, готового за стакан портвейна последний метр жилья отдать! бухарика, уже пропившего свою жизнь и настойчиво молившего «нового жильца» повторить подобную ошибку!

Борис крепко стиснул кулаки и зубы, отправил внутрь себя рычание: «Не выйдет. Не выйдет, слышишь, ты урод! Я лучше сдохну от инфаркта в этой ванной, чем налью тебе хоть рюмку!! Я лучше завтра в погребальную контору съезжу и похороны оплачу, а послезавтра в бетонную стену врежусь! Я лучше…»

Тело изнывало и корежилось. На лбу Бориса выступил пот, свело скулы, желудок чуть не вывернуло…

«ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ!!!»

Завьялов сел. Взял в трясущиеся пальцы щетку-скребок, которым отдраивал руки после возни с автомобильными движками и начал зло скрести ногти, кожу в пятнах старческой гречки…

На глаза наворачивались слезы. Завьялов скреб доставшееся ему тело с остервенением злобного конюха; сдирал со шкуры, обломившейся ему клячи остатки прошлой жизни. Мочалкой выбивал спиртную дурь!

В какой-то момент показалось, что переусердствовал: в ушах застучал сумасшедший пульс кровотока, в носу как будто шар раздулся…

Борис отбросил мочалку. Открыл сливной клапан ванны, осторожно перебрался через край и медленно, придерживаясь стены, доплелся до душевой кабины в углу.

Завьялов вообще чрезвычайно редко залезал в наполненную ванну. Предпочитал контрастный душ, стремительные, как его жизнь процедуры.

…Холодная вода вернула тело в норму. Борис домывался уже в кабине.

Тело почти подчинилось новому хозяину, о рюмочке уже не намекало. Легкий тремор пальцев Борис списал на недавнюю ярость.

Прежде чем выйти из ванной комнаты, Завьялов нанес на морду лица густой зеленоватый слой тонизирующей маски. Едва не плюнул в зеркало — такая гуманоидная харя там сидела!! Одел банный халат, в коем утонул от макушки до пяток, и вышел к Кеше.

Хорошо, что не упал.

На диване перед уже включенным телевизором сидело НЕЧТО.

На мимолетный взгляд вполне — Завянь. При трезвом рассмотрении…

— Ты что с собой… Со м н о й наделал, дятел долбанутый?!?!

Пока Завьялов драил щеткой ногти, Иннокентий тоже не сидел без дела.

На журнальном столике перед ним лежала расхристанная Маринкина косметичка и кое-что еще из «бардачка»: пара тюбиков помады, тональный крем, духи и тушь.

Если бы Кешу равно заинтересовали и чулки…

Совсем Завьялов родное тело, конечно же, не удушил бы этими чулками…, но вариантов и без удушения хватает. Связать, к примеру, мог вполне.

Тело-Кеша испуганно и нежно дотронулся ладошкой до ежика волос, вздыбленного укладочным гелем с фиолетовыми блестками… Отдернул руку, словно укололся! Обиженно округлил глаза: а в чем, собственно, проблема, старичок?! я, вроде бы — старался!

По сути дела — правда. Постарался он на славу. Подвел глаза и брови, румянами побаловался. Губы подчеркнул карандашом — растушевал, поддал немного земляничного блеска.

Борис Завянь его трудами превратился в дивно румяного, глазастого и губастого юношу лет двадцати пяти. Из кордебалета.

Когда Завьялов унюхал еще и (реально и невинно!) позабытые духи бухгалтерши Людмилы Константиновны… Его совсем накрыло!

…- А что…?! А что такое?! — Тело-Кеша шустро бегало вокруг дивана. Низкорослый бомж Завьялов пытался зацепить его рукой через спинку, но постоянно промахивался, пару раз падал. — Я выбрал неправильный тональный крем, да?! Помаду?! Тушь?!.. А-а-а, отпустите, вы больно щиплетесь! Чего вы так разозлились?!?!

Минуты через две, запыхавшийся Завьялов, тяжело опираясь руками о колени и глядя на тело-Иннокентия исподлобья, просипел:

— Ты чо…, придурок. Смерти лютой ищешь?

Тело широко развело руками и вздело плечи до ушей:

— Не понимаю. Не понимаю, на что вы взъелись! Я взял вашу косметику без спросу, да? Я что-то…

— Какую мою, лошапед ты стебанутый!! Какую — мою?!?!

— Из тумбочки, — тело-Кеша пугливо вытянуло палец в сторону прихожей.

Кряхтя и охая, «бомж» Завьялов добрел до кресла и рухнул в него древней колодой.

Действительно — чего? Чего он взъелся? Лошапед Иннокентий увидел полный ящик бабского дерьма…, и что подумал?

Подумал, что Боря-Завянь каждый день перед выходом из дома марафет наводит. Земляничным блеском губы мажет. Тем белее: гонялся Завянь за собственным телом с зеленой тонизирующей масочкой на бомжатской харе.

Умора. Заснять на камеру — вся банда со смеху подохнет.

— Ты хотя бы брови мне не выщипывал? — хмуро разглядывая размалеванный «кордебалет», поинтересовался Боря.

— Ой, — прижал ладошку к груди Иннокентий. — Забыл. Мне надо было вам, Борис Михайлович, оформить брови?!

До гостиной доносились звуки: под душем прополаскивался и отфыркивался Иннокентий в чужом теле. Завянь его предупредил, что ежели по возвращению из душевой кабинки учует хоть чуточку богатых духов бухгалтерши Людмилы Константиновны — покончит его жизнь своим самоубийством.

Тело старалось. Отмывалось.

Завьялов потуже запахнулся в халат — отмытое бомжеское туловище подмерзало. Погоревал о том, что в шикарном салоне Аркадия Генриховича не было отдела домашней одежды. Халат — великоват, в подмышки поддувает… Завянь вообще халатами практически не пользовался. Ходил после душа голышом или, на крайняк, полотенце на бедра наматывал… А тут даже о капюшоне на лысой черепушке помечтал…

От двери донесся звонок домофона.

Черт! всполошился Завьялов. Сухой уже притопал, а Кеша в душе!

Пролетая к двери мимо зеркальной двери шкафа, Завянь на секундочку затормозил, оглядел облагороженную харю на предмет предательских остатков тонизирующей маски!

Быстро наслюнявил палец, удалил, оттер зелененькое пятнышко у уха!

…- Да, Полина Викторовна. Журнал принесли?.. Пускайте.

Сухой просочился в квартиру, как разведчик во вражеский генштаб.

С оглядочкой. На цырлах. Бдительно придерживая карман тысячедолларового пиджака. Беззвучно ступая ботиночками по той же цене…

— Мгм…, мне бы Борю…

— Давай что принес, — без лишних словопрений буркнул приведенный в божеский вид «пропоица», — Боря в душе.

— Ага, ага…, - тонкие губы Сержа зазмеились сладенькой улыбкой. Тело-Кеша мылся громко. Что-то напевал. — Но мне, как бы…

— Дурь давай, — строго проговорил Завьялов, на что Сухотский поднял брови. — Я родной дядя Бориса, он мне велел забрать у тебя «журнал».

— Но я бы хотел…

Старикан в халате великом размера на три, впечатления на Сержа не произвел. Покрутив головой и шмыгнув красненьким носиком, Сухой обошел утлого старпёра, выглянул за арку в гостиную… Услышал за спиной совершенно завьяловские интонации:

— Ты чо, глюколов позорный, нос «припудрил» и совсем, в натуре, нюх потерял?

Сухотский машинально втянул голову в плечи. Оглянулся — в прихожей только старикан, Завянь в душе распевает.

— Да что вы, дяденька! — изобразил смущение на всякий случай. — Я как бы к Боре с разговором…

Дяденька протянул глюколову хрустящую зеленую бумажку и буркнул:

— Ченч, Сухотский. Меняем и отваливай.

Сухотский деликатно оттолкнул дедовскую руку с денежкой:

— Мне надо с Завянь потолковать. Он обещал мне тачку выправить…

— Свистеть перед девочками малолетками будешь, — оборвал Завьялов. — Никакую тачку Боря выправлять не обещал.

— Но я только, как бы, перетереть хотел…

— Ты вначале Арсену бабло за покалеченного «мерина» зашли. А потом о других делах перетирай.

Глаза непонятного старикана буравили Сухотского непримиримо и пронзительно. Сержу показалось, что он, реально, чего-то сегодня попутал — либо с дозой, либо с нервами. Поскольку небывало странное раздвоение имело место: глаза видят старика, а уши слышат, печенка ощущает — Борю.

«Да ну их на хер этих родственников!» — подумал Серж, произвел обмен пакетика на деньги и был таков.

После ухода Сухотского Борис сходил на кухню и вымыл руки. Сухой представлял из себя наиболее мерзкий тип наркодиллера: сам «сидел» крепче некуда и других вовсю подсаживал.

— Разгребусь с делами, выполню намеченное: уработаю урода, — не заметив, что разговаривает вслух, пробормотал Завянь. — И Коля впишется с огромным удовольствием.

В пай-мальчиках Завьялов никогда не числился. Избыточными приступами ханжества тоже не страдал. В нежной юности Завянь попробовал в с е. И если уж совсем по-чесноку, с Мариной-амазонкой расстался совсем не из-за дури. Все как-то вдруг само собой р а з л а д и л о с ь. Он начал замечать разбросанные вещи. По утрам — потеки туши на неумытом с вечера лице и в обязательном порядке подгоревшую яичницу. Нечищеную обувь, измятую блузку, громкий хрипловатый хохот стал бить по ушам назойливо и резко…

Что было изначально — прозрение или подозрение, не угадать. После происшествия в ванной, Завьялов начал пристально п р и г л я д ы в а т ь за подругой; вгляделся — обмер: что их связывает?!

Обоюдная безбашенность — любовь к экстриму?

Незабываемый момент, когда, после дикой гонки по трассе, вылезаешь из спорткара и целуешь девушку, сбежавшую к тебе с трибуны… От вас одинаково, чуть по звериному разит — а д р е н а л и н о м. Ее хриплый хохот отзывается в ушах, как продолжение гонки, рычание мотора. Она сама рычит и виснет, твои руки стискивают ее ловкое тело крепко-крепко, как руль, как рычаги! она не стонет и не охает, а — радуется и вопи-и-и-ит!!!

Подруга. И единомышленница. Ее заводит тоже, что и тебя.

Но гонка была на прошлой неделе. А твой гоночный костюм, три дня провалявшийся выстиранным в стиральной машине — протух. Закис, как половая тряпка.

Его нужно было элементарно вынуть из машины и развесить!

Ты много не требуешь!

Но тебе не дают даже этой малости. Не удостаивают. Так как ПОДРУГА — не прислуга.

И появляется досада: ты не заслуживаешь мало-мальски крошечных усилий.

Паршиво. Завьялов чувствовал себя сексистом-шовинистом, но ничего не мог с собой поделать. Его стала раздражать любимая звероватая амазонка. Она была — исключением в череде его любовниц. Он с испытанием — не справился.

И тем признанием ее утешил.

…Завьялов тискал в отмытой бомжеской руке пакетик с невесомым порошком; каждый раз при упоминании любой дури на него накатывали воспоминания об амазонке. О Маринке. Он думал о Маринке, хотя имел и собственный единичный опыт общения под коксом.

Лет семь назад Завьялов залетел на крутой тусняк. В то время у него была девушка, мечтающая о славе Спилберга: подруга с камерой не расставалась даже в туалете: сидела на толчке не с газеткой, а с камерой беседовала, делилась впечатлениями. Борису радушно предложили втянуть вместительный кусок дорожки, он, не шибко думая — поддался…

На следующий день…

— Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!

Боря глянул на цифровой экранчик камеры… И стиснул зубы.

Вчера ему казалось, он был веселым и раскрепощенным парнем. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка… Но в основном — болтал.

Вчера казалось — изрекал.

На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! «Поразительные» сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы…

Захотелось удавиться.

Но опыт был получен. Как ни крути, узнал — под коксом он звенит ведром и веником молотит, как абсолютный фофан — не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, решил р а с к р е п о с т и т ь пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственный организм. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?

Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:

— Это…, то, что я думаю? Или…

— Это то, что ты думаешь, Кеша. Вставь трубочку в нос, зажми одну ноздрю, втяни…

— Борис Михайлович…, - пораженно прошептало тело-Иннокентий, — я никогда не слышал…, чтобы ВЫ…

— Враки, Кеша, враки, — убедительно соврал Завьялов. А сам подумал: «Любопытно. Кеша собирал про меня информацию? Ее для него к т о — т о собирал?.. Пожалуй — дорогого стоит…Тогда какой здесь выхлоп? И стоит ли соваться?!»

Но Иннокентий с удивительным послушанием уже «пылил» ноздрей. Реакция — пошла. Причем стремительно. На мягкий подголовник дивана откинулся уже совсем другой «Борис Завьялов»: задумчивый улыбчивый ушлепок.

Завянь дал телу время на полноценное погружение в нирвану. (Болтливость нападет немного позже, сначала мы чуть-чуть поулыбаемся.) Ласково поглядел на собственный разомлевший организм и приступил с простейшего вопроса. Для смазки и разгона, так сказать:

— Кеш…, а Жюли — красивая?

Тело шлепнуло ресницами, причмокнуло губами:

— Божественно…

— Ты ее любишь?

— Угу.

Разговор пока что клеился и продвигался — вяло. Кеша безвольно плыл по кокаиновой волне, водил глазами по потолку…

— Кеш, а Жюли…, она — кто? — чувствуя себя папашей Мюллером, использующем на допросах изощренные методы давления, поинтересовался Боря.

— Моя жена.

«Ого! не дай бог, реально — наша! — Борис стремительно прогнал эту мысль по голове: — Жюли, Жюли… Проститутка что ли? Эскорт? Нет, не эскорт, там имена другие — Кристина, Изольда, Василиса на любителя… Жюли попахивает стриптизом из того же Конотопа… Черт!!! А если они меня женили и грохнут из-за хаты?!?!»

— А вы давно женаты?

— Не очень… — На родимом лице возникло небольшое оживление. Тело-Иннокентий село прямо, поглядела на «бомжа» Завьялова, как на родного брата, отправилось в экскурс: — Я увел ее прямо со свадьбы, представляешь! В тот год были в моде тематические свадьбы, Жюли и Стефан выбрали церемонию в феодальном стиле, я познакомился с тогда чужой невестой на репетиции… Делал моей божественной Жюли многоуровневую прическу… Мы только поглядели в глаза друг другу и — все! пропали оба! Она была в аривальном платье, я был…

Интимные одежные подробности Завьялова интересовали слабо.

— Кеш, а ты что же…, парикмахер получается?

Тело забормотало, Борису послышалось перечисление синонимов «куафер, брадобрей, цирюльник…, ах, да!».

— По-вашему — стилист, — весомо и значительно подтвердило тело.

«Твою ма-а-ать!! В меня какого-то фигаро заслали!! Чего твориться-то?! Ничего получше не нашлось?!»

А Кешу уже понесло, как того Остапа Бендера:

— Вообще-то, — доверительно склоняясь к «бомжу», повествовал «стилист Завьялов», — я хотел отправиться в свадебное путешествие к своему кумиру… — Тело закатило глаза и, сжав руки перед грудью, с придыханием поведало: — К Сереже Звереву. Вам, Борис Михайлович, повезло, вы живете в одно время с г е н и е м…

Завьялов плюнул на возникшую было разницу мировоззрений, под воздействием кокса тело незаметно прошло точку невозврата. Ключевая фраза была произнесена.

— А ты в какое время живешь, друг Кешка? — Завьялов ласково перебил восхищенное восхваление парикмахерской звезды Сережи Зверева.

То, что произошло дальше, напомнило Борису сценку из жизни попугаев. Сидел себе яркоперый говорун на жердочке, бац! на клетку плед накинули. Кеша заткнулся так резко, что вроде бы даже язык прикусил. Сидел и пучил на «бомжа» совершенно круглые по-птичьи глаза.

— Ну, ну, Кешка! — приободрил Завьялов. — Какие тайны могут быть между своими? Ты мне и так уже все выболтал, болтун, находка для шпиона.

Куафер отер ладонью моментально вспотевший лоб:

— Я что… — у ж е?!

— Уже, Кешенька, уже, — с добренько оскалясь подтвердил Завьялов.

— О боже… Я идиот. Жюли этого не переживет…

— «Поражение в правах», да, друг?

— Да фиг с ним с н а ш и м поражением!! — внезапно взвился куафер. — Поражение отразиться на наших детях!!!

— У вас есть дети? — проявил заботу Боря.

— Нет. Но мы уже записались в…

Не договорив, тело стремительно захлопнуло рот обеими руками! Над сомкнутыми ладонями на Завьялова таращились безумные глаза.

Дети, это — серьезно, существенно расстроился Борис. В каких бы правах их не ущемили, дети это — запредельная цена.

Что делать?

Успокоить Кешку, что выболтал немного?

Или уже и так без разницы?

Честь вычислять разницу между «выболтал совсем чуть-чуть» и «крупномасштабной находкой для шпиона», Завьялов оставил за парикмахером.

Кокс брал свое: из-под ладоней уже неслись слова:

— Я говорил Жюли… Давай к Сереже! Погуляем, почудим… Она сама…, сама ваш роман выбрала!!

— Чей это — ваш? — напрягся Завьялов.

— Ваш и Зои Карповой!!! «Изумительный роман, удача, очереди ждать не надо»!! — парикмахера несло в болтливость неудержимо и стремительно. Сделав речь слегка манерной и писклявой, Иннокентий изображал жену Жюли: — «Мы в теме того времени, готовить нас не нужно…» Сама уговорила!! Я хотел к Сереже!!

Судя по всему, из какого бы времени стилист не прибыл, нравы там остались те же: Иннокентий искал в Завьялову мужчину-единомышленника, намекал: «Все бабы дуры! Они нам напортачат, куда-то влипнут — нам разгребать!»

— Ты что-то сказал о Зое Карповой? — прервал стенания Борис.

— А как же! — отлепив ладони от лица, заверещало тело. — Самый знаменитый роман столетия — вы и обворожительная Зоя! Жюли все форматы с вами проглядела! В архивах рылась, мечтала вами побывать!!

— Так, стоп! — Завьялов грохнул старческой ладонью о журнальный столик, где еще остались следы кокаиновой дорожки. — Я и Зоя Карпова — самый знаменитый роман э т о г о столетия?

— Да! Жюли ваша фанатка, она…

— Заткнись!!

Борис скорчился, потер давно зудевший правый глаз… Из глаза что-то выпало. Прищурился: на сгибе указательного пальца лежала прозрачная выпуклая блямба глазной линзы.

Оп-паньки. Бомж носит линзы?!

Не время. Не время размышлять над странностями этого изношенного организма. Завьялов стремительно встал из кресла, добежал до бардачка и разыскал в нем чей-то футляр с очками. Достал весьма приличные окуляры уни-секс, наладил на нос, глянул в шкаф.

Порядок. Очечки хоть и слабые, но видеть можно.

Вернулся в комнату, где обезумевшее от нервотрепки тело-Кеша скакало вокруг дивана и, судя по обрывкам слов, вело с супругой виртуальный диалог:

— А я тебе говорил, предупреждал!! Не надо менять решений, Жюли, не надо! А ты мне…

Борис сел в кресло, запахнул на подмерзающих коленях банный халат, уставился в одну точку.

Зоя Карпова. Невероятно. Завьялов подойдет к ней только, окажись они оба на необитаемом острове, последними представителями рода человеческого. В совместную постель уляжется только после литра. Даже — двух. В беспамятстве.

Какой — роман? Откуда ему взяться?! Завьялов и Карпова — две разные вселенные, пересекутся и взорвутся на хрен!!

Борис прикрыл усталые глаза. Представил Зою…

Красотка с глянцевой обложки, мечта прыщавого периферийного юнца, богатенькая сучка пергидрольной масти. Ее золотопромышленный нефтяной батюшка тот еще субъект: первая дюжина Форбс, сволочь каких мало — из судебных исков и желтых страниц не вылезает.

И э т о мне летит из будущего?!?!

Да застрелите, не женюсь!! роман не замучу!!

— Кеш, — открыв глаза, прервал беготню тела вокруг дивана, — а ты ничего не попутал? Таки — я и Зоя Карпова?

— Милостивый государь! — вельможно пробасило тело и тут же пискнуло: — Пардон, не та эпоха, сударь. Борис Михайлович, не может быть ошибки — вы и Зоя Карпова сегодня встретитесь, полюбите друг друга…

— С первого взгляда? — ошарашено перебил Борис.

— С одного единственного! — уверенно подтвердил куафер. — Не с первой же секунды, вначале немного поершитесь, но пото-о-ом, потом, когда поглядите в глаза друга-друга…, - Иннокентий восторженно поглядел на потолок… — Вы предназначены судьбой.

«Пожалуй, дело пахнет, то есть, п а х л о литром, а даже и двумя. Сегодня Косой уходит в штопор, я должен был его дружески поддерживать…»

— И где мы встретились? То есть — еще должны встретиться?

— В «Золотой ладье», конечно!

«Пока идем по расписанию. В «Ладье» Косой назначил стрелку банде».

— И что — З о я Карпова туда придет? — Завьялов красноречиво поднял брови.

— Ну да. Она и еще три подружки.

«Матерь божья… Карпова с подружками в «Золотой Ладье»… Картина подсолнечным маслом. Сегодня в Москве закроют на спецобслуживание все кабаки для пафосного люда?!..»

— Кеш, а ты надолго в моем теле?

— По вашему времени на две недели, по реальному — поменьше. Сонные периоды для путешественников, так скажем… — перелистывают, — словоохотливо сообщил Иннокентий.

— А-а-а…, мне, то есть, тебе — обязательно с Карповой надо замутить?

— Конечно! В этом вся суть! У вас родятся дети — близнецы! Иван и Марья — они откроют закон пере…, - Кеша снова превратился в попугая, захлопнул пасть. Продолжил через полминуты: — Не важно, что они откроют. Но ваш роман — легенда. Сегодня или в ближайшие дни вам необходимо стать любовниками, зачать детишек!

— А если не получится? — прищурился Завьялов. «Я и Зоя?! Любовники? Детишки-близнецы? Ты бредишь, Кеша».

Тело эффектно приосанилось:

— С чего это у меня не получится?

— Ну-у-у…

— На «ну», сообщаю. В теле Зои сейчас Жюли. Если будет сбой в эмоциях — скорректирует, настроение подправит. Вы, как никак, наше свадебное л ю б о в н о е путешествие.

«Нормально. Заслали из будущего какого-то засланца. Жюли в Карпову подсадили. Путешествуют, блин, наслаждаются чужой лав-стори. Вуайеристы долбанные!

Но впрочем… Спать с Карповой будет Иннокентий. Мне эта чикса никуда не впёрлась…»

— Кеш, а вы можете серьезно управлять своими…, мгм, — носителями? Зоей, например?

— Совсем серьезно — нет, — тело-Кеша примостилось на краешек дивана напротив тела бомжа, доверчиво залопотало: — Управлять полноценным интеллектом весьма не просто. Если бы вы оставались в своем теле, то даже не заметили бы моего присутствия, я бы просто наслаждался вашей историей, испытывал ваши любовные переживания…

— Как получилось, что я вылетел из тела и попал в бомжа? — задавая этот вопрос, Завьялов почувствовал, как больно сжалась чужая, дряхлая диафрагма.

— Произошел какой-то технический сбой программы, — беспечно пожал плечами стилист. — Если мы будем придерживаться расписания, то, возможно, наверстаем упущенное время, все исправим… — Кеша глянул на настенные часы: — Жюли…, то есть Зоя появится в «Золотой Ладье» примерно в полночь. У нас есть время — три часа. И если уж оно есть…, если так получилось…, не могу не воспользоваться возможностью, узнать…

— Не мямли!

— Борис Михайлович. Ваши биографы делают различные предположения…

— У меня и биографы есть?! — опешил Завьялов. «Карповой как будто мало?!»

— Безусловно, — подтвердило тело. — Так вот, они разняться в вопросе о появлении вашего прозвания «Завянь». Кое-кто утверждает, что прозвище созвучно фамилии «Завьялов», другие исследователи упорствуют на частом применении вами идиомы «завянь», то есть — замолчи, заткнись. Кто прав?

Ошарашенный новостью Завьялов слушал родной голос очень невнимательно. Как каждого нормального человека, не имеющего наполеоновских замашек, его ошеломила весть о появлении в будущем личных биографов. Летописцев, исследователей его жизни, ведущих серьезные научно-исторические споры по предмету: «Борис Завянь».

Ни фа се, Боря докатился!!

— Кеш, они правы — все. Прозвище — симбиоз двух факторов. А много еще ваших путешественников по нашим телам бродят?

— Ну-у-у… Интеллектуальные туры довольно популярны. При достойном техническом обеспечение совершенно безопасны — ты испытываешь бездну эмоций, не подвергаясь реальной опасности членовредительства.

«Сутки напролет сидишь в каком-то кресле, в мешочек через трубочку, небось, гадишь…»

— Конечно, это весьма и весьма недешево. Но оно, Борис Михайлович, того стоит.

— Ты уже где-то…, в ком-то побывал?

Тело смущенно мотнуло башкой:

— Ага. Еще до Жюли смотался с подружкой в Александра Сергеевича и Натали.

«Понятно, откуда «милостивый государь» и «сударь» взялись…»

— И как?

— Феерия. Дуэль, правда… ужасное воспоминание. Но в прочем, в остальном — все чудно. Балы, мазурки, реверансы…

— Ты…, реально — пулю на Черной речке схлопотал?

— Угу, — родное лицо изобразило горделивую скромность.

— А сбои часто бывают?

— В телах, плотно включенных в цепочку исторического процесса — никогда. К вам, например, стали допускать совсем недавно, и только исключительно и многопланово проверенных путешественников… Но очередь уже-е-е…, - тело закатило глазки. — Если бы пара, собравшаяся к вам, неожиданно не отказалась, я и Жюли ждали бы своей очереди очень-очень долго.

— То есть…, в м е н я то и дело «ходят» путешественники? — Борис попытался не слишком громко заскрежетать зубами.

— Только на две недели! — предупредительно поднял раскрытые ладони Кеша. — Всем интересен один момент вашей биографии — двухнедельный период возникновения романа с Зоей, зачатие известных ученых Ивана Бори…

Птица говорун захлопнулась. Растерянно заморгало ресницами.

— Проехали, Кеша. Что будет, если я закрою тебя в этой комнате и не разрешу встретиться с Карповой? — «На фига она мне сдалась?!»

— Борис Михайлович…, - растерянно заблеяло тело, — вы не посмеете…, вы права не имеете!! История слетит с катушек!

— Плевал я на историю, — хмуро нахамил Завьялов.

— Но это же нечестно!! — подскочило тело. — Я вам все как есть! По правде, по существу вопроса. Можно сказать — Жюли и будущих детей предал!! А вы…, - тело неожиданно хлюпнуло носом.

— Ну ладно, ладно, Кеша, я пошутил. Сейчас пойдем оттрах… Пардон, влюбимся в твою Зойку и Жюли…

Тело-Иннокентий недоверчиво глядело на бомжа. Завьялов никогда бы и не предположил, что верзила с выпирающей отовсюду мускулатурой может выглядеть разобиженным, отшлепанным ребенком.

— Не парься, Кеш. Ответь — а что бывает, если как у нас с тобой происходит несанкционированный сбой? История идет другим путем, да?

Долбанутое кокаином тело растерянно моргало. Видать, прикидывало — чего это оно так разболталось, разоткровенничалось? какой еще подвох готовиться?

— Послушай, Иннокентий — разглядывая вытянувшуюся во весь рост перед креслом родимую фигуру, Завьялов чиркнул большим пальцем под горлом: — Зуб даю! Ответишь по-чесноку на пару, тройку вопросов и поедем влюбляться в Зойку. Чтоб мне сдохнуть — сделаю все, чтобы эта чикса на тебя на полном ходу запала! И Жюли нам не понадобиться…

— Вы не врете? — осторожно присаживаясь на диванный подлокотник, спросило тело-Кеша.

— Биографы меня вруном считают?

— Нет.

— Так что с историей, дружок?

— Сие есть неподатливая и несуетливая материя, — в манере пушкинской эпохи приступил стилист. — На заре интеллектуальной телепортации существовало множество теорий. Пока подтверждение получила лишь одна: теория устойчивости временной контаминации в ограниченном периоде распада…

— Без словоблудия, стилист, перебил Завьялов. — Попроще, как родному прадеду.

— Попроще? — тело-Кеша прикусил губу. — Попроще будет так. Представьте, Борис Михайлович, что вы вошли в кафе. — Иннокентий встал с подлокотника и, дабы простота доклада была подкреплена наглядной демонстраций, эдаким гоголем с вихляющими бедрами, прошелся по гостиной. Уселся за рабочий стол с компьютером, изобразил лицом рассеянного посетителя кафешки. Ладонь под подбородок умастил: — Сидите. А напротив — девушка скучает. Если бы вы — такой прекрасный и брутальный — не зашли в это кафе, незнакомка обратила бы внимание на скромного паренька в углу. Но вы — затмили всех…

«Тобой — «затмишь», конечно, — мрачно наблюдая за наглядным спектаклем, подумал Боря. — Если ты еще пару раз жопой крутанёшь, затмишь-приманишь всех педиков в округе…»

Но Иннокентий, видать, воображал себя в чужом теле в связи с историческими представлениями, навязанными его эпохе Бориными биографами.

«Доживу до встречи хоть с одним биографом! ушатаю на фиг!!»

— Вы, Борис Михайловия, ушли из кафе, — печально продолжал стилист. — А девушка осталась одиноко коротать скучный вечерок… Парнишку так и не заметила… А если бы не вы — они бы познакомились, влюбились и нарожали деток!

«Какой же я негодник, ай-яй-яй! Надо было девушку подклеить, чтоб шибко не скучала…»

— Но вот какой же казус происходит дальше! — рассказчик внезапно, из махрового минора перешел в восторженный мажор. — Через несколько месяцев вы, Боря свет Михайлович, втыкаетесь машиной в автомобиль того паренька!

«А это — дулю, фигушки. В чужие автомобили я втыкаюсь только намеренно на гоночной трассе».

— А свидетелем столкновения является эта самая девушка! — воодушевленный собственной наглядной изобретательностью, воскликнул сказитель. — И девушка становится на сторону паренька! Когда приезжают эти… Кто у вас сейчас? гаишники?

— Не отвлекайся.

— Так вот. Девушка и паренек, при вашем непосредственном участии — знакомятся, влюбляются.

«Рожают детишек».

— Историческая цепь замыкается тем самым человеком, что разомкнул ее совсем недавно.

Борис заинтересованно хмыкнул.

— Это теория или закон?

— Судя по нашему формату — закон. Наука подтверждения дает намеками и скупо. Пару десятилетий форматы о неудачных многоразовых пертурбациях делали самые кассовые сборы. Любимая фишка: одни и те же герои то и дело, не зная подоплеки происшествий, попадают в различные ситуации. Как будто мадам История — вполне разумно и осознанно — пытается восстановить разомкнутое звено, делает попытку за попыткой, насылая на героев все более изощренные, подводящие их к означенной цели, испытания. Герои не успевают выпутываться из одной ситуации, тут же попадают в другую — живую материю Истории поджимает график контаминации…

— Что за штука ваш формат? — перебил Завьялов.

Кеша порядком удивился:

— Формат уже и у вас есть. Не знаю в точности какой… Вы тактильные ощущения в кинотеатрах уже получили? или хотя бы обонятельно присутствуете в действии?

— Понятно, Кеша, ты о кино толкуешь.

Завьялов пообещал горе-путешественнику, что заставит его раскошелиться лишь на три вопроса. Один вопрос уже в пустую проср…, пардон — профукал.

«На фига мне эти кины с обонятельной вонью разложившихся зомби, когда собственную шкуру отобрали?!»

Завьялов пригляделся к телу-Кеше… Навряд ли этот простофиля вопросики считает… Коли что ответим: дополнительные «формативные» вопросы включены в прейскурант подпунктами…

— А про меня у вас ф о р м а т снимают?

— А как же! Жюли знает наизусть всю вашу историю в кинематографии!

— И что в ней будет дальше? — Завьялов давно задавался вопросом: «Чего такого они с Зоей за две недели начудили, раз к ним мозговые путешественники валом валят? за нешуточные бабки». Предположение: свалились в койку, сломали три кровати — отверг. Не потому, что запереживал насчет потенции, а потому что был обычным приземленным реалистом: побывать в шкуре страстных любовников можно и дешевле — езжайте в тела знаменитых куртизанок, старика маркиза навещайте. А Кеша сделал ему аванс, как личности исторического мирового масштаба… Так что вопрос не шуточный — чего мы начудачили? куда мы влипли, раз — История.

— Дальше будет немного страшно, — вздохнул стилист, мечтающий о мирном путешествии в Сержу Зверева. — Влюбившись, вы выйдете из «Золотой Ладьи». Погоды — прекрасные стоят, бабье лето наступило… Пойдете гулять по улицам до самого утра…

«О чем я с этой напомаженной чиксой разговаривать-то буду?!» — разнервничался Боря, так как предположение о минимальном литре, уже накрылось тазом! Завьялов думал — упьюсь до черта, подхвачу то, что смог рукой нашарить… А тут — прогулка по бабьему лету!

— Ты проводишь Зою до дома…

«П р о в о ж у?! И даже в дом не поднимусь?!»

— Возле подъезда на Зою нападут похитители.

«Ах вот в чем дело. Мы, типа, не д о ш л и до койки…» Опомнился:

— Что?! Карпову похитят?!

— Нет, Борис Михайлович, — гордо выпрямился стилист. — Мы ее — отстоим.

— В натуре?

— Угу.

— И сколько будет похитителей?

— По формату — человек пятнадцать. Но биографы и полицейские архивы подтверждают лишь четырех человек.

«Ни фа себе мочилово?!?! Это что же я, типа, четырех профессионалов раскидаю?!?! Или Карпову приедут хитить малолетки из соседнего профтехучилища?!..»

Попадос, однако.

— А ты ничего, Кеша, не попутал? биографы не намудрили с четырьмя бандосами?

Кеша чиркнул большим пальцем по кадыку:

— Зуб даю, чтобы мне сдохнуть. Один бандос, правда, будет за рулем сидеть, но трем вы накидаете отменно.

— Ну я-то…, может быть и накидаю… И может быть — отменно…, - задумчиво разглядывая тело с мокрой курицей внутри, пробормотал Завьялов, — как карта ляжет… Но вот ты, Иннокентий…

— Доверюсь вашей мышечной памяти и рефлексам!

Стоя перед зеркальным шкафом в прихожей, Завьялов налаживал на морщинистую бомжескую шею шелковый платочек. Завязывал в который раз, пропихивал под воротник рубашки. В качестве бонуса щедрому покупателю Генрихович положил в пакет поверх костюма шикарный итальянский галстук. Но появляться с претенциозной шелковой удавкой в «Ладье» — предпочтительней реально удавиться. Пацаны уписаются. Зачморят «конотопского дядюшку» вместе со стилистом, от Кеши помощи не жди — не отбрешется болезный, родственника от насмешек не спасет.

— После битвы с похитителями вы пойдете к Зое…, - вращался вокруг грамотного прикинутого «дядюшки» Иннокентий. На него продолжал действовать порошковый зуд болтливости, стилист делился информацией. — Там вызовете полицию, приедет месье Карпов…

— Без этого месье не обойтись? — оттягивая нижние веки, разглядывая тусклые бомжеские глазки, между делом, интересовался Боря.

— К сожалению, — вздохнул стилист, — нельзя. Павел Максимович крепко увязан в сюжете.

— А если — развязать? — многозначительно хмыкнул Завьялов.

— Даже думать нечего! После ссоры с тестем…, потенциальным тестем, вы, Борис Михайлович и Зоя уедете на Кипр. Поскольку Павел Максимович заподозрит в вас охотника за при данным. Решит, что похищение подстроили — вы. Зоя предложит вам уехать на курорт, когда вы возвратитесь через десять дней — правоохранительные органы уже установят заказчиков похищения.

— Слушай, — задумчиво и недоверчиво разглядывая стоящую рядом предполагаемую грозу бандосов, сказал Завьялов, — а может — ну их к лешему этих похитителей… Стуканем ментам…, или сразу папе Максимовичу… Пусть заранее подъедут к дому, густо наваляют похитительскому коллективу…

— Борис Михайлович! — возмущенно зароптал поклонник Зверева. — В этом вся соль! Сюжет. Зоя станет вашей навеки, увидев в вас заступника!

— «Навеки ваша»…, - хмыкнул Завьялов. Оглядел «конотопскую» фигуру, нашел ее вполне съедобной. После банно-прачечных процедур обвисшая бомжеская харя весьма облагородилась: здоровый цвет лица проклюнулся. — Еще пару раз промыть-прокипятить, цены не будет дяденьке…

Тело-Иннокентий внимательно поглядело в зеркало на отражение недавнего бомжа и тоже согласилось:

— Значительный эффект. Носитель вам еще спасибо скажет.

— За то что пемзой обработал? — закладывая в карманы бумажник и ключи, невнимательно поинтересовался Завьялов.

— За то что — побывал, — значительно задирая палец вверх, сказал стилист. — Знаете, сколько подобные омолаживающие процедуры в наше время стоят?.. О-го-го! На процедуру по подсадке интеллектуального омолодителя, иные деды с малолетства средства начинают копить! Ваш носитель вам еще громадное мерси скажет! Такой выброс адреналина ему устроили… Лет на десять уже помолодел!

— Я думал — показалось.

— Отнюдь, Борис Михайлович. Кажется, уже и в ваше время доктора стали приходить к мысли, что возраст не есть проблема чистой биологии. Душевное состояние индивида — вот главная проблема! Если индивид теряет душевные, эмоциональные устремления, он будет стареть неуклонно и безвозвратно. Если же он остается молод душой — тело отвечает ему сторицей.

— «Главное, ребята, сердцем не стареть…», — невнимательно пропел Завьялов, проверяя шнуровку ботинок.

— Вот-вот! Хороший интеллектуальный омолодитель, используя вашу лексику — адреналиновый алкоголик: чрезвычайно ценный тип! Несколько процедур и внуки дедушек не узнают! По сути дела, кстати, лучшими омолодителями для дедушек являются ближайшие кровные родственники, но, — Иннокентий глубоко вздохнул: — Не всем везет. Иные внуки — абсолютно бесполезный генофонд.

«Бальзам на раны», — снимая с полочки туалетную воду, подумал Завьялов. Кешина болтовня избавила его от жутких подозрений: очнулся он на каталке в морге с ледяными членами и очень подозревал, что залетел не просто в тело, а конкретно — в труп. Свободный от заселяющего его прежде, пользуясь терминологией стилиста — интеллекта, а проще говоря — души. Вылетел Боря Завьялов из родимого тела, пометался по больнице и нет чтобы в коматозного полуживого пациента залететь, попал в помершего, бесповоротно «свободного» бомжару. Вспоминая фильмы ужасов про зомби, начинал уже принюхиваться — не завонял ли разложением? Приглядывался исподволь — не появились ли на теле трупные пятна…

Но если бомж замолодел… Тогда — порядок. Ошиблись доктора, свалили в морг полуживого дедушку.

Завьялов побрызгал на тело-Кешу туалетной водицей, себя обонятельно облагородил…

— А кстати, Борис Михайлович, — не унимался болтун-путешественник, — почему вы, скажите на милость, побрели не к палате уважаемого Косого, а застряли в больнице между этажами? Когда вас «выкинуло», я, прямо-таки скажем — растерялся! Не знал, куда стопы направить. По нашим форматам господин Косой — внушительный рыжеволосый мужчина с бородой, мне никто подобный на глаза не попался…

— У меня ухо оглохло, — выключая свет в прихожей и делая Кеше жест «на выход», проговорил Завьялов. — Решил к врачу наведаться.

— ЧТО?!?!?!

Тело, только что спешившее на романтическую встречу с Зоей и Жюли, начало пятиться в темноту гостиной. Из небольшой щелки на него падал лучик света с лестничной площадки; если бы секунду назад тело-Кеша не выглядел насквозь здоровым парнем, Завьялов решил бы, что разложение коснулось именно его.

В темноту уползало мертвенно белое лицо с остекленевшими глазами и отпавшей челюстью.

— Эй, Кеша…, ты чего? — негромко позвал Завьялов. — Иди сюда. — Чуть было не добавил «кис-кис-кис»…

— Борис… Борис… Борис…, - невнятно лепетал стилист.

Допятился до кресла, едва не рухнул, устоял — слепо нашарил подлокотник, спиной обогнул препятствие…

Завьялов захлопнул входную дверь. Быстро прошагал до гостиной и включил верхний свет.

Занервничавший Кеша испуганно присел, прикрыл лицо руками, как будто из люстры ударили не лучи, а копья.

— Ты чего это, дружище…

— Борис Михайлович, — сипло прокаркало родимое горло, — не подходите. Это может быть опасно.

— Кому? Тебе или мне?

— Наверное… Наверное… — Завьялову показалось, что Иннокентий внутренне прислушивается к себе, то есть к полученному телу… — Уф! я слышу. Борис Михайлович, я одинаково слышу обоими ушами!

— Раз за себя. За нас. — Завянь хмуро глядел на перепуганное лицо напротив. — Что случилось то?

— Беда, — коротко проинформировал стилист и утер вспотевшее лицо. — Борис Михайлович, вы не ощущаете внутри себя какого-то… постороннего присутствия? В новом теле вы — один?

— Ну…, как бы — да, — прислушавшись к ощущениям, кивнул Завьялов и вернул вопрос: — А ты?

— И я…, вроде бы… пока…

— Кеш, ты толком ответить можешь? что происходит?

— Ой, Борис Михайлович, ой! — по-бабьи заголосило тело. — Ой, мы — попа-а-али-и-и… Ой, Жюли мне голову оторве-е-ет…

— Да это ты ей, Кеша, оторвешь, — напомнил Боря. — Ты хотел к гениальному Сереже Звереву…

Успокоительное упоминание кумира скончалось втуне. Кеша хватался завьяловскими лапами за его же голову, раскачивался, приседал:

— Ну я попа-а-ал…, ну зале-е-етел…

— Куда ты Кеша залетел?

— В вас!! — яростно и обличительно завопил парикмахер. — В вас, Борис Михайлович!!

— А я-то тут при чем? — развел руками принаряженный бомж. — Я, типа, не просил…

Успокоить Иннокентия удалось минут через пять. Тиская ручищами стакан с водой, Кеша быстро говорил:

— У нас есть путешественники-нелегалы. Они отрицают упорядоченные проникновения. Путешествуют, куда изволят, лишь бы был свободный носитель. Делятся на несколько течений. Первые — любители, так скажем, игры в рулетку: повезло, не повезло — клика сумасбродов самоубийц. Есть ренегаты-умники, копошащиеся в архивах, выискивающие занимательных носителей, они отправляются в прошлое, как на разведку в опаснейшее приключение. — Кеша глотнул водицы. Маленько подавился. Прокашлялся, продолжил: — Самое опасное течение нелегалов — циклопы. Сие есть — террористы. Они презрели все законы, для них проверить действенность теории исторического самовосстановления — раз плюнуть. Они проникают даже в особо охраняемые хроно-личности. Разрушая последовательность известных исторических событий — вмешиваются в ход развития цивилизации. Циклопы, Борис Михайлович, опаснейшие диверсанты.

— Ого, — Борис проникся ситуацией в полнейшей мере.

— Вот, вот, — судорожно кивнул стилист.

— Но-о-о…, Кеша. Как циклопы могут вмешиваться, если совсем недавно ты утверждал, будто путешественник не может управлять полноценно активным интеллектом носителя?

— А они и не управляют интеллектом, — печально усмехнулось родное лицо Бориса Завьялова. — Они исподволь берут в плен. Вначале действуют на уровне центральной нервной системы. Любимый прием — отключить изнутри какой-то из парных органов. В вашем случае, Борис Михайлович, это было — ухо.

Завянь сглотнул.

— А что… могла быть и почка, например? Или легкое?

— Бывало и такое, — мрачно подтвердил Иннокентий. — Больной носитель становится легкой добычей. Он, Борис Михайлович, — управляем, поскольку — ослаблен и сосредоточен на здоровье.

— Твою ма-а-ать…

— Вот именно. Вам еще повезло, что начали с уха. Циклопы предпочитают бить наверняка и в первую очередь поражают орган зрения. Отсюда и их прозвище.

— То есть…, ты хочешь сказать…, что сейчас где-то в моем теле затаился и сидит еще один путешественники… диверсант?!

— А пес его знает.

— Что значит «пес его знает»?!?! — взревел Завьялов во всю мощь бомжеской глотки. — Кто там во мне сидит и что он может отключить в любой момент?! Легкое?! Почку?! Руку или ногу?!

— Борис Михайлович! — чуть не расплакалось тело. — Не кричите! Вы мешаете мне думать!

«Было бы чем думать, интеллект ты хренов!!»

Перенервничавший Иннокентий большей частью думал вслух. Бродил из угла в угол перед, сидящим в кресле нарядным конотопским дядей, и бормотал:

— Вначале я подумал… — ничего страшного. Поедем всей компанией на Кипр… Там я и Жюли переместимся, дедушка рядышком посидит, родственничка поизображает… Попадем домой — исправим неполадки. Теперь… теперь… теперь…

Парикмахера заело. Дальше чем «теперь» идея не продвигалась, застопорилась в мертворожденной фазе.

— Кеша, — привлек внимание Завьялов. — А как ты собирался бомжа на Кипр переправлять?

— Воздушным транспортом, — продолжая бродить, беспечно поделилось тело.

— Бомжа? воздушным транспортом через границу?

— А что…

— А то! У меня паспорта нет! Не знаю как у вас, а у нас еще через границы с паспортами путешествуют!

— Ну ни фига себе-е-е…, - тело оседлало подлокотник дивана и хлопнуло по лбу ладонью: — Позабыл!

Борис набычился:

— А что ты еще п о з а б ы л, экскурсант недоделанный?

Иннокентий обиделся:

— Простите, милостивый сударь, я как-то упускаю вашу гиблую действительность из виду.

— Проехали. Слушай сюда. Думаю, ты уже понял, что без меня ты ни фига не справишься, так что давай колись — какого черта мы всей капеллой должны на Кипр двинуть? Зачем вам там дедушка бомж в качестве родственника?

Родное тело призадумалось, закусивши верхнюю губу.

Завьялов сделал свое новое лицо дико злобным, мыслительный процесс пошел живее:

— Географические и временные привязки интеллектуальной телепортации имеют исключительно жесткие условия. Носитель должен находиться в определенном месте в четко обозначенный момент. В случае с вами, Борис Михайлович, и Зоей Карповой это гостиничный номер кипрского отеля. Однажды ночью вы уснули бы в объятиях красотки…

«Меня счас вырвет».

— А я и Жюли преспокойно вышли бы из интеллектуального анабиоза в нашем времени. Тела — не пострадали.

— Но? — понукая заскромничавшего вдруг Кешу, подтолкнул Завьялов.

— Но, — вздохнул стилист, — в нашем единичном случае, Борис Михайлович, ваше тело лишиться управления. Души, если хотите.

— Когда тебя изымут в точной географическо-временной привязке, я — умру? — с удивительным спокойствием произнес Завьялов.

— Не сразу, — скромно опустив глазки, вздохнуло тело. — Какое-то время организм будет функционировать, так сказать на автомате и рефлексах…

Рука бомжа медленно протянулась к вороту любимой косухи, сгребла ее крепче некуда и притянула к себе любимое тело:

— Ты хочешь сказать…, ушлепок…, что без тебя я, типа, — сдохну?!

Иннокентий не стал вырываться.

— Подохните, Борис Михайлович, — произнес чистосердечно и покаянно. — Так что — отпустите, давайте мыслить конструктивно. — Завьялов ворота не отпускал, тело продолжало речь в неудобной, скорченной позиции: — Нам необходимо всем вместе оказаться через тринадцать дней в номере кипрского отеля. Я и Жюли переместимся, без управления интеллектом ваше настоящее тело впадет в прострацию. В кому, если хотите. Вас в новом образе мы объявим близким родственником, вы будете неотлучно находиться рядом с впавшим в кому племянником Борисом Завьяловым. Когда я и Жюли сообщим в туристической компании о произошедшем… Вас тут же вернут обратно в ваше тело! — жизнерадостно закончил Кеша.

— Облом, Иннокентий. Бомжа и даже конотопского дядю вы на Кипр не переправите. А если я не скажу тебе, где мой заграничный паспорт, то, поверь, и тебе там не бывать!

— Борис Михайлович! — затрепыхался Кеша. — Неужели вы думаете, что заботы о собственном благополучии моя первостепенная задача?!

— А в чем твоя забота, Иннокентий?

Кешино счастье, что он не знал до тонкостей завьяловских интонаций. Иначе, не взирая на заинтересованную ласковость вопроса, выпрыгнул бы из курточки и — наутек через балкон четырнадцатого этажа!

И уж тогда бы схлопотал по полной мере! понял — как в этом времени бывает БОЛЬНО.

Но тело-Иннокентий остался болтаться в окрепшей бомжеской руке:

— Борис Михайлович, моя первостепенная задача — неизменность исторического процесса развития земной цивилизации.

— Высокопарно. А по сути?

— По сути, — вздохнул стилист, — все тот же шкурный интерес. Если вы не переспите с Зоей и не зачнете близнецов, забудьте вообще телепортацию. Без их рождения через девять месяцев развитие цивилизации изменит ход — мне будет некуда возвращаться. ТАМ будет уже другая Земля. И есть ли на ней место Иннокентию Капустину… вопрос.

— Поверил.

Завьялов отпустил воротник куртки. Пока стилист бухтел о высоких материях сохранности ц и в и л и з а ц и и — немного сомневался в искренности устремлений. Как только Кеша вякнул насчет «шкурных интересов», поверил сразу же. Парикмахер будет стараться так, что понукать не надо. На Земле далекого будущего начнут происходить метаморфозы, Жюли и Кеша, возможно, вовсе не родятся.

Или… рожденные Зоей близнецы как раз и выдумали нечто, позволившее путешествовать по временам из тела в тело…

— Послушай, друг Капустин, ты можешь как-то сообщить своим, о том, что здесь произошло? о диверсанте.

— Нет! Процесс интеллектуальной телепортации полностью механизирован! Как только датчики отобразили — я в теле Бориса Завьялова, работники агентства преспокойно удалились от наших тел! занялись другими путешественниками.

— Паршиво. А сколько интеллектов может одновременно присутствовать в одном носителе? — Разговаривая с Кешей об отдаленных временах, телепортации, Завьялов чувствовал себя так инфернально, что голова кружилась. Казалось, все происходящее твориться за экраном телевизора, не с ним, в чужой квартире. А он, Борис Завьялов, сейчас очнется или пробудиться в собственной постели в родимом теле. Все происходящее сейчас — бред, бред, бред!! Борис Завьялов где-то спит, упившись до чертей, поддерживая Колю.

— Один путешественник и носитель, то есть — двое, — послушно отвечал стилист Капустин.

— То есть…, ты уверен, что до момента твоего появления, во мне уже был — диверсант?

— После вашего рассказа об ухе — совершенно, — вздохнуло тело. — Меня направили к вам, то есть — в вас… Произошел эффект переполнения, выбросило почему-то — вас.

— Странно, что меня… И где сейчас может находиться этот ваш террорист-циклоп?

— Понятия не имею, — развел руками Кеша. — Эффект Карселя-Канцева практически не изучен, поскольку эксперименты в этом направлении опасны…

— Кеш, об эффектах самый минимум трещи. Коротко — можешь? — перебил Завьялов, глянув на часы. До появления в «Ладье» Зойки Карповой оставалось чуть меньше двух часов — ищи ее потом по всей тусовочной Москве.

— Можно, — понурился Капустин. — Вы, Борис Михайлович, прекрасный бильярдист, так что рассуждать я буду в бильярдных терминах. Представьте на зеленом сукне два соприкасающихся шара.

— Представил, — кивнул Завьялов.

— В них, со всей силы врезается третий. Что происходит?

— Шары разлетаются в разные стороны.

— Да. Это в том случае, если биток ударил между ними. А если биток ударил в шары, стоящие цугом?

— В лузу улетают оба шара, — тихо ответил Завянь.

— Вот именно. Вопрос — куда ударил мой интеллект-биток? в какой позиции находились вы и диверсант? Вас обоих могло разметать в разные стороны, либо вы оба устремились к одной лузе. Конкретно — в ваше новое тело.

— Я здесь…, вроде бы — один, — задумчиво сказал Борис.

— Мне тоже кажется, что я — один. Но уверенности в том, что циклоп не затаился где-то на периферийных задворках сознания…, у меня — нет.

— Хреново. Нужно ехать к твоей Жюли, пусть как-то внушает Карповой, что Борю Завьялова с дядюшкой нужно срочно переправить до Кипра на личном самолете, хоть в багажной сетке. Ты сможешь поговорить с Жюли и всей ей объяснить?

— Могу. Но только в том случае, если интеллект носителя не будет активен. То есть…, я могу поговорить с женой даже и при бодрствующем интеллекте носителя! Но…, - Кеша вновь развел руками, — как на это отреагирует адекватная мадемуазель Карпова?

Завьялов представил, как он, точнее — ушлепок в его теле, подкатывает к Зое и начинает нести байду относительно поездки с дядюшкой на Кипр, причем на личном самолете семейства Карповых…

Зажмурился. После первой же фразы тело Борика Завьялова вначале отметелят бодигарды, потом отправят в желтый дом. Возможно с переломами. Так что, ушлепок прав на сто процентов — надо как-то добираться до койки с Зойкой, уматывать Карпову секс марафоном, пока она дрыхнет — общаться с засланной женушкой Жюли.

— Поехали в «Ладью», Кешастый, — встал на ноги Завьялов. — По дороге доболтаем.

Ночная Москва уже избавилась от пробок, Порше нагловато лавировал в автомобильном потоке; Завьялов пытался развести стилиста на разговор, выдавить хоть чуточку информации о том, чего достигла земная цивилизация. Стилист категорически упорствовал:

— Борис Михайлович, в связи с тем, что нашу ситуацию признают опасной и нетривиальной, могу предположить, что у хроно-департамента не возникнет ко мне и Жюли особенных претензий. Без сотрудничества с вами я не смогу оказаться на Кипре без паспорта, и если даже окажусь один, то ваше тело, лишенное интеллекта носителя — погибнет. А это исключительно недопустимо, вы — хроно-личность. Но умоляю, не заставляйте меня рассказывать о будущем больше необходимого для наших целей! Я и так выдал вам достаточно! Жюли не переживет, если…

— Замазались, Кеша, — перебил Завьялов повторные стенания стилиста о вредностях Жюли. — Давай по делу. Я никогда не поверю, что в нашем времени не существует каких-то ваших функционеров, приглядывающих за процессом. Если у вас действует реакционное хроно-подполье, приглядывать должны не хилые ребята. Так что — колись. Что будем делать, если не удастся замутить с Карповой в «Ладье»? Куда пойдем, кого разыщем.

Тело-Иннокентий молчало секунд двадцать — всесторонне вентилировало закономерность интереса. Потом ответило:

— Вы, безусловно, правы. Против циклопов работает целое подразделение хроно-департамента. У нас их называют «антициклопами», «циклонами» на сленге. Если возникает нештатная ситуация — их сюда обязательно телепортируют.

— Ты знаешь в кого? как разыскать циклона?

— Понятия не имею. Обычно выбирают носителей, не включенных в исторический процесс, поскольку мероприятия по обезвреживанию циклопов могут заканчиваться весьма плачевно… Форматы на подобные темы — довольно популярны, Жюли не пропускает ни одной премьеры, а я…

— Короче, Склифосовский! Как разыскать активного циклона!

— Понятия не имею!! Носителей выбирают преимущественно на вокзалах, кто станет носителем очередного агента, я не могу знать!

— Почему на вокзалах? — закладывая вираж возле заднего бампера маршрутки, поинтересовался Боря.

— Там есть камеры наблюдения, — пожал плечами Иннокентий. — Как вы уже знаете, для интеллектуальной телепортации необходимы два непреложных фактора: точное время и место перемещения. — Стилист еще немножечко подумал и добавил: — Но, в общем-то, так повелось. Когда были разработаны первые хроно-машины, появился обоснованный вопрос — на ком испытывать перемещения? На президентах, чье время и маршруты достаточно известны и оставлены в анналах?.. Нет. Любые испытания — опасны, президенты — хроно-личности. Тогда историки покопались в цифровых архивах, наткнулись на почему-то не стертые файлы вокзального наблюдения… Так и пошло. Человек выходит с поезда — его личность устанавливается по билету, проверяется задействованность в историческом процессе… Если носитель подходит, циклон перемещается в него, подчиняет себе тело…

— Стоп! — перебил Завьялов. — Недавно ты говорил, что управлять здоровым интеллектом невозможно!

— Циклонов, — вздохнул Иннокентий, — набирают из людей имеющих способности к телепатии. Телепат, Борис Михайлович, может подчинить себе л ю б о е т е л о.

— Проникся, — кивнул Завьялов. — Так, может быть, Кеша, сразу на вокзал и махнем, а? — предложил задумчиво. Уверенности в том, что этот утырок — даже с накаченной задницей Бори Завьялова — привлечет внимание тусовщицы Карповой, не было н и к а к о й. Чтобы там стилист о себе не воображал, как бы не надеялся на насмотревшуюся форматов Жюли, Завянь лучше знает современные реалии. Карикатура из Бори Завьялова соблазнит собою только уличную проститутку, да и то — за деньги.

— И что мы будем делать на вокзале, Борис Михайлович? — саркастически усмехнулось родное тело. — Повесим на грудь плакатики «Разыскиваются циклоны из далекого будущего», да?

— Повесим, — согласился Боря. Все лучше, чем перед пацанами и Карповой этой безделушкой представляться! — Циклоны нас засекут по камерам, сообщат, куда следует и полный порядок.

— Наивный вы человек, Борис Михайлович, — вздохнула безделушка. — Неужели вы думаете, что на к а ж д о м московском вокзале перед мониторами камер наблюдения сидит по циклону? Что именно наше с вами «плакатное» выступление с нужного, конкретного вокзала останется не стертым и попадет в архивы? превратится в историческое знаковое предупреждение для архивариусов будущего? Мощные телепаты, из которых набирают рекрутов-циклонов — редчайшее явление, братишка! Их берегут, как зеницу ока, на вокзалы к мониторам не отправляют, задействуют лишь при возникновении опаснейших временных разрывов.

Досадно.

— А что бывает с людьми, которых циклоны задействовали для своих операций? Они их т о г о…

— Ну что вы. Никаких «того». Носителям совершенно безболезненно стирают память, — зевнул стилист. — Бывает, что используют по максимуму, порой в нескольких операциях подряд, потом оставляют на каком-нибудь вокзале.

«Уроды! — скрипнул зубами Завьялов. — Сошел человек с поезда и — сгинул. Его, понимаешь ли, мама-папа, детки-жены ждут… Годами пороги розыскных инстанций обивают… А эти…, задействовали, побаловались — и выкинули на помойку со стертой памятью! Ур-р-роды!»

— И в каких же операциях, Кеша, подобные носители используются? — внешне невозмутимо продолжил Завьялов.

— Ну…, по-разному бывает, старичок. Порой история не может залечить какой-то хронологический прорыв, тогда циклоны помогают. Подталкивают в нужном направлении, так сказать. Но вообще-то, Борис Михайлович, не считайте своих потомков бессмысленно жестоким зверьем. — Кеша разглагольствовал, поудобнее устроившись в кресле: — Вот вы спросили: почему носителей выбирают преимущественно на вокзалах? Отвечу вам без спешки. Вырвать человека из привычной размеренной жизни крайне сложно: он окружен знакомыми людьми, его ежедневные маршруты не имеют права измениться. Человек оправившийся в дорогу — в ы р в а н из нормальной атмосферы. Уже немножечко потерян. Циклоны преимущественно набирают носителей для хроно-операций из людей, чей жизненный цикл и так вскорости прервется, либо носитель бесперспективен в плане продвижения исторического процесса. Пользуются информационной базой ваших паспортных столов. Иногда, правда, происходят несанкционированные сбои…, циклона заносит не в того носителя. И только в этом случае, Борис Михайлович, задействуется операция по стиранию памяти, носителя возвращают в обычную среду…

Кеша болтал, Завянь скрипел зубами: «Много же вы в истории наковыряли, потомки хреновы… «Подталкивают», видите ли, нас, выбирают, как племенной скот для бойни…»

Разозлившись на позевывающего стилиста, Завьялов рявкнул:

— Слушай сюда, Капустин Кеша! Сейчас мы приедем в «Ладью», скажешь банде «хай, ребята!». Косому сообщишь, что не пришел его встречать — Лёля приболела, за лекарствами гонял. Потом сиди тихонечко и лишнего не вякай. Твой номер — первый от конца! Потянут шары гонять — отказывайся: мизинец болванкой расколошматил, болит зараза — спасу нет! Появится Карпова, будем думать в зависимости от обстоятельств и настроя.

Тело моментально взбодрилось, село прямо, твердо:

— Я все секу, чувак.

— Чего-о-о?! — Завьялов едва руль не выпустил. — Чего ты там «сечешь», чепушила фиолетовая?! Откуда ты этого отстоя набрался?! «чувака» припомнил?!

— Ну как же…, - разобиделся стилист Капустин. — Перед внедрением меня готовили к восприятию и пониманию ненормативной лексики, забили «Большой словарь молодежного сленга» две тысячи третьего года выпуска…

— Лучше бы в тебя «Большую Советскую Энциклопедию» забили!!

— Так и забили, — невозмутимо подтвердил стилист.

— Реально?

— Можете проверить.

— Ну-у-у… Высота Джомолунгмы?

— Джомолунгма. Или Эверест. Высочайшая вершина земного шара. Гималаи. В ваше время высота пика достигает… восемь тысяч восемьсот сорока восьми метров.

— А в ваше время, что… уже не достигает?

— Маленько раскрошилась.

* * *

Во времена всеобщей деградации в помещении «Золотой Ладьи» размещалось весьма гламурненькое казино.

Когда правительство России дошло до мысли, что подобные заведения разлагают и способствуют обнищанию народонаселения: рулетку закрыли, столы и игровые автоматы тихонько переправили в подвал кафешки на соседней улице (где они продолжили грязное дело по разложению и обнищанию уже особо доверенного контингента).

«Ладью» переоформили в спортивно-развлекательный комплекс. В цокольном этаже бильярдные шары гоняли и пиво пили. Чуть повыше — боулинг, не хилый ресторан с приличной кухней.

Банда Бори заседала в полуподвале цоколя.

Когда-то «банда» называла себя «мушкетерами». Но с этим сильно не согласился директор школы Инга Селиверстовна: «Завьялов, Козлов, Воробьев! Какие, вы — бандиты! — «три мушкетера»?! Вы типичнейшая — банда! Кто вчера разбил окно в учительской?! Мяч две вазы и почти полный чайный сервиз раскокал! Кто в прошлом месяце сорвал урок географии?! — выпускном классе добавилось еще одно обвинение: — Кто тайком курил в уборной?!»

Тайком курили Козлов и Воробьев. Завьялов к эдакой заразе вообще не прикасался. Но гордо пыжил грудь, не отрекался от мушкетно-бандитского братства. Благородно доставлял Лелю на директорский ковер, к совокупному числу прочих, вызванных родичей Козловых-Воробьевых.

Не взирая на то, что в той, весьма элитной школе Завьялов появился лишь в начале шестого класса (когда переехал из родительской квартиры к Леле), его считали в банде — заводилой. Новичкам в подростковом детском коллективе завсегда приходится туго. Боря исключением не стал, пригрелся с первых дней возле двух ботанов-интеллектуалов: Козлова, Воробьева.

Ботанов шибко доставал раскрепощенный бугай Толя Скоромятов, дразнил их «зоопарком», «парнокопытными птенцами». Завьялов заступился. Подловил как-то Скоромятова на насмешке, прилюдно опечалился:

— Какие, однако, Толя у тебя фантазии богатые… Все зоопарк, да зоопарк… Зоофилия, сердешный, покоя не дает, да? Смотри, допрыгаешься, возбудишься, потом — затянет, начнешь к собачкам на улицах приставать…

Заподозренный в сексуальном пристрастии к братьям меньшим, Скоромятов — сразу отцепился. Под руководством Бори ботаны подкачали мышцы, к выпускному классу троица выглядела — лучше некуда.

Великовозрастный Коля Косолапов присоединился к братству позже, сойдясь с Завянь на почве любви к двухколесному моторизованному транспорту.

Борис самолично завел Порше на стоянку перед комплексом. Выбрался из салона, незаметно перекрестился: «Спаси и пронеси!»

Банда знает Борю, как облупленного. Если бы не настойчивые уверения Иннокентия: «Борис Михайлович, ваши друзья не хроно-личности, если вы расскажете им об интеллектуальном обмене, в них загонят циклонов и сотрут ребятам память!» — он не стал бы рисковать, устраивая перед ними цирк с гвоздем программы — Иннокентием Капустиным. Завьялов попросту рассказал бы парням о том, что с ним стряслось, доказал правдивость истории несколькими примерами из общей жизни. Банда почесала бы в репах, и уж точно — что-нибудь придумала! Зойку Карпову на блюдечке до Кеши донесла.

Но Кеша уверял — нельзя! Ни в коем случае нельзя посвящать посторонние лица в секреты будущих телепортаций, ради их же блага.

Друзей Борис — любил.

И потому, дождавшись пока неловкий Иннокентий выберется из Порше, хмуро поправил на нем перекрутившийся рукав куртки и повел свое тело к знакомому до каждой трещинки крыльцу «Ладьи».

Неоновая реклама заведения подмигивала буквой «о», как старому приятелю. Настроение становилось мерзопакостным — ну дальше некуда! Хотелось хоть кому-то навешать кренделей.

По крыльцу, впереди Завьялова поднималась парочка худосочных оболтусов в болтающихся на бедрах джинсах размера эдак пятьдесят четвертого. Из заднего кармана приспущенных порточков торчала неначатая пачка «Беломора». Оболтусы тусовочно вихляли бедрами, приплясывали на ходу; Завьялов вдруг почувствовал себя ослом, перед мордой коего болтают сочнейшей морковкой.

Глаза не отрываясь смотрели на торчащую из кармана папиросную пачку…

Рот заполнился тугой слюной… Голова как будто ватой забилась.

«Курево!» — отчетливо понял Завьялов. Дедку до жути, до полуобморока не хватает никотина! Еще в ванной он был готов скончаться от никотинового голода, который Боря принял за похмелье!

Но папиросы все-таки не водка. Превратившись в абсолютного осла перед морковкой, Завьялов тащился по холлу «Ладьи» за расхлябанной парочкой обормотов в коротких ярких куртках — малиновой и желтой; не мог остановиться, не мог свернуть в другую сторону. Папиросная пачка стала наваждением, желудок вибрировал тошнотворными позывами, Борис коротко прошипел Иннокентию: «Дуй за мной!» И начал спускаться к туалетам под залом для боулинга.

Парнишки быстро проскочили длинный коридор с расписанными стенами, прошли к умывальникам.

Завьялов предположил, что помимо папиросной пачки, в карманах пацанов лежит и коробочек с травкой. Парни решили забить «патроны» прямо в клубе, в тепле, при свете. Туалет под боулингом был непопулярен, посетители предпочитали не бегать по лестнице, а навещать удобства первого этажа или ресторана.

Парнишки обустроились в углу возле корзины для использованных бумажных полотенец. Закрыли спинами то, что собирались творить шаловливые ручонки…

В уборную зашел Завянь.

Кешу, на подходе к лестнице зацепил завьяловский знакомый, выпутаться Иннокентий не смог — застрял наверху, пытаясь сообразить — что делать?! раз инструкций не было!

Парнишки оглянулись на шикарно прикинутого дядю. Развернулись, пряча ручонки за спиной…

— Ребята, папироску не одолжите? — сглотнув тугой, застрявший в горле тошнотворный комок, просипел Завьялов. Просительно. Как нищий.

Ребятки оглядели, невразумительно мычавшего дедка в нехилом костюмчике и штиблетах. Подумали — ошиблись: дед не крутой папик, а чмо, обвязанное шейным платочком.

Тот, что был в малиновой куртке, нагло хмыкнул:

— Ты чо, дед? «Белочку» словил? Вали отсюда!

Наглецов и малолетних хамов Завьялов не переносил.

Вот вроде бы. Подошел приличный трезвый гражданин. Весьма почтенного возраста, заметим. Попросил у молодежи папироску.

Так почему б не дать? А сразу в хамство.

Завьялов поддернул обшлаги пиджака. Поглядел на молодежь сурово.

— Я вас по-хорошему попросил, ребята. Угостите папиросой.

— По пятницам не подаем! — заржал обсосок в желтой куртке.

— А зря, — сказал Борис.

Внутри Завьялова поднялась сокрушительная волна ярости — ярости голодного перед жующими скотами! — правая рука метнулась к кадыку паршивца в желтой куртке: ударила! Мысок левого ботинка врезался под коленную чашечку второго недоумка!

Недоумок крайне удобно шлепнулся перед Завьяловым, подставляя ему задницу с карманом. Из руки вывалился спичечный коробок.

Борис вытащил из чужого кармана папиросную пачку. Одним умелым движением сделал крохотный, на папиросочку, надрыв. Выбил беломорину…

— Поджига — есть? — хрипло произнес.

Паренек в желтой куртке, кряхтя и охая, достал из кармана курточки зажигалку, не глядя протянул ее драчливому деду…

Завьялов затянулся сразу на полпапиросы. Беломорина трещала искрами в трясущихся пальцах с желтыми никотиновыми отметинами, по телу расползалось блаженная истома… Голова кружилась, как после целого стакана водки! Ощущение было как… Как добежать до унитаза после трех литров пива, да еще успеть ширинку расстегнуть! Как почесаться!

Когда-то, лет десять назад, молодой и никому не известный мотогонщик Борис Завьялов пришел вторым.

На трибуне сидела Леля. В раздевалке заштатного мототрека — одна полноценно функционирующая душевая кабинка. К кабинке очередь в пятнадцать человек.

— Поедем домой, — сказала Леля, — вымоешься там.

Борис поехал. Сидя на заднем сиденье такси рядом с Лелей — байк остался в ангаре техпомощи, колесо перед самым финишем пошло в разнос — едва умом не тронулся: вспотевшие чресла чесались до жути! почесываться перед Лелей внук не решился.

Когда разделся дома в ванной комнате, минут пять остервенело драл ногтями кожу и не мог остановиться! Ощущение было таким балдежным, что аж челюсти сводило и голова звенела!

Ощущения от первой затяжки побили рекорд десятилетней давности. Завянь затянулся еще разок… Легкие заполнились блаженством… Пошли еще какие-то воспоминания

Борис Завьялов куревом не баловался. Не потому, что был идейным. Спортсменом с малолетства. А потому что, повод был и случай.

Давным-давно высокорослый четырнадцатилетний подросток Завьялов заскочил на соседнюю дачу, где лихо праздновали день рождения. (Леля в город отбыла, оставила мальчишку безнадзорным.) Завьялова пригласили к «взрослому» столу, налили фужер шипучки…

Среди гостей соседа сидела прекрасная полногрудая тетенька. Густо подмалеванная брюнетка лет тридцати с шалыми глазами. Завьялов пил шипучку, ловил на себе заинтересованные взгляды тетеньки…

Четырнадцать лет. Как каждый подросток означенного возраста Завьялов мечтал о взаправдашнем сексе с умелой женщиной. Когда тетя поволокла мальчонку в уголок, подумал — наконец, СВЕРШИТСЯ!

Облом свершился. Тетка присосалась к подростку как пиявка. Огромным, пахнущим сигаретами и водкой ртом…

Подростка вырвало. Позорно — тут же! Едва успел через окошко свеситься.

Завьялова рвало — безудержно! как только перед мысленным взором появлялись большие и желтые прокуренные зубы тетеньки, накатывал очередной позыв!

В тот день, под гнусным впечатлением, Борис Завьялов дал себе зарок — курить не будет.

И девушек Завянь выбирал соответственных — некурящих, ч и с т е н ь к и х: с ухоженными шкурками.

Звероватая амазонка была лишь исключением, подтвердившим данную закономерность.

…Завьялов в три затяжки уничтожил папиросу. Крайне удивился: нос, вроде бы, — вонь ощущает, а тело радуется! Склонился над ушлепками, взялся прокуренными пальцами за сережку-колечко в ухе «желтого» недоумка, немного мочку оттянул, сказал:

— У нас с вами разные «белочки», короеды. Ваша с сережками в ушах и «Чупа-Чупсом». Моя — в тельняшке.

Распрямился, погляделся в зеркало над умывальником. Напротив отразился довольный жизнью молодцеватый дед в костюме и рубашке от лондонского дома.

Исчезнувшая в кармане пачка приснопамятного «Беломора» с английским шиком сочеталась плохо. Но пусть кто слово скажет!

Уходя от умывальников, Завянь подумал, что как-то странно он утырков уработал… Использовал нетипичные, но крайне действенные удары.

Причем… Если бы т е л о захотело уработать наглухо придурков… То уработало бы без всякого сомнения. Кадык и гортань желтого оболтуса превратились бы в костяной винегрет. Мысок ботинка, ударь хоть чуть сильнее — выбил бы на хрен коленный сустав!

Но т е л о било с осознанием и адекватностью наказания. Не покалечило, — слегка отшлепало.

Занятно. Дед служил в доисторическом десанте? Рефлексы тренированного тела возобладали над рассудком Бори?

Припомнив, как корежило тело в ванной, Завьялов мысленно его поблагодарил. Озверевшее от никотинового голода, оно вполне могло накостылять ребятишкам по самое небалуйся. По самую палату интенсивной реанимации.

— Борис Михайлович! — к Завянь сбегало по лестнице собственное встревоженное тело. — Куда вы запропастились?! На меня там куча народу навалилась, вас — нет!

— Иннокентий, — строгим шепотом прервал стилиста Боря. — Как меня зовут?

— Э-э-э, — опомнилось родное тело: — Дядя Миша. Михаил Борисович.

Ради упрощенного запоминания Завьялов переставил местами имя и отчество, всю дорогу внушал стилисту, как обращаться к «дяде». Когда услышал придыхание «Борис Михайлович!», рассвирепел бы обязательно, когда б не почесался, то есть — накурился!

— Запомни, Кеша, — все н а о б о р о т. Теперь — ты Боря. Я — Борисыч. Понял?!

Бильярдная цокольная зона «Золотой Ладьи» делилась на три неравных отсека. В одном: огромном зале на два десятка столов тусовались все кому не лень. Два меньших зала изначально и толково прозвали «вип-ложами». Одна из лож была претенциозной, некурящей. Завьяловская банда заседала в салоне для курильщиков, с собственным миниатюрным баром, при четырех бильярдных столах.

Борис подтолкнул вперед тело, с засевшей внутри курицей-стилистом. Тело шагнуло в зал, прокукарекало:

— Хай…, парни.

«Ребята, черт тебя дери — ребята! — мысленно скрипнул зубами Завьялов. — Мы почти двадцать лет приветствуем друг друга «хай, ребята!»»

— Завя-а-ань!!! — привставая над уставленным столом, прорычал Косой. — Ты где же подорвался, растуды-т тебя налево?!?!

Кеша шагнул к Косолапову, как Аня Каренина навстречу паровозу. Обреченно, но стремительно. С осознанием важности действа.

П о д м я л о тоже одинаково.

Косолапов облапил тело, тело жалко пискнуло.

Друзья приветствовали Борю шумно, пищание расслышал только Коля:

— Ты чо, Завянь, опять не привязанным ездил? — шепнул, намекая другу Боре на его фрондерское нежелание пользоваться в машине ремнями безопасности. — О руль саданулся, ребра отшиб?

Стилист проявил догадливость. Кивнул. И палец предъявил. Обмотанный изолентой мизинец.

— Сейчас залечим все простуды, — недоверчиво разглядывая замотанный «раненый» палец, пообещал Косой. — Ребята. Раздвиньтесь. Боря п р и б о л е л, пора принять профилактическую дозу.

Увлекаемый мощной байкерской фигурой Косолапова стилист пошкандыбал к столу.

Завьялов, бедным конотопским родственником, застыл на пороге вип-ложи. Призывая мысленно на голову стилиста Капустина ушат помоев, гром небесный, хороший хук под челюсть.

— Ой, парни! — опомнился Иннокентий.

«Чтоб ты сдох! чтоб тебя Жюли прибила! а я помогу и придержу!!»

— Я же сегодня не один! Позвольте вам представить…

«Хорошо, что в «милостивые государи» на нервах не занесло…»

— Это мой хороший знакомый…

Капустин провякал сочиненную байку насчет болезни Лели и внезапного приезда друга ее нежной юности — Михаила Борисовича из Конотопа. Врать друзьям, хорошо изучившим каждый листочек, когда-то пышного, а ныне скудного генеалогического древа Завьяловых, Борис не решился. Посоветовал парикмахеру напирать на прежние амуры бабушки. Мол, Леля приболела. А к ней свалился дружище Михаил. Затемпературившая Леля попросила внука р а з в е я т ь дядю Мишу по столичным достопримечательностям.

Логически безупречно выстроенную легенду банда проглотила. Во врунах Завьялов никогда не числился. Конотопского дядю усадили за стол, пивка налили…

Болезненную любовную царапину Колян залечивал умело. Пластырем и антибиотиком служили две развеселые девушки Наташа и Светлана — брюнетка и рыженькая. Косолапов обнимал сразу двух девчушек, рычал тосты.

Тишайший интеллигент Максим Воробьев — благообразный, в меру бородатый юрист одного из крупных столичных банков, инфантильно глушил вискарь.

Концептуальный конформист, извечно безработный Вадик прожигал жизнь вместе с очередной феминой возраста последней свежести. (Родители Козловы — владельцы приличной зубоврачебной практики, устали пенять отпрыску на нежелание трудиться в любом качестве: хоть зубы драть, хоть веником махать.) Усевшийся рядом с идейным конформистом «конотопский родственник» услышал негромкое козловское мурчание: «Пускай ты выпита другим, Но мне осталось, мне осталось Твоих волос стеклянный дым И глаз осенняя усталость…»

Давненько кем-то выпитая платиновая блондинка тихонько млела под Есенина. Осенние глаза, тем не менее, исподволь исследовали дяденьку в отличном, с иголочки, костюме, поскольку дяденька, не смотря на прописку в Конотопе, был явно не из сирых и возрастом соответствовал гораздо больше шептуна концептуалиста. По малолеткам Вадик никогда не шастал, специализировался на женщинах достойных, с о д е р ж а т е л ь н ы х. Причем любил их не за последнее качество, а искренне, от всей души. За что был прозван бандой «археологом-любителем». Платиновая Галочка, вероятно, о пристрастиях милейшего вертопраха Вадика догадывалась, комплименты принимала без малейшей подозрительности, но на дядюшку косилась все более и более призывно.

Завьялов немного отпил пивка, прислушался к ощущениям пожилого тела — вроде бы, не развозит. Достал из кармана пачку «Беломора» и шлепнул ее на стол.

— Ого, Михал Борисыч, от нас — респект и уважуха! — зарычал Колян, увидев ветхозаветный «Беломор». — Не угостите? Давненько я не ощущал отечества…

Загасив в пепельнице окурок «Парламента», Косой заполучил в легкие «сладкий и приятный дым отечества», забалдел слегка… Дядюшке дал прикурить…

Гулянка шла по расписанию. К столику «мушкетеров» подошел один из посетителей «вип-ложи», позвал тело-Кешу исполнить пару партий…

Стилист умело отбрехался, предъявив мизинец. Еще по дороге к «Ладье» носитель и путешественник договорились, что к столам «Борис» не подойдет. Стилист, конечно, поупрямился: мол, ежели довериться мышечной памяти отличного бильярдиста Завьялова, вполне — прокатит. Но Завянь категорически настоял — позориться, мы с вами, Иннокентий, не будем. Вы, Кеша, через тринадцать дней, авось, отчалите, а мне позор всю жизнь глотать.

Но наблюдая за тем, как жадно родимое тело глядит на зеленое сукно, Завьялов стал нешуточно переживать. Кешу то и дело теребили, звали. Куафер брехал все неуверенней… В его глазах горел огонь недополученного драйва, неутоленной страсти к впечатлениям…

Когда с колен Косолапова привстала Света…

— Завянь, ну ты чо?! я тебе фору дам, противный!

Завьялов понял, что они — попались. Подвыпившую рыженькую Свету Борис Завянь должен был обыграть с полностью загипсованной правой рукой! Ослепший на оба глаза, на ощупь, обломком кия!

Колян еще подначивал:

— Завянь — не узнаю. Давай, давай, отдирай задницу, проучи зазнайку!

Дивно отклячив отодранную от дивана задницу, тело, управляемое курицей, расположилось над столом, примерилось-прищурилось…

Увидев, как р а з л е г с я Кеша, «конотопский дядюшка» сразу же зажмурился! Пирамиду разбивала Светка. Так неловко, что будь Завьялов в своем теле, партию сделал бы с одного кия — как минимум четыре шара сразу же шли в лузы!

Кошмарное, зажмуренное ожидание длилось не долго. Звук, раздавшийся в «вип-ложе» показал, что кий почти продрал сукно! врезался в шар!..

Через мгновение. В полной тишине. Раздался шлепок костяного шара о паркет.

«Залягу в анабиоз! доживу до нужного времени! разыщу придурка Кешу, раздавлю как таракана!!»

— Н-да, Завянь, — раздалось глубокомысленное бормотание Коляна. — Сегодня ты не в форме, брат…

«Конотопский дядя Миша» открыл глаза. Олигофрен, каким-то образом умудрившийся развиться до стилиста, догадливо тискал ладонью «покалеченную» болванкой клешню и морщился вполне трагически. Банда тоже морщилась — но уже сочувственно. Прочие пассажиры «вип-купе» вели себя разнонаправлено: кто-то сострадательно нахмурился, кто-то затаил злорадство — «Акелла промахнулся!», парочка Шерханов откровенно нарывалась.

Косой взял кий. Многозначительно раскрутил его наподобие вентилятора… Шерханы поджали хвосты и ретировались в дальний угол ложи.

План по охмурению Зои Карповой пролетел фанерой над первопрестольной.

Если придерживаться канвы формат-кино (письменными источниками Кеша шибко не увлекался, в отличие от женушки), то в полночь должно произойти примерно следующее. Четыре расфуфыренные красотки войдут в «вип-ложу». Борис Завьялов в это время должен громить Косого на бильярдном поле. Вокруг должны толпиться зрители. Зоя заинтересованно подойдет к столу… Осерчавший от проигрыша Коля затеет перепалку с прибывшим пафосом… Карпова ответит за себя и эскорт. Боря — вступится. Не за Косого, разумеется, за девушек.

Завьялов предложит Зое партию…

Пошло-поехало.

Пока — свернуло. Затеять партию с добряком Косолаповым и думать нечего. Коля никогда не позволит себе встать к столу с покалеченным соперником! Прежде Завьялов надеялся выставить мокрую курицу к бильярду практически в полночь — придав родной фигуре значительную и умную позу — немного пофилонить, побродить вокруг стола до нужного времени, решать вопрос со знакомством — исключительно вербально, разумеется приязненно. Рассчитывая на засевшую в мозгах Карповой путешественницу Жюли. Еще в дороге до «Ладьи» нечаянные соучастники постановили: как только Зоя и компания войдут в зал, стилист поскачет к бару за выпивкой и громко, з н а ч и т е л ь н о закажет невероятный коктейль, прозывающийся «Атас, Жюли, у нас циклоп!».

— Жена у меня догадливая, — хвастался Капустин, — мигом все почует! Поможет завязать роман. Нам главное нужный стол у входа в зал застолбить и на глаза попасться!

После позорного фиаско «Акеллы» нужный стол сразу же заняла шумливая компания. Причем такая, что удалить оттуда можно только мордобоем. Но… благородный повод фиг найдешь.

А в «ложу», где сцепились две грозные бригады пафосные девы не войдут… Наверняка, возьмут курс на сонный, тихий зал для некурящих…

Завьялов злобно глядел на «приболевшего» стилиста. Отвлеченный к тому же предмету Вадик беспечно оставил платиновую фемину без пригляда. Фемина погребла до дядюшки.

Присела рядышком, затеяла светскую беседу о ценах на меха в Конотопе…

Был бы Боря в своем теле, давно бы попросил археолога приглядывать за расшалившимся раритетом, а так: сидел, расстроено дымил беломориной, надеялся, что отпугнет, как комара.

Фемина оказалась беспримерно стойкой.

— Михаил Борисович, не желаете ли посмотреть ночную столицу…? Я за рулем.

— Конечно! Но только завтра, когда прибудут внуки и жена! Внуков у меня аж целых восемь, все мечтают…

Интерес в глазах у Галочки завял. Часы над баром показали полночь.

Тело-Кеша нервно ерзал по диванчику-подкове, его разом утешали и Наташа, и Светлана: целовали в ушки, в носик, забинтованный техническим пластырем мизинчик бережно поглаживали. Косой подбадривал басистым рыком, Макс — вискаря наливал. Иннокентий на нервах сделал внушительный глоток…

«Упьешься, — глазами пригрозил Завьялов, — ур-р-рою, не взирая на то, что покалечу собственное тело!! А Жюли увидит, что с девочками тискаешься — добавит уже дома!»

Кеша трагически поглядывал на часы; даже с полутора метров, в полутьме и чужих очках Завьялов видел судорожные, глотательные движения родного кадыка. Парикмахер стремительно терял лицо. Причем — чужое. Борис сгоряча понизил его в звании: с мокрой курицы до воробья. Он уже радовался, что знатное фиаско произошло вне расписания, без главной зрительницы…

Следуя предписанию и расписанию, в «вип-ложу» заплывали: три статные девицы — шатенка, блондинка, брюнетка, и одна остриженная травести без малейшего намека на вторичные половые признаки (зато в ботфортах на пятнадцатисантиметровой платформе). Шатенка оглядывала «ложу» взором притомившейся Цирцеи, как бы пересчитывая потенциальное свинское поголовье. Брюнетка не уступала, легонько морщила обработанный хирургами носовой хрящик. Травести восторженно и бесшабашно приплясывала перед стойкой бара на агромадных каблуках.

Завьялов во все глаза рассматривал блондинку: предположительно — жену и мать своих детей.

Ранее он с Зоей нигде не сталкивался. Судить о Карповой мог лишь по слухам, желтым сплетням и глянцевым фотосессиям. Воображал увидеть в «ложе» нечто разодетое в шелка, меха и драгоценности. Мысленно плевался, представляя, как выгуливает, охмуряет, попутно охраняет витрину ювелирторга…

Но Зоя удивила. На фоне разодетого эскорта Карпова смотрелась скромнее некуда: обтягивающие джинсы с широким кожаным ремнем при минимуме стразиков, короткая холщевая куртка, всепогодные ботинки на низкой подошве не сверкали лаком. Длинные белые волосы в продуманном художественном беспорядке, заложены за ушки чудной формы. Зоя представляла из себя редчайший тип натуральных блондинок с темно-карими глазами.

Если бы не один пренеприятный факт, Завьялов мог бы себя поздравить: к ночной прогулке до утра красавица готова, не ждет, когда потащат на руках через каждую неполноводную лужицу и кучку конфетных фантиков.

Неприятным фактом и сюрпризом выступало крохотное лысое существо, которое ни один нормальный мужик не отважился бы обозвать собакой. Мало того, что название породы звучит как один чих и два повторных выражения, о н о и выглядит как собачий выкидыш! как червячок на лапках! как лысое позорище собачьей популяции!

Чиа-тьфу! — хуа-хуа!

Из подмышки Зои Карповой сюрприз торчал не полностью. Коричневая мокрая пуговка носа безустанно исследовала ароматы «ложи», локаторы волосатых ушек ловили звуки и тряслись. В широкий пояс брючного ремня хозяйки упирались коготки при собачьем педикюре…

Три разу тьфу!

Четыре девицы и один ушастый малек подмышкой остановились возле барной стойки. По единственному пристальному взгляду, брошенному Зоей на зеленое сукно ближайшего стола, Завьялов понял, почему и как сложился их роман. На чем он завязался.

Зоя Карпова — играла. Ее глаза мазнули по шарам, опытно, оценивающе прищурились на хорошенького «свояка»… Тут же красотка усмехнулась, увидев, как глупо игрок распорядился «подставкой» — забил один шар, разрушил потенциальную комбинацию, а мог бы продолжать игру…

Эх, если бы Иннокентий не устроил банде позорнейший облом, сейчас, как и предсказывал формат из будущего, на том столе сражались бы Борис и Коля! И уж Завянь сумел бы вписаться в сценарий: бильярд — его делянка. Его кусочек маслица на хлебе.

Неожиданно Борис почувствовал острейшую досаду. Почувствовал себя как будто обворованным…

Он должен был сейчас стоять — ТАМ! Завьялов знал, как это выглядело бы! Широкоплечий и уверенный, Завянь склонился бы над столом, вытянулся во весь рост… ударил кием! заинтересовал бы Зою партией… Потом уж трали-вали, все кипрские дела…

А он сидит в теле дядюшки пенсионера и ждет, когда с парикмахера схлынет оторопь. Когда он догадается, что Карпова уже скучает в этом зале, а две ее подружки наморщили носы… (Активность проявляет лишь белобрысая чудачка, переговариваясь, перемигиваясь с красавчиком барменом.)

Завьялов сделал Кеше зверские глаза. Взглядом приказал воодушевиться, мол, ты чего застыл, засланец?! беги к Жюли, заказывай всем по «Циклопу», возбуждай фантазию у женушки!

Кеша уже начал приподниматься, уже наморщил ум и храбрость…

Но тут, не вполне рассчитывая на парикмахера, мадам История взяла свое. Какой-то там эффект с двойной фамилией задействовался в лице Коляни Косолапова, поскольку по сценарию нахамить он все-таки — обязан, а реплики Завьялова уже шли немногим позже.

Отодвинув рыженькую Свету, Косой нетрезво поглядел на прибывший пафос, поднес к губам пачку «Беломора» на манер микрофона и громко пробасил:

— Ахтунг, ахтунг! В небе ночные фрики-барби!!

Развеселая Светка фыркнула так, что червячная собачка окончательно упряталась подмышку, даже пуговичный нос исчез!

Шатенка, брюнетка и белобрысая пацанка окатили Светку и Косого ледяной надменностью, из подмышки Зои что-то гневно тявкнуло…

Внесенный в анналы скандал развивался в разрушительном порядке ресторанного скандала. Колино бесчинство, скорее всего, разметало бы, вымело вон из зала глянцевую компанию… Цирцеи с перепившимися хряками не дружат, читалось на гламурных ухоженных личиках.

Тело-Кеша, наконец-то, встало во весь рост, вытянуло вверх руку (на манер привокзального памятника Владимиру Ильичу):

— Бармен! — воскликнуло в лучшей традиции третьеразрядного актера «кушать подано». — Всем по коктейлю «Жюли, атас, у нас циклопы!»!

Завьялов снова зажмурился. На какой-то момент ему показалось, что вместо «кушать подано», из памятника-Кеши прольется знаменитый текст «товарищи! то, о чем так долго говорили большевики — свершилось!».

Немая сцена продолжалась три секунды. Бармен глядел на Борю с задумчивостью сфинкса. Народ соображал — что за новомодное пойло всем на халяву подвалило?..

После чего случилась неожиданность. Из подмышки Карповой выскочила, выпрыгнула лысая собачка. Сбив три пивных бокала, промчалась по столику, упертому в стену…

Погруженный в мысли о формате, уже открывший глаза Завьялов, тут же представил, как выглядела бы эта сцена в замедленной киносъемке.

По столу и спинкам диванов летит ушастый собачий недомерок — мохнатые локаторы трепещут, развеваются, хвост напружинен, как волосатое копье. На собачонке плюшевая юбочка и футболка с бисером. В целом она очень напоминает цирковую обезьянку, летит вперед, как будто вместо когтей на лапах — пальцы. Бокалы рушатся. Облитые пивом мужики разевают рты, Карпова распахивает карие глазищи…

Банда в шоке — лысое ничтожество врезается в Завьялова со всей дури. Роняет Борю пол.

В «ложу» просовывается рожа бодигарда Карповой…

Финал, как в «Ревизоре». Актеров накрывает шок. На полу барахтается Борис Завянь, по его груди скачет червячок на лапках. Лижет в нос, в лицо, повизгивает, кажется, описаться от радости готов.

Тело-Кеша пораженно бормочет:

— Жюли…, Жюли… Это — ТЫ?!

Лишается сознания.

— Копец, ребята, — говорит Косой. — Ушастая чувырла нам Борика угробила.

* * *

— Это моя собака! — на весь цоколь возмущалась Карпова, пытаясь стащить четвероногую Жюли с груди тела-Кеши в обмороке. — Жозефина! ко мне! Отцепись от этого урода!

Жозефина сидела на носителе родного мужа, как на последнем в мире куске мяса!

Лишь только Карпова протягивала руку, бросалась с лаем, пыталась тяпнуть пальцы.

— Зой, она взбесилась, — уравновешенно предположила шатенка-Цирцея.

— Отстань, Сабина! — чуть не расплакалась хозяйка зубастого червячка. — Жози, Жози, иди ко мне хорошая…

Каприз судьбы: Жюли забросило в Жози.

Зоя глядела на разлегшееся на полу тело, как домохозяйка на протухшую камбалу. Если бы не бдительное присутствие банды, наверняка лягнула бы разок.

Наследник зубоврачебной практики Макс Воробьев пытался добраться до пульса друга, нащупать — убедиться. Зубастая Жози тому препятствовала.

— Да убери ты на хер свою шавку!! — зарычал обеспокоенный Колян. — Боря сегодня грудью о руль саданулся, а она здесь скачет, как по матрасу!!

Невесомая Жюли-Жози пружинисто подскакивала, Косой всерьез переживал за ребра.

Завьялов встал на колени перед остервеневшей собачонкой, представил, в каком кошмаре очутилась путешественница Жюли, поняв, что занесло в собаку. Что все происходящее в «Ладье» совсем не соответствует формату… За крайним столиком у бара «ложи» нет муженька в известном теле хроно-личности. Все вообще — н е т а к.

Есть от чего сойти с ума.

— Жюли, — позвал негромко.

— Мою собаку зовут «Жози»! — гневно поправила Карпова, притопнула ногой, едва не отдавив пальцы, устроившегося на полу дедушки.

— Жюли, — не обращая внимания на вопль, негромко, прямо в трясущееся собачье ухо, повторил Завьялов. — Вы с Кешей нарвались на циклопов. Тебе н у ж н о быть с Зоей, мы позже вас найдем. Будь умничкой.

Рассчитывать на благоприятное развитие романа в подобной нервной обстановке — думать нечего. Карпова глядела на развалившееся тело взбешенной фурией-собственницей, которую обокрали, подло предали: собственная собачонка променяла на перепившегося бугая!

Да и было б на какого бугая! Вначале этот экземпляр изображал разудалого купца — всем выпивку заказывал. Потом вообще — на пол завалился от прыжка крохотулечки Жози…

Фу. Просто — фу и тьфу! Зоя снова разозлено притопнула ножкой.

…Вначале, когда Завьялов только приседал, Жози чуть-чуть оскалилась, прижала уши.

Как только дяденька в очках заговорил, позвал… — расслабилась. Стояла, прядала пушистыми лопухами и тихонечко тряслась на тонких лапках. Розовых в коричневую пятнышку. Юбочка и кофточка, расшитые сверкающими штучками, сверкали, как сбрызнутые слезками или дрожащими капельками росы. Вид у собачонки был такой разнесчастный, что Завьялов устыдился недавнему неприятию тщедушного представителя семейства псовых.

Разумные коричневые глазки собачонки слезились совершенно по-человечески. Жози вздохнула всем крошечным тельцем… Легла на грудь тела-Кеши, как на свежую хозяйскую могилу и заскулила.

Душераздирающее зрелище! Чувствительные девушки — пластырь и антибиотик — застыли, приготовились расплакаться…

После чего плавно возникал намек на примирение и шумное застолье банды с красотками гламурным, а так же и лечебными…

Все испортила рассудочная Цирцея, протолкнувшая сквозь скульптурную группу сочувствующих бодигарда Карповой.

— А ну-ка, дядя, расступись, — прозвучал над головой Завьялова глухой басистый приказ.

Борис не успел ничего понять; на крошечное червячное тельце упал широченный, как одеяло пиджак охранника…

Тут отметим, что в запарке бодигард позабыл убрать из кармана некий тяжелый предмет. Предмет чувствительно треснул бессознательное тело по лбу.

Иннокентий очнулся в момент, когда, бешено вырывающуюся из пиджака Жюли снимали с его груди. Опомнился не сазу. Вначале поглядел на толпу, взирающую сверху вниз, нашел глазами Борю…

— ЖЮЛИ-И-И-И!!!

В нос тела-Иннокентия тут же воткнулся указательный палец мадемуазель Карповой:

— Не вздумай, дорогуша, предъявлять права на м о ю собаку. Эту собаку, щенком, подарил мне папа. Понял?! Все документы — в наличие, общаемся только через адвокатов.

«Браво». Борис Завьялов с колен смотрел, как Зоя Карпова разгибает тонкую сильную талию, откидывает волосы назад:

— Алеша, за мной. — Бодигард с Жюли в охапке, поскакал за гневной фурией. — Девочки, я уезжаю.

— Зойка, я с тобой, только с барменом расплачусь! — информировала белобрысенькая чудачка.

— Вообще-то, у нас наверху столик заказан, — задумчиво проворковала Цирцея-Сабина.

Не поименованная брюнетка смерила бильярдную компанию взглядом. Толи попрощалась, толи пригрозила.

— Ну надо же… Мы вообще-то поужинать приехали… И в боулинг…

Насмешливо тряхнула волосами и тоже двинулась в кильватере у прочего гламура.

— Обалдеть какая чикса, — произнес Коляня и причмокнул.

Верные всегда и всюду «медицинские» подружки заинтересовались на предмет конкретики. Вадик протянул телу-Кеше руку, предлагая, наконец, подняться:

— Ты как, Завянь, в порядке?

Умный словно сто чертей юрист Воробьев разглядывал друга Борю, как много лет назад на физкультуре. В тот день мушкетер Завьялов категорически отказался подглядывать за девочками в душе. В глазах юриста тлело подозрение.

Стилист повел себя неадекватно. Вскочил, схватил за рукав конотопского родственника и потянул того на выход.

— Завянь, ты чо?!?!

Трехголосый вопль остался без ответа.

* * *

Тело-Иннокентий тянуло Завьялова за собой, как мощный парусник, привязанную лодку — любимую четвероногую Жюли унесли куда-то в пиджаке! Утлый разодетый старикан едва не падал, шипел свирепо:

— Остановись, придурок!! То есть, Боря… Мы позже их найдем!

— Борис Михайлович! — позабыв про обращение, нервно просипел стилист: — Зою Карпову сейчас будут ПОХИЩАТЬ!!!

— Ты чо? — затормозил Завьялов. — Ее от дома будут похищать!!

— Нет, сейчас! — утягивая Борю к лестнице на первый этаж, оповещал Иннокентий. — По установленному историческому сценарию, вы должны были скрыться от ее охраны, сбежать из «Ладьи» вдвоем, — шагая через три ступени, каялся пришелец, — но по первоначальному плану похитителей, захват Зои должен был произойти на стоянке перед комплексом!! Двор дома Зои — запасной вариант!

— Черт!!! Раньше мы смешали их планы, удрав отсюда?!

— Да!!!

Если бы не возникающий цейтнот, Завьялов врезал бы заигравшемуся в секреты Кеше по собственной роже!

«Ну занесло ж в меня самоуверенного дебилоида! — прыгая через ступени стареньким зайчиком, ругался на ходу. — Он что, реально полагался на Жюли, рассчитывал эдаким засланцем-полудурком, на шару, замутить с Зойкой Карповой?!..»

Судя по всему — надеялся. Раз не предупредил о первоначальных планах похитителей, знакомых по формату.

Завянь несся за родимым длинноногим телом, чувствовал, как в полученном теле бешено колотится о ребра сердце, сипят натужно прокуренные легкие…

«Заботиться о теле надо, заботиться!!»

Тело-Иннокентий выскочило на крыльцо. Стало озираться, попрыгивать туда-сюда…

Абсолютным полудурком Кеша все же не был. Вспомнил, что парковка расположена с двух сторон от развлекательного комплекса. Куда пошли Зоя и бодигард Алеша — вопрос вопросов. Могли свернуть налево, к парковке, где дремал Порше. Могли пойти в противоположную сторону.

Иннокентий подскочил к пареньку сикьюрити, проорал вопрос:

— Куда пошла блондинка с охранником без пиджака?!

Пока накаченный парнишка мозгой ворочал, соображал, к Иннокентию метнулась стройная брюнетка с горящими очами:

— Боренька, девушка и слон туда пошли! — вытянула изящный пальчик, указывая на левую парковку. Слегка наморщила капризный носик: — Завянь, а ты уже уходишь? — попробовала удержать, улетающего в чужом теле воробья за куртку.

Неудержимый муж Капустин сорвался с крыльца вполне подобно соколу!

Старичок Завьялов пробежал мимо ответственной девушки, успел подумать: «Кто такая? почему не помню? Личико, вроде бы, знакомое, приятное…» Помчался за стилистом, сворачивающим за угол.

Тело рысило вперед, перепрыгивая через лужи, перепархивая паребрики, огибая автомобильные преграды! Иннокентий мчался выручать Жюли и Карпову, старикан за ним не поспевал.

«Заботиться…, кхе-кхе! о здоровье, заботиться…, кхе-кхе!..» В груди клокотали забитые никотиновой слизью легкие, сердце, казалось, уже выскочило из груди и металось под лондонским пиджаком на тонкой ниточке аорты! Борис почти терял сознание, приличные очечки соскакивали с носа, зрение плыло и подводило…

Но впрочем, не на столько чтобы не разглядеть валяющегося на проезде охранника в рубашке. Алексей, без всяких признаков сознания, валялся под хвостом блестящей лаком «бэхи». Крови не было ни на рубашке, ни под головой, бодигарда, вероятно оглушили бережно.

Не останавливаясь над поверженным «слоном», Завьялов выбежал на параллельную дорожку…

Возле раскрытой настежь дверцы микроавтобуса с густо тонированными стеклами Зоя Карпова боролась в двумя мужиками в лыжных шапках, натянутых на лица. Похитители втаскивали девушку в салон, один из мужиков уже стоял внутри автобуса, тянул Зою за подмышки внутрь, второй подталкивал…

В борющуюся троицу, со всей дури врезался лихой стилист!

Как шар для боулинга в кегли!

Кегли завалились внутрь микроавтобуса, туда же рухнул и парикмахер! Завьялов некоторое время видел, как из салона торчат родные длинные ноги…

Машина резко тронулась. Ноги втянулись — либо их втянули на ходу, не сумев отцепить защитника от жертвы! — микроавтобус, взвизгнув шинами совершенно по киношному, помчался в выезду с парковки… Причем понесся прямо на старикана в английском прикиде!

Если бы Борис не отскочил, всем телом рухнув на капот умытой Лады, микроавтобус сшиб бы его, как нечего делать!

Машина бешено проскочила беспечный шлагбаум парковки, вихляя задом выехала на трассу…

Пылающие пожаром задние фары скрылись в ночи. Завьялов мрачно поглядел им вслед: «Шалишь. Шалишь, жиган. По трассе от меня еще никто не уходил…»

Нашаривая в кармане брелок с ключами от Порше, обретая удивительное, рассудочное спокойствие — довольно обычное для предстоящих гонок, — Борис быстро пошагал к своему автомобилю. О том, чтобы вернуться в «Золотую ладью» и вызвать помощь в лице полиции, не задумался даже на мгновение. В снабженном пылающими маячками автобусе от него увозили — родное тело. ЖИЗНЬ у него похитили.

На секунду, усаживаясь за руль Порше, Завянь почувствовал себя состарившимся Джеймс Бондом. Шпионом на пенсии. (Географически привязанный к Бонду костюм данному ощущению крайне способствовал.)

Чуть позже героическое настроение слегка померкло. Завьялов стремительно вывел спорткар на шоссе, десятки красных фонарей слились в один сплошной кошмар — для позднего ночного времени автострада оказалась слишком перегруженной!

Всех к черту. К дьяволу.

Обгоняя и лавируя, нарываясь на возмущенные вопли клаксонов — Порше облаивали со всех сторон! — Борис вел машину вперед, ноги уверенно перебирали педали, глаза искали контуры микроавтобуса. Шарили по обочинам и отворотам.

Ну где же, где они? Свернули или едут по прямой?!

В голове, полученной Завьяловым только сегодня, послушно разворачивалась транспортная схема столицы. Завянь мысленно представил знакомые до мелочей развязки, прикинул — могли ли злоумышленники свернуть и скрыться в каком-нибудь дворе…

Терялся в догадках, трезво прикидывал, какой из отворотов следует исследовать, ежели догнать микроавтобус не получится.

А это — невозможно. Следуя тикающему в мозгах секундомеру, прыгающей по извилинам стрелочке спидометра, паниковать пока что рановато… Надежда на удачу помрет секунд через сорок пять.

…Сумасшедшая гонка длилась примерно шесть минут. За Порше пытались увязаться ночные стритрейсеры… Но Завянь так глянул через стекло на радостно оживившихся малолеток, что те мигом отвязались от чумного дедушки. Хотя оттопыренные средние пальцы все же просунули в окошки…

Микроавтобус с похитителями Завянь нагнал у светофора.

Подъехать вплотную мешали два впередистоящих автомобиля. Пока Борис прикидывал, что делать: выбегать из Порше и мчаться к широкой автобусной дверце или осторожненько преследовать? похитители наверняка вооружены, а он — дедуля с голыми руками, зажегся желтый свет.

Микроавтобус резко сорвался с места и, против логики и правил, повернул налево из крайнего правого ряда. Образовавшийся в результате его действий гудящий автомобильный затор, Завьялов преодолел лишь благодаря рефлексам и тренингу. Полномасштабной катастрофы, слава богу, не случилось, Порше умело обогнул почти соприкоснувшиеся носами лайбы, один единственный вырвался на свободную трассу. Пылающие красные глазки удалялись к МКАДу. Выбирались за город.

«Сажусь на хвост», — решил Завьялов, понижая скорость. Догонять и рваться в драку с вооруженной бандой — глупость несусветная. Накостыляют и уедут дальше. Разумней будет — проследить до места.

Не приближаясь вплотную, Борис крался вдоль обочины пустынной дороги. Молил небеса накидать на трассу машинок в качестве прикрытия. Прикидывал, как долго получится скрывать погоню…

Микроавтобус внезапно понизил скорость. Борис ударил по педали тормоза!

Из раскрытой боковой дверцы, прямо на дорогу выбросили тело в знакомой кожаной косухе!

Завьялов даже не задумался — продолжать ли погоню за машиной с Зоей и похитителями? или Кешу подобрать?

Вопрос смешон. Какая Зоя?! какая к черту Карпова?! На дороге, прямо на отметинах-полосках от колес, лежало е г о с о б с т в е н н о е т е л о! Тело, без которого немыслимо существование Завьялова Бориса!

Порше, в сумасшедшем стартовом прыжке преодолел десяток метров. Завьялов вывалился из салона, чуть ли не на карачках добрался до недвижимой фигуры! Протянул к ней руки и отдернул!

Позвоночник может быть поврежден. Переворачивать нельзя. Вначале надо лечь рядом, убедиться, что тело дышит, функционирует…

О н о функционировало.

И стонало.

— Ой, ой… Жюли, моя Жюли…

СЛАВА БОГУ!!! Стилист упоминал жену, тихонько охал, ПОВОРАЧИВАЛСЯ!

Завьялов схватил тело в охапку, прижал. В пожилой прокуренной груди клокотали рыдания! Слезы заволакивали слеподырые глаза!

— Кеша, Кеша, твою мать…, придурок ненормальный…

— Я не придурок, — вяло отпихнулось тело.

«Еще какой!!»

Завьялов бережно ощупал, отползающие к обочине телеса. Не найдя серьезных повреждений — отбитый правый локоть при подобных обстоятельствах не в счет! — поволок Иннокентия к Порше:

— Вставай, вставай, Кешастый… Мы должны нагнать микроавтобус…

Минут тридцать Порше метался по дорогам. Вначале долетел до МКАДа. Затем исследовал укромные и тихие дворы, искал, где похитители могли оставить засветившийся автомобиль и поменять машину. Дважды выбегал из Порше, заметив прикорнувшие на домовых парковках похожие автомобили…

Заброшенный на заднее сиденье Кеша, тем временем переживал за жизнь Капустиной Жюли:

— О, Боже, Боже! Ее могли раздавить колесами! Она такая ма-а-аленькая!! Борис, вы там не видели…

«Крошечной лепешки с лапками» едва не уточнил Завьялов.

— Нет, я ее не видел.

— Она осталась — т а м! Нам нужно ехать, возвращаться!

— Куда мы денемся, — мрачно бросил Завянь. Оставил бесполезное занятие по розыску микроавтобуса, повел машину к «Золотой ладье». Борис Завьялов прожил тридцать лет, но никогда ранее не испытывал умопомрачительно первобытно и страстного, дикого желания кого-то изувечить! Он даже не предполагал в себе подобного неандертальца! Ведь кулаки чесались и зудели, пальцы стискивали руль до ломоты-окостенения, Борис боялся, что сорвется — накостыляет собственному телу! отметелит, выбьет дурь и зубы!

Едва сумел оправиться и продышаться. Напомнил сам себе, что выступает в связке с брадобреем.

— А ты чего, Капустин, мне раньше не сказал, что у похитителей первоначально был другой сценарий? — голос звучал глухо, как будто Боря разговаривал из бочки.

— А смысл? — проскулил, точнее прочирикал сзади воробей-придурок. — Зачем? когда Жюли все сделает-поможет. Мне надо было только намекнуть ей на нештатность ситуации…

Завьялов резко остановил автомобиль. Вслух досчитал до десяти — стилист испуганно напрягся, поскольку был неглуп, — и только после этого, всем корпусом развернулся к телу-Кеше:

— Послушай сюда, Капустин. В реалиях нашего времени ты…

— Да какие реалии, Борис Михайлович! — перебивая, взвизгнул брадобрей. — Моя жена смогла бы создать у Зои соответствующий настрой на флирт! Эмоциональная сфера подвластна путешественнику, мы за эмоциями и прибываем, мы конкретно к ним подключены!!

— Послушай сюда, — не поддался увещеванию Завьялов. — Если ты, Кеша, продолжишь играть в секретного агента, мы оба — в жопе. Понял?

— Угу, — скукожил чужие телеса стилист. — Позволите добавить? обьясниться, так сказать.

— Валяй.

— Борис Михайлович, — горделиво выпрямляясь, заговорил Капустин, — чтобы вы не говорили — я не могу быть с вами откровенен до конца. Я ограничен рамками навязанных нам обстоятельств, могу приоткрывать вам будущее лишь по мере существенной необходимости.

— За поражение в правах переживаешь? — нахмурился Завьялов.

— В том числе, — выгнул грудь Иннокентий. — В том, что должно было произойти в «Золотой ладье», я не видел повода для полной откровенности. Жюли…

— Проехали, — перебил Завьялов и повернулся к рулю. Угрюмо поглядел в разряженную огоньками темноту. Несколько раз стиснул и разжал кулаки…

«Стилист, как ни крути — банкует. Вся информация у этого ушлепка…»

— Кеш, ты говорил, что когда я и Карпова должны были вернуться с Кипра, у ментов уже была вся информация по похитителям?

— Угу, была.

— Получается…, ты знаешь — кто заказал похищение Карповой?

— Это знает Жюли. — В голосе идущем сзади, Завьялову послышалась насмешка. — Я не был страстным поклонником вашей истории, Борис Михайлович. — Это прозвучало уже жестко.

Но впрочем, стойкости и резкости хватило не надолго. Через секунду с заднего сиденья уже звучали истерические всхлипывания:

— Моя Жюли, моя Жюли… Борис Михайлович вы вправду не заметили…

«Лепешки из собаки в юбочке».

Завьялов плохо представлял, как Кеша собирается беседовать с с о б а к о й. Но кто этих засланцев знает. Помимо словарей-энциклопедий в них могли забить знакомство с азбукой Морзе. Авось, Жюли сумеет отбить лапками чечетку-морзянку, а Кеша правильно поймет и расшифрует.

Зою Павловну Карпову похитили чуть больше сорока минут назад, а у «Ладьи» уже не протолкнуться от скопища машин полицейского и телевизионного назначения. Наиболее шустрые репортеры уже наладили освещение — вещают о происшествии. Мелкие полицейские чины шныряют по толпе и собирают информацию (хотя было заметно, что свидетели всем скопом рвутся засветиться отнюдь не в протоколах, а очень даже перед камерами).

Завьялов сумел припарковать Порше метров за двести от въезда на территорию развлекательного комплекса. Пошел к компании чинов, стоящих на крыльце со значительными генеральскими минами — Зоя Карпова это вам не Маня Тютькина из захудалой деревеньки, тут можно и лицом поторговать; собрался доложить генералитету приметы микроавтобуса похитителей, назвать примерные цифры, забрызганного грязью автомобильного номера.

Кеша плелся сзади. Пригибаясь, под ноги толпы глядел, и звал жену: «Жюли, Жюли, я здесь!»

Едва Завьялов миновал плотные задние ряды зевак, в голове взорвался приказом страшенный рык: «СТОЯТЬ!!!»

Завянь опешил. Даже оглянулся разыскивая Кешу…Это что — он так разродился?!

Навряд ли. Стилист, во-первых не умеет так рычать, а во-вторых не наблюдается в обозримой близости…

Тогда, откуда приказание?

Внутреннее «Я» проснулось?

«Стоять и слушать», — вновь, уже более спокойно прозвучало в голове.

Сплющенный и замерший в толпе Завьялов ощутил, как его до пяток и мурашек пронзила жуткая догадка. Пронзила, нанизала, как жука на булавку, и пригвоздила к тротуару.

«Циклоп…?» — Борис отправил внутрь себя дрожащий вопрос.

Молчание. Возникший в мозгу голос исчез так же необыкновенно, как и появился. Если бы Завьялов был уверен, что будет толк — он начал бы ощупывать доставшуюся ему голову…, крутиться на месте, как играющий с хвостом щенок! И даже заорал бы, завопил от ужаса!!

Но плотная толпа сковала тело. Язык от шока помертвел. Подчиненный помимо воли Борис стоял и слушал. Неподалеку, с внимательно нахмуренным полицейским в штатском (при блокноте и нацеленном в него пере), общалась худенькая официантка в накинутой на плечи куртке.

Официантку Боря хоть и не знал, но видел в «ложе». Она совсем недавно поступила на работу в клуб, пока не разобралась, кто там есть «ху». Нервно вибрируя тонкой дымящейся сигареткой, девушка трещала:

— А я сразу заметила, что он к ней привязался! Гусарить начал, выпивку заказывать! — подавальщица не говорила, а практически вопила, в надежде привлечь внимание репортерской братии. — Борис, его здесь все зовут «Завянь» попробовал отобрать у Карповой собаку… Вообразите такое нахальство! — обращение к толпе. Толпа зевак заинтересованно и дружно закивала. — Если бы не охранник Зои, Завянь собаку отобрал бы! Точно, точно!

«Оп-паньки. А мы тут кажется — п р и п л ы л и…» От огорчения, Борис забыл, что находится в чужом теле. Затеял приседать и, типа, нос чесать, прикрывая физию руками…

— Он даже Зое угрожал!

— Как именно? — протокольно поинтересовался мент.

— Ну-у-у… — юркнули в сторону плутоватые официантские глазки. — Я в точности не слышала… Но! — палец ушел вверх учительской указкой. — Я точно слышала, как Зоя ему ответила «не вздумай предъявлять, общаться будем через адвокатов»! Вот. — И быстро соскользнула с шаткой темы: — Еще один момент. С Завянь какой-то новый старикан пришел. Типичный — папик. Тоже, — для достоверности повествования подавальщица напитков выпучила блеклые глазищи: — к девочкам клеился!

— К каким девочкам? — не балуя слушателей разнообразием интонаций, сухо выговорил полицейский.

— Да ко всем! — упирая руки в боки (поза подразумевала «ко мне клеился старый козлина в первую же очередь»), гордо заявила официантка.

«Во шпарит лимита! — искренне изумился Боря. — Во привирает!» Он эту официантку даже не заметил, не то чтобы приклеился!

— К той фифе в парике подсаживался, на ушко ворковал…

«Это она платиновую Галю поминает».

— К девчонкам, к Зоиным приятельницам тоже подъезжал!

«Пора смываться, — понял Боря, — становится опасно». Что зафиксировали камеры слежения с парковки, Завьялов видел сам: его тело (с гнуснейшим воробьем внутри) забило внутрь салона микроавтобуса похитителей и Зою Карпову, чуть позже, свесив ноги вниз — п о е х а л о…

Часика через два следаки навестят Лелю, поинтересуются, что это за папик такой странный из Конотопа нарисовался…

Леля, разумеется, ответит: дядя Миша — фикция. В Конотопе в жизни не была, с папиком никак не пересекалась.

Короче — непоняток наберется выше крыши.

Подумав так, Завьялов вдруг опомнился и понял, что он шныряет по толпе неузнанным, а где-то там шатается его личное, весьма раскрученное тело! оно вот-вот нарвется и уедет ночевать в другое место в зарешеченной машине!!

«Твою ма-а-ать, Иннокентий!!! Ты где, придурок, мой организм выгуливаешь?!»

Чувствуя, как взмокла от ужаса спина, Борис, пятясь, выбрался из оцепления зевак. Тихо, на цыпочках, поскакал к левой парковке комплекса, где предполагал увидеть заползающего под машины Иннокентия — «Жюли, Жюли, кис-кис!».

К парковке подойти не получилось. Работали эксперты, стоянку оцепил кордон из полицейских, цветные ленты опоясали. Завьялов, заворачиваясь в пиджак, собирая лицо в жуткую, искажающую черты гримасу, прошел вдоль ряда полицейских автомобилей… Везде в окошечки заглядывал, пытался Кешу разыскать…

Стилист пропал. Родная русая макушка не возвышалась над бурным морем ротозеев, никто не нырял на глубину, не ползал под ногами, не пробирался на парковку за спинами полицейского кордона — «Жюли, Жюли, кис-кис»…

Борису показалось, что он заполучил какой-то жесточайший приступ: стенокардии, гипертонии, астмы, сумасшествия, предшествие инфаркта накатило… Старческое тело переживало дикий стресс! страдало каждым членом, отказывалось подчиняться, требовало курева!

Пошатываясь, словно пьяный, Завьялов окончательно покинул людское столпотворение. Побрел к Порше, мечтая толи удавиться, толи Кешу разыскать…, а позже медленно порвать на ленточки…

Душиться не понадобилось. Возле спорткара, прижимаясь задницей к капоту, стоял Иннокентий Капустин (в виде Бори) и целовал взасос собаку. Тощие лапки Жози-Жюли болтались под юбочкой, хвост лупил бока, собаченция на поцелуй отвечала в полном соответствии с породой, лизала муженька в глаза, и в нос, и в щеки.

Завьялов просунул руку под пиджак, помассировал левую половину грудины. Продышался. Поковылял к супругам.

— Ну чо, болезные — нашлись?

Кешастый вздрогнул. Как только Борю опознал, выставил перед собой четвероногую Жюли:

— Борис Михайлович, моя — жена! — ушастую и лысую супругу Иннокентий демонстрировал с такой гордостью, словно держал на вытянутых руках недоношенного первенца в юбочке. — Я ж говорил… Моя Жюли — большая умница! Она сама меня нашла. Сама прибежала.

Болтающаяся в Кешиных ладонях собака и Завьялов глядели друг на друга. Завьялов мрачно, Жюли вполне приязненно — из приоткрытой словно в улыбке пасти болталась атласная розовая тряпочка язычка. Кешино лицо блестело ни сколько от радости, сколько от облизывания.

Кошмар. Фантасмагория. Смешение рассудка. Компания из старикана, всхлипывающего от переизбытка чувств стилиста и радостной собаки усаживалась в Порше.

— Отсюда — валим, — быстро информировал Борис. — Меня…, то есть тебя и конотопского дядю Мишу, обвиняют в похищении Карповой. Свидетели голосят в унисон о нашей причастности. — Завьялов, сноровисто выворачивая руль, уводил спорткар от комплекса. — Съемка с камер наблюдения эту версию категорически поддерживает.

В зеркальце заднего вида Завянь наблюдал за трансформацией родимого лица. Только что радостная физиономия вытягивалась, неуклонно превращалась в покойницкую маску человека, скончавшегося от испуга. Нижняя челюсть уже плавно опустилась к кадыку.

Собака слушала внимательно. Напряженные ушки торчали чуткими локаторами, Жюли, по всей видимости, сосредоточенно ворочала собачьими мозгами.

Фантастически сюрреалистическое восприятие момента.

О том, что когда-то придется разговаривать с собакой (да с какой, к чертям, собакой?! — собачонкой!), Борис не смог бы вообразить даже в предельно похмельном кошмаре. Что сможет выжать из собачонкиных извилин разумница Жюли — представить невозможно! Под этой вот ушастой черепушкой мозг размером с горошину! ну максимум с перепелиное яйцо!

— Домой мне…, нам возвращаться нельзя, — старательно не поддаваясь панике, вещал Завянь, — туда вот-вот нагрянут с обыском или уже сидят перед подъездом… Приедем, наверняка нарвемся на ментов. — Собачье отражение в зеркале согласно кивнуло. Завьялов хмыкнул, произнес: — Жюли. Иннокентий говорил, что вы до тонкостей знакомы с историей похищения Зои Карповой? — Ушки вновь мотнулись сверху вниз. — Вы знаете, кто Зою заказал? Попробую предположить. Это был кто-то из конкурентов папы Карпова?

…Минут десять старикан за рулем и собака общались, в первом случае вербально, во втором — жестами и мимикой через зеркало. Толку было мало. Собачка перенервничала, начала поскуливать, вроде бы, намекая, что ей необходимо перебраться с мужниных рук к Борису…

Завянь завел Порше в укромный дворик. Как только выключил движок, Жози-Жюли резво перепрыгнула на сиденье рядом с водительским и начала царапать когтями, бить лапками по карману пиджака.

— Тебе что-то достать? — предположил Завьялов. Когда собака согласно колыхнула ушками, выгреб из кармана ключи от дома и мобильник.

Секунду наблюдал, как коготки Жюли-Жози колотят по айфону.

— Ты хочешь набрать текст на телефоне! — догадливо воскликнул, активировал мобильник.

Жюли вздохнула так красноречиво, что оба мужика почувствовали себя полными тупицами.

Несколько минут, старательно потряхивая языком, Жюли пыталась точно попадать конкретным когтем на конкретное место дисплея. Поскуливала, нервничала, один раз укусила Кешу за палец, когда тот попытался женушке помочь.

В итоге, напромахивалась — выдохлась. Так поглядела на Завьялова, что он, быстро почесав в затылке, предложил:

— Пожалуй…, нам компьютер нужен. С тугой клавиатурой.

Жюли пружинисто подпрыгнула и звонко тявкнула!

В раскрытые окна Порше залетал упругий теплый ветер бабьего лета, этим вечером навестившего столицу. Вот уже минут пятнадцать Борис Завьялов ворочал дряхлым стариковским мозгом и все никак не мог решить, в какую сторону ему поехать, куда вести машину при выезде из дворика?

Знакомых — море, миллион друзей. Езжай к любому, — не предаст, не выдаст. Поскольку ни один из верных друганов-приятелей в жизни не поверит, что Завянь — участник похищения. Бориса без вопросов обеспечат крышей и поддержкой. Телами заслонят от полицейских, Борис и сам поступил бы точно также, будь он на месте друганов.

Но он на месте — «дяди Миши». А в его теле засел Иннокентий-воробей.

Как предъявить его…, себя друзьям?! Капустин засыпается в самом начале разговора, как только рот раскроет! Он не сумеет даже поздороваться, как надо, как обычно! Все перепутает, все переврет!

И вот когда «Завянь» начнет мести пургу…, чудаковато выражаться: «секу» и «чуваки»… У любого корефана зародится подозрения в Борином неадеквате. Сомнения появятся — а не сбрендил ли совсем Завянь, не подписался ли и в самом деле на стрёмную тему?..

— Борис Михайлович, — раздался с заднего сиденья тихий голос Кеши, — нам понятны ваши сомнения…

— Понятны? — хмыкнул Боря.

— Разумеется, — собака и Кеша дружно закивали. — Вы переживаете, что я не смогу вас в точности изобразить перед хорошими приятелями. Думаете, что нас сразу же раскусят…

— Пополам тебя раскусят, Кеша, — согласился Завьялов.

— Но мы не можем никому рассказать о том, что с вами произошло!

— Вот то-то и оно, — вздохнул Борис. — Мы даже не сможем поехать в Интернет кафе! Как только там увидят печатающую собаку…! уписаются на фиг! — Завянь махнул рукой, раздул щеки: — Что делать, что делать? — забарабанил пальцами по рулю. — Куда нам ехать, к кому податься?

«Ко мне езжайте», — раздался в голове уже знакомый внутренний голос.

Бориса словно палкой по башке ударили!

Оторвав ладони от руля, он как будто начал задирать их «хенде хох»… Шея втягивалась в плечи.

Рассказывать Иннокентию и Жюли о проклюнувшемся еще возле «Ладьи» внутреннем голосе, Завьялов не решился.

Во-первых — русский человек всегда рассчитывает на авось. «Авось минует, пронесет». А во-вторых…, по совести сказать, Завьялов испугался. Жутко.

Старческие нервы начинали вибрировать при малейшем воспоминании о Кешиных рассказах про циклопов. Пожилое тело не хотело лишиться глаза или уха, легкого либо почки. Борис до сумасшествия боялся разозлить циклопа и притворялся покорным тугодумом! Поскольку высчитал — уж лучше делить одно тело с террористом, чем лечить его в больнице! Циклоп ведь тоже не дурак, авось — договоримся к общему благополучию! (Минуя Кешу и Жюли.)

Но циклоп решил в к л ю ч и т ь с я и участвовать.

Жюли-собачка как-то уловила, что с Завянь не все в порядке. Негромко зарычала. Тявкнула. Как будто говоря, что происходит? Положила лапки на спинку переднего сиденья и попыталась заглянуть в глаза Борису…

«Уйми собаку, Завьялов, — прозвучало в голове. — Я — не циклоп. Я — Лев Константинович Потапов».

— Борис Михайлович! — забеспокоился уже и Кеша. — Что с вами?!

— Во мне сидит какой-то лев…, - невнятно произнес Завянь. — Константинович Потапов.

«Это ты во мне сидишь, чувырла!!»

— Кто?!

— НОСИТЕЛЬ мой очнулся… Вроде бы.

«Едем ко мне на дачу, — доводя Завьялова до саморазрушительного коллапса, невозмутимо, из самого Бориного нутра предлагал Лев Константинович. — Там мы заляжем, отсидимся. Попьем чайку — все порешаем».

Неловко, мертво шевеля губами, Борис докладывал стилисту и собаке о чем толкует Лев… Боялся, что еще чуть-чуть — сойдет с ума!

Всего лишь девять часов назад, он — Борис Завьялов! ехал в больницу за Колей, собираясь с ним напиться!

Сейчас. Сидит за рулем в теле старика Константиновича и разговаривает с собакой и пришельцем.

Кошмар, комар, кошмар!!

Шесть часов назад Борис Завьялов стоял перед зеркалом в своей прихожей, разглядывал сморщенное тело и думал, что хуже быть уже не может!

Три часа назад Борис Завьялов едва не подох в чужом теле от позора, услышав, как кий чуть не порвал сукно, как шлепнулся об пол костяной шар!

Стоял на грани сумасшествия, на карачках перед собственным телом, и разговаривал при всех с собакой!

Заполучил гнуснейшее обвинение в похищении гламурной Зои!

Что будет дальше?

Лев уже пришел.

«Эй, молодой. Ты чо — заснул?»

Добавить надо, как только Лев в к л ю ч и л с я, Завьялов испытал все то, что раньше обращалось к Кеше. Лев позволял себе намеки на превосходство, с Борисом разговаривал, как старшина стройбата с новобранцем. Звал «молодым», разочек «губошлепом» припечатал.

Алаверды, как говориться. Круг замкнулся.

Все больше и больше хотелось намылить веревочку, повеситься на люстре. При неимении надежного светильника, на первой же березе удавиться.

Край настал! Ощущение двойственности и ущербности доводило до умопомрачения!! Хотелось голову о руль разбить и оглушить противный голос старика!

— Лев Константинович, — скрипя прокуренными связками, проскрежетал Завьялов, — еще раз обзовешь меня хоть как-нибудь…

«Что будет? — хмыкнул старикан. — Себе по тыкве настучишь?»

Борис завы-ы-ы-ыл!

От безысходности, от жути, от чудовищного ощущения — я здесь застрял навеки! но лучше тыкву разобью, чем примирюсь!

Жюли испуганно затявкала, Иннокентий завопил погромче старческого тела.

«Кончай концерт, ребята!! — добавляя в какофонию волнения, внутренне забился, забеспокоился носитель Константиныч. — Заканчивай истерику!!»

Завьялов прекратил выступление столь же резко, как и начал. Не обращая внимания на внутренние призывы, обратился к Кеше:

— Кешастый, ты говорил, что путешественник не может управлять полноценным носителем. Это так?

— Да.

— Тогда почему Я разговариваю за носителя? Почему чувствую, что Я отдаю приказание губам шевелиться? А он лишь присутствует внутри, не может управлять речевыми центрами без моего содействия.

— Эффект омолодителя включился, — пожал плечами Кеша. — Вы, Борис Михайлович, молодой и энергичный интеллект, способный подавлять носителя, как более жизнеспособная, активная личность. Обычная практика интеллектуального омоложения — носитель в положении подчиненной личности. Это — правило, иначе нет эффекта.

«Это кто здесь неактивен, а?!?! Это кто здесь подчинен?!?!»

— Замолкни, Лева, — посоветовал Борис. — Кеш, я могу в о о б щ е его выключить? На время.

— Полностью — не сможете. Полноценный, против воли запертый носитель сведет вас с ума, Борис Михайлович. Он будет в ярости, он будет пробиваться, вы оба потеряете контроль над телом, поскольку управлять рефлексами может лишь — один интеллект. Два равнозначных интеллекта тело разбалансируют.

— Я это чувствую, — пробормотал Борис. — Он меня уже почти разбалансировал, мозг напрочь вынес.

— Вам надо договориться с Львом Константиновичем, Борис Михайлович.

«Да я вас всех порву, малолетки сраные!!!»

— Он обещает нас порвать, — вздохнув, сообщил Завьялов. Призрак белой березы с веревкой на суку, маячил уже совсем в конкретной близости. Если не удастся выбраться из этого тела, предпочтительно реально кони бросить, чем делить одни мозги с курящим «Беломор» охамевшим дедом.

А кстати…!

Единолично завершив на дебаты, не приведшие к консенсусу, Борис повернул ключ зажигания, вывел Порше в тихий переулок и остановился перед первым же круглосуточным магазинчиком.

Через три минуты пожилое тело благодушно дымило беломориной.

* * *

Порше, с великой долей вероятности, уже объявленный в розыск, пришлось оставить на пустынной стоянке перед каким-то административным зданием.

В том же здании, воспользовавшись ночным банкоматом, Завьялов снял с кредитной карты деньги. Забил наличностью карманы. Попутно дедушку спросил: «Константиныч, на твоей фазенде жрачки много? Или супермаркет навестим?»

«Холодильник, погреб под завязку, Боря, — самодовольно сообщил носитель Лев. — Сегодня пропитаемся, назавтра, коли подметем до крошки — сходим в магазин. Там близко».

«Тогда — порядок».

Как только Константиныч успокоил нервы дозой никотина, общаться стал вполне культурно. И даже извинился за наезд. «Не прокатило по-нахалке молодняк подмять — прошу пардона».

Компания отошла от здания, где прикорнул Порше, квартал; Борис остановил таксомотор. Кеша с Жюли устроились на заднем сиденье, заворковали. З а т я в к а л и. Завянь сидел рядом с водителем и внутренне общался.

«Лев Константинович, а как ты в больнице оказался? Без документов, типа — бомж…»

«Да тут, знаешь ли, Бориска…, такая гнусная история приключилась…»

Рассказ, звучавший внутри самого тебя не только слушался, но и в и д е л с я. Всецело ощущая себя интеллектуальным путешественником, точь-в-точь — засланец будущего! — Борис как будто лично присутствовал и участвовал в событиях. Воспоминания носителя отражались в нем, как в объемном, инфернальном зеркале, погружали в эмоции-переживания до самой глубины. До дрожи, запахов и ощущения ветра на коже.

Борис как будто увидел себя на даче… Знакомой каждой травинкой, пробившейся сквозь каменные плитки дорожек.

Завянь стоял за смородиновыми, крыжовниковыми кустиками между грядок. Отличная погода с авансом на тепло. Вдоль забора зазолотились березки, низенькие елочки листвой усыпали. Красота! Живот и спину прикрывает любимая вязаная душегрейка в оленях, лысину греет старая шапочка с помпоном. Вчера застиранные треники нигде не жмут…

В заскорузлых руках, не признающих всяческих дамских перчаток, уверенно, умело запорхала острая лопата. Недавняя морковная гряда готовится под зимний отдых…

«Клубни георгинов надо бы выкопать, перенести в подвал до холодов…»

Завянь идет по дорожке вокруг большого, знатно пожившего дома в два этажа с мансардой. Пробирается под окнами к пожухлой, тронутой недавним ночным заморозком клумбе. Окно кабинета, откуда так приятно видеть пышное летнее цветение георгинов — раскрыто. Дед утром в кабинете накурил — топор повис, две створки настежь распахнул, переоделся в рабоче-огородную одежонку, пошел проветриться на свежем воздухе, лопатой помахать.

Из кабинета доносятся голоса.

Непривычно низкорослый Завянь стоит под подоконником, напрягает слух…

Внук с женой приехал! Ромка с Нонкой.

Странно, что гудения автомобильного мотора не было слышно. На электричке, что ли, прикатили?

Наверное. Доехали на электричке, прошли на участок — дедушка в дальнем углу, в огороде ковырялся — не увидели ребята.

Дед уже собрался подтянуться к подоконнику, крикнуть: «Здорово, шельмецы! Чего ж не позвонили, я б чайку сварганил…» Услышал:

— Ром, в верхнем ящике смотри, — командовала Нонна. — Он с ними каждое утро работает, далеко не убирает.

— Да я искал уже! — рассерженно шепчет внук. — Погляди на полках. Две синих папки!

Слыша, как в комнате шуршат бумаги, позвякивают падающие карандаши, Завьялов-Лёва обмер.

В нескольких метрах от него твориться гадость! Обыск. Роман и Нонна обшаривают стол и полки шкафа, разыскивают мемуары.

Несколько лет назад, когда опомнился после смерти жены Любушки, Лев Константинович засел за мемуары. Каждое утро спускался из спальни на втором этаже в кабинет, разбирал старые тетрадки дневников, делал выписки и правки, собирал листочки по двум синим папкам — «нужное», «необязательное». Делал это — для себя. К издателям не торопился. Пошутил, правда, на последнем слете ветеранов, что собирается прославиться…

— Ром, да нет негде! — хриплый голос Нонны, прошелся по нервам тупой пилой.

— Ищи, Нонка, ищи! — сипел внучок. — За рукопись вместе с дневниками заплатят больше!

— Да пошла она к черту, эта рукопись! Запалим халабуду со всем барахлом! Знаешь, сколько Ничкин за участок прелагал?!

В груди у Бори-Левы помертвело. Сосед нувориш Захар Ничкин уже дорожку к дыре в заборе протоптал, уговаривая Константиныча участок уступить…

— Нонна!

— Я двадцать восемь лет Нонна! Вот зажигалка.

— А если дед наверху спит?! — испуганно прошептал Роман.

— И черт с ним! Хватит старому маразмату небо коптить! Сваливай бумаги на пол…

Константиныч медленно повернулся, скребя плечом о стену, пошел к крыльцу…

«Дождался благодарности от внука, — сверлила сердце мысль, — дождался… Спалить меня решили… Вместе с фотографиями Любушки…, вместе с памятью».

Пошатываясь, взошел на крыльцо, попробовал утихомирить громыхавшее о ребра сердце…

Старинный шелковый ковер кабинета засыпали бумаги, вытряхнутые из ящиков стола. Два молодых вандала громили ПАМЯТЬ, Нонна поджигала свернутую в рулон бумажку…

— Что делаешь, шалава?

Тихий голос Константиныча прозвучал как выстрел.

Нонна дернулась, суматошно затрясла, чуть занявшейся бумажкой… Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола…

— Спалить меня решили?

— Дедушка ты все неправильно понял!!

Идиот. Всегда был идиотом и бесхребетной сволочью, лентяем и слюнтяем. С самого малолетства в и с т о р и и влипал.

Да только дед надеялся, что поумнеет, повзрослеет — выправится. Не сам, так умная жена направит.

Напрасно. Напрасно возлагал на Нонну. Ей деньги глаза застят. Соседи по городской квартире намекали — наркоманка Нонка. Как только Константиныч всесезонно на дачу перебрался, квартиру превратила в сущий притон.

Сухая, тощая, с провалившимися под густые брови глазами внучатая невестка смотрела на деда загнанной в угол пантерой. Облизывала губы и молчала — поумней внучка была.

— Пошли отсюда вон, — стискивая кулаки, прошептал Лев Константинович. — Сегодня же поеду к нотариусу, переоформлю дачу на Ирину.

— А ей не жирно будет? — сипло усмехнулась Нонна. — Хату — ей, дачу — тоже ей…

— Заткнись, дешевка! Вон отсюда! Вон! — старик затопал ногами.

Внучатая невестка мрачно и многозначительно поглядела на мужа и с места не сошла. Если бы Роман не стоял возле железного оружейного ящика, Лев Константинович достал бы оттуда наградной ТТ и выгнал обнаглевших мерзавцев под пистолетным дулом!

Но Роман не двигался. По изжелта бледному, одутловатому лицу внука стекали крупные капли пота, посеревшие губы поджались в неприятную упрямую щель…

— Ах ты кры-ы-ыса…, - пораженный страшной догадкой, прошептал Лев Константиныч. — Чего удумал…

Крысиная порода атакует стаей. По приказу вожака. Когда почует кровь — уже не остановишь.

Нонна чуть двинулась… Лев скосил глаза — мягкий сапожок невестки прижал к ковру его валяющийся паспорт.

— Стоять, шалава!! Дернешься — порву кадык руками!!

Невестка замерла. Про деда знала много.

Не поворачиваясь к двум родственникам спиной, бдительно приглядывая за малейшим жестом, мимикой, Лев Константинович допятился до крыльца, и только там перевел дух.

Сомнений не было — его едва не грохнул родной внук. Задержись Константиныч в комнате еще хоть на минуту, Нонка бы совсем опомнилась — дала команду «фас!».

Походкой пьяного кавалериста Лев Константинович прошаркал до калитки, выскочил на узенькую, засаженную березками и елками улочку. Упал спиной на дверное полотно.

«Завещание переоформлю без паспорта, — глядя перед собой, упираясь взглядом в глухой соседский забор, равнодушно-отстраненно думал. — Нотариус — сосед знакомый, приведу еще Сережу в качестве свидетеля… Подпишем. Сейчас на электричку, авось контролеры пожалеют дедушку…, не высадят…»

Едва переставляя ноги, Лев Константинович брел по тропинке. «Как хорошо, что Любушка-голубушка не дожила! Не испила позора!» До станции недалеко, умыться можно в туалете… Запасные ключи от квартиры у соседки Тони есть… Переодеться и к Сереже. Потом — к нотариусу… Ирине-внучке и доченьке Татьяне ничего рассказывать пока не стоит… зачем срывать из-за границы? Пусть работают спокойно…

«Ох! Душно-то как что-то…»

За белыми березовыми стволами уже угадывалась промоина железной ветки, Лев Константинович пошатнулся. Ноги заплелись, сами по себе сошли с тропинки…

Пенек. Как хорошо… Немножко посижу…

Сознание уже мутилось… Перед ослепшими глазами появилось белое одутловатое лицо… Куда-то потащили, куда-то сбросили, ветками слегка присыпали…

Хо-о-о-олодно…, внучо-о-ок…

Завьялов испытал все то, что день назад — еще в четверг, пережил его носитель. Бориса даже начало потряхивать от озноба в теплом салоне такси. Казалось тело и душа насквозь промерзли, пока Лев Константинович лежал в глубокой яме, засыпанный сухими, обманными ветками… Ведь если следовать памяти Льва Константиновича, он сутки пролежал в лесу.

«Гаденыш твой Ромка, Константиныч, — нашелся что сказать Завянь. — Повезло еще, что на тебя наткнулись…»

«Грибники, наверное», — спокойно буркнул недоубитый, недомороженный внуком дед.

Таксомотор сворачивал к обочине. Разумный старикан заранее предупредил: не стоит ехать к даче на первом же такси, машину надо поменять, дабы запутать сыскарей.

Кеша, бережно держа четвероногую жену, выполз из автомобиля на обочину. Замороженный чужими воспоминаниями Завьялов, сумрачно спросил носителя: «Константиныч, а мы не на пепелище едем? Может — зря?»

«Не, Борька. Рома — жадный. За целый дом возьмешь дороже, цела моя дачка, Боря. Цела».

Довольно быстро на ночной дороге показался радушный частник. Лев Константинович продиктовал Завьялову адрес…

«Ни фига себе! — мысленно присвистнул Боря. — Не хилый у тебя поселок, дедушка!»

«А ты, в н у ч о к, как думал? — усмехнулся старикан. — Я как никак являюсь генералом».

«Да ну!»

«Да чтоб мне сдохнуть».

Завянь порядком засмущался:

«Вы это…, Лев Константинович…, простите… Я думал…»

«Я знаю, что ты думал, Боря, — оборвал носитель. — Точнее — слышал. Ты думал — залетел в бомжа, ругался…»

«А вы, мгм…, все мысли мои слышали?»

«Зачем ты спрашиваешь, Боря? Теперь ты знаешь — как о н о бывает».

Действительно. Вопрос пустой.

Пообщавшись с носителем, Борис понял, что прочитать стремительно проносящиеся, пунктирно обозначенные, но понятные самому интеллекту мысли — невозможно. Они недооформлены, проскакивают по верхушкам, не увлекаясь окончательной конкретикой. Как крупные мазки художника импрессиониста, выписывают настроение, не форму.

Общаться можно, лишь отправляя внутрь себя четко сформулированный словесный текст. Хотя рассказ и наполняется густой палитрой личных ощущений, не сформированная до деталей мысль укрыта в эмоциях, как в отвлекающей шелухе.

«И вот что я хочу тебе сказать, дружок… Мне надоело видеть призрак белой березы с намыленной веревкой на суку… Ты эти думы, Боря, брось. Еще — прорвемся, повоюем».

Занятный старикан.

«Лев Константинович, а вы на какой войне бывали?»

«Приму за комплимент, дружок, — хмыкнул генерал-носитель. — На финской не был, Великую Отечественную отмахал — от края и до края. Закончил в Праге в чине капитана».

«Так сколько же вам лет?!»

«В позапрошлом годе девяносто стукнуло», — в манере шамкающего деда, доложил Лев Константиныч.

«Твою ма-а-а… Простите», — шокированный возрастом носителя, Завьялов даже машинально рот рукой прикрыл!

Несколько часов назад, разглядывая в зеркале дряхлый организм, Завянь решил, что попал в древнейшего столичного бомжа — ребята редко доживают до почтенных лет. А оказалось? Оказалось — залетел в дедка с военной выправкой, генерала отставника, прошедшего, небось, все лучшие военные санатории и клиники.

Хоть с этим повезло…

«Еще раз спрячешь под одним ругательством другое — «старую развалину», к примеру, — бурчал тем временем носитель, — заставлю зубы заболеть. Я знаю, где дупло».

«Ой! Простите, дяденька, засранца!».

Если скинуть деду лет десять, обещанных засЛанцем Кешей, — а уже, пожалуй, что и двадцать! — то выглядит он сейчас на то, что нужно — на семьдесят с малюсеньким хвостом.

Интересно, на сколько еще можно Константиныча о м о л о д и т ь? Дедуля бравый, адекватный, дерется лихо, педали тормоза и газа пока не путает.

«Ваше высокопревосходительство…»

«Не перебарщивай с комплиментами, сынок. По табели о рангах, «высокопревосходительство» относится к двум первым классам, я же…, скромный генерал-майор. Достаточно «превосходительства».

Дедуля ерничать изволил. За «старую развалину» обиделся.

«Миль пардон, превосходительство, — попадая в унисон, ответил Боря. — В каких войсках служить изволили?»

«О СМЕРШе слышал?»

«Ну-у-у… армейская контрразведка?»

«Так точно».

«Вот ведь казус… А я, по правде говоря, Лев Константинович, подумал, вы — зэка…»

«Так я и был, — вздохнул разведчик. — В пятьдесят первом вместе с Абакумовым залетел. Если не знаешь, то СМЕРШ делился на три различных организации, одну из которых возглавлял Виктор Семенович… — Завьялов почувствовал, как его грудь раздувается от вздоха. — Стоящий мужик был…, как ни пытали — ничего не признал. Меня уже в апреле пятьдесят третьего без предъявления обвинений выпустили. Нас всех, Бориска, выпустили. Кроме Семеныча… Его уже Никита «кукурузник» расстрелял…»

Перед внутренним взором Завьялова пронеслись обрывочные, п у н к т и р н ы е воспоминания: тюремная камера, два бравых костолома и усталый следовать в прокуренном кабинете валяют его по полу кирзовыми сапожищами… Грязь, кровь, вонь, вши… Первая жена Глафира, скончалась в камере от воспаления легких… Могилки не нашел…

На заднике воспоминаний, легким облачком промелькнула девушка с длинной русой косой — Любушка-голубушка… Стоит над волжским обрывом, ветер подол ситцевого сарафана мягко треплет…

«А дальше? Что было дальше, Лев Константинович? Как вы до генерала дослужились?»

«Генерала мне уже перед пенсией, Бориска, дали. Почетно, так сказать, отправили».

Завьялов почувствовал, что Константинович не хочет говорить о службе. Воспоминания как будто — захлопнулись, разведчик четко выставил перед мысленным взором блок. Картинку: на клумбе перед старым деревянным домом подмерзают астры.

«Скажи, Борис, водиле, чтоб после автобусной остановки налево поворачивал…»

Отправляя Завьялову эту просьбу, генерал как будто ставил точку в споре — признал главенство молодого интеллекта.

Борис, общаясь с шофером, испытывал кошмарное ощущение неловкости. Словно ограбил на большой дороге славного дедулю-ветерана…

«Лев Константинович, а вы давно…, как бы сказать — очнулись? Вы слышали все, о чем я с Капустиным разговаривал?»

«Очнулся — в ванной, — четко отрапортовал носитель. Завьялов тут же вспомнил, как его — накрыло. Он думал, что похмелье, на самом деле никотиновый голод чудовищно одолевал. — Так что, в основном, я в курсе. Понимаю, что коли выпутаемся, мне могут память уничтожить. А это — плохо. Что у старика останется, если припомнить нечего?»

«Я постараюсь что-нибудь придумать!»

«Да ладно…, как пойдет, Бориска… Я кстати, попрошу. Ты с этим выканьем завязывай. Мы вроде как, Завянь, — едины, к чему между своими реверансы».

«Да неудобно как-то…»

«Отставить розовые сопли! Батька сказал — на «ты», значит на «ты»! — и, помолчав, добавил: — Я, Борь, себя и в самом деле помолодевшим чувствую. Так что, не напоминай мне мафусаиловы лета, нервы не драконь…»

«Договорились, Константиныч».

Двухэтажный дом с мансардой прятался за глухим забором и старыми, разросшимися яблонями. Вдоль ограды, уже виденные по воспоминания Льва Константиновича березки, елочки. Лужайки не имеют отношения к газонам: слегка облагороженное косой, примятое пространство разнотравья, подмерзающие стрельчатые листья одуванчиков.

Разглядывая жилище генерала-пенсионера, Завянь испытывал непередаваемое, чуть тоскливое ощущение родства и с о п р и ч а с т н о с т и. Любимая скамейка Любушки-голубушки, под этой яблонькой летом стоял бассейн, когда правнуки с Иришкой приезжали, здесь маленький Ромка коленку занозил…

Покой и тишина.

И иссушающее душу одиночество! осенний пейзаж подсвеченный единственным фонарем. И тот застыл на общей улице.

За спиной Завьялова Иннокентий шептался с собакой. Мелькнула мысль: «А как бы я воспринял этот дом, и сад, не будь во мне Льва Константиныча?..» Борис давненько не бывал на старых, заросших лопухами дачах. Еще со времен сопливого отрочества, когда дача Лели выглядела похоже.

Но сейчас там — каменные стены, стриженные лужайки, соседи сплошь — богема, знать. Борис как будто в детство окунулся.

И одновременно в старость. В кладбищенской ограде одиночества и золотых березок.

«Чего застыл? — глухо проворчал внутри Завянь пенсионер. — Зови гостей, питаться будем».

Когда Завьялов выставил на стол перед Кешей и Жюли, вспоротую простецким консервным ножом банку кильки в томате, с интеллектуальными путешественниками произошел: культурный шок.

Чинно рассевшийся за столом — гость-гостем, Иннокентий, поглядел на выставленное содержимое, сглотнул:

— Мы это будем — е с т ь?

— Нет, блин. Мы, типа — выпьем.

«Ты видел, Константиныч, а?! Собака на столе — нормально. А килька в соусе — не комильфо!»

Но впрочем, Боря вредничал. Вид собственного тела, усевшегося барином отужинать в гостинной, невероятно раздражал!

— Вставай давай, Капустин! У нищих слуг нет!

Тело-Иннокентий встало из-за стола с единственным блюдом — мешанины из томата с рыбкой, и бодро поскакало на кухню, не преминув укорить Завьялова за вредность:

— Так сразу и сказали бы! «Пойдемте, Иннокентий Аскольдович, на кухню, помогать». Я б сразу и пошел!

— Ты еще и «Аскольдович»? — негромко хмыкнул Боря. Распахнул перед путешественником забитый снедью генеральский холодильник, вытащил оттуда баночку с печеночным паштетом: — На. Неси жене. У нее желудок нежный, буржуями избалованный.

Кеша повертел крохотную баночку в руках, наморщил ум и физию…

Завьялов отобрал затейливый для Кеши предмет, одним движением вскрыл крышку из фольги…

Через три секунды Аскольдович влетел обратно на кухню с воплем:

— Борис Михайлович!! Она… Там все… Борис Михайлович, Жюли съела банку т о г о кошмара!!!

— И что? — невозмутимо, продолжая кромсать кухонным тесаком докторскую колбасу, спросил Завянь.

— Она ж отравится!!

— Переживет. Вот, бери тарелку с колбасой, неси, пускай закусит.

С трапезой покончили на одном дыхании. Боря-генерал дожевывал практически на ходу, налаживая в кабинете компьютер для общения с Жюли.

Жози, противненько рыгая рыбой, — наблюдала. Назначенный дежурным по кухне Капустин убирал тарелки со стола.

Не будучи уверенным, что путешественница из далекого будущего знает, как совладать с ископаемым компьютером, Завьялов объяснил собачке, куда нажать, чтоб вышли буквы.

Крошечная Жози окатила генеральское лицо чисто женским высокомерием-призрением. Ловко процокала когтем по «клаве», на мониторе появилось «МЕРД».

«Что за фигня?» — расстроился Завьялов. Собачка ничего не поняла?!

«То не «фигня», Борис — «дерьмо». Но только по-французски», — задумчиво ответил Константиныч. — Зови Капустина, пусть прекращает мыть посуду».

Когда обрадованный снятием повинности дневальный заскочил в генеральский кабинет, Жюли-Жози рассержено тявкнула. Кеша понял моментально.

— Борис Михайлович, Жюли — француженка. У нее трудности с кириллицей. Вы не могли найти бы для нее агрегат с латинским шрифтом?

Завянь вздохнул, нажал на кнопочку:

— Прошу, мадам Жюли. Осваивайте «агрегат».

— Уви, уви, — залопотал Капустин, подсел к жене, стоявшей всеми лапами на столе перед клавиатурой.

Пошла — работа. Муж спрашивал — на русском и французском, жена — рычала.

Завянь, по просьбе Константиныча, пошел перекурить на свежем воздухе.

Чего торчать за Кешиной спиной? Он и так — сплошной комок истерики. Направление ему — определили. Жюли толковая особа, ответит и на то, что муж спросить забудет.

«Борь, как ты думаешь…, я смогу спрятать на даче записочку с упоминанием? На видном месте».

Завянь не знал, что говорить. Пенсионер со стертой памятью лишится стрежня, поддерживающего существование, основы, сути бытия. Начиная работу над мемуарами, старик, при помощи воспоминай прошлого — за жизнь цеплялся.

Какое уж тут «творчество»? Тоска одна.

«Лев Константинович, у вас есть дневники. Они помогут восстановлению памяти».

«У «тебя», Боря, у «тебя».

«Простите… Прости, Лев Константиныч».

Напомнить, что после исчезновения из его тела «омолодителя», пенсионер почувствует себя на много лет моложе, крепче, здоровее? Что надо бороться с обстоятельствами, делать из лимона лимонад.

Но надо ли оно ему? Молодое тело без воспоминаний о Любушке-голубушке?..

«Лев Константинович. Жюли и Иннокентий сейчас сражаются за свое будущее. За судьбу детей…»

«Я понимаю…, - грудь Завьялова разорвало от горестного вздоха. — Но как-то…»

«Что «как-то»? — довольно жестко оборвал Завьялов. — Подохнуть в мерзлой яме — лучше?! Зарыться в безымянную могилу для бомжа? Вы останетесь в с в о е м т е л е, Лев Константинович! Даже со мной внутри — в своем!»

«Ты прав, братишка. Тебе во сто крат хуже. Прости за стариковское брюзжание».

Завьялов не позволил телу засмолить вторую беломорину подряд. Лева попытался настоять на куреве. Мол, для изношенного организма куда вреднее лишиться привычек, допинга не получить. Борис ответил:

«Фигушки. Ведем здоровый образ жизни».

«Мой врач сказал, что стресс куда страшнее…»

«Твой врач, Лев Константинович, о практике интеллектуального омоложения в жизни не слыхал, — перебил Борис. — Так что…, завязывай цеплять за нервы — я это чувствую, пошли к засланца, побеседуем».

«Давай на берегу постановим — три папироски в день!»

«Договорились. Но на сегодня весь лимит — исчерпан».

Родное тело все еще сидело за компьютером. Завьялов вошел в тесноватый от книжных шкафов генеральский кабинет, привлек внимание вопросом:

— Какие результаты, Кеша?

Капустин повернулся, смущенно приподнял борины накаченные плечи:

— Ну как сказать… Есть новости хорошие, плохие и совсем ужасные.

Завьялов и Константиныч переглянулись…

Ей-же-ей переглянулись! Завянь стоял напротив черного зеркала окна, где отражалась стариковская фигура. Он видел генерала, внутренне ощущал его настроение, казалось — происходит зримое раздвоение носителя и пришлого интеллекта.

Помимо воли, Боря — подмигнул. Он стал воспринимать носителя гораздо более четко и личностно.

— С чего начать? — понуро поинтересовался Иннокентий.

— Не будем увлекаться разнообразием. Валяй про нашу жизнь — с ужасного, — хмуро просипел накурившийся (опять таки, помимо воли) Завьялов.

— Целью похищения Зои Карповой является ее убийство.

Кеша продолжал сидеть на стуле вполоборота перед письменным столом. Его глаза смотрели на генеральское лицо пылая тихим ужасом — как, впрочем, он и обещал.

Завянь присел на краешек древнего, с неудобной прямой спинкой, кожаного дивана…

— Нормально…, - пробормотал потрясенно. — Ошибки быть не может?

— Никакой, — добил Капустин. — Жюли абсолютно, на сто процентов уверена — Зою похитили только для того, чтобы убить.

— Твою ма-а-ать…, - протянул Завьялов. Генерал в его голове выразился и вовсе нецензурно. — А что же может быть хорошего в последних новостях?!

— Жюли сообщила мне имя заказчика похищения.

— А просто плохая новость?!

— Она не знает точного адреса места, где собирались держать Зою. Жюли знает у кого, но не знает — где этот дом находится.

— То есть…, Карпову сразу не убьют?! Не собираются грохнуть сразу после похищения?!

Это спросил исключительно Завьялов. Генерал внутри него тут же фыркнул:

«Дурилка ты, Боря, зеленая! Кто ж сразу убивает заложника?!»

Поддерживая неслышимый генеральский текст. Капустин отвечал:

— Вначале за Зою, для отвода глаз, потребуют выкуп.

«Конечно! — продолжал бубнить Константиныч. — Если бы убийство не закамуфлировали под похищение, тогда б и толка не было! Хлопнули бы сразу без лишней волокиты. Чего огород городить и подставляться?»

— Сколько у нас есть времени? — подобравшись, жестко спросил Борис. — Как долго…

— Да откуда мы знаем?! — перебивая, провыл Капустин. — Этого — НЕ БЫЛО!!! Понимаете?! В нашей истории вы с Зоей пошли гулять, возле ее дома отбились от похитителей! Потом — Кипр, свадьба, рождение близнецов!

— Не ори, — глухо произнес Борис. — Я думаю.

Сосредоточенно разглядывая пол, Завьялов стремительно проворачивал в голове множество комбинаций.

Так, так, так… Теперь они, через Жюли, узнают имя заказчика похищения. Точный адрес — не беда, менты моментально разведают, надо только стукнуть по телефону, куда следует…

Едва только похитителей схватят, с Завьялова априори снимут обвинения… То есть…, розыск на него отменят…

Надо брать Жюли, Кешу, генерала — рвать на Кипр!

Пес с ней с Зоей, ее спасет полиция. В номере кипрского отеля Завьялов прижмет к себе Жози — типа, Зою обнимает. Дедушка побудет возле потерявшего всех носителей, бессознательного тела горюющим родственником…

Как только Жюли и Кеша прибудут в свое время, хроно-личность Бориса Завьялова тут же переправят его родимый организм!

«Лев Константинович, ты все понял?»

«В основном, Борис».

«У тебя есть заграничный паспорт?»

«Ну-у-у…, Рома с Нонкой здесь убрались… Если положили все на место, паспорт в верхнем выдвижном ящике стола».

Завянь стремительно встал с дивана, отпихнув Кешу, выдвинул ящик, сразу же увидел паспорт, взял его в руки, раскрыл…

— Черт! я так и знал!! — воскликнул вслух. — Константиныч, ты, когда в последний раз за границу ездил?!

«Ну-у-у… года три назад».

— Твой паспорт уже четыре месяца просрочен!!

«Не паникуй. У меня есть связи в паспортном столе, переоформим быстро. Я ж — генерал заслуженный».

— О чем вы говорите? — обеспокоено вмешался в разговор двух интеллектов Кеша.

— О том, что Зою мы не выручим, — мрачно информировал Завьялов. — Сообщим, куда следует о заказчике похищения…

— Да вы что?!?! — недослушав, завопил Капустин. — В моих словах о будущем ключевой фразой было — рождение близнецов!! Если Иван и Марья не родятся — нам некуда будет возвращаться! Иван и Марья — ключевые звенья развития земной цивилизации! Ваши дети, Борис Михайлович, хроно-личности почище вас и Зои!

— Попадос, ребята, — сказал Завянь и сел на подлокотник кресла лицом к окну.

Минутку посидел, переустановил приоритеты…

— Рассказывай подробности о похитителях, Кешастый.

— Похищение и убийство Зои Карповой заказала Сабина. Год назад она развелась с мужем. Осталась практически без денег. Почти сразу же закрутила роман с Зоиным отцом — Павлом Максимовичем. История довольно тривиальная: немолодой сударь заполучает в любовницы подружку дочери…, жениться он не хочет. Детей от Сабины, как вы понимаете, тоже не намерен получать: Карпов обожает единственную дочь-наследницу, не собирается расстраивать известием о связи с очередной ее подружкой.

Сабина это понимает. Идет — ва-банк.

Еще в юности у нее была мимолетная связь с одним…, прямо скажем, нечистоплотным человеком. Прохвостом, проще говоря. Сергеем Грачевым…

— Это все тебе Жюли сказала? — перебив повествование, спросил Завьялов.

Капустин изобразил лицом скромную горделивость, повел плечом:

— У моей жены фантастическая память, Борис Михайлович. Она не забывает ничего, когда-либо прочитанного или увиденного. Изучает языки, даже не пользуясь интер… Ой!

Фантастически памятливая Жюли цапнула разоткровенничавшегося, расхваставшегося муженька за палец, запрещая тому выдавать секреты будущего.

— Пардон, мадам, — потирая укушенный перст, пробормотал Капустин и вернулся в русло: — Сергей Грачев многие годы шантажировал Сабину некими гадкими фотографиями. Тянул из нее деньги. После развода Сабины с мужем, источник — оскудел. Когда бывшая пассия обратилась к Грачеву с предложением — под предлогом похищения, убить единственную наследницу Карпова… Он — согласился. У Грачева есть два родных брата — Геннадий и Яков, первый из них — старший, много лет прослужил в милиции, не прошел переотестацию — ушел из органов в частные детективы. Яков… Жюли? Чем занимался Яков?

Собачка накрыла морду лапкой, изобразила стыд за мужа…

— Не важно! — оборвал пантомиму Завьялов. — Как я понимаю, три брата Грачевых — непосредственные исполнители похищения. Где они держат Зою?

— Так я к этому и подхожу, Борис Михайлович, — слегка разобиделся Иннокентий. — У братьев Грачевых есть дядя. Грачев Иван Петрович. Дядя живет в пригороде. В каком-то небольшом поселке. В удачно расположенной глухой квартире на первом этаже. Племянники его уговорили предоставить им жилплощадь, как место для временного пребывания похищенной Зои.

— Это все?

— Ну вам же неважно, где работает, чем занимается Яков!

— А чем он занимается? — догадавшись, что Кеша таки вспомнил, спросил Борис.

— Он — безработный.

«Какая потрясающая новость!» — фыркнул генералу Боря.

Но внешне этого не выразил, обратился к чете Капустиных со всей возможной серьезностью:

— Меня интересует, на сколько братья Грачевы серьезные противники? Кто-нибудь из них владеет огнестрельным оружием, занимался единоборствами?

— О-о-о, — самодовольно поглядывая на жену с пушистыми ушками, протянул Иннокентий. — Жюли мне сообщила много интересного об этих господах! Средний брат Сергей — игрок и мот. Сидит на кокаине. В смысле оказания достойного сопротивления — абсолютно бесперспективен. Яков, другое дело: служил в десанте, крепкий парень. Отличник боевой подготовки, владеет всеми видами холодного и огнестрельного оружия. Но, по мнению Жюли, наиболее опасным соперником является — Геннадий. Прежде чем уйти на вольные сыщицкие просторы Геннадий Грачев подумывал стать инструктором по самбо. Он одиннадцать лет прослужил оперативником, знаком с розыскными мероприятиями не понаслышке. Озлоблен на систему — крайне. Убьет любого, не задумываясь.

— Нормально мы попали, — негромко произнес Завьялов. — Нарвались на бригаду крутой родни. Кеш, дядя Ваня тоже — деятель?

— Да нет, — беспечно отмахнулся парикмахер. — Пьет, промышляет этим…, как его — металлом. Ворует помаленьку. Меня беспокоит другое! Как мы найдем квартиру этого дяди Вани?! Зою держат у него!

— Ну это-то как раз не проблема, — усмехнулся Завянь. «Лев Константиныч, у тебя в комп какая-нибудь информационная база забита?»

«А то. Над мемуарами работаю, однополчан порой ищу. Делов — два раза затянуться».

«И кто-то из этих, так сказать, о д н о п о л ч а н, заказал твоему внучку выкрасть компромат, — печально усмехнулся Боря. — Кого ж ты так напугал своими письменными откровениями, Константиныч?».

«Не жми мне на мозоль, Борис Михалыч! Разгребусь с в а ш и м и делами, выясню, кто так напрягся!»

Завьялов удалил родное тело от компьютера. Под заинтересованными взглядами супругов Капустиных полазал по информационным базам, через полчаса получил не только паспортные данные братьев Грачевых и дяди Вани, но еще и с орбитальной точки зрения спутника, через «Гугол мет», произвел рекогносцировку на местности.

Дядя Ваня обретался в небольшом поселке в шестнадцати километрах от кольцевой дороги. В загнутом в форме буквы «Г» домишке ранней сталинской постройки на отшибе. Домишко густо зарос пышнейшими кустами. Неподалеку от него протянулись утлые строения, вероятнее всего — приснопамятные сараи окрестных жителей.

Кусты порадовали. Ограниченность местоположения — всецело огорчила. В подобных небольших поселках, на окраине, любой незнакомец на виду. Аборигены издавна сплотились, срослись стаканами-закусками, к подъезду дяди Вани по-тихому не подобраться. Нахрапом не возьмешь, и думать нечего: в квартире заседают два брата рукопашника.

«Что будем делать?» — спросил носителя-вояку Боря.

«Да есть одна идейка, — задумчиво проговорил Лев Константиныч. — Спроси-ка Кешу, что было на стоянке перед комплексом? Пусть поинтересуется у Жюли, когда она потерялась — возле машины похитителей или вдалеке оттуда?»

— Кешастый, есть вопрос. Поговори с супругой.

При помощи компьютерной «клавы», Жюли все моментально осветила.

После того, как Зоя и охранник Алексей спустились с крыльца «Ладьи», хозяйка забрала у бодигарда собачку. Они прошли до стоянки. Там, из-за машин выскочил какой-то парень, оглушил Алешу электрошокером, Зоя умудрилась увернуться: на нее напали уже два других Грачевых, потащили к автобусу.

Драгоценная Жози выпала из рук хозяйки буквально перед раскрытой дверцей. Ее едва не затопал любимый подбежавший муж.

«Порядок, Боря! — не понятно чему, обрадовался генерал. — Есть контакт».

«Какой?» — хмуро глядя в черное зеркало окна, спросил Завьялов.

«У нас есть отвлекающий момент!»

Разговаривая с носителем, Завьялов шевелил губами и смотрел на отражение. Иннокентий, наблюдая на «зеркальными» переговорами, обеспокоено крутил башкой:

— Борис Михайлович, куда вы все время смотрите? — спросил, не выдержав.

— С носителем переговариваюсь, — невнимательно буркнул Завьялов, — так удобней. — Продолжил прерванную беседу с генералом…

— Борис Михайлович, вы разговариваете с отражением?! — неадекватно выпучился Кеша. — Немедленно, сейчас же прекратите!!

— Это почему еще? — нахмурился Борис. — Я себя так чувствую более комфортно…

— Да о какой комфортности вы говорите?! Нельзя! Борис Михайлович, нельзя! — к воплю Кеши присоединилась и Жюли. Запрыгала на тонких лапках и рассерженно затявкала! — Разговоры с отражением, первый признак разбалансировки психики! Раздвоения сознания! А это есть прямой путь, первый шаг к шизофрении!

— Ты меня пугаешь, Кеша? — отпрянул от нервного стилиста Завьялов. — Придуриваешься?

— Да нет же! — чуть не разрыдался Иннокентий. — Все всерьез, взаправду! Почему вы думаете, я сразу же предложил вам договориться с носителем и выбрать доминирующую личность?! Если вы продолжите действовать, как два полноценных интеллекта, произойдет мозговая разбалансировка, человеческая психика не выдерживает двух полноценно активных личностей! Разговоры с отражением, есть первый признак раздвоения, потом — шизофрения! Ощущение чужого присутствия останется в вас навсегда, Борис Михайлович!

— Оп-паньки, — пробормотал Завянь. Автоматически, ища поддержки, поглядел на отражение в окне, и тут же зажмурился!

«Не дрейфь, Бориска, — прозвучал в голове успокоительный генеральский голос. — Это им, мозглякам из будущего такие заморочки не по силам! А мы — в тельняшках, мы прорвемся!»

Завьялов шумно выдохнул, открыл глаза. «И все же, Лев Константинович, с гляделками — завязываем».

«Согласен. Доминирующую личность будем выбирать?»

«А мы еще не выбрали?» — грустно усмехнулся Боря — хроно-личность.

«Банкуй, Бориска. Я в засаде и на стреме».

Выбитый из темы, и прямо скажем, не на шутку перепуганный шизофреническими перспективами Завьялов, некоторое время сидел, тупо глядя в книжный шкаф. Потом опомнился:

«О чем мы там, Лев Константинович?… У тебя была идея».

«Да что-то сбился я, Бориска. Пойдем-ка перекурим, помозгуем».

Завянь вздохнул. Хитрющий старикан нашел момент на горло надавить.

«Пойдем, пойдем, Борис Михалыч. Мне без курева не думается. Привычки нет. Пока», — авансом завершил Лев Константинович.

Завьялов посмотрел на двух супругов: Жюли чего-то плохо выглядела. Кислейше куксилась, скулила. Встал со стула, вышел на крыльцо.

На размытый легким туманом сад падал желтый свет от фонаря. Папиросный дым перемешивался с туманной дымкой, улетал под козырек крыльца, запутывался в яблоневых ветках.

«Я вот что думаю, Борис, — серьезно говорил генерал от военной контрразведки. Рассчитывать на Кешу в твоем теле — глупо. Боеспособная единица, как ни крути, у нас одна. Ты… и я, как стратегически тактическая поддержка. В одиночку, как ты понимаешь, Зою не отбить, Грачевы ребята серьезные. Их надо — разделять».

«Как? Будем ждать, например, пока кто-нибудь в магазин побежит?..»

Борис затушил папиросу в пепельнице-баночке, поежился. Бабье лето — теплая погода только днем.

«Надо, Боря, добывать телефон Сабины. Звонить, намекать, что знаешь о подоплеке и участниках похищения Карповой. Требовать награду за молчание, встречу назначать. На встречу, я совершенно уверен, Сабина обязательно приедет. Шумиха ей не нужна, да и выяснить захочется: кто же это такой жадный и умный поблизости нарисовался? Вместе с ней прибудут и Грачевы».

«А если она им ничего не скажет о звонке? Подумает, что это они ее на бабки развести решили?»

«Толково, — согласился генерал. — Они могут переругаться и с перепугу грохнуть Зою…»

«Стоит ли рисковать, Лев Константиныч?»

«Ну-у-у…, если привлечь еще одну условно боевую единицу…»

«Кешу что ли? — фыркнул Завьялов, все еще полный улётного впечатления от стилиста с кием в руках. — Ушлепок — полный!»

«Согласен. Не боец. Но если плюс к Кеше добавить вторую, более дееспособную половину, как раз одна условная единица и образуется».

«А кто у нас еще в запасе… Жюли?! Вы говорите об этой мелкой шавке?!»

«С отменными мозгами, между прочим, шавка. — Завьялову показалось, что генерал чуть-чуть обиделся за даму путешественницу и заступается. — Но дело в следующем. Жози — собака Карповой. Если поставить ее под окнами дяди Ваниной квартиры, заставить поскулить… Как думаешь, во двор за Жюли кто-нибудь выйдет? откроет дверь?»

Завьялов шлепнул ладонью о деревянную балюстраду крыльца:

«Молоток, твое превосходительство! Конечно выйдет! Подумают, что собака еще на парковке «Ладьи» попала в салон микроавтобуса, забилась под сиденье. Крошечная — фиг найдешь. Как только Жози, унюхавшая хозяйку, начнет скулить под окнами, за ней обязательно кто-то выйдет!»

«Вот именно. Звонить Сабине будем от дома дяди Вани. Как только кто-то из Грачевых поедет к Сабине в Москву, пускаем Жюли. Мы сами…»

«А если все же Сабина ничего не сообщит подельникам, не позовет на встречу с шантажистом! — перебил Завьялов. — Или они на нервах грохнут Зою?!»

«У нас нет выбора, Борис, — голос генерала звучал мрачно, но непреклонно. — Будем слушать под окнами, как только жизни Зои начнет что-то угрожать, предпримем меры».

«Какие?! Что мы сделаем?! Квартира на первом этаже, окна могут быть зарешечены, мы внутрь не попадем!»

«Позвоним в дверь, — жестко выговорил контрразведчик. — Когда за дверью непонятный посетитель, убивать сложнее».

«А если они вначале Зою зарежут, а потом к двери подойдут?!»

«Бросим на кухню гранату, — буднично ответил дедушка. — Надеюсь, Зою держат в комнате или ванной. Граната отвлечет внимание, резать, как-то неспособно станет…»

Завьялов обхватил голову руками!

Кошмар, кошмарный дикий сон! Все это происходит не с ним!!!

«Хватит лапать мою голову!»

«Лев Константиныч! У тебя, что — взаправду граната есть?!»

«Я, Боря, на минуточку, полгода белорусским партизаном был. Гранату тебе изобрету из зубного порошка и одеколона. Ты лучше дальше слушай…»

Жюли страдала. Жюли поносила.

Крошечное собачье тельце, извергая кильку, содрогалось под смородиновым кустом.

Супруг Капустин, в панике, носился от куста до дома — переносил туда-сюда жену. Жена отказывалась вылизываться под хвостом (синяя плюшевая юбочка, застиранная лично генералом, сушилась на включенном радиаторе вместе с кофточкой), Иннокентий отмывал четвероногую супругу в тазике.

Завьялову казалось, этот жуткий день так и не закончится: в довесок к полноценному кошмару прибавлялся элемент полноценной «черной» комедии.

— Вызывайте врача! — носился с женой на руках перепуганный стилист. — Немедленно вызывайте…

— Ветеринара?!?!

— Да хоть какого!! Жюли — умрет!!

Дабы, обожравшаяся кильки собачонка не скончалась назавтра от воспаления легких, Константиныч пожертвовал шерстяным свитером. Отрезал рукав, проковырял в нем четыре дырочки для лапок, на Жюли надел…

Позже, по тому же случаю, отрезался и второй рукав. Но, к счастью, обошлось без ветеринарии.

Жюли-Жози напоили разведенной марганцовкой. Понянчили. Спать уложили.

Константинович скомандовал «отбой!». «Всем по кроватям, завтра день тяжелый!»

Не тут-то было.

Как только Завьялов сел на большую генеральскую кровать на втором этаже, носок начал снимать, в дверь спальни поскреблись:

— Можно к вам, Борис Михайлович?

— Ну, — хмуро откликнулся Завянь. И заставил глаза оторваться от лежащей на прикроватной тумбочке, початой пачки «Беломора». Генерал, видать, закуривал, едва утром глаза продирал. Очнувшись сегодня в чужой ванной комнате — сразу же потребовал привычной дозы никотина. Едва с ума не свел.

Окаянная привычка. Бороться будет сложно.

— Борис Михайлович…, - в полутемную спальню, под слабый свет ночника, просочилось родное тело. — Нам надо поговорить.

То, что безупречный муж Капустин оставил, чуть было не скончавшуюся от диареи жену одну, показало — пришел за чем-то важным. Борис вздохнул, обратно натянул носок:

— Валяй, Кешастый. В чем проблема?

Родное тело-Кеша прошлось перед кроватью. Пальцы тискало, смущенно пыхтело, не решаясь о чем-то заговорить.

— Кеш. Спать пора, — напомнил Боря. — Что ты хочешь обсудить?

— Видите ли, Борис Михайлович, какое дело, — осторожно приступил интеллектуальный путешественник, — Я очень хотел бы вас попросить…, не могли бы вы…

— Короче!

— Не делайте из меня болвана в глазах жены! — выпалив, остановился перед Завьяловым стилист.

— То есть? — нахмурился Борис.

— Прошу вас. Не делайте из меня слабака и простофилю. Не обзывайтесь.

— Ну, предположим, я, вроде бы уже и так…

— Борис Михайлович! — заламывая руки, простонал Капустин. — Вы ничего не знаете! В нашем времени Жюли, это…, это тоже самое, что Зоя Карпова в вашем! Она известна, популярна, она могла бы выбрать в мужья — кого угодно! А выбрала меня…

Капустин огорченно сел на небольшую банкетку, свесил вниз могучие борины руки, закручинился…

— А как же получилось, что она в тебя влюбилась? — сочувственно (не вполне понимая кому сочувствует — толковой мадам Жюли, выбравшей в мужья вот этого валенка, или все-таки Капустину?) спросил Завянь.

— Она выходила замуж, — вздохнул стилист. — Перед свадьбой тысячи моих коллег-оформителей прислали ей…, так скажем — объемные модели-эскизы своих работ… Предложили варианты внешности, прочесок…

— Стоп, — заинтересованно перебил Завьялов. — Вы что там — не только с волосами мудрите, но еще и внешности в любой момент меняете?! Типа — губы надуваете?

— Ну что вы, Борис Михайлович, — грустно усмехнулся Кеша. — Следование каким-то там канонам — пережиток. В наше время цениться как раз — индивидуальность. Умение подчеркнуть неповторимость черт лица, придать им глубину и личностною многоликость — и есть моя задача. И достигается она совсем другими способами… Подсветкой, например. Невеста поворачивает голову, ее черты, меняясь, становятся либо возвышенно одухотворенными, либо бесподобно печальными… Если появляется слезинка, она сверкает хрусталем… Поверьте, это зрелище — волшебно!

Вспоминая свое время Капустин совершенно расстроился, Борис его приободрил:

— Получается, Жюли — в талант влюбилась?

— Ах, если бы! — плаксиво скуксился господин оформитель. — Борис Михайлович, после нашей свадьбы не было и дня, чтобы я не терзался мыслью — а вправду ли Жюли меня полюбила все сердцем?! Что если все произрастает исключительно из тяги к приключениям! Жюли когда-то, может быть еще в детстве, вообразила себя коварной, сбежавшей невестой, и как бы ни любила Стефана, сбежала из-под венца со мной лишь для того, чтобы испытать волнующее приключение!

— Ну, Кеша, Кеша, не перебарщивай, — смущенно произнес Завьялов. — Играть чужими чувствами ради личных острых впечатлений, это как-то…

— Да что вы понимаете, Борис Михалыч! — взвился на ноги куафер. — Что вы понимаете?! — остановился над, сидящим на постели Завьяловым, усмехнулся: — Вот вы думаете… Я знаю, Борис Михалыч, что вы о нас думаете. Парочка трусливых губошлепов приехала за впечатлениями. Сидят себе, понимаешь ли, где-то через сотни лет в удобных креслах, за чужими жизнями подглядывают…, да? — стилист прищурился.

— Ну предположим, — не стал лукавить Борис.

— Вот-вот. Сидим удобно, ничем не рискуем… А где нам рисковать, Борис Михалыч?! Техника безопасности доведена до совершенства. Преступность искоренили, едва отработали хроно-проникновения — кошелек сопрут, через полчаса хроно-полицейские уже назад все отмотали, воришку поймали до того, как он к чужому руку протянул… Эх, Борис Михалыч, Борис Михалыч…, - Капустин горестно махнул рукой. — Отец Жюли тот еще «Павел Максимович Карпов»… За его дочерью приглядывают, как у вас за Оружейной Палатой… Сбежать из-под венца — единственное приключение Жюли…

— Я понял, Кеша, — серьезно произнес Завьялов.

— Назавтра вы не будете делать из меня трусливого ушлепка? Возьмете с собой Зою выручать?

— Замазались, Кешастый. Ты — в теме. — Заметив, что стилист уходить из спальни не собирается, нахмурился: — Что-нибудь еще?

— Еще, Борис Михайлович. Ой как еще-е-е….

Капустин сел на пуфик, доверительно приблизил лицо к Завьялову и сообщил:

— У нас проблема. Жюли — ревнует. Все пальцы мне искусала.

— Не понял, — отстранился Боря. — Она тебя что… к Карповой заранее ревнует?!

— Конечно!

— Так и не переживай. Ревнует, значит любит.

— Вы шутите, Борис Михайлович? — обиделся Капустин. — Это — реальная проблема! Жюли из моногамной ортодоксальной семьи! Она с ума сходит от мысли, что я ей и з м е н ю! Она уже мне сообщила, что овуляция у Карповой произойдет не раньше чем через неделю, настаивает, чтобы я убрался из вашего тела до этого момента…

— Стоп! Откуда твоя жена знает, когда у Зои овуляция?

— Моя жена — собака, — напомнил Кеша. — Может быть, что-то учуяла, может быть подслушала разговоры Зои и подружек… В общем — не знаю, но Жюли уверена: сейчас время для зачатия детей — все равно не подходящее. У нас есть фора, чтобы все расставить по местам.

Пипец. «Черная» комедия набирает обороты. Плюс к прочим прелестям добавилась — ревнивая собака, просчитавшая чужую овуляцию.

— Кеш, а о чем твоя Жюли раньше думала?! Когда тебя в мое тело уговаривала отправляться!

— Так в теле Зои должна была присутствовать и моя жена! Мы вместе бы… с л и л и с ь! В одной постели!

Совсем пипец.

— Что предлагает Жюли? Как тебя из меня выковырять?

Стилист-оформитель понуро буркнул:

— Если бы не наелась кильки, сейчас бы сидела перед компьютером, копалась в Интернете, разыскивала вероятные личности-носители. В этом времени должны происходить еще какие-то значительные события, Жюли предлагает найти носителей, через них — то есть через наших путешественников, сообщить в хроно-департамент о нештатной ситуации. Где-то в Москве должен быть эвакопункт циклонов. Нас отсюда вытянут вне расписания, минуя Кипр. Вы еще успеете зачать Ивана и Марью, история пока не изменена бесповоротно.

— А почему вы сразу не предложили разыскивать других носителей? — удивленно, чуть подозрительно спросил Завьялов.

— Да все потому же, Борис Михайлович! Пока существует вероятность, что цепь событий не разрушена, зачатие близнецов, как первостепенная задача, еще может произойти — мы обязаны помочь вам очаровать Зою Павловну! Жюли не уверена, что разыщет каких-то достижимых носителей и хроно-департамент отреагирует вовремя. Пока есть надежда спасти Зою, представить вас героем и завязать роман, мы действуем по степени первоочередности задач! Мы не знаем, успеем ли мы разыскать носителей до того, как похитители убьют Зою. Раньше этого — не было! Мы не имеем права рисковать, тратя драгоценные часы на розыски других путешественников!

— Разумно, — согласился Боря. Пока ищем Кешиных сограждан, Зою могут грохнуть.

А если Карпову спасут полицейские, к ней будет не подобраться — перепуганный папенька такие кордоны выставит, мама не горюй!

А на зачатие — неделя с небольшим.

«Не будет близнецов, застрянем по чужим телам. Жюли вообще в Жози навек останется». Научится и под хвостом вылизываться, и блох зубами щелкать…

— Спасибо, Иннокентий, за предупреждение. Давай-ка спать, день предстоит тяжелый…

— Да я вас, как бы, еще и не предупредил, — уныло усмехнулся оформитель.

— Что еще? — напрягся Борис, в голове в унисон воскликнул генерал: «Что там еще за срань?!»

— Видите ли, Борис Михайлович, я, как бы… — спать боюсь. Вы тоже, на всякий случай — комнату заприте.

— Зачем?

— Мы все еще не знаем, где циклопы. В Жюли и в вас их быть не может. В вас обоих уже по два активных интеллекта. Куда подевался циклоп, которого заслали в вас… Не знаю. Сегодняшнее ночное время хроно-аппаратура не «перелистает»… Сейчас, по хроно-графику вы и Зоя только-только подходите после прогулки к ее дому, роман в развитии находится…

— Короче!

— Короче, по времени реальных событий я спать не должен. Но — с ног валюсь. Как только я засну, циклоп во мне активируется и начнет отдавать приказы телу. Я, Борис Михайлович, простите, могу вас ночью и того… зарезать, как бы.

— Зачем?! — опешил Боря.

— Мы не знаем, зачем в вас прибыл террорист, — вздохнул Капустин. — Но чует сердце — ждать можно всякого. Так что — запритесь, от греха подальше. А если завтра я буду неадекватен… Оглушите меня, что ли.

«Хорошо, что мы ему не выболтали план предстоящей операции, — раздалось внутри Завьялова генеральское сопение. — Не знает друг Капустин, что его жена туда записана полноправной единицей, так что собачку, я надеюсь — не придушит ночью. А ты — запрись, Борис, и комод к двери подтащи…»

Борис смотрел на храброго стилиста — «оглушите», надо же, — спать расхотелось совершенно. Мысль, что в уже спаявшейся команде из носителей и путешественников, может возникнуть пятая колонна — тревожила необычайно.

— Вы это…, Борис Михайлович, ложитесь. Я вас предупредил. Я постараюсь не заснуть. Со мной — Жюли.

Борис кивнул. Расстроено покрутил головой.

— Кеш, — произнес негромко, — ты завязывай величать меня на «вы», по имени-отчеству. Давай попроще, я — Борис.

Иннокентий встал, странно, сверху вниз поглядел на Завьялова:

— Напомните, Борис Михайлович, кто у вас сейчас президент?

— Путин. Владимир Владимирович.

— Вы можете себе представить, что подойдете к нему и скажете «Здорово, Вовка»? А?

* * *

Субботний день, отличная погода. В небольшом дворике полно народу: пожилая женщина белье развешивает для просушки, три мужика за столиком на припеке в домино играют. Мальчишка чинит велосипедную цепь.

«Засада, — ворчит внутри Завянь генерал. — Народу до фигищи… Нам зрители-свидетели без надобности, вылезаем, Боря».

Завьялов — приодетый в дедовский костюм времен московской Олимпиады, выбрался из пожилой, но весьма ухоженной генеральской «Волги». (Кеша и, неважно выглядевшая Жюли о боковое стекло носы расплющили.)

«Бери из багажника канистру, — командовал Лев Константиныч. — Пошли диверсию устраивать».

О том, как будут действовать в предложенной обстоятельствами обстановке, Лев и Борис договорились загодя. Завянь слегка сопротивлялся: «Лев Константиныч, людей жалко! Может, без поджога обойдемся?!»

«Бориска, не канючь! — твердо отвечал контрразведчик. — Мы, говорю без всяческого пафоса — человеческую жизнь спасаем! Поверь мне, в тех сараюшках уже давно не хранят ничего важного. Там хлам один! Максимум — пластмассовая детская ванночка и непарные разрозненные лыжи за пыльными бутылками».

Шагая вдоль длинного ряда полуразрушенных сараев за домом дяди Вани, Завьялов в который раз убеждался в справедливости предположений генерала. Даже не прибыв на место, через спутник и собственный богатый опыт, Лев расписал сараи в абсолютной точности. Почти перед каждой дверью клетушек разросся нетревожимый годами бурьян, замки проржавели и, пожалуй, уже не открывались. Лишь кое-где, на выкошенной травке обозначились едва заметные тропинки. Да и те — давнишние.

Завьялов прошагал до дальнего конца ветхих построек. Оглянулся по сторонам — кусты, кусты, помойки, две бесхозные собаки. Облил бензином из канистры рухнувший угол, засыпанной всяческим хламом ячейки…

Пролитое щедрыми осенними дождями старье никак не занималось.

Осерчав на мокрую гниль и ветошь, Борис вылил всю канистру…

Огонь заполыхал! Поднялись клубы густого черного дыма!

«Ноги, Боря, ноги, — командовал носитель. — День — выходной, сейчас зеваки налетятся!»

Завьялов зашвырнул канистру в кусты, понесся к «Волге». Пока народ сбежался на пожар, успел не только на водительское место запрыгнуть, но и, только что купленный у «жучков» телефон достать.

В телефон забили один единственный номер. Тот, что благодаря умению и информационной базе генерала-отставника, выяснили довольно быстро.

Завянь почувствовал, как Лев Константинович мысленно перекрестился, активировал мобилу… Пошли гудки.

— Алло…, - томный голос Сабины в трубке звучал чуть напряженно. Вероятно, если бы не участие в недавнем преступлении, гламурная шатенка и вовсе на вызов неизвестного абонента не откликнулась бы.

Но нервы, нервы, давали себя знать.

— Слушай сюда, чикса, — прохрипел Борис. — Я знаю, что ты заказала похищение Карповой…

— Вы кто?! Вы что… с ума сошли?!

— Цыц! Урна привокзальная!

Разговор пошел, как и предписывалось. Сабина упиралась, Завянь назвал фамилию — Грачевы…

— У меня есть доказательства. Копию могу отдать за предварительное скромное вознаграждение — убедишься, что я в теме. Об остальном поговорим на месте, кис-с-ска…

Боря гнусно, плотоядно хмыкнул, Сабина пискнула. Завянь назначил точку встречи, время — через полтора часа. И закончив разговор, начал действовать.

Из двора уже повыметало всех праздных граждан. Гражданка-тетенька даже тазик под бельем оставила, помчалась поглазеть на пожар. Завьялов вышел из машины, упрятанной в кусты, придерживаясь топографических укрытий, пошел к немытым окнам двухкомнатной халупы дяди Вани.

Подойдя к стене вплотную, прижался к ней спиной. Нажал на телефоне клавишу повторного вызова…

Номер Сабины был занят. Гламурная Цирцея, вероятнее всего, звонила сообщникам Грачевым.

«Порядок, Боря, — скупо порадовался контрразведчик. — Прислушивайся. Здесь, походу, кухня…»

Не кстати вспоминая адреналиновые удовольствия — прыжки с парашютом, гонки, акваланги, прочую изысканную нервотрепку; ощущая, как вибрирует каждый нерв и член, Завьялов крался вдоль стены.

Из кухонного окна не доносилось ни звука. Второе окно тоже промелькнуло, не давая результата. Из открытой форточки, судя по всему, прокуренной гостиной доносился неясный рокот мужского баритона:

— А ты уверена?! — смог разобрать Борис. — Да ты…, - не разобрать, — ну, Сабинка, если это ты все замутила… Да приедем мы, приедем, не скули!!!

Завянь метнулся вдоль стены, прыгнул в кусты! ломанулся сквозь них перепуганным бизоном… Едва подарочный генеральский ТТ из-за пояса не выронил!

«Тихо, Боря, тихо. Не кипишись. Порядок. — Рассудочный, уверенный голос Льва звучал в его подпрыгивающей голове. — Садись в машину, ждем. Батарейку, кстати, из мобилы — вынь. Вдруг засекут поблизости от дяди Вани?»

Спокойный генеральский тон подействовал.

Борис сел на водительское место, коротко сообщил Жюли и Кеше:

— Порядок, Грачевы собираются на выход.

И замер. Глядя перед собой на дверь нужного, углового подъезда.

«Ты, Боря — как?»

«Сракой об косяк!» — рассерженно кинул внутрь себя Борис. Сердился Завянь, прямо скажем — на себя. На стыдный страх, на идиотские прыжки по кустам, на позорную нервную дрожь в каждом пальце!

Ссыкун паршивый! На нервяке забыл, что надо прослушать до конца: не раздастся ли из дома голос Зои, не бросятся ли Грачевы убирать заложницу! Порскнул в кусты стрёмным зайцем, едва услышав «мы приедем»!

Эх, хорошо бы генерал не разобрал всех этих мыслей! Позорище вселенское…

«Риск, Боря, дело благородное».

«А можно без банальностей?!»

«Извольте».

Когда Завянь уже открыл дверцу «Волги», собираясь вернуться под окна, послушать не кричит ли, не зовет на помощь Зоя (истерзанная раздвоением психика не выдерживала перенапряжения!), из подъезда вышли два амбала. Судя по данным паспортного стола: возрастной экс милиционер Геннадий и безработный Яков.

Старший брат — мрачнее тучи, уселся за руль, стоявшего перед подъездом БМВ. Младший братишка Яша рядом запрыгнул.

Машина постояла, разогревая двигатель, жестко рванула колесами по разбитому асфальту дворика. Понеслась в столицу.

О том, что все произошло по расписанному сценарию, Лев Константинович из скромности умолчал. Но Боря, чувствуя себя неловко, отметил:

«Ты молоток, Лев Константинович. Сказал «их надо разделить» и сделал».

«Не кажи «гоп», сынок… Бери Жюли и Кешу, выдвигаемся».

За домом голосила подъезжающая к пылающим сараям пожарная машина. Перед окном гостиной дяди Вани сидела крошечная собачка в кофточке и юбочке (застиранной умелым на все руки генералом). Как только пожарные вопли затихли, собачка заскулила, пронзительно затявкала.

Под невесомыми собачьими лапами почти не приминался толстый и мокрый ковер из опавшей листвы. Собачка мерзла, тряслась всем тельцем, ушки вибрировали мелко-мелко…

«Хорошо, что Кеша этого не видит», — мрачно подумал Завьялов. За Жюли Борис переживал не меньше Кешиного — обессиленной диареей собачке воспаление легких подхватить — проще пареной репы! Иннокентий этого зрелища не выдержал бы вовсе, заорал бы — гранату мне, гранату!! разнесем бандитское гнездо — Жюли замерзнуть не успеет!

Но Иннокентий, следуя генеральному генеральскому плану, уже засел на лестничной площадке между первым и вторым этажом.

Завьялов, наблюдавший за окнами из-за укрытия мусорных бачков, судорожно стискивал кулаки. Если Грачевы расселись перед телевизором под пиво…, Жюли скончается от холода, а толка будет — ноль!

«Не переживай, Борька, не переживай! — бубнил в голове голос Константиновича. — Они сейчас на нервяке, прислушиваются!»

«А если не прислушиваются, а ругаются или Зоей «нервы лечат»?!»

«Пока, навряд ли. Зоя — их заложница. Ее не будут «портить» до поры до времени… Бандой руководит опытный оперативник…»

«Дак он уехал!!»

Завьялов никогда не предполагал в себе способности к истерикам. В любой, самой опасной ситуации его не подводили выдержка и здравомыслие. Он бился на гонках, как-то раз, без лишнего волнения воспользовался запасным парашютом, отрезав запутавшиеся стропы основного. Он падал, горел, тонул, дрался — побеждал и получал!

«Боря, а может — закурим?» — спокойно предложил Лев Константиныч.

«Да иди ты к черту, Лева!!»

«Как знаешь, мое дело — предложить… Я свое тело лучше знаю».

Борис уже на самом деле собирался закурить, пригибаясь за бетонной оплеткой помойки, начал карманы на предмет «Беломора» ощупывать… В окне гостиной показалась пропитая физиономия Ивана Ивановича Грачева.

Прищурившись, дядя Ваня разглядывал крошечного четвероного червячка в юбочке и кофточке… Никак не мог понять — откуда это чудо тут образовалось?! Раньше под окнами только лохматые дворняги пробегали, да коты к помойке шастали…

Подозвал племянника.

Сергей Грачев подошел к окну, разинул рот — судя по артикуляции многоэтажно выругался! все понял моментально.

Собака Зои Карповой под окнами убежища — абзац полнейший!

Везение, что ее еще не подобрал какой-нибудь абориген! не продал за бутылку водки первой попавшейся девице!

В отличие от дяди, племянник из столичной тусовки знал отлично: подобные собачки имеют на теле несмываемые отметки. По ним легко устанавливаются заводчик и владелец.

Если правоохранительные органы получат информацию, что возле такого-то дома нашли собаку, похищенной Карповой… кутерьма начнется! не приведи, Господи!

Весь поселок перевернут, но до дяди Вани доберутся! Павел Максимович папочка крутой, может закупить для повального шмона всю столичную полицию.

Бывший любовник Сабины распахнул окно, перевесился через подоконник, оглядел пустынный двор. Убедился, что вокруг ни души, повернулся к дяде, громко зашипел:

— Иваныч! На одной ноге во двор, тащи сюда собаку. Мигом!

Дядя исчез из поля зрения внутри квартиры. Сергей остался свисать с подоконника и двор разглядывать. Пристально, сощурившись, обводил глазами каждый укромный уголок, прозрачные осенние кусты просматривал. На лице Грачева прочно утроилась подозрительность: вначале странный звонок от Сабины…, потом собака непонятно откуда под окнами образовалась… Тощенькая, лысенькая — как ночь пережила в мокром дворе?! почему раньше не объявилась, не затявкала?!

Потом, по всей видимости, подумав о том, что ОМОН в расчете на отвлекающий момент четвероногих червячков не работает, немного успокоился, убрал в комнату перевешивающийся корпус, и вовсе скрылся в глубине квартиры.

Завьялов тут же перешел из-за бачков в слепую зону. Невидимую из окон дяди Ваниной халабуды. Быстро пробежал до подъезда, юркнул внутрь и спрятался под лестницей на первом этаже в заранее разведанном стилистом закутке. (Едва проникнув в дом, Кеша на цыпочках весь подъезд обежал, сделал грамотную рекогносцировку, по телефону генералу доложил.)

По предположению Льва Константиновича, в доме не должно находиться больше двух бандитов-родственников. «Навряд ли братья привлекут к операции по похищению кого-то со стороны, — рассуждал Лев Константиныч. — В таких делах посторонние лица — лишняя докука, информация, расходы. А к Сабине, я уверен — поедут двое из Грачевых. В квартире останется дядя, кто-то из племянников, ну и Зоя, разумеется. Так что, едва один из похитителей поскачет за собакой, второму будет — хоть разорвись! Надо и за окрестностями из окна приглядывать и входную дверь посторожить…»

Пока все генеральские рассуждения подтверждались стопроцентно. Через щелку в лестничных перилах, Завьялов видел, как из квартиры, озираясь, вышел Иван Иванович. Постоял на пороге. Прислушался.

Пошаркал вниз.

«Входить в квартиру будем «на плечах», — расписывал Лев Константинович. — После того, как один из родственников выйдет за собакой, второй сразу же запрет изнутри дверь на засов — это к гадалке не ходи, внутрь мы, ребята, не попадем. Прорываться будем в момент возвращения с Жюли. Она немножечко потявкает, на себя внимание отвлечет… Нам главное, Боря, знакомыми рожами перед Грачевыми не засветиться. Кешу, то есть тебя, они уже во всей красе запомнили — еще по стоянке перед «Ладьей», откуда Кеша с ними и уехал. Меня-тебя могли срисовать в «вип-ложе». Там, конечно, все Сабина контролировала… Но кто-то из Грачевых мог в машине не усидеть, в «Ладью» наведаться».

…Иван Иванович вернулся в подъезд, так быстро, словно Жюли его на крыльце поджидала. Метнулся под окна потной свинкой, и уже обратно скачет!

Завьялов сжал тело в тугую пружину…

Основная задача по успешному проникновению в квартиру ложилась на отважную четвероногую француженку. Судя по тому, как громко ругался дядя Ваня Грачев:

— Ах ты, б… мелкая!! — Жюли весьма перестаралась с отвлекающим моментом. Ее просили лишь слегка потявкать, заглушить шаги Бориса и Иннокентия, помчавшихся к раскрытой двери квартиры. — Еще раз цапнешь — бошку откручу!!!

Супруга оформителя Капустина жалобно заскулила — Боря чуть из-под лестницы на выручку не выпрыгнул! — но тут послышался шлепок когтистых лапок о деревянный пол.

— Ах ты тварь!! — не на шутку разошелся дядя Ваня, гоняясь за собакой по подъезду.

Сергей Грачев, судя по последующим событиям, дожидался дядю Ваню у глазка, перед недавно установленной железной дверью. Едва грозный собиратель металлолома забегал по площадке, пытаясь сцапать — или затоптать? — крошечную собачонку, поспешил на помощь, дверь открыл.

И сразу зашипел на старшего родственника:

— Чего орешь, чудила?! Чо топаешь?! Лови давай по-тихому!!

Жюли забилась в угол. Сказать по совести, Завьялов так и не понял: ее туда загнали, или храбрая француженка, понимая, что Завянь и мужу будет легче подобраться к бандитам, стоящим спиной к лестнице, сама себя в западню подставила?

«Как бы там ни было, — успел подумать Боря, — мерси, мадам. Вы поразительная женщина».

Жюли оскалилась, смешно, учитывая крошечный размер зубов и организма в целом — зарычала…

Вероятные цели Борис и Кеша распределили загодя. Худосочному, но опытному контрразведчику должен был достаться высокорослый молодой Сергей Грачев. Кеша, в теле агромадного Завьялова должен был расплющить дядю — как получится.

Едва из темного грязноватого угла раздалось наивное рычание жены…, на дядю Ваню, прямо с лестницы, рухнул рассвирепевший оформитель в теле Бори!

Иван Иванович и пискнуть не успел. Схватка моментально перешла в партер. Каким-то чудом не раздавив жену Капустину в синей плюшевой юбчонке.

Кешино нападение произошло с ошеломляющей стремительностью. За поразительно громким для тщедушного организма рычанием Жози-Жюли, Сергей Грачев не расслышал топота. Он оглянутся толком не успел… Бац! Отличный свинг в челюсть в исполнении Бориса-генерала, Сережа летит спиной в открытую дверь дядя Ваниной квартиры… Приземляется всем телом в прихожей, дух из тела — вон.

Завьялов оглянулся. Схватка в партере продолжалась с переменным превосходством.

Мелковатый, но поднаторевший в улично-дворовых схватках дядя Ваня под телом-Кешей сопротивлялся жестоко и умело. Целенаправленно добирался зубами до уха либо горла. И матерно хрипел.

Завянь вздохнул, нагнулся над «партером». Не привлекая торчащего за поясом ТТ на роль кастета, одним отточенным (пожалуй, генеральским) жестом стукнул дядю Ваню по лбу тыльной стороной согнутого, напряженного запястья. Затылок Ивана Ивановича гулко треснулся об пол… Глаза закрылись.

Дверь противоположной квартиры приоткрылась. На пороге беспечно нарисовалась седенькая бабушка соседка во фланелевом халате.

Поглядела на валяющегося Ивана Ивановича… (Завянь решил, что — все! спалились!) И неожиданно кивнула с одобрением:

— Давно пора, — сказала хмуро и дверь захлопнула.

Видать достал соседей дебошир Грачев.

Пока Иннокентий расцеловывал жену в ушастую мордочку, Завьялов оттащил в квартиру бессознательного Ивановича. Затянул туда же Кешу с собачкой. Отдышался.

— Теперь иди, разыскивай Зою, — прошептал стилисту.

Ради будущих детей, Зоя Павловна Карпова должна увидеть первым своего спасителя — Бориса свет Михайловича. Чтоб заценить — наверняка. Чтобы влюбиться.

Иннокентий с трудом оторвал губы от собачьего уха. Вытянулся, нашел глазами малость расколоченное зеркало в прихожей, волосы пригладил пятерней, поправил расхристанную схваткой куртку, Жюли, как следует подмышкой уместил…

— Хорош тут охорашиваться!! — рассвирепел Завьялов.

— Так я ж для вас стараюсь! — с исключительной искренностью возмутился стилист.

— А здесь не надо стараться! Здесь надо выглядеть — бойцом!

Жюли уже крутила чутким носом, поскуливая, показывала направление на запертую комнатную дверь…

— Она там одна? — тихо спросил собаку Боря.

Жюли кивнула. На Иннокентия так покосилась, словно тот сразу же собирался со спасенной барышней в постель улечься. Немного зубы показала.

Кеша оттянул толстенную дверную задвижку, шагнул через порог…

Подобрав под себя ноги, Зоя сидела на тюфячке в углу комнаты без мебели. Пристегнутая наручником к внушительному крюку, засаженному в угловую стену.

Перед грязным тюфячком стояла нетронутая пластмассовая тарелка с какой-то серой кашей. Литровая бутыль с минеральной водой валялась. Девушка слышала странные звуки, вероятно молилась небесам, чтоб это были отголоски схватки бандитов и полиции.

Едва Иннокентий переступил порог, пылающее внутренней надеждой лицо, недоуменно вытянулось:

— Это т ы?!?!

Дабы оставить Кешу (см. себя) единоличным героем, Завянь подглядывал за Зоей в щелку.

Блондинка вытаращилась на тело-Кешу…, поморгала, кажется, собираясь разрыдаться…

— Включите свет!! — внезапно завопила. — Что происходит?! Почему — ТЕМНО?!?!

Ошарашенный Завьялов медленно вошел в комнату. Переглянулся с Кешей и Жюли…

Подсказывать излишне. Каждый из них понял: только что, в теле Зои Карповой нашелся один из ЦИКЛОПОВ. Едва увидев Завьялова, террорист из будущего воздействовал на зрительные центры Зои.

Девушка — ослепла.

Зачем циклоп так сделал — непонятно. Страшно. Жутко.

Зоя билась в наручнике, прикладывала руки к глазам. Кричала:

— Помогите! Помогите мне!! Что происходит?! Я — ослепла, мне нужен врач!!!

Завьялов вернулся в прихожую, обшарил карманы Сергея, разыскал ключ от наручников. Прошел обратно в комнату.

Обойдя потрясенных путешественников, сел перед Зоей на корточки, негромко произнес:

— Спокойно, Зоя. Мы пришли за вами. Не дергайтесь, мне надо отстегнуть вашу руку от наручника.

Зою била крупная дрожь:

— Жози, Жози, — шептала незрячая девушка. — Я видела, вы принесли мою собаку… Жози! Иди ко мне, хорошая! — Едва освободившись от наручников, Зоя распростерла над полом руки.

Словно плохо гнущийся манекен из папье-маше, стилист наклонился, выпустил собачку в юбочке…

Вряд ли богачке из будущего мадам Капустиной нравилось, как ее тискают, ощупывают чьи-то пальцы. Как ослепшая девушка судорожно прижимает к себе крошечное тельце, как пытается поцеловать, нашаривая губами собачью морду…

Мадам все это — вытерпела. Зоя цеплялась за знакомое тельце, как за спасение.

Завьялов наблюдал за жутким зрелищем из прихожей. Доверившись сноровке генерала, он опутывал, стреножил двух Грачевых, захваченной с дачи бельевой веревкой. Константиныч действовал безжалостно: руки-ноги соединил за спиной так, что ни только повернуться — покряхтеть никак!

Пребывающий в глубоком нервном шоке Иннокентий, широко раскрытыми глазами смотрел на Зою и Жюли.

Шикарный план по спасению похищенной мадмуазель Карповой и завязыванию с нею же шикарного романа — накрылся медным тазом с грохотом и лязгом.

Провалился в тартарары. Попал коту под хвост. Мелькнул фанерой в заоблачной дали.

По сути дела, невероятная компания из четырех интеллектов (двух с половиной тел), без малейшего ущерба для означенных организмов, выполнила наисложнейшую задачу: спасла из лап бандитов Зою Павловну. Ура, ура…

По предварительным наметкам, тело Бориса Завьялова, сразу же после обезвреживания банды, должно было сурово вручить мадмуазель мобильный телефон:

— Зоя. Вас похитили по приказу вашей подруги Сабины. Через час она, вместе с двумя подельниками будет находиться там-то, там-то. Звоните вашему отцу, диктуйте адрес этой квартиры — пусть высылает группу немедленного реагирования. А вы, мадмуазель, поедете с нами. Два самых отъявленных головореза могут неожиданно вернуться, мы отвезем вас до безопасного места, там оставим…

В общем — трали-вали, розовые сопли. Счастливая спасенная радостно едет со своим спасителем (на белом коне).

Иннокентий, прежде чем усесться в «Волгу» печально предъявит ей клешню: «Увы, Зоя Павловна, немного пострадал в борьбе за ваше благополучие, сесть руль, жаль, не смогу». (Завьялов ни за что не доверил бы стилисту-оформителю везти себя, Жюли и Зою по подмосковной трассе!) Машину до нужного (первого попавшегося) безопасного места ведет непонятный молчаливый дедушка.

«Борис Михайлович» (со стилистом внутри) сидит рядом с водителем. Хранит на роже горделивое благородство. И тоже, разумеется, — помалкивает.

(Кеша клялся, что изобрести и сохранить молчаливую мужественность — вполне способен!)

Довезя Зою Павловну до места, стилист почти безразлично откланивается — я выполнил миссию настоящего мужчины, прощайте, Зоя… Аплодисментов мне не нужно. Картина писана душистым розовым маслом.

Скажите, пожалуйста, какое женское сердце не дрогнет от подобной скромности и пышности букета впечатлений?!

По сути дела, Зою Павловну высадили бы из «Волги» только для того, чтобы менты и грозный папенька с горяча не пересадили принца с белого коня в кутузку. (Пока суть да дело, овуляция пройдет — потенциальный папенька Борис Михалыч на нарах загорает.) Потом спаситель скромнейше нарисуется… Под ясны очи, вспышки камер папарацци.

Авось — роман завяжется.

Со всеми вытекающими скобками план был — на загляденье!

Пока менты и ФСБ раскручивают Грачевых и Сабину на признательные показания, Жюли судорожно ищет по Интернету вероятных носителей. Компания их разыскивает, связывается с хроно-департаментом, Кешу срочно изымают из Завьялова…

Перед ясны очи, блики фотовспышек, Борис является уже собой, без ревнивого сопения Жюли поблизости.

(Тут надо заметить, еще раз поставив скобки, что переспать с красоткой Зоей Карповой Завянь был уже совсем не прочь.)

Что делать с ослепшей девушкой, внутри которой находился хроно-террорист, Завянь — убей! не знал.

Кеша застыл посреди комнаты соляным столбом. В прихожей сопели и ругались связанные родственники Грачевы.

— Пожалуйста, отвезите меня к папе!! — безостановочно, отчаянно молила Зоя. — Мне нужен врач! Почему вы все молчите?!?! Что происходит?!

Мучительное, душераздирающее зрелище. Ослепшая девушка, тиская в руках собаку, стояла на коленях и боялась встать.

Зою окружала — темнота. И непонятные молчаливые люди. Завьялов боялся с ней заговорить, боялся, что засевший в ней циклоп получит лишнюю информацию, еще как-то навредит бедняжке…

Но делать что-то надо. Бабулька во фланелевом халате могла вызвать на драку в подъезде полицейских — время истекает, надо срочно что-то делать! Если всю компанию и Зою застанут на квартире, компанию повяжут без разговоров, выяснений, словопрений. Затем Карпов отвезет спасенную дочь в клинику — вначале офтальмологическую, затем, что вероятно, и в психушку полечиться отправит. Может быть даже заграничную…

До Зои будет не достать. История — разрушится. Завьялов навсегда застрянет в теле деда.

Борис достал из кармана мобильный телефон, вставил в него батарейку, собираясь воспользоваться уцелевшим огрызком предварительного плана. Присел перед девушкой на корточки, заговорил:

— Зоя, нам надо немедленно отсюда уходить. В квартиру могут вернуться подельники этих мерзавцев, они вооружены, оставаться здесь опасно.

Очень вовремя, подтверждая слова Завьялова, из прихожей донеслось придушенное сипение дяди Вани:

— Ну все, бакланы, вы — попали!! Гена с Яшей вас найдут, на стельки покромсают!! Я сам вас разыщу…

Не увлекаясь прослушиванием монолога дяденьки, Борис бережно подхватил Зою под локти, помог ей встать на ноги:

— Пойдемте, Зоя, пойдемте… Осторожно. Вот так, вот так…

Зою пошатывало. Сказывалось долгое сидение в неудобной, скрюченной позе, испуг парализующе действовал на ноги. Прижимая к себе локтем Жози, девушка шагнула в прихожую… С пола донесся грозный сип:

— Ну все, хромосома, я тебя запомнил…

Завьялов ткнул дяденьку под ребра башмаком, дядя Ваня хрюкнул и заткнулся.

— Осторожно, Зоя, здесь порожек…

Опомнившийся Иннокентий обежал слепую и поводыря, все двери перед ними распахнул…

Борис вывел девушку во двор. Бдительно приглядывая за разбитым асфальтом, предупреждал о трещинах и ямах, довел до «Волги» за кустами.

— Зоя, здесь машина. Садитесь. Осторожно, давайте Жю… Жози, я подержу…

Скованная страхом, слепая девушка устроилась на заднем сиденье. Доверчиво таращась вперед себя незрячими глазами, спросила:

— Вы отвезете меня к папе?

— Да, — обманул Завьялов.

«Волга» выскочила из двора, промчалась до выезда из поселка и сразу же нырнула с трассы под мост, к реке.

Борис вышел из машины и исполнил уцелевший, куцый огрызок предварительного плана:

— Алло, полиция? Примите сообщение.

Едва Завянь заговорил, услышавшая это Зоя перестала плакать. Распахнутые незрячие глаза нашли его по голосу, девушка прижала к себе собачку, душа Бориса разлетелась вдрызг от жалости!

— Похищение Зои Карповой заказала ее подруга Сабина…

Борис говорил сухо и деловито. Зоя, кажется, даже не дышала. Ее губы потрясенно выталкивали одно имя «Сабина? Сабина?… Сабина?!».

Как только Завянь сообщил полицейским адрес дяди Ваниной квартиры и место встречи Сабины и «шантажиста», он снова вынул из мобильного телефона батарейку и поманил к себе Иннокентия.

Пришелец красноречиво показал на спасенную заложницу: мол, а вы, Борис Михайлович, не боитесь оставлять ее одну?! вдруг убежит?

Борис Михайлович не менее красноречиво покрутил пальцем у виска: чудило, куда сбежит слепая девушка!

Едва пантомима закончилась, Кеша резво покинул автомобиль, прошел с Завянь по берегу, остановился над рекой.

— Что будем делать, Иннокентий? — покусывая сухой сорванный стебелек, мрачно глядя на шустрое течение небольшой речушки, спросил Завьялов.

Как получилось — для проформы.

— Понятия не имею! — развел руками Кеша.

«Кто бы сомневался», — вздохнул Завьялов, вслух спросил:

— Подумай, для чего циклоп ослепил Зою?

Заместо Кеши ответил генерал:

«Он ослепил ее, чтобы оставить с нами».

«Я тоже так подумал», — кивнул Завьялов, довел мысль до Кешиного сведения.

— Ответь, Кешастый, циклоп может Зою — убить?

— Ну-у-у…, если он — камикадзе… Если хочет умереть вместе с носителем…

— То есть — может.

— Не все так просто, Борис Михайлович, — опротестовал уверенность Бориса Кеша. — Одним из наиболее сильных инстинктов человека является чувство самосохранения. А инстинкты действуют безошибочно, и лишь во благо индивидууму. Заставить тело носителя отключить жизненно важные функции только в принципе — возможно. Но сделать это крайне, крайне трудно. Сердце, печень, мозг — это вам не второстепенные глаза и уши. Если в теле Зои Павловны не сидит циклоп с мощнейшими телепатическими данными, способный полностью подчинить себе носителя, то выполнить это невероятно сложно… Но, впрочем, я не исключаю. Нам надо поговорить с Зоей, — неожиданно закончил Иннокентий. — Нам надо попросить ее бороться с внутренним врагом.

— Интересно — как? — усмехнулся Завьялов. — Внутри нее сидит циклоп, он может отключить еще и слух. Я уже не говорю о том, что Зоя не поверит…

«Борь, — зазвучал внутри Завьялова генеральский голос, — я тут подумал… А ведь циклоп не знает, куда попал его товарищ, в тебя отправившийся… Если он так решительно поломал все наши планы, то может быть его целью было — связаться со вторым циклопом?»

— Ты, Константиныч, предлагаешь…

«А что тут предлагать?! Разве у нас есть выбор?»

Завьялов решительно, всем генеральским корпусом повернулся к оформителю. Прищурился.

— Послушай, друг Капустин. Циклоп уже почти наверняка подозревает, что пришлый интеллект и его носитель — договорились между собой. Поскольку только так можно объяснить наше прибытие по дяди Ваниному адресу и спасение Зои. Циклоп решит, что пришелец из будущего поделился фактами нашей биографии, сообщил имена заказчика и исполнителей… То есть — играть в секреты перед ним уже не нужно. Как ты и посоветовал, мы все расскажем Зое…

— Ой-й-й, — закручинился Капустин, — ой, влетит нам в нашем времени-и-и…

— Заткнись. Идея договориться с Зоей принадлежит тебе, и ты Кешастый — абсолютно прав. Я и Карпова — хроно-личности, ты вообще — спаситель цивилизации. Простят тебя, Кешка в будущем. Мы все расскажем Зое, пригрозим циклопу… чем? Чем мы, Иннокентий, можем напугать циклопа, склонить его к сотрудничеству?

— Смеетесь? — хмыкнул Кеша. — О чем можно договориться с террористом?!

— Позже посоветуешься с Жюли, она наверняка что-нибудь придумает. Пока играем в «полную откровенность». Подумай — где самый главный камень преткновения? О чем нам стоит умолчать?

Капустин задумался всерьез.

Почесал за ухом, пошевелил губами и бровями…

— Представить не могу, что будет с Зоей, когда мы ей расскажем, что внутри нее сидит пришелец из будущего, да еще опасный террорист…

— Не представляй, никто не заставляет, — буркнул Завьялов. — Думай о существенном. Расскажем Зое и заодно циклопу о том, что я уже заполнен интеллектами под завязку? Или попробуем запутать террориста байками о том, что я, Борис Михайлович Завьялов, залетел в абсолютно свободное от старого носителя тело? Таким образом, циклоп будет дезориентирован. Он не поймет, где искать своего сообщника — в моем прежнем теле или в генеральском?

По сути дела, Завьялов предлагал разделить ответственность. Переживал за тонкую душевную организацию стилиста-оформителя.

Но Кеша повел себя неожиданно и мужественно. Выдвинул вперед нижнюю губу, раздумчиво покачал головой:

— Это крайне сложная задача, Борис Михайлович. Мы сами можем запутаться и проколоться… А как только циклоп почувствует, что его обманывают…, Зое Павловне может придтись очень, очень туго. Ей уже — не просто.

— Ты предлагаешь говорить, как есть?

— Отнюдь. Вначале можно попробовать немного поиграть с циклопом… Но позже все равно придется сказать все, как есть, Борис Михайлович. В вашем теле два носителя, во мне — свободное купе.

Стилист еще шутил. Стоял на берегу — бледнее некуда, но прибаутки отпускал.

— Тебе виднее, Иннокентий, — вздохнул Завянь.

— Да не виднее, — правильнее, Борис Михайлович. Зоин циклоп, я уверен, заговорит с возможным носителем на интерлингве. Это язык космополитического будущего, вы его не знаете, проколитесь тут же. Так что, — стилист пожал плечами, — мое предложение исходит исключительно с точки зрения разумности.

— А почему циклоп уже не заговорил?

— Он — ждет. Ждет когда ослабнет интеллект носителя. Все силы ее заняты контролем над зрительными центрами Зои Павловны и…

— «ЕЕ»?! — перебил Завьялов. — Ты сказал «ее»? Циклоп — женщина?!

— Почти уверен в этом, — кивнул Капустин. — Только самый сумасшедший мужчина может отправиться в тело женщины-носителя.

— Почему?

— Колебания гормонального уровня, — просто объяснил Иннокентий. — У мужчины гормональный фон всегда находится приблизительно на одном уровне. Фактически — стабилен. Дамский, в зависимости от дней женского цикла — то зашкаливает, то затихает. Про ПМС слыхали? Мужики с ума сходят от такого дисбаланса.

— Да, ребята, — потеребил мочку уха Завьялов, — попадос у нас полнейший. В теле Зои, блин — шахидка…

— Кто?

— Наиболее грозное и действенное оружие террористов нашей современности, Кеша. Зацикленная на мщение женщина.

«Если у нее серьезные и личные мотивы, — расстроено пророкотал генерал, — с ней не договориться».

Мужчины позволили себе немного погрустить. Потом Завьялов отправил Кешу к Зое и Жюли, которую ослепшая бедняжка не выпускала из рук. Всю кофточку и юбочку слезами измочила…

Перед самой машиной Боря оформителя задержал, спросил:

— Как думаешь, Кешастый, Зоя знает, как далеко от Москвы расположен поселок?

— Навряд ли знает, Борис Михайлович, — информировал стилист. — Перед тем, как меня выбросили из микроавтобуса, Зою усыпили хлороформом. Шокер-то, на стоянке перед «Ладьей» потеряли.

— Тогда приврем немного, — предложил Завьялов. Взял из машины тряпку, водой из речки отмыл заляпанный грязью автомобильный номер.

Завьялов огибал Москву, минуя кольцевую автостраду. Генеральская дача находилась на противоположном конце первопрестольной, коренная москвичка Зоя Павловна способна и по слуху опознать гудение столичных пробок. Завянь решил, что незачем девчонку волновать раньше времени, набрехал, будто поселок дяди Вани расположен чуть ли не под Ярославлем, повез кружным путем.

К предупредительным дорожным знакам относился — как никогда еще! Сбавлял скорость, уступал дорогу, перед постами ГИБДД проезжал с медлительностью катафалка.

И постоянно смотрел на Зою в зеркало. Вглядывался в девушку с распахнутыми беззащитными глазищами — зрачки размером в спичечную головку, мучительно представлял, что она сейчас испытывает, и удивлялся ее стойкости. Первые полчаса Борис еще переживал, что изнеженная блондинка затопит салон слезами, замучает вопросами:

— А нам еще долго ехать? А где вы меня высадите? Может быть, папе позвонить? он меня встретит…

Но Зоя проявила поразительную выдержку. На фоне незрячей девушки, Капустин выглядел издерганным параноиком: при виде любой машины с мигалками, стилист принимался нервно ерзать и сползать по сиденью до пола (пока Завьялов, посредством зверского взгляда эту практику не прекратил). Однажды, когда «Волга» замерла на светофоре, а в кабину начали заглядывать любопытные детишки из соседнего автомобиля, Борис всерьез подумал, что Кешастого кондратий хватит! Историю похищения Зои Карповой со вчерашней ночи освещали все телеканалы, фотографиями девушки пестрела каждая газета!..

Но пронесло. До генеральской дачи добрались без приключений.

Едва машина, повернувшая к поселку, снизила скорость, Зоя вытянула шею…, напряглась.

— Мы уже на месте? — спросила с надеждой.

«Да чтоб вы все, путешественники грёбанные, пропали вместе с хроно-департаментом!! — внутренне прорычал Завьялов. — Как я сейчас буду объяснять, что отпускать — не будем?! папеньку не вызовем!»

Иннокентий рысью метнулся к воротам, Завянь загнал автомобиль во двор, остановился перед гаражом…

— Мы приехали, Зоя, — произнес, выключая двигатель.

— Куда? Куда мы приехали? — слепые, мертвые глаза не двигались. Зоя вращала головой, как будто не только прислушивалась к непонятным звукам, но и принюхивалась, вбирала ноздрями воздух.

Кеша попытался принять из ее рук Жюли, но девушка так стиснула собаку, что путешественник попытку больше не повторял. Помог Зое выбраться из машины, остановился напротив, беспомощно оглядываясь на Завьялова…

Зоя почувствовала под ногами лужайку.

— Мы…, мы за городом?

— Да, Зоя, — вздохнул Завянь. — Нам надо поговорить. Пойдемте.

Блондинка отшатнулась:

— Да никуда я с вами не пойду! Везите меня к папе! Мне нужен врач!

— Зоя. Врач вам не поможет, — глухо произнес Завьялов. — Ваша слепота другого рода. Помочь вам можем только — мы.

— Да что вы несете?! — на Зою неуклонно накатывала паника. — Отвезите меня домой! Немедленно! Папа вам заплатит!

— Зоя, дома вам — н е п о м о г у т. Все врачи мира — в а м н е п о м о г у т. Ни за какие деньги.

— Вы сумасшедший?!?!

— Жюли, — после секундного раздумья, сказал Завьялов, — тявкни три раза.

— Тяф. Тяф. Тяф, — спокойно и членораздельно, совершенно даже не по-собачьи гавкнула четвероногая жена Капустина.

— Вы…, - медленно проговорила Карпова, — экстрасенс? Дрессировщик?.. Фокусник?

— Нет, я обыкновенный несчастный человек, — признался Борис. — Такой же как и вы — несчастный, не по своей воле, попавший в жуткую ситуацию. Пойдемте, Зоя. Мы поговорим, и я все вам объясню.

Девушка не двигалась. Темная густая жуть опустилась на слепую девушку. Сковала ноги, спеленала грудь. Завьялову показалось, что Карпова не может выдохнуть от ужаса.

— Жюли. Гавкни два раза быстро, два раза медленно.

— Тяф-тяф. Тяф. Тяф.

— Да что здесь происходит?! — начала дышать Зоя. — Вы подменили мою собаку?! Подсунули мне дрессированную?! Почему вы все время называете Жози — Жюли?!

«Если Кеша сейчас ответит «потому, что это — моя жена», детка рухнет в обморок, — невесело пошутил генерал. — Заканчивай, Боря, с аттракционами, бери девушку под руку, пойдем в дом. На ее вопли скоро все соседи посбегаются…»

Когда Кеша снова попытался взять Жюли-Жози, девушка, как показалось Боре, выпустила из рук собаку — с облегчением.

Два часа, проведенных за рулем «Волги» на обратной дороге, Завьялов пытался изобрести убедительную речь. Хотя бы вступление придумать! Борис не мог представить, как прозвучат его слова «вы, Зоя, ослепли не от шока, в вас поселился прибывший из будущего террорист». Бориса в дрожь бросало, от единой мысли — как он все это выговорит, сам окончательно не сбрендив!

«Я бы на ее месте, не поверил ни единому слову, — советовался Боря с генералом. — Я никак не могу доказать Зое, что я — есть я. Борис Завьялов, а не чокнувшийся маразматик генерал. Прости, Лев Константиныч… Как доказать, что в моем теле сидит Кеша? История Жюли…, это вообще — полнейшая шиза!»

Путем нешуточных размышления, два внутренних собеседника постановили: приступать к рассказу следует не с Зои, не с ее мытарств. Подбираться к сути надо постепенно, на чужом примере, как бы подготавливая исподволь.

…Завьялов завел слепую, измученную девушку в гостиную генеральского дома. Усадил в кресло, укрыл колени пледом. Сел напротив.

Поглядел на Зою. И почувствовал, как брови уползают вверх, а голова раскачивается: все снова выглядело нереальным, фантастическим и диким. Придуманное, подготовленное к речи вступление, как будто заставило его вновь взглянуть на ситуацию со стороны, понять — как жутко, зыбко, сумасшедше выглядят события последних суток!

Он сам готов поверить, что происходящее с ним — сон и пьяный бред! Что он чего-то нажрался, наглотался — глючит наяву! Что вскорости прибудут санитары, замотают Борю Завьялова в смирительную рубашку… Через пару дней Леля с передачкой в психушку наведается. Положит холодную ладонь на потный лоб…

Как, следуя из этих ощущений, можно доказать кому-то, что ты не бредишь и тебе нужно верить?

КАК?!

Когда ты сам не веришь в собственную здравость!

…- Зоя, меня зовут Борис Завьялов. Вчера вечером я очнулся в морге. В чужом теле. В том, которое вы видели в «Золотой Ладье». Помните?.. Я разговаривал с Жози, когда она сидела на моем прежнем теле.

Зоя вжалась в спинку кресла, ее пальцы судорожно вцепились в подлокотники. Завьялов продолжал говорить, рассказывать об интеллектуальных путешественниках из будущего, отлично понимая, что девушка считает себя пленницей опасного умалишенного. Лицо Зои искажал непередаваемый, запредельный ужас. Она не верила — н и е д и н о м у с л о в у.

Завянь и сам бы не поверил, будь он на ее месте.

— Зоя, я никак не могу вам доказать, что я не вру. Вы считаете, что я ненормальный дрессировщик, подменивший вам собаку, да?

Зоя судорожно кивнула.

— Я предлагаю вам эксперимент. Пожалуйста, любым приказом, любыми словами, попросите мадам Жюли что-нибудь прогавкать.

Шокированная девушка не смогла даже что-то прошептать. Сидела, окостеневшая как статуя, боялась шевельнуться.

— Пожалуйста, Зоя, — повторил Борис. — Отдайте, какое угодно приказание сами. Вы должны быть уверены, что я не передал Жюли сигнал, она и так все понимает.

— Пусть…, пусть протявкает собачий вальс.

Завянь не успел даже запереживать относительно того — а знает ли француженка мотивчик?! А Жюли уже бодро лаяла.

Судорожно напряженные пальцы девушки слегка расслабились.

— Зоя, — улыбнулся Завьялов. — Вы можете попросить о чем-то мадам Капустину и на французском.

— И на немецком, и на английском и еще на двенадцати языках, — горделиво вставил месье муж.

Зоя произнесла фразу на немецком языке.

Жюли спрыгнула с мужниных рук, подошла к девушке и положила невесомые лапки на ее колено.

Борис решил, что уже достаточно продемонстрировано. Наклонился к Зое, проговорил:

— Вы нам верите?

— Да, — негромко ответила Карпова. — Я вам верю. — Помолчала одну секунду. Доверчиво хлопнула ресницами: — А теперь, если вы закончили, пожалуйста, отвезите меня к папе.

Завянь отпрянул и вскочил. В голове его гремел генеральский рык: «Покажите мне идиота, назвавшего блондинок — у с т у п ч и в ы м и!!!» Борис выскочил из комнаты, руки сами собой потянулись к папиросам и зажигалке…

Не добежав до крыльца, Завьялов промчался обратно в комнату, схватил Зою за грудки — тонкая холстина курточки жалобна затрещала! — и подтащил незрячее лицо к своим глазам:

— ТЫ!! Тварь, что сидит внутри!! Если ты сейчас же не вернешь ей зрение!! Клянусь!! Я отвезу ее в город, выброшу напротив отделения милиции!! Сам поеду на Кипр вместе с собакой и Капустиным! Я выберусь! А ты подохнешь в этом теле, заколотая в психушке лекарствами!! Тебе, тварь, мозги выжгут электрошоками!!

Блеф неожиданно подействовал.

Зоя моргнула. С крайне близкого расстояния Завянь увидел, как запульсировали, расширились зрачки…

— Я вижу? — потрясенно спросила Зоя. — Я ВИЖУ?! Снова — вижу!!!

Зоя начала озираться, разглядывать светлую квадратную гостиную, радовалась каждому предмету: ощупывала, оглаживала, ласкать его взглядом…

Потрясенный не менее девушки Завянь оглянулся на Кешу и Жюли. Испытывающий, напряженный вид стилиста ему очень не понравился. «Ты что, Кеш?» — одними губами спросил Завьялов.

Иннокентий мрачно покачал головой.

Борис успел лишь немного удивиться, как кошмар вернулся вновь:

— Я ничего не вижу!!! — завыла, забилась в его руках Зоя. — Я снова ничего не вижу!!! — внезапно ее голос захрипел, сорвался, с губ слетела фраза на непонятном языке…

Завьялов обессилено отпустил куртку, девушка тут же рухнула обратно в кресло. И зарыдала.

— Борис Михалыч, выйдем, — вставая с дивана, придерживая Жюли, сказал Иннокентий.

Завянь погладил Зою по плечу, шепнул «мы не на долго», но девушка стряхнула его руку. Закрыв лицо ладонями, Зоя плакала навзрыд.

«Ну, тварь…, - подумал Боря, — дай время — за все ответишь».

Папиросный лимит был исчерпан еще утром, но нервы требовали: Завьялов уничтожил беломорину за три затяжки. Между первой и второй спросил у Иннокентия:

— Что эта тварь сказала?

— Циклоп предупредил, что если мы еще раз попробуем на нее надавить, она отключит почку.

— Сука. Это все же женщина, Капустин?

— Не уверен. Вероятно.

— А почему она вернула зрение хотя бы ненадолго?

— Не знаю. Могу предположить, что первоначально растерялась. Или…, на время отпустила зрительные нервы, взяла под контроль речевые центры, чтобы разговаривать за Зою… Не знаю я, Борис Михайлович, не знаю! Одно могу сказать — как только Зоя Павловна прозрела, я перепугался до смерти! Подумал, что террористка уже взялась за что-то более важное, чем глаза, и Зоя сейчас же рухнет! Потеряет сознание от боли или недостатка кислорода!

На руках Капустина подпрыгивала Жюли, супруга явно хотела обратить на себя внимание и что-то сообщить.

— Ты хочешь к компьютеру? — догадливо спросил стилист.

Собачка тявкнула, закрутила хвостом.

— Идите, братцы, в кабинет, — вздохнул Завьялов. — Я к Зое. Попытаюсь как-нибудь утешить.

Прекрасная солнечная погода, раззолоченный солнцем тихий сад выглядели инфернальной насмешкой над измочаленными, издерганными людьми. Борису казалось, что он присутствует полноценным зрителем на кино-формате будущего. В настоящем, реальном времени Бориса Завьялова — такого быть не может!

Подобрав под себя ступни в носочках, Зоя скорчилась в кресле, сжалась в комок. Высокая длинноногая девушка внезапно показалась Завьялову совсем ребенком. Уничтоженной, растерзанной страхами маленькой девочкой, тихонько скулящей от непроглядного ужаса. Ее окружали мрак и незнакомые люди, толкующие о чудовищных вещах. Внутри нее засел невероятный, злобный враг — он ослепил, он может говорить ее губами! — внутри нее живет могущественный пришелец.

И нет спасения. Надежды — нет!

— Зоя, — негромко окликнул Борис.

Он помнил, как недавно отреагировала девушка на его прикосновение, как одним гневным движением сбросила его руку с плеча. Брезгливо выгнула ноздри.

Ему хотелось подойти, обнять, утешить! Он не решался.

— Где вы? — всхлипнув, спросила Зоя.

— Я здесь. Я подойду?

— Вы меня боитесь? — внезапно усмехнулась девушка. Села прямо. — Это… существо, что живет во мне — очень страшное?..

Завьялов не ответил. Подошел, присел на корточки, чувствуя и слыша, как немелодично скрипнули стариковские суставы. Дотронулся до Зоиных волос, поправил прядку…

— Я сам все это пережил только вчера, — сказал тихо. — Представьте… просыпаюсь в морге. Под серой простыней — укрытый до макушки. Впопыхах подумал — вытрезвитель…

— Вы часто там бываете?

— Неа, — усмехнулся Боря. — Никогда не залетал. Решил, что погулял вчера на славу, открыл сезон.

— Вы очень испугались…

— Давай на «ты».

Зоя прерывисто вздохнула:

— Я все еще вижу вас стариком. Не могу представить, что вы…, ты — молодой.

— Ага. А представь, что я, типа, представляю, бреясь перед зеркалом?

Завянь пытался если не рассмешить, то хоть немного растормошить девушку. Отпугнуть от нее кромешный ужас. Увести в беседу.

По сути дела, он ожидал другого — истерики, паники, оглушительного рева, даже попытки убежать… Как будто можно скрыться от того, что проникло в самую глубину естества…

Но Зоя все-таки не зря наравне с ним попала в хроно-личности. Неординарная особа. Железобетонно стойкая. Вчера похитили, сегодня ослепили, полчаса назад враждебного пришельца внутри себя почувствовала.

— А в вас…, в тебе тоже к т о — т о сидит?

— Понятия не имею, пока не объявлялся. Я очнулся на каталке в морге, вышел… Вся больница чуть в обморок не попадала, — фантазировал Завьялов. — Но документы мне вернули, теперь я здесь, как генерал Лев Константинович Потапов.

— Вам еще хуже, чем мне, — судорожно, напоминанием о слезах, выдохнула Зоя. — Я хоть сама собой осталась.

— Согласен, дочка, — усмехнулся «дедушка» Завьялов и даже покряхтел по-стариковски. — Мне выбраться из Левы — жуть как необходимо!

«Валяй, валяй, Завянь, — насмешливо пророкотал генерал Потапов. — На «Беломор» еще пожалуйся. Попудри девочкам мозги. Обеим сразу».

«Гран мерси, превосходительство», — отправил внутрь себя Завьялов и развернул предложенную папиросную тему. Поделился воспоминаниями о никотиновом кошмаре в ванной.

— Мгм, — раздалось за Завьяловской спиной неловкое мычание. — Зоя Павловна, мне бы Бориса Михайловича на минуточку…

Завянь оглянулся к Иннокентию. Тот выглядел интригующе воодушевленным. Даже слегка приплясывал от нетерпения.

Борис мысленно отметил, что Кеша — хвала Господу! — не попросил на минуточку еще и носителя Льва Константиновича! Кивнул Зое, и как только та получила в качестве утешительного приза четвероногую мадам на ручки, пошел на выход.

Кеша ненадолго задержался, смущенно произнес для Зои:

— Зоя Павловна…, не мог бы я вас попросить… Не тискайте, пожалуйста, мою жену! Она ведь не совсем собака!

Зоя резко отдернула руки от Жюли-Жози:

— Простите!

Жена стилиста рассержено тявкнула на сверхпредупредительного мужа.

— Вы можете Жюли погладить, — опомнился Капустин. — Ей это не противно. Но…

— Я все поняла, Иннокентий, — сказала девушка. — Я буду помнить, что на моих коленях — подруга по несчастью.

— Мерси, мадемуазель, — вякнул оформитель статус-кво и поскакал за Борей.

По неизвестной прихоти компания выбрала местом приватных разговоров отнюдь не генеральский кабинет, а исключительно крыльцо: уютное, вместительное, с плетеной мебелью

Борис подозревал, что жуликоватый генерал им исподволь руководит: целенаправленно хитро подводит тело к пепельнице. Поскольку Кеше было абсолютно без разницы, где разводить секреты. А Жюли и вовсе здесь подмерзает даже в старом рукаве с прорезанными дырочками.

Как бы там ни было, мизансцена, раз от разу, повторялась. Борис махнул рукой на принципы здорового образа жизни, курил пятую за день папиросу. Воодушевленный умницей женой Иннокентий бегал взад-вперед по крыльцу-веранде.

— Борис Михайлович, Жюли, кажется, поняла, чем вы так напугали нашего циклопа! Недавно она присутствовала на вполне документальном формате, посвященном воздействию электрических разрядов на интеллектуальных дублей…

— Стоп, Кеша. Дубли, это — кто?

— Я и Жюли, — растерянно остановился Иннокентий. — Вы — альфа-личности, носители. Мы — бета, дубль-интеллект.

— Все странновитее и странновитее, — пробурчал Завьялов. Скрестил руки на груди: — Слушаю вас, дубль Кеша.

— Оставьте, сударь, моветон! Жюли мне сообщила, что имеется возможность на время отключить циклопа!

— Оп-паньки, — Завьялов моментально распрямился в плетеном кресле. — Как это сделать?

— Как я уже вам говорил, — вредно проворчал стилист, — если вы не поняли, то напугали вы циклопа, конкретно — электрическим разрядом. Едва заговорили о шоковой терапии в больнице для душевнобольных. По словам Жюли, дубль можно ненадолго отключить ударом электрического тока…

— А ничего, что мы Зою при этом отключим? — насупился Завьялов.

— Удар должен быть небольшой силы! Носителю он практически не повредит, но дубль отключится! Тем более, что циклопша крепко сидит на нервной системе Зои Павловны, они обе испытывают перевозбуждение…

Иннокентий говорил, а в генеральском мозгу, временно принадлежавшем Завьялову, уже рокотал голос Константиныча: «Величина, напряжение? Миллиамперы, вольты!..»

— Кеша, основную суть мы поняли, — перебил Капустина Борис. — Жюли прописала какие-то параметры напряжения и силы тока, необходимые для отключения циклопа? Она сообщила что-то об амперах и вольтах?

— Нет, — понурился стилист. — Жюли сказала «они оба технари, сами разберутся». Жена не уверена, что правильно запомнила цифровую информацию из формата, боится перепутать значения и Зое навредить.

«Это правильно, — согласился Лев Константинович. — Как думаешь, Бориска, пятнадцать миллиампер и… двадцать вольт — достаточно? Чтобы наверняка?»

«Решим, Лев Константиныч, покумекаем. Чем думаешь воспользоваться? Может, закажем шокер через Интернет? Доплатим за срочность доставки… Зачем изобретать велосипед, когда его можно купить?»

«Боря, — фыркнул генерал. — Не забывай — я как-никак из бывших диверсантов! И дед запасливый к тому же. Шокер тебе изобрету из подручных домашних средств, в гараже лет двадцать три аккумулятора пылятся… Подведем ноль к сиденью кресла у окна — там сиденье до пружин протерлось, фазу позже выведем… на мокрый стакан, к примеру. Так, чтоб незаметно было…»

Два технаря неторопливо и детально обсудили предстоящую операцию. Кеша напряженно и пытливо наблюдал за тем, как шевелятся завьяловские губы, невольно задействованные во внутреннем диалоге. Ждал вердикта.

— Порядок, Иннокентий, — минут через десять сообщил Завянь. — Я сейчас в гараж. Немного поколдую с проводами и аккумуляторами, ты Зою — развлеки. Ей тяжело. Поболтай с девочкой о чем-нибудь.

— О чем? — привыкший к постоянным указаниям Капустин, верноподданнически вытянулся.

— О королях и капусте! О чем угодно, Кеша, лишь бы девочка не плакала!

Генеральские руки уверенно колдовали над проводами и щупами. Глаза следили за стрелками авометра. Завьялов даже не успел толком взгрустнуть насчет отличной технической оснастки своего тюнингового центра, где есть мультиметры с точнейшей цифровой индикацией, как уже сметал слой пыли с простецких древних аккумуляторов. Гараж Льва Константиновича, по самым привередливым меркам автолюбителей, оказался прямо-таки Клондайком запасных частей!

«Боря, ноль проверь, — командовал Потапов. — Тут проводок подергай…»

Полностью попавший под управления носителя, Завьялов (хроно-личность, на минуточку!) то дергал, то подкручивал, наматывал.

«Зою надо будет вывести из гостиной, — рокотал Лев Константиныч. — Аккумуляторы запрячем в тумбе у окна, провода проведем за спинкой к сиденью кресла… На тумбу можно «случайно» чай пролить… Положим мокрую тряпку, под нее фазу выведем… Или жестяной поднос поставим, дырку в столешнице тумбы для проводка просверлим, чай в железной кружке принесем…»

«Циклоп не заподозрит, что попить в железной кружке принесли?»

«Опомнись, Боря! Мы для них — каменный век, неандертальцы! Тем более, здесь дача. Быт — элементарный. Что они знают о нашей жизни, о предметах обихода, Борис Михалыч? Может фарфоровая чашка и стеклянный стакан для генерала Потапова — предметы исключительной и запредельной роскоши!»

«Согласен. Должно прокатить».

«Подумай и побеспокойся о другом, Бориска, — не отвлекаясь от работы, продолжал Лев Константинович. — Мы до сих пор не знаем, где второй циклоп. Ты не боишься оставлять Иннокентия и Зою наедине? Вдруг — террорист сидит в Капустине? Пока мы тут над аккумуляторами кумекаем…, они там трали-вали и договорятся… На непонятном Зое языке. — Судя по тексту, в генерале проклюнулся матерый, вечно всех подозревающий смершевец. — Мы придем, а там уже — все по полочкам разложено, придумана контр-операция. По нашему с тобой, Бориска, устранению».

«Мы оружейный ящик заперли», — напомнил Боря.

«И что? Хороший диверсант способен из ромашкового настоя и стирального порошка отраву изготовить. Мы, Боря, о террористах будущего — ничегошеньки не знаем. Отвертку с верстака возьми».

«Понадеемся на Зою».

«Вот то-то и оно, что — п о н а д е е м с я, — вздохнул Лев Константинович. — А вдруг она — профукает? Уснет там, или циклоп ее отключит?»

«А Жюли?!»

«Согласен. Успокоил. Жюли Капустина момента не профукает. Капустин любимую жену никакому циклопу не позволит задушить. А если и позволит — труп собаки будет нам сигналом. Вторую гаечку немножко подкрути…»

Постепенно Борису показалось, что гайки крутятся, а провода разматываются уже исключительно под генеральским контролем. Руки полностью подчинены носителю…

Но сути дела это не мешало. Борис отвлекся на свои проблемы.

«Лев Константиныч, мне, как бы, в город надо обязательно смотаться», — неловко, внутренне проговорил Завянь. — Край, как надо! Честно».

«Девушка?» — одним словом уточнил Потапов.

«Бабушка, — поправил Боря. — Я думал — сегодня все закончится, похитителей поймают и разговорят. С нас снимут обвинения… Уже вечером я смогу позвонить бабушке и сообщить, что со мной все в порядке. Лев Константинович, Леля там с ума сходит! По всем каналам — внук-похититель в полный рост! Менты с расспросами пристают…»

«Сочувствую, — не отвлекаясь от работы, буркнул генерал. — А Леля, как я понял, это — бабушка?»

«Угу, — понуро буркнул Борис. — Она у меня выглядит на пять баллов. Когда я только родился, сказала родителям «никаких бабушек, я — Леля». Ее, вообще-то Ольгой зовут, Леля это сокращение. Ольга Александровна Завьялова, может быть, слышали?»

На генеральскую ногу упала отвертка. Попало не больно, но очень неожиданно.

«Твоя бабушка Леля…, - пораженно протянул контрразведчик, — Ольга Александровна Завьялова? Народная артистка?!»

«Ну да…»

«Так что ж ты сразу не сказал?!? Обормот ты чертов!»

«Дак, типа, повода не было», — удивленно произнес Завянь.

«Так…, провода мы вывели…, - суматошно забормотал Лев Константинович, — напряжение проверили…, дырки в тумбе позже просверлим… Бриться надо! Боря, ты вчера брюки от нового костюма — хорошо развесил?! Я не проследил в потемках…»

Взволнованный и чем-то даже восхищенный генерал, на нервяке, практически подчинил себе Борю альфа-личность. Завянь, бездумно позволивший носителю руководить работой, момент — прошляпил! Попал под нешуточный бета-всплеск; понимая, что не может переподчинить себе тело, сумасшедше несся к шкафу в спальне!

«Лев Константинович!! — вопил, перескакивая через три ступени. — Опомнись, старый дуралей!! Какой костюм?! Твой новый прикид всем столичным ментам известен!! Ты в нем «Ладье» засветился со всех сторон! Одень какие-нибудь треники и куртку!!»

«Что-о-о?! — остановился на секунду контрразведчик. — К Ольге Завьяловой в трениках и курточке?!»

«Да!!»

«Ни. За. Что».

Пряча мысли за эмоциями, Завянь подумал, что разбалансировка психики коснулась и носителя. Уравновешенный и зрелый генерал носился между спальней и умывальником шустрым зайчиком: мылся, брился, одеколонился. Попутно уверял Завьялова в неимоверном почитании его родимой бабушки:

«Бориска. Познакомиться с Ольгой Александровной Завьяловой — мечта всей моей…, так скажем — зрелости. Я и Любушка не пропускали не одной премьеры твоей бабушки, всегда — с цветами, при параде… Любушка была поклонницей таланта Ольги Завьяловой. Столько слез пролила на «Грозе»! Ты хоть понимаешь, обормот — какая у тебя бабушка?!»

Завянь пытался тихонько затормозить генеральские туалетно-одеколонные пробежки, для вида подпевал:

«Конечно понимаю, Лев Константинович. Леля у меня — о-го-го какая бабушка народная артистка!»

«Машину помыть — заедем? — завязывая перед зеркалом бонусный галстук, интересовался генерал. — Может — цветы купим?»

«С цветами, Константиныч, — перебор».

«Это почему же? К ней не внук, поклонник едет!»

«Лев Константинович, мы не можем заявиться к Леле запросто, — осторожно приступил к охлаждающим процедурам артисткин внук. — Возле ее дома, наверняка, полиция дежурит. Меня ждут. Зоя же — не объявилась. Грачевы описали мое тело, внешность — я до сих пор основной подозреваемый. А так же и «конотопский дядя» в новом костюме, что вчера в «Ладье» нарисовался… непонятно откуда».

«Черт, — расстроено опомнился носитель. Сел на кровать, растянул тугую удавку галстука. — С внутренними разговорами нам надо, Боря, прекращать. Я что-то совсем… ку-ку… Совсем с глузда сбиваюсь…»

«Я тоже, Константиныч, не в полной форме, — сознался Завьялов. — Кеша не зря нас предупреждал. Заиграемся. У них в будущем все четко — альфа-личность, бета-путешественник. А мы все разговариваем да шепчемся на равных…»

Огорошенное, расстроенное генеральское лицо отражалось в зеркале платьевого шкафа, стоящего напротив кровати. Очки перестали требоваться Льву Константиновичу еще этим утром — эффект омолодителя работал на полную катушку.

Борис отдал приказ глазам зажмуриться. Словесно оформил мысль: «Но к Леле, Константиныч, все же надо съездить. Она себе места не находит, я переживаю».

«Смотаемся, Бориска. Поглядим, как там путешественники и Зоя, и поедем. Костюм — снимать?»

«Да фиг с ним, превосходительство. Пошикуй немного. Тебя и по фотке, коли что, срисуют. Мы осторожно подберемся».

Отводя глаза от зеркала, Завянь поднялся с кровати, спустился па первый этаж в гостиную…

В комнате почти стемнело — солнце спряталось за домом. При появлении Бориса, Зоя и Иннокентий прекратили разговаривать. Лица у обоих были заговорщицкие, странные, но благо, не заплаканные.

Завьялову показалось, что говорили здесь о нем. Ни как два грозных внутренних циклопа, а как шушукающаяся девушка с умелым сплетником: щеки Зои пылали, Иннокентий плутовато отводил глаза.

— О чем толкуете? — устало поинтересовался Боря. Недавняя психологическая встряска вымотала его бесконечно!

— Иннокентий рассказал мне, какие замечательные у нас… у меня и у него…, - запуталась Зоя. — В общем, он рассказал мне об Иване и Марье!

— И как? — усаживаясь на край дивана, сгорбившись, спросил Завянь.

— Потрясена, — развела руками в пустоту слепая девушка. — Не ожидала, что смогу родить т а к и х детей…

Завьялов усмехнулся. Подумал о реакции Жюли на эти разговоры. Как ни крути, пока что ее муж единственный носитель тела потенциального отца. Небось, мадам — ревнует. Зубы скалит.

Но уютно свернувшаяся на коленях мужа мадам безмятежно посапывала.

«Ай да Кеша, ай да хлюст, — хмыкнул генерал Потапов. — Умасливает девушку, пока супруга дрыхнет! Планомерно подготавливает к койке, как к необходимости. Про чудных деток начирикал».

«Ловкач, — хмуро констатировал Завьялов. — Но впрочем, мы здесь по другому поводу».

— Зоя, ты спать хочешь?

— Удивительно, но — нет, — улыбнулась раскрасневшаяся девица. — Столько всего нового…, так странно… — Взыгравший материнский инстинкт, умело привлеченный Иннокентием, поправил настроение. Мозг девице вынес.

«Ай да Кеша, — вновь завел Лев Константиныч. — Не только успокоил, но и разбередил нашу красотку!»

— Зоя мне придется ненадолго уехать. Вы тут справитесь?

— Конечно, Борис Михайлович! — верноподданнически подскочило тело Бориса Михайловича, забыв, что на коленях Жюли задремала. — Ой, милая, прости! — оформитель успел подхватить хвостатую супругу за продырявленный обрезок свитера. — Я так неловок…

Мадам оскалилась, зевнула, смешно оттягивая волосатые уши на лысом черепе.

«Порядок, — буркнул генерал. — Жюли проспалась, отдохнула, приглядит за муженьком и Зоей».

* * *

Девятнадцать лет назад Михаил и Маша Завьяловы полетели в другой город на свадьбу бывшей сокурсницы. Сынулю Борю бабушке подкинули.

Бориска радовался, прыгал ненормальным щенком над собранной сумкой! Каникулы, каникулы! свободная, только тебе, а не театру, принадлежавшая Леля!..

Самолет родителей Бориса разбился где-то под Саратовом.

В памяти Завьялова навсегда застряло каменное, помертвелое лицо Лели:

— Боренька, садись, мне надо с тобой поговорить… Крепись, сынок.

Потом — тетрадка в клеточку, от начала до конца исписанная двойным, сплетенным вензелем «М М».

Несколько дней, не разгибая головы, одиннадцатилетний подросток, как заклинание — творил. Писал. То, карябая бумагу до дыр, то каллиграфически выписывая. Как некая смертельно больная японская девочка журавликов оригами, он так же, в слепой вере, уписывал тетрадку вензелями, словно это поможет все вернуть…

Вернуть дымящиеся паром, ароматные оладьи по выходным. Маму, маму, маму!!! Прогулки. Шашлыки. Поездки! Море!!

Сильные папины руки. Гантели — не зевай, Бориска, не отлынивай!

«Секретные» мужские разговоры. О том, что дарим маме на Восьмое марта… А у нас в классе новенькая девочка появилась — такая, папка, зануда! но ножки — ничего…

Мудрая бабушка позволила внуку заполнить, искапанную слезами тетрадь вензелями.

Потом выбрала один из них и заказала выбить на общем надгробном памятнике. Тетрадку возложила под надгробие.

Через несколько дней привела внука в другой класс. В другую школу. «Будь мужиком, Борис. Не позволяй себя жалеть, не плачься. Здесь никто н е з н а е т».

Узнали, конечно. Но гораздо позже, когда Борис уже оправился, не попадая под сочувственные, н а п о м и н а ю щ и е взгляды. Не пережил, но выдержал. Поскольку пережить свою память — невозможно никому.

И незачем.

Завьялов стал — «Завянь». Сосредоточенным угрюмым подростком, постепенно о т о г р е т ы м бабушкой.

Сколько себя помнил Боря, Ольга Александровна всегда была чуть-чуть другой, кому-то могло показаться — отстраненной и п р о х л а д н о й. Выскомерной.

В других театральных семьях, Завьялов видел, как бабушки-артистки воспитывают внуков с закатыванием глаз, заламыванием рук. Из малейшего проступка устраивают водевиль с платочком у глаз.

Леля в экзальтации не впадала никогда. Уменьшительно ласкательным именем «Боренька» воспользовалась только дважды. Как только внук начал отпочковываться и взрослеть, отпустила на просторы вольного плаванья.

Леля была современной, европейской бабушкой. Не лезла с наставлениями, не приезжала к внуку без звонка, не докапывалась, не подминала, не окучивала, как единственный росток семейной грядки. Не неслась укрыть крылом от грибного дождика.

Многие «не» Завьялова устраивали. Леля вырастила самостоятельного, ответственного мужика.

Борис порой знакомил Ольгу Александровну со своими девушками. Глупенькие пассии — заигрывали-лебезили перед известной актрисой. Те, что поумней, не лезли с изъявлениями, скрывали робость за выплесками интеллекта.

Леля ценила в людях самодостаточность и независимость, незаимствованное из книг мышление: затейливые заученные цитаты вычисляла — в лёт! Неожиданно для Бори прониклась к амазонке. Пожалуй, только Маринка — свободолюбивая дикая кошка, смогла, по мнению бабушки, выступить достойной парой для Бориса…

«Интересно, как бы Зоя Леле показалась? — выходя из гостиной, где оставил ослепшую девушку и путешественников, подумал Боря. — Зоя из той же породы свободолюбивых гордячек. Только, в отличие от амазонки, ощущение от нее идет иное — женственное, гибкое…»

* * *

Пожилая «Волга» бодро неслась к столице. Умело лавируя в потоке большегрузов и частников, Завянь объяснял генералу, в чем причина торопливости:

«Домой к Леле нам не подобраться, но я знаю, где она сегодня будет. У бабушки есть подруга — не особенно удачливая актриса Вера Дмитриевна, взявшая руководство над любительским театром. Каждую субботу, если нет спектакля с ее участием, Леля ходит на репетиции. Помогает Верочке работать с актерами…»

«Ты думаешь, Ольга Александровна и с е г о д н я туда пойдет?» — недоверчиво поинтересовался генерал.

«Обязательно, — кивнул Борис. — Надо знать мою бабушку, Лев Константинович. Ее внука, по всем телеканалам объявляют преступником, Леля непременно покажет всем, что не поддается мнению толпы. Не прячется от пересудов, непременно выйдет в люди. Только так она продемонстрирует, что верит в мою невиновность».

«Пожалуй…, ты прав. Когда и где проходит репетиция?»

Старый дом культуры стоял на обширной площади с фонтаном. Типичный образец монументального сталинского ампира с лепниной и колоннами (нынче ставший кинотеатром), он прятал тылы за густыми липами и афишными тумбами. Над фасадом голуби летали. Спускались вниз за хлебными крошками, рассыпаемыми горожанами.

Ольга Александровна Завьялова — невысокая стройная д а м а в бежевом костюме и ловких белых туфлях, неторопливо шала через площадь к парадному крыльцу. Погода радовала последним теплом, очаг культуры в шаговой доступности от дома, Леля, по обыкновению — прогуливалась. Сегодня она не изменила привычек даже в малом. Демонстрировала несгибаемость.

Завянь и генерал взяли актрису Завьялову под наблюдение еще от дома. Как только укрыли «Волгу» в соседнем дворе, позволяющем широкий обзор, Лев Константинович сразу же сказал:

«Борис, прости, но с этой минуты я, так сказать — альфа-самец. Я не могу каждый раз давать тебе советы, куда смотреть, что делать. Профукаем наружку — попадемся. Ты в следственно оперативных мероприятиях — ни бум-бум, пока объясняю, на какого серого дяденьку смотреть — упустим топтуна, рассредоточимся».

Борис признал претензии абсолютно справедливыми, отдал носителю бразды, но иногда влезал с комментариями по поводу прохаживающихся по двору соседей бабушки, отмечал знакомые машины на парковке.

Ольга Александровна вышла из подъезда… «Волга» постояла минуту с небольшим и медленно тронулась в объезд квартала.

Остановив машину на противоположной от дома культуры стороне улицы, Константинович сказал:

«Ведут двумя группами. Одна действует практически открыто. Видишь, Боря, синий «Форд»? Там три человека засели, двое, думаю, сейчас войдут за Ольгой Викторовной в кинотеатр».

Два мужика и в самом деле вышли из автомобиля, потопали к крыльцу.

«Вторая группа действует скрытно. Обрати внимание на белую «Газель» с тонированными стеклами».

Неприметная «Газель» остановилась на стоянке у служебного входа. Если говорить по-чесноку, не попади Борис внутрь генерала-контрразведчика, белый микроавтобус он обязательно бы упустил из виду. «Газель» подъехала гораздо раньше того, как на площади появилась Леля. Водитель в серой кепочке сразу же раскрыл газету, сигаретным дымом в окошко задымил…

Картина была на столько обыкновенной и беспечной, что Боря попался бы в полицейские лапы не дойдя до бабушки!

«Что будем делать, Константиныч? Оба входа перекрыли».

«Не дрейфь, сынок. Расслабься».

Привычно подчиненное носителю генеральское тело выбралось из салона. Покрутило головой. Направилось к магазину сантехники, расположенному в угловом доме возле светофора.

Завянь впервые ощущал себя полноценным добровольным пассажиром. Как будто ехал в удобном мягком купе, разглядывал пейзажи сквозь окно…

Чуднейшее мироощущение! Непередаваемое, слегка зыбкое и головокружительное!

Лев Константинович перебежал на другую сторону переулка. Одновременно вынул из кармана портмоне, отслюнявил три тысячные купюры и, подойдя к небольшому грузовому фургону с рекламным предложением сантехники и грузоперевозок на бортах, заговорил через раскрытую дверцу с водителем:

— Здорово, друг. Свободен?

Немолодой шофер отложил кроссворд, поглядел на приличного дяденьку с показательно зажатыми денежками в руке. Почесал карандашом за ухом:

— Да вроде бы, пока… Тебе — надолго?

— Не. Только реквизит перевезти. Вон, видишь дом культуры? Мне нужно несколько коробок с костюмами переправить. Недалеко, за час управимся.

— За ча-а-ас, — набивая цену, протянул водитель. — Я как бы тут не загораю…

— Добавлю, — солидно произнес Лев Константинович и пошел в обход капота.

Запрыгнул на сиденье. Добавил к купюрам еще одну тысячную бумажку, водиле протянул.

Тот хмуро поглядел на денежку, насупился. Но взял.

Перед Львом Константиновичем, на приборном щитке под стеклом лежала желтая бейсболка с логотипом сантехнического магазина. Потапов лихо, без спроса, нацепил ее на лысину:

— А халат рабочий, дружище, — есть?

— Да вроде как…, - в той же набивательной манере протянул водитель.

— Одолжи, а? Я доплачу. Химчистка костюма дороже встанет.

Хитрый шоферюга оценил костюм. Согласился, что — дороже. И за пятьсот рублей приодел Константиновича в халатик канареечного цвета с фиолетовой рекламной блямбой на спине.

Под руководством контрразведчика фургон встал у служебного входа, отвернувшись от «Газели» мордой. Лев Константинович сказал водиле:

— Жди, приятель. Я тут мигом.

— Я вроде как…

— Каждая лишняя минута простоя — десять рублей плюс к задатку! Врубай, дружище, счетчик!

Водитель разулыбался щедрому клиенту, за кроссвордом потянулся…

Лев Константинович выпрыгнул на асфальт. Одернул халат, поглубже натянул бейсболку.

В поле видимости, засевшей в «Газели» наружки он попадал лишь на мгновение. Скукожив плечи, скособочив физию, Лев Константинович сделал несколько шагов до служебной двери… Боковым зрением опытно засек внимательные лица в темноте салона «Газели»… Проскочил за дверь.

— Добрый день. Вера Дмитриевна предупредила, что сегодня привезут реквизит из Вахтанговского? — поинтересовался у бабушки вахтерши за конторкой.

— Да вроде нет…, - приподнимая очки на лоб, удивилась охранница, глубоко пенсионного возраста.

— Ну как же! — картинно огорчился смершевец. — Из Вахтанговского театра, Ольга Александровна договорилась… Я специально через пробки ехал.

— Так вы идите! Они сейчас в малом зале репетируют! И Вера Дмитриевна уже два часа как здесь.

Константинович галантно приподнял бейсболку:

— Мерси, мадам, за понимание.

И споро потрусил по разветвленным коридорам очага. «Борис, я руковожу наблюдением, ты — передвижением, иначе заплутаем».

«Налево к лестнице. Потом направо».

Лев Константинович повернул к лестнице, снял с головы бейсболку с длинным козырьком, тихонько выглянул из-за угла.

Возле конторки бабушки-вахтерши уже стоял неприметно серый господин. Интересовался чем-то.

— Дак это из Вахтанговского! — донесся до слуха уверенный голос охранницы. — Какие-то костюмы для постановки привезли.

Топтун еще о чем-то спрашивал, бабушка пожимала плечами…

«Уходим, Боря, — скомандовал Лев Константинович. — В репетиционный зал — нельзя…»

«Я и не собирался вас туда вести, — оборвал Борис. — Поднимайтесь по лестнице, первый пролет, поворот направо. Дальше — к гримеркам».

Лев Константинович прислушался и выдохнул! От выхода донесся глухой хлопок служебной двери: филер потопал на стоянку, вахтерша бабушка прикинулась перед органами опытным цербером, чего-то убедительно насочиняла.

Длинный полутемный коридор со множеством дверей. Снимая на ходу канареечный халат, Борис толкал одну дверь за другой — повсюду заперто. Дошел почти до выхода к кулисам основного зала, наткнулся на незапертую.

На легкий скрип дверных петель повернулась щедро накрашенная актриса-любительница. Девушка сидела перед зеркалом, торопливо шлепала на щеки грим — вишневые румяна. Судя по надетым на ноги лаптям и юбки из холстины, давали что-то из крестьянской жизни.

— Вам кого? — не отвлекаясь от процесса, произнесла «пейзанка».

— Добрый день, барышня, — галантерейно приосанился Лев Константиныч. — Простите за вторжение.

— Вам — кого? — с нажимом повторила девушка.

— Я старый друг Ольги Александровны. Хочу ей сделать сюрприз. Вы мне не поможете?

Упоминание лелиного имени мгновенно изменило атмосферу: с невнимательно небрежной, на полную гостеприимства. Барышня-крестьянка отложила баночку с румянами, садиться предложила.

— Видите ли, сударыня, — доверчиво, по-стариковски, глядя на «пейзанку», велеречиво объяснялся генерал, — я хочу сделать Ольге Александровне сюрприз. Вы не могли бы, милая, отнести Оленьке записочку… Ничего не говоря обо мне, это сюрприз! Я хочу быть для нее приятной неожиданностью…

В результате хитрых объяснений, генерал заполучил бумажку, нацарапал на ней несколько строк:

«Уважаемая Ольга Александровна. Леля.

Я близкий друг Вашего внука. Нам необходимо встретиться и поговорить.

Жду Вас в гримерке. Прошу не показывать волнения.

Мобильный телефон и сумочку, пожалуйста, оставьте в репетиционном зале.

За Вами наблюдают».

Лев Константинович вчетверо сложил бумажку, протягивая ее девушке, смущенно улыбнулся:

— Здесь личное, сударыня. Рассчитываю на вашу скромность.

Молоденькая девчонка покраснела даже под белилами-румянами, цапнула записку и не удержалась от укола:

— Могли бы и не предупреждать…, - повела плечом: — Я не читаю чужих писем…

— Я полон восхищения, мадмуазель!

Понукаемый генералом взгляд постоянно тянулся к зеркалам гримерки. Лев Константинович ходил по узкому проходу между креслиц, бдительно прижмуривался: не хотел встречать кумира с разбалансированной зеркалами психикой! Кружил, сновал, но всюду — натыкался. Блестящие под лампами поверхности подхватывали и многократно множили его фигуру из любого положения! Манили поглядеться!

Завьялов сжалился:

«Да ладно, Лев Константиныч, охорашивайся. Я как бы — отвернусь».

«Спасибо, друг Борис!» — генерал тут же приник к зеркалу.

Завянь не видел, но почувствовал — приглаживает брови. Остатки прежней роскоши на черепушке грамотно распределяет.

«Порядок, Боря, генерал Потапов — в форме».

«Ты, генерал Потапов, учти — Леля курильщиков не любит. Мой дед иногда трубочку покуривал. Но только — на балконе».

Борис уже не знал, что лучше: отвлекать взволнованного почитателя пустыми разговорами и тем дробить сознание, или заткнуться, спрятаться и дать восстановиться целостному интеллекту. В дороге до Москвы они уже обговорили все детали, Лев Константиныч матерый трезвомыслящий разведчик… Еще недавно был. Всех топтунов засек с профессиональной четкостью. Бабушкам и девушкам извилины заплел…

Волнение вмешалось в планы с оглушительностью канонады! Завьялову уже казалось, что еще чуть-чуть и разнервничавшийся Лев оглохнет к внутреннему голосу (личного) рассудка и затокует, как распустивший хвост глухарь!

В подобной обстановке лучший метод — оплеуха. Пощечина, точнее выражаясь.

«Лев Константинович, а за своими женами — ты так же ухаживал?»

«В смысле — как?» — затормозил нервную пробежку между кресел генерал.

«В смысле — с помешенным рассудком».

«А я что… уже?»

«Уже отъехал, дядя Лева. Уже — в соплях».

«Да я тебя… ЩЕНОК!!»

«Во. Узнаю дружище генерала…»

Дверь в гримерку резко распахнулась. На пороге стояла Ольга Александровна Завьялова.

Только внук Борис мог разглядеть в чертах, все еще очень красивого лица бабушки, следы бессонной ночи и усталости.

Кроткая прическа уложена — волосок к волоску. Шейный бант на блузке в безукоризненной симметрии. На стискивающих косяк тонких пальцах — красивое кольцо, которое Леля считала талисманом.

Негромкий флер духов.

Знаменитая актриса вошла, закрыла дверь гримерки. Генерал «отъехал» окончательно:

— Я…, Ольга Александровна…

— Я знаю, кто вы. — Мелодичный сильный голос Лели звучал совсем спокойно. — Мне показывали фотографии из «Золотой Ладьи». Там вы рядом с моим внуком. — Ольга Александровна подошла вплотную, слегка нахмурившись, прочла каждую морщинку на генеральском лице: — Почему Борис представил вас м о и м приятелем?

— Я не могу вам объяснить, — обретая неожиданную твердость речи и духа, Лев Константинович покрутил головой. — Простите — не могу.

Ольга Александровна отвернулась, отошла в угол к длинной вешалке и ширме.

— Где Борис? Что с ним случилось?

Бабуля держалась на пятерку с двумя плюсами! Вопросы задавала с горделивой невозмутимостью императрицы, на непонятного нарядного господина смотрела чуть высокомерно, но пока что не убийственно.

Завьялов знал, к а к убивает Леля взглядом!

Но и недавно нервный Константиныч, что странно — удар держал по-генеральски.

— Сядьте, пожалуйста, Ольга Александровна.

Леля подняла брови вверх. Как бы предупреждая «я здесь сама решаю, садиться мне или стоять».

— Прошу вас, сядьте, — с мягкой настойчивостью, пророкотал Потапов.

— Может быть, представитесь вначале?

— Извольте. Лев Константинович.

Леля в упор смотрела на пожилого мужчину, объявившего себя близким другом ее внука. Она видела его впервые. Она никогда о нем не слышала.

— Это ваше настоящее имя? — тонкая насмешка на Лелином лице, намекала на подстрочник: «Вы не опасаетесь, что я назову ваше имя полиции? Там вами крайне интересуются, «Михаил Борисович» из Конотопа…»

Константиныч изобрел не менее многослойную улыбку:

— Ольга Александровна. Когда Борису было пять лет, вы взяли его день рождения Святослава Викторовича. Взрослые сидели за столом, дети развлекали себя, как могли: играли в принцев и принцесс.

Маленький Борис, заигравшись, ненароком положил в карман сапфировый браслет Аделаиды Анатольевны.

Забыл об этом.

Через несколько дней разразился грандиозный скандал. Все выпытывали у детей «не трогали ли они маленькую черную шкатулочку, что лежала под замком в письменном столе?». Детки отвечали — да, мы брали. Но браслетом поиграли и оставили.

Дом обыскивали, хотели даже домработницу уволить…

Месяца через полтора, Борис опять надел парадно-выходной костюмчик… В кармашке брюк — лежал браслет.

Вы помните тот случай, Ольга Александровна? Борис тогда от стыда и страха даже заболел. Грозил, что если вы расскажите, что браслет «украл» он, то уйдет на улицу без одежды и там замерзнет. В самом большом сугробе.

Вы пожалели внука, Ольга Александровна. Вы взяли тот браслет. Принесли его в дом Святослава Викторовича и Аделаиды Анатольевны. Засунули его между диванных подушек, довольно скоро драгоценность обнаружили.

Вы добрая и мужественная женщина, Ольга Александровна. Борис сказал, что доверяет вам всецело, мой визит связан лишь с его беспокойством о вас.

Ольга Александровна вытянула руку в сторону, нашарила подлокотник кресла и боком, окостенело и неловко, шагнула влево. Села.

Борис всегда удивлялся, как четко отличные актрисы делят маски: личина «для чужих», «открытое лицо» без наносного обаяния для общения с родными. Сев в кресло, Леля перестала быть Ольгой Александровной Завьяловой, народной артисткой России. Любимицей трех поколений театралов.

Даже дома — что скрывать? — Леля зачастую бывала «не собой». Проигрывала, повторяла роли, меняла настроения и маски — п р и м е р я л а с ь.

Сейчас перед господином, оказавшимся — насквозь! — с в о и м, она сидела растерянной, измученной женщиной шестидесяти пяти лет.

По гладким щекам прокатились две слезинки, все маски сброшены: Лев Константинович принес известие от Бори! О случае с браслетом знали только двое: внук и бабушка! Борис никогда не рассказал бы эту историю случайному человеку!

Лев Константинович взял с туалетного столика коробочку с одноразовыми бумажными платочками, деликатно поставил ее на колени заплакавшей женщины — Ольга Александровна тут же промокнула щеки. Сел напротив, взял в ладони ледяные Лелины пальцы, тихонько сжал.

— Ольга Александровна, послушайте, пожалуйста, то, что через меня хотел сказать вам внук. — Генерал закрыл глаза, «выпустил» наружу Бориса, заговорил: — Моя необыкновенная любимая Леля…

В секретере народной артистки лежала толстая стопочка открыток, подписанных внуком. Большинство из них начинались словами «Моя необыкновенная любимая Леля»…

— Я снова заставляю тебя волноваться. Прости своего бестолкового разгильдяя.

Ногти Лели впились в пальцы Константиновича! «Бестолковый разгильдяй!» — так она ругала внука, если тот приносил двойку или вызов от директора школы…

— Прости. Сейчас я в сложной ситуации, но ни сколько не виноват в том, в чем меня обвиняют. Я знаю — ты мне веришь. Веришь в меня. Я скоро решу все свои дела, все будет в порядке — обещаю!

На восклицательной мажорной ноте Борис открыл глаза. Ольга Александровна потрясенно смотрела на непонятного господина в шикарном костюме.

Завьялов знал, чем вызвано изумление на бабушкином лице. Речь, произнесенная Потаповым, состояла сплошь из штампов и банальностей, но лексически, интонационно… Она была составлена и произнесена самим Борисом!

Ольга Александровна во все глаза смотрела на Константиновича, как настоящая актриса она не могла не оценить мастерства, таланта перевоплощения, говорящего с ней человека!

— Вы мне верите? — спросил уже Лев Константинович.

Ольга Александровна сглотнула:

— Вам… или Борису? На секунду мне показалось…

Не договорив, Леля быстро покрутила головой, как будто отгоняя фантастическое впечатление…

— Нам обоим, — Лев Константинович медленно поднял Лелину руку к губам. Приложился и запечатлел…

«Ей, ей, твоей превосходительство! — возмутился Боря. — Ты чего здесь?! Заигрывать изволишь?!»

«Заткнись. Я успокаиваю твою бабушку».

— Я могу чем-нибудь помочь? — быстро оправилась Леля.

— Берегите себя, Ольга Александровна, и все будет в порядке.

— Мне постоянно звонят друзья Бориса! Я не знаю, что им говорить. Потапов телефон мне оборвал…

— Все будет в порядке, — перебивая, улыбнулся генерал. — Верьте мне — все будет хорошо. Борису помощь не нужна, она справиться сам.

Протяжный ласковый взгляд господина Потапова заставил бабушку смутиться, выпростать пальцы из горячей генеральской ладони. Ольга Викторовна даже слегка заалела, опустила взгляд… Над Лелей все еще витало нереальное впечатление: человек, которого она впервые видела, показался ей до ужаса родным и близким…

«Эй, эй, превосходительство! А ничего, что я здесь?!»

Лев Константинович ответить не успел, дверь тихонько приоткрылась, в гримерку просочилась давешняя барышня.

Мизансцена, представшая ее глазам — ч у д о в и щ н о смущенная народная артистка и господин сидят лицом к лицу, обои выглядят, как только что поцеловавшиеся школяры! — заставила ее слегка сконфузиться. Но вот никак не выйти.

— Что тебе, Соня? — отворачиваясь, поправляя прическу, спросила Борина бабушка.

— Ольга Александровна! — шумно задышала девушка. — Вас там с п р а ш и в а ю т! — И так поглядела на месье Потапова, что не осталось никаких сомнений: пришли господа из органов, спрашивают не только об Ольге Александровне, но и господина ищут.

Лицо Лели моментально стало сосредоточенным. Она пристально поглядела на друга Бориса, сосредоточенно поджала губы…

— Здесь есть комната с окном, выходящим на правую сторону здания, если стоять спиной к фронтону? — деловито приступил контрразведчик. Длинная комнатушка гримерки упиралась в глухую стену, окна не имела.

Ольга Александровна секунду подумала, кивнула:

— На правую сторону выходит окно кабинета заведующей, где я и Верочка оставляем вещи.

— Отлично.

Потапов встал, Леля схватила его за руку:

— Но там заперто! А ключи у Веры, в репетиционном зале!

— Какие пустяки, — пробормотал Лев Константинович, склоняясь над туалетным столиком, где лежала коробочка со шпильками-булавками. Попутно спрашивал у девушки-«крестьянки»: — Сонечка, а что вы сказали тем господам? Вас спрашивали обо мне?

— Нет! — воодушевленно потрясла головой актриса-любительница. — Ольга Александровна сказала Вере Дмитриевне, что ее попросил выйти в фойе кинотеатра знакомый и она идет туда!

Копошащийся в булавках генерал отправил через зеркало одобрительный взгляд Ольге Александровне. Борису мысленно сказал: «Порядок. Твоя Леля — умница! Отправила наружку в фойе, где сейчас столпотворение перед киносеансом…»

— Сонечка, вернитесь на репетицию, — еще и раздавал команды. — Если э т и л ю д и пойдут сюда, попробуйте их задержать или лучше, отправьте в другое место. К туалетам, например. — Повернулся к девушке, ободряюще улыбнулся: — Вы актриса, вас учить не надо — справитесь.

«Ну, Лев Константинович, ты и кукловод!»

«Знай наших, Боря. Учись, пока со мной».

«Пейзанка» восхищенно поглядела на улыбающегося дяденьку, кивнула и понеслась исполнять роль и предписания.

— Пойдемте, Ольга Александровна. Как ни печально, мне придется уходить.

— Через окно?! Лев Константинович, нам придется подняться еще на один пролет, кабинет заведующей на втором этаже, а это высоко — метров шесть, не меньше!

— Пойдемте, Ольга Александровна, пойдемте… — Генерал ловко увел взволнованную женщину из гримерной. Леля быстро зашагала по коридору к лестнице. — Дверь кабинета, на сигнализации?

— Нет. Когда она здесь, Верочка не сообщает на пульт… Ставит только после ухода.

— Замечательно.

Ни в коридоре, ни на гулкой лестнице им не попалось ни души. Ольга Александровна подвела генерала к высокой массивной двери, развела руками:

— Не знаю, как вы здесь…

Лев Константинович присел на корточки перед замком, пробормотал:

— А ну-ка, что у нас здесь имеется… Ага. Пара пустяков, не волнуйтесь, Ольга Александровна. — Ловко разогнул две шпильки, придал им нужную форму… Поковырялся секундочку… — Порядок. Проходите.

Леля смотрела на «хорошего друга» внука Бори уже не просто с изумлением. В глазах стоял вопрос: «Вы кто такой, Лев Константинович?!»

Генерал чуть наклонил голову набок, усмехнулся:

— Ваш внук, Ольга Александровна, не может подружиться с гадким человеком.

Леля опомнилась, подарила Константиновичу взгляд с авансом — давно не встречала человека, способного меня удивить несколько раз подряд за десять минут… И вошла в просторный кабинет заведующей массовой культурой очага.

На подоконнике цветы стояли. В горшках и вазе. Лев Константинович резко распахнул тяжелые шторы и тюль, через пышные растения поглядел вниз…

«Высоковато, — признался альфа-интеллекту. — Если спрыгнем, можем заработать компрессионный перелом…»

Потапов переставил на письменный стол горшки и вазу. Ошеломленная головокружительной скоростью развития событий Леля глядела на него, даже не пытаясь скрыть фантастического впечатления. Лев Константинович разительно отличался от ее знакомых. По виду — преуспевающий пенсионер, по сути…

Кто — по сути?

Загадка. Волнительная головоломка. Первозданный, необыкновенно мужественный ребус.

Константинович распахнул стеклопакет, свесил голову вниз, поглядел на стену: «Порядок, Борька».

«Какой порядок, дядя Лева?!»

Внизу, метрах в полутора от подоконника проходила узкая полоска лепнины. Ширина — и кошка упадет!

В трех метрах от окна к гладкой стене прилипла железная противопожарная лестница. Генерал прикидывал, как до нее допрыгнет, оттолкнувшись от лепнины.

«Ну что же… Лева-скалолаз… припомним молодость? попрыгаем?.. Расслабься, Боря, не мешайся».

Прежде чем влезать на подоконник, Лев Константинович подошел к взволнованной Леле, взял ее пальцы, поднес к губам…

— Я не прощаюсь, Ольга Александровна. Еще увидимся.

«Ромео и Джульетта, твою мать, — сцена прощания в спальне!! Ты еще, превосходительство, в любви признайся!!»

Щеки бабушки то бледнели, то пылали. Тонкие пальцы вибрировали в уверенной генеральской ладони…

«Лев Константинович!! Не забывай, что э т о и я чувствую!! Фу! Фу! Она моя БАБУШКА!!!»

«Закрой глаза и отвернись».

Генерал невозмутимо выпустил пальцы народной артистки, приложив два пальца к виску — откозырял, и полез совершать подвиги.

— Будьте осторожны, Лев Константинович!

Борис внял совету и мысленно зажмурился.

Он чувствовал, как ловкое, когда-то знатно тренированное тело контрразведчика легко перевесило ноги с подоконника на улицу. Подтягиваясь на руках, спустилось вниз: носки ботинок нащупали выступающую глиняную полоску… Прошагали, проскребли стену вправо на максимальную длину вытянутой левой руки…

Раз! левая рука отцепилась от края подоконника, придала толчок, помогая напружиненным ногам! Пальцы правой руки поймали рифленую железяку лестницы!

«Уф!» — Борис «открыл глаза». Они с Константиновичем висели на обратной стороне лестницы. Тело покачалось в воздухе, замелькали крашеные в черный цвет железные рейки — генерал молодцевато спускался на руках. С последней рейки спрыгнул вниз. Пружинисто присел…

Распрямился: из окна на него глядело потрясенное подвигами, восторженное женское лицо. Борис никогда не слышал, чтобы у бабушки бывали «приключения» с падающими из окон любовниками. Леля не доставляла беспокойства дедушке, считалась в окружении Завьяловых эталоном добропорядочности.

Но…, то что происходило на ее глазах, способно поразить любую женщину насквозь! Пусть даже это не любовный казус, а мимолетное знакомство с другом внука. С оттенком криминальности…

Но все же — впечатляет.

«Ну, Лева, ты — Тарзан! Произвел так сказать… Ничего, что чуть артисткиного внука не угробил?»

«Это того стоило, Бориска. — Одергивая костюм, Лев Константинович шагал под липы на газон. — Если скажешь бабушке, что мне через три недели девяносто два исполнится…»

«Что будет?» — усмехнулся Завянь.

«Чего-нибудь придумаю в зависимости от обстоятельств. Применю».

Из-под деревьев Константиныч поглядел, как Леля заполняет подоконник растительностью в горшках, послал воздушный поцелуй — под хмыканье Бориса, — и быстро пошел в обход, через дворы до «Волги».

* * *

Буквально сразу же после отъезда «Волги» с дачи, Зоя обратилась к семейству Капустиных с просьбой:

— Я сутки не принимала ванну…, - проговорила смущенно. — Вы не могли бы мне помочь хотя бы умыться… Да и одежду неплохо бы постирать… Я той квартирой провоняла.

Рассказ о том, что следовало дальше, занял бы часа полтора, если двигаться по пунктам и в подробностях. Путешественники из далекого будущего плоховато представляли банно-прачечные реалии, ослепшая Зоя могла только на ощупь ознакомиться с предложенными дачными удобствами. Минут двадцать ушло только на чтение тюбиков-баночек и отсечение кремов для бритья и после оного. Нахождение шампуня. Сменного халата Льва Константиновича. Полотенец. Подогрев воды в котельной…

Кошмар! Наследница Павла Максимовича вяло радовалась, что хоть поселок ей попался газифицированный, имеет центральное водоснабжение… И теплый туалет.

Следующие двадцать минут, Зоя, под руководством Иннокентия ощупывала и расставляла в должной очередности шампунь, мыло, новую зубную щетку, пасту, развешивала полотенце в пределах достижимости.

Стилист вякнул насчет:

— А может, я помогу вам вымыться? Воду повключаю, полотенце-мыло подержу…

Но жена так гавкнула, что Иннокентий сам же отказался исполнять роль банщика.

На стиральную машину в ванной комнате посадили Жюли. Кеша вышел. Когда мадмуазель теряла что-то из предметов в ванне, мадам ей помогала гавканьем разыскивать пропажу. Да и компанию ослепшей бедняжке составила. Поддерживала, так сказать, подбадривала девушку, очутившуюся в кромешной темноте.

Не взирая на нешуточные мучения, из ванной Зоя вышла почти счастливой:

— Как хорошо-о-о… — Поджидавший за дверью Кеша, отвел ее в гостиную, на диван усадил. — Исключительное райское блаженство — быть чистой! Еще бы после чаю выпить.

Иннокентий укрыл Зою пледом, помог расчесать волосы. Когда они чуть-чуть подсохли заплел в гламурные косицы…

Зоя расслабилась. Склонилась на подушки, начала дремать…

Капустины, на цыпочках (и мягких лапах) вышли из гостиной, пошли готовить ужин.

В кастрюльках булькала вода, варились яйца и картошка. Иннокентий, напевая, порхал от холодильника к разделочной доске, готовился встречать двух интеллектов в одном теле…

Громко хлопнула входная дверь, Кеша, утирая руки полотенцем, выскочил в узкую прихожую генеральского дома, улыбку приготовил…

Возле вешалки стояли двое. Невысокий мужчина с одутловатым лицом в кургузом пальто и сухопарая, встрепанная брюнетка в кожаной куртке с подбитыми широкими плечами и многочисленными железными заклепками.

Немая сцена. Кеша тискает влажное полотенце, улыбка выцветает; парочка разглядывает его весьма недобро, напряженно.

— Ты кто такой? — простужено и хрипло произнес мужчина.

Иннокентий растерялся. Бросил взгляд под ноги, где, приодетая в рукав, Жюли стояла, ушками трясла.

— Я как бы… Иннокентий…

— Чихал я на то, что ты Иннокентий, — грубо высказался генеральский внук. — Ты кто такой?! Дед — где?

— Ну-у-у…, как бы… уехал.

Потаповы недоверчиво переглянулись.

— Куда уехал?

— В город.

По сути дела, внук и невестка заглянули к деду в полной уверенности, что дом пустой. Дедуля два дня назад окоченел в лесной могиле, прикрытый ветками. Родственники заглянули на огонек, типа, дедушку проведать. З а б е с п о к о и т ь с я пора… На дедовском мобильнике уже две дюжины пропущенных внучатых вызовов. Самое время в ментовку стукануть — куда-то запропал генерал-майор Лев Константинович Потапов неполных девяноста двух лет…

Высокорослый атлет в стареньком дедовском фартуке и с полотенцем: досаднейшая неожиданность.

Первой от шока оправилась внучатая невестка. Отпихнув мужа от вешалки, перебрала одежду, многозначительно сказала Роме:

— О г о р о д н о г о п р и к и д а — н е т. Треников, шапочки и жилетки с оленями.

Кеша не стал оповещать генеральскую родню о том, что все эти вещи лежат в квартире тела, в коем он сейчас находится. Губу огорченно закусил.

Нонна обошла как столб, застывшего Капустина, взбежала на второй этаж. Оглушительно и демонстративно захлопала дверцами платьевого шкафа… Через пару минут сбежала вниз, все так же не замечая Кешу и собаку, объявила только для мужа:

— ВСЯ одежда, Рома, на месте. Костюмы, генеральский китель с орденами…

— А-а-а, — протянул Капустин, — Лев Константинович в новом костюме уехал! Вчера купленном!

Не обращая внимания на заявление, Нонна выбежала из дома и через мгновение залетела обратно:

— Под каменной лягушкой нет запасного ключа. — Тягуче поглядела в глаза Романа, выразительно подняла вверх брови: — Что будем делать?

— Лев Константинович сейчас приедет! — уверенно, но безрезультатно, заголосил Капустин.

Давая мужу фору на размышление, Нонна прошла в гостиную:

— Ой, Ром, а тут еще какая-то шалава спит!

Иннокентий съежился: фотографии Зои Карповой размножались всеми средствами массовой информации! Павел Максимович за любые сведения денег обещал — немерянно, несчитано!!

Но генеральская невестка, признав в наследнице Карповских миллиардов «какую-то шалаву», уже бестолково гремела ящиками и шкафчиками, обшаривая их на предмет исчезновения дорогих вещиц…

В интеллектуальных путешественниках заподозрили тривиальных дачных воришек.

Нонна вернулась в прихожую. Муж уже успел скумекать.

— Ну что же, Нонна… Пожалуй, надо вызывать милицию, — старательно скрывая радость, не слишком мрачно произнес Роман.

Нечаянный облом внезапно обернулся щедрейшим подарком негодяям!

Они шли в пустой и темный генеральский дом. (Как только Зоя начала дремать, Кеша выключил в гостиной свет, а освещенное кухонное окно выходило на другую сторону.) Неожиданно наткнулись на мужика, очень отдаленно напоминающего утлого, трусливого воришку… Маленько сами перетрусили вначале.

Умная шельма Нонка моментально просчитала варианты и генеральскую одежду. Сбегала под лягушку…

Невероятное везение! Исчезновение генерала Потапова и последующее обнаружение дедушкиного трупа можно спихнуть на верзилу в фартуке и спящую шалаву! Менты даже на секунду не задумаются, не заподозрят родственников!

Насмешливо глядя на прибитого неожиданным визитом верзилу, Рома доставал из кармана мобильный телефон.

— Пожалуйста, не звоните в милицию! — простонал Иннокентий.

Жюли под его ногами грозно тявкнула, подпрыгнула!

В стилисте-оформителе проснулся муж. Заступник и надёжа.

Возможно, Иннокентий (в его реальном будущем) был поклонником американского футбола. То, как он врезался головой в живот Романа, напоминало этот спорт — невероятно!

Роман улетел спиной назад, вывалился на крыльцо, сверху его летающим футболистом Иннокентием накрыло!

Умелая жесткая Нонна вцепилась всеми пальцами в рубашку Кеши. Лягая Завьяловское тело, пыталась стащить его с мужа! Неподалеку тявкала Жюли — разумно упрятавшаяся под вешалку (раздавят ведь и не заметят!), из гостиной доносились испуганные восклицания, проснувшейся Зои:

— Что происходит?! Что за шум?!?!

Иннокентий сражался не на равных. Стервозно оскалившаяся Нонна пинками скатила его с мужа:

— Ну все, урод! — рычала воодушевленно: — Огребешь на полную катушку! Ответишь! Скажи, придурок, куда деда задевал?!?!

— Я здесь, — раздался невозмутимый генеральский голос.

Немая сцена повторилась бы, если б не ползающий по крыльцу Капустин.

Нонна и Рома окостенели в нереальных позах: внучок застыл на карачках, попой кверху, невестка так и не разогнулась, наклоняясь над стилистом. Оба боялись встретиться глазами с недоубитым дедом.

За шумом схватки родственники пропустили появление Льва Константиновича, а тот наоборот мгновенно заценил машину внука перед домом.

— Ну что застыли? — насмешливо спросил Потапов. — Не ожидал найти меня живым, внучок? Сходил уже к яме в лесу, п р о в е д а л старика?

Рома медленно, стараясь не глядеть на деда, поднялся с пола, даже отряхнул коленки:

— Ну что ты, дедушка… О чем ты?!

Завьялову показалось, что на какой-то момент он и генерал превратились в скульптуру Мухиной «Рабочий и Колхозница». Под челюсть Ромы улетел сдвоенный кулак (к счастью для последнего без зажатого в руках железа — молота и серпа), нокаут отшвырнул внучка под вешалку, где — совершенно по-человечески! — взвизгнула Жюли!

— Вы что!!! Вы что, Лев Константинович!!! — плутовски запричитала Нонна. — Убили, карау-у-ул, убили!!! Спасите, помогите, убива-а-ают!!

— Цыц, спирохета. Нишкни. Кеша, тебя тут не сильно повредили? — Заботливо поднимая Кешу с пола, Лев Константинович даже взглядом не повел на внука с распухающей челюстью.

Нонка продолжала голосить. Генерал подошел вплотную, одной левой сжал надсаженное криком невесткино горло и, строго, пристально глядя в глаза, раздельно произнес:

— Еще раз здесь появитесь… Проверю на вас наградной ТТ. Понятно?

Вздернутая нонкина голова суматошно закивала. Потапов чуть сильнее сдавил сухое, хрипящее горло и, приблизив глаза вплотную, прошептал:

— Кто заказал вам выкрасть мемуары? Ну! Говори, пока жива!!

Нонна ошалело замотала головой, выпучила глазищи…

— Уральцев? — пристально вглядываясь в зрачки невестки, спросил Лев Константинович. — Ковалев?

На второй фамилии зрачки Нонны дернулись, расширились…

Генерал мрачно и удовлетворенно хмыкнул:

— Коваль, значит…, сука шелковая…

Перепуганная Нонка впилась взглядом, исследовала невероятно помолодевшее генеральское лицо; она узнавала и не узнавала деда. Крепкая, совсем не стариковская рука стискивала ее кадык, почти приподнимая тело над полом веранды. Нонна скребла ногами по доскам…

— Бери этого ушлепка, и чтобы я вас здесь не видел.

Потапов сплюнул. Отпустил. И руку о пиджак обтер.

— Вон пошли. Если матери про все расскажите — проверю пистолет.

Младшие Потаповы кубарем скатились с крыльца, приседая так, словно генерал уже прицелился, побежали к воротам, за которыми машину оставили…

— Ты как, Кеш? — вновь, с заботой поинтересовались и Лев Константинович и Боря.

— Головой о пуговицу треснулся, — поморщился Капустин. — Поглядите — крови нет?

Царапину, полученную от соприкосновения макушки с крупной пуговицей Роминого пальто, залили перекисью водорода. Иннокентий во время процедуры взволнованно ерзал и постоянно твердил:

— Лев Константинович, Борис Михайлович, нам надо уезжать! Нам надо срочно уезжать отсюда!..

— Не крутись, Капустин, — ворчали интеллекты. — Дай дело сделать.

— Лев Константинович! Ваши родственники видели меня и Зою! Они уже сейчас звонят в милицию!..

Генеральское тело закрутило крышечку на пузырьке с перекисью, невозмутимо произнесло голосом Потапова:

— Мои родственники, Иннокентий, телевизора не смотрят и газет не читают.

— А если случайно на наши фотографии наткнуться?!

— Навряд ли, Кеша. Им сейчас не до просмотра новостей, они сейчас в больничку поехали, вывихнутую челюсть ремонтировать.

— Вы уверены?!?!

— Практически. Они вас не опознали…, Зоя, ваше лицо Рома или Нонна — видели?

— Скорее всего — нет, — коротко подумав, ответила девушка. — Я лежала на диване, повернувшись к спинке.

— А в прихожей полутьма, — подвел итог Потапов. — Кеша, чем это у нас так пахнет?

— Ой! Картошка подгорает! Вода, наверное, выкипела!

За ужином, Борис Михайлович и Лев Константинович, не сговариваясь, позволили себе наливочки.

Завьялов помогал Зое управляться с ложкой и чашкой. Жюли привередливо обнюхивала каждый кусочек колбасы, предложенный ей мужем. Отведала едва-едва, зато вылакала целое блюдце воды со слабым раствором марганцовки…

После ужина, как повелось, Лев Константинович настоял на перекуре на веранде. В виду всех нервных перегрузок Завянь почти не сопротивлялся требованию о р г а н и з м а, позволил телу получить никотиновый допинг. Генерал блаженно растворился в глубинах сознания, ушел в тень альфа-интеллекта.

Жюли осталась с Зоей, на крыльцо вышел Иннокентий. Остановился напротив генеральского тела, дымно релаксирующего в плетеном кресле, взволнованно потер руки:

— Борис Михайлович…, сегодняшняя ночь может быть очень тревожной, — произнес, пристально вглядываясь в Завьялова, как будто пытаясь угадать — с кем конкретно он сейчас разговаривает.

— Боишься, что в тебе циклоп очнется? — ломая в пепельнице окурок, сказал Завьялов.

— Да. Очень. Прошла ночь не была «перелистнута»: вы и Зоя находились на пике развития отношений. Сегодня, как я подозреваю, мне и Жюли устроят ускоренную «перемотку». Время сна носителей ни привлекательно для путешественников. Жюли на время покинет тело собаки. Не удивляйтесь, если начнет лизать себя под хвостом и с тапочкой играть… Я — покину ваше тело, Борис Михайлович.

— Чем это грозит моему телу? — серьезно спросил Завьялов. — Я могу — погибнуть? Если во мне не останется ни одного функционирующего интеллекта…

— Пожалуй — нет.

— Пожалуй? — поднял брови Борис.

— Нет, я совсем, совершенно в этом уверен! — разгорячился Кеша. — В вегетативном состоянии тело может продержаться довольно долго. Жюли мне подсказала, что кома тела, лишенного интеллекта может длиться несколько суток. Вы же помните, мы это обсуждали, говоря о поездке на Кипр…

— Я помню, — перебил Завьялов. — Когда вас начнут «перелистывать»?

Стилист развел руками:

— Понятия не имею. Первыми путешественниками в вас и Зою, как положено, были сотрудники хроно-департамента. Они произвели хронометраж событий, отметили часы сна, внесли их в реестр… Если учитывать, что первую ночь вы и Зоя должны были провести практически без сна, то этой ночью…, - Капустин смущенно поскреб в затылке, — я думаю, вы должны уснуть ближе к полуночи.

— Спасибо, Иннокентий. Я и Лев Константинович будем настороже, станем спать по очереди. Пистолет возьмем. Чего конкретно нам опасаться, знаешь?

Кеша полубоком примостился на перилах крыльца, поболтал висящей в воздухе ногой, признался:

— Кабы знать, Борис Михайлович. Жюли предполагает, что как только Зоя Павловна уснет, циклоп в ее теле активизируется полностью и попробует установить контакт с другим пришельцем. Пока циклопша не знает, где конкретно разместился ее приятель — в генерала улетел или во мне остался…

— Думаю, Кешка, она уже почти уверена, — оборвал предположения Завьялов. — Лев Константинович слишком лихо разобрался с родственниками, без помощи носителя я бы даже их имен не знал.

— Согласен. Почти наверняка, общение циклопша начнет с меня.

— Вот будет номер, если тело ей ответит, — угрюмо проворчал Завянь.

— Ну с одной стороны, — повел плечом стилист, — это будет плохо: с самого начала в вашем теле прятался террорист, Борис Михайлович. Но с другой… — если циклопы не знакомы с точным хронометражем событий, есть надежда, что я смогу изобразить сон и отсутствие бета-интеллекта. Циклопша со мной заговорит…, я попытаюсь узнать хотя бы что-то об их намерениях. С вами, Борис Михайлович, этого не получится. Циклопы — малочисленное интернациональное подполье. В основном они общаются на интерлингве, вы же этого языка не знаете.

«Жюли надо спрятать, — впервые с начала разговора с Кешей, в беседу вступил генерал Потапов. — Ее типично собачье поведение станет сигналом для циклопши, что путешественников «перематывают»».

Завянь донес здравую генеральскую мысль до стилиста, попутно предложил:

— А почему бы, Кеша, нам не попробовать уговорить Жюли изобразить полноценную собачку, а? Пусть поиграет с тапком, хвостом помашет, косточку где-нибудь в кустах прикопает…

О том, что предпочтительнее убедить мадам Капустину к собачьей заднице хоть слегка принюхаться…, Завьялов благоразумно умолчал. Авось, мадам с тапочкой или древней косточкой зубах уже сигнализирует циклопу, что путь свободен.

— Хорошая идея, — согласился Иннокентий. — Предлагаю воспользоваться ею немедленно — Зоя Павловна уже носом клюет, на часах половина одиннадцатого, нас могут начать «перелистывать» в любой момент. Я совершенно отключусь и не смогу поговорить с террористкой.

«Нам бы с Зоей поговорить, — мрачно проговорил Лев Константинович. — Девушка может очнуться в самый неподходящий момент и вмешаться в попытку контакта циклопов. Напугать. Может, Боря, воспользуемся нашей аккумуляторной заготовкой? Отключим циклопшу, девочку предупредим, чтоб затаилась и обедню не испортила…»

Это, на первый взгляд, разумное предложение Кеша неожиданно и горячо опротестовал:

— Не будем настораживать диверсантку, Борис Михайлович, Лев Константинович! Я уверен, что сонного, не до конца проснувшегося носителя циклопша сможет контролировать и без нас!

Как только стилист унесся беседовать с женой через компьютер, старый смершевец проговорил Борису:

«Что-то, знаешь ли, напрягает меня наш Капустин, Боря… Тебе не кажется подозрительным, что он не хочет отключать террористку? А?»

«У нас есть выбор, Константинович?» — угрюмо поинтересовался Завьялов.

«Пожалуй… — нет. Придется довериться. Пошли, достанем пистолет. Ты в ногу, коли что, попасть сумеешь? не запулишь в живот?»

Измученная Зоя засыпала прямо на глазах. Руководимый генералом Боря застелил диван в гостиной, помог девушке улечься; для господина оформителя разложил раскладушку в другом углу просторной комнаты. Между делом набрехал для циклопши о том, что гостевая спальня на втором этаже совершенно непригодна…

— Спокойной ночи, — пожелал всем месте. — Я пойду на крыльцо. Всю ночь дежурить буду — вдруг родственнички опомнятся и возвернуться… Кеша, Жюли, — приглядывайте здесь по очереди. — Перед самым уходом, уже с порога, обратился исключительно к засевшему в теле Зои циклопу: — Ты если что — учти. Я рядом. Надеюсь, понимаешь — вредить носителю тебе нельзя. А если попытаешься… получишь пулю. Я не шучу.

Никто из невероятной компании не знал, как поведет себя террористка: поверит в то, что ее оставили под присмотром господ Капустиных, положили в одной комнате, или заподозрит в том ловушку? Попробует установить контакт или остережется?..

Результат покажет только время.

Завьялов вышел на крыльцо. Зная каждую скрипучую ступеньку, на цыпочках спустился на улицу. Прошел под окно гостиной с приоткрытой форточкой…, заглянул внутрь слабо освещенной комнаты…

Мадам Капустина волокла по ковру, зажатый в пасти тапок. Трепла. Ворчала. Срывала «застоявшуюся собачью злость» на обуви.

Привставшая на локте Зоя с м о т р е л а на Жози. Абсолютно, без всякого сомнения — з р я ч и е глаза скользили за собачкой, следовали за ней по комнате.

Заметно было, что — прислушивалась.

«Эх, Борька, надо было закурить! — внезапно разразился генерал. — Циклопша учуяла бы дым, решила, что пока я перекуриваю — обратно не вернусь, есть время на переговоры с соучастником!»

«Да кто же, Константиныч, знал, что Зоя уснет, едва к подушке прикоснется!! Она уже немного подремала, я бы на ее месте — всю ночь глаз не сомкнул!»

Два интеллекта, переругиваясь в одном теле, смотрели через окно, как медленно, неуверенно двигая руками и ногами, тело Зои Карповой привстает с дивана. Заваливается, падает обратно! Вновь поднимается, словно влекомая невидимыми ниточками марионетка… Пошатывается.

Зная подоплеку происходящего — жуткая картина. Пришелец пытался совладать с реакциями сонного организма, взять его под контроль: согнуть колени, заставить ватные руки опереться на диван, а не подламываться в суставах…

«Господи, да как же пентюх Кешка умудрился так быстро мое тело подчинить?! — глядя на фантастическое, нереальное представление из кукольного театра, подумал Боря. — Он — моментально совладал!»

«Так Кеша не боялся тебя, Боря, разбудить, — резонно предположил генерал. — Действовал решительно, напропалую. А эта, поди, пытается одновременно и Зою в спячке удержать, и сонным телом управлять…»

Тело Зои Карповой так и не встало на ноги. Тряпично свалившись с дивана, опустилось на карачки, поползло на четвереньках к раскладушке.

На полпути немного отдохнуло. Поглядело на радостно подпрыгивающую вокруг хозяйки собачонку: большая умница мадам Жюли вела себя, как подобает бестолковой собачонке. Оставила в покое тапок, увлеклась ползающей хозяйкой, играть задумала.

Циклопша, чуть не придавив Жози лапу, поползла вперед. Добралась до развалившегося навзничь Иннокентия…

Стилист напоминал уснувшего с открытыми глазами Буратино. Бревно напоминал. Чурбан, внезапно прекративший осмысленное бытие. Бездумно таращился в потолок серо-голубыми глазами и едва дышал.

Циклопша вложила губы в ухо «Буратино», что-то зашептала…

«Сын папы Карло» медленно, но отчетливо зашевелил губами…

«Черт, Борька! Они там договорятся, а мы ни бельмеса не поймем!! — распереживался контрразведчик. — Говорил тебе — нельзя Капустину доверять!.. Мы ихних языков не знаем!»

«Тихо, Константиныч! Оглушил совсем!»

Циклопша положила ладонь на тело Бориса Михайловича, легонько потрясла, как будто добиваясь ответа…

«Если, Боря, хроно-подполье в будущем толковое, то оно должно иметь пароли, — мрачно высказался генерал. — Кешка, судя по всему, ей — не ответил».

«Лева! Ты там разберись — договариваются они или Кешка отзыва не знает!!»

Циклопша продолжала нажимать ладонью на грудь Капустина, требовательно что-то бубнила…

Иннокентий снова разлепил губы и что-то произнес.

Тело Зои резко пихнуло тело Завьялова, оттолкнулось, назад упало!

Что-то прокричало на непонятном языке!

Кеша не прореагировал. Замер, уставив остеклевший взгляд в потолок. Окоченел.

«Вперед, Борис! — скомандовал Лев Константинович. — Спектакль окончен, нас раскусили! Кешка долго не продержится!»

Огромными скачками Завянь отправил генеральское тело в обход дома к крыльцу. Когда вбежал в гостиную, то сразу понял: и з б р а ж а т ь бревно у Кеши нет необходимости — неподалеку от раскладушки крошечная собачка остервенело, с полным рвением, вылизывала, зудящую после вчерашней диареи попку. Вылизывалась и морщила нос — вчера генерал Потапов собственноручно намазал собачью задницу какой-то человеческой лечебной мазью.

««Перелистнули» их, Боря. «Перемотали»», — угрюмо констатировал Лев Константинович. И тут же, пока растерянный Завьялов полноценно не овладел речевыми центрами, рявкнул телу Зои:

— А ну-ка, шкура! отползи от Бори!!

З р я ч и е глаза Зои Павловны прекрасно видели пистолет, зажатый в крепкой пенсионерской руке. Оставаясь на карачках, циклопша задом наперед отползла от раскладушки. Допятилась до кресла, уперлась поясницей. Села, подобрав под себя ноги, и поглядела на генеральское тело так непримиримо, что Завянь почувствовал, как мороз пробрал по коже!

Долгие полторы минуты тело, управляемое бывшим смершевцем, и тело, потерявшее носителя — с засевшим внутри диверсантом из будущего! — смотрели друг на друга. Завьялову показалось, что еще чуть-чуть и террористка оскалит зубы. Зарычит. Как загнанный в ловушку зверь. Куда страшней и громче, чем Жози.

— Н-да, — неожиданно, без всякой помощи Завьялова, вслух сказал Лев Константинович. — Попали мы с вами, девушка. Попали.

И расстроено махнув рукой, повернулся спиной к террористке, вышел вон.

«Лев Константиныч! Ты не боишься оставлять ее наедине с моим телом и Жози?!?!»

«Да куда она с подводной лодки денется, — невозмутимо и печально констатировал Потапов. — Я показал ей, что попали — оба. Она придет к нам, Борис, будь уверен — сама придет. Попробует найти единомышленника, попавшего в такой же переплет. Сочувствия попросит, попытается нас в свою веру обратить…»

Укутанный в старую, теплую куртку генерал сидел на веранде. Ноги согревали обрезанные под сапожки валенки, в руке дымилась папироса. За забором невнятно тлела желтая лампочка на фонарном столбе, астры на клумбе совсем поникли головами: за пологом тумана к цветам подбирался ночной холод.

Борис полностью уступил право альфа-личности опытному смершевцу. Интеллектуальные игры с диверсантами, припрятанные козыри — генеральская делянка. Завьялову такую не вспахать. Поскольку опыта допросов — никакого.

Из прихожей дома раздался тихий шелест шагов, на пороге, одной рукой придерживаясь о косяк возникла террористка.

Остановилась, глядя на невозмутимо покуривающего деда — Потапов рассеяно разглядывал осенний темный сад, — помолчала…

— Кто ты сейчас? — спросила хрипло. — Лев Константинович или Борис?

— А кто тебе нужен? — усмехнулся Потапов.

— Хроно-личность.

«Банкуй, Борис Михайлович, — вздохнул смершевец. — Ей нужен — ты. Но если что, — я рядом, на подхвате». И скрылся в глубине извилин. (Или собственной души.)

— Я слушаю, — сказал Завянь.

Тело Зои вышло вперед. Остановилось напротив хладнокровно попыхивающего папироской Завьялова и некоторое время пристально, тягуче, исследовало его огромными, совершенно черными от темноты глазами.

— Тебе в с е рассказали? — спросило неприятно скрипучим, н е ж и в ы м голосом.

— Достаточно, — кивнул Борис.

— Понятно, — усмехнулась террористка. Шатко добрела до угла веранды, вытащила из-под клеенки, укрытое от непогоды плетеное кресло. Неловко подтащила его вровень с креслом Бори.

Села.

— Как впечатление? — спросила тяжело дыша.

— А ты как думаешь? — мрачно хмыкнул Завянь и загасил папироску. — Рад до смерти.

— Могу представить. — Помолчала долгие полторы минуты, спросила: — Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— Из будущего или из прошлого?

— Из жизни.

— Валяй, — пожал плечами Боря.

Диверсантка зябко поежилась, оплела себя руками, уставив взгляд вперед, заговорила:

— Жила была одна девочка. И звали ее — Миранда. У Миранды были мама и папа, две сестренки, братик… Миранда училась в…, по вашему лучше подойдет определение — интернате. Она училась и жила в интернате, куда собрали детей способных к телепатическому восприятию. Готовили рекрутов для работы в хроно-департаменте. Растили из них циклонов…

Способности у Миранды были слабенькие… Не достались от мамы и папы в наследство, а были получены случайной генной мутацией… Родители радовались, что дочь войдет в элиту, получит должное образование, интересную работу…

В том же интернате учился мальчик. Звали его Руслан.

Миранда и Руслан полюбили друг друга.

Подобные отношения между детьми поддерживались руководством интерната, одобрялись. От пар двух телепатов, за редким исключением, рождалось потомство с исключительными способностями к телепатии. Учителя умело пестовали такие парочки…

Ушедшую в воспоминания террористку начало потряхивать. Завьялов запереживал за тело Зои, которому и так досталось лихо; сходил в дом за курткой и пледом, заботливо укутал девушку.

— Спасибо, — хрипло произнес чужеродный мертвенный голос. — Рассказывать дальше?

— Да.

— Как зачастую бывает в замкнутом, отсеченном от нормальной жизни подростковом коллективе, детишки развлекались нигилизмом. Отрицанием авторитетов, игрой в тайные сообщества… Темными ночами собирались в спальнях, обсуждали бытие, искали всяческие смыслы… Преподавателей поругивали за верноподданнические настроения, себя считали — потенциальными миссионерами и идейными борцами…

В общем, развлекались, как могли.

Но девочка — поверила. Поверила в то, что общество живет неправильно, что можно все исправить…

Довольно скоро Завянь устал выслушивать монотонные выплески чужого сознания. Никакого особенного откровения он не услышал — обычная оппозиционная чепуха, настоянная на детском романтизме… Искательства. Образцовый высокопарный бред идейной террористки.

К счастью, попытка осветить мировоззрение, привлечь расписанными идеями, продолжалась не изнурительно долго.

— Руслан был старше Миранды. Он закончил учебу-подготовку, ушел на службу в департамент…

Когда вернулся в интернат навестить Миранду… Девочка его не узнала.

К ней пришел д р у г о й человек. Уверенный в непогрешимости вышестоящих и преданный порядку до самозабвения. Он стал — циклоном. Полноценным, самоотреченным и закостенелым служакой.

А Миранда все еще продолжала шушукаться в спальнях, обсуждать учителей и — веровать… Веровать в возможную справедливость мироустройства.

Миранда и Руслан поругались.

Они потом много раз мирились и ругались.

Но продолжали — любить.

Когда Миранда закончила учебу, влюбленные поженились. У них родился сын Адам.

Заговорив о сыне, террористка судорожно вздохнула, съежилась. Но, помолчав немного, все-таки продолжила рассказ неторопливо и глухо:

— Миранду не привлекали к оперативным разработкам департамента, держали на бумажной работе.

И это было — тяжело. Вдвойне оттого, что Руслан, зачастую отсутствовавший довольно долго, все больше превращался в безукоризненную машину, боеспособную единицу хроно-департамента. Становился его послушным винтиком.

«Завидовала женушка, — раздался в голове генеральский голос. — Ей впечатлений хотелось, приключений, действия…, а оставили на канцелярщине, пока муж путешествовал по временам…»

— Как-то, в очередной раз не пройдя аттестацию, Миранда спросила руководителя набора активных циклонов: «Почему меня не допускают к оперативной деятельности?! Я могу работать полноценно!» Инструктор ей ответил: «Ваш муж Руслан считает вас, Миранда, — не стабильной. Ваша психика неупорядочена, разбалансирована, вы не подходите для точечного исполнения поставленной задачи».

В голове Завьялова вновь прозвучал трезвый генеральский голос: «Заметь, Борька. О вольнодумстве гражданки Миранды — ни слова. Отмечены лишь — нестабильность и неспособность подчиняться приказам руководства».

Миранда продолжала, впервые позволив себе всплеск эмоций:

— Шок был невероятным! Жену отстранили от оперативной работы по наущению мужа!

Супруги разругались. В наказание Руслан объявил Миранду не просто нестабильной, а — опасной.

У Миранды забрали сына.

Когда она пыталась встретиться с Адамом, ее не пропускали даже за ворота интерната.

Сейчас из ее сына растят еще одного циклона. Следующего исполнителя. Очередного убийцу.

Миранда замолчала. Распрямилась и поглядела в темноту так твердо, что ни осталось никаких сомнений: женщина, управляющая этим телом сама способна на запредельно крутые меры.

— Вы сказали, что циклоны — убивают, Миранда? — негромко проговорил Завьялов.

— Да. И убийство, не самая жуткая и гнусная из их задач. Они делают и более страшные вещи.

— Например?

— Например? — хмыкнув, переспросила женщина. — На сколько мне известно, Борис Михайлович, ваши родители погибли при авиакатастрофе? — Миранда прищурилась на тело, сидящее по соседству.

— Да, — почувствовав, как мгновенно пересохло горло, выдавил Завьялов.

— Хотите еще одну сказку из жизни? — насмешливо поинтересовалась диверсантка.

— Хочу, — хрипло произнес Борис, кивнул.

— Жил был мальчик. И звали его Боря.

У Бори были любящие мама и папа, бабушка была.

Но однажды — через много лет вперед — в одном департаменте произошел несанкционированный сбой: любящие Борины родители оказались не в том месте, в неподходящее время, отвлекли на себя очень важных для будущего хроно-генов.

Что делать?

Родители мальчика Бори уже выполнили, поставленную Историей задачу: родили и воспитали мальчика хроно-личность. Они больше — не нужны Истории.

Департамент разобрался с ситуацией в установленном порядке. Жестко и бескомпромиссно.

Наиболее часто для устранения подобных х р о н о — д е ф е к т о в используют техногенные катастрофы со множеством жертв. Внесенные в исторические анналы крушения поездов, авиалайнеров и пароходов. Подстраивают для дефектов умопомрачительно дешевые поездки в места, где произойдут цунами или разрушительные землетрясения…

— То есть, — перебил Борис, — сами циклоны, руками заполученных носителей, никого не убивают?

— Ну почему же, — снова усмехнулась диверсантка. — С наиболее упертыми, не летающими и не ездящими дефектами работают серийные убийцы. В тело маньяка засылают опытного циклона с крепкой психикой…, п о д в о д я т к нему намеченную хроно-жертву… На следующий день в полицейских отчетах появляется еще одна фамилия. По сути дела — лишняя.

Но с парными дефектами, по понятным причинам, серийщиков практически не используют. Действуют иначе. В один момент у какой-то однокурсницы вдруг появляется страстное и странное желание пригласить на свадьбу позабытых однокашников! Циклон появляется в теле невесты на несколько минут — раз! и приглашение отправлено. Гости берут билет на нужный самолет с известной злосчастной судьбой… На этом самолете уже полным полно хроно-дефектов… Кого-то вызвали к «внезапно заболевшей» маме, кому-то, по странной прихоти обычно неуступчивого шефа, неурочный отпуск дали… Они летят, они довольны или опечалены, они все собраны в едином месте…

И кого волнует, что где-то мальчик Боря не дождется маму с папой?..

Миранда замолчала. Потрясенный «сказкой» Завьялов, не двигаясь, застыл, таращась в пол. Кошмарные воспоминая, исписанная вензелями тетрадка, пробитое ветрами кладбище, подушка, мокрая от пролитых тайком слез… Чтобы бабушка не слышала! Чтоб не утешала взрослого мальчишку… Хотя Леля и сама вставала по утрам с опухшими глазами…

«Завянь, — воткнулся в жуткие воспоминания генеральский голос, — не вздумай поддаваться! Она тебя разводит. Знает о судьбе твоих родителей и грамотно использует информацию. Если ты сейчас раскиснешь, то, считай — готов к вербовке!»

— Почему я должен вам верить? — глухо произнес Борис.

— А я и не заставляю вас верить, Борис Михайлович, — усмехнулась террористка. — Вы выслушали мой рассказ и вольны выбирать — верить вам или нет.

— У вас есть доказательства, что моих родителей у б р а л и преднамеренно?

«Эй, эй, Борька! Ты еще ее спроси — не твоя ли судьба хроно-личности заставила родителей погибнуть!»

— Доказательства есть в архивах хроно-департамента.

— Вы их — в и д е л и?

Миранда не ответила. Но посмотрела так красноречиво, как будто не случайная гибель его родителей ни у кого не вызывает сомнения: «Не будем обсуждать очевидного, Борис», — как будто вслух произнесла.

Завьялов стиснул кулаки, сжал челюсти до боли…

«Боря, Боря!! — вопил внутри Лев Константинович. — Рассказ о страшной судьбе кого-то из близких — классический прием вербовки! Не вздумай поддаваться!! Мы оба — не стабильны! Крепись, тебе придется это выдержать! От тебя, от нас зависит жизнь Зои и друзей!!..»

Одному богу известно, как повернулись бы события, не беснуйся внутри Завьяловских мыслей генерал Потапов. Лев Константинович умело взывал к логике альфа-интеллекта, привлекал доводы, весь личный опыт контрразведчика наизнанку вывернул и вытряхнул! Нашел примеры, призвал на помощь иллюстрации из кинофильмов про шпионов!

Учил. «Послушай, Борька. Ты, дружище, верно реагируешь. Пусть видит, что ты — растерян: поддался на уловку и поверил. Давай, давай, раскручивай ее на доверительность! Пусть поболтает, расскажет о планах, выдаст цель террористической операции!..»

Борису приходилось тяжело. Лев Константинович не только помогал, но и вносил сумятицу. Мысли Завьялова путались, сбивались, завивались в причудливые узелки, перед глазами то надгробие, то бледное Лелино лицо вставали…

Молчание затягивалось. Но диверсантка не торопила размышления Бориса. Не подстегивала, а предложила Завьялову свариться в собственном соку. Переполниться горькой желчи, ненавистью затопиться.

— Кто такие хроно-гены, с которыми столкнулись мои родители? — мрачно глядя перед собой, спросил Завьялов.

— По сути дела — никто, — усмехнулась террористка. — Они лишь предки, некая толстенная ветвь важного генеалогического древа будущей хроно-личности. На сленге циклонов их даже «бревнами» величают. Знаешь, как это бывает? — пренебрежительно скривилась: — Поступает информация от хроно-аналитиков: «Где-то некое «бревно» затлело. Надо — загасить». — Поглядела на Завьялова, ухмыльнулась, проложила многозначительно: И — г а с я т, Боря. Так г а с я т, что только искорки летят!

— А тлеет…, тлеет от того, что кто-то из ваших путешественников где-то накосячил? — челюсти Завьялова уже не только скрипели, но и хрустели от внутреннего перенапряжения, от возникающей ненависти к беспечности и равнодушию потомков.

— Конечно, — невозмутимо подтвердила диверсантка. — Какой-то олух отправился в путешествие, ненароком отвел глаза своему носителю, тот что-то не заметил, или отвлекся в нужный, важный для Истории момент…

— Дак что ж вы делаете-то!! Потомки хреновы!! — взвился Завьялов. — Что ж вы творите-то!!

Кулак Бориса обрушился на подлокотник, плетеное кресло жалобно скрипнуло…

«Эй, эй, Бориска! Не переигрывай! Мебель мне поломай…»

«А я и не переигрываю, Константиныч! Я б этих уродов лично всех к стенке и из «Калашникова» очередью!!»

«Своих детей ты тоже в колыбельках подушечками накроешь?» — резонно высказался генерал, и Завянь слегка остыл.

«Не знаю, Лев Константиныч, ей богу — не знаю! Голова гудит! Сердце — пополам!»

«Она этого и добивается — чтоб сердце пополам. Мозг тебе выносит, курва».

«А может быть… Не курва она, Лева? Может быть — она права? О н и правы?»

«Цыц! Малолеток! Молоко на губах не обсохло, а пытаешься в игру с опытной мозголомкой вступить!! Она специнтернат закачивала, там с ней инструктора работали, подготовка — будь здоров! Такой агент тебя схарчит, Бориска, и косточек не выплюнет. Держись, не поддавайся!»

Не зная о бушующем внутри пенсионерского тела диалоге, Миранда, полная сочувствия и грусти, продолжала плести извивистые ловушки-тенета:

— Не думайте, Борис Михайлович, что все в далеком будущем согласны с установившейся беспечной практикой интеллектуальных путешествий. У нас есть здравомыслящие, трезвые люди. Мы — против этих путешествий. Мы — хотим прекратить мучения своих предков. Это — высшая и благородная задача.

— Согласен, — медленно кивнул Завьялов. А внутрь отправил язвительное замечание: «Не трепыхайся, Константиныч, я контролирую процесс».

— Я знала! — воодушевленно воскликнула террористка. — Я знала, что добьюсь вашего понимания! Вы — необыкновенный человек!

— Что я должен делать? — сурово распрямляя плечи, сказал «необыкновенный человек» Завьялов.

— Да ничего! — буквально подпрыгнула в кресле Миранда. — Вам ничего не надо делать, Борис Михайлович, пусть все идет своим чередом!

— Своим чередом? — изобразил непонимание Завянь.

— Конечно! История уже изменена! Еще немного и — бесповоротно! Мы просто проведем оставшееся время в приятной обстановке на этой даче…

— Так, стоп! — оборвал жутковатый восторг Завьялов. — Что значит «оставшееся время»?

— Ну-у-у, — остановившись на лету, запнулась террористка. И юркнув глазами, забубнила: — Оставшееся время до переноса бета-интеллектов… История измениться, мы просто исчезнем из ваших тел, поскольку, вероятно, — не родимся в будущем…

— Так я-то в нем застряну!!! — утыкаясь пальцем в генеральскую грудь, завопил Завьялов. — Зоя останется сама собой. А я-то, мое ТЕЛО — в овощ превратиться!!! Это ты готова сдохнуть ради идеи, а Я?!?! Я навсегда, точней на пару сраных лет! застряну в дряхлом старикане?! — «Прости, Лев Константиныч».

«Да ничего, сынок. Ты правильно реагируешь. Дави на жалость, пусть раскроет карты».

Миранда округлила глаза:

— Борис Михайлович, — прошептала, якобы, пораженно, — вы не готовы к ВЫСШЕЙ ЖЕРТВЕ?!?! — Приложила ладони к груди, надавила: — Неужели я в вас ошиблась?! Вы не готовы пожертвовать собой ради счастливой жизни многих поколений?!

Успокоившись словно по мановению руки, Завьялов хмуро поглядел на террористку и задал неожиданный вопрос:

— Зоя нас сейчас слышит или спит?

— Слышит, — с готовностью кивнула террористка. — Ей полезно знать…

Завьялов перебил:

— Спроси ее. Готова ли она отказаться от пары очаровательных детишек, ради какого-то там светлого будущего?

Подготовленный для работы циклоном телепат на полминуты погрузился внутрь чужого мозга: губы начали кривиться, как будто-то теряя уверенное, единоличное управление, брови ерзали то вверх, то вниз…

Завьялов ждал ответа, как влюбленный юноша согласия! Он до смерти хотел услышать от Зои — я хочу иметь детей от Бори Завьялова! и наплевать на будущее!

Но понимал. Что террористка залетела в тело благородной сильной женщины. Она могла и не поддаться притворному малодушию интеллекта потенциального отца Ивана с Марьей.

Миранда резко и внезапно взмахнула рукой, хрипло рыкнула:

— Договорились. Мы с ней договорились, Борис Михайлович.

Завьялов ощутил опустошение.

Зоя Карпова ни чем не была ему обязана (спасение от похитителей не в счет, она его об этом не просила), она не давала Борису Завьялову никаких обещаний или авансов — сейчас, в теле старика, на них и претендовать смешно.

Но все же…

«Борь, Зоя умная девушка, — утешительно пробубнил генерал. — Миранда, я почти уверен, правды тебе не скажет. Завтра включим аккумуляторную ловушку, поговоришь с Зоей тет-а-тет…»

«Заткнись, а, Константиныч. Без тебя тошнит».

Совершенно не претворяясь, Борис огорченно воскликнул:

— И что ж вы нас-то выбрали для диверсии, Миранда?! Что ж нам-то так не повезло?! Неужели не нашлось других носителей для…

— Не нашлось, — жестко перебила террористка. — Бить надо в полную силу, наверняка, по наиболее уязвимому месту исторического процесса, так как второго шанса может не представиться.

— Господи!! — простонал Завьялов и закачался.

— Борис Михайлович, — Миранда перекинула тело через подлокотник, приблизила лицо к Завьялову, — вся наша группа шла на смерть с открытыми глазами. Мы знали, что после изменения Истории мы, вероятнее всего, перестанем существовать, но — жертвовали.

— Ваша группа? Вас здесь много? — искоса прищурился Завьялов.

— Нет, в этом времени нас только двое. Но там… — Миранда на мгновение задумалась, возможно, прикинула, на сколько стоит откровенничать. Потом, скорее всего, решила: чем больше людей, следуя ее рассказу, сознательно пошли на гибель, тем глубже впечатление. — Чтобы освободить места в ваших телах, нам пришлось нейтрализовать пару путешественников, чья очередь наступала.

— Вы их убили? — удивленно вклинился Завянь.

— Нет, что вы. Мы не монстры, Борис Михайлович. Хотя…, если уж пошла такая игра и эта пара все равно прекратила бы существование, то вполне могли бы. Но мы — не убийцы.

«Врет! — довольно констатировал генерал, поймавший хитрющую диверсантку на несоответствиях. — Брешет шельма! Кешка говорил нам, что в будущем исчезла преступность! Там даже кошелька стащить нельзя, не то что парочку потенциальных путешественников прихлопнуть!»

— Двух путешественников, чье место вне очереди заняли Иннокентий и Жюли устранили мягко: подстроили им небольшую поломку двигателя аэрокара. Супруги застряли на небольшом островке посреди океана. А в ваши тела посылают только путешественников прошедших многократные проверки! Мы ожидали, что тела, просто-напросто, останутся свободными, мы их займем… — Миранда, притворилась смущенной: — Вы бы, Борис Михайлович, даже не почувствовали ничего! Вы просто зашли бы к врачу, показали ему оглохшее ухо, вам бы назначили лечение, вероятно — уложили в стационар… и все! Вы не встретились бы с Зоей Карповой. Не влюбились. История пошла бы другом путем, совершенно незаметно для вас!

— Какое благородство, — пробурчал Завьялов. — Жаль, что Капустины вам подвернулись…

— Еще как жаль! Тур «Завьялов-Карпова» самый дорогой в агентстве! Прежде чем отправиться в вас путешественники проходят множество проверок: на устойчивость психики, на преданность порядку, на искренность желаний…

— Ты бы не прошла такой проверки? — усмехнулся Борис.

— Конечно. Никогда. Мы шли в обход агентства, изготовили собственный телепорт: хроно-установку. Затратили массу усилий! И вдруг… — Миранда трагически сморщилась: — Не понимаю, откуда взялись эти Капустины… Не понимаю! На эти две недели вы и Зоя должны были быть свободны от бета-интеллектов!

Разгорячившись, Миранда откинула, укрывавший ноги плед, встала с кресла и несколько раз прошлась по веранде перед Завьяловым, продолжая бубнить «не понимаю, не понимаю, откуда они взялись?!».

Потом остановилась напротив угрюмо молчаливого Бориса, поглядела на него сверху вниз и, отчего-то смутившись, произнесла:

— Знаете, Борис Михайлович, в будущем существует странная, но получившая множество подтверждений теория о том, что История — вполне живая материя. Мадам История способна сама противостоять агрессии, самостоятельно з а т я г и в а т ь прорехи, образовавшиеся в живой ткани… Она каким-то образом подстраивается, поворачивает самые дикие ситуации неким полезным, лечебным для себя порядком. Самовосстанавливается. И сейчас, пожалуй…, я склонна поверить в эти антинаучные бредни. — Миранда фыркнула. Не слишком уверенно, смущенно. — Раньше я…, да и очень многие из нас…, считали эту теорию околонаучным вымыслом. Фантастикой, растиражированной в форматах. Могли предположить, что мадам История способна нивелировать какие-то небольшие огрехи, постепенно стирать ошибки, сводить на нет оплошности людей…

— Но появление Капустиных заставило тебя всерьез задуматься, — подвел итог Завьялов, когда вконец запутавшаяся диверсантка запнулась.

— Да, — совсем робко, как человек, вплотную подошедший к ВЫСШЕЙ ТАЙНЕ, к сакральному откровению, кивнула Миранда. — Я никак не могу найти объяснения странному появлению в вас именно Капустиных. Жюли…, в нашем времени Жюли довольно известная решительностью и умом особа… Своего рода — знаменитость. Достопримечательность. Не знаю, как бы повернулась ситуация, попади в вас кто-нибудь другой… Слабее головой и нервами.

«Приятно слышать, — серьезно проворчал генерал Потапов. — Давай-ка, Борька, пока Миранда размякла, поспрашивай об их террористической организации. Я не могу представить, чтобы эти деятели не обговорили каналы связи и место встречи на случай сбоя программы выступлений. Кешка говорил о том, что у циклонов существует какой-то срочный эвакопункт, может и у этих типчиков нечто похожее найдется?»

«Лев Константиныч, мы еще не знаем, о чем Миранда с Капустиным договорилась, — напомнил Завьялов. — Вдруг, она все еще думает, что ее приятель-диверсант в моем теле окопался?»

«Ты все-таки попробуй. Пусть они и камикадзе, но связь должны обговорить. Серьезные ребята, не на пикник приехали».

«Лев Константиныч, давай не будем ломать настрой у девочки, — не согласился Борис. — Гляди, как лоб наморщила. Видать, шурупит — а не зря ли они всю эту бодягу затеяли? Может быть — сама дозреет до сотрудничества, а?»

«Решит, что зря погибнет? Да?»

«Угу. Одно дело ради светлого будущего многих поколений голову сложить, другое — остаться в исторических анналах полной идиоткой-камикадзе».

«Разумно. Подождем до разговора с Иннокентием».

Завьялову до ужаса хотелось поговорить с Мирандой о будущем. Задать вопросы, на которые законопослушный Капустин отказался отвечать. Поболтать о своих детях, узнать — чем же они, бедолаги, цивилизацию-то так продвинули?! чем провинились перед поколениями? или — наоборот достойно и оправданно прославились?

Но Миранда так ушла в задумчивость, что вмешиваться Боря не решился. Еще недавно жесткое лицо непримиримой террористки разгладилось, смягчилось. Завянь побоялся неловким разговором вернуть ее к сумасшедшей, огнеупорной решимости — заставить вспыхнуть ненависть!

«Давай-ка, Константиныч, подремлем по очереди. Кто первый будет нашу диверсантку сторожить?»

«Тот у кого звания и опыта побольше», — вздохнул Потапов.

Завьялов уютно устроил под сиденьем теплые обрезанные валенки, запрятал руки в карманы, подбитой мехом куртки, закрыл глаза.

Прежде чем уснуть, подумал, стараясь не облекать мысли в словесную конкретику. Упрятался от генерала, так как Зою вспомнил. Погрустил.

Они попали в дикую и патовую ситуацию. Безвыходную — полностью!

Завянь не мог представить, как он доверит…, уговорит…, заставит! Зою переспать с Капустиным! Как выдержит, не чокнется от ревности?!

А если не заставит… То будущее изменится и он навсегда останется стариком Потаповым…

Жутчайшая перспектива.

Но от самого крошечного намека на постель с Зоей и оформителем у него живот сводило! Зуд появлялся во всех местах. Кулаки сами собой чесались и челюсти трещали. Завьялов начинал — в л ю б л я т ь с я! Он чувствовал, что эта девушка предназначена ему судьбой! Она ему нужна как ни одна другая! Он не позволит, не посмеет, не решится…

Но он — старик. Лев Константинович Потапов. Заслуженный генерал, влюбленный в (местами) собственную бабушку.

Кошмар. Он э т и м и руками не сможет даже дотронуться до Зои!!!

И до бабушки, что немаловажно для Потапова. Так что — двойной кошмар и ужас.

Леля, вроде бы, неравнодушна к бравому разведчику.

Так что…, не просто патовая ситуация. А шах и мат в четыре хода.

2 часть

Лазоревый океан, крики чаек, набегающий прибой.

Босые пятки нежит прогретый белый песок, мягкий словно пыль. Завянь вытянулся в шезлонге, мог бы задремать после сытного завтрака в тени полосатого зонта-навеса, но борется с зевотой — приглядывает.

На отмели играют мальчик и девочка. У девочки мокрые белые кудряшки, смешной сиреневый купальничек в горошек, русоголовый братишка, мелькнув попкой в черных плавках, ныряет с головой, проказничает…

— Ванька! А ну, отдай Марье ее мячик! Твой — синий, вон под пальмой валяется! Сходи, не ленись!

Обычно добродушный послушный мальчуган неожиданно отталкивает сестру! Марья падает в волны, бьет по воде руками, но — слава Господу! — выпрыгивает, отфыркивается! Готова зареветь.

Завянь напрягся, подобрался, сел прямо в провисающем до песка шезлонге. Приложил ко лбу руку козырьком.

В прошлом году близнецам исполнилось по пять лет. За это время не было дня и часа, чтобы отец не всматривался напряженно в близнецов и не искал в них признаки ЧУЖОГО ПРИСУТСТВИЯ. Визита уродов! незваными явившихся всей семьей на чужой праздник. Явившихся с детьми и женами жадно подглядывать за чьим-то счастьем, за радостью, любовью, нежностью!!

П и т а т ь с я, насыщаться чужой жизнью…

…Ваня догнал, укатываемый волной мячик, принес его сестре. Как принято при ссорах, чмокнул в щечку.

Завянь расслабился: обычный день, привычный приступ паранойи.

Циклоны были правы, когда уговорили стереть память беременной Зое.

Она забыла похищение, последующие дни… Ей позволили встретиться с отцом, рассказать ему сказку о героическом спасении, с в о е й внезапной влюбленности в героя…

Остальные переговоры (с полицейскими) провел батенька Максимович, отбрехал от органов дочь и зятя. Не советуясь с Завьяловым, незаметненько подвел к Зое психиатра, тот убедит взволнованного папеньку, что так бывает: психика благотворно отчленяет, растворяет неприятные моменты. Зою больше не тревожили расспросами.

Завьялов оглянулся: от домика-бунгало, через пляж шла е г о ж е н а.

Она предпочитала курорты, максимально освобожденные от шумных соотечественников. Спасалась от назойливости. Внимания и взглядов, фотографий, сделанных тайком.

Наивная. Такая красоты везде влечет внимание как шлейф.

Женщина ревниво поджимают губы, мужчины втягивают животы (мускулистые играют бицепсами). Зоя, плавно покачивая бедрами, обмотанными ярким парео, идет через пляж к с е м ь е…

Подходит к мужу, — Борис замечает, что брови супруги нахмурены, — обойдя шезлонг, кладет невесомые нежные руки на его горячие от солнца плечи, наклоняется и шепчет:

— Милый…, мне нужно к врачу… Ты присмотришь за детьми?

— Что-то случилось? — Борис встревожено привстает, вглядывается в любимое лицо…

— Не понимаю, — морщиться жена. — Правое ухо почему-то перестало слышать, я договорилась на рецепшене, меня в больницу отвезут…

Завянь кричит. Страшно, жутко, дико!..

«Ты чо орешь, как оглашенный?» — недовольное бурчание Потапова вливается в кошмар ушатом ледяной воды.

Завьялов открыл глаза…

Гостиная генеральского дома. Он сидит в кресле, укрытый пледом. Напротив большое окно, за которым уже солнце встало: празднично раззолотило осенние березы, на влажных еловых ветках лучи играют крупными, сверкающими мазками.

«Кошмар, — бормочет Боря. — Фу! Константиныч, мне такой кошмарный сон приснился!»

«Да видел я твой сон, — Борису почудился зевок в генеральском тоне. — Море, пляж, детишки…»

«Зоя с циклопом, — добавляет Завянь и трясет головой: — Присниться же такая убедительная хрень! Приснилось, будто Зоя, совсем как я, оглохла на одно ухо, ей память стерли. С моего же разрешения, причем…»

«Да видел я все, Боря, видел. У нас мозг один на двоих. И сны одни и те же».

Несколько минут Завьялов приходил в себя. На раскладушке безмятежно посапывал стилист Капустин (в его теле). Зоя (с террористкой внутри) тоже спать изволила. В комнате не было только собачонки.

«Лев Константиныч, мы давно в гостиную с веранды перешли?» — спросил Потапова.

«Угу, — бормочет генерал, — давненько. Ты таким вымотанным был, что даже не проснулся».

«А почему ты меня не разбудил, не попросил сменить на карауле!»

«Дак у Капустиных к тому времени уже «перемотка» закончилась, — снова словно бы зевнул Потапов. — Кеша тут приглядывал».

Завьялов поглядел на вовсю дрыхнущего Иннокентия, и неожиданно подумал, что ему б он присматривать за своими близнецами в жизни не доверил бы!

Как оказалось, подумал весьма внятно, так как внутри ухмыльнулся генерал:

«Не кати баллон на Кешку. Он пост Жюли передал».

«И где она?! Жюли-Жози?!»

Лев Константинович перевел взгляд альфа-интеллекта на открытую настежь кабинетную дверь. Оттуда доносилось какое-то негромкое цоканье-постукивание.

Завьялов тяжело поднял тело, закостеневшее от спячки в кресле, подошел к раскрытой двери, заглянул в уставленную книжными шкафами смежную комнату…

Увидел фантастически запредельную, выносящую мозг картину: на письменном столе, перед включенным монитором сидит собака, приодетая в обрезанный шерстяной рукав, и бодро стучит лапой по компьютерной клавиатуре. На собаку падает солнце, просвечивает розовые ушки с пучками волос, ушки направлены на звук в сторону двери, но собака не отвлекается от монитора, так как — р а б о т а е т.

«Улёт, — бормочет Боря и спрашивает генерала: — И давно собачка по «клаве» тарабанит?»

«Минут сорок», — отвечает Лев Константинович.

Пока два интеллекта будили мужа Капустина, Жюли продолжала стучать когтями по клавиатуре: сосредоточенно, не отвлекаясь, исследовала Интернетные страницы. Мужики согрели воду, заварили кофе, колбасы для завтрака нарезали — фантастически самостоятельная собачонка все это время лупила лапами по кнопочкам. Только ушками тихонько прядала, когда два тела (три интеллекта), усевшись на диванчик кофе с бутербродами насыщаться, делились информацией.

Вначале Иннокентий поведал о том, как сложилась его беседа на интерлингве с террористкой.

— Борис Михайлович, Лев Константинович, — вздохнул стилист, — достаточно продвинуться, увы, не удалось. Миранда позвала меня по имени — «Платон». Так я думаю зовут исчезнувшего террориста… Сказала «Платон, ты здесь?» Я ответил: «Здесь». Изобразил, что трудно говорить, мол, альфа спит не крепко, я боюсь его совсем растревожить разговором… Миранда начала требовать исполнения какого-то давнего обещания.

— Конкретно, — по просьбе генерала произнес Завьялов. — Конкретно и дословно, что она сказала.

Иннокентий нахмурился, припомнил, выдал слово в слово:

— «Вы мне обещали… Я должна с ним встретиться. Если я не встречусь…, пеняйте на себя, у меня своя задача, мы договаривались, что Руслан подохнет…, вы мне в этом поможете». Миранда трясла меня за грудь и требовала: «Он должен сдохнуть!» У нее личная вендетта с каким-то Русланом, Борис Михайлович, Лев Константинович.

«Поня-а-атно, — протянул Завьялов. — Догадываешься, Константиныч, зачем она сюда нагрянула?»

«Она решила бывшего мужа здесь прихлопнуть, — мрачно подтвердил генерал. — Отомстить по полной. Дома этого у нее никак не получилось бы, решила здесь достать».

«Н-да-а-а, — опечалился Завянь. — Все о каких-то идеалах толковала…, а на самом деле — захотела с мужем посчитаться… Любыми способами. Интересно. А о том, что вся мировая история измениться и сын Адам тоже перестанет существовать, она уже не беспокоиться, а?»

«Боря, к огромному сожалению, нам подвалило счастье наткнуться на абсолютно съехавшую стерву. У нее мозги набекрень, она все материнские инстинкты забила идеологией — пусть сын погибнет, но я участвую в священной битве. Радею ради поколений. Нашла дура оправдание!»

«Кто ищет, тот всегда находит, — банально припечатал Боря. — Интересно еще вот что. Почему она уверена, что как только хроно-департамент забьет тревогу, сюда отправят именно Руслана?»

«Откуда мне знать, Борис. Откуда-то пронюхала. Может быть, ее муж-карьерист отвечает за этот сектор? Имя-то у него исконно русское. Так почему бы Руслану не стать бригадиром у циклонов, работающих по Москве?»

«Пожалуй, — согласился Боря. — Что будем делать? Миранда вот-вот проснется…»

«Спроси Капустина, почему он и Жюли вне очереди путешествовать поехали? Мне кажется, это может быть важным».

Пока два интеллекта переговаривались в одном мозгу, Капустин, дабы даром времени не тратить беседовал с женой через компьютер. Едва Борис привлек его внимание вопросом, разволновался, замахал руками, поведал историю их злосчастного проникновения.

Получалось так. Жюли и Иннокентий пришли в агентство интеллектуальных путешествий. Зарезервировали тур «Завьялов-Карпова». И сразу же, как принято — прошли аппаратную оценку психики и помыслов, поскольку без данного телепатического исследования их даже на очередь не поставили бы. Завьялов и Карпова — хроно-личности. Для путешествий в их тела необходима качественная проверка искренности и незлобивости помышлений, законопослушания.

Как только вышли из кабинета психологической оценки, к ним подскочила девушка тур-оператор и бодро предложила отправиться вне очереди, так как пара, зарезервировавшая данный тур на этот день, почему-то — не явилась.

Жюли мгновенно согласилась. Средств на ее кредитной карте, естественно, хватило для оплаты. ПОЕХАЛИ.

— Кеш, — задумчиво проговорил Завьялов, — а если бы вы не пришли в агентство, если бы Жюли не была такой богачкой…, кто-то другой смог бы п о е х а т ь точно так же вне расписания?

Стилист секундочку подумал и пожал плечами:

— Не знаю. Не уверен. Я и Жюли уже путешествовали в Россию, знали язык и реалии… Нас не требовалось дополнительно подготавливать… Все сложилось крайне удачно для агентства.

— Для агентства? Ты хочешь сказать, что деньги в этой ситуации имели весомое значение?

— Угу, — кивнул Капустин и стыдливо поморщился. — Деньги и в наше время имеют весомое значение, Борис Михайлович. Агентство не могло допустить, чтобы самый дорогой из туров бестолку п р о с т а и в а л…

«Во гады! — припечатал генерал. — Бабки косят за наш счет, не морщатся!»

«В чем-то Миранда была права, — грустно проговорил Завьялов. — Мироустройство там у них беспечное и гаденькое… Жадное и гнусно упорядоченное. Расчетливое. Но главное в другом: Миранда снова оказалась права — мадам История хранит себя от лишних треволнений. Ты не находишь, Константиныч, что больно уж вовремя Жюли и Иннокентий нарисовались в том агентстве?.. Как будто НЕСЛУЧАЙНО».

Лев Константинович не стал ничего добавлять, пожалуй, Борис сам на свой вопрос ответил. Завьялов обратился к Иннокентию, наблюдавшему за шустро появляющимися на мониторе французскими письменами:

— Кеш, Жюли что-то выяснила через Интернет? Нашла в нашем времени других вероятных носителей?

— Нашла, — кивнул стилист. — Двоих в Италии. Но тут, как говориться — фифти-фифти: тур в одну модельку и итальянского олигарха не слишком популярен. Конкретно в данный временной виток в телах может и не оказаться путешественников, так что — зря проедемся до Рима. Предпочтительнее в Голливуд смотаться. Там постоянно кто-то обретается, сейчас — аж целых трое может быть! Причем в одном актере кто-то будет — обязательно! Если мы…

— Забудь, — мрачно оборвал Завьялов. — Без визы в штаты не прорваться.

Капустин прикусил язык. По всей видимости, он все никак не мог грамотно заценить местную визовую обстановку. Жюли покосилась на мужа весьма скептически и тихо тявкнула. В собачку занесло разумную особу с превосходной памятью.

— А если мы попробуем связаться с Зоиным папой? — несмело предложил стилист. — У Павла Максимовича такие связи, что…

— Забудь, — повторил Завьялов. — В штаты путь — закрыт. В России можно кого-нибудь найти?

— Жюли сказала — только су…

Не договорив, Капустин замер с полуоткрытым ртом на полуслове: по дому, колоколом «громкого боя» разносился звонок от входных ворот на территорию участка!

— Кто это? — помертвело выговорил Кеша и немножечко присел.

Потапов не ответил. В генеральской голове стремительно забегали мысли.

И толи потому, что Лев Константинович уже привык внутренне общаться с «пришельцем» Завьяловым, толи Боря насобачился лихо считывать обрывки мыслей — понял Завянь достаточно. Константинович молниеносно прокачивал ситуацию:

«Ромка и Нонна узнали Зою или Борю — «сдали»… Если за воротами спецназ — отстреливаться глупо да и не к чему… Предположим, что с ОМОНОМ Зоин папка прибыл, девочка нас отстоит… Наверное… Так что лучше сразу открывать… Полезут сами — наваляют…»

Лев Константинович приказал вслух:

— Капустины, берите Зою, прячьтесь в кабинете! — и, резко встав с дивана, пошел в прихожую к домофону.

Камеры наблюдения над генеральскими воротами не было, увидеть, кто нагрянул в гости — невозможно. Лев Константинович нажал на кнопочку и хриплым, «заспанным» голосом проговорил:

— Кто там?

— Лев Константинович! — раздался из динамика глуховатый мужской баритон. — Откройте, пожалуйста, это Вершинин! Ваш участковый!

Перед мысленным взором Бориса возник образ высокого, добродушного мужика с бочкообразной грудью и странно короткими руками-ногами. Участкового уполномоченного капитана Олега Семеновича Потапов знал преотлично. Старый генеральский дом не попадал в охраняемый периметр поселка, где расселились нувориши, стоял, так сказать, немного на отшибе, на задворках. Случалось — дачные воришки навешали: пошаливали здесь. Общительный участковый регулярно проводил предупредительно осветительные беседы с населением, на чаи да сахары заглядывал. Мог и наливочки отведать, до поздней ночи задержаться с одиноко проживающим стариком.

«С Олегом могут зайти омоновцы…», — мрачно пробурчал Потапов и погнал мысли такой скороговоркой, что Завьялов успевал только фон прочитывать. Предположения мелькали в сумасшедшем вихре, Борис вычленял образы-видения: Зою и Капустиных перекидывают через забор на соседний, нежилой участок… прячут в подполе, в гараже, на чердаке…

«Все бесполезно!»

Генерал успел подумать и о том, что глупо изображать перед капитаном «женщину из душа», пищать, что не одет и голову только-только шампунем намылил… Все чепуха — давно знакомы! оба мужики! какие уж тут неловкости — открывай ворота, запускай приятеля!

Дальше медлить невозможно, решил Лев Константинович, если все равно попались — деваться уже некуда! Нажал на кнопочку, сказал:

— Входи, Олег Семенович.

И вынув из-за пояса пистолет, припрятал его на верхней полочке вешалки под ворохом шарфов и шапок. Рука при этом совершенно не дрожала.

«Ныряй поглубже, Боря, — приказал Завьялову. — Как бы ни повернулось, главный сейчас — я. У меня опыт. Чины. Медали-ордена». И вышел на крыльцо.

От ворот, по заросшей тонкой смелой травкой плиточной дорожке шагали двое: капитан Вершинин при полной полицейской форме и невысокий сухопарый гражданин с пухлой кожаной папочкой подмышкой. Облик у гражданина был насквозь казенный, ментовской. Но по большому счету — не опасный. Мужик шагал за участковым с видом человека, исполняющего некую повинность. ОМОН за ним не прятался, бронированный парни не шли на штурм генеральского дома; два интеллекта подумали практически одно и тоже: «Пожалуй, пронесла нелегкая… На этот раз».

Олег Семенович прошагал до крыльца. Остановился у первой ступеньки и стеснительно, странно смущаясь, поглядел на генерала:

— Здравствуйте, Лев Константинович.

— Здравия желаю, Олег Семеныч. Поглядел на мнущегося капитана, нахмурился, удивляясь его чудному поведению: — Зачем пожаловали? Что-то случилось?

— Случилось, — вздохнул Вершинин и снял фуражку: — Плохую весть я принес в ваш дом, Лев Константинович… — Капитан повернулся к казенному мужику, представил его: — Со мной товарищ майор…, Валентин Михайлович… Из города приехал.

Понимая, что участковый подготавливает его к какому-то тяжелому известию, генерал нащупал левой рукой перила, правой помассировал грудину (пожалуй, рефлекторно, хотя Завянь почувствовал, как гулко, сильно заколотилось пенсионерское сердце). Пересохшее горло сжал спазм гортани.

— Беда случилась, Лев Константинович, — на тяжком вздохе, произнес Вершинин, по скрипучим ступеням медленно поднялся к хозяину дома, — беда. Вы сядьте, Лев Константинович. Сядьте в кресло. Выслушайте… Рому, внука вашего, и жену его…, того… — у б и л и.

Потапов удержался на ногах. Побелевшие пальцы впились в дерево перил, голова закружилась… «Ромка… Ромка? Ромка?!?!» В голове замелькали образы: маленький Роман в прогулочной коляске — два передних зубика смешно, по заячьи, торчат из улыбающегося рта… кроха в белой панамке топает по дорожке на косолапых ножках… Под старой яблоней большой таз с водой, где желтая пластмассовая уточка ныряет, самодельный кораблик с бумажным парусом — перевернулся…, Ромка шлепает ладошками по воде — хохочет! брызги во все стороны!..

— С вами все в порядке, Лев Константинович? — Понимая, что старик впадает в воспоминания, как в ступор, Вершинин говорил не останавливаясь, позволял словам цепляться якорями за сознание. Тормошил и будоражил. — Соседка ваша, по городской квартире…, знала только в каком поселке вы живете… Валентин Семенович со мной связался, я его сюда привел…

Лев Константинович заколыхался… Городской майор взошел на крыльцо, остановился напротив Потапова: тяжела обязанность приносить дурные вести родственникам. Майор кривил лицо, пока молчал, давая возможность старому знакомцу генерала капитану Вершинину разговор вести.

— Может быть, в дом пойдем? — предупредительно придерживая Константиновича за локоть, предложил участковый. — У вас лекарства есть? Или может быть скорую помощь вызвать?

— Не надо, — глухо выговорил генерал и отстранил руку помощи. — Со мною все в порядке.

Развернувшись, только что не со скрипом, как деревянный манекен, Лев Константинович пошел в гостиную. Завьялов очень удивился: у старика хватило сил, чтобы сказать ему: «Идем в комнату. Капустины и Зоя должны слышать, что гости не по их душу заявились. Надо чтобы успокоились…»

Потрясающий пример самообладания, подумал Борис. Снимаю шляпу, Константиныч…

Майор и капитан зашли вслед за хозяином, остановились за порогом комнаты — Вершинин смущенно крутил в руках фуражку, майор тугую папочку вертел…

— Нонну и Рому убили — дома? — словно из глубины колодца, глухо, гулко, проговорил Потапов.

— Нет, — ответил Валентин Семенович. — Роман и Нонна поехали в больницу…, у вашего внука челюсть сломана, Лев Константинович… Там их и в с т р е т и л и… В больничном сквере. — Майор помолчал. Убедился, что пожилой вояка в адеквате, в обморок не собирается, продолжил: — Четыре выстрела в упор.

— Два — контрольных? — мрачно произнес Лев Константинович.

— Да, — подтвердил майор. — На ограбление не похоже, работал профессионал: оружие оставил на месте. Больничные камеры наблюдения зафиксировали старый «мерс», два часа назад его нашли сожженным в промзоне неподалеку от больницы. Машина была угнана буквально перед самым убийством.

Лев Константинович сел в кресло, крепко схватился за подлокотники…

Так и застыл. С вывернутыми назад локтями.

— Лев Константинович, может быть вам чего-нибудь накапать? — участливо спросил Вершинин. — От сердца там, от нервов…

— Не надо, Олег. Спасибо. — Генерал посмотрел на столичного полицейского. — Мобильные телефоны внука и Нонны — остались при них?

— Им все оставили, — кивнул майор. — Мы сейчас работаем по последним звонкам.

— Я хотел бы знать, кому перед смертью звонили внук и невестка, — мрачно, многообещающе произнес контрразведчик. — Вы сообщите мне о результатах вашей проверки, Валентин Семенович?

Майор подумал несколько секунд — он уже знал, к т о перед ним сидит с лицом каменного Командора, — кивнул:

— Сообщу. Лев Константинович, соседка по вашей городской квартире сказала, что родители Романа живут и работают за границей?

— Да.

— Вы с Ромой поддерживали тесные отношения? Знаете, с кем конфликтовал ваш внук?

«Знаю, — грустно, внутренне усмехнулся генерал Потапов. — Только это вам вряд ли поможет, майор. Поскольку это не конфликт, а — глупость. Глупость человеческая, жадность. — И уже четко для Завьялова, воскликнул: — Эх! Надо была предупредить пустомелю, чтоб не совался к Ковалеву!! Чтобы из города слиняли! Оба!»

Но вслух сказал совсем обратное:

— Не знаю я, майор. Мы живем… Мы жили врозь. Но…, челюсть — я вчера Роману свернул.

«Лев Константиныч!! — заорал внутри Завьялов. — Ты что — с ума сошел?!»

«Заткнись, Борис. Нонна здесь вчера орала, соседи могли машину видеть. Наврем в малом, не поверят в большем. Ты не знаешь, как современная криминалистика работает — следы моего ДНК остались на Роминой челюсти».

— Вы? — удивленно задрал брови Валентин Семенович. — За что?

— Да было дело, — вздохнул генерал. — С е м е й н о е.

— Позвольте мне решать, Лев Константинович, — нахмурился сыщик, — что здесь — семейное дело, а что нет. Ответьте, за что вы ударили внука?

Генерал отлепил пальцы от подлокотников, свесил руки между колен, разглядывая отбитые, содранные костяшки правой руки, сгорбился:

— Роман приехал меня уговаривать продать этот участок. Я не согласился.

— И сразу в челюсть? — недоверчиво прищурился майор.

— Ну почему же сразу… Вначале п о т о л к о в а л и.

— Но все же. Били-то, зачем?

— А достали они меня, майор, — грустно усмехнулся Константиныч и провел ребром ладони по кадыку: — Во как достали! «Продавай, да продавай!» Я не выдержал…, ну и послал по матушке…

Майор и участковый переглянулись, Вершинин на секунду смежил веки, кивнул: мол, подтверждаю, досаждали старику. Сосед наследников науськивал. Выглядел Олег Семенович при этом весьма сочувственным. За старого приятеля стоял. Но тертого московского сыщика, тем не менее, не сбил с настроя:

— Лев Константинович, — внимательно разглядывая отставного контрразведчика, сказал майор, — а вы после отъезда внука, никуда не отлучались? Дома были?

— Да, — скупо подтвердил Потапов.

— Один?

— Как видишь, — генерал развел руками, оглядел просторную единоличную берлогу, — один век коротаю.

Участковый неловко крякнул, поскреб в затылке, буркнул:

— Ты, Валентин Семенович, не того…, не туда шагаешь. Лев Константинович человек заслуженный…

— У вас есть личное оружие? — не обращая внимания на Вершинина, проговорил майор.

«Оп-паньки!» — внутренне охнул Борис. А генерал невозмутимо кивнул:

— Есть. Наградной ТТ. Достать? — и усмехнулся: — Оружие, вы говорите, на месте преступления оставили?

— Валентин Семенович! — гневно, не выдержав столичного напора, воскликнул капитан. — Рома — в н у к Льва Константиновича! Подумайте, что говорите!

И сыщик неожиданно сдался. Задумчиво поиграл бровями, достал из кармана визитку и положил ее на стол:

— Не буду сейчас, Лев Константинович, вас лишними расспросами и канцелярщиной утомлять. Как только оправитесь, зайдите, пожалуйста, в прокуратуру…, вот все мои координаты. Я, по сути дела, только за одним приехал — узнать, вы сами сообщите родственникам о гибели родных или мне это за вас сделать?

— Я сообщу, — опустил голову генерал. — Когда можно забрать тела для похорон?

— Они сейчас в судебном морге, — вздохнул майор. — Как только завершат все необходимые, мгм, процедуры — вас известят. Звоните не раньше вторника. Там сейчас столько…

Валентин Семенович не договорил, махнул рукой, и так и не присев, пошел на выход.

— Лев Константинович, — склонился над Потаповым участковый, — вы как? Может мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?

— Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только…

— Знаю, знаю. Вы если что — звоните! Прибегу.

— Спасибо, друг.

Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.

Зоя шла сама, циклопша тоже хотела видеть все ее глазами: Миранда, наконец-то, присутствовала там, куда ее не допускали! Не разрешали женщине с нестабильной психикой и оппозиционными настроениями путешествовать (хотя бы туристкой!) в чужие тела. Поставили на ней тавро запрета.

Теперь ее мечта — сбылась! Она здесь, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями…

Завьялову было гадко видеть столь откровенную жадность до впечатлений. Он сидел внутри генерала молчаливым, сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить: утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.

Да и что тут скажешь?! «Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был»?! Или наврать: «Ох-ох-ох, какого парня потеряли!»?!

Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким мальчонкой его и представлял! О мужике с одутловатым, потасканным лицом — не вспомнил даже на секунду.

К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.

На белом Кешином лице отчетливо выпучились глаза. Моргнули — жена совсем в собаку превращается!

Зоя, став совсем собой, забила Миранду внутрь, с закушенной губой и смягчившимся лицом, подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала. Негромко выговорила:

— Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили — и з — з а н а с?

— Ну что ты, Зоенька, — печально усмехаясь, распрямился генерал. — Ромка сам во всем виноват.

Скупо, максимально сжато, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:

— Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но… мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.

Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.

В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном — отбыл. Лев Константинович вернулся в кресло. Поглядел на общество сурово, стойко, ждуще.

— Вы знаете, кто убил ваших родных? — отважилась на вопрос Зоя.

— Знаю, — кивнул Потапов.

— Почему вы сказали об этом полицейским?

Генерал пожал плечами:

— Роману и Ноне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу — нет времени, я вам сейчас нужнее.

— Но почему?! Вы же знаете убийцу!

— Не убийцу, а заказчика, — покачал головой Потапов. — И это есть большая, недоказуемая разница.

«Лев Константиныч, — впервые вступил в разговор Завьялов, — а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?»

«Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло… Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит — Нонка расстаралась… Растрещалась дура заполошная. Чего уж там она заказчику моего эпистолярного творчества наплела — одному богу известно! Могла наврать, что я из Ромки признание выбил — доказательства, так сказать, на лице. Могла насочинять, что я сам обо всем догадался, и Коваля вычислил…»

«Они что — такие реальные дуболомы?! — искренне удивился Завьялов. — Не понимали, что при любых заказах убирают — связующее звено?!»

«Они, Борис, не знали, на сколько все серьезно. Думали — увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит… А там все, Боренька, — всерьез. Без дураков. Хотя…, я по правде говоря, не все в воспоминания включил… Думал еще только — писать или пусть живет спокойно гнида…»

«А что там было, Лев Константинович? То есть — будет или есть».

«Да так…, - привычно вильнул матерый контрразведчик. — Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции… Я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил».

«На Великой Отечественной?»

«Воин, Боря, и потом хватало, — ушел от конкретного ответа генерал. — Я позже с материалами, бог даст, поработаю, покумекаю — что можно освещать, а чему еще время не пришло».

Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь — наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик… Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы…

Но это прошлое. Оно проскочило, промелькнуло, почти не затрагивая сердца. Завьялова больше тревожила, то и дело появляющаяся картина знакомого оружейного ящика. Того самого, откуда они позавчерашней ночью пистолет достали…

Помимо наградного ТТ в железной коробке хранились: пожившая двустволка с потертым прикладом и современная охотничья винтовка с оптическим прицелом. Боезапас в нераспечатанных картонных упаковках.

Завянь хотелось крикнуть генералу: «Не думай, дед, не думай! Оставь в покое винтовку с оптикой, забудь о мести, Ромка сам нарвался!» Но он молчал. Думы генерала были сокровенными, глубоко личными, не п о в е р х н о с т н ы м и.

Борис проявил тактичность. Решил, что генерал сам справиться с желанием — прикончить негодяя Коваля собственными руками. Остынет понемногу. Глупо тратить остаток жизни на свары, месть и тюрьмы…

Напротив генерала стояла невероятная компания с растерянными лицами (и одной мордочкой), в глазах у Зои блестели слезы. Лев Константинович скривился, потер скулу:

— Мне надо позвонить дочери, сообщить…, - проговорил Потапов и, встав, прошел в кабинет к домашнему телефону.

Завьялов деликатно спрятался внутри чужой души, представил как будто уши затыкает и зажмуривается.

И действительно — о г л о х, как по приказу. Ни слова не услышал из разговора Константиныча с родственниками. Чувствовал лишь, как сумасшедше ч у ж о е сердце колотится, подрагивают руки. И очень, очень хочется курить!

«Открыв глаза» увидел, что Лев Константинович стоит напротив зеркала: невесело помолодевшее лицо разглядывает. «Что, Борька. Удивится Танечка, когда отца таким увидит?»…

Генерал уже почти отошел от опасного для двух разбалансированных интеллектов зеркала, один последний, мельком, взгляд на его поверхность бросил…

И тут же упал на пол, закатился под письменный стол!

Завянь только успел удивиться — чего это на лбу пенсионерского лица появилась крошечная красная точечка? — а генерал, еще даже на пол не упав, уже орал:

— Кеша!! Зоя!! отходите от окон, прячьтесь по углам!! Нас обстреливают!!

В крик вмешался звон разбитого стекла: в окне появилась небольшая аккуратная дырочка в окружении тонюсеньких трещинок. В стене напротив окна возникло жутковатое пулевое отверстие…

Лев Константинович, скорчившись под столешницей, поскреб ногами, чуть выдвинулся наружу, протянул невидимую нить от дырки в стекле до отметины в стене. Мгновенно прикинул направление полета пули…

И начал действовать.

Завянь почувствовал себя горошиной в огромной трясущейся погремушке! Бывший партизан перекатился по полу веретеном, добрался до двери, на корточках выскочил в гостиную, присел:

— Все в порядке? — спросил ошалевших гостей, наверняка услышавших и звон разбитого стекла и мягкий, чмокающий шлепок пули о стену. — Замрите и не шевелитесь. Я быстро.

Придерживаясь мебельных укрытий, Лев Константинович в два огромных, совсем тигриных прыжка добрался до прихожей! Там встал во весь рост, взял с полки, упрятанный шарфами пистолет: «Замри, Борька. Тебя тоже, типа — нет». Побежал на кухню, где одним сильным рывком открыл окно и ловко выкатился наружу.

Завянь уже казался себе на американских горках! Сидел, виртуально вцепившись в поручни кресла-кабинки, чувствовал, как от перепадов высоты и генеральской прыти — дух захватывает!

Немного затошнило. Завянь понадеялся, что это тоже — виртуальное впечатление, навеянное страхом и скоростью передвижений. Лев Константинович, на мягких тигриных лапах скакал к забору, разделяющему его участок с нежилым соседским. Попутно, скорее по образовавшейся привычке, с Борисом разговаривал:

«Тут бабушка одна недавно померла, — сказал, перепрыгивая высоченный, более чем двухметровый забор (Завянь отметил, что надо бы взять на вооружение подобную технику преодоления препятствий), — родня все никак наследство не поделит, дом заброшен…»

Генерал пружинисто приземлился между смородиновых кустов, согнулся, побежал к воротам через сухие заросли разросшегося чертополоха, к заржавелой полоске внутренней щеколды.

Перенервничавший Завьялов отважился задать вопрос:

«Лев Константиныч, мы куда бежим-то?!»

«К елке, Боря, к елке, — с поразительной, отрешенной невозмутимостью сообщил разведчик. — Я видишь ли, Бориска, чисто машинально господствующие высоты отмечаю, определяю вероятные снайперские лежки… — Лев Константинович потянул за щеколду, открыл в непроницаемых, глухих воротах крохотную щелку, вылез, п р о с о ч и л с я на улицу. — Копаюсь, понимаешь ли, в огороде, — продолжил чуть пыхтя, — гляжу: ага, а вон на той высокой елочке удобное местечко есть… Березки-то тоненькие, веточки у них прозрачные… Старая высокая елка, Боря, единственное место, откуда мог вестись обстрел по кабинету либо гостиной».

Лев Константинович одним прыжком преодолел открытый участок от ворот до зарослей деревьев. Прижался к раскоряченному березовому стволу… осторожно выглянул…

Теперь Завьялов чувствовал себя участником киношного боевика. Переходя от ствола к стволу, то пригибаясь, то распрямляясь, то притворяясь деревом, разведчик шел к намеченной цели: высоченному огромному пятну густой разлапистой ели, хорошо заметной в прозрачном осеннем березняке.

До елки оставалось не более семи метров… Потапов распрямился, вышел прямо к лапам, совершенно не таясь.

«Опоздали мы, Бориска, — сказал, присаживаясь на корточки, трогая след от ботинка на влажной земле под могучими нижними лапами. Отпечаток получился таким четким, словно человек с верхушки приземлялся. — Ушел наш снайпер, Боря. — Лев Константинович подобрал с земли колючую веточку. Понюхал обломанный конец, пальцем по нему провел… — А он, пожалуй, здесь с раннего утра сидел, — сказал задумчиво. — Если не с ночи… И внезапно усмехнулся: — Никогда не думал, что отказ от курения реально жизнь удлиняет…»

«В смысле?» — уточнил Борис.

«Эх, новобранец-баранья-голова, — хмыкнул генерал. — Ты разве не заметил, что мы сегодня ни разу на крыльцо не сбегали?.. Твое влияние, Бориска, начинает благотворно сказываться — я сегодня еще ни одной папироски не выкурил. А если б выкурил… Беседовали бы мы с тобой, Борька, уже на небесах. Так-то вот».

«Да ну?!» — от представленной заоблачной беседы, Завянь мороз продрал по коже.

«Точно, точно, — оглядывая подступы к дереву, разглаживая примятые травинки, подтвердил Потапов. — Эта лежка точнехонько на двор выходит. Если бы я покурить вышел или в огород… Ох, — генерал распрямился, прищурился в березняк, доходящий до автострады, вздохнул всей грудью: — А к окну гостиной я подошел только один раз. Но в тот момент от забора полицейская машина отъезжала, о н — не решился выстрелить».

«Так ты и на крыльцо выходил, — напомнил Боря. — Когда ментов встречал».

«То-то и оно, что — ментов, один из которых в форме был, встречать ходил. Киллер же не дурак, Бориска, чтоб при таких свидетелях обстрел открыть».

Генерал обошел дерево кругом, подобрал какой-то окурок, помял его в руках и выбросил: «Размок совсем, давно лежит, значит — чужой. — Постоял немного, всматриваясь вдаль, продолжил: — А киллер, Боря, пуганый, ученый. Знал — на к о г о оправили. Иначе — не ушел бы».

Лев Константинович отряхнул руки, обтер их о бедра и зашагал обратно, полный мрачных дум.

«Лев Константинович, это твой Коваль снайпера сюда отправил?»

«Он сука, — хмуро подтвердил Потапов. — Решил сыграть на опережение. Ударил первым, чтоб наверняка».

«Он…, прости, Лев Константиныч, знал, что ты…, - Борис замялся, не зная как сказать о том, что мысли п о д с м о т р е л, — что ты все так просто, без последствий не оставишь?»

Разведчик хмыкнул:

«Знал, конечно, сука. Потому и снайпера сюда отправил». — Генерал быстро пересек дорогу, дошел до своих ворот и, резко обернувшись, поглядел на лес: просвеченный солнцем березняк мирно покачивал заголившимися ветками.

«Лев Константиныч, объясни. Почему стрелок вообще решился пальбу открыть? К тебе полицейские приходили, ты уже мог рассказать о том, что Роман пытался выкрасть у тебя мемуары по приказу Ковалева… Он себя этим еще больше подставил!»

«Полицейские слишком быстро ушли, Борис, — ответил генерал. — Если бы я начал выдавать серьезную информацию, они бы задержались. Запротоколировали показания. А Дмитрий Федорович шельма — умная. В один момент все просчитал и понял — я сам решил его достать. Без всяких полицейских. Лично».

«А ты… — решил?»

На этот, четко поставленный вопрос, Потапов не ответил. Заговорил, продолжая начатое:

«Но могло быть и так. Снайпер получил задание. Не стал звонить заказчику о появлении рядом с объектом полицейских, выстрелил при первой же представившейся возможности…»

«А то, что в доме людей полно — его не волновало?»

«Боря, — усмехнулся контрразведчик, — полный дом каких-то там людей — полнейшая туфта. Если бы меня убрали, в дом можно было б заходить, как в общественную баню».

«Это почему еще?» — слегка обиделся Завьялов, считающий свою фигуру весьма представительной по виду.

«Вот эти вот «простецкие» ворота, Боря, — Потапов значительно постучал по металлической двери, — откроет только медвежатник. И то — не всякий. Ты думаешь, я случайно на этот гвоздик дважды нажимаю, а?.. Тут сигнализация, Бориска. Моими собственными руками обустроенная. Если дом поставлен на защиту, сюда ни одна зараза не проникнет. Двери разблокированы только если я дома нахожусь».

«Получается, Лев Константинович…, ты давно к подобному повороту был готов?»

«Нет. Дачные воры с бомжами достали. От них оборонялся».

«Дай бог здоровья этим лиходеям!»

Борис представил как компания, в полной растерянности стоит над мертвым генеральским телом и глазом не ведет в сторону забора, через который прыгают убийцы…

Иннокентий, Зоя и собака…

Черт! их реально уложили бы всех до одного! Просто на всякий случай, ради перестраховки, вдруг генерал поведал что-то своим гостям о личности заказчика убийства родственников!

Вероятно, эта картина была представлена Борисом — красочно, в подробностях, Лев Константинович утешил:

«Не куксись, друг. Теперь я суку Коваля первым уработаю. Он выбора мне не оставил. Тут: кто кого, он от нас уже не отцепится. Умный очень».

«Лев Константинович! Давай уедем с дачи, остановимся у кого-нибудь из моих друзей!»

«Коваль этого и ждет, Бориска. Его люди, я уверен, уже на выезде из поселка обосновались. Я их за собой уведу, ребята пока здесь отсидятся».

Борис не знал, что ответить — Константиныч в сих вопросах шурупит лучше, — генерал решительно шагал через участок к крыльцу.

Едва войдя в дом и кивнув гостям «все в порядке, братцы, вылезайте из углов, опасность миновала», генерал на несколько минут сел перед компьютером. Быстро внес поправки в текст, перенес мемуары на флешку и, показав ее Капустиным и Зое, сказал:

— Здесь информация, за которой охотится Дмитрий Федорович Ковалев. И, возможно, его старший сын Михаил Федорович Ковалев. Так как из Димы уже песок должен сыпаться, все мог замутить его сынок. Они с папашкой — зря наполучавшем ордена — работали в одной структуре и сейчас рука об руку ходят. — Лев Константинович подержал флешку в руках, стиснул крепко-крепко: — Это — ваша страховка, братцы. Простите, что я вас втянул… Попали вы из-за меня. Попали — крепко. Флешка будет храниться в футляре, сделанном из бревна. Бревно — третье снизу в поленнице у бани. Запомнили?

Людские головы кивнули, Жюли запрыгала вокруг мужа, затявкала, пытаясь привлечь к себе внимание… Разволновалась что-то слишком.

Лев Константинович еще раз кивнул, прося прощение за опасную ситуацию, возникшую из-за его эпистолярных разборок, и пошел к оружейному ящику, готовить к сучьему отстрелу винтовку с оптикой.

Через какое-то время за его спиной возникла Зоя. Замерла, наблюдая за уверенными движениями генеральских рук.

Капустины отчего-то отнеслись к оружейной подготовке без внимания, унеслись к компьютеру, еще до того как Лев Константинович винтовку из ящика достал.

Лев Константинович с демонстративной беспечностью чистил винтарь, насвистывал фальшиво, Завьялова просил не лезть под руку ни с советами, ни с комментариями.

Перед мысленным взором Бориса мелькали образы: здания с господствующими крышами, проходы, дворики, какой-то высоченный пандус, решетка ливневой канализации… Огромное прозрачное окно некого офиса, представленного генералом… Сквер. Дорога. Забор. Мусорные бачки. Остановка общественного транспорта. Номер на заднице уходящего троллейбуса…

Семья Капустиных, не извещенная о команде «не лезть под руку», вышла из кабинета шумно: с ликующим повизгиванием и хлопаньем дверью. Увидев генерала, с прищуром целившегося в стену, чуть-чуть опешили:

— Лев Константинович…, мы что… на войну собираемся?! — высказался за себя и женушку Капустин. Жюли присела под его ногами и вытянула тощую шейку в сторону винтовки. Глаза собачки невозможно выпучила.

— Мне тут надо одну проблемку решить…, со старым приятелем, — невозмутимо, откладывая длинноствольное оружие в сторону, сказал Потапов.

— Вы собираетесь убить Ковалева?!?! — распереживался оформитель. — Дмитрия Федоровича?! — и когда генерал не ответил, разродился куцым воплем: — Его нельзя убивать!! Он…

Жюли подпрыгнула, звонко гавкнула, и муж опомнился. Обернулся к Зое, строго выговорил:

— Зоя Павловна…, Миранда. Нам нужно поговорить с Львом Константиновичем и Борисом Михайловичем. Прошу вас — выйти.

Лицо Карповой исказилось, волнами пошло, нетвердо, разбалансированно двигая ногами, девушка заковыляла на выход из гостиной так, словно боролась с каждым членом.

Мужчины глядели ей вслед с сочувствием: Зоя боролась с внутренним врагом. Но как только доплелась до порога комнаты, пошла увереннее: Миранда, по всей видимости, поняла — упорствовать здесь бесполезно: коли что, запеленают в ковер и на ручках вынесут.

— Вы видели, что происходило с ее лицом? — восторженным испуганным шепотом спросил Капустин, едва закрылась дверь. — Я такое только по формату видел… Внутренним приказом циклоп меняет носителю черты лица…

— Такое возможно? — заинтересовался Борис.

— Да, — заторможено выдавил стилист. — Но чтобы так, лицезреть воочию, а не в формате… Ну и дела! Расскажу — никто не поверит!

— Ты выберись отсюда вначале, — пробурчал уже Потапов. — Рассказывать он тут собрался…

— Ах, да, — вернулся из мечтаний Кеша. — Что я вам хотел сказать, Лев Константинович. Дмитрия Федоровича Ковалева — убивать нельзя.

— Это почему еще? — поинтересовался, временно взявший речевые центры под единоличный контроль разведчик. — Коваль — хроно-личность?

— Нет. — Жюли гавкала, подпрыгивала, как будто заставляя мужа выстроить беседу грамотно, донести до слушателей суть в положенном порядке. Иннокентий поглядел на собачонку с высоты завьяловского роста, кивнул. Продолжил с нужной ноты: — Если вы помните, визит полицейских прервал наш разговор. Я собирался вам сказать, что конкретно в это время, в Москве есть вероятные носители. Но это только — знаменитые суицидники.

— Кто, кто?

— Самоубийцы, Лев Константинович, — суицидники. В будущем даже целый фан-клуб любителей запредельно жестких впечатлений существует. Фанаты суицидов путешествуют в тела носителей самоубийц, получают максимально сильные переживания, остаются в них до самой последней секунды… До встречи лица с асфальтом например — «прыгуны» любимая тема фанов суицида…

— Господи, и что же вам нормально-то не живется?! — перебил объяснения искренний генеральский вздох.

— Ну знаете ли…, - разобиделся Капустин. — В вашем времени экстрималов тоже предостаточно! И прыгают, и плавают, и бьются!

— Проехали, Кешка, прости. Что там по самоубийцам?

— Продолжу. Помните, Лев Константинович, Борис Михайлович, разговор с Мирандой о странной теории самозащиты Истории?

— Ну.

— Так вот, — значительно округляя глаза, горделиво произнес Капустин, — теперь я и Жюли можем вам сказать, почему хроно-личность Бориса Завьялова занесло конкретно в Льва Константиновича Потапова, а не в полумертвого пациента из палаты интенсивной реанимации.

— ????

— Объясняю подробно. Лев Константинович Потапов имеет терки с господином Ковалевым. А этот самый господин Ковалев — имеет доступ в некий дом, где сегодня разыграется трагедия: убийство и самоубийство. История получится загадочной и громкой. Суицидники на этот спектакль — валом валят. Для фан-клуба самоубийц путешествие «Марычева-Ковалев» такой же лакомый кусочек, как для поклонников лав-стори «Завьялов-Карпова». Но в дом, где сегодняшней ночью разыграется трагедия нам не прорваться! Легче в Голливуд смотаться.

— Какая-то Марычева собирается сегодня Диму грохнуть? — задумчиво проговорил Потапов. — Или Дима тетеньку прихлопнет?

— Все совсем не так! — разгорячился Иннокентий. — Но убивать Дмитрия Федоровича вам категорически нельзя! Он, Лев Константинович, и так почти покойник!

— Ах, вот как… Давай-ка, Кеша, по порядку. С мельчайшими подробностями, от печки. — Лев Константинович обтер, запачканные оружейной смазкой руки ветошью, удобно оперся о спинку стула, приготовился послушать.

Иннокентий, временами поглядывая на разумницу Жюли, начал повествование как раз с жены.

За несколько лет до встречи с потенциальным мужем Капустиным у Жюли случился страстный роман с фанатом суицидов. Фанат уговорил богатую сумасбродку посетить знаменитую трагедию («спектакль, блин, нашли!» на этом месте внутренне припечатал Завьялов), Жюли — смоталась. Запомнила этот кошмар на всю оставшуюся жизнь, по возвращению из путешествия послала экстримала куда подальше прошлого.

Но это — отступление. Главное в том, что происшествие случилось, если мыслить категориями нынешнего времени — сегодня. В ночь с воскресенья на понедельник. Сегодня, немногим раньше полуночи Инна Викторовна Марычева застрелит из папенькиного пистолета своего любовника Максима Дмитриевича, потом сама самоубьется.

Сын Коваля — Максим долгие годы был любовником замужней дамы Инны Викторовны. Сейчас любовь полноценно увядает. На дне рождения батюшки Виктора Ивановича случится решительный разговор. Макс даст отставку пассии. Пассия его пристрелит, застрелиться сама, Дмитрий Федорович Ковалев, увидев сына мертвым — в тот же час скончается от разрыва сердца.

Все.

Иннокентий довольно смотрел на генерала. В голове Потапова зазвучала просьба: «Лев Константиныч, дай мне Кеше пару ласковых сказать…»

«Валяй, Бориска».

— И что ж ты, Кеша, Миранду-то отсюда выставил? А? — с угрожающей ласковостью проговорил Завьялов.

Удовольствия на лице стилиста поубавилось, недоумение возникло.

— Какого черта ты Миранду отсюда выставил?! — повышая голос, разошелся Боря. — Она должна была это услышать!! Миранда и так в большой задумчивости — все ее «геройства» полным пшиком оборачиваются, мадам История ловко исправит ошибки, предохранится от вмешательства! Рассказ о том, в какой степени меня НЕСЛУЧАЙНО занесло в старого генерала — добил бы ее окончательно!

Иннокентий пристыжено скуксился. Потом поглядел на разумницу жену…

Жена сидела с видом мокрой курицы. Перебрасывала виноватый взгляд с супруга на разошедшуюся из чужого нутра хроно-личность.

— Давай зови сюда Зою! Повторишь все при ней…, пока не поздно.

Но было поздно. В гостиную вошла о с л е п ш а я девушка.

Растерянный Иннокентий виновато заблеял, повторяя рассказ о взаимоотношениях Марычевой с Ковалевым, сделал упор на н е с л у ч а й н о с т ь задействования генерала в текущих событиях. Довершил повествование глубоким анализом (Жюли) обстановки в доме юбиляра.

И данное завершение звучало напрягающе. По словам Жюли выходило так, что Марычев относился к людям, считающим, что день рождения один единственный в году и не важно, попадает ли он на воскресенье или понедельник, вторник. День рождения твой личный праздник, должен отмечаться день в день, а не переносится на выходные, не подстраиваться под прием гостей.

В это воскресенье в доме Виктора Ивановича соберутся только близкие друзья. Два года назад с Марычевым случалась неприятность, сейчас старинный друг Коваля передвигается только на инвалидной коляске, праздник дома отмечает.

А дом у господина Марычева под такой охраной, что даже муха не проникнет. Поскольку неприятность с ним произошла устрашающего рода: два года назад машину Виктора Ивановича подорвали. Погиб охранник и водитель, Виктор Иванович лишился обеих ног.

Нынче Марычев ведет затворническую жизнь. Делами ведают жена и дети. Но семидесятилетний юбилей не отменили — усилили охрану, гостей назвали. Самых близких, но и их набирается достаточно.

— Теперь, Лев Константинович, решение за вами, — закончил Кеша.

Рассказ Иннокентия террористку заинтересовал. Разволновал. Глаза Зои моргнули, раз, другой… Девушка поглядела на мужские организмы, напряженно наблюдающие за ней и… заплакала.

«Ну, Кешка, ты у меня дождешься! — исключительно для генерала пообещал Завьялов. — Жюли тоже… собака, блин! Не могла без секретов обойтись!»

«По большому счету, ты, Боря, прав, — задумчиво согласился Лев Константинович. — Но знаешь, что меня во всей этой истории зацепило? Я не понимаю, почему их хроно-департамент не использует в работе самоубийц, а берет здоровых людей, использует на полную катушку, а после память бедолагам уничтожает? Ты не находишь это — зверством?»

«Нахожу. Давай-ка спросим об этом нашу террористку, она с превеликим удовольствием на прежнее начальство баллон катит».

— Ну вы даете, — усмехнулась спрошенная диверсантка. — Кто ж будет персоналом рисковать, когда в прошлом нормальных носителей полно? Суицидники, Борис Михайлович, Лев Константинович, — контингент особый. В башке такая каша, такой переизбыток адреналина и гормонов, что у любого циклона башню срывает! Их даже при единичных кратковременных акциях использовать тяжело. Вот вы сейчас станете обсуждать, как вам связаться с хроно-департаментом через бета Марычевой и Ковалева, да?

— Будем, — не стали лукавить альфа и бета личности генерала Потапова.

— А вы представьте, что вмешаетесь в тонкий психологический настрой самоубийцы Марычевой. Она настроена на решительный разговор с бывшим любовником, в мозгах та самая каша…, а тут появляетесь вы и несете бредятину относительно какого-то сбоя в каких-то путешествиях. Как думаете — у нее настрой может сбиться? Пойдет Марычева с пистолетом в любовника стрелять или на непонятки отвлечется? Вы, господа мои, нарушите ход истории, ваш Коваль не скончается от инфаркта, а завтра же нашлет на вас убийц.

— Разумно, — согласились оба интеллекта. «Что будем делать? — спросили друг-друга тоже в унисон. Поглядели на Иннокентия и заметили, что на губах стилиста играет тонкая усмешка. — Кешка! — вновь попадая в одну и ту же мысль, воскликнули Борис и Лев. — Интерлингва!»

— Иннокентий, ты сможешь обратиться через Марычеву или младшего Ковалева к бета на интерлингве?!

— Разумеется, — самодовольно ухмыльнулся Капустин. — Смогу. Она ни слова не поймет, решит, что я ей поздравительную песенку на иностранном языке пропел. Фан-клуб самоубийц такое же интернациональное сообщество, как и диверсионные группы циклопов, Лев Константинович, Борис Михайлович. Там каждый знает интерлингву, общаются между собой на международном языке. Нашей главной задачей станет — смыться из дома Марычевых задолго до полуночи и не попасть под подозрение. Так как пока мы единственные, кого нет в списке гостей. Юбиляр не поверит, что его дочь покончила с собой и убила сына его друга, потребует расследования. Будет уверять, что это двойное убийство, а его Инна тут ни при чем…

— Это тебе Жюли рассказала? — перебил Завьялов.

— Да, — горделиво косясь на премудрую супругу, напыжился Капустин. — Жюли сегодня все утро в Интернете просидела. Сравнивала журналистские статьи-отчеты о прежних празднованиях, отмечала все повторяющиеся фамилии. Прикидывала, с кем бы Зоя могла связаться и попробовать договориться о том, чтобы меня или вас с собой туда захватили… Господа Ковалевы, в числе еще пятнадцати человек, присутствовали на всех днях рождения месье Марычева за последние годы.

«Эх, не охота мне Коваля об услугу просить! — раздался в общей голове генеральский голос. — Смерть, как неохота, жуть! Даже зная, что он сегодня ночью сдохнет — нож вострый на мировую с ним идти! Может, Зою спросим — есть у нее точки пересечения с Марычевыми? Общие знакомые там…»

Поглядели на девушку…

И практически не узнали в ней Зою Карпову.

Фанатично пламенный блеск глаз мог принадлежать только идейной террористке. Миранда жадно вслушивалась в разговор с Капустиным, вытягивая шею, ловила каждое слово, в глубине зрачков мерцала некая и д е я.

«Э-э-эх! — крякнул генерал. — Не нравиться мне что-то эдакий энтузиазм, Бориска… Зою не то что брать с собой нельзя — была такая мысль, она на таких тусовка вся насквозь своя! — ей говорить ни о чем категорически нельзя! Миранда может нам преподнести сюрприз. Гляди, как воодушевилась. Задумала чего-то…»

«Не, Константиныч. Наблюдает и подпитывается. Она сейчас в самом эпицентре, мне кажется, уже и об убийстве мужа позабыла».

«Не уверен, — хмуро ответил старый смершевец. — Она нам может всю игру сломать… Давай-ка, Борька, подключим ее к аккумулятору да с Зоей потолкуем. У них сейчас один мозг на двоих, девушка могла что-нибудь в мыслях диверсантки уловить».

«Давай. Но прежде с Ковалем свяжись».

В разговоре двух коллег по диверсионно-разведывательной деятельности Завьялов, так сказать, участвовал в подстрочнике, ушами в основном.

Лев Константинович долго сидел в кабинетном кресле, прежде чем звонить старинному знакомому, мял в руках трубку домашнего телефона; в затянутое густым тюлем окно глядел.

Набрал цифры. Долго слушал длинные гудки. На определителе телефонных номеров полковника в отставке Ковалева высветился номер его бывшего начальника. Коваль думал — брать трубку, иль не брать?

Ответил:

— Слушаю, Лев Константинович. Здравия желаю.

— Это хорошо, что слушаешь, — тяжело проговорил Потапов.

— Что-то случилось, Константиныч? Кошка между нами пробежала?

— Пули пролетели.

— Не понял.

Два матерых разведчика играли в игры. Один ни за что не станет говорить о делах по телефону. Да и без оного тоже лишнего не сболтнет. Второй это прекрасно понимал: Коваль даже намеку не позволит вылететь. Играют в подкидного дурачка «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но карты к делу не пришьешь, воробьиного, невылетевшего слова на диктофон не запишешь.

Опыта у двух мужчин — навалом, на десятерых с избытком.

— Давай не будем препираться, Дима. Есть вариант договориться.

Протянутая на километры связь провисла в длительном молчании. Ковалев просчитывал варианты, пронюхивал ловушки. В голове Потапова звенел рефрен «ты все равно подохнешь, гадина! ты все равно подохнешь нынче!». Лев Константинович уговаривал себя на переговоры с убийцей его внука: «Ты уже, Дима, не жилец! Я это знаю, сегодня ты издохнешь!»

— Дорого попросишь? — наконец-то, как бы поддерживая шутку, хмыкнул Коваль.

— Не много. Ты сегодня идешь на юбилей Марычева.

— Это угроза?! — не дослушав, моментально оживился Дмитрий Федорович. Он, по всей видимости, решил, что генерал намеренно продемонстрировал «я, Дима, знаю каждый твой шаг — ты под прицелом!». Захотел себя чуть ли ни жертвой шантажа изобразить!

— С тобой, Дима, хорошо говно на скорость жрать, — укорил за неуемную торопливость генерал. — Дослушай. Мне нужно попасть на юбилей Марычева. Ты берешь меня и еще одного моего друга с собой, я оставляю тебя в покое.

Коваль помолчал немного. Предложение генерала звучало совершенно абсурдно, где-то должен быть подвох! Потапов не из тех людей, что могут кровную обиду на тормозах спустить!

— А если я откажусь?

— Дима. Ты сколько лет меня знаешь?

Звучало многообещающе. То, что Коваль знал о генерале, способно лишить не только сна, но здравости рассудка в целом. Вечный страх — жесткая расплата.

— Что тебе нужно от Марычева?

— Ничего. Я и мой друг просто д о л ж н ы б ы т ь т а м.

Коваль снова помолчал.

— Ты идешь туда з а к е м — т о?

— За чем-то. Если, Дима, я дам тебе слово чести, что не собираюсь никому вредить — ты мне поверишь?

— Да.

— Слово офицера. Я не нанесу никому ни физического, ни морального вреда. Даже ты, Коваль…, сука старая… не пострадаешь от моей руки или слова. Друг, что со мной поедет, тоже пальцем никого не тронет, никому не навредит.

— То есть…, если сегодня ты и твой друг поедете со мной…, мы все забудем?

— Слово офицера.

Дмитрий Федорович ответил лишь спустя полторы минуты:

— Согласен. На юбилее меня ждут к шести. Где встретимся?

— Хочу предупредить. Не надо, Дима, пакостей подстраивать. Если со мной или моим приятелем что-нибудь случится, материалы у й д у т.

— Господи. О чем ты, Лев Константинович?! Какие материалы?! Ничего не понимаю. Вот и старайся, делай после этого добро людям…

— Я предупредил, — не дослушав ловких уверток, перебил генерал. — Позвоню в пять, сообщу, где ты нас подхватишь.

Лев Константинович положил на базу горячую, чуть влажную от рук телефонную трубку. Выдохнул, сказал Борису:

«Ну. Вроде бы все на мази».

«Как думаешь, Ковалев тебе поверил, не будет подстраховываться, ловушку подстраивать?»

«Мы с этой старой крысой знакомы почти полвека, — грустно проговорил разведчик. — Он знает — если я дал слово, то сдержу. Сейчас он телефонирует бойцам команду на отбой, мы с тобой спокойно на день рождение поедем: с Зоей и компанией ничего плохого не случиться…»

«Константиныч, а откуда у Ковалева такие бойцы, а?»

«У них охранный семейный бизнес есть. Там в основном наши, «конторские» обретаются… По слухам, работает «особая команда» для д е л и к а т н ы х поручений. Как видишь, слухи подтвердились… Пойдем-ка, Борька, к нашим, надо с Зоей без Миранды потолковать. Не нравиться мне что-то нынешний энтузиазм у террористки. От переизбытка эмоций, наши девочки «заклинить» могут».

Прогуливаясь до гаража за аккумуляторной заготовкой, два интеллекта, посовещавшись, приняли решение: скрывать от Миранды своих целей они не будут, выступят открыто, так сказать. С ослепшим носителем Зоей Карповой финт с намоченной салфеткой и железной кружкой, вероятно, прокатил бы. Со зрячей Мирандой проделать это намного сложнее, да и незачем.

«Тут, Борька, лучше в открытую сыграть, — объяснял Лев Константинович. — Объяснить позицию, даже извиниться потом «прости, голубушка, сама понимаешь — не на полянке резвимся, шкуры спасаем». Поговорить с носителем без твоих ушей — обязаны!

Миранда дамочка сообразительная, хоть и с норовом».

«Пожалуй, — задумчиво согласился Завьялов. — Доверять мы ей не можем, так же как и она нам, так что должна понять — наезд был обоснованным».

Сухенькие генеральские мышцы слегка трещали, когда скрытно перетаскивали аккумуляторную заготовку из гаража до кабинета. В уголок припрятывали, скатеркой накрывали.

Завьялов пошептался с Кешей, вызвал Зою-Миранду в кабинет (Иннокентий могучим завьяловским телом выход перегородил) вручил бразды правления Константинычу, и мысленно перекрестился: какой бы опытный партизан-диверсант из генерала ни был — с электрическим разрядом шутки плохи! Господи, спаси и сохрани Зою Павловну Карпову! Убереги от всяческих увечий!

Когда девушка, с доверчиво распахнутыми глазами, упрятанной вглубь Мирандой, зашла в небольшую комнатушку, у Бори сердце чуть не выпрыгнуло! Такая она была мягкая, милая, трепетная… Совсем молоденькая. Без грамма косметики на лице.

— Зоя, нам надо поговорить, — ласково проговорил Потапов. — Садись, пожалуйста.

На секунду из Зои показалась, выпрыгнула диверсантка Миранда, глаза подозрительно сощурились. Но девушка уже садилась на крутящийся стул, где лежала влажная тряпка с положенными под нее проводами.

— Прости, Миранда. Поговорить нам надо без тебя.

Удар электрического разряда ударил в девушку снизу, тело дернулось, выгнулось!

Потапов моментально выдернул из розетки штепсель!

— Ой…, - не понимая ничего, пробормотала Зоя, — меня что-то укусило, да?..

— Так было надо, дорогая, — тепло проговорил Лев Константинович, — прости. Попробуй прочувствовать — ты сейчас о д н а?

Глаза девушки растерянно моргнули… Раз, другой…, заволоклись слезами:

— Боже! — простонала Зоя и, закрыв лицо руками, разрыдалась: — Боже, как же я устала от нее!

— Зоя, Зоенька, — ласково поглаживая девушку по плечу, говорил Потапов, — не надо плакать, у нас слишком мало времени, мы не знаем, когда о н а вернется снова…

Зоя вскинула на генерала мокрое от слез лицо:

— А нельзя меня совсем от нее избавить?! Я так устала!!

— Нельзя, Зоенька, нельзя. Мы на время оглушили Миранду электрическим разрядом, чтобы поговорить с тобой. Ты можешь разговаривать?

Зоя выпрямилась, отерла лицо ладонями, кивнула:

— Я в порядке. Спрашивайте.

— Зоя, ты можешь нам сказать, о чем думает Миранда? Ты слышишь ее мысли?

Плечи бедняжки зябко передернулись, Зоя оплела себя руками, словно спасаясь от сквозняков, от внутренней стужи:

— Если бы вы знали, если бы вы могли представить, какой кошмар твориться в моей голове! Лев Константинович, Борис — она совсем сумасшедшая! Она говорила, что у суицидников каша в голове, так вот она — чистейший суицидник! В голове болтанка, каша!

— Мы знаем, Зоя, знаем, — мягко произнес Потапов. — Если она прибыла сюда убивать и быть убитой, она…

— Она ненормальная! — перебивая, резко выкрикнула Зоя. — Она постоянно думает о правительстве, религии, на все корки ругает церковников…

— Что конкретно она думает? — попросил уточнить Лев Константинович.

— Я не понимаю, — помотала головой девушка. — Миранда думает на непонятном языке, я улавливаю только некоторые понятия — язык, какой-то конгломерат из английского, латыни, есть даже русские слова…

— Это интерлингва, — вставил Иннокентий. — Миранда думает на языке, неизвестном в этом времени.

— Хитрая зараза. Осторожная, — высказался генерал. — Зоя, что так разозлило Миранду в церкви?

— Не понимаю, — Зоя опустила голову, помотала из стороны в сторону. — Она постоянно думает о каком-то заговоре церковников и власти, теперь уже, как мне кажется — она мечтает вернуться в свое время, о чем-то рассказать общественности… Мою голову на части разрывают миссионерские желания Миранды! Она не может ни о чем спокойно думать, кроме некой новой миссии! Мне кажется, наша диверсантка обрела идею. Некий высший смысл.

— О своем партнере, о муже, сыне — она уже не думает?

— Почти не вспоминает. Их имена практически не проскальзывают.

— Понятно, — пробормотал Потапов, по сути дела, ничегошеньки не понимающий. Поглядел на пружинисто приседающую мадам собаку: — Вы можете что-то добавить, Жюли?

Собачка гавкнула и ловко, по стулу и коленям Зои запрыгнула на стол. Смешно раскорячила задние лапки, усаживаясь перед клавиатурой давно включенного компьютера, и лихо, обеими передними лапами забарабанила по клавишам.

— Так я и думал, — едва первые слова появились на мониторе, самодовольно произнес Капустин. — Миранда, да и Жюли в частности, подозревают, что от общественности утаивают факты. Странные стечения обстоятельств хроно-департамент списывает на случайности, Историю бояться признавать живой, саморегулирующейся материей. Ее защитные свойства объявляют малонаучными бреднями, выдумками кинематографа, проще говоря — фантастикой, развлекающей массы, а не научным фактом.

— Зачем? — удивились и генерал и Боря. — И при чем здесь церковь?

— Поклонение Истории, как материи высшего порядка уже зародило новую религию, — невесело усмехнулся Капустин. — Адептов культа «Разумного Исторического Процесса» пока считают забавными, неопасными сумасбродами. Если бы на место мадам Истории поклонники поставили какое-либо Божество — Иисуса, Магомета, Будду, Яхве — кого угодно! Если бы они признали, что Историей управляет Высший Божий Промысел… Церковь вообще отнеслась бы к новой ветви приязненно… Подставила б на место Истории старое, проверенное Божество, объяснила саморегуляцию таинством, недоступным пониманию человека. Но адепты, увы, — стилист развел руками, — проявили непреклонность, напугали власть и церковь.

— Не понимаю — чем?

— Послушайте. Зачем заботиться о бессмертной душе, трудиться, соблюдать религиозные заповеди, когда и так все предрешено Историей? Чтобы ты не делал, в какую сторону не повернул, История возьмет тебя за шкирку, установит на выбранное ЕЮ место.

— Попахивает фатализмом, — буркнул генерал. — И это — не ново.

— Не ново, — согласился Иннокентий. — Но раньше это были умозрительные, ничем не подтвержденные теории. А в нашем времени теории имеют опасность обернуться всеобщей, повальной мировой религией. Жюли здесь согласна с Мирандой: религии, конфессии объединились против общего врага — власть, опасаясь фаталистических настроев в обществе, идет у них на поводу. Скрывает факты.

— Миранда собралась примкнуть к церкви «Разумного Исторического Процесса»?

Неожиданно, за месье Капустина ответила Зоя:

— Не примкнуть. А пламенно возглавить. Как прямая очевидица проявления разумности процесса.

— Ничего себе! — присвистнул Боря. — Куда нашу дамочку занесло! А на меньшее? Типа, просто помолиться госпоже Истории — она не согласна?

— Нет. Судя по всему, фанатичный настрой Миранды поменял направление. Сейчас она бредит новыми идеями с прежней подоплекой: правительство — скопище обманщиков, весь строй — на слом! Да здравствует… Миранда. Мать справедливого мироустройства.

— Однако, — пробормотал Потапов. — Круто тетеньку попёрло…

— А представьте, что делается в моей голове!! Еще немного и она меня с ума сведет!! Поверьте — я чувствую: сумасшествие заразно!

Три пары глаз с сочувствием перекрестились на Зое Павловне, Лев Константинович утешительно проговорил:

— В каком-то смысле, нам это на руку, Зоенька. Терпи. Идейные борцы бывают либо крайне доверчивы, либо чрезмерно подозрительны. А на слабостях легко играть. Понять бы только в какую крайность наша дамочка удариться…

Зоя внезапно вмешалась в генеральские рассуждения тихим «ой, мне кажется она очну…». И тут же выгнулась дугой! Испытывая непереносимую внутреннюю боль, прошептала посиневшими губами: «Не надо, Миранда…, пожалуйста, не надо…»

Завьялов, опережая генерала, отдал приказ телу, резко подскочил к побледневшей девушке, схватил ее за руки, прокричал:

— Миранда! Миранда!! Не делай Зое больно!! Мы на твоей стороне!! Поможем!!

Но Зоя продолжала корчиться! Ее лицо чудовищно раздулось, глаза выкатились из орбит, на губах появилась пена…

— Миранда!!! — закричал Завьялов. — Я хочу, чтобы мои дети родились и выросли!! Чтобы в них не заходили все, у кого навалом денег!! Клянусь, я помогу тебе исправить будущее, только верни мне Зою!!!!!

На какой-то момент Борису показалось — бесполезно! ненормальная террористка решила не наказать, а уничтожить Зою и будущее… Черты лица девушки поплыли, слегка приподнятые природой уголки глаз вытянулись, пошли морщинками, губы изменили рисунок…

— Если вы еще раз…, - чужеродно и хрипло проговорило Зоино тело, — если вы еще раз попытаетесь меня устранить…

— Мы хотели поговорить!! — выкрикнул Завьялов. — Нам было важно узнать — готовишь ли ты нам западню или тоже осознала бесполезность!! Мы, так же как и ты — противники порядков будущего!!!

«Браво, — прозвучал внутренний генеральский голос. Невозмутимый, все отслеживающий. — Я бы не сумел так достоверно врать».

«А я не вру! Я не хочу, чтобы в моих детей ходили путешественники!!»

«Вот потому и — браво», — закончил контрразведчик.

«Пошел ты к черту, Константиныч».

Одними глазами на двоих, альфа и бета, носитель и невольный путешественник смотрели, как лицо Зои обретает нормальный цвет. Мерно и полно поднимается грудь, глаза становятся осмысленными, зрячими.

— Что вы намерены предпринять, чтобы вернуться в свои тела? — глухой голос управлялся террористкой.

«Боря, расскажи», — устало попросил Потапов.

— У моей бабушки есть близкая подруга. Гример. Мы сейчас поедем к ней. Светлана Игоревна поработает с моим лицом…, то есть с Иннокентием. Мы купим ему костюм, оденем для великосветского приема. Позвоним Ковалеву, договоримся о встрече.

— Принято, — хрипло каркнула Миранда. — У меня заложница. Помните об этом и езжайте.

Когда Завьялов поднял генеральское тело, не понял — чьи глаза смотрели на него с мольбой. Миранда, взявшая под управление чужое тело надеялась на исполнение желаний, или Зоя: смотрела на него глазами жены фронтовика — явившегося на побывку, обратно уходящего на бойню. Просила. Заклинала. Вернуться к ней обратно. Живым и невредимым.

— Я ненадолго, Зоя, — смущенно произнес столичный мачо. — Туда и обратно.

«Соскучиться не успеет, — хмыкнул внутри генерал. — Пошли, Ромео. Нас ждут великие дела».

«Ромео» двинулся на выход из гостиной, неожиданно, ему в спину раздался голос Зои. Мелодичный, не скрипучий, е с т е с т в е н н ы й:

— Борис Михайлович, Лев Константинович! Подождите!

Завянь оглянулся. Зоя, все так же молитвенно смотрела в генеральские глаза:

— Пожалуйста. Когда уедете отсюда, загляните в любое Интернет-кафе и отправьте моему папе сообщение! Папа всегда боялся, что меня похитят. На этот случай мы с ним обговорили несколько кодовых слов или жестов, если меня будут снимать на кинокамеру.

«А папенька — не промах!» — довольно усмехнулся контрразведчик.

— Хорошо, Зоя, — кивнул Завьялов. — Напиши нам адрес, текст, мы все отправим.

— Спасибо, — чуть всхлипнув, кивнула девушка. — Папа там, наверное, с ума сходит. Я напишу ему, вы отправите, он поймет, что все в порядке, я помогаю своим друзьям.

«Какая девушка! — покачивая головой, произнес Потапов. — Смотри, Завянь, — не упусти!»

В новом костюме, элегантный как рояль, Завьялов-Потапов спускался по лестнице из спальни второго этажа. Сознание совсем пришло в раздрай, два интеллекта только что, поругиваясь, смотрелись в зеркало. Лев Константинович вязал на галстуках отвратительные застойные узлы, Борис, заставляя генерала принять достойный вид перед визитом в общество со вкусом сливок, поставил его перед зеркальной дверцей шкафа, самолично галстук завязал.

В свете предстоящей встречи с крысой Ковалем, у превосходительства и так паршивое настроение было. Привередливо завязанная шелковая удавка чудилась ему петлей и настроения никак не улучшала. Раздражало все — невероятно!

У нижней ступени лестницы, с собакой на руках, стоял неэлегантный Кеша в джинсах. Жюли прижимал к себе так красноречиво, что интеллекты буркнули:

— Собаку брать не будем.

— Но почему?! Лев Константинович, Борис Михайлович…

Двойное обращение к и без того разбалансированному мозгу, заставило болезненно поморщиться. Завьялов проворчал «валяй, Лев Константиныч, на сегодня альфа — ты». Превосходительство изобразило мину непреклонности, потратилось на объяснения:

— Мы не можем оставить Зою наедине с Мирандой. Жюли должна остаться здесь и присмотреть.

— Смеетесь?! — разошелся муж Капустин. — Жози присмотрит за хозяйкой с террористкой в теле?! Да Миранда мою Жюли одной рукой в унитазе утопит! — И встал в категорическую позу: — Я жену с убийцей не оставлю. Делайте что хотите — не оставлю.

Генерал хмуро поглядел на нервного стилиста, прижимающего к себе собачонку на манер щита — с лапками и ушками, задумчиво проговорил:

«А знаешь, Боря…, мадам Жюли права. Мужик с этой лысой немочью в охапку заметен, прежде всего, собакой. Собачка отвлекает взгляды от лица… Да и обстановку в доме Марычевых Жюли знает… Кешу, что немаловажно успокоит и проконтролирует… Что думаешь? Берем?»

«Берем ее собой», — проговорил Завьялов. Полтора часа назад он уже созванивался с гримером — Лелиной подругой, говорил ей относительно того, как собирается изменить внешность. Лопоухая лысая немочь впишется в новый образ Бори Завьялова с ловкостью любимой брошки!

«Ну что ж…», — пробормотал Лев Константинович и подошел к Зое… к Миранде, что, скрестив руки на груди, опираясь плечом на дверной косяк гостиной, с усмешкой наблюдала за пререканиями. Поглядел на нее тягуче и задумчиво, проговорил:

— Послушай, Миранда. Мы знаем, что ты уже сменила приоритеты, засобиралась в будущее… Намерена примкнуть к какой-то новой вере или церкви…

Миранда расплела руки, вытянула шею и почти, утыкаясь носом в лоб невысокого превосходительства, прошипела:

— К вере? К церкви? Ты еще про Бога вспомни, недоумок!! — рассерженно фыркнула и отстранилась: — Забудьте эти слюнявые понятия!! Бог. Церковь. Что вы понимаете?! Бог — милостив, История — БЕЗЖАЛОСТНА! И это есть кардинальная, основополагающая разница! История будет охранять, лелеять самого кровавого урода, если он ей нужен! И в порошок сотрет праведника, сколько бы тот ей не молился! — Миранда отошла в глубь комнаты, проговорила, стоя спиной к людям: — Если бы я могла связаться с хроно-подпольем, меня бы здесь уже давно не было. Но у нас с Платоном — билет в один конец. Так что — езжайте. Я вас дождусь.

Жуткие слова Миранды на некоторое время приковали ноги генерала к полу. Растерянно пробормотав: «Эвон…, как она все завернула-то…» — он взял за рукав куртки ошарашенного, оглядывающегося на Миранду Иннокентия и повел того в гараж к машине. Прошел к «Волге», уместился за руль, практически не глядя на стилиста. Безжалостная страшная правда сидела в голове огромным острым гвоздем.

Двигатель машины заурчал, Лев Константинович, хмуро погляделся в зеркало, сказал:

«А знаешь, Борька… Эту тварь нельзя отправлять обратно… Она там таких дел с энтузиазмом наворочает…»

— Кеш, — обратился к побледневшему стилисту, — а у вас там подобная идеология — в норме? Проскакивает? Или, все как Жюли говорила — неопасное сектантское течение, сумасброды болтовней развлекаются…

На завьяловской шее дернулся кадык, Капустин помотал головой:

— Раньше я подобных разговоров не слышал… «История — безжалостна, Бог — бессилен»… Это кошмар какой-то, Лев Константинович, Борис Михайлович!

«Н-да, — выводя машину на улицу, запирая за собой ворота на «секретный» гвоздик, ворчал Потапов. — Не удивительно, что церковь и правительство ополчились на новое течение… Это ж, Борька… сам понимаешь — кранты любой религии! Порядку. Теперь не удивляюсь, почему правительство скрывает факты саморегуляции Истории. Подобные легенды способны учинить анархию и смуту! Если в умах появятся брожения, мол, зачем придерживаться норм и правил, соблюдать какие-то там заповеди, если все безжалостно предрешено… А?»

Завянь молчал. Безобидные разговорчики о неформалах обернулись жуткой, изнаночной правдой. Если Миранда вернется в будущее, она молчать не станет, предъявит так сказать, своим лицом все доказательства. Ее стараниями секта обретет достоверность и разрушительную силу для упорядоченного, и, в общем-то, безобидного мироустройства. Законопослушания.

«Не зря паршивку отстранили от активной деятельности и в прошлое не допускали, — расстроено размышлял старый контрразведчик. — Там, где нормальный человек, вроде Капустиных, углядит лишь занятный казус, вывернутые мозги идейной террористки, нацеленной на разрушение порядка, таки вычленят уничтожающую суть…»

— Кеш, а что об этой секте в будущем говорят? Ты в будущее — путешествовал?

Потерянное зеленоватое лицо Иннокентия горестно скривилось:

— Туда никто не путешествовал, господа. Будущее — закрыто.

— Как это?! — опешили два интеллекта разом.

— А так. Больше чем на несколько минут в будущее проникнуть не удается даже дрозофиле, Лев Константинович, Борис Михайлович. Оно — закрыто.

— Кем?

Стилист пожал плечами:

— Ходят разговоры, что — нашими потомками.

Генерал присвистнул:

— Нормально с вами разобрались… Чем же это вы, Кешка, так потомкам-то нагадили, а? чего накуролесили?

* * *

Светлана Игоревна Соснина жила в многоэтажном доме на Мосфильмовской улице. В небольшой двухкомнатной квартирке со старенькой глуховатой маменькой Ираидой Тимофеевной.

Еще днем, когда Завянь звонил гримерше по генеральскому мобильному телефону, два интеллекта малость поругались. Невольно погруженный в воспоминания о строгой конспиративной этике контрразведчик уверял — недопустимо привлекать к операции третьи лица! «Мы, Боря, в розыске! Карпов за информацию о дочери и ее похитителе Завьялове миллионы обещает!»

Борис не стал многословно расписывать порядочнейшую Лелину подругу, разубеждать подозревающего всех и вся пенсионера смершевца. Он лишь спросил:

«Лев Константиныч, ты с моей Лелей — познакомился?»

«Ну да».

«Ответь. Ты смог бы ее — предать? Смог заложить близкого ей человека?»

Генерал даже отвечать не стал. Смутился и не вмешивался, когда Завянь звонил по телефону, обговаривая со Светланой Игоревной детали маскарада. Советовался относительно покупки экипировки и недостающих элементов для создания нового типажа.

Светлана Игоревна попросила Лелиного внука только в одежный магазин зайти:

— Все остальное дома есть.

И даже не спросила Борю относительно того, в какие неприятности тот влип. Кристально чистый образ народной артистки Завьяловой, укрывал ее внука от любых наветов.

Борис проинструктировал стилиста как себя вести с подругой Лели, что говорить. Но не учел специфику — Капустин сел перед зеркалом своей к о л л е г и.

Иннокентий нормально зашел в тесноватую прихожую. Нормально поздоровался. По совету Бори прикинулся задумчивым и хмурым.

Едва попал в кресло перед гримерным столиком и зеркалом, заволновался так, что альфа генерал Потапов очи к потолку воздел:

«Черт, Боря! Он же сейчас с советами и комментариями влезет!! Гляди, как на коробочки таращится!»

Завьялов мысленно проделал тоже самое — закатил глаза. Маленько выругался. Замер.

Светлана Игоревна примеряла на его родную голову длинноволосый паричок.

«Только бы у Марычевых не было моих знакомых, только бы не попасться на глаза, не нарваться!» — мысленно запричитал Борис. Тюнинговая мастерская Бори доводила до ума тачки половине золотой молодежи первопрестольной! Увидят в новом о б р а з е, ПИПЕЦ авторитету!!

По сути дела, разговаривая со Светланой Игоревной, он сам настаивал на радикальной смене имиджа…

Но такого достоверного ПОЗОРА он не смог вообразить!!

«Крепись, сынок, крепись». В голосе боевого генерала Боре чудилась насмешка, а отнюдь не утешение.

«Да пошел бы ты, Лев Константинович!»

«Скоро оба пойдем, протии-и-ивный», — гнусаво протянул разведчик.

Боря плюнул. Мысленно, конечно.

Блестящий словно лакированный башмак лимузин плавно подкрался к обочине в тихом переулке. На тротуаре стояла, даже по московским меркам — выдающаяся парочка: низкорослый мрачный папик в шикарном англицком костюме и долговязый детинушка приятной голубой наружности. Детинушка неловко мялся, одергивал кургузый обтягивающий пиджачок лазоревого цвета, гламурно вращал округлой крепкой попкой в фиолетовых порточках, на руках держал расфуфыренную ушастую собаченцию.

«Кабы не знал, что Коваль через несколько часов подохнет…, - мысленно печалился Потапов, — ни в жизнь! ни за какие деньги! даже за бессмертие души!!..»

«А мне, Константиныч — прикинь!! — в унисон переживал Завьялов, полчаса назад позволивший Иннокентию вести себя сообразно профессии и облику. — Каково все это видеть, а?!?! Я же, типа — тут!! Вот он весь!! С собаченцией, фланирую напротив!!»

Нервическая внутренняя обстановка, как нельзя лучше ложилась на расписанные роли: «папик Лева» дергался, крутился, его «бой-френд» в фиолетовых штанишках не знал, куда упрятаться от разъяренного взгляда. Делал вид — а я при чем здесь?! сами все устроили, а я всех виноватей?!

Два голубя смотрелись разругавшейся надутой парочкой.

Лимузин подъехал. Затемненное пассажирское стекло съехало вниз до упора. В окне образовалась вытянутая физия полковника в отставке Ковалева.

Пару секунд Дмитрий Федорович монтировал воедино: чудовищно помолодевшее генеральское лицо, костюм стиля «толстосум на отдыхе», дорогущие штиблеты, галстук… С о п р о в о ж д е н и е с собачкой.

Получилось-таки опознать:

— Твою ма-а-ать… Лев Константи-и-инович…

Не известно, как прежде собирался поздороваться полковник. Нетипичное приветствие, вырвавшееся из Коваля, наиболее конкретно выразило обстановку. Дмитрий Федорович не поверил глазам до тех пор, пока окошко настежь не открыл, не присмотрелся. О «здравия желаю» тут даже разговора не было.

Пока шеф Коваль сидел с раскрытым ртом и малость выпученными очами, из подъехавшей сзади машины охраны выскочил верзила в черном костюме и белой рубашке, не дернув даже бровью, распахнул перед «голубками» дверь лимузина…

Генерал Потапов, проклиная день и час, прошлое и будущее, забрался внутрь длинного салона. Сел подальше от ненавистного коллеги. Кеша виновато просочился следом. За истекшую минуту, Дмитрий Федорович успел придти в себя:

— Ну, Константинович, — развел руками, — умеешь удивить. М а л ь ч и к а — представишь?

— Сын моей подруги — Славик. Вячеслав Оболенский.

— Ах сын подруги… Славик Оболенский, — немного успокоился полковник. Вытянул губы дудкой и облегченно поднял брови, как будто говоря: «Свят, свят! А я уж невесть что подумал!»

Но по большому счету, безобидный однозначный вид стилиста Ковалева успокоил.

Не исключено, полковник представлял, что с генералом прибудет его молодая копия: брутальный мрачный тип с глазами снайпера. А тут… собачка, брючки, взгляд теленка…

Коваль расслабленно откинулся на спинку кожаного сиденья, одернул пиджак, Завьялову послышалось, пробормотал: «Бывает, Константиныч. Подруги с т а к и м и детками у каждого случаются».

Расслабившись, Дмитрий Федорович в прищур разглядывал бывшего начальника, никак не мог понять, как, еще недавно дряхлый пенсионер, целыми днями копающийся на огороде, умудрился так помолодеть?! Поглядел на генеральские руки, где совсем исчезли пятна старческой гречки… На Кешу, скромно сомкнувшего коленки, покосился… Не в э т о м ли секрет омоложения?!

И даже головой помотал, отрицая подозрение! Пожевал губами, не выдержал, поинтересовался:

— Мгм, Константиныч…, ты это… ботекс колешь?

Под совершенно не морщинистой генеральской кожей заходили желваки на скулах. Потапов уничтожил взглядом ненавистную крысу и отвернулся, благодаря судьбу, что лимузин длиннющий, и бывшие коллеги не соприкасаются даже рукавами. Одним воздухом с Ковалем — уже дышать противно!

На празднование семидесятилетия Марычева отец и сын Ковалевы поехали по отдельности. Генерал предположил, что сука Дима собирался в дороге о чем-то с ним потолковать. Но настрой на разговор сбил чудовищно нетривиальный генеральский вид и в особенности — сопровождение с собачкой.

Сорок минут до загородного поместья Марычевых ехали в гробовом молчании. Под негромкую музыку, проливающуюся из динамиков автомобиля.

Юбиляр встречал парад гостей на огромном полукруглом крыльце, сидя в инвалидном кресле. Позади Марычева стояла его супруга — подтянутая моложавая бабушка с прической под Валентину Терешкову. Лысоватый сын.

Инна Викторовна — сорокалетняя дамочка отличной сохранности, увидев вылезающего из лимузина Ковалева, вытянула шею, ожидая выхода любовника…

Из лимузина выполз Кеша.

Подобной замены истрепанная нервная организация отвергнутой любовницы не выдержала. Издав гортанный звук, забыв о приличиях, Инна Викторовна стремительно унеслась в дом!

«Н-да, — огорченно крякнул генерал. — Сейчас запрется где-нибудь… Поплачет. Ищи ее потом. Что будем делать?»

Разрабатывая операцию по общению с бета Инны Марычевой, постановили так.

Во время поздравления юбиляра, Кеша сразу же, на голубом глазу, подкатит к его доченьке и пропоет (на мелодию «Хеппи бесдей») поздравительную псенку на иностранном языке. Отправит через бета сообщение для хроно-департамента. Назначит встречу циклону.

«И сразу же отчаливаем, — определил Лев Константинович. — Едва произойдет контакт, уходи сразу, нечего попусту «знаменитыми» мордами отсвечивать».

Но Инна — убежала. И судя по настрою — однозначно прорыдаться. Так что, вернется не скоро, а только после того, как личико ледяным компрессом ублажит. Хлюпать носом и моргать опухшими глазами перед ветреным любовников, нормальная сорокалетняя тетенька — убей, не станет!

«Придется задержаться», — огорченно постановил Лев Константинович. Прослушал велеречивое поздравление крысиной суки Коваля. Поздоровался, представился юбиляру и семейству. В дом прошел. Дабы не слышать, чего там Ковалев мычит про Кешу, как изворачивается, рекомендуя всем привезенного вертлявого мальчонку…

В оконном отражении увидел, как ловко и гламурно тиская собачку, стилист Капустин приседает в книксене. У юбиляра, даже со спины видать, маленько отвалилась челюсть. У бабушки-супруги провисло отрихтованное личико.

Кошмар! Пожалуй, надо срочно выпить.

Потапов цапнул с полноса у проходящего официанта бокал с шампанским, лихо его ополовинил, попутно успокоил Борю:

«Не дрейфь, дружище, не чистый спирт лакаем. В этих пузырьках только лягушек разводить».

Иннокентий уже входил в огромный застекленный холл. Не преминул отведать пузырьков. Наткнулся на суровый взгляд Потапова. Бокальчик не допил.

«За Кешей глаз да глаз. Хорошо хоть Жюли прихватили…, разумная собачка…»

Лев Константинович нашел глазами Ковалева.

И то, что он увидел, ему крайне не понравилось. Дмитрий Федорович разговаривал по телефону. Вначале хмурился, потом удивлялся, позже стал доволен…

«Печенкой чую! Разговор о нас!» Ковалев взглядом нашарил в толпе гостей бывшего начальника, самодовольно ухмыльнулся, пошагал к Потапову.

«Держись, Бориска. Что-то будет».

Завянь уже привык к пессимистическому настрою бывшего смершевца. Не всегда ему доверялся. Но тут, увидев, как уверенно, целенаправленно лавирует Коваль, напрягся.

Дмитрий Федорович шагал с лицом человека нешуточно выигравшего в лотерею. Как будто к кассе шел! За главным призом своей жизни.

— Лев Константиныч, — пророкотал, приблизившись в упор, — а ты у нас однако… — хват. Я думаю, откуда это все? чем занят? А ты…

— А я? — сумрачно уточнил Потапов.

— А ты девушек вовсю воруешь, старый греховодник!

Челюсти разведчика стиснулись, в руке едва не треснул тонкий стеклянный бокал… Крыть, отвечать Льву Константиновичу было нечего и нечем.

— Мне тут сказали, — доверительно наклоняясь, негромко проговорил ухмыляющийся Коваль, — ты у себя на даче дочку Карпова прячешь?.. — Испытывающий, ернический взгляд уперся в генеральские глаза. Потапов мысленно обругал Зою (или Миранду) решившую прогуляться по участку.

Судя по всему, Коваль с дачи наблюдение не снял. Решил перестраховаться.

— Дима, — хрипло проговорил Лев Константинович, — по-моему, мы обо всем договорились. Мы — квиты.

— Как сказать, как сказать, — насмешливо проговорил Федорович. — Твоя игра дорогого стоит…

— Дима.

Ковалев поднял вверх раскрытые ладони:

— Это твоя тема, Константиныч, я не вмешиваюсь. Здесь ты — по э т о м у делу?

— А тебе какая разница? — проскрипел Потапов. — Сдавать ты нас не будешь. У м н ы й о ч е н ь. Жизнь любишь.

Бывшие разведчики поиграли глазами. П о г о в о р и л и, так сказать. Первым взгляд отвел полковник:

— Ладно, Константиныч. Уважаю. Теперь я уверен мы — квиты. Наблюдение с твоей фазенды я снимаю. Адью. Желаю здравствовать.

Ковалев резко повернулся спиной к генералу и ушел в толпу. Донесение подчиненных о том, что засекли на старой даче, окончательно успокоило Федоровича. Теперь он заимел на бывшего начальника ТАКУЮ компру, что впору пожалеть пенсионера… Не дернется! Не сунется. Будет вести себя тише серой мышки!

Насвистывая и только что не пританцовывая, Дмитрий Федорович шел встречать подъехавшего сына.

«Попали мы, Бориска», — сумрачно проговорил Потапов.

«Ты думаешь, он нас сдаст?! Прямо сейчас настучит Карпову и сообщит, где Зоя?!»

«Дима меня волнует в последнюю очередь, — глухо буркнул генерал. — Меня волнует другое. Как только Коваля не станет, его свора тут же на нас набросится. Пока он и Макс живы, подчиненные послушны. Как только поступит информация о смерти Димы и Максима, ребятки проявят активность…»

«А если уже проявили?! Карпов только недавно получил сообщение от Зои о том, что все в порядке, еще, наверняка, не отменил награду!.. Константиныч! Свора не удержится — такие деньги сами в руки…»

«Пока Коваль жив — удержатся, — оборвал Бориса генерал. — Я Диму знаю. Он парень жесткий, если кто скрысятничает, никакие деньги не помогут — разыщет даже на орбите Марса».

«Сколько у нас есть времени?!»

«Не много. Надо еще Инну выловить и посудачить, потом до дачи добраться, кое-какие вещички в «тревожный рюкзачок» добавить…»

«Может Зое позвоним на городской, предупредим, чтоб уходила?!?!»

«Она трубку не возьмет, — обреченно проговорил Лев Константинович. — Мы сами же ее просили сидеть тихонько… Да и куда она без нас… Эх, Борька, надо было еще одну мобилу прикупить, да девушке оставить!»

«А все твоя самоуверенность!»

«Не дави на мозоль, Бориска. Мобильники — лучшие шпионы. Кто ж знал? — Потапов оглянулся: — Пойдем к Иннокентию… Сейчас нас может выручить только его премудрая жена».

Месье Капустин отлично понимал, как раздражает обоих интеллектов, и потому не отирался поблизости от генерала, скрывался за толпой гостей. Его успела оккупировать полнотелая богемно живописная гражданка в цветастом балахоне и браслетиках. Тихонько ездила по Кешиным ушам, бубнила что-то об импрессионизме и собственной роли в обозначенном течении.

Иннокентий притворялся слушателем. Едва в приделах видимости образовался генерал, изобразил лицом — ну наконец-то! — и приготовился удрать.

Гостей уже позвали к банкетным столам в гостиную. Народ планомерно заскользил к угощениям. Потапов подошел к гражданке и Капустину, проговорил «пардон, мадам» и поволок от нее Кешу в укромный уголок за кадку с пышной пальмой. Мадам разочарованно прикончила коньяк в бокале, позвенела браслетами и печально отправилась на трапезу.

Лев Константинович склонился к Кешиным рукам, пристально поглядел на собачку, спросил:

— Жюли, когда ты была здесь в прошлый раз — отец и сын Ковалевы приехали на одной машине?

Собачка отрицательно помотала ушастой головой.

«Слава богу, — секундно порадовался генерал. — А я уже переживал, что наше появление нарушило прежнее течение истории: Коваль из-за нас отправил сына отдельно от себя и Макс не попался на глаза Инне в нужную минуту, в результате чего она убийственный настрой потеряла».

— Жюли, — все так же неотрывно глядя собачьи глаза, продолжил Константиныч, — в прежний раз — Инна тоже скрылась где-то в доме до того, как гости пошли к столам?

Собачка кивнула.

— Ты знаешь, где сейчас находится Инна?

— Гав!

«Какое счастье, Боря, что Иннокентий заставил нас взять с собой жену! — глядя, как, спущенная с мужниных рук собачка поскакала к лестнице на второй этаж, сказал Лев Константинович. — Бывают же удачи!»

«Мы здесь, Лёва, ни при чем, История включила саморегуляцию», — мрачно поправил Завьялов.

Жюли прытко перепрыгивала со ступеньки на ступеньку. Сверху, на повороте к анфиладе второго этажа за непослушной собаченцией наблюдал огромадный охранник в чинном пиджаке и знатно отутюженных брюках. Его туда поставили, дабы отслеживать гостей, проявивших любопытство к хозяйским спальням (сейфам). Несанкционированное ушастое проникновение заставило сикьюрити проявить расторопность. Не обращая внимания на побежавшего вслед за питомицей мужика в однозначном прикиде, охранник бросился за резвой собаченцией!

«Ай да Жюли, ай да сучья дочь!» — наблюдая за отвлекающим маневром мадам Капустиной, восхищенно присвистнул генерал. Уворачиваясь от растопыренных охранных рук, Жюли-Жози стремительно проскользнула между ног охранника; сикьюрити — отчетливо чертыхаясь! — ринулся следом.

Лев Константинович тихонько пошагал вверх по пологим ступеням…

Не известно, как резво смогла бы передвигаться крошечная собачонка, не будь в ней человека. Но в тот момент чиа-хуа-хуа проявила потрясающую скорость! Прижав к спине трепыхающиеся волосатые ушки, Жози неслась по анфиладе, огромадный охранник за ней не слишком поспевал. Собачка заскочила в какую-то комнату, через секунду выскочила обратно…

Охранник на анфиладе уже не появился. Впечатленный генерал предположил, что Жюли изобразила нырок под кровать или за шкаф, сейчас сикьюрити пытается на карачках разыскать в большой спальне крошечную собачонку…

Жюли тем временем подбежала к соседней двери и быстро забарабанила в нее передними лапами!

Давать Иннокентию команду на проникновение не понадобилось. Едва жена обозначила дверь, за которой скрывалась Инна, Капустин осторожно ее приоткрыл…, впустил Жюли…

— Ой, — донеслось до генерала и Завьялова, — простите…, миль пардон, мадам… Моя собачка такая проказница! — и залопотал на непонятном языке.

— Что? — раздался из комнаты «простуженный» гундосый женский голос. — О чем вы говорите? вы иностранец?

Кеша старался во всю! Бормотал и извинялся, «ловил» Жози, отчетливо гремел какой-то легкой мебелью…

— Вон отсюда!!! — раздался грозный рык дочери юбиляра. — Во-о-он!!!

Капустин пулей выскочил за дверь. На пороге столкнулся с охранником. Предъявил тому ушастое алиби в плюшевой юбочке и, буркнув «простите великодушно, моя собака вечно что-то учудит!», с видом невозмутимого гладиатора (борца отнюдь не со львами, а собственными шавками) зафланировал к лестнице.

Два интеллекта ему мысленно аплодировали с нижней ступени: на светлых брюках «голубка» разливалось большое влажное пятно. Исключительно для появившегося на лестнице бодигарда, стилист ворчал:

— Проказница! Опять мне брюки измочила! — остановился напротив генерала, капризно надул подкрашенные блеском губы: — Я не могу в таком виде здесь оставаться! Я уезжаю! — вихляя бедрами, устремился к выходу на улицу.

Уже на крыльце Завьялов тихонько спросил Иннокентия:

— Кеш, это что — Жюли тебя так у д е л а л а?

Капустин обиженно покосился на генеральское лицо:

— Еще не хватало. Это я в комнате Инны вазу с цветами на себя опрокинул. — И лукаво хмыкнул: — Но получилось достоверно, правда?

* * *

Вещи собирали в спешке. «Тревожный чемоданчик» генерал собрал загодя, но в связи с тем, что обстановка обострилась, добавлял в рюкзак боеприпасы и перевязочный материал.

Миранда успевала наябедничать на Зою Павловну:

— По крыльцу ей, видите ли, захотелось прогуляться! — ворчала. — Воздуха глотнуть!.. Душно, видите ли!

«Не иначе кто-то снова на елку забирался, — предположил Лев Константинович. — Крыльцо видно только оттуда, остальное пространство забор перегораживает…»

«Лев Константинович, — разволновался Борис, — а на фига они на елку-то поперлись?! Может твой Коваль еще не дал отбой?!»

«Спокойно, Боря, спокойно, — бормотал Потапов. — Елка не только снайперская лежка, но еще и единственная точка обзора. Туда могли залезть для наблюдения, сейчас там — пусто».

«Уверен?!»

Потапов не ответил. Поставил дачу на сигнализацию, велел Кеше накинуть рюкзак на плечи и повел команду к забору на нежилой участок:

— Уходить будем через параллельную улицу, — сказал Миранде-Зое. — Ковалев, конечно, обещал засаду снять, но как говориться… береженого бог бережет, глупого больничка ждет.

Легче всех забор Жюли перемахнула. Лев Константинович перебросил собаченцию через ограду, с той стороны ее супруг поймал… Тело Зои Павловны, приобретя черты Миранды, с задачей тоже справилось весьма, весьма.

Невероятная команда из трех с половиной тел и пяти интеллектов перелезла через еще один забор на другую улицу и пошагала к автостраде. По причине цейтнота к гримеру Светлане Игоревне за курткой и джинсами Завьялова решили не возвращаться. Нашли на даче тренировочно-огородный костюм покойного Романа. Эластичные синие порточки смотрелись на завьяловском теле — презабавно. Коротковаты были, а на заднице мешком висели.

Рядом с пугалом в синих трениках сурово вышагивал боевой генерал в затрапезном стареньком костюмчике (прикид английского джентельмена Потапов бережно в пакет упаковал и лично нес), приличные штиблеты из магазина Аркадия Генриховича смешно смотрелись под затертыми брючинами. Лев Константиныч выступил — походно. С пистолетом, засунутым под брючный ремень на спине.

На фоне двух застойных, слегка вооруженных дачников мадмуазель Карпова смотрелась нежной розой в окружении разросшегося сорняка. Но личика не морщила. Вела себя как маркитантка в войсковом обозе — достойно, стойко. И главное — зряче.

Борис безостановочно пытался связаться с друзьями. Еще по дороге на дачу, начал обзванивать питейные заведения, где предположительно, на вскидку могли заседать Косолапов, Воробьев или Козлов. Звонить им на мобильники или домашние телефоны Лев Константинович категорически не рекомендовал: «Их наверняка прослушивают, Боря. Думай об общественных местах, где друзей могут п о д о з в а т ь к телефону».

Завьялов думал. Предполагал. Но время для московской братии — ранее. Пока никто не отозвался.

Завянь уже почти отчаялся, начал подумывать о том, чтобы созваниваться со второстепенными приятелями, которых набиралось — пруд пруди. Но в любимом кабачке Косолапова бармен наконец-то ответил: «Минуточку, сейчас подзову, Коля только что пришел».

Компания в тот момент стояла на обочине автострады, где Зою выставили частника голоснуть. Перед симпатичной девушкой уже притормаживал слеподырый дяденька на Мерседесе, не заметивший, что в кустах засел дополнительный багаж из дачников в трениках…

Завянь вознамерился крикнуть Зое, чтоб та подождала, дала ему возможность поговорить с Коляном на природе без лишних ушей…

Но дяденька, заметив движение в придорожных кустах, уже так рванул вперед, что только гравий разлетелся!

— Внимательно, — раздался в телефоне голос Косолапова, произнесший привычное приветствие.

— Косой. Привет из танка.

Знакомый отклик незнакомым голосом заставил Колю на секундочку опешить.

— Э-э-э…

— Привет из танка, говорю, — соблюдая привычные интонации проговорил Завянь тихим шепотом. — Где Вадик и Максим? с тобой?

— Э-э-э…, нет, — догадливо не называя имени Бориса, сказал Колян. И настороженно спросил:- Ты сам-то — где?

— Ховаюсь, — буркнул Завьялов. — Но нужно — м е с т о. Нас будет трое.

— Место?.. Ты это…, - задумчиво протянул Косолапов, — помнишь, где я рыбок подкармливаю?

— Ну.

Шум кабачка затих, словно Коля трубку и губы лапищей прикрыл:

— Давай дуй туда. Я встречу. Макса и Вадима прихватить?

— Нет. Ты главное хвоста не прихвати, — мрачно произнес Завьялов.

— Обижаешь, друг.

У обочины притормаживала запоздалая маршрутка.

Общий друг Завьялова и Коли — Юрий Коромыслов регулярно навещал Бали.

На время отъезда оставлял ключи от квартиры наипорядочнейшему Косолапову: тот девок на чужие хаты не водил, поскольку был перманентно холост и жилищно обеспечен. Бардака на вверенной территории в жизни не устраивал, за рыбками следил, цветочки поливал, с соседками здоровался.

Соблюдая все законы конспирации Завянь привел туда компанию. Прежде чем войти в подъезд многоэтажного дома, посидел в кустах: убедился, что за Колей никто лишний не притопал. Легонько озадачился, увидев, что вместе с Косолаповым приехала какая-то смутно узнаваемая брюнетка…

Наморщил ум. Припомнил окончательно. Ого! Да вместе с Косым пришла больничная сестричка Раечка. Та самая из-за которой Коля прыщ лечил послушно.

«Неужто уломал чертяка?! — вылезая из кустов, немного удивился Боря. — А как же Гоги? Доцент носатый?..»

«Хватит отвлекаться на ерунду, — прозвучал в общей голове командирский голос генерала. — Давай, шагай к подъезду и оборачиваться не забывай».

Огромный как медведь с пивным пузом Косолапов застыл в дверном проеме. Рыжеватые брови Коли хмуро сошлись на переносице, глаза исследовали, выпущенное первым из лифта Завьяловское тело. Косой, разумеется, заметил, что с другом что-то не так. Не совсем в порядке… И касается это отнюдь не одежды. Не коротковатых вислозадых треников и отстойной олимпийки. А фигуры в целом: Завянь двигался как-то иначе, глядел не привычно, головой крутил, как будто за ним собачья стая гонится… Трусил, что ли…

— Борь, ты как? — спросил Коля хмуро. — В поряде?

Еще не зная, кто конкретно им поможет, компания договорилась: никого из посторонних в ситуацию посвящать нельзя. Борис любил друзей и не хотел, чтоб им стирали память.

Иннокентий мрачно кивнул. Прошел мимо Косого в квартиру, дождался, пока тот пропустит Зою и непосредственно Завьялова в генеральском облике.

— Коль, я тебе ничего рассказывать не буду, — строго, в первую очередь предупредил стилист Косолапова. — Тут — меньше знаешь, легче спишь.

— А у меня сон крепкий. Не беспокойся. — Не согласился Колян, в упор разглядывая уже Зою. О том, что в пропаже наследницы Карповских миллионов обвиняют его друга, Косолапов знал: все средства массовой информации о том трубили. Но все же…, воочию увидеть перед собою суть переполоха… Поморщился трагически: — Что, Боря, — конкретно влип, бродяга?

Глаза, управляемые стилистом, юркнули на генеральское лицо, как будто спросили: «Что в этом случае ответить?! Какой текст будет правильным?!» Увлеченный лицезрением красотки Коля эти переглядки, слава богу, не заметил. Капустин уверенно сказал, как было раньше уговорено:

— Косолапов. Я тебя в свои проблемы втягивать не хочу. Оставь мне ключи от хаты и отваливай.

— Чего-о-о?! — разворачиваясь к другу всем телом, выпучился байкер. — Ты чо, Завянь?! С пальмы рухнул, мозжечок отбил?! Какой «отваливай»?! Я тебе…

— Коля, — с истинно Завьяловской интонацией выговорил Иннокентий, — затухни. Давай ключи и отваливай. Я рыбок покормлю.

Косолапов ошалело поглядел на появившуюся в просторной прихожей черноволосую Раечку с осиной талией:

— Не ты видала, а… Ты видала?! — косолаповское рычание набирало обороты и демонстрацию: — Он, видишь ли, меня впутывать не хочет!! У него типа — проблемы!! Завянь!! А когда под мою «беху» мотоциклист на трассе залетел?! Когда мне в «Трех свинках» два ребра сломали и зубы выбили?! Кому я первому позвонил, а?! Кто первым ко мне всегда подрывался?! Кто за меня перед всеми мазу держал?!

К подобному отпору компания была готова.

Скромно стоя в уголке у одежной вешалки, Завьялов наблюдал, как лицо Иннокентия пошло какими-то волнами, исказилось…

— Прекрати давить!! — почти что взвизгнул Кеша. — Ты ничего не понимаешь!! Ты д о л ж е н уйти!! Для твоей же безопасности!!

Последнее предупреждение стилист добавил зря: забылся видимо. Колян не просто озверел, а зверски разобиделся. Встал в наполеоновскую позу, скрестив поверх пуза могучие татуированные руки, и гордо выдал:

— Еще одно слово. И я тебя в аквариуме притоплю. — Повернулся к ветреной медсестричке, дал команду: — Раечка, бери девушку и на кухню. Мужики проголодались. Пиво в холодильнике. Сейчас состоится разговор не для детских ушек, шлепайте отсюда.

Завьялов мысленно закатил глаза к потолку. Чего-то подобного он, в принципе, и ожидал. С Коляном н у ж н о посидеть. Поговорить. На этот случай был заготовлен иезуитски хитрый финт — ответная обида, выход на авансцену рассудочного дядюшки из Конотопа.

Приветливо улыбающаяся Раечка подхватила Зою под руку — пойдемте, пойдемте, пускай мужчины поговорят, — увлекла ее к холодильнику с застоявшимся пивом и скудными (консервированными) закусками, сухариками, чипсами. Капустин воспроизвел лицом выражение «ненавижу ссориться по пустякам», проговорил заранее условленную фразу:

— Не буду обижать тебя, Колян… Тебе все Михаил Борисович скажет, иначе подеремся.

Конотопский Михаил Борисович выбрался из угла за вешалкой и, практически не глядя на надутого, набычившегося Косолапова, двинулся к гостиной, украшенной огромным аквариумом с экзотическими зубастыми рыбинами.

Сел в глубокое кожаное кресло цвета и фактуры мягкого океанического песка. Ногу на ногу закинул, спокойно поглядел, как недовольно сопящий Коля усаживается напротив на диван и смотрит исподлобья, кулаки пудовые оглаживает.

Некоторое время два приятеля глядели друг на друга. Генерал Потапов упрятался в глубь личной сущности, позволив выступить вперед Завянь. Иннокентий на цыпочках двинулся к удобствам. Его жена и так куда-то исчезла…

Друзья глядели в упор. Как будто искали бреши и лазейки в обороне. Как будто принюхиваясь, наподобие двух волкодавов перед дракой.

Первым не выдержал Косолапов. Его брови дрогнули, приподнялись… Удивленное выражение на секунду промелькнуло на лице. Николай улавливал, но не мог понять — что в этот мужике его привлекает?! что кажется знакомым? близким. Родным насквозь, до самой печени!

— А Райка меня в тот вечер сама в «Ладье» нашла, — выдал Косолапов неожиданно. Словно конотопский дядюшка мог что-то знать о ветреной больничной медсестричке и проигранной лав-стори!

Смущенно поскреб заросший подбородок, хмыкнул.

Борис удивленно вытянул губы. Ах вот оно что. Рая…, черноволосая девушка на крыльце, та самая, что сообщила «Борису Михайловичу» в какую сторону прошли к стоянке Зоя и ее охранник?.. Завьялову тогда брюнетка показалась смутно знакомой, но сосредотачиваться было некогда — лицо почему-то никак не монтировалось непосредственно с «Ладьей»…

Неожиданно из самого нутра выступил носитель Константинович с вопросом:

— Коля, — прищурился на Косолапова, — а ты назначал Раисе свидание в «Золотой Ладье»?

Влюбленный байкер не сразу воткнулся в суть возникшего интереса, слегка оторопел, потом пожал плечами:

— Не помню… Да какая разница! Тут главное — она меня с а м а нашла! Прикинь, Борисыч, я ее пять дней штурмовал, как Измаил…

Влюбленный Коля продолжал, скажем прямо — хвастать; в общей генеральской голове разыгрывался форменный кошмар! Лев Константинович на фантастической скорости задействовал совсем не одряхлевшие аналитические возможности мозговых извилин!

«Боря, это — ОН!!! — вопил контрразведчик. — Это он, я его вычислил!! Гляди, где Кешка и Жюли, у нас атас — циклоп нашелся!!»

Тело старого разведчика уже неловко, коряво выползало из низкого мягкого кресла, Потапов материл все мебельные новомодности, хватался за проваливающиеся подлокотники…

«Лев Константиныч!! Ты уверен?!» — орал внутри Завьялов.

«Включи мозги! Раиса из той же больницы, где нас меняли-перепутывали! Она каким-то образом узнала, где будет Косолапов вечером! Она — из будущего!!»

Внутренний диалог и поднимание из кресла заняли не более пяти секунд. Лев Константинович наконец-то встал прямо, сделал шаг в сторону кухни, где девчушки якобы пиво пили и сухарики грызли…

На едва обозначенном пороге гостиной, под арочным сводом, показался бледный до зелени Капустин. Глаза стилиста выпучились до невероятности, серо-фиолетовые губы прошептали:

— Борис Михайлович, Лев Константинович… Платон нашелся.

— Он в Рае? — быстро, тихо и без внешней паники уточнил Потапов.

— Угу, — очумело кивнул Иннокентий. — Они там…, я туда… попить…, а они там на интерлингве. Между собой.

Лев Константинович моментально выхватил из-за спины пистолет, и осторожно, как кот на мягких лапах выскочил из гостиной, пролетел по небольшому коридору — приложил ухо к щелке приоткрытой двери!

На кухне тихо, напряженно спорили две женщины на непонятном языке. Один голос явно принадлежал Миранде-Зое, внезапно ее собеседница гортанно вскрикнула, раздался шум, испуганное собачье тявканье!

— Жюли-и-и!!! — заголосил Капустин и превратился в тигра! Оттолкнул от двери подслушивающее генеральское тело, ворвался на кухню!..

Немая сцена.

В углу забилась под стол трясущаяся собачонка, к ней нагибалась Рая…

Да так и застыла. С растопыренными пальцами, согнутой спиной.

— Не смей ее трогать! — завопил стилист. — Не смей дотрагиваться до моей жены, урод!!

Губы медсестрички хищно выгнулись, медленно, не отводя взгляда от завьяловского тела, она распрямилась… Увидела, что позади Иннокентия застыл Потапов с нацеленным на нее пистолетом…

Реакция циклопа Платона была стремительной и неожиданной.

Уйдя из зоны обстрела, спрятавшись за Иннокентием, женщина, подвластная мужчине, схватила, лежащую на столе дамскую сумочку…

Мгновение! И в руке Раисы скальпель.

Мгновение! И острая сталь прижата к горлу Зои!

«Она ее убьет», — как-то через чур спокойно произнес Потапов, и Завьялов понял — так оно и будет. Террорист из будущего пришел исправить настоящее. Для этого достаточно убить кого-то из двоих: Завьялова или вероятную мать его потенциальных близнецов.

Прикрываясь Зоей, Платон-Раиса обхватил ее одной рукой, прижал к себе, прищурился:

— Дайте нам уйти. Если не пропустите — она умрет.

Странно низкий, замогильный голос сочился из привередливо подкрашенных женских губ. Миловидное и мягкое лицо Раисы как будто перекраивалось, обретало жесткие черты… Словно изнутри глубокого пруда, из темного омута на поверхность выплывал мужчина.

— Рай. Ты чо?

Удивленный голос Косолапова прозвучал в кухне неожиданно и странно. Как реплика героя, перепутавшего выходы на сцену, да и спектакли в целом. Его огромное тело отражалось в ночном кухонном окне: растрепанный байкер хлопал глазами, протягивал вперед руку, как бы прося любимую одуматься…

— Заткнись, — уголки губ Рисы брезгливо опустились. — Надоел. Заткнись и спрячься.

— Чего?!?! — Косой пошел вперед…

— Стоять!! — одновременно завопили и генерал, и террорист, и Боря. Продолжил только Завьялов: — Коля стой. Она ее убьет. Потом все объясню.

Борис попятился, наткнулся спиной на объемный косолаповский живот и вжал приятеля в стену:

— Не вмешивайся, Коля. Пускай уходят. Платон, мы вам препятствовать не будем.

— Освободите нам проход!! — заорал Платон из тела Раи. — Все в комнату! Кто дернется — порежу!!

Получалось так, что камикадзе захотел еще пожить. Платон мог бы тут же, не сходя с места перерезать горло Зои Карповой. История была бы уже изменена — бесповоротно.

Но он решил пожить.

И для этого, чтобы уйти, ему понадобился заложник. Драгоценный и неповторимый.

Борис втолкнул Косолапова в гостиную, Иннокентий бросился под стол, схватил жену и быстро, задом наперед и на карачках, убрался по тому же адресу.

Платон-Раиса медленно вышел из кухни. Остановился напротив арочного входа в гостиную, хмыкнул:

— Если кто пойдет за нами — она умрет. Косолапов, где ключи от входной двери?

Косой упрямо засопел, притертый к стенке генеральским телом. Лицо Раисы неузнаваемо исказилось в бешенстве:

— Ну!! Где?! Я повторять не буду!!

— Скажи ей, Коля, — обреченно выдавил Завьялов. — Пускай уходят.

— На тумбе. В прихожей.

Если бы Коляна не прижимали так крепко, он — Завьялов это чувствовал — набросился бы на Раису разъяренным вепрем, со словами «сдохни, гадина, и будь что будет!!». По генеральской спине колотилось неистовое байкерское сердце! Грудь разрывалась от желания допрыгнуть до предательницы и разорвать ее на части голыми руками!

— Спокойно, Коля, — произнес Завьялов, наблюдая, как медленно, не отводя глаз от трех застывших мужиков, женщины пятилась вглубь полутемного коридора к входной двери.

В глазах Миранды стоял смертельный ужас. На запредельной глубине зрачков тлела истерическая искорка Зоиного страха.

Завянь на секунду смежил веки, как будто говоря — держись, любимая, я тебя выручу. Я не прощаюсь, обещаю…

Платон-Раиса, прежде чем совсем исчезнуть в темной кишке коридора, оставил лицо на свету, усмехнулся и проговорил:

— Хочу сделать вам подарок, господа современники. Закон Шустова-Макмануса — полная туфта. Знаю, что вы пытаетесь связаться с департаментом… Можете им передать — я работал на Окинаве в шустовском центре…, так что… Желаю здравствовать. Надеюсь, больше не увидимся.

В прихожей тихо звякнули ключи. Негромко хлопнула тяжелая стальная дверь.

Замок закрылся на два оборота.

— Коля, где еще ключи?! — тут же завопил Завьялов.

— Да я откуда знаю!! — в той же манере разошелся друг. — Одни у Коромыслова, где запасные я не знаю!!

«До завтра можем проискать, — глубокомысленно произнес до жути невозмутимый старый смершевец и быстро повел свое тело в прихожую. Присел на корточки перед замком, разочарованно дунул в скважину: — Засада, мать ее… Замок отличный, с таким — провозимся».

— Коля, найди мне шпильку, гвоздь, пинцет… Что угодно тонкое и металлическое! Быстро!

Хозяйственный Косолапов уверенно вытянул на себя длинный ящик тумбы. Из ящика посыпались всяческие, явно позабытые Юриными подружками, заколки, шпильки, даже щипчики…

Генерал быстро копался в ворохе тонюсеньких железок. Неподалеку тихонько поскуливала перепуганная Жюли на руках у мужа. Над согбенной спиной военного пенсионера гремел очумелый косолаповский бас:

— Что происходит, парни?! Почему вы Райку «Платоном» обзывали?! Чо за байда?!

По сути дела Косолапов обращался к Иннокентию, но ему ответил конотопский дядя Миша:

— Все разговоры после. Сейчас нам надо максимально быстро выйти из квартиры.

«Зачем?! — безнадежно провыл Завянь. — Что это изменит?! Они уже ушли!! Мы — не догоним!!»

— Коля, — подбираясь уже ко внутренностям замка, пробормотал Потапов, — Раиса водит машину? Вы приехали сюда на твоей машине. Где ключи?

— У меня, — растерянно похлопав по карманам, сказал Косой.

«Приятное известие. Подозреваю, что Платон не умеет водить наши допотопные автомобили, — не отвлекаясь от шпильки и распрямленной заколки, буркнул генерал. — Если у Платона…, то есть у Раи есть в кармане мобильный телефон, они могут вызвать такси… Доставка транспорта по адресу займет достаточное время. Они будут где-то дожидаться… Мы может успеть, Бориска!»

Растерянный, потный и красный Косолапов терзал вопросами стилиста:

— Завянь, ты чо молчишь?! Что происходит?! Райка — сумасшедшая, да?!

Даже стоя на самом краю, вплотную наблюдая за предательством, влюбленный мужик надеется на чудо! Его не обманули — помешались! Пусть страшно, пусть жестоко…, но может быть все-таки — временно?

Ведь было так чудесно! Еще полчаса назад: его целовали, в глаза заглядывали, лепетали нежности…

Косолапов реально — клочками! — рвал на себе волосы!

Борису было жаль приятеля — невероятно! Но пожалеть, сказать хоть что-то он не мог. Боялся помещать Льву Константиновичу, ковырявшему сложный современный замок, боялся взять под управление хотя бы речевые центры — отвлечь и помешать.

А Константиныч центрами воспользовался:

— Иннокентий, — вращая в пальцах шпильку, обратился к Капустину, — о чем говорили Миранда и Платон?

Кеша не успел ответить, взревел Косой:

— Какие на хрен «Миранда» и «Платон»?!?! Завянь, почему этот хрыч тебя-то «Иннокентием» зовет?!

— Уф, — громко выдохнул Потапов. Твердо зафиксировал в скважине заколку и шпильку, встал прямо и, пальцами одной руки схватив Косого за кадык, впечатал его в шкаф: — Заткнись, Коля. Все вопросы — позже. — Отпустил байкерское горло, вновь присел перед замком. — Иннокентий. Говори по-чесноку. Косолапов уже в теме. Все равно твои циклоны в его мозгах поковыряются.

Стилист кивнул согласно, послушно забубнил:

— Они говорили о том, как Платон очутился в теле Рае…

— Об этом после, — перебил Лев Константинович. — Платон сказал что-нибудь о месте, куда они предположительно поехали?

— Нет.

— Паршиво. Что там за закон такой — Шустова-Макмануса? Почему он вдруг туфтовый? В двух словах.

— В двух слова, — тягуче сглотнув, послушался Иннокентий: — Закон гласит: «В процессе разъединения, лишенное носителя тело и интеллект погибают практически одновременно».

«Ты что-нибудь понял, Боря?» — пробурчал Потапов, плавно вращая шпильку по часовой стрелке. Для старательности закусив кончик языка.

«Мы как разговаривали с Кешей… О том, что будет, если будущее измениться и он там вовсе не родиться… Иннокентий мне сказал, что тело, лишенное носителя интеллекта протянет в вегетативном состоянии какое-то время…, потом умрет. Я потом спросил, что в происходит в обратном случае с интеллектом, куда он девается — умирает-исчезает или продолжает жить в другом носителе? Капустин сказал, что гибель тела и интеллекта происходит практически одновременно, типа, это как-то связано».

«Понятно, — кивнул Лев Константинович. — Платон нам намекнул, что готов продолжить жизнь в чужом теле до конца его времен. Даже после изменения будущего, его интеллект не испариться сам собой из тела Раи». Замок негромко чавкнул, генерал потянул на себя дверную ручку:

— Порядок. Выдвигаемся.

В хорошо освещенном фонарями дворе шумели под ветром деревья. Завьялов, Иннокентий и разъяренный байкер разделились, минут десять побегали по территории. Заглянули в каждый темный угол, обшарили все детские качели-карусели, кустами пошуршали…

Террористы испарились как их и не было.

Мужики собрались у подъезда. Иннокентий держал на руках трясущуюся жену. Генерал Потапов засунул руки в карманы брюк, угрюмо зябко ежился под ветром. Косой глядел на них уже заинтересованно. Но благо — успокоено.

«Что будем делать, Константиныч?»

«Ума не приложу, — признался контрразведчик. — Они могли уйти из двора в любую сторону. Поймать такси на проспекте или вызвать машину по адресу… Райка здесь давно вокруг Косого трется… Наверняка узнала, где расположены аптеки-магазины, так что по адресу определиться легко… Эх! Нам бы только отправную точку их отъезда разыскать!»

«А может быть пойдем по следу?»

«В смысле?»

«В смысле — Жюли».

Генерал направил взгляд на собачонку в старом рукаве (шикарный прикид для светских вечеринок рачительные беглецы припрятали вместе с англицким костюмом). Мадам Капустина выглядела неважно. Недавний испуг — можно представить, что испытало крошечное существо, когда к нему потянулись кошмарно агромадные руки настроенного на убийство диверсанта! — еще продолжал потряхивать тщедушное тельце. Потапов жалостливо сморщился:

«Ты думаешь, она — потянет?»

«А ты спроси. У нее и нюха-то может не оказаться. — Вздохнул: — Какая из Жози собака…»

Виктор Николаевич Полуянов вышел на балкон перекурить.

Жена по обыкновению утащила пепельницу. Унесла на кухню — вытряхнуть и вымыть. А вернуть на место позабыла.

Но время позднее, ночное и возвращаться на кухню уже лень. Виктор Николаевич стыдливо стряхивал пепел с четвертого этажа. Когда прикончил сигарету до окурка, опустил голову вниз, поглядеть: не опозориться ли перед аккуратными соседями, соря окурком на газон?

Внизу разыгрывалась уморительное зрелище. По узкой пешеходной дорожке, водя носом по асфальту, быстро перебирала паучьими лапками смехотворная собачка. Полуянов ее вначале даже за оборзевшую по ночному времени крысу принял!

За собачкой, как привязанные топали три мужика. При чем — по росту. Вначале шел невысокий пожилой субъект в костюме и матово поблескивающих штиблетах. За ним — бугай пузатый в черной кожанке. Замыкал шествие амбал в коротких вислых трениках.

Шеи у троицы напряженные. З н а ч и т е л ь н ы е.

Умора. Три конкретных мужика выгуливают шавку-паучка.

Или — шавка их выгуливает? подумал Полуянов. Вон как крадутся, шеи вытянув…

Жюли не подвела. Не взирая на негодующее Кешино фырканье в ответ на предложение «взять след» — попробовала: повела. И с каждым метром все уверенней.

Завянь переговаривался с генералом, уже невероятно заинтригованный Колян на пятки наступал. (Едва конотопский дядя Миша — в натуре! — заговорил с собакой, у Косого мозги повернулись так, что приключение с Раисой показалось хилым бредом на фоне остальных событий!) Немного разобиженный за жену, вынужденную нюхать оплеванный московский асфальт, Иннокентий потерянно брел следом. Маленько поражался непритязательности своей мадам. Корил себя за взявшиеся непонятно откуда фанаберии.

Длинный светлый двор закончился. Жози уверенно свернула на неухоженную тропку между деревьев и кустов. «Порядок, — сообщил Завьялов. — Я здесь бывал. За этим домом магазин, где есть стоянка для такси. Платон повел Миранду кратчайшим путем. Оттуда, я уверен, они — уехали».

Жози-Жюли вприпрыжку выбежала на освященный пятачок перед магазином, где на пустой парковке дремал таксомотор с желтым кубиком на крыше. Подбежала к обочине, покрутилась на одном месте и села, повернув разумную мордочку по ходу движения автомобилей, которых впрочем, на дороге почти не было.

«Константиныч, позволь мне самому с таксистом потолковать, — сказал Завьялов, — шоферы на одной точке все до единого знакомы, я знаю что сказать», — и тут же получил бразды правления над телом. Подошел к водительской дверце дешевой белой иномарки и стукнул пальцем по стеклу:

— Привет, братан, — озабоченно сказал, приоткрывшему окно шоферу. — У нас тут, типа, не хилая проблемка образовалась… Другана две клофелинщицы опоили. Все бабки и рыжье под чистую из квартиры вынесли, шалавы! Мы их на полчаса оставили, за «шампунью» сгоняли. Пришли назад, а Мишка уже в отключке. Ты тут двух девок не видал, а? Одна черненькая в юбке, другая беленькая в джинсах.

Водила оживился. Кошмар любого мужика: нарваться на клофелинщицу и не дай бог, кони двинуть! — тут же вызвал солидарность.

— Беленькая в джинсах, черненькая в юбке? — скинув дрему, подобрался водитель. Вышел из машины и как-то очень странно обрадовался: — А я-то смотрю… — шлепнул себя по бедрам: — Во б. ди! Стою тут, понимаешь ли, битый час! Загораю! А эти моромойки — шасть на проспект и голосуют!

— Короче, братан, короче! — взмолился Завьялов. — Ты видел, какая машина увезла девчонок?!

— Ну. Видел, — став серьезным, кивнул разочарованный возможными клиентками шофер. — Я тут стоял…

— Короче, брат!

Шофер прищурился:

— Синий Форд «Мондео». Номера московские. На заднем бампере — вмятина.

— А номер, номер не запомнил?!

— Двести семьдесят… Двести семьдесят… Не, пацаны! Первые две цифры «двойка» и «семерка» это точно, дальше, — таксист развел руками.

Борис положил на лоб ладонь, крепко, до боли помассировал голову и застонал: «Черт, Константиныч, черт!!.. Она с ним там одна!! Она с н и м и там — одна!!!»

На генеральское плечо легла большая лапа Коли:

— Есть предложение. Надо Толе Волкову звонить.

— Точно! — обрадовался в конец разбалансированный Завьялов. — Бардак в башне, ничего не соображаю! Звони, Колян!

Косолапов достал из заднего кармана джинсов мобильный телефон…

— Жюли!!

Гневный потрясенный вопль Капустина заставил Колю вздрогнуть. Завьялов оглянулся: неподалеку от мужской компании мадам Жози самозабвенно увлеченно обнюхивала на урне собачьи метки.

Полноценное перевоплощение в розыскную собаку затронуло какие-то рефлексы, французская богачка утратила контроль над телом — вовсю знакомилась с собачьими «посланиями», оставленными на помойке.

— Жюли, что ты делаешь?! — всплеснул руками отвлекшийся на мужские разборки стилист.

Второй четко адресованный вопль помог мадам очнуться. Жюли села на попку, потрясла головой и гадливо наморщила коричневую пуговку носа.

— Это ничего, — глубокомысленно утешил таксист. — Моя Маргоша вообще на улице говно жрет. А не уследишь…, так и вовсе перемажется. Хрен отмоешь, воняет потом на всю квартиру.

От картины, щедро обрисованной шофером, на мадам собаку навалилась тошнота. Иннокентий подхватил на руки полуобморочную женушку, нежно чмокнул между ушками…

Шофер скривился, посоветовал:

— Ты ее это, парень, не балуй… По носу щелкни, так чтоб зубы клацнули! Выбей дурь.

Завьялову показалось, что зубы сейчас клацнут у таксиста. Но, слава богу, обошлось. Воспитанный стилист прижал к себе рыгающую собачонку и отошел к кустам.

Мадам Капустина заслуживала трогательного обращения, поскольку — заслужила.

Однокашник Косолапова Толя Волков дослужился до капитана ГИБДД. Частенько помогал друзьям решать проблемы с транспортом, к ночным звонкам привык.

Колян разбудил приятеля, наврал ему, что некий чайник на синем форде зацепил его тачку и смылся. Так хорошо бы — разыскать. И п о в о с п и т ы в а т ь.

— Толь, форд в районе — ноль семнадцать, двадцать, должен под мостом проехать, — Колян назвал расположение моста. — Там ваши камеры стоят. Не глянешь? Я первые цифры номера запомнил: двойка и семерка, регион московский.

— Угу, — зевнул приятель. — Только утром.

— А прямо сейчас? по двойному тарифу.

— Да хоть по пятерному! Я вообще на даче… Дочка машину забрала, вернется не раньше пяти, у нее какой-то свидание в городе.

— Толь.

— Что — Толь, что — Толь?! — разъярился капитан Волков. — Сказал — утром, значит утром!

В трубке понеслись короткие гудки, капитан вернулся к сну. Косолапов виновато поглядел в генеральские глаза и убрал мобильник:

— Придется подождать.

— Надо было что-то посущественней насочинять! — укорил Завьялов. — Про угон, про похищение, сказать, чтоб брал такси — заплатим!

— Еще раз позвонить? — растерянно предложил Косолапов.

— Не надо, — отмахнулся Борис. — Дай телефон, я Марату позвоню, может он сейчас на работе…

Колян уже давно почуял неполадки: конотопский Миша слишком часто вел себя как форменный Завянь. Применял приятельские речевые обороты, вспоминал общих друзей… Михал Борисыч и откликался на «Бориса», когда к нему сам же Завянь и обращался!

И что немаловажно, сам Завьялов вел себя, как стопроцентный ушлепок. Носился с лысой собачонкой Зойки Карповой, как с писаной торбой, в лоб расцеловывал и шкурой рисковал, когда на кухне Райка сбрендила…

Невероятнейшая хрень! И, по большому счету, Коля — запутался совершенно! Ему никто ничего толком не объяснял, а фантастические предположения — голову напрочь сносили! Косой барахтался в невероятностях, но никак не мог поверить в собственные запредельные подозрения, соединить в мозгах чужое стариковское лицо и личность лучшего приятеля!

Когда же конотопский дядя Миша уверенно сказал «я позвоню Марату», Косой чуть не расплакался:

— Ребята! Вы мне наконец-то скажите — кто из вас КТО?!

Мужики все еще стояли в кустах за магазином. Неподалеку Кеша утешал Жюли, таксист на белой иномарки уже умчался в ночь по вызову. Восклицание Косого пронеслось по темным зарослям, спугнуло кошку…

— Коль, — невесело усмехнулся Завьялов, — я — здесь, — Борис ткнул пальцем в генеральскую грудь. — А там, — махнул рукой в сторону Жюли и Иннокентия, — в моем теле — путешественник из будущего. И сейчас он не с собакой возиться, а утешает собственную жену. Поскольку Жюли Капустина умудрилась залететь в собаку Зои Карповой.

— Еще раз повторишь? — не поверив слуху, попросил Косолапов.

— Попозже. Сначала дела порешаем.

Колян очумело кивнул, протянул старику с Завьяловым внутри мобильник…

«Борь, а ты уверен в этом Марате? — прозвучал в голове генеральский голос. — Ты — в розыске. Этот твой Марат — мент?»

«Марат гибедедешник, — подтвердил Завьялов. — А я уже не в розыске. Карпов получил электронное письмо от Зои…»

«Зои с нами нет, она нас не прикроет, — обреченно пригвоздил Лев Константинович. — Если ты не уверен в Марате…, то лучше не звонить. Он может сдать».

Завянь задумался. Как человек, способный превратить подыхающий рыдван в автомобиль-конфетку, Борис имел в определенных сферах сотни должников. Чины ГИБДД и МВД в его тюнинговую мастерскую — месячные очереди выстаивали, как в брежневские времена перед ремонтниками заискивали! Звони любому — не откажет. Пообещай отрегулировать движок, подвеску, электронику — выполнит самую затейливую просьбу.

Но это — не сейчас, мрачно вздохнул Завьялов. Сейчас в вопрос вмешалось похищение дочери одного из богатейших и влиятельных людей России. Пообещай Завьялов хоть изобразить из Запорожца истребитель с вертикальным взлетом… Через секунду после прекращения телефонного соединения, пройдет предупредительный звонок в другую сторону. Поскольку: все хотят быть генералами. С тугой мошной. И связями — из должников на самой верхотуре.

И получается, что, крепко подумав, абсолютно уверен Завьялов может оставаться только в нескольких друзьях. Стародавних, преданных.

Лелины приятельницы не в счет. У них другие сферы. Да и звонить им ночью…, выискивать чины… Глупейшая идея. (Оставленная на последок.)

«Нам рисковать нельзя, — раздражающе вмешивался в размышления Потапов. — Назавтра встреча с циклонами назначена. Если тебя…, то есть меня… з а к р о ю т, Кешка один тут пропадет, даже с Жюли. Начнешь плести перед следователем историю о том, что Зою Карпову вторично похитили…, на этот раз диверсанты из будущего… Закроют уже в психушке. Понял?»

«Лев Константиныч, — понурился Борис, — я не могу… Я даже думать не могу, что Зоя лишний час, минуту с ними…»

«Надо! — перебил генерал. — Надо перестать пороть горячку! Волков пообещал назавтра пробить нам форд. Предлагаю — дожидаться».

«А если Зою там сейчас…»

«ОНА МИРАНДА!!! Платон ничего не сделает телу, в котором сидит его подельница!»

«Но как мы их найдем?! Ты думаешь, Платон такой дурак, что на одной машине, прямо так — к норе подъехал?!»

Потапов хмыкнул:

«Судя по стилисту и Жюли, потомки предков в грош не ставят. Пока чуть-чуть не убедятся, что перед ними мыслящие существа. Если Платон из той же самоуверенной породы, поедет к лежбищу на одном моторе. Тачку он поймал на дороге, камеры ГИБДД, предполагаю, в расчет не примет. Решит — уже достаточно подстраховался, поймав случайную машину».

«Лев Константиныч, он — подпольщик, — невесело напомнил Боря. — Что если в будущем у них законы конспирации почище наших?»

«Боря. Представь, что ты попал во времена Александра Македонского. Как думаешь, ты поглядывал бы на тамошних господ — высокомерно? А?»

— Ребята, — вклинился во внутренний диалог голос Косолапова. — Михал Борисыч, Боря…, вы там о чем-то говорите, да?

— Зови меня «Лев Константинович», — вздохнул Потапов и крикнул: — Иннокентий! Вы как там? Живы?

Из кустов донеслось протяжное собачье всхлипывание. Нанюхавшаяся меток и асфальта мадам переживала дикий стресс.

* * *

За стеклом аквариума метались хищные рыбешки. На низком кофейном столике между кресел и дивана стоял раскрытый ноутбук хозяина квартиры Юры. Перед клавиатурой, смешно расставив лапки, сидела невеселая собака.

Вид лысой собачонки лихо работающей на компьютере и извлекающей оттуда иностранные слова, добил Косого окончательно.

Колян и без того поверил другу. Дружище Боря — никуда не денешься — сидел в чужом организме: разговаривал и вел себя в неповторимой завьяловской манере. Иных доказательств Косому уже и не потребовалось. Но фантастическое зрелище печатающей собаки, довело Коляна до туповатого окостенения. Огромный байкер, наморщив лоб, глядел, не отрываясь, на Жюли-Жози и обращался к ней «мадам Капустина», и исключительно на «вы».

Три остальные интеллекта тем временем перетирали. Лев Константинович попросил собачьего мужа с максимальной точностью воспроизвести весь разговор, подслушанный на кухне. Припомнить даже пазы.

— Я подошел, когда Миранда и Платон уже определились кто есть «ху», — сосредоточенно повествовал Капустин. — Миранда спрашивала Платона, как и почему тот очутился в теле Раи… Если дословно, то циклоп ответил так. — Иннокентий прищурился, сосредоточился на детальном воспроизведении и даже голос изменил, стараясь попадать под интонации Платона-Раи: — «Раиса целовалась до потери сознания…., с каким-то носатым парнем. Ее мозг был полностью распахнут. Девушка плыла…, я залетел в нее, как пуля». — Стилист открыл глаза, кивнул, подтверждая самому себе точность рассказа. — Да. Было так, очень коротко и точно. «Раиса целовалась»…

— С Гоги, — уточняя, с горечью пробасил Косолапов. — Они вечно назначали стрелку на лестнице между вторым и третьим этажом.

«Маленько не дошел, — мысленно опечалился Завьялов. — Я повернул к отделению «ухо-горла-носа» на втором этаже и не дошел до Косолапова. Платона, видать, в Раю метнуло, когда я был на лестнице. Табличка перед лор отделением, последнее, что я запомнил, глядя собственными глазами».

«Раскрепостилась девушка до бессознательности, — пробурчал Лев Константинович. — Или…? История немного подтолкнула нашего Платона в нужную ей сторону. Тут фиг поймешь».

Мадам Жюли негромко тявкнула, сообщая, что закончила письменную работу, Иннокентий пробежал глазами набранный текст, кивнул согласно «уви, мон шер ами» и обратился к интеллектам:

— Жюли удалось подслушать практически весь разговор Платона и Миранды. У моей жены есть некоторые замечания и добавления по существу вопроса. Я с ней в этом случае полностью согласен — мне тоже показалось, что Миранда находилась в серьезнейшем раздумье.

Следуя рассказу жены стилиста происходило вот что.

Жюли-Жози почти сразу же отправилась за девушками на кухню. Циклопы не заметили, как крошечная собачонка забралась под стол, и говорили на свободе. Платон предлагал сразу же смыться из квартиры: незаметно или по поводу — добежать до магазина, например. Миранда, как показалось Жюли, держала паузу. Задавала отвлекающие вопросы, уходить от темы. Начала расспрашивать Платона о том, как того угораздило очутиться в женском теле, хвалила за отличную идею — разыскивать ее через Косолапова.

Но едва только Платон предложил закончить разговор и сматываться, Миранда повела речь относительно бесперспективности их миссии, забормотала о полученных доказательствах разумности мадам Истории, о некой важной миссии…

Подслушивающая Жюли решила, что узнала достаточно: пора сообщить друзьям о появлении Платона в Рае! Тихонько двинулась на выход…

Миранда увидела собачку и тихо вскрикнула:

— Она разумна! Платон — в ней путешественник сидит!

Платон-Раиса ринулся за собачкой, и если бы не своевременное появление мужчин на кухне, наверняка свернул бы псинке шею.

…Говоря о вероятной участи жены, стилист зябко поводил плечами, глаза взволнованно закатывал и ежился. Жюли вздыхала, но, в общем-то, держалась героически.

Посчитав, что у Константиныча больше опыта в проведении контр-операций и розыскных мероприятий, Завьялов уступил ему бразды.

— Значит…, - задумчиво нахмурился Потапов, — у нас получается, что Миранда все же — предала. Сообщила Платону об опасности, указала на подслушивающую их собаку…

— Жюли в этом не уверена, — покачал головой Иннокентий. — Ей показалось, что Миранда находится на перепутье. Никак не может выбрать — чью сторону принять? Подчиниться Платону беспрекословно, или попробовать обратить сообщника в новую идеологию.

— Возможно, — согласился генерал. — Последующие события говорят о том, что и Платон в раздрае, уже не слишком уверен в своей сообщнице. — И хлопнул ладонью по подлокотнику: — Эх, нам бы как-нибудь связаться с Мирандой! Чем больше времени она с Платоном, тем больше вероятность того, что он ей заново мозги промоет!

— Увы, Лев Константинович, — развел руками Иннокентий, — это невозможно. Платон ничего не сообщал о месте вероятной дислокации циклопов, не обсуждал дальнейших действий, планов. Жюли предполагает, что Платон намеревался и дальше жить в теле Бориса Михайловича Завьялова. Его билет в один конец отнюдь не предполагал реального самоубийства.

— Интересно, как он нынче ПМС в теле Раи переживет, — хмыкнул контрразведчик. — Заместо Бори оказаться в бабе — тот еще самоубийственный подарочек… — И обратился к растерянному Косолапову: — Николай, что ты можешь рассказать о Рае? Платон наверняка не подготовил в прошлом какого-то определенного лежбища, он собирался захватить носителя Завьялова, воспользоваться ресурсами Бориного тела… Сейчас он может получить лишь то, что имеет небогатая больничная медсестра Раиса. Так что подумай — куда они могли направиться?

Косой пожал плечами:

— Рая прописана у родителей, но живет на съемной хате в Митино. Я знаю адрес. Заезжали как-то, чтоб она переоделась.

— Туда они поедут вряд ли, — задумчиво покачал головой Лев Константинович. — Припомни. Рая никогда при тебе газетками с объявлениями о сдаче внаем жилья не интересовалась?

— Не видел.

— А о подругах, любовниках, каких-то престарелых тетушках — рассказывала?

— Нет.

— Так я и думал, — вздохнул Потапов, — Платон диверсант не глупый, сумел Раису контролировать, заставил держать язык за зубами. Но попытаться все же стоило. Ты, Коля, завтра еще раз, на свежую голову подумай. Вдруг что проклюнется.

— Угу, — изображая энтузиазм и рвение, кивнул потрясенный событиями Косолапов.

Лев Константинович тяжело встал с дивана, оглядел компанию, глядящую на него, как новобранцы на комбата — снизу вверх, вздохнул:

— Отбой, ребята. Всем на боковую. Назавтра день тяжелый — встречаемся с циклонами… Авось — встречаемся, точнее. А Зою ищем обязательно.

3 часть

Почти сутки назад, разрабатывая контакт с дубль-интеллектом Инны Марычевой, генерал предложил выбрать местом встречи кабачок, имеющий название, удобно переводимое на интерлингву, поскольку Инна не должна была понять, о каком конкретном месте толкует странный тип с собачкой. Генерал от смерша категорически не хотел оставлять следов. Намеков. Малейших адресных привязок. На воду осторожный Константиныч дул.

Путем недолгих осуждений, остановились на небольшой кафешке «Старый капитан». Кафе располагалось в тихом переулке. По утреннему времени предполагалось мало посетителей.

Утром, снабдив друзей деньгами, Завьялов отправил Иннокентия и Колю в магазин, где Кешу вынули из треников и приодели в джинсы и ветровку. Лев Константинович вновь выступил английским джентельменом. Жюли одели в бархатную юбочку.

— Порядок, — оглядев экипировку, остался доволен разведчик, — выдвигаемся.

На машине Косолапова доехали до места встречи. Прежде чем покинуть автомобиль, Лев Константинович суеверно сплюнул через плечо, скрестил на удачу пальцы…

— Надеюсь, все получится, ребята, — сказал немного хмуро.

— Должно получится! — воодушевленно ерзая по просторному заднему сиденью косолаповского джипа, воскликнул Иннокентий. — О самоубийстве и убийстве в доме Марычевых уже по радио сообщили. Путешественники вернулись в свое время. Сообщили. Нас тут ждут!

— Твоими бы устами…, - прокряхтел привычно недоверчивый разведчик и выполз из автомобильного салона на улицу. — Следи тут, Коля, за окрестностями.

Косой смотрел на генерала все так же: снизу вверх и преданно. Отлично знающий Косолапова Завьялов подозревал, что смотрит так Колян не только из чувства искреннего восхищения башковитым контрразведчиком. Косой изгрыз себя упреками: он приволок Раису на место встречи с другом! из-за его дурацких брачных игр произошла трагедия!

Косого было жаль невероятно. Борис пытался друга успокоить еще ночью: «Коля, ты ни в чем не виноват, Платон бы все равно до нас добрался. Он прибыл сюда уничтожить будущее, разрушить роман между мной и Зоей. Если бы не получилось встретиться с Мирандой и увести ее с собой, он попросту убил бы одного из нас. Ему пришлось бы действовать из-за угла, исподтишка, внезапно… Он мог бы раздобыть оружие и выстрелить в меня или Зою издали. Но теперь, благодаря тебе, мы хотя бы знаем, от кого нам ждать удар… Мы — предупреждены. А раньше мозг сломали — куда Платон подевался?! откуда вынырнет? когда?»

Завьялов говорил доходчиво и искренне. А в голове превосходительство ворчал: «Смотри, Бориска, за Косым теперь — глаз да глаз! Мужик с надорванной душой способен что-то учудить…»

Николай, казалось бы, поверил, что в самом деле удружил компании. Но виноватый, да еще сосредоточенный на обиде взгляд старого приятеля Завьялову не нравился.

«И в самом деле, Константиныч, — вылезая из машины, сказал Завянь Потапову, — может быть лучше отобрать у Коли телефон? Вдруг…, получит извещение от Толи Волкова и подорвется сам все исправить? в одиночку?..»

«Надеюсь, ума хватит — стерпит, — пробурчал Лев Константинович. — Не станет рисковать чужими шкурами».

В небольшом кафе были заняты лишь три стола. За двумя торопливо завтракали мужики, явственно командировочного вида. За третьим…

За третьим сидела платиновая Галочка из «Золотой Ладьи». Та самая ухоженная моложавая блондинка, которую привел концептуальный конформист Козлов. Сидела, элегантно кофеек потягивала. Невозмутимо дожидалась контактеров.

Завянь и генерал слегка и обоюдно прибалдели. Не сговариваясь замерли. Лев Константинович предполагал увидеть в «Старом капитане» кого угодно: полицейского при полной форме, такого же командировочного мужика, изъятого с вокзала…

Но — ГАЛЯ?!?!

«Хорошо, что с нами нет Миранды, — пробормотал Потапов. — Такого издевательского облома она бы не пережила…»

«Да-а-а, — тут же согласился Боря. — Пронзительная готическая сказка о безжалостной Истории…, оборачивается фарсом. Позором, проще говоря…, мадам История считает своих детишек недоразвитыми, умственно отсталыми и самолично штопается — в расчете на придурков…»

«Подозревает, что людишки без нее не справятся, — поддакнул генерал. — Людишкам кажется, что у них с безопасностью проникновений в прошлое — порядок, не придраться: за путешествиями в хроно-личностей приглядывает департамент. Мадам не верит в здравомыслие человечков — страхуется от глупостей и дуростей».

Галина, с едва заметной усмешкой, глядела на двух остолбеневших мужиков. Устала ждать, пока они опомнятся, приподняла ладошку — помахала. Мол, что стоите тут столбами? вперед! я вас не съем.

Жюли поскребла лапками по рукаву Иннокентия. Попросила спустить ее на пол. Побежала вперед, разведывать-принюхиваться.

Завьялов-Потапов пошли к столу. Генерал оглядел обстановку: на первый взгляд — спокойно, мужики жуют и подозрительно не выглядят. Возле барной стойки официант позевывает…

— Подвинься, — не здороваясь с Галиной, буркнул контрразведчик.

Агентесса хроно-департамента сидела лицом к входу, на самом краешке диванчика. И жестом предлагала Кеше и второму визитеру усаживаться напротив…

«Ненавижу оставлять за спиной входную дверь, — пояснил для Бориса Лев Константинович. — Предпочитаю круговой обзор ограниченного помещения…»

Агентесса насмешливо фыркнула, но подвинулась, уступая место контрразведчику. Теперь Потапов видел не только дверь, но и проход на кухню ресторанчика.

— Доброе утро, — слегка язвительно поздоровалась Галина и тут же отомстила превосходительству за хамство: — А я вам говорила, Михаил Борисович — поедемте кататься. Поехали б — и не было проблем.

Лев Константинович не отреагировал на колкость, невозмутимо положил локти на столешницу. Кеша быстренько супругу с пола подобрал и, сев спиною к двери, устроил Жюли на коленях.

— И так, — сказала Галя, — давайте сразу уточним, кто здесь есть «ху». Борис Михайлович, вы где?

Завянь ударил в грудь генерала Потапова.

Лев Константинович поморщился. Ему категорически не нравился высокомерно насмешливый настрой агента хроно-департамента, занявшего тело симпатичной блондинистой бабенки. Поглядывая на раскомандовавшуюся тетку, военный отставник сурово припечатал: «С этой курвой мы, Бориска, можем не сработаться. У нее апломба больше, чем мозгов».

«А что мы можем, Константиныч? — уныло произнес Завьялов. — Что? Мы тут. Она командует. Все правильно».

«Ну-ну, — усмехнулся генерал. — Посмотрим, что она скажет, когда узнает, что хроно-личность Зоя — циклопами похищена. Сидит тут, понимаешь ли, директора городского пляжа изображает…»

— Отлично. Капустины? — продолжала тем временем опрос самоуверенная агентесса.

Иннокентий приподнял над столиком Жози:

— Мы тут, — сказал как пионер перед вожатой. — Капустина Жюли в собаке Жози, Капустин Иннокентий, как и положено — в теле Бориса Михайловича.

— Ну, в принципе, мы так и предполагали, — деловито нахмурилась блондинка. — Где Карпова?

«Бориска, помолчи! Дай я этой курице правду матку врежу!»

— В теле Зои Карповой циклоп, обученный и подготовленный в хроно-департаменте. Женщина с телепатическими возможностями.

Произнося две фразы, Лев Константинович растягивал удовольствие. Тянул слова, вбивал их в округлившиеся глазки агентессы. Иезуитски наслаждался каждым щелчком накрашенных ресниц. «Что, получила? Потомок наш самоуверенный, стерва шелковая!»

Галина растерянно хлопала глазами.

— Вы хотите сказать…

— Миранда бывший работник хроно-департамента, — уничижительно выдавливал Лев Константинович. — Она прибыла сюда в составе террористической группы из двух человек. Группу возглавляет сильнейший телепат Платон. Он занял тело медсестры Раисы Журбиной. И кстати, как я подозреваю, он тоже — ваш кадр. Просил передать вам привет из шустовского центра, где работал… На данный момент нахождение Зои Павловны Карповой — не известно. Циклопы ее похитили и где-то держат. Мы — проводим розыскные мероприятия.

— Вы — что? — икнула Галя.

— Проводим розыскные мероприятия, — четко повторил Потапов. — Работаем, сударыня.

Агентесса откинулась назад, оперлась о спинку диванчика, поглядела на пожилого визави, изобразив овцу перед воротами.

Все поворачивалось совсем не так, как Галя предполагала.

— А вы, собственно, — кто такой, уважаемый?

— Генерал в отставке Лев Константинович Потапов.

Горделивая генеральская осанка, уничижающие речи прилично изменили обстановку. Пришелица таращилась на Потапова, заметно теряя былую самоуверенность, на чистом личике уже мелькали, пропечатывались предполагаемые депеши начальству в хроно-департамент: «Облом. Попали. Будущее под угрозой! Что делать, братцы?!?!»

— Но она же должна была быть с вами!! — выпалила агентесса. — Вы ее забрали от Грачевых, увезли…, а кстати, — поперхнулась: — Какого черта вы туда поперлись?!

Не известно, как выглядела дамочка, занявшая тело ухоженной блондинки, какими манерами обладала, как воспитана?.. Сейчас перед тремя мужчинами и одной полусобакой сидела раскрасневшаяся тетка с поплывшими чертами, с ухватками базарной бабы. «Какого черта», «вы поперлись»… Куда девалась элегантность?

«Не комильфо, сударыня», — довольно хмыкнул контрразведчик, практически мгновенно разладивший нервную организацию пришлого агента.

— Мы не поперлись. Мы действовали в предложенной обстановке. В связи со сложившимися обстоятельствами, — внушительно проговорил Потапов.

— С ума сошли? какие обстоятельства?! — плаксиво, чуть презрительно скривилась агентесса. — Сидели бы себе спокойно, никуда не вмешивались! Ваши бестолковые действия нам всю игру сломали!!

Генерал положил локти на стол, вытянулся и, в упор глядя на Галину, просипел:

— Ты про свои игры талдычить завязывай, дорогуша. Э т о н а ш и ж и з н и — ясно! ЖИЗНИ, а не мультики в «Спокойной ночи»! Ты бы сама сидела спокойно в своем будущем. Никто тебя сюда не звал! Но ты — п р и п е р л а с ь. Так что сиди и впитывай.

Тактика «с больной головы на здоровую», видать вовсю использовалась и в будущем. Галина, не стараясь стереть бешенство с лица, вызверилась на Капустиных и зашипела не хуже Константиныча:

— Почему вы позволили себе посвящать посторонних в суть хроно-посещений?! Вы что уже — и объявления по всей Москве развесили?!

Иннокентий отшатнулся от разгневанного женского лица…

На стол запрыгнула собака.

Расставила тонкие лапки над чашечкой галиного кофе, прижала уши к голове и, оскалив острые зубки, «страшно» зарычала.

Галина шарахнулась назад, на всякий случай убрала физиономию от острых зубок собачонки, забормотала на непонятном языке. Лев Константинович и Боря улавливали только имена: Жози и Иннокентий.

Завьялов взволнованно воскликнул:

«Ты что творишь, Лев Константинович?! На фига ты эту Галю раздраконил!?!? Сидели бы спокойно! Разговаривали, точки соприкосновения искали…»

«Заткнись, Бориска, — оборвал Завьялова поразительно невозмутимый генерал. — Я сейчас за жизнь свою сражаюсь. За голову, за память. Я не хочу забыть знакомство с Ольгой Александровной. Понимаешь? Не хочу! знакомство с твоей бабушкой для меня важно. И прошлая жизнь — важна. Ты — хроно-личность, тебе переживать не о чем. Так что, уймись — помалкивай».

«Но зачем так обострять?! Не лучше ли — попробовать договориться?!»

«С кем? — хмыкнул Лев Константинович. — С этой пешкой? Галина ничего тут не решает, Боря».

«Почем ты знаешь, что Галина — пешка?!»

«Эх, голова два уха, — усмехнулся генерал. Критически оглядел разволновавшихся Капустиных, пытающихся дать отпор самоуверенной агентессе, одобрительно и ободряюще кивнул супругам. Продолжил: — Галина, Боря, мелкий чин. Таких используют в рутине, для незначительной работы».

«С чего ты это взял?!»

«Не думаю, что в работе агентов операции прикрытия и наблюдения что-то изменилось даже в будущем, — уверенно проговорил Потапов. — Подумай. «Галя» уже много лет. Каждые две недели отправляется в одно и то же тело. Сидит в одном и том же кабаке. Наблюдает одну и туже сцену: мужики играют в бильярд и выпивают. Потом приходит Зоя. Роман стремительно завязывается, через час концерт — окончен. Тебя и Зою берут под наблюдение уже другие люди, предполагаю что — мужчины, раз хроно-департамент так пристально приглядывает за ситуацией. Но Галя… Год из года, каждый месяц, каждые тринадцать дней приходит на одно и то же место: конвейер, Боря, круговерть. Ни одного н о р м а л ь н о г о агента на подобные рутинные мероприятия не отправляют».

«А с чего ты вдруг решил, что в теле Гали сейчас сидит тот же самый агент?! Может быть, сюда кого-то важного уже направили?! Ситуация-то — аховая».

«Борис Михалыч, друг любезный, поверь, я в такой чепухе никогда не ошибаюсь. Если баба с тобой хоть раз заигрывала, она и ведет себя уже по-свойски. Это очень тонкое ощущение, Бориска, и н д и в и д у а л ь н о е, личностное. В Галине сейчас засела та же тетка, что предлагала мне по ночной Москве проехаться. И сейчас у этой тетки появился реальный шанс продвинуться по службе».

«Так помоги! Чего уперся?!»

«Я, Боря, не уперся, я хребет ломаю. Показываю, кто здесь главный. Капустины, как видишь, в отличие от тебя — хроно-личность хренова! — сейчас о том же думают, стараются».

«Ничего не понимаю…, - пробормотал Борис. — А вы не пережмете? Не перестараетесь?»

«Расслабься, парень. Я точку невозврата чувствую, не перейду. Вначале надо становой хребет переломить, потом конфетку дать. Такую сладенькую да большую, чтоб и начальникам хватило скушать. Галина всеми зубками в конфетку вцепиться, на задних лапках шефам принесет и нам еще спасибо скажет».

«Ну ты, Лев Константиныч, замутил! А не боишься, что Капустины сейчас на интерлингве с агентом договорятся и ради светлого будущего своих детей — сдадут со всеми потрохами?»

«Ну-у-у…, Кеша, может быть, и слаб в коленках… Но только не Жюли. Она из ситуации по максимуму выжмет!»

Взгляд генерала, направленный на разъяренную, оскаленную мадам собаку, перескочил на личико Галины…

Лицо агента покрывали малиновые пятна. Даже не прослушав разъяснительную речь Константиныча, Завьялов уже, вероятно, и сам бы догадался, что агентесса находится на грани срыва. Не известно, сколько времени пришелице из будущего пришлось провести в теле случайной знакомой Вадика Козлова на этот раз. Был ли у работницы хроно-департамента отдых, какой-либо опыт длительного подавления чужого интеллекта. Либо она впервые трубила на полную катушку? не возвращаясь в будущее хотя бы для краткосрочной передышки…

«Лев Константиныч, может быть — уже достаточно? — взмолился Борис. — Гляди, как бы инфаркта не было».

«Сейчас проверим, Боря, — секундочку помыслив, сказал Потапов. — Я не могу знать, чем Иннокентий ее долбит, чем донимает. Так что проверить — надо. У них нет опыта, могут с упреками перестараться, не только хребет переломить, но и мозги тетке выдолбить».

— Галина, — вклиниваясь в суматошную интерлингву Капустина, проговорил Потапов, — вы говорили что-то о том, будто мы вам какую-то игру сломали, когда Зою сами выручили? Да?

Агентесса с трудом увела взгляд от рычащей собачонки и ее потявкивающего мужа, прочистила горло легким покашливанием, кивнула.

— Что было бы, не вытащи мы Зою? — притворяясь сердечно заинтересованным, спросил Лев Константинович.

— Да ничего бы не было, — хрипло проговорила агентесса, вынула из-под собачьего живота чашечку с кофе, решила горло промочить, глотнуть немного… Поморщилась разглядев чего-то в кофе, и чашечку отставила. — Вы позвонили Сабине, когда ее телефон уже на прослушке был. Еще бы час, полтора и мы бы сами вывели полицейских на братьев Грачевых.

«Порядок, Борька! Сейчас еще жаловаться будет!» — напророчил генерал и придал голосу еще толику сочувствующего интереса:

— Как? Вы к тому времени уже в н е д р и л и с ь в кого-то из розыскников?

Галина поморщилась, покосилась на через чур болтливую семейку путешественников, но все-таки кивнула:

— Мы опоздали к дому Грачевых на полчаса. Если бы вы не проявили бестолковую расторопность, а дали нам…

«Э, нет голубушка, начать на нас наезд я тебе не позволю, инициативы не потеряю!» — мгновенно пронеслось в генеральской голове, Потапов оборвал:

— Вы всегда действуете чужими руками, кратковременно беря под управление каких-то носителей, участвующих в розыскном процессе, или у вас здесь есть полноценно действующая, активная команда?

— А разве Капустины вам еще этого не сообщили? — язвительно проговорила Галя.

— Нет. Иннокентий и Жюли не рассказывали о будущем больше положенного. Выдавали только информацию, касающуюся непосредственной обстановки.

Кеша благодарно мигнул, расправил плечи.

— Команды у нас нет, — призналась агентесса, понимая, что Константиныч спрашивает не из пустого интереса, а подходит к сути. К проблеме спасения хроно-личности Зои Карповой из лап циклопов-террористов. — Но мы в любой момент способны задействовать для краткосрочной операции носителей из нынешних спецподразделений.

— А после парням память постираете? — нахмурился Лев Константинович.

— Нет надобности, — отмахнулась агентесса. — Если операция займет не более нескольких часов, носители очнуться…, например, в квартире, уставленной пустыми водочными бутылками. Их изымут из обычной жизни ненадолго, внушат, что — перепились и все забыли.

— Приятно слышать, — глубокомысленно кивнул разведчик. — Как быстро вы способны набрать людей для операции?

— Как только возникнет необходимость. Едва из агентства хроно-путешествий пришел сигнал о несанкционированном проникновении, были задействованы все резервы. Несколько бойцов из хроно-департамента уже ждут команды на переход в активную фазу, группу спецподразделения из вашего времени так же контролируют. Всех собрали в одном месте, якобы в засаде. Приказ пришел с самого верха. Так что, неожиданностей и проблем не будет, — усмехнулась агентесса. Выдержала паузу. — Сейчас вы все идете со мной. Капустиных отправляют обратно в их тела. Борис Михайлович возвращается в свое тело. Вы, Лев Константинович…, тоже освобождаетесь от лишнего п р и с у т с т в и я.

— Со стертой памятью? Да? — чуть наклонив голову, исподлобья глядя на уверенную тетку, проговорил Потапов.

Агентесса не ответила.

«Пешка она, Боря, пешка, — быстро произнес Лев Константинович. — Она таких вопросов не решает. Как только я улягусь на кушетку в какой-то их секретной норке — эвакопункте, проснусь уже почти младенцем. Без памяти о прожитых годах, друзьях и…»

«Лев Константинович! — перебил Борис. — Ты же хотел изобрети конфетку, попробуй! надо торговаться! Я, Константиныч, — за тебя! Не думай, что как только меня обратно вернуть предложили, я сразу же и побежал в эвакопункт…»

«Спасибо, Боря, тронут. Но на будущее попрошу — ты со своими жалостями не влезай…»

«Дак я и не влезал, превосходительство! Я ж тебя не то чтобы — жалел, я солидарность проявляю!»

«А я не про себя, Борис, — серьезно поправил Лев Константинович. — Ты тут недавно Галю пожалел. Когда я собирался ее по полу размазать. Вмешался в мои ощущения, спутал эмоциональную оценку».

«Прости, Лев Константиныч».

«Проехали, Борис. Я сам виноват, что рано выпустил ее из хватки. Расслабился, размяк за эти годы. Н-да… А в прежние-то времена додавил бы обязательно и никто б не помешал…»

— Вы предполагаете сами Зою вытащить? — опустив голову как бы в задумчивости, спросил Лев Константинович.

— Да. Вы отдаете нам все ваши розыскные наработки. Мы подключаем местные полицейские ресурсы… Но это уже не ваша забота.

— Наша. Как только к Миранде или Платону приблизится хоть кто-то — Зоя Карпова умрет. А эта девочка мне дорога, — глухо произнес разведчик. Печально поглядел на агентессу: — Галина, вы хотите завалить всю операцию по устранению хроно-прорыва?

— Я? — слегка опешила пешечка из будущего. — А почему конкретно — я?

— Ну, кого-то же должны сделать крайним. Стрелочником, как у нас тут говорят. Хотя…, если вы облажаетесь…, - Потапов поиграл бровями и губами, — никакого крайнего уже не будет, Галя. Никогда. Ни вас, ни вашего начальства — никого. Борис Михайлович Завьялов останется. Я — полубезумным помолодевшим стариком — продолжу тусклое существование… Жюли и Иннокентий тоже тут поселяться, но будущего… Будущего уже не будет.

— Да что вы несете?! Капустины, Борис Михайлович, не слушайте его! Мы не позволим будущему измениться! — разволновалась агентесса. — Ваш генерал с ума сошел!

Потапов положил грудь на стол, навис и прохрипел:

— Это вы совсем там охренели в своем будущем!! Боря и Зоя не бык с коровой рекордсменкой! Их невозможно привести на плановую случку, заставить спариться и нарожать детей! Даже если спасете Зою, притащите ее на поводке, они — ж и в ы е л ю д и!! Не куклы, не марионетки, постель для них — сакральное сокровище, а не спектакль для путешественников!

Глаза агентессы на секунду сузились, лицо заледенело в ненависти, и генерал, отстраняясь, прошептал:

— Ах вот вы что задумали, потомки чертовы…

«Лев Константиныч! Что они задумали?!» — прокричал внутри генеральской черепной коробки Завьялов.

— А они вас, Борька, все равно в постель уложат, — грустно, с сочувствием покачивая головой, усмехнулся генерал. — Они заставят вас п о т о м с т в о дать. И позже как-то вывернутся. Народ будут пачками укладывать, штопая хроно-прорехи, но будущее сберегут. Так, Галя? Подтверди, скажи! Зачем дожидаться пока Зоя и Боря влюбятся да поцелуются? Зачем? Ведь можно запихнуть в них по циклону… Пока Зоя беременна, пока близнецы маленькие и чего-то там не выдумали — время есть, чего-нибудь измыслите — как выкрутиться, не исчезнуть целой хроно-популяцией…

Над столиком установилась гробовая тишина. И только генерал услышал:

«Лев Константиныч, ты это сейчас спектакль ломал, додавливал Галину или… взаправду все?»

«Взаправду, Боря, все. Взаправду, — хмуро подтвердил Потапов. — Я по ее лицу прочел. По подбородку, шее и зрачкам: они вам пакость заготовили. Отсортировали бы Капустиных, тебя поставили на место и ждать не стали б, взяли под контроль тебя и Зою».

«Твою ма-а-ать…»

«Согласен, друг. Но ты подумай, Боря. Они реально могут Зою выручить, ты поторгуйся… А обо мне не беспокойся. Я уже пожил. Как-нибудь век скоротаю и без памяти, мне…»

«Да ты что, Лев Константинович?! — не дал договорить Завянь. — Ты что мне предлагаешь?! Отправить за Зоей какую-то команду подневольных мужиков, потом появится перед Зоей — типа, принц на белом мерине приехал…, да?!»

«Борис. Зоя у хроно-диверсантов. Она в опасности. И сейчас, возможно, ты решаешь не только свою судьбу, но и ее».

«Лев Константиныч, так я за это и борюсь! За Зою, за себя, за наших близнецов!»

«Ты можешь поставить хроно-департаменту условие: включить Бориса Завьялова в операцию по спасению его невесты? Они пойдут на это, я уверен. Представят, Борька, тебя еще тем принцем, — Лев Константинович невесело усмехнулся. — Ты обо мне не думай. У нас сейчас, Бориска, голова одна на двоих, я вижу: ты Зою полюбил по-настоящему».

«Да ты чо, Лев Константинович? — серьезно разобиделся Завьялов. — Ты чо, меня совсем за крысу принимаешь, да? Мы столько вместе…»

Завянь не до конца оформил мысль: прекрасно тренированное периферическое зрение Льва Константиновича зафиксировало движение в районе входной двери. Борис прервал внутреннюю речь, пригляделся…

В дверях маячил Косолапов. Физиономия наигранно отрешенная, но, в общем-то, загадочная и довольная. Косой оглядывал кафе: мол, толи дверью обманулся, толи разыскивал кого-то, толи вовсе в туалет намылился, да официант спугнул…

Пока не «разыскал» компанию, и не отважился войти в прямой контакт, Лев Константинович сделал под столом осторожный жест ладонью: «Вали отсюда, Коля! вали тихонько».

Косой поднял руку вверх, как будто ухо почесал и незаметно показал кольцо из двух пальцев, что означало: «Все о*кей, ребята!» Посвистывая вышел.

«Похоже Толя Волков отзвонился», — предположил Завянь.

«Дай бог, дай бог, — вздохнул пенсионер. — И если это так, пора, Бориска, прикрывать бордель. Пора расставить точки. Гляди, как наша шелковая дамочка губу закусывает… Готова — лучше некуда. Поскольку, крыть-то нечем! Врать в чужом теле неспособно, сам уже знаешь, как мимика выдает и плохо управляется».

— Голубушка, — в упор глядя на Галину, приступил Потапов, — говоря по-стариковски, мне насрать чего вы там в департаменте удумали, мне Зою жалко. Поэтому, по доброте душевной, хочу предупредить: не вздумайте приблизиться к Платону. Не смейте сунуться и засветиться. Сейчас у вас одна помощница — Миранда. Только она способна спасти хроно-личность Зою Карпову.

Брови агентессы взлетели вверх:

— Уверены, что она может быть на нашей стороне?

— Абсолютно. Сейчас вам все более доходчиво объяснят люди, изначально участвовавшие в обезвреживании хроно-диверсантов, — благодарственный кивок в сторону стилиста и собаки. Ответное мерси. — Я хочу сказать лишь одно — Миранда с хроно-департаментом разговаривать не будет, у нее к вам счеты. При чем — серьезные. Почти что — насмерть. Немного промахнетесь, и Зоя Карпова умрет. А я понимаю ситуацию предельно просто: вам достаточно узнать, где в вашем времени находится пиратская установка для перемещений. Так?

Галя облизала губы и кивнула.

— Если нам удастся договориться с Мирандой, узнать, где находится террористическая база, вы находите их норку, чисто технически вытягиваете из Зои и Раисы диверсантов…

— Вы так же должны сообщить нам точное местоположение носителей, — быстро уточнила агентесса.

— Это разумеется, — солидно кивнул Лев Константинович. — Вы определяетесь географически и по времени. Мы через Миранду обеспечиваем факторы удержания. И операцию можно считать законченной. Бескровно и элементарно.

— Да.

— Иннокентий Аскольдович, друг дорогой: твой выход, объясни Галине, что в нашем мире с террористками случается, как из них мессии получаются.

Не привлекая интерлингву, стилист заговорил на русском языке, как бы показывая — время оправданий истекло, расшаркиваться перед агентессой он больше не намерен. Капустин говорил уверенно. Рассказывал о том, как отнеслась Миранда к полученным доказательствам разумности исторического процесса, какие выводы из этого сделала, что собирается задекларировать.

Лицо Галины стало серовато бледным. Глаза остекленели, губы вытянулись в щель, слегка обвисли уголками…

— Теперь Миранда уже х о ч е т возвратиться в будущее, — закончил Иннокентий. — Если бы Платон не принудил ее уйти, она бы выступила на нашей стороне.

— Парадокс, — пробормотала женщина. — Я никогда не слышала чтобы…

Агентесса не закончила мысль вслух, нахмурила тонкие брови…

«Похоже, Борька, разворошили мы курятник, — усмехнулся генерал. — Я одного не понимаю — Галина в самом деле никогда не сталкивалась с убедительными доказательствами разумности Истории, или ее шокировали выводы Миранды? Пагубные для существующих религий и миропорядка в целом…»

— Мне надо связаться с руководством, — придя в себя, произнесла агентесса и, взмахнув рукой, привлекла внимание официанта, намереваясь расплатиться за чашку кофе. — Если все так, как вы говорите, то в операцию будут внесены поправки.

— А с нами посоветоваться не хочешь? — хмуро предложил Потапов. — Прежде чем о своем провале доложить…

Взгляд Галины, только что слегка расфокусированный, встревоженный, сосредоточился на генерале:

— Вы можете нам что-то предложить?

Лев Константинович повел плечами:

— Пойду по пунктам. Как вы собираетесь разыскать Платона и Миранду в многомиллионном городе?

— Ну-у-у…, вы же говорили, что у вас есть какие-то наработки…

— Есть, — жестко кивнул Потапов. — Но они напрямую касаются участия в операции супругов Капустиных.

— В каком роде вы собираете их использовать? — недоверчиво (Завьялову показалось даже чуть брезгливо) спросила агентесса.

— Отвечу позже, — строго произнес Лев Константинович. — Поинтересуюсь в свою очередь. Предположим, мы выведем вас на район, где вероятно скрывается Платон. Ваши действия, Галина?

Женщина скорчила задумчивую мину.

— Понятно. Вы не знаете. Попробую сам составить план мероприятий. — Генерал достал из кармана пачку «Беломора», подвинул к себе пепельницу. Закурив, продолжил: — Найти на обозначенной территории или даже в определенном многоквартирном доме человека можно несколькими способами. Поквартирный обход и опрос соседей — не рассматриваем, так как засветитесь вы обязательно. Мобильным телефоном Платон пользоваться не будет, так что засечь его через трубу у вас не получится. Остается — кинологическая служба. Я верно рассуждаю? — Галина пожала плечами, кивнула. — Предположу, что вы сумеете обеспечить розыскную собаку, взять под контроль какую-нибудь горничную из дома Карповых и девушка вам вынесет вещь с запахом Зои… Но вот вопрос — сколько времени это займет? И не увидит ли Платон, бегающую по подъездам собаку с проводником…

Галина заинтересованно склонилась над столом. Лев Константинович неторопливо докурил папиросу до мундштука, загасил ее в пепельнице:

— Жюли уже один раз нашла следы Зои. Она знает запах девушки. Нам достаточно лишь привезти ее на место и она найдет квартиру… Но вот в чем неувязка… Согласятся ли Иннокентий Аскольдович и уважаемая Жюли Капустина еще на некоторое время остаться в чужих телах, помочь нам в розыске? Сегодня ночью я видел, как тяжело пришлось Жюли…, как долго ее тошнило после нюханья асфальта… Просить мадам Капустину еще раз подвергнуться подобным испытаниям…, - Лев Константинович красноречиво развел руками, — просто совести не хватит.

Галина быстро перескакивала глазами с одного супруга Капустина на другого, Иннокентий и Жюли, прямо скажем — опешили нешуточно. Лев Константинович их не предупреждал о подобном повороте переговоров с хроно-департаментом!

Но премудрая мадам довольно быстро опомнилась и поняла, что генерал старается для их же блага: изображает чету Капустиных героями, спасает будущее их детей! Горделиво, ждуще вытянулась во весь свой крошечный рост. Уставилась на агентессу.

Галина медлила. Раздумывала. С одной стороны факт похищения хроно-личности циклопами явился полной неожиданностью — незначительного агента направили на свидание в кафе с минимальными полномочиями: встретиться, доставить тела в эвакопункт. Никто не подозревал, что положение на столько аховое и критическое.

Теперь по сути дела Галине предложили выход. Преподнесли на блюдечке не плохо разработанную операцию по спасению хроно-личности. Дают возможность проявить себя полноценным, думающим агентом, принять тяжелое решение…

Но как его принять?! Если план, предложенный Потаповым не получит высочайшего одобрения — нагорит по полной мере: в операции не могут быть задействованы неподготовленные люди, а уж тем более носители из прошлого! Если упустить возможность, показать себя нерешительной и тугоумной, но крайне исполнительной…

Приказ ведь был! Капустиных обратно. Завьялова вернуть на место.

А тут такой сюрприз — в теле Карповой не просто циклоп, а террорист с телепатическими возможностями, не только взявший под управление носителя, но еще и похитивший его!

В генеральской голове гудел голос Константиныча:

«Гляди-ка как задумалась, Бориска. Ворочает мозгой, решает — рисковать и договариваться без начальства иль струсить и выполнять приказ?»

Галина поставила на риск. Исподлобья поглядела на Капустиных, промямлила:

— Жюли, Иннокентий Аскольдович? Вы…, согласитесь нам помочь? Согласитесь остаться еще на время в прошлом?

— Вначале я поговорю с Львом Константиновичем и Борисом Михайловичем! — неожиданно выпалил стилист. И поглядел на генерала, как храбрая лягушка на быка.

«Ба-а-а, — протянул Потапов, — да Кешка у нас — струсил, в штаны наклал?!»

«А ты бы на его месте, твоё мать, превосходительство? — сумрачно проговорил Борис. — Это его любимая жена пойдет по земле носом водить, а ее одни щелчком перешибешь. Иннокентий не за себя переживает, за Жюли волнуется».

Так оно и оказалось. Едва агентесса послушно встала и отправилась к барной стойке, оставив компанию перетереть дела без лишнего внимания, Кеша наклонился к генералу и зашипел:

— Лев Константинович! Почему вы прежде с нами не переговорили?! Почему за нас решаете?! Борис Михайлович, вы тоже…, согласны с генералом?!

Иннокентий еще говорил, еще продолжал шипеть как шкварка, Жюли встала, уставив мордочку к глазам супруга, тихонько, нежно тявкнула.

— Жюли?! — плаксиво простонал стилист. — Жюли…, маленькая моя…

Собачка лизнула мужа в щеку. Супруг обхватил ушастую, совсем воробьиную головку, глазами, готовыми залиться слезами поглядел в выпуклые собачьи глазки-бусины…

— И ты тоже? — потерянно прошептал. — И ты тоже с ними согласна?

Жюли снова лизнула мужа, теперь в нос…

— Мы согласны, — прерывисто вздохнув, кивнул Капустин. — Мы остаемся с вами.

Но так поглядел на генерала, что у того диафрагма сжалась. Или душа — совестливо съежилась. Крошечная собаченция выглядела как-то уж совсем негероически… Маленькие зубки, крошечные коготки, лапки — только мышка позавидует…

«Лев Константиныч, — пробурчал Завьялов, — зачем ты это все замутил, а? Поехали с Галиной, пусть нас рассортируют по телам, вдвоем — я в своем теле и ты! — мы справимся и без Капустиных! Зачем их впутывать?!»

«Борис, — голос генерала звучал глухо: — Во-первых, я ни сколько не преувеличил, нам — кровь из носа! — нужна Жюли. А во вторых, нам крайне, жизненно необходим человек из будущего, знакомый с их порядками, с нюансами».

«Так попросим Галину дать кого-нибудь из циклонов! С опытом, и даже с боевыми навыками!»

Лев Константинович вздохнул.

«Как ты просто рассуждаешь, Боря… Прости, но примитивно. В бой не берут непроверенного человека. Я б не пошел в разведку с человеком, с которым пуд соли не съел, пороха не нюхал, к которому не могу повернуться спиной. И в третьих, я не договорил, я не уверен, что если нам повезет найти Миранду, она будет разговаривать с агентом из хроно-департамента так же откровенно и спокойно, как и с нами. Террористка знает, чего можно от нас заполучить. Она, Борис, — НАС ждет, в этом я уверен. Нам будет проще с ней договориться и место террористической базы вытянуть. А если же агент из хроно-департамента нам налажает…, как поведет себя Миранда?.. Подумай, друг, о Зое».

Завьялов не нашелся что ответить. Константиныч оказался прав на сто, на двести пятьдесят процентов, без всяческих лазеек: Капустины пока нужны. И, судя по настроению, Жюли поняла это гораздо раньше Бориса. Отважная собачка ждуще смотрела на Завянь, ждала пока тот кивнет и согласится с внутренними доводами искушенного разведчика.

— Я оставляю вам мобильный телефон. В него забит один единственный номер. Как только получите первые результаты либо вам понадобиться поддержка — звоните. Этот телефон невозможно прослушать.

Галина протянула трубку, генерал ее принял, покрутил в руках — спасибо, хорошая штуковина, нужная.

— Как долго вы можете контролировать штурмовую группу из нашего времени? — спросил Галину.

— Столько, сколько понадобиться, — жестко произнесла агентесса. — Если возникнет необходимость внедрения нашего агента в любого носителя — ради получения информации либо других мероприятий — тоже позвоните. Нам потребуется несколько минут для связи с будущим и четкая географическая привязка. Пол носителя и рекомендуемые требования к его подготовке, так же сообщить желательно.

— Я могу отправить просьбу прямо сейчас?

— Говорите, — кивнула агентесса.

— Сообщите, пожалуйста, своему начальству, что работать на связи с нами будете — вы, Галина. Это наше жесткое условие.

Брови элегантной блондинки взлетели вверх. Такого… реверанса она не ожидала.

— Вы уверены? — спросила тихо. — Это ваше, мгм, ж е с т к о е условие?

«Это маленький кусок конфетки, Боря, — внутренне усмехнулся генерал. — Чтоб подсластить пилюлю, чтобы старалась лучше». А вслух сказал:

— Да. Мы хотим работать с вами.

— Ну что ж…, - признательно проблеяла Галина, — скрывать не буду… — мне приятно. — Секундочку подумала, решилась на ответный жест. Достала из вместительной дамской сумки, лежащей на сиденье дивана, прямоугольник с небольшими рожками, аккуратно положила его на столик перед Потаповым-Завьяловым: — Электрошокер. На минимальном значении оглушает только дубль-интеллект минут на двадцать. Если переставить рычажок на второе деление: носитель так же будет без сознания в течение получаса.

Лев Константинович поглядел на прибор, пожевал губами, понятливо усмехнулся:

— Для нас приготовила?

— Ну, — пожала плечами Галина, — вы же сообщили, что в теле Зои Павловны циклоп. Никто, правда, не рассчитывал, что это будет диверсантка с телепатическими возможностями… Но я была готова к некоторому сопротивлению.

— Ваши суицидники — придурки, — задумчиво сказал Потапов. — Капустин сообщил, что диверсантка может удерживать носителя под контролем. — Посмотрел на Галю и, по-доброму прищурившись, спросил: — А не влетит тебе, Галина? Все-таки…, как ни переустанавливай здесь рычажок: личное оружие нам отдала.

Агент хроно-департамента посчитала вопрос из разряда риторических. Отвечать не стала, прямо, трезво поглядела на носителя Потапова. Они оба прекрасно понимали, что грозит агенту, д о б р о в о л ь н о передавшему в ч у ж и е руки личное о р у ж и е.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Потапов. — Ответим, Галя, тем же. Тебя, кстати, как зовут-то?

— А чем вас это имя не устраивает? — губы агентессы сложились в невеселую усмешку.

— Главное чтобы оно тебя устраивало, — вздохнул Лев Константиныч, встал: — Подъем, ребята. Нас ждут великие дела.

Два с лишним столетия назад граф Сен-Симон велел камердинеру будить его словами: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!»

В начале третьего тысячелетия подобным изречением генерал Лев Константинович Потапов звал друзей на подвиги.

И, честно говоря, превосходительство заработал право на определенные претензии: он только что выиграл нешуточную дуэль с самоуверенным, всезнающим потомком. Пусть эта дуэль — психологическая, пешечная. Но Завьялову показалось, что изнурен он, как будто сражался на рапирах: тело выло от усталости! мозг просил пощады. Передышки.

Но ее никто не дал.

* * *

Завьялов-Потапов и Кеша с Жюли на руках вышли из кафе. С неба шпарило совсем летнее пронзительное солнце. Генерал прищурился от яркого света, устало потянулся, повращал плечами, шеей и подошел к машине.

Сидевший за рулем джипа Колян улыбался так довольно и многозначительно, что едва усевшись на сиденье рядом с ним, Завянь спросил:

— Что, Коля? Как я понимаю — Толя Волков отзвонился?

— Да! — возбужденно заерзал рыжий байкер. — Пока вас не было, я тут немного инициативу проявил. Толян мне сообщил имя и адресные данные владельца, я связался с Ваней Разумовским, тот пробил мне мобилу…

Косой не зря расхвастался. Пока компания дуэлировала с агентом Галей, Колян без дела не сидел. Через знакомого хакера прошерстил телефонные базы столицы, выяснил мобильный номер владельца форда, связался с ним…, насочинял. Привлек прежнюю идею Бори о гнусных клофелинщицах, нажал на мужскую солидарность и маленько припугнул. Водитель тут же выложил точечную адресную привязку, куда вчера отвез двух девушек — блондинку и брюнетку.

— Порядок, Боря! — оживленно жестикулируя и одновременно выводя машину на проспект, говорил Косолапов. — Я тот район немного знаю, можем ехать прям сейчас! Полчаса и мы на месте!

«Лев Константиныч? Едем?»

«А что нам ждать?» — невозмутимо произнес Потапов и вслух скомандовал:

— Валяй, Колян. Поехали, пока следы совсем не выветрились.

Ночной бомбила высадил Миранду и Платона возле арки небольшого старинного дома. За невысоким обветшалым строением в форме буквы «П» высились высотные дома нового микрорайона, расположившегося через заросший кустами пустырь. Компания вылезла из косолаповского автомобиля, Лев Константиныч огорченно присвистнул:

— Не повезло, ребятки… Район большой, все ноги стопчем. Жюли, ты справишься? Они наверняка прошли под аркой, Платон, как видишь, перестраховался, не подъехал к нужному дому прямиком к подъезду, придется — п о р а б о т а т ь…

Крохотная собачка глядела на высокие, далекие крыши многоэтажек. Но растерянности на ушастой мордочке не было. Жюли немного побрыкалась, показала мужу, что пора спускать ее на землю, она — готова…

Иннокентий глубоко вздохнул и покорно поставил собачку на самое сухое и чистое место. Погладил по спине:

— Как жаль, любимая, что я не могу сделать этого за тебя…

Жюли немного постояла, вглядываясь вглубь тоннеля. Наморщила носик, унюхавший жуткую вонь, идущую из подворотни… И опустила голову к земле.

Собачий муж трагически закатил глаза: широкий и длинный проход под трехэтажным домом лет сто использовали под сортир все местные любители дешевого пива. Землю густо устилали окурки, битое стекло, ошметки обвалившейся со стен штукатурки…

Собачка в нарядной юбочке и кофточке, отороченной оборками в пайетках, медленно шагала по замусоренной, утоптанной земле тоннеля. Крутилась, пытаясь взять след, и снова возвращалась к свежим отметинам автомобильных шин.

Муж, закусив губу, смотрел, как нежные собачьи лапки попадают на бутылочные осколки, уминают старые окаменевшие окурки, впечатываются в подозрительные лужицы…

Терпел. Хоть было видно, как ему невыносимо видеть эту сцену!

Жюли наконец-то тявкнула, показывая — есть след! И быстро заперебирала лапками, устремляясь на выход из вонючей подворотни.

Иннокентий, Коля и Завьялов-Потапов побежали вслед за ней, выскочили в довольно просторный и местами чистый дворик, окруженный стенами дома с частично выбитыми оконными стеклами. Завянь поглядел на окна и…

Широко расставив руки, преградил путь Косолапову! Даже спиной слегка на него навалился, не позволяя дальше выходить во двор!

За зарешеченным окном первого этажа стояла Зоя.

Стояла, чуть облокотившись на угол выступающего оконного проема, и в упор, через свободное пространство дворика глядела на Завьялова. Невозмутимо, спокойно и уверенно. Как будто знала: он сейчас появится. Придет. Конкретно из тоннеля.

Завьялов попятился, схватив за рукав ветровки, утащил за собой в подворотню Иннокентия. Жюли тихонько подозвал… (Капустин сразу же подхватил супругу на руки.) Осторожно выглянул из-за угла.

Не померещилось, не показалось. В окне первого этажа, за тюремными кубиками стальной решетки стояла Зоя. Направленно и четко смотрела на Бориса.

Девушка сделала жест ладонью, одновременно приветствуя и прося немного обождать, скрылась в глубине квартиры.

— Нормальный номер, — пробормотал Завьялов. — Лев Константиныч, как думаешь, это Зоя или Миранда нас дожидались?

«Спроси чего полегче», — буркнул генерал и покосился на Капустина, обтирающего собачьи лапки носовым платком.

— Что будем делать?

«Подождем. Возможно Зоя выйдет…, или Миранда решиться на прямой контакт…»

— Но почему они просто не сбежали от Платона?!

«Скоро узнаем, — напророчил Константиныч. Тихонько выглянул из-за угла…

Фигура Зои снова показалась в окне, девушка стремительно приоткрыла форточку: на землю упал небольшой бумажный четырехугольник. — Записка, братцы!» — обрадовался генерал.

— Записка. И кто за ней пойдет? — красноречиво глядя на Жюли, спросил Завьялов.

Иннокентий возмущенно фыркнул, прижал к груди жену!

— Кеш…, - мягко произнес Завьялов, — мы — люди, мы — большие. Если у какого-нибудь окна Платон торчит… Завалимся.

Лицо стилиста мучительно скривилось. Но делать нечего. Поцеловав собачку между ушек, Капустин опустил ее на землю. Предупредил:

— Если Жюли нарвется на Платона, я здесь отсиживаться не буду! Выйду и накостыляю вашей Рае!

Жюли снизу вверх поглядела на заступника. Разинув пасть, изобразила нервную улыбку и, присев на лапки, почти ползком выбралась из подворотни, юркнула за чахлый кустик.

Кеша застонал:

— Мой бог! Ну почему все делает — она?!?!

— Спокойно, Кеша, — присевший на корточки генерал наблюдал как ловко, придерживаясь стены, крадется за запиской собачонка. — Твоя жена толковая особа, она не попадется.

Жюли-Жози кралась по палисадникам, скрывалась за пожухлыми осенними цветами, Лев Константинович, спасаясь от перенапряжения, беседовал с Борисом:

«Какое странное везение… Платон подъехал прямо к дому, а я переживал, что будем весь микрорайон обнюхивать…»

«Обнюхивать микрорайон пришлось бы Жюли», — поправил Завянь.

«Ну-да, ну-да, — не отпуская взглядом мелькающую в сухостое собачью спинку, кивнул Потапов. — Но все же…, повезло нам, Борька. Я как дома высотные увидел, прямо скажу — всерьез запереживал. А тут… Зоя. Прямо в окне. Стоит и смотрит. Не было б… ловушки».

Жюли прокралась до бумажного конвертика, лежащего поодаль от стены… Прижала ушки к голове и стремительно подбежав к записке, схватила ее в зубы!

Понеслась обратно. Более уверенно, по уже разведанной дороге, проскочила до подворотни и выплюнула записку в руки, сидящего на корточках Потапова.

— «Жду вас через час у окна на противоположной стороне дома», — прочитал Завьялов и огорченно добавил: — Подписи — нет.

«А тебе какая разница, кто эту записку написал, — по-стариковски проворчал Лев Константинович. — Главное, нас — ждут».

Мужчины прошли через арку к машине. Оглядели невеселую, готовую к застройке местность. Завьялов бешено переживал! Он только что — метров через тридцать, близко! — увидел Зою и не смог к ней подойти! Не мог позволить себе пробежать небольшой отрезок, выломать решетку, схватить в охапку, унести…

«Не сходи с ума, Борис, — здравомысляще вмешался генерал. — Будь терпеливым, мы на финише, мы их н а ш л и». И пока душевно растерзанный альфа-интеллект не вполне владел рассудком, сказал:

— Есть предложение, ребята. Не будем бестолку здесь ошиваться, смотаемся до магазина, купим мобильный телефон. Предполагаю, что Платон засел в этой же квартире вместе с Зоей. Он может помешать нам разговаривать, так что — оставим девушке мобильник. Николай, оформишь на себя сим-карту?

— Не вопрос, Лев Константинович, поехали — добродушно пробасил Косолапов и нажатием на кнопку сигнализации, разблокировал автомобильные дверцы.

То, что разговаривать они будут с Мирандой Лев Константинович и Борис поняли, едва увидели в окне женскую фигуру. Неуловимо, но уже знакомо изменившиеся черты нежного девичьего лица застыли неподвижной маской. Прочертились возрастными складками. Сложив руки на груди, Миранда поджидала пока Завьялов-Потапов и Иннокентий, бережно придерживающий супругу, подойдут к окну через высокие заросли чертополоха, разросшегося с тыльной стороны полузаброшенного, почти выселенного дома.

«Не нравится мне выражение ее лица, — сказал Потапов, подходя к раскрытому настежь окну. — Не нравиться, Завянь».

Сутки назад глаза Миранды пламенно горели внутренней идеей. Миранда походила на фанатичную цареубийцу, готовую идти на плаху, на костер, на каторгу, галеры, в пыточную камеру. Испепеляющие мысли террористки доводили Зою до безумия!

Но фанатизм бывает разным. Бывает пламенным как факел. Случается — заледеневшим в праведности устремлений: непробиваем как айсберг. Убийственным и непреклонным.

Подобная метаморфоза случилась и с Мирандой: на лице пришелицы из будущего застыла лавиноопасная, грозная решимость.

И было видно — тронь ее чуть жестче: сорвется ледяная крышка и погребет под тонной льда любого, кто лишь попробует, решится подчинить себе лавину ее мыслей!

«Нырни-ка ты, Боря, поглубже, — мрачно произнес Потапов. — Ты сейчас не слишком адекватен, не равен час — вызовешь противодействие и полыхнет! Печенкой чую — девушка настроилась давить. Условия нам ставить, воевать, открыв забрало».

Лев Константинович вплотную подошел к окну:

— Привет, Миранда. Здравствуй, Зоя. Смотрю — вы ждали?

Миранда поздороваться не торопилась и Зое не позволила. Смотрела на Потапова чуть свысока:

— Я знала, что вы сюда придете. Загадала. Если мои догадки о разумной саморегуляции Истории верны, должно быть подтверждение. Вы пришли, теперь я полностью уверена, что процесс — разумен. Не подвластен людям.

— А если бы мы опоздали? — прищурился Лев Константинович. — Если бы искали вас долго?

— Вы — пришли, — пожала плечами диверсантка. — И этим все сказано.

— Так может быть, ты выйдешь из квартиры, и пойдем? — спокойно предложил Потапов.

— Отсюда невозможно выйти, — не менее невозмутимо произнесла Миранда.

— Мы можем выломать решетку на окне.

— И думаете, я уйду? — лицо диверсантки сложилось в насмешливую гримасу.

— А почему бы нет? Пойдешь с нами, агенты хроно-департамента отправят тебя в будущее…

— Даже не думайте! — оборвала Льва Константиныча Миранда. — Пока я рядом с Платоном, я департаменту нужна! Как только я его отдам — то потеряю рычаги давления!

— Чего ты хочешь? — вздохнул Потапов.

— Гарантий, — жестко выговорила диверсантка. — Платон и хроно-установка нашей группы в обмен на свободу! Хроно-департамент должен заключить со мной договор. Только на условиях неприкосновенности в будущем, я сдам им установку, членов подпольной группы и Платона.

«Хитро. Разумно. Пока Миранда контролирует обстановку и владеет скрытыми пружинами, есть маневр для торга».

— Где сейчас Платон? — беря тайм-аут, поинтересовался генерал.

— Спит. Он не спал уже почти сутки, я дала ему снотворное.

— А где взяла? — чуть удивился контрразведчик.

— В этой квартире живет полусумасшедшая старуха Капитолина. Хроно-подполье иногда использует ее для краткосрочных операций: старуха ночью только дома, в своей постели. В нее легко перемещаться, зная ежедневное расположение носителя. Сейчас Платон держит бабушку на снотворном, чтоб под ноги не лезла. Я украла одну таблетку, половинку подмешала в кофе, он уснул.

Лев Константинович подумал, бабушку немножко пожалел… Достал из кармана только что купленный мобильный телефон:

— Возьми. Сюда забиты два номера — один мой, второй для связи с агентом хроно-департамента, ее зовут Галина.

Миранда, не поблагодарив, убрала телефон в карман джинсов. Сощурив глаза, пристально поглядела на Потапова:

— Хочу предупредить. Квартира заминирована. Если вы решитесь брать Платона штурмом — Зоя Карпова погибнет, весь квартал взлетит на воздух. Начнете эвакуацию жильцов из окрестных домов — Платон нажмет на кнопку пульта.

«Ого! как подготовились!»

— А ты не врешь?

— Проверь, — ухмыльнулась диверсантка. — Попробуй.

Несколько пронзительно длинных мгновений террористка и контрразведчик глядели друг другу в глаза.

«А может и не врет, — мысленно вздохнул Лев Константинович. — Подпольщики могли долгое время воровать откуда-то динамит, беря под контроль носителей с военных складов. Они, Борис, готовились к этой операции на совесть. Так что… вполне возможно, что не врет: дом заминирован».

«А зачем, Лев Константинович?! Они хотели изменить будущее, для этого достаточно разрушить мой роман с Зоей!»

«Ты меня, Боря, убеждаешь или себя? — рассудительно поинтересовался генерал. — Устраивать проверок я не рекомендую».

«Черт! Черт!! Черт!!!»

«Согласен».

— Помимо взрывчатки в квартире месячный запас продуктов, — продолжая насмешливо глядеть в генеральские глаза, говорила Миранда. — Дверь железная, укрепленная. Замки надежные. Армированные решетки может вырвать лишь армейский грузовик или бронетранспортер. Отсюда нет выхода, Лев Константинович. Нам достаточно здесь отсидеться две недели и мир изменится. Добраться до Платона можно только через будущее. Как только хроно-департамент заключит со мной договор, я сообщу им место дислокации нашей хроно-установки.

Показывая, что разговор окончен, Миранда пошла вглубь большой комнаты с полуоборванными, обвисшими обоями, где кроме старого пыльного стула не было никакой меблировки. На ходу она доставала из кармана мобильный телефон.

Лев Константинович, впечатался в решетку, окликнул уходящую женщину:

— Миранда! Подожди! А почему ты так уверена, что хроно-департамент будет выполнять ваш договор?

Террористка обернулась, сделала два шага до окна и, обжигая взглядом генеральское лицо, прошептала:

— А потому, что найти нашу базу, хроно-установку и вытащить нас в прежние тела — лишь половина дела. Департаменту важнее найти инженера, изготовившего для подполья установку. Если техник останется на свободе, то наштампует этих агрегатов столько, сколько потребуется. И следующая группа отправится в прошлое уже не в Зою Карпову и Бориса Завьялова… Ударят по другому месту! — Миранда выдержала паузу, значительно произнесла: — Инженера знает только Платон. Я видела его однажды. Издалека. Но предполагаю, где и как его искать. Техника я сдам только вернувшись в будущее. Когда поверю, что — свободна!

«И как же Платон в ней агента перевертыша-то не углядел?! — странно расстроился Лев Константинович, глядя в удаляющуюся девичью спину. — Хроно-департамент — углядел, почуял. К работе сумасшедшую тетку не допустил… А Платон-то?! У террориста-подпольщика должен быть нюх на подобных сумасбродок!»

«Я чего-то не понял, Константиныч, — прислушавшись к настроениям в общей голове, горько произнес Борис. — Ты, мне показалось, этой заразой — восхищаешься?!»

Лев Константинович смутился:

«Да знаешь ли, Бориска… Работать против достойного соперника всегда приятней, чем в подкидного дурачка играть. Тут, знаешь ли, как в преферансе…»

«Да ты с ума сошел!!» — перебивая, вспыхнул Завьялов.

«Не, Боря, это я для доходчивости карточные игры вспомнил. Прости, если обидел. Я лишь хотел сказать: Миранда, в самом деле, — голова нешуточная. И становой хребет у тетки — за полчаса не переломишь. Видал, как вовремя ушла? Оставила последнее слово, как в харю нам с тобою плюнула и мы тут, типа, — о б т е к а е м. Н-да…, жаль, что ненормальная бабенка, под контролем не удержишь… А то бы посоветовал Галине привлечь ее для самых сложных операций. Такая, ежели рогами в землю упрется, футбольное поле лучше трактора вспашет!»

«Заткнись, превосходительство!!»

Лев Константинович еще раз извинился за странные мысли, прошел до машины и вслух проговорил:

— Поедемте, ребята, где-нибудь поблизости похаваем. Чует моя стариковская печенка — ждать известий от Галины нам не долго. Миранда ей уже звонит.

— Это почему же не долго? — удивился Косолапов. — Этому департаменту еще нужно базу накрыть, терро…

— Эх, голова два уха, — перебил Потапов. — Пока еще будущее не изменено бесповоротно, там может три недели проскочить. Они же управляют в р е м е н е м, Колян. Боюсь, что мы борща не скушаем, а Галя уже позвонит о результатах операции трехнедельной давности. Ей и нужно-то: до эвакопункта промчаться и в будущее наведаться, на ковер к начальству. Вернутся в тело Гали она сможет практически в ту же минуту, что и «выехала»…

Борща в кафе не оказалось. Лев Константинович солянку заказал, котлеты с гречкой.

Не успел официант отойти от столика, где под скатеркой, коленях Кеши возилась жена собака, в кармане пиджака Завьялова-Потапова затрясся, завибрировал звонком мобильный телефон.

— Так я и знал, — вздохнул Лев Константинович, нажал на кнопочку с рисунком зеленой трубочки: — Да, Галя, слушаю.

— Лев Константинович, Борис Михайлович? Где вы сейчас?

— Поесть в кафе зашли.

— Скажите адрес, я подъеду, — голос агентессы звучал напряженно, глухо и измученно.

Лев Константинович продиктовал. Звонок сразу же прервался. Хмуро поглядев на примолкших сотрапезников, Потапов буркнул:

— Надо бы поторопить официанта. Живот от голода бурчит, а вдумчиво поесть, ребята, снова чует печень — не удастся.

Косолапов стремительно уминал ромштекс, на Кешиных коленях уютно посапывала наевшаяся киевской котлеткой Жюли-Жози, Лев Константинович пропихивал в себя остатки поостывшего гарнира. После суматошного звонка Галины аппетит куда-то улетучился, но тело требовало корма, Завьялов-Потапов сосредоточенно работал ложкой, призрев вилку и столовый нож.

Галина вошла в кафе, когда Лев Константинович уже вторую за день беломорину покуривал. (Завьялов не роптал, превосходительство награду никотином заслужил.) К столику агентесса пролетела, как ракета малого радиуса действия. Плюхнулась на стул и без спроса взяла ополовиненный Косолаповым бокал с вишневым соком:

— Спасибо, — поблагодарила невнимательно, пожамкала накрашенными губами и поглядела на разведчика, как пассажир на капитана тонущего корабля: — У нас проблемы. Мы не сможем вытащить Платона и Миранду в их тела.

Лев Константинович поднял брови: ему казалось, что с перемещением террористов в будущее все должно быть в порядке. Географически они привязаны к квартире бабушки Капитолины. Время выбирай — любое. Переместятся и не пикнут!

— Вы не смогли договориться с Мирандой? она много попросила? — предположил Потапов.

— Да нет! — воскликнула Галина. — С Мирандой мы договорились, пообещали неприкосновенность, она сообщила нам точку дислокации подпольщиков. Мы, кстати, провели отличную операцию по обезвреживанию хроно-террористов. Взяли даже хорошо законспирированных членов. Проблема в следующем…, - агентесса налегла грудью на стол. Шелковый шейный бантик блузки юркнул в розетку из-под пломбира, скушанного Косолаповым. Но элегантная блондинка не обратила на это ни малейшего внимания. — Тела Платона и Миранды — УНИЧТОЖЕНЫ подпольем сразу же после отправки интеллектов в ваше время. Платону и Миранде н е к у д а вернуться.

Под пологом свисающей скатерти негромко зарычала крошечная собачонка.

«Ну и дела-а-а… Ай да Миранда…, - покрутил головой Лев Константинович. — Всех развела… И я хорош».

«Чем ты хорош?! — обеспокоено спросил Борис. — Что там зараза замутила, Константиныч?!»

«Ты помнишь, Боря, как она сказала: «У нас с Платоном билет в один конец»?»

«Ну. Помню… Так она что…, получается знала?! Знала, что департамент зря торгуется?!»

Лев Константиныч не ответил альфе. Сам задумался, пробормотал:

— Не понимаю только на что она рассчитывала, раз знала, что вернуться невозможно? — в упор поглядел на раскрасневшуюся агентессу. — В чем суть, Галина?

Галина резко оттолкнулась от стола, с испачканного растаявшим пломбиром бантика упали на юбку несколько белесых капелек…

За современницу неожиданно ответил Иннокентий. Смущенно кашлянул, привлек к себе внимание:

— Лев Константинович, Борис Михайлович…, вы помните намек Платона на неправильность закона Шустова-Макмануса?

Агентесса злобно глянула на Кешу, вероятно собиралась автоматически отдать приказ — не разглашать секретов будущего! Но вдруг поморщилась и махнула рукой, предлагая Кеше продолжать.

— Мы помним, Иннокентий, — за обоих ответил генерал и сделался внимательным чрезвычайно.

Стилист, неловко сминая накрахмаленную салфетку, приступил с вопроса к современнице:

— Галина…, слова Платона — правда? Перемещенный в другого носителя интеллект не погибает после смерти своего настоящего тела? — дождался, пока агентесса сумрачно кивнула, разочарованно покачал головой: — Какая оглушительная, запредельная ложь… Нам врут на каждом слове.

— Не врут! — с внезапно выступившей яростью, вступилась за правительство Галина. — Оберегают! Попробуйте представить обратную ситуацию! Представьте, что народ узнает: смерти — НЕТ! А есть возможность бесконечно перескакивать в тела других носителей! Раз от разу, как только тело одряхлеет, есть возможность продолжать существование в чужих телах! — Галина поперхнулась. Она говорила слишком громко, за соседними столиками начали прислушиваться, удивленно озираясь на разъяренную крикунью. Галина перешла на свистящий шепот: — Жизнь целых поколений превратится в форменный кошмар. В борьбу за новые тела… А где вы предлагаете набрать носителей, а? Где, Иннокентий?!

— Ну…, я не знаю, — развел руками собачий муж.

— Не знаете, — горько кивнув, припечатала Галина. — Никто не знает. Платон вам сообщил, что был работником шустовского центра. А эта закрытая лаборатория как раз и занимается перемещением изнуренных телесной жизнью ученых, мудрецов, политиков в молодых носителей. Это тайна за семью печатями! Я узнала о существовании шустовского центра, о ложности закона Шустова-Макмануса только благодаря непосредственному участию в разработке конкретной операции — практически через вас Лев Константинович, Борис Михайлович! Мне тут же, по необходимости увеличили ценз допуска к секретной информации и я получила право на работу с материалами шустовского центра. Там лучшие умы нашей эпохи дожидаются своей очереди десятилетиями! Авторитетная комиссия выбирает наиболее достойных кандидатов на продолжение существования. И не всегда подходящие тела появляются вовремя…

— А кстати, откуда эти тела вообще берутся? — вступил в разговор Лев Константинович.

— Их подбирают из субъектов со сложными генетическими заболеваниями, изначально не способных к активной мыслительной деятельности. Мы уже давно научились предупреждать подобные заболевания и появлении детей с «битыми» генами происходит чрезвычайно редко. Исследования подобных носителей процесс довольно сложный, многоплановый и не всегда успешный. Случаются ошибки. Мозг может оказаться вне власти самого умнейшего интеллекта… Так что существует — риск.

— На что надеется Миранда?

— На то, что департамент будем слишком заинтересован в полученных от нее сведениях и не подсунет ей бракованный т о в а р, — разочарованно усмехнулась агентесса. Подумала секунду и, голосом полным самого искреннего недоумения, добавила: — Причем скажу. Практически в момент операции по обезвреживанию хроно-террористов произошел редчайший случай: гибель интеллекта в теле суицидника… Молодая девушка заигралась со смертью, случайно увлекла носителя с места действия, и ваша современница самоубийца ушла на другую крышу… Мы не смогли вовремя п о й м а т ь путешественницу… На данный момент ее тело в вегетативном состоянии. СВОБОДНО.

Потерянный, красноречивый взгляд агентессы на Завьялова-Потапова, заставил Бориса крякнуть:

— Н-да… Что ж получается…, опять История вмешалась? Подсунула Миранде молодую девушку носителя?

— Я уже не знаю, что и думать, — призналась агентесса. — Клубок невероятностей не может намотать на ситуацию столько всевозможных с л у ч а й н о с т е й. В этом деле, как будто везде просматривается рассудочная воля. Высший промысел.

— Вы доложили начальству о выводах Миранды, сделанных ею на основе доказательств разумности исторического процесса? — чуть наклонив голову, глядя исподлобья, спросил Лев Константинович.

— Да. Доложила.

— И какова была реакция?

Галина усмехнулась:

— Поразительно невозмутимая. У меня, Лев Константинович, Борис Михайлович, до сих пор не хватает ценза доступа к наиболее засекреченной информации, так что о большем я вам не могу сказать.

— Понятно, — Потапов на лету поймал намек Галины. «Для начальства хроно-департамента доказательства не стали откровением, Борис. Высшие чины и в будущем умеют хранить секреты. И не могу сказать, что это делается зря…»

Лев Константинович положил локти на стол и, пристально наблюдая за мимикой расстроенной агентессы, спросил:

— Галь. А скажи. Неужели вы еще не научились штамповать клонов? Их можно было бы использовать в качестве носителей.

— Наштамповать? — усмехнулась агентесса. — Клонов? Простите, Лев Константинович, Борис Михайлович, но это звучит неэтично.

— Почему?

— Вы предлагаете своим потомкам у б и в а т ь живой и полноценный интеллект, ради освобождения тел? Клон, уважаемые, — ч е л о в е к. Пусть выведенный искусственно, пусть не рожденный матерью, а полученный в инкубаторе…

— Значит — научились, — хмыкнул генерал.

— Научились, — твердо подтвердила Галя. — Но предлагать нам разбирать людей на с о с т а в л я ю щ и е, простите — не этично. З а п ч а с т и мы можем выращивать индивидуально и по требованию. Но избавить тело от носителя, убить полноценно думающий и чувствующий интеллект…

— Согласен. Извини. Что вы узнали о Платоне? К нему можно подобрать ключи, как к Миранде, например?

— Нет. Категорически — нет. Иначе меня бы здесь не было.

— Что ты имеешь в виду?

— Только одно — Платона н е о б х о д и м о о б е з в р е д и т ь. Его нельзя упустить, Лев Константинович, Борис Михайлович.

Завьялов уже давно привык, что, обращаясь к генералу-носителю, Галина (а порой и Иннокентий) ставит на первое место в обращении совсем не хроно-личность, не альфа Бориса Михайловича, а беседует в первую очередь с отставным воякой. Завянь совсем не обижался, понимал, что в разработке контр-операции он не поможет лучше генерала и терпеливо выносил превосходство, как ни крути, превосходительства.

— Объяснишь почему? — спросил Потапов.

— Да. Я за этим к вам направлена. Миранда вам доверяет. Спасти Зою Павловну мы сможем только действуя с ней в связке. Мы очень надеемся…, у вас получится убедить Миранду… — Галина мялась, не могла произнести какие-то слова… — Платон опытнейший агент, Лев Константинович, Борис Михайлович. Когда-то он возглавлял группу немедленного реагирования… У Миранды нет такого опыта… В момент сильнейшего волнения она может не совладать с мимикой носителя, выдаст себя… А еще раз подобраться к Платону с шокером уже не получится… Надо действовать наверняка…

— Ты хочешь, чтобы мы попросили Миранду у б и т ь Платона? — наблюдая за агентессой, мрачно выговорил генерал.

— Да, — кивнула Галя и достала из сумочки пистолет, прикрывая нависающей скатертью протянула под столом Потапову. — К Платону нельзя приближаться вплотную, Лев Константинович. Попросите Миранду выпустить в него всю обойму, рассчитывая на неожиданность. И ни в коем случае не подходить на расстояние прямого контакта!

— Убери, — мрачно выговорил генерал, глядя на пистолет.

— Вы не понимаете! — разгорячено прошептала агентесса хроно-департамента. — У нас нет выбора. Уничтожение тела носителя Раисы Журбиной…, нам представляется единственной возможностью. Платон продолжит сидеть в квартире, выкурить или выманить его оттуда невозможно… Он слишком опытен и осторожен. А через две недели будущее начнет меняться безвозвратно. У нас нет выбора и времени, господа!

— Убери, я сказал.

«Ты видишь, Боря, какая петрушка получается? — невесело усмехнулся Лев Константинович. — Сами они к Миранде не идут… За подобные просьбы и цена бывает соответствующей. И потому ведут они себя абсолютно грамотно: попросят сами совершить убийство, Миранда из них все соки выжмет. Департамент решил прежде попробовать сделать всю «черную работу» нашими руками… Но вот в чем дело-то, Борис Михайлович: нам это тоже ведь на пользу…»

«Не вижу пользы, Константиныч, — Бориса затрясло. — Они предлагают нам пойти и уговорить — Зою! убить невиновную девушку. Лев Константинович, Раису Журбину убьют руки Зои Карповой! Пусть действиями будет руководить опытная террористка, но глаза-то…, глаза Зои будут это в и д е т ь!! Уши — слышать!»

Бориса колотило хуже, чем в ознобе. Как бы ни был крепок духом смершевец Потапов, тело носителя сотрясали конвульсии разума Завьялова. Завянь не мог представить, что испытает Зоя, УБИВАЯ! как отразиться на психике девушке жуткое с о б ы т и е! сможет ли Зоя забыть и пережить кошмар убийства невиновного человека: «пусть выпустит в Платона целую обойму».

Да разве Галя не понимает, о чем просит?!

Вина бедняжки Раи состоит лишь в том, что она — до потери разума от счастья! — целовалась на рабочем месте с любимым человеком!

Кошмар. И ужас. Рая просто оказалась не в том месте, не в то время. И за поцелуй — нельзя убить!

Завьялов покосился на побледневшего Косолапова. Заметил, как ежится Иннокентий, не знавший, что можно сказать в подобных обстоятельствах — ему до смерти хочется вернуться в будущее! обнять жену в н о р м а л ь н о м теле, нарожать детей! но не такой ценой.

«Борис, — вмешался в жуткие мысли генеральский голос, — если вместо нас к Миранде и Платону пойдут агенты хроно-департамента, они элементарно, без всякого сомнения расстреляют девушку. Если бы возле дома было хоть единое место для снайперской лежки и уверенность в том, что Платон облажается и подойдет к нужному окну, они бы к нам, Борис, вообще не обращались: прострелили бы девчонке голову из винтовки, и всех делов. А я попробую спасти Раису».

— Какие могут варианты? — с поразительным спокойствием спросил Потапов агентессу. Его тело сотрясалось, разум оставался чистым. Не замутненным перенапряжением Бориса. Превосходительство реально и стремительно перебирал возможные варианты, искал выход из тупика. Он понимал, что ситуация накалена предельно, но как только будущее изменится бесповоротно, Борис Завьялов навсегда застрянет в теле девяностодвухлетнего старпера. Иннокентий еще несколько лет будет выгуливать собаку…

«Боря, надо предложить Капустиным перебираться в будущее пока еще не поздно».

«А буде ли оно…, это будущее? — взяв нервы в узду, горько произнес Завьялов. — Родятся ли в измененном времени Иннокентий Аскольдович и его мама-папа…»

Взгляд Завьялова-Потапова сосредоточился на путешественниках: чета Капустиных прекрасно понимала, ч е м грозит им изменение устоявшегося исторического процесса.

— Варианты могут быть, — трезво выговорила агентесса и поправила испачканный пломбиром бант. — Но для этого нужно переговорить с Мирандой. Мы можем подогнать к окну квартиры тяжелую машину, вырвать оконную решетку, подгадав момент, когда Миранда снова усыпит Платона… Но, — Галина развела руками, — остается риск, что террорист проснется и… убьет носителя хроно-личность Карпову… Ему достаточно нажать на кнопку и дом взлетит на воздух. Так что, наиболее предпочтительно вначале обезвредить диверсанта: нам рисковать нельзя.

— Вы все-таки попробуйте вначале, — впервые вмешиваясь в разговор, членораздельно произнес Косолапов. — Убить…, проще всего. Прежде попробуйте обойтись без кровопролития, Раиса ни в чем не виновата перед вами…, потомки чертовы.

Галина бросила на Николая настороженный взгляд, но упрекать того во вмешательстве не стала. Косолапов уже был накрепко задействован. А в операции каждый физически сильный человек на счету.

— Я вас понимаю, Николай, — сказала агентесса с ненаигранным сочувствием. — Эта девушка вам дорога.

— Ее зовут Раиса!

— Простите. Я лишь хочу вам объяснить — Платона н е о б х о д и м о у н и ч т о ж и т ь.

— Да почему?! — взревел Колян.

— Мы многое о нем узнали, — решившись на полную откровенность, тяжело произнесла Галина. — Платон на самом деле мощнейший телепат. Долгие годы он работал на департамент, как активный агент. Дослужившись до большого чина, получил высокий ценз допуска к секретной информации, узнал о существовании шустовского центра, настоял на переводе туда. Почти десять лет Платон, как опытный телепат, тестировал тела для пересадки интеллектов. Хорошо знаком с работой и устройством установок. Три года назад, производя аттестацию тел носителей Платон совершил две непоправимые ошибки — не добросовестно провел испытания мозговых эманаций носителей, два великих ученых превратились в безмозглые растения и стали безвозвратно потеряны для общества. Платон был уволен. — Галина вновь взяла недопитый бокал вишневого сока, сделала глоток. Продолжила: — Он посчитал себя обиженным. Полтора года назад примкнул к хроно-подполью. Следуя допросам его коллег по движению сопротивления, переходя на работу в центр, он — непонятно почему? — рассчитывал получить право на пересадку интеллекта. Когда это стало невозможным, привлек какого-то инженера к постройке хроно-установки. Отправился с ю д а. Как мы теперь подозреваем, никакой идеологии бывший агент не придерживается. Он — мстит. За увольнение. К подполью примкнул лишь для того, чтобы перенестись в свежего и сильного, простите, Борис Михайлович, носителя.

«Если бы не Рая, я б эту хитрую двуличную суку Платона, сам с удовольствием бы пристрелили», — мысленно признался генерал.

Галина продолжала:

— Опасность нынешней ситуации, господа, в том, что: Платон способен и в этом времени создать установку для перемещения. Он постоит аппарат и будет б е с к о н е ч н о перемещаться по телам. Он станет — б е с с м е р т е н, Лев Константинович, Борис Михайлович. И можете поверить, — мы просчитали вероятные психологические реакции его интеллекта — вполне способен отомстить за некоторые н е у д о б с т в а, что вы ему доставили. Платон коварный и мстительный человек, Лев Константинович, Борис Михайлович. Даже изменив будущее, просто ради развлечения он способен играючи испоганить жизнь вам и вашим детям. — Галина мрачно усмехнулась: — Мой рассказ произвел на вас впечатление, господа? У кого-то еще есть вопросы — почему нам так необходимо у н и ч т о ж и т ь этого конкретного диверсанта?

Компания, включая Косолапова, молчала.

— Я не могу представить, что на современной технической базе уже можно вылепить конструкцию из будущего, — прерывая паузу, проворчал Потапов. — Что хроно-установку уже можно…

— Я не сказала «х р о н о», — нависая над столом, прошептала агентесса, — я говорила только о перемещении из одного тела в другое. Для создания полноценной хроно-установки, согласна — в вашем времени еще не хватит составляющих и энергоресурсов. Но для создания машины перемещения…, вполне достаточно. Достаточно лишь знать принцип действия, подключиться к высоковольтной линии и установка начнет работать.

«Что делать, Лев Константинович?! — взорвался в генеральской голове вопрос Завьялова. — Если оставить эту тварь в живых, он тут таких дел натворит…»

«Надо действовать, Бориска, — быстро ответил Потапов, задрал рукав пиджака, глянул на наручные часы: — Так…, Миранда усыпила Платона примерно полтора часа назад… Сказала, что он не спал больше суток — вырубился крепко…»

— Галина, расплатись по счету, мы поехали, — сказал, решительно вставая из-за стола. — Ты сообщай своим, пусть высылают группу, выдвигаются за нами следом. Мы ждать не можем, подсыпать Платону снотворное второй раз у Миранды может не получится — он сука недоверчивая…

Это превосходительство проговаривал уже на ходу, стремительно шагая по проходу между столиками.

«Нельзя позволить разрастаться подозрительности, — исключительно для Бориса, бормотал Потапов. — В замкнутом пространстве и бездействии это происходит крайне быстро. Миранда, конечно, светлая головушка — использовала только половину снотворной таблетки, — но Платон навряд ли повторно наступит на те же грабли. Теперь он будет настороже. Так что…, действуем, Бориска! Второго раза может не представиться!»

«Господи! — простонал Завьялов. — Только бы он ничего не сделал Зое!!»

«Не сделает, Борис, — уверенно произнес разведчик в отставке. — Зоя — его единственная защита от штурма квартиры. И пока от заложницы больше пользы, чем вреда, максимум, что грозит Зое — это быть связанной. Либо запертой в каком-то помещении без окон. У нас полчаса, Борис, чтобы исправить ситуацию».

— Поторопимся, ребята! Косой, у тебя есть буксировочный трос в машине?

Косолапов кивнул, Лев Константинович достал из кармана мобильный телефон:

— Миранда, Платон все еще спит?… Отлично. Мы сейчас приедем, жди нас в той же комнате, готовься. Обязательно попробуй разыскать ключи от входной двери!.. Молю бога, чтобы — получилось.

* * *

Затертая фраза «им пришлось многое вместе пережить», в случае Завьялова и генерала звучит по меньшей мере вызывающе. Потапов и Завянь уже почти три дня были не просто едины — н е р а з р ы в н ы, перемешаны. Они не пережили, а п р о ч у в с т в о в а л и каждой клеткой общего организма запредельно много, для иного индивида, возможно, и вовсе — неподъемно.

Их общий мозг трещал, искрил, зашкаливал от двойного эмоционального и умственного накала. Порой носитель и Завьялов путались кто сейчас дубль, кто альфа, одновременно отдавали телу противоположные приказы, в результате приступы разбалансировки психики наваливались все чаще и чаще. Организм пенсионера, перешагнувшего порог девятого десятка, работал на износ. Иногда тело как будто замирало и не могло понять: что делать?! кто здесь главный?! На нынешний момент два интеллекта так перепутались-переплелись, что Завьялову казалось, будто это он прошел войну, штурмовал Берлин, сидел в сталинском застенке, его били кирзовыми сапогами на допросах… Он двух жен похоронил.

Лев Константинович однажды подумал об Ольге Александровне, как о своей родимой бабушке.

Кошмар.

Который надо срочно прекращать.

…«Человек, не спавший больше суток, оглушенный пусть даже и половинной дозой снотворного, не может очнуться раньше чем через два часа», — размышлял Лев Константинович, сидя рядом с Колей в несущемся на всех парах автомобиле: Косой закладывал уверенные виражи, подрезал, лавировал, рассержено гудел сиреной клаксона. Косолапов прикоснулся к нереальной тайне будущего меньше суток назад, но Завянь, когда поглядывал на друга искоса, уныло отмечал: ни одна гонка или драка, ни одна проигранная лав-стори, так страшно не отпечатывались на добродушном Колином лице. Косой запал глазами и щеками, рыжеватая бороденка как будто сединой пошла. Еще едва минула половина суток, а Коля словно постарел на десять лет.

И Завянь не знал, чья ситуация страшнее: Колина, чью девушку могут убить за просто так, или его. Борис прекрасно осознавал: если Зое будет угрожать опасность он с а м убьет Раису Журбину.

И Коля это тоже понимал. Молчал. Как сумасшедший гнал машину. Гнал на возможное убийство своей девушки.

«Лев Константиныч, если не получится без крови, он мне Раису не простит…»

«Простит, Борис. Если Платон останется в теле девушки, она все равно как будто умрет… Подумай лучше вот о чем: ты сейчас в теле человека, прошедшего подготовку не хуже, чем Платон. Миранда с ним не справится, но я-то, а? Я эту суку, Боря, — уработаю. Вначале вытащу девчонку из квартиры, а после сам туда пойду».

«А если ты не справишься с Платоном, Константиныч?!»

«Справлюсь, Боря, справлюсь. Он сейчас в чужом ж е н с к о м теле, я как никак — в своем. Удобном и знакомом. Но если не получится…, если придется убивать…, пусть лучше это будем м ы, чем Зоя».

Зоя стояла в окне за толстой решеткой.

Джип задом, на едва слышных низких оборотах въехал почти под подоконник. Завьялов-Потапов стремительно выскочили из автомобиля:

— Привязывай трос к бамперу, потом мне второй конец давай, я привяжу к решетке, — приказал Лев Константинович Коляну и подошел к Миранде: — Платон спит?

— Да.

Уверенная и невозмутимая Миранда пристально смотрела в генеральские глаза. По телефону она уже переговорила с агентессой хроно-департамента, когда компания была в дороге сообщила Константинычу, что не смогла забрать ключи у спящего подельника. Стояла, словно Рапунцель на башне, но только косы не спускала, ждала, пока привяжут трос. И судя по всему, ничего против побега из заточения над пороховой бочкой не имела.

Лев Константинович достал из кармана пиджака электрошокер и протянул его Миранде:

— Иди. Оглуши Платона. Рая выйдет с нами. Скоро сюда прибудет группа носителей из спецназа, вас с Раей увезут в эвакопункт, квартиру разминируют.

Диверсантка усмехнулась, не взяла прибор:

— А почему вы думаете, я не смогла забрать ключи? Прежде чем уснуть, Платон успел закрыться в комнате. Я к нему не смогу зайти, он начал мне не доверять.

— Умный черт, — секундно опечалился разведчик. — Насчет прочности решеток ты нам не наврала?

Террористка-заложница пожала плечами.

— Надеюсь, джип сдюжит, — проворчал Лев Константинович, умелым узлом опутал стальные прутья, махнул рукой Косолапову: — Давай, Коля. Трос длинный, разгонись как следует, дистанции здесь хватит! Миранда, Зоя, отойдите подальше, чтобы камнями не задело… Потом сразу же сюда, выпрыгивайте, я заскочу в квартиру, авось сумею оглушить Платона сам. Он, разумеется, проснется, я использую фактор неожиданности.

Многоопытный разведчик-командир привык раздавать подчиненным уточняюще детальные приказания: всех расставил по местам, сам начал отходить от стены, опасаясь вылета решетки…

Джип утробно зарычал…

В комнату вошла Раиса. Точнее — заспанный Платон вошел. Лицо его вначале вытянулось, глаза тут настороженно заполыхали… и…

Все последующее происходило стремительными темпами, одновременно.

За ничтожную долю секунды Платон осознал, что происходит! Нежное девичье горло издало кошмарное рычание, Платон-Раиса рванулся к ошарашенной неожиданностью Миранде-Зое, сгреб ее в охапку, на ходу достал из-за пояса пистолет!

В генеральской голове орал Завьялов:

«Ну почему ты не впихнул ей шокер?!?!»

Прижав к виску Зои пистолет, Платон утягивал девушку к двери из комнаты. Джип, где за рулем сидел ничего не подозревающий Косолапов, рванул колесами жесткие высохшие стебли! уминая, проворачиваясь, колеса дернули тяжелую машину… Через мгновение трос натянулся и — с жутким грохотом выдернул решетку вместе с куском обветшалой стены, с обломками оконных перекладин, в которых оглушительно полопались и зазвенели стекла!..

Мгновение, заполненное тихим шелестом осыпающейся штукатурки. И — тишина. И замершие люди, засыпанные белой пылью, кирпичным крошевом…

Платон пораженно смотрел на огромную, образовавшуюся в стене дыру. Глаза Миранды-Зои выкатились из орбит, оглушенная грохотом девушка замерла в руках террориста испуганным зверьком…

Зоя была выше Раи. Но со стороны казалось: умелая цепкая птичница придушила длинноногого, изящного страуса. Зоя почти не трепыхалась.

— Отдайте мне машину вместе с ключами и уходите, — глухо произнес Платон. — Жду три секунды, если не послушаетесь — выстрелю ей в голову.

Лев Константинович положил на разломанную стену электрошокер, который все еще держал в руке, поднял вверх раскрытые ладони в утихомиривающем жесте:

— Спокойно, Платон, спокойно… Мы уходим…

«Куда мы уходим, Константиныч?!?! Дыра в квартире! Платон сейчас заберет Зою, уедет и мы их больше не найдем!!»

«Платон держит на мушке не только Зою, но и нас. А ей он прикрывается, мы ничего не можем сделать, Борис. Но сейчас сюда приедет группа захвата, направленная Галей. Для Платона эти люди будут неожиданностью, так что — слушаемся, тянем время. Надеюсь, ребята приедут опытные и сообразительные, раньше нужного себя не обозначат, по головам не настреляют».

«Ы-ы-ы-ы-ы!!!»

«Не скрипи моими челюстями».

Зоя смотрела на Бориса (генерала) расширенными от ужаса, огромными глазами. К виску заложницы жестко и больно прижималось дуло пистолета. Растерявшаяся Миранда на несколько секунд утратила контроль над телом девушки: по измазанной кирпичной пылью щеке скатилась крупная слеза.

«Ы-ы-ы-ы-ы!!!»

За спиной Завьялова захрустела трава, Косолапов, не видя того, что происходит в комнате, не понимая, почему все замерли, вышел из машины, где на заднем сиденье скорчился Капустин.

Подошел вплотную к образовавшемуся проему… Увидел Раису с пистолетом… Замер.

Через мгновение не только Завьялову, но и Платону показалось, что огромный байкер сейчас перепрыгнет разломанную стену и ринется вперед! на Раю, на Миранду, Зою…

— Стой!!! — закричал Лев Константинович.

Платон-Раиса выставил вперед ствол, направил его на грудь Косолапова…

Колян немного прикрывал Потапова. Старый смершевец, видя, что ситуация выходит из-под контроля, выхватил из-за спины пистолет…

Зоя не присела, а буквально рухнула на пол, управляемая женщиной, прошедшей подготовку в интернате, где воспитывали активных агентов хроно-департамента!

Два выстрела ударили одновременно!

Слабая девичья рука Раисы не смогла достойно удержать тяжелый пистолет, пуля лишь оцарапала плечо Коляна. Выстрел Константинович тоже получился неудачным! Над головой Платона-Раи появилась серьезная отметина в стене, Лев Константинович, не дожидаясь пока Платон опомниться и вновь прикроется Мирандой-Зоей, прицелился…

Косолапов позже сказал, что ему показалось, будто Константинович целился не в предплечье, а в голову носителя Раисы Журбиной. Ужас, исказивший любимое лицо заставил байкера забыть, что в теле девушки находится мужчина-диверсант! Косой — совершенно машинально, рефлекторно! — ударил генерала по руке!..

И пуля расщепила половую доску. Буквально в сантиметре от ноги Раисы.

Платон заставил носителя отпрыгнуть; Миранда откатилась к противоположной стене — диверсанту пришлось выбирать: жизнь или выполнение задачи — убийство Зои Карповой! Одна секунда и Лев Константинович Потапов уже б не промахнулся! Генерал пинком в бедро отправил Косолапова в траву, прицелился…

Платон-Раиса выбежал из комнаты, до слуха Потапова-Завьялова донесся скрежет тяжеленного дверного засова с той стороны двери. Квартиру бабушки Капитолины подготовили к нешуточной осаде.

— УХОДИМ!!! — страшно прокричал Потапов! протянул руки к поднимающейся с пола Зое, схватил девушку за запястья и, обдирая ее тело об обломки кирпичей, выдернул на улицу: — Уходим!! Дом сейчас взорвется!!

До забора, где начиналась стойка — двести метров открытого пространства, покрытого высокой, путающейся в ногах травой! Завянь и генерал тащили девушку вперед:

«Не успеваем, Боря! — взорвался мозг от вопля. — Запихивай девчонку под машину, закроемся от камней!!»

Они успели. Когда на месте квартиры бабы Капы распустился огненный цветок, где в лепестки из пламени вкрапились огромные каменные обломки, Завянь уже лежал рядом с Зоей, укрытой железным брюхом джипа. Несколько внушительных осколков ударили по автомобилю, кирпичный град болезненно побарабанил по спине Завьялова, не слишком влезшего под джип…

После оглушительного взрыва, гудящее завывание пламени казалось почти мирным. Завьялов-генерал перевернулись, сели, ошеломленно глядя на картину разрушения…

«Наврала, — неожиданно усмехнулся Лев Константинович. — Так я и знал — всех обвела».

«Да кто обвел?!?!» — провопил оглушенный Борис.

«Миранда, разумеется, — невозмутимо хмыкнул контрразведчик. — Обещала, что если сунемся — квартал взлетит на воздух… А тут — по сути дела… одна квартира вдребезги…»

Лев Константинович, пошатываясь, поднялся. К пожару, на звук взрыва уже зеваки поспешали…

Из арки, на полном ходу выехал мотоциклист в серебристом шлеме.

— Черт!! — забыв о перепачканном костюме, о большой, кровоточащей царапине на шее, взревел Лев Константинович. — Смотри-ка, Борька, эта сука жить решил!!!

Пока к пожару стекался скудный ручеек из зрителей. Женщина на спортивном мотоцикле пересекала их поток, не делая даже малейшей попытки объехать людей: неслась вперед, и пешеходы, словно перепуганные куры, порскали из-под колес. Грозили в спину кулаками.

Появление Платона-Раи на мотоцикле стало полной неожиданностью. Даже предупрежденные Галиной о том, что диверсант сюда забрался не идейный, а вечно жить хотевший, Завьялов и Потапов все же растерялись на мгновение. Взрыв хаты бабушки Капитолины, по их мнению, не оставил диверсанту ни единого шанса! Произошел буквально через несколько секунд, после того, как дверь закрылась!

Но Платон, как было видно, погибать не собирался.

Вскочил на припрятанный где-то мотоцикл. Понесся спасать доставшееся ему женское тело!

— Коля!! снимай трос с бампера!! — прокричал Завьялов. — Зоя!! Сматывайся отсюда, держи на связи телефон!! Лев Константинович, затихни, альфа — я!!

Косой одним умелым жестом распутал узел, освобождая от груза машину для преследования. И слова не сказал, когда Завянь не дожидаясь хозяина автомобиля рванул с места джип!

Пожалуй — дежавю. В зеркале заднего вида испуганно мерцали Кешины глаза. Завянь опять — преследовал. Уже не похитителей Зои Павловны, уже не на своем Порше, но все же — дежавю слегка накрыло.

Огромную машину заносило на виражах, несколько раз Завьялов практически растолкал неспешно, чинно следующие автомобили. Пару раз каким-то чудом не наехал на пешеходов, законопослушно шагающих по «зебре»… Зацепился бампером о столбик ограждения, оставил на нем ошметок никелированной железки…

Далеко впереди в потоке машин мелькал приметный серебристый шлем! Платон по какой-то причине отрывался от преследователей по проспекту, а не сворачивал на пешеходные дорожки скверов, не уходил во дворы, где можно юркнуть в узенький проход. Лавировал в густом потоке, вырывался к окружной.

Преграда из автомобильного скопища все больше отделяла джип от мотоцикла.

Когда впереди показалась неширокая, слегка заполненная припаркованными автомобилями обочина, Завянь изобразил таран!

Расшвыривая машины, пугая пешеходов, помчался вдоль дороги!

Платон оглянулся на грохот, заметил косолаповскую машину и резко бросил мотоцикл из правого ряда на левый поворот!

Визг шин и скрежет многих тормозов забил даже звук тарана! Платон подрезал мчавшуюся скорую помощь, машина завертелась, пошла юзом…, перевернулась! В нее тут же впечатались еще несколько автомобилей!

«Харе, Завянь, — мрачно приказал Лев Константинович. — Платон — ушел. Тут люди гибнут».

Борис нажал на тормоз. Посидел, усмиряя дыхание, стараясь совладать с бешеным биением пожилого сердца. Покачиваясь на дрожащих ногах, вышел из автомобиля и пошел к месту аварии.

Из перевернутой машины скорой помощи выбирался ошарашенный мужик в медицинском халате, помог выбраться девушке-сотруднице…

«Дьявол!! Какой бардак я натворил!»

«Ты, Боря, пытался п р е д о т в р а т и т ь бардак, — с обычной рассудочность, ответил Константиныч. — Пытался остановить урода, способного жить ВЕЧНО».

Завянь оглянулся. Посмотрел на искореженные автомобили, которые он только что таранил…

«Во сколько ж это мне влетит?! — подумал. — Квартиру продам — и то не хватит!.. Но главное, чтоб люди не пострадали…»

Вокруг машины с красным крестом на белых бортах уже суетились прохожие. На первый взгляд, никто всерьез не пострадал: шофер утирал окровавленное, разбитое лицо, тряс головой. Водители машин, воткнувшихся в скорую, огорченно разглядывали вмятины, уже искали виноватых…

«Уходим, Боря. Решать проблемы будем уже из своих тел. И если хочешь выслушать мое мнение…, то, рассуждая здраво: спасение дочери из лап похитителей встанет папе Карпову не многим дороже выкупа. Поверь мне на слово, Бориска, что так оно и будет».

«Ты думаешь, Лев Константинович… Ты думаешь, взрыв дома и эту карусель удастся свалить на похитителей?!»

«А у нас есть выбор? Ты знаешь, как еще достать Платона, не объявляя официально Раю Журбину в федеральный розыск и даже в международный через Интерпол, как похитительницу Зои Карповой? — резонно поинтересовался генерал. — Прошу заметить, по самому гамбургскому счету, весь наш рассказ звучит как истинная правда: Зою Карпову похитил конкретный человек, держал в заминированной квартире бабушки Капитолины. Ты девушку — спас. Так что, звони, герой, агенту Гале и любимой, пора заканчивать бодягу».

Эпилог.

Зоя-Миранда, Потапов-Завьялов и Капустины собрались в крошечной каморке на задворках Ленинградского вокзала. Галина хмуро оглядела людей, рассевшихся по нескольким стульям, пожамкала губами:

— Придется подождать примерно полчаса. Вначале мы отправим Капустиных назад. Миранду переправим. С вами сложнее, Борис Михайлович. Ваше тело занято Иннокентием Аскольдовичем, вы будете переходить уже в тело, находящееся в вегетативном состоянии, оно не подключено к нашей аппаратуре…

— Это опасно?! — перебивая, воскликнула Зоя.

Агентесса хроно-департамента нахмурилась:

— Нет. Будет немного неприятно и только. Ждите, я сообщу вам, когда начнется перемещение.

Галина вышла. Генеральское лицо сложилось в добродушную усмешку:

— Ну что, ребята, давайте прощаться?

Иннокентий смущенно улыбнулся:

— Давайте, Лев Константинович, Борис Михайлович. Зоенька, приятно было познакомиться.

Жена-собака согласно тявкнула, покрутила хвостиком и, перепрыгнув с мужниных рук на колени Зои, лизнула ее в щеку.

— Борис Михайлович, — обеспокоено проговорил стилист, — а вы уверены, что департамент выполнит обещание и не сотрет память Коле Косолапову?.. Жалко парня…

— Не сотрут, — уверенно ответил хроно-личность Борис Завьялов. — Ни Колю, ни Льва Константиновича не тронут. — И тут же, заметив, как на лице Капустина мелькнуло недоверчивое выражение, за хроно-личность заговорил генерал: — Пока Платон не пойман, нас не тронут.

— Почему?

— Платон может отомстить людям, разрушившим его мечту: нарушить течение истории, избавиться от хроно-департамента, способного выследить пришельца из будущего — жить вечно. Если мы забудем все, что с нами случилось, забудем о существовании Платона, мы потеряем осторожность, Кеша. Он нас — достанет.

Стилист поежился, взял с Зоиных коленей четвероногую жену, к себе прижал:

— Мне очень жаль, что все так случилось…

— Ты ни в чем не виноват, Иннокентий, — ответил Константиныч. — Ты и Жюли огромные молодцы, спасители своих современников и вам зачтется, я уверен. — Генерал посмотрел на часы, висевшие на стене затрапезной каморки, смущенно улыбнулся: — Иннокентий, ты мог бы оставить меня на несколько минут наедине с Мирандой? Я попрощаться с ней хочу.

— ????

— За дверью амбал стоит, нас двоих он на улицу, боюсь, не выпустит. А ты…, типа, собачку выгулять пойдешь. А?

Иннокентий, придерживая бережно Жюли, с готовностью вскочил:

— Конечно, Лев Константинович, конечно. Я понимаю. — И вышел за дверь в крохотный коридорчик, где сразу же раздалось недовольное бурчание носителя-охранника.

Лев Константинович, с той же чуть смущенной улыбкой поглядел на Зою, но обратился к диверсантке:

— Миранда, позволишь мне задать тебе один вопрос?

— Валяй, Лев Константинович, — усмехнулась подпольщица.

— Как я теперь понимаю, о том, что у террористов существует явка в квартире бабы Капы, ты знала изначально. Ты знала, где можно разыскать Платона. Ты знала, что ваши тела уничтожены и возвращение в будущее невозможно. Но повела свою игру, предпочла дать нам возможность самим связаться с хроно-департаментом — наблюдала, так сказать… В чем суть твоей игры, Миранда? В новом теле?

— Это вопрос? Тот самый — единственный?

Лев Константинович задумался.

— Пожалуй, нет. Единственный вопрос звучит немного по-другому: во всем, что ты нам рассказывала — была хоть крупица правды?

— Крупица — да.

Миранда усмехалась. Лев Константинович просил ответа на один вопрос и получил его.

— Не принимается, — покачал головой Потапов. — Риторика.

— Спроси еще и может я отвечу, — пожала плечами террористка.

— Ты молодая женщина, Миранда. Ты вышла замуж и родила сына сразу же после окончания учебы в интернате. Сейчас твой сын там учится. Ты — о ч е н ь молодая женщина, — с нажимом повторил Лев Константинович. — Я мог бы предположить, что ты, так же как и Платон отправилась сюда за новым телом и замутила всю бодягу, торгуясь за хорошего носителя. Но…, - генерал развел руками, — тебе не нужен м о л о д о й носитель! Зачем ты развела и нас, и департамент, и подполье во главе с Платоном?! Если бы не твои запредельно искренние бредни о саморегуляции Истории, если бы не реакции Галины, я бы вообще предположил, что ты двойной агент! Великолепный, подготовленный агент с отличной легендой, работающий под прикрытием!

«Лев Константинович, ты это все — серьезно? — слегка опешил Завьялов. — Миранда — двойной агент?!»

«Великолепный, Боря, гениальный!»

«Тогда почему она просто не прикончила Платона?!»

«Да потому, что во все времена начальство прикрывает задницы бумажками. Миранда уходила в подполье, зная, что ежели она отправиться на диверсию в будущее — возврата ей уже не будет, тело уничтожат, как страховку. Но откуда, как ты полагаешь, хроно-департамент взял бы для отличного агента нового носителя, а?»

«Ну-у-у…»

«Миранда зарабатывала д о к а з а н н о е п р а в о на носителя. Шантажом. Старалась для начальства».

«Это уже слишком, Константиныч! В нашем времени люди гибли!»

«Сумасшедшая бабушка Капитолина, единственная погибшая при взрыве дома под снос?.. Нет, Бориска, подозреваю, здесь вообще разворачивалась изящнейшая многоплановая комбинация. Среди чинов хроно-департамента уже пошел слушок, что появилась чуть ли не новая мессия, которая немногим позже возглавит строптивую конфессию — утечку, я думаю, обеспечат. Потом, как мне видится, Миранда запросто развалит эту церковь изнутри. Здесь все не прикопаешься, Бориска! изящно, гениально! Департамент собирал свидетельства непримиримости Миранды. Делал из нее нового лидера оппозиционеров. Возможно так же, что Миранда уже была задействована в каких-то комбинациях из их реального времени: ее там знают в лицо. Так что — новое тело первоклассному агенту никак не помешает, а где его возьмешь? Везде бумажки, цензы и комиссии…»

«Довольно мерзко. Нас использовали с самого начала?»

«Почти не сомневаюсь. Поскольку лишь так можно было выйти на подполье, уничтожить хроно-установку, создать для Миранды новую легенду — вылепить из нее идейного борца с порядком, способного войти в верхушку оппозиционеров. Смысл, Боря, с самого начала был в одном — создать Миранде первоклассную легенду и изнутри подобраться к опасной для миропорядка ереси. Платона, как ты понимаешь, они могли бы уничтожить еще в будущем».

«А если бы Зое угрожала реальная опасность?!»

«Борис, в подобной операции могла сработать только первоклассная приманка сразу из двух хроно-личностей. Я бы сам так поступил… Но ты особенно не гоношись, дружище, судя по тому, как ловко использовали меня — старого матерого волчару, опасность Зое не угрожала. Если бы Платон только попробовал нанести серьезный урон, Миранда разобралась бы с ним в одно мгновение».

«Лев Константинович, — взмолился Завьялов, — я совсем запутался! Когда ты во второй раз ехал разговаривать с Мирандой, ты уже знал, что это все шикарный блеф?!»

«Я не люблю, Борис, когда меня используют втемную, принимают за слепого идиота. И это лишь: во-первых. Главное, и во-вторых, я знать не мог на сколько департамент заинтересован в устранении Платона, сослужившего им роль прикрытия всей операции. Боялся, что пристрелят нашу Раю — она ведь, наверняка даже не какое-то «бревно»… И потому немножечко сломал игру Миранды и сам полез к Платону».

«А Галя, Галина об этом знает?!»

«Галина? — словно смакуя женское имя на вкус, переспросил Потапов. — Галя — пушечное мясо, стрелочник. Меня, Боря, с самого начала удивило, почему на серьезную встречу отправили такую незначительную, не шибко умную дамочку… Нет, друг. Галину, я почти уверен, использовали в темную. Для чистоты и первозданности реакций, так сказать…»

С лица Миранды исчезло насмешливое выражение. Но комплименты генерала не подействовали:

— Именно из-за этого вопроса ты попросил Капустиных выйти? — произнесла террористка совсем серьезно, даже с некоторой печалью.

— Да. Я не хочу, чтобы из-за твоего ответа ребятам стерли память.

— О чем ты, генерал?.. Как жаль, что ты меня в итоге разочаровал. Пожалуй…, твоя стезя и есть — мемуары старика: фантазера, сумасброда-параноика. Жаль. Надеюсь, что не разбалансировка психики подвела тебя к маразму.

* * *

Завянь открыл глаза. В белесой мути перед ним маячило лицо.

— Боря, Боренька, ты меня помнишь?! — теплые мягкие руки тормошили его за щеки.

— Да, — сипло, прокашлявшись, сказал Завьялов. — Ты Зоя Карпова.

Зрение Бориса сфокусировалось, черты лица напротив обрели максимальную четкость. Как будто увеличенная линзой, по Зоиной щеке катилась горошина слезы:

— Господи, как я испугалась!! — Неподалеку, за ее спиной сидел на стуле генерал Потапов, кряхтел тихонько. На полу, вылизывая попку, сидела собачонка в юбочке. — Я вдруг подумала — ты умер! Было так страшно, Борис, мне показалось — ты даже дышать перестал!

Голова Завьялова кружилась, слегка подташнивало. Но губы уже растягивались в улыбке:

— Ты за меня переживала, Зоя? Правда?

— Конечно, Боря!! Мне показалось, что у них опять что-то пошло не так…, или они нас обманули…

— Все в порядке, Зоя, все в порядке, — Завьялов попытался встать, но тело, помня альфа Кешу, еще не вполне подчинялось. И Борис упал бы, не подставь Зоя ему плечо.

Тут же подлетел и генерал, подпер Завянь под левый бок:

— Ты как, Бориска, в норме? — пробурчал обеспокоено.

— Нормально, Константиныч. Сам пойду.

— Куда?

Завьялов, с привычной, н о р м а л ь н о й высоты поглядел на Зою. Шепнул:

— Зависит от тебя.

Зоя, совершенно не стесняясь генеральского присутствия прямо поглядела на Бориса:

— Мне кажется, теперь ты командуешь.

— Может быть, махнем на Кипр? — усмехнулся Боря.

— Ни за что! — раздельно, со смехом ответила Зоя. — Теперь у меня идиосинкразия на этот остров!

Завянь слегка опешил:

— К папе твоему, что ли, поедем?

Зоя лукаво прищурилась:

— Я бы не советовала. Зная папу, могу сказать — пусть перебесится. Ему уже сообщили, что меня видели на месте взрыва дома: когда я оттуда уходила, наткнулась на девчонок, вытянувших указательные пальцы «смотрите, смотрите, та самая Зоя Карпова идет!». Так что…, папе только позвоним. Позволим выпустить пары. Тебя ему представим позже, сегодня папа, можешь мне поверить — немножко невменяемый.

— А ты уже хочешь меня ему представить? — все еще немного не в себе, тупо спросил Завьялов.

— Конечно, — шепнула Зоя в самое Завьяловское ухо. — Кончено, глупенький.

— Но ты ж меня…, как бы…, совсем не знаешь.

Наследница миллиардера поглядела на Потапова:

— Мужчины все такие бестолковые, Лев Константинович?

— Нет, Зоя. Только — Боря. По молодости путается, забывает, что женщины влюбляются не глазами, а ушами и исключительно по сути.

Зоя дотянулась до завьяловской макушки, легонько потрепала волосы:

— Боря, давай быстро объясню и никогда больше не буду повторяться: я узнала тебя, как никого другого. В экстремальной обстановке, и обмен телами мне не помешал. Так что — опирайся, — Зоя попрочнее подсунула свое плечо подмышку Завьялова: — На денек заляжем на даче у моей подруги. Не возражаешь?

PS Крики чаек, белый песок, в прибое лазоревого океана играют дети. Делят красный мячик.

По мягкому песку, покачивая бедрами, идет жена.

Подходит сзади, кладет на плечи нежные горячие ладони:

— Дорогой, ты не присмотришь за детьми? Мне нужно к врачу — ухо перестало слышать…

Интересно, сны бывают — ВЕЩИМИ?…

Оглавление

1 часть

2 часть

3 часть Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg